Невеста Коупленда [Сьюзен Элизабет Филлипс] (fb2) читать онлайн

Невеста Коупленда

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНА УСПЕЛА ОСТАНОВИТЬ ЕГО, ОН СОРВАЛ ВСТАВКУ СПЕРЕДИ ЕЕ ПЛАТЬЯ.

— Куинн! — выдохнула она.

— Замолчи и посмотри на себя! — он грубо повернул ее лицом к зеркалу. — Ты самая красивая женщина в Лондоне. И никто не сможет отнять у тебя этого.

Он был прав. Она никогда не выглядела лучше, хоть сейчас ее платье и было скандально обнажающим. Пока она смотрела на себя в зеркало, что-то тяжелое и холодное скользнуло в теплую ложбинку меж ее грудей. Это был плоский топаз квадратной формы, подвешенный на длинной золотой цепочке.

Застегивая замочек украшения, Куинн усмехнулся.

— Если они настолько слепы, что не заметят все твои достоинства, это вернет их внимание к тому, что они пропустили. Выше подбородок, Ваше высочество. С тобой в этом платье и со мной на твоей стороне, все узнают наверняка, что нам обоим плевать на то, что они думают!

Джулии и Гейл… с благодарностью.

Линде, которая сказала: — Конечно, вы сможете.

И, без вопросов, Сандре Хорон.

ПРОЛОГ

— Ноэль, ma petite, если мы потерпим еще немного, все наладится, вот увидишь.

Дейзи Дориан сидела за своим загроможденным туалетным столиком, осторожно укладывая в модном небрежном беспорядке свои короткие светлые локоны, которые слишком по-юношески вились вокруг ее лица. Мизинчиком она легко нанесла на губы коралловый блеск и, довольная результатом, мило надула губки, глядя в зеркало.

Семилетняя девчушка сидела рядом, пристально глядя на мать. Она знала, что никогда не будет такой красивой. Девочка не замечала морщинок в уголках синих глаз Дейзи или одутловатости под ее подбородком, также как не осознавала и того, что светлые волосы матери выглядят скорее тусклыми, чем яркими, а предплечья не такие крепкие, какими они должны быть. Больше всего на свете Ноэль Дориан хотела быть похожей на свою маму, когда вырастет.

— La bonne chance (прекрасный случай), в конце концов, улыбнется нам, — заключила Дейзи. — А почему бы и нет? Вот только сегодня я подслушала, как мистер Лэклэнд обсуждал подбор актеров для «Гамлета». Ручаюсь тебе, Ноэль, он смотрел прямо на меня, когда говорил об Офелии.

Ноэль счастливо хихикнула и подбежала, чтобы встать на коленки рядом со своей матерью. Девочка старалась не задеть последнего хорошего платья Дейзи, слегка поношенного, но все еще привлекательного розового одеяния.

— Какой чудесной Офелией ты будешь, Mama, — она осторожно поставила ударение в конце слова Mama, точно как учила ее Дейзи, которая, следуя моде последнего времени, восхищалась всем французским. — Ты только подумай, как все будет волнительно, когда ты станешь знаменитой.

Она вскочила и подняла над головой свои тоненькие ручки.

— Дейзи Дориан появляется в Ковент-гардене с мистером Джоном Филлипом Кемблом! Или может быть ты и миссис Сиддонс сыграете в «Как вам это понравится». Она может быть Селией, а мне хотелось бы, чтобы ты сыграла Розалинд.

Дейзи нежно улыбнулась своей дочери и ответила, что миссис Сиддонс вряд ли согласилась бы с таким распределением ролей.

Не обращая внимания на пессимизм матери, Ноэль задорно танцевала по маленькой, потертой комнате.

— Я полюбила эту историю сразу, как ты мне ее рассказала. Особенно та часть, где Орландо наконец встречает Розалинд в лесу Ардена и все женятся, — она упала на пол, глаза ее мечтательно светились. — Мне бы так понравилось смотреть на свадьбу. Может быть, однажды ты выйдешь замуж, и я смогу побывать на твоей свадьбе. Как ты думаешь, я смогу, Mama?

Дейзи поставила мускусный одеколон, который она наносила на впадинку на горле, и повернулась к своей дочери, которая серьезно смотрела на нее. Женщина ощутила знакомую теплоту, когда вглядывалась в красивые топазовые глаза и маленькое личико, как у эльфа, окруженное золотисто-коричневыми кудрями, такими же короткими, как и у самой Дейзи.

— Малышка, разве ты не счастлива со мной вдвоем?

— Конечно, я счастлива, Mama. Но если ты выйдешь замуж, у меня будет отец, и нам не придется беспокоиться о счетах, которые мы не можем оплатить, — девочка, задумавшись, помедлила. — Мы могли бы жить в красивом доме, и у меня мог бы быть пони.

Дейзи весело рассмеялась.

— Ах вот оно что, моя маленькая плутовка! Ты вовсе и не заботишься о моем замужестве. Ты просто хочешь пони! Кроме того, у тебя уже есть отец, как ты очень хорошо знаешь. Просто он не живет с нами.

— Я знаю, Mama, и он благородный, и красивый, и богатый.

— И я не совсем уверена, кто он, — про себя добавила Дейзи, последний раз проводя щеткой по волосам. Но то, что он обладал всеми тремя перечисленными качествами, не вызывало сомнений.

Это было такое счастливое время в ее жизни. Все те богатые и титулованные мужчины приносили ей цветы, покупали безделушки и делили с ней постель. Она критически осмотрела свое лицо. Сейчас это было не так легко. Годы пролетели слишком быстро.

— Не плюхайся так, когда садишься, Ноэль. Опускайся грациозно, — она произнесла это более резко, чем намеревалась. — Помни, милая, в твоих венах течет кровь королей.

Ожидая следующего наставления матери, Ноэль выпрямилась на своем стуле, стараясь не наклонять спину назад.

— Я очень надеюсь, что однажды смогу увидеть его.

Больше для себя, нежели для Ноэль, Дейзи наставительно произнесла:

— Я уверена, ты увидишь его, ma petite. Но это просто глупо тратить время на то, мечтая о вещах, которые невозможны, и беспокоясь о том, что может или не может случиться. Гораздо лучше веселиться: танцевать, играть в карты или покупать новую шляпку.

— Но тебе придется побеспокоиться, или у тебя не будет денег, чтобы купить шляпку, Mama. Вот почему я так счастлива. Не только потому, что ты станешь знаменитой, когда мистер Леклэнд позволит тебе сыграть Офелию, но и потому что мы сможем оплатить все наши счета и даже оплатить ренту миссис Маспретт, так что она перестанет смотреть на меня своим отвратительным морщинистым лицом.

Внутри себя Дейзи обругала себя за то, что упомянула Ноэль об Офелии. Девочка была серьезной маленькой штучкой, такой уверенной в том, что Дейзи проявит себя как знаменитая актриса. Тем не менее, даже оптимистичная жизнерадостная натура Дейзи не позволяла ей делать каких-либо больших ставок на свое будущее на сцене. В тридцать она была уже старовата для театра. Кроме того, когда Фрэнк Лэклэнд смотрел на нее, он без сомнения, вспоминал их весьма приятное кувыркание на полу его гостиной предыдущей ночью.

Жизнь Дейзи, как дамы полусвета, началась, когда ей было пятнадцать, и она сбежала от своего тиранического отца, мелкого фермера, и двинулась в сторону Лондона. Она быстро отдала свою девственность пожилому баронету, который покупал ей муслин и шелка, из которых она шила облегающие платья, подчеркивавшие стройность ее фигуры. Дейзи носила золотые браслеты на своих обнаженных руках и страусиные перья на мягких кудрях. Баронет обожал ее, она заставила его вновь почувствовать себя молодым, веселым и беззаботным.

Вскоре после восемнадцатого дня рождения Дейзи он умер. Она поплакала денек, потом решила, что сделает карьеру в театре. И хотя она и была сразу принята в труппу за ее красоту, менеджеры очень неохотно давали ей роли, крайне далекие от главных роли, когда услышали, как тонок ее голосок, лишенный какого-либо драматического тембра.

В последующие несколько лет даже небольшие роли стали очень редкими, и ее долги начали тревожно расти. Дейзи поняла, что целиком зависит от щедрости ее обожателей. К сожалению, теперь мужчины, искавшие ее расположения, уже не были очаровательными и богатыми джентльменами из высшего общества. Вместо этого они были торговцами и клерками, которые зарабатывали деньги тяжелым трудом и ревностно их оберегали.

Мысли о деньгах всегда вызывали у Дейзи головную боль, и сейчас она внезапно встала и разгладила свое розовое платье. Новые полоски белого кружева на шее и окантовке были весьма удачны, отметила женщина, в то же время надеясь, что никто не заметит перешитого наряда.

— Сейчас я уйду, cherie. Спрячься, как только я покину комнату, — она поцеловала Ноэль в мягкий подбородок с ямочкой. — Bonsoir, enfant (Доброго вечера, дитя).

— Bonsoir, mama (доброго вечера, мама), — Ноэль закрыла за Дейзи дверь и забралась на кровать, которую делили они с матерью и натянула покрывало до подбородка. Девочка заснула почти сразу.

Всего несколько часов спустя Дейзи стремительно неслась по улицам назад к своему жилищу. Ночью сильно похолодало, и сырой ветер злобно срывал с женщины плащ. Дейзи завернула за последний угол и бросилась к дому, бряцая ключом в оцепеневших пальцах. Неуклюже нащупав замок, она наконец открыла его, для того лишь, чтобы впустить в дверь порыв ледяного ветра. Дейзи в отчаянии хлопнула дверью, лишь слегка придержав ее, чтобы не разбудить бдительную хозяйку. Задыхаясь, она взобралась по лестнице, ее ноги бесшумно ступали по деревянным половицам.

Дейзи влетела в гостиную, и, не сняв плаща, начала скидывать то немногое имущество, которое она еще не успела заложить вместе с вещами ее девочки, в большой чемодан и шляпную картонку, украшенную симпатичными сценами из Ридженс Парк.

Только после этого женщина через комнату прошла к ребенку, мирно свернувшемуся на своей узкой кроватке. Девочка дышала глубоко и ровно.

— Ноэль, проснись, — Дейзи мягко потрясла малышку и прошептала: — Проснись, дорогая.

Веки Ноэль тяжело приподнялись, затем закрылись и открылись снова.

— Тебе нужно встать и быстро одеться, — Дейзи стянула с ребенка покрывало и начала натягивать на девочку одежду. — Надень это. Тебе придется одеться потеплее, детка. На улице ужасно холодно.

— Что случилось, мама? Куда мы идем? — чистый голосок Ноэль прорезал тишину комнаты.

— Тсс! Сейчас не время объяснять. Поспеши. Мы должны уходить очень, очень тихо, — Дейзи засунула сонную девчушку в ее одежду, втиснула ей в руки картонку, и тихо повела ее вниз по лестнице и на улицу, в ненастную ночь. Сама она несла тяжелый чемодан.

Ноэль без слов следовала за матерью, держась за ее плащ. Поклажа тяжело стучала о тонкие ножки девочки. Когда картонку подхватывал ледяной ветер, она ударялась о Ноэль. Шелковые веревки врезались глубоко в пальцы девочки.

Иногда она спотыкалась. Один раз поскользнулась на заледеневшей луже и больно приземлилась на бедро. Но девочка не протестовала. Страх на лице матери подталкивал малышку вперед.

Они скользили через вымощенные улицы и узкие темные закоулки, через замороженные аллеи и зловонные многоквартирные дома. Холод пронизывал одежонку Ноэль, пока она не начала отчаянно дрожать. Девочка начала тихонько всхлипывать, но по-прежнему не протестовала.

Наконец они добрались до реки, которую пересекал громоздкий каменный мост. Чернильная черная вода неприветливо тянулась по обе его стороны. Ноэль последовала за матерью на мост, затем, внезапно, Дейзи остановилась и принялась вглядываться в окружающее пространство. Она казалась смущенной, заблудившейся.

— Это река, мама, — нерешительно напомнила Ноэль.

— Река? — глаза Дейзи были отсутствующими, они пугали Ноэль гораздо сильнее, чем холод. Женщина тихо стояла, неестественно спокойная.

Ноэль огляделась. Четыре квадратные ниши были расположены по обеим сторонам моста. В одной из них съежилась древняя старуха, в другой спали два оборванца. Ноэль подвела Дейзи к одной из свободных ниш и, легонько толкнув, прислонила к холодной каменной стене, которая могла стать хоть каким-то прикрытием от укусов ветра. Сама девочка съежилась рядом с матерью.

— Мама, что случилось?

Дейзи безучастно посмотрела на дочь.

— Расскажи мне, что случилось, — умоляла Ноэль.

Тень поднялась в глазах Дейзи. Ее заменил ужас, такой неистовый, что Ноэль отпрянула.

— Ньюгейт!

Название печально известной долговой тюрьмы повисло между ними, как смертный приговор.

— Они идут за мной. Как раз этим утром они придут за мной, чтобы забрать меня в Ньюгейт. Караульный на Ойстер-Лэйн — мой друг. Он подслушал разговор двух мужчин. Я должна быть арестована за долги.

Дейзи прижала Ноэль к себе и начала горько плакать.

— Мы никогда не сможем вернуться, — сказала она, всхлипывая.

На следующий день они нашли сырое жилье в тусклом переполненном многоквартирном доме. Закладывая некоторые вещи, которые остались у Дейзи, они могли покупать себе еду и платить ренту за квартиру в последующие за этим месяцы. Найти работу оказалось невозможно для Дейзи.

Она боялась обращаться в какие-либо театры из-за шанса быть узнанной. Никакого другого опыта у женщины не было, а внешность ее была настолько изящной, что ни на какую более тяжелую работу ее не брали.

Постепенно Дейзи начала терять интерес к собственной жизни, заботясь только о дочери. Если раньше она была любящей, но порой беззаботной мамашей, теперь она постоянно думала о том, что делала и говорила Ноэль. Дейзи надоедливо заводила одну и ту же волынку, следя, чтобы речь и походка дочери были правильными, чтобы она вела себя как леди. Опасаясь того, что Ноэль может перенять скрипучий акцент улиц, Дейзи запрещала девочке играть с кем-нибудь из толпы оборванных ребятишек, которые наводняли до краев переполненные дома.

Это были оборванцы с пустыми глазами, многие из которых имели вздутые животы и гноящиеся язвы на телах. В Ноэль, которая выглядела и говорила совсем не так, как они сами, они нашли мишень для своих насмешек. Они называли ее «Ваше высочество», кланяясь, когда она проходила мимо, и высовывали свои костлявые ноги, чтобы заставить ее растянуться головой вперед на скользких улицах. Они высмеивали ее речь и оскорбляли непристойностями.

Ноэль бежала к матери, но Дейзи, казалось, даже не могла понять, что происходит. Ноэль была парией, вытащенной из своей среды и неспособной защитить себя. Беспомощность была чем-то, что хорошо чувствовали другие. Заметив это качество в девочке, дети только усилили свои нападки. Они подкарауливали Ноэль на улице, забрасывая ее грязью из сточных канав.

Наконец, когда мальчишки, сбившись в группу, повалили ее на землю и начали мочиться на нее, в Ноэль что-то щелкнуло. Разъяренная, с сухими глазами, девочка бросилась на обидчиков. Ее здорово побили, но перед тем она сама смогла нанести несколько повреждений противникам. После этого дня Ноэль больше не пряталась, независимо от того, были ли враги поодиночке или группой. Она приняла вызов. Каждый раз, когда девочка проигрывала битву, этот случай снова и снова прокручивался в ее голове. Ноэль изучала собственные ошибки с твердой решимостью не повторять их. Она поняла, что если сможет выжить в первых жестоких нападениях, то сможет продержаться дольше, чем ее противники. Имея лучшее питание, чем другие дети, Ноэль была более вынослива, и могла продолжать драться, когда они уже выдыхались. Она начала выбирать себе противников более осторожно, отказываясь быть втянутой в драку с теми, кого, как она понимала, победить было ей не под силу.

К концу ее первого года жизни среди них дети научились оставлять Ноэль в одиночестве и даже оказывали ей неохотное, на расстоянии уважение. Они по-прежнему звали ее «Ваше высочество», но больше не насмехались над ней. И это было единственное прозвище, под которым они знали девочку, ее настоящее имя было потеряно для всех, кроме матери.

Подошло время, когда крошечные сбережения Дейзи закончились. Два дня у них не было еды.

Вечером второго дня Дейзи прикоснулась губами к волосам Ноэль и выскользнула в ночь. У нее больше нечего было заложить или продать, кроме себя. На следующее утро женщина вернулась, принеся с собой два вкусных пирога с мясом, сумку молодой картошки и половину сливового торта.

Необъясняемые исчезновения Дейзи продолжались, и постепенно Ноэль привыкла к ним. Иногда мать возвращалась с едой или монетами, иногда с пустыми руками. Однажды она приковыляла в почти бессознательном состоянии. Из уголка рта Дейзи сочилась кровь, под глазом был большой синяк, отчего глаз распух и был наполовину прикрыт. Ноэль нежно умыла ее и помогла ей лечь на грубую мешковину, из которой была сделана постель Дейзи. Когда девочка надавила на мать, требуя объяснений, та только неясно улыбнулась и прошептала:

— Не волнуйся, моя радость. Помни, в тебе течет кровь королей.

Ночью восьмилетний ребенок сидел у постели спящей матери. Обнимая свои колени тонкими ручками, девочка думала о том, что сказала Дейзи. Без сомнения с девочкой, в которой течет королевская кровь, должны случаться только чудесные вещи. Она не должна жить в грязи или голодать, или носить такую уродливую одежду.

Что-то холодное стиснуло сердце Ноэль. Что будет с ними? Она посмотрела на Дейзи. Несмотря на то, что ее матери был только тридцать один год, прошедшие месяцы преждевременно состарили ее. Кожа Дейзи была грубой и морщинистой, ее яркие кудри были теперь тусклыми и спутанными, их покрывала старая серая шаль. Раньше женщина жила надеждой и удовольствиями. Теперь мечты ушли, и все, что она могла — просто выживать.

Однажды утром, до того, как Дейзи проснулась, Ноэль натянула рубашку и пару холщовых штанов, которые нашла. Покусывая свою нижнюю губу, сжав в руке тупой нож, она сосредоточилась на том, чтобы отрезать свои волосы, и кромсала их, пока они не стали такими же короткими, как у мальчишки. Девочка подхватила грубый кусок мешковины, тихо выскользнула из своего тусклого подвала и направилась к реке.

Группа оборванцев рассыпалась по берегу, разыскивая кусочки угля, потерянные перевозчиками. Это были уличные мальчишки, маленькие уборщики мусора, которые подбирали кусочки угля, чтобы продать беднякам, и кусочки металла, которые они сдавали как лом.

Ноэль заметила мальчишек с большого расстояния и начала сама обыскивать берега. Девочка понимала, что пришла слишком поздно, и остались только маленькие кусочки угля. Тем не менее, она подбирала их и аккуратно складывала в мешковину, которую принесла с собой. Вскоре Ноэль заметила, что мальчишки подвернули свои штаны и бродят босыми ногами по колено в грязи.

Девочка уселась на берегу и принялась подворачивать свои собственные штаны. Подняв голову, она увидела огненно-рыжего мальчишку примерно ее возраста, приближавшегося к ней.

— Ты новичок здесь, так? Меня зовут Суинни, — он протянул угольно-черную руку.

Ноэль энергично встряхнула ее.

— Я Н-н-нил, — заикаясь, произнесла она. — Нил Дориан.

Глаза Суинни озорно сверкнули.

— Какое-то совсем странное имя для девчонки.

Сердце Ноэль упало. Как он смог узнать это так быстро?

Словно прочитав ее мысли, мальчишка ухмыльнулся и сказал:

— Это все твоя походка. Ты двигаешься такими дурацкими маленькими шажочками. Знаешь ли, пацаны здесь скорее умрут, чем решатся ходить так.

Что-то в дружелюбном лице мальчика позволило Ноэль довериться ему.

— Я знала, что они прогонят меня, если узнают, что я девчонка. Как ты думаешь, кто-нибудь из них тоже заметил это?

— Из них? — он презрительно взглянул на остальных. — Ну, конечно, рано или поздно они заметят, но знаешь ли, они многое пропускают. Ни капли воображения. Чтобы замечать то, что вижу я, нужно иметь хоть немножко воображения. Ну это как будто ты предчувствуешь что-то, если ты меня понимаешь. Остаешься на один шаг впереди остальных.

Ноэль жадно вслушивалась в философию Суинни, думая о том, какой он мудрый и всезнающий.

— Как ты узнал так много? — спросила она с восхищением.

— Ну, просто бываю много где и держу свои глаза открытыми, — ответил Суинни, засовывая большой палец за пояс своих обтрепанных штанов.

Глаза Ноэль зажглись надеждой.

— Как ты думаешь, ты мог бы научить меня? Моя мама больна, — она поколебалась. — Не все в порядке с головой.

Это был первый раз, когда Ноэль призналась в этом, даже самой себе.

— Так у тебя есть мамочка? — Суинни горделиво выпятил вперед грудь. — Я забочусь сам о себе с тех пор, как был совсем крохой.

Он критически оглядел девочку.

— Первое, что нам следует сделать, это как-то изменить твою дурацкую походочку. Не хотелось бы, чтобы мои приятели узнали, что я помогаю девочке стать мальчишкой. Потом я покажу тебе самые лучшие места. Научу, как доставать из грязи кусочки угля пальцами ног. Не думаю, что ты подходишь для этого, только не с твоей забавной манерой говорить, но все же мы продолжим. Кто лучше Суинни Поупа собственной персоной может научить тебя!

В тот день он показал Ноэль места, где уголь большей частью оседает на поверхности грязной жижи, и места, где ей придется утопить ноги в иле и ступнями нащупывать крупные куски.

К середине дня Ноэль была перепачкана грязью и промокла до костей, но все же была очень довольна собой. Пальцами ног она уже могла отличать куски угля от камня. Она нашла небольшую пригоршню металлических заклепок и даже один драгоценный кусок меди. Но, что самое важное, у нее появился первый друг.

С того дня Суинни взял Ноэль в свои руки. Он оказался строгим учителем. Объяснив ей что-либо один раз, Суинни ожидал, что она запомнит все от и до. Вместе они бродили по улицам Лондона. За пенни дети могли придержать лошадь или подмести дорожку через улицу, чтобы модные пешеходы не запачкали свои туфли. Они стали частью мира уличных людей: уличных торговцев, носильщиков, проституток. Однажды Суинни добыл коробку шнурков для ботинок, которые дети продали в розницу по две пары за полпенса. Мальчик научил Ноэль всему, что знал. В свою очередь, от нее он получал полное обожание.

С приходом холодной погоды Дейзи начала приводить мужчин в свое жилище. В первый раз, когда это случилось, Ноэль проснулась от крика Дейзи. Она вздрогнула от испуга.

— Мама, что не так?

— Тсс! Ноэль, иди обратно спать, — от девочки не ускользнули умоляющие нотки в голосе Дейзи.

Мужской голос, злобный и угрожающий, прозвучал оттуда, где на постели Дейзи высилась куча тряпья.

— Черт тебя подери, кто это?

— Это просто моя маленькая дочка. Не обращай на нее внимания. Она больше не побеспокоит нас.

— Хорошо. Я отвешу ей хороший удар, если услышу ее еще раз. А сейчас повернись.

— Нет! — умолял голос Дейзи. — Только не это. Пожалуйста!

— Повернись, ты, стерва!

Ноэль услышала звук жгучего хлопка, затем шуршание грубой кровати. Один раз Дейзи пронзительно вскрикнула, потом начала тихонько всхлипывать. Жалобные звуки продолжались и после того, как мужчина ушел. Но Ноэль не стала подходить к матери, чтобы ей не пришлось чувствовать себя неловко.

Вместо этого девочка лежала без движения, вспоминая все оскорбительные шуточки, которые слышала от других мальчишек. Не сознавая того, ее быстрый мозг запоминал каждую непристойную реплику, каждый грязный жест. Сейчас все это вспомнилось ей, и Ноэль в первый раз поняла, что происходит между мужчиной и женщиной. С этим знанием пришли стыд и унижение, столь сильные, что она задрожала. Девочка покрепче сжала вместе свои тоненькие ножки и стиснула руки на груди. Никто и никогда не будет ее так использовать!

На следующее утро Ноэль проснулась на рассвете, холодная боль терзала ее сердце. Тихонько она натянула свои брюки и рубашку и уже приготовилась выскользнуть из подвальной комнатки. Невольно ее глаза обратились к ее матери.

Дейзи лежала на постели лицом вниз, ее обнаженная шея была хорошо видна. Ноэль заметила уродливые синяки на ее плечах и грубые отметки, похожие на укусы, на ее спине. Три монетки валялись на выщербленном деревянном столе. Ноэль подняла их и подержала в своей ладони, горькие слезы катились по ее щекам, пока она пристально смотрела на эти деньги. Они смогут хорошо поесть сегодня вечером, но цена этого была слишком высока.

Состояние Дейзи ухудшалось. Иногда она целыми днями сидела в темном углу их лачуги, выходя только для того, чтобы облегчиться или съесть несколько кусочков хлеба. В иной раз, когда Ноэль возвращалась с берега реки, Дейзи отсутствовала и появлялась с мужчиной намного позже, когда ее дочь уже отправлялась в постель. Иногда мужчины платили, иногда нет. Дейзи, казалось, не замечала разницы.

Это были наихудшие моменты в юной жизни Ноэль. Она ложилась спать, вставив свои маленькие пальчики глубоко в уши, чтобы не слышать хрюканья грубых мужчин, которые пыхтели над ее матерью. Иногда они били Дейзи, заставляя ее всхлипывать от боли. В другое время она лежала беззвучно, совершенно равнодушная к тому, что с ней делали.

Ноэль стала отчаянно бояться мужчин. Она отскакивала, если сталкивалась с ними. Даже когда добродушный разносчик, продававший яблоки, поприветствовал ее, она бросилась мимо него, отводя взгляд. Ни от одного представителя мужского пола, за исключением Суинни Поупа, она не видела доброты, и сейчас она боялась их всех, кроме него.

Ее дружба с Суинни Поупом оборвалась трагически. В свой девятый день рождения Ноэль стояла снаружи запретной каменной стены Ньюгейта, в то время как люди толкались и мельтешили за ее спиной. Разносчики продавали свои изделия, и кареты грохотали мимо. Внутри этих стен палач накинул петлю на шею Суинни Поупа. Ребенок был казнен за кражу двух апельсинов. Его смерть должна была послужить примером того, что может случиться со всеми остальными, теми, кто отказывался подчиняться закону.

Когда Ноэль было десять, Дейзи перестала есть.

— Пожалуйста, мама, — умоляла Ноэль, глаза ее были огромными и тревожными. — Просто съешь это. Всего два укуса и все.

Ноэль попыталась заставить ее съесть маленькие кусочки пищи.

— Скушай это для меня, — прошептала Дейзи, безучастно глядя на дочь, как крыса, загнанная в угол. — В тебе течет кровь королей, моя драгоценная. Однажды ты будешь такой красивой, такой красивой.

Ее хрупкий голос затих. Она начала жалобно плакать.

В начале апреля, в благоухающий день, полный обещаний весны, Дейзи умерла. Она была похоронена в безымянной могиле в Поттер-Филде. Одна Ноэль стояла у ее гроба.

Слишком высокая для своих десяти лет, вся, словно, состоящая из одних локтей и коленок, она беззвучно плакала. Слезы катились по тонкому лицу девочки, из носа текло. Ноэль отчаянно любила свою мать, но поклялась, что никогда не будет такой, как Дейзи. Она пойдет своим путем. Она выживет.

Глава 1

Возможно, Ноэль Дориан была лучшей карманницей в Сохо. Таким званием не наделяют просто так, и оно частенько становилось предметом многочисленных обсуждений в незаконных пивных, которые пышно разрастались в этом районе.

— Я те говорю, ей никто и в подметки не годится, — шумел толстый, лысый мужчина, одетый в засаленную толстовку, при этом размахивая в воздухе оловянной кружкой, чтобы придать значимость своим словам. — Ее высочество лучшая среди тех, кого я видел, а я, поверь мне, повидал их в свое время немало.

— Да нет, ты не прав, — его собеседник с сонным лицом, которое было покрыто язвами, поймал вошь в своих волосах и раздавил ее большим и указательным пальцами. — Ее высочество, конечно, хороша, не буду отрицать. Но ей не сравниться с джентльменом Джеком, ну, до того, как ищейки поймали его и посадили под замок, чтобы повесить. Она слишком разборчива. Ты знаешь ее. Она не пойдет прямо в Хэймаркет, чтобы обобрать какого-нибудь богатенького типа. Болтается на задворках, как говорится, где джентльмены не такие подходящие, как могли бы быть, и где карманы не распахнуты с готовностью.

— Да, может быть, здесь ты и прав, друг мой. Нет никаких сомнений, что Джентльмен Джек имел больше, чем она, но он не был так умен, как Ее Высочество, даже наполовину, — толстый мужчина тяжело грохнул по столу своим кулаком, на котором была одна неприличная татуировка. — Чтоб мне провалиться! Я никогда не видел ничего похожего на то, как она наряжается шлюхой и крутится вокруг ничего не подозревающего парня! Кроме ее титек в ней нет ничего, она плоска, как доска, но мне и в голову бы не пришло сказать такое, когда она нагибается и они туго натягивают лиф того зеленого платья…

На этом утверждении оратор внезапно остановился и вытащил много повидавший носовой платок из своего кармана, чтобы стереть пот, вдруг выступивший на его лбу.

— Ха! — выкрикнул его собеседник. — В пот бросило при мысли о прелестях Ее высочества? Шиш тебе перепадет что-нибудь от нее. Хотя она и выглядит как шлюха, могу поспорить, что ни один мужчина не касался ее. Даже если она и подпустила бы тебя к себе, то обработала бы так же, как и всех остальных. Будет о тебя тереться, обольщая тем, как сильно хотела бы встретиться с тобой в Петухе и Фазане и хорошенько напиться. А сама тем временем залезет к тебе в карман и возьмет все, что пожелает.

— Петух и Фазан! — толстый мужчина был настолько охвачен весельем, что подавился дешевым джином, который пил, и забрызгал его каплями своего собеседника, пытаясь вновь обрести дыхание. Придя в себя, толстяк вновь наполнил свою кружку и продолжил. — Как много раз мы встречали этих бедняг, бредущих нам навстречу, и спрашивающих, где может быть Петух и фазан?

— Когда у меня в последний раз допытывались об этом, — ответил его компаньон, вновь впиваясь пальцами в кожу черепа, — я предложил ему поискать где-то в районе Друри Лэйн. Да, да, я так сказал. Чтоб мне провалиться, если бы я объяснил ему, что никакого Петуха и Фазана нигде и нет, и лучше бы ему проверить свои карманы.

В этот самый момент объект этой пьяной беседы, подпитываемой джином, съежился в темном, обшарпанном дверном проеме около Глассхаус Стрит, пытаясь найти хоть какую-то защиту от ночной измороси. Хотя девушка и находилась рядом с Хэймаркет, она, как и говорили пьяные болтуны, не решалась выходить в беспокойную суету этого знаменитого центра ночной жизни Лондона. Память о трагической судьбе Суинни Поупа не оставляла Ноэль. Для нее, как для карманной воровки, риск и так был достаточно велик, и без того, чтобы связываться с высшим классом. Кроме того, голубые дьяволы, как называли членов только что созданного подразделения полиции, были очень бдительны в отношении охраны членов высшего общества.

Под влажным потрепанным плащом на Ноэль было надето единственное нарядное изумрудно-зеленое атласное платье. Материал сейчас был потускневшим и сильно запачканным под мышками и по подолу, черное кружево отделки в глубоком вырезе корсажа потрепалось. В некоторых местах было заметно, что потершиеся швы одежды совсем разошлись. Хотя Ноэль и сшивала их снова вместе, неровные стежки и яркие желтые нитки являли собой молчаливое свидетельство ее неспособности к шитью.

Несмотря на то, что девушке еще даже не было восемнадцати, выглядела она на десять лет старше. Маленькое личико эльфа, которое так любила Дейзи, мазками покрывал алый румянец. Топазовые глаза, которые уже больше не сияли, были тусклыми и густо обведенными черной краской для век. Ноэль была высокой, но мучительно тоненькой, с впалыми щеками и грязной шеей. По комплекции она почти напоминала мертвеца, и это сходство было усилено ее неопрятно выглядевшими волосами. Пытаясь избавиться от насекомых, девушка обрезала их чуть ниже мочек ушей. Поскольку зеркало у нее отсутствовало, а из парикмахерских инструментов был только нож, края волос получились рваными и неровными. А еще они были оранжевого цвета. Не глубокого красно-коричневого или не теплого каштанового, а такого оттенка, который больше всего напоминал связку высушенной моркови. Когда Ноэль в первый раз решила выдавать себя за проститутку, она хотела изменить цвет своих волос, чтобы выглядеть старше. Но частое использование сыпучего красителя пагубным образом повлияло на ее кудри, которые сейчас были печально украшены одиноко поникшим страусиным пером.

На первый взгляд ее внешность была столь непривлекательной, что было совершенно непонятно, каким же образом то, что она выдавала себя за шлюху, помогло ей стать такой удачливой карманницей. Но если приглядеться более внимательно, можно было увидеть определенную чувственность линии ее рта, привлекательную хрипотцу ее голоса и, конечно, выпирающие из глубокого выреза округлые груди, которые стали объектом обсуждения среди мужчин и мальчишек по всему Сохо. Все это намекало на необыкновенную красоту, которую нищета украла у Ноэль Дориан.

В этот момент Ноэль размышляла о том, стоит ли ей задержаться еще здесь, в надежде на то, что моросящий дождь позволит ей выйти, или же вернуться в свою комнату. В конце концов, она решила подождать еще немного. По правде говоря, у нее больше не было денег, чтобы заплатить за жилье. Ноэль была слишком беззаботна и не следила за своими пенни. Теперь перед ней стояла опасность потерять свое жилье. Этого она не могла допустить. Комнатка была крохотной и убогой, но, по крайней мере, она была не в подвале, и Ноэль жила в ней одна.

Девушка поморщилась, вспомнив о годах прошедших со дня смерти Дейзи. О сырой лачуге, которую ей приходилось делить не меньше, чем с пятнадцатью обитателями, оказавшимися вместе в одно время. Большинство из них были беспризорниками, как и сама Ноэль. Кто-то был младше ее, кто-то старше. Она вспомнила двенадцатилетнюю Мэг Уоткинс, оберегавшую своего младенца, следя, чтобы крысы не сгрызли его крохотное тельце, пока он спал. И Барди, пожилого мужчину, который дружил с ними и охранял их жалкие пожитки, пока они отсутствовали, добывая себе еду. Он был почти слеп сейчас, но по-прежнему жил в лачуге, и Ноэль виделась с ним так часто, как ей это удавалось.

Она продвинулась в мире с тех далеких дней. Не далеко, но достаточно, чтобы иметь свою собственную комнату и немного еды. «И не существует никого, кто заставит меня так легко оказаться от этого», — твердила она себе, оглядывая узкую улочку в поисках подходящей цели. Ноэль понимала, что могла бы жить лучше, но, казалось, что она не в состоянии удержать деньги. Они легко уходили. Девушка улыбнулась про себя, подумав о тех маленьких оборванцах, которые жили теперь в той лачуге, из которой она сбежала. Их желудки были полнее, чем ее собственный, благодаря деньгам, которые она давала Барди для того, чтобы кормить их.

При звуке деревянных колес, стучавших по булыжнику, она огляделась и увидела, что к ней приближается старьевщик Билли, толкающий свою скрипящую тележку вниз по пустынной улице. Она вздохнула, понимая неизбежность того, что сейчас произойдет.

— О, разве это не Ее высочество собственной персоны, — он снял свою грязную кепку и насмешливо поклонился. — И что же Ее высочество делает так далеко от Букингемского дворца ночью наподобии этой? Король Вилли решил, что не хочет иметь в своей постели карманницу? Или просто устал ложиться с куском льда?

Ноэль с каменным выражением лица смотрела на него.

— Не хочешь разговаривать с кем-то вроде меня? — он оставил свою тележку и прошаркал к Ноэль. — Однажды, Ваше высочество, — сказал он, усмехаясь, обнажив при этом ряд гнилых обломков своих передних зубов, — ты поймешь, что ничем не отличаешься от всех нас. Твой высокомерный и важный вид не значит вообще ничего.

Ноэль одарила его ледяным взглядом.

— Оставь меня одну, — отрывисто сказала она, точно обрубая каждое слово.

Билли приблизил свое лицо к ее лицу. Ноэль отпрянула назад от его отвратительного дыхания.

— Я видел, как ты с важным видом подходишь ко всем эти джентльменам, трясешь перед ними своей грудью, доводишь их до того, что все, о чем они думают, так это об удовольствии, которое могут найти между твоих ног. — Он непристойно почесал себя через свои грязные брюки. — Как насчет того, чтобы потереться о старого Билли, Ваше высочество? — Он выставил одну клешнеобразную руку и потянулся к ее груди.

Ноэль отпрыгнула назад, выхватывая из кармана смертельного вида нож. Она взмахнула им в воздухе, остановила лезвие буквально в дюйме от глотки Билли.

— Убирайся от меня, Билли, пока я не разрезала на кусочки твое отвратительное лицо. — Ее голос был угрожающим. На лице застыла маска решимости.

Старьевщик разъяренно отскочил назад.

— Будь ты проклята, стерва. Однажды кто-нибудь поймает тебя, и ты не скоро забудешь это, — тонкая струйка слюны потекла из уголка его рта.

— Убирайся от меня, мерзавец, или я разделаюсь с тобой так, что бы ты никогда больше не смог наложить свои грязные руки на других женщин!

Что-то в лице Ноэль подсказало Билли, что нужно поскорее убираться к своей тележке. Он слишком далеко зашел с Ее высочеством. Старьевщик вспомнил Джима Уиллера с зазубренным красным шрамом через всю щеку. Все остальные слишком хорошо знали, что случается, когда связываешься с ней. Ворча сквозь зубы, он быстро похромал вниз по аллее. Его тележка угрожающе скрипела от такой непривычной скорости.

Ноэль трясло, когда она убирала свой острый нож в ботинок. Как долго сможет еще она противостоять Билли и остальным? Девушка знала, что ведет опасную игру. Ноэль вздрогнула, увидев напротив двух старых ведьм со злобными лицами и толстыми губами. Они были когда-то молоды, но продали свою юность за несколько пенсов, и теперь тратили заработанное на плохой джин.

Как могли они продавать свои тела? Нет ничего ужаснее этого, даже голод не так страшен. Память о мужчинах, жестоко обращавшихся с Дейзи, непрошено ворвалась в мысли Ноэль. Девушка мрачно подумала о том, что нашла свой собственный способ обращаться с мужским полом. То, что она решила выдавать себя за проститутку, не было случайностью. Каждый раз, когда она оставляла мужчину, который изнывал от похоти по ней, несмотря на обчищенные карманы, Ноэль чувствовала, что хотя бы немножко смогла отомстить за смерть Дейзи.

Звук глубокого смеха привлек внимание девушки. В конце улицы стояли двое мужчин, освещаемые мягким желтым светом одинокого уличного фонаря. Дыхание Ноэль участилось. По их одежде она поняла, что это джентльмены. Что они делают так далеко от удовольствий Хэймаркета?

Девушка задумалась. Одной из причин, почему ей так везло, было то, что она не рисковала. Джентльмены были плохой добычей. Ноэль взяла себе за правило держаться от них подальше. Это правило она нарушила только однажды, тот мужчина был старым и немощным. Кроме того, она была очень хорошо вознаграждена, напомнила себе Ноэль. Карманы представителей высшего класса были набиты серебром. Дорогие часы покоились на дне золотых кармашков для часов. За один их шелковый носовой платок можно было выручить не меньше шиллинга у ростовщика на Друри Лейн.

Конечно, были и сложности. Многие джентльмены сейчас носили в карманах вместо серебра бумажные банкноты. Ноэль задумчиво покусала нижнюю губу. Использование таких бумажных банкнот было опасным. Никто из уличных разносчиков не возьмет их, и, несмотря на произношение, присущее высшему классу, которое она так тщательно пыталась сохранить, ей вряд ли удастся сбыть эти бумажки какому-нибудь уважаемому торговцу, не вызвав подозрений. Конечно, она всегда могла продать банкноты ростовщику, но практичная натура Ноэль восставала против этого, поскольку денег за эти бумажки давали значительно меньше, чем они стоили на самом деле. Она тихонько засмеялась про себя. Она сейчас беспокоится о том, куда ей деть бумажные деньги, еще до их получения.

Ноэль снова взглянула на мужчин. Несмотря на то, что девушка не могла их видеть ясно, она чувствовала, что они молоды. Но ей так сильно нужны были деньги, что можно и рискнуть. «Мне так долго везло», — напомнила она себе, — «Нет, это не совсем правда». Ей ни то что везло, просто она была осторожна. Она никогда не рисковала. А, пытаться обставить двух молодых богатых джентльменов, было на самом деле глупо. Ноэль постояла в нерешительности, затем начала с неохотой разворачиваться, как раз тогда, когда один из двоих, тот, что пониже ростом, споткнулся, едва удержавшись от падения на грязную мостовую.

«О, так он пьян», — подумала Ноэль, ее интерес снова возрос. Это все немного меняет, не правда ли?

Держась в шаге от кучи гниющего мусора, она отошла от дверного проема, который обеспечивал такую ненадежную защиту от дождя, и, прячась, подобралась поближе к мужчинам, и, в конце концов, притаилась в маленьком углублении между двумя зданиями.

Тот из двоих, что был пониже, обернулся. У него было мальчишеское лицо с пухлыми щеками и маленькими веселыми глазками. Непослушные песочного цвета волосы выглядывали из-под высокой касторовой шляпы.

— Куинн, старина, — обратился он к своему собеседнику, — ты, конечно, прости меня, такого ужасного непутевого проводника, но боюсь, мы с тобой заблудились, — объявив это, он громко икнул. — Отель Брейдли должен быть именно здесь. — Бессмысленно махнув рукой в ночном воздухе, он сделал последний глоток из бутылки, которую держал в руке, прежде чем передать ее своему товарищу.

— Не волнуйся, Том, — голос его компаньона был глубоким и сильным. Его американский акцент был не знаком Ноэль. — На худой конец мы просто вместе проведем неприятный вечер в компании Саймона.

Он сделал большой глоток из бутылки.

Ноэль выпрямилась, чтобы разглядеть лицо говорившего, которого назвали Куинном, но тот по-прежнему стоял, повернувшись в другую сторону. Он был даже выше, чем ей поначалу показалось. Могучие плечи, казалось, грозили разорвать швы его пальто. Он был без шляпы, и капли дождя на его черных волосах, оттенка воронового крыла, сверкали в свете уличного фонаря.

— Да ладно, Куинн. Твой отец вовсе не так уж плох, — дружески попенял Томас, неустойчиво опускаясь на ближайший порог. — Старик мог оставить тебя дома в Америке управлять делами компании. Вместо этого ты здесь вспоминаешь нашу школьную дружбу и наслаждаешься изысканной ночной жизнью Лондона.

Он буйно рассмеялся над иронией своей глупой шутки.

— Лучше бы он сделал это, — кисло ответил Куинн, передавая бутылку обратно Томасу. — Все, что он делал в последние три месяца, так это читал мне лекции о том, что я совершенно не подхожу для того, чтобы быть наследником «Коупленд и Пил».

При этих словах Ноэль навострила ушки. Она не имела понятия о том, что «Коупленд и Пил» — это компания, занимающаяся строительством кораблей, бороздящих океаны. Девушка понимала только то, что такое внушительное название должно подразумевать под собой большие деньги.

«Если бы я только могла увидеть его лицо», — подумала она. — «Мне не хотелось бы столкнуться с ним в трезвом рассудке». Она даже слегка вздрогнула, вновь взглянув на его широкие могучие плечи.

Куинн горько продолжил:

— Мой Бог, я подумал, что он сошел с ума. Мне кажется, он не способен видеть дальше своего носа. Он собирается разрушить «Коупленд и Пил» из-за своего проклятого ослиного упрямства.

Про себя Томас подумал о том, что упрям не один Саймон, но мудро придержал свое мнение при себе.

— Он отказываетсявкладывать хоть какие-то капиталы в эксперименты. Первоначальные шаги, которые я сделал в отношении формы корпуса, ошеломляют, но нужно двигаться дальше. Мы можем усилить торговлю с Китаем, но Саймон отказывается воспринимать их всерьез. Даже по самым строгим подсчетам, корабли «Коупленд и Рил» могли бы добраться из Нью-Йорка в Кантон за сто десять дней и вернуться обратно меньше, чем за девяносто.

— Девяносто дней? — Томас даже не потрудился скрыть свою недоверчивость. — Это невозможно! Я не виню Саймона в том, что он проявляет такой скептицизм.

— Нет, это возможно, — настаивал Куинн. — Если мы проведем некоторые изменения в корпусах, наши корабли смогут делать по десять или больше узлов. К сожалению, не один я пытаюсь экспериментировать с формой корпуса. Если «Коупленд и Пил» не хотят безнадежно отстать в ближайшие пятнадцать лет, нам нужно начинать прямо сейчас — больше экспериментов с корпусом, потом построение моделей, а затем и строительство корабля. Я не понимаю, как может Саймон быть настолько слеп. Я уже подумываю о том, не бросить ли сейчас «Коупленд и Пил» и заняться этим самому. Он собирается обанкротить нас, ублюдок. А в лучшем случае он превратит нас во второсортную компанию кораблестроителей.

Глаза Томаса расширились, когда он услышал такую злобу в голосе Куинна.

— Тихо, тихо, старина, хлебни-ка еще глоточек. Побольше этого чудесного рома, и все покажется не таким уж отвратительным.

Когда Куинн обернулся, чтобы взять бутылку, полный свет уличного фонаря упал на его суровое лицо. Ноэль внезапно забыла, как дышать. Американец был молод, что-то около двадцати пяти или чуть больше, и невероятно привлекателен. Но это была непривычная, грубая привлекательность, не характерная для англичан. Его кожа была бронзовой. Пряди черных волос, которые Ноэль удалось рассмотреть раньше, падали на широкий лоб. Его скулы были высокими, нос крепкий, узкий в переносице. Линия челюсти была четкой и жесткой. Сильнее всего привлекали внимание пронзительные глаза, черные, как куски оникса.

Крохотные волоски на ее шее приподнялись. Ее инстинкты, обострившиеся оттого, что долгое время ей приходилось жить своим умом, предупреждали о том, что он не из тех мужчин, с которыми можно шутить.

— По крайней мере, Саймону следовало бы порадоваться тому признанию, которое ты получил в обществе. Учитывая то, что половина мамаш Лондона рассчитывают выдать за тебя своих незамужних дочек, тебя можно назвать добычей сезона, — не без зависти отметил Томас.

Ноэль более пристально взглянула на Куинна. Она попыталась понять, почему богатые леди, имеющие красивую одежду и много еды, могут захотеть выйти замуж за этого угрожающего чужестранца. Они должны быть сумасшедшими, чтобы желать попасть во власть этому мужчине.

— Поверь мне, Томас, это не то, что я мог бы пожелать даже своему худшему врагу! — Куинн вытащил из кармана тонкую сигару с отрезанным кончиком и зажег ее. — Все эти разряженные, раскормленные матроны, подсовывающие мне своих бледных от страха дочек. Этого достаточно, чтобы отвратить мужчину от женщин!

— Иисусе! — воскликнул Томас. — Куинн Коупленд — женоненавистник! Это никогда не будет звучать убедительно, старина. Ну уж нет, насколько я вижу, ты уже помечен, помечен для мышеловки священника!

— Заткнись, Том, — прорычал Куинн. Он сделал глубокий глоток из бутылки, проглотив ром так, как будто это была вода.

Томас ухмыльнулся, наслаждаясь смущением Куинна.

— Ты можешь мне довериться. Какая же из этих высокородных особ будет выбрана твоей невестой?

— Проклятье, Том, и ты туда же!

— О, так Саймон уже допытывался у тебя об этом?

— Годами, — ответил Куинн, лениво облокотившись на фонарный столб. Дым от сигары завивался колечками вокруг его темных волос. — В конце концов, он сказал мне, что больше не будет просить меня жениться. Он приказывает мне сделать это.

— Это довольно жестко даже для Саймона, не правда ли?

— Я тоже так думаю, — саркастически ответил Куинн.

Даже в своем нынешнем одурманенном состоянии Томас почувствовал, что в сложных отношениях между Саймоном и его твердолобым сыном есть нечто большее, чем просто несогласие по вопросу управления «Коупленд и Пил» или семейному положению Куинна.

— Если он так хочет невесту Коупленда, почему бы ему самому не жениться снова?

— Ты кое о чем забываешь, Том. Саймон, как и многие американцы, человек, сделавший себя сам. Он начинал учеником плотника, когда ему было тринадцать. И к сорока годам сумел подняться до одного из крупнейших кораблестроителей в мире. Сейчас, в пятьдесят, он хочет вообще забыть о том, что когда-то был учеником плотника. Саймон хочет, чтобы имя Коупленд было так же уважаемо, как имена Уинтроп, Ливингстон или Франклин. И хотя он никогда не признает этого, он уже создал себе видение династии Коуплендов: от старшего сына к старшему сыну. Но для этой династии ему нужна женщина. Не любая женщина, естественно. Только какая-нибудь особа безупречного происхождения может быть следующей невестой Коупленда, — Куинн стряхнул пепел с сигары в лужу, где он исчез с шипящим звуком. — Ну и конечно, он верит, что правильная жена облагородит меня и сделает респектабельным.

Томас захихикал, его слова начали сливаться вместе.

— Ты только представь себе это. Куинн Коупленд, августейший гражданин, оплот церкви, краеугольный камень династии Коуплендов, покидает дом ровно в шесть ноль-ноль. Целует у двери свою супругу, у которой лицо как пудинг.

— Щипает служанку, — вставил Куинн, распутно ухмыльнувшись.

— О, ради Бога, нет, дружище! — объявил Томас с насмешливым ужасом. — Не перед детьми!

— Перед всеми шестью из них, — ханжески добавил Куинн.

— Какими шестью! Ты забыл о близнецах!

— Восемь? — прорычал Куинн, выбрасывая уже пустую бутылку в переполненную сточную канаву. — Проклятье, Томас Салли, ты зашел слишком далеко!

В безуспешной попытке держать себя с достоинством, Томас выпрямился.

— Я не единственный, кто зашел слишком далеко. Это все твоя жена, с лицом похожим на картофелину.

— Ты сказал — с лицом как пудинг. Ты уж определись, наконец!

— Пудинг, картофелина — в любом случае ты сможешь заниматься с ней любовью, только накрыв ее уродливое лицо подолом ее ночной рубашки.

— Не забывайся, ты говоришь о моей жене, ты, ублюдок, — проревел Куинн, шутливо ударяя кулаком своего пошатывающегося приятеля.

Ноэль наблюдала, как эти двое обмениваются дружескими непристойностями и награждают друг друга безвредными тумаками. Они не обращали внимания на моросящий дождь, который мог повредить их красиво сшитые наряды. Девушка подумала о том, что на деньги, которые стоит эта одежда, можно было бы год кормить семью из шести человек. Англичанин был пьян, как кузнец в день оплаты.

Ноэль вновь изучила американца. Его голова была запрокинуты в смехе, капли дождя сверкали на лице, словно выточенном из камня. Неуверенность не покидала ее. Потом девушка подумала об отдельной комнате, которую отчаянно хотела сохранить, и о деньгах, в которых так нуждалась.

Ноэль задумалась. Американец может быть свободен. Ее целью был Томас Салли.

Сделав два глубоких вдоха, чтобы успокоиться, Ноэль вышла из своего тайного места и направилась к ним, провокационно покачивая своими костлявыми бедрами и соблазнительно улыбаясь, в совершенстве подражая тем женщинам, которых она видела так часто.

Двое мужчин, положив руки друг другу на плечи, разразились жизнерадостной, неприличной песенкой:

Кто этот монах с лысой головой?

Персона, которая повергнет рогоносца?

Что это за ружье, которое стреляет прямо в точку?

И ударяет прямо между ног девушки?

Они прервали свою песню, когда Ноэль приблизилась к ним и остановилась в нескольких футах перед Томасом. Вызывающе положив руки на свои узкие бедра, она бесстыдно улыбнулась ему.

— Доброго вечера, господин. Как насчет того, чтобы немного повеселиться? — она растягивала гласные и глотала согласные с легкостью. Эту манеру произношения она предусмотрительно усвоила, чтобы не выделяться среди остальных проституток.

— Ну, ну, — Томас пьяно сливал слова, — не это ли один из прекраснейших цветков Лондона, благословивший нас своим присутствием. — Он снял свою касторовую шляпу и глубоко поклонился ей. Движение было бы очень галантным, если бы Томас не испортил жест, закончив его громким рыганьем.

Ноэль кокетливо захихикала.

— О, сэр, разве вам не одиноко? — Подхватив его под руку, она придвинулась поближе к нему, аккуратно выбирая подходящий момент. От него пахло табаком и ромом, вместе получалась не самая плохая комбинация. Не спеша она прижалась своим телом к нему, отводя плечи назад, чтобы он мог видеть большую часть обнаженной груди.

Глядя на него через полуприкрытые веки, она соблазнительно прошептала:

— Ты очень привлекательный малый, мистер.

Куинн, забавляясь, фыркнул.

— Дьявол, над чем это ты смеешься? — вскричал Томас, одаривая Куинна взглядом превосходства. — Эта юная леди, без сомнения, одна из самых опытных судей, разбирающихся в мужчинах.

— Я не сомневаюсь, что она опытна, — парировал Куинн, улыбка лениво играла в уголках его губ, — но мне интересно, насколько она умеет их различать.

Ноэль почувствовала насмешливую непристойность в их шутках. «А чего ты ожидала?» — упрекнула себя она. Ты же сама хотела, чтобы они поверили в худшее.

Глаза американца бесстрастно шарили по ее телу, задержавшись на безвкусном страусином пере, застрявшем в заледенелых волосах, на частично выставленных напоказ грудях.

Лицо Ноэль вспыхнуло под его взглядом. «Ты не должна обращать на него внимания», — твердила себе она. — «Делай то, зачем сюда пришла и уноси ноги так быстро, как только можешь».

Она схватила Томаса за руку, чтобы отвлечь его.

— О, разве ты не силен? Говорят, что можно многое узнать о мужчине по размеру его рук.

Ноэль отчаянно флиртовала. В то же время она со скоростью молнии одним прикосновением пера вытащила из его кармана тяжелые часы и незаметно опустила их в один из больших карманов, которые пришила к своему платью специально для этих целей. Не сводя глаз с Томаса, она продолжила свои игры, пристально наблюдая за ним, чтобы не упустить момент, если он поймет, что происходит. Томас пьяно похихикивал над ней, очевидно наслаждаясь ее лестью. Чувствуя приятную тяжесть часов в своем кармане, Ноэль перестала нервничать. Но все же продолжала осторожничать, чтобы ничем не вызвать его подозрения.

— Я могу сказать тебе, что ты классный парень высокого полета, — добродушно подшучивала она, щекоча указательным пальчиком лацкан его пальто. — Осмелюсь сказать, что тоже заслужила свою порцию комплиментов, утятки. — Ее розовый язычок скользнул по ее ярко-красным губам. — Покажите мне, что поняли, что я имею ввиду.

Таращась на ее полные груди, Томас на мгновение потерял голову, но вид ее впалых щек и ярко разрисованного лица быстро вернул ему здравый смысл.

— Моя дорогая леди, вы соблазняете меня сверх меры. Если бы у меня было время, я бы с удовольствием принял ваше предложение, — будучи джентльменом, он снял перед ней шляпу.

Ноэль хихикнула, даже не поняв от чего, от веселья или от облегчения.

— Вы исключительный человек, господин, — она скромно взмахнула тремя пальцами на прощание. — В любое время, когда только захотите, просто поищите меня в Петухе и Фазане.

Повернувшись спиной к мужчинам, Ноэль двинулась прочь, легко покачивая бедрами. Ее настроение поднялось, когда она украдкой погладила гладкий, твердый предмет, лежавший глубоко в кармане. Она сделала это! Часов будет более чем достаточно, чтобы заплатить за жилье. Она сможет купить новое платье, а может, даже и шляпку.

Поглощенная своими размышлениями, девушка не услышала шагов, приближающихся к ней, пока не стало слишком поздно. Пальцы, как стальные клешни, больно впились в ее исхудалое запястье, вынуждая ее остановиться. Промокшее страусиное перо выпало из ее волос и приземлилось в вздыбленную от дождя грязь. Ее сердце часто заколотилось, она обернулась назад и увидела американца, холодно смотревшего на нее. Его глаза казались замороженными черными озерами.

— Не так быстро.

— Прошу прощения? — запинаясь, произнесла Ноэль.

Он без каких либо усилий оттолкнул ее к сырой стене за ее спиной, лишая ее какой-либо возможности сбежать. Сейчас его рука легко лежала на ее плече, но это не ввело Ноэль в заблуждение. Она понимала, что любое ее легчайшее движение вновь причинит ей боль от этих стальных пальцев, впившихся в ее нежную плоть.

— Ну?

Попытавшись привести в порядок свои спутанные мысли, Ноэль заставила свой голос не дрожать.

— О, сэр, вам не нужно быть таким грубым. Если вы хотите меня, просто скажите мне об этом, — она попыталась кокетливо улыбнуться. — Скажем, через полчаса в Петухе и Фазане?

— Это не то, зачем я остановил тебя, и ты знаешь об этом.

Томас, задохнувшись в изумлении от действий Куинна, поспешил присоединиться к ним.

— Послушай, Куинн, что происходит?

Не отводя от нее глаз, американец пробежал руками по ее бокам к талии. Она начала сопротивляться.

— Нет, нет, не трогайте меня так.

Его руки вернулись на ее плечи, а затем двинулись к краю лифа ее платья. Ноэль задохнулась, когда он обхватил ее грудь, и принялась бороться еще более неистово. Предплечьем он пригвоздил ее к стене, чтобы она не мешала ему не спеша обыскивать ее. Наконец он нашел то, что искал. Сунув руку в потайной карман, американец вытянул из него золотые часы и с обвинением покачал их в воздухе, в дюйме от потрясенного лица Ноэль.

— Мало того, что она шлюха, так она, похоже, еще и первоклассная карманница.

— Милостивый Боже! — Томас был не в силах скрыть свое смущение. — Она сделала из меня дурака.

Куинн протянул Томасу его часы, потом бесстрастно взглянул на Ноэль.

— Не относись к этому так серьезно, Том. В воровстве она достигла совершенства. Я и раньше видел этот трюк с вытаскиванием, но даже при этом, я почти упустил этот момент. Вероятно, она занимается этим уже долгие годы.

Ноэль стояла, застыв в слепой, безымянной панике. Какого дурака она сваляла! Она подставила сама себя, не вняв доводам собственного инстинкта. Едва только взглянув на американца, она сразу поняла, что он представляет собой слишком большой риск для нее. «Однажды кто-нибудь из этих парней поймает тебя, и ты не скоро забудешь об этом». Пророческие слова старьевщика Билли вспомнились ей.

Вдруг она вспомнила о ноже, безопасно спрятанном в ботинке, единственное место, которое жаркие руки американца не обыскали. Как ей достать его? Она взглянула на мужчин, ее глаза были большими и умоляющими.

— Пожалуйста, помогите мне. Я чувствую себя такой больной. Я чувствую, что… — закрыв глаза, она упала на землю, при этом, падая, она постаралась засунуть ботинок под свои широкие юбки.

— Брось это, парень. В какую мрачную историю все это превратилось! Оставь ее здесь, и мы можем продолжить нашу попойку в более благоприятной обстановке, — Томас направился прочь.

— Не так быстро, Том, — прервал его Куинн. Он посмотрел вниз на неподвижное тело у его ног. Одной половиной лица девушка прижималась к краю появившейся от дождя лужи, неровные концы ее волос глубоко утонули в грязной жиже. Куинн почувствовал вспышку жалости к этому несчастному созданию и огляделся в поисках более сухого места, куда можно было бы положить ее.

Через полуоткрытые глаза Ноэль увидела, что американец начал наклоняться к ней. Прежде чем он смог коснуться ее, она выхватила из ботинка драгоценный нож, проворно вскочила на ноги и угрожающе выставила его перед собой.

— Ни шагу дальше, или я вырежу твое холодное сердце. Клянусь, я это сделаю, и подвешу его перед твоим презренным лицом!

— Я так не думаю, — он одарил ее странной, быстрой улыбкой, секундная жалость была забыта. Он медленно начал обходить ее, руки были крепко прижаты к телу.

Ноэль отпрянула назад, держа нож как талисман, защищающий ее от всякого зла. Она выглядела как маленькое животное, борющееся за выживание: волосы в диком беспорядке, из огромных глаз летят убийственные искры, алый рот решительно сжат.

Американец безжалостно надвигался на нее, легко балансируя на пятках.

«Может быть, он ненормальный?» — мелькнула у Ноэль безумная мысль. У нее был нож, он был безоружен, и тем не менее, казалось, не испытывал ни капли страха. Потом, когда пятка девушки уткнулась во что-то твердое, она поняла, почему. Он прижал ее к стене!

Обезумев от ярости, Ноэль замахнулась на него, готовая вонзить нож в его насмешливое лицо. Но ее запрокинутая рука представляла собой легкую цель. Одним быстрым движением американец обхватил ее запястье и безжалостно вывернул его. Взвизгнув от боли, девушка непроизвольно разжала руку.

Недоверчивым взглядом она наблюдала, как нож описал в воздухе дугу и затем упал вниз. Клацанье металла по мостовой оповестило о ее поражении. Не веря своим глазам, Ноэль уставилась на его лезвие, теперь уже тускло поблескивающее в грязной луже.

Громкий хохот разрушил напряжение момента. Ноэль перевела взгляд на Томаса. Он согнулся пополам от смеха, слезы пьяного веселья текли по его красному лицу.

— Половина щеголей Лондона не рискнет перейти тебе дорогу, — грубо хохотал он, хватая ртом воздух, — но эта маленькая проститутка, весящая не больше семи стоунов, имеет явную наглость бросить тебе вызов один на один. — Он весело хлопнул себя по коленям. — Какая великолепная история, чтобы поделиться ею у Ватье!

Куинн криво улыбнулся приятелю, еще крепче сжимая запястье Ноэль.

