Похищенное сердце [Рексанна Бекнел] (fb2) читать онлайн

Рексанна Бекнелл Похищенное сердце

Пролог

Не стоит меня злить,

Дьявола во мне будить.

Не боюсь ни меча, ни огня.

Враг не зря сторонится меня.

Тюссер

Замок Уитлинг, Англия

Сентябрь 1153 года

У Риса ап Овейна было три цели: первая — покинуть навсегда Англию и вернуться на родину, в любимый Уэльс; вторая — выгнать из Уэльса ненавистных англичан, прежде всего всех Фицхью, Уэльс — только для валлийцев; третья, пожалуй, самая неотложная — сокрушить огромного рыцаря, мчавшегося прямо на него.

Рис опустил копье, целясь в щит противника, беря чуть влево от центра, прямо в грудь. Его боевой конь тоже весь подобрался. Толпа вокруг ристалища зашумела, задвигалась; всадники сблизились и сшиблись. Металлический лязг пронесся над полем. Столкновение было столь жестоким, что Рис едва удержался в седле. Копье противника со скрежетом отскочило от его щита, тогда как его копье твердо уперлось, и в тот же миг что-то впереди поддалось, не устояв перед сильным ударом.

Взметнувшаяся в воздух пыль на секунду заслонила от зрителей картину схватки, но Рис шестым чувством ощутил знакомый запах победы. Несомненно, он опять одержан верх. Рис полной грудью вдохнул пыльный воздух, в котором смешались запахи конского и человеческого пота. За прошедшие три года он участвовал в двадцати девяти рыцарских турнирах, и всего лишь четыре раза его выбивали из седла, а за последний год — ни разу.

Радость победы охватила не только всадника, но и его друга — боевого коня, он игриво бил задом и буквально приплясывал под хозяином. Оглянувшись, Рис увидел, как лошадь его противника, но уже без всадника, перешла на шаг и остановилась.

Торжествующий Рис совершил почетный круг по ристалищу, в то время как слуги и оруженосец поверженного рыцаря спешили к неподвижному телу своего господина. Он знал, что говорят о нем люди, какие только прозвища не дают — Рис Беспощадный, Рис Гневный, Рис Бешеный, — и все из-за его нескрываемого желания не просто выиграть бой, но сокрушить своего противника. Растоптать, уничтожить его.

Схватывался ли он с врагом в поединке на учебном плацу или на рыцарском турнире, и тем более на поле битвы, им владела только одна мысль — бить везде и всегда ненавистных и презираемых англичан. Английские рыцари, похоже, питали к нему такие же чувства и рвались в бой с надменным валлийцем, а он тоже был не прочь сбить с них спесь.

Благодаря силе, доблести и турнирным удачам Рис разбогател так, как ему и не снилось, но деньги не прельщали его.

Остановив коня перед трибуной владетельного лорда, он заметил, как поднялась со своего места какая-то дама. Сквозь прорези забрала он не мог разглядеть, кто перед ним — жена лорда или его дочь. Дама протянула вперед красный шелковый шарф, вышитый белыми цветами, рыцарь подъехал поближе и склонил копье. Этот знак признания служил наградой победителю турнира, но золото и серебро, которые должны были заплатить ему побежденные рыцари за право вернуть назад свои доспехи и боевых коней, значили для Риса намного больше.

«Удачный день», — мелькнуло в голове Риса, застывшего на коне перед богато украшенной ложей лорда Уитлинга. Ему удалось собрать немало трофеев на этом турнире.

Он протянул склоненное копье к знатной даме, она, улыбнувшись, повязала шарф вокруг древка возле наконечника. Это была сама жена лорда, а не дочь — прелестная, но, увы, наивная и невинная.

Рис снял шлем, и толпа зрителей разразилась рукоплесканиями, одобрительными криками и топаньем ног о деревянный настил трибун. Увидев, как четверо слуг уносят на носилках последнего поверженного рыцаря, кое-кто из зрителей презрительно засвистел в его адрес, но большинство зашумело еще сильнее, выражая свой бурный восторг.

— Объявляю сэра Риса победителем Уитлингского турнира, — громко сказала жена лорда.

Ее муж, сидевший рядом, подняв кубок, осушил его до дна, затем рыгнул. Жена, не обратив на его выходку никакого внимания, пристально взглянула в лицо Рису:

— Вы не откажетесь присоединиться к праздничному столу сегодня вечером?

Ее сладострастный взор красноречиво говорил, что после пира она ждет его в своей спальне.

Рис молча кивнул и осклабился. Хоть дочь лорда была и моложе, и красивее, но за ней внимательно следили, тогда как ее мать, охваченная страстью, наверняка привыкла ловко обделывать любовные интрижки. Ее маленькие, горящие от нетерпения глазки с нескрываемым вожделением рассматривали могучую фигуру Риса.

Он не сомневался в том, что ночь будет бурной и любвеобильной, а на рассвете он отправится в Гиллинг на другой рыцарский турнир. Ходили слухи, что король Стефан согласился на условия юного Генриха, герцога Нормандского, претендовавшего на королевский престол. В воздухе явственно ощущался ветер грядущих перемен, а с ними наступала пора новых возможностей, и опытный умелый человек не мог не воспользоваться всеми выгодами складывающегося положения дел.

Сегодня он достиг одной цели, не за горами две другие: главное — не упустить момент.

Книга I

Для песни созданы губы, тонкие брови — как струны;

Два голоса, две половины, он и она, слившиеся воедино.

В любви слышны то шепот лютни, то бой тамбурина,

Влюбчивы и гневливы все те же две половины.

Из средневекового сборника

Глава 1

Замок Роузклифф, Уэльс

Октябрь 1154 года

Вокруг и внутри замковой церкви суетилось множество рабочих. Изольда с озабоченным выражением на лице смотрела, как продвигается работа. Ремонт храма шел успешно, улучшения сразу бросались в глаза, но вопреки расчетам общая его перестройка шла раза в два медленнее, хотя рабочие старались изо всех сил. Однако дело все-таки подвигалось к концу; когда все будет завершено, церковь в Роуз-клиффе станет самой красивой в округе.

Отец Изольды, сопротивлявшийся любым переменам в облике старого храма, в конце концов уступил: ему надоело слушать все время просьбы дочери. Изольда надеялась, что, увидев, насколько хорош новый облик церкви, он одобрит и другие улучшения, которые она намеревалась провести в замке.

На ее хмуром лице вдруг засияла улыбка. Перед ее мысленным взором возникла картина обустроенного по ее плану замка. В нем все должно было радовать глаз: в главном зале огромный камин с изображениями волка и розы — эту идею отец уже одобрил; новые гобелены, обрамляющие пиршественный стол посередине зала; на стенах побольше креплений для факелов — пусть будет светлее темными вечерами.

Тряхнув головой, чтобы прогнать чудесные картины будущего, Изольда вернулась к работе и принялась рассматривать фреску в храме, на которой изображался Иоанн Креститель, совершающий обряд крещения новообращенных.

Она отошла немного назад, окидывая взглядом всю фреску, но не выделяя ни одной детали. Перед ее глазами возникли расплывчатые образы и цветные пятна. Это была ее маленькая хитрость, целью которой было создать наиболее яркую и запоминающуюся цветовую гамму. Она часто использовала эту уловку, подбирая цветовые решения при вышивке. Однако для больших полотен, в особенности для фресок, этот прием подходил еще лучше. Изольда вытянула вперед руку и принялась водить ею, словно расписывая стену невидимой кистью.

— Река должна быть шире, особенно на фоне алтаря, — сказала она и себе, и одновременно стоявшему подле нее живописцу. — Солнце слишком желтое, его надо сделать чуть бледнее.

— Но светило точно такого же цвета, какое я нарисовал в Честерском аббатстве, и аббат был доволен.

— Не спорьте, — настаивала Изольда. — Здесь важно не столько солнце, сколько небеса, излучающие неземной свет.

Она достала тонкую острую палочку из-за уха и прочертила несколько тонких линий на сырой штукатурке.

— Солнце не такое яркое. Река пошире. Да, именно так!

Изольда искоса посмотрела на живописца — станет ли он по-прежнему возражать, но в ответ тот лишь кивнул с мрачным видом. Ему не по душе были указания от юной особы. Не будь она дочерью лорда и леди Роузклифф, он не придал бы ее словам никакого значения.

Однако фреска была ее идеей, и его наняли по ее указанию. Как заказчица она имела полное право на свое видение картины независимо от того, что он думал по этому поводу. Кроме того, если он не согласится с ее требованиями, она могла обойтись и без его помощи.

— Сколько времени нужно для завершения фрески? — поинтересовалась Изольда.

Художник пожал плечами, вытирая испачканные краской руки о тряпку:

— Дня полтора на работу. Два-три дня уйдут на то, чтобы фреска высохла.

— Отлично. Я попрошу отца Клемсона приготовить специальную проповедь к воскресенью. Мне будет приятно, если вы вместе с подмастерьем будете сидеть в нашей семейной ложе. Вы талантливый живописец и наш почетный гость, пусть все это оценят.

Художник опять пожал плечами, но на этот раз по его губам скользнула довольная улыбка.

Следует быть щедрее на похвалу и приветливое слово, напомнила сама себе Изольда. Занятая осуществлением множества собственных задумок, она порой забывала, что с подчиненными следует вести себя как можно вежливее и доброжелательнее.

Как только художник и его подмастерье взялись за работу, Изольда принялась внимательно рассматривать убранство церкви. Столяры уже изготовили шесть скамеек и массивный алтарь; каменщики вырезали узоры на ограде, отделявшей алтарь от главного нефа; самый опытный камнерез изготовил красивую чашу для святой воды из куска мрамора, который ее дядя Джаспер привез из Честера. Все в храме стояло на своих местах. Оставалось последнее — распятие.

Изольда коснулась свернутого куска пергамента, который она прятала в рукаве платья: на нем был набросок будущего распятия. Ее мать хотела видеть распятие в форме кельтского креста, характерного для Уэльса; отец Клемсон настаивал на классическом виде распятия с поникшим Сыном Божьим. Отец Изольды отказался вставать на чью-либо сторону, напомнив ей: раз задумка ее, пусть сама справляется со всеми трудностями и разрешает все споры. Он рассмеялся, невольно повторив собственные слова дочери.

Оказавшись между молотом и наковальней, Изольда размышляла, как найти решение, которое устраивало бы обе несогласные стороны. Она не хотела ни огорчать мать, ни обижать святого отца, который принял ее первую исповедь. Кроме того, строгий отец Клемсон мог наложить на нее епитимью — простоять несколько часов на коленях, если бы заподозрил ее в неуважении к Господу Иисусу Христу. В конце концов Изольде удалось найти компромиссное решение, которое, как она надеялась должно было всех примирить.

Эта мысль пришла к ней неожиданно, в предрассветный час, когда еще не успели пропеть петухи и пастух не выгнал коров из замка. Распятие в виде кельтского креста, но очень высокого и широкого, а посередине — тщательно выполненная фигура Спасителя. Все четыре стороны креста будут украшать кельтские символы: подножие креста — земля, вершина — небеса, а по бокам — огонь и вода. Каждый символ изображал те дары, которые Бог дал людям, а в середине креста — самый ценный дар, Его Сын, искупитель человеческих грехов.

Несмотря на некоторую поспешность и небрежность наброска, замысел вполне удался. Тем не менее Изольда слегка нервничала, направляясь на поиски матери и отца Клемсона. Она не знала, как ей быть: показать рисунок одновременно им обоим или каждому в отдельности. Тянуть дальше было нельзя, хотя к воскресенью распятие все равно не было бы готово.

Идя через двор, Изольда, все мысли которой были заняты фреской и распятием, почти не обращала внимания на царившую в замке суету. Только войдя в зал, она очнулась, увидев, как неразлучные Гвен с Лавинией, взявши друг друга за руки, о чем-то шепчутся и смеются.

— Что здесь происходит? — спросила она младшую сестру. — Где мать? И отец?

— У себя в приемной. Читают письмо от герцога Нормандского, — напыщенно произнесла Гвен. — Как ты думаешь, не собирается ли герцог в скором времени посетить Роузклифф?

— О, как некстати! — воскликнула Изольда. — Ведь ремонт церкви еще не завершен.

Презрительно наморщив нос, Гвен окинула недовольным взглядом фигуру Изольды. В свои тринадцать лет она считала себя леди и довольно неуважительно относилась к старшей сестре, по ее мнению, занимавшейся делами, не подобающими высокородной даме.

— Ее больше волнуют штукатурка и настенная мазня, чем прическа, — фыркала Гвен. — А платье — просто кошмар!

— Чем ты недовольна? — возражала Изольда. — Тем, что я недостаточно времени уделяю нарядам и внешнему виду? Боже, Гвен, когда ты наконец повзрослеешь? Ни у кого нет больше сил терпеть твое кривлянье и детские капризы.

Как всегда презрительно усмехнувшись, Изольда прошла мимо Гвен. Ей не терпелось узнать, о чем пишет герцог Нормандский в своем письме.

Приемная занимала небольшой зал: вход внутрь сквозь арочный проем прикрывала занавесь из тяжелого узорчатого шелка. Изольда отметила про себя: здесь уместнее было бы поставить двери с задвижным окошком — так было бы намного удобнее. Однако у занавеси было одно важное преимущество, в чем она убедилась, подойдя вплотную к входу. Сквозь тонкую материю можно было легко расслышать все, о чем говорили в приемной. Изольда замерла, прислушиваясь к разговору.

— И когда же произойдет коронация? — раздался голос отца.

— В середине декабря в Вестминстерском аббатстве, — ответил незнакомый мужской голос. — Но сперва на общем собрании бароны должны будут изъявить согласие. Лучше всего, если вы отправитесь в путь как можно скорее.

— Но, Рэнд, если так торопиться, то я не успею как следует собраться, — умоляюще проговорила мать.

— Брось, Джослин. Уложим все необходимое — и в путь.

— А как же девочки? Кроме того, Гэвин далеко, в Ладлоу.

— Напиши ему. Он присоединится к нам в Лондоне.

Изольда остолбенела от удивления. Вся семья едет в Лондон! На коронацию?! Генрих, герцог Нормандский, — преемник короля Стефана. Значит, старый король скончался? Но тут ее размышления прервал звучный голос отца:

— Возможно, мой брат Джон тоже там будет, его замок Эслин от Лондона недалеко. Скорее всего приедет и Хэльярд, и тогда мы сообща обсудим будущее Изольды.

В груди Изольды вспыхнул гнев, такой быстрый и сильный, что она, не отдавая себе отчета, отдернула занавесь и влетела в приемный зал. Все, кто там сидел, вскинули от удивления головы и уставились на нежданную гостью. Кроме ее родителей, Осборна, командира замковой стражи, и дворецкого Одо, за столом сидели еще двое незнакомцев.

— Изольда?! — испуганно воскликнула мать.

Отец бросил на нее сердитый взгляд:

— Как видишь, дочь, я сейчас занят. Выйди и подожди меня в зале.

— Отец, я не хочу выходить замуж за Мортимера, — выпалила она. — Тебе же это хорошо известно.

Желваки заиграли на щеках лорда, и только тогда Изольда поняла, какую глупость сделала. Ее отец не выносил никаких возражений, тем более против столь желанного для него брака.

— Выйди немедленно! — проревел лорд.

И в приемной сразу установилась мертвая тишина, но Изольда была не трусливого десятка. Глубоко вздохнув и гордо вскинув голову, она ответила:

— Я ухожу. Но знай: я никогда не соглашусь на этот дурацкий брак.

У присутствовавших едва челюсти не отвалились от изумления. Неслыханная дерзость: посметь говорить в таком тоне с самим Рэндольфом Фицхью, лордом Роузклиффа. Раскрасневшись от гнева, Изольда столь же быстро выскочила из приемной, как и вбежала в нее. Все ее предложения о ремонте церкви, новой фреске и новом распятии вылетели у нее из головы. В сознании бешено вертелась одна-единственная мысль: они едут на коронацию в Лондон, и заодно договориться о ее браке с этим недотепой. Совсем еще мальчишкой!

Какой хороший был день, и как все скверно обернулось! Отец явно умышленно затягивал совет, от нетерпения Изольда принялась грызть ногти. Когда вышли приезжие гости, а следом за ними Одо и Осборн, она почти не владела собой и была готова взорваться от раздражения. Стиснув зубы, Изольда заставила себя присесть, отвернувшись от Гвен, сидевшей на подоконнике и бросавшей на сестру время от времени надменный взгляд.

Наконец появилась мать. Она сразу направилась к Изольде.

— Неужели ты никогда не научишься вести себя с отцом? — возмущенно обрушилась она на дочь. — Твоя глупая выходка едва все не погубила.

— А разве отец ведет себя разумнее? — возразила Изольда. — Он не хочет меня слушать.

— Точно так же, как и ты его! Сколько раз я тебе говорила, что не выдам ни одной дочери замуж против ее воли. Или ты мне не веришь?

— Что ты, мама. Но…

— Никаких «но»! Если бы ты мне доверяла, Изольда, разве стала бы вставлять палки в колеса? — Она в отчаянии заломила руки. — Посмотри на Гэвина. Или на Гвен и Элиссу. Они никогда не доставляли мне столько хлопот, сколько ты.

Изольда смутилась и потупила взгляд.

— Отец очень рассердился?

— Рассердился? Не то слово! Он в бешенстве. — Мать тяжело вздохнула. — Тебе еще повезло: сегодня пришла весть, сильно обрадовавшая его. Наконец-то Англия обрела достойного монарха. Но твоя строптивость наделала, немало бед. Отец решил, что тебе с твоим характером необходима властная рука мужа.

— Еще чего! — фыркнула Изольда. — Что ты говоришь, мама? Разве ты сама вышла за отца не по любви?

Мать с нежностью взглянула на дочь:

— С годами я начинаю думать, что нам с отцом очень повезло. Мы с ним словно созданы друг для друга. Но не забывай: я его жена, а ты дочь, это совсем другое дело. Мне кажется, что он до сих пор не свыкся с мыслью, что ты уже выросла и можно рассматривать вопрос о твоем замужестве.

Джослин горько усмехнулась и с плохо скрытой злостью заметила:

— Вероятно, именно поэтому он хочет выдать тебя за Мортимера, сына лорда Хэльярда. Наряду со многими обоюдными выгодами, которые сулит этот брак, отцу, видимо, нравится, что твой будущий муж больше походит на мальчика, чем на мужчину.

Изольда задумчиво обронила:

— Неужели ты думаешь, что отец собирается выдать меня за… сопляка, который не сможет выполнять супружеские обязанности? Он, возможно, никогда и не слышал об этом.

Мать рассмеялась и, присев рядом с дочерью, похлопала ее дружески по руке:

— Нет, ну что ты. Хотя порой мне кажется, что отцу противна сама мысль, что какой-то мужчина будет спать с тобой.

Изольда несказанно удивилась. Благодаря откровенности матери она хорошо знала, что и как происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга. Ну, не смешно ли ему быть столь щепетильным в подобных делах. Удивительный у нее все-таки папаша.

— Но если это так, то зачем он торопится выдать меня замуж? Не лучше ли было подождать, пока я не найду кого-нибудь себе по сердцу?

Джослин лишь покачала головой:

— Изольда, ты взываешь к здравому смыслу. А позиция твоего отца в этом вопросе начисто лишена логики. Ему ясно лишь одно: тебя надо выдать замуж и извлечь из этого как можно больше выгоды для Роузклиффа. Думаю, ему в душе неприятна эта мысль, но предложение лорда Хэльярда, похоже, его устраивает. По деловым соображениям.

— Да какое мне дело до семьи Хэльярд? До их богатства и знатности? Я ни за что не выйду за Мортимера. Он такой противный — сутулый, тощий, весь в прыщах. Всякий раз, когда я смотрю на него, а я делаю это очень редко, он отворачивается и краснеет.

Джослин рассмеялась:

— Со временем все его недостатки, столь метко подмеченные тобой, исчезнут сами собой.

— Но я не люблю его.

Лицо матери омрачилось.

— Да, понимаю.

Но тут занавесь при входе в приемный зал отдернулась, и на пороге возникла фигура отца. Изольда подняла глаза, сейчас она смотрела на него не как на родителя, а как на доблестного мужчину, которого любила ее мать.

Пусть Изольда часто ссорилась с ним, но правда состояла в том, что она желала себе мужа, похожего на отца. Пусть он будет таким же сильным, надежным и внимательным. Уверенным в себе, даже немного самонадеянным, но справедливым. Кроме того, страстным и нежным.

Неожиданно она поняла: ей нечего бояться отца.

— Он упрям, а я еще упрямее, — шепнула она на ухо матери и встала навстречу приближающемуся Рэндольфу.

«Как она права, как верно подметила!» — отметила про себя Джослин, глядя на свою гордую и бесстрашную дочь, в которой так удивительно соединились английская надменность и уэльское упрямство. Только настоящий мужчина мог совладать с таким твердым характером. Беднягу Мортимера никак нельзя было причислить к подобному типу, да и остальные претенденты на руку ее дочери мало подходили на роль ее мужа.

Джослин машинально коснулась связки ключей, висевших у нее на поясе. Мужем Изольды, по ее мнению, должен был стать мужественный и сильный уроженец Уэльса. А Рэнд выбрал для нее слабовольного англичанина. Скорее всего правильное решение лежало где-то посередине. Наверное, Изольде следует самой искать себе мужа или надеяться на то, что будущий супруг сам найдет ее.

— Сколько их? — буркнул Рис, пока Лайнус помогал ему приладить забрало.

— В турнире участвуют шестнадцать рыцарей. Это означает…

С озабоченным видом великан-оруженосец начал что-то подсчитывать на пальцах. Рис поморщился: увы, Лайнус не был силен в математике.

— Восемь поединков, — вмешался в разговор Гэнди. — Затем четыре, потом два…

— Восемь, четыре, два… — как эхо повторил его слова Лайнус.

— Боже мой, неужели эхо приняло человеческий облик? — усмехнулся насмешник Гэнди.

— Оставь беднягу в покое, — пришел на выручку Лайнусу вошедший в шатер Тилло.

— Если он бедняга, тогда я невинный младенец.

— Ты карлик и к тому же очень злой на язык, — отрезал Тилло.

— А ты — старая перечница, — бросил Гэнди.

— Эй, повежливее, друзья, — заметил добродушно Лайнус, нисколько не обижаясь на остроты в свой адрес.

Рис надел нагрудник через голову. Иногда его свита раздражала его. Карлик Гэнди с острым, как жало, языком — когда-то он спас его от наказания плетьми. Верзила Лайнус — его он выкупил из рабства. Что касается старика Тилло, тот умирал с голоду, но даже после того, как отъелся как следует, наотрез отказался покинуть нового господина. Как бы там ни было, эта странная троица заменяла Рису семью. Когда другие рыцари насмехались над его неказистыми с виду и скромно одетыми помощниками, Рис в глубине души клялся отомстить надменным английским чурбанам, поэтому к турнирным противникам был вдвойне беспощаден.

Не обращая внимания на перепалку слуг, Рис обратился к Тилло:

— Судя по всему, у тебя есть новости. Иначе ты бы не вернулся так рано.

— Повсюду говорят о том, что коронация через две недели, — грустно промолвил тот, присаживаясь на скамью. — Там соберутся могущественные лорды со всей страны.

— Вот как? — как можно спокойнее отозвался Рис. — Значит, там будут лорды и с наших валлийских полей?

— Безусловно. Именно об этом я хотел известить моего господина. Юный Генрих хочет собрать всех влиятельных лордов и принять от них присягу в верности. Мне кажется, что новый король, хотя он еще совсем мальчик, будет править Англией железной рукой. Скорее всего простой люд вздохнет свободнее под его владычеством. Безвременье слабого короля Стефана, кажется, уходит в прошлое.

— Вряд ли это придется по нраву жителям моего родного Уэльса, — буркнул Рис.

Сильная центральная власть ограничила бы своеволие баронов и угрожала осуществлению задуманного им плана, тогда как слабый король больше устраивал Риса.

Он надел боевые рукавицы из толстой кожи, затем взял обеими руками шлем.

— Кажется, пора ехать в Уэльс, — себе под нос шепнул Рис, — больше медлить нельзя.

Однако стоявший рядом Гэнди все расслышал, и его глаза заблестели от возбуждения.

— Неужели? В ненавидимый тобой замок Роузклифф?!

Рис вынул меч и задумчиво оглядел его остро заточенный конец.

— Да, именно туда. Но сперва мне придется утереть нос этим хвастунишкам. Каждый английский рыцарь, с которым я буду сражаться на турнире, окажется поверженным. Клянусь в этом!

Глава 2

Бедная Изольда! Впрочем, виной всему было ее же собственное упрямство. Нашла коса на камень — что-либо поправлять было поздно. Увы, нет в жизни справедливости.

Отец поставил ее перед выбором, во всяком случае, он так считал. Но Изольда не видела никакой разницы; по сути, ей пришлось выбирать из двух зол меньшее. Ехать в Лондон, чтобы дать согласие на брак с Мортимером, или остаться в Уэльсе, тем самым оскорбив своего предполагаемого жениха молчаливым отказом.

Несмотря на все ее просьбы и мольбы, отец был непреклонен: она выйдет за Мортимера, каким бы неподходящим и невзрачным тот ни выглядел в ее глазах. Он уже отказал трем претендентам на ее руку, причем все они были благородными юношами из знатных семей, — и все из-за ее строптивости. Но на этот раз он не позволит морочить голову ни себе, ни юному Хэльярду и его могущественному отцу. Три дня перед отъездом родителей в Лондон Изольда и отец почти не разговаривали друг с другом, но и теперь ей не хотелось верить, что тот силой заставит ее выйти замуж.

Джослин не вмешивалась в ссору между отцом и дочерью, хотя втихомолку посоветовала Изольде твердо стоять на своем ради своего счастья и не бояться отцовского гнева. Девушка решила не отступать.

— Я лучше уйду в монастырь, чем соглашусь на этот брак, — сказала она отцу, когда он, вдев ногу в стремя, вскочил на своего любимого коня. Скрестив на груди руки, она смело взглянула ему в лицо. — Я сдержу обещание, отец.

Недовольная гримаса скользнула по лицу Рэндольфа.

— Такого ли послушания ожидает церковь от своих детей? Если ты не желаешь покориться воле земного отца, то вряд ли захочешь покориться воле Отца Небесного.

Он отвернулся и послал лошадь вперед. Если бы не теплый взгляд и ободряющая улыбка Джослин, то Изольда расплакалась бы от обиды. Зачем отцу понадобилось так ее унижать?

Ей было больно смотреть на веселые лица сестер: Гвен ехала на своей лошади, тогда как младшая, Элисса, сидела в седле перед нянькой. Их сопровождала внушительная свита: пять рыцарей, семь слуг и еще шестеро вооруженных охранников и около десятка навьюченных лошадей. Но ведь ее отец был одним из могущественных лордов в округе, его выезд должен был поражать своим величием.

Все, кто оставался в Роузклиффе, в душе завидовали уезжавшим: Все, кроме Осборна. Ему было поручено следить за порядком в замке и на близлежащих землях. Впрочем, особых усилий для поддержания спокойствия среди местного населения не надо было прилагать: и англичане, и валлийцы уважали Рэндольфа. Что же касается Джослин, то почтение к ней смешивалось с обожанием. Жену лорда любили даже закоренелые враги англичан, жители близлежащих уэльских городков — Каррег-Ду и Афон-Брин. Хотя между англичанами и валлийцами сохранялась неприязнь и вражда, она в любом случае не грозила нарушить мир на землях лорда Фицхью.

Стоя на смотровой площадке замка, Изольда отвернулась, не в силах более смотреть на уезжавших. Осборн с понимающим видом взглянул на нее:

— О чем задумались, госпожа?

— Да так, ни о чем.

— Ясно.

— Мне намного приятнее остаться в замке и закончить роспись церкви. А затем я примусь за благоустройство большого зала. Конечно, очень хотелось бы съездить в Лондон, — не выдержав, призналась она. — Но отец требует взамен от меня слишком большой жертвы.

Она не надеялась найти у Осборна сочувствие: он был преданным слугой Рэндольфа и никогда не позволял себе обсуждать указания своего господина, даже если они и не были справедливыми.

— Разве мой дед заставлял моего отца жениться на нелюбимой женщине? — с возмущением спросила Изольда и сама же ответила: — Нет, нет и нет. А ведь он выбрал мою мать, причем выбор был довольно необычным, не так ли, Осборн?

Начальник замковой стражи усмехнулся:

— Необычным он был только на первый взгляд. Но всем, кто видел их, когда они познакомились, становилось очевидно: их свела судьба, настолько они подходили друг другу.

Изольда горько вздохнула:

— Но ведь именно этого я и хочу, Осборн. Найти достойного человека, которому суждено стать моим мужем. Неужели и ты меня не понимаешь?

Осборн внимательно взглянул на девушку:

— В таком случае вам надо было ехать в Лондон. Там на коронацию соберется очень много знатных особ. А здесь, на севере, в глубине Уэльса, вряд ли встретится кто-нибудь, кто пришелся бы вам по сердцу.

— Но ведь там будет Мортимер! У меня только одна надежда: отца Мортимера оскорбит мое отсутствие и он расторгнет помолвку. Или маме все-таки удастся уговорить моего папашу.

Осборн усмехнулся:

— Не сомневаюсь, Джослин победит. Немного терпения, госпожа, и вы в конце концов найдете мужчину своей мечты.

— Да уж, — с сомнением хмыкнула Изольда, тем не менее слова Осборна утешили ее.

Она взглянула вдаль и увидела, что кавалькада уже выехала за городские ворота и поравнялась с доменом, древним захоронением, мимо которого пролегала столь же старая дорога.

— Целый месяц, — вздохнула она. — Надолго же мы расстались.

— Времени более чем достаточно для того, чтобы перевернуть здесь все вверх дном и тем самым «порадовать» отца своими нововведениями.

Лукавая улыбка скользнула по губам Изольды. Осборн всегда умел поднять ей настроение.

— Да, месяц — большой срок. Думаю, за это время мне удастся воплотить наделе все, что я задумала.

Возле домена Рэнд задержался. На старой каменной плите сидел менестрель Ньюлин. Вид у него был почти такой же древний, как у самого захоронения. Его согбенную, тщедушную фигуру окутывал широкий и длинный зеленый плащ, над которым торчала седая голова. Ньюлин выглядел совсем развалиной, его считали стариком еще двадцать лет тому назад, когда Рэнд впервые появился в этих краях. О том, сколько ему было сейчас, даже страшно было подумать.

— Доброго пути, — кивнул всадникам Ньюлин.

— Спасибо, — отозвался Рэнд. — Каждый из нас, независимо оттого, англичанин он или валлиец, надеется, что юный Генрих будет для страны лучшим королем, чем Стефан.

Старый бард пожал плечами:

— Подобно любым правителям, он вряд ли придется по нраву всем своим подданным.

— А нам? — спросила Джослин.

— Желания Генриха во многом совпадают с предпочтениями вашего мужа. Счастье и благополучие страны частенько зависят от сильной власти.

— Но разве не об этом мечтаем все мы?

— Да, конечно. Однако люди думают по-разному.

Рэнд так стиснул кулаки, что от напряжения побелели костяшки пальцев.

— По-разному? Не хочешь ли ты сказать, что с воцарением Генриха здесь, в наших краях, снова вспыхнет междоусобная вражда?

Бард опять пожал плечами:

— Все возможно. Но надо надеяться, что благодаря особым обстоятельствам мир и счастье, царящие на этих землях уже столько лет, продлятся и дальше.

— Какие особые обстоятельства? Что ты имеешь в виду?

— Времена меняются. — Ладонь Джослин легла поверх руки мужа. — Кто знает, что нас ждет в будущем, когда Гэвин станет господином Роузклиффа.

— Если только станет, — еле слышно обронил Ньюлин.

Рэнд и Джослин замерли от неожиданности.

— Неужели Гэвину угрожает опасность? С ним все в порядке? — замирающим от страха голосом спросила Джослин.

Бард улыбнулся:

— Не беспокойся, дитя. Будущее Гэвина в его собственных руках. Что же касается остальных ваших детей, то их судьбы не совпадают с теми планами, которые вы для них строите.

— Ты имеешь в виду Изольду и того жениха, которого выбрал для нее отец? Иначе, как глупостью, это не назовешь.

Она искоса посмотрела на насупившегося Рэнда.

Ньюлин бросил рассеянный взгляд на замок Роузклифф, возвышавшийся на холме. Утреннее солнце позолотило его неприступные грозные стены.

— Изольда сама распорядится собственной судьбой. Вы правильно воспитали своих детей. Теперь они сами будут строить свое будущее.

Ньюлин погрузился в размышления. Его тщедушная фигурка еще сильнее сжалась, еще глубже ушла внутрь плаща, как будто разговор отнял у него последние силы.

Рэнд понял, что Ньюлин больше не проронит ни слова, дернул за поводья, и конь затрусил прочь от домена.

— Он дал хороший совет, не правда ли? — спросила чуть погодя Джослин, скакавшая рядом с мужем.

— Возможно, — после короткого молчания отозвался Рэнд.

— Может быть, теперь ты не так упорно будешь настаивать на браке дочери с Хэльярдом? Послушай, а не послать ли нам всадника назад в замок за Изольдой? Так досадно, что она не едет вместе с нами в Лондон!

— Ты слишком торопишься, — проворчал Рэнд.

— В самом деле? — шутливо спросила жена.

— Она останется в замке — это дело решенное. Пусть посидит в одиночестве, может, поумнеет и станет покладистее.

— Ладно. Я не против. Но ведь тогда не состоится ее помолвка с юным Хэльярдом.

Рэнд поерзал в седле, ему не хотелось признаваться в своей ошибке.

— Возможно, я пересмотрю свое решение, но все равно ей надо выходить замуж.

Он был тут же вознагражден: Джослин ласково взглянула на него.

— Ты просто чудо, — сказала она. — Как хочется, чтобы Изольда нашла себе такого же идеального мужа!

— Зачем так преувеличивать! — фыркнул Рэнд.

— Прошлой ночью ты был, как всегда, в ударе, — прошептала она.

Их взгляды встретились, и Рэнда охватило страстное желание. Двадцать лет как супруги были вместе. Двадцать лет они воспитывали детей, отстраивали замок, своими руками созидали семейное счастье. Да, прошло уже столько лет, но Рэнд любил жену с прежней юношеской пылкостью.

Позади них на домене сидел улыбающийся Ньюлин и раскачивался из стороны в сторону. Он предвидел грядущие перемены, но какими бы тяжелыми они ни казались, в конечном счете они должны были принести счастье и радость.

День тянулся неимоверно долго. Несмотря на все благие намерения закончить побыстрее роспись церкви, Изольда все время отвлекалась, блуждая мыслями вдали от замка. Когда на душе у нее стало совсем скверно, она не выдержала.

— Мне хочется пройтись в деревню, — сказала она дворецкому Одо.

— Поговорите прежде с Осборном и возьмите с собой служанку, — посоветовал слуга.

Она взяла с собой служанку Магду, но не сказала Осборну ни слова. Тот обязательно поручил бы двум стражникам охранять ее, но гулять в сопровождении охраны, особенно в том мрачном расположении духа, в котором она находилась, ей совсем не хотелось. По ее повелению служанка захватила корзину с подаянием для бедных деревенских жителей. Магда была не замужем, к тому же они были почти сверстницами, поэтому Изольда надеялась, что девушка поймет одолевавшие ее тревоги.

Едва они перешли по мосту через ров с водой, как Изольда тут же задала девушке вопрос:

— Скажи, Магда, твой отец еще не подыскал тебе жениха?

Приятное круглое лицо девушки озарила улыбка.

— У него нет времени для таких занятий. Кроме меня, в семье еще пять дочерей и четыре сына.

Ободренная дружеским вниманием госпожи, Магда стала держаться непринужденнее.

— Более того, отец нисколько не против, если я гуляю с кем-то из парней допоздна. Но ведь и ваш отец желает вам добра, госпожа. Наверное, это нелегко — найти красивого и богатого мужа.

— Думаю, с подобной задачей я справилась бы лучше, чем он. — Изольда нахмурилась. — Ты ведь ни разу не видела Мортимера.

Магда усмехнулась:

— Боюсь, что он вам не понравился.

Изольда состроила жалобную гримасу:

— Ни капельки!

— Понятно. А как выглядит настоящий мужчина в ваших глазах?

Как? Что за вопрос? Немного подумав, Изольда ответила:

— Молодой, ну, хотя бы не слишком старый. И сильный, не какая-нибудь размазня.

— Красивый?

— Да, было бы неплохо. Но это не самое главное. Важнее, чтобы он был мужественным и справедливым.

— Высокий?

— Надеюсь.

— Широкоплечий? — не унималась служанка. — И чтобы умел играть на музыкальном инструменте?

Изольда расхохоталась:

— Магда, кого ты описываешь? Неужели своего возлюбленного?

Девушка хихикнула и, помотав головой, указала рукой на мужчину возле дверей кузницы.

Смех замер на губах Изольды, она настороженно взглянула на незнакомца. И сразу догадалась, почему он привлек внимание служанки. Высокий, широкоплечий, воплощенная мужественность. Он стоял к ним спиной, но по его гордой осанке было заметно, что он молод и силен. На спине висел какой-то музыкальный инструмент. По-видимому, мужчина был бродячим актером. Был ли он красив, об этом оставалось только строить догадки.

Одно было ясно: он нисколько не походил на Мортимера Хэльярда. На мгновение все поплыло у Изольды перед глазами: она представила, как этот человек подхватывает ее на руки, горячо прижимает к груди и осыпает поцелуями. То, что незнакомец был простолюдином, лишь сильнее будоражило ее фантазию. В отличие от отца, который прежде всего ценил в ее будущем муже титул, богатство, власть, Изольде больше всего хотелось настоящей любви.

По ее жилам как будто пробежала огненная волна. В этот миг она поняла то, чего раньше не сознавала: у нее страстная, пылкая натура, ей нужен сильный мужчина, который пробудит в ее сердце большую любовь и заставит ее, забыв обо всем, смеяться и плакать от счастья. Потеряв голову, она будет любить его вопреки всем доводам рассудка.

Незнакомец как будто подслушал ее тайные мысли, вскинул голову, и прежде чем она успела опустить глаза, повернулся, их взгляды встретились. Изольда рассердилась, неприятно пораженная той дерзкой наглостью, с которой он разглядывал ее. Она рассмеялась, но только для того, чтобы смехом прикрыть свое смущение.

— О, какой видный мужчина! — восторженно шепнула Магда, оглядываясь через плечо на кузницу. — Интересно, как он выглядит без своей бороды?

Изольда промолчала, а затем тоже оглянулась. Странное чувство овладело ею, она никогда прежде не встречала этого человека, и в то же время в его облике ощущалось что-то смутно знакомое, словно она виделась с ним раньше.

Темноволосый незнакомец внимательно смотрел ей вслед, как будто стараясь получше запомнить ее черты. Изольда с досадой отвернулась, и хотя ей очень хотелось еще раз взглянуть на него, она напомнила себе, что дочери лорда не подобает так себя вести.

До тех пор пока Изольда со служанкой не скрылись за поворотом деревенской улицы, Рис не сводил с нее глаз. Так вот какая она, дочь Фицхью. Сегодня он наблюдал из лесу за тем, как большая группа всадников проехала вдоль дороги. Еще в деревне до него долетели слухи, что старшая дочь повздорила с отцом и в виде наказания была оставлена дома. В голове Риса вихрем закружились мысли: какой удобный момент! Нельзя ни в коем случае упускать такую благоприятную возможность, он должен извлечь выгоды из создавшегося положения.

Да, ее было трудно узнать: невзрачная девчонка выросла и похорошела, даже стала красивой. Ну и что из того, что она противилась воле своего отца? Все равно яблоко от яблони недалеко падает.

Рис задумчиво почесал бороду. Ее присутствие в замке нисколько не мешало его планам, более того, этим надо было умело воспользоваться. Он помнил, как десять лет тому назад Фицхыо буквально не мог надышаться на своих детей, впрочем, Рис не собирался играть на этой черте его характера. Теперь он был на десять лет старше, умнее, злее, хитрее и беспощаднее.

Сперва он завоюет сердце Изольды, затем сам замок, и все закончится смертью ее отца и дяди, а также любого, кто осмелится встать у него на пути.

Он окинул взглядом замок и высокую башню, в подземелье которой его два раза держали как пленника. На этот раз его не схватят, он сам войдет в замок, войдет как свободный человек и выйдет оттуда только его хозяином и лордом.

Утром на следующий день Изольда, как обычно, расчесывала волосы, сидя, скрестив ноги, на постели, на которой до отъезда семьи вместе с ней спали Гвен и Элисса. Она проснулась до рассвета и наслаждалась уютом и покоем своей опочивальни. В замке царила непривычная тишина, снизу, из спальни родителей, не долетал приглушенный шум их голосов, на лестницах не был слышен торопливый топот шагов прислуги. Роузклифф опустел и притих.

Ну что ж, хватит бездельничать, решила про себя Изольда, как бы отряхивая с себя грустное чувство одиночества, которое охватило ее вчера после отъезда родителей.

Она заплела косы, украсив их вплетенными лентами и блестящими бусами. Надев поверх сорочки зеленое платье, девушка стянула талию пояском. Теперь она была готова приступить к роли хозяйки Роузклиффа. Взяв со столика связку ключей, наглядный символ ее власти, она прицепила кольцо к поясу. Пусть другие скачут в Лондон, чтобы полюбоваться на коронацию, зато теперь она сама королева замка Роузклифф. Хотя ее королевство было маленьким, она была здесь полновластной хозяйкой и теперь покажет отцу, на что она способна. По возвращении из Лондона родители не поверят своим глазам, увидев, насколько преобразился замок.

Пора было переходить от приятных, но пустых мечтаний к делу. Изольда разгладила складки на платье и вышла из спальни. Прежде всего надо было взяться за настенную роспись и распятие. Далее на очереди — главный зал.

Если слуги надеялись отдохнуть в отсутствие лорда и его жены, то они глубоко просчитались. Изольда быстро развеяла их надежды на спокойную жизнь.

Старый Одо спрятался в замковых переходах под предлогом обхода кладовых и служебных помещений, Осборн укрылся на конюшне, но остальным деваться было некуда. Вымуштрованная матерью прислуга умело поддерживала чистоту и порядок в замке, что касается его внутреннего убранства… Тут был непочатый край работы.

Из кладовых были вытащены спрятанные там куски тканей. Красная камчатная ткань, зеленое сукно. Полотно в красивую полоску. Старшая швея Бевальда начала было возражать:

— Ваша матушка собиралась сшить из этой материи приданое для дочерей.

— Поскольку в ближайшее время не предвидится никакой свадьбы, — усмехнулась Изольда, — для нее найдется более подходящее применение. Мы сошьем из них новые портьеры для главного зала.

Швея нахмурилась:

— Из такой чудесной ткани золотистого цвета? Из нее получится прекрасная новая накидка для лорда Рэнда или для вашего брата, юного лорда.

— Поверь, такаядрапировка будет выглядеть не менее восхитительно. А как красиво будет смотреться на ее фоне возвышение у стола!

Недовольная Бевальда что-то бормотала себе под нос, но Изольда твердо стояла на своем, и швее пришлось уступить. К вечеру Изольда совсем измучилась не столько из-за работы, сколько из-за долгих споров с упрямой прислугой, не желавшей никаких нововведений и недоверчиво выслушивавшей ее указания. Но в конце концов даже самые упрямые и несговорчивые слуги вынуждены были подчиниться воле молодой госпожи.

Во время ужина за столом царила непривычная тишина, оставшаяся, сильно уменьшившаяся в числе прислуга явно устала, Одо, подгоняемый голодом, выбрался из глубин замка и с удрученным видом подошел к молодой хозяйке.

— Подобная расточительность вызовет недовольство у вашей матушки, — произнес он. — Вам хоть известно, сколько стоит тот или иной кусок материи?

— Разумеется. Не хотите ли отведать устриц? — Она махнула рукой, подзывая пажа. — Ой, я забыла сказать, что приготовила миндальные пирожные.

— Мои любимые?

Кислое выражение на лице Одо моментально преобразилось.

— Вот здорово! — воскликнул Осборн, сидевший на своем месте по другую сторону стола.

Даже обычно молчаливый святой отец Клемсон тоже встрепенулся:

— Хм, миндальные пирожные?! Это же деликатес!

Изольда приветственно взмахнула рукой, ей все больше приходилась по вкусу роль хозяйки замка.

— Сегодня все так славно потрудились, поэтому я приготовила небольшое угощение. Впрочем, не слишком ли дорого было класть миндаль в пирожные? — заметила она, бросив лукавый взгляд на дворецкого Одо.

Тот откашлялся.

— Да, что правда, то правда. Подобная щедрость обязательно понравится уставшим слугам, впредь они будут с усердием выполнять ваши распоряжения. Угощение миндальными пирожными — очень разумный и дальновидный поступок. Надеюсь, что вы не каждый день будете так их баловать.

— А через день?

Она поддразнивала Одо, и оба понимали это.

— Каждый третий день. И еще по воскресеньям, — уступил Одо.

— Отлично! — воскликнула Изольда. — Кроме того, мне нужны еще свечи для моей спальни.

Осборн рассмеялся, восхищенный ее хитростью и лукавством. Одо нахмурился:

— Зачем?

— Хочу набросать эскиз распятия. Но для этого мне нужно уединение, чтобы можно было сосредоточиться. Так что время после ужина — самое удобное.

Одо, уставившись на поднос с едой и медленно прожевывая жареные устрицы, вздохнул:

— Ваша матушка снимет с меня голову за подобное расточительство.

— Но ведь у меня есть ключи от кладовых. — Она позвенела связкой под столом. — Я сама отвечу за свои поступки. Не беспокойтесь, Одо. Я расскажу маме о вашей непреклонности. А Осборн подтвердит, что мы с вами долго спорили.

— О чем речь? Разумеется, — согласился начальник стражи. — А как насчет сливок к миндальным пирожным?

— Ах да, конечно. — Изольда улыбнулась. — Еще есть пряности.

— Замечательно.

Старый рыцарь зажмурил от удовольствия глаза. Доброту Изольды начали восхвалять остальные слуги, каждый на свой лад, но все были искренне единодушны.

После окончания трапезы, когда все было убрано со столов, кое-кто из слуг принялся играть в кости, а Одо и Осборн уселись за свои любимые шахматы. Магда подала Изольде арфу — обычно после еды вечерами та любила помузицировать, но сегодня даже любимые мелодии не могли развеселить ее, на душе у нее было тревожно и смутно.

То ли она жалела о том, что не поехала в Лондон, то ли ей не давали покоя мысли о высоком и широкоплечем незнакомце из деревни. Какое-то смутное желание томило ее. Все-таки жаль, что она осталась: в таком большом городе, как Лондон, она, наверное, смогла бы найти себе мужчину, который понравился бы и ей, и отцу. Всему виной ее упрямство, впрочем, отец тоже не отличался покладистостью. Может быть, они вместе с матерью сумели бы взять верх над ним. Но было уже поздно о чем-либо сожалеть.

Она задумалась: интересно, а где ночуют встретившиеся ей бродячие актеры? Наверное, в аббатстве Билдвас, хотя там им вряд ли понравится.

Она вздохнула и положила подбородок на край арфы.

— Чем я могу услужить вам, госпожа?

— Благодарю, Магда, мне больше не понадобится твоя помощь. Если хочешь, можешь идти спать.

Служанка почтительно присела и отошла. Возле очага ее поджидал Джордж, один из стражей замка. К удивлению Изольды, они вместе вышли из зала. Так, значит, вот кто обожатель Магды.

Зависть зашевелилась в сердце Изольды: у Магды уже был ухажер, а у нее никого. Нет на свете человека, который бы ни о чем не мечтал, но надеяться найти кого-нибудь по сердцу здесь, в Роузклиффе, было совсем глупо. Ее губы искривились от недовольной гримасы. Она отложила в сторону арфу и принялась беспокойно ходить вдоль зала. Но тревожные мысли не покидали девушку. Однако было уже поздно, и больше ничего не оставалось, как идти спать. Изольда пошла наверх, рассеянно касаясь пальцами шероховатых стен замка, и ей казалось, что, несмотря на все ее замыслы, впереди ее ждет очень длинный и очень скучный месяц.

Глава 3

Перед воротами замка стояла пестрая группа бродячих актеров и ожидала разрешения войти внутрь. Осборн, с хмурым видом стоявший на дозорной площадке, всматривался в нежданных гостей. По правде говоря, у него не было никакого повода отказывать им. В замке часто принимали музыкантов, акробатов, шутов, которые за стол и кров, да еще пару монет готовы были веселить жителей замка весь вечер. Неделю назад в замке гостил пожиратель огня, а до него свое искусство показывали два близнеца-фокусника.

Но ведь тогда Роузклифф охранял полноценный гарнизон. В душе Осборна зашевелились нехорошие подозрения.

— Вышлите актерам хлеб, эль и кое-что из еды, что найдется на кухне, — скомандовал он Эрику, сторожу на смотровой башне. — Но велите им уходить. Пусть дают представление в деревне, а у нас и без них хватает развлечений.

— Как скажете, сэр, — отозвался солдат, но по его лицу пробежало облачко неудовольствия.

Внезапно откуда-то снизу раздался женский возглас. Осборн взглянул в ту сторону и увидел Изольду, которая выбежала на замковый двор в платье, заляпанном краской, и с кисточкой в руке. Начальник стражи неодобрительно покачал головой — какой неподобающий вид для дочери лорда! Впрочем, он любил ее почти отеческой любовью. Красивая, как ее мать, упрямая, как отец, а живостью и энергией она превосходила обоих в пору их далекой юности. Она помахала ему рукой и крикнула:

— Осборн, я слышала, что группа бродячих актеров просит позволения войти в замок?

Удивительно, как быстро даже мало-мальски значительные новости достигают ее ушей.

— Да, — откликнулся начальник стражи. — Но я велел им идти в деревню.

Изольда вбежала в арку сторожевой башни и стремглав взлетела вверх по лестнице.

— Почему ты отказал им? Я буду рада любому представлению, которое они покажут.

Она нагнулась над парапетом башни и стала разглядывать бродячих актеров.

— Я вижу старика и ребенка…

— Это карлик, а не ребенок.

— Вот как? — Она удивленно вгляделась в его фигурку. — А рядом с ним здоровенный детина. — Изольда умоляющим голосом обратилась к Осборну: — Пожалуйста, пусть они войдут и повеселят нас. А что они умеют, кроме как петь?

Стоявший рядом Эрик ответил:

— Детина слывет непобедимым борцом. Старик показывает фокусы, а у карлика есть собака, которая выкидывает разные смешные штуковины.

— А что умеет четвертый? — Она с любопытством взглянула на мужчину, в котором без труда узнала высокого бородача, увиденного на днях в деревне.

Стараясь не встречаться глазами с начальником стражи, Эрик ответил:

— Думаю, это и есть бард, который играет на гитаре.

— Так вот как называется инструмент у незнакомца за спиной. — Серые глаза Изольды заблестели от нетерпения, она повернулась к Осборну: — Ты должен их пропустить. Я так давно мечтала научиться играть на гитаре. Ну пожалуйста, Осборн. Кроме того, все в замке так много работали последние дни, пусть сегодня вечером они немного развлекутся. Не вижу никаких причин, чтобы отказать им.

Осборн еще сильнее нахмурился и задумчиво взглянул на четырех бродячих актеров, прыгавшую возле них собачонку и стоявшую с понурой головой лошадь. Только двое из них представляли угрозу, тогда как Роузклифф охраняли четыре рыцаря, десять стражников, не считая прислуги. Но почему у него так тревожно на сердце?

— Ну пожалуйста, дядечка Осборн, — еще ласковее попросила Изольда и нежно тронула его за руку.

Тот не устоял и уступил. Изольда была его любимицей, ее непосредственность и живость характера всегда подкупали старого воина.

— Хорошо, хорошо, — буркнул Осборн, но как он ни старался выглядеть строгим, не мог сдержать улыбки. — Я впущу их, но только на одну ночь. Тот здоровенный детина выглядит так, как будто готов проглотить нас с потрохами, да еще со всем замком в придачу.

— О, благодарю! — Приподнявшись на цыпочках, она поцеловала старика в морщинистую щеку и тут же побежала вниз, на ходу отдавая распоряжения: — Эрик, проведи гостей на кухню, пусть их накормят. Льюис, поставь их лошадь на конюшню. Меридидд, скажи вышивальщицам, чтобы поскорее сушили нити для вышивки, они нам понадобятся уже завтра…

Осборн смотрел девушке вслед, любуясь ее легкой походкой и девичьей грациозностью. Растроганный, он покачал головой, но, взглянув, вниз со стены, сразу помрачнел. Бродячие актеры входили через ворота в замок. Гигант вел под уздцы лошадь. Следом шли карлик и старик, а замыкал шествие бородатый мужчина с сумкой на спине и гитарой, перекинутой через плечо. В руках он нес собачку.

Осборн почесал затылок. Неужели с годами он стал походить на трусливую бабу, которая всего опасается и пугается даже собственной тени? В задумчивости он пошел по смотровой дорожке вдоль стены замка.

Из-за рассеянности Осборн не заметил, каким пристальным взглядом окинул мужчина с гитарой стены замка, замерших часовых, как его глаза сверкнули от ненависти. Если бы начальник стражи увидел враждебное выражение, мелькнувшее на лице музыканта, он немедленно побежал бы назад к башне, чтобы отдать приказ — закрыть ворота и ни за что не впускать этого верзилу.

Пряча лицо под капюшоном, Рис ап Овейн внимательно рассматривал замковые укрепления, подсчитывал количество стражников, подмечал опытным взглядом все мелочи. Он не был в Роузклиффе десять лет. Столько времени миновало с того дня, как он согласился оставить Ронуэн здесь, в замке.

Он потерял все из-за Фицхью, из-за своего опрометчивого решения. Его схватили и посадили за решетку, а затем выслали далеко на север страны, где он стал жить по английским законам. Желваки заиграли на его щеках. Ну что ж, он многому научился у англичан и готов применить полученные знания против них самих. Теперь ясно, кто из Фицхью станет первой жертвой его ненависти — эта избалованная девчонка.

Он шел, все отмечая и запоминая, прикидываясь безразличным и беспечным, хотя внутри его каждый мускул, каждый нерв дрожал от возбуждения. Наконец-то он проник в Роузклифф, логово врага. Это оказалось до смешного просто!

Он в замке и теперь ни за что не уйдет отсюда — разве его только вынесут мертвым.

Замковый колокол ударил к вечерне, еще раз он должен был прозвонить после службы, призывая всех к ужину. Изольда поморщилась. Ничего не поделаешь — надо прекращать работу. Впрочем, сегодня ей удалось продвинуться далеко вперед. Набросок распятия вполне удался: уэльский крест, на каждом конце которого были изображены символические дары Бога людям — небеса, огонь, земля и вода.

Вздохнув, она отступила на шаг назад и напоследок пристально всмотрелась в набросок. Ей хотелось рисовать еще и еще, но мешали усталость, затекшая шея и онемевшие пальцы, с трудом удерживавшие кисть. Кроме того, нельзя было забывать об обязанностях хозяйки замка. Изольда дала себе обещание, что во время обеда и ужина ее внешний вид должен соответствовать занимаемому положению.

В этот момент в дверном проеме появилась голова служанки.

— Не примет ли госпожа ванну перед ужином? — спросила Магда, но, увидев ее усталое лицо и испачканное красками платье, сама же ответила на свой вопрос: — Ясно, водная процедура необходима. Тогда вам следует поторопиться. Не забудьте: вечером бродячие актеры дают представление.

— Я помню, — отозвалась Изольда и поставила кисть в горшок с водой.

Перед ее глазами возник образ музыканта с гитарой, пробуждавший в ней, кроме любопытства, какое-то странное волнующее ощущение.

— Уже иду, только уберу кисти. И приготовь синее платье, хорошо?

Вымывшись и надев праздничный наряд, Изольда как заботливая хозяйка по пути в обеденный зал зашла на кухню. Там все было в порядке. Вышколенная прислуга не только знала, но и превосходно исполняла свои обязанности. Жизнь в замке текла согласно заведенному порядку, и ничего не надо было в нем менять или исправлять, настолько он был продуман и удобен. Хотя за последние дни новые планы и замыслы Изольды внесли свои коррективы, но нарушить размеренный ход будничной жизни замка они не могли.

После кухни Изольда зашла в рабочий кабинет отца посмотреть на новые гардины, благодаря которым там все преобразилось. Она задумчиво взглянула на стену, где вскоре должен был появиться герб рода Фицхью — волк в окружении роз. Пожалуй, с противоположной стороны, над двойными дверьми, надо нарисовать розы, а чтобы усилить общее впечатление — изобразить среди цветов отпечатки волчьих лап.

Конечно, отец Клемсон предпочел бы, чтобы стены украшали лики святых, и его намерение нашло бы поддержку у матери, но по ее возвращении из Лондона будет уже поздно что-либо исправлять.

Выйдя из кабинета, она задумчиво пошла через зал, как вдруг ей навстречу попался мальчик, следом за которым бежала собачка. Девушка окликнула его, приняв за слугу:

— Зажги здесь два факела. Один прямо сейчас на дальней стене, а другой чуть позже, когда совсем стемнеет.

Он остановился и переспросил:

— Вы ко мне обращаетесь, госпожа?

При звуке его хриплого голоса Изольда опомнилась — перед ней стоял карлик из труппы бродячих актеров.

— Прошу извинить меня. Я просто ошиблась, — пробормотала она, покраснев от смущения.

Карлик уставился на нее немигающими глазами, в которых блестела скрытая усмешка.

— Вы приняли меня за ребенка, но в этом нет ничего обидного. Вы не первая и не последняя, кто считает меня не тем, кто я есть на самом деле.

— Я вам очень признательна, что вы не обиделись за мой промах. Вы один из актеров, а я Изольда, старшая дочь лорда Рэнда и леди Джослин.

— Так, значит, вот кому мы обязаны столь любезным гостеприимством. — Карлик согнулся в комическом поклоне, не забыв снять свою шутовскую сине-белую шапочку. — Меня зовут Гэнди. К вашим услугам, мидели. Я постараюсь приложить все усилия, чтобы сегодня вечером с вашего лица не сходила улыбка. Сделаю все, чтобы усладить и ваш слух, и ваши взоры.

Услышав столь напыщенную тираду в свой адрес, Изольда не смогла удержаться от улыбки.

— С нетерпением ожидаю вечернего представления. Признаюсь, что больше всего меня интересует гитара. Я умею играть на арфе, но мне хотелось бы научиться владеть этим инструментом. Вы, случайно, не играете на нем?

— К сожалению, нет. Гитара не моя специальность. Зато на ней удивительно хорошо играет Ри… Ривиус. Я передам ему ваше пожелание.

— Очень буду вам признательна. — Взгляд Изольды упал на собаку, которая ожесточенно чесалась. — После ужина напомните, чтобы я дала вам мятное масло для вашего песика — оно очень хорошо помогает против блох.

— Благодарю, — карлик опять согнулся в комичном поклоне, — и Сиду тоже вас благодарит.

Сиду? Какое странное имя! На валлийском языке «си ду» значило «черная собака». Но карлик разговаривал на нормандском французском диалекте, иногда вставляя в речь английские слова. Откуда же они пришли, эти странствующие актеры? Кто они такие? Неожиданно Изольде захотелось хоть на краткое время стать членом их труппы. Интересно, есть ли среди бродячих актеров женщины? Хотя навряд ли.

В обеденном зале слуги разносили блюда, на которых лежали жареные угри, заливная щука и тушеное мясо кабана. Отец Клемсон встал и едва прочел благодарственную молитву, как все сидевшие за столом набросились на угощение. Недоволен был лишь один Одо.

— Рыба и мясо чуть ли не два раза в день, неслыханное расточительство, — буркнул он. — Леди Джослин будет недовольна, когда увидит, как опустели кладовые с провизией.

— Думаю, уехавшие в Лондоне питаются ничуть не хуже. Вряд ли они будут против, если те, кто остался в замке, иногда тоже поедят в свое удовольствие.

— Но ведь сегодня не праздник, — не сдавался дворецкий.

Изольда замахала руками, как бы давая понять, что ей надоели его жалобы.

— Одо, не беспокойся, никто не будет тебя ругать. Я честно признаюсь, что это была моя инициатива.

Осборн, сидевший по другую сторону от Изольды, положил на свою тарелку целую гору еды и с аппетитом принялся ее уничтожать.

— Если тебя огорчает подобное изобилие, — насмешливо сказал он Одо, — можешь ограничиться хлебом и водой перед сном.

— Непременно последую твоему совету, но только в том случае, если ты сам покажешь пример, — не без ехидства отпарировал дворецкий. — А сейчас у меня нет ни малейшего желания отставать от тебя за столом.

Изольда не прислушивалась к их перебранке. Она искала взглядом бродячих актеров, которые сидели в дальнем конце зала, почти утопавшем в темноте.

Взмахом руки она подозвала к себе пажа.

— Зажги все остальные факелы.

Тот склонил голову и направился исполнять распоряжение. Но все слышавший Одо с возмущением вновь принялся брюзжать:

— Так рано? Солнце еще не село.

— Святая Мария! — всплеснула руками Изольда. — Неужели в замке не хватает тростника и жира? А если это так, то все легко поправить. Неужели наши гости должны есть в темноте?

— Перебьются. — Осборн поддержал дворецкого. — Кроме того, они не гости, а актеры, которые еще должны заслужить свой ужин. Пусть покажут нам все то, на что способны.

— Что касается меня, я просто рада их присутствию. Но буду просто счастлива, — колко заметила она, — если вы вдвоем перестанете осуждать мои распоряжения. Будь на моем месте моя мать, вам бы и в голову не пришло порицать ее указания.

— Да что вы, — смущенно откашлялся Одо, — у меня и в мыслях не было ничего подобного.

Осборн лишь молча пожал плечами.

Изольда отвернулась от старых ворчунов и принялась внимательно рассматривать четверых актеров, ставших виновниками невольной ссоры. С карликом она была отчасти знакома и уже успела оценить его острый язык и наблюдательность. Он сидел рядом с верзилой, отчего контраст между ними был еще разительнее. Светло-каштанового цвета волосы того и другого были коротко подстрижены, одинаковый наряд — синие накидки с белыми рукавами — создавал ошеломляющее впечатление. Карлик казался уменьшенной копией гиганта, или, наоборот, гигант — увеличенной копией карлика — с какой точки зрения смотреть, подумала Изольда.

На старике маге, третьем члене труппы, был надет плащ с серебряной вышивкой по краям капюшона и серебряной каймой на рукавах. Интересно, кто окажется сильнее — он или местный маг Ньюлин?

Изольда опять подозвала к себе пажа.

— Передай мое указание одному из стражников, пусть он сходит в деревню и пригласит сюда Ньюлина, если, конечно, тот не будет против.

— Это еще зачем? — удивленно в один голос воскликнули Одо и Осборн.

Изольда пропустила мимо ушей их недоуменное восклицание, ее вниманием целиком завладел четвертый актер — с наглыми глазами, гитарой за спиной и маленькой собачонкой, носившей кличку на уэльском языке. Неужели она видела его раньше? Но где? Этот вопрос почему-то не давал ей покоя. В его облике было что-то смутно знакомое. Может, он был родом из Каррег-Ду или Афон-Брин? Или она случайно заметила его, когда тот давал представление на какой-нибудь сельской ярмарке?

Рано или поздно, но она вспомнит, где раньше видела такие широкие плечи. Она прищурилась, пытаясь запомнить внешность актера: темные, почти черные волосы и такого же цвета густая борода. Был ли этот мужчина молод или в годах? Вопрос непростой. Но скорее всего стариком его не назовешь: сохранил прекрасную фигуру, легок в движениях.

Вдруг среди охотничьих собак, собравшихся в зале, возникла свара и грызня. Музыкант быстро спрыгнул со скамьи, смело бросился в гущу рычащих псов и подхватил на руки свою пятнистую собачку. Порывистая манера его движений опять показалась ей знакомой. Ривиус, актер, играющий на гитаре, по-видимому, очень любил собачку.

За одну-две лишние монетки и лишнее угощение он, наверное, согласится позаниматься с ней, обучить азам. Как удивятся ее родители, когда она покажет им, чему научилась, оставаясь в замке!

Сидя в темном углу зала, Рис не спеша и внимательно оглядывал высокие стены главного помещения Роузклиффа. Он проник сюда! Его план начинает воплощаться в жизнь. Фицхью не успеет вернуться, как он завладеет замком. Да, это подарок самой судьбы, что Изольда, старшая дочь Рандольфа Фицхью и изменницы Джослин, осталась в замке. Она станет его заложницей.

Он быстро нашел ее глазами. Изольда сидела на возвышении за хозяйским столом. По правде говоря, он не сводил с нее глаз, как только девушка вошла в зал. За десять лет, пока он отсутствовал, она выросла, и он не мог не отметить, как сильно она изменилась, насколько женственной стала ее фигура. Но он по-прежнему считал ее противной и люто ненавидел. Однако, положа руку на сердце, не мог не признать, что девчонка стала красавицей.

Он бросил на нее оценивающий взгляд. Да, действительно, в ее внешности не было ни малейшего изъяна. Но ведь женская красота всего лишь прекрасная оболочка, под которой скрываются не только добродетели. А эта молодая леди была дочерью коварных и подлых людей и наверняка унаследовала все их мерзкие пороки. Все они одного поля ягоды!

Опустив глаза, Рис ел, пил, но все время искоса оглядывал зал и всех, кто сидел за столом. Он насчитал четверых рыцарей — без пожилого начальника стражи — и около двенадцати стражников, которые могли отразить внешнее нападение, но явно не устояли бы против неожиданного удара в спину. Особенно от такого беспощадного и умелого противника, как он.

Паж зажег факелы возле их стола, и Рис еще ниже склонился над тарелкой с едой. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Изольды, и мурашки пробежали у него по спине: неужели она его узнала? Но ведь вчера в деревне девчонка и бровью не повела. Впрочем, трудно было узнать в нем нынешнем долговязого нескладного парня, который десять лет тому назад попытался захватить ее в заложницы.

Он вскинул голову, искоса глядя на нее. Она не сводила с него своего внимательного, с подкупающей лаской взгляда. Нет, конечно, она не могла его опознать.

