Сезон охоты на Охотника [Алекс фон Берн] (fb2) читать онлайн

Алекс фон Берн Сезон охоты на Охотника Роман

Все события и действующие лица вымышлены, их возможное совпадение с реальными событиями и людьми является случайным.

Точка отсчета.

3 июня 1994 года, охотничий домик «Фарли», 5 миль от Лейк-Чарльз, Луизиана, США

На веранде охотничьего домика, построенного у кромки озера, двое мужчин в шортах и рубашках с коротким рукавом вели неторопливую беседу. Их можно было бы принять за охотников, обсуждающих охоту на крокодилов, столь популярную в этих местах. Сезон охоты, правда, начнется лишь в августе и продолжится всего три недели. Но бывалым охотникам всегда найдется о чем поговорить. Впрочем, беседовали Фрэнк и Билл совсем не об охоте. Темой разговора являлись события, происходившие за много миль отсюда, по ту сторону Атлантики. Такой интерес мог бы показаться удивительным, если не знать род занятий собеседников: Фрэнк являлся сенатором конгресса США и членом сенатской комиссии по национальной безопасности, а Билл — высокопоставленным сотрудником Оперативного директората Центрального разведывательного управления.

— Я хотел бы, Билл, узнать подробности приобретения сербским посредником партии «стингеров».

— Это те «стингеры», которые наше ведомство поставило моджахедам в Афганистан, а затем они каким-то образом оказались у курдов? — уточнил Билл.

— Именно. Мне бы очень не хотелось, чтобы эти ракеты не дошли до сербов, — сказал Фрэнк.

— Честно говоря, я не думаю, что эти ракеты представляют серьезную проблему для хорватов и мусульман в Боснии, — заметил Билл. — Разумеется, хорваты и мусульмане сейчас разрабатывают операции, которые к концу года должны изменить положение в Боснии в нужную нам сторону. Но они не рассчитывают на какую-либо серьезную поддержку авиации. А что касается задумки с вертолетным десантом на штаб сербов, то тут все решит внезапность.

— Ты рассуждаешь о вопросах тактики, — возразил Фрэнк. — А я имею в виду вопросы стратегии. Установление контроля над Боснией и создание там мусульмано-хорватской федерации, — всего лишь первый шаг в осуществлении весьма важного для нас стратегического плана. Речь идет о том, чтобы поставить под наш надежный контроль Балканы. А сделать мы это сможем, только опираясь на поддержку мусульман. Хорваты и словенцы находятся под сильным влиянием Германии, а наши европейские союзники, к сожалению, зачастую не демонстрируют достаточной решимости и понимания момента. Они с радостью пользуются преимуществами выстроенной нами системы Pax Americana, когда мы взяли на себя львиную долю усилий по защите и продвижению западных ценностей по всему миру. Но с крайней неохотой сами решаются на какие-либо усилия! Именно Америка одержала победу в холодной войне, разгромив советскую Империю Зла, а Европа лишь с удовольствием переваривает плоды нашей блестящей победы. Балканы жизненно важны для Америки, поэтому мы просто обязаны выстроить эффективный рычаг для управления этим регионом, — рычаг, на который мы будем жать сами, без оглядки на конъюнктурные соображения наших, увы, слишком часто колеблющихся европейских союзников.

— То есть молодые демократии Европы мы собираемся использовать в качестве рычага давления на наших старых партнеров? — нахмурился Билл. — Но это им вряд ли понравится и…

— Ерунда, никуда они не денутся! — уверенно заявил Фрэнк. — Но речь идет не только о Европе. Мы создадим целое кольцо безопасности из стран-союзников, Хорваты и словенцы уже считают себя частью европейского дома, но боснийские мусульмане будут нам, — именно нам, американцам, — благодарны за то, что мы создали для них государство в Боснии, где они довлеют над хорватами и сербами. Мы одержали блистательную победу над Советским Союзом, и русские должны быть благодарны нам за ту свободу, которую мы им принесли. К сожалению, Россия и сейчас слишком большая страна, чтобы включить ее в Евросоюз или даже просто позволить существовать в ее нынешнем виде продолжительное время. Руины титовской мини-империи — прекрасный полигон для отработки Великого Плана. И на пути Великого Плана стоит сербский национализм, — точно так же, как северо-восточнее на пути стоит нерационально огромная Россия, которая никак не желает развалиться на приемлемые части.

— То есть на сербах мы отрабатываем методику развала России и выстраивания кольца безопасности? — уточнил Билл.

— Именно! — подтвердил Фрэнк. — Сербы только в двадцатом веке дважды выступали в роли создателей мини-империи на Балканах, они являются одним из оплотов чудовищного пережитка прошлого — ортодоксального христианства. И потому важно сделать так, чтобы в третий раз им не удалось возродить свое государство. Первый этап, развал титовской мини-империи, великолепно провели немцы, опираясь на издавна симпатизирующих Германии словенцев и хорватов. Теперь, в миттельшпиле Великой Игры, пора нам перехватить инициативу. Сначала — независимость Боснии. Сербов там слишком много, их численность следует довести до разумных пределов, — чтобы хорватов и мусульман было ощутимо больше, и тогда в демократическом Боснийском государстве мнение сербов не будет иметь никакого значения. Далее: необходимо любой ценой оторвать от Сербии Черногорию. Это легко сделают европейцы, дав черногорцам такие преференции, перед которыми они не смогут устоять. Будем готовить пятую колонну в самой Сербии, но там можно будет ограничиться обещаниями. А затем мы перейдем к заключительной части балканской операции, после которой Америка сможет взять под твердый контроль балканский узел.

— Что ты конкретно имеешь в виду? — спросил Билл.

— Великая Албания! Мы поможем албанцам построить великую Албанию, которая и станет нашим надежным балканским рычагом. Для начала албанцы, которые уже составляют в Косове большинство, при нашей помощи станут там абсолютным большинством и провозгласят независимость Косова. Затем подобным методом населенные албанцами части Черногории и Македонии присоединятся к новому независимому государству. Ну а после этого лишь останется слиться двум албанским государствам в одно, — и мы получим преданного только нам союзника! Ну а сербского волчонка с вырванными клыками можно спокойно отправить в европейский зоопарк!

— Вряд ли все пройдет гладко, — усомнился Билл.

— Если мы обеспечим хорошее информационное прикрытие, то все будет отлично, — заверил Фрэнк. — Этнический конфликт хорош тем, что обе стороны действуют одинаково жестко, ибо сражаются за свои дома. Поэтому в этническом конфликте всегда можно объявить виновной любую сторону: надо всего лишь шуметь о преступлениях, совершаемых одной стороной, и умалчивать о преступлениях противоположной стороны. Такая кампания успешно работала не раз, а уж в Боснии мы постараемся выставить сербов такими исчадиями ада, что от них отшатнется весь цивилизованный мир!

— Великая Албания, пожалуй, станет хорошим противовесом нашим ненадежным союзникам, — оценил Билл. — Нам удастся приструнить греков, которые точат зубы на турок.

— Да, Турция очень для нас важна, — согласился Фрэнк. — Ради этого мы молчим об их эсэсовских методах усмирения курдов. Турция нависла над Кавказом, а разделение России на части следует начать именно с Кавказа. Мы уже работаем в этом направлении и готовим потихоньку признание режима генерала Дудаева в Чечне. Чеченская свобода подаст пример всему Кавказу, и в кратчайший срок от России отпадут не только национальные окраины, но и населенные русскими территории. В идеале следует заинтересовать либеральную интеллигенцию России настолько, чтобы они сами разделились на независимую Московию, Казацкую республику, Северо-Западную федерацию, Уральскую республику, и затем одну за другой включать эти структуры в систему Евросоюза.

— Но захотят ли национальные образования вроде Татарской и Башкирской республик слиться с Европой? — недоверчиво покачал головой Билл.

— Нет, для них отведена другая роль, — сообщил Фрэнк. — Очевидно, что китайцы захотят наложить лапу на почти безлюдные Сибирь и Дальний Восток. На Дальнем Востоке мы в качестве противодействия китайскому империализму противопоставим Японию. А вот помешать Китаю беспрепятственно присвоить столь драгоценные для нас и наших европейских союзников сибирские нефть и газ помогут союз среднеазиатских исламских демократий и союз тюркских демократических народов под эгидой цивилизованной европейской Турции. К последнему союзу мы и присоединим Татарстан и Башкортостан, — я правильно произнес эти варварские названия? — впрочем, не имеет значения… Пояс безопасности от Европы до Японии, находящийся под полным нашим контролем, — это и есть апофеоз Великого Плана! Этот пояс не позволит нежелательно усилиться ни одной региональной державе, — я имею в виду в первую очередь Иран, Индию и Китай. А самое главное, не позволит русским возродить хоть какое-то подобие империи! Впрочем, самые активные русские уже давно стремительно покидают Россию, а остальные так же стремительно занимаются самоистреблением: спиваются, режут и стреляют друг друга на улицах… Так что русских можно не принимать в расчет.

Разгоряченный Фрэнк отпил апельсиновый сок из запотевшего стакана и резюмировал:

— Я приоткрыл перед тобой картину нашей тайной стратегии для того, чтобы ты оценил важность безукоризненно проводимых операций. Представь, если нам придется высаживать войска в Боснии или Косове, а то и просто широко использовать тактическую и штурмовую авиацию! Ведь войскам НАТО уже пришлось вступать в боевые столкновения с сербами и бомбить их позиции. А если нам придется вмешаться в более широком масштабе? В таком случае каждый «стингер» в руках сербских бойцов представляет смертельную угрозу! Наше прошлогоднее военное поражение в Сомали и понесенные там потери произвели тяжелое впечатление на общественность. А если сербы собьют наш самолет нашей же ракетой?! Представляешь, какая начнется шумиха?! Мы этого не должны допустить, поэтому я еще раз категорически требую, Билл: «стингеры» не должны попасть к сербам!

— Сербский посредник сейчас находится в России, — сказал Билл. — Я думаю, что мне надо срочно выезжать туда.

— Не стоит, — отрицательно качнул головой Фрэнк. — Тебе придется работать в тесном контакте с русскими спецслужбами, а там все еще осталось много людей, которые не любят ЦРУ. Лучше выезжай в Стамбул и держи события под контролем, вплотную займись курдами и их каналами переброски оружия. А в России искать посредника будут сами русские. А чтобы они реально этим занимались, отправим туда человека по линии ФБР, специалиста по борьбе с нелегальным экспортом оружия.

Интродукция 1

«Абсолютное соло»

Человек спускался по бетонным ступенькам. Лестница вела в подвал, переоборудованный под тир. Шаги громко отдавались коротким эхом, — в подвалах всегда отчетливо слышны шаги и шорохи.

Впрочем, он не слышал своих шагов. Его уши были заложены наушниками. В висящем на поясе плеере крутилась кассета с музыкой Михаила Чекалина.

Он всегда слушал композицию «Абсолютное соло» тогда, когда ему надо было сосредоточиться. Почему именно «Абсолютное соло»? Он и сам этого не знал. Просто он привык перед этим всегда слушать «Абсолютное соло».

Он включил настольную лампу и положил на стол пистолет. Потом достал из кармана коробку с патронами и неторопливо снарядил магазин. Привычным движением загнал магазин в рукоятку, передернул затвор. Затем подошел к барьеру, за которым была только непроглядная темнота, и нажал большую красную кнопку.

В темноте вспыхнула лампа, осветив первую мишень. Тут же грохнул выстрел. Мишени одна за другой появлялись в разных местах и немедленно поражались стрелком.

Потом он посмотрит на результат, снова заполнит магазин патронами, увеличит скорость появления мишени и начнет упражнение снова. А когда адреналин до предела насытит кровь, когда каждое сухожилие зазвенит как туго натянутая струна, настанет черед Настоящей Леди, терпеливо дожидающейся своей очереди в дорожном чемодане.

И так почти каждый день. На протяжении… Да, на протяжении скольких лет? Этого он и сам уже не помнил. Тренаж уже давно стал его непременным ежедневным ритуалом: пистолет и мишени в коротких вспышках света, а затем — Настоящая Леди с зорким глазом оптического прицела. И «Абсолютное соло».

Интродукция 2

Двое

Ночной ветерок изредка шелестел листвой деревьев, играя лучиками света от уличного фонаря, просачивающихся в комнату через завесу листьев и висящую на окне тюль. Она стояла у окна, и лучики пробегали по нежной коже ее обнаженного тела. Казалось, что они ласкают ее высокую упругую грудь, крутой изгиб бедра и прячутся в блестящих волнах волос.

— Я хочу тебе помочь, — тихо сказала она.

Он подошел к ней и обнял ее узкие плечи, вдохнул аромат ее волос и сказал:

— Это мое дело.

— Это наше дело! — возразила она. — Я хочу быть с тобой везде! Наверное, это глупо, но я схожу с ума, когда не знаю, где ты и чем занят. Я не подведу!

Он сел на кровать и закурил. Потом спросил:

— У тебя когда-нибудь была мечта? Такая, чтобы казалось, что если она не сбудется, то и жить ни к чему?

Она тихо рассмеялась и ответила:

— Когда я училась в девятом классе, одна моя подруга переспала с вокалистом одной очень известной группы. И я ей страшно завидовала! Он казался восхитительным. А какая у него была машина! Это сейчас полно подержанных иномарок, а тогда… Я просыпалась ночью, чувствуя его поцелуи, а когда становилось ясно, что это всего лишь сон, то плакала. Мне даже жить не хотелось в такие минуты! Смешно, правда?

Он загасил окурок в пепельнице и серьезно ответил:

— Нет. Любая мечта имеет право на жизнь. Пожалуй, я могу подарить тебе сутки жизни в компании суперзвезды!

Она прыснула в ладонь и спросила, давясь от смеха:

— А он будет похож на тебя?

— В отдельных местах, — как две капли воды! — заверил он.

— Что же, — я согласна!

— Тогда прыгай в постель, а то замерзнешь! И будем считать, что Ассоль дождалась своего принца под алыми парусами.

7 августа 1994 года, 19.00.

Одно из самых сильных человеческих чувств — зависть. Острый нож чужого превосходства, впивающийся в мягкую плоть твоей неполноценности. И только тогда, когда возникает чувство зависти, начинаешь осознавать, насколько остер этот нож и насколько мягка эта плоть. Зависть — один из трех китов, поддерживающих наше иерархическое общество, стаю гомо сапиенс. А имена остальных китов — Властолюбие и Страх. Властолюбие вынуждает стремиться быть первым, Страх заставляет не быть последним, а Зависть дает критерии и стимулы. И эти три кита неумолимо тащат нас по Океану Жизни, и ничто не может остановить их бег. Обессилившие от борьбы и старости падают в Океан, в отчаянии скребя пальцами по скользкой китовой спине. А на смену им идут другие, чтобы тоже в конце концов скрыться в волнах. Такова участь всех — и первых, и последних. Такова участь всех, сбиваемых инстинктом в стаи. Такова судьба!

Поток сознания в духе Екклезиаста заструился по мозговым извилинам Андрея как следствие созерцания роскошного «Феррари Ф-40». Творение итальянской инженерной мысли стремительно просвистело мимо его видавшей виды «шестерки», еле державшей на ровной дороге сто километров в час. Андрей лишь успел разглядеть мужчину в ковбойской шляпе, с волнами ниспадающих на плечи черных волос и узким клином эспаньолки, да сидящую рядом с мужчиной блондинку в темных очках и профилем камеи.

Мужик, конечно, из преуспевающей богемы, а девица — длинноногая фотомодель. И едут они уединиться в скромной двухэтажной охраняемой дачке перед отдыхом на Канарах. Господи, ну почему одним ты даешь все, а другим — ничего?!

И что за пижонство — раскатывать на машине стоимостью в полмиллиона «зеленых» по весьма далеким от совершенства российским дорогам?!

И где он только видел этого пижона? Точно — видел! Но — где?

7 августа 1994 года, 19.50.

Ворота плавно отъехали в сторону, и машина покатилась по дороге между развесистыми липами. «Бывший дом отдыха для каких-нибудь партийных шишек», — подумал Андрей.

Он ехал на день рождения Сени Бондаря.

Когда-то Сеня Бондарь был мастером спорта по боксу в полутяжелом весе, выступал за сборную страны. Теперь все осталось в прошлом. Сеня растолстел, набрал солидности, а самое главное — вдруг превратился в того, кого в России обтекаемо, но довольно точно называют «авторитет». Бывший спортсмен стал официальным владельцем неизвестно когда и кем приватизированного элитного дома отдыха. Кто посещал теперь этот дом и чем тут занимались, Андрей не знал. Для него этот дом открывался только раз в год — в день рождения Бондаря, когда в доме собирались его старые друзья и добрые знакомые.

Андрей удостоился такой чести по одной причине: когда-то, лет пятнадцать назад, он, тогда еще начинающий спортивный журналист, написал статью в районную газету о молодом, но чертовски талантливом боксере Семене Бондаре. Сеня до сих пор хранил вырезку с этой статьей и поддерживал почти дружеские отношения с Андреем, — если, конечно, у авторитета могут быть друзья. И теперь раз в год Андрей приезжал в полуэлитный полуотель-полупритон со странным названием «Ориган». Однажды Андрей спросил у Сени:

— Откуда такое странное название?

— Был когда-то такой одеколон, — ответил Сеня. — Отличный одеколон с мужественным и ненавязчивым запахом. Отец всегда пользовался этим одеколоном. А мой отец был настоящим мужчиной! И вот что странно: когда отец умер, одеколон «Ориган» исчез из продажи. И куда он только пропал? Нигде не достанешь! Впрочем, тут целую страну сдуло ветром перестройки, — что уж там о каком-то одеколоне говорить!

Похоже, в душе Сеня был философ и романтик.

Внутри огромной, обнесенной еще прежними хозяевами железной оградой территории находилась вторая ограда — из проволочной сетки с сигнализацией и камерами наблюдения. Именно за этой оградой и раскинулись довольно большой двухэтажный дом и несколько хозяйственных построек. Там охрана пропускала уже не по номерам машин, а придирчиво проверяла документы, сверяясь со списком приглашенных.

Первое, что увидел Андрей, подъехав к дому, — красный «феррари». Андрей обошел вокруг итальянской национальной гордости, испытывая острое желание сесть за руль дорогой игрушки, за шесть секунд разгоняющейся с места до ста миль в час.

Ну какой же нормальный мужик не отдаст десять лет жизни за право хотя бы раз промчаться со свистом на красном метеоре: мимо чадящих на «жигулях» простых смертных, мимо уверенных в себе владельцев «мерседесов» и «БМВ», мимо нагло прущих напролом под прикрытием «кенгурятника» внедорожников, — и ощутить свое превосходство над всеми ними; налиться до краев звенящим ощущением безумной скорости; упиться досыта властью над упрятанными в мотор сотнями лошадей!

Кто-то сказал: увидеть Париж — и умереть! Да к черту Париж! Ни одно скопище камней не стоит того, чтобы ради него отдавать жизнь. А вот прокатиться на «феррари» — и умереть… В этом, право, что-то есть! Это — как ночь с Клеопатрой.

Андрей вздохнул и направился в дом.

Сеня сидел в холле за стойкой портье и, прихлебывая пиво, смотрел по телевизору бокс.

— Привет новорожденному! Желаю здоровья, счастья и исполнения всех желаний! — объявил Андрей, доставая из сумки подарок.

— Спасибо, родной! Уважил! — ответил Сеня, обнимая Андрея. — Выпей пива! Какого тебе?

Андрей признавал только два сорта пива: «Балтику светлую» — в жару и с похмелья, и «Балтику портер» — во всех остальных случаях. Что и говорить — чудовищный вкус для коренного москвича!

Сеня достал из холодильника бутылку «Балтики портер» и поставил перед Андреем. Сеня тоже пил только «Балтику», — возможно, потому что служил на Балтийском флоте.

— А что это за пижон на красном «феррари»? — поинтересовался Андрей, отпивая «Балтику» прямо из горлышка.

— Это же Саша Архангельский! — сообщил Сеня. — Не знаешь, что ли? Звезда песенного жанра! Мне, правда, все эти звезды по барабану, но он создает известность и придает респектабельности моему заведению.

— Саша Архангельский — и вдруг респектабельность? — засмеялся Андрей. Хриплая и долгогривая поп-звезда не укладывалась в стандартные представления о респектабельности.

— Ну не скажи! — возразил Сеня. — Его поклонников много, как говорится, и среди дилеров, и среди киллеров. И власти его уважают! Ко мне вообще многие ездят. Знаешь, какие люди тут номера бронируют?

— И чем они только занимаются в этих номерах? — проворчал Андрей.

Сеня захохотал и похлопал его по плечу.

— Ну надо же людям иногда расслабиться! Тем более если «бабки» имеются. Кстати, тут и из вашего брата, акул пера, бывают люди, — и оч-ч-чень известные!

Андрей понял, кого имел в виду Сеня, и подумал: «Да, уж этот точно акула! Я по сравнению с ним… кто? Щука пера? Нет, пожалуй, — крыса. Шарю по грязным закоулкам нашей жизни, бегаю по вонючим канализационным трубам быта и залезаю в запертые запыленные шкафы в поисках спрятанных там скелетов. Точно, так и есть, — крыса пера!»

Андрей допил пиво и отправился в бар. Начало банкета планировалось в девять вечера, а Андрей собирался оттянуться сегодня на полную катушку: накануне личная жизнь дала трещину — его оставила подружка. Саша Архангельский его абсолютно не интересовал: Андрей специализировался на уголовной хронике.

7 августа 1994 года, 22.30.

Банкет удался на славу, несмотря на то, что Саша Архангельский ничего не спел. Еще в самом начале вечера он встал и тихим голосом попросил извинения: дескать, петь он не может, поскольку недавно сорвал голос на концерте и теперь на несколько недель вынужден прервать свои выступления. Собственно, для всех остальных он еще вчера убыл в Майами, но решил тайно отложить вылет на сутки, дабы отделаться от чересчур надоедливых поклонников и немного отдохнуть на природе со своей подругой.

Подруга, та самая блондинка с внешностью фотомодели, мило улыбалась, но держала пускающую слюни публику на расстоянии. Андрей все же удостоился чести с ней потанцевать. Он, разумеется, сразу попытался пойти в наступление, однако ему не удалось узнать даже ее имени.

— Я здесь с Сашей, и пусть навсегда останусь в вашей в восхищенной памяти лишь как Прекрасная Незнакомка, сопровождающая Сашу Архангельского! — смеясь, отвечала блондинка на все его домогательства. Посредине танца она вдруг отстранилась от Андрея:

— Мне надо переодеться! Обещайте ждать меня здесь! Хорошо?

— Я смею на что-то надеяться? — галантно осведомился Андрей.

— Надежда должна всегда умирать последней!

— Если вы задержитесь слишком надолго, то я умру раньше надежды! — пообещал Андрей. Она засмеялась и направилась к выходу. Впереди маячила фигура Саши Архангельского.

«Ну, конечно! Хозяину захотелось немного секса, и его надо обслужить!» — подумал Андрей. Ему самому вдруг страшно захотелось заняться сексом с этой блондинкой, и он выпил залпом грамм сто водки, чтобы отвлечься. Потом подошел к Сене и спросил:

— А где остановился Архангельский?

— В номере для молодоженов! — ответил, подмигивая, Сеня и они оба расхохотались.

— Что, посмотреть хочешь? — спросил Сеня, вытирая выступивший пот на покрасневшем от выпивки и смеха лице.

Андрей пожал плечами.

— Да нет, я так просто.

Он вышел в холл, уселся в глубокое кресло и закурил. Хмель, круживший голову, пробудил в нем желание. Он закрыл глаза — перед ним неотступно стояла блондинка в облегающем вечернем платье, подчеркивающем женские прелести: крупную упругую грудь, аккуратную круглую попку и умопомрачительный изгиб бедра. Ему вдруг ужасно захотелось увидеть ее обнаженной, пусть даже в чужих объятиях.

Андрей осмотрелся: он был один в холле. Андрей встал и подошел к стойке портье. Затушил в пепельнице окурок и достал из кармана связку ключей. Снял с кольца ключ от давно не работающего замка и заглянул под стойку. Там на доске висел комплект запасных ключей от комнат. Под одним не было номера. Андрей снял его и повесил свой ключ. Оглянулся: никого. Тогда он направился к лестнице и, насвистывая, поднялся на второй этаж.

Тайну комнаты без номера ему открыл в прошлом году сам Сеня. Лет пять назад Сеня попал в сложную ситуацию и выплыл во многом благодаря организованной Андреем в прессе кампании «в защиту честного спортсмена, повязанного чиновной номенклатурой от спорта». С тех пор Сеня считал себя должником Андрея и горел желанием его отблагодарить.

В прошлом году такой случай представился.

Андрей неосмотрительно выдал в одной из газет компромат на некоего не очень крупного, но весьма напористого политикана, обвинив его в аморальном поведении. Политик обиделся и подал в суд. Газета неизбежно проиграла бы процесс, и журналистской карьере Андрея пришел бы конец.

Когда ему казалось, что спасения нет, Сеня пригласил его к себе в «Ориган». Он провел его в комнату без номера, которая располагалась рядом с номером для молодоженов. Отличительной особенностью номера являлись два огромных зеркала: одно на потолке, а другое — в стене. Стенное зеркало разделяло два помещения и было зеркалом только с одной стороны. С другой оно оказалось окном и позволяло из комнаты без номера наблюдать за тем, что происходило в номере для молодоженов.

— Откуда это? — бестолково спросил ошеломленный Андрей. Сеня пожал плечами:

— С коммунистических времен осталось. Кагэбэшные штучки, наверное. Располагайся!

Андрей провел там два часа и отснял три пленки, с отвращением наблюдая, как похотливый политикан развлекается с двумя подростками лет четырнадцати. Через три дня любитель нестандартного отдыха получил бесценный для него фотоальбом и отозвал иск из суда, после чего благополучно канул в лету.

Теперь ударивший в голову хмель гнал Андрея в роковую комнату. Вначале он прихватил из своей комнаты фотоаппарат. Потом, оглядываясь, отпер дверь в комнату без номера и тут же запер ее изнутри. Затем уселся в кресло и обозрел через зеркало-окно поле предполагаемой любовной битвы. Он не особенно беспокоился насчет шума — в номере молодоженов вовсю орал телевизор, транслируя шумный полицейский боевик: ругань и бесконечная стрельба были слышны даже через толстое стекло.

То, что он увидел, его разочаровало. Вместо обнаженной блондинки в полутемной комнате ему приходилось созерцать только Сашу Архангельского. Тот стоял у приоткрытого окна и курил. Что удивило Андрея: в руках Саша держал большой армейский бинокль ночного видения. Саша несколько раз прикладывал его к глазам, что-то изучая в ночном пейзаже. Затем он подошел к широкой кровати и сделал то, что поразило Андрея еще больше: он снял длинные вьющиеся волосы, оказавшиеся париком, и бросил их на кровать. Самым странным было то, что Саша оказался шатеном без малейших следов лысины. Зачем ему парик?

«Сценический облик, наверное», — решил Андрей. Но это было не последнее его удивление в тот вечер. Саша подошел к зеркалу-окну и остановился перед ним. Андрею стало не по себе: казалось, что Саша смотрит прямо на него, хотя тот, по-видимому, просто изучал свое отражение. Надо полагать, оно ему не понравилось, потому что в следующий момент он решительным жестом оторвал усы и бросил их на журнальный столик. Затем вынул изо рта пару прокладок, и овал его лица сразу изменился.

Хоть Андрей и был изумлен донельзя подобной метаморфозой, он все же машинально сделал пару снимков. Зачем — и сам не знал. Репортерская привычка, наверное!

Появилась блондинка: она, наверное, была в ванной. Андрей уже почти не удивился, увидев, что она теперь не блондинка, а брюнетка. Короткая стрижка с прямой челкой; чем-то напоминает Уму Турман в «Криминальном чтиве». Бывшая блондинка подошла к Саше и обняла его за плечи. Он тихо сказал ей что-то, она кивнула и отошла. Андрея поразило, что оба были очень серьезны.

Двойник Умы Турман направилась прямо к зеркалу-стене. По дороге она взяла из кресла белокурый парик и, подойдя к зеркалу, принялась тщательно его прилаживать. Андрей пару раз сфотографировал ее: в парике и без него. Зачем он это сделал? Наверное, потому что его не покидало странное ощущение: где-то он ее уже видел, причем именно в образе двойника Умы Турман. Но где? А может быть, это просто дежа-вю?

Тем временем лжеблондинка вышла из номера. Саша положил прокладки в карман и достал из-под кровати чемодан. Открыв крышку, он извлек оттуда несколько странных длинных предметов и, усевшись на кровать, принялся их состыковывать. Когда он встал, уставший удивляться Андрей увидел у него в руках длинную винтовку с оптическим прицелом и цилиндром глушителя на конце ствола.

Саша поставил стул спинкой к окну. Андрей продолжал щелкать фотоаппаратом, хотя в комнате теперь горела только настольная лампа, но Андрей надеялся, что высокая светочувствительность пленки не подведет.

Саша погасил стоявшую на подоконнике настольную лампу, и комната погрузилась во мрак.

Когда же глаза Андрея привыкли к темноте, он увидел четко обрисованный на фоне светлого проема окна силуэт Саши: он сидел на стуле, положив ствол винтовки на кронштейн настольной лампы. Андрей, прикинув на глаз освещенность, установил ручную выдержку и нажал на спуск, отсчитывая секунды. Едва сработал затвор фотоаппарата, как ствол винтовки дрогнул. Андрей не слышал звука выстрела — все забивал телевизор.

Саша встал, задернул шторы и зажег свет. Затем быстро разобрал винтовку: снял глушитель, приклад и уложил в чемодан. После чего чемодан отправился на свое место под кровать. Затем Саша снова приклеил усы, надел парик и вышел из номера. По дороге он выключил свет и телевизор. Хлопнула дверь, и Андрей остался один в темноте и тишине.

7 августа 1994 года, 23.30.

Андрей стоял у ограды внутреннего периметра, курил и смотрел на темные окна второго этажа.

Да, вон то окно в торце дома, первое от угла! Он повернулся к ограде и попытался определить направление выстрела. От торца дома до ограды внутреннего периметра — метров тридцать. Прямо за стальной сеткой начинается крутой склон оврага: оттуда доносилось журчание ручья и еще какой-то равномерный шум. Андрей прислушался и понял: это шумит вода на плотине. Там, дальше по оврагу, — плотина с мостиком, отделяющая озеро от оврага. Плотина поднимала уровень воды, превращая маленькое полузаросшее лесное озерцо в живописный пруд.

Но куда же стрелял Саша Архангельский? В кого?

Из окна, не высовываясь, можно стрелять только вдоль русла оврага и по его склонам. Кто там может ходить ночью? В этом овраге и днем ногу сломишь! Вон какой склон крутой! Следовательно, мишень должна была находиться либо на плотине, либо на том берегу озера.

Андрей бросил окурок и направился к воротам. У ворот он увидел охранника, Сеню и двоих парней. Парни имели накачанные фигуры, были одеты в одинаковые костюмы, — в общем, сильно смахивали на телохранителей для VIP, сошедших с экрана посредственного боевика.

Парни что-то объясняли Сене, Сеня пожимал плечами. Потом Сеня повернулся и пошел к дому. Парни вышли за ворота и быстро зашагали по дороге. Когда Сеня поравнялся с Андреем, тот спросил:

— Это что за качки?

— Так… Лохи! — не вдаваясь в подробности, отмахнулся Сеня. — А ты куда направился?

— Так, прогуляться решил.

— Смотри, долго не гуляй! — предупредил Сеня. — В двенадцать эти ворота закроют. Останешься ночевать в лесу!

— Как, на воротах не будет охраны? — удивился Андрей.

Сеня бросил на ходу:

— Ночью охрана находится только на КПП внешнего периметра и в доме. Так что вряд ли кто тебя впустит, даже если заметят в камеры. Именно так мы воспитываем припозднившихся гостей!

Сеня засмеялся и удалился прочь.

Андрей пошел вслед за парнями. Он увидел, как они садились в серебристый «мерседес», хотел было их окликнуть, но не стал этого делать. Черт их знает, кто они такие и что тут делают!

«Мерседес» поехал на выезд к КПП, а Андрей свернул к мостику через плотину. На спуске к плотине стоял всего один фонарь, неведомо когда, кем и для чего поставленный. Мостик он заведомо не освещал, а посему, видимо, был призван просто обозначать край местной ойкумены.

Андрей посмотрел на противоположный берег озера, темной массой встававший на фоне более светлого неба. Сколько до него по прямой? Если не изменяет память, то метров четыреста-пятьсот: здесь озеро как раз достигает максимальной ширины. Нет, это место надо осмотреть днем!

Андрей бросил окурок в воду и заспешил к воротам: ночевать в лесу ему очень не хотелось.

8 августа 1994 года, 0.30.

Андрей нашел лжеблондинку в бильярдной, размещавшейся в подвале. Стены бильярдной украшали предметы времен Первой мировой войны: винтовки, карабины, револьверы, шашки, каски и так далее. У входа стоял прекрасно сохранившийся пулемет «максим», а напротив него — манекен, одетый в полную форму александрийского «гусара смерти».

— Странно вас видеть в этом святилище мужских богов Войны и Азарта! — произнес Андрей, подойдя к лжеблондинке.

— А где же мне еще быть? — пожала плечами та. — Наверху остались лишь бабы да вдребадан пьяное мужичье.

— Вам не понравились здешние дамы и кавалеры?

Она поморщилась.

— Местные кавалеры и в трезвом виде малоприятны, а сейчас — просто пьяные кобели. А дамы… просто дуры набитые! И все корчат из себя родовую аристократию! Уж лучше бы наш радушный хозяин устроил для гостей оргию со шлюхами — тогда все были бы на своем месте!

— Все — кроме вас? Ведь вы считаете, что вы не такая, как они?

— А вы как полагаете, какая я?

— Вы похожи на принцессу! — искренне признался Андрей.

Она улыбнулась без всякого кокетства и возразила:

— Скорее я просто Золушка.

— Неправда!

— Почему же?

— Потому, что уже давно пробило полночь, а вы по-прежнему в наряде принцессы, «феррари» еще не превратился в тыкву, а ваш спутник. — в крысу!

Она весело рассмеялась и шутливо заверила:

— Все еще впереди! Мужчины в «феррари» приходят и уходят, а превращение нарядов принцессы в лохмотья происходит гораздо чаще и быстрее, чем обратный процесс! Лучше расскажите мне об этом оружии. Вы в нем разбираетесь?

— Да, конечно! Прошу вас!

Он подвел ее к ближайшему стенду.

— Вот винтовка системы Бердана номер два. Наверное, слышали про легендарную «берданку»?

Она кивнула и ответила:

— В детстве я видела в деревне сторожа, вооруженного «берданкой». Он гонял детей, забиравшихся в колхозный сад. Его все так и звали — Дед Берданка. А ружьё у него, по-моему, вообще не стреляло. Во всяком случае, я не помню, чтобы он из него хоть раз выстрелил!

— Вот как! А ведь когда-то это было грозное оружие: винтовка Бердана состояла на вооружении русской армии более двадцати лет, — с 1870 года до середины 90-х прошлого века, пока ее не сменила винтовка Мосина. Вот она, видите? На ее базе были созданы винтовки казачьего и драгунского образца, а также карабин. Вот он, кстати! Заметьте, он явно короче, и именно в этом и заключается все его отличие от винтовки! Слушайте, а вам и вправду интересно?

Она удивленно посмотрела на него и ответила:

— Конечно! Впервые за весь вечер мне попался мужчина, у которого за душой что-то есть еще, кроме денег и гонора!

— Тогда посмотрите сюда! Вы читали повесть «Зеленый фургон»?

— Представьте себе, — читала!

— Тогда вы, наверное, помните такой забавный персонаж — милиционер Грищенко? Он все время ходил с винтовкой системы Манлихера. Вот он, этот самый «манлихер» образца 1889 года! Основная винтовка австро-венгерской армии, с которой она встретила и проиграла Первую мировую войну! Кстати, состояла на вооружении и в русской армии — из-за нехватки винтовок Мосина.

Андрей сам не заметил, как увлекся. История оружия — его хобби. Было ли ей действительно интересно или нет? Неважно, — но как она умела слушать! Господи, благослови слушающую женщину!

— А вот британское оружие той же поры. Винтовка Ли-Энфилд, — или Ли-Метфорд, точно сказать не могу. А вот германская винтовка «Маузер 88». А тут вы видите знаменитый револьвер Нагана. Настоящий долгожитель — состоял на вооружении в нашей стране более полувека! Вот не менее знаменитый пистолет Маузера, непременный атрибут революционных матросов, — наряду с «лимонками» за поясом и пулеметными лентами через плечо! Здесь он представлен наиболее популярным образцом 1898 года. Кстати, официально на вооружении нигде не состоял: лишь в Германии им вооружали конных егерей, а в России его охотно приобретали на личные средства офицеры. В германской же армии официально был принят на вооружение пистолет конструкции Георга Люгера, более известный под названием «парабеллум». Вот он, — вы его, конечно, сразу узнали по оригинальной и агрессивной форме! Это модель, находившаяся на вооружении у артиллеристов, видите, очень длинный ствол?

— А это что за пистолет?

Вопрос задал Саша, незаметно подошедший и внимательно прислушивавшийся к объяснениям Андрея.

— А-а, это… Это был довольно популярный во многих странах пистолет Бергмана. Эта модель носит название «Бергман-Байард». Очень мощное оружие.

— Ну, это я вижу, что пистолет системы Бергмана, — вон, отчетливо видна надпись «BERGMANN'S-PATENT». А откуда следует, что это еще и «Байард»? Ведь «Bayard» — бельгийская фирма и обычно на рукоятках ее пистолетов имелась соответствующая надпись.

Андрей улыбнулся с чувством собственного превосходства:

— Во-первых, пистолет не системы Бергмана. Да, патент принадлежал германскому фабриканту Бергману, но сконструировал пистолет известный конструктор-оружейник Гуго Шмайссер.

— А-а, знаю! Ведь это его автоматы у немцев были, да? — вокликнула лжеблондинка. — В фильмах про Отечественную войну все время показывают!

— Вынужден вас разочаровать, дорогая моя! — покачал головой Андрей. — К состоявшим на вооружении вермахта пистолетам-пулеметам МП-38 и МП-40 Гуго Шмайссер не имел ни малейшего отношения! Эти пистолеты-пулеметы первоначально производила фирма Эрма, а неправильное название укоренилось по традиции, — пистолетами-пулеметами Шмайссера оснащался рейхсвер в конце Первой мировой войны, а впоследствии и полицейские части Веймарской республики.

— Да, но почему же все-таки — Байард? — напомнил Саша.

— Очень просто. Видите, на ствольной коробке надпись: «ANCIENS ETABLISSEMENTS PIEPER», что означает — «Старинное заведение Пипера». Именно эта бельгийская фабрика в городе Льеже производила пистолеты под маркой «Bayard». Она же выпускала с 1907 года по лицензии Бергмана вот эти пистолеты: отсюда и название — «Бергман-Байард».

— Браво! — воскликнул Саша. — Да вы настоящий знаток оружия!

— А вы не увлекаетесь историей оружия? — спросил Андрей Сашу.

— Нет! — покачал головой Саша.

— И даже не охотник?

Саша внимательно посмотрел на Андрея и ответил:

— И даже не охотник. А почему вы спросили?

Андрей пожал плечами:

— Просто я сам люблю иногда пройтись с ружьишком. Скоро осень, откроется сезон охоты… Люблю эту пору!

Саша внимательно смотрел на Андрея, и тот вдруг вспомнил, что именно наблюдал полтора часа назад, и почувствовал скрытую двусмысленность произносимых фраз.

«Неужели он догадывается?!» — обожгла его внезапная мысль, и он замолчал, боясь себя выдать неловкой фразой.

Саша улыбнулся и спросил:

— Значит, вы — охотник! А, знаете что, на мой неохотничий взгляд, важнее всего для любого охотника?

— Что же?

— Не стать в один прекрасный момент дичью!

Саша взял под руку лжеблондинку и сказал:

— Дорогая, нам пора!

Лжеблондинка протянула руку Андрею:

— Большое спасибо вам, Андрей! Не ожидала встретить здесь такого умного, увлеченного человека!

Андрей хотел поцеловать ей руку, но вместо этого просто пожал ее, — по-американски.

«Что он имел в виду? — думал Андрей, глядя вслед удаляющейся паре. — Неужели он что-то заподозрил? Что означают его последние слова об охотнике и дичи? Или я просто по русской привычке ищу скрытый смысл там, где его заведомо нет? И кто он вообще такой? Вряд ли он действительно Саша Архангельский! Тогда откуда „феррари“? Это же не „мерседес“ какой-нибудь! Сколько таких машин в Москве? Одна или две?»

И еще одна мысль занимала его.

«Черт возьми! Где же все-таки я мог видеть эту девицу?!»

8 августа 1994 года, 9.35.

Проснулся Андрей с головной болью. До пяти утра играли в преферанс плюс немереное количество пива. «Отдохнул», называется! Он встал и подошел к зеркалу.

Отражение ему определенно не понравилось. Вспомнился старый анекдот. Жена возвращается из отпуска и видит: квартира абсолютно пуста, в углу на газете спит муж. Она будит его и спрашивает: «Где мебель?» Муж отвечает: «Продал!» «А где деньги?» «В мешках!»

Андрей потрогал набрякшие «мешки» под глазами и вздохнул. Сколько он сегодня проиграл? Баксов триста? Ну да, всю наличность, что была в бумажнике. Конечно, не смертельно, но чертовски неприятно для небогатого человека, не имеющего личного печатного станка и запасов казначейской бумаги!

Андрей выглянул в окно. На площадке перед домом «феррари» уже не было. «Ну и слава богу! Этот Архангельский, — или как там его… Весьма странный тип! Ну ведь палил же он в окно из винтовки с глушителем! Палил? Палил, — факт! Но если бы он кого-то убил, то тело давно обнаружила бы охрана. И все-таки не для собственного удовольствия он стрелял в окно! И если это не Архангельский, то почему у него машина Архангельского? А что если Сеня с ним в сговоре и они проворачивают непонятную аферу?»

Андрей уселся в кресло и закурил, хотя тысячу раз давал себе слово не курить натощак. «Если здесь замешан и Сеня, то лучше не лезть в это дело… Черт возьми! Ключ!»

Андрей полез в карман и достал ключ. «Так и есть! Совсем про него забыл! Надо немедленно повесить на место! Если Сеня в сговоре с лже-Архангельским, то совсем не хочется оказаться в роли неожиданного свидетеля! В таких случаях просто выражают банальное сожаление: извини, ничего личного, — и немедленно выдают билет на тот свет в один конец!»

Андрей спустился в холл. Сеня сидел за стойкой портье, пил пиво и смотрел бокс по телевизору. Увидев Андрея, он помахал ему рукой и спросил:

— Пива хочешь?

Андрей вспомнил вечную истину — «пиво с утра — и день прошел» — и отрицательно покачал головой.

— Хорошо бы кофе!

— Хорошо бы позавтракать, — заметил Сеня, выходя из-за стойки. — Я, правда, уже завтракал, но поем с тобой за компанию. Пошли!

— Я подойду минут черездесять, — ответил Андрей, мусоля в кармане ключ.

— Давай-давай! — и Сеня скрылся за дверью в бар.

Андрей кинулся к стойке и повесил ключ на место, забрав свой. Вздохнул с облегчением и отправился в туалет. «Так! С ключом, похоже, обошлось! И слава богу! Но где же я видел эту девицу?»

За завтраком Андрей все-таки не удержался и запустил пробный шар:

— Как гости? Кое-кто оттянулся на славу! Никто не умер?

— Чего им будет? — равнодушно отозвался Сеня, аппетитно жуя омлет с ветчиной и сыром. — Чтобы эту публику упоить до смерти, водку надо в бассейн налить!

— А Архангельский здесь часто бывает?

— Когда как! Иногда два-три раза на неделе, а иногда месяцами не видно. Понятное дело — гастроли там и все такое… Кстати, сюда он обычно наведывается с совсем молодыми девками — лет пятнадцать-шестнадцать, не больше! Только вот в этот раз прихватил с собой бабенку в возрасте! Сколько ей — лет двадцать семь, а то и все тридцать?

— Я-то откуда знаю? — удивился Андрей.

— Ладно-ладно! — ухмыльнулся Сеня. — Я уж знаю, что ты ее в бильярдной целый час уговаривал!

— Ты не поверишь, но я ей там лекцию о твоей коллекции читал! — признался Андрей. — Она даже имени своего не сказала!

— А я и не верю! Целый час с классной телкой трепаться об оружии?! — рассмеялся Сеня. — Видно, стареешь, брат!

8 августа 1994 года, 13.30.

Андрей поставил машину напротив подъезда и поднялся к себе в квартиру. Он собирался поработать дома, однако работа не шла: в уме постоянно возникали сцены прошедшей ночи.

Андрей вышел на балкон и закурил.

«Конечно, Сеня не так прост, как кажется на первый взгляд, но, похоже, он не в курсе ночной стрельбы. Может, надо было ему все рассказать? А если все делалось с его ведома? Тогда меня просто раздавят, как червяка, выползшего на проезжую часть! Нет уж! А этот тип, любитель ночной охоты, — большой наглец! Прикатить на чужой машине стоимостью в полмиллиона долларов, под чужим именем! Крутой профи? А лжеблондинка — его напарница? И где же я все-таки мог ее видеть?»

Андрей почувствовал, что это превращается в навязчивую идею. Ему вдруг ужасно захотелось увидеть ее снова, услышать ее голос. Красавица и умница. Да, только умная женщина может с таким интересом слушать мужчину, разглагольствующего о предмете своего хобби! И что ее связывает с этим Ночным Охотником на Неизвестную Дичь?

Андрей вернулся в комнату и достал пленку из фотоаппарата. Надо бы ее проявить. Вот сейчас он этим и займется, поскольку работа все равно не идет!

8 августа 1994 года, 18.30.

Андрей разглядывал отпечатанные фотографии. Убойный материал, хоть сейчас в дело! Вот Охотник, загримированный под Сашу Архангельского, а вот он уже без грима; вот Охотник собирает винтовку; вот он целится в окно, — правда, виден только силуэт.

А вот и его подруга. Вот она в белокуром парике, а вот — без парика, совсем другое лицо! Но где же он ее видел? Может, это дежа-вю? Нет, точно где-то видел!

Андрей взял карандаш и стали проставлять на обороте фотографий дату, время съемки, место и условное наименование. Со лже-Архангельским он разобрался быстро, написав на обороте: «Ночной Охотник». Над фотографиями девушки он задумался, затем решительно написал: «знакомая Прекрасная Незнакомка». Хоть и нелепо, зато понятно!

Закончив с фотографиями, он позвонил Стасу Бреусу. Стас специализировался по «светской хронике».

— Слушай, а где сейчас Саша Архангельский? — спросил он Стаса после дежурных вопросов о жизни и делах.

— Дает шороху в Майами! — ответствовал Стас. — В субботу туда улетел.

— Точно?

— Ха! Сам брал у него интервью в Шеремухе!

— А где его машина, красный «феррари»?

— Как это где? Дома, в гараже!

— Точно?

— Вот заладил! Слушай, у меня в том же доме подруга живет, я с ней бурный уик-энд провел. Дом новый, с подземным гаражом. Так вот, три часа назад машина стояла там, своими глазами видел!

Андрей немного подумал, потом спросил про номер.

— Зачем тебе номер? — удивился Стас. — Такая тачка на всю Москву одна!

Но номер все-таки назвал. Все совпало. Но как и когда машина попала в охраняемый подземный гараж, если еще сегодня утром она стояла перед «Ориганом»?

— А что это тебя его тачка заинтересовала? — спросил Стас.

— Да так, с приятелем одним поспорил! — соврал Андрей.

— На что?

— На бутылку «Чивас Ригал».

— Неплохо! — одобрил Стас. — Выиграешь — пьешь ее вместе со мной! Идет?

— Ладно! — засмеялся Андрей. — Тогда уж скажи еще — откуда у Архангельского такая роскошная тачка?

— Гонорар за фильм «Безумные ночи», — без промедления ответил Стас. — Архангельский в прошлом году снимался в Голливуде и, как говорят, очень там приглянулся! Что еще? Ты извини, старик, но мне пора на очередную презентацию!

— Больше ничего. Спасибо!

— Про «Чивас Ригал» не забудь! — напомнил на прощание меркантильный Стас и положил трубку.

Презентация! Везет же некоторым, шляются на халяву по ресторанам! Ресторан… Вот оно! Ну, конечно!

Андрей даже засмеялся от облегчения. Он вспомнил, где видел Прекрасную Незнакомку. Ресторан «Тропикаль»! Она — ресторанная певичка!

Он взглянул на часы. Так, сегодня понедельник, ресторан закрыт. Завтра у него вечер и ночь заняты, — милиция будет трясти несколько притонов, надо будет с ними проехаться. Значит — среда!

10 августа 1994 года, 18.40.

Ресторан «Тропикаль» размещался на первом этаже старого семиэтажного дома в стиле «модерн» недалеко от Павелецкого вокзала. Второй и третий этажи занимали в основном различные офисы, а на остальных шел перманентный ремонт.

Андрей вошел и осмотрелся. Он был здесь полгода назад. Просто зашел погреться и перекусить. Первый зал представлял собой небольшое кафе со стойкой-баром. По обе стороны от стойки шли два прохода: один вел в ресторанный зал на дюжину столиков, второй — в служебные помещения.

Андрей сел за столик в углу у входа, раскрыл меню и окинул взглядом зал. Примерно половина столиков были заняты. Позже потянется публика в ресторанный зал.

Андрей подошел к стойке, взял кофе и рюмку водки. Кофе был паршивый, растворимый, зато нашлась вполне приличная и сравнительно недорогая водка — «Привет».

Андрей спросил у бармена:

— А как ваша замечательная певица? Она выступает сегодня?

— Оля? — безразлично уточнил бармен. — Нет, она с сегодняшнего дня в отпуске. Но оркестр будет! С девяти часов.

Андрей был несказанно разочарован. Но вскоре его разочарование оказалось вознаграждено внезапным и совершенно неожиданным образом. Едва он отпил первый глоток водки и запил его кофе, как из служебной двери появился мужчина. Он окинул взглядом зал, и Андрей поспешно уткнулся носом в чашку. Это был Охотник!

Охотник уселся на высокий табурет у стойки и взял кружку пива. Потягивая пиво, он бросал время от времени взгляд на дверь: он явно кого-то ждал. Андрей порадовался, что захватил с собой газету, и теперь прикрывал ею лицо, притворяясь, что изучает конъюнктуру на Российской товарно-сырьевой бирже. Так прошло минут десять.

Вдруг в зал вошел человек и быстро направился к стойке. Увидев его, Охотник слез со стула и скрылся за дверью служебного помещения. Человек последовал за ним.

Андрей несколько мгновений сидел в раздумье, затем поднялся и вышел. Вообще-то ему до смерти хотелось увидеть лжеблондинку Олю, но случайную встречу с Охотником он воспринял как дар небес. Именно поэтому он сейчас стоял на улице и соображал: куда мог пойти Охотник.

Ну, сейчас он поговорит со своим визави, потом они разойдутся. А если Охотник уйдёт черным ходом? Куда может выходить черный ход? Наверняка во двор!

И Андрей занял наблюдательную позицию в подворотне, откуда он видел и улицу в оба конца, и железную дверь во дворе. Прошло минут пять, не больше, как вдруг дверь скрипнула. Андрей поспешил укрыться за мусорными баками. Там очень кстати валялась большая коробка из-под телевизора, и Андрей накрылся ею сверху. Через прорезь для рук ему прекрасно было видно дверь.

Вначале до Андрея доносился только неразборчивый торопливый голос, затем собеседник Охотника вылетел во двор, словно от сильного тычка в спину. Затем появился Охотник и с грохотом захлопнул дверь. От резкого движения его куртка на мгновение распахнулась, показав пистолет в кобуре под мышкой. Он взял за плечо собеседника и повел его к подворотне. Они остановились как раз возле мусорных баков, и Охотник сказал:

— Закрой, падла, пасть и слушай, что я тебе скажу! Успокоился? Ну, так вот. Ты меня не нанимал, — у тебя просто денег не нашлось, чтобы заплатить аванс! А тебе нужен был крутой профессионал, поскольку действовать надо было наверняка. И я взялся за дело без аванса только потому, что стал твоим партнером в этом грязном деле! Или ты думал, что я хочу тебе помочь достать денег на твою гребаную науку? Тогда надо было дождаться Рождества и обратиться к Деду Морозу! Так что напоминаю тебе, что я партнер и работаю по классическому джентльменскому соглашению «фифти-фифти», то есть в пополаме! Ясно? Теперь — о деле. Дело я сделал в воскресенье вечером, все прошло по плану без сучка и задоринки! Так что одно из двух: либо тело кто-то спрятал, либо оно в прибрежных кустах. Вопрос: кому понадобилось прятать тело? Бондарю?

— А что? Увидал труп, перетрухал и решил его спрятать, — дескать, знать ничего не знаю, не было тут никакого Карамова; как видно, сбежал он с деньгами, бросив тачку и телохранителей!

— Бондарь — совсем не глупый мужик! — возразил Охотник. — Если вдруг обнаружится, что он спрятал тело, тогда ему и от пропавших денег не отмазаться ни в жизнь! Нет, вряд ли это Бондарь! Телохранители? Чтобы скрыть свое ротозейство?

— Нет, — не согласился собеседник Охотника. — Какой им смысл? Самим похитить деньги? Так мы же знаем, что никаких денег там не было!

— Вот видишь, первый вариант отпадает! — подытожил Охотник. — Значит, тело еще там! Не сегодня, так завтра его обнаружат!

— Да пойми ты, что время против нас работает! Ты думаешь, хозяева не будут разыскивать свои деньги? Да они уже рогом землю роют, Москву вверх дном переворачивают! А я деньги получить не могу, пока не покажу старику свидетельство о смерти!

— Может, нажать на него? — предложил Охотник. — Поговорим по душам, он и расколется, где деньги хранит! Давай адресок, Рустам, и я сегодня же тряхну старого хрыча!

— Да ты что! — замахал руками Рустам. — Он же сразу поймет, кто грохнул Рената, и тогда точно деньги не отдаст! Ты его не знаешь! И потом, у него сердце больное, еще загнется, так что не дай бог его чем взволновать! Найди уж сам это тело, ладно? Только помни, время — против нас! Хозяева — не дураки, вытянут концы и поймут, что к чему!

— Не волнуйся! — похлопал его по плечу Охотник. — Я лично найду это тело и сделаю так, чтобы оно попалось на глаза кому надо! Иди и отдыхай. Обещаю: не позднее, чем послезавтра, тебе придется опознавать труп!

Рустам и Охотник попрощались. Рустам вышел из проходной первым. Охотник немного подождал и вышел следом.

Андрей отбросил коробку, осторожно подошел к воротам и выглянул на улицу. Рустам удалялся в сторону Павелецкого вокзала, а Охотник направился в противоположную сторону, к Третьяковской. Андрей последовал за ним.

По дороге он напряженно размышлял, что делать дальше. Хорошо бы проследить, где живет Охотник, но долго следить за ним нельзя: прожженный тип, сразу почует слежку. Может, сдать его первому же наряду милиции? Материал на него есть. Да. Но тогда неизбежно придется подставить под милицейскую проверку Бондаря, а тому это вряд ли понравится! Дознается, что все из-за Андрея, и… Даже представить страшно, что будет! Нет, так не годится!

Так они прошли несколько кварталов, и вдруг из-за угла показалась патрульная машина. Охотник не обратил на нее ни малейшего внимания, зато Андрей увидел в ней знакомого лейтенанта и возликовал. План действий мгновенно сформировался в его голове, и он сделал знак рукой. Машина остановилась возле Андрея, лейтенант высунул голову в окно и спросил:

— Здорово, Андрюха! Какие проблемы?

— Видишь того типа? — кивнул Андрей в сторону удаляющегося Охотника. — У него ствол под мышкой. Неплохо бы проверить!

— Сделаем! — заверил лейтенант. Машина развернулась и рванула за Охотником. Андрей с волнением наблюдал издалека за происходящим.

Вот машина остановилась. Из нее вышел сержант в бронежилете с автоматом и окликнул Охотника. Андрей с волнением наблюдал за происходящим, ожидая перестрелки. Но Охотник остановился и стоял, не двигаясь, без признаков волнения. Вот из машины вышел лейтенант и что-то спросил у Охотника. Наверное, стандартные милицейские вопросы в таких случаях: «Оружие, наркотики есть?»

Охотник показал глазами на левое плечо и что-то ответил. Лейтенант достал у него из-под мышки пистолет и показал на машину. Охотник сел в машину вместе с милиционерами, и машина уехала. Все.

Андрей даже был немного разочарован. Так просто и буднично! Ну, ладно! Он выполнил свой гражданский долг. Завтра он зайдет в отделение и на правах представителя прессы узнает у знакомого лейтенанта подробности. Пистолет — это серьезно! Таких типов милиция трясет весьма тщательно!

11 августа 1994 года, 9.10.

Андрей спал крепко, что вполне объяснимо: ведь утренний сон — самый сладкий. Но он вряд ли спал бы так крепко этим утром, если бы знал, что вчера разворошил осиное гнездо.

Начальник управления внутренней безопасности ФСК генерал Хладов сидел в своем просторном кабинете и пил первый в этот день, утренний, самый вкусный стакан чая. Именно — стакан. Генерал, будучи совсем еще не старым человеком, всячески любил подчеркивать свой консерватизм и верность традициям даже в таких мелочах, как утренний стакан чая — обязательно в мельхиоровом подстаканнике.

Однако сегодня чай безнадежно стыл, а генерал в глубокой задумчивости смотрел на лист компьютерной распечатки, где ярко желтела выделенная маркером строчка. Генерал выделил ее сам и перечитал несколько раз.

Распечатка, родившаяся в недрах компьютера, содержала сведения о сотрудниках действующего резерва, совершивших подозрительные с точки зрения безопасности действия или попавшие в обстоятельства, несущие угрозу как им лично, так и безопасности государства. Происхождение распечатки было таково.

Когда-то давно, еще при покойном Андропове, в недрах Второго Главного управления КГБ (внутренняя безопасность и контрразведка) существовал отдел, создававший электронные базы данных. Рожденный задумкой одного из безвестных энтузиастов прогресса, отдел был призван всасывать в себя, перерабатывать и выдавать информацию по определенным заранее темам. С течением времени отдел начал вбирать в свои электронные недра информацию не только из отделов и управлений, но и из таких источников, как системы электронной продажи билетов, АТС (отслеживание звонков занесенных в базу данных абонентов) и даже сводки ежедневных происшествий но городу Москве.

Люди в отделе работали на совесть, получали хорошую зарплату, но востребованность продуктов их деятельности была низкой: никто толком не знал, как работать с длиннющими распечатками, рождаемыми в недрах отдела. Распечатки иронически называли «дацзыбао» и чаще использовали в качестве туалетной бумаги (тогда она была в дефиците), нежели как источник информации. Затем часть отдела перевели в Пятое управление (занимавшееся диссидентами), затем еще часть — в Шестое (экономическая контрразведка). Фактически отдел прекратил свое существование.

Когда преступным усердием недоброй памяти господина Бакатина КГБ был уничтожен и на обломках гиганта возникли многочисленные худосочные спецслужбы, про ставший мифом отдел вдруг вспомнили. Возглавивший Управление внутренней безопасности ФСК генерал Хладов узнал о существовавшем некогда отделе и с живостью ухватился за эту идею. Электронный Наблюдатель должен был решить неразрешимую задачу — как малым числом сотрудников держать под контролем как можно большее число подозрительных или потенциально подозрительных лиц.

Хладов разыскал бывшего ведущего специалиста отдела, успешно подвизавшегося на ниве обеспечения безопасности одного из крупных банков, и предложил ему оклад заместителя начальника управления. Специалист зашелся саркастическим смехом. Впрочем, он быстро осекся под тяжелым взглядом Хладова. Хладов подождал, пока приступ инженерного веселья закончится, подошел к сейфу, достал оттуда пачку долларов и бросил на стол перед специалистом.

— Каждый месяц помимо оклада будете у меня получать вот такую премию. А это можете считать подъемными! К работе приступаете завтра. К девяти утра жду вас с планом работы. Все!

Специалист поставил работу на широкую ногу. Специальная группа хакеров успешно проникала к базам данных банков, крупных компаний и всех организаций, имевших хотя бы один компьютер и удостоенных вниманием Хладова. Программисты неустанно создавали программы, сортировавшие горы информации по сформулированным аналитиками алгоритмам. Когда Хладов по данным электронного Наблюдателя легко «вычислил» нескольких сотрудников, продававших «налево» совершенно секретную информацию, его стали бояться многие. Никому не известный полковник, вынырнувший на пенной волне смутного времени и лихо отхвативший до срока генеральские звезды, — эка невидаль в постперестроечную эпоху! Поглядим, как укатают сивку крутые горки! А то, что он еще сидит в своем кабинете, а не в тюрьме, как некоторые ему подобные, — так все еще впереди!

Так думали все, кто были вынуждены его терпеть. Те, кто не уловили духа времени и по старинке полагали, что кадры решают все. Хладов откровенно презирал их. Шиш вам, дорогие товарищи! Эти кадры — сегодня кадры, а завтра — пинком под зад! А информация — она и в Африке информация! Информация — вот движущая сила цивилизации! Это раньше винтовка рождала власть, а сейчас информация рождает власть, — она же ее и хоронит.

Хладов снова погрузился в изучение распечатки. Конечно, с электронным документом работать вроде бы проще и удобнее, но Хладов любил шуршание бумаги, четкую и стройную надежность напечатанных цифр и букв, солидную весомость подписанного документа. Документа, на котором коротко начертанная его, Хладова, рукой резолюция приводит в действие машину, — конечно, не такую мощную и устрашающую, как прежде, но не менее, а может быть, и более эффективную!

Выделенная желтым строчка на разграфленной бумаге содержала очень короткую запись: «Кузнецов Сергей Иванович», а дальше шло несколько колонок цифр, ничего не значащих для непосвященного. Но генерал Хладов прекрасно знал, что они означают, и теперь напряженно обдумывал сложившуюся ситуацию. Наконец он принял решение и протянул руку к телефону.

Через пять минут секретарша пропустила в кабинет заместителя Хладова — полковника Никифорова. Полковник Никифоров был из тех, кого называют «видный мужчина». Под пятьдесят, широкоплечий, с благородной сединой на висках и мужественным профилем Жана Марэ. Тем не менее, при всей своей джеймсбондовской внешности, полковник Никифоров никогда не орудовал пистолетом и кулаком. Он просидел всю жизнь в тиши кабинета, планируя оперативные мероприятия, а затем контролируя их исполнение. Он умел без излишнего педантизма и суеты написать на бумаге то, что потом воплощалось без особых сбоев в реальность. Опыт, трезвый расчет и умение найти при необходимости нестандартное решение — вот за что ценил Хладов своего заместителя. И вот почему он решил поручить ему дело, которое считал очень важным. Да нет, какое там — важным! Важнее его сейчас просто ничего не было!

— Садитесь, Виктор Петрович, — сказал Хладов вошедшему Никифорову и протянул ему распечатку. Затем продолжил:

— Один наш человек из действующего резерва «засветился» в Надзирателе. В течение трех дней о его личности наводили справки дважды. В первый раз — кто-то из нашего ведомства, а во-второй — из обычного отделения милиции. Может быть, за этим ничего нет, а может быть, что-то и есть. Особенно подозрителен контакт из нашей конторы: последние пять лет мы никак не использовали Кузнецова, а на связи с ним находился лично я — и никто более! Короче, Виктор Петрович, все тут надо хорошенько и, главное, быстро проверить. Я хочу, чтобы вы лично занялись этим.

Никифоров потер глаза подушечками пальцев и ответил:

— Конечно, Вадим Николаевич, я немедленно этим займусь. Сегодня к вечеру доложу вам о результатах. Милиция — это, конечно, достаточно просто, а вот контакт в нашей конторе…

— Я все это понимаю! — перебил его Хладов. — Поэтому начните с милиции, а потом переключайтесь на любознательного коллегу. Или — коллег. И возьмите под наблюдение самого Кузнецова. Водить его, конечно, не надо! А то заметит слежку, забеспокоится, — зачем человека зря волновать! А вот взять под наблюдение его жилье, места, где он постоянно бывает, — это следует сделать. Вопросы у вас есть?

— Могу я ознакомиться с досье Кузнецова? — спросил Никифоров.

— Да, конечно! И прошу вас ко мне с докладом, как только хоть что-то прояснится, — нужна информация, чтобы определиться с дальнейшими решениями!

11 августа 1994 года, 10.30.

Андрей проснулся в превосходном настроении. То ли приснился хороший сон, который он уже не помнил, то ли благоприятный день. А скорее — просто ощущение того, что он вышел на охоту. Каждый мужчина в душе — охотник. Это — генетика, тысячелетия естественного отбора.

Одни охотятся на ни в чем не повинных животных, другие — на женщин, третьи — за деньгами, четвертые — хлебом их не корми, но просто дай пострелять в себе подобных. Журналисты охотятся за фактами, из которых выстраивают шоковую терапию для публики. Сейчас Андрей чувствовал: лже-Архангельский — вовсе не заурядный киллер, нанятый за несколько тысяч баксов. Кого он застрелил на территории «Оригана»? И застрелил ли вообще? И что там выяснила доблестная милиция насчет личности лже-Архангельского?

Андрей позавтракал крутым яйцом, бутербродом с маслом и чашкой крепкого кофе. Это был его дежурный завтрак на протяжении последних двадцати лет.

После завтрака он отправился в отделение милиции, горя нетерпением узнать, под каким именем существует в этом мире лже-Архангельский. Начальника отделения майора Прохорова Андрей знал давно, еще с тех времен, когда выезжал с тогда еще лейтенантом Прохоровым в качестве народного дружинника на ловлю мелких спекулянтов, фарцовщиков и проституток.

Поздоровавшись с дежурным, Андрей поинтересовался:

— Егорыч у себя?

— Занят! — ответил дежурный. Едва он это сказал, как в коридоре появился майор Прохоров. Появился он не один: рядом с ним, чуть впереди, шел высокий, плотно сложенный мужчина с профилем Жана Марэ. Он попрощался с Прохоровым так, как прощается добродушный, но строгий начальник с нерадивым подчиненным, и вышел. Прохоров повернулся и увидел Андрея.

— Ага! Хорошо, что ты здесь! Ну-ка, зайди ко мне!

В кабинете Прохоров налил себе в стакан минералки и шумно выпил крупными глотками. После чего спросил Андрея:

— В какую историю ты лезешь?

— В смысле? — удивился Андрей.

— В смысле, что вчера задержали вот этого парня по твоей наводке! — Прохоров бросил на стол листок бумаги с машинописным текстом. — А он, оказывается, работник ФСК при исполнении! В неприятности нас втягиваешь?

— Помилуй, Петр Егорыч, кто же сейчас боится ФСК? — насмешливо спросил Андрей, протягивая руку за листком. Но Прохоров выхватил его, скомкал и швырнул в урну.

— Важно, не откуда человек, а что он может сделать! — назидательно заметил Прохоров. — Что у тебя конкретно есть на этого парня?

Андрей вспомнил красный «феррари», маскарад с бородой и патлами, выстрел в окно, — но ответил, пожав плечами:

— Ничего конкретного.

— Ну, тогда мой тебе совет — забудь о его существовании! — заключил Прохоров и снова взял бутылку нарзана. Однако бутылка уже опустела, и Прохоров достал новую из холодильника. Пока он этим занимался, Андрей выудил из мусорной корзины смятый листок и сунул в карман куртки.

Прохоров повернулся к нему и спросил:

— Все, я тебя предупредил. Нарзану хочешь?

Андрей покинул кабинет начальника отделения. Дежурный окликнул его:

— Андрюха! Курить есть? Я ребят попросил купить, но пока привезут…

Андрей кинул ему мятую пачку «Monte-Carlo» с двумя сигаретами.

— Бери, у меня еще есть! А что это за тип приезжал к Егорычу?

— Какой-то полковник из ФСК. Никифоров, кажется.

На улице Андрей достал смятый листок бумаги и расправил его. Так, протокол задержания… Кузнецов Сергей Иванович, 1962 года рождения. Прописан в Одинцове. В Москве проживает по адресу… Сотрудник частного охранного предприятия «Витязь СБ»… Ну, что же! Вот и первая страничка в досье Кузнецова! Связь его с ФСК несомненна. Похоже, и в «Оригане» он выполнял задание ФСК. Но какое? И что за грозная личность этот полковник Никифоров, если после встречи с ним Прохоров так завибрировал?

Андрей спрятал листок и задумался. Что же в действительности произошло в «Оригане»? И что за тип встречался с Кузнецовым в баре «Тропикаль»? И как они связаны с полковником Никифоровым? Кузнецов в разговоре с Рустамом вскользь упомянул про труп и про какого-то Карамова, который исчез. А те парни в «Оригане» — охранники Карамова! И «мерседес» тогда — карамовский, и искали они шефа, который куда-то пропал. А кто такой Карамов? И если он не из числа гостей Бондаря, то что он делал на территории «Оригана»?

Андрей чувствовал, что связь есть, и вполне непосредственная, но никак не мог ее ухватить — звеньев в цепи не хватало. Надо найти эти звенья, тогда цепь соберется в одно целое и можно будет аккуратно тянуть за ее конец. Одно он знал наверняка: где-то пришла в движение скрытая от него машина. Колеса закрутились, и оставалось только ждать — что выплюнет машина из своих загадочных недр?

11 августа 1994 года, 14.30.

К середине дня Андрею удалось поймать Игоря Шарапова в редакции его журнала. Шарапов слыл знатоком российского криминалитета, и Андрею часто удавалось добыть у него горячую информацию, которой Шарапов охотно делился. Впрочем, делился он, конечно, небескорыстно, периодически давая поручения Андрею разузнать то, чем сам по каким-либо причинам не хотел заниматься.

— Ближе к телу! — проворчал он в ответ на приветствие Андрея. — Совсем я зашиваюсь с делами!

Андрей был краток.

— Кто такой Ренат Карамов?

Шарапов откинулся на спинку кресла, удивленно посмотрел на Андрея и расхохотался.

— Давай уж сразу начистоту! Ты узнал о грандиозном шухере, который устроил Карамов, и решил покопать это дело, так? Только не прикидывайся шлангом!

Андрей не понимал, о чем идет речь, но продолжил:

— Брось выпендриваться! Так что ты можешь сказать о Карамове?

Шарапов не стал рыться в компьютере — в его голове помещалось информации не меньше.

— Карамов Ренат Рашидович, 1967 года рождения, юрист по образованию, владелец юридической фирмы «Интерюрпрактика». Ревностный последователь ислама, — в смысле, что регулярно посещает мечеть и молится пять раз в день. Это — его солнечная сторона жизни. А в теневой стороне он известен как «Акбар», тесно связан с небезызвестным авторитетом Гирей, в миру — Анатолием Ивановичем Пятаковым. Специальность Акбара — отмывка денег и посредничество. Все?

— Поподробнее — о шухере! — попросил Андрей.

— Какие там подробности! — махнул рукой Шарапов. — Известно только, что на днях Акбар бесследно исчез, «кинув» своего партнера Гирю на кругленькую сумму «зеленых».

— И большие «бабки»?

— Надо думать, что большие, — раз Гиря всю Москву на уши поставил! У тебя есть чего добавить?

Андрей отрицательно покачал головой. Но в мозгах у него забрезжил луч света. Еще немного, и все ляжет на места и оформится в законченную концепцию. Две части цепи уже собраны. Осталось найти связующее звено.

11 августа 1994 года, 19.00.

Никифоров сидел за столом в своем кабинете и поглаживал закрытые глаза подушечками пальцев. Он блестяще выполнил поручение Хладова — иначе, впрочем, и быть не могло!

