С прискорбием извещаем [Рекс Стаут] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Рекс Стаут. С прискорбием извещаем Перевод с англ. М. А. Гресько

Глава 1

Встреча с Бесс Хадлстон была не первой.

Как-то раз вечером, года два назад, она позвонила и сказала, что ей надо поговорить с Ниро Вулфом, а когда Вулф взял трубку, кротким голосом попросила его приехать к ней на Ривердейл для деловой встречи. Естественно, он осадил её. Во-первых, если он и выбирался из дома, то только к старому другу или хорошему повару, а во-вторых, то, что какой-либо мужчина или женщина могли этого не знать, было серьёзным уколом его тщеславию.

Не прошло и часа, как она сама появилась в его конторе — комнате, которую он использовал в качестве кабинета в своём старом доме на Западной Тридцать пятой улице, возле набережной, — за чем последовали пренеприятнейшие пятнадцать минут. Я никогда не видел его взбешённым до такой степени. Лично мне предложение показалось заманчивым. Она пообещала ему две тысячи долларов, если он придёт на праздник, который она устраивала для миссис Такой-то, и будет сыщиком в игре в убийство. Она также предложила пятьсот долларов для меня, если я приду с Вулфом и буду работать на подхвате. Видели бы вы, как он оскорбился! Можно было подумать, что он Наполеон, а она попросила его развернуть войско оловянных солдатиков в детской.

Когда она ушла, я осудил его позицию. В конце концов, она была почти так же знаменита, как он, — самая удачливая в Нью-Йорке устроительница праздников для представителей верхней части табели о рангах. Сочетание талантов таких двух мастеров своего дела, как он и она, оставило бы о себе долгую память, не говоря уже о том, сколько радости доставили бы мне эти пять сотен зелёненьких. Но он только надулся.

Описанные события имели место два года назад. И вот жарким августовским утром (особенно жарким в силу отсутствия в нашем доме кондиционера, так как Вулф не доверял технике) она позвонила и попросила его безотлагательно приехать к ней на Ривердейл. Вулф подал мне знак отделаться от назойливой клиентки и повесил трубку. Немного позже, когда он удалился в кухню, чтобы проконсультироваться с Фрицем относительно какой-то проблемы, возникшей у них в связи с приготовлением обеда, я отыскал в справочнике номер её телефона и перезвонил. Уже почти месяц, с тех пор как мы покончили с делом Нойхема, в доме было скучно, как в склепе, так что даже выслеживание мальчонки из прачечной, заподозренного в краже бутылки шипучки, стало для меня желанным занятием. Поэтому я перезвонил ей и сказал, что если она обдумывает возможность визита к нам на Тридцать пятую улицу, то я хотел бы напомнить, что Вулф занят наверху своими орхидеями утром с девяти до одиннадцати и с четырёх до шести после полудня, но в любое другое время он будет рад её видеть.

Однако должен признаться, он не особенно обрадовался, когда в три часа того же дня я ввёл её к нему в кабинет. Он даже не извинился, что не поднялся из своего кресла её поприветствовать, хотя, надо заметить, ни один здравомыслящий человек после одного взгляда на его габариты и не стал бы ожидать от него подобной попытки.

— А, так это вы предлагали мне однажды деньги, приглашая меня на роль клоуна? — проворчал он обиженно.

Она уселась в красное кожаное кресло, достала из большой зелёной сумки носовой платок и вытерла им лоб и шею. Она принадлежала к числу тех людей, которые мало похожи на свои фотографии в газетах, потому что самым примечательным в её внешности были глаза, и эти глаза, стоило в них взглянуть, заставляли вас забыть обо всём остальном. Они были чёрными, искрящимися и производили впечатление, будто она смотрит на вас даже тогда, когда на самом деле этого быть не должно. Глаза делали её моложе своего возраста — вероятно, сорока семи или сорока восьми лет.

— Боже, как здесь жарко, — произнесла она. — Странно, что вы почти не потеете. Я очень тороплюсь, так как должна ещё увидеться с мэром по поводу сценария шествия, устроительство которого он хочет мне поручить, и поэтому не имею возможности пускаться с вами в пререкания, но ваше заявление, будто я собиралась покуситься на вашу честь, — совершеннейшая глупость. Да, глупость! С вами в качестве сыщика получился бы чудеснейший праздник. А так мне пришлось раздобыть полицейского инспектора, но он только и делал, что хрюкал. Вот так… — И она хрюкнула.

— Если вы пришли, мадам, для того, чтобы…

— Нет, не для того. На этот раз вы мне нужны не для праздника. Хотя, может, и жаль. Дело в том, что кто-то пытается меня погубить.

— Погубить вас? В каком смысле? Физически, в финансовых делах…

— Просто погубить. Вам известно, чем я занимаюсь. Я организую праздники для…

— Я в курсе, — оборвал её Вулф.

— Тем лучше. Мои клиенты — люди влиятельные и богатые. По крайней мере, они себя таковыми считают, и, не вдаваясь в детали, скажу, что для меня важно поддерживать с ними хорошие отношения. Поэтому вы можете себе представить, какой бывает эффект, когда… Подождите, я вам сейчас покажу…

Она открыла сумочку и принялась в ней рыться, словно терьер. На пол выпорхнул маленький бумажный листок, и я было поднялся, чтобы вернуть его ей. Но она лишь скользнула по нему взглядом и произнесла:

— Не беспокойтесь, в мусорное ведро.

И я, распорядившись им, как было указано, вернулся на своё место.

Наконец Бесс протянула Вулфу конверт.

— Взгляните, что вы об этом думаете? — сказала она.

Вулф осмотрел конверт с обеих сторон, вынул из него листок бумаги, прочитал и передал мне.

— Это конфиденциально, — встрепенулась Бесс Хадлстон.

— Мистер Гудвин этому критерию удовлетворяет, — сухо произнёс Вулф.

Я обследовал предложенные экспонаты. Конверт с маркой и почтовым штемпелем был разрезан по краю, а адрес напечатан на пишущей машинке:

МИССИС ДЖЕРВИС ХОРРОКС

902, Восточная 74-я улица

Нью-Йорк-Сити

На листке бумаги имелась надпись, также машинописная:

«Что побудило доктора Брейди неправильно выписать лекарство для Вашей дочери? Невежество? А может, что-то ещё? Спросите Бесс Хадлстон. Если захочет, она расскажет Вам, как рассказала мне.»

Подпись отсутствовала. Я вернул листок и конверт Вулфу.

Бесс Хадлстон вновь обтёрла лоб и шею носовым платком.

— Это письмо не единственное, — произнесла она, глядя на Вулфа глазами, которые, как мне казалось, смотрели на меня. — Было и другое, но, к сожалению, у меня его нет. Это, как вы видите, было отправлено во вторник, двенадцатого августа, то есть шесть дней назад. А то, другое, днём раньше. Оно было тоже отпечатано на машинке. Я его видела. Его послали одному очень богатому и известному человеку, и в нём содержалось дословно следующее: «Где и с кем ваша жена бывает по вечерам? Ответ окажется для вас крайне неожиданным. За более подробной информацией рекомендую обратиться к Бесс Хадлстон». Тот человек показал мне письмо. Его жена — одна из моих самых близких подруг.

— Позвольте. — Вулф направил на неё указательный палец. — Вы пришли, чтобы со мной совещаться или чтобы нанять меня?

— Я нанимаю вас, — ответила она. — Нанимаю, чтобы вы выяснили, кто распространяет подобные вещи.

— Дело довольно мутное, никаких гарантий. Пожалуй, приняться за него меня может заставить только алчность.

— Ну, конечно! — нетерпеливо воскликнула Бесс Хадлстон. — Я и сама умею заламывать цены. И сейчас я готова к тому, что буду выжата. В противном случае что со мной станет, если всё это не прекратится, и как можно скорее?

— Замечательно. Арчи, блокнот!

Я достал блокнот и принялся за дело. Пока она выкладывала мне факты, Вулф позвонил, чтобы принесли пива, и теперь сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза. Впрочем, когда она рассказывала мне о бумаге и пишущей машинке, один глаз он всё-таки приоткрыл. Дело в том, что бумага и конверты анонимных писем, сообщила она, были точно такими же, какие использовались для деловой переписки девушкой по имени Джанет Николс, которая работала у неё ассистенткой по организации праздников, причём и письма и конверты были отпечатаны на машинке, которая принадлежала ей самой, Бесс Хадлстон и находилась в ведении другой девушки, Мариэллы Тиммс, работавшей у неё секретаршей. Конечно, при сравнении Бесс Хадлстон микроскопом не пользовалась, но для неискушенного взгляда шрифт машинки и писем казался совершенно одинаковым. Обе девушки жили в её доме на Ривердейл, и большая коробка с бумагой, конвертами и прочими канцелярскими принадлежностями хранилась в комнате Джанет Николс.

Следовательно, если это не одна из девушек… А может быть, это действительно одна из девушек? «Факты, Арчи!» — проворчал Вулф. Слуги? Нет, их не стоит принимать во внимание, сказала Бесс. Ни один слуга у неё долго не задерживался, а значит, ни один не мог успеть проникнуться к ней достаточной ненавистью. Услышав эту фразу, я понимающе кивнул, так как читал в газетах и журнальных статьях об аллигаторах, медведях и других беспокойных обитателях её дома. Жил ли в доме кто-нибудь ещё? Да, племянник, Лоренс Хадлстон, также оплачиваемый в качестве ассистента, но, согласно мнению тётушки Бесс, никоим образом не попадавший под подозрение. Больше никого? Нет, больше никого. Лица, достаточно близкие к дому, чтобы иметь доступ к пишущей машинке и канцелярским принадлежностям Джанет Николс?

Конечно! Такую возможность имели многие.

Вулф непочтительно хмыкнул. На всякий случай я спросил, как насчёт достоверности содержавшейся в анонимках информации. Как насчёт неверно назначенного лекарства и вечеров в сомнительном обществе? Чёрные глаза Бесс Хадлстон впились в меня. Нет, об этих вещах ей ничего не известно. И вообще, какое это имеет отношение к делу? Какой-то негодяй пытается погубить её доброе имя, распространяя о ней по городу неприглядные слухи, а её ещё, видите ли, спрашивают, правда ли то, что в них говорится. Какая наглость! Хорошо, сказал я, давайте забудем о миссис Толстый Кошелёк и о том, где она проводит свои вечера. Пусть на бейсболе. Но ответьте хотя бы, есть ли у миссис Джервис Хоррокс дочь, была ли она больна и лечил ли её доктор Брейди? Да, нервно ответила Бесс, у миссис Хоррокс была дочь. Она умерла всего месяц назад, и доктор Брейди наблюдал её во время болезни. От чего она умерла? От столбняка. Как она им заразилась? Расцарапав руку о гвоздь в конюшне школы верховой езды.

— От столбняка не бывает неправильных лекарств… — проворчал Вулф.

— Да, это было ужасно, но к делу не имеет никакого отношения, — перебила Бесс Хадлстон. — Ой, я, кажется, опаздываю на встречу с мэром! Понимаете, всё ведь предельно просто. Кто-то захотел меня погубить и избрал для этого такой мерзкий и грязный способ, как клевета. Это необходимо прекратить, и если ваши умственные способности соответствуют вашим гонорарам, вы сумеете это сделать. Кроме того, я ведь готова назвать вам имя человека, который всем этим занимается.

Глаза Вулфа широко раскрылись.

— Как?! Вы знаете, кто это?

— Знаю. Или, во всяком случае, думаю, что знаю.

— Тогда какого чёрта, мадам, вы меня беспокоите?

— Потому что я не могу этого доказать. А сама она всё отрицает.

— Похоже, — Вулф метнул в неё испепеляющий взгляд, — вы менее разумны, чем кажетесь, раз додумались обвинять человека, не имея доказательств.

— Разве я сказала, что кого-то обвиняла? Ничего подобного. Я просто поговорила по очереди со всеми: с ней, с Мариэллой, со своим племянником, с доктором Брейди и с братом. Я задавала им вопросы, я сопоставляла. И наконец поняла, что не смогу сама с этим справиться. Поэтому я и пришла к вам.

— Методом исключения, преступница — мисс Николс?

— Да.

Вулф нахмурился:

— Но у вас нет доказательств. Что же у вас есть?

— У меня есть… ощущение.

— Основанное на чём?

— Я знаю её.

— Знаете… — по-прежнему хмурясь, повторил Вулф. Губы его выпячивались и снова втягивались обратно. — Вы ясновидящая? Прорицательница? Какие специфические проявления её характера вы заметили? Она что, способна вытаскивать стулья из-под людей?

— Не кипятитесь, — осадила его Бесс Хадлстон, хмурясь в ответ. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Просто я достаточно изучила её. Её глаза, её голос, её поведение…

— Понимаю. Мягко выражаясь, вы невзлюбили её. Она должна быть либо невероятно глупа, либо чрезвычайно умна, чтобы использовать для анонимных писем канцелярские принадлежности, за которые сама же отвечает. Вы подумали об этом?

— Конечно. Она умна.

— И даже зная, что она сделала, вы продолжаете держать её у себя на работе, в своём доме?

— Естественно. Думаете, если бы я её уволила, это бы её остановило?

— Нет. Но вы говорите, что она виновна, потому что вы её знаете. Это означает, что вы знали её неделю назад, месяц назад, год назад, знали, что она была человеком, способным на такого рода поступки. Тогда почему вы не избавились от неё раньше?

— Потому что я… — Бесс Хадлстон заколебалась. — А какое это имеет значение? — спросила она.

— Для меня — огромное, мадам. Вы наняли меня, чтобы выявить источник анонимных писем. Сейчас я этим и занимаюсь. Я исследую вероятность того, что вы посылали их сами.

Её глаза сверкнули.

— Сама? Но это бессмыслица!

— Тогда отвечайте, — невозмутимо повторил Вулф, — почему, зная о дурных наклонностях мисс Николс, вы её не выгнали?

— Потому что она была мне нужна. Она лучшая помощница из всех, какие у меня работали. Её идеи просто великолепны… Возьмите хотя бы Ушастого Карлика и Праздник Великанов… Это всё она придумала. Скажу по секрету, некоторые из моих самых удачных затей…

— Понятно… Как давно она работает у вас?

— Три года.

— Её жалованье соответствует её заслугам?

— Да. Раньше — нет, но теперь я плачу сполна. Десять тысяч в год.

— Тогда зачем ей губить вас? У неё не все дома? Или вы всё же дали ей повод?

— У неё есть… вернее, она думает, что у неё есть повод для обиды.

— Какой?

— Дело в том, что… — Бесс Хадлстон помотала головой. — Впрочем, не важно. Это личное. Это никак вам не поможет. Мне нужно лишь, чтобы вы отыскали источник анонимных писем и представили доказательства. Счёт я оплачу.

— Иными словами, вы заплатите мне за то, что я докажу виновность мисс Николс?

— Вовсе нет. Любого, кто в этом повинен.

— Независимо от того, кто это?

— Конечно.

— Хотя лично вы уверены, что это мисс Николс.

— Нет, не уверена. Я только сказала, что я это чувствую. — Бесс Хадлстон встала, взяла сумочку со стола Вулфа и поправила причёску. — Ну, мне пора. Вы сможете прийти ко мне сегодня вечером?

— Нет. Мистер…

— А когда вы сможете прийти?

— Никогда! К вам придёт мистер Гудвин… — Вулф оборвал себя. — Хотя нет. Раз уж вы обсуждали происшествие со своими домочадцами, я хотел бы их увидеть. Сперва девушек. Пришлите их сюда. Я освобожусь в шесть. Вы навязали мне отвратительное дельце, и мне не терпится с ним поскорее покончить.

— Боже мой, — умилённо проговорила она, глядя на него хлопающими глазами, — с вами можно было бы устроить замечательную вечеринку! Если бы её удалось запродать Кроутерсам, я смогла бы получить четыре тысячи… Только, похоже, если письма не прекратятся, скоро этих вечеринок будет не так уж много. Я позвоню девушкам.

— Вот телефон, — сказал я.

Она набрала номер, дала инструкции той, которую назвала Мариэллой, и поспешно удалилась.

Когда, проводив посетительницу до двери, я вернулся в кабинет, кресло Вулфа оказалось пустым. В этом не было ничего тревожного, так как стрелки часов показывали без одной минуты четыре и, следовательно, ему было пора подняться наверх к своим орхидеям, но тут я буквально остолбенел, увидев своего шефа согнувшимся, сложившимся почти вдвое, с рукой, запущенной в корзину для мусора.

Он распрямился.

— Вы не ушиблись? — заботливо осведомился я.

Проигнорировав вопрос, он придвинулся ближе к окну, чтобы рассмотреть предмет, который держал между большим и указательным пальцем. Я подошёл, и он передал его мне. Это была фотокарточка девушки (на мой вкус — ничего особенного), обрезанная в форме шестигранника и размером с пятидесятицентовую монету.

— Хотите поместить её в свой альбом? — спросил я.

Это он тоже проигнорировал.

— На свете нет ничего, — сказал он, глядя на меня так свирепо, славно это я занимался рассылкой анонимок, — ничего столь же неистребимого, как человеческое достоинство. Эта особа делает деньги, придумывая дуракам, как им лучше убивать своё время. Ими она платит мне, чтобы я рылся в её грязном белье. Половина моего гонорара уходит на налоги, используемые, чтобы делать бомбы, которые разрывают людей на куски. И всё же у меня есть достоинство! Пусть спросят Фрица, моего повара. Пусть спросят Теодора, моего садовника. Пусть спросят тебя, моего…

— Премьер-министра.

— Нет.

— Правую руку.

— Нет.

— Товарища.

— Нет!

— Соучастника, лакея, военного секретаря, наймита, друга…

Он был на пути к лифту. Я бросил фотокарточку к себе на стол и отправился на кухню выпить стакан молока.

Глава 2 

— Вы опоздали, — укоризненно сказал я девушкам, пропуская их в кабинет. — Мистер Вулф ждал вас к шести часам, в это время он спускается из оранжереи. А сейчас уже на двадцать минут больше. Теперь он удалился на кухню и занялся операциями с солониной.

Они сели, и я принялся их рассматривать.

— Вы имеете в виду, что он ест солонину? — спросила Мариэлла Тиммс.

— Нет. Это будет позже. Он её стряпает.

— Во всём виновата я, — сказала Джанет Николс. — Я вернулась только к пяти и была в одежде для верховой езды, поэтому мне пришлось переодеваться. Извините.

Она не слишком походила на прекрасную амазонку. Не то чтобы она была неправильно сложена, нет. У неё было довольно красивое маленькое тело. Но её лицо скорее наводило на мысль о подземке, нежели о верховой прогулке. Не скрою, что так или иначе я ожидал чего-то неординарного, ведь Бесс Хадлстон подозревала, что эта девушка была автором анонимных писем и, кроме того, она придумала Ушастого Карлика и Праздник Великанов. Я был сильно разочарован.

Она выглядела как школьная учительница… Или, точнее сказать, как то, что являет собой школьная учительница, когда она выглядит уже только как школьная учительница, и никто больше.

Вид Мариэллы Тиммс, напротив, нисколько не разочаровал меня. Она меня бесила. Её волосы начинались далеко над изгибами бровей, что делало брови ещё выше и шире, чем они были, и придавало всему лицу вид возвышенный и одухотворённый. Но её глаза были слишком застенчивы, и это ей ужасно не шло. Если у вас вид возвышенный и одухотворенный, вам нет нужды чего-то стесняться, если, конечно, в ваших мыслях не содержится ничего постыдного. Кроме того, у неё был сильный южный акцент. «Саланина…». Поверьте, я не брежу по ночам баталиями Гражданской войны, и, уж во всяком случае, моя сторона победила, но эти южные красотки… Их акцент звучит как намеренный вызов. Это задевает. Да, и ещё раз да, я родился и вырос на Севере!

— Пойду посмотрю, не удастся ли его вызволить, — сказал я и двинулся через холл на кухню.

Надежда заполучить Вулфа, чтобы он пришёл и занялся делом, ещё теплилась, покуда он не успел погрузить свои руки в мясо. Фрикасе, вернее, его зародыш, лежало в миске на столе, а Фриц и Вулф стояли по обе стороны и что-то обсуждали. При моём появлении они посмотрели на меня так, как если бы я ввалился на заседание кабинета министров в Белом доме.

— Они здесь, — объявил я. — Джанет и Мариэлла.

Взглянув на лицо Вулфа в тот момент, можно было ставить сто против одного, что сейчас он проинструктирует меня передать девушкам, чтобы они приходили завтра. Он уже открыл рот, но в этот момент за моей спиной распахнулась дверь и через кухню проплыло:

— А-а, так это здесь готовят фрикасе из солонины…

Воспроизвести акцент я отныне не пытаюсь.

Вслед за голосом мимо меня продефилировала его обладательница. Она подошла прямо к Вулфу и наклонилась, чтобы взглянуть на содержимое миски.

