Пусть светит [Аркадий Петрович Гайдар] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (10) »
Гайдар Аркадий Петрович Пусть светит
Аркадий Гайдар Пусть светит Отец запаздывал, и за стол к ужину сели трое: босой парень Ефимка, его маленькая сестренка Валька и семилетний братишка по прозванию Николашка-баловашка. Только что мать пошла доставать кашу, как внезапно погас свет. Мать из-за перегородки закричала: - Кто балуется? Это ты, Николашка? Смотри, идоленок, добалуешься! Николашка обиделся и сердито ответил! - Сама не видит, а сама говорит. Это не я потушил, а, наверное, пробки перегорели. Тогда мать приказала: - Пойди, Ефимка, притащи из сеней лестницу. Да поставь сначала сахарницу на полку, а то эти граждане в темноте разом сахар захапают. Вышел Ефим в сени, смотрит: что за беда? И на улице темно, и на станции темно, и кругом темно. А тут еще небо в черных тучах и луна пропала. Забежал Ефим в комнату и сказал: - Зажигайте, мама, коптилку. Это не пробки перегорели, а, наверное, что-нибудь на заводе случилось. Мать пошла в чулан за керосином, а Ефимка, разыскивая сапоги, торопливо полез под кровать. Левый сапог нашел, а правый никак. - Наверное, это вы опять куда-нибудь задевали? - спросил он у притихших ребятишек. - Это Валька задевала, - сознался Николашка. - Она стащила сапог за печку, воткнула в него веник и говорит, что это будет сад. - Ефимка, а Ефимка, - тревожным шепотом спросил Николашка, - что это такое на улице жужукает? - Я вот вам пожужукаю, - ответил Ефимка. И, выкинув из сапога березовый веник, он с опаской сунул руку внутрь голенища, потому что уже однажды эта негодница Валька, поливая свой сад, вкатила ему в сапог целую кружку колодезной воды. - Я вот ей хворостиной пожужукаю! Но тут и он замолчал, потому что услышал сквозь распахнутое окно какое-то странное то ли жужжание, то ли гудение. Он натянул сапоги и выскочил из комнаты. В сенях столкнулся с матерью. - Ты куда? - вскрикнула мать и крепко вцепилась в его руку мокрыми от керосина пальцами. - Пусти, мама! - рванулся Ефимка и выбежал на крыльцо. Оглянувшись, он торопливо затянул ремень, надел кепку и быстро побежал темной улицей через овражек, через мостик в гору - в ту сторону, где стоял их небольшой стекольный завод. В сенях что-то стукнуло. Кто-то впотьмах шарил рукой по двери. - Кто там? - спросила мать, а Валька и Николашка подвинулись к ней поближе. - Не спишь, Маша? - послышался дребезжащий старческий голос. И тогда мать узнала, что это соседка Марфа Алексеевна. - Какой тут сон, - быстро заговорила обрадованная мать. - И свету нет, и аэроплан гудит, и самого нет. А тут еще Ефимка так и рванулся из рук, как будто бы его кипятком ошпарили. - Комсомольцы, - с грустью проговорила бабка. Слышно было, как отодвинула она табуретку и положила руку на клеенчатый стол. - Вот так и у меня Верка, как потух свет да услыхала она, что гудит, кинулась сразу к двери. Я ей говорю: "Куда ты, дура?.. Ну мужики, ну парнишки... А ты ведь еще девчонка... Шестнадцать годов". А она постояла, подумала. "Бабуня, говорит, не сердись. Это белый аэроплан. Это тревога. У нас сбор... У меня там товарищи". Схватила в сенях с гвоздя сумку да как кошка прыгнула. Вот, Маша! Только я ее и видела. - Сумку-то какую взяла? - спросила мать. - А бог ее знает! Недавно притащила, сначала в комнате повесила. Да я сказала: "Убери, Верка, в сени, а то вся квартира карболкой пропахнет". - Это военно-санитарная сумка, - вставил Николашка. - Это когда пробьет человека пулей или рванет его бомбой, вот тогда из этой сумки достают и завязывают. Я уже все узнал. - Ты да не узнаешь! - вздохнула мать и, услышав, как загромыхал он табуреткой, спросила: - Ну и куда ты, Николашка, лезешь? Ну и что тебе не сидится? Только Валька задремала, а он - грох... грох... - Мама, - отодвигаясь от подоконника, уже тише спросил Николашка, - а что это такое далеко бубухает: бубух да бубух? - Где, паршивец, бубухает? - тихо переспросила вздрогнувшая мать. И от этих глупых Николашкиных слов руки ее ослабли, а маленькая спящая Валька показалась ей тяжелой, как большой камень. Она подвинулась к окошку. И точно, как порывы шального ветра, как отголоски уже недалекой грозы, что-то вздрагивало, затихало, но это был не ветер и не гроза, это глухо и часто бабахали боевые орудия. ...Чем ближе подбегал Ефим к заводу, тем чаще и чаще попадались ему торопящиеся люди, хлопали калитки, громыхали ворота и тарахтели телеги. Поднимаясь в гору, он нагнал комсомолку Верку. - Бежим скорее, Верка. Ты не знаешь, где это бабахают? - Погоди, Ефим! Подержи-ка сумку. Я чулок поправлю. Я уже спать собралась, вдруг - гудит. Насилу от бабки вырвалась. - Что чулок, - ответил Ефим, забирая пахнувшую лекарствами сумку. - Что чулок! У меня и вовсе один сапог на босу ногу. Скорей бежим, Верка. У поворота они столкнулись с двумя. Один был незнакомый, длинный, с винтовкой, другой - без винтовки, с наганом. И тот, который с наганом, был член ревкома Семен Собакин. - Стойте, - приказал Собакин. - Вы куда? На сбор? Там пока и без вас обойдутся. Бегите скорее на перекресток- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (10) »
Последние комментарии
1 час 53 минут назад
1 час 57 минут назад
2 часов 7 минут назад
2 часов 13 минут назад
2 часов 15 минут назад
2 часов 19 минут назад