— Не спеши со своими сказками, Том. Я тоже могу кое-что рассказать. Уверен, что все с удовольствием послушают, как легко она лишила тебя твоих часов.

Говоря это, он наклонился и дотянулся до ножа. Ноэль хотелось плакать от разочарования и гнева, когда она наблюдала за тем, как ее нож исчезает в кармане американца.

— Осмелюсь сказать, ты прав, — хихикнул Томас. — И все же, эта история могла бы стоить моего смущения. Как она обошла тебя! Она настолько решительно была настроена сбежать от тебя, как и ты сбегал от всех этих незамужних девиц. Вы одного поля ягоды!

— Как бы не так, — резко возразил Куинн.

— Конечно, так оно и есть. Ты не можешь это отрицать. Вы оба совершенно беспринципны в отношении противоположного пола. Вы заслуживаете друг друга, — озорно улыбнулся Томас. — И вообще, она вполне подходящая для тебя невеста.

— Только в твоих свиных глазах, ты, ублюдок! — ухмыльнулся Куинн, забавляясь нападками приятеля.

— Я так и вижу ее в день ее свадьбы: красивое платье, прелестный букет и нож, зажатый между ее зубами, — оба рычали от смеха. — И отец жениха, сияющий от восторга при виде так удачно женившегося своего единственного сына и наследника.

Смех Куинна оборвался. Тень холодного расчета медленно промелькнула на его лице, и вместе с ней дрожь страха и мрачного предчувствия охватила Ноэль.

— Вот оно, — голос Куинна был едва ли громче шепота. — Вот ответ. Я женюсь на ней.

Ноэль уставилась на него в ошеломленном неверии.

— Ты что? — вскричал Томас.

— Разве ты не видишь, Том? — объяснял Куинн с возрастающим волнением. — Это прекрасное решение. Я женюсь на ней.

— Ты обезумел? — заорал Томас. — Она шлюха!

— Конечно, шлюха. В этом-то все и дело, — все еще удерживая железной хваткой тонкую руку Ноэль, другой рукой он крепко хлопнул Томаса по плечу. — Представь себе лицо Саймона, когда я представлю ему свою жену, невесту Коупленда, с которой он связывал свои надежды. Это совершенная месть… за очень многие вещи.

Тень пробежала по его лицу, и Ноэль содрогнулась от ужасного предчувствия.

— О Господи, неужели ты говоришь серьезно?

— Конечно, да. Правда, Том, — добавил он с насмешливой серьезностью. — Я разочаровался в тебе. Брак — не повод для шуток.

— Проклятье, парень, так не пойдет. Ты можешь заполучить любую из дюжины окружающих тебя красавиц. Зачем, во имя всего святого, связывать себя с шлюхой в качестве жены?

— Подумай головой, Том. Если я женюсь на одной из этих особ голубых кровей, я исполню самое заветное желание Саймона, а я вовсе не имею намерения делать это или проводить остаток своей жизни, прикованным к одной женщине.

Томас тупо смотрел на Куинна.

— Разве ты не понимаешь, Том? С этой маленькой шлюшкой, в качестве моей жены, я избегу всего этого. Взгляни на нее! Как ты думаешь, предоставит Саймон кому-нибудь шанс узнать, что она его невестка, или даст мне указание убрать ее подальше? — Он улыбнулся сардонически. — Я законно женюсь, не обременяя себя женой. И Саймон ничего не сможет с этим поделать.

— Проклятье, Куинн, не будь дураком! — взорвался Томас. — Он уже через неделю аннулирует твой брак.

— Да, — Куинн, задумавшись, поколебался, — это проблема. Слабое звено в совершенном замысле. Брак должен быть скреплен.

Он повернулся к Ноэль. Отвращение ясно читалось на его лице при виде ее грязной шеи и коротко стриженных волос. Крупные грязные капли сейчас скатывались с концов морковных прядей.

— Я собираюсь задать тебе вопрос, и храни тебя Бог, если ты мне солжешь. Я хочу правду, ты меня понимаешь?

Ноэль молча кивнула, но внутренне она ощущала себя почти больной от разрывавших ее гнева и страха. Почему она не смогла бороться с этим мужчиной? Почему позволила втянуть себя в такую ситуацию?

Его глаза, темные и угрожающие, сверлили ее.

— Ты больна?

Ноэль непонимающе смотрела на него.

— Болезнь, девчонка! У тебя есть сифилис?

Ее лицо покраснело от унижения. Она уже было хотела негодующе покачать головой, отрицая это, затем внезапно остановила себя и одарила его широкой хитрой улыбкой:

— О да, сэр, больна. Ужасно больна.

Прежде чем она поняла, что происходит, он грубо встряхнул ее.

— Не играй со мной. Я требую правду.

Увидев ее упрямо сжатую челюсть, американец отпустил ее.

— Неважно. Ты уже ответила на мой вопрос. Она не больна, Том, и, по крайней мере, ее зубы в порядке, и я уж как-нибудь смогу осуществить брачные отношения. И тогда Саймон никаким образом не сможет аннулировать этот брак без моего согласия. И можешь быть уверен, я никогда не дам ему его.

Ухмыльнувшись, Томас покачал головой в недоверии, затем схватил Куинна за руку и начал трясти ее.

— С меня хватит, старина. Из всех шуточек, которые мы придумывали вместе, это самая дурацкая.

Ноэль недоверчиво смотрела на них. Американец рассчитывает, что она выйдет за него замуж, отдаст ему свое тело. Она была вне себя от ярости, направленной больше на саму себя, нежели на него. Хватит стоять здесь, как простофиля, пока он пытается завладеть ее жизнью!

— Ты ублюдок! — пронзительно взвизгнула она. — Кем ты, черт тебя подери, себя вообразил, что можешь говорить мне, что делать? Никто не может мне указывать, слышишь меня? И я не вышла бы за тебя замуж, даже если бы ты был чертовым королем Англии!

Томас с сомнением взглянул на Куинна.

— Ты совершенно уверен в своем решении, старина? Я понимаю, это кажется хорошим планом, но думаю, с моей стороны будет правильно напомнить тебе, что мы оба довольно сильно пьяны. Кроме того она кажется немного… необтесанной.

— Необтесанной! — Куинн зашелся в оглушительном смехе. — Только ты, Том, мог так деликатно выразить это. — Но, похоже, леди нуждается в некоторых уговорах.

Жестко ухватив Ноэль за руку, американец подтащил ее сопротивляющееся тело к порожку аптечного магазина, закрытого на ночь.

— Сядь здесь, — не давая ей шанса отказаться, он надавил ей на плечи, вынуждая сесть.

Хотя страх Ноэль давно вытеснил ее ярость, она была полна решимости не показывать ему, насколько сильно он напугал ее. Собрав все свое достоинство, словно окружив себя кольчугой, она сидела выпрямившись, почти чопорно. Американец нависал над ней, поставив одну элегантно обутую ногу рядом с ее юбками.

— Слушай меня, — начал он не без мягкости. — Это брак послужит тебе только на пользу. Я хорошо тебе заплачу. Все, что я прошу у тебя, — это двадцать четыре часа твоего времени, чтобы пройти через церемонию бракосочетания, и еще провести затем ночь, исполнив свой супружеский долг. — Куинн слегка приподнял одну бровь. — Тебе следовало бы радоваться этому.

Несмотря на гнев, поднимавшийся в ней в ответ на его наглость, Ноэль цеплялась за свое защитное уличное произношение, шипя на него сквозь стиснутые зубы.

— Я не буду этого делать, и я не хочу ваших проклятых денег! Никто не смеет говорить мне, что делать, по крайней мере, не кто-то вроде тебя!

— Какие возражения могут быть у тебя? — Куинн был крайне изумлен ее отказом. Он предложил ей возможность, которая могла бы изменить всю ее жизнь к лучшему. За одну ночь работы девчонка могла бы получить столько денег, сколько ей даже и не мечталось.

Но Ноэль не заботило то, что его предложение можно счесть поистине королевской удачей. Воспоминания, которые он всколыхнул о мужчинах, использовавших Дейзи, были слишком ужасны. Никакие деньги, комфорт, безопасность и роскошь не стоят того, чтобы подчинить себя этому варварскому мужчине.

— Я не собираюсь объяснять тебе свои причины. Ты ничто для меня, ничто, слышишь ты? — Она завершила свой выпад, плюнув в него, и попала прямо в лицо.

Ноэль сразу же пожалела о том, что сделала. Она почти могла видеть холодную ярость, поднимавшуюся в нем. Инстинктивно она собралась с духом, ожидая его нападения.

Глаза американца безжалостно впились в ее лицо.

— Это была ошибка, — медленным нарочитым движением он достал носовой платок и вытер слюну. — Теперь у тебя больше нет возможности выбирать. Пока ты не хочешь предстать перед законом за воровство, ты будешь делать то, что я скажу.

— Ты не можешь меня заставить, — ее вызывающие слова оказались пустым звуком.

— О? Я думаю, что могу. Ты знаешь, что будет с тобой в том случае, если я передам тебя властям?

Лицо Ноэль побледнело. Те, кто жил нечестным образом, боялись жестокой юридической системы Англии больше, чем чего-либо еще.

— Если ты везучая, то тебя повесят. Если же нет, то ты отправишься в Австралию.

Она часто задышала, ее сердце упало при мысли о тех историях, которые рассказывали о кораблях с заключенными.

Словно читая ее мысли, американец безжалостно продолжал, рассказывая о мужчинах и женщинах, сотнями упакованных в трюмах кораблей, о мужчинах, превратившихся в рычащих животных и использующих женщин, как им заблагорассудится. Он говорил о еде, грязной и полной паразитов, о воде, которую нельзя пить, о болезнях, свирепствующих среди заключенных — оспе, дизентерии и холере. Для тех же, кто переживет путешествие, кошмар только начнется. Условия в Ботани Бэй жестокие и грубые, опустошающие душу человека.

Уверенный в ее реакции, он терпеливо ждал, наблюдая за игрой эмоций на ее лице. Даже Томас молчал, хотя заметно побледнел, когда Куинн перечислял все ужасы, которые ожидали ее.

Желудок Ноэль перевернулся. Он поймал ее. Единственная ее надежда состояла в том, чтобы вернуть себе нож, который теперь находился в его кармане. «Но у тебя был шанс раньше, — напомнила она себе, — и что хорошего он принес тебе? Взмахивание лезвием и угрозы не сработают в этот раз. В этот раз лучше было бы быть готовой убить его».

Ноэль поднялась с порожка.

— Ты не даешь мне большого выбора, ведь так? — хотя слова означали капитуляцию, взгляд ее был вызывающим. — Ладно. Я сделаю так, как ты скажешь.

Не обращая внимания на ее глаза, которые горели ненавистью, Куинн повернулся к Томасу.

— Мне нужна специальная лицензия сегодня вечером. Ты сможешь получить ее?

— Специальная лицензия? — Томас в задумчивости наморщил лоб и щелкнул пальцами. — Да. Да, думаю, что смогу.

— И еще мне нужен священник, который не будет задавать слишком много вопросов. Знаешь такого?

— Я слышал об одном парне. Его не слишком уважают, но он официально посвящен в сан.

— Прекрасно. Также нам нужно место, где можно держать ее, пока мы будем делать необходимые приготовления.

— Как насчет дома моих родителей? Он находится в деревне, и сейчас пустует.

— А слуги?

— Они забрали всех слуг с собой, за исключением садовника, который часто навещает свою сестру. Мы можем поместить ее в мансарде. Она находится сзади дома, и никто ничего не заметит.

— Мансарда! Я не хочу, чтобы меня запирали!

— Звучит превосходно, — Куинн дерзко ухмыльнулся Томасу, крепко хватая Ноэль за костлявое запястье. — Пойдем, Том. Давай покончим с этим.

Глава 2

Хэймаркет, связывавший улицу Пиккадили с Трафальгарской площадью, был одним из самых печально известных мест лондонской ночной жизни. Здесь самые модные граждане Лондона смешивались с теми, которых совершенно не принимали в обществе. Тильбюри^[1] и парные двухколесные экипажи едва разъезжались с грязными тележками и повозками пивоваров, грохотавшими по мостовой. Воры, разбойники и карманники смешивались с богатыми и власть имущими, одни кормились за счет других.

Ярко одетые проститутки, в украшенных лентами и перьями шляпках, крутились вокруг торговцев и каменщиков. Хотя многие из женщин не говорили по-английски, в их профессии не существовало языкового барьера. В съемных комнатах на маленьких улочках возле Хэймаркета они шептали фальшивые нежности по-французски, по-фламандски, по-немецки.

Босоногие ребятишки, некоторые не старше шести лет, таскали коробки чистильщиков сапог. Частенько они кубарем катились по мостовой, когда сновали среди кэбов и карет, пытаясь привлечь клиентов.

Бегущие газетчики, в засаленных кепках и залатанных бриджах, пронзительно выкрикивали интригующие новости о скандалах и сплетнях, пытаясь продать свои газеты стоимостью в пенни. Предприимчивые оборванцы, продававшие «Трагедию Скарборо», заинтересовывали прохожих описаниями признаний перед виселицей некоего Дэмпси Таттла, отвратительного пекаря, который, по общему мнению, зажаривал своих жертв в кирпичной печи вместе с дневной порцией хлеба.

Куинн умело направлял спортивный фаэтон в вечерней дорожной толчее, в конечном итоге смог вырваться из карнавальной суеты Хеймаркета на Риджент-Стрит. Он и Томас не обращали никакого внимания на Ноэль, обсуждая достоинства пары спортивных рысаков, недавно приобретенных Куинном.

Хотя Ноэль впервые в жизни ехала в карете, она практически не замечала ее прекрасное убранство. Вместо этого девушка, казалось, не могла отвести глаз от рук американца, которые сейчас сжимали поводья. Ладони были широкими и мощными, пальцы длинными, ногти квадратными. Ноэль вспомнила о том, как его руки скользили по ее телу, разыскивая те роковые часы; на одно мгновение они обхватили ее груди. На что это будет похоже — лежать обнаженной под его ладонями; чувствовать как они касаются ее тела, исследуют тайные местечки?

Девушке хотелось заплакать, пронзительно завизжать, выскочить прочь из мчащейся кареты, но будучи стиснутой между двумя мужчинами, она не могла сделать ничего этого. Вместо этого Ноэль вернулась мыслями к своему ножу. Ей нужно заполучить его обратно! Если бы только американец положил ее кинжал в карман, который был ближе к ней, вместо того, чтобы упрятать его в противоположный.

Карета въехала на тихую улочку, очерченную высокими деревьями и элегантными домами. Куинн свернул на аллею параллельной улицы, и остановил экипаж у одного из домов, контуры которого казались размытыми из-за темноты и вечерней измороси. Куинн легко спрыгнул и протянул руки Ноэль, которая вызывающе зыркнула на него и проворно увернулась в сторону. Он мягко хмыкнул.

Ноэль, не сопротивляясь, прошла с ними через заднюю дверь в маленькую комнатку, где на деревянных гвоздях висели несколько пальто. Пара забытых башмаков валялась на боку в углу комнаты.

— Подождите, пока я включу свет, — проинструктировал Томас. Он вернулся почти сразу, неся в руке медный подсвечник с тремя зажженными свечами. Дрожащий свет бросал глубокие тени на отчеканенные черты лица Куинна, придавая им дьявольский вид. Тревожащая иллюзия не прошла незамечено для Ноэль. Девушка невольно вздрогнула.

— Сюда, — жестом показал Томас на пролет узкой деревянной лестницы. Очевидно, лестница использовалась слугами и вела их на площадку перед чердаком. Мужчина остановился перед крепкой дубовой дверью и открыл ее.

Когда дверь распахнулась, Ноэль смутно различила скошенные потолки и неясные загромождения. Томас вошел в комнату, и свет от канделябра упал на разрозненные предметы мебели, разбитые деревяшки и покрытые пылью свертки.

Куинн втолкнул Ноэль в комнату, но сам даже не попытался войти. Паника, такая же безжалостная и неконтролируемая, как силы природы, охватила девушку. Она бросилась к Томасу, неистово цепляясь за его руку.

— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь, — умоляла Ноэль, ее губы дрожали.

Томас, чувствуя себя неловко от испуганного взгляда девушки, обернулся и пробормотал:

— Не волнуйся. Мы уйдем ненадолго. А пока нас не будет, это составит тебе компанию.

Он поставил канделябр на выщербленную поверхность стола и бросился вон из комнаты, звуки его шагов растворились в темноте зала.

Переведя несчастный взгляд на американца, Ноэль посмотрела на высокомерное выражение его лица, которое она так ненавидела. Куинн безразлично взирал на нее, его фигура, заполнившая весь дверной проем, оказывала подавляющее впечатление.

Даже после того, как дверь захлопнулась, разделяя их, Ноэль все еще чувствовала сверлящие ее глаза.

— Нет! — закричала она. — Не делай со мной этого!

Ее хрупкие кулачки бессмысленно барабанили по преграде.

— Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне! — Все было бесполезно. Девушка прижалась щекой к двери и всхлипнула.

Она упала духом, и, вместе с этим, силы ее иссякли. Девушка опустилась на бесформенную груду у двери.

Это случилось. Мужчина угрожал ей, контролировал ее. Чувствуя панику, поднимавшуюся где-то в горле, Ноэль резко вскочила с пола.

— Нет! — взорвалась она. — Я не позволю этому случиться!

Девушка обследовала комнату. Три свечи мерцали на шипящих огарках, ей нужно было действовать быстро.

Впервые, с тех пор, как Ноэль вошла в комнату, в ее душе затеплился слабый огонек надежды. Маленькое оконце на противоположной стене было расположено высоко. В одном углу комнаты на боку валялось перевернутое детское кресло-качалка, со сломанным сидением. Девушка кинулась к нему, вывернула один сломанный полоз и направилась к окну. Высоко подняв руки над головой, Ноэль стукнула полозом по стеклу. Зазубренные осколки посыпались на нее, один из них оставил тонкий порез на ее щеке, другой вонзился в тыльную сторону ее ладони. Не обращая внимания на раны, девушка осмотрелась в поисках чего-то, на что можно было бы встать. Пролетали драгоценные минуты, пока она усиленно пыталась сдвинуть какой-нибудь из деревянных ящиков. Ничего не вышло, ей не удалось даже пошевелить их.

Устало выпрямившись, она заметила книжные полки, прикрепленные к стене у двери. Девушка поспешила к полкам и вытащила кипу пыльных томов, которые затем принялась складывать под окном. Когда куча достигла ее коленей, она аккуратно взобралась на ее вершину. Избегая стекол, лежащих на пыльном подоконнике, Ноэль выглянула в окно и сделала большой глоток прохладного свежего воздуха.

Скат наклонной крыши простирался прямо перед ней, его край исчезал в безликой молчаливой ночи. Ноэль убрала последние осколки стекла из рамы и попыталась протиснуть плечи через образовавшийся проем, но он был слишком узким, чтобы вместить их. Она слезла с кучи книг и сняла свое объемистое пальто. Но пользы это не принесло. Как бы Ноэль не изгибала свое тело, оно все равно не пролезало в маленькое окошко.

Девушка вскрикнула от разочарования, затем завопила в темноту:

— Помогите! Кто-нибудь помогите мне! Есть там кто-нибудь? Пожалуйста!

Ноэль подождала, молясь о том, чтобы кто-нибудь откликнулся. Она кричала снова и снова. Ночь, насмешливо, отвечала ей тишиной.

Девушка снова спустилась в чердачную комнату и уселась на кучу книг, которую она так надежно укладывала. Куинн Коупленд! Он запер ее, словно животное в клетке.

В диком гневе Ноэль кинулась к двери и принялась стучать по ней кулачками, сыпля проклятиями и всхлипывая. Внезапно она остановилась и взглянула на дверь. Ее пульс ускорился. Девушка наклонилась и посмотрела в замочную скважину. Медленная улыбка осветила ее лицо.

Целенаправленно прошагав к куче книг, Ноэль вырвала страницу из большого тома. Заметила птичье перо, лежавшее рядом со сломанным столом. Взяв оба предмета, девушка просунула лист под дверь, аккуратно сглаживая все неровности. Едва дыша, она резко протолкнула перо в замочную скважину. Ноэль позволила себе вздохнуть, только когда услышала слабый звук падения с другой стороны двери. Она осторожно втащила бумагу обратно в комнату. На ней лежал большой латунный ключ.

Девушка издала радостный возглас и прижала ключ к губам. Дрожащими руками она вставила его в скважину и повернула. Замок щелкнул. Она наконец то свободна! Ноэль триумфально распахнула дверь.

Он праздно стоял у противоположной стены, темные глаза насмешливо поблескивали.

— Очень умно, — медленно протянул Куинн. — Я недооценил тебя.

Не говоря ни слов, он повел ее вниз по узкой лестнице, и они вышли из дома. Вместо открытой коляски на темной улице их ожидала закрытая карета. Кучер, объемные формы которого были закутаны в плащ, что-то мягко говорил терпеливо ожидавшим лошадям.

Внутри карета была пуста. Ноэль сжала крепко руки в кулаки, неровные концы ее ногтей впились в ладони. Ее заинтересовало, где же Томас? Дверца кареты резко захлопнулась, и Куинн разместился рядом с ней. Ноэль отодвинулась на самый конец сидения, чтобы между ними было как можно большее расстояние. Куинн, казалось, не заметил этого. Невидящим отрешенным взглядом он смотрел в окно кареты.

Ноэль вздрогнула от холода. Она оставила свой плащ в чердачной комнате, а тонкое платье служило ненадежной защитой от ночной прохлады. Сейчас девушка отдала бы все, что угодно, лишь бы вновь оказаться на чердаке, откуда так усиленно пыталась сбежать. Хотя он был ее тюрьмой, он также был ее убежищем, ее последней надеждой на побег. А сейчас она была один на один с этим диким чужаком, который намерился управлять ее судьбой.

Непроизвольно рука Ноэль ударилась о мягкую черную кожу сидения. Она никогда не видела ничего более грандиозного, чем эта карета. Красные шелковые занавеси, украшенные черной бахромой, висели над окнами. Снаружи располагались яркие медные фонари, искрившиеся каплями дождя, которые падали на них. Девушка вглядывалась в ночь за окном, но улица была ей незнакома. В ее голове начала оформляться новая идея. Ноэль повернулась к американцу и робко улыбнулась.

— Мне правда очень жаль, что я причинила тебе столько неприятностей.

Недолго Куинн смотрел на нее бессмысленным взглядом, как будто забыл, что она вообще находится здесь.

— О? С чего вдруг эта внезапная перемена настроения?

— Ну, — она задумалась, — я могла бы сказать, что ты привлекательный дьявол, и я увлеклась тобой, но ты ведь никогда не поверишь в это, правда, парень? — она простодушно смотрела на него. — Честно говоря, я подумала о деньгах, которые ты обещал мне заплатить. Если ты не против, я хотела бы спросить, о какой сумме ты подумывал?

— И как ты думаешь, сколько ты стоишь?

— Трудно сказать, — она оценивающе оглядела его, скромно водя пальчиком по волосам, которые теперь были жесткими от высохшей грязи. — Кто-то мог бы сказать, что я стою королевского выкупа, но не думаю, что могу претендовать на это.

— Как это скромно с твоей стороны, — ответил он. Его тон ясно свидетельствовал о том, что разговор его не интересует.

Теперь в голосе Ноэль зазвучала легкая дрожь.

— Может быть, лучше будет, если я покажу тебе, что могу предложить. — Она опустила глаза, глядя на него через ресницы. — Тогда ты мог бы судить сам. Оценим на практике, как говорят.

Куинн лениво развалился в углу кареты, не делая ни малейшей попытки дотронуться до девушки.

Собравшись с силами, Ноэль скользнула к нему, наклоняясь так, чтобы американец мог разглядеть большую часть ее груди. Улыбаясь в бледной имитации улыбки соблазнительницы, девушка обвила плечи Куинна руками и откинула голову назад, прижимаясь к его рту свои губы. Они были жесткими и сухими, и мужчина инстинктивно уклонился от ее поцелуя.

Собравшись мыслями, Ноэль прижала свое тело к его, двигая пальцами вверх и вниз по его затылку, изображая страсть. Потихоньку она просунула руку в карман, куда американец положил клинок. Он был пуст! С возрастающей тревогой девушка провела руками по его груди. Нож исчез! В ярости она отпрянула от него.

Глаза Куинна были безжалостны.

— Ты же не думала, что я настолько глуп, чтобы оставить его при себе? Твой нож лежит в сточной канаве в Сохо. Я недооценил тебя однажды и не собираюсь повторять свою ошибку.

Собрав все свои силы, Ноэль размахнулась, чтобы ударить прямо в это надменное лицо. Мужчина отпрянул назад, едва избежав столкновения с ее летящим кулаком. Он жестоко вывернул руку девушки, заведя ее ей за спину. Ухватив ее челюсть свободной рукой, он притянул ее лицо своему.

— С меня достаточно! Еще один эпизод, подобный этому, и я лично передам тебя в руки закона. Ты меня понимаешь?

Ноэль молча кивнула головой, признавая свое поражение. Куинн отпустил ее, и оставшуюся часть пути они ехали в тишине. Горькая обида кипела внутри нее.

Священник оказался высоким худощавым человеком, с глазами хорька и масляной улыбкой. Ноэль сразу же поняла, что от него помощи можно не ожидать. Было очевидно, что ему хорошо заплатили за его роль. Священник взял потрепанную Библию и спросил имя невесты.

Томас растерянно взглянул на Куинна, осознав, что они даже не побеспокоились узнать, как ее зовут. Куинн повернулся к огорченной юной девушке, которая стояла рядом с ним. Она вдруг почувствовала на себе взгляды трех пар мужских глаз, ожидающих ее ответа.

— Ноэль Дориан, — пробормотала она.

Куинн криво улыбнулся, осознавая, насколько нелепо сочетаются это элегантное французское имя и носящее его жалкое уличное создание. Томас же громко фыркнул, а затем попытался скрыть свою грубость за кашлем.

Щеки Ноэль вспыхнули. Они смеялись над ней! Господи, как же она ненавидела их обоих.

Брачная церемония прошла как в тумане. Ноэль не замечала ничего, кроме темного пятна на треснувшей стене позади головысвященника. Это пятно напомнило ей крысу, сидящую на задних лапках. Реальность обрушилась на девушку, когда американец взял ее за руку, и на ее палец скользнул тонкий золотой ободок.

Снаружи дождь уже прошел, оставив ночной воздух после себя свежим и бодрящим. Их ожидали карета и парный двухколесный экипаж Томаса.

— Скажу тебе, Куинн, вы двое не можете уехать, не позволив мне выпить за ваше счастье. Прошу прощения, я забыл хрусталь. — Вытащив бутылку бренди из-под полы своего костюма, Томас отсалютовал ею Куинну и широко ухмыльнулся. — Пусть время, проведенное вами вместе, будет коротким, а месть сладкой. — Он сделал большой глоток бренди, и передал бутыль Куинну, который тоже отпил довольно много.

Американец повернулся к Ноэль и одарил ее бесстрастным безразличным взглядом, какого и ожидала девушка.

— Будешь пить? — спросил он.

— Да я скорее помру от жажды, чем выпью с тобой, — вызывающе ухмыльнулась Ноэль.

— Как хочешь, — он равнодушно отвел от нее взгляд и повернулся к Томасу. — Я приму это отличное бренди как твой свадебный подарок, Том. Сегодня ночью оно мне понадобится намного больше, чем тебе.

Куинн молча повел Ноэль к карете. Когда они выезжали с узкой улочки, девушка услышала, как часы отбили один раз — погребальный звон ее прошлой жизни. Ноэль Дориан превратилась в Ноэль Коупленд. Она должна надеяться, что все это к лучшему. Дейзи обрадовалась бы такой удаче. Вместо этого Ноэль чувствовала себя униженной, использованной, запуганной диким чужестранцем, с которым была теперь навсегда связана. И эта адская ночь для нее совсем не закончилась.

Тонкие пальцы Ноэль инстинктивно сжали ткань юбки. В ушах зазвенели воспоминания о жалобных криках ее матери и отвратительном пыхтении всех тех мужчин, терзавших ее. Это была судьба, которая ожидала и ее, и девушка понимала, что этот мужчина не будет милосерден к ней.

Появление столь неподходящей парочки в респектабельной гостинице, где жил Куинн, не прошло незамеченным. Почтенные посетители бара недоверчиво таращились на высокого энергичного американца, сопровождавшего отвратительное чумазое создание в изумрудном сатиновом платье.

Не обращая внимания на ошеломленные выражения их лиц, Куинн сделал большой шаг по направлению к хозяину гостиницы, не выпуская руку Ноэль из своей хватки.

— Гастингс, я направляюсь в свою комнату. Мне нужно, чтобы туда немедленно доставили большое количество горячей воды.

— Кончено, сэр, — почтительным тоном ответил огромный Гастингс, — но, если вы позволите мне сказать так, сэр, эта юная … леди… ну…сэр, — бормотал он бессвязно. Хозяин гостиницы вовсе не хотел обидеть своего богатого американского постояльца, но был полон решимости высказать ему свое мнение. — Она не из тех, кого обычно принимают в таких приличных местах, как это. — Толстяк обвел комнату пухлой рукой. — Мистер Коупленд, конечно, то, что вы делаете для вашего удовольствия — не мое дело, но…

— Вы абсолютно правы, Гастингс. Это не ваше дело. А сейчас пришлите горячей воды.

Куинн повернулся на пятках и повел Ноэль наверх, в свою комнату. Он открыл дверь и не слишком нежно втолкнул девушку внутрь.

В углу удобно меблированной комнаты стоял небольшой резной сундук, на котором находились несколько графинов и стаканов разной формы и размера. Наполнив один из больших бокалов до краев содержимым свадебного подарка Томаса, Куинн сбросил с себя верхнюю одежду и удобно устроился в роскошном кресле, стоявшем у теплого, потрескивающего огня.

Позабытая Ноэль сжалась у порога. Она наблюдала за Куинном. Снежная белизна его рубашки и галстука резко выделялась по сравнению с его черными, как смоль волосами, бархатом его жилета и его блестящими кожаными ботинками. Темные глаза Куина, пристально глядевшие на пламя камина, были страдающими. Он настойчиво напивался. Какие демоны преследовали этого мужчину, который теперь был ее мужем?

Громкий стук в дверь разорвал тишину комнаты. С грацией пантеры Куин поднялся с кресла и отворил дверь, пропустив в комнату двух утомленных работой горничных, которые несли ведра с горячей водой. От них поднимался пар. С привычной ловкостью женщины поставили на очаг большую сидячую ванну. Бросая недоуменные взгляды на странную парочку, горничные не спеша покинули комнату, их хихиканье было ясно слышно, пока они спускались в зал.

Куинн запер за женщинами дверь. Смерив свою нежеланную невесту оценивающим взглядом, он положил ключ высоко на шкаф из красного дерева.

Ноэль перевела взгляд на воду в сверкающей медной ванне, от которой поднимался пар. Как давно мечтала она о роскоши, подобной этой: опуститься в теплую воду, смыть налет бедности со своей кожи ароматным мылом, завернуться в пушистое белое полотенце. Но не здесь. Не таким образом.

— Снимай свою одежду, — Куин стоял рядом с ней и даже не пытался скрыть свое отвращение к ее внешнему виду.

Девушка поняла, что мужчина вовсе и не намерен покидать комнату. Невольно ее взгляд скользнул к самому внушительному предмету меблировки комнаты — большой кровати, уже приготовленной ко сну. Отчаяние дало Ноэль силу, она набросилась на американца.

— Убирайся в ад, ты, ублюдок! Мне ничего от тебя не нужно, — ее глаза вспыхнули гневом. — Отправляй меня в Австралию. Лучше я испытаю свою судьбу там, чем здесь, с тобой.

Куинн безжалостно схватил ее за хрупкие плечи, в голосе слышалось рычание.

— Слушай меня. Я собираюсь сказать это только один раз. По причинам, которые твой жалкий маленький умишко не в состоянии даже начать понимать, я женился на тебе, и я собираюсь сделать все, чтобы быть уверенным в том, что этот брак невозможно аннулировать. Так же сильно, как ты сопротивляешься, я собираюсь подтвердить его. Но сначала ты отправишься в ванную и вымоешься, прежде чем вид твоего грязного тела окончательно лишит меня мужской силы.

— Я не буду! Убери от меня свои ручищи! — она колотила кулачками по его массивной груди.

— Ладно. Если это то, чего ты хочешь… — мужчина схватил за ворот ее безвкусного изумрудного платья спереди и резко рванул, заставив пуговицы разлететься по всей комнате. Ноэль вцепилась в платье, но было поздно: материя сползла с ее плеч, оставив ее тело обнаженным до талии. Глаза Куинна заметно расширились, когда он увидел ее юные полные груди. Прелестные округлые холмики, увенчанные коралловыми сосками, горделиво торчали с ее худенького тела.

— А ты полна сюрпризов, не так ли?

Ноэль отчаянно цеплялась за свое порванное платье, подтягивая материал обратно на грудь.

— Не играй со мной в застенчивую девственницу, — Куинн резко сдернул с нее платье, сорвал остатки сорочки и вместе с ней ее единственную испачканную нижнюю юбку.

Девушка стояла обнаженная под его откровенным пристальным взглядом, с озерцом порванной одежды вокруг ее лодыжек. Вся ее гордость покинула ее.

— Пожалуйста, не делай этого со мной, — умоляла она, ее голос дрожал от страха. — Я не то, что ты думаешь. Позволь мне уйти.

Голос Куинна был низким и решительным.

— Ступай в ванну.

Тон американца не оставлял сомнений в том, что Ноэль придется подчиниться. По крайней мере, вода скроет ее от его оценивающих глаз. Девушка повернулась к нему спиной и, со всем достоинством, которое она еще смогла в себе найти, шагнула в ванну и опустилась в успокаивающее тепло.

Куинн снял свой бархатный жилет и развязал галстук. Вновь наполнив свой бокал, мужчина устроился в кресле у огня, небрежно вытянув перед собой длинные ноги. Расстегивая пуговицы своей рубашки, он смотрел на девушку безразличным взглядом. На его бронзовой груди остался маленький диск кованого серебра, подвешенный на тонком кожаном шнурке.

Ноэль грубо терла свою кожу, пальцы впивались в кожу головы, пока она намыливала свои короткие жесткие морковного цвета волосы. Тщательно отмывая каждую часть своего тела, девушка насколько могла глубоко пряталась под воду. Когда все было сделано, она начала снова, теперь уже более медленно, пытаясь украсть драгоценные минуты.

Пока Куинн наблюдал за ее купанием, он не ощущал ни жара в крови, ни возбуждения. В любом случае истощенные черты ее лица, начисто отмытые, были сейчас еще менее привлекательны, чем тогда, когда были скрыты под слоем яркой краски.

Куинн осушил бокал и наполнил его снова. Алкоголь никогда прежде не мешал ему достигать цели; может быть, бренди удастся затуманить его мозг достаточно для того, чтобы он смог выполнить и эту неприятную задачу. Мужчина встал с кресла и выключил единственную в комнате лампу. Сейчас только огонь освещал комнату. Серебряный диск на груди Куинна блеснул оранжевым цветом, как чье-то недоброжелательное око. Американец подошел к ванне, поднял полотенце, и отбросил туда, где Ноэль не могла его достать.

— Вставай.

Девушка смотрела на него в молчаливой мольбе, губы слегка приоткрылись. Застыв от страха, она не двигалась.

Одним огромным шагом мужчина преодолел расстояние между ними и вытащил ее из ванны. Внезапно он отпустил девушку и сделал шаг назад, не сводя глаз с великолепных полушарий ее грудей, блестевших золотом в свете пламени. Его глаза опустились к кудрявому треугольнику между ногами Ноэль. Наконец Куинн почувствовал себя возбужденным и сорвал с себя одежду. Не желая потерять возникшее желание, он старался не смотреть на лицо девушки, удерживая взгляд на ее обнаженном теле, худоба которого была милосердно скрыта тусклым светом в комнате.

Сердце Ноэль болезненно колотилось при виде того, как мужчина раздевается перед ней. Мускулы его широкой груди и рук были хорошо развиты, его бедра были узкими. Ноэль невольно устремила взгляд на его мужское достоинство, огромное и угрожающе выпирающее из поросли темных курчавых завитков ниже его живота. Ужасные воспоминания вновь нахлынули на нее, сердце бешено грохотало. Подобно загнанному в угол животному она отпрянула от него, ее страх ощутимо повис между ними.

Но Куинн уже ничего не замечал. Его вожделение, подогреваемое спиртным, которое он неустанно употреблял, начиная с раннего вечера, было целенаправленным. Мужчина медленно приближался к Ноэль, не отводя взгляда от идеальных полушарий ее грудей. Она уперлась спиной в стену. Идти ей больше было некуда.

Пальцы Куинна, словно стальные, впивались в руки девушки, когда он потащил ее к кровати, и накрыл ее тело своим. Ноэль дико сопротивлялась, находя в себе силы, о существовании которых даже и не знала. Но все было бесполезно. Легко захватив оба хрупких запястья девушки одной из своих мощных рук, Куинн прижал их к кровати над головой Ноэль. Затем он обхватил ладонью одну ее округлую грудь и принялся водить большим пальцем вперед и назад по ее соску. Зубы Ноэль впились в ее нижнюю губу до крови, в этот момент и смерть была бы для нее желанной. Но все же ее унижение только начиналось.

Одним мощным движением колена Куинн раздвинул ноги девушки, безжалостно выставив ее мягкие девственные лепестки его испытующему взгляду. Но не нежный любовник взирал на нее. Это был мужчина, ведомый дьяволами и обуреваемый какой-то таинственной жаждой мести. Ноэль чувствовала жесткое давление внизу живота. Мужчина вонзился в нее, жестоко разрывая свидетельство ее девственности. Она закричала в горестной агонии.

— Милостивый Боже, — хрипло прошептал Куинн.

Но было уже слишком поздно. Страсть перевесила все его причины. Он вонзался все глубже и глубже, пока не взорвался внутри нее.

Глава 3

Ее разбудили запахи — они атаковали ее обоняние. Ее ладони благоухали медом и молоком — от мыла, которым она пользовалась; свежий аромат крахмальных простыней смешивался с ароматом пепла, оставшегося от огня, горевшего ночью. И еще — легкий мужской запах кожи и табака.

Ноэль распахнула глаза. Она была одна. Воспоминания о вчерашней ночи обрушились на нее. Закрыв глаза своей тонкой, покрытой синяками рукой, она попыталась выбросить их из головы, но малейшее движение причиняло ей боль, и пришлось лежать неподвижно, глядя в потолок.

Все годы беспросветной бедности не смогли сломить Ноэль. Торговцы вразнос, проститутки, воры и уличные мальчишки-оборванцы — все называли ее «Высочеством» — отчасти чтобы уязвить ее за то, что она была так непохожа на них, и в то же время с завистливым уважением к ее самодостаточности. Инстинктивно она чувствовала, что все это позади. За одну ночь Американец разгромил ее. Он не только изнасиловал ее тело — он изнасиловал ее душу. Он был дикарем, далеким от цивилизации. Ничто в ее жизненном опыте не могло подготовить к встрече с таким, как он, и ей нечем было противостоять ему.

Слезы набухли в уголках ее глаз. Она резко вытерла их и медленно поднялась с огромной кровати. Кончики ее коротко остриженных морковных волос прилипли к мокрым щекам. Механически она расправила покрывало, закрывая пятнышко крови на белой простыни. Она с трудом подошла к умывальнику, отделанному красным деревом, и безразлично посмотрела на свое отражение в овальном зеркале.

Выглядела она как мертвец. Синяки на руках ярко выделялись на коже нездорового цвета воска. Ее рыжие волосы, хоть и чистые, спутались в космы вокруг головы. Она запустила в них пальцы, не обращая внимания на черепаховые гребни, которые были небрежно брошены поверх умывальника. Наконец ее взгляд остановился на внутренней поверхности бедер, покрытых его спермой — физическим свидетельством насилия Американца над ее телом. Дрожащими руками она взяла китайский фарфоровый кувшин для воды и вылила его содержимое в таз. Тепловатая вода выплескивалась и лилась на пол; девушка не обращала на это внимания, поглощенная попытками отскрести свое болезненно худое тело. Ее одежды не было, так что пришлось прикрыть наготу, завернувшись в большое мягкое полотенце, не использованное прошлым вечером.

Стоило ей закончить, как раздался легкий стук в дверь, затем щелчок. Дверь открылась, впуская грузную женщину с тяжелым подносом. Обесцвеченные красновато-желтые волосы с проседью торчали из-под огромного чепца. Вместе с ней в комнату проник аппетитнейший запах теплого хлеба и горячего шоколада.

— Ну как вы тут, мисси? — прощебетала она с живым ирландским акцентом. — Такое прекрасное утро для перемен!

Ее яркие голубые глаза бегло оглядели комнату.

— Ох, да вы ж еще шторки не открыли. Дайте-ка я открою их для вас. — Поставив поднос, она суетливо подбежала к окну. — Мне было приказано накормить вас и приготовить к отъезду с этим красавчиком мистером Коуплендом.

Ноэль громко вдохнула. Женщина посмотрела на нее более пристально и заметила темнеющие на руках синяки и удрученный вид девушки. Что же мог такой человек, как мистер Коупленд, сотворить с этим несчастным созданием? Невольно посочувствовав бедняжке, она решила постараться развеселить ее.

— Меня зовут Бриджид О’Ши. А теперь садитесь и покушайте, мисси, пока я тут приберусь.

Ноэль почувствовала, что ее намерения тают при виде соблазнительных блюд, стоявших перед ней. Плетеная корзина, наполненная теплыми булочками, соседствовала с тарелкой овсянки, щедро политой золотистым медом. Цветастый кувшин был до краев полон сливок. Рядом лежал ломоть масла и стояла кружка дымящегося шоколада, с пеной наверху. Она ела за несколько часов до судьбоносной встречи с Американцем, и ела совсем мало — сморщенное яблоко и ломтик черствого хлеба. Она стала с такой скоростью набивать рот едой, словно боялась, что сейчас ее отберут.

— Дорогуша моя, да ты голодная, да?

Смутившись, Ноэль начала есть помедленнее, прожевывая каждый кусок.

— Я-то сама, когда была помоложе, ела как птичка, — Бриджид хихикнула, показывая на свою дородную фигуру. — А сейчас глянь-ка на меня, ни за что не поверишь, верно? Да, мужчины смотрели на меня, надеясь со мной время провести. Это приятно было, но не легко, понимаешь? Большинство из них хотело только поразвлечься немного. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Добрая женщина заметила затравленный взгляд Ноэль. Неужели она слабоумная и не понимает, какой у нее богатый и могущественный покровитель? Бриджид принялась умело заправлять кровать

— Конечно, у тех парней не было ничего общего с твоим богатым мистером Коуплендом. Ох! Стать бы снова молоденькой. Я бы отдала все свои лучшие воспоминания за то, чтобы провести ночь с таким красивым мужчиной.

Ноэль почти неслышно застонала, когда Бриджид сняла все покрывала, и на свет появилось пятно крови. Пухленькая ирландка с удивлением смотрела на капли крови. «Ах, вот как это было», — подумала она, — «а я-то решила, что она обычная шлюшка, да простит меня Господь».

Она встала на колени перед Ноэль, сидевшей на стуле с пустым взглядом, и взяла худые руки девушки в свои пухлые.

— Плохо было, да?

Ноэль посмотрела в дружелюбные голубые глаза и молча закивала.

— Это было ужасно. — Вдруг она выпрямилась на своем стуле и крепко сжала ладони своей новой подруги. — Пожалуйста, Бриджид, помоги мне сбежать отсюда, пока он не вернулся. Просто дай мне что-нибудь надеть и покажи, как отсюда выйти.

Бриджид высвободила свои руки из рук Ноэль и начала ласково гладить ее по рыжим волосам.

— О чем ты только думаешь, — проворчала она. — Подумай своей головой, девочка. Он не такой, чтоб ему перечить. Если он захочет, то тут же тебя найдет, и тебе будет гораздо хуже, чем сейчас.

— Хуже, чем сейчас, мне уже просто не может быть! — воскликнула Ноэль.

— А теперь успокойся, дорогуша, и послушай меня.

Бриджид подошла к узелку, который положила, войдя в комнату.

Развернув его, она проворно выудила оттуда нижнюю юбку, порванное платье и небольшой набор для шитья.

— Мистер Коупленд приказал, чтобы это платье зашили, и ты снова его надела.

Ноэль открыла рот, чтобы возразить.

— Или ты хочешь разгуливать в таком виде — чтобы на тебе не было ничего, кроме полотенца на голом тело? — раздраженно прокудахтала Бриджид. — Хотя представить себе не могу, зачем ему обряжать тебя в эти грязные тряпки.

Она отложила полотенце и помогла Ноэль надеть нижнюю юбку, затем натянула на нее непривлекательные одежки и начала закалывать булавками и подшивать их.

— Какая же ты костлявая, детка! Ты только посмотри на свои ребра! Хотя, надо сказать, грудь у тебя отменная!

Ноэль заметно менялась с каждым стежком Бриджид. Она согрелась от материнской заботы; так давно никто о ней не заботился, никто не хлопотал над ней. Наконец Бриджид закончила и отошла, чтобы оценить результаты своей работы.

Неожиданно дверь распахнулась, и Куин шагнул в комнату. Ноэль резко повернулась на стуле. Он был одет в безупречный жемчужно-серый пиджак с подходящими по цвету брюками. Его красивое лицо выглядело усталым и помятым. Он бесстрастно оглядел ее и повернулся к Бриджид.

— Вы накормили ее?

— Да, я сделала это, сэр, — ответила та, указывая на поднос. На нем осталось всего две булочки и чуть-чуть каши. — Она была полумертвая от голода, — Бриджид фыркнула, хмуро глядя на Куина.

Куин добродушно ухмыльнулся ей.

— Я буду кормить ее почаще. А пока заберите это с собой, когда уйдете.

Он кивнул на поднос, отпуская ее.

Ноэль смотрела на него. Снова он вел себя так, словно ее не было в комнате. Бурные эмоции, которые она испытывала прошлой ночью, исчезли. Вместо этого она испытывала всепоглощающую ледяную ненависть.

— Минутку. — Ее голос был холодным и твердым. Она целенаправленно подошла к Куину и протянула руку. — Мне нужна гинея.

Он вопросительно поднял брови, но затем, безразлично пожав плечами, положил блестящую монету в ее руку. Ноэль сунула ее в руку Бриджид.

— Возьми ее. Мне нужна была подруга.

— Ох, спасибо, мисс.

В «кто кого сильнее унизит» можно играть вдвоем.

— Я «миссис». Я — Ноэль Коупленд, Миссис Куин Коупленд.

Щеки ирландки побледнели от слов Ноэль. Сотни вопросов прыгали на ее губах, оставаясь без ответа. Первый раз в жизни Бриджид не знала, что сказать.

— Д-да, ма’ам. Спа-спасибо, ма’ам.

Она попятилась, приседая в подобии реверанса, чепец смешно подпрыгивал на ее кудрях, и выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь.

Ноэль пожала маленькими плечиками и повернулась к Американцу.

Словно пантера, он подошел к ней, не отрывая от нее взгляда.

— Если ты думаешь, что можешь меня унизить, ты заблуждаешься. Однако ты пыталась спровоцировать меня, и это было неразумно. Ты никому не должна говорить об этом браке без моего разрешения, понятно тебе?

Всем своим существом Ноэль стремилась ударить его по мерзкой физиономии, броситься на него и выцарапать эти бесстрастные глаза. Но ей не хватало на это смелости, и она презирала себя за трусость.

— Понимаешь, ты должна была сказать мне. — Она не поверила своим глазам, увидев сожаление на его лице. — Я бы не был так груб. Не в моих привычках насиловать девственниц.

— И что, если б я сказала тебе, ты бы поверил? — Она говорила с горечью, зная ответ раньше, чем вопрос сошел с ее бледных губ. — Разумеется, ты бы не поверил… так что засунь свои сожаления себе в задницу.

Не обращая на нее внимания, он достал из кармана пиджака маленькую белую баночку и открыл крышечку — в ней оказались алые румяна. Опустив в них палец, он нанес их на ее щеки и губы.

Потом он ухмыльнулся так, что она пришла в ярость.

— Вот теперь ты похожа на девушку, на которой я женился.

Глава 4

Солнечные лучи позднего утра ярко освещали белую дверь, отражаясь в ней, и витиеватую львиную голову, которая украшала дверное кольцо. Приподняв его, Куин резко постучал. Ноэль испытывала благоговейный страх, оглядывая кирпичные стены величавого городского лондонского дома, находившегося на прекрасной фешенебельной Площади Нортридж. Дверь открылась, в проеме появился худощавый пожилой человек, одетый в безупречную ливрею. Его редкие белоснежные брови почти незаметно приподнялись при виде столь неправдоподобной парочки на крыльце.

— Доброе утро, Томкинс, — сказал Куин, подталкивая Ноэль по направлению к двери.

Девушка зашла в дом. Ее глаза упивались роскошью фойе с блестящим черным мраморным полом. Солнечный свет струился в холл через два высоких окна и осыпал бликами полированные медные стенные канделябры и изящный диван оттенка желтого нарцисса, стоявшего вдоль одной стены цвета слоновой кости.

— Доброе утро, мистер Коупленд, — чопорно приветствовал Томкинс.

— Мой отец дома?

— В библиотеке, сэр, — дворецкий поколебался мгновение, потом многозначительно взглянул на Ноэль. — Вы хотите, чтобы я сообщил ему о вас?

— Нет, думаю, я сделаю ему сюрприз, — усмехнулся Куин.

Томкинс слегка наклонил голову.

— Очень хорошо, сэр.

Спина дворецкого напряглась от неодобрения, он бесшумно исчез в конце коридора.

Куин провел Ноэль в маленькую приемную.

— Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.

Он вытащил ключ с внутренней стороны двери.

— Ты ведь понимаешь, что не будет никакой пользы от твоих попыток сбежать? В этот раз я не буду настолько глуп, чтобы оставить ключ с обратной стороны двери.

— На самом деле ты же не думаешь, что запертые двери смогут удержать меня здесь, если я решу уйти, а, Куин? — презрительно усмехнулась Ноэль, нарочно назвав его по имени, которое выплюнула его из своего рта так, словно это был яд.

Американец не обратил внимания на ее напускную храбрость.

— Ты хочешь сказать, что не собираешься предпринять попытку к бегству в ту же секунду, как я повернусь к тебе спиной? Прости, что я не верю тебе, но честность не является одним из твоих лучших качеств. Тебе некого винить за прошлую ночь, кроме самой себя. Ты ведь даже честной шлюхой не была, правда?

— Честность, — сказала она невыразительно. — Что ты знаешь о честности? У тебя больше денег, чем ты можешь потратить. Тебе никогда не приходилось беспокоиться о том, где ты будешь спать в эту ночь, или о пустом желудке. Очень легко для тебя быть способным говорить о честности. Ты настолько богат, что можешь позволить себе это.

— Не следует так быстро судить меня. Я могу удивить тебя.

Куин закрыл дверь, повернул ключ в замке и направился к библиотеке, где его ожидало противостояние, которое он предвкушал так долго.

Саймон Коупленд сидел за массивным столом, перед ним лежала открытая бухгалтерская книга в рыжевато-коричневом переплете из телячьей кожи. Тем не менее, он не был сосредоточен на рядах цифр, которые аккуратными колонками тянулись до самого низа страницы. Вместо подсчетов он думал о том, как на верфи в Кэйп Кросс управляются без него. Саймон не уставал благодарить судьбу за то, что двадцать четыре года назад он оказался достаточно мудр, чтобы выбрать для строительства американской верфи компании «Коупленд и Пил» этот маленький городок Джорджия, расположенный в Провиденс Саунд. Коупленд вспомнил, как более пожилые и опытные кораблестроители насмехались над ним. Они предупреждали, что местоположение тридцатью пятью милями южнее Саванны слишком изолированно, что он полностью будет зависеть от рабов, поскольку квалифицированных рабочих там невозможно будет найти. Но Саймон не намеревался строить свою верфь на страданиях людей. Вместо этого он отправился в Нью-Йорк и Бостон, где прочесал верфи тех самых владельцев, которые смеялись над ним.

Там Саймон нашел освобожденных рабов и опытных ремесленников, многие из которых иммигрировали с верфей Шотландии и Голландии, семейных людей, которые разочаровались в переполненной толчее больших городов и хотели чего-то лучшего для своих детей. Саймон рассказал им о городке Кэйп Кросс, в котором была школа в отдельном здании и три церкви. Он рассказал им о новых белых каркасных домах, пустовавших в ожидании семей, которые заселятся в них. А поскольку эти люди любили корабли, промышленник рассказал им и о тех судах, которые он и Бенджамин Пил планировали строить. Саймон Коупленд нашел своих рабочих.

Он вспомнил, как восхищенный Бен Пил в первый раз увидел Кейп Кросс. Проклятье, как же он скучал по своему компаньону! Пальцы Саймона нежно поглаживали резное ореховое дерево, когда он думал о своем партнере, сидевшем когда-то за тем же самым столом. Саймон был педантичным человеком, но улыбнулся, воскрешая в памяти хаос, царивший в кабинете Бена, когда он работал: мятые бумаги, бессмысленно разбросанные по полированной поверхности, книги, раскиданные по комнате, контракты, означавшие сотни фунтов, небрежно засунутые в пустой кувшин из-под эля на каминной доске. Может, это было и к лучшему, что его и Бена разделял океан; возможно, в этом и был секрет их успешного партнерства. С тех ранних лет они редко виделись друг с другом. И Саймона по-прежнему был рад тому, что он мог работать в своей опрятной конторе в Кейп Кросс, зная, что Бен здесь занимается английской ветвью компании, среди жизнерадостного беспорядка, который всегда окружал его.

С тех пор, как Бен умер восемь месяцев назад, Саймон все чаще приходил к осознанию того, как сильно он полагался на деловое чутье своего партнера. Не было случайностью то, что Коупленд приобрел городской дом Пилов на площади Нортридж. Вдова Бенджамина, Констанс, которая теперь владела половиной компании, решила остаться в деревенском имении в Суссексе, в течение года ее глубокого траура. И поскольку она планировала посещать Лондон нечасто, а только если того требовали дела, женщина продала элегантный дом на площади Саймону и приобрела домик поменьше по соседству. Саймон пробыл здесь уже четыре месяца, и возможно, пройдет еще столько же, прежде чем он сможет вернуться в Кейп Кросс. Как бы то ни было, ему было удобно находиться здесь, среди вещей Бенджамина, пока он улаживал дела на английской верфи.

Если бы только он мог передать верфь в Кейп Кросс Куину, а сам — остаться в Англии. Все-таки он надеялся…

Саймон нахмурился, его темные брови почти сошлись на переносице. Проклятье! Ему необходимо было что-то сделать со своим сыном. Почти двадцать восемь, а он все еще неразумен, как мальчишка.

Куин знал все, что должен был знать о строительстве кораблей, понимал всю сложность руководства «Коупленд и Пил». Как же он может быть настолько непрактичен с этими своими разговорами об экспериментах? Куин готов вложить тысячи долларов в развитие совершенно новой формы корпуса. «Коупленд и Пил» была консервативной компанией кораблестроителей, не какой-нибудь несерьезной организацией, которая ввязывается в разные рискованные схемы.

Возможно, было ошибкой вызвать Куина из Кейп Кросс три месяца назад. Его сын сейчас пытался перетянуть Констанс на свою сторону. А это может представлять собой проблему, поскольку вдова Бена все еще контролировала половину компании. «Почему Куин не похож на сыновей других людей,» — горько думал Саймон, — «послушных и уважающих своего отца?»

Его рассуждения были прерваны, когда дверь кабинета распахнулась, и в нее широкими шагами вошел объект его размышлений. С первого взгляда сходство между двумя мужчинами бросалось в глаза. Тем не менее, при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что сходство было не чисто внешним, а проявлялось скорее в манерах, поведении.

В пятьдесят темные волосы Саймона подернулись сединой, но он все еще был привлекательным мужчиной, широкоплечим и мускулистым, с пронзительным взглядом синих глаз. Из них двоих Куин был шире в плечах и темнее. Его скулы были выше и более четко очерчены, но лбы обоих мужчин были одинаково широкими, а носы — крупными.

— Ты когда-нибудь будешь стучаться? — проворчал Саймон.

Куин зажег тонкую сигару с обрезанным кончиком, и подошел к камину.

— Но нам ведь нет необходимости придерживаться всех этих церемоний, Саймон?

Он грациозно облокотился на мраморную каминную доску, небрежно скрестив ноги.

— Итак, — Саймон критически оглядел своего высокого, привлекательного сына, — блудный сын возвращается. Тебе не кажется несколько экстравагантным снимать комнаты в гостинице, в то время, как ты можешь остановиться здесь?

Это был старый предмет спора между ними. Долгие годы Куин предусмотрительно инвестировал свои доходы. И теперь он был совершенно финансово независим от отца. Этот факт сильно раздражал Саймона.

— Это мои деньги, Саймон, как тебе хорошо известно. Кроме того, тебе не кажется, что это будет несколько лицемерно, учитывая все наши разногласия?

— Наши разногласия, как ты их назвал, придуманы тобой, а не мной, — в гневе рявкнул пожилой мужчина.

— Наши разногласия, Саймон, начались до того, как я стал достаточно взрослым, чтобы спровоцировать их.

Саймон вцепился в край стола, так, что суставы пальцев побелели, и пристально уставился на сына. Их взгляды столкнулись в молчаливом поединке, тишину нарушало только тиканье позолоченных часов на каминной полке. Внезапно Саймон резко упал обратно в кресло, нетерпеливо проводя пальцами по своим темным волосам.

— Если бы я знал, что ты придешь, я бы устроил так, чтобы Констанс тоже была здесь, — сердито сказал он. — Я знаю, тебе нравится ее компания.

При упоминании о Констанс Куин расслабился. Он подошел к кожаному креслу, расположенному у стола орехового дерева.

— Прекрасная Констанс. Да, вот это женщина! — Он удобно устроился в кресле и многозначительно взглянул на своего отца. — Неглупая и страстная.

— Неглупая? Как ты можешь так говорить? Констанс самая пустоголовая женщина, какую я когда-либо встречал, и к тому же, настаивает на том, чтобы вмешиваться в дела компании.

Куин бесстрастно взглянул на отца.

— Констанс сейчас владеет половиной компании «Коупленд и Пил», к тому же она замечательная женщина. Не стоит так быстро отвергать ее мнение. Она может быть и легкомысленна, но не глупа.

— Она надоедлива и ничего не знает о делах! — объявил Саймон, поднимаясь с кресла и не спеша двигаясь по комнате.

— Она была замужем за твоим партнером в течение двадцати одного года, — напомнил Куин.

— Да, и Бен уделял слишком много внимания ее безумным идеям.

— Каким безумным идеям? — холодно спросил Куин. — Строительству совершенно нового корпуса? — Он подошел к камину и стряхнул пепел со своей сигары на каминную решетку. — Ты глупец, Саймон. Ты ведь знаешь про слухи о работах, которые ведутся на верфях Смита и Дэймона в Нью-Йорке.

— Я — глупец! — Саймон разъяренно обернулся. — Проклятье, Куин, мы проходили через это сотни раз. Корабль, чья ширина недостаточна для того, чтобы поддерживать равновесие, пойдет ко дну. Кораблестроитель не может идти против естественного порядка вещей. Чтобы понять ошибочность твоей идеи, тебе достаточно понаблюдать за природой. Едва ли существует такой вид рыб, у которых самая широкая часть тела находится не рядом с головой.

— Рыба — это рыба, Саймон, а корабль — это корабль. Рыба плавает только в одной среде — в море. И на глубине, там, где она обитает, море спокойно. Корабль же должен справляться с двумя стихиями — водой и ветром, и обе они непредсказуемы. Ты так сильно ошибаешься, Саймон, — сказал Куин, его глаза резко сверкнули, — но, как всегда, уверен в своей непогрешимости.

Саймон печально посмотрел на сына, затем подошел к столу и устроился в кресле, откинувшись на его спинку. Он сказал спокойно:

— Не могли бы мы прекратить эту бесконечную перебранку?

Улыбка Куина была холодной, она никоим образом не затрагивала его глаз.

— Честно говоря, именно для этого я и здесь. У меня есть кое-что для тебя, кое-что, о чем ты так долго просил меня.

Саймон изумленно взглянул на сына, от его взгляда не ускользнула мрачная усмешка на губах сына.

— О?

Куин поспешно покинул комнату и вернулся несколькими мгновениями позже, таща за собой встревоженную Ноэль. Саймон недоуменно уставился на жалкое изнуренное создание, щеголявшее алыми румянами и грязным платьем. Это было невозможно! Он притащил вульгарную шлюху в дом своего отца.

Голос Саймона стал ледяным.

— Что все это означает?

Торжествующе сверкая глазами, Куин ответил:

— Рад представить тебе мою жену. Мы поженились прошлой ночью.

Пожилой мужчина потерял дар речи. Его лицо застыло в изумлении, когда он впился взглядом в возмутительную копну морковных волос.

— Церемония была неортодоксальной, но абсолютно законной, — Куин пристально смотрел на своего отца, наслаждаясь каждым моментом своей мести. — Том Салли был свидетелем.

Потрясенный Саймон вскочил со своего кресла, его челюсти крепко сжались.

— Если это твой способ пошутить…

— О, это не шутка, — вкрадчиво оборвал его Куин. — Вспомни, Саймон, ты был единственным, кто хотел, чтобы я женился. Ты хотел, чтобы я устроился, стал респектабельным… был точно таким же закоснелым и скучным, как ты. — Его голос в гневе повысился. — Но понять, какого черта ты, из всех людей сделался таким ревнителем брака, выше моих возможностей, — он хотел сказать что-то еще, чтобы нанести очередной удар, пусть даже небольшой, в открытую рану, зная, что даже легкое прикосновение может заставить ее болеть. Но подумав лучше, он удовлетворился тем, что сказал: — Ты был единственным, кто хотел, чтобы я взял себе невесту. Ну что ж, я сделал это, и теперь можешь получить ее. Я надеюсь, вы оба будете очень счастливы.

Куин повернулся на пятках и направился к двери. Уже подойдя к ней и взявшись за ручку, он остановился и повернулся лицом к отцу.

— Кстати, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить эту прекрасную леди выйти за меня замуж. Она привыкла к тому, что ее услуги оплачиваются, — засунув руку в карман, он вытащил из него толстый конверт и швырнул его в сторону Саймона. Конверт пролетел по воздуху и с хлопком шлепнулся на поверхность стола.

