Наш современник 2004 № 01 [Журнал «Наш современник»] (fb2) читать онлайн

Под знаком совести (Памяти Ю. Кузнецова) (Наш современник N1 2004)

ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ

ПОД ЗНАКОМ СОВЕСТИ [*] 1

 

 

ПОЭТ и МОНАХ

То не сыра земля горит,

Не гул расходится залесьем, —

Поэт с монахом говорит.

А враг качает поднебесьем.

Монах недавно опочил.

Но сумрак, смешанный со светом,

Его в дороге облачил,

И он возник перед поэтом.

Его приветствовал поэт:

— Как свят, монах? Как живы черти?

М о н а х

Не очень свят. А живы нет.

Вся жива — сон. Готовься к смерти.

П о э т

Искал я святости в душе

И думал о тебе порою.

И вот на смертном рубеже

(обратно)

Мозаика войны (Наш современник N1 2004)

 

МОЗАИКА ВОЙНЫ

 

К 60-летию окончательной ликвидации

блокады Ленинграда

 

“И встретились они на Чудском озере — многое множество... крепкие и сильные... мужи Александровы преисполнились духа ратного: сердца их были как сердца львов, и сказали они: “О княже наш славный, дорогой, время настало нам головы свои сложить за тебя”... Была тогда суббота. Когда взошло солнце, полки сошлись. И затрещали копья, и звон мечей раздался, и была сеча столь злая, что лед на озере задвигался: льда было не видать, весь покрылся он кровью.

И это слышал я от очевидца: “Видели мы на небе полк Божий, пришедший на помощь князю Александру”. И победил Александр врагов помощью Божьей, и обратились они в бегство. Так гнали и рубили врагов полки Александровы, словно неслись они по воздуху: и некуда было тем бежать…

И возвратился князь Александр после победы со славою великою. Многое множество пленных было с ним; подле коней вели тех, кого называют они “рыцарями”. Когда подошел князь Александр к Пскову, встретили его у города игумены со крестами в ризах, многие жители городские, хваля Бога и славя господина великого князя Александра...

И прославлено было имя Александра во всех странах — до моря Понтийского и до гор Араратских, по обе стороны моря Варяжского и до Рима...”.

“Житие Александра Невского”

 

“Нетленные мощи его, открытые в 1380 году, были торжественно перенесены в Петербург (1724 г.) по воле императора Петра и покоятся в Александро-Невской лавре...”

“Полный православный богословский

энциклопедический словарь”

 

Минуло семь столетий после Ледового побоища, и вновь на этих исконно русских землях “скрестили мечи” завоеватели и освободители —потомки немецких рыцарей-крестоносцев и советская “дружина”!

 

“Уважаемый Кирилл Афанасьевич! Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобож­дение Ленинграда, сами понимаете, — великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волхов­ского фронта не разменивалось на мелкие стычки , а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха.

И. Сталин. 29 декабря 1941 года”.

 

Мы справедливо говорим о переломном годе или этапе Великой Отечест­венной войны, — пишет в своей книге “В огне четырех войн”, посвященной Маршалу Советского Союза Кириллу Афанасьевичу Мерецкову (“Политиздат”, М., 1972), журналист, корреспондент “Красной звезды” в годы Великой Отечественной войны Михаил Цунц. — Но была у каждого крупного полководца и своя переломная операция, когда он ощутил на собственном опыте: мы диктуем врагу нашу волю, мы обладаем превосход­ством в технических средствах, мы наносим противнику один за другим сокруши­тельные удары.

Первой из целой серии стратегических наступательных операций, осу­ществ­ленных советскими Вооруженными Силами в 1944 году, была операция под Ленинградом и Новгородом.

Ставка Верховного главнокомандования утвердила план наступления силами трех фронтов — Ленинградского, Волховского, 2-го Прибалтийского при поддержке Краснознаменного Балтийского флота, авиации дальнего действия и партизанских частей.

Волховскому фронту предстояло взломать глубоко эшелонированную оборону противника, которую он совершенствовал более двух лет, освободить Новгород и, развивая наступление в направлении Луги, вместе с войсками Ленинградского фронта уничтожить главные силы группы армий “Север”, открыть путь нашим войскам в Прибалтику.

Новгородско-Лужская операция и явилась для генерала армии Мерецкова переломной…

Успех Волховского фронта был бы немыслим без овладения уже на первом этапе операции Новгородом. Наши позиции подходили к нему так близко, что с переднего края можно было отчетливо видеть дома, церкви. Гитлеровцы хвалились, что они превратили город в крепость. “Тысячелетний Новгород в наших руках,— писал один из фашистских авторов.— На улицах расположены позиции, в полуразрушенных башнях гнездятся огневые точки, наблюдательные пункты немецкой артиллерии, а под сводами разместилась пехота. Воины северной крови стойко обороняют новгородскую твердыню”.

Как же взять город? На этот вопрос должен был ответить генерал Мерецков. Только пройдя через лабиринт всевозможных исканий и вариантов, он пришел к решению этого нелегкого вопроса.

Мерецков учел, что противник делает ставку не только на свои укрепле­ния, но и на особенности новгородских позиций, прикрываемых с фронта широкой рекой Волхов, не замерзающей в устье даже зимой, а также озером Ильмень, представляющим собой сложную естественную преграду. Следовательно, в лоб брать Новгород нельзя, так как в этом случае штурм потребует больших жертв, приведет к затяжным уличным боям, к разрушению уцелевших древних архитектурных памятников. Надо идти в обход.

Мерецков досконально изучает оборонительные системы, созданные неприятелем на Новгородском направлении. Глубина обороны здесь достигает 40 — 60 километров. Последние донесения разведки свидетельствуют, что немцы не прекращают фортификационные работы. Нет сомнения, что противостоящая Волховскому фронту 18-я немецкая армия будет держать жесточайшую оборону. Это подтверждает приказ командующего этой армией генерала Линдемана: “Высший долг каждого солдата — не отходить ни на шаг”.

Итак, рассуждает Мерецков, надо ждать упорнейшего сопротивления врага. Внезапность удара, которая всегда помогает достижению цели, в данном случае особенно необходима. Где же прорывать немецкую оборону?

В поисках выгодного для наступления рубежа Мерецков приехал в соединение генерала Ивана Терентьевича Коровникова.

— Поедем на передовую,— сказал ему Кирилл Афанасьевич.

Коровников знал, что место там открытое, и предложил дождаться темноты.

— Что же я увижу ночью? — возразил Мерецков.

Коровников понял, что командующий хочет посмотреть район возможного наступления.

Отправились. Добрались. До немецких позиций рукой подать. Прихо­дилось пригибаться, а кое-где ползти, чтобы остаться незамеченными. Немцы открыли огонь: неужто увидели? Вокруг рвутся мины. Мерецков с Коровни­ковым делают перебежки. Огонь усиливается, приближается... И тут Коровников заметил спасительный окоп. Недолго думая, забыв о вежливости и субординации, он толкнул туда Кирилла Афанасьевича и прикрыл его своим телом. Совсем рядом разрыв, другой... Потом тишина. И вдруг Коровников услышал снизу спокойный голос: “Что же ты на командующем сидишь?” Ползком добрались до общей траншеи. Но все, что нужно было Meрецкову, на переднем крае он увидел…

Постепенно проступают пусть еще общие, но довольно стройные контуры будущего наступления на Новгород: главный удар — с севера, вспомогательный — через верховья Ильменя. Далее наступление развивается по сходящимся направлениям на Люболяды. Становится реальным окружение немецкой группировки, которое и заставит засевшего в Новгороде неприятеля отступить. При этом уничтожение вражеского гарнизона произойдет не на улицах и площадях древнего города, а на флангах вражеской группировки.

Как будто логично. Но пока умозрительно, отвлеченно. А если перенести ильменский вариант на реальную почву? Что, собственно, представляет собой это озеро? Каков его режим? Выдержит ли ледяной покров озера войска, артиллерию? Это надо тщательно проверить, не поддаваясь заманчивости общей схемы.

Кирилл Афанасьевич действует энергично и быстро, соблюдая строжайшие меры предосторожности. Ледовый режим исследуется не на Ильмене, а на соседних озерах. Результаты обнадеживают: переброска пехоты, лошадей, легких пушек, аэросаней вполне возможна. Командующий начинает готовить операцию в строжайшей тайне. Даже командарм-59 И. Т. Коровников, которому предстоит наступать с севера, пока не посвящен в план “ильмен­ского десанта”. Мерецков приказывает перебросить войска, предназначенные для удара через Ильмень, в глубокий тыл. Вдали от фронта они тренируются в преодолении водной преграды. Никто из солдат и офицеров не знает, где придется действовать. И только накануне наступления войска возвращаются к ильменским берегам.

К этому времени все готово к сражению. Теперь уже нет места сомнениям и колебаниям. То, что раньше было одним из вариантов операции, отлилось в точные формы, стало законом действия тысяч людей. Кирилл Афанасьевич решает: атаку через Ильмень провести ночью, под покровом темноты и, конечно, без всякой артиллерийской подготовки. Ставка — на полную внезапность, на выдержку и отвагу солдат, на их умение действовать смело и дерзко. Главный же удар последует на севере от Новгорода утром, после того как артиллеристы обрушат на врага тысячи снарядов.

Считанные часы остались до начала наступления. Дивизии оснащены отличной техникой. У нас теперь больше, чем у врага, и пехоты, и артиллерии, и танков, и авиации…

Опасную и трудную операцию по форсированию Ильменя возглавил генерал-майор Теодор Андреевич Свиклин. Здесь нужен был военачальник не только опытный, но и до дерзости смелый, способный найти выход из самых неожиданных обстоятельств. Всеми этими качествами в полной мере обладал генерал Свиклин.

Ночь на 14 января казалась Кириллу Афанасьевичу бесконечно долгой. С тревогой думал он о том, что сейчас происходит на льду Ильменя. Войска генерала Свиклина, совершив 15-километровый марш по замерзшим рекам Мста и Перерва, уже вступили на озеро, окутанное метельной поземкой.

Свиклин вел свои батальоны в полной тишине. Он запретил разговаривать, курить. Люди в белых халатах с капюшонами походили на призраки. Все, что можно, было выкрашено в белый цвет— волокуши, пулеметы, орудия. В белых, сливающихся со снегом попонах двигались лошади. Каждое подразделение точно знало свой маршрут. Метель не утихала, ветер крепчал, и это было на руку наступающим — врагу труднее обнаружить движение белой лавины, уже приближавшейся к западному берегу.

На исходе ночи Мерецков получил донесение: берег занят; внезапность оказалась настолько полной, что гитлеровцы застигнуты спящими; бойцы атакуют опорные пункты неприятеля, закрепляются на плацдарме.

По приказу командующего через Ильмень немедленно двинулись подкреп­ления, готовые к отражению вражеских контратак. Хорошо, что метель усилилась— немцы не могут использовать авиацию.

Еще не забрезжило тусклое январское утро, когда Мерецков появился на наблюдательном пункте артиллеристов. Начиналось наступление на главном направлении. Прозвучали команды: “Зарядить, натянуть шнуры!.. Огонь!”. Полтора часа бушевали на позициях врага смерчи ревущего металла.

Потом в небо взвились красные ракеты, и с наблюдательного пункта было видно, как наши пехотинцы выпрыгивают из траншей...

В то время как войска Мерецкова и Говорова уже начали крушить немецкую оборону, берлинский военный радиообозреватель все еще уверял: “Бессмысленны и обречены на неудачу все попытки русских поколебать наши позиции у Ленинграда”.

Дни с 14 по 20 января были для Мерецкова очень тяжелыми. Утро сливалось с ночью, за каким-нибудь четырехчасовым неспокойным сном следовали 20 часов непрерывной работы. Но силы его, казалось, не убывали, их поддерживал успех наступления. События развивались именно так, как было намечено советским командованием. Группа генерала Свиклина обошла Новгород с юга, а главные силы 59-й армии охватили его с севера и запада. Немецкий гарнизон, боясь полного окружения, отступил из Новгорода...

Взоры всей страны были прикованы к наступлению под Ленинградом и Новгородом.

“Войска Волховского фронта под командованием генерала армии Мерецкова,— сообщало Совинформбюро, — севернее Новгорода за пять дней упорных боев продвинулись вперед на 30 километров, расширили прорыв до 50 километров по фронту и освободили 80 населенных пунктов... Южнее Новгорода наши войска успешно форсировали верховье озера Ильмень”…

Новгородско-Лужская операция в главных своих чертах развивалась так, как планировалось нашим командованием. После встречи в районе Люболяды группа Свиклина и 59-я армия двинулись дальше, отвоевывая у врага рубеж за рубежом. Вся система немецкой обороны под Ленинградом была потрясена до основания. Боясь попасть в окружение в районе Мги и Тосно, противник начал отходить. Войска левого крыла Ленинградского и правого крыла Волховского фронтов перешли к преследованию.

Мерецкова видели во многих наступающих соединениях. Он интересовался не только выполнением боевой задачи, темпами продвижения вперед, но и бытом солдат — питанием, снабжением.

Кирилл Афанасьевич неоднократно беседовал с политработниками. В 377-й дивизии он спросил:

— А не могли бы вы сказать, сколько было подано заявлений в партию в декабре, когда мы стояли в обороне?

— Сто двадцать три.

— А сколько в январе, в наступлении?

— Четыреста тринадцать.

— В партию — перед боем,— заключил Кирилл Афанасьевич.— Так было и в гражданскую, так и сейчас... Это самый верный показатель боевого духа людей!

Войска с Волхова приближались к лужским рубежам, тем самым, которые Мерецков советовал строить сразу же после нападения Гитлера на Советский Союз. Эти рубежи — сама история войны. Здесь в сорок первом доблестно сражались и гибли советские воины-герои, сдерживая натиск фашистских орд; здесь более двух лет отсиживался враг, держа Ленинград в блокаде; теперь сюда пришла наша армия и беспощадно громит захватчиков, а гитлеровцы пятятся туда, откуда пришли летом сорок первого...

Наступление ширилось. Площадь освобожденной территории приближа­лась к 20 тысячам квадратных километров. Враг выбит из Любани, Тосно. Древний Волхов, который дал имя фронту и долгое время был линией огня, стал теперь спокойной, мирной рекой. Полностью очищена от врага железно­дорожная магистраль Ленинград — Москва. Венцом совместных действий Волховского и Ленинградского фронтов явилось освобождение Луги.

Одной из особенностей Новгородско-Лужской операции Мерецков считал успешное боевое взаимодействие регулярных армейских частей с партизан­скими бригадами. Самая тесная связь была у командования фронта с 11-й Вол­ховской партизанской бригадой, которая получала задания непосредственно от генерала Мерецкова. Выполняя одно из заданий, партизаны нанесли ночной удар по станции Оредеж, к которой приближались наши войска. По своему масштабу это был редкий в партизанской практике бой. Немцам пришлось ввести в действие артиллерию, а затем и танки.

Ровно месяц длилась Новгородско-Лужская операция. Для Мерецкова это был месяц неимоверного напряжения и вместе с тем большого душевного подъема. Битва за Ленинград, трудная, долгая, драматическая, выиграна. 27 января 1944 года Ленинград, освещенный огнями победного салюта, ликовал: полное освобождение! (курсив наш. — Ред. ).

Кирилл Афанасьевич в эти дни испытывал самое высокое и святое для советского полководца чувство — чувство исполненного долга. Военная судьба его сложилась так, что операции, которыми он руководил на протя­жении нескольких лет, были связаны с великим городом на Неве. И вот теперь возглавляемые им войска участвуют в широкой наступательной победной операции, знаменующей начало конца всего северного фланга гитлеровских армий…

(обратно)

Сергей Семанов • Из нашей борьбы (Наш современник N1 2004)

Сергею Семанову — 70!

Дорогой друг!

Общественный совет и редакция “Нашего современника” сердечно, от всей души поздравляют Вас, своего верного соратника и постоянного автора, с семидесятилетием!

ю билей Ваш мы отмечаем сегодня не только добрыми словами братского привета и пожеланиями здоровья и счастья, но и новой Вашей публикацией, подтверждающей уже из глубины минувших лет  преданность С. Н. Семанова идеалам русского патриотизма, державности, неизбывной веры в свой народ.

Так держать, Сергей Николаевич!

Из нашей борьбы

Литературно-политические записки С. Н. Семанова

Anno Domini 1980

От автора

 

Эти заметки мною составлялись всю, так сказать, сознательную жизнь, с далекого уже 1965 года. Делалось это сугубо для себя, для собственной памяти, как ориентиры в пройденном пути — своего и своих товарищей. Для того времени это было чрезвычайно полезно, и тут придется сделать пояснения для современного читателя.

Органы печати в советское время были чрезвычайно скупы на всякого рода сообщения, особенно о личной жизни граждан. Хорошо это было или плохо, пусть решит каждый для себя. Вспомним лишь, что нынешняя печать и особенно телевидение прямо-таки заваливают нас подробностями из жизни великосветских или совсем не светских проституток, топ- и прочих “моделей”, бандитов, гомосексуалистов, воровских “миллионеров” и прочая, и прочая. Это делается ныне с целью растления душ людских, в особенности молодых.

Понимая всё это, нельзя, тем не менее, не признать, что тогдашнее информационное поле было чрезвычайно узким и бедным. А всем, не только занимавшимся, но и интересовавшимся политическими новостями людям знать хотелось то, о чем газеты не писали, прежде всего о “действующих лицах”. Вот почему разговоры на политические сюжеты начинались обычно с вопроса: “Ну, какие новости?” Теперь таких вопросов не задают, все новости (а также измышления, сплетни, провокационные слухи) печатаются в газетах, распространяются по “ящику”.

Вот почему полученные сведения полагалось запоминать. Однако память человеческая несовершенна. Вот поэтому решился я записывать услышанное и увиденное, а также собственные тогдашние оценки происходивших событий и опять-таки “действующих лиц”. Разумеется, это делалось сугубо для личной памяти, поэтому никакой самоцензуры, присутствующей всегда, например, при написании писем даже самым близким людям, не существовало. Поэтому проскальзывали, и не раз, очень резкие, случайные, а потому неверные оценки людей и событий. На это не надо обращать слишком уж пристального внимания. Кстати, мы решили некоторые из них снять, чтобы не огорчать кого-либо понапрасну. В том числе не омрачать память о тех, кто уже ушел.

И в тяжком сне не приходило мне в голову, что когда-либо увижу свои записки напечатанными. Но время изменилось, страница истории перевернута, и навсегда. А мой скромный опыт, и тем паче всего нашего боевого поколения русских патриотов, тогда молодых, неопытных и горячих, очень ценен для ближайшего будущего, в чем ни у меня, ни у моих товарищей-соратников нет ни малейших сомнений.

Наша борьба продолжается, ибо те ценности, которые мы отстаивали и будем отстаивать до конца дней своих, они истинно вечные.

 

10.02. Посмотрел фото к 1-му и 2-му томам “ТД”1 — нет слов! Как это в мою слепую, ленивую голову пришла такая изумительная мысль?! Это ведь обобщенный портрет русского народа в самый трагический момент его истории. Да, так.

15.02. Ну, на приемной в Союз писателей я прошел тютелька в тютельку: +18 — 4±5, надо ведь 2/3, как при защите докторской. Из восьми шестерых завалили, в том числе два известных — Мих. Раскатов и Крейн, директор Пушкинского музея, за него очень хлопотали Алигер и Данин. Обо мне очень ловко доложил Кожинов, затем Данин зачитал отрывок из сборника о разрушителях Москвы (не очень удачно было), а потом защищал Татлина и меня бранил. Конец хороший, ибо иной породил бы непременно сплетни и пересуды.

Ю. Чурбанов на прошлой неделе стал 1-м замом Щелокова. Что бы там ни было, но для меня это хорошо, особенно в связи с осетинским “делом”. Я их не защищаю, предоставив дело судьбе; думаю, что прав: это не те люди, за которых нужно бороться, а мне все равно смертельного удара не нанесут.

Был у Кириченко2, изложил ему все новости (ничего не знает!), кое-что он даже записал. Авось получится что-нибудь! Он тоже злорадствовал по поводу отсылки Севрука в Афганистан.

Синицын3 долго объяснял, что в секретариате Андропова произошла реорганизация и ему приходилось либо надеть погоны (полковника) и уйти из Комитета, либо куда-то перейти. Ю. В. звонил Капитонову; тот был у Петровичева, ему предложили несколько мест, в том числе что-то вроде замминистра просвещения. Он выбрал обозревателя АПН, где приравнен к члену коллегии союзного министерства, “кремлевка” и “авоська” остались, машина — нет; выколачивает до 8 сотен; потом, однако, осторожно согласился, что “реорганизация” могла быть подсунута Ю. В. после “Выстрела”1. Он знает о супруге Цвигуна, осторожно дал понять, что тот подсунут к Ю. В. от Генерального. С его слов, афганский вопрос решался вроде бы так: армия или Комитет (а может быть, вместе) внесли на ПБ предложение, что если мы не войдем в Кабул, то через полтора-два дня войдут американцы, в этих условиях голосовать на ПБ “против” было бы очень опасно. Синицын занимается соцстранами. В Румынии плохо, без войск не обойтись, Чаушеску был карманником, сидел в камере вместе с Дежем, тот его и “воспитал”; у венгров в руководстве очень много их; немцы тихо, но отходят; у поляков очень плохо, растет влияние католицизма, партия к нему подлаживается; в Болгарии очень влиятельна дочь Живкова, она целиком за Запад. Вьетнама в Афганистане не будет, нет джунглей. А все же небольшой Вьетнам там удастся создать, пожалуй. да и в Пакистане неустойчиво, а мы можем ударить по базам или поднять белуджей. В Китае плохо, нет у нас никакой контригры, даже агентуры нет. Лет через 10—15 Китай, по его мнению, двинется в наступление, как Япония в 41-м, весь вопрос: на юг или на север? Возможно и то, и другое.

Николай Визжилин из “Памятников отечества” очень хорош, действует правильно и боевито.

Был Пархоменко из Ленинграда — умный, дельный, красивый парень. Как растут люди! Если бы Марк2 сделал только то, что воспитал его, уже довольно было бы. А ведь вызвал его на семинар Машовец. Дельный парень.

Папа Толя3  охотно взял картинки про “ТД”. Он ходит к Черненко, говорит с ним о сионизме в литературе, тот вроде бы слушает; поносил ему А. А. Беляева, даже записки какие-то подавал на высочайшее. Он все же молодец: по итогам прошлого года отметил премией Викулова, Жукова и Сорокина, а ведь их всех поносили.

В прошлом году уехало 54 тыс. евреев. Как можно судить, едет всякий там ам-гаарец: инженеришки и т.п. Почему?

16.02. Изучил данные переписи 79-го. Ничего, обнаруживается кое-что положительное. Русские прибавили 6,3% при среднем 9,2 (по обычаю, как и все нетюркские народы), став вровень с наиболее европеизированными из них — татарами (6,4); украинцы дали 3,9, белорусы — 4,5%. Русские потому идут здесь заметно впереди, что они втягивают в себя множество полукровок. Ясно, что сын украинца и русской окажется русским и т. д. Помимо родственных народов в русскую почву втягиваются и растворяются народы мелкие и расслоенные, не имеющие оценки устойчивости: остались на нуле, убавились или чуть-чуть прибавили мордва, поляки, удмурты, коми, болгары, греки, венгры, а это в общей сложности в 1970-м было около 4,5 млн. Не мелочь! Что же они, детей не рожали? Нет, но от смешанных браков и вымывания нацкультуры и языка они естественным образом обрусевают. Понравилась мне и обстановка в Малороссии (особенно после бесед с хохлами-“писателями”): украинцев в “их” республике было 74,9%, а стало — 73,6, это примечательное уменьшение! Русских там же стало 21,1%, а было 19,4. “Мову” признавали родным языком 85,7% теперь — 82,8 — немного, но направление движения очевидно. Нет, трижды неправ был Палиевский, полагавший, что украинская нация формируется, — это тупик племени и его наречия, давно уже рассосавшийся бы, если бы не тт. Свердлов и Троцкий. Тюрки размножаются хорошо: киргизы — 38, таджики — 36, узбеки — 35, даже чеченцы — 23 и дагестанцы — 21. Но все же прирост снижается, хоть я предполагал гораздо большее. Он наступит, ибо деревня там тоже постепенно смывается. Итак, если мы победим или сократим пьянство — все будет в порядке. Русских 52,1, хохлов 16,1, белорусов 3,6, всего — 71,8. Пока еще не страшно, особенно если учесть раздробленность тюрок, разбросанность и разномастность их. Примечательна судьба прибалтов: латыши дали +0,6 — это явный застой, причина его — пьянство, разгул и смешанные браки, хоть родной язык признают 95%, — традиция, надо думать; эстонцы дали +1,3%, чуть лучше, но тоже явное старение нации, у них тоже 95% своего языка, а свободное владение русским также сильно снизилось: с 29 до 24! Это единственный случай у коренных народов(немцы, евреи и корейцы не в счет, у них сильнейшее уменьшение собственного языка), значит, живут в притоке свежей крови... Их не жалко. А литовцы молодцы: +6,8%, 97,9% — родной язык, у себя дома — 80%. Это монолит, и довольно опасный, особенно учитывая новое наступление на нас Рима.

Говорят, что высылка Сахарова очень напугала демократов, нескольких полукрупных диссидентов (сейчас иных нет) даже посадили. Но Боннэр оставили, поэтому фирма “Сахаров и Ко” работает без перебоев.

20.02. Навел справки в МЮ и адмотделе, оказалось, что мне хотят подарить зама “с перспективой”, юриста и партийного журналиста, желательно из Академии общественных наук. Кисло. Ясно, что я их не устраиваю уже тем, что приношу хлопоты. Подобрать мне самому не дадут. Но посмотрим еще. Торопиться мне с этим незачем.

Евсеев: “Автоматчик”1 рассылает письмо о сионизме в Академии наук, 3-го, кажется, перевыборы президента, а он требует его снятия. Какой молодец! И какое время! Решительный и смелый человек сегодня может сделать очень многое. Евсеев говорил с Понтрягиным и Виноградовым, просил их выступить, но “рамолики” трусят.

24.02. У приятеля сын учится на первом курсе какого-то технарского института, он парень правильный, ему также чуть не начали шить антисе­митизм, отец говорил ему, что надо осторожнее, а тот: “Вы всю жизнь молчали, что, мне тоже молчать?..” Каково?! Вот она, человеческая драма, когда виноватых-то нет! Мы, конечно, не молчали, иначе парень бы не вырос тем, кем он стал. Но и они, новое поколение, правы: а чего-де нам скрываться? И все же молодежь надо оберегать, это хрупкая среда, ее легко надломить, ведь не зря Сион так любил опираться на студенчество: соблазнить легко, а жертв ведь им не жалко. Вот Кузьмин сказал, что даёт бумаги своим студентам (это младшие даже курсы), а те распространяют, то же и дочь. Зря это! Польза очень невелика от того, что десяток первокурсников прозреют, а он может на этом крупно и некрасиво попасться, испортить то немногое, чего мы добились в Пединституте.

Петрянов: был президиум Академии, на котором стал вопрос об исклю­чении Сахарова, Капица возразил: был только один случай, когда при Гитлере исключили Эйнштейна.

Стукалин перепугался и на совещании в Ярославле помянул в отрица­тель­ном смысле Лощица и Лобанова. Теперь жена Николаева (она в Госком­издате) звонит в издательства и пугает редакторов.

И. Шевцов: Папутин2 был “тех” воззрений, однажды по пьянке сам признался, что мать у него из “тех самых”. Говорят, что давно был связан с ними по прикрытию их жульнических операций, а недавно его, мол, вызвали в ЦК для объяснений.

Оказывается, мое дело по приему (в СП) очень наблюдалось, получены об этом данные с разных сторон. Хорошо все-таки, что оно прошло благо­получно: неприятные сплетни мне сейчас совсем не нужны.

25.02. Сегодня “приемка” проголосовала за Лощица, хотя Данин и Борщаговский выступали с грозными, даже политическими обвинениями. Это важно, это наш ответ тем, кто стоит за Косолаповым.

Сегодня Лощиц познакомил меня с сыном Зимянина; не могу сказать, что похож, но не поручусь за обратное. Сказал (это явно от папы): если исключат Сахарова, выйдут из Академии все члены, поэтому его не иск­лючат...

26.02. Сегодня в “Коммунисте” встретил Косолапова1, он сам очень ласково стал спрашивать про статью о Шолохове, заказанную им полтора года назад (“ведь время идет”), я обещал. Значит, помнит. И хоть он не очень умен, но хочет, видимо, отметиться у нас. Голованов2 дал ему читать Бегуна. Тот прочел, но ничего не говорит.

Подумал я тут: конечно, ведем мы войну в мягком вагоне, со всеми удобствами, ибо работаем без напряжения, ничего не теряем, часто выпиваем. Они-то тоже так воюют, только еще в более изысканных условиях. А вот Солженицын иначе воевал. И Емельянов воюет иначе. Что ж это — наш недостаток? Видимо, да. И готовы ли мы к жестокой борьбе? К жертвам? Видимо, да, ибо раз мы палим по противнику из окна мягкого вагона, значит, не боимся сойти с рельс и расквасить нос. И не боимся ведь!

Я читаю курс студентам по идейной борьбе в 20-х годах. Жаль, что они сероваты, но говорю я им, конечно, очень многое. И в доступной форме, и не опрокидывая столбов. Ведь давая оценку Пушкину, каждый человек дает тем самым оценку и самому себе, и какую оценку! Taк Мейерхольд, Эфрос и иные с ними, ставя классику, дают не только ей поганую свою оценку, но и самих себя показывают четко. Эту мысль я им сегодня проводил. Интересно, хоть одно там зернышко прорастет?

Прилежный Л. Голованов изумился, узнав, что у меня выходит “Бру­силов”, стал спрашивать, как я организую свою работу и т.д., что он не успе­вает сосредоточиться и проч. Что я мог ему сказать?! Что бездельничаю и всё делаю левой ногой? Не поверит, поэтому отшутился.

Сегодня прочитал завтрашнюю “ЛГ” (вот как легко получить основное преимущество — сегодня знать завтрашние новости: шофер мой ворует “ЛГ” из типографии во вторник утром, а даже в ЦК она поступает к полудню; я всем рассказываю об этом, ссылаясь на опыт Андронникова-побирушки с “Правительственным вестником”, описанный Пикулем). 10 евреев-“фантастов”, в том числе и полудиссидент А. Стругацкий, поносят “MГ”, причем злобно и целенаправленно, попутно устраивают себе рекламу и выставляют требования. Да, это всё Юра3 натворил. Целую отрасль еврейской литературы, и важную, влиятельную, читаемую, заставил корчиться в злобных муках и буксовать. Вот что значит один лишь, но боевой человек!

27.02. Bизжилин: Новиков (дир. “Советской России”) просил его снять Астафьева и Лощица (в связи с “Коммунистом”), потом то же велел и оглох­ший тюфяк Свиридов; я советовал Лощица обязательно оставить, а Новикову сослаться на Кочемасова. Жалкие людишки! Да, Новиков еще ссылался на ЦК; ну, это Севрук, конечно.

Узнал от тестя, что бежавший мальчик, статист кордебалета Мессерер, имел “Волгу” с номером 00-01 и... радиотелефон! Послал в ГАИ М. Палиев­ского, он хоть и слабоват, но пусть потопчется там. Может, хоть испугает обнаглевших воров.

Замечательно сочинение Солоухина про Оптину пустынь. Без шпилек и намеков, но очень серьезно, даже порой трагично. А о монашестве за последние 60 лет в России ничего похожего не писали. Я вот подумал: как они разозлятся, читая это! Ведь бранились, бранились, в передовых статьях даже клеймили, а не только не остановили движения, но оно идет все шире и делается все глубже. Им тоже невесело тут.

Лобанов послал мне (для истории!) копию своего письма Палькину. Лезть в это дело я не буду, наставлять его бессмысленно, спорить опасно — возьмет да изложит тебя в очередном письме. Посоветую ему лишь сходить к врачу или священнику.

1.03. Вчера Михвас полтора часа верещал о всякой ерунде, но главное — поругал Алексеева. Оптина пустынь — это наша главная опасность. Не разгул Сиона в культуре, не хозяйственный развал, не взяточничество, нет. Правда, конец разрядки сказался. Михвас потрепал Сахарова и даже помянул Боннэр. Митрофаныч1 явно скис, а раньше-то говорил через губу, поучал, теперь же почтительно склонялся перед Михвасом. Женя2 — молодец, ничего худого не говорит, предоставляя это Михвасу, а в заключение вставил ему шпильку: тот перечислял разные юбилеи, на которые следует обратить внимание, а Женя добавил 15-летие Мартовского пленума, Михвас закивал. Лосев (мы сидели подальше) сказал, что в Боготе наш посол и еще двое ушли за самое короткое время перед захватом посольства. Да, разрядке худо. А ведь это главная цель их многолетних стараний.

3.03. В “Молодой гвардии” проходит книжка сына Андропова, она, говорят, сделана так себе, так им звонили из множества высоких мест с вопросами, даже Лукич3 звонил. Она4 (и я) полагает, что папа тут ни при чем. Р. В. даже собиралась ему позвонить (была еще парторгом), но Десятерик отсоветовал.

Сегодня позвонил Евсееву, тот: “Помнишь наш разговор (о ЧК и Рыжи­кове5), так вот учти, будь осторожен, это очень серьезно, архисерьезно (тут он передразнил Вл. Ильича), по телефону сказать не могу” и т. п. Не верю. Если бы он и в самом деле что-то узнал от дядюшки, например, или от чекистов, с которыми связан, то разве стал бы он мне, человеку поднадзорному, такое говорить по телефону? С другой стороны, он прав: сам этот разговор свидетельствует о повышенном внимании ко мне.

М. Палиевский ходил в городское ГАИ по поводу Мессерера — никаких следов, машина продана, телефона, говорят, не было, врут, он полагает. Но выяснить может только прокуратура: допросом.

6.03. Во вчерашней “ЛГ” большая информативная (и пустая) статейка, то есть изложение о пленуме СП, она подписана: “В. Баранов”, это его нарочно поддерживают, чтобы мог показать начальству в Горьком; его, возможно, там и вызывали уже для бесед.

Там же, в “ЛГ”, гнусные фото и словеса Ю. Роста: Раневская, Пастернак и пр. Пусть, читателя “ЛГ” не испортишь, он и так давно испорчен, а ведь раньше все это помещалось в “Комс. правде”, там-то и портили читателей! И вот пришлось уйти: значит, их поле сужается.

Сегодня вышло предисловие маршала6. Нет слов! Мне звонил помощник. Маршал доволен очень, особенно о “предателях”. Я, говорит, имел в виду не только тех, но и нынешних, которые уезжают... Статью, кажется, читает все Министерство обороны.

Оказывается, на собрании АН выступил Понтрягин о сионизме и Сахарове. Произошел скандал. В “Правде” имя его не названо, но днями его речь начнет ходить по рукам и в пересказе, о ней узнают все. Для тысяч не­счет­ных мнэсов это будет потрясение Вселенной. И где такое случилось — в цитадели Сиона! Это всё мы, да, мы, наши усилия. А бумажка Емельянова теперь будет множиться в тысячах, а не в десятках.

А ведь американские патриоты, то есть те самые “реакционеры”, “твердо­лобые”, “милитаристы” и проч., — наши друзья и союзники. Сион заставляет наши обе страны разоружаться и разлагаться: воровство, проституция, лихоимство, себялюбие, отсутствие общественных и государст­венных идеалов и т. д. Остатки тамошних патриотов возмущены: чучмеки захватывают наших послов... Входят в Афганистан, а мы что?! Правильно. Но ведь им же нельзя вслух объяснить (как и нашему народу со стороны Цуканова — Арбатова), что игра в поддавки — главное и необходимое для всемирного сионского выигрыша. Поэтому здешним сионистам приходится заигрывать с нашими патриотами и притворяться, и даже делать вид борьбы, и даже (!) вести ее на самом деле, а тамошним тоже, только у них все это делается шумнее, как и положено в оперетке. А вот помечтать бы: ну, как договориться нашим патриотам с ихними и поделить мир на сферы влияния, а тогда — на равных — в самом деле разоружиться?.. Ведь возможно. Для них, и для нас, и для всех главная опасность — сион. Это надо всем объяснять.

Елена Боннэр — жена Всеволода Багрицкого, даже выпустила в 60-х годах книжечку его писем: долго болталась в ЦДЛ, жила с провинциальными жидками, всё хотела выбиться в люди, и вот... Багрицкий, Олеша и еще кто-то из подобных были женаты на трех сестрах Суок, одесских уроженках. Теперь же бывшая жена Олеши (“Дружочек” у Катаева) — жена Шклов­ского. Да, гражданка Боннэр имеет связи!

Кондрашков1: отправка Сахарова в Горький, строго говоря, незаконна, так как у нас нет административной высылки, а только ссылка по суду; конечно, власть имеет право на законотворчество, но тогда это надо было внятно объяснить. Почему так сделали?..

10.03. Прочел книгу Ф. Нестерова “Связь времен”. Хорошо, некоторые сцены (например, об осаде Смоленска, о нападении шведов на Архангельск) написаны просто блестяще, слов нет. Но подумалось тут об ограниченности марксистских рамок вообще. Конечно, автор читал “Сердце”2, в трех, по меньшей мере, местах это чувствуется в прямом пересказе, но и он, и я писали с очень ограниченным пространством для разбега; приходит, видимо, пора сказать: да, товарищи, устарели некоторые положения Маркса ...ничего страшного, метод их, а это главное и т. п. А так можно привести аж к прямому (хоть и обновленному) православию. Еще любопытно мне было наблюдать это сходство России и Испании, о чем я давно уже догадался. Напишем об этом когда-нибудь. Думаю, что скандал они поднимать не станут. Подумаешь, 100 тысяч! Пропустили же они Бегуна, молчат о “Пуанкаре”, а ведь какие по ним удары! Молчат и пока будут молчать, ибо главное у них — в тишине вести нас к разрядке. Пока все перетерпят и проглотят. Они ведь не контрнаступают в гласных условиях. Что было у них в прошлом году в легальных публикациях? — только “Тяжелый песок”. Но это мелочь, много хуже “Бабьего яра”. Конечно, театр, кино, отчасти телевидение — это все их, то есть их давно, а усилий особых и успехов нет. Где их герой, как Евтушенко 15 лет назад? Где “властители дум” (маль­чишеских), как “Звездный билет”? Где их “Новый мир”, центр “сопротив­ления”? Конечно, возможна цепочка Арбатов — Иноземцев — Замятин — Примаков и т. д., но разве раньше не было наверху их покровителей: МА3 — дядюшки — помощников — жен? Мы выигрываем, они разлагают — кто скорее?..

12.03. На студии (“Центрнаучфильм”) вокруг меня сразу же началась возня. На годовом собрании режиссер Циннемен (есть такой и в Америке — родом из Одессы) недоумевал, почему тема по искусству пошла не по их объеди­нению, ему директор Рябинский ответил, что дали по режиссеру (она у Лопатина).

Смотрел “Дорогу” у т. Эфроса. Ну, обычная русофобия: в центре косо­­бокая, грязная телега, изображающая тройку, в которой сидят Гоголь (еврей Козаков) и Чичиков. Еврей талдычит о любви к России и ее величии, а русское быдло вокруг — “контраст”! — ерничает и чешет пятерней пониже спины. Но другое важно: публика — та самая, но скука такая, так все вымучено и бесцветно, что еле-еле смешки ползут по залу, а в перерыве многие ушли (и мы тоже). Я о том рассказал студентам. Серые они у меня на 5-м курсе, но уж очень я что-то разговорился, лишнее говорю, чересчур. Вот вчера в газете ЦК КПСС “Советская культура” — большая хвалебная статья о “Дороге”. Да, сейчас вся слабенькая страсть социологической службы направляется только против нас.

Ш.1: к нему подошел Оганов2, поносил статью Арбатова: внеклассо­вость и т.д. Да, если такой плут и женатик, как Оганов, захотел отмежеваться от академика, значит, что-то произошло...

15.03. Прочел “Баженова”3 — еще один удар! Пусть наивно, пусть кое-где слишком даже уязвимо, но главное — тему еще раз разговорили, и как! Масоны вызывали Фр. революцию — это написано в советской подцензурной печати массовым тиражом! Екатерина Великая (так в тексте!) борется с масонством и обличает его! Кстати, “срывание всех и всяческих масок”, разоблачение то есть, чему так приучили радоваться и восторгаться нашу интеллигенцию, теперь работает против них. Мы “разоблачаем” потемкинские деревни — не было их, мы срываем грязные “маски” с Екате­рины и т. д.

Кожинов позвонил мне, стал говорить о необходимости дать отзыв в нашем журнале на Нестерова, я недипломатично сразу же отказал, тогда он стал брюзжать, что я в последнее время стал осторожничать: “все говорят”. Я, к счастью, не стал с ним спорить, не перешел в контратаку — бесполезно. Но характерно. В представлении Кожинова, Жукова и прочих, которые много лет уже не умнеют, “борьба” — это публичные скандалы, даже в своем же малюсеньком кружке. Ясно, что в этом я участвовать не стану и не участвую, ибо занимаюсь куда более важным делом. Так наверняка либеральный еврей-инженеришка или окололитературный еврей поносит Чаковского и Арбатова за “трусость”, а ведь те делают (и рискуя!) главнейшее сионское дело — разрядку. Мнение толпы никакой политической ценности не имеет, его только нужно учитывать, а при возможности — направлять.

21.03. Скучать не дают! Вроде бы так хорошо шло у нас дело с Рябинским и Бганцевой, и вдруг... Сценарий мой задерживают, он в особенности. Ребята говорят, что Рябинский боится отчетного собрания, потому от нас и отмежевывается.

Шундик заболел, не выдержал, меня опять ставят в кандидаты4 вместе с С. Высоцким и каким-то Евтушенко из провинции. Они (Свиридов и Бондарев) даже Ш. предлагали этот пост, он со мной советовался, я ужаснулся: у тебя “вертушка” и пропуск в ЦК, зачем тебе спускаться?! Даже для меня-то, честно говоря, не то чтобы очень уж повышение.

Ф. Ф.5:  в день отчетного собрания критиков к нему пришел И. Черноуцан с моей брошюрой, сказал, что хочет выступить против, что-то там про Кошевого и расстрелы. Ф.Ф. его отговорил, сказав, что от них хотят “консолидации”, а потом дал ему “десионизацию”; прекрасная компания — моя брошюра и Емельянов! На отчетном писательском собрании провалили Лобанова: 120 против из 187, и Овчаренко — 107. Селезневу примерно 80 бросили. Но состав бюро критиков поразительно новый. Это Ф. Ф. делает очень большое дело. Я сказал ему, чтобы не обращал внимания на попреки за его прошлое: в политике есть только будущее.

Вчера Московский секретариат СП принял меня, я опять прошел, кажется, одним голосом. Вот судьба! Но это важно, провал тут обжалования бы не получил, пришлось бы мне начинать сначала, а это безнадежно. Хорошо. Со мной, кстати, приняли и В.В.6, а двух наших-то завалили.

Говорил с Селезневым, побуждал его воздействовать на сынка7, чтобы тот передал папе, как Альберт и Севрук действуют от имени партии, тем самым компрометируя его же (Михваса то есть). Подсказал ему стихи Вознесенского о Шолохове и еще кое-что. Завтра Ш. встречается с Плейбоем (так В. Большаков прозвал В. Г. Афанасьева), будет пытаться предоставить статью о “ЖЗЛ”, которая уних есть. Я дал ему А. Куприна, письмо об академии и справку о “Пламенных”, призывал говорить открытым текстом. Чего нам бояться? Попытался на Плейбоя воздействовать и Ф.Ф.

Хорошо выступил на пленуме Общества охраны памятников. Было довольно начальство, ибо все звучало партийно и патриотично, был доволен и “народ”, ибо потребовал разрушителей судить и карать. Все поздравляли потом и подходили с разговорами (иногда полезными даже). Да, это так важно — соединить народ с власть имущими! В сущности, это мы и делаем.

Понял, точнее, получил бесспорное доказательство, почему так поносят они 37-й год. На XVI съезде 17 бесспорных евреев из 71, на XVII — только 11, причем лишь 3 крупных поста: Каганович, Литвинов (снова снятый) и Штерн. А там: Гамарник, Пятницкий, Ягода, Яковлев, те же Каганович и Литвинов плюс четыре первых секретаря обкомов — Разумов, Рухимович, Хатаевич и Шеболдаев (на XVII — ни одного первого!). А кандидаты! На XVI я насчитал двадцать одного, a на XVII — только двух! А это, так сказать, резерв! Есть от чего злиться, ведь такие подсчеты и пересчеты они-то вели всегда.

И. Шевцов навел на меня замначальника МВД Ленинского района, они взяли двух ж... из больницы Кащенко, укрывались там, стали в район звонить из Московской прокуратуры: прекратите дело. Я позвонил Кондраш­кову, прикинулся, что у меня есть бумага с жалобой на вмеша­тельство, попросил его посоветовать им не вмешиваться, а предоставить делу обычный ход, иначе, мол, может получиться скандал, а я хочу помочь и т. д. Помогло: Кондрашков поговорил, а потом из района мне сообщили, что заявление сразу прошло, те же, напротив, оживились и хотят развернуть дело.

Да, еще: Черноуцан по поводу “десионизации” сказал, что обратился в КГБ, там знают и занимаются...

23.03. Вчера Ш. говорил с Плейбоем, он обещал не трогать “ЖЗЛ”, был потрясен сведениями о “пламенных” (ему бумагу мою дали), поносил их. Настроен боевито. Они его не захомутали, теперь надо на него нам воздействовать.

Америка — это здоровенный гангстер, нанятый евреями для своей охраны (и борьбы с нами, разумеется).

Прочел пустоватую книгу престарелого монархиста В. Кобылина (зачем только отдал за нее 25 рублей?). Но вот какая мысль пришла: они страшно ненавидели государя, и я догадался, почему: он не поддался склонению в их масонский лагерь, как многие иные из его фамильного окружения (Николай Николаевич, Михаил Александрович, Юсупов и др.), он их безоглядно ненавидел и уступок никаких делать не желал, да по своей простоватой природе на всякие там “маневры” был просто непригоден. Не случайно, что остался один. Вот почему они его так ненавидели и ненавидят...

26.03. Ф. Кузнецов сказал мне, что Свиридов меня представил на “Современник”, а он поговорит с Лукичом, которому поручено заниматься издательством. Не думаю, что получится, да Бог с ним. Там хлопоты по финансовой и производственной части, склоки и т. п.

Вчера был на юбилее Ивана Козловского, рядом сидели Тяж1, Митро­фаныч, Макеев. В буфете Селезнев познакомил меня с женой Цвигуна. Не похожа, держится хорошо. Сегодня спросил его, говорит, что русская, любит Россию, его поддерживает, и вообще. В чем дело?! Селезнев же: сын Михваса ужасно обижается, когда высказывают сомнения насчет его родителей; кажется, что еще два года назад обожал Евтушенко, был, мол, не воспитан; популяризирует Нестерова, помог прохождению его статьи в “Правде”, а это те места из книги, которые туда не вошли. Селезнев внушал тому: вот до чего нас довели, то, что печатает “Правда”, мы уже боимся помещать. Еще сынок советовал нужные книги посылать им, они читают только то, что попадется в руки, иначе приносят с закладками, а это уже иное чтение. Верно.

28.03. Вчера на бюро секции критики прокатили суперпартийного Петю Николаева: 10:9, причем он сам просил переголосовать, предупредив, что выступит за себя самого... Ланщиков правильно сказал, что это для мемуаров. Избрали Гусева. Ланщиков брюзжал, что тот друг Проханова и еще хуже, потому мелкий интриганишка “воздержался”.

29. 03. Статья в “Правде” набрана, есть давление, чтобы напечатать. Альберт1 звонил по этому поводу Пастухову, тот сопротивлялся (понятно: его же ведомство), Альберт заверил, что серия и издательство названы не будут, только авторы. Да, они идут по четкой линии: публичный скандал только нам на пользу, им вслух нечего сказать, что перетянуло бы на их сторону не их людей, следовательно, нужно нас давить по-тихому, в кабинетах, для этого надо несколько строк в центральной партийной печати: шума общественного не вызовет, а “меры” можно принять. Так, но думаю, что не получится: план — правильный, но меры-то ихние приказчики уже разучились принимать...

Ш. очень нервничает, хочет писать и рассылать письма, “я сам подпи­шусь”... Посмотрим еще.

Вышел “Брусилов”. Полезная книга, ибо вся ориентирована в нужном направлении, даже слова “сионизм” и “масонство” звучат. Сухо и неотчетливо сделаны главы о мировой войне. Мало я их прописал.

Сын Зимянина деятельно помогает Селезневу и им всем.

Вот редкая деловитость! Неделю назад Лобанов пыхтел, что напишет письмо Чаковскому, пойдет к Маркову, я одобрял и хвалил. Звоню сегодня: да вот, надо подумать, спешить нечего, во вторник, может быть... Я кротко заметил, что скоро уже XXI век настанет, но... бесполезно. Плохая у нас самодеятельная деловитость. Тут для России нужен приказ, палка, а этого-то и нету.

2. 04. Вчера был у Кириченко: письмо об Академии наук произвело большое впечатление и сыграло роль: вызвало жалобы и недовольство, сейчас ищут, кто стоит за автором; “будьте осторожней с копированием”. Ясно: ЧК поручили найти и пресечь, выяснить, во всяком случае, ибо не знают и беспокоятся, преувеличивая. Трудная задача!

Смотрел дело Губермана2 в Дмитровском райотделе милиции. Все концы обрублены, а можно было бы здорово размотать. Многие материалы они передали в ЧК, но ничего не известно, чтобы те похлопотали. 27 аме­ри­канских сенаторов протестовали! Сам видел телеграммы из Сан-Франциско и т. д. на имя “полковника Балакова” (он подполковник). И характерно, что ребята в Дмитрове занимались этим делом на свой страх, по-партизански, никакой помощи и тем паче одобрения не получая, они понимают это. Не стоит трогать евреев — вот что крепко проникло в правоохранительные органы Москвы. Губерман попался в пригороде, это его и погубило. Да, слишком велика Россия, трудно разложить. А люди там хорошие — суровые и крепкие. Им дай волю...

Моя Копылова написала трогательный очерк о еврее-адвокате, что ей нужно для каких-то своих делишек. Отказать прямо я не мог, она и скандал закатила бы (да еще на такой почве!!!). Осторожно тянул, пока не придумал: в № 24 “Время и мы” прочел воспоминания бывшей адвокатессы, говорю: я советовался, и есть мнение... нельзя печатать в массовом издании сейчас... давайте отложим или в другой журнал. Она поколебалась, но согласилась без скандала: в № 12. А кроме того, она догадалась сделать другой вариант: его имя и отчество заменила инициалами. Нет, я не уступлю тут! Тем самым мы показали бы народу: только евреи-адвокаты и стоят за правду.

6. 04. Вот уж истинно пасхальный подарок — подборка в “Комсомолке”! Это означает политически: смотрите, за нами есть силы, они и вас заденут, если сунетесь3. Для врагов это вызов и дразнилка, пусть, они разозлятся и в раздражении наделают ошибок. А для середняков, за которых у нас и идет борьба, для них, колеблющихся, это будет предупреждением: нас бить небез­опасно, соображайте и не надейтесь на безнаказанность. Ну, разумеется, поползут слухи: согласовали и т. д. Характерно, что масон Лихачев назвал именно “их” книги как “лучшие”. Так, но в контексте получилось, что он в целом поддерживает серию, а это главное.

Статью П. Николаева в “Правде” отложили, более того, Машовец сказал, что завтра там должна появиться заметка о 600-м выпуске и последних книгах. Это будет даже демонстрация, вызов. Человек Ананьева тоже написал статью против “ЖЗЛ” и тоже отдавал в “Правду”. Ананьев может напечатать, но это не будет иметь значения, но он может и струсить: его собираются короновать на СП, ему скандал не нужен.

7. 04. Нет слов! Ш. сказал, что статью в “Правде” провел сам Плейбой, по его личному заданию появилась; Петюня Николаев переброшен в “Коммунист”. Сегодня договорились с Медведевым, что Севастьянов позвонит ему по “вертушке” и предложит похвалить серию. Но даже если там и не появится — не страшно, это будет явный перебор. Сегодня все наши перезванивались и поздравляли друг друга, есть с чем! Я всем говорил: представляю, как сейчас корчится Алик1!

Говорили тут с Хелемендиком2, оба согласились, что Ш., он, Чибиряев и я ни в каких редколлегиях, советах и комитетах не состоим, ни в какие комиссии и делегации не включаемся, никуда не избираемся, а ведь даже по формальному чину имеем на это право, не говоря уже о том, что мы хорошие работники и не имеем никаких формальных грехов. Нас нарочно заколодило современное идеологическое руководство. Кстати, тем примеча­тельнее наши очевидные успехи.

9. 04. Истягин3 подтвердил, что Афганистан вызвал у них панику и смущение, они твердо отстаивают разрядку и сползание на Запад. Говорил (это он знает) о нехватке кормов и что опять будут резать на мясо. Мы все время продаем золото в слитках, этим и живем.

Не ожидал, что “Брусилов” вызовет такой интерес. Перечел книгу, кое-что есть, хоть наступательности меньше, чем в иных нынешних сочинениях. Зато много положительных знаний и основательность — это мне сейчас особенно надо.

В понедельник собираю “пресс-центр”. Что-то мы из этого извлечем. Мой “зам”, красавец Волжин-Ястребов, сказал, что мечтал бы создать русский театр при обществе, я ему: так создавайте! Он чуть не присел, ожидался обычный разговор о сложности и т. п. А я говорю: создавайте, пока как агитколлектив при пресс-центре, я отвечаю, а там посмотрим. Он все же не пришел в себя от такой решительности и стал вслух мечтать, как он театрализует сочинение Лощица о Куликовской битве. Вот и ставьте, говорю.

Сборище в Политехническом, говорят, прошло впечатляюще. Один отставной летчик-калека закончил, потрясая клюкой, выпадом в адрес международного сионизма, ему устроили бурную овацию, зал битком, более 2000. Это что-то значит. Почва готова, и мы ее взрыхляли!

Все считают, что публикации по “ЖЗЛ” идут в пику Альберту.

В связи с афганскими делами заключил, что, куда русские пришли, оттуда они уже не уходят. Старцев, говоря со мной об этом, привел в пример Польшу и Финляндию. Неверное возражение. Польша сейчас гораздо более послушна, чем Царство Польское в 1913 году. Тоньше с финнами: да, у них независимая армия и законно избранный парламент и т. п. Но зато теперь в Хельсинки “Выборгское совещание” не соберешь, съезд инакомыслящих не созовешь, пароход “Джон Крафтон” не отправишь, в эмиграцию не сбе­жишь. Там в отношении нас всё тише воды, ниже травы. А что важнее — существо дела или формальность? Характерно, что Старцев согласился и подтвердил даже своими личными впечатлениями от Финляндии: никаких там демонстраций, лозунгов, все очень почтительно.

11.04. Узнал тут, что собираются повернуть на юг северные реки и затопить половину Вологодской, Архангельскую и часть Ленинградской области. Пришел в ужасную ярость! Предатели предлагают вредительские планы, а рамолические старикашки все спускают, ничему не служат преградой, ни о чем не заботятся. Чахоточному1 78-й год — какое бесстыдство! Они не работают и устраивают свою родню — какой пример кадрам! И пришла тут в голову простейшая мысль: а может ли быть назначен на руководящий пост человек, у которого жена ж..., дочь б..., а сын алкаш? Может ныне, ибо таков Бровастый.

Вчера Ш. из осторожности снял статью Машовца против Успенского (это Чебурашка поганый). Он слаб, конечно, но и понять его можно: в газете всё не его, тыла никакого, он страшно устает и хворает, поэтому, естест­венно, старается не брать на себя лишних хлопот.

13.04. Евсеев: 26 марта КПК исключила из партии Емельянова с формулировкой за юдофобию. 10 апреля его арестовали, накануне нашли жену убитой. Это очень плохо. Самое худшее тут — труп. Замешено круто. И плохая формулировка исключения. Это месть за Caxapова, размен, игра вничью на нынешнем политическом витке. Но надо ждать новых ударов. Да, как и предполагал, 80-е пройдут острее!

И. Донков2: мне звонил приятель из цензуры, получили сигнал “Бруси­лова”, ты там оставил выпад против Склянского, хоть я советовал снять, смотри, могут придраться, он проходит положительно в Собрании сочинений Ленина. Не думаю, что придерутся гласно, это лучше не трогать, а то такое полезет! Пропустят, как Ларису Рейснер, чтобы не привлекать внимания и не смущать просыпающиеся умы.

15.04. Вчера несколько человек (из, так сказать, околонаших) спраши­вали меня про Емельянова. Особенно напыщенно смешон был Селезнев: надо что-то предпринимать... это же провокация... Я довольно резко посове­товал ему в это дело не соваться и слухов не распускать. Он обиделся, конечно, однако на ус все же намотает, как и другие, надеюсь. Шевцов: ко мне тоже обращались, я сказал — это дело темное и не наше. Верно, Иван мудр. Полагаю, что случилось неизбежное, кто-то его, возможно, и подтал­кивал. Ничего страшного! Говорю всем, что он человек не нашего круга, пусть о нем заботятся те, кто с ним дружил. А он давно уже перешел грань дозволенного, да и полезного тоже.

16.04. Вчера Лопусов (он из себя уж очень изображает русского патриота) рассказывал, что Альберт требовал переизбрания секции критики; надавили на секретаря Московского горкома Макеева, он сперва даже согласился, но его переубедили: будет, мол, очень опасный прецедент... Как их задело! Но понятно: причина — это идеология в чистом виде. И здесь мы добились наибольших успехов.

Звонил Иванов3, начал очень воинственно, он желал “принятия мер” и проч. Довольно резко одергивал его — надеюсь, поможет. Возможно (он согласился), что все дело для того и затеяно, чтобы посмотреть на поведение окружающих.

Ковалёв:4 в нашем р-не на ксероксе в каком-то институте печатали “самиздат”, наказали руководство сурово — уволили, исключили. Он же говорил, что в Институте криминалистики сейчас проводят экспертизы ксероксов; оказывается, у каждого есть свои приметы, видимые в электронный микроскоп, их можно опознать.

17.04. Вчера сняли В. Сорокина приказом Родионова (1-й зам. Свиридова, тот болеет): ему предложили уйти ст. редактором в “Совпис” или “Худлит”, он отказался, а накануне С. Михалков просил подать по собственному желанию. Все же молодец... Теперь, говорят, Шундик подал заявление сделать его главным.

Вчера же Аполлон1 сказал, что улики против “Автоматчика” подтверди­лись, он убил, он со справкой, садист, уже когда-то какую-то любовницу “пришил”, но не доказали.

21.04. Обсуждение в “Огоньке” по “ЖЗЛ” прошло тускло, по общему мне­нию, я выступил лучше всех. Говорил резковато, начал с того, что недаром 600-я книга вышла в год 600-летия Куликова поля, затем сказал: главное в серии — чувство исторической протяженности, представление о времени как о взаимопроникновении и взаимообогащении, а не резне и столкновениях. Прошлое делается современным, а современное становится историей (Малышев). Противоположность тому — “слабоумное умиление”. Это Пугачева, Райкин и Штирлиц (сослался на обследование лагерей). А вообще-то, говорили так себе. Автор “Хо Ши Мина” выболтал, что тот приехал в Москву (нелегал!) летом 23-го, и о нем в “Огоньке” написал заметку Осип Мандельштам. Откуда узнал? — от ЧК только и мог, вот тебе и тонкий лирик, “жертва культа”! А Шугаев правильно сказал, что без подвига Нечерноземье (коренную Россию то есть) не поднять.

Очень смешно было на юбилее Ушакова. Говорили весьма бегло о научных и литературных его заслугах, но прямо — о “мужской силе”. И в самом деле — о каких еще деяниях его можно говорить?! Выступал там Чалмик2 — блеск и всеобщий успех. Но словами изложить невозможно. Я и понял: он певец, а не сказитель, он выражается чувствами, а не словами; ну как, в самом деле, передать на бумаге пение соловья? Чалмика надо слушать или записывать на пленку, как певчих птиц, оттого и собственные тексты его не важны.

23.04. Ленинские премии — ужас! Наградили помощника Бровастого, и за что — как автора и консультанта, это же прямо незаконно, ибо автор не имеет права самого себя консультировать и рецензировать. А Райкин! Думаю, что они понимают: после Бровастого преемственности создать не удастся, поэтому спешат как можно скорее все развалить. В премиях по науке в любом коллективе обязательно есть и они, предупреждают: без них успеха не добьетесь. Сволочи! Идеологическое руководство целиком служит им.

Сергей Высоцкий был у Альберта и Сеничкина, его вроде бы ставят в “Современнике”. Это хорошо, но плохо, что уходит из “Огонька”, он там много сделал. Но почему они не поставили Бор. Леонова или Хмару?..

Вчера пил с Лавлинским3, он тускл, скучен, необразован, слаб, но очень хочет быть резким. Кое-что он там отгребает, вся редакция их. В этом я всячески старался его поддержать, он был рад. Сказал, что у них (и не только у них) цензура сняла рецензию на Шатрова. Почему вдруг?..

Подали на выезд Аксенов, Копелев, Войнович. Вася едет с советским паспортом (как Максимов, Некрасов, Ростропович).

27.04. Грибов уходит первым замом в “Известия”. Он настолько жалок, что его судьба всем безразлична. А вот на его место? Ф.Ф. сказал, что Бондарев хочет Колосова — ничтожество такое же. Сегодня Ш. приехал советоваться, не обратиться ли к Тяжу, я согласился: в “Комс. правде” он надорвется, перелом там сделан, обратно пути к Панкину нет (ушли Графова, Pост и Щекочихин — все от Юры в “ЛГ”, Мамаладзе ушел, еще кто-то), а “Лит. Россию” он превратит опять в центр сопротивления.

Два дня назад было открытое партийное в ЦДЛ. Ф.Ф. выступил с докла­дом, очень ласково побранил Лобанова и Лощица, а до этого Фридлендера и Эфроса, а затем метал громы и молнии в Аксенова и К°, “Метрополь” и пр., то есть показал, что они враги, а Миша и другие — их надо “беречь”. Линия же “партии” как раз в противоположном. Ф. Ф. хитер, накануне звонил Лобанову, в “МГ”, предупреждал, оправдывался. Я спросил его, начальство довольно ли, на что он отозвался бодрым “да”.

