Золушка [Эд Макбейн] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Эд Макбейн Золушка


Глава 1

Отто понял, что за ним хвост.

Тридцать лет он занимается сыском, а за ним никто и никогда до сих пор не следил. Ничего подобного не случалось. Состарился, что ли, и больше не годится для своей работы? Пятьдесят восемь, дело, как говорится, быстро идет к концу. Он чересчур много курил, ел жирную пищу, но тут уж ничего не попишешь — профессиональные издержки. Оружия он при себе не носил, вооруженного частного детектива встретишь разве что на экране. Что проку иметь при себе пистолет, хотя бы и нынче вечером, если он не знает, как с этим пистолетом обращаться. Даже боится его, по правде говоря.

Порядочному еврейскому юноше оружие ни к чему… если он не Луи Лепке или Легс Даймонд, — о них, помнится, кричали все газеты, когда Отто был мальчишкой. Мать только головой качала: «Евреи-гангстеры, надо же такое! — И дважды сплевывала на сложенные вместе и вытянутые вперед два пальца, указательный и средний. — Тьфу, тьфу!» Порядочным еврейским юношам и пить не пристало, впрочем, их загодя считали трезвенниками. Проводились особые тесты, первое место среди пьющих заняли индейцы, за ними шли ирландцы, а евреи оказались в самой нижней части шкалы, что в известной мере доказывает справедливость общепринятых суждений. Отто пил много, тем самым опровергая всю эту чепуху.

На хвост ему сели скорее всего с полчаса назад, когда он уходил из «Лачуги у моря».

Здесь, во Флориде, любят все называть по-чудному, с вывертом. «Лачуга у моря»! Надо думать, вначале этому кабаку дали другое имя: что-нибудь вроде «Песни моря» или еще как-то так, но потом решили сострить, ведь кабак и в самом деле был лачуга лачугой.[1] Отто выпил в баре три порции, глазея на парочку грудастых девиц в узких «топиках», которые играли в «разносчика». Отчего не поглазеть, для этого-то он еще недостаточно стар. Ему попадались бракоразводные дела, когда в супружеской измене обвиняли девяностолетних стариков. Вот так-то!

Значит, там он и подцепил хвост.

Когда уходил из «Лачуги у моря».

Вот тебе и награда за то, что выпил пару стаканчиков. Может, двум этим шлюхам в «топиках» шибко понравилась его лысая голова и теперь они гонятся за ним, чтобы предложить все виды извращенного секса? Вот это шанс! В последнее время весь его секс, изощренный, извращенный или обыкновенный, происходил со старой проституткой-негритянкой из Лодердейла, которая боялась подхватить какой-нибудь лишай и поэтому мыла ему «петушок» хозяйственным мылом. Хорошо хоть не выкручивала после этого, как белье. Но вообще-то она была вполне. Что-то страстно мычала, делая минет. Весьма приятно.

Иногда он спрашивал себя, что это она мычит.

Звучало похоже на музыку Гершвина.


Мэтью не сразу узнал ее.

Она была в красном, это ее любимый цвет, ее, так сказать, отличительный признак, но она сделала новую прическу, к тому же похудела фунтов на десять-двенадцать и казалась от этого выше ростом, чем в прошлый раз, когда они виделись. И загорела еще больше. Нет, он в самом деле сначала не узнал Сьюзен. Уставился на нее, когда она вошла. Да, уставился. Стоял, будто прирос к полу, спиной к Мексиканскому заливу и глядел во все глаза на собственную жену, с которой развелся два года назад, и не мог сообразить, кто это, и думал, как бы подобраться к ней и оттеснить в уголок, пока этого не сделал кто-нибудь другой. Но тут в ее темных глазах вспыхнули знакомые искры, и он в одно мгновение вернулся на Лейк-Шор-Драйв в Чикаго, рука об руку с самой прелестной девушкой из всех, кого он знал, и девушка была Сьюзен, и она стояла теперь здесь, перед ним, но уже больше не была его женой.

Он улыбнулся и кивнул.

Сьюзен направилась к нему.

Сильно открытое огненно-красное платье удерживалось на высокой груди без всяких бретелек. Темные глубокие глаза, каштановые, красиво подстриженные волосы, полные, крепко сжатые губы, которые придавали овальному лицу выражение строгой, уверенной в себе и дерзкой красоты. В ушах покачивались серьги с черными жемчужинами. Он подарил ей эти серьги в десятую годовщину их свадьбы, а еще через три года они развелись. Как нажито, так и прожито.

— Привет, Мэтью, — сказала она.

Он гадал, кем она обернется сегодня вечером. Ведьмой? Или Сироткой? Сьюзен великолепно владела искусством преображения. Даже после развода она осталась непредсказуемо изменчивой, никогда не угадаешь, в каком обличье предстанет она в очередной раз.

Но он все еще не мог отвести от нее глаз.

— Ты постриглась, — сказал он.

— Заметил, — ответила Сьюзен.

Мэтью все не мог угадать, что его ждет: яростное нападение или дождь розовых лепестков.

— Сердиться не перестал? — спросила она.

— Из-за чего? — осмелился он поинтересоваться, ибо со Сьюзен следовало соблюдать осторожность.

— Из-за школы для Джоанны.

Джоанна была их четырнадцатилетняя дочь. Мэтью мог с ней видеться