— Извините, — произнесла она так, как я всё равно не смогу передать на бумаге, — но фрикасе из солонины — это мой конёк. Тут ничего нет кроме мяса, да?

— Как видите, — буркнул Вулф.

— Оно нарезано слишком мелко.

Вулф окинул её хмурым взглядом. Я чувствовал, что его раздирают противоречивые эмоции. Присутствие особы женского пола на кухне было кощунством. Женщина, критикующая его или Фрица кулинарное искусство, была оскорбительницей вдвойне. Но солонина являлась в жизни Вулфа одной из самых упрямых проблем, доселе так и не разрешённой. Как смягчить солёный привкус, сохранив её уникальный букет, как уничтожить вечный крест её сухости, не сделав раскисшей, — теории и эксперименты длились годами. Он насупился, но не указал ей на дверь.

— Это мисс Тиммс, — представил я. — Мистер Вулф. Мистер Бреннер. А мисс Николс находится сейчас в…

— Нарезано слишком мелко — в каком смысле? — свирепо спросил Вулф. — Это не нежное свежее мясо, которое может потерять сок…

— Только, пожалуйста, успокойтесь. — Ладонь Мариэллы легла на его руку. — Оно ещё не погублено, просто было бы лучше нарезать его чуть покрупнее. Но на такое количество мяса картофеля, пожалуй, многовато. К тому же, если у вас нет требухи, вам не удастся…

— Требухи? — проревел Вулф.

Мариэлла кивнула:

— Да, да, свежей свиной требухи. В этом-то весь секрет. Слегка обжаренной в оливковом масле, с луковым соком…

— Силы небесные! — Вулф стоял, уставившись на Фрица. — Ничего подобного я прежде не слышал. Это никогда не приходило мне в голову. Фриц, а?

Фриц задумчиво наморщил лоб.

— Не исключено, что в этом что-то есть, — согласился он. — Можно попробовать. В качестве эксперимента.

— Позвольте, я вам помогу, — сказала Мариэлла. — Здесь требуется некоторая сноровка…

Так случилось, что моё первое и довольно близкое знакомство с Джанет состоялось в тот же день. Я решил, что для поездки на рынок за требухой было бы неплохо взять с собой компанию, и так как Мариэлла прилипла к Вулфу, а он, во всяком случае на время эксперимента, к ней, я прихватил Джанет. Когда мы вернулись домой, я окончательно утвердился в мысли, что она невинна более чем в прямом значении этого слова, хотя, впрочем, и с самого начала не был склонен считать её в чём-либо виновной, поскольку не мог поверить, что кто-то, кто не является очевидным монстром, способен на трюк типа рассылки анонимных писем. Признаюсь также, что она не поразила меня живостью ума и была рассеянна в разговоре, что, однако, при данных обстоятельствах было неудивительно, ибо она, по всей вероятности, знала, чем обязана своим приглашением к Вулфу.

Я вручил засевшим в кухне виртуозам солонины требуху и поспешил вернуться в кабинет, где оставил Джанет. На обратном пути с рынка я рассказывал ей о гибридизации орхидей и теперь подошёл к столу, чтобы взять пачку садоводческих фотографий, которые собирался показать ей, как вдруг заметил, что со стола что-то пропало. Поэтому, предоставив ей разглядывать карточки, я вернулся на кухню к Вулфу и спросил, был ли кто-нибудь в кабинете в моё отсутствие. Он стоял возле Мариэллы, наблюдая за её манипуляциями на разделочной доске, и я услышал в ответ лишь рычание.

— Никто из вас не покидал кухню? — не отступался я.

— Нет, — произнёс он коротко. — А что?

— Кто-то умыкнул мой леденец, — ответил я и, оставив его с друзьями по песочнице, вернулся в кабинет.

Джанет сидела, разложив на коленях карточки и внимательно их разглядывая. Я встал перед ней и дружелюбно осведомился:

— Что вы с ней сделали?

Она подняла глаза. В таком ракурсе, со вскинутым вверх лицом, она казалась почти симпатичной.

— Что я сделала… что?

— С карточкой, которую взяли с моего стола. Это единственный имеющийся у меня ваш портрет. Куда вы её дели?

— Я не… — Она осеклась. — Я не брала! — наконец произнесла она с вызовом.

Я сел и укоризненно покачал головой.

— Выслушайте меня внимательно, — сказал я. — Не стоит лгать. Мы ведь друзья. Мы плечом к плечу преследовали дикую кабанью требуху в её логове. Снимок — моя собственность, и он мне нужен. Может быть, он случайно соскользнул в вашу сумочку? Взгляните.

— Его там нет. — С новой ноткой гнева в голосе и с новым приливом краски к щекам она сделалась ещё лучше. Левой рукой она прижимала лежавшую на стуле сумочку.

— Позвольте, я проверю. — Я направился к ней.

— Нет! — воскликнула она. — Его там нет! — Она положила ладонь на живот. — Он здесь.

На мгновение я замер, решив, что она его проглотила. Затем я вернулся в кресло и сказал:

— Ладно. В любом случае вам придётся его вернуть. Есть три варианта — выбирайте. Или вы достанете его сами, или это сделаю я, или я позову Мариэллу и буду держать вас, пока она будет вас обыскивать. Первое кажется мне наиболее приемлемым для леди. Я отвернусь.

— Пожалуйста, не надо. — Она ещё крепче прижала ладонь к животу. — Ну пожалуйста. Это моя фотокарточка.

— На этой фотокарточке действительно изображены вы, но отсюда не следует, что это непременно ваша фотокарточка.

— Её вам дала мисс Хадлстон.

Я не видел причины отрицать очевидное:

— Да, её дала мне она.

— И она сказала вам… она… она думает, что это я рассылала эти ужасные письма! Я знаю, она в этом уверена!

— Это, — твёрдо ответил я, — уже другое дело, и им занимается мой шеф. Меня же интересует только фотокарточка. Возможно, она действительно примечательна лишь тем, что на ней изображена девушка, которая придумала Ушастого Карлика и Праздник Великанов. В таком случае, если я попрошу мистера Вулфа, он, скорее всего, её вам отдаст. Я даже допускаю, что мисс Хадлстон могла её украсть, — почем знать? Она не сказала, откуда её взяла. Но в данный момент вы стащили её с моего письменного стола, и я хочу, чтобы вы её вернули. Вы можете сделать себе другую, а я — нет. Итак, мне позвать Мариэллу? — Я повернул голову и сделал вид, что готов завопить.

— Нет! — воскликнула она, встала со стула и, развернувшись ко мне спиной, принялась проделывать странные движения.

Когда она протянула мне фотографию, я сунул её под пресс-папье на столе Вулфа и стал помогать ей подбирать с пола карточки растений, куда они упали с её колен.

— Посмотрите, что вы наделали, — сказал я. — Вы всё перепутали. Чтобы привести их в порядок, придётся теперь изрядно повозиться…

На какое-то мгновение мне показалось, что сейчас польются слёзы, но этого не произошло. Мы провели вместе час не так чтобы весело, но довольно мирно. Я избегал заговаривать о письмах, потому что не знал, какую линию расследования собирается избрать Вулф.

Когда же он наконец принялся за дело, выяснилось, что линии попросту нет. Когда, успешно расправившись с фрикасе и гарниром, мы собрались в кабинете, минуло уже девять часов. С фрикасе всё оказалось в порядке. Оно получилось на славу. Вулф уничтожил три порции и, разговаривая с Мариэллой большую часть трапезы, не только был снисходителен, но и выказывал определённое уважение. Вначале, правда, произошёл один неприятный эпизод, когда Джанет не захотела положить себе фрикасе, и Фрицу было велено нарезать для неё ветчины.

— Ты не ешь, потому что это готовила я, — обиженно произнесла тогда Мариэлла.

Джанет запротестовала, уверяя, что просто не любит солонину.

Позже, в кабинете, стало ясно, что секретарша и ассистентка по организации праздников не питали друг к другу особо нежных чувств. Нет, они не обвиняли друг друга в написании злонамеренных писем. Открытой враждебности не было, но несколько взглядов, которые я приметил, отрываясь от записной книжки, и интонации, с которыми они обращались друг к другу, свидетельствовали, что достаточно поднести спичку — и произойдёт вспышка. Вулфу, насколько я мог судить, не удалось выяснить ничего, кроме набора несущественных фактов. Обе девушки вели себя, мягко говоря, не болтливо. По их словам, Бесс Хадлстон была весьма удовлетворительной патронессой. Они признавали, что её прославленная эксцентричность временами усложняла им жизнь, но увольнение им не грозило. Джанет работала у неё три года, Мариэлла два, и обе девушки не имели ни малейшего представления о том, кто бы мог рассылать эти страшные письма. О врагах Бесс Хадлстон им ничего не было известно… Да, конечно, её выходки задевали некоторых за живое, и за последние месяцы к канцелярским принадлежностям Джанет имела доступ масса людей, но чтобы кто-то мог посметь, чтобы кто-то мог решиться… и т. д. и т. п.

Да, они знали Элен, дочь миссис Джервис Хоррокс, она была близкой подругой Мариэллы. Её смерть была страшным потрясением. И они достаточно хорошо знали доктора Алана Брейди. Он преуспевал, был приятен в общении и имел прекрасную репутацию. Он частенько совершал верховые прогулки вместе с одной из них или с Бесс Хадлстон. Школа верховой езды? Нет, Бесс Хадлстон держала лошадей в конюшне у себя на Ривердейл-Драйв, и доктор Брейди нередко заглядывал к ним по пути из Медицинского центра. Это всего в десяти минутах езды.

Нет, Бесс Хадлстон никогда не была замужем. Существовал ещё её брат, Дэниел, кажется, химик, человек совершенно не светский, который показывался в доме раз в неделю к обеду. Ещё Ларри, её племянник, молодой повеса, живший у своей тётки и получавший деньги неизвестно за что. И больше вроде бы никаких других родственников или настоящих близких друзей, если, конечно, не принимать во внимание, что у Бесс Хадлстон были сотни знакомых обоих полов и всех возрастов…

Это тянулось почти два часа.

Проводив девушек к машине — я заметил, что за руль села Мариэлла, — я вернулся в кабинет и стал свидетелем того, как Вулф залпом выпил стакан пива и налил себе новый.

— Фотография обвиняемой, если она вам нужна, там, под пресс-папье, — сказал я. — Девушке очень хотелось заполучить её обратно. Пока меня не было, она даже стащила её и спрятала в место, пожалуй, слишком пикантное, чтобы упоминать его в вашем присутствии. Мне удалось вернуть фотографию, каким образом — неважно. Кстати, если вы предполагаете, что сможете распутать дело, занимаясь…

— К чёрту дело! Дёрнуло меня за него взяться. — Вулф с сожалением вздохнул, определённо из-за пива, которое только что проглотил. — Завтра отправляйся туда и осмотрись. Думаю, во всём повинны слуги. Проверь пишущую машинку. Далее, племянник. Поговори с ним и реши, есть ли надобность мне с ним встречаться; если да, — привези его. И доставь сюда доктора Брейди. Лучше всего после ленча.

— Будет исполнено, — отозвался я.

— Около двух, — уточнил он. — А теперь, пожалуйста, возьми блокнот. Я продиктую письмо. Отправь его сегодня же вечером, заказным. «Профессору Мартингейлу из Гарвардского университета. Точка. Дорогой Джозеф! Восклицание. Я сделал замечательное открытие или, запятая, вернее, запятая, проведал о таковом. Точка. Ты наверняка помнишь состоявшуюся между нами прошлой зимой дискуссию относительно возможности использования свиной требухи в связи с…»

Глава 3 

С того самого происшествия в феврале 1935 года, когда Вулф отправил меня выполнять своё очередное поручение, собираясь куда-нибудь по делам, я всякий раз задаюсь вопросом: брать ли пистолет? Я это делаю редко, но, окажись он у меня под рукой в тот вторник, ему бы нашлось применение. Клянусь, я пристрелил бы эту гнусную тварь, этого орангутана, или меня зовут не Арчи!

В прежние времена, чтобы добраться от Тридцать пятой улицы по Ривердейл, приходилось тратить добрых три четверти часа, но теперь, когда есть Восточная магистраль и мост Генри Гудзона, это можно сделать всего за двадцать минут. Бывать у Бесс Хадлстон дома мне раньше не доводилось, но я ничуть не удивился при виде окружавшей её владения хитроумной ограды, так как благодаря прессе имел некоторое представление о её жилище. Я оставил машину на обочине дороги и, миновав калитку, направился через лужайку к дому. Участок был обильно засажен деревьями и кустарником, справа поодаль виднелся овальный плавательный бассейн.

В двадцати шагах от дома я внезапно остановился. Откуда он взялся — ума не приложу, но вот он стоял на тропинке прямо передо мной, большой и чёрный, и скалил зубы в дурацкой улыбке, если, конечно, это так можно было назвать. Я переминался с ноги на ногу и смотрел на него. Он не двигался. Мысленно помянув недобрым словом его предков, я шагнул вперёд, но стоило мне приблизиться, как он издал какой-то непонятный звук, и я снова остановился. «Чёрт с тобой, — подумал я, — если это твоя личная тропинка, так бы сразу и сказал», и, заметив на противоположной стороне от бассейна ещё один проход, направил стопы туда. При этом я двигался бочком: мне очень хотелось посмотреть, что же он предпримет. Вскоре это выяснилось: он припустил за мной на всех четырёх. И так получилось, что, глядя на него и пятясь назад, я зацепился ногой за бревно, лежавшее у края бассейна, и, растянувшись на земле, едва не угодил в воду. Когда я снова принял вертикальное положение, бревно уже медленно ползло в моём направлении. Это был один из аллигаторов Бесс Хадлстон. Орангутан сел на траву и начал смеяться. Конечно, звук, который он издавал, едва ли походил на смех, но, судя по выражению его морды, он был в восторге. Вот тут бы я его и пристрелил. Обогнув бассейн, я выбрался на дорожку и уже в который раз направился к дому, но он снова был там — лёгок на помине, — в десяти метрах от меня, преграждая путь, со своими кретинскими ужимками. Я остановился.

— Он хочет поиграть в пятнашки, — послышался мужской голос.

До того момента я был слишком занят, чтобы заметить появившегося в дальнем конце террасы человека. Оглянувшись, я заметил, что он был приблизительно одного возраста со мной, одет в зелёную рубашку и кирпичного цвета брюки и смотрел на меня несколько свысока.

— Он хочет поиграть в пятнашки, — повторил он.

— А я — нет, — ответил я.

— Если вы его рассердите, он укусит. Идите по траве к дому, а когда он попытается до вас дотронуться, увернитесь. Сделайте так три раза, затем дайте ему возможность вас осалить и скажите «Мистер» восхищённым голосом. Вот и всё. Мистер — это его имя.

— Мне проще развернуться и поехать домой.

— Я не стал бы этого делать. Он возмутится.

— Но ведь он может и схлопотать от меня.

— Может. Хотя сомневаюсь. Если вы сделаете ему больно и вас поймают, моя тётя… Вы ведь, насколько я понимаю, Арчи Гудвин? Меня зовут Ларри Хадлстон. Я не рассылал этих писем и не знаю, кто бы мог заниматься подобными вещами. Тётя спустится позже. Она сейчас наверху, ругается со своим  братцем Дэниелом. К сожалению, я не могу пригласить вас в дом, пока вас не пропустит Мистер.

— Вы хотите сказать, что каждый, кто сюда приходит, обязан поиграть в пятнашки с этим бандитом? Неужели орангутан…

— Мистер не орангутан. Он шимпанзе. Он редко заигрывает с незнакомыми. Вы, должно быть, ему понравились.

Пришлось покориться. Я зашагал по траве, был остановлен, трижды увернулся, сказал «Мистер» так восхищённо, как только сумел, и наконец меня пропустили. Мистер довольно взвизгнул, промчался галопом к дереву и повис на ветке. Осмотрев тыльную сторону ладони, я обнаружил на ней кровь.

— Он вас укусил? — поинтересовался племянник без особого сострадания в голосе.

— Нет. Должно быть, я поранился, когда упал. Это просто царапина.

— А-а, вы споткнулись о Моисея. Сейчас принесу йод.

Я сказал, что не стоит беспокоиться из-за пустяка, но он провёл меня через террасу в дом, где в просторной гостиной с большими окнами и камином стояло множество кресел, диванов и пуфиков, достаточных для проведения вечеринки средних размеров. Когда Ларри открыл дверцу висевшего возле камина шкафчика, взгляду представилась батарея расположенных в полном боевом порядке медикаментов: перекись, бинт, йод, пластырь и всевозможные мази.

Я смочил ранку йодом и, чтобы не молчать, сказал:

— Удобное место для аптечки. Всё всегда под рукой.

Он кивнул:

— Это из-за Мистера. Сильно он не кусается, но оцарапать может. Потом есть ещё Лого и Лулу. Они тоже любят повозиться.

— Лого и Лулу?

— Медвежата.

— Ах, медвежата… Понимаю. — Я опасливо оглянулся по сторонам и, поставив бутылочку обратно на полку, закрыл дверцу. — А где они сейчас?

— Дрыхнут где-нибудь. Они всегда спят после обеда. Вы увидите их позже. Может, выйдем на террасу? Вы что предпочитаете: виски, водку, бурбон?

Терраса оказалась очень приятной. Она находилась на теневой стороне и была выложена большими каменными плитами неправильной формы, промежутки между которыми заполняли полоски плотного дёрна. Мы провели там больше часа, но вся польза, которую мне за это время удалось извлечь, — это три хайбола. Ларри не пришёлся мне по душе. Он говорил как актёр; из его нагрудного кармана торчал зелёный, под цвет рубашки, платок; меньше чем за шестьдесят минут он успел трижды упомянуть Светский календарь; и, наконец, его часы имели шестигранную форму, хотя ни одни уважающие себя часы не могут быть иными, кроме как круглыми. Что касается невзыскательной болтовни, он показался мне довольно остроумным, но, должен признаться, в компании он выглядел бы достаточно блекло. Секретами он не разбрасывался. Тема анонимных писем вызвала у него взрыв негодования. Ещё я узнал, что он умел пользоваться пишущей машинкой, что Мариэлла отправилась в центр города с какими-то поручениями, а Джанет была с доктором Брейди на верховой прогулке. К доктору Брейди он, похоже, относился несколько неуважительно, хотя я и не смог уловить, почему именно.

Когда пробило пять, а тётя так и не появилась, он пошёл разузнать и, вернувшись через минуту, сказал, что я могу подняться наверх. Он проводил меня по лестнице, показал нужную дверь и исчез. Я переступил через порог и очутился в кабинете. Там никого не было. Повсюду царил страшный беспорядок. В кресле горой лежали телефонные книги. Листки промокательной бумаги на столе использовались, очевидно, ещё со времен подписания Декларации Независимости. Пишущая машинка пылилась без чехла. Я стоял и невесело глядел по сторонам, когда наконец в комнату вбежала Бесс Хадлстон, за которой трусил тощий субъект. Его глаза были такими же чёрными, как у неё, но в остальном он казался усохшим и выцветшим.

— Извините. Здравствуйте. Мой брат. Мистер Голдвин, — произнесла она, прошмыгнув мимо меня.

— Гудвин, — твёрдо поправил я и пожал руку, протянутую её братом.

Я с удивлением обнаружил, что у него было крепкое рукопожатие. Тем временем Бесс Хадлстон уже села за стол и выдвинула ящик. Она достала чековую книжку, взяла ручку, выписала чек, развела несусветную грязь при попытке промокнуть чернила и протянула чек своему брату. Он скользнул по нему взглядом и сказал:

— Нет.

— Да, — отрезала она.

— Послушай, Бесс, но ведь это не…

— Придётся потерпеть, Дэн. По крайней мере, эту неделю. Ничего не поделаешь. Я тебе тысячу раз говорила, что…

Она замолчала, посмотрела на меня и перевела взгляд на него.

— Ладно, — сдался Дэниел, засунул чек в карман и опустился в кресло, задумчиво мотая головой.

— Итак, — Бесс повернулась ко мне, — что у вас?

— Похвастать пока нечем, — ответил я. — На письме и конверте уйма отпечатков пальцев, но поскольку вы их показывали брату, племяннику, девушкам и доктору Брейди, я полагаю, все они к ним прикасались, верно?

— Да.

Я пожал плечами:

— Ещё Мариэлла научила мистера Вулфа готовить фрикасе из солонины. Весь фокус заключался в требухе. Помимо этого никаких новостей. Кстати, Джанет знает, что вы её подозреваете. И ей очень хотелось заполучить фотографию.

— Какую фотографию?

— Тот самый её снимок, который я, по вашему распоряжению, отправил в корзину. Он случайно попался ей на глаза. Вы не возражаете, если она его получит?

— Конечно нет.

— Вы ничего не можете добавить по этому поводу? Вдруг существует какая-то связь…

— Нет, карточка не имеет к делу ни малейшего отношения. Она вам никак не поможет.

— Мистер Вулф приглашал доктора Брейди заглянуть к нему сегодня около двух, но доктор ответил, что слишком занят.