С утра он сначала позвонил знакомому полковнику из ГУВД Москвы и попросил разобраться с задержанием накануне работниками милиции находившегося при выполнении служебных обязанностей сотрудника ФСК. Потом в течение часа изучал досье Кузнецова, затем отправился в то самое отделение милиции, куда накануне патрульная машина доставила Охотника. Там, у местного начальника-майора, он и выяснил без труда подробности задержания Кузнецова.

Все было просто и банально. Бдительный патрульный заметил у Кузнецова пистолет в подмышечной кобуре и доставил его в отделение для проверки личности и подлинности разрешения на ношение оружия. Конечно, все оказалось в порядке, — Кузнецов числился в солидной охранной фирме, где подтвердили всю информацию, документы — подлинные, прописка — как положено. Кузнецов даже дал адрес, где он снимал частную квартиру для временного проживания. Тамошний участковый все это подтвердил, и Кузнецова выпустили часам к десяти вечера.

Никифоров подивился подобному либерализму — задержанные по куда меньшему поводу сидят в отделении по полдня, а тут, с боевым пистолетом, какого-то простого охранника — и всего-то два с половиной часа. Майор объяснил, что Кузнецов понравился ему тем, что вел себя спокойно, не скандалил, не угрожал и не кричал, что куда-то опаздывает и кто-то ответит за его опоздание. Кроме того, директор ЧОПа, в котором работал Кузнецов, подтвердил все показания Кузнецова и просил его побыстрее освободить, поскольку Кузнецову надо было заступать на дежурство.

Оснований дольше его задерживать не было, и Кузнецова отпустили.

Итак, с милицией все было ясно. Обычная милицейская проверка случайно задержанного. А вот с коллегой из родной конторы дело обстояло не так просто.

На протяжении последнего года кто-то настойчиво, тщательно, но, аккуратно, не светясь, собирал информацию о Кузнецове. Причем не только о его настоящем, но и о прошлом. Например, когда Кузнецов за время своей службы бывал в отпусках и где их проводил; образ жизни его самого, его знакомых и родственников, и так далее, и тому подобное. Никифоров не сомневался, что для неизвестного любопытствующего коллеги содержимое личного дела Кузнецова тоже не осталось секретом, хотя наверняка его имя не занесено в список ознакомившихся с досье.

Надо было идти на доклад к Хладову, но Никифорову не хотелось торопиться. Никифоров уже прочитал личное дело Кузнецова и именно поэтому пребывал в такой задумчивости.

Кузнецов практически всю свою службу в КГБ провел под руководством Хладова. Еще в 1980 году Хладов взял молодого пограничника срочной службы в свое спецподразделение «Охотник». Тогда Кузнецов был вовсе не Кузнецов, а носил имя, полученное при рождении — Ладыгин Сергей Андреевич. В спецподразделении он получил новое имя — «Охотник-27». Далее, до 1988 года — спецкомандировки. В основном в Афганистан. Пару раз был в Сирии. Получив в 1981 году звание младшего лейтенанта, к 1988 году Ладыгин стал капитаном, заместителем командира подразделения, т. е. Хладова. Но, что интересно, в 1988 году Ладыгин уходит из спецподразделения Хладова в правительственную охрану — в Девятое управление, а в 1990 году переводится в действующий резерв и устраивается на работу в солидное частное охранное предприятие, служившее пристанищем для отставных чекистов. Что означает эта рокировка? Если просто обрыв концов, то тогда все последние пять лет Ладыгин-Кузнецов снова работал на Хладова, выполняя какие-то персональные, никому не ведомые задания? А теперь кто-то из коллег копает под Хладова. И, надо полагать, этот стык «Кузнецов — Хладов» весьма уязвим с точки зрения компромата. Видимо, уж больно пикантные поручения давал Хладов Кузнецову. Вот почему так забеспокоился Хладов!

Вот почему Никифорову так не хотелось идти на доклад к Хладову. Он уже догадывался, какой приказ там получит.

11 августа 1994 года, 19.45.

Никифоров доложил все, что ему удалось накопать за день. Многое он мог бы поручить другим. Но он не сделал этого по двум причинам. Во-первых, Хладов требовал досконального знания дела, которое он поручал лично: подчиненные — глаза и уши начальника, но не более. Во-вторых, Хладов дал понять, что в дело пока не нужно привлекать других людей. Это была его манера — если он выразил тебе неудовольствие по поводу грязного туалета, но не спросил, кому это дело можно поручить, значит, тебе и придется драить сортир лично. Что, впрочем, нельзя считать пустым самодурством, — просто Хладов в своем ведомстве не допускал даже зачатков весьма характерного для подавляющего большинства российских учреждений явления, которое исчерпывающе описывается армейской поговоркой: «Командиру части приказали, а разгильдяй ефрейтор не выполнил».

— Хорошо, — подытожил Хладов. — Будем считать, что запрос из милиции был обычной милицейской проверкой. Можете не работать более по этому направлению. Но вот по линии ФСК… Какие у вас соображения по этому поводу? Вы пришли к выводу, что кто-то упорно разрабатывает Кузнецова. Вы узнали, кто по нашей линии делал запрос о Кузнецове, который и зафиксировал Наблюдатель?

— Запрос делался от имени полковника Семенихина, — ответил Никифиров. — А Семенихин уже третью неделю лежит в больнице с прободной язвой. Конечно, я могу провести расследование по данному факту, но это займет много времени. Поэтому я предлагаю пойти по другому пути.

Никифиров достал из папки листок бумаги и протянул его Хладову.

— Это, так сказать, очерченный круг подозреваемых. Только эти полтора десятка людей систематически получали или могли получать информацию о Кузнецове и его прежней деятельности. Теперь следует определить, на ком следует сосредоточиться в первую очередь.

Хладов внимательно просмотрел список, на минуту задумался, потом резко бросил:

— Сосредоточьтесь на Котове. Я думаю, что это тот, кто нам нужен. Поставьте на прослушивание его домашний и служебный телефоны. Наружку ставить опасно — это может его насторожить. Лучше изолировать Кузнецова. Аккуратно проведите его изъятие и отправьте на объект «Ферма». Помните — он может оказать сопротивление, и вообще, он очень опасный человек. Кому думаете поручить это дело?

— Григорьеву! — без колебаний ответил Никифоров. — У него и его людей большой опыт в таких делах!

— Хорошо! — одобрил Хладов. — Но за операцию несете ответственность лично вы.

Он подошел к окну и с минуту так стоял, глядя на пустой постамент бывшего памятника Дзержинскому. Но Никифоров понимал, что разговор еще не окончен. Вот Хладов резко повернулся и бросил:

— Трудно сказать, что может выкинуть Кузнецов при задержании. У него наблюдались… некоторые странности в поведении, потому и отправили его в резерв. Но имейте в виду — в свое время он был одним из лучших. Поэтому особенно не церемоньтесь. Главное — никакого шума, никаких свидетелей и попутных потерь!

Выйдя из кабинета Хладова Никифоров остановился в размышлении, осмысливая новую информацию. Если Хладову так опасен Кузнецов-Ладыгин, то почему его просто не убрать? Не потому ли, что в действительности Хладова интересует Котов? А почему? А потому, что не для себя Котов разыскивает Охотника-27, а по чьему-то заказу! Вот заказчика и хочет вычислить Хладов, его он и боится! А Охотник для него — просто приманка. Ну что же, тогда все логично, все становится на свои места! Но контакта Охотника с Котовым Хладов допустить не хочет. И желает сделать все тихо и без излишнего шума. Видно, действительно много знает этот Охотник! Ну ладно, Охотника Григорьев, конечно, возьмет! Надо только успеть раньше Котова! И, черт побери, почему же все-таки — Котов?

И Никифоров решил проверить личное дело Котова. Прямо сейчас. И еще одна мысль его волновала. Даже не мысль, а так — какое-то ощущение неясности, необходимости прояснить какой-то вопрос, мимо которого он прошел.

Нет, так совсем не годится! Полный паралич мысли!

Никифоров зашел к себе в кабинет, запер дверь и, сняв пиджак и ботинки, улегся прямо на ковер. Итак, полчаса релаксации.

Никифоров, закрыв глаза, принялся постепенно расслаблять мышцы. Сначала он зафиксировал внимание на кончиках пальцев ног. Затем волна расслабления пошла выше и выше, достигнув мышц лица. Потом наступило странное состояние не то полета, не то падения, — и короткий сон, минут на пять, на тридцать вздохов — не более.

Никифоров полежал, последовательно напрягая мышцы, затем открыл глаза и встал. Вся процедура заняла не более пятнадцати минут, но он чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Можно приниматься за дело.

Никифоров сел за стол и занялся материалами на Котова.

11 августа 1994 года, 22.00.

Никифоров пил кофе, хотя знал, что пить кофе на ночь вредно для здоровья. Потом он закурил, хотя это никуда уж не годилось — курить после чашки кофе, выпитой на голодный желудок. Но ему было необходимо сосредоточиться: предстояло еще ехать домой на машине через полМосквы.

Теперь он знал, что отличало Котова от всех остальных, перечисленных в списке: за последние три года Котов пять раз был в служебных командировках в Таджикистане. Две из них — по три-четыре месяца, остальные — недели две-три. Цель командировок — координация усилий спецслужб России, Таджикистана и Казахстана по предотвращению контрабанды наркотиков. Ничего подозрительного или экстраординарного с Котовым в командировках не происходило, но связь была несомненна: Хладов без колебаний выделил Котова из списка. Почему? Скорее всего, потому что имелся еще один список. Этот список был неизвестен Никифорову, и в этом списке тоже фигурировал Котов.

Что же это за список? Учитывая область профессиональных интересов Хладова, можно предположить, что речь идет об утечке информации или фактах коррупции среди лиц, призванных бороться с наркопреступностью. А то, что Хладов не считает нужным полностью проинформировать своего заместителя, говорит лишь о стремлении соблюсти максимально возможную секретность.

Правдоподобно? Вполне. Ну а если посмотреть на дело с другой стороны? Что, если честный служака Котов накопал компромат на Хладова и пытается добыть неоспоримые доказательства через Ладыгина-Кузнецова? Тогда вполне понятно желание Хладова избежать малейшей огласки и в то же время любой ценой помешать контакту Котова с Кузнецовым. А что, если расследование Котова санкционировано свыше? Тогда можно запросто сгореть вместе с Хладовым! Вполне возможный вариант, — скольких людей сгубила близость к начальству!

Доложить руководству? Но за время работы с Хладовым Никифоров понял, что Хладов скорее простит измену Родине, чем измену ему лично.

Что же делать? Думай, полковник, думай, а то не быть тебе генералом!

Никифоров вздохнул. Впрочем, какое там — генералом! Остаться бы живым полковником! Если Хладов пытается спрятать свой личный скелет в твоем служебном шкафу, да еще от могущественных сил, то уцелеть при таком раскладе — задача не из легких!

12 августа 1994 года, 8.05.

Утро обещало замечательное продолжение. В смысле погоды. Чудесное летнее утро с теплыми лучами солнца, пением птиц и запахом зелени после ночного дождя.

Никифоров уселся в кресло, глянул на часы. Пятница. Наконец пятница! Может быть, удастся завтра съездить на дачу, а в воскресенье удастся сходить на рыбалку. Если дела позволят. Никифоров включил компьютер и начал просматривать список дел на сегодня. И тут вдруг он понял, что за ощущение незавершенности его беспокоило последние сутки.

Кто-то навел милицию на Кузнецова! Что значит — патруль заметил у Кузнецова пистолет? Кузнецов, как явствовало из его личного дела, прошел весьма солидную подготовку и был обучен методам скрытого ношения оружия. При желании он спокойно смог бы пронести мимо милицейского наряда под полой плаща автомат Калашникова! Ну не стал бы Кузнецов «светить» ствол перед милицией, даже имея разрешение на ношение оружия! Не так он выучен!

Зазвонил телефон. Никифоров снял трубку. Звонил начальник группы наружного наблюдения подполковник Сучков. Доклад наружки гласил: вчера, сменившись с дежурства, Кузнецов поехал на квартиру в поселке Северный и с тех пор в контакт ни с кем не вступал и из квартиры не выходил.

— Понял! — ответил Никифоров. Дав отбой, он связался с майором Парновым. Когда-то Парнов работал в Пятом управлении по диссидентам и слыл непревзойденным мастером того, что называется «подход под чужим флагом». Пустячный инцидент перечеркнул его карьеру. Парнов занялся было бизнесом, но прогорел, и Хладов буквально спас его от кредиторов.

— Константин Павлович! — сказал Никифоров. — Поезжай-ка сейчас в одно место…

Никифоров дал Парнову номер отделения милиции и поручил выяснить, кто навел патруль на Кузнецова. Положив трубку, Никифоров облегченно откинулся на спинку кресла. Этот землю рогом рыть будет, но отроет неизвестного наводчика! Кто знает, может, и вылезет кончик очень важной ниточки!

12 августа 1994 года, 12.50.

Охотник вышел из машины и посмотрел на противоположный берег озера. Отсюда отлично была видна торчащая из-за деревьев крыша пансионата «Ориган», глубокий овраг и отделяющая его от озера плотина. Охотник вернулся к машине и полез в багажник.

Машина очень удобно встала под свисавшими почти до земли лапами двух густых елок, и ее практически не было видно шагов с двадцати, и уж тем более с противоположного берега. Колеса не оставили следов на густо посыпанной опавшими хвоей и ветками земле.

Охотник достал из багажника акваланг, облачился в гидрокостюм с ластами и осторожно пробрался туда, где густой ивняк вплотную подходил к воде. Некоторое время Охотник пристально всматривался в противоположный берег и, не заметив ничего подозрительного, пробормотал:

— Мистика какая-то!

И ушел под воду. Примерно через полчаса он появился снова, отдуваясь и стаскивая на ходу ласты. Он явно был доволен. Снял акваланг, гидрокостюм, забросил их в багажник. Затем он уселся на пенек и с наслаждением закурил. Закинул голову, жмурясь на солнце, и с удовлетворением произнес:

— Никакой мистики!

12 августа 1994 года, 13.30.

Едва Никифоров вернулся с обеда, как тут же зазвонил телефон. Это был Сучков, и его доклад не доставил Никифорову никакого удовольствия.

— В 8.10 объект вышел из дома. При себе имел большую хозяйственную сумку типа той, в которой челноки товар возят. Отправился общественным транспортом на Курский вокзал, купил билет до Серпухова и уехалближайшей электричкой. Сошел на Львовской, сел в красный «Москвич-2141», после чего наши люди потеряли его и…

— Кто был в «москвиче»? — перебил Сучкова Никифоров, с досадой отметив растущее внутри себя раздражение.

— Никого не было. Машина просто стояла на стоянке недалеко от платформы, а объект сел в него и уехал. Номерной знак и приметы автомобиля зафиксированы. Уже выяснили владельца — житель Москвы, некий Радченко. Направил людей на поиски Радченко, жду доклада. У меня — все!

Никифоров, едва сдерживаясь, бросил в трубку:

— Засветились твои мудаки! Объект слежку почуял и сбросил «хвост»! А вы не подстраховались! Плохая работа, Виктор Борисович, очень плохая!

Сучков обиделся на несправедливый упрек, но не подал вида, лишь голос его зазвучал холоднее и официальнее:

— Товарищ полковник! Мои люди двигались в двух машинах параллельно электричке по «М-2». Сразу перекрыли наиболее вероятные направления: на Лаговское и на Толбино. Где-то он по проселку ускользнул, или же в Львовском затаился! И слежку он заметить не мог, мы его по высшему разряду вели, как иностранного резидента. По всему видно — ранее отработанный прием. Мои люди утверждают, что он по дороге даже не проверялся ни разу!

Никифоров уже успокоился.

— Вот что, Виктор Борисович! Держите под наблюдением квартиру и место работы объекта. И срочно проясните ситуацию с тем красным «москвичом»! Все ясно?

— Так точно!

— Тогда все!

Никифоров положил трубку. И чего он взъелся на Сучкова? По всему видно, что Охотник — прожженный тип. Таких вести раньше целое управление подключали! Но его беспокоило смутное предчувствие, что это — не последняя неприятная неожиданность сегодняшнего дня.

12 августа 1994 года, 14.05.

Предчувствия Никифорова не обманули, и через полчаса после звонка Сучкова его окончательно вывел из равновесия полковник Самойлов.

Самойлов прослужил всю жизнь во Втором управлении КГБ, а сейчас ведал координацией усилий по борьбе с терроризмом ФСК и зарубежных спецслужб. После обмена дежурными и ничего не значащими фразами, мимолетными воспоминаниями, вопросами об общих знакомых и прочей словесной шелухой Самойлов перешел к цели своего визита.

— А я к тебе по делу, Виктор Петрович!

— Поможем, чем можем, Андрей Андреевич! Кури, если хочешь!

И Никифоров пододвинул к Самойлову девственно чистую хрустальную пепельницу. Сам Никифоров старался не курить на работе, — уж лучше дома сигару после ужина, — но охотно разрешал курящим собеседникам курить у себя в кабинете и даже держал в столе зажигалку и пачку «Честерфилда», — один из верных способов расположить собеседника к себе.

Самойлов от «Честера» отказался, достал из кармана пиджака «Лаки Страйк», закурил и приступил к делу:

— От американцев нам стало известно, что некий серб, связанный с окружением генерала Драгича, занимается контрабандой оружия в обход эмбарго. Особенно беспокоит американцев то, что в ближайшее время один бывший сотрудник КГБ должен поставить этому сербу десять переносных ЗУРов.

— Честно говоря, я бы не возражал, если бы сербы сбили пару-тройку этих воздушных стервятников, которые под прикрытием миротворчества бомбят мирных жителей в Боснии! — проворчал Никифоров.

— Я бы тоже не возражал против этого, — согласился Самойлов, — если бы не имела место контрабанда оружия из нашей страны! Этого нельзя допустить! Тем более что речь идет о новейшем оружии, совсем недавно начавшем поступать в войска.

— А откуда новейшее оружие у бывшего сотрудника КГБ? — удивился Никифоров.

— Он просто посредник, — пояснил Самойлов, — а вот продавца найти не так просто! Военной контрразведке пока даже не удалось выяснить, откуда это оружие было похищено! Впрочем, ты же знаешь наших коллег из «трешки»: даже в благополучные советские времена за год по стране пропадало столько оружия, что хватило бы для вооружения целого батальона, а наши доблестные особисты занимались черт знает чем! Ну а сейчас ежегодно похищаемым оружием, наверное, целую дивизию вооружить можно! И это не считая того, что побросали в бывших союзных республиках!

— Вы держите этого бывшего коллегу под наблюдением? — спросил Никифоров.

— Увы! — вздохнул Самойлов. — Мы зафиксировали всего одну встречу серба и посредника. Нам удалось их сфотографировать, — и это все! Парень довольно лихо ушел от наших людей. Вся проблема в том, что больше встречи не будет: серб обеспечивает только транспортировку, следовательно, проплата поставок либо уже состоялась, либо сделка финансируется кем-то внутри нашей страны. Поэтому единственный шанс найти продавца — это сесть на хвост посреднику. Я надеюсь, что вы по фотографии быстро установите личность посредника, связи и его предполагаемое местонахождение, — о вашей электронной картотеке легенды ходят!

И Самойлов положил на стол фотографию, сделанную скрытой камерой в каком-то маленьком кафе. Никифоров взял фотографию, мельком бросил на нее взгляд и сунул в коричневую папку.

— Сегодня же отдам в работу! — заверил Никифоров. — Позвони в понедельник!

— А успеете? — усомнился Самойлов. — Хорошо бы! Буду весьма признателен!

А Никифоров не сомневался, что успеет! Хотя ракурс был весьма неудачен, Никифоров сразу узнал собеседника сербского патриота. Вне всяких сомнений — это был бывший боец спецподразделения Охотник-27. Он же простой сотрудник охранной фирмы Кузнецов. Он же хороший парень Серега Ладыгин.

12 августа 1994 года, 17.30.

Никифоров смотрел на стрелки настольных сувенирных часов. Часы были в массивном мраморном корпусе с красивым золотистым ободком, по которому тянулась надпись: «Дорогому Виктору Петровичу в день 40-летия от коллег по службе». Изящные золотистые стрелки бессильно висели на оси, свесив острые концы над цифрой 6.

Настроение Никифорова полностью соответствовало положению стрелок: состояние духа «повисло на полшестого». Минут пять назад из кабинета Никифорова ушел Сучков.

Сучков ничем не порадовал шефа, если не считать того, что Охотник снова объявился у себя на квартире в Северном. Появился он там около четырех часов дня и больше никуда не выходил.

Владелец красного «Москвича-2141» господин Радченко уже неделю отдыхал на Кипре и намеревался наслаждаться морем и солнцем еще столько же. Машина должна была находиться на платной автостоянке, однако охранник заявил, что непосредственно перед отъездом Радченко собирался поставить машину в ремонт и в настоящее время ее на автостоянке нет.

Тем не менее через час после визита человека Сучкова напарник охранника подогнал машину Радченко на стоянку.

— Короче, история старая как мир! — подытожил Сучков. — Ребята сдают напрокат машины длительно отсутствующих владельцев, с этого и живут, а зарплата охранника им вроде как пособие! Мой человек заснял на видеокамеру то, как охранник ставил машину Радченко на автостоянку. Так что, если понадобится, ребят можно будет прижать!

Никифоров поморщился и бросил:

— Какая нам от них польза? На случай, если Кузнецов еще раз обратится к ним за автомобилем? Да они теперь сами на короткий срок на дно уйдут! Нет, не теряйте времени! Держите Кузнецова под плотным наблюдением, но очень аккуратно, — он ничего не должен заподозрить!

— Насчет Кузнецова, Виктор Петрович… Есть кое-какая информация! — сказал Сучков. — В общем, кто-то еще его ведет! Сегодня мои люди засекли двоих типов, следивших за Кузнецовым, когда тот выходил в продуктовый магазин и за сигаретами.

— Не наши ли коллеги это, Виктор Борисович? — спросил задумчиво Никифоров.

— Не похоже, Виктор Петрович! — отозвался Сучков. — Но ведут себя вполне профессионально! Слежение вели цепочкой с использованием личной маскировки. Взять их под наблюдение? Или потрясти?

— Пока под наблюдение возьмите! — распорядился Никифоров. — А там видно будет! Но главное — Кузнецов!

После ухода Сучкова Никифоров попытался проанализировать ситуацию, но почувствовал, что она выходит из-под контроля: слишком много неизвестных появляется в последнее время. Если за Кузнецовым установил слежку не Котов, а уж Самойлов тем более не успел бы на него выйти, то получается, что Кузнецовым интересуются уже четыре стороны: Котов, Хладов, Самойлов и неизвестные, повесившие «хвост» на Кузнецова сегодня утром. Как тут можно что-либо спланировать! Не начать бы друг в друга палить!

Размышления Никифорова прервал Парнов, попросившийся на доклад.

— Нашел я того лейтенанта, что Кузнецова задерживал и взял его в работу, — оживленно рассказывал Парнов. По всему было видно, что он полон энергии и соскучился по живому делу.

— Лейтенант Сафонкин. Тот еще тип! Я его возле дома перехватил, так подъехал он на собственном «ниссане»! Неплохо наша милиция живет, а? Оно и понятно, знаете ведь, какие тарифы у них? Торгашей на рынке трясут: положительное заключение о результатах инспекции коммерческой палатки — от пяти до ста пятидесяти «баксов». А если сам «залетел», так вообще… Обычное административное правонарушение прикрыть — от ста до пятисот «баксов». А ежели что серьезное? К примеру, вещдок скрыть — так там цена уже за тысячу «зеленых» подымается! Прикрыть дело по изнасилованию стоит три-пять тысяч «баксов». Но тут, как правило, делятся и с потерпевшей! А часто — с якобы потерпевшей.

Никифоров с интересом слушал Парнова. Тот внушал ему симпатию своей искренней тягой к живому делу и стремлением завоевать его личное, полковника Никифорова, доверие.

— И дела по наркотикам таким образом прикрываются? — спросил Никифоров.

— А почему нет? От семи тысяч «баксов» плюс наркотики!

— А преступления они хоть раскрывают? — поинтересовался Никифоров. — Ну, хотя бы за деньги?

— Конечно, и такие услуги населению милиция тоже оказывает! — засмеялся Парнов. — Грабанули тебя — кражу раскроют за три-пять процентов от суммы украденного!

Тут Никифоров вспомнил про свою стоящую во дворе «восьмерку» и спросил:

— А если автомобиль угонят, во сколько обойдется его вернуть?

— Ну, если не дешевле «восьмерки», то две штуки «баксов» выложить придется!

— Что делают, сволочи! — искренне огорчился Никифоров и с гордостью подумал, что в рядах его родного ведомства коррупция не достигла таких масштабов. Пока не достигла. Наверное. Впрочем, что в действительности творится, знает пожалуй, только один Господь Бог! Ладно, пора вернуться к делу. И Никифоров спросил:

— Так что этот твой лейтенант… э-э… Сафонкин?

— Ну вначале повыпендривался, конечно! Типа того, что не имеет права раскрывать информаторов и так далее… Ну да я разъяснил ему ситуацию!

— Про «ниссан» напомнил? — рассмеялся Никифоров.

— Не без этого! — согласился Парнов. — Короче, навел их на Кузнецова один журналист. Дескать, ходит тип с пушкой под мышкой, надо бы проверить. Ну, они и проверили!

Журналист! Никифоров поморщился. Только этого им сейчас не хватало!

— И что за журналист?

— Специализируется на криминальной хронике, оттого и с ментами «вась-вась»! Шаров Андрей Андреевич, 1965 года рождения, москвич… да я это все в рапорте отразил. Поводил я его сегодня немного, посмотрел, где он живет и так далее… Продолжать мне наблюдение за ним или Сучкову его передадите?

Пусть поработает парень, решил Никифоров. Тем более, что у Сучкова сейчас каждый человек на счету, а Парнов уже в курсе дела. Надо выяснить, почему журналист прицепился к Кузнецову, чей заказ он выполняет. Никифоров не сомневался, что Шаров выполняет чей-то заказ. По его глубокому убеждению, в современной России все журналисты поголовно куплены и задаром даже задницу от стула не оторвут, — четвертая власть, опора демократии, мать их!

12 августа 1994 года, 19.30.

В кабинете Хладова шло совещание. Присутствовали Никифоров, Сучков и Григорьев. Хладов вначале выслушал Никифорова наедине, а потом уже пригласил Сучкова и Григорьева.

— Парня надо взять живым и, по возможности, здоровым! И как можно скорее! — поставил задачу Хладов. — И имейте в виду, что Кузнецов очень опасен и рыльце у него в пушку по-крупному, раз такая прорва народу за ним пасется! Какие будут соображения?

И Хладов посмотрел на Григорьева. Тот встал.

— Мои люди готовы. В любой момент. И не таких брали без шума и пыли. Возьмем его по дороге, тихо и интеллигентно!

И снова сел.

— Мы не знаем, что за люди у него на хвосте! — возразил Сучков. — А вдруг Кузнецовым РУОП интересуется? Тогда так просто они его не отдадут!

— Виктор Борисович прав! — согласился Никифоров. — Если это люди из РУОПа, то они могут вмешаться. Что же нам тогда, перестрелку с ними устроить, что ли?

— Тогда надо его дома брать! — предложил Григорьев. — Дождемся, пока он уйдет, и посадим там людей в засаде. А как вернется, тут его и возьмем! Вывезем на машине… ну, скажем… «скорой помощи», блокируем тех топтунов, что в поселке сидят. По дороге сменим машину, — и все дела!

— Примерно так, — согласился Хладов и повернулся к Никифорову. — Когда планируете провести операцию?

— В субботу и воскресенье Кузнецов выходной, в понедельник заступает на дежурство. Значит, во вторник, как только вернется!

— Долго! — недовольно бросил Хладов, стуча папиросой по коробке. — Тут обстановка каждый час меняется, все время узнаешь о парне что-то новое. А мы даже не знаем толком всех, кто им интересуется! За три дня многое может случиться.

Хладов обвел присутствующих взглядом и сухо закончил:

— Я жду предложений!

Григорьев откашлялся и начал выдвигать предложения:

— Можно попробовать выманить Кузнецова из дома, но если он тертый калач, — а по всему, именно так, — то он может что-нибудь заподозрить и тогда его действия трудно предсказуемы. Можно, конечно, использовать хорошо отработанные и проверенные в деле сценарии: скажем, пожар или…

— Нет, не годится! — прервал его Хладов. — Это привлечет внимание! Другие предложения есть?

Никифоров переглянулся с коллегами: они явно думали то же самое, что и он. Поэтому он счел необходимым озвучить общую мысль:

— Только разместив засаду в доме, мы можем рассчитывать как на внезапность, так и на невмешательство посторонних. Позволю себе напомнить, что необходимо выяснить, кто еще ведет наблюдение за Кузнецовым. Тут надо действовать аккуратно и осмотрительно. Поэтому надо выждать до вторника, чтобы действовать в максимально благоприятной ситуации. Если же Кузнецов или те, кто сидит у него на хвосте, попробуют перехватить инициативу, то… нам ничего не остается другого, как прибегнуть к радикальным средствам. Третьего не дано!

Хладов закурил папиросу и сел за стол. Потом сказал:

— Вторник — крайний срок! Представится возможность взять его раньше — берите! Будет подозрение, что Кузнецов хочет скрыться — берите немедленно! И ни в коем случае не допустите, чтобы вам кто-нибудь перебежал дорогу! Хотя, конечно, желательно все провести без шума. Вы, Виктор Петрович, несете полную ответственность за проведение операции! В выходные я буду либо здесь, либо дома. Вопросы?

Офицеры контрразведки поднялись. Какие вопросы? Еще одни выходные пропали — это ясно. Впрочем, это дело привычное, как и все остальное. Сейчас Сучков свяжется со своими людьми, пасущими Кузнецова, и доведет до них новые вводные. А Григорьев вызовет несколько человек и организует их круглосуточное дежурство в поселке Северный. А Никифоров поедет домой ужинать и ждать рапортов о готовности. А часа в три ночи сам поедет проверить готовность групп Сучкова и Григорьева. И если все окажется в порядке, Сучков с Григорьевым наконец отправятся отдыхать и начнется рутина ожидания. Все знакомо и пройдено не раз. В этом и таится опасность: нет никого более безалаберного, чем бывалый профессионал, уверенный в своих силах.

Никифоров, сидя за рулем своей машины и направляясь домой в Ясенево, еще раз прогонял ситуацию по усталым извилинам мозга. Вроде все правильно и разумно, но как же часто правильные и разумные действия на деле оказываются совсем не правильными и откровенно глупыми!

А ошибки быть не должно. Хладов редко прощает ошибки. А в этом деле — точно не простит! И во что еще влип Кузнецов, кроме контрабанды оружия? Если Котов работал в Таджикистане и Узбекистане по контрабанде наркотиков, то не зря же он интересуется Кузнецовым? И что за странные отношения у Кузнецова с Хладовым? Если Кузнецов много знает того, чего он не должен знать, то почему бы его просто не ликвидировать, — и все дела? И если в этом деле у Хладова есть личный интерес, то в чем он заключается? И что за люди стоят за Котовым? И почему Хладов их так боится? И вообще — насколько чист сам Хладов?

Последний вопрос с недавних пор очень волновал Никифорова: уж больно легко можно незаметно превратиться из заместителя Хладова в его соучастника. Сгорит Хладов — Никифорову не отвертеться! У Хладова есть высокие покровители, а кому нужен старый полковник? Хорошо, если на пенсию выставят, а то и… по нынешним-то временам!

О времена, о нравы!

15 августа 1994 года, в течение дня.

Старая истина гласит: понедельник — день тяжелый! Видимо, памятуя об этом, управляющая событиями невидимая рука Судьбы неторопливо переставляла фишки людских судеб на игральной доске Жизни. Все шло своим чередом: люди Сучкова вели наблюдение за небольшим двухэтажным домиком в поселке Северный, а люди Григорьева, переодетые в спецодежду «Мосгаза», сидели в двух фургонах по соседству и ожидали приказа. Хладов и Никифоров сидели в своих кабинетах, время от времени выслушивая короткие доклады и отдавая такие же распоряжения. Майор Котов вместе с коллегами из своего отдела сосредоточенно занимался физподготовкой в спортивном зале.

А тот, кто являлся причиной их беспокойства, третий день валялся на диване, читая один за другим романы Алистера Маклина. Около пяти часов дня он поднялся, сунул недочитанный роман «Дорога пыльной смерти» в спортивную сумку, пообедал, побрился, принял душ и отправился на работу, как и положено честному труженику, в поте лица зарабатывающему свой хлеб насущный. И замершее было колесо событий начало медленно раскручиваться: зазвенели телефоны; к Охотнику пристроились хвосты из периодически сменяющихся групп наблюдения, передававших объект друг другу, словно эстафетную палочку.

А около девяти вечера в квартире Андрея Шарова раздался звонок, которого он давно ждал. Андрей выслушал короткое сообщение и еле сдержал волнение, охватившее его.

Сообщение было простым: в одном из подмосковных городов обнаружен труп авторитета Акбара, он же Карамов Ренат Рашидович. На трупе имеется огнестрельное ранение.

Концы цепи, выстроенной Андреем, наконец сошлись! Можно было не сомневаться: именно в Карамова стрелял Кузнецов (загримированный под Архангельского) из окна пансионата «Ориган»; Карамова специально заманили в «Ориган», чтобы подставить другого авторитета — Бондаря. И некий полковник Никифоров из ФСК надавил на милицию, чтобы никто не интересовался Кузнецовым. Андрей достал из стола большой конверт желтой бумаги и написал на нем крупными буквами: «ФСК тайно расправляется с главарями преступного мира?»

16 августа 1994 года, 10.30.

Начальник Черноборского РОВД полковник Лавров сидел в кабинете главы районной администрации Черноборска Брянцева и пил чай из широкой чашки. Чашка была из сервиза, специально изготовленного к столетию со дня присвоения селу Черноборское статуса города. На чашке, доставшейся Лаврову, был изображен сам глава администрации, сидящий за рабочим столом в состоянии глубокой озабоченности падением жизненного уровня избирателей. Чаю Лаврову не хотелось, но мэр всегда угощал чаем, когда готовился к серьезному разговору. И вот Лавров сидел, отпивал мелкими глотками чай и ждал, когда Брянцев закончит держать паузу.

— Валерий Иванович! — начал Брянцев, испытующе глядя на Лаврова. — Я хотел бы, чтобы вы меня поняли правильно…

Он сделал паузу. Лавров поставил чашку на блюдце и, посмотрев Брянцеву в глаза, сказал:

— Давайте сразу к делу, Сергей Георгиевич! У меня много дел, а у вас, я полагаю, их еще больше! Если вы считаете, что я могу вас неправильно понять, лучше разговор не начинать!

— Вот за это я вас и ценю — за откровенность и нелюбовь ко всяческим экивокам! — заметил Брянцев. — Когда вас хотели уволить из органов, мне удалось через своих знакомых добиться вашего перевода сюда. Скажу честно: работать с вами тяжело, вы излишне прямолинейны в общении, совершенно неуправляемы, — короче, не подарок! Нет?

— Есть такое дело! — согласился Лавров. — И что из этого следует?

— А следует то, что эти недостатки есть всего лишь продолжение ваших достоинств — честности, верности долгу и высокого профессионализма. Скажу честно: я не жалею о своем выборе! За те полтора года, что вы возглавляете нашу районную милицию, вам удалось сделать почти невозможное: коррупция среди сотрудников милиции перестала быть притчей во языцех, улучшилась криминогенная обстановка в традиционно нездоровых местах, началась работа с населением. Не скрою, в отдельных моментах ваши методы производят весьма сомнительное впечатление с точки зрения законности…

— Что вы имеете в виду? — перебил его Лавров.

— Ну, хотя бы тот случай, когда задержание преступной группы превратилось фактически в ее расстрел! Мне с трудом удалось тогда уговорить прессу не публиковать материал, заснятый случайно оказавшимся рядом журналистом!

— А что же мне, надо было пристрелить заодно и журналиста? Вы же знаете обстоятельства дела! — раздраженно заметил Лавров.

Речь шла о группе из девяти человек, грабивших грузовики дальнобойщиков. Груз продавали через нескольких коммерсантов на оптовых рынках, водителей убивали, а машины бросали в глухих местах. Спустя полгода кропотливой работы через посредников удалось выйти на группу, в которой активными членами состояли два бывших сотрудника милиции, уволенных из милиции, кстати, по настоянию Лаврова. Четверых взяли без проблем, а пятеро с оружием скрылись. Через пару дней их засекли в пустующем доме в маленькой деревушке, давно раскупленной под дачи столичными жителями.

Вначале попытались взять дом штурмом, но пули из автоматов преступников пробивали бронежилеты. Когда двое милиционеров оказались ранены, а сержанту Косте Воронцову пуля пробила сердце, Лавров приказал поджечь дом и открыть огонь на поражение. Выбегающие из огня преступники просто не успевали поднять руки — падали, скошенные автоматными очередями разъяренной группы захвата. Последний еще долго кричал из пламени, просил не стрелять, но за бандитами кроме Кости числилось еще пятнадцать трупов, и когда из окна выбросилась горящая фигура последнего уцелевшего бандита, ему никто не пришел на помощь. Все просто стояли и смотрели, сжав зубы, как бандит с диким воем катался по земле, пока не затих.

После этой истории в районе полностью прекратились случаи не только нападений на милиционеров, но даже простого оказания сопротивления.

Все бы ничего, но один из домов в деревне принадлежал столичному журналисту, который заснял все на видеокамеру. Кассету у него, конечно, сразу изъяли, но материал в редакцию одной из столичных газет все же попал. Как уж Брянцев договорился с редактором, одному Богу известно!

Лавров потом долго думал, правильно ли он поступил. Ведь он должен был отдать команду прекратить огонь, как только бандиты захотели сдаться! Ну а если бы это был только отвлекающий маневр? Если бы им удалось вырваться из кольца? Сколько еще они положили бы народу? Ночью после этого случая он выкурил две пачки сигарет, а под утро написал рапорт об увольнении.

Утром он поехал к вдове Кости. И когда он посмотрел в глаза совсем еще молодой женщины и не понимавших, в чем дело, малышей, он понял — все правильно. И порвал рапорт. Ведь не секрет, что смертные приговоры бандитам если и выносятся, то не исполняются благодаря политиканам из комиссии по помилованию, цинично делающим политическую карьеру на ажиотаже вокруг смертной казни.

— А тот скандальный случай с дружинниками, которые оказались членами экстремистской организации? — напомнил Брянцев.

А это просто чистый анекдот! Лавров возродил практику использования добровольцев для поддержания порядка в общественных местах, особенно там, где много молодежи: на дискотеках, в рабочих и студенческих общежитиях. Дружинники хоть в случае чего милицию вовремя вызовут. Двое ребят оказались членами местной патриотической организации (что-то типа «Русское Национальное Достоинство», точно Лавров не помнил) и выходили на дежурство в своей униформе.

Конечно, если бы это было какое-нибудь другое «национальное достоинство», — скажем, какого-нибудь «малого, угнетенного великодержавными шовинистами народа», то такой факт демократическая общественность приветствовала бы. Но, как известно, «демократическая общественность» признает право на самоопределение всех народов, кроме русского! Когда редактор местного «демократического» листка позвонил Лаврову и, задыхаясь от «священного демократического гнева», сообщил о сем факте, Лавров имел неосторожность искренне высказать свое мнение по данному вопросу:

— Да пусть хоть в трусах на дежурство выходят, лишь бы обязанности свои выполняли!

Редактору удалось поднять бучу в центральной прессе, однако все обошлось без последствий: то ли «демократическая» пресса набила всем оскомину со своими хорошо оплаченными истериками по поводу «русского фашизма», то ли в соответствующих органах мало интересовались тем, что творится в провинции. И вот теперь Брянцев снова напомнил этот нелепый случай!

— Деятельность пресловутой организации пока не запрещена законом! — парировал Лавров. — Если еще какое-нибудь «достоинство» выразит желание поддерживать порядок на улицах, я это буду только приветствовать! Только ведь дружинникам денег не платят — приходится рассчитывать исключительно на патриотов! Я же не виноват, что в «ДемРоссии» с патриотами не густо!

Брянцев безнадежно махнул рукой и с упреком проговорил:

— Вот именно это я и имел в виду, когда говорил про ваш тяжелый характер! Однако не об этом сейчас речь!

Он встал и прошелся по кабинету.

— Я не случайно затронул тему вашего профессионализма, Валерий Иванович! Меня удивляет, что вы так либерально относитесь к противозаконной деятельности московских братков, захвативших путем темных махинаций бывший пансионат «Имени XXII партсъезда» — ныне «Ориган», — и прибирающих потихоньку к рукам наш район!

— Вы имеете в виду Бондаря? — уточнил Лавров. — Так вопрос о законности приватизации рассматривает суд и, судя по всему, еще долго будет рассматривать! А о противозаконной деятельности Бондаря мне ничего не известно, кроме не подтвержденных фактами слухов.

— А убийство Карамова?

— А кто такой Карамов? — ответил вопросом на вопрос Лавров.

Брянцев с удивлением посмотрел на Лаврова.

— В пятницу в озере недалеко от пансионата «Ориган» выловили труп Карамова! Вы что же, ничего об этом не знаете?

— Нет, почему же! — ответил Лавров. — Про труп с огнестрельным ранением я знаю, дело ведет следователь Павлов. Но труп пока не опознали…

— Вчера уже опознали! — перебил его Брянцев. — Как известного московского криминального авторитета Рената Карамова! Вы видите, до чего дошло дело, — московские братки уже разборки проводят в нашем районе! Докатились!

— Но труп нашли возле противоположного от пансионата берега! — напомнил Лавров. — При чем же здесь Бондарь? Доказательств его причастности к убийству пока нет!

— Вот и разберитесь с этим делом, Валерий Иванович! — предложил Брянцев. — Я убежден, что Бондарь в этом убийстве хоть каким-то боком, но замешан!

— Павлов достаточно опытный следователь и…

— Валерий Иванович! Я убедительно прошу вас лично заняться делом Карамова! — жестко сказал Брянцев, в упор глядя на Лаврова. — Понимаете? Лично! Определенные круги наверняка используют это убийство для очернения деятельности районной администрации! Поэтому, чем скорее в этом деле будет поставлена жирная убедительная точка, тем лучше для нас всех! У вас огромный опыт, прямые связи в МВД, РУОПе, так что вы сможете гораздо быстрее раскрутить дело, чем Павлов. Подключите своих московских коллег, делайте все, что считаете нужным. Я окажу любую помощь, но — действуйте! И немедленно! Это — моя личная просьба!

— Хорошо! — ответил Лавров, вставая. — Я лично займусь этим делом, Сергей Георгиевич.

15 августа 1994 года, 11.50.

Павлов докладывал Лаврову информацию по делу Карамова. Собственно, информации никакой не было. По заключению патологоанатома, смерть наступила от проникающего огнестрельного ранения аорты дней за пять-семь до момента обнаружения трупа. Пулю извлекли из тела и отправили на баллистическую экспертизу в Москву.

А в понедельник примчались из Москвы двое. Один назвался братом покойного, предъявил паспорт на имя Рустама Рашидовича Карамова. Он и опознал тело. С ним был еще один — рослый блондин, похожий на актера Дольфа Лунгрена, — тот представился как друг детства покойного. Подписали протокол опознания и уехали. Вот и все.

Лавров отпустил Павлова и принялся задумчиво прохаживаться по кабинету. Он был немного раздражен тем, что Брянцев так неприкрыто давил на него, и решил сегодня вообще не заниматься делом Карамова. Тем более что надо дождаться результатов баллистической экспертизы!

Однако планы его резко изменились менее чем через два часа.

15 августа 1994 года, 13.30.

— Разрешите, товарищ полковник?

Лавров поднял голову и был приятно удивлен, увидев улыбающегося Изволина, входящего в кабинет.

— Сашка! Какими судьбами? В гости или по делу?

— Увы, по делу! — сокрушенно вздохнул Изволин.

— Какие же дела занесли тебя из столицы в наш город? — поинтересовался Лавров.

— Да вот, интересную штучку прислали вчера твои ребята! — ответил Изволин, выкладывая на стол пластиковый пакет с кусочком металла.

— Только не говори, что ты привез заключение баллистической экспертизы! — замахал руками Лавров. — Никогда вы так оперативно не работали, — тем более для провинциальных сыщиков!

— Представь себе, действительно привез! — засмеялся Изволин. — Лично доставил!

— Фантастика! — развел руками Лавров. — Такой сервис, конечно, за дополнительную плату?

— Нет, у меня тут, можно сказать, личный интерес! — сообщил Изволин, усаживаясь в кресло напротив Лаврова.

— Видишь ли, Валера, — начал он. — Очень интересна для меня эта пулька. А интересна она тем, что в Москве, у меня в лаборатории, лежат еще шесть ее сестер. Выпущены все из одного и того же оружия. Шесть дел, очень одинаковых: всего один выстрел в верхнюю треть груди, гильз не удалось обнаружить, да и каких-нибудь других следов — тоже. Все шесть жертв — уголовные авторитеты или воры в законе. Все шесть дел заведены на протяжении последних трех лет и все шесть остаются нераскрытыми. Кстати, последние два дела открыты весной этого года.

— Ну, спасибо! — недовольно прокомментировал Лавров, вертя в руках пакет с пулей. — Порадовал, значит, перспективой очередного «глухаря»! Что за оружие, хоть предположительно?

— Пуля, как ты видишь, винтовочная. А вот калибр у нее интересный — так называемый «303-й британский».

— Погоди, это времен Первой мировой войны, что ли?

— Именно так! Предположительно — винтовка типа «Росс-Энфилд» или «Ли-Энфилд». Тут знаешь, какая зацепка есть? Лет десять назад взяли одного народного умельца. В подвале своего дома в Риге он нашел старый тайный склад оружия и потихоньку распродавал его содержимое надежным людям. Среди прочего там было и два десятка винтовок «Росс-Энфилд», которые в свое время состояли на вооружении латвийской армии. Так вот, этот народный умелец делал из них отличные снайперские винтовки! Переделывал приклад, полировал канал ствола, ставил оптический прицел и даже переоснащал патроны и делал свои пули! Если присмотреться, то эта пуля — совсем не классическая «марка VI» или «марка VII», которыми оснащались стандартные патроны данного типа. Она безоболочечная, деформирована настолько, что невозможно установить первоначальную форму. Если бы через мои руки не прошли еще шесть таких, да если бы я сам не видел мастерскую и образцы продукции того народного умельца, — черта с два я смог бы выдать однозначное заключение!

— И где теперь этот народный умелец? — спросил Лавров.

— Досиживает, наверное! — пожал плечами Изволин. — Или живет припеваючи в своей суверенной Латвии. Дело-то в том, что он успел продать семнадцать переделанных винтовок, из которых нашли только пять! Остальные двенадцать растворились по пространству бывшего СССР. Покупали их ведь и откровенные уголовники, и честные охотники, и просто коллекционеры. Но одно ясно: хочешь раскрутить дело — ищи винтовку! Оружие уникальное, а все указывает на то, что все семь убийств совершил один и тот же человек. Почерк вполне определенный: стреляет в одно и то же место, после дела оружие никогда не бросает.

— Непрофессионально! — заметил Лавров. — Профессионал всегда бросает оружие. Пистолеты выбрасывают, а тут винтовка, которую в карман или в портфель не спрячешь! Нет, вряд ли это один и тот же человек! А вот насчет винтовки… Есть у меня на примете один похожий ствол! Поехали, посмотришь!

— Я бы перекусил сначала, — замялся Изволин, — а то с утра маковой росинки…

— В машине поешь! — ответил Лавров, доставая термос и пакет с бутербродами. — А когда приедем, то я тебя в ресторане обедом угощу!

15 августа 1994 года, 14.40.

Лавров, Павлов и Изволин стояли на плотине. Изволин повернулся и посмотрел на окна главного здания пансионата «Ориган».

— Если Карамов стоял на этом месте, то выстрел был произведен, несомненно, из окон второго этажа, выходящих в торец дома. Помните результаты вскрытия? Раневой канал направлен примерно под пятнадцатью градусами справа налево и под таким же углом сверху вниз.

— А как тогда труп оказался на том берегу, да еще ближе к южной оконечности озера? — спросил Павлов. — Если труп всплыл в четверг или в пятницу, то он должен был оказаться у северной оконечности озера, так как всю неделю дули ветры южного и юго-западного направления! Я специально у метеорологов уточнял. Тем более, если бы труп был брошен здесь, то его пото; ком воды неизбежно затянуло бы в плотину!

— И все-таки стреляли отсюда! — категорически заявил Лавров. — Дай-ка мне пакет!

Павлов протянул Лаврову пластиковый пакет с замком «зип-лок». Лавров осторожно поместил в пакет крохотный комочек спутанных синих волокон. Закрыв пакет, он пояснил:

— Видите, в этом столбике, на котором закреплены перила, со стороны озера торчит острие гвоздя? Вот оттуда я и снял эти волокна! Помните, во что был одет Карамов?

— Синий блейзер! — отозвался Павлов.

— Пуля попала в спину Карамову и осталась в теле, — представляете себе энергию удара? Карамов перевалился через перила и упал в воду. При этом он зацепился за гвоздь и оставил на нем клочок ткани. Перила, кстати, занозистые, шершавые, так что на них, я думаю, можно найти еще волокна!

— А как же тело попало на тот берег? — скептически осведомился Павлов.

— Вот и выясни! Хотя это вопрос не принципиальный. Убийца мог сразу подобрать тело, отвезти его к южной оконечности озера и там сбросить в воду.

— Тогда логичнее было бы везти к северной оконечности! — возразил Павлов. — Южная оконечность песчаная, сплошной пляж, там в выходные народу столько, что яблоку упасть негде. А северная вся осокой да камышом заросла, там тело вовек не нашли бы!

— А может, убийце как раз и надо было, чтобы тело нашли? — предположил Лавров.

— Зачем? — удивился Павлов. — Убийцы всегда стараются, чтобы тело нашли как можно позже и чтобы идентификация была предельно затруднена!

— Значит, у преступника был свой резон! Ты давай, проверь перила на предмет волокон, а мы в дом пойдем. Лупа и пинцет есть?

— Есть, — проворчал Павлов.

— Ну и отлично! Ни пуха, как говорится, ни пера…

15 августа 1994 года, 15.10.

Интерьер санатория «Ориган» ничуть не изменился с того памятного воскресенья, за исключением того, что на тех местах, где прежде можно было лицезреть плечистых охранников Бондаря, теперь стояли милиционеры в бронежилетах с АК-74 в руках. В дверях главного корпуса Лаврова встретил капитан Никонов и доложил:

— В подвале обнаружен целый арсенал, который хозяин называет музеем.

— Музей, говоришь? — усмехнулся Лавров. — Ну, так веди на экскурсию!

В бильярдной сидел мрачный и всклокоченный Бондарь с завернутыми за спину руками в наручниках. Его слегка помяли при задержании, но внешних повреждений не наблюдалось.

— Так, так! — весело прокомментировал Лавров, оглядывая витрины с оружием. — Действительно, целый арсенал! Не иначе, для революционеров припасли оружие, Семен Петрович, Зимний дворец брать?

— Это коллекция! — проворчал Сеня.

— Что вы говорите! И, разумеется, представляет существенную историческую ценность! А также, безусловно, одобрена Министерством культуры и охраняется государством как филиал Исторического музея! Вот только прокуратура вряд ли в курсе этого. А, Семен Петрович?

— Мели, Емеля, твоя неделя, — процедил Сеня и добавил: — Я должен связаться с моим адвокатом!

Лавров усмехнулся и сел напротив Бондаря.

— Адвоката! Насмотрелись американских детективов? Ну да здесь вам не Америка! И адвоката вы увидите не раньше, чем ответите на мои вопросы! Итак, первый вопрос: кто убил Карамова?

— Не бери на пушку, полковник! — ухмыляясь, проговорил Бондарь. — Лохов пугай, понятно? У меня в воскресенье, когда Карамов приезжал, полный дом гостей был, — так что я его, собственно, и не видел! День рождения я отмечал, понятно?

— Понятно, я ведь понятливый! А теперь слушай внимательно. Влип ты в дерьмо по уши, Семен Петрович! Лет на пять твой музей тянет точно, — ну да ты это сам понимаешь! А то, что в Карамова стреляли из окон этого самого дома, можно считать вполне доказанным! Стрелял либо ты или кто-то из твоих людей, либо кто-то из твоих гостей! Так что с тебя список всех, кто находился в тот день в доме!

Сеня засмеялся и иронически произнес:

— Так ведь у нас не Америка, как вы справедливо заметили, гражданин начальник, чтобы список гостей составлять! Нету никакого списка, — и не было! А на день рождения друзья мои сами приходят, я никого не зову. Гость — он ведь от Бога! А насчет того, чтобы убийство пришить, — так вы оружие, из которого в Карамова стреляли, найдите сначала!

Лавров невозмутимо закурил и спокойно ответил:

— Ну, список тебе придется все-таки составить, и не дай тебе бог кого-либо забыть! А оружие, из которого Карамова убили… Уж больно редкое оно, это оружие! Можно сказать, уникальное. Вон та винтовочка английская, времен Первой мировой войны!

И Лавров указал на винтовку, которую в этот момент внимательно рассматривал Изволин. Бондарь задергался и нервно заговорил:

— Да из этой винтовки лет семьдесят не стреляли! Любая экспертиза подтвердит!

— Вот-вот! — охотно согласился Лавров. — А пока экспертиза даст заключение, ты у нас в гостях посидишь! Александр Сергеевич, сколько потребуется, чтобы дать заключение по этой коллекции?

— Работы много, Валерий Иванович! — откликнулся Изволин. — Месяца на три, не меньше!

— Ну вот! — удовлетворенно заключил Лавров. — Будет у Семена Петровича время подумать! А, Семен Петрович?

Бондарь угрюмо промолчал, глядя в сторону.

— Никонов! — крикнул Лавров. Появился капитан Никонов с двумя милиционерами.

— Уводи задержанных! — распорядился Лавров. — И следите, чтобы в дороге никаких разговоров не было. Разведете их по разным камерам, а этого посадите в одиночку. Вопросы? Выполняйте!

Милиционеры вывели Бондаря. Лавров с Изволиным остались одни.

— А винтовочка-то не та! — вздохнул Изволин.

— С чего ты взял? — удивился Лавров. — Ты же сам говорил, что английская, времен Первой мировой, калибр 303-й британский! Как же так вдруг — сразу категорическое заключение?

— Это винтовка «Ли-Метфорд», — пояснил Изволин. — Если ты внимательно посмотришь на канал ствола, то увидишь семь сегментных нарезов. А на извлеченной из тела Карамова пуле отчетливо видны пять прямоугольных нарезов, что характерно для винтовок «Ли-Энфилд» и «Росс-Энфилд». Так что подержать Бондаря за решеткой ты, конечно, можешь, но на положительное заключение экспертизы не рассчитывай!

— Значит, убийца принес винтовку с собой, — подытожил Лавров и спросил:

— А какой длины должна быть винтовка, из которой совершено убийство?

— Ну, даже если взять самую короткую из моделей Энфилда, — типа «джангл карабин», то никак не меньше метра! — прикинул Изволин. — Со снятым прикладом — примерно сантиметров семьдесят. Те, которые рижский умелец переделывал, без приклада имели длину сантиметров девяносто.

— В обычную дорожную сумку не запихнешь, а вот в чемодан — вполне! — заметил Лавров. — Это уже что-то! Не все же гости Бондаря приехали на день рождения с дорожными чемоданами. Слушай, а глушители тот парень не делал?

— Глушитель сделать — пара пустяков, особенно одноразовый! — заверил Извеков.

Появился Павлов.

— Разрешите, товарищ полковник? Собрал я с перил еще волокна, отправлю их на экспертизу.

— Хорошо, возьми с блейзера Карамова контрольный экземпляр и отдай все Александру Петровичу, — так быстрее всего получится, он сегодня сам отвезет. А потом вытряхни из Бондаря список гостей и вообще всех, кто находился на территории пансионата в тот день, и сразу начинай проверку, ясно? Бондарь явно что-то знает, — надо его ковать, пока не остыл!

15 августа 1994 года, 19.10.

Бондарь лежал на топчане и даже не пошевелился, когда Лавров вошел в камеру.

— Жалобы есть, гражданин Бондарь? — доброжелательно спросил Лавров, усаживаясь на табурет. Он только что пообедал в ресторане с Изволиным, отправил его на машине в Москву, а сам решил навестить задержанного. После сытного обеда под сто пятьдесят «кристалловской» водочки он был настроен весьма добродушно.

— Я требую адвоката! — мрачно заявил Бондарь, глядя в потолок.

— Да будет тебе адвокат, — примирительно сказал Лавров. — Завтра приедет!

— Значит и допрашивать меня будете завтра в присутствии адвоката! — отрезал Бондарь и повернулся к Лаврову спиной.

— Вот чудак-человек! — сокрушенно покачал головой Лавров. — Во-первых, я тебя не допрашивать пришел,поскольку мой рабочий день уже закончился. Я поговорить пришел, поскольку у нас с тобой общий интерес наметился. Может, повернешься ко мне лицом, или я с твоей жопой разговаривать буду?

— Да о чем мне с тобой разговаривать? — презрительно отозвался Бондарь, но тем не менее повернулся и сел на топчане. — На мягких лапах подкрасться решил? Не выйдет! Какие у нас общие интересы могут быть? Или ты взятку получить хочешь? Так я не дам! Ты взяток не берешь, а загреметь за решетку как взяткодатель я не собираюсь, — не доставлю тебе такого удовольствия!

— Кончай ерепениться и слушай, что я тебе скажу! — жестко одернул его Лавров. — Ты не среди своей братвы, да и девок здесь нет, чтобы кураж свой глупый показывать! Ты же в дерьме по уши и не знаешь, как отмыться! Ведь Карамова на твоей территории убили. Один из твоих гостей убил. И я знаю, кто!

Бондарь скептически хмыкнул, но Лавров не обратил на это внимания и продолжал:

— Вся твоя беда, Сеня, что многие, — ох и многие, — хотят твоей крови! И, похоже, они ее получат, если ты сейчас не расскажешь мне все, что знаешь! Ежели ты мозгами пораскинешь, то поймешь, что я — единственный, кто тебе помочь может! Почему? Да потому, что я знаю, что не по твоему приказу Карамова убили, и еще потому, что личный интерес имею в том, чтобы настоящего убийцу найти!

— Это какой такой личный интерес? — спросил недоверчиво Бондарь. Лавров почувствовал перемену его настроения, облегченно вздохнул, достал мятую пачку «Явы» и закурил. Пачку бросил на топчан.

— Эх, недолго мне уж до пенсии осталось, Семен! Всякое в моей жизни бывало: и с работы выгоняли, и грязью мазали, и в жестокости упрекали! Вот только никто никогда меня не обвинял в непрофессионализме! За те два года, что я в районе работаю, здесь нет ни одного нераскрытого убийства! Ни одного, понимаешь? Так что это убийство мне вроде как вызов! И потом, заказное убийство раскрыть для меня — просто дело чести, вроде как «дембельский аккорд» перед пенсией! Понял? А иначе мне какой смысл с тобой возиться? Ребята из РУОПа наверняка тобой заинтересуются. Так что самое простое и спокойное для меня: отправить тебя сразу в следственный изолятор 48 дробь 1 Московского ГУВД, известный в народе как «Матросская тишина»; сопроводить материальчик по незаконному хранению оружия и содержанию притона и — с плеч долой! А там уж на Шаболовке тебе дело склепают — не сомневайся! Никакой Резник с Падвой не помогут! А то и свои же разберутся — темное ведь дело с Карамовым, замазан ты в нем круто, не отмоешься! Что скажешь, Семен?

— Ну, в «Матроску» мне пока еще рановато! — криво усмехнулся тот. Стрела попала в цель — боялся Бондарь, что за смерть Карамова ему придется ответить.

— Насчет того, что знаешь, кто убийца, — это ты загнул, конечно? — спросил Бондарь. Он достал из Лавровской пачки «Явы» сигарету и прикурил от протянутой Лавровым зажигалки.

— Дал бы я тебе по ушам, Сеня, за такие слова! — укоризненно сказал Лавров. — Чтобы я подследственному врал? Вот уж обидел на старости лет!

— Ладно тебе ласковым дедулей прикидываться! — проворчал Бондарь. — Сам-то, небось, полтинник только-только разменял! Лучше скажи, кого подозреваешь?

— Не подозреваю, Сеня, а совершенно точно знаю, кто в Карамова стрелял! Был у тебя в гостях некий артист Архангельский?

— Был, с девкой какой-то приезжал! Он вообще часто наезжает, ну я его и пригласил на день рождения! А что?

— Так вот, Сеня! Когда этот Архангельский у тебя водку жрал и икрой закусывал с омарами, настоящий Архангельский в это время летел в «боинге» на высоте девять тысяч метров в солнечную Калифорнию! Понял?

Лавров прислонился к стенке, наслаждаясь произведенным эффектом. Если бы Бондарь вдруг узнал: то, что он всю жизнь принимал за оргазм, на самом деле приступы стенокардии, — и то он оказался бы поражен меньше!

— Погоди… Да нет же, я же… Да что я, Архангельского первый раз в жизни видел, что ли?! А «феррари» его? Да в Москве ни у кого такой тачки больше нет!

— Вот-вот! Именно тачка все дело и решила! «Феррари» действительно принадлежит Архангельскому, это верно! Когда Архангельский в Америку улетел, его телохранитель должен был машину в гараж отогнать. Вот только парню кто-то какую-то гадость в задницу вколол, так что тот уже неделю лежит в Склифе и вспоминает, как его родители назвали! А машину в прошлый понедельник поставили в подземный гараж в доме Архангельского. Кто поставил? Мужчина. Не брюнет и не блондин. Сашей звали. А может, и Лешей. Вот так!

— Да, дела! — почесал затылок Бондарь. — Что же он, и винтовку с собой притащил?

— Да, в чемодане. Странно, правда? Человек приезжает в гости на вечер с дорожным чемоданом. Больше, кстати, никто из твоих гостей чемодана при себе не имел. А перед этим угоняет машину стоимостью почти в полмиллиона долларов, принадлежащую известному певцу, да еще выдает себя за него. Наглость невероятная! Однако расчет верный! Пока он из Москвы к тебе ехал, его только один раз гаишник остановил — попросил автограф.

— И дал? — полюбопытствовал Бондарь.

— А как же! Фотографию на память с дарственной надписью: «Труженику порядка от труженика искусства».

Сеня заржал. Отсмеявшись, он сказал:

— Да, если бы мои пацаны подставу заподозрили, в куски разорвали бы!

— Охотно верю, — согласился Лавров. — Только парень уже в тумане растворился и найти мы его можем только со стороны Карамова. А потому вопрос: зачем Карамов приезжал к тебе в тот вечер?

— Встретиться он с кем-то хотел, да, видно, не доверял этим людям! — пояснил Бондарь. — Потому и попросил провести встречу на моей территории. У меня со стволами не поиграешь!

— Ну, один, как видно, поиграл! — заметил Лавров. — С кем встречался Карамов?

— А ни с кем! Он передал мне номер машины, на которой должны были приехать его партнеры, но никто не приехал. Потом ребята карамовские его потеряли, ко мне искать приходили. Вот лохи, за что он им, дармоедам, деньги только платил!

— А чем занимался Карамов?

— Да самым разным! Знаю, что в последнее время с Гирей он работал. Какое-то дело вместе они собирались провернуть, и крутые бабки там вертелись. Как Карамов-то исчез, так слушок прошел, что он Гирю кинул и с бабками свалил. Гиря всю Москву и окрестности на уши поставил, и ко мне гонцов присылал: дескать, не знаю ли чего?

— А гонец был рослый светловолосый парень лет тридцати? — спросил Лавров. — Юрой зовут?

— Он самый! — ответил Бондарь и удивился. — Так и ты его знаешь?

— Было дело, — уклончиво ответил Лавров. Этот самый Юра приезжал в морг вместе с Рустамом Карамовым опознавать труп Рената. — Ты подскажи мне, как бы встретиться с этим Гирей?

— Я так думаю, что он сам тебя найдет! — уверенно заявил Бондарь. — И в самом ближайшем времени!

15 августа 1994 года, 19.00.

По улице медленно продвигалась от дома к дому аварийная машина «Мосгаза». Люди Григорьева обходили дом за домом в поисках мифической утечки газа. Человек, сидевший в доме напротив квартиры Охотника, был обеспокоен таким оживлением. Он снял трубку и набрал номер аварийной службы «Мосгаза». Ему вежливо объяснили, что обнаружена утечка из подземного участка газопровода и сейчас аварийная служба пытается локализовать место утечки, определяя концентрацию газа в подвальных помещениях.

Человек успокоился и положил трубку. Конечно, он не мог знать, что трое «телефонистов» Хладова вот уже сутки круглосуточно держали под контролем связь поселка Северный с внешним миром: еще в воскресенье вечером специальная команда сделала врезку в телефонный кабель. Естественно, настоящая аварийная служба ничего не знала о мифической утечке.

Наконец машина добралась до дома, где квартировал Охотник. Четверо аварийщиков решительно постучали в дверь. Охотник занимал квартиру на втором этаже, а на первом жила одинокая бабулька лет шестидесяти пяти. Она-то и открыла дверь.

— «Мосгаз», аварийная служба! — представился один из людей Григорьева. — Проверка на утечку газа! Разрешите? Если у вас сомнения, то можете позвонить по телефону и проверить!

— Что вы, что вы! — всплеснула руками старушка. — Я вам верю! Проходите, проверяйте, что надо!

— Мы проверим только подвал и кухню! — заверил аварийщик. — Соседи дома?

— Нету его! На дежурстве. Но часам к десяти должен вернуться! — охотно сообщила старушка.

— Ладно, главное — это подвал! — заявил аварийщик. — Там мы газоанализатором проверим воздух на наличие газа.

— Да, конечно! Вот лестница в подвал! — засуетилась старушка. — Только там лампочка не горит на лестнице. Я сама боюсь лампочку заменить, а у соседа все руки не доходят.

— Ничего, у нас фонарик есть! — успокоил ее аварийщик. Они спустились в подвал.

Тем временем двое аварийщиков поднялись на второй этаж и вскрыли дверь в квартиру Охотника. Один из них достал рацию и доложил Григорьеву:

— Лис-1 — Людвигу. Мы на месте.

— Людвиг — Лису-1. Вас понял. Ждите сигнала об исходной. Конец связи.

15 августа 1994 года, 20.10.

Охотник двигался пешком к Савеловскому вокзалу. Он шел ровной размашистой походкой. За ним следовал человек Сучкова, а чуть поодаль — неизвестно на кого работающие топтуны. Их снова было двое, и Сучков размышлял: по-прежнему ли они работают «цепочкой» или переключатся на другой метод. Сейчас он пристроил за ними свою «цепочку», чтобы в нужный момент люди Григорьева могли провести отсечение.

Таким образом, Охотник в настоящий момент тащил за собой длинный хвост топтунов, но это, по-видимому, его совершенно не волновало. То ли он действительно прямиком направлялся домой, то ли рассчитывал сбросить «хвост» в нужный момент. Сучков склонялся к первой мысли, но на всякий случай держал на машинах поблизости всех свободных людей, чтобы в случае потери объекта организовать «сеть».

Охотник дошел до Савеловского вокзала и сел в электричку, идущую до Икши. Сезонка у него до Долгопрудного, но если он едет домой, то сойдет в Лианозове.

Электричка тронулась. Двое людей Сучкова тоже уехали на ней. В Лианозове еще двое уже ожидали объекта, но одну машину Сучков все равно отправил по Дмитровке: на случай, если Охотник вздумает сойти раньше.

Сучков доложил по рации Никифорову. Тот передал приказ Григорьеву: отсечку неизвестных топтунов провести согласно предварительно разработанному плана.

15 августа 1994 года, 20.30.

Охотник сошел с электрички в Лианозове и направился к остановке рейсового автобуса на поселок Северный. Топтуны последовали за ним: один приотстал, а второй, напротив, обогнал его и встал на остановке раньше.

Подъехал автобус, и все трое вошли в него. Топтуны Сучкова передали объект своим коллегам в машине и вернулись на платформу: на сегодня их служба была закончена.

15 августа 1994 года, 20.55.

Охотник подошел к дому и открыл дверь. Топтуны, шедшие за ним от самого автобуса, вернулись на остановку. Григорьев дал команду по рации:

— Людвиг — Лису-1. Объект на месте. На исходную.

— Лис-1 — Людвигу. Вас понял.

Тот, кто называл себя Лис-1, зашел за портьеру в гостиной. Его напарник расположился в спальне. Дело нехитрое, привычное: сектора обстрела определены и как только Охотник войдет в гостиную, то тут же получит стрелу с электрошокером, выпущенную из портативного арбалета. Последовал доклад:

— Лис-1 — Людвигу. Мы на исходной. Ждем объекта.

— Людвиг — Лису-1. Доложить об исполнении.

Дав указание, Григорьев тут же дал и распоряжение об отсечке неизвестных топтунов: пришло время узнать их хозяина. В это же время аварийщики взяли наблюдателя в доме напротив. Теперь никто не мог помешать проведению главной операции — изъятию Охотника. Охотник уже в ловушке, и в успехе Григорьев не сомневался.

15 августа 1994 года, 21.30.

Григорьев ждал доклада от Лиса-1, но пока поступали доклады только от людей, занятых отсечкой.

Одного из стоявших в тамбуре топтунов в Бескудникове вывели из вагона переодетые контролерами люди Григорьева. Топтун возмущался, а контролер вежливо объяснял ему:

— За последний месяц задержано трое человек с фальшивыми проездными на все направления. Сейчас мы разберемся, но я уверен, что проездной фальшивый. Я не говорю, что вы его сами отпечатали, упаси боже! Может, с рук купили, да и кассиры тоже нечестные встречаются! Так что вспомните, пожалуйста, в какой кассе и когда вы покупали этот билет, и на этом все закончится!

Развивая эту тему, его довели до автомобиля и молниеносно втолкнули внутрь.

Второй топтун был озадачен потерей коллеги, но в электричке было много народу и он не рискнул воспользоваться рацией. Впрочем, беспокоился он недолго: на платформе Дегунино его бесцеремонно вытолкнули из вагона два подвыпивших здоровяка с явным намерением подраться.

Григорьев еще раз взглянул на часы: контрольное время доклада от Лиса-1 прошло. Что-то явно не сработало. Но что? Григорьев чувствовал, что операция выходит из-под контроля. Его размышления прервало донесение телефониста: из соседнего дома вызывают «скорую помощь» — сердечный приступ.

— Пропустите звонок! — распорядился Григорьев после небольшого размышления. Опасение привлечь внимание и состояние нервозности сыграло с ним злую шутку. Для эвакуации обездвиженного Охотника он приготовил машину «скорой помощи». Но встреча с настоящей «скорой» не сулила ничего хорошего: существовала реальная опасность разоблачения самозванцев. И что же там произошло с Лисами? Нет, тянуть дольше нельзя.

И Григорьев приказал «аварийщикам» приступить к действиям по варианту два. «Аварийщики» подогнали машину вплотную к двери и вошли в дом. Их прикрывала тройка снайперов, взявшая под круговой контроль дом Охотника.

15 августа 1994 года, 21.40.

Аварийщики достали из карманов спецовок пеналы и развернули их: пеналы превратились в пистолеты-пулеметы ПП-90. Подстраховывая друг друга, они медленно поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в квартиру Охотника.

— О, боже! — вырвалось у одного из них.

Григорьев услышал из наушников то, что больше всего боялся услышать.

— Лис-5 — Людвигу. Лис-1 и Лис-2 нуждаются в срочной эвакуации. Повторяю…

— В срочной или немедленной? — оборвал его Григорьев. Вопрос был не такой глупый, как показалось бы непосвященному: по переговорному коду «немедленная эвакуация» означала эвакуацию раненого, а «срочная» — убитого.

— Повторяю — срочная, срочная! Как поняли?

— Вас понял, срочная. Где объект?

— Не обнаружен.

— Как подойдут эвакуаторы, немедленно приступить к поискам объекта по категории ноль. Как поняли?

— Вас понял: поиск по категории ноль.

— Конец связи.