Рис небрежно почесал бороду, взлохматил волосы на голове. Скорее всего это маскарад, чтобы изменить свою внешность. Ничего, как только он захватит Роузклифф, то сразу сбреет бороду, острижет волосы, сбросит тряпье бродячего музыканта и обретет свой обычный вид. Вот тогда она узнает его, но будет уже поздно.

Громкое рычание и лай замковых собак вывели его из задумчивости. Он взглянул туда, где псы затеяли грызню, и понял, что виновником переполоха стал их Сиду. Не колеблясь ни секунды, Рис прыгнул прямо в середину собачьей стаи и подхватил на руки глупого и испуганно тявкающего щенка, едва ли не вырвав его из пасти огромного зверя, который был крупнее Сиду раза в три-четыре. Пинком он отшвырнул в сторону злобного дога, а другие собаки замерли на месте под его пристальным тяжелым взглядом.

— Успокойся, герой, — ласково бросил он лающему Сиду, ставя его на скамью рядом со своим стулом.

— Он такой же дурачок, как и его хозяин, — пробормотал Тилло. — Нападать с такими мизерными силами на неприятеля в его же логове — на такое может решиться только глупец.

— А мне кажется, в таком безрассудстве есть доля романтической отваги, — возразил Гэнди. — Тот, кто слабее, всегда зависит от милости более сильного противника. Но если у тебя на плечах не пустой котелок, а голова, то благодаря ей можно одолеть любого, каким бы сильным он ни казался. Умный младший брат всегда сумеет провести недотепистого старшего брата.

— Но сила тоже бывает не лишней, — проворчал Лайнус, разрезая кусок жаркого.

Перед ним стояло целых два блюда, и он с жадностью глотал все подряд, не обделяя вниманием ни одно из стоявших перед ним кушаний.

Гэнди буркнул:

— Сила — уму могила.

Внезапно карлик издал испуганный крик и взлетел со своего места на воздух, подхваченный могучей рукой Лайнуса.

— Дорогой Гэнди, мне нравится твое здравомыслие, но ведь ты любишь меня, признайся.

— Отпусти, олух. Безмозглая бочка жира. — Щуплые ножки Гэнди болтались в воздухе почти над столом. — Ненасытный обжора.

— Скажи «пожалуйста», — ухмыльнулся Лайнус, с любовью глядя на карлика. — Будь вежливым!

— Пожалуйста! — завопил Гэнди.

— Ладно.

И, звонко чмокнув его в щеку, Лайнус опустил его на скамью. По улыбающемуся доброму лицу гиганта был видно, как он любит своего приятеля.

Гэнди упал на скамью, не удержался и свалился назад прямо на одну из гончих собак, которая скалила зубы на Сиду. Псина зарычала и лязгнула зубами. Не растерявшись, Гэнди зарычал в ответ и замахал кулаками. Собака растерянно попятилась назад. Рис рассмеялся. Что бы там ни говорил Гэнди, какие бы остроты ни отпускал в адрес не отличавшегося сообразительностью Лайнуса, тот все равно любил острого на язык карлика и никогда не обижался на его злые шутки.

Гэнди тоже питал добрые чувства к простодушному гиганту. Внешне не броскими любезностями и поступками, в которых тем не менее сквозила нежность, Гэнди выказывал свое дружеское расположение. У них обоих не осталось ни родных, ни близких, что только сблизило карлика и гиганта: они стали настоящими братьями.

Рис помрачнел, ведь у него тоже не было семьи. Он почти не помнил мать, а отец погиб двадцать лет тому назад. После смерти родителей его взяла на воспитание тетка, которая от горя повредилась умом, поэтому, скорее, не она заботилась о нем, а Рис о ней. Нет, он так и не узнал, что такое тепло семейного очага, материнская любовь, поддержка отца. Фицхью разрушили его счастье.

Рис взглянул на Изольду, которая в его глазах служила воплощением предательства, подлости и причиной всех несчастий, обрушившихся на его семью. Конечно, она не ведала ни голода, ни одиночества, ни бессильного страха перед будущим. Она скорее всего выросла избалованной и капризной, окруженная любовью и вниманием близких. О, с каким наслаждением он разрушит ее уютный мирок, отнимет у нее и всех Фицхью неправедно нажитое состояние! Они будут вопить о пощаде и мучиться, он заставит их выпить чашу страданий, не меньшую той, которую пришлось осушить ему самому.

Девушка по-прежнему с любопытством разглядывала его. Прекрасная бездушная игрушка, пресытившаяся всем, скучающая принцесса в королевстве, которое украли у его родичей. «Ничего, скоро наступит конец твоей праздности, Изольда Фицхью, как и твоему счастью, — в который раз поклялся Рис. — Ничего, ты забудешь до конца своей жизни, что такое скука».

Он отодвинул от себя пустое блюдо и поднялся.

— Пришло время для представления, — бросил он друзьям. — Надо отблагодарить хозяйку Роузклиффа за гостеприимство.

Глава 4

У Изольды замерло сердце, когда музыкант по имени Ривиус вышел из-за стола. Она не могла понять, что ее так привлекало в нем. Хотя странствующие менестрели не каждый день давали представления в Роузклиффе, тем не менее их посещения нельзя было назвать редкими, и всякий раз она с удовольствием слушала их независимо от уровня исполнительского мастерства бродячих артистов. Но сегодня, то ли в предвкушении представления, то ли по другой непонятной причине, она волновалась, как никогда раньше.

Роль хозяйки замка ей явно пришлась по вкусу, но по возвращении родителей, как это ни тяжело, ей придется отказаться от нее. Только найдя подходящего мужа, она могла бы поправить положение. Одно было очевидно: лишь выйдя замуж, она может управлять собственным домом.

Изольда отогнала прочь неприятные мысли. Музыканты подошли к ее столу, и она от радости захлопала в ладоши. Девушка почему-то не сомневалась в том, что еще до конца вечера Осборн признает собственную неправоту и убедится, насколько разумно поступила она, разрешив бродячим актерам дать представление.

Впереди музыкантов выбежал Сиду, громко залаял, как бы привлекая к себе общее внимание, а затем легко прыгнул через голову назад. Все захлопали от восторга.

Сиду опять совершил прыжок через голову, а затем, играя, начал бегать по кругу, стараясь ухватить себя за хвост. Собачка вновь неожиданно перевернулась в воздухе и упала на живот, вытянув лапы во все стороны, высунула алый язычок и лукаво поглядывала по сторонам блестящими глазами.

Изольда от восхищения хлопала в ладоши от души, как и вся прислуга. Тем временем четверо актеров выстроились полукругом за спиной Сиду. Ловко перебирая струны, они начали исполнять веселую мелодию. Первым запел карлик, аккомпанируя себе на арфе:

За стол и кров, за радушный прием

Отплатим песней и шуткой веселой.

Порадовав тело едой и питьем,

Повеселимся сердцем и душой.

Следом за карликом запел старик в пурпурной накидке:

Откуда б ни пришли мы,

Куда бы ни пойдем,

Везде поем, везде поем,

Скучать никому не даем.

Третьим выступил бородатый музыкант. Он играл на гитаре с такой легкостью, что сразу было видно, какое это для него привычное дело. Он запел, глядя неотрывно в глаза Изольды:

Высокий замок на холме встает,

Наверх тропа извилисто ведет,

Как умеем, честно вам споем,

Наша песня скажет обо всем.

У него был сильный и звучный голос, хорошо контрастировавший с тонким голосом карлика и высоким срывающимся голосом старика. Его манера смотреть прямо в лицо была дерзкой и вызывающей, но Изольда не возмутилась, а напротив, у нее опять как-то странно сжалось сердце и кровь горячей волной пробежала по жилам. Она заставила себя отвести взгляд от его наглых глаз и принялась внимательно его рассматривать. Высокий, стройный, с белыми ровными зубами, но слишком уж зарос. Интересно, как он будет выглядеть без бороды и с постриженными волосами?

Вдруг Ривиус лихо подпрыгнул. Миг — и он очутился на плечах гиганта, который тихо подошел к нему сзади. От неожиданности у Изольды остановилось дыхание. Подбежавшего карлика Лайнус подбросил кверху, и Гэвин встал ногами точно на плечи Ривиуса, ловко балансируя, разведя руки в стороны. Еще один миг — и в руках карлика оказался Сиду. Гигант вытянул перед собой руки с раскрытыми ладонями, на которые ловко забрался старик маг. Лайнус поднял руки как можно выше и замер.

Вокруг послышались удивленные крики, веселые голоса под одобрительный громкий стук кружек о стол. Но едва гигант запел, как шум сразу стих.

Вода холодна, горяч огонь,

Земля черна, у неба высокий полог.

День и год — вечный круговорот,

Жизнь, любовь, смерть — замкнутый круг.

Изольда слушала слова, и от глубокого смысла, скрытого в них, щемило сердце. Менестрели, как правило, воспевали подвиги древних героев, горячую любовь разлученных влюбленных, но только немногим удавалось затронуть нечто такое, что было спрятано в глубине души, пробудить смутную надежду на лучшее будущее. Все в зале сидели молча, слушателей глубоко тронули безыскусные, но берущие за сердце слова песни.

— Вас рады видеть в замке Роузклифф, друзья. — Изольде все больше нравилась роль хозяйки замка. — Благодарю вас за развлечение, как и все обитатели замка. Оставайтесь на ночлег, а завтра не забудьте хорошенько подкрепиться перед дорогой.

— Благодарим вас за радушный прием, — от лица всех актеров ответил бородатый музыкант, дерзко глядя ей в лицо. — Мы не бог весть какие музыканты и акробаты, но рады, что наше скромное искусство развлекло вас. Наполните чаши и давайте веселиться.

Смущенная Изольда откинулась на спинку кресла, стараясь, чтобы ее глаза не встречались с его глазами. Тем временем бродячие актеры показали новую миниатюру — забавную схватку Гэнди и Тилло с двумя их могучими противниками, из которой карлик и старик вышли победителями под веселые одобрительные крики зрителей.

Изольда тоже смеялась, но никак не могла понять, почему у нее так горит лицо, почему ей стало так жарко. Дневные заботы отошли на задний план, на сердце было радостно.

Она оглянулась по сторонам. Одо улыбался, помахивая рукой в такт музыке. Осборн полулежал в кресле, положив руки со сплетенными пальцами на живот, благодушная улыбка блуждала по его лицу. Все его прежние опасения исчезли, сейчас они казались пустыми и надуманными.

Вдруг общий крик опять привлек ее внимание к актерам. Карлик бегал за Сиду вокруг могучих ног Лайнуса. Гигант приподнимал то одну, то другую ногу, шутливо притворяясь, что боится: как бы ненароком не раздавить собачку или Гэвина. Между тем музыка становилась все громче, ритмичнее и живее. Когда звуки тамбурина, дудки и гитары слились в одно оглушительное крещендо, Гэнди схватил Сиду, а Лайнус грохнулся прямо на злополучного карлика. Все зрители разом вскрикнули от ужаса, в одну кучу смешались разные возгласы: «Нет!», «Он раздавил их!», «Они погибли!».

Многие вскочили на ноги, одни устремились купавшим, другие стояли в растерянности, не зная, что предпринять. Осборн нагнулся к побледневшей Изольде и шепнул:

— Не волнуйтесь. Это всего лишь ловкий трюк. Они же актеры.

Однако громкий плач, казалось, опровергал его слова.

— Нет, не может быть! — причитал гигант, сидя на полу. — Я погубил их! Погубил…

— Позовите быстрее лекаря из деревни! — в испуге крикнула Изольда.

И вдруг из широкого рукава гиганта выскочил Сиду. Песик встряхнулся, гавкнул и как ни в чем не бывало принялся бегать по кругу, стремясь ухватить себя за хвост. Затем из другого рукава вылез Гэнди и вспрыгнул на плечи Лайнуса.

— Позовите лекаря! — крикнул он, передразнивая Изольду. — Боюсь, что мы раздавили несчастного Лайнуса!

Все вокруг расхохотались, захлопали в ладоши, затопали ногами и опять застучали кружками о стол в знак восхищения. Обманутая Изольда немного смутилась, но тут же рассмеялась забавной проделке актеров.

— Вот видишь? — бросила она Осборну. — Я была права, что вопреки твоей воле пустила бродячих актеров. Представление очень хорошее, мне даже жаль, что его не видели отец с матерью. — Она обернулась к Одо: — Сходи в кабинет и принеси серебряный денье. Я думаю, что они заслужили подобное вознаграждение.

Одо был настолько доволен, что не стал возражать против такой щедрости, видимо, сочтя ее вполне достойной искусства бродячих актеров. Как только он вышел, из-за стола встал Осборн:

— Думаю, мне тоже пора. Надо проверить караулы.

— Да-да, конечно, — пробормотала Изольда, слушая вполуха, потому что смотрела в сторону веселого квартета. — Я прослежу за уборкой здесь, в зале.

Но особенно следить было не за чем. Вышколенная прислуга без лишних напоминаний взялась за привычное дело, служанки убирали грязную посуду и мусор, расставляли столы и стулья. Она окликнула проходившего мимо нее пажа.

— Подойди к актеру по имени Ривиус, — сказала она пажу, — и попроси его подойти ко мне. Мне надо кое о чем с ним переговорить. Нет, погоди, я сама.

Изольда неуверенно принялась кружить по залу, давая совершенно лишние распоряжения и постепенно приближаясь к дальнему концу зала, где актеры допивали поднесенный им эль. Вернувшийся Одо подал ей денье. Боже, как она глупо себя ведет, укоряла себя Изольда. Какое легкомыслие! Ведь он всего-навсего бродячий музыкант, правда, с приятной наружностью, но нахальный и с дерзким взглядом.

Собравшись с духом, она направилась к участникам представления, о чем-то оживленно беседовавшим. Едва она к ним подошла, как они замолчали.

— Еще раз благодарю вас, — обратилась она к ним. — Давно мы, обитатели замка, так не веселились, как сегодня. В знак признательности примите от нас вознаграждение.

И она протянула на раскрытой ладони денье. Гэнди ухмыльнулся и, поклонившись, отчего бубенчики на его колпаке зазвенели, взял монетку.

— Благодарим вас, миледи, за вашу щедрость. Думаю, мы найдем достойное применение этому подарку.

— Не стоит меня благодарить, вы по праву заслужили эти деньги. — Окинув взглядом гостей, Изольда перевела дыхание и обратилась к Ривиусу: — Мне бы хотелось попросить вас об одной услуге.

— Что же вам угодно? — удивленно спросил тот.

— Видите ли, — во рту у нее вдруг пересохло, и она от волнения провела языком по губам, — мне бы очень хотелось научиться играть на гитаре. Это мое давнее желание.

— Да-да. Мне уже говорил об этом Гэнди. — Ривиус кивнул с безучастным видом. — Вы играете на каком-нибудь инструменте?

— Да, на арфе, но не так искусно, как Гэнди, а также на свирели.

— Если она научится играть на гитаре, то, боюсь, в следующий раз не захочет воспользоваться нашими услугами, — пошутил Гэнди, возведя глаза кверху и скорчив горестную мину.

Изольда рассмеялась:

— Вряд ли я смогу тягаться с настоящими музыкантами. Как бы там ни было, вы желанные гости в Роузклиффе. Может быть, вы посетите замок еще раз, попозже, чтобы мои родители тоже увидели ваше представление?

— А они скоро приедут? — как бы невзначай поинтересовался Ривиус.

— Нет, они поехали в Лондон, чтобы присутствовать на коронации нового короля.

Презрительная улыбка спряталась в уголках губ и густой бороде.

— Как тебе подобное развлечение, Тилло?

— Слишком далеко, такое путешествие не под силу моим старым ногам, — ответил старик в пурпурном одеянии.

— Я могу понести тебя, — предложил Лайнус.

— А мне нравится здесь, и никуда отсюда я не пойду, — заявил Ривиус, смотря прямо в глаза Изольде. — Итак, вы хотите, чтобы я дал вам несколько уроков игры на гитаре?

Она кивнула:

— Если вы не против. Я, конечно, заплачу вам за труды.

— Ну что ж, — задумчиво сказал он. — В таком случае можно приступить прямо сейчас.

— Так быстро? — обрадовалась Изольда. — Я согласна, хотя уже довольно поздно.

— Всего несколько минут. Я научу вас, как правильно держать инструмент. Кроме того, гитара требует сосредоточенности, во время игры нельзя отвлекаться. В таком замке, как ваш, наверное, много шумят, поэтому у занятий поздно вечером есть одно преимущество — тишина и покой.

Ривиус бросил многозначительный взгляд на товарищей:

— Ступайте спать. Я лягу чуть позже.

Он ведет себя точно так, как хозяин со слугами, — невольно отметила про себя Изольда. Он был не груб и не суров, но в нем чувствовалась внутренняя сила и властная манера повелевать. Откуда это у странствующего менестреля?

— Спокойной ночи, — сказал Тилло, первым вставая со скамьи.

— Приятных сновидений, — подхватили карлик и гигант, двигаясь следом за Тилло.

Остался один только Сиду. Песик сидел и переводил блестящие глазки с Изольды на Ривиуса, как будто спрашивал: «Чем это вы здесь будете заниматься?»

Но его немой вопрос остался без ответа.

Ривиус взял гитару, провел по струнам.

— Где начнем урок? — пропел они тоном чуть выше продолжил: — Мне нужен стул. Хочу понять я «между строк», уловит ли дама мой намек…

От его непринужденной манеры Изольде стало весело.

— Ясно, нам понадобятся два стула, а лучше скамья. Вон там, возле очага, нам будет вполне удобно.

Она прошла к очагу и села. Не дожидаясь приглашения, Ривиус расположился рядом с ней.

— Как вы научились играть на гитаре? — спросила Изольда, пытаясь прикрыть вопросом охватившее ее смущение.

Он пожал плечами:

— Когда-то я служил в одном доме, там приобрел первые навыки.

— А вы давно стали странствующим менестрелем?

— Я бы так не сказал. Но кажется, вы изъявили желание учиться играть на гитаре. Наверное, здесь, в сельской глуши, довольно скучно и одиноко, похоже, арфа, свирель, а теперь гитара скрашивают ваш досуг.

— Нет, нет. Я все время занята, а научиться играть на гитаре хочу для того, чтобы порадовать близких.

— Тогда другое дело.

Его глаза встретились с ее глазами. Он сидел так близко, что у нее перехватило дыхание. Его твердый немигающий взгляд тревожил, волновал, возбуждал в ней не известное прежде чувство. Он подавлял ее, в его присутствии она чувствовала себя слабой и беззащитной, хотя в этом ощущалось невыразимое очарование.

— Итак, — он протянул ей гитару, — возьмите левой рукой за гриф, а правой прижмите ее к телу. Смысл игры сводится к тому, чтобы правильно пережимать струны на грифе и тем самым вызывать звуки разной высоты, примерно вот так.

Он склонился над ней, обхватив ее левой рукой и положив ладонь поверх ее ладони. Тепло его руки, горячее дыхание волновали Изольду, и мурашки пробежали по ее спине, а сердце тревожно забилось.

— Разные струны, их сочетание рождает мелодию, — шептал он почти ей на ухо.

Невероятно, но сердце Изольды застучало еще быстрее, еще взволнованнее. Он прижал ее пальцы к струнам, правой рукой взялся за ее правую руку, она почти находилась в его объятиях. От волнения красные точки заплясали у нее перед глазами.

— Проведите пальцами по струнам.

Ей показалось — попроси он в этот миг ее о чем-нибудь другом, она не нашла бы в себе сил отказать ему.

Прозвучавший нескладный аккорд вывел ее из задумчивости.

— Вы можете перебирать струны либо большим, либо всеми пальцами.

И он провел ее пальцами еще раз по струнам. На этот раз вышло намного лучше, получилась мелодия валлийской народной песни.

Изольда удивленно уставилась на свои руки: неужели эту мелодию извлекла она?

— Тихая лунная ночь, — запела она слова валлийской песни.

Рис буквально окаменел — дочь его заклятого врага пела одну из самых задушевных колыбельных песен. Он никак не ожидал, что она узнает песню по двум-трем нотам. Но тут он чертыхнулся про себя: что ж удивительного, у нее мать родом из здешних мест, и она говорит на валлийском языке не хуже, чем он. Несмотря на это, Изольда Фицхью невыглядела в его глазах настоящей валлийкой. Он выпустил ее из своих объятий, музыкальный урок закончился.

— Думаю, на сегодня достаточно.

Изольда по-прежнему сидела, склонившись над гитарой и медленно перебирая струны. Увлекшись игрой, она напрочь забыла о своем учителе, но в отличие от нее он не сводил с ученицы пристального взгляда. Ни одна мелочь не ускользнула от него: одухотворенное лицо, тонкие руки, изящный изгиб спины, шелковистые волосы, от которых исходил запах лаванды. Рис нахмурился. Как это ни странно, но она пробуждала в нем чувство, противоположное ненависти.

Изольда была юна, чиста, прекрасна. Не только Рис, но и любой другой мужчина не смог бы устоять перед обаянием ее девической прелести. Вот почему она так ему нравилась, вот откуда у него пробудилось влечение к ней, такое неожиданное, и совсем не ко времени. Ибо она была из рода Фицхью и он ненавидел и ее, и всю ее семью.

Но Рис никак не мог совладать с проснувшимся внутри его демоном. Изольда провела пальцами по струнам и тихо рассмеялась:

— В самом деле очень хороший инструмент. Интересно, а где вы его приобрели?

Под взглядом ее лучистых глаз страсть с новой силой вспыхнула в сердце Риса. Взяв гитару, он буркнул:

— В Йорке.

— Но ведь завтра мы продолжим наши занятия? — спросила она, вставая.

— Как вам угодно, — ответил Рис и отвернулся.

Изольда, не зная, о чем говорить дальше, чуть помедлив, сказала:

— Вы и ваши товарищи можете пожить некоторое время в Роузклиффе. Если вам надо что-то починить из одежды или сшить, или, может, надо что-то постирать и погладить, вы только скажите, прислуга все сделает.

Рис прищурился. Она хочет, чтобы они остались, ну что ж, это как нельзя лучше совпадает с его намерениями.

— С благодарностью принимаю ваше предложение. По-видимому, наше представление понравилось вам. Мы с удовольствием задержимся. Возможно, ваши родители, если они приедут через несколько дней, тоже посмотрят его, и, может быть, оно им так же понравится, как и вам.

— О нет, они вернутся лишь через несколько недель. Откровенно говоря, они вряд ли приедут раньше нового года.

— Понятно, — как бы сожалея, ответил он, но на самом деле восторг сомкнул его уста.

Несколько недель! За такой срок он, вне всякого сомнения, сумеет осуществить задуманный им план.

По ее губам пробежала улыбка, как ему показалось, невинная и в то же время лукавая и дразнящая. Неужели под девической внешностью скрывается чувственность и страстность, как у настоящей женщины? Нет, нет, ему это просто мерещится. Рис встряхнул головой и, протянув вперед гитару, подошел поближе.

— Возьмите, пока мы в Роузклиффе, можете пользоваться этим инструментом столько, сколько вам хочется.

— О, вы слишком любезны, не знаю даже, как отблагодарить вас за подобную доброту.

— Поверьте мне, доставленное вам удовольствие — это лучшая награда для странствующего музыканта.

Поклонившись, он вышел из зала. Ничего, скоро, очень скоро, как только он захватит Роузклифф, она сполна заплатит ему за все. Дочь Фицхью будет принадлежать ему, он обесчестит ее и тем самым нанесет смертельный удар своему заклятому врагу прямо в сердце. Двадцать лет мучительных ожиданий, и наконец час возмездия близок.

Глава 5

Проснувшись на рассвете, Изольда улыбнулась от счастья, тихого и светлого, как наступившее утро.

Роспись церкви была почти закончена, а сегодня она завершит работу с распятием. Затем оформители перейдут в главный зал замка, примутся чистить и грунтовать стены, а потом раскрасят их в соответствии с эскизами, которые она уже придумала. К концу недели будет готова новая драпировка, а только что сшитые занавеси повесят над каминной полкой и по обеим сторонам двустворчатой двери. Ее усилия начали приносить наглядные плоды. Но радость, переполнявшая ее сердце, была вызвана не столько успехами в роли хозяйки замка, сколько согласием Ривиуса научить ее играть на гитаре.

Она лежала на спине на широкой пуховой постели и рассеянно рассматривала узорчатый полог кровати, который вышила собственными руками. Темно-красный и темно-зеленый были ее любимыми цветами. Солнечный свет пробивался золотистыми нитями сквозь тонкий узор, но Изольда ничего не замечала, все ее мысли были посвящены вчерашнему дню.

Она никак не могла понять, что же такого особенного произошло вчера. Группа бродячих актеров дала представление, хоть и очень увлекательное, но ведь подобных зрелищ она повидала немало. Тем не менее девушка задумчиво перебирала все подробности вчерашнего лицедейства. Перед ее глазами мелькали образы карлика, гиганта, смешной собачонки по кличке Сиду. Она стеснялась признаться себе в том, кто так привлек ее внимание. Нет, это был не карлик Гэнди, не великан Лайнус и не забавный Сиду — всех их заслонял образ Ривиуса, который то и дело возникал перед ее мысленным взором. Именно он был причиной странной радости, которая переполняла ее сердце.

И кто же целиком завладел ее воображением? Странствующий менестрель, без роду и племени и, конечно, низкого происхождения. Впрочем, внешне он был очень привлекателен — высокий, статный, с берущим за душу голосом. Бедняга Мортимер Хэльярд, несмотря на высокое происхождение и богатство, рядом с Ривиусом выглядел бы совсем невзрачно. Столь же бледными оказались бы рядом с ним и остальные рыцари. А ведь среди них были отпрыски лордов, навещавшие замок ее отца. Удивительно, но именно нищий актер, музыкант, который, как она заметила, вел себя не очень дружелюбно по отношению к ней, вызывал улыбку на ее лице и сладостное сердечное томление.

Изольда вздохнула и перекатилась на живот, чувствуя, как нарастает ее внутреннее смятение. Все это выглядело со стороны чрезвычайно странно и смешно. Странствующий менестрель и дочь лорда — они находились не просто на разных ступенях социальной лестницы, а скорее всего на противоположных полюсах жизни. Между ними не могло быть ничего общего. Несмотря на это, случилось невероятное. При одном воспоминании о том, как он, сидя рядом с ней и взяв ее руки, обучал игре на гитаре, трепет пробежал по всему ее телу. До сих пор никто из мужчин, за исключением близких, так нежно не прикасался к ней, тем более — не держал ее в объятиях. Она опять перекатилась на спину и вновь уставилась в потолок. Что же такое с ней происходит? Неслыханное дело, чтобы так разволноваться от вида бородатого, с дерзким взглядом музыканта!

Откинув полог, она присела на постели, внезапно расстроившись. Всему виной было ее собственное упрямство, нет, скорее своенравие отца, по вине которого она осталась в Роузклиффе. В Лондоне ей наверняка удалось бы познакомиться с кем-нибудь из приятных и знатных молодых людей, возможно, даже внешне похожих на бродячего музыканта, столь запавшего ей в душу.

Она спустила ноги на пол и вдруг рассмеялась. Может, ей следовало быть с отцом более откровенной? Интересно, что бы тот сказал, если бы она попросила его подыскать для нее такого жениха, при виде которого у нее подгибались бы колени, тело полыхало проснувшимся жаром, а по спине пробегали мурашки? Судя по словам матери, он, вероятно, пришел бы в смущение, услышав подобные требования от дочери. Хотя столь явственный голос плоти она услышала только вчера.

Интересно, а как спал Ривиус? Где он сейчас? Ей почему-то очень захотелось знать это.

Изольда торопливо оделась и побежала вниз. В замке уже звонили к утренней службе. В большом зале, кроме Одо, не было никого. Старый дворецкий покачал головой:

— Служба уже началась. Отец Клемсон будет недоволен. Вы уж простите старика, но он не любит, когда опаздывают на службу и тем самым мешают ее вести.

— Да-да, прошу извинить меня.

В церкви во время чтения молитв она почти не обращала внимания на недовольные взгляды отца Клемсона. Девушка отворачивалась в сторону и притворялась, что рассматривает произведенные ею улучшения в убранстве церкви, но на самом деле ее волновали мысли о бродяге Ривиусе. В храме не было видно никого из вчерашних актеров, а ведь в замке никому не разрешалось пропускать богослужения, даже гостям. Но похоже, что странствующие актеры решили стать исключением из общего правила.

После богослужения все перешли в обеденный зал, где наскоро перекусили хлебом, вымоченным в молоке и приправленным для вкуса медом. Но актеров не было видно и здесь. Изольда терялась в догадках. Не могли же они, не попрощавшись, уйти из Роузклиффа, и к тому же оставить у нее гитару? Солнце уже близилось к полудню, когда девушка впервые услышала оброненное прислугой имя Ривиуса.

— …Он отличный бычок, — говорила возле кладовой жена пивовара, которая разгружала привезенный в замок эль.

— Ты ведь знаешь, что говорят о музыкантах, — подхватила ее сестра Эмельда, ставя один из кувшинов с тележки на землю. — У них очень ловкие пальцы, которые умеют коснуться не только струн…

Обе громко расхохотались, но, заметив, что к ним прислушивается Изольда, согнулись в почтительном поклоне. Она кивнула в ответ и пошла дальше в прачечную. Возмущение и растерянность охватили ее. Ловкие пальцы? Искусные в амурных делах? Неужели они говорили о Ривиусе? Нет, не может быть! Но тогда о ком? Не о громиле же Лайнусе!

Изольда стиснула зубы. Откуда об этом узнала Эмельда? Судя по всему, она достаточно близко познакомилась с Ривиусом. Кроме того, она любила посудачить, не очень-то заботясь о собственной репутации. Так вот, значит, с кем провел ночь странствующий актер, который ей так приглянулся?

Она машинально зашла в прачечную, держа в руке кулек с солью для отбеливания пятен, а оттуда направилась на кухню, чтобы проверить, собраны ли все приправы, оставшиеся после вчерашнего вечера. Кроме того, ей еще надо было навестить ткачих и швей, чтобы подбодрить их добрым словом или похвалить: ведь работа у тех была однообразная и не очень веселая. Но подслушанный разговор возле кладовых камнем лежал на ее сердце.

Изольда вышла во двор замка и растерянно огляделась по сторонам. Ей хотелось одиночества, чтобы обдумать возникшие у нее грустные мысли, но кругом кипела повседневная жизнь. В огороде копался садовник; вдоль стен взад и вперед вышагивали стражники; оружейник чинил доспехи в кузне неподалеку от конюшни; рабочие-каменщики возились на лесах; служанка-птичница кормила кур. Повсюду царили обычные для рабочего дня суета, шум, крики, туда-сюда сновала прислуга, по двору бегали дети, одним словом, замок являл собой картину мирной трудовой жизни.

У Изольды тоже были свои дела и заботы, но сейчас она не могла сосредоточиться ни на чем. Приближалось время обеда, и она надеялась увидеть Ривиуса в обеденном зале. Увы, ее мечтам не суждено было сбыться.

Музыкант не пришел. Троица его друзей расселась за тем же столом, что и вчера, но Ривиуса не было, как не было и Эмельды. Хотя Изольда понимала, что ведет себя крайне глупо, тем не менее она с трудом сдерживала себя, чтобы не взорваться от злости и обиды.

Едва обед кончился, она сразу же удалилась в свои покои. Девушка уселась на кровать и принялась раскачиваться из стороны в сторону от непонятной внутренней боли. У нее было примерно такое же настроение, когда она сходила с ума по дяде Джасперу. Но ведь тогда она была ребенком и просто хотела найти предмет для обожания. И настолько влюбилась в дядю, что даже рисовала в воображении картину их будущей свадьбы, когда она чуть-чуть подрастет. Но вскоре дядя уехал, и все ее детские мечты растаяли как туман. Что говорить, она вела себя глупо, как взбалмошный избалованный ребенок. Спустя несколько лет Изольда схожим образом влюбилась в одного из оруженосцев дяди Джаспера. Девушка долго не могла забыть веселого, приветливого юношу, который уехал служить в его замок.

Но теперь отчего так ныло сердце, отчего то и дело по лицу пробегала мрачная гримаса? Она больше не была влюбчивой девочкой-подростком. Теперь Изольда — взрослая двадцатилетняя женщина, многое понявшая в жизни за последние годы. Желая взять себя в руки, она попыталась разобраться в чувствах, которые бушевали у нее в груди. Во-первых, она была сердита на отца, который пытался так неудачно, с ее точки зрения, выдать дочь замуж. Во-вторых, ей было до слез обидно, что ее не взяли в Лондон на коронацию. Тем не менее ее увлечение странствующим менестрелем нельзя было объяснить лишь двумя этими причинами. Нахмурившись и упершись подбородком в ладонь, она начала размышлять о подлинных причинах ее душевной тревоги.

Перед ее глазами вновь возник Ривиус — молодой, высокий, статный. Очень привлекательная картина. Итак, ее очаровала его внешность. Кроме того, он был поэтом — качество, которое ей не встречалось ни у одного из ее обожателей. Рыцари, которые пытались завоевать ее расположение, говорили главным образом о лошадях, турнирах, охоте и еще о политике. Да, все они упражнялись в военных забавах, тогда как Ривиус предпочитал игру на гитаре и пение.

Она вздохнула, ее взгляд случайно упал на гитару, лежавшую на кровати. Какие чарующие звуки он извлекал из этого инструмента вчера вечером, а как пел! Казалось, его глубокий сильный голос до сих пор звучит в ее ушах. Взглянув правде в глаза, Изольда ясно поняла, в чем секрет его привлекательности: мужчина был красив и талантлив, его музыкальность в сочетании с обаянием произвела на дочь лорда неожиданно потрясающий эффект. С момента их первой встречи, как только ее глаза встретились с его глазами, между ними возникла незримая прочная нить, которая связала их воедино. Было такое ощущение, что они давным-давно знакомы, как будто их вместе свела сама судьба. По крайней мере так могла сказать Изольда о себе. Но что думал по этому поводу Ривиус, об этом, к сожалению, ей не было ничего известно. Чего бы она ни дала за возможность хотя бы на один миг проникнуть в его мысли и чувства, подсмотреть, что творится в его сердце…

Изольда опять вздохнула. Ее, как обычно, поджидали повседневные дела, но ей почему-то все стало безразлично. Жизнь в замке, как бы она ни старалась что-либо в ней изменить или улучшить, катится по накатанной колее. Она почти не сомневалась, что работы, которые она считала важными, будут выполнены и без ее вмешательства. Фреска с изображением распятия, наверное, уже высохла, а ее бесконечные неотложные распоряжения — это все рутина, призванная всего лишь подчеркнуть роль «хозяйки».

Она опять скользнула взглядом по гитаре — а почему бы ей не взять ее с собой и не сбежать из замка на берег моря? На побережье ей никто не будет мешать, кроме того, там она будет в полной безопасности под защитой грозных крепостных стен. К тому времени, когда Ривиус вернется в замок, она кое-чему обязательно научится и порадует его — если не успехами, то по крайней мере прилежанием.

Изольда соскочила с постели, схватила гитару и устремилась вниз, отгоняя от себя мысли, где сейчас находятся Ривиус и Эмельда и чем они занимаются. Она незаметно прошмыгнула через залы замка, пересекла двор и через задние ворота вышла прямо на берег моря. Никто из стражников не остановил ее, потому что северная стена замка, выходившая прямо на безбрежный простор, считалась безопасной.

Морской ветер набросился на нее, обдал водяной пылью, запахом соли и морских водорослей. Она не спеша шла по вырубленным в скале ступенькам, придерживаясь одной рукой за веревку, своеобразные перила каменной лестницы. Внизу та упиралась в скалистый берег, местами покрытый грубым песком. Неподалеку виднелись три вытащенные на берег рыбацкие лодки. Вдали раскачивалась на волнах — то вверх, то вниз — четвертая, двое рыбаков вынимали из воды сети с выловленной рыбой. На побережье не было никого, кто бы мог помешать Изольде побыть в одиночестве.

Она оглянулась на замок: не следит ли за ней какой-нибудь бдительный охранник? Хотя над стеной не виднелась ни одна голова стражника, Изольда решила на всякий случай укрыться от посторонних взглядов за остроконечным валуном, немного выступавшим в море. В детстве она часто пряталась здесь в укромной впадине, представляя вздымающийся над ней скалистый гребень то морским чудовищем, то плывущим кораблем, то сказочным драконом. Вот и сегодня она хотела отгородиться от мира, чтобы побыть наедине с собой. Изольда хотела представить себя не дочерью лорда, а простой сельской девушкой — независимой, свободной в своем выборе, которая сама решает, кого ей полюбить.

Сняв башмаки и чулки, она вброд перешли на пологий край валуна, от ледяной воды дрожь пробежала по спине. Выбравшись из воды, она села, прислонившись спиной к каменной стене, и энергично растерла замерзшие ступни.

— Господи, ну и холод!

Сзади нее возвышался скалистый гребень, отгораживающий ее от крепости, а впереди расстилалось блестящее на солнце море. Мерный шелест волн оказывал на нее обычное успокаивающее действие и вызывал мечтательное настроение. Под умиротворяющий рокот прибоя время летело незаметно. Тени удлинялись, волны с шумом бились о камень, но до прилива еще было далеко, и она не боялась оказаться в ловушке. В небе, как обычно, с жалобными протяжными криками летали чайки, рыбацкая лодка причалила к берегу, и она оказалась в полном одиночестве.

Время шло незаметно, и пора было подумать о возвращении, но Изольде хотелось подобрать мелодию к неожиданно пришедшим словам собственной незатейливой песенки. Она сидела, мурлыча и напевая мотив себе под нос. Внезапно краем глаза она заметила вдали чью-то фигуру на берегу моря. Наверное, рыбак, подумала она, с увлечением продолжая сочинять песенку. Она спела ее всю от начала и до конца, и, как ей показалось, получилось неплохо. Словно в подтверждение ее тайным мыслям, вдруг раздались одобрительные хлопки и знакомый голос произнес:

— Хорошая песня!

Изольда вздрогнула, и музыка смолкла. Менее всего она ожидала здесь встретить Ривиуса, но ведь именно его она как раз и хотела увидеть. От смущения она не знала, что сказать. Сидела и не сводила с него глаз.

Несмотря на холодную погоду, на его плечи был накинут всего лишь легкий плащ, влажный от морских брызг. Мокрые волосы прилипли ко лбу, черные глаза блестели юношеским задором. Он оказался моложе, чем она предполагала, по-видимому, он был старше ее всего года на два-три, не более того.

Если бы не эта дурацкая борода, его можно было бы назвать красивым: прямой нос, острые скулы, впалые щеки, волевой подбородок и чувственный рот. От подобных мыслей Изольда покраснела, но попыталась взять себя в руки.

— Как вы меня напугали! Вы не сердитесь, что я принесла сюда гитару? Я была очень осторожна, ни одна капля морской воды не упала на нее.

Он кивнул пару раз и взглянул в сторону замка.

— А не страшно тут совсем одной? Для женщины это не совсем безопасное место.

— Чего мне бояться? Здесь мне ничто не угрожает.

— Вы уверены?

Он бросил на нее вопросительный взгляд.

— Конечно, замок рядом, кроме того, здесь все время ловят рыбу местные рыбаки.

— Они уже давно вытащили лодки на берег и ушли в деревню.

— Неужели?

Изольда удивленно оглянулась по сторонам. В самом деле, вокруг не было ни души.

— Наверное, я очень увлеклась игрой на гитаре.

В ответ он улыбнулся ей приветливо и сердечно. Сердце Изольды сжалось, дыхание перехватило от неизъяснимого волнения. Если бы она не сидела, а стояла, то у нее точно подогнулись бы колени и она, возможно, опустилась бы на землю. Какая обаятельная у него улыбка! Ни одна женщина, наверное, не в силах устоять против такого мужчины.

— Знаете, я тоже, когда играю, не обращаю внимания на время. В музыке есть что-то очаровывающее, заставляющее забыть обо всем.

Он подошел к ней почти вплотную. Изольда взглянула на него и удивилась проникновенному выражению его лица, нельзя было сомневаться в искренности его слов.

«Какой он смелый и красивый!» — подумала про себя Изольда. У него был более мужественный вид, чем у стражников, охранявших замок, сложен он был покрепче тех, кто ее окружал. Однако в отличие от рыцарей он предпочитал военному искусству искусство музыки.

И такая неотразимая улыбка, проникающая в душу!

Только такой человек — молодой, красивый, талантливый — был способен завоевать девичье сердце. Но почему ни один из женихов, которых предлагал ей отец, не был даже отдаленно похож на Ривиуса? А юной Изольде так хотелось настоящей любви, чтобы в ее мир вошел не какой-нибудь бесчувственный чурбан, а музыкант, менестрель с поэтической душой.

От одной мысли, что она влюбилась в Ривиуса, у нее пересохли губы. Нет, он не мог догадываться о ее чувствах, во всяком случае, она не должна показывать, как относится к нему.

Стараясь не смотреть Ривиусу в лицо, Изольда протянула ему гитару:

— Будьте добры, сыграйте что-нибудь.

Рис смотрел на девушку, которая ему нравилась все больше и больше, и в его душе зашевелились противоречивые чувства. Она Изольда Фицхью, напомнил он себе, дочь ненавистного лорда Роузклиффа, племянница человека, который убил его отца. Она была его врагом, он воспользуется ею как орудием отмщения, как средством, чтобы достичь своей цели.

Золотистые блики от садящегося солнца переливались в ее черных волосах, серые блестящие глаза с юной доверчивостью смотрели на него. Ненависть понемногу стала угасать в его сердце. При мягком вечернем освещении ее кожа выглядела особенно нежной и теплой, румянец, заливший ее щеки, придавал ей особое очарование. Внезапно им овладело вожделение… «Постой», — остановил он себя. Разве мог он влюбиться в дочь врага? Нет, надо выбросить подобную ерунду из головы.

Рис взял протянутую гитару, и Изольда потупила взор.

«Недотрога», — презрительно подумал Рис. Что тут удивительного? Вся ее жизнь протекала в кругу семьи, вдали от жизненных тревог и забот. Наверняка из страха перед отцом никто из знакомых мужчин не смотрел на нее как на женщину. Ему тоже надо остерегаться ее чар, а то не суждено будет сбыться его планам. Несмотря на здравый голос рассудка, Рис был не в силах отвести взгляд от лица Изольды. Какие длинные ресницы! Они даже отбрасывают тень на ее щеки. Какая у нее фигура, грудь…

— Черт! — рявкнул на валлийском языке Рис.

— Что-то случилось с инструментом? — испуганно спросила Изольда. — Неужели я что-то испортила?

— Нет-нет. Все в порядке.

— Но вы… выразили неудовольствие…

И она умолкла. Какой же он дурак! И Рис выругался опять, но уже про себя. Она же понимает валлийский язык. Как он мог забыть, что в ее жилах, кроме английской, течет и валлийская кровь? Она, должно быть, знакома с традициями и обычаями его родного края. Нет, с ней надо вести себя очень осторожно, чтобы не выдать себя и свою тайну. В противном случае все пропало.

Помрачнев, он отступил на шаг с поклоном.

— Прошу извинить меня за невольную оговорку. Вы позволите проводить вас до замка?

Она приподнялась и оглянулась на прибрежные скалы и замок, на башне которого развевался флаг. Ветер трепал ее локоны, и под его сильными порывами юбка прилипала к ее стройным ногам. В ее волосах застрял лепесток цветка, он хотел было снять его, но удержался. Заметив его порыв, она удивленно взглянула на него, и тогда он все-таки не сдержался и, аккуратно сняв лепесток, показал его Изольде.

Он увидел, как забилась голубая жилка на ее шее и как в ее глазах промелькнули одновременно удивление, любопытство и испуг. Она ему нравилась, пробуждала в нем страстное чувство. Рис вдруг поймал себя на мысли, что он все меньше и меньше придает значение тому, что она Изольда Фицхью. Его по-настоящему влекло к ней. И как теперь он будет ей мстить?

— Не пора ли нам идти? — сказал он, вместе с тем не выказывая ни малейшим движением, что он спешит вернуться в замок.

Она тоже медлила, как будто прочитала его мысли.

— Не знаю… Может, вы дадите мне здесь еще один урок, а я покажу вам, чему научилась за день?

Рис обрадовался и сам удивился той силе, с которой радость охватила его.

— Как вам будет угодно.

Он оглянулся на замок, на стене которого не было видно ни одного стражника. Он мог бы похитить ее или обесчестить с точно такой же легкостью, с какой взял из ее рук гитару. Куда же смотрят болваны стражники? Они что, забыли о своих обязанностях?

«Постой, — остановил Рис себя, — но ведь это же хорошо». Он обязательно воспользуется к своей выгоде подобной беспечностью.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он.

Они сели рядом друг с другом, но так, чтобы их тела не соприкасались. Рис провел рукой по струнам гитары, чтобы сбросить охватившее его напряжение.

— Вы отлично усвоили первый урок. Теперь я покажу вам, как следует брать аккорды.

— У меня пальцы стали совсем шершавыми от игры, — пожаловалась Изольда.

— Ничего страшного. Хотя позвольте взглянуть.

Она протянула изящную ручку, и он взял ее за ладонь. Это была ошибка. Страсть с новой силой овладела им, огонь пробежал по жилам, и ему захотелось поцеловать ее руку, каждый палец в отдельности, затем броситься на нее, обнять, прижать к себе, осыпать поцелуями. Но он опять сдержал себя. Рис посмотрел на свою руку — большую, грубую, мозолистую. Он мог бы легко раздавить ее ладонь в своей руке. Ничего, придет день, и он разрушит ее жизнь, подчинит ее своей воле. Но не стоит торопиться, благоразумно напомнил он себе. Пока все шло без сучка и задоринки, она послушно шла навстречу всем его пожеланиям, чего же лучше. Он ласково провел пальцем по шершавым подушечкам ее пальцев.

— Думаю, будет лучше, если мы отложим урок на завтра.

— Нет-нет. Я потерплю, — возразила Изольда.

Рис испытующе взглянул на нее:

— Вы уверены?

Если бы она от смущения потупилась, он опять почувствовал бы себя сильнее, чем она. Если бы отвернулась в сторону или отняла свою руку, он преспокойно приступил бы к уроку, о котором она так просила. Но нет, Изольда спокойно и твердо смотрела ему прямо в глаза. По ее лицу и глазам он понял, какой урок она желает получить, и это был отнюдь не урок игры на гитаре. Ну что ж, если она хочет, он готов дать ей и такой. Хотя это походило на помешательство или на помрачнение рассудка, что совсем не вписывалось в его планы. Рис поднес ее ладонь к губам и, глядя Изольде прямо в лицо, поцеловал ей руку. Его поцелуй не имел ничего общего с рыцарской вежливостью или галантностью, он был скорее дерзким, дразнящим, провокационным. Обольстительным…

Глава 6

От одного лишь прикосновения губ Ривиуса у Изольды все поплыло перед глазами, внутри вспыхнул огонь, кровь горячей волной пробежала по жилам. Бешено застучало в висках. Ее тело невольно поддалось желанию, и когда он провел языком по нежной коже ладони, она вздрогнула.

Изольда не понимала, что с ней происходит. Но когда он провел губами по подушечкам ее пальцев, она застонала от удивительно сладостного томления. Он поцеловал каждый ее палец на руке — нежно и вкрадчиво, как любовник. Его прикосновения были легкими и в то же время горячими, они как будто опаляли кожу. В этих поцелуях было что-то колдовское. Изольда чувствовала их не только на руках, но на всем своем теле, по которому каждый поцелуй пробегал сладкой нервной дрожью. Ее возбуждение нарастало, но тут она опомнилась.

— Не надо, — умоляюще выдохнула она.

— Что вы хотите от меня, миледи? Урока музыки? Или чего-то большего?

Мысли спутались и смешались в голове Изольды. Мужчина по-прежнему не выпускал ее руку и все так же неотрывно смотрел на нее, в его бездонных глазах, как ей казалось, можно было утонуть. Девушка была совершенно бессильна, более того — беспомощна, но разве она сама не стремилась к этому? Чего она, в сущности, ждет от него?

Многого, честно призналась она себе. Но только не здесь и не сейчас. Нет, кроме урока музыки, ей больше ничего не надо — она все-таки вняла голосу рассудка. Она почти вырвала руку из его ладони и решительно сказала:

— Мне нужен… урок музыки. И больше ничего.

Изольда искоса взглянула на Ривиуса, ей надо было бы поставить его на место, указать на недопустимость своевольного поведения, но упрекать его в чем-то предосудительном она не могла. Изольда еще не научилась лицемерить.

— Впрочем, нам пора возвращаться в замок.

— Как вам будет угодно.

Рис легко встал и протянул ей руку.

Странное дело — Изольда одновременно расстроилась и обрадовалась. Ее огорчило, с какой легкостью он согласился, а успокоило то, что она освободилась от его давящей близости, от его волнующего прикосновения. Но как ей быть сейчас? Неужели она решится взять его за руку?

Повода для отказа не было. Она ухватилась за его руку и сразу почувствовала, какой он сильный мужчина. Он приподнял ее, словно перышко, без малейших усилий. Сопротивляться ему было бы бесполезно. Но вместо того чтобы отпустить, он привлек ее к себе, глядя на нее своими бесстыжими глазами.

— Мне такхочется поцеловать вас, Изольда, и не только в руку. Если вы не против, только скажите.

И после столь откровенного предложения он выпустил ее.

Изольда покачнулась и нетвердой походкой пошла вдоль валуна по направлению к замку. Он держался все время позади, почти рядом. Вот и высеченная в скале лестница. Поднимаясь по ее каменным ступеням, Изольда от волнения споткнулась и, возможно, упала бы, если бы он не поддержал ее под локоть. Хотя он сделал то, что и любой другой воспитанный мужчина, она опять смутилась и покраснела.

Когда они поднялись на стену замка, Изольда так и не успела прийти в себя от смущения — краска по-прежнему заливала ее лицо, а ноги слегка дрожали.

— С вами все в порядке? — с тревогой спросил часовой, когда заметил идущего позади нее Ривиуса.

— Да, разумеется, — поспешно ответила девушка, стараясь скрыть смущение и усыпить подозрения стражника.

Она поняла, что тот доложит обо всем Осборну, а он, того и гляди, прикажет удалить бродячих музыкантов из замка.

Изольда взяла гитару у Ривиуса и помахала ею в воздухе: пусть все видят, чем она занималась на берегу моря.

— Вот увидите, скоро я спою всем песню под гитару! — крикнула она.

Вернув тут же инструмент его владельцу, не оборачиваясь, Изольда торопливо устремилась в служебные помещения замка, чтобы среди будничных хлопот забыть о том, что произошло сегодня на берегу моря.

Близился вечер, но она отгоняла от себя мысль об очередном уроке музыки. Она еще не до конца разобралась в своих чувствах, как и в том, что произошло сегодня между ними, хотя чувствовала, что невольно поддалась греховному искушению.

Мысль об этом неотступно преследовала ее все время, пока она проверяла, сколько соткано материи, как сохнет покрашенная ткань, как продвигается роспись церкви. Поцелуй не выходил из головы. В конце концов она пришла к выводу: то, что произошло между ними на берегу моря, было наваждением или искушением. Подумать только, она находилась лишь в одном шаге от такого смертельного греха, как похоть. Он, без сомнения, соблазнял ее, но ведь и она отвечала ему взаимностью, Изольда вспомнила, какая буря чувств проснулась в тот момент внутри ее. А что будет в следующий раз? Сумеет ли она сохранить спокойствие? Нет, навряд ли.

Изольда вздохнула. Она даже не подозревала о том, насколько испорчена. Все благочестивые намерения — к примеру, о проверке запасов еды в кладовых — тут же исчезли. Она испугалась: ее бессмертная душа в смертельной опасности. Что делать? Надо посидеть в церкви и поразмышлять над словами из недавней проповеди отца Клемсона о прелюбодеянии, к которой она отнеслась так легкомысленно.

Изольда упала на колени в темном углу пустой церкви, сложила руки, уронила на них голову и начала молиться: «Господи, укрепи меня. Не дай мне согрешить с этим человеком. Будь добр, Господи, пошли мне знак, пошли мне хорошего спутника жизни. Я знаю, что этот человек не может быть моим супругом, ибо отец никогда не согласится на такой брак. Но, Господи, пошли мне скорее достойного мужа и спаси меня от тех чувств, которые горят у меня внутри».

Послышался скрип отворяемой двери, но Изольда не приподняла головы. Она не сомневалась в том, что это был отец Клемсон. Вот знак, посланный Господом. Сейчас он выслушает ее исповедь, как бы ей ни было тяжело признаваться в своем грехе.

— Молитесь о спасении души?

При звуке этого вкрадчивого бархатного голоса Изольда так и подскочила, но, в спешке вставая с колен, потеряла равновесие и почти упала. Ривиус ловко поддержал ее. Она оттолкнула его и замерла, смотря на него расширенными от ужаса глазами.

Неужели это тот самый знак, о котором она молила Господа? Как же так? Неужели именно этого человека послал ей Господь? Ведь Ривиус возник, едва она кончила молиться. Или Господь дает ей еще одно испытание, чтобы проверить твердость ее веры?

— Почему ты здесь? Следишь за мной?

От возмущения она размахивала рукой перед его лицом.

Он в удивлении развел широко руки:

— Ничего подобного. Я пришел, чтобы помолиться. Но если я помешал, то могу уйти.

— В этом нет необходимости. — Изольда попыталась взять себя в руки. — Оставайся и молись.

— Но мне неловко, я нарушил ваше одиночество.

— Ничего страшного.

Мысли вихрем кружились в голове Изольды. Итак, он пришел молиться в церковь. Может, это было вовсе не искушение? Может, он и есть тот самый человек, о котором она молила Господа? Может, Господь посылает ей именно его? Неужели по воле Господа отец оставил ее в замке для того, чтобы она встретилась с этим мужчиной?

Она задумалась. Да, воистину пути Господни неисповедимы. Не исключено, что Всевышний, по каким-то необъяснимым причинам, послал ей менестреля вместо рыцаря.

Слабая улыбка скользнула по ее губам. Она вдруг успокоилась, сердце забилось ровно и спокойно. Ну что ж, отец, конечно, придет в ярость, Он ведь мечтал о богатом и знатном муже, рыцаре и лорде. Но ничего, в конце концов папочка смирится. Что же ему остается?

Улыбаясь своим затаенным мыслям, она протянула руку Ривиусу:

— Давай помолимся вместе. В церкви, кроме нас, нет никого, никто не помешает нам.

Рис взял ее за руку и преклонил колени рядом с ней. Ну что ж, он правильно догадался, где можно ее найти. После того, что случилось на берегу моря, она должна была пойти в церковь, чтобы помолиться, в этом он не ошибся. Но какая удивительная у нее улыбка, как она спокойно держится: он терялся в догадках, не зная, что это могло значить.

Стоя рядом с ней, он делал вид, что молится. Искоса глядя на ее одухотворенное лицо, Рис на какой-то миг пожалел, что не может молиться так, как она. Впрочем, разве стоило об этом жалеть? Слишком круто обошлась с ним жизнь. Он стиснул зубы от мучительных воспоминаний. Набожность к лицу только тем, кому не надо трудиться, у кого есть кров, стол и никаких забот. Как легко молиться тому, кто никогда не сталкивался с жестокостью и бессердечием, кто жил под защитой надежных каменных стен, окруженный любовью и заботой близких!

Нет, он никогда не молился с такой верой и не будет. А пока надо притвориться, чтобы усыпить ее подозрения, подыграть ей, а потом уж он решит, что делать.

Рис принялся в очередной раз прокручивать в голове план захвата крепости. Глин, его соратник, собрал вокруг себя недовольных, в которых не было недостатка. Среди них были даже друзья его детства, например Дэфидд. Многим жителям из окрестных деревень не пришлась по нраву тяжелая рука лорда Фицхью. Все они мечтали отомстить и ждали только сигнала, чтобы броситься на захват замка. Ну что ж, сначала надо будет обезоружить стражу на северной стене, выходящей на море, и через задние ворота провести восставших внутрь замка. Затем посадить всех схваченных стражников в подземелье, где он когда-то сидел в заточении. Как сладка месть! Рис зажмурился от удовольствия.

Да, но как быть с Изольдой Фицхью?

Рис даже слегка растерялся от неожиданно возникшего вопроса. Он пошевелился, перемещая вес тела с одного колена на другое. Как он поступит? Да очень просто, как с дочерью заклятого врага. Обесчестит эту благочестивую неженку. Почему бы и нет? Кроме того, она нравилась ему, значит, еще одной причиной больше, и нечего ее жалеть.

Ее красота, молодость, невинность возбуждали в нем страсть, в том же, какие чувства она испытывала к нему, Рис не сомневался. Ей был нужен мужчина, а ему — женщина. Она была ничем не хуже других, более того, нельзя было придумать лучший способ унизить Фицхью, чем погубить честь его старшей дочери.

Пока слуги накрывали столы перед вечерней трапезой, Изольда держалась на расстоянии от Ривиуса, стараясь не встречаться с ним глазами. Надо было во что бы то ни стало скрыть свои подлинные чувства. Но когда ее взгляд случайно натолкнулся на устремленный в ее сторону взгляд Ривиуса, она поняла всю тщетность своих усилий. По его виду сразу было заметно, что он все видит и понимает, и она сделала вывод, что тоже ему небезразлична.

Пустое блюдо выскользнуло из ее рук, она смущенно оглянулась, не заметил ли кто-либо ее неловкость. Сегодня она вообще была не в своей тарелке. Дворецкий Одо с мрачным видом размахивал руками перед слугой, что-то ему втолковывая. В этот момент в зал вошел Осборн вместе с рыцарем, они о чем-то сосредоточенно говорили.

Изольда облегченно вздохнула, но вдруг кто-то слегка дернул ее за рукав.

— Ньюлин! — удивилась она, отдернув руку и чуть не столкнув блюдо на пол. — Как ты меня напугал! Когда ты пришел? Почему мне никто не доложил об этом?

Старик бард окинул ее своими умными добрыми глазами и сказал:

— Разве Одо не сообщил тебе? Или ты забыла?

— Конечно, он говорил, — спохватилась Изольда, тут же смутилась и отвернулась в сторону, избегая удивленного и печального взгляда барда. — Прошу извинить меня: после отъезда родителей на меня свалилось столько хлопот, что я невольно стала рассеянной.

Старик понятливо закивал:

— Конечно, конечно, вести хозяйство замка очень хлопотное дело. Но я слышал, что вчера вечером здесь прошло веселое представление.

— Да, его дали странствующие менестрели. — Краска еще сильнее залила лицо Изольды. — Они выступили еще и в роли шутов-акробатов.

— И к тому же дают уроки музыки. Как я слышал, на гитаре?

— Верно.

Изольда закусила губу: как быстро разлетаются из замка вести!

— Как мне кажется, заезжие менестрели обладают еще кое-какими талантами, о которых никто даже не подозревает.

Бард улыбнулся и направился к низкой скамеечке, на которой обычно сидел, когда посещал замок.

Изольда задумалась: что имел в виду Ньюлин?

— О каких талантах ты говоришь? — спросила она.

— Тебе, дитя, это должно быть лучше известно, чем мне. Я ведь еще не видел никого из менестрелей.

— Ну…

Изольда замялась. Ньюлин, как обычно, ждал от нее откровенного признания, проницательного барда трудно было провести. Если бы он заподозрил, что она хоть что-то утаивает от него или, что еще хуже, обманывает, он никогда не поделился бы с ней знаниями, которые добывал с помощью магического искусства.

— Что тебе сказать? Один из них обаятелен, его внешность привлекает женщин, — призналась Изольда, смущенная тем, что ей приходится обсуждать подобное с магом.

— И кто он?

— Ривиус, — ответила она, потупившись.

— Понятно.

— Кроме него, здесь с ним еще трое, — торопливо продолжала Изольда, нервно сжимая и разжимая переплетенные пальцы. — Гэнди, Лайнус и Тилло.

— Тилло, — словно эхо отозвался Ньюлин. — Еще один менестрель, который удивит всех своим талантом.

— Каким же? — вскинула голову Изольда.

Но Ньюлин, не обращая на ее слова внимания, уже внимательно рассматривал актеров. Чуть погодя он принялся раскачиваться из стороны в сторону. Когда маг впадал в подобное состояние, его было бесполезно о чем-либо расспрашивать.

По правде говоря, Изольда была рада, что их разговор, довольно неприятный для нее, закончился. Местные жители побаивались проницательности Ньюлина. Порой им казалось, что тот умеет читать их самые затаенные мысли. Понятное дело, это мало кому нравилось. Сегодня думы Изольды отнюдь не отличались чистотой и непорочностью, и магу лучше было бы не знать о них. Хотя не только Ньюлин, никто не должен был догадываться о ее мечтах, за исключением самого Ривиуса.

Святые небеса! Раньше ее мало интересовало то, о чем думают люди, а сейчас она умирала от любопытства, так сильно ей хотелось узнать мысли только одного человека.

Но разве ей не был подан знак свыше там, в церковной часовне? Разве не в тот момент, когда она молилась о ниспослании ей знака, в церковь вошел не кто иной, как Ривиус?

Она взглянула в его сторону, благо пиршественный зал уже начали заполнять люди, и не сводила с него глаз до тех пор, пока тот не посмотрел на нее. Сердце Изольды подпрыгнуло так, как будто намеревалось выскочить из груди. Она поспешно отвернулась. Нет, так дальше продолжаться не может! Ей надо обязательно поделиться с кем-нибудь и получить совет, как быть. Конечно, не с отцом Клемсоном. Лучше всего было бы поговорить с мамой или тетей Ронуэн.

К великому сожалению, их не было с ней рядом: тетя и ее муж Джаспер тоже отбыли на коронацию. Изольда нахмурилась: совета, как вести ей себя с Ривиусом, просить было не у кого. Все остальные в той или иной степени зависели от ее могущественного и властного отца. Кого бы она ни спросила, ответ можно было заранее предугадать. Даже у самой недалекой девушки из женской прислуги замка хватило бы сообразительности ответить дочери лорда, вздумай она задать столь щекотливый вопрос: мол, важнее всего — благочестие.

Изольда горько вздохнула: только одна мама могла бы понять, поддержать, ободрить ее и бесстрашно вступить в спор с лордом Роузклиффом. Хотя Осборн тоже не боялся ее отца, но его привела бы в ужас сама мысль, что она полюбила странствующего менестреля.

Полюбила? Изольда прижала руку к груди, сердце по-прежнему колотилось гулко и стремительно. Мысли о соблазне, вожделении, грехе и… любви одновременно кружились в ее голове. Неужели любовь нераздельно связана с нечистыми помыслами? Неужели любовь и грех нераздельны? До сих пор она не ощущала ничего подобного, ее прежние чувства к дяде и его оруженосцу никак нельзя было сравнить с ее влечением к Ривиусу. Да, должно быть, это любовь. Спутать с чем-нибудь другим ее трудно.

Убедившись в этом, Изольда смутилась, не зная, как быть дальше. Она взволнованно оглянулась по сторонам, прежде чем ее взгляд остановился на Ньюлине. Ну что ж, лучше поговорить об этом с ним, чем держать нахлынувшие чувства в себе. Тот все поймет, к тому же он ничуть не боится гнева ее отца. Если быть с ним откровенной, то и он отплатит той же монетой.

— Черт!

Рис выругался себе под нос. Едва Ньюлин вошел в зал, какон сразу заметил его. И хотя ноги Риса уже десять лет как не было в Уэльсе, хотя он за это время вырос и возмужал и даже отрастил густую бороду, он не сомневался — обмануть мага ему не удастся. Стоит старому мудрому барду разглядеть его, как тот обязательно узнает того, кто скрывается под обличьем бродячего музыканта.

— Что тебя встревожило? — спросил Гэнди, усаживаясь на скамью рядом с Рисом.

— Только что в зал вошел человек, который запросто может расстроить все наши планы.

— Кто же он? — завертел головой Гэнди.

— Он не сделает этого, хотя бы ради того, чтобы избежать кровопролития, — заметил старый Тилло, наливая себе в кружку эль.

— Я тоже не люблю, когда льется кровь, — буркнул Лайнус. — Считаю, что это неправильно.

— Вы только послушайте. Он думает?! — в комичном испуге воскликнул Гэнди. — Неужели мир перевернулся?

Лайнус ласково шлепнул Гэнди по макушке:

— Не бойся, мой маленький. Даже если это случится, со мной ты в полной безопасности.

От легкого на вид толчка голова Гэнди едва не ушла по плечи в шею, и карлик выругался. Но их перепалки давно стали привычным делом. Рис, не обращая на них внимания, обратился к старому менестрелю, который с наслаждением пил небольшими глотками эль:

— Почему ты считаешь, что он не расскажет Осборну, кто я таков на самом деле?

— Или Изольде? — усмехнулся Тилло. — Да потому, что он мудрее тебя или меня. — И, вздохнув, прибавил: — Намного мудрее.

Заверения Тилло успокоили Риса, но тревога все равно не покидала. Он знал его гораздо хуже, чем двух других его спутников. Тилло был немногословен и не любил говорить ни о своем прошлом, ни о близких. Рису хотелось верить ему, и в то же время он опасался ему доверять.

Тилло отдаленно напоминал ему Ньюлина — такой же мудрый и старый, настолько старый, что его возраст тоже не поддавался определению. Хотя тот никогда не выказывал магическую силу, равную той силе, которой обладал Ньюлин, тем не менее он был довольно проницателен и сведущ. Зная его несколько лет, Рис не раз убеждался в его правоте и поэтому охотно прислушивался к его советам. Если Тилло считал, что Ньюлин будет держать язык за зубами и никому не раскроет тайну менестреля Ривиуса, как бы это ни было странно, он готов был с ним согласиться, однако из осторожности опасался излишне доверять Ньюлину. Надо было действовать, и как можно быстрее.

Он взглянул в сторону Изольды и сразу натолкнулся на ее взгляд. Она тут же отвернулась, как делала всегда, как только ее глаза встречались с его глазами, а он в очередной раз почувствовал вожделение.

Было совершенно ясно: она хотела его, а он хотел ее. Но в отличие от него она не знала, что они враги. Потому он и мучился, не понимая, как у него могло вспыхнуть столь сильное чувство к ней, дочери его врага.

Но ничего, он справится, он все вынесет.

Однако с появлением Ньюлина над его головой нависла угроза разоблачения, следовало поторапливаться. Сегодня вечером они дадут представление, а затем ему надо будет найти Изольду и узнать, какой урок ей хочется получить. Он мог бы ее обучить как игре на гитаре, так и любовной. Все зависело от ее желания.