Гусева или Поройкова выдвигают вместо Тертеряна1. Там ставка 500, оклад в квартал, годовая дача, “авоська” — министерский уровень! Гусь говорил, что он сам будто бы видел на столе у Шауро “дело” против Ягодкина...

Вышел № 12 “Прометея”, там Меньшиков с портретом и объективистской оценкой, а его расстреляли в 1918-м, и Ленин, кажется, поносил. В редколлегии же: Ганичев, Кузьмин, Палиевский, Селезнев, я, Н. Н. Яковлев. Могут сшить дело, уж больно состав хорош. Кстати, Данина они в составе редкол­легии не поместили.

Ф.Ф. сказал, что Высоцкого рано поздравлять: вопрос с ним приторможен.

Камшалов2 говорил, что до вручения Ленинской Бровастому что-то вкололи, отчего он очень бодро лопотал на этот раз (все обратили внимание), а потом, мол, свалился. Он кукла, выжившая из ума, но никто его, бедного, не жалеет, даже семья. Вот жизнь! Камшалов же: Андрон Михалков остался во Франции по пустяковому поводу. Эти сынки и прихлебатели обнаглели. Но пусть, пусть разоблачают себя, сволочи, будет гром над их головушками!

В приемной комиссии СП завалили Сырокомского. Это неслыханно, хоть и не имеет значения (Ф.Ф. и Стаднюк встревоженно говорили мне, что они “поправят”). Но ведь вся Москва жужжит, а они не привыкли к подобным щелчкам, избаловались. Сперва его превозносили Данин и Колосов, потом Олег, и я помню, как хохму о кока-коле рассказывали гиды на амер. выставке в Москве в 59-м г. Потом съязвил Волков, предложив принять весь СЖ. В итоге только 5 или 6 “за”.

Говорят, что собрание поэтов вызвало недовольство Алика, ибо там ругали Р. Казакову. Цыбин остался. Все это хорошо, но где — в заповеднике сионизма!

 

 

(обратно)

Владимир Молчанов • Литературные байки (Наш современник N1 2004)

Владимир МОЛЧАНОВ

литературные байки

РОДНАЯ ДУША

Не секрет, что писательский Дом творчества в Переделкино был и остается в основном вотчиной русских писателей еврейского происхождения.

И вот после ужина русскому поэту Николаю Ивановичу Тряпкину захотелось остограммиться. Бутылочка беленькой была при нем, а вот с кем ее выпить — вопрос. Долго смотрел он на входящих в столовую и выходящих из нее писателей, подбирая себе партию для общения. Взгляд его остановился на молодом парне с явно славянскими чертами лица. К нему-то он и обратился заговорщицки:

— Молодой человек, можно на минутку?!

Парень подошел к Тряпкину.

— Давай с тобой выпьем, — без всяких предисловий предложил ему известный поэт.

Услышать такое молодому неизвестному литератору от маститого собрата по перу — нечасто приходится. И потому молодой человек испытывал приятное чувство некоторой растерянности и неловкости: с чего бы это САМ ТРЯПКИН предлагает ему такое?! И он ответил:

— Я, Николай Иванович, с удовольствием... Только почему вы предло­жили это именно мне? Ведь вы же меня совсем не знаете...

Тряпкин обвел взглядом всех окружающих и сказал:

— Да ты, молодой человек, посмотри вокруг. Я здесь только тебя одного и знаю...

 

  “ПРОМОРГАЛИ БОСФОР...”

Эту историю рассказал мне главный редактор журнала “Наш совре­менник”, поэт Станислав Юрьевич Куняев.

В Москве, в Доме ветеранов, проходила читательская конференция по творчеству Ф. И. Тютчева. Известный литературный критик Вадим Кожинов выступил с докладом “Политические стихи Ф. И. Тютчева”. В частности, Кожинов обмолвился о том, что в стихах Тютчева присутствуют мотивы Крымской войны 1853—56 гг. за господство на Ближнем Востоке и в Черном море. Война эта была проиграна, и морской выход в Азию через проливы Босфор и Дарданеллы остался для русских недоступным.

Присутствовавший на конференции маршал П. А. Ротмистров, предлагавший в конце Второй мировой войны советскому руководству овладеть этими проливами, после выступления В. В. Кожинова, грубо отстранив от микрофона очередного выступающего, с досадой выпалил:

— Прос…али Босфор! Прос…али Дарданеллы…

И сел на место.

ЗА СЧЕТ АДМИНИСТРАЦИИ

После выступления перед работниками алексеевской районной админист­рации ее глава Федор Егорович Сулим устроил для писателей торжественный прием.

Сидели долго. Все говорили тосты. Когда же пошли по второму кругу, Федор Егорович спросил:

— Так за что же мы теперь выпьем?

— За счет алексеевской администрации, — мгновенно предложила поэтесса Людмила Брагина.

 

“МЫ ТОЖЕ ОЧЕНЬ ЛЮБИМ КАРТОШКУ!”

У поэта-белгородца Виктора Белова есть стихотворение, которое начи­нается так:

Я очень люблю картошку…

Стихотворение это хорошо известно в литературных кругаx и среди читателей, поскольку поэт читает его на всех встречах. Многократно стихо­творение это атаковалось в газетах, журналах и книгах. В том числе в журнале “Наш современник”.

И вот однажды, в начале сентября, приходит Виктор Иванович в писатель­скую организацию удрученный, в плохом расположении духа. На вопрос “что случилось?” он безнадежно махнул рукой и коротко ответил:

— Меня обокрали.

Оказалось, что в тот день он с матерью, женой и сыном поехал на свой садовый участок копать картошку. И каковы же были их изумление и обида, когда они увидели, что картошку на их огороде уже кто-то выкопал подчистую. А на видном месте воры оставили записку:

“Мы тоже очень любим картошку!”

 

 

ХЛЕБА — НА СТОРОНУ

В известной, популярной в свое время песне Александры Пахмутовой на слова Сергея Гребенникова “Шумят хлеба” есть такие строчки:

Хлеба — налево, хлеба — направо...

Рассказывают, что на одном из собраний в Московской писательской организации из зала вышел поэт Алексей Марков и возмущенно сказал:

— Нам, товарищи, надо серьезно поговорить о том, какую пропаганду своими песнями ведет присутствующий здесь поэт Сергей Гребенников. Вы только вдумайтесь в то, что он написал и что поет вся страна: “Хлеба — налево, хлеба — направо…” — а самим, понимаете, жрать нечего.

 

ГОРЯЧИЕ МОРОЗЫ

На Дни литературы в Шебекино председатель правления Союза писателей России, главный редактор “Роман-газеты”, профессор МГУ Валерий Нико­лаевич Ганичев приехал со своей женой Светланой Федоровной. Дело было в декабре, морозы стояли лютые, а корпус Дома отдыха, в который поселили писателей, не отапливался — что-то случилось с отопительной системой. Спать приходилось одетыми, даже не снимая верхней одежды, укрывались всем, что попадалось под руки, вплоть до половых ковриков. Мы, организа­торы, хоть и не были виноваты в аварии отопительной системы, чувствовали себя очень неловко перед именитыми гостями.

Наконец Дни литературы подошли к концу. Когда мы Ганичевых прово­жали на поезд, Светлана Федоровна на мои извинения за бытовые неудобства весело сказала:

— О чем ты говоришь, Володя?! Я, напротив, очень благодарна вам за такой прием. Мы за всю жизнь столько и так горячо не обнимались с Валерой, сколько в Шебекино...

 

ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ ЧАЙ

В промозглый осенний день битый час протолкались мы с драматургом Александром Сергеевичем Аляутдиновым и прозаиком Леонидом Григорьевичем Малкиным на улице в ожидании машины. Но транспорт за нами так и не пришел, и наше выступление в сельском Доме культуры не состоялось. И тогда нас, промокших и продрогших, Малкин пригласил к себе домой на чай.

В разгар чаепития (а пили мы действительно только чай) Александр Сергеевич решил позвонить домой жене:

— Галя, ты не волнуйся, я сейчас у Малкиных чай пью...

— И после этого в таком виде ты собираешься выступать?! — сердито сказала Галина Васильевна Ходырева и повесила трубку.

 

ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ

В Белгородское городское управление культуры принесли на утверждение сценарий проведения Дня поминовения усопших, который предполагалось провести на Пасху.

Сценарий как сценарий. Только в самом конце его было написано:

Место проведения — городское кладбище.

Главный режиссер — В. Подмогильный.

 

СТИХИ НАТОЩАК

Поэт из Курска Юрий Першин выступал в школе. Время было обеденное. Увлекшись, он читал одно стихотворение за другим. Школьники слушали его подавленно, потеряв всякую надежду на своевременный обед. И вдруг из зала записка:

 

Дорогой наш товарищ Першин,

Ты прости нас за это, поэт,

Но стихи твои слушать, не емши,

Нет здоровья на данный момент.

 

А СОЛОМА ЛУЧШЕ!

Эту историю слышал я неоднократно от моего друга, писателя из Курска Владимира Деткова.

Группа литераторов, в которую входил и Владимир Детков, выступала в одном курском колхозе. В обеденный перерыв писателей привезли на молочно-товарную ферму. Войдя в красный уголок, председатель колхоза, сопровож­давший писателей, бодро и оптимистично объявил собравшимся женщинам:

— Дорогие доярочки! Я вам писателей привез...

— Ты б нам лучше соломы привез, — тут же мрачно съязвила одна из доярок.

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ...

Воронежский радиожурналист Виктор Филин приехал в командировку в село. То ли село ему не понравилось, то ли в хозяйстве дела шли неважнецки, то ли приняли его не совсем гостеприимно, но разобиделся он на всех и в присутствии колхозников распалял руководство колхоза:

— Да я такое про вас расскажу, такое расскажу... Вот услышите по радио...

Одна старушка слушала его, слушала, а потом не выдержала и сказала:

— Ну чё ты, милай, расшумелси-то?! Ничё мы и не услышим, чё ты расскажешь. У нас ить в деревне-то радиа нетути и николи не было...

 

СИБО

О сельском священнике отце Михаиле из села Горки Красненского района надо рассказывать да рассказывать. Скажу без преувеличения: о нем целую книгу написать можно. Я же расскажу только одну из многочисленных историй.

В добрые недавние времена, которые сейчас называют застойными, сдружился наш священнослужитель с колхозным парторгом. Дружба эта, надо сказать, со стороны парторга была не совсем бескорыстной, а если сказать точнее — совсем не бескорыстной.

Пригласит, к примеру, кто-либо батюшку в отдаленный хутор ребенка окрестить — он к парторгу: выручай, мол, нужна машина. Чтобы не было лишних глаз и ушей, поскольку подобная дружба в те времена не очень-то приветствовалась партийным начальством, да и духовным тоже, парторг сам садился за руль и — вперед. Пока священник делает свое святое дело, он ждет его в машине. “Гонорар” же, заработанный отцом Михаилом, делили строго поровну: дадут ли ему десяток яиц или шмат сала — всё пополам.

И вот в очередной раз выехали они вместе по просьбе бедной старухи. Выйдя из дома, отец Михаил сел в машину и сказал другу парторгу:

— Сибо.

— Что сибо? — не понял партийный секретарь.

— Ну у нас же с тобой все пополам: мне “спа”, а тебе “сибо”...

“КАМАЛИН...”

Этот эпизод рассказал мне мой друг, композитор Александр Балбеков.

Грузин в ресторане подходит к оркестрантам, бросает небрежно им “полтинник” и говорит:

— Сыграйте мне “Камалин...”

Оркестранты пошептались-пошептались, но выяснилось, что никто из них такой песни не знает.

А грузин настаивает на своем. Выкладывает “стольник”:

— Сыграйте мне “Камалин...”

Оркестранты — к телефону. Позвонили своим коллегам из другого ресторана. Но те тоже такой песни нe знают.

А грузин не отступает. Вынимает еще какие-то деньги и требует сыграть “Камалин...”

Оркестранты уже и деньгам не рады. Пытаются объяснить грузину, что песни такой они не знают, но тот и слушать не желает.

— Зачем говоришь, что не знаешь? Неправда! Знаешь! Этот песня знают все!..

— Ну вы нам хоть немножко напойте её, — просят грузина оркестранты.

— Пожалуйста! — соглашается тот. И начал, пританцовывая: “Камалин камалин камалин ка моя...”

ВОТ ЭТО КВАРТЕТ!

В районный Дом культуры приехала комиссия по отбору номеров художественной самодеятельности для ответственного областного концерта. Большинству членов комиссии понравилось выступление вокального женского квартета.

И вдруг встает ответственный работник обкома партии и на полном серьезе говорит:

— Не спорю, пели девчата хорошо. Но что это за квартет? Вот мы вчера были в Борисовском районе. На сцену вышло человек шестьдесят-семьдесят. Как грянули! Вот это квартет!..

 

(обратно)

Василий Киреев • Ён? (Наш современник N1 2004)

 

Василий КИРЕЕВ

 

Ён?

Часы, забытые на рояле

Вспомнилась шутка послевоенных лет. Её привезли в село молодые ребята, которые после сельской семилетки поучились годик в городах, в первую очередь Донбасса, в школах ФЗО или ремесленных училищах горняцкого профиля, а летом приехали в черной форменной одежде, в черных же фуражках с кокардой (по-моему, перекрещенные молоток и разводной ключ), с начищенной бляхой с далеко видными буквами “РУ”.

Кругом еще разруха, бедность, ни у кого никаких предметов роскоши, это потом появились патефоны (с пяток на всё село), велосипеды. Наручных часов, даже так называемой “штамповки”, и то не было. Даже у взрослых, подавно — у мальчишек, в том числе и у ФЗОшников.

Бывало, встретят ФЗОшника местные парни и спросят:

— Сколько время, парень?

А он картинно закатит до локтя рукав форменной робы, покажет пустое запястье и ответит:

— Пять минут, как свистнули.

Или (с огорчением):

— Ой, опять на рояле забыл.

…Больше всего меня поражает в русском человеке его всегдашняя готов­ность пошутить над самим собой. Как бы ни трудна была жизненная ситуация, способность его к самоиронии помогает ему переносить житейские невзгоды, в конечном счете — сохранять веру в то, что всё равно жизнь станет лучше.

Ён?

Не знаю, что это: то ли анекдот, то ли действительный случай из сель­ской жизни. А рассказал мне об этом забавном случае директор одной из сельских школ, который одновременно был секретарем парткома в колхозе.

В общем, летом около МТФ поставили стог сена, а как коров перевели осенью на стойловое содержание, сено стали давать скоту. Где-то до февраля всё было в порядке: стог день ото дня укорачивался, но ровно настолько, сколько сена скармливалось животным. А в феврале стало заметно, что стог начал таять быстрее — кто-то сено подворовывал. Это беспокоило руководство колхоза и фермы, и — естественно — секретаря парткома. Он решил вора поймать. В 9 вечера — а зимой это уже, считай, ночное время — пошел на МТФ. Зашел в сторожку — там четыре мужика в карты играют.

Обинячком спросил: может, вам что о воре известно?

Мужики перестали играть, задумались, потом один из них обвел взглядом остальных троих и спросил:

— Ён?

— Толькя ён, — уверенно подтвердил второй.

— Кому боле? — отмел все сомнения третий.

— Боле некому, — подвел итог четвертый.

Секретарь парткома ожидал, что прозвучит теперь имя вора, но мужики, посчитав разговор оконченным, вновь взялись за карты.

— Ну, так кто же? — спросил секретарь.

— А леший его зная, — ответили мужики.

 

Корова раздора

Гришка и Иван — соседи. Никогда между ними ссор не было. Жили, можно сказать, как одной семьёй. Поэтому, когда Гришке пришла мысль купить на двоих одну корову, Иван с этим тут же согласился.

— Правда что, — сказал он. — Зачем нам столько молока. И стеречь реже...

А нынешней весной, только выпустили скотину на волю, как их корова нырнула на колхозное поле, где её и засек начальник участка. Составили акт, передали его на административную комиссию для определения наказания за потраву озимой пшеницы.

Гришка и Иван пришли на комиссию вдвоём. А им говорят:

— Придётся вам, мужики, пятьсот рублей штрафу заплатить.

— Сколько? — испуганно произнёс Гришка. — Пятьсот? Я не буду платить. У нас корова на двоих. У Ивана передняя часть, а мне досталась задняя. Пусть Иван и платит: корова передней частью ела.

Иван аж рот открыл: не ожидал такого поворота.

Корову вскорости продали. А Иван с Гришкой уже, считай, месяца три друг с другом не разговаривают. А как хорошо жили!

 

А кто ж коров кормить будет?

Представьте себе: была молочно-товарная ферма. А на ферме служит мужик. Участник войны, одна нога не сгибается: последствие ранения. Пришел с фронта в 1944 году, поболел малость, а потом стал корма на ферму подвозить. Никогда на ферме не возникало проблем с этим делом. И вдруг мужик заболел. Утром стало плохо. А к вечеру ясно: всё, пришел конец. Коровы ревут.

Зав. фермой кричит:

— Где Семенович, так его растак!

— Заболел, — говорят. — Умирает.

Он — к нему домой. Стучит в окно. Баба Семеновича выглянула. Говорит ей:

— Позови-ка мужика!

— Да преставился он, — говорит баба.

— Как преставился?! А кто ж коров кормить будет?

 

Жених

Девушкам после окончания средней школы приходится одновременно решать две проблемы: получить профессию и выйти замуж. Какая из них важнее — трудно сказать.

Лена поступила в педагогический институт. Как известно, там учатся в основном девушки, и перспектив найти мужа мало. Тем не менее на третьем курсе у неё появился жених, предложил ей выйти за него замуж. Она сказала об этом родителям. Отец сказал, как отрезал: учись. Подчинилась отцу. Парень слинял.

Наконец получила диплом. Красный. Приехала домой. Собрались родственники. Столы во дворе накрыли. Стулья поставили, Лене — во главе стола. Отец смотрит: она ещё один стул рядом с собой ставит.

— Кому это? — спрашивает он.

А она диплом на стул кладет и говорит ему:

— А это, папочка, мой жених.

 

Загадка Кириленко

H. H. был долгое время помощником первого секретаря горкома КПСС. Первые менялись, а он всё служил: то водички минеральной принесёт, то карандаши очинит, то почту отправит...

Пришел очередной новый первый. После окончания Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Знаком с членом Политбюро ЦК Кириленко. Поэтому его портрет велел повесить в приёмной и в кабинете.

А потом вдруг Кириленко исчез из газет и с телеэкрана. Поехал в Чехо­сло­вакию и вдруг пропал. H. H. несколько дней мучился, пытаясь определиться, как быть с портретами Кириленко: вдруг там, в Москве, что-то серьёзное стряслось по вине Кириленко, а здесь его портреты висят.

“За это и меня повесят”, — думал он полусерьёзно.

Первого в кабинете ещё не было. Зазвонил телефон. Звонили помощнику.

— Слышь, H. H., говорят, что Кириленко уже в Политбюро нет. Так ты пройди по кабинетам, посмотри: нет ли где его портрета. Сними на всякий случай.

H. H. тут же портрет в приёмной стал снимать. Входит первый:

— Что это ты делаешь?

— Да дай, думаю, пыль сотру, — не сказал правды H. H.

 — А... а... а... то надо, — равнодушно заметил первый. Через минуту- две затрезвонил телефон от первого.

— Зайди-ка!

Н. Н. зашёл.

— Сними и этот, — он показал на портрет Кириленко. — Видишь, весь в пыли. Протри, давай, а там видно будет.

Видимо, ему тоже из обкома позвонили.

 

Ты, Иван, не прав

В школе протекли трубы водопровода. Пришли сварщики, двое. Вчера заваривали свищи в корпусе, где учатся начальные классы. Сегодня дежурная учительница говорит учителям:

— Что же с нашими детьми? Вы знаете: то один заматерится, то другой. Прямо инфекция какая-то.

— От сварщиков набрались, — высказала догадку завуч.

Учителя пошли к сварщикам: так, мол, и так, вы, ребята, поосторожнее разговаривайте, не материтесь, помните: вокруг вас дети. А то они, как губка, все впитывают. Вот сегодня некоторые матерятся.

Один из сварщиков забожился:

— Вот, накажи нас Бог, мы вчера ни разу не сругнулись. Да нам и разговаривать некогда было. Раз только Иван вверху варил, а мне — я внизу стоял — окалина за ворот упала. Так и то… Я ничего… Я только голову поднял и сказал Ивану: ты, Иван, не прав.

 

Один из способов увеличения рождаемости

Молодая учительница, назовем ее Татьяна, после окончания университета была направлена на работу в школу, где директор славился чрезмерной придирчивостью, в основном к оформлению бумаг, а что касается предмета, который она преподавала, — истории, то тут он был порядочный невежда. Если разбирал посещенный урок, то его замечания дальше несоблюдения каких-либо формальностей не шли: вот на доске число не было написано, ведро для уборки класса и веник лучше держать в левом углу — тогда их почти не видно; выводы из ваших объяснений пусть дети записывают и подчеркивают, да под линеечку, а не как бык по дороге... Добро бы он этим ограничился, но он об этом и этими же словами поведет разговор на педсовете, где учителя может довести до плача.

Проработав год, Татьяна ушла в декретный отпуск.

Не использовав до конца первый отпуск, она рожает второго ребенка, потом таким же образом — третьего...

Коллеги, встречая её, интересуются, когда же она на работу выйдет.

Она же отвечает:

— Пока этот директор на пенсию не уйдет, я буду рожать, рожать и рожать.

Родила... от Чубайса

Две женщины. Одна из них рассказывает о внучке:

— Ой, такая хорошая. И красивая, и умная. А рукодельница! Какое дело ни завидит — смотришь: уже научилась. И английский выучила. Родила недавно.

Другая женщина знает ещё что-то о внучке и говорит себе под нос:

— Ага, родила... От Чубайса (то есть от проходимца).

 

Выйди попробуй

Женщины-пенсионерки едут в Шебекино в больницу. Жалуются друг дружке на недомогания, задержку пенсий, дороговизну лекарств, на детей, что редко ездят, тут же их оправдывают: билеты дорогие — “лучше хай колбаски кусочек купят”.

— И дюже страшно жить, — говорит одна из них. — Третьего дня выхожу утром во двор — гусей нет.

— И что ж, ты не слыхала ничего ночью? — спрашивает другая.

— Как не слыхала? Слыхала. Гуси тах-та кричали, тах-та кричали...

— Ну, вышла б.

— Ух ты! А как пришибуть?

— Правда твоя. Лучше хай думають, что у хате никого нема.

— Вот я и затаилась. Думаю, зараза с ними, гусями теми-то.

Помолчали, обдумывая ситуацию.

Другая женщина сказала:

— Эти жиганы хоть откуль уволокуть. Хоть из Кремля. Оттуда вон доллары коробками носють, а поймали кого? Поймали да отпустили.

— Ну вот, видишь. А ты: вышла б. Выйди попробуй.

 

Чиновник нового времени

Его отличительная черта — чрезмерная забота о собственном имидже. В этом деле огромную роль играют газеты и телевидение. Новый начальник отдела образования накануне Нового года развозит подарки в приют, школу-интернат для детей-сирот. Его сопровождает телевидение. Как только объектив телекамеры наводится на него, он хватает первого попавшегося ребенка и сажает его на колени, а после столь же стремительно ссаживет его на пол и долго отряхивает брюки.

После его отъезда учителя долго обсуждают этот “благородный” жест. И делают это не без смеха.

 

(обратно)

Людмила Брагина • Детский лепет (Наш современник N1 2004)

 

Людмила БРАГИНА

 

ДЕТСКИЙ ЛЕПЕТ

 

В “Толковом словаре” С. И. Ожегова дается толкование этого милого понятия: “Несвязная, неясная, невразумительная речь”. Какая величайшая несправедливость! Каждый ребенок рождается поэтом и философом. Кто же более тонко и точно чувствует изначальный смысл и назначение слова, как не дети — истинные языкотворцы и художники. Интересуют их абсолютно все стороны окружающей жизни: религия, политика, экономика и многое другое. И воспринимают они все гораздо тоньше, образнее и, я бы даже сказала, мудрее. Отвлекитесь от повседневных дел и забот и вслушайтесь в то, что говорят дети. Это не только забавно, но и полезно. Как говорится: “Устами младенца глаголет истина”.

Моя доченька Алеся ходит во второй класс, ее учат, как нужно правильно строить предложения, правильно употреблять и произносить слова... А пока она обращается с ними по-хозяйски и по-дружески, так, как она сама считает правильным. А я украдкой записываю некоторые из наших бесед.

*   *   *

В жаркий день купили мы как-то с Алесей по порции мороженого. А оно тут же растаяло, по рукам-ногам потекло, а в рот не попало. Тогда Алеся приняла мужественное решение:

— Мороженое растаянное больше брать не будем. Будем читать на витрине, что его нет...

*   *   *

Дети — народ хитрющий и коварный. Доверяй, но... не очень. Есть у Алеси хрустальная мечта: завести в нашей квартире какую-нибудь зверюшку. Часто мы об этом говорим, и мой главный аргумент против этого предприятия обращен к гуманному отношению к животным: “Нельзя зверей в квартире держать, для них это мучение: им нужны свобода, воздух!” И вот Алеся вместе с бабушкой возвращаются с дачи, и бабушка жалуется: “Опять этот заяц негодный всю морковку погрыз. Что с ним делать?”Алеся реагирует мгновенно:

— Мам, давай его домой заберем! Пусть мучается...

*   *   *

В то время, когда Алесин папа ищет под кроватью закатившийся и нужный ему винтик, она пристает к нему с расспросами:

— Вот бывают собаки овчарки, болонки, пекинесы. А какой ты породы, папа?

— Леська, не мешай! Иди к своим куклам! — рычит из-под кровати папа.

— Понятно. Волчьей, значит, породы.

И, довольная, уходит к своим куклам.

*   *   *

Алеськиными устами кукла Барби беседует с медвежонком Михликом:

— Ты где работаешь, Михлик?

— В милиции.

— Ой, как страшно!

— Да нет, не страшно, а противно...

*   *   *

Возвращаюсь с работы, а весь диван занят игрушками: зайцами, куклами, мишками и т. д. Перед каждой игрушкой лежит тетрадка и карандаш.

— Леся, что это? Зачем?

— Мама, ну должны же мои игрушки иметь хоть какое-то образование...

*   *   *

Алеся уходит в гости к бабушке, а дома остаются надутые воздушные шарики.

— Мама, а до моего возвращения шарики не завянут?!

*   *   *

Маленькая грустная сказочка на социально-экономическую тему. Первые впечатления беззаботного детства — три года. “Жили-были папа с мамой. Ходили они на работу. Работали много и долго. И заработали кучу денежек. И купили на них тапочки... И стали по очереди их носить...”

*   *   *

Четырехлетняя Алеся играет с куклой и медвежонком и тихонько что-то напевает. Я прислушиваюсь:

 

Мадам красивая

Гуляла по лесу.

Медведя встретила

С зубастой челюстью.

Мадам красивую

Медведь съел полностью.

Осталась сумочка

От нашей прелести.

 

— Алеся, нарисуй мне, пожалуйста, эту печальную историю, — прошу я.

— Пожалуйста, мамочка, — говорит Леся, — но до встречи с медведем, а то ты снова расстроишься.

*   *   *

По вечерам я читаю Алесе Библию. Ей интересно, она задает вопросы. Самая любимая ее тема — существование рая. Вот мы гуляем по праздничной площади. У торговца воздушными шарами оторвался один шарик и улетает. Алеся провожает его взглядом и говорит:

— В рай полетел...

Потом спохватывается и спрашивает:

— А до рая можно на самолете долететь?

— Нет, Алеся.

— Почему? Бензина не хватит?

*   *   *

Пришли к нам гости. И пятилетняя Алеся, как радушная хозяйка, приглашает их к столу и развлекает историями из своей жизни.

— Есть у меня крокодил Гришка. Не очень большой и худой. Почему? Потому что добрый.

— Ты его, наверное, не кормишь, — шутят гости.

— Кормлю. И кашей, и супом. Но он не ест. Ему мясо нужно, а оно у нас редко бывает. Я ему как-то говорю: “Ну на, Гришка, съешь, откуси у меня ручку, а то ведь с голоду помрешь”. А он зубы сжал, весь дрожит, слезы катятся, а не ест. “Не буду, — говорит, — я у своего друга руку есть. Лучше повешусь!”

Подпрыгнул, зубами в люстру вцепился и висит, качается. Я, конечно, его сняла. Успокоила и в коробку положила. Но он иногда там тихонько плачет. Три раза в день. Когда мы кушать садимся. Вот и сейчас плачет. Послушайте...

И за столом долго стоит тишина. Это прислушиваются наши гости.

*   *   *

К сожалению, для наших детей окном в мир зачастую служит телевизор. Я бы предпочла, чтобы Алеся смотрела просто в окно. Но, увы... На кухне она мечтательно признается:

— Хорошо вечером чаек пить и телевизором закусывать...

Наша любимая передача “В мире животных”. Алесе 4 года. На экране каркает большая черная ворона. “Кто это?” — спрашиваю я.

— Кар-кар! — бойко отвечает малышка.

А вот долбит дерево дятел. “А это кто?”

— Стукач! — припечатывает Алеся.

*   *   *

Посмотрели фильм и делимся впечатлениями.

— Тебе, мамочка, главный герой понравился?

— Нет. Он ни рыба ни мясо...

— Значит, грибы? — допытывается Алеся.

*   *   *

Одно время по телевизору каждый вечер показывали вернувшегося из Америки Александра Солженицына. Алеся поет колыбельную для куклы:

— Баю-бай, пора ложиться... — Оглядывается на экран и не очень доброжелательно добавляет: — И ты спи, Солженицын.

*   *   *

А вот совершенно законный вопрос к Корнею Чуковскому. Смотрим мультфильм “Муха-цокотуха”. Комар спас муху от паука и говорит:

 

А теперь, душа девица,

На тебе хочу жениться!

 

И Алеся недоверчиво бурчит:

— А что, так и разводятся мухи от комаров?

 

(обратно)

Александр Лукашенко • "Мы за равноправный Союз..." (Наш современник N1 2004)

Александр Лукашенко

 

“Мы за равноправный союз...”

 

Пресс-конференция президента Республики Беларусь

 

В конце 2003 года в Минске Александр Лукашенко встретился с группой корреспондентов, чтобы рассказать о проблемах во взаимоотношениях Белоруссии и России. В присутствии главного редактора “Нашего современника” Президент Бело­руссии высоко оценил позицию журнала, деятельно способствующего сближению братских народов. Учитывая важность и откровенность состоявшегося разговора,  редакция

публикует стенограмму с несущественными сокращениями

 

 

Прежде всего хочу объяснить, почему наш разговор ограничен одной конкретной темой. Думаю, вы со мной согласитесь, что вопросы белорусско-российских отношений, как никакая другая внешнеполитическая тема, интересуют и белорусов, и россиян, — очень многих людей во всем мире.

Не скрою, мы много думали над тем, стоит ли идти на такой масштабный и откровенный разговор. И пришли к выводу, что он будет полезен всем нам. Граждане наших стран должны получить полную информацию о том, что на самом деле происходит в Союзе Беларуси и России, нашем Союзном государстве, каково его будущее.

Что касается меня лично, с моей стороны будет предельно честный и откровенный разговор — как всегда. От вас я ожидаю только одного — так же честно, объективно довести до общества то, что услышите здесь.

Наверное, уже хватит кривотолков, лжи, потому что тема очень важна для наших судеб, судеб народов России, Беларуси да и других стран.

Люди не должны получать информацию из каких-то анонимных источников, как произошло после последнего заседания Высшего Госсовета Союзного государства. Хотя эти анонимные источники, наверное, известны и вам, тем более они известны и нам.

В этом, наверное, есть и моя вина, что после последнего заседания Госсовета мы не довели до общественности то, что происходило за закрытыми дверями. А там, где двери закрываются, там всегда есть недомолвки, недоговоренности, ошибки и предвзятость. Думаю, будет правильным проинформировать вас об итогах.

Еще накануне я сказал, что это заседание не будет формальным. Так оно и случилось. Мы впервые вынесли на заседание высшего органа Союзного государства вопросы, которые до этого решались обсуждать только прези­денты, опять же за закрытыми дверями — “один на один”. Это был непростой, но исключительно честный и откровенный разговор.

Мы настаивали на том, чтобы все проблемы обсуждались полным составом, а не кулуарно. Поэтому белорусская сторона поддержала предло­женный Постоянным комитетом проект повестки дня, в которую были включены вопросы и Конституционного Акта, и Соглашения о единой валюте. К сожалению, российская сторона с этими предложениями не согласилась, мотивируя это нежеланием будоражить общественное мнение.

Тем не менее, пусть и вне повестки, самые острые вопросы союзного строительства мы обсудили. Позиция Беларуси всегда была последовательной и абсолютно прозрачной: мы за равноправный Союз, каждый участник которого является суверенным государством. Беларусь была, есть и останется таким государством. Иного не будет, потому что этого не может быть.

Надо отдать должное: российское руководство признает и уважи-тельно относится к такой позиции Беларуси. Об этом заявил прямо Президент России.

Конечно, наши мнения во многом расходятся. Принятие Конституционного Акта предусмотрено Союзным договором. Сегодня даже не обсуждается, принимать его или нет. Другой вопрос, каким быть этому Конституционному Акту. Поясняю: мы все, особенно это декларирует Российская Федерация, являемся демократическими государствами, которые уважают закон, международные договоры.

Помните, мы еще с Борисом Николаевичем Ельциным подписали, накануне его ухода, Договор о Союзном государстве. А ратифицировали и обменивались ратификационными грамотами в Кремле уже с новым Президентом России. И я слово в слово это напомнил Владимиру Владими-ровичу Путину. То есть новое руководство приняло тот Договор, который был подписан. Более того, практически все, в том числе и нынешний Президент, он тогда был Премьером, участвовали в создании этого Договора. Сегодня россияне говорят: “Вы посмотрите, что в этом Договоре? Если его принять, то Россия, да и Беларусь, потому что здесь же равноправный будет подход, чуть ли не теряют свой суверенитет”. На что я всегда заявлял: России-то чего бояться? Не надо бояться. Да и каким образом мы потеряем суверенитет? То есть налицо попытка отойти от тех положений Договора, которые были выстраданы и затем положены на бумагу и которые получили в наших государствах силу закона. Хотят ослабить Договор, на что я категорически пойти не могу, я уже говорил об этом, потому что я инициировал эти процессы в свое время и потому что это выгодно для нас, белорусов и россиян. И потому что мы на референдум выносили этот вопрос, и белорусы четко на него ответили.

Тогда было предложено: давайте выработаем Конституционный Акт и сделаем его фактически слабее, чем нынешний Договор. В таком случае возникает вопрос: а зачем? Зачем нам вообще делать бестолковую, извините за грубость, работу? Зачем нам Конституционный Акт делать слабее Договора?

Взять хотя бы вопрос о компетенции органов Союзного государства. Беларусь выступает за то, чтобы органам Союзного государства были переданы достаточно широкие полномочия, позволяющие сделать Союз эффективно работающим.

Понятно, если мы будем вести речь о функционировании общего рынка, создании единой транспортной и энергетической системы, проведении единой экономической, налоговой, валютной политики, эти вопросы должны быть переданы в ведение наднациональных органов. В сильном Союзном государстве должны быть полноценные органы, которые принимают обязательное для двух стран решение, то есть решение прямого действия.

Руководство России не готово поделиться своими полномочиями, долей своей власти, передав их союзным органам. Или боится, или какие-то другие причины есть, но мотивирует тем, что Россия может развалиться. Приводят ситуацию с Советским Союзом.

Мы к этому относимся с пониманием. В то же время, если не наделить союзные органы полномочиями для решения задач Союзного государства, мы никогда не придем к полноценному союзу. Необходимо закрепить правовой статус союзных органов, и сделать это надо в Конституции. В ней должны быть урегулированы все основополагающие вопросы функцио­нирования Союзного государства, в том числе и по единой валюте.

Но введение единой валюты — только один из элементов союзной архитектуры, и его нельзя вырывать из общего контекста. Какая единая валюта там, где нет решения всех экономических вопросов?

Не может быть свободного рынка капитала, если не будут сняты таможенные барьеры, которые по-прежнему сохранены в России. Надо создать единое экономическое пространство и только потом вводить единую валюту. Если нарушить последовательность укладки таких “кирпичиков”, дом рухнет еще до того, как мы его построим. Деньги в общественном организме — это кровь, которая, если говорить медицинским языком, циркулирует в кровеносной системе. Посмотрите на нашу “кровеносную систему”. Там кругом тромбы. Чтобы ввести валюту, которая бы циркулировала по этой кровеносной системе, надо срочно убрать тромбы. Иначе они оторвутся. А когда это происходит, ясно, что получается.

На чем мы настаивали? Надо выполнить то, о чем мы договорились раньше. (Аплодисменты.) И что уже прописано в соглашениях и договорах, и что стало законами в наших государствах.

Российская Федерация этого пока не сделала. Но заверила нас, что в ближайшее время они закончат все внутригосударственные процедуры и введут в действие все договоры в полном объеме, которые были заключены. Их надо выполнять, а не разрушать.

Хотите пример, пожалуйста. Мы заключили Договор, к которому почему-то постоянно привлекается внимание журналистов, особенно с российской стороны. О поставках газа. Это Договор не о бесплатной поставке газа. Это Договор не о поставках газа по минимальным внутрироссийским ценам. Это масштабный Договор о создании равных условий для субъектов хозяйст­вования Беларуси и России. Мы предоставляем российским предприятиям и бизнесу, которые у нас работают, полные права, как и белорусским, на территории Беларуси. Россияне нашим предприятиям, нашему бизнесу в России предоставляют такие же права, какие имеют российские предпри­ниматели и бизнесмены в Беларуси. Здесь сотни вопросов, в том числе равная ценовая политика. Но какая же будет равноправная экономическая политика, если, к примеру, тепличное хозяйство “Ждановичи” потребляет газ по 50 долларов, а где-то в Башкортостане, где я был и задавал вопрос о тепличном хозяйстве, по 12 долларов? Скажите, какая может быть здесь конкуренция, если мы выращиваем помидоры, огурцы на этом комбинате и платим по 50 долларов за газ, а тепло — это основное для тепличного хозяйства, — а там по 12? Мы делали уступки — и так было в соглашении записано — по одним направлениям, а они делают уступки по другим направлениям, в том числе и по газу. Что произошло? Захотелось России участвовать в привати­за­ции нашей газотранспортной системы. Пожалуйста, участвуйте. Ведите переговоры по цене, по условиям. Не получается — “разговорчивыми” оказа­лись белорусы. Выходит Премьер России и говорит: “Я не буду выполнять пункт 2 Соглашения о предоставлении равных условий для субъектов хозяйст­вования”. То есть то, что касается газовой сферы. Так что это за отношения между госу­дарствами?

И представьте, в такой ситуации, когда не выполняется ряд соглашений и вот таким образом действует руководство России, нам предлагают: возьмите российский рубль. “Это благо для белорусов, возьмите, вы сразу в два раза станете богаче”. Через запятую говорят: “Если вы российский рубль не возьмете, мы вам отвернем голову”.

Какая была бы у вас реакция? Даже если бы вы другой информацией не обладали? Вы бы подумали: дают счастье, не берет другая сторона. Ну и хорошо, баба с воза — коню легче. Есть такая поговорка у россиян и белорусов. Нет, начинают продавливать. Зачем? Я прямо на этом заседании, на закрытой части сказал: не хотят ли намертво привязать Беларусь к России? Не хотят ли, как у нас некоторые говорят, зацепить нас на крючок, чтобы в нужный момент нас подтягивать? Рыбаки знают, как это делается. Пока рыба не устанет. Потом выбросят на берег.

Скажите, у вас не было бы таких опасений? У меня они есть. Я уже говорил о том, что мы начинаем строить дом с крыши, мы видим этот график и дом, который развалится.

Есть и другие вопросы, более существенные. Мы не против того, чтобы российский рубль с 2005 года был единой валютой на нашем пространстве, выполнял роль валюты в Беларуси и России до 2008 года, когда мы выработаем новую валюту, как это записано в Договоре. Мы не против, но нам нужны гарантии, чтобы мы, как я уже говорил, когда нам кран этот денежный перекроют, не поползли куда-то на Монетный двор или к Кремлю и не ползали там, выпрашивая, вымаливая свое. (Аплодисменты.)

Когда мы говорим о валюте, не надо забывать, что это элемент государст­венности, это элемент независимости, важнейший элемент. Поэтому, вводя валюту другой страны, чужую валюту, Беларусь должна иметь гарантии . Как экономические, так и политические, чтобы не дестабилизировать, не разрушить обстановку, которая сложилась у нас в стране. Она очень хрупкая. Нам часто говорят, и Владимир Владимирович об этом говорил мне в Сочи: ну что, если мы вас обманываем, вы вернетесь к своей валюте. Я говорю: мы уже один раз возвращались после распада Советского Союза — и до сих пор еще “кувыркаемся”.

Вы можете спросить: к чему пришли в результате всех этих споров и жестких разговоров? Мы пришли к тому, что если Россия будет “продавливать” только союзную валюту, в Беларуси будут настаивать на том, что вытекает из Договора — на Конституционном Акте, на усилении нашего Союза.

При негативных позициях в этом вопросе мы вообще разрушим наш Союз и ни к чему не придем, ни о чем не договоримся. Поэтому пришли к выводу: наступил момент, когда мы остановились и не можем сделать вперед даже небольшого шага. Я предложил: давайте не будем разрушать Союз на радость тем, кто у нас за спиной. Давайте остановимся на существующем уровне и будем работать в рамках того Договора, который сегодня есть. Это неплохой Договор, хороший договор. Это Закон в России и в Беларуси, давайте выполнять этот Закон.

Как видите, я честно сказал: мы и вперед не продвинулись, но мы не сделали ни одного шага назад. Мы договорились, что будем продолжать переговоры по всем конкретным вопросам и будем работать над Конститу-ционным Актом , который обсудим в первой декаде февраля 2004 года.

Вот все то, что я хотел сказать во вступительной части.

Могут заметить: вот договорились не будоражить общественное мнение, а Лукашенко процентов на 75—80 рассказал о том, о чем говорилось на Госсовете. Я это сделал после того, как “некие анонимные” источники из Кремля вбросили в средства массовой информации заведомо ложные факты и начали дезинформировать население. В этой ситуации я просто вынужден сказать, о чем шел разговор и очень аккуратно о тех позициях, которых придерживаются две стороны — Беларусь и Россия.

Пожалуйста, ваши вопросы.

В. Радуцкий (Минское телевидение): Александр Григорьевич, не успели Вы прилететь в Минск после заседания Высшего Госсовета, этот “анонимный источник” тут же охарактеризовал ситуацию в Союзе как “патовую”. На Ваш взгляд, что это за “патовая ситуация” и как из нее выходить?

А. Лукашенко: Я прочитал несколько раз эту информацию, “ИТАР-ТАСС”, по-моему, ее передал. Материал явно был “сброшен” из Администрации российского Президента.

Если комментировать эту ситуацию, мы знаем этот источник в Кремле. Это Сергей Приходько, режиссер — Волошин. Все было отрежиссировано, и там очень много порядочных людей, которые нас предупредили. Вот этот источник неназванный, он вполне определенный человек, который ходит вокруг меня, улыбается, делает вид, что он за Союз, а на самом деле происходит вот это. Это во-первых.

Что касается “патовой ситуации”, судите сами, я вам только что изложил ситуацию, которая сложилась на заседании Высшего Госсовета, и рассказал о результатах, к чему мы пришли. Я это оцениваю так: нет шага назад, но мы не смогли, к сожалению, продвинуться вперед. Но в целом это был конструктивный и полезный разговор. Я вам скажу больше. Когда начали там выступать чиновники российские и говорить, что вот этот Союз выгоден Беларуси и что мы чуть ли там не “нахлебники”, правда, так прямо это не звучало, но косвенно, я сказал: знаете что, будьте честны, в конце концов. Соединенные Штаты Америки имеют взаимоотношения с Израилем. Ну что такое для США Израиль на краю света? И столько проблем все-таки (не по причине, может быть, Израиля, я не хочу этих вопросов сейчас касаться) для Соединенных Штатов Америки. 3 млрд в год — финансовая помощь. Это значит — безвозвратно. Кредитов, сколько может Израиль потребить у себя, столько он имеет. Израиль получил ядерное оружие, сегодня его имеет, и никто его не критикует. Вот, говорю, союзнические отношения, как Америка поддерживает своего союзника. Мы же у вас не просим 3 млрд финансовой помощи или каких-то кредитов. Не надо, вы, пожалуйста, нам отдайте то, что вы нам должны отдать. За транзит отдайте, за военные объекты, за единую границу, за единую таможню, за то, что летаете, перевозите. 100 млн тонн грузов туда и назад перемещается через Беларусь. 100 млн! Если мы по 10 долларов за тонну возьмем, посчитайте, сколько мы будем иметь в год. Мы никогда долгов перед Россией не будем иметь. Мы сможем у них покупать по мировым ценам газ и так далее. Но почему же вы нас все время ставите к стенке и говорите, что мы “нахлебники”?

В. Елфимов (Белтелерадиокомпания): Вам не кажется странным, что каждый раз после встреч президентов Беларуси и России как бы раздается голос из-за кулис, и аноним начинает по-своему комментировать и интерпретировать эти встречи?

А. Лукашенко: Трудно мне отвечать публично на этот вопрос. Не  хотелось бы нагнетать здесь обстановку. Знаете, все-таки я понимаю российское руководство — там грядут крупные политические события.

Как-то в разговоре с руководством России я сказал: если нужна прилич­ная, солидная помощь в этих политических событиях, если вы хотите, чтобы Беларусь участвовала в них, давайте сделаем это красиво и честно. Нас часто упрекали: в канун политических событий Ельцин всегда обращался к белорусско-российской теме и подписывали мы договоры и соглашения. А Лукашенко — такой-сякой, чуть ли не марионетка — на это шел. Кстати, а по­чему бы и не пойти, если это было выгодно Борису Николаевичу, России и нам не во вред? Ну да, нас подпирали эти политические события. Может, мы под политические события что-то делали. Да ради Бога! Какая разница, какой был повод? Это политика. Надо пользоваться любым поводом, конечно, порядочно, чтобы в чем-то продвинуться.

Здесь решили поступить наоборот. Да, это важнейшая тема в российском обществе — белорусско-российский союз. Ну почему тут Лукашенко как-то должен ее использовать, чуть ли не влиять через эту проблему на российское общество? Давайте мы враз это отрежем. Не получилось. Не получилось, потому что “сценаристы”, которые это прописывали, далеки от российской действительности и народа. Россияне хотят жить в Союзе Беларуси и России. А раз не получилось, надо как-то выходить из положения, ситуация дейст-вительно почти патовая, но ходы есть. Вот, они нашли такой ход: давайте все свалим на Лукашенко, обвиним, что он виноват, и будем красиво выглядеть в глазах российского общества. Если честно говорить, причина в этом. Добавьте так нелюбимую некоторыми влиятельными в России людьми личность Лукашенко. Это для вас не секрет. На что я всегда говорил: волков бояться — в лес не ходить. Лукашенко сегодня — реальная фигура в Беларуси. И это надо воспринимать как данность. С ним надо вести диалог. Будет другой Президент — будете вести разговор с другим Президентом.

В. Зенькович (“Интерфакс”): Александр Григорьевич, меня удивляет порой Ваше терпение. То какие-то чудаки не дают Вам воздушного коридора для полета. То другие чудаки шантажируют ценами на газ. Вам никогда не хотелось плюнуть на это всё? Не хотите интеграцию, ну и не надо!

А. Лукашенко: Отойти от этой проблемы я не могу по двум причинам.

Во-первых, я же был инициатором всего этого. Мне могут сказать: “Ты заварил эту кашу, а теперь “плюнул” и пошел?” Я был и остаюсь сторонником братских, дружеских отношений Беларуси и России. И до сих пор считаю — и об этом говорил руководству России на Высшем Госсовете, — ну, придут после нас умные люди, давайте не разрушим то, что наработано, оставим им, может, они смогут договориться и сделать шаги вперед? Давайте это сохраним. Это тоже достояние, и мы немало для этого сделали. И я немало здоровья на это положил.

Во-вторых, я Президент. В данном случае “машина”, которая вынуждена действовать в заданном направлении. А направление задал мне белорусский народ. Я не могу поступить так, как вы сказали, потому что это уровень обычного гражданина, но не Президента, который заботится о своей стране. Президент не имеет права так поступать. Хотя, конечно, порой трудно и обидно, и, может быть, даже больно.

С. Протас (“Звязда”): Ваша позиция известна. Все знают, что Вы выступаете за Союз с Россией. А вот как Вы думаете, сами россияне хотят этого нашего Союза или нет?

А. Лукашенко: Россияне не меньше, а еще больше, чем белорусы сегодня, хотят этого Союза. Я ведь Россию знаю прекрасно, я объехал всю Россию. И встречаюсь не только с простыми людьми, а имею контакты и с очень богатыми людьми, даже олигархами. С некоторыми общался плотно и знаю их позиции. Они хотят единства. Причин много. У обычных россиян — это боль за разрушение страны, уважение к нашему народу. Ведь белорусы нигде никому не создавали проблем, в том числе и в России, и в Казахстане и так далее. Так что это чувство, оно у русского человека, у россиян осталось. Притом все конфессии — православные, католики, мусульмане, — все народы и народности очень хорошо относятся к нашей стране, к белорусам.

Это одна причина. Есть вторая причина — экономическая. Вы же пре­красно понимаете: все, что сегодня передвигается между такой огромной страной, как Россия, и таким экономическим монстром, каким является Евросоюз, практически все идет через “горловину” — Беларусь. Так сло­жилось.

Прибалты, в силу их политики, сузили эту горловину. Таким образом, Россия поставила себя в некую зависимость от своих братьев, скажем так. Но мы ей никогда не препятствуем и не будем препятствовать. Это решение многих экономических проблем, это гарантия торговли, общения с Европейским Союзом.

Это вторая причина. На неё ориентируется бизнес-элита. Можно назвать еще ряд причин — военно-политические, политические, дипломатические. Как бы там ни было, когда России было очень сложно, я помню Стамбульский саммит, когда все навалились на Ельцина за Чечню, рядом встала одна страна. Да еще как встала! (Аплодисменты.) Мне пришлось, это показывали по телевидению, очень жестко выступить прежде всего против Квасьневского, Гавела и других “великих правозащитников”, которые, сидя в Европе, не зная ничего, начали “решать” российские проблемы. И знаете, расчувство­вавшись, Ельцин подошел и говорит: “Спасибо тебе, единственная страна, единственный человек, которые встали на защиту...”

Мы немножко охладили их пыл там, в резолюцию не прошла ни одна формулировка. Это тоже дорогого стоит. Я просто один пример привел. Правда и то, что россияне нас поддерживают, а сейчас еще больше, чем мы их, на дипломатическом поприще. За это им спасибо.

Сотрудничество в военном отношении: совместные учения. Россияне участвовали — их военнослужащие, их самолеты. Вы бы посмотрели на офицеров, на русских людей из элитной Кантемировской дивизии. Я к ним подошел и поблагодарил. Они стояли и плакали, видя это возрожденное братство, реальное сотрудничество в военной сфере. Наверное, вы недавно прочитали информацию о том, что в ближайшее время модернизированные зенитно-ракетные комплексы “С-300”, которых я добивался, будут уста­нов­лены на соответствующих позициях в Беларуси. Это о чем говорит? О высоком доверии военных к белорусской армии, о том, что мы защищаем здесь Россию.

Что я хочу этим сказать? Что у каждого слоя общества, у элиты и простых людей, свой интерес к Беларуси. Но самое главное даже не в этом, как бы я видел это из российской глубинки или будучи в российском руководстве. Тенденция на единение важна для российского общества. Люди бы поверили в лучшее, это был бы большой заряд, потому что россияне такие люди, прежде всего русские. Нужен повод для вдохно­ве­ния! Не понимать это может только недалекий человек. Это нельзя оценить деньгами, газом, нефтью и т. д. Я уж не говорю о Калининградской области, о других проблемах, где затронуты интересы россиян.

Та информация, которая публикуется, что 70 процентов россиян против Союза, это неправда. Против — единицы. И вы этих людей знаете. Да и они не против Союза. Они говорят: мы за Союз, но без Лукашенко...

У нас ситуация несколько другая. Это связано с тем, что нас начали обвинять, что мы “безрукие-безногие”, нам тут, извините, жрать нечего и мы “нахлебники России”. Это обидело, я Путину говорил: “Владимир Владимирович, это обидело белорусов”. И еще потребуется немало усилий, чтобы белорусов в этом разубедить.

Ст. Куняев (журнал “Наш современник”): Александр Григорьевич, в современном мире одним из главных законов считается Закон “О граж­данстве”. В России, год тому назад, наша Дума приняла ущербный Закон о гражданстве, сейчас приходится его поправлять. Ваш Закон гораздо умнее. Не потому ли, по сведениям белорусской прессы, из Белоруссии ежегодно уезжает 2 тысячи человек, а приезжает более 30 тысяч из разных стран, в том числе из России и из СНГ? Это, наверное, лучший ответ многим россий­ским и зарубежным СМИ, которые долдонят об ущемлениях в Белоруссии прав человека. Туда, где ущемляют, люди не стремятся... Но, может быть, такая радушная и по-советски интернациональная политика Беларуси и создает проблемы — социальные нагрузки, рабочие места, жилье. Не тяжеловато ли? Будет ли эта гуманная политика продолжаться и в будущем?

А. Лукашенко: Задавая вопрос, вы показали себя человеком, искренне уважающим нашу страну, уважающим белорусов, спасибо вам за эту позицию. Без таких людей, как вы, нам было бы сложно что-то делать во имя наших стран. Я вам за это очень благодарен.

Хочу сказать о том, что у меня было в душе всегда. Я это сказал впервые на встрече с одним из губернаторов России, но прежде всего в адрес посла России, который, конечно же, немедленно проинформировал свое руководство. Когда через средства массовой информации нас в очередной раз “достали”, я сказал: если вы хотите сделать Лукашенко врагом русского человека, россиян, то у вас ничего не получится. Потому что вопреки всему я буду делать так, чтобы россиянам, русскому человеку в Беларуси жилось гораздо лучше, чем в России. И в этом моя сила, и вы ничем эту политику не перебьете, вы не сможете ее оболгать.

Вот вы сегодня приехали, россиян много здесь, журналистов. Как бы они там ни показали, что бы они ни сказали сегодня о нашей пресс-конференции, большинство — это порядочные люди, и вы своим людям расскажете правду.

Россияне разберутся в отношении Лукашенко. Я нормальный человек, мы можем договориться и прилично вести диалог, политику.

Большинство наших людей, подавляющее, с уважением относится к России. И не только потому, что это человеческие чувства. Еще и потому, что это экономика. 50 с лишним процентов товарооборота приходится на Россий­скую Федерацию. Вы представляете, что такое 50 процентов? Это же рабочие места, это деньги, это зарплата и так далее.

Те времена, когда русского человека посадили на чемоданы, ушли безвозвратно. И мне дорого стоило, чтобы повернуть ситуацию. И если хотите уже совсем откровенно, я вам скажу, что если за мной, после моего прези­дентского срока, будет идти человек, который станет проповедовать антирусские, антироссийские настроения, выступать против наших тради­цион­ных соседей, я сделаю всё, чтобы этот человек не пришел к власти в Беларуси.

Возвращаясь к заданному вопросу, скажу: мы выдержим всё. И почему мы терпим и выдерживаем? Потому что мы знаем, что 90 процентов, если не больше, россиян питают к Беларуси и белорусам теплые, братские чувства.

О. Долгая (телеканал ОРТ): Последнее заседание Госсовета — там не было принято ни одного важного решения. На Ваш взгляд, нужно ли оно было вообще? Была ли необходимость его собирать? В чем польза от этой встречи, на первый взгляд, в общем-то пустой?

А. Лукашенко: Во-первых, у нас утвержден план. По нашему регламенту мы должны были провести ее давно. Поэтому проводить надо было. Тем более что вопросы рассматривались важнейшие. В том числе финансовые. Бюджет утверждали.

Если даже исходить из подтекста вашего вопроса, что мы по главным моментам не продвинулись вперед, всё равно нужно было встретиться. Потому что когда есть пауза в отношениях братских государств и люди видят, что нет движения и нет контактов, они настораживаются. Они не понимают, что проис­ходит. Так что это, если хотите, это была демонстрация в дипломатическом, политическом плане.

С другой стороны, эта демонстрация — сигнал не только обществу России и Беларуси, но сигнал и бизнес-элитам, чиновникам, в каком направлении желательно было бы действовать.

С. Конопацкая (Минский тракторный завод): Александр Григорьевич! Уважаемые коллеги, мы находимся сейчас в главном сборочном цехе Минского тракторного завода. Вы видите, как много людей собралось здесь, чтобы стать участниками сегодняшнего разговора. За ходом этого разговора мы следим с самого начала, с первых его минут. Многие люди воспользовались обеденным перерывом, для того чтобы придти и задать свой вопрос Прези­денту. Вопросов много, а потому начнем.

Итак, кто первый, пожалуйста, представьтесь.

А. Кишко (слесарь): Уважаемый Александр Григорьевич! Мы за Союз с Россией. Однако нас волнует следующее. Если произойдет приватизация наших крупных предприятий, таких, например, как “Интеграл”, МАЗ, не окажется ли большинство рабочих без работы? Так как российские акулы бизнеса проглотят эти предприятия.

А. Лукашенко: Это волнует не только рабочих Минского завода. Вы знаете политику приватизации в Беларуси. Никакие “акулы” по причине того, что они акулы, приватизировать в Беларуси предприятия не будут. Это во-первых.

Во-вторых, наша политика предполагает, если мы и будем что-то привати­зировать, какие-то предприятия, мы будем оставлять за собой контрольный пакет акций, то есть полный юридический контроль за собствен­ностью этих предприятий.

В-третьих, для меня главное — не приватизация, а ее результат. Выбро­сить людей с предприятия никому не будет позволено. Поэтому первым пунктом, когда мы идем на приватизацию какого-то предприятия, мы запи­сываем: “Люди с предприятия не могут быть уволены по причине сокращения штатов”. Это наиважнейший вопрос. И почему еще у нас и не продвигается порой приватизация, и мы не договариваемся с этими “акулами”, о которых вы говорили, — они не согласны с нашими условиями. Сегодня, допустим, на тракторном заводе 18 тысяч работающих. Они говорят, нам хватит 10 тысяч. Я у них спрашиваю: “А что будет с 8-ю тысячами?” — “Это ваши проблемы”. Тогда я говорю: “До свидания. Нам нужна такая приватизация, которая бы повысила эффективность произ­водства, сохранила рабочие места, приум­ножила эти рабочие места. А не такая, чтобы выбросить людей на улицу”. Я надеюсь, это услышат сегодня все наши люди: не может быть в Беларуси приватизации, которая нанесет ущерб нашему народу.

А. Карлович (слесарь механосборочных работ): А у меня к Вам такой вопрос. Что выгодно Беларуси: идти к России или в Европу?

А. Лукашенко: Вопрос не новый. Но, видимо, он все-таки людей волнует. Куда идти, в Россию или в Европу? Я только что отвечал на вопрос русского писателя. Говорил о том, что свыше 50 процентов товарооборота приходится на Россию. То есть мы продаем почти половину тракторов МТЗ в Россию. Я думаю, что нам это выгодно. Это вообще прекрасная страна, это полмира, где есть всё, и нам, в общем-то, по большому счету, никто не мешает пользоваться благами природы и наслаждаться общением с людьми этой страны. И это тоже дорогого стоит. Поэтому почему мы должны от России уходить? Притом мы разговариваем на одном языке, у нас одинаковый менталитет, мы прекрасно знаем, что как белорусы, так и русские никогда друг друга не предавали и не предадут. Давайте отбросим отщепенцев, которые сегодня выступают против Союза Беларуси и России. У них не получится нас сломать.

Что касается Европы. Мы часть Европы. Более того, я вчера встречался с одним миллиардером, который у нас давно работает, инвестирует 150 млн долларов. Он прямо сказал: я к вам пришел не только потому, что я верю в Беларусь, а потому, что она находится в центре Европы, это важнейший элемент Европы, без которого вообще невозможны никакие процессы в Старом Свете...

Мы мост, связующий Восток и Запад. И наша внешняя политика основана на многовекторности. Вектор “Запад”, вектор “Восток” — прежде всего. Поэтому для нас важны и Россия, и Европа.

Конечно же, наши экономисты все просчитали. Более того, мы же имеем реальную практику. Ваш трактор МТЗ не хуже тракторов, которые производятся в Европе. Но МТЗ в Европу особо никто не пускает, потому что там защищают свой рынок, свои рабочие места. В Россию мы имеем доступ. Поэтому мы за Европу, но в такой степени, в которой Европа может принять нашу продукцию на основе свободной конкуренции. Вот мы выбрали квоту в середине августа по текстильным изделиям, которые хорошо конкурируют на европейских рынках. Выбрали квоту, нам говорят: всё, больше не везите. Потому что итальянский текстиль негде будет продавать, английский, немецкий. Так что же это за свободная конкуренция? Вот так нас воспринимают в Европе, и не только нас, но и украинцев, и россиян. Кругом ограничения. Мы видим эту практику. Но, тем не менее, мы будем работать с теми, кто будет соблюдать наши интересы, и с Европой в том числе.

И. Сосункевич (рабочий корпуса сборки тракторов): Вы ведете поли­тику по объединению Беларуси с Россией. Но все же, как мне кажется, чтобы не было вот таких недомолвок и вопросов о “патовых ситуациях”, нужно знать мнение народа. Отсюда вопрос: состоится ли всенародный референдум по белорусско-российской интеграции?

А. Лукашенко: На последнем Высшем Госсовете Владимир Владими-рович Путин говорил о неприемлемости некоторых вопросов Договора, потому что, де, надо менять российскую Конституцию. Я ему сказал: так и нам надо белорусскую Конституцию корректировать по отдельным направлениям, если мы вводим единую валюту, допустим. Это вопрос Конституции. Конституцию надо менять, поэтому мы по многим вопросам тоже будем советоваться с народом. Я впервые сказал об этом и сейчас публично подтверждаю: если мы пойдем по пути того уровня норм, которые закреплены в Договоре, мы обязательно спросим разрешения у людей, потому что это конкретные вопросы. Мы ничего не потеряем, если все обсудим и вы выскажете свою позицию.

С. Жур (мастер): Меня как мать волнует вопрос о наших сыновьях. После объединения двух государств будут ли наши сыновья служить за пределами Беларуси?