Бесс Хадлстон подошла к окну, выглянула и вернулась обратно к столу.

— Однако он не слишком занят, если катается на одной из моих лошадей, — заметила она едко. — Они с Джанет должны скоро вернуться. Я, кажется, слышала шум в конюшне.

— Он зайдёт в дом?

— Зайдёт. Чтобы выпить коктейль.

— Ясно. Мистер Вулф просил передать, что существует некоторая вероятность того, что отпечатки удастся найти на втором письме. На том самом, которое получил ваш богатый знакомый.

— Оно недосягаемо.

— Вы не могли бы попросить его на время?

— Нет.

— Ваш знакомый передал его в полицию?

— Господи, как вам такое пришло в голову?

— О'кей. Я уже поиграл в пятнашки с Мистером, споткнулся об аллигатора и переговорил с вашим племянником. Теперь я хотел бы посмотреть, где хранятся канцелярские принадлежности Джанет, и взять образец шрифта пишущей машинки. Это она?

— Да. Но сперва давайте зайдём в комнату Джанет. Я провожу вас.

Я пошёл за ней. Комната оказалась на том же этаже в противоположном конце коридора — приятное маленькое жилище, уютное и аккуратное. Но канцелярские принадлежности меня разочаровали. Они находились не в коробке. Они лежали в выдвижном ящике стола, который не запирался и имел ручку в виде тонкого металлического кольца — на нём едва ли могли оставаться отпечатки, — так что любой желающий имел возможность спокойно открыть его и взять бумагу или конверты, — словом, то, что нужно, абсолютно без всякого риска. Бесс Хадлстон ушла, предоставив мне изучать обстановку, и, осмотревшись там, где осматривать было в общем-то нечего, я вернулся в кабинет. Дэниел по-прежнему сидел в кресле, в той самой позе, в какой мы его покинули. Заправив в пишущую машинку взятый из ящика Джанет листок, я отстучал несколько пробных строк и уже собрался сунуть его в карман, когда Дэниел произнёс:

— Вы сыщик.

Я кивнул:

— По крайней мере, считаюсь таковым.

— Вы ищете того, кто распространял эти анонимки?

— Да. — Я щёлкнул пальцами. — Что-то вроде.

— Каждый, кто занимается подобными мерзостями, заслуживает быть погружённым до подбородка в десятипроцентный раствор плавиковой кислоты.

— Это что, неприятно?

Дэниел передёрнулся:

— Неприятно. Я задержался, потому что решил, что вы, возможно, захотите задать мне какие-нибудь вопросы.

— Очень признателен. Какие вопросы?

— В том-то и беда. — Он негромко вздохнул. — Мне нечего вам рассказать. Видит Бог, я был бы рад. Но у меня нет даже подозрений. Могу предложить лишь комментарий.Непредвзятый. Вернее, два комментария. И прошу довести их до сведения мистера Вулфа.

— Непременно. — Я сделал заинтересованное лицо. — Итак, комментарий номер один?

Дэниел окинул меня взглядом и поджал губы.

— Только что в разговоре с сестрой вы упомянули пятерых человек: её племянника Ларри — моего тоже, мисс Николс, мисс Тиммс, доктора Брейди и меня. Хочу заметить, что удар, направленный против Бесс, заденет четверых из этих пяти. Я как брат питаю к ней давнюю и глубокую привязанность. Девушки состоят у неё на службе, за что получают хорошее жалованье. Ларри она тоже платит приличные деньги. Откровенно говоря, — я его дядя и имею право судить, — слишком приличные. Не будь Бесс, он смог бы зарабатывать себе на жизнь, разве что разгружая баржи с углём за четыре доллара в сутки. Во всяком случае, я не знаю другого занятия, которое не перенапрягало бы его умственные способности сверх предела. Как видите, благополучие Ларри целиком зависит от благополучия его тёти. Таким образом, мы четверо можем быть безболезненно вычеркнуты из списка подозреваемых.

— Допустим, — согласился я. — Остаётся один.

— Один?

— Совершенно верно. Доктор Брейди. Я перечислил пять человек. Исключив четверых, вы тем самым указали прямо на него.

— Нет-нет, я совсем не это имел в виду. — Лицо Дэниела сделалось печальным. — Я довольно плохо знаю доктора Брейди. Впрочем, так получается, что мой второй комментарий касается непосредственно его. Повторяю: это всего лишь комментарий. Вы читали письмо, полученное миссис Хоррокс? Если да, то вы, вероятно, заметили, что оно никоим образом не угрожало репутации доктора Брейди. Оно было столь откровенно абсурдным, что просто не могло ему повредить. В самом деле, дочь миссис Хоррокс умерла от столбняка. Но от столбняка не существует неправильного лекарства, равно как не существует и правильного, когда токсин уже достиг нервных центров. Антитоксин может защитить организм, но никогда или почти никогда не вылечит уже начавшуюся болезнь. Поэтому содержащийся в письме выпад против доктора Брейди по сути таковым не являлся.

— Интересно, — произнёс я. — Вы сами врач?

— Нет, сэр. Я химик-исследователь. Но в любом медицинском учебнике…

— Конечно. Я загляну туда. Но какие могут быть у доктора Брейди причины строить козни вашей сестре?

— Насколько мне известно, никаких.

— Следовательно, он вне подозрений. Поскольку все остальные также исключены из списка подозреваемых, то получается, что анонимные письма ваша сестра рассылала сама.

— Бесс?

Я кивнул:

— Больше некому.

Это вывело его из равновесия. Он буквально вскипел. Как я смею шутить на такую серьёзную тему! Я срочно изобразил учтивость, чтобы успокоить его. Но он оставался мрачнее тучи. Провозившись с ним безо всякого результата ещё десять минут, я решил, что пора двигаться дальше, и мы пошли на террасу, откуда неслись оживлённые голоса.

Если открывшееся моему взору зрелище было образцом тех милых семейных вечеринок, которые устраивала Бесс Хадлстон, то, пусть даже мой приход застал их немного врасплох, я снимаю шляпу. Хозяйка дома полулежала на широких верандных качелях. Ветер задрал ей платье выше колен, открыв обозрению пару голых и годных разве что для передвижения ног в красных домашних туфлях. Лично я терпеть не могу, когда обувь надевают прямо на босу ногу, и дело тут вовсе не в том, кому эти ноги принадлежат. Возле неё на земле, привалившись к качелям, сидели два средних размеров чёрных медвежонка, которые лизали леденцы на палочке и время от времени порыкивали друг на друга. Мариэлла Тиммс пристроилась на подлокотнике кресла, в котором развалился Ларри Хадлстон, при этом рука девушки небрежно покоилась на его плече. Джанет Николс в костюме для верховой езды сидела в соседнем кресле. Разгорячённое лицо и румяные щёки, обычно так портящие внешность людей, делали её определённо красивее. По другую сторону качелей, также в костюме для верховой езды, стоял сухощавый тип со скуластым лицом.

Бесс Хадлстон познакомила нас — меня и доктора Брейди, но едва я сделал шаг, чтобы пожать протянутую им руку, как оба медвежонка устремились в моём направлении, словно я был лакомством их мечты. Подпрыгнув, я отлетел на несколько метров в сторону, и они по инерции пронеслись мимо, но, когда я обернулся, готовый отразить их следующую атаку, сзади на меня ринулся ещё один большой тёмный объект, и прыгать пришлось уже наугад. С двух кресел раздался смех, с качелей — голос Бесс Хадлстон:

— Погоня была не за вами, мистер Голдвин. Просто медвежата учуяли приближение Мистера, а они его боятся. Он их дразнит.

И впрямь, медвежат как ветром сдуло. Шимпанзе попытался запрыгнуть на качели и свалился на землю.

— Моя фамилия Грубенхватинг! — рассвирепев, сказал я.

— Не сердитесь на неё, мистер Гудвин, — с усмешкой произнёс доктор Брейди, пожимая мне руку. — Это поза. Бесс делает вид, что не способна запомнить ни одной фамилии, которой нет в Светском календаре. Поскольку снобизм клиентов — залог её процветания…

— Лучше на себя посмотрите, — фыркнула Бесс Хадлстон. — Выскочкой были, выскочкой и остались. И давайте не будем в который раз… Мистер, дрянь ты этакая, не смей щекотать меня!

Мистер и ухом не повёл. Он уже снял с неё туфли и теперь принялся щекотать подошву её правой ноги. Бесс взвизгнула и отпихнула его. Тогда он принялся за другую ногу и вновь заработал пинок, чего ему, видимо, оказалось достаточно, ибо он оставил её в покое и двинулся прочь. Но следующая проделка получилась у него явно случайно. Как раз в этот момент к качелям приближался слуга с подносом, полным бутылок и стаканов, и Мистер со всего размаху налетел на него. Слуга вскрикнул, потерял равновесие, и всё принесенное им хозяйство загремело на пол, и хотя доктор Брейди успел поймать одну бутылку, а я на лету подхватил другую, остальное разлетелось вдребезги о каменные плиты. Мистер описал в воздухе дугу и, приземлившись в кресло, сидел теперь там и хихикал. Слугу трясло.

— Только умоляю, Хаскелл, не покидайте нас сейчас, когда на ужин вот-вот явятся гости, — сказала Бесс Хадлстон. — Лучше идите в свою комнату, выпейте чего-нибудь, прилягте и успокойтесь. Мы всё уберём.

— Меня зовут Хоскинс, — произнёс он голосом как из бочки.

— В самом деле? Да, конечно. Ну, ступайте, ступайте.

Слуга удалился, и мы принялись за уборку. Сообразив, что нужно делать, Мистер немедленно проковылял к нам на подмогу, и, следует отдать ему должное, он оказался самым проворным собирателем осколков, какого я когда-либо видел. Джанет ушла за орудиями труда и скоро вернулась с двумя вениками, однако подметать ими было практически невозможно, так как мешали находившиеся в промежутках между плитами полоски дёрна. Ларри отправился за новой партией спиртного, а проблема изъятия осколков из травы вскоре разрешилась благодаря Мариэлле, которая догадалась притащить пылесос. Доктор Брейди отнёс мусор в помойное ведро, и наконец все мы вновь спокойно расположились на террасе с бокалами в руках — все, включая Мистера, правда, его напиток был безалкогольным, в противном случае я бы попросту не рискнул остаться. Смотреть, что учудит эта тварь, когда под его шкурой начнёт циркулировать парочка мартини, я бы предпочёл с самолёта.

— Сегодня какой-то странный день — всё колотится, — произнесла Бесс Хадлстон, пригубив содержимое своего стакана. — Утром кто-то разбил в моей ванной пузырёк ароматической соли, да так и оставил. Осколки валялись повсюду.

— Может, Мистер? — предположила Мариэлла.

— Не думаю. Он туда никогда не заходит. А прислугу я допрашивать не решилась.

Всё же, видимо, в доме Бесс Хадлстон попросту не имели представления о том, что значит провести полчаса за размеренной светской беседой. И был Мистер пьян или трезв, следующий инцидент произошёл не по его вине. Правда, и до этого атмосфера не была сердечной, ибо, к моему удивлению, участники разговора практически не пытались скрывать свои чувства по отношению друг к другу. Я плохо разбираюсь в нюансах человеческого поведения, но не нужно было родиться Ниро Вулфом, чтобы заметить, что Мариэлла строила глазки Ларри Хадлстону, что от этого зрелища у доктора Брейди начинали подёргиваться мышцы лица, что Джанет смущённо отводила взгляд и притворялась, будто не видит происходящего, и что Дэниел рассеянно пил рюмку за рюмкой, будучи, очевидно, чем-то сильно озабочен. Бесс Хадлстон напрягла слух, чтобы узнать, о чём я разговариваю с доктором Брейди, но я всего лишь уговаривал его прийти к Вулфу. Нет, сегодня вечером он никак не мог. Возможно, завтра… Его график был страшно загружен…

Это случилось, когда Бесс сказала, что, пожалуй, ей стоит пойти посмотреть, ожидается ли вообще какой-нибудь ужин и остался ли в доме хоть один человек, способный подать его на стол. Она села, благополучно надела одну туфлю, сунула ногу во вторую, но вдруг пискнула и выдернула ногу обратно.

— Ой! Там, кажется, осколок! — воскликнула она. — Я порезала палец!

Мистер подбежал к качелям, и мы столпились вокруг. Доктор Брейди взялся за дело. Оказалось, ничего страшного не произошло. Просто неглубокая ранка около сантиметра длиной на подушечке большого пальца. Но, заметив кровь, Мистер принялся жалобно выть, и заставить его замолчать было уже невозможно. Дэниел принёс из гостиной медикаменты, и доктор Брейди, щедро обработав ранку йодом, прикрыл её кусочком марли и аккуратно закрепил повязку пластырем.

— Всё в порядке, Мистер, — ободряюще произнесла Бесс. — Ты тут совсем не… Эй!

Утащив под шумок бутылочку с йодом, Мистер откупорил её и теперь осторожно, каплю за каплей выливал содержимое на одну из полосок дёрна. Он не пожелал вернуть её ни доктору Брейди, ни Мариэлле и отдал лишь после настоятельного требования в руки своей хозяйке.

Шёл седьмой час, и поскольку меня не пригласили остаться на ужин, а зоологии на сегодняшний день явно достаточно, я поспешил откланяться. Выведя машину на шоссе и вновь оказавшись среди себе подобных, я с наслаждением вдыхал запах бензина и пыли.

…Когда я вошёл в кабинет, Вулф, делавший пометки на недавно приобретённой большой карте Европы[1], сказал, что заслушает мой отчёт позже, поэтому, сравнив добытый мной образец шрифта пишущей машинки Бесс Хадлстон с письмом миссис Хоррокс и убедившись, что они абсолютно идентичны, я поднялся к себе, чтобы принять душ и переодеться. После ужина, когда я снова оказался в его кабинете, Вулф затребовал от меня самое подробное изложение событий. Это означало, что он так и не сдвинулся с мёртвой точки и не составил о деле определённого мнения. Я ответил, что лучше подам отчёт в письменной форме, так как при устном пересказе он меня постоянно сбивает, делая гримасы, а это нервирует. Но он лишь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и скомандовал начинать.

Когда я закончил, была уже почти полночь. Всё из-за его дурацких вопросов. Когда речь идёт о подробном отчёте, ему ничего не стоит вдруг спросить: «А какой лапой обезьяна держала пузырёк с йодом — правой или левой?» Будь он транспортабельным объектом и занимайся разъездами самостоятельно, мне бы не пришлось столько сотрясать воздух, хотя в конечном счёте за это он мне и платил. В том числе.

Он встал, потянулся, а я зевнул.

— Ну? — задиристо осведомился я. — Дело в шляпе? Злодей разоблачён, улики найдены?

— Я хочу спать, — сказал он и двинулся прочь из комнаты. В дверях он остановился. — Разумеется, ты, как всегда, допустил массу ошибок, но единственной действительно серьёзной, вероятно, была та, что ты не стал выяснять относительно разбитой в ванной мисс Хадлстон склянки.

— Ха! — отозвался я. — И это всё, что вы можете сказать? Между прочим, склянка был не с анонимными письмами, а с солью для ванной.

— Здесь налицо нелепость. Неправдоподобие. Разбить склянку и просто уйти, оставив осколки на полу? Так не поступают.

— Вы не знаете этого орангутана.

— Он не орангутан. А шимпанзе. Да, он мог это сделать. Поэтому ты и должен был провести расследование. Если животное невиновно, тогда тут что-то нечисто. Крайне подозрительно. Если доктор Брейди явится завтра до восьми пятидесяти девяти, я приму его, прежде чем поднимусь в оранжерею. Спокойной ночи.

Глава 4 

Всё это произошло во вторник, 19 августа. В пятницу, 22-го, Бесс Хадлстон заболела столбняком. В понедельник, 25-го, она умерла. Чтобы показать, как всё, начиная войной и кончая поездкой на пикник, зависит от погоды, как выразился Вулф, обсуждая этот случай с другом на следующий день, стоит отметить, что если бы в период с 19-го по 26-е в окрестностях Ривердейла прошёл сильный дождь, то ни доказать сам факт убийства, ни тем более разоблачить преступника оказалось бы невозможным. Не могу сказать, что он прявил какое-то великое… Впрочем, ну да ладно.

В среду, 20-го, к Вулфу приходил доктор Брейди, а на следующий день заглянули Дэниел и Ларри. Из этих встреч удалось выяснить единственное: ни один из мужчин не отзывался о другом положительно. Тем временем, согласно инструкции Вулфа, я опутывал любовными щупальцами Джанет, завлекая её в свои смертельные объятия. Работа была не слишком в тягость. В среду я пригласил её на бейсбол и очень удивился, обнаружив, что она оказалась способна отличить биту от ловушки, а в пятницу вечером мы отправились в бар «Фламинго», где выяснилось, что она умеет танцевать почти так же хорошо, как Лили Роуэн. Правда, она была не из тех, кто прижимается к партнеру всем телом, и держалась несколько скованно, но двигалась в такт и не путалась в фигурах.

В субботу я представил Вулфу следующий отчёт:

1. Если Джанет действительно имела зуб на Бесс Хадлстон, то для установления причин этого требовался кто-то более проницательный, нежели я.

2. Никаких существенных отклонений я у неё не заметил, разве что она предпочитала городу жизнь в деревне.

3. Она совершенно не подозревала, кто мог рассылать анонимные письма, а также у кого для этого могли быть достаточные мотивы.

— Теперь попробуй пообщаться с мисс Тиммс, — сказал Вулф.

Так как я знал от Джанет, что девушки собрались съездить на уик-энд в Саратогу, то не пытался назначить Мариэлле свидание ни в субботу, ни в воскресенье. Утро понедельника, по моим представлениям, мало подходило для начала романа, поэтому я дождался обеда и лишь потом позвонил Мариэлле, которая сообщила мне скорбную весть. Я поднялся в оранжерею, где Вулф в одной пижаме — зрелище не для слабонервных — обрезал макушки с предназначенных для разведения растений.

— Бесс Хадлстон умерла, — сказал я.

— Оставь меня в покое, — произнёс он брюзгливо. — Я делаю всё, что могу. Скоро кто-нибудь получит очередное письмо, и тогда…

— Нет, сэр. Писем больше не будет. Я констатировал факт. В пятницу вечером у мисс Хадлстон появились первые признаки болезни — очевидно, столбнячные бациллы попали в организм через ранку на большом пальце ноги. Около часа назад она умерла. Я разговаривал с Мариэллой, её голос дрожал от горя.

— Столбняк? — Вулф мрачно уставился на меня.

— Да, сэр.

— Мы упустили гонорар в пять тысяч долларов.

— Мы не упустили бы его, если бы вы соблаговолили вовремя пошевелить пальцем, вместо того чтобы…

— Я был бессилен, и ты это знаешь. Я ждал следующего письма. Отложи дело в архив. Я рад, что от него избавился.

Я не разделял его ликования. Просматривая в кабинете материалы дела, состоявшие из письма миссис Хоррокс, фотокарточки Джанет, двух представленных мной отчётов и нескольких надиктованных Вулфом примечаний, я чувствовал себя так, словно покидал бейсбольный матч при ничейном счёте. Но, видимо, так уж всё получилось, и изводить Вулфа было бессмысленно. Я позвонил Джанет, спросил, не могу ли оказаться чем-то полезен, и она ответила слабым уставшим голосом, что нет.

Согласно объявлению, появившемуся в «Таймс» на следующее утро, траурная церемония должна была состояться в среду после обеда в Белфордской мемориальной капелле на Семьдесят третьей улице. Там соберутся родные, близкие, знакомые Бесс Хадлстон — большая толпа, даже несмотря на август, — соберутся на её последнее чествование. «С прискорбием извещаем…» Я решил пойти. Насколько я себя знаю, вовсе не для того, чтобы полюбопытствовать или ещё раз взглянуть на Джанет. Ходить на траурные церемонии, чтобы глазеть на девушек, — не в моих правилах, даже если эти девушки неплохо танцуют. Назовите это предчувствием. Нет, я не увидел там ничего криминального. Я увидел непостижимое. Я проследовал мимо гроба в веренице людей, потому что, заметив их издалека, отказался верить глазам. И лишь подойдя вплотную, убедился, что всё было действительно так. Восемь чёрных орхидей. Восемь чёрных орхидей, которые не могли взяться больше ниоткуда на свете, и карточка с инициалами, как он имел обыкновение их нацарапывать: «Н. В.».

Когда я вернулся домой и в шесть часов Вулф спустился из оранжереи, я не стал заводить с ним разговор на эту тему. Я решил, что пока не стоит. Требовалось поразмыслить.

Вечером того же дня в дверь позвонили, и, отправившись открывать, я обнаружил, что на крыльце стоит не кто иной, как мой давний коллега, инспектор Кремер из уголовной полиции. Изобразив на лице неописуемый восторг, я поздоровался и проводил его в кабинет, где Вулф расставлял на карте Европы очередные пометки. Они обменялись приветствиями, после чего Кремер уселся в красное кожаное кресло, достал носовой платок, отёр им выступившие на лице капельки пота, сунул в рот сигару и впился в неё зубами.