В его воображении возникло ее тело, нежная гладкая кожа, он стиснул зубы и замотал головой, стараясь прогнать наваждение. Ну почему он не может думать о смазливой служанке или о той конопатой дуре из прачечной, которая предложила помыть его и постирать его одежду?

Однако он полюбил дочь врага, более того, упорно добивался своей цели.

Когда он переспит с ней, когда захватит замок, ну что ж, тогда он расплатится сполна за все свои обиды и унижения.

Будь то поверженный на ристалище английский рыцарь или поверженная на постель английская дама, его главной наградой была радость победы, и жил он только ради того, чтобы одерживать верх.

Изольда Фицхью не станет исключением.

Глава 7

Изольда томилась возле очага главного пиршественного зала. Наивная простота! Ждать странствующего менестреля, Ривиуса. Бояться, что он пожалует, и еще больше опасаться, что он не придет.

Актеры сегодня постарались на славу, представление вышло веселее вчерашнего. Гремели тамбурин и барабан, пели лютня и гитара. Отдельные номера отличались непристойной грубостью, но именно это больше всего пришлось по вкусу зрителям. Осборн хохотал до слез, когда Лайнус, надев фартук и чепец и имитируя женский голос, бегал в страхе от Гэнди, который, изображая страсть, преследовал его. Внимание же Изольды прежде всего было приковано к Ривиусу, особенно тогда, когда он исполнял любовные песни под гитару. Страстным, звучным голосом он пел о губительной любви Париса к прекрасной Елене, о царе Давиде, потерявшем все из-за греховной страсти к Вирсавии, а также о Самсоне, древнееврейском богатыре, которого предала сладострастная Далила.

На фоне этих песен особенно смешно выглядело любовное представление, затеянное Гэнди и Лайнусом. Финал был не менее комичным: карлик Гэнди погибал в объятиях своей гигантской возлюбленной.

Все смеялись, кроме Изольды: ее огорчил подчеркнуто печальный финал как песен Ривиуса, так и грубоватого номера в исполнении Гэнди и Лайнуса. Неужели Ривиус считал женщин виной всех бедствий? Неужели он верил, что те приносят только несчастья, несмотря на шутливый тон его песен?

Итак, она ждала Ривиуса и от нечего делать прикидывала, насколько хорошо выглядит новая драпировка стен при свете свечей и ночных фонарей. Изольда обвела взглядом почти пустой зал. Трое слуг забавлялись игрой в кости. Гэнди показывал фокусы двум ребятишкам. Ньюлин и Тилло сидели напротив друг друга и о чем-то тихо беседовали.

Наконец появился Ривиус. Ее сердце тут же подпрыгнуло и забилось с удвоенной силой.

— Не хотите ли приступить к занятиям? — спросил он, прожигая ее насквозь молниями своих черных глаз.

Опять, в который раз, между ними возникла странная взаимно влекущая сила, что одновременно пугала и возбуждала Изольду. Она кивнула и отвела взгляд от его горящих, как уголья, глаз. В зале, кроме них, оставались лишь Ньюлин и Тилло.

— Я готов.

Ривиус предложил ей руку. Это был настоящий рыцарский жест, на который никак не мог быть способен странствующий менестрель. Только такая простодушная и наивная девушка, как Изольда, могла не замечать, что Ривиус ведет себя скорее как рыцарь, чем бродячий комедиант. Она наконец разглядела странность в его поведении, но не насторожилась, а, напротив, обрадовалась. Может, отец благосклоннее отнесется к ее выбору, когда увидит, как благородно держится Ривиус.

Она оперлась на протянутую руку, причем ее ладошка исчезла в его широкой огромной ладони, и спустилась по ступенькам вниз с возвышения, на котором стоял ее стол. Рядом с ним она чувствовала себя маленькой, слабой, беззащитной, и всему виной чувство, которое он пробуждал в ней. Она отстранилась, не в силах больше выдерживать его прикосновений, близости его тела.

Они расположились на скамье в другом конце зала, подальше от беседовавших Ньюлина и Тилло.

— Вы сегодня занимались? — задал он вопрос.

— Нет. — Она отрицательно помотала головой. — До ужина всегда столько дел, что ничего не успеваешь.

Он вручил ей гитару:

— Ну-ка покажите, чему вы уже научились.

Девушка опять смутилась. Да сколько можно! Она ведет себя словно сельская простушка, которой вскружили голову. Нет, пора взять себя в руки.

Изольда закусила губу. Но он действительно произвел на нее большое впечатление. А вдруг это рука Провидения и сам Господь послал ей Ривиуса?

Она склонилась над гитарой и попыталась сосредоточиться. Ее пальцы ловко перебирали струны, как вдруг до слуха донесся его тяжкий вздох.

— Я что-то не так делаю? Прошу извинить меня, может, я слишком непонятливая ученица?

— Нет, нет, все замечательно. Сразу видно, насколько вы способны.

— Правда?

От его похвалы Изольда раскраснелась.

— Но к сожалению, скорее всего это наш последний урок.

— Как? Почему? Вы вольны оставаться в замке столько, сколько пожелаете.

— Это не так-то просто.

— Но почему?

Он взглянул ей прямо в лицо:

— Трудно находиться все время рядом с вами, Изольда.

Хотя его тихие слова никак не могли долететь до противоположного конца зала, Ньюлин приподнял голову, как будто что-то услышал. Вслед за ним вытянул шею и Тилло. Возникла минутная тишина, встревожено гавкнула собака, но, убедившись, что повода для волнения нет, тут же замолчала.

Изольда ничего не заметила, все ее мысли и чувства были поглощены только что услышанным от него признанием. Да-да, именно признанием. Она ему небезразлична.

— Но мне так хочется, чтобы вы… остались. — Последнее слово она прошептала почти неслышно. — Я прошу: не уезжайте.

Ривиус покачал головой:

— Видеть вас и не иметь права прикасаться… Нет-нет, вы просите меня о невозможном.

— Но это легко исправить, — не подумав, сгоряча ляпнула Изольда.

— Вы позволяете мне лишь касаться вашей руки? — усмехнулся он. — Или, может, плеча во время музыкальных занятий? Разве это не смешно?

Изольда растерялась, она начала понимать, к чему он клонит. А что она имела в виду, разрешив ему столь поспешно определенные вольности в общении?

— Я думаю… чуть позже можно будет касаться не только руки… — все так же шепотом сказала она.

Он пододвинулся к ней, плотно прижавшись бедром к ее ноге, затем, протянув руку за ее спиной, взялся за гриф гитары, точно так же, как и вчера. Она испуганно взглянула в сторону Ньюлина и Тилло, но те, увлеченные разговором, похоже, ничего не заметили.

— Я спрашивал вас сегодня утром, Изольда: что вам угодно от меня? — хриплым голосом сказал Ривиус. — Скажите, только откровенно. Что может быть хуже, чем безответная любовь?

Любовь… Наконец-то волшебное слово было произнесено. Не влечение, не вожделение, а любовь, но почему безответная? Изольда склонила голову ему на плечо и шепнула:

— Вы ошибаетесь…

Его мышцы напряглись, он осторожно обнял ее, а свободной рукой ласково провел по щеке. Если бы они не находились в большом зале, Изольда даже испугалась собственной смелости, она с радостью позволила бы ему большее, но здесь это выглядело бы неприлично, и что делать дальше, она не знала. Но вспыхнувшее внутри желание тут же заставило ее забыть об осторожности, она закрыла глаза и тихо застонала. В ответ он еле слышно вздохнул и порывисто встал, боясь разрушить последнее препятствие между ними.

Совершенно потеряв голову, Изольда безмолвно смотрела на него. Она хотела его, его намерения были весьма недвусмысленными. Неужели она станет поперек дороги собственному счастью? Нет, никогда.

По ее глазам он понял, что девушка сдается.

— Где нам можно уединиться?

У нее перехватило горло. Изольда показала глазами:

— Моя спальня на верхнем этаже.

— А как же служанка?

Изольда вспомнила, что у Магды есть возлюбленный, и та, наверное, уже убежала на свидание.

— Она ушла.

— И не вернется?

Изольда смутилась. Неужели она настолько потеряла голову, что готова на все? Но именно в этот миг ей окончательно стало ясно: да, она сошла с ума. Лишилась рассудка от желания любить и быть любимой. Что будет, если ее родители узнают обо всем? Это невозможно даже себе представить.

Но тут ей на память пришла одна история, хорошо известная в Роузклиффе, о которой они не любили вспоминать. Дело в том, что Изольда родилась прежде, чем ее отец с матерью вступили в брак, освященный церковью. Она была незаконнорожденной. Вопреки козням злопыхателей отец с матерью, любившие друг друга, преодолели все препятствия. Разве могли родители порицать ее за тот проступок, который они сами совершили в молодости?

— Она появится только на рассвете. Но для верности можем подняться на этаж выше.

— В спальню ваших родителей?!

Брови Ривиуса удивленно взлетели вверх.

Не говоря больше ни слова, Изольда встала и с решительным видом пошла вперед, а затем вверх по лестнице. Святая Мария, она совершит то, что ей хочется больше всего на свете.

Ньюлин приводил ее пристальным взглядом. Хотя Изольда шла наверх одна, у него не было ни малейших сомнений, что Ривиус вскоре последует за ней.

«Ну что ж, — вздохнул про себя старый бард, — может быть, это к лучшему».

Тилло, сидевший напротив, понимающе улыбнулся:

— Юная любовь. Как приятно смотреть на эту парочку и как трудно им будет!

— Боюсь, не столько им, сколько всем, кто живет в Роузклиффе, — ответил Ньюлин и взглянул выцветшими от старости глазами на Тилло. — Он вернулся с единственной целью — отомстить, и ты знаешь об этом.

Тот отвел глаза в сторону:

— Его сильно обидели, и я не виню его за то, что он хочет сделать. Наверное, очень трудно сидеть за столом в доме ничего не подозревающего врага, особенно если тебе оказывают тут радушный прием.

— Точно так же, как мы с тобой сидим.

— Но мы ведь не враги, — улыбнулся Тилло.

— Нет. Нам это ни к чему.

— Как знать, может быть, они сумеют договориться? Может, сегодня ночью они поймут кое-что?

— Вряд ли, слишком долго копилась ненависть, слишком долго скрывалась тайна, — горько заметил Ньюлин. — Из таких отношений не вырастает дружба. Ты не согласен?

Тилло нахмурился и чуть погодя встал из-за стола.

— Он и она поступают так, как им заблагорассудится. Ему не надо бегать за ней, однако он бегает. Она должна подчиняться воле родителей, но и не помышляет об этом. Они оба слишком молоды, их поступки слишком порывисты, они не думают о последствиях.

Ньюлин всмотрелся в нахмуренное лицо Тилло.

— Ты почему-то сердишься. Что случилось?

Тилло с боязнью взглянул на него и, чуть помедлив, сказал:

— Мне кажется, ты уже знаешь ответ.

Ньюлин по привычке начал раскачиваться взад и вперед.

— Многое мне открыто. Мне известны разные тайны.

— И моя тоже?

— Да, — помолчав, ответил Ньюлин.

Тилло плотнее укутался в свой пурпурный плащ.

— Тогда ты должен знать, почему я рассердился.

— Увы, именно этого я как раз и не понимаю.

Их взгляды встретились. Они долго смотрели в глаза друг другу, пока Тилло не отвел взгляд.

— Мужчины, они всегда всему виной, и не важно, сколько им лет, — пробурчал старый менестрель и пошел прочь.

Ньюлин с откровенным удивлением на лице смотрел ему в спину. Его чудесные способности — узнавать неизвестное или предсказывать будущее — иногда казались ему непомерно тяжелой ношей. Поведение Тилло удивляло и огорчало, но больше его тревожило другое. Хотя он всегда знал, что Рис обязательно вернется, тем не менее для Ньюлина оставалось загадкой, как теперь пойдут дела в Роузклиффе. Когда сталкиваются люди с сильной волей, результат зачастую трудно предугадать. Что теперь будет — одному Богу известно.

Словно далеким эхом из прошлого до него долетели слова Джослин: «Конец зимы уже не за горами». Более двадцати лет прошло с тех пор, а он помнил их разговор так, как будто он состоялся вчера. В молодости та очень походила на Изольду — такая же живая, смелая, решительная.

Да, вполне вероятно, конец зимы недалек, размышлял Ньюлин. Вполне возможно, что вместе с наступлением весны в этих краях на свет появится третье поколение детей. Он принялся раскачиваться из стороны в сторону, и в его голове, как тысячи колокольчиков, зазвучали детские голоса.

Валлийцы склонят головы тогда, Когда скалы будут там, где была трава, И луна почернеет, как спинка жука, А зимой вместо холода будет жара.

Возможно, это не закат, а рассвет, думал бард. Он взглянул на лестницу, скоро по ее ступенькам застучат сапоги Риса, поднимающегося в спальню дочери его врага. Что ждет их дальше? Мир изменчив. Какой бы выбор ни сделали влюбленные, жизнь все равно будет продолжаться. Очень скоро полог неизвестности приподнимется над будущим. Ну а тем временем можно поразмышлять над тайной Тилло.

Глава 8

Рис сидел молча, поглядывая изредка на лестницу. Он видел, как вышел из зала Тилло, сгорбившись, словно под тяжестью незримого груза. Путь сюда был не из легких, но старик ни за что не хотел расставаться с друзьями.

Затем Рис заметил, как проковылял Ньюлин. Завтра утром он узнает у Тилло, о чем они так долго беседовали. Рис догадывался о том, что Ньюлин понял, кто скрывается под маской странствующего менестреля. Но почему старый бард скрывал его тайну, ему было невдомек. Как бы там ни было, но подобная неопределенность не устраивала Риса. Он решил во всем разобраться.

Хотя в данный момент его больше волновало другое. Зал был пуст. Лестница манила его наверх, и он откликнулся на это безмолвное приглашение. Двадцать пять каменных ступенек вели на другой этаж, еще пятнадцать — на этаж выше, в покои, где его поджидала Изольда. Ни одна деталь не ускользала от внимательных глаз Риса, он подмечал все — расположение окон, число факелов. Если хочешь победить, пренебрегать нельзя даже мелочами. Но тут в полный голос заговорила его мужская натура. Он шел к женщине, и никто не помешает ему. Вот наконец и приоткрытая дверь, и в темноте спальни — огонек, а рядом широкая кровать с пологом из темно-синего бархата.

Как только Рис вошел и прикрыл за собой дверь, он всмотрелся, ожидая увидеть лежащую на постели Изольду, но там никого не было. Рис нахмурился, ему начинала надоедать эта игра в кошки-мышки. Он же видел, чего она хочет, и он желал то же самое. Где же прячется эта маленькая чертовка?

Внезапно позади него скрипнула дверь, стукнула щеколда, кто-то закрыл двери.

Неужели его заманили в ловушку? Страшная мысль молнией поразила Риса. Он мгновенно выхватил спрятанный кинжал и принял оборонительную позу. Черт, она заманила его в западню! Он ожидал, что на него набросятся стражники, укрывавшиеся под пологом темноты, но вместо них от дверей отделилась фигура Изольды с распущенными волосами. Увидев кинжал в его руке, она побледнела.

— Что случилось? С кем ты собираешься сражаться?

— Пустяки, мне померещилось.

Он быстро спрятал оружие, но руки у него немного дрожали, а сердце колотилось сильно и быстро. Он обнял ее.

— Погоди, не спеши.

Она оттолкнула его, пытаясь вырваться.

Но Рис не выпустил ее, а еще крепче сжал в своих объятиях.

— Я не заметил тебя, — горячим шепотом принялся объяснять он. — Когда дверь закрылась, я по ошибке решил, что твой главный страж поймал меня в западню. Но теперь мы наедине, а ведь именно этого нам больше всего хотелось. Не бойся.

Он прижал ее к себе, глядя ей прямо в глаза.

— Ну, что же ты! Поцелуй меня, я сгораю от нетерпения.

У Изольды не было сил сопротивляться его вкрадчивому голосу, но сердцем она ощущала в его словах какое-то притворство и фальшь. Что-то в его поведении не укладывалось в ее голове, что-то было явно не так. Но тут его губы прижались к ее губам, и у нее все поплыло перед глазами. Его крепкие объятия, горячие поцелуи, напористость заглушили возникшие подозрения. Способность рассуждать, благоразумие сразу исчезли, растворились, спрятались где-то глубоко-глубоко. На их место пришло одно лишь всепоглощающее желание: огромное, неодолимое, охватившее ее целиком, и она покорно уступила возникшему влечению.

Ривиус осыпал ее лицо страстными поцелуями, от которых перехватывало дыхание в груди. Она обвила его шею ласковым кольцом рук и поцеловала в ответ. Изольда старалась подражать ему, но он был настолько сведущ в искусстве любви, что она никак не могла уловить нужный ритм. Его чувственный рот, исходящий от него волнующий мужской запах пробуждали в ней страсть. Он провел языком по ее губам, и губы Изольды сами открылись, невольно отозвавшись на его настойчивость. Язык проникал все глубже, и все сильнее распалялся жар внутри ее тела.

Изольда даже не успела заметить, как оказалась на кровати. Его поцелуи не прекращались ни на секунду. В темном помещении горела лишь одна свеча. Мужчина казался огромным призраком, проникшим к ней в спальню. Если бы не его слишком осязаемые ласки, если бы не реальная тяжесть его тела, она сочла бы все это галлюцинацией или плодом разгулявшегося воображения. Но нет, он был настоящим мужчиной из плоти и крови. Вдруг страшная, оскорбительная мысль пронзила сознание Изольды.

— Нет, не надо, — прошептала она.

— Ну что ты! — Он ласково поцеловал ее в губы. — Ведь и ты, и я хотим этого.

— Да, ты прав, но не здесь… не в этой спальне, — упиралась Изольда.

— Почему нет? — ласково спросил Ривиус, стаскивая одну бретельку сорочки с ее плеча. — Здесь такая удобная широкая кровать. Чего еще можно желать?

— Но, Ривиус, неужели ты не понимаешь?

— Чего? — шутливо отозвался он и принялся сквозь сорочку нежно покусывать ее сосок.

Она изогнулась от наплыва новых острых ощущений.

— Какая славная кровать! — продолжал он, задирая подол сорочки и лаская ее бедро. — Мне всегда хотелось иметь такую.

— Но это же спальня моих родителей.

На этот раз он промолчал. Нет, все-таки отозвался, но ответом стали его поцелуи. Теперь он гладил и ласкал ее всю. Соски Изольды стали твердыми, и безрассудная страсть с новой силой отуманила сознание. Девушка схватила Риса за волосы и прижала его голову к груди. Она не могла объяснить, что именно происходило с ней, но в одном не сомневалась: это было нечто необыкновенное и удивительное. Сладкая мука казалась невыносимой, но если бы вдруг по какой-нибудь причине она прекратилась, то это невозможно было бы пережить.

Собрав все силы, она взглянула ему в глаза:

— Ривиус, погоди. Я приготовила другое ложе — наверху, в башенке.

Сперва по его лицу, охваченному страстью, невозможно было определить, слышал ли он, что она сказала. Но тут он прерывисто вздохнул и ответил:

— Очень хорошо. Поднимемся в то гнездышко, которое ты свила для нас с тобой. — Чуть отдышавшись, он вдруг сказал: — Но сперва я хочу показать тебе одну штуку.

С этими словами он чуть-чуть опустился вниз — так, что его лицо оказалось на уровне ее груди, и губы отнюдь не бездействовали. Боже, что он задумал? Пусть делает побыстрее, или она умрет, задохнется от охватившего ее блаженства.

Но тут Изольда замерла, потому что почувствовала, как его рука проникла меж ее бедер в самое сокровенное место, до которого никто никогда не дотрагивался. Вздрогнув, она попыталась сжать ноги, но его рука не унималась и продолжала ласки. Схватив его за плечи, она попыталась остановить его:

— Ривиус, прекрати…

— Ш-ш, — прошептал он и начал двигать пальцем взад и вперед.

— О, Ривиус! — выдохнула она, ей казалось, что поток никогда не ведомого сладострастия подхватил ее и понес куда-то высоко-высоко, навстречу ослепительному сиянию. — Что ты делаешь?

— Я? Показываю тебе, на что способен любящий мужчина. Тебе хорошо?

— Да… да… да, — ритмично выдыхала она в такт ласкающим движениям его пальцев.

— Но это только начало, Изольда, — прохрипел он. — Сейчас я покажу тебе нечто большее.

О нет, ее сердце не выдержит, не выдержит! Да-да, пусть делает что хочет. Это была ее последняя сознательная мысль. Он прильнул губами к ее груди, и внутри ее вспыхнул огненный цветок, радужные круги побежали перед глазами. Она взлетела еще выше, ей казалось, что неведомая сила несет ее по высоким волнам, то приподнимая, то опуская, пока наконец огромная волна, ниспадая, не вынесла ее на берег и она, обессиленная, полуживая, замерла, задыхаясь и лежа на земле.

К ее удивлению, она не умерла. Изольда понемногу пришла в себя. Тяжело дышащий Ривиус лежал, упираясь щекой в ее живот. Что же он делал с ней? Со слов матери Изольда в общем и целом знала, что представляют собой интимные отношения, но то, что Рис вытворял с ней… Неужели этим же самым занимались ее отец и мать? Она поспешно отогнала от себя эту мысль. Вдруг она опять с горечью осознала, что они находятся в спальне родителей. Она резко привстала, упираясь локтем в постель.

— Нет, так нельзя. Это неправильно…

— Что именно? — удивился Ривиус.

— Пойми, нельзя заниматься этим здесь, в спальне моих родителей… Это нехорошо, — сказала Изольда.

— Напротив, у нас все идет неплохо. А эта кровать как нельзя лучше подходит для того, чем мы будем заниматься дальше. Очень удобное местечко.

Он лег на нее всем телом, и хотя Изольде больше всего хотелось, чтобы Ривиус продолжил ласки, но чувство стыда, уважения к родителям заставило ее с новой силой сопротивляться его намерениям.

— Не здесь, Ривиус. Я же просила тебя. Давай перейдем в башенку, там тоже есть спальня.

— Тебя беспокоит то, что мы лежим в кровати твоих родителей?

— Да, — закивала она.

— Ну что ж, тем более нам не следует уходить отсюда!

Услышав такие слова, Изольда удивилась и растерялась.

Что могли они означать?

— Я не понимаю тебя… при чем здесь мои родители?

Не отвечая, он раздвинул ногами ее бедра и прижался к ее трепещущей плоти, жаждущей продолжения. Но какое-то нехорошее предчувствие уже овладело душой Изольды. Что-то пошло не так, но что это было, она пока не могла объяснить. Она лежала на кровати родителей с почти не знакомым ей мужчиной. Конечно, ее влекло к нему. Пожалуй, она слишком быстро уступила его домогательствам. Поторопилась?! В самом деле, что она знала об этом человеке? Почти ничего!

— Постой.

Она попытались оттолкнуть его.

— Нет. — Он плотно прижался, входя в неё.

— Не надо! — крикнула она.

— Поздно, — хрипло ответил он, глядя на нее темными глазами, в которых блестел злобный огонек.

Как это ни странно, он показался Изольде знакомым.

— Я не могу больше ждать.

Его голос звучал решительно и жестко. Он взял ее сильным и резким движением. Изольда задохнулась от приступа острой боли, но боль тут же прошла. Боже, что она наделала, она потеряла свою девственность!

Он продолжал свои странные движения, то приподнимаясь над ней, то опускаясь, и, удивительное дело, эти ритмичные движения вызывали невыразимо сладостное ощущение. Больше ей не было больно, напротив, каждое его погружение внутрь ее тела воспринималось с удовольствием, которого она раньше не испытывала, приносившим невыразимое наслаждение. Его движения становились все быстрее, и Изольда застонала, не в силах сдерживать блаженство.

— Черт! — выругался он. — Черт возьми!

— Ривиус, — невольно выдохнула она его имя.

— Ривиус, — злобно повторил он, и мрачное выражение на его лице приобрело угрожающий оттенок.

Ей стало страшно, от него явственно исходили страсть и… ненависть.

— Десять лет, — на валлийском языке произнес он. — Двадцать лет.

Она удивленно заморгала, не понимая, куда он клонит.

— Что ты хочешь сказать? — тоже по-валлийски спросила она его, судорожно пытаясь вспомнить что-то очень важное, но все время ускользавшее из ее памяти.

Он продолжал ритмично двигаться. Изольда, инстинктивно уловив ритм, подчинилась его мерным движениям. Внутри ее росло возбуждение, и вместе с тем все сильнее вращался вихрь мыслей, возникших в ее голове. Что же было не так? Что так тревожило ее? Вдруг вместе с накатившейся волной страсти ее осенило внезапное озарение. Она все вспомнила. Правда выползла из скрытых глубин ее памяти.

— Рис! — вдруг вскрикнула она. — Рис ап Овейн! — повторила она, стараясь, чтобы ее голос не сдавило так же, как ее сердце.

Прозрение Изольды совпало с завершающими волнами наслаждения, охватившими их обоих. Как только затихла последняя судорога, он поник головой и пробормотал:

— Ты теперь моя, Изольда. Видишь, как нам хорошо с тобой.

Рис чувствовал себя властелином, он еще раз одержал победу над ненавистными англичанами. Но странное дело — женщина, лежавшая рядом с ним, уже не выглядела в его глазах врагом, напротив, она казалась ему близкой и родной. Он ласково обнял ее, безмолвную, с изумленными глазами, и принялся убаюкивать, одновременно прокручивая в уме план по захвату замка: те безотлагательные действия, которые надо было срочно предпринимать.

Книга II

Ворота замка встали перед ним,

Бесстрашно он на них взглянул.

И, не сморгнув и не смигнув,

Уперся луком и перемахнул.

Генри Хантингдон

Глава 9

Изольда была не в силах смотреть в его лицо — настолько оно стало для нее ненавистным. Что она наделала?!

Она зажмурилась и попыталась забыть то, что только что произошло между ними. Увы, грозная реальность не хотела отступать. Он и она находились в спальне ее родителей, оба прерывисто дышали, а тела их были мокрыми от пота. Рядом с ней лежал ее враг, гнусный враг, которому она подарила свою девственность. Но хуже всего, она не жалела об этом.

Напротив, с упоением вспоминала эти сладкие минуты!

— Господи, — шептала она. — Господи…

— Послушай, Изольда, не слишком ли позднее время для молитвы? — пошутил Рис, но теперь от него веяло чем-то враждебным и чуждым.

С диким воплем она отскочила от него. Растрепанная, в разорванной сорочке, она выглядела ужасно, хотя еще не подозревала об этом. Она натянула юбку, стараясь привести себя в порядок. Однако он с явным злорадством поспешил открыть ей глаза.

— Изольда, неужели ты собираешься в таком непотребном виде появиться среди своих слуг? Всклокоченные волосы, смятая, криво надетая одежда… Да любой из челяди, кто увидит тебя, сразу поймет, чем ты только что занималась. Ах, как нехорошо!

Он откровенно издевался над ней.

— А припухлые губы и раскрасневшееся лицо? Кроме того, от тебя так и отдает запахом похоти. Какой стыд!

Он по-прежнему насмехался над ней.

— О святая Мария! — отчаянно взмолилась Изольда.

Что же она натворила? Как ей жить дальше?

Но тут наконец заговорил ее хваленый здравый смысл. Этот человек был не только ее врагом, но и врагом всей ее семьи. И он находился в замке Роузклифф. Изольда забыла о своей чести, гордости и репутации, она думала об одном — надо как можно скорее поднять тревогу. Она развернулась и кинулась к двери, но каким бы быстрым ни было ее движение, Рис оказался еще проворнее. Не успела она открыть двери, как он схватил ее за талию и оттащил.

— Нет, нет, погоди, куда же ты? — угрожающе бормотал он.

— Отпусти.

Она забилась в его руках, но тут же его ладонь закрыла ей рот. Она извивалась, била его руками, брыкалась ногами, пытаясь вырваться, — все было тщетно. Рис поднял ее, бросил на кровать и навалился на нее. Она задыхалась, беспомощная, придавленная к постели всей тяжестью его тела. Создавшееся положение до смешного походило на недавнюю сцену любви, за одним маленьким исключением: теперь на смену ей пришла ненависть.

— Не надо поднимать лишний шум, — шептал он, отрывая кусок ткани от юбки и затыкая ей рот импровизированным кляпом. — Напрасно ты хочешь помешать мне. Ничего у тебя не выйдет!

Он грубо перевернул ее на живот, заломил руки за спину и связал их другой полоской материи, оторванной от платья. Затем наступила очередь ног. Сопротивляясь, Изольда вертелась, изгибалась, но все напрасно. Рис уселся прямо на ее ноги и ждал, пока не стихнет взрыв ее ярости. Выдохшись, Изольда замерла. Тяжелое свистящее дыхание вырывалось из ее груди, она по-прежнему дрожала от неослабевающего гнева.

— Послушай, я ведь не собираюсь причинять вред никому из англичан в замке.

Страх моментально вытеснил гнев в ее душе. Он ведь и в самом деле может убить обитателей замка! Стражу, прислугу — всех, кто доверился ей. И всех их она предала! Изольда слегка приподняла голову, чтобы лучше слышать то, что он скажет.

— Повторяю: я вовсе не хочу никого убивать. Мне бы хотелось избежать ненужного кровопролития.

Рис, заметив ее внимательный взгляд, перевернул Изольду на спину. Лучше бы он этого не делал! Перед ней предстало мерзкое лицо обманщика и врага. Боже, как она ошибалась, как можно было не разглядеть, кто скрывался под личиной странствующего менестреля?! Она со страхом наблюдала за тем, как Рис выудил откуда-то из сапога спрятанную там тонкую цепочку. Обмотав ее вокруг ее талии, он застегнул один конец, а другой прикрепил к столбику кровати. В мерцающем свете свечи он выглядел как слуга тьмы, а не как человек. Более того, маска злорадства на его лице, чередование темных и красных бликов придавали ему сходство с самим дьяволом. Боже, кого она полюбила? Изольда зажмурилась от ужаса.

Неужели Господь отверг ее или, хуже того, проклял? Неужели Всевышний оставил ее?

Рис внимательно все оглядел, проверяя, крепко ли она привязана. Его горящие, как уголья, глаза бегали взад и вперед, пока не остановились на Изольде. К ее удивлению, в его взоре не угадывалась ни ненависть, ни злоба, ни недавняя страсть — ничего. Она осторожно посмотрела на него из-под полуоткрытых век и тут же отвернулась, он стал ей невыносимо противен.

— Ты пока побудешь здесь. — В тишине и темноте спальни смысл его слов прозвучал угрожающе. — Не надо пытаться бежать. Это не только бесполезно, но и опасно. Я скоро вернусь. Но знай, когда это произойдет, замок Роузклифф будет моим. Он, как это и должно быть, опять попадет в руки валлийцев.

Он вышел, и Изольда осталась одна — связанная, беспомощная и обесчещенная. Из-за ее глупости и только по ее вине всем обитателям замка грозила неминуемая опасность, но, откровенно говоря, ей не было никакого дела до каких-то там стражников. Разве не их долг сражаться и погибать? Пусть это делают другие, но только не она. Чему научила ее мать, так это умению позаботиться о себе. Она попыталась освободиться от стягивающих ее пут, но все ее усилия оказались тщетными. Фитиль затрещал, свеча потухла. Спальня погрузилась в кромешную темноту. В ее душе зашевелился липкий страх, она лежала, тревожно прислушиваясь к полной тишине и стараясь удержать рыдания.

Рис ап Овейн вернулся, чтобы отомстить, и только одному Господу было известно, чем все это могло закончиться.

Рис шел через пустынные, погруженные в полутьму залы замка, и радостное предчувствие переполняло его сердце. Несмотря на неожиданный поворот событий, он был уверен в успехе задуманного им плана. Замок будет захвачен, причем именно сегодня ночью. Он будет принадлежать ему, точно так же, как дочь его врага. Воспоминания о недавних ласках на миг затуманили его взгляд. Какая она все-таки восхитительная любовница! Нежная, пылкая, страстная — о лучшей нельзя было и мечтать. Он помотал головой, отгоняя сладостные видения. Суровая реальность встала перед ним. Надо было действовать, причем немедленно. Немного везения — это все, что им требовалось. Мятежные валлийцы во главе с друзьями его детства Глином и Дэфиддом устроили стоянку в лесу рядом с замком и только ждали его сигнала.

Пройдя на конюшню, где ночевали его товарищи, он потряс за плечо спящего Гэнди, и тот, все поняв по одному лишь взгляду, тут же исчез в темноте. Вслед за карликом проснулся и Лайнус. Они тихо поднялись на стену замка.

Первый страж был оглушен одним ударом. Затем наступила очередь второго и третьего. Рис крепко связал их, а Лайнус перетащил всех поочередно вниз. Приоткрыв задние ворота, он аккуратно сложил связанных стражников возле стены снаружи. Теперь пришел черед прислуги на конюшне. Рис и Лайнус быстро расправились со спящими слугами, связанных конюхов заперли в прачечной.

Затем наступила очередь кухонной челяди, которая тоже не доставила особых хлопот. Один лишь дворецкий Одо начал сопротивляться, но тут же утих, как только Рис приставил к его горлу кинжал.

— Если хочешь сохранить жизнь своей хозяйке, веди себя смирно.

Ближе к рассвету Рис вместе с Лайнусом обезвредили всю дежурившую охрану. Остальные стражи мирно похрапывали у себя в казарме.

— Черт побери, где Гэнди, Глин и остальные? — тихо выругался Рис.

— Может, они сбились с пути в ночном лесу? — предположил Лайнус.

— Может быть, Гэнди передумал? — вдруг заметил Тилло.

Рис круто обернулся в сторону согбенного Тилло и ощерился:

— Мне кажется, первым, кто передумал, был именно ты. Я следил за тем, как ты разговаривал с Ньюлином.

— Ну и что из этого? В отличие от вас мы с Ньюлином управляем людьми без помощи оружия.

Желваки заходили у Риса на скулах. Слова, вернее, тон, каким их произнес Тилло, раздражал его.

— Не мели чушь! Гэнди никогда не предаст меня. Что же касается тебя… Не знаю, не знаю. Может, скажешь, о чем так долго вы говорили с Ньюлином?

— Он очень устал.

Тилло опустился на перевернутую вверх дном корзину.

— Неужели настолько, что ему уже все безразлично?

— Он верит, что ты никого напрасно не обидишь и никому не причинишь зла.

Вместо ответа Рис лишь презрительно фыркнул. Итак, Ньюлин признал то, что было неизбежным, и, как обычно, переметнулся в стан сильнейшего. Двадцать лет тому назад он встал на сторону победившего Фицхью. Вместо того чтобы помочь бедным валлийцам, он подружился с взявшими верх англичанами. Вот и сейчас он поступает точно так же: не помогает Рису, но и не мешает ему захватить замок.

От мысли, что сам Ньюлин ни в чем не препятствовал ему, бурная радость овладела Рисом, и всю его усталость как рукой сняло. Если великий Ньюлин встал на его сторону, значит, он обязательно победит. Это был верный признак.

Рис самодовольно ухмыльнулся.

— Ладно, старина, — сказал он Тилло, — не обижайся. Очень скоро тебе не надо будет скитаться по дорогам. Больше никаких турниров и музыкальных представлений, никакого фиглярства. Здесь ты обретешь дом и покой. Остаток жизни проведешь без тревог и забот.

Тилло покачал головой:

— Благодарю покорно. Боюсь, что замок Роузклифф — не очень-то подходящее место для меня.

Неясный шум и тени, возникшие во дворе замка, отвлекли Риса от разговора. Он насторожился, но тут же расслабился. Это был Гэнди, следом за которым шли вооруженные валлийцы. Рис поспешил им навстречу.

— Что случилось? — с тревогой прошептал Глин. — Неужели кто-то пронюхал о нашем заговоре? Неужели все открылось?

— Угу, — буркнул Рис, не вдаваясь в излишние подробности. — Но не все так плохо. Мы взяли в плен девять стражников. В казарме спят еще одиннадцать. Если мы захватим их, то замок будет наш.

Он разделил прибывших валлийцев на три отряда. Отряду под командованием Дэфидда была поручена охрана ворот замка и крепостных стен. Вторая группа должна была стеречь двор, чтобы никто не смог ускользнуть из казармы. Тем временем Рис и Лайнус подошли к входу в казарму, с другой стороны ее окружили воины под началом Глина. Как только все валлийцы заняли исходную позицию для нападения, Рис издал пронзительный свист — сигнал к атаке.

Валлийцы бросились на штурм. Начался ночной бой. Крики, лязг оружия, ругань, стоны. Казалось, битва происходит не во дворе замка, а в преисподней. Застигнутые врасплох англичане отчаянно оборонялись. Однако, теснимые с обеих сторон и сгоняемые на середину казармы, теряли боевой дух. Англичане попали в отчаянное положение, и хотя сопротивляться было почти бесполезно, они все-таки пытались это делать.

Перед атакой Рис отдал приказ: напрасно никого не убивать и щадить раненых. На то было две причины: во-первых, он хотел разрушить сложившееся о нем мнение. Нужно было показать всем окрестным жителям, что он вовсе не чудовище, каким его рисовали англичане. Он хотел захватить замок, пролив как можно меньше крови, — его отвага и удаль должны были подчеркнуть ничтожество и слабость англичан и самого Фицхью.

Но какими бы благими ни были намерения, к сожалению, войны без жертв не бывает. До его слуха доносились стоны и крики раненых. Одного английского рыцаря он оглушил сильным ударом, другого толкнул, и тот упал на пол.

— Принесите факелы! — приказал он, и через минуту их тусклый свет осветил казарму.

Это была настоящая бойня. Пять окровавленных англичан валялись на полу, шестеро полураздетых воинов толпились в центре казармы, среди них — Осборн с растрепанными седыми волосами.

— Сдавайся, Осборн де ла Вер! Сдавайся вместе со своими людьми на милость Риса ап Овейна! Плен или смерть!

Из-под седых бровей старого рыцаря сверкнули глаза, в которых, кроме гнева, отчаяния и злобы, внезапно отразилось удивление.

— Рис ап Овейн? Ты пришел в замок под видом менестреля? А где Изольда? Что ты сделал с ней?

Рис осклабился:

— Положи оружие и вскоре ты увидишь ее живой и невредимой.

Старый рыцарь быстро огляделся вокруг себя: положение англичан было безнадежным. Не желая лишнего кровопролития, Осборн крикнул:

— Сдаюсь! — и с этими словами положил меч на землю.

Его примеру последовали и его боевые товарищи.

Рис хмыкнул с довольным видом.

— Отведи их всех в подземелье, — приказал он Глину. — Лайнус покажет тебе, где находится тюрьма замка.

— А что же Изольда? — с тревогой спросил Осборн, проходя мимо Риса.

— Обещал, значит, покажу, — отрезал Рис. — Как только в замке уляжется тревога и я сяду за пиршественный стол в главном зале Роузклиффа как его хозяин, ее покажут тебе.

— Мерзавец! — Старый воин рванулся из рук валлийцев, но его держали крепко. — Лживый пес! Рэнду следовало повесить тебя десять лет тому назад, когда ты был в его руках.

Рис осклабился:

— Кто же спорит? Но все мы ошибаемся, и теперь Фицхью придется дорого заплатить за свой промах. — И тут же бросил державшим Осборна валлийцам: — Уведите его!

Пленных повели в подземелье. Рис задумчиво смотрел им вслед, и в его голове все отчетливее звучало: отныне он хозяин Роузклиффа. Сегодня ночью его заветная мечта сбылась. Если бы он верил в Бога, то возблагодарил бы Всевышнего за содеянное чудо. Сперва восхитительное свидание с английской красоткой, а потом короткая схватка и чистая победа. Впрочем, при чем здесь Провидение? Кто все придумал, кто все подготовил и свершил? Разве не он?

Рис задумчиво откинул прядь волос со лба. Несмотря на успех, ему вдруг стало грустно. Захваченный замок уже казался ему не такой уж большой наградой за двадцать лет унижений, тяжелой жизни в крепости Барнард, где он постигал азы боевого искусства, и после этого долгих скитаний по Англии. Он достиг всего, к чему стремился двадцать лет, но почему так скверно было у него на душе, понять не мог.

Он почесал бороду. Может быть, дело в том, что он по-прежнему выступает в роли менестреля Ривиуса? Ну что ж, в таком случае надо поскорее принять вид рыцаря Риса ап Овейна, что должно поднять его настроение, и заодно отпраздновать свою блестящую победу.

Расправив плечи, он задорно встряхнул головой. Помыться, побриться, а потом торжественная встреча с единственной представительницей рода Фицхью. Он боялсяпризнаться самому себе, что ему хотелось увидеть Изольду Фицхью, предстать перед ней не только в затрапезном, бедном наряде, но в роли победителя.

До спальни, как ни прислушивалась связанная Изольда к тому, что творилось в замке, долетали лишь еле слышные голоса. Разобрать, кому они принадлежали — валлийцам или англичанам, — не было никакой возможности. Все, что ей оставалось, — это молча лежать в темноте, проклинать Риса ап Овейна, молить Господа о помощи и оплакивать свою собственную глупость.

Как можно быть такой слепой? Как могла она не заметить сходства, которое столь явно бросалось в глаза? Тот же самый наглый взор и заносчивый вид. Как она могла не узнать его? Она первой должна была увидеть, кто скрывался под маской менестреля Ривиуса, а вместо этого сама впустила бродячих актеров в замок вопреки подозрениям Осборна, который всячески отговаривал ее от этой безрассудной затеи. Но если отец был ей не указ, что уж говорить о несчастном Осборне? В замке никто не смел перечить самонадеянной, избалованной и взбалмошной Изольде. Вот куда завело ее собственное высокомерие!

В отчаянии она принялась рваться и метаться на постели, пытаясь освободиться от пут. Но все старания вырваться оказались напрасными, столь же тщетными были ее попытки утешить, успокоить голос совести, который мучил ее, упрекая в том, что она натворила. Изольда перебирала в памяти один промах за другим, одну ошибку за другой, и ни одной из них не было оправдания. Но самое ужасное — она отдала свою девичью честь злейшему врагу, человеку, которого ненавидела, который смертельно обидел ее, когда она была еще ребенком. Она, как глупая, наивная девчонка, поддалась его обаянию, его мужественной привлекательности, он буквально очаровал ее, вскружил голову. Более того, она вообще оказалась круглой дурочкой, вбив себе в голову, что он поэт и музыкант.

Она еще раз попыталась вырвать руки — бесполезно. Бессильные слезы полились из глаз. В душе Изольды в один кошмарный клубок сплелись обида, злоба, презрение и… любовь. Она застонала от отчаяния. Да, да, любовь, несмотря на то что мужчина оказался предателем и негодяем, причинившим ей столько страданий, он пробудил в ней любовь. Как бы там ни было, но она действительно любила его.

Вдруг до ее слуха донеслись приглушенные голоса и смех. Она прислушалась. Может, страже замка удалось разрушить планы Риса? Может, Осборн взял в плен этого негодяя и бросил его в самую глубокую темницу — туда, где и было ему место? Она горячо молилась, чтобы так все и случилось.

Но тут девушка отчетливо разобрала, как чей-то веселый голос на валлийском языке воскликнул:

— Эй, Дэфидд, как тебе эта ночка?

— Отличная для валлийцев и прескверная для англичан, — отозвался другой голос и тоже на валлийском языке.

Изольда в ужасе замерла. Все сразу стало ясно. Рис выиграл!

Она не успела до конца осознать весь ужас происшедшего, как на лестнице послышался стук шагов о каменные ступени. Он приближался и становился все более громким и наглым. Она приподняла голову, чтобы лучше видеть дверь, и как только та распахнулась и на ее пороге возник знакомый силуэт, вздрогнула от страха. Это был он, и встреча с ним ничего хорошего не предвещала.

Рис подошел к кровати, послышались удары, кремня, от каждого она невольно вздрагивала. Наконец в плошке для розжига вспыхнула промасленная ветошь, и от ее огня затеплился огонек на свечке. Рис зажег еще две свечи и вставил их все в подсвечник. В спальне сразу стало светло. Когда он повернулся к ней лицом, она с трудом узнала его: перед ней стоял настоящий воин, а не бродячий актер. На нем были камзол из плотной буйволиной кожи, высокие сапоги с отворотами, на поясе висел тяжелый меч, а с другой стороны — внушительных размеров кинжал.

Изольда никак не ожидала, что под маской менестреля может скрываться такой мужественный и грозный воин. Но где были раньше ее глаза? Широкие плечи и грудь, мускулистые руки, разве все это не очевидные признаки долгих и старательных упражнений с оружием, а не с гитарой? Как можно было быть такой слепой и наивной? Он приподнял подсвечник, свет упал на его выбритое лицо, на подстриженные волосы, на столь знакомые ей черты. Да, он изменился за десять лет, но не настолько, чтобы его невозможно было узнать. Он был все тем же Рисом ап Овейном, который десять лет назад похитил ее, взяв в заложницы. Перед ней стоял ее давний враг — молодой, красивый, обаятельный, но даже если бы у него была внешность ангела, на его лице, на всем его облике проступала печать, наложенная самим дьяволом.

У Изольды защемило сердце. Как можно было забыть об осторожности? Всему виной ее строптивый нрав. Ах, если бы она была хорошей дочерью, если бы послушалась отца и вышла замуж за Мортимера, сколько бы несчастий удалось избежать! Ее подвели собственное тщеславие, заносчивость и глупость. Но хуже всего было то, что она погубила не только себя, но и благополучие семьи Фицхью.

Рис словно читал эти мысли по ее лицу. Он ухмыльнулся, словно кот, поймавший мышку, которая никуда не могла убежать.

— Сегодня великий день для Роузклиффа, Изольда. Валлийцы вернули себе то, что было у них отнято, то, что принадлежит им по праву.

Она закрыла глаза и отвернулась, ей было противно торжествующее выражение на его лице, противен звук его голоса, совсем недавно очаровывавший ее, противен весь он сам.

— Я победил, — сказал он хриплым от волнения голосом и, нагнувшись над ней, прибавил: — А как известно, победителю принадлежит вся захваченная им добыча.

Глава 10

От ужаса Изольда сжалась в комок. Ее широко раскрытые глаза испуганно смотрели на зловещую фигуру, холодная рука страха сжала сердце.

По его самодовольному виду было видно, как он наслаждается ее испугом. Усмехнувшись, Рис вынул кинжал. На лезвии устрашающе заиграли блики от горящих свечей. Глаза Изольды, что казалось совсем невероятным, стали еще шире, еще темнее от страха. Он приставил острие к ее шее, и кровь отхлынула от лица Изольды. Рис не торопился, намеренно продлевая торжество победителя.

— Не бойся, я лишь хочу разрезать кляп, — осклабившись, произнес он.

Он осторожно просунул кинжал между шеей и скрученной полоской материи, закрывавшей рот Изольде, и мягким ровным движением разрезал ее. Глубоко вздохнув, она набросилась на него с вопросами:

— Что ты сделал с моими слугами? Говори! Многих ли убил?

— Замок мой, и теперь они служат мне, а не тебе, — резко осадил он ее. — Лучше подумай о себе. Прежде всего тебя должна волновать собственная участь.

Она бросила на него презрительный взгляд:

— Неужели ты рассчитываешь на их верность? Разве они будут тебя слушаться?

— Придется. В противном случае я их всех выгоню из замка, и они останутся без крыши над головой. Все очень просто.

Рис вдруг рассердился. Грубо перевернув ее на спину, он разрезал путы, связывавшие ей руки и ноги. Все это время он тихо ругался себе под нос. Хотя он уверял себя, что ему безразлично, что она думала о нем, тем не менее ему не нравился ее презрительный взгляд. Спрятав кинжал в ножны, он рывком поднял ее на ноги и прошептал прямо в лицо:

— Веди себя покладисто, особенно со мной. Я повелитель Роузклиффа, а ты просто одна из здешних девок, которая всецело в моей власти. Захочу… — В этот миг она попыталась вырваться, но он резко схватил ее и сжал: — Осборн хочет убедиться в том, что ты жива и здорова. Он не верит мне на слово.

Изольда глубоко вздохнула.

— Он жив, не ранен? Много ли крови ты пролил?

— Есть пострадавшие. Все они скоро поправятся. — Рис усмехнулся: — Судя по всему, доблестные защитники замка отнюдь не горели желанием сражаться до последнего дыхания. Англичане, как всегда, показали себя весьма скромными бойцами.

— Зато ты проявил себя во всей красе: сперва вкрался в доверие, затем всех обманул и предал, — съязвила Изольда.

— С волками жить — по-волчьи выть, — отрезал Рис.

— Ну, если вокруг тебя одни волки, то можно только пожалеть обитателей Роузклиффа и соседних деревень.

— Прикуси язычок, не то тебе придется пожалеть о том, что он у тебя такой острый.

— За правду не так уж страшно пострадать.

Она гордо вскинула голову.

Что она могла знать о страдании и о мире, переполненном людскими мытарствами и слезами? Рис покачал головой. Ну что ж, придется ей дать небольшой урок: надо сбить с нее эту английскую спесь.

— Я могу сделать с тобой все, что пожелаю. — Он обхватил ее за талию и привлек к себе. — Ты не против, чтобы я кое-что захотел?

— Нет! — испуганно вскрикнула Изольда.

Но ее страх лишь подстегнул пыл Риса. Вряд ли она посмеет отрицать, что несколько часов назад буквально сгорала от желания. Ну а если посмеет, то он не поверит ни одному ее слову.

— Неужели все дело в сбритой бороде? — Он открыто издевался над ней. — Твой возлюбленный менестрель имел роскошную бороду, может, мне нужно отрастить точно такую, чтобы понравиться тебе?

— Ты говоришь чушь! — закричала Изольда. — Я презираю тебя. Пусти меня!

— Но ведь ты не презирала Ривиуса. Может, надо спеть чувствительный романс, чтобы опять завоевать твое сердце? И тогда ты распахнешь мне свои страстные объятия?

Он по-прежнему насмехался над ней.

Она рванулась изо всех сил. Рис, понимая, что его шутка прозвучала пошло, оттолкнул ее от себя. Изольда упала спиной на кровать, но тут же в бешенстве вскочила на ноги. Взволнованно дыша, она стояла перед ним, переводя взгляд с дверей на него и обратно.

Рис дышал так же тяжело, как и она, внутри его опять заговорил знакомый голос похотливого желания. Однако он понимал, что сейчас Изольда не уступит. Она легко, удивительно легко пошла навстречу менестрелю Ривиусу, поддавшись или любовной страсти, или минутному влечению, но теперь, судя по ее блестящим от злости глазам, нельзя было рассчитывать на то, чтобы она легко уступила Рису ап Овейну.

И хотя Рис больше всего на свете любил борьбу, схватку, из которой он, как правило, выходил победителем, взятие Роузклиффа служило тому ярким подтверждением, сейчас ему было ясно — с Изольдой он не добьется успеха. Дочь Фицхью для Риса ап Овейна оказалась неприступной крепостью.

Он провел рукой по волосам, откидывая их назад.

— Все, хватит. Я владыка Роузклиффа. А ты одна из моих подданных. Выбирай: либо ты подчиняешься моей воле, либо пеняй на себя. Надеюсь, ты поняла, что я имею в виду.

Изольда презрительно сощурилась и гневно бросила в ответ:

— О, яснее некуда. Но вот вопрос: понимаешь ли ты, что ты натворил и что тебя ждет в ближайшем будущем?

Рис хмыкнул:

— Вполне. Теперь это моя спальня, и я буду хозяином здесь.

— Мой отец заставит тебя ответить. — Изольда перешла к бессильным угрозам. — Он не успокоится, пока не отомстит за все. Он не сойдет в могилу, прежде чем не распра…

— Он сойдет туда раньше, чем думает, — резко прервал ее Рис, ему надоело слушать озлобленные крики. — Ты не представляешь, с каким удовольствием я отправлю его на тот свет вместе слюбимым братцем. Да упокоятся они навеки.

Он намеренно ответил так жестко, так грубо и цинично. Но едва эти слова вырвались у него, как он сразу пожалел об этом, напрасно он так погорячился. На него смотрели расширившиеся от ужаса глаза Изольды, в которых явственно отпечатались страх и презрение. Рис даже смутился. Ей удалось поколебать в нем чувство ненависти, которое он взращивал в себе годами.

— Как ты подл! Хотя что ж тут удивительного, я всегда подозревала это, — еле слышно сказала она. — Вот почему я так презираю тебя, несмотря на все твои достоинства. Я ненавижу тебя больше всех на свете!

Рис помрачнел и, не отдавая себе отчета, грубо схватил ее за руку:

— Что ж, Изольда, и правильно делаешь. Но что от этого меняется? Ничего. Ведь мы оба знаем, какие чувства я могу пробудить в тебе. Один раз мне удалось это сделать, уверен, что удастся и в другой.

Она бросила на него укоряющий взгляд, а он, растерявшись, принялся подталкивать ее к дверям:

— Советую поторопиться, если не хочешь, чтобы я доказал на деле справедливость моих слов. Пора навестить твоих доблестных вояк, попавших в плен к валлийцам.

Как бывший пленник, Рис хорошо знал дорогу в подземелье, но теперь узник стал в замке полновластным хозяином. Ему не надо было прикладывать особых усилий, превращение произошло просто и естественно. Рис уже ощущал себя настоящим повелителем, а не мятежником.

Злорадная мысль мелькнула в его голове. Обратная метаморфоза — из госпожи в служанку — была куда менее приятной. Конечно, Изольда будет сопротивляться, но он заставит ее смириться. Разве он не Рис ап Овейн?

Изольде очень хотелось плакать из жалости к себе, а также из-за бессильного презрения к Рису, но она изо всех сил удерживала душившие ее слезы. На душе у нее было горько и печально, как никогда. За одну ночь вся прежняя жизнь замка Роузклифф, с такой любовью выстроенная ее отцом и матерью, перевернулась кверху дном, ее уютный, спокойный мир разлетелся в клочья.

Но не только она одна стала жертвой свершившегося переворота. Проходя через главный зал, Изольда заметила Магду с мокрыми от слез глазами. Отчего плакала девушка? Может, ее обидели эти гнусные вояки? Или она оплакивала смерть своего возлюбленного, Джорджа, кажется, так его звали. У остальных слуг, изредка попадавшихся на пути, лица были опечалены и мрачны. Впрочем, их тревогу можно было понять: никто не знал, что их всех ждет в недалеком будущем.

Внезапно Изольда поняла: в замке она единственная из семьи Фицхью — и сразу ощутила тяжкое бремя ответственности на плечах. Как бы поступил ее отец в сложившейся ситуации? Впрочем, нет. Не стоило брать в качестве примера для подражания отца. Он был воином, мыслил и действовал как боец. Перед глазами Изольды тут же возник образ ее матери, Джослин Фицхью. Как бы она поступила, оказавшись на месте Изольды? Наверное, прежде всего дала бы знак, что замок захвачен и его обитателям срочно нужна помощь.

Изольда расправила плечи. Да, она во что бы то ни стало должна известить родителей о случившемся. Девушка окинула зал внимательным взглядом. Надо было действовать быстро, но соблюдая осторожность. Дворецкого Одо не было видно на привычном месте, вместо него там, поглубже забившись в тень, сидел Тилло. Склонив голову на руки, он как будто молился. Трое незнакомых вооруженных людей охраняли двери. Изольда не моргнув глазом встретила их наглые взгляды и презрительно повела плечом.

Нет, им не сломить ее, а сама она точно не поддастся диктату.

Рис схватил задумавшуюся Изольду под локоть и подтолкнул к лестнице, ведущей вниз.

— Где Одо? — спросила Изольда, когда они очутились в мрачных и холодных подвальных помещениях замка. — Он не военный человек, так почему его нет на обычном месте?

— Я не нуждаюсь в его услугах, — просто объяснил Рис. — А где Ньюлин?

— Откуда же я знаю?

В подземелье они остановились возле тяжелых, окованных железом ворот, за ними находились две клетушки-камеры. Ворота со скрипом отворились, и Изольда увидела темные фигуры сидевших или лежавших людей, кое-кто из них встал, услышав, что к ним идут. Но тут какой-то человек бросился к ней навстречу — это был Осборн. Он просунул руки сквозь прутья решетки и с радостью обхватил руки Изольды.

— Как ты, дитя? — тихо спросил он, но под низкими сводами темницы его слова прозвучали как погребальный звон. — Они не обидели тебя, Изольда?

Нежность и забота звучали в его словах. Она поняла, что он хотел сказать, но притворилась, что у нее все хорошо.

— Не беспокойся за меня, я цела и невредима, — как можно тверже ответила она.

— До нее пальцем никто не дотронется, — вмешался Рис, — если только все вы будете вести себя смирно и выполнять мои приказы.

Осборн метнул на него недоверчивый взгляд из-под косматых бровей и усмехнулся:

— Надеюсь, это и тебя тоже касается? Ты не будешь лапать ее своими ручищами?

Изольда круто обернулась к Рису:

— Ты Не имеешь права держать их здесь.

— Отчего же?

— Но в такой тесноте невозможно находиться.

— Они вольны покинуть темницу, как только присягнут на верность новому лорду Роузклиффа.

— Тебе, что ли? Не смеши. Ты никогда не станешь настоящим хозяином Роузклиффа.

— Чем же я хуже других? — с издевкой ответил он и, повернувшись к Осборну, бросил: — Ну что, убедился? Она жива и здорова. — Рис махнул рукой своим товарищам: — Отведите ее в общий зал и посадите за мой стол. Я скоро присоединюсь к тебе, — сказал он Изольде.

— Отпустите меня! — кричала она, пытаясь вырваться из рук стражей, но ее безжалостно поволокли наверх.

Осборн и Рис смотрели друг на друга ненавидящими глазами. Возбужденные криками Изольды, узники начали приподниматься. Одни сгрудились за спиной Осборна, другие подошли вплотную к решетке, осыпая ругательствами Риса:

— Сукин сын!

— Валлийский ублюдок!

Осборн поднял вверх руку, и обозленные крики сразу смолкли.

— Как долго ты намерен держать нас в заточении? — спросил он.

Рис осклабился: то, что происходило в подземелье, доставляло ему невыразимое наслаждение.

— Об этом прежде всего надо спросить у отца Изольды.

— Кто-нибудь из местных жителей известит его о случившемся.

— Я учитываю такую возможность.

— Он в Лондоне и там без труда наберет сильное войско.

Рис насмешливо покачал головой:

— Сомневаюсь. Слишком долго ты не был в столице, Осборн. В наши неспокойные времена благородных английских лордов больше всего волнует собственное благополучие, им дорог каждый воин. У них забот полон рот. Новый король не чета старому. Английские бароны боятся, что он железной рукой расправится с их вольностями. Вряд ли кто-нибудь окажет поддержку твоему господину, скорее всего ему придется сражаться со мной в одиночку, без союзников.

— И какую выгоду ты рассчитываешь извлечь из этого? — хмуро спросил Осборн и со злости стукнул кулаком о прут решетки. — Неужели рассчитываешь победить?

— Скажу больше — я уверен в своей победе. До тех пор пока дочь Фицхью в моих руках, я хозяин положения.

Столь откровенная дерзость оскорбила англичан, они опять начали возмущаться и проклинать Риса. Осборн снова поднял руку, призывая всех к спокойствию. Его сверлящий взгляд как будто пытался проникнуть в голову Риса и прочесть его мысли.

— Ты не можешь держать ее все время у себя.

— А что или кто мне может помешать? Я действую точно так же, как и ваш лорд. Он присвоил земли, принадлежащие валлийцам, и заодно стал господином над их женами и дочерьми.

Осборн вне себя от ярости выбросил вперед кулак, целясь в лицо Рису, но тот ловким ударом парировал враждебный выпад.

— Только дотронься до нее, и я убью тебя собственными руками! — прохрипел старый рыцарь.

— В таком случае обещаю тебе, старина, что это случится только тогда, когда она сама этого захочет.

— Да что ты говоришь! — Губы старика злобно искривились. — Ведь я хорошо помню твоего отца, а ты, судя по всему, достойный его отпрыск.

Веселость моментально слетела с Риса.

— Я тоже нередко его вспоминаю. Он был доблестным воином, павшим за свободу своей родины.

— Твой отец вовсе не был героем, — Осборн презрительно сплюнул на пол, — он скорее показал себя трусом и размазней, который…

Рис, вне себя от гнева, выхватил меч, и Осборн отшатнулся от решетки назад вместе с другими узниками.

— Заткнись, или, клянусь небом, я отрежу твой поганый язык! — прорычал Рис.

В подземелье стало устрашающе тихо. Пленники со страхом смотрели на взбешенного валлийца и на его обнаженный меч.

Рис вдруг опомнился. Ему стало до боли обидно: он только что совершил непростительный промах. Разозлившись, невольно показал Осборну свое слабое место, даже рану, которая не зажила до сих пор, хотя прошло уже столько лет. Его отец, бесспорно, был отважным воином, он до последнего сражался с англичанами и умер на поле битвы. Но дело в том, что он был не только храбрым, но и очень злобным. Грубый и жестокий, он был беспощаден ко всем, кто был слабее его, кто зависел от него, в том числе к жене и сыну.

Хотя Рис очень смутно помнил отца, тем не менее его побои запомнил на всю жизнь. Но отец боролся против английских захватчиков. Когда все уже сложили оружие, Рис поклялся на могиле отца, что будет сражаться с англичанами до последнего дыхания.

Дрожащими руками он вложил меч в ножны, стараясь выглядеть спокойным.

— Впредь не распускай язык, мое терпение не беспредельно. Я совсем не хочу проливать кровь, но могу и забыть о своих благих намерениях.

Рис торопливо покинул подземелье, раздосадованный неожиданной стычкой. Он впервые серьезно задумался о том бремени, которое взвалил на свои плечи. Сумеет ли он довести начатое до конца?

Осборн проводил его взглядом, затем прикрыл обеими ладонями лицо и задумался. Он не верил, что Рис сможет держаться на почтительном расстоянии от Изольды: слишком та была красивой, кроме того, как и все Фицхью, обладала вспыльчивым, порывистым характером. Девушка легко могла бы разозлить Риса, которого, как заметил Осборн, не так уж трудно вывести из себя. Если Рис унаследовал хотя бы половину отцовской жестокости и необузданности, Осборн покачал головой, будущее Изольды рисовалось ему довольно мрачным.

Надо было что-то срочно предпринимать. Но что он мог, сидя в заточении?

Осборн вспомнил лицо Изольды, когда она уверяла его, что с ней ничего не случилось. Говорила ли она правду или обманывала? Нет, лгать она не могла. Ну и что из того, что она увлеклась Ривиусом? Она хотела научиться играть на гитаре, не более того. В том, что она ненавидела Риса ап Овейна, Осборн не сомневался. Тот похитил ее, когда она была маленькой девочкой, с тех пор они никак не могли питать друг к другу теплые чувства. Да разве можно было иначе относиться к такому двуличному созданию, как Рис? Изольда ненавидела его, и совершенно правильно, ничего хорошего от этого человека ждать не приходилось.

— Да поможет ей Господь, — выдохнул Осборн, прижимаясь разгоряченным лицом к холодным прутьям решетки. — Да поможет нам всем Создатель, — повторил он.

Глава 11

Во время утренней трапезы Изольда, как обычно, сидела во главе стола, но все шло не так, как было заведено раньше. Никакой общей молитвы перед едой, никакой легкой болтовни, никакой непринужденной атмосферы, на которую она прежде не обращала внимания, считая это само собой разумеющимся. Она сидела одна, хотя чуть ниже по обе стороны от нее сидели вооруженные валлийцы. Вели себя они шумно, грубо. Громко восторгаясь одержанной победой, валлийцы ели и пили так, как будто до этого голодали несколько дней.

Изольда сидела молча, она не могла и думать о еде. Служанки торопливо суетились вокруг столов, испуганно оглядываясь по сторонам. В зал входили с готовыми блюдами кухарки, но из мужской прислуги в зале не было видно никого.

Судя по всему, Рис не хотел напрасно рисковать. Но куда он мог поместить пленных слуг? Как ни глубоки были подвалы замка, но они никак не могли вместить столько узников.

Изольда заметила Магду, которая наполняла кружки и кубки элем. Как только служанка приподняла голову, она подала ей знак подойти. Один из воинов нагнулся и что-то сказал Магде на ухо. Она испуганно отпрянула назад, а солдат дико расхохотался, но не стал удерживать девушку.

Когда Магда доливала эль в почти полный кубок Изольды, руки ее дрожали. Та бросила мимолетный взгляд на напугавшего Магду детину.

— Да не волнуйся ты так, — поспешила она утешить служанку. — Меня только что водили в подземелье, и там среди узников я случайно заметила твоего Джорджа, он даже не ранен.

— Это правда? Какое счастье! — обрадовалась Магда и горячо пожала ее руку. — Благодарю вас, госпожа, за радостное известие.

Изольда лукаво усмехнулась:

— Наверное, твой кавалер любит тебя не меньше, чем ты его?

— О да! — Магда склонила голову, чтобы скрыть смущение. — Он хотел переговорить с моим отцом в ближайший праздник, а по возвращении ваших родителей из Лондона собирался просить у лорда Рэнда согласия на брак.

Изольде было больно смотреть на девушку. Она даже позавидовала ее счастью. Увы, в отличие от Магды ей не повезло: ее любовь оказалась на поверку обманом, гнусной ложью.

Изольда через силу улыбнулась:

— Наше положение тяжелое, но отнюдь не безнадежное. Как только мой отец узнает о захвате Роузклиффа, он вместе с дядей поспешит к нам на выручку.

— Как было бы хорошо! — воскликнула Магда. — Ах, если бы они выгнали из замка всех этих бандитов и головорезов… — Внезапно голос Магды задрожал. — А что происходит в деревне? Ведь там мои отец и мать.

Изольда ласково похлопала по руке девушки:

— Попробую узнать, только не волнуйся. А пока будь осторожна и не попадайся в укромном уголке на глаза кому-нибудь из этих…

Изольда остановилась, увидев, что в зал вошел Рис.

Заметив его, Магда, прежде чем отойти, прошептала на ухо Изольде:

— И вы тоже будьте осторожны.

Рис сразу увидел Изольду, он направился к верхнему столу, не отрывая от нее глаз. Очаровательная чертовка! Она ему нравилась, более того, его сильно влекло к ней.

Изольда нагнулась, чтобы скрыть свою неприязнь. Однако каждый кусок пищи застревал у нее в горле, ей приходилось делать усилия, чтобы проглатывать еду.

Рис шел по большому залу как победитель — кому-то пожимал руки, кого-то дружески хлопал по плечу и весело здоровался то с одним, то с другим товарищем. Он являл собой настоящее воплощение наглости и самодовольства.