А. Лукашенко: Этот вопрос — конек оппозиции. Когда мы на референдуме ставили вопрос о Союзе Беларуси и России, меня упрекали в том, что вот Лукашенко хочет наших сыновей послать воевать в Чечню. Вы хорошо знаете, что старший мой сын уже отслужил в армии, а младший сейчас служит. И мне эта тема, как и вам, близка и знакома. И я вам должен сказать, что я категорически против посылки наших военных за пределы Беларуси. Я категорически против того, чтобы наши ребята вообще выезжали по каким-то направлениям, даже миротворцами, за пределы Беларуси. Организация Объединенных Наций за большие деньги нас просит, чтобы мы участвовали своими Вооруженными Силами, потому что армия у нас хорошая, ребята обученные, участвовали в других частях мира в миротворческих операциях, что-то охраняли, где-то там кого-то разделяли и так далее. И это не только потому, что это опасно и ребята могут погибнуть. Извините меня, я и они — люди военные, и если страна прикажет, мы погибнем. Мы — мужики. Мы должны вас защищать. Мы должны защищать свою землю. Но наши ребята не должны гибнуть далеко от дома, в том числе и в Чечне.

Поверьте мне, Президент России и россияне никогда не просили, чтобы мы помогали им в Чечне. И даже если мы объединимся в Союз, эта норма незыблема. У нас хватает работы в интересах России на Западе. Дай Бог, чтобы нам защитить общие наши интересы от Черного моря до Балтийского. Вот здесь мы будем защищать и белорусскую землю, и россиян в том числе, даже и погибая, как когда-то это было, если такое время не дай Бог придет. Вы это четко должны знать. На своей земле мы будем бороться за интересы свои и российские. Также и Россия нас сегодня ядерным щитом прикры­вает.

Е. Селивончик (слесарь механосборочных работ главного конвейера): У меня такой вопрос: не будут ли при введении российского рубля обмануты жители Беларуси, как было во времена распада Советского Союза?

А. Лукашенко: Мы этого не допустим. Но меня, как и вас, кое-что настораживает. Ну ладно, сегодня в России денег море, некуда девать, нефть высокую цену имеет, газ тоже и так далее. Но в то же время существует задолженность перед бюджетом — эта цифра называлась в российских СМИ и у нас в белорусских.

Мы уже давно забыли, что такое долг бюджетникам, а тут целый миллиард долларов, тридцать один миллиард рублей российских задолженность, и они не могут ее покрыть. И я опасаюсь, что может возникнуть ситуация, когда вот эта страшная чума — невыплата заработной платы, особенно бюджетникам, — может перекинуться и на нас. Поэтому в омут бросаться сегодня не намерен.

С. Шиманский (старший мастер службы энергетики, председатель профкома корпуса сборки тракторов): При объединении Беларуси и России и переходе на единую валюту — на российский рубль — не произойдет ли в нашей стране повышения цен, снижения заработной платы и, как следствие, понижения жизненного уровня населения, особенно трудовой его части?

А. Лукашенко: Мне кажется, исходя из того, как специалисты подготовили проекты наших документов, снижения уровня жизни не произойдет. Но вы же понимаете, что мы, вводя валюту, попадаем в зависимость от тех процессов, которые будут происходить в России. И кто его знает, как эта ситуация колебнется.

Мы, конечно, будем работать и стараться делать все, чтобы жизненный уровень возрастал. И так и должно быть, потому что какой же смысл вообще в Союзе, в объединении, если жизненный уровень упадет. Но я не могу сказать на 100 процентов, что все будет светлым и прекрасным. Это же жизнь.

Т. Вятская (радиостанция “Мир”): Вопрос об информационном прост­ран­стве. 10 лет назад граждане России узнали о том, кто Вы, какое у Вас миро­воззрение, именно из каналов “Маяка”. Я хочу вернуть “Маяк” на Беларусь. Тем более что Вы несколько месяцев назад обещали разобраться с этой ситуацией.

А. Лукашенко: А “Маяк” готов придти в Беларусь на цивилизованных, приемлемых условиях?

Т. Вятская: Это не мои вопросы. Я просто знаю о просьбах наших слуша­телей в Беларуси, которые лишены этого спокойного, лояльного радиоканала.

А. Лукашенко: Вы подняли очень интересную проблему, и я хочу искренне разобраться. Вы идете на наш рынок, давайте договариваться. Мы будем ваш продукт запускать здесь и будем платить цивилизованно за него, а вы уж, пожалуйста,платите часть от рекламы, если вы там транслируете. ОРТ, НТВ честно и добросовестно платят всё до копейки.

А самое главное, нельзя позволить расстреливать нашу страну из самого опасного оружия, которым являются средства массовой информации. Это сильнейшее оружие, когда нет “горячей” войны. И я беспокоюсь за то, как “простреливают” российские каналы наше общество. Это  95 процентов вранья. Это не относится к “Маяку”. Но требование одно. Давайте садиться за стол и будем договариваться с нашими журналистами, коллективами, как делить рынок. Я уверен, что надо сделать так, чтобы “Маяк” не только “простреливал” нас, но и с помощью “Маяка” мы хоть иногда “стреляли” бы в ту сторону.

Ю. Карманов (“Ассошиэйтед пресс”): Возвращаюсь к теме белорусско-российских отношений. Владимир Путин достаточно ясно заявил о своем политическом будущем. Он сказал, что третьего срока у него не будет. Скажите, пожалуйста, что прописано в Конституционном Акте о руководстве, о президенте, о руководителе Союза Беларуси и России? И небольшое уточнение. Вот Вы отвечали на вопрос о референдуме. Вы имели в виду белорусский референдум и потом союзный референдум? Или это будет все-таки один референдум?

А. Лукашенко: Это будет два референдума. В России и в Беларуси. Не может быть общего референдума. По нашей Конституции не предусмотрены какие-то общие референдумы.

Я не совсем понял ваш вопрос по поводу третьего срока Путина. Это его проблемы. Если он сказал, что он не будет избираться на третий срок, давайте ему поверим.

Кстати, мы должны принять решение. Или мы оставляем Высший Госсовет, Правительство и Постоянный комитет и избираем Парламент двухпалатный. У нас же нет Парламента. У нас есть Парламентское собрание, куда мы делегируем депутатов от России и Беларуси. А Парламент уже давно должен бы быть избран, нижняя его палата — всеобщим голосованием. Но этот вопрос застопорился.

И все-таки при чем здесь третий срок Путина? Ты что-то недоговариваешь. Ты хотел сказать о моем третьем сроке?

Ю. Карманов: Да .

А. Лукашенко: Ну так и говори. Не надо стесняться, коли пришел. Я же знаю позицию Карманова и “Ассошиэйтед пресс”.

Что касается меня, читайте Конституцию. Все будет исключительно по Конституции. Если не будет каких-то изменений. Об изменениях и причинах я уже говорил. Если оппозиция, которую вы зачастую поддерживаете, будет себя вести цивилизованно и мы выйдем на принятие решений через референдум, выборы и так далее, все будет очень цивилизованно. Если этого не произойдет — желающих погреть руки много, — я наведу порядок. Я не позволю дестабилизировать обстановку в стране.

Что касается меня, буду я Президентом или нет, я уже много раз об этом говорил. Только раньше я говорил, что 4,5 года еще работы, сейчас уже 3,5 года. О чем сегодня вести речь? Дайте мне хоть второй срок доработать. Дайте второй срок доработать, потом я вам про третий расскажу. И если там будет новый срок, поверьте, я это буду делать открыто, только по Консти-туции. Не по Конституции я сделать не могу. Завтра раздавят: нелегитимный Президент. И без того меня уже оппозиция нелегітымным лічыла, пока время не прошло. Им уже надоело самим про это говорить. “Нелегитимный” ­— а Президент Соединенных Штатов Америки посла присылает и аккредитует при Президенте Лукашенко... Я никогда не захочу подставить страну, и прежде всего себя, став нелегитимным Президентом.

Есть ли возможность у Лукашенко еще работать? Конечно, есть. Но надо, чтобы народ это сказал. То есть всё в ваших руках. Как вы решите, так и будет. И поверьте, что дело не во власти самого Лукашенко. Откажете в доверии, ну что ж, случится что-то не дай Бог, тогда я спокойно скажу: “Вы меня, как Горбачева, бить не будете. Вы меня поставили, вы меня сняли. Я же не сам сбежал”. Поэтому все будет конституционно, не переживайте.

О. Степаненко (газета “Правда”): Александр Григорьевич, спасибо, что Вы сказали о  м а р к е Минского тракторного завода. Сейчас многие говорят “брэнд”. К сожалению, и телевидение, и средства массовой инфор­мации настолько “сбрэндили”, что все чаще забывают белорусский и русский язык.

А теперь вопрос. На заседании Высшего Государственного Совета Вы сказали, что на заминках процессов строительства Союзного государства сказываются объективные факторы. Один из таких факторов — ситуация в России. Я встречаюсь со многими мыслящими людьми в Беларуси и России. Все они встревожены одним: Россию надо спасать от обнищания, от разру­шения экономики, которая скрывается всей пропагандистской машиной. В сельском хозяйстве называют рекордным урожай 85 млн тонн, но ведь в 1990 г. РСФСР собрала 116,9 млн тонн, а были годы, когда урожай доходил до 138 млн тонн. Такие же разрушения идут и в других отраслях экономики, в том числе и в промышленности.

Я знаю непростое положение Беларуси. Но, по последним показателям ООН, Беларусь занимает 53-е место по индексу человеческого развития, обгоняя все страны СНГ. По данным Всемирного банка, Беларусь достигла наибольшего успеха в борьбе с бедностью. По данным других солидных организаций, в Беларуси самый низкий уровень опасности, и страна меньше всего поражена коррупцией. Не эти ли объективные факторы вызывают такое мощное противодействие определенных сил в России?

А. Лукашенко: Понимаю проблемы России, но и у нас проблем много. много, не меньше, наверное, чем в России. может, не так остро они стоят. но я не могу себе присвоить “миссию спасения России”. Вы понимаете мое положение, мою ситуацию. Но вы должны знать, что Россия — это не только ваша Россия, это и моя Россия. Мы жили в одной стране. Мы три миллиона с лишним человек положили на алтарь Победы, защищая нашу страну. Мы защищали, если хотите, прежде всего Москву, как мы всегда говорили, и указания оттуда получали — погибнуть, но не отступить.

Посмотрите, сколько у нас сегодня россиян живет. Да у нас в руковод-стве процентов тридцать россиян. Вот Андрей Владимирович Кобяков — русский человек. Урал Рамдракович Латыпов — тоже россиянин. У нас море русских людей. Они что, какие-то здесь другие? Нет. Это их земля.

Миссию спасения России взял на себя нынешний Президент России. И если в этом тяжелом труде нужны будут наше плечо и поддержка, а Союз Беларуси и России, вы правильно намекали, и я уже говорил, это хороший повод и толчок к спасению России и Беларуси, то мы всегда будем рядом.

С. Балашова (“Народная газета”): Как Вы прокомментируете заявление о том, что Беларусь покупает в России газ за 30 долларов, своим потре-бителям продает за 50, а разница остается в каком-то “президентском фонде”? И периодически называются разные суммы в сторону увеличения.

А. Лукашенко: Это — важный вопрос. Вот смотрите, нас упрекают в том, что мы получаем по 30, а продаем по 37,6 доллара... На самом деле мы получаем не по 30, а по 37 долларов. Дело в том, что “Газпром” половину газа, который мы потребляем, поставляет нам по цене 28 долларов, может, даже и чуть меньше. Но это половина газа. А они должны нам поставить весь газ по внутрироссийским ценам. Вторую половину газа мы покупаем у независимых поставщиков — “ИТЕРЫ” и других малых компаний. Но там уже рыночная цена. И если сложить, средняя цена получается 37,6 доллара.

Это же газ, это товар, его надо доставить. Мы качаем по трубе, и это тоже деньги. Вот раскладка: 3,2 доллара — это эксплуатационные затраты по осуществлению газотранспортной деятельности. Дальше. Торгующие организации продают, они платят налоги и прочее — это еще 3,9 доллара. Дальше. 2 доллара 70 центов — прибыль газосбытовых организаций. Дальше. Меньше доллара где-то — это компенсация затрат, связанных с реализацией газа льготным потребителям. Пример я вам приводил: тепличный комбинат. Если не дать им газ по 20 долларов, как в России, — всё, мы не продадим в Россию их продукцию и не получим валюту, чтобы заплатить за этот газ. Поэтому мы их льготируем. Ну а куда разницу? Мы перекладываем — это плохо, наверно, перекрестное субсидирование — на эффективно работающие предприятия. И в результате получается 50 долларов.

Скажите, где здесь какой-то “фонд Президента”? Никогда за счет рос-сийского газа мы не формировали фонд и не можем его сформировать. Я вам это показал, разложив эту цену.

С. Балашова: Как скажется повышение цены на газ на положении Бела­руси, особенно населения?

А. Лукашенко: Мы с Владимиром Владимировичем уже затрагивали этот вопрос в Сочи на пресс-конференции. Россияне нам продают, к примеру, по 40 долларов газ на границе. Украина по 50 с лишним покупает у Туркмении. Путин мне говорит: конечно же, мы не можем вас поставить в ситуацию хуже, чем в Украине. Спасибо.

Но, с другой стороны, смотрите: “Ямал—Европа” — артерия через терри­торию Беларуси. 54 цента мы берем за тысячу кубов газа на 100 километров. В Украине транспорт — 1 доллар 9 центов. Путь через Беларусь и путь через Украину — условия отличаются в два раза. Если весь газ, который они качают через Беларусь, прогнать по украинской ветке, во-первых, она технически не выдержит. Во-вторых, они потеряют 560 млн долларов. На тот объем газа — это 31 миллиард кубов, — который они качают через Беларусь, Россия имеет выгоду, если сравнивать с артерией через Украину, 560 млн долларов. Вот он, выигрыш живой. Об этом предпочитают не говорить. Но мы-то это знаем. Вот я вам называю эти факты. И расстояние 576 кило­метров — это транзит через нашу республику, а украинский транзит сейчас 1140 километров.

Так выгодно это России и Беларуси или нет? Выгодно. Поэтому и построили недавно эту трассу “Ямал—Европа” через Беларусь. При мне строилась. Шушкевич все время тормозил. Вяхирев ко мне приехал, я говорю: начинай строить, это нам выгодно. Мы от этого получаем за транзит хоть небольшие деньги. А если брать по европейской цене, мы приличные будем иметь деньги.

Мы договорились с Президентом России, что ситуация не должна ухуд­шиться для Беларуси. Он при мне сказал Миллеру: “Имей в виду, что потери ты будешь компенсировать за счет увеличения транзита”.

По нефти. Мы же сегодня по мировым ценам нефть закупаем для себя, здесь льгот нет. А качаем, вот графики. 40 центов мы берем за прокачку 1 тонны на 100 километров, а латыши берут почти доллар. Так почему мы такие добрые? Мы сейчас тоже предложим заплатить по мировой цене.

Можно посчитать объемы, которые мы транспортируем, и разницу, это — миллионы долларов, которые мы недополучаем в бюджет. Я Правительству упрек сделал: почему мы не по мировым ценам берем? Сейчас идут переговоры по этому вопросу. Если бы нам нефть продавали дешевле мировой цены, как газ, понятно, но частные компании дерут по мировой цене, а мы качаем им в 2,5 раза дешевле, чем прибалты. Почему русские люди платят прибалтам больше, чем братьям-белорусам? Вот около 70 млн долларов разница — наши потери. Это же деньги. Это к вопросу, кто “нахлебник”.

А. Астафьев (главный редактор газеты “Лад”): Скажите, пожалуйста, каким Вы видите единое информационное пространство Союза Беларуси и России? И несколько слов, если можно, о роли союзных СМИ, которые все-таки сейчас существуют, работают (надеюсь, что проект по союзным СМИ будет расширяться за счет включения каких-то новых средств массовой информации). Скажите, пожалуйста, о роли этих средств массовой инфор­мации в строительстве Союзного государства.

А. Лукашенко: О каких вы говорите союзных СМИ?

А. Астафьев: Например, газета “Союз Беларуси и России”, которая выходит одновременно у вас и у нас. “Лад”, которая выходит в “Литературной газете”. “Союз-Инфо”, это новая информационная структура, информа­цион­ное агентство, это телевизионные программы, которые сейчас выходят, в частности, на российском телевидении. Это радиопрограммы на “Маяке” и на других радиостанциях. Их с удовольствием и интересом слушают в России.

А. Лукашенко: Отвечая на ваш вопрос, я специально попросил пере-числить эти союзные СМИ. Все они влачат нищенское существование. Почему? Потому что почти каждый проект реализован всего на несколько процентов.

Мы, белорусы, заинтересованы, но российская сторона не хочет выхода нашей прямой информации в России, как это имеет место в Беларуси. И поэтому все издания и электронные средства массовой информации, которые вы перечислили, находятся в зачаточном состоянии.

Я бы хотел, чтобы были реализованы наши решения в этой части. Чтобы в смотрибельное время на государственном канале Беларуси и России, а по договоренности, может, и на частных каналах, были такие передачи. Нам надо выполнить решения, которые мы приняли. Они не выполняются. Вы нас, как я уже сказал, “простреливаете” насквозь, а мы не можем довести свою информацию до Владивостока, Камчатки. Да что там брать эти отдален­ные регионы. В Москве мы не можем проинформировать людей о том, что же все-таки происходит в Союзном государстве.

Н. Петкевич: Александр Григорьевич, Ваши комментарии по поводу поставок нефти и газа вызвали очень много вопросов на интернет-форуме. Вот обобщенный вопрос. Автор не представился, только назвался — Евгений. “Почему бы в Беларуси не развивать собственную программу добычи нефти на основе концессии? Не обязательно в России, можно в других странах, богатых “черным золотом”. Ближний Восток — хорошая альтернатива. В равной степени это касается и поставок газа. Как, например, Украина работает с Туркмени­станом. Ведется ли проработка альтернативных источников поставки и концессии?”

А. Лукашенко: Мы уже года три, наверное, работаем с россиянами по поводу создания совместной компании по добыче газа и нефти. Мы даже одного нашего толкового человека, который уехал на Север работать, попросили: попробуй там, зная действительность, решить эти вопросы на тех же принципах, что и Запад, “Бритиш петролеум” например. Мы же братья, разрешите и нам на этих условиях добывать нефть. Мы добудем и сами вам заплатим, как вы нам платите, когда мы пропускаем ваш газ, нефть.

Три года все говорят: да-да, да-да. И уже, знаете, допекли. Говорю: “Скажите, кому что завезти, мы завезем, заплатим, если уж в этом дело”. Ну, непробиваемая стена. То же самое по газу. Хорошо, вы хотите конт­рольный пакет “Белтрансгаза”? Всё, даем вам контрольный пакет. Дайте нам возможность 10 млрд кубов газа добыть в России, а вы нам по этой системе прокачайте его. Это будут наши 10 млрд, а мы вам половину “Белтрансгаза” отдадим. Путин согласился. Но где решение этого вопроса? Они его даже обсуждать не хотят! Скажите, как это понимать? Более того, мне недавно предоставили информацию, что в переговорах по ценам на газ они душат независимых поставщиков, чтобы не дай Бог они нам не поставили газ дешевле, чем “Газпром”. Вот вам и “рынок”. Вот вам “демократия”. Задавили всех и предупредили: если только вы белорусам предложите цену, не согласовав с “Газпромом”, вы не будете работать на рынке.

Что касается добычи нефти, газа, к примеру, на Ближнем Востоке. Вы знаете, там нефть пахнет кровью. Я не хочу посылать туда своих людей. Хотя мы проработки делаем в разных частях планеты. Но я не могу послать туда людей, когда там такая нестабильность. Жизнь человеческая дороже, чем эта нефть.

Теперь о транзите нефти через Россию из Туркмении. Мы не исключаем этот вариант, и мы будем в этом направлении работать. Нам это выгодно, потому что Туркменистан платежеспособная страна, которая крайне заинте­ресована не только в наших тракторах, но и в другой сельскохозяйст­венной технике. Мы могли бы ее поставить туда в обмен на туркменский газ. Но опять же встанет вопрос транзита через Россию. Пока он не решается по определенным причинам...

А. Потребин (газета “Рэспубліка”): Говорят о том, что проектируют газопровод в Северную Европу по дну Балтийского моря. То есть опять-таки в обход Беларуси. Альтернатива газопроводу “Ямал—Европа”. Вы как считаете, это реальная перспектива? И какие последствия будут для нас?

А. Лукашенко: По оценкам зарубежных специалистов, чтобы построить этот газопровод, нужно 14 млрд долларов. Они будут качать 30 млрд кубов. Через нас они качают 34 млрд.

Стоимость газопровода через Беларусь ниже в несколько раз. Скажите, какой разумный инвестор при нашем согласии — мы ведь не против, пусть строят, нам это выгодно — будет вкладывать в строительство по дну моря? Сравните газопровод, который лежит в нашей земле на глубине двух метров, с тем, который будет лежать на глубине в сотни метров. Представьте, сколько затрат будет по обслуживанию этой трубы? А какие экологические последствия это  вызовет в том регионе? тут что-то связано с шантажом: смотрите, украинцы и белорусы, если что, то мы построим там. Ну, ради Бога! Если есть шальные деньги, пусть вкладывают.

Кстати, “Ямал—Европа” построен в одну нитку, а под вторую нитку создана вся инфраструктура. Под вторую трубу построены все перекачивающие станции. Вложены огромные деньги. Теперь надо соединить эти перекачивающие станции второй трубой, и тогда Россия может качать еще 30 млрд кубов по нижней трубе. Мы что, против? Мы препятствуем? Нет. Тогда к чему весь этот шум на пустом месте?

А. Астафьев: Вы настаиваете на преимуществах транзита именно через вашу трубу?

А. Лукашенко: Я ни на чем не настаиваю. Я просто излагаю факты. А вы уж делайте выводы.

А. Колпаков (НТВ): Как Вы думаете, ситуация может измениться после президентских выборов в России?

А. Лукашенко: Конечно, в России ситуация изменится. Я думаю, в какую сторону она изменится. Мы анализируем тенденции, процессы и так далее. Россияне тоже прощупывают: Беларусь — это же стратегический союзник для России. “Круглые столы” проводят. В том числе с нашей оппозицией. Вызвали всю оппозицию в Москву, послушали. Хорошо, что послушали. Прочитайте отзывы. Крестятся, говорят: “Не нужна нам в Беларуси такая оппозиция. Лукашенко — не сахар, но эти же вообще...”

В. Ходасовский (еженедельник “Белорусский рынок”): Как Вы относи­тесь к тезису о том, что истинной причиной нынешнего осложнения отношений между Беларусью и Россией являются не козни отдельных политиков, а на самом деле разные векторы экономического развития, которые все больше расходятся? Говорят, что Россия строит либеральную рыночную экономику. У нас экономика командно-административная. В таких условиях, наверно, в самом деле сложно что-нибудь построить совместное.

А. Лукашенко: Не хочу вас обижать. И постараюсь это мягче выразить. Не знаю, на какой планете находится ваша суперрыночная газета. Иногда мне хочется позвать журналистов и показать им реально, что происходит.

Итак, по поводу “Белорусского рынка” и “разных векторов”. Я же только что вам привел пример “рыночности” Российской Федерации. Когда мы на рыночных условиях вели переговоры о поставках газа в нашу страну, вызывают независимого поставщика, рыночника, которому выгодно поставлять в нашу страну 8—10 млрд куб.м газа, и говорят: “Только попробуй по этой цене!” Что, это не команда? Вы говорите “командно-административный”, а это что — не команда?

Поверьте, в любой рыночной экономике есть команды. Надо было Бушу сориентировать экономику и финансы на войну с Ираком, и отдали команду. Да еще какую! Поэтому не надо вешать ярлыки на экономику одного государства и другого.

Я не приемлю, это правда, честно вам говорю, не приемлю тот рынок, который проповедуете вы, некоторые наши бизнесмены и некоторые олигархи в России. Вы говорите о каком-то “первоначальном накоплении капитала”. Да очнитесь, вы в XXI веке!

Здесь историки есть, спросите у них, вот, например, у Урала Рамдра­ковича Латыпова спросите, он вам скажет, в каком веке было первоначальное накопление капитала. А они повесили шильду в Беларуси, говорят: “Нужно первоначальное накопление капитала”. Да идет же не первоначальное накопление, а перераспределение, мягко говоря. А если реально говорить, то отбирают у людей то, что они накопили. Идет перераспределение капитала . Это к слову о вашей “рыночности”, о которой вы говорите. Идет варварское отбирание и капитала, и собственности, и средств, и денег у тех людей, которые сегодня слабее. Я не приемлю такой рынок.

Но, не приемля этот рынок здесь, в Беларуси, я ведь глобальную ситуацию изменить не могу. Все ломятся в одном направлении. А если ты повернешься и остановишься, тебя сомнут. Ну ладно, меня растопчут, но растопчут же и вас с “Белорусским рынком”, и все наше общество. Поэтому, не приемля что-то, я в меру моего понимания делаю так, чтобы эти процессы не приобрели обвальный, губительный характер для нашего населения. Вот в чем разновекторность. Они считают, что можно идти и не оглядываться ни на что, а я бегу в этом направлении и пытаюсь как-то оглянуться, чтобы не попасть под паровоз. И всегда думаю: если я ошибусь по-серьезному, у меня нет миллиардов долларов от нефти, от газа, чтобы брешь залатать. Вот в чем вопрос.

Во имя чего мы рынок продвигаем в России и в Беларуси? Во имя того, чтобы кучка в 5 процентов имела все, а 95 — ничего? Я не хочу такого рынка. Пока я могу этому противостоять, я в этом направлении действую. Хотя мне некуда было деваться, и сегодня мы имеем ситуацию, когда у нас население 100 процентов платит за газ и так далее. В России этого нет. Так кто рыночней в этом отношении?

А то, что там сегодня много разговоров о какой-то реформе жилищно-коммунального хозяйства — ну и что? Покажите хоть пятачок в России, где эту реформу осуществили? Нигде. Мы не ломаем систему, которая есть. Сломаем — взамен-то ничего нет, а население не готово к альтернативным компа­ниям, которые якобы будут лучше оказывать услуги. Они будут ока­зывать, может, и лучше, но в пять раз больше возьмут, а у населения денег нет. Вот вам и “реформа”.

Поэтому вы меня не делайте антирыночником и нашу страну антирыночной. Это абсолютно не отвечает истине. Мы идем практически тем же вектором , но несколько сдержанней, потому что мы беднее, у нас нет денег залатать дыры, которые образуются в результате ошибок.

Извините, что я так эмоционально отвечаю на вопрос “Белорусского рынка”. Просто хотелось бы, чтобы вы иногда более приземленно эти вещи обсуждали. И не только в интересах тех предпринимательских структур, которые не очень воспринимают курс Президента и самого Президента. Более объективными надо быть. А если нужна информация — пожалуйста.

И. Кольченко (газета “Советская Белоруссия”): Вопрос о защите рос­сийских рубежей: на что работают наши таможенники, пограничники, воен­ные? Во что это обходится Беларуси?

Второй вопрос. Приезжают белорусы в Москву на несколько дней и ощущают на себе прессинг столичной милиции. Наш паспорт им не подходит. Как Вы смотрите на эту ситуацию?

А. Лукашенко: Начну со второго вопроса. Cкажите, русские люди ино­странцами себя чувствуют в Беларуси? Нет. Тогда почему нас загнали в число иностранцев в Российской Федерации? В Москве это наиболее остро ощу­щается. А ведь свободное передвижение рабочей силы, капитала, средств, денег и так далее — это непременные условия единого экономического пространства. Если этого нет, что говорить о валюте? Я с Юрием Михайловичем Лужковым недавно обсуждал эту проблему. Кстати, мы очень многие экономи­ческие вопросы сняли, он здорово помогает.

Что касается охраны границ. 21 млрд долларов — столько средств надо было бы России для создания пограничной инфраструктуры. 21 млрд долларов — это фактически то, что нужно было бы потратить, если бы не было Беларуси.

А вот цифра — 355 миллионов. Это ежегодные расходы ПВО, таможни и пограничных войск. Вот столько надо было бы России затратить ежегодно, если бы не было белорусской инфраструктуры.

“РИА-Новости”: Возвращаюсь к теме акционирования, создания сов­местной газотранспортной системы “Газпрома” и “Белтрансгаза”. Может, все-таки белорусской стороне стоит пойти на какие-то уступки в плане пакета акций или снижения стоимости пакета акций? Может, Беларусь от этого больше получила бы?

И второй вопрос — в отношении референдума. Вы сказали, что в Беларуси сегодня уже есть какие-то конкретные вопросы, которые можно выносить на референдум. Какие именно?

А. Лукашенко: Что касается “Белтрансгаза” и того, что надо было от чего-то отступить. Знаете, скажу откровенно — отступили.

Идет переговорный процесс, и я вам не все могу сказать. Мы хотели бы, чтобы на территории Беларуси была единая система транспортировки российского газа через Беларусь. И “Ямал”, и старая система объединяются в единое предприятие. А они говорят: “Нет, вы нашу трубу туда не включайте”. Ну, ладно, исключаем трубу “Ямал—Европа”. Давайте будем вести разговор о “Белтрансгазе”, о белорусских трубах. Они говорят: вы требуете от нас 5,5 млрд долларов, это рыночная цена. Давайте по балансовой цене. А она не больше 600 млн долларов, это они определили. Значит, за 50 процентов — мы вам заплатим 300 млн. Тогда мы задаем вопрос — я и Владимиру Владимировичу его задавал, — почему словакам заплатили за систему меньшую, чем у нас, 2,7 млрд за 49 процентов? Ответа — нет.

Так что же вы считаете, белорусов можно в лапти обуть и по миру пустить? Так не будет!

Я не могу за бесценок отдать. Это не мои деньги. Вы знаете, если бы это мое было, ну, Бог с ним, 200 млн скинул бы, может, 500 млн, всё равно 2 млрд дадут. Но это не мое. Это и ваше, в том числе. Вы же потом меня в тюрьму посадите, когда я Президентом не буду. Посадите за то, что я за бесценок это отдал.

Второй вопрос вы задали по референдуму. Я не говорил, что у меня есть вопросы, которые я готов вынести на референдум. Я просто сказал: если мы договоримся в части российско-белорусских отношений о чем-то и надо будет менять Конституцию, мы, конечно, будем это делать через референдум.

И. Хрущева (Белтелерадиокомпания): Александр Григорьевич, какой будет политика Беларуси при том условии, что Россия будет продолжать так относиться к Союзу и игнорировать решения Высшего Совета? Если, как Вы говорили, будет топтание на месте?

А. Лукашенко: Отвечу кратко. Наша политика будет основываться на Договоре о Союзе Беларуси и России. Мы будем настаивать на реализации его, на выполнении всех договоров и соглашений, которые до сего времени были подписаны. И если это не будет расходиться с интересами Российской Федерации, мы будем двигаться вперед. Может быть, уже после выборов, когда пройдут эти кампании, и первые, и вторые, у нас что-то может продви­нуться вперед. Мне кажется, что мы найдем путь, по которому сможем продвинуть наши отношения. Ну а сейчас, поймите, вы же политики, видимо, эти политические кампании негативно сказываются на наших отно­шениях, их просто нужно пережить.

А. Маховский (“Рейтер”): Представители российского правительства раньше говорили о том, что если Беларусь и Россия не успеют договориться о единой валюте в 2003 году, то мы не успеем ввести единый рубль с 1 января 2005 года. Высший Госсовет запланирован на февраль, на Ваш взгляд, успеваем все-таки ввести единую валюту или нужно отложить это?

А. Лукашенко: Успеваем. 1 января 2005 года надо вводить единую валюту. Это что, новая валюта? Нет. Это российская валюта. Заменить банкноты и прочие технические вещи — наш Национальный банк полностью к этому готов. Валюта печатается. На складах в Российской Федерации ее море. Надо — напечатают больше.

Но мы можем не успеть, если Российская Федерация не пойдет по пути выполнения Договора. Надо принять Конституционный Акт. Получив соответст­вующие гарантии, Беларусь идет и на введение валюты. Поэтому здесь нет проблемы в сроках.

Н. Петкевич: Александр Григорьевич, на интернет-форум поступил интересный вопрос: “При создании Союзного государства будет ли Беларусь обладать статусом ядерной державы наряду с Россией, учитывая, что некогда у нас было ядерное оружие на территории страны?”

А. Лукашенко: Мы без всяких предварительных условий вывели ядерное оружие. Договоренности были приняты на уровне Шушкевича в свое время. Мне пришлось выполнять...

Если продать, скажем грубо, оружие, что было на нашей территории, — это 5 млрд долларов. Это только заряды.

10 лет могла бы работать станция на этом топливе. Мы подарили, мы просто отдали это России, ничего взамен не получив. Я не говорю о полити­ческих издержках. Нам говорят: давайте выработаем механизм, мы вам простим долги за газ на то время. Какие долги? Нам уже насчитали — 1 млрд долларов. Я говорю: ладно, давайте хоть этот вопрос снимем. Подписали договор с Ельциным, помните, “нулевой вариант” так называемый. Выра­ботали механизм: мы им отдаем вексель, они проводят внутри­государственные процедуры в зачет этого ядерного оружия и нам вексель возвращают. Что вы думаете? Они до сих пор нам не вернули этот вексель. И я поднял этот вопрос год назад на Высшем Госсовете. Касьянов: “Да вы что! Мы разбе­ремся, этого не может быть!” Прошел год, я опять поднимаю вопрос. Как, говорю, с вами можно вести диалог, если вы до сих пор нам не вернули этот вексель?

Почему я поднял этот вопрос? В некоторых СМИ нас уже начали шанта­жировать: вот там вексель есть белорусский на миллиард триста-миллиард двести долларов. Мы его продадим какому-нибудь западному государству, а оно потом потребует вернуть деньги. То есть пошел такой мелкий шантаж. И я поднял вопрос. Как же так? Мы же подписали договор. Вот вам самая яркая позиция российского руководства по поводу отношений с Беларусью.

Возвращаюсь к вопросу, будем ли мы ядерной державой или нет. Как политик я считаю: ядерное оружие — это оружие безумцев. Почему? Потому что ядерное оружие никогда не может быть применено и оно никогда не будет применено. И то, что государства, которые имеют ядерное оружие в больших объемах, иногда им бряцают — это не от излишка мудрости.

Н. Петкевич: У нас есть вопросы от граждан Российской Федерации из приграничных регионов.

Вопрос: Александр Григорьевич, у Союзного государства существует достаточно конкретный бюджет, который как-то формируется, как-то испол­няется, в частности, в связи с финансированием союзных программ. Скажите, как Вы оцениваете обязательства государств-участников перед союзным бюд­жетом и как Вы оцениваете эффективность союзных программ? Насколько они равноценны?

А. Лукашенко: Что касается эффективности этих программ, то об этом Павел Павлович Бородин очень хорошо, много и часто говорил. Поэтому я вас могу отослать к этой информации.

За счет программ, которые создавались и по нашей инициативе — бело­рус­ский телевизор, производство дизелей и т.д., — мы подняли предприятия, заставили работать в кооперации, поэтому эффективность большая.

Что касается союзного бюджета, он постоянно растет, но есть некая сдержанность в силу того, что мы до сих пор не подписали Соглашение по союзной собственности. Деньги вкладываем союзные, а собственность полу­чается отдельно в России, отдельно в Беларуси. Я думаю, этот процесс будет без настороженности проходить, когда это Соглашение — оно готово — будет подписано. Это произойдет в ближайшее время.

Вопрос: Хотел вот спросить у белорусского Президента, хватит у него сил противостоять тем силам в России, типа Союза правых сил, которые с пеной у рта доказывают, что России такой Союз невыгоден, он выгоден только белорусскому народу?

А. Лукашенко: Беларуси выгоден этот Союз. Что касается России, я пытался сегодня и бухгалтерию некоторую проводить — заставили меня считать. Я вам показал, можете перепроверить, если там будут какие-то разбежки, то совсем небольшие: Союз России выгоден.

Вопрос: Из всей чудесной белорусской мовы, которая мне так ласкала слух, особенно запомнилось слово “сябр”, что в переводе значит “друг”. Белоруссия для нас всегда была и будет другом. Россия и Белоруссия — это две Руси, две сестры.

А. Лукашенко: Это — хорошие слова. Спасибо.

 

 

(обратно)

Евгений Савченко • С Родиной в сердце (Наш современник N1 2004)

К 50-летию Белгородской области

 

 

Евгений САВЧЕНКО,

доктор экономических наук, губернатор Белгородской области

С РОДИНОЙ В СЕРДЦЕ

 

Напомню: Белгородская область образована Указом Президиума Верхов­ного Совета СССР от 6 января 1954 года. Народнохозяйственный комплекс страны динамично развивался и требовал новых ресурсов. В числе масш­табных акций того времени — освоение целины, газовых месторождений Западной Сибири, бассейна Курской магнитной аномалии, основная часть которого — четыре пятых разведанных запасов — находится на территории нашей области. То, что они близко расположены к поверхности земли, позволило вести добычу руды открытым, более дешевым способом.

Предприятия белгородской Магнитки в районе Губкина и Старого Оскола возводились методом народной стройки. Комсомольцы, молодежь ехали сюда не только со всех концов Советского Союза, но и из стран социалистического содружества. Все вместе они проделали трудный, как у всех первопроходцев, путь к руде. Это был первый опыт открытой разработки месторождений. Аналогов ему не было ни в отечественной, ни в зарубежной практике. Хотя смелые проекты, надо заметить, для того времени были обычной практикой. Не пугали ни новизна, ни колоссальный объем работы. Специалисты приводят такое сравнение. Объем крупнейшей египетской пирамиды Хеопса — тридцать три миллиона кубометров. Приблизительно столько же грунта — 33,1 миллиона кубометров — было вынуто при сооружении только первой очереди Лебедин­ского комбината. И все это надо было поднять и переместить на значительное расстояние.

18 декабря 1959 года “Белгородская правда” зафиксировала историческое событие: “В шесть часов утра бригадир экскаватора № 9 Павел Анисимович Павлов вскрыл руду. Машинисты экскаваторов П. А. Павлов и Герой Социа­листического Труда И. В. Ермоленко начали расширять рудное поле”. Далее газета приводит рассказ непосредственно “виновника торжества” Павлова, работавшего в ночную смену: “С большим трудом отколол ковшом глыбу вели­чиной с чемодан. Подошел начальник смены Василий Иванович Солошенко, посмотрел внимательно и говорит: “Ну, ребята, поздравляю, дошли до руды”. А с раннего утра к забою началось паломничество. Люди шли, чтобы собственными глазами взглянуть на руду. Куски бурой тяжеловесной руды с острыми гранями переходили из рук в руки... Ради этих радостных минут, которые останутся в памяти на всю жизнь, стоило бороться с водой, работать в 30-градусные морозы и гололед, недосыпать и волноваться так, как только могут родители перед рождением долгожданного ребенка”.

26 декабря в Губкин приехали видные ученые, геологи, инженеры, горняки из Москвы, Ленинграда, Харькова, Куйбышева, Воронежа, чтобы присутст­вовать при первом взрыве... Земля вздрогнула, вспоминал кто-то из очевидцев, на какое-то время заставив всех оцепенеть. Может, кому-то показалось, что это отозвалось эхо недавней войны. И лишь когда огромные куски руды осели на землю и все вокруг стихло, вниз, в карьер, хлынула люд­ская лавина. Все щупали, нюхали руду, брали кусочек на память. Здесь же состоялся митинг, на котором было принято приветственное письмо в адрес руководства страны. А 29 декабря из Губкина в Липецк ушел первый эшелон с рудой — 1560 тонн.

Не менее впечатляющую картину представляло собой строительство Стойленского комбината, который был по сути градообразующим для Старого Оскола, вплоть до рождения в нем еще одного технологического чуда — первенца бездоменной металлургии Электрометаллургического комбината.

Параллельно с развитием добычи и переработки руды набирали мощь другие отрасли народнохозяйственного комплекса молодой Белгородчины. Заметным явлением не только в рамках Poccии, но и всего Советского Союза стала специализация в животноводстве, строительство в каждом районе нашей области крупных комплексов по промышленному производству свинины, говядины, молока, яиц и мяса птицы. Все это требовало укрепления кормовой базы, которое происходило прежде всего за счет высоких урожаев, использо­вания передовых технологий, лучших сортов и гибридов всех посевных культур, повышения общей культуры земледелия. Свои рекорды показывали свекловоды. Некоторые из них получали с гектара до 500 и более центнеров сахарной свеклы. Не отставали сахаровары, которые целенаправленно рабо­тали над совершенствованием технологических процессов с целью увеличения выхода сахара из свеклосырья. Успешно работали молочные и мясо­ком­бинаты.

За экономическим подъемом села последовал и социальный. Вся область представляла собой одну большую строительную площадку. Сюда приезжали многочисленные делегации, союзное правительство “окрестило” Белгородчину “полигоном” сельского хозяйства, на котором отрабатывались передовой опыт, достижения отечественной науки, а также новейшие технологические разработки, используемые за рубежом.

Ударный труд многих белгородцев был отмечен в те годы высокими государственными наградами. В 1967 году на знамени области появился орден Ленина — за подвиг белгородцев в годы войны и успешное восстановление и развитие народного хозяйства.

Стратегический расчет относительно Белгородской области полностью оправдался. Сегодня можно смело говорить, что она состоялась как субъект Российской Федерации, самостоятельный и самодостаточный, более того, прочно заняла лидерство по многим направлениям социально-экономического развития. И в первый ряд слагаемых этого успеха я ставлю человеческий фактор. Каждое поколение белгородцев было поколением созидателей, поколением победителей, достойно подхватывало трудовую эстафету, обеспечивая стабильность и поступательность, являя организаторский талант руководящего корпуса, удивительную работоспособность и живое творчество трудящихся масс, деятельный патриотизм. Люди были разными по возрасту, профессии, уровню образования, культуры, однако их объединяло то, что каждый жил и творил с любовью к отчему дому, родному селу или городу, нашей общей малой родине.

Иначе за короткий исторический срок невозможно было бы преодолеть тот путь, что удалось пройти белгородцам. Назову всего несколько цифр. Пятьдесят лет назад четыре пятых населения Белгородчины проживало в селе, которое давало в день 30 тонн мяса. К настоящему времени в селе осталось меньше трети жителей, а производство мяса выросло в пять раз. В 1954 году ежедневно добывали 500 тонн железной руды, сейчас — около 100 000 тонн. На долю Белгородской области, где живет один процент россиян, приходится 39 процентов ее общероссийской добычи, 10 процентов — производства цемента, 30 процентов — асбестоцементных труб и муфт, 13 процентов — стиральных машин. Свое место в новой экономике нашли многие наши ведущие пред­приятия черной металлургии, машиностроения, металлообработки, меди­цинской, мучной, крупяной и комбикормовой промышленности.

Народнохозяйственный комплекс Белгородчины — сложный, динамично развивающийся организм. Устойчивый рост показывают многие отрасли. Но ведущими были и остаются горнометаллургическая и аграрная. Первая дает региону основные налоговые поступления, другая выполняет не менее важную социальную функцию. Во-первых, поставляет к столу россиян продукты: пятую часть молочных консервов и четыре процента сливочного масла, каждую пятую тонну сахара, десятую часть растительного масла. По душевому объему производства основных продуктов животноводства Белгородчина лидирует в Центральном федеральном округе и в целом по стране. Так, в прошлом году опережение среднероссийского уровня мясного производства в расчете на душу населения составило 2,6 раза, по ЦФО — 3,1 раза; валовому надою молока — 2 и 2,3 соответственно, намолоту зерна — 2,2 и 3 раза. Во-вторых, село выполняет другие, не менее значимые для государства, нации задачи.

Основополагающие начала нации — земля и человек. Во все времена любая деятельность осуществляется в их взаимодействии. В русле этого мировоззрения нашему народу удавалось наилучшим образом согласовывать свое личное, семейное, общественное и государственное бытие с суровыми реалиями. На этом основывалось могущество России, ее особая культура, отмеченная высочайшей духовностью, которая удивляла и продолжает удив­лять и восхищать весь мир.

Этих постулатов белгородцы придерживались всегда, даже в сложный период смены режимов, реформирования всего и вся, заставший нас на исходе двад­цатого столетия. Когда в результате недобросовестной конкуренции со стороны Запада и чудовищного диспаритета цен из села были выкачаны многие мил­лиарды рублей. Не в наших силах было изменить ход исторического процесса, тем не менее мы нашли выход из критического положения, предло­жив в принятом 14 декабря 1999 года постановлении № 710 “О мерах по экономи­че­скому оздоровлению неплатежеспособных сельскохозяйственных предп­риятий области” свою концепцию вывода отрасли на конкуренто­спо­собный уровень, главный смысл которой заключался в том, чтобы соединить капитал с разумной формой экономических отношений.

При этом исходили из того, что в современных рыночных условиях  вовсе не форма владения землей является определяющей предпосылкой успешности бизнеса в сельском хозяйстве, а искусное управление, наличие и эффективное использование ресурсов, включая ту же землю, плюс должная трудовая мотивация. Естественно, большое влияние оказывают природные факторы, а также позиция государства, его желание или нежелание поддержать родного товаропроизводителя, защитить от недобросовестной конкуренции в условиях тотальной экономической глобализации.

С учетом перспектив мирового развития и был сделан наш выбор в пользу мощных интегрированных структур — агрохолдингов и корпораций. Хотя сразу же должен уточнить: они выполняют роль локомотива, но это не значит, что среднему и мелкому агропроизводству отводится второстепенная роль. Небольшие и средних размеров самостоятельно действующие хозяйства, включая фермерские, подсобные крестьянские, кормят само село, обеспе­чивают занятость трудоспособного населения, дают существенный допол­нительный, в отдельных случаях — основной, доход в семейный бюджет, в целом благотворно влияют на социальный фон. Создание многоукладной экономики также отвечает мировым тенденциям и отечественным традициям. История сняла вопрос об исключительном преимуществе той или иной формы собственности.

Но надо понимать, что именно крупный, корпоративный бизнес в условиях жесткой конкуренции имеетбольше возможностей в совершенствовании техно­ло­гического процесса и — что не менее важно — продвижении своей продук­ции, вытеснении из товаропроводящей сети разного рода посредников. Он прямо заинтересован в возрастающих поставках производимого селом сырья, чтобы обеспечить непрерывный цикл и полную загрузку заводских мощностей. В рамках корпоративного объединения происходит свободное переливание капитала, выравнивание экономических условий разных производств, повы­шается доля непосредственно сельхозтоваропроизводителя в конечной цене продукции.

За три года оздоровительного процесса в сельхозпроизводство инвести­ровано более пятнадцати миллиардов рублей. Благодаря частному капиталу удалось спасти в основном крупное животноводческое производство — те самые спецхозы, начало которым было положено в шестидесятые годы. Сохраняя и в этом плане преемственность, мы скорректировали программу развития отрасли с учетом новых экономических условий. На современном этапе приоритетным направлением остается менее затратное производство мяса птицы и свинины. Реализация масштабных проектов позволит белгородским животноводам уже через три-четыре года предложить потребителям до 150 тысяч тонн мяса птицы и не менее 100 тысяч тонн свинины.

Задача по выводу из кризиса агропромышленного комплекса, можно считать, решена. По ряду позиций мы не только вернулись на дореформенный уровень, но и превзошли его, например по производству мяса птицы, сахара, включая переработку сырца, по продуктивности дойного стада. Все это я рассматриваю как крупный успех белгородских аграрников. И говорю об этом без ложной скромности. В советское время подобные титанические усилия, скорее всего, были бы отмечены высокими государственными наградами.

У нового времени — масса проблем. Белгородцы, как и все россияне, стараются быстрее пройти ликбез, чтобы стать активными гражданами демократического общества с рыночной экономикой, где достойную жизнь обеспечивают только высокая доходность бизнеса и высокая заработная плата. И областная власть овладевает своей новой ролью, поняв главное: чем больше будет на той или иной территории высокодоходных производств, тем она бyдет богаче в целом, тем больше у нее будет возможностей для решения социальных задач, коих великое множество.

Для полнокровной жизнедеятельности селу как воздух нужны государст­венная забота и внимание в плане создания комфортной среды обитания для крестьянина. Отсюда — наше пристальное внимание к судьбе крестьянства, приоритетное направление средств на обустройство сельской территории, повышение уровня образовательной и досуговой сферы — всего того, что харак­те­ризует уклад, качество жизни белгородского крестьянства. И мы понимаем, что оно будет тем выше, чем больше у исполнительной власти на всех ее уровнях партнеров, готовых подставить свое надежное плечо, добро­вольно разделить груз социальных обязательств в отношении села — по движению души, по зову сердца, по долгу патриота, горячо любящего свою Родину.

У нас были и есть примеры такого социального партнерства. В первом ряду, как всегда, колхоз имени Фрунзе Белгородского района, которым руководит больше сорока лет дважды Герой Социалистического Труда Василий Яковлевич Горин. Экономические успехи колхоза удивляют не только многих отечественных, но и зарубежных почитателей председательского таланта Горина, но в данном случае я хотел бы рассказать не столько о производстве, сколько об опыте самоорганизации территории, близком к тому идеалу, к которому все должны стремиться.

Повышение качества жизни проживающих на территории колхоза — это более 5000 человек — было и остается главным смыслом работы коллективного хозяйства. Все объекты социально-культурного назначения построены и содержатся на средства колхоза, равно как и дороги, тротуары. Только в этом году построено шесть километров дорог силами одного хозяйства и, подчеркиваю, на средства, которые заработаны колхозниками. Они щедро делятся прибылью с детьми, направляя немалые суммы на питание и содер­жание детских учреждений. Такая же забота — о всех нуждающихся. Работники медицинских и культурно-образовательных учреждений, пенсио­неры получают из колхозной кассы надбавки, ветераны войны, вдовы, участники боев в Афганистане, Чечне — материальную помощь.

Позаботились здесь и об активном досуге, чтобы люди быстро восстанав­ливали силы. И не за “рюмкой чая”, а за шахматной доской, на футбольном поле или волейбольной площадке, в клубах и кружках по интересам. Твор­чест­вом здесь охвачены, что называется, и млад и стар. И поют, и танцуют, и физкультурой и спортом занимаются — в общем, каждый находит себе за­нятие по душе. Кстати, духовые оркестры Бессоновского дома культуры — постоянные лауреаты областных смотров-конкурсов, детский — занесен в реестр ЮНЕСКО, неоднократно выступал в Германии, Швейцарии, Польше.

Если этот добрый пример заботы о людях кто-то воспримет как исклю­че­ние, посчитает нехарактерным для нового времени: Горин, мол, не капи­талист, — можно обратиться к опыту алексеевской компании “Эфко”. Ее базовое предприятие выпускает майонез, жиры и растительное масло под маркой “Слобода”, и по мере увеличения на них спроса владельцы вкладывают средства в расширение производства. Одновременно значительную часть прибыли направляют в социальную сферу. В структуре управленческой компании “Эфко-ресурс”, которая полностью сосредоточена на работе с 24 сельхозпредприятиями, специально созданы службы помощи личным под­собным хозяйствам, строящие свою деятельность с учетом социологических исследований быта и жизни крестьян. Есть в “Эфко-ресурс” свое управление образования, занимающееся школами и детскими садами. Много внимания и средств тратится на организацию медицинского и бытового обслуживания населения. А в последнее время здесь занялись проблемой организации территории таким образом, чтобы никто не чувствовал себя выключенным из общего строя жизни.

Как человеку, вся жизнь которого связана с родным краем, мне импони­рует такой стиль работы и радует, что его демонстрируют многие, как мы их для простоты называем, инвесторы. Они одновременно выполняют функции менеджеров, управленцев. Кто-то из них пришел в село, не имея специальной профессиональной подготовки, однако быстро включился в рабочий процесс, и село нынче представляет для него интерес не только с точки зрения бизнеса. Такой стиль управления можно представить в виде девиза: средства — в производство, душу — в людей. Когда мысли заняты не только модернизацией технологических процессов, повышением качества продукции, но и тем, как создать соответствующую атмосферу труда, выработать идеологию взаимо­отношений, особую систему внутренних ценностей в духе социальной справедливости. Понятно, что простого подбора кадров и материальной заинтересованности в этом случае недостаточно. Необходимо суметь раскрыть реальный потенциал человека, вселить в него уверенность в собственных силах, пробудить в нём мастера, новатора, творческую личность.

Среди управленцев, пришедших в село на волне интеграции по 710-му постановлению, оказались и явно случайные люди — чего скрывать? Но больше таких, кто прикипели к селу, к русскому чернозему, простому русскому мужику, за которого теперь болит их душа, заставляет искать варианты лучшего устройства его жизни и быта, делиться прибылью, чувствуя себя ответст­венным за все происходящее. Философия единения человека и земли стала их внутренним стержнем, и сегодня они призывают других воспринимать село не только с экономических позиций, помнить, что аграрная сфера — это еще и форма жизни. Помимо производственной функции село выполняет другие, не менее важные для страны задачи: экологические — поддержание равновесия в природе; культурные — сохранение духовных ценностей, национальных обычаев и традиций. Оно служит опорой национального самосознания. Пока живет село — будет жить Россия.

На различного рода мероприятиях государственного масштаба, на встречах с Президентом В. В. Путиным, которые стали регулярными, при каж­дом удобном случае стараюсь использовать высокую трибуну для умножения числа сторонников приоритетного развития села, чтобы убедить правительство способствовать реализации хотя бы тех немногих программ, что оно само же приняло. В частности, Программы развития социальной сферы села, в которой — немало от действующей белгородской модели социальных преобразований. Это плюс. Минус, и большой, заключается в том, что для хорошего и крайне нужного дела не предусмотрено централизованное финансирование. А ведь ничто так не влияет на качество жизни на селе, как развитие социальной сферы. И это доказано всей нашей практикой.

К нам ехали и едут из других регионов целые делегации для детального ознакомления с белгородской моделью управления. За последние десять лет Белгородчину посетили Б. Н. Ельцин, В. В. Путин, Е. М. Примаков, М. М. Касьянов, многие министры, другие государственные деятели и политики. В 2002-м и 2003 годах Белгород стал местом проведения Международных экономических форумов Собора славянских народов, который способствует восстановлению интеграционных связей Беларуси, России и Украины. Традиционными стали проводимые на нашей земле международный фестиваль славянских народов “Хотмыжская осень”, всероссийский фестиваль “Театры России — Михаилу Щепкину”, литературные праздники “Прохоровские чтения”, которые проходят обычно в культурно-историческом комплексе в Прохоровке, ставшем своеобразной визитной карточкой Белгородчины. Здесь не раз обсуждались вопросы государственного значения, в частности, о состоя­нии отечественного продовольственного рынка, обобщался опыт социального обустройства территорий, и всякий раз в центре внимания была белгородская модель управления, которая традиционно имеет социальную направленность.

Каждый ее этап соответствует своему времени. Для XXI века мы посчитали необходимым существенно улучшить жизнь белгородцев, обозначив эту цель в соответствующей областной среднесрочной программе. Она всецело отве­чает нормам социального государства, каковым, по Конституции (статья 7), является Российская Федерация. России начала третьего тысячелетия не хватает главного — политики, направленной на обеспечение достойной жизни для всех граждан. Именно ее отсутствие, по моему убеждению, приводит к тому, что общеэкономические успехи, о коих публично рапортует прави­тельство, не отражаются на жизни россиян — в массе своей.

Что касается Белгородчины, то объемы вложений средств в социальную сферу у нас на порядок выше, чем в других регионах. В 2003 году, например, направили на обустройство только сельской территории около полутора миллиардов рублей. Мы давно перешагнули те рубежи, которые обозначены в федеральной Программе по газификации, обеспечению водой, телефонами и т. д. Мы проводим более глубокие социальные преобразования. Занима­лись этой работой и в годы кризиса, а теперь намерены заниматься ею еще энергичней. Это не просто позиция исполнительной власти. Это наша искрен­няя вера, и она не меняется ни при каких обстоятельствах.

Белгородцы прочно закрепили за собой славу хороших строителей. Извечно желание любого человека иметь свою крышу над головой. Не государственную, не ведомственную квартиру, какими бы благоустроенными и красивыми они ни были, а именно свой дом. Для человека он является той жизненной опорой, которая помогает и преодолевать невзгоды, и получать от жизни радость, моральное удовлетворение. Поэтому рожденный нами лозунг “Дом — своими руками!” мог бы стать той спасительной национальной идеей, поиски которой безуспешно идут в стране вот уже второе десятилетие. Строящийся человек — мирный человек. Он заинтересован в том, чтобы хорошо зарабатывать, чтобы в новом доме рождалась новая жизнь. Это не голословное утверждение. Оно проверено на практике Белгородчины, которая по темпам жилищного строительства уверенно лидирует среди регионов России. Уже в 1998 году по вводу жилья в расчете на тысячу жителей (513 квадратных метров) наша область опередила Москву (364 квадратных метра), не говоря уж о соседях — воронежцах (211,3) и курянах (163,7). А этот показатель, как вы понимаете, является индикатором благополучия территории. Люди не будут строиться там, где нет перспективы.

Добротные дома и целые микрорайоны новых застроек, появившиеся в последние годы, разительно изменили архитектурный облик сел и райцентров нашей области. И сегодня я делаю вывод: если бы такой алгоритм действий, как у нас, был запущен по стране лет пятнадцать назад, облик наших сел и деревень, всей России был бы совершенно иным. Иной была бы культура бытия. Россия покрылась бы коттеджами, а в них звенели бы многочисленные детские голоса. И семьи были бы счастливы. Все работали бы, и некогда было бы пьянствовать от тоски и безысходности.

Хотя нам не приходится теперь заниматься агитацией за дом усадебного типа, даже среди горожан, тем не менее считаю, не было бы у нас размаха жилищного строительства, если бы не велась работа по обустройству терри­торий. Прежде всего мы решили проблему газификации села. Жить в центре европейской части России, этой газовой империи, и не иметь “голубого топлива” в доме — это, считали мы, преступление. И в макси­мально короткие сроки, за счет концентрации усилий и средств, завершили газификацию всех населенных пунктов, начало которой было положено в пору становления области, в 1958 году.

Еще до завершения газификации мы приступили к реализации другой крупной областной программы — комплексного благоустройства территорий, включая строительство и реконструкцию дорог и тротуаров, чтобы крестьянин имел возможность в любую погоду обходиться без резиновых сапог, прокладку водопроводов — там, где их не было до сих пор, установку телефонов. К этой работе активно подключились все территории, и многие неузнаваемо преобразились. Белгород, Старый Оскол, Губкин, ряд районных центров и сельских населенных пунктов не раз становились призерами различных конкурсов по благоустройству.

Темпы социальных преобразований будут тем выше, чем богаче станет область, и наша приоритетная задача — обеспечить рост доходности всех отраслей народнохозяйственного комплекса. Как это сделать? Лучше и больше работать. Белгородцы доказали, что это им по силам. Взять последние пять лет: валовой региональный продукт увеличился в физическом измерении на 33,7 процента; объем промышленного производства вырос на 68,5 процента, продукции сельского хозяйства — на 18,9 процента.

Тот потенциал, которым область располагает накануне своего 50-летия, позволил нам первыми в России приступить к реализации Программы улучшения качества жизни населения. Это наш достойный ответ на вызов времени, нового столетия, основной чертой которого станет не битва идеологий, а острая конкуренция за качество жизни.

Около года ученые, специалисты, представители органов власти и общест­венности работали над концепцией и проектом Программы, в обсуждение которой включились тысячи белгородцев, средства массовой информации. В результате такого коллективного авторства Программа получилась и содержательной, и реалистичной. Хотя на этапе ее обсуждения мы нередко сталкивались со скептиками, считавшими, что она преждевременна и для значительной части населения нужно думать об элементарном выживании. Справедливо. Но справедливо лишь отчасти. По моему убеждению, с дви­жением к благополучной жизни по хорошо просчитанному маршруту нельзя поспешить, наоборот, можно только опоздать, и надолго, если не навсегда, отстать от других. Такова логика жизни, таковы законы эволюции общественных отношений. И надо не тормозить, а развивать внутренние, глубинные потребности человека к самореализации, творческому поиску, помочь ему в осуществлении его жизненной программы, стремлении к более высокому уровню материального благосостояния и духовного развития.

Утопистами нас, инициаторов разработки данной Программы, назвать нельзя. В последние годы Белгородчина сумела в основном преодолеть негативные тенденции, вызванные шоковыми реформами, вышла на передо­вые позиции по основным параметрам: среднедушевым доходам и банков­ским вкладам, потреблению товаров и услуг, обеспечению жильем, по капи­таль­ным вложениям в народнохозяйственный комплекс, что указывает на инвести­ционную привлекательность, устойчивые темпы развития. Региональ­ная политика остается ясной, предсказуемой и понятной людям, что благо­приятно отражается на социальной и политической ситуации, которую характе­ризуют стабильность, бесконфликтность, конструктивное взаимодействие государственной власти с формирующимися институтами гражданского общества. Заметно оздоровился морально-психологический климат, белго­родцы постепенно преодолевают груз социальной усталости от реформ, более уверенно смотрят в завтрашний день. Растет оплата труда и ее доля в валовом региональном продукте.

В этом я усматриваю также позитивный факт влияния и на увеличение внутреннего спроса, что для экономики России с ее сырьевой направленностью остается единственным источником роста. Для этого необходимо, во-первых, как минимум в три раза поднять заработную плату в бюджетной сфере, которая за десятилетие реформ превратилась в инкубатор по разведению бедноты: четверть россиян-бюджетников получают не более трех тысяч рублей в месяц. Повышение оплаты труда врачей, учителей, работников культуры до семи-восьми тысяч значительно снизит численность бедного населения, к чему призывает всех Президент, и даст сигнал бизнесу к повышению зарплаты своим работникам.

Кратное повышение зарплаты в бюджетной и внебюджетной сферах, несомненно, изменит структуру ВВП страны, доля оплаты труда повысится с 20—25 до 40—45 процентов, что благотворно скажется на инвестиционном потенциале. Он может вырасти до триллиона рублей.

Мы работаем, чтобы жить, а не наоборот. И тут мне остается лишь повториться: достойная зарплата — прямой путь к повышению благосостояния отдельно взятого человека и общества, точка отсчета нового этапа в жизни государства — этапа созидания. Хочется верить, что мы на правильном пути, что этап разрушений остался позади и возврата к нему уже никогда не будет. Ведь разрушение без созидания не создает нового исторического движения, а приводит к социальному регрессу, к движению вспять.

Хочется надеяться, что теперь, когда в верхних эшелонах власти оказались патриоты-государственники, радикальным преобразованиям придадут сози­дательный характер, социальную направленность, что реформы будут очело­вечены, что россиян — в массе своей — из класса бедноты переведут в класс зажиточных, активно действующих творцов.