— У вас прибавилось седых волос, инспектор, — заметил я. — Очевидно, организму не хватает физических упражнений. Такой думающий работник, как вы, обязательно должен…

— Ей-Богу, Вулф, не понимаю, почему вы его до сих пор держите. — Он кивнул на меня.

— Однажды он спас мне жизнь, — проворчал Вулф.

— Однажды! — возмутился я. — Да я ежедневно…

— Помолчи, Арчи. Чем могу быть вам полезен, инспектор?

— Тем, что расскажете, какое поручение выполняли для Бесс Хадлстон.

— Вот как? — Брови Вулфа приподнялись. — А почему это интересует вас, начальника отдела по расследованию убийств?

— Потому что всё управление уже буквально воет от одного назойливого типа — её братца. Он утверждает, что Хадлстон была убита.

— В самом деле?

— Да.

— И он располагает уликами?

— Отнюдь.

— Тогда зачем морочить мне голову? И себе заодно?

— Затем, что от него не так-то просто отделаться. Он уже ходил к комиссару. И хотя у него нет никаких доказательств, всё-таки есть один аргумент. Изложить?

Вулф откинулся на спинку кресла и вздохнул:

— Да, пожалуйста.

— Итак, он принялся за нас в прошлую субботу, четыре дня назад. Столбняком она заболела днем раньше. Полагаю, мне нет необходимости рассказывать о том, как она поранила ногу, поскольку Гудвин при этом присутствовал и…

— Да, я в курсе.

— Так я и думал. Дэниел утверждает, что столбнячная палочка не могла попасть в организм его сестры через этот порез. Осколок стекла, завалившийся в её туфлю, когда поднос со стаканами ударился о плиту, был совершенно чистым. Туфли — новыми. А босиком она не разгуливала. Он говорит, что в такой ситуации просто непостижимо, как бациллы могли проникнуть в кровь, да ещё в количестве, вызывающем такой скорый и тяжёлый приступ. В субботу я отправил туда человека, но доктор не позволил ему повидать больную…

— Доктор Брейди?

— Совершенно верно. Однако братец не оставил нас в покое, а после смерти сестры даже удвоил активность, поэтому вчера утром я послал туда двоих ребят, чтобы во всём разобраться. Скажите, Гудвин, как выглядел осколок — тот самый, который оказался в её туфле и стал причиной трагедии?

— Я не сомневался, что истинная цель вашего прихода — повидаться со мной, — произнёс я, потупясь. — Это был осколок толстого голубого стакана. Их разбилось несколько.

Кремер кивнул:

— Всё сходится. Мы отослали туфли в лабораторию, но никаких столбнячных палочек на них обнаружить не удалось. Конечно, существовали и другие возможности: скажем, через йод или марлю. Поэтому заодно мы отправили в лабораторию все медикаменты из аптечки, но марля оказалась стерильной, а йод — самым обыкновенным. В подобной ситуа…

— Последующие перевязки, — пробормотал Вулф.

— Исключено. Когда доктора Брейди вызвали к заболевшей в пятницу вечером, повязка, наложенная им во вторник, была нетронутой.

— Постойте-ка. Знаю! Честное слово, знаю! — вмешался я. — Орангутан. Он щекотал ей ногу и мог занести…

Кремер помотал головой:

— Мы проверили. Один из опрошенных — племянник — высказал такое предположение. Лично мне оно показалось притянутым за уши. Но версия есть версия. Доктор Брейди…

— Прошу прощения, — перебил Вулф. — Вы беседовали со всеми. Неужели мисс Хадлстон ничего не сказала им перед смертью? Хоть одному?

— Практически ничего. Вам известно, что делает с человеком столбняк?

— В общих чертах.

— Отвратительное зрелище. Он действует как стрихнин, только ещё хуже, потому что не отпускает ни на минуту, и мучения тянутся дольше. Когда в пятницу вечером туда приехал Брейди, мышцы её челюстей уже были скованы судорогой. Чтобы облегчить страдания, он ввёл ей авертин и продолжал делать инъекции до самого конца. Мой человек побывал там в субботу вечером, к тому времени её скрутило почти вдвое. В воскресенье она объяснила сквозь зубы, что хочет со всеми попрощаться. Брейди подводил их к ней по одному. Я собрал показания. Ничего существенного из того, что можно было бы ожидать. Всего несколько слов каждому. Дэниел порывался сказать сестре, что причина её смерти не трагическая случайность, что это убийство, но сиделка и доктор Брейди увели его.

— А у неё самой такого подозрения не возникло?

— Кто знает? Вы же понимаете, в каком она была состоянии. — Кремер переместил сигару в противоположный угол рта. — Брейди говорит, что одна пятидесятитысячная грамма токсина для человека смертельна. В той или иной степени бациллы и споры столбняка присутствуют всюду, но особенно много их вблизи лошадей. Конюшни буквально кишат ими. Я спросил Брейди, не мог ли он случайно занести столбнячную палочку в рану, ведь незадолго до этого он катался верхом, но он ответил, что, вернувшись, сразу же вымыл руки, и мисс Николс подтвердила его слова. Он согласен с Дэниелом, что наличие на осколке, туфле, пальце мисс Хадлстон или лапе животного столбнячных палочек в количестве, достаточном, чтобы вызвать такой сильный приступ болезни, представляется маловероятным, но, как он выразился, столь же маловероятным кажется, что человек, переходя улицу на зелёный сигнал светофора, может попасть под машину. Тем не менее случается и такое. Он очень сожалеет, что не вернулся во вторник или в среду сделать ей укол антитоксина, но нисколько не чувствует себя виноватым, потому что на его месте такое не пришло бы в голову ни одному врачу. Когда Брейди приехал в пятницу, яд уже достиг нервных центров и вводить антитоксин было слишком поздно. На всякий случай он это сделал. Мы попросили специалиста прокомментировать действия доктора Брейди, и он признал их совершенно правильными.

— Мне не нравится аналогия, — произнёс Вулф. — Человек, переходящий улицу, имеет величайший шанс угодить под машину. Именно поэтому я никогда этого не делаю. Впрочем, компетентность доктора Брейди моё замечание не оспаривает. Я вынужден повторить свой вопрос, мистер Кремер. Зачем вы морочите мне голову? И зачем вы морочите её себе?

— Для выяснения этого я сюда и явился.

— Вы ошиблись адресом. Обратитесь к содержимому своей черепной коробки.

— О, с ним всё в порядке, — заверил Кремер. — Видите ли, лично я готов допустить, что произошёл обыкновенный несчастный случай. Но этот чёртов братец не желает оставить нас в покое! И существует громадная вероятность того, что прежде чем я с ним разберусь, он заработает от меня в ухо. Поэтому я решил первым делом переговорить с вами. Если в сердце одного из домочадцев Бесс Хадлстон зрело преступное намерение, вы должны об этом знать. Не можете не знать. Ведь она наняла вас. Мелкими пакостями вы не интересуетесь, следовательно, подвернулось что-то покрупнее. Поэтому я хочу выяснить, в чём заключалась ваша задача.

— А разве вам не сообщили об этом во время допроса? — спросил Вулф.

— Нет.

— Никто?

— Нет.

— Тогда откуда вам известно, что мисс Хадлстон вообще была моим клиентом?

— Дэниел случайно упомянул о визите Гудвина, и это натолкнуло меня на мысль. К сожалению, он, видимо, не знает, в чём заключалась ваша миссия.

— Я тоже.

Кремер вытащил сигару изо рта и возбуждённо произнёс:

— Послушайте, но ведь это никак не может вам повредить! Хоть раз оставьте ненужные запирательства. Мне необходимо заполнить пробел. Я лишь хочу выяснить…

— Минутку! — оборвал его Вулф. — Вы сказали, что готовы отнести смерть на счёт несчастного случая. У вас нет ни единой опровергающей это улики. Мисс Хадлстон наняла меня для проведения сугубо конфиденциального расследования, и её смерть не освобождает меня от обязательств молчать. Она лишь освобождает от необходимости предпринимать дальнейшие действия. А для вызова меня в суд основания отсутствуют. Хотите пива?

— Нет, — буркнул Кремер и мрачно посмотрел вокруг. — Эта игра в благородство вам на руку. Но ответьте хотя бы на элементарный вопрос: вы считаете, что Хадлстон была убита?

— Нет.

— Следовательно, вы считаете, что в её смерти повинно роковое стечение обстоятельств?

— Нет.

— Тогда что же вы, чёрт возьми, думаете об этом?!

— Ничего. Меня абсолютно не интересует данное дело. Женщина умерла — все женщины рано или поздно умирают. Мир праху её, и прощай мой гонорар. Почему вы не спросите: стал бы я, находясь на вашем месте и располагая той информацией, которой располагаю о деле сейчас, утверждать, что обстоятельства смерти Бесс Хадлстон требуют дальнейшего расследования?

— Хорошо, я спрашиваю.

— Отвечаю: нет! Потому что вы не обнаружили ни одного подозрительного обстоятельства. Хотите пива?

— Да, пожалуй.

Он осушил бутылку и, так и не выяснив ничего нового, покинул нас.

Проводив его до двери и вернувшись в кабинет, я заметил:

— Похоже, с годами старая ищейка набирается опыта. Конечно! Ведь он имеет возможность наблюдать мои методы. На сей раз он переворошил там всё почти так же хорошо, как это сделал бы я.

Вулф отодвинул поднос, чтобы освободить место для карты.

— Не могу не согласиться с тобой. Да, почти так же хорошо. Но у него не хватило ума выяснить, что произошло тем утром в ванной мисс Хадлстон. Он упустил прекраснейшую возможность вытащить на свет преступление, если, конечно, таковое имело место. Ведь за последние семь дней дождя не было? То-то же, не было.

Я уставился на Вулфа:

— Ни слова больше! Сколько попыток на отгадывание?

Но он не обратил внимания на мой вопрос и занялся картой. Это был один из тех многочисленных случаев, когда я с наслаждением столкнул бы его с крыши небоскрёба, если бы, конечно, существовал способ его туда заманить. Впрочем, не исключалось, что он решил просто подразнить меня. Но я в этом сомневался. Я достаточно изучил его интонации.

Ночь прошла ужасно. Вместо того чтобы заснуть через тридцать секунд, я тридцать минут ломал голову над тем, что же он всё-таки имел в виду, а потом дважды просыпался от кошмара. В первый раз мне приснилось, что сквозь крышу на меня льёт дождь и что каждая капля представляет собой огромную бациллу столбняка, а во второй — что я оказался в пустыне, где уже сто лет не было дождя. На следующее утро, когда в девять часов Вулф поднялся в оранжерею, меня охватило упрямство. Я сидел за столом и в который раз секунда за секундой прокручивал в мозгу тот последний свой визит на Ривердейл. И вдруг — эврика! Всё стало на свои места, сделалось очевидным, как губная помада.

Оставалась одна деталь. Чтобы уточнить её, я позвонил жившему через дом от нас доктору Воллмеру и выяснил, что смертоносный столбняк обладал ровно одной третью тех жизней, которыми Создатель наделил кошку[2]: он мог существовать в виде токсина, в виде бацилл и в виде спор. Попадая в организм, бациллы или споры вырабатывали токсин, который и делал своё чёрное дело, причём путешествуя по телу не с кровью, а по нервным стволам. Бациллы и споры были анаэробны, но могли жить на поверхности почвы многие годы.

Что же дальше? Забыть обо всём, как этo сделал Вулф? Но в отличие от него я был и остаюсь живым человеком. К тому же, добыв результат, я преподал бы ему хороший урок. Стрелки часов показывали почти одиннадцать, и так как я хотел уйти из дома, прежде чем Вулф спустится из оранжереи, то позвонил ему наверх предупредить, что отправляюсь по делам, и зашагал к гаражу на Десятой авеню, где взял машину. По дороге я остановился у магазина скобяных изделий на Сорок второй улице и купил большой кухонный нож, узкую садовую лопатку и четыре бумажных пакета. Затем, отыскав на углу телефонную будку, набрал номер Бесс Хадлстон.

Ответила Мариэлла, и я спросил мисс Николс. Когда через минуту Джанет взяла трубку, я сказал, что звоню узнать её новый адрес, так как, по моим предположениям, она должна скоро куда-нибудь переехать.

— Это вы… Какая приятная неожиданность, — проговорила Джанет. — А я уж подумала, что, покончив с обязанностями сыщика, вы совершенно забыли…

— Не притворяйтесь. Чтобы девушка, которая так прекрасно танцует, восприняла телефонный звонок как неожиданность! Впрочем, сейчас вам, видимо, не до танцев.

— Это точно.

— Так вы скоро переезжаете?

— Пока неизвестно. Мы помогаем мистеру Хадлстону приводить в порядок дела.

— Вы пришлёте мне свой новый адрес?

— Конечно, раз вам этого хочется.

— Как вы посмотрите, если я подъеду на Ривердейл? Просто чтобы сказать «привет».

— Когда? Сейчас?

— Вот именно. Я смогу быть у вас через двадцать минут. Ужасно хочется повидаться.

— Но… Хорошо, приезжайте. Если, конечно, это вас не затруднит.

Я ответил, что меня это нисколько не затруднит, повесил трубку и помчался в сторону Сорок шестой улицы, где находился выезд на Западную магистраль.

Признаюсь, я выбрал не самое удачное время. Появись я на Ривердейл между половиной первого и часом, я застал бы обитателей дома за трапезой и, сказав, что уже пообедал, смог отправиться дожидаться Джанет на террасу, что мне, собственно, и требовалось. Конечно, такое поведение выглядело бы несколько по-дурацки, но выбирать не приходилось. В действительности же получилось так, что, оставив машину у калитки, я, с ножом в одном брючном кармане, садовой лопаткой в другом и свёрнутыми бумажными пакетиками в боковом кармане пиджака, пересёк лужайку и наткнулся на Ларри, который стоял возле бассейна и угрюмо смотрел на воду. Заслышав шаги, он перевёл хмурый взгляд на меня.

— Привет, — произнёс я как можно дружелюбнее. — Что, высматриваете аллигаторов?

— С ними пришлось расстаться.

— И с Мистером? И с медвежатами тоже?

— Тоже. Какого чёрта вы здесь делаете?

Следовало бы его как-то утешить, ободрить, но, право же, он вёл себя слишком вызывающе. Этот тон, этот взгляд… Поэтому я ответил:

— Я пришёл поиграть в пятнашки с Мистером, — и направился к дому, но как раз в этот момент на тропинке показалась Джанет.

Она выглядела симпатичнее, чем запомнилась мне по последней встрече, или, вернее, не столько симпатичнее, сколько интереснее. Кажется, у неё были иначе уложены волосы. Она сказала мне: «Привет», позволила пожать руку и обратилась к Ларри:

— Мариэлла просит тебя помочь ей разобраться со счетами от Корлисса. Некоторые из них относятся к тому времени, когда она ещё здесь не работала, а моей памяти она, похоже, не доверяет.

Ларри согласно кивнул и, переместившись на несколько шагов, оказался напротив меня.

— Чего вы хотите? — спросил он.

— Ничего особенного, — ответил я. — Свободы слова, свободы вероисповедания, свободы…

— Если речь о счёте, отправьте его по почте. И больше трёх процентов получить не надейтесь.

Я подавил всплеск возмущения и помотал головой:

— Счёта у меня нет. Я пришёл повидать мисс Николс.

— Ах вот как! Вы пришли, чтобы вынюхивать…

Джанет коснулась его руки:

— Ларри, пожалуйста, не надо. Мистер Гудвин позвонил и попросил разрешения встретиться со мной. Не надо, хорошо?

Я предпочёл бы вмазать ему. Меня раздражало, что она держит ладонь на его руке и смотрит на него снизу вверх этим своим волшебным взглядом, но, когда он развернулся и зашагал к дому, я взял себя в руки и позволил ему уйти.

— Какая муха его укусила? — спросил я Джанет.

— Вы ведь сыщик. А если учесть, что его тётя умерла совсем недавно… Ужасно, это было ужасно…

— Понимаю. Только его состояние едва ли можно назвать скорбью. А что это ещё за шуточка насчёт трёх процентов?

— Ларри… — Она замялась. — Впрочем, видит Бог, тут нет никакого секрета. Финансовые дела мисс Хадлстон были сильно запутаны. Все думали, что она богата, но на самом деле она спускала деньги почти так же быстро, как зарабатывала.

— И даже быстрее, если судить по тому, что кредиторам предполагается выплачивать лишь три процента. — Я двинулся в сторону террасы, и она пошла следом за мной. — В таком случае брату и племяннику сильно не повезло. Я извинюсь перед Ларри. У него действительно есть повод для скорби.

— Нехорошо так говорить! — запротестовала она.

— Тогда беру свои слова обратно, — ретировался я. — Давайте поговорим о чём-нибудь ещё.

Я прикинул, что лучше всего было бы честно рассказать ей о цели своего визита, а потом пойти и сделать то, что хотел, но если я так не поступил, то вовсе не потому, что подозревал её в сочинении анонимных писем, причастности к убийству или в чём-либо ещё. Мне просто не хотелось травмировать Джанет признанием, что на Ривердейл меня привело вовсе не желание её повидать. Никто не знал, как будут дальше развиваться события, поэтому торопиться терять союзника не следовало. И я трещал без умолку. Наконец, решив, что пора приниматься за дело, я уже начал подыскивать ей поручение — по возможности, наверху, что наверняка задержало бы её минут на пять, — как вдруг в изумлении уставился в окно.

На террасе с газетным свёртком под мышкой, длинным ножом в одной руке и садовой лопаткой в другой появился Дэниел Хадлстон!

Я приподнялся с кресла, чтобы лучше видеть.

— Что там? — спросила Джанет и тоже встала.

Я шикнул на неё и произнёс в самое ухо:

— Первая заповедь сыщика: не производить ни малейшего шума.

Братец Дэниел остановился посреди террасы возле качелей, опустился на колени и, положив возле себя свёрток и лопатку, воткнул нож в полоску дёрна между плитами. Он не таился, не оглядывался через плечо, но работал быстро. Вынув при помощи лопатки из промежутка между плитами полоску дёрна длиной пятнадцать сантиметров и толщиной около семи, он завернул её в газету, затем извлёк вторую, справа от первой, и ещё одну — слева, после чего также завернул их в газету каждую по отдельности.

— Интересно, что он такое задумал? — прошептала Джанет.

Я сжал её руку.

У Дэниела дело близилось к концу. Развернув принесённый свёрток, он достал три полоски дёрна точно такой же формы и размера, как те, которые только что выкопал, вставил их в ямки между плитами, утрамбовал ногой и, взяв под мышку свёрток с тремя только что вырытыми полосками, торопливо куда-то направился.

Я взял пальцы Джанет в свои руки и пристально посмотрел ей в глаза.

— Знаешь, крошка, единственный мой недостаток — это любопытство, — сказал я. — В остальных отношениях я безупречен. Помни это и не опоздай к обеду.

Она попыталась что-то возразить моей спине, но я был уже на пути к двери. Я осторожно выбрался из дома, проскользнул через террасу и, оказавшись возле живой изгороди, раздвинул ветви кустарника. Дэниел был шагах в сорока, однако он шёл совсем не к калитке, где была запаркована моя машина, а куда-то вправо. Я решил, что дам ему ещё двадцать шагов форы, а затем перелезу через кустарник, и правильно сделал, потому что внезапно надо мной раздался чей-то голос:

— Эй, дядя Дэн! Куда это вы направились?

Дэниел замер на месте и обернулся.

Я изо всех сил выкрутил шею и сквозь листья различил торчащую из окна верхнего этажа голову Ларри, а рядом с ней — голову Мариэллы.

— Вы нам нужны! — прокричал Ларри.

— Увидимся позже! — крикнул в ответ Дэниел.

— Но ведь пора обедать! — напомнила Мариэлла.

— Увидимся позже! — Дэниел развернулся и зашагал прочь.

— Какой-то он странный, — произнесла Маризлла.

— По-моему, он ку-ку, — констатировал Ларри.

Головы скрылись. Опасаясь, что они по-прежнему могут смотреть в окно, я прокрался, прижимаясь к стене, до угла дома, описал большой крюк вокруг зарослей чего-то вечнозелёного и только тогда двинулся в том же направлении, что и Дэниел. Но Дэниела уже не было видно. Эта половина участка была мне незнакома, и не успел я сообразить, что происходит, как с треском впечатался в стоявший посреди зелёных дебрей забор. Пробивать сквозь него дорогу показалось мне занятием слишком шумным, поэтому я отступил назад и, двинувшись вдоль края зарослей, довольно скоро набрёл на тропинку. Никаких признаков Дэниела. Тропинка привела меня на небольшой холмик, забравшись на который по аккуратным земляным ступенькам, я наконец увидел его. В тридцати метрах прямо по курсу в заборе имелась калитка, и он как раз закрывал её, очевидно намереваясь пересечь лежавшую за ней усаженную низенькими деревьями лужайку. Свёрток был по-прежнему у него под мышкой. В действительности, этот свёрток интересовал меня куда больше, чем сам Дэниел. А что, если он бросит его в канализацию? При этой мысли я прибавил ходу и значительно сократил дистанцию между нами по сравнению с той, какую использую, занимаясь обычной слежкой. Добравшись до края лужайки, он остановился, и я нырнул за дерево.