— Славное мы вчера провернули дельце, Глин. Что скажешь?

Воин, к которому обратился Рис, усмехнулся с довольным видом:

— Они даже не сопротивлялись. Все обошлось без шума и пыли.

— Англичане позорно сдались. А ведь ты, Рис, обещал нам, что дело будет горячим. Да, эти недотепы приятно огорчили меня, — вмешался в разговор другой валлиец — тот самый, который сально пошутил над Магдой.

Рис оценил насмешку и рассмеялся:

— Знаешь, Дэфидд, то, что англичане окажутся такими покладистыми, для меня тоже оказалось полной неожиданностью.

От гнева у Изольды затрепетали ноздри. Презренный предатель! Змея, которую она сама впустила в замок. Наглый ублюдок! Ничего не соображая от вспыхнувшего гнева, она вскочила на ноги, едва не опрокинув стоявшее перед ней блюдо. Какой нахал, а ведь недавно он вел себя тише воды, ниже травы!

Все, кто был в зале, заметили ее резкое движение, и тут же вокруг воцарилась полная тишина. В тот же миг взгляды Изольды и Риса встретились.

— Сядь! Я сейчас подойду.

В тишине его слова прозвучали не только повелительно, но и оскорбительно грубо. Злость, обида, гнев с безумной быстрой чередовались в душе Изольды. Не отдавая себе отчета и нисколько не думая о том, куда может завести ее опрометчивость, она спустилась с помоста вниз и быстрыми легкими шагами направилась к выходу. Девушка понимала, что Рис ни за что не позволит ей уйти, но совладать с безудержным порывом бешенства была не в силах. Ну что ж, пусть это станет уроком как для нее, так и для него. Может, впредь он будет держать себя вежливее.

Она подошла к дверям, часовые не пошевелились, и рывком отворила одну створку. Выйдя из зала на улицу, она пересекла утопавший в темноте двор и остановилась перед воротами. К ее удивлению, они не были закрыты, однако возникший из мрака стражник сердито крикнул:

— Эй, никому нельзя уходить из замка!

— Пошел к черту! — сквозь зубы прошипела она.

Изольда была сбита с толку, она не понимала, почему ее не догоняет Рис, почему никто ее не удерживает.

— Никому нельзя уходить из замка, — повторил часовой, загораживая собой ворота.

— Только дотронься до меня. Тебе сразу отрубят руку, — выпалила Изольда.

Услышав неожиданную угрозу, валлиец растерялся. В задумчивости он провел рукой по лицу, затем снова повторил, но уже менее уверенно:

— Никто не должен покидать замок. Таков приказ.

Разозлившись, Изольда навалилась всем телом на одну створку ворот, она со скрипом поддалась. Часовой схватил ее за руку и попытался оттащить. Изольда опять пришла в бешенство и бросилась вперед с диким воплем:

— Прочь! Руки прочь от меня!

Щель становилась все шире, еще чуть-чуть — и она сможет выбраться наружу.

— Ступай обратно на пост, Тэдд. Я разберусь, — раздался позади знакомый голос Риса. — Послушай, мне надо кое о чем поговорить с тобой. Кстати, совсем недавно я беседовал об этом с Осборном.

В его голосе были слышны издевательские нотки, но Изольда хоть и удивилась, но продолжала толкать ворота. Вдруг он протянул руку и одним толчком помог ей открыть их пошире — так, что она уже могла выйти наружу.

— Я сказал Осборну, что твоя безопасность напрямую зависит от его поведения, и наоборот.

Изольда остановилась как вкопанная. Путь на свободу был открыт, перед ней лежал, к ее удивлению, опущенный мост. Начинало светать. Над крышами домов в деревне кое-где подымались клубы дыма. Утро дышало покоем и тишиной, но ее сердце вдруг сжалось от недоброго предчувствия.

— Неужели ты хочешь сказать, что накажешь Осборна, если я сделаю что-то вопреки твоей воле?

— Ты попала в самую точку. Иначе для чего тогда нужны заложники? Итак, выбирай.

— Из чего же? — Она медленно отвела взгляд от дороги, ведущей в деревню, и повернулась к нему лицом. — Ты не оставил мне никакого выбора.

— А ты удивляешь меня, Изольда. Я позволяю тебе уйти из замка, ну, хотя бы из простого каприза. Может, это меня занимает. Неужели ты останешься, чтобы разделить с пленниками их незавидную участь? Не лучше ли бежать и предоставить Осборну и другим расхлебывать кашу?

Рис махнул рукой вперед, как бы поощряя ее идти дальше:

— Ну, что ж ты стоишь? Ступай!

Несмотря на то что разговор с Рисом казался ей невыносимым и хотелось поскорее закончить его, покинув замок, тем не менее она нисколько не сомневалась в его намерениях. Разумеется, он отыграется на пленниках.

— Как ты собираешься поступить с Осборном и другими?

Зубы Риса блеснули в белоснежной улыбке.

— С чего вдруг тебя взволновала их судьба?

Он окинул ее бесстыдными, наглыми глазищами, отчего ее злость сразу выдохлась. Изольда была не в силах сопротивляться твердому, проникновенному, словно читающему ее мысли взгляду Риса. Дрожь пробежала у нее по спине, она хорошо понимала, что означает подобный взгляд. Ей было больно думать о том, что произошло между ними сегодня ночью, но его глаза напоминали о случившемся. Влюбленный в нее, как ей показалось, менестрель внезапно превратился в смертельного врага, вставшего во главе взбунтовавшихся валлийцев. В этот миг она возненавидела его так, как никого в жизни.

Изольда мельком взглянула на дышавшую миром деревню и повернулась в сторону замкового двора. Какую злобную шутку сыграла с ней жизнь! Ее дом внезапно превратился в тюрьму, и от этого никуда нельзя было деться.

Глубоко вздохнув, она медленно и внятно ответила:

— Я не настолько труслива, чтобы из-за меня страдали невинные люди. — Чуть помедлив, язвительно добавила: — Кроме того, мне как-то не верится, что ты действительно хочешь отпустить меня на свободу. Ведь я самый ценный заложник и, наверное, играю важную роль в твоих гнусных планах.

Он пожал плечами и скабрезно ухмыльнулся:

— Возможно, ты права. Но зачем гадать на кофейной гуще?

Не желая больше его слушать, Изольда медленно пошла назад. Но он, сделав два быстрых шага, схватил ее за плечо и повернул к себе лицом.

— Я хочу, чтобы жизнь в замке текла в привычном русле.

— Вот как? Да ты ведь сломал ее, разрушил…

Он резко тряхнул ее за плечо:

— Ты слышишь меня? Все должно быть как раньше. Кухня, прачечная, огород, изготовление свечей и эля — все работы должны идти своим чередом.

— Да ты, наверное, слегка тронулся умом, если думаешь, что в замке хоть что-то может быть по-прежнему.

— Изольда, ты сделаешь так, как я приказываю. Я видел, как ты управляешь замком. У тебя неплохо получалось. Уверен, что справишься и сейчас.

— Без мужских рук у меня ничего не выйдет. Кто будет чистить хлев и конюшню? Рубить дрова и носить воду? Кто будет поставлять рыбу к столу? Кто будет охотиться?

— Они все приступят к своим обязанностям. И очень скоро.

— Да? И когда же? — насмешливо спросила Изольда.

— Как только принесут мне присягу на верность.

— Держи карман шире! Никто не будет тебе подчиняться.

Она попыталась вырваться, но он не отпустил ее.

— Поверь мне, будут, — решительно сказал он. — Как только слуги увидят, как ты покорно выслушиваешь мои указания, они смирятся и постепенно станут слушаться меня.

— Этому не бывать никогда! Я ни за что не стану выполнять твои приказы! — в бешенстве закричала она.

В ответ Рис ехидно улыбнулся:

— Мой опыт говорит об обратном. Мне кажется, что если тебя как следует попросить, ты не откажешь ни в одной просьбе. Мне как раз приходит на память прошлая ночь.

О, как ей хотелось выцарапать его бесстыжие глаза! Конечно, она тоже помнила, что между ними произошло. Разве можно было забыть такое?! Изольда опустила голову, краска стыда залила ей лицо. Но когда она чуть-чуть приподняла глаза, то сразу встретила его насмешливый взгляд и не выдержала:

— Поверь, я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Я видела только то, что лежало на поверхности, но не сумела заглянуть поглубже. Зато теперь мне совершенно ясно, какая у тебя душа, больше между нами ничего подобного быть не может.

Рис напрягся, что-то промелькнуло в его глазах, и Изольде показалось, что ей удалось пробудить в нем некое чувство, похожее на раскаяние. Но он тут же ухмыльнулся, на его губах возникла знакомая скабрезная улыбка, и девушка поняла, что ошиблась. Ее слова оказались пустым звуком. Подобные признания никак не могли повлиять на человека такого склада, как Рис. Он был воином, считавшим, что цель оправдывает средства. Он жил, потому что ненавидел, ненависть была его духовной пищей, и теперь он упивался своим успехом.

Рис отпустил Изольду, но не успела она сделать шаг в сторону, как он приподнял пальцами ее подбородок и, глядя ей в лицо, сказал:

— Ты ошибаешься, Изольда. Тебе хотелось бы ненавидеть меня, но, к сожалению, ты не способна на это. Рано или поздно наступит день, когда твоя страстность, твой внутренний пыл преодолеют презрение ко мне. Причину следует искать в глубине твоей души, и определяется она началом более благородным, чем ненависть.

— Тебе придется очень долго ждать!

Она отшатнулась от него и побежала прочь.

— Напротив. Это случится очень скоро, — бросил он ей вслед.

— Ни за что на свете, — отрезала Изольда.

Рис с усмешкой смотрел ей вслед. Но как только она забежала в дом, нахмурился. Ему доставляло огромное удовольствие едко подшучивать над ней, но не слишком ли он увлекся? Однако она пробуждала в нем чувства более глубокие, нежели обычное желание победителя посмеяться над побежденным противником. Рис задумчиво потер лицо ладонями. Спать с женщинами поверженного врага было законным правом победителя во все времена. Сколько восхитительных ночей он провел с благородными английскими дамами за последние десять лет и относился к ним даже с презрением. Однако встреча с Изольдой заставила его усомниться в правильности сделанного им вывода. Было в ней нечто такое, что отличало ее от других.

Как ему казалось, причина крылась в том, что она происходила из презренного и ненавистного рода Фицхыо. Он окинул замок взглядом. Теперь это был его замок, он завоевал Роузклифф и ни за что не отдаст его никому. Замок, окружавшие его земли и все, кто жил в Роузклиффе, в том числе и она, находились в полной его власти. До тех пор пока она возбуждала в нем желание, он собирался держать ее рядом с собой, но когда Изольда ему надоест, в чем он нисколько не сомневался, он забудет о ней, как забыл многих других женщин. Когда она больше не будет ему нужна, он отпустит ее из Роузклиффа, но это произойдет только после того, как он расправится с ее отцом и дядей. Поквитаться с Фицхыо, изгнать их из замка — он, как никогда, был близок к осуществлению своей самой заветной мечты.

День тянулся невыносимо долго. Казалось, что он никогда не кончится. Изольда приступила к своим обязанностям, как того требовал Рис, и слуги, слегка ободрившись, тянулись к ней, слушали ее повеления. Сказать, что у них все валилось из рук, было бы, пожалуй, преувеличением, но работа шла вяло, как и все, что выполняется из-под палки, что явно не улучшало царившую в Роузклиффе атмосферу.

Кроме того, Изольду чрезвычайно раздражал едва ли не следовавший за ней по пятам Дэфидд. Он мешал ей, путался под ногами, но отделаться от него не было никакой возможности. Кое-как ей удалось наладить работу, за которую отвечала женская половина прислуги: убирались и чистились помещения замка, готовилась пища, заработала прачечная. Однако в кузнице, бочарной мастерской, на конюшне, как и в других местах, где нужны были мужские руки, установилось затишье.

Звон колокола возвестил о наступлении обеда. Изольде не хотелось идти в общий зал и тем более сидеть рядом с Рисом. Она намеренно задержалась в огороде, однако ее навязчивый прилипала разрушил ее планы.

— Ступай в зал, — сказал он. — Петрушка никуда не убежит.

— Мне не хочется есть, — попыталась отговориться Изольда.

Но Дэфидд грубо схватил ее за руку и увлек за собой.

— Пошли.

— Отпусти меня! Как ты смеешь касаться меня, скотина?!

— Мне хочется жрать, — огрызнулся он, таща упиравшуюся Изольду. — Шевели задницей и не ерепенься.

Вдруг она заметила прислоненную к стене садика лопату. Не долго думая Изольда схватила ее и ручкой ударила валлийского хама по колену. Дэфидд вскрикнул от боли, выпустил ее и припал на ушибленную ногу. Вне себя от ярости, она еще раз замахнулась лопатой и изо всех сил ударила его по голове. Бедняга Дэфидд тихо выдохнул воздух и повалился без чувств на землю.

Вдалеке раздался тревожный вскрик часового. Изольда никуда не бежала, она стояла на месте, торжествующе глядя на поверженного валлийца. Но через минуту ей стало страшно. А что, если она убила его?

Отбросив лопату, она склонилась над лежавшим врагом.

— Черт побери! — послышался хорошо знакомый голос.

Она приподняла голову и увидела бежавшего через двор Риса.

— Дьявольщина! — выругался он, с яростью глядя на нее.

Ей стало страшно перед тем наказанием, которое ей грозило.

— Дэфидд! Ты меня слышишь? — закричал Рис, склонившись над товарищем.

В ответ раздался слабый стон. У Изольды сразу отлегло от сердца. Он жив, она не убила его. Как бы ни была сильна ее ненависть к захватившим замок валлийцам, она не собиралась никого лишать жизни.

Дэфидд громко застонал и кое-как приподнялся, оставаясь сидеть на земле. Он провел рукой по волосам, а затем поднес ее к лицу.

— Ты погляди, кровь, — прохрипел он, показывая руку Рису. — Она едва не пробила мне голову!

Рис выпрямился и сердито взглянул на Изольду:

— Послушай, если ты собираешься расправляться с нами поодиночке, то лучше делай это ночью, а не днем. А то сразу видно, чем ты занимаешься.

Собравшиеся вокруг раненого Дэфидда валлийцы шумно рассмеялись, только тому было не до смеха.

— Повинуюсь. Только впредь не надо меня силой заставлять что-либо делать.

— Как ты осмелился?

Рис удивленно взглянул на раненого.

— Врет она, — возразил Дэфидд, кое-как вставая на ноги. — Прозвонили к обеду, у меня от голодухи живот свело, а она упиралась. Ну, я позволил… самую малость.

Мускул задергался на щеке Риса, глаза злобно засверкали — это были проявления подавляемой ярости. Несмотря на страх, Изольда поняла: он сердится не на нее, а на злополучного Дэфидда. Тот тоже увидел обращенный на него злобный взгляд и в испуге отшатнулся назад. Он боялся Риса, для Изольды его реакция оказалась неожиданной. Оказывается, сплоченность валлийцев держалась не только на ненависти к англичанам, но и на страхе перед своим господином.

Гнев погас во взгляде Риса, и он повернулся к Изольде.

— Ладно, покончим с этим, — бросил он. — Перевяжи ему голову, а затем ступай в общий зал и приступай к исполнению обязанностей хозяйки. — Затем он обратился к Дэфидду: — Следуй за ней, а потом иди жрать.

Собравшиеся в круг валлийцы, повинуясь многозначительному взгляду Риса, поспешно разошлись, возвращаясь к своим обязанностям. Он тоже пошел прочь. Изольда и недовольный Дэфидд остались одни в огороде. Мрачный валлиец взял лопату и со злобой отбросил ее в дальний угол огорода.

Хорошо понимая, что творится в его душе, Изольда сказала как можно мягче:

— Ладно уж, пошли.

— Не надо меня умасливать, — проворчал Дэфидд. — Знай, теперь я твой должник. Клянусь, что расплачусь с тобой за все сполна.

От таких слов мирное расположение духа сразу покинуло Изольду. Она нажила недруга в лице Дэфидда. Впрочем, не все ли равно? Ведь все, кто захватил замок, были ее врагами. Правда, сегодня она кое-что поняла. Рис правил своими головорезами железной рукой. Достаточно было одного его взгляда или движения брови, как они спешили выполнять его волю, в противном случае им грозили неприятности.

Они зашли в одну из кладовых замка. Изольда, идя впереди, едва ли не физически ощущала на спине ненавидящий взгляд Дэфидда; чувство было настолько осязаемым, что у нее по спине мурашки побежали от страха. Дрожащими руками она принялась смешивать в небольшой миске лечебную мазь, в состав которой входили измельченная ольховая кора, высушенные листья чистотела, масло и пчелиный воск.

— Держи. — Она протянула ему миску. — Промой рану, а затем смажь ее этим бальзамом.

Дэфидд угрюмо взглянул на нее:

— А ты разве не можешь?

— И не подумаю, — отрезала она, ставя перед ним кувшин с водой и чашку с мылом.

Он немного подождал, а потом с глухим ворчанием принялся сам промывать рану, иногда морщась от боли.

— Прошу извинить меня, — сказала она, скорее из вежливости, чем из сострадания.

Каким бы презренным негодяем он ни был, ей как-то не улыбалось иметь в его лице личного врага.

В ответ раздалось глухое ворчание.

— Я же попросила прощения. Разве тебя не учили вежливости?

Он недоуменно взглянул на нее. Его взгляд скользнул по ее лицу, опустился вниз и остановился на ее груди.

— Ах вот как, ты просишь прощения?! Но тогда почему ты не желаешь перевязать мне рану?

Презрительно скривив губы, Изольда задержалась на пороге.

— Мне хочется, чтобы твоя раненая башка прогниланасквозь и отвалилась.

И она вышла, надменно вскинув подбородок. Внутри она вся кипела от злобы и ненависти. Этот человек был ей противен, как и другие взбунтовавшиеся валлийцы. Но больше всех она ненавидела и презирала их главаря.

Однако впредь ей следовало вести себя осторожно. Она не должна была открыто выказывать свое отвращение, это было не только неблагоразумно, но и опасно. Надо держать себя в руках.

Однако подобное намерение легче выразить словами, чем выполнить на деле. Едва она вошла в общий зал, как там сразу наступила мертвая тишина. Десятки лиц повернулись в ее сторону и с жадным любопытством смотрели, как она направлялась к верхнему концу стола. Смущенная и растерянная прислуга смотрела на нее с надеждой, умолкнувшие валлийцы — насмешливо и дерзко, но особенно наглый взгляд был у Риса ап Овейна.

Изольда сделала вид, что ей нет до него никакого дела. Иногда она задерживалась, бросала приветливое слово одной служанке, другой ласково клала руку на плечо, нашлось у нее доброе слово и для бледного мальчика-пажа, разливавшего эль. Слуги, повинуясь ее указаниям, постепенно приободрились и оживились. Постепенно в зале восстановилась привычная атмосфера, присущая трапезе. Английская речь становилась все громче, увереннее, хотя временами грубые голоса валлийцев перекрывали ее мерное звучание.

Наконец Изольда подошла к своему месту. Рис встал и пододвинул к ней стул, в ответ на любезность она произнесла подобающие для такого случая слова благодарности.

— У тебя все отлично получается.

Он наполнил кубок вином и протянул его Изольде.

— Надо благодарить не меня, а моих родителей, так меня воспитали, это целиком их заслуга, — возразила она.

— Все равно ты молодчина. — Рис подал знак пажу: — Положи своей госпоже самый нежный кусочек жареной птицы.

— Мне что-то не хочется есть, — запротестовала Изольда.

Паж застыл на месте, держа в руках блюдо и переводя испуганные глаза с Риса на Изольду и обратно.

— Тем не менее тебе придется отведать это блюдо, — твердо сказал Рис, собственноручно кладя на ее тарелку аппетитный кусок курицы.

Рис махнул рукой пажу, чтобы тот удалился, и как ни в чем не бывало уселся в кресло.

— Я понимаю, почему ты мне все время возражаешь. Тебе очень хочется перечить во всем, но в конце концов я заставлю тебя выполнять любое мое распоряжение, каким бы незначительным оно ни было. Заруби себе на носу: из каждой нашей стычки я всегда буду выходить победителем.

Изольда подпрыгнула так, как будто ее кольнули шилом. Она вскочила и, забыв о всяком благоразумии, закричала:

— До конца своей короткой жизни, в чем у меня нет ни малейших сомнений, ты будешь проклинать этот день!

В зале смолкли все разговоры. В полной тишине голос Риса прозвучал отчетливо и даже громко:

— Зато я никогда не буду проклинать… — тут он ухмыльнулся, — минувшую ночь.

Рис схватил ее за руку и принудил сесть обратно на место, а затем шепнул на ухо так, чтобы никто не слышал:

— Я также не стану проклинать ни одну из тех ночей, которые последуют вслед за этой.

Глава 12

До конца дня Рис не упускал из виду Изольду. Хотя он твердил про себя, что это глупо, тем не менее ему очень не нравились те взгляды, которые время от времени бросал на Изольду Дэфидд. Он тайком послал следить за ней Лайнуса и Гэнди, наказав им, чтобы никто и пальцем не смел дотронуться до Изольды.

Между тем он велел привести к нему из подземной тюрьмы управляющего и начальника замковой стражи. Прежде всего Рис хотел проверить счетные и расходные книги с управляющим. Что же касается Осборна, то Рис хотел, чтобы опытный военный оценил его новый, на валлийский манер, способ охраны замка.

Сквозь полуоткрытые двери конторы управляющего он смотрел, как двое верных слуг Фицхью под охраной трех воинов не спеша шли через двор. Внезапно к ним навстречу кинулась непонятно откуда возникшая Изольда. Она бросилась на шею Осборну, который раскрыл навстречу ей объятия. Рис задумчиво потер щетину на подбородке. Он никак не ожидал подобного проявления чувств. Что и говорить, девчонку никак нельзя было обвинить в равнодушии к слугам, попавшим в беду. Изольда, Одо и Осборн, обнявшись, стояли посреди двора плотным кружком, поочередно что-то восклицая от радости и перешептываясь.

Она совсем не походила на холодных и надменных английских дам, характер которых Рис успел очень хорошо изучить за последние годы. Судя по всему, давала о себе знать валлийская кровь, доставшаяся ей от матери. Несмотря на то что она была воспитана в английском духе, в ее благородной крови ощущалась валлийская неудержимость и внутренняя сила.

Если бы она могла сокрушить, уничтожить его, она без всяких колебаний сделала бы это. Не стоило забывать о подобной угрозе.

Выйдя на двор, Рис чуть помедлил, чтобы троица заметила его появление, и не спеша направился к ним. Осборн первым увидел его и тут же застыл с мрачным видом, вслед за ним притихли прильнувшая к старому рыцарю Изольда и Одо.

— Успели наговориться? — как можно веселее спросил Рис, обращаясь главным образом к Осборну. — Не пора ли заняться делом?

— Каким? — насторожилась Изольда.

— Мужским, — отрезал Рис.

Она вскинула подбородок:

— Все, что происходит в замке, в любом случае касается меня.

Дворецкий Одо что-то пробурчал в знак согласия, а Осборн обнял Изольду сзади за плечи, как бы удерживая от опрометчивого поступка.

— Спокойнее, Изольда. Мы с Одо сами во всем разберемся, — сказал старый рыцарь.

— Вот именно — спокойнее, — передразнил Рис. — Разве у тебя нет дел?

Изольда еле-еле сдержалась, чтобы не ответить резкостью на резкость. Однако сердитый блеск ее серых глаз, ее покрасневшее от гнева лицо выдавали ее. Судорожно сжимая и разжимая кулаки, она пыталась сохранить хладнокровие. Осборн, как мог, успокаивал ее. Наконец Изольда, буркнув что-то нечленораздельное себе под нос, пошла в замок, возвращаясь к своим обязанностям.

Осборн проводил ее взглядом, в котором явственно читалась нежность. Когда он повернулся к Рису, его глаза зло сверкнули.

— Только трус воюет со своими врагами, прикрываясь их детьми, особенно девочками.

— Положим, она далеко не малышка, — возразил Рис и улыбнулся чуть-чуть одними глазами. — Но я вас вызвал для серьезной беседы. Давайте перейдем к делу.

— Неужели речь пойдет о выкупе? — хмуро спросил Осборн.

— О нет! Деньги мне не нужны. У меня достаточно английского золота. Между прочим, честно заработанного.

Осборн согласно покачал головой:

— Да, да, до нас доходили слухи о твоих успехах на рыцарских турнирах, да и в сражениях удача, кажется, не обходила тебя стороной. Ты прославился своей жестокостью. А тебе никогда не приходила в голову мысль, кому ты обязан умением владеть мечом и копьем? Что ты в долгу кое перед кем?

— Еще чего! — Рис усмехнулся, его рассмешил скрытый подтекст, о котором не подумал Осборн. — Не перед вашим ли господином и сувереном? Кто, как не он, послал меня в замок Барнард подальше от родных краев? По-видимому, он не хотел отягощать свою совесть еще одним злодеянием. Он надеялся, что я не выдержу в суровых условиях, которые для меня создали англичане в замке Барнард, но я выжил вопреки всему. Более того, мне сопутствовал успех, я даже разбогател. Впрочем, здесь нет никакой заслуги вашего господина. Ну разумеется, я в долгу перед ним. Хотя мне уже удалось немного рассчитаться, я еще не до конца расплатился с ним.

Эта угроза заставила поежиться Одо, но напугать Осборна было не так легко, ни один мускул не дрогнул на его лице.

В эту минуту к ним подошел Лайнус, он тоже услышал слова Риса и сразу как-то невольно нахмурился.

— Корабль на горизонте, — сообщил он Рису. — Глин заметил парус.

Рис с довольным видом кивнул.

— Точно в срок, — негромко заметил он, усмехнулся и взглянул на обоих англичан: — Меня не интересует выкуп. Вместо него я намерен выслать вас из замка, отправить подальше от Роузклиффа.

— Что?

— Ты хочешь нас освободить? — удивленно и настороженно воскликнул Одо, подозревая какой-то подвох.

— Все англичане будут высланы из замка, — твердо повторил Рис.

— Но нельзя же вот так взять и просто выгнать нас, — попробовал возразить Одо.

— Почему же? — ухмыльнулся Рис. — Очень даже можно. Впрочем, те, кто женат на валлийских женщинах, могут остаться, но только в том случае, если принесут мне присягу на верность. Сегодня к замку подойдет судно, а завтра на рассвете вы отплывете на нем.

Осборн поинтересовался:

— Куда же нас отправляют?

— В Тинтагел.

— Вот как! — воскликнул Одо. — Но ведь это черт знает как далеко отсюда.

— Кого туда повезут? — спросил Осборн, явно чем-то встревоженный. — Всех? Или…

Он недоговорил, но и так было ясно, куда он клонит.

— Она остается, — поняв намек, ответил Рис.

Одо схватил Осборна за руку, как бы спрашивая, что им делать. Старый рыцарь вскинул голову, как драчливый петух перед решающей схваткой:

— Зачем она тебе нужна?

Рис, скрестив руки на груди, невозмутимо ответил:

— А как ты сам думаешь?

Осборн пристально вгляделся ему в лицо.

— Не знаю. Мне трудно понять логику твоих поступков. Ладно. — Он махнул рукой и сменил тему: — Почему Тинтагел? Ответь.

— Это для Фицхью станет неожиданным сюрпризом. Когда он вернется, с ним будет не так уж много воинов, ему, очевидно, потребуется подкрепление, а его как раз и не окажется под рукой. И тогда я легко разобью его. — Помолчав, Рис добавил: — Вместе с его братцем.

Осборн, копируя позу Риса, скрестил руки на груди и с вызовом произнес:

— Что будет с Изольдой?

Рис пожал плечами. Ему нравился Осборн, который мог подняться над собственным несчастьем, чтобы войти в трудное положение другого человека, сознавая, что тому не менее тяжело, чем ему самому. Возможно, он переоценивал Осборна, который служил верой и правдой Фицхью и скорее всего именно поэтому так волновался об Изольде.

— В ее жилах, кроме английской, течет и валлийская кровь. Если она бросит дурные привычки, привитые английским воспитанием, пожалуй, я выдам ее замуж за хорошего валлийского парня, за такого, который сумеет выбить английскую дурь из ее головы.

Несмотря на его издевательский тон, старый рыцарь не разгневался и даже не обиделся, что было довольно странно для Риса. Осборн лишь тяжело вздохнул и, окинув замок выцветшими глазами, грустно сказал:

— Тебе достался замок в превосходном состоянии. Знаешь, я хочу тебе напомнить одну горькую истину: созидать намного тяжелее, чем разрушать.

Рис рассмеялся:

— Вместо того чтобы сражаться, ты предпочитаешь говорить какую-то чушь. Откровенно говоря, я ожидал от тебя большего.

Осборн окинул Риса долгим испытующим взглядом:

— Смейся, смейся. Радуйся, пока у тебя еще есть время.

Осборн повернулся и пошел назад в темницу. Рис не мог не отдать должного выдержке и мужеству старого рыцаря. Жестом он указал часовым следовать за Осборном, а сам повернулся к дворецкому Одо:

— Пошли в контору. Надо посмотреть твои расходные книги.

В отличие от старого воина тот послушно засеменил в сторону служебных помещений. Они вошли в замок. Следуя за Одо, Рис боковым зрением заметил Изольду, выскочившую из прохода, который вел в темницу, куда повели Осборна. Она торопливо шла через зал, держа в руках полотно с рисунком волка, окруженного розами. Раскрасневшаяся, то ли от быстрой ходьбы, то ли от гнева, она явно направлялась к нему. Ладно, дела Одо подождут, надо сперва разобраться с ней. Ее свита, Лайнус и Гэнди, шла за ней по пятам. Рис сделал несколько шагов ей навстречу и остановился. Изольда, проходя мимо очага, инстинктивно схватила стоявшую кочергу и, размахивая ею словно оружием, подошла к Рису.

— Как можно вот так запросто выставлять людей из их дома? — закричала она прямо ему в лицо.

— Точно так же, как в свое время выгнали человека, присвоив или просто украв его земли, — возразил Рис.

— Если ты намекаешь на моего отца, то он никогда не делал этого. Наоборот, построил возле замка новую деревню, укрепил сам замок, превратив его в настоящую крепость, охраняющую английские и валлийские земли.

— Нам, валлийцам, вовсе не нужна такая защита, — рассердился Рис и, вырвав кочергу из рук Изольды, отшвырнул ее в сторону очага.

Звон железа о каменные плиты испугал лежавшую, под столами гончую, она выскочила наружу и принялась рычать и лаять. Кошка, спавшая на лавке возле очага, подскочила от страха на месте, ее хвост взвился трубой, она выгнула спину и сердито зашипела.

Стоя рядом с разгневанным Рисом, Изольда чувствовала, что походит на такую же злую и одновременно напуганную кошку. Она была готова выцарапать ему глаза, и в то же время ей очень хотелось убежать как можно дальше от него.

— Что за мазня! — презрительно бросил Рис, кивая на полотно. — Порви и сожги. Вместо этого нарисуй мне дракона, древнюю эмблему Уэльса. — И добавил иронично: — Наверное, тебе это неизвестно.

— Ты ошибаешься, история Уэльса мне известна лучше, чем тебе, — усмехнулась Изольда. — Намного лучше.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Рис. — Раз ты считаешь себя знатоком, то берись за дело. Теперь я спокоен: ты как следует выполнишь порученную работу.

Изольда смутилась. Надо же, она сама угодила в ловушку, которую себе приготовила. Надо было выкручиваться.

— Для того чтобы нарисовать такую картину, нужно много времени. — И, не удержавшись, съязвила: — Думаю, я едва приступлю к работе, как тебе изгонят из Роузклиффа.

— Не твоя печаль. Делай, что сказано. Хотя надо бы укротить твой норов. Так вот, нарисуй заодно в хозяйской спальне на стене, прямо напротив кровати, еще одну вещицу.

Изольда зарделась от стыда. Ей сразу вспомнилась прошлая ночь, и ее охватил испуг: неужели вслед за ней последуют и другие?

— Именно в хозяйской спальне, — повторил Рис. — Ты должна нарисовать дракона, одолевшего волка.

— Тебе никогда не удастся победить моего отца, — запальчиво сказала Изольда.

Он ухмыльнулся:

— Отец здесь ни при чем. Это изображение будет напоминать мне о другом.

Краска прилила к лицу Изольды. Она вся зарделась от смущения. Сердце на мгновение сжалось в груди, а затем принялось быстро-быстро колотиться.

— Я… не смогу… нарисовать такое, — запинаясь, пробормотала она.

— Еще как сможешь. — Насмешливо улыбаясь, он подошел к ней вплотную. — Дракон над поверженным волком.

— А дракон будет огнедышащим? — ввернул вопрос Гэнди.

Изольда с явным облегчением обернулась в его сторону, лишь бы не смотреть на самодовольное лицо Риса.

— Но ведь это всего лишь легенда, вымысел.

— Драконы, конечно, вымысел, — согласился Рис.

— Зато корабль есть на самом деле, — напомнил Лайнус.

Изольда была готова расцеловать и его, и Гэнди — они оба отвлекали внимание Риса.

— Хватит! У меня есть Тилло, это его право — будить во мне совесть, — предупредил Рис. — Для такой роли ни один из вас не подходит.

Лайнус и Гэнди благоразумно помалкивали, но не уходили. Благодаря их молчаливой поддержке Изольде стало легче. Остаться наедине с Рисом — об этом ей было даже страшно подумать. Но еще неприятнее была мысль о грозящем ей одиночестве после того, как Рис вышлет всех слуг-англичан из замка.

Собравшись с духом, Изольда опять напала на Риса:

— О, какое радостное известие: оказывается, кое у кого отыскалась совесть! В таком случае; если ты хочешь избавиться от всех недовольных, ты должен прежде всего выслать меня.

— Сегодня утром я предоставил тебе возможность уйти из замка. Но ты не захотела, не так ли?

— Я осталась для того, чтобы спасти Осборна и других пленных. Если бы я знала, что ты намерен всех их отправить…

— Ты остаешься. Это решено.

— Но с какой стати? — закричала Изольда.

Рис схватил ее за плечи, слегка нагнулся и взглянул ей прямо в лицо:

— Потому что я так хочу.

Он выпрямился, но не выпустил ее из объятий, а, напротив, привлек ее к себе, словно желая защитить. Но для Изольды находиться в такой близости от него было еще опаснее и страшнее.

— Ты должна нарисовать то, что я велел. Немедленно приступай к делу. Бери кисточки, краски и ступай наверх.

Изольде ничего не оставалось, как послушно выполнить его указание. И зачем только она его слушается? Надо было просто убежать от него. Поднявшись по лестнице, она замерла на площадке и принялась молча ругать себя на чем свет стоит. Все выглядело безнадежно и мрачно. Разве она могла ускользнуть от него? Только не сейчас. Он высылал из замка всех, кто был ей дорог. С одной стороны, Изольда радовалась, что все они окажутся в безопасности. Но с другой — еще сильнее боялась за себя. Ведь он мог сделать с ней все, что угодно.

От одной этой мысли у нее перехватило в горле от слез. Плакать в ее положении было непозволительной роскошью. Надо было держать себя в руках, впрочем, ей больше ничего и не оставалось. Ведь она теперь, в сущности, пленница.

Ах да, было еще его задание — нарисовать картину.

Изольда обхватила голову руками, не зная, как ей быть. Рисовать не хотелось, какое сейчас художество? Больше всего ей нравилось возражать ему, перечить во всем, сопротивляться. Но так вести себя было крайне глупо. Он сам вызывал ее на конфликт. Ему доставляло наслаждение в столкновениях, спорах и ссорах брать верх над ней. Только молчаливым непротивлением она могла лишить его этого удовольствия.

Однако тут еще скрывалось такое, что она никогда не согласилась бы повторить снова. Изольда медленно пошла наверх. В ее спальне она выдвинула ящик с угольными карандашами и поплелась с ним на один этаж выше — в то помещение, где провела ночь с Рисом.

— О Боже! — вздохнула она, когда сладкие эротические видения замелькали перед ее мысленным взором.

Она любила Ривиуса и душой, и телом. Хотя теперь она знала, что он никакой не Ривиус, а Рис, ее тело, по-видимому, отказывалось понимать столь простую вещь, ее растревоженная плоть не давала ей покоя. Вопреки ее воле воспоминания о прошлой ночи вызывали приятную сладкую дрожь.

Окинув спальню безотчетным возбужденным взглядом, она поняла, что не сможет нарисовать то, о чем он просил ее. Поставив ящик с карандашами, она отошла в сторону. Сейчас ей не до рисования, ее угнетала царившая здесь атмосфера похоти и греха. Изольда поняла: чтобы облегчить душу, она должна увидеть отца Клемсона. Но Рис, он вечно вставал у нее на пути, а пересекаться с ним сейчас было выше ее сил.

Не давая себе отчета. Изольда поднялась в комнатку, расположенную в башне, где она с такой любовью все приготовила… свечи… меховое покрывало… подушки…

Какой же глупой, беспечной девчонкой она была! Играла в любовь и так увлеклась, что не заметила, к какой беде привело ее подобное безрассудство. Теперь она стала умнее. То, что она пережила, не прошло для нее бесследно. Ей казалось, что за один день она постарела на несколько лет.

Расстроенная и подавленная; она отворила дверку, которая вела из башенки наружу, и оказалась на самом верху крепостной стены. Прохладный ветер обдул ее разгоряченное лицо. Она вдохнула свежий воздух полной грудью, и сжимавшая сердце тоска отступила на минуту. Ах, если бы она могла вернуться во вчерашний день, чтобы все изменить…

Увы, она мечтала о невозможном. Изольда закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к заунывному крику чаек, парящих в небе. Нет, она ни за что не опустит руки и сделает все от нее зависящее, чтобы хоть как-то исправить положение. Решимость действовать, возникшая сначала в голове, постепенно овладела ее сердцем. Она встала на колени и начала молиться. Ей хотелось быть мужественной и сильной, чтобы в конечном счете одолеть своего противника. Она должна была все выдержать, все перенести, чтобы победить его.

Ее дух и воля укрепились.

Глава 13

Рис с хмурым видом барабанил пальцами по крышке стола. То, что он увидел, не только не понравилось, но и раздосадовало его. Все записи в хозяйских книгах были сделаны четким крупным почерком, все было ясно и понятно. Наемным работникам, будь то англичанин или валлиец, плата выплачивалась каждый четвертый день, причем она равнялась поденной оплате, выплачиваемой в более богатой Англии. Более того, Рису показалось, что Фицхью не заставлял своих вассалов трудиться непосильно, как это делали другие феодалы, многие из которых выжимали все соки из своих подданных.

Обескураженный Рис внимательно просмотрел предыдущие страницы, на которых стояли записи и цифры за прошлый год. Бедняга Одо стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу.

Рис указал пальцем на одну запись:

— А это что за расходы?

— Новые ульи для пчел. Десять штук.

Рис чертыхнулся, и опять его взгляд заскользил по исписанной странице.

— А это что? Тоже цифра десять? Только не говори, что это опять ульи, — уж больно дороговато для пчел.

— Это особые ульи. — Одо немного замялся. — Лорд Рэнд платит некоторым старикам из Каррег-Ду, чтобы им было на что жить.

— Вот как? — удивился Рис.

— Да. — Дворецкий тихо откашлялся. — Им уже много лет, они стали немощны и не в силах ни трудиться в поле, ни выполнять другую тяжелую поденную работу. Они готовят ульи и плетут веревки. Иногда чинят порвавшуюся упряжь. Так старики зарабатывают себе на жизнь.

Рис нахмурился. Он вспомнил странные предостерегающие слова Глина — старые люди в Каррег-Ду не хотят поддерживать восстание. Тогда Рис рассмеялся и списал отказ за счет их трусливой старости. Но теперь он понимал, что те не поддержали его не из-за трусости, а из чувства благодарности к лорду Рэнду. Неужели старики валлийцы считали его, уроженца здешних мест, не способным на такое доброе дело? Неужели чужой англичанин был им ближе и понятнее, чем он, Рис, настоящий валлиец? Но ведь он захватил Роузклифф не только чтобы отомстить за личные обиды, он встал во главе восставших, чтобы жизнь местного населения стала лучше, легче, сытнее.

Рис опять нервно забарабанил пальцами по крышке стола. Он очистил Роузклифф от англичан и не сомневался, что теперь все здесь изменится. Даже старики из Каррег-Ду увидят сделанные им улучшения, а потом местные жители отпразднуют возвращение настоящей исконной власти на землях северного Уэльса в лице Риса ап Овейна.

Он опять взглянул на записи в замковых книгах.

— А это что такое? — ткнул он пальцем в очередные непонятные колонки записей и цифр.

— Где? — Одо нагнулся поближе, чтобы разглядеть написанное. — Ах, это записи новорожденных детей.

— Рэнд ввел налог на родившихся детей?

— О нет! Это колонка расходов, а не доходов, господин. Лорд Рэнд каждому новорожденному в Роузклиффе или Каррег-Ду выплачивает после крещения вознаграждение.

— Ни о чем подобном я нигде не слышал, — фыркнул Рис.

— Это идея госпожи Джослин, она…

Резким взмахом руки Рис остановил Одо.

— А что значат эти цифры? — продолжил он расспросы.

Но о чем бы ни спрашивал Рис, в какие бы колонки ни заглядывал, везде все было ясно и понятно. Управление замком велось разумно. Налоги соответствовали расходам, они были справедливыми, более того, они направлялись на улучшение жизни обитателей замка и жителей деревни. Рис отказывался верить своим глазам, он ведь всегда считал Фицхью жестоким и несправедливым человеком, силой захватившим земли его отца. Но на поверку выходило совсем иначе. Такая картина скорее огорчила Риса, чем обрадовала.

Он захлопнул книгу с такой силой, что Одо вздрогнул.

— Где находится сейф?

— Здесь.

Одо указал на приземистый ящик, стоявший на полу.

— Открой его.

— Я не могу, — явно волнуясь, ответил дворецкий.

— Ах вот как? Это почему же?

Рис угрожающе сдвинул брови.

— Чтобы открыть сейф, нужно два ключа, а у меня только один, — захлебываясь, глотая слова, испуганно произнес старый слуга.

— Тогда достань ключи.

— Но у меня только один.

Рису начинала надоедать комедия.

— Ну и где же второй ключ? У кого?

Одо тихо пробормотал:

— У леди Изольды.

Рис нашел ее не скоро. Он обыскал все помещения в замковой башне — Изольды не было нигде. Постепенно внутри его начинало закипать раздражение. Только выйдя на самый верх крепостной стены, он увидел сидевшую на полу Изольду. Та не вздрогнула и не обернулась, услышав шум отворенной двери и стук его шагов.

Накопившееся раздражение Риса наконец-то вырвалось наружу.

— Тебе было велено рисовать, а не праздно сидеть, мечтательно глядя на небо!

В глубине души он понимал, что не стоит разговаривать с ней в таком тоне, но злоба душила его. К тому же он стал не на шутку волноваться за нее. Вот почему благоразумие отошло на второй план. Выплеснув на нее свой гнев, он не без злорадства заметил:

— Забудь о прошлом, Изольда. Раньше, когда ты была здесь хозяйкой, ты могла бесцельно глазеть по сторонам, сколько тебе вздумается, но сейчас ты мало чем отличаешься от обычной служанки, от простой девки. Не забывай о своем положении. Взгляни на меня.

Последние слова прозвучали угрожающе.

Медленно она повернулась к нему лицом. Ее серые глаза были холодны и тверды, как гранит прибрежных скал, в них сверкало нескрываемое презрение.

— Я раздумывала, мой повелитель, как лучше выполнить ваше приказание. Для того чтобы нарисовать дракона, нужно придумать образ. Дракон должен выглядеть настоящим чудовищем. Или вам без разницы, на кого он будет походить?

Рис не стал отвечать на ее выпад. Вместо этого он протянул руку и коротко бросил:

— Ключ от сейфа.

— Ах вот что. Ну конечно, мне следовало быть подогадливее. В конце концов ты должен был потребовать его.

Она сняла с пояса связку ключей:

— Вот, возьми их все. Они мне больше не нужны. Забирай золото из сейфа, забирай все, что лежит в кладовых замка. Разбрасывай накопленное добро по ветру, на большее ты все равно не способен.

Рис пристегнул ключи к поясу.

— Ты неправильно понимаешь меня. Я не собираюсь разорять Роузклифф, это не входит в мои намерения. Я владелец замка и всех окружающих земель. Здесь живут валлийцы — мой народ, о котором я должен заботиться.

Изольда усмехнулась:

— В своих корыстных целях.

— Точно так же, как твой отец.

Она покачала головой:

— Ты даже не представляешь, как хорошо была устроена жизнь в Роузклиффе. Ты ненавидишь моих родных и хочешь разрушить все, что было создано их руками. Ты сгораешь от ярости, но укрываешь ее под плащом справедливости, утверждая, что хочешь сделать жизнь местных жителей лучше. Но ведь не они нас ненавидят, а только ты. Ты ищешь не справедливости, а лишь желаешь отомстить.

Рис не моргнув глазом выслушал обвинения Изольды. Слабой женщине ничего больше не оставалось, как бросать ему в лицо обидные слова, хотя негодование Изольды все-таки что-то задело в нем. Вероятно, в чем-то она была права.

— Время нас рассудит, моя дорогая, — ответил он. — Скоро ты увидишь, в чем заключается правда.

Она отвернулась, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, в море. Рис взглянул в ту сторону, куда и она, и понял, что привлекло ее внимание, — корабль. Он уже находился поблизости от берега, на нем спускали часть парусов. Судно готовилось причалить, чтобы принять на борт человеческий груз. Он понял, что Изольда волнуется за своих слуг. Его поразил ее взгляд, столь явно отражавший ее переживания и возбуждение.

Рис прошелся вдоль стены, высота которой составляла футов пятьдесят. Амбразуры на зубцах были шире обычных, но ведь площадка вокруг башни предназначалась для наблюдения, а не для отражения неприятеля. Он в задумчивости ходил взад и вперед по площадке, ему нравилась все больше как сама башенка, так и комната внутри ее. Удаленность, ее внутренняя обособленность от замка — вот что прельщало Риса. Теперь он в должной мере оценил ту заботу, с которой Изольда устроила в этой комнате гнездышко для их несостоявшегося свидания. Он вернулся к ней. Изольда по-прежнему стояла, всматриваясь в даль. С моря налетал порывистый колючий ветер. Зима была явно не за горами, что еще больше усложняло положение Фицхью. Освободить замок бывшему хозяину теперь будет еще труднее.

Но едва он увидел развевающиеся под порывами ветра волосы Изольды, как все опасения, все тревоги отодвинулись куда-то далеко-далеко, совсем исчезли, их место заняло тихое радостное чувство счастья. Он окинул ее стройную фигуру внимательным, любящим взглядом. Сейчас она напоминала ему дикую птичку, готовую вспорхнуть и улететь от него, быть может, навсегда. Рис поежился, неприятный холодок пробежал у него по спине. Он не хотел ее терять.

Она будет принадлежать ему во что бы то ни стало. А какой это будет страшный удар для Фицхью! Рис даже зажмурился на мгновение. О большем мщении невозможно было мечтать.

Он аккуратно схватил пальцами один из ее развевающихся локонов. Шелковистость ее волос доставляла ему неизъяснимое наслаждение. Почувствовав его прикосновение, Изольда обхватила волосы, сжав их сзади на шее в кулаке, и вырвала кончик локона из его пальцев.

Она сделала быстрый шаг в сторону, и Рис машинально последовал за ней. Он понимал, что слишком назойлив, кроме того, он не был тем мужчиной, который силой добивается женщины, которая чуждается его. Слишком он был избалован женским вниманием. Однако что-то внутри его заставляло его идти за Изольдой, и он не мог противиться этому желанию.

— Тебе заключат в эту башню, — сказал он. — Вход на верхний этаж башни будет запрещен для всех. Так я хочу. Только ты и я будем здесь жить.

Она отшатнулась и с нескрываемой ненавистью взглянула на него:

— Я буду сопротивляться. Ты уповаешь на одну грубую силу.

— Моя жизнь — это постоянная борьба, — ухмыльнулся он. — Сперва я боролся, чтобы выжить. Позже — чтобы заработать больше денег. Теперь сражаюсь против своего злейшего врага. Для меня бороться — все равно что дышать. Сражайся со мной, дорогая, но только испытанным женским оружием. Может, тебе удастся убить меня доставленным наслаждением, или мы умрем вместе от него, страсть нас погубит.

Изольда опять отступила, но ее глаза странно блеснули, и он заметил их неожиданно вспыхнувший блеск.

— Да, от наслаждения, моя радость. Прошлой ночью тебе было очень хорошо в моих объятиях. Не стоит делать вид, что это не так.

— Не надо молоть чушь.

— Ну зачем же так? Как бы ты ни притворялась, я вижу тебя насквозь. Если я ласково положу руку на твое плечо, ты вся задрожишь от томления. Хочешь попробовать?

Изольда вскрикнула и стремительно отскочила в сторону. Почему ему так нравится издеваться над ней? Неужели ему мало того, что он получил? Он предал ее, разрушил ее жизнь, отнял дом ее родителей. Неужели он хочет большего? Чего же?

Как воспрепятствовать его преступным намерениям?

Она скрестила руки на груди и попыталась успокоиться.

— Ты и так уж постарался, чтобы разрушить мое представление о себе. Благодаря тебе я узнала о своей порочности. То, что я вчера согрешила с тобой, что ж, я в этом сознаюсь. Да, мне было… — тут голос Изольды задрожал и на мгновение пресекся, — очень хорошо, но свой грех и стыд я буду замаливать до конца жизни.

— Ах так! — Рис самодовольно усмехнулся. — Очень трудно хотеть того, что, как известно, надо презирать. Я правильно тебя понял?

Он попал в цель. Она едва не вздрогнула от охватившей ее страсти, острой и желанной. Однако она нашла в себе силы воскликнуть:

— Так вот, значит, к чему ты клонишь? Как ты можешь так говорить?

— Не усложняй. — Насмешка исчезла с его лица. — Когда я голоден, я ем. Точно так же поступаешь и ты. Если я умираю от голода, то ем все, что придется, ничем не брезгую ради того, чтобы выжить. К сожалению, ты никогда не бедствовала, поэтому тебе трудно понять меня. Однако тяга мужчины к женщине ничем не отличается от тяги к пище. Здесь он тоже берет то, что может взять. — Рис усмехнулся: — Подозреваю, что женщины испытывают то же самое. Прошлой ночью ты удовлетворила мой аппетит. Но я опять проголодался, также как и ты. Вот поэтому я буду держать тебя в этой башенке, ты должна быть как можно ближе ко мне. И будешь спать здесь, в комнате прямо надо мной. Нас будут разделять всего несколько ступенек.

Испугавшись такой бесстыдной откровенности, Изольда попятилась назад, пока не уперлась спиной в каменную стену башенки.

— Если для того, чтобы удовлетворить твой похотливый нрав, тебе годится любая шлюха, тебе не составит труда найти ее. Но я никогда не спущусь к тебе в спальню. Слышишь, никогда.

— Ты не забыла о моем задании? — прервал он ее, не обращая никакого внимания на ее возмущение. — Ты должна нарисовать дракона, попирающего волка. Пока ты это не сделаешь, тебе запрещается выходить за пределы этих двух помещений. А для надежности возле дверей будет стоять стража.

Изольде захотелось наброситься на него с кулаками, исцарапать его противное лицо, причинить ему такую же боль, какую он причинял ей. Но она быстро опомнилась: ему ведь только понравится ее гневная пылкость. Кроме того, физически он намного сильнее ее. Ей больше ничего не оставалось, как прибегнуть к испытанному средству, которое оставалось у нее как у слабой женщины, — осыпать его оскорблениями и облить презрением.

— Ты вознамерился выслать всех моих слуг. В таком случае мне совсем не нужно большого зала, где собираются твои прихвостни. Мне лучше находиться в одиночестве, подальше от ваших сборищ. Ладно, буду сидеть в башенке и рисовать мерзкого дракона, а также ждать приезда моего отца. Когда он вернется, тогда посмотрим, кто возьмет верх — дракон или волк. Еще поглядим, кто кого!

Она повернулась и взялась за дверную ручку, намереваясь пройти в башенку, но Рис удержал ее. Он обеими руками схватил Изольду, развернул лицом к себе, прислонив спиной к каменной стене.

— Тут и думать нечего! Обещаю тебе, что ты сама увидишь, кто над кем возьмет верх!

— Отпусти меня. Я тебя ненавижу!

— В самом деле?

Он нагнулся над ней. В тот же миг сердце Изольды застучало быстро и взволнованно, ей стало страшно. Он прижался к ней всем своим телом — деваться было некуда, позади была стена.

— Отпусти меня, — выдохнула она. — Ты злой и бессердечный, ты ничуть не изменился.

— Зато стал умнее, опытнее. — Он чуть помедлил и закончил мысль: — И ты теперь тоже не дитя.

Его молодое, сильное тело все плотнее прижималось к ее телу, пробуждая у нее желание. Изольда вопреки собственным благим намерениям сама стремилась к нему, голос плоти заглушал голос рассудка. Вчера он оставил слишком глубокую зарубку, ослабевшая и беззащитная, она была бессильна против его мужского обаяния.

Она попыталась увернуться от его губ, но не смогла. Склонив голову ему на грудь, она позволила ему поцеловать ее в шею, коснуться губами уха, а затем поцеловать в макушку. Она уже не сопротивлялась.

— Может, мне стоит заключить тебя навсегда в эту башенку, — горячо зашептал он. — Подальше от дневного света, от нескромных людских глаз. Тебе будут доставлять все необходимое — пищу и питье, и все, что тебе захочется. Скажи, Изольда, тогда ты признаешься в своей страсти ко мне? Ответь мне откровенно.

У нее перехватило дыхание. Она была почти готова признаться в том, что он прав, но, испугавшись, тут же опомнилась.

— Нет. Я ненавижу тебя.

Она оттолкнула его от себя изо всех сил. Чертыхнувшись, Рис отпустил ее. Она отскочила к зубчатой стене и закричала:

— Уходи прочь!

Изольда была на грани истерики.

Недовольный Рис что-то буркнул себе под нос, но все-таки ушел. Как только за ним закрылась дверь, она разрыдалась. Прислонившись спиной к стене, она сползла вниз, прижимая ладони к лицу и размазывая слезы. Она едва не поддалась на его уговоры! Как же она слаба!

Сумерки еще не наступили, а корабль уже бросил якорь возле берега. На закате людей стали сгонять к пристани. Узкая полоска берега, зажатая между замком и морем, была полна народа. Две лодки сновали от пристани к кораблю и обратно.

Из-за темноты Изольда не могла видеть всего, что происходило на берегу. Однако пленных мужчин из подземелья, прошедших под охраной через двор замка к задним воротам, она разглядела очень хорошо. Следом за ними шли плачущие жены со скудным скарбом, а испуганные дети замыкали печальное шествие. Она смотрела, как люди сгрудились темной массой на берегу, как отчалили лодки, как снова вернулись, опять отчалили, и так несколько раз. У Изольды похолодело от страха сердце. Сколько же народу из замка будет увезено? По крайней мере они живы, утешилась она. Это чудовище все-таки никого не убило, хотя вполне могло.

Очень многим пришлось покинуть замок. Среди них она узнала Одо, кое-кого из слуг и обезоруженных рыцарей, среди последних заметила длинную худую фигуру Осборна. Когда верный сподвижник отца обернулся назад и, взглянув на верх башни, увидел ее силуэт на фоне окна, он помахал ей на прощание рукой. Изольда закусила до крови губу, чтобы не расплакаться, и помахала ему в ответ. Затем Осборн исчез.

Из замка были высланы все англичане с семьями, среди их жен были и местные жительницы, не пожелавшие расстаться с мужьями. Изольда заметила Магду, которая тоже не захотела бросить жениха и вместе с ним разделила изгнание. Верная Магда выйдет за него замуж, и они, так хотелось верить Изольде, будут счастливы, где бы они ни оказались — в глухом уголке Уэльса или, может быть, в Англии, их разлучить могла одна лишь смерть.

В отличие от них Изольду ожидала совсем другая жизнь. Ей известно было только одно: ничего хорошего будущее ей не сулило.

Последним через двор стража провела отца Клемсона. Святой отец шел грузно, но держался прямо, уверенно. Недаром он был священником — умел выдерживать удары судьбы. «Помолись обо мне», — тихо попросила Изольда, с грустью наблюдая за тем, как последняя лодка отчаливает от берега. Вскоре на корабле заскрежетала поднимаемая якорная цепь, матросы распустили паруса, и судно, подгоняемое ночным ветром, поплыло прочь от замка.

Только теперь Изольда с особой щемящей остротой ощутила собственное одиночество — без друзей и верных слуг. Более того, ее, дочь лорда и хозяйку Роузклиффа, держали под замком в собственном доме, со всех сторон ее окружали враги, и она целиком зависела от прихоти их вожака.

Изольда попыталась не думать о Рисе, но это оказалось непросто. Она постоянно с ним ссорилась, но от этого не было никакой пользы. Изольда понимала, она не в силах противостоять его страстному натиску, а ведь он был ее врагом. Ее мысли и поступки были настолько противоречивы, что она сама не знала, что предпринять. Хорошо, что он не пришел к ней этой ночью, — это было бы выше ее сил.

В дверь постучали — это принесли еду. К ее удивлению, дверь не запирали, и вообще на лестнице не было видно никакой стражи. Однако страх вступить в ссору с Рисом, вызвать его гнев тут же заставил ее отказаться от намерения покинуть помещение в башенке.

Но и оставаться здесь она не могла, ибо чувствовала, что может сойти с ума. Изольда не знала, как поступить. Краски, кисти, угольный карандаш, кроме того, ее книги, лютня и многое другое — все находилось в ее спальне, куда ей было запрещено спускаться.

Роузклифф уже второй день находился в руках Риса, и неизвестно было, сколько еще времени замок будет под его властью. Изольде стало настолько тошно и тяжело, что она, махнув рукой на осторожность, решила проверить, где же пролегали границы ее тюрьмы, куда ей было дозволено ходить, а куда нет. Лестница оказалась пуста. Заглянув краем глаза в спальню родителей, она увидела скомканную постель, брошенную на спинку кресла грязную сорочку, стоявший на полу таз с водой — следы пребывания ее мучителя. Он, несомненно, спал здесь ночью. Дрожь пробежала по спине Изольды от нахлынувших воспоминаний. Она бросилась вниз, в свою спальню.

Взяв все, что ей было нужно для рисования — кисточки, краски, угольный карандаш, — она вышла оттуда. И вдруг ее словно бес толкнул под руку. Оставив все вещи на площадке, она осторожно направилась вниз. Спустившись чуть ниже, она увидела задремавшего на посту стражника. Затаив дыхание и подобрав юбки, Изольда тихо-тихо прокралась мимо него, но в последний миг со злости, что ей, хозяйке замка, приходится так унижаться, пнула его ногой в колено. Стражник охнул и проснулся, но Изольда уже бежала дальше вниз, взволнованная и торжествующая.

— Стой! — закричал стражник. — Вернись, кому говорю!

Но она не собиралась слушаться какого-то валлийского олуха. Сделав несколько быстрых шагов, она почти вбежала в главный зал.

Там три служанки, все местные жительницы, наводили порядок. За столом сидели двое неизвестных мужчин, а рядом с ними какой-то мальчик играл с собачкой. Всмотревшись, Изольда узнала в нем Гэнди и преданного Сиду. Карлик подпрыгнул от радости, когда заметил ее.

— Добрый день, леди Изольда.

Он согнулся в своем шутливо-почтительном поклоне. Но она вместо ответа окинула его надменным суровым взглядом. Презренный обманщик!

— Вот ты где! — в тот же самый миг вскрикнул вбежавший в зал страж. — Тебе было велено оставаться наверху. — Он грубо схватил ее за руку. — Пошли!

— Убери от меня руки! — в гневе закричала Изольда, пытаясь вырваться.

— Лучше бы тебе, дружище, не лапать ее своими граблями, — пришел на помощь Изольде Гэнди. — Она принадлежит Рису, и всем в замке известно, как он относится к тем, кто покушается на его собственность. Я не позавидую тому дурню, который тронет ее хоть пальцем.

— Но я всего лишь выполняю приказ.

— Мне не нужна твоя защита, — набросилась на Гэнди Изольда.

Карлик развел руками:

— Я всего лишь пытаюсь погасить ссору.

Не обращая внимания на Гэнди и оробевшего стражника, Изольда налила себе эля. Пить ей не хотелось, просто надо было показать всем присутствующим, что она еще хозяйка в замке, что она легко не уступит.

— Кто заведует кухней? У кого ключи от кладовых и винного погреба?

Одна из служанок сделала шаг вперед:

— Старшая на кухне Герта, мисс.

— А ключи от кладовых и винного погреба у меня, — продолжил Гэнди.

— У тебя? А что тебе известно о винах, специях и лекарствах? — удивилась Изольда.

— Я служил более года на кухне замка Барнард.

Гэнди опять шутливо поклонился. Изольда сразу вспомнила, что именно в этот замок ее отец сослал Риса.

— Значит, ты знаешь Риса очень давно.

— Достаточно долго, чтобы понять, что он человек слова. За то, что вы убежали, — тут Гэнди ткнул пальцем в сторону несчастного стража, — этот бедолага может поплатитьсяголовой.

— Разве это можно назвать побегом?

— Послушайте, мисс. Давайте вернемся назад.

Стражник топтался на месте, махал руками, но уже не пытался схватить Изольду.

— Отстань! Почему нет дров возле очага? Почему не горят, как положено, светильники? Почему несчастный Сиду так сильно чешется? Я ведь просила втирать ему мазь.

— Как великодушно с вашей стороны проявлять заботу о нас, бедных! — насмешливо ответил Гэнди.

Изольда нахмурилась:

— Я просто стараюсь поддерживать в замке элементарный порядок. Когда мой отец выгонит всех вас отсюда, он должен увидеть, что здесь ничего не изменилось.

— Какая ты все-таки заботливая дочь!

Изольда едва не подпрыгнула от голоса, раздавшегося из глубины зала, в нем откровенно слышались издевательские нотки.

— Да, я именно такая, — сказала она, пытаясь, чтобы ее слова позвучали как можно убедительнее и весомее.

— В таком случае ты должна понять меня: я веду себя точно так же, как вел бы любой хороший сын.

После появления Риса зал опустел словно по мановению волшебной палочки. Они остались наедине. Несмотря на то что Изольда ожидала чего-то подобного, нервная дрожь все равно побежала по ее спине.

— Тебе ведь было запрещено выходить в зал.

Он первым прервал молчание.

— Но почему?

— Это привилегия, которую еще надо заслужить.

— И каким же образом?

Она скрестила руки на груди. Он бросил на нее многозначительный взгляд:

— Вообще-то способов много. Выбери тот, который тебе больше по вкусу.

Изольда чуть не задохнулась от возмущения:

— Если ты думаешь, что я…

— Ты уже начала рисовать дракона? — оборвал ее Рис. — Что-то вчера вечером я ничего не увидел на стене, даже наброска. Наверное, было так темно, что ничего не разглядел.

Она кипела от гнева, испепеляя его огнем своих темных глаз.

— Все ясно. — Не говоря больше ни слова, он схватил ее за руку и потащил за собой наверх. — Когда ты справишься с этим заданием, тогда я разрешу тебе покидать башню. А пока будь добра, не спускайся ниже моей спальни. Тебе ясно, Изольда?

— Чего ты добиваешься?

— А ты не догадываешься?

В его глазах как будто сверкнули две молнии. Он ничего не стал скрывать и с откровенной прямотой заявил:

— Полной победы. Полного господства, а с твоей стороны полного подчинения.

Глава 14

Так вот чего он хотел…

Изольда судорожно делала углем набросок, но мысли вихрем кружились у нее в голове. Он стремится к победе? Ну ч го ж, она еще покажет ему. Он хочет господствовать над Фицхью? Какой же он глупец!

Он намеревался подчинить ее себе? Что ж, посмотрим.

Однако рука ее дрогнула, и черная линия поползла не туда, куда следует. Она чертыхнулась и тут же опомнилась. Как легко прилипают дурные привычки. Это его вина, все из-за него, из-за Риса.

Быстро стерев мокрой тряпкой помарку, она опять принялась водить углем и довольно быстро закончила набросок драконьего хвоста, покрытого торчащими кверху острыми чешуйчатыми пластинками. Но гнев ее не уменьшался. Впрочем, у нее были личные причины для того, чтобы нарисовать эту картину. Не стоило препираться с Рисом из-за таких пустяков. Главное было — уничтожить его, выгнать из замка. Для этого надо подчинить все чувства холодному голосу рассудка и действовать сообразно сложившемуся положению. Что толку постоянно ссориться с Рисом?

Она рассчитала, что до ее отца печальные известия о том, что Роузклифф захвачен, дойдут через неделю. Еще неделя потребуется ему, чтобы вернуться домой. Итак, ей предстояло терпеть всего две недели. Значит, у нее в запасе совсем немного времени, чтобы поподробнее разузнать о намерениях Риса и выяснить его слабые места. Она верила, что у нее хватит силы вынести все унижения и оскорбления, которые он приготовил для нее.

Ну что ж, если ему нужен дракон, он получит его. Чудовище с острыми клыками и огромной пастью. Затем она набросала волка, лежавшего под драконом. Ничего, скоро все переменится, утешала она себя, рисуя фигуры животных. Как только все вернется на прежнее место, она немедленно сотрет картину. Изольда намеревалась написать ее легко смывающимися красками, а затем все поменять местами: внизу будет находиться поверженный дракон, а над ним будет гордо стоять волк. Кровь дракона зальет весь низ картины, она не пожалеет красной краски, а его грязная, порочная душа улетит в клубах темно-серого дыма.

Она отступила назад и внимательно рассмотрела первоначальный эскиз. Как это ни странно, но, глядя на это изображение, она видела за ним противоположный вариант. Хотя ее матери картина с поверженным драконом, наверное, не понравится. Изольда нахмурилась. Конечно, леди Джослин, ее матери, уроженке Уэльса, подобное презрительное отношение к валлийским легендам могло показаться оскорбительным. Разве она не молилась, чтобы в ее детях соединились все достоинства и добродетели Уэльса и Англии? Она верила, что слияние двух культур, слияние английской и валлийской крови породит новую культуру, по-новому мыслящих людей. В итоге это должно было заставить валлийцев отказаться от изоляционизма, а англичан — от захватнических войн. Благодаря объединению оба народа только выигрывали.

