Рассказы [Бернард Маламуд] (fb2) читать постранично

Бернард Маламуд Рассказы

Еврей-птица

Окно было распахнуто, и в комнату залетела тощая измождённая птица. Несколько взмахов чёрными потрёпанными крыльями, хлоп-хлоп… Окно открыто — и вот она уже здесь. Было бы окно закрыто — значит не судьба ей найти кров. Устало взмахивая крыльями, птица залетела в раскрытое кухонное окно квартиры Гарри Когана, расположенной на последнем этаже жилого дома по 1-ой Авеню недалеко от нижней Ист-Ривер. На стене висела клетка улетевшей канарейки, её дверца была распахнута настежь. Но эта чёрная длинноклювая птица, со своей взъерошенной головой и печальными, слегка косящими глазами, так напоминавшая истрёпанную ворону, приземлилась на стол, если не прямо на аппетитную баранью отбивную Когана, то совсем рядом. Это случилось год назад жарким августовским вечером, когда хозяин дома, торговец морожеными продуктами, его жена и маленький сынишка сидели за ужином. Коган — грузный мужчина с волосатой грудью, в шортах на здоровенных мясистых ногах. На Эди был надет лифчик от красного купальника и жёлтые шортики, которые лишь слегка скрывали её стройные ножки. Своего десятилетнего сына Морриса, названного так в честь отца Эди, они звали просто Мори. Он был милым, хотя и не очень смышлёным ребёнком. Вся семья вернулась в город после двухнедельной поездки к матери Когана, которая была тяжело больна и находилась при смерти. Они хорошо проводили время в Кингстоне, в Нью-Йорке, но были вынуждены вернуться в Бронкс, узнав о болезни матери.

— Прямо на стол! — вскрикнул Коган, опуская свой пивной бокал и пытаясь со всей силы ударить птицу.

— Ах ты сучёнок!

— Гарри, выбирай выражения! — перебила его Эди, с опаской поглядывая на маленького Мори, который внимательно следил за всем происходящим.

Птица хрипло каркнула и, тяжело взмахнув своими перепачканными крыльями с взлохмаченными перьями, взгромоздилась на открытую кухонную дверь, уставившись вниз:

— Гева-а-алт! Погр-р-ром!

— Смотрите, это говорящая птица! — удивлённо вскрикнула Эди.

— Да ещё и по-еврейски! — добавил Мори.

— Ишь, какой умник! — буркнул Коган. Он обглодал отбивную и положил на тарелку кость. — Ну, если ты можешь говорить, скажи-ка ты мне, что ты здесь забыл. Чего тебе надо?

— Если у вас нет лишней бараньей отбивной, я не побрезгую и кусочком селёдки с крошкой хлеба. Ведь одной духовной пищей сыт не будешь, — изрекла птица.

— Это тебе не ресторан! — ответил Коган. — Я спрашиваю, что привело тебя по этому адресу?

— Окно было открыто, — со вздохом сказала птица и спустя мгновение добавила: — Я убегаю. То есть я улетаю, конечно, но в то же время я бегу, спасаюсь от преследования.

— От кого ты убегаешь? — поинтересовалась Эди.

— От антисемитов.

— От антисемитов? — переспросили они все хором.

— Да, именно от них.

— Какие же антисемиты преследуют птицу? — спросила Эди.

— Да всякие, — ответила птица — и орлы, и стервятники, и ястребы. А иногда и вороны возьмут, да и глаза тебе выклюют.

— А разве ты не ворона?

— Я? Я Еврей-птица!

Коган от души рассмеялся:

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа птица начала молиться. Она молилась без Торы и талеса, но с чувством, страстно. И Эди склонила голову, а Мори закачался, повторяя молитвы и одним глазом посматривая на птицу. Но Коган оставался безучастным.

Когда птица закончила молитву, Коган заметил:

— А где же твоя кипа и филактерии?

— Я старый радикал.

— А ты часом не какое-нибудь привидение или обман зрения?

— Да нет, я вовсе не фантом, — ответила птица — хотя с одной моей родственницей такое однажды приключилось. Слава Б-гу, всё уже позади. Её вырвали из лап этого сумасшедшего ревнивца, её бывшего любовника. Сейчас у неё двое чудных детишек.

— У птиц? — лукаво полюбопытствовал Коган.

— А что здесь такого?

— Это какие такие птицы?

— Такие как я — Еврей-птицы.

Коган откинулся на спинку стула и зашёлся грубым хохотом:

— Не смеши людей! Я слыхал о Еврей-рыбе, но о Еврей-птице — никогда.

— Им удалось истребить нас на какое-то время, — сообщила птица, переминаясь с одной тощей лапки на другую. — Пожалуйста, не угостили бы вы меня кусочком селёдки с маленькой крошкой хлеба, если, конечно, у вас есть лишний кусочек.

Эди встала из-за стола.

— Что ты собираешься делать? — спросил её Коган.

— Я почищу тарелки.

Коган повернулся к птице:

— Ну, и как Вас звать-величать, если это не такой уж строжайший секрет.

— Зовите меня Щварц.

— Может, это старый еврей, которого кто-то превратил в птицу? — предположила Эди, убирая тарелки.

— Это действительно так? — спросил Гарри, закуривая сигару.

— Кто знает? — отвечал Шварц. — Разве Б-г нам всё рассказывает?

Мори приподнялся на своём стуле и взволнованно спросил птицу:

— А какую селёдку ты предпочитаешь?

— Сядь, Мори, а то упадёшь! — скомандовал Коган.

— Если у вас нет