Дэниел стоял на обочине асфальтированной дороги. Судя по потоку проносившихся мимо машин, это была одна из главных транспортных магистралей. Вскоре моё предположение подтвердилось: напротив Дэниела остановился двухэтажный рейсовый автобус, он сел в него и был таков.

Я припустил за автобусом. На углу я затормозил. Это была Марбл-авеню. Автобус отъехал уже слишком далеко, чтобы можно было различить его номер, и ни в том, ни в другом направлении на улице не виднелось ни одного такси. Я шагнул на проезжую часть, повелительно подняв руку, и преградил дорогу первому попавшемуся автомобилю. К несчастью, в нём оказались две женщины, каких обычно использует Хелен Хокинсон для показа своих моделей. Но времени капризничать и выбирать не было. Я прыгнул на заднее сиденье, махнул у них перед носом лицензией детектива и коротко бросил:

— Полиция. Нужно догнать едущий впереди автобус.

Женщина, сидевшая за рулем, по-детски взвизгнула. Её подруга сказала:

— Вы не похожи на полицейского. Вылезайте немедленно. Иначе мы отвезём вас в участок.

— Как вам угодно, мадам. Но пока мы будем сидеть и разговаривать, самый опасный гангстер Нью-Йорка уйдёт от преследования. Он в автобусе.

— О! Он станет стрелять в нас!

— Не станет. Он не вооружен.

— Тогда почему же он опасен?!

— О Боже! — Я потянулся к дверной ручке. — Лучше я остановлю машину с мужчиной за рулём.

В этот момент автомобиль тронулся с места.

— Ещё чего, — обиженно произнесла первая женщина. — Я вожу машину ничуть не хуже любого мужчины. Так считает мой муж.

Это оказалось правдой. Уже через квартал стрелка спидометра добралась до пятидесяти, и вскоре мы поравнялись с тем автобусом. Вернее, с каким-то автобусом. Когда он остановился у перекрёстка, я попросил её подъехать поближе, что она сделала великолепно, и, прикрыв ладонью лицо, стал рассматривать пассажиров. Дэниел был там!

— Я веду за ним слежку, — объяснил я леди. — По имеющимся данным, он сейчас направляется на встречу с одним продажным политиком. Как только попадётся свободное такси, можете меня высадить, хоть это и нежелательно, потому что такси возбудит его подозрение, в то время как машина с двумя такими приятными и элегантно одетыми женщинами — нет.

Хозяйка машины сурово посмотрела на меня.

— В таком случае, это наш долг, — объявила она.

И она тащилась за этим автобусом добрых три четверти часа через весь Ривердейл-Драйв, затем до Бродвея и дальше в Центр. Чтобы сделать поездку веселее, я развлекал их байками про гангстеров, похитителей и прочую нечисть. Когда мы достигли Сорок второй улицы и Дэниел был всё ещё в автобусе, я с отвращением подумал, что он, по всей видимости, направляется в полицейское управление. Я принялся выискивать способ предотвратить это и так замечтался, что чуть не проморгал, когда он выпрыгнул на тротуар на Тридцать четвёртой улице. Расплатившись с леди при помощи «спасибо» и сердечной улыбки, я вылез из машины и стал продираться сквозь плотную полуденную толпу шатающихся по магазинам. На какое-то время я потерял его, но вскоре заметил вновь, шагающим по Тридцать четвёртой улице в западном направлении.

На Восьмой авеню он повернул от Центра. Я следовал в двадцати метрах позади.

На Тридцать пятой улице он вновь повернул на запад.

И тут у меня в мозгу зародилась догадка. Естественно! Так вот куда он направляется, прямёхонько, словно пуля! Когда, по-прежнему бодро шагая, он пересёк Девятую авеню, сомнения рассеялись окончательно. Я сократил дистанцию. Он начал вглядываться в номера домов, то останавливаясь, то снова пускаясь в путь. Э, парень, от меня ещё никто не уходил — это тебе говорю я, Арчи Гудвин! У меня мёртвая хватка. Я шёл по следу этого типа через весь город, словно бульдог. Через весь Нью-Йорк — до самых дверей Ниро Вулфа.

Глава 5 

Когда до дома осталось два квартала, я принялся лихорадочно думать.

Однако все три пришедших мне в голову варианта, как сделать так, чтобы Вулф ни о чём не догадался, я отверг. Каждый из них был по-своему хорош, но ни один не был хорош в достаточной степени. Да и вообще Вулфа не проведёшь, как ни выкручивайся. Поэтому, обогнав Дэниела на последних метрах пути, я взбежал на крыльцо, отпер дверь своим ключом и, пригласив его войти, проводил в кабинет.

Вулф хмуро взглянул на нас из-за стола:

— Как поживаете, мистер Хадлстон? Арчи, где тебя носило?

— Зная, сколь неумолимо приближается время обеда, буду краток, — произнёс я. — Но сперва взгляните вот на это. — Я вытащил из карманов и разложил на столе нож, лопатку и бумажные пакеты.

Налице Дэниела появилось изумлённое выражение.

— Что это за ерунда? — спросил Вулф.

— Это не ерунда, — поправил я. — Это инструменты. Минувшей ночью дождя по-прежнему не было. Поэтому я решил съездить на Ривердейл и взять в том месте, куда орангутан пролил йод, кусочек дёрна для экспертизы. Очевидно, та же идея пришла в голову мистеру Хадлстону. И он опередил меня. Дёрн у него в газете. Опасаясь, что он может выбросить свёрток в реку, я проследил за ним, и он привёл меня сюда. Я рассказал это, потому что предпочитаю выглядеть нелепым, нежели тупым. Теперь можете смеяться.

Вулф не смеялся. Он смотрел на Дэниела:

— Мистер Хадлстон, в вашем свёртке действительно то, что назвал Арчи?

— Да, — ответил Дэниел. — Я хочу…

— Почему вы пришли с этим ко мне? Химик не я, а вы.

— Я хочу, чтобы всё было сделано официально.

— Обратитесь в полицию.

— Ни за что! — вид и тон Дэниела свидетельствовали о решимости. — Там меня считают обыкновенным докучливым человеком. Допускаю, что так оно и есть. Но произведи я экспертизу сам, без чьего-либо присутствия, и они…

— А зачем? Не производите. У вас ведь есть коллеги, друзья?

— Я не хотел бы им доверяться.

— А вы уверены, что принесли именно тот кусок дёрна, на который попал йод?

— Совершенно. Об этом свидетельствовали пятна на краю плиты. Для сравнения я взял ещё две пробы по обе стороны от первой.

— Разумно. Кто подкинул вам эту мысль?

— Никто. Она пришла мне в голову сегодня утром, и я немедленно…

— Ах так? Мои поздравления. Обратитесь в лабораторию Фишера. Вы слыхали о ней?

— Конечно. — Дэниел залился краской. — Но так случилось, что сейчас у меня совершенно нет при себе денег. А там дорого.

— Откройте кредит. Под залог состояния вашей сестры. Вы ведь её ближайший родственник?

— Никакого состояния не существует. Оставшиеся после Бесс долговые обязательства значительно превышают стоимость имущества.

Вулф озабоченно поёрзал:

— С вашей стороны очень непредусмотрительно не захватить наличных. Не может же у вас их совсем не быть, чёрт возьми! Видите ли, сэр, дело вашей сестры меня нисколько не интересует. Оно меня не касается. А время обеденное. Следовало бы с вами распрощаться, но вы, похоже, способны шевелить мозгами, а это явление нынче столь редкое, что его надлежит поощрять. Арчи, позвони в лабораторию Фишера, спроси мистера Вейнбаха. Скажи, пусть примет от мистера Хадлстона срочный заказ, а счёт отошлёт мне. Я готов принять от вас вексель, сэр.

Дэниел замялся:

— У меня привычка… Я оплачиваю векселя с большим запозданием…

— С этим векселем такого не произойдёт. Я позабочусь. Что такое аргирол?

— Аргирол? Ну… это соединение серебра с белком.

— Он оставляет пятна, похожие на пятна от йода. В нём могут жить столбнячные палочки?

Дэниел задумался:

— Полагаю, что могут. Он значительно слабее…

Вулф нетерпеливо помотал головой:

— Скажите мистеру Вейнбаху, чтобы проверил его наличие в дёрне. — Он поднялся. — А теперь мне пора обедать.

Разделавшись с телефонным звонком и выпроводив Дэниела с его свёртком за порог, я присоединился к Вулфу в столовой. Поскольку во время еды всякие разговоры о делах считались недопустимыми, я дождался, пока мы вернулись в кабинет, и сказал:

— Между прочим, Джанет видела, как он выкапывал дёрн, а Мариэлла и племянник…

— Напрасно стараешься. Меня это не интересует. — Он указал пальцем на нож и садовую лопатку, которые по-прежнему лежали на столе. — Где ты это взял?

— Купил.

— Пожалуйста, убери их куда-нибудь. И не вздумай включать в графу «деловые расходы».

— Тогда я отнесу их в свою комнату.

— Рада Бога. На здоровье. А теперь возьми блокнот. Я продиктую письмо мистеру Хоэну.

Тоном он давал понять: дела Хадлстона больше не существует. Не существует для стен этого кабинета, для тебя, для меня.

Нет сомнения, что так бы оно и было, если б не его тщеславие. Впрочем, возможно, тщеславие тут ни при чём и он позволил братцу Дэниелу вновь нарушить свой покой, только чтобы напомнить, что не советует затягивать с оплатой векселя. Так или иначе, но, когда некоторое время спустя, около семи, Дэниел опять появился у нас на крыльце, Фрицу было сказано проводить его в кабинет. С первого же взгляда — по глазам, по выпяченной челюсти — я понял: у Дэниела есть новости. Он подошёл строевым шагом к столу Вулфа и объявил:

— Моя сестра была убита.

Затем достал из кармана конверт, суетясь, дрожащими пальцами вынул из него и развернул листок бумаги. Он покачнулся, ухватился за край стола, поискал глазами кресло и сел.

— Кажется, я немного ослаб от волнения, — виновато произнёс он. — Вдобавок я сегодня позавтракал одним яблоком и с тех пор ничего не ел.

Если на свете существовала фраза, способная удержать в этот момент Вулфа от совета обратиться в полицию и просьбы выставить назойливого посетителя вон, то Дэниел произнёс её. Единственным человеком, которому в этом доме никогда не указывали на дверь, был человек с пустым желудком. Вулф насупился, взглянул на Дэниела — не с симпатией, с негодованием! — нажал на кнопку и, когда на пороге появился Фриц, спросил:

— Как долго ещё ждать суп?

— Он почти готов, сэр. Грибы на подходе.

— Принеси кастрюльку супа, хлебцы, брынзу и горячий чай.

Дэниел попытался протестовать, но Вулф не пожелал даже слушать. Он издал глубокий вздох, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Человек, который за последние двадцать четыре часа не съел ничего, кроме одного яблока, был для него слишком тяжёлым зрелищем. Когда Фриц принёс поднос, я уже поставил перед Дэниелом небольшой столик. Он жадно вцепился зубами сразу в два хлебца, зачерпнул ложкой суп, подул на неё и отправил в рот.

Я взял вынутый им из конверта листок бумаги и принялся читать. Это было заключение из лаборатории Фишера. Проглотив несколько ложек супа, Дэниел заговорил:

— Я так и знал. Я не сомневался. Ничего иного просто не…

— Ешьте! — сурово приказал Вулф.

— Спасибо, спасибо. Очень вкусно. Вы оказались правы насчёт аргирола. Прекрасная догадка. Чистейший аргирол! — Кусок брынзы исчез у него во рту. — Йода нет и в помине. Зато миллионы, сотни миллионов столбнячных палочек! Вейнбах сказал, что в жизни не видел ничего подобного. И всё это на одном куске дёрна. Два других абсолютно чистые. Ни аргирола, ни палочек. Вейнбах считает…

В дверь позвонили, но, поскольку никаких нежелательных посетителей не предвиделось, я остался на своём месте, предоставив Фрицу пойти открывать. Выяснилось, однако, что вторжение относилось к числу тех, которые Вулф ненавидел больше всего. Страховой агент или домашняя хозяйка, желающая выследить мужа, — просто комар, от которого достаточно отмахнуться (отмахиваться, понятно, приходилось мне), но на этот раз всё оказалось серьёзнее. Из прихожей донёсся негодующий и протестующий голос Фрица, затем дверь распахнулась, и в кабинет огромными шагами вошёл инспектор Кремер. Его взгляд тут же упёрся в меня, и этот взгляд был испепеляющим. Затем, увидев затаившегося в кресле Дэниела, он издал победное сопение и, широко расставив ноги, проскрежетал:

— Пойдёмте-ка со мной! Да-да, вы! — И далее вашему покорному слуге: — И ты тоже, приятель!

Я изобразил улыбку:

— Если бы у вас, инспектор, нашлось время заглянуть в интереснейший документ, именуемый Конституцией Соединённых…

— Замолчи, Арчи, — вмешался Вулф. — Мистер Кремер, скажите на милость, что стряслось?

— Ничего. Абсолютно! — ответил он едко. — Стряслось? У меня? Чёрта с два! — Я впервые видел его раздражённым и раздражающим до такой степени. — Послушайте, вы! — Он шагнул к столу Вулфа и стукнул по нему коротким толстым пальцем, издав звук, как от удара молотка. — Что вы сказали мне вчера вечером, сидя за этим столом? В чём вы уверяли меня?

На лице Вулфа появилась гримаса отвращения.

— Ваш тон и ваше поведение, мистер Кремер…

— Так вот, напомню, если забыли: вы заявили, что смерть Бесс Хадлстон вас совершенно не интересует! Что вы ничего о ней не знаете! И не ведёте никаких расследований! — Кремер продолжал долбить пальцем стол. — А сегодня утром одному из моих людей пришла в голову мысль. Знаете, случается у нас такое время от времени. И я отправил на Ривердейл полицейского. Но когда молодой Хадлстон показал ему то место, куда обезьяна пролила йод, и он собрался взять на исследование кусочек дёрна, выяснилось, что дёрн там уже был кем-то выкопан! Выкопан и аккуратно заменён другим куском такой же формы. Отличалась только трава. Мой человек стал расспрашивать, и ему сказали, что всё это дело рук Дэниела Хадлстона, который забрал дёрн и куда-то ушёл, а вместе с ним ушёл Гудвин, также побывавший сегодня утром на Ривердейл.

— Не вместе, — поправил я. — А следом за ним.

Кремер пропустил мои слова мимо ушей.

— Мы отправились за Хадлстоном, но не могли его отыскать. Тогда я решил повидать вас. Вернее, вас и Гудвина. Прихожу — и что же я вижу? Хадлстона! Хадлстона, который сидит и как ни в чём не бывало уплетает за обе щеки. Итак: изъятие вещественного доказательства с места происшествия, уничтожение улики…

— Ерунда, — бесстрастно произнёс Вулф. — Прекратите кричать. Если вам угодно знать цель прихода мистера Хадлстона…

— Знать — да, но только не от вас! А от него самого! И от Гудвина! Причём по отдельности! Я забираю их с собой.

— Нет, — отрезал Вулф. — Только не из моего кабинета.

Здесь-то и была зарыта собака. Двадцать минут назад пустой желудок Дэниела оказался единственным, что помешало Вулфу отправить его в полицию. Он отправил бы заодно и меня, без всякого ущерба для собственного аппетита. Но тут было дело иное. Уводить человека силой из этого дома, при наличии у полицейского ордера на арест или без такового, иначе как с его, Вулфа, благословения, являлось недопустимым посягательством на достоинство, честь и моральные принципы великого детектива. Поэтому, как и следовало ожидать, он реагировал взрывом энергии, граничившим с буйством. Он выпрямился.

— Садитесь, мистер Кремер, — сказал он.

— Ни за что! — Кремер был настроен решительно. — На сей раз вам не удастся провести меня при помощи ваших дурацких…

— Арчи, покажи мистеру Кремеру заключение из лаборатории Фишера.

Я сунул бумажку ему под нос. Его первым импульсом было отшвырнуть её прочь, но ни один полицейский, пусть даже он инспектор, ещё ни разу не отказался взглянуть на письменный документ. Поэтому он схватил её и хмуро уставился в строчки. Дэниел что-то забормотал, но Вулф шикнул на него, и тот, покончив с брынзой и последним хлебцем, опустил сахар в чай и принялся его размешивать.

— И что? — рявкнул Кремер. — Откуда я знаю…

— Иногда я сомневаюсь, знаете ли вы вообще что-нибудь, — сухо произнёс Вулф. — Повторяю: я никогда не интересовался и не интересуюсь обстоятельствами смерти Бесс Хадлстон, хотя и вы, и Арчи, и мистер Хадлстон продолжите докучать мне по этому поводу. У меня нет клиента. Мой клиент умер. Вас взбесило, что вы обнаружили здесь обедающего мистера Хадлстона? Но если он голоден, ему что, чёрт возьми, нельзя поесть? Когда сегодня в час дня он появился в моём кабинете с дёрном под мышкой, я посоветовал ему обратиться в полицию. Он ответил, что там с ним не хотят иметь дела. Почему он вернулся сюда, получив заключение лаборатории, я не знаю. Я только знаю, что он был голоден. Если вас сердит отсутствие гарантий, что исследованный в лаборатории кусок дёрна — действительно тот самый, на который обезьяна вылила часть жидкости из бутылочки, предположительно содержавшей йод, то тут я ничем не могу вам помочь. Почему вы не вырыли его сами, когда мистер Хадлстон обратился к вам впервые пять дней назад? Ведь это же было так очевидно!

— Тогда я ещё не знал, что шимпанзе…

— А должны были знать. При тщательном опросе свидетелей такая деталь не могла ускользнуть. Надо либо расследовать как следует, либо не расследовать вообще. Кстати, заключение можете забрать. Сохраните его. Счёт из лаборатории Фишера получите позже. Арчи, пометь это себе в блокноте. Итак, бутылочка, о которой идёт речь, содержала не йод. В ней был аргирол и целые полчища бацилл столбняка. Подобный трюк требует незаурядного ума. Я никогда не слышал о более коварном, но вместе с тем более лёгком и простом способе совершения убийства. Полагаю, сэр, вы арестуете виновного. Теперь это достаточно просто, ибо круг подозреваемых сузился до пяти человек — тех пятерых, которые, не считая Арчи, находились на террасе, когда…

— Постойте, постойте, — запротестовал Дэниел. — Вы ошибаетесь. Ведь бутылочку могли поставить туда в любое время…

Вулф помотал головой:

— Нет. Только в тот день. Чисто логически нетрудно доказать, что, появись она в шкафчике на длительный срок, ею мог бы воспользоваться любой. Но в этом нет необходимости. Ещё в четыре часа того дня бутылочка содержала обыкновенный йод.

Кремер нахмурился.

— Откуда вам это известно? — спросил Дэниел.

— Именно в это время йодом пользовался ещё один человек — Арчи. Он споткнулся об аллигатора и расцарапал руку.

— Боже, — проговорил Кремер и опустился на стул.

Дэниел вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул. Он перевёл взгляд на Вулфа. У него отвисла челюсть, лицо сделалось серым.

— Но этого н-не может б-быть… — произнёс он, заикаясь.

— Не может быть — что?

— Не может быть… Неважно. — Дэниел слабо потряс головой, словно отгоняя неприятную мысль. Внезапно его охватило возбуждение: — Я не могу в это поверить! Чтобы кто-то из них!.. Одна из девушек, Ларри или доктор Брейди?…

— Или вы, сэр, — сухо добавил Вулф. — Ведь вы тоже там были. А что касается ваших стараний навести полицию на след, то вы можете оказаться коварнее, нежели кажетесь. Оставьте эмоции. Успокойтесь. В противном случае ваш пищеварительный тракт не справится с супом и брынзой. Итак, мистер Кремер, теперь дело за вами. Убийство было совершено экспромтом. Но не под воздействием минутного порыва — наоборот. Оно было тщательно подготовлено: бутылочка с йодом опорожнена, промыта и наполнена аргиролом с армией столбнячных палочек.

Вулф пожевал губами.