К несчастью, леди Джослин никак не могла предвидеть возвращения злобного и мстительного Риса ап Овейна. Замыслам матери его появление не сулило ничего хорошего.

Изольда увлеченно рисовала, как вдруг до ее слуха донесся стук шагов на лестнице. Она вздрогнула и отскочила в дальний угол спальни. В этот момент, как это ни прискорбно, она выглядела словно испуганный зверек в клетке, который смертельно боится своего хозяина.

Однако это был всего лишь Гэнди.

У Изольды как будто камень свалился с души.

— Что тебе здесь нужно? — бросила она.

Карлик, раскинув руки, поклонился:

— Добрая госпожа! Я пришел к вам за помощью. Та стряпуха, которая заведует кухней, непрерывно плачет, и ее слезы расстраивают меня. Кроме того, мое терпение не безгранично. Не могли бы вы спуститься вниз и успокоить ее?

— Герта — превосходная кухарка. Но она слишком робка и пуглива. Последние события в замке скорее всего слишком повлияли на нее.

Лицо Гэнди сморщилось, словно он проглотил горькое лекарство.

— Хлеб у нее подгорел, а тушеную рыбу она пересолила по меньшей мере в два раза.

— Какой кошмар!

Изольда притворно ужаснулась, обхватив руками лицо и покачивая головой из стороны в сторону.

— Вы смеетесь надо мной, и совершенно напрасно, — заметил Гэнди. — Ведь она испортила обед не только всем нам, но и вам в том числе.

— Мне до этого нет никакого дела. — И она снова принялась за рисунок.

Но тут Гэнди взмолился:

— Вы же сами говорили, что в Роузклиффе все должно оставаться как прежде. Леди Изольда, умоляю вас — спуститесь вниз и поговорите с кухаркой. Она вас непременно послушается и успокоится.

— Ты же знаешь, мне запрещено покидать верхние этажи башни.

— Не волнуйтесь. Лайнус и я будем сопровождать вас. Все будет хорошо.

— Да?! А что скажет ваш хозяин? Или вам его мнение безразлично?

Карлик хитро улыбнулся и заговорщически сказал:

— По секрету: Рис уехал в деревню. Кроме того, в Уэльсе живут свободные люди, здесь нет господ. Я не обязан отчитываться перед ним в каждом своем поступке.

Хотя Изольда нисколько не поверила Гэнди, тем не менее возможность пойти наперекор воле Риса подействовала на нее возбуждающе. Она не могла отказать себе в чисто детском удовольствии ослушаться его указания.

Когда они втроем пришли на кухню, там царил беспорядок. Служанки метались из угла в угол, Герта плакала, закрыв лицо передником. Появление Гэнди и Лайнуса сначала лишь усилило хаос, но затем прислуга заметила Изольду и как-то сразу успокоилась.

Изольда подошла к Герте, ласково обняла ее за плечи:

— Не плачь. Все в порядке.

— О, госпожа, как я рада, что вы живы и здоровы!

Пожилая женщина опять зарыдала, но на этот раз от радости.

Изольда окинула кухню внимательным хозяйским глазом.

— Лайнус, займись дровами. Принеси их столько, чтобы хватило и на вечер, и на завтра. Гэнди, а ты отряди трех слуг, чтобы они принесли все необходимое для обильного ужина. И не вздумайте прекословить, это ведь не моя, а ваша идея пригласить меня на кухню, так что пошевеливайтесь. И поживее!

Когда Рис вернулся из деревни в замок, его приятно поразило спокойное очарование вечера, буквально разлитое в воздухе. Двое стражников мирно беседовали о чем-то возле открытых ворот. По двору замка не спеша бродили куры и гуси, трое щенят играли друг с другом при входе на кухню, а возле конюшни конюхи чистили лошадь.

Увидев Риса, конюхи помогли ему спешиться и тут же принялись расседлывать жеребца. Подувший ветерок донес приятный аромат с кухни. Пахло чем-то невероятно вкусным. Печеные яблоки, скорее всего яблочный пирог, — промелькнуло в голове у Риса, и тут же его рот наполнился слюной.

— Как вкусно пахнет! Наверное, сегодня будет отличный ужин. Что скажете, ребята?

В ответ конюхи пробормотали что-то одобрительное, как бы в подтверждение словам Риса. Он окинул взглядом замок и направился в главный зал. Войдя внутрь, он остановился. Мир и покой, царившие как в замке, так и в зале, начинали его тревожить. Сновавшие взад и вперед служанки ловко расставляли на столах блюда. Молодые ребята под управлением Гэнди, сидевшего за столом и перебиравшего струны на лютне, разливали эль, двое валлийских стражников играли в кости в углу зала, дожидаясь ужина. Вокруг все дышало домашним уютом и покоем. Но именно это и настораживало Риса.

Сегодня утром, покидая замок, он оставил его в смятении и беспорядке. Слуги бестолково бегали взад и вперед, и если он их спрашивал о чем-то, они в страхе несли какую-то околесицу. Разве не удивительно, что такая разительная перемена произошла всего за несколько часов?! Он нахмурился: вне всякого сомнения, тут чувствовалась рука Изольды, ее влияние. Очевидно, у нее нашлись защитники.

Рис пристально взглянул на Гэнди, но карлик в ответ безмятежно улыбнулся и сказал:

— Добро пожаловать, мой повелитель. Вы явно запоздали, мы уже устали вас ждать.

— Где она? — бросил Рис. — Избавь меня от представления. Я все вижу.

По лицу карлика пробежала довольная усмешка.

— Она наверху. Все ваши повеления выполняются беспрекословно.

Рис буркнул:

— Переоденусь, и тогда можно будет приступать к трапезе.

Он не заметил лукавого взгляда, которым проводил его Гэнди, не видел, как хитро переглянулись Гэнди и Лайнус за его спиной. Рис одним духом взлетел на второй этаж и тут увидел Тилло, явно поджидавшего его на лестничной площадке. Лицо старого менестреля нахмурилось при виде Риса.

— Ты играешь с огнем, Рис. Неужели ты не видишь, к каким опасным последствиям может привести твое безрассудство? Ты затеял очень опасную игру.

— Чего это ты раскудахтался? Ты же знал о моем намерении захватить Роузклифф. Оно исполнилось. Более того, все произошло без лишнего кровопролития. Отрицать это бесполезно.

— Ты выслал из замка всех англичан. Но для чего ты оставил ее? Почему не отпустил вместе с другими?

— Почему это тебя так тревожит? — раздраженно спросил Рис и, стремясь покончить с неприятным разговором, побежал наверх.

Ему не терпелось увидеть Изольду и ее работу.

— Ты играешь с огнем, Рис, — повторил ему вслед голос Тилло. — Но помни: ты первый, кто сильнее всех может обжечься.

Рис пренебрежительно махнул рукой:

— Не пугай, не страшно. Я захватил Роузклифф, а скоро расправлюсь и с самим Фицхью.

— Но тогда зачем ты сражаешься с женщиной?

Рис не поверил собственным ушам: ему говорили дерзости прямо в лицо. Сдержавшись, он надменно ответил:

— Это не в моих правилах. Я предпочитаю их соблазнять. Это намного проще и приятнее.

Он побежал дальше наверх, оставив внизу преданного Тилло. Отмахнувшись мысленно от его обвинений как от надуманных, он толкнул двери в спальню и, войдя, первым делом взглянул на стену, где должна была быть картина. Увиденное приятно поразило его. Однако Изольды поблизости не было. Сгорая от нетерпения, он бросился дальше. Не отдавая себе отчета, он летел навстречу жгучему, испепеляющему огню страсти, о котором его предупредил Тилло, словам которого он не внял. Рис нашел Изольду на смотровой площадке. Девушка стояла и смотрела в бескрайнюю даль, была наедине с небом и морем. Судя по ее виду, она нисколько не обрадовалась ему. Как это ни глупо, но в глубине души Риса теплилась надежда, что она благосклоннее отнесется к его появлению.

— Поздравляю, Изольда. Ты не только оправдала, но даже превзошла мои ожидания.

Она еще сильнее ушла в себя, явно не желая вступать с ним в беседу.

— Никак не ожидал. У тебя, оказывается, настоящий талант, — разливался соловьем Рис.

— Твои похвалы для меня ничуть не лучше оскорблений и насмешек, ведь тебе нельзя верить. Ты искусный обманщик, мне это известно лучше, чем кому бы то ни было, — отрезала Изольда.

— Напрасно ты так. Я искренен, как никогда, — возразил Рис. — Я объездил Англию вдоль и поперек, бывал и за морем, видел много картин и фресок. Можешь мне не верить, но, признаюсь честно, тебе удалось создать нечто восхитительное. Теперь я уверен, ты способна сделать из Роузклиффа настоящий дворец. В этом у меня нет никаких сомнений.

Похвала все-таки польстила Изольде. Она склонила голову и вымолвила:

— Не слишком ли опрометчиво твое суждение? Разве можно судить о таланте художника по одному лишь наброску?

— Почему же нет? В нем столько силы и чувства, что иногда не встретишь в законченной картине. Я с нетерпением буду ждать окончания работы.

— Не знаю, что ты видел за морем. Более того, мне неизвестно, умеешь ли ты разбираться в живописи, но сегодня я рисовала без особого вдохновения. Впрочем, нет, меня воодушевляла ненависть.

— О, ненависть — прекрасное чувство, такое возбуждающее, такое сильное! — Рис по привычке перешел на насмешливый тон. — От ненависти до страсти один шаг.

Однако поумневшая Изольда не стала ввязываться в словесную дуэль: она уже знала, что это бесполезно.

Заметив ее молчание, Рис сменил тон и уже серьезно сказал:

— Скоро ужин. Надеюсь, вы соблаговолите спуститься вниз и отведать вместе со всеми плоды собственных дневных хлопот.

Она незаметно вздрогнула и окинула его настороженным взглядом. Рис продолжил:

— Да-да, мне было вовсе не трудно догадаться. Как только я приехал в замок, так сразу заметил благотворные следы твоего влияния. Такой порядок и спокойствие — дело твоих рук, и больше ничьих.

— Скорее, это следствие твоего отсутствия, — съязвила Изольда.

Рис махнул рукой. У него пропало всякое желание вступать в поединок остроумия. Перед собой он не мог лукавить. Она ему нравилась. Ее волосы, плечи, которые он жаждал обнять, ее губы, которые он хотел целовать и целовать, — он был бессилен, его влекло к ней. Он, который на своем веку одержал столько побед над признанными красавицами Англии, теперь испытывал странную неуверенность, пожалуй, даже робость перед этой девушкой из валлийской глубинки. Он захватил Роузкпифф, одержал блестящую победу, но не сумел победить слабую женщину. Он завладел замком, но не обладал ее сердцем, и это последнее во многом омрачало его настроение, более того, уязвляло его самолюбие победителя.

«Ладно, еще поглядим, кто кого», — пообещал себе Рис. Времени у него было достаточно, он сумеет приручить эту упрямицу, заставит ее покориться. Никуда она не денется!

За ужином она устроилась на дальнем конце стола, почти на самом краю, — подальше от привычного хозяйского места. Все, кто был в зале, замерли, ожидая, что скажет Рис в ответ на такую выходку.

— Сядь рядом со мной, — сказал тот, войдя в зал и увидев, где расположилась Изольда.

— Нет.

Рис круто обернулся и бросил на нее грозный взгляд:

— Я здесь властелин. Все, кто живет в замке, подчиняются моей воле, и ты не исключение из правила.

— А вот тут ты ошибаешься.

Изольда вскочила из-за стола и решительно пошла к лестнице.

— Вернись, в противном случае тебе придется горько пожалеть о своем необдуманном поступке.

Изольда даже не подумала остановиться. Он догнал ее, схватил за руку и резким движением повернул лицом к себе. Вскрикнув от боли, совершенно безотчетно девушка размахнулась свободной рукой и влепила ему звонкую пощечину. От удара, казалось, содрогнулись не только все, кто сидел за столом, но и сами стены зала. Все затаили дыхание, со страхом представляя, в какую форму может вылиться гнев Риса.

Он схватил ее обеими руками и привлек к себе. Она отстранялась от него, отворачивала лицо, но все напрасно, он уже склонился над ней, и его горящие глаза находились рядом, почти напротив ее глаз.

— А сердце у тебя бьется, словно у пугливого зайца, — вдруг насмешливо обронил Рис. — Неужели ты так испугалась?

Ей очень хотелось сказать «нет», но страх оказался сильнее, и она честно призналась:

— Да.

— Вот и хорошо. Я вижу, у тебя осталась хоть одна крупица благоразумия.

— Да, мне страшно, — торопливо заговорила Изольда, — но я не буду сидеть рядом с тобой. Мне противно смотреть, как ты разыгрываешь из себя хозяина Роузклиффа.

Кидая последние слова, она понимала, что играет с огнем, что она может окончательно вывести его из себя, но в душе махнула на все рукой: семь бед — один ответ. Но вопреки ее опасениям в голосе Риса слышалась не ярость, а холодная язвительность.

— Ты будешь сидеть рядом со мной во время трапезы. Или предпочитаешь, чтобы мы поужинали вдвоем, так сказать, в интимной обстановке? Ты этого хочешь?

— Нет-нет! — пугливо воскликнула Изольда.

— В таком случае делай, что тебе говорят.

— Не пора ли кончить на этом? — вдруг раздался чей-то голос совсем рядом.

Изольда оглянулась и увидела Тилло. Старый менестрель был в два раза ниже Риса, зато в два раза старше, поэтому бесстрашно вступил в разговор, чреватый для него непредвиденными последствиями.

— Тебе что здесь надо? — грубо кинул старику Рис, и лицо его покраснело от гнева.

— Не смей его обижать. — Изольда инстинктивно встала на защиту совершенно беззащитного Тилло. — У него хватило смелости встать на мою защиту, хотя его единственное оружие — это разум и здравый смысл.

Рис перевел глаза с Тилло на Изольду, но вспышка гнева, осветившая его лицо, похоже, уже погасла.

— Не бойся. Я не обижу верного Тилло. Слишком высоко я ценю его ученость и уважаю его седины. — И тут же он резко бросил старику: — Сядь на свое место. Неужели ты думаешь, что я могу ударить женщину, тем более на глазах столь многочисленной публики?

Рис окинул зал насмешливым и одновременно грозным взглядом. Никто из присутствовавших не осмелился взглянуть ему в лицо, все либо отводили глаза в сторону, либо робко склоняли головы.

— Поскольку ты не хочешь сидеть на почетном месте хозяйки, — Рис опять обернулся к Изольде, — и не хочешь ужинать со мной наедине, в таком случае мне ничего не остается, как… — Тут Рис запнулся. — Нет, я не разрешаю тебе вернуться в башню. Еще рано. Итак, если ты не хочешь быть хозяйкой Роузклиффа, тогда ты будешь простой служанкой.

— А кем я была весь день, разве кем-то другим? — пробормотала Изольда.

— Личной служанкой, — уточнил Рис и, больше ничего не говоря, потащил ее за собой к месту хозяина замка. Усевшись в кресло, на котором раньше восседал ее отец, он сказал: — Ну? Чего застыла как каменный столб? Наливай мне вино, подавай блюда. Кроме того, ты будешь должна чинить мою одежду, чистить сапоги. Будешь выполнять всю грязную работу до тех пор, пока не согласишься сидеть рядом со мной.

Изольда настолько растерялась, что на минуту даже не знала, что ответить. В мгновение ока она могла превратиться из хозяйки в настоящую рабыню. Ей не хотелось сидеть рядом с ним, его близкое присутствие выводило ее из себя, но противоречить ему тоже не было никакого смысла. Больше ничего не оставалось, как проглотить свою гордость и покориться.

— Хорошо, я согласна быть твоей служанкой.

Широкая довольная улыбка расплылась на лице Риса, он как будто предчувствовал ее ответ и заранее предвкушал удовольствие от ее предстоящего унижения. Судя по всему, он научился играть на ее чувствах, предугадывать ее поступки и разрушать планы, которые зарождались в ее голове. Попросту говоря, он издевался над ней.

Изольда нахмурилась и отвернулась, лишь бы не видеть самодовольного выражения на его лице. Надо держать себя в руках, напомнила она себе и, взяв кувшин с вином из рук стоявшего неподалеку от нее пажа, налила полный кубок. Ничего, ей хватит терпения и сил, чтобы вынести все унижения.

Она безропотно служила за столом, подавая и убирая блюда по первому его знаку. Ей хотелось есть, но в роли служанки ей ничего не оставалось, как ждать конца ужина, чтобы потом поесть вместе с прислугой.

Наконец насытившиеся Лайнус и Гэнди взялись за инструменты, чтобы позабавить всех представлением. Рис подозвал к себе Изольду и коротко приказал:

— Принеси-ка мне мою гитару. Кажется, ты не упражнялась несколько дней.

Ошарашенная Изольда уставилась на него в полном недоумении:

— Гитару? Но мне нисколько не хочется учиться на ней играть.

Ей стало страшно. Ведь уроки музыки больше напоминали уроки по обольщению. Оскорбительные и унизительные в ее новом положении.

— Да что ты говоришь? Если ярость, полная страсти, способна породить прекрасный эскиз, то, может быть, она вызовет не менее чудесную музыку? Неси гитару. Я хочу слышать, как ты будешь играть и петь.

— Сегодня я не в настроении, — ответила Изольда, стискивая в бессильной злобе кулаки.

Рис покачал головой, как будто перед ним стоял маленький строптивый ребенок.

— Неужели ты до сих пор не поняла, что мне нельзя возражать? Я хочу, чтобы ты пела и играла в зале для всех собравшихся, но, — тут он понизил голос до шепота, — если ты предпочитаешь делать это в моей спальне, то я нисколько не возражаю. Итак, что ты предпочитаешь?

Краска бросилась ей в лицо, она чуть не задохнулась от негодования. Невольно оглянувшись по сторонам, проверяя, не слышал ли кто его гнусного предложения, Изольда покорно кивнула. Лучше через силу подчиниться, чем противоречить ему дальше.

Не чувствуя под собой ног, она поднялась в его спальню. В тускло освещенной комнате со стены на нее насмешливо взглянул дракон. Она с удивлением заметила — Рис оказался прав, эскиз был очень хорош, в нем чувствовалась страсть, яростная и волнующая, та самая страсть, которую она скрывала, но которая помимо ее воли прорывалась наружу самым необычным образом.

— Черт! — прошептала она.

Как могло такое произойти? Ничего, завтра она кое-что смягчит, притушит яркость восприятия, и ее страсть не будет так заметна. Пусть даже в ущерб выразительности и красочности изображения.

Нет, во что бы то ни стало надо покончить с этим и освободиться из-под его влияния.

Глава 15

Представление открыл Сиду. Уморительные трюки собачки, как всегда, действовали безотказно. Атмосфера в зале стала постепенно разряжаться. Затем Гэнди спел свои комические куплеты о любви к гиганту Лайнусу. Двое пажей под руководством Гэнди показали акробатические трюки, потом наступила очередь карлика и Лайнуса. Подавленное настроение людей не только приподнялось, но сделалось веселым.

Одна Изольда стояла мрачная и сердитая. В руках у нее была гитара, и она терпеливо ждала, как и полагается прислуге, когда господин обратит на нее свое внимание.

Ее господин! Мысль, что она служанка, сверлила ее сознание, причиняя страшные муки. Она ненавидела его. Как все быстро меняется в жизни! Она смотрела на спину Риса, его плечи, черные густые волосы, но, странное дело, его внешность не только не вызывала отвращения, но привлекала, даже очаровывала ее. Смешанные чувства — ненависть и страсть — бурлили в душе Изольды, что несказанно удивляло ее. Ей вдруг захотелось пригладить его волосы… но тут она решила взять себя в руки, испугавшись того, куда могли ее завести подобные мысли.

Как жаль, что он все-таки не остался Ривиусом! Хотя она не могла лукавить с собой, даже когда она узнала, кто скрывался под личиной музыканта, ей все равно было приятно в объятиях мнимого менестреля.

Словно прочитав ее тайные мысли, Рис обернулся, их взгляды встретились, и, как обычно, горячая волна пробежала по телу Изольды, будоража и волнуя ее.

— Ты готова к уроку?!

Его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос.

Она тяжело вздохнула:

— Нет. Более того, у меня вообще нет настроения.

— Да что ты говоришь? Ничего, сейчас мы его поправим.

Гэнди и Лайнус закончили свое представление и согнулись в поклоне, выслушивая одобрительные хлопки. Их тут же окружили юные пажи и горячо принялись расспрашивать о тонкостях цирковых трюков. Рис же не отрывал глаз от лица Изольды.

— Пошли. — Он встал, и мягкая улыбка скользнула по его лицу. — Пока ты ведешь себя благоразумно, Изольда, тебе нечего опасаться меня.

— Как я рада это слышать, — пробурчала она.

— Давай пройдем к очагу. Там удобнее всего.

Усевшись на скамье, Рис, словно случайно вспомнив, сказал:

— Спой мне ту песню, что ты пела на морском берегу.

— Какую? Я что-то не припоминаю.

— А ты постарайся. Валлийская колыбельная. Или мне надо напомнить? — Он положил инструмент ей на колени и обхватил за плечи, как бы желая дать урок игры на гитаре.

— Нет! — Изольда отстранила его руку и отодвинулась на край скамьи. — Кажется, я вспомнила.

— Вот и прекрасно.

Изольда взялась за гриф гитары и начала перебирать струны, подбирая мелодию колыбельной. Несмотря ни на что, Рис обладал над ней непонятной таинственной властью, против которой она была бессильна. Неужели она не способна сопротивляться и уже поддалась ему? Неужели мысли о той незабываемой ночи будут преследовать ее? Изольда сама не знала, как долго ее будут мучить тревожные воспоминания о своем падении.

Мать, как могла, поведала ей о супружеских отношениях, но о волнении плоти не упоминала ни разу. Так почему же ее преследовали смутные, волнующие видения? Почему ей не было покоя?

— Начинай. Может, напомнить слова? — раздался голос Риса, выведший ее из задумчивости.

— Ты слишком многого от меня хочешь, — прошептала она, не в силах справиться со своим смущением. — Мне не по себе.

— А когда ты рисовала эскиз, тебе тоже было не по себе? Впрочем, ты сама в этом призналась. Несмотря на все попытки скрыть свое настроение, твой набросок красноречивее любых слов. Страсть проступает из-под его линий. Спой мне ту песню, пусть страсть звучит в твоих словах. Может быть, тогда мы с тобой поймем друг друга.

— Хорошо, — решительно ответила Изольда. — Только дай мне немного времени, чтобы прийти в себя.

— Ладно, — усмехнулся Рис и отодвинулся в сторону.

Она согнулась над гитарой, повела пальцами по струнам, тихо замурлыкала, вспоминая мелодию, а затем запела, слегка видоизменив слова:

Усни, мое дитя, усни,

Волки в лесу, одни волки,

Они не страшны, совсем не страшны.

Пусть будут спокойны твои сны.

Усни, мое дитя, усни,

Враги в лесу, кругом враги,

Отец твой смел, врагов он победит.

Ты спи, спокойны твои…

Внезапно рука Риса легла на струны, прерывая звуки колыбельной.

— Неужели тебе не понравилась моя песенка? — не без вызова спросила Изольда.

— Не очень. Слишком уж она легкомысленна. Впрочем, сквозь нее тоже пробивается затаенная страсть. Ну-ка дай мне гитару.

Твердая рука Риса коснулась руки Изольды, и он взял у нее инструмент.

— Но я не знаю другой песни, — запротестовала Изольда.

— Ничего, сейчас я тебе напомню, — властно сказал Рис. — Ты будешь подпевать мне.

В зале установилась тишина. Из-под его рук полилась знакомая всем валлийцам мелодия народной песни. В ее простых, безыскусственных словах говорилось о холмах, долинах, быстрых реках и свежем ветре, одним словом, о свободе, столь милой сердцу любого валлийца. Изольда подпевала, но без души, каким-то скучным и вялым голосом. Некоторые из людей в зале подхватили песню, их хриплые грубые голоса, как это ни странно, успокоили Изольду. Напряжение, установившееся между ней и Рисом, невольно спало. Едва в воздухе стихли последние слова песни и звуки мелодии, она поднялась.

— Я устала.

— Ну и что? Ты ещё не выполнила всю работу. Пошли наверх.

Изольда стояла, не зная, как ей быть. Она боялась идти за ним следом, и в то же время ей хотелось остаться с ним наедине. Знакомый жар внутри заставлял ее помышлять о том, о чем она запрещала себе думать.

— Какую работу? — недовольно пробурчала она, идя за ним следом.

«Что за чушь я несу?» — мысленно спросил сам себя Рис. Ведь он хотел ее, и больше ничего. Будучи победителем, он не мог позволить себе действовать как последний негодяй. Это был его родной край. Насилие над женщинами, грабеж, попойки — все было им запрещено. Рис не хотел выглядеть в глазах местных жителей чудовищем, особенно по сравнению с Фицхью. Но она возбуждала его, и он ничего не мог поделать, он был бессилен против нее, против самого себя. Он остановился возле дверей в спальню и оглянулся. Изольда стояла на нижней площадке и настороженно смотрела на него. Мерцающие блики от горевшего на стене факела золотым сиянием переливались в ее волосах. На первый взгляд она казалась ангелом, но он-то знал, какая неукротимая натура скрывалась под этим обличьем. Рис толкнул двери, увидел разобранную кровать, и в нем опять заговорил голос плоти.

— Ты больше здесь не госпожа, — сказал он. — Я хозяин Роузклиффа. Ты моя пленница, моя добыча. Ты должна зарабатывать свой кусок хлеба, как и любая прислуга.

— Разве я сегодня не сделала всю работу? Выполнила набросок, прислуживала тебе за столом, чего тебе еще надо?

Рис, обуреваемый похотью, не сводил с нее глаз. Его взгляд был красноречивее любых слов. Изольда поняла, что он имел в виду, и попятилась назад:

— Нет-нет! Ни за что на свете…

— Ты должна постелить постель и заодно прибраться в спальне, — прервал он ее.

Вырвавшиеся слова прозвучали настолько сдавленно и хрипло, что Рис не узнал собственный голос. Он откашлялся и продолжил:

— Развесь мою одежду, почисти сапоги. Что будет дальше, поглядим.

— Я не войду внутрь спальни, пока ты здесь.

Изольда отрицательно замотала головой.

Он не ожидал, что она тут же бросится выполнять его повеление, тем не менее ее сопротивление вывело его из себя.

— Чего ты боишься, Изольда? Я вовсе не такой уж страшный.

Она глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

— Мне кажется, что ты опасаешься не столько меня, сколько своей страстной неуправляемой натуры.

— Ты ошибаешься!

— Как сказать! Когда ты лежишь вместе с мужчиной и получаешь от этого удовольствие…

— Вовсе нет!

— Нет, получаешь. Ты буквально сгораешь от страсти. Она сжигает тебя. Это видно невооруженным взглядом.

Риса тоже трясло от желания, но он делал вид, что ему все безразлично.

— Хотя ты считаешь, что больше не следует предаваться такой порочной страсти, твое тело говорит о другом. Правда колет глаза, Изольда? Ты же боишься не моей, а собственной порочности.

Рис не знал, насколько справедливы его подозрения. Но, приглядевшись, заметил, как разрумянилось лицо Изольды, а соски ее грудей, став твердыми, проступили сквозь тонкое платье.

Черт побери! Его дружок тоже не дремал. Рис задержал дыхание, чтобы немного успокоиться.

— Ты боишься не меня, а своего собственного желания. Ладно, ступай наверх в свою комнатку. Сегодня ты свободна.

Он отступил на шаг назад и жестом предложил ей идти.

— Ступай, пока я не передумал, — пробормотал он, внутренне кипя от негодования. — Но советую, подумай на досуге о том, что я сказал. Как следует подумай и сознайся самой себе, что ты хочешь меня, только боишься признаться.

Она стояла неподвижно, словно не решаясь пройти мимо него. А ему больше всего хотелось коснуться ее, но он удержался. Нет, он должен взглянуть ей в глаза, он не сомневался, что увидит в них страсть и молчаливое признание правоты его слов — достойную награду его проницательности и сдержанности.

Наконец Изольда вздохнула, приподняла край платья и, затаив дыхание, двинулась наверх. Медленно, осторожно, ступенька за ступенькой. Смотреть ей вслед и не двигаться оказалось намного труднее, чем думал Рис. Свет факелов падал на ее раскрасневшееся лицо, на котором явственно отпечатались смешанные чувства — опасение, злость, вызов и гордость. Несмотря на все старания проявлять сдержанность, от Изольды исходила с трудом сдерживаемая страсть. Казалось, что она струится по воздуху незримыми, но вполне осязаемыми волнами, которые как будто бились о грудь Риса. Вместе с ними до Риса долетал запах желания, физической близости, тоски и сожаления, излучаемый ее телом.

Да, она хотела его. Он был прав, когда смело в лицо сказал ей об этом.

Она оглянулась на него, смущенно и вызывающе, и тут же быстро юркнула в дверь, ведущую в ее спаленку, которая как раз располагалась над его спальней.

При одной этой мысли Рис так крепко стиснул руки, что от судорожного напряжения побелели костяшки пальцев. Лучше бы она сама, по собственному желанию пришла к нему, он не хотел ее принуждать. Лучше подождать, говорил он себе. Она должна сама сделать шаг, а он, едва только заметит ее движение, тоже устремится ей навстречу. Она отдаст ему свою мягкость и нежность, а он поделится с ней своей силой.

— Святые небеса, — пробормотал он, а затем зашел в свою спальню.

Он не стал закрывать дверь на задвижку. Подойдя к стене, Рис опять принялся разглядывать дракона и поверженного волка с оскаленными клыками. Интересно, кто же из них двоих был побежден? Рис поочередно выругался на всех языках, которые знал, — английском, валлийском и французском.

Он прислонился горячим лбом к холодной стене, на которой была нарисована картина. Горько ему было в эту минуту на душе, горько и одиноко. Несмотря на победу и захват Роузклиффа, он, как ни странно, чувствовал себя скорее побежденным, чем победителем. Но почему из всех женщин ему больше всего нравилась именно она? Почему Изольда стала для него самой желанной и любимой?

Одни слуги в замке уже спали, другие ложились почивать, только Гэнди и Лайнус, сидя в углу, тихо беседовали между собой.

— Мне не хочется больше сражаться против ее семьи, — прошептал Лайнус с грустным видом.

Карлик похлопал себя по ноге, и Сиду тут же запрыгнул ему на колени, как будто ожидал приглашения. Великан, помолчав, вздохнул и продолжил:

— Он держит ее у себя, и англичане обязательно будут сражаться с ним, чтобы освободить Изольду и очистить замок. Почему бы ему не отпустить ее?

— Ты совершенно прав, заварушки нам не избежать, — кивнул Гэнди.

— Но я не хочу больше воевать.

— Ну и не надо, если у тебя, конечно, получится остаться в стороне, — съязвил Гэнди.

Лайнус почесал в недоумении затылок.

— Я не хочу, чтобы Рис так рисковал.

— Ну, это не в нашей власти. В любом случае это не от нас зависит.

— Но ведь он наш друг.

В этот миг наверху, на лестницах, возникла темная фигура и медленно продолжила спуск. Гэнди вскочил с лавки, причем ловкий Сиду тут же перескочил на колени к Лайнусу. Сделав несколько шагов навстречу призраку, Гэнди с улыбкой проговорил:

— Уважаемый Ньюлин, верить ли глазам? Откуда вы? Из его покоев или ее? А может быть, они… уже вместе?

Ньюлин, также улыбнувшись, ответил:

— Нет, они спят раздельно, но не потому, что им так хочется. Виной всему совсем другое.

Он протянул руки к еще горячим угольям, уже подернувшимся сероватым пеплом.

— Как холодно, я просто замерзаю.

— Надвигается зима, — вставил Лайнус.

— Думаю, что она в этом году будет очень холодной, — произнес Ньюлин.

— Да, не самая удобная погода для ведения осады, — заметил насмешливо Гэнди.

Морщинистое лицо Ньюлина изнутри осветилось какой-то лукавой улыбкой.

— Откровенно говоря, совсем наоборот. Чем холоднее, тем лучше для ведения осады.

Гэнди фыркнул:

— Сразу видно, как мало вы смыслите в военном деле, любезный Ньюлин.

Старый бард ничего не ответил, а лишь загадочно улыбнулся. Он еще ниже склонился перед очагом. В его голове пронеслась ироничная мысль: «При чем здесь война? Не о ней я веду речь».

Согревшись, Ньюлин направился к выходу из зала. В самом темном углу, почти невидимая, скрывалась фигура Тилло. «Не о войне я веду речь» — Тилло прочитал мысль Ньюлина и сидел в растерянности. Проходивший мимо него маг посмотрел прямо в его блестящие глаза.

Испуганный Тилло подался назад. Как он сумел уловить мысль Ньюлина? А что, если старый бард также умел подслушивать чужие мысли? Что, если он прочитал кое-какие его думы? Тилло поежился от страха: он не хотел, чтобы Ньюлин проник в глубины его подсознания, в его тайну.

Но по едва уловимым признакам Тилло понял: Ньюлину известен его секрет, он знает, что под личиной Тилло прячется Тилли, женщина. Ей стало страшно. Неужели Ньюлин откроет всем правду? Если все узнают ее тайну, что же будет дальше?

Глава 16

Миновало три дня. Ударили первые заморозки, и, как всегда, неожиданно. Между тем отношения между Изольдой и Рисом накалялись все сильнее и сильнее.

Снежная буря налетела на побережье, загоняя людей по домам, а зверей по норам. Снег белым одеялом укрыл землю, но в замке за высокими стенами, в натопленных помещениях, было тепло и уютно. Работа Изольды заметно продвинулась вперед. Картина уже поражала сочностью отдельных фрагментов — красного, желтого и фиолетового цветов, отражавших напряжение схватки волка и дракона.

Ярость сражения на стене служила наглядным, зримым воплощением другой, не менее, а, быть может, даже более яростной борьбы, которая происходила в душе Изольды. Борьба шла нешуточная, все время подхлестываемая то насмешливыми, то полными искренней похвалы суждениями Риса. Картина была почти завершена, к ее удивлению, она оказалась очень большой, яркой и впечатляющей и возбуждала нечто такое в ее душе, чему она не могла подобрать слов. К словам Риса она боялась прислушиваться, хотя в глубине души отдавала себе отчет, что он во многом прав. Впрочем, картина ей удалась, это была ее лучшая работа — мощная, красочная, выразительная.

Чудовищный дракон, изображенный в основном в темных и синих тонах, с горящими красными глазами и блестящими клыками, поражал не только свирепостью, но каким-то удивительным волшебным очарованием.

Изольда отошла на шаг назад и со смешанным чувством взглянула на дракона. По матери она была наполовину валлийка, и какая-то часть ее души с восторгом взирала на свое творение, но по отцу она была Фицхью, и волк, символизировавший их род, не очень походил на совершенно беспомощного и поверженного зверя. Борьба валлийского начала с английским, смешанная кровь Изольды, ее двойственные отношения с Рисом явственно проступали сквозь изображение, придавая ему невыразимую внутреннюю напряженность и поэтичность. Порой она задавала себе вопрос: ну почему ее мать и отец никогда не ссорились и не воевали друг с другом? Более того, их брачный союз всегда служил образцом, многие даже завидовали их любви. Увы, вопросы всегда легче задавать, чем искать на них ответы.

Картина близилась к завершению, но Изольда все чаще и чаще в задумчивости застывала перед ней, рисуя в воображении противоположный сюжет: английский волк над поверженным драконом. Волчьи клыки перегрызают длинную драконью шею — восхитительное зрелище!

Изольда украсила картину второстепенными, но весьма существенными деталями: на скалах, окружавших поле битвы, появились розы, а на заднем плане виднелись смутные очертания замка Роузклифф и люди, со страхом наблюдающие за ходом битвы. Она хотела остановиться, ведь картина, в сущности, была закончена, но непонятная сила все время подталкивала ее под руку, заставляя выписывать все новые и новые детали. Рис нисколько не возражал, напротив, ему даже нравилось столь творческое отношение к делу.

Он всегда приходил вечером, когда она заканчивала работу или даже после того, как уже успевала уйти в свою спаленку. Картина ему нравилась, об этом он говорил ей открыто в лицо. Кроме того, как бы в подтверждение своей расположенности к ней, он часто по ночам играл на гитаре и пел песни, слов которых она не могла разобрать сквозь пол, разделяющий обе спальни, но, судя по их страстному звучанию, догадаться о его подлинных чувствах было нетрудно. Изнывающей от внутреннего томления Изольде приходилось то и дело напоминать себе, кто поет эти песни: их исполняет не менестрель Ривиус, которого она полюбила, а ее давнишний, самый упорный и злейший враг — Рис.

Более недели минуло с того дня, когда Роузклифф перешел в руки Риса. Она со страхом думала о будущем. Отец, дядя Джаспер и, конечно, сам Рис были настоящими воинами, с которыми шутки были плохи. К чему могло привести столкновение между ними — об этом страшно было подумать.

Вдруг скрипнула дверь, Изольда испуганно оглянулась. Но это был не Рис, а старый дружелюбный Тилло.

— Хозяин на конюшне. Точит меч, — пояснил Тилло, входя на середину комнаты, по-стариковски шаркая ногами.

Оглядев картину с волком и драконом, он сказал:

— У тебя, дитя, настоящий дар художника.

— Я его ненавижу. Лучше бы его не было.

— Ты ненавидишь свой талант?

— И его, и это изображение.

Тилло искоса взглянул на нее:

— Но оно в самом деле удивительно впечатляющее.

Изольда бросила кисть в горшок с грязной водой так, что брызги разлетелись во все стороны.

— Вот именно, я совсем не ожидала, что у меня так получится.

— А-а, понимаю, — протянул Тилло.

— Неужели? — усмехнулась Изольда.

— Я пожил и кое-что повидал на своем веку. Есть женщины, которых сама судьба влечет на край пропасти, у них начинает кружиться голова, и они по собственной глупости падают вниз. Но почему так происходит, трудно объяснить.

Изольда замерла. Что имел в виду Тилло? Неужели он говорил о ней? Она покраснела от стыда.

— Я видел, как Рис ругал тебя, — пробормотал гость, стараясь скрыть смущение.

— Он обманул меня, — призналась Изольда. — Я по глупости поверила ему, нет, не ему, а менестрелю Ривиусу. Но теперь, когда я узнала, кто он таков на самом деле, я больше не поддамся на его уговоры.

— Слишком поздно, — обронил Тилло,рассматривая картину и, очевидно, находя в ней нечто особенное. — Слишком поздно.

Изольде стало страшно и отчего-то больно.

— Посмотрим, что будет, когда вернется отец.

— Да, вероятно, кто-то погибнет в этот день.

Изольда побледнела, и непонятно откуда взявшиеся слезы перехватили ей горло.

— Я как погляжу, тебе не очень по душе мысль, что Рис может умереть?

— Мне… мне все равно, что будет с ним.

— Зачем же лгать? — недовольно произнес Тилло, стукнув палкой о каменный пол. — Ты ведь на самом деле так не думаешь?

— Но ведь от меня ничего не зависит, — заплакала Изольда. — Они будут сражаться в любом случае.

Однако Тилло, судя по виду, не обратил внимания на ее слова. Он скинул плащ с капюшоном, затем куртку, на нем оставалась одна сорочка.

Изольда смотрела на него широко раскрытыми глазами, не понимая, что бы это могло значить.

— Может, ты хочешь искупаться? На кухне гораздо теплее, чем здесь, да и воду не придется тащить сюда, наверх.

— Дело в том, что я женщина, — застенчиво признался Тилло.

— Вот это да! — удивилась Изольда.

Менестрель протянул руку, распустил большой узел седых волос на затылке.

«Какие длинные волосы у него… у нее», — тут же поправила себя Изольда.

— Но почему ты все время пряталась под личиной мужчины? — задала вполне резонный вопрос Изольда.

Тилли тяжко вздохнула и откинула рукой прядь волос назад.

— В нашем мире женщина не может чувствовать себя в безопасности, если она одна.

— Да, я согласна, — смущенно отозвалась Изольда. — Но почему ты призналась мне, а не кому-нибудь другому? И почему именно сейчас? Война — время, как мне кажется, не совсем удобное для подобных откровений. А Рису известно?

— Мне нужна твоя помощь, — призналась Тилли, — а тебе — моя.

— Неужели Рис ни о чем не догадывается?

— Я уверена, что нет, — сухо отозвалась Тилли.

— Хотя тебе нечего его бояться.

Тилли поджала губы и задумчиво покачала головой:

— Мужчины смотрят на женщину иначе, чем на своего брата по полу. Как мужчина, пусть даже как старый, я имею какое-то влияние на окружающих, хоть и весьма небольшое, но как старуха я вообще никому не нужна. Даже если бы я была молодой девушкой, мне была бы только одна цена. — Тилли многозначительно взглянула на Изольду: — Ты понимаешь, о чем я веду речь? Я говорю о той цене, которую ты имеешь в глазах Риса.

Изольда смутилась, но быстро оправилась.

— Все-таки я не понимаю, почему ты решилась открыться именно мне, а не кому-нибудь другому. И как я могу помочь тебе?

— Мне кажется, — Тилли задумчиво всмотрелась в картину, — тебе небезразлична судьба твоего любовника.

— Он не мой любовник.

— Но по крайней мере он им был, — уточнила Тилли. — Нам обоим это очень хорошо известно. Не бойся, дитя, я вовсе не желаю его смерти. Мне кажется, что он может уцелеть только благодаря твоему посредничеству. Ты должна убежать из замка и вернуться к отцу.

Сердце Изольды подпрыгнуло и бешено забилось. Осторожно взглянув на дверь, она опять перевела глаза на Тилли:

— Ты хочешь мне помочь?

Тилли кивнула.

— Но почему?

— Я уже стара. И мне хочется окончить свой век на покое, в тепле и уюте.

— А у тебя нет семьи? Родных?

Тилли помрачнела, но глаза ее сердито заблестели.

— У меня никогда не было детей. Я два раза была замужем, но мужья прогоняли меня, потому что я не принесла им сыновей, наследников. Впрочем, какое сейчас это имеет значение? — Она сердито махнула рукой. — Мне нужно спокойное место, где я могла бы дожить остаток своих дней. Не здесь, в замке, — торопливо добавила она. — Может быть, твой дядя приютит меня у себя.

— Но почему ты не хочешь остаться здесь? — удивилась Изольда.

— У меня есть на то особые причины, — сконфузилась Тилли. — Ну, так что ты решила, дитя? Воспользуешься моим советом и поспешишь на выручку Рису или нет?

— Почему ты решила, что мой побег спасет ему жизнь?

— Потому что ты переживаешь за него.

— Ты так считаешь? Да я его ненавижу.

Тилли покачала головой и впервые за все время улыбнулась:

— Нет, ты не питаешь к нему ненависти. Он слишком тебе нравится, а ты ему. Но когда огонь вашей страсти поутихнет, когда ты увидишь, насколько мало ценит мужчина женщину, вот тогда наступит время для ненависти. Но не сейчас.

Изольда растерялась, смешалась, но быстро пришла в себя, вспомнив отца с матерью.

— Ты не права. Не все мужчины таковы. Возьмем моего отца — он до сих пор любит и глубоко уважает мою мать.

Тилли недоверчиво фыркнула:

— Неужели она до сих пор красива? Неужели он до сих пор спит с ней?

— Да, они по-прежнему любят друг друга.

— Если это правда, тогда они представляют собой исключение. Впрочем, не принимай мои слова слишком близко к сердцу. Рис не такой уж плохой человек. Он намного лучше многих мужчин, которых я знаю. Он всегда придет на помощь, таков его характер. — Тилли чуть помедлила. — И у тебя тоже точно такой же характер, ты не можешь не поддержать человека в трудную минуту.

Изольда окинула Тилли долгим испытующим взглядом.

— Не знаю, как быть, ведь главное для меня — сохранять верность семье. Это превыше всего.

Лицо Тилли сморщилось.

— Неужели ты думаешь, что я способна на предательство? Я хочу, чтобы Рис остался в живых. Именно поэтому и собираюсь помочь тебе убежать. Отговорить его от безумных затей я не в силах, он делает все для того, чтобы свернуть себе шею. Твой отец однажды уже сохранил ему жизнь, тогда его попросил об этом его брат Джаспер. Если ты, любимая дочь и племянница, как-нибудь уговоришь их обоих, может быть, и на этот раз Рису все сойдет с рук.

К заточке меча Рис относился внимательно и очень старательно. Он помнил старое мудрое правило: оружие никогда не предаст в отличие от людей. Острый меч, смазанные ножны — все это были признаки, безошибочно указывающие на опытность и ловкость воина. Но сегодня все его мысли были посвящены любимой женщине, которую он в последние дни намеренно обходил стороной.

Перед собой ему не было смысла лукавить. Может быть, поэтому он придумал хитрый план. Он специально избегал встреч с ней, чтобы пробудить в ней желание самой прийти к нему. О, с каким нетерпением он надеялся взять верх над гордой и своенравной Изольдой Фицхью!

Он вытер рукавом влажный от пота лоб и надолго задумался, рассматривая блестевший клинок. Опять неприятная правда встала перед его мысленным взором. Он старался лишний раз не видеться с ней, но почему? Да потому, что боялся не выдержать и уступить тому страстному желанию, которое она пробуждала в нем. Если бы только она догадалась о том, как сильно он ее хочет…

Нет, он ни в коем случае не вправе показывать ей истинные чувства. Ведь так можно только все испортить. Она должна видеть в нем не насильника, а любимого человека.

Рис методично точил и точил лезвие меча, пытаясь за привычными заботами забыть о душевных переживаниях. И внезапно ощутил чье-то присутствие прямо у себя за спиной. Он вздрогнул и порезал палец.

— Черт! Черт! — выругался Рис и резко обернулся назад. — Ньюлин? — удивленно вскрикнул он, прижимая порезанный палец к губам. — Ты так тихо подкрался, словно вор ночью.

— О, меня не стоит бояться! Я не плету никаких заговоров, — усмехнулся старый бард. — Можешь не размахивать мечом. Я не желаю тебе зла.

— Хотелось бы верить, — буркнул Рис, опять берясь одной рукой за точильный камень, а другой — за меч.

— Постарайся, — ответил Ньюлин.

— Зачем пожаловал?

— Я хочу поговорить о твоих друзьях, им, конечно, хорошо в Роузклиффе, но не всем.

— Что-то я тебя не пойму. К чему ты клонишь?

— Я говорю не о Глине, и не о Дэфидде, и даже не о местных жителях, я имею в виду твоих верных спутников, бродячих актеров.

Рис прислушивался к словам Ньюлина не слишком внимательно.

— Лайнус и Гэнди многое испытали на своем веку, жизнь у них была несладкая, так что сейчас они по праву наслаждаются покоем и сытой жизнью. И они преданы мне, — вдруг возвысил он голос, как бы подчеркивая, что непоколебимо верит в преданность своих товарищей.

— Конечно, конечно. В этом нет никаких сомнений, однако речь идет о Тилло.

— Тилло? — Рис вскинул глаза на Ньюлина. — Неужели ты хочешь сказать, что старик мне не верен?

Услышав нотки негодования, Ньюлин мягко улыбнулся, как бы прогоняя нелепые подозрения, которые могли возникнуть в голове у Риса.

— Я прекрасно понимаю, какой глубокий смысл скрывает в себе слово «верность». Однако у человека порой бывают личные желания, прихоти. Известное дело, у каждого своя воля. Хотя порой меня удивляет, куда она заводит человека.

Ньюлин зябко поежился. Рис что-то буркнул, не отрываясь от дела. Бард медленно повернулся, намереваясь идти по своим делам, но Рис, опомнившись, задал волновавший его вопрос:

— Скоро ли сюда пожалует Фицхью?

Ньюлин задумчиво уставился в полумрак конюшни.

— Очень скоро.

— Значит, ему уже известно о том, что здесь произошло?

Бард лишь молча кивнул и принялся по привычке раскачиваться из стороны в сторону. Рис терпеть не мог этой привычки Ньюлина, она его почему-то выводила из себя.

— Будь осторожен, молодой человек. У тебя благие намерения, но так может получиться, что цели ты не достигнешь.

— Посмотрим, — отрезал Рис, сердито глядя на барда.

Кого-нибудь другого такой взгляд испугал бы. Но только не Ньюлина.

— Конечно, ты вырос, возмужал. Теперь ты сильный и доблестный воин. Однако будь осторожен. Не забывай, что ты сын ап Овейна.

— И всегда им останусь! — сердито сказал Рис, взмахнув наточенным мечом.

— Что верно, то верно, — ничуть не испугавшись, ответил Ньюлин. — Я молюсь лишь об одном: чтобы твоя воля прислушивалась к голосу разума.

Увидев посланца, подходящего к мужу, Джослин слегка поморщилась. Неужели очередное приглашение на званый обед? Или просьба о денежной помощи? Или очередное собрание политических единомышленников? Хотя они были в Лондоне всего три дня, но столичная суета ей начинала надоедать. Разговоры, собрания, совещания, казалось, всему этому никогда не будет конца.

Придворная жизнь только издали выглядела заманчивой и привлекательной. На самом деле она оказалась скучной и бессодержательной. Но как ей объяснил муж, все со временем должно было утрястись. Молодая королева Элеонора внимательно следила за порядком, целиком и полностью разделяя властные устремления мужа, и всеми силами стремилась подчеркнуть достоинство королевской власти.

— Далеко ли вы собрались? — спросила Ронуэн, шутливо толкая Джослин в бок.

— Будто не знаешь? Сегодня вечером нас пригласили на прием к королеве. Наверное, посланец хочет сообщить, какое место за столом нам отведено, чтобы никого не обидеть.

Ее сарказм угас, как только она увидела помрачневшее лицо мужа. Неожиданно Рэнд вскочил и схватил посланца за грудь.

— Как это произошло? Ведь Роузклифф неприступен!

— Да, милорд. Но он всех обхитрил.

— Осборн не так глуп, чтобы дать себя провести.

— Рэнд! Что случилось? — испугалась Джослин.

Он повернул к ней свое покрасневшее от гнева лицо:

— Роузклифф захвачен. Изольда в плену.

— Но она жива и здорова, — торопливо вставил гонец. — Кроме того, почти не было пролито крови, никто не погиб при захвате замка.

— Моя дочь! — Джослин схватила мужа за руку. — Скажи мне, что с ней?

— Этот сукин сын Рис ап Овейн захватил Роузклифф. — Рэнд не говорил, а словно выплевывал слова. Отведя глаза от съежившегося от страха гонца, он обернулся к брату: — Зачем я только послушался тебя? Мне следовало убить этого щенка десять лет тому назад.

Его брат Джаспер стиснул кулаки, желваки заходили у него на лице. Ронуэн сразу поняла, что ее муж сердится не на него, а на Риса.

— Если хоть один волосок упадет с головы Изольды, я собственными руками задушу этого негодяя, — решительно произнес Джаспер. — Ну-ка доложи поподробнее, что же произошло в Роузклиффе.

Рассказ гонца был краток, впрочем, и рассказывать было почти нечего. Джослин слушала внимательно, пытаясь нарисовать в воображении картину происходящего в ее родных краях. Ее напугала мысль, что могло произойти с ее любимым Роузклиффом, а также с его обитателями, которых почти всех куда-то выслали. Хотя за Изольду она волновалась намного меньше, чем Рэнд.

— Не бойся, ведь он держал ее на руках, когда та была малышкой, — попыталась успокоить она мужа. — Он не причинит ей зла.

— Когда это было, нашла что вспоминать, — хмуро бросил Рэнд, шагая в сторону конюшни.

— Да, он тогда был мальчишкой, злым и своенравным. Но вспомни, как он был ласков и нежен с ней.

— Ты забываешь о таком пустяке, как ненависть. А Рис ненавидит меня и еще больше Джаспера. Он презирает всех англичан. Боже, какого я свалял дурака, воспитав его как рыцаря! Это лишь увеличило его заносчивость и гордость. А теперь у него в руках Изольда.

Рэнд выругался от души. Подойдя к конюшне, он тут же начал отдавать многочисленные приказания, не оставлявшие сомнений в том, что он собирается уезжать.

— Когда мы отправимся в путь? — спросила Джослин.

Рэнд бросил на нее мрачный взгляд:

— Джаспер и я — немедленно. Ты, Ронуэн и дети поедете в Бэлвинн. Вас будет охранять Гэвин, он уже достаточно взрослый.

— Я еду в Роузклифф вместе с тобой.

Мышца судорожно дернулась на щеке Рэнда. Он тяжело вздохнул. А затем сказал:

— Мы помчимся очень быстро, Джослин, такая скачка будет не по силам тебе, тем более детям.

Она обвила его шею руками и, глядя прямо в глаза, прошептала:

— Обещаю тебе, Рэнд, я не буду помехой в пути. Кроме того, ни я, ни Ронуэн ни за что не оставим своих мужей один на один с бедой. Решено, мы едем вместе с вами.

Довольная улыбка на мгновение стерла мрачную озабоченность на лице Рэнда.

— Ну что ж, раз ты так твердо решила… Твое валлийское упрямство порой бывает очень кстати.

Он с чувством поцеловал жену в щеку.

— Однако упрямство Риса, напротив, оказалось весьма некстати.

Рэнд внезапно отстранился от жены:

— Только не вздумай защищать этого неблагодарного мерзавца. Если ты едешь с нами лишь по этой причине, тогда лучше оставайся в Лондоне.

Джослин тут же вспылила:

— Я еду с тобой. Надо спасать мой дом и мою дочь.

Рэнд окинул ее долгим сомневающимся взглядом.

— Ладно, не будем тратить время попусту. Надо собираться в дорогу и отправляться как можно быстрее.

«Да, надо ехать, — горько подумала Джослин. — Кто знает, что нас там ждет? Наша дочь в руках дикого и свирепого валлийца, не знающего, судя по рассказам о нем, что такое жалость».

Глава 17

Изольде была ненавистна ее картина. Несмотря на то что работа была закончена, она все равно пробиралась в спальню и подолгу стояла там, рассматривая дракона с раскрытой пастью и поверженного и тем не менее сражающегося, не сломленного духом волка.

Ей было радостно и в то же время горько сознавать, что это ее самая лучшая картина. Скоро она уничтожит ее и нарисует другую, возможно, даже еще лучше. Она поежилась от мысли, что еще раньше начнется не придуманная, а самая настоящая борьба между волком и драконом, когда отец и ее дядя прибудут под стены замка. Кто знает, может быть, потом она не раз пожалеет о прошедшей неделе, проведенной за таким мирным занятием, как живопись. Роузклифф с его неприступными стенами будет сопротивляться не врагам, а своему хозяину, который выстроил его собственноручно и с такой любовью.

Изольда стояла, задумавшись, обхватив себя скрещенными руками. Одна безумная ночь страсти — и вот она уже не знает, как ей быть. Сложившееся положение дел казалось ей очень опасным, как для ее отца, так и для… Риса. Девушка горько рассмеялась: она волнуется за него, за врага, которого должна ненавидеть всем сердцем. Однако за последние дни она сумела разглядеть за маской чудовища и предателя немало положительных качеств. Подчиненные любили его, он был справедлив и честен, не мстил разбитым англичанам, а лишь выслал их прочь. Он не грабил захваченный замок, напротив, старался поддерживать в нем прежний порядок и даже, пусть только на словах, хотел сделать его еще лучше, богаче и красивее.

Не менее, если не более важным для нее оказалось и то, что он не заставлял ее силой лечь с собой в постель. К тому же запретил подчиненным безобразничать, и женская прислуга в замке перестала бояться насилия со стороны новых хозяев.

Что она могла сделать с таким человеком, как он? Какое могла оказать на него влияние?

Она вспомнила предложение Тилли — устроить побег. Впрочем, они больше не разговаривали на эту тему, поскольку погода настолько испортилась, что всякие мысли об этом пришлось отложить. Однако Изольда почти каждый день думала о необходимости покинуть замок, и все больше побег представлялся ей единственным средством примирить обе враждующие стороны. Она понимала, как нелегко будет отцу и Рису хоть о чем-то договориться между собой, но у нее как у пленницы вообще не оставалось никаких шансов добиться их примирения.

— Что я вижу? Ты опять находишься в моей спальне?

За ее спиной раздался столь хорошо знакомый голос. Она вздрогнула и обернулась: Рис стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку, в самой небрежной позе. От волнения или от страха она невольно потупилась.

Он взглянул на стену, затем снова перевел на нее взгляд, в котором ясно читалась самодовольная усмешка.

— Все никак не насладишься своей работой? Впрочем, как знать, может, здесь скрывается нечто другое, а?

И он недвусмысленно показал глазами на кровать.

Румянец залил ее лицо. В последнее время он не упоминал о часах, проведенных с ней на этой кровати. Изольда даже начала думать, что он забыл о той безумной ночи. Как ни странно, но само предположение о подобной забывчивости вызывало у нее по меньшей мере недоумение. То, что произошло между ними, настолько врезалось в память Изольды, что ее переживания до сих пор не утратили яркости и отчетливости, пожалуй, они стали даже более острыми и соблазнительными. Почти каждую ночь в ее памяти возникали то его поцелуи, то его ласки: волнующие подробности их любовного акта будоражили и волновали Изольду, не давая ей спокойно спать.

Но даже днем ее порой охватывали сладостные видения, а сейчас, когда на нее так горячо, так настойчиво взирали его черные блестящие глаза, у Изольды все поплыло перед глазами. Горячие качающиеся волны воспоминаний хлынули на нее, затопляя сознание…

Почему сегодня он смотрит на нее таким пожирающим взглядом? Ведь на протяжении последних дней он почти не обращал на нее внимания, а когда смотрел на нее, что случалось довольно редко, то отдавал какое-нибудь малозначительное указание: принести блюдо, подать кубок с вином, почистить одежду…

Изольда сжала зубы от внутреннего напряжения и повернулась к нему лицом.

— Ты такой же грубиян, как и твой Дэфидд, Что тут удивительного? Я навожу порядок в твоей спальне, как ты сам велел. Соскребаю пятна воска.

Она взглянула на Риса, его мощная фигура закрывала почти весь дверной проем, не позволяя ей выйти.

— Пропусти меня. Или от нечего делать ты решил покорить меня своими вульгарными манерами? — насмешливо бросила она.

Он с силой оттолкнулся от дверного косяка и сделал несколько шагов навстречу. Изольда сама была виновата, ее вызывающие слова подействовали на Риса как удар хлыста. Почему она не может сдерживать свой характер? Зачем она намеренно злит его? Она попятилась от него, пока не уперлась в широкую кровать.

— Может, мне стоит уложить тебя на кровать? Наверное, тебе этого хочется?

И с этими словами он обнял ее за плечи и легко, очень легко подтолкнул вниз. Изольда уперлась, стараясь сохранить равновесие и не упасть на постель.

— Ты уверена, что мое присутствие тебе не по душе? — вкрадчиво произнес он.

Рис опять толкнул ее, и, для того чтобы удержаться на ногах, Изольде пришлось схватиться за его куртку.

— Прекрати немедленно! Отпусти меня! — как можно тверже сказала она, но ее голос прозвучал робко и неуверенно.

— Да?! И кто же заставит меня выполнить твое указание?

Действительно, кто? Мысли заметались в голове растерявшейся Изольды.

— Ты… ты не посмеешь меня изнасиловать, — с отчаянием заметила она. — Ты же сам говорил, что тебе это не нужно.

— Конечно, нет. У меня и в мыслях не было ничего подобного. Зачем такие крайности, ведь можно обольстить, соблазнить… Это совсем другое дело. Мне ведь известно, что ты нисколько не против моих ласк. Тебе самой они нравятся.

Внезапно Рис вместо того, чтобы оттолкнуть, привлек ее к себе. Их обоюдные усилия привели к неожиданному результату: она против своей воли прижалась к нему всем телом. От подобной близости огонь пробежал по коже Изольды.

— Скажи мне только честно, — прошептал он чуть хриплым от волнения голосом. — Тебе ведь приятно? Признайся!

«Да, да, очень!» — хотелось крикнуть Изольде, но, закусив нижнюю губу, она удержалась. Откровенно говоря, не только грудь, но все ее тело изнывало от сладостного томления.

— Ну, признайся, тебе нравится?

Ее дразнил, искушал и будоражил голос Риса. Она склонила голову ему на грудь и задумалась. Да, он прав. Но как она может любить этого наглого человека?

— Нет, — возразила она, поднимая на него полные боли глаза. — Ты не Ривиус. Ты не похож на него, ты другой.

— Черт возьми, я — это он, а он — это я, — рассердился Рис и поцеловал ее.

Нет, он не Ривиус, грустно думала Изольда, равнодушно позволяя ему целовать ее. Он сейчас скорее напоминал нарисованного ею злобного дракона, чем молодого красивого менестреля.

Вдруг Изольда опомнилась, волна чувственной страсти, возникшая внизу, поднималась все выше и выше и охватила ее сознание. Ее равнодушные губы с неожиданной силой приникли к горячему рту Риса, тот издал низкий утробный, но победный возглас, отдаленно напоминавший, так, во всяком случае, показалось Изольде, крик дракона.

Когда она, устав от продолжительного поцелуя, оторвалась от его губ, Рис почувствовал не только знакомый вкус победы, но и первобытное осознание превосходства мужчины над женщиной. Он все-таки одержал верх! Несколько мучительных дней ожидания и выдержки принесли плоды, девчонка, Рис ясно это видел, была готова отдаться ему.

Он опять поцеловал ее, как вдруг ее две теплые мягкие ладошки ласково обхватили его лицо. Ощущение было необычным, оно было по-детски невинным и одновременно волнующим, отчего Рис настолько растерялся, что ему почудилось, что земля поплыла под его ногами.

Его руки скользнули по ее волосам, играя и лаская шелковистые локоны. Одно ловкое мягкое движение, и она упала на постель, а он примостился тут же рядом с ней. Он намеревался взять ее. Точно так же, как до этого — любую понравившуюся ему женщину.

Изольда ласково положила одну руку ему на грудь, а другой обняла за шею. Ее движения были так непосредственны, так просты и трогательны, что у него перехватило в груди, как будто кто-то нежно и ласково толкнул его в сердце.

Виноват ли он перед ней? Нет, он ни в чем не винил себя, да и с какой стати?

Она лежала рядом с ним, такая беззащитная, такая нежная, она была вся в его власти, а он медлил — то ли от растерянности, то ли от жалости, то ли под воздействием какого-то наваждения.

Изольда пошевелилась, открыла глаза и спросила:

— Что-то не так?

А что он мог ответить, когда сам не понимал, что с ним творится? Он хотел ее, страстно, горячо, и в то же время медлил и не решался. Странное ощущение овладело им: оно словно предупреждало и предостерегало. Ему даже стало смешно. Рядом с ним находилась девушка, а не воин с поднятым мечом или копьем. Но почему он вдруг так оробел? Она ведь не была такой уж невиданной красавицей, на своем веку Рис перевидал немало женщин и знал в них толк. Его любили дамы более сладострастные и опытные, более искусные в любви, и тем не менее по сравнению с Изольдой им всем либо чего-то не хватало, либо в них было что-то лишнее и чрезмерное. Вдруг ему стало страшно, сердце заколотилось быстро-быстро, и холодные неприятные мурашки побежали по спине.

Страх?! Отчего? Или он сходит с ума?

Рис отстранился от Изольды, встал с постели и с глупым видом застыл посреди спальни, удивленно взирая на нее. Пытаясь скрыть свое странное смущение, он пробормотал какую-то несусветную чушь:

— Тебе нужен Ривиус, я понял это. Тебя трудно понять, по-моему, ты сама запуталась в своих желаниях. Но в любом случае из тебя выйдет восхитительная любовница.

Если бы Риса спросили, зачем он это сказал, зачем опять пытается обидеть ее, он затруднился бы ответить. Он потряс перед лицом крепкими, побелевшими от судорожного напряжения сжатыми кулаками. Какой же он болван! Он опять без всякого повода обидел ее. Она свернулась клубком и отвела глаза от него.

— Изольда, — начал он и сбился.

становилась невыносимой.

— Прости, я был не прав.

Она лежала неподвижно и тихо. Он весь напрягся и сквозь зубы произнес:

— Изольда, повторяю, я был не прав.

Сердце сжалось у него от невыразимой боли и жалости. Совсем смешавшись, Рис поспешно вышел из спальни. Он стыдился признаться самому себе, что боится ее.

«Из тебя выйдет восхитительная любовница».

Эти слова снова и снова мелькали в горячечном сознании Изольды. Совершенно подавленная, она лежала, не зная, что ей предпринять. «Восхитительная любовница». Он сперва обольстил ее, а теперь оскорблял, упиваясь своей победой. Но хуже всего было то, что в его словах была доля правды.

Рыдание перехватило ее горло. Ей было отчаянно одиноко. Он ушел, бросил ее, и она не знала, что ей делать. Она уже наделала столько глупостей, не хватало еще, чтобы, обезумев от страсти, она вообще потеряла голову. Нет, надо было скорее брать себя в руки!

Легко сказать! Но как это осуществить на деле? Она застонала, слезы выступили на глазах, и она заплакала. Затем, не в силах выносить больше страшную сердечную муку, вскочила с постели.

— Ненавижу! Ненавижу! — закричала Изольда на картину с драконом.

Затем, обозлясь на ушедшего Риса и, наконец, на саму себя, схватила кувшин с грязной водой, где мокли кисти, и швырнула прямо в стену с нарисованным чудовищем. Кувшин разлетелся вдребезги, пятна и потеки от разбрызгавшейся воды покрыли картину, но, по странному стечению обстоятельств, дракон остался невредим, он по-прежнему с победным видом возвышался над распростертым внизу волком.

Вне себя от ярости, Изольда бросилась к кувшинчикам с растертыми красками, подняла с пола первую попавшуюся кисть и, обмакнув ее в красную краску, принялась мазать ненавистное изображение. Как она хотела уничтожить злосчастного дракона, стереть его со стены, выкинуть из памяти, выбросить из собственного сердца! Забыть о нем навеки!

Внизу, в главном зале, Рис с каменным выражением на лице сидел в кресле и прислушивался к громким воплям Изольды, доносившимся из спальни. Прислуга в зале тоже слышала эти приглушенные крики, совершенно отчетливо говорившие о страданиях, однако все притворялись, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Рису хотелось подняться наверх, успокоить Изольду, но он не решался, понимая, кто настоящий виновник ее нервного срыва.