Мероприятия, предусмотренные областной Программой улучшения качества жизни, призваны обеспечить достойное существование человека, защитить его жизнь от различных опасностей и угроз. Речь здесь идет о реализации демографической политики, воспроизводстве населения, защите материнства и детства, обеспечении высокой продолжительности жизни, праве человека на защиту. Что касается конкретно демографической поли­тики, то с определенной долей осторож­ности можно утверждать, что перелом наступил. Третий год в области отме­чается скромный, но устойчивый рост рождаемости. Это обнадежи­вающая, радующая тенденция, которую мы обязаны закрепить, сделать необратимой.

Другой аспект улучшения демографической ситуации — обеспечение роста продолжительности жизни. По большому счету, на это направлена вся наша социальная политика. Неслучайно у нас самая низкая смертность и самая высокая продолжительность жизни в Центральном Черноземье. Мы очень хотим, чтобы белгородцы жили намного дольше, чтобы мужчины не умирали, не достигнув даже пенсионного возраста.

Мировые стандарты качества жизни предполагают высокий уровень образования, которым определяется интеллектуальная мощь нации — важ­нейшее условие прогресса в век проникновения информационных технологий во все поры жизни. Мы не хотим быть на обочине цивилизации, и в нашей Прог­рамме достижения достойной жизни важное место отводится образо­ванию, обеспечению его высокого качества и доступности, повышению прес­тижа профессии педагога, воспитателя.

Социальная направленность образовательной политики ощущается во всем. Достаточно сказать, что наибольший удельный вес консолидированного бюджета приходится на образование. Область постоянно находится в числе лидеров по строительству школ. Только за последние пять лет их построено около сорока. Количество учебных мест увеличено более чем на восемь тысяч. Компьютеризацией охвачено две трети классов. Белгородчина превращается в регион с интенсивно развивающимся образовательным пространством.

Подготовку сельских детей по программам повышенного уровня ведут профильные специализированные учреждения. Например, для юношей четырнадцати-шестнадцати лет открыт областной лицей УВД. В Шебекинской гимназии-интернате одаренные девочки со всей области помимо учебной и профессиональной подготовки обучаются музыке, танцам, этикету.

Сегодня, когда отечественная школа выбирает путь, по которому она будет развиваться в новом веке, когда одни предлагают утилитарное образование, а другие возлагают надежды на опыт Запада и усиленно изучают методики и стандарты зарубежной школы, мы все больше укрепляемся в понимании того, что процесс образования должен быть пронизан духовно-нравственным началом.

Так строилась работа еще лет тридцать назад в сельских учебно-воспи­тательных комплексах, где дети получали общеобразовательную подготовку и развивали свои эстетические наклонности. Этому же соответст­вовала развитая сеть учреждений дополнительного образования, которую мы сохра­нили и целенаправленно развиваем. Специально разработанная областная программа “Одаренные дети” предусматривает создание учреж­дений нового типа (их у нас в области свыше 80), проведение олимпиад и конкурсов по предметам, различным видам детского творчества. И сегодня отрадно отметить, что число их призеров, победителей спортивных соревно­ваний всероссийского уровня из среды белгородских школьников и студентов из года в год растет. Есть и такие, что выходят на международный уровень, например Светлана Хоркина — олимпийская чемпионка по спортивной гим­настике, выпускница Белгородского университета.

Наше пристальное внимание к развитию физкультуры и спорта объяс­няется страстным желанием увести детей из подвалов и подворотен в спор­тивные залы и клубы по интересам. При этом мы убеждены, что увлечение спортом не должно подменять трудовое воспитание. В детстве и юности именно физический труд формирует человека, определяет его отношение к работе, пробуждает творческие способности.

Материальное и духовное должны пребывать в гармонии. Наш долг — сохранить и приумножить культурное наследие, доставшееся нам от пред­шественников. Следуя ему, мы поставили, на первый взгляд, дерзкую задачу — в каждом городе, каждом районе создать культурную среду, приобщить население к лучшим образцам театрального, музыкального, изобразительного искусства и литературы.

Необходимо возрождать народные традиции, развивать краеведение, чтобы лучше знать историю родного края, которая насчитывает куда больше, чем полстолетия и вместила массу событий, достойных внимания совре­менников. Из далекого прошлого, к примеру, взят нынешний герб области, который можно видеть теперь на флаге Белогорья, на официальных документах. Более двух с половиной веков назад такой герб впервые был утвержден первым белгородским губернатором князем Трубецким, назначенным Екатериной II. Образованная по ее указу Белгородская губерния просуществовала 52 года.

Верю, у возрожденной в середине двадцатого века Белгородской области будет более долгая и счастливая судьба, и зависит она не только от госу­дарственной воли, но и от воли, таланта и способностей каждого из полутора миллионов, проживающих ныне в области, от нашего с вами желания быть настоящими хозяевами нашей земли, нашего общего дома, имя которому — Святое Белогорье.

Хотелось, чтобы предстоящий юбилей области был в равной степени использован для активизации интереса к истории края и его современности. У каждого времени свой герой. И каждый творит нашу общую историю.

(обратно)

Ирина Стрелкова • Обрусение (Наш современник N1 2004)

 

“оБрусение”

или нашествие иноплеменных?

 

Народы, рванувшиеся в конце 90-х годов к суверенитету, разрушившие под руководством своих “национал-демократов” Советский Союз с одобрения ельцинской клики, так и не сумели создать подлинно органичную и крепкую государственность. Потому все прошедшее пятнадцатилетие они живут, погрязнув в войнах, крими­нале, кровавых разборках, в политических конвульсиях, в удавшихся и провалившихся государственных переворотах, экономи­ческой черной дыре.

Такова заслуженная судьба Грузии, Армении, Азербайджана, Киргизии, Таджи­ки­стана, Молдовы. За что боролись, на то и напоролись, как говорится. Счастливое исключение — Беларусь.

Но почему, завоевав  свободу и независимость, население этих бывших республик Союза хлынуло в Россию? Почему с такой легкостью российское взятколюбивое чиновничество с благословения высшей власти позволило организовать худшей части этих этносов преступные группировки в России, захватить рынки  от Москвы до самых до окраин, позволить установить торговлю наркотиками не только в Белокаменной, но почти в каждом областном и даже районном русском городе, в советское время и не подозре­вавшем о такой возможной напасти?

Об этом не раз писали публицисты “Нашего современника”, об этом написал Валентин Распутин свою горькую повесть, опубликованную в журнале в прошлом году...

Об этом же сегодняшние размышления наших авторов  Ирины Стрелковой и монаха Афанасия с Афона.

 

 

 

 

Ирина СТРЕЛКОВА

ОБРУСЕНИЕ

Есть “обрусение” и “обрусение”...

 

По Далю “обрусеть” — стать, сделаться русским. И в качестве примера — “обруселый немец”. Там же выделено курсивом: “Корела и мордва обрусела у нас, а жидову нескоро обрусишь”— расхожее мнение. Даль и сам был из обруселых датчан: этноним, сложившийся в России, распространялся на всякого иностранца с Запада, европейца, но остался за уроженцами Германии, и стоит заметить, что оттуда никогда не совались со своими поправками в русский язык — в отличие от некоторых нынешних наших соседей.

Многовековую историю обрусения полезно вспомнить в наше время — и самим русским, и прибывающим к нам иноверцам и инородцам. Кстати, оба эти слова считались в России официальными и не должны бы сейчас причисляться к обидным — такие же слова, как иностранец, иноплеменник, иммигрант... Обрусение дало России Карамзина и Аксаковых, Беринга и Беллинсгаузена, Пастернака и Левитана, Багратиона и Баграмяна... Обру­сение — феномен русской истории, русской культуры, русской государст­венности, одна из загадок российской цивилизации: как все это сделалось? У США свой исторический опыт: эмигранты из Европы, судьба индейцев, работорговля, “плавильный котел”, сегодняшние привилегии “национальных меньшинств”... Не надо навязывать свой образец другим — будем уважать многообразие мира.

Обруселые немцы считали себя патриотами России, немецкие фамилии можно было встретить в Союзе русского народа.

Для обруселого немца следующим шагом было креститься в православную веру. Без какой-либо корысти. У Лескова есть быль “Владычный суд”, и там рассказано, с сочувствием к бедному еврею, как забирают в кантонисты еврейских мальчиков. Зато богатый еврей крестится с расчетом — ему за это достанется выгодный подряд. Ну, а немцы и без того занимали в царствование Романовых положение “фаворизованного племени”, как писал Достоевский в “Бесах” о губернаторе Лембке и его немецком окружении. Кстати, картина вполне сравнимая с нынешней властью олигархов, тоже из нерусских. Но в прежней России случалось — как с доктором Гаазом, — что разбогатевший немец начинал все раздавать бедным и умирал в нищете. Это и значило, что легендарный доктор Гааз обрусел , хотя и не принимал православие, и похоронен на Иноверческом кладбище — ныне Введенском, где на его могиле всегда цветы.

Но хватит про обруселых немцев. Они во всех видах представлены в русской классике — у Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова... А Бисмарка я здесь процитирую как специалиста по России: “В Азии англичане гораздо менее успешны в цивилизаторской деятельности, чем русские; они обнару­живают слишком много презрения к туземцам и держатся от них на слишком большом расстоянии. Русские же, напротив, привлекают к себе население присоединенных к империи земель, сближаются и смешиваются с ним”.

Меж тем русские православные мыслители не отождествляли цивилиза­торскую деятельность с более значимыми деяниями. Процитирую В. В. Розанова: “Есть “обрусение” и “обрусение”... Политика того обрусения, программу коего сформулировали “Московские ведомости” (газета М. Н. Каткова. — И. С. ), в сущности есть политика национального обезличивания, денационализации племен, а не универсального национального синтеза (выделено мной. — И. С. ). Оглянемся назад. Русь в киевский период своей истории совершила великие культурные и религиозные завоевания, почти не имея, по крайней мере не сформулировав “программы завоевания”; московские великие сидельцы, от Калиты до “тишайшего” Алексея Михайловича, совершили не меньшие завоевания политические, а также без заметного национального обострения. Но Польша, которая всегда была полна национальною и религиозною обост­рен­ностью, так и раскололась и пала, не успев отесать и притупить режущих друг друга внутренних ножей. Успехи Москвы и Киева, национальные и религиозные, были так медлительны, постепенны и “беспрограммны”, что историки ищут и почти не находят документов о ступенях, по которым совер­шилось (в этом направлении) восхождение русской силы. “Бедная русская история”, “никаких ярких событий нет”: но вот, посмотрите, на конце этой вели­кой тысячелетней тишины факт самого огромного, самого колоссального, истинно тысячелетнего значения — не государство, а почти мир стран и на­родов, между тремя океанами и почти досягающий четвертого, первая миро­вая мощь; не сегодня-завтра — центр всемирных к ней тяготений, центр развивающихся всемирных событий”.

Универсальный национальный синтез... О том, что при строительстве социа­листического государства СССР были востребованы исторические русские традиции, писал, анализируя деятельность Сталина, политолог Александр Панарин (“О державнике-отце и носителях Эдипова комплекса”, “Москва”, 2003, № 3). Панарин напоминает, что славянство не было многочисленным — в сравнении с Китаем, Индией. Но у русских была мес­сиан­ская идея, и в имперской России инородцы были младшими братьями , с которых меньше спрашивалось . Сталин это использовал. Он проникся интуицией народности абсолютистского государства , большого имперского пространства, не знавшего двойных стандартов, групповой и племенной предпочтительности, большого общества , не опускавшегося до местечковой узости этноцентризма .

Замечу здесь, что наши западные оппоненты издавна обзавелись невос­приим­чивостью к аргументам, идущим из России. Такая вот удобная позиция, чтобы судить о русской жизни вкривь и вкось. В журнале “Отечественная история” (2003, № 2) напечатана рецензия доктора исторических наук В. В. Тре­павлова на книгу профессора университета имени Лойолы (Чикаго) Майкла Ходорковского о “Tpex столетиях территориального расширения России”, в которой действия Российской империи названы однозначно “колониальной экспансией”. Ходорковский не видит разницы между колониальной политикой западноевропейских держав и положением новых территорий в составе России. Трепавлов приводит доказательства: новые территории стали в России не колониями, а составной частью державы и управлялись по тем же законам. Ну и что? На Западе этой проблемой заинтересовались?

В. В. Розанов писал про “обрусение” и “обрусение” в 1898 году в статье “Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского”. Конец XIX века. В России только что завершилось пятнадцатилетнее пребывание на посту министра просве­щения графа Делянова, обрусевшего армянина, прославившегося циркуляром о “кухаркиных детях”. Но он же расширил программу по русской словесности в гимназиях. В череде министров просвещения России можно назвать и двух графов Толстых, и малоросса Разумовского, и князя Ширинского-Шахматова, имевшего восточных предков, и немцев от Ливена до Зенгера, и выходца из бессарабских дворян Кассо... Вряд ли в какой-либо другой стране мира мог сложиться столь многонациональный состав высшей бюрократии.          

Но это уже другое “обрусение”, продуманная позиция русского прави­тельства по отношению к национальной верхушке. На Кавказе и в Средней Азии главы родов, жузов, тейпов подписывали договора о принятии поддан­ства русскому царю, за что им оставляли управление, а затем давали и дворянство. Отметим и такую примечательную практику, как награждение русскими орденами. В России ордена имели имена святых и форму креста. Поэтому специально для нехристиан изготовлялись ордена св. Владимира, св. Анны и другие не в форме креста, а овальные.

Русский вопрос в России

 

Наверное, ни в одной стране мира не было — и не могло быть!— такого количества этнических школ, сколько появилось в СССР после революции. Особым многообразием отличилась Украина: еврейские, польские, гре­ческие, чешские... В 1933 году там провели “перепись детей по признаку род­ного языка” в крупных городах и рабочих центрах, после чего были приняты меры по перераспределению сети школ в “национальном разрезе”. В результате прежде всего была приостановлена насильственная украини­зация образования. Но при тогдашней национальной политике, в которой на первое место ставилась борьба с “великодержавным шовинизмом”, и речи быть не могло о насильственной русификации. Вот что пишет о приостанов­лении украинизации школ современный историк Е. Ю. Борисенок: “Опреде­ляющими явились тенденции цивилизаторские, направленные на созидание новой социалистической культуры, одной из характерных черт которой был интернационализм” (“Укрепление сталинской диктатуры и поворот в нацио­нальной политике на Украине. 1930-е годы”. — “Отечественная история”, 2003, № 1).

Вот именно — не русификация, а интернационализация всей “много­народной нации” (И. А. Ильин). И упаси Бог оказаться уж очень русским. В этом же интернациональном упоении написаны и всем известные строки о “негре преклонных годов”, в которых Маяковский не забыл уязвить “русопятов”, посмеявшись поначалу над тем, что “Тифлисская и Казанская академии переписываются по-французски”.

Но уж если советская власть поставила своей целью развитие образования на равных условиях для всех народов России, то не обойтись было без общего языка для огромнейшей образовательной системы — как и без единого государственного языка в управлении многонациональным СССР. И если социалистическая система гарантировала право каждого на бесплатное образование, то опять же следовало предоставлять все необходимые условия для осуществления этого права: владеть русским языком так же необходимо и обязательно, как знаниями по математике, физике, химии и т. д.

Но вот оказывается, что в наше время директору Института русского языка академику В. Г. Костомарову приходится напоминать российским чиновникам, что официальные бумаги из Татарстана в Москву надлежит отправлять согласно закону, то есть писать по-русски, “а не на татарском или английском, как это порой делается” (“Труд”, 13.02.2003).

У нас и Якутия едва не перешла на английский. Только мы начали забывать о пролетарском интернационализме, исключающем наши национальные интересы, как объявилось еще одно единственно верное учение — глобализм, глобализация, новый мировой порядок, экспорт демократии прямиком из США...

Конечно, глобализация — не исключительно русский вопрос. Запроекти­рована всемирная денационализация, которой подлежат прежде всего круп­нейшие исторически сложившиеся государства Европы со своими государст­вообразующими народами и своей великой национальной культурой. При этом национальные амбиции стран некрупных, наоборот, поощряются. Соответствующим образом создается управление культурой в современном “открытом обществе”. Господствовать будет один язык — английский. Новый мировой порядок будут обслуживать — и уже обслуживают! — денационализи­рованные “мастера культуры”. Почти полностью американизирована вся массовая культура и открыто выполняет политические функции.

О том, насколько все это начало тревожить Европу, свидетельствует учреждение организации “За европейский союз наций”, в которую вошли многие видные общественные деятели. Ее цель, заявленная на собрании в Париже в октябре 2003 года, — “сохранение в рамках объединенной Европы национальной самобытности ее народов”.

В России денационализацию стараются провести по-быстрому и ведут бесцеремонней, тем более что она тесно связана с деиндустриализаций и деинтеллектуализацией — взаимосвязь трех операций очевидна. В России ограничен доступ на телевидение, на радио, в крупнейшие концертные залы великой культуре, совершившей свои постепенные культурные завоевания и осуществившей обрусение народов без национального обострения и нацио­нального обезличивания. У нас в России программа “Русский дом” существует на телевидении в качестве резервации. А с каким возмущением была встречена в СМИ школьная программа по православной культуре! Да что там СМИ! “Яблочник” А. В. Шишлов, возглавлявший в Думе Комитет по образова­нию и науке, заявил в интервью, что под видом основ православной культуры в школу пытались протащить основы православной религии . Ну, а как прикажете отделить русское православие от русской культуры? Впрочем, с такими цензорскими обязанностями могли бы справиться идеологи “Единой России”. Они выпустили свой манифест под заглавием “Путь национального успеха” и в этом ответственном политическом тексте ни разу не написали слово “русский” — только “россияне”, “российская культура”. Можете считать мои поиски слова “русский” чем-то не совсем нормальным. Но как тогда следует назвать умение обойтись без упоминания о государствообразующем народе? И вспомним, какую обструкцию устроили все СМИ проекту Закона о русском языке. Тусовка ходила ходуном. Хотелось бы знать, какие “муки творчества” испытывают все те, кто постоянно жаждет уязвить Россию — и вынужден при этом не только говорить и писать, но и думать на русском языке. О том, что такие комплексы у них имеются, подтверждают очень частые нервные заявления, что уж они-то лучше владеют русским языком, чем Белов и Распутин.

 

И здесь есть смысл вернуться к В. В. Розанову: “обрусение” и “обрусение”. Понятно, что формы “обрусения”, неприемлемые для Розанова, абсолютно исключены при антирусской, русофобской политике нынешних правителей России, откровенно проводящих курс американизации: в культуре, в образо­ва­нии, в общест­венной жизни, в морали... Но все же, могло ли так полу­читься, чтобы навсегда прекратилось постепенное и “беспрограммное” обрусение? Утратил ли сегодня свое влияние русский духовный мир?

Что ж... Вспомним, к примеру, как в начале 90-х в школьную реформу был заложен кардинальный проект изменения менталитета нации через систему образования, целиком переориентированную по западным образцам. С тем проектом так ничего и не получается. Сейчас, в связи с вступлением в ВТО, от России требуют принятия обязательств, касающихся сферы образо­вания, его унификации, отказа от традиционной для русской системы образо­вания фундаментальности, сокращения всего гуманитарного цикла школьных предметов, перехода исключительно на рыночные основы. Ответом стал рост русского культурного сопротивления. Я об этом писала в “Нашем современ­нике”. Русское культурное сопротивление развивается самопроизвольно, привлекая к реальному общему делу самых разных людей, и оно уже стало неформальной политической силой. Так что русофобам рано торжествовать победу, а нам вопиять о поражении, как это, к сожалению, делается в патриотических изданиях.

Выдающийся историк и замечательный писатель Дмитрий Балашов утверждал, что в России крупные исторические перемены нередко совер­шаются незаметно. Я помню одну из дискуссий начала перестройки. Чего там только не наговорили! А поднялся на кафедру Балашов и спокойно пояснил, что о подлинном значении исторического события следует судить не по ближайшим результатам, а по удаленным во времени итогам. По Балашову, значение Октябрьской революции можно было оценить разве что к концу XX века. Тогда о чем же говорить сегодня по поводу действий власти, история которой едва перевалила через одно десятилетие?

Так что вернемся к истинному обрусению, о котором писал В. В. Розанов: универсальный национальный синтез. В Казанском университете преподавал в позапрошлом веке русский язык татарин Ибрагимов, его учеником считал себя Сергей Тимофеевич Аксаков. А Лев Ибрагимов, автор слов популярного романса “Ты душа ль моя, красна девица...”, доводится сыном тому университетскому преподавателю. Среди авторов, которых Пушкин печатал у себя в “Современнике”, был и кабардинец Казы-Гирей. Пушкин сопроводил публикацию своим примечанием: “изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно”. О том, что для познания мира надо прежде всего постичь русский язык и русскую культуру, писал в XIX веке казахский поэт и философ Абай. Ну, а в наше время могло ли кого-нибудь удивить, что Руслан Хасбулатов говорит по-русски лучше Черномырдина? Нет, конечно. Все дело в образовании. На Всероссийском конкурсе на лучшее писательское и журналистское произведение “Моя малая Родина”, который проводился в минувшем году, была отмечена работа десятиклассницы Адили Зариповой из города Кимры Тверской области, она прислала на конкурс публицисти­ческое исследование истории кимрского Гостиного двора, написанное в защиту этого памятника русскогозодчества.

В том-то и дело. Русская культура и русский язык, его словесное богатство (включившее в себя немало слов из лексикона народов России), его уникальная способность к саморазвитию — все это нужно не только самим великороссам. Вся многонациональная Россия терпит ущерб от чудовищной лексики реклам, от безграмотной речи политиков и журналистов, от всей этой варварской смеси ненормативной лексики, блатных словечек и англи­цизмов, от переименований Прибалтики в Балтию и т. п. Но скажу no-правде, что мне все равно, дозволят или не дозволят нынешние хозяева России принять Закон о русском языке. С ними и без того все ясно, они давно осво­бодили самих себя от исполнения законов. К примеру, у нас в Конституции есть статья о бесплатном образовании. Но вот в Эвенкии год за годом видят, что для выпускника из глубинки бесплатное место в вузе — практически недостижимая цель. И там принимают решение оплачивать высшее образование для своих ребят из местного бюджета. А ведь это значит, что юные эвенки к окончанию 11-го класса будут свободно владеть русским языком — иначе как им учиться дальше? В России можно услышать от борцов за права человека настоятельные требования, чтобы дети оленеводов учили только свой родной язык, это гарантирует, что они из тундры не уйдут, продолжат свой национальный промысел. Но это — игры политиков. Оста­ваться ребенку с родителями, занимающимися оленеводством, или продол­жать свое образование — право выбора родителей и его собственное. В Эвенкии заботились о своих национальных интересах, когда приняли решение обучать нужных специалистов на свои деньги, чтобы они потом обязаны были вернуться на родину и отработать вложенные в них средства, продолжили традиции эвенкийской интеллигенции, в том числе и в ее отношении к русской культуре. То есть хочет того власть или не хочет, но при всей сегодняшней слабости России, экономической и военной, постепенное и “беспрограммное” обрусение идет своим будничным путем.

Чего им дома не пожилось?

 

В Краснодарском крае, в поселке Мостовском, который находится в Кавказском предгорье, местные жители поставили на центральной площади стелу в честь русского языка и обратились к президенту В. В. Путину с предло­жением установить в России День русского языка. Инициативу проявило литературно-познавательное объединение “Зеленая лампа”, созданное Михаилом Семеновым, а средства собирали всем миром. Оттуда, с пред­горий, виднее, что надо сегодня делать.

Ну, а из Грузии сообщают — как о большой победе!— что новое поколение грузин уже не знает русского языка и — главное! — не хочет  знать. Да ради Бога! Ваша проблема, а не русская. Но если вы отказываетесь таким образом от давней традиции грузин продолжать свое образование в России, то вам придется подготавливать новые поколения грузин с малых лет для поступления в университеты, где преподавание ведется на английском, французском, немецком... Грузины — народ древней культуры. Но создать национальную математику или сепаратную биологию невозможно. В мире все языки равны, но лишь несколько служат рабочими языками в ООН, потому что, в силу условий исторических, один язык обогащался опытом государственных документов, международных переговоров, научных дискуссий, а другой в таком направлении не развивался, что не мешало созданию прекрасных произведений литературы. В Советской энциклопедии стоят рядом братья Орбели, оба академики АН СССР, один был директором Эрмитажа, другой — физиологом и генерал-полковником медицинской службы. Свои научные труды они не только писали по-русски, но, полагаю, и обдумывали не на грузинском языке. Ну не будет больше у Грузии таких, как Орбели. И вообще там в перспективе начнут и писать и думать на американском диалекте англий­ского языка. Впрочем, вот это мы еще поглядим. Известная грузинская певица живет в Москве и сказала в телевизионном интервью, что ее внук учится в московской школе и мечтает о поступлении в МГУ. Не собирается покидать Москву солист Большого театра Соткилава. С ним Россия приобрела — Грузия не потеряла. Именно так судили во все времена. А в газете “Завтра” (2003, № 14) я прочитала в интервью с Виктором Мержановым, знаменитым пианистом, президентом Рахманиновского общества, о выпускнике Москов­ской консерватории японце Садакацу Ичида, получившем первую премию на Международном конкурсе пианистов имени Рахманинова. Садакацу Ичида принял православие и не хочет уезжать из России. Он женился на своей сооте­чественнице, и она тоже приняла Святое крещение.

Но вернемся к заявленному в Грузии отказу от русского языка. Насколько это соотносится с отъездом в Россию значительной части грузин? Впрочем, переселение в Россию сделалось общей тенденцией в СНГ. К нам едут армяне. Азербайджанцев сегодня в России несколько миллионов — во всяком случае, так говорит президент Всероссийского азербайджанского конгресса Мамед Алиев. В Россию едут и украинцы, и молдаване, и таджики. В Омскую область — казахи. В центральные области — из республик Северного Кавказа...

Чего им всем дома не пожилось после освобождения от “имперского ига”? Без ответа на этот вопрос нам не разобраться, что же делать теперь отрезанным от России миллионам русских. Поэтому для начала уточним, при каких обстоятельствах были созданы в СССР вместо губерний нацио­наль­ные республики. Дело ведь не только в споре между Лениным и Сталиным. После окончания Первой мировой войны страны-победительницы сфор­мулировали доктрину “самоопределения на этнокультурной основе” , которая им потребовалась для развала имперских государств. С помощью механизма “национального самоопределения” разрезали на куски Австро-Венгрию и Османскую империю. Из одной выкроили Албанию, Венгрию, Чехию... Из другой — Иорданию, Ирак... Проектировалось и расчленение Российской империи, уже появились было “независимые” Украина, Белоруссия, Грузия... Но Российская империя сохранилась. Однако все же пришлось учитывать “национальное самоопределение” как международную норму государство­образования. Границы между союзными республиками нарезали без каких-либо референдумов. Ну, а в Европе кого-то спрашивали? Венгерское мень­шинство в Румынии, например, как образовалось? Курды почему оказались и в Турции, и в Ираке? А в СССР человек имел право ездить по всей стране. И снимались с родных мест не только русские. Большая часть татар живет в наше время не в Татарстане. Директор Института этнологии и антропологии РАН, доктор исторических наук Валерий Тишков пишет, что в России самый обруселый народ — татары (“После многонациональности. Культурная мозаика и этническая политика в России”. — “Знамя”, 2003, № 3).

Широко распространено мнение, что после 1991 года правящие верхи намеренно препятствовали переезду в Россию из бывших союзных республик русских квалифицированных рабочих, русских инженеров, врачей, ученых — зато поощряли приток криминальных этнических группировок, заведомо не собиравшихся заниматься созидательным трудом. Этот факт истории трудно подтвердить, но трудно и опровергнуть. Время показало, что для либералов-реформаторов этнические криминальные группировки являются социально близкими — опора и союзники в переделе общенародной собственности. Практически сегодня в каждой области губернаторы, хотят они того или не хотят, считаются с этническими преступными группировками. Бороться с ними — себе дороже: при их московских связях.

Ну, а сама Москва сегодня чуть ли не официально поделена между азербай­­джанскими, чеченскими, грузинскими, армянскими мафиози. Не какая-то одна итальянская “Коза-ностра”, как в США, а холдинг преступных группировок, конгломерат национальных интересов — за единственным исключением интересов коренных москвичей, которым обещано с угрозой, что в обозримом будущем столица России превратится в мусульманский город. Сразу скажу, что я в эти “научные” прогнозы не верю и догадываюсь, кем они оплачены. А пока что у нас в Москве приезжие с Украины, из Молдавии, из Таджикистана тотчас попадают в лапы темных дельцов, которые их нещадно эксплуатируют и обирают. Так что не пора ли им всем требовать в России равенства с “лицами кавказской национальности”, которых еще вчера мос­ковская милиция останавливала и штрафовала, а сегодня они сами служат в отделениях милиции, в префектурах и прокуратурах — со всеми вытекающими отсюда возможностями.

В результате сложилась национальная напряженность, какой не было и не могло быть ни в СССР, ни в дореволюционной России. Процитирую, какие сейчас предлагаются способы для ее разрешения: “Бремя неработающих инокультурных эмигрантов для страны непосильно, и на повестке дня стоит не вопрос об их легализации в качестве граждан РФ (при этом они все равно будут прежде всего членами этнической колонии и лишь в десятую очередь — гражданами России), а о максимально гуманной и цивилизованной, но эффективной репатриации, сколько бы это ни стоило сегодня... И не надо считать, что, возвращая припозднившихся гостей на старое место жительства, Россия что-то у них отнимает. Напротив — Россия попросту спасла этих людей и их семьи от гуманитарной катастрофы, дав им на столько лет стол и кров не худший, чем собственным гражданам. И поэтому имеет право на ответную благодарность” (А. Орлов. “В полной Азиопе”. — “Лебедь”. Независимый альманах. Бостон. 2003, № 311).

За этим предложением разрешить все по-справедливости — исторический опыт России. В годы войны миллионы советских людей были эвакуированы из Белоруссии, Украины, западных областей России в Сибирь, Казахстан, Узбекистан — и затем возвратились домой. И не должны бы забывать депортированные народы, что кроме несправедливости наказания было и добросердечное отношение к ним русских, казахов, узбеков в местах ссылки. Калмыки после возвращения домой даже посылали специальную делегацию в Сибирь — сказать спасибо за помощь в беде. Добавлю, что само появление этого народа, исповедующего буддизм, на юге России тоже было связано с массовым переселением. Вытесненные из Средней Азии калмыки искали покровительства в Российской империи, и им в ХVIII веке были отведены земли в Прикаспии.

Но можно ли будет при нынешней власти прийти к разумным мерам по ослаблению национальной напряженности? Что-то не верится. Власти выгодно существование этнических раздражителей. Однако если счет “инокультурных иммигрантов” уже пошел на миллионы, то разве это не должно наконец обеспокоить те страны, откуда они бегут? Например, как относятся в Грузии к тому, что столько грузин перебрались на житье в Россию — вместо того чтобы возделывать свои виноградники? Конечно, они из своих доходов посылают в Грузию два миллиарда долларов в год, но это не деньги для вывода бедствующей страны из кризиса. А как относятся в Азербайджане к тому, что их мужчины главенствуют в России на рынках — вместо того чтобы у себя на родине поднимать промышленность и развивать сельское хозяйство? И еще вопрос. Те, кого у нас сейчас называют “инокультурными иммигран­тами”, по происхождению принадлежат — кроме китайцев и вьетнамцев — к народам бывшего СССР, и, значит, в их менталитете сказывается и одно “обрусение”, по В. В. Розанову, и другое “обрусение”. Реальна ли перспек­тива “беспрог­рамм­ного” обрусения гостей с Кавказа в новых исторических условиях? Ответа пока нет.

 

Ну, а теперь спросим мы, русские, самих себя: ожидал ли кто-то, что русские, живущие в России, так никуда и не побегут тысячами и миллионами. Ведь предполагалось (и планировалось реформаторами), что уж русские-то побегут от нынешнего разорения куда глаза глядят. Разве не они когда-то в старину отправлялись из центра России — в Сибирь и на Дальний Восток, пешим ходом, погрузив в телеги домашнюю утварь и сохи, косы, серпы? Не они ли в 20-е, 30-е годы и после бежали из своих деревень в города? Не они ли ехали с энтузиазмом строить Турксиб, покорять целину, возводить ГЭС в Сибири?

Нет, из разоренной, униженной России русские не побежали. То есть современная Россия не породила типичной фигуры эмигранта, ищущего лучшей доли. “Утечка мозгов” — это было, и есть, и будет происходить в нужном на Западе количестве. Вернувшийся из США Константин Благодаров пишет в “Деловом вторнике” (2003, № 5), что ныне там обретается около 4 миллионов выходцев из бывшего СССР, “скопом признанных евреями и рассованных по всем штатам”. Западные СМИ пугают своего обывателя “русской мафией”, но, как правило, это мафия вполне интернациональная. В России СМИ любят посмаковать тему вывоза из России “сексуальных рабынь”, но к такому явлению, как эмиграция, это не относится: увозят чаще всего обманом.

Когда-то русские сектанты эмигрировали из России в Канаду или в США. В наше время они покидают свои обжитые богатые села на Кавказе и перебираются в опустевшую русскую глубинку. Насколько мне известно, пере­селение в русскую деревню приобретает устойчивый характер. В Орлов­ской области создана переселенческая комиссия во главе с одним из замести­телей губернатора, переселенческие комиссии созданы также во всех районах, они помогают приезжим в поиске работы. А по соседству, в Рязан­ской области, наместник Сретенского мужского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) возглавил сельский кооператив “Воскресенье” (бывший колхоз “Восход”). Теперь это хозяйство окрепло, и архимандрит Тихон признал­ся в телепередаче “Русский дом”, что ему нравится советский лозунг о “стирании граней между городом и деревней”, в кооперативе “Воскресенье” люди будут жить достойно во всех отношениях.

Если не пропускать редкую в российских СМИ добросовестную инфор­мацию из жизни села, складывается цельное впечатление. В глубинку едут северяне, офицеры в отставке, рабочие с закрытых навсегда заводов. В деревню Крутой Лог Воронежской области приехали двадцать русских семей из Чечни. Люди работящие, они уже через год обзавелись собственными домами. Если бы у нынешней власти была совесть, то новоселам в Кривой Лог выслали бы компенсацию за разрушенные в Чечне жилища. Еще пересе­ленцы — в Тульской области: “обрусевшие эстонцы”, как они себя называют. Их предки когда-то поселились в Казахстане, но теперь они там оказались гражданами второго сорта, как и все “русскоязычные”. Однако и в Эстонию ни за что не поедут: “Мы там тоже будем вторым сортом”, — говорит Мария Витаус (Владимир Баткин. “Всем гуртом”. — “Завтра”, 2003, № 20).

В русскую глубинку заезжают и “инокультурные иммигранты”. Когда-то здесь были привычными бригады “шабашников” с Кавказа, подрабатывающих на сельском строительстве. Для сегодняшнего времени типично агрессивное поведение группы выходцев из Дагестана, стремящихся завести свои порядки в деревне Калужской области. И все же, как четко сформулировал в “Русском доме” генерал Леонов, в калужской деревне был конфликт не национальный, а криминальный: сельским жителям пришлось воевать главным образом со своей “родной” милицией, насквозь коррумпированной. И здесь надо уточнить, что именно в глубинке больнее всего сказалось организованное самой же властью разрушение законности, правопорядка. Поглядите, как ведет себя Генеральная прокуратура. Чего можно ожидать после этого от районного прокурора? Поэтому в глубинной России (и не только в глубинной) сегодня проще посадить в тюрьму русского, чем “лицо кавказской нацио­нальности” или “цыганского барона”. В то же время любой шаг в защиту русского населения от этнических группировок — для местной власти всегда риск попасть под атаку СМИ.

Ну, а мирное врастание нерусских в русскую жизнь все же идет тихо, без деклараций. Менталитет “инокультурного иммигранта” не мешает ему интегрироваться в русскую среду, если он приехал сам по себе, а не в крепко сколоченной команде — не столько национальной, сколько криминальной.

А русские не эмигрировали всей массой из новых суверенных государств по той же, быть может, причине, по какой русские не бегут из обобранной, униженной России. Народ, обрусивший великое пространство, переживает состояние, не имеющее аналогов в истории. 20 или 30 миллионов — отрезанный ломоть?! Уже и не русские, не россияне, а “русскоязычные”, на политическом жаргоне нынешней власти... Но ведь и не диаспора , с какой стороны ни посмотри. Не диаспора в Латвии, где русские составляют треть населения. Не диаспора на Украине, где восточные области говорят по-русски. Не диаспора в Казахстане... Русские живут по ту сторону сегодняшней границы, но на своей родной земле , в своих городах, в своих селах. У русских в “ближнем зарубежье” другое самосознание, чем у сформировавших в России свои диаспоры азербайджанцев, армян, грузин... И надо ли крити­ковать зарубежных русских за политическую неорганизованность, к примеру, на выборах в парламенты стран Прибалтики? Полезней было бы подумать: нужны ли русским в Эстонии или Латвии какие-то несколько парламентских кресел? Только для того, чтобы всякий раз оставаться в меньшинстве? О правах русских обязано заботиться большинство — сами эстонцы и латыши. И с ними все европейские правозащитники. А постоянно напоминать об этом, требовать, настаивать, применять необходимые санкции обязано прави­тельство России.

К сожалению, лишь недавно правящие верхи России предоставили неко­торые преимущества “русскоязычным” для получения гражданства на своей исторической родине. А до недавнего времени применялось обоснование для отказа: кто хотел уехать в Россию, тот давно мог и должен был это сделать, а теперь уже поздно. Неприязнь власти к миллионам русских, оказавшихся по ту сторону границы, возможно, объясняется еще и тем, что “русскоязычные”, многое испытав и многое осмыслив, стали лучше разбираться в национальном вопросе и заметно обрусели в своем мировоззрении. В русской истории обрусение всегда усиливалось перед лицом опасности. “И мы сохраним тебя, русская речь,/Великое русское слово” — строки Анны Ахматовой, написанные в 1942-м, напоминают об известном высказывании Пушкина, чем был для русских русский язык при татарском иге и при литовском нашествии: “...он один являлся неприкосновенною собственностию несчастного нашего оте­чества”. Да и Сталин перед лицом опасности, грозившей СССР, тоже обру­сел, очень далеко ушел от тех взглядов, которые он определил в 1913 году в статье “Марксизм и националь­ный вопрос”. В войну были сняты многие ограничения с православной церкви — тоже обрусение России . Как и возрастаю­щее в наше время духовное влияние православия. И здесь ни к чему проводить социологические опросы с целью определения точного процента верующих. Именно для нашего времени Достоевский объяснил, что быть русским — значит быть православным. Россия переживает нелегкие времена — и Россия принимает православие потому, что русеет.

 

Стала ли Россия “другой страной”?

 

Когда в феврале 2003 года нам с утра до вечера показывали визит во Францию В. В. Путина, в том числе и его встречу с французскими акаде­миками, на экране лишь на полсекунды и вдалеке можно было увидеть Элен Каррер д’Анкосс, первую в истории женщину во главе Французской академии. А ведь, казалось бы, именно ей следовало уделить особое внимание — русской по происхождению, специалисту по русской истории. К тому же Элен Каррер д’Анкосс всегда с уважением говорит о В. В. Путине.

Но российские телевизионщики знают свое дело. Главе Французской академии не могут простить ее отзыва об утопиях Бжезинского, предрекаю­щего упадок России: “Весьма антирусская политика, которая ничего общего не имеет с научным подходом”. К тому же Элен Каррер д’Анкосс — не поклонница теории конфликта между цивилизациями Хантингтона, одной из основополагающих в экспансии глобализма. Она сказала в интервью русскому журналисту: “Дело в том, что Хантингтон “впихивает” весь ислам в одну кате­горию. Но есть ислам экстремистский и нормальный, просвещенный, чему примером многие века служила Россия, где мирно уживались многие религии — особенно православие и мусульманство”. И дальше она сказала в этом интервью о прямой заинтересованности США в “конфликте цивили­заций”, сказала еще в 2000 году, задолго до нападения на Ирак: “Их политика — разжи­гать под прикрытием ислама очаги напряженности, преследуя свои цели”.

О том, как мирно уживаются православие и мусульманство, написан один из рассказов Ярослава Шипова в цикле “Отказываться не вправе” (“Наш современник”, 1999, № 4). Деревенский батюшка останавливается возле солдат, налаживающих разрушенный половодьем мост. Один из них, татарин, подбегает к нему, кланяется и кричит другим, чтобы подошли к “своему мулле”. А немалое время спустя батюшка снова встречает его — солдат уже демо­билизовался и теперь приехал в русскую глубинку по делам. И оказы­вается, татарин у себя дома получил от муллы совет: в случае чего обращайся к русскому батюшке. Сюжет житейский: кому, как не батюшке, знать всех в округе и предостеречь от нехорошего человека. В нашем царстве-государстве уживание многих религий, о котором говорит Элен Каррер д’Анкосс, склады­валось не на основе договоренностей между главами конфессий, а на бытовом, народном уровне.

Откуда же тогда взялись в сегодняшней России межнациональные счеты-конфликты? Только ли из-за социальных неурядиц?

По этому вопросу фонд “Содействие — юг”, созданный при “Форуме переселенческих организаций”, созвал научно-практическую конференцию в Ставрополе. Здесь, на русском юге, и до массового наплыва мигрантов с Кавказа жили и не ссорились люди многих национальностей. Зато теперь в Ставро­полье на 2,5 миллиона коренных жителей (повторю — разных нацио­наль­­ностей!) приходится 600 тысяч легальных мигрантов, а сколько неле­гальных — неизвестно.

“Мы наказаны за свое гостеприимство. Мы живем с синдромом ожидания новой беды”, — сказал, открывая конференцию, Юрий Афанасьевич Гонтарь, председатель краевой Думы. И дальше он говорил, что миграция не должна быть неуправляемой, во всех странах Европы приняты законы, регулирующие миграцию.

В отчете о конференции, опубликованном в “ЛГ” (2002, № 22), основное место занимает выступление Ларисы Львовны Хоперской, профессора Северо-Кавказской академии государственной службы. Она представлена как крупный специалист по обсуждаемому вопросу, руководитель семинаров по толерантности, проводимых для сотрудников милиции. Цитирую: “У русских низкая рождаемость, а соседние, кавказские народы, наоборот, переживают демографический взрыв. И, конечно же, их молодежь имеет полное право и на образование, и на социальное обеспечение, и на перспек­тивное будущее в своей стране. И никто не может запретить россий­скому гражданину искать лучшей доли на территории России”.

Насчет “демографического взрыва” здесь грубая подтасовка. У исламских народов рождаемость традиционно высокая. Что же касается прав — на образование, социальное обеспечение, перспективное будущее, — то какой же это аргумент для массового перемещения на соседние территории? И тем более туда, где земли в обрез. Процитирую дальнейшие рассуждения профессора Хоперской: “В советское время мы мирно проживали все вместе, сложился этнический баланс, при котором каждая национальность находила свою нишу, вписывалась. Но теперь-то мы живем в совсем других условиях, в другой стране”.

Это почему же “в другой стране”? Любимый конек либералов уже окон­чательно изъездился. А все население — как жило в России, так и живет. Хоть при царе, хоть при советской власти, хоть при Батые, хоть при олигархах. У нас в России “этнический баланс” (по Брежневу, “историческая общность”) сложился не при интернационализме, а на протяжении веков — профессору надо бы знать. А то получается, что лекции по толерантности содержат по отношению к агрессивным мигрантам прекрасные слова о “правах человека”, тогда как мирные коренные жители обвиняются в “ксенофобии” и “расизме”.

В том, как энергично развивалось переселение на юг России “иноплемен­ных мигрантов”, не поодиночке, а целыми кланами, видна была та же стра­тегия, что и при захвате сербского Косова: сербов обвинили в “нетоле­рант­ности” по отношению к албанцам — и в результате теперь Косово стало почти сплошь албанским и оттуда выживают последних сербов. Ну, а пример Кубани, которая первой в России приняла свои местные законы, регули­рующие миграцию на тех же общепринятых основаниях, как и в странах Европы, — это убедительная демонстрация реальной силы народа, когда он сплочен. Примечательно, что приезжавший на Кубань президент принятые законы не похвалил, но ведь и не посмел осудить.

И вопрос о чеченцах

 

Большая часть чеченцев в Чечне сегодня не живет. В Казахстане их насчитывают около ста тысяч. О чеченцах, поселившихся в Волгоградской области, можно прочесть в очерках Бориса Екимова в “Новом мире”. Сотни тысяч живут в Москве, Петербурге, других городах... Я помню, как тосковали по родным горам девочки-чеченки, мои ровесницы, студентки алмаатинских вузов. Произойдет ли полвека спустя второе массовое возвращение в Чечню чеченцев, на этот раз не изгнанных, а просто рассеявшихся по всей России? Что возобладает — право “искать лучшей доли”, о котором печется профессор Хоперская, или чувство долга и вины перед теми, кто все эти годы оставался в Чечне? Полагаю, что мы, в России, имеем право задаваться таким вопросом. Мы-то хорошо знаем подлинную цену тем, кому не дорога родная земля, для кого родина — там, где им теплее и сытнее. Хотя ведь не осудишь женщину-чеченку, встреченную мной в деревне Новгородской области. Она откровенно говорила, что уехала из Чечни, спасая детей не только от войны, но и от власти старейшин, распоряжающихся чужими жизнями.

Маршал Дмитрий Тимофеевич Язов в беседе с журналистами сказал, что по службе знал и высоко ценил как грамотных военных специалистов и Дудаева, и Масхадова. И это было сказано после всего, что произошло в Чечне, — после погромов мирного русского населения и бегства из Чечни трехсот тысяч женщин, стариков и детей, после убийства атамана Сунжен­ского отдела Терского казачьего войска Александра Подколзина, после расправы над священником отцом Анатолием, захвата русских в рабство... “Между прочим,— сказал маршал, — Дудаев писал и неплохие стихи”. Маршал Язов говорил о врагах России — и говорил, как русский человек, недоумевая, как могли до такого дойти образованные люди.

Да, наша страна не обделила чеченцев образованием. В годы депортации учительницы переписывали чеченских детишек, велели всем приходить в школу и не делали никаких уступок традициям гор по части образования для девочек. Чеченские девочки-студентки говорили, что на родине многим из них было бы труднее получить высшее образование. А в русских школах Казахстана и в алмаатинских вузах много было ссыльных русских интелли­гентов. Старшее поколение чеченцев должно бы их помнить. Из этого поколения вышли ученые, офицеры высших чинов, крупные предприниматели... Из тех лет — танец Махмуда Эсанбаева и стихи Раи Ахматовой, с ней я была знакома. Назову здесь и другие всем известные имена: Руслан Хасбулатов, Михаил Юрьевич Зурабов, глава Пенсионного фонда России. И здесь я снова возвращаюсь к тому, что большинство чеченцев сегодня в Чечне не живет. Можно ли считать их одним из самых обруселых народов?

И другой вопрос: кому же все-таки выгодно изображать народ, имеющий такую национальную элиту, диким первобытным племенем? Кому выгодны толки о тейпах, шариате, мюридизме? В СМИ считается большим специа­листом по Чечне Анна Политковская, принимающая Шамиля и Хаджи-Мурата за одного человека по имени “наиб Шамиль (Хаджи-Мурат)” (М. Захаров. Вторая чеченская. 2002). Чечню присвоили себе правозащитники, одержимые заботой, как бы подольше просуществовали палаточные лагеря, в которых нет и не может быть нормальной жизни: взрослым здоровым людям негде работать, их приучают к “гуманитарной помощи”. В Чечню приезжали евро­пейские парламентарии, убежденные, что только они имеют законные основа­ния решать, надо ли проводить выборы и когда. Но их не беспокоило, что тысячи чеченских детей, целое поколение, остались без образования. А чеченка в новгородской деревне в числе причин, заставляющих ее жить подальше от Чечни, назвала и стремление дать своим детям достойное образо­вание. Наверное, у многих эта причина тоже на одном из первых мест.

Летом 2003 года в тайнике был найден архив Масхадова и в документах — суммы на подкуп СМИ. Но любопытно, что самый большой вред причинили чеченцам журналисты, причем как раз те, кто ехал в Чечню, чтобы оттуда побольнее уязвить Россию. На телеэкранах навязывалось противопостав­ление: благородный чеченец и бандюга-федерал, хотя заранее можно было просчитать, что это форсирует античеченские настроения. Дали обратный эффект и прогнозы, что вслед за “свободной Ичкерией” поднимется весь Кавказ. На самом деле соседние народы (и не только соседние) поглядели на события в Чечне и не пожелали угодить в такой же капкан. А реклама таких персонажей, как Радуев и Басаев, безусловно, поспособствовала приходу к власти в республиках Кавказа умеренных политиков.

С особой напористостью журналисты твердили про непохожесть чеченцев ни на один из соседних народов. Будто бы у них все не как у других. Испокон века не сеют и не жнут, а только бродят по горам с кинжалом или гранато­метом. Но ведь по нравам и обычаям все народы в мире и непохожи, и в чем-то схожи. Солженицын написал о евреях “Двести лет вместе”. А на теледебатах чеченец, назвавшийся “представителем Масхадова”, все повторял и повторял про двести лет войны России против Чечни. Ну, а кто же тогда служил верой и правдой в охране государя-императора? Евреи?

По ходу той передачи “Свобода слова” выяснилось, что “представитель Масхадова” постоянно живет в Москве и по-русски говорит, как на родном языке. Его противник в споре приехал из Грозного и тоже хорошо говорит по-русски. Он называл себя чеченским милиционером и твердо стоял на том, что обязан охранять порядок в Чечне и будет охранять. В телепередаче участвовали две представительницы свободной прессы: дама, путающая Шамиля с Хаджи-Муратом, и дама из Франции. Со всей профессиональной бестактностью они набросились на чеченского офицера милиции и поддер­жали “представителя Масхадова”. Глядя на их энтузиазм, можно было прийти к печальному выводу: Чечню еще долго будут расшатывать и провоцировать. И это имеет самое прямое отношение к проблеме, о которой не говорят правозащитники: когда же смогут вернуться в Чечню русские беженцы? Вернуть бы туда для начала самих чеченцев.

...Степное село в Волгоградской области. Здесь поселилось немало чеченцев, и взаимоотношения сложные. Но именно сюда направляется журналист с телекамерой и задает чеченцу лет сорока актуальный вопрос: не пора ли открыть в этом селе отдельную школу для чеченских детей? Но чеченец не оправдал надежд: “Мои дети будут жить в России и будут учиться в русской школе”. Конечно, это не пример обрусения. Просто нет ничего глупее, чем в одном селе разделить детей по национальностям. Но в Москве-то другие условия, в Москве немало разных этнических школ. Нет, и в столице чеченцы не добиваются учреждения отдельных школ для своих детей. И в этом их позицию можно сравнить с тем, что на Западе называют “интеграцией в общество”. Например, во Франции дети алжирцев учатся вместе с француз­скими детьми. Некоторое время назад там возник конфликт: разрешить ли девочкам-мусульманкам сидеть на уроках в платках? Согласились, что правильнее будет без платков — как все.

Все впереди

 

Мне скажут с возмущением мои же единомышленники: какое может быть в наше время обрусение — не получится ли, что Россию “обамериканят”? Обычный в таких случаях довод: новое поколение не читает русскую классику, не слушает русскую музыку, не знает таких писателей, как Распутин и Белов... Хотя это, конечно, не совсем так. Все социологические опросы показывают растущую в последние годы приверженность людей к своему, русскому. А Распутин и Белов включены в школьную программу по литературе и в книги для чтения в младших классах. Но дело даже не в том, знают ли писателя в России. Самым главным считалось всегда, насколько писатель знает и понимает русскую жизнь , чтобы видеть в ней сокровенное и передать будущим поколениям.

Валентин Распутин в начале 80-х годов предложил своим читателям поразмышлять над тем, что наш народ, которому навязали чужеземное устройство — коммунизм, все-таки смог его переработать на свой лад — обрусить. Обрусение шло, конечно, не сверху. Это у Горбачева была “револю­ция сверху”, политические игры номенклатуры с участием идеологической обслуги ЦК КПСС, из которой и вышли все демократы-западники. Обрусение ширилось в народе. На русском преодолении коммунизма, поддержанном и другими народами, появилось, поднялось такое неожиданное для XX века явление, как “деревенская проза”. Не диссиденты! Но не случайно идеоло­гическая обслуга ЦК увидела в русском направлении умов главную опасность. По сути мы только сейчас ощущаем масштабы русской культуры второй половины XX века. И Свиридов, и Светланов, и Бондарчук. И конечно же, Кожинов! Русская культура словно создавала запас на трудные времена.

Поэтому меня огорчило, с какой поспешностью Александр Ципко подводит итоги минувших десяти-двенадцати лет в диалоге с политологом Валерием Соловей (“Прощание славян. Грядет ли русская национальная революция?” — “ЛГ”, 2003, № 8): “Рухнули иллюзии перестройки, что после ухода коммунизма начнется формирование единой, но многонациональной российской интеллигенции, что наша новая элита будет разноплеменным союзом едино­мыш­ленников, озабоченных судьбами страны”. Прежде всего я не могу согла­ситься с тем, что Ципко причислил “элиту” к интеллигенции. Разные этажи. Интеллигенция учит и лечит, работает в науке, в промышленности, в культуре. Элита — продукт политический. А потом, откуда у Ципко такие сведения, что интеллигенция разбежалась по разным углам? Ее всю переместили в общий слой самых бедных. Другое дело “элита” национальная, подпитывающаяся от антирусской политики правящих верхов, возбудители разных скандалов вроде права мусульманок фотографироваться в платках, но глубоко равно­душные к истинным народным нуждам, к тому, что у них в республиках разваливается промышленность, нищает сельское население. “Не имеет достоинств национально-освободительного движения” — такую оценку дал восстаниям кашгарских хаджей против китайского владычества выдающийся исследователь Центральной Азии, член Императорского русского географи­ческого общества Ч. Ч. Валиханов. Совершив опаснейшее путешествие в Кашгар (1858—1859), он написал в “Очерках Джунгарии”, что хаджи добиваются только своей власти, но никак не народного блага. С такой же позиции Валиханов оценивал и движение Шамиля. Не имеет достоинств национально-освободи­тельного движения.. . Применима ли формулировка Валиханова в наше время? Какую пользу принес народам бывшего СССР приход к власти национальной элиты? Об этом пока не пишутся серьезные исследования.

В диалоге политологов, опубликованном “ЛГ”, мне также представляется неверным, когда Ципко выделяет в особую группу “этнических русских” и “этническую русскую интеллигенцию”. Это мелко для государствообра­зующего народа. Но, конечно, спасибо Ципко за то, что и он теперь в открытую говорит о “национальном происхождении тех, кто все время мелькает на экранах телевидения” и о новой элите, которая “работает не на всю страну, а только на специфические интересы и капризы одной этнической группы”. Возможно, что эти высказывания Ципко сподвигли и его собеседника заявить в открытую: “Смею предположить, что гибель русских, исчезновение их из истории пройдет незамеченным и никакой вселенской трагедии не создаст”.

Однако какова же все-таки настойчивость “партии Бжезинского”! Василий Аксенов успел написать роман “Кесарево свечение”— про восстание племен Очарчирии Хуразу, поставивших себе целью разрушить Россию. “Через десять тысяч лет ... почти полностью забылась некая этническая данность, имено­вавшаяся Россией”. Роман написан на чеченском материале. И в нем при­пасен альтернативный финал: Очарчирия повержена и становится автономной областью России. Что называется, выбирай, кому как нравится. Комментарии к роману “Кесарево свечение” излишни — как и к другим литературным произ­ведениям того же ряда, например к глумливым “Урокам русской истории. Пособие для юношества, агностиков и вообще” Вячеслава Пьецуха (“Октябрь”, 2003, № 5). Эти люди ведают, что творят. Но, судя по всему, они слабо себе представляют, насколько их ненависть к России способствует ее обру­сению, начиная с самих русских . Не представляет себе такие последствия, очевидно, и губернатор Чукотки Абрамович. Он умудрился заявить, что эта дальняя частица России, с самой крайней северо-восточной оконечностью Азии — мысом Дежнева, уже успела потерять 50 процентов доверившегося Абрамовичу населения и может без ущерба потерять еще 20 процентов. “Без ущерба” — для кого?

Циничное высказывание губернатора-олигарха приведено в статье директора Института этнологии и антропологии РАН Валерия Тишкова, которого я здесь уже цитировала. Тишков был в 1992 году министром по делам национальностей. Со многим нельзя согласиться в его высказываниях по национальному вопросу. Но факты есть факты. Тишков пишет о путанице в национальном вопросе при первой советской переписи в 1926 году. Так, в Узбекистане разные этнические группы были объединены в нацию узбеков. Напомню, что все это требовалось для создания союзных республик на основе “национального самоопределения”. Даже при советском централизованном государстве союзные республики нередко управлялись одной этнической группой. Удержат ли свою целостность новые независимые государства в таком неоднородном национальном составе?

Из статьи Тишкова можно почерпнуть сведения и об отношении к русским при переписи 1926 года. Человека, назвавшегося русским, непременно спрашивали: а может, он все-таки украинец или белорус? Тишков поясняет, что перепись — всегда компромисс науки и политики. Мы это и сами видели не так давно на примере переписи, проведенной на Украине. Впрочем, результат был предсказуем: добились увеличения на миллионы числа украинцев — и соответствующего уменьшения русского населения. У нас в России вряд ли власть стремилась хотя бы точно определить состав населения при переписи 2002 года. Тишков пишет, что в открытую велась агитация: “Запишись татарином”. По его прогнозу, будь перепись обязательной, а не по желанию, в России насчитали бы 150 миллионов, из которых русских — 80—83 процента. Ныне наконец опубликованы цифры: 145 миллионов и 80 процентов русских. Не зря перепись велась как можно небрежней и бестолковей. Ну, а дальше Тишков пишет не о возможностях “обрусения”, а о неизбежности “ассимиляции”: “Именно расширение понятия русскости, зауженного в недавние времена (выделено мной. — И. С. ), и ассимиляция в пользу русских, существующая в стране уже веками, будут основными механизмами, замещающими сравнительно более низкую рождаемость среди культурно доминирующей этнической общности России”. От этих слов все же обдает холодом.

 

В истории человечества XX век не может называться американским, при всех попытках возвести самую богатую страну на пьедестал победителя во Второй мировой войне. Чужое брать не надо! Революция, оказавшая в XX веке влияние на всю мировую историю, произошла не в США, а в России. Победа над фашизмом, полувековое равновесие сил в мировой системе были обеспе­чены Россией-СССР. Но вот последние годы XX века — за американцами. Советский Союз, безусловно, не был подготовлен к американскому способу завоевания мирового господства. Когда весной 2003 года США в коалиции с Англией напали на Ирак, мировая общественность изумилась: куда же дева­лась вся иракская армия? Ну, а где была в 1991-м армия СССР и где был ЦК КПСС? Почему из Беловежской пущи так мило позвонили по телефону министру обороны, который впоследствии получил должность при Ельцине — не за свои ли “боевые заслуги”? Россия, безусловно, не была готова в 1991-м к полити­ческим зигзагам верхушки правящей партии, к тому, что всевластного генсека можно купить за доллары...

В. В. Кожинов в самом начале нынешней смуты писал об умении России искать в трудные времена опору не только на богатырей и даже прежде всего не на них, а на подвижников духа, носителей всенародной идеи. Мысль Кожи­нова подтверждается все эти десять-двенадцать лет (счет ведется и с 1991-го, и с 1993-го). Ведь есть на кого опереться! Но в современных условиях, при возможностях новейших политтехнологий, против соревнования идей выдвинут шумный “рынок” идеологических проектов, на котором торгуют (в буквальном смысле слова) подделками и подменами. Так появился проект “Русский ислам”: мусульмане не должны замыкаться в национальных рамках, надо распространять ислам шире, то есть и на русских. Уже был снят провока­цион­ный фильм “Мусульманин”, а теперь появился фильм про узбеков, возрождающих одичавшую русскую деревню. Истинные мусульмане к этому непричастны. Учрежден “Конгресс русскоязычных евреев” — не только для защиты Израиля, но и для поддержки “еврейской русскоязычной культуры”. На этом фоне загадочно прозвучал в интервью Льва Аннинского (“ЛГ”, 2003, № 23—24) призыв к “добровольной русификации”: “надо добровольно стать русским”. Что значит “добровольно”? Власть олигархов русификацию не навязывает — наоборот, она против всего русского. Тогда о чем же речь? О выходе из самоизоляции?

Но что бы там ни говорили... Обрусение как универсальный национальный синтез — это не ассимиляция и не русификация, а глубинное явление жизни  многонародной нации, имеющее духовные, нравственные основы. У него не может быть сегодняшнего измерения социологическими и статистическими средствами. Но очевидно, все же есть основания для наблюдений за тем, что сегодня происходит в России негромко и “беспрограммно”.

 

(обратно)

Монах Афанасий • Слово святогорца (Наш современник N1 2004)

 

 

 

Монах Афанасий

Слово святогорца

 

Который уже год с болью в сердце наблюдаю, как мы, русские, теряем свою Родину, нашу Россию. Но так как, по моему мнению, монаху выступать с публичными заявлениями следует в крайне исключительных случаях, все это время старался привлечь внимание к этой проблеме в личном общении со многими людьми,ожидая, что кто-нибудь осветит ее в печати и, вообще, обозначит перед обществом. Только потому, что до сих пор этого не прои­зошло, а неумолимое время отнимает у нас последние шансы на ее решение, посчитал, что молчать не имею права, так как на карту, ни много ни мало, поставлена жизнь нации и судьба России. Поэтому, отдавая себе отчет в собственном недостоинстве, осмелюсь предложить на общий суд собственное видение происходящего в России в последние годы.

Господи, благослови.

Никогда еще в своей истории, даже во времена монгольского ига, Смутного времени, революции и Великой Отечественной войны, русский народ не оказывался в такой критической ситуации. Нас стремились поработить, обратить в другую веру, но вопрос о самом нашем существовании как нации никогда не стоял. Сейчас же речь идет о превращении нынешней России в совершенно иное по национальному составу государство и умалении русского народа, по численности и значению в мировых отношениях, до состояния вымирающего племени.

И это — не только следствие отрицательных демографических процессов, происходящих в русской среде. Проблему многолетнего превышения, в силу известных причин, смертности над рождаемостью мы все знаем и даже как-то с нею свыклись, считая ее общей проблемой всех “цивилизованных наций”. “Умирающая русская деревня”, о которой пишут уже лет пятьдесят, — ныне тоже ставший привычным символ. Вроде как другой деревни у русских быть и не может... Но даже не эти явно губительные тенденции обнаруживают главную угрозу для жизни нации.