— Позаботься о том, чтобы она получила эти деньги.

Ноэль не могла больше этого слышать. Обезумев от ярости, она бросилась в его сторону, вытягивая руки, словно клешни, и громко пронзительно закричала:

— Ты ничтожество! Я ненавижу тебя! Даже огонь ада слишком хорош для тебя, проклятый ублюдок!

Уворачиваясь от ее летящих кулаков, Куин расплылся в широкой усмешке в ответ на ее вспышку.

— Очаровательна, не правда ли?

Дверь за ним захлопнулась.

Глава 5

Не двигаясь, Саймон смотрел на закрывшуюся дверь. Его лицо было мрачным и напряженным, но он ничего не чувствовал — ни гнева, ни разочарования, ни боли, ни обиды и вообще никаких эмоций, которые могли бы в нем бушевать. Так неожиданно пораженный этим ударом, он был опустошен и ошеломлен реальным доказательством того, насколько велика была ненависть его сына к нему. Другой человек на его месте мог бы зарыдать, взмолиться, или закричать, но Саймон ничего такого не сделал, потому что не знал каково это. Слишком много лет прошло с тех пор, когда он переживал столь глубокие чувства.

И в этот момент пришла боль.

Воспоминания, которые он так благополучно похоронил в своих мыслях, мгновенно перенесли его в прошлое: вот он крепко обнимает своего сына, подбрасывает его в воздух, бегает вместе с ним. Он помнил, как этот маленький мальчик часто приходил на мыс Кросс судостроительной верфи. Иногда он тихо сидел и просто наблюдал за плотниками, пока они работали, но чаще всего приставал к ним с вопросами.

А затем последовали мучительные годы, в течение которых он видел только неприкрытую ненависть в тех же самых глазах, которые когда-то ему улыбались. Он не мог противостоять собственному чувству вины, потому как мальчик был слишком большим напоминанием о том несчастье, которое произошло в личной жизни Саймона, слишком большим напоминанием о том другом человеке, которого они вместе так сильно любили. Впервые за эти годы Саймон Коупленд задумался о глубине своей любви, которую он чувствовал к сыну.

Сейчас он смотрел на женщину, которая стала оружием мести его сына. Их разделяло расстояние комнаты, она стояла напротив него и смотрела в окно. Яркий солнечный свет позднего утра неясно вырисовывал ее очертания, но она выглядела тихой и спокойной. Ее спокойствие его раздражало. И эта шлюха была женой его сына! Могла ли она на самом деле действовать по принуждению, как это казалось?

Он вскрыл конверт, который Куин так небрежно бросил, и вытащил толстую пачку денег. Ей, конечно же, хорошо заплатили за участие в этой затее. Несла ли она какую-либо ответственность за то, что произошло? Саймон подумал о решительности своего сына и отказался от этой мысли. Никто бы не смог не к чему принудить Куина; Саймон знал это из собственного опыта. Нет, эта девчонка была всего лишь орудием, пешкой в разыгрываемой мести Куина.

Одинокий лист выпал из конверта. Саймон раскрыл его и обнаружил там четкий почерк Куина, который четко извещал:

28 марта 1835 год

Я, настоящим сообщаю, что ухожу из объединения «Коупленд и Пэйл» и отказываюсь от всех прав, на эту компанию.

Куин Кристофер Коупленд

Лондон, Англия

Саймон потрясенно и недоверчиво смотрел на это короткое письмо, затем перечитал его. Эта краткость и безличный тон открыли ему больше, чем это могли бы сделать сами слова. Он знал с абсолютной уверенностью, что Куин освобождал себя не только от собственного объединения с компанией, но и от любой связи со своим отцом. Он уходил из жизни Саймона, как это уже было прежде. За одним исключением, в этот раз, он кое-что после себя оставил.

Саймон взглянул на Ноэль и заметил, что ее грудь слегка подрагивала. Она повернулась так, что яркий свет из окна больше не падал на ее лицо, и Саймон увидел, как по ее щекам бежали слезы. Боже, да ведь она совсем еще ребенок! Она казалась такой беззащитной, а ее горе было еще более тяжким оттого, что было таким безмолвным.

Он стал рассуждать логически и засунул пачку денег обратно в конверт. Она была явно огорчена своей недавней вспышкой гнева и боялась, что теперь ей не заплатят. Его голос был спокойным, но прозвучал холодно.

— На самом деле, вам нет необходимости плакать. Вот деньги, которые вам обещали. Я посоветовал бы вам благоразумно их использовать. Это Богом данная вам возможность, которая наладит вашу жизнь, и улучшит благосостояние. — Даже себе его слова показались слишком напыщенными.

Девушка откровенно разглядывала его, как если бы она давала ему оценку. Она не пыталась скрыть своих слез и даже не шевельнулась, чтобы взять конверт, который он ей предлагал. Он почувствовал себя немного неловко, как будто она заглянула внутрь него и обнаружила там какой-то недостаток. Положив конверт на край стола, поближе к ней, он продолжал стоять.

— Ну же, мисс, это ваши деньги. Возьмите их и уходите. Мой дворецкий покажет вам выход.

Он потянулся к шнурку от колокольчика, висящему в углу гобелена, но прежде, чем он смог к нему прикоснуться, она прошипела, обращаясь к нему. В этих словах слышалось презрение, а следы акцента были заглушены звуками с улицы.

— Мне не нужны деньги. Мне ничего не нужно ни от вас, ни от вашего сына.

На лице Саймона отразилось удивление.

— Вы не ожидали, что я могу отказаться, правда? Вы оба одинаковые, оба. — И снова слезы покатились из ее глаз. — С вами такое не случалось, чтобы человек с настоящими чувствами стоял перед вами. Этого с вами не происходит потому, что вещи не всегда такие, какими они кажутся. Заберите ваши деньги. Я в них не нуждаюсь.

С этими словами она расправила плечи и гордо направилась к двери, ведущей из библиотеки.

Саймон смотрел на прямую спину девушки, пока она пересекала комнату. Его тронули ее честность и достоинство, а ее манеры озадачили; он почувствовал странное желание задержать ее. В тот момент, когда она подошла к двери, прозвучал его резкий и командный голос.

— Останьтесь. Я хочу с вами поговорить.

Она его проигнорировала, а ее рука уже тянулась к дверной ручке.

— Пожалуйста. — Прозвучало слово, о котором раньше Саймон и представления не имел.

Она обернулась к нему. В первый раз за все это время, он увидел в ее глазах вопрос, а может, это была неуверенность.

— Пожалуйста, — повторил он, направившись к ней, — прошу прощения за свою грубость. Я буду очень признателен, если вы ненадолго останетесь и поговорите со мной.

Ноэль постояла в нерешительности, а затем, согласно кивнула.

— Пожалуйста, присядьте. Вот здесь, у огня, так нам будет удобнее. — Он проводил ее к утопающему в подушках дивану. — Может, чаю?

Секунду она медлила, а затем, произнесла.

— Да, спасибо. — Элегантно сидя с прямой спиной, она наблюдала за ним с осторожностью. Он напоминал ей его сына. У обоих был тот же надменный профиль.

Саймон преодолел расстояние до шнурка от колокольчика, резко дернул за него, и вернулся к Ноэль, усевшись на стуле напротив нее. Ему потребовалась минута, чтобы более внимательно ее изучить. Было труднопредставить, но, вполне возможно, что с правильным питанием и приличной одеждой она могла бы выглядеть менее нелепо.

— Я все еще не знаю вашего имени, — начал он осторожно.

— Меня зовут Ноэль Дориан. — Тихо произнесла она, внимательно следя за ним, как если бы его реакция была некоторого вида проверкой.

— Мило. — Впервые, он увидел, как тень улыбки пробежала по ее лицу. — Ваши родители были французами?

— Нет. Моя мать была англичанкой, но она любила все французское. Она умерла семь лет назад.

— Семь лет назад! Да вы тогда были совсем еще ребенком. А что насчет вашего отца? Он еще жив?

— Полагаю, что так. Во всяком случае, если история Дэйзи была правдой.

— Дэйзи?

— Это моя мать. В молодости, она была актрисой. Она часто рассказывала, что мой отец был богат, красив и из благородной семьи. — Вдруг, Ноэль смутилась. Зачем она ему все это рассказывала? — Но теперь, вы ведь не хотите, чтобы я продолжала. Кроме того, не все вышеупомянутое Дэйзи сказала в трезвом уме. Вероятно, это вообще неправда.

Саймон задумался. Это было настолько маловероятно, чтобы девушка подобная этой могла быть дочерью аристократа? Но бесспорно то, что в ней было некое достоинство.

— Кто заботился о вас после смерти вашей матери?

Она выглядела явно удивленной.

— Да ведь я сама о себе заботилась. Кто же еще?

— Но вы были всего лишь ребенком.

— Не такой уж маленькой я была. Мне было десять лет.

— Вы звали меня, сэр? — голос дворецкого испугал Ноэль. Она не слышала, как он вошел.

— Да, Томкинс. Юная леди выпила бы чашечку чая. Подайте его сюда. — Саймон отпустил его и снова повернулся к Ноэль, как будто их никто не прерывал.

— Значит, вам сейчас семнадцать лет.

— Почти восемнадцать.

— И вы с десяти лет стали самостоятельной? — в замешательстве, он покачал головой и сказал, как будто бы самому себе. — Англичане, поистине удивительный народ. Они верят, что они единственные, кто способен править остальным миром, но не способны справиться с несправедливостью даже на пороге собственного дома.

— Здесь и сейчас, — воскликнула Ноэль, вскидывая свой маленький подбородок. — Не смейте говорить ничего плохого об Англии, тем более что вы американец.

— О, и что же плохого в том, чтобы быть американцем? — Саймон был удивлен ее патриотическим негодованием.

— Да ведь они совсем дикие, — гордо фыркнула она. — Разгуливают повсюду практически голые, с толстым слоем краски на лице.

Саймон тихонько рассмеялся.

— Ноэль, мне кажется, вы выбрали неудачный пример.

— Что вы имеете в виду? — подозрительно спросила она.

Саймон не ответил. Вместо этого он протянул руку и осторожно провел по ее щеке, показывая ей свои испачканные в красном пальцы. А затем, его взгляд на короткое мгновение переместился в вырез ее декольте.

— Практически голая и с толстым слоем краски на лице?

Ноэль посмотрела ему в глаза и заметила в них озорной блеск. Гневный ответ был готов сорваться с ее губ, но что-то в его лице ее остановило. Она поняла, что теперь он ждал реакцию, испытывая ее точно так же, как она его раньше оценивала. Он пошутил над ее трудами, но она инстинктивно чувствовала, что он вовсе не издевался над ней. Ее гнев испарился так же внезапно, как и возник, и неожиданно она рассмеялась восхитительным звонким голосом, чем очаровала Саймона.

Американский делец и английская карманная воровка несколько секунд открыто улыбались друг другу прежде, чем Ноэль поняла, что она неосторожно разрушила свою внутреннюю защиту. Ругая себя, она быстро опустила взгляд и стала изучать неровный шов на своей юбке, образовывающий сердитую букву V.

Тишина затянулась, но девушка решила, что она ее первой не нарушит.

— Скажите мне, как же вы сами справлялись с десяти лет? — Саймону очень хотелось ее спросить, как долго она занималась проституцией, но не смог сформулировать, да и не собирался ставить под сомнение ее упрямую гордость.

— Первые несколько лет, я была уличным рабочим.

— Уличный рабочий? Ради бога, что это значит?

— Вы не знаете, кто такой уличный рабочий? — Ноэль был поражена, что такой состоятельный и титулованный человек, как Саймон может быть таким невежественным.

— Нет, боюсь, что нет. — Саймон улыбнулся. — В моем образовании есть некоторые пробелы. Может, вы будете столь любезны, чтобы их восполнить.

— Да как же, уличные рабочие ходят на берег реки и собирают обломки древесного угля, чтобы затем продать их на улице. Я была единственной девочкой — уличным рабочим в Лондоне, — похвасталась Ноэль.

Саймон выглядел действительно впечатленным.

— И как вы совершили такой поразительный подвиг?

Ноэль стала осторожно рассказывать Саймону о своем детстве. А он внимательно слушал, полностью поглощенный ее историей. Прежде, чем это она поняла, она уже говорила о временах, проведенных со Суини Поупом и о его трагической смерти. Несмотря на то, что она только вскользь упомянула Дэйзи, из тех немногих высказываний, что у нее вырвались, Саймон смог получить довольно точную картину ее отношений с матерью. Интереснее всего ему было узнать, что Дэйзи не была всего лишь старой уличной шлюхой полусвета^[2], как он вначале подумал, и теперь ростки понимания начали пускать корни в его разум.

— Когда мне было двенадцать, я поняла, что больше не могу выдавать себя за мальчика, поэтому мне было необходимо найти себе другое ремесло.

Саймон слегка наклонился вперед на своем стуле. В выражении его красивых губ появилась напряженность. Он был уверен в том, что она собиралась ему сообщить, но понял, что ему вовсе не хотелось этого услышать. Внезапно, для него стало очень важным то, что эта волевая девушка могла быть шлюхой. Но та история, которую услышал Саймон, оказалась совсем неожиданной.

Вместо этого Ноэль рассказала ему о том, как стала карманной воровкой, описывая старое пальто, которое она вешала над головой в крошечном углу, где спала. Она рассказывала, как в то время пока другие, с кем она делила тесные каморки, спали, она проводила часы в тренировках, пробуя вытащить носовой платок из разных карманов, стараясь, чтобы пальто не шелохнулось. Неделя за неделей она повторяла свои движения до тех пор, пока она, наконец, не была удовлетворена. Тогда она поменяла платок на меньший кусочек ткани. И наконец, на камешек, который клала поглубже в карман.

Ноэль наморщила лоб, когда вспомнила о месяцах тренировок.

— Это было давным-давно, — она сказала сухим тоном. — С тех пор я уже заработала себе репутацию. — Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза, — Некоторые поговаривают, что я лучшая карманница в Сохо.

Саймону верилось в это с трудом. Казалось, что ее совсем не мучила совесть, и не было никакого ощущения того, что она поступала неправильно. Мой Бог, она бы также гордилась, занимаясь проституцией, как она гордилась тем, что была карманной воровкой?

Ноэль не обратила внимания на его молчаливое осуждение.

— Вы же знаете, у меня не было другого выбора. Либо обирать карманы, либо быть шлюхой, но ничто и никогда не заставило бы меня стать шлюхой. — По ее лицу пробежала тень. — То есть, так было, пока не пришел ваш сын.

— Мой сын! — воскликнул Саймон. — Мне жаль, но кажется, я не понимаю, о чем вы мне сейчас сказали. — Он окинул взглядом ее одежду. — Вы говорите, значит, вы не про… проститутка?

— Мистер Коупленд, — медленно произнесла она, — до прошлой ночи, я была девственницей. Я так одеваюсь только для того, чтобы отвлекать мужчин, а затем чистить их карманы.

Саймон не мог в это поверить. Что Куин сделал с этим ребенком? И хотя он только что с ней познакомился, он в ней ни секунды не сомневался, так как слишком хорошо знал своего сына. Так или иначе, она уже слишком запуталась в паутине мести, расставленной Куином, невольная жертва, которая была так глубоко ранена.

Он встал со стула и устроился рядом с ней на диване.

— Ноэль, расскажите мне, что произошло.

Ноэль изучала его красивое лицо. Ей не нужна была его жалость, но он заслуживал того, чтобы знать правду, каков был его сын.

Она яростно рассказала ему о произошедшем, как будто произнеся это вслух, могла облегчить свои страдания; слова лились из нее потоком. Когда она повторила разговор, подслушанный между Томасом и Куином, лицо Саймона стало твердым, словно высеченным из камня, и она еще раз поразилась сходством между отцом и сыном, особенно, когда она увидела ожесточение, которого прежде не было на лице старшего их них.

Когда Ноэль рассказала, как она замахнулась ножом на его сына, на краткий миг Саймон почувствовал сожаление о том, что она не попала в цель. О Господи, да он вероятно и сам бы за это убил Куина! У Ноэль была хорошая память, и она могла в точности повторить большую часть разговора Куина с Томасом об их бракосочетании. Саймон оценил и то, что Ноэль на самом деле не осознавала ошеломляющего совершенства мести Куина.

Было ли для мужчины ошибкой, так гордиться собственным именем? Размышлял Саймон. А также желать, чтобы это имя было уважаемым? Что было такого абсурдного в том, чтобы просить Куина жениться на благородной женщине из знатного рода, которая могла бы ему родить гордых сыновей, чтобы продолжить род Коуплендов? Черт возьми! Благодаря Куину, достойные стремления Саймона теперь казались ему глупыми и надуманными.

Мысль, которая прежде была всего лишь слабым импульсом, стала обретать очертания в его голове. Если это была своего рода игра, которую начал Куин, то он скоро узнает, что крайне недооценил своего противника.

Голос Ноэль начал дрожать, когда она стала рассказывать о своем пребывании в съемных комнатах Куина.

— Вы можете не рассказывать мне об этом, если это слишком больно. — Произнес Саймон более резко, чем собирался, но ему хотелось услышать больше.

— Я должна вам рассказать. Вы его отец. — Ноэль смотрела на него спокойно, но не осуждающе. — Что бы между нами не произошло, это уже растеклось и отравило меня.

Ее голос снова задрожал, слова застревали в горле, но она собиралась ему все рассказать так, чтобы он понял. Она расскажет ему об этом кошмаре потому, что не сможет долго хранить это в секрете. Только тогда он сможет четко себе представить, что с ней произошло прошлой ночью. Ее руки сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони.

— В какой-то момент разум Дэйзи… У нее стало не все в порядке с головой. Она приводила в нашу комнату мужчин. Ложилась с ними в постель. А они причиняли ей боль. Они ее били и… и что-то с ней вытворяли. Иногда она умоляла и плакала. А иной раз, от нее не было слышно ни звука, она только спала с ними. И тогда я поняла, что никогда не позволю мужчине прикоснуться к себе. Поэтому я носила с собой нож. — Ее глаза впились в Саймона. — Я хочу, чтобы вы знали, если бы я смогла его убить, то хохотала бы на его могиле.

Саймон никак не отреагировал на ее безжалостное заявление.

— Продолжайте, — сказал он. Теперь он хотел услышать все, узнать правду о том, что совершил его сын. Он желал услышать самое худшее, чтобы оправдать ответную месть, которую собирался осуществить.

Ноэль не могла смотреть ему в глаза. Она глядела мимо него и продолжала свой рассказ.

— Он сорвал с меня одежду и приказал принять ванну. Я мечтала о ванне столько, сколько себя помню. Горячая вода, и поднимающийся над ней пар, мыло, пахнущее так восхитительно, что ты почти хочешь попробовать его на вкус. — Она рассмеялась, но в этом звуке не было никакой радости.

— Я слишком неудачлива, чтобы моя мечта осуществилась. Хорошо, я получила свою ванну, но вместе с Ним, сидящим рядом с ней, и наблюдающим за мной своими дьявольскими глазами. Он вытянул перед собой ноги, и потягивал бренди, как будто у него не было в этом мире никаких забот. Просто наблюдал за мной, будто я не была таким же живым человеком, будто у меня не было никаких чувств.

— Затем, он встал и выключил свет. Он поднял полотенце, бросил его через всю комнату так, чтобы я не могла до него дотянуться, и вытащил меня из ванны. Я попыталась его оттолкнуть, говорила, что я не та, за кого он меня принимает, но он не стал меня слушать. Я боролась с ним, но он схватил меня за руки и толкнул на кровать. Затем он накрыл меня своим телом, разрывая на куски. — Когда она повернула к Саймону свое лицо, в ее глазах были холод и горечь. — Мистер Коупленд, теперь я знаю, что умру раньше, чем когда-нибудь снова позволю ко мне прикоснуться любому мужчине.

Теперь уже Саймон не мог посмотреть ей в глаза. Он встал и подошел к книжным шкафам, тянущимся вдоль всей стены библиотеки. Проведя указательным пальцем вниз по корешку одного из томов в кожаном переплете, он, наконец, заговорил, его голос переполняли эмоции.

— Ноэль, то, что произошло между вами и моим сыном, было ужасно и неправильно. Это можно назвать спариванием животных, действия жеребца, укрощающего строптивую кобылу только на том основании, что он несравненно сильнее ее. Но любовные ласки между мужчиной и женщиной такими не должны быть. Они могут быть красивыми и наполненными нежностью.

Он повернулся к ней, но больше не видел ее; перед его глазами стояло совсем другое лицо. Он видел страстные темные глаза и струящийся черный шелк волос.

— Некоторые говорят, что только мужчины наслаждаются занятиями любовью. — Его голос выдавал глубину его осуждения. — Но это ложь. Я видел такое удовольствие на лице женщины, что был уверен, это шло от самого ее сердца. Это было волшебно, нечто такое, что вечно хранится в памяти.

Саймон раскрыл себя перед ней даже больше, чем рассчитывал, но это ничего не дало. Он понял по замкнутому выражению лица Ноэль, что дальше бесполезно было пытаться что-то объяснять. Ее обида уже выстроила вокруг нее непробиваемую стену. Он снова принял деловой вид, и, заложив руки за спину, подошел к ней.

— У меня нет никаких оправданий для того, что сделал мой сын; это непростительно. Недостаточно просто сказать вам, как я сожалею о случившемся, только я. И я обещаю, Ноэль, что так или иначе, я собираюсь вам это компенсировать.

Дверь медленно открылась, и вошел Томкинс. Отказываясь даже взглядом признавать присутствие Ноэль, он величественно поставил серебряный поднос, с двумя чайными сервизами на маленький стол рядом с Саймоном и объявил:

— Только что приехала миссис Пэйл, сэр. Я попросил, чтобы она подождала в гостиной, однако…

— О, Томкинс, вечно ты суетишься, не было никакой необходимости обо мне докладывать.

Неподражаемая Констанс Пэйл, свежая, как легкий ветерок после утреннего дождя, вплыла в библиотеку, шурша кружевами и черным шелком. Несмотря на подобающий цвет, ее платье могло соответствовать категории траурных нарядов, только в самом широком смысле этого слова. Ее откровенное декольте было прикрыто прозрачным слоем из черного газа. Лиф платья был собран у основания ее тонкой шеи в слоеный кружевной воротник.

Ее ярко рыжие волосы во множестве ленточек, были завиты в локоны. Ходило несколько злобных сплетен, которые намекали, что волосы женщины сорока пяти лет не могли быть такого редкого красного оттенка без использования хны. Это были последствия популярности Констанс, поэтому эти слухи нашли совсем немного добровольных слушателей.

В действительности, она совсем не была особой красавицей. Черты ее лица были приятными, но конечно, не безукоризненными. Однако это была выдающаяся личность, обладающая шармом и живостью, которая, как известно, ускоряла сердцебиение джентльменов, которые были намного ее моложе.

Несмотря на легкомыслие ее траурного одеяния, скорбь Констанс по ее усопшему мужу была глубокой и искренней. Она любила его с тех пор, как только выросла из пеленок, и его смерть оставила болезненную пустоту в ее жизни. Она хорошо скрывала свое горе, и, тем не менее, немногие осознавали глубину ее страданий.

— Саймон, мой дорогой, — ее голос был низким и мелодичным. — Это действительно ужасно, таким образом к тебе врываться, но мне необходимо… — При виде Ноэль, она мгновенно замолчала, а затем в ее зеленых глазах появился веселый блеск. — Я не знала, что ты принимаешь гостей, Саймон. — Грациозно, чуть склонив голову набок, она разглядывала его с преувеличенным простодушием. — Я надеюсь, что мой несвоевременный визит ничему не помешал.

Сдерживая раздражение, Саймон небрежно поцеловал ее в щеку.

— Вам всегда здесь рады, Конни. — Он не смог противостоять искушению, назвать ее уменьшительным именем, хотя знал, что она его терпеть не могла. Черт бы побрал эту женщину! И почему она должна была появиться прямо сейчас?

И в этот момент последняя часть головоломки, которую он пытался мысленно собрать воедино, встала на место, и теперь он знал, что должен был делать.

— Конни, давайте пройдем в гостиную, где нам будет гораздо удобнее. Там мы сможем обсудить наши дела. Томкинс, налейте, пожалуйста, чаю этой молодой леди. Ноэль, вы меня извините.

Не дожидаясь возражений Констанс, Саймон вытолкнул ее из библиотеки и провел в гостиную. Пока шел, он лихорадочно думал, перебирая всевозможные варианты. Его шансы осуществить задуманное были настолько малы, что их почти не существовало, и, тем не менее, разве у него был другой выбор?

Когда они оказались в гостиной, изящно декорированной в китайском стиле, Констанс отцепила руку Саймона от своей руки.

— Саймон, да перестаньте меня так толкать. Я давно вас знаю, вы были самым несносным мужчиной, но до сих пор я себе и представить не могла, что вы не знакомы с хорошими манерами. Даже более того, я сейчас упаду в обморок! — В подтверждение своих слов она опустилась на маленький лакированный стул и грациозно прислонила руку к сердцу.

— Падайте! — Выражение красивого лица Саймона исказилось от смеха. — Конни, даже если вы попытаетесь, вы все равно не знаете, как это делается.

— Конечно же, знаю. Это лишь вопрос задержки дыхания. А теперь прекратите называть меня этим нелепым именем — вы же знаете, что я его ненавижу — и расскажите мне, что здесь происходит. Право, Саймон, я знаю, что у мужчин есть животные инстинкты, но эта девчонка просто безобразна. Кроме того, — она элегантно фыркнула, — Я всегда считала, что вы удовлетворяли свои низменные желания с дамами легкого поведения, но не с обычной же проституткой.

— Констанс, мои низменные желания, как вы их называете, никоим образом не должны вас беспокоить. Однако я вам скажу, что никогда не был в настолько отчаянном состоянии, чтобы прибегнуть к помощи гулящей женщины.

Констанс могла сколько угодно наслаждаться более глубоким обсуждением этой темы, но ее любопытство насчет гостьи Саймона победило. — Тогда, кто та особа, и что она тут делает?

— Конни, та особа — жена Куина, — спокойно произнес Саймон.

— Его жена! — Все ленты в ее рыжих локонах разом всколыхнулись. — Вы же не серьезно!

— Я предельно серьезен. Они поженились прошлым вечером.

— Но зачем? Куин мог жениться на любой женщине, по своему выбору. У него есть все. Он красив, богат. И когда ему это нужно, он может быть даже очаровательным. Так с какой стати? Он же не влюбился в нее!?

— Не будьте смешной. До прошлой ночи, он никогда ее не видел.

— Тогда, почему?

— Месть, Конни. — Саймон криво улыбнулся. — Он наказал меня, как ангел мщения.

— Саймон, избавьте меня от своих метафор и объясните все прямо. Но, для начала, налейте мне, пожалуйста, маленький стаканчик хереса. Осмелюсь сказать, что мне это необходимо. — С этими словами, она устроилась поудобнее, скрестив изящные лодыжки и внимательно слушая, пока Саймон рассказывал историю Ноэль.

Куин несколько раз при Констанс упоминал о том, как Саймон был озабочен тем, чтобы тот удачно женился. В тот момент, она на это почти не обратила внимания; но ссоры между Саймоном и Куином стали такими частыми, что она оказалась в них вовлечена. Сейчас, в то время, пока Саймон высказывался, она поняла, что всерьез недооценила обоих — настойчивость Саймона, возмущение Куина. Но она так любила этого трудного мальчишку. Разве он мог вести себя, словно какой-то варвар? С тех пор, как она с Бенджамином стала о нем заботиться, пока ему не исполнилось тринадцать лет, и Саймон не отправил его в школу в Англии, он занимал особое место в ее сердце.

— Он ее изнасиловал, — сказал Саймон, завершая свою историю. — Жестоко и безжалостно.

Констанс почувствовала, как от жалости к грязной маленькой воровке и Куину, к ее зеленым глазам подступили слезы.

— О, Саймон, он так никогда бы не поступил, если бы не принял ее за девушку легкого поведения.

— Не обманывайте себя. Вы же знаете, что он всегда был упрямым и своевольным.

Констанс думала о другом мужчине из семейства Коуплендов, у которого был точно такой же характер, но он благоразумно держал его под контролем.

— Нельзя отрицать тот факт, что он дикий от природы, которую не всегда может контролировать, — продолжал Саймон. — Конечно, я сомневаюсь, что он применил бы к ней силу, если бы не был пьян и не принял бы ее за шлюху. Но это никак не оправдывает то, что он совершил. Кроме того, безусловно, он не был пьян, когда этим утром привез ее сюда, вместе с сообщением о том, что он уходит из компании «Коупленд и Пэйл».

— Уходит? О нет, Саймон.

Расстройство Констанс было обоснованно, и они оба это знали. Корабельные познания Куина были всесторонними. Он был хорошо знаком с сырьевой промышленностью, деревом и металлом; обладал врожденным пониманием их достоинств и недостатков. Он никогда не пытался приспособить новую идею к материалам. Вместо этого он начинал с сырья, а на его основании, возникала сама идея. Констанс верила, что творческое воображение Куина, в сочетании с отличным деловым чутьем Саймона, могли сделать «Коупленд и Пэйл» неуязвимым. Но теперь, все пропало.

— Ему не удастся повернуться спиной к «Коупленд и Пэйл» так легко, как он думает, — упорствовал Саймон.

— Где сейчас Куин? — спросила Констанс гораздо спокойнее, чем она на самом деле себя чувствовала.

— Не имею представления. Но, в конце концов, он появится словно чертик из табакерки.

Констанс видела острую боль в глазах Саймона и интуитивно понимала, что он также был огорчен самим собой, как и собственным сыном, которого не мог понять.

— И когда он снова появится, я надеюсь устроить ему маленький сюрприз.

Констанс нахмурилась.

— Какой сюрприз?

Тогда Саймон раскрыл ей свой безумный план, который почти полностью сформировался в его голове.

— Когда он вернется, его будет ждать истинная невеста Коупленд, готовая занять свое место в семье Коупленд.

— Ради бога, о чем вы говорите? — спросила Констанс, со стуком поставив стакан на маленький эмалированный столик.

— Я говорю о той голодной девочке в библиотеке. Куин позаботился о том, чтобы я не смог расторгнуть их брак. Она его законная жена. Поэтому она должна стать достойной имени Коупленд.

Изумленно взглянув на него, Констанс стала хохотать. Саймон нахмурил брови и сердито смотрел на нее. И хотя она прикладывала героические усилия, чтобы сдержать свое веселье, ей это не совсем удалось.

— О, великолепный Саймон, не сердись. С моей стороны было жестоко посмеяться, и я прошу прощения, но это действительно слишком неправдоподобно. Я начинаю бояться, что вы впадаете в старческий маразм.

Это у него старческий маразм? Саймон почувствовал, как растет его раздражительность. Проклятие, эта женщина была просто невыносима! С первого дня, как он ее встретил, у них всегда были разногласия, но тогда она была прекрасной невестой, намного моложе своего мужа. Пока проходили годы они видели друг друга крайне редко, но независимо от того, как часто они встречались, между ними продолжали лететь искры.

Наблюдая за перепалками этих двоих, как-то Бенджамин ласково улыбнулся своему партнеру и сказал:

— Саймон, это вы должны были на ней жениться. Возможно, вы смогли бы ее обуздать, а я от этих попыток уже давно отказался.

Саймон мысленно вздрогнул. Не было никакого смысла отрицать тот факт, что Констанс была чертовски привлекательной женщиной, но он предпочитал более серьезных женщин, которые уважали мнение мужчин, и были гораздо сообразительнее их. Сейчас он должен был приложить все усилия, чтобы ей не противоречить. Сделав над собой усилие, он натянуто улыбнулся.

— Что здесь такого невероятного, Констанс? Вы забываете, что я провел с ней некоторое время. Эта девочка от природы умна, и этого не может скрыть даже ее запущенный вид. Вспомните, ведь ее отец был представителем аристократии.

— Право, Саймон, — раздраженно вскричала Констанс. — Вы же не знаете этого наверняка.

— Вы только присмотритесь к ней поближе и поймете, что это правда, — воскликнул он и стал вышагивать по комнате, пытаясь одновременно убедить и себя, и ее. — Она держится царственно. В ней есть достоинство, интеллигентность. Все это говорит о том, что у нее хорошее происхождение. Ее только нужно немного почистить, чтобы это проявилось.

— Почистить! — Констанс начала испытывать небольшую тревогу; Саймон был серьезен. Ей не хотелось, чтобы он выглядел смешно, но точно так же ей не хотелось, чтобы он был в ярости.

Поднявшись со стула, она направилась к нему, шелестя черным шелком, и положила свою ладонь на его руку. Она посмотрела ему прямо в глаза и серьезно произнесла:

— У нее нет не только никакого намека на красоту, но еще она, несомненно, ужасно безграмотна. Я даже сомневаюсь в том, умеет ли она читать.

Саймон посмотрел на нее.

— Это не имеет значения.

Констанс открыла рот, чтобы ответить, но Саймон ничего не хотел слышать.

— Констанс, все это можно легко исправить. Можно нанять гувернера, чтобы он научил ее читать и ознакомил с основами истории и географии

Констанс возмущенно воскликнула:

— По правде говоря, Саймон, потребуется немного больше, чем научить ее определять местоположение Балтийского моря и дату сражения при Гастингсе, чтобы она смогла войти в общество. И если она сможет чему-нибудь научиться к своему несчастному появлению в свете, в чем я искренне сомневаюсь, ее еще надо будет научить правильно говорить.

— Она прекрасно говорит, — прерывал ее Саймон. — Намного лучше, чем можно было ожидать.

— Это не важно, Саймон, я уверена, что ее произношение никогда не будет одобрено высокопоставленными гостями. Ей необходимо знать, как управлять домашним хозяйством, играть на фортепьяно, заниматься рукоделием, танцевать кадриль. — С каждым пунктом, она загибала пальцы. — От этого почти кружится голова. Даже вы, Саймон, должны признать, что вам будет очень тяжело найти преподавателя, способного научить всему этому. Молодые леди учатся многим из этих вещей подсознательно, просто наблюдая за своими матерями.

— Совершенно верно! — победно воскликнул Саймон. Нежно положив руки на ее плечи, он сверху посмотрел на ее изящную фигурку. — Этим вещам может научить только женщина грациозная и благовоспитанная, такая женщина, как вы, Констанс.

Предприимчивая вдова рассматривала его какое-то время, пока до нее доходил смысл сказанного и наконец, заявила:

— Нет, Саймон, я ничего не хочу об этом слышать. — Она отступила от него на несколько шагов и повернулась к нему спиной. — Иногда я считала необходимым не соглашаться с вами в вопросах бизнеса, но никогда не думала, что вы лишены здравого смысла. Но теперь, я начинаю в этом сомневаться.

Голос Констанс был непреклонен, но по правде говоря, ее мнение по этому вопросу еще не было решенным. И, тем не менее, она могла согласиться на это просто ради себя, ведь она была одинокой женщиной. Последние несколько лет, во время которых она боролась со слабеющим здоровьем Бенджамина, для нее были трудными. Несмотря на свое легкомыслие, она по-прежнему была чувственной женщиной, и вынужденное одиночество, ставшее ее судьбой, было для нее неестественно. Ее тело стало бунтоваться против этого; она жаждала объятий и ласки. Она даже подумывала завести любовника, но почему-то эта мысль была ей противна, поскольку она знала, что эта случайная связь не сможет утолить страстное желание, которое она ощущала. В последнее время ей становилось все тяжелее и тяжелее засыпать. Возможно, если она чем-нибудь заполнит дни и займет свои мысли, то ее ночи снова станут спокойными.

Она придала своему голосу небрежность.

— Саймон, я должна признать, что мне любопытно. Только в чем состоит ваш план, и какую роль вы отводите мне?

Саймону было жаль, что Констанс стояла спиной к нему, и он не мог видеть ее лица. Что ее так взволновало? Он небрежно подошел к стоящему напротив нее диванчику, уселся и стал внимательно наблюдать за ее лицом, пока говорил.

— Я бы хотел, чтобы вы забрали ее с собой в Сассекс. Проследите, чтобы она подобающе одевалась и питалась, и начните обучать ее пристойным манерам. Когда вы решите, что пришло время, необходимо будет нанять компетентного учителя для обучения ее наукам. Я знаю, что на это потребуется некоторое время, но я всячески надеюсь, что в течение года она сможет превратиться в приемлемую для общества молодую леди.

— За год! О, Саймон, боюсь, что вы переоцениваете ее ум и мои способности. — Констанс какое-то время была погружена в свои размышления, а Саймон не пытался на нее давить. Она бесцельно прохаживалась по комнате, лишь однажды остановившись, чтобы подвинуть вазу. Наконец она села на диван рядом с Саймоном.

— Давайте на минуту предположим, что ваш невероятный план удастся, и вам на самом деле удастся сделать ее вполне презентабельной. И что тогда?

— Я собираюсь представить ее обществу.

У Констанс расширились глаза.

— Вы собираетесь представить ее в качестве его жены?

— Нет, конечно же, нет. Она будет моей … моей племянницей. Хотя нет, так не пойдет. Я не хочу, чтобы она была моей близкой родственницей. — Он задумался на мгновение, а затем хлопнул в ладони. — Я знаю. Мы скажем, что мой брат женился на молодой вдове с маленьким ребенком. Она и есть тот ребенок.

— Это абсурд, Саймон, — спорила Констанс. — У вас нет брата. У вас даже нет никакой гарантии, что вы сможете найти Куина. А если и сможете, как вы тогда предлагаете убедить его, принять статус мужа?

— О, я найду способ убедить его в этом. — По его решительно выдвинутому подбородку Констанс поняла, что у него не будет никаких сомнений в том, чтобы применить к Куину силу. — А что касается его убеждения — имей в виду, Констанс, одно дело — оставить на улице ребенка без семьи и защиты; и совсем другое дело — оставить женщину изящную и благородного происхождения, которая была признана обществом. Куин — негодяй, но даже он не зашел бы так далеко. Эти двое встретятся, а затем я устрою так, чтобы они просто вместе исчезли из поля зрения на несколько дней. Просочится слух о том, что они тайно сбежали — понятное дело, любовь с первого взгляда. Я, разумеется, буду соответствующим образом оскорблен их скандальным поведением. Каждый будет выражать мне свое сочувствие, будут трепать языками и тайно радоваться, обнаружив пару таких влюбленных, которые не смогли ждать, чтобы пожениться должным образом. Не позднее, чем через месяц, скандал будет забыт, а холостяцкое положение Куина останется делом прошлым.

— Мне это не нравится, Саймон, — заявила Констанс. — Вмешательство в жизни других людей — опасное занятие.

— Это единственный путь, — ответил Саймон, решительно заглушая собственные сомнения. — Дикость Куина слишком долго оставалась необузданной. Он себя разрушит. — Саймон не преминул воспользоваться мягкосердечием Констанс, и сделал это без всяких колебаний.

— Констанс, как отцу, любящему своего сына, мне нужна ваша помощь. Если у вас есть хоть какие-нибудь чувства к Куину, помните, что это, может быть, для него последний шанс.

Констанс не одурачила попытка Саймона сыграть на ее сочувствии, но она не собиралась его за это осуждать. Вместо этого она задала вопрос, который волновал ее превыше всего.

— А что на счет девочки, Саймон? Из того, что вы мне о ней рассказали, кажется, она относится к очень независимому типу людей. Возможно, она не согласится с вашим планом.

У самого Саймона были некоторые сомнения на сей счет, но сейчас он не собирался показывать ей это слабое место.

— Чепуха, Констанс. Это для нее замечательная возможность, о которой, вероятно, она никогда и не мечтала. — Он на секунду замолчал, и его голубые глаза слегка сузились. — Кроме того, если она действительно откажется, я уверен, что смогу ее переубедить.

Констанс едко посмотрела на него, но он сдержался.

— Саймон, вы безнравственный негодяй. Не вы ли, еще час назад поклялись той девочке, что защитите ее, и вот, пожалуйста, вы уже целенаправленно плетете интригу, чтобы соединить ее с мужчиной, которого она, явно терпеть не может.

— На самом деле, Констанс, год в роскоши не воодушевит ее, но поможет изменить ее отношение к этому. Она улучшит свое здоровье и оценит, насколько выгодно быть Коупленд. Неужели вы серьезно полагаете, что она отвернется от Куина, как только вольется в наш образ жизни и увидит, какую выгоду принесет ей этот брак? Конечно же, нет.

Он взял руки Констанс в свои. В его голосе не было никаких уверток, когда он попросил:

— Я знаю, что мне все удастся сделать. Пожалуйста, помогите мне, Констанс. Не только ради гарантии сохранения «Коупленд и Пэйл» в наших семьях, но еще и ради вас самой. Я это знаю. Я буду вам бесконечно благодарен. Пожалуйста, вы поможете мне?

Ее давний противник просил о помощи, и она должна была признать, в пользу одной лишь обоснованности, что ему это блестяще удалось. Подняв руки в знак капитуляции, она улыбнулась.

— По правде говоря, Саймон, вы растоптали все мои доводы, это конечно глупо, но я вам помогу.

Саймон хлопнул в ладоши и ликующе рассмеялся.

Покачав перед ним пальцем, Констанс продолжила:

— И даже не думайте, что я такая дурочка, чтобы играть с вами в увеселительные игры, не обговорив несколько условий, с которыми я жду, что вы согласитесь. — Ее голос был решителен и тверд, что противоречило дрожащим лентам и кружевам, которые ее украшали. — С финансовой точки зрения вы будете нести все необходимые расходы, пока она будет оставаться у меня. Я единственная буду подбирать предметы ее гардероба и предупреждаю вас, Саймон, никакой экономии не будет.

— Согласен. — Саймон усмехнулся и стал торжественно расхаживать по периметру обюссонского ковра.

— Саймон, перестаньте ходить! Эта достаточно серьезная ситуация, не вынуждайте меня разговаривать с вашим затылком. У меня есть еще одно условие. Вы не должны вмешиваться ни в один из моих методов. Я буду продолжать действовать в своем направлении и не потерплю никакого вмешательства с вашей стороны. Это ясно?

— Да, да. — Совсем как девятнадцатилетний мальчишка, а не зрелый пятидесятилетний мужчина, Саймон рывком стащил Констанс со стула и заключил ее в бурные объятия.

Миниатюрный деловой партнер оказалась придавленной к его груди, а ее щека прижималась к шерсти его утреннего пиджака. Ее руки неосознанно переместились на его спину, и она закрыла глаза, упиваясь радостью снова оказаться в объятиях мужчины. Она вдыхала его запах, пока ее руки осторожно касались мускулов его спины. Она хотела почувствовать его кожу без создающей помеху одежды, провести ладонями вниз по его обнаженному телу, к …

Ее глаза распахнулись. О боже! О чем это, спрашивается, она думает! Поспешно освободившись, она возмущенно ему прокричала:

— Саймон, боюсь, что вы потеряли рассудок. Вы меня раздавите, несносный вы человек.

Саймон ухмыльнулся, поскольку был слишком доволен ее согласием, чтобы обижаться на ее выговор.

— Простите меня, Конни. Я забылся.

Ноэль облизала указательный палец, а затем, опытным движением макнула его в сахарницу. Она слизывала сахарные кристаллы, наслаждаясь их сладостью, не обращая внимания на белоснежную салфетку, которая лежала аккуратно свернутая рядом с серебряным подносом, а затем, вытерла влажный палец о юбку платья.

За то время, пока Саймон и Констанс отсутствовали, Ноэль успела прикончить две чашки чая, каждую из которых она снабдила несколькими ложечками сахара, и до единой крошки уничтожила пару жирных булочек. Несмотря на ее обильный завтрак, девушка ела так, словно каждый ее укус мог оказаться последним, но она была не в состоянии удержаться.

Облизывая свой палец, она одновременно охватывала жадным взглядом изящную комнату. Если бы Саймон мог прочитать мысли Ноэль, то это доставило бы ему радость, ведь она неосознанно подтверждала, что чутье его не подвело. Она знала, что выглядела ничтожно и неуместно среди такой роскоши, но она не чувствовала себя здесь лишней. В этой милой комнате, столь чуждой ее существованию, она ощущала себя более комфортно, чем в любом другом месте, где бывала за всю свою жизнь. Ей нравилось, как были закреплены в петлю драпировки над окнами, теплые цвета ковра, симметрично расставленные стулья по обеим сторонам двери в библиотеку. Ее взгляд одобрил штукатурку потолка и гладкий фарфор вазы, которая была заполонена ранними нарциссами.

Она очень хотела прикоснуться к ней, потрогать утонченное стекло пальцами, но она не решилась подойти ближе к прекрасной вазе из страха, что Саймон Коупленд войдет в комнату и застанет ее за этим занятием. И почему ее заботит то, что он думает? Она посмеивалась над собой, нервно кусая ноготь большого пальца. Во всяком случае, почему она все еще была здесь? Дверь была не заперта, ее ничего здесь не держало.

Но Ноэль знала, что еще не готова была уехать. Что-то было в Саймоне Коупленде, что затрагивало глубокие и отзывчивые струны ее души. Она подумала о его лице, столь похожем на лицо его сына, и почему-то смягчилась. И эта женщина, Констанс. Кто она? И какое отношение она имела ко всему этому?

Словно услышав мысли Ноэль, Констанс вошла в комнату и внутренне содрогнулась, когда рассмотрела ближе свою новую подопечную. Она задержалась в дверях, чтобы подождать Саймона, который следовал прямо за ней. Ноэль тут же была поражена, увидев столь прекрасную картину, которую они собой представляли: Саймон Коупленд, такой высокий и очень мужественный, и Констанс Пэйл, изящная и женственная.

— Ноэль, я хочу вас познакомить с миссис Пэйл, вдовой моего делового партнера. Констанс, это моя невестка, Ноэль.

Невестка! Ноэль не могла поверить своим ушам. Саймон открыто признал их родство перед этой изысканной дамой. Она кинула на него вопросительный взгляд, но он в ответ лишь приподнял темную бровь, что она могла расценить как брошенный вызов.

Приподняв подбородок, она грациозно поднялась со стула и спокойно встретила оценивающий взгляд Констанс. Она ему еще покажет!

Проблеск восхищения вспыхнул в глазах немолодой женщины. Саймон оказался прав. В этой девочке было нечто неосязаемое, что затмевало ее нелепый вид. Когда она подошла к Ноэль, ее голос сочился теплом и добротой.

— Я очень рада познакомиться с вами, моя дорогая. Саймон совершенно вами очарован, и теперь я вижу почему.

Эта женщина смеялась над ней? Ноэль недоумевала. Что стояло за этими льстивыми словами? Она находилась в неестественной для нее среде, в обществе этих людей. На улицах, она знала своих врагов. Но здесь, враг мог скрываться за милой улыбкой. Хорошо, она будет играть по их правилам, решила девушка, и вернула Констанс улыбку, но она будет настороже.

— Ноэль, я попросил Констанс к нам присоединиться, чтобы мы могли поговорить о вашем будущем.

Ноэль почувствовала, как вспыхнуло ее лицо.

— Вы ей обо мне рассказали? — она гневно взорвалась.

Он знал, что должен был последовать протест, и, стремясь его предотвратить, Саймон осторожно усадил Ноэль на диван, сверля ее взглядом.

— Ноэль, послушайте меня. То, что с вами произошло, это не ваш позор, а Куина. Констанс является нашим другом уже много лет. Я никак не мог скрыть этого от нее, да и не хотел, ведь я думаю, что она может вам помочь.

Ноэль дерзко вздернула свой маленький подбородок.

— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.

— Но вы ее примете, и вы это знаете. — Спокойно сказал Саймон и заметил, что она стала доброжелательнее, почувствовав, как рассеялся ее гнев на его предательство. — Вы многое пережили с прошлой ночи. Вам нужно какое-то время, чтобы отдохнуть. Моя дорогая, я бы никогда не смог себя простить, если бы с вами что-нибудь случилось сейчас, когда вы так расстроены. Вам также нужно время, чтобы подумать о том, что вы собираетесь делать с собственной жизнью. Вы же знаете, что не должны снова возвращаться на улицу.

Саймон видел, что его слова возымели действие на Ноэль. Подавляя растущую настойчивость, он сделал свой голос спокойным и ровным.

— Миссис Пэйл вас пригласила погостить в ее поместье в Сассэксе. Поскольку она еще в трауре по своему мужу, ее жизнь тиха, и вы сможете отдохнуть должным образом.

Ноэль упрямо стиснула зубы.

— Вы не имеете никакого права, решать за меня. Долгое время и без чьей-либо помощи я сама о себе заботилась. Мне не нужна благотворительность ни от одного из вас.

— Ноэль, я бы не назвал это благотворительностью, — заявил Саймон.

— Тогда, как бы вы это назвали? — возразила она. — Или для миссис Пэйл, обычное дело — приглашать карманных воровок у нее погостить?

— На самом деле, я не думаю… — начал было Саймон, но Ноэль его сердито прерывала.

— Представляю себе, как она знакомит меня с одним из своих знатных друзей. — С невероятной точностью Ноэль изобразила голос светской матроны. — Миллисент, я бы хотела, чтобы вы познакомились с моей гостьей. Весьма интересная девочка. Она, знаете ли, ворует часы.

Это уже слишком долго продолжалось для Констанс, которая с большим интересом наблюдала за спором между Ноэль и Саймоном. Прозвучал ее мелодичный смех.

— О, дорогой, Саймон, здесь она вас поймала. Боюсь, что вы встретили себе достойного противника.

— Посидите тихо, Конни, — резко ответил Саймон. К черту эту женщину! Если она не собиралась помогать, то могла хотя бы держать свой рот на замке. Он уже спланировал свой следующий ход.

— Мне кажется, вы до сих пор не осознали своих обстоятельств, — резко сказал он.

— Что вы имеете в виду?

— Знаете ли вы, что можете носить под сердцем ребенка Куина.

Ноэль почувствовала себя так, словно ее ударили. Дрожь пробежала по ее хрупкому телу.

Саймон действовал быстро.

— Я вижу, что вы об этом не подумали. Итак, у вас было на это время. — Его голос был холоден, когда он начал свое наступление. — Вы хотите, чтобы ваш ребенок воспитывался так же, как и вы? Копался в кучах грязи и угля? — Его губы скривились в усмешке. — Сколько лет будет вашему ребенку, когда вы повесите пальто и научите его обкрадывать карманы?

Все краски сошли с лица Ноэль, но Саймон не ослабил своей атаки.

— Конечно, все будет не так скверно, если у вас родится мальчик. Мальчикам легче выжить. А что, если будет девочка? Возможно, она окажется, не так удачлива, как вы. Полагаю, что есть аристократы, убежденные в том, будто лишив девственницу невинности, они излечатся от сифилиса. И они готовы платить по сотне фунтов за каждую. Вы такой судьбы хотите для своего ребенка?

— Прекратите! — закричала Ноэль. — Прекратите это! — Она обхватила голову руками, пытаясь взять себя в руки. Она-то думала, что ее ночной кошмар закончился, но теперь поняла, что несчастье, которое ею завладело, не собиралось так легко ее отпускать.

Констанс сердито вскочила со стула.

— Достаточно, Саймон. Вы жестоки, и я больше не желаю это слушать.

Язвительный ответ чуть не сорвался с губ Саймона, и он отвернулся.

Ноэль почувствовала, как ее окутал благоухающий черный шелк. Голос Констанс был тихим и успокаивающим.

— Ноэль, вы должны понять, что Саймон поступает так, как привык это делать во всем. Он предприниматель, и еще раз предприниматель, боящийся говорить искренне. Саймон не хотел бы вас сейчас потерять. Хотя, он бы никогда в этом не признался, но его восхищают яркие личности. Ноэль, он также имеет право знать, если у вас будет ребенок, ведь это его внук.

На секунду Констанс почувствовала укол вины. Она знала, что ее собственный способ мог повлиять на ребенка не лучше, чем метод Саймона.

Ноэль медленно подняла лицо и взглянула на Констанс, ей было ненавистно видеть в ее глазах сочувствие, ей были ненавистны те обстоятельства, которые неумолимо сгибали ее гордый дух к покровительству этих двух людей.

— Кажется, у меня не очень большой выбор, не так ли? — горько сказала она.

Они победили, Ноэль должна была поступить так, как они предложили, пока она убедиться, что не беременна. Но если ее благотворители ожидали, что она будет рассыпаться в благодарностях, то должны быть сильно удивлены.

— Если я поступлю так, как вы говорите, вы должны мне пообещать, что никому не расскажете о том, что я жена сына мистера Коупленда.

Констанс согласно кивнула.

— Кроме того, я останусь только до тех пор, пока не узнаю, будет ли у меня ребенок, и тогда вы немедленно вернете меня в Лондон.

Констанс опередила возражения, готовые сорваться с уст Саймона.

— Моя дорогая, довольно торговаться. А теперь давайте найдем что-нибудь более подходящее для вас из одежды. — Поворачиваясь к Саймону, Констанс сказала, — Я хочу уехать не позже чем через час. Вы проследите, чтобы у меня были свежие лошади?

Согласно кивнув, Саймон быстро покинул комнату, довольный таким удачным поворотом событий.

Две женщины несколько минут внимательно разглядывали друг друга. Наконец с некоторым удовольствием Констанс проговорила:

— Я думаю, что мы очень хорошо вместе уживемся, правда?

Ноэль не ответила. В любом случае она точно знала, что ей будет нелегко. Ничто в жизни не дается бесплатно, рано или поздно, ей придется расплачиваться. Она не знала, какова будет расплата, но была уверена в ее неизбежности.

Глава 6

Лондонские улицы теперь остались позади, и последние лучи послеполуденного солнца освещали ровные поля и маленькие коттеджи, казавшиеся такими яркими и чистыми после городского дыма и грязи. Двое других пассажиров кареты отправились в путешествие, одевшись каждый соответственно своему положению. Летти, служанка Констанс — невзрачная молодая женщина с красным цветом лица заснула с приоткрытым ртом, ее полная грудь мерно поднималась и опускалась. Констанс рассеянно уставившись в окно, была поглощена собственными мыслями, о чем свидетельствовали тонкие напряженные морщинки в уголках ее мягких губ.

Ноэль выглядела ужасно непривлекательно и неуместно, сидя в карете Пэйлов с небольшим свертком, который она положила на колени. Прежде, чем она покинула дом на Нортридж Сквер, она направилась в маленькую комнатку за кухней, где стерла последние следы румян с ее впалых щек и предприняла неудачную попытку привести в порядок свои волосы, сумев справиться только с самыми непослушными локонами. Она провела пальцем под воротником платья бесформенного покроя из коричневой шерсти, которое теперь было на ней, очевидно, Летти одолжила его у одной из горничных. От него ужасно чесалась шея.

Ноэль не могла не заметить любопытного взгляда Констанс, когда положила свой сверток на пол кареты, но у нее не было ни малейшего желания рассказывать женщине о его содержании. Ее любопытство было понятным, ведь Ноэль неожиданно отклонила предложение Констанс заехать по пути в Лондон в ее жилище, чтобы она могла собрать свои вещи. Ноэль бросало в дрожь от мысли, чтобы показать свою комнату этой утонченной леди, представляя отвращение, которое отразится на этих прекрасных чертах лица, когда она, прежде всего, обратит внимание на убогость арендуемого жилья.

Ноэль поняла, что там нет ничего, что бы ей действительно хотелось с собой взять. Ее имущество было до боли скромным: несколько старых театральных афиш Дэйзи, ставших с годами желтыми и хрупкими; осколок синего стекла, который Суинли выловил для нее из реки; кусок лиловой ленты, которую она носила, когда была ребенком; огарок свечи; какие-то обноски. Когда Ноэль не вернется, обитатели дома сбегутся в пустующую комнату и, словно тараканы, все растащат.

Ну что ж, добро пожаловать, горько подумала Ноэль. Все необходимое, было при ней.

В свертке у ее ног лежал самый маленький предмет — золотое обручальное кольцо, которое она сняла с пальца. Ноэль затолкала его глубоко в карман изумрудного платья, когда сменила свою одежду. Это было то самое платье, весьма вызывающий предмет ее безвкусного наряда, который занял больше всего места в свертке. Оно служило постоянным напоминанием о том, что она перенесла.

Она поклялась, что не уничтожит платье до тех пор, пока не отомстит тому, кто нанес ей оскорбление. Она отказывалась слушать здравый смысл, который предупреждал ее о том, насколько нелегкой задачей будет отомстить за себя Куину Коупленду. И не важно, как будет трудно, но она поставит его на колени, заставит его умолять так, как умоляла она, чтобы увидеть его униженным. А до тех пор она не успокоится.

В свертке оставался спрятанным один последний предмет — прочный нож с коротким лезвием и рукоятью из бледной кости. Когда Летти вела Ноэль через кухню, острый взгляд девушки заметил его на углу стола, рядом с кучкой очищенного картофеля. С молниеносной ловкостью она стянула со стола нож и спрятала его в складках юбки.

Если бы она задумалась, то она не нашла бы никакой иронии в том, что могла украсть нож без зазрения совести, хотя гордость не позволяла взять деньги, которые ей давали. Деньги сделали бы из нее шлюху, а нож был просто заменой того, который у нее забрали. Мысль о твердом стальном лезвии, надежно спрятанном среди изумрудного платья, согревала ее словно сверкающие тлеющие угольки, и поддерживала ее смелость.

Солнце догорало у горизонта, сверкая в последней попытке противостоять силам природы, которые неумолимо отдаляли этот край Англии от его влияния. Ноэль закрыла глаза от яркого света. Она чувствовала себя изнуренной и больной, а внутри у нее была пустота. Карета слегка покачивалась, колеса размеренно шуршали по дороге. Перед тем, как она провалилась в тревожный сон, ее последним осознанным образом было худое лицо с черными жестокими глазами и твердые губы, сжатые в усмешке.

— Пора просыпаться, мэм.

Глаза Ноэль распахнулись лишь для того, чтобы увидеть молчаливую Летти, которая, неуклюже вошла в комнату.

Произнося слова так, как будто каждое из них давалось ей через силу, она пробормотала:

— Миссис Пэйл будет ждать вас в своей гостиной после того, как вы позавтракаете.

Неуклюжие движения Лети, казалось, соответствовали ее большим коровьим глазам, глуповатому виду и румяному лицу. Она прошла в переднюю часть комнаты, которая была залита солнечными лучами, и поставила маленький поднос с завтраком на стол с мраморной крышкой.

Это был непривычный запах свежеиспеченных круассанов, соблазнительно смешивающийся с изысканным и роскошным ароматом шоколада, который, наконец, заставил Ноэль поднять голову с ее мягкой подушки. Из того немногого, что она могла вспомнить с ее приезда прошлой ночью, это то, как ее вели вверх по лестнице, а затем помогли надеть ночную рубашку, и поэтому она оказалась абсолютно неготовой к той красоте, которая царила в комнате.

Задняя стенка кровати, на которую девушка опиралась, была из красного дерева, с изящными изгибами. Балдахин узорчатого синего шелка свисал с деревянного карниза. Драпировки были дважды перевязаны на каждой стороне золотыми шнурами с кисточками, которые были сделаны из переплетенных волокон и крепились к стене. Туалетный столик был покрыт такой же узорчатой тканью. Три окна были занавешены синими драпировками более бледного оттенка и симметрично струились вдоль передней стены комнаты. Алебастрово-белые стены были украшены лепным декором, окрашенным в тот же синий цвет, что и драпировки.

Неуклюже поднявшись, она какое-то время стояла, оглядывая обстановку комнаты. В ней было зеркало с позолоченной рамой, комод, изящный стул с маленькой изогнутой спинкой, два алебастровых канделябра, и светильник с синим абажуром. Это было даже прекраснее, чем она когда-либо себе представляла.

Пока Ноэль осматривала комнату, она ждала, что Летти уйдет, и тогда она сможет одеться, но служанка не торопилась, поправляя постельное покрывало с невероятной аккуратностью. Ноэль задумалась, было ли это традицией аристократов, позволять слугам присутствовать в комнате, пока домочадцы одевались. Если и так, то эта традиция казалось глупой. Даже карманная воровка из Сохо знала, что уединение было так же необходимо, как и еда.

Так как девушка, похоже, не собиралась уходить, Ноэль решила воспользоваться уединением прикрытой занавесью небольшой ниши в дальней стене комнаты. Она шагнула в нишу и задернула за собой занавеси.

Как отличалась эта крошечная комнатка от той, где были грубые гигиенические средства, к которым она привыкла! Здесь был столик для умывальных принадлежностей, множество элегантных бутылочек, содержащих разнообразные душистые косметические средства, вышитые полотенца и огромных размеров ночной горшок, который во всю длину был украшен церемониальным портретом покойного Георга III^[3]. Впервые с того момента, как она проснулась, у нее улучшилось настроение и вырвался тихий смех, потому что она собиралась справить нужду в присутствии Его Величества. Несомненно, обычаи дворянства были весьма странными.

Только она закончила приводить себя в порядок, как штора умывальной комнатки отодвинулась и за ней показалась молчаливая Летти с безобразным коричневым платьем в одной руке, и нижней юбкой в другой. Ноэль развернулась, возмущенная этим новым вторжением в ее уединение.

Служанка неуклюже стояла, со стоическим выражением на лице. Ноэль было трудно представить, как такая неуклюжая женщина могла работать служанкой у столь элегантной леди, как Констанс Пэйл. Чего она не понимала, так это, как госпожа с этой служанкой могли так хорошо подходить друг другу. Хотя и медлительно, но Летти очень старательно заботилась о своей хозяйке и ее гардеробе. В свою очередь Констанс была чувствительна к неловкости Летти и принимала ее с тихим утешением.

Тем не менее, Ноэль не могла этого осмыслить. Летти просто была еще одним грозным стражем на этой чужой земле, куда ее вынудили приехать.

— Что вам нужно?

Едкий тон Ноэль никак не отразился на выражении лица Летти.

— Помочь вам одеться, — пробурчала она.

— Я сама могу прекрасно одеться, спасибо, — возразила Ноэль и, забрав у Летти коричневое платье, снова задернула занавеси.

Девушка надела чистое нижнее белье и натянула платье через голову, затем она выскользнула из умывальной ниши и обнаружила терпеливо стоящую Летти около подноса с завтраком, ее глаза были опущены.

Ноэль ощутила резкий приступ раскаяния от того, что так невежливо разговаривала с этой женщиной. Она просто выполняла свою работу, которой была обучена. Чтобы загладить свою вину, она махнула рукой в сторону подноса с завтраком.