— Почему она плачет?

Рис вздрогнул, услышав скрипучий голос Тилло. Он вскинул на подошедшего менестреля глаза и по его хмурому, даже суровому виду сразу понял, что его ждет неприятный разговор.

— Что ты ей сказал?

— Ничего!

Резким взмахом руки Рис отмел все подозрения, хотя в душе ясно понимал, как он сильно обидел, оскорбил Изольду. Чувство вины проснулось в его душе и пронзило его острой болью.

— Просто дал понять, что она обычная женщина, каких много за стенами замка, так что нечего задаваться. Да, такое осознавать неприятно, но что поделаешь? — Рис развел руками. Он лукаво взглянул на Тилло: — А что ты подумал обо мне? Что я какой-то зверь? Жестокое, бессердечное животное? Нет! Я никогда не позволю, чтобы гнев взял верх над рассудком. Это было бы глупо с моей стороны.

Выражение лица Тилло не смягчилось.

— Тебе следовало бы немного полечиться от гордости. Купание в холодной воде или несколько часов на коленях в молитве — очень неплохие целебные средства.

Сверху раздался очередной крик и шум разбиваемой глиняной посуды.

— Возможно, в этом есть доля истины, — отозвался Рис. — А как ты думаешь, что можно придумать для того, чтобы поднять ее настроение?

— Как будто ты не знаешь? — фыркнул Тилло, когда сверху раздался грохот опрокидываемых или разбиваемых вещей. — Кажется, она разрушит весь замок, который за двадцать лет с такой любовью отстраивал ее отец. Но почему ты не отпустил ее вместе с остальными? Зачем она нужна тебе? Роузклифф и так принадлежит тебе. Скоро сюда заявятся братья Фицхью, и то, что Изольда у тебя в плену, лишь усилит их ярость.

Слова Тилло не были лишены смысла, более того, они были полны благоразумия, но Рис прислушивался не столько к нему, сколько к внутреннему голосу, никак не хотевшему отпускать Изольду.

— Она — моя пленница. С какой стати я должен так просто освободить ее?

— А мне кажется, тут скрывается другая причина.

Рис огрызнулся:

— Я никому не обязан давать объяснения. Раз я держу ее в замке, значит, у меня есть на то веские основания.

— Вполне вероятно, что я уйду отсюда, — вздохнул Тилло. — Мне хочется провести остаток жизни в спокойном мирном месте, а Роузклифф, похоже, таким никогда не будет.

Терпение Риса лопнуло, и он взорвался от негодования:

— Если тебе здесь не нравится, убирайся. Я никого не держу.

Тилло взглянул на рассердившегося Риса и тихо обронил:

— Позволь ей уйти вместе со мной.

— Ни за что! — возразил Рис, причем настолько запальчиво, что сам удивился своей горячности.

Тилло ничего не ответил, лишь мрачно запахнулся в плащ, поглубже надвинул капюшон так, что из-под него только торчал кончик его носа.

— Ладно, ступай отдыхать. Нам незачем ссориться. Какой в этом прок? Не волнуйся. Скоро сюда примчатся братья Фицхью, но я их одолею, и потом ты можешь здесь жить в мире и покое.

Морщинистое лицо Тилло выражало заботу, печаль и сомнение.

— Пожалуй, уже слишком поздно. Слишком поздно, — пробормотал он себе под нос и тяжелой старческой походкой направился к выходу. Скрипнула отворяемая дверь, холодный ветерок с улицы пронеся по каменным плитам, но тут двери закрылись и старик исчез. Озноб то ли от ворвавшегося ветра, то ли от странных слов Тилло тонким ручейком пробежал по спине Риса. «Ничего, справимся», — утешил себя Рис. Он и раньше выходил победителем из куда более сложных передряг, выйдет и на сей раз.

— Разведи огонь, — внезапно бросил он проходившему мимо слуге.

Тот с испуганно-растерянным видом взглянул на господина.

— Здесь, в большом зале, а затем наверху, в моей спальне, — прибавил Рис. И, подумав, добавил: — Ты разведешь огонь только здесь, в зале, а я там, наверху.

Кивком Рис указал на лестницу, ведущую наверх.

Глава 18

Рис ожидал увидеть в спальне полный разгром. Но, к его удивлению, там царил порядок — за одним исключением: от чудесной картины не осталось ничего, она погибла безвозвратно.

Хотя в комнате горела всего лишь одна свеча, но все равно она давала достаточно света, чтобы разглядеть последствия дикой выходки Изольды. Плоды многодневных трудов исчезли всего за несколько минут.

— Черт возьми! — выругался по-валлийски Рис.

С мрачным видом он провел рукой по волосам.

— Что же она натворила?

Слева от себя он заметил какое-то движение. Изольда вдруг вышла из тени и, надменно скрестив руки на груди, уставилась прямо ему в глаза.

— Ну, что скажешь по этому поводу? — язвительно спросила она. — Лично я нахожу все это забавным, а ты?

— Как это понимать? — рявкнул Рис ей в лицо так, что она отшатнулась.

Если бы не огонь в ее глазах, то неизвестно, что он бы сделал. Но чертики в ее взоре заставили его действовать осмотрительнее. Несмотря на сумасбродную выходку, ему не хотелось наказывать ее. Вопреки всему, как это ни странно, Рису хотелось ее утешить и вместе с тем — убить.

— Зачем ты уничтожила картину? — воскликнул он, потрясая руками.

— Она была мне ненавистна.

— Если бы это было так, то вряд ли бы картина получилась столь выразительной и волнующей.

— И ужасной, ты забыл добавить, — усмехнулась она.

Гнев с новой силой охватил Риса. Не отдавая себе отчета, он схватил ее за руки и заговорил, сдерживая голос.

— Ты должна все исправить. Нарисовать все заново.

Она отрицательно замотала головой.

— Ты сделаешь так, как я сказал. В противном случае пеняй на себя.

Услышав угрозу, Изольда нахмурилась, но не пошла на попятный.

— Ой, как страшно! Можешь поступать так, как тебе заблагорассудится. Но потом не обессудь. Думаешь, что ты навеки обосновался в Роузклиффе? Так вот — ты ошибаешься!

— Черт! Черт! Черт! Мне следовало бы выслать тебя вместе с остальными.

— Так почему же ты так не поступил?

Изольда вскрикнула от боли: слишком сильно Рис стиснул ей руки.

— Потому что я хотел…

Рис отпустил ее, но не договорил. Он не собирался признаваться, что специально задержал ее — сначала как бы в роли заложницы. Но теперь она была ему слишком дорога, и он ни за что не хотел расставаться с ней.

— Ты заново нарисуешь картину, — опять сказал Рис, — или горько пожалеешь об этом.

— И не подумаю. Мне уже все равно.

Строптивый характер Изольды, как всегда, оказался сильнее ее благих намерений. Она даже не представляла всех последствий своей дикой, сумасбродной выходки.

Рис покачал головой; он вынужден был признаться, что недооценивал ее.

— Возблагодари Бога, что я не собираюсь выдрать тебя как следует. Любой другой мужчина на моем месте поступил бы именно так, чтобы вразумить тебя.

— Ноты ведь сам хвалился, что ты не «любой»…

Изольда поежилась, но не столько от страха, сколько от злой решимости идти до конца. Она уничтожила картину, она сумеет искоренить свои чувства к Рису и заодно покончить с ним самим, когда отец прискачет к Роузклиффу.

— Это действительно так, — согласился Рис. — Я круглый болван, идиот, тупица, раз позволяю так вести с собой какой-то девчонке. Ступай наверх, в башенку, — наконец сказал он.

— С превеликим удовольствием, — ответила Изольда, но не ушла, а замерла на пороге.

Повинуясь какому-то странному порыву — все-таки она тоже была неравнодушна к нему, — Изольда едва ли не взмолилась:

— Уходи отсюда, Рис, пока не случилось чего-то очень страшного, пока не пролилась кровь.

Какие бы чувства ни питал Рис к Изольде, но, услышав подобную то ли просьбу, то ли угрозу, он насупился:

— За кого ты так боишься? За отца? Или за его брата?

— Да, я боюсь за них, — откровенно призналась она, — но я также волнуюсь и за тебя, Рис.

Она бросилась наверх, в свою спаленку. Рис едва поверил своим ушам. Неужели он не ослышался? Он стоял и размышлял. Почему она это сказала? Что это означало? Волнующие, но приятные мысли крутились в его сознании. Неужели он ей небезразличен? Она, сама не осознавая, вила из него веревки как хотела: когда она сердилась, он хотел ее укротить, когда печалилась — утешить. Но теперь она недвусмысленно дала понять, что опасается за него. Никто до сих пор не переживал за него, Риса. Мать умерла, когда он был совсем маленьким, а об отце вообще не стоило упоминать. И вот теперь Изольда волновалась за него? Но можно ли верить в ее искренность?

Он потер руками лицо, чтобы привести мысли в порядок. Нет, он не попадется на такую удочку: надо быть последним дураком, чтобы поверить ее словам. Рис отвернулся от испачканной стены, от кровати и подошел кокну. Прислонившись горячим лбом к холодному оконному переплету, он принялся нервно постукивать кулаком по подоконнику.

Больше всего его раздражало ожидание. Он готовился к прибытию Фицхью, своих врагов, и собирался встретить их надлежащим образом.

Ждать, ждать и ждать — больше ему ничего не оставалось. Ждать и готовиться — изучать как сильные, так и слабые стороны замка Роузклифф.

Следующие три дня он только тем и занимался, что готовился к встрече недругов. Ни одно помещение, ни один проход не ускользнули от его внимания. Начиная от подъемного механизма моста и до задних ворот замка, включая каменную лестницу, ведущую на морское побережье, — все-все подвергалось тщательному изучению. Он сновал по всему периметру своего владения и только одно место обходил стороной — спаленку в башне. Вместо того чтобы тиранить Изольду, Рис изводил всех обитателей замка придирками, указаниями и распоряжениями.

Он замучил дровосеков требованиями заготовить как можно больше дров, а охотников и рыболовов — припасти как можно больше рыбы и дичи. Не давал он, разумеется, покоя ни кузнецам, ни оружейникам, требуя, чтобы все снаряжение в замке находилось в отличном состоянии.

Осада и приступ были неизбежны, и Рис готовился тщательно, старательно, призвав на помощь весь военный опыт, все известные ему военные хитрости. Время шло, и, по мере того как все его указания выполнялись, он становился все увереннее. Роузклифф на глазах превращался в неприступную крепость: ведь это был его замок, его земля, и он не собирался уступать ее никому.

К сожалению, сутки, как обычно, состояли только из дня и ночи. Если днем он был занят своими приготовлениями, то по ночам не мог не думать об Изольде. Они превратились для Риса в сплошной кошмар, он часами не мог уснуть, потому что перед его глазами все время маячил образ этой девчонки. Он лежал на постели и подолгу рассматривал огромное грязное пятно, оставшееся от прежней картины. При тусклом свете свечей и бликах, которые бросал огонь в камине на стены спальни, изображение как бы оживало. Рису казалось, что в его темной глубине ходят, двигаются тени диких зверей или каких-то невиданных существ. Видения возникали все чаще и резче, и не без влияния вина. Дело в том, что Рис стал все чаще выпивать перед сном, чтобы заглушить тоску и забыться. Здравомыслящий человек велел бы прикрыть грязную стену каким-нибудь ковром или гобеленом. Рис усмехнулся — скорее он был похож на безумца, боящегося не увидеть те образы, которые чудились его разгоряченному вином воображению.

На третью ночь заключения Изольды он поднялся к себе чуть позже и был чуть пьянее, чем обычно. Замок спал, за исключением ночной стражи. Весь вечер он просидел в зале, попивая эль, причем довольно часто подливал его в кубок, а также поглядывал на Лайнуса и Гэнди, которые, как обычно, увеселяли зрителей трюками. Но как ни старались комедианты, как они ни лезли из кожи вон, настроение Риса, впрочем, как и других, не улучшалось. Всех тревожило предстоящее сражение за Роузклифф.

Рис снял пояс, отстегнул меч, а затем аккуратно развесил на крючья оружие. В очаге горел огонь, распространяя по спальне приятное тепло, но ему хотелось не такого тепла. Он чертыхнулся и взглянул на стену с испорченной картиной. Дракон представлял собой жалкое зрелище, от его грозного вида осталась одна грязная мешанина, зато волк смотрел на него настороженными желтыми зрачками. Впрочем, его фигура тоже была покрыта серовато-бурым налетом.

Что она наделала?!

Охваченный внезапным порывом злости, Рис швырнул о стену кувшин с водой для умывания. Тот разбился, и вода грязными потеками заструилась по стене. Рис обеими руками схватил себя за волосы: он вел себя точно так же, как Изольда. Его била нервная дрожь, подумать только — это все из-за нее. Он одержал бескровную победу, захватив замок, а она, сама того не ведая, победила его. Из-за нее в его душе возникли растерянность и нерешительность, доселе неведомые и малоприятные качества, особенно для воина, рыцаря, и — более того — накануне решительного сражения за Роузклифф. Странное дело, но иногда ему казалось, что это он у нее в плену, а не она у него. Мысли о ней неотступно преследовали его, они не давали ему спокойно спать.

Рису было стыдно признаться, но он потерял голову. Он был влюблен в нее, словно какой-то молокосос. Днем в сутолоке забот и распоряжений ему удавалось отрешиться от мыслей об Изольде, но по ночам они овладевали им так сильно, что он не знал, как ему избавиться от них.

Его охватило жгучее желание. Он чувствовал, что она испытывает к нему точно такие же чувства, как он к ней. Рис, как искушенный любовник, не мог ошибаться, но вместе с тем никак не мог понять: что мешает ему и ей быть вместе? Может быть, всему виной его чудовищная гордость?

Он застонал от охватившего его страстного желания обладать ею. Не в силах больше выносить подобные мучения, он осторожно начал подниматься наверх, в спаленку Изольды. Три дня ожидания переполнили его чашу терпения. Он почти не владел собой. Надо было положить конец этим терзаниям.

На миг он замер перед ее дверями, прислушиваясь к тихим, глухим звукам, доносившимся изнутри. Прислонился ухом к зазору между дверью и косяком, стараясь разобрать ее слова.

— Помоги мне сделать то, что я должна…

Боже, она молилась!

— Я знаю, это грех. Да, я грешница, — шептала она сквозь тихие рыдания.

Неужели он поступит точно так же, как его грубый и необузданный отец? Неужели он ворвется к молящейся женщине, чтобы переспать с ней? Рис попятился назад. Нет, он не мог так поступить с Изольдой.

Внезапно он услышал ее приглушенные рыдания и сразу замер. Как ему хотелось войти к ней, утешить, осушить ее слезы поцелуями! Она плакала, но почему?

— Глупец, — выругал себя Рис.

Он обесчестил ее, отнял у нее свободу, каждый день клялся убить ее родных, и при всем при этом делал вид, что не понимает, почему она страдает. Как же ему поступить?

Поколебавшись, он решительно толкнул двери и вошел внутрь. Он не думал о последствиях, он вообще ни о чем не думал. Просто повиновался внутреннему порыву. В спаленке тускло горел огонек, но его вполне хватало, чтобы осветить все помещение. Изольда вскочила с постели и молча смотрела на него. На ее щеках блестели слезы, глаза давно стали мокрыми от слез, длинные волосы спутались. На ней ничего не было, кроме одной сорочки. Если он раньше только желал ее, то сейчас просто обезумел от страсти.

— Ты пришел, — в растерянности бормотала она. — Ты пришел тогда, когда я думала о тебе. Только я подумала…

— Ты молилась, — вдруг ни с того ни с сего брякнул Рис и тут же закусил губу.

Он опять свалял дурака.

Изольда покраснела и отвернулась в сторону. Да, это так, но молитвы не укрепили ее. Она по-прежнему думала о нем,хотела, чтобы он пришел к ней, вспоминала о его ласках, все время вызывая их в своей памяти. И вот он услышал ее зов и пришел… она медленно подняла на него взгляд.

— Ты слышал, о чем я молилась?

— Да. — Он кивнул. — Но если ты считаешь себя грешницей, что ж тогда говорить обо мне.

Она безмолвно смотрела на Риса, на его широкие плечи, мускулистые руки. Она буквально ощущала исходящую от него энергию. Неужели он пришел, чтобы только овладеть ею? Ее сердце подпрыгнуло от радости. Хотя в душе она понимала, что ей следует прогнать его, но совершить подобное была не в силах. Она хотела быть вместе с ним. Три дня она изнывала от желания, и вот наконец-то ее мечта сбылась — он здесь.

Как будто прочитав ее мысли, он вошел в спаленку. У Изольды перехватило в горле. Рис был так близко, что ее тело ощутило его притягивающую тяжесть, его запах, ее влекло к нему, и у нее не было сил сопротивляться влечению. Она уничтожила картину, но все три дня своего вынужденного заточения неотрывно думала о драконе и о волке, причем волк в ее представлении не был ни повержен, ни испуган. К чести Изольды, заточение не испугало и не обозлило ее. Она понимала, что Рис не хотел ее обижать. Он не применил к ней никакого грубого насилия и тем самым невольно тронул ее сердце…

Она задумалась, не зная, как ей поступить. Дальнейшее продолжение разговора было чревато совершенно ясными последствиями, о чем потом она могла пожалеть. Но несмотря на опасность, Изольда, тряхнув головой, решилась. Пусть это грех, пусть это зло, все равно она поступит так, как ей хочется.

— Я пришел, — хриплым от волнения голосом сказал Рис. — Ты не оттолкнешь меня?

— Нет, не оттолкну.

— Ты не скажешь мне «нет»?

— Нет, не скажу, — усмехнулась Изольда.

Под его горящим взглядом она чувствовала себя так, как будто приносила себя в жертву языческому божеству. Впрочем, она уже утратила свою, девическую добродетель, и говорить о жертве было скорее всего неуместно. Да и ее мысли тоже никак нельзя было назвать добродетельными. Уже в предвкушении того, что должно было произойти, она простонала:

— Рис…

Услышав ее призывный стон, он все понял и, не теряя ни секунды, бросился к ней, подхватил на руки и упал вместе с ней на постель. Ни на нем, ни на ней почти не было одежды, что намного все упростило и ускорило. Их руки, ноги сплелись, они словно боролись друг с другом, но каждый в своем стиле. Он был явно сильнее, но она заставила его быть нежным, несмотря на его превосходство, она сумела приручить его, подчинить своим желаниям.

В отличие от первого свидания все проходило безболезненно, быстро и намного приятнее.

— Рис, — стонала она, а он, безудержный и ласковый, вошел в нее и начал двигаться, пробуждая в ней желание и вместе с тем заставляя ее подчиняться старому, как мир, ритму.

Ни с чем не сравнимое сладостное томление охватило ее сердце, оно заполняло всю ее целиком. Изольда обхватила руками его за плечи, как бы подталкивая его, как бы заставляя ускорить движения. Он словно услышал ее, его движения становились все мощнее и увереннее, он все глубже и глубже проникал внутрь ее тела, она едва не задыхалась от острого приступа наслаждения. Ей не было больше больно, напротив, каждое его погружение в ее лоно воспринималось с неизведанным доныне удовольствием, перераставшим в невыразимое блаженство.

— Изольда… Изольда, — прерывисто шептал он.

Ни с чем не сравнимое чувство охватило ее сердце, она взлетала все выше и выше, ей казалось, что в мире, кроме них, никого больше нет, более того — они сами представляли собой целый мир, переполненный радостью и счастьем.

Вдруг он задрожал, дернулся. Странная конвульсия пробежала по всему его телу и передалась ей. Он уткнулся головой в ее грудь и издал сладострастный стон, еще одна судорога охватила его, но наконец все закончилось и он, полностью обессиленный, застыл рядом с ней.

В спальне воцарилась тишина. Изольда лежала и прислушивалась к его тяжелому дыханию. Она была его рабой и одновременно повелительницей, теперь она хорошо осознавала не только свою слабость, но и свою власть над ним. Он принадлежал ей, и она не собиралась отпускать его от себя.

Когда страсти утихли, стало заметно, что в спаленке довольно прохладно. Огонь в очаге почти погас, уголья подернулись пеплом. Рис откинулся на спину и с довольным видом вздохнул. Заметив, как Изольда слегка дрожит от холода, он прижал ее к себе, а свободной рукой натянул на них обоих шерстяное одеяло. Оно кололось, но Изольде даже это казалось чем-то чудесным и волнующим. Ей стало тепло, и она уснула.

Проснувшись, она обнаружила, что лежит в объятиях Риса, — вот отчего ей было так тепло и спокойно. Вдруг неприятное чувство вины с новой силой охватило ее. Что она снова наделала? Хотя все и так было ясно. Она опять уступила своему злейшему врагу.

Рис что-то пробормотал во сне, и его рука скользнула по ее обнаженной груди. Кровь горячей волной пробежала по ее жилам, и ее опять охватил огонь желания, против которого она была бессильна. Каждая жилка, каждая часть ее тела хотела любовного слияния.

Пальцы Риса снова коснулись ее груди, но теперь уже намеренно. Он проснулся, и в его глазах угадывалось такое же вожделение, какое отражалось в глазах Изольды. Ее бросило в жар. Внутри ее с новой силой вспыхнул пожар, который она не в силах была потушить.

— Я могу заниматься этим всю ночь, весь день, — нашептывал ей на ухо Рис. — Думаю, тебе это понравится.

— Да, пожалуй, — призналась она.

Он провел пальцами по ее щеке, поцеловал в шею, в то место, где билась маленькая голубая жилка. Прижимаясь к ней все плотнее и плотнее, он давал ей понять, чем бы ему хотелось сейчас заняться.

— О, как бы я мечтал, чтобы ты все время жила в этой башне! Подальше от чужих глаз, от всех людей. Только ты да я могли бы находиться здесь.

Не теряя времени, он осыпал ее поцелуями и изощренными ласками. Его пальцы и губы были вездесущими, казалось, что они не пропустили ни одного дюйма ее тела, удивительно, но они как будто покрывали ласками ее всю. Приближался главный момент в любовной игре. Он вошел в нее мощно и уверенно, безудержный сладострастный стон вырвался из груди Изольды, но это было лишь начало…

Когда все было закончено, они застыли на постели, не в силах сдвинуться с места. Тишину спальни нарушал только свистящий хрип их прерывистого дыхания, но возбуждение уже спадало. Наступило удивительное мгновение, полное приятной слабости, безмерного счастья и чего-то большого, светлого, значимого, что невозможно было выразить словами.

Глава 19

Сон Риса был безоблачным и мирным. Его не преследовали страшные мысли, привычные с детства, — голод, холод, страх отступили, исчезли, напротив, его сердце переполняли чувства уверенности, радости и покоя.

Рядом с ним лежала любимая женщина. Свернувшись калачиком, она приютилась возле него; тепло, нежность, умиротворение исходили от нее, и ему было так хорошо, как никогда раньше. Он блаженно вздохнул и опять уснул.

Он не знал, как долго длился его сон, но вдруг непонятная тревога кольнула его в сердце. Рис проснулся и негромко позвал:

— Изольда?

Он пошевелился. В спальне было холодно и темно. Свеча догорела, а огонь в очаге потух. Рис провел рукой по тому месту на постели, где лежала Изольда. Пусто! Она ушла.

— Сука! — выругался он и принялся быстро одеваться.

Тревога охватила его целиком, Рис схватился за кинжал. Он опять ощутил себя окруженным со всех сторон врагами, в этот миг он очень походил на взбешенного быка, почуявшего угрозу своей жизни.

Он торопливо поднялся на самый верх башни. Пусто. Он стремительно сбежал вниз, в большой зал, но там, кроме двух-трех слуг, которые, завернувшись в рогожки, мирно храпели возле очага, больше никого не было. Рис выбежал на двор. Нет, она не могла уйти далеко. Он обязательно ее разыщет.

У него начали путаться мысли в голове. Неужели она предала его? Да, он почти уже не сомневался, ведь она была Фицхью. Сначала она вскружила ему голову, отдавшись, а теперь наверняка строит козни. Он оказался простофилей, доверившись ей, поверив в ее любовь. В небе сияла луна, озарявшая светом весь двор замка. В бессильной злобе он потряс кулаком, более того, ему хотелось кричать, выть на луну, как это делают волки холодными зимними ночами.

Нет, он найдет ее во что бы то ни стало и вернет назад в замок. И тогда она горько пожалеет. Он отобьет у нее охоту затевать против него заговоры, или он не Рис ап Овейн.

Изольда прислонилась спиной к стене замка с наружной стороны. Ей почудилось, что впереди нее маячит чья-то фигура, прямо на проходе, ведущем к прорубленной в скале лестнице, спускающейся к морю. Неужели стражник? Только бы им не оказался Дэфидд!

Сильный ветер с моря бросал в лицо Изольды мелкие холодные брызги. Она поежилась. Накидки, которую она надела, было явно недостаточно для такой поры года, как зима. Она поглубже запахнулась, чтобы сберечь остатки драгоценного тепла. Возможно, если ей удалось проскользнуть наружу под покровом ночного мрака, ее никто не заметит и дальше. Может быть, стражник не увидит ее, а когда он уйдет, она прошмыгнет вниз.

Как будто услышав ее мысли, тот направился назад в замок. Было слишком темно, и он вряд ли мог увидеть затаившуюся в тени стены Изольду, зато она отчетливо видела его фигуру. Как только силуэт часового приблизился, она узнала в ночном незнакомце Тилли.

— Тилли? — сама не зная почему, окликнула она.

— Да, это я, дитя, — отозвалась старуха так, как будто внезапное появление Изольды не вызвало у нее никакого удивления. — Я волновалась за тебя.

— Не стоит беспокоиться, со мной все в порядке, — не очень уверенно обронила Изольда.

— Поговаривают, тебе было запрещено спускаться в главный зал все прошедшие три дня, — сказала Тилли.

Изольда промолчала, не раскрывая причины, вызвавшей гнев Риса. Тилли усмехнулась:

— А ты все-таки ускользнула от него?

Изольда опять ничего не ответила. Да, она убежала от Риса, но объяснять почему ей сейчас не хотелось. Впрочем, вряд ли бы Тилли поняла ее, ведь девушка сама толком не понимала, что делает.

— Я не хочу, чтобы пролилась кровь. Сражение за замок никому не нужно, — пробормотала она. — Ты говорила, что хочешь мне помочь убежать.

— Да, верно. Но теперь я уже не думаю, что это поможет. С судьбой не поспоришь. Мужчинам нравится сражаться. Они не представляют себе жизнь без этого. Они будут биться и погибать, а их женам остается лишь оплакивать погибших.

Ее слова встряхнули Изольду. Она зашагала взад и вперед, размахивая руками.

— Но ведь женщины тоже могут сражаться. Конечно, не так, как мужчины. Но в наших силах заставить их уступать нам.

Старуха усмехнулась. Ее хриплый голос в ночной тишине прозвучал словно воронье карканье.

— Милая, неужели ты считаешь, что, убежав от Риса, ты тем самым заставишь его отказаться от цели всей его жизни?

— Нет. — Изольда поникла головой. — Я надеялась на чудо. Может быть, мне удастся найти отца и убедить его… — Но тут, поняв всю глупость своих намерений, она безнадежно махнула рукой и сказала: — Ну что еще я могла сделать?

— Не знаю, — отозвалась Тилли. — Мне трудно что-либо советовать. Но когда попадаешь в трудное положение, очень часто правильное решение лежит на поверхности, надо лишь увидеть его. Все зависит от тебя, Изольда. Но только помни: принимая решение, ты берешь на себя ответственность за все последствия.

— Но каким оно должно быть? Как узнать, прав ты или нет?

Тилли молча развела руками.

— Не знаю, что и ответить. Я сама не всегда в жизни поступала верно, поэтому не могу считать себя вправе указывать, что надо тебе делать. Впрочем, один добрый совет дам. Прислушайся к голосу сердца, пусть оно подскажет тебе нужное решение. И не бойся, если оно причинит тебе много боли. Поверь мне, наш мир полон горя и скорби.

Старуха молча направилась к задним воротам. Изольда же осталась на месте. Что подскажет ей сердцу? Кто знает, что в конце концов может получиться?

Изольда терялась в догадках. Она прислушалась к мерному рокоту волн, к заунывному завыванию ветра. Что же она хотела сделать? Убежать из Роузклиффа, выйти к морю, обогнуть замок и выйти мимо деревни Каррег-Ду на дорогу, по которой должен был прискакать отец. А что дальше?

Неужели она всерьез рассчитывала убедить его отказаться от плана вернуть себе Роузклифф? Неужели он послушался бы ее? Конечно, нет, и в чем-то отец был прав. Но ведь и Рис был прав не меньше, чем отец. Это был его край, его земля, которой столетиями владели его предки. Однако Рис не нуждался в напоминании, кто настоящий владелец этих валлийских земель. С его точки зрения, Фицхью были захватчиками, они не по праву владели землей. Но ведь она сама была наполовину валлийкой, также как ее брат и сестры. Со временем Гэвин, ее брат, станет законным властелином Роузклиффа. Изольда была уверена — он сделает для местных жителей много доброго и полезного. Ничуть не меньше, чем намеревался Рис. Надо было, чтобы обе стороны проявили немного терпения. Если бы Рис оказался чуть-чуть благоразумнее, если бы ей удалось убедить его немного подождать, если бы…

Она окинула взглядом замок — от основания до вершин его башен. Красивое и величественное зрелище. Роузклифф был ее родным домом, но он также был домом Риса. Он помнил скалистый берег еще в ту пору, когда замка не было и в помине, а она стала свидетельницей того, как воздвигалась крепость, как постепенно росли стены и башни. Не случайно Рис так ценил замок, его мощные укрепления, прочность и надежность. Изольда не раз подмечала, как он внимательно изучал устройство замка, оценивал все достоинства и недостатки. Вне всякого сомнения, и отец, и Рис любили Роузклифф. Нельзя ли было сыграть на этом и добиться между ними компромисса?

В такое трудно было поверить. Но Изольда решила попробовать. Во всем, что происходило, не было истинных виновников, просто так переплелись события. Теперь Изольда ясно видела — Рис совсем не был злодеем, напротив, он все время заботился о ней. Во всяком случае, она должна была попытаться примирить отца с Рисом.

Вдруг за ее спиной раздался хорошо знакомый голос:

— Что ты здесь делаешь? О чем думаешь?

— Рис?

Ее удивление было непритворным.

В какой-то момент ее сердце подпрыгнуло в груди в сладком греховном предчувствии. Он искал ее, он пришел за ней, потому что их связывала нить, которая могла послужить основой будущего мира между ними.

Он пересек узкий проход и схватил ее за руку, грубо и бесцеремонно. Благодушное настроение Изольды тут же испарилось.

— Предательница! Тварь!

Она побледнела от жестокой несправедливости его слов.

— Постой! Зачем ты так.

Она пыталась говорить как можно спокойнее.

— Чего ждать? — резко бросил он. — Пока ты соберешь приверженцев из местных жителей, а затем тайком проведешь их в замок, чтобы они перерезали нас, как цыплят, во время сна?

— Нет! Послушай меня, Рис.

— И не подумаю. — Он упрямо мотнул головой. — Я не намерен выслушивать ложь.

— Как ты можешь так говорить?

— Все женщины врут, — бросил он. — Только поэтому они добиваются своей цели.

От возмущения Изольда даже потеряла дар речи. Если бы он ударил ее, возможно, ей было бы не так горько и обидно. Его намеренная грубость быстро заставила ее забыть о мирных намерениях, она не на шутку рассердилась.

— О да! Ты прав, Рис ап Овейн. Конечно, ты все знаешь, во всем разбираешься, особенно в женщинах.

Он крепко схватил ее за руку и повлек за собой к воротам.

— Поговори мне, я ведь все понимаю. Передо мной стоит женщина и беззастенчиво врет мне в глаза. Она будет заниматься с мужчиной любовью, а после того, как страсти улягутся, возьмет да заколет его кинжалом.

Его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица. От него явственно исходили волны презрения и ненависти. Но как же он заблуждался! Она изо всех сил стремилась к миру, а он расценивал ее намерения лишь как желание отомстить. Как же он слеп! Говорить ему что бы то ни было сейчас было совершенно бесполезно.

Рыдания душили ее и не давали ничего сказать в оправдание. Но почему они всегда ссорятся и обвиняют друг друга во всех грехах?! Она тряхнула головой, стараясь избавиться от слез, уже проступивших на ее глазах. Случайно она коснулась его обнаженной груди, ласково провела рукой по выпуклым мышцам и услышала стук его сердца. Ах, если бы она смогла добраться до этого источника тепла и доброты, который, несомненно, скрывался под внешней оболочкой! Может, все изменилось бы к лучшему?!

— Рис…

Он начал стучать в ворота, причем кулак, словно кувалда, проносился прямо над ее головой.

— Какая у тебя тонкая и хрупкая шея, Изольда! Помни об этом и не выводи меня из себя. — Он подтащил ее к приоткрывшимся створкам и толкнул в узкий зазор. — Проходи и ступай в башню. Живо!

Она не стала ждать повторного приглашения — слишком серьезный, если не страшный, был у него вид. Итак, обратно в клетку, в тюрьму, в безнадежность одиночества.

Рис подождал, пока она не пошла к себе, молясь про себя, чтобы она не стала ему возражать, — в противном случае он мог бы сорваться. Думать о том, чем тогда все это могло закончиться, ему не хотелось.

Закрыв ворота, он прислонился к ним с внутренней стороны, чувствуя, как постепенно остывает. Гнев больше не душил его и не затемнял его мысли. Он сам не понимал, почему удержался. Ему так хотелось сделать ей больно, но что-то помешало ему сделать это.

Но почему он так хотел ее ударить?

Ответ лежал на поверхности. Она обидела его, задела за самое живое.

Отрицать было бесполезно, как бы он ни пытался. Она нанесла ему удар в самое незащищенное место. Будучи воином, Рис хорошо знал: кровь можно остановить, кости могут срастись. Однако она пронзила его сердце, оставив в груди большую незаживающую рану, он почти ощущал, как она кровоточит, ему было даже больнее, чем от настоящей.

Но ведь она вправе оберегать и защищать своих родных!

Он закрыл глаза, словно желая отвернуться от простой очевидности этой истины. Ему хотелось одного: чтобы она заботилась и волновалась только о нем одном и больше ни о ком другом.

— Господи! — прошептал он и нетвердыми шагами направился следом за ней внутрь башни.

Замок захвачен, теперь Роузклифф принадлежал ему, так долго лелеемая месть осуществилась. Он должен находиться на вершине блаженства, но вопреки ожиданиям чувствовал себя несчастным.

Рис начал осознавать, что замка ему мало. Во что бы то ни стало надо покорить строптивую хозяйку Роузклиффа. Он горячо хотел, чтобы его желание исполнилось, и тут, по его расчетам, могла помочь безудержная, страстная натура самой Изольды.

Но не все было так просто. Рис шел по пустынным коридорам замка, холодея от мысли, что в их противостоянии с Изольдой у нее было не меньше шансов, чем у него, одержать победу.

Джослин и Ронуэн скакали рядом. Вопреки опасениям их мужей женщины не стали помехой в этом опасном предприятии. Их присутствие ничуть не замедляло передвижение внушительного отряда воинов, спешно собранного Фицхью. Они так же, как и все, хотели как можно быстрее оказаться под стенами Роузклиффа. Джослин мечтала увидеть дочь, Ронуэн — племянницу, и обе они втайне волновались за судьбу Риса. Конечно, он был мятежником, безжалостным воином, грозившим разрушить все то, что они обе не только любили, но и создавали на протяжении стольких лет, но ведь он оставался валлийцем и сражался на земле своих предков.

На память Джослин приходил маленький худенький мальчуган, рано потерявший мать, не любимый отцом и вообще никем не замечаемый, с которым она так хотела подружиться. Ронуэн же вспоминала подростка с наивными мечтами, который, словно магнитом, притягивал к себе разные неприятности.

— У него не осталось никого из родных, — обронила Ронуэн.

— Зато есть друзья, — отозвалась Джослин, сразу поняв, кого имеет в виду ее сестра. — Он пришел в замок с группой странствующих актеров.

— Верно, один из них великан, а другой — карлик, так говорил гонец. У него всегда был особый дар привлекать к себе людей, особенно тех, кому некуда было податься.

— Одинокие души обычно тянутся друг к другу, — задумчиво произнесла Джослин.

— Когда-то я тоже чувствовала себя одинокой, — отозвалась Ронуэн.

Разговор оборвался, и остаток пути прошел в молчании. Вскоре появилась знакомая глубокая лощина, они уже были совсем недалеко от цели.

— Скорей бы добраться! — Ронуэн вздохнула полной грудью.

Отряд достиг местечка под названием Оффа-Дьюк, располагавшегося на границе между Англией и Уэльсом.

— Еще два дня пути, и мы окажемся у стен Роузклиффа.

— Ронуэн, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы на этих землях вспыхнула междоусобная вражда. В такой войне нет победителей, в ней — одни лишь побежденные.

Джослин, как старшая из сестер, задумчивым и тревожным взглядом окинула вооруженных воинов. Кто знает, какой союз получится из соединения двух противоположностей? Изольда и Рис — они такие разные.

— Будет ли он хорошим мужем?

По-прежнему не было названо никаких имен, но сестры понимали друг друга с полуслова.

— Почему бы нет? — ответила Ронуэн. — Политически это очень выгодный союз. Многие были бы «за».

— Тем самым сразу отпало бы множество проблем.

— Да, но согласится ли Рэнд?

— Меня беспокоит не он, — вздохнула Джослин. — Вся загвоздка в Изольде. Она очень своенравна.

— Да, да, — закивала Ронуэн. — Кроме того, она ненавидит Риса. Так было всегда.

— А сам Рис? Согласится ли он? И как поведет себя Изольда?

— Ты же знаешь, в детстве он был довольно милым мальчиком.

— Помню, — согласилась Джослин. — Но ведь с тех пор прошло десять лет, и ты, наверное, слышала, как теперь отзываются о Рисе. Его называют Рис Бешеный, Рис Беспощадный. Еще немало подобных прозвищ можно услышать в его адрес.

— Ну и что? О наших мужьях тоже не услышишь слишком много ласковых эпитетов. Но ведь без этих качеств на войне никак не обойтись. Зато сама знаешь, какие они нежные и внимательные с нами… до тех пор пока мы не выводим их из себя.

Язвительная ухмылка искривила губы Ронуэн.

— Ты попала прямо в точку! — возбужденно воскликнула Джослин. — Но Изольда — мой первенец. Моя любимица. Я хочу быть уверенной в том, что этот брак будет удачным. Тем более когда речь идет о потомке Овейна ап Мэдока.

— Женившись, он вряд ли станет походить на отца. Клянусь, — горячо произнесла Ронуэн.

Отряд пересек глубокую лощину и выбрался на высокий склон, на валлийскую территорию.

— Ну что ж, в таком случае, думаю, все решено, — негромко заметила Джослин.

— Да, такой брак — единственное средство установить мир на этой земле, — согласилась Ронуэн и рассмеялась. — Враги становятся мужем и женой. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Разве мы с тобой не служим примером подобных счастливых союзов? Почему такое же не может случиться с Изольдой и Рисом?

Глава 20

Снова начался снегопад. С моря дул холодный, сырой, пронизывающий до костей ветер. В каменном замке не было ни одного помещения, где было бы по-настоящему тепло, что уж тут говорить о небольшой спаленке в обдуваемой всеми ветрами башне.

Несмотря на отвратительную погоду, Изольда выбралась наружу и примостилась на смотровой площадке, кое-как укрывшись от ветра. Пребывать в одиночестве между четырех стен у нее больше не было ни сил, ни терпения. Напялив на себе все теплые вещи, которые нашлись в спальне, а также прихватив толстое одеяло, она выбралась наружу, но смотреть было не на что: с того места, где она сидела, можно было увидеть только внутренний двор замка, обледенелый и усыпанный снегом.

Сейчас она многое бы отдала за тепло общения, дружескую компанию, она была согласна поговорить даже со стражником, но вокруг не оказалось ни души. Все попрятались от непогоды. Единственным живым «существом» был падающий и вертящийся в круговерти снег. Согнувшись, она дышала на озябшие ладони, сложив их ковшиком. Она сильно озябла и почти не чувствовала пальцев на руках и на ногах.

Виной всему было ее упрямство! Надо было идти в главный зал, но она ни за что туда не пойдет!

Изольда набросила одеяло на голову, пытаясь хоть немного согреться. Она понимала, что ведет себя как непослушный ребенок. Но таков уж у нее характер! Рис несколько раз присылал к ней слуг, но Изольда была непреклонна и ни за что не соглашалась спуститься вниз. Одного за другим — Гэнди, Лайнуса, Тилло — она отсылала прочь. Одна только Тилли понимала, в чем секрет ее упорства. Уходя, старуха все же проворчала:

— На какие только глупости не идут люди, лишь бы показать, что они упрямее. И ради этого мерзнуть здесь от холода, а может, даже простудиться и заболеть лихорадкой?

Однако Изольда наотрез отказывалась от просьб спуститься вниз, где в зале горел большой очаг, излучавший блаженное тепло. Вне всякого сомнения, кроме слуг, там был и Рис, а видеть его она боялась, и поэтому уклонялась от встреч с ним. Она его ненавидела и одновременно желала. Она хотела защитить его и вместе с тем убежать от него. Изольда разрывалась на части от противоречивых чувств. После долгих раздумий она пришла к неутешительному выводу: она влюблена в Риса. Нет, это не любовь, а, скорее, какое-то сумасшедшее наваждение. Она напоминала пытку, проклятие, и никуда нельзя было от нее деться.

Изольда подвернула под себя ноги, чтобы они окончательно не окоченели. От жалости к себе или от безнадежности она решила замерзнуть здесь, на стене. Все лучше, чем спуститься вниз и подвергнуться оскорблениям и унижениям. И почему ему так нравилось мучить ее?

Она выглянула из-под одеяла, обвела взглядом унылое мрачное небо и поежилась от холода, когда порыв ветра проник внутрь. Долго она здесь не протянет, это было ясно.

Вскоре ей придется спуститься вниз, в теплый зал, и даже заночевать там. Она не представляла себе, как сможет провести еще одну бессонную ночь в холодной и сырой башне. Изольда поежилась от одного воспоминания об этом. Но почему она такая упрямая?

— Почему ты такая упрямая?

Она удивленно вскинула голову. Кто это сказал? Или она начинает замерзать и слышать потусторонние голоса?

— Изольда! — Большая теплая мужская рука легла ей на плечо и слегка потрясла. — Послушай меня, пойдем вниз. Я вовсе не хочу, чтобы ты замерзла здесь.

Вдруг сильные руки подняли ее вместе с одеялом.

— Да ты совсем заледенела, — бормотал он.

— Нет, нисколько, — еле слышно возразила она.

Изольда попробовала освободиться из его объятий, но сил у нее не было, руки и ноги свело от холода. Он сам пришел к ней, а не послал своих слуг: Кроме того, от него исходило такое приятное тепло, что она отбросила всякие мысли о сопротивлении. Ее злость растаяла, и она прильнула к его груди как можно ближе. От простой мысли, что сейчас она окажется в теплом зале, поест горячей пищи, Изольда совсем размякла.

Рис спускался по лестнице, держа в руках драгоценную ношу, и ругал себя на чем свет стоит. Какой бы упрямой ослицей она ни оказалась, он был тоже хорош. Глупец, самовлюбленный болван! Вместо того чтобы отдать приказ — силой привести ее вниз, он ходил по залу и проклинал ее упрямство, строптивость, злорадно радуясь тому, что она замерзнет — получит то, что заслужила. Потом, усевшись за стол, он долго потягивал эль, убеждая себя в своей правоте.

Несмотря на все доводы рассудка, он никак не мог успокоиться. Причина ее упорства была ему неизвестна, зато ему было хорошо понятно, почему он так тверд и суров с ней. Она ему все больше нравилась, и он боялся признаться себе в этом. То, что с ним происходило, было ужасно. Изольда оставалась его врагом, более того, она ненавидела его и могла предать в любую минуту. Он все это знал, но любил ее и хотел, чтобы она отвечала ему взаимностью и верностью. Он хотел, чтобы она была предана только ему, забыв о семье и близких.

Неужели это и есть любовь? Нет, не может быть, уверял он себя. Да, он заботился о ней, но от этого до любви еще очень далеко. Несмотря на все, он сходил с ума по ней, не зная, на что решиться.

Наконец, окончательно выйдя из себя, он твердым шагом пошел, а вскоре побежал наверх, перемахивая через две ступеньки. Когда он влетел в спаленку и не нашел там ее, его вдруг охватил страх. Неужели с ней что-то случилось?

Он стрелой помчался к Изольде, к облегчению и к ужасу, найдя ее скорченную фигурку под одеялом, припорошенным снегом. Сперва он решил, что она замерзла насмерть, и страшно испугался.

Убедившись, что она жива, он понес ее к себе в спальню. Там тоже было не очень тепло, и он принялся быстро разводить жаркий огонь. Девушка жалобно застонала, как бы призывая его к себе. Он чертыхнулся: какой же он осел! Прежде всего надо согреть ее теплом собственного тела. Рис разделся и лег рядом с ней на постель.

Она была такой холодной, что, когда он обнял ее, ему показалось, что он обнимает ледышку. Он прижался к ней как можно плотнее, пытаясь слиться с ней и передать как можно больше тепла.

— Черт побери твое упрямство! — выругался он. — Если ты хотела уязвить меня, то тебе это удалось.

Изольда дрожала от озноба, но постепенно отогревалась. Дрожь пробегала по ней, и он крепко и ласково прижимал ее к себе. Наконец она успокоилась и тихо вздохнула.

Она обмякла в его объятиях, тогда как Рис от внутреннего желания напрягся. Он лежал в постели с любимой женщиной, о чем мечтал столько ночей.

— Изольда? — окликнул он ее. — Как ты себя чувствуешь?

Она слышала его голос, но ей было так приятно и покойно находиться совсем рядом с ним, ощущать его тепло, что не хотелось ничего говорить.

— Изольда, — опять раздался тревожный голос Риса. — Ты слышишь меня? Ответь мне, радость моя.

Укрытая одеялом, она тайком улыбнулась. Он назвал ее «радость моя». Как это приятно слышать! Рис обнял ее и опять спросил:

— Ты слышишь меня?

Она молча кивнула.

— Согрелась?

— Да.

Они лежали на постели одетые, но его намерения были недвусмысленно откровенными. Изольда высвободила руку и попыталась приподняться.

— Нет, нет, никуда ты не пойдешь, — горячо возразил Рис. — Уже поздно.

— Я не могу оставаться здесь. Лучше направлюсь к себе в спальню или спущусь в теплый зал.

— Никуда я тебя не отпущу, — возразил он. Он перевернул ее на спину и взглянул прямо ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты осталась здесь, и не вздумай возражать.

Но Изольде уже и не хотелось никуда уходить. Их окружало множество проблем и трудностей, но если на минуту забыться, отвлечься, то как же им было хорошо вместе, рядом друг с другом!

Будет ли еще когда-нибудь такое счастливое время? Кто знает? Надо было пользоваться случаем, подаренным судьбой.

Недаром Тилло сказал ей: «Пусть сердце подскажет тебе, как надо действовать. Пусть будет больно, но в этом мире нельзя жить без боли и страданий».

У них с Рисом не было будущего, лишь одно настоящее. Такова была горькая правда, от которой никуда не денешься. Но если их тесное общение оставалось самым ценным в ее жизни, не стоило упускать эти несколько чудесных часов, которые им дарил случай.

Она взглянула ему в лицо и прошептала:

— Когда ты нашел меня за воротами, я не бежала из замка, напротив, шла к тебе.

Он поцеловал ее. У Изольды закружилась голова и тревожно забилось сердце. Он прижался к ней, осыпая лицо и шею поцелуями. Она застонала от удовольствия.

— Тебе хорошо? — спросил он.

— Да.

— Ты согрелась?

— Почти. — Она обвила руками его шею и поцелована его в ответ. — Мне очень хорошо. Целуй меня.

Риса не надо было просить дважды. Его поцелуй был горячим и страстным. Последний барьер, разделявший их, рухнул. Руки Изольды бегали по его спине и плечам, ерошили ему волосы, она явно хотела большего, она хотела его.

Рис принялся судорожно снимать с себя одежду, помогая одновременно раздеваться Изольде. Их руки находились в непрерывном возбуждающем движении. Ничто уже не могло остановить их, даже холод спальни.

— Пусти меня, — попросила Изольда.

— И не подумаю, — ответил Рис. — Ты возбуждаешь меня. Сейчас меня уже ничто не остановит. Мыс тобой стоим на краю пропасти и сейчас прыгнем туда, но не бойся. Все будет хорошо.

— Мы сделаем это вместе, — шепнула она.

— Не сомневаюсь.

Он прижался к ней всем своим разгоряченным телом.

— Я не в силах больше ждать, — прохрипел Рис.

Он вошел в нее, наполняя предвкушением сладострастного наслаждения. Рис закрыл глаза и застонал, им овладела страсть, сильнее которой ничего не было на свете.

— Прошу тебя, — взмолилась она, прогибаясь спиной от нетерпения и начиная ритмично двигаться в такт его движениям, — не медли. Только не останавливайся. Если ты так поступишь, я, наверное, умру от нетерпения.

— Не бойся, твои опасения напрасны.

Он застонал, продолжая мерно двигаться.

— Я люблю тебя, — задыхаясь от рвущихся из груди стонов, шептала Изольда. — Я люблю тебя.

Наконец наступил завершающий момент. Он с силой вошел в нее, последняя судорога пробежала по его телу, и он, обессиленный, упал рядом с ней.

Рис держал Изольду в объятиях и не отрываясь смотрел ей в глаза. Они понимали друг друга без слов.

Зачем он так долго ждал? Зачем мучил и себя, и ее? У них ведь оставалось не так уж много времени. Он глубоко вдохнул сладковатый дурманящий девичий запах, исходящий от Изольды. Да, она принадлежала ему, и он не собирался терять ее. Их связь ничто не могло поколебать. Но о будущем ему сейчас не хотелось думать. Теперь он точно знал — он любит ее. А ведь до сих пор смеялся над этим чувством, считал, что на свете не существует никакой любви. И вот убедился в обратном — она есть. Он отогнал прочь все тревожные мысли, сосредоточиваясь лишь на одной — они вместе.

— Знаешь, передо мной мелькнуло видение, — мечтательно сказал Рис. — Как будто ко мне спустился светлый ангел и одарил чудесным блаженством.

— Наверное, это и в самом деле был посланец небес. Он спас меня от холода, — улыбаясь, ответила Изольда.

— Иди ко мне, мой ангел, — шепнул он.

Она прильнула к нему так нежно, так доверчиво, что в это мгновение Рис был готов умереть ради нее. Ему показалось, что какая-то сила подхватила их и понесла в райские выси. Они оба затихли и заснули.

Рис спал спокойно: он знал, что теперь она не убежит от него. Лишь на задворках его сознания блуждала тревожная мысль: вскоре кончится их ночь любви и опять наступит день со всеми его тревогами и заботами. Рис знал, что никогда не отпустит ее от себя. Но если они расстанутся, то эта разлука убьет его.

Глава 21

Четыре дня снег падал почти непрерывно, временами чередуясь с ледяным дождем. Все это время замок находился в осаде, только его стены штурмовали не враги, а холодная зима, железной хваткой взявшая Роузклифф в свои объятия.

Изольда сидела в теплом зале, старательно отгоняя от себя мысли о том, как тяжело, должно быть, сейчас отцу и дяде. Она не могла не волноваться за них и в то же время ничем не могла помочь им. Все, что было в ее силах, — это заботиться об обитателях замка, чтобы им было тепло и сытно. Ее присутствие и хлопоты наглядно подтверждали, что Фицхью всегда пекутся о своих подданных, в каком бы тяжелом положении они ни оказывались.

Вот почему Изольда оставила спаленку в башне и спустилась вниз. Предаваться горьким размышлениям и упиваться жалостью к себе было довольно глупо, кроме того, Рис не позволил бы ей заниматься такой ерундой.

Она шила, ее мысли текли плавно, и все они были посвящены Рису. За последние дни он был как натянутая струна. С того дня как он принес ее, замерзшую, в спальню, что-то с ним произошло. Он изменился.

Изольда прищурилась, задумчиво глядя на огонь. Ее мысли по-прежнему кружились вокруг Риса. После той ночи она, само собой разумеется, переселилась к нему в спальню и стала играть роль хозяйки замка.

Она управляла им точно так же, как ее мать. Непогода, загнавшая всех под крышу дома, вынуждала ее искать занятия для прислуги. Впрочем, разной мелкой ручной работы накопилось за лето немало: предстояло чинить упряжь, инструменты, мебель, одежду, и за всем этим необходим был хозяйский глаз. Возле дверей несколько мужчин плели и чинили корзины для рыбы, а также сети и веревки. Ближе к центру зала кружком сидели женщины и шили. Главный зал после трапезы превращался в огромную мастерскую, где выполнялись самые разные работы. Проще было отапливать одно большое помещение, чем множество маленьких. Даже воины Риса перебрались из холодной казармы в теплый, светлый и уютный зал. Все обитатели, прислуга и даже стражники тянулись к Изольде, особенно когда были вопросы по хозяйству.

Однако если возникали споры, их разрешал Рис. Он моментально пресекал все разногласия, не позволяя им перерасти в огонь взаимных обид и оскорблений или, что еще хуже, в драку. Если бы не его постоянное присутствие, пожалуй, его воины натворили бы немало бед. От безделья они или играли в кости, или чрезмерно увлекались элем. Хотя присутствие Риса имело не только положительную, но и свою отрицательную сторону: при нем Изольда излишне нервничала. Если бы не он, она чувствовала бы себя намного спокойнее и увереннее.

Непогода всех, в том числе и Риса, загнала в главный зал. Он тоже не бездельничал. Иногда Изольда незаметно поднимала глаза и смотрела на него, и каждый раз, чем бы он ни занимался, Рис поворачивался в ее сторону, и их взгляды встречались.

Она пыталась делать это как можно реже, но у нее это плохо получалось. Вот и сейчас она увидела, как он обсуждает что-то важное с Гэнди, и ее сердце забилось быстрее от волнения. Что же в нем было такого, что она не могла спокойно на него смотреть? Она даже привыкла к тому, что он занял кресло отца, и этот факт уже не вызывал у нее, как прежде, возмущения.

В этот миг Рис опять приподнял голову и взглянул ей в глаза. Он как будто молча отвечал на ее скрытый вопрос: «Когда же мы наконец уединимся в спальне?»

Изольда зарделась от смущения и, опустив глаза, опять принялась за вышивание. Днем им как-то удавалось сдерживать захлёстывающие их обоих любовные чувства, зато ночью… Она первой поднималась в спальню. Он выжидал какое-то время, чтобы она разделась и привела себя в порядок, а затем тоже шел наверх. Он никогда не стучал при входе, но она всегда чувствовала его приближение.

Днем она укоряла себя за безрассудное поведение, приходило на ум, что пора образумиться, остыть, привести себя в чувство. Она понимала, что подобная лихорадочная жизнь не может продолжаться бесконечно.

Но вот наступала ночь, и все ее дневное благоразумие куда-то исчезало, уходило далеко-далеко. Он был желанным гостем, и она думала только о нем одном, чтобы он был рядом. Нежный, требовательный, властный, он по-прежнему бывал грубым и жестоким, но теперь перестал издеваться над ней.

При мысли о Рисе ее охватило желание. Тепло горячей волной от живота поднялось кверху. Изольда вопросительно взглянула на Риса. Интересно, охватывает ли его подобная волна страсти, когда он смотрит на нее с другого конца зала? Чувствует ли он такое же желание, как и она?

После той ночи она больше ни разу не говорила с ним о любви. Если он слышал ее признание, то, во всяком случае, не подал виду. Однако его молчание подсказывало Изольде, что в глубине его души скрывается любовь, просто не в его характере было открыто говорить о своих чувствах. А если он не услышал ее слова? Ну что ж, тоже неплохо. Пусть для него ее чувства так и останутся неизвестными.

Она принялась разглядывать вышитый передник и размышлять о будущем. Ее самые большие надежды заключались в том, что отец, когда опять овладеет крепостью, не станет его убивать. А если он не пощадит Риса? От одной такой мысли все поплыло перед глазами Изольды. Ну что ж, она бросится умолять отца, она не постыдится встать перед ним на колени и пообещает выйти замуж за кого угодно, лишь бы он подарил жизнь Рису. Если бы Рис погиб от руки отца или дяди — это было бы ужаснее всего.

Неожиданно над головой Изольды раздался чей-то неприятный, насмешливый голос:

— Какой миленький узорчик, миледи!

Она вскинула глаза, увидела перед собой ухмыляющееся лицо Дэфидда и нечаянно уколола до крови палец иголкой. Тот окинул ее сальным взглядом и отхлебнул большой глоток эля.

— О, как неосторожно! Пожалуй, ты так запачкаешь кровью сорочку, которую шьешь для любовника. Или это красивые распашонки для будущего ребенка?

Он окинул похотливым взглядом ее грудь. Подобная наглость могла рассердить кого угодно, однако Изольда постаралась удержать гнев.

— Убирайся, — прошипела она. — Убирайся, или я…

— Позовешь Риса? Он только что пошел на конюшню, — мерзко усмехнулся Дэфидд. — Та шлюха из прислуги ждет его. Как ты думаешь, чем они будут заниматься? Он овладел тобой. Он спит с тобой так часто, что вполне может зачать с десяток сопливых детишек. И кто же потом родится — валлийский ублюдок от холодной английской сучки? — Увидев ее оскорбленное и обиженное лицо, Дэфидд расхохотался. — Он отомстил тебе, он же всегда любил Ронуэн. А эта валлийская дрянь вышла замуж за твоего дядю и подарила ему двух английских малюток. Рису мало тебя, он нашел еще одну шлюху, Эмельду. Если тебе будет одиноко, ты только крикни, и Дэфидд тут же тебя утешит.

Вне себя от ярости, Изольда вскочила на ноги, потрясая кулаками перед пьяным мерзавцем. Тот испуганно отшатнулся назад, затем скабрезно осклабился и отошел в глубь зала.

Но тут Изольде стало страшно. А если это правда? Не может быть, Дэфидд лгал. Он от обиды и желания отомстить ей за перенесенное унижение возводил напраслину на Риса. Или нет?

Девушка окинула быстрым тревожным взглядом зал, но Риса действительно нигде не было. Его отсутствие наполнило сердце Изольды беспокойством. Неужели это правда и он сейчас на конюшне с Эмельдой? Изольда взглянула на Дэфидда, наливавшегося себе очередную порцию эля. Она знала, что этот ублюдок не остановится ни перед чем, даже перед гнусной ложью. Но лгал ли Дэфидд? Впрочем, правда тоже ее не обрадовала бы.

Да, Рис давно любил Ронуэн. Но после того как она вышла замуж за Джаспера, он возненавидел дядю не меньше, чем отца. Теперь он любил ее, дочь и племянницу своих злейших врагов. Каждую ночь они проводили вместе, в любовных утехах. Она даже не подумала о том, что от этого могут родиться дети. А он, неужели его это нисколько не волнует?

Вдруг Дэфидд прав? Спать с ней, неужели только это надо Рису, и больше ничего? Неужели он так мстит ей и своимврагам? Если он погибнет, то родившийся ребенок станет его последней местью роду Фицхью. А почему бы и нет?

Если он проводит время с Эмельдой, разве тем самым не предает ее, Изольду?

Ей вдруг стало трудно дышать, подозрения были слишком сильны, чтобы от них можно было так легко отмахнуться. Поверить в измену и месть Риса ей было проще, чем поверить в его любовь к ней.

Изольда упала на скамью, уставившись перед собой ничего не видящим взглядом. Она кое-как сумела взять себя в руки, когда к ней подошел вечно улыбающийся Гэнди. Увидев ее лицо, карлик с тревогой спросил:

— Изольда, что-то случилось?

— Нет. Просто надоело все время сидеть в четырех стенах. Так хочется вырваться на свежий воздух.

— О, за свою жизнь я вволю им надышался, особенно по ночам зимой в лесу, брр! — Карлик передернул плечами. — А тут тепло и уютно. Тем более скоро уже обед, не правда ли?

— Надо дождаться Риса, — ответила Изольда. — Кстати, а где Тилло?

Гэнди пожал плечами:

— В последнее время ему нездоровится.

— Неужели?

Изольда вздохнула. Каким бы умным и проницательным ни был Гэнди, он до сих пор не догадался, кто скрывался под обличьем Тилло.

Изольда опять стала мрачной. А что, если она так же слепа, как и Гэнди, и не видит подлинных намерений Риса?

— Сегодня поутру в замок пришел Ньюлин, и Тилло с тех пор не видно. — Гэнди подмигнул. — Неужели это правда, что Ныолин обладает внутренним видением и видит то, что не может увидеть обыкновенный человек? Он колдун?

— Да, он очень мудрый человек.

Изольда воткнула иголку в клубок ниток и окинула Гэнди задумчивым взглядом. Догадался ли Ньюлин о том, кем на самом деле является Тилло? Рассказал ли он об этом Рису?

— Где он?

— Кто? — удивился карлик. — Ньюлин или Тилло?

— Оба, — отрезала Изольда, как бы давая понять, что не сомневается в том, что оба старика где-то в укромном месте шепчутся друг с другом. — Скоро время вечерней трапезы. Они должны занять места поближе к теплому очагу. Как любят старые люди.

Вдруг раздался громкий лай Сиду, его со всех сторон окружали маленькие дети, они с удовольствием играли с ласковым и смышленым песиком.

— Только бы они его не перекармливали, — проворчал Гэнди и поспешил на помощь своему любимцу.

Ньюлин и Тилло? Может, они что-то замышляли? Но даже если так и было, Изольда не сомневалась в том, что ни один из них не причинит зла ни Рису, ни обитателям Роузклиффа. У мудрых стариков была единственная цель — мир в замке и на окрестных землях. Кто знает, а вдруг они придумают нечто такое, что поможет установить мир между двумя противоборствующими сторонами. Ну что ж, она тоже должна верить в лучшее — и Изольда отбросила все свои подозрения насчет Риса.

Внезапно вошел Рис, усыпанный снегом, весь в клубах морозного воздуха, но она даже не обернулась в его сторону. Раз он пришел, пора было начинать ужинать. Она подала знак прислуге накрывать на стол.

Тилло и Ньюлин опоздали к началу трапезы. В зал они вошли отдельно и сели не вместе, а на расстоянии друг от друга. Изольда стояла возле очага, наблюдая за служанками. Едва она приметила Тилло, как сразу подошла к нему.

— Сядь поближе к очагу, там теплее, — сказала Изольда, трогая старика за плечо. — Тебе, наверное, очень холодно?

— Не крутись вокруг меня, словно я выжил из ума и не знаю, что мне делать, — проворчал Тилло.

— Но ты же сам говорил, что мечтаешь найти уютный теплый угол, где мог бы поселиться на склоне лет, — возразила Изольда. — Я лишь пытаюсь помочь тебе обрести такое место. Если ты заболеешь и умрешь, то я до конца своих дней буду винить себя в этом.

Обняв старика за плечи, Изольда повела его поближе к очагу.

— Садись и ешь, а после трапезы мы с тобой поговорим.

— У тебя доброе сердце, дитя. Но порой от него больше горя, чем радости.

Устроив Тилло, Изольда обернулась в сторону Ньюлина. Она увидела, что тот сидит возле стены с большим ломтем хлеба и куском тушеного мяса. Три гончие уселись полукругом возле него, с жадностью поглядывая на его руки. Собакам была хорошо известна щедрость Ньюлина, они то и дело облизывали морды длинными розовыми языками в ожидании подачки.

— Великодушная Изольда! — весело воскликнул Ньюлин. — Не унывай. Помни, что следом за зимой всегда наступает весна.

Изольда с удивлением взглянула на старого провидца:

— Что ты имеешь в виду? Не можешь ли объяснить поподробнее?

В ответ Ньюлин улыбнулся и бросил кусок мяса одной из гончих.

— Я хотела попросить тебя пересесть поближе к огню, там теплее.

Ньюлин отрицательно замотал головой:

— Нет. Если я переберусь к очагу, Тилло уйдет.

— Но почему же она уйдет?

Изольда тут же прикусила язык, но было уже поздно, она проговорилась.

— Он еще не доверяет мне, — как ни в чем не бывало подхватил нить беседы Ньюлин.

— И ты намерен изменить ее мнение о твоей особе в лучшую сторону? — улыбнулась Изольда.

Ньюлин внимательно взглянул в веселые глаза Изольды и серьезно ответил:

— У каждого человека своя жизнь, и он поступает так, как считает нужным.

— Ты имеешь в виду свою жизнь или мою? — продолжала выпытывать Изольда.

— Скорее всего и ту и другую. Более того, это относится ко всем здесь сидящим. — Ньюлин махнул рукой вдоль всего зала. — Но в чем-то я соглашусь с тобой, дитя. Сегодня мне нечего тебе посоветовать. Если у тебя есть сомнения, ты сама должна их разрешить. На любой вопрос надо находить ответ.

Удивленная и смущенная Изольда отступила назад, раздумывая над услышанным. «Ты сама должна все разрешить и дать ответ». Но ведь она уже вышла за дозволенные границы! Если бы все вокруг узнали о ее прегрешениях, то о ней пошли бы гулять пересуды по всем окрестностям. Она вряд ли вообще когда-нибудь выйдет замуж. А если к тому же родит ребенка?

Нет, она пока не чувствовала себя беременной.

Но все равно, даже несмотря на осознаваемую реальную опасность, она не могла отказаться от ночей, всецело посвященных любовным утехам. Изольда растерянно и смущенно покачала головой. Ничего нельзя было поделать, она не могла разрешить мучившие ее сомнения.

Изольда подошла к ярко горевшему в очаге огню. И вдруг непонятная тревога кольнула ее в сердце. Внизу живота возникли неприятные ощущения: мнимые или настоящие, она не могла разобрать. А что, если она уже беременна? Хотя она не могла с точностью это определить: было, конечно, еще слишком рано. Изольда опять стала думать о том, как было бы хорошо примирить отца с Рисом. Как это сделать, она не знала. Лишь бы все остались живы, тогда и проблема решится сама собой.

Изольда машинально обернулась в сторону Риса, как бы пытаясь найти ответ.