Главную опасность сейчас представляют мощные и стремительно развивающиеся этнические и религиозные движения последних времен , адекватную оценку которым наши “политологи” еще не дали, и противостоять которым мы, ни как нация, ни как государство, совершенно не готовы. Заиграв­шись в так называемую “дружбу народов”, мы все еще не отдаем себе отчета, что идущее стремительными темпами заселение исконно русских территорий азиатскими и кавказскими народностями в конечном итоге приведет к нашей ассимиляции, а значит, к исчезновению нас как этноса. Звучит, на первый взгляд, абсурдно, но в горниле истории раство­рялись народы помногочисленнее русского и с ее сцены сходили империи помогущественней Российской. Где они теперь?.. Ассирийцы и вавилоняне, гунны и римляне...

Ничего не имею против дружбы народов. Давайте дружить, помогать друг другу, ездить в гости... Но если “друг” приехал ко мне в дом не погостить, а жить в нем, причем меня не спросив, и ведет себя в моем доме как хозяин, то, очевидно, он мне никакой не друг, а скорее враг. Да и дружба — дело добровольное. Невозможно дружбу навязать. Подтверждение этому — весь наш опыт совместного проживания в “Союзе нерушимом республик свободных”, когда нас обязывали дружить по разнарядке. Дружба предпо­лагает взаимное уважение и расположение. А теперь задумаемся: испытывают ли к нам эти чувства наши бывшие “соотечественники”? Вопрос, как говорится, риторический... Об их к нам расположении и уважении красно­речиво свидетельствует положение русских в бывших “братских республиках”. Не думаю, что и простой русский человек очень расположен к “азеру”, у которого на рынке вынужден покупать им же выращенную картошку. Кроме того, дружеские взаимоотношения бескорыстны, а эта категория для восточ­ной души недосягаема. Вся история отношений с нашими бывшими “братья­ми” говорит о том, что о дружбе они упоминают только тогда, когда в нас нуждаются. Но ведь дружить — это не значит жить за чей-то счет.

Искренняя дружба должна быть основана на прочном фундаменте. Таким фундаментом может быть только единая Вера. Все же остальные причины, побуждающие людей к общению — взаимные симпатии, интересы, увлечения, — непрочны и недолговечны. И хотя мы, русские, во многом утратили нашу Православную Веру, все мы воспитывались на христианских принципах. Даже для людей неверующих они стали нормой жизни. Поэтому русскому человеку трудно найти общий язык с иноплеменником-иноверцем, для которого эти принципы просто непостижимы. А все эти застолья с тостами и здравицами, на которых наши восточные “братья” производят неотразимое впечатление, к настоящей дружбе никакого отношения не имеют. И, думаю, для многих моих соотечественников застолья эти заканчивались горьким похмельем.

Сразу же предвижу вопросы. Дескать, монах, а где же твоя христианская любовь?.. И прочее... Отвечу. В каждом человеке, даже иноверце и враге, нужно любить образ Божий и сострадать ему как человеку, не просвещенному светом Истины. Конечно, надо помогать ему, в случае если он как человек попал в затруднительные обстоятельства. Но опять же с рассуждением. Если, одновременно, в помощи нуждается ближний, то есть, как правило, единоверец, сначала помочь необходимо ему. А нам что, некому помогать?.. И вообще — это заповедь: сначала подумать о ближнем. Так учит Св. Евангелие. Господь Сам пришел и послал учеников Своих нести Благую Весть сначала иудеям. Ну а уж если иноплеменник пришел к тебе навязать свою веру и образ жизни, несомненно, нужно дать ему отпор.

Пятнадцать лет назад, добиваясь независимости, все эти наши “друзья и братья” поносили Россию и русский народ, забыв, что мы вывели их из нищеты, а некоторых просто спасли от физического уничтожения, и что живут они на нашем иждивении. Независимости они добились, а иждивенчество продолжается. Теперь они снова наши друзья. Но только в России, да и то — на время, пока обживутся. У себя же дома русских они ставят в немыслимые для нормальной жизни условия.

Давно уже пора определить статус бывших граждан “нерушимого союза”. Невольно напрашивается вопрос. Если теперь они для нас — иностранцы (и этого они хотели сами), то почему беспрепятственно к нам въезжают и в нашей стране имеют практически равные с нами права? Чем объяснить это вопиющее по своему идиотизму положение? Широтой русской души, “бескрайними просторами нашей Родины”, происками жидомасонов?.. На мой взгляд, все дело в деформации русского национального характера, в результате которой наблюдается такое всеобщее безразличие к судьбе нации и России .

И еще вопрос. Если все это “братство народов” так настойчиво домогалось независимости от нас, то почему оно сейчас стремится, используя все возможности, попасть в Россию, получить российское гражданство? Вон ведь прибалты. Добились независимости — и сидят в своей Прибалтике...

Ответ есть. Идет ползучая оккупация нашей Родины, колонизация России восточными народами.

Отбросив все иллюзии, следует осознать, что против русского народа ведется самая настоящая война, только совершенно непривычными для нашего восприятия методами. Боевые действия можно вести в скрытых, завуалированных формах. Пример “холодной войны” и “перестройки” показывает, что противнику можно эффективно наносить удары экономи­ческие, идеологические, информационные... Для достижения победы не обязательно бросать в прорыв танковые армады Гудериана или конницу Буденного. Вражеские полчища могут, к примеру, перебрасываться обычными пассажирскими поездами или рейсами Аэрофлота. Это сейчас и происходит. Через неохраняемые границы, не встречая никакого сопротивления, на просторы России хлынули орды завоевателей. И не только из “ближнего зарубежья”. Для Китая вопрос колонизации Сибири и Дальнего Востока — один из приоритетных, решаемый на правительственном уровне. Поставлена задача: заселять русские территории “небольшими” (5—6 млн человек!) группами нелегальных иммигрантов.

Это — закономерный процесс, но к нему нужно быть готовыми. Народы со стремительно растущим населением нуждаются в жизненном пространстве. Пространство же это можно только завоевать. А способы бывают разные.

К ним относятся:

1. Открытый захват территорий и насильственное вытеснение русских с мест их традиционного проживания. На прямую вооруженную агрессию против нас пока еще никто не решается. Пока... Но для захвата русских земель используются “мирные” способы — дипломатические, юридические, парламентские... Таким образом, Казахстан, конечно, при полном попустительстве предателей и врагов русского народа, пробравшихся во власть ко времени перестройки, аннексировал у России Южную Сибирь, откуда сейчас русские, бросая дома и имущество, уезжают в Россию. Такие же, а зачастую и хуже, условия для русских — во всех бывших “братских республиках”. На Северном Кавказе терское казачество просто уничтожили как народ — частью вырезали, частью изгнали. На его землях теперь — Свободная Ичкерия. Но ведь это факт, что “свободные ичкеры” на равнине не жили, а только спускались туда с гор для набегов. Нет смысла иллюстри­ровать примерами всем известное положение дел. Прискорбно то, что мы с этим смирились и даже не пытаемся противиться происходящему.

2. Колонизация России с последующей ассимиляцией русских. Огромные массы людей, чуждых нам этносов и вероисповеданий, переезжают на постоянное жительство в Россию, селятся там компактно, живут по своим собственным законам, обогащаясь за счет коренных россиян и вывозя материальные ценности в свою метрополию. События развиваются по “косов­скому варианту”. Только, в отличие от Косова, инородцам не нужно будет ждать, пока они, естественным путем расплодившись, превысят числен­ность корен­ных жителей России. В российской провинции вокруг каждого куплен­ного иммигрантами дома уже через год образуется целое поселение. В городах же, в каждой ими приобретенной квартире, находят себе приста­нище десятки нелегалов.

Незваные гости сплочены и солидарны, действия их спланированы и координируются из одного центра. Они с удивительной изворотливостью находят лазейки для внедрения во властные структуры и госаппарат — милиция уже, по меньшей мере, на треть нерусская. Они взяли под свой контроль целые секторы бизнеса, проникли в средства массовой информации. Они строят мечети и создают свои культурные центры...

Их присутствие напоминает о себе всюду. Даже на телеэкране они заметно потеснили лиц еврейской национальности. (У тех хоть фамилии русские!) А ведь как бы кто ни относился к телевидению и тем личностям, которые мелькают на его экранах, реальность такова, что именно они определяют “лицо нации”, являясь как бы ее символом. Телеведущие задают стереотипы поведения, формируют язык, вырабатывают национальную психологию... И вот на экране мы видим символ нации, “типично русское лицо” — жгучего брюнета с орлиным носом.

В законодательных органах пришельцы имеют мощное лобби, которое протаскивает убийственные для русского народа законы. Что значит только отмена графы “национальность” в паспорте? Пролоббировано создание в Москве мусульманского университета и его финансирование из бюджета. Это при том, что единственный на всю православную страну Свято-Тихонов­ский богословский институт, готовящий преподавательские кадры для право­славных учебных заведений, не имеет собственного учебного корпуса и существует на пожертвования православных доброхотов.

Экспансия людей с Востока крайне агрессивна и беспринципна. Целей своих добиваются они всеми возможными для них способами. И, по мере усиления своих позиций, действуют все организованней и уверенней. До открытого заявления о себе Азербайджанской армии освобождения Под­московья или чего-то в этом роде недолго осталось ждать. Это — не эпатаж. Рано или поздно всякая земля будет принадлежать тому, кто на ней живет.

Необходимо отметить, что это нашествие имеет ярко выраженный религиозный характер , а так как, за исключением китайцев, вьетнамцев, армян и некоторых других, все переселенцы исповедуют ислам, всегда экспансивный и динамичный, в нынешние же времена — исключительно, то положение еще более осложняется. Если бы иммигранты приезжали к нам приобщаться к нашей религии и культуре, жить по нашим законам и моральным нормам, тогда наш христианский долг обязывал бы нас идти на определенные лишения и неудобства ради спасения заблудших душ. Но пришельцы абсолютно не подвержены ассимиляции. Они не принимают нашу Веру, сохраняют свои обычаи и язык. Ребенок, родившийся от мусульманина, как правило, русским себя уже не признает.

Загляните в детский сад или школу любого города России. Русских детей там, особенно в младших классах, уже не более половины. А другая половина — это, за малым исключением в виде представителей других титульных нацио­наль­ностей России, наши бывшие “соотечественники” с Кавказа и из Средней Азии, а также китайцы, вьетнамцы, афганцы, вовсе какие-нибудь экзоти­ческие нигерийцы и даже... индейцы. Несть им числа... К этому можно добавить огромное количество детей от смешанных “браков”, а также от внебрачных связей с иммигрантами. Этническая бомба заложена. Взрыв не замедлит ждать.

Демографами установлено, что в случае 20—25% числа смешанных браков этнос исчезает через 2—3 поколения. При нынешних тенденциях через 50 лет мы будем полностью ассимилированы. Но по поводу стремительного роста межэтнических браков инспирируются неумеренные восторги в духе “дружбы народов”. Можно отметить бросающуюся в глаза особенность — практически все эти “браки” заключаются между иммигрантами мужского пола и русскими женщинами. Кто-нибудь видел у русского жену-чеченку? Не нужно забывать, что воззрение на брак у восточных людей “несколько” разнится с нашим. В подавляющем большинстве случаев иммигранты вступают в “браки” с русскими женщинами из чисто меркантильных сообра­жений, в основном для получения гражданства. По их же традициям это не считается законным союзом, а является просто ни к чему не обязывающим сожительством с наложницей, которое в любой необходимый момент можно прекратить.

Положение критическое: враг закрепился на нашей территории и беспре-пятственно осуществляет дальнейшую колонизацию России. Он занял ключе­вые позиции в экономике, внедрился в государственные и политические струк­туры... Он паразитирует на нашем народе, безжалостно его эксплуати­руя и совершая против него все существующие виды преступлений... Он захватывает в заложники наших людей, взрывает наши дома, берет в наложницы наших женщин, отравляет наркотиками наших детей... Он самим своим присутствием на нашей земле меняет уклад нашей жизни, насаждая свои, чуждые русским, обычаи и моральные нормы... Может, я сгущаю краски и клевещу на “мирных торговцев урюком”?.. Необходимо называть вещи своими именами. К нам действительно вторгся враг — многочисленный, жестокий, коварный и наглый. А как еще можно назвать субъект, угрожающий самому существованию нашего народа? И нужно отдавать себе отчет, что все на данный момент им завоеванное он без боя не отдаст. Речь не идет о защите Родины . Она уже оккупирована. И если мы не денационализи­ровались совершенно и не перестали осознавать себя единым, некогда великим народом, нам предстоит освобождать Родину с оружием в руках.

Игнорирование всего происходящего власть предержащими — это преступ­­ление или преступная глупость. А президент, отвечая на вопросы радио­слушателей, во всеуслышание заявляет, что выходом из кризисной демогра­фи­ческой ситуации в России является заселение опустевших русских терри­торий иммигрантами из бывших республик СССР. Но ведь это и есть та самая смертельная опасность для России и ее народов, о которой сейчас говорится!

Президент подчеркивает, что это — мировая практика и что мы, в сравнении с Европой, находимся в более выгодном положении, так как к нам едут люди из бывшего единого Союза, а потому — якобы одного с нами менталитета. Господин президент, многие из ваших подданных слова эти могут расценить как оскорбление. Слава Богу, менталитет у нас пока отличен от азербайджан­ского. Если же президент имеет в виду себя, то это еще более подтверждает кризисность положения. Как может человек, заявляющий о себе как о право­славном, признать, что он одного с мусульманином духа? Только обладая подобным менталитетом, можно наступающих врагов назвать гастарбайте­рами, в которых мы якобы крайне нуждаемся (дескать, что поделаешь, если россияне за гроши работать не хотят), и представить “гордых сынов Кавказа” вкалывающими на стройке.

И действительно — это мировая практика, практика мирового прави­тельства: перемешать все народы, сбить в один субстрат без какого-либо национального различия, унифицировать человеческий материал, для того чтобы он легко управлялся из единого центра. Народы Германии, Франции, других стран Европы, да и американцы, уже вкусили от этой практики. Но они хоть как-то контролируют этот процесс. Поощряют въезд к ним на постоян­ное жительство квалифицированных специалистов и людей с высоким образова­тельным уровнем, стимулируя этим развитие своей экономики, науки и культуры, при этом соблюдая жесткий контроль в целях недопущения в страну личностей с криминальными наклонностями и не обеспеченных материально.

А ведь к нам едут в основном искатели наживы и откровенно преступные элементы, не привнося с собой никаких материальных и интеллектуальных ценностей, а только усиливая социальную и криминальную напряженность в стране, и без того достигшую крайней степени. А сколько “бэжэнцэв” обивают пороги собесов и благотворительных организаций, отнимая жалкие крохи, выделяемые из скудного российского бюджета нашим старикам, инвалидам и вдовам, и русским беженцам, которые от этих самых “бэжэнцэв” и убежали! Причем русские беженцы в части вымогания разного рода пособий конку­ренцию “бэжэнцам” составить не могут. Как раз из-за разницы в менталитете. Абсурд еще в том, что все эти “бэжэнцы” в какой-то степени имеют отношение к тому, что многие русские вдовы и инвалиды стали таковыми. Справедли­вости ради нужно согласиться, что незаконные иммигранты (в основном из славянских и среднеазиатских республик) на стройках трудятся, и за гроши, но, господин президент, из-за этих таджиков русские рабочие руки остаются невостребованными за их действительную цену. Не въезжало бы в Россию такое количество дешевой рабочей силы, работодатели были бы вынуждены платить коренным россиянам достойную зарплату. Совершенно очевидный способ подъема жизненного уровня народа, пути которого безуспешно ищут наши правители. Менталитет мешает...

Сейчас мы, русские, в несоизмеримо более тяжелом положении, чем при Мамае или в 41-м. Тогда дух, самосознание и жертвенность русского народа были несравнимы с нынешним его состоянием. Тогда на защиту Родины нас поднимали великие вожди и духовные лидеры. Сейчас же — ни духа, ни жертвенности, ни лидеров. Более того, предательски принятыми законами об экстремизме и разжигании межнациональной розни мы лишены даже права на защиту и сопротивление . А ведь в случае поражения мы будем обречены буквально на рабское существование и геноцид. Как себя сейчас чувствуют русские в бывшем русском городе Грозном, точно так же будут чувствовать и в бывшем русском городе Москвабаде. Думаю, некий “неуют” всеми ощущается уже и сейчас. Но это еще цветочки...

Не мешало бы призадуматься продажным чиновникам и лишенным чувства национального самосознания бизнесменам и авторитетам, имеющим свои шкурные интересы от сотрудничества с оккупантами или просто не при­даю­щим этой проблеме никакого значения. (Какие “национальные проблемы”, когда есть “бабки” и власть?) С ними колонизаторы, пока еще не укрепили свое положение, вынуждены считаться. Но потом их, как главных конкурентов и уже отработанный материал, ликвидируют первыми. А пока “братья” всячески имитируют дружеские отношения, на что они непревзойденные мастера. Но цену этой “дружбе” мы знаем. Сколько красавцев — русских парней было ими “заказано”... Методично выбивается цвет нации — наш генофонд.

Это же касается и господ евреев, по старой привычке продолжающих в интригах против русских всячески поддерживать мусульман. Как, интересно, к этому относятся ваши соплеменники в Израиле, каждый день гибнущие от рук мусульманских террористов? Господа евреи, русские вам не соперники, потому что не являются уже хозяевами в своей стране. А вот если мы окончательно проиграем, то в Палестине для вас будет гораздо безопасней. Там хоть есть Моссад и Цагал...

Наше поражение уравняет всех. Для мужчин, не принявших ислам, — каторга, для женщин — гарем. Следующее за нами поколение будет уже вахха­битским... или конфуцианским.

Следует подчеркнуть, что нашествие извне угрожает существованию не только русского, но и всех других народов России. Поэтому, перед лицом надвигающейся опасности, мы должны сплотиться против общего врага, отбросив в сторону накопившиеся разногласия и претензии друг к другу. Серьезных причин, мешающих этому, не видится. С православными народами проблем никаких нет. Татары хоть и мусульмане, но мы имеем многовековой опыт совместного проживания и действительно во многом сходный мента­литет, так как они веками жили в русском культурном поле. Правда, в послед­нее время ваххабитские эмиссары разжигают в Татарстане антирусские настроения, особенно среди молодежи. Но татарский народ должен отдавать себе отчет, что национальную идентичность он может сохранить только в составе России. В случае ее гибели будут ассимилированы и татары. Северо­кавказские и малые народы Сибири и Севера тоже должны взвесить — будет ли им лучше под протекторатом Турции или Китая. Вряд ли можно найти народ терпимее русского...

Исключение составляют разве что нохчи, которые являются кровными врагами русских . Это — факт, в котором все существо наших с ними взаимо­отношений. До той поры, пока живы “законы гор”, любая попытка найти пути примирения с ними — чистейшей воды утопия, как и разговоры о каких-то особенных, мирных и цивилизованных, московских чеченах. События на Дубровке в который раз это подтвердили. Навязанное мнение о том, что Чечня нам нужна как какой-то стратегический рубеж, как нефтеносный район, что, если ей предоставить независимость, начнется цепная реакция сувере­нитетов и пр. — полный бред. Нужна Чечня только тем, кто на войне с ней делает деньги и политический вес, нефть ее мы видим так же, как и собст­венные уши, а что касается “парада суверенитетов”, то как раз стимули­рует она его, находясь в составе России и с ней воюя. Проблема Чечни и вместе с ней многие внутренние проблемы России, несомненно, решаются предоставлением нохчам независимости, но, естественно, в границах их исторического обитания — в горах за Тереком. Грозный — город, построенный русскими, на земле, где нохчи никогда не жили. И, соответственно, по получении Свободной Ичкерией независимости все ичкеры, обитающие на территории России, включая и чеченских олигархов, как враги русского народа — об этом они заявляют сами — должны быть депортированы на историческую Родину. Исключение должны составить только имеющие особые заслуги перед Россией и присягнувшие ей на верность. В любом ином случае второй Чернобыль нам обеспечен...

Вся тяжесть положения в том, что практически весь наш народ пребывает в состоянии какого-то помрачения, закрывая глаза на крайнюю степень своего национального унижения. Свидетельство тому — удивительно отстраненное отношение большинства людей к страшным событиям, происходящим на улицах наших городов и сел. Все средства массовой информации кричат о “русском фашизме”, а ведь ни взрывы домов, ни захват заложников не послужили причиной погромов! В “Норд-Осте” сидели друзья, близкие, жены, любимые... и не нашлось ни одного мужчины, взявшего в плен нескольких аксакалов и поставившего свои условия! И даже ни одному нохчу просто не набили морду(?!) А для президента недопущение этого на тот момент было второй государственной задачей после освобождения заложников! Эту удручающе-тоскливую картину довершают “еврочеловеки” русского происхож­дения, дефилировавшие по Манежной площади с предательскими лозунгами...

Каково было бы всем русским, случись такое где-нибудь в Грозном или Баку?.. Я против насилия (над невиновными людьми) и к погромам не при­зываю, но в подобных ситуациях здоровый инстинкт самосохранения должен действовать, опережая разум. В противном случае вероятность выживания любого организма резко понижается. Поэтому стихийный протест в виде погромов, каким бы он диким ни выглядел, был бы естественной и здоровой реакцией нации на внешнюю агрессию. Но, видимо, тяжкий недуг поразил наш национальный организм, если он потерял способность реагировать на боль и унижение. Во время Второй мировой войны все японцы, проживающие в Америке, были интернированы в концентрационные лагеря. Мы же, ведя войну с чеченами, позволяем им быть хозяевами в нашей стране!..

Или мы действительно достойны такой участи?..

Как можно терпеть, когда в твоем доме хозяйничают и тобою помыкают, насилуют твою сестру, избивают брата, оскорбляют мать и отца?.. Ведь эти слова не какая-то истерическая патетика. С нами ведь буквально так и поступают! “Рэзали и рэзать будут”... Если это и есть пресловутое “русское долготерпение”, то с христианской добродетелью ничего общего оно не имеет. Одно — мужественное и вольное противостояние искушениям, а другое — подневольное, трусливое терпение скота. Если некоторые “крутые парни” считают, что это к ним не относится, так как с ними пришельцы ведут себя уважительно и даже подобострастно, то пусть на этот счет не обольщаются. Уверен, у каждого из них есть близкие и родственники, которые уже испытали от непрошеных гостей позор и унижение или это им еще предстоит. Позволять унижать своих близких — это позорнее, чем терпеть унижения самому.

Невыносимо стыдно за свой народ, а это значит, и за себя. Позор нации ложится на каждого ее представителя, так же как позор семьи — на всех ее членов. Родина — это мать, а ее насилуют! В таком случае и монах должен взять ружье и убить врага.

На этом моменте необходимо остановиться. Да, монах только в исключи­тельных случаях может взять оружие в руки — хрестоматийные примеры известны всем, — но к судьбе своего народа равнодушным он оставаться не может. И Церковь во все тяжкие для России времена поднимала русский народ на защиту Родины и Веры. А что сейчас?.. Только заклинания опереточ­ных патриотов и экзальтированных попов о “русском народе-богоносце и Москве—Третьем Риме” и о том, что “после великих испытаний Господь дарует России православного царя, который сокрушит всех ее врагов...”. От нас же требуется только с верой молиться, смиренно и терпеливо дожидаясь грядущего ее возрождения...

Пятнадцать лет уже прождали...

Где основания для подобного оптимизма и самооценки?.. Из какого источника все это исходит?.. В какой канонической книге об этом говорится?.. Такие звания по наследству не передаются — им нужно соответствовать. И евреи когда-то были народом-богоносцем, а Константинополь — вторым Римом... Откуда взяться сейчас православному царю и кем он будет в неправославной стране?.. Устроим такой же фарс, как болгары?..

Все это к Православию никакого отношения не имеет. Избранный народ, земной царь-спаситель... Ничего не напоминает?.. Это же ведь... самый настоящий талмудизм с его Машиахом, замаскированный в псевдо­право­славную фразеологию!

 Помню начало 90-х. По России, как Смерть с косой, неслась приватиза­ция, прихватывая наши “фабрики, заводы, дворцы и пароходы...”. А право­славные в это время, продавая квартиры в Москве (с благословения “старцев”, конечно), скупали сарайчики в Дивеево, ожидая воскрешения Преподобного Серафима и “Пасхи среди зимы”. В итоге очнулись... Преподобный мощами не встал... А вокруг... ни фабрик, ни заводов, ни пароходов, ни даже... московских квартир. А “старцы” ведь обещали... И Нилус писал...

Почему мы так легковерны?.. Где наше трезвение?.. Почему с такой легкостью, без духовного рассуждения, принимаем все нам подаваемое в религиозно-мистической оболочке?.. И не напоминает ли весь этот хлынувший на нас поток всякого рода пророчеств, предсказаний и прочих “бабушкиных сказок” духовную диверсию против нас, имеющую цель исказить само представление о духовной жизни, парализовать нашу волю и нашу энергию направить в ложное русло?..

В самом деле, Господь Человеколюбец, желающий спасения обращен­ному ко греху человечеству, в разное время избирает определенный народ или просто группу людей для сохранения Своей Истины. Кто есть этот Богом избранный народ-богоносец, понятно из самой этимологии этого слова, — народ, носящий в себе Истинного Бога. Это и есть Церковь Христова, земная ее часть. Представителем этого народа нельзя стать по рождению, как это считают евреи, — им можно стать только по духу. Сейчас этим народом является Православная Церковь, какими бы — черными, белыми или желтыми — Ее члены ни были. Причем принадлежность к Ней определяется опять же по духу, а не по формальному членству и участию в Ее таинствах. Иуда тоже участвовал в Тайной Вечери и продал Христа. Дерзнет ли сейчас кто сказать, что он носит в себе Бога, дух Христов? (Ветхозаветные евреи не начинали богослужения до тех пор, пока Дух Святый, в виде облака, не осенял Скинию.)

Да, когда-то русский народ воистину был богоносным народом, но много ли общего мы, сегодняшние, с ним имеем? Четкое уразумение того, что сейчас мы — народ-рогоносец, а Москва — второй Вавилон, гораздо полезней. Если мы действительно хотим быть народом-богоносцем не только по самоназванию, но и по существу, мы должны осмыслить всю глубину нашего падения, чтобы напрячь все силы, восстать и соответствовать этому высокому определению.

Причем, естественно, без молитвы немыслим успех ни в каком добром деле, но и без активных действий никакое дело с места не сдвинется. “Господь спасает нас, но не без нас”, — говорили Святые Отцы. Он поместил нас в материальный мир, чтобы мы в этом мире себя проявили. В этом проявлении и заключается дело спасения человеческой души. В этом, земном, мире мы должны жить, а значит, активно действовать, как подобает христианину. Примеры же христианской жизни нам даны в Житиях Святых. Православный христианин — это воин Христов . Вся жизнь христианина — война. Мирянина — с плотскими врагами, а монаха — с бесплотными. Истинность этой жизненной позиции подтверждается тем, что половина из подавляющего числа православных Святых — монахи, а другая половина — воины.

В чем же причина имеющего сейчас место гибельного безволия и анемичности русского национального характера, только преодолев которые мы сможем выжить как народ?

Как бы странно это ни звучало из уст монаха, причина видится в том глубоком духовном кризисе, который переживает наша Церковь, несмотря на видимое ее процветание. Здесь следует отметить, что имеется в виду не мистическое Тело Христово — общность в духе людей, стремящихся исполнить Евангелие, а организационная структура, именуемая Русской Православной Церковью, в свою очередь, не состоя в которой, невозможно быть причастным Церкви мистической. (Так как в Русской Православной Церкви мы через крещение становимся православными христианами и получаем спасительные Таинства.)

Русский народ, как и другие православные народы — греки, сербы, румыны… — действительно, в какой-то своей части народ-богоносец. В той своей части, которая в истинном духе исповедует Православие.

Если же формулировать точнее, то общность людей нельзя назвать народом, когда она объединена только по признаку крови и языка и связана определенными экономическими отношениями. Такое сообщество будет просто племенем, народностью. Народом же становятся люди тогда, когда их соединяет общая вера или идея. Вера может быть истинной или ложной, идея — высокой или эфемерной, но только на их основе формируется народ. Эта вера или идея сплачивает богатых и бедных, простых тружеников и власть предержащих, заставляет самые разнородные слои общества чувствовать себя единым организмом.

Для русских такой сплачивающей основой явилось Православие. Со времен Крещения Руси Православная Церковь указывала русским людям ориентиры в жизни, воспитывала их характер, определяла православный взгляд на происходящие в мире события, в соответствии с которым человек вырабатывал свое мировоззрение. На все важные вопросы русский искал и находил ответы у своего духовника. То есть именно Церковь формировала из него, по существу своему, русского человека. Русского — по духу... По православному духу...

По сути, неправославный человек русским перестает быть, если он даже родился от русских родителей. И, наоборот, русским можно стать, будучи православным. Сколько в нашей истории было настоящих русских — немцев, татар, мордвы, даже евреев... Во многих из нас какой только крови нет... А разве мент, цена которому сто рублей, — русский? Какая бы у него рязанская морда ни была... Или чиновник, продающий Россию за сто тысяч... Или чудовище на сцене, имеющее вполне русскую фамилию... Русский — это звание, которое нужно еще получить... Даже морфологически “русский” — прилагательное, а не существительное, которыми обозначаются все остальные народы. Не бывает арабских, французских или японских... (Поэтому неприятие мною пришельцев лежит не в расовой, а в религиозной плоскости.)

Сейчас же мы, называющие себя русскими, по существу, единым народом уже не являемся. Подразделяемся мы теперь на собственно русских, то есть исповедующих Православие или хотя бы придерживающихся его традиций, и прочих “еврочеловеков”.И это разделение началось не в послереволюционный период, как многие себе это представляют, а гораздо раньше. Хотя, конечно, основное отпадение произошло в это время.

У Православной Церкви и русского народа и враг общий — это враг всего рода человеческого, который и есть, по сути, вдохновитель борьбы против них. Враг Церкви не ставит своей целью Ее полное уничтожение, зная, что это неосуществимо, так как “врата Адовы не одолеют Ее”, и, даже в малом числе, пребудет Она до конца времен. Целью своей он ставит — увести от Нее как можно больше Ее чад, используя самые хитроумные методы, что он на протяжении всей истории и делал, увлекая целые народы в различные ереси, прельщая их всевозможными теориями. Русский же народ всегда отличался истовостью в вере, тщательным соблюдением канонов и, самое главное, преемственностью Предания, что позволяло ему сохранять чистоту Православия, несмотря на многовековую борьбу против Него. Даже Синодаль­ный период Церкви, когда она была превращена, по существу, в департамент религии и управлялась открытыми масонами, не смог выхолостить истинно христианский дух русского православного народа. Поэтому одной из главных задач врага было прервать эту преемственность — уничтожить как можно больше живых носителей Православной традиции, устроить духовную пустыню, чтобы потом “на чистом листе бумаги написать новые иероглифы”. Именно в этом заключалась главная цель революции и последовавшего за ней истребления миллионов русских людей.

За годы коммунистического ига была прервана преемственность Право­слав­ной духовной традиции, так как было уничтожено большинство ее носи­телей, а немногие оставшиеся в живых были высланы в Сибирь, Казахстан или глухую провинцию. Был уничтожен сам уклад русской жизни. Преследо­ванию не подвергалось только священство, которое придерживалось ложной доктрины Патриарха Сергия о том, что Церковь нужно сохранить, спасти во времена гонений путем компромисса с безбожными властями. Доктрины ложной, потому что Православная Церковь не есть общественная организация, а — мистический организм, и в рассуждении о Ней нельзя применять человеческие понятия и категории, о Ней следует рассуждать духовно. Не человек спасает Церковь, а как раз наоборот. Можно сохранить структуру, но если она не останется православной по духу, то превратится в обычную бюрократическую организацию. А будет ли это Церковь Христова? Вся история Православной Церкви говорит о том, что исповедничество христиан во времена гонений возвышало Ее и укрепляло, а периоды Ее подчинения светским властям приводили к духовному упадку.

Доктрина эта действовала разлагающе на православную духовность. Дух конформизма, как это ни прискорбно сознавать, проник во все сферы церковной жизни. Когда же гонения закончились и во времена “перестройки” люди снова потянулись в Церковь утолить свой духовный голод, этот дух, в ней царящий, ими был принят как присущий православной духовности. Ну а неофиты-священники, в авральном порядке, без соблюдения канонических требований, массово рукоположенные в этот же период, исказили само представление о ней. И нельзя им это поставить в вину, так как большинство из них действовало из искреннего желания послужить Богу.

Невозможно, окончив филфак, покреститься и стать богословом, потому что Богословие — это не наука, а мистический опыт. Равно как и нельзя бывшему комсомольскому деятелю, пусть и рукоположенному во священники, начитавшись “Добротолюбия”, начать старчествовать. Известно, что чтение аскетических творений, без опытного прохождения в них написанного, пользы не приносит. Духовная традиция передается от старца — ученику самим примером его жизни, самим его образом. (Помню, рассматривая фотографию недавно умершего старца Иакова, один молодой монах сказал, что в этом портрете заключена вся “Филокалия” — “Добротолюбие”.)

Поэтому и не удивительно, что так далеки от истинных чисто умозри­тельные представления о Православной духовности многих современных русских священников и монахов, не имевших ни аскетического опыта, ни настоящих духовных наставников. Оторванные от православных корней, без опытного духовного руководства, имея о духовной жизни только теоретическое понятие, они, каждый по-своему, стали трактовать представление о ней.

За Православную духовность стали выдавать некое экзальтированное, восторженно-пафосное и, в то же время, какое-то анемичное, робкое, инфан­тильное состояние. Такое болезненное состояние искажает представле­ние о христианских добродетелях. Рассуждение — высшая добродетель, без которой никакая другая истинной не будет являться (безрассудная любовь или пост, например), — выдается за осуждение. Трезвение — внимание ко всем приходящим помыслам, с целью не допустить возможности быть обманутым, прельщен­ным, — напрочь забывается. Смирение из мужест­вен­ного “за все Бога благо­дарения” становится какой-то рабской покорностью. Послушание превра­щается в подчинение всем подряд и почему-то оказывается выше поста и молитвы... И что самое примечательное — из числа добродетелей как бы выпадает мужество! Исходя из таких своих взглядов на Православную духовность современные духовники-неофиты и формируют внутренний мир своих чад.

В результате духовная жизнь современного русского православного человека приобрела нездоровую и во многом даже неправославную окраску. Из нее был выхолощен отличительный дух Христианства — дух свободы, свободы выбора и волеизъявления. В моменты, когда нужно проявить сме­лость и решительность, начинаются поиски благословений, старцев, зна­мений... Обнаружилась какая-то неуемная жажда чудес, видений, исцелений, мироточений... “Чудеса” эти и “мироточения” с удивительным безрассуд­ством и легковерием принимаются, хотя все это может исходить и от демонов. Благословению духовника придается излишне мистическое, близкое к магическому, значение. Старчество возведено в некий культ — любое слово “старца”, которых вдруг откуда-то развелось немерено, принимается как глас Божий и даже в самых их нелепых поступках и высказываниях ищется “духовный” смысл. Все деревенские дурачки нынче — Христа ради юродивые, а ведь истинный юродивый только представляется дурачком. Апокалипси­ческие настроения, нагнетаемые бесчисленными лжепророками и кликушами, царят в душах... (Напоминает атмосферу, царившую на Руси в Смутное время? Правда, сейчас оно еще смутнее.)

Вся духовная энергия многих православных растрачивается на всевоз­мож­ные кампании (по канонизации, против ИНН... и пр.), которые, при их трезвом рассуждении, напоминают действия машиниста паровоза, выпускаю­щего пар, и заставляют задуматься о том, кто их инспирирует.

Одним из методов той системы обмана, которая называется демократией, является перевод борьбы ее неприятелей из сопротивления действием в протестную форму. Таким образом снимается социальное напряжение, дается отдушина для выхода отрицательных эмоций, накопившихся в обществе. Против протестантов принимают какие-то меры, чтобы придать определенную остроту ощущений и видимость борьбы, создать иллюзию полноты жизни. Но по-настоящему никто их не принимает всерьез, так как они побеснуются и снова разойдутся по своим стойлам. Яркий пример этому — так называемое движение “антиглобалистов”. Вот и у нас сейчас — митингуй сколько хочешь, ругай кого угодно, но только не предпринимай решительных действий по захвату власти и пересмотру прав собственности. В этом случае сразу начнут палить из танков в центре Москвы.

Здесь не имеется в виду, что вообще не следует выражать свое отрица­тельное отношение к каким-то неприемлемым вещам и явлениям. Право­славный человек должен всегда и везде обозначать свою жизненную позицию. Но протест должен приводить к какому-то позитивному результату. Собственно, ради этого результата он и выражается. Например, привлечь внимание общества к какой-то им не замечаемой, но серьезной и требующей скорей­шего решения проблеме. А если проблема всем ясна, зачем метать бисер? Не лучше ли, не привлекая внимание, спокойно делать свое дело? Когда же вся энергия без остатка уходит на сам протест, а на реальное противоборство не остается ни сил, ни средств, то противнику такой протест ничем не вредит, а, наоборот, даже на руку.

Напомню, что Св. Евангелие учит все оценивать по плодам, и оставлю каждому русскому человеку подсчитать количество и качество плодов этих шумных и крикливых кампаний, ведущихся “православно-патриотическим” движением.

Но как только речь заходит о конкретных решительных действиях, сразу слышишь привычное: “Матерь Божия покроет. Наше, православных, дело — молиться, а Господь все управит ...”.

Это просто профанация молитвы и полнейшее непонимание ее существа. Через молитву нам подается помощь Божия в делах, нами самими совер­шаемых , а не призываются магические силы, которые действуют и совершают дела без нашего участия. Даже самый праведный аскет не вымолит спасения человека, если тот сам не будет прилагать усилий ко спасению. Исвоей молитвой не поможет никому и ни в каком деле, если действовать не будет сам в этом деле заинтересованный. Так мы и работать перестанем. Зачем пахать и сеять, когда помолился — и получил вся благая?

Да, Господь совершал по молитве верующих в него великие дела и чудеса, но это было лишь в тех случаях, когда человеческие средства были исчерпаны и оставалось только уповать на милость Божию. Но когда со стороны просящего не прилагается никаких усилий к осуществлению им просимого, то такое прошение может оказаться не молитвой, а... искушением Бога.

Безрассудное упование на Бога не есть свидетельство веры, а как раз наоборот — свидетельство духовного обольщения. Бог ждет от нас дел веры . Нам же зачастую удобнее прятать собственное малодушие и леность за ложно истолкованными смирением, любовью и другими христианскими доброде­телями, чем открыто вступать в борьбу со злом.

Это малодушное состояние и привело нас к национальному позору.

Слава Богу, что Он, нам в назидание, на Святой горе Афон оставил осколок православной Византии. Дух мира сего проникает и сюда, но преемственность Православной традиции здесь не прерывалась и живы еще ее носители. Что же мы видим в сравнении?

Здесь трезво глядят на вещи и любому необычному явлению стараются не придавать значения или найти естественное объяснение. Вопреки расхо­жему среди русских мнению считают, что чудеса веру не укрепляют, а скорее наоборот. Здесь не идут к старцу услышать волю Божию. Более того, дерзнув­ший возомнить себя пророком и провидцем, по афонским понятиям, достоин сожаления и молитвы, как человек, впавший в духовную прелесть. Здесь к старцу идут за рассуждением, не принимая его слова за истину в последней инстанции, а как совет духовно опытного человека. Свобода же выбора остается за вопрошающим. (Иное — послушник, после тщательного испытания старца предавший себя в полное ему послушание, с уверенностью, что тот приведет его в Царствие Божие.) Духовная свобода — здесь одна из главных ценностей и свято оберегается. Здесь нет непререкаемых духовных автори­тетов, кроме Святых отцов, и табуированных тем, и за тобой всегда остав­ляется право иметь собственное мнение.

Православный христианин, по афонским представлениям, — это свободный, решительный, трезвомыслящий, мужественный и смиренный ратник Христов. Причем смиренный — означает не безвольный, а великодушно и без ропота принимающий все ему в жизни случающееся. Здесь привычно в ответ на вопрос, как дела, услышать: “полемос” (война). Мороз пробирает, видя, как загораются глаза, выпрямляются спины и расправляются плечи у древних старцев, когда речь заходит о врагах Веры и Отечества. “Врага — убей”, — просто ответил дивный ангелоподобный старец Иоаким вопрошавшим его русским паломникам. (Естественно, не личного, а врага Веры, народа...)

И как бледно выглядят на их фоне большинство русских монахов и священников, старающихся в беседах уходить от острых тем и вопросов, требующих выражения собственной точки зрения. Это, по их представлению, называется “не осуждать”. Когда речь заходит об отпоре врагу, всегда вспоминается о левой щеке, которую нужно подставить, забывая, что и Господь брал бич в руки, а когда Его ударили по щеке, Он не подставил вторую, а спросил ударившего, почему он это сделал. Да, это великое мужество — не уклониться, держать удар, и тот, у кого это в жизни случалось, знает, как обескураживающе действует это на врага (твоего личного). Этим можно его победить, пусть даже сам ты погибнешь. А многие ли на это способны?.. Но когда ты кого-то защищаешь, то погибнуть, подставив щеку, не имеешь права.

Вообще, среди русских монахов распространено мнение, что интересо­ваться тем, что происходит в мире, дело не духовное, что, мол, надо больше внимания уделять посту и молитве, монашескому деланию... (Хотя многие афонские старцы придерживаются противоположной точки зрения, считая, что мир сейчас, как никогда, духовно жаждет и ждет ответа от Церкви.) Согласен, что высший монашеский подвиг, — удалившись из мира, за него молиться. Но когда ты каждодневно в нем пребываешь, занятый множеством совершенно недуховных проблем, говорить так не есть ли фарисейство? (Так же как и о посте, имея вес за 100 кг.)

Странно наблюдать подобную самоустраненность от проблем своего народа в такое судьбоносное для него время. И эти настроения преоб­ладают...

Поэтому так радостно было здесь увидеть о. Максима, смиренного молодого русского батюшку, благословившего свое духовное чадо помолиться и с “поэтом”, написавшим богохульную “поэму”, оскорбляющую Матерь Божию, поступить, как Господь на сердце положит. Господь положил — дать негодяю по лицу... Кстати, на суде (не над богохульником, а над рабом Божиим) на “саркастический” вопрос адвоката: ну, а что если бы Господь положил на сердце — убить, — матушка о. Максима, не мудрствуя, ответила, что, естественно, нужно было бы так и сделать.

Не пример ли это для подражания?

Одним из духовных дарований является различение духов. Но чтобы быть на это способным, нужно знать, какие качества каковому присущи. И вот при этом сравнении не возникает ли вопрос: а православного ли мы духа сейчас, а значит, может быть, уже и не русские?.. Не говорю об упомя­нутых мною “еврочеловеках”, а о нас, считающих себя православными. Не в этом ли лежит корень всех наших национальных проблем?..

Представляю возмущение многих — на что поднял руку!.. Что ж, ваше право, как и право евреев, до сих пор считать себя богоизбранным народом...

Предвидя обвинения в посягательстве на устои и основы, сразу скажу, что я не “зилот”(ревнитель), в теперешнем понимании этого определения. Покинуть родную Церковь, чтобы, создав секту “истинных ревнителей”, хулить Ее и доказывать, что именно эта горстка “избранных” является единственно оставшейся хранительницей Истины, преемственности и благодати, считаю в высшей степени умопомрачением. Но полагая, что каждый православный христианин должен быть зилотом по духу, не могу закрывать глаза на губи­тельные процессы, в нашей Церкви происходящие.

Существует мнение, что сейчас русский народ, как никогда, нуждается в каком-то институте, стержне, вокруг которого бы он объединился, а поскольку единственным таким институтом, на данный момент, является Русская Православная Церковь, то, критикуя Ее, можно отнять у людей последнюю надежду. Мол, если уже и в Церкви нестроения и духовный кризис — тогда полная безысходность. На это отвечу, что, как выше и отмечалось, таким духовным стержнем для русского народа Русская Православная Церковь была во все времена, но, будучи человеческим сообществом, она подвержена всем присущим людям изменениям. (В отличие от мистической Церкви Христовой, которая всегда пребывает в Истине и неизменна, как неизменен Бог.) К этому нужно быть готовым и относиться как к естественному ходу вещей. В свое время Римская Церковь была первенствующей среди поместных Церквей, а теперь превратилась в еретическое сборище.

Здоровая критика церковной организации, иерархии, клира — это никакая ни хула на Церковь и на Святого Духа, как некоторые преподносят, а бдительность и Ее охрана. Наоборот, отсутствие критического к себе отношения всегда и всех приводило в плачевное состояние. Мы же, порицая “папизм” с его догматом о безгрешности папы, у себя самих развели “попизм”, при котором действия любого попа не допускают никакой критики. Истина не боится ни критики, ни даже клеветы. Критики и обличения боятся только ложь и грех.

Ничего нет гибельнее, чем решать жизненно важные проблемы “методом страуса”, закрывая на них глаза. Все равно придет время их решать, но, может, будет уже и поздно. И если нашу родную Русскую Православную Церковь — этот сплачивающий народ духовный стержень — не оберегать от коррозии, то не строим ли мы здание на песке?..

Все вышеизложенное может показаться излишне резким и категоричным по форме, но это полезней для исправления. Пишу это, не превозносясь, не выставляя себя неким “афонитом”, тем же “младостарцем”, о которых упоминал, поучающим и обличающим всех и вся, а сознавая, что все это относится и ко мне, даже в большей степени, как монаху. Это сознание своего личного падения только усиливает желание исправить то плачевное положение, в котором мы оказались.

Мы стоим у последней черты, а на обозримом горизонте не видно ни лидеров, ни реальных сил, способных переломить ситуацию...

Президент, на которого возлагались такие большие надежды, за три года своего правления не показал нам примеров ни государственной мудрости, ни политической воли. Все эти разговоры о том, что во вражеском окружении он выстраивает сложнейшие чекистские многоходовки, с множеством отвлекающих маневров и скрытых действий, и в решающий момент нанесет врагу сокрушительный удар, — на деле оказались сущей чепухой. Может, это и имеет место, но России и русскому народу ничего не дает. Подходит к концу срок его правления, но достижений не видно. Вся наша политика, как внутренняя, так и внешняя, протекает в русле глобализационных процессов. (Наша тема как раз и является одной из главных составляющих плана глобализации.) Что это — заблуждение или сознательная служба врагу?.. Пока еще надеемся на первое.

Госаппарат, коррумпированный в высшей степени и насквозь инфильтро­ванный вражескими агентами влияния, не стоит на страже интересов государства и народа, а зачастую открыто пособничает неприятелю.

“Народные” депутаты, кроме Владимира Вольфовича в его ориги­нальной интерпретации, эту жизненно важную для сохранения нации тему не затрагивают. (Но “потомственного юриста” и содержат как раз для того, чтобы профанировать все важные для страны и народа проблемы.) Зато какие баталии разгорелись в “Думе” при обсуждении прав “сексуальных мень­шинств”! Проблемы пидарасов (именно так их всегда называли русские люди), видимо, волнуют депутатов больше, чем проблемы русского народа. А своей законотворческой деятельностью они только отягчают его положение, лишая его последней возможности к сопротивлению.

Официальные церковные круги занимают откровенно соглашательскую позицию. Сложившийся статус-кво им менять не хочется. Ведь подобного “процветания”, с мирской точки зрения, Церковь не видела со времен Византии. Как никогда, высок Ее авторитет у светских властей. Ни одно официальное мероприятие не обходится без “свадебного архиерея”, представителей власти постоянно можно видеть на праздничных службах, очень популярными стали совместные паломничества представителей церковных и мирских властей к святыням мирового Православия, большую помощь оказывают светские власти в восстановлении и строительстве храмов и монастырей и пр. и пр. ... Продолжать можно бесконечно. Но на деле не так все благополучно, как видится с первого взгляда. За годы синодального и последующего за ним советского периода официальная Церковь превратилась в полугосударст­венную структуру, обеспечивающую легитимность государства и его мораль­ную поддержку, и, в удобном для себя ключе понимая, что “всякая власть от Бога”, неизменно следует ее курсом. Хотя сейчас, как никогда в обозримой истории, Русская Православная Церковь может вести самостоятельную политику и влиять на принятие решений политическими и государственными лидерами.

Современные духовники, преследуя различные свои интересы и не желая идти на конфронтацию, вместо того чтобы обличать власть предер­жащих и призывать их к покаянию и жертвенному служению народу, поют им дифирамбы. Обеспечивают “духовный комфорт”, создавая иллюзию благополучия и духовного возрождения в стране. В этот судьбоносный для России час не слышно призывов к защите Родины и ее святынь, а только умильные восторги по поводу восстановления храмов и золочения куполов. Слава Богу, что это происходит. Но важно правильно расставлять приоритеты. Строим рукотворные храмы, не думая о том, что если мы не сохранимся как народ, то с их золотых куполов будут призывать к намазу муэдзины. А ведь наша история и история Афонского монашества свидетельствуют о том, что в самые тяжелые для Отчизны моменты именно из церковной среды раздавался призыв к защите Родины и Православия. Но, увы, нет у нас сейчас духовных вождей, равных Преподобному Сергию и Святителю Гермогену.

Некогда непобедимая армия наша, ныне числом не более десятка боеспособных дивизий, вместо того чтобы защищать открытые для всех границы страны, ведет странную войну не на уничтожение врага, а на самоуничтожение.

Православно-патриотическое движение выродилось в откровенную тусовку. Типичный облик православного “патриота”: или практически маргинал, человек без средств к существованию, не говоря уже о средствах осуществ­ления цели, к тому же оболваненный современными попами-толстов­цами и потому не имеющий даже воли к действию; или — несостоявшийся в жизни человек, ищущий в патриотизме, как в незанятой нише, последнюю возмож­ность для удовлетворения своих амбиций. Настораживает значи­тельное присутствие среди православных патриотов лиц еврейской нацио­нальности.

У православно-патриотического движения в настоящее время наблю­дается полная импотенция воли, духа и мысли. Да иного просто и не могло случиться с движением, родившимся в недрах Старой площади (причем еще во времена ее прежних хозяев) и в руководстве которым видную роль играют бывшие комсомольские активисты. Потому и по старой привычке все свое время проводят они в собраниях и заседаниях, которые и по форме своей очень напоминают комсомольские. Из конкретных же действий в свой актив могут отнести только Крестные ходы и молитвенные стояния. Но сколько можно стоять? Нужно же и действовать.

Самой решительной акцией наших горе-патриотов по защите Родины был Крестный ход вокруг ее границ... на самолете! Ну, полный маразм... Слов нет, хорошо пройти единоверцам и единомышленникам с иконами и хоругвями Крестным ходом, соборно молясь за какое-то общее дело. Это так сплачивает, придает уверенность в собственных силах, дает молитвенную помощь и решительный настрой для исполнения этого дела. Но только лишь совершением Крестного хода дело не осуществишь. Необходимо и самим действовать.

Иль перевелись в русском народе люди самоотверженные, способ­ные на поступок и жертву?

“Не надейтеся на князи и сыны человеческие...” Спасение народа — дело рук Божиих и самого народа.

Свидетельство того, что здоровые клетки сохранились в нашем нацио­нальном организме — как это ни парадоксально звучит, — движение скинхэдов, которое является естественной реакцией народа на национальное унижение. Жаль, конечно, что по выражению оно не русское и не православное и их естест­венный, на уровне инстинкта, протест против засилья непрошеных гостей принимает уродливые формы. Не вина этих мальчишек, что за последние десятилетия русская национальная идея была в загоне, а русская культура профанировалась, что литература и искусство не дали нам ни одного по-настоящему привлекательного русского образа. За неимением достойного примера для подражания и ведут себя они, копируя бесноватых, которых каждый день видят с телеэкрана. А ведь, по сути, они — единственные, кроме наших парней в Чечне, кто дает отпор врагу. И не надо драматизировать ситуацию. В Чечне нашим парням отрезают головы, в наших городах взрывают дома, берут заложников, а тут убили в драке одного азербайджанца, причем можно предположить, что не без причины, и — вопли на весь мир о русском фашизме. Протест молодых русских людей — обоснованный и справедливый. Только необходимо придать ему законные формы и православное содержание и ввести в русло освободительной борьбы русского народа.

А сколько в наших храмах молодых, одухотворенных, красивых лиц!.. Сколько прекрасных русских парней приезжают на Афон... Нет, жив еще русский народ...

Война эта, которую можно назвать ассимиляционной по форме, имеет, по сути своей, религиозное содержание. Поэтому именно Церковь, как и во все времена, должна сплотить народ и призвать его к борьбе. И если вина за то духовное раcслабление, в котором пребывает русский народ, лежит на нас, монахах, церковном клире, то и начинать исправление нужно с себя, показав примеры истинно православного духа, которым должен обладать каждый русский человек... Отцы святые, братие, неужели мы забыли о том, что нам, монахам, легче всех? Терять нам нечего, не отягчены мы ни имениями, ни семьями... А посему всегда должны быть впереди. И на поле боя тоже... Своим примером мы должны пробудить от смертельного сна наш народ.

Русские, мы снова должны стать русскими! А потому — православными по духу. Человек не православный — не русский человек. Это должно быть критерием в разделении на своих и чужих.

Мы должны вспомнить о былом величии России и русского народа и возродить его, не останавливаясь ни перед какими жертвами! Без них не обойтись. В Богом созданном мире существует закон жертвы. Он — прост и суров. Чем большим жертвуешь, тем большим тебе воздается. Неужели мы, для своего же спасения, не пожертвуем временными и кажущимися спокойст­вием и благополучием?

Победа не будет легкой. Она потребует напряжения всех сил. Наша национальная психология не успевает меняться, следуя реалиям жизни. Утратив национальное самосознание, в последние времена русские не отличались сплоченностью и часто, с позиции “старшего брата”, в конфликт­ных ситуациях с инородцами выступали против своих. Но сейчас мы — уже не тот великий, многочисленный и богатый народ, который может себе позволить не проявлять протекционизм и солидарность в отношении своих соплеменников. Сейчас мы находимся практически на положении нацмень­шинства и поэтому должны перенимать их опыт существования в инородной среде.

Прежде всего каждый русский человек должен уяснить, что наш народ стоит перед лицом смертельной опасности, что выстоять перед ней мы можем только соборно, всенародно. Нация — это единый организм, и боль каждого его члена должна отдаваться во всех. И если погибнет организм, никакой его член, каким бы он “крутым” себя ни считал, автономно существовать не сможет.

Мы должны ощутить себя братьями и соратниками в борьбе. Никаких разделений! Дело спасения нации должно объединить коммуниста и демо­крата, банкира и рабочего, солдата и генерала, вора и прокурора... Каждый русский, всегда, везде и в любых ситуациях, должен оказывать поддержку соплеменнику. В любом конфликте с инородцами, без выяснения обстоя­тельств, всегда необходимо становиться на сторону своих. Русский человек должен быть уверенным, что найдет поддержку и защиту у любого прохожего. Пока еще нас больше. Нам нечего бояться — мы на своей земле. В любых спорных вопросах предпочтение следует отдавать “нашим”. Не допускать в свое окружение иноплеменников, какими бы выгодными ни представлялись отношения с ними. Сильные должны помогать слабым. Находящиеся наверху — тащить за собой своих, всячески препятствуя проникновению туда чужаков. Затруднять существование пришельцам — всеми способами. Они должны чувствовать себя на чужой земле. В этой связи, пусть многим это покажется спорным, большую практическую помощь в выработке правильной линии поведения может оказать книга “Катехизис еврея в СССР”. Конечно, при ее критическом прочтении. Чужой опыт надо изучать...

Всякий, не поступающий таким образом — предатель, достойный изоля­ции и презрения соотечественников. Особенно это относится к пособникам оккупантов, находящимся у власти. Бойкотировать их нужно всеми имею­щимися способами.

Для того чтобы русский человек мог себя идентифицировать, чувствовать себя именно русским и дорожить этим, не испытывая комплексов, как сейчас, по этому поводу, мы должны возродить нашу славную в прошлом культуру, чтобы создать ряд привлекательных национальных образов, подчеркивающих лучшие черты русского характера, — примеров для подражания нашим людям. На мой взгляд, здесь главное внимание надо уделить кино, так как в настоящее время только оно может составить конкуренцию телевидению, контролировать которое в ближайшей перспективе русским национальным силам нереально. Зато в кино при гораздо меньших издержках, чем содержание телеканала, и с гораздо большей силой воздействия на личность и формирование характера, чем в других видах искусства, можно такого рода образы создавать.

Одновременно нужно всеми способами вести борьбу с факторами, деформирующими русский национальный характер. Дискредитировать навязываемые нам для подражания образы и стиль жизни, развенчивать всех этих “нарисованных” суперменов, используя все пародийные формы и жанры. Это нетрудно. Беременные Шварценеггеры и Брюсы Уиллисы в дамских панталончиках поводов к этому дают предостаточно. Русский человек должен испытывать презрительное к ним отношение, а не подражать им.

“Сексуальные меньшинства”, как и прежде, необходимо поставить вне закона. Недопустимо, чтобы эти ублюдки в открытую пропагандировали мерзостнейший грех, развращая русских людей. Для русского человека романтический “гей” снова должен стать грязным пидарасом. Вопрос людям “с понятиями”: может, “понятия” уже изменились, если с пидарасами нынче здороваются за руку и едят за одним столом?

Но наше национальное сопротивление теряет всякий смысл, если В РОССИИ МАТЕРИ БУДУТ УБИВАТЬ В СВОИХ ЧРЕВАХ ДЕТЕЙ, А МУЖЧИНЫ БУДУТ ПОЗВОЛЯТЬ ЭТО ДЕЛАТЬ.

Такие люди именоваться ни русскими, ни христианами не могут. Это племя людоедов — даже страшнее, так как людоеды едят чужих детей, — для истребления которых Господь и напустил саранчу с Востока. Ведь те, несмотря на то, что не знают Христа и потому лишены Жизни Вечной, на земную жизнь имеют право, потому что детей своих не убивают. А мы, считающие себя цивилизованным, гуманным, христианским (каких бы кто взглядов ни придерживался) народом, при всем известных тенденциях к вымиранию нации из своего нищенского бюджета финансируем ПРОГРАММУ ПО УБИЙСТВУ СОБСТВЕННЫХ ДЕТЕЙ. И после этого еще задаем себе вопросы, за что нам такие беды и напасти. Господь во все времена истреблял с лица земли такие народы, и, если мы не обратимся, эта участь должна постигнуть и нас.

Нужно принять закон, приравнивающий аборт к убийству с отягчающими обстоятельствами. Детоубийцы не заслуживают никакого снисхождения и требуют соответствующего отношения к себе. К ним следует относиться как к прокаженным. Необходимо также провести расследование деятельности организаций “по планированию семьи” и им подобным и устроить над их активистами суд за геноцид русского народа.

Русские женщины, опомнитесь, покайтесь. Вы, считающие себя любящими матерями, не придавая этому особого значения, позволяете ЖИВЬЕМ НА ЧАСТИ РВАТЬ СОБСТВЕННЫХ ДЕТЕЙ. Из животных только свиньи способны на это.

Особое внимание следует обратить на следующее. Нужно исключить всякую возможность внебрачных связей инородцев с нашими женщинами. Нельзя допускать, чтобы они заражали наш генофонд. Только в этом случае мы можем победить в генетической войне. Женщина, по естеству своему, — существо слабое и податливое. И в том, что русские женщины, наши сестры и матери, ублажают похотливых сынов Востока, прежде всего вина нас, русских мужчин. Позор... В Турции такое родное многим имя Наташа стало синонимом слову... “проститутка”!.. Для каждого русского видеть соплемен­ницу в обществе инородца должно быть личным оскорблением, со всеми вытекающими последствиями, — именно это чувство в подобной ситуации испытывает каждый кавказец или азиат. Но вина за этот позор не снимается и с русских женщин. Никакие ссылки на неустроенность и тяжелое мате­риальное положение не могут оправдать то скотство, до которого дошли многие наши соотечественницы, сожительствуя или просто продаваясь “настоящим мужчинам”. Опомнитесь, сестры, покайтесь, станьте женами и матерями, рожайте детей русским парням — Господь простит...

 

Положение легче было бы исправить, если бы во власти страны нашлись не утратившие национального самосознания русские люди, имеющие полити­ческую волю. Люди с русским православным сознанием во власти присутст­вуют, но в настоящий момент они дезориентированы, так как нет сейчас духовного лидера, способного их подвигнуть на волевой поступок. Владыки святые, игумены Земли Русской, почему не слышно вашего гласа в этот судьбоносный для Родины час?!

И, конечно, решающую роль в разрешении кризисной ситуации могла бы сыграть православная позиция президента. Россия — традиционно самодержавная страна. Всегда, при всех формах правления, если только ее правитель хоть в какой-то мере наделен волевыми качествами, политический курс будет в основном зависеть от его единоличных решений. А ведь за это время несколько раз настроения в обществе и внутриполитическая ситуация в стране складывались так, что если бы президент отважился на радикальные меры, то имел все шансы стать настоящим харизматическим лидером и спасителем нации. В 2000 году за него молился весь Афон...

Владимир Владимирович, шанс этот у тебя пока есть. За тебя еще молятся. Но времени его использовать уже почти не осталось. Неужели Царст­вие Божие и любовь народа променяешь на “брифинги” и “саммиты”: первородство — на чечевичную похлебку?..

Какие меры нужно предпринять русскому правительству, чтобы воспре­пятст­вовать ползучей интервенции?

Необходимо крайнее ужесточение условий получения российского гражданства. Временно лишить гражданства всех не проживавших на территории России до 1991 года, с последующей выдачей его по новым правилам. Всех проживающих в России незаконно — выслать. Все расходы по депортации — за счет нелегальных иммигрантов, вплоть до отработки на прину­дительных работах. Применять жесткие меры за коррупцию к чиновникам, ведущим эти дела. Ограничить право занятия государственных должностей и работы в госучреждениях представителям нетитульных народов России. Особые ограничения — на работу в правоохранительных органах, суде и прокуратуре, в органах госбезопасности. Ввести ограничения иностран­­цам на право приобретения собственности и ведения бизнеса. Законодательно обеспечить обязательное присутствие русских в числе учредителей вновь создаваемых компаний. Ваххабизм, как антигосударст­венное движение, преследовать по закону... Введя эти меры, мы не совер­шим нечто из ряда вон выходящее. Так поступают правительства всех независимых стран.