— Это все так замечательно пахнет, но здесь гораздо больше, чем я могу съесть. Вы не хотите немного?

Коровьи глаза удивленно моргнули, и ее бесстрастные губы, хотя и были далеки от улыбки, смягчились.

— Я уже поела.

Ее совесть успокоилась, Ноэль уселась перед подносом с завтраком и укусила круассан из слоеного теста.

— Спасибо, госпожа, за предложение.

Ноэль подняла взгляд и увидела, что лицо служанки залилось краской от попытки завести беседу.

— Пожалуйста.

Летти повернулась, чтобы покинуть комнату и затем помедлила.

— Если вы будете готовы увидится с мадам, то ее гостиная находится через холл, миссис Коупленд.

Миссис Коупленд!

Ярость оглушила Ноэль. Она положила круассан, у нее пропал аппетит. Летти выдала ее личность! Констанс обещала держать это в тайне, но не прошло и дня, как она нарушила их соглашение. Аристократы! Только потому, что у них есть деньги, они считали, будто вправе топтать тех, у кого их не было. Ну и отлично, она им покажет! Она не позволит кому-нибудь снова себя растоптать.

Встав из-за стола, Ноэль устремилась из безмятежной комнаты, чтобы встретиться лицом к лицу с хозяйкой. Звук голосов, доносящихся изнутри, привел ее к нужной двери. Она только занесла кулак, чтобы постучать в дверь, когда услышала возмущенный возглас.

— Это же позор — вот что это, мадам. Мистер Куин женился на обычной проститутке, и она живет прямо здесь, вместе с нами.

В гостиной не знали, что их подслушивают, Констанс была увлечена неприятным разговором с Вайолет Финч, ее домоправительницей и по совместительству повар. Миссис Финч, одна из немногих поваров в Англии, кто абсолютно мастерски готовил французскую кухню, и Констанс высоко ценила свою служащую вот уже одиннадцать лет. С помощью ее кухни, о званых обедах Пэйлов ходили легенды. На них предлагалось попробовать такие блюда, как рататуй^[4], который так и дышал побережьем Прованса^[5]; курица тушеная в красном вине, слегка посыпанная тимьяном; воздушное рыбное суфле; роскошные бриоши^[6]; и мороженое глясе^[7], украшенное тонкой паутинкой сахарной ваты.

Как бы там ни было, Констанс уже давно со смешанным благоговением обнаружила, что у состоящей у нее на службе Миссис Финч было стойкое ощущение того, какими вещи должны быть и негодовала, когда другие считали иначе. Вот уже десять лет Констанс успокаивала приступы недовольства своего повара, поскольку она не собиралась терять такого незаменимого служащего, как Вайолет Финч.

— Проститутка! Ну же, миссис Финч, где вы все-таки это услышали?

Как будто я не знаю, подумала Констанс, представляя какой допрос учинила миссис Финч бедной Летти. Она должна была предупредить ее прошлой ночью, чтобы та держала рот на замке. Впрочем, вряд ли от этого была бы какая-то польза. Методы миссис Финч были бы достойны и Испанской Инквизиции^[8].

— Я узнала это от Летти, мадам. — Повариха самодовольно сжала тонкие губы. — Как вы отлично знаете, я считаю это своим христианским долгом, присматривать за девочкой и знать, что она не пойдет по плохой дорожке. Я должна признаться, миссис Пэйл, что прошлой ночью была удивлена, когда вы сказали мне о … об особе … которую приняли в качестве гостьи. Она была так одета, что я приняла ее за новую служанку. А затем Летти рассказала мне о том, будто все ее лицо было раскрашено и на ней было такое развратное платье, которое открывало ее грудь настолько, что оно не оставляло никакого места для воображения… Мадам, я не хочу вас расстраивать, но чувствую, что мое сердце начинает выпрыгивать из груди.

К черту вас и ваше сердцебиение! Констанс хотелось закричать. Все превращалось в какую-то путаницу.

— Постойте, постойте, моя дорогая миссис Финч, это так на вас не похоже, судить кого-то на таком слабом основании. Я не вправе разглашать обстоятельства женитьбы мистера Коупленда, но могу вас заверить, что миссис Коупленд не проститутка, и никогда ею не была. — Констанс даже удалось выглядеть глубоко оскорбленной.

Отчасти успокоенная, но не совсем убежденная, миссис Финч возразила:

— А то, каким образом она была одета? И в каком виде были ее волосы?

Констанс грациозно положила руку у основания шеи.

— Но, миссис Финч, вы, конечно, не допустите того, чтобы я нарушила священную клятву! — Казалось, что она секунду раздумывала. — Может, это и к лучшему, что мы об этом заговорили, ведь теперь я могу открыто обратиться к вам. Как вы, наверное, догадываетесь, мне крайне необходима наперсница, благоразумная женщина и прекрасная христианка, полная милосердия. Да, миссис Финч, я вижу, что у меня нет другого выбора, кроме того, чтобы обратиться к вашему состраданию.

Пухлое лицо поварихи засияло от удовольствия.

— Миссис Пэйл, вы же знаете, что можете на меня рассчитывать. Вам очень тяжело, вы женщина одинокая, у вас нет мужа, чтобы с ним посоветоваться. С тех пор, как умер мистер Пэйл, Господь упокой его душу, вы всегда обращались ко мне.

— Совершенно верно, — Констанс учтиво сделала паузу. — Как вы уже поняли, новоиспеченная миссис Коупленд не леди, и скажем так, не с той родословной, какая ожидалась от невесты Коуплендов. Увы, она бедное и беззащитное существо, слишком необразованное, чтобы справиться даже с самыми простейшими требованиями, необходимыми от нее. — Простите меня, Ноэль, печально подумала Констанс, но кулинарное искусство Вайолет Финч — это моя Ахиллесова пята.

— Я не могу делать вид, что она будет для нас ничем, кроме огромной обузы. — При этом заявлении, глаза миссис Финч заискрились удовольствием, Констанс глубоко вздохнула. — Однако, я надеюсь, что справлюсь со своим долгом, столкнувшись с ним. Когда мистер Саймон Коупленд просил меня принять ее у себя… так, что мне еще оставалось делать? — Скорбно пожав плечами, Констанс Пэйл изображала собой беспомощность.

— Вы поступили правильно, — заявила повариха, ее губы сложились в решительную линию. — А теперь, перестаньте волноваться мадам, и предоставьте все мне. Слуги отлично позаботиться о бедном существе, или им придется ответить перед Вайолет Финч.

Ноэль, с горящими от унижения щеками, кинулась назад в спальню и успела захлопнуть дверь прежде, чем услышала удаляющиеся шаги миссис Финч, самоуверенно спускающуюся в холл.

Опустившись перед туалетным столиком, она заметила свое отражение в позолоченном зеркале. То, как она была одета, с грубо окрашенными волосами, с таким болезненно бледным цветом лица, что оно казалось почти восковыми, и большими запавшими глазами, она производила именно такое впечатление, как они сказали — объект для благотворительности. "Бедное беззащитное существо". "Необразованная". "Огромная обуза". Эти слова обжигали так, словно ей дали пощечину. На улицах ее назвали "Ваше Высочество"; там ее уважали, а некоторые даже боялась.

Вскакивая из-за туалетного столика, она поклялась, что у них не получится с ней это проделать. Она не будет рыдать по поводу разговора о христианском милосердии. Они все могут отправляться к черту, она возвращается в Лондон!

Прошлой ночью, уставшая, она закинула свой узел с одеждой под кровать. Теперь, она вытащила его оттуда и бросила на постельное покрывало. Ее пальцы возились с пуговицами на корсаже коричневого шерстяного платья. Она ни за что не возьмет с собой это пожалованное платье, она уедет в Лондон в ненавистном изумрудном. Шепотом проклиная себя за глупость, что когда-либо могла согласиться уехать из Лондона, она стащила с себя коричневое платье и, стоя в нижнем белье, стала разворачивать свой узел с вещами. Яростные слезы покатились по ее щекам, когда она вытащила платье, но девушка не обращала на них внимания. Она не принимала ничью благотворительность!

Непрошеные слова Саймона Коупленда стали всплывать в ее памяти. «Повесите пальто, и научите его обкрадывать карманы?» — звучал издевательский голос. «Лишив девственницу невинности, они излечатся от сифилиса».

— Нет, — громко зарыдала она, но его слова продолжали отзываться эхом в ее голове.

«А что, если будет девочка? Что, если будет девочка? Девочка… девочка…»

С душившими ее слезами, Ноэль бросила изумрудное платье на кровать.

— Господи, пошли на них проклятье!

Она оказалась в ловушке. И не имеет значения, сколько Ноэль выстрадала, но она не могла осмелиться уехать сейчас, пока не узнает, будет ли у нее ребенок. В видениях ее уже преследовали голодные дети, которых она каждый день видела, их животы были раздуты голодом, а лица были пусты и безнадежны. Утрата гордости была малой ценой за то, чтобы быть уверенной, что ее ребенок никогда не будет среди них.

В утешение Ноэль напомнила себе, что если она не ждет ребенка, то это будет лишь вопросом нескольких недель, а затем она сможет покинуть эту роскошную тюрьму.

А если она беременна? При этой мысли у нее свело живот. Если беременна, то ей придется принимать их благотворительность до тех пор, пока не родиться ребенок. Это будет невыносимая жертва, но когда она родит, она сможет оставить ребенка под защитой этих состоятельных людей, зная, что они прекрасно о нем позаботятся. И тогда она сумеет вернуться к своей прежней свободной жизни.

Признав поражение, ее плечи опустились, когда она обратно натягивала коричневое платье. Это вызывало у нее отвращение, но она была вынуждена принять тщеславную благотворительность Констанс Пэйл. По крайней мере, никто и никогда не узнает, что она подслушала этот женский разговор. Так, она могла спасти остатки своей гордости.

Когда девушка сердито запихивала зеленое платье назад в узел с пожитками, ее рука скользнула по ножу, который она стащила из кухни Саймона. Она задумчиво вытащила его и положила на покрывало. Пока Ноэль находилась в этом доме, у нее был по крайней мере один друг! Оторвав неровную полосу от ее сорочки, она привязала к ноге оружие, а затем, с неохотой повернувшись к двери, решила пойти и поговорить с ней.

— Я сделаю так, что эта женщина не захочет спешить с осуществлением своего христианского долга, — пообещала Ноэль, глубоко вздохнула и снова прошла через холл.

Она штурмовала дверь Констанс, три раза сильно по ней ударив.

— Входите, — прозвучал голос хозяйки.

Гостиная Констанс и смежная с ней спальня были изысканного розового и сладкого зеленого оттенка. Бенджамин сам купил эти вручную разрисованные обои в Кантоне^[9], и подарил своей жене на юбилей. До самого верха расписанного деревянного потолка по стенам взбирался филигранный бледно-зеленый бамбук. Крошечные фигурки, одетые в розовые халаты в виде раковин, держали легкие зонтики, сложенные из бумаги на уровне глаз. Стояли лакированные сундуки, китайские вазы и фарфоровые фигурки. Такие же розовые фигурки с обоев повторялись на шелковом балдахине и чиппендейльской кушетке^[10], на которую облокачивалась Констанс.

Она утопала в лаймово-зеленой пене из лент и в море кружев, которые мягко зашелестели, когда она отложила в сторону некие бумаги, которые изучала.

— Ноэль, дитя мое, я рада вас видеть. Надеюсь, что вы хорошо спали. — Ее носик подобающе сморщился, когда она тепло улыбнулась своей гостье, тщательно скрывая душевную боль, которая возникала каждый раз при виде подавленного и измученного лица девушки.

— Я хорошо спала, — натянуто ответила Ноэль.

— Присаживайтесь, моя дорогая. Мне нужно так много с вами обсудить. — Золотой браслет с крупным жемчугом сверкнул на руке Констанции, когда она указала на стул рядом с ее тахтой.

Ноэль сидела напряженно, не позволяя своей спине коснуться стула.

— Вы выглядите лучше, отдохнувшей с прошлой ночи.

Какая же она лгунья, презрительно подумала Ноэль. Неужели она думает, что я не смотрелась в зеркало?

— Знаете ли, мы здесь живем очень просто, — четко продолжала Констанс, — итак, вам нет необходимости волноваться о толпе людей, которая может к нам нагрянуть. Думаю, что это очень утомительно стараться поддерживать беседу с кем-то, кого вы абсолютно не знаете.

Констанс медлила, явно ожидая какого-то ответа от своей гостьи, но Ноэль хранила каменное молчание. Глаза Констанс в уголках немного сузились, но она продолжала свой монолог, в столь же очаровательной манере, с какой говорила с того самого момента, когда Ноэль вошла в комнату. — Позвольте мне познакомить вас с нашим повседневным укладом, чтобы вам было здесь уютно. Завтрак подают в вашей комнате всякий раз, когда вы об этом попросите. Ланч — в час дня, а обед — в семь вечера. Их мы проводим в столовой. Чай — в четыре часа. Я хочу, чтобы вы отдыхали и хорошо проводили время, пока будете здесь гостить, моя дорогая. Чувствуйте себя, как дома, исследуйте дом и сады. Они в это время прекрасны, ведь почки только начинают раскрываться.

Ноэль больше не могла терпеть лицемерия Констанс.

— Вы нарушили наш уговор, — решительно заявила она.

— Что? — Констанс внимательно посмотрела на Ноэль со слегка насмешливым выражением на лице, но во всем остальном, казалось, что она совершенно спокойно отнеслась к обвинению.

В огромных глазах Ноэль были мука и гнев от раны, которая разрывала ее изнутри. Больше всего на свете ей захотелось накинуться на эту женщину, бросить ей вызов. У вас не было никакого права рассказывать обо мне, но вы это сделали! Я не нуждаюсь в вашей жалости. И сама могу о себе позаботиться.

Но эти слова так и остались невысказанными. Вместо этого, она окинула Констанс холодным взглядом.

— Вы сказали Летти, кто я такая. Она назвала меня «миссис Коупленд», когда этим утром принесла поднос с моим завтраком. У нас был уговор, а вы его нарушили.

Констанс спокойно посмотрела на Ноэль.

— Я не говорила Летти о том, кто вы. Должно быть, она подслушала часть нашего разговора в библиотеке.

Неуверенная, действительно ли Констанс сказала ей правду, Ноэль усилила свое наступление.

— И, тем не менее, вы обещали мне, что ни один человек не узнает, что я его жена. А теперь об этом будет знать каждый.

— Нет, Ноэль, этого не будет.

— И как же вы собираетесь с этим справиться? — ее голос сочился ядом. Ноэль показалось, что она заметила боль, отразившуюся в глазах Констанс, и мгновенно смутилась. Не будь глупой, ругала она себя. Эта женщина была так же талантлива, как и любая актриса Лондонского театра. Она не способна к настоящим чувствам.

Словно подтверждая точку зрения Ноэль, Констанс опустила глаза и стала спокойно заново завязывать ленту, которая развязалась спереди на ее платье. Когда она заговорила, ее голос звучал беспристрастно.

— Только Летти и миссис Финч, женщина, которая у меня служит домоправительницей и кухаркой, знают, кто вы, но даже они не имеют представления о вашем прошлом. Их обеих я знаю уже долгое время, и они, безусловно, заслуживают доверия. Я дам указания миссис Финч относительно того, каким образом необходимо объяснить ваше присутствие остальным слугам. Будьте уверены, что не позднее, чем через сорок восемь часов придуманная мной история будет обсуждаться в каждой деревне и в каждой семье.

— Какая история? — подозрительно спросила Ноэль.

— Что вы племянница Саймона, Ноэль Дориан, — начала было Констанс.

Ноэль ее резко прервала.

— Нет, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал мое настоящее имя.

— Отлично. Тогда, возможно, вы могли бы использовать свою фамилию Дориан в качестве имени. Я полагаю, что это звучит более аристократично. А также, вам будет легче откликаться на знакомую фамилию.

Констанс приняла молчание Ноэль, как согласие.

— А теперь, на счет фамилии… — Она постукивала тонким пальчиком по подбородку, пока обдумывала варианты.

— Поуп. Дориан Поуп. — Это звучало как утверждение, а не просьба.

В ответ, Констанс улыбнулась.

— Замечательно, просто замечательно. Как вы додумались до этого?

— Это имя одного человека, которого я когда-то знала.

Констанс благоразумно воздержалась от каких-либо вопросов, хотя это вызвало ее любопытство.

— Хорошо. Вы племянница Саймона, Дориан Поуп, падчерица его брата. На самом деле, у Саймона нет никакого брата, но в Лондоне об этом никто не знает. — Поднявшись с тахты, она ходила по комнате и в то время рассказывала историю, изящно жестикулируя руками.

— Вы родились в Индии. Когда вы были совсем маленькой, вашего отца убили на границе во время перестрелки. Позже, брат Саймона, который был инженером в «East India Company», женился на вашей матери. Вы прожили в Индии всю вашу жизнь пока несколько месяцев назад не умер ваш отчим, а затем и мать от эпидемии холеры. Вы также заболели и находились на грани жизни и смерти.

— Саймон попросил меня позаботиться о вас, так, чтобы вы поправились и пережили трагическую потерю ваших любимых родителей в тихой обстановке. Вам конечно, необходим полный покой и тишина; именно по этой причине вы не можете принимать гостей. — Констанс улыбнулась. — Мне кажется, что это звучит достаточно трогательно, не так ли?

Ноэль лишь смутно представляла себе, где находилась Индия и совсем не представляла, что значило «принимать гостей», но у нее не было никакого желания допустить, чтобы Констанс обнаружила ее невежество. Вместо этого, она насмешливо сказала:

— И все мы будем жить долго и счастливо, я так полагаю.

Улыбка слетела с лица Констанс, и вся теплота покинула ее голос.

— А это, Ноэль, уже будет зависеть от вас.

Глава 7

Дом Констанс, построенный в стиле королевы Анны^[11] казался довольно прост: опрятный прямоугольник без крыльев или внутренних двориков. Он был сложен из сливочно-белого камня, меняющего цвет в зависимости от погоды или времени суток. Иногда он принимал розовый оттенок, на закате же пылал золотом. Темно-коричневый дверной проем в центре был украшен лишь простым фронтоном, вырезанным из того же камня, что и весь дом. По обе стороны от двери располагались три высоких окна. На втором этаже было семь окон, центральное немного больше остальных. Магнолии покрывали правую сторону дома, их восковые изумрудные листья вились вокруг оконных рам. На левой стороне вьющиеся желтые розы цеплялись за камни, некоторые побеги достигали подоконника спальни Ноэль, расположенной на втором этаже.

Внутри несчастная девушка беспокойно ходила по комнате, звук ее шагов приглушал ковер. Прохладные голубые и белые стены и спокойная элегантная мебель контрастировали с ее душевным волнением.

Встреча с Констанс Пэйл встревожила ее гораздо сильнее, чем все те ожесточенные уличные стычки, в которых она участвовала. Метод Ноэль заключался в том, чтобы высмотреть врага и напасть на него. Но эта женщина выходила за границы ее опыта, и она чувствовала, что уличные методы не сработают в этом новом мире.

Отточенные инстинкты грызли ее. Как женщина может настолько убедительно прелагать дружбу и откровенность, когда все это ложь?

Ноэль подошла к окну, привлеченная шумом перед домом. Выглядывая из-за сборчатых синих шелковых гардин, она увидела Констанс, которую усаживали в элегантный темно-зеленый экипаж. Вот и подвернулся случай все разведать, не рискуя неожиданно столкнуться с хозяйкой.

Она начала с гостиной, изучаяобилие золота и слоновой кости, словно ключ к тайне владельца. Но ее непреодолимое чувство прекрасного, так долго лишенное объекта восхищения, пересилило все разумные соображения, и Ноэль попала в плен красоты и элегантности окружающей ее.

Она брела из комнаты в комнату, касаясь мягкого ворса бархатных драпировок, осторожно погладив китайскую статуэтку, тщательно исследуя прихотливую отделку многочисленных каминов. Ноэль залюбовалась изящным изгибом лестницы, спускавшейся в центральный вестибюль, и восхитилась портретом молодой Констанс в полный рост, висевшим на лестничной площадке. Напряжение, ощущавшееся, как тугой болезненный узел внутри, ослабло.

Она собиралась выйти в сад позади дома, когда великолепные часы в фойе пробили час. Словно по сигналу, молодая рябая горничная с мрачными глазами появилась из глубины прихожей — как правильно рассудила Ноэль — со стороны кухни.

— Меня зовут Молли, мисс Поуп. Я нижняя горничная.

Ноэль растерялась, впервые услышав, как к ней обращаются вымышленным именем, но, по крайней мере в этом, Констанс сдержала слово.

— Хозяйка к обеду не вернется, — продолжила девица, не скрывая презрение к гостье, которая выглядела так вульгарно. — Вы будете есть в столовой, или вам принести поднос в спальню?

Ноэль даже не колебалась.

— В мою комнату, пожалуйста.

Она уже заглянула в великолепную столовую и при всем ее бунтарском характере робела обедать в одиночестве в такой внушительной обстановке.

Не потрудившись ответить, служанка ушла обратно.

Вернувшись в свою комнату, Ноэль обнаружила на кровати простое темно-синее муслиновое платье. Она пощупала материю, ткань платья стала мягкой от многочисленных стирок. То, что вещь была не новой, убедило Ноэль, что одежду можно принять.

Сбросив колющееся коричневое шерстяное платье, она через голову натянула темно-синее.

Оно болталось на ее изможденном теле, а подол едва доходил до лодыжек. Поясом затянув болтающиеся складки на талии, Ноэль рассмотрела результат в зеркале.

Не заботясь о внешнем виде, она не огорчилась из-за того, что новое платье было столь же неприглядным как и замененное. Приятно хотя бы то, что оно не вызывает зуд. Однако она вздохнула из-за контраста между витиеватой позолоченной рамой зеркала и жалким, непривлекательным отражением в нем.

Ее внимание быстро переключилось на поднос с обедом. Она поразилась количеству пищи: щедрые порции копченого лосося, ростбифа, картофеля, свежего хлеба, и ароматного овоща, который, как позже ей сказала Летти, называется спаржей. Ноэль съела все подчистую, легла на кровать с непривычным ощущением сытости и приятной расслабленности и вскоре заснула. Она проснулась более отдохнувшей, чем когда-либо на ее памяти, и легкими шагами направилась в сад. По дороге она обнаружила внушительные двойные двери в центральном вестибюле. Заинтересовавшись, девушка толкнула ручку и вошла внутрь. Увиденное вытеснило все мысли о саде

Быстро закрыв за собой дверь, Ноэль замерла как вкопанная. Это была библиотека, величественная комната из дуба и кожи с таким высоким потолком, что все казалось уменьшившимся в размерах. Свет падал на массивную полированную мебель и освещал большой портрет, доминирующий в комнате. Из-за одежды Ноэль предположила, что это портрет Бенжамина Пила. Художник запечатлел немолодого статного мужчину с густыми белыми волосами, и тяжелыми, почти сросшимися, бровями.

Должно быть, все эти книги принадлежали ему, решила Ноэль и преисполнилась благоговения, переведя взгляд с портрета на вздымающиеся полки, выстроенные вдоль стен. Ее ноги наконец оторвались от пола, и она забыла обо всем, кроме неожиданно обнаруженного сокровища.

По бою часов дверь библиотеки отворилась, и появилась Молли.

— Я искала вас полдня, — заявила она, раздраженная приказом миссис Финч обращаться с этой нищей выскочкой со всевозможной любезностью. — Госпожа велела вам передать, что ужин будет в семь часов в столовой. И она не любит, когда опаздывают.

Ноэль оторвалась от тонкого томика, который она просматривала. Этот противник был ей понятен. Поднявшись со стула, она выпрямилась и за счет роста получила преимущество в несколько дюймов над этой жилистой девушкой. Она ответила, чеканя каждое слово.

— Скажи мне, Молли, поскольку ты такой эксперт в том, что твоя госпожа любит, а что нет, как она относится к злобным маленьким служанкам, которые не знают свое место?

Глаза горничной расширились от неожиданного нападения.

— Извините меня, мисс, — сделав почтительный реверанс, она убежала.

Ровно в семь часов Ноэль вошла в столовую. Констанс стояла в конце комнаты возле каминной доски. Она была в черном вечернем платье, переливающимся серебряными нитями, с бриллиантовой брошью в виде ветки сирени на шее.

Столовая, которую Ноэль уже видела, была отделана слоновой костью и золотом, как и гостиная. Возле стены стояли два серванта и четыре стула, такие же, что и восемь стульев окружающие овальный стол. Два места за столом были накрыты: одно во главе стола, а второе — ближайшее справа от него. Констанс села и указала на место подле себя.

— Извините, что не позавтракала с вами, Дориан, но я получила сообщение, что моя старинная подруга заболела. — Из-за присутствия служанки, стоящей возле буфета, она обратилась к Ноэль в соответствии с их договоренностью. — Оказалось, это просто несварение, но она так слаба, что я не успокоилась, пока не убедилась сама, что все в порядке. Полагаю, ваш завтрак был достаточно хорош?

— Это было превосходно, спасибо, — ответила Ноэль прохладно.

Перед ними поставили тонкие фарфоровые тарелки с буйабесом^[12], приготовленный миссис Финч. Ноэль наблюдала как Констанс аккуратно выбрала самую большую из лежащих перед ней ложек и изящно опустила ее в тарелку. Бесшумно втянула суп с краешка серебряной ложки и вернула ее обратно в тарелку. Ноэль продолжала смотреть, пока Констанс не съела почти половину супа. Ее движения были такими отточенными, что Ноэль быстро поняла, что ее ненавязчиво обучают поведению за столом. Она не замечала стараний хозяйки обеспечить ей комфорт, ее мучила важная беседа, подслушанная утром: «… новая миссис Коупленд не обладает теми манерами, которые ожидают от невесты Коупленда.»

Сердито водрузив оба локтя на отполированную поверхность стола, Ноэль подняла тарелку, поднесла к губам, и громко хлебнула ее вкусное содержимое.

Брови Констанс поднялись. На мгновение Ноэль, увидев зеленые искры в глазах хозяйки, решила, что она сумела пробить ее броню, но момент прошел, и безмолвная Констанс жестом приказала служанке убрать тарелки.

Следующее блюдо было поставлено между молчаливыми воюющими сторонами.

В дальнейшем, на всем протяжении трапезы, Ноэль тщательно следила за Констанс и по возможности делала все наоборот. Если Констанс брала вилку, Ноэль использовала ложку. Когда Констанс разделывала перепелку ножом, Ноэль отрывала куски пальцами. Она хлебала воду из чаши для рук, старательно размяла горошек с картофелем и наконец, очистила руки, шумно обсосав каждый палец.

Два клубничных пирога обильно украшенные взбитыми сливками стояли перед ними. Констанс начала поднимать вилку, но, разглядывая Ноэль, медленно вернула ее на стол и сложила руки на коленях. Ноэль посмотрела на хозяйку затем на сочное пирожное. Вставая из-за стола, она взяла капающий пирог в руки и пошла к дверям столовой.

— Приятного аппетита, — бросила она через плечо, глубоко сожалея владеет искусством срыгивать по желанию.

Следующим утром, после глубокого без сновидений сна и завтрака в своей комнате, Ноэль направилась в библиотеку. Она выбрала три тома с полки и унесла их в солнечный сад. С одной стороны сада был дом, с двух других — стены из золотисто-коричневого кирпича. Его открытый конец представлял захватывающую перспективу холмов и долин, все еще окутанных утренним туманом. Заросли ольхи и бука возвышались над землей, вновь позеленевшей от молодой весенней травы. Ноэль вдохнула благоухающий Сассекский воздух и удобно расположилась на одной из двух каменных скамей подле маленького фонтана, увенчанного купидоном. Холод камня вскоре просочился сквозь ее юбки, но она не заметила, погрузившись в таинство книги.

Когда настало время завтрака, Ноэль приготовилась к следующей битве умов со своей хозяйкой. Войдя в столовую, она заметила некоторые изменения.

Снова были сервированы два места, но второе не справа от хозяйки, как прежде, а напротив в дальнем конце стола. В центре стола господствовала многоярусная серебряная ваза^[13]. Наверное, шести ладоней в высоту. Ее тонкие ветви поддерживали на различных уровнях серебряные корзины и подобные раковинам блюда. Выше ветвей была двухъярусная пагода, с пятью серебряными колоколами филигранной работы, каждый более двух дюймов в диаметре основания. Предназначенная для размещения деликатесов и приправ, огромная конструкция была совершенно пуста.

Ноэль, сев на свое новое место в конце стола, почувствовала уважения к Констанс. Блестящее сооружение полностью скрывало их друг от друга.

Глава 8

Два дня спустя, Констанс срезала миниатюрный бутон персиковой розы c одного из кустов, которые она с большой заботой выращивала в своей маленькой теплице. Держа в солнечных лучах, она смотрела на него, размышляя над проблемой, занимавшей ее прежде всего. Я могу взять черенок и помочь ему развиться во что-то прекрасное. Толика знаний, немного заботы, и чуть-чуть удачи. Это — все, в чем нуждается роза. Но не Ноэль. Попав сюда, она всячески выказывает нежелание принимать малейшую любезность. Она ощетинивается, стоит к ней приблизиться, и бросает вызов любым доступным ей способом. Почему? В течение трех дней Констанс задавала себе этот вопрос, но так и не приблизилась к ответу.

Осторожно положив нежный бутон поверх остальных в своей плетеной корзине, она мрачно улыбнулась, думая об их ежедневных поединках, повторяющихся дважды в день во время каждого приема пищи. Как раз сегодня Ноэль удалось съесть целого омара, не касаясь ни вилки, ни ложки. Она так бесит меня, что я готова ее задушить, но в то же время не помню, чтобы встречала другого человека, которым восхищалась бы так же, как этой девушкой. У нее такая неистовая решимость, такая гордость. Если бы найти способ, чтобы преодолеть ее враждебность.

Вздохнув, она подняла полную роз корзинку и направилась домой. Кажется единственное, что она сделала правильно, это дала Ноэль безобразное старое синее платье, чтобы переодеться. Если бы можно было заказать какие-нибудь прелестные вещицы для Ноэль и несколько шляпок, чтобы прикрыть ее нелепые волосы, но как и прежде Констанс отбросила эту мысль. Ноэль не кукла чтобы ее наряжать.

Боюсь, Саймону суждено горькое разочарование. Он никогда не сможет убедить ее остаться здесь со мной.

Проходя мимо библиотеки, она заметила приоткрытую дверь. Заинтересовавшись, она тихозаглянула туда.

Ноэль, выглядя очень маленькой в высокой обшитой панелями комнате, водила рукой по одной из полок. Наконец она извлекла темно-зеленый том в кожаном переплете и отнесла на библиотечный стол. За последние несколько дней Ноэль провела здесь больше времени, чем во всех остальных частях дома, подумала Констанс. И каждый раз, когда я заглядываю, держит в руках новую книгу.

Изобразив сияющую улыбку, Констанс вошла в комнату.

— Здравствуй, Ноэль, посмотри, разве они не прекрасны?

Она протянула Ноэль персиковые розы.

— Да, — холодно согласилась девушка, даже не потрудившись повернуть голову, чтобы посмотреть.

Внезапно Констанс почувствовала, что возмущение переполняет ее. Ей надоело быть отвергнутой, надоела постоянная грубость Ноэль.

— Я спросила, разве они не прекрасны? — Хотя ее голос был тих, тон замораживал и повелевал.

Пораженная Ноэль подняла голову, обычно доброжелательные зеленые глаза смотрели на нее пристально и гневно. Ноэль взглянула на розу, протянутую Констанс

— Красивая роза, — подтвердила она спокойно.

Воодушевленная тем, что девушка ответила, Констанс продолжила:

— Я заметила, Ноэль, что ты много времени проводишь в библиотеке. Хотелось бы знать, что ты читаешь. — Она властно протянула руку к книге, лежащей на коленях Ноэль.

Ноэль была поражена неожиданной напористостью хозяйки.

— Если Вы желаете, — ответила она с притворным безразличием.

Скрыв внезапный прилив торжества, Констанс взяла протянутую книгу, и с трудом подавила изумление. Это была работа Шиллера, автора, которым восторгались английские читатели. Книга — подарок от одного из прусских клиентов Саймона — была полностью на немецком языке.

— Вы читали Гете? — спросила Констанс осторожно.

— Нет, — отрезала Ноэль, забрала книгу и вернула ее на полку. Решив, что встреча продлилась достаточно долго, она развернулась и вышла из комнаты.

Розы были на время забыты. Констанс задумчиво смотрела на пустой дверной проем. Наконец с почти незаметной улыбкой в уголках губ она подняла корзину. Это стычка оказалась очень поучительной, по-настоящему содержательной. Похоже, можно предпринять кое-что еще.

Констанс почти доела консоме^[14], когда, опоздав на десять минут, появилась Ноэль. Но на этот раз Ноэль не собиралась быть грубой. Казалось, что чем больше она ест яств Констанс, тем больше ее тело нуждается в отдыхе. На сей раз, она проспала.

Она сразу заметила, что Констанс вновь преобразовала столовую. Серебряная ваза пропала. На ее месте стояла простая синяя ваза с персиковыми розами, которые Констанс показывала ей в библиотеке днем. Но было еще одно изменение, встревожившее Ноэль — ее место опять было справа от хозяйки.

Она бросила пытливый взгляд на Констанс, затем заняла стул и изучила суп. Она почти слышала тихую команду Констанс — используйте ложку, используйте ложку.

Девушка взяла бульонную чашку в руки и демонстративно выпила ее содержимое.

Констанс ничем не показала, что заметила поступок Ноэль. Вместо этого она равнодушно сказала, тоном более формальным, чем в прошлом.

— Я рада, что вы используете библиотеку. Когда-то это была моя любимая комната, но теперь, — Констанс пожала плечами — она слишком напоминает мне покойного мужа, каким он был до своей болезни. Он проводил так много времени в той комнате. Теперь я предпочитаю читать в гостиной.

Констанс кивнула Молли тихо стоящей в углу комнаты. Девушка убрала бульонные чашки и поставила перед каждой женщиной пышные омлеты с измельченной зеленью. Пряный аромат укропа и петрушки заполнил воздух. Констанс попробовала несколько кусочков омлета, а затем продолжила свой монолог, как будто и не ожидала ответа Ноэль.

— Я нахожу, что чтение перед сном очень расслабляет. Конечно, не обходится без риска. Вчера вечером я так наслаждалась, что не могла заставить себя погасить свет. Увы, я уснула только после двух часов, и в результате наутро у меня ужасно болела голова. Но поверьте, это того стоило. Наверное, с год так не развлекалась.

Перед Ноэль встала дилемма, и две глубокие маленькие вертикальные черточки пролегли между бровями. Наконец она подняла голову и небрежным тоном, надеясь, что вопрос покажется несущественным, спросила:

— Что же вы читали?

Констанс смотрела, как Молли наполняет ее хрустальный в форме тюльпана бокал изысканным сотерном^[15], и прежде чем ответить немного отпила.

— Мнимого больного, Жана Батиста Мольера. По правде говоря, это не новинка для меня. Несколько лет назад я видела постановку в большом королевском театре.

Продолжая воздерживаться от бесцеремонных выходок, Ноэль вежливо поинтересовалась.

— Не думаю, что когда-нибудь читала Мольера. Вы читаете много пьес? — она затолкала слишком большой кусок омлета в рот.

— Довольно много, в последнее время, — небрежно ответила Констанс. — Я же не посещаю театр. В течение прошлых нескольких месяцев я преимущественно читала комедии: Шекспир, Голдсмит, Шеридан, Мольер.

— Мольер, его имя звучит по-французски, — пробормотала Ноэль.

Констанс съела небольшой кусочек ароматного омлета и кивнула

— Он, несомненно, самый великий драматург, рожденный во Франции. О, некоторые превозносят трагиков: Расин, Корнель, Вольтер. Но по-моему, Мольер больше говорит о человеческом духе, чем все они. Конечно, нам очень повезло, что существуют его пьесы. В действительности, это лишь случайность, что он начал сочинять.

— Что вы имеете в виду? — Ноэль не смогла скрыть свое любопытство.

Констанс коснулась салфеткой уголков губ.

— Большую часть своей творческой жизнь Мольер в качестве актера ездил по французским провинциям. Он и его товарищи актеры играли трагедии, любовные истории, и фарсы по случаю. Наконец он начал писать для своей труппы. Он написал комедии, ставшие очень популярными. Со временем он был приглашен выступить перед Луи XIV. Увы, он допустил ошибку, которая могла стать фатальной. Вместо того чтобы выбрать комедию, которая труппе очень удавалась, для выступления он выбрал трагедию.

Констанс сделала еще один глоток вина и съела последний кусочек омлета. Ноэль перестала есть, полностью захваченная рассказом.

— Выступление было катастрофическим, конечно, — продолжила Констанс. — Зрители скучали. Они ходили, кашляли, и до того как пьеса закончилась, Мольер знал, что не смог привлечь внимание короля. Но он сделал смелый шаг.

Как только выступление было завершено, он вышел вперед и обратился к королю. Он просил дозволения исполнить одну из его комедий, хорошо принятую в провинции. Король разрешил и, разумеется, все были очарованы. Успех Мольера в Париже был обеспечен.

— Это словно сказка, — Ноэль едва сознавала, что говорит вслух. — Он, должно быть, был храбрым человеком, чтобы так выступить.

— Я в этом уверена, — ответила Констанс. — Его дальнейшая жизнь свидетельствует об этом. Даже с патронажем короля, его путь был не всегда легок. В своих лучших пьесах он дразнит богатых и могущественных, также как и общественное устройство. Несколько его пьес были объявлены безнравственными. А одну осудили за святотатство, и католики не могли на ней присутствовать под страхом отлучения от церкви. Разумеется, величие, подобное Мольеровскому, не может быть подавлено. Меня всегда поражало, что его смерть так соответствовала его образу.

— Как это?

Констанс показала служанке, чтобы та убрала тарелки и вышла из комнаты.

— Мольер не был здоровым мужчиной, а когда он писал «Мнимого больного», то был болен чахоткой. Это история Аргана, человека, который постоянно воображал себя жертвой какой-то ужасной болезни. Мольер умер через несколько часов после представления, на котором играл Аргана. Бедняга, он годы был в полной власти докторов. И тогда они были столь же напыщенными и снисходительными, как и теперь. Он высмеял их особенно ловко. — Лицо Констанс выразило слабое удивление. — Зачем я все это рассказываю? Вы можете сами все прочитать. Я дам вам рукопись этим вечером.

Ноэль почувствовала, как будто ее окатили холодной водой. Она уже открыла рот, чтобы отвергнуть предложение Констанс, но не произнесла ни слова. Ее осенило, слишком поздно, что она недооценила своего противника. Она попалась в точно расставленный капкан.

Констанс уже все поняла.

— Вы не умеете читать, Ноэль, не так ли? Вы просидели четыре дня в библиотеке, с книгами раскрытыми перед вами, но не смогли прочесть ни слова.

Уязвляли слова, но не манеры Констанс. Она говорила, как ни в чем не бывало. Не было никакой жалости на ее лице, никакого сострадания, только легкий вопрос.

Ноэль вздернула свой маленький подбородок.

— И что с того, что я не умею читать. Большинство людей не умеет.

— Но вы же не большинство, Ноэль? Под вашим невежеством скрыт острый ум. Начнем завтра, я научу вас читать. Приходите в библиотеку ровно в девять. И я не стану ждать, даже если опоздаете лишь на минуту. Это понято?

— Почему вы это делаете для меня?

Констанс открыла рот, чтобы ответить, но, казалось, задумалась. Наконец, она пожала плечами и сказала:

— В последнее время мне очень скучно.

Лунный свет струился на постель, высвечивая, лицо Ноэль, прежде чем пролиться на синий французский ковер. Но это не действовало, она была слишком взволнована, чтобы спать. Отбросив покрывало Ноэль встала с кровати и подошла к окну.

Возделанная земля, омытая серебряным светом, простиралась перед ней, скрываясь за рощей покрытых почками вязов. Она мягко открыла окно, встала на колени и, опираясь на подоконник, высунулась наружу.

Весенний воздух был прохладным и, как и время года, пах травой. Это были глупые фантазии, улыбнувшись, она положила щеку на сгиб локтя. Ночь была такой ясной, что казалось, будто звезды подвешены прямо над ее головой на невидимых веревках. Как будто небеса раскололись, впуская ее.

Может это происходит на самом деле? Может Констанс Пэйл распахнет небеса для нее?

Она мечтала о том, чтобы уметь читать, сколько себя помнила, чувствуя, что есть мир, ждущий, когда она его откроет, но для этого нужен лишь подходящий ключ. С самого детства у нее был активный беспокойный ум, готовый поглотить каждую крупинку информации, встречавшуюся на ее пути. Она жаждала большего, но не могла удовлетворить грызущий голод, ведь некому было учить ее. Дейзи читать не умела. Как и многие актрисы в то время, она заучивала свои роли при помощи чтеца, человека, чья профессия — декламировать актерам их роли, пока они не запомнят.

Ноэль помнила сырой летний вечер вскоре после того, как ей исполнилось одиннадцать. Она ходила возле доков, пытаясь продать несколько грецких орехов и подсматривая за старым седым моряком, сидящем на груде канатов с лежащей на коленях потрепанной книгой. Любопытство заставило подойти ближе, она увидела, как у него беззвучно шевелятся губы, как внимательно он вглядывается в страницы. Наконец, когда он поднял голову и заметил ее возле себя, он предложил показать ей книгу.

Она до сих пор помнила грязный палец с деформированный суставом показывающий ей буквы; волнение пронзило ее, когда он предложил научить ее большему.

Она также помнила свое отвращение, когда его скрюченная рука, скользнула под ее юбку и двинулась вверх по внутренней стороне голени. Он отодвинулся достаточно быстро, как только кончик ее ножа прижался к его горлу. После этого она никогда его не видела и перестала искать учителя. Ничего не дается бесплатно, а у нее не было денег, чтобы заплатить.

Теперь все, изменилось. Женщина, которую она считала своим врагом, кажется, собирается стать ее наставником. Неохотно девушка признала растущее уважение к Констанс. Но гордость не позволит Ноэль принять такой подарок, не давая ничего взамен. Поскольку у нее нет денег, плата может быть только символической, и она точно знала, что должно стать этим символом. По крайней мере, она должна быть более любезна по отношению к Констанс. Больше никакой открытой грубости и проказ за столом. На короткое время, которое проведет в этом доме, она постарается забыть подслушанный разговор. Она обуздает свою дерзость.

Вскоре она уедет… Сможет ли она научиться читать так быстро? Должна. Такого шанса у нее больше не будет.

Умение читать все изменит для нее. Она больше никогда не вернется к своей жизни на улице. Больше никакого страха, что поймают и посадят в тюрьму. Больше никакой краски для волос и румян. Может она сможет найти работу в магазине. Невозможное станет возможным.

Но почему она убеждена, что ей недолго тут осталось? Если бы она только знала день, когда ее месячные должны начаться, но они были такими нерегулярными — иногда проходило три недели, иногда два месяца — что она давно перестала следить за временем.

Младенец. Она задрожала от порыва сырого воздуха, проникшего под хлопковую ночную рубашку. Неужели судьба может быть такой жестокой?

Ее непокорный ум отверг такую возможность. Втянув голову в комнату, она закрыла окно и прошла по ковру к кровати.

Под ароматными простынями ее мучили видения детей с голодными глазами и пустыми животами. Теперь некому было позаботиться о маленькой группе оборвышей, которых она прикармливала на свои жалкие гроши, экономя каждый пенни.

Положив голову на мягкую подушку, она вздохнула, сомневаясь, что сможет когда-нибудь копить деньги, даже если устроится на работу в магазин. Взглянув на голодное лицо, она всегда распахнет кошелек. Да и зачем нужны новые платья и симпатичные капоры, когда деньги можно потратить на нечто большее — чашку горячего супа из угря и ломоть хлеба.

Снаружи ухала сова, но молодая девушка в изящной голубой спальне уже не слышала. Она, наконец, уснула неспокойным сном, полным кошмаров.

Она лежала перед камином, жар огня опалял ее обнаженную кожу. Руки были скованы над головой, ноги были вытянуты и связаны. Саймон и Констанс в вечерних нарядах потягивали херес из хрустальных бульонных чашек и наблюдали за ней, а голодные дети ютились по углам комнаты. Иногда Констанс подходила к ней, пихала ее тело носком элегантной туфли и печально качала головой.

— Бедное существо. Что за жалость, еще не все. Но скоро она будет готова.

После все пропали, и с ней остался Куин, укутанный в черный плащ.

— Ты должна была признаться, что не умеешь читать. Сейчас я накажу тебя за твою глупость.

Его лицо словно маска жестокости появилось перед ней, приближаясь все ближе и ближе, пока его сверкающие глаза не прожгли ее душу. Освободив ее руки от оков, он бросился на нее.

— Повесить за шею до смерти!^[16]

Все обступили ее, даже дети, которые кружились и визжали: Повесить ее! Повесить ее! Повесить ее!

Ноэль проснулась от стука Летти. Какой ужасный сон! Она закрыла глаза, руками заслоняясь от дневного света.

— Войдите.

— Доброе утро, мисс Поуп, — пробурчала Летти. — Поставить поднос на стол или вы позавтракаете в постели?

Ноэль с трудом села.

— Поставь на стол, — пробормотала она. Девушка чувствовала себя ужасно; запах свежих булочек вместо того, чтобы пробудить аппетит, заставил ее желудок судорожно сжаться.

— Летти убери это, — прохрипела она, — я передумала, — затем добавила, — оставь чай.

— Да, мисс. — Летти бросила любопытный взгляд на Ноэль и унесла поднос.

Ноэль откинулась на подушку и несколько раз глубоко вздохнула. Этот ужасный кошмар — он действительно сделал ее больной. Приподняв голову, она посмотрела на маленькие часы, стоящие на тумбочке. Половина девятого, надо поторопиться, чтобы успеть в библиотеку к девяти. Может чай успокоит ее живот?

Она выпила его — горячий и крепкий — и, кажется, действительно почувствовала себя лучше. Сняв ночную рубашку, она умылась и расчесала волосы, заправив завитки за уши. Темно-синее платье стиралось в тот день, и, смирившись с зудом, она одела коричневое шерстяное. Мельком взглянув на отражение в зеркале, Ноэль выбежала из комнаты, едва не столкнувшись в Констанс в коридоре.

Зеленые глаза Констанс смотрели с укоризной:

— Ноэль, я рада, что вы так проворны. Но чуть меньше спешки было бы более прилично

— Да, миссис Пэйл, — ответила Ноэль, сладко улыбаясь, а потом сдавлено хихикнула, глядя на поднятые брови Констанс.

Констанс оказалась превосходным преподавателем. Поскольку Ноэль уже знала буквы алфавита, Констанс начала объяснять соответствие букв звукам. Быстрый ум Ноэль поглощал информацию, и к концу утра она уже могла медленно читать колонки слов, написанные Констанс для нее.

— Hat, cat, fat, pat, rat, sat, tat, bat. . had, bad, lad, mad, pad, sad. — Она медленно проговаривала каждое слово.

Наконец, Констанс отодвинулась от стола в библиотеке, где они расположились, и взглянула на золотые часы, прикрепленные к корсажу ее серого кашемирового платья

— Полагаю, на сегодня достаточно. Завтра займемся звуками, которые получаются при объединении букв.

Ноэль осмотрелась. Ее ум был полон новых открытий. Это так волнующе… когда буквы превращаются в звуки, а звуки объединяются в слова.

— Как по вашему, скоро ли я смогу читать сама?

— Трудно сказать, Ноэль. В действительности, вы мой первый ученик, и у меня нет опыта, чтобы опереться на него. Нам еще многое предстоит сделать. Однако вы быстро учитесь и вы добросовестны. — Констанс на мгновение задумалась. — Наверное, вы очень способная.

Она подошла к полкам, и, встав на маленький табурет, достала книгу с полки над ее головой.

— Это «Робинзон Крузо» Дэниэля Дефо, — сказала она, передавая потрепанный томик Ноэль — как вы можете видеть, она не в лучшем состоянии, это была одна из любимых книг Бенжамина.

Пока Ноэль рассматривала первую страницу, Констанс вспоминала другого увлеченного читателя. Она c легкостью представила его, сидящего на ветви высокого вяза возле дома, непослушные локоны темных волос спадают на брови, и эта книга открытая на коленях. Ее неспособность иметь собственного ребенка ранила ее словно ножом в то лето, когда она наблюдала, как он бегает, лазает, строит плот. Жизнь настолько нелепа! Она сидит с его женой и не отваживается поделиться воспоминаниями.

Ноэль вздохнула.

— Не могу представить, что когда-нибудь смогу это прочитать.

— Конечно, сможете, — ободрила Констанс. — Возьмите книгу, положите возле кровати и каждую ночь перед сном пытайтесь немного почитать. Однажды вы сами себя удивите.

Часы в прихожей пробили.

— У меня есть дела, которыми я должна заняться до обеда. Предлагаю вам днем попрактиковаться в том, что мы с вами изучили за утро. Но только после короткого сна и долгой прогулки. Это взбодрит и тело и ум.

Констанс вышла из библиотеки, оставив после себя аромат фиалок.

Следующие несколько недель быстро пролетели по установившемуся распорядку. Ноэль плотно завтракала, затем большую часть утра женщины работали вместе в библиотеке. Констанс оказалась требовательным наставником и поправляла произношение Ноэль, если оно резало ее утонченный слух. И однажды она заявила, что для Ноэль недостаточно уметь читать, она должна научиться и писать.

— Но я не пробуду здесь достаточно долго, — спорила Ноэль. Хотя она не была в этом уверена. Не было никаких признаков ежемесячных недомоганий, и нестерпимый страх беременности накатывал на ее.

— Хотя бы начните, — упрямо настаивала Констанс, — сначала научитесь писать печатные буквы большие и маленькие, а затем приступим к письменным.

Ноэль подчинилась Констанс, но занятия выводили ее из себя. Непокорные буквы упрямо отказывались выстраиваться в ровную строчку. Они слипались вместе или расплывались кляксами. Результаты ее усилий так сильно отличались от безупречного образца Констанс, что она сердито комкала листы и выбрасывала в корзину.

За едой две женщины оставались вежливыми и сдержанными друг с другом, их беседа была натянутой и отрывочной. Серебряная ваза теперь исчезла с середины стола, но Ноэль иногда сожалела об этом, не так то просто есть должным образом, как ей казалось вначале, особенно, если ты голодна.

Было так много правил. И она не привыкла пользоваться вилкой. С детства она ела только ложкой и пальцами. Забавно, что лучше всего она управлялась с ножом. Это, по крайней мере, было привычно для ее руки.

Каждый день после сна Ноэль совершала длительные прогулки, все лучше узнавая окружающую сельскую местность. Она радовалась всему, на что падал взгляд, новому чистому миру со свежим воздухом без грязных слякотных дорог с выбоинами от вдавленных булыжников и сточных канав с нечистотами. Она нашла россыпь фиалок между корнями платана, нежный мох возле ручья. Однажды она ушла далеко в холмы, наслаждаясь одиночеством.

Она встретила Боггина, старого морщинистого садовника. Он любил рассказывать ей о растениях в своем саду или о начинавших распускаться цветах. Он называл деревья около дома, часто повторяясь и иногда замолкая посередине разговора. Но Ноэль не возражала, ей было уютно с ним.

Возвращаясь с прогулки, она заходила в дом через кухонную дверь, чтобы не встретиться с кем-нибудь из многочисленных соседей, регулярно навещавших миссис Пэйл. Как Констанс и предполагала, известие о ее необычной гостье быстро распространилось, и с каждым днем росло соперничество между людьми, желающими первыми увидеть англичанку, выросшую в Индии. Несмотря на объявление Констанс, что ее гостья выздоравливает, но пока слишком слаба и в течение длительного времени не сможет никого принять, визиты продолжались под тем или иным предлогом.

Поэтому во второй половине дня, когда их появление было наиболее вероятным, Ноэль привычно скрывалась в библиотеке, куда служанка приносила ей молоко и множество маленьких сэндвичей с кресс-салатом. Иногда она практиковалась в письме, но чаще просматривала книги, очаровывавшие ее.

По вечерам, встав из-за обеденного стола, Ноэль возвращалась в спальню к Робинзону Крузо. Теперь она узнавала многие короткие слова, но более длинные по-прежнему сбивали ее с толку. Она старательно произносила их, но, добравшись до конца предложения, понимала, что, сосредоточившись на отдельных словах, потеряла общий смысл. И она начинала сначала " Я родился в 1632 году в городе Йорке…"

Однажды вечером, когда она лежала в кровати с книгой на коленях, послышался тихий стук в дверь. Это была Летти.

— Я должна расчесать ваши волосы, мисс, — тихо пробормотала она, уставившись на носки своих ботинок.

Ноэль была поражена:

— Почему ты хочешь сделать это, Лети?

— Миссис Пэйл велела мне расчесывать их каждый вечер, — бесстрастно ответила девушка.

— Хорошо, передай миссис Пэйл, что я сама расчесываю свои волосы.

Ноэль возмутилась; она была достаточно уживчива с тех пор, как Констанс согласилась учить ее, но это уже чересчур. Она не комнатная собачонка чтобы ее расчесывали и обихаживали

Впервые с того момента как Летти зашла в комнаты, ее коровьи глаза поднялись, чтобы встретиться взглядом с Ноэль.

— Я не могу сделать этого мисс.

— С какой стати?

Казалось, Летти смутил этот вопрос, как будто сама мысль пойти против желания Констанс была для нее чуждой и непостижимой. Наконец, она подошла к туалетному столику, взяла щетку для волос и встала, терпеливо ожидая.

— Пожалуйста, скажи миссис Пэйл, что я не нуждаюсь в твоих услугах, — рассердилась Ноэль.

Но Летти невозможно было переубедить. Вооружившись щеткой, она надежно обосновала свою грузную фигуру на французском ковре, как мраморное изваяние.

— Миссис Пэйл сказала, что я каждый вечер должна расчесывать ваши волосы, — повторила она флегматично.

Легче было убедить дерево, чем заставить Летти отказаться от цели. Бормоча под нос проклятья, Ноэль села напротив позолоченного зеркала.

Летти принялась за работу. Она тщательно расчесывала пряди от корней до самых кончиков, до тех пор, пока у девушки не заболела кожа. Наконец, она остановилась и достала из кармана маленькие серебряные ножницы. И умелыми движениями обрезала поврежденные концы.

Ноэль вздохнула, изучая свое отражение. Правда ее волосы уже не походили на охапку соломы и даже немного завивались на концах. Но стрижка не изменила кошмарный морковный цвет, который она все больше ненавидела с каждым днем в этом доме, где слишком много зеркал.

Это были бы дни спокойствия и мира для Ноэль, если бы не кошмары и возрастающая вероятность беременности. Ее отношения с Констанс сделались вежливыми и упорядоченными. Они были вместе во время трапез и на уроках, а в остальное время избегали друг друга.

С каждым прошедшим днем Ноэль все сильнее любила этот дом. Она бродила по комнатам, любуясь изящной мебелью или дотрагиваясь до гладких полированных изгибов.

Ее старая жизнь начала казаться нереальной, и все чаще и чаще Ноэль приходилось напоминать себе, что ее присутствие в белом каменном доме только греза.

Глава 9

Со дня приезда Ноэль в Сассекс прошло шесть недель, когда она, проснувшись, обнаружила, что ее тело отвергло горькое семя, которое Ноэль силой заставили принять в себя. Ликуя, она закружилась в танце по голубой спальне и, под конец, обхватив рукой один из столбиков кровати, радостно изогнулась в дуге.

Затем, застегнув юбки вокруг талии, она постаралась осознать, что, наконец, была свободна. Ее кошмар закончился. Она могла вернуться к жизни, которую понимала, вернуться, наконец туда, где ее уважали.

Усевшись на пол и подняв колени к подбородку, Ноэль обдумала возвращение к своей прежней жизни. Голые пальцы ее ног зарылись в ковер, и она рассеянно протянула руку, чтобы погладить мягкий ворс. Такая милая комната, в голубых и белых тонах, такая умиротворяющая и чистая. Она будет скучать по этой спальне.

Отдернув руку от ковра, Ноэль произнесла особо грязное ругательство и заставила себя подняться с пола. Позднее, закончив одеваться, она попыталась вернуть себе утерянное ощущение радости, но так и не смогла. Облегчение, которое она испытывала при мысли о том, что не беременна, все еще присутствовало, но вместе с тем ей было грустно от того, что придется покинуть этот красивый дом.

Слишком поздно Ноэль поняла, что для нее было бы намного лучше никогда не жить здесь. Только теперь она осознала, насколько жалкой и безрадостной казалась ее старая жизнь, по сравнению с этой.

Задрапировав на плечах шаль серовато-коричневого цвета и подобрав свой экземпляр Робинзона Крузо, она решила посидеть в саду до начала уроков. Ей необходимо было разобраться в мыслях.

В утреннем воздухе все еще ощущалась легкая прохлада, когда она вышла из дома. Пристально оглядевшись, она постаралась запечатлеть в памяти кирпичную стену, покрытую ароматной жимолостью, фонтан с его каменным купидоном, и, наконец, неизбежно призналась себе, что не хотела уезжать. Она оказалась пойманной в ловушку этим домом и способом существования, который он олицетворял. Как будто дала согласие набросить на себя сети в ночь приезда сюда. Тогда эта сеть казалась едва заметной — тонкая, хрупкая вещица, которую можно будет легко сбросить. Теперь было слишком поздно. Ноэль наконец осознала, что избавиться от этих пут будет непросто. Это паутинное плетение оказалось намного прочнее и запутаннее, чем представлялось на первый взгляд.

Ноэль, присев на край фонтана, погрузила руку в холодную воду и попыталась проанализировать изменения, произошедшие с ней за прошедшие недели. Она вспомнила ту поездку в экипаже, который привез ее сюда, вспомнила и ту торжественную клятву, которую она дала, пообещав отомстить за себя Куину Коупленду. Что же случилось с этой клятвой? Неужели она забыла о ней, смягчившись от этой новой жизни? Не притупила ли роскошная жизнь силу ее воли, сделав мягкой и уязвимой, неспособной бороться с тем, что ее не устраивает?

Нет! Каждая клетка ее тела запротестовала. Возможно, теперь она стала более уязвимой, но ее ненависть к Куину Коупленду горела в ней так же сильно, как и в ту ночь, когда он ее изнасиловал. Несмотря на то, что сейчас Ноэль была не ближе к мести, чем той ночью, она знала с пугающей уверенностью, что наступит день, когда она выполнит свое обещание.

Чувствуя себя несколько лучше, она встала и пошла бродить по саду, наслаждаясь прогулкой, возможно, в последний раз. От земли исходил насыщенный, сладковатый запах, поскольку с каждым днем она все больше прогревалась. Ноэль повернула лицо к солнцу.

— О, вот ты где, — в сад примчалась Констанс. — Утро сегодня просто замечательное, так что давай побалуем себя и проведем наш урок здесь. Видит Бог, мы должны воспользоваться моментом и насладиться сполна, поскольку к вечеру почти наверняка пойдет дождь.

Присев на каменную скамью, она протянула несколько листков бумаги Ноэль.

— Почему бы тебе сразу не начать со списка вверху страницы? Ты так быстро учишься, что я не вижу причины останавливаться на простых словах.

Ноэль посмотрела на бумаги в протянутой руке Констанс, но вместо того, чтобы взять их, она подошла к фонтану и, наклонившись, подобрала свой экземпляр Робинзона Крузо с места, где ранее оставила его на гравии.

— Если Вы не возражаете, миссис Пэйл, вместо этого я бы хотела прочитать вам это.

Констанс слегка повернула голову.

— Значит, — спокойно произнесла она, — это все-таки случилось.

Ноэль улыбнулась, и, горделиво выпрямив спину, присела возле Констанс. Она открыла книжный том и начала нерешительно читать.

— «Я родился в 1632 году в городе Йорке в зажиточной семье иностранного происхождения: мой отец был родом из Бремена, и основался сначала в Гулле…»

Она обретала уверенность с каждым новым прочитанным абзацем, и слова давались ей все легче и легче. Иногда она спотыкалась, иногда задерживалась на гласной дольше, чем требовалось, или упускала согласную, но к концу первой главы стало очевидно, что Ноэль умела читать.

Закончив, она подняла глаза и смело встретила взгляд своего учителя. Широко улыбаясь, Констанс смотрела на нее с нескрываемой гордостью.

— Ноэль, ты — удивительная девушка. Ты должна гордиться собой.

— Так же как и ты, Констанс.

Ноэль вскочила, услышав прервавший их голос. Повернувшись, она наблюдала, как Саймон Коупленд выступает из глубоких теней рядом с домом. Он шел к ним легким шагом. Его внушительная фигура была одета хорошо подогнанным темным сюртуком, брюками цвета буйволовой кожи и горчичным жилетом.

— Саймон! — воскликнула Констанс, вскочив со своего места. — Ты не говорил мне, что собираешься приехать, — два едва заметных розовых пятна расцвели на ее скулах.

— Я был неподалеку, — проговорил он, и его американский акцент показался неуместным в английском саду. — Этой ночью мы с Ллойдом Грэмом были в Хайтауерс, и я подумал, что было бы неплохо заглянуть к вам и проверить, как вы здесь, прежде, чем я вернусь в Лондон. И, как я вижу, все очень хорошо.

Он медленно отметил все изменения во внешности Ноэль, которые произошли благодаря отдыху и хорошему питанию. Ее тело все еще казалось слишком худым, особенно в отвратительном платье огромного размера, которое было на ней, но ее лицо потеряло то изголодавшееся, замученное выражение.

— Я приношу свои извинения за то, что не сказал тебе, что приеду, но я все решил в последнюю минуту. У меня не было времени послать тебе весточку. Вообще-то, я надеялся сделать сюрприз.

И вновь его пристальный взгляд скользнул к Ноэль.

— Но, как оказалось, сюрприз приготовили для меня. Так значит, ты теперь можешь читать.

— Миссис Пэйл была так добра, что согласилась быть моим наставником, — она проговорила это спокойно и четко, как и учила ее Констанс.

Саймон послал своему партнеру восхищенную усмешку.

— Конни, ты и вправду образец совершенства. Существует ли такое дело, с которым ты бы не справились?

— Я вовсе не образец, Саймон, — едко ответила Констанс. — Я уже умела читать. В данном случае, это успехами Ноэль нужно восхищаться. Она необыкновенно решительная девушка.