К аварийщикам присоединились еще четверо. Вначале они приложили к лицу лежавшей на диване в глубоком обмороке старушки пропитанный фторатаном платок, дабы гарантировать ее отключение еще минут на пятнадцать-двадцать. Затем они занялись эвакуацией своих коллег, а «аварийщики» принялись лихорадочно прочесывать дом в поисках Охотника. Поиск по категории ноль означал, что брать Охотника живым теперь уже не обязательно.

Правда, Хладов разрешил ликвидацию Охотника только в крайнем случае, но Григорьев решил, что крайний случай уже наступил. Он все же поставил в известность о принятом решении Никифорова. Тот ответил кратко, но выразительно:

— … твою мать! Ладно, решение одобряю, не наследите только!

15 августа 1994 года, 22.05.

Охотник стоял в узкой щели между стеллажом, уставленным консервными банками, и стеной подвала. Снаружи стеллаж казался плотно прилегающим к стене и невозможно было догадаться, что боковая стенка стеллажа может бесшумно поворачиваться на невидимых петлях, открывая проход в убежище. Задняя стенка стеллажа была немного усовершенствована Охотником. Усовершенствование свелось к закреплению по задней стенке болтами полос стали толщиной восемь миллиметров: на случай, если кому-то придет в голову расстрелять консервные банки из автомата.

В предыдущий час события в доме развивались следующим образом.

Войдя в дом, Охотник аккуратно вытер ноги о половик. Появилась соседка.

— Добрый вечер, Ольга Петровна! — приветствовал ее Охотник. — Что нового?

— Здравствуйте, Сергей Иванович! Приходили из «Мосгаза», искали утечку. В подвал спускались. И лампочку заменили на лестнице, наконец!

— Да, давно пора! — согласился Охотник.

— Сергей Иванович, я пирог испекла, с яблоками! Попробуете?

— Спасибо, Ольга Петровна! С огромным удовольствием! — поблагодарил Охотник. — Сейчас только ужин себе погрею, хорошо? Приходите чай пить!

Старушка удалилась к себе, а Охотник спустился в подвал. Там он достал из-за стеллажа с домашними консервами спортивную сумку и снова поднялся наверх. Он подошел к двери в свою квартиру и провел по ней рукой. Так и есть: едва заметный волосок, приклеенный им сегодня утром, бесследно исчез.

Охотник достал из сумки пистолет-пулемет «Кипарис» и навернул на ствол глушитель. Передернул затвор и поставил предохранитель-переводчик на автоматический огонь. Затем открыл дверь и вошел в квартиру. Он прекрасно представлял, как действовать в подобной ситуации.

Первая очередь веером — в темный дверной проем спальни. Затем — по портьерам, с расчетом не попасть в оконное стекло. Не дожидаясь, пока тело того, кто был Лисом-1, упадет на пол, Охотник прыгнул к двери в спальню и настороженно прислушался.

Стояла тишина. Абсолютная тишина. Охотник мог бы поклясться, что слышит тиканье наручных часов, — такая вдруг наступила тишина. Затем потихоньку в комнату вполз звук проезжающего мимо грузовика. Но не успел он затихнуть, как раздался стук в дверь.

— Сергей Иванович, вы дома? Я принесла пирог!

«Тебя только здесь не хватало!» — пронеслось в голове у Охотника, но он не пошевельнулся: ему была неизвестна судьба того, кто находился в спальне.

Раздался стук открывшейся двери и слегка шаркающие шаги пожилой женщины. Охотник недолго ждал звука, который был неизбежен: оборванный, будто срезанный ножом вопль и грохот разбившегося блюда. Против ожидания, Ольга Петровна не сразу грохнулась в обморок, а еще нашла в себе силы подойти к лежащему на полу телу Лиса-1. Она даже притронулась к нему: видимо, чтобы убедиться в реальности увиденного. В этот момент Лис-1 пришел в себя и застонал. Вот тут-то Ольга Петровна полностью осознала реальность происходящего и наконец лишилась чувств.

В этот момент Охотник рванулся в спальню, перепрыгнул через кровать и дал короткую очередь по черневшему на полу телу. Впрочем, предосторожности были излишни: во лбу Лиса-2 отчетливо виднелось пулевое отверстие. Он был убит еще первой очередью. Охотник облегченно вздохнул и приступил к обыску тел.

Результат был вполне ожидаемый: портативные арбалеты с толстой стрелой электрошокера; полное отсутствие в карманах не только денег или документов, но и неизбежно накапливаемого бытового мусора — транспортных билетов, кассовых чеков и прочего хлама, позволяющего отличить одежду повседневной носки от надетой в первый раз. Присев рядом над Лисом-1, Охотник заметил то, что с самого начала искал, — спускавшийся из уха к карману провод наушников. Охотник достал рацию: стандартная, симплексная, ближнего радиуса действия, с кодовой настройкой частот. Он вложил наушник в ушную раковину и с улыбкой пару минут слушал переговоры Григорьева со своими людьми.

Заметив, что Лис-1 открыл глаза и смотрит на него, Охотник спросил:

— Ответишь на вопросы сразу или сначала поиграешь в героя? Кстати, какие нынче пенсии платит «контора» семьям героев? Впрочем, можешь не отвечать. Скажи лучше: кто и зачем вас сюда прислал?

— Подполковник Григорьев, оперативная группа Управления внутренней безопасности ФСК. Должны были взять тебя живым и без шума.

— Кто руководит операцией?

— Полковник Никифоров.

— Кто его непосредственный начальник?

— Генерал Хладов, начальник управления.

Лис-1 застонал и попросил:

— Если у тебя все, то либо пристрели меня, либо вызови «скорую»!

Охотник посмотрел на него: две пули в низ живота. Да, парню время терять нельзя!

— Когда контрольное время доклада?

— Каждые пятнадцать минут. Последний был около девяти.

— Тогда твои скоро появятся! — утешил его Охотник. — Сейчас ровно двадцать две минуты десятого. Ладно, последний вопрос: что в этих шприцах, которые я нашел у тебя и у твоего напарника?

— Барбамил. После шокера хотели тебя усыпить часов на пять-шесть.

— Ну, ладно, отдохни немного. И молись, чтобы это был действительно барбамил! — порекомендовал Охотник и воткнул ему в бедро иглу шприца. Потом встал и направился к выходу. Остановившись возле все еще лежавшей в глубоком обмороке Ольги Петровны, Охотник осторожно поднял пожилую женщину и переложил ее на диван. Взял с осколка блюда чудом уцелевший кусок яблочного пирога и отправил его в рот.

Спускаясь по лестнице в подвал, Охотник жевал пирог и с сожалением подумал, что вряд ли скоро удастся снова отведать домашнюю выпечку: «контора» начала на него охоту и будь он проклят, если знает — почему!

Дойдя до своего убежища, Охотник достал из-под стеллажа телефонную трубку с наборным диском — такой пользуются телефонные мастера, — и подключил ее к торчащему из стены концу провода-«лапши». Это был отвод от телефона соседнего дома, сделанный Охотником на всякий случай. Сейчас такой случай как раз и наступил.

Охотник вызвал машину «скорой помощи», сообщив о сердечном приступе у Ольги Петровны Калининой, но указал адрес соседнего дома. Контролировать события ему теперь стало значительно легче, прослушивая переговоры Григорьева со своими людьми.

Теперь оставалось только ждать. А Охотник умел это делать.

15 августа 1994 года, 22.10.

— Лис-5 — Людвигу. Эвакуация закончена. У Лиса-1 отсутствует рация. Объект обнаружить не удалось.

Григорьев раздраженно нажал кнопку микрофона и проорал:

— Что значит — не удалось?! Ищите, он никуда не мог деться! Катакомб тут нет, телепортаторов еще не изобрели! Искать разучились? А может, собаку вам прислать?

Охотник улыбнулся, услышав фразу о собаке: полы и лестница были политы средством от тараканов и собака все равно не смогла бы работать!

Наконец до Григорьева дошел смысл фразы об утраченной рации Лиса-1 и он скомандовал:

— Переходим на резервную частоту! До особого распоряжения — полное радиомолчание!

Но тут вклинился голос:

— Лис-4 — Людвигу! Возле соседнего дома появилась машина «скорой помощи»! Не наша! Как поняли?

— Все я понял, черт побери! Лис-8! Людвиг — Лису-8! Срочно убирайте свою машину «скорой помощи», угроза демаскировки! Как поняли? Подтвердите!

Однако Лис-8 не отозвался: он уже перешел на резервную частоту, и Григорьеву пришлось переключаться и повторять распоряжение. «Все не так! Все не так!» подумал Григорьев с раздражением. Он терял контроль над ситуацией и чувствовал, что Охотник перехватывает инициативу.

15 августа 1994 года, 22.15.

Лис-4 сидел в «рафике» с надписью на борту «Мосгаз», жевал банан и наблюдал за врачом «скорой помощи», остановившейся у соседнего дома. «Скорая помощь», в которой находились Лис-8, Лис-9 и Лис-10, уже ретировалась.

Жилец соседнего дома недоуменно пожимал плечами и чесал затылок. Врач раздраженно рассказывал ему про штраф за ложный вызов. В довершение всего подъехала патрульная машина милиции. Из нее вылезли лейтенант и два сержанта и присоединились к обсуждению проблемы ответственности за ложные вызовы. Жилец энергично тыкал пальцем в соседний дом: он наконец осознал тот факт, что машину вызывали к его соседке. До Лиса-4 донесся его радостный возглас:

— Это у вас там напутали! Ольга Петровна Калинина в соседнем доме живет!

— Да-да, это я вызывал «скорую помощь»! — присоединился к хору голосов еще один. Лис-4 посмотрел в его сторону и чуть не подавился бананом: голос принадлежал «объекту» операции. Охотник вышел из дома и уверенно направлялся к калитке.

Лис-4 закашлялся, выплюнул кусок банана и прохрипел, нажав на кнопку ларингофона:

— Лис-4 — Людвигу! Объект идет к калитке!

Григорьев как раз отхлебывал кофе из чашки. Он плеснул кофе себе на брюки и, зашипев от боли, гаркнул:

— К какой еще калитке?!

— К своей. К выходу со двора дома. Вот вышел, идет к соседнему дому. Там соседи, «скорая помощь» и милицейский патруль. Что делать?

— Ждать. Что еще делать остается! — проворчал Григорьев. — Людвиг — Лису-4. Ждать и держать в курсе! Поняли?

— Вас понял. Врач «скорой помощи», объект и два мента идут к дому объекта. Вот они вошли.

«Накрыть их там всех и идти отдыхать!» — подумал Григорьев. Подумал и остался недоволен собой. Никогда он еще не допускал срывов, даже в мыслях. Но сегодня все идет через жопу. Надо бы прекратить операцию, резервных вариантов больше нет. Однако Никифоров не командует отбой и не дает никаких распоряжений. А если объект возьмет заложников и пойдет на прорыв? Опять-таки решение придется оперативно принимать ему, Григорьеву! Нет. Лучше об этом не думать!

15 августа 1994 года, 22.30.

Никифоров в это время выслушивал указания Хладова.

— Да погоди ты пока про Охотника! Там Григорьев сам знает, что ему делать. Ты мне скажи, что удалось вытрясти из тех троих!

Прошло всего полчаса, как троих задержанных топтунов доставили на конспиративную квартиру, — но доложить уже было что. И Никифоров доложил:

— Все трое — бывшие сотрудники МВД. Работают в частном сыскном агентстве «Мегрэ-О». Заказчика не знают.

— А кто знает?

— Их директор.

— Так чего ждешь? — в голосе Хладова зазвенел металл. — Из-под земли достань этого директора и выясни, кто их нанял следить за Охотником. И живее, пока они не спохватились и не стали цепочку рвать! Мне важно знать, кто так активно интересуется Охотником! Ясно?

— Так точно! — ответил Никифоров. Он положил трубку и задумался. Получается, что Охотник не так уж интересует Хладова. Видимо, Хладов полагает, что Охотника используют втемную. Либо он решил использовать Охотника как живца. И в то же время он хочет все сделать тихо и не привлекая внимания. Что же из этого следует?

Из этого следовал самый неутешительный для Никифорова лично вывод: история с Охотником несет угрозу либо самому Хладову, либо очень влиятельным людям, с которыми он связан. А скорее всего, и то и другое одновременно. Поэтому Хладов так боится огласки, поэтому он бросил на дело Охотника все силы управления без официальной санкции руководства. А если дело получит огласку или пойдет не так, как нужно? Кто окажется крайним? Кем пожертвуют, чтобы спрятать концы в воду? Догадаться нетрудно.

Значит, надо как-то себя обезопасить! Но как? Поставить в известность руководство? А кто сказал, что оно не в курсе? Кто-то из сильных мира сего наверняка прячется за спиной Хладова. Н-да, ситуация!

Никифоров достал из сейфа маленькую бутылочку коньяка и выпил ее в три приема. Это было для него не характерно, но коньяк отлично справился с делом: снял волнение и прочистил мозги. Мысли заскользили необычайно ясно и четко. Пора вести свою игру! Информация, больше информации! Важно понять, зачем Хладов устроил охоту на Охотника. Кто может это знать почти наверняка? Да и есть ли такой человек?

Теперь Никифоров был почти уверен, что знает такого человека. Он связался с Григорьевым и приказал срочно прислать в его распоряжение группу захвата из пяти человек.

— А если объект надумает скрыться? — возразил Григорьев. — И так людей в обрез!

— Оставь пять человек у дома и пару групп перехвата. Этого вполне достаточно. Все ясно? Людей отправляй немедленно. Я жду их на объекте «Инесса». Все ясно?

— Да, я понял. Объект «Инесса». Будут там через тридцать минут максимум.

Никифоров переключился на Сучкова. Тот уже нашел квартиру, где мирно отдыхал директор сыскного агентства «Мегрэ-О».

— Держи его под контролем, — велел Никифоров. — Я с группой захвата буду через час.

Он выпил чашку кофе и покинул служебный кабинет. Пора полководцу присоединиться к своим войскам.

15 августа 1994 года, 22.40.

Ольга Петровна уже пришла в себя. Она лежала на диване и, прерываясь рыданиями, пыталась рассказать об ужасной картине, стоявшей перед ее глазами. Охотник гладил ее по руке и пытался успокоить.

— Вон там он лежал, Сереженька! Вон там, на полу! А под ним — лужа крови! Я подошла, а он глаза открыл!

— Да нет там никого, Ольга Петровна! — успокаивал ее Охотник. — Какая кровь, господь с вами! И пол там чистый, сами посмотрите!

Сержант из патрульной машины с сочувствием посмотрел на Ольгу Петровну и переглянулся с врачом.

— Неотложку из психиатрии надо было вызывать, молодой человек, телефон два-восемь-один-двенадцать-сорок два! — с досадой сказал врач. — А то все норовят «скорую» вызывать, — надо, не надо!

— Да я пришел, а она на полу лежит! — оправдывался Охотник. — Я и думал, что — сердце! Вы уж проверьте там, что и как!

— Кардиограммку я снял, — сказал врач. — Ничего страшного там нет. Могу успокаивающее сделать. А так — не наш случай.

— Ну уж вы ей сделайте укол, чтобы она поспала спокойно! — попросил Охотник. — Может, поспит, — и все образуется.

— Хорошо, — согласился врач и достал из сумки шприц. — До утра будет спать спокойно.

Пока врач занимался Ольгой Петровной, Охотник обратился к сержанту.

— Да, хорошо, что вы заехали! Я тут пришел с работы, — бац, а мотоцикла нет! Ну, тут вот с соседкой плохо, то-се, а все-таки надо бы поскорее его в розыск, а?

— Что за мотоцикл? — спросил сержант. Охотник назвал приметы мотоцикла и номерной знак. Сержант передал данные дежурному по рации и сказал:

— Пацаны, небось, угнали, — покататься захотелось засранцам! Ну, ничего, найдем! Утром приходите, заявление напишите об угоне.

— Слушай, а можно я сейчас заявление оставлю? — спросил Охотник. — А то утром-то мне недосуг будет, — на работу, то да се.

— Ну, давай с нами подъедешь, — разрешил сержант. — Все равно сейчас в отделение ехать.

15 августа 1994 года, 23.05.

Григорьев отправил часть своих людей Никифорову и снова испытал раздражение. «Да чем они там заняты, в конце концов! Операция срывается, я уже потерял двоих, что само по себе — ЧП! А они какими-то другими проблемами занялись, срывают людей, реагируют на стремительно меняющуюся обстановку общими указаниями! Раз пошло все не так, нужно сворачивать операцию, пока дров не наломали! Начальнички, мать их… А что случись, ведь меня сделают крайним!»

Григорьев закурил и откинулся на спинку стула. Помассировал глазные яблоки пальцами. Сейчас, несколько минут релаксации и гнев отступит, вернется способность рассуждать.

Но релаксация не удалась.

— Лис-4 — Людвигу. Лис-4 — Людвигу.

Григорьев с досадой выдохнул дым и ответил:

— На связи.

— Объект садится в милицейскую патрульную машину.

Это было настолько неожиданно, что Григорьев высказал вслух мысль, прозвучавшую словно нелепый вопрос:

— Зачем?

Последовал не менее нелепый ответ:

— Не знаю.

Григорьев резко бросил в микрофон:

— Он арестован?

— Нет, не похоже. Сел в машину с сержантом, мирно разговаривают. Вот машина поехала.

Григорьев повернулся к «телефонисту», прослушивавшему милицейскую волну.

— Куда они едут?

— В отделение.

— А зачем, не сказал?

— Нет, просто сказал, что едет в отделение.

«А если Охотник в сговоре с этим ментом?» — пронеслось в голове у Григорьева. Он приказал «скорой помощи» двигаться за патрульной машиной, но не приближаться и быть готовыми к силовому захвату.

— Лис-8 — Людвигу. Объект движется в сторону Москвы.

— Почему в Москву? — повернулся Григорьев к «телефонисту». — Ты же сказал, что они в отделение едут?

«Телефонист» пожал плечами. «Все ясно! Мент в сговоре с Охотником! Надо срочно их брать! Впрочем, только с санкции руководства! Лучше выговор от начальства за нерасторопность, чем срок за расстрелянных по ошибке ментов!»

Григорьев хотел было соединиться с Никифоровым, но по какому-то наитию вначале решил найти в компьютерной карте место расположения отделения внутренних дел поселка Северный. Результат его просто потряс. Отделение находилось… в Лианозове!

«Фу, черт! Так они действительно едут в отделение!»

Григорьев облегченно вздохнул и налил себе кофе. Пожалуй, можно немного расслабиться! В Лианозове по-прежнему сидели две группы, их вполне можно использовать для перехвата в случае необходимости. А может, предложить Никифорову перехватить Охотника прямо на шоссе, еще до кольцевой? Положить ментов в грязь, вряд ли будут сопротивляться!

Кофе согрел желудок и прочистил мозг. «Ну их в баню! Сколько там ехать на машине от Северного до Лианозова? Минут десять? Нет, не буду рисковать! Будем брать, только когда Охотник останется один или попытается ускользнуть! Вдруг придется стрелять на оживленной автомагистрали, так сам же будешь виноват!»

Григорьев не доверял Никифорову и откровенно опасался Хладова. Недоверие и опасения просто парализовали волю профессионала, а ощущение откровенного провала операции и предчувствие будущей расплаты за это полностью подавляли инициативу.

«Хватит! Раз все не так, рисковать не буду! Пусть все идет как есть!»

Патрульная машина въехала на территорию отделения. Григорьев получил подтверждение от Лиса-8, что Охотник вошел в здание вместе с милиционерами, и приказал взять отделение под наблюдение. Потом налил себе еще кофе.

Будем ждать, авось все еще обернется!

15 августа 1994 года, 23.35.

Никифоров и Сучков сидели в машине и смотрели на подъезд большого кирпичного дома, в котором жил директор агентства «Мегрэ-О» Добрынин. Дом находился напротив Тишинского рынка, и Никифоров порадовался, что громада дома заслоняет бронзовую оторопь, воткнутую известным монументалистом-террористом в центре Москвы. Через несколько лет неугомонный «скульптор в законе» установит на Берсеневской набережной гигантскую пародию на Петра Великого. Этот «шедевр» вызовет у москвичей такую ненависть к его автору, какую удавалось вызвать до сих пор разве что Наполеону в 1812 году да Гитлеру зимой 1941 года.

Увидев пресловутого истукана, Никифоров получит первый инфаркт. Но это у него впереди. А пока Никифоров сидел в машине и выслушивал Сучкова. Тот кратко сообщил то, что ему удалось узнать о Добрынине. Потом замолчал, закурил сигарету и мрачно уставился в одну точку.

— Сейчас подъедут люди от Григорьева. Сумеем его скрытно взять? — спросил Никифоров.

Сучков ухмыльнулся и почти весело сказал:

— Как бы они нас не взяли! В этом дворе мы торчим, как слива в шоколаде. Я тут уже который час. Они нас давно в прицел взяли. Все-таки директор охранного агентства, а не детского сада, — в этом бизнесе лохи не задерживаются! Голову даю на отсечение, что только мы к нему шаг сделаем, как появится орава ментов, которых Добрынин давно уж прикормил и, — скандал обеспечен! Лучше просто поговорить. Он же тоже не дурак и в чужую драку лезть не станет.

— Что ж, домой к нему идти, что ли?

Сучков взглянул на часы.

— Зачем домой? Он сейчас собаку выйдет выгуливать, тогда и поговорите.

Подъехали люди от Григорьева, доложились по рации. Никифоров велел им не высовываться, но быть наготове и ждать команды от Сучкова. Потом посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. Вот и день прошел.

— Вот он! — сказал Сучков.

Из подъезда вышел коренастый мужчина с ротвейлером на поводке. Никифоров потянул ручку двери и сказал:

— Ну, я пошел.

— Только руки в карманы не засовывайте, — проворчал Сучков. — А то не ровен час…

Никифоров досадливо поморщился, но руку из кармана брюк достал и застегнул пиджак. Добрынин заметил Никифорова и смотрел в его сторону. Ротвейлер почувствовал беспокойство хозяина и, напружинив мышцы, тоже уставился на приближающегося Никифорова.

— Добрый вечер, Владимир Иванович! Я — полковник Федеральной Службы Контрразведки Никифоров. Могу показать удостоверение, если ваша псина позволит.

— Не мешало бы! — ответил Добрынин. — Сидеть, Рой!

Добрынин изучил удостоверение Никифорова и, возвращая его, спросил:

— Так это ваши люди весь вечер возле моего дома ошиваются?

— Они исполняют свои обязанности. И я пришел поговорить с вами не ради скуки, а потому, что вы влезли в дело, затрагивающее интересы государственной безопасности!

— А вам не кажется, что для разговора вы выбрали не совсем подходящее время? — иронически осведомился Добрынин.

— Дело в том, Владимир Иванович, что с теми вашими людьми, что гостят в нашем учреждении, я уже побеседовал. Теперь очередь дошла до вас.

— Ах, так…

Добрынин сжал губы, затем усмехнулся.

— Ну что ж! Как заметил Остап Бендер, ГПУ всегда приходит само! Идемте, сядем на лавку, побеседуем.

Они уселись на скамейку возле детской песочницы. Добрынин достал пачку «Camel» и предложил Никифорову.

— Не курю! — ответил Никифоров.

— А я вот как привык «опером» смолить по две пачки в день, так и не могу бросить! — вздохнул Добрынин. — Ну, так я вас слушаю!

— У меня к вам только один вопрос. Кто поручил вам слежку за Кузнецовым?

Добрынин выпустил дым кольцами, проводил их взглядом, пока они не рассеялись, и ответил:

— Один солидный и щедрый клиент. Вы понимаете, что это конфиденциальная информация и…

— Ах, оставьте, Владимир Иванович! — с досадой проговорил Никифоров. — Нам этот человек нужен, и мы его из-под земли достанем, с вашей помощью или без вас! И намеков насчет проверки деятельности вашего охранного агентства тоже делать не буду: не терплю, когда на меня «наезжают», и сам этого не делаю. Более того, я знаю, кто этот человек, — мне просто нужно ваше подтверждение, и только! Ну, как?

— Сам я с клиентом ранее не был знаком, — сказал Добрынин. — Пришел сам, назвал фамилию общего знакомого из МУРа, хотя я и не спрашивал. Представился начальником службы безопасности одного из банков. Попросил проверить одного охранника, который хочет устроиться на работу в банк. Этим охранником и был Кузнецов. Мои люди вели его не больше недели. Каждое утро я передавал клиенту отчет, в том числе и сегодня. Вот и все. Что еще? Фамилия клиента?

— Не стоит.

Никифоров достал из кармана несколько фотографий и передал их Добрынину. Тот просмотрел их, быстро выбрал одну и протянул ее Никифорову.

— Вот этот.

Никифоров забрал фотографии, положил в один карман отобранную Добрыниным фотографию, а в другой — остальные и поднялся.

— Спасибо, Владимир Иванович. Благодарю за сотрудничество.

Добрынин засмеялся и шутливо ответил:

— Э-э, нет! «Спасибом» вы не отделаетесь. Придется и вам помочь мне, когда понадобится!

— С удовольствием! — ответил Никифоров. — Если это, конечно, не связано с государственной изменой.

— Господь с вами, Виктор Петрович!

Никифоров сел в машину и достал фотографию.

— Ну, как? Удачно побеседовали? — поинтересовался Сучков.

— Удачней не бывает! — заверил Никифоров, разглядывая опознанное Добрыниным лицо на фотографии и улыбаясь. Вот она, ниточка, не оборвалась! Прав Хладов в своих подозрениях. Человеком, нанявшим Добрынина для слежки за Охотником, был не кто иной, как майор Котов.

15 августа 1994 года, 23.45.

Григорьев курил уже третью сигарету за последние полчаса. Охотник исчез за дверями отделения милиции, и Григорьев терялся в догадках, что он мог там делать. Одно он знал точно: его, Григорьева, группа захвата утеряла инициативу и теперь следующий ход сделает Охотник. Оставалось только ждать этого хода.

— Лис-8 — Людвигу. Только что я слышал автоматную очередь, с территории отделения милиции на большой скорости выехала патрульная машина и движется в сторону парка. В отделении какая-то суета. Как поняли?

— Вас понял! — отозвался Григорьев. Его перебил «телефонист», что-то лихорадочно записывавший на листке бумаги.

— Только что передали по милицейской волне всем патрульным машинам: неизвестный напал на милиционера, овладел автоматом, захватил патрульную машину! Вот номер.

Вот он, ответный ход! Григорьев схватил листок бумаги, переданный «телефонистом».

— Людвиг — всем мобильным группам! Перекрыть выезды из Лианозова на МКАД и в сторону центра! Задержание по форме «ноль»! Объект в милицейской патрульной машине номер…

Григорьев взглянул на карту. Он боялся, что Охотник, пользуясь темнотой, попытается скрыться в Лианозовском парке и располагавшихся в нем дачах. Секунды щелкали в мозгу ударами пульса.

Но угнанная патрульная машина внезапно появилась на пересечении Череповецкой и Абрамцевской улиц. Там ей на хвост села «мобильная группа Б». На пересечении Абрамцевской и Илимской машина не удержалась на повороте и врезалась в автобусную остановку. Выскочивший из машины человек с АК-74 в руке был немедленно расстрелян в упор мобильной группой.

Командир группы подошел к телу и перевернул его на спину. Потом достал из кармана фотографию.

16 августа 1994 года, 00.10.

Григорьев принял доклад от командира группы, откинулся на спинку кресла, закурил и закрыл глаза. Потом связался с Лисом-8.

— Ну как, задержали его? — спросил тот.

— Это не он, — ответил Григорьев. — Так что держите отделение под наблюдением. Будем ждать указаний от руководства.

И он доложил обстановку Никифорову. Тот молча выслушал его и отрывисто бросил:

— Наблюдение не снимать до моего указания. Я еду в отделение.

Григорьев взял со столика мятую пачку сигарет «Bond». Однако все сигареты уже кончились, — пришлось стрельнуть у «телефониста» «Яву». Он приготовился не спать до утра, однако около двух часов ночи Никифоров приказал всем сворачиваться.

— Завтра жду вас к двенадцати, — сказал он Григорьеву. Григорьев облегченно вздохнул: есть шанс выспаться. Как всегда в минуты крайнего переутомления, он впал в странное состояние отрешенности от окружающей действительности. Сейчас его совершенно не волновал завтрашний «разбор полетов»: хотелось только спать, наплевав на все эти засады и погони. И забыть хотя бы до полудня о проваленной операции, неизвестно куда подевавшемся Охотнике и лежащем в рефрижераторе трупе Лиса-2.

16 августа 1994 года, 03.20.

Никифоров сидел в кабинете Хладова. Хладов явно не ложился всю ночь. Глаза его покраснели, а краешек ногтя указательного пальца совсем пожелтел от никотина. В урне для бумаг валялись две пустые коробки от папирос «Герцеговина Флор». Откуда их брал Хладов, неизвестно, — вроде уже несколько лет, как исчезли эти папиросы из продажи. «Наверное, еще доперестроечные запасы, — решил Никифоров. — Впрочем, скорее свидетельствообширности связей как одной из сторон могущества. Способность иметь то, чего нет ни у кого, — это тоже непременный атрибут реальной власти!»

— Совершенно нелепая случайность, — говорил Никифоров, глядя на начальственную переносицу. — Задержанный патрульной машиной неизвестный прямо возле отделения милиции оглушил милиционера, завладел оружием и попытался скрыться на той же патрульной машине. И случилось это буквально через полчаса после приезда Кузнецова в отделение. Естественно, создалось впечатление, что именно Кузнецов пошел на прорыв. Ну и… Конечно, наблюдение с отделения Григорьев не снимал, но Кузнецову удалось воспользоваться общей суматохой и скрыться. Во всяком случае, когда спустя сорок минут я приехал в отделение милиции, то Кузнецова уже там не было. Сержант, который привез Кузнецова, подтвердил этот факт. По его словам, Кузнецов собирался заявить о краже. Последний раз этот сержант видел Кузнецова минут за пять до выстрелов: тот сидел на втором этаже в приемной и писал заявление. Но дежурному Кузнецов ничего, естественно, не передал. Я полагаю…

— Какую версию вы выдали по поводу действий «мобильной группы Б»? — перебил его Хладов.

— Сотрудники спецназа ФСК проводили учения, случайно услышали сообщение дежурного по рации, а незадачливый похититель выехал прямо на них. Но тут все чисто: похититель ранил милиционера, был вооружен автоматом… Прессе сообщат, что его обезвредили сами милиционеры, — я уже договорился.

— Что с Котовым? — осведомился Хладов.

— Теперь ясно, что именно Котов нанял людей из детективного агентства следить за Кузнецовым. Я не стал ставить «наружку», чтобы не спугнуть Котова. Его телефоны по-прежнему на контроле.

Хладов достал новую коробку «Герцеговины», распечатал ее и, постукивая папиросой по крышке, заметил:

— Если Котов нанял людей для слежки в агентстве, основанном бывшими работниками МВД, — значит он ведет игру в интересах кого-то не из нашего ведомства.

Хладов закурил, выпустил струю дыма и продолжил:

— Если сопоставить все с длительными командировками Котова в Таджикистан, сферу его служебных интересов, то становится очевидным: Котов связан с наркомафией.

— По-вашему, Кузнецов тоже связан с наркомафией? — спросил Никифоров.

— Кузнецов служил в Афганистане, бывал в Душанбэ, Баку, — ответил Хладов. — Вполне возможно, что он вступал в контакт с наркодельцами.

Никифоров чувствовал, что для Хладова эта связь очевидна. Только он не хочет рассказывать подробности. Явно Хладов знает о Кузнецове гораздо больше, чем Никифоров, и не хочет делиться информацией. Почему? Не потому ли, что Хладов знает, — или по меньшей мере догадывается, — на кого работает Котов?

Хладов тем временем задумчиво смотрел перед собой невидящим взглядом. Затем решительно вдавил папиросу в пепельницу и жестко бросил Никифорову:

— Котова надо брать. Тихо и незаметно. Доставить на «ферму» и там вытряхнуть из него все, что он знает. Медлить нельзя: он может найти Кузнецова раньше нас и вот тогда уже будет поздно что-либо предпринимать! Операцию провести сегодня же. Я надеюсь, что досадных срывов вроде вчерашнего не будет!

Последние слова Хладова прозвучали явной угрозой.

Никифоров встал.

— Так точно, товарищ генерал! Разрешите идти?

— Идите, отдыхайте! — разрешил Хладов. — А вечером я хочу побеседовать с Котовым на «ферме». Лично. В компании с Бовиным.

16 августа 1994 года, 9.30.

Никифоров стоял у кассы в книжном магазине «Молодая гвардия». Около часа назад он проснулся. Спать на коротком и узком диване в кабинете не очень комфортно, но Никифоров чувствовал себя вполне отдохнувшим. Он выпил чашку кофе и поехал в книжный магазин: купить какое-нибудь чтиво, дабы расслабиться в короткие часы отдыха.

Вдруг чья-то рука коснулась его плеча. Никифоров обернулся и невольно вздрогнул. Рядом стоял среднего роста мужчина с лицом приятным, но абсолютно стандартным и не запоминающимся. И сам мужчина был какой-то совершенно незапоминающийся. За исключением улыбки. Улыбка была совершенно замечательная, просто великолепная и даже очень запоминающаяся. Поэтому мужчина напоминал Чеширского Кота из сказки Кэролла: Чеширский Кот умел исчезать, оставляя только свою улыбку. По этой улыбке Никифоров его и узнал: майор Котов.

— Доброе утро, Виктор Петрович! — с улыбкой проговорил Котов. — А я думаю, куда это вы в такую рань? А вы, оказывается, за духовной, так сказать, пищей. Что почитать решили?

— Так, беллетристику, — проворчал Никифоров, лихорадочно соображая, чем же окончится эта «случайная» встреча. Котов явно вел его от самой конторы. Но не лично: Никифоров заметил бы его, — с годами самопроверка стала привычкой, доведенной до автоматизма. Чего он хочет? Что он знает о событиях прошедшей ночи?

Никифоров настолько задумался, что не сразу осознал, почему девушка в кассе выжидающе смотрит на него. Никифоров выбил чек в отдел «Детективы и фантастика». Получив книгу, он на выходе снова столкнулся с Котовым.

— Неплохо! — одобрил Котов выбор. — Клэнси, «Все страхи мира». Я читал эту книгу еще в 91-м году, в первом издании. Я имею в виду первое — на английском языке. Язык оригинала — великая вещь! Ведь перевод несет на себе уже отпечаток личности переводчика, его стиль, — точно так же, как экранизация больше демонстрирует особенности работы режиссера, а не сценариста. Нет?

— Слушайте, вы ведь не об искусстве сюда пришли поговорить? — озлился Никифоров. — Так выкладывайте, что вам нужно! А то у меня куча дел, а я еще не завтракал!

— Ну, так за чем же дело стало, Виктор Петрович? — участливо согласился Котов. — Тут на Пятницкой есть прекрасное местечко, где вы чудесно позавтракаете! А заодно и поговорим.

«Прекрасное местечко» оказалось заведением, представляющим тот самый переходный тип между рестораном и забегаловкой: цены поднялись до уровня первого, в то время как сервис остался на уровне последней. Впрочем, имелся определенный намек на уют, а слабо горящие светильники создавали интим, позволяя в то же время отчетливо различить содержимое тарелки.

Среди несомненных плюсов: кафе открывалось в 10 часов утра, как и было заявлено на вывеске, а в ассортименте (а не только в меню) присутствовали кофе-эспрессо и яичница с ветчиной. Понятно, Никифоров немедленно заказал себе и то, и другое. Котов — только кофе.

В ожидании заказа Котов закурил и начал разговор:

— Ну, как вам работается с вашим шефом? Судя по вашему усталому виду — не очень! Нет?

Никифоров не ответил, неприязненно покосившись на котовскую сигарету: всю ночь его обкуривали разные люди, начиная с Сучкова и кончая Хладовым. Котов заметил его взгляд и загасил сигарету. Затем продолжил:

— Вы знаете, кого мне напоминает ваш шеф? Старого гнусного богатого дедушку, который уже всех достал своими причудами и непомерным властолюбием. Он до смерти надоел всем: наследникам, приживалкам, прислуге, должникам и кредиторам, вассалам и покровителям. Все страстно желают, чтобы он умер, — и в то же время боятся этого!

— Да, боятся! — подчеркнул Котов. — Потому что его смерть нарушит статус-кво. И тогда неизвестно, кто выиграет, а кто проиграет. Кто-то из наследников получит все наследство, а кто-то потеряет и то, что имеет. Ибо никто не знает содержания завещания, — да и есть ли оно вообще?

— Прямо классическая детективная ситуация! — усмехнулся Никифоров. — И как же она разрешится?

— Как? — переспросил Котов. И тут же ответил: — Да как в классическом детективе! Появится некто со стороны, эдакий древнегреческий «бог из машины», и прикончит старого подонка. И начнется душераздирающее выяснение отношений, вытаскивание грязного белья, скелетов из шкафа и прочего дерьма. Потому что каждый будет бояться каждого.

— Но есть другой детективный вариант. Совершенно постороннего человека объявят убийцей и уж тут все близкие, домочадцы, кредиторы и должники сомкнутся единым фронтом. «Ах, какой хороший человек был покойник! Кого мы потеряли! И как могла только подняться рука у этого негодяя?!» И так будет до тех пор, пока какой-нибудь Пуаро не выяснит личность настоящего убийцы.

— А если этот посторонний и есть настоящий убийца? — спросил Никифоров.

— Браво, Виктор Петрович! — воскликнул Котов. — А тогда и нет никакой детективной загадки. И никакому Пуаро тут делать нечего! И все смирятся с тем, что произошло. Это ведь как непреодолимые обстоятельства, форс-мажор! Стихия! Ураган! Цунами! Это соседа можно потащить в суд за затопленную квартиру, или морду ему набить! А какой спрос с урагана? Или с цунами? Или со сводящего старые счеты совершенно постороннего человека?

Тут официантка принесла завтрак. Никифоров попросил счет. Когда официантка ушла, Никифоров спросил Котова:

— Раз вы такой умный, так скажите мне: что это за старые счеты между Кузнецовым и Хладовым?

— Я не умный, а информированный! — уточнил Котов. — А дело здесь обстоит совсем не так просто. Если бы Кузнецов хотел убить Хладова, он давно бы уже это сделал. Кстати, верно и обратное утверждение: если бы Хладов счел Кузнецова лишним на этом свете, то давно бы его отправил на тот. Нет, все гораздо сложнее. Есть некие люди, которые готовы убрать Хладова. Они не связаны с нашим истэблишментом, у них с Хладовым свои счеты. А Кузнецов — всего лишь связующее звено в цепи между этими людьми и Хладовым.

Котов замолчал. Никифоров доел яичницу и спросил, помешивая кофе:

— Что это за люди?

Котов усмехнулся и сказал:

— Давайте четко определим цель нашего разговора. Я предлагаю вам взаимовыгодное сотрудничество. Чем оно выгодно вам? Вы хотите спокойно спать. Я обеспечу вам спокойный сон. Хладов втравил вас в авантюру и вы уже поняли, что с вами будет в случае поражения Хладова: либо пуля «неустановленного убийцы», либо весьма приличный срок за целый букет должностных и, — давайте называть вещи своими именами, — уголовных преступлений! Пока вы еще можете выйти из игры. Не мажьтесь в хладовском дерьме, — Хладов уже почти труп! Нет, конечно если вас устраивает быть Малютой Скуратовым при царе Хладове-Грозном, то — флаг вам в руки! Я ухожу, и вы меня больше не увидите!

Котов замолчал и залпом допил кофе из чашки.

— А чем я могу помочь вам? — спросил Никифоров.

— О-о, я не буду вытряхивать из вас «военную тайну», как из Мальчиша-Кибальчиша! — рассмеялся Котов. — Я догадываюсь, что ваш шеф решил вплотную заняться мною! Нет?

— Он хочет побеседовать с вами в компании с Бовиным, — ответил Никифоров, сосредоточенно орудуя зубочисткой. — Бовин — это наш специалист по допросам.

— Ясно! — криво усмехнулся Котов. — Я хочу попросить вас: дайте мне уйти! Через пару дней у меня командировка, так что мне нужно сегодня уйти от ваших людей. Вы же сами понимаете, какие шансы у меня остаться в живых, попав в руки к Хладову… и вашему специалисту по допросам!

— Как у мышонка в зубах кота-крысолова! — оценил Никифоров.

— Спасибо за честность! — иронически поблагодарил Котов и испытующе посмотрел на Никифорова. — Итак?

— Еще один вопрос, — сказал Никифоров. — Вы, конечно, знаете, что Кузнецову удалось уйти от наших людей. Где его искать?

— Этого я не знаю! — сообщил Котов и, заметив гримасу неудовольствия на лице Никифорова, пояснил:

— Когда мне будет нужно, он сам придет ко мне! Непонятно? Извините, большего сказать не могу! Дался вам этот Кузнецов! Впрочем, я думаю, что он сам найдет Хладова в ближайшее время. Ну, так как?

— Не возвращайтесь в контору сегодня, — проговорил Никифоров, не глядя на Котова. — Ваши домашний и служебный телефоны прослушиваются, квартира и дача под наблюдением. Сейчас вам следует выйти отсюда и больше не попадаться на глаза моим людям. Если засветитесь, вас возьмут под круглосуточное наблюдение и я ничем не смогу вам помочь!

— Спасибо, Виктор Петрович! — искренне поблагодарил Котов. — Теперь я ваш должник.

Он сунул под ладонь Никифорова кусочек картона и поднялся.

— По этому телефону можете связаться со мной в любое время. Здесь номер моего пейджера.

И Котов вышел из кафе.

Никифоров посидел немного, затем спросил еще чашку. Долго держал ее в руке, затем залпом выпил. Глянул на счет, недовольно крякнул, но все же добавил на чай. Вышел на улицу и побрел в сторону Полянки.

Никифоров чувствовал себя очень неуютно: им овладели два противоположных чувства. Одно самодовольно уверяло, что он поступил очень правильно; что он не отступился от Хладова, а просто предусмотрительно разложил яйца по разным корзинкам; что, в конце концов, предать лично Хладова — это еще не предательство Родины. А другое резонно заявляло, что предательство всегда остается предательством, каким соусом ты его не поливай.

16 августа 1994 года, 11.00.

Андрей решил немного понаблюдать за Рустамом Карамовым: он был уверен, что Охотник в конце концов снова выйдет на Карамова.

Начало его разочаровало. Карамов вышел из дома около восьми часов утра и отправился на работу к себе в НИИ. Андрей с грустью осознал, что не годится на роль Пуаро или мисс Марпл по весьма прозаической причине: отсутствие независимого источника дохода. Увы, у него была работа, — хотя и со свободным графиком, — но все равно работа ради хлеба насущного. И он поехал в редакцию.

Там Андрей ознакомился со сводкой происшествий за ночь и узнал о перестрелке в Лианозове. Что-то его насторожило, и он перечитал короткую справку еще раз.

Здесь что-то не так! Из справки следовало, что преступник, личность которого выяснить не удалось, напал на милиционера во дворе ОВД «Лианозово», овладел автоматом АКС-74У, захватил патрульную машину и попытался скрыться. Сотрудники ОВД «Лианозово» настигли преступника, и в завязавшейся перестрелке тот был убит. У милиционеров один ранен.

Это только в американских боевиках полиция мчится за бандитами, паля из всех стволов. Задержание вооруженного преступника, да еще на автомобиле, проводится по специальному плану. А тут получается: наткнулся человек на наряд милиции и его тут же расстреляли в упор! Хотя, не зная подробностей…

Андрей посмотрел, где находится ОВД «Лианозово» и с удивлением выяснил, что в том же здании находится отделение милиции поселка Северный. А в Северном живет Охотник, — во всяком случае, официально! А нет ли и здесь следа Охотника?

Андрей полез за записной книжкой и с глубоким удовлетворением обнаружил, что в ОВД «Лианозово» на нелегкой ниве защиты закона и порядка в качестве следователя уголовного розыска трудится старый университетский собутыльник Леха Панкратов. Леха поступил в МГУ в то же время, что и Андрей, только на юрфак. Андрей узрел в этом некий перст судьбы и созвонился с Лехой.

Тот оказался на месте, страшно обрадовался звонку. После пятнадцатиминутного «трепа» договорились часов в шесть вечера встретиться у Андрея и «раздавить флакон».

Андрей положил трубку в том нервическом состоянии, который называют «саспенс Хичкока»: тревожное ожидание скорого прихода Неизбежного при отсутствии его внешних признаков. Скажем, медленно раскрываются дверцы шкафа и под зловещий скрип старых петель растет убеждение, что за дверью шкафа — скелет! Хотя его может там и не быть.

Так и сейчас: у Андрея крепло убеждение, что Охотник каким-то образом причастен к перестрелке в Лианозове. Хотя оно явно не было подкреплено фактами. Пока.

16 августа 1994 года, 14.00.

Лавров сидел на лавке Страстного бульвара вместе со своим старым приятелем подполковником Кравцовым. Их связывала боевая юность в МУРе, пронизанная светом воспоминаний о тех блаженной памяти временах, когда все соблюдали рамки если не законности, то хотя бы приличий: чиновники брали взятки дефицитными товарами или в рублях, и редко когда сумма оказывалась достаточной хотя бы для покупки «Запорожца»; преступники не устраивали взрывов и перестрелок на улицах города; а профессионал испытывал чувство гордости за дело, которое он делал. И вообще, все тогда было лучше, и женщины любили крепче, и волос на голове было больше, и сил… эх, да что говорить!

Наконец Кравцов бросил в урну вторую бутылку из-под пива и сказал:

— Ну, ладно! При всем своем нерастраченном оптимизме представить себе не могу, чтобы ты приехал сюда из своего тихого угла, только чтобы поплакать вместе со мной о прошедшей молодости! Выкладывай…

— Хорош тихий угол! — проворчал Лавров. — Именно в нашем тихом углу и пристрелили Акбара! Вот я и приехал разузнать о его связях. И что ему вообще там понадобилось? Что он был за тип, этот Акбар?

Кравцов закурил, поерзал на лавке.

— По нашим данным, он возглавлял группировку, контролировавшую довольно значительную часть рынка синтетических наркотиков. Кстати, брат Акбара — по специальности ученый-химик.

— Братья-разбойники! — усмехнулся Лавров.

— Мы сначала тоже так думали, угрохали кучу времени на Карамова-младшего, — покачал головой Кравцов. — Чист, аки ангел, оказался наш ученый! Нет, Акбар брата своего любил и до грязи не допускал! А вот связи Акбара нам так и не удалось до конца раскрутить. След уходил на юг: Кавказ, Закавказье, Средняя Азия. Маршруты доставки шли через Каспий. Мы отследили несколько курьерских маршрутов Акбара: Астрахань, Махачкала. А с недавних пор Акбар вроде бы отхватил часть рынка опиатов: во всяком случае, были данные о прохождении через людей Акбара мелких партий героина.

— Похоже, Акбар был крутым авторитетом? — спросил Лавров.

— При его размахе никакой личной крутости ему не хватило бы! — ответил Кравцов. — Кто он был? Молодой наглый волчара, лихо отхватывающий чужие куски, — для таких «крутых» уже впору отдельное кладбище открывать! Нет, все не так просто. Дело в том, что за Акбаром стоял Гиря. С ним Акбар делился доходами, и вообще, — где Акбар, там и Гиря!

— Симбиоз хищников? Такого не бывает! — скептически заметил Лавров.

— Скорее деловое партнерство. У Акбара всегда были грандиозные планы, да не хватало денег, людей и влияния. А у Гири всего этого было полно. Зато у Акбара широкие личные связи в Средней Азии и на Кавказе. Да и с чувством перспективы у Гири не очень! — пояснил Кравцов. — Да ты же помнишь Гирю! Мы же его брали в семьдесят четвертом! Дерзкое ограбление сберкассы призывниками! Вспомнил?

Лавров отчетливо вспомнил то давнее дело: это было одно из его первых дел. Для Гири это тоже было первое дело. Ему только исполнилось девятнадцать лет и, получив повестку из военкомата, Гире пришла в голову гениальная (как он тогда полагал) идея.

Вместе с тремя такими же призывниками он решил ограбить сберкассу, деньги спрятать и отправиться исполнять «почетную обязанность» по защите Отечества. За два года шум уляжется, деньги и грабителей искать перестанут, а обеспеченные «дембеля» заживут как в сказке!

Надо отдать должное: замыслы «Гири» хотя и отличались незамысловатостью и прямолинейностью, зато быстро и неукоснительно претворялись в жизнь. На той же недели компания, вооружившись пистолетами (из которых один был настоящий, — но без патронов), вломилась в сберкассу и заставила кассира, а также присутствующих клиентов выложить все наличные деньги. «Улов» составил тридцать одну тысячу семьсот пятьдесят два рубля (грабители не мелочились и копейки не взяли). Неплохая по тем временам сумма, — особенно в качестве «подъемных» для «дембеля»!

Через полчаса грабителей взяли, и в скором времени вся компания отправилась «тянуть срок по девяносто первой». Подельники получили по шесть лет, а Гиря, как организатор, — восемь.

— А Гиря, значит, теперь не последний человек в уголовном мире! — покачал головой Лавров. — Никогда бы не подумал! Умом он никогда не отличался.

— А ему ум и не нужен! — ответил Кравцов. — Есть воля, жестокость и авторитет в уголовном, — да и не только уголовном, — мире! А ум… У него есть советник, некий Юрий Владимирович Пригорин. Вот это и есть в данный момент «ум», пользуется полным доверием Гири. Как перестанет пользоваться, — Гиря его спишет и найдет себе нового советника. Он так уже не раз поступал. А с предложениями к нему сами приходят! Тот же самый Акбар: выложил Гире старые связи, доходное дело… Кто знает, может, сам Гиря его и списал за ненадобностью? А сейчас шорох подымает, якобы Акбар ему деньги должен!

— Я вот чего тебе скажу! — продолжил Кравцов, закурив сигарету. — Может, конечно, Гиря и туповат, но хитер. А в народе говорят: хитрость — второй ум. Да что криминал, ты на наш так называемый легальный бизнес посмотри! Кто там преуспевает? Самые умные? Да нет, конечно! Наглые, ухватистые, волевые и жестокие! У Гири все эти качества есть. Дитя времени, так сказать!

— Значит, время Гири пришло? — усмехнулся Лавров.

— А ты посмотри по сторонам внимательнее. Разве не так? Увы! Хотя и противно это!

Кравцов зло измял недокуренную сигарету и швырнул на дорожку. Потом встал.

— Ну, пора мне. Счастливо!

Он протянул руку Лаврову и добавил вполне искренне:

— Знаешь, если действительно нашелся человек, который «кинул» Гирю на крупную сумму, я бы ему с удовольствием руку пожал! Если он, конечно, сумеет в живых остаться.

16 августа 1994 года, 14.20.

Никифоров был уверен, что Хладов проведет совещание по разбору ночной операции. Поэтому он заранее собрал людей, заслушал отчеты Григорьева и Сучкова, провел в некотором роде генеральную репетицию.

Но Хладов не провел совещания. Он ограничился тем, что заслушал рапорт Никифорова. И теперь руководители участвовавших в операции групп томились ожиданием в своих кабинетах, а Никифоров уже около часа сидел в кабинете Хладова, ожидая начальственного вердикта.

В процессе доклада Хладов не проронил ни слова. Молча курил, расхаживал по кабинету. Когда Никифоров закончил, Хладов спросил:

— Где сейчас Котов?

— С утра на службе не появлялся, — ответил Никифоров, глядя в переносицу шефа. — В его отделе полагают, что он на спецобъекте. Важная информация: Котов оформил командировку с четверга.

— Куда?

— Таджикистан.

Хладов поиграл желваками и спросил:

— А поедет ли он туда?

Никифоров пожал плечами, хотя на самом деле совершенно точно знал ответ.

— Куда бы он ни поехал, вряд ли нам удастся в ближайшее время выйти на него. Котов явно что-то заподозрил и решил уйти в тень. Может, на время, а может, и навсегда.

— Ищите Котова, землю ройте! — приказал Хладов. — У вас еще что-то? Если нет, то можете идти!

— Один вопрос, товарищ генерал. Как дальше быть с Охотником?

Хладов отхлебнул из стакана остывший чай и поморщился: забыл положить сахар.

— А никак! — проворчал Хладов. — Неужели вам не понятно, что охота не удалась? Теперь у нас с ним игра на равных, — шахматная, так сказать, партия. Мы свой ход сделали сегодня ночью. Теперь его ход. И он его сделает очень скоро.

16 августа 1994 года, 14.35.

Кравцов уже давно ушел, а Лавров все сидел на лавке, чертил ручкой в записной книжке какие-то стрелки и кружочки. Внезапно его занятия прервал мужской голос:

— Вы разрешите?

Лавров поднял голову. Перед ним стоял молодой человек лет тридцати. Лавров сразу понял, кто это, — по словесному портрету. Именно этот человек приезжал вместе с братом Акбара опознавать тело.

— А-а, это вы, Юрий Владимирович! — проговорил Лавров. — Давно вас жду!

— Вот как? — поднял бровь Пригорин и опустился на лавку. — Ну что ж! Это упрощает дело. Приятно общаться с умным и проницательным человеком.

— Давайте к делу! — поморщился Лавров. — А то у меня очень мало времени.

— Извольте! Мой шеф хочет с вами поговорить.

— Когда?

— Да хоть сейчас! — развел руками Пригорин.

— Отлично!

Лавров поднялся с лавки. Вместе с Пригориным они дошли до Пушкинской площади. Там на стоянке машин стоял новый «линкольн-таункар». В салоне машины сидели двое широкоплечих ребят.

— Надеюсь, мы не за город направляемся? — спросил Лавров, усаживаясь на заднее сиденье. — А то мне сегодня домой надо вернуться.

— Нет, тут недалеко! — заверил Пригорин.

«Линкольн» вырулил со стоянки и неторопливо покатил в сторону Трубной площади.

16 августа 1994 года, 15.00.

Пригорин привез Лаврова к какому-то ресторанчику в районе Сретенки. Тут, в тихом переулке над рестораном, располагался офис фирмы, принадлежавшей Гире. Разумеется, фирма принадлежала не вору в законе Гире, а вполне респектабельному бизнесмену Анатолию Ивановичу Пятакову, успешно трудившемуся на ниве импортно-экспортных операций.

Когда Пригорин и Лавров вошли в ресторан, Гиря сидел за одним из столиков и пил пиво с раками. Лавров давно не видел таких здоровенных раков. Глядя, как Гиря с аппетитом уписывает раков под «Афанасия» из огромной запотевшей кружки, Лавров вспомнил, что с утра ничего не ел.

Гиря показал на стул напротив и сказал:

— Присоединяйся, полковник! Пиво какое любишь? У нас тут любое подают! А раки! Хороши! Или шашлычка отведаешь? Барашек молодой, шашлык Армен готовил, — ай, что за повар!

— Спасибо, в другой раз! — отказался Лавров, хотя жрать ему хотелось до безумия. Но с ворами в законе и криминальными авторитетами Лавров всегда держался закона зоны: никому не верь, никого не бойся и ни о чем не проси.

Лавров уселся напротив Гири, тот подвинул ему пачку «Marlboro», но Лавров подчеркнуто достал свою пачку «Явы» и закурил.

— А помнишь, полковник, как двадцать лет назад ты меня брал? — спросил Гиря. — Помнишь, конечно. А ведь я зла на тебя не держу. Хорошо ты сработал тогда, профессионально! А я профессионалов очень уважаю.

— А ты мемуары писать собрался, как я погляжу? — усмехнулся Лавров. — Я тоже не прочь прошлое вспомнить как-нибудь на досуге. Но не сейчас. Так что давай сразу к делу перейдем.

— Да я о деле и толкую! Мне и нужна консультация профессионала! — пояснил Гиря. — А ты лучший из тех, кого я знаю.

— И какая консультация тебе нужна?

Гиря вытер пальцы льняным полотенцем и в упор посмотрел на Лаврова.

— А хочу я знать, полковник, кто кореша моего Акбара завалил.

Лавров пожал плечами и ответил:

— С этим вопросом мимо. Сам не знаю. Пока не знаю.

— А Бондарь? — спросил Гиря. — Или ты ему путевку на нары выписал для профилактики здоровья?

— Бондарь не причастен к смерти Карамова, — ответил Лавров. — Но пока ему посидеть полезно. Хотя бы для освежения памяти. А то Бондарь толкового ответа дать на простой вопрос не может: зачем Карамов приезжал в «Ориган»? Пока я это не узнаю, дело с мертвой точки не сдвинется.

Гиря посмотрел на Пригорина и сказал:

— Бондарь этого не знает и знать не должен.

— Зато ты это знаешь, — невозмутимо ответил Лавров.

Гиря побарабанил пальцами по столу и сказал:

— Акбар бизнес собирался раскручивать с некими людьми. Но людей этих он… ну, скажем, — опасался. Потому и назначил встречу с ними у Бондаря. Если не договорятся или конкуренты дорогу перейдут, то хоть без стрельбы обойдется.

— Да вот не обошлось! — констатировал Лавров. — А что за бизнес был у Карамова с этими людьми?

— А это коммерческая тайна! — усмехнулся Гиря.

— А на сколько тебя кинули, — это тоже коммерческая тайна? — спросил Лавров. Удар пришелся в цель: Гиря аж лицом закаменел. Потом ответил:

— Я был партнером Акбара в этом деле. Вместе с его бабками очень приличная сумма получается. Так вот, — я хочу найти того, кто эти бабки присвоил!

— Скажем так: хочешь оказать помощь следствию, — сформулировал Лавров с плохо скрытой иронией.

— Мне нужны те, кто на бабки лапу наложил и Акбара кончил! — заявил Гиря. — И быстрее тебя их никто не найдет. Тебе для этого нужна информация? Я расскажу все, что знаю!

— Хорошо! — ответил Лавров. — Тогда вот тебе первый вопрос: сколько людей знали о том, где и когда проходит встреча Акбара с… ну, скажем, — с этими бизнесменами?

Гиря посмотрел на Пригорина. Тот ответил:

— Мы двое знали. Акбар, разумеется. А кого еще Акбар счел необходимым проинформировать, — трудно сказать!

— Тогда второй вопрос: Акбар должен был поехать на встречу с деньгами или без них?

— Ехать он собирался без денег, — ответил Пригорин. — Но тут странная штука получилась…

— Слушайте, хватит в загадки играть! — раздраженно призвал Лавров. — Здесь не «Что? Где? Когда?» и не КВН! Я что-то не пойму, Гиря, кто к кому за помощью обратился? Если и тебе это не ясно, так я пошел!

— Ты не ершись, полковник, — примирительно сказал Гиря. — Тут дело такое… Вор в законе за помощью к менту обратился… Да ежели кто узнает… Короче, давай договоримся сразу!

— К следственным материалам никого не подпущу, — сразу предупреждаю! — жестко сказал Лавров. — И давить по твоей наводке никого не буду…

— Да ладно тебе! — досадливо поморщился Гиря. — А то я не знаю тебя! Не знал бы, так посулил бы тебе процентов пять от найденного, — другой за такие бабки всю страну на уши поставил бы! В общем, так… Юра, скажи ему!

У Гири явно язык не поворачивался заключать сделку с ментом.

Пригорин не спеша изложил условия:

— Вы, Валерий Иванович, конечно, киллера найдете! Учитывая вашу бульдожью хватку и упорство камикадзе, — возможно, даже и заказчиков! Только нам наши деньги назад надо получить, понимаете? Поэтому условия простые: киллер ваш, а деньги, — извините, наши! Отчитываться перед нами о ходе следствия, конечно, не нужно: просто, когда выйдете на заказчиков, — позвоните мне. Если там свидетели понадобятся для дела или помощь следствию, — мы всегда готовы помочь! Все просто: вы подтверждаете, что для вас нет нераскрываемых дел, а мы подтверждаем, что не родился еще человек, способный Гирю кинуть. Все, как говорят японцы, «сохранят свое лицо, и на этом расстаемся. Никто никому ничего не должен. Разовая сделка, проще говоря.

— Без базара! — подтвердил Гиря. — Согласен?

После минутного колебания Лавров ответил:

— Хорошо, договорились! А теперь перейдем к делу! Рассказывайте!

— А с чего начинать? — спросил Пригорин.

— С того самого дня. Итак, получил Акбар от вас деньги, и что дальше?

— Ну, приехал Акбар с кейсом, — начал рассказывать Пригорин. — Показал свою долю, все путем… Ну, я ему нашу долю выдал. Тоже в баксах, естественно, — сотенными купюрами. Потом он поехал к себе в офис и целый день там работал. Потом часов в девять вечера вышел с кейсом, сел в машину вместе с двумя охранниками и поехал в „Ориган“. Но денег в кейсе уже не было…

— Откуда вы это знаете? — перебил его Лавров.

— Он в машине открывал кейс и работал с бумагами, — пояснил Пригорин. — Это охранники рассказали. Так вот, — в кейсе, кроме документов, ничего не было! Вот… Когда приехали в „Ориган“, то люди Бондаря проверили их на отсутствие оружия и пропустили. Там есть такое место — мостик и плотина…

— Знаю, знаю!

— Так вот, Акбар оставил кейс в машине, вышел на мостик, а охранникам велел встать по обе стороны от мостика и наблюдать. Те постояли с полчаса, потом один вышел к мостику, — а Акбара там уже нет! Все обегали, — как сквозь землю! Короче, утром я в офис Акбара приехал, поставил всех на уши, вскрыли сейф, — а „капусты“ там нет!

Пригорин сделал паузу, дабы дать прочувствовать драматизм ситуации. Лавров поинтересовался:

— А сотрудников офиса опросили?

— Не беспокойся, я лично со всеми побеседовал: с секретуткой, с охраной и прочей шушерой! — зло усмехнулся Гиря, и Лаврову стало нехорошо при мысли о том, что пережили люди, чья единственная вина заключалась в близости к Акбару.

— Короче, в течение дня Акбар встречался только с клиентами, для которых он был всего лишь адвокатом Карамовым! — подытожил Пригорин. — Я со своими людьми сам проверил каждого: сомневаюсь, чтобы кому-нибудь из них Акбар хотя бы десять баксов дал, не то что…

— А офис хорошо обыскали? — спросил Лавров. — Может, там какой потайной сейф есть, о котором только Карамов знал?

— Не беспокойся! — заверил Гиря. — Когда Акбар здание арендовал, оно в аварийном состоянии было. Я лично беседовал с архитектором, который офис капитально отремонтировал и оборудовал. Так что тут все чисто!

— Короче, загадка запертой комнаты, в натуре! — прокомментировал Пригорин.

Лавров заставил Пригорина повторить рассказ, но уже с точным, по возможности, указанием времени событий. Потом договорился, что Пригорин передаст ему как список всех знакомых Акбара, так и отдельный список на тех, кто встречался с Акбаром в день его гибели.

Лавров уже определил для себя три наиболее вероятные версии. Во-первых, те загадочные партнеры по сделке. Почему они не явились на встречу в „Оригане“? Во-вторых, сам Гиря. А в третьих…

Вот с третьей версии Лавров и решил начать.

16 августа 1994 года, 15.40.

Если бы Андрей сейчас оказался бы на борту рейса РД-1065 „Москва — Сочи“, то он сразу узнал бы роковую лжеблондинку Ольгу, составлявшую компанию Охотнику в „Оригане“. Ольга дремала в кресле, держа на коленях сумочку. Замок сумочки расстегнулся и из полуоткрывшегося отделения виднелся краешек паспорта и толстой пачки денег в банковской упаковке. В паспорте имелась фотография Ольги, записи в соответствующих графах свидетельствовали, что паспорт принадлежит Ольге Ивановне Бахиревой, 1970 года рождения, уроженке города Архангельска.

Впрочем, в чемодане, летевшем этажом ниже, в багажном отсеке, находился еще один паспорт, в котором была вклеена аналогичная фотография. Однако запись черной тушью утверждала, что обладательницу паспорта зовут Кузьмина Татьяна Борисовна и что она родилась в 1968 году в городе Москве.

Как ни странно, но именно второй паспорт и был подлинный, поскольку имя „Ольга“ было сценическим псевдонимом. Татьяна Кузьмина вовсе не летела в отпуск или на внезапно упавшие гастроли. Причина ее появления в самолете, летящем на Сочи, заключалась в том человеке, которого она любила и за которым готова была следовать хоть на край света! А если понадобится, — то и на тот свет. Звала она этого человека Сергеем. Другие больше знали его как „Охотника-27“ или просто называли: „Охотник“.

Сегодня утром Сергей перехватил ее по дороге в магазин и отвез во Внуково.

— Тебе надо исчезнуть на время! — озабоченно сказал Сергей.

— Это из-за того дела? — спросила Татьяна.

— Вряд ли. Уж больно крутая охота на меня началась. Впрямую им меня не взять, начнут подбираться через окружение. А у меня после смерти брата и мамы ты осталась единственно близким человеком! — ответил Сергей и нежно погладил волосы Татьяны. Она прижалась к нему, словно котенок.

— Сейчас полетишь в Сочи! — продолжал Сергей. — Там в гостинице „Жемчужина“ для тебя забронирован номер на имя Бахиревой Ольги Ивановны. Вот паспорт на то же имя. Свой паспорт спрячь пока и никому не показывай. Дальше. На следующий день уйдешь из гостиницы вроде как на пляж и больше туда ни ногой. Поедешь в Адлер, на автовокзал. Если будешь брать такси, останавливай проезжающую машину, а не садись на стоянке: так безопаснее, да и дешевле. От автовокзала пешком доберешься до Луговой улицы. Там найдешь Алика Эшбу, здесь записан номер дома. Алик уже в курсе, просто скажешь, что от Сергея. Он переправит тебя в Абхазию. Там и поживешь некоторое время в безопасном месте. Алик человек надежный, не сомневайся: я ему когда-то жизнь спас, так что он за меня в огонь и воду! Он же и вещи твои из гостиницы заберет и сделает так, чтобы тебя никто не искал.

— А ты приедешь за мной? — обеспокоенно спросила Татьяна.

— Обязательно! — заверил Сергей. — Как только закончу свои дела. Кстати, запомни номер пейджера. Если какие проблемы возникнут, то можешь связаться со мной. Но это — на самый крайний случай! А так, — держи связь через Алика. Да, самое главное! Вот деньги. Здесь две тысячи долларов. Полторы штуки по сто, остальные по десять баксов. Сделай на нижнем белье потайные карманы и храни часть денег там. Это твой аварийный запас на всякий случай.

— Какое нижнее белье?! — рассмеялась Татьяна. Она приподняла подол легкого летнего платья и продемонстрировала узкую полоску трусиков.

Сергей озабоченно нахмурился, потом сказал:

— Придется устроить короткий тур по магазинам. Все равно чемодан купить надо, чтобы внимания не привлекать. И купальник, — все-таки к морю едешь!

Он купил и чемодан, и купальник, и кучу разных мелких, нужных в поездке вещей от зубной щетки до мази от солнечных ожогов. Широкие трусики он лично выбирал и проинструктировал Татьяну, где и как надо пришить кармашки для денег, чтобы они не бросались в глаза, чем весьма ее рассмешил.

В ответ на ее смех он очень серьезно и немного грустно посмотрел на Татьяну и сказал:

— Это действительно важно, Котенок. Я очень переживаю за тебя. Если бы я мог, я сам отвез бы тебя!

— Ничего! — рассмеялась Татьяна и потрепала его по щеке. — Я умная девочка, справлюсь!

Но сейчас ей совсем не было весело. Самолет уже час висел в воздухе, настроение испортилось. Она остро почувствовала, как ей не хватает Сергея. Ей хотелось плакать.

Как назло, в соседнем кресле расположился наглый мужик лет тридцати со скользкими манерами и внешностью заезжего хлыща. Он упорно пытался завязать разговор, но Татьяна умело использовала свой богатый опыт по отшиванию назойливых кавалеров, и хлыщ увял.

Татьяна осторожно приоткрыла сумочку, пощупала, на месте ли деньги. И закрыла глаза, чтобы не видеть профиль соседа. В такой полудреме она собиралась провести остаток времени до посадки.

16 августа 1994 года, 16.50.

Говоря о том, что остается лишь ждать очередного хода Охотника, Хладов кривил душой. Он еще надеялся опередить своего бывшего заместителя и собирался сделать еще одну попытку. Именно поэтому он сидел сейчас в кабинете владельца юридической фирмы „МосЮргарантия“ Александра Анатольевича Баранова.

— Что случилось, товарищ генерал? — осведомился Баранов. — У меня в фирме завелись шпионы?

— Господь с вами, Александр Анатольевич, — скупо улыбнулся Хладов, — просто требуется небольшая помощь с вашей стороны.

— Неужели у вас вышел конфликт с законом, требующий помощи адвоката? — удивился Баранов.

— О конфликтах с законом позже поговорим, — многозначительно заметил Хладов, — а пока мне нужно найти одного вашего сотрудника.

— Так нет проблем! Все мои сотрудники на месте! — кивнул Баранов в сторону двери. — Кто вас интересует?

— Меня интересует один из тех сотрудников, что никогда здесь не появляются! — медленно проговорил Хладов, пристально глядя на Баранова. Тот если и заволновался, то волнения никак не выдал, лишь поднял удивленно брови и ответил:

— Не понимаю, о ком вы.

— Так-так! — недобро сощурил глаза Хладов. — В кошки-мышки решили поиграть?

— О чем вы говорите! — воскликнул Баранов. — Просто пытаюсь понять, кого вы имеете в виду!

— Я вам помогу. Только для начала освежу вашу память.

Хладов поудобнее устроился в кресле, закинул ногу на ногу и начал:

— Занялся когда-то практикой в Москве один молодой адвокат. Звали его так же, как и вас, Александр Анатольевич. Да и фамилия у него была точно такая же, как у вас, — Баранов. Удивительное совпадение, не правда ли?

— Весьма удивительное! — откликнулся Баранов.

— И вот решил этот адвокат поправить свое материальное положение за счет клиентов. Есть деньги у людей, что их не взять? Распишет клиенту перспективы суровой ответственности по закону, припугнет суровой статьей и наказанием по максимуму, — у клиента поджилки затрясутся, созрел, стало быть. Вот тут ему и намек: подмазать, дескать, кое-кого надо. Клиент и рад подмазать. А дело-то чистое, ему и так по минимуму должны дать, а то и вообще по более легкой статье. Клиент в итоге получает гораздо меньше, чем ему адвокат наобещал, — ну и рад-радешенек. Конечно, тут нельзя было проколоться, тут лоха надежно надо было вычислить, но у Александра Анатольевича это виртуозно получалось. Никого он не подкупал, денежки ему в карман шли. И все хорошо, да стала адвокатская слава Александра Анатольевича расти, начали серьезные люди обращаться. А с ними такие фокусы не проходят. Но Александр Анатольевич уже в деле обкатался, знал, кому и сколько дать нужно, а кому — ни-ни. И в этом деле стал виртуозом. Вы должны помнить одно дело, где клиента с поличным взяли, с оружием в руках на месте убийства. А как до суда дошло, глядь: боже ж ты мой, а у пистолета, предъявленного в качестве орудия убийства, совсем другой серийный номер, не тот, что в протоколе! Чистая работа?

— Вопиющая халатность органов внутренних дел! — огорченно вздохнул Баранов.

— Я бы сказал иначе, — заметил Хладов. — Хорошо оплаченная халатность. Зато один из работников пресловутых органов вскоре уволился из органов и купил себе на Украине домик о двух этажах с просторным подвалом. Да и очередь у его супруги на машину подошла весьма кстати! Я вам еще много таких историй могу рассказать, хотите?

— У меня, к сожалению, слишком мало времени! — развел руками Баранов. — Извините, с удовольствием дослушаю в другой раз, а пока…

— Нет уж, другого раза не будет! — предупредил Хладов. — Потому вернемся к дальнейшей карьере вашего уважаемого тезки. С началом капитализации страны возникла новая потребность: то конкурента или партнера по бизнесу завалить, то кредитора или должника несговорчивого. Вот тут то и нашел наш дорогой Александр Анатольевич новую экологически чистую нишу. Он установил связи с боевыми офицерами, оставшимися за бортом жизни, помогал им обустроиться. А они охотно выполняли его поручения, — из тех, о которых я уже говорил. И хоть не имел Александр Анатольевич бригад из братвы под своим началом, но стал он в определенной среде авторитетом. Стали его звать Саша Адвокат и числила молва за ним целую армию наемных убийц высочайшего класса.