— Отвратительно. Такой замысел, не говоря уж о его исполнении, мог прийти в голову только крайне непривлекательного субъекта. И этот замысел был воплощён. Думаю, убийца предполагал подстроить ситуацию, требующую использования йода. Есть даже основания считать, что определённые шаги в этом плане им были предприняты, однако происшествие на террасе породило возможность слишком благоприятную, чтобы ею не воспользоваться. С точки зрения техники преступление было исполнено и сокрыто великолепно. Убийце требовалось сделать лишь две вещи: подложить осколок в туфлю мисс Хадлстон, что не составляло особого труда, так как в тот момент все были заняты собиранием разбитых стаканов, и подменить стоявшую в шкафчике бутылочку йода на поддельную. Без всякого риска. Если бы мисс Хадлстон вытряхнула осколок из туфли, прежде чем её надеть, если бы она по какой-то причине не порезалась, бутылочки можно было легко поменять обратно. Существует, правда, одно «но»: бутылочка в шкафчике могла иметь другую этикетку…

— Этикетки на бутылочках с йодом были одинаковые, — прогромыхал Кремер.

— На всех?

— Да. В доме было семь бутылочек йода, считая ту, что в кухне, и все они имели одинаковый размер, форму и этикетки.

— Их закупали оптом, — пояснил я. — По причине Мистера и медвежат.

— Да-а, тут вы постарались, мистер Кремер, — произнёс Вулф. — Ишь ты. Семь. Не восемь, а семь! И, конечно, вы отослали их все на экспертизу, и в них оказался самый обыкновенный йод.

— Верно. Кстати, мне непонятна ваша ирония. Итак, с одним «но» мы разобрались. Однако есть и другое: чтобы подменить бутылочку с йодом, убийце требовалось покинуть террасу и войти в дом после того, как был уронен поднос, но ещё до того, как мисс Хадлстон порезала ногу.

Вулф покачал головой:

— Ваше «но» ничего не проясняет. В названный промежуток времени в доме побывали все. Мисс Николс ходила за веником и совком. Племянник — за новой партией спиртного. Мисс Тиммс — за пылесосом. А доктор Брейди выносил мусор.

Кремер раздражённо уставился на него:

— И он ещё говорит, что ничего не знает! Что ему ничего не известно!

— Все, кроме меня, — уточнил Дэниел. — Я не покидал террасу в этот промежуток.

— Верно, — согласился Вулф. — Но на вашем месте я бы этим не хвастал. Вы ходили за йодом. Это вы принесли доктору Брейди ту бутылочку, содержимым которой он обработал рану мисс Хадлстон. У вас снова отвисла челюсть. Вы переходите от ярости к негодованию с завидной быстротой. Откровенно говоря, я не склонен подозревать вас в убийстве сестры. Но если вы это сделали, артистизм ваших мимических мышц превосходит всё, что я когда-либо видел. Оставайтесь ужинать, и к концу трапезы я смогу дать относительно вас окончательное заключение. Куропатки в маринаде. En escabeche[3]. — Его глаза сверкнули. — Они ждут нас. — Он отодвинул кресло и встал. — Итак, мистер Кремер, похоже, что круг подозреваемых сузился до четверых. Это упрощает вашу задачу. А теперь, надеюсь, вы извините меня…

— Угу, — промычал Кремер. — С удовольствием. — Он тоже поднялся. — Но вам придётся наслаждаться куропатками в одиночестве. Я забираю Хадлстона и Гудвина с собой. — Он скользнул по нас взглядом. — Пойдёмте.

— Но я же расчистил для вас дебри, — обиделся Вулф. — Если вы хотите повидать Хадлстона и Гудвина непременно сегодня вечером, они могли бы заглянуть в управление, скажем, к десяти часам.

— Нет. Они пойдут сейчас.

Вулф выпятил подбородок. Его рот открылся и снова закрылся. Зрелище было занятное, в особенности для меня, знающего, как тяжело, почти невозможно, вывести его из себя. Не доставляло мне удовольствия лишь то, кто это сделал. Поэтому я произнёс:

— Лично я остаюсь есть куропаток. Что касается десяти часов, то я могу зайти в управление, а могу и не зайти, в зависимости от…

— Ну и чёрт с вами, — прогрохотал Кремер. — С вами я разберусь позже. Пойдёмте, мистер Хадлстон.

Вулф сделал шаг вперёд. Его голос был как никогда близок к тому, чтобы задрожать от ярости:

— Мистер Хадлстон — мой гость.

— Что ж, погостили — и хватит. Пойдёмте, мистер Xaдлстон.

Вулф повернулся к Дэниелу:

— Мистер Хадлстон, я пригласил вас к своему столу. Вы не имеете никакого обязательства, юридического или морального, следовать за этим человеком, как он того требует. Он петушится, рассчитывая взять вас на испуг. После ужина мистер Гудвин…

Но Дэниел твёрдо сказал:

— Пожалуй, я всё-таки пойду с ним, мистер Вулф. Я потратил столько времени, уговаривая их приняться за дело, что теперь…

Куропатки удались на славу, и я съел почти столько же, сколько Вулф. В остальном ужин был одним из скучнейших на моей памяти. Вулф не проронил ни слова до самого кофе.

Глава 6

Я описал предыдущую сцену во всех подробностях, потому что, не случись её, сомневаюсь, что убийца Бесс Хадлстон был бы когда-либо найден. Возможно, кто-нибудь из команды Кремера и смог бы докопаться до сути, но добыть достаточные ддя ареста доказательства — ни в жизнь. Что касается Вулфа, то, оставшись без клиента и, следовательно, не имея никаких обязательств, он уже забросил дело, и забросил бы окончательно, если бы Кремер не похитил у него сотрапезника прямо из-под носа, чем взбесил до такой степени, что в тот вечер ему дважды пришлось принимать лекарство.

Дважды. Первый раз — вскоре после ужина, когда он отправил меня за ним наверх в свою комнату. Второй — поздно ночью, когда я вернулся наконец домой от инспектора Кремера. Я тихонько проскользнул по двум лестничным пролётам в свою комнату и уже начал раздеваться, когда на столе зажужжал внутренний телефон и, сняв трубку и получив указания, я пошёл к Вулфу. В его комнате было темно, кровать пуста, поэтому я проследовал в ванную, где застал его отмеряющим вторую дозу лекарства, с оскалом на лице, способным обратить в бегство короля ринга Джо Льюиса. Вулф, облачённый в десять метров жёлтого шёлка, именовавшихся пижамой, — это было зрелище!

— Ну? — спросил он.

— Ничего особенного. Как обычно. Вопросы и подпись под показаниями.

— Он мне за это заплатит. — Вулф сделал лицо как у разъярённой горгульи[4] и поставил бутылочку обратно в шкафчик. — Я не принимал эту гадость с весны, с того самого эксперимента с угрями. Он дорого мне заплатит. Рано утром отправляйся на Ривердейл. Расспроси конюха и…

— Сомневаюсь, что там таковой остался. Лошади распроданы. Кредиторам выплачивают по два процента.

— Найди его. Хоть из-под земли. Мне нужно знать, брал ли кто-либо в последнее время из конюшни какой-либо материал — всё равно какой. В идеале это небольшой бумажный пакетик, наполненный из навозной кучи. Расспроси как следует. Будет отмалчиваться — привези сюда. А также… Остался там кто-нибудь из слуг?

Я кивнул.

— Старший лакей. Вероятно, он околачивается на Ривердейл в надежде получить причитающееся ему жалованье.

— Разузнай у него насчёт бутылочки, которую мисс Хадлстон обнаружила разбитой в своей ванной. Всё, что только известно. Если в то время в доме был ещё кто-то из слуг, расспроси их. Главное — детали…

— А остальных? Мариэллу, Джанет, Ларри — их тоже расспросить?

— Нет. Только слуг. Прежде чем возвращаться, позвони. Перед уходом оставь на моём столе номера телефонов: Ривердейл, мистера Хадлстона, доктора Брейди. Вроде всё. Он мне заплатит за это. Спокойной ночи.

Так мы вновь принялись за расследование. У нас не было ни клиента, ни задатка, ни гонорара, но зато появилось дело, а это во всяком случае лучше, чем отсиживать с утра до вечера копчик и слушать радио.

Я ограничился шестью часами сна и уже к восьми был на Ривердейл. Я не стал спрашивать разрешения приехать, так как всё равно нужно было забрать машину, оставленную накануне на обочине перед калиткой. Встретивший меня у дверей Хоскинс сообщил, что конюх от них ушёл, но у Мариэллы, возможно, сохранился его адрес. Лично я предпочёл бы беседовать на эту тему с Джанет или даже с Ларри, но Хоскинс сказал, что они оба любители поспать по утрам, а Мариэлла уже встала и приступила к завтраку, поэтому пришлось узнавать адрес у неё. По счастью, это не оказался Бакирус, штат Огайо, а всего лишь Бруклин. Можете говорить о Бруклине всё что угодно — я присоединяюсь, — однако у него есть одно крупное преимущество. Он рядом.

Моя задача оказалась простейшей, в особенности после того, как я нашёл адрес, а по адресу — конюха. Его звали Тим Лавери, и когда он не улыбался, шрам на щеке придавал его лицу злодейское выражение. Я заговорил с ним осторожно, делая вид, что интересуюсь чем-то совершенно иным, но вскоре понял, что юлить нет необходимости, и задал вопрос в лоб.

— Конечно, — ответил он. — Около месяца назад, может, чуть больше, док Брейди просил пустую коробку из-под леденцов, чтобы набрать навоза. Я помог. Он сказал, что это нужно для опыта. Его пациентка умерла от столбняка… Чёрт, имя запамятовал…

Я притворился, что не нахожу в его рассказе ничего особенного:

— Откуда он брал навоз? Из стойла?

— Нет, из кучи. По его просьбе мне пришлось разворотить её до самого центра.

— С ним был кто-нибудь? Например, одна из девушек?

Тим помотал головой:

— Он был один. Они покатались верхом, ушли в дом, и уже после этого Брейди вернулся и сказал, что ему нужно.

— Вы помните, какой был день? Число?

Последняя неделя июля — вот самое точное, что он смог вспомнить. Я записал подробности, удостоверился, что в случае необходимости его можно будет найти, после чего попрощался и, выйдя на улицу, позвонил Вулфу из первой же телефонной будки. Сняв трубку в оранжерее, и, следовательно, находясь в состоянии совершенно отрешённом, он не выразил буйного восторга по поводу моих открытий, чего, впрочем, не произошло бы ни при каких обстоятельствах, и сообщил, что вторая половина моего задания остаётся в силе.

Когда в начале десятого я вновь очутился перед особняком Хадлстонов, удача всё ещё сопутствовала мне. Вместо того чтобы остановиться у главных ворот, я проехал дальше и через несколько метров затормозил перед небольшой калиткой, дорожка от которой вела к заднему крыльцу дома. Хоскинс сидел на кухне и разговаривал с подавленного вида женщиной в одежде горничной. Мой приход они восприняли сдержанно, но не враждебно. Хоскинс даже предложил выпить чашку кофе, и я согласился. Опасаясь, как бы нам не помешали, я провёл беглую инвентаризацию и выяснил, что Ларри и Мариэлла куда-то ушли, Дэниел в то утро ещё не появлялся, никаких полицейских в доме не было, а Джанет только что затребовала завтрак в постель. Горизонт был чист, но чувство, что делегация из офиса Кремера может показаться в любую минуту, не отпускало, поэтому я, не теряя времени, перешёл к делу.

Хоскинс и горничная отлично помнили интересовавший меня эпизод. Во вторник, вскоре после ленча, Хоскинс был вызван наверх, в комнату мисс Хадлстон, где ему предложили заглянуть в ванную. Осколки валялись повсюду: на полу, в раковине, в высокой ванне. Часть осколков лежала на самой полочке, где прежде хранилась большая склянка с ароматической солью. Мисс Хадлстон её не разбивала. Хоскинс её не разбивал. Горничная, будучи допрошенной, также заявила, что ничего не разбивала, после чего они с Хоскинсом принялись за ликвидацию беспорядка. Я спросил, как насчёт орангутана. Возможно, ответили они, эта тварь была способна на что угодно, однако Мистеру запрещалось подниматься наверх, чего он почти никогда не делал, и в тот день никто его в доме не видел.

Я записал их рассказ как можно подробнее и даже спросил, нельзя ли взглянуть на осколки склянки, которая, по их словам, была из толстого кремово-жёлтого стекла, но осколки уже давно перекочевали в помойку. Я попросил Хоскинса показать мне ванную мисс Хадлстон. Когда мы стали подниматься по лестнице, навстречу нам попалась служанка, что-то пробормотавшая о подносе с завтраком для мисс Николс. Комната Бесс Хадлстон больше походила на музей, нежели на спальню: все стены покрыты окантованными фотографиями с автографами и подписями, каждый сантиметр пространства захламлен чем угодно — от женского манекена в эскимосском костюме до груды китайских фонариков. Но меня интересовала только ванная. Она была размалёвана всеми возможными цветами, на манер камуфляжной окраски времён мировой войны. Голова у меня закружилась, поэтому я не смог провести обследование надлежащим образом, но основные детали, например, расположение полочки, на которой стояла злополучная склянка с солью, я всё же заметил. Теперь на её месте красовалась почти полная новая бутылка, и я уже потянулся, чтобы получше её рассмотреть, как вдруг отдёрнул руку, отошёл от двери и прислушался. Хоскинс стоял посреди комнаты в насторожённой, нерешительной позе спиной ко мне.

— Кто кричал? — спросил я.

— В том конце холла… — ответил он, не оборачиваясь. — Там только мисс Николс…

В крике не было ничего душераздирающего, откровенно говоря, я его едва расслышал, и вызова на «бис» не последовало, но крик есть крик. Я обогнул Хоскинса и, выйдя из комнаты, пересёк холл.

— Последняя дверь направо, — произнёс он мне вслед.

Я знал это, так как бывал у Джанет прежде. Дверь оказалась открыта. Я повернул ручку и вошёл. В комнате никого, в глубине через распахнутую дверь виднеется угол ванной.

Я сделал несколько шагов, но тут послышался голос служанки:

— Кто там?

— Арчи Гудвин. Что…

Она возникла на пороге, лицо взволнованное.

— Вам нельзя сюда! Мисс Николс не одета!

— О'кей. — Понимая деликатность ситуации, я остановился. — Но я слышал крик. Джанет, вам нужна помощь?

— Нет, — почти беззвучно ответила невидимая неодетая Джанет. — Спасибо, всё в порядке! — Голос был не только слабым, он дрожал.

— Что случилось? — спросил я.

— Ничего страшного, — сказала служанка. — Небольшая ранка. Она порезала руку осколком стекла.

— Она… что?! — Я сделал большие глаза. Не дожидаясь повторного ответа, я отодвинул служанку и вошёл в ванную.

Джанет, не одетая в полном смысле этого слова и совершенно мокрая, сидела на табурете. Не обращая внимания на протесты и стряхнув с себя сделавшуюся вдруг красной, словно свёкла, служанку, чья девичья скромность была глубоко травмирована бесцеремонностью моих действий, я снял с крючка полотенце и протянул его Джанет:

— Возьмите. Это защитит устои цивилизации.

Я обследовал её руку. Порез приблизительно трёх сантиметров длиной посредине между запястьем и локтем выглядел из-за смеси крови и йода куда хуже, чем был на самом деле. Он, конечно, не стоил того, чтобы лишаться чувств, но глядя на её лицо, можно было подумать, что она вот-вот хлопнется в обморок. Я взял у неё бутылочку с йодом и заткнул пробкой.

— Я вовсе не кричала, — сказала Джанет, придерживая край полотенца у самого подбородка. — Честное слово, я никогда не кричу. Просто мне стало не по себе… Порезаться осколком… всего через несколько дней после смерти мисс Хадлстон… — Она сглотнула. — Я не кричала, когда порезалась. Не такая уж я глупенькая. Я закричала, когда увидела на щётке осколок. Это показалось мне так…

— Вот он, — сказала служанка.

Я положил осколок на ладонь. Это был кусочек кремово-жёлтого стекла с неровными краями, размером чуть больше ногтя на большом пальце.

— Он похож на осколок бутылки, разбитой в комнате мисс Хадлстон. Вы о ней спрашивали, — сказала служанка.

— Я оставлю его себе на память — произнёс я, опуская осколок в карман, где уже лежал пузырёк с йодом, и подобрал с пола щётку для мытья. — Итак, вы сели в ванну, намылились, стали тереть себя щёткой, порезались и, обнаружив запутавшийся в щетине осколок, закричали. Верно?

Джанет кивнула:

— Понимаю, кричать было глупо…

— Я как раз убирала в комнате, — вмешалась служанка. — Вбежала и…

— С этим позже, — перебил я. — Лучше принесите марлю и бинт.

— Они там, в шкафчике, — сказала Джанет.

Я аккуратно обработал ей руку, подложив побольше марли, потому что ранка всё ещё пыталась кровоточить. А вот в её лице крови явно не хватало. Оно было по-прежнему бледным и испуганным, хотя она и пыталась улыбаться, благодаря меня за помощь.

Я легонько похлопал её по красивому круглому плечу:

— Не за что, детка. Я подожду внизу. Одевайтесь. Полотенце вам очень идёт, но, думаю, разумнее всего нам сейчас отправиться к доктору и сделать укол антитоксина. Я отвезу. Когда вы будете готовы…

— Антитоксина? — Она глотнула ртом воздух.

— Конечно. — Я снова похлопал её по плечу. — Элементарная мера предосторожности. Не нужно ни о чём беспокоиться. Я подожду внизу.

Узнав от меня, что ничего страшного не произошло и надо лишь дать мне кусок бумаги, чтобы завернуть щётку, маячивший всё это время в коридоре Хоскинс вздохнул с облегчением. Оставшись один, я вытащил из кармана бутылочку с йодом, откупорил, понюхал. Всё что угодно, только не йод. Я вставил пробку обратно, плотно и старательно заткнул ею горлышко, после чего, пройдя через холл в уборную и вымыв руки, отыскал телефон и позвонил Вулфу.

К телефону подошёл он сам, сняв трубку, очевидно, в оранжерее, так как ещё не было одиннадцати часов, и я старательно выложил новости.

— Забери её оттуда! — сказал он тревожно, когда я закончил.

— Да, сэр. У меня…

— Немедленно, будь оно проклято! Мог бы и не звонить. Если мистер Кремер заявится…

— Позвольте, — возразил я. — Но она же голая. А белой лошади у меня нет, да и волос у неё, пожалуй, маловато. Как только она оденется, мы уедем. Я хотел предложить вам позвонить доктору Волмеру, чтобы он подготовил дозу антитоксина. Мы будем у него приблизительно через полчаса. Или мне позвонить отсюда самому?

— Нет. Я позвоню. Уезжайте как можно скорее.

— Слушаюсь.

Я поднялся и, подойдя к двери Джанет, крикнул, что буду поджидать её у боковой калитки. Затем спустился, развернул машину и подогнал её к условленному месту. Я уже раздумывал, как действовать, если в поле зрения окажется полицейский автомобиль, но тут на дорожке, слегка покачиваясь на высоких шпильках, появилась она, не сказать чтобы элегантная, но в плаще, застёгнутом на все пуговицы. Я помог ей забраться в машину и рванул с места так, что из-под колёс полетел гравий.

Настроения разговаривать у неё, видимо, не было. Я рассказал, что док Волмер наш давний друг, что его дом находится в том же квартале, где живёт Ниро Вулф, поэтому я везу её к нему. Несколько пристрелочных вопросов из серии, каким образом осколок мог оказаться на щётке для мытья, результата не дали. Похоже, она не имела на этот счёт никаких соображений. Что ей сейчас действительно требовалось, так это ухватиться за надёжную мужскую руку, но я вёл машину. Бедняжка перепугалась до беспамятства.

Мне не пришлось давать объяснения доктору Волмеру, так как Вулф уже переговорил с ним по телефону, и мы пробыли там не более двадцати минут. Он тщательно промыл рану, обработал своим собственным йодом, сделал Джанет в руку укол антитоксина, после чего отвёл меня в соседнюю комнату и попросил дать ту бутылочку, которую я прихватил в ванной мисс Николс. Я дал. Он откупорил её, понюхал, отлил часть содержимого в стеклянную пробирку, снова ещё туже заткнул пробкой и вернул мне.

— За девушку можете не беспокоиться, — произнёс он. — Что за дьявольский трюк! Передайте мистеру Вулфу, что я позвоню при первой же возможности.

Мы спустились и сели в машину. До дома Вулфа оставалось не более ста метров, но я обнаружил, что не могу проехать последние десять из них, так как перед нашим фасадом стоят два автомобиля. Джанет даже не спросила, почему я везу её к Вулфу. Очевидно, она предоставила мне действовать на своё усмотрение. Я ободряюще улыбнулся, отпер дверь и пригласил её в дом.

Не зная, кем могут оказаться посетители, которым принадлежат припаркованные возле крыльца машины, я не повёл Джанет сразу в кабинет, а проводил в гостиную. Но один из них находился именно там — сидел, развалясь в кресле. При виде его у Джанет вырвался удивлённый возглас. Это был Ларри Хадлстон. Мы поздоровались, я предложил Джанет сесть, и, решив, что лучше не пользоваться дверью, которая вела из гостиной прямо в кабинет, прошёл через прихожую. Вулфа в кабинете не оказалось, зато там были ещё двое посетителей: доктор Брейди и Дэниел Хадлстон, которые, судя по напряжённым позам, явно не коротали время за беспечной болтовней.