Программа действий ясна и сформулирована кратко и четко: ЧЕМОДАН — ВОКЗАЛ — БАКУ . Причем на ее шовинизм, расизм и прочий фашизм “братьям” нашим “неча пенять”. Они ее сами для нас сформулировали (в буквальном смысле слова) и в отношении русских у себя выполняют. Я только поменял РОССИЯ на БАКУ . Причем под собирательным образом Баку имеются в виду все столицы от Пекина до Урус-Мартана.

На реализацию этой программы мы имеем не больше 2—3 лет. Если же в срок ее не выполним, придется заниматься программой освоения Земли Франца-Иосифа.

Сетования на то, что при нашем бюджете невозможны подобные крупно­масштабные операции по депортации незаконных иммигрантов, не имеют под собой основания. Достаточно просчитать затраты на эти операции и сравнить с теми финансовыми потоками, которые находятся под контролем инородцев. Сталин подобные операции, без технических средств, которые мы сейчас имеем, производил в считанные дни, испытывая не меньшие финансовые проблемы. Подсказка экономическому умнику Грефу: решение проблемы незаконной иммиграции является решением большинства проблем, стоящих перед страной, в первую очередь экономических. Не говоря о том, что разрядится криминальная обстановка в России и что сам факт депортации будет сокрушительным ударом по наркобизнесу.

Депортация пришельцев получит всенародную поддержку и одобрение, а потому ее осуществление упростится. Думаю, что состоять в Народной дружине по оказанию помощи правоохранительным органам в деле депортации незаконных иммигрантов за честь посчитает каждый честный русский человек. И следует как можно быстрее приступить к их форми­рованию и официальной регистрации. Если правоохранительные органы не способны обеспечить защиту общества от незаконной иммиграции и, как ее следствия, стремительного роста преступности, наркомании, проституции, то народ имеет право взять защиту в свои руки.

ИМЕННО ЭТА ЗАДАЧА ДОЛЖНА СТАТЬ ОСНОВНОЙ НА БЛИЖАЙШУЮ ПЕРСПЕКТИВУ У ВСЕХ СЧИТАЮЩИХ СЕБЯ ПАТРИОТИЧЕСКИМИ ПАРТИЙ И ОРГАНИЗАЦИЙ.

На последующий по этому поводу вой “мирового сообщества” внимания обращать не следует. Можно предложить ему поделить с нами это тяжкое для России бремя. Пусть принимают к себе этих “бэжэнцэв”. Россия — суверенная страна и вправе решать, кого допускать на свою территорию. Малодушным, предостерегающим, что, в случае предпринятия Россией решительных и самостоятельных действий, она окажется в политической и экономической изоляции, нужно привести как пример проявления воли действия лидера Северной Кореи, принимающего решительные шаги без оглядок на Запад и этим заставляющего еще более считаться с собой.

Рассмотренная выше проблема на данный момент является главной в ряду прочих, стоящих перед страной. Закрывать на нее глаза и делать вид, что ее не существует, уже невозможно. Ее решение становится жизненно необходимым для нашего народа. Для ее обсуждения следует провести всероссийский референдум по национальному вопросу, в котором на обще­народное обсуждение должны быть вынесены наиболее острые национальные темы. Кроме того, на предстоящих президентских выборах каждый из кандидатов обязан в своей программе четко обозначить свое отношение к проблеме незаконной иммиграции и предложить свой путь ее решения. Эта часть программы должна стать для избирателя основным критерием в определении своего выбора.

Шансы на победу в этой войне, на первый взгляд, у нас ничтожны. По человеческому разумению, мы обречены. Но всемогущий Господь, во мгновение способный истребить всех врагов Православной России, ждет только нашего волеизъявления на праведное дело. Как только мы его проявим — он подаст нам и силы, и средства к его совершению. Поэтому, при всей кажущейся безысходности положения, для победы нам нужно только... захотеть. Неужели мы не захотим ЖИТЬ?

С нами Богъ. Наше дело правое. Мы победим!

P.S. После опубликования этого письма, естественно, начнутся крики о “разжигании межнациональной розни”. На это заранее отвечаю, что, действительно, пишу именно с этой целью. И если начнут вопить, то, значит, попал в самую точку. Но будет ли слышен в этом гвалте хотя бы один русский голос?..

Если по законам “этой страны” призывать к защите Родины и народа — преступление, готов предстать перед судом, посмотреть судьям в глаза. В грех мне, как христианину, это обращение никто поставить не может, ибо и Христос пришел разделять, и принес на землю не мир, но меч (Мат. 10, 34—35). А если не осудит Судья Небесный, чего бояться судей земных? Но скажу сразу, что в своей стране подобные обвинения от инородцев не принимаю и даже не считаю нужным на них отвечать.

 

Св. гора Афон, февраль, 2003 г.

 

(обратно)

Татьяна Миронова • Человек голосующий (Наш современник N1 2004)

Татьяна МИРОНОВА

ЧЕЛОВЕК ГОЛОСУЮЩИЙ

 

“Мир сошел с ума” — в последнее время эти слова мы повторяем все чаще, уставая от обилия нездоровых лиц в метро, нервных срывов близких, истерических выпадов со стороны сослуживцев, а главное, от весьма далеких от здравого смысла рассуждений этих самых сослуживцев и ближних. Безрассудство на грани безумия свойственно сегодня сознанию многих наших соотечественников. Словно о нас сказано православным провидцем, что наступят времена, когда весь мир будет сведен с ума, а тех, кто сохранит здравый рассудок, объявят безумцами.

 

Телевизионный транс: для одних — путь во власть,

для других — в психушку

 

Ощущение всеобщей эпидемии сумасшествия не иллюзия, это состояние многих людей, которое можно назвать повальной шизофренией общества. Несомненные признаки шизофрении, как их описывают психоневрологи, обнаруживаются у вполне, казалось бы, нормальных людей в современном “информационном” обществе.

Психически больным свойственны нарушения мышления, при которых человек обычно рассуждает так: “откуда я знаю, что я подумаю, пока не услышу, что я скажу”. Нарушение способности думать проявляется у псих­больных в наивно упрощенном восприятии мира вещей и событий. Причем у психически больного человека может сохраняться способность анализировать факты и делать собственные выводы, но связь события и суждения о нем — случайна: к примеру о погоде будет сказано, что “идет дождь, потому что синоп­тики обещали плохую погоду”. Психически нездо­ровый человек не критичен в своих размышлениях. К тому же ум психически нездорового человека не способен регулировать его действия. Шизофреник и говорит без речевых ошибок, и предложения строит внешне правильные, но все это лишь пустая умственная жвачка.

Но давайте вглядимся в нормального человека, сидящего перед экраном телевизора, вслушаемся в его размышления по поводу увиденного и услы­шанного. И окажется, что большинство телезрителей мыслят как психически больные люди. Вот как это происходит при восприятии новостных передач.

Теле- и радионовости сегодня — это калейдоскоп быстро сменяющих друг друга репортажей о событиях из разных концов мира. В одном блоке могут с равной многозначительностью подавать 60-летнюю годовщину Сталинградской битвы, затопление поселка в Ростовской области, смерть от передозировки наркотиков какой-нибудь “звезды” из американской рок-группы и в придачу слух о возможном разводе Аллы Пугачевой с Филиппом Киркоровым. Молниеносность сообщений не позволяет даже на миг представить себе величие подвига наших дедов в окопах Сталинграда или горе людей, лишившихся в одночасье и крова, и имущества, а уж уравнивание этих трагических событий со скорбью о не известном никому в России нарко­мане и с озабоченностью семейными дрязгами поп-дивы и вовсе обескура­живает. Этот калейдоскоп новостей не оставляет времени для их обдумывания, оценки. Суждения зрителя о них в сипу случайного сопоставления фактов будут лишены и логики, и критических выводов. Налицо симптомы шизофре­нического поражения мышления, которое тем более усугубляется, что зритель не может повлиять на события, о которых он только что узнал, его мысли вслух — всего лишь пустое резонерство.

Изменение личности — тоже психиатрический диагноз шизофренику. Человек с изменением личности не распознает “иерархии мотивов своего поведения”: когда ему дано выбирать между чашкой кофе и визитом к больной матери, он выберет кофе и найдет своему выбору весомые оправдания, вроде того, что мать-де о нем мало и плохо заботилась. У больного с таким диаг­нозом сформированы патологические потребности, часто выступающие в виде навязчивых идей. Он может стремиться делать большие и дорогостоящие покупки, или чрезмерно много есть, или навязчиво приставать к женщинам. Свои действия больной не в состоянии контролировать, его легко заразить новой манией.

Но вернемся к нашему телезрителю, сосредоточенно следящему за новостями и рекламой по телеящику. Разве услышанный рекламный “слоган”: “Кофе Чибо — это все, чтобы сделать вашу жизнь прекрасной!” — не является шизофреническим нарушением иерархии мотивов ? Услышав подобные слова от живого человека, вы непременно подумаете, что у того, что называется, “крыша съехала”. Но ведь масса рекламных текстов, несущихся из теле- и радиоэфира, строится как раз по этой придурковатой схеме: “Сделай свою жизнь прекрасной — носи подтяжки фирмы “Мечта удавленника”. Усиленное поглощение подобной рекламы вызывает у внешне здорового человека патологические стремления. Вот шквалом обрушивается на нас с экрана пропаганда пива и заставляет миллионы мальчишек и девчонок разгуливать по улицам с пивными бутылками в руках, взатяжку прикладываться к ним с истомленным видом. И если спросить, зачем они так много и озабоченно пьют пиво, ответом послужит шизофреническое, вдолбленное в их головы через экран: “чтобы не дать себе засохнуть”.

Нарушение мышления, изменение личности — это еще не все симптомы, которые сближают телезрителя с шизофреником. Шизофренической болезни свойственны галлюцинации — видения, к которым больной относится как к реальности, он, по сути дела, живет в параллельном действительности мире.

По уверениям психиатров, эти галлюцинации настолько жизнеподобны, их образы так ярки и чувственны, что убедить больного в том, что перед ним лишь плод его воспаленного воображения, невозможно. Но галлюцинация шизофреника по своей психологической природе сходна с живой экранной картинкой, которую наблюдает по телеящику наш зритель. Ведь чувственность и достоверность образов, яркость впечатлений переживают и тот и другой.

Симптомы шизофрении — опасной психической болезни — читаются в извне навязанных телезрителям и радиослушателям образцах мышления, рассуждениях, мечтаниях. И когда мы с горечью вздыхаем о том, что мир сошел с ума, то всего-навсего интуитивно ставим этому миру правильный медицинский диагноз.

Кто же и зачем проводит на нас преступные информационно-психологи­ческие эксперименты, с помощью информационных технологий цинично и расчетливо сводит общество с ума, как марионетками манипулирует людьми?

Главная цель разработчиков информационных технологий манипули­рования человеческими массами — власть, получаемая ими на всеобщих, прямых, равных и тайных выборах, которые еще в XIX веке называли в России “четыреххвосткой”, наподобие той плетки, которой в Древнем Риме повелевали рабами. По заказу правителей, ухвативших сегодня власть и не желающих с ней расставаться, “человек разумный” при помощи техник словесного внушения переделывается в “человека голосующего”, то есть в микроэлемент людской биомассы, которая действует, как послушная внешним импульсам-командам машина для голосования. Манипуляции человеческими душами ради криминальных потребностей властителей получили закамуфлированно-ученое название нейролингвистического программирования.

Существует множество определений нейролингвистического программи­рования, среди них есть и заумные, основанные на стремлении “пустить пыль в глаза”, затушевать преступную суть этого явления, например: “НЛП — это создание многомерной модели структуры и функции человеческого опыта”. Определения попроще более откровенны: “НЛП — это речевое воздействие человека на человека с целью создания у последнего новых программ пове­дения и действия”. Еще нас убеждают, что НЛП — это всего-навсего “процесс уско­ренного обучения и переучивания, избавления от нежелательных стереотипов поведения, создания новых программ поведения”. Но во всех этих формулах четко вырисовывается, что некто посторонний для личности моделирует ей новый опыт, составляет ей новую программу поведения, избавляет от “стереотипов”, нежелательных этому чужому лицу!

Отношение постороннего, вмешивающегося в жизнь и психику человека, к своему “подопытному” звучит на языке нейролингвистического программи­ро­вания предельно цинично: “Человек — это текст, который можно и нужно править”.

Но прежде чем в наш мозг проник хищными щупальцами нейролингвист, намереваясь “переписать тексты нашего сознания”, каждый из нас получил много чего для себя дорогого, с чем вряд ли расстанется добровольно. Это замысел Божий о каждом человеке при его появлении на свет, это генетические программы, переданные ему от предков, это память детства (самые чистые впе­чатления души), это опыт, приобретенный в жизненных невзгодах, это убеждения, вынесенные из книг и споров. И вот в сознание личности бесце­ремонно вмешивается некто, называет твои разум и душу “неправильным текстом” и уже готов одно стереть из памяти, другое — изменить на противо­положное да еще втемяшить в твою голову в качестве приятного то, что тебе до глубины души противно. Трудно поверить, что сегодня при всех провозгла­шенных на словах идеях гуманизма возможно такое откровенное и бесцере­монное вторжение в человеческую душу. Но это именно так, ведь методики нейролингвистического программирования, по сути дела, провозглашают идею порабощения человеческих душ — “побуждение к реакции, противо­речащей, противоположной рефлекторному поведению организма”.

Дадим же свое честное определение нейролингвистическому программи­рованию, открыто применяемому сегодня в выборных игрищах и ристалищах. Это психологический захват души, насилие над личностью, которая может почувствовать агрессивное вторжение (и тогда в ответ резко оттолкнет на­сильника — “не лезь в душу!”), а может и не почувствовать. В этом-то и состоит дьявольское искусство технологов НЛП, которые еще называют себя “жрецами-лингвистами”, чтобы жертва их насилия не почувствовала воздействия, чтобы психические перемены произошли в человеке незаметно для него самого.

Методы нейролингвистического программирования — это чужое вмеша­тельство в подсознание человека, с тем чтобы управлять им незаметно. То, что “жрецы-лингвисты” или политтехнологи называют подсознанием, христиане именуют глубиной человеческой души, а всякое насильственное в нее вторжение — соблазном и искушением.

Вторжение в подсознание осуществляется прежде всего путем гипноти­ческого транса. Гипнотический транс — особое состояние человека, когда он способен легче всего воспринять и усвоить внушение, чужую программу, команду извне.

Эта технология была открыта психиатром Эриксоном в конце XIX века и долго применялась с лечебными целями, но бурное развитие телевидения позволило политикам применить ее к совершенно здоровым людям. Технология телевизионного транса абсолютно совпадает с технологией введения в лечебный гипнотический транс.

Человек должен находиться в удобной позе (например, лежать на диване или сидеть в кресле, устав после рабочего дня). Его внимание должно быть сосредоточено на каком-либо предмете (и таким предметом как раз является телевизионный экран — яркое пятно с постоянно изменяющимися красками, притягивающее взгляд). Человек ни о чем не должендумать и не иметь в эту минуту никаких забот (именно в таком состоянии опускается на диван телезритель, отрешившись от служебной и домашней суеты). Это отправная точка телевизионного транса.

Именно в такие мгновения происходит беспрепятственное “формирование программ поведения человека, его целеустановок”. Три простые операции наведения гипнотического транса — присоединение вас к источнику внушения, ваше подчинение этому источнику, управление путем внушения новых для вашего жизненного опыта программ — такова азбука нейролингвистического программирования.

С отключенным сознанием, как бы в полусне, человек не фильтрует поступающие к нему информацию и команды, они беспрепятственно прони­кают в подсознание и оттуда неведомыми нам путями переправляются в сознание. В результате мотивы своих поступков жертва гипнотического транса не может объяснить сама себе, об этом знает только тот, кто записал команду на “подкорку”.

Помнится, в июне 1996 года с нами на даче жила моя старая знакомая — пожилая пенсионерка, бывший бухгалтер, перебивавшаяся на скромную пенсию и имевшая на попечении взрослого сына-наркомана. За два дня до выборов она вдруг, неожиданно для себя и для нас, засобиралась домой, в Москву.

— Зачем? Ведь вы хотели пожить с нами до конца июня.

— Голосовать! — не терпящим возражения тоном ответила мне старушка. — За Ельцина!

— Но ведь он же всего вас лишил, даже болезнь сына — это его вина как правителя, это же он допустил разгул наркомании в стране!

Мои увещевания были бесполезными. Старушка, подхватившая из телевизора импульс-команду голосовать за Ельцина, подобно тому, как промозглой осенью слабый здоровьем человек подхватывает тяжелый грипп, стала жертвой выборной президентской кампании. Таких запрограмми­рованных на избрание “любимого кандидата” можно наблюдать во время любых выборов, когда на избирательный участок приходят растерянные, озабоченные избиратели, рассеянно берут бюллетень, долго и напряженно вглядываются в длинный список, будто силясь что-что вспомнить, и затем ставят галочку против какой-то им самим неведомой фамилии. Специалисты по выборным технологиям, рекламируя свои услуги, хвастают, что, “по разным оценкам, посредством воздействия на подсознание избирателей можно привлечь от 2—3 до 10—15 процентов голосов от числа проголосовавших”. Однако более пессимистичные оценки дают цифру в 35 процентов всех избирателей, воспользовавшихся своим правом выбора. И это число внушает доверие, именно такую цифру называли американские консультанты после победы Ельцина в 1996 году, когда говорили об эффективности своих избирательных технологий. Примерно такое же число дал опрос населения после президентских выборов в июне 1996 года (“Коммерсант-Daily”, 1996, 29 авг.): “Для 32% из тех, кто голосовал за Б. Ельцина, его победа была безраз­лична, и лишь 67% были удовлетворены ею”. Командный импульс голосовать за Ельцина был сильным, но кратковременным, и уже в сентябре 1996 года уровень доверия к только что избранному президенту составил, по данным ВЦИОМ, всего 12%.

 

Информационные “отмычки”

для “взлома” наших душ

 

Внедряясь в подсознание, специалисты по нейролингвистическому программированию преодолевают особые “фильтры” души, которые процеживают поступающую информацию. Эти “фильтры” хранят рассудок от грубых повреждений, стараясь не допустить помрачения ума. Подсознание может выключать память, спасая от “перебора” сведений, заведомо ненужных ее хозяину. И если вы твердо убеждены, что не пойдете голосовать, так как выборы — это смесь махинаций и профанаций, то все кандидатские имена со всех углов и столбов будут скользить мимо вашей памяти.

Самый устойчивый из “барьеров” подсознания — это убеждения, заслон разума и души, не позволяющий кому ни попадя замусоривать их заведомыми глупостями (в терминологии политтехнологов — это “барьер мифов”). Для ломки этого барьера политтехнологами разработаны особые хитрые “отмычки”. Так, убежденно верующего православного человека может подвигнуть идти голосовать только православный священник и только за православного, чем пиарщики очень активно пользуются, выпуская на арену агитации лукавых людей, ряженных в рясы и убеждающих голосовать “по воле Божьей”. Кроме того, пиарщики любят включать своих кандидатов в пейзажи с церквами и крестами. Подсознание верующего без сопротивления принимает подобный сигнал: “Этот — свой, православный!”.

Крепкий барьер подсознания — профессиональные знания. К примеру, люди, профессионально занимающиеся словом — писатели, журналисты, филологи, артисты, психологи, политики, только посмеются над дешевым выборным шантажом — “голосуй, или проиграешь”, не поверят актеру, с вос­торгом уверяющему нас, что книга Ельцина “Записки президента” — это как “Война и мир” Толстого: масштаб, яркость мысли, художественное мастерство те же.

Серьезным препятствием для проникновения чужаков в подсознание является и так называемый межличностный барьер, эта волна неприязни, что вздымается в душе, когда слышишь о ненавистных нам по опыту жизни людях. Разве возможно было расположить избирателя к Ельцину, собрав­шемуся на новый срок во власть, если он успел дотла разрушить страну, распродал жуликам народную собственность, развязал гражданскую войну? Но этот кажущийся непреодолимым барьер подсознания сумели-таки взломать хитроумные политтехнологи. Они не стали придумывать Ельцину новый “имидж”, а, словно забыв о своем подопечном, взялись менять “имидж” его сопер­ников-коммунистов. Переименовали их в “красно-коричневых”, раскрутили навязанное новое имя, внушили, что при “красно-коричневых” в России будут голод и гражданская война, и тем самым изменили к ним отношение населения. Благодаря такой вот ювелирной работе “взломщиков” подсознания скоро и ненавистное народу имя Чубайса будет восприниматься с благожелательным добродушием.

Итак, барьеры подсознания охраняют человека от непрошеного вторжения в его душу. Недаром специалисты по гипнотическому трансу, владеющие “отмычками” подсознания, передавая технологии своим ученикам, заклинают — не спугнуть “клиента”, не нарушить его безмятежного доверия к гипнологу, иначе вмиг воздвигается несокрушимая стена, заграждающая вход в душу жертвы, и все пропало!

Но телевизионная ситуация такова, что безмятежного доверия политтех­нологи должны добиваться сразу от миллионов “клиентов”, а каждый человек строит свои собственные заборы из верований, знаний, предубеждений и ими заграждается от чужих непрошеных вторжений, и, следовательно, искателям наших душ нужно находить “ключики” для миллионов людей одновременно. Есть ли такие универсальные ключи-“отмычки”? Да, они есть. Доверие и расположение зрителя при телевоздействии завоевываются усиленным насаждением идиотических предрассудков о свободе получения информации в современном обществе. Эти предрассудки рекламируются как демократические законы подачи информации.

Первый такой закон гласит, что информационное общество гарантирует каждому свободный доступ к любой информации. Ho это не так: все теле- и радиоканалы строго контролируются или их хозяевами, или властью, и сведения поступают к зрителю и слушателю в “упаковке” комментария или с “биркой” оценки их журналистом. Военная хроника из Чечни в 1995—96 годах могла даже не содержать никаких рассуждений репортера, но, рассказывая о противоборствующих сторонах, он русских солдат называл “федералами”, а чеченских бандитов — “полевыми командирами”, и зритель интуитивно сочувствовал партизанским командирам, героически сражавшимся с непо­нятными “федералами”. Даже интонация репортера формирует угол зрения телезрителя. Вот свидетельство В. Шендеровича, большого мастера подобных эффектов: “Передо мной — две кассеты. Два репортажа, сделанные одним и тем же журналистом. Оба посвящены встречам Лукашенко и Путина. Между ними — всего полгода, но как изменился автор репортажей! Тонкое, нескрываемое ехидство (осень 1999-го, НТВ) и граничащее с восторгом уважение к лидерам союзного государства (весна 2000-го, РТР)”.

Другой закон утверждает, что средства массовой информации абсолютно нейтральны в выборе фактов для зрителя, что они руководствуются исклю­чительно идеей всеобщего блага. Но сегодня в результате бешеной конку­ренции между владельцами телеканалов “кухня” приготовления информа­ционного варева приоткрылась, и из нее вырываются зловонные пары от тех продуктов, которыми нас потчуют телетехнологи. Тот же Шендерович описывает свое столкновение по поводу акцентов в освещении войн в Чечне и Югославии с тогдашним директором НТВ Добродеевым: “Армия эта не моя, и война не моя” (это о Чеченской кампании); “Олег, тебе нужны Балканы?” (это о войне в Югославии).

Третий закон втолковывает наивным гражданам, что средства массовой информации в демократическом обществе показывают то, что хочет видеть большинство телезрителей, что это-де “народный заказ”. А показывают они, как мы убедились за последнее десятилетие стремительного развития “сво­бодных СМИ”, насилие, секс, лицемерие, подлость всех и вся в обществе. Если какой-нибудь космический пришелец, ничего не зная о нашей цивилиза­ции, судил бы о ней только по тем фильмам, которые вышли на экраны за ми­нув­шие три года, то вынес бы твердое убеждение, что Россия — это государство убийц, проституток и наркоманов, которые только и делают, что гоняются друг за другом, делят деньги, убивают себе подобных и время от времени с кем-нибудь “спят”. Нас убеждают, что мы именно таковы, какими нас показывают. Внушают, что наши люди агрессивны и злы по своей природе, и СМИ объективно, прямо-таки зеркально отражают лицо современного “среднего человека” — зверя-хищника по натуре.

И последний из внушаемых предрассудков, выдаваемых за закон: средства массовой информации утверждают плюрализм мнений.

Вот так нас убеждают, что “черный ящик” в углу комнаты — наш друг, око, следящее за самым интересным. Это побуждает нас доверять экрану, как собственным глазам, что вкупе с раскрытыми при помощи телевизионного транса вратами нашего подсознания и делает зрителя послушной игрушкой в руках политтехнологов.

Покажем, как телеманипуляторы играют с нами в игры, в эти своего рода “кошки-мышки”, где зрители всегда выполняют роль “мышек”.

Обыватель приходит с работы, ложится на свой диван, включает телевизор и расслабленно поглядывает на мелькание рекламных картинок. И если среди этого мелькания внезапно на 2—3 секунды застынет яркий во весь экран глаз, наш зритель непременно встрепенется и уткнется взглядом в мерцающий экран, потому что у человека веками выработан рефлекс общения — глаза в глаза: чужой, упавший на тебя взгляд ты обязательно встречаешь ответным взглядом. Но у манипуляторов, поместивших глаз на экран, свой замысел — зритель должен сосредоточить внимание на одной точке, тогда эффективное введение его в телевизионный гипнотический транс обеспечено.

Теперь, когда зритель и расслаблен, и сосредоточился, на экране вновь мелькают рекламные сюжеты на очень высокой скорости. Никому не под силу даже понять, о чем эти сюжеты. Зато они запоминаются подсознанием, которое потом, когда-нибудь заставит человека действовать: покупать ненужный ему товар или голосовать за незнакомого ему кандидата. Мельтешня сюжетов к тому же “расщепляет” сознание зрителя, выключает его как неспособное считывать информацию с телеэкрана. Зато вслед за мельканием обывателю покажут пространные сюжеты… Телезритель на диване, пребывающий в полусне, воспринимает их безропотно и запоминает надолго.

“Расщепление” сознания может достигаться самыми хитроумными способами. На экране возникает известное всем по репродукциям в учебниках живописное полотно “Охотники на привале”, на котором с удовольствием останавливается наш взгляд, интуитивно возрадовавшись образам детства и школьных лет. Вдруг изображение начинает оживать, охотники встают, собаки вскакивают, а зритель, естественно, вздрагивает, на миг поверив, что ему все это “чудится” и что он сходит с ума. Эта мгновенная потеря ощущения реальности сама собой расщепляет сознание и вводит человека в гипноти­ческий транс.

Когда доза информации попала в подсознание тележертвы, ее немедленно выводят из состояния полузабытья. Чаще всего это происходит при помощи серии ярких вспышек, на которые реагирует глаз и мозг, как бы пробуждаясь от усыпления. На это пробужденное сознание снова воздействуют еще более усиленной дозой информации, которая проникает в человеческий ум и память в состоянии постгипнотического внушения, тоже очень благоприятном при управлении человеком извне. Такова схема активного воздействия на подсо­знание человека техническими приемами телерекламы.

А теперь представьте, что все эти приемы бьют в одну и ту же точку, пресле­дуют одну и ту же цель: заставить народ голосовать за нужного властям кандидата в президенты или депутаты, за угодный правителям выборный думский блок. Да получив сверхдозу такого внушения, человек, все защитные барьеры подсознания которого взломаны, все фильтры души уничтожены, просто заболевает манией любви и преданности, становится сам не свой, в нем отчетливо проступают симптомы психического изменения личности. И запретить делать из граждан России психопатов правители никогда не пожелают: других способов удержаться у власти у них просто нет. Только обман, манипулирование и телевизионное внушение.

 

Технологии внушения: как нас заставляют любить

врагов Отечества

 

Реклама и новости, ток-шоу и интервью, сериалы и реалити-шоу — все жанры телевидения служат выборам, и их воздействие на нас, зрителей, особенно агрессивно в два самых горячих предвыборных месяца. Тогда число жертв выборных информационных технологий многократно увеличивается, некоторые впадают в депрессию, растет число самоубийств, люди становятся беспричинно злобны, мучаются страхами или, наоборот, заболевают апатией. И это неудивительно, ведь в нас без спроса, даже без нашего ведома закладывают информацию, запускают командные импульсы, вырабатывают симпатии и антипатии, которые разрушают психику. Несвойственные нам по природе, они вызывают мучительное чувство раздвоения личности.

Рассмотрим, как делаются диверсионные “закладки” информации в наше подсознание. Технология 25-го кадра — вмонтированный в видеопленку кадр, он не виден глазом, но хорошо улавливается подсознанием. Классический пример ее использования в рекламе поп-корна во время проката кинофильмов в США всегда сопровождается лживым заверением, что ныне такая наглая манипуляция людьми просто невозможна, поскольку 25-й кадр запрещен как преступный беспрепятственный вход в подсознание. При этом монтаж якобы легко обнаружить, и, дескать, рекламодатели и телетехнологи боятся неприят­ностей.

Такие утешения лишь усыпляют наше внимание к тому, что мы получаем с экрана. Выявить 25-й кадр на телевидении практически невозможно, для этого необходима специальная компьютерная программа, в России появив­шаяся только в 2002 году, но в эксперименте показавшая очень низкую продуктивность из-за перегруженности двадцать пятыми кадрами всех телепередач на всех каналах. Как проговорилось Министерство печати и информации России летом 2002 года, когда эту компьютерную программу по чьей-то оплошности начали рекламировать, 25-й кадр используется сейчас практически в каждой телепередаче и в каждой рекламе. И что внедряется в наши головы через 25-й кадр — неукротимое желание пить пепси, навязчивая идея поклоняться Будде или Кришне, а может, мания исступленно любить Жириновского, — нам неведомо, любой преступный помысел можно беспре­пятственно внушить этим способом. Можно, к примеру, заставить толпу разгоряченных болельщиков бить витрины и поджигать машины на улицах, через 25-й кадр на огромных уличных телеэкранах передав им сигнал лютой злобы. А потом в ответ на спровоцированную бойню срочно принять в Думе закон о противодействии экстремистской деятельности, карающий репрес­сиями всех неугодных власти.

Есть и иные пути влезть в души и головы без ведома их хозяев, подкинуть в наши гнезда “кукушечьи яйца”. Это так называемая “свертка” информации в легко усваиваемый образ и “развертка” ее в сознании зрителя в виде твердого убеждения. В 1996 году накануне очередных президентских выборов придворный режиссер Эльдар Рязанов снял документальный фильм о своем визите в семью Ельцина. Его принимали запросто на кухне, суетливая Наина мелькала на экране с капустным пирогом, что-то нечленораздельное мямлил президент, но главным событием фильма стал... стул, на который как бы случайно опустился Рязанов и как бы нечаянно порвал свои брюки. Какая замечательно выигрышная сцена! Зритель огорошен: у Ельцина из стульев гвозди торчат! Простой, скромный человек, совсем как мы, грешные! Гвоздь и порванные штаны Рязанова — вот образ, в который была свернута пространная информация о том, что Ельцин-де не злодей, обесчестивший великое государство, а скромный, простой, наш, свойский. “Свой” плохим быть не может.

Технология “свертки информации” на широкую ногу была поставлена в передаче “Без галстука” на НТВ, где регулярно нам представляли “одомаш­ненных” политиков — на кухнях и дачах, с женами и детьми, собаками и кошками, попадались и субъекты с верблюдами. Чего они только с идиотским видом ни вытворяли под одобрительные понукания ведущей. Премьер-министр Черномырдин бацал в два притопа — три прихлопа на гармошке, саратовский губернатор Аяцков демонстрировал искусство верховой езды на верблюде, секретарь Совета безопасности Лебедь пыхтя отжимался и наяривал утюгом пододеяльники, премьер-министр Кириенко с подростковым энтузиазмом пырял японским кухонным ножом воображаемого противника. Разыгрывание из себя полных идиотов делалось этими людьми ради одного — показать избирателю, что они свои, простые, доступные, такие, как все. Посмотрит обыватель и его благоверная, как Черномырдин живет, и вроде у Черномыр­дина в гостях побывал, рядом с ним на стуле посидел, гармошку его хрипатую послушал, супругой его полюбовался, приметил, где что на полках стоит, на чем премьер-министры хлеб-соль едят. А если ты у человека в доме был, он же своим становится, почти что братом. И поет не лучше пьяного соседа, и баба его еще толще моей Нюрки, и пес его шелудивый, такие и в нашем дворе бегают. Ну как есть свой! А за своего, знакомого, родного, за его Нюрку, гармошку и пса — как тут не проголосовать, рука сама бюллетень нашаривает!

Так, через мимолетный образ, как бы нечаянную деталь, вроде бы случайное действие вкладывается в душу человека продуманная информация о скромном и честном труженике Ельцине, о свойском мужике Черномырдине, о добропорядочном семьянине Жириновском. В выборных кампаниях эту технологию считают важнейшей. Если показывают, как политик потея рубит дрова на даче, — значит, нас хотят убедить, что трудолюбив наш будущий избранник, хозяйственный — все для людей. Если же демонстрируют гладящим лошадь или собаку, треплющим за уши кота, насторожитесь: вас хотят убедить, что он добрый и отзывчивый человек. Кот, собака и лошадь очень часто не имеют к герою ни малейшего отношения. Старая Маргарет Тэтчер ради имиджа выгуливала перед телекамерами на пляже совершенно незнакомую ей собаку. Предвыборные пудели господина Путина тоже могли бы быть взяты напрокат из какого-нибудь собачьего клуба, причем именно пудели — глупые, добродушные существа, кидающиеся лизать в нос всякого встречного-поперечного, вызывающие умиление избирательниц. Демонстрировать в роли путинского любимца кровожадного бультерьера телетехнологи вряд ли реши­лись бы. А вот показывать кандидата в депутаты или президенты гладящим экзотическую бородавчатую жабу или миниатюрного домашнего крокодила —  такие семейные любимцы есть у некоторых оригиналов — пиарщики вообще наотрез откажутся, равно как не предложат “клиенту” прогуляться по пляжу с черным каракумским тарантулом на плече или с парой породистых белых крыс на изящной витой цепочке.

Особенно критично отнеситесь к идиллическим репортажам о встречах политиков с детьми, и своими, и чужими. Маленькая дочка забралась к папе на руки и прижалась к нему румяной щечкой. В душе зрителя мед и патока — этот человек никому не сделает зла, ведь он так любит детей! Он и о наших детях позаботится не хуже, чем о родных! И сколько таких идиллических картинок из “детского альбома” припасли политтехнологи для доверчивого избирателя: тут тебе и посещение “клиентом” детского дома с подарками, и его визит в детскую больницу с лекарствами. Обездоленные дети, исстрадав­шиеся личики, с трогательным ожиданием глядящие на вас их искренние глаза — тот вазелин, с помощью которого цинично пролезают в души избирателей депутаты и президенты. Вот почему постоянный сюжет предвыборных новостей — жена президента со слащавой улыбкой гладит по головке детдомовского сироту. Лужков привозит мед в детский приют и торжественно проводит там публичное чаепитие. Путин чуть не каждый день бывает на уроках в школах, самолично объясняя второклассникам свою предвыборную программу... Для здравого ума — это бездарнейшее времяпрепровождение. Люди при столь важных должностях, обремененные кучей государственных дел, занимаются сущими пустяками. Смешно мэру работать раздатчиком меда, а президенту учить второклассников конституции, но с точки зрения выборных технологий — это самые что ни на есть мудрые шаги: избиратель уронит скупую слезу и до самого заветного дня выборов будет неотвязно помнить: наш избранник — необыкновенно добрый человек!

Заметьте, не все стороны жизни своих обожаемых вождей видят избира­тели в этих “электоральных пасторалях”. Вот никто еще не показал, как какой-нибудь кандидат в депутаты или президенты с аппетитом поглощает черную икру. Даже простую свиную отбивную еще никто из них на экране прилюдно не скушал. А почему? Да потому что это интуитивно не по нутру обывателю, который, поглазев на жующего, непременно решит: “Ох и прожорлив! Такого к власти нельзя — нас всех сожрет!”

Важной технологией внушения, проникновения без спроса в наши мозги и души оказываются авторские программы на политические темы. Их воз­дейст­вие основано на особой роли монолога в общении людей. Вопросы, ответы, споры, возражения, то есть привычный диалог, дают возможность каж­дому анализировать, сомневаться, думать. Монолог же — когда один говорит, а другие его только слушают, в обычной жизни возможен, когда говорит старший — начальник, учитель, руководитель, родитель, хозяин, словом, авторитет, которого принято не перебивать, которому будет лучше не возражать, с которым спорить себе дороже. Но монолог из телеви­зора в авторских программах создает ситуацию, когда мы, зрители, не можем возразить Сванидзе или Познеру, Радзиховскому или Шустеру, мы принуж­дены слушать их, как будто они нам отцы родные или учителя, начальники или хозяева. Благодаря телемонологу у большинства зрителей, вопреки их собственной воле, вырабатывается привычка, даже потребность соглашаться с тем, что вещает с экрана “говорящая голова”. Слова с экрана кажутся весо­мее и значительнее слов рядом живущих людей, будь они стократ умнее познеров и шустеров. Ведь с умным соседом можно поспорить, можно даже в ухо ему дать, чтоб шибко не умничал, а с экранной головой, пусть даже наипустейшей в мире, не поспоришь, в ухо не заедешь. Вот психологическая причина высоты экранного пьедестала, создающего культ из любой серости.

Ну заметили бы вы Хакамаду на улице? Нагловатая дамочка с навязчивой одесской манерой умничать, самоуверенная мастерица торгового “бизнеса” местечкового масштаба. Сидела бы она в своем кооперативе и доныне считала дебет и кредит приватизированных народных богатств, в перерыве обедая пакетом обезжиренного йогурта. Но вот взобралась на экранный пьедестал, не сама, конечно, единоплеменники подсадили, и превратилась в глубокомыс­ленного политика, в думского вице-спикера, почти что в нашу родную мать и строгую учительницу жизни.

Увеличительная телелинза, наведенная на исполнителя монологов — телеком­ментатора, депутата, президента, банкира, удивительным образом умножает объем мозгов и значимость слов всякого, на кого умело наведена. Вспомним, как подавали с экрана речи больного и пьяного Ельцина в бытность его президентом России: вырезали несуразицы и глупости, произнесенные им “не в себе”. И эти отредактированные монологи выдавались за тронные слова, которые, представьте, многих брали за душу! А как его осудить, если он говорит, а ты молчишь, ты же подсознательно оказываешься в роли сына пред очами строгого отца. А разве отца выбирают, разве отца можно осудить? Вот так волшебная линза телеэкрана делает из лилипута Гулливера. И мелкотравчатые грызловы, слиски, райковы и лукины предстают на телеэкране могутными, авторитетными, неукротимыми златоустами.

…Ток-шоу представляет собой диалог — ведущий или ведущие расспра­шивают приглашенного на передачу гостя или гостей. Зритель, наблюдающий беседу на экране, — это третья, созерцающая действо сторона. Кажется, столкновение мнений, горячие споры, резкие возражения дают наблюдателю возможность выбирать, с кем согласиться и кого поддержать. Спорщик и неслух наверняка уловит в гвалте полемики мнение по душе. Но свобода выбора одного из двух или нескольких мнений здесь также иллюзорна, и вот почему. Вы, наверное, обращали внимание, что в ток-шоу обязательно присутствуют зрители, плотным кольцом окружающие собеседников. Ауди­тория эта по большей части молодежная (набрана из студентов) или женская (где добывают такое количество праздных домохозяек, неведомо). Вот с этой аудиторией, с ее мнением, ее чувствами, ее впечатлением и сливается душой и сердцем зритель. Не каждый, конечно, но психологи установили, что треть человечества непременно хочет быть как все, не отстать от других, подпевать общему хору.

Нa автоматическом присоединении телезрителя к зрительской аудитории ток-шоу и строится расчет программирующих нас политтехнологов. Ведь мнение зрительской аудитории ток-шоу абсолютно управляемо. К примеру, на передаче В. Познера “Времена” существует негласная договоренность ведущего со зрителями на трибунах, окольцовывающих ток-шоу: рядом с видеооператором стоит человек-суфлер, на которого время от времени взглядывают трибуны, и этот человек хмурится, возмущается, подсмеивается. А главное, первым начинает аплодировать в нужных по сценарию местах. И трибуны вслед за ним и хмурятся, и возмущенно протестуют, и хохочут, всплескивая руками, и прежде всего дружно подхватывают аплодисменты, давая звучащему на арене мнению нужную манипуляторам эмоциональную оценку. И мы, продавливая свои диваны у телевизоров, не по своей воле, а исключительно под диктовку суфлера хмуримся и возмущаемся, хихикаем и аплодируем. Один мой знакомый, будучи приглашенным на “Времена” к Познеру, заметил манипуляции. Убедившись, что трибуны кидаются хлопать в ладоши по звуку первого хлопка, он принялся хлопать в “неурочный час” и “увел” за собой трибуны. Они азартно аплодировали словам, в ответ на которые, по замыслу Познера, должны были топать ногами. Конфуз был полный…

Заметьте, что ток-шоу на телевидении представлены в широчайшем ассор­тименте, охватывая все социальные группы, в первую очередь не любящих думать и учиться людей, на которых логика факта не действует. Это большей частью женщины (а они весьма добросовестные избирательницы). При отсутствии телевизора они бы дни напролет проводили на лавочках у подъездов, пересуживая соседей, родню, начальство и всякого встречного-поперечного, но там, на лавочках, управлять их мнением невозможно, и для выборов эти люди были бы потеряны. А вот управлять ими, слившимися в одну коллективную душу на ток-шоу, очень удобно. И политтехнологи умело управляют, играя на интересе обывателя к супружеским изменам, черной магии, гаданиям. Да мало ли житейской грязи, на которую глупое женское любопытство клюет, пересиливая стыд, отвращение, осторожность и брезгливость. Одна только передача “Жди меня”, занимающаяся поиском беглых мужей, скрывающихся от алиментов, и блудных сыновей, забывших о родителях, так прикует зрительницу к экрану, что и плач родного дитяти не оторвет от мерцающей голубой линзы ее зачарованного взгляда. Почти маниакальная привязанность к ток-шоу делает бедных женщин послушным стадом ведущего передачи. И этот манипулятор в заветный час произносит заветное слово, по которому сотни тысяч его поклонниц выполняют директивы ведущего как главную задачу своей жизни.

Еще одна технология внушения — это художественные сериалы, приковы­вающие население к экранам изо дня в день, так что старый и малый забывают про сон и питье, ждут не дождутся узнать, выйдет ли Роза-Мария-Изабелла замуж за Дона Диаболиса, чьим сыном является ребенок Лючии... Лет десять назад сериалы уже сослужили худую службу: они воспитали особый тип зрителя-телемана, приучив большую часть населения страны, включая отнюдь не сентиментальных мужчин, регулярно усаживаться у телевизора, сживаться с телевизором. Из жизни большинства людей стали уходить другие источники информации — книги и газеты, с которыми человек чувствует себя гораздо более свободным в суждениях.

На этом роль “Рабыни Изауры” и “богатых, которые плачут” и закончилась. Сегодня они украшают одиночество пенсионеров, которые вместо воспитания родных внуков и церковной молитвы, естественного состояния старого человека, пережившего время страстей и думающего о спасении души, пребывают в наркотическом полусне, нашептанном виртуальными страстями мексиканских мыльных опер. Место же “Тропиканки” и всяческих “Рабынь” теперь заступили отечественные сериалы про “нашу жизнь”. Их задача: привязав к себе взрослое население страны, неспешно перевоспитывать его в соответствии с задачами, поставленными властью. Все герои сериалов “черно-белые”, несмотря на яркость цветных кинолент: добрые и отважные борются, воюют, противостоят негодяям и злодеям. Усложнения не допус­катся, и вовсе не потому, что того не желает потребитель многочасовых ежеднев­ных порций двухцветного кино. Уж наш-то зритель кино умел разобраться в сложных натурах Гамлета-Смоктуновского и Андрея Рублева-Солоницына. Но “черно-белые” герои сериалов служат совсем другому, они программируют, навязывают новые представления о жизни, предельно ярко обозначенные в черно-белых символах-героях, они настойчиво формируют наши симпатии и антипатии.

К примеру, сериал “Кодекс чести”, показанный в начале 2003 года по НТВ, — один из воспитывающих национальные симпатии и антипатии в преддверии выборов декабря 2003 года. В нескольких фильмах по нескольку серий каждый показаны бывшие спецназовцы, честные и смелые, душой радеющие за державу. Среди них пятеро русских и два еврея. Враги же, с которыми воюют российские командос, — это чеченцы, собирающиеся взорвать атомную станцию, это русский продажный генерал, торгующий химическим оружием с арабами, это бандит-эстонец, контролирующий калининградский порт. А вот друзья и верные помощники кто? Нетрудно догадаться: еврей Аарон, бывший советский разведчик, сбежавший некогда за границу и ныне тоскующий по России, смелая еврейская девушка — агент Моссада, спасающая ценой своей жизни Россию от чеченского атомного взрыва... Следующие фильмы этого сериала продолжат список национальных симпатий-антипатий, без сомнения, в том же направлении. Кавказцы, эстонцы, русские, арабы заведомо будут противостоять доблестным спецназовцам, а евреи будут верными товарищами по оружию, причем во славу России. И так вот, ненавязчиво, не в лоб, а исподволь, через сюжет, через образ доброго старого Аарона и отважной героини-моссадовки, через лейтенанта Семена, павшего смертью храбрых, у зрителей формируется чувство, да, пока только чувство глубокой симпатии к любому Аарону, который затем предложит нам себя в депутаты, в губернаторы, в мэры и президенты.

Технологии внушения угрожают психическому здоровью человека. Нашу справедливую неприязнь, понятную всем ненависть к врагам Отечества политтехнологи перепрограммируют на... любовь. Представьте, вы терпеть не можете Чубайса, знаете, что это беспощадный грабитель страны, убийца (ведь при отключении электросетей в больницах на операционных столах гибли люди, новорожденные умирали в роддомах). Но вдруг вы обнаружи­ваете в своей душе упрямо ворохающуюся там симпатию к Чубайсу. Откуда вам знать, что вкрадчивые 25-е кадры, базарные ток-шоу, нахрапистые авторские программы, разудалые “герои дня”, наглые “свободы слова” дружно и разом навалились на вас и “обработали” вашу душу так, что теперь ее не только родная мама не узнает, но и вы сами себя узнать не можете и, мучаясь от раздвоения личности, приходите в отчаянье. Выход из этого омута один: не смотреть их, не слушать их, а если это невозможно, то уж во всяком случае не верить ни одному их слову!

 

Демократический электорат —

это армии психопатов

 

Здоровое чувство отвращения к завораживающему душу экрану знакомо многим. Об этом прекрасно знают манипуляторы-политтехнологи. И для того чтобы люди не могли осознать себя жертвами технологий внушения, чтобы они не сумели изжить в себе ненормальную симпатию к врагам Отечества, нагло пожирающим нашу Родину при всенародном молчании, для этого через средства массовой информации народ обрабатывают словесным “дустом”, отравляя сознание людей, создавая из них целые армии психопатов.

Во-первых, это вживление в сознание словесных матриц, определяющих мироощущение человека, его понимание сегодняшнего устройства жизни. Власть имущим в России будет спокойнее оттого, что ее народы утратят надежду на лучшую жизнь. Вот почему взгляд человека на происходящее в России программируют набором таких нехитрых понятий:

Наша жизнь плоха, потому что во всем мире плохо.

Чтобы не стало хуже, надо больше и лучше работать.

Чтобы не стало хуже, нельзя допустить войны и крови.

Как на деле осуществляют подобное программирование?

“Во всем мире живется плохо”, — эта мысль навязывается телетехно­логами через упорное нагнетание катастрофизма, когда первые строки всех новостей занимают убийства, взрывы, землетрясения, аварии, самоубий­ства, покушения. Зрителей погружают в омут отчаянья и безволия, соблазняют примером уйти из этой постылой, бессмысленной, жестокой жизни. Три девочки в Подмосковье выбросились из окна. Три дня телеящик назойливо показывал распростертые детские тела, называл имена, обсасывал подробности детской жизни, находил все новых родных, знакомых, свидетелей. И следом пошла волна подобных же самоубийств — другие несчастные девочки тоже захотели быть знаменитыми. Как в земной ад, погружает телевидение человека в бедствия всего мира, а для чего? Чтобы внушить зрителям: если другому несладко живется, то и тебе вроде не так обидно терпеть. Именно ради этого варят и потчуют нас телевизионным хлебовом из аварийных, самоубийст­венных, катастрофических новостей, внушают русскому человеку: главное, чтобы не стало хуже!

И в подспорье, чтобы такой взгляд прирос к обывателю, ему объясняют, как сделать, чтобы не стало хуже. “Чтобы не стало хуже, нельзя допустить войны и крови в России”. Привычное нам, со всех эфиров проникающее в уши ежедневное заклинание — “лишь бы не было войны”! Убийственная, вредоносная, сокрушающая дух человека и народа программа поведения. Ведь и следа бы не осталось от России, дозволь она своим вождям вооружиться этим лозунгом. Вы только представьте себе Владимира Мономаха, Александра Невского, Иоанна Грозного или Петра Первого, Суворова или Ушакова, Жукова или Сталина с этими словами на устах. Иноземцы давно бы стерли нас в пыль, а землю нашу растащили по своим огородам. Но в наши головы упорно вживляют программу терпимости и покорности: бедствуй, недоедай, мерзни, умирай, но терпи, русский человек, лишь бы не было войны.

На наших глазах вживление в души этой вредоносной программы изничто­жило национальное мышление и национальный тип поведения русских — народа воинственного, хотя и добродушного, многодетного и многозаботного. Колдовское заклинание — “Чтобы не стало хуже, нельзя допустить войны и крови” — сделало людей как бы слепыми. Война — вот она, вовсю хозяйничает. Кроит страну на куски, режет по живому, пожирает людей по два с лишком миллиона в год, а люди, приготовленные к закланию на этой самой войне, все талдычат — накрепко уже усвоенное: лишь бы не было войны. Ни зарплаты, ни пенсии, народ, как в блокаду, голодный, от истощения падает в обмороки, детей беспризорных более четырех с половиной миллионов, зато жиреют воры, жируют бандиты, — где закон, справедливость, порядок? Перетерпим, — слышится в ответ, — войны бы не было! Молодежь спивается, гибнет в наркотическом угаре, — где суровое возмездие развратителям? А нам в ответ о мире и согласии — лишь бы не война.

Другой речевой импульс, объясняющий, что делать, чтобы не стало хуже: “надо больше и лучше работать, надо много работать, надо работать без сна и отдыха”. И вроде русские леностью никогда не отличались, а ведь как ловко на них их же беды и списывают. “Плохо работаете, товарищи, вот и живете худо”. Когда подобная программа “осеняет” человеческий разум, он оказывается в тупике. Типичному русскому, трудолюбивому и честному, привыкшему кормить себя и семью собственным трудом и своими руками и головой, настойчиво внушают работать лучше и больше. Если такой трудяга, вкалывая по-черному, при этом мало получает (а в таком положении находятся сегодня шестьдесят процентов населения России), он принимается искать еще и еще приработки, и получается, как в анекдоте про учителей и врачей, которых спрашивают, почему они трудятся на полторы ставки: “Да потому что на одну — есть нечего, а на две — есть некогда”. Но берут и две, и три из-за навязанной извне боязни, что станет жить еще хуже. И тогда, как вы понимаете, ни учителю, ни врачу, ни строителю, ни милиционеру не только есть некогда —  детей растить и учить некогда, некогда остановиться и задуматься: для чего устроена вся эта гонка? Человек становится тупой машиной по лихорадочному добыванию денег — заработать, потратить, снова заработать и опять потратить, да еще с испуганной оглядкой, чтобы курс доллара (или рубля) не упал, съев заработанное. Смысл самого труда, его качество, цель человеческой жизни — все отходит на задний план. В мозгу тяжело ворочается единственная запрограммированная мысль: надо больше, больше, больше работать...

Как проникают в наши головы эти вредоносные программы поведения? Идея “лишь бы не было войны” подается в упаковке военных сводок из Чечни, в устрашающих репортажах о гибели там русских солдат, в репортажах о захватах заложников, ввергающих зрителей в информационный шок, эти шоу телевидение разыгрывает регулярно. Одна телепанорама после битвы с террористами на Дубровке в Москве, с точки зрения политтехнологов, дорогого стоит — кровь, много крови, мертвые женские тела в опустевшем зрительном зале, расстрелянные боевики почему-то с водочными бутылками в руках: ими отбивались от нападающих, что ли? Панорама смерти, особенно мертвые молодые женщины, шокирует обывателя и укрепляет в нем одну-единственную мысль: лишь бы не было войны, любой ценой, любыми жертвами, готовностью тысячекратно терпеть и молчать.

Программа “надо больше и лучше работать” тоже внедряется в подсозна­ние по-разному — от демонстрации идеально счастливого и обеспеченного человека — чаще всего это актер, политик, предприниматель и банкир — всегда под одним лозунгом: “он добился этого, потому что всегда много работал” — до новогодних празднично-шутливых поздравлений, гремящих в эфире: “Так будьте здоровы, живите богато, если позволит ваша зарплата, а если зарплата вам не позволит, то не живите, никто не неволит”.

Впитывание таких программ поведения приводит человека в ненор­мальное психическое состояние одержимости многочисленными фо­биями — беспричинным страхом перед будущим — собственным и буду­щим своей страны.

Другие словесные матрицы, внушаемые обывателю, нацелены на то, чтобы управлять духовно-нравственным состоянием человека . И здесь нас буквально “переписывают” заново, ведь если вы помните, исходная позиция манипуля­торов-нейролингвистов — “человек — это текст, его можно и нужно править”. Задача авторов “новых текстов” наших душ — воспитание человека в духе служения своему чреву. Эгоист живет только ради своего удовольствия и потому наиболее управляем, мотивы его поступков всегда ясны, поведение предсказуемо, и убедить его в целесообразности любых шагов, предпринятых властью, — вплоть до сдачи государства Российского в аренду Соединенным Штатам Америки сроком на тысячу лет — не составляет труда. Главное, вовремя сказать эгоисту: ты-де от этого только выиграешь. Но сначала надо так “переписать” тексты человеческих душ, чтобы возникли целые армии эгоистов, чтобы “жить для себя” стало принципом существования миллионов. И это делается весьма успешно вживлением в наше подсознание словесных матриц “удовольствия” и “наслаждения”:

Надо жить для своего удовольствия и наслаждения.

Удовольствие и наслаждение приносят еда, секс, веселые зрелища.

Гони от себя все, что мешает удовольствию и наслаждению.

Перевоспитание населения в духе исполнения собственных прихотей и служения собственному чреву уже давно осуществляется в России. Оно основывается на мощном человеческом инстинкте собственности. Словесным стимулированием этот инстинкт в человеке обостряют до навязчивого желания проглотить весь мир. Удовольствие от обладания едой, здоровьем, женщиной или мужчиной, красотой, имуществом — вот смысл и цель жизни субъекта с “переписанным текстом” души.

Яркие рекламы заклинают нас, сидящих в своих темных убогих кухнях: “Жизнь — это наслаждение, наслаждение вкусом!”; “Живи удовольствием — попробуй шоколад “Дав”; “Детское питание “Бле-вота” (bleu water — это не шутка) — это все, что нужно вашему малышу”; “Ты достойна самого лучшего, купи шампунь “Вши-вота”... Особенно опасны эти программы поведения для молодежи. Не имеющие опыта собственной жизни, их души представ­ляют  для захватчиков-политтехнологов никем не занятую территорию, которую те и перекраивают по своему вкусу, внушаячерез рекламу, эстраду, кино все поглощающую мысль: “Цель — наслаждение!”. Законы словесного воздействия срабатывают здесь помимо воли молодого человека, и он с тупым упорством начинает стремиться к наслаждению — в еде, в любви, в любом своем поступке ища только этого и интуитивно избегая всего, что может помешать наслаждению — избегая жертвенного служения Отечеству, нарушая сыновний долг, пренебрегая родительскими обязанностями, никогда не рискуя жизнью перед лицом опасности, ведь жизнью велено наслаждаться.

Словесные матрицы удовольствия внушаются также через бесчисленные “развлекаловки” и “хохмы” — юмористические программы, озвучиваемые петросянами и винокурами. Люди, собирающиеся у экранов на эти зрелища, жаждут, как правило, только одного — “погоготать”. Не посмеяться, не улыб­нуться тонкой шутке, игре слов, а именно “поржать”, “погоготать”, “повиз­жать”, какие еще животные термины приложить к этим звукам, которые издают зрители, хватаясь за животы, икая, обливаясь слезами и фыркая, не знаю, но то, что состояние такого смеха — ненормально, что не плоские и пошлые шутки его вызывают, а эпидемическая искра, передающаяся от одного зрителя к другому, это ясно, как Божий день. Состояние, в которое впадают пришедшие за удовольствием люди на “сеансах” смеха, сродни психически болезненному состоянию эйфории, когда “деятельность больных растор­можена, наблюдается дурашливое поведение и расстройства критического мышления”.

И сама жизненная программа, которая навязывается людям, склон­ным к удовольствиям, сродни психозу эйфории, при котором больной не может воспринимать и здраво оценивать происходящее.

Особое внимание политтехнологи уделяют словесным внушениям, формирующим рефлекс равнодушия к судьбам своей страны и своего народа. Для того чтобы этот рефлекс был стойким у огромных масс, требуется кропотливая предварительная обработка человеческого сознания. Такая обработка идет по трем основным направлениям.

Во-первых, это уничтожение памяти — цепкого удержания в уме событий и лиц, которые влияли и влияют на судьбы страны. В борьбе с народной памятью очень важна передозировка информации. Человеческая память не безгранична, она веками приучена вбирать в себя только необходимое — в быту, в работе, в духовном становлении. И когда в человека впихивают, вбивают, грузят тонны информации, ему ненужной, праздной, глупой (Немцов не хочет быть президентом, нет, хочет, ах, опять не хочет, Лолита собирается замуж, а может, и не собирается...), вот тогда память рушится под непо­сильной ношей вестей, отказывается служить человеку в разумном осознании настоящей жизни, в понимании вихря настоящих и мнимых событий.

Второе направление в обработке человеческого сознания — это лживое изображение истории нашей Родины. Радзинские и парфеновы делают это умело и расчетливо, возводя камень за камнем кособокое и шаткое здание виртуального прошлого Великой Российской Империи. И выдают изолганные исторические факты не в виде собственной выделки гипотез или предполо­жений, они программируют наши мозги абсолютной уверенностью: так это было! В этой виртуальной истории национальные герои, вожди, правители России — непременно злодеи и сумасшедшие, особенно ненавистны им Иоанн Грозный и Иосиф Сталин. Царь великой воли и мужества Николай Второй, больше двух десятилетий сохранявший Россию от великих потрясений, с неистовой злобой именуется у виртуальных летописцев “кровавым” и слабо­вольным, а измену и заговор против него величают великой бескровной Февральской революцией. Победы Отечества выставляют поражениями, и Куликовская битва, мол, татарского владычества не уничтожила, и на Боро­динском поле еще неизвестно, кто кого побил, и в Великую Отечественную столько людей положили, какая, мол, после этого победа... Достижения и открытия русских людей в виртуальной телеистории оборачиваются лишь рабским подражанием, а то и вовсе воровством западных технологий, именно об этом разглагольствовали имитаторы нашей истории в канун 50-летия создания отечественной атомной бомбы, удержавшей Америку от ядерной агрессии. А главное, в этой лжеистории разрушен идеал национального вождя; кого ни возьми сегодня — царя ли русского, полководца, героя войны, — все имена изолганы, истоптаны, и только маячат на пустынном горизонте российского прошлого зловещие фигуры еврейских “гениев” Троцкого, Сахарова, Михоэлса...

Но не только виртуальное прошлое состряпано для потребления русским народом, чтобы не мечтать ему больше ни о новом Петре Великом или Александре Третьем, о Сталине или Жукове, ведь все они убийцы, диктаторы, параноики, как твердят нам радзинские, уполномоченные кагалом програм­мировать нас. Современная Россия тоже предстает с экранов в виртуальном изображении — образ нищей страны, неспособной ни прокормить, ни защи­тить себя, и столь же лживый образ народа — пропойного, неумелого, нера­зумного, вороватого, спасти который может лишь иноземная опека.

Наглядевшись войны и терактов в художественных сериалах, человек и настоящую войну, гибель соотечественников, взрывы домов, слезы идущих за гробами матерей и жен начинает воспринимать как художественное кино — отстраненно и равнодушно. То есть пока показывают — сердце стучит, кровь приливает к вискам, душа болит, а убрали с экрана картинку — и вроде ничего не произошло: кино, да и только!

А следом в подсознание человека, в хорошо унавоженную почву беспамят­ности, исторического космополитизма, отстраненности от боли и бед родной страны проникают словесные матрицы апатии и безразличия:

Судьбу страны решают без меня, поэтому надо думать только о себе (в вариантах — о семье, о детях, о родителях).

Что я могу сделать один, когда вокруг одни негодяи и провокаторы.

Если буду сопротивляться в одиночку, могут убить ( в вариантах — выгнать с работы, расправиться с детьми).

Страх перед жупелом насильственной смерти, трепет перед мнимой опасностью для семьи и фантом вездесущего провокаторства, парализующие волю совестливого человека (бессовестные граждане давно сагитированы призывами жить ради удовольствия и наслаждения), — все это воспитывается исподволь через ряд хитроумных словесных трюков. Нас запугивают, внушают шарахаться от малейшей опасности для себя и близких, проводя через шквал сюжетов криминальной хроники. И не столько потому, что это лакомо обывательскому любопытству, а именно потому, что обыватель, наблюдая на экране преступный разгул и беспредел, становится пугливым, как мышь, которая трусливо поводит усами, выглядывая из своей норки бусинками настороженных глаз, готовая при любой опасности уйти в глубокое подполье, залечь, притаиться, замереть в смертельном страхе. А теперь вспомним реакцию Москвы на захват зрителей мюзикла “Норд-Ост”. Дело было ночью, на следующее утро в вагонах метро вмиг стало пустынно, жители микрорайо­нов, осторожно озираясь, выходили из своих подъездов, под каждым кустом высматривая притаившегося чеченца с гранатой. Москвичи жаловались друг другу, что боятся зайти в гастроном — могут взорвать…

Запугивают и при помощи лексики. Нынешние правители России навяз­чиво употребляют в речи “блатную феню”, криминальный жаргон, преступную терминологию и черную матерщину. Здесь четко срабатывают законы словесного воздействия: приученный экраном и газетами бояться крутых бандитов и жестоких насильников, крепких тренированных “качков”, обыватель неосознанно страшится и говорящих на преступной “фене” пухлых и дряблых смуглолицых господ, он покоряется их воле безропотно, как отдал бы на большой дороге кошелек грабителю, безотчетно оправдывая свою трусость и непротивление злу подсказанной ему телетехнологами мыслью: “Что я могу сделать один, еще убьют”.