Их взгляды опять встретились, и она растерялась — так ласково он смотрел на нее. Неизвестно, по каким причинам, но Рис был именно тем человеком, который обладал над ней магической властью. Он был словно создан для нее, предназначался ей как единственный мужчина в ее жизни. Бесполезно было бы отрицать эту очевидную истину, да она вовсе и не собиралась этого делать. Но вот вопрос: действительно ли он любил ее или всего лишь использовал?

Трапеза была в самом разгаре. Изольде уже давно полагалось сидеть рядом с Рисом во главе стола, а она все медлила, не решаясь приблизиться к нему. Она тряхнула головой, пора было поговорить с ним начистоту. Скоро все насытятся и разойдутся спать, они уединятся, и она наконец-то все выскажет ему честно и откровенно, поделится всем тем, что ее тревожило.

Смущение и даже волнение Изольды не укрылись от глаз Риса. Однако Глин, сидевший напротив него, оживленно обсуждал вопросы соколиной охоты, и Рису трудно было вникнуть в те проблемы, которые омрачали ее настроение. Разобраться в ее переживаниях порой было очень непросто, намного легче было разобраться в желаниях ее тела. Он на мгновение зажмурился, вспомнив, какой страстной и ненасытной она была прошлой ночью. Рис ел, беседовал с Глиной и ждал, когда она подойдет к нему.

По обыкновению, после окончания трапезы Лайнус и Гэнди вместе с несколькими пажами дали небольшое представление. Рис остановил проходившую мимо Изольду и сказал:

— Сегодня вечером я немного задержусь.

Она молча кивнула в знак согласия и пошла по своим делам. Рис задумчиво смотрел ей вслед. Что будет с ней, когда битва за замок закончится?

Хороший вопрос! Затащив ее к себе в постель, Рис загнал себя в такой тупик, из которого очень трудно выбраться. Он сгорал от страсти, осознавая, насколько далеко завела его месть. Если он убьет ее отца и дядю, вряд ли после этого она воспылает к нему любовью, скорее всего навсегда возненавидит. Оставить ее при себе насильно? Но к чему это приведет? Несколько дней назад его нисколько не беспокоили подобные мысли, но теперь, когда их отношения изменились, он уже не мог, как прежде, беспечно смотреть в будущее.

Взгляд Риса рассеянно блуждал по залу, перескакивая с одного лица на другое, пока смех Гэнди не отвлек его от грустных размышлений.

— Надо сходить проверить выкованные клинки. Если они остыли, следует их наточить.

Опершись на поручни кресла, Рис вскочил. Его мысли опять покатились по привычной чисто военной колее: укрепления, оружие, военное снаряжение. Сиюминутные заботы заслонили на время его тревоги о будущем.

Накинув плащ, он вышел из зала. Рис был так поглощен заботами, что ничего не замечал вокруг себя. Ни озабоченности Гэнди, ни тревожных глаз Тилло, ни мстительного, злобного взгляда Дэфидда.

Поднимаясь наверх, Изольда задержалась на одной из лестничных площадок. Она не спешила переступать порог спальни. Скоро он постучится в двери и войдет, а она все это время, как глупышка, будет ждать его.

Интересно, неужели он пошел забавляться с другой женщиной?

Нет-нет, она замотала головой, отгоняя столь ужасную мысль. Она ни за что не поверит Дэфидду! Нельзя позволить лжи этого мерзавца разрушить те чувства, которые только начали устанавливаться между ней и Рисом.

Но все равно их связи должен прийти конец. Каждый раз, когда она лежала в его объятиях, она чувствовала, что изменяет родным, семье.

Ей стало так жаль себя, что Изольда едва не заплакала. Но кое-как взяла себя в руки. Нет, каждый должен отвечать за свои ошибки. А раз так, то он не дождется ее сегодня.

Она поднялась в свою маленькую спаленку в башне, холодную и темную, как раз под стать ее мрачному, печальному настроению. Весь мир вдруг превратился в безрадостное пространство, в котором не было места ни надежде, ни любви.

Снаружи завывал ветер. Оконная рама была занесена холодным снегом. Смеркалось. Точно так же было темно на душе Изольды. Сердце ее кровоточило, и только один Рис мог залечить ее рану, которую сам же и нанес.

В отчаянии Изольда упала на колени и начала молиться:

— Господи, помоги найти выход. Пусть всем будет хорошо. Помоги всем нам, грешным. Помоги мне.

Как будто в ответ на ее мольбы внизу, на лестнице, замелькал тусклый огонек свечи. Изольда не сомневалась в том, что это был Рис. Он опять услышал ее молитвы и спешил ей на помощь. Вдруг силуэт показался ей незнакомым, она вскочила на ноги, всматриваясь в лицо приближавшегося мужчины.

— Миледи Изольда, — раздался гнусный голос Дэфидда. — Скучаете по своему неверному любовнику, а?

Она резко развернулась, пытаясь ускользнуть. Но тот крепко схватил ее за плечи и притиснул к стене.

Страшные отчаянные мысли завертелись в голове Изольды. Он пьян. Он хочет ее обесчестить. И никто здесь не услышит ее призывы о помощи.

Словно в подтверждение ее догадкам, Дэфидц не стал затыкать ей рот, а сразу принялся задирать на ней юбки.

— Я заставлю тебя забыть о нем. Слишком много он стал о себе думать в последнее время, когда стал спать с дочкой Фицхью. Ничего, я докажу, что с такими делами я справляюсь ничуть не хуже, а может быть, и лучше, чем он.

— Нет! — закричала Изольда, пытаясь вырваться во что бы то ни стало.

Она царапалась, кусалась, дралась, но Дэфидц был намного сильнее и настолько пьян, что вряд ли чувствовал боль.

— Рис! — тщетно кричала она.

— Напрасно зовешь его на помощь. Он не услышит. Сейчас ты станешь моей. Кроме того, я еще не рассчитался с тобой за тот случай с лопатой. Нет, ты отдашься мне, сколько ни дерись, — тяжело выдохнул Дэфидд, когда Изольда двинула ему кулаком по уху.

— Рис вырвет сердце из твоей груди! — принялась угрожать она.

— Да что ты? Ничего он не сделает. У него наперечет каждый воин. Кроме того, слишком многое нас связывает. Мы с ним дружим с детства. Вместе охотились и сражались, делили добычу и… женщин.

Дэфидд обхватил холодными пальцами ее горло и прижал голову к стене. Изольде стало нечем дышать, ее сопротивление сразу пошло на убыль. Теперь она боролась за каждый глоток воздуха.

Негодяй осклабился и прижал губы к ее уху:

— Мы с Рисом делили немало женщин, и ты не исключение.

Неожиданно голос Дэфидда как-то странно дрогнул и его рука отлетела в сторону. Следом, к удивлению Изольды, полетело наземь и само тело Дэфидда. Она глубоко вздохнула и, к радости, увидела рядом Риса.

Наконец-то он пришел! Она с облегчением взглянула на его высокую фигуру, грозно возвышавшуюся над упавшим Дэфиддом.

— Ты, скотина!

— Чего руки распускаешь? — прохрипел Дэфидд. — Она всего лишь девка, одна из многих, она наш враг. Или ты переметнулся на сторону тех трусов из Каррег-Ду?

Лицо Риса побледнело от гнева.

— Трусы не бесчестят слабых женщин. Надо же так напиться, чтобы дойти до скотского состояния. — Он рывком поднял Дэфидца на ноги и оглянулся на Изольду: — С тобой все в порядке?

И в этот миг Дэфидд нанес коленом предательский удар в живот. Рис покачнулся, еле устояв на ногах. Воспользовавшись удобным моментом, Дэфидд выхватил нож из сапога и ударил соперника. Чудом лезвие прошло мимо, Рис отскочил в сторону.

Изольда попыталась помочь ему. Но Дэфидд, заметив ее движение, резким взмахом ножа вынудил ее отскочить назад к дверям.

Но тут Рис бросился на него. Ругаясь и отчаянно борясь, они схватились в смертельной схватке: один пытался вырвать нож, другой — нанести этим оружием смертельный удар.

Как ни хотелось Изольде помочь Рису, она боялась, как бы ее неловкое вмешательство не причинило вреда. Девушка попыталась открыть двери, но сцепившиеся воины накатились на нее, едва не сбив с ног. Внезапно Дэфидд вырвался из рук Риса и бросился вниз, но Рис одним прыжком настиг его.

— Отпусти, — прохрипел Дэфидд. — С чего это ты так разозлился? Я хотел получить от нее то же самое, что и ты.

— Ублюдок, да ты пытался изнасиловать ее!

— А ты чем с ней занимался? Разве не этим же?

Изольда вышла на площадку и увидела, как Дэфидд медленно, ступенька за ступенькой, назад спиной, сходит вниз по лестнице, а сверху на него надвигается Рис. В руках Дэфидда блестел нож, но Рис соблюдал дистанцию. Когда Дэфидд увидел Изольду, его губы искривились в похабной ухмылке.

— Неужели ты забыл, сколько раз я спасал тебя? Она твой враг, не мой. — Его лицо помрачнело, когда он увидел, что Рис никак не реагирует на его слова. — Как я погляжу, теперь тебя это не волнует. Неужели ты забудешь о нашей дружбе из-за какой-то английской шлюхи?

Рис прыгнул на Дэфидда, и они, сцепившись, кубарем покатились вниз по лестнице. Нож вдруг вылетел и зазвенел на каменных ступеньках. Изольда быстро спустилась и взяла его в руки. Мужчины продолжали отчаянно бороться, в сплетении рук и ног нельзя было разобрать, кто же берет верх.

— Будь осторожнее, Рис! — крикнула Изольда.

Тому каким-то образом удалось оказаться сверху своего противника. Когда падение по лестнице закончилось, на лицах, на руках у обоих виднелась кровь. Но в сумятице схватки невозможно было определить, кто ранен, а кто нет.

Рис, оседлавший Дэффида, нанес ему подряд три жестоких удара по лицу. Кровь текла из разбитого носа Дэфидда, он выплюнул несколько зубов из окровавленного рта.

— Черт тебя побери! — по-валлийски выругался Рис, продолжая колошматить поверженного врага. — Ублюдок!

— Рис! Остановись! Ты ведь убьешь его!

— Непременно!

— Рис! Рис! — раздались голоса Лайнуса и Гэнди, прибежавших на шум драки. — Что ты делаешь?

Лайнус схватил Риса за руки, а Гэнди с тревогой взглянул на Изольду. Она поняла его беспокойство и отрицательно помотала головой, показывая, что с ней все в порядке.

Тем временем Лайнус, обхватив Риса за плечи, оттащил его от бесчувственного тела Дэфидда. Испуганная прислуга столпилась неподалеку. Гэнди тут же начал отдавать необходимые распоряжения:

— Вы вдвоем возьмите Дэфидда и отнесите его на кухню. Лайнус, проводи Риса наверх, в спальню. Изольда… — Он замялся, но затем решительно скомандовал: — Ступай за Рисом. Может быть, ему надо перевязать рану.

Изольду не надо было просить дважды. Она взлетела наверх и пропустила Лайнуса вместе с Рисом в спальню, а потом захлопнула за ними дверь, чтобы слуги не глазели. Лайнус отпустил Риса и прислонился спиной к двери. Рис прошелся по спальне, его гнев начал угасать. Внезапно он обернулся к Изольде:

— Ты цела? Он тебя не ранил?

— Нет, на мне нет ни царапины. Постой, у тебя же кровь течет из руки. Надо перевязать.

Он смотрел на нее странным, отсутствующим взглядом. В его глазах, похоже, мелькала лишь одна мысль: Дэфидд не успел причинить ей никакого вреда, не обидел ее. Все остальное для него не имело никакого значения.

— Принеси теплой воды и повязки. А еще — мыло и целебный бальзам, а также иголку и нитки. Герта знает, что я имею в виду, — попросил он Лайнуса.

Тот вышел, и они остались наедине. Только сейчас, когда страсти немного стихли, Рис вдруг понял, как сильно он испугался за Изольду. Она была ему дорога, вот почему ненавистный, мерзкий Дэфидд разозлил его не на шутку.

— Сукин сын! — выругался Рис и угрожающе потряс кулаком в адрес мерзавца.

— Позволь мне взглянуть на твои раны, Рис, — тихо сказала Изольда, бережно беря его ладонь. — Я перевяжу их, позабочусь о тебе.

У Риса был глубокий порез на большом пальце руки, а также ранено плечо, хотя и не опасно. Она ласково и любовно взглянула прямо ему в глаза, как будто клялась ему в верности. Его ответный взгляд был полон любви и нежности. В ушах Риса гулким эхом звучали ее слова: «Я позабочусь о тебе». За всю жизнь он не слышал более теплых слов, произнесенных с такой неподдельной искренностью и волнением за его жизнь.

В спальню вошли Лайнус и Герта, в руках они держали все необходимое для перевязки. Изольда поблагодарила, но даже не обернулась в их сторону. Они быстро вышли, понимая, что здесь лишние.

Рису стало тяжело на душе: она стремилась к нему, а он всегда делал вид, что ему это совершенно безразлично. Никто раньше не любил его, никто так трогательно не пытался помочь. Впрочем, он никогда никого и не просил об этом. Но теперь ему очень хотелось, чтобы именно она находилась рядом, заботилась, врачевала его раны.

— Я буду очень осторожна, — шептала она, не выпуская его руки.

— Не бойся, я не такой уж неженка, чтобы раскиснуть от пары царапин.

— Все равно, твои раны надо как следует перевязать и обработать.

Она по-прежнему успокаивала его, хотя на глаза навернулись слезы. Но каким бы ни было выражение ее лица, грустным или радостным, сердитым или светлым, Рису оно нравилось всегда. Он мог бы смотреть на нее бесконечно. Он даже не возражал, что его ранили, ведь именно поэтому она так внимательно, так трогательно выхаживала его.

Она закатала рукава его рубашки.

— Держи руки вот так.

Она показал ему, как именно это надо делать, и стала обмывать раны водой.

— Черт! — выругался Рис от внезапной боли и тут же спохватился: — Прости, не удержался. Мне не следует так выражаться в твоем присутствии.

— Брось, Рис! Не стоит передо мной извиняться. Ведь все это из-за меня…

Ее голос задрожал и прервался. Чтобы прогнать слезы, она несколько раз взмахнула своими длинными ресницами, похожими на крылья бабочки.

Он едва не расхохотался от проявления подобной чувствительности. При ней он превращался в осла, охваченного любовной горячкой, или поэта, готового засыпать ее возвышенными любовными стихами. Но теперь ему было наплевать на то, как он выглядит.

Машинально он склонился над ней, и в тот же самый миг она приподняла голову, их взгляды встретились.

— Спасибо, — тихо-тихо сказала она дрожащим голосом и опять прошептала: — Если бы не ты…

Она так трогательно и прочувственно поблагодарила, что у него от волнения и от звука ее голоса голова пошла кругом. Ему очень понравилось то, каким тоном она это произнесла.

— Так жаль, что он тебя ранил, — продолжала она. — Мне не следовало уединяться в таком отдаленном углу замка. Это я во всем виновата. Еще раз спасибо тебе, Рис.

— Не надо рассыпаться передо мной в благодарностях, Изольда. Больше никаких извинений. Ты ни в чем не виновата. Что за глупости?

Она опустила глаза на рану, чтобы скрыть смущение.

— Не больно?

Она осторожно обтерла края царапин чистой тряпкой.

— Нет, нисколько.

Ее теплые нежные пальцы касались пораженных участков его тела, и ему действительно почти совсем не было больно.

Постепенно знакомое волнение стало овладевать ими обоими.

— Иди ко мне, — хрипло произнес он.

— Нет, Рис, подожди. — Ее теплая маленькая ладошка легла поверх одной из рук Риса. — Сперва надо обработать твои раны, а потом… Мы решим позднее, что будет потом.

Глава 22

Изольда за последние часы словно переродилась. В одночасье все ее мысли и надежды перепутались и изменились. Она и прежде как бы первенствовала в их взаимоотношениях и сближениях, но раньше — то ли от смущения, то ли от страха перед силой своих чувств — уступала ему первую роль. Но только не сегодня ночью.

Он спас ее! Если бы он не пришел своевременно на помощь, Дэфидд непременно обесчестил бы ее. От одной этой мысли холодная дрожь пробежала по спине.

Она любила Риса, потому что он был настоящим мужчиной.

Позже, ночью, она собиралась доказать ему это. Несмотря на его раны, по его лицу было видно, что ему больше всего хочется слиться с ней воедино. Как всегда, их желания совпадали.

Осторожно она вытерла насухо края ран, затем взяла иглу с ниткой. Аккуратными стежками зашила раны на пальце и на плече. Затем мягкими движениями нанесла целебный бальзам и наложила повязки.

— Не больно? — волнуясь, спросила она.

— Да нет, терпимо.

— Ночью раны могут болеть. Но чтобы ты хорошо отдохнул, я дам тебе сонную настойку.

— Я вовсе не собираюсь сейчас спать, — возразил он.

Сердце Изольды радостно забилось. После всего пережитого близость с Рисом казалась ей желаннее всего.

— Ладно.

Она отвернулась. Ее взгляд упал на стену с испорченной картиной. Возможно, это их последняя ночь. Может быть, поэтому ей не хотелось омрачать ее никакими ссорами, оскорблениями или недомолвками. Эта ночь должна целиком принадлежать любви и взаимной нежности. Пусть до конца своей жизни у нее сохранятся самые теплые воспоминания об их последнем свидании. Но заниматься любовью здесь, в спальне родителей, ей не хотелось.

— Пойдем. — Она кивком указала на дверь. — На всякий случай захвачу с собой бальзам и повязки.

Она чувствовала на себе его горячий взгляд, но нарочно отвернулась, чтобы не торопить события.

Она вышла на лестницу и пошла вниз, в свою спальню. Он шел за ней следом. Чем ближе они подходили к ее комнате, тем сильнее у нее дрожали колени. Скоро он узнает, как сильна ее любовь.

Войдя внутрь, она разложила вещи на столе, подошла к очагу и подбросила в него несколько поленьев. И спиной почувствовала, как Рис вошел вслед за ней.

Внезапно раздался его стон. Оглянувшись, она увидела, как он, сидя на кровати и морщась от боли, пытается снять сапог.

— Позволь мне, — бросила она и присела рядом с ним.

Она ловко помогла ему, как будто занималась этим всю жизнь.

Он нежно погладил ее по голове. Его ласка взволновала ее.

— Осторожней. Не потревожь раны, — предупредила она.

— Мои руки — всего лишь часть моего тела. Открою тебе секрет: можно касаться друг друга без их помощи.

Он смотрел на нее такими глазами, что Изольда смутилась. Но вопреки своим словам он опять рукой провел по ее щеке.

— Я люблю тебя, Рис, — вырвалось у Изольды, и сердце ее сжалось. — Я люблю тебя. Не знаю, как это получилось. Я вовсе не собиралась. И вот влюбилась…

Внезапно он замер, приподнял ее лицо за подбородок и сурово взглянул прямо ей в глаза:

— Ты уверена в том, что говоришь?

— Как никогда.

— Может быть, ты просто хочешь меня?

Она покачала головой:

— Нет, дело не только в этом. Конечно, мне хорошо с тобой. Но я говорю о другом. Впервые заговорило мое сердце.

Судорога пробежала по лицу Риса. Он отвел руку от ее лица и, закрыв глаза, задумался. Слова Изольды поразили его.

Девушка тяжело вздохнула. Она честно намекнула ему на нечто более глубокое, что возникло между ними, на то, что шло из глубины ее души. Но вот вопрос: поймет ли он то, в чем она ему призналась? Ей стало страшно: а вдруг она никогда не услышит в ответ от него точно таких же слов? Но она быстро придумала для него оправдание: ему нужно время, чтобы разобраться в себе самом, заглянув в свое сердце, а его оставалось совсем мало.

Нет, она не будет думать о грустном. Ничто не должно омрачать эту ночь, напомнила она себе. Изольда стала осторожно снимать с него одежду.

Рис не сопротивлялся, а, напротив, оказывал ей всяческое содействие: вовремя наклонялся, поднимал руку или ногу. В глазах Изольды он, обнаженный и возбужденный, выглядел еще прекраснее. Сильный, мускулистый, полный огня, он был предметом желаний любой женщины. Но несмотря на всю свою силу, он подчинился Изольде и ее желаниям, пусть даже их счастье окажется недолгим. Сейчас он находился в ее власти, и она хотела показать, на что способна.

Девушка неотрывно смотрела на его обнаженное тело, по которому бегали золотистые отблески от горящего огня. Внезапно в голову ей пришла мысль, что не меньшее наслаждение ей приносило потакание его желаниям. Точно так же и ему было не менее приятно не только получать наслаждение, но и дарить его. Она облизнула губы. Вот в чем секрет их полного всепоглощающего слияния. Надо идти навстречу друг другу, уступать, дарить блаженство любимому.

Итак, сегодня ночью она должна доставить ему как можно больше удовольствия.

Изольда принялась не спеша раздеваться. Накидка, шерстяное платье, пояс, нижняя юбка. Чем меньше на ней оставалось одежды, тем медленнее и эротичнее становились ее движения.

— Я хочу показать тебе, как сильно тебя люблю, — призналась она. — Сегодня я твоя госпожа. И намерена воспользоваться твоим положением, извлечь из него все выгоды. Слышишь? Так что подчиняйся мне.

Она сама не понимала, как могла произнести такое. Но за прошедшие две недели она превратилась в настоящую распутницу и не стыдилась подобного превращения. Рис застонал от возбуждения, а Изольда обрадовалась: значит, она делает все правильно.

— Иди ко мне.

Он поманил ее к себе рукой.

— Хорошо, но только тогда, когда буду готова.

Рис опять издал сладострастный стон.

— Не издевайся над раненым, госпожа. Яви милость, а то вдруг я умру от желания.

— Не бойся. Этого не случится, — рассмеялась Изольда, довольная тем, что все задуманное ею так хорошо осуществляется.

Она сняла ботинки и следом за ними медленно стащила чулки. Теперь она стояла перед ним в одной легкой сорочке. Хотя в спальне было прохладно, Изольде нисколько не было холодно, скорее наоборот.

— Черт бы тебя побрал, искусительница. Что же ты со мной делаешь?

Он неуклюже потряс головой, чтобы немного успокоиться. В ответ она сладострастно погладила свои груди.

— О Боже! — пробормотал он пересохшим ртом.

Не теряя ни минуты, она принялась не спеша приподнимать сорочку. Наблюдать за ним в этот миг было не только любопытно, но и возбуждающе, она сама не ожидала ничего подобного.

— Потрогай свои соски, — попросил он хриплым голосом. — Обеими руками.

Изольда выполнила все, как он просил. И удивилась тому, какой чувственной стала ее грудь, как будто не она, а он сам гладил ее.

— Ты прекрасна, дорогая, — пробормотал Рис.

Она одной рукой взялась за бретельку, другой за край сорочки.

— Скорее, — поторапливал он.

Но она не спешила. Изольда владела собой и хотела показать ему, на что способна, что может не хуже его зажигать, воспламенять чувственность. Наклонившись вперед так, что ее густые длинные волосы упали вниз подобно шелковому водопаду, она стащила через голову сорочку.

— Не хочешь ли ты испытать, как я умею ласкать волосами?

— Конечно…

Она вздрогнула от неприкрытого горячего желания, звучавшего в его голосе. Потом подошла к нему на шаг ближе, водя руками по его обнаженному телу.

— Изольда, — прохрипел Рис.

Видно было, что им завладела демоническая страсть. Но те же самые неодолимые желания проснулись и в ее теле. И только обоюдное столкновение этих вулканических страстей могло принести им невыразимое счастье. Она намеренно дразнила его, потому что была не в силах остановиться. Еще на один шаг ближе, еще. Теперь они находились не менее чем на расстоянии вытянутой руки.

Рис обнял и прижал ее к себе. Она обняла его руками за шею. К ее удивлению, он не торопился и даже не поцеловал ее. Вместо этого нагнулся так, что их лица почти соприкасались. Замерев на месте, они просто стояли, наслаждаясь сказочным моментом. Да, они хотели друг друга, но их переполняли новые, неизведанные и такие глубокие чувства, что они на время заглушили голос плоти.

Изольда прижалась к нему. Ее сердце было переполнено любовью. Она хотела не только выплеснуть ее, но и услышать от него, что он тоже любит ее. Изольде казалось, что ее сердце тихо-тихо кричит, задавая один и тот же вопрос: «Ты любишь меня? Ответь!»

— Когда я увидел его рядом с тобой… — Рис еще крепче прижал ее к себе. — Я так испугался за тебя!

Она улыбнулась и взмолилась про себя: «Ну скажи же остальное! Скажи!»

— Но с тобой ничего не случилось. Бог спас!

— Да. — Она грустно кивнула. — Зато тебе досталось. Ты ведь очень рисковал, когда пришел мне на помощь.

Она намеренно замолчала, ожидая, что он все-таки скажет столь желанные слова, но тщетно.

— Да, именно ты спас меня, Рис. И никто другой. Но ведь он твой давний друг.

Рис вздохнул:

— Да, это так. Но похоже, за это время он успел измениться. А может, совсем другим стал я. — Рис помолчал. — Я не мог не прийти к тебе на помощь. Довольно, не надо больше об этом. Ты же знаешь, как лучше всего меня отблагодарить.

Он вместе с ней упал на кровать. И видно, ничего не собирался ей говорить. Неужели он так эмоционально глух? А что, если он так ничего и не ответит на молчаливый крик ее сердца о любви? Если бы они не лежали, обнаженные, в объятиях друг друга, Изольда, наверное, заплакала бы от обиды, но нарастающее возбуждение победило ее печаль. Кроме того, его пылкость и нетерпение опять внушили ей надежду.

«Я заставлю тебя признаться мне в любви, — твердила про себя Изольда, целуя его. — Ты все равно скажешь эти заветные слова».

На этот раз между ними все происходило не так, как прежде. Рис сразу уловил разницу. Ее поцелуи были жадными и в то же время нежными, не похожими на те, что были раньше. Ее тело извивалось так, что его возбуждение все увеличивалось. Она сделала несколько провокационных эротических движений взад и вперед, и он сразу ощутил, что уже едва владеет собой.

Громкий стон вырвался из его груди. Сегодня она иная, подумал Рис, потому что оказалась способной и хорошо усвоила преподанные им уроки любви.

Ему хотелось откликнуться на ее слова о любви, но он боялся, так как не знал, к чему это может привести. Она хотела его. Но это была не любовь, тут она, наверное, ошибалась. Но даже если и так, он все равно не мог сказать, что любит ее.

«Ты скажешь!» — мелькала одна и та же мысль в голове Изольды.

— Нет! — вдруг воскликнул он и попытался приподняться, чтобы перевернуть ее на спину.

Но внезапная боль от потревоженных ран вынудила его отказаться от своих намерений.

— Лежи спокойно, Рис, и позволь мне сделать все за тебя.

Она ласково опрокинула его на спину.

Ему ничего не оставалось, как подчиниться. Она видела, насколько он возбужден, и искусно распаляла в нем огонь страсти. Ее перламутровая кожа, алые губы, шелковистые волосы буквально сводили его с ума. Он хотел ее, как никакую женщину на свете.

— Успокойся. — Она опять осадила его порыв. — Я же сказала, что все сделаю сама. Ты только подчиняйся.

Но лежать тихо он просто не мог. Она развела колени, открываясь перед ним, и его возбужденный дружок приник к ее горячему лону. Судорога пробежала по бедрам и нижней части живота Риса. Изольда снова лукаво улыбнулась и погладила ладонями его живот и грудь.

— Лежи тихо. Ни о чем не беспокойся.

— Ты же знаешь, чего мне хочется. Что же ты медлишь?

Она взмахнула головой, слегка наклонив ее, и ее волосы волной упали на лицо и грудь Риса, приятно щекоча кожу.

— Мне любопытно. Я хочу кое-то изучить. Мы ведь никуда не торопимся, не правда ли? — лукаво заметила она. — Впереди у нас целая ночь.

Одна из рук Изольды скользнула вниз его живота. Противиться ей было бессмысленно и глупо, более того, ему было так приятно, что об этом не могло быть и речи. Рис лежал и охотно позволял ее нежным пальцам, шелковистым волосам, губам касаться любой части его тела.

Она всем телом то прижималась к нему, то слегка отстранялась. Ее поцелуи были горячими и влажными, они сводили его с ума. Он не дышал, а просто стонал от наслаждения. Изольда прихватила губами кожу на его шее, а затем обхватила зубами торчавшие соски на его груди. Переполненный страстью Рис опять конвульсивно дернулся, а она опять скользнула вдоль его тела.

Еще миг, и ему показалось, что охватившие его чувства разорвут его на куски.

Сейчас он умрет, не сумев перенести такого наслаждения.

— Довольно, — пробормотал он, притягивая ее к себе.

Но забинтованные руки мешали ему.

— Тебе нравится? — прошептала Изольда.

— Да-да. Очень. Иди ко мне.

— Подожди.

Она предостерегающе подняла палец вверх, затем провела им по его животу и члену.

— Я хочу быть уверена, что ты совершенно готов, — лукаво заметила она.

— Поверь, это именно так, — прошептал Рис.

— А теперь скажи: ни одна женщина раньше так не возбуждала тебя?

— Нет!

— Правда?

Он покачал головой:

— Сейчас не время говорить о других женщинах.

— Ага, так, значит, были другие.

Рис взглянул на ее покрасневшее от обиды лицо и поморщился. Какая же все-таки она ранимая!

— Ты моя единственная.

Он не намеревался открываться ей, но слова вылетели помимо его воли. Обида исчезла из ее глаз, и радость засветилась в них.

— Я люблю тебя, — опять сказала она.

Она пробежала пальцами по его груди — нежно, мягко, возбуждающе. По его лицу она видела, насколько это ему нравится, что страсть к ней переполняет его. Еще немного, и произойдет взрыв.

— Сегодня я сильнее. В отличие от тебя я лучше владею собой. Ну-ка соберись с силами.

Тревога охватила Риса. Раньше никто так не говорил с ним. Он никому никогда не позволял так свободно обращаться с собой. Более того, всегда — в сражении или на ложе любви — был первым, а сейчас ситуацией владела Изольда. Это было проявление его слабости, а он дал себе клятву никогда не сдаваться обстоятельствам.

Но похоже, Изольде удалось взять над ним верх…

Ее движения становились все настойчивее и ритмичнее. Рис окончательно утратил контроль над собой и мчался по течению, отдавшись волнам страсти.

Она двигалась все энергичнее, плотно прилегая к его телу. Внезапно яркий свет ослепил изнутри сознание Риса. Он был таким ярким, что осветил все темные закоулки его сознания. Все, что он скрывал от себя, замалчивал, вырвалось наружу.

Невзирая на боль, он обхватил ее ранеными руками и прижал к себе.

— Изольда, — прохрипел он, входя в нее и освобождаясь. — Изольда, я не могу без тебя.

Книга III

Пусть Господь исполнит все пожелания двух влюбленных!

Из средневековой прозы

Глава 23

Шум тревоги раздался на рассвете. Но к этому времени Изольда уже успела сменить пропитавшиеся кровью повязки Риса. Ночью они не раз занимались любовью, и в моменты экстаза она в упоении шептала, что любит его.

Как и прежде, она не услышала этих же самых слов от Риса. Она понимала, что в той жизни, которую вел Рис, для любви не было места. В отличие от нее, выросшей в атмосфере нежности, он ничего не знал об этом высоком чувстве, за исключением его плотской части.

Он научил ее физическим наслаждениям, теперь пришла ее очередь открыть ему глаза на духовную часть любви. Это было очень нелегко и требовало времени. Но его трогательное внимание делало это возможным. Его спокойные ласки после того, как улеглись страсти, наполняли ее сердце радостью. Изольда понимала, что ему нужно время, чтобы признаться ей в любви. Совершить подобный поступок для Риса было очень непросто.

Но со временем он сделает это обязательно.

Беда была только в том, что времени у них как раз и не было.

Изольда отказывалась верить в то, что грозное будущее разрушит их нынешнее счастье. С беспечностью, свойственной юности, она отвернулась от надвигающихся опасностей, и тревога постепенно отступила. Со спокойным видом она сидела среди обитателей замка во время утренних молитв, а позже во главе стола. Временами сквозь густую пелену облаков прорывался яркий солнечный свет, и под его лучами вспыхивали разноцветными огнями снежинки. Мир, как всегда, был прекрасен. Так почему же она должна печалиться?

Но сигнал тревоги разрушил утреннее мирное очарование. Сначала послышались крики стражников со стены, затем ударили в колокол. Лязг цепей подъемного моста и тяжелый стук засова на воротах не оставлял никаких сомнений. А если они и были, то помрачневшее лицо Риса говорило красноречивее любых слов.

Итак, Фицхью вернулись. Отец и дядя — у стен Роузклиффа.

Казалось, Изольда должна была быть счастлива. Ее надежды осуществились. Наконец-то замок будет освобожден. Но ей было грустно, более того, даже хотелось плакать. Так быстро?! Ах, почему не позже?!

Хотя она понимала: лишние несколько дней ничего не изменят. Тем не менее она надеялась, что Рис перестанет быть ее врагом. Он оставит свои мстительные планы. Она верила: какой бы нелепой ни была ее вера — Рис смягчится, он поймет, что такое любовь, а она поможет ему.

Однако тревога развеяла все ее надежды. Суровое выражение лица Риса убивало ее.

Когда их взгляды на миг встретились, она поняла — все погибло. Это был конец, во всяком случае, начало конца.

Рис, а следом за ним валлийские воины ушли защищать замок. В зале остались одни женщины, дети и старики, кое-кто из них обернулся в сторону Изольды. На их лицах застыл немой вопрос. Она нервно сцепила пальцы. Наверняка многие из них знают о ее отношениях с Рисом. Но вот вопрос — догадываются ли они о подлинной глубине ее чувств?

На что они теперь надеются? На чьей она стороне — на стороне Риса или на стороне своих родных? Как себя поведет? Заметили ли они, как она расстроилась?

Изольда поджала губы, чтобы скрыть следы волнения. На лицах прислуги виднелись явные беспокойство и тревога, хотя кое-кто смотрел на нее с надеждой.

Она нервно хрустнула пальцами. На что они рассчитывали? Что она сумеет примирить обе враждующие стороны? Если у нее и была какая-то надежда, сегодня она испарилась. Перед ее мысленным взором возникло выражение лица Риса — холодное, отрешенное, жестокое. Но все равно она не могла оставаться в стороне, когда ее привычный мир рушился. Она сняла с крючка накидку и направилась к выходу. Но на пороге ее остановил голос Тилло.

— Боюсь, что они разобьют тебе сердце. Общими усилиями — отец и любовник. Мужчины — известные мастера в таких делах, — грустно заметил он.

— Ты ничего не понимаешь, — вспыхнула Изольда. — Разве можно хоть как-то в этом разобраться?

— Я знаю, ты любишь их обоих.

Старик осекся, потому что к ним неожиданно подошел Ньюлин.

— Она любит их обоих, — повторил бард. — Ведь они оба принесли ей столько радости.

Ньюлин взглянул на Тилло и взял его за руку.

— Она стоит перед выбором. Ей предлагают любовь, но сама любовь не может обидеть или причинить зло. Все дело в выборе, Тилли. Это всегда трудно и больно.

Изольда с удивлением взглянула на Ньюлина. Он обращался вовсе не к ней, а к Тилли. Слова Ньюлина прозвучали едва ли не как признание в любви. Как ни тяжело было на душе у Изольды, она не смогла сдержать улыбки. Старый провидец признавался в любви! Ей было смешно и радостно: по крайней мере хоть двое людей обретут счастье в надвигающейся сумятице.

Похоже, что другим повезло гораздо меньше. На их долю не выпадет подобного везения.

— Не торопись с ответом, — шепнула Изольда Тилли. — Подумай хорошенько и не бойся. Можно многое выиграть или проиграть.

— Тот же самый совет я могу дать и тебе, дитя, — прошептала Тилли.

Но в ее голосе не было слышно иронии, напротив, когда ее выцветшие от старости глаза взглянули на Ньюлина, в них отразилось смущение. Хороший признак.

— Вы обе поступите очень мудро, если прислушаетесь к совету, который только что дали друг дружке, — усмехнулся Ньюлин. — Ступай, дитя. Кто знает, может, тебе удастся установить что-то наподобие мира.

Она окинула его пристальным взглядом. Неужели Ньюлин верил, что в предстоящей схватке она сумеет умерить пыл воинствующих сторон? Стоявший возле выхода Лайнус распахнул двери перед ней настежь. Снаружи на крыльце стоял мрачный Гэнди, завернувшись в теплое одеяло. Изольда остановилась рядом с ним, разыскивая взглядом Риса.

— Не по душе мне все это, — грустно обронил карлик.

— Мне тоже, — усмехнулась Изольда.

— Как он сможет сражаться? Ведь он ранен.

Изольда нахмурилась — что верно, то верно. Из-за раненой руки Рис не мог свободно владеть мечом. Маленький огонек надежды затеплился в ее душе. Может быть, все-таки удастся избежать столкновения? Увы, вряд ли. Слишком долго, можно сказать, всю жизнь Рис ждал этого дня. Ничто его не остановит, даже ее любовь.

Откуда-то издалека, из детства, донеслись слова незамысловатой народной песенки:

Валлийцы склонят головы тогда,

Когда скалы будут там, гдебыла трава,

И луна почернеет, как спинка жука,

А зимой вместо холода будет жара.

Изольда поглубже запахнулась в плащ. Первые два предсказания уже сбылись. Двадцать лет тому назад на скалистом берегу, усыпанном цветами шиповника, начали воздвигать каменную крепость, получившую название Роузклифф. Спустя десять лет ясным днем стало темно, как ночью, испугавшиеся до смерти местные жители думали, что пришел конец света. Затмение спасло дядю Джаспера, а Рис потерпел тогда первую в жизни неудачу.

Но оставалось третье пророчество — жара зимой. Изольда задумалась: что же оно могло значить? Не растают ли снега согласно божественной воле — точно так же, как потемнело небо солнечным днем? Не спасет ли всемилостивый Бог Риса точно так же, как спас дядю? Изольда верила в предсказания, хотя не могла понять, как такое может случиться.

На душе у нее было тяжело. Рис был ранен, как он может сражаться? Всему виной была она, он пострадал, спасая ее. Может быть, поэтому Изольде хотелось защитить его не меньше, чем своих родных.

Она начала подниматься на стену по крутой каменной лесенке, как вдруг дорогу ей преградил мрачного вида валлийский воин.

— Ступай назад! Здесь женщинам нет места.

— Пропусти, — запротестовала она. — Мне надо поговорить с Рисом.

— Придется подождать, — ответил воин, но уже более миролюбивым тоном.

— Может, ты забыл, что я камень преткновения между отцом и Рисом? И торг будет вестись вокруг меня. Мне надо сказать Рису что-то очень важное, от этого будет зависеть его жизнь, а также и ваши.

Валлиец отвел глаза, и Изольда поняла, что в этом столкновении она взяла верх. Впрочем, перед ней стояла более трудная задача: отговорить отца и Риса от вооруженной борьбы. Хотя эта миссия казалась ей почти невыполнимой.

Она прошла мимо воина, тот не препятствовал, и поднялась на парапет стены. Сверху открывался чудесный вид. Окрестные земли были занесены белым пушистым ковром. Река темнела, окаймленная темными зарослями кустарника и камнями. Возле берегов образовался ледяной припой, но мороз еще не сковал речку прочным панцирем.

Она решительно зашагала в сторону башни с воротами, делая вид, что ее нисколько не волнует кучка воинов, столпившихся на смотровой площадке. Они бросали на нее взгляды, в которых смешались осторожность, подозрительность и злорадство. Она была их врагом, которого они надеялись победить. Но Изольду это нисколько не волновало, для нее имело значение лишь мнение одного Риса. При ее приближении валлийцы столпились в кучу, о чем-то ворчливо переговариваясь.

— Идешь посмотреть, как мы разобьем твоего отца? — рассмеялся один из них.

— Помаши им ручкой! Кто знает, когда им удастся забраться на эти стены, — злорадно пошутил другой.

— Пропустите ее! — раздался приказ Риса.

Он стоял, нагнувшись вперед и упираясь руками в парапет стены, и рассматривал группу всадников, столпившихся по другую сторону рва.

— Иди сюда, Изольда. Пусть отец и дядя увидят тебя.

Затаив дыхание, она подошла к нему. Наверху было холодно и пустынно. На небе не было видно ни одной птицы, внизу, во дворе, — тоже никого. Здесь на стене раздавалось одно лишь завывание ветра.

— Рис, пожалуйста… — взмолилась она.

Обернувшись, он схватил ее за руку и подвел к краю парапета.

— Смотрите! Вот она — Изольда Фицхькх Жива и здорова, как я и говорил.

Она взглянула вниз и увидела отца и дядю, сидевших на лошадях. Позади них столпились еще четыре воина. Она помахала всем рукой, и один из всадников махнул ей в ответ. Это был ее брат Гэвин.

Слезы заблестели в глазах Изольды. Она смахнула их рукой — даже младший брат прискакал выручать ее.

— У меня все в порядке. Не волнуйтесь.

Отделившись от всех, к краю рва подъехал отец.

— Отец, — прошептала она и протянула руки навстречу ему.

— Я рад, что у тебя все хорошо. Мы все так волновались за тебя! — крикнул ей Рэндольф, а затем обратился к Рису: — Опусти ее! Не надо вмешивать дочь в наши дела!

— Я жива и невредима! — торопливо крикнула Изольда. — Мне ничто не угрожает. Мама здесь?

— Да.

— Хватит. — Рис оттолкнул ее назад. По его знаку один из воинов схватил ее за руку. — Вот видишь, Фицхью, я человек слова. Никто ее не обижает. Но я освобожу ее только тогда, когда отомщу тебе.

— За что же? Вспомни, я спас тебе жизнь. Благодаря мне ты стал рыцарем.

— Ты присвоил валлийские земли. Твой брат убил моего отца.

— Тогда сразись со мной. — Джаспер тоже выехал вперед и поравнялся с Рэндольфом. — Давай все решим в честном поединке. Не прячься за женскую спину.

— Не собираюсь! — заорал в ответ Рис.

— Тогда спускайся. Чего медлишь?

Джаспер воинственно потряс кулаком.

— Стой! Это мое дело. Я должен первым с ним биться, — накинулся на брата Рэндольф. — Изольда — моя дочь. Роузклифф — мой замок.

— Отец, позволь мне первым с ним биться, — вдруг вмешался Гэвин.

Кровь отхлынула от лица Изольды. Ей стало страшно.

— Нет, Рис. Пожалуйста, не надо!

Он злорадно ухмыльнулся:

— Чего это вы там перессорились? Я готов сразиться с каждым из вас. Но первый, кого я хочу свалить с коня, — это ты, Джаспер. Завтра днем я разберусь и с тобой, Джаспер Фицхью.

— Нет, Рис, нет, — плакала Изольда.

— После того как я одолею Джаспера, наступит черед всех остальных! — крикнул Рис всадникам.

— Хорошо, завтра днем, здесь, перед замком, — твердо ответил Джаспер.

Вокруг было тихо, только слышался постепенно затихающий стук лошадиных копыт о мерзлую землю. Всадники возвращались назад в деревню. Изольда сделала глубокий вдох и прислушалась: валлийцы торопливо говорили о чем-то между собой, но Рис хранил полное молчание. Он, только что вызвавший на смертельный поединок чуть ли не всех ее близких, больше не проронил ни слова и лишь мрачно смотрел вслед удалявшейся кавалькаде. Когда всадники исчезли за дорожным поворотом, он медленно повернул голову в ее сторону.

На его лице застыло враждебное, суровое выражение. Это было лицо воина накануне решающей битвы, которого не страшили ни поражение, ни смерть. Его глаза блестели мрачно и холодно, их отрешенность напугала Изольду больше, чем просто мстительное выражение. Его взгляд был красноречивее любых слов. Изольда поежилась от страха, пробежавшего холодной струйкой по ее спине. Как бы ей ни было приятно быть вместе с ним, все прежнее очарование растаяло под влиянием ожесточенного выражения, превратившего его лицо в маску совершенно незнакомого ей человека. Она его не узнавала. Между ними не было ничего общего, их ничего не соединяло. С пронзительной ясностью она увидела его преображение, с горечью осознавая, что не в силах ничего изменить.

Они долго и молча смотрели друг на друга.

— Отведи ее в башню, — приказал Рис воину, державшему Изольду за руку. — Ты останешься там до тех пор, пока все не разрешится.

Он повернулся и пошел прочь от нее.

Изольда вдруг поняла, что его тревожило не столько завтрашнее сражение, сколько душевное страдание. Его настоящие раны располагались не на руках, а глубоко в душе, и вряд ли бы они зажили. Да, он заботился о ней, но не любил ее. Он тоже начал понимать: без любви их ждет расставание.

Оба — и Рэндольф, и Джаспер — были в бешенстве. Они злились не только на Риса, но и друг на друга. Джослин и Ронуэн благоразумно помалкивали, не задавая лишних вопросов.

— Сражаться должен я!

Рэндольф метал громы и молнии.

— Но ведь он вызвал на бой не тебя, а меня! — возразил Джаспер.

— Да, но не забудь — речь идет о моей дочери и о моем замке, который он захватил.

Джослин потихоньку увела Гэвина в дом, так как хотела его подробно обо всем, расспросить.

— Как Изольда? Ты видел ее?

— Да, как и все. Она помахала нам рукой и сказала, что с ней все в порядке.

Стоявшая рядом Ронуэн одобрительно закивала:

— Я же говорила, он не обидит ее.

Джослин вопросительно изогнула бровь:

— Так что же тогда произошло?

Гэвин рассказал о том, как Рис бросил вызов им всем, но первым, кого он вызвал на бой, был Джаспер. Когда он ушел, Джослин и Ронуэн остались наедине.

— Они не должны сражаться ни в коем случае.

— Но как мы сможем им помешать? — удивилась Ронуэн. — Как только мужчины хватаются за оружие, у них пропадает всякое желание о чем-либо договариваться.

— Все зависит от нас с тобой и от Изольды. Только мы сможем установить здесь мир. Иначе те, кого мы так любим, погибнут.

Наступила тишина. Ронуэн первая прервала тягостное молчание:

— Ты думаешь, что он соблазнил ее?

— Да, я почти уверена. Но у меня закрадывается мысль — не сделала ли это она сама? Может, ей удалось разбить его каменное сердце?

— Но как нам узнать обо всем?

Джослин взглянула на двор, где ее муж по-прежнему спорил с Джаспером.

«Рэнд не молод, — подумала она, — ему будет нелегко сразиться с молодым, полным сил противником. Да и Джаспер уже не тот, что раньше».

— Да, мы ничего не знаем. И остается только одно. Надо выиграть время. — Она решительно тряхнула головой. — Надо во что бы то ни стало помешать завтрашнему поединку, хотя бы перенести его на более поздний срок. А затем довериться Изольде, думаю, она — наша верная союзница.

Запертая в башне, Изольда ходила взад и вперед по комнате. Четыре шага в одну сторону, четыре — в обратную. Сегодня не было так холодно, как в прошлые дни. Небо нахмурилось, но вместо снега пошел дождь, превращая все вокруг в сплошную непролазную грязь. На душе у нее было мрачно и скверно.

Завтра произойдет поединок, и один из тех, кого она любила, должен был погибнуть. Ей было невыносимо тяжело.

Внезапно она упала на колени и взмолилась:

— Господи, Дева Мария, милостивый Иисусе, помогите. Пусть я согрешила, но не наказывайте меня. Пусть завтра никто не умрет. Пощадите их, помилуйте их всех…

Девушка опустила голову на руки и застыла. Она хотела получить какой-то знак свыше, что ее горячая мольба услышана, и терпеливо ждала. Неужели Господь не внемлет ее мольбам?

Но никакого знака, который она могла бы истолковать как указание свыше, не последовало. Впрочем, разве вправе она требовать от Бога сиюминутного ответа на ее просьбу? Надо набраться терпения. И она ждала, но все было напрасно.

Когда она встала с колен, то по-прежнему не знала, как ей быть. Впрочем, одно осознавала ясно и четко — она была не в силах ненавидеть Риса. Даже если бы он убил, на поединке ее родных — она страдала бы всю жизнь, но самого Риса не могла за это винить. Ее охватила безумная надежда: может быть, вопреки всему ничего не случится?

Она беспокойно металась по комнате, подергала дверь, ведущую вниз, но она была заперта. Она прошла к другому выходу, ведущему на стену замка. Эта дверь не была закрыта, она выглянула наружу, но там шел холодный дождь со снегом, и она поспешила укрыться в башне. От нечего делать Изольда взяла в руки угольный карандаш и нерешительно взглянула на чистую поверхность стены.

Она вспомнила, как был нежен с ней Рис. Тот ночной образ никак не совмещался в ее сознании с тем Рисом, который поклялся убить всех ее близких. Она провела углем легкую линию на стене, затем еще одну. Сперва возник нос с горбинкой, потом овал упрямого подбородка. Мурашки пробежали по ее коже. Что она делает? Неужели она хочет нарисовать его облик на стенах Роузклиффа?

Однако Изольда продолжала рисовать. Легкие, взметнувшиеся вверх брови — он улыбался. Она поежилась и приступила к другому наброску. Теперь он хмурился, из-под грозно сдвинутых бровей злобно сверкали глаза. Ее рука все быстрее и быстрее водила углем по стене. Выражение лица Риса становилось все отчетливее. От резкого движения уголь сломался и рассыпался на мелкие кусочки.

— Но почему? — закричала Изольда, возмущенная несправедливостью жизни, и набросилась на рисунок, вытирая его ладонями, размазывая нанесенные углем линии и штрихи по стене. — Почему? Почему?

— Изольда, — раздался за ее спиной тихий голос.

Она вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Рис. Его появление стало для нее настоящим шоком. Она не слышала, как он вошел. Видимо, он услышал шум, и теперь стоял, удивленно рассматривая два столь разных наброска. Вернее, то немногое, что от них осталось.

— Что тебе здесь нужно?

Задав вопрос, она тут же отвернулась.

Мягкая трогательная улыбка скользнула по его губам. От ее вида слезы выступили на глазах Изольды.

Он ответил не сразу, а сначала внимательно рассмотрел ее наброски.

— Похоже, что это я?

— Да, иногда ты бываешь таким. Добрым. Внимательным.

— И на другом рисунке тоже я?

Изольда молча кивнула.

— Только здесь я совсем другой. Злой и мрачный. Наверное, я выглядел таким, когда там, наверху, клялся убить твоих родных?

— Если ты пришел сюда, чтобы напомнить мне об этом, тогда тебе лучше всего уйти.

Но он не торопился.

— Я не похож ни на того ни на другого, Изольда. Скорее всего это две мои разные половины. Неужели ты не понимаешь? Я ни добр, ни зол, как и всякий человек.

— Я знаю.

Он развел руками:

— Так почему ты не нарисуешь меня таким, каков я есть на самом деле?

Да, это была интересная и вместе с тем трудная задача. Он уселся на стул возле окна, сквозь которое пробивался тусклый зимний свет. Мерцающий отблеск свечи на подоконнике лишь подчеркивал его мужественность. Он был красив, против этого трудно было возразить, и она стремилась отобразить его внешность как можно полнее и выразительнее.

Вздохнув, она решилась и достала драгоценный кусок пергамента, давно хранимый для особенного случая. Видимо, теперь он настал. Она напишет его портрет. Кто знает, что произойдет завтра? Возможно, это все, что останется у нее после его гибели. Но она поспешно отогнала эти мрачные мысли.

Изольда уселась на кровать и принялась за работу.

— Повернись лицом чуть-чуть к свету.

— Хорошо.

Оказалось, изобразить его вовсе не так уж трудно, как ей казалось вначале. Он смотрел в сторону, и его черные горящие глаза не тревожили ее.

Она делала набросок неторопливо и старательно, макая гусиное перо в чернила и выводя тонкие четкие линии. Изольда стремилась как можно лучше нарисовать Риса — что бы ни случилось завтра, пусть у нее останется на память его образ.

Нет, она не пыталась выставить его целиком в темном свете, в его душе был не только мрак. Как она недавно открыла, там присутствовали еще и свет, и доброта. Изольда старалась передать все его качества, ничего не упуская из виду. Наконец она вздохнула, положила пергамент на кровать, а перо сунула в баночку — труд был завершен.

— Ты не покажешь, как я получился?

— Ты хорошо позируешь, не вертишься, — похвалила она его, протягивая пергамент. — Моя сестра Гвен не может долго усидеть спокойно на месте.

Изольда запнулась. Не стоило упоминать о ее родных. Тень пробежала по лицу Риса, он нахмурился и встал.

— Отличный портрет. Я же говорил, у тебя настоящий талант. — Он немного помолчал. — Скоро ужин. Можешь спуститься в главный зал.

Она тоже встала:

— Ты мне приказываешь, или я могу вести себя так, как мне хочется?

— Поступай как знаешь.

Он вышел, но его слова эхом отозвались в ее сердце. «Поступай как знаешь». Смех и слезы душили ее. Он не оставил ей выбора. Разве она собиралась полюбить его? Разве она в состоянии уйти от него? Видимо, Господь все решил за нее.

В своих поступках она руководствовалась голосом сердца, а не сиюминутными капризами.

Глава 24

Мелкий нудный дождь шел весь день и всю ночь. К тому часу, когда на рассвете над деревней и окрестностями замка раздался колокольный звон, Джослин уже давно не спала. Тревога не давала ей покоя, она то молилась, то замирала, погружаясь в раздумья. Она была против поединка, никто не должен был погибнуть сегодня — ни ее муж, ни его брат, ни Рис. Но видно, уж такова натура мужчин, что они готовы были сражаться с любым, кто угрожал им, и не раздумывая бросались в бой, чтобы защитить своих близких. Хотя они были злы, но и в уме им нельзя было отказать. Если бы она смогла убедить Рэнда немного обождать, не торопиться…

Но откуда у нее была такая уверенность? А что, если она заблуждается? Что, если Рис из чувства мести жестоко оскорбил Изольду?

Джослин, обхватив себя скрещенными руками, не находила места от страха. Она боялась как за дочь, так и за Риса. Но на что решиться, не знала.

Во дворе появилась невысокая фигурка. Кто же это мог быть? Присмотревшись, она узнала Ньюлина.

В задумчивости она поднесла обе ладони ко рту. Вот кто знает, что делать. То, что он сам пришел к ней, внушало ей тайную надежду. Она поспешила открыть ему двери, и он вошел с привычным полупоклоном. Несмотря на дождь, он не слишком промок и даже отказался от предложенного чая.

— Пришла пора перемен, как думаешь, дитя? — шутливо спросил Ньюлин. — Конец зимы не за горами. Помнишь, как я учил тебя этим словам на французском и саксонском?

— А как же, хотя это было лет двадцать назад. Но эти уроки сослужили мне хорошую службу.

— Да, твой муж родом из Нормандии, и вы довольно часто навещаете саксов.

— Верно, но сейчас я вернулась к себе, в Уэльс, — с мрачным видом добавила она. — Хотя местные жители что-то не очень рады нашему приезду.

— Конец зимы не за горами, — повторил старый бард.

— О чем ты говоришь? Ведь мы еще не отпраздновали Святки.

Ньюлин улыбнулся, и его добрая улыбка, как всегда, ободряюще подействовала на Джослин. Неужели он подразумевал, что близок конец беспорядков в Роузклиффе? Она присела перед Ньюлином, взяла его за руки и с нетерпением спросила:

— Рис не обидит ее? Я не могу поверить в то, что этот человек, каким бы злым его ни выставляли, способен опорочить или унизить мою Изольду. Он не тронет ее, даже если сегодня не состоится никакого поединка? Даже если что-то непредвиденное помешает ему сразиться с Джаспером или Рэндом?

Бард с загадочным видом ласково похлопал ее по руке.

— Поединок состоится. Более того, только в результате их противостояния умрет старое время года и родится новое.

— Ах, Ньюлин, я не имею в виду времена года. Боюсь, как бы не погиб кто-нибудь из моих близких. — Джослин выпрямилась и принялась опять ходить взад и вперед по комнате, потом вдруг остановилась. — Скажи, только откровенно. Он любит ее? Вот уже две недели Роузклифф находится под его властью, и за все это время он не причинил зла Изольде, по крайней мере дочь так утверждает. — Она запнулась. — Скажи, он спал с ней?

— Да, в замке ходят подобные слухи.

Джослин окинула его задумчивым, внимательным взглядом. Известие о том, что ее дочь потеряла невинность, не слишком огорчило здравомыслящую Джослин. Скорее всего ее дочь сама этого хотела.

— Все так, все так, — отозвался Ньюлин на невысказанный вопрос.

Повернувшись к огню, он стал греть озябшие руки.

— Однако у меня к тебе просьба, — произнес неожиданно бард.

Мысли Джослин были целиком посвящены дочери, которая, по-видимому, не устояла перед Рисом, поэтому она не сразу поняла, о чем идет речь.

— Я внимательно слушаю тебя.

Ньюлин уставился на огонь.

— Среди бродячих актеров, которые вместе с Рисом пришли в Роузклифф, есть женщина. Старая женщина по имени Тилли. Она выдает себя за мужчину, поэтому все называют ее Тилло.

Брови Джослин поползли кверху. Ее удивлению не было границ, особенно когда она заметила, как Ньюлин покраснел от смущения. Неужели старый бард влюбился?

— Как ее зовут? Тилли? — переспросила ошеломленная Джослин.

— Да, и ей нужен кров над головой. Хотя она утверждает обратное, но я знаю, что Роузклифф ей понравился.

Джослин сразу встрепенулась и горячо воскликнула:

— Неужели ты хочешь сказать, что скоро я опять буду решать, кто может, а кто не может жить в замке?

Бард ухмыльнулся:

— Я ничего не собирался скрывать от тебя. Но живость твоего ума опередила мои намерения.

Она счастливо рассмеялась, польщенная похвалой и его неожиданно приятным предсказанием.

— Похоже, тебя тоже кто-то подбодрил?

Джослин махнула рукой:

— Не обращай на мои слова внимания. Договорились. Тилли получит в Роузклиффе стол и кров. Но что ты думаешь насчет Риса?

— Кое-что мне ясно, миледи, а кое-что нет, — вздохнул Ньюлин. — Не забывай, Рис обладает незаурядной силой воли. Он сам все решает, меня не спрашивает. Только время поможет нам узнать его планы, только время.

— Но ведь он не причинит ей зла, — шептала Джослин как молитву вслед уходившему Ньюлину.

Больше ей ничего и не надо было. Теперь оставалось только одно — убедить во что бы то ни стало Рэнда и Джаспера отложить поединок. И пусть в их глазах это будет выглядеть не как трусость, а как стратегическая хитрость. Вопрос только в том, как осуществить задуманное. Обоих обуревали злоба и нетерпение, надо было каким-то образом отвлечь их внимание. Но как?

Вдруг раздался глухой раскат грома, гулко прокативший по всем окрестностям. Дождь полил с новой силой. Хотя снега уже не было, но вокруг все утопало в грязи, благоразумнее всего в этих условиях было оставаться дома. Она задумчиво провела пальцами по подбородку. В такую непогоду лучше всего лежать в постели.

Джослин улыбнулась. Ее ласки — вот что может отвлечь Рэнда от военных игрищ, Ронуэн точно так же могла обвести вокруг пальца Джаспера.

От этой мысли у нее полегчало на душе. Она живо подбросила несколько поленьев в огонь и начала подниматься наверх. Сначала надо было переговорить с Ронуэн, а уж потом она найдет способ уговорить своего упрямого муженька, преподаст ему урок житейской стратегической мудрости.

Рис раздраженно метался вдоль смотровой площадки на стене. Где же они? Куда запропастились?

Он то и дело бросал взгляд на деревню, ближайшие дома которой почти подступали к стенам замка. Вокруг стояла странная тишина. Небеса немного прояснились. Судя по всему, деревенские жители, словно сговорившись, решили воспользоваться перерывом в непогоде и все ушли по хозяйским делам: кто привезти корм для скота, кто собирать дрова, кто на охоту.

Деревня словно вымерла. Если бы не многочисленные столбы дыма из труб, можно было подумать, что жители покинули ее.

Рис перестал метаться и застыл на месте, в который раз оглядывая пространство на противоположной стороне рва.

— Ну, где же вы, жалкие трусы? — прошептал он.

Краем глаза он увидел Лайнуса, укрывшегося под сводом ворот замка. Рядом с ним виднелись и другие валлийские воины. Все они были вооружены и готовы к бою. Хотя предполагалось сражение только между Рисом и Джаспером, но ведь на кон была поставлена свобода валлийцев. Это их исконные земли, и они должны принадлежать им. Если ему суждено погибнуть от меча Джаспера, Рис надеялся, что Глин и другие отомстят за него.

Но как воспримет его смерть Изольда?

Он закрыл глаза, пытаясь отогнать навязчивые мысли о девушке. Думать о ней перед решающей битвой было непростительной глупостью, и раньше он никогда не совершал подобного промаха. Но сегодня образ Изольды навязчиво преследовал его. Более того, он весь дрожал от одного лишь воспоминания о ней.

Она была с ним исключительно внимательна и вчера, и сегодня утром, очень бережно и аккуратно перевязывала его раны. В разговоре ни словом не обмолвилась о сегодняшнем поединке, вела себя очень деликатно, что вроде бы не соответствовало ее вспыльчивому характеру. Как ни странно, она говорила только о посторонних вещах — о музыке, архитектуре, с неподдельным интересом расспрашивала его о величественных зданиях, которые он видел в Йорке, Ричмонде и в аббатстве Витби на Немецком море. Он даже объяснил ей устройство шотландской волынки, а она сыграла ему кое-что на гитаре. Со временем девушка обещала стать хорошей исполнительницей.

Ни он, ни она ни разу не коснулись политики, избегали говорить о вражде между их семьями и о взбунтовавшихся местных жителях.

Вечером она блестяще справилась со своей ролью хозяйки Роузклиффа. Кто знает, может быть, он в последний раз видел ее в этой роли? Победит он или погибнет, она в любом случае потеряна для него. Если он одержит верх, она скорее всего вернется в поредевший круг своих родных.

Он смотрел невидящим взглядом перед собой. Лучше всего было бы вернуть ее в семью сейчас, до битвы.

Нет, он не мог отпустить ее.

Рис с силой стукнул кулаком по каменному парапету.

— Когда же вы появитесь?! — в гневе закричал он и, вне себя от ярости, спустился вниз.

— Приведи мне лошадь, — велел он первому попавшемуся воину. — Глин, ты остаешься за меня старшим в Роузклиффе. Я выеду за ворота с тремя воинами.

Долговязый Глин удивленно уставился на Риса:

— Но ведь никто не приехал. А вдруг они устроили засаду? Судя по слухам, у них много воинов, так что нам лучше всего оставаться в замке. Стены — наша защита и спасение. Кроме того, в твоих руках девушка. Вряд ли они захотят рисковать ее жизнью и пойти на приступ.

Рис тоже не хотел подвергать жизнь Изольды опасности.

Он едва не высказал эту мысль вслух, но вовремя спохватился. Ни он, ни ее родные не хотели такого поворота событий. Однако Рис решил извлечь максимум выгоды из создавшегося положения, не выдавая своих чувств к ней.

— Изольда Фицхью в наших руках. — Он метнул суровый взгляд на Глина. — Ни один волос не должен упасть с ее головы, слышишь? Никто не должен даже пальцем дотронуться до нее.

В его словах звучало грозное предостережение, и Глин прекрасно все понял.

— Я не так глуп, как Дэфидд. Мы сражаемся с нашими врагами, а не с женщинами.

Рис кивнул. Хотя на душе у него было тревожно. Если он погибнет от рук Фицхью, кто поручится за жизнь и безопасность Изольды? Его валлийские сподвижники будут в первую очередь думать о спасении собственной шкуры. Нет, он не верил Глину и никому из взбунтовавшихся валлийцев.

Единственные, кому он доверял, были Лайнус, Гэнди и Тилло.

Изольда всматривалась с башни вниз. Отсюда, с высоты, было забавно наблюдать за маленькими людскими фигурками, которые суетливо готовились к предстоящему сражению. Сегодня отец, дядя и Рис должны сойтись в битве за право обладать замком. Все они были хорошими, благородными людьми. Она не сомневалась — если бы между ними не было разногласий, обид, споров, они с уважением относились бы друг к другу.

Прикрыв глаза от мелких дождевых капель, Изольда смотрела на дорогу, ведущую в деревню. Там было спокойно, так же как и в крепости. Только во дворе замка и вдоль стены ходили вооруженные стражники. Вокруг царила тяжелая мертвая тишина. Все куда-то попрятались. Но Изольда не уходила со стены.

Она смотрела, как Рис спустился сверху и о чем-то разговаривал со своими товарищами. Хотя его голова оставалась неприкрытой, на нем были рыцарские доспехи и он был готов к сражению. По взмаху его руки слуги вывели из конюшни четверых коней.

«Пожалуйста, отступи, не ввязывайся в бой», — молча молила Изольда, глядя вниз.

Но Рис не поднимал головы и не смотрел на башню. Он был поглощен разговором с Лайнусом, отдавал приказания, и люди вокруг него суетились, разбегаясь в разные стороны. Наконец он оседлал коня, взял в одну руку копье, а другой сделал жест — открывать ворота. Они со скрипом отворились, мост опустили, и четверо всадников выехали из замка.

Изольда заломила руки в бессильной мольбе. Она не знала, что делать. Ей казалось, что она попала в какой-то чудовищный несправедливый мир, в котором одно только горе. Девушка отвернулась и зашла в башню.

Вскоре всадники показались из-за скрывавшей их стены. Рис оглянулся назад, словно для того, чтобы оценить еще раз укрепления замка.

Однако крепость являлась неприступной, и ему это было хорошо известно. Зато уязвимое место оставалось в его душе. И это была Изольда. Он любил ее и никуда не мог деться от охватившего его чувства. Он часто оглядывался только для того, чтобы увидеть ее, вполне вероятно, в последний раз.

Как он ни всматривался, но не мог разглядеть Изольду на площадке вокруг башни. С досадой он отвернулся и посмотрел на деревню и на дорогу, ведущую к ней. Вокруг было тихо и пустынно. Он помотал головой: нет, мужчине не следует думать о женщине и отвлекаться от мыслей о предстоящем поединке, от исхода которого зависела его жизнь. Он стиснул зубы. А может быть, мужчине и не нужна женщина — за исключением тех случаев, когда ему надо удовлетворить свое плотское желание.