Ого, подумал я, кажется наклёвывается вечеринка. И пошёл в кухню. Вулф был там.

Он стоял возле длинного стола, наблюдая, как Фриц натирает смесью пряностей телячью печёнку, а рядом с ним, ближе, чем какая-либо женщина или девушка приемлемого возраста, просунув ему руку между туловищем и локтем, стояла Мариэлла.

Вулф скользнул по мне взглядом:

— Уже вернулся, Арчи? Мы имитируем черепаху. Идея мисс Тиммс. — Он наклонился, посмотрел на печёнку, выпрямился и вздохнул всей своей богатырской грудью. — А где мисс Николс?

— В гостиной. Док Волмер взял образец жидкости из бутылочки и обещал позвонить, как только сможет.

— Отлично. На самую холодную полку, Фриц. За временем следите сами. И предоставь входную дверь Арчи. Арчи, мы заняты, и нас ни для кого нет. Без исключений. Пойдёмте, мисс Тиммс.

Она не смогла держать его под руку, когда они покидали кухню. В дверном проёме не было места.

Глава 7

— Я жду уже больше получаса, — недовольно проговорил доктор Брейди. — Сколько это ещё продлится? К часу мне нужно быть в офисе.

Я сидел за своим письменным столом, а он рядом, на стуле с высокой спинкой. По одну сторону от него, на вращающемся стуле, где я любил читать, расположилась Мариэлла, по другую — Ларри. Затем Дэниел Хадлстон. И наконец замыкала полукруг Джанет в красном кожаном кресле, ссутулившаяся и, казалось, наполовину отсутствующая. Впрочем, никто из них не чувствовал себя в своей тарелке, даже Мариэлла, которая украдкой поглядывала то на Вулфа, то на собравшихся, покусывала губы и непрерывно покашливала.

Полузакрытые глаза Вулфа замерли на Брейди.

— Боюсь, что вам придётся немного опоздать к своим пациентам, доктор. Очень сожалею…

— Что это за спектакль? По телефону вы сказали…

— Позвольте, — резко перебил Вулф. — Всё, что я сказал, я сказал исключительно с целью заполучить вас сюда. С тех пор ситуация изменилась. Каждому из присутствующих я сообщил, что считаю факт убийства Хадлстон доказанным и неоспоримым. Теперь я продвинулся несколько дальше. Я знаю, кто убил её.

Они все уставились на него. Зубы Мариэллы ещё глубже погрузились в губу. Джанет вцепилась в подлокотники кресла и перестала дышать. Дэниел наклонился вперёд, выпятив подбородок, словно полузащитник, ожидающий свистка. В горле у Брейди забулькало. Единственным, кто произнёс что-то членораздельное, оказался Ларри.

— Чёрта с два! — сказал он грубо.

Вулф наклонил голову:

— Знаю. Это первое изменение в ситуации. И второе: кто-то предпринял попытку убить мисс Николс… Спокойствие! Оснований для тревоги уже нет. Попытка провалилась.

— Когда? Что за попытка? — спросил Брейди.

— Убить Джанет? — недоверчиво воскликнула Мариэлла.

Вулф нахмурился:

— Мы потеряем меньше времени, если вы не станете перебивать. Я постараюсь быть краток, насколько возможно. Уверяю вас, у меня нет желания растягивать эту непривлекательную процедуру. Тем более, что мне самому крайне неприятно присутствие здесь одной крайне отталкивающей личности. Назовём этого человека Икс. Как вам известно, Икс сперва попытался навредить мисс Хадлстон, рассылая анонимные письма.

— Ничего подобного! — возмутился Ларри. — Откуда нам знать, что анонимные письма рассылал один из нас? И откуда это знать вам?

— Давайте договоримся, мистер Хадлстон. — Вулф ткнул в его сторону пальцем. — Я излагаю версию. Можете ничего не принимать на веру. В конце будет приговор, и ваше право согласиться с ним или нет. Итак, Икс рассылал анонимные письма. Затем — тут, в силу грамматических особенностей нашего языка, я вынужден исключить женщин, по крайней мере временно — он либо остался не удовлетворён результатом, либо что-то случилось — значения не имеет. Так или иначе, Икс решился на нечто более серьёзное и кардинальное. Убийство. Техника его выполнения была, вне всякого сомнения, подсказана недавней смертью от столбняка мисс Хоррокс. Небольшое количество добытого в конюшие органического материала, будучи растворённым в воде, дало необходимую эмульсию. Её профильтровали, смешали с аргиролом и наполнили ею бутылочку с этикеткой «Йод», которой, в свою очередь, заменили аналогичную бутылочку в ванной мисс Хадлстон. Однако…

— В ванной? — в голосе Мариэллы вновь послышалось недоверие.

— Именно, мисс Тиммс. Однако Икс был не из тех, кто станет сидеть сложа руки, дожидаясь, когда мисс Хадлстон ненароком порежется. Он решил поторопить события, разбив в её ванной склянку ароматической соли и поместив один из осколков в щетину щётки для мытья. Замечательно просто. Будто осколок случайно туда попал. Если бы мисс Хадлстон заметила его и вынула — ничего страшного, попытку можно повторить. Если нет, тогда она бы порезалась, а порезавшись, наверняка воспользовалась бы пузырьком йода…

— Чёрт возьми! — взревел Ларри. — Неужели вы и впрямь…

— А почему нет? — оборвал его Вулф. — Арчи, будь добр…

Я вынул осколок из кармана, передал Вулфу, и он продемонстрировал его собравшимся, держа между большим и указательным пальцами:

— Вот он. Тот самый осколок.

Они повытягивали шеи. А Брейди — так даже привстал со своего стула, пробормотав:

— Ради всего святого, но как…

— Сядьте, доктор. Как я его заполучил? Что ж, до этого мы ещё доберёмся. Итак, я поведал о приготовлениях. Но вмешался случай, и всё упростилось. Как раз в этот день на террасе разбился поднос со стаканами, и осколков было хоть отбавляй. Икс исполнил блестящую импровизацию. Помогая собирать их, он незаметно подложил один из них в туфлю мисс Хадлстон, после чего, отправившись в дом по какому-то поручению, что пришлось сделать всем вам в связи с этой маленькой катастрофой, сбегал наверх, где извлёк из щётки осколок и прихватил бутылочку поддельного йода, которую затем поставил в висевший в гостиной шкафчик, подменив ею хранившуюся там бутылочку настоящего йода. Для подвижного человека тридцати секунд, самое большее минуты, на это было достаточно. — Вулф вздохнул. — Как вам известно, затея удалась. Мисс Хадлстон сунула ногу в туфлю, порезалась, её брат принёс йод, доктор Брейди обработал им рану, после чего она заболела столбняком и умерла. — Его взгляд остановился на Брейди. — Между прочим, доктор, сам собой напрашивается вопрос. Как могло получиться, что вы не заметили отсутствия характерного для йода запаха? Это интересно.

Брейди помрачнел.

— Коли на то пошло, — сказал он едко, — то требуется ещё доказать, что бутылочка содержала не йод и, следователь…

— Глупости. Я же объяснил по телефону. Кусок дёрна, на который шимпанзе пролил находившуюся в бутылочке жидкость, был подвергнут анализу. Аргирол, йода нет и в помине, зато есть полчища бацилл столбняка. Заключение в полиции. Уверяю вас всех, что сколь ни неприятным может показаться дознание, которое я сейчас провожу, оно было бы неизмеримо неприятнее, если бы его проводила полиция. Выбирайте…

Звонок в дверь заставил меня отлучиться. Не желая пропустить кульминационные события, я мчался открывать, однако, прежде чем отпереть замок, принял необходимые при существующих обстоятельствах меры предосторожности, отодвинул занавеску и выглянул на улицу. И правильно сделал. Никогда прежде я не видел на нашем крыльце такого количества официальных лиц одновременно. Инспектор Кремер, лейтенант Роуклифф и сержант Стеббинс! Я приблизился к двери, щёлкнул замком, повернул ручку и, отворив слегка, сказал:

— Они здесь больше не живут.

— Послушай, ты, выскочка, — невежливо произнёс Кремер, — а ну-ка, немедленно открой дверь!

— Не могу. Петлю заело.

— Открывай, говорю! Мы знаем, что они здесь!

— Врите больше! Знаете, да не всё. Кое-чего не хватает… Что? Нет? Нет ордера? Какая жалость, судья-то сейчас на обеде…

— Чёрт возьми, неужели ты думаешь…

— Упаси Боже. Думает мистер Вулф. Моё дело — грубые физические усилия. Например, такие…

Я захлопнул дверь, проверил, что язычок защёлкнулся, после чего сходил на кухню, где, встав на стул, отвинтил молоточек звонка. Затем взял засов, запер на него заднюю дверь, попросил Фрица ничегоне трогать и вернулся в кабинет. Вулф умолк и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул и, направляясь к своему стулу, пояснил:

— Три разъярённых мужа. Очевидно, они вернутся с необходимыми документами.

— Кто конкретно?

— Кремер, Роуклифф и Стеббинс.

— Ха. — На лице Вулфа появилось удовлетворённое выражение. — Отключи звонок.

— Сделано.

— Запри заднюю дверь.

— Тоже сделано.

— Прекрасно. — Он обвёл взглядом присутствующих. — Инспектор, лейтенант и сержант полиции взяли здание в осаду. Поскольку они занимаются расследованием убийства, а все замешанные в деле лица находятся здесь, и им это известно, запертые двери моего дома доведут их до белого каления. Я позволю им войти, но только когда сочту нужным. Не раньше. Если кто-либо желает уйти сейчас, мистер Гудвин выпустит его на улицу. Итак, есть желающие?

Никто не двигался, не говорил, не дышал.

Вулф кивнул:

— В твоё отсутствие, Арчи, доктор Брейди заявил, что при наличии на террасе ветерка изменение характерного для йода запаха могло легко остаться незамеченным кем угодно. Верно, доктор?

— Да, — коротко ответил Брейди.

— Очень хорошо. Я совершенно с вами согласен. — Вулф окинул взглядом собравшихся. — Таким образом, импровизация нашего Икса увенчалась успехом. Позднее он, конечно, забрал из шкафчика бутылочку поддельного йода и поставил обычную. С его точки зрения, всё сошло гладко. И это действительно могло оказаться идеальным, не подлежащим никакому расследованию убийством, если бы шимпанзе не пролил часть содержимого бутылочки на траву. Я не знаю, почему Икс оставил данную деталь без внимания; времени было достаточно, несколько дней и ночей. Возможно, он не заметил этой шалости обезьяны или же не осознал таящейся в ней опасности. Впрочем, он любил рисковать. Не избавился же он, к примеру, от бутылочки поддельного йода и извлечённого из щётки мисс Хадлстон осколка, когда в них минула нужда. Он…

— Откуда вы знаете? — поинтересовался Ларри.

— Это просто. Он не мог не сохранить их, потому что воспользовался ими ещё раз. Вчера бутылочка поддельного йода появилась в шкафчике ванной мисс Николс. А осколок оказался в её щётке для мытья.

Я наблюдал, вернее, старался наблюдать за всеми сразу, но, очевидно, он — или она — был для меня слишком крепким орешком. Тот, для кого эта весть не явилась неожиданностью, сыграл роль так хорошо, что я не продвинулся ни на шаг в своих умозаключениях. Вулф тоже разглядывал собравшихся — неподвижно, полузакрыв веки и опустив подбородок на узел галстука.

— И, — продолжал он, — трюк сработал. Сегодня утром мисс Николс, начав мыться, порезала руку, достала из шкафчика йод и обработала им рану…

— Боже мой! — Брейди вскочил со своего места. — Но ей же необходимо…

Вулф остановил его взмахом ладони.

— Успокойтесь, доктор. Ей сделали укол антитоксина.

— Кто?

— Квалифицированный специалист. Сядьте, пожалуйста. Спасибо. В настоящий момент мисс Николс не нуждается в ваших профессиональных услугах, но я хотел бы воспользоваться вашими профессиональными знаниями. Во-первых… Арчи, щётка у тебя?

Она лежала в моём столе, всё ещё завёрнутая в принесённую Хоскинсом бумагу. Я развернул её и протянул Вулфу. Но он лишь спросил меня:

— Ты ведь умеешь обращаться со щёткой для мытья, не так ли? Покажи, как ты ей манипулируешь. На своей руке.

Будучи давно привыкшим ко всевозможным странностям с его стороны, я повиновался. Начав с запястья, я энергичными взмахами повёл щётку к плечу.

— Достаточно, спасибо. Несомненно, все вы, если, конечно, пользуетесь щётками для мытья, обращаетесь с ними аналогичным образом, то есть перемещаете не круговыми и не поперечными движениями, а вдоль руки, вверх-вниз. Кстати, и порез на руке мисс Николс, как мне описал его мистер Гудвин, расположен вдоль, приблизительно между запястьем и локтем. Это верно, мисс Николс?

Джанет кивнула, кашлянула и негромко сказала:

— Да.

Вулф повернулся к Брейди:

— Теперь вопрос к вам, сэр. Нам потребуются ваши профессиональные знания. Дабы получить отправную точку, на которую нельзя будет посягнуть. Почему мисс Николс повредила руку порезом длиной целых три сантиметра? Почему она не отдёрнула щётку сразу, как только почувствовала, что ранит себя?

— Почему? — Брейди уставился на Вулфа. — Но это же очевидно, просто она сперва ничего не почувствовала.

— В самом деле?

— Конечно. Не знаю, какую отправную точку вы желаете получить, но, натирая руку щёткой, она едва ли могла почувствовать в щетине остриё осколка. Более того, очевидно, только увидев кровь, она узнала, что порезалась.

— Да-а… — Вулф выглядел разочарованным. — И вы в этом уверены? Вы готовы присягнуть?

— Готов. Не раздумывая.

— Как и любой другой врач на вашем месте?

— Конечно.

— Выходит, придётся принять ваши слова на веру. Факты штука упрямая. Что ж, я закончил. Теперь настал черёд говорить вам. Каждому из вас. Я понимаю, что давать показания вот так, всем сразу — несколько непривычно, но на то, чтобы обставить эту процедуру надлежащим образом и допросить вас поодиночке, требуется слишком много времени.

Он откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев на верхушке своей неотразимой пищеварительной выпуклости.

— Начнём с вас, мисс Тиммс. Пожалуйста, говорите.

Но Мариэлла не заговорила. Она смотрела Вулфу в глаза, не произнося ни слова.

— Итак, мисс Тиммс?

— Я не знаю… — Она кашлянула, чтобы голос не был хрипловатым. — Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.

— Глупости! — рявкнул Вулф. — Отлично знаете. Вы умная женщина. Вы прожили в доме Бесс Хадлстон два года. Разве могло случиться так, что страх, неприязнь или любое другое чувство, возникнув в сердце одного из окружавших вас людей, достигли такой степени, что толкнули его на убийство, а вы ничего не заметили? Ни за что не поверю. Я хочу, чтобы вы сами рассказали сейчас то, что мне удалось бы вытянуть из вас, продержав здесь весь вечер и обстреливая вопросами.

Мариэлла покачала головой:

— Из человека нельзя вытянуть то, чего он не знает.

— Вы не будете говорить?

— Как я могу, если мне нечего вам сказать… — Вид у Мариэллы не был счастливым.

Взгляд Вулфа оставил её.

— Мисс Николс?

Джанет тряхнула головой.

— Мисс Николс, я не люблю повторяться. Сказанное в адрес мисс Тиммс относится и к вам.

— Я понимаю. — Она сглотнула и тихо продолжала: — Но я ничего не могу вам сообщить. Честное слово, ничего.

— Ни даже того, кто покушался на вас? Вы хотите сказать, что не имеете представления, кто пытался убить вас сегодня утром?

— Нет… не имею. И это испугало меня больше всего. Я не знаю, кто мог…

Вулф фыркнул и повернулся к Ларри:

— Мистер Хадлстон?

— Ни черта я не знаю, — отозвался тот.

— Ясно. Доктор Брейди?

— Мне кажется, вы оборвали свой рассказ, не дойдя до конца, — холодно произнёс Брейди. — Ведь вы заявили, что знаете, кто убил Бесс Хадлстон. И если…

— Я предпочитаю действовать так, как считаю нужным, доктор. Вы ничего не можете мне сообщить?

— Нет.

— Ничего имеющего пусть даже отдалённое отношение к какому-либо аспекту расследуемого дела?

— Нет.

Взгляд Вулфа переместился на Дэниела.

— Мистер Хадлстон, вы уже беседовали со мной и с полицией. Вам есть что добавить?

— Пожалуй, нет, — медленно проговорил Дэниел. Сейчас он казался ещё несчастнее, чем прежде. — Я согласен с доктором Брейди, что, если вы действительно…

— Так я и думал, — проворчал Вулф, обежав взглядом полукруг собравшихся. — Предупреждаю вас всех — конечно, с одним исключением, — что полиция в любом случае выжмет из вас информацию, и для большинства это будет печальный опыт. Там не станут проводить различия между существенным и несущественным. К примеру, там придадут значение тому факту, что мисс Тиммс пыталась пленить мистера Хадлстона своими чарами…

— Неправда! — возмущённо воскликнула Мариэлла. — Что бы ни говорили…

— Нет, пытались. Во всяком случае, ещё во вторник. Вы сидели на подлокотнике его кресла. И строили ему глазки.

— Не строила. И ничего я не пыталась…

— Вы любите его? Жаждете его? Восхищаетесь им?

— Конечно, нет!

— Тогда подозрительность полицейских удвоится. Они решат, что вы стремились завладеть его сердцем из-за денег его тёти. Кстати, раз уж речь зашла о деньгах, присутствующие не могли не знать, что брат мисс Хадлстон периодически получал от неё финансовую поддержку и был недоволен количеством отпускаемых средств. Однако вы отказались сообщить мне…

— Я не был недоволен, — вмешался Дэниел. Его щёки пылали, голос поднялся до крика. — Вы не имеете права распространять подобные инсинуации…

— Это не инсинуации, — сухо сказал Вулф. — Я просто показываю, за какого сорта детали полицейские ухватятся в первую очередь. Они вполне способны предположить, что вы шантажировали свою сестру…

— Шантажировал! — взвизгнул Дэниел. — Она оплачивала мои исследования…

— Исследования? — с усмешкой вставил племянник. — Исследования! Эликсир жизни! Снимите шляпы, господа…

Дэниел вскочил на ноги, и на какую-то секунду мне показалось, что он собирается изувечить Ларри, но оказалось, что он поднялся, чтобы произнести речь.

— Это гнусная ложь, — сказал он, пытаясь унять трясущуюся от злости челюсть. — Цели моих исследований и используемые мной методы носят чисто научный характер. Эликсир жизни — романтическое и неверное название. Правильный научный термин — «католикон». Моя сестра, будучи женщиной с воображением и интуицией, смогла оценить значимость моих идей и на протяжении ряда лет щедро финансировала…

— Католикон! — Вулф уставился на него с недоверием. — А я-то решил, что вы способны работать мозгами!

— Уверяю вас, сэр…

— И не пытайтесь. Сядьте. Меня не интересует, на что вы транжирили деньги своей сестры, но все вы отлично знаете, что существует ряд чрезвычайно интересных мне обстоятельств, и с вашей стороны просто глупо скрывать их. — Он погрозил пальцем в направлении Брейди. — Вам, доктор, должно быть стыдно за себя. Бессмысленно утаивать факты, которым рано или поздно суждено выйти на свет. Вы заявили, что не можете сказать ничего, имеющего пусть даже отдалённое отношение к какому-либо аспекту расследуемого дела. А как насчёт коробочки, которую вы наполнили в конюшне органическими отходами с целью последующего выделения из них спор столбняка?

Дэниел издал непонятный звук и повернулся, чтобы пронзить Брейди испепеляющим взглядом. Брейди оказался застигнутым врасплох, однако не настолько, насколько можно было бы ожидать. Он поднял глаза на Вулфа и произнёс:

— Каюсь, мне следовало вам об этом сказать.

— И это всё, что вы можете ответить в своё оправдание? Почему вы не поставили в известность полицию, как только они взялись за расследование?

— Потому что я думал, что расследовать нечего. Я оставался при своём мнении вплоть до сегодняшнего утра, пока вы мне не позвонили. Я не видел смысла…

— Что вы сделали с содержимым коробочки?

— Отнёс в свою лабораторию, где я и ещё двое моих коллег провели с ним ряд опытов. Нам требовалось разрешить спор. Затем мы его уничтожили. Полностью.

— И кто-нибудь из присутствующих знал об этом?

— Я… — Брейди нахмурился. — Да, помнится, мы обсуждали данную тему. Я рассказывал, сколь опасен может быть в подобной ситуации даже самый ничтожный порез.

— Только не мне, — мрачно произнёс Дэниел. — Если бы я знал, что вы…

Они уставились друг на друга. Дэниел ещё что-то пробормотал и сел.