— Я уже заметил. Ну, Ноэль, теперь, когда ты научилась читать, что станет следующим предметом изучения? Живопись? Музыка? — затем, с неприязнью взглянув на ее платье, он добавил. — Мода?

Покорно поднявшись со своего места, Ноэль взглянула на них обоих.

— Продолжения не будет. Я возвращаюсь в Лондон.

Слова Саймона потонули в громких протестах Констанс.

— Как же так, Ноэль, я думала, у нас уговор.

— Да, так и было. И я выполнила свою часть соглашения, — решительно отрезала она, сдерживая свои противоречивые эмоции под контролем.

Внезапно на лице Констанс отразилось понимание.

— Ты обнаружила, что не беременна.

Ноэль кивнула головой, не доверяя себе. Она никогда бы не позволила ни одному из них увидеть, как решение уехать терзало ей душу.

— Когда ты узнала?

— Этим утром.

Даже страдая, Ноэль пришлось подавить улыбку, когда она увидела, что от такой интимной темы разговора Саймон покраснел и опустил глаза к земле.

— И ты выбрала сегодняшний день, чтобы прочитать мне отрывок из «Робинзона Крузо», потому что предполагала, что это будет твой последний урок.

— Не «предполагала» миссис Пэйл. Это БЫЛ мой последний урок.

— Это нелепо! — взорвался Саймон. — Я не вижу ни одной причины, которая может помешать тебе продолжить уроки. Я хочу, чтобы ты осталась здесь.

— Нет! — Ноэль возразила резче, чем намеревалась. — Я согласилась остаться до тех пор, пока не узнаю, ношу ли я ребенка. Теперь я знаю, что это не так, и на этом все.

Брови Констанс взлетели вверх в ответ на эмоции, прозвучавшие в голосе Ноэль.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

— Нет! — подобрав свою шаль, она повернулась к Саймону. — Мистер Коупленд, я бы хотела уехать сегодня днем, если это возможно. Не могли бы вы выполнить свою часть соглашения и проследить за тем, чтобы я вернулась в Лондон?

И повернувшись спиной к ним обоим, она целеустремленно зашагала к дому, когда вдруг Саймон схватил ее за плечо, и развернул навстречу своему гневу.

— Черт возьми, Ноэль, ты не сделаешь ни шагу отсюда, пока я не услышу от тебя, в чем дело. Что, во имя всего святого, такого особенного в твоей жалкой ничтожной жизни в Лондоне, что ты готова бросить все это?

Разъяренная его прикосновением и своим желанием наплевать на гордость и согласиться остаться, Ноэль стряхнула его руку и обрушила на него свою ярость.

— Это не ваше дело, почему я хочу вернуться к моей жалкой ничтожной жизни. Это — моя жизнь, и она не имеет никакого отношения к вам — или к вам, — она ткнула пальцем в сторону Констанс.

На сей раз Саймон обратил свой гнев на Констанс.

— Что, черт возьми, она имеет в виду?

На мгновение Констанс потеряла дар речи. Сначала Ноэль тыкает в нее пальцем, теперь Саймон кричит на нее. Это было уже слишком! Сдавленным от ярости голосом, она, наконец, дала выход своему негодованию, так долго сдерживаемому доселе.

— Ах ты, противная наглая девчонка! Как ты смеешь разговаривать так грубо. Я буду рада, когда ты наконец покинешь мой дом. С того самого момента, как ты прибыла сюда, ты была невыносима. Ты отвергала любые мои попытки завязать дружбу своей дерзостью и враждебностью. И это при том, что я не давала тебе ни малейшего повода так себя вести.

— О, у меня было предостаточно поводов. Почему бы вам не признать это? — и затем слова, которые она никогда не намеревалась произнести, вырвались наружу. — Вы порхаете по этому дому, такая уверенная в себе. Ваши деньги, ваше воспитание, ваше образование — все именно так, как и должно быть. И это слишком — ожидать, что вы возьмете воришку в свой дом, не так ли? О, но я совсем забыла, ведь женщина вашего происхождения должна испытывать жалость к тем, кому повезло гораздо меньше, — эмоции захлестнули ее, не дав сказать больше ничего.

На лице Ноэль была такая мука, что Констанс почувствовала, как ее собственный гнев утихает, и начала говорить более спокойно.

— Ноэль, ты ошибаешься. Я часто думала, как несправедливо, что ты была лишена тех преимуществ, которыми, безусловно, должна была обладать. Но жалость? Никто не может жалеть тебя. Ты — умная девушка с сильным характером, и так случилось, что я ценю эти качества намного выше, чем воспитание и семейные традиции. Я не из тех аристократичных снобов, к которым ты меня, кажется, причислила.

Отказываясь слушать ту часть разговора, которая подсказывала, что Констанс говорила от чистого сердца, Ноэль предпочла истолковать ее слова как проявление снисхождения.

— «Аристократичные снобы», — ее голос был пропитан презрением. — Какими громкими словами вы бросаетесь в глупую мелкую воришку. Бедное, неотесанное создание, такое беззащитное… такая обуза. Она бросила свирепый взгляд в сторону Констанс. — Ну, что ж, вы выполнили свой долг. Вы занялись своей проклятой христианской благотворительностью, так что теперь ваша драгоценная совесть может остаться чистой.

— Довольно! — голос Саймона прорезал ароматный утренний воздух сада, как свист кнута. — Я больше не позволю тебе оскорблять Констанс.

В нетерпении он провел рукой по своим густым, темным волосам. Что такого могло случиться между этими двумя решительными женщинами и нарушить все его планы?

— Вы не обязаны защищать меня, Саймон. А теперь, прошу меня извинить.

Даже не удостоив Ноэль взглядом, Констанс направилась к дому, ее крошечные вышитые шлепанцы, с мягким, хрустящим звуком ступали по дорожке из гравия. Малиновка, пригревшись на солнышке прямо около дома, встревожено взлетела от звука закрывшейся позади нее двери дома.

Внезапно Ноэль охватил стыд. Она превратила свою собственную боль от мысли об отъезде в гнев на Констанс. Независимо от ее побуждений, Констанс сделала ей самый драгоценный подарок, который она когда-либо получала, и Ноэль была в большом долгу перед ней.

— Миссис Пэйл! — собрав свои юбки, она побежала к дому. Проклиная их обоих, Саймон последовал за ней.

Констанс как раз достигла основания лестницы, когда Ноэль догнала ее.

— Миссис Пэйл, мне так жаль. Мне не следовало говорить вам то, что я сказала. Я многим обязана вам, и никогда не смогу отплатить, но я вам очень признательна.

Констанс медленно повернулась, понимая, что Ноэль поступилась гордостью, признав, что она была неправа.

— Я принимаю твои извинения, — она слабо улыбнулась. — Теперь ты должна рассказать мне, почему ты была так враждебно настроена по отношению ко мне. Этому есть объяснение, не так ли?

Затаив дыхание, Саймон смотрел, как в ответ Ноэль медленно кивнула головой. Она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями и, наконец, начала.

— Я подслушала ваш разговор с миссис Финч обо мне в первое утро моего пребывания здесь.

— С миссис Финч? И что же, спрашивается…?

Наконец понимание отразилось на лице Констанс и, вместе с ним, испуг. Обвинения миссис Финч… ее собственные попытки успокоить оскорбленное достоинство женщины…

— О, моя дорогая, — воскликнула она, накрыв ладонью руку Ноэль. — Что за путаница. Неудивительно, что ты обозлилась на меня.

— Я терпеливо ждал, надеясь, что, если я буду хранить молчание достаточно долго, то смогу понять что, черт возьми, происходит, — прервал их Саймон. — Однако, как мне кажется, ни одна из вас не собирается объяснять мне в чем дело. Сейчас, ей-Богу, я получу ответы на свои вопросы, — его глаза были цвета олова, когда он придвинулся к женщинам.

— Не ворчи так, Саймон. Все это — ужасное недоразумение. Теперь давайте пойдем в гостиную, там мы сможем распутать все это без лишнего шума.

Она подтолкнула их вперед себя в великолепную комнату цвета золота и слоновой кости и, заперев двери, начала.

— В то утро, после прибытия Ноэль, Вайолет Финч приехала ко мне, встревоженная известиями о том, во что Ноэль была одета в Лондоне, полученными ею от Летти, и миссис Финч пришла к выводу, что я приютила проститутку. Саймон, ты знаешь, какой ханжой она всегда была. Ты так же в курсе, что она, вероятно, лучший повар в Англии, и что практически все члены высшего общества неоднократно пытались украсть ее у меня. Когда Бенджамин был жив, я не волновалась о том, что могу ее потерять. Она была полностью предана ему, что, могу добавить, часто причиняло ему множество неприятностей, — она мягко улыбнулась воспоминаниям.

— Может ты продолжишь? — нетерпеливо рявкнул Саймон.

Констанс укоризненно посмотрела на него, но все же продолжила свою историю.

— Начиная со дня смерти Бенджамина, несколько знатных дам возобновили преследование моего повара, и среди них герцогиня Альсворс, противная старая карга и, по моему мнению, худшая из возможных вариантов. И, кроме всего прочего, но что не менее ужасно, она бы настаивала на том, чтоб миссис Финч носила одежду красновато-коричневого цвета.

Саймон прочистил горло, и Констанс уловила в этом звуке зловещее предупреждение.

— Во всяком случае, — поспешила она. — У меня не было желания уступить ее кому бы то ни было, так что, когда миссис Финч посчитала оскорбительным для себя находиться в одном доме с Ноэль, я подумала, что будет разумно сыграть на ее сочувствии.

Повернувшись к Ноэль, она внезапно стала серьезной. Ей была глубоко небезразлична эта девочка, и она сожалела, что причинила ей такую боль.

— Я сожалею, дитя мое. С моей стороны это было, по меньшей мере, неблагородно, но я признаю, что у меня ужасная слабость к хорошо приготовленной пище. Если уж на то пошло, я абсолютно не придала значения этому разговору. Будь это не так, я, конечно же, обсудила бы это с тобой.

Ноэль знала, что Констанс говорила правду. Ее личные предубеждения против аристократов были ее злейшим врагом, но не эта женщина.

— Мне так стыдно, — пробормотала она. — Вы должны были выгнать меня еще несколько недель назад.

Констанс облегченно засмеялась.

— Ни за что на свете! Впервые за долгие месяцы я не просыпалась утром с мыслью, чем бы занять себя. Одного желания узнать, что еще за трюк ты выкинешь за обеденным столом, было достаточно для того, чтобы занять меня на полдня.

Ноэль изумленно посмотрела на нее.

— Как вы можете улыбаться? То, что я делала, было ужасно.

— Абсолютно, — бодро согласилась Констанс, ее зеленые глаза смеялись. — Несколько раз я бы с радостью придушила тебя. В первый раз, когда ты подняла свою суповую тарелку и начала пить из нее, я боялась, что у меня случится сердечный приступ.

При виде того, как черты лица Констанс озарились удовольствием, восхищение ею расцвело в душе Ноэль в полную силу.

— Вы — замечательная женщина, миссис Пэйл. Я предвзято относилась к вам.

Констанс замахала рукой, изящным жестом запрещая Ноэль продолжить.

— Не хочу больше ничего слышать. Мы обе заблуждались. А сейчас, не знаю как вы, но я ужасно хочу выпить чашечку чая.

Она позвонила в маленький серебряный звонок, затем устроилась на диване, притянув Ноэль к себе.

— Теперь, скажи мне, Ноэль, что бы ты хотела почитать после того, как закончишь «Робинзона Крузо"?

Хотя Ноэль знала, что вряд ли у нее будет доступ к книгам, которые она очень хотела бы прочитать, она серьезно обдумала вопрос Констанс.

— Пьесы Мольера, я думаю.

Вскоре обе женщины оказались поглощены беседой. Приход служанки заставил их притормозить, но когда чашки были наполнены, они продолжили. Ноэль забрасывала Констанс вопросами о книгах в библиотеке Бенджамина, а Констанс перескакивала от одного ответа к следующему.

Саймон остался стоять в углу комнаты, забытый дамами. И хотя все еще было утро, он налил себе большую порцию бренди и сел в ожидании, изучая этих двух женщин и покуривая свою трубку. Тщательно уложенные темно-рыжие завитки Констанс лежали подле остриженных волос Ноэль. Такая гордая и надменная, она напоминала ему молодую львицу. Возможно, только возможно, его авантюра могла бы оправдать себя. Если бы только она не была настолько непривлекательна, поскольку силы духа, для того чтобы поймать в ловушку его необузданного сына, ей не занимать.

«Остановись, Саймон», — предупредил он себя. Все еще надо убедить ее остаться. Его трубка потухла. Он вновь зажег ее, и дым заклубился вокруг его красивой головы, когда он заговорил.

— Ноэль, твоя упрямая гордость почти разрушила единственный шанс на хорошую жизнь. Ты позволишь этому снова произойти?

Хотя Ноэль была поглощена беседой с Констанс, она сразу же поняла, что он имел в виду.

— Мистер Коупленд, я не могу принять милостыню ни от одного из Вас. Вы должны понять, что все, что мне действительно когда-либо принадлежало, это моя гордость.

— Вздор! Как это может быть милостыней? На прошлой неделе я поговорил с этим дураком, Томом Салли, и проконсультировался с несколькими адвокатами. Я ничего не смогу сделать для того, чтобы положить конец вашему браку, — невысказанным осталось то, что он бы и не стал ничего делать, даже если бы мог. — Нравится это тебе или нет, но ты законная жена моего сына, так что это едва ли можно назвать милостыней.

Ноэль упрямо покачала головой.

— Я сама забочусь о себе с тех пор, как мне исполнилось десять лет, и не собираюсь что-то менять, — она попыталась заставить их понять. — Когда у вас нет еды или одежды, или даже возможности помыться, другие вещи становятся важными, такие как храбрость, гордость.

— Ты говоришь о гордости, — возразил Саймон, придвигаясь к ней. — А как насчет моей гордости? Разве мне нельзя взять на себя заботу о жене моего собственного сына?

Это был аргумент, которому Ноэль не могла ничего противопоставить. Такой человек, как Саймон, ни за что на свете не отступится от того, что он считает своей обязанностью. Его гордость была такой же непоколебимой, как и ее.

Поднимаясь со своего места возле Констанс, она решительно вздернула подбородок.

— Есть кое-что, что вы должны знать, мистер Коупленд. Мои чувства к вашему сыну не изменились. Если уж на то пошло, они стали еще сильнее. Я ненавижу его и собираюсь заставить его заплатить за то, что он сделал со мной. Я пока не знаю, каким образом, но я заставлю его заплатить.

— Честное предупреждение, — непринужденно сказал Саймон. — Но это, ни в коем случае, не заставит меня передумать. Ты теперь под моей ответственностью, и я присмотрю за тобой, — он начал преодолевать расстояние между ними.

Рефлекторно быстрым движением руки Ноэль достала из-под кромки своей юбки нож, направив лезвие в сторону груди Саймона, в пределах нескольких дюймов. Позади нее Констанс ахнула в испуге. Лицо Саймона побледнело.

— Это то, какая я есть, мистер Коупленд. Та женщина, которую вы хотите, чтобы миссис Пэйл взяла в свой дом. С тех пор как я приехала, я носила это с собой. Я украла этот нож у вас на кухне, потому что ваш сын взял мой. Эта кража не беспокоила меня, так как я знала, что он должен принадлежать мне, — она опустила оружие. — Но то, что вы предлагаете, я не заработала, а я не беру то, что не заработала.

— Так тому и быть! Ты, черт возьми, отработаешь каждый пенни, — взревел Саймон в ярости. — Ты останешься здесь с миссис Пэйл на год. Или дольше, если потребуется. Затем ты займешь свое место в Лондоне как моя племянница и моя распорядительница. Я буду щедро платить тебе, но из своей зарплаты ты ежемесячно будешь отдавать миссис Пэйл сумму, необходимую для покрытия ее расходов на тебя. Ты должна будешь также платить за свою одежду, и, предупреждаю, я ожидаю, что ты будешь одета не хуже любой другой женщины в Лондоне. К концу этого года ты должна будешь хорошо разбираться в литературе, истории, и текущих событиях. Ты должна знать, как подать, разлить чай и участвовать в вежливой беседе. И, ей-богу, если ты не будешь в состоянии делать все эти вещи к концу этого года, я выброшу тебя назад на улицы и сделаю так, что каждый констебль в Лондоне будет следить за тобой в ожидании, когда ты запустишь свои руки в чужой карман! Ну как, это удовлетворит твою чертову гордость?

Все звуки в комнате затихли, пока эти двое впивались взглядом друг в друга, Констанс затаила дыхание. Ноэль выглядела настолько разгневанной, что Констанс с ужасающей уверенностью ожидала, что девушка вот-вот снова поднимет нож, зажатый в ее руке, и направит в ее сторону.

Откуда-то далеко внизу послышался приглушенный стук горшка… шорох ветки, задевающей оконное стекло… и вдруг Ноэль откинула назад голову и засмеялась настолько весело, что Констанс закрыла глаза и продолжительно вздохнула.

— Это действительно удовлетворяет мою гордость, мистер Коупленд. Я рада принять ваше предложение.

Повернувшись спиной к Саймону, она подошла к Констанс и встала на колени на полу перед ней.

— Согласны ли вы терпеть мое присутствие рядом с вами в течение года, миссис Пэйл, и продолжить мое обучение?

— С радостью, моя дорогая, — Констанс протянула ухоженную руку и ласково отвела в сторону прядь волос, упавшую на тонкое лицо Ноэль. — При условии, что ты будешь называть меня Констанс и прекратишь носить то злодейское оружие на своем теле. Клянусь, Ноэль, ты укоротила мою жизнь, по крайней мере, на год, когда направила это на Саймона. — Констанс вздрогнула от воспоминания.

Ноэль озорно улыбнулась.

— Очень разумное предложение. Ты ведь знаешь, какой раздражительной я становлюсь, когда ты ворчишь на меня по поводу моего почерка. Я ведь могу забыться и направить этот нож на тебя.

Выражение неодобрения на лице Констанс немного не соответствовало блеску ее зеленых глаз.

— Я прощу тебя на этот раз, если ты сейчас же пойдешь в свою комнату и спрячешь это. Иначе я буду не в состоянии съесть ни кусочка за обедом, а ведь миссис Финч приготовила пирог с грецкими орехами.

Ноэль кивнула и, улыбнувшись им обоим, выбежала из комнаты.

Саймон торжествующе хлопнул кулаком по ладони.

— Что за жена для Куина из нее выйдет! Сразу же найми для нее учителя. И проследи, чтобы твоя портниха приехала как можно быстрее, Конни. Я не хочу больше видеть Ноэль в этих тряпках. Я думаю, ей подойдут мягкие цвета, и не слишком много рюшей. Она в них не нуждается. И, ради всего святого, сделай что-нибудь с ее волосами!

Констанс подскочила со своего места.

— Ты переходишь границы, Саймон. Не диктуй мне, что делать. Когда я согласилась взять Ноэль, мы четко обозначили, что ты не будешь вмешиваться.

— Вмешиваться? Так вот как ты это называешь?

На его лице была написана такая оскорбленная невинность, что Констанс рассмеялась бы, не будь она так раздражена его властной манерой.

— Ты должен был дать мне свободу, — холодно напомнила она ему, — а не вмешиваться в мои решения. И вот ты здесь, диктуешь мне, что надо делать с ее гардеробом и ее обучением…

— Черт возьми, Констанс!

— И следи за своим вульгарным языком в моем присутствии, — огрызнулась она.

— Это я вульгарный?

Припомнив в это мгновение все старые обиды между ними, он стремительно направился к ней через комнату. На долю секунды она подумала, что он собирается толкнуть ее, но он остановился в нескольких дюймах от нее.

— Как мне кажется, тебе чертовски повезло, что я появился в тот момент. Мы могли потерять ее после той глупости с Финч. Знаешь, понаблюдав за Ноэль и тобой, я начинаю задаваться вопросом, кому ты на самом деле преданна. Я попросил тебя удержать Ноэль здесь для того, чтобы она и Куинн смогли однажды воссоединиться, но исходя из того, что я только что видел, мне интересно, не Ноэль ли у тебя на первом месте, а только потом Куин. Или, может быть, ты просто хочешь, чтобы она разогнала твою скуку.

— Это не так, и ты знаешь это. Я была бы очень рада увидеть Куина и Ноэль вместе, но я не хочу, чтобы это происходило на твоих условиях, без ее ведома. Она — человек, и заслуживает право выбора.

— Ты хочешь сказать, что собираешься нарушить свое обещание и сообщить ей о моем плане? — его голос прозвучал низко и угрожающе. — Поскольку, если это именно то, что ты хочешь сделать, то будущее этой девочки будет на твоей совести до конца жизни. Ты думаешь, что она осталась бы здесь хоть на минуту при этих обстоятельствах?

Констанс почувствовала, как ее гнев остывает. Она устало опустилась на маленький стул у окна.

— Нет, — она покачала головой, — конечно, она не осталась бы.

В комнате стало очень тихо. Что-то внутри Саймона сжалось. Она выглядела такой хрупкой и несчастной, ничем не напоминая ту самостоятельную женщина, к которой он привык. Внезапно он ощутил себя властным хулиганом.

— Что ты планируешь делать, Констанс? — наконец спросил он мягко. — Карты подтасованы в твою пользу. Похоже, это твоя игра.

Затем Саймон подошел к ней, и мягко взял ее за подбородок. Наклонившись, он посмотрел на нее почти нежно.

— Не отступай сейчас, Конни.

Констанс почувствовала, как дрожь прошла по ее телу. Его губы были так близко. Будут ли они сладкими на вкус? Желание ощутить более интимное прикосновение наполнило ее тело. Ей захотелось обнаженной прижаться к его гибкому, стройному телу. Она представила, как он ласкает ее, зарывшись губами в ее шею, спускаясь к груди. Представила исступленность его прикосновения, когда она откроется ему…

— Конни, с тобой все в порядке?

Она резко вернулась к реальности и увидела обеспокоенность на лице Саймона. О, Господи! Что это с ней?

— Конечно, со мной все в порядке, — она сердито оттолкнула его руку и протиснулась мимо него по направлению к двери. — Я не хочу, чтобы Ноэль догадалась, что что-то не так, так что я приглашаю тебя отобедать с нами в час дня, но я хочу, чтобы сразу после этого ты покинул этот дом. Я сообщу тебе перед отъездом, что планирую сделать.

Положив руку на ручку двери, она услышала его насмешливый голос.

— А ты довольно хладнокровна, Конни.

Придя в свою комнату, Ноэль спрятала нож под несколькими юбками в комоде. Когда она закрывала ящик, ее мысли беспорядочно кружились в голове, представляя собой путаницу идей, чувств и предчувствий. Это было необыкновенное утро.

Упав на кровать, она положила локоть на гладкий цилиндр красного дерева, бывший спинкой ее кровати, и попыталась представить себе, что ей принесет следующий год. Сомнения беспокоили ее. Будет ли она в состоянии изучить все то, что Саймон ожидал от нее, за столь короткое время? Хотя она не принимала всерьез его угрозу выбросить ее назад на улицы, Ноэль знала, что не позволит себе потерпеть неудачу. Она заработает каждый пенни из зарплаты, которую он собирается платить ей. Если ей суждено стать его домоправительницей, она станет лучшей домоправительницей в Лондоне!

Впервые с той ночи, когда ее изнасиловали, ее мечта о мести больше не казалась призрачной. Шансы резко изменились, и то, что мелкая оборванка-карманница сможет противостоять богатому и влиятельному человеку, больше не казалось таким откровенным абсурдом.

Кроме всего прочего, она перестанет быть мелкой карманницей! Вместо этого утонченная, образованная женщина, но при этом обладающая теми опасными знаниями, позволившими ей так долго выживать на жестоких улицах Лондона, сровняет счет!

Она подпрыгнула с кровати. До обеда осталось совсем немного, а ее платье было безнадежно помято. Конечно же, она не могла появиться в столовой в таком виде.

Часы в прихожей пробили час, когда она, умыв лицо и расчесав волосы, достигла основания лестницы. Констанс говорила с Саймоном возле дверей в столовую.

— …для меня, мне тоже это не нравиться, но я не вижу другого пути.

Ноэль отметила, что Саймон был настойчив.

— Ты не пожалеешь об этом, Конни. Я обещаю.

— Не давай обещания, над которыми не властен, Саймон.

Казалось, она собиралась добавить что-то, но потом заметила Ноэль.

— Привет, дорогая. Этим днем миссис Финч действительно превзошла себя, — сцепив с Ноэль руки, она завязала беседу, настолько занимательную, что Ноэль вскоре позабыла озадачивший ее обмен фразами, который она подслушала.

Глава 10

Констанс не сразу позвала портниху. Вместо этого она спокойно купила несколько кружевных чепцов и пару простых платьев из хлопка, чтобы сменить те непривлекательные платья, которые носила Ноэль. С каждым новым днем Констанс подмечала все новые изменения в Ноэль. Она намеревалась дать хилому телу девочки шанс излечить себя прежде, чем должным образом одеть ее.

Время текло незаметно. Они продолжали утренние уроки, а днем Ноэль дремала и гуляла. В течение дня она употребляла щедрые порции питательной еды, которую миссис Финч готовила для нее, кушая с таким аппетитом, что повариха быстро забыла, что когда-либо была настроена против присутствия девушки в доме.

Ноэль и Констанс проводили каждый вечер вместе, расслабляясь после обеда за бокалами хереса. Констанс рассказала Ноэль о своем девичестве, образовании и даже об одиночестве, которое она ощутила после смерти своего мужа, а Ноэль говорила о своей матери. Она не могла рассказать все — слишком глубоко это было похоронено — но она ощущала, что Констанс поняла большую часть недосказанного.

Каждый вечер Летти приходила в комнату Ноэль и расчесывала ее волосы. Свет ламп подчеркивал теплые, золотисто-коричневые пряди отросших волос. С помощью частого мыться и серебряных ножниц Летти, яркие морковные оттенки становились всё менее и менее заметными.

Восемнадцатый день рождения Ноэль прошел незаметно. В подарок от Констанс она получила книгу «Гордость и предубеждение» Джейн Остин в прекрасном переплете, а от Саймона золотой медальон с запиской, выражавшей сожаление о том, что он не смог приехать.

Дни становились теплее, и Ноэль дремала уже не так часто, по мере того, как ее тело набиралось силы. Однажды, теплым июньским днем она наслаждалась новой книгой в саду, когда Констанс вышла и присоединилась к ней с шалью, свисающей с ее пальцев.

— Оберни эту шаль вокруг плеч, дорогая. Я не хочу, чтобы ты замерзла.

Ноэль взяла шаль и с нежностью посмотрела на Констанс.

— Ты знаешь, что балуешь меня.

— Отлично! Мне нравиться заботиться о тебе, — она протянула руку и слегка погладила щеку Ноэль. — Как давно ты смотрела на себя в зеркало?

— Я не очень люблю зеркала.

— Возможно, ты должна дать им шанс, — загадочно улыбнулась Констанс.

Той ночью необычная просьба Констанс вспомнилась Ноэль, когда она готовилась ко сну. Поддавшись импульсу, она подошла к зеркалу, которое так тщательно избегала.

Из зеркала на нее смотрела незнакомка.

В первую очередь ее внимание привлекли глаза. Больше не затуманенные бедностью, не скрытые за огромными фиолетовыми тенями, теперь они выделялись на ее лице — красивые, яркие, желтовато-карие как сверкающие топазы в обрамлении чистой, гладкой кожи. Удивленно подняв руку, она осторожно провела кончиком пальца вдоль изящной линии подбородка. Затем она наклонила голову в сторону, погладив щеку и гладкий лоб. Ее лицо все еще было тонким, но теперь это была утонченность структуры кости, а не бедности. Да, все еще были заметны несколько бледных сиреневых теней. Местами кожа казалась натянутой слишком туго. Но, Боже мой, какое различие! Изящно обрисованное лицо в зеркале было словно вылепленное, обещая вскоре стать невероятно красивым.

Взгляд Ноэль поднялся к волосам. Они образовали сияющий нимб вокруг ее головы, и только концы все еще сохраняли след оранжевой краски. Отросшие волосы были богатого золотисто-коричневого цвета, теплого медового оттенка. Казалось, будто кто-то другой стоял вместо нее перед зеркалом.

Дрожащими пальцами она расстегнула свои юбки и спустила тонкую нижнюю сорочку вниз, оставшись обнаженной. Здесь стальные челюсти бедности не так охотно отпускали ее, но все же удивительные улучшения были заметны и на теле.

Ее длинные ноги стали более стройными, мышцы обрели форму. Хотя ее грудная клетка все еще была заметна, но все же каждое ребро больше не выделилось так четко, а тазовые кости не высовывались под такими острыми углами. Она сомневалась, что у нее когда-нибудь будут такие модные, покрытые ямочками ягодицы и округлый живот, что так восхищали живописцев и скульпторов, но, по крайней мере, она выглядела здоровой. Затем она тщательно обследовала грудь. Высокая и полная, она гордо выделялась на ее теле, соски были кораллового цвета.

Она напряженно изучила свое отражение в поисках истины, незамутненной ее предвзятым отношением. Прежняя Ноэль исчезла. Увидев ее теперь, никто не признал бы в этом прелестном создании жалкого карманника Сохо.

Молчаливое обещание отражения в зеркале ошеломило ее.

Несколько недель спустя сама Шехерезада почувствовала бы себя как дома, если бы попала в гостиную, поскольку последняя напоминала одну из комнат в стиле арабских ночей. Тонкая, как паутина, газовая ткань и экзотические шелка лежали рядом с ярким муслином и тафтой, которая сверкала как драгоценные камни. Рулоны элегантной ткани были разбросаны в беспорядке по комнате. Некоторые лежали в стеках, другие были размотаны на огромную длину, драпируя мебель, ковры и, в случае с ярким вишневым атласом, руки Мадам Рене Лэблэнк.

— Сэуые зфкафше ^[17], мадам Пэйл. К ее прекрасным глазам это подходит magnifique ^[18], нет?"

— Нет, — покачала головой Констанс. — Ни в коем случае. Это слишком яркий цвет, она еще не выходила в свет, — невзирая на раздражающую склонность Констанс украшать себя лентами, ее вкус был превосходен, и у нее был безошибочный инстинкт для выбора ткани и покроя, которые будут наиболее выгодно смотреться на Ноэль.

— Ах, ну конечно. Elle est tout sophistiquй ^[19], но мне нравятся ее очаровательные кудряшки. Ее прическа, в стиле старой империи, выглядит настолько новой и современной, — портниха подняла другой рулон. — Возможно, эта больше подойдет. Одетая только в нижнюю сорочку, Ноэль стояла на маленьком табурете в центре комнаты, благодарная за то, что морковные концы ее волос пали жертвой ножниц Летти за ночь до этого, оставив короткую шапку завитков. Ее устраивала роль зрителя, но не участника того, как Констанс и Мадам Лэблэнк обсуждали ее. С раннего утра ее толкали, пинали и тщательно исследовали со всех сторон. Лента измерения маленькой говорливой француженки не пропустила ни одного изгиба ее расцветающей фигуры.

Взгляд Ноэль пропутешествовал к окну, где капли дождя ударяли в стекло. Сегодня у нее не получится погулять в саду второй день подряд. Тем не менее, было что-то приятное в том, чтобы находиться в доме в такой тоскливый день. Намного лучше, чем блуждать по мокрым, зловонным переулкам Боу-Стрит или Чаринг-Кросс-Роуд.

Пока Ноэль размышляла, Мадам Лэблэнк отдавала приказы двум своим помощницам, посылая им поток французских слов, а затем отменяя первоначальные указания на противоположные.

— Estelle, tu cagnarde, arrange cette chambre. Mariette, apporte— moi la soie verte. Celle-lа. Non, tu imbйcile, pas la verte, la blanche ^[20], — мадам Лэблэнк вручила Констанс маленький рулон шелка цвета сливок.

— Мадам Пэйл, я буду настаивать. Только этот оттенок для бального платья мадемуазель Поуп.

Констанс размотала ткань и протянула Ноэль, чтобы та потрогала ее.

— Тебе она нравиться?

— Она прекрасна, — тонкий шелк скользил как капли дождя. — Не могу поверить, что это для меня.

— Вы правы, мадам Лэблэнк, она отлично подойдет. Я думаю округлый вырез, не очень низкий…

— Ах, но Мадам Пэйл, — прервала ее француженка, начав драпировать шелк на теле Ноэль. — A dйcolletй ^[21], возможно оголить плечо, c'est а la mode ^[22]. Она молода, красива. Немного похвастаться не помешает, что скажете?

Констанс вскинула руки в притворном гневе.

— По правде говоря, я не знаю, почему пытаюсь спорить с вами. Очень хорошо, я согласна на более глубокий вырез, но только при условии, что он будет окантован широким кружевом, которое вы показали мне ранее. Это смягчит его.

— Вкус мадам безупречен, как всегда, — покорная манера, в которой портниха опустила свою голову, не одурачила ни Констанс, ни Ноэль, и они обменялись улыбкой.

— Теперь, что касается остального…, — начала Констанс только для того, чтобы быть прерванной снова.

— Я уверена, мадам согласится, что рукав а la folle слишком огромен, — выразительно подняв брови, мадам Лэблэнк презрительно отказалась следовать нынешней моде на очень негабаритные рукава. — Я уверена, что вы предпочтете рукав-фонарик с широкой манжетой из того же кружева, что и вырез, не так ли?

Обсуждения продолжались всю оставшуюся часть дня и большую часть последующих. Наконец мадам Лэблэнк и ее помощницы закрылись в комнате для шитья. Но для Ноэль это было только начало.

Прибыли торговцы, размахивая лайковыми перчатками и шлепанцами с крошечными бантиками. Шали и сумочки уже были куплены.

Спустя несколько дней из комнаты для шитья появилось одно простое хлопчатобумажное платье, затем другое. Ноэль надевала их и весело делала пируэты у себя перед зеркалом. Рулон тонкого батиста превратился в изысканные женские сорочки и юбки. Затем было прекрасное утреннее платье, за ним дневной ансамбль с плиссированным лифом и крошечной пелериной.

Шли дни. Прибыло сообщение от Саймона с чеком за первые четыре месяца. Сумма не была обозначена, пока, при помощи Констанс, Ноэль не вычислила стоимость покупок, которые были сделаны на ее имя и, не взирая на протесты ее хозяйки, вычла отдельную сумму, чтобы оплатить ее расходы на проживание. То немногое, что осталось, Ноэль отложила. Она должна будет найти способ передать эти деньги детям. В противном случае она не получит удовольствие от своей новой одежды.

Шелковое бальное платье было закончено и тщательно спрятано подальше в ее шкафу. Затем появился веселый узорчатый муслин. Дни Ноэль проходили, будто в сказке.

Появился наставник, которого наняла Констанс. В день ее первого официального урока она пришла в библиотеку и обнаружила его стоящим в центре комнаты. Высокий и тонкий, с редеющими русыми волосами и очками без оправы, которые все время скользили вниз по его костлявому носу.

Его кадык на мертвенно бледной шее подпрыгнул, когда он увидел свою новую студентку. Она стояла перед ним в муслиновом платье цвета лаванды. Оно было отделано изысканной темно-фиолетовой оборкой вокруг горла и двойной лентой того же цвета, окаймляющей широкую подгибку. Корсажная лента подчеркнула ее тонкую талию. Он бросил взгляд на ее топазового цвета глаза, желтовато-коричневую шапку завитков, которые едва прикрывали ее уши. О, Боже, он не мог даже вообразить…

Дрожащими руками он начал обыскивать карманы своего неподходящего жакета, пока, наконец, не вытащил весьма помятый клочок бумаги. Указательным пальцем он поправил свои очки на переносице и сверился с бумагой.

— Я ищу мисс Поуп, — его голос ломался, как у достигшего половой зрелости певца. Он попробовал еще раз, но на сей раз более старательно. — Я ищу мисс Дориан Поуп.

Ноэль подавила улыбку.

— Я — Дориан Поуп.

— Ну, если вы — м-м-мисс Поуп, я думаю, л-л-логично будет прийти к заключению, что я ваш новый нааа-на-наставник. То есть… Я — Перси Холлингсуорт, преподаватель истории, географии, политики и маа-ма-математики.

Помня прежние наставления Констанс, Ноэль скользнула к нему с протянутой рукой.

— Я рада встретиться с вами, мистер Холлингсуорт, — тщательно подбирая слова, выговорила она.

Он залился румянцем до самого воротничка и отступил назад. Придя в себя, он заставил в ответ взять ее протянутую руку, но почуствовал, как от прикосновения к ее теплой коже его коленки подкашиваются.

К удовольствию Ноэль примешивалась доля любопытства. Неужели было так легко заставить мужчину вести себя как дурак? Это была новая мысль, которая очень заинтриговала.

Перси Холлингсуорт оказался очень способным, даже несколько необычным преподавателем. Хотя сначала он собирался обучать Ноэль методично и последовательно, она так дразнила и мучила его, когда тема урока ей не нравилась, что вскоре он оставил все попытки и позволил природному любопытству его ученицы и острому уму руководить их уроками.

Вернувшись после прогулки, ее великолепные глаза засияли красотой дикого цветка, который она обнаружила, что лекцию о Древней Греции, которую он запланировал, заменили изучением флоры и фауны сельской местности Англии. Получая лондонские газеты каждую неделю, она детально изучала их — обводила, подчеркивала, требовала объяснений.

Она узнала, что Бенджамин Пэйл бился бок о бок с герцогом Веллингтоном при Катр-Бра. На следующее утро она пришла в библиотеку и подарила своему наставнику горстку гальки, приказывая воспроизвести битву при Ватерлоо на ковре библиотеки. Констанс, проходя мимо дверей в библиотеку, увидела, что они непринужденно растянулись на полу, и стремительно ворвалась в комнату, но ей тут же приказали взять на себя ответственность за главные силы Наполеона.

В целом Перси Холлингсуорт и Ноэль были довольны друг другом, а Констанс была в восторге от них обоих. Однако, она была совсем не рада, получив однажды небрежно написанную в спешке записку от Саймона:

«Моя дорогая Констанс,

Я только что получил известие о том, что на американской верфи был пожар. Если ты помнишь, я рассказывал, что у Куина были неприятности из-за человека по имени Люк Бейкер до его приезда в Англию. Так вот, Бейкер, возможно, участвовал в этом. На данный момент у меня нет никакого отчета о величине убытков, но, вне зависимости от этого, долг обязывает меня вернуться домой как можно скорее.

С сожалением я оставляю свою работу незаконченной в лондонском офисе, но я надеюсь, ты понимаешь, что у меня нет другого выхода.

Передай Ноэль мой сердечный привет. Я поместил 500Ј на счет компании на твое имя, так что до моего возвращения ты сможешь управлять ее зарплатой.

Саймон»

Разъяренная безличным тоном письма, Констанс бросила его в огонь.

Дни проходили, гости продолжали прибывать, в нетерпении пытаясь увидеть таинственную мисс Поуп, но Ноэль всегда удавалось избегать любопытных взглядов. При первом же звуке колес кареты, хрустящей по гравию, она закрывалась у себя в комнате с уроками или проскальзывала через черный ход в округу.

К Рождеству прибыл другой наставник, чтобы научить ее игре на фортепьяно и пению, наряду с танцами. Именно в последнем она преуспела больше всего. Ее поступь была легкой и причудливой, и вскоре она превзошла своего преподавателя.

Каждый день Констанс находила время проинструктировать Ноэль в светском этикете. Она научилась наливать чай, не проливая ни капли, узнала про игру в вист, также ее посвятили в тонкости использования веера. Она узнала как провести официальное представление и могла сделать изящный реверанс.

Ноэль думала, что вести вежливую беседу было самым трудным из всех навыков, которые ей пришлось освоить, до тех пор, пока Констанс не сказала ей, что она должна научиться вышивать. После недели кривых стежков и запутанных нитей, Ноэль, бросив испорченный ею отрез ткани в огонь, поклялась, что начнет снова носить свой нож, если ее заставят сделать еще один стежок. Констанс поспешно сдалась.

Ее успехи в учебе были поразительны. Хотя Перси Холлингсуорт не был опытным наставником, даже он признавал, что она была необыкновенной студенткой, обладающей проницательностью и исключительной памятью. Она проводила все свое свободное время, читая книги, одну за другой.

Современные поэты очаровывали ее, и она любила читать вслух их стихи Констанс. У нее был низкий голос с хрипотцой, приятный и странно убедительный."Шильонский узник," "Эндимион," "Кубла Хан", — они все нашептывали ей о чем-то таинственном и прекрасном, и, читая, она забывала обо всем.

Ноэль жила в шелковом коконе, и только глубокой ночью, когда ее защитная оболочка спадала, прошлое надвигалось на нее. Кошмары мучили ее, наполненные призраками тех, кого она оставила позади: детей, иссохшей старой ведьмы из переулка, бедности, зловония, и, иногда, она видела в своих кошмарах лицо человека, который был ее мужем.

Однажды, в феврале, она целый день провела, изучая легенду об Агамемноне, царе, который принес в жертву богам свою дочь, Ифигению, за что был убит женой, Клитемнестрой. А когда наступила ночь, она начала ходить по своей спальне, пытаясь довести себя до изнурения, но зная, что кошмар скрывается по другую сторону ее сознания.

Наконец она села за стол и попыталась выразить словами все, что происходило внутри нее. Она написала:

Когда она наконец заснула, то вновь стала жертвой кошмара, которого так боялась. Но, вместо мстительной Клитемнестры, она была Ифигенией, девственной жертвой, цепляющейся за одежды безликого отца, но ее оторвали и подвесили над алтарем. Когда разорвали ее одежды, она почувствовала как ее опустили на алтарь. Но во сне к ее голой плоти прикоснулся не холодный камень. Это была липкая, окутывающая мягкость, которая затянула ее в свои глубины и удерживала ее конечности в плену. Она беспомощно наблюдала. Беспомощно она наблюдала, как темная фигура приблизилась к ней, его черные глаза толкали ее все глубже в удушающую массу. А в следующий момент он уже был рядом с ней, раскладывая золотые монеты на ее теле. На ее губы, ее соски, ее живот…

— Сто фунтов, — глумился он, — сто фунтов для девственницы.

Она проснулась вся в поту. Стихотворение, которое она написала, лежало на ковре. Спрыгнув с кровати, она порвала листок на крошечные кусочки и похоронила свои слова в пепле.

Глава 11

Выглянув из окна своей спальни, Ноэль увидела опрятную карету, показавшуюся из-за поворота подъездной дороги. Резкий порыв апрельского ветра, все еще хранившего обжигающий холод марта, налетел на экипаж, раскачивая его, пока тот приближался к дому. В карете сидели три человека, которых Ноэль никогда не встречала прежде: миссис Сидни Ньюкомб, ее дочь Маргарет и сын Роберт. Уже прошло больше года, как Ноэль очутилась в этом белом каменном доме. И сегодня она сделает первые осторожные шаги в светском обществе во время чаепития с Констанс и Ньюкомбами.

— Я признаю что, Милдред Ньюкомб не самое предпочтительное знакомство, — размышляла Констанс, отправляя приглашение, — но вполне подходит для наших целей. Она признает только свое мнение и редко обращает внимание на что-либо еще. Так что, если ты допустишь какой-нибудь промах, она даже не заметит. Мне кажется, что ее дочь очень на нее в этом похожа.

Конечно, составляя приглашение, Констанс не предполагала, что Роберт Ньюкомб, с которым сама она не была знакома, приехал из Лондона навестить мать и будет сопровождать ее сегодня во время визита. И все же, Ноэль понимала: она не может вечно прятаться. Безутешный Перси Холлингсуорт отбыл неделю назад, чтобы занять новую должность. Это была возможность для нее воспользоваться всем, чему ее научили.

Ноэль услышала доносящийся снизу шум: Ньюкомбы высаживались из экипажа. Чтобы поддержать убывающую уверенность в своих силах, она стала мысленно перечислять свои достижения: ее манеры за столом безупречны; танцует она грациозно; может исполнить простую пьесу на фортепиано и изъясняется без акцента и грамматических ошибок. Правда, математика и шитье никак не давались ей, но, в конце концов, у любой благовоспитанной молодой девушки могут быть некоторые изъяны, а благодаря усилиям Констанс и мистера Холлингсуорта, их у нее совсем немного. Ноэль даже умела без труда поддержать вежливую беседу, хотя досадно было ограничиваться такими скучными предметы для разговора, как погода или последний роман миссис Рэдклифф^[23], в то время как сама она с удовольствием обсудила бы более интересные темы.

Ноэль вздохнула при мысли о том, скольким вещам ей еще предстоит научиться; как хотела бы она сейчас свернуться калачиком в библиотеке, уткнувшись в какую-нибудь книгу из оставленного Перси списка. Вместо этого она медлит здесь, пытаясь найти в себе достаточно мужества, чтобы спуститься вниз. Ноэль подошла к зеркалу и критически осмотрела свои золотисто-каштановые волосы. Длины едва хватало, чтобы можно было слегка прихватить их сзади атласной лентой. Выбившиеся из прически пушистые локоны очаровательно обрамляли ее лицо. Нехотя она взяла узорчатую пейслинскую^[24] шаль и накинула на плечи поверх прекрасно сидевшего на ней темно-зеленого кашемирового платья.

— Я готова, львы. — Печально улыбнувшись, Ноэль выскользнула из своей комнаты и приготовилась выйти на арену.

Роберту Ньюкомбу было скучно. К черту! Ни за что нельзя было поддаваться уговорам матери и сопровождать ее сегодня. Конечно, миссис Пэйл приятно его удивила, но даже этого было недостаточно, чтобы компенсировать треклятую поездку в экипаже, во время которой он был вынужден слушать непрекращающуюся болтовню матери и сестры. Проклятие! Как бы он хотел вскочить на коня и отправиться к ближайшему постоялому двору, где можно получить полную кружку эля.

Как только дверь в гостиную отворилась, все остроумные планы, как бы сбежать из дома миссис Пил, приходившие на ум мистеру Ньюкомбу, испарились моментально. Вошедшее создание было настолько восхитительным, что он мог только безмолвно созерцать ее стройную фигуру.

— Дориан! Входи, дорогая, познакомься с нашими гостями.

Создание очаровательно улыбнулось, когда миссис Пэйл представляла ее его матери и сестре. Потом она остановилась перед ним, их глаза оказались почти на одном уровне.

— А это сын миссис Ньюкомб. Мистер Ньюкомб, моя подопечная мисс Поуп.

Мечта подала руку и наградила его такой ослепительной улыбкой, что мистер Ньюкомб на какое-то время потерял дар речи.

— Мое восхищение, мисс Поуп, — он, наконец справившись с собой, принял ее руку и прикоснулся к ней губами.

Маргарет Ньюкомб сердито взглянула на брата. Вообразил себя эдаким светским львом только потому, что достиг совершеннолетия и имеет отдельное жилье в Лондоне. Вот если бы он мог видеть себя сейчас, когда он больше всего похож на влюбленного болвана! Она решительно встала у брата на пути, когда он попытался сманеврировать так, чтобы присесть на канапе рядом с мисс Поуп, и уселась там сама. Проигнорировав его гневный взгляд, она принялась ревниво изучать сидевшую рядом молодую женщину.

Миссис Ньюкомб, тем временем, с гордостью показывала Ноэль безвкусный рубиновый браслет с бриллиантами.

— Мой муж такой щедрый человек. В последнее время я хворала, и совершенно измучилась. Так вот, он посчитал, что это самое малое, чем он может меня подбодрить. Я вас уверяю, мисс Поуп, одышка — первый признак чахотки. И это ужасно меня пугает.

Обратив внимание на красноватый цвет ее лица, Ноэль предположила, что женщина скорее всего слишком туго затягивает корсет, но благоразумно промолчала.

— Мисс Поуп, насколько я понял, вы большую часть своей жизни провели в Индии! — мистер Ньюкомб воспользовался возникшей паузой, чтобы вмешаться в беседу.

— Да, это так. Пока не скончались мои родители.

— Какое несчастье, — миссис Ньюкомб сочувственно поджала губы.

Но ее сын не дал матери возможность принять участие в разговоре.

— Скажите, как вам жилось в Индии? — спросил он.

— А вам приходилось бывать там, мистер Ньюкомб? — невинно поинтересовалась красавица.

— Нет, не посчастливилось.

— Тогда позвольте мне рассказать вам об этой стране, — обезоруживающе улыбнулась она, от чего он почувствовал некоторую слабость в коленях. Очарованный ее безупречными чертами, мистер Ньюкомб внимал, как она описывала обстановку в Кашмире и страшную нищету Калькутты.

Наконец, миссис Ньюкомб решила, что молчала достаточно долго:

— Скажите, мисс Поуп, а как вам понравилось в Англии теперь, когда вы здесь?

— В основном, мои ожидания оправдались, миссис Ньюкомб, — коротко ответила Ноэль.

— О-о-о, — только и смогла произнести Милдред Ньюкомб и оскорбленно засопела. Очевидно, она была недовольна тем, что кто-то, долго проживший среди дикарей язычников, так легкомысленно пренебрегает королевством Его Величества.

Ноэль торжествующе смотрела на женщину, сознавая, что та раздосадована ее ответом. Своенравный озорник в ней подстрекал продолжить:

— Бесспорно, я нашла ее именно такой, как и мечтала — почти что рай, драгоценный камень в оправе серебряного моря. Как только я ступила на английский берег, подумала: эта благословенная земля, этот мир, это королевство — это есть Англия!^[25]

Она мило улыбнулась всем Ньюкомбам и скромно сложила руки на коленях.

Констанс чуть не поперхнулась чаем. Маленький чертенок! Она же процитировала Ричарда II, и никто из них даже не заметил.

Миссис Ньюкомб выглядела слегка смущенной.

— Несомненно, вы правы, мисс Поуп, — неуверенно пробормотала она.

В гостиной воцарилась тишина. Констанс поспешила прервать молчание:

— Скажите, мистер Ньюкомб, наслаждаетесь ли вы своим пребыванием в деревне?

— О да, очень, — он откликнулся с куда большим воодушевлением, чем мог бы наскрести полчаса назад, — в деревне всегда приятно, хотя я отдаю предпочтение городской жизни. Мисс Поуп, осмотрели ли вы какие-нибудь примечательные места в Лондоне?

Ноэль взяла чашку, отпила маленький глоточек и взглянула своими золотистыми глазами на молодого человека:

— Какие места вы имеете в виду, мистер Ньюкомб?

— Ну как же: Лондонский Тауэр, Гайд-парк, Оксфорд-стрит.

— Нет, — призналась она, — пока не довелось.

— Вы должны оказать мне честь позволить быть вашим проводником, — начал уговаривать мистер Ньюкомб, — Это прекрасный город…

— Вздор! — Миссис Ньбкомб резко оборвала сына. — Прекрасный город, вот уж действительно. Честное слово, я не понимаю, что ты находишь в этом городе. Я молюсь о том, чтобы ты, наконец, образумился и осел здесь, где тебе и место.

С удовлетворением Маргарет наблюдала за тем, как смущенно краснеет лицо ее брата.

— Ты же прекрасно знаешь, что приключилось с твоим отцом всего лишь месяц назад, когда он был в Лондоне. — Миссис Ньюкомб повернулась к Констанс и Ноэль с застывшим от негодования лицом. — Бедного человека обокрали во время прогулки по Пикадилли.

Глаза Ноэль широко распахнулись, и Констанс встревожено оглянулась на нее.

Миссис Ньюкомб кружевным платочком промокнула бисеринки испарины, выступившие над верхней губой.

— Я вижу, вы потрясены, мисс Поуп, что такие вещи случаются в нашей цивилизованной стране. Я вас уверяю, в Лондоне это совершенно обычное явление. Город наводнен коробейниками и попрошайками. Но самые ужасные, на мой взгляд, эти вечно снующие повсюду маленькие грязные оборванцы. Воришки, все они — воришки.

— Оборванцы? — Угрожающе процедила Ноэль. — Вы говорите о детях?

— Дети? — Пренебрежительно отозвалась миссис Ньюкомб. — Я не уверена, заслуживают ли они нарекаться этим словом. Да их людьми едва ли можно назвать, мисс Поуп. К тому же, они беспрепятственно везде носятся. Это позор. Любой здравомыслящий человек не может не признать, что этим заразным голодранцам не место среди нас, ведь от них только вред. Насколько было бы лучше, если бы их запирали в приютах или богадельнях. Быть может, для этих целей можно использовать даже тюрьмы.

— А вы не рассматривали возможность повешения? — Вставила Ноэль, приподняв изящно очерченную бровь.

Даже Милдред Ньюкомб пришла в замешательство:

— Но ведь… Я не думаю…

— О, успокойся, мама, — раздраженно проговорила Маргарет, — разве ты не видишь, что мисс Поуп смеется над тобой?

— Ну, право, Маргарет, она ничего подобного не делает! — воскликнул мистер Ньюкомб, пожалуй, с большей уверенностью, чем он чувствовал на самом деле.

В конце концов, Констанс решила, что все слишком далеко зашло.

— Я уверена, вы неверно поняли мою подопечную, дорогая. Позвольте, я налью вам еще чашечку чая. Маргарет, вы должны сказать мне, кто сшил для вас это платье. Готова поклясться, никогда не видела такое количество розовых оборок. Весьма необычно расположить их таким образом на талии.

Переключив свое внимание, миссис Ньюкомб и ее дочь пустились в увлеченное обсуждение последних творений своей портнихи, а мистер Ньюкомб, тем временем, съел четыре шоколадных печенья, завороженный профилем мисс Поуп.

Час, наконец, истек. Стоя рядом с Ноэль, Констанс махала рукой Ньюкомбам, удалявшимся в своем экипаже. Она заметила решительно сжатые челюсти Ноэль и теперь чувствовала облегчение, что оставшаяся часть визита обошлась без происшествий. Если не считать высказывания о детях, Ноэль была сама любезность. Очевидно, что она покорила Роберта и даже сумела вовлечь в беседу Маргарет. В целом, все прошло хорошо, и Констанс была довольна. И все же она не была вполне уверена в успехе, пока Милдред Ньюкомб, надевая шляпку, не прошептала Констанс, насколько это невероятно, чтобы кто-то, выросший в дикой стране, мог оказаться таким милым и хорошо воспитанным.

— Мисс Поуп, негодница, ты была великолепна, — Констанс нежно обняла Ноэль, — И все-таки, вследующий раз я буду выбирать визитеров более осмотрительно. Боже, я и забыла, какой ужасной бывает Милдред.

— В самом деле, Констанс, ты меня удивляешь, — ответила Ноэль с легким упреком, — это не похоже на тебя, так плохо отзываться о несчастных людях.

— Несчастных? Скажи, на милость, что ты имеешь в виду? Вряд ли Милдред страдает.

— Ну, может, сейчас нет, — с невинным видом сказала Ноэль, — но точно будет. Наверное, ты убедишься в этом сама завтра утром. Бедняжка, глаз, наверное, не сомкнет ночью, гадая, куда же он запропастился.

Ноэль опустила в руку Констанс рубиновый с алмазами браслет Милдред Ньюкомб.

Слух о визите Ньюкомбов разлетелся по округе, и вскоре обе женщины оказались завалены приглашениями, а дом заполонили посетители. За две недели Ноэль употребила несчетное множество чашек теплого чая и более чем достаточное количество смородиновых булочек даже для ее завидного аппетита. Оказалось, что большинство знакомых Констанс были вполне доброжелательными людьми, общение с которыми не особенно вдохновляло, но и не слишком обременяло. Кроме того, она обнаружила, что мужчины, с которыми она встречалась, независимо от возраста, кружились около нее подобно мотылькам вокруг пламени. Они воспевали ее красоту, ее остроумие, ее шарм, и готовы были исполнить любой ее каприз.

Время шло, и Ноэль начала забавляться над ними, осторожно выясняя предел своей власти. Она в один день отчаянно флиртовала, только чтобы не замечать свою несчастную жертву в следующий раз. И тем не менее, они толпились возле нее, очарованные ее необыкновенной красотой.

Констанс приняла трудное решение, посчитав, что Ноэль должна начать принимать некоторые приглашения от поклонников, несмотря на то, что в действительности она была замужем. Если бы об этом стало известно, скандал был бы губительным, но у Констанс не было выбора. Такая привлекательная женщина как Ноэль не могла пренебрегать мужским обществом, не вызывая подозрений и опасных домыслов.

Констанс наблюдала, как Ноэль принимала приглашения и старалась примириться с изменениями в жизни девушки. Ее беспокоила враждебность, с которой соседские молодые женщины относились к Ноэль, но, сказать по правде, она не могла их за это осуждать. Изысканная мисс Дориан Поуп произвела фурор, и они вовсе не обрадовались, что их кавалеры обратили взоры в другую сторону.

Однажды утром Ноэль нашла Констанс в оранжерее, составляющую букет из срезанных цветов в черной базальтовой вазе.

— Роберт Ньюкомб настаивает, чтобы я посетила пикник вместе с ним через две недели. Что ты думаешь по этому поводу?

Она подала Констанс белый цветок на длинном стебле.

— Дельфиниум не подходит, милая. Подай мне тот гладиолус.

Ноэль вложила нужный цветок в руку Констанс, затянутую в перчатку.

— Я не вижу причин, почему бы тебе не пойти. Роберт милый молодой человек. Кто будет вас сопровождать?

— Джордж и Эмма Симпсон вернулись из медового месяца и согласились составить нам компанию, если этих двух можно считать достойным сопровождением. — Она пренебрежительно покачала своей хорошенькой головкой. — Они не заметят, даже если молния ударит прямо перед их носом. Никогда не видела ничего более нелепого, чем эти двое пожирающие друг друга глазами.

— Они влюблены, Ноэль. Ты не должна быть такой циничной.

— Я просто трезво смотрю на вещи, Констанс. К тому же, я не верю в любовь. Это только прелестная выдумка поэтов.

— Вот тут ты ошибаешься, моя дорогая. — Возразила Констанс, отвернувшись от Ноэль, чтобы выбрать очередной цветок. — Любовь существует, и она волшебна.

К Ноэль вернулось воспоминание о том давнем дне в Лондоне, когда Саймон Коупленд произнес почти те же слова. Неожиданно она легко поцеловала Констанс в щеку.

— Прости меня. Я действительно цинична. Просто это никогда не случится со мной.

Констанс поставила последний цветок в вазу и отступила на шаг, оценивая завершенный букет. Наконец она сняла перчатки и повернулась к Ноэль, неодобрительно нахмурив брови.

— Ноэль, ты со мной уже больше года. В следующем месяце Саймон должен вернуться в Англию, и скоро ты уедешь, чтобы занять свое место рядом с ним в Лондоне. — Она помедлила, — Ты довольна своей новой жизнью?

— А почему я должна быть недовольна? — Глаза Ноэль широко распахнулись, — У меня есть больше, чем я могла когда-либо мечтать, и ты замечательно ко мне относишься.

— Я наслаждаюсь твоим обществом, Ноэль. Ты для меня словно дочь, которой у меня никогда не было. Но в последнее время, наблюдая за тобой, я стала тревожиться.

— О чем?

— Я заметила, некоторую — за неимением более подходящего слова, скажу так — жестокость в твоем отношении к мужчинам, увлеченным тобой. Если бы речь шла о какой-то другой девушке, я бы просто предположила, что она равнодушна к чужим чувствам. Но ты не легкомысленная и не поверхностная, Ноэль. Такое поведение совсем не свойственно тебе. Почему? Чего ты добиваешься?

Растроганная искренней заботой, отразившейся на лице Констанс, Ноэль призналась:

— Я расстраиваю тебя, да? Прости, Констанс. Я ни за что на свете не хотела бы обидеть тебя. Ты права, я скверно вела себя. — Ноэль тщательно подбирала слова. — Как будто я актриса и репетирую.

— Репетируешь перед Лондоном?

— Нет, Констанс, перед встречей с Куином Коуплендом.

— Куином?

— Продолжая общаться с его отцом, я осознаю, что становлюсь более уступчивой по отношению к Куину. Думаю, я пробую свои новые силы, чтобы узнать, на что я способна и как этим пользоваться. Я должна быть во всеоружии при встрече с ним, если это произойдет.

Констанс протянула руку и накрыла ладонь Ноэль.

— Ты не представляешь, как мучительно для меня слышать от тебя такое. То, что совершил Куин непростительно, но ты должна оставить эти безрассудные мысли о мести. Ноэль, я знаю Куина с мальчишества. Он мне глубоко симпатичен, но предупреждаю тебя: он опасный противник.

— Я недооценила его однажды, Констанс. Больше этой ошибки я не допущу.

— Ноэль, не пытайся играть с ним, как ты здесь делала это с другими.

Констанс выглядела озабоченной, и Ноэль коснулась своей маленькой рукой ее щеки.

— Я знаю, что ты хочешь как лучше, но я должна прожить свою жизнь по-своему. Пожалуйста, не беспокойся. Я о себе позабочусь. — И с улыбкой, которая подразумевалась как обнадеживающая, Ноэль покинула оранжерею.

Констанс с сожалением покачала головой:

— Это гордость, Ноэль, говорит в тебе, и она тебя погубит.

Глава 12

К третьему утру, на подносе с завтраком для Констанс, рядом с чашкой шоколада, лежал конверт. Он был адресован ей, со знакомым почерком Саймона. Констанс, разорвав конверт, вскрыла его, и ее глаза прошлись по единственной странице.

«Моя дорогая Констанс,

Вчера вечером я вернулся на площадь Нортриджа. Некоторые насущные вопросы безотлагательно требуют моего внимания, но я надеюсь освободиться, чтобы отправиться в Сассекс в следующую пятницу и встретиться с тобой и Н. Если я не получу весточки от тебя, буду считать, что ты согласна с этим планом.

Саймон»

Констанс ощутила странную слабость. Ее руки немного дрожали, когда она вкладывала послание Саймона обратно в конверт. Это естественное волнение, убеждала она себя, ведь она так и не сообщила Саймону о поразительных изменениях во внешности Ноэль, предоставляя ему возможность составить собственное впечатление. Теперь она тревожилась, как он встретится со своей похорошевшей невесткой.

Когда Ноэль узнала, что в день пикника ожидается прибытие Саймона, она решила написать записку мистеру Ньюкомбу, прося не изменять его планов и извещая, что сама присутствовать не сможет. Констанс, однако, не хотела и слышать об этом.

— Нет никаких причин, чтобы не ехать на пикник, Ноэль. Я сомневаюсь, что Саймон прибудет до сумерек, вы вернетесь задолго до этого.