— Удивительный человек! — восхитился Баранов. — И что же?

— А то, что в этой армии есть один парень. Ходит на дело всегда со старенькой, но безотказной винтовкой английской системы и всегда забирает ее с собой после выстрела, что весьма нехарактерно для киллера! Так вот, мне нужно встретиться с этим парнем!

Хладов замолчал, испытующе глядя на Баранова. Тот выдержал взгляд и твердо ответил:

— Я не знаю этого человека и, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Увы!

Хладов еще некоторое время пристально смотрел на Баранова, затем молча поднялся и направился к выходу. Взявшись за ручку двери, он обернулся и сказал:

— Забывчивый вы человек, Александр Анатольевич. Ну да как вспомните, — позвоните, телефон у вас есть. В вашем распоряжении сутки на восстановление памяти, — и ни минутой больше!

16 августа 1994 года, 17.10.

Самолет совершил посадку в аэропорту Адлера, как и положено, десятьминут шестого. Татьяна получила чемодан и отправилась ловить такси. На выходе из здания аэропорта она огляделась и, не заметив навязчивого хлыща, облегченно вздохнула. И напрасно.

В этот момент ее надоедливый спутник сидел в машине вместе со встречавшим его приятелем и смотрел, в какую машину сядет Татьяна. Конечно, он с удовольствием провел бы с ней ночь. Но гораздо больший интерес у него вызвало мельком увиденное содержимое Татьяниной сумки. Наметанным глазом он определил, что там не меньше двух штук „зелени“, и теперь обсуждал со своим приятелем план их изъятия.

В определенных кругах хлыщ был известен как „фармазон Эдик“. Он действительно был мошенник и совсем недавно „откинулся с хаты“, где „тянул срок по сто пятьдесят девятой“, то есть за работу по прямой специальности.

Приятель его носил „погоняло“ фруктового характера — „Лимон“, и промышлял квартирными кражами. После нескольких успешных дел в Москве воздух столицы стал для него вреден и он решил отдохнуть от дел в Сочах.

— Давай за ней! — велел Эдик. — Посмотрим, куда она поедет.

Приятели довели „терпилу“ до гостиницы „Жемчужина“. Лимон присвистнул:

— А телка при бабках!

— Главное, чтобы без хахаля! — заметил Эдик. — Если тут ее хахаль живет, то дело дохлое. Тут простые мужики не останавливаются, — вполне конкретно можно „попасть“!

— Сейчас проверим, — ответил Лимон, вылезая из машины. — У меня тут телка знакомая. Жди меня в машине.

Лимон вернулся минут через десять и сказал:

— Порядок! Для нее был заказан номер. Она там одна. Что будем делать?

— Как обычно! — ответил Эдик. — Сойдусь с ней поближе, и через три-четыре дня лавэ у нас в кармане!

— Долго! — скривился Лимон. — Ладно, отвезу тебя на хазу, а там посмотрю, что делать.

16 августа 1994 года, 17.50.

Хладов сидел в микроавтобусе „фольксваген“, припаркованном в переулке рядом с офисом Баранова. На борту микроавтобуса расцвела яркими красками реклама непонятно чем торгующей фирмы. Впрочем, если бы кто и заинтересовался бы этой рекламой и попытался найти фирму, то вряд ли ему это бы удалось. Впрочем, завтра на борту микроавтобуса будет нанесена другая реклама. Да и номера микроавтобуса будут другие.

Меры предосторожности не были излишними: внутри салон микроавтобуса был до предела нашпигован достижениями современной техники подслушивания, подсматривания и тому подобного. Дорогостоящая техника у рачительного генерала Хладова, понятное дело, не простаивала: вот и сейчас оператор в огромных наушниках, подкручивая настроечные верньеры, внимательно вслушивался в то, что происходило внутри кабинета Баранова. Перед уходом Хладов незаметно воткнул булавку с передатчиком в обивку кресла и теперь рассчитывал пожать плоды своей ловкости. Оператор поднял палец и сказал:

— Звонит по сотовому.

— Дай звук и сканируй, — приказал Хладов. Оператор щелкнул тумблерами, через громкую связь послышался голос Баранова:

— Это я. Узнали? Да, верно. Да, случилось. Только что у меня побывал один человек. Он интересуется нашим общим знакомым. Каким? Черт вас возьми, вы же понимаете, что это не телефонный разговор?!

Хладов раздраженно осведомился у оператора:

— Так и будем слушать театр одного актера? Собеседника определили?

— Он звонит с другого телефона, — не с того, что мы поставили на сканирование, — ответил оператор. Хладов выругался. Баранов тем временем договаривался со своим собеседником о встрече:

— Нет, не завтра, а сегодня! Иначе я просто ложусь на дно, а вы там сами расхлебывайте! Да, там, где обычно встречаемся. Все, до встречи!

Баранов вызвал секретаршу.

— Меня не беспокоить. Оставшиеся встречи отменить. Посетителей вежливо заворачивай. Можешь переносить их на завтра, завтра я все равно улетаю за рубеж. Ну все, я пару часиков вздремну в комнате отдыха и отваливаю, а ты можешь уходить как обычно. Распоряжения я оставлю здесь, на столе. Чао, бамбино!

Хладов задумчиво потер подбородок и связался по рации с сидевшими в другой машине сотрудниками.

— Как только объект выйдет, работайте по варианту „Бета“.

Вариант „Бета“ предусматривал немедленное изъятие объекта для последующей с ним плотной работы. К завтрашнему утру Саша Адвокат расскажет все, что знает!

16 августа 1994 года, 20.30.

Андрей уже выпил с веселым следователем угро Лехой первую бутылку. По русским меркам — немного. Но вполне достаточно для разговора по душам. Леха рассказал подробности ночного инцидента.

— Говоришь, наши пристрелили того парня? А вот и ни фига! Его-то и задержали за „распитие в общественном месте“. Кто же знал, что этот псих отберет у мента автомат да попытается дать деру на патрульной машине?! Но парню крупно не повезло: там чекисты проводили какие-то свои учения. Ну, этот придурок и нарвался на них, натурально! А ребята-то в курсе — слушают переговоры по радио, ну и изрешетили этого козла — „мама“ сказать не успел!

Довольный очередными успехами в борьбе с преступностью Леха махнул еще стопку и продолжил:

— И часа не прошло, как нагрянул ихний, — в смысле чекистский, — начальник. Мужик такой, обалденно похож на этого… ну как его… актер такой есть, французский…

— Бельмондо! — подсказал Андрей.

— Да нет! — отмахнулся Леха. Ну этот… который в „Фантомасе“…

— Де Фюнес!

— Да нет! Ну, он еще в „Парижских тайнах“ играл! И в этом… про Кончино Кончини… как его замочили местные дворяне…

— Жан Маре? — с внутренней дрожью спросил Андрей.

— Во! Точно! Он самый! Все фотографии какого-то мужика показывал, спрашивал, не видели ли его тем вечером в отделении? Да у нас там народу ошивается, — одних квартирных краж…

— Вот этого мужика он искал? — перебил Андрей и показал фотографию Охотника.

— Нет… погоди… Да точно! Он! Ну, блин, ты даешь! Откуда ты в курсе про этого мужика?

— Да так, профессиональная тайна! — ушел в сторону Андрей. — Давай лучше выпьем за нашу милицию!

— Давай! — охотно согласился Леха и ревниво спросил:

— А ты, никак, думаешь, что наши не смогли бы этого козла в щепки разнести?

— Да конечно, смогли бы! — искренне согласился Андрей. — Какие сомненья! Ну, будем!

В начале двенадцатого Андрей наконец проводил своего гостя до метро и посадил в вагон.

Возвращаясь домой, он анализировал полученную информацию: „Так, что-то не задалось у чекистов! Решили убрать исполнителя? А он тоже не лыком шит! Где он сейчас? Ладно, завтра решу, где его искать! Все равно сейчас башка не соображает!“

Андрей был прав в одном: размышлять и принимать решения надо на трезвую голову. А в другом он был не прав: не зря сказано классиком, что „завтра — ненадежный дар“!

16 августа 1994 года, 21.30.

Лимон договорился встретиться с Эдиком в шашлычной, а сам вернулся в гостиницу „Жемчужина“. Три дня казались ему слишком долгим сроком. У него уже оформился в голове свой план действий.

Через служебный вход он беспрепятственно добрался до вожделенного номера. Ему повезло: в номер как раз привезли ужин и он разглядел Татьяну в халате и с полотенцем в руках. Волосы ее не были мокрыми, и Лимон сделал совершенно логичный вывод, что та собирается перед ужином принять душ.

Выждав минут пять, Лимон без проблем открыл дверь номера и бесшумно вошел. Из ванной не доносился шум воды, и это насторожило Лимона. Он не знал, что Татьяна в этот момент примеряла трусики: не видны ли под платьем нашитые кармашки с деньгами. Впрочем, решение созрело мгновенно, как только Лимон увидел лежавшую на постели сумку. Он схватил сумку, бросил ее в пластиковый пакет и испарился.

В шашлычной он самодовольно протянул пакет Эдику:

— Ну что, та самая?

Эдик открыл сумку, не вынимая из пакета и тихо сказал с презрением и еле сдерживаемой яростью ожидавшему похвалы Лимону:

— Ну ты и дурак! Здесь только паспорт и бабское барахло!

Лицо у Лимона вытянулось. Он вырвал пакет у Эдика, проверил отделения сумки и выругался. Эдик забрал сумку и Лимона и поднялся.

— Ладно, двигай на хазу и жди меня там.

— А ты куда? — забеспокоился Лимон.

— Отдам сумку с документами законной владелице! — спокойно ответил Эдик.

— Да ты ох…ел! — чуть не подавился шашлыком Лимон.

— Все нормально, не дергайся! Скажу, что нашел на тротуаре возле гостиницы.

— А она тебя мусорам сдаст!

Эдик снисходительно похлопал по плечу Лимона и ответил:

— Может, ты и гениальный домушник, но в бабах ни хрена не понимаешь!

— Давай, вали! Завтра я тебе передачу в СИЗО притараню! — не остался в долгу Лимон.

Эдик презрительно усмехнулся и вышел. Уж ему ли бабу не охмурить?!

16 августа 1994 года, 23.00.

Хладов съездил к себе в кабинет, на Лубянку, затем заехал в пивной ресторан „Яма“ и пообедал. Он прокрутил ситуацию в уме не один раз. Адвокат явно имеет выход на достаточно высокие сферы, раз рассчитывает, что его безвестный собеседник сможет прикрыть его от ФСК. Ну, не прикрыть, но в любом случае своего покровителя Адвокат боится больше, чем ФСК! Где назначена встреча? Когда Адвокат на нее пойдет?

При последней мысли Хладов вдруг ощутил волну предчувствия, перерастающую в вал уверенности. Он позвонил по мобильнику командиру группы, сосредоточенной у офиса Баранова, и спросил:

— Это Первый! Как обстановка?

— Без изменений. Внутри один охранник. Оба входа под наблюдением.

— Приступайте к варианту „Дельта“! — приказал Хладов. — Я здесь на связи.

Он заказал еще пива, закурил папиросу и погрузился в ожидание. Какая-то девица попыталась игриво присесть рядом, но Хладов так посмотрел на нее сквозь папиросный дым, что та немедленно ретировалась.

Вариант „Дельта“ предусматривал силовое проникновение на объект под видом ОМОНа с „мягкой“ нейтрализацией охраны и быстрым „изъятием“ объекта и необходимых материалов. Поскольку дело было щекотливое, а просто говоря, откровенно противозаконное, то Хладов привлек к работе пятерых специалистов из резерва.

Командир группы, бывший „каскадовец“, известный под позывным „Стержень“, а ныне сотрудник одного из ЧОПов, немедленно приступил к проведению операции. Оставив двоих у центрального входа, Стержень с остальными боевиками в масках, одетыми в камуфляж с надписью „ОМОН“, подорвал пластитом дверь запасного выхода и ворвался в офис. В коридоре первого этажа положили растерявшегося охранника на пол, приковав наручниками к перилам и, не теряя времени, бросились в кабинет Адвоката.

Запиликал звонок мобильника. Хладов нетерпеливо бросил в трубку:

— Здесь Первый.

— Объекта на месте нет, работаем по документам! — доложил Стержень. Он привык работать с симплексными радиостанциями и поэтому добавил по привычке:

— Как поняли? Прием.

Хладов понял, что птичка улизнула из клетки. Надо бы понять как, но сейчас следует потрясти бумаги. Кабинет Адвоката украшали два сейфа, добротная продукция отечественной фирмы: один — „Афродита“, высшей степени защиты, игриво-экстравагантный (с дверцей в форме женской фигуры, кодовыми дисками в форме грудей и треугольной ручкой на причинном месте); второй — маленький скрытый несгораемый шкаф, вделанный в стену за эстампом с гравюрой Тракайского замка.

— Понял, бл…! А ты понял, что в твоем распоряжении четыре минуты осталось? Работай! И установи, как ушел объект!

Стержень дал знак бойцам, показал три растопыренных пальца, — дескать, три минуты осталось. Один направился к „Афродите“, другой сбросил на пол эстамп — Тракайский замок скрылся за паутиной трещин. Сам Стержень обследовал комнату отдыха и без труда за стенкой шкафа купе обнаружил скрытую дверь, о чем немедленно доложил Хладову.

— Пройдете этим проходом! — приказал Хладов. — И вообще, давайте закругляйтесь, — мне только варианта „Эпсилон“ не хватало.

Вариант „Эпсилон“ предусматривал действия на случай, если милиция появится раньше, чем Стержень со своей группой сумеет отойти. Но Стержень укладывался в норматив. Дверь легко открылась после двух выстрелов в замок. Тем временем у „Афродиты“ направленными взрывами специально сконструированных кумулятивных зарядов снесли ригеля, а стенной несгораемый ящик был выломан из стены пиротехническим домкратом.

— Все, уходим! — скомандовал Стержень. В комнату отдыха ввалились бойцы. Им было очень легко: они тащили пиродомкрат, кронштейн крепления кумулятивных зарядов (Хладов велел не оставлять никаких технических средств, дабы не вывести милицию на Контору) и стенной несгораемый шкаф.

Когда группа Стержня спускалась по лестнице потайного хода, появилась первая машина ПМГ, подкатившая на место взрыва. Потайной ход вывел Стержня в подсобку расположенного в примыкающем здании круглосуточного продуктового магазинчика. Криком „Морды в пол, ОМОН работает!“ Стержень уложил на пол двух продавцов и трех посетителей. Он приподнял за волосы одного продавца и отрывисто приказал:

— Хозяин, директор: имена, адреса, — быстро!

— Хозяина не знаю, — кривясь от боли, простонал продавец. — Директор Сергеев Иван Павлович, живет где-то на Ленинском, но я знаю только домашний телефон…

Через минуту Стержень со своей группой уже мчался на джипе по ночной Москве и докладывал итоги операции.

— Дуй на Ленинский и вытряси из директора все об Адвокате! — приказал Хладов. — Да, и создайте впечатление, что вы — обычные беспредельщики. Ясно?

— Вас понял, конец связи, — ответил Стержень.

17 августа 1994 года, 00.30.

Андрей вернулся домой и бухнулся в постель, сразу забывшись тяжелым густым хмельным сном.

А что в это время делал властитель его дум — Охотник?

Он тоже спал. Правда, не у себя дома, а в подсобке ресторана „Тропикаль“, на старом диване. Спал он глубоким сном, без сновидений. Потому что утром его ждали много дел.

Кстати, а как он сумел незаметно покинуть лианозовское отделение милиции?

Очень просто. Стоя в приемной на втором этаже и изображая тягостное сочинение заявления на предмет угона мотоцикла, Охотник размышлял о возможностях скрытого от заинтересованных глаз исчезновения из данного помещения. Возможностей он не усматривал, из-за чего раздраженно мусолил ручку и тянулся к сигаретам. На глаза лезли нацарапанные на подоконнике постоянными визитерами учреждения почти стихотворные надписи типа: „Лося из Долгопы сцапали менты“, или сугубо житейские, образца: „Надька с Абрамцевской всегда дает“ с указанием конкретного номера телефона покладистой особы.

Когда внезапно на улице раздалась автоматная очередь, Охотник понял — вот он, шанс!

Он осторожно заглянул в соседний кабинет. Там на спинке стула висел китель с погонами старшего лейтенанта, на столе лежала фуражка. Охотник надел китель, надвинул на глаза фуражку и стремительно бросился вниз по лестнице. Он вспомнил, что во дворе стояла машина участкового инспектора, и желал только одного — чтобы дверцы не были закрыты.

Дверцы не были закрыты. Более того, даже ключ торчал из замка зажигания. Охотник несколько секунд размышлял над дальнейшими действиями, но вдруг заметил появившегося во дворе участкового. Охотник мгновенно содрал с плеч китель и нырнул на пол возле заднего сиденья.

Когда участковый вырулил на Псковскую, Охотник вынырнул из-за спинки сиденья.

— Здоров, Толян!

— Фу, бляха-муха, напугал! Откуда ты? — удивился участковый.

— Да тут такое дело… У меня мотоцикл увели…

— Да ну?!

— Ну! Я тут заявление оставил, потом гляжу — твоя тачка стоит. Ну я и решил тебя подождать, да и заснул тут. Слушай, что там за стрельба была? Я перепугался, — слов нет!

Участковый разъяснил причины стрельбы. Охотник посочувствовал родной милиции и недобрым словом помянул мать безымянного угонщика, — впрочем, мысленно вознеся ему хвалу.

— Ты в Северный? — спросил участковый.

— Не, высади меня у платформы, мне на работу надо.

— Собачья у тебя работа! — посочувствовал участковый.

Охотник перешел через железную дорогу и в Бескудникове поймал частную машину. Так закончились его ночные приключения. Появившись в „Тропикале“, он плотно перекусил и поставил для себя задачи на завтра. Задач оказалось много, и необходимо было хорошо выспаться. Чем Охотник сейчас и занимался.

17 августа 1994 года, 8.30.

Андрей вот уже полчаса как проснулся, но никак не мог найти в себе силы встать. Единственная мысль, которая оформилась в его разбитой на части похмельем голове: не забыл ли он поставить в холодильник бутылку пива?

Наконец нечеловеческим усилием воли он выбросил себя из постели и добрался до кухни. Конечно, пива в холодильнике не оказалось! Ну почему он каждый раз забывает перед пьянкой купить бутылку пива и поставить ее в холодильник?!

Андрей залпом выпил из чайника всю имевшуюся там воду, потом вскипятил еще и выпил кружку кофе с лимоном и таблетку аспирина. Ну, вот! Если принять контрастный душ, то должны появится силы, необходимые для посещения ближайшего магазина, где продают столь желанное пиво, причем из холодильника!

С мыслями о холодном пиве Андрей пошел в ванную и встал под душ. Вышел оттуда он, правда, совсем с другими мыслями. Что немудрено.

Ибо в разгар принятия бодрящего контрастного душа чья-то рука бесцеремонно отдернула клеенчатую занавеску и Андрей увидел перед своим лицом ствол револьвера. Зримый калибр револьвера выглядел пугающе.

Представьте себе: вы у себя дома расслабляетесь под душем и вдруг кто-то нагло вламывается к вам и наставляет на вас ствол. Что вы скажете на это?

Андрей сказал:

— Э-э… Это „357 магнум“?

— Верно, — согласился владелец револьвера. — „Питон“ калибра „357 магнум“ с шестидюймовым стволом. И с пулями „Ти Эйч Ви“. Знаешь, что это такое?

— Сверхскоростные, — пробормотал Андрей, следя за стволом и облизывая пересохшие губы. — С повышенным поражающим и бронебойным действием.

— Молодец! — похвалил владелец револьвера и приказал:

— Выходи, есть разговор.

Косясь на револьвер, Андрей вылез из ванны и спросил:

— Можно, я вытрусь?

— Нельзя! — запретил владелец револьвера. — А вот рубашку надень, а то простудишься. Она, конечно, намокнет, но это ничего! Мы как раз внедрили новый вид услуг: глажка рубашек на теле клиента. Давай, шевелись!

Владельцем револьвера был, конечно, Охотник. Андрей понял, — где-то он прокололся, дал нитку Охотнику, засветился, но никак не мог понять, — где. Впрочем, ситуацию прояснил сам Охотник:

— Ты зачем на меня ментов навел? Я ведь засек, как ты с лейтенантом из ПМГ разговаривал!

Охотник, подталкивая Андрея в спину револьвером, прошел в комнату. Там уже рылись в вещах еще двое: плешивый субъект лет сорока еврейского типа и громила с каменным неподвижным лицом, — от странной неподвижности лица веяло чем-то дебильным.

Плешивый бросил на журнальный столик тот самый конверт с фотографиями:

— Глянь сюда.

Охотник взял конверт, увидел фотографии.

— Где они лежали?

— Да снизу к ящику стола прилепил! — ответил плешивый. — Скотчем прилепил, конспиратор хренов!

— Кстати, насчет скотча, — сказал Охотник, недобро глядя на Андрея. — Ну-ка, подготовьте нашего гостя для разговора по душам!

Громила и Плешивый усадили Андрея в кресло, прикрутили скотчем руки к подлокотникам, а ноги — к ножкам кресла. Охотник тем временем разглядывал фотографии, сделанные Андреем в „Оригане“.

— Сквозь зеркало снимал? — спросил он. Вопрос был явно риторический, и Андрей угрюмо промолчал. Охотник прочитал надписи на оборотах фотографий.

— Так! Совсем интересно! „Ночной охотник“. Кто тебе сказал, что я — Охотник? Хладов?

— Какой еще Хладов? — искренне удивился Андрей. — Простая ассоциация. Человек ночью стреляет из ружья, настоящее имя его неизвестно, — вот я и написал. „Ночной охотник“ — просто условное обозначение!

— А это что означает: „Знакомая Прекрасная Незнакомка“? Ты ее где-то видел?

Андрей почувствовал скрытую угрозу для себя в этом вопросе и попытался избежать правдивого ответа.

— Познакомился с красивой женщиной, а имени ее не знаю! — ответил он, мысленно надеясь, что его опрометчивое появление в „Тропикале“ прошло для Охотника незамеченным.

— А зачем ты дежурил за зеркалом с фотоаппаратом? — спросил Охотник.

Андрей сглотнул слюну и криво усмехнулся:

— Да просто… хотел сделать снимки обнаженной натуры… на память!

— Любитель клубнички, значит. Из всей крысиной журналистской породы ты, пожалуй, самая мерзкая тварь! — подытожил Охотник и сложил фотографии в конверт. Бросив конверт на столик, он сказал, пристально глядя в глаза Андрею:

— Теперь о главном. Где негативы?

Андрей вздохнул и ответил:

— В надежном месте. И если со мной что-нибудь случится…

— С тобой непременно случится что-нибудь нехорошее, если ты немедленно не отдашь негативы! — перебил его Охотник. — И не надо сказок про банковский сейф и надежного друга адвоката: вся эта чушь годится только для дебильного голливудского боевика! Я даю голову на отсечение, что негативы спрятаны где-то здесь в квартире, причем не очень умело. Мне читали в Конторе курс лекций по организации и поиску тайников, так что искать я умею! Но у меня нет того драгоценного часа, который придется потратить на поиски. Поэтому слушай мои условия: ты немедленно отдаешь негативы, а затем живым и невредимым отправляешься ко мне в гости на недельку-другую, — пока я не улажу все дела. Попутно ты подробно расскажешь обо всем, что тебе удалось накопать. В противном случае мы за тебя так круто возьмемся, что через пять минут ты пожалеешь, что появился на этот свет; а самое позднее через полчаса я исправлю эту досадную ошибку! Даю тебе на размышление минуту — время пошло!

— Паша! — обратился Охотник к Громиле. — Чтобы не терять времени, пока подготовь инструмент и оборудование!

Громила извлек из сумки кожаный несессер и черную пластиковую коробку с коленчатой рукояткой, поставил все это на стол. Затем раскрыл несессер: там оказался шприц, несколько пузырьков и зловеще поблескивающие хромированные медицинские инструменты. Андрей остановившимся взглядом следил за приготовлениями. В горле у него пересохло, накатила волна мгновенного ужаса.

Паша подсоединил к ящику два провода и деловито осведомился:

— Подключать?

— Погоди! — отозвался Охотник. — Сначала скальпель под ногти, а уж потом телефон!

И он любезно пояснил оцепеневшему от ужаса Андрею:

— Один провод засовывается в рот, а другой наматывается, извините, на член — твой, естественно! Сила тока регулируется оборотами рукоятки. Кстати, время вышло! Итак?

Андрей попытался сглотнуть слюну. Но ее в пересохшем рту не оказалось, и он закашлялся. Потом хрипло ответил:

— А какие гарантии?

— Мое слово! — ответил Охотник.

Андрей сделал попытку саркастически рассмеяться, но получилась лишь жалкая гримаса.

— Что, не устраивает? — удивился Охотник и развел руками. — Извини, больше ничего предложить не могу! Ну?

— В зеркале! — кивнул Андрей на настенное зеркало в металлической раме под бронзу.

— У тебя прямо какая-то нездоровая страсть к зеркалам! — удивился Охотник. — Пожалуй, тебе следует показаться психиатру, когда я тебя отпущу, разумеется. Яша, проверь!

Плешивый снял со стены зеркало. Андрей думал, что тот сейчас будет искать отвертку, чтобы отвернуть винты на задней стенке, но Яша просто грохнул зеркало об угол стола. Посыпались осколки, вывалился полиэтиленовый пакетик с негативами. Яша передал пакетик Охотнику.

Охотник просмотрел все негативы на свет, сверив с фотографиями в конверте, затем удовлетворенно констатировал:

— Вроде все! Ладно, нам пора. Давай, одевайся!

Андрея отцепили от рокового кресла. Руки его тряслись, он никак не мог застегнуть пуговицы на рубашке, и Паша стал ему помогать.

— Яша, проверь, все ли в порядке, и заводи машину! — распорядился Охотник. Яша удалился. Через пять минут Паша с Охотником вывели Андрея и усадили в машину.

— Куда вы меня везете? — спросил Андрей.

— Отдохни! — посоветовал Охотник. Андрей почувствовал, как в ногу ему впилась игла. И провалился в темноту.

17 августа 1994 года, 9.15.

Парнов не был в курсе событий прошедшей ночи. Он не знал о том, что шла облава на Охотника. Он даже не знал Охотника в лицо. Ему приказали „поводить“ Андрея, этим он и занимался.

Увидев, как Андрей выходит из подъезда с тремя мужчинами, Парнов отметил это фразой в диктофон, куда надиктовывал результаты наблюдений. Все четверо сели в белую „семерку“. Парнов отметил и это, не забыв про номерной знак, и добавил:

— Следую за белой „семеркой“.

Парнову откровенно не понравилась компания, с которой ехал в машине Объект. Он решил сопровождать их до тех пор, пока те не заметят слежку и не попробуют оторваться. Тогда он их покинет с чувством выполненного долга и отправится на доклад к Никифорову. А затем, может быть, удастся принять душ, пообедать и выспаться.

17 августа 1994 года, 9.55.

Белая „семерка“ неслась по шоссе Энтузиастов.

— Кто-то нас аж от самой Ленинградки ведет! — озабоченно сказал сидевший за рулем Яша.

— Знаю! — отозвался Охотник. — Зеленая „двойка“. Нам нельзя хвост за город тащить. Вот что, до кольца дотянем, а дальше посмотрим. Сбросить его труда нет, если он один. Кто его послал? Вот что важно!

— Ну прям! — фыркнул Яша. — Не все ли равно, кто тебя пристрелить хочет? Важнее успеть выстрелить первым!

— Ну ладно, стрелок ворошиловский! — оборвал его Охотник. — Все-таки за мной охотятся, а потому мне виднее, в кого стрелять, а от кого бегать. Сейчас моя игра идет, я в ней побольше твоего понимаю, а потому молчи и слушай, что я тебе говорю. А то не видать тебе Брайтон-Бич как своих ушей!

Яша надулся, но заткнулся.

Впереди показалась развязка на пересечении с Кольцевой. Стоявший возле поста ГАИ милиционер махнул жезлом, приказывая остановиться. Яша выругался сквозь зубы и остановился. Зеленая „двойка“ медленно проехала вперед в сторону Балашихи.

Подошел лейтенант, небрежно откозырял, представился.

— Что случилось? — спросил Охотник.

— Гоните, как на пожар. Документы! — проворчал гаишник, с подозрением глядя на спящих в обнимку Андрея и Пашу, развалившихся на заднем сиденье. От Паши явственно пахло водкой.

17 августа 1994 года, 10.30.

Парнов остановил зеленую „двойку“ сразу за Кольцевой, открыл капот и сейчас ковырялся в моторе, имитируя исправление поломки. Машину с Объектом тормознул гаишник, теперь Парнов с тревогой размышлял о дальнейшем маршруте Объекта. Конечно, следовало остановиться в пределах видимости белой „семерки“, но это неизбежно привлекло бы внимание: как назло, возле пункта ГАИ и до самой Кольцевой не стояла ни одна машина.

Судя по всему, машина с объектом должна проехать именно здесь: весь их маршрут движения с Ленинградского шоссе от квартиры Объекта говорил, что цель поездки находится где-то по Горьковскому шоссе. Если, конечно, это не отвлекающий маневр. Впрочем, если бы они засекли хвост и решили от него избавиться, то давно сделали бы это в Москве. Так что, скорее всего, они поедут именно здесь и он, Парнов, снова сядет им на хвост. Вот только зеленая „двойка“ примелькалась, надо бы сменить машину!

В умозаключениях Парнова все было абсолютно логично и правильно. За исключением одного момента: противник тоже не дурак и может сработать на опережение. Поэтому, когда Парнов увидел недалеко припаркованный у забора красный „Москвич-2141“ и подумал, что именно на нем и надо продолжить слежку, то это было его последней мыслью на ближайшие полчаса.

Тяжелый удар обрушился на него сзади и отключил сознание.

17 августа 1994 года, 10.40.

Яша подобрал Охотника на автобусной остановке.

— Зачем надо было поить Пашу водкой? — раздраженно набросился он на Охотника. — Хоть я и трезв как стеклышко, да от настырного гаишника пришлось баксами отмазываться!

— А если бы летюха поинтересовался бы, отчего трое трезвы и серьезны, как анонимные алкоголики, а четвертый в полной отключке, хотя тоже вроде трезвый? — иронически усмехнулся Охотник. — Может, наркоты перебрал? И давай тачку шмонать на предмет оружия и наркотиков! Ты этого хотел? Лучше закурить дай!

Яша с досадой махнул рукой и вынул из кармана пачку „Camel“. Охотник с наслаждением закурил и спросил:

— Ты проезжал мимо „двойки“, — как там наш хвост?

— Спокойно. Ты его, часом, не грохнул?

— Нет, просто вырубил на полчасика.

— Кто он?

— Все та же компания — ФСК.

Охотник глянул на дорожный указатель и сказал:

— Значит, так. Сейчас тормозни вон на той остановке и выходи. Дальше я сам поведу.

— Прячешь от меня свое логово? — усмехнулся Яша.

— Для здоровья важно не много знать, а спокойно спать ночами! — ответил Охотник. — Сам целее будешь!

— Ты лучше скажи, когда бабки получишь! — перебил его Яша.

— Дай мне сутки. И ни о чем не беспокойся!

Яша вышел на въезде в Балашиху. Охотник повез Пашу и Андрея дальше.

Отсек Парнова Охотник очень просто. Пока Яша выяснял отношения с гаишником, Охотник остановил серый „Москвич“ и сказал:

— До Балашихи.

Водитель открыл дверцу. Охотник сел на заднее сиденье.

Ага, вот и зеленая „двойка“. В моторе копается, родной! Молодец, не придется из салона вытаскивать!

— Тормозни тут, я уже приехал! — сказал Охотник водителю.

— Ну ты пижон! — недовольно процедил владелец серого „Москвича“.

— Десять баксов! — сказал Охотник и сунул водиле зеленую бумажку. Тот послушно затормозил и удивленно повторил:

— Ну ты пижон! Когда обратно поедешь? Если до Измайлова, так меньше стольника не дашь, я так полагаю?

— За то, что подвез — доллар. Остальное — за то, что забыл об этом! — ответил Охотник, вылезая из машины.

Серый „Москвич“ быстро, умчался в сторону Балашихи, а Охотник направился к зеленой „двойке“. Он умел ходить быстро и бесшумно. Водитель, склонившийся над двигателем, так и не успел увидеть, кто нанес ему быстрый и точный удар.

Охотник придержал бесчувственное тело и, убедившись, что не привлек ничьего внимания, перетащил тело на заднее сиденье. Там он быстро обыскал Парнова, нашел удостоверение офицера ФСК, раскрыл, посмотрел и положил на место. Захлопнул дверцу и быстро направился к автобусной остановке, где его должен был подобрать Яша.

Теперь Охотник гнал машину к укромному деревенскому дому, местонахождения которого не знал никто. Там он собирался оставить Андрея под надзором Паши, попариться в баньке, переночевать и рано утром отправиться обратно в Москву: слишком много дел предстояло уладить. Но главное, что его беспокоило, — до сих пор не было подтверждения прибытия Татьяны от Алика.

17 августа 1994 года, 11.30.

Когда Татьяна наконец добралась до дома, где проживал Алик Эшба, она чуть не падала от усталости, вызванной длительными хождениями на высоких каблуках и бессонной ночью.

Пропажу сумки она обнаружила практически сразу. Кинулась к двери: так и есть, не заперто! А ведь она закрыла дверь на ключ! Что же делать?

Заявление в милицию отпадало сразу по вполне понятным причинам. Но почему пропала только сумка? Что там было? Начатая пачка сигарет „Danhill“, косметика, паспорт… Паспорт! Может быть, похитителям нужен был именно паспорт? Но зачем?

Татьяна наспех проглотила ужин, непрерывно размышляя над случившимся. Она собиралась ехать к Эшбе утром. Но достаточно ли безопасно оставаться в гостинице до утра?

Татьяна решила выйти прогуляться и осмотреться: нет ли чего подозрительного? Достала из чемодана свой подлинный паспорт и купальник; подумав, вынула и легкую куртку и положила все это в пластиковый пакет.

Она вышла из гостиницы и подумала: куда идти?

И тут она увидела то, что укрепило ее в мысли не возвращаться в гостиницу. Из остановившейся недалеко синей „семерки“ вышел мужчина, в котором она узнала того самого хлыща, прилетевшего с ней из Москвы. Более того, хлыщ держал в руке ее собственную сумочку!

Уверенным шагом хлыщ проследовал в гостиницу. Татьяна осторожно направилась следом. Через стекло она увидела, как хлыщ поговорил с администратором, показывая ей вынутый из сумки паспорт, а затем направился к лифту.

Да, все подстроено! Татьяна развернулась и, стараясь не привлекать внимания, быстро пошла прочь от гостиницы. Куда? Да куда ноги приведут, где можно провести ночь, но подальше от гостиницы!

Ноги в конце концов привели ее в густую поросль кустарника, где она и просидела до утра, иногда забываясь в полудреме. Рано утром она вылезла из своего убежища, привела себя в относительный порядок и отправилась на поиски Алика Эшбы.

Она вышла из такси гораздо раньше, чем было нужно, из опасения привести с собой хвост. Потом элементарно заблудилась. Но в конце концов оказалась возле искомого двухэтажного дома с металлическими воротами, где, судя по данному Сергеем адресу, и жил Эшба.

Татьяна надавила на кнопку звонка, аккуратно прикрытого от дождя куском пластиковой бутылки. Через пару минут в воротах открылось маленькое окошечко и пара глаз настороженно уставилась на Татьяну.

— Мне нужен Алик Эшба, — сказала Татьяна. — Я от Сергея.

Окошко закрылось, загремел засов, и дверь в воротах распахнулась. Татьяна прошла вслед за женщиной в дом, опасливо покосившись на исходившего лаем и пеной огромного волкодава, прикованного к закрепленной на толстой проволоке цепи.

Первое, что она увидела, очутившись в большой прохладной комнате, — большая фотография молодого мужчины с черной траурной лентой на углу. Татьяна все поняла, но, не веря в столь неожиданное и печальное стечение обстоятельств, спросила:

— Это Алик?

— Вчера похоронили, — тихо ответила женщина и отвернулась. Ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

— Неделю назад поехал к родственникам в Гагру. Прямо в машине расстреляли. Говорят, что грузинские боевики. За что? Он и не воевал ни с кем!

Татьяна подошла к женщине и обняла ее за плечи.

— А я и не знаю, — тихо проговорила она, — жив ли еще мой муж или нет.

17 августа 1994 года, 12.20.

— Вы упустили Котова, — жестко, не допускающим возражений голосом произнес Хладов. — В чем дело? Вы утратили хватку, вас постоянно опережают на полшага, — сначала Охотник, а теперь и Котов.

Хладов сделал паузу, но Никифоров не попытался возразить: пауза предназначалась не для оправданий, а для прочувствования вины. Хладов не предложил сесть Никифорову: сидеть можно только по окончании разноса.

Хладов отпил чай из стакана и вдруг спросил:

— Кстати, что там с Охотником?

Никифоров был готов к этому вопросу.

— Проверяем связи, места, где он может появиться. Связи больше старые, зафиксированные в деле. А из новых… В Северном он с участковым находился в приятельских отношениях. Именно на машине участкового он и покинул отделение милиции.

— Женщины?

Никифоров покачал головой.

— Полный ноль. Вообще, его жизнь была поделена на три части: дом в Северном, легальная работа и все остальное. И эти части полностью изолированы друг от друга. Но мы копаем, расширяем круг поисков…

Хладов поднялся, прошелся по кабинету.

— Сейчас его ход, — сказал он Никифорову. — И постарайтесь хоть здесь опередить его на полшага и не дать сделать этот ход!

— А как вы считаете, что он может предпринять? — осторожно спросил Никифоров.

— А черт его знает! — пожал плечами Хладов. — Охотник приучен действовать в одиночку, не просто проявлять инициативу, а делать все, что считает необходимым. Если вы думаете, что ночные события заставят его уйти на дно, затаиться, то вы глубоко ошибаетесь! Для него такие вещи — рутина! Осознайте и вбейте своим людям: Охотник очень опасен! Иначе, боюсь, Савельев у нас не последний. Да, когда похороны Савельева?

Савельев был тот самый офицер, застреленный ночью Охотником в Северном. Его смерть официально списали на ночную перестрелку с покойным угонщиком.

— Послезавтра в двенадцать, — ответил Никифоров. — Вы будете?

— Конечно, это же мой сотрудник. Там все чисто?

— Да, результаты вскрытия в порядке, родственники не возражают против кремации.

— Хорошо, я вас больше не задерживаю.

Никифоров ушел.

Хладов достал папиросу и долго задумчиво мял ее пальцами, глядя в одну точку. Он обдумывал свою собственную игру, которая была ясна только ему. Потому что ставкой в ней была не просто его собственная жизнь, а нечто гораздо более важное — его Власть.

17 августа 1994 года, 13.40.

Парнов заявился к Никифорову прямо перед обедом, и Никифорову пришлось выслушивать изложение утренних событий в процессе поглощения винегрета, рассольника и антрекота с картофелем фри.

Пообедав, Никифоров сказал Парнову:

— Пойдем ко мне, выпьем кофе. А то здесь кофе паршивый, растворимый. А у меня настоящая „арабика“.

Когда Парнов рассказал про внезапный удар по голове, у Никифорова появилось чувство, сходное с чувством охотника, приближающегося к берлоге медведя. Поэтому, войдя в кабинет, он кинул Парнову конверт с фотографиями и сказал:

— Я кофе помелю, а ты пока фотографии посмотри.

И Никифоров почти не удивился, когда в одном из спутников журналиста Парнов сразу опознал Охотника. Журналист следил за Охотником, а Охотник похитил его. Зачем? Для того, чтобы выяснить, на кого журналист работает.

Но настоящую зацепку Парнов выдал после первой чашки кофе. Аромат „арабики“ и кофеин прочистили ему мозги, и он вдруг вспомнил:

— То-то мне лицо плешивого знакомым показалось! Я же его видел в одном кабаке, когда там мой Объект пил кофе с водкой и явно кого-то пас! Этот плешивый еще с барменом разговаривал, а потом скрылся за дверью служебного входа!

— Знакомый бармена? — спросил Никифоров.

— Судя по тому, как шла беседа, — скорее начальник. Может, даже владелец ресторана.

— Что за заведение?

— Ресторан „Тропикаль“.

Никифоров налил еще кофе Парнову, а себе решил сварить еще немного погодя: Никифоров любил кофе с густой пенкой, а такая бывает только у первой чашки из турки. Он хотел немедленно отправить Парнова копать информацию по „Тропикалю“, но посмотрел на его измученное лицо и решил дать ему отдохнуть до завтра. Посему дал ему таблетку „тройчатки“ от головной боли и отправил домой.

За Парновым еще не закрылась дверь кабинета, а Никифоров уже звонил Сучкову. Чутье подсказывало Никифорову: „Тропикаль“ — это горячий след и идти по нему надо не теряя ни минуты, — еще одного прокола Хладов ему не простит. Опередить Охотника хотя бы на полшага — вот главная задача.

Уже через час Сучков доложил Никифорову:

— Ресторан „Тропикаль“ формально принадлежит одной бабе, но всем там заправляет ее любовник, некий Рубинчик Яков Ефимович. Я уже дал команду проверить его по всем пунктам.

Никифоров дал указание проверить тщательно также и персонал „Тропикаля“ и связался с Григорьевым. Григорьеву было поручено не позднее чем к 18.00 раздобыть подробный поэтажный план здания, где размещался „Тропикаль“, а также схему пролегающих рядом с ним подземных коммуникаций.

Пока машина сыска раскручивалась, Никифоров запустил поиск в базе данных на Рубинчика в надежде, что что-нибудь обязательно всплывет. Он не успел приготовить себе кофе, как получил информацию: Рубинчик учился не только в одной школе, но и в одном классе с Охотником, и даже сидел с ним за одной партой!

Но в то, что наконец пошла „пруха“, Никифоров окончательно уверовал после того, как Сучков сообщил: имеется информация от персонала „Тропикаля“, что ресторанная певичка является любовницей Охотника.

— Кто дал информацию? — спросил Никифоров.

— Бармен.

— С остальными работали?

— Потихоньку. Светиться опасно — тут такая мафия, все повязаны.

— Работайте осторожнее, — приказал Никифоров. — Не дай бог, Рубинчик что заподозрит…

— Буду работать через бармена, — сообщил Сучков. — Его тут удалось кое на чем прищучить. Я велел ему сегодня же достать адрес той девицы. Вы пока проверьте ее: Кузьмина Татьяна Борисовна, 1968 года рождения, уроженка Москвы. По месту прописки ее уже проверяют мои люди.

Никифоров посмотрел на часы: без двадцати шесть, а как дело продвинулось вперед за последние часы! Если сейчас удастся выяснить, где находится эта самая Кузьмина, то можно смело отправляться на доклад к Хладову!

18 августа 1994 года, 12.00.

Никифоров пришел на доклад в приподнятом настроении. И информация, которую он докладывал Хладову, стоила того.

— По месту прописки Кузьминой на улице Маршала Тухачевского проживают ее родители, но нам удалось выяснить, что она снимала себе квартиру в Красногорске на Школьной улице. За обеими квартирами установлено наблюдение. Сама Кузьмина там последний раз появлялась неделю назад. По показаниям бармена, она взяла отпуск и отправилась в Сочи. Соседи со Школьной подтвердили, что несколько раз видели Кузьмину с Охотником.

— А что с „Тропикалем“? — спросил Хладов. — Пожалуй, у Охотника какие-то дела с Рубинчиком, так что именно там он должен появиться в первую очередь.

— Тоже круглосуточно держим под наблюдением. Вот поэтажный план здания и схема окрестных подземных коммуникаций.

Хладов изучил планы и сказал:

— Да, в этом здании его так просто не возьмешь! А что с теми квартирами?

— Обе квартиры — обычные блочные пятиэтажки. На Тухачевского третий этаж, а в Красногорске — четвертый. Так что в случае чего бежать Охотнику через окно достаточно проблематично.

— Ну-ну! — скептически заметил Хладов. — Вам, как видно, еще не до конца ясно, что представляет для Охотника проблему, а что — нет. Покинуть четвертый этаж „хрущобы“ через окно — это для него не проблема! Что конкретно сделано?

— Установили подслушивающую аппаратуру, ведем круглосуточное прослушивание. В районе Покровское-Стрешнево дежурит группа захвата. Так что через пятнадцать-двадцать минут после появления Охотника группа захвата будет на месте. А вот с „Тропикалем“ сложнее. Несколько выходов, внутренний двор. В самом ресторане много подсобных помещений. Дежурит охрана, так что установить жучки очень трудно. Телефон, конечно, взяли под контроль, наружное наблюдение с нескольких точек… В принципе, достаточно надежно мы можем зафиксировать только факт прибытия Охотника. Подземные коммуникации можно контролировать инфракрасными камерами, — я уже дал команду, к вечеру их установят. А вот внутри… Будем думать!

— Главное, чтобы наши орлы не проспали появление Охотника! — сказал Хладов. — А дальше уж посмотрим. Группе захвата передайте: быть начеку, при малейших сомнениях стрелять напоражение.

Никифоров шевельнул бровью: что-то новое, — значит, живой Охотник Хладову уже не нужен?

— Ясно. А как насчет Рубинчика? — спросил Никифоров. — Мы отслеживаем все его контакты, но… Может, потрясти его немного?

— И больше Охотника не увидишь! — возразил Хладов, — Думаешь, он полностью полагается на этого Рубинчика? Как бы не так! Наверняка кто-то получает деньги за то, что негласно наблюдает за Рубинчиком! Кто он такой, этот Рубинчик? Аферист, содержатель притона со шлюхами. Использует ресторан для отмывки своих скрытых доходов. Кто же будет полностью доверять такому типу?! Нет, он наверняка не знает, где сейчас Охотник. Если наш контакт с Рубинчиком зафиксирует осведомитель Охотника, то Охотник больше в „Тропикале“ не появится! А вот где сейчас эта Кузьмина отдыхает, действительно надо выяснить! Не исключено, что Охотник к ней не поехал, потому что дело ему надо закончить. Значит, где-то они должны встретиться. Кстати, как там у вас с людьми?

— Не хватает! — признался Никифоров. — Сейчас все задействованы. Может, снять наблюдение с дачи и квартиры Котова?

— Ни в коем случае! Котов — ключевая фигура в этом деле! Не хватает людей, — из резерва будем привлекать! Кстати, в ресторан можно своего человека пристроить? Скажем, через вашего бармена?

— Чтобы быстро и не вызывая подозрений, то только подсобником. Вакансию можно быстро устроить: нынешний подсобный рабочий — запойный пьяница, — немного подумав, ответил Никифоров. — Так что можно сегодня же организовать ему запой.

— Отлично! А у меня на примете есть один парень из резерва. Большой специалист, а с виду — натуральный алкаш! Он тут как раз у меня в приемной сидит. Так что я его проинструктирую и можете его вводить в работу.

Выходя из кабинета Хладова, Никифоров столкнулся в дверях с невысоким мужчиной, обладателем тусклого невыразительного лица. Для чего понадобился Хладову этот тип? Хладов решил непосредственно планировать операцию по задержанию… да нет, пожалуй, уже по ликвидации Охотника. Но что он задумал? Впрочем, в любом случае Хладов не хочет светиться, иначе бы он напрямую замкнул бы руководство на себя. Скорее, он даст ему, Никифорову, вести дело своим чередом и вмешается лишь в последний момент.

И кто, интересно, этот тип? Чудо-снайпер? Ниндзя? В любом случае надо как-то подстраховаться. Когда Хладов разделается с Охотником и начнет заметать следы, будет уже поздно что-либо предпринимать!

19 августа 1994 года, 19.30.

Лавров сидел в забегаловке напротив дома Рустама Карамова. Сегодня с утра он просмотрел материалы на семейство Карамовых, которые ему удалось достать через старые связи, нашел немало интересного и решил вплотную заняться братом погибшего авторитета. Ограничивало время. Лаврову надоело торчать в Москве, встречать старых знакомых и бередить почти зажившие раны. Поэтому он и решился на визит к Карамову. Пора бы познакомиться поближе с ученым братом Акбара. Лавров имел все основания полагать, что именно Рустам Карамов и есть то недостающее звено в цепи, которого не хватает, чтобы восстановить связь событий.

Играть Лавров собирался в открытую. Поэтому, едва завидев идущего с работы Карамова, Лавров вышел из забегаловки и нагнал Рустама, когда тот уже входил во двор.

Лавров представился, показал удостоверение и сказал, что расследует убийство Рената Карамова. Рустам Карамов слегка побледнел и спросил:

— А что, собственно, вам нужно?

— Я хотел бы с вами поговорить, но счел неудобным беспокоить вас и вызывать в наш город.

— Очень любезно с вашей стороны, — усмехнулся Рустам.

— Поэтому я и решил поговорить с вами у вас дома.

— Вы что, обыск собираетесь делать? — настороженно спросил Карамов.

— Какой обыск? Почему обыск? — удивился Лавров. — Если бы я собирался делать обыск, то уж в любом случае я бы пришел не один! Просто нужно задать некоторые стандартные вопросы, — вот и все!

Карамов некоторое время колебался, потом открыл дверь в подъезд.

— Ну что же, идемте!

19 августа 1994 года, 19.50.

Квартира Карамова была большая, просторная, хотя и всего лишь с двумя комнатами.

— Давайте на кухне побеседуем! — предложил Карамов. — А то я с работы, голодный как волк! Может, и вы перекусите?

— Нет, спасибо! — отказался Лавров. Он уже пил дрянной кофе с липкими пирожками в забегаловке, и сейчас все это тяжело осело в желудке, категорически не желая перевариваться.

Рустам поставил чайник на плиту и сказал:

— Я, с вашего позволения, пойду переоденусь. Не могу дома ходить в галстуке и костюме.

— Да-да, конечно! — откликнулся Лавров. Если Карамов сбежит через окно, то его бегство в любом случае скажет больше, чем его слова. Но Рустам не стал бежать. Через пять минут он появился в рубашке с короткими рукавами и джинсах.

— Вы, наверное, хотите знать, что я делал в ночь убийства? — осведомился Рустам, разливая чай по чашкам.

— Ну, давайте начнем с этого, — согласился Лавров.

— Ночь я провел у себя дома. С гостями. Кстати, прилично нагрузился. А утром позвонила секретарь Рената и сказала, что он должен был появиться в офисе в девять утра, а его все нет и она не может с ним связаться.

— Во сколько это было? — уточнил Лавров.

— Где-то около двенадцати.

„Поздновато у тебя утро начинается. Вольготно живут люди науки, позавидовать можно!“ подумал Лавров и спросил:

— Вы тоже забеспокоились?

— Честно говоря, нет! — признался Рустам. — Я был не в курсе дел брата, но знал, что иногда он срочно уезжал куда-то. А когда появились его телохранители и рассказали, что потеряли Рената и не могут его найти, — вот тут я понял, что что-то случилось! Понимаете? Все эти похищения и убийства преуспевающих бизнесменов… Когда нашли тело, я уже был почти готов к такому исходу!

— А что за человек был с вами на опознании? — спросил Лавров.

Рустам прожевал бутерброд и ответил:

— Какой-то клиент брата. Он был весьма обеспокоен исчезновением Рената, все время звонил и спрашивал, нет ли чего нового. Он сразу изъявил желание отвезти меня на опознание на своей машине.

— Больше вы его не видели?

Рустам задумался, потом ответил:

— Он как-то раз звонил, просил о встрече. Я с ним встретился. Он расспрашивал о том, что говорил Ренат в день исчезновения, не просил ли кому чего передать. Но ничего такого не было! Я так ему и сказал.

— Имелись ли люди, которым ваш брат больше всего доверял? Может, они знают больше? — спросил Лавров.

Рустам покачал головой.

— Мы мало общались с братом. Понимаете, с тех пор как он занялся бизнесом и адвокатской практикой, у него появился свой собственный новый круг знакомств. С нашими общими знакомыми он практически перестал встречаться.

— Все-таки вы назовите этих старых общих знакомых, — попросил Лавров, доставая записную книжку и карандаш. Он посмотрел на Рустама. Тот молчал и испуганно смотрел через плечо Лаврова в коридор. Лавров повернул голову и почувствовал у виска холодный металл ствола.

19 августа 1994 года, 20.00.

— Сиди спокойно, — посоветовал неизвестный Лаврову и ловко выдернул из подмышечной кобуры Лаврова пистолет. Лавров посмотрел на Рустама. Тот нервно сглотнул слюну и пробормотал:

— Какого черта… Он бы сейчас ушел!

— Да ты совсем идиот! — удивился владелец ствола. — Он же тебя расшифровал! Тебя пасут который день, а ты беззаботен как младенец в манеже! Вон, напротив подъезда два качка ошиваются, — сходи да погляди!

— Не может быть! — вскинулся Рустам.

— Ну, конечно! Из-за этих качков я в твою квартиру через соседний подъезд и чердак пробирался!

— Милиция, да?

— Ты чего, не понял еще, что этот мент на Гирю работает?

Лавров решил внести ясность.

— Послушайте, я на Гирю не работаю! Я веду следствие…

— Заткнись! — посоветовал крутой напарник Рустама, тыча стволом Лаврову в шею. — Короче, у меня мало времени! Хочу получить свою долю и отвалить!

— Да ты что, Серег! — возразил Рустам. — Сам же сказал, что мою квартиру милиция держит под наблюдением! Надо подождать…

— Ты чего, глухой? — осведомился Сергей. — Я русским языком говорю — у меня времени в обрез! Деньги сегодня должны быть у меня, — точка! Значит, так! Выходим точно так же, как я вошел. Если те типы увяжутся, будем прорываться!

И он похлопал по стволу „Кипариса“.

— Кстати, кроме этих двоих, больше никого нет?

Вопрос был адресован Лаврову. Тот пожал плечами.

— Я повторяю, что пришел к Карамову просто поговорить об убийстве его брата. О слежке за квартирой мне ничего неизвестно!

Сергей повернулся к Карамову.

— Если мент не врет, то дело еще хуже. Думаю, ты догадываешься, кто это может следить за тобой?

— Гиря? — неуверенно спросил Рустам.

— Ага, вот и заработали у тебя мозги! — удовлетворенно заметил Сергей. — Давай, собирайся, и выдвигаемся! Кстати, — мне, конечно, по барабану, но я не советую тебе возвращаться сюда!

— Думаешь, они догадались? — побледнел Рустам.

— Если еще нет, то очень скоро допрут! Или ты думаешь, что Гиря уже забыл про свои бабки? Ну, давай живей!

Карамов скрылся за дверью. Сергей достал наручники и приковал Лаврова к батарее парового отопления. Затем сказал:

— Я против тебя ничего не имею. Как только окажусь в безопасности, то позвоню дежурному по городу и скажу про тебя. Но несколько часов придется здесь отдохнуть! Ключ от наручников и твое табельное оружие кладу на подоконник. Тебе телевизор включить?

— Ну ты наглец! — покачал головой Лавров.

— Нет, так нет, — усмехнулся Сергей. — Чего там этот козел копается? Рустам!

— Иду, иду!

Рустам появился, одетый в джинсы и кожаную куртку. В руке он держал черный атташе-кейс.

— Погнали!

И Сергей направился к выходу.

— Как, ты его так и оставишь?! — забеспокоился Рустам.

— А что, может, ему сиделку вызвать? — осведомился Сергей.

— Но он много знает, опасный свидетель и все такое… Короче, нельзя его так оставлять!

— Кончить его предлагаешь? Валяй!

И Сергей протянул „Кипарис“ Рустаму. Тот испуганно отшатнулся.

— Чего испугался? — прищурился Сергей. — Глушитель надежный, так что никто ничего не услышит.

— Нет, просто я думал… что это… удобнее сделать тебе! — заикаясь, пояснил Рустам.

— Я стреляю только в подонков. Или когда воюю — чтобы выжить! Милиции я войну пока не объявлял, так что — извини! — отрезал Сергей.

— Ну ты даешь! — возмутился Рустам. — За деньги можешь убить, а чтобы товарища прикрыть, так нет?

Сергей повернулся к Рустаму и схватил его за ворот куртки.

— Заруби себе на носу: для меня человек, который из-за денег родного брата заказал, товарищем быть не может! Только подельником! Сделали дело — и разбежались! А то, что за смерть подонка деньги можно получить, так в этом ничего плохого не вижу! Я эти деньги на дело пущу! И мент этот делу моему не помеха! А ты дальше сам выпутывайся, как знаешь! Понял? Все, пошли!

19 августа 1994 года, 21.00.

Лавров чувствовал себя круглым идиотом. Надо же было так подставиться! Рассчитывал на эффект, надеялся сразу сломить слизняка Рустама Карамова! Как он мог не предвидеть, что в квартире Карамова окажется его сообщник?! Теперь сиди, прикованный к трубе, и жди, когда крутой парень Сережа удосужится позвонить дежурному по городу и его, полковника милиции, тертого калача, так глупо попавшего в ловушку, приедут освобождать бойцы СОБРа! Вышибут дверь, вломятся с автоматами наперевес. А он тут один, сидит на полу в обнимку с батареей парового отопления! Вот позорище на старости лет! Все, пора на пенсию!

Дверь в комнату вдруг отворилась. Лавров поднял голову, думая, что это вернулись подельники: что-то забыли или не смогли скрытно уйти. Но это был не Сергей и не Рустам Карамов.

В дверях стоял Гиря и с удивлением разглядывал сидящего на полу Лаврова. Из-за плеча Гири выглянул Юра и изумленно присвистнул:

— Фью! Здрасте, жопа — Новый год! Что вы здесь делаете?

— Размышляю! — огрызнулся Лавров.

Гиря склонился над Лавровым и мрачно спросил:

— Это тебя Рустам к батарее приковал?

— А ты сам в это веришь?

Гиря помотал головой:

— Никогда!

— И правильно делаешь! — согласился Лавров. — Вот, нарвался на человека, которому Рустам Карамов заказал брата!

— Откуда узнал? — спросил, сузив глаза, Гиря.

— А может, сначала освободишь меня от браслетов? — предложил Лавров.

Гиря сделал знак Юре. Тот подошел, достал из кармана кусочек проволоки и мигом открыл браслет. Лавров поднялся, морщась и потирая затекшую спину.

— Да вы, оказывается, многосторонне одаренный человек, Юрий Петрович! — иронически похвалил он Юру. — Хотя, вообще-то, ключ лежит вон там, на подоконнике и без проблем можно было воспользоваться им!

— Кончай трепаться! — оборвал его Гиря. — Откуда знаешь, что это Рустам Акбара заказал?

— Юрий Петрович, будьте так любезны, снимите и второй браслет! — кивнул Лавров на болтающиеся на руке наручники.

— Так пока походишь! — отрезал Гиря. Он взял с подоконника ключ от наручников, повертел его в руках и сунул в карман пиджака. Пистолет бросил Юре и сказал Лаврову:

— Слушай, полковник, не играй на нервах! Тут каждая минута дорога! Откуда знаешь, что Рустам брата заказал?

— Рустам Карамов разработал одну весьма перспективную технологию и получил на нее патент, — начал рассказывать Лавров. Он видел, что Гиря уже на пределе, и не хотел стать громоотводом. — Рустам вел переговоры с одной фирмой, готовой приобрести патент и развернуть производство. Но Рустам Карамов оказался человеком честолюбивым. Он хотел стать одним из владельцев фирмы и предложил свой патент в качестве пая. Но фирма испытывала трудности, требовался капитал для начала производства. И Рустаму предложили купить часть акций. Перед Рустамом открылись фантастические, с его точки зрения, перспективы! Появилась реальная возможность получить контрольный пакет акций химической компании, заняться практической реализацией своих разработок в собственной фирме! И требовалось для этого всего-навсего полмиллиона долларов. В обмен на эти деньги и свою технологию Карамов получал контрольный пакет акций!

— И тут Карамов узнал, что у его брата есть требуемая сумма. Более того, он может ее получить наличными у доверенного лица в качестве преемника Акбара! Искушение было слишком сильным! И Карамов нанял человека, который за приличное вознаграждение из этих самых денег спланировал и осуществил убийство Акбара!

Гиря внимательно слушал Лаврова. Когда тот сделал паузу, Гиря спросил:

— Откуда ты все это узнал?

— Естественно, соответствующие органы имели информацию о переговорах Рустама Карамова с представителями фирмы. А остальное легко представить, поскольку все ложится в одно русло! Кроме того, из разговоров Карамова и его сообщника я понял, что один из них был заказчиком, а второй — исполнителем.

— Где они сейчас?

— Поехали за деньгами.

— Куда?!

Лавров пожал плечами.

— Тут может быть два варианта. Либо Рустам Карамов завладел деньгами в день убийства брата и укрыл их в надежном месте, либо Акбар перед смертью отдал их надежному человеку и назначил брата наследником денег.

— Что ты паришь?! — возмутился Гиря. — Как это Акбар мог назначить этого лоха наследником моих денег?!

— Значит, такие хорошие у вас с Акбаром были отношения! — злорадно заметил Лавров.

Гиря хотел что-то сказать, но тут Юра перебил его.

— Прав полковник! — возбужденно сказал он. — То-то Рустам так волновался, когда мы с ним на опознание ездили, очень торопился получить свидетельство о смерти! Наверняка деньги у акбаровского хранителя и тот их выдаст Рустаму только тогда, когда получит доказательства смерти Акбара! Вот только как Акбар ему деньги передал? Ведь он весь день был на виду, приехал в офис с деньгами, а уехал без них!

— Значит, хранитель находился в тот день в офисе! — убежденно заявил Лавров. — Вы проверили охрану и сотрудников офиса?

— Разумеется! — ответил Юра.

— А уборщицу? А того, кто привозил в офис обед для сотрудников?

— И даже сантехника, который чинил в тот день унитаз в туалете! — мрачно ответил Юра.

— Значит, надо искать среди тех, кто посетил в тот день офис по делам! — заключил Лавров.

— По книге посетителей значатся двадцать восемь человек! — воскликнул Юра. — Проверили человек десять, а на остальных уже нет времени. Вы бы дали описание типа Хранителя. У вас же многолетний опыт, чутье, профессиональная интуиция, наконец! Кто это может быть?

Лавров на минуту задумался, потом ответил:

— Это человек должен обладать следующими достоинствами, которые в глазах Акбара могли выглядеть необходимыми для роли хранителя. Во-первых, его не знает никто из окружения Акбара. Во-вторых, он чем-то очень обязан Акбару, и, наверное, есть еще что-то, что заставляет его хранить верность Акбару даже после его смерти. В-третьих, он абсолютно неприметен, при взгляде на него ни у кого не может возникнуть мысли, что у этого человека может находиться не то что полмиллиона долларов, а хотя бы полсотни баксов! Большинство мошенниц и воровок на доверии имеют внешность приятных женщин с добрым приветливым лицом. Ну а Хранитель, скорее всего, — мужчина за шестьдесят или около того, одет аккуратно, но не модно и по преимуществу дешево. И, в-четвертых, его встречи с Акбаром должны быть вполне естественны и обоснованы в глазах окружающих; настолько естественны, что даже телохранители Акбара не вспомнили про него!

— Понял! — взвился Юра. Он вытащил записную книжку, пролистал ее и кинулся к телефону. Нервно тыкая в кнопки, набрал номер.

— Алло, Игорь? Мне срочно нужен адрес Трифонова Сергея Сергеевича, владельца паспорта… Что? Не успеваешь записывать? За те бабки, что я тебе плачу, мог бы и успевать!

Юра продиктовал номер и серию паспорта и добавил:

— У тебя десять минут, понял? Звони мне на мобильный!

Закончив разговор, Юра повернулся к Гире и возбужденно сказал:

— В точку попал полковник с психологическим портретом! Был в тот день такой дед у Акбара в офисе! Агент по продаже недвижимости! Его фамилия записана в журнале выдачи пропусков. Если бы не пропускная система в офисе Акбара, хрен бы мы узнали про этого деда: акбаровская секретутка так его и не вспомнила! Если паспорт подлинный, то сейчас мы получим адрес, по которому этот дед прописан!

— А если он по фальшивому паспорту пропуск заказывал? — скептически процедил Гиря. — Приедешь по адресу, а о нем там слыхом не слыхивали! Что тогда будешь делать?

— Да какой там фальшивый паспорт?! — отмахнулся Юра. — Это что тебе, террорист Ильич Рамирес Санчес или агент ЦРУ, чтобы по десять паспортов иметь?

Да это обычный лох! И в этом его сила! Потому как хрен его найдешь среди миллионов таких же лохов! Нет, живет он, как и положено законопослушному гражданину, по тому же адресу, где прописан. И паспорт у него один единственный, полученный им лично в своем родном отделении милиции при советской власти. И голосует он за Зюганова, как и положено честному российскому обывателю преклонных лет!

— А Зюганов тут при чем? Чего это тебя в политику понесло? — удивился Гиря. — Никак, в Думу захотел? Ну что ж, найдешь бабки, пристрою тебя в Думу!

Раздался звонок на мобильный телефон. Юра прижал трубку к уху, выслушал короткое сообщение и бросил:

— Понял!

Гиря нетерпеливо посмотрел на Юру.

— Ну?!

Юра сунул трубку в карман.

— На Таганку! Надо немедленно ехать! Кого возьмем?

Гиря грузно поднялся.

— Кого… Да всех, кто успеет к Таганке вместе с нами подъехать! Времени в обрез, может, придется район перекрывать!

— А с ментом чего делать?

Гиря взглянул на Лаврова и осклабился.

— Придется взять с собой, — старый знакомый все-таки! Опять-таки, может в случае чего и пригодиться! Ну, двигаем!

Лавров попробовал возразить, но двое мрачных широкоплечих бойцов молча подхватили его, сволокли по лестнице и запихнули на заднее сиденье „линкольна“. Мало того, они уселись по обе стороны от Лаврова и так его затиснули, что он с трудом мог дышать. На каждом повороте его сдавливали так, что он опасался за целостность своих ребер.

„Н-да, ну и влип в историю!“ подумалось Лаврову. Нелепая ситуация. Но ему оставалось ждать лишь следующего поворота событий.

19 августа 1994 года, 22.05.

Машину вел Юра. Гиря по мобильнику отдал распоряжение о сборе всех своих людей, поставил им задачи по блокированию возможных мест появления Рустама и Сергея.

— Вот этот дом! — сказал Юра, сворачивая в переулок. Он притормозил. Рядом остановился ехавший следом „БМВ“.

— Давай к задним воротам, перекройте выход, а мы пойдем внутрь! — приказал Юра. „БМВ“ развернулся и скрылся. Юра медленно подвел „линкольн“ к воротам.

Дом был большой, квадратный в плане, с внутренним двором. Заселен по большей части пенсионерами, смотревшими в данный момент „Санта-Барбару“ или какой другой сериал: переулок был тих л пустынен. Едва машина остановилась, как сидевший справа от Лаврова качок выскочил наружу и открыл дверцу со стороны Гири.

— Юра, останешься с полковником! — распорядился Гиря. — Остальные — со мной!

На ловца и зверь бежит. Едва Гиря со своими людьми вылез из машины, как из подворотни показались Рустам и Сергей. Рустам нес пластиковый кейс, у Сергея была сумка с ремнем через плечо, которую он придерживал рукой. Оба очень торопились и явно не ожидали повстречать Гирю так быстро. „Быки“ тут же взяли пару беглецов на прицел, и те замерли, растерянно озираясь.

Гиря широко улыбнулся и не спеша направился к ним.

— Ну что, сявки, не ждали меня так скоро?

Рустам, с ужасом глядя на Гирю, попятился к стене.

Сергей тоже сделал шаг в сторону. Но Лавров заметил то, чего не видели охваченные приступом эйфории Гиря и его люди: Сергей вовсе не был растерян и не пятился от страха, как Рустам. Его правая рука не просто придерживала сумку: Лавров заметил, что Сергей держал руку в боковом кармашке сумки и явно к чему-то готовился. И не отодвигался он от Гири, а встал так, чтобы приближающийся Гиря оказался между ним и ближайшим „быком“.

Лавров понял, что сейчас произойдет, и начал сползать с сиденья на пол салона. Впрочем, понял не только он. Юра коротко выругался, выхватил из-за пояса пистолет и распахнул дверцу. Но больше он ничего не успел сделать.

Короткая очередь — в три патрона, не больше, — ударила вспышкой огня из сумки Сергея. Одновременно грохнули выстрелы пистолета отрезанного Гирей от Сергея „быка“: тот на короткий миг потерял за массивной фигурой шефа свою мишень и, услышав очередь, выстрелил в Рустама. Видимо, Рустам попытался бежать, потому что одновременно в него выстрелил и Юра.

Дальше Лавров уже ничего не видел, так как скорчился на полу, пытаясь стать маленьким и незаметным. Он только слышал короткие, почти слившиеся очереди из „Кипариса“, с которого Сергей снял глушитель, чтобы тот уместился в сумку. Но Лавров прекрасно представлял, что происходит.

Вот глухой удар от упавшего на багажник тела: это стоявший сзади „бык“. Он прекрасно видел Сергея, и потому первая пуля пошла в него. Вторая очередь из „Кипариса“ наверняка досталась второму „быку“. Третья, скорее всего, попала в Юру: Лавров услышал звук ударивших в дверцу машины пуль. Последняя досталась Гире: Лавров услышал его крик ярости, когда Гиря бросился на Сергея, и глухой стук головы об асфальт, когда веер пуль отбросил старого вора в законе, поставив точку на его воровской карьере.

Потом наступила тишина, и Лавров на четвереньках выполз из машины. У стены в луже крови ничком лежал Рустам. Кейса рядом с ним не было. Лавров подошел к нему и перевернул тело на спину. Мертв.

— Все, доигрался тонкий химик! — пробормотал с ноткой сожаления Лавров и направился к лежавшему навзничь Гире. Присел рядом, пошарил в кармане пиджака, нашел ключ от наручников и с облегчением избавился от браслета. Потом услышал стон и поднял голову. На асфальте, прислонившись к дверце машины, сидел Юра и с гримасой боли на лице пытался дотянуться до лежащего недалеко пистолета. На его белой рубашке расплывались два красных пятна. Он бормотал: „Вот козел, ну козел, — директорию перекрыл, дебил!“

Лавров пинком отбросил пистолет. И крайне неудачно: тот со стуком исчез в прорези решетки водостока. Юра удивленно взглянул на Лаврова: наверное, подумал, что Лавров это сделал специально. Потом закрыл глаза и отключился.

Из-за поворота показалась машина „скорой помощи“. Лавров остановил ее, показал обалдело взиравшим на поле боя водителю и врачу служебное удостоверение и отрывисто сказал:

— С той стороны машины — раненый, Остальным уже не поможешь. Быстро везите его в реанимацию, а то не дотянет…

Едва „скорая“ умчалась, увозя раненого Юру, как послышались сирены милицейских машин. Лавров подошел к „линкольну“ и пошарил на полу возле водительского места. Так и есть! Пистолет валялся под сиденьем. Лавров глянул на номер и присвистнул. Точно, это его табельное оружие! Выходит, в водосток он отправил пистолет Юры? От сердца немного отлегло: Лавров боялся, что Юра стрелял в Рустама из его, Лаврова, табельного оружия. Правда, теперь придется объяснять, как Юрин пистолет оказался в ливневой канализации. Или не вдаваться в подробности?

Из подъехавших патрульных машин выскочили милиционеры в бронежилетах и с автоматами.

— Бросить оружие! Лечь лицом вниз! Быстро!

„Опять все по новой!“ — подумал с тоской Лавров, плюхаясь на асфальт. Закончится когда-нибудь этот дурацкий день?!

19 августа 1994 года, 23.20.