Вот так поодиночке выбивают из строя хоть сколько-нибудь честных и совестливых людей, приучая их жить в постоянном страхе за себя и за своих детей. А страх глушит совесть, возмущение, протест, вместо этого мы приучаемся внимать событиям равнодушно, инертно: “Делайте, что хотите, мне все равно”.

Эта программа поведения погружает человека в омут апатии, которая сродни болезненному состоянию апатии, свойственному шизофреникам. Оно, по определению психиатров, “характеризуется тем, что деятельность больных лишена произвольности, целенаправленности, они не могут самостоятельно делать выбор, принимать решения по собственной воле”.

Фактически программа “что я могу сделать один” формирует массы психопатов с ярко выраженным синдромом “окамененного нечувствия”, равнодушия к судьбам своей страны и своего народа.

 

Как защитить себя от выборных технологий

 

Различные психопатические фобии , шизофреническая эйфория и столь же болезненная апатия — всем этим состояниям сопутствуют нарушения памяти, дезориентация, а главное, невозможность трезво и здраво, согласуясь с рассудком, принимать решения, делать самостоятельный выбор.

Три программы поведения: “лишь бы не стало хуже”, “жизнь — это наслаждение”, “что я могу сделать один” — закладывают в сознание зачатки психических расстройств, превращая людей разумных в человеческие стада, которые легко направить в заранее уготованные стойла — кабинки для голосования: пошли, родимые, безмозглые, безвольные, беспамятные, равнодушные, сохранившие лишь одни животные инстинкты удовольствия, — вперед, голосовать!

Человек голосующий, прежде обработанный спецпрограммами, теперь с готовностью воспримет сигнал голосовать “за”:

“голосуй за... а то станет хуже (это для людей с прочной жизненной программой страха перед будущим),

“голосуй за... а то проиграешь” (это для людей с устойчивой жизненной программой получения удовольствий),

“голосуй за... потому что из двух зол лучше выбрать меньшее” (это для людей, равнодушных к судьбам страны).

Опыт думских и президентских выборов последнего десятилетия показал, что программы психопатического поведения поражают зловещим вирусом людей, которые затем выполняют команды голосовать “за”. Особенно интенсивно насилие над душами совершалось в две последние президентские кампании, которые ни в коем случае нельзя назвать свободным волеизъяв­лением нации. Напротив, уже дважды был достигнут полный паралич воли народа, к концу избирательной гонки доведенного до исступленного беспа­мятства и безрассудства.

Есть ли спасение от психопатического программирования поведения, от информационного заражения, или оно достанет нас везде, где есть средства связи, книги, газеты, телевидение? Можно ли противостоять тем, кто захваты­вает наши души, порабощает их незаметно для нас самих? Да, есть и противоядие, и оборона, и возможность повоевать с властями, сегодня возомнившими себя безраздельными повелителями человеков, которых они держат за скотов.

Противоядие заражающему нас безумию найдено тысячелетия назад. Это молитва. Для русского это молитва церковная, в нашей православной церкви звучащая на церковнославянском языке. Об этой очищающей сознание силе знают не только православные верующие, давно привыкшие, что спаси­тель­ный девяностый псалом, прозванный в народе “Живые помощи”, удивительным образом просветляет разум человека, даже ни слова в нем не понимающего. Есть свидетельства о том, как в тюрьме люди, читавшие про себя эту молитву на допросах, умели устоять перед внушением профессионального гипнотизера подписать самооговор и ложные показания на других узников. Воистину, живая помощь Божия нисходит на человека по слову этого псалма.

Но для нас главное, что о молитве как о противоядии внушению говорят не только в Русской Православной Церкви. О том же свидетельствуют совре­менные нейролингвисты, которые, во-первых, не скрывают, что “в своих истоках нейролингвистическое программирование развивалось на базе изу­чения деятельности магов, колдунов, шаманов”, а во-вторых, с великим сожалением признают, что “молитвы осуществляют контрсуггестию”, то есть препятствуют внушению! Так что первым средством спастись от напасти программирования является слово молитвы, с которой мы прибегаем к Богу, к Высшей Силе, от Него получая ограждение и вразумление, ибо сказано в псалме девяностом: “Оружием оградит тебя Истина Его, и не убоишься...”

Есть еще одно оборонительное оружие, делающее человека невосприим­чивым к техникам внушения, которые “переписывают тексты” людских душ. Это генетическая память человека, отрицать существование которой наука сегодня уже не решается. Да и как отрицать эту таинственную кладовую, где хранится информация о нашем прошлом, не о собственном, а именно истори­ческом прошлом, если самое парадоксальное явление — то, что ребенок в течение трех первых лет жизни в совершенстве овладевает родным языком — каждому известно по себе и по собственным детям.

Какова глубина генетической памяти, каков объем хранящейся в этой памяти информации, какова широта охвата генетической памятью истории рода у каждого конкретного человека — на эти вопросы пока нет ответа. Но главное — такая память есть, она хранит информацию о далеких предках людей, и именно благодаря стойкости этой памяти некоторые люди абсолютно невосприимчивы внушению, то есть “тексты их душ” невозможно переписать, их “установки” никто не в силах поменять. Именно такие способны в грозную годину всколыхнуть души своих соплеменников, пробудив их для решительного сопротивления узурпаторам и заставив их услышать зов предков, строивших наше великое государство. Так что “голос предков”, “зов крови” — не только поэтические метафоры, это сокровище нашей генетической памяти, не раз спасавшее русских от порабощения.

Оружие генетической памяти, в отличие от оружия молитвы, дано не каждому, но зато каждому из нас дан еще один шанс волею побороться против психопатического заражения — это умение распознать технику внушения, это понимание того, что вы, именно вы являетесь объектом словесного насилия. Ведь не всякая кошка дается в зубы разъяренному псу, есть отчаюги, которые, вздыбив шерсть и выгнув спину, начинают наступать, глядя прямо в глаза врагу. В нашем случае — вызов политтехнологам и возможность им противо­стоять — это изучение их техник для самообороны. Так саперы изучают виды минирования, танкисты и летчики — броневую и крылатую вражескую технику. Чем мы отличаемся от них? Пора осознать, что против нас в России идет война. Эта война, выражаясь военным языком, нацелена на подавление опорных точек человека — его рассудка, памяти и воли. Эта война нацелена на полное порабощение нации, она, создавая иллюзию свободы волеизъявления народа, ведет к захвату власти людьми, возомнившими себя повелителями рабов. И потому, понимая, что против нас ведется война, мы должны принять вызов и по праву обороняющейся стороны, не желающей окончательно погибнуть, осознать для себя необходимость ответного удара.

(обратно)

Владимир Осипов • Управа на бесноватых (Наш современник N1 2004)

Владимир ОСИПОВ

УПРАВА НА БЕСНОВАТЫХ

 

Смена эпох повернула многие вещи с другого бока. Мы вдруг увидели обратную сторону Луны. Узрели капитализм, когда продается все, включая совесть и должности министров и вице-премьеров (как свидетельствует Г. Сатаров). Увидели Содом и Гоморру на собственном российском телеэкране и в реальной жизни — воочию. И узнали правозащитников в новом качестве. В давние времена Глеб Якунин ратовал за интересы Церкви, Якир и Красин возмущались преследованием православных. Теперь их преемники, то ли по личному почину, то ли по указанию лучезарных гроссмейстеров, взялись за искоренение христианства. Мешает им русская религия. Решили продолжить дело Троцкого и Ярославского.

Современный буржуазный Запад примерно с 1968 года — года парижской студенческой Коммуны и старта сексуальной революции — успешно усваивает революционное бесстыдство в духе Троцкого и его приверженцев. Курс на отмену семьи, этого “средневекового”, по словам Льва Давидовича, “реликта”, теперь уже не “пролетарская”, а “буржуазная” затея. Одновременно страны НАТО сбрасывают с себя последние евангельские покрывала. Даже в Консти­туции Европы отныне нет упоминания о христианстве. И наши шустрые правозащитники вроде Льва Пономарева, чуя ветер с Запада, уже подают в суд на учебник “Основы православной культуры” и требуют доказать в судебном порядке, был ли на самом деле распят Иисус Христос, и если — да, то кем. Переплюнули даже “бесов” из Достоевского. А другая группа радетелей прав сатанистов учинила 14 января 2003 года в Музее и общественном центре “Мир, прогресс и права человека” имени А. Сахарова р-революционную выставку “Осторожно, религия!”. B Российской Федерации, и особенно в Москве, где за годы криминальной демократии катастрофически взлетел уровень разврата, извращений и сифилиса, где продажные Сорокины соревнуются по части срама, приверженцы мира и прогресса из Музея Сахарова смотрят в прямо противоположную сторону: предупреждают общество о жуткой опасности в лице религии. Боятся, что она затормозит сегодняшнюю деградацию. Впрочем, беспокоит их не всякая религия. У них нет претензий к иудаизму и магометанству, а только и исключительно — к христианской конфессии, и более всего — к Православию, к религии народа, среди которого они живут в “этой”, как они выражаются, стране. На четвертый день “войны с Богом” “Независимая газета” оповестила читателей, каким способом “новые” правозащитники ниспровергают религию: глумлением и хулой. И на следующий день, 18 января 2003 года, шесть православных мирян решили проверить сообщение газеты. Оказалось, что действительно выставка “Осторожно, религия!” носит характер необыкновенного кощунства, несравнимого даже с периодом гонений Хрущева, а дублирующего более ранних богоборцев — “красных дьяволят” 20-х годов. Правозащитники вернулись к истокам ненависти. Новые ксенофобы объявили себя “актуальными художниками”. Некто Тер-Оганьян еще в 1998 г. публично в Манеже рубил топором православные иконы, был обвинен по соответст­вующей статье Уголовного кодекса, но благополучно сбежал в Чехию, к русо­фобу Гавелу. Теперь на сахаровскую экспозицию беглец представил 8 православных икон Спасителя и Божией Матери. И поперек икон им были вырезаны “художественные” прописи: Lenin, Vodka, Kalashnikov и прочее. На иконе Спаса Нерукотворного хулиган поместил вместо лика Господа дорожный знак “!”, означающий “опасность”. Смердяковым опасна любовь к ближнему. На этой же выставке были представлены: фото Креста, увешанного гирляндой сосисок, обнаженная путана, привязанная к Распятию, стан­дартный рекламный плакат фирмы “Кока-кола” с Ликом Спасителя и надписью по-английски: “Сие есть кровь моя” (Взято из Евангелия и из Божественной Литургии). Еще был экспонат из фанеры или картона, на котором были разме­щены фотографии-медальоны с могильных памятников. Сами “художники” сорвали эти медальоны с монументов на кладбище или воспользовались услугами кладбищенских воров — неизвестно. Но и память об умерших у смехачей-актуалистов вызывает насмешку. Неужели и это по душе Войновичу (см. “Новые Известия” от 15.08.2003)?

В результате осмотра наши миряне обнаружили явное и вызывающее надругательство над Верой, над святынями русского народа. В период Смуты начала ХVII века был эпизод, когда поляк-интервент надругался над иконой Богоматери. Возмущенные москвичи выразили протест, и сами же поляки казнили своего соплеменника за святотатство. В данном случае было уже не единичное преступление, а серийное, массовое, запрограммированное на длительный период, пока так называемая “выставка” будет открыта. Шестеро православных граждан обратились к смотрительнице, чтобы та вызвала администрацию музея и приняла меры к прекращению разжигания религиоз­ной ненависти. Однако начальство не вняло здравому предостережению. Дескать, мы свое дело сделали и теперь ждем вашей реакции. “Русским место у параши!” — постоянно вопит Валерия Новодворская при одобрении либералов. Мол, утритесь и помалкивайте. Ваше время прошло. Отныне не примитивы-атеисты, а сам сатана правит бал. И вся мировая закулиса. Нет, не прошло, решили верующие и, как могли, обезвредили орудия преступ­ления, закрасив мерзости автомобильной эмалью, случайно оказавшейся у одного из них в багажнике автомобиля. При этом никто из шестерых не пытался скрыться, ожидая в конце концов прибытия администрации. Но явилась не администрация, а милиция, вызванная правозащитниками. В тот же вечер ОД ОВД “Таганский” возбудило против Михаила Люкшина, Владимира Сергеева, Николая Смахтина, Анатолия Зякина, Алексея Кульберга и Григория Гарбуэова уголовное дело по ст. 213, ч. 2, п. “а” (“Групповое хулиганство”), задержав православных.

Одновременно в прокуратуру г. Москвы поступило свыше ШЕСТИ ТЫСЯЧ заявлений от граждан с требованием возбудить уголовное дело против организаторов постыдного шоу “Осторожно, религия!”.

20 января 2003 года. Таганская прокуратура г. Москвы приняла к рассмот­рению заявление православной верующей О. А. Лочагиной с требованием привлечь святотатцев к уголовной ответственности. Заявительница, посетив­шая выставку в связи с сообщением “Независимой газеты”, засвидетельство­вала: “Я лично испытала и до сих пор испытываю тяжелые нравственные страдания, причиненные мне увиденным на этой выставке”. Так же были оскорблены и авторы указанных 6000 писем в прокуратуру. Лично мне приш­лось вскоре после 18 января сначала присутствовать на пресс-конференции “правозащитников”, а затем осмотреть, для констатации факта, произведения ксенофобов. Да, именно тяжелые нравственные страдания причиняет данная мерзость каждому, верующему во Христа. Экспозиция в музее Сахарова — это же подлинная антицерковь, сатанинское капище. Либералы, аплодирую­щие хулителям, желали бы такого же публичного надругательства над своей родной матерью или отцом? А ведь для верующих Отец Небесный не менее дорог и любим, чем отец биологический. В заявлении Ольги Лочагиной было отмечено: “Также меня глубоко оскорбил экспонат, глумящийся над великим русским писателем Ф. М. Достоевским, а также порнографические полотна на потолке зала и порнографические видеозаписи, непрерывно демонстри­руемые в зале по мониторам. Вход на эту выставку свободный, то есть доступен даже для маленьких детей, которые таким образом могут быть подвергнуты интеллектуальному растлению”.

12 февраля 2003 года Государственная Дума Российской Федерации приняла специальное Обращение к Генеральному прокурору РФ В. В. Устинову, в котором указывалось на “большое количество экспонатов, унижающих религиозные чувства православных”. Российский парламент заявил: “Указанная выставка направлена на разжигание религиозной вражды, унижает чувства верующих и оскорбляет Русскую Православную Церковь”. Депутаты просили Владимира Васильевича Устинова “незамедлительно провести проверку по факту разжигания религиозной вражды организаторами выставки “Осторожно, религия!”. То есть одна из трех ветвей власти четко выразила свою резко отрицательную оценку свершившемуся преступлению, которое длилось с 14 по 18 января — пять дней. Пять дней никто из представителей исполнительной власти, увы, не пресек разжигания религиозной розни и пресекать ее пришлось рядовым гражданам. Как известно, президент В. В. Путин наградил орденом Мужества женщину, ранее сорвавшую другое произведение “актуалистов” — антиеврейский плакат. А вот награждать шестерых защитников веры не спешили. Наоборот, в течение полугода они пребывали под прессом психического давления со стороны правоохранительных органов. Шло следствие по уголовному делу, и 8 июля 2003 года глава следственной группы предъявил им обвинение. Не Тер-Оганьяну, не Мамышеву-Монро, не директору Сахаровского центра Самодурову, а — православным, остано­вившим беззаконие. Конкретно обвинение было предъявлено двоим из шестерых: Михаилу Люкшину и Анатолию Зякину. В ответ Люкшин и Зякин 17 июля подали заявления в Замоскворецкий суд с жалобой на действия руководителя следственной группы, требуя признать незаконным предъяв­ленное им обвинение. В ходе судебных заседаний 29 июля, 7 августа и 11 августа 2003 года эти заявления были дополнены новыми жалобами, в которых обстоятельно и аргументированно излагалась безупречная правовая позиция необоснованно обвиняемых Люкшина и Зякина. Жалоба от 11 августа была дополнена требованием прекратить незаконно возбужденное дело по ст. 213 в отношении всех шестерых граждан. Адвокаты М. Н. Кузнецов и С. П. Штин в жалобе на имя судьи Замоскворецкого межмуниципального суда ЦАО г. Москвы от 11.08. 2003 г. заявили: “Материалами дела совершенно точно устанавливается, что у дознавателя Стрюкова B. C. на момент вынесения постановления о возбуждении уголовного дела № 236500 были все необхо­димые данные, позволяющие ему сделать однозначный вывод о неразрывной причинно-следственной связи между ВЫНУЖДЕННЫМ ПРОТИВОДЕЙСТВИЕМ ЭКСТРЕМИСТАМ со стороны наших подзащитных и ЭКСТРЕМИСТСКИМИ ДЕЙСТВИЯМИ со стороны группы лиц, в отношении которых возбуждено уголовное дело № 4616 по ст. 282 УК РФ”. Дознаватель Стрюков B. C. “не мог не усмотреть в действиях устроителей выставки “Осторожно, религия!” непри­крытые признаки преступления, обусловленные диспозициями ст. 213 УК РФ, ст. 282 УК РФ и ст. 282-1 УК РФ”. Дознаватель знал, что в данном случае преро­гатива возбуждения уголовного дела принадлежала прокуратуре и следст­венным органам ФСБ. Знал, но все же вынес Постановление о возбуж­дении уголовного дела, искусственно обозначив признаки хулиганства в действиях православных и тем самым злоупотребив служебным положением. Ибо следователь, установив, что уголовное дело ему не подследственно, был обязан произвести неотложные следственные действия и ПЕРЕДАТЬ уголовное дело прокурору для направления по подследственности. А прокурор Федоров Д. Ю. в свою очередь “утвердил незаконно вынесенное Постановление дознавателем Стрюковым, которое фактически НАДОЛГО БЛОКИРОВАЛО РАССЛЕДОВАНИЕ ПРЕСТУПНЫХ ДЕЯНИЙ, СОВЕРШЕННЫХ ЭКСТРЕМИСТАМИ” (т.е. “художниками” Тер-Оганьяном, Мамышевым-Монро, Альчуком, Саркисяном и их сообщниками, а также директором музея Самодуровым). “И лишь под давлением общественности, — отметили адвокаты Кузнецов и Штин, — Государственной Думы, Федерального Собрания РФ и пострадавших граждан России удалось восстановить законность. Только 28 февраля 2003 года было возбуждено уголовное дело № 4616 по ст. 282 УК РФ в отношении устроителей выставки “Осторожно, религия!”.

“Кроме того, совершенно бесспорно, — говорилось в Обращении, — что противодействие экстремистам в форме повреждения их орудий преступления исключает общественную опасность и противоправность, а следовательно, преступность и наказуемость действий граждан Г. Гарбузова, А. Кульберга, М. Люкшина, В. Сергеева, А. Зякина и Н. Смахтина... Таким образом, дейст­вия наших подзащитных граждан на самом деле являлись общественно полезными, поскольку они служили не только интересам предотвращения преступления, но и ВОССТАНОВЛЕНИЮ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА”. Адвокаты, доктор юридических наук профессор М. Н. Кузнецов и С. П. Штин, просили судью Л. В. Зубенко “обязать прокурора ЦАО г. Москвы незаконно возбужденное уголовное дело № 236500 в отношении Г. Гарбузова, А. Кульберга, М. Люкшина, В. Сергеева, А. Зякина и Н. Смахтина ПРОИЗВОДСТВОМ ПРЕКРАТИТЬ”.

Надо отметить, что каждое судебное заседание, будь то 29 июля, 7 августа или 11 августа, проходило при многочисленном молитвенном стоянии православных на улице перед зданием суда. С иконами в руках верующие молили Господа о справедливости, об осуждении святотатства и о снятии обвинения с защитников христианской Веры. Если 29 июля верующих было несколько сотен человек, то 7 и 11 августа их было уже около трех тысяч.

11 августа 2003 года федеральный судья Замоскворецкого районного суда ЦАО г. Москвы Зубенко Л. В., с участием помощника прокурора ЦАО г. Москвы Катковой M. B., следователя Фролова Р. Н., защитников Кузнецова М. Н. и Штина С.П., ПОСТАНОВИЛ: “Жалобы Люкшина М. А и Зякина А. В. на незаконное возбуждение в отношении них уголовного дела — удовлетворить. Постановление дознавателя ОД ОВД Таганского района УВД ЦАО г. Москвы от 18.01.2003 г. о возбуждении уголовного дела (по требованию смотрительницы музея Холиной Л. Г.) в отношении Зякина А. В., Люкшина М. А. и других лиц по п.“а” ч. 2 ст. 213 УК РФ признать НЕЗАКОННЫМ”.

В минувшем 2002 году наши демократы в большинстве своем приветст­вовали принятый тогда Федеральный закон “О противодействии экстре­мистской деятельности”. Полагая, что, как в застойно-советское время, закон будет применяться лишь в одну сторону, против патриотов н верующих, “неоправозащитники” из Музея Сахарова создали экстремистское сообщество в целях борьбы с христианской религией. Одни и те же люди 5 лет назад рубили иконы, еще раньше изгалялись в осушенной чаше бассейна на месте храма Христа Спасителя и теперь начали новую спланированную атаку на христиан. При этом революционеры-“актуалисты” ставили перед собой далеко идущие цели — сокрушение религии, традиций и общественного порядка. Общественный порядок со своими устоями, этикой, определенными табу складывается веками. А сокрушить его богоборцы стремятся, как водится, в кратчайшие исторические сроки. “Дети Арбата” планировали “безбожные пятилетки”. Арбатские правнуки тоже воюют с религией вот уже третью пятилетку. Экстремистская группа Самодурова заведомо знала, что осквер­нение святынь вызовет протест. Все было просчитано: верующие замажут “художественное” богохульство, правозащитники побегут в милицию и ПЕРВЫМИ подадут заявление на оппонентов. Смотрительница Холина мгно­венно назвала даже сумму “ущерба” (448 тысяч рублей! — и деньги просчитали заранее!). А милиция, дескать, будет реагировать на то заявление, которое окажется первым. “А” и “Б” сидели на трубе… Христиан осудят, и христоборцы вырвутся на оперативный простор. Хула на религию приняла бы массовый, широкомасштабный характер. Полгода нашим юристам (при активной поддержке нескольких тысяч верующих!) пришлось бороться за правоту тех, кто отстаивал не только христианские святыни и Русскую Православную Церковь, но и общественный порядок, покой и стабильность в обществе. День 11 августа 2003 года можно было бы считать пусть скромной, но победой. Победой справедливости и закона. Победой православных христиан, то есть подавляющего большинства (не менее 73 %) населения России. Впрочем, нам сочувствуют в этом и трезвомыслящие мусульмане. Они-то умеют отстаи­вать свои духовные ценности! То-то Самодуров со своими холстомарателями не тиражирует Салмана Рушди...

Но, увы, это пока скромная победа. Вызывает тревогу, что уголовное дело против “художественных” экстремистов, возбужденное 28 февраля 2003 года по ст. 282 (“Разжигание межнациональной и межрелигиозной розни”), дви­жется вяло. Ведет дело практически в одиночку 24-летняя девушка. Между тем здесь требуется целая следственная группа, как минимум, из пяти юристов. Необходимо полномасштабное квалифицированное расследование. Ведь кулики и оганьяны не успокоятся. Прежде они “работали” по двое, по трое. В Сахаровском центре их уже за 30! Три десятка оголтелых растлителей. В демократической Польше их сообщница получила полгода тюрьмы за экспо­нирование на выставке в Гданьске экспоната “Страсти Господни” с мерзейшим обрамлением.

Юридическая служба общественного комитета “За нравственное возрож­дение Отечества” (председатель — протоиерей о. Александр Шаргунов) итожит: экстремистская акция группы Самодурова “давала организаторам стопро­центную гарантию, что гневное реагирование граждан России не заставит себя ждать. Главное, первыми вызвать милицию”, а “далее уголовно-процес­суальный “каток” сделает свое дело”. Экстремистам было важно поставить вне закона противодействие глумлению над Русскими Православными Святынями. “Вот почему, без преувеличения, речь идет о ЗАГОВОРЕ против Русской Православной Церкви”. Правоохранительные органы, состряпавшие три тома уголовного дела против верующих, очевидно, не понимали, “какую беду оно (это дело) может принести нашему обществу и государству. Сегодня нет сомнений в том, что планы заговорщиков-экстремистов связаны с тем, чтобы через судебный приговор глумление над культовыми святынями ПРИЗНАТЬ КАК НОРМУ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА”. Реализация грязного плана самодуровцев призвана легализовать антицерковь в России. На месте Христовой Церкви богоборцы вот уже несколько столетий пытаются создать антицерковь, сатанинское сообщество со всеми пороками и извращениями, которые только могут выдумать гнилые головы.

Горько сознавать, что вместо защиты прав нашего нищего и обездоленного народа, вымирающего по полтора миллиона в год, вместо озабоченности дичайшей преступностью, коррупцией и безнаказанным отстрелом сограждан новые правозащитники с жиру бесятся. Борьба с религией, нравственностью, человечностью, борьба с тысячелетней моралью и общественным порядком заменила им прежнюю полезную деятельность по контролю за соблюдением законности и защите прав всего населения России, а не только бесноватых отморозков. Без помощи религии, Церкви мы не одолеем эпидемию алкого­лизма, наркомании, разврата, циничного и скотского отношения к ближним, мы не выберемся из той ямы, куда нас активно заталкивают либерал-фашисты, те, кто полагает, что “русским место у параши”, что русские вообще должны исчезнуть с лица планеты. На деградацию русского народа, некогда народа-богоносца, нацелены все усилия растлителей и их симпатизантов, включая правозащитников, сменивших кожу. От нашей бдительности, от нашей стойкости, от наличия среди нас подвижников веры, готовых на личный риск, подобно шести борцам, зависит, останемся ли мы в этом апостасийном мире или сгинем на радость бжезинским и самодуровым.

(обратно)

Сергей Куняев • "Умрет Толстой. Что тогда?" (Наш современник N1 2004)

Сергей КУНЯЕВ

“Умрет Толстой. Что тогда?”

 

Провокация стала неотъемлемой частью нашего бытия. Объектом ее уже слишком продолжительное время является русское художественное Слово.

Одно из последних свидетельств — очередная свистопляска министра-провокатора Швыдкого под названием “Александр Сергеевич Пушкин устарел” в небезызвестном цикле передач “Культурная революция”. И занятно проследить, как это в высшей степени интересное положение корреспонди­руется с тезисами, несколько лет назад явленными читательскому взору в газете “День литературы” статьей Геннадия Шиманова “Письмо к русской учительнице”.

В ней утверждалось, что русская литература принесла огромный вред России как таковой. Русская литература, следовало из рассуждений Шиманова, не учит нас ничему, кроме любви к самой себе . Оказывается, русская литература “не вооружила наш народ правильной идеей, правильными нормами жизни и уже поэтому не может считаться национальной”. Оказы­вается, весь Гоголь сосредоточился на вопросе о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем, а Пушкин не принимал никакого участия в создании русской национальной идеологии. После этого той же газетой было опубликовано еще несколько материалов, авторы которых с большей или меньшей убедительностью пытались спорить, но это было уже бесполезно: их статей никто не запомнил, потому что остался посыл, запу­щенный вначале.

Писарева мы все читали. Призывы сбросить Пушкина с корабля совре­менности учили чуть ли не наизусть, а также хорошо знакомы с сочинениями таких слабых внутренне авторов, как Василий Васильевич Розанов, который ввиду слома всей окружающей жизни попытался возложить ответственность за происходящее на русскую культуру в целом. Вряд ли стоит специально напоминать о циничных “поминках по советской литературе”, плавно пере­шедших в поминки по русской классике.

Но перейдем от грубостей к тонкостям. Сплошь и рядом приходится встре­чаться с умозаключениями, что, дескать, “современная русская литература, исповедующая верность традициям отечественной классики и внимание к духовным исканиям человека, давно не создает принципиально ничего НОВОГО... Боязнь растерять традиционные духовные ценности парализует и инициативу в области поиска новой формы, из-за чего литературный процесс воспринимается уже почти статичным и вследствие этого — неинте­ресным читателям”.

Критик, пишущий это, подразумевает вопрос: где же выход? И наш новоявленный Мичурин ищет выход в своеобразном “скрещивании” стилей. “Одной из главных традиций русской литературы как раз всегда и было ее постоянное обновление , и — кто знает? — может быть, именно постмо­дернизму суждено сегодня стать тем первым мостиком, который поможет снова сблизиться экспериментаторству с традиционностью, занимательности с духовностью, формотворчеству с поисками истины, эстетству с публи­цистичностью, западничеству с русофильством” (подчеркнуто мной. — С. К. ).

Это уже не просто коктейль из стилей. Это попытка совмещения органи­чески чуждых друг другу идеологий, под которую подводится мощная идейная база. “Так надо ли нам бояться постмодернизма и тем более — бороться с ним? Ведь нет большего постмодерниста, чем сама жизнь, в начале которой, как известно, было — СЛОВО”. Отсюда остался один шаг до объявления “постмодернистами” святых апостолов.

Впрочем, шутки в сторону. Термин оказался слишком удобным для того, чтобы, не утруждая себя, “разбираться” в современном литературном процессе, мастеря соответствующее Прокрустово ложе и зорко наблюдая, кто укладывается в него, а кто нет. Уязвимость высказанного тезиса слишком очевидна, и критику явно не хочется оставаться в одиночестве при отстаи­вании своей позиции: “Прав Владимир Бондаренко , литература у нас одна , и какие бы творческие методы кто ни исповедовал, нужно искать не камни для побивания непохожих на нас, а пути к сближению... Любой, самый, на первый взгляд, чуждый литературной традиции метод, оказываясь в руках патриотически мыслящих писателей и соединяя в себе чисто экспери­ментаторскую новизну формы с проблематикой современной жизни, обретает полноценную творческую оправданность (выделено мной. — С. K. ), при­давая произведениям филологическую занимательность, повествова­тельный динамизм, сюжетную непредсказуемость и вместе с тем не лишая их социально-философской глубины, точности изображаемых характеров, тонкости психологических ситуаций и актуальности политической пробле­матики”. Читая все это, невольно вспоминаешь статью Александра Блока “Три вопроса”, написанную почти век тому назад, но не ставшую от этого менее актуальной. “Знаменательно, что передовые художники в наши дни уже не удовлетворяются вопросами “как” и “что”… За вопросами о форме и содержании — с тупой болью и последним отчаяньем — вырастает “проклятый” вопрос, посещающий людей в черные дни: “к чему?” , “зачем?” … И вопрос “зачем” особенно русский вопрос, над которым культурный художник может посмеяться. Но знает ли культурный художник, что здесь речь идет как будто уже не об одном искусстве, а еще и о жизни?.. Только третий вопрос под маской прозаической и будничной тенденции открывает современному художнику радостный и свободный должный путь — среди бездны противо­речий — на вершины искусства. Голос долга ведет к трагическому очищению. Может быть, на высотах будущей трагедии новая душа познает единство прекрасного и должного, красоты и пользы, так, как некогда душа познала это единство в широтах древней народной песни”.

Возвращаясь к нашему критику, с любопытством прослеживаешь, как он применяет свои теоретические положения к конкретным литературным произведениям. Николай Переяслов, а именно из его статьи “Оправданье постмодернизма” приводились цитаты, строит свою работу на тезисах, для которых собственно литературные произведения призваны служить лишь иллюстрациями. Поневоле вспомнишь: “Осторожно: концепция!”

Тезисы просты и незатейливы: “литература как сотворение мифа”, “лите­ратура как сотворение текста”, “литература как сотворение реальности”. Второй из тезисов критик прилагает к роману Владислава Артемова “Обнаженная натура”. “Выбор в главные герои писателя, который по ходу развития романного сюжета работает над собственной книгой, время от времени намекающей нам какими-либо случайно оброненными деталями, что она и есть то самое произведение, которое мы сейчас читаем… приводит к тому, что главным смыслом романа становится не сотворение истории главных героев, а сам процесс сотворения текста как такового”.

Не знаю, поздоровится ли автору от этаких похвал. Но насколько они соответствуют содержанию самого романа?

Что говорить — “Обнаженная натура” пронизана реминисценциями, скры­тыми и прямыми цитатами. Создается впечатление, что герой романа Павел Родионов, а вместе с ним и автор теряют грань, отделяющую литературу от жизни, и на саму жизнь смотрят глазами литературных героев, соизмеряя происхо­дящее вокруг с тем, что выходит из-под пера редактора и писателя Родионова, начитанного не только в русской классике, но и в произведениях писателей второго и третьего ряда. С первых же страниц, оказываясь со скром­ным сотрудником московского журнала “Литература и жизнь” Кумбаро­вичем в вагоне метро, кажется, будто едешь в поезде вместе с князем Мышкиным и Рогожиным.

Детективная интрига с поиском сокровищ старухи Розенгольц явно отдает Ильфом и Петровым, а при чтении страниц, где описывается коммунальное житье-бытье обитателей дома на Яузе, трудно не вспомнить Воронью слободку и описания подобного же коммунального быта в рассказах Зощенко. Сон Родионова в больничной палате явственно отсылает к “моровой язве” Достоев­ского: “А вокруг лязгало, ревело, хрипело, билось в судорогах громадное безголовое чудище гибнущего мира, выевшего уже собственное нутро”. Фантасмагория, творящаяся в доме и вокруг него, кажется, неотделима от булгаковских фантасмагорий: “И вдруг ударили снаружи в балконную дверь, она c грохотом распахнулась, взвилась тяжелая штора, пропуская в комнату целую свору невидимых налетчиков, среди которых наверняка был и тот, ехавший между ними толстяк. Он-то их и выследил, высчитал балкон на пятом этаже. Шумно дыша, все они с профессиональной сноровкой разбе­жались,рассредоточились по квартире, но кто-то из них, вероятно неловкий новичок, свалил на бегу стоявший около балконной двери стул”. Отправление Павла Родионова в больницу, сдается, скалькировано с увоза в психушку Ивана Бездомного, а дом на Яузе загорается тем же пожаром, который развели в свое время Коровьев и Азазелло.

Эта игра может длиться до бесконечности, и, если бы она длилась, не прерываясь, можно было бы согласиться с критиком (продравшись через его неудобоваримые стилистические построения), торжествующе воскли­цающим в конце своего сочинения: “Таким образом приемы постмодернизма, помимо своей самодостаточной ценности, начинают усиливать стоящими за спиной вовлекаемых в дело цитат философскими и культурными глубинами текстов-доноров духовно-психологическое или социальное звучание и текста-акцептора ”. Но в романе (и с самим романом, в конечном счете) происходит нечто, не замеченное критиком и вряд ли предполагавшееся самим автором.

Дело в том, что подобные игралища бесследно не проходят. И своеобраз-ное возмездие настигает автора в самом неожиданном месте. К сидящему за редакционным столом и обалдевшему от чтения бездарных рукописей Родионову приходит странный автор и приносит ему одно-единственное стихотворение.

 

Издалека, от самого заката,

Бьет океан волною лиловатой.

Любимая ни в чем не виновата.

Любимая ни в чем не виновата.

 

В фуфаечке, где сто одна заплата,

Он берегом проходит воровато.

Любимая ни в чем не виновата.

Любимая ни в чем не виновата.

 

“Фуфаечка с заплатами,— думает Родионов, — это уже проза, литература, это не поется. Жаль. И волна “лиловатая” плохо... Но главное другое — вся сила в последних двух строках, которые, кажется, повторяются и в других четверостишиях... Безвестный, погубивший свою судьбу бич, слоняющийся в драной телогрейке на краю мира. Нищий, которого гоняют уборщицы из столовки. И никто не знает, что, может быть, у него под телогрейкой хранится ее белая косынка...”. Собственные размышления о своей нескладной судьбе переплетаются воедино с попыткой анализа стихотворения… Тут-то и начи­нается самое интересное.

Стихотворение, цитируемое в романе, принадлежит Петру Кошелю, который в свое время стал героем статьи Ларисы Барановой-Гонченко, напечатанной под разящим заголовком: “Романтический плащ и куфаечка в заплатах”. “Мне кажется, — писала Лариса Баранова, — будь у Петра Кошеля бесстрашие Юрия Кузнецова (а литературные симпатии Кошеля связаны и с этим направлением), он давно бы сознался в том, что из всех поэтических одежд более всего предпочитает байронический (романтический) плащ. Ведь романтизм тянется к необычному, недосягаемому, непостижимому. “Огромная черная бездна”, звезда, дразнящая своим постоянством, любимая, которая “ни в чем не виновата”, — все это явные признаки романтического отношения к миру. Но вот как поступает с собственными пристрастиями Петр Кошель: он как бы выворачивает наизнанку байронический плащ, или, точнее, перешивает его в “куфаечку, где сто одна заплата”, сдирает, как джинсы, “плоть идей”, пьет на кухне молоко по утрам, словно он не романтик, а законченный реалист, — так ему легче двигаться незамеченным, так легче без внешних эффектов пробираться в сторону любимых романтических берегов, так “в куфаечке, где сто одна заплата, он берегом проходит воровато”... Дело-то все в том, что Кошелю (простите, кошелевскому лирическому герою) необходимо, чтобы женское имя было лживым, чтобы Маша, которая “вовеки стихов не писала”,   б р о с а л а   его  и   б р о с а л а”.

Право слово, кажется, что все это написано об артемовском романе и о Павле Родионове — но с одной-единственной существенной поправкой. Артемов ставит на свою “фуфаечку” сто одну заплату из разрезанных романтических плащей, снятых с плеч известных литературных героев. Он погружает своего Родионова в калейдоскоп диких и нелепых событий. Погоня зa старухиными сокровищами, общение с женщиной, которую окружает тайна, грозящая герою дурным концом, непрекращающиеся драки, скандалы и избиения Родионова то ОМОНом, то уголовниками, то охранниками — все это призвано придать персонажу некий романтический ореол. Одновременно по роману рассыпаны реплики, дающие понять, что Родионов и есть обнаженная натура, что простодушен он в основе своей.

Тут-то мы и подходим к тому, как писатель решает проблему соотношения литературы с жизнью. Сквозь аналогии главного героя с героями Достоевского — от Раскольникова до Кириллова — пробивается одна, акцентируемая все больше и больше по мере развития сюжета. Аналогия с князем Мышкиным.

Именно этой ролью наделяет Артемов своего героя, оставляя читателя отвечать на вопрос — насколько его Родионов навязанной роли соответствует. Сам-то герой нашего времени непоправимо изменился — и здесь уже не действует правило: “я в предлагаемых обстоятельствах”. Измельчание персонажа бросается в глаза. Идиот — уже не совсем идиот. В нем прояв­ляются и лукавство, и стремление к наживе, и элементарный эгоизм, и неистребимая литературщина, тогда как окружающие его люди четко отделяют литературу от жизни. Чем ближе ситуация в “Обнаженной натуре” к перво­источнику, тем разительнее отличие Родионова от своего предшественника — достаточно сравнить артемовскую сцену в мастерской у скульптора-авангар­диста и поведение Павла в этой ситуации со сценой в доме Лизаветы Про­кофьевны и поведением Мышкина. Родионов далеко не всегда проницателен, либо бездействует, либо действует вопреки логике: пытающийся писать роман — сам оказывается вовлеченным в череду фантастических в своем алогизме событий и барахтается в них, как во взбаламученном море, уже с трудом отделяя фантазию от реальности. Но самое главное — идиот Достоев­ского серьезно относится к жизни и к людям, и в этой серьезности проявляется его великая любовь к ним. Желание Родионова “жить простодушно” — искренно в своей боли, но это — предел его мечтаний. Князь Мышкин жил не простодушно, а мудро, по совести и по сердцу.

Литературная шелуха, набор всех и всяческих масок начинают спадать с Родионова там, где он открывается в отношениях с Ольгой. И это вполне естественно — именно в чувстве любви человек выявляет себя со всей полно­той, все его положительные и отрицательные качества становятся видны как на ладони. Более того, именно в любовных сценах сам автор словно забывает о выстроенном сценарии, о всяких постмодернистских штучках и начинает писать от души, вследствие чего каждая предметная деталь начинает жить в слове своей живой, не присвоенной жизнью.

“Старый добрый тополь слушал их прощальные бессвязные разговоры и молчал, опустив унылые покорные уши. Он казался Павлу живым существом. Они так и стояли втроем, а иногда Павел, обнимая одной рукой Ольгу, другой привлекал и упирающийся застенчивый тополь, который деликатно отвора­чивался от них”.

Герой неподделен в своей горечи после потери любимой. Эта неподдель­ность волей-неволей вынуждает читателя задать вопрос: по кому же так безутешно убивается Родионов — по погибшей Ольге или по себе — еще более любимому? Ведь на всем протяжении их отношений автор, утрируя детали, обозначал, что Павел любил Ольгу за молодость и красоту — и в первую очередь ценил жажду обладания. Душа девушки оставалась закрытой для него, более того — автор подчеркивает, что внутренний мир Ольги беднее родионовского. Артемов лишает героиню и намека на талант, признавая в ней ум, но ум практический. Так можно ли назвать любовью чувство Родио­нова, если он ни разу не сделал попытки раскрыть Ольгины корыстные расчеты (их автор особо акцентирует), вытащить ее из смертоносной воронки, отвадить и ее и себя от охоты за бриллиантами мадам Розенгольц? По сути, его отношение к героине, выраженное в конкретных поступках, можно опре­делять как жажду самоутверждения за ее счет — вплоть до сожжения платья. И его вина в гибели Ольги не меньшая, чем вина ее брата — “авторитета” Филина.

Чем ближе роман подходит к концу, тем ощутимее стирается граница между героем, для которого “как-то распались время, пространство, и он потерял свое место”, и автором, уже вещающим скорее за себя самого, чем за своего персонажа: “Вся эта придуманная им бурная жизнь, маленькие живые герои, проливавшие слезы, спорившие, искавшие любви и понимания, — все это теперь превратилось в ненужный пышный гербарий, в жалкую труху, что рассыпается от первого же прикосновения, от одного только взгляда”. Писатель и его персонаж сливаются, образуя нечто третье — героя, очень уж напоминающего лирического героя небольшой поэмы Владислава Артемова “Гибель певня”, где с подлинной художественной силой воплощена охота двух любителей выпить и закусить за единственным петухом на дворе — за птицей, которая в полночь своим криком прогоняет нечисть, оберегая дом и его хозяев. Охота закончена, отчаянно сопротивлявшийся певень пал жертвой человеческой алчности.

 

И тихой грустью обуян,

Совсем как ты теперь, читатель,

Сидел я голоден и пьян,

С клеймом пожизненным: “Предатель!”

 

…После всех фантасмагорий, после больницы с кошмарными снами Павел Родионов приходит в храм и идет Крестным ходом. Это последнее, что ему остается. Притворяться больше незачем.

“И только одна мысль неотвязно звучала в сердце Родионова — все пройдет, все разрушится на земле, перемешаются народы, переменятся границы племен... Все пройдет, но останется Церковь на земле, и даже в самый последний год, прежде, чем наступит конец,— хоть где-нибудь в России пройдет с пением Крестный ход вокруг церковных стен, а может быть, только вокруг алтаря… Пусть хоть трое верных, а пройдут, и никакая сила их не остановит. И еще, может быть, возле этих троих, где-нибудь неприметно, чуть позади и сбоку, приткнется как-нибудь и один печальный грешник, ему даже очень этого хотелось, чтобы оказался среди них этот грешник, который ворует авторучки, любит единственную на свете женщину, заигрывает с нечистой силой и шутит со словом… Шутит со словом, с которым никогда и никому шутить нельзя…”

И какое-то умиротворяющее чувство охватывает на этих страницах от сознания того, что здесь открывается возможность покаяния не только героя, но и автора “Обнаженной натуры”.

 

*   *   *

Когда говорят о литературе, описывающей во всех подробностях мерзости окружающей жизни и уже помимо своей воли наслаждающейся описанием этих мерзостей, как о литературе реалистической, я вспоминаю бессмертные слова Льва Николаевича Толстого:

“Все словесные сочинения и хороши и нужны не тогда, когда они описывают, что было, а когда показывают, что должно быть; не тогда, когда они рассказывают то, что делали люди, а когда оценивают хорошее и дурное, когда показывают людям один тесный путь воли Божией, ведущей в жизнь.

Для того же, чтобы показать этот путь, нельзя описывать только то, что бывает в мире. Мир лежит во зле и соблазнах. Если будешь описывать много лжи, и в словах твоих не будет правды. Чтобы была правда в том, что описываешь, надо писать не то, что есть, а то, что должно быть, описывать не правду того, что есть, а правду Царствия Божия, которое близится к нам, но которого еще нет. От этого и бывает то, что есть горы книг, в которых говорится о том, что точно было или могло быть, но книги эти все ложь, если те, кто их пишет, не знают сами, что хорошо, что дурно, и не знают и не показывают того единого пути, который ведет людей к Царствию Божьему. И бывает то, что есть сказки, притчи, басни, легенды, в которых описывается чудесное, такое, чего никогда не бывало и не могло быть, и легенды, сказки, басни эти правда потому, что они показывают то, в чем воля Божия всегда была, есть и будет, показывают, в чем правда Царствия Божия”.

Немногим более ста лет назад между Антоном Чеховым и Иваном Буниным состоялся примечательный диалог:

— Вот умрет Толстой — все к черту пойдет.

— Литература?

— И литература.

А для самого Толстого современная ему литература в абсолютном боль­шинстве своих проявлений находилась за гранью искусства, ибо “является бесчисленное количество так называемых художественных произведений, которые могут быть исполняемы, как всякая ремесленная работа, без малейшей остановки: ходячие модные мысли всегда есть в обществе, всегда с терпением можно научиться всякому мастерству и всегда всякому что-нибудь да нравится.

Из этого-то и вышло то странное положение нашего времени, в котором наш мир загроможден произведениями, претендующими быть произве­дениями искусства, но отличающимися от ремесленных только тем, что они не только ни на что не нужны, но часто прямо вредны”.

Для Толстого если не все, то многое в окружающей жизни, и в первую очередь в искусстве, “шло к черту” — но сам он вопреки всему оставался удерживающим началом, жизнедеятельной вертикалью, стержнем бытия, в том числе и для тех, в ком он в упор, что называется, не видел художников, несущих насущную просветляющую правду жизни.

“Пока Толстой жив, идет по борозде, за плугом, за своей белой лошадкой, — еще росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, — и слава Богу. Толстой идет — ведь это солнце идет. А если закатится солнце, умрет Толстой, уйдет последний гений, — что тогда?” (Александр Блок. “Солнце над Россией”).

Толстой умер — и прежняя жизнь действительно “к черту пошла”. Только и Россия не погибла, хотя не единожды стояла у края пропасти, и конец света не настал, и литература не кончилась. Все возвращается на круги своя, и жизнетворные токи прошлого продолжают питать находящих в себе силы припасть к ним.

“Мы грохнули оземь весь монумент веками накопленных устоев и заветов творчества... Отмахнувшись от прежних творческих навыков, мы попытались строить все заново, без всякой прикладки старых кирпичей... Теперь-то мы видим, что зря валили всю громаду старого здания литературных наследий... Очухавшись, мы ныне вылезаем из-под обломков и видим: перед нами все тот же, объезженный по всем дорогам, классический возок”. (Иван Касаткин. “Литературные ухабы”, 1923 год).

Кому суждено выбраться из-под обломков, а кому  и нет. В современном “царстве хаоса” литературной жизни после объявленных на весь белый свет “похорон старой литературы” у “могильщиков” возникает настоятельная необходимость зафиксировать хоть кусочек реальности, раздробленной на несоединяемые части в их собственном сознании. Но даже эта часть им не дается, и воплощению подлежит лишь собственное “я”, исковерканное непрекращающимся насилием над coбoй. Чем яснее осознание собственной отторженности от мира, тем больше убеждения, что этот мир ничего лучшего не заслуживает, а о Божьем творении уже и речи нет. Тут и появляются на свет такие литературные уроды, как Баян Ширянов или Яременко-Толстой, один из номинантов последнего “Национального бестселлера”, объявленный потомком “старого классика”. При чтении этого “потомка” волей-неволей возникает желание порекомендовать прочесть номинанту хотя бы “Крейцерову сонату”, дабы охладить его взбудораженное воображение.

Велик соблазн с противоположным эмоциональным посылом создать амальгаму из   с о б с т в е н н ы х   о б л о м к о в,   сотворить   с о б с т -в е н н ы й   хаос и снова поместить в центр мира себя, любимого, как поступает Эдуард Лимонов. Принципиальной разницы здесь нет. Диссонанс остается диссонансом, несогласованность — несогласованностью, и чита­тельское сознание продолжает блуждать в “удушливых парах шутовского кривляния ради самого кривляния”, о котором писал Есенин более восьми десятилетий назад.

Самое главное, что независимо от субъективных желаний и понимания происходящего писатель, отдавшись “современному” течению разрушения и расчленения мира, полагая, что реалистически отражает его, разрушает собственную душу и, как следствие, свое слово, которое теряет пластичность и объем, ибо не в состоянии вобрать в себя глубину и многомерность жизни, невзирая на обилие изображаемых уродств. Оно становится плоским и одномерным и в лучшем случае фиксирует калейдоскоп событий, пронося­щихся перед глазами автора, прилежно эти события коллекционирующего и выстраивающего на них свои сюжеты. Вне событийного ряда для читателя ничего не остается — но он рад уже и тому, что писатель, вроде Вячеслава Дегтева, весьма выигрышно смотревшегося на общем фоне шорт-листа последнего “Национального бестселлера”, ограничивается этим, не переходя той грани, за которой лишь сплошное зловонное болото мата, сексуальных сцен и непотребное словесное месиво, ныне именуемое “новой литературой”.

 

*   *   *

Именно в те минуты, когда кажется, что “все к черту пошло”, необходимо сохранять ясность ума и жар души, не растраченный в пустыне словесных поделок и потуг на самовыражение. Тем более что есть произведения, в кото­рых живо русское слово в его всеобъемности постижения мира, его смысла, духовного содержания русского человека в его современной ипостаси — то в жесткой форме постановки героя в экстремальные условия выбора, то в мягкой, с сочувственной нотой авторского сожаления, то в гармоничной, когда естественный поток жизни сам направляет героя к единственному решению.

Трудно назвать среди современных авторов писателя, более склонного к жесткой постановке нравственно-этической доминанты в своих произведе­ниях, чем Леонид Бородин. Он, видимо, привыкший к определению себя как “романтика”, на поверку оказывается самым беспощадным моралистом. Жесткость, с которой он берет на излом своих героев, не производя над ними никакой устрашающей “вивисекции”, не сопоставима в нашей прозе ни с чем, и его книга “Посещение”, вышедшая в “Андреевском флаге”, композиционно выстроена точно в соответствии с этой доминантой.

Герою повести “Расставание”, которой открывается сборник, “хочется... заговорить этим же нехитрым языком чувств, чтобы грусть была грустью, любовь — любовью, ревность — ревностью”. Но вся соль в том, что он так и не в состоянии заговорить на этом языке. Он не может слова вымолвить в простоте — его развалившаяся семья, диссидентское окружение сестры и матери, царящая вокруг атмосфера непрекращающейся лжи, вечная неиск­рен­ность в отношениях, собственная внутренняя несвобода, рождаю­щаяся от несогласованности между жизнью, реально им проживаемой, и попытками обрести “другую жизнь”, привычка плыть по течению — все это точит его, как ржа железо, а сил выйти из замкнутого круга у него нет.

Словно слон в посудную лавку, он вламывается в жизнь сельского священника, соблазняет его дочь, и в угаре “обретения” “другой жизни” мнит себя наравне со священником и досадует на него же за это. Словно   к т о-т о  должен открыть ему путь в иной мир, указать дорогу. Сладко чувст­вовать себя “плебеем и ничтожеством”, когда кажется, что рядом с тобой нечто недосягаемое, великое и святое. А батюшка, “такую веру имеющий”, сидящий с Геннадием за одним столом, кажется ему низким, вровень с самим героем, ибо он сам обуян гордыней, пропорциональной его ничтожеству. “Да если б я такую веру имел, не смешна ли была бы мне тогда суета людская?”

В этой суете Геннадий проводит всю свою жизнь, с сознанием, что “вся наша жизнь халтура. Все мы что-то понимаем и чувствуем, но держим до поры в резерве,— вот придет время, ужо мы развернемся. Мы делаем вид, что верим в такой оборот дела, а в нынешней нашей жизни как будто нет никаких дел, все это липа! В детской сказке читал, как искусный фехтоваль­щик так ловко вертел шпагой, что капля дождя не могла упасть на него. Мы тоже научились столь искусно фехтовать делами, словами, всей жизнью нашей, что Богу не пробиться к нашим душам; мы прочно защищены от человеческого идеала, что пребывает где-то над нашими головами, лишь крохотные островки в житейском море, вроде обители отца Василия — случайные проколы в куполе всеобщего богоубежища, лишь там совершается то, что предназначено было всему человечеству”.

И сначала ради “поповской дочки” он бросает прежнюю любовницу Ирину, потом оставляет Антонину, “поповну”, исходя в переживаниях, больше надуманных, чем реальных, и снова возвращается к Ирине, устраивая с ней свадьбу “только для своих”, всерьез уверяя себя же, что “в эту минуту начинается моя “другая жизнь”, которая не придумана, не вымышлена, но дана мне от рождения и от судьбы, а я лишь не узнавал ее ранее в суете пустых и ненужных мыслей...” Другая жизнь — под дикие звуки из магнитофона, в дикой трясучке какого-то западного танца, когда “сам уже не в силах сдержать в себе судорогу радости, я начинаю подергивать плечами, притопывать ногами, дергать головой, и знаю, что глаза мои соловеют и блестят, еще минута, и я подключусь к общему ритму и утону в нем...”

Сестра в тюрьме, брошенная Тоня, как последнее нездешнее виде­ние, мелькает перед его глазами — но он уже поглощен своей “другой жизнью”.

Антонина — уже в реальной другой жизни. И охватывает щемящее чувство при мысли, что не найдет она утешения в браке с влюбленным в нее дьяком Володей и что недолго осталось ей жить на этом свете. Как недолго прожила “Лютик — цветок желтый” — героиня одноименного рассказа, завершающего книгу “Посещение”.

Сюжет рассказа крайне непритязателен. Училась с другими ребятами и девчатами в поселковой школе девочка, красавица и умница, которая воспринималась окружающими ее соучениками как идеал. Идеал должен оставаться нетронутым — и сначала класс объявляет бойкот Вовке, сыну глухонемого кузнеца, проявившему к Лютику повышенное внимание (“Вовка покусился на образ , который мы сотворили в своем сознании и каковой был нам и дорог, и нужен, и, разрушившись, чего доброго, мог подломить нам коленки”), а потом всем стадом устраивают коллективное избиение старше­классника из соседнего района, артиста художественной самодеятель­ности, осмелившегося всерьез поухаживать за Лютиком. “Отмыв руки от крови, мы все так же молча, все так же по одному вернулись в клуб, где танцы были в самом разгаре”. Танцы и здесь — как отдохновение от собственной под­лости.

И всё — лишь эпизод из детства, а вся дальнейшая жизнь пунктиром прочерчивается на двух страницах — вплоть до смерти Лютика, обреченной с самого рождения неизлечимой болезнью. Господь отмерил ей короткий срок, но не таков Бородин, чтобы принять эту участь как должную и смириться с ней. Он заставляет своего героя переживать происшедшее вплоть до самого финала. Несокрушимая вера в человеческий идеал, перед которым бледнеет и обедняется естественное течение жизни, чревата элементарной челове­ческой жестокостью, и ничтожный, казалось бы, проступок накладывает несмываемый отпечаток на все дальнейшее бытие героя. “Через пятнадцать лет после смерти Лютика эпоха завершилась катастрофой, но в моем сознании эти пятнадцать лет спрессовались в некую безмерную плотность, и теперь, когда глотну рюмку-другую, утверждаю упрямо и категорично, что как только Лютик умерла, так все сразу и рухнуло, а все прочие причины вторичны, и кажется, что, думая так, просто легче выжить...”

Проблема выбора всегда была для Леонида Бородина определяющей, и символическое название одной из лучших его повестей — “Третья правда” — говорит само за себя. Долог путь был от “Третьей правды” к отчеканенному недавно — “Без выбора” — так называется книга воспоминаний. И одна из вех на этом пути — рассказ “Коровий разведчик”, герой которого, бывший фронтовик , убивший невесту за сожительство с немцем, прошедший и адский огонь, и ледяную воду, оказывается в зауральской деревне, где подряжается на должность “коровьего разведчика”— искателя отбившихся от колхозного стада коров. Люди принимают его как своего, но не становятся ему своими. Более того — вся мирная жизнь этого медвежьего угла, его собственная возможность делать дюдям добро — возвращать в дом кормилиц — настолько не по нутру Федору, что однажды он не выдерживает. “—Давай, расскажи мне, для чего я выжил! Для чего, а?! ... Для коров ваших обосранных? Какие люди гибли по делу и по случаю! Такие люди! А я сберегся... Тут ваш хохол и подловил меня в буфете железнодорожном... И тебя, дуру, мне подстелил! Ты хоть понимаешь, что он ради международного положения тебя мне подсунул?” Марья, сожительница Федора, этого бреда не понимает и понять не может. Она продолжает вспоминать своего погибшего мужа, но кажется в эту секунду, что “коровий разведчик” готов разрядить в нее всю обойму, как в ту, прежнюю, “падлу”. В конце концов обойма разряжается. Но не в человека, а в заблудшую корову, которую перед уходом из деревни навсегда Федор расстреливает “за дезертирство”.

Каждое его слово “словно гвозди вбивало во что-то живое и пригово-ренное”. Поистине — “без выбора”. Такова и авторская речь Бородина, тональность которой выдержана на протяжении всей книги.

Полная в этом отношении противоположность Леониду Бородину — Владимир Крупин. Его повесть “Люби меня, как я тебя” фабульно несхожа с бородинским “Лютиком — цветком желтым”. Только героиня повести Саша, как и Лютик, страдает неизлечимой болезнью, дни ее сочтены, а для героя вся радость жизни, да что там, вся жизнь сосредоточена в ней. Деклара-тивный, назидательный в статьях и выступлениях Крупин совершенно меняется в своей художественной прозе. Он как автор и здесь не остается вне художественного полотна, он явно присутствует в нем. Но его интонация расслабленно-текуча, поток жизни не прерывается инвективами, авторское сострадание, ненависть, неприятие, сожаление — все растворено в его поло­водье, как соль. Присутствие ощутимо, но не давит на читательское сознание, а вызывает на диалог в том же мирном, слегка убаюкивающем тоне.

Саша — не идеал, заслоняющий всю остальную реальность. Герой эту реальность видит и трезво оценивает. Но душа уже полна иным, и смерть любимого человека он переживает не как крушение мироздания, подобно герою Бородина, “жившего в эпоху поголовного трепа”, а как обрыв самого сущностного, жизнедеятельного, что было в нем самом. Может быть, его жизнь и будет продолжаться, но уже в совершенно иной системе координат. Нет уже того, без чего он себя не мыслил. “Батюшка дал мне пасхальное, сверкающее яйцо. И еще какая-то женщина подарила, такое пестренькое. И еще нищенка у выхода. Я бережно нес их, думая, что лучше не ложиться спать, а сразу ехать. В поезде высплюсь. Позвоню, поздравлю и поеду.

Позвонил. Мне сказали... мне сказали, что в эту ночь Саши не стало на земле.

Больше ничего не помню”.

Спасение лишь в обращении к Богу. И для героев Крупина всегда есть выбор — уйти с головой в непроглядный туман беспамятства и самосож-жения в алкоголе, как в повести “Живая вода”,  или прильнуть душой, как Мария — “к ногам Христа” (Ф. И. Тютчев). Неотрывно читающаяся повесть “Крестный ход” так же незатейлива. Автор описывает свое хождение по Вятской земле за обретенной чудотворной иконой святителя Николая. Молебны, беседы с паломниками, песнопения женщин — все это описывается в своей естественной реальности, и писатель, идущий с ними по одной дороге, слушающий бытовые истории, разделяющий общую трапезу — с первых же строк полностью снимает в читательских глазах ощущение дистанции между собой и персонажами своего повествования. Если герой Владислава Артемова припадает к живительной влаге православной молитвы, как к последней надежде на спасение, то для Крупина молитва, литургия, крестный ход изначально неотделимы от быта, от русской природы, от жизни во всей ее полноте, как исстари повелось на Руси.

“Нет, никаким бесам не одолеть те дороги и тропы, те поля и леса, которые мы прошли, они наши, русские, навсегда. Жалкие вы люди, те, кто плохо думает о России, кто думает, что с Россией что-то можно сделать, оставьте, не позорьтесь. Всем вам одну Маргаритушку не одолеть, уж чего говорить о всех нас. Мы не в митингах, мы в крестных ходах, мы не в криках, мы в молитве. А сильнее силы, чем молитва православная, нет. Разве не сказано — материнская молитва со дна моря вытащит, разве не Матерь Божия молится за нас? Наш Бог — Бог православный, кого убоимся, наша вера — вера православная, кого устрашимся?”

 

*   *   *

В той же серии “Современная русская проза” вышла книга Веры Галактио­новой “Крылатый дом”, открывающаяся романом “На острове Буяне”.

В аннотации к предыдущей книге Галактионовой “Слова на ветру опустевшего века”* можно прочесть, что “часть литературоведов склонна говорить о свежести старорусского языкового мышления автора. Другие критики относят прозу В. Галактионовой к безусловному модерну, идущему от мифотворчества к символичности древних литературных народных течений”. Этот “безусловный модерн, идущий от мифотворчества”, слишком напоминает пресловутый “постмодернизм”, которому якобы “суждено стать мостиком, который поможет сблизиться экспериментаторству с тради-ционностью”. И это “сближение” больно уж напоминает сцену из шолоховского “Тихого Дона”, когда Мишка Кошевой целится в Петра Мелехова и слышит от него слова: “Кум, не казни меня, ты моих детей крестил”. Вспоминаешь это, зная, что есть еще Григорий Мелехов, на образе которого построен весь роман. На образе носителя третьей, народной правды, которая лежит в основе творчества и Михаила Шолохова, и Леонида Леонова, и раннего Леонида Бородина. Эта правда терпела поражение в России во времена исторических катаклизмов, никуда не исчезая, питая народную жизнь. Она же, как живая вода, питает творческую энергию автора романа “На острове Буяне”.

Третья (народная) правда воплощается не в идеологии, а в мироощу­щении, в зримых чертах самого бытия, в потаенных думах, в восприятии каждого природного жеста и звука.