Ноэль позволила себя уговорить и утром перед пикником напевала тихонько себе под нос, завязывая яркие ленты соломенной шляпки в бант под подбородком.

Это был прекрасный весенний день. Пионы вытолкнули побеги из плодородной почвы Сассекса, и намек на начало лета витал в воздухе. Констанс смотрела из дверей, как Роберт Ньюкомб разместил корзинку Ноэль позади коляски, а затем помог ей подняться на переднее сиденье. Они весело помахали ей, и экипаж умчался по дороге. Она наблюдала, пока они не скрылись из поля зрения, вернулась обратно в дом и поднялась по ступенькам в свою комнату.

Увлекшись последними событиями, она пренебрегала хозяйственными счетами и корреспонденцией. Сегодня выдалось удачное время, чтобы привести все в порядок. Но прежде всего Констанс сбросила невзрачное голубое муслиновое платье и накинула новое из шелка цвета нефрита. Действительно, глупо надевать новое платье для канцелярской работы. Тем не менее, очень приятно наконец иметь возможность носить не только черное или серое; так почему бы ей не побаловать себя?

Сосредоточиться на стопке бумаг перед ней, оказалось куда труднее, чем Констанс ожидала. Во второй половине дня она все еще трудилась за столом, когда Молли появилась с известием, что мистер Саймон Коупленд приехал и ждет в гостиной.

Поспешно вскочив, Констанс отослала молодую горничную и бросилась к трюмо, чтобы проверить, как она выглядит. Несмотря на бледность, нефритовый шелк льстил ей более чем. Глубокий вырез обнажал шею и отчасти плечи. Довольная тем, как прилегает платье и как уложены ее золотисто-каштановые локоны, она для румянца пощипала щеки и спустилась по лестнице.

Войдя в гостиную, она нашла там расхаживающего Саймона, попыхивающего трубкой. Он смерил ее восхищенным взглядом.

— Саймон, какая приятная встреча. — Она подошла к нему и любезно подала руку.

— К чему формальности, Конни? — Он улыбнулся и, проигнорировав протянутую руку, тепло обнял ее. — Ты прекрасно выглядишь. — С осторожностью отстранившись, он улыбнулся в зеленые глаза.

Констанс была потрясена силой своей реакции на его присутствие. Прошедшие годы были добры к Саймону. Его лицо так же красиво, как и прежде, его тело все еще твердое и мускулистое. Виски поседели, но седина украшает его, а не старит.

— Ты льстец, Саймон Коупленд, — она выказывала больше самообладания, чем чувствовала. — Ноэль будет разочарована, когда узнает, что пропустила твой приезд. По правде говоря, это моя вина. Я не ожидала тебя до вечера и заверила ее, что не вижу причин оставаться дома и пропустить пикник. Ее спутники были бы разочарованы.

Саймон приподнял темные брови.

— Спутники? Разумно ли ей отправляться куда-то без тебя, без твоего руководства?

Опускаясь в маленькое позолоченное кресло, Констанс напомнила себе, что Саймон не видел Ноэль больше года.

— Ноэль прекрасно держится.

— Расскажи мне о ней, — он сел напротив, небольшое напряжение его тела выдавало, как важен для него ответ.

— Я хочу, чтобы ты сам посудил, Саймон, — заметив, что он готов настаивать, она быстро вставила свой вопрос. — Что слышно о Куине? В письмах ты не упоминал о нем. Ты нашел его?

Жесткие линии проступили у рта Саймона.

— Мой сын, похоже, исчез. У него это хорошо получается, если ты помнишь.

Констанс подумала о красивой жене Саймона, которую она встречала однажды, за несколько месяцев до ее смерти.

— Ты узнавал у людей его матери?

— Он не с ними. И ни с каким-либо кораблестроителем в Америке, насколько мне известно.

— Саймон, а как же те люди, с которыми он переписывался по поводу экспериментального корпуса?

— Я связался с ними, но никто ничего не слышал, — властным голосом Саймон поставил на этом окончательную точку, закрывая тему.

— Ты просматривал его бумаги? Возможно, в документах встретятся неизвестные тебе имена.

— Я же сказал тебе, никто не слышал про него. Я проштудировал его бумаги десятки раз, записные книжки, письма. Никто не признается, что знает о его местонахождении.

Беседа прервалась. Констанс поняла, как велика тревога Саймона. А ведь она задала свой вопрос случайно, чтобы поддержать вежливый разговор.

— Что ты думаешь о работе Куина?

— Неубедительно, — отрубил Саймон.

— Это потому, что Куин придумал все сам? — ее упрек был смягчен выражением симпатии на лице.

Саймон покорно вздохнул.

— Ладно, Конни. Я заслуживаю этого. Его работа хороша.

— Понимаю.

— Нет, более чем хороша, и я слишком поспешно отверг ее.

— Ты сделал то, что считал правильным, Саймон.

Он хлопнул себя по ноге.

— Это его проклятая заносчивость вызывает наихудшее во мне. Я думал, что он охотится на диких гусей, вместо того, чтобы приобщаться к делу.

Видя его беспокойство, Констанс перевела разговор о пожаре на мысе Кросс, сорвавший путешествие Саймона весной прошлого года. В письмах он указал, что склад сгорел и что Лука Бейкер, которого подозревали в поджоге, исчез без следа. Теперь он рассказал Констанс о восстановление склада и дока, который был слегка поврежден. Они обсуждали ход работ на мысе Кросс и торговое судно, начатое Саймоном незадолго до отъезда в Англию.

Саймон удивлялся своей странной рассеянности, его ум больше занимала Констанс, чем их беседа. Черт! Она всегда будоражила его. Такая утонченная и неуловимая, такая непохожая на грубых существ, доставлявших ему удовольствие. То были женщины ему под стать, ни одна не выглядела так, словно переломится под весом мужчины.

Он себе лгал! Он, оказывается, привык обманываться по поводу нее. Почему-то хотелось верить, что она холодна и лишена воображения в постели, но ведь он знал, что это не так. Он знал это годы и годы.

Бенджамин Пэйл всегда был крепким мужчиной. В первые дни их дружбы, задолго до его женитьбы на Констанс, он взял молодого Саймона под свое опытное крыло. Вместе они опробовали большинство публичных домов на восточном побережье, а также более респектабельных красоток, замужних и незамужних. Но после женитьбы, насколько Саймону было известно, Бенджамин резко прекратил развратничать. Тем не менее, он всегда являл признаки полностью удовлетворенного мужчины.

Он осознал свои мысли, когда Констанс побледнела, внезапно замолчав, ее губы увлажнились и разомкнулись. Невольная чувственность ее лица воспламенила тлеющие угли желания глубоко внутри Саймона.

Почему он никогда не различал оттенков зеленого в ее глазах? Как изысканный нефрит. И крошечные черточки в уголках глаз. Они не старили лицо, а акцентировали пленительную живость мимики. Она такая маленькая и изысканная, всегда идеально причесанная и одетая. Ему вдруг захотелось увидеть ее не собранной, ее золотисто-каштановые волосы распущенными, а одежду в беспорядке.

Он желает ее, он желал ее много лет, но не признавался в этом себе из преданности Бенджамину Пэйлу. Он наклонился к ней, и она вскочила, как ужаленная.

— Позвольте предложить вам немного бренди.

Чувствуя обжигающий взгляд Саймона на своей шее, она прошла, неуверенно ступая, через гостиную к элегантному шеридановскому столу, на котором стояли несколько хрустальных графинов. Борясь с волнением, она выбрала коньяк и налила его в рюмку, при этом пролив несколько капель. Обнаружив, что позади нее Саймон поднялся со стула, она взяла графин с хересом и щедро плеснула в свою рюмку. Ее сердце зачастило. Она не даст снова одурачить себя! Глубоко вздохнув, она повернулась к нему, с бокалом в каждой руке.

Он стоял рядом с камином, глядя на нее и опираясь локтем о каминную полку. Их глаза встретились. Протянув бокал, она шла к нему медленно, как под гипнозом, не в силах отвести взгляд.

Он принял свой стакан, поставил его на камин, даже не пригубив. Забрал ее рюмку и отправил туда же. Не говоря ни слова, он привлек ее к себе, решительно и сильно обхватив обнаженные плечи. Она чувствовала его лицо все ближе и ближе, а затем его губы утвердились на ее губах.

Она тихо застонала и уступила. Его рот был жестким и требовательным, поцелуй — искусным. Наконец-то она может обнять его.

Затем он целовал ее виски, мягкое местечко у мочки уха, горло. Его волосы оказались у ее губ, и она попробовала их кончиком языка.

Она задрожала от волнения, когда его руки стянули вниз платье, обнажив маленькую грудь. Он касался ее нежно и мягко, сдерживая желание, и ее плоть в ответ мгновенно запылала. Ощущения захватили ее. Он осторожно опрокинул ее на ковер.

Она смутно осознала звук от поворота ключа в замке — он защитил их от вторжения слуг — а затем вернулся к ней, освобождая ее от одежды. Юбки, сорочка — его опытные пальцы легко справились с застежками и завязками.

Вскоре он лежал нагой рядом с ней, мучая ее своими ласками. Наконец, когда она готова была взорваться, он навалился сверху, и она открылась, беззастенчиво отдаваясь, чтобы он заполнил ее.

Позже, одевшись, Саймон разглядывал обнаженные формы Констанс, дремавшей у его ног, положив голову на маленькую вышитую подушку, которую он стащил с дивана. Он смотрел, как ритмично подымается и опускается ее маленькая грудь, и обнаружил, что его руки, как бы сами по себе, жаждут вновь прикоснуться к ней и снова огладить мягкие контуры ее тела.

«Дурак», — обругал он себя, сжимая кулаки так, что пальцы побелели.

За годы, после смерти жены, Саймон пользовался благосклонностью многих женщин, но сегодня все было иначе. Эта женщина, досаждавшая ему с тех пор, как впервые вошла в его жизнь, заполнила скрытую мрачную пустоту в нем, которую он не надеялся заполнить. А он унизил ее. Взял ее на полу, как публичную девку.

Ему стало стыдно. Он бессердечно воспользовался ее положением. Она была страстной женщиной, он всегда чувствовал это. Очевидно, неестественный целибат, навязанный ей во время болезни Бенджамина и после его смерти, сделал ее легкой добычей его похоти. Она никогда не простит ему происшедшего.

Воспоминания о любовных ласках одолевали его. Она была так тепла, так отзывчива. Боже! До чего он хотел ее! Почему он не понял раньше, что следует отнестись к ней с уважением, которого она заслуживает? Теперь уже слишком поздно.

Неохотно он подобрал одну из отброшенных юбок и аккуратно накрыл ее. Она пошевелилась, пробормотала что-то невнятное, затем взмахнула ресницами и испытующе посмотрела на него зелеными глазами. Саймон отвернулся, избегая укора в ее взгляде.

Он уставился на шелковое платье цвета нефрита. Подобрав его и изысканное белье, брошенное рядом, безмолвно передал ей одежду и тихо вышел из комнаты, позволив ей одеться в уединении.

Слезы потекли по лицу Констанс, как только дверь закрылась за ним. Она принялась торопливо одеваться, пытаясь изгнать из памяти ужасное молчание Саймона после утоления любовной жажды. Она оттолкнула его своей распущенностью, и только она виновата, что перестала владеть собой.

Душевная боль, не менее реальная, чем физическая, охватила ее. Если бы это был любой другой мужчина, не ее деловой партнер, она бы никогда не увиделась с ним снова, чтобы не испытать унижение при встрече.

Но в этом-то и загвоздка, не так ли? Это не мог быть никакой другой мужчина.

Она убежала в свою комнату.

Спустя какое-то время, освежившись и сменив запыленную дорожную одежду на вечерний костюм, Саймон вернулся в гостиную. Он подошел к камину и взял бренди, дожидавшееся его в хрустальном бокале на каминной доске. Он закрутил янтарную жидкость, наблюдая, как она стекает по стенкам. Нетронутый херес Констанс обличал его с камина.

— Черт! — воскликнул он. Откинул голову и выпил одним глотком.

Оглянувшись на шорох, он увидел в дверях молодую женщину такой невероятной красоты, что перехватило дыхание. Он вспомнил, Констанс говорила ему, что Ноэль отправилась на пикник. Это, должно быть, девушка из той же компании.

Она была в модном муслиновом платье с рисунком из синих изогнутых веточек. В руке она держала за яркие ленты соломенную шляпку. Но не ее прелестный наряд привлек его внимание, никогда он не видел лица столь прекрасного. Его можно было назвать аристократическим: с тонкими чертами, маленьким носом и фантастическими глазами, подобным посверкивающим топазам. А оживляла это совершенство естественная чувственность, подчеркнутая блестящими рыже-золотыми кудрями, собранными на макушке, элегантно приспущенными по бокам до лакомых мочек ушей.

Увидев перед собой воплощение всего, что он желал для сына, Саймон окончательно пал духом. Его план был абсурдным. Он ожидал слишком многого.

Она стояла спокойно, с самоуверенностью женщины, сознающей эффект своей красоты и не удивляющейся ему.

Вдруг он осознал, что пялится на нее, как невоспитанный хам. Опомнившись, он извинился.

— Простите меня за пристальный взгляд. Я не ожидал увидеть никого, кроме миссис Пэйл и… — Он пытался вспомнить, какое имя назвала Констанс для Ноэль. Что за дьявол… — И мисс Поуп, конечно.

Он направился ней и, когда пересек половину комнаты, она заговорила.

— Здравствуйте, мистер Коупленд.

Он замер в середине шага, немного побледнев.

— Ноэль?

Намек на улыбку заиграл в уголках ее губ.

— Сейчас я Дориан Поуп.

Никогда Саймон не был так ошеломлен.

— Я в это не верю, — пробормотал он. — Это невероятно! Почему ты… — Вдруг он вскинул голову и захохотал. Это была малютка карманница, которую Куин вытащил из канавы! Уличная оборванка, на которой он женился, чтобы унизить своего отца!

Он подбежал к ней и принял в медвежьи объятия. В ликовании, забыв все, что случилось с Констанс только что, он поставил Ноэль в сторонку и бросился из комнаты к лестнице.

— Констанс! — ревел он. — Констанс, иди сюда. Поспеши!

Он кинулся назад и снова схватил невестку, душа ее вопросами, не давая времени ответить. Наконец он отпустил ее и отступил назад, чтобы рассмотреть.

— Я просто не могу поверить в такую перемену.

— Надеюсь, что могу принять это как комплимент, — улыбаясь, она подошла к окну и бросила шляпку на стул. В этот момент солнце выскользнуло из облаков, брызнуло лучами сквозь оконные стекла и зажгло золотым огнем ее кудри.

Саймон упивался зрелищем, все еще не веря своему счастью.

Когда Констанс присоединилась к ним в гостиной, лицо не отражало никаких следов бушевавших в ней эмоций. Самодисциплина, культивируемая поколениями аристократов, помогла ей безмятежно скользнуть к Ноэль и легко поцеловать в щеку.

— Приятно провела время, дорогая?

— Угощенье было лучше, чем компания, Констанс. Я склоняюсь к тому, что миссис Финч действительно колдунья.

— Разумеется, так и есть. Теперь отправляйся в свою комнату и переоденься к обеду. На кромке юбки пятно от травы.

Ноэль засмеялась.

— Боюсь, я неисправимая неряха. Вряд ли я когда-нибудь научусь выглядеть аккуратной, как ты, Констанс. Извините меня, — она помедлила в дверях, чтобы улыбнуться им, и скрылась.

Едва Саймон обернулся к Констанс, болезненные воспоминания набросились на него. Он с трудом встретился с ней взглядом. К его удивлению, он не нашел осуждения в холодных зеленых глазах. Значит, решил он, после всего случившегося она не держит на меня зла. Прекрасно. Если у нее достаточно великодушия, чтобы простить, она никогда не пожалеет об этом. С этого момента он будет вести себя с величайшим уважением. Больше никогда у нее не будет причин порицать его.

— Констанс, я не знаю, как тебя отблагодарить. Она идеальна. Абсолютное совершенство.

— Я счастлива, что ты доволен, Саймон, — ответила она любезно. — А теперь прошу меня простить, я должна повидать миссис Финч по поводу обеда.

Глава 13

Ноэль ехала рядом с Саймоном в открытом экипаже. Ветер гнул широкие поля ее шляпы и трепал выбившиеся локоны. Несмотря на то, что Констанс отказалась сопровождать их сегодня в Брайтон, Ноэль была просто в восторге от этого путешествия. Ее хорошее настроение было в значительной степени обусловлено вчерашним триумфом.

Она взглянула на Саймона, замечательно смотревшегося в темно-коричневом пальто и лимонного цвета жилете, дополненном шейным платком в коричневую полоску. Она и припомнить не могла, когда испытывала большее удовольствие, чем вчера за ужином. Саймон Коупленд разительно отличался от тех молодых людей, чье присутствие ей приходилось терпеть. Он был внимателен без раболепия, уверен в себе и обаятелен. Он осыпал затейливыми комплементами обеих сотрапезниц и развлекал их смешными случаями времен своей молодости, проведенной в Кейп Кросс. Потом он и Констанс рассказывали Ноэль истории о самых известных судах, сошедших со стапелей верфи «Коупленд и Пэйл», таких, как «Эпизод», «Звезда Уилмингтона» и «Дрим Дансер».

Ноэль вдруг почувствовала в утреннем воздухе солоноватый привкус. Она вздрогнула от предвкушения.

— Тебе холодно? — спросил Саймон.

— Вовсе нет, мистер Коупленд.

— Пожалуйста, Ноэль, почему бы тебе не называть меня Саймоном? Теперь, когда я вернулся, надеюсь, мы сблизимся. В конце концов, мы ведь оба Коупленды, и я должен сказать, что Ноэль Коупленд делает честь нашему имени.

Радость Ноэль сразу потускнела. Интонация самодовольного собственника в его речи пришлась ей не по вкусу.

— Ноэль Коупленд? — Она насмешливо приподняла бровь. — Ноэль Коупленд не существует, разве что на клочке бумаги, но только не во плоти.

— Конечно, милая, — Саймон похлопал ее по руке и переключил внимание на лошадей.

Его пренебрежительный жест вызвал у Ноэль раздражение, и она настояла:

— Саймон, я никогда не забываю, кто я на самом деле, думаю, и вам не следует. Я Ноэль Дориан, лондонская щипачка, которой двое очень великодушных и благородных людей дали невероятный шанс стать чем-то большим, чем-то лучшим. Но помните, что под этим красивым платьем, за этим чистым лицом скрывается все та же карманница.

— Ты городишь чепуху, Ноэль, и понимаешь это, — голос Саймона звучал напряженно, — Той воровки-карманницы больше не существует. Ее на самом деле и не было никогда. У тебя ведь хорошие задатки, несмотря на убожество твоего воспитания. Нет, моя дорогая, настоящая Ноэль сидит сейчас рядом со мной. Это преступница была фальшивой.

Саймон не дождался ответа, потому что в этот момент экипаж завернул за поворот, и перед ними открылся вид на Брайтон. Он направился к морю по Корабельной улице, остановил коляску под тенистыми деревьями и позволил Ноэль впервые взглянуть на серые волны и песчаный берег. Она глаз не могла оторвать от этого зрелища. Море околдовало ее, она увидела в нем свободу в ее высшем проявлении. Когда пришла пора отправляться назад, Ноэль попросила разрешения бросить на море последний взгляд прежде, чем они тронутся в обратный путь. Саймон помог ей выбраться из экипажа, и они стали прогуливаться вдоль берега. Розовый зонтик с оборочками защищал лицо Ноэль от солнца. Ее безупречная красота напомнила Саймону красавиц с портретов Гейнсборо.

— Ты стала очень красивой женщиной, Ноэль.

Она слегка нахмурилась.

— Да, мне так говорили.

— Похоже, тебя это не радует. Неужели красота такое страшное бремя?

Ноэль задумалась.

— Привыкнуть к перемене было трудно. Особенно к тому впечатлению, которое я произвожу на… других.

От Саймона не ускользнула эта небольшая запинка.

— Особенно то впечатление, которое ты производишь на мужчин? — И затем он как бы невзначай поинтересовался: — Кто-нибудь из этих молодых людей пленил твое воображение?

Голос Ноэль был спокоен, почти презрителен.

— Все они глупые мальчишки, которые ни дня в своей жизни не работали по-настоящему. Все, что они умеют, это кататься верхом, охотиться и в карты играть. Им больше ничего и не нужно.

В устремленных на нее глазах Саймона читалось странное беспокойство.

— Ты, должно быть, сочувствуешь их ущербности?

Ноэль остановилась и наклонила назад свой зонтик, образовавший восхитительный розовый ореол вокруг ее головы.

— Я не похожа на других женщин. Интриги и романы меня не привлекают.

— Ты пока не встретила подходящего мужчину.

— Нет, Саймон. Я думаю, все те ночи, когда мне приходилось слушать, что происходит между Дейзи и теми уродами, которых она приводила, сделали для меня невозможным чувствовать, как другие женщины. А потом… после того, что сделал ваш сын…

— Ноэль, пожалуйста… — Саймон положил руку ей на плечо.

— Я не могу притвориться, будто этого не произошло, — настаивала она, внушая ему, насколько это серьезно. — С этим нужно что-то делать. Этому браку следует положить конец. Я ни за что не успокоюсь, пока не освобожусь от него. Вы человек влиятельный, Саймон. Вы можете получить лучшую юридическую помощь. Пожалуйста, помогите мне.

Саймон отвел глаза и уставился на линию прибоя с непроницаемым лицом.

— Это дело непростое. Женщины почти бесправны, и тебе известно, как тщательно Куин обеспечил законность этого брака.

— Должен быть какой-то выход, — упорствовала Ноэль. — Как насчет того, что он меня бросил? Наверняка у меня есть какие-то права. Закон не может быть так несправедлив.

— Закон был придуман учеными мужами, стремившимися защитить интересы семьи.

Ноэль в раздражении топнула ногой.

— Закон был придуман мужчинами, стремившимися защитить интересы мужчин.

— В самом деле, Ноэль, тебя вряд ли можно считать экспертом в юриспруденции. Полагаю, тебе лучше предоставить мне разрешить эту ситуацию.

— А вы ее разрешите, Саймон? — вскинулась она. — Или вы намереваетесь оставить все, как есть?

— Это несправедливо. Я, конечно же, продолжу наводить справки в твоих интересах, когда мы вернемся в Лондон.

Не вполне удовлетворенная его ответом, Ноэль сообразила, что сегодня не добьется от него большего.

— Хорошо, Саймон. Я ловлю вас на слове.

Глава 14

Ноэль прибыла вместе с Констанс в Лондон в последнюю неделю августа. Полтора года прошло с того утра, когда Куин привез ее в этот самый дом. Сейчас она была облачена в элегантное платье из бархата абрикосового цвета. Ее блестящие волосы, спадавшие ниже плеч, когда она их расчесывала, теперь были уложены в прическу из небольших косичек и мягких локонов, которая очень ей шла. И хотя больше не было никакого сходства между морковно-соломенной воровкой и красивой молодой дамой, столь грациозно выпорхнувшей из экипажа, дом на Нортридж Сквер все же снова ошеломил ее.

Нортридж сквер был, по сути, и не площадью вовсе, а небольшим прямоугольником с десятью домами по периметру, по два с каждой из коротких его сторон и по три вдоль длинных. В центре располагался небольшой парк с тщательно ухоженными тенистыми деревьями и с гранитным постаментом, поддерживавшим бюст лорда Нельсона.

Резиденция Саймона была расположена как раз напротив этого бюста, в нее и упирался своим бронзовым взором герой Трафальгара. Это внушительное здание из красного кирпича оказалось гораздо больше и величественней, чем дом в Сассексе. В нем были комнаты с высокими потолками и массивные камины. Парные изогнутые лестницы по обеим сторонам отделанного черным мрамором фойе, вели наверх.

Устроившись на новом месте, Ноэль первым делом достала припасенные монетки и покинула Нортридж Сквер. Наклонив голову вперед, чтобы поля шляпы скрывали лицо, она быстро двинулась в восточном направлении и шла, не останавливаясь, пока дома богатых горожан не сменились жилищами бедных. Вскоре она натолкнулась на старьевщика с тележкой, до верха заполненной разным тряпьем. Она не торгуясь купила у него черную плотную шаль, обтрепанный плащ и пару поношенных башмаков. Заглянула также в аптеку и к парикмахеру, теперь она приобрела все необходимое.

Вернувшись к дому, Ноэль тихо прошла через заднюю садовую калитку и крадучись поднялась по лестнице в свою комнату. Там она спрятала свои приобретения вглубь платяного шкафа.

Твердо вознамерившись заслужить положенное ей Саймоном щедрое вознаграждение, девушка подавила свои опасения и взялась за новые обязанности домоправительницы со всем пылом и старанием, на какие только была способна. Она вошла во все тонкости ведения домашнего хозяйства и выучила имена всех слуг от непреступного дворецкого Томкинса и экономки миссис Дебс до судомойки Норы. Изучая дом, она обнаружила за столовой маленькую комнатку, которую Констанс несколько лет назад причудливо декорировала в оттенках персикового и голубого. Здесь было несколько полок с книгами и солнечный эркер с удобным сидением, обитым тканью некогда яркого, а теперь несколько поблекшего персикового цвета. Комната была теплой и уютной, Ноэль незамедлительно расположилась в ней, дополнив обстановку маленьким секретером.

Здесь Констанс показала ей, как составлять описи с экономкой, планировать меню с поваром, рассылать приглашения и отвечать на таковые самой, словом, управляться со всеми домашними обязанностями, которые Ноэль сразу же возненавидела. Себе в утешение она подвесила в эркере горшочек с папоротником и положила на сидение под ним удобную подушку, чтобы облокачиваться во время чтения.

К сожалению, времени на литературу у нее оставалось мало, так как и Констанс, и Саймон, оба настаивали на том, что ей пора появляться в свете. Саймон твердо решил ввести ее в общество, а потому по нескольку вечеров в неделю неохотно покидал свой письменный стол и сопровождал дам на светские рауты. Он почувствовал себя с избытком вознагражденным за принесенные жертвы, когда узнал, что в некоторых самых привилегированных лондонских клубах заключались пари на предмет того, что племянница Саймона Коупленда станет фавориткой, гвоздем предстоящего сезона. Однако гораздо меньше ему нравилось наблюдать, как число молодых денди в его гостиной множится день ото дня.

Что касается Ноэль, то она только и ждала случая снова ускользнуть из дому. Однажды холодным днем, почти месяц спустя после их приезда Саймон и Констанс, оба потребовались в конторе «Коупленд и Пэйл» для подписания нового контракта. Пользуясь оказией, Ноэль пожаловалась на головную боль и наказала Томкинсу не беспокоить ее в этот день. Запершись в своей комнате, она сняла муслиновое платье, нижние юбки из тонкой ткани и аккуратно повесила. Из-под стопки чистых сорочек она извлекла свой нож и надежно привязала его к лодыжке припасенной заранее полоской ткани. Затем она вытащила со дна шкафа секретные покупки. После недолгого колебания Ноэль достала старое изумрудного цвета платье и надела его, содрогнувшись от вызванных им ужасных воспоминаний.

Следующая задача потребовала несколько больше времени. Вооружившись серебряными ножницами, она отрезала часть волос от парика, купленного в парикмахерской. Парик был не совсем того отвратительного оранжевого оттенка, который ей помнился, но все же достаточно близок к нему. Взяв затем иголку с ниткой, девушка пришила концы рыжих прядей к кромке черной шали посередине. При этом она несколько раз прикладывала шаль к голове, стараясь приладить локоны, как надо. Оставшись, наконец, довольной результатом, она тщательно упрятала свои медовые волосы под шалью, завязав ее узлом под подбородком, так что из-под нее высовывались только растрепанные фальшивые патлы. В завершении она натянула на ноги поношенные башмаки, размазала по щекам румяна, купленные в аптеке, и обвела сурьмой глаза.

Ноэль оглядела себя в зеркале. То, что она увидела, не совсем ее удовлетворило. Ей бы надо втереть в лицо немного грязи, чтобы скрыть здоровый цвет лица, и тогда, при тусклом свете и везении, она еще сможет сойти за Высочество. Ее шансы, она знала, были достаточно высоки, ведь тот, к кому она направлялась, был почти слеп. Ноэль завязала в свой носовой платок только пять монет (возникло бы слишком много вопросов, возьми она больше) и, набросив на плечи поношенный старый плащ, открыла окно. Она выбрала спальню в задней части дома, хотя Констанс пыталась ее отговорить: «Эта комната так мала, Ноэль. Портьеры старые, и стены нужно перекрасить. Почему бы тебе не занять ту уютную желтенькую комнату с фасада?»

Но Ноэль возразила, что эта задняя спальня гораздо тише. После затишья Сассекса, заявила она, передняя часть дома кажется ей слишком шумной от грохота экипажей, разъезжающих всю ночь напролет. Констанс резонно указала на то, что Нортридж Сквер очень тихое место, и вряд ли слишком много экипажей будет тревожить ее сон, но Ноэль настояла на своем.

А дело было в том, что девушка приметила переплетение лоз дикого винограда, доходившее до окна ее новой спаленки. Эти лозы толщиной в ее руку были скрыты от постороннего глаза густыми кронами близстоящих дубов. По этой необычной лестнице она могла бы уходить и возвращаться в дом незамеченной никем.

Открыв окно, она перекинула свою стройную ножку через подоконник и, нащупав носком башмака изгиб лозы, предусмотрительно проверила плеть на прочность. Та выдержала ее вес. Осторожно перекинув и вторую ногу, Ноэль начала медленно спускаться.

Лозы выдержали, и она вскоре очутилась на земле, где немного вымазала грязью лицо и руки, а затем вышла из сада и двинулась в сторону окраинных улочек, окаймлявших процветающие окрестности Нортридж Сквер.

Пройдя менее двух километров, Ноэль очутилась в совершенно другом мире, в Сохо, перед входом в зловонный переулок.

Переулок был такой узкий, а дома стояли так близко друг к другу, что только в самые ясные дни слабые лучи солнца могли проникнуть в эту темную, заросшую плесенью щель.

Как только она вошла в эту пещеру, на нее нахлынули запахи прошлого: запахи гниения, безнадежности и человеческих выделений. Был здесь и еще один запах, от которого желчь поднималась к горлу, запах, знакомый всем беднякам. Это был запах омытого мертвого тела, трупа, ожидающего, пока будут собраны или украдены медяки на его погребение. В выгребных ямах Сохо, Уайтчепеля, Севен Дайлса и Друри Лейна мертвым зачастую можно было позавидовать, ведь они сбежали из нескончаемого ада земного существования.

Ноэль прикрыла нос шалью и зашагала в конец переулка. Уставившись на то, что некогда было дверью, а теперь представляло собой лишь зияющую дыру, прикрытую неровно сколоченными досками и прибитой к ним грубой дерюгой, она пыталась разглядеть общую конуру, в которой прожила столько лет после смерти Дейзи.

Вдоль сырых стен виднелись охапки гнилой соломы, прикрытые тряпьем. В двух углах комнаты лежали рваные матрацы для тех постояльцев, кто мог платить по два пенса надбавки к недельной ренте. Комната была пустой, если не считать бесформенной кучи лохмотьев, притулившейся у едва теплившегося в очаге огня.

Ноэль осторожно отодвинула мешковину и вошла в комнату.

— Барди?

— Кто тут еще? — угрожающе заворчал он.

Отвращение обволокло ее, словно саван, когда она подошла поближе к слабо мерцавшему огню.

— Это я, Барди.

— Высочество, — старик хихикнул. — Черт возьми! Я знал, что ты вернешься. Эти тут каркали, будто тебя поймали, но я им сразу сказал: ты слишком шустрая для ловил. Где ты была то?

Она небрежно пожала плечами.

— Во многих местах, Барди. Мне повезло.

— Я счастлив за тебя, девочка. Но эти обормоты скучали по тебе, еще как. Как ты ушла, некому стало за ними приглядывать.

— У них есть ты, Барди.

— Благослови тебя господи, но что может такой старик, как я, да еще и слепой в придачу?

— Ты справляешься. Прости, что я так долго не могла ничего принести.

Она сунула ему в руку монеты

— Присмотри, чтоб они купили, что нужно. Я принесу еще, как смогу.

Он осмотрел монеты, прежде чем они исчезли в складках его рваного плаща.

— У тебя доброе сердце, Высочество. Всегда было.

— Мне нужно идти, Барди. Я скоро вернусь. Купи себе что-нибудь, хорошо? Пурпурный шарф, чтоб тебе было тепло.

Торопливо выходя из комнаты в переулок, Ноэль слышала позади кудахтанье Барди. Она старалась уверить себя, что просто спешит вернуться, пока ее отсутствие не обнаружили, но в глубине души знала, что старалась избежать встречи с детьми. Она должна была уйти, пока они не вернулись. Ведь прошло уже почти два года. Многих из тех, кого она помнила, уже, должно быть, нет: одних забрала смерть, других — закон. А если кто и остался, то сам факт, что они выжили, был залогом того, что изменились они до неузнаваемости. Но еще хуже было бы увидеть новые лица, каждое из которых напомнило бы о тысячах брошенных детей.

В спешке пробираясь по улицам Сохо, Ноэль вдруг с удивлением заметила, что плачет и быстро смахнула слезы тыльной стороной ладони.

Замедляя шаги, она пыталась решить, что делать дальше. Можно было отбросить все предосторожности и принести с собой в следующий раз все остальные монеты. Их было достаточно для Барди, чтобы запастись едой, купить одежду для детей и оплатить их ночлег. Но она отбросила эту идею: для него было бы слишком опасно держать при себе так много денег сразу. Нет, ей придется приносить по нескольку монет за раз и делать это чаще, даже если придется выбираться по ночам.

Она обязана также урезать свои расходы. Сэкономленного сейчас могло хватить только на несколько месяцев, если обеспечивать детям все самое необходимое. Хотя Саймон настаивал, чтобы она хорошо одевалась, он не заметит, если она приобретет пять пар перчаток вместо семи или переделает шляпку, а не купит новую.

Ноэль пробралась в сад Нортбридж Сквер преисполненная новой решимости, отказываясь признать то, что в глубине души сознавала: ее миссия в конечном счете бесполезна — монет слишком мало, а детей слишком много.

На следующей неделе ремонт купленного Констанс маленького элегантного кукольного домика, близ Сент-Джеймс Сквер был закончен, и она перебралась туда.

И хотя они продолжали видеться ежедневно, Ноэль было жаль, что она уже не живет под одной крышей с женщиной, к советам которой постоянно прибегала и на дружбу которой всегда могла рассчитывать. Она утешала себя тем, что теперь ей легче стало ускользать из дому, ей удалось сделать еще две успешные вылазки в Сохо. Возможность оказывать детям помощь, хотя бы незначительную, поднимала ей настроение. И когда Саймон объявил, что собирается устроить бал в ее честь, Ноэль принялась за приготовления с легким сердцем.

Глава 15

Саймон услышал шорох, доносящийся сверху, и поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ноэль появляется из-за поворота лестницы. Ее длинные блестящие волосы были забраны наверх в искусно уложенную композицию из мягких завитков, украшенных бутонами свежих роз цвета слоновой кости, по образцу которых были выполнены шелковые розочки, собирающие подол ее платья в изящные фестоны, открывающие тонкую как паутинка нижнюю юбку. Только нескольким локонам цвета меда было позволено ускользнуть из ее прелестной куафюры. Они закрывали виски и вились перед нежнымимочками ушей, в каждой из которых красовалось по жемчужине, ее единственное ювелирное украшение. Изящную шейку обрамляла бархатная лента цвета слоновой кости с белой полураспустившейся розой в центре. Под цветком, возвышались округлости ее полной груди, соблазнительно подчеркнутые кружевами, обрамлявшими корсаж бального платья. Вся из сливок и слоновой кости, она была невинна и чувственна, по-прежнему самая изысканная женщина, которую Саймон когда-либо видел.

Впервые с тех пор как он объявил Констанс о своем намерении устроить бал, чтобы официально представить Ноэль обществу, он пожалел о своем решении. Она была так хороша, что каждый присутствующий мужчина пожелает ее. Если она влюбится в кого-либо из них, то ему некого будет винить, кроме себя.

— Я полагала, что это будет бал, а не похороны. Как вы можете держаться так мрачно, Саймон? Вам не нравится что-то в моей внешности? — Она лукаво улыбнулась, глядя на него из-под густых темных ресниц.

— Маленькая шалунья, — проворчал Саймон. — Ты чертовски хорошо знаешь, что никогда не выглядела прекраснее. По-моему, ты хитростью напрашиваешься на комплимент.

— Вы абсолютно правы, — Ноэль засмеялась и закружилась в грациозном пируэте, алебастровый вихрь на фоне черного мрамора фойе. — Вы видели когда-нибудь, что-либо столь же роскошное, как это платье? В нем и иссохшая как палка старуха смотрелась бы красавицей.

Глаза Саймона на мгновение метнулись к прекрасным грудям, возвышающимся из кружевного гнездышка.

— Никто никогда не спутал бы вас с палкой.

Расстроенная, Констанс наблюдала за ними из дверей бального зала, где она надзирала за последними приготовлениями. Саймон не более устойчив к красоте Ноэль, чем любой другой мужчина. Казалось, что все женщины обречены на то, чтобы отступить на второй план рядом с ней, особенно та, к кому он все также неизменно вежлив, — она сама. Она тосковала по их старым отношениям, по тому, как он ворчал на нее, называл ее Конни.

— Констанс, ты выглядишь великолепно! — воскликнула Ноэль, увидев свою подругу. — Взгляните на нее, Саймон. Ни одна другая женщина в Лондоне, не посмела бы надеть это платье.

Констанс была задрапирована несколькими слоями шелка цвета фуксии. Яркие цвета одеяния должны были бы дисгармонировать с ее огненными локонами, но этого не произошло.

— Вы двое смотритесь как десерт. — Саймон восхищенно рассмеялся. — Малина и Девонширские сливки.

— Поверь, Саймон, я и не предполагала, что ты наделен столь поэтической натурой.

— Знаешь ли, Констанс, каждый кораблестроитель должен быть поэтом в душе. Как иначе он сможет построить красивые суда?

Раздался стук в парадную дверь, и начали прибывать гости. Ноэль стояла рядом с Саймоном почти час, пока он тепло приветствовал каждого, а затем представлял ее. Некоторых она уже встречала, но по большей части это были незнакомцы, желавшие сами рассудить, не преувеличены ли слухи о непревзойденной красоте Дориан Поуп. Было очевидно, из откровенного восхищения на лицах мужчин, что они не сочли молву чрезмерной. Что касается женщин, то те из них, которые были удовлетворены собственной жизнью, тихо желали ей удачи. Иные, скрупулезно ее изучив, и не найдя к чему бы можно было придраться, шушукались друг с другом, что при всей ее красоте, весьма жаль, что ее ославили как чересчур бойкую. Излишне оживленные манеры не подобают столь юной леди.

Бальный зал сверкал. Сотни хрустальных подвесок на трех громадных люстрах заливали светом отполированный пол и позолоченную лепнину. Помещенные в блестящие латунные кадки, комнатные пальмы мягко шелестели на прохладном октябрьском ветерке, веющем из открытых дверей. Их ярко-зеленые листья подчеркивали белизну стен позади них. Диваны без спинки в стиле ампир с парчовой обивкой были продуманно расставлены вдоль стен, приглашая великолепно причесанных и элегантно одетых откинуться на разложенные подушки и болтать, обсуждать и предаваться воспоминаниям в комфорте.

Как только Ноэль вошла в зал, она почувствовала пьянящее возбуждение. Сегодня она будет танцевать, смеяться, веселиться, не думая ни о чем, кроме настоящего. Она чуть не разразилась громким радостным смехом, когда Саймон подхватил ее и закружил в первом танце.

Вечер набирал обороты. Она перелетала из одних мускулистых рук в другие. Мужчины, некоторые известные, другие знаменитые, а третьи ничем ни примечательные, все добивались ее внимания. Она очаровательно улыбалась одному, смеялась над его историями и забывала о нем тот час же, едва другой партнер перехватывал ее. Лишь танцевальные па имели значение. Кровь королей неслась в ее венах. Жизнь вдруг стала замечательной.

Саймон наблюдал за нею. Она была соблазнительницей, Лорелеей^[26] заманивающей в ловушку, но не пением, а танцем. Внезапно он поймал себя на мысли, что желает бы забыть, что она жена его сына.

Он подошел к ней, когда лорд Альфред Хаверби взял ее за руку, чтобы повести танцевать.

— Уверен, этот танец обещан мне, Дориан. Не так ли? — спросил Саймон.

Хотя Ноэль знала, что она не делала ничего подобного, она мило извинилась и подошла к Саймону.

— Благодарю за спасение, — прошептала она, как только лорд Хаверби оказался вне пределов слышимости. — Похоже, что его светлость навеселе. От него пахнет портвейном.

— Исключительно в медицинских целях. Его мать противная старая скряга, держит его в ежовых рукавицах. Она все еще называет его Сонни.

Ноэль засмеялась. Затем зазвучала музыка, и она забыла о несчастном лорде Хаверби, едва они с Саймоном начали танцевать. Мелодия была быстрой полькой. С каждым проходом, ее скорость увеличивалась, пока, наконец, темп не стал бешеным. Она кружилась все быстрее и быстрее, комната и гости превратились в размытое пятно. Лица проносились мельком, их черты нельзя было различить. Цвета смешивались друг с другом. Каждый такт отдавался громче, быстрее. Она поворачивалась, она вращалась, она летела. Легче. Стремительней. Выше.

Музыка достигла кульминации громоподобным крещендо, и она и Саймон, выдохшиеся, упали в объятия друг друга. Другие танцоры начали покидать центр зала, но Ноэль и Саймон не двигались. Затем ей показалось, что она почувствовала легкое прикосновение его губ к ее виску. Пораженная, она подняла глаза, но так и не встретилась с его взглядом, поскольку случайно взглянув через его плечо, она обнаружила, что за ними наблюдает лицо, преследовавшее ее в ночных кошмарах так долго!

Если такое возможно, он стал еще красивее, чем она помнила. Его черные как смоль волосы были длиннее, чем раньше, и небрежно взъерошены. Прядь волос спереди непокорно ниспадала на лоб. Его челюсть, квадратная и упрямая, была массивной, мужской. Пока он рассматривал ее, ленивая пренебрежительная усмешка играла в уголках его рта, подчеркивая выступающие скулы. Но дерзкий блеск его глаз заморозил ее. Эти глаза пронизывали насквозь, они могли опалить душу. Узнают ли они в ней ту оборванную карманницу, на которой он женился?

Когда Ноэль оцепенела в его руках, Саймон отпустил ее и проследил направление ее наполненного ужасом взгляда, пока его глаза тоже не остановились на сыне.

— Куин, — сказал он тихо.

Одни посреди бального зала, они втроем представляли собой неподвижную скульптурную композицию, словно время остановилось и они замерли.

Затем неторопливо Куин направился к ним, его небрежно распахнутый фрак открывал элегантный вечерний жилет из черного бархата в рубчик. Он двигался с дикарским самодовольством, напряженный до крайности, а приблизившись, окинул взглядом Ноэль.

Этот дерзкий осмотр запалил пламя гнева в ее крови. Да как он смеет так на нее смотреть!

Каждый нерв, каждый мускул ее стройного тела напряглись, пока ярость вытесняла страх, и удивительный восторг предвкушения захлестнул ее. Будто все что она узнавала, усваивала и выполняла вплоть до настоящего момента должно было подготовить ее к сражению с этим мужчиной.

Уверенность воодушевила ее. Она будет взвешивать каждое слово, каждый взгляд с особой тщательностью. Она обрела оружие, чтобы бороться с ним, и она полна решимости выйти победителем.

Нарочито медленно она вздернула подбородок. Их взгляды сомкнулись, и отдача от этого соединения ощущалась в воздухе.

Он остановился перед ней, а затем неожиданно взял ее руку для поцелуя, в последний момент повернув так, что его губы встретились с мягкой ладошкой.

— Вашу красоту не преувеличивают.

— Также как и вашу самонадеянность, — невозмутимо парировала она, подавляя свой гнев из-за его нахального жеста, когда ей пришлось выдернуть руку из его интимного пожатия.

Он одобрительно ухмыльнулся и обратил внимание на отца.

— Хорошо выглядишь, Саймон.

Американское протяжное произношение, проявлялось у него сильнее, чем у отца, и казалось чужеродным и нарочитым.

— Итак, ты вернулся.

— Не беспокойтесь. Это не надолго. Я возвращаюсь в Америку. Заехал, чтобы встретиться с моей новой кузиной.

От Ноэль не ускользнуло его насмешливо-презрительное ударение на последнем слове. Констанс рассказывала, что у Саймона нет братьев, значит, Куин знал, что она обманщица. Но понял ли он, кто она на самом деле? Ее сердце мучительно колотилось в груди, но она заставила себя оставаться невозмутимой под его изучающим взглядом.

— Ты не собираешься представить меня твоей племяннице?

Ноэль заговорила, лишив Саймона возможности уступить.

— Я Дориан Поуп, мистер Коупленд. — Она помедлила, проверяя, отреагирует ли он на имя Дориан. Когда реакции не последовало, она продолжила увереннее, — Несомненно, нет никакой необходимости формально знакомить кузенов?

Своей развязностью она подбивала его оспорить ее притязания. Она затаила дыхание, ожидая его ответа.

— Согласен. Формальности между кузенами ни к чему. — А затем, с притворным простодушием, — так давайте заключим прямо сейчас соглашение, что будем поддерживать самые близкие отношения.

Из-за его наглости она стиснула пальцы в кулак в складке платья. Все отвращение, которое она к нему когда-либо испытывала, возросло. Однако годы мучительной самодисциплины сохранили голос ровным.

— Боюсь, что нам было бы неуместно заключать подобный договор. В конце концов, мы не кровные родственники, так как ваш дядя был только моим отчимом.

Изогнув бровь, он присудил ей туше^[27].

— А я и забыл об этом. Любезно было с вашей стороны напомнить.

В этот момент к ним подошла Констанс вся в трепещущих оборках цвета фуксии.

— Гадкий мальчишка! Это возмутительно, что ты не предупредил о своем приезде. Неужели ты никогда не соблюдаешь элементарнейшие правила, принятые в приличном обществе? Клянусь, я удивлена, что ты побеспокоился переодеться в вечерний костюм. — Хотя Констанс попрекала ласково и шутливо, Ноэль ощущала напряженность за ее словами.

Куин горячо обнял женщину.

— Ты никогда не отступишься от меня, Констанс? Все еще не оставила безрассудную затею превратить меня в английского джентльмена.

— К сожалению, это невыполнимая задача, — ответила она пылко. В этот момент оркестр заиграл вальс. — Прошу вас троих отойти. Вы даете пищу каждому лондонскому сплетнику.

— Так давайте не будем их разочаровывать.

К ужасу Ноэль, она обнаружила, что сильная рука Куина обняла ее за талию и решительно подтащила к его телу. Контакт был обжигающим. Кошмарные воспоминания нахлынули на нее, пока она боролась за самообладание. Он повел ее с первых шагов вальса, напряженные мышцы его бедер опаляли сквозь платье. Она попыталась отстраниться от него, но он был непреклонен, его рука стальным обручем упрямо притягивала ее все ближе, пока ее грудь не прижалась вплотную к его груди. Он нагло смотрел на нее сверху вниз, лаская глазами нежную возвышающуюся плоть, из-за чрезмерной близости грозящую вырваться на свободу из целомудренного кружевного корсажа. Затем с кривой улыбкой он отодвинул ее на надлежащее расстояние так же внезапно, как схватил ее. Ноэль споткнулась, и только его крепкое объятие спасло ее от падения. Она быстро пришла в себя и продолжила танцевать.

Он был превосходным партнером, движущимся с убийственной грацией, вопреки его размерам. На мгновение она позволила себе роскошь забыть, кто он такой, позволяя ему мастерски кружить ее. Пары поблизости от них прекратили танцевать, чтобы посмотреть, как они скользят над полом, он — воплощение мужественности, она — женственности.

Легкое дуновение прохладного воздуха коснулось ее обнаженной кожи. Слишком поздно она поняла, что в танце он вывел ее в пустынный сад. Он остановился, но не отпустил ее. Вместо этого, одной рукой он вытащил бутон цвета слоновой кости из ее волос и нагло погрузил его в соблазнительную ложбинку между ее грудей.

Когда она потянулась, чтобы выдернуть оскорбительный цветок и швырнуть ему в лицо, он тихо сказал:

— Положим, вы мне сейчас расскажете, что означает весь этот маскарад.

Дрожь страха пробежала по ее позвоночнику. Он узнал ее!

— Маскарад? — пробормотала она простодушно, как только смогла, пытаясь дать себе время подумать.

Внезапно он отпустил ее.

— Не изображайте невинность. Я ничего не имею против того, что Саймон спит с вами, но почему он делает из этого такую тайну? Многие респектабельные мужчины открыто живут со своими любовницами.

Мысли Ноэль смешались. Как глупо с ее стороны не предвидеть, что он истолкует ее присутствие самым вульгарным образом. Она разозлилась из-за этого дополнительного унижения.

Затем хладнокровная рассудительная часть ее ума приняла бразды правления. Несмотря на оскорбление, гораздо лучше, если он уверится в своем предположении, нежели обнаружит правду — что она является его женой, его собственностью, его движимым имуществом. Ее разум отказывался задерживаться на такой чудовищной возможности. Она проглотит обиду, пока разрабатывает свой план.

— Откуда вам знать, как поступают респектабельные мужчины, мистер Коупленд? Со слов вашего отца я поняла, что вы паршивая овца^[28].

К ее разочарованию выпад не достиг цели. Вместо того чтобы оскорбиться, он весело плутовато ухмыльнулся.

— Вы правильно поняли, леди. Что еще мой отец поведал обо мне?

Ноэль небрежно пожала плечами.

— Честное слово, я не помню. По правде говоря, я мало обращала внимания на неинтересную для меня тему.

— И что же вас интересует, мисс Поуп?

— Практически все, мистер Коупленд. Именно поэтому, я никогда так не скучала, как сейчас.

С этими словами она повернулась на каблуках и метнулась назад к бальному залу.

Куин усмехнулся, когда ее юбки исчезли в дверях. Она была вспыльчива и притом красива. Женщина, подобная ей, понапрасну растратит себя на Саймона. Мгновенно промелькнула мысль о том, чтобы отбить ее у отца, но он отбросил ее. Чем меньше у них с Саймоном общего, тем лучше для него.

Он подошел к стене, окружавшей террасу, и, опершись руками на камень балюстрады, смотрел на умирающий сад, где только несколько закаленных цветков еще виднелись на клумбах заваленных опавшими листьями. Его лицо напряглось. Зачем, черт побери, он вернулся? Позлить Саймона? Подстрекнуть его?

Когда он вышел из отцовской библиотеки почти два года назад, смакуя во рту сладкий вкус мести, он поклялся себе, что никогда не вернется. Как бродяга, он путешествовал от одной верфи к другой — Амстердам, Копенгаген, Глазго — избегая отделанных кожей офисов, трудясь подсобным рабочим.

Своими крепкими руками он сбивал и строгал корпуса, противясь внутреннему побуждению разбить округлые каркасы и придать им новую форму, сделать их стремительней, стройнее. Он монтировал такелаж и шил паруса, живя на то, что зарабатывал, в то время как его богатство лежало нетронутым в лондонском банке. Он гнал себя, пока руки не стали жесткими и мозолистыми, а мышцы крепкими как стальные канаты.

И теперь он вернулся.

Отчасти из-за любопытства. Слухи о красивой молодой кузине достигли его ушей, едва он добрался до Лондона. Но Куин знал, что не это главная причина. Презирал свою слабость, он ударил кулаком по каменной балюстраде, даже не вздрогнув от костедробильного столкновения.

Он хотел увидеться с отцом.

Ноэль обходила бальный зал, когда Саймон заметил ее. Схватив за руку, он увлек ее в коридор.

— Ты в порядке? — спросил он озабоченно.

Ноэль сердито стряхнула его руку.

— Не поздновато ли для такой заботы?

Саймон посмотрел с легкой укоризной.

— Я знаю, ты расстроена, Ноэль, но ты должна была понимать, что в конце концов он вернется.

— В этом случае, я рассчитывала на вашу защиту, — отрезала она.

— Ты и находишься под моей защитой.

— Да? Хотела бы я в этом убедиться, когда он тащил меня в сад.

— Он едва ли мог навредить тебе в саду. Рядом были сотни людей.

— Думаю, вы не имеете ни малейшего представления, на что способен ваш сын. — Она опустила пальцы за корсаж, извлекла злополучный бутон розы, и бросила его сердито на пол. — Вы знаете, что он счел меня вашей любовницей?

Брови Саймона поднялись от удивления.

— Моя любовницей? Конечно же, ты отрицала это.

— Разумеется, не отрицала. Он знает, что я не могу быть вашей племянницей. Нет другого объяснения моему присутствию здесь. Саймон, вы должны обещать мне, что позволите ему и дальше верить в это.

Задумчиво Саймон толкнул упавший бутон блестящим носком ботинка.

— Обещайте мне, — настаивала она.

— Хорошо, — заключил он, — если это улучшит твое самочувствие, я обещаю. А сейчас давай вернемся назад пока нас не потеряли.

— Еще одно. — Ноэль упрямо стиснула челюсти. — Я хочу немедленно расторгнуть этот брак. Это должно быть сделано быстро, прежде чем он узнает, кто я.

С раздражением Саймон запустил пальцы в волосы.

— Ноэль, мы уже это обсуждали. Ты же понимаешь, как это сложно.

— Мне все равно!

— Ты ведешь себя совершенно неразумно.

— Саймон, предупреждаю, — прошипела она, — для вас чертовски предпочтительней отыскать какой-нибудь способ, или я позабочусь о вашем дражайшем сыне по-своему — с помощью ножа.

Сердито шурша юбками, она унеслась прочь.

Саймон обдумывал свой следующий шаг. Во что бы то ни стало он должен утихомирить Ноэль. Он отбросил ее угрозу навредить Куину как несостоятельную. Женщины не убивают хладнокровно, даже такие, как Ноэль. По-настоящему его тревожит ее проклятая гордость, делающая ее непредсказуемой.

Что касается Куина. Его сын потреблял женщин. Безлично, бесстрастно он использовал их, а затем небрежно отбрасывал в сторону. Для него они были бросовым товаром, ведь так легко заменить одну на другую. Очевидно, Ноэль заинтриговала его, но простого интереса не достаточно. Ключ в недоступности Ноэль. Куин всегда стремился к недостижимому, а сейчас Саймон убедит его в недосягаемости Дориан Поуп!

Саймон обнаружил Куина в фойе, с плащом, переброшенным через руку.

— Куин, — позвал он с натужной сердечностью. — Ты не можешь уйти так скоро. У нас не было возможности поговорить.

— Избавь меня от твоего радушия, Саймон. Я не в настроении выслушивать лекцию о моем поведении, как в последний раз, когда мы были вместе. Кстати, как моя жена?

— Я убедился, что о ней позаботились, — ответил Саймон спокойно. — Пройдем в библиотеку. У меня припрятан отличный коньяк. Мы можем выпить, пока ты поведаешь мне, где был и каковы твои планы.

— Я могу рассказать тебе все, что ты хочешь знать, не сходя с этого места, — отрезал Куин.

Улыбка исчезла с лица Саймона.

— Пусть так. Где, черт побери, ты провел почти два года?

— Путешествовал. Изучал твоих конкурентов. Сейчас направляюсь в Нью-Йорк. — Куин сделал паузу, зная, что его следующие слова взбесят отца. — Я получил предложение от «Смит и Дэймон».

С большим усилием, Саймон сдержал гнев. Будь он проклят, если самый жестокий конкурент его компании заполучит его единственного сына!

— У них, конечно, прекрасное оборудование, — сказал он спокойно. — И все же, я полагаю, ты стал бы счастливее, решив вернуться в «Коупленд и Пэйл». Я понял, что был недальновиден в отношении твоих экспериментов. Сейчас я готов предоставить тебе полную свободу для продолжения твоих исследований.

Куин опустил глаза. Итак, Саймон готов проглотить свою гордость, чтобы заполучить его обратно.

— Я уже принял предложение «Смит и Дэймон». В следующем месяце я уезжаю в Нью-Йорк.

— «Коупленд и Пэйл» у тебя в крови. Куин. Ты обманываешь себя, если веришь, что можешь отвернуться от нас. — Саймон поднял руку, прежде чем Куин смог ответить. — Не решай сейчас. Поразмысли об этом.

— Я все решил, — отрезал Куин, надевая плащ. Взявшись одной рукой за ручку двери, он вдруг вспомнил молодую соблазнительницу, которую впервые увидел в объятиях своего отца.

— Кстати, у тебя все еще отличный вкус на женщин, Саймон. Хотя я ожидал, что ты предпочтешь кого-нибудь постарше.

— Мы прекрасно подходим друг другу, — ответил Саймон осторожно.

— Где ты нашел ее?

Саймон заложил руки за спину, голос сделался предельно холодным.

— Это не твое дело.

Небрежно прислонившись к двери, Куин не потрудился скрыть веселье.

— Ты выглядишь как ревнивый бульдог на страже любимой кости.

— Называй это как угодно, но я хочу, чтобы ты кое-что уяснил очень отчетливо. Дориан Поуп особенная. И она моя.

Куин послал отцу ленивую улыбку.

— Посмотрим.

С этими словами он вышел, выпустив нежные мелодии оркестра в ночной воздух.

Глава 16

Следующий день после бала принес с собой густой, холодный туман, и новая горничная Ноэль, веселая девушка Элис, приготовила для своей хозяйки теплое платье из голубого кашемира. Ноэль так и не уснула до рассвета, и теперь, хотя был почти полдень, чувствовала себя опустошенной. Раздвинув шторы в спальне, она прислонилась щекой к холодному оконному стеклу и разглядывала унылый сад. В каждом завихрении лент тумана она угадывала жесткое, словно высеченное из гранита, лицо Куина — олицетворение угрозы.

Приглушенный звук передвигаемой мебели, напомнил ей об обязанностях. Саймон к этому часу должен был уже уехать в контору. Хотя слуги со всем управятся под руководством Томкинса, ей следует хотя бы мельком проверить, а потом можно будет переговорить с Констанс. Прошлой ночью удалось улучить благоприятный случай и отвлечь Констанс достаточно надолго, чтобы рассказать ей о происшествии с Куином, но времени на обсуждение не было. Сегодня ей необходима изрядная порция здравого смысла Констанс.

Ноэль набросила на плечи шаль с бахромой и набивными розами цвета лосося и вышла из комнаты, как раз когда стук дверного молотка в форме львиной головы донесся снизу. Она усмехнулась про себя. Значит, любопытство Констанс разыгралось так сильно, что она не стала дожидаться, пока Ноэль сама объявится. Молоток заколотил снова, более настойчиво. Чарльз должно быть в кладовой в задней части дома, решила Ноэль и поспешила вниз по лестнице. Широко улыбаясь, она распахнула дверь.

По ту сторону стоял Куин. Он выглядел почти так же, как когда она увидела его впервые: массивные плечи, обтянутые плащом, черные как вороново крыло волосы, усеянные дождевыми карлями, глаза цвета черного оникса, искрящиеся весельем.

— Даже не ожидал такого теплого приема, кузина. Не подумайте, что я жалуюсь.

Ноэль осознала, что улыбка, предназначавшаяся для Констанс, застыла на ее лице.

— Вашего отца нет дома, — огрызнулась она. — Предлагаю вам посетить его в конторе.

Не обращая внимания на ее слова, он осторожно пробрался мимо нее в фойе. Впервые Ноэль с тревогой заметила, что он несет два чемодана.

— Я увижусь с ним, когда он вернется.

Поставив чемоданы на черный мраморный пол, он стянул мокрый плащ, открыв отлично скроенное коричневое пальто, светлые брюки из буйволовой кожи, и жилет из того же материала, застегнутый на золотые пуговицы. Его темно-коричневый галстук был завязан замысловатым узлом, но носил он его, впрочем, как и всю остальную одежду, с небрежной элегантностью, ясно указывающей на его равнодушие к моде.

— Боюсь, вы не сможете его дождаться. Он редко возвращается раньше шести.

— Прекрасно. Вот тогда я с ним и встречусь.

С этими словами Куин поднял чемоданы и начал подниматься по лестнице.

Ее охватила паника. Ноэль подлетела к подножию лестницы.

— Конечно, вы вовсе не собираетесь остаться здесь.

Задержавшись на полпути, Куин сверху посмотрел на нее.

— На самом деле, именно так я и поступлю.

— Он не хочет, чтобы вы здесь останавливались.

— Он вам это сказал?

— Не такими словами, но его чувства по отношению к вам, конечно же, ясны.

— Мисс Поуп, моему отцу ничто не доставит большего удовольтсвия, чем мое возвращение под его крышу. А теперь, если вы не хотите оказаться в глупом положении, советую вам держать этот симпатичный маленький носик подальше от моих дел.

Любезно кивнув, он скрылся за поворотом лестницы.

Подобрав юбки, Ноэль бросилась за ним. Она почти достигла второго этажа, когда он исчез в одной из ближних спален. Мгновение она колебалась, но угроза того, что ей придется жить с ним в одном доме, подтолкнула ее.

Она вошла, когда он ставил чемоданы на кровать. Хотя она была в этой комнате только однажды, когда в самом начале осматривала дом, она прекрасно ее помнила. Целиком отделанная в темно-коричневых тонах, это была большая мужская комната, где доминировало массивное изголовье кровати с отвратительной резьбой, изображавшей дракона с дикими глазами. Громадная голова выступала в центре изголовья, языки пламени, выполненные из красного дерева, вырывались из огромных ноздрей. Фигура подавляла, внушала страх, и Ноэль не могла не отметить сходства между мифическим чудовищем и мужчиной, чье присутствие заполнило комнату.

Шокированная неожиданным подобием, она внимательно присмотрелась к нему.

— Мистер Коупленд, я не приемлю ваше снисходительное отношение. Меня непосредственно касается, остановитесь ли вы здесь. Как домоправительница вашего отца, я забочусь обо всех домашних.

— Впечатлен вашей предприимчивостью, кузина, — подвижный рот криво ухмыльнулся. — Вы также добросовестно относитесь и к другим своим обязанностям?

Она подняла подбородок.

— Я всегда разделяла убеждение, что любую работу, которую приходится выполнять, надо делать хорошо.

Вот, решила она, пусть, что хочет, то и думает!

— Согласен. У нас есть что-то общее.