Люди Сучкова, ведшие наблюдение за рестораном „Тропикаль“, зафиксировали въезд во внутренний двор старого грузового „рафика“. Никаких подозрений он не вызвал: в „рафике“ обычно привозили продукты в кухню ресторана.

Машина въехала в ворота небольшой пристройки, крытой гофрированным стальным листом, и оказалась недоступной для наблюдения. Поэтому люди Сучкова не отметили в рапорте, что на „рафике“ в „Тропикаль“ прибыл Охотник. Зато это отметил человек Хладова, известный под псевдонимом „Бобер“. Именно с ним и столкнулся в приемной Хладова Никифоров и именно его пристроил через бармена подсобником в „Тропикаль“.

Его первый рабочий день подходил к концу. Бобер на славу потрудился сегодня: в подвале уже стояла водочная коробка с бутылками, заправленными напитком особого рода, и Бобер имел все основания полагать, что его первый рабочий день в „Тропикале“ станет и последним.

Он подошел разгружать „рафик“ и нос к носу столкнулся с вылезавшим оттуда Охотником. Охотник взглянул на Бобра и отвернулся. Но Бобер почувствовал, что привлек внимание Охотника. Долгие годы работы на Контору выработали у Бобра обостренное чувство опасности. И сейчас он почувствовал, что ему следует как можно скорее исчезнуть. Он в бешеном темпе разгрузил машину и побежал к бармену.

Охотник тем временем направился в кабинет Рубинчика. Пинком открыл дверь и раздраженно спросил:

— Какого черта?

— Что случилось? — настороженно спросил Рубинчик, доставая из холодильника бутылку пива. — Ты не принес деньги?

— Все в порядке! — заверил Охотник. — Твоя доля денег со мной.

Он с наслаждением выпил залпом почти всю бутылку и вдруг спросил:

— Это что за новый алкаш у тебя ящики таскает?

— А-а! — махнул рукой Рубинчик. — Тимофеич опять в запое! Пришлось нанять другого, временно. Ну не с улицы, конечно! Он с рекомендацией!

— Знаю я ваши рекомендации! — проворчал Охотник, допивая пиво. — И вообще, я же просил до одиннадцати закрыть ресторан. Сейчас уже почти двенадцать, а у тебя народу больше, чем людей!

— Да тут только одна обслуга осталась! — заверил Рубинчик. — Сейчас всех отправлю, в сауне попотеем, пивка выпьем!

— Насчет сауны не знаю, а вот попотеть мне сегодня точно придется! — мрачно ответил Охотник.

20 августа 1994 года, 0.10.

Бобер предупредил бармена, что уходит.

— Хозяину покажись! — посоветовал бармен.

— Некогда, а то на метро опоздаю! — отмахнулся Бобер. — Да, когда тот тип будет в сауне, позвонишь по телефону, который я тебе дал, понял?

— Понял! — с готовностью кивнул бармен. Чего же не понять: хозяина и его гостя группа захвата будет брать тепленькими и разомлевшими в сауне.

Бобер выскочил из ресторана, но пошел не в сторону метро, а свернул в ближайший переулок. Там был припаркован старый потертый микроавтобус „рафик“. Бобер залез внутрь, удобно расположился на маленьком диванчике, взял трубку мобильного телефона. Набрал номер и доложил:

— Это Бобер. Объект прибыл.

Голос Хладова глухо ответил:

— Понял. Действуй по плану.

Бобер положил трубку на диван и устало потянулся. Потом достал из полиэтиленового пакета, который прихватил с собой из ресторана, бутылку ледяного пива. Открыл, отхлебнул, с наслаждением закурил и стал ждать звонка.

20 августа 1994 года, 0.25.

Рубинчик и Охотник сидели в предбаннике сауны. Вошел бармен, поставил ведерко со льдом, из которого торчали горлышки пивных бутылок и поднос с вареными раками, накрытыми салфеткой.

— Кто еще остался? — спросил Рубинчик.

— Только секьюрити! — сообщил бармен.

— Тогда свободен! — распорядился Рубинчик.

Бармен вернулся в бар. По дороге ему встретился охранник, направлявшийся в туалет. Он сказал бармену:

— Пошел уже? Подожди, сейчас за тобой дверь закрою.

— Иди-иди слей! — махнул рукой бармен. — Мне еще позвонить надо!

Охранник скрылся за дверью туалета. Бармен снял трубку телефона, набрал номер и сказал:

— Они оба в сауне.

— Хорошо! — ответил голос из трубки. — Дождись группы захвата. Все.

— Понял! — ответил бармен. Он положил трубку, достал сигарету и поднес к ней зажигалку.

В этот момент сидящий в фургончике Бобер сказал:

— Аминь!

И нажал красную кнопку на маленькой черной коробочке с проводом, подсоединенным к автомобильной антенне.

Бармен не так и не успел закурить последнюю в своей жизни сигарету. Последнее, что он услышал, — звук сливаемой из бачка воды, донесшийся через открытую дверь туалета. И почти одновременно увидел, как пол становится дыбом, а из обломков бетона и паркета выбивается пламя. Это было последнее, что он увидел в своей жизни. И еще успел подумать, что группы захвата, пожалуй, не будет.

20 августа 1994 года, 0.35.

Никифоров уже спал, когда его разбудил телефонный звонок. Это был Сучков.

— „Тропикаль“ десять минут назад взлетел на воздух! — возбуждено сообщил Сучков.

Никифоров несколько минут молчал, осмысливая услышанное.

— Виктор Петрович, вы все поняли? — осведомился Сучков.

— Да-да! — очнулся Никифоров. — Что там сейчас?

— Приехали пожарные, „скорая помощь“. Внутри сильный пожар. Судя по всему, разрушены перекрытия двух верхних этажей над рестораном. Какие будут указания?

— Продолжайте наблюдение. Если начнут выносить тела, проведите опознание.

— Понял.

Никифоров положил трубку, еще несколько минут посидел, осмысливая ситуацию. Мелькнула мысль, что снова накрылись выходные, — мелькнула и пропала. Никифоров наконец вышел из состояния оцепенения и позвонил Хладову. Хладов был у себя в кабинете. Никифоров доложил о взрыве „Тропикаля“.

— Опять криминальные разборки! — прокомментировал Хладов ситуацию. — Этот хозяин „Тропикаля“ Рубинчик — еще тот тип. Виктор Петрович, сразу с утра — ко мне на доклад! Обсудим ситуацию. А пока отдыхайте.

Но сон уже пропал. Никифоров отправился на кухню, налил в кастрюльку молока и поставил греть на плиту. Стакан теплого молока он всегда использовал вместо снотворного. Пока молоко грелось, Никифоров размышлял о возможном развитии событий.

Итак, Хладов, используя свои личные связи, ликвидировал Охотника. Интересно, а знал ли Хладов, что ресторан закроется раньше обычного? Хотя какая для Хладова разница: похоронить под руинами трех совершенно посторонних людей или три десятка, если вместе с ними погибнет опасный противник!

Впрочем, Никифорова сейчас больше занимал один вопрос: кто следующий? И он не мог дать на него однозначный ответ.

20 августа 1994 года, 2.20.

В отличие от Никифорова Лаврову вовсе не пришлось греть себе стакан молока, чтобы поспать. Он уснул сразу же, едва сел на заднее сиденье старенькой „копейки“ Кравцова.

Последние три часа он провел в отделении, рассказывая о перестрелке на Таганке вначале следователю угро, а затем полковнику из РУОПа. Лавров не стал упоминать про унизительные для себя подробности, а заявил, что просто оказался у интересовавшего его дома одновременно с другими заинтересованными лицами. Зато он подробно рассказал все, что ему удалось узнать о Рустаме Карамове.

— Значит, Рустам Карамов нанял киллера для убийства своего брата, чтобы завладеть деньгами Гири! А Гиря вычислил его, да сам нарвался! — задумчиво проговорил руоповец. — Крутой парень этот Сережа. На кого же он работает? Ладно, Акбара завалил, но Гиря! Вор в законе известный, не какой-нибудь „апельсин“! Ладно, будем ждать информацию от агентуры. Не может одиночка так нагло и уверенно работать!

— По моим данным, на этом Сергее еще шесть заказных убийств, — заметил Лавров. — И все одного типа, с использованием одного и того же оружия, одним и тем же почерком. Как он выходит на заказчиков, если работает в одиночку, если не принадлежит ни к одной из группировок?

— Думаете, за ним стоит кто-то из олигархов? — прищурился руоповец. — Или кто-то, к примеру, ФСК или другая организация, проводит свою операцию с дальним прицелом? А деньги, что он с собой прихватил? Такую сумму в огороде не закапывают! И так просто с ними не вынырнешь, наверняка с кем-то поделится!

— Это уж не моя забота! — поморщился Лавров. — Раз вы им будете заниматься, мне одной проблемой меньше. В конце концов, убийство в „Оригане“ я раскрыл. А вы уж теперь парня ловите. Если он действительно под мощным прикрытием работает, то вам и карты в руки! А я, с вашего позволения, поеду спать. А то с ног валюсь от усталости!

— Конечно, Валерий Иванович! — кивнул руоповец. — Как выспитесь, загляните ко мне на Шаболовку. Уточним кое-какие моменты.

Лавров попрощался, добрался до машины, где его ждал обеспокоенный Кравцов.

— Что случилось? — спросил он Лаврова. Лавров с трудом разомкнул слипшиеся веки и проговорил:

— Так, попал в центр тайфуна. Ты извини, у меня уже сил нет по новой рассказывать. Давай завтра, а?

— Давай! — согласился Кравцов, включая зажигание. Но Лавров его уже не слышал. Он спал.

20 августа 1994 года, 9.05.

Никифоров с половины девятого утра сидел в кабинете Хладова. Они обсуждали сложившуюся ситуацию, забыв про выходные.

— Тело Охотника еще не обнаружено, — мрачно сказал Хладов. — И тело Рубинчика, кстати, тоже.

— Такой мощный взрыв, сильный пожар! — заметил Никифоров. — Наверняка их обугленные куски лежат в кучах битого кирпича.

Хладов промолчал, поиграл желваками. Потом сказал:

— Помнится, вы докладывали мне, что Охотник проходит у Самойлова как торговец оружием. Насколько я понял, сделка еще не завершена. Если Охотник жив, он наверняка появится для завершения сделки! Попробуйте поработать с Самойловым. Можете даже подбросить ему какую-нибудь информацию по Охотнику. Далее: проверьте, не связан ли Охотник с какой-нибудь преступной группировкой. Скажем, через надежного человека из Шестого главка.

Никифоров понял, что имеет в виду Хладов. У него был надежный человек, еще в середине восьмидесятых работавший в так называемом „Управлении В“ Третьего главка КГБ, которое занималось разведкой и контрразведкой в органах МВД. Во многом эти функции перешли к Шестому главку ФСК, занимавшемуся организованной преступностью и имевшему собственных осведомителей в криминальном мире.

— А почему вы так уверены, что Охотник жив? — спросил Никифоров.

— Я буду уверен, что он мертв, только тогда, когда его обгоревшие останки будут четко идентифицированы экспертом! — резко ответил Хладов. — И не раньше! На моей памяти этого парня дважды считали мертвым! И я не хочу, чтобы в третий раз повторилась подобная ошибка. Пока его не найдут, я буду постоянно находиться на объекте номер семнадцать. Я еду туда сегодня же после обеда. Все.

20 августа 1994 года, 13.20.

Лавров уже час сидел в кабинете следователя РУОП подполковника Васильева. Он вкратце повторил основные моменты своего ночного рассказа и попутно осведомился о состоянии здоровья Юры Пригорина.

— Он сейчас в двадцатой больнице, — ответил Васильев. — Так вы утверждаете, что он не был вооружен?

— Нет! — отрицательно покачал головой Лавров. — Просто сидел за рулем.

— Хорошо! — кивнул Васильев и сделал какую-то пометку в бумагах. — Теперь давайте поговорим об этом Сергее. Значит, этот самый Сергей застал вас врасплох во время разговора с Карамовым и приковал наручниками к батарее парового отопления. Почему он так странно повел себя с вами? Оставил ваше оружие на подоконнике, вел откровенный разговор с Карамовым в вашем присутствии. Как вы полагаете, — почему?

— Вот это вопрос! — вздохнул Лавров. — А почему все семь заказных убийств связаны между собой только одним — общностью орудия убийства? Оружие, прямо скажем, экзотическое. И каждый раз уходить с места преступления с приличных размеров винтовкой, — ну не глупость?

— И какой вывод вы делаете?

— Кому-то нужно, чтобы связь между убийствами казалась очевидной! Дескать, какая-то организация целенаправленно уничтожает людей, занятых в наркобизнесе! Этакая мифическая „Белая стрела“! А разговор с Карамовым — свидетельство того, что все убийства совершены ради денег!

— А на самом деле?

Лавров закурил и задумчиво произнес:

— А на самом деле это все — дымовая завеса! Убийство Карамова совершено, несомненно, ради денег. А остальные? Скорее всего, явно с другими целями! А все семь убийств умышленно завязаны в одно целое для запутывания концов!

— Кто же их путает? У вас есть какие-нибудь зацепки?

— Давайте разберемся! По почерку убийцы можно сказать, что он — бывший армейский снайпер. Дистанция стрельбы — в пределах от двухсот до четырехсот метров — типична для армейских снайперов. Для снайперской стрельбы на такой дистанции необходим регулярный, чуть ли не ежедневный тренаж. Выдвижение и отход всегда проходили настолько скрытно, что никто и никогда не видел ничего подозрительного. Исключение представляет последний случай с Акбаром, но там Сергей использовал совершенно дерзкий способ маскировки. Так что он явно не дилетант, а прошедший великолепную школу профессионал. А необъяснимые для профессионального киллера детали поведения можно объяснить либо крайней степенью наглости, либо неясными для нас пока требованиями тех, кто спланировал все эти убийства. Цели организаторов совершенно неясны, но очевидно только то, что эти люди весьма опытны в таких делах. В любом случае, пока что единственная ниточка — это Сергей. Его надо искать.

— Если эту ниточку еще не оборвали! — проворчал Васильев. Он задумчиво посмотрел на Лаврова и спросил:

— Вы можете еще несколько дней пробыть в Москве? Вам есть где жить это время?

Лавров смущенно пожал плечами, Он остановился у Кравцова, но совершенно не хотелось еще несколько дней создавать неудобства семье. Васильев понял его замешательство и сказал:

— Тогда поезжайте на проспект Вернадского. Там рядом с метро есть наша гостиница. Я сейчас же позвоню, и для вас приготовят номер. А насчет вашего Сергея: наши люди уже вовсю работают по нему, и я уверен, что через пару-тройку дней мы многое узнаем о нем!

20 августа 1994 года, 15.05.

Инвалид сидел и смотрел в окно. Последние десять лет он только этим и занимался. Живя на первом этаже, он имел возможность без проблем выезжать во двор, что он иногда и делал. Но, едва вернувшись домой, он снова подъезжал к окну и оставался там постоянно. Даже когда смотрел телевизор или читал книгу. Или что-то мастерил.

И всегда рядом с ним стоял телефон. Иногда телефон звонил и инвалид коротко бросал в трубку: „здесь Беккер“ и молча выслушивал говорившего. Иногда он звонил сам, равнодушным голосом передавая сообщения.

Вот и сейчас, когда зазвонил телефон, он поднял трубку и сказал:

— Здесь Беккер.

Из трубки донесся голос:

— Говорит Фомин. Хозяин в четырнадцать тридцать убыл на ближнюю дачу. Когда приедет, не сказал.

Из трубки раздались гудки. Назвавшийся Беккером инвалид положил трубку и вернулся к созерцанию дворового пейзажа. В действительности его звали вовсе не Беккер. Впрочем, настоящая фамилия звонившего была тоже не Фомин.

И телефон, стоявший рядом с инвалидом, был зарегистрирован вовсе не по этому адресу. И, когда вечером позвонит человек и назовется Бехтеревым, это тоже будет псевдоним. А настоящее его имя… впрочем, все звали его теперь — Охотник.

20 августа 1994 года, 17.30.

Для очередного доклада Никифоров приехал к Хладову на объект номер семнадцать.

Объект размещался в лесном массиве между Бирюлевом и Орехово-Борисовом, являвшемся продолжением живописного Царицынского парка. Когда-то это был центр радиоразведки КГБ. Управление Хладова располагало здесь отдельным двухэтажным особняком, окруженным бетонным забором с системой наружного наблюдения. Тут работали люди Хладова, занимавшиеся радиоперехватом и дешифровкой радиопереговоров.

Несмотря на то что объект был изолирован от мира двойным кольцом охраны и тремя бетонными заборами, он находился в пределах МКАД и был идеальным местом с точки зрения как уединенности, так и близости к Центру. Поэтому Хладов и решил укрыться здесь на время выяснения судьбы Охотника.

Никифоров свернул с оживленной Липецкой улицы на тихую Радиальную, петлявшую между пышной зеленью бывшего дачного района, миновал высокий кирпичный дом и углубился в лес. После моста, переброшенного над притоком Царицынского пруда, его встретил „кирпич“. Однако Никифоров спокойно проигнорировал знак „Проезд запрещен“. За следующим поворотом висел точно такой же знак, — наверное, на случай, если какой-нибудь близорукий водитель не заметит первый „кирпич“.

Дорога уперлась в ворота КПП. Там дежурный прапорщик проверил документы Никифорова и взял под козырек. Однако это был всего лишь въезд в жилую зону. Через триста метров Никифоров миновал второй КПП, а подъехав к воротам объекта номер семнадцать, был вынужден оставить машину для проверки на взрывчатку и подслушивающие устройства: таков был категорический приказ Хладова.

„Спрятался, — полководец, блин!“ — подумалраздраженно Никифоров и с удивлением отметил это раздражение. Раньше он никогда не допускал таких выражений в адрес шефа даже мысленно!

Хладов сидел в тенистом внутреннем дворике за пластиковым столиком и задумчиво смотрел на большую бронзовую фигуру Дзержинского, стоявшую посреди клумбы. Раньше фигура украшала вход в какой-то Дом культуры, но ее перевезли сюда, под тройное кольцо безопасности, из опасения, что беспринципные постперестроечные деляги продадут бронзовое изваяние Железного Феликса на лом. Прецеденты, увы, уже были. О времена, о нравы! Теперь бронзовый отец ВЧК-ГПУ отсиживался здесь, подобно Хладову, в ожидании лучших времен.

Увидев Никифорова, Хладов сделал знак рукой, и через несколько минут расторопный сержант принес стакан чая для Хладова и чашку кофе с густой пенкой — для Никифорова. Никифоров отпил кофе, — отлично! Он покосился на старательного воина и вспомнил старый анекдот: почему в армии нельзя организовать Клуб Веселых и Находчивых? Ответ прост: потому, что в армии все веселые пребывают за кольцом полярного круга, а все находчивые — за кругом Садового кольца!

Боец явно принадлежал к числу находчивых: едва только Никифоров подумал о том, что неплохо бы перекусить, как на столике появился горячий сэндвич с ветчиной и сыром.

— Пожалуйста, товарищ полковник! — бодро отрапортовал сержант. Старательный! И сержантские лычки заслужил, небось, здесь, — подавая кофе, коньяк и закуски начальникам! Конечно, лучше, чем подавать патроны пулеметчику блокпоста где-нибудь в Таджикистане!

— Что нового? — спросил Хладов.

Никифоров прожевал сэндвич и ответил:

— Новостей много. Во-первых, РУОП объявил в розыск Охотника. Правда, — как Кузнецова, так что ничего они не знают. Но имеют фоторобот, весьма хорошего качества: видимо, составлял человек с профессиональной памятью на лица.

— Чем же Охотник заинтересовал РУОП?

— По данным РУОПа, Охотник вчера вечером расстрелял на Таганке уголовного авторитета, некоего Гирю, и его охранников, и прихватил солидную сумму валюты, принадлежавшую наркоторговцам.

— Сколько?

— Около миллиона долларов.

Хладов погонял ложечкой дольку лимона в стакане и спросил:

— А не из этих ли денег оплачивается оружие для генерала Драгича?

— Вы полагаете, что Охотник работает на Драгича? — удивился Никифоров.

— А вы полагаете, что Драгич работает на Охотника? — раздраженно спросил Хладов. — Хотя… черт его знает, на кого сейчас работает Охотник и кто работает на него! А что Самойлов? Как там тот серб, которого он разрабатывает?

— Я передал Самойлову кое-какие материалы на Охотника, и теперь мы работаем в тесном контакте! — сообщил Никифоров. — Вот уже сутки, как люди Самойлова потеряли серба из вида. То ли он скрылся, узнав о гибели Охотника, то ли получил от него предупреждение. Но два дня назад Самойлов перехватил разговор серба с Охотником. Они договаривались о демонстрации какого-то товара. Но чего именно, когда и где, — неизвестно! Самойлов предполагает, что Охотник хочет продемонстрировать в действии переносной ЗРК.

Хладов скептически поджал губы.

— Вряд ли! Какой смысл показывать то, что и так давно опробовано в действии? А не собирался ли Охотник продемонстрировать какое-то другое новое оружие? Во всяком случае, эта демонстрация не должна пройти незамеченной. Если она состоится, то значит — Охотник жив! Возьмите это на заметку.

Хладов отпил чай и продолжил:

— Раз теперь к охоте присоединился РУОП, то Охотник уйдет на время на дно. Это хорошо. Тогда есть шанс накрыть его в логове. Кстати, а как насчет его девки?

— Как сквозь землю провалилась! Но мы держим под контролем места ее возможного появления и аэропорты.

— Мало! — прокомментировал Хладов. — Охотник явно пытается ее спрятать! Дайте в МВД ориентировку на нее, как на лицо, подозреваемое в принадлежности к террористической организации.

Никифоров взглянул на Хладова и спросил:

— Так вы уверены, что Охотник жив?

— Я это чувствую так, словно у меня за эти годы выработалась с ним телепатическая связь! — проворчал Хладов.

Ретроспектива: 20 августа 1994 года, 0.28, подвал ресторана „Тропикалъ“.

Хладов не ошибался в своих предчувствиях: Охотник действительно остался жив и даже невредим. Нет, Бобер действительно сработал профессионально. Он правильно рассчитал силу взрыва. Но он не знал того, что за тонкой стенкой сауны находился вход в бомбоубежище, устроенное еще во время Великой Отечественной войны. В годы холодной войны его оснастили герметичными дверьми и фильтровентиляционной установкой.

Когда бармен оставил пиво с раками и вышел, Рубинчик спросил, оживленно потирая руки:

— Ну что, посчитаем бабки и попаримся? А может, девочек пригласить?

— Остынь, Яша! — поморщился Охотник. — Меня травят, как матерого волчару, а ты о девках речь завел! А парок, конечно, не помешает, но вначале проверим аварийный выход. Мне очень не хотелось бы, чтобы какой-нибудь СОБР повязал меня голым в бане!

При упоминании СОБРа Яша приуныл и безропотно поплелся за Охотником.

То, что Охотник называл „аварийным выходом“, располагалось прямо за помещением с фильтровентиляционной установкой. Само бомбоубежище делилось на четыре отсека: непосредственно у входа, в котором Рубинчик оборудовал предбанник и сауну; туалет на два посадочных места; жилой отсек поменьше, в котором Рубинчик умудрился устроить бассейн три на шесть метров, и маленькая клетушка с фильтровентиляционной установкой.

При устройстве бассейна рабочие обнаружили под слоем песка древнюю белокаменную кладку. Вначале они собирались забетонировать полуразрушенный тоннель, но Рубинчик вспомнил голубую мечту своего пионерского детства — найти библиотеку Ивана Грозного, — и приказал не трогать древнюю кладку. Вдвоем с Охотником они спустились в коридор.

С одного конца он был аккуратно заложен кирпичной кладкой в два с половиной кирпича — остатки старого фундамента. С другой стороны через пятнадцать метров коридор заканчивался тяжелой железной дверью, намертво вросшей в сырой белокаменный порог. Сверху дверная коробка треснула под многотонной тяжестью грунта, и дверь было невозможно открыть без риска обрушить весь ветхий белокаменный свод.

Но Рубинчик был парень упорный и, поскольку все равно предстояло бетонировать бассейн, заодно и укрепил тоннель, превратив его в овальную бетонную трубу. После чего специально нанятые бывшие работники метростроя аккуратно выбили дверь.

За дверью открылось продолжение тоннеля с несколькими ответвлениями, давно засыпанными и замурованными. Неделю метростроевцы продвигались вперед, укрепляя осыпающиеся белокаменные своды стальными фермами, пока метров через пятьдесят тоннель не завершился кирпичной кладкой в полкирпича. Рабочие просверлили ее и, убедившись, что за ней нет ни ядовитых газов, ни воды, разобрали кладку.

За ней открылся выход в канализационную трубу, сделанную из кирпича в начале века. Рубинчик был страшно разочарован: спелеологические исследования обошлись ему в круглую сумму. Но зато теперь в его распоряжении находился аварийный выход, не отмеченный ни на одном плане. Поэтому на выход в канализацию навесили прочную металлическую дверь с черепом, молнией и надписью „Не влезай — убьет!“ и заперли ее изнутри.

В бетонированной части тоннеля Рубинчик и Охотник хранили то, что не должно было попадаться на глаза посторонним, а также необходимое для передвижения по подземным переходам снаряжение: изолирующие и фильтрующие противогазы, газоанализаторы, спелеологические фонари и тому подобное.

Именно там и находились Охотник и Рубинчик, когда вдруг упругий поток воздуха с грохотом захлопнул стальную дверь в отсек, земля содрогнулась от тяжелого удара и погас свет.

— Что за черт?! — испугался Рубинчик. — Что это было?

— Сейчас увидим! — ответил Охотник. Он на ощупь нашел фонарик, включил его и направился к выходу. Дверь открылась лишь наполовину, впустив в отсек облако пыли и запах гари. Через минуту Охотник вернулся и, тщательно закрыв дверь на герметизирующие запоры, объявил:

— Яша, ты банкрот! Твое заведение взлетело на воздух, предположительно вместе с тобой!

— Значит я спокойно могу взять бабки и ехать на Брайтон-Бич К сестре! — философски ответил Яша, нисколько не огорченный потерей ресторана. — Нет человека — нет долгов!

— Это ты заблуждаешься! — заметил Охотник, пытаясь открыть дверь в систему канализации. — В кругу твоих знакомых есть такие, что вполне могут стребовать долг и с мертвого. Черт! Дверь, похоже, заклинило!

— Может, выйдем с той стороны? — предложил Яша.

— Исключено! Вся сауна загромождена обломками стены и рухнувших перекрытий. Кроме того, там явно пожар, причем сильный! И еще: посмотри себе под ноги. Твой проклятый бассейн дал утечку, и к нему присоединились все водопроводные трубы в доме, — или что там от него осталось… Короче, если ребята из Мосводоканала не перекроют в ближайшее время воду, этот тоннель превратится в аквариум!

— Какой аквариум?! — простонал Яша. — Я что, похож на рыбу? Взорви эту чертову дверь, что ты ждешь!

— Лучше подержи фонарь! Здесь только пара „лимонок“, а от осколков укрыться негде! — оборвал его Охотник. — Дверь открывается наружу, так что есть шанс выбраться без применения взрывчатки! Давай, возьми кирку и ударь вот здесь!

Через полчаса дверь поддалась. Вода, струившаяся через трещины в стенах, к этому времени заполнила тоннель более чем на половину высоты. Через открывшуюся дверь поток хлынул в канализацию, подобно Ниагаре.

— Ты знаешь место, где мы можем немного обсушиться и отдохнуть? — спросил Охотник.

— Конечно! — ответил Яша.

— Ну так веди!

21 августа 1994 года, 10.00.

Полковник Самойлов и представитель ФБР Коннор сидели друг напротив друга в кабинете Самойлова. Неугомонный Охотник и их лишил заслуженного отдыха в воскресенье. Между собой они договорились общаться по следующей схеме, дабы совершенствовать знание языка: Коннор говорит по-русски, а Самойлов — по-английски. Темой разговора был, разумеется, Охотник.

— Эндрю, я просто поражен, — говорил Коннор, — что ваша служба, всегда славившаяся тотальным контролем, третьи сутки не может найти в столице иностранца! Где ваша хватка?

— Там же, где и вся страна, — в заднице! — проворчал Самойлов. Он употребил слово „ass hole“. Коннор достал записную книжку и заинтересовано спросил:

— А как это будет по-русски?

Самойлов с удовольствием просветил коллегу. Коннор записал и спросил:

— Да, Эндрю! А правильно я записал значение слова „сраный“? Тут еще идут синонимы…

Самойлов взял записную книжку и подтвердил, что все правильно.

— Да, только живое общение позволяет в совершенстве изучить язык! — изрек Коннор и спросил:

— А на чем мы остановились?

— На моей хватке.

— А-а… нет, речь идет не о вашей лично хватке, но о вашей организации…

— Слушайте, Билл! — рассердился Самойлов. — Ваш агент влияния Бакатин полностью уничтожил лучшую разведку и контрразведку мира, выбросил на улицу лучшие кадры профессионалов, готовившиеся годами! Вот, например, тот же самый Кузнецов. Бывший боец спецподразделения КГБ. Его специальность — снайпер. Это был классный снайпер! С ним мог бы состязаться на равных разве что ваш легендарный снайпер морской пехоты Хескок — Белое Перо. Теперь он за бортом, а ведь единственное, что он умеет в жизни, — это прятаться, стрелять и уходить от погони! Ваши политиканы оставили без работы лучших борцов с террористами, а теперь возмущаются, что те ушли в террористы! А куда же им еще идти?

— Да, конечно, во всем виноват американский империализм! — иронически заметил Коннор. — Давайте оставим политику политикам, Эндрю! Наше дело — ловить подпольных торговцев оружием. Меня лично беспокоят те переносные зенитные ракеты, которые ваш бывший снайпер пытается переправить генералу Драгичу.

— Оставьте, Билл! Эти злополучные ракеты беспокоят вовсе не вас, а ваших вашингтонских политиков! — насмешливо заявил Самойлов. — Все дело в том, что хорватам и боснийским моджахедам никак не удается выгнать сербов с их земли. И НАТО собирается помочь своим наемникам с воздуха. Ваши доблестные летчики будут разрушать электростанции, водоочистные сооружения, больницы, а ваша пресса будет рассказывать только об уничтоженных военных объектах и сербских „зверствах“. Но если сербы собьют хоть один самолет и пристрелят летчика, то это заставит призадуматься американцев о том, за что гибнут их парни в стране, которую вряд ли хоть один из ста американцев сможет показать на карте! Вот почему вас так волнует эта партия ЗРК! Извините за откровенность!

Коннор покачал головой.

— Я убежден, что мое правительство хочет только мира. И оно хочет быть беспристрастным ко всем сторонам в этом ужасном конфликте. И хочет обеспечить безопасность в равной степени и сербам, и хорватам, и мусульманам Боснии.

Самойлов откинулся на спинку кресла и скептически посмотрел на Коннора.

— Слушайте, Билл, вы действительно так думаете?

— Конечно! — ответил Коннор.

— Вы знаете, что меня больше всего поражает в американцах? — спросил Самойлов.

Коннор с любопытством посмотрел на Самойлова.

— Что?

— Способность искренне верить, что черное — это белое. Конечно, если это соответствует интересам Соединенных Штатов.

Коннор развел руками.

— Вы странно препарируете факты, Эндрю! Политика США на Балканах полностью соответствует решениям ООН. И Америка, и ее союзники в Европе никогда не предпримут шагов, ведущих к эскалации войны на Балканах, — я в этом уверен!

— Ну-ну! — скептически повел бровью Самойлов.

И действительно, скепсис Самойлова был вполне оправдан. Через год вооруженные отряды хорватов и боснийских мусульман при активной поддержке авиацией НАТО начнут широкомасштабное наступление против сербов. Тысячи сербов, в том числе и мирных жителей, погибнут под бомбами натовских самолетов. Около миллиона сербов будут убиты, ограблены и изгнаны с земель, где их предки жили задолго до открытия Колумбом Америки. Все это произойдет при полном одобрении насквозь коррумпированных ооновских чиновников (которых и принято называть „мировым сообществом“) и молчаливом согласии не менее коррумпированного российского правительства.

Но это будет только через год. А пока правительство США озабочено тем, чтобы к сербам не попало современное вооружение, и в первую очередь — зенитно-ракетные комплексы. Вот почему и сидит в Москве добросовестный агент ФБР Коннор. Вот почему ему вынужден помогать полковник ФСК Самойлов: ведь ему нужно кормить семью, а не хлебать скудные казенные харчи в тюрьме.

Самойлов закурил и сказал Коннору:

— Ладно, все это пустая полемика! А у меня не идет из головы та „демонстрация“, которую обещал Охотник посланцу генерала Драгича. Что он собирается демонстрировать, где и когда? И главное: откуда он это возьмет?

21 августа 1994 года, 16.20.

Если бы Самойлов оказался сейчас на территории гаражного кооператива в районе Покровское-Стрешнево, то он немедленно получил бы ответ на ту часть своего вопроса, которая звучала: „что“ и „откуда“.

В одном из гаражей стояли Охотник и седой мужчина лет пятидесяти, по виду — типичный отставник. Впрочем, Самойлов вряд ли узнал бы Охотника. Вместо аккуратно причесанного светлого шатена лет тридцати он увидел бы мужика за сорок с пегими курчавыми волосами, не знакомыми с расческой, густыми бровями „домиком“ и такими же густыми усами. Специальные вкладки изменили Охотнику и овал лица, так что теперь он был совсем не похож на фоторобот, распространенный РУОПом.

Что до отставника, то его звали его Георгий Владимирович. И он действительно был подполковником запаса Российской армии. А последней его должностью в Вооруженных силах была должность начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения дивизии. Дивизия дислоцировалась в одном из регионов Закавказского военного округа.

Подполковник уволился из армии сразу после передислокации дивизии с территории одного новоиспеченного „суверенного государства“. Передислокацией, собственно, называлось вот что: офицеров и прапорщиков с их семьями привезли и высадили практически в чистом поле, пообещав в ближайшие полгода отстроить жилье для членов семей и казармы для личного состава.

Разумеется, никто ничего строить не собирался: на выделенные для этих целей деньги уже давно был построен под Москвой роскошный коттеджный поселок, где поселилась аристократия Министерства обороны с чадами и домочадцами, а также „особами, приближенными к…“. Впрочем, через полгода строить военный городок было вроде как и ни к чему: офицеры и прапорщики либо поувольнялись, либо кое-как пристроили семьи по окрестным поселкам и подались на заработки. Фактически дивизия осталась существовать лишь на бумаге, поскольку в реальности место ее дислокации представляло собой несколько бараков, обнесенных для приличия колючей проволокой.

Что касается техники и вооружения дивизии, то по приказу оставшегося, как водится, неизвестным для широких масс оч-чень высокопоставленного лица „все должно остаться на месте“. Осталось неизвестным не только вышеупомянутое „лицо“, но и сколько ему заплатили. Как всегда. Короче, история совершенно типичная для начала 90-х.

Известно точно: только одна 12-я учебная мотострелковая дивизия, уходя зимой 1992 года из Чечни, оставила боевикам Дудаева (это вам не Алиев с Шеварднадзе, а откровенно антироссийские силы!) 40 танков, 53 БТР и БМП, 153 ствола артиллерии, 18 реактивных установок „Град“ и 40 тысяч автоматов Калашникова! Между прочим, такая европейская страна, как Ирландия, имеет на вооружении примерно столько же единиц бронетехники.

Георгий Владимирович подчинился преступному приказу по той же причине, по которой полковник ФСК Самойлов по указанию руководства работал в интересах Госдепартамента США, — надо было кормить семью. Но на одном из складов дивизии хранилось то, что ветеран Российской армии никак не мог оставить потенциальному врагу: новейший многоцелевой реактивный комплекс „Катран-М“, проходивший испытания в горных условиях и по этой причине осевший на складах дивизии.

Комплекс представлял собой пункт управления (помещавшийся в небольшом чемодане) и контейнер с ракетой, наводившейся по подсветке цели лазерным лучом. Ракета могла снаряжаться кумулятивной, зажигательной и осколочно-фугасной боевыми частями и предназначалась для уничтожения малоразмерных защищенных целей типа бронетехники, долговременных огневых точек и бункеров на удалении до пяти километров.

Шестнадцать ящиков армейского образца Георгий Владимирович вывез на грузовике и погрузил в обычный железнодорожный контейнер вместе с домашними вещами. Контейнер благополучно прибыл в Москву по железной дороге, и ящики оказались в старом, покрытом потеками ржавчины металлическом гараже.

Сейчас Георгий Владимирович собирался продать все шестнадцать комплектов Охотнику за триста двадцать тысяч долларов, то есть по цене двадцать тысяч „зеленых“ за штуку. Почему именно по такой цене? Потому, что именно такую цену предложил Охотник. И Георгий Владимирович не торговался. Единственное условие, которое он поставил: ни при каких обстоятельствах оружие не должно достаться врагам России.

— Значит, так! — сказал Охотник. — Все надписи на ящиках закрась. На неделе придет грузовик и заберет груз. О времени прибытия я сообщу. Теперь о деньгах. Возьмешь наличными?

— На фига они мне! — махнул рукой Георгий Владимирович. — Сын вместе с семьей в Австралию едет. Так пусть бизнес там организует. Родина мне изменила, так что для меня теперь мои внуки — Родина!

— Хорошо! — ответил Охотник. — Мой человек в ближайшее время свяжется с ним. Можешь мне верить.

— Не смеши меня! — ответил Георгий Владимирович. — Тут себе не веришь, а не то что… Эх! Мне от этих ящиков хоть бы избавиться и уснуть спокойно! А то, веришь, — за последние два года ни одной ночи нормально не спал!

— Я же сказал, что заберу! — заверил Охотник. — Три-четыре дня, — и все! Один, кстати, я прямо сейчас возьму. Помоги погрузить!

Они вдвоем засунули один из ящиков в фургон, на котором приехал Охотник. Охотник включил двигатель и кивнул Георгию Владимировичу:

— Ну, бывай!

— Счастливо! — отозвался Георгий Владимирович.

Пока Охотник разворачивался на фургоне, Георгий Владимирович запер гараж, уселся на корточки и закурил. Выезжая из узкого прохода, Охотник увидел в зеркало заднего вида его поникшую фигуру в офицерской рубашке без погон и мрачно подумал: „Эх, обломки Империи!“

22 августа 1994 года, 11.20.

Так усердно разыскиваемый Самойловым и его американским коллегой представитель генерала Драгича и не думал прятаться. В этот момент он находился в снятой им на несколько дней частной квартире на Шипиловском проезде, пил кофе и любовался живописным видом, открывавшимся с двенадцатого этажа. Отсюда прекрасно был виден и почти весь ансамбль Царицынского дворца, и кусочек Царицынского пруда и, конечно, крыша особняка, в котором сейчас находился генерал Хладов.

Зазвонил телефон. Серб снял трубку. Глухой голос произнес:

— На одиннадцати часах медная голова. Ровно в три.

Серб положил трубку, взял мощный полевой бинокль и несколько минут смотрел в окно. Потом улыбнулся, поставил бинокль на стол и налил себе еще кофе.

22 августа 1994 года, 14.35.

Охотник вылез из фургона и направился к подъезду. Он был облачен в комбинезон с надписью „Мослифт“ и нес в одной руке небольшой чемоданчик, а в другой — длинный сверток. Поднявшись на крышу дома, Охотник заблокировал все выходы на крышу из подъездов, затем приступил к делу.

Он развернул сверток. Под полиэтиленом обнаружился зеленый пластиковый контейнер, один конец которого был затянут плотной пленкой. Охотник подсоединил чемоданчик шнуром к разъему контейнера. Затем укрепил на треноге металлическую трубку с окуляром. Глядя в окуляр, он выставил направление и зафиксировал опорные кронштейны треноги. Тянущийся от трубки кабель Охотник подстыковал к разъему на чемоданчике.

Закончив монтаж, Охотник откинул крышку чемодана. Там обнаружился маленький электронный дисплей с клавиатурой. Охотник набрал насколько команд. По дисплею побежали строчки, затем в командной строке высветилось сообщение: „Программа введена. Готовность 0. Время пуска 15 минут“.

Охотник закрыл крышку, отсоединил чемоданчик. Покидая крышу, он закрыл дверь на замок, обломав пассатижами торчащее из замочной скважины ушко ключа. Сев в фургон, он посмотрел на часы и довольно улыбнулся: весь процесс подготовки занял не более пятнадцати минут вместе с подъемом на крышу и возвращением назад.

22 августа 1994 года, 14.55.

Никифоров приехал на очередной доклад к Хладову. Впрочем, никаких новостей не было. Как не было и указаний от Хладова. Хладов молча сидел в тени деревьев за столиком и пил чай с тульским пряником. Никифоров кашлянул и спросил:

— Будут ли какие-нибудь указания, Вадим Николаевич?

— Работайте, Виктор Петрович, работайте, — рассеянно ответил Хладов. Он поставил стакан с чаем на столик и вдруг сказал:

— Какова, на ваш взгляд, отличительная особенность этого места, Виктор Петрович?

И сам ответил:

— До ближайшей точки, откуда можно выстрелить из винтовки по окнам верхнего этажа, — больше километра. Нижний этаж и двор вовсе не просматриваются. Ну что ж, поглядим, что предпримет Охотник. Сейчас наступила его очередь сделать ход.

Никифоров хотел что-то спросить, но не успел. Голова стоявшего напротив них бронзового Дзержинского исчезла в ослепительной вспышке. Грохот взрыва ударил по ушам. Никифоров упал в кусты, закрыв голову руками и нервно ожидая следующего взрыва. Пришел в себя он только от того, что кто-то перевернул его на спину. Это был расторопный сержант. Он тоже был испуган до зеленой бледности, а руки тряслись, как в приступе лихорадки.

— В-вы в порядке, т-товарищ п-полковник? — спросил, заикаясь от пережитого стресса, сержант. У Никифорова звенело в ушах после близкого взрыва и он не расслышал вопрос сержанта, но догадался о его смысле по движению губ и утвердительно кивнул. Поднявшись с земли, он осмотрел себя. Отряхивая землю с костюма, почувствовал боль в левом плече. Морщась, Никифоров снял пиджак и обнаружил вонзившийся в мышцу и торчащий наружу маленький осколок.

Держа под мышкой пиджак, Никифоров подошел к Хладову, возле которого уже хлопотала медсестра. У Хладова был рассечен лоб, но неглубоко: скорее всего, не осколком, а при падении со стула Хладов просто зацепился за сучок. Хладов увидел пятно крови на рукаве белой рубашки Никифорова и сказал медсестре:

— Ну, хватит мне царапину дезинфицировать! Клейте пластырь побыстрей и окажите помощь полковнику!

Медсестра вынула пинцетом осколок из плеча Никифорова, промыла рану перекисью водорода и заклеила пластырем. Когда оказание первой помощи закончилось, Хладов приказал уже пришедшему в себя сержанту:

— Чай — мне, и кофе — полковнику! И лимон не забудь!

— И пятьдесят коньяка! — добавил Никифоров. Ему требовалось снять внутреннюю дрожь. За все время службы с органах госбезопасности он впервые оказался под обстрелом.

Хладов внимательно посмотрел на него и добавил:

— И сто грамм коньяка — полковнику!

Появился начальник охраны. Хладов отрывисто бросил ему:

— Прочесать дома по Шипиловскому проезду. Крыши — в первую очередь. Искать пусковую установку.

Через час пусковой контейнер и устройство наведения уже стояли перед Хладовым.

— Так я и знал, — сказал Хладов. — „Катран-М“. Блок радиоуправления не подключен, значит, запуск был произведен по таймеру. Хотел бы я знать, где Охотник достал эту штуку.

— Вы думаете, что это он? — с сомнением заметил Никифоров.

— Конечно, он! — ответил Хладов. — Любой другой просто решил бы меня убрать. А он просто предупредил.

— Хорошо же предупреждение! — саркастически заметил Никифоров, глядя на обезглавленного Дзержинского. Тот напоминал спешившегося Всадника без головы.

— Для того чтобы покончить с нами, — сказал Хладов, — достаточно было вместо кумулятивной боевой части поставить осколочно-фугасную! И уж целили бы не в статую, а в здание. И ракет пустили бы штуки три, не меньше. Нет, это просто предупреждение о том, что он знает, кто на него охотится. И что он не хочет моей крови потому, что он не работает против меня.

Никифоров слушал и не улавливал логики. А логика была, но понятная только для Хладова. И он был явно не настроен делиться этим пониманием.

— Теперь наш ход! — повернулся Хладов к Никифорову. — Мы должны найти, где он прячется! И — Котов! Не забывайте про Котова!

22 августа 1994 года, 16.05.

А Котов в то время находился в суверенном Азербайджане. Он сидел на даче в Пиршагах, недалеко от Баку. Но совсем не для того, чтобы наслаждаться оздоравливающими водами Каспия, закусывать огромными сладкими персиками прекрасный азербайджанский бренди, по привычке называемый коньяком. Котов работал.

Он находился в командировке, целью которой была координация усилий российских и азербайджанских спецслужб в пресечении незаконного оборота наркотиков. Но в данный момент он занимался более важным делом: вычислял связи Охотника.

Он расписал на листке бумаги возможные контакты Охотника: явки, почтовые ящики, поставщики оружия и так далее. Но все связи замыкались на Охотника. Это были его личные контакты, о которых никто не должен был бы знать. Если Охотник строит свою работу грамотно, то этих людей он подбирал лично. Хотя… поставщики оружия! Как он на них вышел? Впрочем, учитывая всю предыдущую деятельность Охотника, проблема оружия перед ним, скорее всего, никогда не стояла. А документы? Он наверняка использует фальшивые документы. А для этого нужен профессионал, который их изготовит быстро и качественно. Да ведь и его внезапно исчезнувшая подруга наверняка живет сейчас под чужим именем!

Котов задумался. Конечно, надо начинать с Рубинчика. Выяснить, где он сейчас. Проверить его связи. Ведь какие-то дела Охотник с Рубинчиком вел! А если Рубинчик вывел Охотника на изготовителя документов? А связи Рубинчика вычислить можно, ведь Рубинчик достаточно известен если не в криминальном, то в околокриминальном мире!

Котов сделал пару звонков по телефону. Так, машина закрутилась! Пусть ребята землю роют!

И Котов достал из бара бутылку бренди. Критически оценил уровень золотистого напитка в бутылке. И с сожалением отметил, что стал пить больше обычного с тех пор, как взял в разработку Охотника. Ну, ничего! Если с Охотником все получится, то он, Котов, сможет забыть и про Хладова, и про наркомафию, про службу в ФСК и до конца своей жизни наслаждаться покоем в собственной вилле на Гавайях! Впрочем, на хрена ему Америка! Вот он был на Кипре, так ему там очень понравилось! Ну, так пусть будет Кипр!

22 августа 1994 года, 19.30.

Охотник притормозил возле универмага. Рубинчик удивленно посмотрел на него.

— Чего, трусы купить решил, все уже уделал? — раздраженно спросил он у Охотника. Тот усмехнулся и ответил:

— Так, дружка захвачу. Очень полезный дружок!

— Какого дружка! — забеспокоился Яша. — Мы так не договаривались! Эй, ты куда? Ну ты и поц!

Охотник исчез за дверьми универмага, а Яша закурил и от нечего делать принялся созерцать выставленную в витрине игрушку: развеселый „ковбой Мальборо“ курит сигарету, то опуская, то поднимая руку и выпуская изо рта струйки настоящего дыма. Прошло минут двадцать и раздраженный Яша закуривал уже третью сигарету, как вдруг он увидел такое, что переполнило его негодованием до краев, — он даже подавился сигаретным дымом и слюной от возмущения!

В витрине магазина внезапно появились миловидная продавщица, менеджер зала с болтавшейся на лацкане пиджака фирменной карточкой, и… Охотник. Менеджер с продавщицей сняли с витрины игрушечного ковбоя, упаковали его в пакет и вручили Охотнику. Тот что-то сунул им в карманы, пожал руку менеджеру, похлопал продавщицу по бедру и через минуту сел в машину.

— Ты офонарел?! — прошипел, яростно кашляя, Яша. — На хера тебе эта кукла?!

— Какая же это кукла? — удивился Охотник. — Позволь тебе представить моего друга — ковбой Джо! Теперь есть с кем покурить, когда я буду в норе отсиживаться!

— Сколько ты за него выложил? — поинтересовался Яша.

— Двойную цену, — ответствовал Охотник. — Штука баксов, плюс по сотне продавщице и менеджеру зала. А что?

— Ну ты и поц! — вздохнул Рубинчик.

23 августа 1994 года, 11.00.

Как ни странно, но первыми на укрытие Охотника вышли руоповцы. Будучи уверенным в связи Охотника с криминальным миром, следователь РУОП решил проверить: не имеет ли отношения Охотник к взрыву „Тропикаля“. Логика проста: поскольку Охотник, видимо, профессиональный киллер, то надо проверить все случаи работы профессионалов в области терактов. Хотя в управлении ФСК уверяли, что имел место обычный взрыв газа, следователь РУОПа вполне резонно полагал, что это может быть теракт, умело замаскированный под несчастный случай.

Поскольку все уцелевшие работники „Тропикаля“ были уверены, что Рубинчик погиб при взрыве, то эта уверенность способствовала развязыванию языков. Одна из официанток уверенно опознала Охотника как человека, часто приходившего к Рубинчику и имевшему с ним какие-то дела. Более того, она видела его в „Тропикале“ буквально за полчаса до взрыва. Таким образом, версия поменялась на прямо противоположную: не погиб ли Охотник вместе с Рубинчиком и не был ли он его партнером по бизнесу?

Когда 22 августа разбиравшие завалы спасатели добрались до входа в тоннель, руоповцы удостоверились в том, что Рубинчик и Охотник еще пребывают на этом свете. Они бросились проверять места возможного местонахождения беглецов, и тут руоповцам сказочно повезло.

Двое руоповцев под видом грибников проверяли один из подмосковных поселков и находящийся рядом с ним давно остановившийся завод. Завод привлек внимание по простой причине: год назад там накрыли подпольный цех по выпуску фальшивых винно-водочных изделий. Настоящего хозяина установить так и не удалось, но Рубинчик был в числе подозреваемых.

„Грибники“ только приступили к изучению окрестностей завода, как внезапно на дороге, связывающей завод с поселком, появился джип „ниссан-патфайндер“ с московским номером. Джип подъехал к воротам, и оттуда вышел мужчина. Он открыл ворота и проехал на территорию завода. Пока он проделывал эту операцию, „грибники“ сфотографировали его при помощи фотоаппарата с мощным объективом.

Один из „грибников“ остался вести наблюдение, а другой отправился в поселок и связался с Шаболовкой. Поскольку все это происходило около шести часов утра, то к половине десятого снимки уже легли на стол к следователю. А в половине одиннадцатого эксперты дали категорическое заключение, что человек на снимках и на фотографии, переданной из ФСК, является одним и тем же лицом, — то есть Охотником.

К поселку направилась оперативная группа РУОП, но ровно в одиннадцать джип проследовал обратно через поселок и исчез где-то на проселочных дорогах. Поиски не дали результата, — номера на джипе, естественно, оказались принадлежащими совсем другой машине той же марки. Машина принадлежала коммерческому директору одной уважаемой фирмы, который все это время находился в своем московском офисе и даже не подозревал о существовании полуразвалившегося завода в забытом Богом подмосковном поселке.

Однако следователь предполагал, что Охотник там непременно появится снова и поэтому завод был взят под круглосуточное наблюдение. Впрочем, круглосуточно контролировалась только дорога, ведущая из поселка к заводу, и открытое пространство перед воротами. С одной стороны к местами покосившемуся бетонному забору подступал лес, с другой — болото, с третьей находились отстойники. Скрытно держать под наблюдением эти три стороны было сложно, а в ночное время — практически невозможно. Территорию завода не осматривали и не прочесывали из опасения, что в поселке у Охотника может быть информатор, — хотя бы из числа местных алкашей, что целыми днями ошивались возле „опохмелторга“.

Поэтому РУОП ограничился контролем за дорогой. При появлении Охотника уже через двадцать минут территория завода оказалась бы окружена бойцами СОБРа. Оставалось только ждать.

23 августа 1994 года, 15.00.

О том, что РУОП вышел на Охотника, Никифоров узнал от своего информатора на Шаболовке час назад. И сейчас докладывал Хладову полученную информацию. В заключение он сказал:

— К сожалению, руоповцам не удалось проследить, куда направился Охотник, поэтому даже трудно предположить его теперешнее местонахождение.

Хладов нашел на карте указанный поселок, подвигал курвиметром по ниткам дорог, затем повернулся к Никифорову и усмехнулся:

— Ну, как раз это и известно. Он сейчас там, на заводе! Берлога у него там. Непонятно?

И Хладов пояснил:

— Искусство быть невидимым заключается в двух простых рецептах. Во-первых, создавать впечатление, что ты там, где тебя в действительности нет. Во-вторых, убедить всех, что тебя нет и не может быть там, где ты в действительности находишься. Данные заводские руины полностью соответствуют этим двум требованиям. Далее, — зачем Охотник приезжал туда? Руоповские наблюдатели отметили, что джип был прилично загружен: даже на заднем сиденье стояли какие-то коробки. А обратно он уехал пустой. Вывод? Охотник привез воду, продукты и прочие необходимые вещи. Потом он скрытно вернулся и сейчас тихо сидит в каком-нибудь подвале, смотрит видак, жрет, отсыпается и ждет, пока сообщники подготовят ему надежный канал отхода в уютное и укромное местечко. А может, он ожидает сигнала об успешном завершении операции с отправкой оружия Драгичу.

Хладов снова взглянул на карту и спросил:

— Как вы полагаете, Виктор Петрович, какие у нас шансы взять незаметно Охотника под носом у РУОПа?

— Никаких! — вздохнул Никифоров.

Хладов помолчал, потом сказал:

— До завтрашнего вечера подготовьте мне карту местности, где находится этот завод, а также подробный план завода. Не забудьте про коммуникации: подземная Москва уже один раз спасла Охотника!

— Понял, Вадим Николаевич! — ответил Никифоров и осторожно осведомился:

— А какие дальнейшие мероприятия мы будем осуществлять?

Хладов закурил папиросу и ответил вопросом на вопрос:

— А вы помните, Виктор Петрович, кто во время Великой Отечественной войны представлял наибольшую угрозу для партизан?

Никифоров пожал плечами.

— Я, Вадим Николаевич, не занимался историей партизанского движения, но надо полагать, что внедренные агенты абвера и гестапо.

Хладов усмехнулся.

— Нет, Виктор Петрович! Предатели и шпионы являлись бичом подполья. А для партизан… Были такие ребята у немцев, егеря. Так вот, эти егеря устраивали засады на тайных партизанских тропах, уничтожали выставленные партизанами секреты, ликвидировали партизанских командиров и разведчиков. То, что не могли сделать целые дивизии во время войсковых операций, делали несколько парней в камуфляже со снайперскими винтовками и финскими ножами.

Хладов глубоко затянулся папиросным дымом и подытожил, давя в пепельнице окурок папиросы:

— Пришло время егерей! Пора пускать по следу волка другого волка. Пусть Охотником займется другой охотник.

24 августа 1994 года, 23.00.

Достать план завода Никифорову не удалось. Все его хваленая сверхоперативность и таранная настойчивость разбились о стену „расейского“ бардака и бюрократической неразберихи. Пришлось ограничиться сделанным с борта пожарного вертолета аэрофотоснимком, на котором бывший главный инженер завода собственной рукой сделал поясняющие пометки. Сейчас над отмасштабированным отпечатком аэрофотосъемки в кабинете Хладова склонились двое: сам хозяин кабинета и широкоплечий мужчина лет сорока.

Мужчина в настоящее время работал в одном из охранных агентств и в определенных кругах был известен как „Козырь“, специалист по особо щекотливым делам, в которых аргументы делятся в основном по калибру ствола. В миру он жил под именем Козырева Леонида Сергеевича. А Хладов лет десять назад звал его „Охотник-14“.

— Необходимо скрытно проникнуть на объект и ликвидировать скрывающегося там человека, — излагал ситуацию Хладов. — Нюанс в том, что на звуки выстрелов может появиться СОБР. Время выдвижения СОБРа с базы на исходную — не более двадцати минут. Так что отход надо тщательно продумать. Теперь о клиенте. Он наверняка ждет визита. Где конкретно он отлеживается, неизвестно. Вот здесь есть удобное место: вход в коллектор отстойника. Очень удобно для скрытого отхода.

— В подвале он слеп как крот! — возразил Козырь.

— А ты где выбрал бы позицию?

Козырь поморщился и бросил недовольно:

— Давайте конкретнее, Вадим Николаевич! Кто он?

Хладов помолчал, потом поднялся и спросил:

— Чаю хочешь?

Козырь покачал головой.

— Нет, спасибо. Так кто он?

Хладов налил себе чаю в стакан и, помешивая ложечкой сахар, ответил:

— Ты его знаешь. Это Двадцать седьмой.

Козырь поиграл желваками и мрачно ответил:

— Понял. Тогда он обосновался здесь, в двухэтажном здании заводоуправления. Отличный обзор, врасплох застать трудно.

— А если окружат, как отходить? — не согласился Хладов.

— Кто окружит?

— СОБР, например!

Козырь усмехнулся и ответил:

— На первом этаже есть помещение гаража. Не исключено, что Двадцать седьмой туда танк пригнал. На случай прорыва.

— Ну ты загнул! — недовольно отозвался Хладов.

— А что, это вариант! — возразил Козырь. — СОБР не каждый день танковые атаки отражает! Тут главное — внезапность и непредсказуемость! Вы же нас так учили?

— Ладно, пусть будет танк! — махнул рукой Хладов. — Короче, тебе самому на месте сориентироваться надо. Но учти: Двадцать седьмой в отличной форме, хватку не потерял!

— Я тоже! — сообщил Козырь. — Я все понял. Теперь о том, что мне надо. Отходить я буду в лес. Через оцепление СОБРа я проберусь, а вот здесь пусть меня подберет машина. А в этом месте я пересяду на другую машину. Так, с этим все ясно? Далее. Мне нужен стандартный набор для засады на двое-трое суток. Оружие — „Винторез“ с ночной и обычной оптикой. Шуму хотелось бы поменьше, но пара гранат не помешает. И главное — никого не посылайте для контроля или подстраховки!

— Все как положено! — заверил Хладов. — Ты что думаешь, я тут в генеральском кресле от живого дела отвык?

— Тогда порядок! — ответил Козырь, поднимаясь из кресла. — Я готов!

25 августа 1994 года, 10.30.

Лавров и Васильев сидели в машине, мчавшейся по Дмитровскому шоссе. Васильев неторопливо рассказывал о том, что удалось за эти дни накопать РУОПу по Сергею.

— Странная штука получается с этим загадочным киллером. Я, честно говоря, полагал по простоте душевной, что выйдем мы на него через наших информаторов в какой-нибудь ОПГ. А, оказывается, недели две назад один лейтенант из ППС делал проверку личности нашего Сергея: лейтенант уверенно опознал его по фотороботу.

— В связи с чем была проверка? — спросил Лавров.

— Один знакомый журналист дал наводку: ходит тут, дескать, один тип с пистолетом под мышкой. Так вот, действительно этого киллера зовут Сергеем. Кузнецов Сергей Иванович, 1962 года рождения, из Одинцова. До недавнего времени снимал квартиру в поселке Северном. Работает в одном из ЧОПов, оружие зарегистрировано. Биография самая обычная, если не считать того, что абсолютно никаких людей, которые его знали бы и могли что-нибудь рассказать о его прошлом, нам пока найти не удалось. И я думаю, что это не случайно.

Васильев достал записную книжку, раскрыл ее и продолжил:

— Буквально на следующий день в отделение, где служит этот лейтенант, заявился некий полковник из ФСК и заявил, что действия милиции срывают важную операцию, которую проводит их человек из действующего резерва. Речь шла именно о Кузнецове.

— Значит, этот самый Кузнецов выполнял задание ФСК? — спросил Лавров полувопросительно, полуутвердительно.

— Все не так просто, Валерий Иванович! — покачал головой Васильев. — Через четыре дня ночью люди из ФСК расстреливают в Лианозове вооруженного преступника, угнавшего патрульную машину. Причем спустя несколько минут после угона! Что они делали в Лианозове и для чегопрослушивали милицейскую частоту? Но это еще не все! В ту же ночь тот же самый полковник по фамилии Никифоров появился в ОВД „Лианозово“ якобы для того, чтобы уладить этот инцидент. Но дежурный вспомнил, что Никифоров показывал ему фотографию Кузнецова и настойчиво выяснял, когда тот покинул здание ОВД.

— А что Кузнецов делал в здании ОВД среди ночи? — удивился Лавров.

— В том же здании находится ОВД поселка Северный, — пояснил Васильев. — Кузнецов приехал туда на патрульной машине якобы для того, чтобы заявить об угоне принадлежащего ему мотоцикла. Но никакого заявления он не оставлял, а вскоре уехал на машине участкового инспектора. Причем поехал он не обратно в поселок Северный, а вышел возле платформы Лианозово. С тех пор его больше никто не видел.

Васильев замолчал. Лавров потер лоб и сказал:

— Не могу понять, зачем Никифоров искал в ОВД Кузнецова?

— Это еще не все! — откликнулся Васильев. — Впрочем, сейчас сами всё увидите!

Машина въехала в поселок Северный и остановилась возле дома, где снимал квартиру Кузнецов. Васильев открыл дверь ключом и пропустил вперед Лаврова.

— Квартирная хозяйка сейчас лежит в больнице с нервным срывом, — пояснил Васильев, поднимаясь по лестнице. Он открыл дверь в квартиру Кузнецова.

— Ее доставили в больницу в почти невменяемом состоянии, — продолжал Васильев. — Несчастная женщина уверяла, что видела в этой комнате на полу тяжело раненного человека, истекавшего кровью. А приехавший буквально через двадцать минут врач скорой помощи заверил, что в квартире не было не только раненого, но и ни малейших следов крови!

— Значит, она действительно… — Лавров покрутил пальцем у виска.

— Как сказать. Смотрите сами! — ответил Васильев и отодвинул штору на окне. На стене за шторой обнаружилось отверстие в стене.

— Отсюда мы извлекли пулю, — пояснил Васильев. — Девять миллиметров. Эксперты обнаружили на ковре и на полу следы специального состава, которым, видимо, удаляли пятна крови. Более того, аналогичные следы обнаружены и в спальне. Расположение пятен от состава указывает, что тел было как минимум два. Что скажете?

Лавров пожал плечами и ответил:

— Скажу, что, похоже, у Кузнецова обнаружились настолько глубокие разногласия со своей родной конторой, что он решил скрыться от начальства в лице загадочного полковника Никифорова. Скорее всего, он по заданию начальства ликвидировал двоих неизвестных у себя на квартире. И, полагая, что следующая очередь может быть его, предусмотрительно скрылся.

— Возможно, — согласился Васильев. — Нам еще не ясен смысл действий таинственного полковника, но факт конфликта Кузнецова с его начальством налицо! Кстати, этот самый журналист, что подставил Кузнецова милиции, примерно неделю назад бесследно исчез.

— А как фамилия журналиста? — спросил Лавров.

— Шаров, Андрей Шаров! — ответил Васильев. — Вам она что-нибудь говорит?

— Нет! — отрицательно покачал головой Лавров. Но у него в голове беспокойный червячок сомнения уже ворошил пласты памяти. Потому что Лавров уже определенно встречал где-то эту фамилию. Но никак не мог вспомнить — где, когда и в связи с чем. Впрочем, бог с ним, с этим журналистом! Когда понадобится, Лавров обязательно вспомнит это — где, когда и в связи с чем. А вот этот полковник…

— А как вы намерены разрабатывать этого… полковника Никифорова? — спросил Лавров.

— Пока, думаю, надо пригласить его на дружескую беседу! — ответил Васильев. — Хотя бы на завтра. Посмотрим, что он скажет!

26 августа 1994 года, 9.30.

Никифоров сидел у себя в кабинете и пил кофе с коньяком. Это было не то что нетипично для него, а просто из ряда вон выходящим событием! С утра — коньяк! Уму непостижимо!

Объяснение такому вопиющему нарушению режима было простое: вчера вечером Никифорову позвонил следователь из РУОП и попросил о встрече. „Для выяснения некоторых смежных вопросов“, как неопределенно выразился тот.

Какие смежные вопросы? Они узнали, что Охотник — бывший сотрудник КГБ. А на него, Никифорова, вышли потому, что он тогда засветился в ментовке! Если так, то пока все под контролем. Хладов, во всяком случае, не проявил никакого волнения и дал санкцию на встречу. Но Никифоров спинным мозгом чувствовал, что встреча не ограничится простой беседой. Что в РУОПе знают что-то такое, чего не знают ни он, ни Хладов! И это явно связано с Охотником!

А может, это просто паника? Что они там могут знать, в конце концов? Хотя, если они знают все о развязанной Хладовым охоте, то и этого вполне достаточно!

Никифоров допил кофе. Вместе с последним глотком созрело решение. Да, пожалуй, настало время сделать шаг в сторону! Как гласит народная мудрость: увидел пьяного — отойди!

21 августа 1994 года, 9.05.

Никифоров терпеть не мог рыбную ловлю. Что может быть нелепее тупого ожидания подергивания поплавка, нанизывания тощей полудохлой плотвы на кукан и теплой водки под бутерброд с колбасой!

Тем не менее он уже с шести часов утра терпеливо сидел с удочкой на берегу подмосковного озера и изредка поглядывал на поплавок. Впрочем, гораздо чаще он смотрел в сторону пожилого мужчины в брезентовой куртке и широкополой шляпе, в которой кубинские крестьяне выходят на рубку сахарного тростника. Как говорили, шляпа была подарена самим Фиделем Кастро.

Мужчина повернулся к Никифорову и негромко спросил:

— Как у тебя, Виктор?

— По нулям, Николай Иванович! — без всякого сожаления отозвался Никифоров.

— И у меня! — вздохнул Николай Иванович. Он поднялся и позвал:

— Дима!

Из-за кустов появился молодой человек в джинсовой куртке. Николай Иванович сказал ему:

— Погляди за нашей снастью. Хоть и не задалась наша утренняя зорька, да всякое бывает. А мы с полковником позавтракаем!

Николай Иванович и Никифоров отошли метров за двадцать на небольшую полянку, где уже был накрыт походный столик и стояли два раскладных стула. Рыбаки приняли по маленькой, не торопясь закусили малосольными огурчиками и ветчинкой.

Николай Иванович прожевал ветчину и снова налил водки из запотевшей бутылки в маленькие стопочки. Подмигнул Никифорову и сказал:

— Как говорится, между первой и второй пуля пролететь не должна!

Они снова выпили, закусили. Николай Иванович, нанизывая на вилку аппетитный янтарный кусочек семги, произнес, не глядя на Никифорова:

— Что молчишь, Виктор? Выкладывай, что на душе залегло. Или не за тем приехал?

— За тем, Николай Иванович, за тем! — вздохнул Никифоров и начал обстоятельный рассказ про охоту на Охотника.

Николай Иванович выслушал его не перебивая и не глядя в глаза. Когда Никифоров закончил, он налил еще по одной и спросил:

— Одного не пойму. Если этот Охотник вышел из-под контроля, если слишком много знает, — почему его сразу не погасить, — тихо, интеллигентно?

И выпил. Никифоров тоже с отвращением заглотил горькую жидкость.

— В этом все дело! — проговорил он, морщась и нашаривая вилкой неподатливый склизкий масленок. — Хладов предпочитает держать меня в неведении. Но, насколько я понимаю, Охотник — это бывший кадр Хладова, который с некоторого времени повел двойную игру. Хладову необходимо было выявить его контакты. Вот почему прямое указание на ликвидацию Охотника было получено только после выхода на Котова.

— А пить ты, Виктор, так и не научился! — с улыбкой заметил Николай Иванович. — Ну кто же так водку пьет! Пить надо не морщась и сразу не закусывая! А ты одним глазом в рюмку смотришь, а другим огурец ищешь! Ну да ладно, водку пить — дело нехитрое! А вот ваш Котов… Ты ведь сам сказал, что и Охотник не горит желанием с Котовым увидеться. Что-то не связывается, вот в чем дело!

— Я и надеялся, Николай Иванович, что вы поможете концы связать! — ответил Никифоров.

— Не темни, Виктор! — прищурился Николай Иванович. — Ты ведь не советоваться пришел, а прикрыться решил! Дело-то паленым запахло! РУОП на плечах повис, Хладов свою игру играет, Котов этот тоже партию выстраивает! А ты вроде болвана в польском преферансе! И боишься ты крайним оказаться, когда кто-нибудь всю эту механику наружу вытащит! И правильно боишься! Сам посуди: ни Хладова, ни Котова, ни даже этого вашего Охотника просчитать не можешь! Где твоя хватка, Виктор? На звездочки ты ее обменял, что ли?

— Вот и хочу я узнать у вас, Николай Иванович, кто такой Хладов и кто за ним стоит! — ответил Никифоров. — Сколько его знаю, а все он для меня — человек-загадка!

Николай Иванович усмехнулся. Он достал из кармана белоснежный носовой платок и задумчиво стал им полировать золотую печатку на безымянном пальце левой руки. Никифоров помнил эту печатку столько, сколько знал Николая Ивановича. Когда тот в свое время ходил на доклад к высокому начальству, славившемуся аскетическими нравами, то предварительно поворачивал печатку так, чтобы она выглядела как обручальное кольцо.

Николай Иванович спрятал платок и сказал:

— Загадка, говоришь? Ну, Котова этого я не знаю. Из молодых, из ранних. Может, кто его из больших людей вверх толкает, а он с ним за это расплачивается. А может, он из тех, кто честь офицерскую на доллары бандитские променял и работает на кого-нибудь из отечественных ОПГ, — тут не могу сказать! А вот Хладов…

Николай Иванович закурил тонкую длинную сигаретину „Dunhill“ и продолжил:

— Хладова я помню по концу семидесятых, когда он еще в майорах ходил. Знаешь, всегда в конторе были такие люди, которые отчитываться ходили непосредственно в ЦК. Не в силу своего положения, а в силу задач особого рода, которые они решали согласно указаниям, полученным, опять-таки, в ЦК. Они стояли выше обычных интриг и бюрократических перемещений. Вот одним из таких „неприкасаемых“ и был Хладов. Хладов выполнял какие-то задания за границей, но не по линии ПГУ. Потом, в восьмидесятых, уже в Афганистане, я непосредственно столкнулся с Хладовым и познакомился с ним поближе. Там я и узнал, что Хладов руководит специальным подразделением „Охотник“, выполнявшим задания особого рода. В Афганистане его люди в основном занимались отстрелом полевых командиров у „духов“, ликвидацией караванов и небольших боевых групп. Хладов имел своих собственных осведомителей в среде афганских моджахедов. Впрочем, тогда все подразделения спецназа так работали: свою агентуру имели и наши „каскадовцы“, и „зенитовцы“, и ГРУ. Кроме того, люди Хладова участвовали и совместных с армией больших операциях. А что за задания он выполнял…

Николай Иванович вдруг рассмеялся и пояснил:

— Помню, однажды Хладов отправлял транспортным самолетом груз из Баграма. В числе прочего — два новеньких американских джипа, на которых „духи“ перевозили свои грузы по пустыне. Машины были точно с конвейера — ни царапинки. Надо полагать, специально Хладов отправил снайперов на перехват каравана, дабы порадовать московских начальников иномаркой! Это сейчас на этих иномарках торгаши да бандюги разъезжают, а тогда новая иномарка была символом! Символом причастности к эшелонам власти! Да, времена… Ну так вот. И были там еще какие-то коробки, а что в них — один Хладов знал. Может, радиоэлектроника заграничная, а может, и что посерьезнее — валюта, золото, наркотики. Улавливаешь?

Никифоров задумчиво потер лоб и сказал:

— Официальная сфера профессиональных интересов Котова — координация усилий спецслужб по пресечению контрабанды наркотиков. Возможно, Котов разрабатывает связи Хладова с наркобизнесом. Ведь не исключено, что Хладов в Афганистане мог завязать такие связи? А Охотник как раз в то время служил в Афганистане под командованием Хладова. Тогда ясна противоречивая позиция Хладова по отношению к Охотнику. Для него Охотник — просто приманка. Он ждал, кто заинтересуется Охотником. Заинтересовался Котов. И Хладов тут же дает указание о ликвидации Охотника, а сам переключается на Котова. Нет?

