Тяжкие преступления [Лоуренс Гоуф] (fb2) читать постранично, страница - 2

уже знаешь, чего хочешь, дорогуша?

Он кивнул и подумал: «Уж точно не тебя, детка! Не первой молодости. Кроме того — надо спешить, назначена встреча». Он отложил меню, заказав кофе и кусок яблочного пирога.

— А мороженого не хочешь?

Он отрицательно покачал головой.

— Уверен? — Она медлила. — Самое лучшее, что здесь есть. Я угощаю.

Она встала на цыпочки, чтобы достать яблочный пирог из стеклянного шкафа и заодно показать ножки, кстати довольно стройные, разве что толстоватые в лодыжках. Она отрезала кусок пирога и шевельнула бедрами.

— Не боишься работать одна, вот так поздно?

— Хозяйка ушла сегодня пораньше, ребенок заболел гриппом. Только не говори, что собираешься меня ограбить, я этого не вынесу.

Она положила перед ним салфетку, вилку и ложку из нержавейки, налила кофе в белую кружку из толстого фаянса, поставила тарелку с пирогом. Он тут же откусил кусок.

— Ну как?

Он пожал плечами, положил в кофе сахар и размешал вилкой.

— У меня есть парень, — сказала она. — Но пару недель назад он на мотоцикле врезался в грузовик, а скорость была сто сорок в час. Обе ноги сломал и будет лежать на вытяжке чуть ли не до июля.

— И тебе не хватает?

— Чего именно, дорогуша? — Она похотливо хихикнула.

— Мотоцикла, чтобы доехать до дому.

— Сейчас на мотоцикле холодно. Я вообще-то собиралась его бросить.

У нее был приятный голос, низкий, чуть хрипловатый, но, может быть, оттого, что она много кричала на своего тупого ухажера, который теперь лежит на больничной койке? Он доел пирог, соскреб с тарелки остатки. Она предложила еще кофе, но он отказался.

— Ты когда заканчиваешь? — спросил он.

— Мы закрываемся в двенадцать, да еще надо минут десять, чтобы все запереть.

Если день был удачным, в кассе должно быть две-три сотни баксов. Интересно, она сдает деньги вечером в банк или где-нибудь прячет?

Большие электрические часы над кассой показывали без двадцати двенадцать.

— Мне надо встретиться с одним парнем, но, если хочешь, я могу вернуться сюда в половине первого, — сказал он.

Она помедлила, притворяясь, что обдумывает предложение. Он заметил ее привычку облизывать губы. Возможно, она считала, что при этом выглядит сексуальнее. Наконец она улыбнулась ему и сказала:

— Да. Конечно. Почему бы и нет?

Пирог стоил доллар пятьдесят, кофе — восемьдесят центов. Он встал, достал бумажник из заднего кармана плотно обтягивающих черных джинсов «Левайс» и бросил на стойку три доллара. Наклонившись так, что ему стало хорошо видно все под ее блузкой, Беверли сказала:

— Я же сказала, что угощаю.

— Нет, я так не могу.

— Подумаешь, кусок пирога! Кто узнает-то?

— Очень мило с твоей стороны. — Засовывая деньги в карман черной кожаной куртки с металлическими заклепками, он небрежно смял их, чтобы показать, как мало значат для него эти три доллара.

Она проводила его до двери. Вот ведь чокнутая! Он открыл дверь, повернулся, провел рукой по ее спине и ощутил косточки выпирающих позвонков. Она оказалась ниже ростом, чем там, за стойкой. Глядя в эти бледно-зеленые глаза, он подумал, сколько, интересно, стоит бриллиант в ее носу, и вспомнил, как однажды ограбил женщину. То был первый и последний его опыт. Кольцо не снималось, и ему пришлось взять ее палец в рот, чтобы намочить. А она, должно быть, подумала, что он собирается откусить палец, и уже открыла рот, готовая завизжать, но вдруг в обмороке свалилась к его ногам. Он перепугался, побежал как сумасшедший, потом заполз за какой-то мусорный бак, чтобы отдышаться, и только тогда почувствовал боль в крепко стиснутом кулаке правой руки. Со смешанным чувством любопытства и недоумения он обнаружил на своей окровавленной ладони сверкающий острым голубовато-зеленым светом бриллиант в полкарата…

Беверли чмокнула его в щеку: значит, они увидятся через сорок пять минут.

Он пошел, скребя обледенелую обочину металлическими подковками сапог.

А когда вернулся в кафе, Беверли тут же спросила его, знает ли он, чего хочет.

Он знал, только не совсем ясно представлял себе, как это сделать.

Глава 2

Было без двадцати десять утра. Уиллоус сложил и убрал в гараж алюминиевую стремянку.

Протер тряпкой и смазал маслом садовые ножницы и пилу, ведь ржавчина не дремлет, и, вложив лезвие пилы в деревянную рукоять, закрутил ее гайкой.

На рассвете на лужайку легла изморозь, но теперь она растаяла под чуть теплыми лучами воскресного утреннего солнышка. Его черные резиновые сапоги влажно блестели.

Положив инструменты на их привычные места, он снова вышел во двор. В глубине его, у самой ограды из белых кольев, росла небольшая слива, и каждый год перезрелые плоды падали с ее раскидистых ветвей во двор соседа Уиллоуса. Уже несколько лет Уиллоус все собирался спилить эти ветви и вот наконец собрался.

Задвинув засов гаража и натянув рабочие перчатки, он сложил спиленные ветки в аккуратную кучу, концами в одну сторону, связал их веревкой и вынес