— У нас нет ничего общего. Теперь будет гораздо проще для всех нас, если вы уедете.

— Меня никогда особо не интересовали простые пути. Пожалуй, мне больше по нраву трудности.

Скрестив руки, он прислонился к стене, молчанием подталкивая ее на продолжение.

— Кажется, вы не понимаете, мистер Коупленд, — голос Ноэль был резким, как звук шагов по сухой листве. — Вам не рады в этом доме.

Подойдя к кровати, она стащила чемодан. Решительно отволокла к двери и выставила наружу в коридор. Затем вернулась за вторым. Когда оба чемодана были вынесены, она уперлась рукой в стройное бедро и посмотрела на него.

— А теперь, не будете ли вы столь любезны, чтобы уйти.

— Кузина, я вижу, что нам необходимо достичь взаимопонимания.

Он распрямился во весь рост, и она непроизвольно отступала назад, пока не уперлась спиной в стену спальни. Тремя большими шагами он приблизился к ней вплотную и остановился, задевая ногами ее юбку. Он поднял руку и оперся о стену рядом с ее головой, касаясь ее волос. Глядя на нее сверху вниз, он проговорил тихо, нарочито растягивая слова, приведя ее в ужас.

— Я буду жить здесь, в этом доме, пока сам не решу, что готов уехать. Хотя хозяйка вмешивается в то, что ее не касается, мне случайно понравилась эта комната. А теперь, если через тридцать секунд вы не уйдете, я пойму, что вы хотите остаться. В этом случае, я собираюсь запереть дверь, сорвать ваше симпатичное голубое платье, и повалить на кровать.

Щеки Ноэль запылали от негодования.

— Вы не посмеете.

— Еще как посмею, кузина. Вообще-то, я даже надеюсь, что вы решитесь испытать меня.

Окинув его убийственным взглядом, Ноэль вырвалась и сердито пошла прочь. Он вернул чемоданы из коридора. Поставив их на кровать, он услышал, как захлопнулась дверь в другом конце дома, и широко ухмыльнулся.

Вопреки чопорным манерам, она была смелой чертовкой, и волновала его гораздо больше, чем он готов был признать. К тому же она нарушила все его планы. Не далее как вчера, он поклялся держаться подальше от Саймона. А сейчас он гость в доме своего отца. Инстинкт, не разум, привел его сегодня сюда, но он не успокоится, пока не выяснит больше о красавице Дориан Поуп.

В своей спальне она мерила шагами пол, пытаясь избавиться от сдерживаемого гнева. Он невыносим и он опасен. Дотянувшись до свертка в глубине платяного шкафа, она ухватилась за успокоительную рукоять кинжала. Куин Коупленд узнает, на что она способна, если доведет до этого.

Дернув за шнурок колокольчика, она вызвала Элис и приказала немедленно подать экипаж. Сейчас больше чем когда-либо ей необходимо поговорить с Констанс. Надев темно синюю ротонду и капор, отделанный бархатными бантами того же цвета, она поспешила вниз так быстро, как только могла, зная, что экипаж еще не готов, но не желая больше ни минуты оставаться в этом доме. Увидев плащ Куина, по-хозяйски брошенный на диван, она содрогнулась от гнева.

Черт бы его побрал! Она рывком распахнула дверь, слепо ринулась наружу и столкнулась лоб в лоб с мужчиной, стоящим по другую сторону. Потеряв равновесие, он свалился назад, сильно ударившись головой о металлические перила. Он лежал неподвижно внизу лестницы, завалившись на один бок. Ноэль тревожно вздохнула и помчалась вниз. Встав на колени на тротуар, она склонилась над незнакомцем.

Это был Томас Салли, помогавший Куину похитить ее!

Его бобровая шапка съехала, открыв кудрявые рыжеватые волосы, которые она хорошо помнила, но его мальчишеское лицо, сейчас было гораздо бледнее, а его пухлые щеки утратили румянец. На мгновение она испугалась, что убила его, но затем он пошевелился. Осторожно она приподняла его голову и устроила на своих коленях. Он поморгал, закрыл глаза, затем распахнул, увидев прекрасное лицо, склонившееся над ним. В его глазах отразилось изумление, но ее он не узнал.

— Я страшно извиняюсь, — сглотнул он. — Я такой неуклюжий чурбан. Я сделал вам больно?

При других обстоятельствах от его неуклюжих извинений Ноэль бы расхохоталась, но она так ослабла от облегчения, что была не в состоянии даже улыбнуться.

— Не пытайтесь разговаривать.

— Просто ужасно с моей стороны так напугать вас.

Он нервно облизнул губы, на его щеках начал проступать румянец.

— Пожалуйста. Это я должна извиниться. Ведь это я сбила вас.

— Нет, не хочу об этом слышать. Я споткнулся… Эта рассеянность. Ужасная привычка. Вы уверены, что я не повредил вам? Никогда бы себе не простил.

— Пожалуйста, больше никаких извинений. Со мной абсолютно все в порядке, правда. Вы можете встать?

— О, да, уверен, что могу.

— Тогда позвольте мне проводить вас в дом.

Она положила руку ему на плечи и помогла подняться.

Голос Куина, доносящийся от двери, напугал их обоих.

— Мне нетерпится услышать, как вы объясните происходящее.

Встревоженная Ноэль посмотрела наверх и увидела насмешливую ухмылку, сделавшуюся отвратительно фамильярной.

— Я пошлю за врачом, — произнесла она спокойно, стараясь своим тоном подчеркнуть, что не нуждается в дальнейшей содействии с его стороны.

— В этом нет необходимости, — возразил Том, ощупывая свою голову и сохраняя вертикальное положение. — Я чувствую себя гораздо лучше. Ваша доброта творит чудеса, мисс…?

— Простите меня, — сказал Куин, спускаясь по лестнице. — Вы двое не были представлены должным образом.

К своему огорчению, Ноэль почувствовала, как его рука обвила ее талию.

— Хочу вам представить Тома Салли, хорошего друга и одного из немногих англичан, которых я могу терпеть. Том, это Дориан Поуп — моя кузина.

— Очень приятно, мисс Поуп. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня за то, что напугал вас?

— Ну, конечно же, она вас прощает, — оборвал его Куин. — Дориан пережила множество падений. Не так ли кузина?

Щеки Ноэль вспыхнули от его небрежного поддразнивания. Она попыталась отстраниться, но он еще теснее прижал ее: теперь щекой она косалась ворса его пальто, а бедром ощущала его бедро.

— Давайте не будем об этом больше, мистер Салли, — наконец вымолвила она. — А сейчас господа, извините, но у меня назначена встреча.

Ее прекрасные глаза требовали от Куина не задерживать ее более. С легким поклоном он отпустил ее, и она быстро отошла в сторону.

— Было очень приятно с вами познакомиться, мистер Салли.

— Вы уходите так скоро? — Мальчишеское лицо Томаса стало удрученным. — Я имею в виду… то есть… конечно, вы должны идти. Я бы не посмел задерживать вас. Однако… не слишком ли самонадеянно с моей стороны, после столь короткого знакомства, пригласить вас на оперу в следующую субботу? С позволения вашего дяди, конечно. На «Женитьбу Фигаро».

— В субботу, говорите?

Ноэль остановилась, пытаясь придумать любезный отказ. Он был таким дружелюбным и бесхитростным, так явно очарованным ею, что ей казалось порядочнее отклонить его приглашение, нежели принять его.

— Невозможно, Том. — Заявил Куин. — Моя кузина будет занята этой ночью. У нее свидание с Саймоном.

Ноэль деликатно подняла бровь в ответ на эту откровенную ложь.

— Боюсь, вы неправильно поняли кузен. У нас с дядей не назначено никаких мероприятий на этот вечер. Буду рада провести его с вами, мистер Салли. Нет абсолютно ничего, что могло бы мне помешать.

— Отлично! Я зайду в восемь.

— Буду ждать с нетерпением.

Карета подъехала к краю тротуара. Куин взял ее под руку и повел к экипажу. Оказавшись за пределами слышимости, Ноэль рявкнула, — мистер Коупленд, ваше вмешательство несносно.

— Поскольку мы так тесно связаны, не думаете ли вы, что уместнее называть меня Куином?

— Не думаю, что мне уместно обращаться к вам как бы то ни было. Неужели не понятно? Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

— Это я уже понял. Но никак не могу уяснить причину.

Ноэль хотелось завопить о переполнявшем ее отвращении к нему, но она ограничилась более сдержанным обвинением.

— Потому что вы мне не нравитесь, мистер Коупленд. Я считаю вас самонадеянным, деспотичным и наглым.

— В дополнение к вашей красоте, вы еще отлично разбираетесь в характерах, кузина.

Вежливым поклоном окончив разговор, он открыл для нее дверцу, и Ноэль отправилась в резиденцию Констанс на Сент-Джеймс Сквер.

Констанс еще была в дезабилье, когда Ноэль ворвалась в гостиную.

— Он отвратителен! Никогда не встречала человека, которого бы презирала больше.

Одна из бархатных синих ленточек от ее шляпки осталась в пальцах, когда она сердито дернула за узелок под подбородком.

— Боже правый! Что он такого натворил, что довел тебя до такого состояния?

Беспокойно расхаживая по комнате, Ноэль перечислила все, что случилось, с момента появления Куина на балу.

— Я лишь надеюсь, что смогу насладиться тем, как Саймон выпнет его из дома, — закончила она, наконец.

Констанс опустила ноги в домашних туфлях с бледно-лилового канапе, затем подошла к окну и остановилась, рассматривая папоротник на гипсовой колонне.

— Я бы не стала рассчитывать, что Саймон выставит Куина, — сказала она, осторожно. — Ты будешь разочарована.

Ноэль перестала шагать и недоуменно воззрилась на Констанс.

— Конечно же, ты не думаешь, что Саймон позволит ему остаться?

— Я уверена в этом. Куин его сын.

— Но, Констанс, они же ненавидят друг друга. Куин был ужасным сыном.

— А Саймон не лучшим из отцов.

— Ты говоришь так, словно защищаешь Куина! — воскликнула Ноэль.

— Я не защищаю его, но и осуждать тоже не берусь. Ноэль, я очень к тебе привязалась. Полагаю, ты это знаешь.

— Почему я подозреваю, что услышу что-то нежелательное? — сухо заметила Ноэль.

— Потому что ты необыкновенно проницательная молодая женщина. Однако сейчас рассуждаешь как наивная простушка. Саймон не останется в Англии навсегда. Что ты будешь делать, когда он уедет? Отправишься с ним в Америку? Останешься здесь и попытаешься жить своей жизнью?

— Я не знаю Констанс. Если ты права, и Саймон позволит Куину остаться в этом доме, я немедленно уйду и найду другую работу.

— Вздор! Он поддерживает тебя вот уже два года, рассчитывая, что ты отплатишь ему, выступая в качестве хозяйки. Или ты забыла?

— Конечно, нет. Я расплачусь с ним из своего жалованья.

— Очень благородно, моя дорогая, и очень-очень глупо. В лучшем случае ты найдешь работу в магазине или место гувернантки. По правде, об этом и думать не стоит. Тебе не хватит даже на жизнь, не говоря уж о том, чтобы выплатить долг.

Из-за истинности слов Констанс, Ноэль уныло опустилась на диван.

— Ничего не изменилось. Я по-прежнему в ловушке между ними. Констанс, что произошло, заставившее их так сильно ненавидеть друг друга?

— Хотела бы просветить тебя, но я имею об этом лишь самое смутное представление и могу только догадывать. Бенджамин знал, но он отказывался обсуждать эту тему, лишь сказал, что это как-то связано с женой Саймона. Когда она умерла, он предпочел, чтобы эта тайна умерла вместе с ней.

— Только тайна не умерла, не так ли?

Констанс подошла к Ноэль и села рядом с ней, мягко увещевая.

— Ноэль, по правде говоря, тебе следует рассмотреть возможность занять надлежащее место жены Куина.

— Констанс, не могу поверить, что слышу это от тебя. — Она сердито вскочила. — Как ты можешь даже предлагать такое?

— Потому что я практичная женщина. Боже мой! Да не смотри же на меня так. Время открыть тебе глаза. Куин очень богат. Как его жене, тебе больше ни о чем не придется беспокоиться.

— Мне не нужны его деньги!

— Ноэль, выслушай меня. Куин не простой человек и не рядовой судостроитель. Он талантлив и дальновиден. Его ждет блестящее будущее. Будучи его женой, ты сможешь разделить его успех.

Наблюдая упрямо вздернутый подбородок Ноэль, Констанс вздохнула.

— По крайней мере, подумай об этом. Не ради него или Саймона, а ради себя.

Ноэль видела сострадание на лице Констанс и понимала, что та советовала от всего сердца.

— Хотела бы я сделать, так как ты говоришь, Констанс, хотя бы чтоб порадовать тебя. Но я лучше проживу остаток жизни воровкой в Сохо, чем проведу хоть день, как его жена.

Несколькими часами позже Ноэль шла от серого каменного здания, в котором располагалась Лондонская контора «Коупленд и Пэйл». Дождь, с полудня ливший без остановки, прекратился, хотя день был по-прежнему серый и облачный. На другой стороне улицы она увидела чайную Фисби и вспомнила, что ничего не ела с прошлого вечера. Она подошла к обочине, когда темно-бордовая почтовая карета, еще не просохшая после ливня, окатила перед ее ротонды, струями грязной воды из-под колес. День, который так плохо начался, тащился к еще более зловещему завершению.

Хмуро стряхнув потеки платком, Ноэль подумала, насколько права была Констанс, предупредив, что Саймон не выставит Куина из дома. Констанс даже предсказала его слова.

— Он мой сын, — заявил Саймон. Затем, когда Ноэль стала настаивать на немедленном разводе, он снова успокоил ее туманными обещаниями.

— А вот деревянный настил, пойдете через улицу, мэм?

Два грязных оборванца, мальчик и девочка, стояли рядом с ней, держа длинную доску. Ноэль вспомнила двух других детей, которые носили доску в дождливые дни и высматривали богатых клиентов, чтобы помочь им перейти через улицу.

— Спасибо, — ответила она, заставив себя улыбнуться.

Оказавшись на другой стороне улицы, она выдала шиллинг к удивлению пострелов.

— Купите себе пирог с почками и имбирных пряников.

Маленький мальчик поблагодарил и даже неловко поклонился, прежде чем оба унеслись прочь.

Ноэль выбрала неприметный столик в задней части чайной, и вскоре перед ней стояли кусок лимонного пирога и чашка чая, от которой поднимался пар. Она неспеша отхлебнула и задумалась над тайной вражды между Куином и Саймоном. Что такого произошло, отчего Куин так возненавидел отца? Она устало потерла виски.

— Ты знаешь, что Куин вернулся?

Взгляд Ноэль метнулся к соседнему столику, где сидели две женщины. Но говорившая располагалась к ней спиной и все, что она смогла разглядеть, это заднюю часть ладной шелковой мантильи. Но внимание Ноэль привлекла вторая женщина. Ей было около тридцати, и она была экстравагантно красива с черными волосами и небольшой родинкой, соблазнительно прильнувшей к уголку ее левого глаза.

— Откуда ты знаешь, что Куин в Лондоне? — спросила она с затаенным волнением; легкий иностранный акцент придавал ее голосу таинственное очарование.

— Не далее как два часа назад, я видела, как он ехал по Роттен Роу.

— Он был один?

Черноволосая красотка старалась придать своему вопросу безразличный тон, но напряженность ее умело накрашенных губ выдавала ее.

— Ах, Анна! — собеседница произнесла имя с придыханием, — Неужели и теперь ты собираешься вести себя с ним так же глупо, как во время его последнего приезда в Лондон.

— Это не глупость! Я одержима им.

— Ты и половина других женщин в Лондоне.

— Но он не возвращается к другим женщинам, как ко мне.

— Чем он тебя покорил Анна? Мы обе были со многими другими мужчинами. Может не такими красивыми как он, но все же…

— Потому что он возбуждающий и опасный. — Анна понизила голос, но Ноэль слышала ее слова. — Я хочу его, но он не будет принадлежать мне. Он неуязвим ко всем женским уловкам. Когда я дуюсь, он смеется. Если злюсь на него, он равнодушен.

— А в постели? — спрашивающая наклонилась вперед. — Каков он в постели?

Глаза Анны подернулись поволокой, а губы соблазнительно приоткрылись, когда она уставилась невидящим взглядом мимо своей компаньонки.

— Как никто другой. Он неутомим и безрассуден в своей страсти, и я забываю обо всем на свете. Я зарекаюсь, что в следующий раз сохраню самообладание и заставлю его умолять. Но знаю, что лгу сама себе. Он касается меня, моя решимость пропадает, и я отдаю ему всю себя.

Ноэль была не в состоянии больше слушать. Она даже не потрудилась посчитать монеты, которые бросила на стол, так отчаянно ей хотелось избежать дальнейшего подслушивания отвратительных бесстыжих признаний этой женщины.

К облегчению Ноэль, в тот вечер Куин не присутствовал за ужином, и она не слышала, чтобы онвернулся домой, хотя было далеко за полночь, когда она погасила свет.

Глава 17

— К вам мисс Кэтрин Уэлби, мэм.

— Что? — удивленно спросила Ноэль и взглянула на часы на письменном столе. Было всего лишь десять часов — едва ли подходящее для визитов время. Особенно для тех гостей, кто, как и Кэтрин Уэлби, неизменно выказывал ей неприязнь.

— Проводите ее в гостиную, Томкинс. И подайте чай. Полагаю, так будет лучше всего.

После того, как за дворецким закрылась дверь, Ноэль неохотно отложила стопку приглашений, на которые отвечала, и так хлопнула крышкой письменного стола, что фарфоровая пастушка, стоящая наверху, с грохотом сдвинулась со своего места. Как правило, она питала отвращение к подобным занятиям, но сегодня целью ее было обеспечить себе благовидный предлог, чтобы закрыться в кабинете до самого ланча. Ноэль рассчитывала, что к этому времени Куин уедет, и она избежит случайной встречи с ним, по крайней мере, этим утром.

Каблуки ее домашних туфель громко стучали о мрамор фойе. Машинально она постаралась приглушить свои шаги: хотя в этом доме ОН провел лишь двадцать четыре часа, молодая женщина уже чувствовала себя узницей.

Разглаживая складки на платье, она вошла в гостиную:

— Мисс Уэлби, как приятно вас видеть!

— Зовите меня Кэтрин. А я, конечно же, буду звать вас Дориан, — восторженно вскричала ее гостья, и приглашающе похлопала по сиденью рядом с собой. Без особого желания Ноэль присела настолько далеко от нее, насколько это позволяли размеры канапе и общепринятые правила приличия.

— Я совершенно уверена, что мы станем лучшими подругами, Дориан. Ведь у нас так много общего, — и посетительница начала перечислять все то, что составляло большую часть ее недавнего светского досуга.

Слушая ее, Ноэль все старалась отгадать, в чем же причина столь неожиданного визита. Хотя они с Кэтрин Уэлби и посещали одни и те же приемы, едва ли их можно было назвать подругами. От легкомысленной маленькой блондинки она услышала не больше дюжины коротких фраз.

— Прошу прощения? — осознав, что она что-то пропустила, Ноэль вновь обратила свое внимание на непрошенную гостью.

— Я спросила, не хочешь ли ты прокатиться со мной верхом в парке на следующей неделе?

— Мне очень жаль, но я не езжу верхом.

— Как? Не ездишь верхом? — изумление мисс Уэлби было бы меньше, даже если бы хозяйка дома объявила, что сбежала из турецкого гарема.

— Как ты знаешь, я выросла в Индии, — с легким превосходством сказала Ноэль, как бы объясняя этим все.

— О да, несомненно!

После недолгой паузы, мисс Уэлби погрузилась в описание всех достоинств своей новой амазонки, подробно рассказывая про каждую складку и деталь отделки. Ноэль же с трудом подавляла зевоту. И тут принесли чай.

— Расскажи же мне что-нибудь о себе, — попросила мисс Уэлби, принимая чашку.

— Мне особенно нечего рассказывать. Родители мои умерли в Индии несколько лет назад, после чего дядя любезно разрешил мне пожить в его доме.

— Это так грустно, что ты потеряла родителей. Но тебе очень повезло, что дядя был столь добр к тебе.

— Да, он относится ко мне просто замечательно.

Поверх края чашки на нее смотрели большие глаза мисс Уэлби. Широко распахнутые и напоминающие блюдца, наивно — чистые, словно глаза монахини, вынужденной вести уединенную жизнь:

— А с твоим привлекательным кузеном ты познакомилась после того, как приехала в Англию?

— Да, ранее мы не встречались.

— Каким сюрпризом, должно быть, он явился для тебя!

— Тебе будет трудно себе представить, — сухо ответила Ноэль.

Эхо едва слышимых шагов донеслось из фойе, и мисс Уэлби украдкой посмотрела на дверь. Но этот кто-то шел уже по прихожей, и она не сумела до конца скрыть свое разочарование.

— А твой кузен разве ранняя пташка?

— К сожалению, мы не настолько близки, чтобы я была в курсе всех его привычек.

— Мисс Синтия Роуленд, мэм.

Томкинс не успел закончить фразу, как мисс Роуленд, трепеща ленточками на платье, влетела в комнату:

— Дориан, прошлой ночью все было изумительно, и я превосходно провела время. Ты просто обязана убедить своего дядю дать еще один бал. А теперь расскажи мне о своем кузене. Это правда, что он убил кого-то на дуэли и уехал из Америки, спасаясь от ареста? О нем ходят именно такие слухи.

Сделав глубокий вдох, Ноэль постаралась сдержать поднимающееся раздражение. Эти глупышки пытались использовать ее, чтобы хоть мельком увидеть Куина! Неужели не будет конца всем тем сложностям, которые он привносит в ее жизнь?

— Мисс Присцилла Фаргейт и мисс Сесилия Ламбрет — Смайт, мэм, — лицо Томкинса выражало легкое замешательство.

Всего за это утро Ноэль приняла шесть особ женского пола. К моменту, когда удалось спровадить последнюю гостью, кровь стучала у нее в висках, а настроение испортилось еще больше. Выскочив из гостиной, она обнаружила, что в фойе Куин беседует с Томкинсом.

Широко шагая, Ноэль подошла к дворецкому и встала, уперев руки в боки. Подчеркнуто не замечая Куина, она сказала:

— Томкинс, если нам нанесет визит еще какая-нибудь незамужняя леди, вы должны проводить ее в гостиную и позвать мистера Коупленда. Принимать таких посетительниц будет он. Меня же больше нет дома.

И, кинув на Куина раздраженный взгляд, она удалилась в кабинет.

К облегчению Ноэль, в последующие несколько дней она редко встречалась с ним. Большую часть времени он проводил вне дома, не возвращаясь даже на совместные трапезы. Тем не менее, жизнь на площади Нортридж так и не вернулась в привычную колею. В воздухе витало что-то неуловимое, безотчетная тревога ли, ощущение ли, что утраченное в жизни равновесие так и не восстановлено, и потеряна привычная точка опоры. Особенно внимателен к ней был Саймон: он то дарил ей маленькие подарки, то вывозил на прогулку в своем экипаже, то учил играть в триктрак и «двадцать одно». Но в их отношениях появилось напряжение, так как до сих пор он не сделал ничего для ее развода, лишь иногда вскользь упоминая о нем.

Со своей стороны Саймон тоже не был счастлив. Грезы о весеннем полудне в Сассексе, о Констанс, такой страстной и отзывчивой с ним, никогда не покидали его надолго. Теперь же они виделись только в обществе, и ее неизменная вежливость колола его острее всякого ножа.

И еще была Ноэль. Ноэль, из — за которой он даже испытывал что-то похожее на угрызения совести. А все потому, что манипулировал, страстно желая увидеть ее женой Куина.

Им руководила давняя мечта — мечта о династии Коуплендов, так что оставалось лишь подавлять душевное волнение, что уже вошло в привычку. Чувствуя интерес Куина к Ноэль, он на время отложил свой план «принуждения к браку». При необходимости он всегда сумеет организовать их похищение, и объявит всему свету, что они тайком сбежали, чтобы пожениться. Пока же он довольствовался тем, что давал событиям возможность идти своим чередом.

Газовые лампы Ковент-Гардена заливали светом их ложу, а второе действие «Женитьбы Фигаро» весело и шумно двигалось к концу, когда Томас привлек внимание Ноэль почтительным взглядом:

— Вам нравится спектакль, мисс Поуп?

— Да, очень.

— Вы не находите, что сопрано, исполняющая партию Сюзанны, особенно хороша?

— Да, она очень обаятельна.

— Не помню даже, когда получал от театра большее удовольствие.

— Потому что это — прекрасное действо, мистер Салли.

— Я имел в виду не оперу.

Протянув руку, Томас накрыл своей ладонью ее кисть:

— Мисс Поуп, я должен сказать вам, что…

— Том, старина, говорил же я Базилю, что это ты! — в ложе появились двое в форме легкого драгунского полка и устроились по бокам от Ноэль. К большой досаде Томаса, они настойчиво желали быть официально представленными и не ушли до самого конца антракта.

Когда в начале третьего акта поднялся занавес, Ноэль заметила Куина в ложе ярусом ниже. Он внимательно слушал женщину, чье лицо было скрыто в тени. Женщину, чья тонкая рука собственническим жестом лежала на его бедре. Когда незнакомка повернула голову, Ноэль узнала ее: это была Анна, черноволосая красотка из кондитерской. Наклонившись вперед, она что-то шептала Куину на ухо.

Оставшуюся часть оперы Ноэль слушала, сосредоточив все внимание на действе. Но вряд ли она смогла бы ответить хоть на один вопрос о нем. В конце молодая женщина энергично аплодировала и даже согласилась с Томасом, что постановка получилась необыкновенной. Накинув ей накидку на плечи, он, увидев Куина, помахал ему.

— Итак, баронесса в Лондоне, — тихо заметил он, посмеиваясь.

— Баронесса? — небрежно осведомилась Ноэль, когда они вышли из ложи.

— Да, Анна фон Фюрст, одна из самых прекрасных женщин Лондона. И одна из самых богатых. Одно время они с Куином были друзьями.

Пауза перед словом «друзьями» была едва заметной, но отмеченной Ноэль:

— А что барон?

— Кажется, он живет в своем замке, в Баварии, страдая от расстройства пищеварения или чего-то в этом роде. В любом случае, его редко видят в обществе.

Той ночью Ноэль заснула почти на рассвете. Заснула, так и не услышав шагов Куина, поднимающегося по лестнице.

Глава 18

Ноэль торопливо шла по Хеймаркету. Когда она проходила под газовыми уличными фонарями, их огоньки отражались от юбки ее изумрудного одеяния, создавая облако света. В Сохо она оказалась впервые с того памятного дня, как побывала в опере с Томасом Салли. А было это более недели назад. Вообще-то молодая женщина предполагала вернуться в целости и сохранности в свою спаленку намного раньше, очистить лицо от маски из грязи и косметики, а платье вновь припрятать на дно гардероба. Но одна из девочек упала и поранила бедро зазубренным куском дерева, так что Ноэль осталась промыть рану, сделать перевязку и утешить малышку. Теперь же она с беспокойством осматривалась по сторонам, понимая, что все эти люди, толкущиеся вокруг нее, готовы удовлетворить любой порок, любое желание, как, впрочем, и всегда на Хеймаркете. Молодая женщина подумала о своей теплой постели, о горячей ванне. Но вот толпа впереди поредела, и она вздохнула с облегчением, ускоряя шаг. Идти осталось не так уж и долго.

И тут она увидела его. Мужчина находился слишком далеко, чтобы разглядеть черты его лица, но инстинктивно Ноэль поняла, что это был Куин. Он стоял перед кучкой оборванцев, которые кувыркались и ходили на руках, пытаясь заработать себе на еду. Молодая женщина увидела, как он тряхнул рукой в их сторону быстрым движением, и по тому, как забегали вокруг уличные мальчишки, поняла, что он бросил им горсть монет. Она замерла, наблюдая и ожидая его следующего движения. К ее ужасу, неспешным шагом мужчина двинулся в ее направлении.

В отчаянии она огляделась по сторонам, выискивая укрытие, и вдруг вспомнила, что буквально пару минут назад прошла мимо узенького переулка. Вернувшись, Ноэль скользнула в темноту уличного прохода и прижалась к стене. Ей стоит подождать здесь, пока Куин не пройдет мимо.

— Чаво ты делаешь тута, красотка? Здеся не место для поиска клиентов.

Толстые, как сосиски, пальцы крепко вцепились в руку Ноэль, и она обернулась, взглянув в маленькие, пронырливые глазки на заплывшем от жира лице.

— Как нащет согреть мою койку вечерком?

— Убери от меня свои грязные лапы, — прорычала Ноэль голосом, в котором вновь зазвучал присущий ей когда-то уличный акцент. Молодая женщина приготовилась защищаться, отражая и эту, еще одну опасность. Постаравшись оттолкнуть незнакомца, она добилась только того, что его пальцы еще сильнее впились в ее плоть.

— Эй, послушай, а ты не очень дружалюбна, — из кармана своего кричаще-яркого клетчатого жилета, украшенного цепями и вонючими пятнами — свидетельствами минувших трапез, он достал сложенную банкноту, держа ее большим и указательным пальцем.

— Дам больше, если поладим.

— Мне эт не интересна, — и Ноэль мотнула головой в сторону двух проституток, прогуливающихся неподалеку от начала переулка, — почему бы тебе не обратиться туды, к ним?

— Патаму что ты мне прихлянулась.

С этими словами он резко дернул ее за руку и потащил дальше, в глубь и темноту переулка. Сжав свободную руку в кулак, Ноэль со всей силы ударила его в челюсть. Хотя кости-то она почти и не почувствовала — та была надежно скрыта под толстым слоем жира. Мужчина сдавленно хрюкнул и ударил ладонью по щеке в ответ, на мгновение оглушив молодую женщину.

— Так те нравится погрубее? Все будет, как захочешь.

Проясняя сознание, Ноэль встряхнула головой. Она смутно осознавала, что совсем рядом, у входа в переулок бродит толпа народа, бродит и не обращает внимания на драму, разыгрывающуюся буквально в двух шагах от них. Молодая женщина поняла, что должна действовать. И, дав ногам согнуться в коленях, стала внезапно падать, пока ее свободная рука тянула из-под юбки нож, привязанный ремнем к лодыжке. Ее похититель даже не понял, в чем дело, когда она, подняв руку резким движением вверх, нацелила кончик ножа ему в горло. Почувствовав смертоносный укол в собственную плоть, он отпустил ее, страх заплескался в его глазах.

— Ты, мразь, — со злостью произнесла она. — В следующий раз подумай дважды, а потом уж лапай женшину, которая говорит «нет».

Щелкнув ножом, она проворно провела черту по всей длине жирной складки подбородка. Появившаяся линия походила на кусок красной веревки, опоясывающий шею.

— Ты меня порезала, — захныкал он, обвислые щеки затряслись мелкой дрожью.

— Те повезло, что не убила.

Ноэль отступила на шаг, радуясь, что длинные юбки скрывают ее дрожащие колени. Похоже, что последние два года изменили ее больше, чем она думала: к горлу подступила тошнота, вызванная видом собственноручно пролитой крови.

— А теперь вали отсюда, — скомандовала она.

Кулак, неожиданно вылетевший из темноты позади, больно хлестнул по запястью молодой женщины, заставив выронить нож. Громадные ручищи схватили ее руки и завели их за спину, а в поясницу ударило чье-то колено. Все тело Ноэль пронзила ослепляющая боль.

— Не так быстро, — прорычал невидимый противник. — Мне не по нраву, как ты обошлась с моим приятелем.

— Че ты так долго, Джорджи. Меня тут чуть не прибили, — толстяк провел тыльной стороной ладони по кровавой черте, опоясывающей шею. — Глянь, что эта сука сделала со мной.

И он показал темно-красное пятно.

— Следовало бы тебя убить, — прошипела Ноэль.

Еще один удар коленом, и новая вспышка боли пронзила тело молодой женщины. От неожиданности, она пронзительно закричала. А хватка на ее руках усилилась, сжимаясь и сжимаясь, словно стальные тиски, пока Ноэль не почувствовала, что ее плечи сейчас выскочат из суставов.

— Исчо один крик, и я сломаю те спину на две части, — угрожающе прозвучал в ушах голос мужчины, которого звали Джорджи. — Возвращаемся на борт. Эта будет последней. На этот раз за ночную работку мы получим кругленькую сумму.

Борясь с нахлынувшей болью, Ноэль постаралась сосредоточиться. Эти двое оказались торговцами живым товаром! Членами одной из банд, рыскающих по улицам Лондона в поисках молоденьких девушек. «Живой товар» поставляли в большинство печально известных публичных домов Европы. Тех самых мест, в которых извращались любые желания и удовлетворялись даже самые испорченные аппетиты.

Толстяк нагнулся и подобрал с земли ее нож.

— Не так быстро, Джорджи. С этой кралей у мня свои счеты.

С ужасом в глазах Ноэль следила, как зажатое в кулаке сверкающее лезвие остановилось в нескольких дюймах от ее лица.

— Вырежу-ка я свои инициалы на этом хорошеньком личике.

— Не, не трогай лицо, а то мы потеряем деньги иза этого. Отметь ее в лубом другом месте. В таком, которое она показывает не так часто.

Маленькие пронырливые глазки злобно заблестели. Охваченная ужасом Ноэль смотрела, как холодная сталь скользит между полушарий груди, разрезая лиф ее платья. Резкое движение лезвия, и материя разошлась, обнажая сперва ее правую грудь, а затем и левую. Ленивая усмешка появилась на толстых губах, пока сальные глазки сосредоточенно разглядывали добычу.

— Ты тока глянь сюда, Джорджи, — плотоядно облизнулся он.

Почувствовав, как острие очерчивает изгиб ее груди, Ноэль всхлипнула. Лезвие еще не разрезало кожу, но зловещая направленность этого действа была очевидна. Замкнув линию над грудью молодой женщины, толстяк направил кончик ножа в медленный путь к коралловой вершине.

— Можить, это будет подходящим местом, а, Джорджи?

Пронзительный крик вырвался из горла Ноэль, когда она почувствовала соском прикосновение холодной стали.

Послышался звук быстрых шагов. Темная фигура набросилась на Джорджи, и Ноэль очутилась на земле. Сквозь, застилавшую глаза, пелену она заметила, как поспешно сбежал из переулка толстяк, бросив своего подельника в бедственном положении. Она отвлеклась на него лишь на мгновенье, и именно в этот момент кулачище Джорджи достало-таки челюсть нежданного спасителя, заставив того пошатнуться.

В слабом свете улицы она видела лишь очертания сильных плеч и стройных бедер. Но ужасная догадка осенила ее, и дрожащими пальцами она поправила покрывающий голову платок.

От удара Куин оправился достаточно быстро и, отступив в сторону, избежал следующего. Мужчины боролись в молчании, лица их расплывались в тусклом свете переулка. Из них двоих Куин был выше, легче, чем крепко сбитый обидчик Ноэль, но более проворен. Целая серия его жестоких ударов навязала его противнику борьбу, интенсивности которой он не смог противостоять.

Отражая прямые атаки, Джорджи дышал тяжело, да и силы его явно были на исходе. Почувствовав прилив энергии, он оттолкнул Куина и выбежал из переулка, спасаясь бегством.

Куин же подошел к Ноэль, свернувшейся калачиком в грязи.

— С тобой все в порядке? — его грудная клетка все еще ходила ходуном после драки.

Внезапно молодая женщина почувствовала, что грудь ее до сих пор обнажена, и потянула за края плаща, сводя их вместе.

— Да, все хорошо, — прошептала она, держа голову опущенной. — Спасиб за то, что ты помог мне.

— Дай — ка я проверю, что они действительно не ранили тебя, — протянув руку, Куин взял ее под локоток. Уличный тусклый свет бегло скользнул по ее лицу, когда он поднимал ее на ноги.

— Ты?! — воскликнул он.

Ноэль отступила назад, в темноту переулка, чтобы он не мог рассмотреть ее отчетливее. «Кого именно он признал?»— в отчаянии подумала она. — «Воровку — карманницу или Дориан Поуп?»

— Я не причиню тебе боли, — сказал он, ошибочно приняв ее реакцию за страх. — Боже мой! Я даже не помню, как тебя зовут. Что-то такое, непохожее — французское.

Он не узнал ее за всей этой маскировкой!

— Зови меня просто Высочество, так зовут меня все остальные, — она постаралась проговорить это более низко, так что голос ее зазвучал грубо и хрипло.

Костяшкой пальца Куин вытер кровь, что тонкой струйкой текла из уголка рта.

— Сколько времени прошло с тех пор, как ты нормально поела?

— Я ем тока когда голодна.

— Почему — то я надеялся, что ты с пользой потратишь те деньги, что я оставил тебе. Но ты осталась с тем же, с чем и была.

— Я слишком люблю мой джин, — пожаловалась Ноэль, когда в ее голове неожиданно появилась идея, рожденная не иначе как отчаянием. — И потом, спасиб тебе, но мне не так уж много и досталось. Джорджи, он бы женился на мне, все вполне пристойно и законно. Ну, эт если бы я не была замужем.

Молодая женщина внутренне поморщилась, подобрав это имя своему «суженому», но что было делать: оно первым пришло на ум.

— А зачем тебе выходить за него?

— Патаму шта я беременна, парень. Вот так-то. А Джорджи, он хароший малый, да. Хочет стать настоящим папашей, — с трудом она выдавила из себя лукавое хихиканье. — А так дитя будеть еще и незаконным. Мы с Джорджи уж много ночей подсмеиваемся над этим. Ну как же, богатей вроде тебя станет законным папашей нашего ребеночка.

Странное чувство овладело Ноэль, чувство восхищения Куином. Ничем не выдал он себя, услышав эту новость. Только веко дрогнуло.

— То есть, если бы ты не была замужем за мной, то могла бы выйти за Джорджи, правильно?

— Да, чтоб мне провалиться на этом месте, — ухитрилась проговорить Ноэль, напряженно ожидая его ответа.

— Хорошо. Тогда давай договоримся с тобой об условиях, и я посмотрю, что смогу сделать для законного завершения нашего брака.

Все это прозвучало слишком легко и просто.

— О каких условиях?

— Ты не будешь предъявлять мне никаких претензий. И дашь слово держаться подальше от магазинчиков с джином.

— С джином! — воскликнула Ноэль. Это странное требование невероятно удивило ее. Молодая женщина никак не могла осознать, что ее невероятный план работает.

— Та дребедень, что продается здесь вокруг, смертельна для людей, так как содержит серную кислоту. Это же яд. Он убьет твоего ребенка, Ваше Высочество.

С этой гранью натуры Куина Коупленда она еще не встречалась. Однако ей не хватило времени это обдумать, потому что он с ней еще не закончил.

— Так ты дашь мне слово?

— Я не сделаю ничо, что могло бы повредить моему малышу, — невнятно пробормотала она. — А что касается всего остального, ты — последний человек, у которого я что-нибудь попрошу. Я сделаю все, что ты скажешь.

— Вот и хорошо. А теперь возьми, — и он сунул ей в руку пачку банкнот. — И проследи, чтобы у тебя была нормальная еда. Купи себе мяса, фруктов. И никакого джина, поняла?

— Разве я не дала слово?

— Где мне тебя найти, когда все будет готово?

Быстро подумав, Ноэль сказала:

— Есть такой мужичок, Барди. Ты можешь передать весточку с ним.

И она рассказала, как добраться к ночлегу.

— Извини меня, Ваше Высочество, но меня ждет «фараон». И постарайся не искать себе лишних трудностей, — и Куин стряхнул грязь, прилипшую к его смокингу.

С этими словами он исчез, так же неожиданно, как и появился.

А Ноэль помчалась обратно, на Нортридж-Сквер, и вскоре уже погружалась в ванну, заполненную горячей водой. Глаза ее закрылись сами собой, когда успокаивающее тепло облегчило боль в руках и спине. За окном завывал свирепый ветер, предвещая надвигающуюся грозу. А в доме царили тишина и покой. Саймон на неделю уехал в Бирмингем, слуги спали внизу в своих комнатах, а «фараон» Куина, должно быть, продлится до самого утра. Так что верхние этажи здания остались в полном распоряжении Ноэль. Молодая женщина получила так нужную ей передышку, чтобы разобраться во всем, что случилось с ней минувшим вечером.

Взбивая душистое мыло в пену, она тихонько засмеялась, наконец-то осознав, что скоро освободится от ненавистного замужества. Конечно же, богатство Куина поспособствует их скорейшему разводу и позволит сохранить все в тайне. Он не был дураком, ее муж, и сразу же оценил все преимущества завершения их соглашения. И пока Саймон будет верить, что он все еще женат, Куин освободится от ответственности за жену, которая доставляла ему одни неприятности.

В задумчивости Ноэль продолжила купание, вздрагивая всякий раз, как мыльные пальцы касались предплечий, на которых уже появлялись бледно — фиолетовые следы. Если бы не вмешательство Куина, она никогда бы не отделалась так легко, напомнила себе она, понимая, что стала его должником. Хотя это происшествие и не сгладило разногласий между ними.

Складка от насупленных бровей прорезала лоб, когда молодая женщина погрузилась в воду еще больше. Но согревающее тепло ванны постепенно исчезало, и вздохнув, она встала и шагнула из ванны. Решение быть более любезной с мужем в знак компенсации пришло к ней, пока она вытиралась. Теперь, когда она знала, что скоро станет свободной, Ноэль могла позволить себе больше доброжелательности в общении с ним.

Одев легкий бежевый пеньюар, Ноэль подошла к зеркалу и принялась расчесывать волосы. Снаружи бушевала гроза. Но тут, из другого конца коридора донесся слабый треск. Решив выяснить, что же случилось, она отложила щетку и осторожно вышла из комнаты.

После тепла и уюта спальни, коридор показался холодным и зябким. Ноэль поспешила вперед, заглядывая в каждую пустую комнату, мимо которой проходила. Но окна везде были плотно закрыты, для защиты от сильной грозы. Дойдя до комнаты Куина, молодая женщина заколебалась, но все-таки повернула круглую ручку двери.

Сильнейший порыв ветра ударил ей в лицо, как только она переступила порог. Дождь хлестал через открытое окно напротив кровати. Портьеры намокли, и на полу образовалась лужа. Обойдя разбитую вазу, Ноэль ринулась навстречу потокам холодной воды, ее пеньюар мгновенно промок. Она дернула вниз оконную раму, но та не сдвинулась с места. Тогда молодая женщина встала точно перед ней и, напрягая все свои силы, резким движением потянула ее, закрывая, как раз в тот момент, когда очередной удар молнии ярко осветил небо.

Отойдя от окна, Ноэль оглядела себя: спереди она промокла насквозь, сухими оставались лишь ее волосы и спина, голые ноги похлюпывали в луже. Быстрым движением вытащив из гардеробной Куина полотенце, она вытерла им воду под окном, а затем разложила на влажном полу. Горничные уберут остальное утром, а все, чего она хотела прямо сейчас, так это вернуться к себе, переодеть мокрый пеньюар и лечь в постель.

Оконные стекла задребезжали от сильного удара грома, и в этот момент дверь распахнулась, и вошел Куин. Слабый свет из коридора осветил комнату и исчез, как только он захлопнул за собой дверь. Ноэль резко втянула воздух, и этот слабый звук ружейным выстрелом прогремел в тишине.

— Что ты здесь делаешь? — спросил ее мужчина.

Переведя дух, Ноэль вознесла безмолвную молитву, благодаря провидение за темноту, в которой сложно было заметить, что она так легко одета.

— Я…я услышала грохот. Это ветер…он разбил вазу. Кто-то оставил открытым окно, и…и засекал дождь. А я. я пыталась как-то собрать воду.

Когда он ничего не сказал в ответ, молодая женщина взволнованно продолжила:

— Я не думала, что вы так рано вернетесь. Сейчас всего лишь полночь, и я полагала, что карточная игра займет намного больше времени.

— Как ты узнала, что я играл в карты?

Ноэль нервно рассмеялась:

— А разве не так вы, джентльмены, обычно коротаете вечера?

— Не всегда, — сказал он, медленно двигаясь по комнате.

Когда вспышка молнии за окном осветила на мгновение его невероятно привлекательное лицо, Ноэль почувствовала странное волнение. Она ожидала увидеть насмешливую улыбку, но лицо Куина лишь утратило привычную сдержанность, смягчив резкость черт.

— Прошу прощения. Я должна вернуться в свою комнату, — обходя его, Ноэль случайно задела полой пеньюара руку Куина.

— Ты промокла?!

— Это все дождь — я вымокла, пока закрывала окно.

— Подожди, ты дрожишь, давай я дам тебе полотенце.

— Не надо! — воскликнула Ноэль. И добавила уже спокойнее, — со мной и так все будет в порядке. Правда.

Не обращая на нее внимания, Куин сдернул с умывальника маленькое полотенце и протянул ей. Ноэль попробовала им что-нибудь вытереть. И тут, совершенно неожиданно, Куин зажег лампу, ярко осветившую всю комнату.

Молодая женщина стояла прямо перед ним, зажав в руке бесполезное полотенце, по размерам едва ли превышающее мужской носовой платок. Прилипшая к телу тонкая ткань пеньюара открывала больше, чем прятала: мокрый газ обрисовывал контуры полной груди, спускаясь к стройным бедрам и еще ниже, туда, где просвечивающий сладкий, темный треугольник был открыт изучающему взгляду Куина.

— Боже мой, как ты прекрасна! — хрипло сказал он.

И словно невидимый ток пробежал от этих слов, согревая тело молодой женщины непривычным теплом. Равно как и его неподвижный взгляд.

Куин шагнул, придвигаясь еще ближе. Глаза его загорелись, рука обхватила шею молодой женщины. Нежно пропуская шелк ее волос сквозь пальцы, он постепенно наклонял ее голову. Дыхание его было сладким и горячим, когда губы овладели ее ртом. Твердые и ищущие, зажигающие внутреннее пламя. И требовательные, когда она наконец-таки ответила ему.

Другая рука мужчины ласкала ее поясницу, решительно и согревающе, спускаясь все ниже и ниже, пока наконец не легла на мягкие завитки. Ноэль застонала и встрепенулась, отворачивая голову от опасности неослабевающего поцелуя, от жара объятий. Но Куин не отпускал ее, настойчиво лаская губами чувствительное местечко за ухом, проводя дорожку поцелуев по нежной шейке, зажигая крошечные огоньки везде, где бы ни касался.

«О Господи! Что со мной происходит?» — запаниковав, Ноэль уперлась кулачками в его грудь, и, собрав все свои силы, оттолкнула его. Куин опустил руки, и она вылетела из комнаты, словно за ней по пятам гнались все демоны ада.

Когда следующим утром Ноэль подошла к экипажу Констанс, лицо ее выглядело усталым и напряженным. Складной верх золотистого ландо с неяркой обивкой цвета нефрита был откинут, чтобы дамы смогли насладиться прекрасным днем, омытым вчерашней грозой.

— Ноэль, тебе в самом деле следует больше спать. Посмотри, у тебя уже темные круги под глазами.

— Я читала и не смотрела на время, — солгала молодая женщина, садясь напротив Констанс.

— Ох, боюсь, ты становишься самым настоящим «синим чулком», — укорила ее Констанс, когда ландо тронулось. — Я тебе говорила, что пригласила Анжелу Уэлби с дочерью Кэтрин проехаться с нами сегодня?

— О, нет, Констанс, только не это! Кэтрин Уэлби — ужасная ветреница и пустышка.

— Согласна, она такая. Но ее мать — очаровательная женщина, с которой мы видимся слишком уж редко.

Через полчаса, когда их экипаж въехал в Гайд — парк, Ноэль была вынуждена согласиться с этой оценкой Анжелы Уэлби. Последняя оказалась женщиной разумной и остроумной, к тому же ей не всегда удавалось скрыть неудовольствие ветреностью дочери.

Устроившись и расправив юбки, Кэтрин забросала Ноэль вопросами о Куине: какие приемы на следующей неделе он точно посетит? А дуэль на самом деле была? А баронесса фон Фюрст действительно угрожала покончить жизнь самоубийством, если он ее бросит вновь? Ноэль решительно уклонялась от каждого вопроса, и вскоре Кэтрин угрюмо замолчала, дав собеседнице возможность наконец-то присоединиться к намного более интересной беседе Констанс и Анжелы Уэлби.

Пятна солнечного света сверкали в листве деревьев, окрашенной по случаю октября в оранжевые и золотистые тона. Ландо двигалось по периметру парка, пассажирки кивали знакомым и непринужденно болтали. Хотя под маской естественности Ноэль и чувствовала ужасное напряжение.

— Дориан, посмотрите, разве это не ваш кузен скачет в нашем направлении?

Волнение, прозвучавшее в визгливом возгласе Кэтрин, нарушило установившуюся тишину и спокойствие. Сердце Ноэль екнуло: «Нет, только не это, — подумала она в отчаянии, — я еще не готова встретиться с ним лицом к лицу. Пожалуйста, пусть это будет кто-нибудь другой».

Без особой охоты наблюдала она за тем, как к ним приближается мужчина на великолепном, черном как смоль жеребце. Никакого сомнения, это был Куин. Никто другой, на памяти Ноэль, не одевался так для верховой езды: вместо правильного, положенного каждому английскому джентельмену, костюма для верховой езды на нем были белая рубашка, с рукавами, закатанными до локтей и расстегнутая у горла, темно — коричневые брюки; мягкая кожа сапог обтягивала икры. Без пальто и с непокрытой головой, сидя в очень большом седле, он был возмутителен, абсолютно неуместен и невероятно привлекателен.

— Мистер Коупленд! — рука Кэтрин взлетела в воздух. — Мистер Коупленд!

— Кэтрин, не стоит так кричать, — сказала ей мать.

Но замечание это явно запоздало: кучер остановил экипаж, когда сдержавший могучего жеребца Куин кивком поприветствовал Констанс, леди и мисс Уэлби.

— Доброе утро, леди, — затем его глаза остановились на Ноэль, и выражение лица стало непроницаемым. Неужели он ждал от нее какого-то знака, как подтверждения тому, что произошло между ними? Или просто выбросил случившееся из головы как нечто неважное?

Ничем не выдав себя, Ноэль твердо встретила его взгляд.

— Я вижу, ты все еще не изменил своему варварскому стилю верховой езды, — фыркнула Констанс.

— Мне очень жаль, если это оскорбляет тебя, Констанс, — ухмыльнулся он в ответ. — Но я нахожу крайне нелепым сидеть в одном из этих носовых платков, которые ты почему-то называешь седлами.

— Как вам это может не нравиться, миссис Пэйл? — проворковала Кэтрин, наклоняя свой зонтик. Теперь на ее лицо падали только случайные лучи солнца. — Я считаю, что это седло великолепно.

— Это седло для работы, мисс Уэлби. Мы, американцы, позаимствовали его у мексиканских вакеро, — почувствовав беспокойство, жеребец затряс гривой и забил копытом по земле. Успокаивая его, Куин погладил животного по массивной шее, — Спокойно, Несущий Смерть!

— Несущий Смерть? Какое необычное имя, — удивилась миссис Уэлби.

— Так звали одного великого индейского вождя.

Но Кэтрин не собиралась сдаваться и упускать нить разговора:

— Вы, мистер Коупленд, вне всякого сомнения, знаток лошадей. Какое великолепное животное! Возможно, вам так же будет интересно взглянуть на мою новую кобылу. Хочется надеяться, что я не покажусь нескромной если скажу, что оно в самом деле выдающееся животное.

Ноэль с интересом наблюдала за тем, как же Куин отреагирует на столь очевидные маневры Кэтрин. А он лишь вежливо улыбнулся в ответ.

— Предвкушаю этот момент, — и повернувшись к Ноэль. — Кузина, не желаете ли присоединиться к нам?

— Мне бы не хотелось навязываться в вашу компанию, — спокойно ответила та.

Кэтрин спешно вскочила:

— Бедная Дориан! А нам бы этого так хотелось…Вы знаете, мистер Коупленд, что ваша кузина даже не умеет ездить верхом?

— Нет, не знаю. У нас еще не было возможности поговорить о недостатках моей кузины, мисс Уэлби. Обычно мы обсуждаем только ее таланты, — теперь у Ноэль не осталось ни малейшего сомнения: выражение его лица свидетельствовало, что Куин не забыл о прошлой ночи. Так же, как и она.

Глава 19

«Проклятье, — подумал Саймон, глотнув жидкий кофе, — почему эти британцы не могут сделать чашку хорошего, крепкого кофе?» Это было одним из немногих разочарований от жизни в Британии.

Он потянулся на стуле, выпрямив ноги под письменным столом, и с удовольствием оглядел свою библиотеку, отделанную деревом и кожей. Он чувствовал себя как дома на площади Нортридж, и за последние несколько месяцев осознал, что не хочет возвращаться на Кейп Кросс. Он скучал бы по роскоши английской жизни, по клубам, по неторопливому делопроизводству в лондонской конторе. Может, и правда, что Америка до сих пор остается страной, подходящей для молодежи. И сейчас, когда туда отправится Куин, Саймону вовсе не обязательно возвращаться на Кейп Кросс.

Он вытряхнул трубку и задумчиво набил ее табаком, легонько утрамбовав его указательным пальцем. На лице появилась ленивая довольная улыбка. Он слишком долго полагался на естественное течение событий. Теперь пришла пора немного вмешаться.

Заправляя незастегнутую рубашку в черные брюки из рубчатого плиса, в библиотеку вошел Куин; его волосы были еще растрепаны со сна.

— Какого черта тебе надо в такую рань? Томкинс сказал, что это важно.

— Поздно лег вчера?

Куин зевнул в ответ и неуклюже опустился на кожаный стул напротив стола Саймона.

— Женщины или карты?

— На самом деле, и те и другие. — Он поскреб небритую щеку.

— Кофе?

Куин утвердительно кивнул, и Саймон налил чашечку жидкого варева из серебряного кофейника. Куин сделал глоток и поморщился.

— Какого черта твои высокооплачиваемые сотрудники не научатся варить кофе?

— Они не хотят.

Куин поставил чашку и положил конец болтовне.

— Зачем ты послал за мной?

— Чтобы отдать тебе это. — Листы бумаги скользнули по полированной столешнице. — Это контракт о твоем возвращении в «Коупленд и Пэйл».

Куин равнодушно взял бумаги, едва взглянул на верхнюю страницу, и вновь положил их на стол.

— Меня это не интересует.

Саймон не особо удивился отказу Куина, но продолжил настаивать.

— Потрать немного времени. Просмотри контракт. Если что-то тебе не понравится, предлагай свои условия. Ты не получишь подобного предложения больше ни от кого.

— Я рискну. Ну а теперь, если это все, что тебе от меня было нужно, я пойду спать дальше.

Куин приподнялся со стула.

— Подожди!

Пришло время воплотить в жизнь вторую часть плана.

— Что еще, Саймон?

— Хочу, чтобы ты вечером не оставался дома.

— Почему конкретно?

— Я приглашен на ужин. Чисто деловой, так что Дориан останется дома. Думаю, всем будет лучше, если ты проведешь вечер со своей баронессой. Насколько я понимаю, это не будет большой жертвой с твоей стороны.

— Почему ты так жаждешь от меня избавиться, Саймон?

Трубка Саймона погасла. Когда он снова раскурил ее, комнату наполнил аромат виргинского табака.

Дориан сильно недолюбливает тебя. Я не хочу видеть ее несчастной.

Она умеет дернуть тебя за нужную струнку, верно? — протянул Куин. — Ты ставишь себя в дурацкое положение, Саймон.

Почему бы тебе честно не признаться, — спросил Саймон, зажав теплую трубку в ладони, — ты очарован Дориан. И, не правда ли, твою гордость уязвляет, что прекрасная молодая женщина предпочитает отца сыну?

— Почему ты цепляешься ко мне?

— Хочу, чтобы ты посмотрел фактам в лицо. Не все в мире происходит так, как тебе хочется, и не каждую женщину ты можешь получить.

Когда Куин поднялся, чтобы выйти, его голос был наполнен сарказмом.

— Я отнесусь к этому так же, как к остальным твоим отеческим советам.

Когда дверь закрылась, Саймон усмехнулся. Он был уверен, что мисс Дориан Поуп не придется ужинать в одиночестве этим вечером.

Уже смеркалось, когда Ноэль забралась через окно обратно в свою спальню. Поспешно убедившись, что дверь в комнату заперта, она подошла к ночнику и зажгла лампу, отбросившую на стены уютные тени. Сняв темный плащ и шаль, она облегченно вздохнула. Каждым посещением Сохо она испытывала свою удачу и понимала это. Но сегодняшняя вылазка окупилась десятикратно.

Дрожащими пальцами она вытащила из кармана своего изумрудного платья свернутый лист бумаги и еще раз перечитала послание, дожидавшееся ее у Барди:

«Высочество,

То дельце, о котором мы толковали, постепенно продвигается. Скоро я отправляюсь в Америку и свяжусь с вами до того, как закончу последние приготовления.

К.К.К.»

Ноэль переливчато рассмеялась в пустой комнате.

Наконец-то она освободится, оковы ее брака рассыплются. Безбрежный океан отделит ее от мужчины, с которым она так опасно связана. Сбросив воровской костюм, она спрятала его под свои вещи; затем, оставшись в одной сорочке, неохотно порвала записку на мелкие клочки и бросила их в огонь. Языки пламени лизнули и проглотили обрывки бумаги.

Усевшись напротив зеркала, она тряхнула волосами и захихикала над своим отражением, хохочущим над ней. Грязь, сурьма и румяна покрывали ее. Она увлажнила кожу густым лосьоном с запахом гелиотропа, подошла к умывальнику и принялась отмывать лицо. Только когда все следы Высочества были стерты, она позвонила Элис, чтобы та приготовила ей ванну.

Ожидая купания, она размышляла о Саймоне, и удовольствие смешивалось с опасением. Несмотря на его заверения в обратном, она не сомневалась, что он ничего не предпринимает, чтобы помочь ей положить конец этому браку. Здравый смысл подсказывал утаить от него новости, пока все бумаги не будут у нее в руках. А потом, когда Куин будет плыть вАмерику, она расскажет Саймону о своих тайных вылазках в Сохо, встрече с его сыном и расторжении брака. В одном она была уверена: Саймон будет не слишком доволен известием.

Быстро помывшись, она надела белье и попросила Элис принести ее новое зеленое вечернее платье. Оно было более парадным, чем те, которые она обычно надевала, ужиная вдвоем с Саймоном, но у нее было ощущение праздника, а платье очень шло ей — его живой цвет придавал глазам больше блеска.

Элис расчесывала ее волосы, пока они не засияли; затем Ноэль импульсивно собрала их красивой золотой заколкой в средневековом стиле. Иллюзия готики стала завершенной, когда Элис через голову надела на Ноэль платье. С глубоким вырезом в виде буквы V и широкой вставкой спереди она выглядела точь-в-точь как представительница Средних веков.

В дверь постучали, и Элис вернулась с неутешительной новостью — Саймон не сможет ужинать дома этим вечером. Вздохнув из-за потраченных впустую усилий, Ноэль выскользнула из комнаты.

Куин смотрел, как она спускается по изогнутой лестнице. Она пока не заметила его взгляд, и он с восхищением любовался, как она грациозно спускается по ступеням.

Прекрасная загадка. Для женщины, предающейся плотским наслаждениям, она казалась до странности невинной, даже целомудренной. Ему невозможно было представить ее лежащей в объятиях Саймона — и совсем не трудно в своих. Он вспомнил бурную ночь, когда обнаружил ее в своей спальне — как она дрожала в его руках, сладость ее поцелуя — и неопытность этого поцелуя.

Она заметила его, только ступив на мраморный пол, и окинула настороженным взглядом — как и всегда, когда он оказывался рядом с ней.

— Что вы здесь делаете? — Ее глаза вспыхнули при виде его безупречного вечернего костюма.

— Жду вас, чтобы сопроводить к ужину.

— К ужину? Вы же никогда не трапезничаете вместе с нами.

— Да, я не очень-то вежливый гость, правда? Посмотрим, удастся ли мне это исправить.

Он предложил ей опереться на его руку, любезно улыбаясь безо всякой насмешки.

Она поколебалась; затем, не желая выглядеть смешной, быстро положила маленькую ладошку на его согнутый локоть. Когда они вошли в столовую, она заметила, что стол сервирован на двоих — одно место во главе, на котором обычно располагался Саймон, и другое, справа от него — для нее; ее тело утратило подвижность.

— Боитесь ужинать со мной наедине? — он опустился на стул Саймона.

— Конечно, нет, — взметнулась она. — С чего бы мне бояться?

— Это вы объясните мне.

— Правда, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Тогда садитесь, — мягко сказал он.

Не было способа отказаться, не выказав себя глупой и взбаломошной. С напускным безразличием она заняла место рядом с ним. Куин взял бутылку легкого португальского розе и наполнил сначала ее бокал, а затем свой.

— Перемирие? — предложил он, поднимая бокал.

Раньше Ноэль никогда не замечала в нем такого обезоруживающего мальчишеского обаяния, и теперь обнаружила, что согласно кивает в ответ и поднимает свойбокал.

— За загадочную и прекрасную Дориан Поуп. — Он чокнулся с ней бокалом и отпил.

Ноэль опустила глаза, смущенная.

— Правда, что вы не умеете ездить верхом?

Она пожала плечами.

— У меня не было возможности научиться. — Не давая ему расспрашивать дальше, она перевела разговор подальше от своей персоны. — Расскажите мне о вашем коне. Я никогда подобного не видела.

— Он красавчик, правда? Его вырастили на ферме недалеко от Кейп Кросс. Я купил его жеребенком.

Появилась служанка с дымящимся супницей, полной супа из креветок, разлила по тарелкам и поставила перед ними.

Ноэль погрузила ложку в наваристый суп.

— Я слышала, что моряки печально известны как плохие наездники. Видимо, ваш случай является исключением.

— Это комплимент, кузина?

Услышав поддразнивание в его голосе, Ноэль открыла рот, чтобы дать ему достойный отпор, но он умиротворяющее поднял ладонь.

— Спрячте свои коготки. Я извиняюсь.

Его улыбка была так заразительна, что Ноэль невольно улыбнулась в ответ.

— Я строю корабли, а не плаваю на них. Я получаю удовольствие от их создания — придумывая идеи, которые позволят создать корабли не просто пригодные для плавания, но еще стремительные и плавных очертаний. Я даю кораблю жизнь и спускаю его на воду, чтобы заняться следующим.