— Есть тут некоторая натяжка, Виктор, — задумчиво ответил Николай Иванович. — И ты это сам чувствуешь! Просчитать Хладова трудно, поскольку он привык к инициативе, всю жизнь играет сольные партии. Вот только от каждого его пальца тянется нить, уходящая вверх, в темноту. Все его сольные партии написаны не им. Хладов — просто музыкант. А где сидят композиторы? Ты к ним вхож?

— Вы к ним вхожи, Николай Иванович! — заметил Никифоров.

Николай Иванович рассмеялся и похлопал Никифорова по плечу.

— Эх, Виктор, дорогой мой! В мире политических симфоний авторство не только не афишируется, но и тщательно скрывается! Тут на обложках сочинений всегда ставят имя какого-нибудь господина Козла Отпущения! Вот только гонорары авторы предпочитают получать сами. А думаешь, так легко узнать, кто рассчитывает получить жирный куш от всей этой возни в треугольнике Хладов — Котов — Охотник? Тем более, что вы тут столько осиных гнезд разворошили! РУОП уже вовсю пашет, того гляди, Генеральная прокуратура подключится!

Николай Иванович налил еще по стопке и сказал:

— Но ты не переживай! Что там в действительности у Котова и Хладова с этим Охотником произошло, мы вряд ли узнаем. А вот то, что раз эта история выплыла наружу, теперь каждый ее в выгодную для себя сторону поворотить захочет, — это уж наверняка! Опять морщишься?

И Николай Иванович шутливо погрозил Никифорову пальцем. Тот виновато развел руками — ну не может он водку не морщась кушать! Не дано!

— Значит, так! — сказал Николай Иванович, жуя сочный ростбиф, придавленный листками салата. — Повторю основные моменты, чтобы уяснить для себя, а ты меня поправь, если что не так. Охотник продает оружие, — это доказано. Охотник кинул нашу доморощенную мафию на крупную сумму. Котов упорно ищет Охотника. Хладов стремится пресечь их контакт, а заодно стремится нейтрализовать Охотника и ведет активную разработку Котова. Взрыв ресторана, скорее всего, дело рук Хладова, но этого никто не знает наверняка, кроме исполнителя. И, наконец, на вас с Хладовым было совершено покушение с применением высокоточного оружия. Все так?

Никифоров утвердительно кивнул.

— Ты можешь хоть предполагать, кого Хладов послал взрывать ресторан?

— Почти уверен, что именно его я тогда и видел! — ответил Никифоров, вспомнив невзрачного типа в хладовской приемной.

— Хорошо, составь его тщательное описание и фоторобот! — велел Николай Иванович. — Нам этого парня обязательно найти надо. Он сейчас для тебя важнее, чем Котов и Охотник вместе взятые. Понял, о чем речь?

Никифоров был уверен, что понял, но сделал паузу, вопросительно глядя на Николая Ивановича. Тот, подняв палец, назидательно произнес:

— Что там Хладов с Котовым затеяли — дело десятое. Главное, что начальству доложить! Звезды тем на плечи падают, кто красиво доложить умеет, а не истину раскапывает! За истину, как правило, не звезду на плечи, а пулю в лоб получают! Кстати, как ты думаешь, Хладов успеет с этим Охотником разделаться раньше, чем тот попадет в лапы РУОПа?

Никифоров скептически поджал уголки рта.

— Еще пару недель назад я ответил бы на этот вопрос утвердительно. А теперь… Не знаю, может ли кто с этим парнем справиться вообще!

27 августа 1994 года, 17.30.

Козырь вторые сутки находился на огневой позиции. Он без особых проблем проник на территорию завода и обследовал ее. Как он и ожидал, из подземных коммуникаций, через которые можно было осуществить скрытый отход, наличествовал тоннель сброса технической воды в отстойники. Выход в отстойники и вход в тоннель были аккуратно заминированы, и Козырь не стал туда лезть. Тем более что тоннель был довольно точно отображен на плане пунктирной линией. Единственное расхождение с аэрофотоснимком Козырь обнаружил, изучая с крыши цеха территорию завода.

Будка рядом с проходной, предназначенная для охранника, оказалась передвинута ближе к двухэтажному зданию заводоуправления. Передвинули ее явно недавно: на асфальте виднелись следы от опорных рельсов. Присмотревшись, Козырь обнаружил и ручную лебедку: именно при помощи ее кто-то сдвинул будку от ворот в глубь двора. Кто и зачем мог это сделать?

Козырь не пожалел времени для всестороннего осмотра будки. Он обнаружил, что будка теперь расположена так, что для наблюдателя за пределами территории завода через проем ворот теперь видна лишь торцевая часть будки с окном. Окно было заложено стальным листом с амбарным замком на перекладине. Однако Козырь заметил, что под перекладиной сделаны узкие щели, вполне позволяющие как вести обзор, так и стрелять в случае необходимости.

Территория завода давно была обесточена, однако Козырь углядел переброшенный со столба к будке провод. Похоже, Охотник обосновался именно там! Громоздящиеся во дворе кучи ржавого металлолома и битые бетонные блоки вроде бы раскиданы в беспорядке, однако под их защитой вполне можно было незаметно перебраться из будки в здание заводоуправления и обратно.

Впрочем, для себя Козырь нашел местечко под крышей недостроенного цеха, откуда вход в будку все-таки просматривался. Конечно, вход в цех и лестница, ведущая на второй этаж, тоже оказались заминированы. Но Козырь вовремя обнаружил ловушку и взобрался наверх по железобетонной колонне. Несколько бетонных плит, лежащих на стальных балках, образовывали прекрасную площадку под самой крышей цеха. Козырь удобно устроился сбоку от стальной опоры, подпиравшей фермы крыши, и взял на прицел вход в будку. Отсюда в приоткрытую дверь будки был виден краешек экрана работавшего телевизора.

Вскоре появился и Охотник. Он быстро прошмыгнул в дверь по проходу, ведущему в здание заводоуправления, но Козырь успел заметить в его руках маленький электрический чайник. Отлично, клиент на месте. Осталось только ждать, когда он снова покажется в прицеле. А уж ждать Козырь умел!

Козырь видел, как через приоткрытую дверь периодически выпархивал выдыхаемый сигаретный дым, и это вселяло в него спокойную уверенность: он знает, где клиент, практически видит его, а это — главное!

Когда-то он знал этого клиента. Звали его тогда в отряде просто Двадцать седьмой. А между собой он откликался на Серегу. Н-да, не нашла тебя пуля душмана в Афгане, Серега. А зря! Погиб бы героем! А сейчас получишь пулю из „Винтореза“ и сгниешь в этой сраной будке. Впрочем, Хладов велел принести Серегин палец, — лишняя возня, конечно, ну да вполне понятно! Хладов — мужик основательный, он всегда хочет быть уверен до конца. Потому и при власти, и при деньгах!

Старый стал Козырь, расслабился! Потому, когда услышал вдруг шорох за спиной, то просто повернул голову. Надо было сразу вправо с перекатом уйти, может, и получилось бы! А сейчас он просто лежал, сворачивая шею, и смотрел на стоящего позади Серегу. Обошел, гад! Через крышу прошел, по фермам! А кто же там тогда курит, в будке-то? И как он выбрался незаметно? Ведь вокруг заводоуправления голо все, он бы заметил! Не зря Серега будку двигал, видать, теперь под ней люк какой-нибудь забытой всеми ливневой канализации, — через нее и прошел! Ах, Двадцать седьмой, ну молодец! Вот только чего он с фермы не стрелял, пока он, Козырь, кверху жопой лежал? Идеальная мишень! Стоит, гад, с „Кипарисом“, а глушак в пол смотрит. Может, шанс дает?! А что, Серега ведь всегда был с прибабахом!

Козырь почти угадал. Действительно, под будкой располагался люк. Только вел он в тоннель аварийного сброса сточных вод. Когда отстойники переполнялись, завод через эту трубу сбрасывал сточные воды в болото — тихо, пристойно и без всякого загрязнения подконтрольных санэпидстанции окружающих водоемов! Через него Охотник и выбрался, чтобы зайти в тыл Козырю, оставив „ковбоя Джо“ ставить в буквальном смысле слова дымовую завесу.

— Здорово, Серега! — прохрипел Козырь. Он стал было незаметно подтягивать ногу, но это движение не укрылось от Сергея. Ствол „Кипариса“ дрогнул, и Козырь замер.

— Здоров, Леня! — ответил Охотник, настороженно наблюдая за Козырем. Так кот, сидящий на заборе, наблюдает за дворовыми пацанами: а ну как булыжником кинут?

— Вот и свиделись! — продолжал Козырь, продумывая свой рывок. — Вот уж не думал, не гадал…

— А я вот ждал! — усмехнулся Охотник. — Я знал, что Хладов тебя пошлет. Ты ведь у нас лучший был! С тех пор, конечно, как Вовка Красильников ласты склеил. Так что Хладов должен был тебя прислать. Это хорошо! Я давно хотел тебя спросить, просто любопытство замучало! В девяносто третьем… это ты альфовца у Белого дома снял?

— Ага! — ответил Козырь. Он уже продумал свои действия и почти успокоился. Да зеленый еще Серега с ним тягаться! Вот Вовка — тот бы смог! Ща уделаю тебя, погоди момент!

И сказал вслух, готовясь к прыжку:

— Классный выстрел, да? В щель между бронежилетом и „Сферой“, с пятисот метров, — прикинь!

Все, пора! И Козырь попросил:

— Ты дашь мне шанс, Серега?

Но не стал ждать ответа, а сделал поворот с перекатом и успел выпустить три пули, запевшие свою песню разочарования, рикошетируя от стальных ферм. И удивился, увидев, как Сергей встает с пыльного бетона и идет к нему.

Не попал?! Ах, сука!

Козырь хотел поднять „Винторез“, но не смог: руки не повиновались. А в груди стала нарастать боль, — как будто воткнулась стальная колонна и медленно наваливается своей многотонной тяжестью. Боль нарастала, и когда она стала невыносимой, Козырь захотел крикнуть, но не смог. Он умер.

Охотник подошел к Козырю, поднял „Винторез“. Расстегнул на Козыре камуфляж: на черной майке расплылись два темных пятна — на правом плече и на груди. Обыскал покойника, — так, для проформы. Что может быть в карманах у снайпера, вышедшего на позицию?

Он сбросил тело вниз. Козырю и после смерти предстоит выполнить еще одно задание — создать ложный след и помочь своему бывшему сослуживцу выиграть время.

21 августа 1994 года, 20.20.

Лавров и Васильев сидели в машине возле завода, на котором почти три часа назад разыгралась схватка между бывшими сослуживцами из бывшего спецподразделения бывшего КГБ „Охотник“. Накрапывал мелкий дождь, от развороченных обломков деревянной будки валил противный сизый дым. Воняло паленой фанерой и пластмассой. На территории работала следственная бригада РУОП.

— Ну что, Петя, что-нибудь прояснилось? — спросил Васильев подошедшего мужчину, одетого в кожаный плащ и кожаную кепку.

— Обгоревший труп, пистолет „ИЖ-71“ и пистолет-пулемет „Кипарис“, — ответил кожаный Петя, залезая в машину. — И погодка, блин, как по заказу! Теперь на всю ночь зарядит, зараза! Да, на территории обнаружили несколько взрывчатых устройств. В основном — просто примотаны к балкам и кускам арматуры гранаты „Ф-1“ с закрепленной на предохранительной чеке проволокой. Я там на карте отметил, в каких местах. Сейчас вызвали саперов с миноискателями, они все тщательнее проверят.

— А что говорят эксперты?

— Видимо, взрыв газового баллона. Труп прилично обгорел, лицо изуродовано, но зубы остались, так что есть материал для работы. С оружием баллистики поработают, но, судя по всему, это тот парень, которого мы ждали!

— А как же он сюда прошел незаметно? — спросил Васильев.

— А хоть бы через лес, или со стороны отстойников! — ответил Петя. — Мы же только дорогу под наблюдением держали. А он осторожный оказался! Вон, мин еще понаставил.

— Спасибо, Петя. Давай там, руководи, — сказал Васильев. — А нам с полковником пора.

Петя вылез из машины и отправился к дымящимся обломкам. Васильев завел мотор и сказал Лаврову:

— Когда вы к себе домой собираетесь, Валерий Иванович?

— Завтра, — ответил Лавров. — Завтра с утра. А то засиделся я здесь, не своим делом занимаясь! Вам я, так понимаю, больше не нужен, так что — пора домой! А вам здесь копать и копать, — сдается мне, что этот парень вам еще хлопот подбросит!

— Ничего, теперь не мне одному кашу расхлебывать! — усмехнулся Васильев. — Я еще не успел вам сказать. Так вот: дела об убийстве Акбара, о перестрелке на Таганке и о взрыве ресторана „Тропикаль“ объединены в одном производстве и переданы в Генеральную прокуратуру. Создана объединенная следственная группа с представителями от ФСК, МВД и прокуратуры. Да и этот труп туда же перекочует! Так что теперь мы совместными усилиями это дело раскопаем! Или закопаем.

— Скорее, что закопаете, — проворчал Лавров. — Для того и объединили. А вы что думаете?

— Поживем — увидим! — ответил Васильев.

„Ну и ладно!“ — подумал Лавров. Он уже устал от всех перипетий этого дела. Хотелось вернуться к своей провинциальной обыденности. Завтра с утречка он к ней и вернется!

29 августа 1994 года, 9.30.

Лавров пришел на службу рано. Надо было просмотреть дела, накопившиеся за время его отсутствия, заслушать доклады подчиненных. Дежурный радостно приветствовал его и сказал:

— Товарищ полковник, вас давно Бондарь повидать хочет!

Лавров за последними событиями совсем забыл о том, что отправил на небольшой принудительный отдых Сеню Бондаря. Он чертыхнулся и отправился проведать Сеню.

Сеня расположился очень даже неплохо. В камере стоял телевизор, лежали газеты и журналы. На столике лежали продукты явно неказенного происхождения, а Сеня валялся на койке, лениво жевал банан и читал „Спорт-экспресс“. Увидев Лаврова, он явно обрадовался и сказал, потягиваясь:

— Здоров, начальник!

— И тебе не хворать! — буркнул Лавров.

— Присаживайся, будь как дома! — заржал Бондарь и протянул Лаврову пачку „Camel“. — Угощайтесь, гражданин начальник!

Лавров проигнорировал протянутую пачку и достал свои.

— Ты сияешь, как импотент, у которого вдруг появилась эрекция! — заметил Лавров, закуривая „Яву“. — Можно узнать причину острого приступа жизнерадостности?

— Да я за вас радуюсь, гражданин начальник! — расплылся в улыбке Бондарь. — Мы здесь тоже прессу читаем, за новостями следим! Поздравляю вас от души с поимкой опасного убийцы!

Увидев недоумение в глазах Лаврова, Бондарь рассмеялся:

— Да нешто вы думаете, что я издеваюсь, или еще чего? Да я рад, что вы наконец этого отморозка взяли!

Бондарь поворошил пачку газет и вытащил одно центральное молодежное издание. На первой странице большими буквами шел заголовок: „Второй Архангельский“. Под заголовком имелась фотография, на которой Лавров узнал здание пансионата „Ориган“. Лавров взял газету и пробежал глазами по тексту.

Статья представляла собой довольно точное изложение событий в „Оригане“ в ночь с седьмого на восьмое августа. Про лже-Архангельского и его очаровательную спутницу, про убийство Акбара и похищенные Рустамом Карамовым деньги. Про перестрелку на Таганке, гибель Рустама Карамова и уголовного авторитета Гири. Завершалась статья интригующим абзацем: „Куда делся миллион похищенных долларов? Про это знает только один человек. Тот, который с тяжелым ранением лежит в одной из тюремных больниц под круглосуточной охраной! Тот, который так дерзко выдал себя за звезду эстрады Сашу Архангельского. Чье настоящее имя неизвестно, так же, впрочем, как и его прошлое. Пока неизвестно“.

Статья была подписана инициалами „Ш.Ш“. Внизу мелким шрифтом шел комментарий редакции: „В связи с тем, что наш журналист продолжает вести расследование дела загадочного киллера и исчезнувшего миллиона, редакция пока не может раскрыть его имени“.

Лавров был поражен. Либо кто-то организовал утечку информации, либо безрассудно пытливый журналист сумел накопать столь конфиденциальную информацию, собрав факты по крупицам. И тут вдруг Лавров вспомнил…

— Слушай, а ведь у тебя в ту ночь был один журналист в гостях, так? Не он ли этот подпольный автор?

— Андрюха? — удивился Бондарь и вдруг хлопнул себя по лбу. — Ну, конечно! Андрюха — парень настырный! Он может!

Лавров вспомнил. Ну, конечно, он видел в списке гостей Бондаря имя, которое ему назвал Васильев. Андрей Шаров. Этот парень раньше всех вышел на Кузнецова. Одно не ясно: с чего взял этот хорошо осведомленный журналист, что Кузнецов уже задержан и содержится в одной из тюремных больниц?

Вчера Лавров вышел из электрички на пару остановок раньше и заехал на дачу к старому приятелю: попариться в баньке да выпить чудной домашней наливочки. Неужели за сутки РУОП успел выйти на след Кузнецова и задержать его?

Лавров встал и направился к выходу. Бондарь окликнул его:

— Начальник, пора бы мне выходить отсюда! А то нагрянут журналисты, то да се…

— Можешь проваливать! — махнул рукой Лавров. Бондарь радостно заскрипел койкой. И Лавров мстительно добавил:

— Под подписку о невыезде!

29 августа 1994 года, 10.00.

Не успел Лавров войти в кабинет, как услышал телефонный звонок. Он снял трубку и услышал голос Васильева:

— Доброе утро, Валерий Иванович! Читали прессу?

— Читал! — отозвался Лавров. — Ну что, взяли его наконец? Поздравляю! И как вы успели — не понимаю!

— И я ничего не понимаю! — ответил Васильев. — В общем, Валерий Иванович, такие дела! Зам генерального прокурора с утра уже имел беседу с вашим начальством. Вас решено включить в состав следственной бригады! Алло, вы меня слышите?

— Слышу, слышу, — отозвался Лавров. — Вас понял!

— Ну и отлично! Тогда выезжайте побыстрее, тогда и поговорим. Всего хорошего, Валерий Иванович!

Лавров бросил трубку. Он ничего не мог понять. Ясно было только одно: дело вышло на самый высокий уровень. Но почему? Не из-за миллиона долларов, в конце концов! Деньги, конечно, большие, что и говорить. Но Лавров чувствовал: открылись какие-то новые обстоятельства и дело вышло за рамки чисто криминальной разборки и сведения счетов.

29 августа 1994 года, 11.00.

Уже почти две недели жила Татьяна у вдовы Алика Эшбы Марии. Большую часть имевшихся у нее денег она сразу отдала Марии, невзирая на ее возражения.

— Алик был другом моего мужа! — категорически заявила Татьяна. — Если бы он здесь был, он так бы поступил! Тебе же детей кормить!

Потом пришел молчаливый и озабоченный брат Алика, Жора: забота о вдове брата и его детях легла теперь на его плечи. А еще осталась сестра в разоренной войной и блокадой Абхазии. Татьяна попыталась выяснить у него, куда собирался переправить ее Алик, но Жора только разводил руками: он не был в курсе дел брата. И Татьяна не знала, что делать. Ей казалось, что оставаться дальше в доме Марии очень опасно, но покинуть дом — где же Сергей будет ее искать?

Она могла бы воспользоваться телефоном пейджерной сети, который дал ей для связи Сергей, но не знала, можно ли сделать это по междугородней связи. Да и насколько это безопасно? Ведь тот тип возле гостиницы за ней следил. Он или его сообщники похитили ее сумочку и паспорт. Хорошо еще, что деньги и ее подлинный паспорт остались при ней!

Так шел день за днем, а Татьяна так и не могла найти выход из положения. Но она понимала, что так не может долго продолжаться и решение придется принять.Но она не ожидала, что именно сегодня ей придется принять решение.

Она просто включила телевизор. Просто хотела посидеть, глядя в экран на бесконечное, словно верблюжья жвачка, действо очередного мыльного сериала. И попала на программу „Вести“.

Она рассеяно слушала очередной репортаж о ставших уже привычными криминальных разборках. Впечатляла только сумма пропавших денег — миллион долларов. И только увидев какое-то знакомое здание на экране, она вдруг поняла: речь идет о Сергее. Об их поездке в этот пансионат под видом эстрадной звезды и его подружки! Потом кадры пансионата сменились изображением какого-то здания с решетками на окнах и голос диктора произнес, что именно в этой больнице, возможно, и находится человек, выдававший себя за Сашу Архангельского. Именно он подозревается в убийстве уголовных авторитетов Акбара и Гири.

Неужели его схватили? Он ранен? А она сидит здесь, вдали от него, и ничем не может ему помочь! Возможно, он там сейчас умирает и она больше никогда не увидит его нежного взгляда, не ощутит прикосновения его сильных и ласковых рук, не задохнется в волне счастья и экстаза, которые испытывала только с ним!

Жизнь мгновенно потеряла смысл в ее глазах. Зачем ей жизнь, если в ней не будет Сергея?

Накатила волна отчаяния. Тяжелая, мутная, страшная. Она ударила тьмой и звоном в ушах. Когда Татьяна вновь стала ощущать себя, она поняла, что этот захлебывающийся стон — ее. Что она лежит на полу и колотится головой о ковер, а перепуганная Мария, причитая, пытается ее удержать.

Потом прибежал Жора и перенес ее на кровать. Ей дали нюхать нашатырь, принесли разбавленного водой вина. Сознание потихоньку начало проясняться. Вернулась способность рассуждать. Татьяна приняла решение.

Да, она должна быть рядом с Сергеем. Помочь ему бежать, если удастся. А если не удастся? Нет, она сделает все, чтобы ему помочь! Она по камушку, по кирпичику тюрьму разберет! Она — сможет! Она — сильная! Она — умная! Так всегда говорил Сергей, а Сергей никогда не ошибается!

29 августа 1994 года, 13.30.

Хладов был раздражен и раздражения не скрывал:

— Вы выяснили личность загадочного автора этой статьи?

— Я собираюсь сделать это через нашего человека в РУОПе, — ответил Никифоров. — Вполне возможно, что именно из РУОПа организовали утечку информации. Кроме того, надо понять, что здесь правда, а что — выдумка. Например, совершенно непонятно, зачем нужно было маскироваться под столь известную личность, как Архангельский. Его все знают в лицо, и у него масса знакомых.

— Как раз это и понятно! — проворчал Хладов. — Все видят Архангельского на сцене, в лучшем случае — на артистических тусовках. То есть когда он следует определенному образу, играет роль. А это сымитировать проще всего. Непонятно, зачем он потащил с собой эту бабу! Охотник — одиночка, он всегда работает один. Для отвлечения внимания? А что, — если партнерша достаточно эффектна, то все бабы будут пялиться на платье, а мужики — на то, что под платьем. А Охотник тем временем делает свои дела! А что? Операция задумана нагло, авантюрно, против правил, зато нетривиально! Потому и удалась! И если он действительно умыкнул такую кучу деньжищ, то вполне понятны и его возня с сербами, и происхождение той злополучной ракеты, — думаю, что у него еще не одна такая имеется!

— А зачем ему сербы-то нужны? — спросил Никифоров.

— А это, Виктор Петрович, я у вас должен спросить! — парировал Хладов. — Ведь вы лично держите контакт с Самойловым. Он же там вместе со своим американским другом охотится за этим сербом, как будто это новый Гаврила Принцип! Как там у них дела?

— Серб внезапно появился в гостинице, расплатился по счету и убыл в солнечную Грецию. Где он был двое суток, Самойлов не знает.

— Где был, где был! — усмехнулся Хладов. — Небось снял квартиру на Шипиловском и смотрел оттуда, как Охотник сшибает ракетой голову бронзовому Дзержинскому! Охотник ему обещал демонстрацию? Вот и извольте! Хорошо еще, что он не обещал сербу продемонстрировать наши обгорелые трупы. Кстати, об обгорелых трупах, — эксперты уже выдали какое-нибудь заключение?

— Из „Кипариса“ стреляли на Таганке, — сообщил Никифоров. — „ИЖ-71“ приспособлен для стрельбы с глушителем. А вот пуля, найденная в поселке Северном, сильно деформирована и для идентификации непригодна, а гильзу подобрали наши „дворники“ во время эвакуации. С телом вообще глухо, при такой степени обугливания вряд ли его можно опознать иначе как по зубам. Васильев полагает, что это и есть Охотник.

— Чушь! Раз Козырь еще не объявился, значит, это он и есть! — заключил Хладов. — Обошел его Двадцать седьмой! Да, потерял Козырь хватку, потерял. А что вот Охотник сейчас готовит?

— Свой уход, надо полагать, — предположил Никифоров. — Деньги он получил, хвоста скинул, — можно и на покой!

— Возможно! — согласился Хладов. — Если только утечку в прессу организовал не он.

— Зачем ему организовывать эту утечку? — возразил Никифоров. — Чтобы его по всей стране искали? Сейчас его прокуратура в розыск по линии Интерпола подаст. Зачем ему это?

— Да он же боится, что его в конце концов прикончат! — ответил Хладов. — Должен бояться! Не может же он бесконечно демонстрировать чудеса изворотливости, — где-нибудь, да проколется. Поэтому он решил подстраховаться. Если он попадет в лапы закона, тихо убрать его будет гораздо сложнее.

— Но зачем ему эта туфта о том, что он якобы лежит в больнице? — поделился сомнениями Никифоров. — Для кого эта дезинформация?

— Ну, может, он просто хочет проверить, кто там еще им интересуется! — предположил Хладов. — Им уже интересуются РУОП, Генеральная прокуратура, коллеги по конторе, братки из ОПГ, — я уже не говорю о нас и о Котове! Если дело и дальше так пойдет, то им не будет интересоваться только разве что Общество охраны животных! Короче, надо продолжать поиски Охотника, а также Рубинчика. Да, и неплохо было бы найти наконец эту роковую блондинку! Как там ее зовут?

— Татьяна Борисовна Кузьмина! — вздохнул Никифоров.

29 августа 1994 года, 15.30.

Татьяна вышла из автобуса и остановилась в раздумье. Решение ехать в Москву оформилось окончательно. Она только еще не решила, как добраться до Москвы: самолетом, поездом, автобусом. Поездом и автобусом лучше, поскольку не нужно предъявлять паспорт. Да, все-таки поезд! Она решительно сделала шаг в сторону… и столкнулась с тем самым незнакомцем, что преследовал ее в день приезда!

Эдик приехал на вокзал по делу: надо было встретить старого кореша. Тот должен был стать третьим в одном надежном деле, которое Эдик обмозговал в деталях, валяясь на пляже. Он остановился, глядя на наручные часы, — сколько еще до прихода поезда. И тут на него налетела какая-то девица. И куда они вечно спешат?

Эдик поднял глаза и ахнул. Та самая! Он широко улыбнулся и открыл рот для дежурной фразы. Но девица шарахнулась от него в сторону и побежала через дорогу, проскакивая между отходящим от остановки автобусом и лихо подкатившим такси. Эдик бросился за ней и налетел на какую-то тетку с сумками, которая бежала к остановившемуся такси.

Тетка не удержалась и повалилась на тротуар. Сумки запрыгали по асфальту, вываливая свое содержимое. Эдик на мгновенье отвлекся, обегая тетку и бормоча извинения. Автобус взревел мотором и обдал Эдика струей вонючего сизого дыма. Эдик вглядывался в противоположную сторону улицы, но девицы там не было видно, хотя еще несколько секунд назад она стояла буквально в трех метрах от Эдика на проезжей части. Вот не везет, так не везет! В довершение всего сбитая Эдиком тетка оказалась родственницей таксиста и тот, изрыгая густой мат, в следующий момент уже хватал Эдика за грудки.

Между тем Татьяна стояла совсем недалеко за спиной Эдика. Когда она выскочила на проезжую часть, то чуть не попала под трейлер и была вынуждена повернуть вправо. Она быстро побежала вдоль борта отъезжающего автобуса. Когда она пробегала мимо водительской кабины, водила высунулся в окно, произнес дежурное „что, жить надоело?“ и притормозил. Татьяна обежала автобус спереди и очутилась, таким образом, на тротуаре за спиной занятого разборкой с таксистом Эдика. Она, конечно, не стала дожидаться, чем кончится выяснение отношений, а поспешила скрыться за ближайшим углом.

Удалившись на безопасное расстояние, Татьяна поймала машину и велела везти ее в аэропорт. Впрочем, а где гарантия, что сообщники этого типа не ждут ее в аэропорту?

Что же делать? Как ей выбраться из этого проклятого города-курорта?

Решение пришло неожиданно. Увидев на асфальтированной площадке возле бензоколонки несколько машин дальнобойщиков, Татьяна попросила таксиста остановиться. Расплатилась, вышла и направилась к ближайшему трейлеру.

— Подбросите до Туапсе? — спросила она водилу. Тот оценивающе осмотрел ее стройную фигурку и коротко бросил:

— Залазь, красотка!

29 августа 1994 года, 16.50.

Лавров приехал в Москву электричкой. На Курском его уже встречал Васильев, который по дороге поделился своими впечатлениями от публикации:

— Еще одна тайна египетской гробницы, черт ее дери!

Редактор молодежной газеты сообщил, что автора статьи не видел уже две недели, а материал передал ему журналист той же газеты, некий Константин Засекин. Засекин сегодня утром улетел в Грецию, и побеседовать с ним не удалось. Редактору Засекин рассказал, что встретился с автором статьи 26 августа около девяти вечера на станции метро „Белорусская-кольцевая“. Тот просто передал рукопись и уехал в сторону „Новослободской“. А фамилия автора…

— Шаров, Андрей Шаров! — перебил Васильева Лавров. Тот с изумлением воззрился на Лаврова, но тот лишь махнул рукой. Васильев продолжил рассказ:

— В общем-то, все. Мы, конечно, проверили больницы. Насчет пойманного киллера — чушь, конечно! В двадцатой, правда, лежит парень, что был ранен в перестрелке на Таганке. Я ему статью показал, так его затрясло аж. Говорит, что будет говорить только с вами. Вы, вообще, верите в существование этого мифического автора?

— А вы полагаете, что кто-то организовал утечку информации, прикрывшись журналистом? — ответил вопросом на вопрос Лавров.

— А что, этот Шаров действительно существует?

— Во всяком случае, он был той ночью в „Оригане“. Вы узнали его домашний адрес?

— Конечно. Но дома его нет. Соседи тоже не видели его недели две.

Лавров задумался, потом сказал:

— Либо этот рисковый парень действительно ведет свое расследование, либо его уже нет в живых, а кто-то воспользовался его именем. Вы можете получить санкцию на обыск в квартире Шарова?

Васильев замялся, потом ответил:

— Это может быть неправильно истолковано. Ну, представьте: журналист опубликовал статью, а РУОП обыскивает его квартиру! Прокуратура не даст санкцию.

— Значит, надо побывать там нелегально! — заключил Лавров. — Если удастся найти следы убийства или похищения, тогда однозначно кто-то воспользовался именем Шарова.

Васильев недовольно пожевал губами и спросил:

— Допустим, это специально организованная утечка. Какие цели преследует ее организатор? Сбить нас со следа?

— А почему вы считаете, что утечка сделана для того, чтобы помешать следствию? — поинтересовался Лавров. — Что, если кто-то под шумок хочет свести счеты? Или, выведя события в „Оригане“ и на Таганке на гласный уровень, просто обезопасить себя?

— Поговорите с этим парнем, которого подстрелили на Таганке, — предложил Васильев. — Может, он что-то знает? Почему он так завибрировал, прочитав статью?

— Ну что ж, это не займет много времени! — согласился Лавров. — Едем в больницу?

29 августа 1994 года, 17.15.

— А чего ты в Туапсе делать собираешься, красавица? — спросил шофер.

— А вы куда вообще едете? — спросила в свою очередь Татьяна.

— Я, милая, в Минводы еду.

Татьяназадумалась. Вряд ли ее будут искать в Минводах. Оттуда самолетом она вылетит в Москву. А если в аэропорту заметит что-то подозрительное, то поедет поездом. И она сказала:

— Довезите меня до Минвод. Я вам заплачу. Вот, все что у меня есть.

И она протянула ему две бумажки по сотне долларов. Водитель крякнул, взял баксы, помял, посмотрел на свет и сунул в карман.

— А я тебя за заплечницу принял! — весело сказал он. — Уж губы раскатал, что в дороге весело время проведу, — ты девка хоть куда! Ну да ладно! А в Минводах-то чего делать будешь?

— Меня там друг ждет, — принялась вдохновенно сочинять Татьяна. — А этот козел… ну, с которым в Сочи приехала, привязался и отпускать не хотел. Насилу сбежала от него! Потому с вами и еду, а не автобусом.

— Отпускать не хотел, говоришь? Ну, я его понимаю! — хохотнул водитель. — Как тебя зовут-то?

— Оля, — ответила Татьяна.

— А по-настоящему? — подмигнул водитель.

Татьяна резко открыла дверцу и хотела выпрыгнуть, но водитель успел схватить ее за плечо.

— Ты что?! Разобьешься! Я же так просто спросил, вижу — врешь! Да мне все равно, как тебя звать! Оля, так Оля! А я — Валера.

Впереди замаячил пост ГАИ. Водила сказал Татьяне:

— Полезай-ка назад, Ольга. За занавеской спрячься. Да и отдохни маленько. Часа через два остановимся, поедим. Ежели выйти надо будет, скажешь. Лады?

— Лады! — улыбнулась Татьяна и полезла назад. Потом высунулась из-за занавески и сообщила:

— А вообще-то меня Таней зовут!

Чем-то приглянулся ей этот парень.

29 августа 1994 года, 18.05.

Лавров сидел у постели Юры Пригорина в двадцатой больнице. Юра нервно мял пальцами край простыни и говорил:

— Впечатление от этой статьи у меня такое, что кто-то хочет меня подставить. Как будто малява пришла. Самое мерзкое, что непонятно — кто и зачем.

— А кто теперь руководит вашими парнями? — спросил Лавров.

— Отгадайте с трех раз! — усмехнулся Юра.

— Понятно. А все ли этим руководством довольны? — поинтересовался Лавров.

— Ну, что вы, Валерий Иванович! — покачал головой Юра. — Это не их стиль. Граната в окно или яд в чай, — но не статья в газету!

Он помолчал и вздохнул:

— Ну ладно! Я думал, что вы что-нибудь знаете. Вы же сейчас в составе объединенной следственной бригады выступаете.

— Ты уже знаешь? — подивился Лавров оперативности тюремного телеграфа.

— А то! — усмехнулся Юра. — Вы уж извините, Валерий Иванович, что я вас потревожил. Я ведь и так ваш должник.

— О чем это ты? — осведомился Лавров, прекрасно понимая, что Юра имеет в виду. Он сразу вспомнил злосчастный пистолет, так неудачно отброшенный им к решетке водостока. Пуля, убившая Рустама Карамова, не подходила к оружию телохранителей Гири, и милиция уже дважды прочесывала место перестрелки в поисках исчезнувшего пистолета. В конце концов следователь решил, что пистолет прихватил Охотник.

Между тем баллистическая экспертиза показала, что смертельная пуля с большой степенью вероятности могла быть выпущена с того места, где находился Юра. Но „большая степень вероятности“ остается всего лишь вероятностью. Без полновесной улики в виде оружия эта „вероятность“ — ноль без палочки. С таким „доказательством“ в зону лет на десять можно упечь только какого-нибудь бедолагу-слесаря из Урюпинска, а не криминального авторитета из Москвы, защищаемого лучшими адвокатами.

Лавров снова почувствовал внутренний неуют, — надо же, ведь он фактически скрыл улику от следствия, позволяющую отправить за решетку главу ОПГ! Впрочем, а что это изменит? Ну, вместо Юры будет кто-нибудь другой и все пойдет по-прежнему. А Юра, как видно, серьезно относится к своим долгам. Может, и пригодится когда. А не возьмет ли Юра его, Лаврова, на крючок эти фактиком, — все-таки сокрытие улики, как ни крути? Он ведь хоть и из молодых, да ранний! Ну да ладно, там еще посмотрим, кто кого на крючок возьмет.

30 августа 1994 года, 15.10.

Татьяна стояла в здании аэропорта Минеральные Воды и размышляла о дальнейших действиях. Так, здесь вроде все чисто! Никто не проявлял к ней интереса, никаких подозрительных типов. Придется воспользоваться настоящим паспортом, но этот риск ей казался значительно меньше риска провести ночь в поезде. Там совершенно спокойно пассажир может исчезнуть на ночном перегоне или просто не проснуться. Если она купит билет за минимально возможное время до посадки, то есть все шансы спокойно долететь до Москвы. Всего два часа лету, вряд ли что может случиться.

Волосы она перекрасила в каштановый цвет еще в Адлере. В Москве, прямо в туалете аэропорта, она сменит прикид, переоденется в спортивный костюм, раздобудет клеенчатый баул и станет похожа на обычную челночницу. То, что она находится в розыске по линии ФСК, она не могла знать, поэтому план казался ей логичным и вполне осуществимым.

Она подошла к кассе и спросила:

— А за какое минимальное время до отправления можно приобрести билет до Москвы?

Кассирша посмотрела на нее, как на ненормальную.

— На сегодня все билеты проданы давно. Впрочем, есть один на последний рейс, — только что сдали. Возьмете?

— А когда он отправляется?

— Через два часа. Ну, так берете?

Татьяна упустила из виду курортный сезон и вечные проблемы с билетами. Придется брать. И она протянула кассирше деньги и паспорт.

30 августа 1994 года, 15.40.

Хладов снял трубку и услышал возбужденный голос Никифорова:

— Полчаса назад в аэропорту Минеральные Воды был приобретен билет на имя Кузьминой Татьяны Борисовны. Последний рейс на Москву. Вылетает через полтора часа. Что будем делать?

Хладов побарабанил пальцами по столу и спросил:

— Вы уверены, что это именно она? Может, отвлекающий ход? Кто-нибудь будет стоять на посадке и смотреть, как задержат пассажирку с этим билетом. Логично?

— Конечно, логично! Потому я и жду от вас указаний, — ответил Никифоров. Решив, что самое время проявить инициативу, он предложил:

— Предлагаю встретить пассажирку в Домодедове и провести опознание. Если это она, то можно незаметно ее задержать и взять в работу. Если не она, то проследить, кто ее встречает или наблюдает за ней.

— Хорошо, — сказал Хладов. — Подходите ко мне часа через два, определимся с планом действий. А вы пока организуйте людей. На случай, если это подстава, встретьте предыдущие рейсы.

— Я уже послал людей во Внуково встретить ближайший рейс, — ответил Никифоров.

— Хорошо, продолжайте работать, — ответил Хладов и положил трубку.

Никифоров испытал прилив сил. Наконец удалось выйти на эту чертову девку! Даже если это и не она, впервые после провала Козыря появилась хоть какая-то нить, ведущая к Охотнику.

30 августа 1994 года, 15.50.

Никифоров был не единственным, кто в данный момент испытывал прилив сил. Нежащийся на горячем песке прекрасного пиршагинского пляжа Котов взял трубку сотового телефона и услышал сообщение, которого давно ждал:

— Ваша подруга полчаса назад купила в Минводах билет на последний рейс до Москвы. На свое настоящее имя. Вылет через полтора часа. Кстати, она в розыске по линии конторы. Якобы за „плановые“ дела.

— Понял! — отозвался Котов. Он швырнул трубку сотового телефона на полотенце и исполнил в порыве чувств лезгинку. Ничего не понимающий телохранитель подбежал к нему. Котов успокоил его:

— Все нормально, Ибрагим! Отдыхай!

Успокоенный Ибрагим спрятал в надетую на голое тело наплечную кобуру массивный „Десерт Игл“ 44-го калибра, казавшийся детской игрушкой в его здоровенном кулаке, и вернулся под тент. А Котов налил себе в бокал холодного вина с водой и стал обмозговывать дальнейший план действий. Ловушка с дезинформацией, слитой в масс-медиа через купленного журналюгу, сработала, — девка сразу забеспокоилась и „засветилась“! Теперь осталось ее перехватить по дороге в Москву. Как это сделать? Так, ФСК разыскивает Кузьмину за торговлю наркотиками. Конечно, туфта, — наверняка это Хладов инспирировал. Тоже Охотника ищет. Где же они будут ее брать? И действительно ли это она? Впрочем, в любом случае надо лететь в Минводы! Кто там у нас в Минводах? Ага, Олежка!

Котов взял сотовый.

— Олежек, ты? Ага, я. Слушай, там у вас в аэропорту есть ориентировка на бабу по линии ФСК. Ага, она самая. Молодец, все знаешь! Так вот, по ее паспорту приобрели билет на последний сегодняшний рейс до Москвы. Постарайся выяснить, она это или не она. В любом случае надо узнать, кто полетит по этому билету. Если это она, задержи рейс до моего прибытия. Я буду часа через три. Что значит — каким образом? У тебя голова есть? Давай, звони!

И Котов тут же сделал следующий звонок.

— Алло, Сурен? Да, это Вадик. Слушай, мне срочно надо быть в Минводах. Ну, самое позднее, часа через два — два с половиной. Я сейчас в Пиршагах. А твоим самолетом? Сможешь? Отлична!

Котов сделал последний звонок.

— Майора Глотова. Саня? Это Вадим. Самое позднее через час я должен быть в Бина, так что мне нужен твой вертолет. Что значит… А если две штуки? Конечно, в баксах! Нет, бомбить пока никого не надо, просто слетать! Хорошо, давай!

Через полчаса на выжженной солнцем траве недалеко от дачи Котова, вздымая пыльные вихри, приземлился Ми-24 с опознавательными знаками ВВС Азербайджана. Котов с Ибрагимом и еще четырьмя людьми погрузились в вертолет, который тут же взлетел. Через двадцать минут вертолет уже садился на взлетное поле аэропорта Бина рядом с белым административным самолетом.

Котов посмотрел на часы. Отлично, укладывается в график. Вот только не напрасно ли вся эта суета?

Едва он вышел из вертолета и направился к самолету, как запищал сотовый. Это был Олежек.

— Это она. Сменила масть, но я ее узнал, держу под наблюдением. У вас еще есть как минимум час.

— Спасибо, Олежек! — ответил Котов. — Через час я уже буду на месте.

Едва Котов и его люди забрались в самолет, как тот покатился к взлетной полосе. Котов откинулся на спинку кресла и с удовольствием пил горячий чай из армуды. Он был спокоен и сосредоточен. Он наконец нашел ту, которой отводил главную роль в игре. Потому что только Татьяна давала самый верный выход на Охотника.

30 августа 1994 года, 18.20.

Татьяна сидела в буфете аэропорта и пила из пластикового стаканчика отвратительный кофе. Они уже должны подлетать к Москве, а она все сидит в этом опостылевшем аэропорту Минеральные Воды, пьет гадкий растворимый кофе и нервничает до тошноты. И что у них там случилось?

Уже была объявлена посадка, как вдруг через пять минут отправление рейса задержали на час. Потом еще на час. Разумеется, никто не удосужился объяснить, почему! И что за наплевательское отношение к пассажирам?!

Напротив Татьяны сидели два кавказца: высокие стройные парни лет двадцати пяти с мужественными горскими профилями. Они пили нарзан и разглядывали Татьяну. Один улыбнулся и сказал:

— Что за страна, э?! Что за люди?! Даже не скажут: кто рейс перенес, зачем рейс перенес?

Второй что-то сказал ему на своем языке. Тот махнул рукой и пояснил Татьяне:

— Хочет родственникам позвонить. А то они волнуются, — что, как, где мы там! Вы в Москву тоже летите?

Татьяна машинально кивнула, косясь в зал: не следит ли кто за ней. А кавказец продолжал:

— Меня Важа зовут. А вас как?

Пока Татьяна таким образом общалась с Важей, его спутник снял трубку телефона-автомата и набрал номер.

30 августа 1994 года, 18.30.

Человек, которому позвонил спутник Важи, был здорово обеспокоен звонком. Он немедленно позвонил по сотовому телефону, дав начало целой серии звонков, завершил которую десять минут спустя звонок, раздавшийся в кабинете заместителя директора ФСК генерала Бахтина.

Бахтин снял трубку. Голос секретарши произнес:

— Комтур на первой линии.

— Соедините, — буркнул Бахтин. Внезапные звонки от человека, известного ему под псевдонимом Комтур, не могли радовать. Они означали только одно: что-то идет не так. Услышав в трубке голос Комтура, он проворчал:

— Что там стряслось?

— Задержали рейс, которым должны лететь ребята Волка. Он панику поднял, хочет операцию свернуть.

— Почему рейс задержали?

— Да какой-то придурок позвонил дежурному по городу и сказал, что в самолет бомба заложена. Вот ее второй час и ищут. Ребята завибрировали, а Волк испугался, что их задержат, и хочет их отозвать.

— Хорош Волк — испугался! Волку бояться — в лес не ходить! — скаламбурил Бахтин. — Ладно, шутки в сторону! Волка успокой, скажи — все у нас под контролем. Даже если ребят задержат, они все равно чисты и им ничего не грозит. Из Москвы они уйдут другим каналом. Короче, чтобы сегодня эти парни были в Москве! А то я не операцию, а головы им с Волком сверну! Повторяю, — все под контролем!

Бахтин бросил трубку и нажал кнопку на селекторе. Ответившему на звонок Бахтин приказал:

— Сеня, отмени последний звонок.

— Есть, товарищ генерал!

Сеня сидел в крохотной комнатке с одним компьютером. Отсюда велось управление звукозаписывающей аппаратурой, фиксирующей входящие звонки. Сеня выделил строчку „30.08.94 18.40–18.43 Комтур/ген. Бахтин“ и нажал на клавишу „Delete“, затем на „Enter“, подтверждая удаление. Где-то в зале с магнитофонами, подчиняясь команде, крутанулась бобина. Запись трехминутного разговора генерала Бахтина с загадочным Комтуром перестала существовать.

30 августа 1994 года, 18.55.

Спутник Важи вернулся мрачнее тучи. Между ним и Важей завязался какой-то короткий, но бурный разговор. Важа развел руками и сказал, поднимаясь из-за столика:

— Извините, но мне надо идти. Я очень рад с вами познакомиться. До встречи в самолете, Оля!

Они ушли, и тут же объявили посадку. Татьяна поднялась со стула, и вдруг как из-под земли рядом выросли трое мужчин. Двое встали сзади, а третий — перед ней. Улыбнувшись ослепительной улыбкой, которой позавидовали бы звезды Голливуда, он раскрыл маленькую книжечку:

— Федеральная Служба Контрразведки! Прошу вас следовать за нами. И не советую сопротивляться и привлекать внимание, — это может повредить Сергею!

Последняя фраза прозвучала, словно удар в солнечное сплетение. Из Татьяны словно выпустили воздух, и она чуть ли не повисла на руках стоявших сзади мужчин. Улыбчивый заботливо спросил:

— С вами все в порядке?

Впрочем, стоявшие за спиной Татьяны качки хватку не ослабили. Татьяна вяло кивнула. Так влипнуть! Она должна была предвидеть, что ее заявили в федеральный розыск! Что по компьютерной сети информация о проданных билетах может быть мгновенно передана в Москву. Дура, вот дура! Как же она теперь сможет помочь Сергею, если так глупо попалась!

Именно последняя мысль вызвала у нее вспышку почти животной ярости. Она изловчилась и ударила одного из мужчин каблуком по ноге так, что он, застонав от боли, ослабил хватку. Второго она ударила тут же коленом в пах и рванулась в сторону. Она с удивлением отметила, что улыбчивый не сделал никакой попытки ей помешать.

Татьяна бросилась в сторону выхода, и тут словно выросший из-под земли высокий широкоплечий кавказец нанес ей незаметный, но резкий удар в солнечное сплетение. Татьяна полностью потеряла способность дышать, а также осознавать окружающую действительность. Последнее, что она почувствовала — прикосновение к ее лицу влажного платка со странным сладковатым запахом. Она вдохнула этот запах, и ей вдруг стало все равно: куда ее ведут, кто и зачем.

30 августа 1994 года, 19.25.

Никифорову страшно не хотелось звонить Хладову, но он должен был поставить его в известность.

— Она не явилась на посадку. Самолет уже в воздухе.

Хладов помолчал, потом осведомился:

— Почему снова не задержали рейс? Если пассажир не явился на посадку, его багаж должны снять с самолета.

— Она не сдавала багаж, — пояснил Никифоров и, сделав небольшую паузу, добавил: — Я все-таки встречу самолет в Домодедове.

Хладов ничего не ответил и положил трубку. Никифоров чувствовал себя препогано. Кто-то опять опередил их. Но кто?

30 августа 1994 года, 20.00.

Татьяна пришла в себя и открыла глаза. Она лежала на небольшом кожаном диване в салоне самолета. Ровный гул турбин говорил о том, что они в воздухе. Напротив Татьяны в глубоком кресле расположился тот самый улыбчивый тип из ФСК. Он растянул рот в приветливой улыбке и спросил:

— Как вы себя чувствуете, Татьяна Борисовна? Плохо, да? Ну ничего, это дело поправимое!

И он крикнул:

— Ибрагим!

Из хвостового салона появился тот самый здоровенный кавказец, который так эффективно обездвижил Татьяну. В руке он держал стакан с желтоватой прозрачной жидкостью.

— Выпейте, Татьяна Борисовна, вам станет легче!

Татьяна даже не успела решить — пить ей или не пить. Ибрагим легко приподнял ее за плечи и ловким движением влил ей в рот напиток. Татьяне ничего больше не оставалось, как проглотить кисловатую жидкость.

— Ну вот! — удовлетворенно констатировал улыбчивый. — Не пройдет и получаса, как вам станет значительно лучше! Давайте пока познакомимся. Меня зовут Андрей Владимирович. Я — майор Федеральной Службы Контрразведки.

— А фамилия у вас есть? — усмехнулась Татьяна.

— А моя фамилия вам ни к чему! — парировал Андрей Владимирович. — Лишнее знание существенно сокращает жизнь. Тем более, что я уверен — вы хотите знать нечто другое. Нет?

— Я хочу видеть Сергея! — вырвалось у Татьяны.

— Я тоже! — сообщил без тени иронии Андрей Владимирович.

Глаза Татьяны сузились, и она с яростью крикнула:

— Что вы тут дурака валяете?! Я знаю, что вы чуть не убили Сергея и держите его в тюремной больнице! Я хочу его видеть!

— А откуда вы знаете, что мы его держим в тюремной больнице? — спросил Андрей Владимирович, но на этот раз с нескрываемой иронией.

— Но… об этом сообщили по телевидению! — растерялась Татьяна. Она уже начала потихоньку догадываться об истинном положении дел.

— Милая Татьяна Борисовна! — рассмеялся Андрей Владимирович. — Позвольте вам напомнить эпизод из одного старого детского фильма, который вы наверняка смотрели в детстве. Назывался он… дай бог памяти… ах, да! „Про Красную Шапочку“. Так вот. Хитрый Волк написал на заборе возле дома, где жила Красная Шапочка, фразу: „У тебя заболела бабушка“. Наивная девочка немедленно отправилась проведать больную старушку и, естественно, попала в лапы к хитрому Волку. Волк спросил девочку, откуда она узнала о болезни бабушки. Та ответила, что прочитала об этом на заборе. На что Волк вполне резонно осведомился: „А разве хорошие девочки читают то, что написано на заборе?“

Андрей Владимирович рассмеялся и укоризненно покачал головой:

— Милая Татьяна Борисовна! Ну как же можно относиться с доверием ко всему тому, что рассказывает нам телевидение! И, простите, что за откровенная глупость, — купить билет по своему подлинному паспорту! Ну, ладно, раз уж вы так легко попались, я постараюсь максимально сократить время вашего пребывания у нас в гостях.

— Чего вы хотите от меня? — устало спросила Татьяна.

— Мне нужно поговорить с вашим Сергеем, но он упорно уклоняется от встречи со мной. Поэтому мне и пришлось прибегнуть к этой маленькой мистификации. Я обещаю, что как только Сергей появится у меня в гостях, я немедленно вас отпущу!

— А Сергей? Что вы сделаете с ним?

— Ничего! — пожал плечами Андрей Владимирович. — Я просто хочу, чтобы он сделал одну несложную работу для нас, — и все! Слово чести!

— А она у вас есть? — презрительно усмехнулась Татьяна.

— Конечно! — с уверенностью ответил Андрей Владимирович. — Честь заключается в том, чтобы добросовестно и профессионально делать свое дело. И я его делаю. А то, что я предпочитаю работать на тех, кто способен заплатить мне больше, — так это вполне естественно! Профессионал всегда работает на тех, кто способен оценить его профессионализм по достоинству и обеспечить достойную оплату. Вот вы — хорошая певица! Неужели вы останетесь петь в грязном кабаке за гроши, если появится возможность выступать в фешенебельном ресторане за приличную сумму в долларах?

— А вы, похоже, не видите разницы между кабаком и Родиной! — с сарказмом заметила Татьяна.

Андрей Владимирович нахмурился. Улыбка исчезла, остался Чеширский Кот.

— Разница, конечно, существует! — неожиданно согласился он. — Но только в теории. А на практике мое месячное жалованье майора ФСК меньше дневной выручки рыночного торгаша! Это не просто несправедливо, это — оскорбительно!

— А по-моему, это вполне справедливо! Народу больше пользы от рыночных торгашей, чем от таких работников госбезопасности! — с презрением заметила Татьяна. — Вам же платят наркоторговцы за то, что вы покрываете их грязный бизнес!

— А вы не так просты, как кажетесь! — прищурился Андрей Владимирович. — Ладно, прервем нашу дискуссию до лучших времен. Сейчас меня интересует одно! Сергей наверняка оставил для вас канал экстренной связи. Вы должны с ним связаться и передать мои условия. И вы это сделаете!

— Почему вы так уверены? — усмехнулась Татьяна.

Андрей Владимирович пристально посмотрел ей в глаза и сочувственно сообщил:

— Потому что у вас нет выбора!

31 августа 1994 года, 10.41

Заседание объединенной следственной бригады началось ровно в десять. Председательствовал старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России Алексей Константинович Борисов. Он сразу приступил к делу:

— Коллеги! Тут появилась очень интересная информация, которую я хочу до вас довести. Точнее, ее доведет наш коллега подполковник Лаврушин, поскольку информация поступила по линии ФСК. Прошу вас, Станислав Андреевич.

Подполковник Лаврушин из следственного управления ФСК встал, открыл папку в темном переплете, достал несколько листов бумаги и начал:

— Начну с главного. Коллеги из РУОП передали мне фоторобот подозреваемого в убийстве четырех человек на Таганке, а также в убийстве Карамова Рената Рашидовича, известного также в криминальном мире как Акбар. Мы произвели проверку и установили, что подозреваемый, проживавший до недавнего времени под именем Кузнецова Сергея Ивановича, на самом деле является Ладыгиным Сергеем Андреевичем, 1959 года рождения. В период с 1980 по 1990 год Ладыгин проходил службу в органах КГБ СССР. В 1990 году уволен из органов по состоянию здоровья.

Лаврушин сделал паузу и добавил:

— Но это по документам. На самом деле все было немного иначе.

Он поднял лист бумаги.

— Вот здесь показания заместителя начальника Управления внутренней безопасности ФСК полковника Никифорова. Полковник Никифоров утверждает, что истинной причиной увольнения Ладыгина послужило подозрение в неслужебных контактах с представителями вооруженной афганской оппозиции. С 1990 года Ладыгин находился под наблюдением внутренней контрразведки КГБ, а позже — ФСК, как сотрудник действующего резерва. Наконец удалось отследить контакты Ладыгина-Кузнецова с представителями криминального мира, имеющими связи за рубежом и занимающимися контрабандой наркотиков. Кроме того, Ладыгин попал в поле зрения следственного управления ФСК в связи с нелегальной торговлей оружием в крупных масштабах, — у меня имеются показания занимающегося этим делом полковника Самойлова. Однако Ладыгин почувствовал слежку и успел скрыться. Оперативные мероприятия по его розыску не дали результата. Вот вкратце и все. С материалами, о которых я упомянул, можно ознакомиться.

Лаврушин сел. Борисов обвел глазами присутствующих:

— У кого есть вопросы?

Васильев переглянулся с Лавровым и поднял руку:

— Скажите, а чем занимался Ладыгин в КГБ?

Борисов заерзал и ответил:

— Я не могу обсуждать этот вопрос без санкции руководства. Поймите правильно, — речь идет вовсе не о Ладыгине, а о людях, которые вместе с ним служили и продолжают служить. Могу сказать только, что он служил в спецподразделении, отличный стрелок, владеет навыками маскировки и… так далее.

— А как он стал Кузнецовым? — спросил Лавров.

— Как только перешел в действующий резерв. Он был формально отправлен в отставку и соответствующим образом легендирован, — это обычная практика.

— А что за контакты он имел в криминальном мире и, в частности, с наркодельцами?

— Ну вот первый зафиксированный контакт в 1990 году — некто Левин. Вскоре этот Левин был убит.

— Случайно, не из винтовки? — осведомился Лавров.

Лаврушин удивленно взглянул на Лаврова, порылся в бумагах и ответил:

— Нет, Левин был избит, ему отрезали палец на правой руке, после чего застрелили из пистолета „TT“. Выпустили восемь пуль: шесть в грудь и в живот, две в голову. Пистолет оставили на месте преступления. Насколько мне известно, убийство осталось нераскрытым.

— А с кем он еще имел контакты из криминала? — спросил Васильев.

— Некто Рубинчик. Темная личность. Владеет рестораном „Тропикаль“, а также рядом фирм сомнительной репутации, — все оформлены на подставных лиц. Располагает обширными связями в криминальном мире. Между прочим, имеет двойное гражданство — он еще и гражданин Израиля.

— А имел ли Кузнецов… или, как это мы сейчас выяснили, — Ладыгин, контакты с ворами в законе или уголовными авторитетами? Ну, с теми же Акбаром и Гирей?

Лаврушин усмехнулся.

— Он связи с подобными типами держал через Рубинчика. Оно и понятно: будь Ладыгин известный человек в преступном мире, Гиря его в два счета нашел бы! Да и не только он! А Рубинчик исчез, и все концы оборваны! У кого еще вопросы?

Вопросов больше не было, и Борисов спросил:

— Станислав Андреевич, а как там со взрывом ресторана „Тропикаль“? У вас есть новая информация?

Лаврушин снова зашелестел бумагами и важно сообщил:

— В деле наметился существенный прорыв. Оно в принципе приобретает совершенно иной оборот. Во-первых, как и следовало ожидать, это не был взрыв бытового газа. Найдены следы взрывчатого вещества, обычно используемого специальными подразделениями некоторых зарубежных стран. По оценке экспертов, сила взрыва составила около трех килограммов тротилового эквивалента, — можете себе представить! Удивительно, как вообще дом не рухнул! Во-вторых, буквально накануне теракта на работу в ресторан в качестве подсобного рабочего был принят человек, исчезнувший на следующий день после взрыва. Никто не смог назвать ни его фамилии, ни где он живет, ни того, кто устроил его на работу. Так, вспомнили, что Колей звали, — и все! Но благодаря составленному работниками ресторана фотороботу нам удалось установить личность этого человека, предположительно заложившего взрывное устройство в подвале ресторана „Тропикаль“.

Лаврушин сделал паузу, взял следующий листок и продолжил:

— Бывший майор КГБ Тюриков Николай Евгеньевич, в 1989 году уволен из органов. После увольнения неоднократно бывал в горячих точках в различных вооруженных формированиях. В частности, во время конфликта в Абхазии Тюриков являлся инструктором по минно-саперному делу в отряде чеченских добровольцев под командованием Шамиля Асланова. В ходе оперативных мероприятий по розыску Тюрикова удалось выяснить его нынешнее местонахождение.

Лаврушин замолчал и закрыл папку. Борисов посмотрел на него и спросил:

— Так где же находится этот Тюриков?

— В Чечне, — ответил Лаврушин. — Станица Алинская.

— А вы связывались с… властями Грозного на предмет… содействия в задержании Тюрикова?

— Разумеется! — ответил Лаврушин. — Вот ответ от МВД Чечни. Установить местонахождение Тюрикова в Чечне не представляется возможным. Впрочем, иного ответа я и не ожидал! Какой милиционер отважится сунуться в селение, контролируемое боевиками Асланова?!

Борисов вздохнул и зачем-то задал риторический вопрос:

— Неужели там действительно такое… сложное положение?

Лаврушин побарабанил пальцами по папке и мрачно ответил:

— Оно гораздо сложнее… чтобы не сказать большего!

— Н-да, — протянул Борисов и обратился к Лаврову: — Валерий Иванович, насколько я понял, у вас тоже имеется важная информация по поводу убийства Рената Карамова?

— Да, — Лавров поднялся с места и будничным голосом доложил:

— Тут я порылся в нераскрытых аналогичных делах и обнаружил еще шесть случаев нераскрытых убийств, очень похожих на убийство в пансионате „Ориган“. Один и тот же почерк, но главное не это. Во всех случаях использовано одно и то же оружие. Вот данные баллистической экспертизы.

— Ну вот! — с довольным видом констатировал Борисов. — Еще шесть безнадежных „глухарей“ раскрыты! Теперь с полным основанием мы можем записать их на счет Ладыгина! Поздравляю вас, Валерий Иванович!

Борисов встал из-за стола и прошелся по кабинету. Затем продолжил:

— Видите, коллеги, как плодотворно мы поработали за эти дни! Объединение усилий различных ведомств с поразительной быстротой дало определенные результаты. Теперь мы смело можем связать Ладыгина с организованными преступными группировками, занимающимися контрабандой наркотиков, — с одной стороны, и нелегальной торговлей оружием в международном масштабе, — с другой! Причем факты недвусмысленно указывают на организаторов этого опасного бизнеса, использующих слабо контролируемую Центром территорию Чечни в качестве плацдарма! Налицо выдавливание конкурентов с использованием матерого киллера Ладыгина. Ладыгин убирает конкурентов своих хозяев, а Тюриков должен был убрать Ладыгина, который стал ненужным своим хозяевам! Я полагаю, что скоро появятся новые факты, которые позволят более полно выявить картину деятельности этого преступного сообщества! Кто-нибудь хочет что-нибудь добавить? Нет? Тогда не смею вас больше задерживать!

Васильев и Лавров пешком дошли до маленького уличного кафе возле ЦУМа и сели за столик выпить пива.

— Как тебе наш орел из конторы? — спросил Васильев. Они с Лавровым как-то незаметно перешли на ты.

— Еще неделю назад никто из персонала „Тропикаля“ не мог вспомнить ничего из облика подсобника, кроме синего комбинезона! А теперь вдруг дружно вспомнили и родили фоторобот! — саркастически заметил Лавров.

— Думаешь, ФСК прячет концы?

Лавров отпил пиво и задумчиво ответил:

— Насчет рубки концов сказать не могу, а вот то, что они явно свою игру играют и все факты под эту игру препарируют, — это точно!

— А инициатор — Никифоров?

— А ты видал этого Никифорова?

Васильев поморщился и ответил:

— Кишка тонка. Мелкая сошка. Вот его начальник генерал Хладов — тот покруче будет! Я с ним по телефону разговаривал, — ну настоящий генерал, так и тянет по стойке „смирно“ встать! Но сдается мне, что в игру вступили фигуры покрупнее! Ты видал, как наш „важняк“ все дело в точку стягивает?

— Еще бы! И точка эта — Чечня! — согласился Лавров. — Похоже, что за „правильное“ завершение дела нашему Борисову генеральские погоны обещаны. Как это генерал-майор по ихней табели о рангах называется?

— Государственный советник юстиции третьего класса, — подсказал Васильев.

— И обрати внимание, как все фигуранты из дела исчезают! Тюриков, Рубинчик, певица эта, журналист Шаров, — да работать просто не с кем! А уж где сейчас этот Ладыгин находится, вообще представить трудно!

— Если следовать логике Борисова, то — в Чечне! — хохотнул Васильев.

Он был не прав. Охотник в это время находился в своей подмосковной резиденции и занимался обычным утренним тренажом — стрельбой по мишеням. Он показал обычные результаты и был этим приятно удивлен, поскольку этим утром несколько минут находился в состоянии, близком к шоку. И причиной был сигнал, пришедший на пейджер ранним утром, когда Охотник брился перед зеркалом на одной из надежных квартир в старой московской коммуналке.

Сообщение было простое: „Срочно позвони“. И шел номер телефона. Охотник ощутил некоторое замешательство: номер пейджера знала только Татьяна, Охотник держал этот пейджер только для экстренной связи с ней.

Он позвонил по этому телефону из ближайшего автомата. Сработал АОН, потом взяли трубку и бархатный мужской баритон пророкотал:

— Доброе утро, Сергей Андреевич! Наконец-то имею возможность с вами поговорить. Я думаю, что вам уже все ясно. Хотелось бы с вами встретиться.

— Где Татьяна? — внезапно осипшим голосом спросил Охотник. В ответ раздался растерянный голос Татьяны:

— Сережа, прости меня! Я так глупо попалась! Я не знаю, чего они хотят!

— С тобой все в порядке? — перебил ее Сергей.

— Да, но эти люди… Я не знаю, что им нужно…

— Успокойся, Котенок! — перебил ее Сергей. — Ты в порядке, а это — главное! Не нервничай! И передай, пожалуйста, трубку этому хлыщу!

В мембране снова зарокотал мягкий баритон:

— Ну зачем же вы так, Сергей Андреевич! Что за обидные слова!

Сергей резко перебил его:

— Оставьте ваше мурлыканье для женщин! Где и когда вы хотите со мной встретиться?

— У меня. Сегодня.

Сергей мгновенье подумал и ответил:

— Завтра в это же время. Патриаршьи пруды. На углу Ермолаевского и Малой Бронной. Знаете, где это?

— Обижаете, Сергей Андреевич! — отозвался баритон. — Это место знает каждый культурный человек. Там трамвай задавил булгаковского Берлиоза. Вы любитель символики?

— Нет, просто мне там удобней.

— Хорошо, договорились. Ждем полчаса. Трамвая там сейчас нет, но можете не сомневаться: если вы не появитесь, ваша дорогая знакомая разделит судьбу злосчастного литературного персонажа.

Пошли гудки отбоя.

Итак, Татьяна в лапах опасного врага! Как это получилось? Впрочем, уже неважно. Наверное, Алик Эшба провален. А вот это совсем плохо. Он планировал три варианта отхода на южном направлении. И в двух из них важным звеном был именно Алик. А уходить нужно именно в этом направлении: чтобы обещанные Драгичу ЗУРы попали к сербам, Сергею обязательно надо побывать в Турции. И как можно скорее! Но сначала — Татьяна.

1 сентября 1994 года, 11.10.

Сергей появился точно в назначенное время. В иной ситуации он прибыл бы на место часа за два, да еще взял бы с собой Пашу для подстраховки. Но теперь все это потеряло смысл. Он нужен обладателю баритона. Зачем? Там разберемся. Главное, что его не кончат здесь или где-нибудь по дороге. А самое главное — у них Татьяна. Ее надо вызволять! Как? Там будет видно!

Сергей сел на скамейку в аллее и закурил. Он не успел выкурить сигарету на треть, как возле него внезапно появился рослый кавказец.

— Сергей Андреевич? — осведомился он с едва заметным акцентом.

— Нет, я Михаил Берлиоз! А вы, надо полагать, Воланд? — иронично вопросил Сергей, но, заметив мелькнувшее на лице кавказца недоумение, добавил:

— Конечно, я!

— Идемте! — кавказец повернулся и пошел по аллее в сторону Ермолаевского переулка. Эх, взять бы его да побеседовать по душам: кто, где, сколько… Нет, нельзя! Уверен в себе, значит — подстраховывают. Ладно, поглядим, что и как…

Везли Сергея на „мицубиси-паджеро“ с тонированными стеклами. Глаза ему не завязали, и это было плохим признаком. Молчаливые спутники, кроме рослого кавказца, имели славянскую наружность и напоминали внешним видом классическую братву: крутые коротко стриженные затылки, накачанные на тренажерах бицепсы и спрятанные под куртками стволы.

Путешествие закончилось во дворе солидного особняка километрах эдак в тридцати от МКАД. Сергей, выйдя из машины, оглядел двор, отметил камеры наблюдения и сигнализацию. Рослый кавказец бесцеремонно втолкнул его в дверь и, подталкивая в спину, заставил подняться на второй этаж. Там, в большом зале, в мягких креслах расположились несколько человек: один явно русский и двое восточной внешности.

— Спасибо, Ибрагим! — сказал русский, и Сергей узнал в нем обладателя бархатного баритона. — Иди и распорядись, чтобы гостю принесли чаю.

Ибрагим вышел. Русский подошел к Сергею и указал на кресло.

— Присаживайтесь, Сергей Андреевич! Разговор нам предстоит долгий…

— Где Татьяна? — перебил его Сергей.

Русский улыбнулся и сказал:

— Давайте для начата познакомимся. Меня зовут Андрей Владимирович, а это мои афганские друзья.

— Мне наплевать на вас и ваших афганских друзей! — с трудом сдерживаемой яростью ответил Сергей. — Я немало таких „друзей“ в свое время в Афгане положил. Да и ссучившихся гэбэшников вроде тебя кончать приходилось! Пока не увижу Татьяну живой и невредимой, никакого разговора!

— Экий вы нетерпеливый! — укоризненно покачал головой Андрей Владимирович. — Впрочем, требование легко удовлетворить… Ибрагим!

Вошел Ибрагим.

— Приведи женщину! — распорядился Андрей Владимирович и обратился снова к Сергею:

— Пока чаю откушайте!

Вот козел! И что он себе воображает! Сергей невольно сжал кулаки.

Вошел кавказец с подносом. Чай в большой пиале, лимон на тарелочке, печенье. Но Сергей ни к чему не прикоснулся. Он молча уселся в кресло и закурил, мстительно стряхивая пепел в пиалу.

Наконец появилась Татьяна в сопровождении Ибрагима и двух „братков“. Она увидела Сергея и, едва сдерживая слезы, бросилась к нему. Сергей гладил ее волосы и успокаивал, шепча на ухо:

— Не бойся, Котенок! Все будет хорошо, ведь я здесь!

Потом он повернулся к Андрею Владимировичу и твердо сказал:

— Пока она не позвонит из безопасного места, никакого разговора у нас не получится!

Андрей Владимирович повернулся к афганцам, один из них наклонил голову. Андрей Владимирович подозвал Ибрагима.

— Отвезешь женщину к ближайшему метро и сразу обратно. Да, дай ей жетоны на телефон! Ты все понял?

Ибрагим кивнул и подошел к Татьяне. Она с мольбой смотрела на Сергея. Он ободряюще улыбнулся ей и сказал:

— Вот и все! Они дадут тебе номер телефона, и ты позвонишь мне, когда будешь в безопасном месте. Поняла? Только когда будешь в безопасном месте. Ну, все! Ты знаешь, что делать. До встречи, Котенок! И ничего не бойся! Все будет хорошо!

Ибрагим увел Татьяну. Сергей повернулся к афганцам и сказал:

— Когда она позвонит, тогда и начнем разговор! А сейчас я бы чего-нибудь съел!

Андрей Владимирович расхохотался.

— В чем в чем, а в самообладании вам не откажешь! Что же, — отобедаем!

1 сентября 1994 года, 13.15.

Звонок раздался через час. Андрей Владимирович передал трубку Сергею.

— Это ты, Котенок? Где ты? У метро? Какого? А глаза тебе они завязали, пока везли? Завязали? Это хорошо! Теперь покрутись немного на предмет слежки и позвони мне из безопасного места! Поняла? Ну, целую!

Андрей Владимирович недовольно поморщился и сказал:

— Мы так не договаривались! Вам одного звонка мало?

