Трогательная история [Джером Клапка Джером] (fb2) читать постранично

Джером Клапка Джером Трогательная история

А вот вы-то, старина, и напишете мне трогательную историю для рождественского номера, если только захотите, конечно, — обратился ко мне редактор «Еженедельного журнала», едва я успел сунуть голову в его кабинет в одно солнечное июльское утро несколько лет тому назад. — Томас жаждет написать комический скетч. Он говорит, что на прошлой неделе подслушал одну шутку и решил ее обработать. Мне, очевидно, придется написать веселую любовную историю про человека, которого все считают погибшим, а он вдруг в сочельник возвращается и женится на любимой девушке. На сей раз я надеялся избежать этого, да, боюсь, не смогу. Мигза я попрошу написать рассказ, призывающий к милосердию. Я думаю, он у нас самый опытный человек по этой части, а Весельчак может настрочить статью о рождественских счетах и расстройстве желудка. У него здорово получаются этакие откровенные статейки; и пишет он, понимаете ли, с таким видом, будто сам не знает, на что намекает.

Весельчак, надо заметить, было прозвище на редкость чувствительного и серьезного сотрудника нашего журнала, настоящая фамилия которого была Бегергенд.

К рождеству Весельчак становился особенно сентиментальным. Всю неделю перед этим святым праздником его буквально распирало от чувства доброты и любви ко всему человечеству. Он приветствовал почти незнакомых людей таким взрывом восторга, какой другому бывает трудно выказать даже при встрече с богатой родственницей, и осыпал их такой массой добрых пожеланий, всегда, впрочем, обильных и дешевых в это время года, и с такой непоколебимой уверенностью в их исполнении, что от него отходили, с тяжелым чувством, словно были ему чем-то обязаны.

Встретить старого друга в это время было для него прямо-таки опасно. От избытка чувств он лишался дара речи, и казалось, что он вот-вот лопнет.

В самый день рождества он уж обычно не мог подняться с постели благодаря множеству сентиментальных тостов, провозглашенных накануне. Я никогда не видал человека, который бы провозглашал столько сентиментальных тостов, как Весельчак. Он пил и за «добрые старые святки», и за «милую старую Англию», потом он пил за здоровье своей матери и всех других родственников, и за «прекрасный пол», и за «старых друзей», или он предлагал тост «за дружбу» вообще, «да не остынет она навеки в сердце настоящего британца», или «за любовь — да будет она вечно светиться в главах наших возлюбленных и жен», или даже «за солнце, вечно сияющее за облаками, дорогие мои друзья, где мы не можем видеть его и где оно не приносит нам никакой пользы». Вот какая бездна чувства была у этого человека.

Но его любимым тостом, вызывавшим в нем особенное красноречие и печаль, был тост «за отсутствующих друзей». У него, по-видимому, было особенно много «отсутствующих друзей», и, надо отдать ему справедливость, он никогда не забывал их. Где и когда бы вино ни попадало ему в руки, «отсутствующие друзья» Весельчака уж наверно были обеспечены заздравным тостом, а его присутствующие друзья, если только проявляли достаточно такта и терпения, — речью, способной нагнать меланхолию на целую неделю.

Одно время говорили, что, всякий раз как Весельчак провозглашает этот тост, он неизменно обращает свой взор в сторону местной тюрьмы, но когда установили, что он поминает добрым словом не только своих, но и чужих отсутствующих друзей, об этом перестали толковать.

Тем не менее всем нам порядком надоели эти «отсутствующие друзья», кем бы они нам ни приходились. Весельчак положительно пересаливал. Все мы высокого мнения о своих друзьях (когда их, нет с нами, как правило — более высокого, чем тогда, когда они налицо), но мы не хотим, чтобы нам все время напоминали о них. На рождественском вечере, на юбилейном обеде или на собрании пайщиков, когда обстановка и торжественна и печальна, они вполне уместны, но Весельчак выводил их на сцену в самое неподходящее время. Я никогда не забуду, как он однажды предложил тост за их здоровье на свадьбе. Это была превеселая свадьба. Все шло великолепно, и все были в наилучшем настроении. Завтрак близился к концу, и все необходимые тосты были уже провозглашены. Молодым было время уезжать, и мы уже подумывали о том, не бросить ли им вслед горсть риса и туфлю и тем самым окончательно благословить их, как вдруг Весельчак поднялся с места с мрачным выражением лица и бокалом в руке. Я тотчас догадался, в чем дело, и попытался ударить его ногой под столом. Не подумайте, что я хотел свалить его с ног, хотя если бы я и сделал это, меня бы наверное оправдали. Я только хотел толкнуть его под столом так, чтобы никто не заметил.

Однако я промахнулся. Правда, я кого-то толкнул, но, очевидно, не Весельчака, так как он и вида не подал. По всей вероятности, это была новобрачная, сидевшая рядом с ним. Больше попыток я не делал, и он беспрепятственно стал распространяться на свою любимую тему.

— Друзья, — начал он дрожащим от волнения голосом, и в