“Бледное солнце, похожее на луну, забывшую уйти в ночь и заблудив-шуюся в дневном тяжелом небе, слепо глядело сквозь серую недвижную пелену. И заснеженная земля была ярче и светлее небес. Она освещала снизу пасмурные, нависшие над селом облака-сугробы”.

Этот мир, где незримая воздушная волна соединяет небо с землей и уходит в мир подземный, чуден и непонятен человеку, замороченному земной суетой и своими потугами на творчество, отделенное от жизни. Таков Кеша Шальин, очутившийся в Буянском районе, где-то посреди Сибири — как на сказочном острове Буяне, отгороженном от злого, неприветливого, расчело­ве­ченного мира.

Здесь идет своя жизнь. Люди трудятся, рожают и воспитывают детей, ссорятся, мирятся, ведут между собой неспешные беседы о своей нынешней и грядущей судьбе, о сохранении основ своего бытия, разрушаемого “заграничниками”, уже полонившими всю Россию. И это сохранение своего пространства, глубокая и напряженная в своей простоте жизнь приводит в ужас “поэта, широко известного в узком кругу, частично актера и художника из города”, как аттестует себя Кеша в первом появлении, при знакомстве с Брониславой Кочкиной, местной истопницей. В этом их диалоге, где с двух сторон повторяются одни и те же по сути слова (Кеша: “Холод же — страшный!” — Бронислава: “А холод был — страшный!”), героиня-вдова привечает вовсе не мужчину как такового. Она, виноватая перед всем миром только тем, что “не замерзла вместе с мужем до смерти, как порядочная, а вместо этого (…) сидит теперь барыней, и ходит везде, и дышит…”, она — по этой странной вине своей вот-вот готовая на морозе сама превратиться в ледяной столб, жалеет и ведет к себе замерзающего человека. Она затем не столько выходит замуж за Кешу, сколько согревает его пришибленную холодом душу. Именно — душу, побитую холодом западничества, цинизма, “рыночности”.

Бронислава даже поначалу готова признать его превосходство над собой — от щедрости души и природного ума. Для нее молитва, народная песня, языческий заговор — часть жизни, жизнью же она поверяет и всю “книжность”, которой пропитан Кеша, бесплодно пытающийся обрести почву под ногами и безнадежно ищущий свою “настоящую Книгу Книг”.

“И тесть деду Егорше прямо на свадьбе сказал: “Книгу Книг — не ищи: прокляну. Нам Библия с неба упала — ее читай и на заводе тут, в Исетске, спокойно работай”. А дед Егорша: “Нет! У меня в Библии Старый Завет с Новым не сходится. Не та книга на Россию упала! Подменная!”...И бабушка его перед смертью спрашивает: “Ну? Нашел? Книгу? Настоящую?” Дед Егорша говорит: “Да! Это Маркс. Я лично по всей Сибири книгу “Капитал” наганом внедрил! По ходу жизни!”... А как его из атеистов выгнали, запил над Марксом — подмена: там Бога нет! А если она не от Бога, книга, то, значит, от кого?..Разве можно сравнить их поиск — и мой?! Ты думаешь, мне бы не хотелось, чтобы передо мной пятиметровая Книга Книг упала? Но я у одного кореша Хэма на полке увидал... И понял: вот Книга Книг — Хэм! Она на Россию упала. Вместе с Ремарком. Они вдвоем нас прибили просто к земле — другими, свободными идеалами... А вчера я, поэт и художник и все такое, в овраг навернулся. И в свободном полете думаю: а может, Хэм с Ремарком — тоже подмена?! ...Нет, старик! Той книги, настоящей, с небес, вообще никогда на земле еще не было. Подменные книги — да, падали. Как подстре­ленные. А эта — она должна! Должна упасть!.. Но где? Когда? Здесь, в Буянном районе, или вы соседнем?..”

Еще в 20-х годах прошлого века обнаружил свою Книгу Книг Андрей Емельяныч в романе Сергея Клычкова “Чертухинский балакирь” — “под корягой”. “Титло есть знак, а знак надо раскрыть, а чтобы раскрыть что-то в мире, надо просветленную душу!.. Ибо все тайное покоится перед взором человека в образе повседневных, привычных предметов, проходит мимо них человек, ничем не удивленный, у него на все глаз наметался и потому все равно как... ослеп!..”

В этом нескончаемом поиске сакрального русского слова сжигали свою жизнь многие скитальцы и поэты, путаясь в подменах, принимая подчас желаемое за действительное. Николай Заболоцкий в “Голубиной книге” вспоминал “полузабытый прадедов рассказ о книге сокровенной”, и, чая заветного обретения, пожирал глазами советскую Конституцию: “Когда страна, низвергнувшая иго, воздвигла Конституцию побед, я понял, как зовется эта книга, которой ждал народ в годину тяжких бед. Я понял, что в сказании туманном народ запечатлел мечту о книге той, которая дана советским странам во всем своем величье безымянном и красоте тор­жест­венно-простой...”

Слишком велик соблазн узреть небесное слово в его земном воплощении, принять долгожданную страницу, написанную человеческим пером, за Божест-венное откровение... И Кеша, этот измельчавший русский Мельмот-скиталец (если вспомнить Достоевского), бомж и пьяница, хранит еще в своей душе смутную тоску об идеале, некогда утерянном и не найденном по сей день. Поистине, “непросветленная душа”... Волей-неволей вспоми­наются строки Юрия Кузнецова:

 

Жизнь коротка, кроме звездного мига,

Молодец гол как сокол.

Не про него голубиная книга,

Хватит того, что прочел.

 

В конце концов Бронислава попросту игнорирует весь его литературный багаж, предоставляет ему полную свободу действий, зная, что Город, как прозвали Кешу в Буяне, никуда не денется, что все равно он к ней вернется. Но она должна предоставить ему это полное право — уехать, чтобы он смог вернуться — сам, добровольно.

Знает Бронислава о жизни и хорошее, и дурное — но принимает своего нового беспутного мужа со всеми причудами и не боится влияния молвы. Принимает реальность, как она есть, зная, что введет его в ум — и потому не боится отпустить.

Если Бронислава объективно правдива в отношении к миру и к окружаю-щим людям, то Кеша лишь допускает правду в осмыслении, как бы случайно, и сразу же открещивается от нее или вообще не останавливается на ней, ища спасения во лжи. Артемовский Паша Родионов вполне мог бы заместить собой Кешу на острове Буяне — только ему бы пришлось еще хуже, ибо он не до такoй степени зациклен на себе, как Кеша, — и каково было бы ему слышать о себе разговор буянцев промеж себя:

“— Эте еще чей? Городской, что ль, какой?

— Да Бронькин вроде,— раздумчиво ответила другая.— Неужель не городской? Вон буром, гляди-ка, прет... Город! На боку дыру вертит”.

Его здесь определяют все, а он не может определить никого. И Кешина брань в адрес буянцев, “погрязших в своем колхозном туземном невежестве”, производит жалкое и комичное впечатление. “И может быть, самая высокая цель ваших бесцветных, бессмысленных бытовых судеб — это кратко­временное служение мне!!! И в этом было ваше короткое счастье и высший смысл ваших бездар-р-рных судеб!”... “Что примечательно, буянское светлое прошлое неотличимо от буянского светлого будущего. А будущее от прошлого. Никакого движения вперед — к мировой катастрофе!”

Если раньше о женщине спрашивали — чья она, то теперь, применительно к Кеше, буянцы задаются вопросом: “Чей он?” Поистине, такой, как Шальин, не может быть ни опорой, ни хозяином, ни поддержкой.

Вообще, понятие “молвы”, “разговора” чрезвычайно важно для твор-чества Веры Галактионовой в целом, а для романа “На острове Буяне” — тем паче. Она обладает даром слышания человеческой речи во всех ее особенностях и оттенках и умеет передать ее на письме с такой точностью и проникно­венностью, что неискушенный читатель может задаться вопросом: да действи­тельно ли эти люди так говорят? Но дар Галактионовой глубже и объемнее, чем просто дар слышания.

Михаил Бахтин в свое время дал универсальную характеристику личности, существующей в художественном мире Достоевского: “Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А. По художественной мысли Достоевского, подлинная жизнь личности совершается как бы в точке этого несовпадения человека с самим собою, в точке выхода его за пределы всего, что он есть, как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли, “заочно”. Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она   с а м а   ответно и свободно раскрывает себя”.

В подтверждение этой мысли Бахтин сослался на Оскара Уайльда, кото­рый видел главную заслугу Достоевского-художника в том, что он “никогда не объясняет своих персонажей полностью”. Герои Достоевского, по словам Уайльда, “всегда поражают нас тем, что они говорят или делают, и хранят в себе до конца вечную тайну бытия”.

Этим и отличается подлинное художественное произведение от беллет-ристики, содержание которой всегда можно определить в нескольких словах: о чем написано произведение. Но вечная тайна бытия определению не поддается — можно лишь внимать ей, воспринимая художественное слово как связующую нить с незримым миром, энергия которого неумолимо и властно влияет на нашу земную жизнь... Кеша Шальин, “пустоброд”, по точному и беспощадному определению девочки, встреченной им на клад­бище, не собирается лежать рядом с “плебеями”, и слыша в ответ “уходи на свое кладбище”, проваливается в овраг, как в преисподнюю, а на самом деле впервые ощущает объятия матери-земли: “И Кеше было покойно лежать в снегу, будто в глубокой колыбели — или в холодной перине, послушно принявшей точные очертания его тела. “Все будет по-другому... Совсем по-другому...” — беззвучно плакал Кеша на дне оврага, понимая, что жив, и был счастлив спокойным и кротким счастьем, пока не почувствовал, как зябнет затылок...”

Выползши из оврага по следам рыжего кота, тут же расставшись с меч­таниями, что “все будет по-другому”, вспомнив о себе, любимом, он снова встречается со смертью — продолжением жизни в иной ипостаси, когда ушедший человек продолжает заботиться о близких, еще несущих свой крест на этой земле. С тайной взаимопроникновения зримой и незримой ипостасей человеческого бытия, разгадать которую ему не дано.

“На улице не было ни души. Только впереди, по узкой тропе, протоп-танной в снегу, медленно плелась сгорбленная старуха в длинном черном пальто, с клюкой и держалась за поясницу. Он нагонял ее довольно быстро. Однако черная старуха вдруг суетливо качнулась прямо перед ним, словно собираясь завалиться на бок, но сделала неожиданно широкий шаг в сторону, к низкому освещенному окну совсем небольшой избенки. И Кеша уставился на комнатный свет во все глаза, поверх замершей у стены старухи — окно было приотворено на улицу, словно летом.

— Что высишься, о убогий человече? — доносилось оттуда чье-то зауныв­ное, распевное чтение. — Кал сый и гной. Что дмешися и выше облак вы­сишься? Домысли состав свой. Яко земля вон, и паки в землю пойдеши...”

Черная незнакомая старуха подходит к открытому окну и, недовольная сонным монотонным чтением Писания, ударяет концом клюки в стенку гроба. Переполошившиеся родные покойного вскакивают со словами: “Да чуть из гроба не выпрыгнул Данила-то!..” — “А сказал, что ль, чего?” — “Спросил он!... “Как вы... поели?!!” — спросил!” — “Уж как привык при жизни-то за всех радеть, обо всех печалиться, так после смерти и не остановится никак”.

И смех, и грех? Все соединяется в едином течении полноводной реки жизни, где нет понятия небытия, где слово и деяние едины, где древняя православная молитва и Индрик-зверь существуют в нерасторжимом еди­нении в сознании людей, которые кажутся пришлому Кеше какими-то допотопными существами.

“Жуть во мраке, — оглядывался Кеша на нее, бредущую с горы в мороз­ном, лунном свете.— Жуть! Жуть!

Старуха в черном плюшевом пальто услышала его. И ответила из-под звезд внятно и отрешенно, опершись на клюку подбородком:

— Ты. Мало. Хоронил. Лебедик”.

Мир героев Веры Галактионовой пронизан мифами и толкованьями — писательница сама создает свой миф в реальном жизненном пространстве, миф, объясняющий земную реальность голосами персонажей, которые своими незатейливыми пересказами библейских сюжетов с абсолютной точностью оценивают происходящее в жизни современной России.

Гибель Иоанна Крестителя воспринимается ими как пролог гибели Святой Руси. Уже новый Ирод, современный барин, вознамерился: “Надо теперь уж всех Иванов с земли согнать, а своим богатым друзьям, нерусским, русскую землю отписать...” “С лица земли народ весь русский — смыть, чтоб земля голая, ничья бы стала: баринова вся...” “Но — Бог поможет вам, если вы все, со святой молитвой на всю святую Русь...”

“— А чего они добьются-то ? Отступники?” — спрашивают гости Брониславы тётку Матрену — и та отвечает:

“А добьются они того, что православный мир да мусульмане — объеди­нятся, и будут отступники от Христова учения тогда биты смертным боем, православными да мусульманами — за то, что по пути Спасителя не пошли. В Палестине — там будет Армагеддон весь этот... Им-то путь указан был — мир через смирение свое спасать. А они отказались. Бес в них взыграл. И бес ими стал тогда править. Ибудет править ими, пока они не смирятся. Перед всеми людьми”.

“Оно ведь и не нам прописано — другим-то народам ноги мыть. И что мы не за свое дело взялися? Черед мы нарушили, вот что... He нами он, черед, прописан. И не нам его изменять!.. Подождать нашим-то надо было, когда отступники перед другими людьми смирятся. Потом уж так-то жить: по-святому, для всех... А пока что нам смиряться — между своими только можно. А не еще перед кем”.

“Не мир я вам принес, но меч”... Это Слово Христа вспоминается на последних страницах романа, когда три буянца — Степан Кормачов, Нечай и Зуй возвращаются на родину после побега из лагерей, куда угодили за расправу с “заграничными” агитаторами, наезжавшими в Буян и пытавшимися перекорежить устойчивую в своей духовной крепости “нецивилизованную” жизнь. Изгои, отверженные, лишенные всякого намека на авторскую идеализацию, они дожидаются монаха Андроника, который приходит к ним на помощь и, отвечая на самые острые вопросы, сознавая свою немощь, укрепляет их, намечая новый путь заблудшей душе Зуя, закосневшей в ненависти душе Нечая, твердой, непокорившейся душе Степана Кормачова. “А зоной своей, братья, не гордитеся, не надо. Вся страна наша нынче — зона, и весь народ в ней человеческой жизни лишен. Уголовнику похлебки плеснут. А в большом-то концлагере, в стране — значит, и этого народу не положено. Всех нас черной мастью история сделала. Всем из запруды гниющей, где мы — узники, на волю выплывать надо одинаково, пока души наши болото это не до конца сгноило. Так что, правда, выходит: черная масть победит! Наша”.

“И последние станут первыми”... То же самое бродило в самых проницательных умах менее века тому назад, когда Сергей Есенин складывал строки, в которых во весь рост вставали   т е   изгои и отверженные, соприродные бескрайним просторам Руси, чреватой революционным катаклизмом.

 

Все они убийцы или воры,

        Как судил им poк.

Полюбил я грустные их взоры

        С впадинами щек.

 

Много зла от радости в убийцах,

        Их сердца просты.

Но кривятся в почернелых лицах

        Голубые рты.

 

Я одну мечту, скрывая, нежу,

        Что я сердцем чист.

Но и я кого-нибудь зарежу

        Под осенний свист.

 

И меня по ветреному свею,

        По тому ль песку,

Поведут с веревкою на шее

        Полюбить тоску.

 

И когда с улыбкой мимоходом

        Распрямлю я грудь,

Языком залижет непогода

        Прожитой мой путь.

     

Два героя романа — Бронислава и Степан Кормачов, отсидевший срок за избиение “демократического агитатора”, — два стержня, держащие послед­ний русский бастион. Трагедия героев органически сопряжена с их несокру­шимой верой в то, что перемелется и эта напасть, что впереди новое возрож­дение России — через боль, кровь и муки. Это понимают глубиной сознания все герои “Буяна”, и Бронислава словно пытается заклясть напасть и неизбежное кровавое избавление.

“Хоть бы уж отмолили старики-то: чтоб война не разыгралась. Чтоб русские кругом без войны из рабства вышли бы — по правде да по закону”. Волей-неволей всплывает в памяти голос великого белоруса Николая Гусов­ского из XVI века, завершившего страстной молитвой свою “Песню о зубре”:

 

Чтобы несчастных не гнали, как стадо, в неволю.

        Ветры морские пускай в этом деле помогут

Бедной отчизне; пускай, кто враги, а кто други,

        Все же поймут поглупевшие наши владыки.

Пусть неподкупное имя по праву носящий

        Путь бы нашел для народа достойный и правый,

Стал бы вождем, о котором мы только мечтаем,

        И озарил наше время бескровною славой.

 

Глубокий символ открывается в страшной и высокой простоте сцены воспоминания Брониславы о недолговечных жителях Буяна Лиде Погоде и Семене Войне, пришедшем с фронта инвалидом и обретшем последний покой в буянской земле, которому никто не мог сказать: “Уходи на свое кладбище”. “Буянские сами выбегали из домов и тревожно кричали друг другу на широком сквозном ветру, по всем улицам:

— Айдате бегом! Там Погода Войну в одиночку хоронит!

— Ой, повредилася. Зовите старушонок скорей. А в Пскове-то — не знают, поди, про сердешного-то нашего?

— Некому-у-у! Знать!..

И много, много народа сбежалось тогда проводить его. И жарко пылали в дневном сумраке, над Семеновой свежей могилой, святые высокие свечи в десятки фитилей — как ни над какой другой. Потому что старухи принесли второпях не правильные, а пасхальные, праздничные свечи. Но никто не понимал этой ошибки...”

Проза Веры Галактионовой, как волшебное зеркальце из русских народ-ных сказок, отражает не того, кто в него смотрится, а целый мир, в его разнообразии и противоречиях, мир, в котором открывается система потаенных колодцев, питающих русское сознание. Последний раз во всей своей всеобъемности подобный мир явило нам в начале века удивительное созвездие поэтов и прозаиков “новокрестьянской плеяды”, корневую сущность которой, говоря о себе в “Гагарьей судьбине”, выразил Николай Клюев:

“Познал я, что невидимый народный Иерусалим — не сказка, а близкая родимая подлинность, познал я, что кроме видимого устройства жизни русского народа как государства, или вообще человеческого общества, существует тайная, скрытая от гордых взоров, иерархия, церковь невидимая — Святая Русь, что везде, в поморской ли избе, в олонецкой ли поземке, или в закаспийском кишлаке, есть души, связанные между собой клятвой спасения мира, клятвой участия в плане Бога. И план этот — усовершенствование, раскрытие красоты лика Божия”.

Бронислава Кочкина Веры Галактионовой уже встала в один ряд с абрамовской Пелагеей, распутинской Настеной, беловской Катериной — с одним отличием. Те героини —   д о ж и в а л и,   а Бронислава   ж и в е т   и   б у д е т   ж и т ь.   Вопреки всему. В доброте и честности. В силе и сострадании. Она, ожидая Степана Кормачова, зная, что тот идет к любимой жене Тае и к дочери, говорит про cебя: “Ну, может, и заглянет к кому из наших. Но не к тебе, Таечка, не жди. А ко мне”. И нет здесь ни малейшего поползновения на чужое. Просто приход Степана к Брониславе неизбежен — измученная, но непокоренная сила тянется к силе исцеляющей. И эту двуединую силу никто уже не одолеет.

Книга “Крылатый дом” завершается одноименным сказом. Переселенная из избенки в городскую квартиру Дарья видит, как соседка Еленка “зеленых-то голубей толстых по всем как есть стенкам в колидоре мне масляной краской и насажала!” Сердится поначалу бабушка, а Еленка напоминает ей о живых голубях в деревенской голубятне. “Их уж отсюдова не сгонишь... Вона как гожа. То цолуются-милуются, а то отворачиваются. Птиц теперь в моем дому — полно. Пойдет для вашей местности”.

Крылатый дом... Этот народный поэтический символ в плоть и кровь свою впитали поэты-новокрестьяне. Клюев сказал: “Конек на кровле — знак всемирного пути”. Этот символ они, переосмысливая в связи с новыми временами, толковали и как символ движения крестьянской России, преображенной революцией.

 

Лишь причудливо избы сутулятся,

Да роса звонко падает с крыш, —

 

Да пасется предзорная конница,

Утонувши в туманы по грудь,

Да березки прощаются-клонятся,

Словно в дальний собралися путь.

 

Об этих стихах Сергея Клычкова Есенин писал, что поэт “первый увидел, что земля поехала, он видит, что это предзорная конница уводит ее к новым берегам, он видит, что березки, сидящие в телеге земли, прощаются с нашей старой орбитой, старым воздухом и старыми тучами”.

Это и есть воплощение того народного духовного реализма, который, казалось, был навсегда утерян нашим художественным словом, и, как свершение чуда, ожил в поэзии Николая Тряпкина и в прозе Веры Галактио­новой, чей художественный мир не нуждается ни в каких подпорках, опреде­ляемых как “пост” и “нео”.

*   *   *

“Что мы ищем, чего добиваемся, на что рассчитываем? — горестно вопро­шал Валентин Распутин. — Мы, кого зовут то консерваторами, то моралистами, переводя эти понятия в ряд отжившего и омертвевшего, а книги наши переводя в свидетельства минувших сентиментальных эпох. Мы, кто напоминает, должно быть, кучку упрямцев, которые сгрудились на льдине, невесть как занесенной случайными ветрами в теплые воды. Мимо проходят сияющие огнями огромные комфортабельные теплоходы, звучит веселая музыка, праздная публика греется под лучами океанского солнца и наслаждается свободой нравов, а эти зануды топчутся на подтаивающей льдине и продолжают талдычить о крепости устоев. Где они, эти крепости и эти устои, которые выписаны на их, то есть на наших потрепанных флагах? Сохранилось ли в них хоть что-нибудь, что способно пригодиться? Ничего не стало. Все превратилось в развалины, к которым и туристов не подводят, настолько они никому не интересны... С проходящих мимо блистающих довольством и весельем океанских лайнеров кричат нам, чтоб мы подни-мались на борт и становились такими же, как они. Мы не соглашаемся. Солнце слепит до головокружения, до миражей, и тогда представляется нам, что наша льдина — это новый ковчег, в котором собрано в этот раз для спасения уже не тварное, а засеянное Творцом незримыми плодами, и что должна быть где-то гора Арарат, выступающая над подобным разливом. И мы все высматриваем ее и высматриваем в низких горизонтах. Где-то этот берег должен быть, иначе чего ради нам поручены столь бесценные сокровища?”

Тридцать пять лет назад Александр Солженицын вещал: “Да растопись завтра только льды одной Антарктиды — и все мы превратимся в тонущее человечество — кому вы тогда будете тыкать в нос “классовую борьбу”?” Распутин вспомнил эти слова, когда произносил свою речь на вручении Солженицынской премии. Льды Антарктиды не растаяли — произошла геополитическая катастрофа с разрушением Советского Союза и в самых острых формах развернулась борьба цивилизаций. Русская литература была, будет и останется оружием в этой борьбе, как бы и кому ни хотелось выбить его из наших рук.

Под нашими ногами не льдина, а многослойная многовековая почва, даром что кажется — захлестывают ее мутные волны. Bсe минется — одна правда останется. Схлынет и эта напасть. Ведь даже по тем же рыночным законам конкуренции можно себе представить, что было бы, выйди книги “Андреевского флага” — те же “Посещение” Леонида Бородина, “Повести последнего времени” Владимира Крупина, “Крылатый дом” Веры Галактио­новой, да и книги самого Распутина миллионными тиражами. Мгновенно людям стала бы ясна цена всего, что слепит им сейчас глаза глянцевыми облож­ками. Власть не желает этого, ибо ее, при всей кажущейся самоуверен­ности и безапелляционности действий, охватывает суеверный страх при мысли, что объемное, чистое, целомудренное русское художественное слово, исполненное глубокого смысла, дойдет до современного русского человека во всей своей полноте.

Но... Будет и на нашей улице праздник.

А сверкающие лайнеры... Что ж, пусть помнят о судьбе “Титаника”.

“Есть еще океан”, — сказал Александр Блок.

(обратно)

Лев Конорев • "Зову к святому и каторжному труду..." (Наш современник N1 2004)

Лев Конорев

“ЗОВУ К СВЯТОМУ

И КАТОРЖНОМУ ТРУДУ...”

 

(Из воспоминаний о Евгении Носове)

 

Впервые Евгения Ивановича Носова я увидел в начале шестидесятых на областном семинаре молодых литераторов, проходившем в стенах Курской писательской организации. Но имя его мне уже было хорошо известно по публикациям в газете “Курская правда” и областном альманахе “Простор”, а главное — по его изданной тогда в Курске первой книге рассказов “На рыбачьей тропе”, купленной мною в нашем райцентровском магазине. Я и сегодня, столько лет спустя, в подробностях вижу перед глазами красочную обложку с изображением молодого рыбака в широкополой шляпе и простецких брюках с закатанными до колен штанинами, стоящего босиком на речном берегу с прижатым к плечу удилищем и нанизывающего на крючок наживку...

Те рыбачьи рассказы-новеллы, очень лиричные и живописные, перечи-танные по нескольку раз, я знал почти наизусть. Надо представить себе молодого журналиста-самоучку из захолустной районной газеты, где я работал в ту пору, к тому же пытающегося сочинять бесхитростные “расска-зики” и даже печатать их в своей двухполосной “районке”, чтобы понять,  ч т о  значила для меня книга писателя-земляка, который, я это знал от других, сам еще недавно тоже работал в газете, правда, областной. И вот, вдохновленный носовской книгой, как-то в начале лета набрался смелости и поехал из своего Беседино в Курск, чтобы показать “настоящим” писателям рукопись трех своих рассказов, кое-как отстуканную нашей редакционной машинисткой на старенькой дребезжащей машинке с западающими буквами.

В писательской организации, которая размещалась тогда в сером монолитном здании Дома книги на улице Ленина, я застал только двух писателей — прозаика Федора Голубева и поэта Николая Корнеева. Они, приняв мою рукопись и даже не заглянув в нее, сказали только, что в конце августа намечается областной семинар молодых авторов и что, возможно, меня пригласят на него. А месяца полтора спустя из Курска пришло письмо. На официальном бланке писательской организации меня приглашали принять участие в областном литературном семинаре.

Нас, “семинаристов”, оказалось совсем мало, кажется, человек пять. Зато руководителей семинара было намного больше. Помимо уже знакомых Федора Голубева и Николая Корнеева были здесь и другие неизвестные мне писатели. В отличие от нас, смиренно пристроившихся на краешках стульев в углу довольно вместительной писательской комнаты, они вольготно сидели у окна напротив, по обе стороны массивного стола, за которым уверенно восседал уже немолодого возраста сухощавый мужчина с зачесанной набок темноволосой челкой. Его проницательные, с умным прищуром глаза время от времени мимолетно оглядывали нас, сидевших в углу. Все мы уже знали, кто этот человек: то был известный на всю страну писатель, автор знаменитых “Районных будней” Валентин Владимирович Овечкин.

— А что это ты, товарищ Носов, уселся не на своем месте? — вдруг усмешливо-весело обратился В. Овечкин к человеку в клетчатой рубашке, скромно сидевшему рядом с нами. — Давай, брат, подсаживайся к нашему столу...

Со стула неспешно поднялся крупнолицый мужчина лет тридцати восьми, довольно рослый и широкий в кости, с густой каштаново-медной шевелюрой. Он как-то немного вперевалку прошел на противоположную сторону, где разместились его старшие собратья по перу, присел на свободный стул. “Так вот он какой — Евгений Носов!” — мысленно встрепенулся я и потом уже в продолжение всех наших семинарских занятий почти не спускал с него глаз. Почему именно Евгений Носов вызвал у меня такой пристальный интерес? Ведь на этом же семинаре также впервые увидел я и прославленного писателя-деревенщика Валентина Овечкина, имя которого было тогда у всех на устах, и уж такая масштабная фигура по всем статьям должна была прежде всего приковать к себе мое особенное внимание. Теперь, задним числом, я могу, пожалуй, беспристрастно, как бы со стороны объяснить тогдашнее мое исключительное пристрастие к Носову, а не к Овечкину. Все дело, видимо, в том, что Валентин Овечкин в моих глазах был величиной недосягаемой, этаким литературным “полубогом”, к которому боязно было даже приблизиться... А Евгений Носов воспринимался как свойский человек, к тому же вчерашний газетчик, ставший писателем, с которым запросто можно было пообщаться и о чем угодно поговорить. Ну и, конечно же, играл тут еще свою особенную роль носовский литературный язык, который с первого же прочитанного его произведения (это, помнится, был опубликованный в “Курской правде” полный невыразимой поэзии рассказ-этюд “Лесной хозяин”) сразу же покорил меня своей живописностью и лирической проник-новенностью. Уже много позже, в пору зрелости носовского таланта, я прочитал высказывание известного столичного критика: “Обаяние произведе-ний Евгения Носова — в обаянии его языка”. Вот и я тогда, наверное, сам не вполне осознавая этого, всецело подпал под обаяние ранней носовской прозы...

Что осталось в памяти от того очень давнего литературного семинара? В общем-то скучноватый назидательный разбор наших беспомощных сочинений, попытки отыскать в обсуждаемых рукописях хоть какие-нибудь проблески литературных задатков и еще глубокомысленные и маловразумительные советы “учиться у классиков”. Пожурили за неумелость всех (кого больше, кого меньше), однако же ни одному из нас не сказали, что взялся, дескать, не за свое дело, что не стоит понапрасну изводить бумагу... Словом, надежду оставили каждому.

— Твои рассказы, пожалуй, более связные, чем остальные, — сказал мне Евгений Носов, когда мы по завершении семинара вместе вышли на улицу и я вызвался проводить писателя до его домика на тихой улице Ломоносова, где он тогда жил. — Но все равно, — продолжал писатель, — это никуда не годится. Так писать нельзя. В общем, не обижайся, но наплюй ты на эти свои сочинения, забрось их и принимайся за новые…

Так началось мое общение с Евгением Ивановичем Носовым, длившееся на протяжении долгих лет, включая и ту пору, когда в связи с новой своей журналистской работой я переехал из Курска в другие края и общаться мы продолжали уже посредством писем…

*   *   *

Вольно же было состоявшемуся и по всем статьям удачливому писателю давать совет неоперившемуся литературному птенцу “наплевать” и “забросить” написанное, давшееся, между прочим, с немалыми потугами, и приниматься за новые сочинения. А как сочинять их, эти новые “письмена”? Никаких “рецептов” на этот счет Евгений Иванович не давал, заметив только, что каждый взявшийся за перо должен “дойти до всего сам”…

Много бумаги пришлось извести, чтобы хоть как-то на ощупь прибли-зиться к приемлемому уровню сочинительства. Принесешь, бывало, Евгению Ивановичу свой очередной опус, не без внутренней дрожи отдашь на прочтение, а он, возвращая потом прочитанную рукопись и потирая переносицу, скажет в раздумье: “Ну что?.. Как будто ладнее прежнего, а все-таки еще слабовато. Не дотягиваешь до уровня...” И начинает подробный разбор написанного.

К тому времени я переехал из своего райцентра в Курск, где был принят на работу в областной комитет по радиовещанию и телевидению, и теперь мог встречаться с Евгением Ивановичем довольно часто.

Мои упорные и бесплодные попытки выйти на должный уровень сочинительства длились долго, очень долго... Пока не настал для меня однажды особенный и, чего скрывать, долгожданный день (это случилось в конце декабря шестьдесят третьего года), когда Евгений Иванович, прочтя мой новый рассказ “Хозяин”, подобревшим голосом произнес:

— Вот это, пожалуй, годится, хотя тема, конечно, избитая... А так по письму — ничего, ладно получилось. Ты вот что: попробуй-ка это предложить в “Подъем”.

Сам я прежде даже помыслить не мог, чтобы предложить свое сочинение уважаемому “толстому” журналу, издаваемому в Воронеже. Но тут, напутствуемый Евгением Ивановичем, решился и отправил рассказ в “Подъем”.

Ответное послание из журнала пришло неожиданно скоро, перед новым, шестьдесят четвертым годом. Но когда я достал из почтового ящика плотную бандероль, то сразу же сник. У меня к тому времени уже был горький опыт по части получения подобных “весомых” посланий из редакций. Означать это могло только одно: рукопись возвращена — значит, отвергнута…

С чувством горечи вскрыл бандероль: в ней действительно оказалась испещренная карандашными поправками рукопись моего рассказа. К ней был приложен лист бумаги с убористым машинописным текстом, напечатанным с обеих сторон. Начиналось письмо словами: “Ваш рассказ “Хозяин” мне передали из “Подъема” с неделю назад. Прочитал. Тема заслуживает внимания. Внутренне-семейная борьба освещается в литературе не так уж часто. Но есть недостатки, которые не позволяют считать рассказ готовым для опубликования”.

Не вникнув сразу в суть последней фразы, я совсем повесил голову: ну ясно, рецензент рубит под самый корень... Не читая дальше, машинально перевернул обратную сторону листа, чтобы узнать: кого же это редактор журнала уполномочил напрочь “зарубить” мое сочинение? Взглянул — и не поверил своим глазам: внизу под текстом стояла фамилия автора письма — “Г. Троепольский”. И рядом — длинная размашистая подпись.

Можно представить мое тогдашнее волнение и даже некоторое смятение, когда выяснилось, что рецензировал мое сочинение не кто-нибудь, а сам автор знаменитых “Записок агронома” и других широко известных произведений. Собравшись с духом, стал читать дальше. Маститый писатель разбирал рассказ, что называется, по косточкам, делая упор на всяких моих литературных погрешностях. Особо досталось за языковую неряшливость. “У Вас так много лишнего, что редактировать рассказ еще нельзя”, — резюмировал именитый рецензент.

Не сразу я обратил внимание на это обнадеживающее слово “еще”... Смысл его дошел до меня, когда прочитал нижеследующие строки: “Думайте над каждой фразой, над каждым словом. Так пройдитесь по  в с е м у  рассказу. Он стоит того, чтобы над ним поработать”. Заканчивалось письмо словами: “Когда закончите, пришлите рассказ в “Подъем” на имя редактора. Не спешите”.

Признаться, у меня даже дыхание перехватило от такого совсем неожиданного и радостного для меня поворота дела. И какое уж там “не спешите”!.. Менее чем за сутки переписал рассказ заново, стараясь учесть все замечания и пожелания рецензента. Но рукопись сразу в журнал не послал, а выжидал еще целую неделю...

Спустя какое-то время из “Подъема” пришло письмо за подписью редактора Ф. Волохова. Он сообщал, что рассказ “Хозяин” редакция намечает поставить в четвертый, августовский номер (журнал издавался тогда раз в два месяца). И точно, в конце августа я купил в киоске “Союзпечати” журнал “Подъем”, в котором был помещен и мой рассказ. Так с подачи Е. И. Носова и Г. Н. Троепольского у меня завязались прочные творческие связи с “Подъемом”, где в последующие годы я опубликовал еще несколько своих рассказов. Эти и добавленные к ним пара новых сочинений и составили затем первый небольшой прозаический сборник “Солнце играет”, выпущенный в Воронеже, в Центрально-Черноземном книжном издательстве в 1968 году.

 

 

*   *   *

Но все это было потом, через несколько лет, наполненных беспоря-дочными поисками своей темы, своей манеры письма. Первая скромная удача на этом пути, связанная с публикацией рассказа в “толстом” журнале, не избавила от сомнений и неуверенности в избранной стезе. Скорее наоборот, как раз после этого по-настоящему ощутил, сколь тяжела и ответственна эта ноша — литературная. Писать по старинке, как писалось до “Хозяина”, было уже нельзя, а “по-новому” — не всегда получалось... И на этом пути весомой опорой становились “носовские университеты”.

Это Игорь Лободин, мой младший собрат по литературным “страданиям” и коллега по журналистской работе (мы оба тогда были сотрудниками областного комитета по радиовещанию и телевидению), придумал такое определение — “носовские университеты”. И проходили мы их с Игорем часто вместе.

Евгений Иванович почти никогда не поучал нас, как надо писать, а приобщал к литературному творчеству методом “от противного”. Разбирая “по пунктикам” наши рукописи, он доходчиво пояснял,  к а к  писать не следует. И, странное дело, после этого становилось понятнее, как  с л е д у е т  писать... Но особенно поучительной для нас, литературных новобранцев, была твор-ческая “кухня” самого Евгения Ивановича. Одно дело прочесть уже ограненные, до блеска чеканные строки мастера в напечатанном типографском тексте и совсем другое — увидеть их в авторской черновой рукописи “живыми”, еще не остывшими под писательским пером...

Помню, как в одно из наших посещений квартиры Е. И. Носова он прочитал нам первые строки начатого им нового рассказа. Читал он ровным, спокойным голосом, без интонаций, но все-таки чувствовалось, что внутренне сам воодушевлен написанным и теперь как бы со стороны (нашими ушами!) вслушивается в только что родившиеся строки.

“В междуречье верхних притоков Днепра и Дона, по сухим увалистым водоразделам еще и теперь сохранились клочки дикой, непаханной степи, некогда уходившей от порубежных русских земель к Черному и Каспийскому морям — и дальше, за Волгу, в необозримые киргизские кочевья, — чуть нараспев читал он. — Острова же тех прежних первозданных степей затерялись теперь в безбрежном море паханных и перепаханных полей, окружены селами и деревеньками, опутаны шоссейными и проселочными дорогами, по которым снуют автобусы и “Волги” или катят грузовики со всякой колхозной пожитью — зерном и картошкой, молоком и сахарными бураками. Но странная, непривычная тишина охватывает всякого, кто после каждодневной сутолоки, житейских дел и забот шагнет вдруг в дикие травы. Как и сотни лет назад, шумят, переливаются седые ковыли, одиноко в вечном сне дремлют курганы, подернутые синеватой марью, и все так же кружат над дикой равниной отрешенные ото всего степные орлы, под крыльями которых проходят столетия...”.

После прочитанного писателем мы сидели с Игорем молча, завороженные услышанным, этой чеканной вязью волшебных носовских строк, не в состоянии вымолвить ни слова. Молчал и Евгений Иванович, машинально равняя стопку листов легким постукиванием о крышку стола и ни о чем нас не спрашивая. Да и к чему было спрашивать, если по выражению наших лиц и без слов все было понятно...

— Это будет, наверное, что-то эпическое, да?.. — вымолвил наконец Игорь.

— Это будет скорее трагическое... — не сразу, в раздумье отозвался Евгений Иванович и вкратце посвятил нас в замысел своего повествования.

В центре его — Игнат, бывший фронтовой кавалерист, устроившийся после войны объездчиком в степной заповедник, натура эгоистичная, замкнутая, этакий бирюк-отшельник. Он-то и станет причиной трагедии, разыгравшейся темной грозовой ночью в заповедной степи, с описания которой и начинается рассказ “Объездчик”...

А спустя несколько месяцев я увидел носовский рассказ (вместе с другим — “За лесами, за долами”) напечатанным в “Новом мире”. Та публикация в журнале А. Твардовского сразу вознесла Евгения Носова на новую творческую высоту — это единодушно отмечали самые именитые столичные критики. И еще тогда, помнится, Евгений Иванович сказал мне (сказал приглушенным голосом, как о некоей строгой тайне), что об этих его рассказах, в особен-ности об “Объездчике”, с одобрением отозвался опальный А. Солженицын. Кто мог подумать в ту пору, что спустя больше трех десятилетий Евгений Носов за свои литературные труды получит престижную солженицынскую премию из рук самого учредителя?..

Общаясь с маститым писателем, я, как и многие другие начинающие авторы, старался выпытать у него так называемые “секреты мастерства”. Он обычно отшучивался, но как-то раз ответил на полном серьезе. На мой вопрос, что для него труднее всего в творчестве — описание предмета или психологическая характеристика героя повествования, либо что-то другое, Евгений Иванович совершенно неожиданно для меня ответил:

— Самое трудное — диалоги. — И пояснил: — Вот он сказал, а что ему тот ответил?..

А я-то, наивный, думал, что разговоры действующих лиц даются ему легко, без всяких усилий. Да и как было не думать, если все диалоги в его произведениях живые и естественные, как само дыхание... Вот беру с полки любую носовскую книгу, наугад раскрываю страницу и читаю:

“Неожиданно под старухой резко, звонко, пронзительно гаркнул гусь. Все оглянулись (дело происходит на сельском аэродроме возле диспетчерской будки, где пассажиры ожидают прибытия самолета. — Л. К. ).

— Черт знает что такое, — проворчал гражданин в очках, морщась и косясь на старуху.

— А что я сделаю? — засмущалась женщина (дочь старухи. — Л. К. ). — Накормленный, напоенный...

— На то есть автобус, — сказал гражданин в очках.

— Говорила, мама, давай зарежем. Одни только неприятности, — сказала женщина. — Еще и за корзину возьмут, за место посчитают. И люди вот обижаются...

— Сердит, пока за стол не сел, — строго сказала бабка”.

Разве не возникает у читателя ощущение, что весь этот выразительный разговор подслушан автором в самой жизни, а не “сложен” им немалыми творческими усилиями? И что еще примечательно: за словами действующих лиц отчетливо угадываются их характеры. Это и есть настоящее мастерство, когда к написанному, как говорится, ни прибавить, ни убавить...

Сам большой мастер литературы, Евгений Иванович весьма ценил это мастерство и в произведениях собратьев по перу, прежде всего самых близких друзей-писателей. Вспоминаю, как с упоением он рассказывал мне о своем вологодском друге, замечательном писателе Василии Белове, о его творчестве. Осталась в памяти приведенная Евгением Ивановичем фраза из беловского рассказа “Кони”, где главным героем был пожилой колхозный пастух Лабутя. Фраза, которой восхищался Носов, была такая: “Кони паслись в паровом поле и не так далеко”. Признаться, я не сразу смог уяснить, что же такого особенного в этой фразе. Простое, обычное предложение... Все прояснила следующая за процитированной фраза: “Лабутя почувствовал это особым чутьем”. Так вот в чем дело: пастух Лабутя не увидел коней (в ночной темноте это было невозможно), а только чутьем ощутил их близкое присутствие. “Нет, ты послушай, как это поэтично: “Кони паслись в поле и  н е  т а к  д а л е к о”, — снова прочувствованно повторял Евгений Иванович, как будто сам это сочинил...

Но так относился мастер только к истинно талантливым, по его меркам, произведениям. В других же случаях бывал крут и бескомпромиссен в своих оценках. Однажды в писательской организации был представлен на обсужде-ние роман одного курянина, весьма амбициозного, долго и безуспешно пробивавшегося в литературные ряды. Произведение было большое, “пухлое”, страниц на пятьсот. Началось обсуждение, вялое, томительное, неопределенное, по принципу: “с одной стороны, с другой стороны...”. И тут раздался голос Евгения Носова:

— А что здесь, собственно, обсуждать?.. В романе нет ни одной живой строчки...

Сказал — как припечатал...

Уязвленный автор, покрасневший до корней волос, вскочил как ошпаренный, стал кричать, что его не понимают, затирают, что больше его ноги здесь не будет... И правда, с тех пор он в писательской организации больше не появлялся...

Да, строг, суров порою был мастер, когда речь шла о сочинениях других авторов. А как относился он к собственным произведениям? Сознавал ли сам истинную их цену? Думаю, что да, цену своим произведениям он знал. Могу судить об этом хотя бы по такому запомнившемуся мне эпизоду. Как-то раз в нашем разговоре с Евгением Ивановичем я обмолвился, что все его рассказы о природе хороши, поэтичны, но на их фоне особенно выделяется “Белый гусь”. Я сказал, что удивительный этот рассказ, драматичный и вместе с тем жизнеутверждающий, будто спет на одном дыхании — так в нем все органично, живописно и осязаемо.

— Ну, это же носовская классика... — задумчиво отозвался писатель.

Сказал он это спокойно, без тени рисовки или, напротив, самоиронии, с осознанием своей добротно выполненной работы. Замечу, что происходил этот разговор в середине шестидесятых, когда Носов не был еще тем признанным, широко известным писателем, каким он стал в последующие семидесятые годы.

*   *   *

Известно, что крупные творческие личности, как магнит, притягивают к себе окружающих. Вокруг них как бы само собой возникает некое энергетическое поле, в зону которого попадают многие люди, иногда и случайные. Для курян таким центром притяжения, безусловно, был Евгений Носов. Сколько знал Евгения Ивановича в свою бытность в родном Курске, чаще всего видел его в окружении собратьев по перу. Нередко вращались в этом кругу и местные художники, артисты драматического театра и, конечно же, вездесущие журналисты. Но более всего окружали писателя молодые литераторы.

Впрочем, и Евгений Иванович тянулся к начинающим авторам, охотно привечал их, разумеется, тех, в ком замечал “искру Божию”. В таких случаях даже сам шел на контакты. Вспоминаю, как однажды в конце нашей встречи он сказал мне:

— Все собираюсь тебя попросить, да забываюсь... Ты скажи своему Деткову: пусть как-нибудь заглянет ко мне. Хочу с ним поговорить о его писаниях...

Речь шла о Владимире Деткове, моем заместителе по областной молодежной газете “Молодая гвардия”, где я тогда был редактором. В нашей газете Володя частенько печатал свои лирические миниатюры. Они-то, видимо, и привлекли внимание писателя, который, мы это знали, периодически просматривает “Молодую гвардию”, возможно, еще и потому, что когда-то сам в ней работал.

Так В. Детков вошел в окружение Носова. Вошел он туда журналистом, а вышел... членом Союза писателей. Произошло это года три спустя, как он переступил порог квартиры писателя. И все это время литературный новобранец, как и все мы, начинающие, усердно проходил “носовские университеты”.

Больше всех нас почерпнул из тех “университетов”, пожалуй, Михаил Еськов — медик по профессии, писатель по призванию, связанный с Евгением Носовым еще и узами крепкой мужской дружбы. Его литературный талант под опекой и наставничеством мастера раскрывался и крепнул с каждым новым произведением.

Творческий взлет М. Еськова пришелся на конец семидесятых. Я к тому времени жил уже в Йошкар-Оле, куда был направлен собкором ТАСС, и о новых успехах Миши узнавал из носовских писем.

“Миша Еськов сейчас наслаждается московским триумфом, — сообщал мне Евгений Иванович, имея в виду Всесоюзное совещание молодых писателей 1979 года. — Его там рекомендовали в Союз, рукопись читал сам Марков, похвалил, обласкал в своем докладе. Теперь вот в качестве поощрения включили Мишу в писательскую делегацию, которая поедет в Венгрию. Сейчас он готовится к этой поездке. Всюду ему открыли “зеленую улицу”. Издательство “Молодая гвардия” обязали на совещании издать его сборник в Москве, зашевелились в издательстве “Современник”, затребовали его рукопись... Взвесив все “за” и “против”, Миша решил уйти из института (медицинского, где он тогда преподавал. — Л. К. ). Доработает до лета и уйдет на “вольные” хлеба...”.

Успехи подопечных литераторов, судя по всему, окрыляли и самого мастера, поднимали его дух. В редком письме Евгений Иванович не касался литературных новостей.

“Есть и хорошие вести: Вовку (Владимира Деткова. — Л. К. ) приняли в Союз, — с радостью извещал писатель. — Ну и Юру Першина тоже приняли. Теперь организация сразу выросла на две единицы. Для нас это важно. — И добавлял: — Будь ты в Курске, мы и тебя быстренько сосватали бы в СП. Кстати, как там у тебя дела с этим вопросом?”.

У меня “с этим вопросом” тоже вроде бы все шло на лад. По курским рекомендациям (самого Евгения Ивановича и его друга Петра Сальникова, в ту пору руководителя областной организации писателей) меня в Марийском СП, где я состоял в литактиве, без помех приняли в члены писательского Союза. Дело теперь оставалось за тем, чтобы это “промежуточное” решение утвердили в литературных “верхах” в Москве. И когда наконец такое решение состоялось и мне прислали официальное извещение об этом, я, счастливый, тотчас написал об этом своему литературному наставнику. И вскоре получил от него ответное письмо.

“Очень, очень рад за тебя! — писал Евгений Иванович. — От души поздравляю. Я ведь тоже от этой вести получил удовлетворение: сделано хорошее дело. Ведь по сути этим и живешь — кому-то сделать добро...

Ну что, старина… То, что случилось — прекрасно! Это все равно, как если бы закончился долгий непролазный лес, за которым открылась ширь и синь. Вздохни глубоко и свободно — и с Богом за работу, о которой грезилось, мечталось... Я вовсе не призываю к важничанью, самолюбованию своим новым положением. А зову к тому святому и каторжному труду, который требует всего себя без остатка, полного самозабвения, новых, каких-то еще не осознанных тобой жертв и конфликтов с жизнью. Само по себе звание писателя еще не путевка в некий рай. Это всего лишь тот колышек старта, отсчета новой жизни, перед которой ты берешь особую клятву и ответственность... Да будет свято дело твое!

Твой Носов”.

 

Письмо Евгения Ивановича взволновало до слез и вместе с тем заставило глубоко задуматься о писательском предназначении, о необходимости полной самоотдачи пишущего во имя святого дела, которое называется литературой... Собственно, к этому мастер и прежде призывал нас, взявшихся за перо. И я думаю, что высокие и обязывающие слова из письма Носова, обращенные к одному из своих подопечных, с полным правом можно было бы адресовать всем, кто получал добрую поддержку писателя, кто проходил носовскую литературную школу. И речь не только о моих собратьях-курянах, уже названных и неназванных. Сколько еще “подшефных” было у мастера в самых разных концах страны! Назову только некоторые мне известные имена: Л. Фролов (Москва), И. Евсеенко (Воронеж), Б. Машук (Благовещенск), М. Корякина (Красноярск), В. Сженова (Москва), Г. Скобликов (Челябинск), А. Плетнев (Омск). А сколько было других, неизвестных... И каждому писатель отдавал частицу своей души, за каждого по-своему переживал, беспокоился...

Но и подопечные Евгения Ивановича отвечали ему искренней любовью, сердечной привязанностью. Случалось, и переживали за своего наставника. А поводы для таких переживаний были. Расскажу об одном из них.

Нас, курян, давно задевала вопиющая, по нашему разумению, несправедливость: почему другим российским писателям ежегодно присуждаются высокие литературные премии, а мастера такого уровня, как Евгений Носов, обходят? Даже в число претендентов не включают ... И вдруг приходит известие: Евгений Иванович включен в список кандидатур на соискание Государственной премии РСФСР имени М. Горького за 1975 год. В этом списке значился и Виктор Астафьев — давний друг Носова. Все мы, конечно, очень обрадовались такой вести и беспокоились теперь об одном: дадут или не дадут премию нашему земляку?..

Уезжавший накануне присуждения премий в Москву Евгений Иванович ничего определенного нам сказать не мог, только сухо заметил, что всякое может быть... На следующий день звоню в Москву редактору еженедельника “Литературная Россия” Михаилу Макаровичу Колосову, с которым был знаком еще по его давней работе ответственным секретарем Курской писательской организации. Зная о связях Михаила Макаровича с чиновниками из Совмина, спросил у него, насколько реальны шансы Евгения Ивановича на премию. Колосов отвечал, что, по его сведениям, шансы у Носова достаточно велики, как и у Астафьева. Но как все сложится на самом деле, возможно, станет известно после полудня. Михаил Макарович просил ему перезвонить.

Перезванивал ему несколько раз, и все впустую: решение еще не принято, но, кажется, оно вот-вот состоится... Тем временем у нас в редакции родилась заманчивая и в общем-то дерзкая мысль: а что, если, не дожидаясь завтрашнего официального сообщения о премиях по радио и телевидению, заверстать сейчас в готовящийся на завтра номер “Молодой гвардии” информацию о лауреате-курянине, да еще с его портретом? Вот будет “фитиль” для коллег из “Курской правды”!..

Идея взбудоражила всех наших “молодогвардейцев”, но мы понимали, что риск велик... Решили еще подождать до контрольного срока подписания номера в печать, а дальше задерживать выпуск никак нельзя.

Время близится к шести вечера. Сижу у себя в кабинете в томительном ожидании. Заходит Володя Детков, молча показывает на часы: время — на пределе... Я и сам это вижу. И тут раздается междугородный телефонный звонок, его не спутаешь с обычным. Звонит Михаил Колосов.

— Слушай, Лева! — возбужденно-радостным голосом кричит он. — Только что позвонили из канцелярии Совмина. Сказали, решение уже принято и подписано. Назвали и номер документа, в котором есть фамилии и Носова, и Астафьева. Ты понял: оба они лауреаты, оба!.. А бумагу нам обещают прислать завтра утром фельдсвязью... Ты чего молчишь?..

— Думаю, Михаил Макарыч... Что же нам-то делать? Весть, конечно, радостная, но по сути ничем не подтвержденная. А вдруг?.. Мало ли как бывает...

— Ну, знаешь ли... — обиженно задышал в трубку Михаил Макарович. — Я же тебе говорю: из Совмина звонили... А впрочем, вам там виднее, решайте сами...

Мы с Детковым, который все слышал, переглянулись.

— Так что будем делать?

— Рискнем. Будь что будет...

Весть о том, что мы печатаем сообщение о присуждении Государственной премии Евгению Носову, быстро разнеслась по типографии (она размещалась вблизи редакционного корпуса). Повстречавшийся мне в типографском коридоре дежурный по номеру “Курской правды” не без ехидства бросил на ходу:

— Что, решили бежать впереди паровоза?.. Ну-ну, как бы не споткнуться... — и, хихикнув, пошел дальше.

Ту ночь я провел почти без сна... Вскочил чуть свет — и сразу к репродуктору. Он еще молчал. Потом прозвучал гимн и стали передавать последние известия. В числе первых — сообщение о присуждении Государственных премий в области литературы. Слушаю затаив дыхание... Называют фамилии лауреатов: Астафьев, потом еще две фамилии, и наконец долгожданное: Носов!.. Все, наша взяла!..

Утром мы все в редакции чувствовали себя именинниками. Я сразу же позвонил Евгению Ивановичу по телефону его гостиничного номера, о котором справился заранее, и от имени редакционного коллектива поздравил писателя с Государственной премией. Просил передать наши поздравления и Виктору Петровичу Астафьеву.

— Спасибо, ребята, всем сердечное спасибо, — растроганно, с легкой хрипотцой отвечал писатель. — Сейчас ко мне зайдет Витя Астафьев, я передам ему ваши поздравления. Да, между прочим, вы первые сюда дозво-нились... До скорой встречи!..

А дня через три Евгений Иванович возвратился в Курск. Я застал его дома одного. Был Евгений Иванович какой-то непривычно умиротворенно-тихий и просветленный, с благостным выражением лица. Было такое впечатление, что, разговаривая со мной, он в то же время как будто сосредоточенно прислушивается к чему-то в самом себе...

Как-то давно уже я прочитал одну дневниковую запись Валентина Овечкина, поразившую меня. Запись удивительно сокровенная, совсем не в духе строгого писателя, озабоченного сельскохозяйственными проблемами. “Иногда приходит редкое, дорогое настроение, — записал в дневнике Овечкин. — Сам себя несешь осторожно, как переполненнуючашу, из которой боязно пролить...”. Я сразу вспомнил об этой овечкинской записи, глядя на Евгения Ивановича: очень уж схожее было состояние...

Без сомнения, это был звездный час писателя, по заслугам отмеченного за долголетний литературный труд — “святой и каторжный”, к которому звал он других и который стал для него самого делом и смыслом всей жизни.

(обратно)

Савва Ямщиков • "Одна, но пламенная страсть..." (Наш современник N1 2004)

 

“Одна, но пламенная страсть...”

 

Владимир Бондаренко. Пламенные реакционеры. М., изд-во “Алгоритм”, 2003

 

Недавно вышедший из печати в издательстве “Алгоритм” том “Пламенных реакционеров”, написанный Владимиром Бондаренко, я постоянно беру в руки, чтобы прочесть ту или иную биографию, прочесть интервью или размышления своих единомышленников, обращенных “тремя ликами русского патриотизма” к нынешним временам. Труднее были времена, но не было подлей….

Только человек страстный, убежденный в правоте своего дела, верящий в избранность и неповторимость русского народа, в особую миссию, отве­денную ему Богом на земле, человек, наделенный могучей энергией и умею­щий рассмотреть самые различные умонастроения современных ему творцов и подвижников, мог осилить такой труд, за который взялся и довел его до логического завершения Владимир Бондаренко.

Я помню Володю совсем молодым, когда встречались мы с ним на берегах Онежского озера в Петрозаводске — столице Карелии, которая, уверен, и по сей день снится ему (как и мне), влюбленному в дивный северный край. Уже тогда подкупала в Бондаренко страсть к познанию духовных ценностей, накопленных человечеством за многие века его существования. Не было ни одной интересной встречи, лекции, ни одного диспута или круглого стола по вопросам литературы и искусства, который обошел бы своим вниманием начинающий журналист, критик и писатель. Он смотрел на окружающий мир широко открытыми глазами, старался видеть добро в каждом собеседнике, с жадностью поглощал информацию, касающуюся духовного совершенст­вования человека. Плотно общаясь в начале семидесятых годов, потом мы как-то потеряли друг друга из виду, чтобы впоследствии снова объединиться перед лицом тяжелой опасности, обрушившейся на родную землю в послед­нем десятилетии прошлого, XX, века.

Я не удивлялся, читая злободневные отклики Владимира Бондаренко на деяния “иных времен татаров и монголов”, пришедших в наше Отечество незванно и негаданно, не спросив разрешения у его исконных хозяев, как являлись к нам супостаты на протяжении всей многовековой истории госу­дарства Российского.

Фундаментальное издание “Пламенные реакционеры, или Три лика патрио­тизма” рассказывает о когорте деятелей русской культуры, борющихся с бедой, постигшей Россию. Книгу можно читать как достоверную хронику русского сопротивления времен перестройки. Владимиру Бондаренко в беседах с самыми разными собеседниками удалось “разговорить” их так широко и глубоко, что каждое интервью или очерк становится достоверным портретом человека на фоне пейзажа, позволяющего увидеть людские харак­теры во взаимодействии с обстоятельствами, заставляющими их совершать важные поступки во имя сохранения русской государственности, сохранения исторических и культурных традиций. Автор доносит тончайшие нюансы бесед со своими знаменитыми современниками до читателя, и кажется, что мы сами присутствуем при этих разговорах, сами задаем вопросы и дискутируем с героями нашего времени.

Мне особенно дороги в книге Владимира Бондаренко страницы, посвя­щенные людям, с которыми я имею счастье дружить, или хорошо знаком, или полностью разделяю их взгляды. Читая главы бондаренковской книги, я черпаю новые данные о Валентине Распутине, Василии Белове, Игоре Шафа­ревиче, Вадиме Кожинове, Дмитрии Балашове, Льве Гумилеве, Владимире Максимове — подлинных столпах нашего Отечества. Рядом с ними на стра­ницах книги соседствуют люди, с которыми я не хотел бы общаться, а уж тем более дружить. Но настоящий писатель, а Бондаренко, безусловно, таким является, обязан говорить правду и стараться разобраться в самых негативных проявлениях человеческого бытия.

Нынче выходит много публицистических книг и жизнеописательной литературы. Как тонко подметил в одном из писем ко мне Валентин Распутин, самые разные люди спешат сегодня рассказать о себе любимом как можно большему числу людей, подменяя автобиографический жанр, предпола­гающий прежде всего достоверный и объективный рассказ о событиях из своей жизни, “вываливанием чрева”, неприличным смакованием интимных, иногда натуралистических подробностей.

К счастью, Бог миловал Володю Бондаренко и не позволил разменять на мелкие монеты впечатления, полученные им при встречах с поистине замечательными людьми. И за это великому труженику и яркому публицисту самый низкий поклон от благодарных читателей.

Мне особенно важен один из двух эпиграфов, помещенных автором в начале книги:

“В последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя “русистами”. Под лозунгом защиты русских национальных традиций они, по существу, занимаются активной антисо­ветской деятельностью... Указанная деятельность имеет место в иной, более важной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя в глазах общественности так называемые “правозащитники”.

Изучение обстановки среди “русистов” показывает, что круг их сторон­ников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организованную форму. Опасность прежде всего состоит в том, что “русизмом”, то есть дема­го­гией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, памятников старины, за “спасение русской нации”, прикрывают свою подрывную дея­тельность откровенные враги советского строя...”.

Вот так проявилась в этих словах истинная суть Юрия Андропова, тогдаш­него генсека ЦК КПСС. Царствие Вам небесное, Юрий Владимирович. Но слова эти выдают в Вас человека, напрочь лишенного любви к России. А врагов Отечества искать надо не среди придуманных Вами “русистов”, а на самом деле подлинных русских патриотов, а среди Ваших же выкормышей типа Юлиана Семенова, Генриха Боровика, Александра Бовина, Валентина Зорина, Мэлора Стуруа, Томаса Колесниченко, Владимира Познера, Егора Яковлева (несть им числа), подготовивших Россию к тому смутному времени, в котором мы теперь пребываем.

Герои же книги Владимира Бондаренко борются с растлевающим влиянием на умы русских людей перевертышей, так умеющих служить и нашим и “вашим”, называющих Родину “этой страной”, а нас “этим народом”. Пусть народ наш и “этот”, но, к счастью, не “малый народ”, а народ-труженик, народ-боец, народ — православный до мозга костей. И никогда перевертышам с ним не справиться!

 

Савва ЯМЩИКОВ

 

 

(обратно)

Notes

1

#_edn1

(обратно)

Оглавление

Под знаком совести (Памяти Ю. Кузнецова) (Наш современник N1 2004)

Мозаика войны (Наш современник N1 2004)

Сергей Семанов • Из нашей борьбы (Наш современник N1 2004)

Владимир Молчанов • Литературные байки (Наш современник N1 2004)

Василий Киреев • Ён? (Наш современник N1 2004)

Людмила Брагина • Детский лепет (Наш современник N1 2004)

Александр Лукашенко • "Мы за равноправный Союз..." (Наш современник N1 2004)

Евгений Савченко • С Родиной в сердце (Наш современник N1 2004)

Ирина Стрелкова • Обрусение (Наш современник N1 2004)

Монах Афанасий • Слово святогорца (Наш современник N1 2004)

Татьяна Миронова • Человек голосующий (Наш современник N1 2004)

Владимир Осипов • Управа на бесноватых (Наш современник N1 2004)

Сергей Куняев • "Умрет Толстой. Что тогда?" (Наш современник N1 2004)

Лев Конорев • "Зову к святому и каторжному труду..." (Наш современник N1 2004)

Савва Ямщиков • "Одна, но пламенная страсть..." (Наш современник N1 2004)

*** Примечания ***