— Слушайте, не учите меня жить! — огрызнулся Сергей. — Когда она еще раз позвонит и я поверю, что она в безопасности, то я — в полном вашем распоряжении! Но не раньше!

Андрей Владимирович посмотрел на афганца. Тот наклонил голову.

— Ну, ждать так ждать! — невозмутимо резюмировал Андрей Владимирович.

1 сентября 1994 года, 13.50.

Татьяна отчетливо представляла, что ей надо делать. На этот случай Сергей ее давно проинструктировал: заставил запомнить адрес, куда она должна поехать в безвыходном положении.

Она быстро нашла нужный дом и позвонила в квартиру на первом этаже. Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти в инвалидном кресле. Он молча выслушал условную фразу и отозвался нараспев:

— Проходи, красавица, кальвадос с лимоном выпьем.

Татьяна улыбнулась и спросила:

— А разве кальвадос пьют с лимоном?

— Не знаю, не пил, — ответил инвалид. — Не я отзыв придумывал, не с меня и спрос. Ты пока кофейку выпей, да перекуси что-нибудь. У меня на кухне окно по жизни зашторено, никто тебя и не увидит. Ты угощайся, а я хвост отсеку.

— Неужели я кого-то привела за собой? — побледнела Татьяна.

— Все нормально! — успокоил ее инвалид. — Для того Сергей тебя ко мне и прислал, чтобы я хвост отсек.

— А… помочь вам не надо? — нерешительно спросила Татьяна, косясь на прикрытые пледом культи ног. Инвалид усмехнулся:

— Я привык.

Он выкатился на лестничную площадку и привычно съехал по бетонному пандусу, держась за приделанные к стене перила. Выехал во двор и сделал круг вокруг дома. Он сразу нашел то, что искал: трех „качков“ в темно-зеленом „BMW“ во дворе, и еще одного — с другой стороны дома. Тот, что встретился с той стороны дома, уже лежал в густых кустах сирени: две пули из маленького и абсолютно бесшумного пистолета „Гроза“ сделали свое дело быстро и надежно. Теперь предстояло заняться пассажирами „BMW“.

Инвалид отъехал за кусты, убедился, что его никто не видит, и достал из-под пледа контейнер гранатомета „муха“.

1 сентября 1994 года, 14.10.

Татьяна позвонила во второй раз в два часа. Сергей выслушал ее, дал отбой и повернулся к Андрею Владимировичу:

— Теперь я в полном вашем распоряжении!

Тот улыбнулся и произнес:

— Видите ли, Сергей Андреевич, мы располагаем подробной информацией о вас и вашей жизни за последние шестнадцать лет. Не скрою, что подробности о ваших… м-м… о том, чем вы занимались последнее время, наверняка заинтересуют компетентные органы. И чтобы у вас не возникало сомнений… Ибрагим!

Появился Ибрагим.

— Пусть приведут нашего еврейского гостя.

Ибрагим вышел и вернулся с двумя громилами, тащившими еле стоящего на ногах Яшу Рубинчика. Выглядел Яша паршиво: лицо в кровоподтеках, губы разбиты, левый глаз заплыл полностью. Как видно, били его долго и со вкусом.

Яша посмотрел налитым кровью правым глазом на Сергея и прохрипел:

— Прости, Серега! Я не виноват! Я держался, сколько мог! Они… они мне ток через яйца пропускали, понимаешь?

Яша заплакал, прерывая рыдания кашлем, роняя слезы и розовую от крови слюну на покрытую бурыми пятнами рубашку.

— Все нормально, Яша! — ответил Сергей. — Я знаю, что ты держался, сколько смог. Извини, но я сейчас ничем тебе не могу помочь. Сам в дерьме, как видишь.

Он повернулся к афганцам и сказал со злостью:

— Слушайте, давайте к делу. Русский вы не хуже меня знаете, меня сюда вы не чай пить привезли. Так что хватит ломать комедию и общаться со мной через этого пижона!

Афганец посмотрел на Сергея, затем перевел взгляд на Андрея Владимировича. Тот усмехнулся и сказал:

— Нервы, Сергей Андреевич, нервы! Хотя… вы правы, пора к делу.

Сделал знак, и Яшу увели. Затем он развернул перед Сергеем карту Афганистана и ткнул пальцем в место, обведенное кружком.

— Двенадцать лет назад случилось так, что вам пришлось здесь побывать. Вас доставили туда на вертолете, потом вы шли пешком. Было это 15 мая 1982 года. Вы помните этот день?

Еще бы! Охотник прекрасно помнил этот день, хотя Сергей и стремился его забыть. Но он не подал вида, что вспомнил. Он продолжал сидеть с каменным лицом, словно изваяние.

АндрейВладимирович продолжал:

— Конечно, это было давно. Но этих людей вы вспомните. Вы должны их вспомнить. Ведь вы двое суток шли туда с риском для жизни, с риском быть схваченным моджахедами и умереть под пытками. Вы шли туда, чтобы убить этих людей.

Он положил на стол две фотографии. Сергей взял их и принялся разглядывать, хотя заранее знал, кто на них изображен. А Андрей Владимирович продолжал:

— Вы заняли позицию в развалинах на склоне горы. Отсюда была прекрасно видна взлетная полоса с самолетом. Конечно, в доме был пост наблюдения, но за полчаса до этого его уничтожили бойцы спецназа, которых тайно перебросили в это место специально для вашего прикрытия. А официально они участвовали в пятой панджшерской операции, проходившей как раз в это время. Вы застрелили этих людей, что на фотографиях, и ушли в точку, где вас забрал вертолет. Через двадцать минут после вашего ухода спецназ атаковал колонну автомашин в двух километрах от этого места. Что везла колонна, уточнять не будем, но ее хозяева понесли ущерб на весьма круглую сумму. Даже почти полное уничтожение спецназовцев не утешило хозяев. Но главное… вот этот человек на фотографии — один из хозяев, Амандулла-Хан. Второй — его телохранитель. Они были убиты с интервалом в две-три секунды. Предупреждаю, гипотезу о втором снайпере я проработал всесторонне и отверг как несостоятельную. Очевидно, что оба выстрела произвели вы. Поэтому вопрос: зачем вы стреляли в телохранителя?

Сергей пожал плечами:

— Приказ. Так было приказано: убить телохранителя и сразу же — хозяина. И уйти, оставив на месте одну стреляную гильзу.

— Кем приказано?

— Моим командиром.

— А вашим командиром был в то время генерал Хладов?

— Все-то вы знаете! — усмехнулся Сергей. — Впрочем, Хладов тогда был майор. Но в остальном вы правы. А спецназовцы здорово облегчили мне отход, — светлая им память, отличные были ребята! А что вез караван, они тоже не знали. Как я не знал, что за человека я должен убить, — только фотография. Война есть война.

— Хотите знать, что перевозил караван? — спросил Андрей Владимирович и тут же ответил: — Наркотики. Очень крупную партию. А предназначалась она для Хладова.

Андрей Владимирович замолчал, пристально вглядываясь в лицо Сергея. Тот сидел неподвижно, с ничего не выражающим лицом. Андрей Владимирович продолжил:

— Все дело в том, что Хладов был одним из звеньев цепочки по транспортировке наркотиков из Афганистана в СССР. Ясное дело, над ним стояли куда более значительные люди. И эти люди решили заставить своих поставщиков отдавать более значительную долю, — знаете, ведь аппетит приходит во время еды! Понятно, что поставщикам это не понравилось. И Хладову было поручено оказать давление на несговорчивых афганцев. В принципе, это в рамках правил. Уничтожить товар, чтобы убедить продавца в силе своей позиции и навязать ему свои условия, — это тоже еще в рамках правил. И даже убийство телохранителя — это еще можно расценивать не как повод к войне, а как всего лишь предупреждение и демонстрацию длинных рук. Но вот убийство Амандуллы, — это уже война! Может быть, это была инициатива Хладова, — он ведь так и не признался в убийстве поставщика даже своим высокопоставленным партнерам! А убийство Амандуллы представил как хитрую провокацию конкурентов, проведавших об операции и подославших второго снайпера. Потому вы и должны были, стреляя дважды, оставить лишь одну гильзу. И пули использовались такие, что их деформация не позволяла однозначно произвести идентификацию.

— Зачем вы это мне рассказываете? — спросил Сергей.

— Затем, что афганцы не поверили в миф о втором стрелке. И брат покойного давно вынашивает план мести. И орудием мести должны стать вы.

— Почему вы думаете, что я соглашусь? Потому, что вы похитили Татьяну?

— Ну что вы! Татьяна Борисовна — всего лишь гарант вашей лояльности по отношению к нам. А сделаете это вы по трем причинам. Во-первых, Хладов последнее время упорно пытается с вами покончить. И вы понимаете, что рано или поздно он это сделает. Во-вторых, воздух отечества стал вам вреден из-за выполненных вами заказных убийств криминальных авторитетов, а также разборок с ФСК. А мы хорошо вам заплатим и поможем укрыться в безопасном месте. Ну, а в-третьих, — ликвидация Хладова будет прекрасной точкой в деле вашей личной войны с наркомафией. Ведь, насколько мне известно, ваш брат умер от передозировки наркотиков, а ваша матушка, увы, не смогла пережить этого и скончалась полгода спустя. Не так ли?

— Предположим, я соглашусь, — ответил Сергей. — Что вы мне гарантируете?

— Сразу после ликвидации Хладова мы обеспечиваем ваш отход и переправку за границу. Вам будет выплачено вознаграждение в размере трехсот тысяч американских долларов наличными…

— Мелкими купюрами! — прервал его Сергей.

— Извините? — поднял брови Андрей Владимирович.

— Купюрами по десять и двадцать долларов, — пояснил Сергей. — Это мера предосторожности: меньше шансов нарваться на фальшивки, да и меньше внимания привлеку там, на Западе.

— Какие фальшивки? Бога побойтесь, Сергей Андреевич! — развел руками Андрей Владимирович. — Мы не кидаем партнеров…

— Поменьше риторики! — прервал его Сергей. — Перейдем к плану. Как я понял, вы уже определили место и время?

Андрей Владимирович хотел ответить, но тут заметил в дверях подававшего знаки Ибрагима и поднялся:

— Прошу меня извинить, я на минуту вас покину.

Извинение скорее предназначалось афганцам, а не Сергею. Но ему это было безразлично. Он догадывался, зачем Ибрагим оторвал от беседы Андрея Владимировича, и настороженно ждал дальнейшего развития событий.

1 сентября 1994 года, 14.30.

Ибрагим озабоченно сообщил:

— Нет связи с группой, что сопровождала девку. Не нравится мне это!

— Пошли людей, пусть разберутся! — распорядился Андрей Владимирович. Он в тяжелом раздумье посмотрел вслед Ибрагиму и вернулся к Сергею.

— Вернемся к нашим баранам, — сказал Андрей Владимирович и вдруг спросил, испытующе глядя на Сергея:

— Кстати, а с чего это вдруг Хладов устроил на вас такую широкомасштабную охоту?

— Вопрос риторический! — огрызнулся Сергей. — Признайтесь, ведь и на вас Хладов организовал охоту? Иначе чего вы сидите тут с такой охраной?

— Допустим, — согласился Андрей Владимирович. — И что?

— А то, что вы расшевелили осиное гнездо! — раздраженно заявил Сергей. — Вы очень хорошо осведомлены о подробностях моей биографии, и почерпнули их, надо полагать, не в справочнике „Кто есть кто в России“! Неужто вы могли думать, что все эти ваши телодвижения останутся не замеченными Хладовым? На „наивного чукотского юношу“ вы не похожи, поэтому должны отдать себе отчет в том, что все эти ваши вопросики с проверкой на вшивость просто дебильны! Вам вообще приходила в голову простая мысль: если Хладов заподозрит, что я нахожусь у вас, то он костьми ляжет, чтобы вычислить это местечко и прихлопнуть всех мух разом! Так что бросьте ваши штучки и перейдем к делу! Еще раз, — так сколько вы мне заплатите за Хладова?

— Триста тысяч „зеленых“! — важно сообщил Андрей Владимирович.

— А почему не полмиллиона? Или вообще миллион — для ровного счета! — саркастически прокомментировал Сергей.

— На эти деньги вы сможете начать новую и неприметную жизнь за рубежом в спокойной стране, — ответил Андрей Владимирович. — А остальное будет пустым словоблудием. И не советую торговаться. Деньги вполне приличные, — ведь, кроме того, мы обеспечиваем вам прикрытие, уход, документы, переправку за границу!

— Хорошо, тогда последнее условие — отпустите Рубинчика!

— Анекдот про жилище индейцев помните? — осведомился Андрей Владимирович. — „Фигвам“ называется. Убираете Хладова, — и получаете своего Рубинчика целым и невредимым… во всяком случае, по сравнению с нынешним его состоянием, — а там можете его хоть в задницу целовать! Ну что, торг закончен?

— Ладно! — заключил Сергей. — Тогда чашку хорошего крепкого кофе, — и я ваш!

1 сентября 1994 года, 15.20.

Андрей Владимирович едва успел изложить детали операции Сергею, как появился Ибрагим.

— Плохо дело, — мрачно сообщил он. — Совсем плохо! Девка сбежала, а наших людей расстреляли из гранатомета!

— Всех?!

— Нет, одного из пистолета застрелили.

Андрей Владимирович знал, что Ибрагиму чуждо чувство юмора, поэтому он не отреагировал на последнюю фразу, а спросил:

— Куда она могла деться? Ну не испарилась же! Должны быть свидетели!

— Есть один свидетель, — пьяный инвалид, так им уже менты занялись! И вообще, там РУОП работает, так что лучше не светиться! Что делать будем?

— Суки все рваные! — несколько театрально дал выход возмущению Андрей Владимирович. Потом распорядился:

— Вези этого парня и еврея на позицию. Глаз не спускай, держи в наручниках прикованными. А через несколько дней сделаем дело, — и они нам больше не нужны. Черт с ней, с девкой, не до нее уже!

Отдав распоряжения, Андрей Владимирович уединился в зимнем саду, уселся в плетеное кресло под сенью раскидистой лопоухой пальмы и погрузился в размышления. Он любил зимний сад. Он вообще обожал тропики со времен своей первой загранкомандировки — на Кубу, еще во времена Советского Союза. Свежайшие апельсины, божественные лимоны с дурманящим цветочным запахом, теплое море и мулатки с прохладной кожей, — прекрасный сон, да и только! Ну ничего! Скоро, очень скоро этот сон станет реальностью. Банковский счет в одном из банков в Нассау уже надежно округлился до пяти нулей, а за последнюю операцию он получит миллион долларов, — награду за ликвидацию убийц Амандуллы, назначенную братом покойного. Конечно, придется поделиться с Ибрагимом, его людьми и отечественной братвой, да еще откатить помощнику брата Амандуллы, ведающему финансовыми вопросами, — без этого никак нельзя!

О, великое восточное изобретение — Откат! На тебе основано благополучие могущественной касты бюрократов всего мира. Только откат способен напоить живительной влагой вены этого могучего монстра. Почему в процветающей отрасли фирмы еле сводят концы с концами? Откат прибыли в обмен на льготы и кредиты. Почему из ассигнований на программы развития и помощи до адресата доходят лишь жалкие крохи? Железный закон: чтобы получить для себя кусок хлеба, проси два, а один откати чиновнику-благодетелю, ибо он один решает, кому, чего и сколько. Бессчетное число переворотов и революций произошло из-за яростного желания свергнуть монстра по имени Бюрократия и освободить общество от всевластия Отката. Как раз это довольно просто — ведь винтовка рождает Власть (см. творческое наследие великих революционеров). А вот затем Власть неизбежно рождает Бюрократию. А Бюрократия рождает Откат, ибо в Откате заключен секрет всесильности Бюрократии. И неважно: вышли бюрократы из престижных колледжей, из недр Сити или Уолл-стрита, или же вылезли „из грязи в князи“, потрясая справками о пролетарском происхождении „от сохи“. Бюрократия не имеет родины, класса и национальности. Она сама — и Родина, и Класс, и Нация!

Н-да, откатить все-таки придется! Андрей Владимирович вздохнул — ну очень жалко миллиона! Впрочем, скупой платит дважды, а жадность — мать всех пороков.

Утешившись банальными истинами, Андрей Владимирович закрыл глаза и, откинувшись в уютном кресле, начал заново продумывать детали операции. Все вроде схвачено, — только бы помощнички не просрали! Придется их завтра врасплох проверить на точке!

2 сентября 1994 года, 10.05.

Андрей Владимирович предупредил людей на позиции о своем прибытии по сотовому, уже вылезая из машины, — чтобы не расслаблялись. Позиция размещалась на третьем этаже дома недалеко от здания Прокуратуры Российской Федерации на Большой Дмитровке. Бывшая коммунальная квартира, переоборудуемая под офис одним азербайджанским предпринимателем. Тот охотно согласился предоставить недостроенный офис на несколько дней в распоряжение Ибрагима и его людей: для этого достаточно было поклясться, что речь идет о джихаде.

Квартира имела не только черный ход (заблокированный на всех этажах, кроме третьего, — якобы из-за аварийного состояния лестницы), но и полукруглый эркер, из которого отлично просматривался въезд в Прокуратуру. Короче, лучше место сыскать трудно!

На позиции все было нормально: четверо охранников „славянской“ наружности дежурили посменно. Рубинчик прикован к батарее парового отопления в одной комнате, а Сергей — в другой. Все окна заклеены газетами. Старшим среди охранников был худой жилистый парень по кличке „Баг“. Под излишней худобой и непрезентабельной внешностью скрывались незаурядная физическая сила и хитрый расчетливый ум. Именно поэтому Андрей Владимирович поручил возглавить столь ответственное дежурство на позиции Багу.

Они прошлись по коридору, осмотрели комнату. Затем спустились по черной лестнице для проверки пути отхода. Все двери на черную лестницу (кроме ясно какой) были заколочены, а на подъезде висело объявление, убедительно призывающее жильцов „отказаться от использования лестницы черного хода на время ее ремонта с 20 августа по 20 сентября“.

— Хорошо! — одобрил Андрей Владимирович. Они спустились по черной лестнице в подвал и по узкому проходу попали в подвал дома на соседней улице, а оттуда — в помещение, арендованное накануне Андреем Владимировичем под склад. Затем они тем же путем прошли обратно. Довольный Андрей Владимирович уселся на стуле перед Сергеем и участливо поинтересовался:

— Как себя чувствуете, Сергей Андреевич? Есть ли жалобы?

— Издеваетесь? — уставился на него Сергей и позвякал наручниками о трубу батареи. — Между прочим, рука затекает! Я уже не говорю о том, что утрачиваю квалификацию: мне необходим ежедневный тренаж по стрельбе, иначе рука теряет координацию…

— Хорошо, хорошо! — поднял руку Андрей Владимирович. Он позвал Бага и приказал:

— Завтра и послезавтра вывезем его на стрельбище: пусть постреляет из „Винтореза“. В остальное время — держать в наручниках. И смотри, осторожнее с ним: за этим парнем больше трупаков, чем за всеми твоими пацанами вместе взятыми, и тобой в том числе! Понял?

— А то! — проворчал Баг и неприязненно посмотрел на Сергея.

— Увы! — развел руками Андрей Владимирович. — Хоть мы и заключили сделку, однако, принимая во внимание предшествовавшие события, приходится принимать меры предосторожности! Вы не доверяете мне, я не доверяю вам, — так давайте исключим малейшие соблазны нарушить сделку! Поймите, это в ваших же интересах!

— Сидеть прикованным к батарее — в моих интересах?! — рассмеялся Сергей. — Да вы шутник, как я погляжу! Скажу честно, — после всего этого я бы с большим удовольствием пристрелил вас, а не Хладова!

— Ничего-ничего, это временные неудобства, которые очень скоро закончатся! — заверил Андрей Владимирович. Он устроился поудобнее, предложил сигарету Сергею, закурил сам и продолжил:

— В понедельник Хладов должен давать показания в прокуратуре. Сигнал о выезде мы получим минут за сорок до его прибытия. Вас тут же освобождают от наручников и вы занимаете позицию у окна в эркере. Видите, вон там аккуратно вырезана фотография в газете, наклеенной на стекло? Кстати, в этом месте стекло разбито и кусок как бы выпал, — это и есть амбразура для стрельбы. Завтра суббота, так что целых два дня вы имеете возможность опробовать свой „Винторез“ в уединенном месте. Кстати, винтовка вон в том дипломате. Сами соберете?

Сергей презрительно фыркнул и спросил:

— Прицел какой?

— Хорошо вам знакомый ПСО-1 — на все случаи жизни. Винтовка уже пристреляна на сто пятьдесят метров. Для уничтожения цели вам дается два патрона: больше выстрелов все равно сделать не успеете.

— Достаточно одного. Хотя… а если будет осечка при первом же выстреле? — спросил Сергей. — „Винторез“ — штука капризная!

— Молитесь! — посоветовал Андрей Владимирович. — Условия сделки простые: ваша жизнь плюс жизнь Рубинчика плюс триста тысяч баксов плюс обеспечение ухода за рубеж. Но все это — в обмен на жизнь Хладова! Хладов выживает — вы не получаете ничего!

— А если у него бронированный автомобиль? — возразил Сергей.

— Бросьте, он же не на танке в конце концов приедет! — раздраженно парировал Андрей Владимирович. — Патрона СП-6 на таком расстоянии вполне достаточно: никакие бронежилеты и бронестекла не помогут! Кстати, насколько наличие автомобильного стекла снизит вероятность поражения цели с первого выстрела?

— Если использовать СП-6, то ни насколько. И вообще, наибольшую вероятность поражения обеспечивает первый выстрел, — остальные пойдут с горячего ствола, так что первый и второй выстрелы неизбежно отличаются.

— Хорошо! Что еще нужно?

Сергей поиграл желваками и сказал:

— Значит, так! Винтовку я лично приведу к нормальному бою. Прицел должен быть исправлен на параллакс, иначе мне самому придется терять на эту процедуру драгоценное время. На стрельбище оборудуете мне позицию с таким же превышением над целью, как здесь. Патроны должны быть все из одной партии. Дальше видно будет.

Андрей Владимирович поднялся и похлопал по плечу Сергея:

— Хорошо, готовьтесь! В понедельник все закончится. Стреляете, попадаете, уходите через подвал. В назначенном месте получаете документы, деньги и — свободны, как птица в полете. И умоляю: не ешьте на ночь сырых помидоров!

Сергей и Баг с недоумением взглянули на него. Андрей Владимирович бросил Сергею книжку, которую держал в руках.

— Почитайте классику, расслабьтесь! — посоветовал он. — А то юмор уже перестали воспринимать!

Сергей посмотрел на обложку. Ильф и Петров, „Золотой теленок“. Сергей покачал головой и сказал:

— Юморной ты мужик, как я погляжу. Это хорошо! Значит, тебе легкая смерть будет.

— Не от вашей ли руки? — прищурился в недоброй усмешке Андрей Владимирович.

— Нет, — ответил Сергей. — Просто на вашей работе такие юморные и шустрые долго не живут. Зато у них, как правило, легкая смерть — гранатой в куски или пуля в башку. Я помню, в Афгане случай был…

— Типун вам на язык, Сергей Андреевич! — укоризненно заметил Андрей Владимирович и направился к выходу. По дороге он бросил Багу:

— Он мне нужен живым и невредимым до понедельника. Головой отвечаешь. Дашь ему шанс, он вас всех голыми руками положит. Так что гляди в оба. Время готовности — десять утра. Далее ждешь моей команды и выдвигаешь его на позицию. Он делает дело. Дальнейшее мы уже отрабатывали, просто напомню: впечатление должно быть такое, что еврей застрелил снайпера, а тот успел его положить из „Винтореза“. Ясно?

— Не сомневайтесь! — заверил Баг, закрывая входную дверь.

Баг был бывший опер из УВД одного крупного города. Уж он-то сумеет организовать любое впечатление! А что до крутого снайпера… Он и не таких крутых видал, как этот ветеран Афгана! У него не забалуешь! В сортир на поводке и в наморднике ходить будет! И дерьмо языком вылижет, если понадобится!

2 сентября 1994 года, 16.05.

Никифоров не находил себе места. Полчаса назад Хладов без всякого предупреждения снялся с места, захватив с собой несколько человек из охраны. Он не оставил никаких распоряжений, и это было странно. Очень странно. У Никифорова даже промелькнула мысль: уж не хочет ли Хладов потихоньку исчезнуть? Но он быстро ее прогнал. Нет, в таком случае Хладов наверняка придумал бы объяснение внезапному отъезду. Только бы он объявился до понедельника! Пусть едет в прокуратуру, а там…

Никифоров вдруг испугался при мысли: что это будет за „а там“. С Хладовым все ясно, его судьба решена, а вот что будет с ним…

Никифоров налил себе коньяка, выпил и закурил сигарету из пачки, что держал для гостей. Нервы, нервы!

А Хладов в это время сидел в уютном пригородном ресторанчике по Рязанскому шоссе в компании молчаливых людей в темных костюмах. Компания ему не нравилась. А больше всего из всей этой компании ему не нравился человек, сидевший напротив. Звали его Олег Юрьевич. Это он назначил встречу Хладову. Но именно Хладову была нужна эта встреча, — и Хладов это прекрасно понимал. И Олег Юрьевич это прекрасно понимал. Он перешел к делу без всяких вступлений.

— Что вы хотели от меня, Вадим Николаевич?

Хладов поднял брови.

— Вообще-то, это вы назначили встречу! — проговорил он, сделав упор на „вы“.

Олег Юрьевич рассмеялся коротким смешком.

— Посмотрите на нашу беседу со стороны! — ответил он. — Вы с охраной, я с вооруженными людьми… На современном языке это называется „стрелка“. И я ничего не хочу узнать от вас, Вадим Николаевич. Я просто пригласил вас, чтобы предупредить — не трогайте Адвоката! Ну никоим боком он не относится к вашему ведомству! Что вы на нем повисли, как гончий пес, право слово?

— Я всего лишь хотел узнать от него об одном человеке, — сказал Хладов. — И я узнаю это, нравится вам или не нравится…

— Вас интересует Кузнецов! — перебил его Олег Юрьевич.

— Ага… так вы в курсе! — заметил Хладов, доставая папиросы.

— А кто не в курсе? — изумился Олег Юрьевич. — Вы на него организовали охоту, как на акулу-людоеда в курортный сезон! Какого, извините, черта… вам не кажется, что вы что-то недопонимаете? Что у вас неверное представление о положении вещей? Нет?

— Просветите меня, серого! — усмехнулся Хладов и спросил: — Кузнецов работает на вас?

— Нет, — ответил Олег Юрьевич. Заметив недоверчивую улыбку на лице Хладова, он пояснил: — Впрочем, однажды мы использовали его „втемную“, но это было давно!

— А как же Адвокат?

Олег Юрьевич пожал плечами:

— Адвокат просто сливает нам информацию о криминалитете. Он же, по сути, главарь группы наемных убийц, работающих по заказам не желающих огласки авторитетов и частных лиц. Поэтому благодаря ему нам удалось собрать весьма любопытный компромат на некоторых весьма известных лиц. Конечно, лучше с таким типом общаться через решетку, но увы, — посадить его пока не представляется возможным, демократическая законность надежно защищает таких, как он. Ну а то, что Кузнецов последнее время работал на Адвоката, — так мы сами этого не знали!

Хладов задумчиво поиграл желваками и спросил:

— А Котов? Он ваш человек?

— Ну что вы! — рассмеялся Олег Юрьевич. — Котов работает на наркодельцов, базирующихся в Афганистане. Мы проверяли его. Обычный ссученный гэбэшник. Никакой политики. Платят ему за прикрытие контрабанды наркотиков и информационное обеспечение. Ведь именно Котов координирует действия российских и таджикских спецслужб по борьбе с контрабандой наркотиков.

— А что же вы его не возьмете, если так хорошо осведомлены? — поинтересовался Хладов. — Ведь вы — крупный работник прокуратуры в генеральском чине. Разве это не ваша работа?

— Для возбуждения дела недостаточно фактов! — развел руками Олег Юрьевич. — Знаете ведь, что одно дело — данные информаторов, а другое — улики для суда. Пусть пока гуляет!

— А что же вы не закажете его Адвокату? — в лоб спросил Хладов.

— Я не занимаюсь заурядными наркодельцами и ссученными гэбэшниками, — ответил Олег Юрьевич. — Меня интересуют только террористы. Сами понимаете, я говорю вам это не только как работник прокуратуры.

— Понимаю! — качнул головой Хладов. — Тогда вопрос — кого вы представляете?

Олег Юрьевич внимательно посмотрел на Хладова и ответил:

— Ну, вам я, пожалуй, скажу… вы имеете право знать! На меня возложена борьба с определенным кругом лиц. Понимаете, есть такая категория людей, облеченных, — к глубокому сожалению, — властью, большой властью… Старик Ульянов был абсолютно прав, когда утверждал: „Любая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно!“ Они, эти люди, считают, что террористов можно использовать в своих интересах. Это, разумеется, иллюзия! Вспомните судьбу жандарма Судейкина, который намеревался использовать террористов для расправы с начальниками, мешающими его продвижению по службе. Он сам пал от руки своего агента-осведомителя. А сколько таких судейкиных появляется вновь и вновь! Вспомните хотя бы американского подполковника Оливера Норта, который по поручению президента США Рейгана продавал оружие Ирану, чтобы на вырученные средства свергнуть правительство сандинистов в Никарагуа! А ведь сам Рейган объявил хомейнистский Иран врагом Америки номер один! А сколько таких нортов работало и будет работать! Вся беда в том, что не может быть управляемого терроризма. И мы, и те же американцы неоднократно в этом убеждались! Помните, как американцы передавали афганским моджахедам в больших количествах „стингеры“ для борьбы с советскими самолетами? А где оказалась большая часть „стингеров“? В том же Иране и даже у палестинских федаинов! А сколько людей, обученных партизанской войне советскими инструкторами в палестинских лагерях, оказалось в рядах афганских моджахедов и таджикской оппозиции? Но снова и снова появляются облеченные властью люди, которые собираются управлять терроризмом. Они полагают, что для этого достаточно подкормить волка и назвать его „борцом за свободу“. Никак не дойдет до их тупых голов, что „сколько волка не корми, а он все в лес смотрит“! Так что приходится как-то контролировать этот процесс. Ведь должен же кто-то заниматься этим, черт возьми, если государство устранилось от этого процесса! Дай Бог, чтобы у нас когда-нибудь во главе государства встал человек, осознающий в полной мере угрозу международного терроризма и способный начать решительную и последовательную борьбу с терроризмом. Но уже кое-кто в верхах осознает, что надо не просто сидеть сложа руки и ждать лучших времен. Вы несогласны?

— Для нас это уже неактуально! — отмахнулся Хладов.

— Вы так думаете? А Дудаева кто прикормил? Та шушера, что суетится вокруг нынешнего президента! Эти недоумки всерьез полагают, что Дудаев в благодарность за их поддержку будет исправно качать для них грозненскую нефть, — вот идиоты! Дудаев верой и правдой служил Советской империи, — а какой резон чеченцу теперь служить слабой и полуразваленной России? Служить слабому — чести нет! Да этот Дудаев еще заставит содрогнуться всю Россию, попомните мое слово!

— А вы кому служите, уважаемый Олег Юрьевич?

Олег Юрьевич вздохнул:

— О чем вы говорите, Вадим Николаевич! Родине, конечно! Все мы любим Родину. Только некоторые все-таки любят больше не Родину в себе, а себя — в Родине. Вот в чем беда!

— А меня вы к какой категории относите? — осведомился Хладов.

— Уж больно долго вы с дерьмом имели дело, Вадим Николаевич, вот и перемазались с ног до головы. Впрочем, не только перемазались, но и пропитались им насквозь! Ну да ладно, Господь вам судья. И так у вас положение — хуже губернаторского!

— Это вы насчет моего предстоящего визита в прокуратуру? — уточнил Хладов.

Олег Юрьевич пренебрежительно махнул рукой:

— Вы по этому делу в качестве свидетеля проходите. Есть установка: дело старое, спустить на тормозах. А вот врагов у вас много, и все крови вашей хотят. Впрочем, это тоже ерунда…

Олег Юрьевич замолчал. Хладов закурил очередную папиросу и спросил:

— А что же не ерунда?

— А не ерунда то, — медленно заговорил Олег Юрьевич, — что вы теперь вроде как проходной ферзь!

— Не понял…

— Ну, в шахматной игре проходная пешка может ферзем стать. А вас из ферзей в пешки хотят перевести, да и пожертвовать, — ну, судьба-то у пешки известная! Только как это сделают и кто конкретно, не знаю!

— Вы себя вообразили карающим мечом правосудия, а теперь еще примеряете одежды предсказателя? — усмехнулся Хладов. — Не слишком ли много вы на себя взвалили? Бросьте, не то уроните! Вы лучше расскажите, когда именно использовали Кузнецова, как вы утверждаете, „втемную“?

— А вы еще не поняли? — удивился Олег Юрьевич. — 15 мая 1982 года! Вам эта дата ни о чем не говорит?

Хладов сжал зубы, поиграл желваками, затем негромко спросил:

— Как именно вам удалось заставить Кузнецова работать на себя?

— Да не знал он, на кого работает! — раздраженно повторил Олег Юрьевич. — Впрочем, не я проводил операцию! Знаю только, что его использовали втемную, и все!

— А для чего вам это было надо? — поинтересовался Хладов.

— Как это — для чего? — воззрился на него Олег Юрьевич. — Ваши подельники из высших эшелонов власти гнали через Амандуллу тонны вооружения якобы для нужд палестинских партизан, — что, кстати, страшно раздражало наших израильских коллег! Но мы бы закрыли на это глаза, если бы Амандулла добросовестно переправлял оружие через Иран, Курдистан и Сирию палестинцам или боевикам из „Амаль“. Как-никак, а они в те времена объективно защищали советские стратегические интересы на Ближнем Востоке! Так нет же! Большая часть оружия и боеприпасов не уезжала на Запад дальше Пешавара: Амандулла продавал их моджахедам. На свою долю он покупал наркотики и переправлял их в Таджикистан. Деньги, вырученные от продажи оружия, он передавал через вас. Кстати, именно вы и отвечали за безопасность этих каналов: оружие — туда, наркотики — обратно! Между прочим, наркотики ваши партийные покровители реализовывали на Западе: наверное, в порядке „диверсии против капитализма“! Хотя вряд ли это афишировалось: ведь деньги оседали на частных счетах в швейцарских банках. Конечно, — будущие столпы демократии готовились к перестройке! Ведь не своими же куриными мозгами роковой клоун Горбачев додумался до поистине апокалиптических реформ?! Нет, вашим покровителям надо было легализовать свои грязные бабки с тайных швейцарских счетов! Кстати, там должен быть и ваш счет. Нет? Ну, ладно! Короче, терпеть такое положение вещей, когда наших солдат расстреливают из нашего же оружия, было невозможно! Вот ваш канал и прервали. Подставили Амандулле одного генерала со связями в ЦК, предложившего более выгодные условия. А когда вы решили припугнуть Амандуллу, пришлось использовать Кузнецова! Кстати, — а вы сразу поняли, что не было никакого второго стрелка и что Амандуллу убил Кузнецов, невзирая на ваш строжайший приказ — ранить только телохранителя?

— Разумеется! — процедил Хладов.

— А что же вы его тогда не ликвидировали? — удивился Олег Юрьевич. — Тогда все можно было списать на душманов, — и сейчас бы не пришлось потеть! А?

— Долго рассказывать, — уклончиво ответил Хладов. — Имелись свои причины. У меня к вам самый последний вопрос: слушайте, ну зачем вам это все надо?!

— А я уже пытался вам объяснить, — усмехнулся Олег Юрьевич. — Только вы все пропустили мимо ушей. У вас вообще это в характере: все, что не входит в круг ваших понятий, вы игнорируете. Поэтому вы и оказались в положении… в котором оказались! Ладно, мне пора! Вы удовлетворены нашей беседой?

— Вполне! — ответил Хладов.

— Тогда оставьте в покое Адвоката! Он нам еще нужен. А вам, поверьте, он ни в чем не поможет.

— А Кузнецов?

Олег Юрьевич засмеялся и покачал головой.

— Не поверили вы мне! А зря! Дался вам этот Кузнецов. Да делайте вы с Кузнецовым, что хотите! Он не наш человек, и нас не интересует его судьба! Нас интересует только одно — чтобы вы отстали от Адвоката.

— А если бы мы не договорились по этому вопросу?

— Ну что вы! Конечно, договорились бы! — отмахнулся Олег Юрьевич.

— А все-таки?

— Ну, ладно! Суньте руку в карман пиджака… нет, где у вас ПСМ лежит. Нащупали? Доставайте!

Хладов достал продолговатый предмет из кармана. Пачка долларов в прозрачной пленке.

— Ну вот! — удовлетворенно заметил Олег Юрьевич. — Теперь там еще и отпечатки ваших пальцев появились. Уразумели, что это такое? Тысяча долларов — взятка работнику прокуратуры, то есть мне! А выходы из кафе перекрыты СОБРом. Если бы мы не договорились… впрочем, и так понятно, я надеюсь?

— Куда уж яснее! — согласился Хладов. — В выборе средств вы себя не ограничиваете, как я погляжу!

— С волками жить — по-волчьи выть! — откликнулся Олег Юрьевич, пряча доллары в карман.

— А сами-то вы кто, если не волки? — прищурился Хладов.

— Мы — санитары леса! — поднял палец Олег Юрьевич.

— А в чем разница-то? Чем вы лучше? — раздраженно поинтересовался Хладов.

— Ну, разница тут — как между разведчиком и шпионом, или между партизаном и бандитом. Знаете, ведь „свой“ хорош только потому, что он — свой! А „чужой“ плох, потому что он — чужой! И все! Мы свои для тех, для кого террористы всех мастей — чужие! Мы свои для мужчин, женщин, детей и стариков, которых „идейные“ ублюдки взрывают вместе с самолетами, расстреливают на улицах и сжигают в собственных домах. Потому что если вас убивают на улице, то вам глубоко безразлично, убили вас ради вашего кошелька или во имя так называемой „свободы“ какого-нибудь „борющегося народа“, о котором вы, возможно, никогда и не слышали! Разве не так?

— Либо вы хитрый и циничный негодяй, либо — безнадежный идеалист! — сделал вывод Хладов. Олег Юрьевич засмеялся и заметил:

— А ведь и вы тоже идеалист, Вадим Николаевич!

— С чего это вы взяли? — удивился Хладов.

— При Советах вы верой и правдой служили своим партийным боссам за карьеру. Впрочем, тогда все служили! А когда настало время доморощенных „демократов“, то многие перестроились. Большинство людей вашего типа сразу поняли, что все эти либеральные благоглупости типа „свободы, равенства, братства“ и „общечеловеческих ценностей“ — жвачка для быдла, красивая сказка для идиотов! А на самом деле с Запада к нам пришла единственная общечеловеческая ценность, — которая зеленого цвета и приятно шуршит в руках. И эти люди начали набивать карманы этими самыми ценностями, поправ все остальное. Многие, но не вы! Вы продолжали делать карьеру, сосредотачивая в руках секреты. Вы думали, что чем больше секретов, тем больше власти. Властолюбец вы наш! Только ведь власть — опасная штука. Вы стали опасны для слишком многих! Вы надеетесь на залежи компромата в ваших архивах, и совершенно напрасно! Ему просто никто не даст хода! Вы же не контролируете масс-медиа? И кому вы отдадите свой компромат? Независимому журналисту? „Независимая журналистика“ — дежурный либеральный миф. Все „независимые“ журналисты имеют конкретных хозяев. Каждая разоблачительная статья проплачена по давно определенным тарифам. Отдадите олигархам? Тогда компромат будет навеки похоронен в сейфе хозяина. И если компромат действительно убойный, то хозяин использует не его, а только факт его существования, и исключительно в своих интересах! Сами знаете, что лежащий в сейфе компромат — это лев в клетке, им при случае можно пугнуть, использовать для торга. А обнародованный компромат — это уже мертвый лев. А кому нужен мертвый лев? Только пожирателям падали. Вот так!

— Пусть только попробуют меня тронуть, — очень многие посыпятся со своих мест! — проворчал Хладов.

— Ой ли? — прищурился Олег Юрьевич. — Впрочем, что вас переубеждать… У меня к вам есть еще одно маленькое предложение.

— Выкладывайте.

Олег Юрьевич провел пальцем по краю хрустального бокала и сказал:

— Тут интересная информация проклюнулась. Вас касается.

— Непосредственно касается? — уточнил Хладов.

— Куда уж непосредственней. Убить вас хотят. Впрочем, это для вас не новость, — уж больно многие этого хотят. Но в данном конкретном случае мы знаем: кто, где, когда.

— И что вы хотите за эту информацию?

Олег Юрьевич помедлил с ответом, затем произнес, пристально глядя Хладову в глаза:

— Тоже информацию.

— Какую?

— По операции „Фиалка“.

Хладов пожал плечами:

— Мое управление не проводило такой операции.

— Естественно. Эту операцию начало еще Шестое управление бывшего КГБ СССР. Эти материалы рьяно искали люди Бакатина, когда последний уничтожал систему безопасности государства. Но не нашли. И все указывает на то, что эти материалы осели у вас. Более того, вы по своей инициативе продолжили работу по этим материалам.

— Бред! — процедил Хладов.

— Бросьте! — раздраженно махнул рукой Олег Юрьевич. — Мы имеем информацию о делах оперативной разработки, ведущихся вашим управлением. Более двух десятков известных нам по операции „Фиалка“ фигурантов разрабатываются вашими подчиненными. Такие аккуратные розовые папки… Учтите — мы хорошо осведомлены! Так как? Достойная сделка: ваша жизнь в обмен на какие-то бумаги!

Хладов поиграл желваками, потом усмехнулся и сказал:

— Знаете, что ответила старушка одному знахарю, когда тот предложил ей купить „траву от тридцати трех болезней“?

— Ну?

— „Эх, милай! Зачем мне трава от тридцати трех болезней, когда их у меня шестьдесят шесть“!

Олег Юрьевич усмехнулся и ответил:

— И все-таки, — ваш ответ?

Хладов отозвался, поднимаясь:

— По-моему, я достаточно ясно сформулировал!

— Значит, не договорились! — подытожил Олег Юрьевич. — Ну что ж… Я пришлю букет фиалок на вашу могилу!

— Спасибо! — иронически поблагодарил Хладов и пошел к выходу.

4 сентября 1994 года, 12.15.

Баг действительно водил Сергея в туалет лично. Намордника и поводка, впрочем, не надевал, но и наручников не снимал. После ужина Сергей с удовлетворением почувствовал, что его кишечник распирают газы. А главное, — это быстро почувствовали окружающие. Баг недовольно повертел носом и сказал раздраженно:

— Ну ты и козел! Знаешь, что с тобой в камере бы сделали за такое? Там вонючек не любят!

— Еще больше там не любят ментов! — отпарировал Сергей. — Лучше в сортир меня отведи.

Баг отцепил наручники от стены и сковал Сергею обе руки. Взял пистолет-пулемет с глушителем и ткнул Сергею стволом в спину:

— Пошел!

Они прошли по длинному коридору и остановились у двери в туалет.

— Приступай! — сказал Баг.

— А задницу ты мне вытирать будешь? — зло осведомился Сергей и выпустил очередную струю газов.

Баг несколько секунд подумал и крикнул:

— Вася!

Появился бугай Вася с кирпичеобразной мордой. Баг кинул ему ключ от наручников и сказал:

— Проследи!

Вася недовольно скривил губы и пробасил:

— Ну правильно… как вонючек стеречь, так мне!

— Заткнись! — оборвал его Баг. — Я тебя подстрахую в коридоре.

И Баг отошел к двери в комнату, где по телевизору начинался футбольный матч. Брезгливый Вася вздохнул, снимая наручники:

— Вот суки — на дезодоранте экономят! Давай, сри скорее!

Дверь он оставил открытой, но отошел подальше и закурил.

Сергей сидел на унитазе со спущенными штанами, массировал запястья и размышлял. С Багом он, пожалуй справился бы, но вот Вася… Пространство ограничено, а у Васи масса, как слона! И все-таки надо попробовать, другого шанса не будет. Кто знает, может, и стрелять в Хладова будет кто-то другой, а его самого пристрелят немного раньше. Так было бы логичнее и спокойнее для Андрея Владимировича.

Сергей посмотрел на пистолет-пулемет, висящий на правом боку Васи. Такой же, как у Бага, да и у остальных двоих охранников. „Аграм“ с глушителем. Эти пистолеты-пулеметы последние годы десятками, если не сотнями тысяч штамповали в Хорватии. Официально они продавались как „оружие самозащиты мирных хорватских крестьян против банд сербских насильников“, и обычно щепетильная в таких вопросах старая шлюха Европа сквозь пальцы смотрела на то, как „Аграмы“ расползаются по миру. Однако специально сконструированный под глушитель ствол не оставлял сомнений в истинном предназначении продукции „независимой“ Хорватии: это — оружие террористов. Неудобное, ненадежное, зато дешевое. Его не жалко бросить после теракта. Н-да, что за странная закономерность: стоит появиться очередному „свободному и независимому“ государству, как оно тут же превращается в притон террористов и уголовников! Воистину: услышишь слово „независимость“ — хватайся за пистолет!

Сергей закончил процедуру и потянулся к рычагу сливного бачка. Надавил на рычаг, вода с шумом устремилась в фарфоровую дыру. Сергей быстро и аккуратно вытащил рычаг, не зафиксированный разгильдяем сантехником в кронштейне. Хвала строителям домов начала века! Хвала архитекторам модерна, апологетам просторных туалетов! В узком пенале санузла „совковой“ квартирки такой фокус не удался бы: рычаг упрется в стену, и абзац!

Сергей повернулся к Васе, скользя взглядом по автомату. Патрон Вася дослал, это Сергей помнил отчетливо. А не поставил ли он его на предохранитель? Нет! Точно, вот он, родной, — в положении „огонь“!

— Ну что, подтерся? — спросил Вася, доставая наручники. — Давай клешни сюда!

Сергей сделал шаг к Васе, протягивая руки ладонями вниз. Пластмассовый шарик рычага удобно лежал, прижатый к ладони большим пальцем, металлический штырь холодил руку снизу. Вася развел стальные кольца браслетов, готовясь защелкнуть их на запястьях Сергея. И тут Сергей изо всей силы воткнул штырь рычага под квадратную Васину челюсть, направляя его снизу вверх и немного назад.

Уловивший странное движение Баг повернулся в их сторону и, выругавшись, поднял „Аграм“, передергивая затвор левой рукой. Сергей, прикрываясь Васиным телом как щитом, вслепую пытался поймать ребристую рукоятку Васиного „Аграма“. Очередь Бага отбросила тело Васи на пол. Вторую он сделать не успел — Сергей наконец завладел оружием и успел выстрелить раньше. Строчка перечеркнула Бага снизу вверх и справа налево. Глушители прекрасно справлялись с делом, — слышались только лязг затворов и удары пуль. Колени у Бага подломились, и он рухнул на пол.

Сергей укрылся за выступом стены, и очень вовремя! Ибо выскочивший из комнаты охранник щедро полил коридор свинцом. Впрочем, едва он сделал паузу, как тут же получил пулю в голову и рухнул на тело неподвижно лежавшего Бага. Дольше оставаться в коридоре было бы неразумно, и Сергей побежал к двери черного хода. Он проскочил проем комнаты, дав туда очередь вслепую: судя по звуку лопнувшей трубки, пострадал только телевизор. Сергей с грохотом сдвинул засов, пинком распахнул дверь черного хода и с таким же грохотом ее захлопнул, выскакивая на лестницу.

Последний охранник не заставил себя долго ждать. Он выбежал следом, распахнул дверь и тут же получил сокрушительный удар в лицо. Сергей сковал ему руки наручниками за спиной, пропустив их через прут лестничного ограждения, и снова вошел в квартиру. Надо было найти Яшу Рубинчика.

Рубинчика он нашел в чулане. Яша уже несколько часов был мертв — сердце не выдержало стресса. Сергей закрыл ему глаза и вздохнул. Да, не видать Яше своих родственников на Брайтон-Бич!

4 сентября 1994 года, 14.05.

Котов мрачно смотрел на тела убитых охранников и с горечью думал: „Что за страна такая? Никому ничего поручить нельзя! Всепросрут, козлы!“ Он со злостью пнул тело Бага и повернулся к Ибрагиму.

— Прикажи ребятам убрать тела в чулан! — распорядился он. Ибрагим кивнул и исчез на лестнице. Котов достал сотовый и кратко доложил о происшедшем брату Амандуллы. Тот равнодушно ответил:

— Когда убили моего брата, я сказал: кто найдет заказчика убийства и убьет его, получит миллион долларов. Ты сказал, что найдешь убийцу Амандуллы и убьешь его. Ты нашел его, — осталось убить. Хладов должен умереть. Все.

Котов сунул трубку в карман и выругался. Проклятый азиат! Что же теперь, самому стрелять в Хладова? Пусть стреляет Ибрагим! Хотя… тогда он может претендовать на долю от миллиона… А-а, ерунда! Всего-то дел: из винтовки с оптическим прицелом с расстояния сто — сто пятьдесят метров попасть в человека. Неужели он, сам неплохой стрелок, с этим не справится? Ладно, придется взять на свою душу Хладова и честно заработать миллион зеленых! И — на Кипр, под пальмы, пить кипрскую „коммандарию“! Интересно, а где сейчас этот парень, Охотник? Надо будет потом выделить из миллиона тысяч пятьдесят и „заказать“ его. Чтобы знал — от Котова не сбежишь!

4 сентября 1994 года, 14.15.

Сергей в это время стоял на Курском вокзале возле касс Горьковского направления и ожидал электричку. Надо было спешить: отправить в безопасное место Пашу, освободить журналиста. А как быть с Хладовым? Ведь Котов его убьет и деньги за это получит, сука! СОБР что ли навести на эту квартиру? Или Хладова предупредить? Или черт с ним, по заслугам старому подлецу! А если с ним просто поговорить?

Тут размышления Сергея прервало следующее зрелище: к зданию вокзала подкатила машина и из нее вышел тот самый мент, которого Сергей приковал к батарее на квартире Карамова! План действий сложился мгновенно.

Сергей догнал Лаврова в подземном переходе.

— Нечаянная встреча, товарищ полковник! А я хочу вам кое-какую информацию передать. Важная информация, — глядишь и генерала через нее получите!

— Я генерала получу, если тебя сейчас задержу и в отделение сдам: на тебе из доказанных преступлений семь заказных убийств и расстрелянные братки во главе с Гирей, — сообщил Лавров.

Сергей усмехнулся и спросил:

— А может, есть идеи получше?

— Есть! — согласился Лавров. — Сейчас сдаю тебя помощнику покойного Гири Юре Пригорину. Он меня за это озолотит! Как такой вариант? А вообще я домой еду, некогда мне тут с тобой лясы точить!

Сергей засмеялся и ответил:

— Мрачные у вас варианты для меня припасены. Сердитесь за наручники? Не сердитесь! Я ведь и на Таганке старался аккуратно стрелять, чтобы вас не задеть! Ну ладно, я вижу — вы торопитесь, так что слушайте. На Большой Дмитровке в одной уютной квартирке оборудована снайперская позиция. Все это приготовлено для генерала Хладова из ФСК, который поедет завтра утром к Генеральному прокурору. Уловили? Давайте я вам на бумаге схемку набросаю.

Сергей нарисовал схему квартиры и маршрут отхода через подвал.

— Вот и все! Вопросы?

— Кто возглавляет всех этих террористов?

— Афганские наркодельцы. У них зуб на Хладова. А руководит операцией купленный ими майор Котов из ФСК. Еще вопросы?

Лавров пожал плечами:

— Я мог бы еще многое у тебя спросить, но к старости стал совершенно нелюбопытным. Последний вопрос: ты не в наши края направляешься?

— Нет, хотя в „Оригане“ очень милая обстановка! — ухмыльнулся Сергей. — К сожалению, в обозримом будущем в ваших краях я не появлюсь!

— И слава богу! Засим прощайте! — вздохнул Лавров и пошел в отделение милиции, — звонить Васильеву. Ему уже по горло надоела вся эта суматоха. Сергей посмотрел ему вслед и пошел в противоположную сторону. Он был уверен, что Лавров не скажет никому об их встрече. Через полчаса он уже уносился в электричке прочь от Москвы.

4 сентября 1994 года, 17.30.

Все время после своего похищения Андрей вполне неплохо проводил в уединенном доме, затерянном в густом лесу. Кроме дома и нескольких хозяйственных построек там еще находился длиннющий сарай, который Сергей использовал в качестве тира. И все.

Хозяином дома был мрачный и неразговорчивый лесник. За все время в присутствии Андрея он и трех слов не сказал. И вообще, он охотнее разговаривал со своими двумя здоровенными и злющими волкодавами, чем с людьми. Сергей наезжал редко и на короткое время. Из Паши собеседник тоже был никудышный. Поэтому сейчас Андрей был рад возможности побеседовать с Сергеем. Тем более, что тот сам в этот вечер был необычайно словоохотлив.

Андрей наблюдал, как Сергей выполняет ежедневный тренаж. Из пистолета „ЗИГ-220“ по движущимся мишеням. Потом то же — из кольта „Питон“. При этом Сергей всегда комментировал результаты: „нет, ну неплохо, конечно, но магнум — это не мое, нет, не мое!“ Затем наступала очередь снайперской винтовки. Сергей доставал из футляра свою любимицу, Настоящую Леди.

— Удивительно, что могут сделать золотые руки мастера из обычной армейской винтовки! — говорил он, нежно поглаживая приклад. — Отхромировать и отполировать канал ствола, посадить его на сальник в ложе, сделать удобный складной приклад — это весьма трудоемкая и точная работа! Есть ли теперь такие мастера? Я не знаю!

— А откуда она у тебя? — спросил Андрей.

— Да все наш дорогой лесник Егорыч! Если ты еще не знаешь… короче, в молодости Егорыч был боксером. Однажды на улице вышел у него конфликт со шпаной, — двоих он искалечил, один скончался в больнице. Егорыч, разумеется, утверждал, что у одного был нож, а у другого — кастет. Но ни того ни другого не нашли — да и не особенно искали, надо полагать. Ну, превышение самообороны налицо, да еще боксер, мастер спорта, — короче, осудили по сто восьмой практически по максимуму — на десять лет. На зоне во время разборки выбил одному борзому зэку мозги — еще два года припаяли. Оттрубил наш Егорыч двенадцать лет от звонка до звонка. Сел в двадцать восемь, вышел в сорок. Куда ему? Вспомнил про лесотехническую академию, в которой он числился в период спортивной карьеры. Окончил заочно, да неуживчив больно наш Егорыч, так что оказался вот в лесниках. Народ в местных краях всякий попадается, есть и отмороженные. Но Егорыча тут боятся и уважают. Оттого он вроде как и на месте. Да, а винтовка… один старый зэк еще на воле купил по случаю, припрятал на черный день, да так на зоне и помер. Ну а в благодарность за заботу он Егорычу про тайник и рассказал. А Егорыч мне ее передал. Вот и вся история.

— А откуда ты Егорыча знаешь? — спросил Андрей.

— А это Пашкин отец, — ответил Сергей.

— Подожди, это… именно этого Павла… отец? — удивился Андрей. — А Павел… откуда ты его знаешь?

— Когда после смерти отца моя мать переехала в Подмосковье, к деду, тогда я и оказался в одной школе с Пашкой, — начал рассказывать Сергей. — А Пашка был совсем замкнутый, в школе его любили дразнить, он ведь большой, а наивный, — таким тяжело! Короче, его за дурачка и дебила держали. А он большой, а драться не умел, — ну, женское воспитание, знаешь, типа „ты с людьми обращайся так, как хочешь, чтобы они с тобой обращались“, „никогда не дерись, силой ничего не докажешь, говори всегда правду“, „учителям все рассказывай“. Ясное дело, с таким воспитанием Пашку без конца били, а сдачи он давать не умел, короче, пропадал человек. Ну а я в этом городке никого не знал, а класс уже восьмой, — ну меня и взяли в „работу“ по полной программе! Вот я и сошелся с Пашкой, драться его научил, научил не стесняться бить первым противника по лицу, ногой, а то и подручным средством, и не бояться идти против толпы. Силы Пашке не занимать, ходили мы всегда вдвоем. Правда, когда одному парню сломали руку, а другому — челюсть, нас поставили на учет в детской комнате милиции. Зато местная шпана от нас наконец отстала!

Сергей закурил и продолжил:

— И Пашка вовсе не был умственно отсталым, хотя его матери неоднократно советовали перевести его в школу для УО. Он просто тугодум. Как в школе отвечать к доске вызывают, так он теряется. А память у него отличная. Он и книг много читает, только все внутри в нем откладывается, как в бездонном колодце. И лишь иногда прорывается наружу.

Сергей замолчал, затем добавил:

— А когда Пашкина мать умерла от инсульта, Пашка у нас жил полгода. Он от горя разговаривать перестал. А потом, когда его Егорыч разыскал, он опять заговорил. Вот такая история.

Андрей понял, что эта тема исчерпана, и перешел к другой.

— А где ты так стрелять научился?

— Это все Хладов, — вздохнул Сергей. — Меня призвали в погранвойска. Я уже около года отслужил, когда он приехал для себя людей отбирать. Ну, там кросс по пресеченной местности, стрельба. Мы, первогодки, особенно старались, — думали, что в блатное место служить переведут. Меня и еще двоих отобрали на недельную подготовку на „снайпера подразделения“. После недельного обучения я показал не самый лучший результат в зачетной стрельбе десятью патронами. Но из нас лишь каждый второй смог произвести точный единственный зачетный выстрел: с двухсот метров в надувной шарик диаметром примерно двенадцать сантиметров. Остальные промахнулись. Почему-то большинство из них и были те, кто показал лучшие результаты в стрельбе десяткой. Их отправили в другое место: я так понимаю, как раз для использования в качестве „снайпера подразделения“. А нас стали обучать дальше. Стреляли по целям, появляющимся неожиданно на пять секунд; по трем шарам, из которых надо поразить средний, но ни в коем случае не крайние; стрельба „на гарантированное поражение одним патроном“ — на расстоянии сто метров по специальным точкам головы, — а каждая размером с пятак. Но самым сложным была стрельба по фотографиям: тебе показывают фотографию объекта, сделанную в одном ракурсе, а на мишени фотография в другом ракурсе. И при этом надо безошибочно опознать „свою“ мишень от других „похожих“! Выстрел по „похожей“ мишени — незачет, все сначала! Мы понятия не имели, к чему нас готовят, но явно не на армейских снайперов. А готовил нас Хладов для своей команды. Она называлась — „Охотник“.

— А с какой целью создавалась эта команда? — спросил Андрей.

— Хладов говорил, что приказ о создании специального подразделения снайперов издал руководитель КГБ Андропов под впечатлением покушения на Брежнева. Задачей подразделения должна была стать подготовка людей для отслеживания подозрительных личностей в толпе во время следования правительственных кортежей и уничтожения террористов одним выстрелом. Для того времени решение было весьма прогрессивным, — аналогичные курсы подготовки на Западе появились много позже. Служили в подразделении прапорщики и офицеры, выслужившиеся из рядовых. Я ведь тоже стал офицером только после специальных курсов, когда уже отслужил у Хладова два года.

— А почему Хладов не набирал офицеров? — удивился Андрей.

Сергей пожал плечами.

— Может быть, так было указано в приказе о создании подразделения. А может быть, Хладов старался таким образом удержать людей у себя: без высшего образования офицерам нормальной карьеры не сделать даже в армии, а уж в КГБ тем более! А нам он говорил: „Вот стану генералом, так все мои орлы на дембеля полковниками будут уходить, ручаюсь!“ Не знаю, как насчет полковника, но за десять лет я дослужился от рядового срочной службы до капитана. Так что, может, я и дослужился бы до полковника, если бы не тот случай!

Сергей замолчал, задумчиво поглаживая приклад винтовки.

— А что случилось? — осторожно поинтересовался Андрей. — Как и когда вы с Хладовым стали врагами?

— Когда? — усмехнулся Сергей. — Ну, уж эту дату я помню отлично: 15 мая 1982 года. А как… Долгая это история. Мне собраться надо на завтра. Завтра все закончится. Для тебя, во всяком случае. Вот по дороге в машине и поговорим.

4 сентября 1994 года, 23.15.

Котов и Ибрагим сидели в квартире на Большой Дмитровке и смотрели телевизор. В дверь постучали условным стуком. Ибрагим открыл. Вошел один из его людей, — он нес большую картонную коробку с едой. Ибрагим взял коробку и поставил ее возле Котова. Котов достал бутылку пива и раздраженно посмотрел на парня:

— Ты что купил?

— Пиво, да! — недоуменно ответил тот.

— Я велел тебе купить „Берг“, а это „Бавария“! — набросился на него Котов. — Ты что, разницы не пони: маешь?

— Вах, какой такой разница? — удивился парень и посмотрел на Ибрагима. Котов сделал жест, чтобы тот уходил. Действительно, эти фанатики даже пива не пьют, где уж им понять разницу между „Баварией“ и „Бергом“! Вот если бы он их за анашой послал…

— Придется самому сходить! — с досадой сказал он Ибрагиму. — Дверь закрой за мной. Я постучу, как условлено.

Ибрагим закрыл дверь за Котовым и вернулся к телевизору. Котов уже давно надоел ему своими барскими замашками и чувством превосходства. Ну ничего! Как только Котов уснет сегодня ночью, Ибрагим тихо и аккуратно перережет ему горло. А потом застрелит Хладова. Так велел брат Амандуллы. Он сказал: „Нельзя платить такие большие деньги неверному. Убей Котова, потом Хладова, и получишь миллион“.

Правильно рассудил брат Амандуллы. Мудрый он человек! Как можно сдерживать обещания, даваемые гяурам?! Это грех! Эти собаки заслуживают только смерти и должны быть счастливы, если им удалось послужить священному делу газавата!

Ибрагим закрыл глаза и предался мечтам. Завтра он убьет Хладова, получит деньги и уедет к себе в Чечню. Там, на окраине Грозного, он уже начал строить большой уютный дом. Туда он перевезет свою молодую жену. А в старом доме, в станице Алинской, он будет держать наложниц. У него уже есть две русские девочки лет четырнадцати. Пока еще не все русские уехали из Грозного, надо будет еще себе присмотреть. И молодых русских мужчин — они будут работать по хозяйству. А тех армянских строителей, что отделывают его новый дом, можно будет потом взять заложниками и получить за них хороший выкуп: у армян много денежных родственников.

Его мечты прервал какой-то странный звук в коридоре. Ибрагим открыл глаза и схватился за автомат. Он успел выстрелить всего один раз, — когда его тело уже рвали пули из автоматов бойцов СОБРа.

Котов возвращался из ночного магазина с упаковкой „Берга“ в руках, когда заметил подозрительное движение возле дома. Он встал на перекрестке, закурил и стал наблюдать. Он видел, как пули разбили стекло в эркере, и понял, что с Ибрагимом все кончено. Он достал бутылку пива, открыл ее дрожащей рукой, залпом выпил и не торопясь направился по Столешникову переулку. Черт с этим миллионом! В конце концов, в банке в Нассау у него на счету тоже неплохая сумма! Пора доставать из тайника давно приготовленные документы на чужое имя и ехать на солнечный Кипр. Там хорошо, зной уже спал. Он заслужил отдых, черт возьми!

5 сентября 1994 года, 04.30.

Андрей ехал в машине вместе с Сергеем по направлению к Москве. Андрей ежился от холодного утреннего ветерка и от неизвестности. Сергей продолжал рассказ, начатый накануне.

— Тогда, в апреле 1982 года, я вернулся из длительной командировки в Сирию. Ну, командировка была в Сирию, а вообще большую часть времени я проторчал в Бейруте. Во время гражданской войны там вдоль „зеленой линии“ между христианским Восточным Бейрутом и мусульманским Западным работали снайперы с той и другой стороны. Съехались со всего мира. Не знаю, кто им платил такие деньги, но все они работал на „стратегию напряженности“: стреляли по любой движущейся цели, часто один выстрел шел в Восточный Бейрут, а другой — в Западный. В основном гибли идущие за продуктами женщины и играющие на улице дети. Вот таких „охотников за головами“ я и должен был находить и ликвидировать. Это была хорошая школа — поединки снайперов. Впрочем, сейчас речь не об этом. Просто однажды я получил задание найти одного такого „охотника за головами“ и навести на него подразделение сирийского спецназа. Его хотели взять живым, поэтому я имел строгий приказ: что бы ни случилось, стрелять только на обездвижение. Нам удалось загнать в ловушку мерзавца. Сирийцы блокировали район, а брали его палестинцы. Непосредственно перед захватом я очень удачно прострелил клиенту правую руку — вдребезги разнес локтевой сустав, так что палестинцы повязали его без проблем. Палестинцы передали его двоим нашим, приехавшим на машине без номеров. Одного я знал в лицо — это был один из секретарей посольства, подполковник КГБ, а второй был мне совсем незнаком. Против всяких правил этот второй подошел ко мне и поблагодарил за отличное выполнение операции. Такой приятный обходительный мужчина с аккуратно уложенной волнами набриолиненной шевелюрой. Я и не знал, что мы с ним еще встретимся, — и довольно скоро!

Сергей сунул в рот сигарету, прикурил от протянутой Андреем зажигалки.

— У меня день рождения 1 мая, в День солидарности трудящихся. Так что всю жизнь тружусь да маюсь! В тот раз я рассчитывал день рождения дома встретить, с матерью и братом, подарков им навез из Сирии: матери платье и платки обалденные, а брату магнитолу, — тогда это был страшный дефицит! Ну а тут предписание: срочно убыть в Баку, дождаться армейского самолета на Душанбе и ждать дальнейших указаний. Так что 30 апреля я уже гулял по Парапету под прекрасным весенним солнцем. В Баку весна — лучшее время года, так что мое настроение постепенно улучшалось. Поселили меня в гостинице „Москва“, в самом центре, так что я неплохо проводил время. Первого мая я отмечал в ресторане в гордом одиночестве свой день рождения. И вдруг ко мне за стол подсаживается тот самый набриолиненный тип из посольства. Ну, я обрадовался, ясное дело! Я, конечно, не наивный чукотский юноша и в случайные встречи не верю, — я просто полагал, что это мой куратор из Первого Главного управления КГБ: Хладов говорил, что нашу деятельность за рубежом часто будут контролировать кураторы из Первого Главного управления. Ну выпили с ним на брудершафт, он сказал, что его Олегом звать. Потом прогулялись по набережной. Потом взяли коньяка и пошли в номер продолжать. А когда мы зашли в мой номер, там на журнальном столике лежала большая черная кожаная папка.

Ретроспективно. 1 мая 1982 года, 21.35.

— Не понял! — насторожился Сергей.

Однако Олег мягко подтолкнул его и рассмеялся:

— Расслабься, все нормально!

— Но эта папка… Ее тут не было!

— Вот и почитай, что там внутри! А я пока лимончик нарежу да коньячок разолью!

Спокойствие Олега передалось Сергею. Он понял, что это не провокация ЦРУ или других вражеских спецслужб. Он уселся в кресло и открыл папку. Там оказались несколько фотографий и стопка машинописных листов, густо заполненных текстом через один интервал. Документ имел заголовок: „Операция „Кругозор“, аналитический обзор по направлению „Центр — Юг““. На документе стоял гриф „Совершенно секретно“, „количество экземпляров — 1“, но документ не был прошит и на учете в секретном делопроизводстве не состоял. Из документа следовало, что подполковник Хладов является промежуточным звеном в транспортировке контрабанды через страны Ближнего Востока, Иран и Афганистан. Основной товар: оружие и наркотики. Все подкреплялось ссылками на свидетельские показания, документы Интерпола и ЦРУ. Документ составил некий государственный советник юстиции 1-го класса Фокин.

— Ну как впечатление? — осведомился Олег, разливая коньяк в армуды — маленькие стаканчики, предназначенные для чая.

— Все это фальшивка! — без колебаний заявил Сергей, захлопывая папку. — Подполковник Хладов — боевой офицер и человек безукоризненной честности.

Олег пригубил коньяк и пристально посмотрел на Сергея.

— Ты не понял, дружище. Это вовсе не проверка. Твой Хладов по уши в дерьме и до сих пор еще на свободе потому, что неизвестны все его выходы в высшее руководство. Впрочем, я не призываю тебя сделать достойный комсомольца выбор и разоблачить Хладова. Все гораздо проще. Тебе надо сделать выбор между жизнью и смертью.

— Ты мне угрожаешь? — презрительно осведомился Сергей.

— Я? Никогда! Просто я предлагаю сделать тебе кое-что. Нет, нет, я не работаю на ЦРУ или другую зарубежную спецслужбу, — упаси боже! Просто пока мы не можем законным путем остановить Хладова. Но парализовать его преступную деятельность можем. Вот для этого ты нам нужен.

— И что я должен сделать?

— Завтра ты вылетишь на военном самолете в Душанбе. Но это только промежуточная остановка: дальше ты отправишься в Баграм и встретишься со своим любимым командиром Хладовым. Он даст тебе задание, точно не скажу, какое, могу только догадываться, но это неважно. При выполнении задания ты наверняка столкнешься с этим человеком.

Олег передал Сергею фотографию какого-то афганца с аккуратной бородкой и жестким взглядом прищуренных глаз.

— Этот человек должен умереть. При любых обстоятельствах и вне зависимости от обстановки, приказов Хладова или кого бы то ни было. Ясно?

— Яснее не бывает! — усмехнулся Сергей. — А если я откажусь… или не смогу выполнить твое поручение?

— Значит, я в тебе ошибся! — вздохнул Олег. — Тогда Хладов получит эту папку с комментарием, что ты подробно ознакомлен с ее содержимым. Вот и все. Подумай, сколько ты проживешь после этого?

— Если то, что написано в этом документе, правда, — возразил Сергей, — а если нет?

— Опыт — критерий истины! — зевнул Олег и встал. — Ну, я тебе все сказал, дальше сам соображай. Будь здоров!

5 сентября 1994 года, 5.30.

— Конечно, я не поверил до конца Олегу. Да и не доверять Хладову, моему боевому командиру, для меня казалось невозможным! Короче, проснувшись утром, я склонился к тому, чтобы рассказать обо всем Хладову. Днем по телефону я получил приказ от Хладова: вылетать военно-транспортным самолетом в Душанбе. На душанбинском аэродроме я провел всего несколько часов, переоделся в военное обмундирование и вылетел тем же самолетом в Баграм. Там меня встретил Хладов и тут же повез к себе на инструктаж. Я устал, но в кабинете у Хладова было хорошо: отличный чай, прохладный воздух кондиционера. Хладов поставил задачу: завтра на рассвете вылетаю на вертолете в район на границе с Пакистаном. Выдвигаюсь к развалинам мазара на склоне горы. По данным разведки, там обычно находился пост наблюдения, но к моему появлению он должен был быть ликвидирован спецназом. Я должен был занять позицию в мазаре и взять под наблюдение находящуюся у подножия горы взлетную полосу. К определенному времени там должен был появиться один человек в сопровождении других людей. Я должен застрелить одним выстрелом кого-нибудь из его окружения. Но этот человек не должен был пострадать ни при каких обстоятельствах. И Хладов дал мне фотографию. Я сразу узнал его: щегольская аккуратная бородка и жесткий с прищуром взгляд. Вот тут я почувствовал, как почва уходит из под моих ног!

— И какое ты принял решение? — спросил Андрей.