Зазвонил телефон, я дотянулся до трубки. Звонил доктор Волмер. Я передал трубку Вулфу. Закончив разговор, он обратился к собравшимся:

— Жидкость, которой мисс Николс сегодня утром обработала рану, содержала достаточно спор столбняка, чтобы уничтожить население целого города. — Его взгляд остановился на Брейди. — Можете себе представить, доктор, как полиция расценит этот эпизод, в особенности учитывая, что вы его утаили. Вашим неприятностям не будет конца. В таких случаях сокрытие информации никогда не следует осуществлять без консультации со специалистом. Кстати, как долго вы знали мисс Хадлстон?

— Несколько лет. Но это было шапочное знакомство.

— А близко?

— Я не могу сказать, что был с ней близко знаком. Просто пару месяцев назад я завёл привычку появляться на Ривердейл довольно часто.

— Чем это было вызвано? Вы полюбили её?

— Кого?

— Мисс Хадлстон.

— Конечно, нет! — Брейди был не только поражён, но и задет. — Она годилась мне в матери.

— Тогда почему вы вдруг зачастили туда?

— Но… нужно же человеку где-то бывать.

Вулф тряхнул головой:

— Только не там, куда его ничто не влечёт. Может, это была скаредность? Прижимистость? Страсть к бесплатным верховым прогулкам? Не думаю. У вас, вероятно, вполне приличные доходы. Простое удобство? Нет, это вам было не по пути, солидный крюк. Лично я склоняюсь к другой догадке. Используя общепринятый эвфемизм, это любовь. Вы полюбили мисс Хадлстон?

— Нет.

— Тогда какова же причина? Уверяю вас, доктор, я веду себя куда более тактично, нежели это станет делать полиция. Итак, что это было?

На лице Брейди появилось странное выражение. Вернее, одно моментально сменялось на другое. Сперва протест, затем нерешительность, затем смущение и наконец — была не была! Всё это время его глаза смотрели прямо на Вулфа.

— Я влюбился в мисс Тиммс. Безумно, — произнёс он внезапно громче, чем все предыдущие фразы.

— О-о! — возбуждённо воскликнула Мариэлла. — Но вы же никогда…

— Попрошу не перебивать, — сказал Вулф с раздражением. — Вы уведомили мисс Тиммс о своём душевном состоянии?

— Нет. — Брейди держался молодцом. — Я боялся. Она… Я не… Она была такой легкомысленной…

— Неправда! Вы отлично знаете…

— Позвольте! — властно оборвал Вулф. Его взгляд обежал собравшихся и вернулся к Брейди. — Выходит, вы все, кроме одного, знали о том, что доктор Брейди взял из конюшни коробочку органических отходов и, однако, утаили от меня этот факт. Случай безнадёжный. Что ж, возьмём другой эпизод, более конкретный. В тот день, когда мисс Хадлстон обратилась ко мне за помощью, она упомянула, что подозревает мисс Николс в рассылке анонимных писем, так как считает, что та затаила на неё обиду. Я спрашиваю всех, включая вас, мисс Николс: в чём заключалась эта обида?

Никто не сказал ни слова.

— Хорошо. Я повторю вопрос индивидуально. Мисс Николс?

Джанет потрясла головой. Её голос был едва слышен:

— Ни в чём. Обиды не было.

— Мистер Хадлстон?

— Не имею понятия, — быстро ответил Дэниел.

— Мисс Тиммс?

— Я не знаю, — произнесла Мариэлла, и по тому, как взгляд Вулфа на мгновение задержался на её лице, я понял: он уверен, что она солгала.

— Доктор Брейди?

— Знал бы, так сказал. Но не знаю.

— Мистер Хадлстон?

Ларри приготовился заранее, натянув улыбку, перекосившую уголок его рта.

— Я уже заявлял, что мне ни черта не известно, — сказал он хрипло. — Какие ещё могут быть вопросы?

— Конечно. Простите, не согласились ли бы вы на минутку дать мне свои часы?

Ларри уставился на него, вытаращив глаза.

— Тот шестигранный механизм, что на вашем запястье, — пояснил Вулф. — Могу я взглянуть?

На лице Ларри отразилась целая гамма чувств, как незадолго до этого на лице Брейди. Он озадачился, затем решил взбунтоваться, затем самодовольно хмыкнул и проворчал:

— Зачем вам понадобились мои часы?

— Я хочу взглянуть на них. Сделайте это маленькое одолжение. До сих пор вы не слишком стремились помочь.

Ларри снова скривил губы в усмешке, расстегнул ремешок, поднялся и передал часы через стол Вулфу, который тут же накрыл их своей лапищей и коротко бросил:

— Арчи, папку с делом Хадлстон.

Я покинул своё место, отпер дверцу шкафа, вынул из него папку и протянул ему. Вулф взял её, раскрыл и произнес:

— Останься, Арчи, здесь. В качестве бастиона и свидетеля. Двое свидетелей даже будет лучше. Доктор Брейди, не могли бы вы встать рядом с мистером Гудвином и следить за моими действиями. Благодарю вас.

Взгляд Вулфа устремился в пространство между Брейди и мной и остановился на Ларри.

— Вы очень глупый молодой человек, мистер Хадлстон. Неискушённый до крайности. Вы держались так уверенно и самодовольно, потому что думали, будто я надеюсь найти в футляре ваших часов фотографию мисс Николс и буду чрезвычайно огорчён, её там не обнаружив. Вы ошиблись. Арчи, доктор, смотрите, пожалуйста, внимательно. Вот задняя крышка часов. А вот фотография мисс Николс, обрезанная в форме шестигранника того же размера. Окончательно соответствие можно установить, если открыть корпус часов, но я не стану этого делать. Его откроют позже, дабы сравнить под микроскопом с фотографией и доказать, что он её действительно там держал… Арчи!

Бастион выстоял. Своим отвратительным поведением Ларри уже давно напрашивался на затрещину, однако он избежал её и на этот раз, когда, разинув рот, попытался нырнуть между Брейди и мной, чтобы выхватить у Вулфа часы. Я лишь преградил ему путь рукой и, отшвырнув обратно в кресло, снова встал наготове.

— А теперь, — невозмутимо продолжал Вулф, — я помещу часы и фотографию для сохранности в отдельные конверты. Вот так. Если у вас, мистер Хадлстон, вызывает недоумение, как ко мне попала эта фотография, отвечу: её здесь оставила ваша тётя. Я думаю, сейчас вам самое время немного помочь следствию. Начнём с вопроса, ответ на который я могу проверить. Когда Бесс Хадлстон забрала у вас фотографию?

Ларри собрался презрительно усмехнуться, но это у него не очень-то получилось. Он не смог придать лицу нужного выражения, мимические мышцы двигались самостоятельно.

— Что ж, тогда, вероятно, пора впускать полицейских, — сказал Вулф. — Думаю, они разберутся с вами быстрее, чем…

— Жирный ублюдок! — Голос Ларри сорвался на визг.

Вулф поморщился:

— Попробуем ещё раз, сэр. Вам всё равно придётся ответить на эти вопросы, если не мне, то кому-нибудь менее жирному, но более настойчивому. Или вы предпочитаете, чтобы сведения выколачивали из слуг, из ваших друзей и знакомых? Дело и так приняло неприглядный оборот, а это его только ухудшит. Когда Бесс Хадлстон забрала у вас фотографию?

Челюсть у Ларри задвигалась, но не его язык. Вулф подождал десять секунд и коротко сказал:

— Арчи, впускай.

Я сделал шаг в сторону двери, но, прежде чем сделал второй, Ларри заговорил:

— Чёрт вас всех подери! Вы же прекрасно знаете, когда она её забрала! В тот же день, когда приходила сюда!

Вулф кивнул.

— Так-то лучше. Это было не впервые, когда она выразила неудовольствие по поводу ваших отношений с мисс Николс?

— Нет.

— Она руководствовалась какими-то моральными соображениями?

— Чёрта с два! Просто она не хотела, чтобы мы поженились. Она приказала мне расторгнуть помолвку. Мы держали помолвку в тайне, но она что-то заподозрила, допросила Джанет, а когда та ей всё рассказала, заставила меня её расторгнуть.

— Чем, естественно, привела вас в ярость. — Голос Вулфа был мягким, почти бархатным. — Вы воспылали жаждой мести…

— Ну нет! — Ларри подался вперёд. Он с трудом контролировал собственную челюсть. — Выкиньте эту идейку из головы, и немедленно! Вам ничего не удастся на меня повесить! Я никогда по-настоящему не хотел жениться на Джанет… Я даже не собирался! Это может подтвердить мой друг!

— В самом деле? — Глаза Вулфа были почти закрыты. — У такого человека, как вы, есть друг? Предположим. Но ведь после того, как тётя заставила вас расторгнуть помолвку, фотография по-прежнему оставалась в часах?

— Да. Иначе было нельзя. Понимаете, мне приходилось как-то общаться с Джанет, это представляло известные трудности — мы все жили в одном доме. Я боялся её. Однажды я нарочно открыл часы в присутствии тёти, чтобы она забрала у меня эту чёртову фотографию. Джанет, похоже, считала, будто фотография для меня что-то значит, и я решил: если ей станет известно, что её у меня больше нет…

— Вы знали, что мисс Николс рассылала анонимные письма?

— Нет, не знал. Догадывался, но не знал.

— А вы ничего не заподозрили, когда ваша тётя вдруг…

— Прекратите! Прекратите сейчас же!

Это сказала Джанет.

Нет, она не повысила голос. В этом не было необходимости. Одной интонации хватило бы, чтобы вдруг прекратилось всё и вся. Такое ожидаешь услышать из старой заброшенной могилы, если, конечно, ты из тех, кому такие ожидания свойственны. Она сидела неподвижно, шевелились только губы. В её взгляде, устремлённом на Вулфа, читалась такая мука, что я отвёл глаза. Очевидно, тот же эффект этот взгляд произвёл и на остальных, ибо они последовали моему примеру. Мы уставились на Вулфа.

— Ха, — сказал он негромко. — Похоже, для вас это оказалось несколько чересчур, мисс Николс?

Она глядела на него, не отвечая. Он продолжал:

— Как я и ожидал, вы сдались. Разбиты наголову. Предлагаю самый простой путь: я диктую признание, вы его подписываете. Затем я отсылаю его своему приятелю, редактору «Газетт», и сегодня же вечером оно будет на первой полосе. Он также с удовольствием получил бы исключительное право на публикацию вашей фотографии. Снимок может сделать мистер Гудвин. Вам понравится.

Ого, подумал я, кажется, он собирается не только утереть Кремеру нос, но и наградить отменным синяком! Дэниел что-то забормотал, Брейди подхватил, но Вулф сделал им обоим знак замолчать.

— Дабы польстить вам, мисс Николс, — продолжал он, — хочу отметить, что ваша виновность была отнюдь не очевидна. К окончательному выводу я пришёл лишь сегодня утром, после того как мистер Гудвин позвонил мне с Ривердейл, хотя, конечно, ещё девять дней назад, во время визита сюда мистера Хадлстона, заметил его шестигранные часы и заподозрил, что в них могла храниться ваша фотография. Однако сегодняшний спектакль был верхом идиотизма. Вероятно, вчера вы просто оцепенели от ужаса, когда увидели, что мистер Дэниел Хадлстон выкапывает дёрн, и, поняв, какими могут оказаться последствия, решили инсценировать покушение на себя. Надеюсь, теперь понятно, к чему я клонил, когда некоторое время назад спрашивал доктора Брейди, почему вы не отдёрнули щётку сразу, как только почувствовали, что осколок ранит вам руку, и он, как ожидалось, ответил, что вы попросту не заметили?

Она молчала.

— В том-то и дело, — продолжал Вулф, — что вы отдёрнули щётку, не проведя ею по руке и трёх сантиметров, именно потому, что знали: в щетине находится осколок и он вас режет. Знали, так как сами его туда поместили. В противном случае, порез оказался бы значительно длиннее, приблизительно в половину руки. Вы видели, как мистер Гудвин манипулировал щёткой. Так ею пользуются все. И, уж конечно, никто не перемещает её на три сантиметра и тут же останавливается. Но даже без этого ваша инсценировка чьей-то попытки убить вас была неправдоподобной. После всего случившегося каждый знал, что, даже обработав рану поддельным йодом, вы наверняка сделаете затем укол антитоксина, чем обречёте преступный замысел на полнейшее фиаско. Да и сами вы, инсценируя покушение, были уверены, что доза антитоксина избавит вас oт возможной опасности. Вы действительно…

— Прекратите! — произнесла Джанет всё тем же голосом.

Я не мог смотреть на неё.

И это было ошибкой. Потому что без всякого предупреждения она вдруг превратилась в молнию. Всё произошло так быстро и неожиданно, что, когда она схватила осколок со стола Вулфа, я ещё сидел на своём стуле, а когда поднялся, она уже неслась на Ларри, нацелив ему в лицо зажатый в пальцах осколок. Остальные тоже пришли в движение, однако никто не смог это сделать достаточно быстро, даже сам Ларри. Наконец Дэниелу удалось обхватить Джанет, прижав её запястье к туловищу, а я вцепился в другую руку, но на щеке Ларри уже виднелась красная полоска, начинавшаяся под глазом и спускавшаяся до самого подбородка.

Все, за исключением Джанет, стали производить звуки, некоторые из которых были словами.

— Замолчите! — рявкнул Вулф. — Арчи, если ты уже кончил дремать…

— Идите к чёрту, — ответил я. — Не все же такие гении, как вы. — Я чуть сильнее сдавил запястье Джанет. — Брось бяку, детка.

Она уронила осколок на пол и стояла теперь неподвижно, наблюдая. Брейди обследовал щёку Ларри.

— Рана поверхностная, — констатировал он, разворачивая носовой платок. — Вот, приложите-ка.

— О Боже, — простонал Ларри, — неужели останется шрам?..

— Это была неправда, — произнесла Джанет. — Ты солгал!

— Что? — Ларри уставился на неё.

— Она имеет в виду, — пояснил Вулф, — что вы солгали, сказав, будто никогда не хотели и не собирались на ней жениться. Я согласен с мисс Николс, что атмосфера здесь и без того была достаточно мерзкой. Вы питали её страсть, её надежды. Она обожала вас, одному Богу известно — за что. Когда ваша тётя встала у неё на пути, она ударила. Чтобы взять реванш? Да. Чтобы предостеречь: «Отдай его мне, или я тебя уничтожу»? Вероятно. Или чтобы погубить её, а потом спасти вас из-под обломков? Возможно. Или всё вместе, мисс Николс?

Джанет стояла к нему спиной, смотрела на Ларри и не отвечала. Я был начеку.

— Однако, — продолжал Вулф, — ваша тётя предпочла обратиться ко мне, и это напугало Джанет. Более того, побывав тем же вечером здесь и обнаружив у меня фотографию, которую вы обычно носили в часах, она не только испугалась, но и пришла в ярость. Будучи девушкой очень сентиментальной…

— Бог мой! — вырвалось у Брейди. — Сентиментальной!

По телу Джанет пробежала дрожь. Я взял её за руку и подвёл к красному кожаному креслу, в которое она упала точно подкошенная.

— Арчи, блокнот! — рявкнул Вулф. — Хотя, нет… сперва фотоаппарат.

— У меня нет больше сил это терпеть! — закричала Мариэлла, вставая. Она потянулась, чтобы за что-нибудь ухватиться, и так было угодно судьбе, чтобы это оказалась рука Брейди. — Я не могу!

Вулф нахмурился:

— Доктор, отведите её в оранжерею, пусть посмотрит орхидеи. Три пролёта вверх. Да прихватите с собой этого раненого и хорошенько заштопайте. Фриц принесёт всё необходимое. Йод советую сначала понюхать.


В шесть часов вечера я сидел за своим столом. В кабинете царили тишина и покой. Вулф всё обстряпал — во! Кремер вломился словно лев с отрядом полицейских и ордером, а удалился как ягнёнок с ворохом показаний, признаний, убийцей и апоплексией. Но, даже учитывая эти заслуги и ту любовь, какую я питаю к инспектору Кремеру, услышав звук спускающегося из оранжереи лифта, в котором ехал Вулф, я решил притвориться слишком увлечённым своей писаниной и не поднимать головы. Будто я его не замечаю. Решение предложить Мариэлле он мотивировал тем, что при сложившихся обстоятельствах ей нет никакой возможности вернуться на Ривердейл, а больше податься ей было некуда. Пф!

Однако мне так и не удалось сразить его своим ледяным презрением, ибо, выйдя из лифта, они направились прямиком на кухню. Я остался верен письменному столу. Время шло, я злился, и работа не клеилась. Около семи в дверь позвонили и, пойдя открывать, я обнаружил на крыльце доктора Брейди. Он сказал, что приглашён, и я проводил его на кухню.

Там было тепло, светло и витали аппетитные запахи. Фриц нарезал ломтиками спелый ананас. Вулф сидел на стуле возле окна, дегустируя содержимое дымящейся кастрюльки. Мариэлла, скрестив ножки, пристроилась на краешке длинного стала и потягивала джулеп[5]. Она приветственно помахала Брейди кончиками пальцев. Он замер как вкопанный и теперь, мигая, смотрел на неё, на Вулфа, на Фрица и вновь на неё.

— Что ж, — наконец выдавил он, — я рад, что у вас у всех такое праздничное настроение. В теперешней ситуации…

— Глупости, — оборвал Вулф. — Тут нет ничего праздничного. Мы готовим пищу. А мисс Тиммс нашла занятие получше. Вам что, необходимы истерики? У нас состоялась дискуссия относительно приготовления подового хлеба, и вот сейчас в духовке две партии: замешанная на двух яйцах — и на трёх, на молоке комнатной температуры — и на кипящем. Мисс Тиммс протягивает вам джулеп, возьмите. Арчи, джулеп?

Брейди взял у неё джулеп, осторожно поставил на стол, обвил её руками и крепко обнял. Она не вырывалась и не царапалась. Вулф, притворившись, что ничего не замечает, мирно снимал очередную пробу с кастрюльки. Фриц нарезал ананас.

— Кажется, мне надо взда-ах-нуть, — судорожно произнесла Мариэлла.

— Джулеп, Арчи? — любезно спросил Вулф.

Я не ответил, развернулся и вышел в холл. Отыскав шляпу, я хлопнул дверью с наружной стороны и зашагал к находившемуся на углу заведению Сэма, где взгромоздился на табурет возле самой стойки. Вероятно, я что-то бормотал, потому что Сэм спросил из-за стойки:

— Подовый хлеб? Что за чертовщина — подовый хлеб?

— Никогда не говори, пока с тобой не заговорят, — сказал я ему. — И дай-ка бутерброд с ветчиной и стакан токсина. Если нет токсина, сойдёт молоко. Старое доброе орангутанье молоко. Мне довелось играть в пятнашки с обнажённой убивицей. Знаешь, как распознать убивицу, если встретишь? Надо замочить её на ночь в йоде, затем слить через марлю, добавить фунт свиной требухи… Что? А-а, ржаную водку и никаких маринадов. Кажется, мне надо взда-ах-нуть.

О некоторых вещах я ему никогда не напоминал и не собираюсь. Однако на их счёт у меня есть десяток собственных теорий. Вот несколько:


1. Он знал, что я пойду на похороны, и послал букетик орхидей, просто чтобы меня подразнить.

2. Объяснение в его прошлом. Когда он был молодым и стройным, а Бесс Хадлстон ему под стать, они могли… м-м… водить знакомство. Что же до того, что она его не узнала, то я сомневаюсь, как бы поступила нынче на её месте его родная мать. А прошлое… Их у него множество — пятнадцать или двадцать наверняка. Это всё, что мне о нём известно.

3. Он оплачивал долг. В первый же день по какой-то детали, по оброненному кем-то слову он понял, что её попытаются убить, но был слишком ленив или увлечён приготовлением фрикасе из солонины, чтобы этому воспрепятствовать. Затем, когда она умерла, он осознал, что в долгу перед ней, и послал — что бы вы думали? Несколько чахлых орхидей? Нет, сэр. Чёрные орхидеи! Это были первые в истории человечества чёрные орхидеи, которые украсили чей-либо гроб. Долг погашен. Уплачен сполна. Получите расписку.

4. Лично я склоняюсь к номеру три.

5. Но тайна остаётся тайной, и когда Вулф временами ловит на себе мой взгляд, он прекрасно понимает, о чём я думаю.

А. Г.

Примечания

1

Действие происходит в 1941 году. (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

2

Согласно бытующему в англоязычных странах поверью, у кошки девять жизней.

(обратно)

3

Способ приготовления обезглавленной дичи и рыбы в пряном соусе или маринаде (фр.).

(обратно)

4

Горгулья — фантастическая фигура на рыльце водосточной трубы в готической архитектуре.

(обратно)

5

Джулеп — напиток из виски или коньяка с водой, сахаром, льдом и мятой.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2 
  • Глава 3 
  • Глава 4 
  • Глава 5 
  • Глава 6
  • Глава 7
  • *** Примечания ***