Появились первые деревенские дома. Рис ехал, мысленно ругая себя, потому что по-прежнему думал об Изольде. До сих пор он никогда так сильно не привязывался ни к одной женщине. Но с появлением Изольды его жизнь изменилась. Она была некоторое время его пленницей, хотя и совсем не долго. И вот они должны были расстаться. Она любила его без всякого притворства. Это были не пустые слова. Он видел проявления ее чувства даже в повседневных мелочах. Для него оставалось загадкой, как ей удавалось выражать любовь с помощью обычного жеста или знака внимания, но именно подобные мелочи лучше всяких заверений убеждали его в ее искренности. Более того, он настолько привык ко всему этому, что уже не представлял свою жизнь без Изольды.

Однако было поздно о чем-либо сожалеть. Сегодня либо он погибнет, либо она возненавидит его после гибели своих родных.

— Они не нападут на нас? — встревожено спросил один из спутников.

Это был крепкий парень, один из лучших воинов в его окружении. Но если бы на них напали все воины Фицхью, то исход сражения был бы предрешен заранее.

— Я еду, чтобы вызвать на бой одного из этих прохвостов, и не собираюсь подвергать вас опасности, — ответил Рис. — Это мое личное дело, только мое и Фицхью.

Рис слегка пришпорил коня и выехал вперед: они как раз поравнялись с началом главной улицы. Серое низкое небо лишь усиливало тяжелое, гнетущее настроение. В деревне стояла тишина, но в окнах мелькали людские силуэты, а из дверей иногда высовывалось чье-нибудь любопытное лицо.

— Выходи, Джаспер Фицхью! Я, Рис ап Овейн, вызываю тебя! — закричал Рис.

Сильный порыв ветра подхватил его слова и разнес вдоль всей улицы.

— Черт возьми! Если ты не выйдешь, я ославлю тебя как труса среди валлийцев и англичан!

Вдруг до его слуха донеслись чьи-то сердитые голоса, он вздрогнул и взглянул в ту сторону, откуда они доносились.

Двери большого дома распахнулись, и через порог, толкаясь друг с другом, вырвались два брата Фицхью. Однако они были не в доспехах, у каждого на поясе висел лишь короткий меч.

Рис осадил коня настолько резко, что тот даже попятился на несколько шагов назад. Из-за них вся его жизнь круто изменилась. До того как они вторглись в эти земли и в его судьбу, он был сыном Овейна ап Мэдока, могущественного валлийского лорда, повелителя всего этого чудесного края. Но Фицхью убили его отца и отняли у него все то, что должно было перейти к Рису по наследству. Теперь, через двадцать лет, он вернулся, чтобы стать законным властелином не только всего края, но и новой крепости, а также дочери английского захватчика.

Им овладело было безрассудное, опьяняющее и вместе с тем какое-то беспокойное желание. Рис понимал: ему удалось покорить земли, замок и даже Изольду, он мог удержать и замок, и земли, но удержать ее было не в его власти. Мотнув головой, он отогнал мрачные мысли.

— А, наконец-то. — Он наклонился в седле, как бы подготавливаясь к схватке. — Решайте, кто из вас первым умрет от удара моего меча.

Лица Фицхью помрачнели, но никто из них не выявил явного намерения сойтись в смертельной схватке.

— Как Изольда? — резко спросил Рэнд Фицхью.

Он вышел вперед, судорожно сжимая рукоять короткого меча.

— С ней все в порядке. Кто из вас готов к поединку?

— Не будет никакого поединка. По крайней мере сегодня, — буркнул Джаспер Фицхью из-за плеча брата.

Рис не верил своим ушам. Несмотря на все раздоры, он отнюдь не считал братьев трусами. Неужели они намеренно откладывают поединок, чтобы собрать как можно больше сил?

— Или сейчас, или сами пеняйте на последствия, — пригрозил Рис.

Рэнд начал было вынимать меч, но рука брата остановила его.

Рис принялся с новой силой осыпать их оскорблениями:

— Неужели вы такие бесхребетные? Может, мне сойти с коня и бросить вам перчатку? Может, тогда вы из червей превратитесь в настоящих мужчин?

Его слова попали в цель. Это было заметно по изменившемуся выражению лиц братьев. Но все равно обоих что-то удерживало.

— Нас всего четыре человека, тогда как у вас, по слухам, не меньше двадцати воинов. Неужели вы боитесь? — Рис насмешливо улыбнулся и обернулся к своим слегка нервничающим спутникам. — Вы только поглядите: двадцать англичан боятся четырех валлийцев. Видно, не зря нас считают потомками драконов. Разве мы не самые смелые и свирепые воины в этих краях?

— Настолько смелые, что прячетесь за юбками моей дочери! — не выдержав, закричал Рэнд.

Весь боевой задор Риса как рукой сняло. В ответ он холодно бросил:

— Она всего лишь приманка для того, чтобы вы вернулись.

— Освободить замок — для меня уже вполне достаточная приманка. Нет, ты удерживаешь мою дочь не ради того, чтобы завлечь меня сюда. Скорее всего ты сам попал к ней на удочку, это она стала для тебя приманкой. Вот почему ты не отпускаешь ее. Хотя я был бы рад сбить тебя с коня прямо сейчас, но, пока она не вернется в свою семью, не хочу подвергать ее жизнь опасности.

Рис презрительно взглянул на него:

— Прежде всего я хочу сразиться не с тобой, а с убийцей моего отца. Но спешу тебя утешить: как только я покончу с ним, так сразу придет твоя очередь.

— До тех пор пока ты не освободишь Изольду, никто из нас не будет сражаться с тобой, — вмешался в спор Джаспер. — Для нас это единственный способ уберечь ее от мести твоих сподвижников после твоей смерти.

Рис злобно фыркнул, и его конь, уловив настроение хозяина, заплясал под ним.

— Можете быть спокойны. Валлийцы никогда не мстят женщинам.

— Однако твой отец мстил.

Рис едва не задохнулся от гнева. Он окинул свирепым взглядом Джаспера, но они оба знали, что это правда. Его отец смело сражался против нормандских захватчиков, но во время войны не брезговал никакими средствами для достижения своих целей. Он захватывал в плен и женщин, и детей — всех, кто был слабее его. Даже жена и сын были разменной монетой в его политических интригах.

Рис потупился. Фицхью были вправе подозревать его в таком низком поступке. Он быстро взвесил их требование.

Если к ним должно было подойти подкрепление, то ему следовало поторапливаться. Надо было как можно скорее сразиться с ними. Если они отказываются от поединка до тех пор, пока не будет освобождена Изольда… Он нахмурился. Ну что ж, он готов.

— Хорошо, я отпущу ее.

Где-то вдали раздался глухой удар грома, протяжный и низкий, в нем словно скрывалась угроза или предостережение. Но Риса не испугало требование Фицхью. Он давно понял — рано или поздно ему все равно придется расстаться с Изольдой. И вот этот час наступил.

— Надевайте рыцарские доспехи. Встретимся на поле прямо перед рвом замка. Только туда вы придете вдвоем, а я привезу Изольду. Там мы сразимся. Посмотрим, чья возьмет.

«Впрочем, не все ли равно, — подумал Рис. — Если я и не погибну, то моя душа точно умрет».

Глава 25

Она услышала, как он вернулся в крепость. Впрочем, даже глухого разбудил бы тот шум, который поднялся при въезде всадников. Гулкий стук копыт о деревянный настил моста, лязг цепей подъемного моста, сердитые выкрики на дворе. Однако Изольда по-прежнему увлеченно занималась рисованием. Блеск молнии внезапно озарил комнату, а от грохота последовавшего за ней грома задрожали ставни. Но она не отрывалась от картины.

Как только Рис выехал за ворота замка, Изольда принялась за работу. Она опять занялась картиной с драконом и волком. Ее подгоняли жгучая потребность выплеснуть свои чувства, желание выразить душевное беспокойство. Изольда принялась расписывать голую стену. Огнедышащий дракон против оскаленного волка. Два чудовищных в своем великолепии зверя сходятся в смертельной схватке. Кому это нужно? Не лучше ли им примириться друг с другом?

Изольда тихо всхлипнула. Невольно темные глаза дракона у нее вышли как две капли воды похожими на глаза Риса. У волка глаза были серыми, точно такого же цвета, как у нее.

Внизу стукнула дверь, и послышался приближающийся топот шагов, кто-то поднимался по лестнице. Он шел к ней в маленькую спальню в башне. Зачем?

Рис вошел, даже не удосужившись постучать. Она склонила голову пониже, делая вид, что целиком увлечена работой. Тишину нарушало только его хриплое дыхание. Сразу стало понятно, что он очень разозлен. Впрочем, сегодня трудно было ожидать от него другого настроения.

— Я пришел, чтобы освободить тебя.

Изольда вздрогнула, но по-прежнему не поднимала головы. У дракона были очень длинные и острые клыки. Огонь вылетал из его раскрытой пасти. Но и волк оказался не лыком шит, отваги и бесстрашия ему было не занимать.

— Черт возьми, Изольда! Ты что, оглохла?! Я отпускаю тебя! Иди к своим родным.

Она отрицательно покачала головой:

— Ты не можешь выгнать меня. — Она вскинула на него глаза. — Видишь ли, это мой дом. И я не хочу уходить из него. Неужели тебе не понятно?

Он возвышался над ней в полном рыцарском облачении с грозным, величественным, победным видом. В этот миг он казался ей истинным рыцарем, которым невозможно было не восхищаться. Печально вздохнув, она опять повернулась лицом к картине. Дракон у нее не получился, иначе Рис бы с большей теплотой разговаривал с ней.

— Ты должна вернуться к своим, — убавив гнев и понизив голос, сказал он. — Прямо сейчас.

— Нет, и не проси.

— Да. Выбирай: или ты идешь добровольно, или я поведу тебя силой.

— А кто меня уверял, что никогда не применит силу к женщине?

— Черт, черт!

С этими словами он схватил ее за плечи, приподнял и повернул лицом к себе. От резкого движения кисти и краски полетели на пол, но Изольде уже было все равно. Жизнь теряла для нее смысл, если ее возлюбленный, пусть даже с таким тяжелым, жестким характером, бросал ее.

Его черные глаза едва ли не с мольбой впились ей в лицо.

— Ты пойдешь сама. Они тебя ждут.

— Но почему именно сейчас? Что изменится, если я уйду?

— Когда ты опять очутишься среди своих родных, только тогда Джаспер Фицхью согласен встретиться со мной в поединке.

— Не надо, Рис! Прошу тебя, не делай этого.

— Давным-давно я поклялся, что верну земли, которые принадлежат мне. Я слишком долго ждал этого часа.

— Но неужели нельзя сделать это без кровопролития? Неужели ради этого кто-то должен умереть?

Он окинул ее долгим недоумевающим взглядом.

— Ты слабая женщина и многого не понимаешь. А я воин, как и они, и мы должны сражаться за то, что нам принадлежит.

— И я сражаюсь, Рис. В меру своих сил, конечно. У мужчин свое оружие, у нас свое. Мне кажется, что ты любишь меня. — Голос Изольды задрожал и прервался, а вдруг она ошибается? — Возможно, ты меня любишь: Зато я твердо знаю, что люблю тебя. Почему бы тебе не взять меня в жены? Ведь тогда прекратится междоусобная вражда. Давай поженимся, Рис. Я, как первый ребенок, наследница…

Он встряхнул ее и взглянул на нее так, как будто она была не в своем уме.

— Все унаследует твой брат. — Он рассек рукой воздух. — Кроме того, наш брак не в состоянии изменить прошлого.

— Почему же? Все зависит только от тебя; Если ты откажешься от мести и возьмешь меня в жены.

С решительным видом он помотал головой. Изольде стало очень страшно и больно.

— Рис, пожалуйста. Ради моей любви!

Жестокая гримаса исказила его лицо. Он даже весь затрясся — то ли от злости, то ли от бессилия что-либо изменить. Изольда с надеждой протянула к нему руку и погладила по плечу.

— Неужели ты не видишь, как мы счастливы вместе…

— Оставь свои штучки! — рассердился он. — Не надо меня уговаривать. Я таков, каков есть, и тебе не исправить меня. Ничего нельзя изменить. Такова моя судьба.

Сердце Изольды сжалось от боли. Рис жаждал любви, ведь до сих пор никто его не любил. Но могла ли она заплатить так дорого за это чувство? Сможет ли она стать женой человека, который перебьет половину ее семьи?

Вдруг что-то сломалось в душе Изольды.

— Если ты разрушишь счастье моей семьи, я не смогу быть вместе с тобой, Рис. Я их люблю не меньше, чем тебя.

Он отбросил ее руку так сильно и резко, что она пошатнулась.

— Тогда иди к ним, чего медлишь, — разозлился он. — Меня ты любить не можешь, зато можешь любить моих врагов. Вот и ступай к ним.

Побледневшая Изольда отступила назад.

— Я остаюсь. Здесь мой дом, и никуда я из него не уйду.

— Нет? Ну что ж, посмотрим!

Он обхватил ее и, приподняв, перекинул, как мешок, через плечо. Ему было больно, он как будто собственными руками отсек часть души, которая проснулась в ответ на ее ласку. Она пробудила в нем любовь. Но когда он протянул руки, чтобы взять этот дар, потребовала заплатить такую высокую цену, которую он никак не мог дать.

— Нет, Рис! Не надо, отпусти меня! — забила она кулаками по его спине.

Он шёл, стиснув зубы и не обращая внимания ни на ее крик, ни на все попытки вырваться. С самого начала их сближения он предвидел, что ни к чему хорошему это не приведет. Иногда даже спрашивал себя, не сошел ли он с ума, и не мог дать ответа. Он никак не предполагал, что ему могло быть так больно.

Он вышел во двор. Изольда устала сопротивляться и просто висела на его спине. Ее спутанные волосы щекотали кожу на его шее, и на душе у него становилось все тяжелее и тяжелее.

— Рис! — вдруг взмолилась она. — Отпусти меня. Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы я ушла?

— Я знаю, что делаю, — возразил он. — И всегда знал.

Он шел, не обращая внимания на удивленные взгляды прислуги и валлийских воинов. Ему все стало безразлично. Он прошел под аркой ворот и вышел на мост. Перейдя через ров, оказался на краю поля, где его поджидали трое валлийцев. От околицы деревни раздался чей-то крик, и он понял, что о появлении Изольды скоро будет известно Фицхью.

Он поставил девушку на землю, и она, чтобы не упасть, сделала два-три быстрых шага вбок. Взглянув на него, Изольда сказала:

— Ты воин, и поэтому считаешь себя смелым. Но знай: для того чтобы любить, нужно не меньше отваги, чем для сражения. Ах, если бы в твоем сердце нашлась хоть капля мужества!

Он поморщился: ее слова, похоже, попали в цель. Ему оставалось только одно средство — лгать и изворачиваться.

— Между нами не было любви, — проворчал он. — Это была всего лишь похоть.

Увидев, как она побледнела, он возненавидел себя за то, что вынужден скрывать правду.

Прижав руки к груди, Изольда воскликнула:

— Нет, Рис, это неправда! Ты лжешь!

Но ее дрожащий голос звучал робко и нерешительно.

— Иди.

Он указал рукой на противоположный конец поля, на котором появились женские фигуры — Джослин и Ронуэн. Как ни удивительно, но именно эти женщины подарили ему все то, о чем мог мечтать человек. Джослин одаривала его почти материнской лаской, Ронуэн была его лучшим другом, а Изольда — возлюбленной. Он с радостью принимал их дары, но в конце концов они все предали его. Все до единой!

Рис выпрямился во весь рост, словно бросая им вызов. Он научился ненавидеть тех двух женщин. Со временем научится ненавидеть и Изольду.

Джослин схватила мужа за рукав:

— Не надо сражаться, Рэнд! Прошу тебя!

Резким движением он сбросил ее руку.

— Брось! Он захватил наш дом и бог знает что сотворил с нашей дочерью. Он поклялся убить моего брата. Нет, Джослин. Я долго шел у тебя на поводу. И видишь, куда все это привело. Теперь Рис не мальчик, а мужчина и должен ответить за свои поступки.

С этими словами Рэнд направился вперед.

Джослин в отчаянии заломила руки. К ней подошла Ронуэн и ласково обняла за плечи. Они обе с тревогой смотрели, как их мужья шли навстречу Изольде и Рису. Итак, сегодня кто-то должен был погибнуть, но кто бы это ни был, им было горько и тяжело. Несмотря на все их женские хитрости, похоже, им так и не удалось предотвратить поединок.

Рис ждал Фицхью. Позади него полукругом выстроились трое его воинов на лошадях, защищая его от нападения сзади. Ранд окликнул дочь, и та, чуть помедлив и бросив отчаянный взгляд на Риса, побежала к отцу. Джослин и Ронуэн заметили ее секундное замешательство.

— Она любит его, — вслух заметила Джослин.

— А как же иначе? Он неплохой человек. Уж я-то знаю.

— Если бы так думали о нем и наши мужья.

Сзади выехало трое вооруженных рыцарей, чтобы прикрыть своих хозяев. В небе раздался гулкий раскат грома.

— Пусть лучше будет дождь, — взмолилась Джослин. — Дождь, снег, буря, ураган… Все что угодно, лишь бы это помешало поединку. Пресвятая Дева Мария, помоги нам. Остуди эти горячие головы.

В ответ раздался очередной удар грома. Рэнд подтолкнул Изольду:

— Ступай к матери!

— Изольда! — закричала Джослин, протягивая к ней руки.

Если она не могла предотвратить поединок, то надо увести дочь подальше, чтобы она не видела этого бессмысленного кровопролития.

— Изольда, иди ко мне! Нам надо уходить!

Изольда бросила на мать и тетку взгляд, полный отчаяния, и, не доходя до них, крикнула:

— Мама, прошу тебя! Останови отца и дядю Джаспера!

— Мы пытались. Но ничего не вышло.

Изольда замотала головой и оглянулась назад. Отец стоял между Рисом и Джаспером, обсуждая условия поединка. Смертельная схватка за обладание замком приближалась.

Она взглянула на милый ее сердцу Роузклифф. Но как бы он ни был ей дорог, еще дороже для нее были жизни троих мужчин, которые готовились к сражению. Вдруг какие-то люди вышли из-под свода ворот. Присмотревшись, она увидела Ньюлина и Тилли. Они шли вместе, плечом к плечу, и их вид вселил в нее решимость.

Девушка повернулась и устремилась назад, в замок. Молния расколола небо над ее головой, и все окрест потряс удар грома, но она не обращала внимания на начинавшийся ливень.

— Я возвращаюсь в замок, — обратилась она к раскрывшим от удивления рты троим мужчинам. — В мой дом. Забудьте обо мне, отец и ты, дядя Джаспер, если вы убьете Риса. И ты, Рис, забудь обо мне, если прольешь кровь моих близких.

Она прошла мимо них не оборачиваясь. Впрочем, какой у них был вид, можно было легко догадаться, взглянув на растерянные, удивленные лица троих валлийских всадников, стоявших поодаль. Они взирали на нее как на помешанную. Точно так же смотрели на Изольду стражники возле ворот. Однако Ньюлин одобрительно улыбнулся, а Тилли дружески помахала рукой.

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы остановить это сумасшествие!

— Ты хочешь укрыться в башне замка. Прекрасное решение, дитя, — одобрил ее замысел Ньюлин. — Теперь все зависит от них.

Он взглянул в сторону троих рыцарей посередине поля.

— Пусть Господь им поможет.

Тяжелее всего для Изольды было уйти с поля битвы и не узнать, что же произойдет там дальше. Она пересекла двор замка и начала подниматься наверх, ни слова не говоря встречавшимся на ее пути слугам и служанкам. Удивление, замешательство, сочувствие — их лица выражали самые разнообразные переживания.

Девушка обхватила голову ладонями. Она и сама не понимала, что делала. Это вышло невольно, но счесть это безумием или безрассудством было никак нельзя. Она прошла мимо своей девической спальни, мимо спальни Риса, бывшей спальни ее родителей, пока не поднялась в верхнюю комнатку башни.

Там было сумрачно, гораздо темнее, чем раньше. Небо застилали свинцовые тучи. Она взглянула на задуманную ею картину, посередине которой виднелось грязное пятно от пролитой на нее воды. Волк и дракон, они вместе или нет?

Пока еще нет. Все так перепуталось!

Она отвернулась. Неужели для нее все кончено? Все и навсегда? Ее любовь, семья, будущее — все теряло смысл. Там, за стенами замка, трое мужчин сейчас начнут убивать друг друга. Мертвящее чувство безысходности овладело ее душой. Она не смогла им помешать и даже не могла наблюдать за ними.

Изольда машинально поставила опрокинутый горшок с краской, подняла с пола кисть, подняла рогожку и промокнула ею мокрое пятно на стене. Слезы бежали по ее щекам. У нее не было никакого желания рисовать дальше. Она напряженно прислушивалась к любым звукам, доносившимся из-за стены. Но там было тихо, лязга мечей пока не было слышно.

Она безотчетно обмакнула палец в горшок с серой краской и нарисовала крест между драконом и волком.

— Боже, спаси их обоих! Валлийца и англичанина. Боже, защити их!

Глава 26

Рис внимательно смотрел на Джаспера Фицхью, самого ненавистного для него на свете человека.

Рука стиснула рукоять меча. Один на один! Из опыта многочисленных предыдущих боев и поединков на рыцарских турнирах Рис прекрасно усвоил одно мудрое военное правило: перед лицом врага нельзя думать о загробном мире — это был верный способ потерпеть поражение. Лучше отбросить все посторонние мысли в сторону, только так можно добиться победы. Сначала он расправится с младшим братом, затем наступит очередь старшего — Рэнда.

Но вот вопрос — захочет ли после этого общаться с ним Изольда?

От одной этой мысли холодный озноб пробежал по спине и задрожали руки. Его дрожь передалась мечу, который он держал, и приподнятый острый конец слегка закачался в воздухе. Колебания меча не ускользнули от острых глаз Джаспера.

— Да у тебя меч дрожит в руках? Не от страха ли? — спросил язвительно Джаспер. — А может, от неуверенности? Впрочем, и то и другое одинаково плохо.

Рис покрепче обхватил рукоять меча и сразу почувствовал острую боль от незаживших ран. Ничего, все к лучшему, поспешил он успокоить себя. Боль придаст ему сил и ярости. Он еще раз пристально взглянул на Джаспера. Время его лучшей формы уже прошло, он постарел и был уже не так ловок и силен, как раньше. Тем не менее, высокий и рослый, без грамма лишнего веса, Джаспер по-прежнему был серьезным противником, к которому нельзя было относиться с пренебрежением. Рис смело взглянул ему в лицо:

— Я дрожу не от страха, а от предвкушения битвы, о которой мечтал двадцать лет.

— Только сегодня ставки намного выше, чем в ту пору. Вероятно, поэтому ты слегка волнуешься.

— Чепуха, — огрызнулся Рис. — Ничего не изменилось с тех пор.

Лезвия сверкнули, и мечи зазвенели. Поединок начался.

Интересно, наблюдает ли Изольда за ходом битвы?

От этой мысли рука у Риса опять дрогнула, и меч отклонился в сторону.

— Должно быть, Изольда любит тебя, — заметил Джаспер. — Иначе нельзя объяснить ее странное поведение. Несомненно, это так.

— Но недостаточно, — пробормотал Рис.

Он нанес сильный удар, затем другой, решительно тесня Джаспера. Рис ощущал на себе взгляды воинов, окруживших место поединка, мысленно представлял лица невидимых деревенских жителей и обитателей замка. Он знал, что Фицхью нетерпеливо ждет своей очереди в случае гибели своего брата. И он убьет его, мысленно поклялся Рис, нанося очередной удар и усиливая натиск.

Джаспер отступал, но Рис понимал, что это всего лишь тактическая уловка, и не поддавался на нее.

— Подумай о том, почему ты сражаешься со мной, — сказал Джаспер. — Твой отец погиб от моего меча. Зато была спасена Джослин. А ведь он собирался убить ее. Но вместо нее умер сам. Неужели, зная об этом, ты продолжаешь чтить память человека, который намеревался убить женщину? Неужели ты считаешь, что твой отец сделал бы больше для местных жителей, чем сделала Джослин? Кто их лечил, кормил во время голода, мирил при необходимости? Кто делал все, чтобы их жизнь стала лучше?

— Побереги дыхание для битвы, — процедил сквозь зубы Рис, не желая ничего слышать.

Он сделал выпад, но Джаспер ловко отбил его. На миг их клинки сцепились. Они оказались совсем рядом и злобно смотрели друг другу в глаза.

Вдруг Рис заметил, что у Джаспера точно такой же цвет глаз, как у Изольды. Он был потрясен. Надо же — точно такие же серые, с мягким внутренним светом.

— Нет! — закричал Рис, нанося яростный удар.

Он оторопел от сделанного внезапного открытия.

Джаспер пошатнулся, отступил на шаг назад и споткнулся о камень. От неожиданности он потерял равновесие и упал на колено. Миг, и он оказался на ногах. Мгновения хватило бы Рису, чтобы нанести смертельный удар.

Но он не сделал этого.

Он чуть помедлил, из-за его неповоротливости благоприятный момент был упущен. Рис выругался. Неужели он даст себя убить из-за ее серых глаз? Погибнуть ради женщины, которая не решилась пренебречь семьей ради него, Риса?

Рис опять чертыхнулся и с новой силой набросился на Джаспера, все сильнее тесня противника.

Теперь оба бойца настолько устали, что не могли уже ничего говорить. Из их груди вырывалось одно лишь свистящее дыхание. Они кружили вокруг друг друга. Земля под их ногами превратилась в грязную скользкую кашу. В небе послышались раскаты грома. Вокруг раздались подбадривающие обоих бойцов возгласы:

— Бей его! Бей!

— Сделай его!

— Будь осторожнее. Береги дыхание!

Рис взмок от пота. Соленый пот тек по спине, по рукам, обжигая свежие раны. Он напряг и расслабил мышцы. Ничего, еще немного, и он взломает защиту противника. Рис бился, механически нанося и отражая удары. Через сколько же боев и поединков ему пришлось пройти, чтобы приобрести подобный автоматизм движений? Сотни и сотни, возможно, даже около тысячи. Хотя Джаспер Фицхью был достойным противником, молодость все равно должна была победить. Заветный миг становился все ближе.

Хотя до конца поединка было еще не близко, Рис уже предчувствовал приближающуюся победу. Ряд мелких, но вполне осязаемых признаков говорил в его пользу. Джаспер явно устал. Он запыхался и уже не так энергично размахивал тяжелым мечом, как в самом начале. Рис не забывал о том, что тот опытный боец, и отдавал ему должное. Но Джаспер был намного старше, он уже выдыхался. Еще немного — и все будет закончено.

Вдруг ослепительная молния расколола небо на две половины. Страшная вспышка, и гром потряс воздух прямо над головами бойцов — словно невидимый великан кулаком потряс небесную твердь. Оглушенные и ослепленные противники отшатнулись в разные стороны и застыли как столбы. Но Рис все-таки различал испуганные крики всадников и конское ржание.

От страха мурашки пробежали по всему его телу. Ему неожиданно стало страшно, внезапный ужас овладел его душой.

— Боже мой! — удивленно воскликнул он, начиная понимать, что же произошло на самом деле.

Слишком близко от них молния ударила в землю, оглушив и напугав людей. Его противник был растерян и ошеломлен. Старший Фицхью стоял, обхватив голову руками. Вид у него был ошарашенный, он как будто ничего не слышал.

Рис помотал головой, пытаясь прийти в себя как можно быстрее. Удобный момент наступил! Оглушенный Джаспер был беззащитен, он опустил меч, и его ничего не стоило достать одним ударом.

Рис весь подобрался. Надо было воспользоваться беспомощностью противника. В этом не было ничего бесчестного. Если бы Фицхью первым пришел в себя после удара молнии, то поступил бы точно так же.

Рис напрягся перед завершающим ударом. Он знал, куда следует нанести удар — в слабо защищенное место между плечом и шеей. Столько лет он ждал этого момента, снедаемый ненавистью и злобой.

— Двадцать лет, — напомнил он себе.

Джаспер нахмурился и потер ухо. Он по-прежнему ничего не слышал, тогда как Рис уже полностью пришел в себя.

Он хорошо слышал крики людей, ржание напуганных лошадей. Джаспер был целиком в его власти.

«Надо бить! Сейчас!» — шептал ему внутренний голос. Он хорошо слышал его — жестокий, суровый, безжалостный, очень напоминавший голос отца. Но странная нерешительность овладела Рисом, он не мог понять, почему медлит. Он поднял меч. Оставалось лишь сделать последнее движение, и его месть наконец-то свершится.

Как вдруг раздался чей-то истошный крик:

— Пожар! Пожар! Башня горит!

Рис замер с поднятым мечом.

— Огонь в башне!

Крики становились все громче. А ведь Изольда находилась именно там!

От этой мысли кровь заледенела в жилах Риса. Он испугался так, как никогда еще в жизни, потом быстро оглянулся и остолбенел. Над башней вздымались густые клубы дыма, и временами выбивался наружу огонь. Изольда говорила, что она направляется в башню. Именно туда. Если сдержала слово, то не попала ли в ловушку? Не оказалась ли в огненном кольце?

Рис тут же забыл о поединке, о мести, о противниках, которые, судя по их виду, еще не пришли в себя. Он развернулся и что есть духу помчался в замок. В его голове крутилась лишь одна мысль: если Изольда в башне, он должен вызволить ее оттуда.

Поле, мост, ворота, и наконец-то двор замка. Вокруг царили шум, суета и столпотворение. Воины и прислуга метались из стороны в сторону.

Он вбежал в большой зал, расталкивая всех, кто попадался ему на пути. Здесь, в помещении и на лестнице, уже чувствовался запах дыма.

— Изольда! — в отчаянии закричал он. — Где ты?

Но в ответ раздалось лишь глухое эхо ее недавних слов, брошенных ему в лицо: «Не подходи ко мне, если ты прольешь кровь отца или дяди». А потом ее вопрос: «Неужели месть для тебя важнее меня?»

Нет, не важнее, но тогда он выбрал месть.

Неужели это кара Господня за его глупость и упорство? Слепой бессердечный глупец, вот кем он был.

— Господи, спаси ее, — твердил он, поднимаясь все выше и выше по лестнице. — Господи, молю Тебя, прости меня, не наказывай ее. Из всех нас она виновата меньше всех. Господи, помоги ей!

Какой-то оглушающий шум, даже рев врывался в уши Изольды. Она постепенно приходила в сознание, хотя голова почему-то сильно болела. Удивительное ощущение тепла охватило ее… Так хорошо ей было в последний раз, когда она находилась с Рисом. Хотя тогда у нее не болела так сильно голова и не стоял странный шум в ушах. Она улыбнулась, вспомнив, как ей было хорошо в объятиях Риса…

Рис.

При одном воспоминании о нем она почти сразу вспомнила, что сейчас он сражается против ее дяди и, возможно, отца. Она глубоко вздохнула и тут же закашлялась от едкого дыма.

Что случилось?

Изольда попыталась приподняться и открыла глаза. То, что она увидела, не сразу дошло до ее сознания. Крыша над спальней разрушена, более того, она вся пылала. Языки пламени вздымались высоко, растворяясь в темно-сером небе. Что же произошло?

Она вспомнила страшный раскат грома, поток света за окном и удар, потрясший башню. В нее угодила молния! Испугавшись, девушка кое-как села, выпрямившись на полу. В помещении становилось горячо и дымно, от этого чада у нее слезились глаза. Надо было поскорее выбираться отсюда.

Острая боль пронзила ей спину и ногу, от предпринятого усилия у нее закружилась голова. Она огляделась по сторонам, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве. Одна из стен башни была разрушена, сквозь отверстие виднелось небо. Она обхватила голову руками, пытаясь остановить головокружение. Где же дверь? В какой стороне выход?

Изольда с трудом поползла через каменные и деревянные обломки стены. Сверху на нее сыпались горячая зола, пепел и обугленные куски дерева. Все это очень походило на зрелище ада в ночном кошмаре, все выглядело настолько страшно, ужасно и реально, что она не на шутку перепугалась.

— Рис! — в отчаянии закричала она, откашливаясь от проникавшего в горло дыма и с ужасом понимая, что он не может ее услышать. — Рис, помоги мне!

Она опять закашлялась и принялась соображать, где же все-таки выход. Дым стал настолько густым, что она опять легла на пол, в самом низу еще можно было хоть как-то дышать. Изольда жадно вдыхала холодный воздух, Задавая себе один и тот же вопрос: где же все-таки дверь? Наконец она увидела ее, полузасыпанную обвалившейся стеной, и хуже всего — верхняя часть ее уже была объята огнем.

Во дворе замка столпились почти все его обитатели. Многие в панике бегали из стороны в сторону, лишь усиливая общий беспорядок и волнение. Кое-где раздавались возгласы, что Господь решил уничтожить Роузклифф, и люди в страхе начали выбегать из замка. Мимо кучки обезумевших от страха людей во двор замка ворвались братья Фицхью, их жены, а также воины.

Джаспер, так до конца и не оправившийся от глухоты, спешно начал руководить тушением пожара, раздавая указания и тумаки людям, если они не понимали, что им делать. Тем временем Рэнд метался по двору в поисках дочери.

— Где она может быть? Ее нигде нет, — причитала Джослин, бегая следом за мужем. — Надо найти ее, Рэнд. — Вдруг она увидела Ньюлина и с мольбой устремилась к нему: — Ньюлин, помоги нам. Нам надо найти Изольду. Где она?

— Он уже идет на помощь, — спокойно ответил бард. — Рис ап Овейн пошел наверх искать ее. Он обязательно ее спасет. Хотя я боюсь, как бы он сам не погиб. Видишь, сбывается третье предсказание.

Джослин удивленно заморгала. О чем он говорит? Ах да, конечно, жара зимой. Но Рис уже побежал, он должен спасти ее дочь! Неужели все это безумие когда-нибудь завершится?

Она повернулась к Рэнду и схватила его за руку.

— Помнишь предсказание: «Зимой вместо холода будет жара»? Речь шла о пожаре. Когда все закончится…

— Все закончится только тогда, когда Рис ап Овейн будет схвачен и обезоружен, а сейчас мне надо во что бы то ни стало найти дочь.

— Она наверху, в башне, и Рис уже побежал туда. Неужели ты ничего не понимаешь? — кричала она вслед мужу, взбежавшему на крыльцо перед главным входом. — Он мог легко убить Джаспера, но не сделал этого. Для него жизнь Изольды важнее дурацкой мести!

Войдя внутрь, Рэнд сразу помрачнел — всюду очень сильно пахло дымом.

— Он наш враг, и его нельзя недооценивать. Не бойся. Я сам обязательно найду Изольду. — Он поймал жену за руку и подтолкнул обратно к выходу из зала. — Лучше иди во двор. Попытайся успокоить слуг и спасти что еще можно.

Джослин начала было возражать, говорила, что тоже хочет искать дочь, что не надо нападать на Риса и прочее в таком духе, но Рэнд не стал ее слушать, а бросился наверх.

Как только он исчез в клубах дыма, Джослин замолчала. Она хорошо знала мужа и верила каждому его слову. Он любил дочь не меньше, чем она. Она не сомневалась в том, что Изольда будет спасена.

Джослин понимала, Рис должен ответить за все свои преступления. Но кто лучше Изольды и Рэнда мог определить степень его вины и меру наказания?

Глава 27

На втором этаже не было никого, и на третьем тоже. Оставался только четвертый этаж. А что, если она заплутала в переходах? Но Рис торопливо отбросил эту мысль. Он через две ступеньки бежал вверх по лестнице, ведущей на последний этаж башни. Вверху дым уже стоял сплошной стеной, ничего нельзя было разглядеть и почти невозможно дышать. Рис сорвал занавесь с дверей швейной мастерской и закрыл лицо и рот, чтобы дым не выедал глаза и не проникал в горло.

— Изольда?

В ответ ни звука. Он не знал, где она могла быть.

Наверху дверь в помещение была закрыта. Однако из щелей между дверной коробкой и дверью пробивались густые полосы дыма. Не колеблясь, Рис навалился всей тяжестью тела на дверь. Верх немного поддался, пропустив сразу тучу дыма и пепла, но сама дверь устояла.

— Изольда! Отзовись! — закричал Рис и с новой силой ударил плечом в двери.

Он чувствовал, что она там.

Дверь уступила еще чуть-чуть. Сквозь образовавшуюся щель можно было увидеть, какой ад царил там, внутри. Все помещение утопало в густом плотном дыму и в огне. Языки пламени охватили дверной косяк и, прорываясь сквозь полувыбитую дверь, стали проникать на лестницу.

— Изольда!

В бешенстве он изо всех сил бросился на дверь. Удар, еще один, еще. Дверь не выдержала могучего натиска и приоткрылась. Он сразу увидел, что мешало ему. Обломки разрушенной стены завалили вход изнутри. Удар молнии разрушил стены Роузклиффа!

Рис закашлялся от удушающего дыма и отступил на шаг. Но глаза по-прежнему слезились от въедливого дыма. Он отступил еще немного назад, набрал полную грудь воздуха и с новой силой ударил всем телом о дверь. Та наконец открылась ровно настолько, чтобы он мог пролезть внутрь.

— Изольда!

— Рис!

Скорчившись, она лежала в углу позади дверей, пытаясь хоть чуть-чуть сдвинуть камни, мешавшие вырваться наружу. Их взгляды встретились на один миг, но он показался им целой вечностью. Она протянула к нему руку, он схватил ее и тут же поднял, прижав к груди.

Крыша над ними трещала и вот-вот грозила обвалиться. Сверху сыпались горящие уголья, огненные искры, зола. Рис подтолкнул Изольду сквозь щель, а затем кое-как протиснулся сам.

Площадка и лестница были уже полны дыма. Изольда вся сотрясалась от кашля. Приступ был настолько силен, что Рису стало страшно. Надо было как можно скорее вынести ее на свежий воздух. Если она умрет… Нет, об этом лучше было не думать.

— Рис, — прошептала она.

Он нежно обнял драгоценную ношу, прижал к груди и начал уже было спускаться вниз, как вдруг она его остановила.

— Постой! Надо закрыть двери.

Она опять зашлась в судорожном кашле.

— Прежде всего я должен вынести тебя отсюда.

— Не спеши. Сперва закрой двери, чтобы огонь не охватил весь замок.

«Да пусть сгорит он дотла», — едва не сорвалось с губ Риса, но он вовремя спохватился. Если он не мог владеть замком, тогда пусть Роузклифф сгорит и не достанется никому. Но ведь Изольда была дочерью его врага, а он любил ее и не хотел причинять ей зла.

Рис осторожно опустил ее на пол. Он едва видел дверь сквозь густой, удушливый дым. Нащупав ручку — хорошо, что на нем были боевые рукавицы, хотя даже сквозь них ощущался жар, — он рванул ее на себя, и дверь закрылась. Конечно, пожар этим нельзя было остановить, зато можно было хотя бы замедлить его распространение.

Задыхаясь, он вернулся к Изольде, подхватил ее на руки и понес вниз. Спустившись на этаж ниже, он перевел дыхание.

— Ты не ранена? — спросил он, прислонившись к стене и жадно хватая ртом холодный и чистый, без примеси дыма, воздух.

Бледное лицо Изольды покрывал тонкий слой копоти и сажи. Глаза покраснели от дыма и слез. Платье во многих местах было прожжено. Однако ее голос прозвучал спокойно, хоть и хрипловато.

— Нет, все в порядке. Вот только нога сильно болит. А в остальном — терпимо. — Она обвила его шею руками. — Рис, милый, ты опять спас мне жизнь. Как мне отблагодарить тебя?

Он помотал головой, показывая, что не нужно ему никакой благодарности. Ему не хотелось говорить об этом. Он лишь чувствовал, как страх за ее жизнь постепенно покидает его.

Но Изольда не унималась:

— Ты опять пришел мне на помощь.

Вид у нее был очень серьезный. Глаза смотрели пристально, нежно, они были так близко, что сердце Риса подпрыгнуло и быстро заколотилось. Он отвернулся. Пожар бушевал двумя этажами выше и уже был не опасен, зато чуть ниже его ждала другая напасть, более страшная — встреча с родными Изольды.

Но Рис уже ничего не боялся. В руках он держал любимую женщину. Господь держал в своих руках его душу. Его жизнь была в руках братьев Фицхью. А его сердце — в руках Изольды… Он не боялся ни смерти, ни ада, ничего, кроме одного-единственного. Если она не любит его, если она уйдет от него, то все потеряет для него всякий смысл, он превратится в ничто и ему незачем станет жить.

Он прижал ее к груди, не в силах скрывать свои чувства.

— Я не могу жить без тебя… — Голос у него дрогнул и прервался.

Изольда уловила в его словах некую напряженность и поняла, какую нелегкую битву с самим собой ему пришлось выдержать. Но почему он никак не решается сказать ей о своей любви?

Да потому, что он особенный. Он не похож ни на кого другого. Для него признаться в своих чувствах — это все равно что перешагнуть через самого себя, через свою ненависть к ее родным, через все то, что разделяло их.

И вот наконец он признался ей. Он не может жить без нее.

Она еще крепче обхватила его за шею:

— Я так и знала. Я знала, что ты обязательно придешь за мной. Пожар уже бушевал, крыша горела и осыпалась, но я все равно ждала тебя.

Она закашлялась, а когда успокоилась, ласково улыбнулась, глядя ему в глаза.

Он ничего не ответил, но она и так все поняла по его лицу. Он продолжил спуск, лежать в его объятиях было покойно и радостно. Счастливая, на минуту забыв обо всех грозящих опасностях, она положила голову на его плечо.

— Знаешь, я тоже не могу без тебя. Мне кажется, мы должны быть вместе, иначе умрем. — Она провела рукой по его шее в том месте, где виднелась узкая полоска кожи над верхним краем доспехов, и лукаво улыбнулась. — Думаю, ты догадываешься, какой выход я предпочитаю?

— Еще бы. Сегодняшний день многому научил меня.

Но тут он остановился, увидев поднимавшегося им навстречу Рэнда. Тот побледнел, увидев дочь на руках врага.

— Она не ранена? Как ты, Изольда?

— Я цела, отец. Рис спас меня.

— Ха, именно из-за него ты и оказалась в опасности, — проворчал Рэнд.

Он выхватил меч и угрожающе взмахнул им.

— Отпусти ее, — а затем спросил Изольду: — Ты можешь идти?

Рис начал было ставить ее на пол, но она уцепилась руками за его шею и, бросив возмущенный взгляд на отца, сказала:

— Я пока не в состоянии ходить. — Обернувшись к Рису, она попросила: — Отнеси меня к моей матери.

Как раз в этот миг внизу появилась Джослин.

— Боже мой, Изольда! Рис, ты нашел ее!

Глаза Джослин встретились с глазами дочери, и они обе сразу поняли друг друга. Решительно взмахнув рукой, Джослин твердо произнесла:

— Рис, неси ее вниз, во двор. Не стой истуканом, Рэнд. Шевелись! Надо тушить пожар. Джаспер уже организовал людей, чтобы подносили воду.

Джослин явно сердилась на Рэнда: вместо того чтобы тушить пожар — думать о мести. Фицхью наконец опомнился. Изольда жива, теперь надо думать о спасении Роузклиффа.

— Дверь наверху закрыта, но крыша вся охвачена огнем, — сказал Рис. — Нельзя мешкать, а то пожар распространится по всей башне.

Рэнд сурово взглянул на него. Два врага смотрели в лицо друг другу, между ними было единственное препятствие — Изольда, только она одна не позволяла им натворить каких-нибудь глупостей. Похоже, ей придется играть роль примирительницы, но она не собиралась вечно выступать в этом качестве.

Она дотронулась до руки отца:

— Будь осторожен, отец. Я люблю тебя.

— Я тебя тоже, — глухо проворчал Рэнд.

— Проходите скорее, — сказала Джослин Рису с Изольдой на руках. Когда они спустились вниз, она улыбнулась Рэнду: — Не натвори глупостей, дорогой. Я тоже очень люблю тебя.

Во дворе царил хаос. Но несмотря на внешний беспорядок, уже чувствовалась чья-то опытная направляющая рука. Мальчики доставали из колодца воду. Женщины наливали ее в разные ведра, горшки, кувшины, а мужчины как можно быстрее несли в зал, торопясь затушить пожар. А над всей суетой возвышалось грозное небо, изредка перечеркиваемое молниями. Гулкий ворчливый гром катился от стен замка в сторону леса, где постепенно затихал.

Неужели это светопреставление завершается? Изольда была так счастлива, что все как будто благополучно закончилось, поэтому не отдавала себе отчета в том, насколько опасен пожар. Но когда Рис вынес ее во двор и поставил на ноги, она оглянулась на башню и замерла от ужаса.

Вся крыша была охвачена огнем, высокие языки пламени вздымались над ней и таяли в черном небе. Горящие угли выстилали двор, стены замка и падали на близлежащие хозяйственные постройки. Несколько женщин с мокрыми тряпками и рогожками тушили загоревшиеся дрова, другие — тлевшие дрова возле кухни. Однако пожар в башне не утихал, а, напротив, усиливался, жар был настолько силен, что долетал до лица Изольды.

Вспомнились слова пророчества: «А зимой вместо холода будет жара».

Неужели Ньюлин предсказывал пожар в замке? Огонь действительно был очень силен, казалось, он гонит прочь зимний холод.

— Не хочешь ли ты помочь им? — Голос Ньюлина вывел Изольду из задумчивости. Однако слова барда относились не к ней, а к Рису. — Почему бы тебе не сделать что-нибудь ради спасения Роузклиффа? Он стоит того.

Рядом с ним стояла Тилли, не скрывая, кто она на самом деле. Длинные седые волосы выбивались из-под капюшона. А лицо поражало мягкостью и женственностью.

— Только от людей зависит, что будет на этом месте. Красивый высокий замок или несколько грязных лачуг. Помоги им, мой дорогой. Пусть все будет хорошо.

Если бы Рис отказался, Изольда его хорошо поняла бы. Сегодня он и так сделал очень много, рисковал жизнью, спасая ее. Тушить пожар — это уж как бы превышало запас его сил.

Но тут он взглянул на нее, тяжело вздохнул, застенчиво улыбнулся, и ей все стало ясно.

— Я скоро вернусь. Нам надо еще кое-что обговорить, не правда ли?

И он, подхватив по пути два ведра с водой, пошел к входу в башню.

Вдруг блеснула молния, ударил гром, и по щеке Изольды скользнула одна капля, затем другая.

Пошел дождь, и не какой-нибудь мелкий, а самый настоящий ливень. Потоки воды с ревом низвергались с небес. Обитателям замка пришлось спешно спасаться, одни прятались под крышу конюшни, другие скрывались на кухне и в других хозяйственных помещениях.

Забравшись под стреху домика при воротах замка, Изольда вытянула руки вперед, как в детстве, ловя дождевые капли. Порыв ветра обрызгал дождевой пылью лицо, по которому струились слезы благодарности.

— Признавайся, — весело окликнула она Ньюлина, — это ты вызвал дождь, не так ли? А перед этим наслал молнии, чтобы они подожгли башню?

Старик лишь покачал головой:

— Я многое вижу — то, что зачастую ускользает от обычных людей. Но командовать погодой я не властен. Точно так же, как управлять поступками других.

Изольда не поверила ему, но сейчас это не имело никакого значения. Пламя над башней не только стихло, но и почти погасло. Вскоре оно совсем исчезло, напоследок выпустив черные густые клубы дыма. Она улыбнулась и повернулась к Ньюлину:

— Возможно, все так, как ты говоришь. Но ведь ты заранее знал, что случится. Я уверена! А теперь мне надо лишь окончательно помирить отца, Джаспера и Риса.

Увидев счастливое лицо Изольды, Ньюлин по привычке закачался взад и вперед. Тилли, стоявшая рядом, ласково взяла его за руку. Его движения замедлились, как только их руки соприкоснулись, но затем она начала раскачиваться точно так же, как и он. Вздох явного удовольствия вырвался у Ньюлина. Они оба смотрели, как Изольда, прихрамывая, идет через двор, протянув вверх руки, словно моля дождь не прекращаться. Вскоре она исчезла в дверях — девушка шла на поиски своего возлюбленного.

— Конец зимы не за горами, — пробормотал Ньюлин.

— Зима едва началась, — возразила Тилли. Но тут же поняла свой промах. — Верно, конец зимы не за горами. Но я замерзла и проголодалась. Пойдем, поищем теплое место, где можно перекусить.

Глаза Ньюлина лукаво блеснули.

— Д умаю, это место не в замке. Вряд ли ты мечтала об этом?

— Остаться в этой дыре? Ни за что. Ты можешь попросить любого жителя деревни, и он тут же предложит тебе кров и стол. Все они боятся тебя.

— Ты не права. Им незачем меня опасаться, — возразил старый бард.

— Угу-угу, — согласилась Тилли с улыбкой. — Они уважают тебя.

В большом зале Изольда встретила мать и тетку Ронуэн.

— Где он?

— Наверху.

— Все они там, — сказала Джослин.

Она размахивала плащом, выгоняя дым сквозь раскрытую дверь. Ронуэн открыла нижние окна в зале, а слуга — два верхних. Свежий ветер выдувал остатки дыма из зала и с лестницы. Дождь почти перестал.

Изольда направилась наверх.

— Ты же хромаешь, — попробовала остановить ее мать.

— Ничего, пустяки.

— Послушай, Изольда…

— Мама, прошу тебя! Мне надо найти Риса.

— Да-да. Конечно, это важно, — закивала Джослин. И пошла за дочерью, а за ними следом — Ронуэн.

Мужчин они нашли на самом верхнем этаже. Дверь была открыта, в полуразваленном жилье пахло гарью, дымились обгорелые стены, балки, стропила, но огонь уже повсюду отступил. Дождь сделал свое дело. Пожар был потушен.

Несмотря на унылое зрелище, у всех мужчин был довольный вид победителей. Однако с появлением Изольды радость стала понемногу утихать и все взоры устремились на Риса. С пожаром было покончено. Оставалось решить другую, более важную задачу.

Однако Изольда уже подготовилась и знала, как ей надо действовать. Она сразу направилась к отцу.

— Вы вместе боролись против огня. Ты, Джаспер и Рис. Вы сделали все, чтобы спасти меня, чтобы спасти от огня Роузклифф. Разве этого мало, чтобы вы забыли о вражде, разделяющей вас? Разве после этого вы не должны оставить все мысли о поединке друг с другом?

Отец что-то буркнул под нос, но не стал ничего возражать: умоляющее выражение на лице Изольды действовало обезоруживающе. Что-то пробурчав, он раскрыл объятия для дочери, и она бросилась ему на грудь.

— Хорошо, я готов забыть прошлое, — сказал Рэнд, задумчиво глядя на Риса. — Только пусть он поклянется, что не будет причинять зла ни мне, ни моим близким.

— Если ты имеешь в виду меня, — начала Изольда, — то можешь не бояться.

— Я имею в виду Джаспера, — отрезал он.

Изольда повернулась. Рядом с ними стояли Джаспер и еще два дюжих английских воина. Напротив, на другой стороне сгоревшей комнаты, с мрачным и решительным видом стоял Рис. Дождь капай сквозь обрушившуюся крышу, и его мокрые волосы слиплись. Мужественный и сильный, он без страха, так, во всяком случае, казалось Изольде, смотрел на своих противников. В ее глазах он выглядел настоящим мужчиной: сильный, надежный, стойкий и в то же время такой ранимый. Все, что его волновано и мучило, он скрывал в своем сердце, никогда не выставляя наружу.

Полная решимости раз и навсегда покончить с давней враждой и неприязнью, Изольда мягко освободилась из отцовских объятий. Какой-то миг он пытался удержать ее, но, повернувшись к нему лицом, она сказала:

— Я люблю его.

Руки Рэнда разжались и бессильно повисли вдоль его тела.

— Я люблю его, Джаспер, — повторила Изольда. Сделав три шага навстречу Рису, она застыла на месте и в третий раз сказала: — Я люблю тебя.

Рис ничего не ответил, но взгляд его темных глаз был красноречивее всяких слов.

— Я люблю тебя, Рис, но не могу жить и без своих близких. Вы должны примириться, все трое, иначе мы с тобой не соединим свои судьбы.

От волнения она запнулась, не в силах выговорить ту страшную мысль, о которой ей даже не хотелось думать.

Рис нахмурился, он явно о чем-то напряженно думал, и этот ход мыслей явно отпечатался на его лице.

— Я хочу, чтобы ты, Изольда, была со мной. И перед всеми, перед Богом прошу тебя стать моей женой.

Он осекся, и она поняла, насколько ему было нелегко признаться перед всеми в своей любви.

— Но мы не сможем остаться здесь, — добавил он. — Мне невыносимо жить у себя на родине, где вместо валлийцев всем заправляют англичане.

Возле дверей возникло какое-то движение и шум. Все обернулись к входу, там стояла Джослин и пристально смотрела на мужа. На ее лице была написана немая просьба. Изольда удивилась, не понимая, что могло означать такое выражение на лице матери.

Зато Рэндольфу красноречивый взгляд жены был совершенно понятен. Откашлявшись, он обратился к Рису:

— Джаспер управляет замком Бэлвинн. Местное население довольно им, у него тяжелая, но справедливая рука. Его жена валлийка, а дети считаются как англичанами, так и валлийцами. То же самое можно сказать и о моих детях. Я сделал здесь немало хорошего и полезного, разумеется, не без помощи жены. — Рэнд с благодарностью взглянул на Джослин и продолжил: — Но времена меняются. Сейчас в Англии новый король, а я унаследовал наши родовые владения. После смерти моего старшего брата, Джона, они перешли ко мне. Теперь я глава рода.

— Ты переезжаешь в Айслин? — возбужденно заговорила Изольда. От отца она много слышала о тех местах, где он провел детство. — Но я никуда не хочу уезжать отсюда.

Рэнд ласково прикрыл ладонью ее рот:

— Не торопись. Ты можешь остаться жить здесь. Вместе со своим мужем.

Изольда не верила своим ушам. Неужели она не ослышалась? Отец вдруг улыбнулся и хлопнул ее по плечу. Изольда повернулась к Рису, ее сердце бешено колотилось от неожиданной радости.

Рис сразу все понял. Неужели он остается здесь вместе с Изольдой? Неужели такое может быть?

— Теперь я граф Айслин, и мой титул перейдет к Гэвину. Моя жена просила, чтобы наши валлийские земли достались старшей дочери. Теперь они принадлежат Изольде.

Как бы в подтверждение его слов с неба раздался звук грома. Однако дождь уже прекратился. Рис оглянулся по сторонам. Хоть башня была разрушена, но ее не так уж трудно было восстановить.

Роузклифф, красивый замок на берегу моря, окруженный мощными высокими стенами, был неприступной крепостью, ни в чем не уступавшей другим крепостям, расположенным в Англии или Шотландии. Двадцать лет Роузклифф служил надежным убежищем и защитой для местных жителей. Вряд ли отец Риса сумел построить такую крепость! Зато это удалось братьям Фицхью.

Конечно, Рис обрадовался неожиданному подарку, а также тому, что давнишняя вражда закончилась. Впервые в жизни он был счастлив по-настоящему. Ведь рядом с ним была чудесная, прекрасная и смелая Изольда, которую он любил больше всего на свете.

Он взглянул на нее, испачканную, растрепанную, с лицом, черным от сажи и копоти, но такую желанную и самую красивую. Но больше его привлекала и очаровывала красота ее души, которая отражалась в ее глазах. Она была единственной женщиной, которую он мог так сильно и так нежно любить.

Она моргнула несколько раз, прогоняя с глаз то ли слезы, то ли капли дождя.

Рис ласково провел ладонью по ее щекам — точно так же, как минуту назад сделал ее отец.

— Хочешь ли ты, чтобы я стал твоим мужем? Хочешь ли ты быть моей женой? — спросил он, заглядывая с нежностью в ее глаза.

— Очень.

Сердце Риса весело подпрыгнуло, на душе у него вдруг стало светло и радостно. Маленькая и смелая, нежная и мужественная, леди и страстная любовница, такая разная и такая неповторимая — все это удивительным образом сочеталось в ней.

— Так ты согласна? — прошептал он, уткнувшись носом в ее мокрые волосы.

Она кивнула. И тогда все вокруг захлопали в ладоши. Рис смутился.

Но тут к нему подошел Рэндольф и от души предложил:

— Давай помиримся.

Рис без промедления с чувством пожал протянутую руку. Вслед за Рэндом вышел Джаспер и тоже пожал Рису руку.

— Я рад, что все недоразумения между нами наконец закончились. Теперь ты станешь моим племянником.

— С радостью, — улыбнувшись, ответил Рис, пожимая дядину руку.

Каким бы крепким ни было рукопожатие, но Рис заметил, что на руке Джаспера не хватает одного пальца, того самого, который тот потерял во время поединка с его отцом. Однако прошлое показалось сейчас далеким и туманным, его целиком заслонило настоящее. Начиналась новая жизнь. Рис повернулся к Изольде:

— Мне бы хотелось поговорить наедине с моей невестой.

Они отошли в угол еще наполненной дымом и гарью комнаты, но она казалась им самым прекрасным залом на свете.

— Я люблю тебя, — с трудом выговорил Рис. Слова казались чужими и непривычными, но он не мог больше таить их в себе. — Я люблю тебя, Изольда. Мне хотелось сказать тебе об этом очень давно… — Рис проглотил комок в горле и продолжил: — Прости меня, я был таким глупцом, что отказывался признавать правду столько времени. Да… я люблю тебя. Знай, даже если бы Роузклифф не принадлежал тебе, я все равно женился бы на тебе.

Она выслушала его признание спокойно. В уголках ее губ затаилась улыбка.

— А ради меня ты готов помириться с Джаспером?

— Ради тебя я готов на все.

Вне себя от радости, он обхватил Изольду, приподнял и закружил вокруг себя. Наконец он поставил ее на пол и поцеловал, скрепляя поцелуем все обещания, которые только что дал ей. Но в глубине души он не мог поверить своему везению. Что он сделал такого особенного, чтобы заслужить такую любовь?

— Здесь мы будем счастливы, — прошептала она.

Он молча кивнул. Они заново отстроят замок, возведут новые прочные стены. Надежную защиту против всех жизненных трудностей.

Эпилог

Валлийцы склонят головы тогда,

Когда скалы будут там, где была трава,

И луна почернеет, как спинка жука,

А зимой вместо холода будет жара.

Неизвестный автор

Замок Роузклифф, Уэльс

Март 1156 года

Изольда кружилась от радости, прищурившись и рассматривая картину на стене, которую она почти закончила. Над головой раздавался стук молотков: плотники крыли свинцовыми пластинками новую крышу на башне. Теперь ей был не страшен никакой пожар.

Ремонт был задуман давно, еще год назад. Но его началу все время что-то мешало. Зимой было холодно, а когда наступила весна, надо было пахать землю и пасти отощавший за зиму скот. Но летом наконец удалось собрать рабочих, и стройка закипела. Даже Рис помогал укладывать огромные камни и таскать тяжелые брусья.

И вот опять наступила весна, и крыша над башней была почти завершена. Рису очень хотелосьзакончить стройку до приезда родителей Изольды, которые собирались погостить у дочери и зятя.

Однако Изольда мечтала о большем. Новая башня ее радовала, но ей не давала покоя картина, которая все время стояла перед ее мысленным взором.

Последние два дня Риса не было в замке, он поехал по делам в одну из близлежащих деревушек. И все это время Изольда работала не покладая рук, ей хотелось во что бы то ни стало написать картину до приезда Риса. Она потрогала руками свой пополневший живот. Скоро на свет появится либо сын, либо дочь. И она, и Рис с нетерпением ждали своего первенца. Если она не успеет докончить работу, это придется сделать только через несколько месяцев.

Она прищурилась. Гирлянда из роз была безукоризненна. Вдали горизонт окаймляли горы. А сбоку виднелся гордый силуэт Роузклиффа. Волк ей удался, а вот дракон? Она покачала головой — что-то было не так. Все дело в глазах, решила Изольда. Глаза должны сиять, но теперь не столько от ярости, сколько от страсти.

Она увлеченно принялась за работу, как вдруг сзади заскрипела дверь и в комнату вошла Магда.

— Леди Изольда, — проворчала служанка, — если вам не жалко себя, то пожалейте хотя бы меня. Вы же знаете, как нервничает дворецкий Одо, когда обед подают с опозданием. Он отказывается накрывать на стол, пока вы не спустились вниз, и уговаривать его бесполезно.

Магда проковыляла вперед, живот у нее был такой же большой, как и у Изольды.

— Мы с тобой как две клуши, — усмехнулась Изольда. — Но мне кажется, что я первая освобожусь от своей ноши.

— О, миледи, неужели уже началось? — Глаза Магды округлились от испуга. — Вы должны немедленно лечь в постель, а не скакать по этим крутым лестницам. Если лорд Рис узнает, что вы тут делаете, то мне несдобровать.

— Но ты ведь тоже бегаешь по лестнице, и тоже на сносях, как и я. Не поднимай шум по пустякам, Магда. Рис носится со мной так, словно я сделана из стекла. Пока роды не начались, нечего беспокоиться.

— Но я пришла сказать, что лорд Рис вот-вот вернется, — сказала Магда.

— Вот как? Почему же мне об этом ничего не известно?

— А как вы думаете, зачем я сюда поднималась? Для того, чтобы сообщить вам эту новость. Одо получил известие и уже выслал наблюдателя на старую дорогу. Я пришла к вам, чтобы предупредить. Вы должны немедленно спускаться вниз, если хотите успеть встретить его во дворе.

— Хорошо-хорошо. Похоже, он до сих пор ни о чем не догадывается? Пойдем навстречу.

Обе женщины начали осторожно спускаться, поддерживая друг дружку под руку. Ремонт замка был почти закончен, картина — тоже. Через несколько дней ожидался приезд родителей Изольды. Любимый был рядом. Если и существует в мире счастье, то именно таким она его себе и представляла. У нее было все, что она хотела: любовь Риса, примирение его с ее родными плюс предстоящее рождение ребенка, — свидетельство их взаимной любви. Она с нетерпением ждала появления его на свет.

Рис спешил. Он был уже совсем близко от замка. Сегодня днем его посетило странное ощущение, что-то вроде предостережения или предсказания. В деревне, где он находился по делам, заплакал новорожденный, и у него мурашки побежали по всему телу. Оставив вместо себя Лайнуса и Гэнди — они должны были довести все до конца, — он помчался назад в Роузклифф. Ему хотелось как можно скорее увидеть Изольду. Он должен находиться рядом с ней. Теперь, когда близилось время родов, он не уезжал надолго из замка, хотя она уверяла его, что у них еще есть в запасе несколько недель. Он, глупец, послушался ее, а надо было верить голосу сердца и остаться.

Он проехал через Каррег-Ду и спустился вниз с холма к деревушке, прилегающей к стенам замка. С полей возвращались работники, все вокруг дышало миром и спокойствием, один Рис был встревожен. Успокоить его могла только Изольда.

Выехав из-за порта на дорогу, ведущую к замку, он увидел Ньюлина и Тилли. В знак приветствия Рис поднял руку, но не умерил бег своего коня. Он спешил. Перед ним возвышалась заново отремонтированная башня, он уже почти был дома.

Стражник у ворот увидел его и махнул рукой, показывая, что все в порядке. Рис облегченно вздохнул, невольно придержал уставшего коня и окинул взглядом весь замок — от основания до шпиля башни.

Роузклифф — его дом. Как странно: замок, который он ненавидел больше всего на свете, стал ему родным. Он полюбил Роузклифф, так же как и многое другое в жизни, и все благодаря Изольде.

У него от волнения запершило в горле. Как он благодарен ей! Она помогла ему открыть в его душе такие глубины, о которых он даже не подозревал. Самое большое, самое светлое чувство, которое она пробудила в нем, была любовь. Она была так велика, что ему порой делалось страшно.

Скоро она должна разрешиться от бремени, и он жутко волновался за нее. Первые роды, а ведь некоторые женщины, случалось, умирали, рожая ребенка.

Рис слегка пришпорил коня, и умное животное, чувствуя близость теплой конюшни, рванулось вперед.

Ньюлин долго смотрел вслед Рису, скакавшему к замку.

— Знаешь, башня, похоже, волшебная, — сказал он, обращаясь к Тилли, сидевшей неподалеку и нежащейся в лучах заходящего солнца.

Солнце скоро должно было зайти, но сейчас оно согревало своим теплом все живое и красило золотистым светом стены замка.

— Ты прав, — задумчиво протянула Тилли. — Неужели сегодня ночью родится малыш?

— Думаю, да, — пробормотал Ньюлин.

— Кстати, о младенцах. Я слышала, что в деревне, откуда приехал Рис, родился ребенок с отклонениями от нормы. Жители думают, что он проклят. Но мы же понимаем, что все это чепуха. Он такой маленький, беззащитный и всеми брошенный.

Ньюлин помолчал.

— И ты хочешь его усыновить?

— Да, ты угадал.

Ньюлин улыбнулся и в знак согласия похлопал ее по руке.

— Наконец-то зима кончилась, — сказал он и с довольным видом огляделся по сторонам.

Все вокруг расцветало. На деревьях набухали почки. Лесные птицы начали брачные игры. Скоро в замке должен был родиться ребенок, а у них с Тилли появится приемный малыш. Жизнь продолжается вопреки всем невзгодам.

Сердце старика дрогнуло и сладко забилось от тихой переполнявшей его радости.

— Во сне я слышал песню, — начал он, раскачиваясь взад-вперед.

Тилли закачалась вместе с ним.

— Слушай.

Последний солнечный луч осветил узорчатую кайму стен Роузклиффа и погас. Ночь постепенно вступала в свои права. В замке начали зажигать свечи и факелы. Когда совсем стемнело, огни потушили. Все легли спать.

И только в одном окне башни еще долго горел свет. Одинокий человек бродил по большому залу, от одного конца до другого. В эту ночь у его жены начались роды, и он с ужасом прислушивался к тем страшным крикам, которые доносились из спальни.

Он вспомнил когда-то сказанные ею слова: «Сражаться легче, чем любить». Теперь он убедился в их истинности.

И вдруг раздался крик ребенка: громкий, дрожащий, полный жизни.

— Рис? — послышался сверху голос Изольды. — Иди сюда! Взгляни на своего сына!

Слезы бесконечной радости потекли по его щекам, и он, пьяный от счастья, пошел наверх к своей любимой.

Оглавление

Пролог

Книга I

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Книга II

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

Книга III

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Эпилог