— А никакого! Так мне тогда казалось, во всяком случае. Я готовился к операции, прошел последний инструктаж. На следующий день вертолет доставил меня в назначенное место. Я быстро добрался до мазара. У входа лежали свежие трупы „духов“ с поста наблюдения: спецназовцы бесшумно убрали их минут за пятнадцать до моего появления. Я занял позицию, приготовился. И тут я понял, что подсознательно уже принял решение. Потому что еще вчера я выбрался в город и купил в лавке женские колготки. Половину отрезал и выбросил, а половину положил в карман. И в вертолете сверялся со своей снайперской книжкой, уточняя поправку на второй выстрел. Я надел чулок на ствол винтовки, чтобы гильзы остались в нем. И изготовился к стрельбе. Объект появился в точно указанное время. Я отлично видел его в прицел и сразу узнал, хотя он был в темных очках. Когда он приблизился до двухсот метров, я выстрелил в шедшего рядом с клиентом телохранителя. Тот повалился сразу, и все на мгновение, на долю секунды замерли. И я тут же выстрелил второй раз. Поднялась беспорядочная стрельба, но мне было наплевать: даже если бы они поняли, откуда я стрелял, им пришлось бы долго карабкаться по склону горы. Я выбросил одну гильзу, а вторую вместе с чулком спрятал в карман. Спецназ отвлек на себя погоню. Я добрался до вертушки без проблем. Потом уже в воздухе через открытую дверь незаметно выбросил гильзу. От чулка я избавился уже на аэродроме.

— И что было дальше?

— А ничего! Я доложил Хладову, что кто-то выстрелил сразу после меня, но откуда, я так и не смог установить.

— И он поверил?

— Вначале мне показалось, что да. А спустя месяц я принимал участие в рейде на перехват каравана. Место для засады было идеальное, я уложил водителя головной машины с первого выстрела, и машина наглухо заблокировала проход между скалами. А дальше спецназ за минуту расстрелял всю колонну. Мало кто успел выскочить, — да и тех тут же уложили. Сработали четко, что и говорить! Плохо только, что часть „духов“ в этом месте устроила контрзасаду на гребне. Наше выдвижение они прохлопали, но вот потом нам пришлось несладко! Сверху поливали свинцом, а спецназовцы, уходя от обстрела, двинулись в мою сторону. А еще я должен был эвакуироваться отдельным вертолетом, — так всегда настаивал Хладов и с ним считались, хотя многим это не нравилось. И кратчайший путь к месту посадки вертолета лежал за гребнем. Мне не оставалось выбора, и я полез навстречу огню. Мне повезло: „духи“ заметили движение спецназа и бросились перекрывать им дорогу. Когда я выбрался на гребень, то там „духов“ уже не было: бой шел слева от меня. Я скатился с гребня и бросился к низине, куда должен был опуститься вертолет.

Сергей затянулся сигаретой, желваки заиграли на скулах.

— Я увидел вертушку и потерял контроль над собой. Я бежал, задыхаясь, и орал, как ненормальный. Вертушка зависла над площадкой, до него оставалось метров семьдесят-восемьдесят, — и тут с гребня ударил крупнокалиберный пулемет. Очередь легла позади меня, осколок выбитого пулей камня ударил мне по ноге. Я упал, и очередь прошла у меня над головой. Но это был уже не пулемет. Что это было, я понял, когда поднялся и посмотрел в сторону вертолета. В открытой двери вертолета я увидел бойца нашего подразделения сержанта Красильникова. Он целился из автомата; я увидел, что он стреляет, и пули взрыли землю передо мной. Я снова упал. Над головой пронеслась очередь пулемета: я оказался под перекрестным огнем. Что было делать? И я снова поднялся и побежал к вертолету. Как сейчас помню: поднятая лопастями пыль забивает легкие, — и ужас от близости смерти! Подбегая к вертолету, я увидел, что Красильникова нет в дверях. Пулемет дал еще очередь, пули ударили по шасси и фюзеляжу. Я увидел искаженное лицо летчика: он орал что-то мне, но я ничего не слышал. Я запрыгнул в дверь. Вертолет тут же развернулся в сторону гребня и дал залп НУРСами из УБ. Больше по нам не стреляли.

— А что же Красильников?

— Он лежал на полу весь в крови и хрипел: в него попали две пули калибра 12,7. Я наклонился над ним и услышал, что он пытался сказать: „Прости, Серега, это Хладов… он приказал… сказал, что ты продался… а я не верю… но стрелял… в тебя… прости!“ Когда мы прилетели на аэродром, он уже умер.

— А что Хладов?

— Он встретил меня на аэродроме как ни в чем ни бывало. Попросил меня лично доставить тело Красильникова на Родину, в Алтайский край. Красильников был из верующей семьи, Хладов даже разрешал ему крест носить и отпускал причащаться. Красильников очень боялся, что его не смогут похоронить по христианскому обычаю. Ну, я и отвез его на Родину, похоронили как положено. А в Афган я уже больше не вернулся: Хладов отправил меня на курсы усовершенствования, а потом сделал инструктором подразделения. Короче, я стал „невыездной“. И все эти годы я чувствовал за собой его неусыпный взгляд. Вот так! А теперь он вдруг словно сорвался с катушек и пытается меня убить.

— Почему?

— Затем я и еду в Москву, чтобы расставить точки над „i“.

Они ехали некоторое время молча. Затем Андрей осторожно спросил:

— А зачем ты все это мне рассказал?

— Ну… должен же я кому-то это рассказать! Может, ты книгу напишешь. И вообще, ты имеешь право знать, во что так неосторожно влез!

— Тогда еще один вопрос. А эта… таинственная незнакомка… она тут при чем?

— А-а, Танюша, — вздохнул Сергей. — Понимаешь, когда я вернулся домой после всей этой череды командировок, то узнал, что мой брат крепко подсел на иглу. Я пытался его вылечить, но было уже поздно, — он вскоре умер от передозировки. Мать не выдержала всего этого, слегла с инфарктом и вскоре тоже умерла. Я узнал, кто подсадил его на иглу и продавал ему наркотики. Оказался некто Левин, мразь и подонок. Я следил за ним, хотел с ним разобраться, но тот ходил все время со своими братками. Однажды я шел по улице и увидел девушку, стоящую на перилах лоджии седьмого этажа. Слава богу, лоджия выходила на лестничную клетку. Я успел добежать, стащил ее с перил. Так я и познакомился с Таней. Она рассказала мне свою историю. Был у нее любимый человек, они собирались пожениться, — даже кольцами обменялись. А он оказался наркоман со стажем, героинщик. Она-то надеялась, что он вылечится, он уверял ее, что все под контролем. А потом однажды за дозу отдал ее Левину. Просто привел ее в бывший клуб рабочей молодежи, где тусовался Левин со своими приятелями, — и отдал! Ну они ее там по очереди… прямо на бильярде… А ее друг валялся тут же в углу под кайфом. А Левин сказал ей, что она теперь его собственность: дескать, друг продал ее как приложение к кольцу. И кольцо на палец надел, сволочь!

Сергей глубоко вздохнул: его жгли воспоминания.

— Ну я и сказал Тане, что давно собираюсь разобраться с Левиным. Она сказала, что поможет. Выманила Левина одного за город, на дачу. Я там их уже ждал. Я по случаю купил новый пистолет „TT“, хотел пристрелить эту тварь. А Таня сказала, что сама… Она его и застрелила. А потом у Левина палец с кольцом — с ее кольцом, — отрезала и выбросила в выгребную яму. Тело я вывез и бросил в лесу. Сказал ей, что если дело раскроется, все возьму на себя. Вот так!

— А как ты стал работать по заказам?

Сергей невесело засмеялся.

— Совсем глупо получилось. Спустя неделю после разборки с Левиным на меня вышел один человек, известный как Саша Адвокат. Он действительно был адвокатом. Но на жизнь зарабатывал тем, что брал заказы на убийства, — вроде посредника между исполнителем и заказчиком. Этот Адвокат встретился со мной и передал пять тысяч долларов. Он сказал, что за пару недель до этого ему заказали Левина и эти деньги вроде как мои. Я спросил, откуда он знает, что это я. А он только засмеялся и предложил поработать на него. А меня к этому времени зло такое взяло на эту прогнившую власть: страна разваливается, люди нищают, жрать нечего, а разная мразь повылезла из всех щелей и жирует, добивая страну! И никто их не может остановить! Не знаю, может, я и глупость сделал, что согласился, но я уже не мог оставаться в стороне! Я предупредил, что буду работать только против наркоторговцев. Адвокат согласился: ему что, я у него не один такой. Я выполнил шесть заказов и не жалею: это были настоящие акулы наркобизнеса, до них было не так легко добраться. А большую часть денег я отдавал в фонд для лечения наркоманов. Оставшаяся сумма покрывала расходы на подготовку. Себе я ничего не брал, — нельзя на крови наживаться, западло это!

Андрей скептически ухмыльнулся. Сергей покосился на него.

— Не веришь? Ну и хрен с тобой! Только я правду говорю. Для себя мне немного нужно, а я к тому времени уже работал охранником, так что и чистых денег хватало.

— А Карамов? — напомнил Андрей.

— Тут немного посложнее получилось. Я собрался ехать в Сербию, братьям-славянам помогать, — я же все-таки профессиональный военный, как-никак! Связался с одним человеком, а тот сказал: людей у нас хватает, а вот хорошо бы современное вооружение. Если начнется агрессия со стороны НАТО, нам срочно понадобятся современные средства ПВО. Тут вот курды предлагали партию „стингеров“, да взамен просят ПТУРСы, поновее. Ну я и вспомнил одного знакомого, который с Кавказа из-под носа у местных самостийных властей вывез партию новейших ПТУРСов. Я к нему, а тот запросил полмиллиона баксов: его жизнь, дескать, закончена, а сыну и внукам он хочет обеспечить хорошую жизнь в безопасной стране. К нему уже азербайджанские посредники подваливали, но мусульманам он не продаст, — еще начнут по нашим братьям-сербам в Боснии шмолять. Ну для братьев-сербов сбавил он цену до трехсот тысяч, а меньше, говорит, нельзя. Это, говорит, в обрез, чтобы сын смог за границу уехать и свое дело открыть. И обязательно „налом“, ясное дело! А где я такие деньги наличными возьму? И тут вдруг мой школьный друг, Яша Рубинчик, подвалил с предложением. Дескать, есть один такой, Ренат Карамов, собирается закупить за наличную „зелень“ крупную партию наркоты из Средней Азии; из молодых, да ранний, урвал значительную часть рынка наркоты в Москве, теперь в гору идет. Так вот, есть возможность эти бабки взять. Он там со своим братом что-то не поделил, так тот за долю подробную наводку даст. А дальше уже было делом техники: встретились, договорились о доле, наметили план, — впрочем, остальное ты знаешь!

— Теперь самый последний вопрос: на хрена тебе это все надо? Прихвати бабки, свою Таню и отвали туда, где никакой Хладов тебя не найдет, да живи спокойно! Чего тебе не хватает?

Сергей мрачно посмотрел на Андрея и жестко ответил:

— Я солдат Отечества. Я должен воевать с врагами Отечества. Но люди, стоящие во главе страны, настолько погрязли в своих шкурных мелких разборках, что не в состоянии не только организовать народ на борьбу, но и даже просто четко указать врага! Поэтому теперь я сам выбираю врагов. Сам себе штаб и верховное главнокомандование. И я не успокоюсь, пока не очищу страну от мрази!

— Да это все понятно! Наркоторговцы и иже с ними… Но что ты в Боснии потерял?

— А ты думаешь, что там мусульманские и хорватские добровольцы воюют с сербами? Нет, это репетиция войны Объединенной Европы с нами! Американцы так, — тешат имперские амбиции. Скоро они поймут, что поддерживают интересы Объединенной Европы, которые им чужды. Вспомни, ведь что хотел Гитлер? Объединить Европу под эгидой Германии, прибрать к рукам промышленные и экономические ресурсы мелких стран. Для того, чтобы заводы „Шкода“ прибрал к рукам „Дойчебанк“, Гитлер вторгся в Чехословакию. А сейчас тот же „Дойчебанк“ получил эти заводы без единого выстрела! Теперь цель: контроль над Балканами. Препятствие здесь — свободолюбивый сербский народ, поэтому Объединенная Европа решила сбросить сербов в Дрину. Сначала изгнать сербов с их исконных земель в Боснии и Крайне, а потом и вовсе лишить их Родины. Ну а если сербы пойдут на поклон к Объединенной Европе, полижут ей задницу и станут „хорошими мальчиками“, то им, так и быть, оставят Белград и пару деревень по соседству. И это всего лишь отработка сценария войны против нас, против России! Так что для патриотов фронт сейчас начинается в Боснии. Если мы не остановим врага там, то в итоге снова будем останавливать его под Москвой. Вот так!

— По-моему, это паранойя! — высказался Андрей. Сергей с сожалением посмотрел на него и ответил:

— Да уж, это давняя традиция: любого человека, способного видеть на сантиметр дальше своего носа, называть параноиком. А когда предсказанное сбывается, то все стремятся сжечь провидца на костре за колдовство, — накаркал, подлец! Ладно, что с тебя возьмешь, с борзописца! Я тебя высажу в Балашихе, дальше сам доберешься. А мне пора с Хладовым разобраться!

— А потом? — спросил Андрей. — Что ты будешь делать потом?

Сергей поиграл желваками. Затем жестко ответил:

— Потом я сам доставлю груз по назначению. Плевать, что груз я сдам здесь, — я должен лично убедиться, что он попадет по назначению. Понимаешь? Уж если человек, которому я так верил и по приказу которого был готов сделать все что угодно, и то оказался шкурником и подлецом, то как верить на слово людям, говорящим правильные речи, но мало мне знакомым? Нет, брат, шалишь! Я должен убедиться, что груз попадет сербским бойцам, а не к торгашам, сплавящим ракеты тому, кто предложит больше! Понимаешь?

— А ты сможешь это сделать? — усомнился Андрей. — Ведь ты один!

— Нет, — отрицательно покачал головой Сергей, — я не один. Есть много людей, помогающих мне, и еще больше — готовых мне помочь, потому что я готов помочь им!

— Ты хронический оптимист и параноидальный идеалист! — поставил диагноз Андрей.

— Какой уж есть! — рассмеялся Сергей. — Ладно, я тебя вот здесь высажу, у остановки „Дорстрой“. Весьма символическое место!

Андрей хотел спросить, почему „символическое“, но потом вспомнил, что поблизости находится комплекс учебного центра спецназа КГБ. Он глядел вслед машине Сергея, пока она не скрылась с глаз, затем уселся на скамейку, закурил и стал ждать автобуса.

5 сентября 1994 года, 08.10.

Хладов не спал этой ночью. Он курил, смотрел в звездное небо и пил время от времени чай. Никифоров боялся к нему заходить, потому что уже не знал, что и докладывать. А Хладов, казалось, потерял ко всему интерес. После той загадочной поездки с охраной он пребывал в каком-то заторможенном состоянии. Поэтому Никифоров расположился в маленькой комнате на первом этаже особняка в ожидании указаний. А более всего — в ожидании утра, которое должно было все расставить по своим местам, — так, во всяком случае, обещал Николай Иванович. А Николай Иванович никогда не ошибается!

Хладов почти не удивился, когда услышал из сотового телефона голос Охотника:

— Егерь, это Двадцать седьмой. Нужно поговорить.

— Где? — спросил Хладов.

— Через пять минут у выезда к мосту.

— Понял.

Хладов вызвал Никифорова и сказал ему:

— Я беру машину без шофера и охраны. Нужно съездить в одно место. Потом сразу поеду в прокуратуру. Машины с охраной пусть ждут меня через час возле станции метро Царицыно. Про шофера не забудьте. И еще: все мероприятия по Кузнецову-Ладыгину свернуть. Федеральный розыск прекратить. Все. Можете идти.

Никифоров мгновение поколебался, потом повернулся и вышел. Он видел, как Хладов сел в черную „Волгу“ с мигалкой и выехал со двора. Выждав несколько минут, Никифоров снял трубку внутреннего телефона и позвонил на один из КПП. Убедившись, что Хладов проехал в жилую зону, Никифоров достал сотовый и набрал номер телефона, данный ему Николаем Ивановичем. Едва отозвался оператор, как Никифоров быстро бросил в трубку:

— Это Фазан. Лесник только что один покинул лесничество со стороны леса. Повторяю: один и со стороны леса.

Выслушав подтверждение, Никифоров отключился. Убрал в карман сотовый, достал плоскую фляжку с коньяком и от души хлебнул. Ну вот и все! Оператор передаст сообщение кому следует. Кому? Это уже не интересовало Никифорова. Это дело Николая Ивановича, это его игра.

5 сентября 1994 года, 08.15.

Оператор передал сообщение по указанному ему номеру сотового телефона в тот момент, когда машина Хладова выехала из жилой зоны военного городка. Сообщение принял Важа — тот самый чеченец, что разговаривал с Татьяной в аэропорту Минеральных Вод. Он сидел в кунге аварийной службы Мосэнерго. Именно аварийной службы, а не замаскированной под нее. И документы, и наряд на работы были подлинными. Машину и документы на полдня любезно и отнюдь не бескорыстно предоставил один ответственный работник Мосэнерго. С раннего утра Важа и второй чеченец, Исмаил, сидели в кунге и ждали сообщения. Важа спрятал трубку, взглянул на часы и сказал:

— Пора, через минуту он будет здесь.

Исмаил достал гранатомет „Муха“, а Важа взял автомат АКСУ с подствольником ГП-25. Они вышли из машины, прикрыв оружие куртками, — большего и не требовалось, здесь их могли увидеть разве что пассажиры проезжающего рейсового автобуса. Они свернули за поворот и оказались на спуске к небольшому мосту через ручей. Они сели на корточки с левой, лесистой стороны дороги, положили оружие в траву и стали ждать.

5 сентября 1994 года, 08.18.

Хладов перед спуском к мосту свернул в лес и остановился на большой поляне. Он поставил машину так, чтобы со стороны дороги она была прикрыта густо посаженными молодыми деревьями. Поэтому расположившиеся минутой позже у противоположного спуска Важа и Исмаил не могли видеть его.

Хладов достал папиросы и закурил. В коробке с папиросами лежал ПСМ, — так, на всякий случай. А случаи, как известно, бывают разными.

Сергей словно вырос из полосы утреннего тумана, повисшего между деревьями. Он сел в машину рядом с Хладовым.

— Зачем ты объявил на меня охоту, Егерь? — спросил он Хладова.

Хладов медленно повернул голову в его сторону и ответил:

— Так, дурацкое стечение обстоятельств. Тебя искал Котов. А я считал, что именно стоящие за Котовым люди поручили тебе убить Амандуллу.

— Вовсе даже и наоборот! — возразил Сергей.

Хладов махнул рукой:

— Теперь я это знаю, Двадцать седьмой. А что хотел Котов?

— Чтобы я убил тебя. Это поручил ему брат Амандуллы. У Котова теперь ничего не выйдет, — снайперскую точку накрыл СОБР, можешь спокойно ехать к прокурору.

Хладов усмехнулся кончиками губ:

— Я не боюсь Котова. И тех, на кого ты работал тогда — тоже. Теперь не боюсь. Скажи, откуда у тебя номер моего сотового?

— Марья Павловна.

Хладов недоуменно поднял бровь:

— Но почему? Почему она?

— Ее сын умер в Баграме у меня на руках, — пояснил Сергей. — Так же, как и Красильников.

— Тебе Красильников что-нибудь рассказал перед смертью? — спросил Хладов.

— Что ты приказал меня убить, прямо возле вертушки. Я не должен был вернуться с задания. Это правда?

Хладов чуть помедлил с ответом, затем сказал:

— Понимаешь… когда ты убил Амандуллу — а я не сомневался, что это сделал ты, — я… я испугался. Ты не представляешь, какие горы сдвинуло убийство Амандуллы! Нарушилось тщательно соблюдаемое равновесие. Ведь я должен был просто припугнуть Амандуллу, сделать его более покладистым. Но его убийство показалось мне просто катастрофой! Я боялся, что большие люди в Москве начнут свое расследование, и решил избавиться от тебя.

— А потом? Ведь столько лет ты меня не трогал!

— А потом все как-то улеглось, кто-то наверху все замял, и тут я подумал: а что же это за люди так быстро и эффективно завербовали тебя? Я опасался этих людей, я не знал, кто они такие и чего хотят. И я был уверен, что они выйдут на тебя — рано или поздно. Я вывел тебя из боевых действий, — не ровен час, шлепнут, и кранты! Я устроил тебя в непыльное место, где мог легко контролировать твои связи. Все эти годы ты был под моим наблюдением.

— А они так и не вышли на меня! — закончил мысль Сергей.

— Я думал, что Котовдействует по их указаниям, — продолжил Хладов. — Но я ошибся. Эта ошибка мне дорого стоила. Я проглядел начало охоты на самого себя. Вот так.

— А теперь ты знаешь, кто эти люди? — спросил Сергей.

— А ты знаешь?

Сергей отрицательно помотал головой.

— Они использовали меня всего один раз, и то втемную! Они взяли меня на твоем компромате.

— Ты знал, чем я занимался в Афгане? — спросил Хладов.

— У них было полное досье. Там все — оружие, наркотики, связи.

Хладов швырнул погасший окурок папиросы в окно и выругался.

— Проклятые партаппаратчики! Они вертели нами как хотели! Сидели в своих уютных кабинетах на Старой площади и считали деньги на своих швейцарских счетах. А мы убивали афганцев и друг друга ради их комфорта. Будь они прокляты, сволочи, они и дети их до четвертого колена! Как в Библии, — они и дети их до четвертого колена!

— Стал читать Библию? — поинтересовался Сергей.

— Пора уже! — криво усмехнулся Хладов. — Ты не понимаешь, Серега, ты не понимаешь! Они вынесли мне приговор! Они уже списали меня! Эти вызовы в прокуратуру — это все чушь! Я просто стал им неудобен, я слишком много знаю об их грязных делах. Они вычеркнули меня из списков допущенных к их барскому столу, — вот награда за долголетнюю беспорочную службу этим ублюдкам! Они санкционировали прокурорское расследование в отношении меня, чтобы припугнуть, этим идиотам даже в голову не приходит, что такие люди, как Гавров, не остановятся на полпути! А ведь Гавров на верном пути, он уже подкатывал ко мне с намеками по „Фиалке“, он ведь может накопать такое, что вызовет просто обвал! И кое-кто снова начнет выпадать из окон кабинетов. А остальные будут надеяться, что их минует чаша сия! И я ведь тоже надеялся. А теперь не надеюсь дожить до конца недели, — пуля в голову или яд в чай. Ферзь дошел до последней клетки и снова превратился в пешку, — вот так!

Хладов закурил новую папиросу, откашлялся и сказал:

— Кстати, я приказал прекратить операцию в отношении тебя. Но не знаю, будет ли исполнен приказ. Скорее всего, нет, так что придется тебе самому о себе позаботиться. Единственная радость — я оставляю этих ублюдков наедине с тобой. Когда они попробуют схватить тебя за хвост, вот тогда я от души посмеюсь с того света! Ну все, Двадцать седьмой, иди. У тебя своих дел полно.

— Прощай, Егерь, — сказал Сергей. Хладов окутался дымом папиросы и ничего не ответил. Сергей вышел из машины и направился в сторону пруда.

5 сентября 1994 года, 08.25.

Важа и Исмаил начали проявлять тревогу.

— Слушай, куда он делся? — с досадой спросил Исмаил. Важа вполне разделял его беспокойство, поэтому достал сотовый и набрал номер.

— Здесь Комтур, — отозвалась трубка.

— Это Электрик, — сказал Важа. — Слушай, его все нет. Твой человек ничего не напутал?

— Продолжайте ждать, — ответил Комтур. — Небольшая задержка, но все идет по плану. Он появится с минуты на минуту.

Важа раздраженно спрятал трубку в карман и сказал:

— Все по плану у них идет, э-э! Слушай, может, он охрану ждет?

Исмаил пожал плечами и ответил:

— Нам какая разница? Ты отсекаешь охрану, я стреляю по Объекту. Как и было оговорено. Что ж, ждать будем, раз все по плану.

Но все шло вовсе не по плану, потому что спустя пять минут Никифорову позвонил сам Николай Иванович и со скрытой угрозой спросил:

— Голубчик, а ты ничего не напутал? Что-то его не видно!

— Все абсолютно точно! — заверил Никифоров. — Наверное, у него встреча с кем-то на промежутке от КПП до моста. Разрешите, я пробегусь по маршруту?

— Это лишнее! — ответил Николай Иванович. — Раз ты уверен в том, что мне докладываешь, — пусть так.

И — отбой. Никифоров в изнеможении положил трубку в карман и полез за флягой. Фляга уже опустела на треть. В другое время это огорчило бы Никифорова. А сейчас — нет. И где этот проклятый Хладов ошивается?

5 сентября 1994 года, 08.35.

Хладов взглянул на часы. Прошло десять минут с момента ухода Сергея. Ладно, пора и ему. Он завел мотор и неторопливо выехал на дорогу. Въехал на мост, — и почти сразу заметил две словно из-под земли выросшие фигуры. Он все понял и направил машину прямо на них, до предела вдавливая в пол педаль газа. Но скорость была слишком мала — подъем. Поставить машину боком и выбрасываться по другую сторону… Поздно! „Поздно!“, — подумал Хладов и тут же увидел вспышку гранатометного выстрела, — это было последнее, что осознал его мозг.

Исмаил всадил кумулятивную гранату точно в салон. Как его учили в тренировочном лагере, под обтекатель гранаты он залил бензин и налепил шарики от шарикоподшипников. В дополнение ко всему Важа точно „положил“ на переднее сиденье гранату из подствольника, так что изуродованная машина почти мгновенно превратилась в огромный костер.

Важа и Исмаил бросили оружие в канаву и побежали через заросли к кунгу. Залезая в кабину, Важа уже успел набрать номер на сотовом и доложил:

— Это Электрик. Авария на линии устранена.

Сергей услышал взрыв, когда уже проходил по Лемешевскому мостику. Он все сразу же понял. Обернулся, поглядел на дымный столб, потянувшийся к небу над вековыми липами Царицынского парка, и быстро пошел в сторону станции метро „Орехово“.

5 сентября 1994 года, 08.50.

— Что-то здесь не есть правильно, — задумчиво произнес Коннор, глядя в экран компьютера. Только что появившийся в кабинете Самойлов плюхнулся в кресло и лениво спросил, зевнув:

— Что там еще не так?

— По всем данным, русский посредник подготовил к отправке партию противотанковых ракет. Так?

— Ну, — подтвердил Самойлов. — Похоже, что эта партия уже в дороге. Наши люди уже держат под контролем порты Новороссийск и Туапсе.

— Но Драгичу должны быть поставлены противосамолетные… э-э, зенитные переносные ракеты. Это есть абсолютно точно. Куда же и к кому едут противотанковые ракеты?

Самойлов задумался. А ведь американец прав! Что же это значит? Операция прикрытия? А может, русский посредник — это вообще ложный след?

Он поделился своими мыслями с Коннором. Тот скептически покачал головой и ответил:

— По имеющейся у меня информации, это не есть так. Но информации недостаточно. Надо искать русского посредника.

Самойлов согласился с Коннором и позвонил Никифорову. Но тот еще не появился в своем кабинете на Лубянке.

5 сентября 1994 года, 10.30.

Николай Иванович чувствовал себя вполне уверенно, хотя и докладывал стоя. Директор ФСК сидел за своим столом, а по левую руку от него в кресле расположился высокий человек в темно-сером костюме.

— Из имевшейся оперативной информации мы знали, что на генерала Хладова планируется два покушения. Одна группа стрелков находилась на позиции непосредственно вблизи прокуратуры России. Однако неизвестный осведомитель выдал группу следователю РУОП и группа в количестве трех человек была захвачена бойцами СОБР. При этом один из захваченных был убит при задержании. Вторая группа заняла позицию на пересечении проезда Кошкина и Третьей Радиальной улицы.

Николай Иванович коснулся указкой висевшей на стене карты Москвы и продолжал:

— Район был заблаговременно блокирован. К сожалению, условия местности не позволяли скрытно разместить необходимое количество людей и техники из-за опасности привлечь внимание опытных террористов. Поэтому наша группа захвата должна была выдвинуться непосредственно перед нападением. Однако генерал Хладов по неустановленной причине выехал гораздо раньше назначенного времени, к тому же один, без охраны и без водителя! При этом он не предупредил о своем выезде даже своего заместителя полковника Никифорова, который в это время отдыхал. Все это не позволило вовремя предотвратить террористический акт. Несмотря на все принятые меры, генерал Хладов погиб.

Николай Иванович сделал короткую, но трагическую паузу и продолжил:

— Террористы отчаянно сопротивлялись, пытались вырваться из окружения, но были уничтожены группой захвата.

— Не удалось взять живыми? — спросил директор. — Жаль, очень жаль!

— Учитывая их опасность… кроме того, они мелкие сошки, про которых мы все и так знаем! — поспешил с ответом Николай Иванович. — Они принадлежали к незаконному вооруженному формированию одного из приближенных Дудаева — некоего Шамиля Асланова. Проходили подготовку в учебном центре движения „Хезболлах“ в Ливане.

Кстати, убитый бойцами СОБРа некий Ибрагим Дагиев — тоже чеченец по национальности. Проходил подготовку в учебном центре боевиков движения „Талибан“ в Пешаваре. Воевал в Афганистане.

— Значит, чеченский след! — подытожил директор и спросил: — Но почему именно Хладов?

Николай Иванович не замедлил с ответом:

— У афганских моджахедов старые счеты с Хладовым. Его спецгруппа „Охотник“ нанесла в свое время немалый урон руководству бандформирований. Так что чеченцам наверняка хорошо заплатили их зарубежные покровители за убийство Хладова. Потому и действовали одновременно две независимых группы. А сколько боевиков не добрались до Москвы благодаря эффективной работе наших чекистов на местах!

— Да-да, составьте список, представим людей к наградам! — согласился директор и посмотрел на своего соседа слева. — Вы что-то хотели спросить у генерала Бахтина, Сергей Сергеевич?

— Нет! — отрицательно покачал головой тот. — Я бы спросил бы кое-что у генерала Хладова, но с этим теперь придется подождать!

— Да, генерал Хладов избавил как себя, так и нас от многих неприятных вопросов! — согласился директор. — Впрочем, можете задать эти вопросы заместителю Хладова полковнику Никифорову. Он ждет в приемной. А вы, Николай Иванович, можете идти, спасибо.

Директор встал, крепко пожал руку Бахтину и проводил его до дверей. Когда двери закрылись за Бахтиным, директор обратился к Сергею Сергеевичу:

— Как тебе Бахтин?

— Пижон! Печатку золотую у него на пальце видел? Такие раньше мясники из совковых гастрономов носили! — ответствовал тот. — Но ловок! Чует веление времени. Сколько он выдал материалов по Чечне! Наверху очень обрадуются, — там здорово обиделись на Дудаева! И Хладов как нельзя вовремя сошел со сцены. Мне уже прозрачно намекали некоторые „высокопоставленные“ на необходимость его обуздания. А что будем делать с Никифоровым?

— Что делать? — задумался директор. — Ну, управление должен возглавить ты. Я в этом осином гнезде человек новый, поэтому ты мне очень нужен именно на посту главы управления внутренней безопасности. Без знающего помощника тебе не обойтись. А с Никифоровым, как я полагаю, сыграло злую шутку ложно понимаемое чувство долга и лояльности к руководству. Так что дадим ему слегка по мозгам, чтобы свое место знал, — и пусть служит дальше в твоих заместителях. В руках его легко держать, должен понимать: чуть что, — ответит за свои и хладовские делишки по всей строгости! А?

Сергей Сергеевич пожал плечами. Директор нажал кнопку селектора и сказал:

— Пригласите Никифорова.

5 сентября 1994 года, 10.50.

Никифоров сидел в приемной директора почти в полуобморочном состоянии. Впрочем, его немного ободрил Бахтин, бодро вышедший из кабинета и шепнувший ему на ухо:

— Не дрейфь, Виктор! Награду не дадут и начальником управления ты пока не станешь. Но и голову не снимут. Так что гляди веселей!

Директор сразу устроил разнос:

— Как вы могли, товарищ полковник, не просто спокойно наблюдать, но и активно участвовать в творившихся Хладовым беззакониях! Вы обязаны были прийти вот сюда и доложить! Но этого не сделали ни вы, ни подчиненные вам офицеры. Дай бог, чтобы вы не оказались причастны к взрыву ресторана „Тропикаль“, иначе вас от решетки ничего не спасет! Я поручил новому начальнику управления провести расследование и наказать виновных. Конечно, я не собираюсь устраивать тридцать седьмой год, но виновные будут наказаны, — я это обещаю!

Директор налил боржоми в стакан и залпом выпил. Скосил глаза на папку в руках Никифорова и спросил:

— Что там у вас в папке?

— Рапорт об увольнении, товарищ генерал! — ответил Никифоров. Он достал рапорт и положил на стол. Директор махнул рукой.

— Подадите по команде. Вот ваш новый начальник управления, генерал-майор Кольцов Сергей Сергеевич.

Кольцов встал из кресла и сказал:

— Товарищ генерал, мы, с вашего позволения…

— Да-да, Сергей Сергеевич, идите, работайте! Время не ждет!

Кольцов и Никифоров вышли из кабинета. Кольцов коротко бросил через плечо Никифорову:

— Рапорт!

Никифоров дрожащей рукой достал листок бумаги из папки и передал Кольцову. Тот небрежно разорвал рапорт на несколько частей и бросил в корзинку. Затем дружелюбно взял под руку Никифорова и сказал:

— Ну что, полковник, пошли, введешь меня в курс дел!

Никифоров понял, что расследования не будет. Будет формальная отписка с парой-тройкой выговоров и стандартными требованиями „усилить“ и „обеспечить“. Жизнь вроде налаживалась!

5 сентября 1994 года, 11.30.

Однако Никифорову и его новому начальнику не удалось сразу попасть в кабинет Хладова. В приемной их встретила растерянная секретарь Хладова Марья Павловна, а в кабинете вовсю хозяйничали какие-то люди: рылись в письменном столе, сейфе и даже в комнате отдыха.

Руководил всем этим аккуратно прилизанный мужчина в черном костюме. В настоящий момент он уютно расположился на диване и читал газету. Никифоров замер в изумлении. Кольцов, напротив, не выказал никакого удивления, а лишь недовольно поморщился и произнес:

— Олег Юрьевич, вы еще не закончили?

— Как видите! — отозвался мужчина с дивана. Он аккуратно сложил газету и изучающе взглянул на Никифорова.

— А скажите мне, Виктор Петрович, — вкрадчиво пророкотал он, — не видали ли вы у вашего покойного шефа вот таких розовых папок?

Никифоров искоса взглянул на Кольцова: тот выражал полное безразличие к происходящему.

— Как-то раз видел мельком, — ответил Никифоров. — Такая стопка розовых папок, лежала в верхнем отделении сейфа. Но шифр знал только генерал Хладов, при мне он ни разу с этими папками не работал.

— Увы, их там нет! — раздосадованно вздохнул Олег Юрьевич. — Ладно, ребята, заканчивайте!

Кольцов решительно повернулся к Никифорову:

— Ладно, не будем мешать. Идемте в буфет, кофе пока выпьем.

— Лучше ко мне, у меня хороший зерновой кофе и кофеварка, — предложил Никифоров.

Кольцов кивнул:

— Ну что ж, давайте!

В коридоре Никифоров вполголоса спросил:

— Это кто?

— Прокуратура, — так же негромко ответил Кольцов и добавил: — Черт знает что!

Никифоров не понял, к чему относилась последняя фраза: то ли к наглым прокурорским работникам, то ли к делам покойного Хладова, поэтому счел благоразумным воздержаться от комментариев.

5 сентября 1994 года, 14.20.

— Какого же черта, Виктор Петрович! — проговорил Самойлов, раздраженно вдавливая сигарету в пепельницу. — Что же вы нам голову морочили!

Никифоров виновато развел руками.

— Андрей Андреевич, ну вы же должны понимать! Мы вели внутреннее расследование, и жесткий приказ генерала Хладова…

— А мы в бирюльки играли! — проворчал Самойлов. — Столько времени потеряли.

— Да не переживайте так, никуда он не денется! — заметил Никифоров. — Мы уже объявили парня в федеральный розыск. А покойный генерал Хладов нашему суду уже не подсуден… как говорится, Господь ему судья!

— Ладно, хоть на этом спасибо! — ответил Самойлов, вставая. Он собрался выйти, но Никифоров остановил его вопросом:

— А как там груз ракет, вы его перехватили?

— Работаем, работаем, — неопределенно ответил Самойлов. — Куда он денется? Все под контролем. И парня вашего возьмем. Ну, всего хорошего!

— Счастливо! — откликнулся Никифоров, подумав: „Черта лысого вы возьмете, а не груз! Да и Охотника вам не видать, как своих ушей, — или я ни хрена не понимаю в нашем деле!“

5 сентября 1994 года, 15.50.

Самойлова в этот день ожидал и приятный сюрприз. Едва он вошел в кабинет, как сияющий Коннор обрушил на него новость:

— Есть сообщение от нашего человека в Стамбуле: груз в ближайшем времени должен быть погружен на сухогруз „Железняков“. „Железняков“ отходит завтра днем. Следовательно, самое позднее сегодня ночью груз должен быть на борту.

— Отлично! — оживился Самойлов. — Во время погрузки мы их и возьмем.

— Может быть, лучше в Стамбуле? — предложил Коннор.

— А вы не боитесь, что по дороге сухогруз могут разгрузить? — возразил Самойлов. — Два десятка ящиков переправят на яхту и, — ищи ветра в поле!

— Этого исключать нельзя! — согласился Коннор и достал записную книжку. — Как вы сказали насчет ветра? „Искать на поле“?

— Оставьте на время свои филологические изыскания! — поморщился Самойлов. — Надо побыстрее пробить полученные данные и вычислить машины, на которых везут груз!

— Я уже пробил и вычислил! — довольно сообщил Коннор. — ЗАО „Аррус“, импорт-экспорт продуктов питания. Отправили из Москвы две тонны консервированного свиного мяса на трейлере для ООО „Промон“. В Новороссийске груз должен быть погружен на „Железнякова“.

— Свиную тушенку везут в Турцию? — удивился Самойлов.

— Порт назначения — Карделево. Это в Хорватии. Оттуда идет железная дорога в Боснию, — пояснил Коннор. — Интересно, как они собираются переправить ракеты через вашу таможню? Возможно, что у них там есть свой человек. А ваши люди в Новороссийске наблюдают представителя Драгича?

— Круглосуточно пасут, да что толку! — вздохнул Самойлов. — Он спокоен, как снеговик в январский мороз! Загорает на пляже, флиртует с женщинами, — позавидовать можно такой командировке! А не пора ли нам самим махнуть в Новороссийск?

— Я думаю, что пора, — согласился Коннор. — Эндрю, вы организуете билеты на самолет? Очень хорошо вылететь сегодня вечером, в крайнем случае завтра утром.

— Нет проблем!

6 сентября 1994 года, 9.15.

Андрей проснулся от резкого звонка в дверь. Долго лежал, размышляя, открывать или нет. Но звонок звонил настойчиво и требовательно. Андрей поплелся к двери, осторожно заглянул в глазок, ожидая увидеть зрачок глушителя, — как в том фильме с Делоном.

Глушителя он не увидел. На лестнице стоял мужчина лет сорока пяти в хорошем костюме и выжидательно смотрел на дверь.

— Вам кого? — спросил Андрей через дверь.

— Вас, Андрей Андреевич, вас! Приоткройте дверь, я вам удостоверение покажу.

— Чего уж там! — махнул рукой Андрей. Ему уже надоели эти шпионские страсти. Хотели бы убить, так давно бы убили! Он распахнул дверь и впустил гостя. Провел его в комнату, подвинул кресло, в другое уселся сам и спросил без обиняков:

— Вы насчет Охотника? Откуда вы: ФСК, РУОП, МУР?

— Как вы сразу быка за рога! — улыбнулся мужчина. — Я из Службы Внешней Разведки, полковник Залинов Виталий Николаевич. У меня к вам несколько вопросов. Мы не стали вас приглашать к себе…

— За что я вам смертельно благодарен! — раздраженно прервал его Андрей. — Слушайте, давайте сразу к делу. Я не выспался, вчера был тяжелый разговор с редактором по поводу идиотской заметки, которою от моего имени напечатали в газете. Там уже наезжал кто-то из авторитетов, угрожали, а сегодня я еще должен объясняться по этому поводу в прокуратуре! Так что вас интересует?

— Кузнецов, он же Ладыгин, которого вы называете Охотник. Расскажите, как вы с ним познакомились и когда, и при каких обстоятельствах его видели последний раз?

Андрей вздохнул и предложил кофе. Полковник не отказался. Андрей сварил кофе и за чашкой освежающего напитка рассказал Залинову почти все, опустив подробности. Он не рассказал только про Пашу и сторожку лесника, — ему казалось несправедливым навлекать неприятности на этих и без того много выстрадавших людей. Залинов слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы.

— Он не сказал, куда доставят оружие? — спросил Залинов.

— Нет, о маршруте и порядке следования груза он ничего не говорил. И куда отправится после того, как решит все вопросы с Хладовым, тоже не говорил. Впрочем, уверял, что будет сопровождать груз до самой Боснии.

— Зачем?

— Боится, что груз попадет не в те руки.

— Большое спасибо, Андрей Андреевич! — поднялся Залинов. — Вы нам очень помогли. Вот вам мой номер мобильного телефона. Если что еще вспомните, или же если вас кто-то побеспокоит по тому же делу, то немедленно звоните мне. Ну, а в прокуратуру идите спокойно, — это так, для проформы. Кузнецов скрылся, дерьма и без того всплыло немало, дай бог все это расхлебать тихо, без скандалов. Да, а как вы думаете, почему Кузнецов был с вами так откровенен?

— Должен же кто-то довести до вас его точку зрения на события, раз ему недосуг с вами встретиться лично! — иронически отозвался Андрей. — Во всяком случае, мне он объяснил именно так!

6 сентября 1994 года, 14.20.

Майор Федулов предъявил пропуск солдату и въехал на территорию аэропорта „Внуково“. Он вместе со старшим лейтенантом Власовым контролировал отправление самолетов из аэропорта с единственной целью: найти и задержать Охотника. Впрочем, поскольку во „Внукове“ он торчал уже третью неделю, вахта уже неизбежно воспринималась как рутина. Скучный процесс контроля пассажиров и багажа рейсовых самолетов Федулов (на правах старшего по званию) возложил на Власова, а сам расположился в домике техников, обслуживающих правительственный авиаотряд. Он периодически осматривал самолеты авиаотряда „на предмет предупреждения их захвата вооруженным террористом“. Тут же стояли частные и административные самолеты, — впрочем, их досмотр также требовал совсем немного времени.

Федулов позвонил Власову, принял от него бодрый доклад о приеме дежурства от предыдущей смены и отправился вместе с техниками в салон стоявшего неподалеку административного Як-40 компании „Лукойл“: смотреть „порнуху“ по видаку. Поднимаясь по трапу, он увидел, как по бетонке проехал черный лимузин-катафалк и остановился возле Як-40 с эмблемой частной авиакомпании „Аэриа“. Федулов недовольно поморщился, вернулся в домик техников и позвонил Власову.

— Что это тут за катафалк по взлетному полю разъезжает? — спросил он.

Власов в ответ коротко хохотнул и сообщил:

— Да тут один турецкий бизнесмен приехал в столицу по делам бизнеса, заключил удачную сделку и закатился на радостях с русскими партнерами обычным маршрутом: кабак, сауна, девочки. Ну а закалки нет, вот он в сауне ласты и склеил! Теперь безутешная вдова везет его на родину, чтобы предать тело земле.

— Куда летит самолет? — перебил его Федулов.

— В Адлер. Оттуда его отправят в Абхазию, откуда покойник и был родом. А что, вы хотите, чтобы я досмотрел самолет? Но он уже должен взлетать!

— Я лично проверю его, — ответил Федулов, бросая трубку. Пусть не думает, что начальство здесь просто так прохлаждается!

Катафалк уже отъехал от самолета. По трапу медленно поднималась стройная женщина в черном платье, лицо ее скрывала черная вуаль. Федулов подошел к пилоту, показал удостоверение. Пилот пожал плечами, напомнил, что вылет через 10 минут, и Федулов вошел в салон.

6 сентября 1994 года, то же время.

На черноморском побережье Кавказа царил бархатный сезон: ночная духота забылась как кошмарный сон, яркое солнце щедро продолжало жарить отдыхающих, а море все еще оставалось теплым и ласковым. Однако Коннору и Самойлову не удалось расслабиться: едва они спустились с трапа к встречающим их сотрудникам новороссийского управления ФСК, как узнали неприятную новость — ООО „Промон“ внезапно отказалось от покупки тушенки и по указанию руководства „Арруса“ трейлер повез груз в Адлер: некая абхазская фирма закупила тушенку с целью раздачи ее в качестве гуманитарной помощи населению, страдающему от экономической блокады. Из Адлера абхазская фирма своими силами собиралась перевезти груз в Сухуми.

— Позавтракаем, а дальше будет видно! — решил Самойлов и посмотрел на Коннора. Тот согласно кивнул головой. Трейлер никуда не денется.

6 сентября 1994 года, 14.23.

В салоне самолета имелись только два передних ряда кресел, остальные были сняты. Посредине салона был закреплен внушительных размеров металлический гроб. Когда Федулов вошел, вдова печально разглядывала дорогого ей покойника через окошко в верхней части гроба. Она вопросительно взглянула на Федулова сквозь вуаль. Тот представился, попросил предъявить документы.

Все было оформлено как положено. Вдова оказалась русской по происхождению, но турецкоподданой.

— Будете открывать гроб? — безразлично спросила вдова. Федулов отрицательно покачал головой и сказал:

— Просто взгляну.

Он подошел к гробу и заглянул в окошко, закрытое прозрачным пластиком. Покойник оказался черноволосым без малейших признаков седины, с одутловатым, восковой бледности лицом. Густые черные усы тщательно расчесаны, покойник казался вполне довольным: в похоронной конторе потрудились на совесть.

Тут Федулов заметил тянущийся к гробу шнур от розетки, вмонтированной в обшивку самолета. Розетка была самая обычная, при советской власти такие продавались в каждом магазине и стоили тридцать копеек. На розетке виднелась корявая трафаретная надпись красной краской: „220 В“.

— Что это за шнур? — с подозрением спросил Федулов.

— Кондиционер, — пояснила вдова. — Путь неблизкий, сами понимаете. Там внутри есть и автономное питание, но только на два часа.

Федулов осмотрел салон, заглянул в кабину летчиков.

— Вроде все в порядке, я пошел. Счастливого полета. Кстати, а что у вас в салоне розетки такие дубовые?

— Зато сертифицированные по ГОСТу! — отозвался пилот. Зевнув, он добавил: — Впрочем, они и не работают.

Федулов присвистнул и спросил:

— А вдова-то знает? А то протухнет покойник!

— А что ей, ждать, пока починят систему? — возразил пилот. — Ей улететь побыстрее надо. Мы предлагали сухой лед положить, так она отказалась.

— Ну ей виднее! — пожал плечами Федулов и пошел к выходу через салон. Проходя мимо гроба, он мельком бросил взгляд в окошко, сделал еще пару шагов и вдруг остановился. Повернулся к вдове и с нехорошей усмешкой заметил:

— А гроб придется открыть!

— Что? В чем дело?! — гневно воскликнула вдова.

— Прошу открыть гроб! — громко повторил Федулов. В его руке появился пистолет, и он демонстративно щелкнул предохранителем.

6 сентября 1994 года, 14.25.

— У вас нет ощущения, что наш трейлер может вдруг внезапно исчезнуть? — спросил Коннор, разрезая омлет. Оперативность местных чекистов приятно радовала: в маленьком кафе рядом с аэровокзалом их уже ждал горячий завтрак.

— Куда? — поинтересовался Самойлов. — Здесь горы, понимаете? Го-ры! Ну свернет он в какое-нибудь ущелье, — и окажется в мышеловке! Разгрузить трейлер и отправить груз через горы? Для этого нужно время и люди — много людей! Сменить машину? Кто мешает устроить поголовную проверку грузов? Дорога тут только одна — в Абхазию!

— А морской путь? — предположил Коннор. — Перегрузить груз в укромной бухте на небольшую яхту и…

— Взгляните на карту! — посоветовал Самойлов. — Здесь нет укромных бухт. Не беспокойтесь, все под контролем! Охотник обязательно явится за грузом сюда, в Адлер. Груз должен прибыть на территорию Турции, — только тогда он считается переданным контрагентам. Ведь так докладывала ваша агентура подробности договора? Контракт считается выполненным с момента прибытия груза на территорию Турции, Греции или Болгарии, — после этого сербы обеспечивают самостоятельную транспортировку. И зря мы с самого начала не обратили внимания на этот пункт! Вся затея с доставкой груза в Хорватию морским путем была всего лишь отвлекающим маневром, ловушкой для дураков, — и мы в нее попались! Нет, Охотник сам повезет груз через Абхазию, Грузию и Аджарию в Турцию!

— Но это очень сложно! — возразил Коннор. — Три границы, не считая обычных полицейских постов и проверок на дорогах!

— Царь македонский Филипп любил говаривать, что осел, нагруженный золотом, откроет ворота любой крепости! — напомнил Самойлов. — Охотнику следует опасаться российских и турецких пограничников, но с абхазскими военными и грузинской полицией он договорится без проблем, уверяю вас! Будем следить за грузом, и Охотник непременно появится в поле нашего зрения.

6 сентября 1994 года, 14.30.

Всю дорогу в кондиционированном ящике Сергей провел достаточно комфортно. Кондиционер был прекрасно отрегулирован, обеспечивал поступление свежего воздуха и поддерживал постоянную температуру. Лишь когда технотронный саркофаг установили в самолете, Сергей почувствовал, что кондиционер выключился. Он не знал, что при подключении к внешней сети автономный источник питания отключается. А то, что сеть 220 вольт на самолете оказалась обесточена, прошло незамеченным для хитроумной автоматики.

И вот Сергей лежал, задыхаясь и покрываясь потом, с нетерпением ожидая, когда можно будет покинуть свое укрытие, внезапно превратившееся в ловушку. Однако кто-то посторонний ходил по салону. Звукоизоляция в саркофаге была отменной, и Сергей почти ничего не слышал, однако уловил едва заметные вибрации от тяжелых мужских шагов. Вот этот кто-то снова прошел мимо, на этот раз к выходу. Сергей почувствовал облегчение, — и в этот момент крупная капля пота выкатилась из-под парика и сбежала по лбу.

— Открывай, сука! — крикнул Федулов. Женщина вздрогнула и шагнула к саркофагу. Щелкнул механизм. Лжевдова стояла у изголовья, и Федулов инстинктивно занял позицию в ногах. Это было его ошибкой: крышка поднималась в сторону ног. Сергей не стал ждать окончания работы механизма, — едва крышка начала подниматься, как он мощным ударом ног сорвал ее с шарниров и отбросил на Федулова. Федулов упал на пол, и в тот же момент острый каблук вдавился ему в запястье, — лжевдова оказалась весьма проворной особой. Федулов заорал и выпустил пистолет. Впрочем, табельный „Макаров“ вряд ли бы ему пригодился: Сергей уже стоял перед ним, направив на него внушительных размеров „Кольт-Питон“ и „ЗИГ-220“. Испуганные пилоты замерли на пороге салона.

— Что стоим, командир? — осведомился Сергей. — Давай, заводи! Танюша, проследи за ними, чтобы там без глупостей… На, возьми „ЗИГ“, а мне дай „макара“.

Разрядив пистолет, Сергей отдал его Федулову:

— Держи, служивый. И давай быстрей, а то прыгать на ходу придется!

Федулов, потирая больную руку, прошел к выходу, спустился по трапу. Турбины уже начали раскручиваться. Федулов повернулся к самолету и крикнул в проем двери:

— Патроны верни, — мне за них отчитываться!

Спустя несколько секунд пустой магазин и патроны вылетели из самолета и веселой россыпью запрыгали по бетонке. Федулов схватил магазин, подобрал пару патронов. Увидел проезжающий заправщик и опрометью бросился к нему, на бегу вставляя патроны в магазин.

Самолет уже выруливал на взлетную полосу, когда Федулов вспрыгнул на подножку заправщика.

— ФСК! — крикнул он оторопевшему водителю. — Ставь машину поперек полосы, не дай взлететь вон тому самолету! Давай, гони!

6 сентября 1994 года, 14.35.

Самолет бежал по взлетной полосе, стремительно набирая скорость. Пилот покосился на стоявшего за его спиной Сергея и сказал:

— Во время взлета пассажиры должны находиться в салоне.

— Теперь я здесь командир! — сообщил ему Сергей. — Ты лучше на приборы смотри. Черт, не нравится мне вон тот заправщик, не вздумал бы он цистерну поперек полосы поставить!

6 сентября 1994 года, то же время.

— Давай, гони! — снова крикнул водителю Федулов и для убедительности потряс пистолетом. Водитель посмотрел на сидящего рядом с ним человека.

Тот взглянул на Федулова и спокойно спросил:

— А ты кто такой?

— Майор Федеральной Службы Контрразведки!

— Полковник Службы Внешней Разведки Сталов, — и человек показал свое удостоверение изумленному Федулову. Затем сказал водителю: — Давай, Петя, к домику. И майора смотри не потеряй!

Заправщик поехал к домику технического персонала. Федулов обрел дар речи и запальчиво спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете?

Сталов поморщился и раздраженно ответил:

— Остынь, майор! И сунь пушку в карман, а то потеряешь. Сейчас тебе все объяснят.

6 сентября 1994 года, то же время.

Самолет оторвался от взлетной полосы и стал набирать высоту. Закончив маневры, пилот сообщил:

— Мы на эшелоне. Что дальше?

— Куда мы теперь? — растерянно спросила Татьяна.

— В Адлер, котенок! — отозвался Сергей. — Маршрут изменению не подлежит!

— А нам дадут долететь до Адлера? — осторожно осведомилась Татьяна.

— Будем надеяться! — пожал плечами Сергей.

— А если нас перехватят истребители ПВО? — снова вмешался пилот.

— Это вряд ли! — оптимистично заявил Сергей. — Впрочем, полностью такого варианта исключить нельзя, хотя я уверен, что сбивать нас они не рискнут. Для этого должен найтись человек, способный отдать такой приказ. Если мы не будем уходить с эшелона, такого приказа не будет. Так что до Адлера можем жить спокойно.

— А что потом? — нервно спросил пилот.

— Ты до Адлера сначала долети! — ласково посоветовал Сергей. — А там видно будет!

6 сентября 1994 года, 14.40.

В домике техников правительственного авиаотряда за столом с телефоном по-хозяйски расположился какой-то мужчина с начальственными манерами. Он молча выслушал краткий доклад Сталова и мрачно взглянул на Федулова.

— Я — Гавров Олег Юрьевич, государственный советник юстиции третьего класса, что по вашей табели о рангах соответствует званию генерал-майора. Представьтесь, пожалуйста!

— Майор Федеральной Службы Контрразведки Федулов, — послушно показал удостоверение Федулов.

Гавров откинулся на жесткую спинку стула и поинтересовался:

— Вы что, майор, американских боевиков насмотрелись? Ну, поставили бы вы бензовоз поперек полосы, не дали бы Кузнецову взлететь, а дальше что? На борту, помимо него и его сообщницы, есть еще и экипаж. Вы подумали, что эти люди окажутся в заложниках? А если бы Кузнецов развернул самолет и по бетонке докатил бы его до здания аэропорта, — сколько бы он там еще заложников взял, а?

— Я был обязан принять меры к задержанию… — начал было Федулов, но Гавров оборвал его.

— Скажите спасибо, что живы остались! Вас ставили в известность, что Кузнецов очень опасен? Мы вели его от самой похоронной конторы и позволили беспрепятственно погрузиться в самолет. А знаете, почему? Потому что не имели возможности организовать захват без угрозы для жизни других людей! А в Адлере Кузнецова ждет машина. Едва он покинул бы аэропорт, мы бы его взяли без шума и жертв! А теперь? Молитесь, чтобы Кузнецов рассчитывал на ваше благоразумие, — что вы никому ничего не расскажете о том, как он пинком вышвырнул вас из самолета, бросив вам в спину ваш табельный пистолет! В противном случае я даже представить не могу, на что он решится!

Гавров замолчал. Федулов осторожно кашлянул и сказал:

— Товарищ генерал, я должен доложить руководству. Разрешите воспользоваться телефоном.

Гавров взглянул на Федулова и кивнул:

— Разумеется, майор. Не буду вам мешать, но не вздумайте приукрасить события в свою пользу, а то, не дай бог, ваше начальство может решить, что на самолете летит целая банда террористов, — а вы уж и так нам солидно подгадили.

6 сентября 1994 года, 15.10.

Коннор и Самойлов направлялись к вертолету, когда у Самойлова в кармане пиджака зазвонил мобильник. Самойлов выслушал сообщение и озабоченно остановился, глядя в пространство перед собой.

— Все отменяется? — обеспокоено спросил Коннор.

Самойлов повернулся к нему и, широко улыбнувшись, хлопнул по плечу.

— Отнюдь! Все как нельзя лучше! Кузнецов летит на частном самолете в Адлер. Понимаете? Его возьмут прямо у трапа!

— А трейлер? — спросил Коннор.

Самойлов озабоченно почесал висок антенной сотового телефона, проговорил задумчиво:

— Можно было бы взять трейлер прямо сейчас, но я опасаюсь, что Кузнецов может узнать об этом. Вдруг у него прямая связь с трейлером? Тогда он вряд ли позволит посадить самолет в Адлере. Куда он подастся, — одному Богу известно! Ладно, хрен с ним, с трейлером! Все равно в Адлер уже вылетела объединенная следственная группа, а в аэропорт подтянут ОМОН. Нам к Кузнецову даже приблизиться не дадут! Так что как только в аэропорту приступят к захвату Кузнецова, мы тут же возьмем трейлер!

6 сентября 1994 года, 16.35.

— Подходим к Адлеру, — сказал пилот, — я должен связаться с диспетчером.

— Работать только на прием! — приказал Сергей. — И без шуток, если хотите остаться живыми. Хоть я и не ас, но самолет при случае посадить сумею, — я занимался в аэроклубе. Понятно?

— Понятно, — проворчал пилот. Так летели еще некоторое время, затем пилот предупредил: — Пора заходить на посадку!

— Теперь делай молча и быстро, что я скажу! — велел Сергей. — Снизиться до ста метров. Снижайся быстро, как только снизишься до ста метров, тут же отрубаешь ответчик УВД и уходишь на юго-запад. Все ясно?

— Ничего не ясно, но сделаю, — мрачно ответил пилот, косясь на пистолет в руках Сергея.

6 сентября 1994 года, 16.50.

Едва Самойлов и Коннор вылезли из вертолета, как тот немедленно взлетел: в аэропорту не должно быть подозрительных объектов, — кто знает, может быть, сообщники Кузнецова наблюдают за обстановкой.

Местное управление ФСК отслеживало передвижение трейлера. Все шло по плану, — и вдруг зазвонил сотовый Самойлова. Тот выслушал сообщение и от души выругался. Коннор вопросительно посмотрел на него. Самойлов пояснил:

— Самолет Кузнецова появился в зоне аэропорта. На запросы диспетчера не отвечал, затем вдруг стал стремительно терять высоту и исчез с радара. Это случилось десять минут назад.

— Вы полагаете, что это авиакатастрофа? — спросил Коннор.

— Я полагаю, что надо немедленно брать трейлер, пока и он куда-нибудь не исчез! — поделился опасениями Самойлов.

— Это правильно, — согласился Коннор.

Самойлов взял со стола рацию и сказал:

— Здесь первый. Поехали!

6 сентября 1994 года, 17.05.

— Мы приближаемся к границе с Турцией, — предупредил пилот. — Опять не будем отвечать на запросы с земли?

— Необычайно догадлив! — усмехнулся Сергей.

— А если нас перехватят истребители ПВО? — возразил пилот. — Если ты думаешь, что у турок устаревшие самолеты, так американцы им подбросили F-16. Опять же, авиабаза НАТО в Инджирлике. Так что я не стал бы углубляться на территорию Турции. Или у тебя другие планы?

— Опять ты в точку! — согласился Сергей. Он развернул карту и посоветовал: — Ты для начала перейди на семь тысяч метров. На этом эшелоне сейчас должен лететь самолет из Трабзона в Диарбакыр. Если повезет, с ним не столкнемся, а время выиграем. Теперь смотри сюда, на карту. Вот горный хребет Агрыдаг. Вот здесь, в маленьком ущелье, есть взлетная полоса. На нее ты должен сесть.

— Это невозможно! — раздраженно воскликнул пилот. — В горах, на незнакомую полосу, не оборудованную посадочными маяками, — это самоубийство!

— Да, это невозможно, — согласился Сергей, — невозможно для любого другого. Но для заслуженного летчика СССР Петра Громова нет ничего невозможного. Докажите, что вы достойны своего знаменитого однофамильца! Тем более что за это я плачу приличную сумму „зеленых“, вполне достойную стать выходным пособием даже для заслуженного летчика СССР! Да, и еще одна деталь: в свое время звание заслуженного летчика СССР товарищ Петр Громов получил за то, что возил гуманитарную помощь в Армению жертвам спитакского землетрясения. В том числе и с этой взлетной полосы в Агрыдаге. Да, и еще убедительная просьба: не надо рассказывать мне про недостаток горючего, — я абсолютно точно знаю, что самолет заправлен под завязку и топлива хватит на две тысячи километров. Наш маршрут составляет примерно 1800 километров плюс-минус 50 км. Все правильно?

— Вы чертовски хорошо осведомлены, — неохотно признал пилот, — но я ничего не могу гарантировать. Понимаете? Ничего!

— А мне не нужны гарантии, — заметил Сергей, — мне нужна мягкая посадка. Впрочем, и вам тоже. Флаг в руки, мастер!

6 сентября 1994 года, 18.20.

Самойлов и Коннор сидели на балконе номера гостиницы „Весна“ в Адлере и анализировали результаты операции. ОМОН прекрасно справился с задачей: трейлер тормознули, положили обалдевших дальнобойщиков мордами на асфальт и арестовали груз — две тонны тушенки.

— Они разгрузили трейлер ночью на складе и загрузили в него консервы, — это понятно. Но куда делись ракеты? — размышлял Коннор. — Погрузили на „Железнякова“?

— Проверка груза на „Железнякове“ уже идет, — ответил Самойлов. — Но я сомневаюсь, что там что-нибудь найдут. Я бы на их месте не повез груз на „Железнякове“. Я бы перебросил бы его на один из теплоходов, что возят „челноков“ в Турцию.

— Допустим, здесь это можно сделать, но как быть с турецкой таможней? Неужели и их купили? — с сомнением спросил Коннор.

— Думаю, что и турецкую таможню купить у них денег хватило бы! — ответил Самойлов. — Но зачем? Я бы поступил проще: дождался бы, пока не покажется турецкий берег, и перегрузил бы груз на быстроходные катера. А там — ищи ветра в поле!

— Но для этого надо захватить теплоход! — возразил Коннор. — Предположим, — захватили теплоход, вывели из строя рацию. Но ведь у команды и пассажиров могут быть сотовые телефоны. Кто-нибудь наверняка связался бы с внешним миром и дал бы знать о происшедшем!

— Это верно! — согласился Самойлов. — Но они могли и это предусмотреть!

— Но каким образом? — спросил Коннор. — Предусмотреть можно, но что предпринять?

— Скоро мы это узнаем, — вздохнул Самойлов. — Если я, конечно, прав!

Спустя сутки Самойлов с мрачным удовлетворением узнал, что он оказался прав. В тридцати милях от турецкого берега шедший из Сочи в Трабзон теплоход „Владимир Маяковский“ остановил турецкий полицейский катер. Поднявшиеся на борт люди в форме турецких полицейских погрузили на катер два десятка ящиков и быстро ретировались. Излишне говорить, что вышеупомянутые турецкие полицейские никогда не получали жалованья от правительства Анкары.

16 сентября 1994 года, 10.20.

— Почему эти чертовы турки не вынудили самолет к посадке на какую-нибудь военную базу? — с раздражением спросил Гавров. Он сидел у себя в кабинете. Еще присутствовали полковник СВР Залинов и полковник Самойлов.

— А почему наши бравые соколы не сделали этого, а позволили Кузнецовубеспрепятственно добраться до Турции? — с сарказмом вопросил было Самойлов, но осекся под тяжелым взглядом Гаврова. Наступило молчание. Гавров молча постукивал карандашом по столу, затем сказал:

— Впрочем, это не имеет значения. Самолет был захвачен, угнан, и, хотя турки нам его уже вернули вместе с экипажем, Кузнецов со своей сообщницей бесследно исчез. Выгруженные с борта теплохода „Владимир Маяковский“ ПТУРсы тоже исчезли. Похоже, нашим общим знакомым теперь придется заниматься вашему ведомству, Виталий Николаевич. Что скажете?

Залинов откашлялся.

— Турецкая полиция достаточно оперативно блокировала район посадки. По показаниям свидетелей, Кузнецов и его сообщница были вывезены на джипе неизвестными вооруженными людьми сразу после посадки. Их поиски пока не дали результата. Что касается груза противотанковых ракет, то, по данным турецкой контрразведки, их переправили в иракскую часть Курдистана. Понятно, что турки теперь не будут напрягаться по части их поиска. От источника в ЦРУ поступила информация, что в обмен на ПТУРСы курды переправили несколько ПЗРК тому самому сербскому посреднику, о котором нам говорил полковник Самойлов. Груз ПЗРК сейчас находится предположительно в Стамбуле.

— И что, нет никакой информации о Кузнецове? — спросил Гавров.

Залинов пожал плечами и ответил:

— Неделю назад на вилле под Трабзоном полиция обнаружила четыре трупа. Один из убитых оказался неким Исмаилом Атараевым, уроженцем города Грозный. Турецким властям Атараев был известен как представитель так называемого „президента Независимой Ичкерии“. В Турции он занимался вербовкой людей и закупками оружия для так называемой „армии Ичкерии“. Остальные трое — его телохранители. Что интересно: трое, в том числе и Атараев, расстреляны из автомата „Хеклер-Кох“, а один убит ударом металлического прута в основание черепа. Кстати, этому убитому прутом телохранителю и принадлежал автомат. Наш источник в турецкой полиции сообщил и другие интересные подробности: Атараев пытался договориться с курдами о продаже той самой партии ПЗРК, но неудачно. Видимо, он хотел по-своему „договориться“ с сербским посредником и вышел на Кузнецова. Где сейчас сам Кузнецов и его сообщница — пока неизвестно.

— Наш пострел и здесь поспел! — с досадой воскликнул Гавров. — Все никак в войну не наиграется, стервец!

— Он не играет в войну, он ею живет! — заметил Самойлов.

Гавров мрачно взглянул на него и проворчал:

— Вы можете позволить себе острить, потому что теперь не вам им заниматься. Теперь это головная боль ведомства полковника Залинова, — с меня уже затребовали все материалы по делу Кузнецова-Ладыгина. С чем вас и поздравляю, Виталий Николаевич! Давайте, ищите этого Рэмбо, а мы уже наелись этого дерьма. Надеюсь, вам больше повезет. Не представляю только, где вы его будете искать!

— Полагаю, там, где стреляют! — вздохнул Залинов. Он уже знал, что завтра вылетает в Рим, откуда местная резидентура должна была переправить его в Дубровник. Он не сомневался, что Охотник обязательно появится там. Потому что утром он получил шифровку от источника в турецкой полиции: сербский посредник отправил груз ПЗРК на судне, перевозящем гуманитарный груз в Хорватию. Капитан судна был платным информатором источника. Залинов сумел убедить руководство в том, что Кузнецов непременно постарается лично удостовериться в том, что груз попадет в Боснии по назначению.

Гавров встал и сказал:

— Хорошо, Виталий Николаевич, не смею вас больше задерживать, вас с нетерпением ждет ваше собственное начальство, чтобы нагрузить указаниями выше крыши! А вас, Андрей Андреевич, я попрошу задержаться на пару минут.

Когда Залинов вышел, Гавров повернулся к Самойлову и спросил:

— Скажите, Андрей Андреевич, вам не приходилось по роду службы сталкиваться с человеком, скрывающимся под псевдонимом „Комтур“?

— Нет, никогда! — удивился Самойлов. — Даже не слышал. А в связи с чем вы им интересуетесь? Он занимается контрабандой оружия?

— Хуже! — ответил Гавров. — Он занимается контрабандой терроризма. И боюсь, очень скоро мы столкнемся с результатами его деятельности здесь, у себя под носом. Мы практически ничего о нем не знаем, — всего лишь несколько перехватов переговоров с его людьми. У вас есть связи с зарубежными спецслужбами, занимающимися борьбой с терроризмом, — в частности, с ФБР. Я хочу попросить вас пробить псевдоним „Комтур“ через них: возможно, у них есть интересующая меня информация. Излишне говорить, что все должно делаться совершенно конфиденциально, исключительно на уровне личных контактов с конкретными людьми, дабы в случае чего отследить каналы утечки информации.

— Это вполне возможно, — ответил Самойлов, — но мое начальство должно быть в курсе. На несанкционированные руководством мероприятия я не пойду.

— Я знаю людей из вашего ведомства, выполнявших исключительно санкционированные непосредственным начальством мероприятия, — иронически заметил Гавров. — Например, полковник Никифоров, майор Сучков. Для первого все закончилось хорошо, а для второго? Насколько я знаю, его уволили с неполной пенсией, не так ли? Поэтому я хотел бы уточнить: какой уровень руководства вас устроит?

Самойлов нахмурился и ответил:

— Мое непосредственное начальство.

— Генерал Бахтин? — Гавров сделал многозначительную паузу и веско произнес: — Мы располагаем сведениями, что Бахтин поддерживает контакт с этим самым „Комтуром“. Во всяком случае, есть пара перехватов его разговоров с „Комтуром“. Разговоры малоинформативны, но важен сам факт. Теперь вы поняли, почему так важна конфиденциальность? Это вопрос вашей собственной безопасности. Расследование санкционировано на самом высоком уровне, поверьте мне. Иначе почему я, работник прокуратуры, собираю на совещание в свой служебный кабинет офицеров спецслужб? И, в конце концов, я не толкаю вас на противозаконные действия, это ваш долг — помогать работе прокуратуры, призванной надзирать за соблюдением законности.

— Не надо напоминать мне о моем долге! — резко ответил Самойлов.

— В таком случае не смею вас больше задерживать! — немедленно откликнулся Гавров. — Вот мой номер телефона для экстренной связи. Всего хорошего, Андрей Андреевич!

Самойлов ничего не ответил, но телефон взял. Он пребывал в полном смятении. Однако он понимал, что просьбу Гаврова выполнить все-таки придется: таким людям не отказывают, — вне зависимости от занимаемой ими должности.

2 октября 1994 года, 10.20.

Залинов перечитал расшифрованную телеграмму еще раз. Ее содержание его совсем не обрадовало.

„Центр — Одеону.

12 сентября этого года в акватории порта города Лимасол (Кипр) обнаружено тело гражданина Греции Александра Ставриди. Следствием, проведенным властями Греции, установлено, что Ставриди утонул не в морской воде, а предположительно в бассейне, что подтверждено химическим анализом содержавшейся в легких трупа воды. Поскольку Ставриди являлся бывшим гражданином России, выехавшим в 1992 году на постоянное жительство в Грецию, греческие власти обратились с соответствующим запросом в российское посольство. Проведенной проверкой и дактилоскопическими исследованиями установлено, что труп принадлежит Котову Андрею Владимировичу, майору Федеральной службы контрразведки, бесследно исчезнувшему в Москве в 4 сентября этого года.

20 сентября этого года в центре Владикавказа взорвана машина генерала ФСБ Бахтина, направлявшегося в служебную командировку в Ингушетию. Шофер, сам генерал Бахтин и сопровождавший его офицер погибли.

Имеющиеся данные позволяют предположить, что ликвидация Бахтина и Котова осуществлена специальной группой, действующей под руководством человека, известного под псевдонимом „Комтур“. Следующей целью группы предположительно является известный вам Ладыгин (он же Кузнецов, Охотник-27).

В связи с вышеизложенным предписываю вам принять особые меры предосторожности при установлении контакта с Ладыгиным“.

Залинов мрачно закурил, уставившись в потолок. Мало того, что ему предстоит разыскать в объятой войной стране неуловимого Серегу Ладыгина, так оказывается, что этим же занимается компания головорезов.

И когда же закончится этот проклятый сезон охоты на Охотника?

Авторизованный перевод с немецкого Михаила Гнитиева