Внезапно сконфузившись, Куин замолчал, вертя в пальцах ножку бокала.

Его смущение передалось ей, и она опустила глаза. Ее взгляд упал на его загорелые кисти рук. Они были большими и загрубевшими от работы — совсем не похожие на ухоженные белые руки лондонских денди. На кончиках пальцев виднелись шрамы — там, где инструменты оказывались слишком близко или двигались слишком быстро. Это были руки трудящегося человека, столь же жесткие и неподатливые, как и материалы для строительства кораблей.

Служанка сменила суп на нежное рыбное филе. Взяв вилку, Ноэль с неожиданным замешательством ощутила, насколько это интимный процесс — есть вдвоем. Это чувство усиливалось, пока одно блюдо сменяло другое — салат из омаров, картофель с трюфелями, кнели из фазана^[29]. Их губы раскрывались, чтобы проглотить пищу или немного вина; нож вонзался в мягкие кусочки и вновь оказывался снаружи, пальцы охватывали и сжимали серебряные приборы. Комната была насыщенна светом свечей и их молодым здоровым аппетитом. Странная вялость охватила ее.

Куин жестом велел убрать тарелки. Они молча смотрели, как служанка освобождает стол и устанавливает между ними искусно украшенную вазу с тепличными фруктами. Томкинс внес на серебряном подносе три графина — с кларетом, портвейном и хересом — и расположил их слева от Куина.

— Что-нибудь еще, сэр?

— Нет, Томкинс. Можешь быть свободен.

— Очень хорошо, сэр.

Дворецкий кивнул служанке, и они вместе вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

— Херес?

— Да, пожалуйста.

Янтарная жидкость обладала изысканным вкусом, и Ноэль на секунду задержала ее во рту, смакуя, прежде чем проглотить.

То ли дело было в атмосфере всего вечера, то ли в неосознанной чувственности, с которой она держала вино во рту — Куин не смог бы ответить: он чувствовал нарастающее желание, смотря на нее. Его взгляд опустился в V-образный вырез платья, соблазнительно приоткрывавший округлости ее груди. Их глаза встретились, и Ноэль пришла в себя.

— Я… мне пора идти.

— Снова сбегаете? — спросил он мягко.

— Нет, конечно, нет. Я — я просто устала. Простите.

Она заставила себя неторопясь двинуться к двери, через мраморное фойе, ступенька, еще ступенька…

— Кузина!

Обернувшись, она увидела, что он стоит в дверях столовой.

— Приятного сна.

Хотя вечер был прохладный, ее тело горело, когда она вошла в комнату. Не включая лампу, она скинула одежду и, стоя обнаженной, вынула из волос золотую заколку. Лунный свет струился в окно, серебря ее волосы.

Она изучала свое отражение в зеркале. Ее тело так сильно изменилось! Оно стало более пышным, оформившимся. Это тело женщины — плоть мягкая и упругая на ощупь. Ее глаза задержались на отражении, и она подошла ближе, остановившись возле зеркала. Она ощутила, как волосы струятся по нагой спине, и наклонила голову набок, глядя, как один из локонов упал вперед и свернулся на груди.

Задумчиво подняв руки, она осторожно провела пальцами по коралловым кончикам грудей — туда-сюда, и почувствовала, как по телу побежали мурашки от удовольствия; она замерла, мечтательно закрыв глаза и приоткрыв рот. Тот жар, который она ощутила вечером, нарастал в ней. Между ног возникло напряжение — покалывание, жажда чего-то… Под ее сомкнутыми веками мелькнул образ, лицо — решительное и сильное, с глазами мерцающего черного оникса.

Она отдернула руки от груди, будто нежные вершинки были горящими углями, обжегшими ладони. Желудок скрутило до тошноты от собственной распущенности. Поспешно натянув через голову плотную фланелевую ночную сорочку, охваченная стыдом, она бросилась в узкую кровать.

Следующие несколько дней Ноэль удавалось избегать Куина. Она посетила концерт с Саймоном, чаевничала с Констанс и отклонила брачное предложение богатого молодого виконта с безвольным подбородком и неприятной привычкой громко втягивать воздух сквозь передние зубы. Когда Саймон подхватил насморк и уединился в своей комнате, Ноэль ухватилась за возможность выбраться в Сохо.

И снова ей не удалось вернуться засветло, хотя она бежала большую часть пути. Но она удовлетворенно думала, что в последний раз испытывает судьбу. Опасные странствия закончились.

Прислонившись к стволу дуба на углу дома, она попыталась успокоить дыхание, прежде чем карабкаться в окно своей спальни. Отдыхая, она обдумывала простой план, как посылать детям деньги, не возвращаясь в Сохо самой.

Под покрывалом плюща с другой стороны садовой стены она обнаружила старую каменную урну с разбитым основанием. Та лежала на боку, в глубокой, темной, уединенной нише — идеальное укромное. Со следующей недели Ноэль планировала складывать в эту урну деньги, которые она сможет собрать. Она проинструктировала Барди, чтобы тот присылал за ними кого-нибудь из детей под покровом ночи, а также наказала ему, чтобы ее бумаги также доставили в урну, как только он их получит. Ноэль улыбнулась мыслям о своих драгоценных документах, понимая, что не сможет удержаться от того, чтобы не проверять урну каждый вечер, даже если сейчас еще слишком рано их ожидать.

Когда дыхание восстановилось, она двинулась между дубами к вьюну, которым пользовалась как веревочной лестницей. Хрустнула ветка. Ноэль инстинктивно вжалась спиной в ближайшее дерево и замерла в ожидании; все ее чувства, закаленные во время уличной жизни, обострились, предупреждая, что она не одна в ночном саду.

Она быстро обдумала ситуацию. Ее голова покрыта шалью, темный плащ скрывает изумрудное платье. Возможно, это просто слуга вышел подышать свежим воздухом; при небольшой удаче она останется незамеченной.

Внезапно сад ожил, наполнившись звуками шагов и стремительным движением. Из ниоткуда появилась темная фигура, мелькнувшая в воздухе и толкнувшая ее так сильно, что она упала наземь лицом вниз.

Удар вышиб из нее воздух, и на какой-то момент ее ум отказался работать. Наконец, опираясь на локоть, она смогла оторвать грудь на несколько дюймов от земли и перекатиться набок.

Над ней стоял Куин.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычал он, сверкая глазами.

— Пришла с тобой повидаться, — Ноэль быстро сообразила, что ее единственная надежда — вести себя с ним нагло. — Очень мило, пнуть меня ногой.

Она с трудом поднялась, радуясь, что тени скрывают ее лицо. Затем запоздало добавила:

— А я-то с булкой в печке, не порожняя ведь.

Куин немедленно озаботился и подошел к ней поближе.

— Прости, Высочество, я принял тебя за бродягу.

— Не подходи ближе. — Ноэль подняла руки, не подпуская его. — Я уж тебя знаю и не дамся, чтоб ты еще меня стукнул. Ты ж меня прибьешь вусмерть, или еще какую подлую штуку выкинешь.

Куин выдавил улыбку. Она задиристая особа, готовая схватиться со всем миром.

— Ну хорошо, Высочество. А теперь расскажи, зачем ты пришла.

— Такой бальзам на мою голову, что ты про меня помнишь, — импровизировала она. — Только не подумай, что я приняла на грудь — ни капельки. Держусь подальше от джина, как ты и наказывал. Но Джорджи прочел мне твою писульку, и я решила тебе спасибо сказать. — Она презрительно фыркнула.¬ — Если б знала, что меня тут ждет, не стала б время тратить.

— Как ты меня нашла?

— Да запомнила этот дом с того раза, как ты меня сюда возил.

Куин даже не пытался скрыть недоверие.

— Это же было почти два года назад, Высочество.

— У меня хорошая память, так-то. — Она вздернула свой маленький подбородок удивительно знакомым Куину движением, но он не смог распознать его.

— Я не собиралась подходить к парадному, знаешь ли. Я не тупая. Я собиралась подождать, пока ты выйдешь. В общем, спасибо, что помог. Пошла я.

Она развернулась и направилась к воротам, каждую секунду ожидая, что его крепкая ладонь схватит ее за руку и развернет к нему лицом. Дойдя до аллеи, она с трудом поверила в свою удачу. Он поверил в ее историю! Подобрав юбки, она бросилась бежать, не останавливаясь, пока не достигла площади Нотридж.

Некоторое время Куин стоял в саду, куря одну манильскую сигару за другой. Как и Ноэль, он доверял своим инстинктам. И сейчас инстинкт подсказывал ему, что он радикально заблуждается. Если бы еще ткнул пальцем, в чем именно…

Промерзнув до костей, Ноэль пряталась на задних аллеях Мэйфэйра больше часа. Только после этого она позволила себе проскользнуть обратно в сад и вскарабкаться по вьюну в манящий приют своей спальни.

Глава 20

Полные груди миссис Дебс, экономки Саймона, колыхались как теплый пудинг, когда она торопливо шла по коридору второго этажа, убеждаясь, что дом вычистили к ее удовлетворению. Каждую весну и каждую осень, независимо от обстоятельств, ее вендетта против грязи достигала эпических масштабов. По ее приказу ковры выбивали, окна мыли, в шкафах наводили порядок, а чуланы вычищали. Дом покрывали воском и полировали до блеска. Ни одна паутинка не спаслась, ни одна крупинка пыли не укрылась от ее зоркого глаза.

Когда она миновала дверь Куина, он вышел из своей комнаты, одетый в темно-серый пиджак и брюки.

— Доброе утро, мистер Коупленд.

— Миссис Дебс, — кивнул он.

— Вы будете отсутствовать весь день, сэр? Мы бы хотели заняться сегодня вашей комнатой, если это не доставит вам неудобств.

Прежде чем он успел ответить, пронзительный голос горничной позвал из примыкающего коридора:

— Миссис Дебс! Посмотрите, что я нашла на дне шкафа мисс Поуп прямо за ее туфлями. Что вы думаете…

Завернув за угол и увидев Куина, она резко замолчала.

— Из-извините, сэр.

Девушка присела в реверансе, из-за объемного свертка в ее руках движение получилось неуклюжим.

Куин присмотрелся к грубой темной вещи снаружи узла. Она походила на плащ. В ней было что-то знакомое…Он ощутил напряжение в позвоночнике.

— Я возьму это.

Смущенная горничная уставилась на него, не двинувшись с места.

— Что такое, девочка, ты разве не слышала мистера Коупленда? — поспешно подтолкнула горничную миссис Дебс, хотя и была озадачена не меньше нее.

Девушка быстро передала ему узел.

— Ступай. Тебя работа ждет. Мы приберемся в вашей комнате после обеда, мистер Коупленд, если вас это устроит.

Он рассеяно кивнул, и обе женщины оставили его.

Оказавшись в своей комнате, он положил сверток на кровать. Некоторое время он смотрел на него, его глаза угрожающе прищурились. Затем рывком вытряхнул содержимое на постель. Как он и подозревал, темная ткань сверху оказалась плащом. А остальные предметы, в беспорядке разбросанные перед ним, представляли собой проклятые безмолвные доказательства его чудовищной глупости.

Он увидел платок с комом оранжевых волос, пришитым к его краю, и маленькие керамические аптекарские баночки. Но именно из-за кричащего изумрудно-зеленого сатинового платья с его губ сорвалось проклятье. Обтрепанная черная тесьма на горловине, разорванный шов, шедший по лифу и дальше вниз по переду — это платье неизгладимо отпечаталось в его памяти. Когда он поднял его и стиснул в кулаке, из кармана что-то выпало, с мягким звоном приземлившись возле носка его отполированного ботинка. Это было тонкое золотое обручальное кольцо. Завладевшая им обжигающая ярость как живая смешалась с его кровью.

Дориан Поуп и Высочество, воровка-карманница из Сохо, — одна и та же женщина! Одна и та же коварная маленькая стерва!

Взбешенный, он швырнул платье на пол и начал расхаживать по комнате. Один обман за другим! Ложь за ложью! С того момента, когда он встретил ее на балу, где она позволила ему поверить, что является любовницей Саймона, им манипулировали, словно марионеткой. И его собственный отец был партнером в ее интриге!

После бала обман стал более тонким. Ее груди, прижатые к нему, когда они танцевали. Ее влажное неглиже, так соблазнительно облепившее ее тело. То, как она дразнила его своим поцелуем. Ее волосы, как расплавленный мед под светом от свечей, когда они ужинали. Все это было ложью.

Ярость Куина питала сама себя подобно неконтролируемому пожару в охваченном засухой лесу. Как она, должно быть, смеялась каждый раз, когда распаляла его и исчезала.

Он вспомнил ночь, когда спас ее в переулке в Сохо. Она извергала одно вранье за другим, а он ей поверил. Пожалел ее.

Черт возьми! Он был слепым глупцом! Дориан Поуп играла с ним… Дориан Поуп… Нет, это не верно. Ее зовут иначе. Пьяной ночью, когда он женился на ней, прозвучало другое имя. Оно было французским… Куинн покопался в закоулках памяти. Ноэль. Ноэль Дориан.

Куин посмотрел вниз на обручальное кольцо, оно все еще лежало на полу, где упало, затем поднял его, взяв большим и указательным пальцами. Разглядывая кольцо, он с ослепительной ясностью понял, как отчаянно старалась жена освободиться от него. Тщательно продуманный маскарад. Ловкость, с которой она подвела его к предложению аннулировать их брак. Все это свидетельствовало об ее отчаянии.

И с этим знанием Куин обрел орудие наказания для нее.

Прекрасная Дориан Поуп была его женой. А как его жена, она являлась его собственностью, подвластной ему во всем.

Ее тело было его достоянием, с которым он мог обращаться, как ему заблагорассудится.

Мужчина уронил кольцо в свою ладонь и крепко сжал в кулаке, рот безжалостно скривился. За несколько минут он сложил все, кроме обручального кольца обратно в узел, и, проскользнув в ее спальню, вернул сверток на дно гардероба.

А теперь, пора заявить права на свое…

Мерцающая белая луна наполняла сад тенями, когда Ноэль выскользнула через заднюю дверь. Ужин закончился, Саймон закрылся в библиотеке, и она, наконец, могла тайком сбегать проверить, нет ли в урне записки от Барди. Обернув плечи пейслийской шалью, она поспешила по залитой лунным светом дорожке к воротам, ее тонкие туфельки бесшумно ступали по кирпичам. Проходя мимо группы дубов, девушка вздрогнула, вспомнив случайную встречу с Куином прошлой ночью. В очередной раз удача Ноэль ее не подвела. Если бы только так и оставалось, пока она не получит свои бумаги.

За садовой стеной все было тихо. Она проникла под покров из плюща, руки обхватили холодный камень. Внутри урны лежал сложенный листок бумаги. Пульс зачастил, Ноэль вытащила записку и наклонила к лунному свету.

«Высочество,

Наше дело завершится сегодня. Будь в трактире «Кабанья голова» на Гоф-Сквер в одиннадцать. Моя карета будет тебя ждать.

К.К.К.»

Одиннадцать часов! Было уже хорошо за девять, а до Гоф-Сквер по меньшей мере час ходьбы. Если бы она смогла заглянуть в урну пораньше.

Она поспешила обратно в дом, на мгновение замешкав, чтобы успокоиться, прежде чем постучать в дверь библиотеки.

— Войдите.

Саймон работал за своим столом, по обе стороны от него выросли аккуратные стопки бумаг.

— Я всего лишь хотела пожелать вам спокойной ночи, Саймон.

Он поднял голову и ласково улыбнулся ей.

— Уже идешь спать?

— Я устала. Плохо спала вчера. — Хотя бы это было правдой.

— Ты действительно выглядишь немного бледной. Почему бы тебе не поспать завтра подольше? Я не хочу, чтобы ты заболела.

Ноэль согласилась, а затем, пожелав Саймону спокойного сна, помчалась в свою комнату, отпустила горничную и заперла дверь. Доставая со дна шкафа узел, она нахмурилась. Несколько пар туфель были перевернуты. Должно быть горничные прибирались. Ей следует быть более осторожной и найти другой тайник.

А потом она улыбнулась. После сегодняшней ночи она сможет сжечь эти ненавистные вещи. Ноэль подумала о клятве, воплощенной в изумрудном платье, ее клятве отомстить за себя Куину Коупленду. Сейчас мысль о мести казалась детским капризом. В данную минуту самым важным было освободиться от него. Сегодня время завершать, завтра — время начинать новое.

Острая боль колола в боку Ноэль, когда она достигла Гоф-Сквер несколькими минутами позже одиннадцати. Она нашла трактир в начале переулка выходившего на площадь с ее северной стороны. Вывеска, вырезанная в форме головы кабана с парой клыков, выступающими из рыла, поскрипывала на ржавых крюках, когда ее раскачивал холодный ветер. К ужасу девушки, ожидающего ее экипажа не было.

Она прошлась туда и обратно мимо трактира, гостеприимные звуки, доносившиеся из заведения, заставляли ее испытывать беспокойство. Несмотря на грязь, размазанную по ее лицу, глаза, обведенные сурьмой, и румяна на щеках, она была уверена, что если и дальше останется здесь ждать, к ней пристанет какой-нибудь завсегдатай трактира. Она плотнее запахнула темный плащ, и тут со вздохом облегчения увидела, как рядом остановилась большая черная карета.

Возница посмотрел на нее сверху вниз:

— Эт вы, что ль ждете мистера Коупленда?

Ноэль кивнула и, не давая ему возможности спрыгнуть с его насеста, сама открыла дверцу и поднялась в пустой экипаж. Карета тронулась, выезжая на площадь.

Откинув голову на спинку сиденья, Ноэль отдернула одну из шелковых шторок и незряче уставилась в окошко. От изнеможения у нее болело все тело: она так мало спала прошлой ночью, потом этот ее неистовый бег наперегонки с часами, чтобы успеть сюда к одиннадцати. Если бы только она не была такой уставшей, а более бдительной и собранной перед этой заключительной, наиважнейшей встречей.

До тех пор пока карета не повернула на север, на Тоттнем-Корт-Роуд, Ноэль не встревожилась. Куда они едут? Впервые она задалась вопросом: почему Куин не встретил ее у «Кабаньей головы» сам. Почему он просто не отдал ей документы и не отправился восвояси. Она осознала, что, обнаружив записку, в спешке отбросила привычную осторожность, не остановилась, чтобы обдумать все нюансы послания.

Теперь Ноэль основательно встревожилась. Они пересекли северную границу города, а кучер по-прежнему не снижал темп. Девушка ладонями заколотила в разделявшую их перегородку. Единственным ответом был щелчок кнута и неистовый стук лошадиных копыт по щебеночному большаку.

Заключенная в карете, несущейся сквозь кромешную ночь, Ноэль боролась со своей паникой. Она заставила себя думать рационально. На самом деле, для ее разоблачения не было никаких причин. Если бы Куин разгадал ее личность в саду, он бы никогда ее так легко не отпустил. А с тех пор она его не видела, следовательно, сегодня ничем не могла себя выдать.

На мгновение ее лихорадочные размышления обратились к Саймону. Возможно ли, чтобы он сказал Куину правду? Но Саймон был еще в постели, когда она вернулась из похода за покупками этим утром, а Куин уже покинул дом.

В поисках ключа к разгадке, она мысленно перебрала все, что было сказано между ними с их воссоединения на балу, но казалось, что разумного объяснения происходящему не было. Это пугало ее больше всего.

Потом ей пришло в голову, что он мог намеренно пугать ее. Куин демонстрировал ей, как легко мог бы ее похитить. Это должно быть его способ удостовериться, что она поняла, каковы будут последствия, если она попытается шантажировать его. Ну конечно! Вот в чем дело! Он пытался подстраховаться от воровских привычек Высочества.

Ноэль немного успокоилась, но к тому времени как прошел еще один час, а они все еще не остановились, она почти обезумела. Образ перевернутых туфелек в ее шкафу промелькнул в ее сознании как раз перед тем, как карета, дернувшись, остановилась.

Она подождала звуков широких решительных шагов Куина, но услышала только шаркающую походку кучера, когда он обходил карету чтобы открыть ей дверь. Она на мгновение заколебалась, но одна только мысль о том, чтобы провести еще хоть минуту наедине со своими мучительными раздумьями, была невыносимой.

Проигнорировав протянутую руку кучера, она спрыгнула на землю и огляделась вокруг. Они стояли на обочине пустынной дороги, дрожащие фонари кареты светили слишком тускло, чтобы пронизать густой лес, окружающий их. Похожим на пирамиды пихте и сосне не давали вытянуться вверх облетевшие остовы бука, ольхи и дуба. Обсидиановые колонны их стволов, как первобытные стражи, казалось, охраняли от любого человеческого вторжения.

Ноэль нервно посмотрела на кучера, занимавшегося лошадьми. Ссутулив плечи, тот фальшиво мурлыкал себе под нос, словно звук мог удержать на расстоянии притаившихся в лесу призраков. Ее глаза снова изучили ночной лес. Внезапно она увидела отдаленный зеленовато-желтый свет, как будто зажгли фонарь. В лесу, довольно далеко от дороги среди деревьев кто-то был.

Ноэль повернулась к кучеру:

— Где мистер Коупленд?

— Мне приказали привезти вас сюда.

Выдав эту скудную информацию, он забрался обратно на козлы, уселся поудобнее и надвинул шляпу на глаза.

Впервые Ноэль заметила то, что некогда возможно являлось дорожкой. Узкая и заросшая, она вела приблизительно в направлении света. Похоже, у нее не было другого выбора, кроме как следовать по ней. Она неуверенно вошла в лес, только нож, прикрепленный к ноге, немного успокаивал ее.

Ветка зацепилась за ее платок, и она поспешно затянула его под подбородком потуже, чтобы ее собственные волосы не выбились наружу. Тропа оказалась ненадежной опорой для ног. Девушка споткнулась, оцарапав ладонь при попытке остановить падение. Перед ней пролетела сова, и Ноэль судорожно выдохнула. Она была городским созданием, и ночной лес был для нее так же чужд, как далекая планета.

И все же, она продолжала подгонять себя в направлении света. Свет означал ее документы, ее свободу.

Казалось, прошла вечность, прежде чем она ступила на маленькую полянку. Фонарь, за которым она следовала, качался на ветке чахлого бука. Двигаясь, он отбрасывал причудливые тени на окружавшую пустошь. К дереву был привязан Несущий Смерть, черный как смоль жеребец Куина. Его владелец не показывался.

Подавляя свой страх, Ноэль вышла на середину полянки.

— Добро пожаловать, Высочество. — В жуткой тишине ночи его голос прозвучал низко и зловеще.

Ноэль обернулась в тот момент, когда он сошел с той же тропинки, по которой только что прошла она, словно он сначала зажег фонарь, а затем вернулся обратно, чтобы проследить за ней.

Он подошел к ней одетый во все черное, зажав в белых зубах сигару. Качающийся фонарь отбрасывал тени в виде неровных шрамов на его жесткое, непроницаемое лицо, и дрожь первобытного страха охватила Ноэль. Это был не человек, спасший ее в переулке, и не сотрапезник, очаровавший ее за столом Саймона. Это был незнакомец — безжалостный, непредсказуемый и неумолимый. Когда он заговорил, его губы лишь слегка шевельнулись.

— Простите, не могу предложить вам выпить, у меня джин закончился.

Призывав свою смелость, Ноэль со злостью спросила:

— Чо эт' вы меня вытащили посреди невесть чево?

— Потому что так захотел. А я всегда делаю то, чего мне хочется.

Его рука резко метнулась вперед, как атакующая змея, и вцепилась в ее предплечье, притягивая ее к фонарю. Ноэль сопротивлялась, отворачивая голову от обличающего света.

— Ты маленькая ведьма, не так ли? — Он безжалостно рассмеялся над ее попытками освободиться, затаскивая под фонарь. Схватив ее за подбородок своей жесткой рукой, он непреклонно повернул его к свету. Когда ее лицо оказалось полностью освещенным, он удерживал его неподвижно, сжимая руку вокруг маленького подбородка, словно намеревался раздробить кость. Затем, без предупреждения, отпустил.

С отчаянной отвагой, присущей уцелевшим в катастрофе, Ноэль накинулась на него:

— Ты что, по-твоему, творишь, дьявол тебя раздери?

— Всего лишь хорошенько тебя рассматриваю. Высочество. Так, чтобы я мог тебя запомнить. — Ярко светящиеся искры на кончике его сигары отбрасывали кровавую тень на его жестокий рот.

— Ладно. Повеселился и хватит. А щас отдай мне бумаги.

С подчеркнутой неторопливостью он вынул сложенный лист из внутреннего кармана.

— Это то, чего ты хочешь?

— Да, — выпалила она. Ее рука поспешно потянулась за документом.

— Не так быстро, — предостерег его напряженный рот, когда он отвел бумагу назад, чтобы она не смогла до нее дотянуться. А потом, Ноэль не поверила своим глазам, он вынул сигару изо рта и прикоснулся к уголку драгоценного документа ее горящим кончиком. Крошечные язычки пламени охватили его край.

— Нет! — Это был животный вопль, примитивный и душераздирающий.

Он уронил горящий лист и затем растоптал его в золу носком сапога.

— Нет! — Ноэль набросилась на него, молотя по крепкой груди своими маленькими кулачками. — Почему? — завизжала она.

Он с легкостью, как маленького ребенка, оттолкнул ее от себя.

— Скажем, я передумал.

— Ты что? — она задохнулась от возмущения, зловещий свет фонаря подчеркнул впадины на ее лице, сделав его похожим на череп.

— Я решил, что мы останемся женатыми, Высочество. На некоторое время, во всяком случае.

— Но ты же не хочешь быть женатым на мне, — в отчаянии воскликнула она. — Ты же слишком хорош, для таких как я. Я ж всего-то пропойца-карманница.

— О, я бы не стал тебя так назвать.

Его рука медленно прикоснулась к ее лицу.

«Милостивый Боже, нет», — безмолвно молила она, оцепенев от ужаса.

Его палец неторопливо прошелся по ее бровям, знакомому наклону носа, по щеке. Страх стыл в ее золотых глазах, пока она стояла, замерев под его прикосновением.

— Нет, я совсем бы не так тебя назвал. — Его голос угрожающе усилился. — Я бы назвал тебя ловкой…коварной…жадной…маленькой сучкой!

Одним беспощадным рывком он стянул с ее головы платок. Как растопленный мед, волосы заструились по плечам. Куинн схватил ее за руки и грубо встряхнул. Ее плащ развязался и упал на землю. Снова она обмерла перед ним в изумрудном платье.

Необузданная ярость в его голосе рассекала ночь.

— И как долго, по твоим расчетам, вам с Саймоном удалось бы дурачить меня?

— Я не пыталась дурачить тебя, — всхлипнула она отчаянно, глядя в его глаза напряженные, как у крадущегося зверя.

— Тогда что ты пыталась сделать…Ноэль?

При звуке своего настоящего имени сорвавшегося с его ехидных губ, паника захватила рассудок девушки, и она начала беспощадную борьбу.

За считанные секунды он скрутил ей руки за спиной.

— Ты моя жена, и я требую то, что мне принадлежит. Ты моя собственность!

— Нет! — закричала она, вырвавшись из его хватки и бросившись бежать, волосы развевались за ней плащом.

Взметнув себя в воздух, как леопард в прыжке, Куин схватил ее под коленями, обезножив ее. Оба упали на землю. Он перекатил ее на спину и прижал к земле, коленом раздвигая ей ноги. Затем опытной рукой мужчина проник под юбку ее изумрудно-зеленого платья и приступил к исследованию. Ноэль почувствовала, как его рука поднялась по ее голени, и принялась бить ногами во все стороны. Она боролась как дикий зверек, царапая его плечи и шею ногтями, кусая все, оказавшееся подле рта.

Затем она почувствовала, что его вес перестал давить на ее тело. Куинн медленно поднялся, кровоточащие царапины «украшали» его неровную щеку. Ноэль неподвижно лежала на жесткой земле, задранный подол обнажал ее бедра. Огромный и грозный, он стоял над ней, расставив ноги. Одной рукой мужчина уперся в бок, в другой держал цель своих поисков — нож Ноэль.

— Ты же не надеялась, на самом деле, что я забуду, не так ли? — издевательски насмехался он.

Ноэль с трудом поднялась и встала перед ним. Даже дешевое платье и кричащая косметика не смогла скрыть ее исключительную красоту, и на мгновение он задумался: а не взять ли ее прямо здесь, на поляне?

Грудь Ноэль все еще вздымалась от усилий их борьбы, но она отвела плечи назад и надменно задрала подбородок.

— Что ты собираешься со мной делать?

— А вот это интересный вопрос, миссис Коупленд.

Она вздрогнула, словно он ударил ее.

— Не называй меня так.

— Почему нет? Это твое имя. — Он двинулся на нее и прорычал сквозь сжатые зубы. — Ты моя жена, и я не позволю тебе так легко забыть об этом на этот раз.

С этими словами он подхватил ее и, перекинув через плечо, направился обратно к экипажу. Она заколотила кулаками по его спине, но он не замедлил шагов. Одной рукой ее похититель открыл дверцу кареты, а потом, наклонившись, бесцеремонно сбросил ее внутрь.

— Полагаю, сейчас самое время для нашего длинного, запоздалого медового месяца, ты так не думаешь?

Коротко кивнув кучеру, он отступил назад и проследил за тем, как карета покатилась по дороге. Крики Ноэль, как отброшенные воспоминания, повисли в воздухе под облетевшими деревьями.

Все наконец стихло, Куин вернулся на поляну. Подобрав ее плащ, он вскочил на своего коня и быстрым ударом каблуков послал жеребца вперед, чтобы присоединиться к набирающей скорость карете в ее долгом путешествии на север.

Глава 21

Следующие несколько дней они ехали с такой скоростью, словно сам дьявол наступал им на пятки, останавливаясь только поесть и сменить лошадей и кучера. На процветающем постоялом дворе около Сент-Олбанс Куин распорядился, чтобы его жеребца доставили следом за ними не так быстро, и остаток пути провел с кучером на крыше экипажа. Часто он сам брался за поводья и гнал с такой бешеной скоростью, что несколько возниц дали себе зарок никогда больше не наниматься к американцу. Он редко засыпал и спал не дольше пары часов.

Запертая в карете, Ноэль провела ночь и следующий день, тупо глядя в окно. Она не видела городов, которые они проезжали, не замечала изменения ландшафта. Она видела только лицо Куина, бушующего: "Ты моя жена… Ты принадлежишь мне!"

Когда он открыл дверцу и сунул ей плащ и пакет с едой, она не взглянула на него. Плащ остался лежать там, где его бросили, хотя ее губы посинели от холода; пища осталась нетронутой. Ноэль разрешалось покидать экипаж, когда меняли лошадей, но даже живописная обстановка постоялых дворов не привлекала ее внимания. Разум отказывался думать о будущем. Она не позволяла себе мыслей о цели их путешествия, и о том, что произойдет, когда они до нее доберутся.

На вторую ночь в экипаже ей, наконец, удалось уснуть. На рассвете Ноэль проснулась. Все тело болело от ушибов, но в голове прояснилось. Она проявила невероятную глупость, не сбежав из дома Саймона сразу же после возвращения Куина. Еще глупее было не обратить внимания на разбросанные тапочки. Но бесполезно тратить время, ругая себя. Нужно составить план!

На закате они остановились на постоялом дворе «Роза и корона», развалюхе со сломанными ставнями на окнах. Куин распахнул дверь экипажа. На лице его были видны следы усталости, его портил рубец, оставленный ее ногтями, но глаза были столь же настороженно-ледяными, как обычно.

— Выходи. Мы поужинаем здесь.

— Я не голодна, — фыркнула Ноэль.

Он мгновенно обхватил ее рукой за талию и сдернул на землю. — В следующий раз не спорь со мной.

Входя в трактир, она кипела от негодования. Куин прошел в большую комнату, а Ноэль осталась в тени прихожей, наблюдая за ним. Не привлекая внимания, он уселся в конце одного из поставленных на козлы столов, что тянулись перпендикулярно закопченному очагу.

За исключением старухи, подающей на стол, в комнате были только мужчины — чернорабочие, местные бедные фермеры и группа мужчин, настолько грубых и неопрятных, что невозможно было поверить, будто они могут зарабатывать на жизнь честным трудом.

Ноэль критически осмотрела себя. Затем, как могла, стерла оборкой нижней юбки румяна со щек и поправила прическу, понимая, что, глядя на распущенные волосы и изумрудное платье, выглядывающее из-под плаща, ее едва ли можно принять за респектабельную леди. Тем не менее, это мог быть последний шанс спастись.

Глубоко вздохнув, она встала в дверях, выпрямила спину и, призвав на помощь все свое мастерство перевоплощения, обратилась к присутствующим: — Добрые люди, молю вас о помощи!

Опустив на стол тяжелый поднос с сочным куском баранины, хозяин с подозрением посмотрел на нее. Это был флегматичный человек с ограниченным интеллектом, не выносивший противоречий. По его мнению, вещи всегда должны быть тем, чем они выглядят, и женщина, которая говорит, как леди и выглядит, как богиня, но носит одежду шлюхи, не вписывалась в его схему вещей. Он не смел проявить неуважение, но и не оказал того внимания, которе приберегал для тех немногих представителей знати, что были вынуждены посетить его заведение.

— Что за беда у тебя, девушка?

— Я нахожусь в отчаянном положении. — Краем глаза Ноэль видела наблюдающего за ней Куина. В глазах его застыло изумление.

„Ему недолго осталось смеяться”, — удовлетворенно думала она.

Ноэль беспомощным жестом прижала руку к щеке. — Меня похитили, — воскликнула она дрожащим голосом. — Беспринципный негодяй выкрал меня из родительского дома и хочет скомпрометировать.

Комната наполнилась сочувствующим бормотанием, и Ноэль попыталась закрепить успех.

— Мой отец, зная его ужасную репутацию, отказал ему в просьбе ухаживать за мной. Сейчас этот негодяй хочет взять реванш. — Она позволила слезе скатиться по щеке.

Один из присутствующих, судя по одежде, фермер, поднялся из-за стола и подошел к ней. — У меня есть дочь немногим старше вас. Я бы убил любого, кто так поступил бы с ней.

— Ага! Только сатанинское отродье способно на такой низкий трюк, — добавил другой.

Ноэль кивнула и мизинцем смахнула слезу.

— Подожди! — крикнул трактирщик, недоверчиво глядя на нее. — Я хочу знать, что леди, как ты себя называешь, делает, одетая подобным образом?

Раздалось тихое бормотание и несколько голов согласно закивали. В комнате стало тихо, все ждали ее ответа.

Ноэль почувствовала, что изобретательность подвела ее. Она увидела, как Куин сложил руки на груди и ожидающе поднял темную бровь. В отчаянии она прижала руки к сердцу.

— О, пожалуйста, сударь. Молю вас, не спрашивайте. Объяснение столь унизительно, столь постыдно, что я не вынесу позора, открывшись вам. Достаточно будет сказать, что я едва спасла свою честь. О, если бы только мой дорогой отец был здесь и мог мне помочь! — С этими словами она спрятала лицо в ладонях и начала так душераздирающе всхлипывать, что лишь она одна услышала мягкий смешок, прозвучавший в другом конце комнаты.

Настроение ее защитников стало угрожающим.

— Эй, приятель, не запугивай ее, — бросил обвинение трактирщику мужчина в серой толстовке.

— Ты такой же, как тот подонок, что увез ее, — крикнул другой.

— Ага! Клянусь всем святым, ты жестокий человек, Хадфилд.

Когда дюжина мужчин ревом выразили свое недовольство, хозяин поспешно отступил к кухне.

Ноэль сквозь слезы одарила их улыбкой. — Вы все так добры.

И добавила со всхлипом:

— Никогда не прощу себе, что подвергла вас опасности!

— Что такое? — сказал мужчина в толстовке. Какая опасность может грозить целой комнате взрослых мужчин?

— О сэр, даже в два раза больше людей не выстоят перед моим похитителем. Не хочу никого обидеть, но он обладает невероятным коварством и почти нечеловеческой силой.

Сидящие за столами мужчины заметно ощетинились от такого оскорбления, и группа неопрятных головорезов, до этого сохранявших спокойствие, поднялись как один человек. Ноэль заметила, что Куин больше не улыбается, а разглядывает ее с настороженным уважением. Торжествуя, она сделала последний выпад.

— Как могла я так глупо навлечь на вас гнев этого американца!

Комната словно взорвалась.

— Американец!

— Чертов янки!

— К дьяволу ублюдка!

— Клянусь господом, никто не сможет сказать, что дюжина богобоязненных англичан не справятся с одним жалким америкашкой!

— Покажем ему?

— Когда мы с ним закончим, он не сможет больше похищать невинных юных девушек!

— Да!

— Проучим его!

Группа головорезов двинулась к ней.

— Где этот мерзавец?

При виде жажды крови в их глазах Ноэль заколебалась.

— Я здесь.

Куин единственный в комнате остался сидеть. Он медленно поднялся из-за стола и слегка поклонился ошеломленным защитникам.

В конце концов, от толпы отделился бородач: — Выйдем-ка во двор, янки.

— Я бы с удовольствием, — холодно ответил Куин, — но позвольте мне вначале представиться. Я Куин Коупленд, а эта леди — Ее Высочество, одна из самых знаменитых шлюх Лондона.

Ноэль задохнулась от возмущения.

— Не считай нас идиотами, — выкрикнул один.

— Ага! Нас так запросто не проведешь!

Куин небрежно оперся ногой о скамейку и поднял кружку с элем.

— Я не виню нас за недоверие. Ее Высочество кружит головы мужчинам с восемнадцати лет.

— С восемнадцати? Да она сейчас не намного старше.

Куин торжественно посмотрел на них. — Этой леди тридцать. Поразительно, верно? — Он бесцеремонно ткнул в ее сторону кружкой. — Конечно, по ее телу легче определить возраст, чем по лицу.

Дюжина пар глаз повернулись осмотреть девушку, и Ноэль побледнела от ярости. — Это ложь! — закричала она.

Но мужчины уже не были так уверены: Ноэль видела в их глазах подозрение. Высоко подняв голову, она вскипела: — Вы подлец, сэр. Сначала вы погубили мою младшую сестру, а сейчас губите меня.

— Отлично сказано, Ваше Высочество, но это не сработает, — произнес Куин, растягивая слова. — Эти люди слишком проницательны, их не проведет твоя ложь.

Мужчина в серой толстовке выступил вперед. — Думаю, ты должен позволить нам самим решить. Что ты с ней делаешь здесь?

— Хорошо. Хотя, признаюсь, я бы не хотел обсуждать свою глупость.

Куин швырнул на стол несколько монет. — По кружке эля каждому.

Трактирщик крадучись вышел из кухни и вместе со старухой начал наполнять кружки. С растущим беспокойством Ноэль следила, как Куин вышел к камину и оперся рукой о каминную полку.

— Две ночи назад я был в таверне в Лондоне. Ее Высочество подошла ко мне, и мы договорились о цене. Могу сказать вам, джентльмены, она стоила каждого фартинга. — Он ухмыльнулся взбешенной Ноэль. — Когда на следующий день я собрался в Йорк, мой живот был слишком полон вашим прекрасным английским пивом. Я пригласил ее с собой. Она сказала, что я буду должен ей десять фунтов за это путешествие. Я, как дурак, согласился. Когда мы выехали из Лондона, эта шлюха сказала мне, что десяти фунтов мало, и я должен заплатить больше. Мы спорили до сегодняшнего вечера, когда она поклялась, что я заплачу двадцать пять фунтов, или пожалею, что родился на свет. Двадцать пять фунтов, — пожаловался Куин, отлично зная, что эти мужчины в жизни не видели столько денег сразу. — Что такого может быть между женских ног, что стоит двадцать пять фунтов? Конечно, я отказался, и она выполнила свою угрозу. Так что вы видите, джентльмены, я оказался дураком: позволил женщине играючи обвести меня вокруг пальца.

Ноэль видела, что кое-кто сочувствует ему, но другие все еще сомневались.

Один из фермеров взглянул на нее. — Что вы скажете на это, мисс?

И снова она уронила слезу. — Меня воспитали в любви и заботе, сэр. Я не владею искусством защиты от столь вопиющей лжи.

Мужчина в серой толстовке подошел к ней. — Вы утверждаете, что все еще девственны?

Ноэль тяжело сглотнула. — Да.

— Давайте-ка проверим. Найдите повитуху. Она скажет, действительно ли девушка непорочна. Так мы узнаем, говорит ли она правду.

Ноэль отшатнулась в смятении, когда мужчины одобрили это предложение громким стуком пустых кружек по деревянным столам.

— Не думаю, что это потребуется. Не правда ли, Ваше Высочество? — вкрадчиво произнес Куин.

Ноэль печально покачала головой.

Раздались приглушенные возгласы и ругательства; настроение мужчин стало угрожающим. Слишком многие из них были знакомы с вероломством шлюх, и им не понравилось, что их провели.

Бородач схватил Ноэль за плащ и сдернул его. — Оставь ее нам, Янки. Мы научим ее хорошим манерам!

Страх сжал ее сердце, когда она увидела, что еще несколько сурово выглядящих мужчин приближаются к ней.

— Ага. Когда мы закончим с ней, она станет с большим уважением относиться к мужчинам.

— В следующий раз подумает, прежде чем устраивать свои штучки.

Куин легко рассмеялся и прошел сквозь толпу, остановившись прямо за Ноэль. Одной рукой он обхватил ее, словно стальным обручем; ее плечи были прижаты к его твердой груди.

— Я чувствую искушение воспользоваться вашим предложением, но, честно говоря, я сам еще с ней не рассчитался. — С этими словами он просунул руку за корсаж ее платья и стал ласкать обнаженную грудь.

Ноэль была готова умереть от унижения, когда его большой палец тронул ее сосок, а мужчины подбадривали, с вожделением следя за этим зрелищем. Она пыталась уклониться, но рука на ее талии была непреклонна.

— Так-то лучше, янки.

— Она запоет другим голосом, когда ты опрокинешь ее на спину.

Под грубой унизительной лаской Куина Ноэль крепко зажмурилась. Его резкий смех звенел у нее в ушах. Мужские замечания стали еще вульгарнее, их предложения — непристойнее. Наконец Куин убрал руку и шлепнул ее по заду.

— Если вы извините меня, джентльмены, я чувствую желание закончить то, что начал.

Одобрительные возгласы стали еще скабрезнее. Ноэль почувствовала, что ее плечи снова укутал плащ, и сильные руки направили ее к выходу из комнаты.

Когда ночной воздух коснулся ее лица, Ноэль ощутила перемену в Куине. Он тянул ее по разбитому булыжнику двора со зловещей целеустремленностью. Та легкая насмешливая праздность, которую он демонстрировал в пивной, исчезла.

— Ты, проклятая маленькая идиотка. Из-за твоих глупых фокусов тебя чутьне изнасиловали, а меня — не убили.

Ноэль обернулась, готовая ответить на оскорбление, но выражение свирепой ярости на его лице остановило ее. Губы его побелели от гнева, в углу щеки подрагивал мускул.

— Ты так и не усвоила урок? Ты не отделаешься от меня, пока я с тобой не закончу. — Железными пальцами он схватил ее за плечи и яростно встряхнул. — Еще одна подобная выходка, и клянусь богом, я изобью тебя до полусмерти.

Куин втолкнул ее в экипаж и захлопнул дверь с такой силой, что тот закачался на рессорах. Ноэль услышала, как он взобрался наверх, и карета рванулась вперед так неожиданно, что ее бросило на пол. Пытаясь подняться на сиденье, она изо всех сил вцепилась в ремень, который висел у дверцы.

Они летели сломя голову, и она не сомневалась, что это именно Куин держит вожжи, но никогда еще он не правил так безрассудно: колеса буквально на дюйм огибали глубокие канавы, тянущиеся по краям дороги; на поворотах карета наклонялась так сильно, что она уверилась: Куин убьет их всех. Наконец он снизил темп, не потому, что его заботил ее комфорт, кисло думала Ноэль, а чтобы поберечь лошадей.

Пока эта тюрьма на колесах неуклонно несла ее на север, она начала плакать по-настоящему: сначала от сердитого разочарования из-за срыва побега, и, наконец, от страха перед тем, что ждало ее впереди.

Глава 22

К полудню следующего дня Ноэль решила, что они находятся где-то в северной части Йоркшира. Пушистые облака, словно дымчатые подушки, мчались по открытому всем ветрам небу. Они давно oставили позади главный тракт и сейчас ехали по грязной проселочной дороге, ширины которой едва доставало для кареты. Это был самый безжизненный пейзаж, который Ноэль когда-либо видела: нескончаемо тянущиеся вересковые пустоши и каменистые склоны. Редкие отчаявшиеся деревья цеплялись за продуваемую ветрами почву. Суровая, неприветливая земля, и казалось, что они — единственные ее обитатели.

С неба, затянутого свинцовыми тучами, моросил ледяной дождь, когда карета наконец остановилась. Неспособная больше ни секунды оставаться внутри, Ноэль открыла дверцу и ступила в мир, где воздух был сырым и колющим, и каждый звук поглощали густой серый туман и бескрайняя пустота верещатников, простирающихся перед ней. Тянущиеся полосой унылые холмы, словно кряжистые древние воины, окружали местность. Зазубренные каменные шрамы бороздили подножие склонов, верхние откосы скрывались в тумане.

Сначала Ноэль не заметила маленький коттедж: тот казался частью скалы, серым монолитом возвышающейся за ним. Вьющиеся растения не смягчали его неровный каменный фасад, и деревья не нависали над соломенной крышей. Итак, это была цель их путешествия.

Щелкнул кнут. Ноэль обернулась, только чтобы увидеть, как кучер разворачивает карету и удаляется по той же дороге, по которой они только что приехали. Она осталась одна с Куином.

Не обращая на нее внимания, он поднял свой саквояж и скрылся за дверью коттеджа. Она в неуверенности стояла снаружи, замерзшая и отчаянно несчастная. Порыв сырого ветра с Северного моря захлопал полами ее плаща. Он, словно лезвие ножа, проник сквозь одежду до самой кожи. Неохотно Ноэль приблизилась к коттеджу и зашла внутрь.

К своему ужасу, она обнаружила, что тот состоит из единственной комнаты. Несмотря на непритязательность обстановки, жилище было чисто прибрано и куда уютнее, чем обещал вид снаружи. Дощатый пол застелен плетеными половиками, на полке покоились оловянные тарелки, а еще шкаф, стол из грубо остуганной сосны, несколько удобных кресел и большая кровать под стеганым одеялом.

Куин сгорбился перед очагом, разжигая уголь.

— Закрой дверь, — рявкнул он.

Ноэль сердито пнула ногой, и дверь с грохотом захлопнулась. Куин, казалось, ничего не заметил. Она подошла к одному из трех окон и выглянула. Снаружи было пусто и пугающе.

Муж встал сзади и устало потер подбородок, покрытый темной щетиной.

— Ты ничего не разглядишь, пока не поднимется туман, а этого не случится до утра, а то и дольше. Иногда он висит по несколько дней.

— Несколько дней! — воскликнула Ноэль, понимая, что не сможет отсюда выбраться, пока туман не рассеется. — Но это невозможно!

Куин вздохнул.

— Пожалуй, лучше кое-что прояснить, Высочество. Неважно, поднимется туман сейчас или через неделю, потому что ты все равно никуда не денешься. На тридцать миль вокруг нет ни одной деревни, и единственный человек поблизости — старуха, которая присматривает за этим домом. Ты можешь сбежать в любое время, но, скорее всего, погибнешь на этих пустошах, потому что я не стану гоняться за тобой. Мою лошадь доставят только послезавтра, и кроме того, я чертовски устал. Сейчас делай что хочешь, я иду спать.

Куин стянул сапоги и, не раздеваясь, растянулся на кровати. Через секунду он уже уснул.

Ноэль беспокойно бродила по коттеджу. К своему огорчению, она обнаружила большие запасы провизии, словно Куин планировал остаться надолго. На полке лежал большой плоский круг сыра; за ним виднелись две буханки хлеба, завернутые в чистое белое полотно. А еще нашлись бутылки с вином, корзина яиц, ларь, полный овощей и фруктов, мука, сахар и приправы.

Она опустилась в удобное кресло с подлокотниками и постаралась рассуждать разумно. Куин прав. Пытаться бежать через эту пустыню было бы самоубийством. Возвращаться по дороге, по которой они ехали в карете, столь же глупо, ведь поблизости нет никаких поселений.

А даже если бы и были, никто не станет укрывать жену от законного мужа.

Ее муж. Вид мужчины, спящего на кровати, вызвал в памяти ту давнюю ночь на постоялом дворе, когда он утвердил права на нее. Она помнила ту ужасную боль. Как замужние женщины выдерживают такое зверское насилие ночь за ночью? Сможет ли она пережить это?

Огонь согрел комнату, и Ноэль откинулась в кресле, расстегнув плащ. Она так устала. Если бы она на минутку закрыла глаза, наверное, нашлось бы…

Она проснулась оттого, что в коттедже кто-то шумно двигался. Сквозь приоткрытые веки она увидела Куина, который направлялся к ней, заправляя чистую белую рубашку в желтовато-коричневые брюки. Пустая сидячая ванна перед очагом еще не высохла после его купания. Он посмотрел на нее сверху вниз, застегивая пуговицы.

— Ты голодна?

Вид свежевымытого Куина прогнал ее дремоту, и она кивнула.

— Сколько времени?

— Почти полночь.

Полночь! Она проспала несколько часов! Ноэль с тоской посмотрела на пустую ванну. Она ужасно грязная. Если бы только в этом коттедже можно было уединиться, она бы тоже ополоснулась.

Из кирпичной плиты, возле очага, Куин вытащил чугунок и поставил на стол, накрытый на двоих. Бутылка вина и буханка хлеба ждали посредине.

— Иди есть, — велел он. — Старуха оставила нам тушеного мяса. Завтра, если туман поднимется, я наловлю форели.

Восхитительный запах, исходящий от горшка, привлек Ноэль к столу. Едва она села, Куин наполнил ее бокал темно-красным бургундским. Кушанье оказалось великолепным: крупные куски баранины и овощей в густом соусе.

За едой Ноэль поймала себя на том, что исподтишка изучает Куина. Как отличается он от гурманов, объедающихся на лондонских светских ужинах — с набитым ртом превозносящих достоинства каждого блюда, жадно пьющих вино, стакан за стаканом, запихивающих десерты в переполненные желудки.

Очевидно, что для Куина еда значит мало. Он ел умеренно, а насытившись, отодвинул тарелку и откинулся на стуле, наблюдая за ней.

Ноэль проглотила еще несколько кусочков, но затем аппетит пропал, и она опустила вилку.

— А как же Констанс и Саймон? Они с ума сойдут от тревоги.

— Я оставил записку. Меня не заботит, волнуется Саймон или нет, но я не хочу расстраивать Констанс. Она симпатизирует тебе. Черт меня побери, если я понимаю, почему. — Куин налил себе еще вина и не спеша отхлебнул. — Мне любопытно. Чем ты шантажировала Саймона, чтобы заставить его поддержать твой план? Он боялся только за свои деньги, или ты угрожала рассказать о нашей женитьбе его друзьям?

Ноэль раскрыла рот от изумления.

— Шантажировала Саймона? — задохнулась она. — Вот, что ты придумал?

— Ты же не предлагаешь мне поверить, что это была его идея? — презрительно усмехнулся Куин. — Человека, одержимого стремлением женить сына на женщине самого благородного происхождения?

— Ты же не считаешь, что это моя идея? — воскликнула Ноэль.

— Конечно, твоя.

— Что ж, ты ошибаешся. С самого начала это была затея Саймона.

Куин засмеялся, но в этом горьком смехе не было ни капли веселья.

— Ты маленькая лгунья. Я видел расходные книги Саймона: последние два года он щедро платил тебе.

— Но это не из-за шантажа, — отчаянно возражала Ноэль. — Я получала жалование в качестве хозяйки дома.

— Ты можешь называть это жалованием, если хочешь, Высочество, но весь мир зовет это шантажом. — Он сделал последний глоток вина и презрительно поднялся из-за стола. — Очевидно, что ты хотела вытянуть у Саймона все, что удастся, и исчезнуть. Но я вернулся и испортил твой план, не так ли, Высочество?

Ноэль разъярилась от такой несправедливости, но не видела, как себя защитить. В первый раз она осознала, что он все еще именует ее «Высочество». Словно Дориан Поуп никогда не существовало, и он до сих пор видел в ней только коварную лондонскую воровку, поймавшую его в ловушку. Это пугало ее больше всего остального. Принимая ее за Дориан Поуп, Куин часто был дерзок, но никогда не причинял настоящего вреда. Но этого нельзя было сказать о его стычках с Высочеством.

Ноэль поняла, что он наполняет жестяную ванну перед очагом для нее. Когда Куин добавил ведро горячей воды, поднялся теплый манящий пар.

Собираясь с духом, Ноэль отпила вина.

— Я вполне способна сама налить себе воды для купанья, — заявила она ледяным тоном.

Насмешливо вздернув бровь, Куин отмел ее возражение и возвратился к своему занятию. Закончив, он закурил сигару и развалился в одном из кресел возле ванны, вытянув перед собой длинные ноги. Зажав сигару в углу рта, он лениво расстегнул пуговицы рубашки, и в вырезе показался странный диск, сверкающий серебром среди густой темной растительности на груди.

— Пожалуй, самое время начать наш медовый месяц. Что скажешь, Высочество?

Во рту у нее пересохло, но она не моргнув встретила его взгляд.

— Меня зовут Ноэль.

Он выдохнул тонкую струйку дыма.

— Давай, Ноэль, — презрительно усмехнулся он, — иди сюда и разденься для своего мужа. Тебе нужно вымыться.

— Я не собираюсь мыться перед тобой, Куин.

— Почему нет? Ты уже делала это раньше.

— Да. И у меня остались неприятные воспоминания. — Собрав все свое достоинство, она произнесла: — Я бы предпочла, чтобы ты вышел.

— Уверен, что предпочла бы. А сейчас скидывай платье.

Что-то внутри у Ноэль лопнуло, и она вскочила.

— Я не стану обнажаться перед тобой по твоему приказу. Если хочешь снять с меня это платье, давай, сорви его, как в прошлый раз.

Куин не ответил, и его хладнокровие воспламенило ее еще больше.

— Ну? Давай же! Ты сильнее меня. Я не смогу тебя остановить! Сорви его, как грязный дикарь, ведь ты такой и есть!

От ярости глаза его превратились в черные угли, и он вскочил со стула. Напуганная его бешенным взглядом, Ноэль ухватилась за край стола.

Но Куин не подошел к ней. Вместо этого он повернулся на каблуках и отошел к изножью кровати, гле лежало его аккуратно сложенное пальто.

Ноэль победила! Он отправится на улицу, и она получит необходимое уединение, на котором настаивала. Не смея выказать свое торжество, девушка взяла бокал и отпила, закрыв глаза с тихим вздохом удовлетворения.

А открыв, она уставилась в дуло серебряного пистолета.

Куин легко держал его в руке, направив прямо на нее.

— Похоже, Высочество, мне в конце концов не придется срывать с тебя платье?

Ноэль провела кончиком языка по сухим губам; не отводя взгляда от оружия, медленно поставила бокал.

— Ты… ты ведь на самом деле не станешь… — бормотала она дрожащим голосом.

В ответ прозвучал оглушительный выстрел, и бокал взорвался тысячей бритвенно-острых осколков.

— Немедленно раздевайся!

Его голос был столь же убийственным, как и пистолет в руке, и Ноэль ясно поняла, что проиграла и эту битву. Деревянной походкой она подошла к очагу и, повернувшись спиной к Куину, стала расстегивать пуговицы.

Он поставил ногу на низенький сундучок у изножья кровати и опустил руку с пистолетом на согнутое колено.

— Повернись, чтобы я мог видеть.

Медленно она выполнила его приказ.

Когда Куин увидел ее помертвевшее лицо, у него засосало под ложечкой. Черт ее побери! Почему она заставляет его чувствовать себя кругом неправым?

Он безмолвно проклинал себя за то, что направил на нее оружие, пусть даже пистолет больше не заряжен. Это был дурацкий поступок, и он не должен был так беситься из-за ее насмешек.

Черт побери! Ничего этого не случилось бы, если бы она не лгала ему. Стоит здесь, прижимая нелепое зеленое платье, прикидываясь робкой девственницей, хотя, несомненно, одаривала своей благосклонностью половину лондонских мужчин. Пожалуй, и его отца тоже.

— Заканчивай с этим, — рявкнул Куин, указывая на платье дулом пистолета. Платье наконец упало на пол. — Брось все в огонь.

— Но мне больше нечего надеть.

— Делай как тебе велено. Я не собираюсь повторять.

Пламя поглотило изумрудно-зеленое платье, и коттедж наполнился вонью паленой ткани. Ноэль сняла нижние юбки, и они тоже полетели в огонь. Осталась только сорочка. Волосы свободно свисали на плечи. Девушка распустила шнуровку на горловине и наконец стянула рубашку.

Теперь она стояла перед ним обнаженная.

Куин был со своей первой женщиной в пятнадцать лет, и с того времени знавал их так много, что потерял счет. Но никогда не видел тела столь совершенного, как у нее; тела, которым он так желал бы овладеть.

Ноэль не пыталась прикрыть наготу: опустив руки по бокам, она горделиво подняла голову и встретила его взгляд.

— Могу я сесть в ванну? — спросила она со спокойным достоинством, заставив его устыдиться.

Куин резко кивнул. Он получил желаемое, но не почувствовал вкуса победы. Ноэль скользнула в клубящуюся паром воду, а он сердито бросил пистолет на кровать и, пробормотав проклятие, стремительно вышел из коттеджа, оставив ее купаться в одиночестве.

Ноэль уже спала, когда Куин наконец вернулся из добровольного изгнания, уставший и продрогший. Он зажег маленький огарок свечи и, несмотря на угрюмое настроение, беззлобно усмехнулся при виде пистолета, лежащего на полу, ясно представив себе ее ярость, когда она обнаружила, что оружие не заряжено. Маленькая проказница, наверняка, перевернула коттедж вверх дном, ища боеприпасы, которые он предусмотрительно спрятал в конюшне. Ноэль скорее всего не знала даже основ стрельбы из пистолета, но это для нее не препятствие. Ничто не доставит ей большего удовольствия, чем всадить ему пулю в сердце.

Насупившись, он сел на край кровати и стянул отсыревшие кожаные сапоги. Затем приподнял стеганое одеяло и взглянул на спящую девушку. Хотя ее плечи были обнажены, все остальное было плотно закутано в коричневый шерстяной плед, который она сжимала на груди.

Куин крякнул с досады. Даже во сне его жена пыталась защититься от него, пыталась играть в невинность. Что же она за сука — опасная, обворожительная сука.

Спи спокойно, Высочество, думал он, задувая свечу и ложась рядом с Ноэль. Сегодня вышло по-твоему. Но с этого момента правила устанавливаю я. Если я пожелаю тебя, то возьму. А если нет — что ж, это тоже мое решение. Куин повернулся к жене спиной и уснул.

Когда Ноэль проснулась на следующее утро, коттедж был пуст. Возможно, ее муж так и не вернулся! Она быстро села в постели, но надежды сгорели в весело потрескивающим огне за решеткой очага. Вяло спустив босые ноги с кровати, она встала, все еще закутанная в плед, словно в теплый коричневый кокон. И тут заметила отпечаток головы на соседней подушке.

Ноэль недоверчиво уставилась на эту вмятину. Он провел ночь в ее постели! Отвернувшись от кровати, она подошла к очагу и преклонила колени на плетеный коврик перед успокаивающим пламенем. Опять она была поражена непредсказуемостью мужчины, за которого вышла замуж против своей воли. Когда она бранила его, он угрожал ей насилием; она бросила ему вызов, и он заставил ее обнажиться под дулом пистолета. Но все же не тронул. Каждый раз, когда она теряла самообладание, муж брал над ней верх. Только держась сдержанно и отстраненно, она сможет получить преимущество.

Ноэль задумчиво закусила губу. Если она сумеет обуздать свой темперамент, она сможет — не управлять им, потому что он слишком своевольный, чтобы им управлять, — возможно, ей удастся держать его на расстоянии. Да, это ее единственная надежда. Как рыцарь облачается в доспехи, так и она накинет покров ледяной вежливости.

Внутренний голосок предупредил, что не так-то легко ей будет укротить свой вспыльчивый нрав, но Ноэль не стала слушать и обратила мысли на поиски одежды. В старом ореховом комоде она обнаружила аккуратно сложенное содержимое саквояжа Куина, но больше ничего. Поиски в сундуке в изножье кровати оказались более продотворными. Под одеялами, посыпанными сушеной лавандой, она обнаружила несколько пар чулок, мальчишечью куртку и кепку и фланелевую ночную рубашку, слишком огромную для ее стройной фигуры, но, безусловно, куда более удобную, чем плед, в который она заворачивалась ночью. Там нашлись также две пары небольших темно-желтых бриджей.

Ноэль примерила обе пары. Они сидели как вторая кожа, были удобны, но облегали каждую округлость и впадинку куда откровеннее, чем ей бы хотелось.

Однако, рубашки в укладке не оказалось, и Ноэль пришлось взять одну из рубашек Куина. Если бы он оставил мне сорочку, думала она, натянув мягкую белую рубашку на обнаженную кожу. Несмотря на высокий рост девушки, рубашка доставала почти до колен. Закатав длинные рукава до локтей, она собрала подол вокруг талии и завязала полы узлом спереди.

Ноэль увидела в окно, что туман поднялся и день распогодился. Стремясь изучить окрестности, она быстро умылась и расчесала спутанные волосы. У нее не было булавок для прически, поэтому она спрятала медовые пряди под найденную кепку и взяла темно-коричневую куртку, когда вошел Куин, неся пару форелей.

Углы его рта дрогнули при виде ее наряда. Глаза задержались на бриджах, слишком наглядно выдающих ее женственность.

— Эй, парень, — поддразнил он, — что ты сделал с девкой со змеиным языком, которая была здесь, когда я уходил? Не бери в голову. Лучше мне не знать. Просто буду считать себя счастливцем, что она убралась, а у меня есть крепкий парень вроде тебя, способный выпотрошить форель. — С этими словами он шлепнул рыбу в руки Ноэль и отвернулся, снимая пальто.

Ноэль застыла, кипя от злости, в каждой руке по рыбине, решение сдерживать свою вспыльчивость оказалось забыто. Девка со змеиным языком, неужели!

Первая форель попала Куину в шею, вторая отскочила от плеча.

— Ты что, сучонка! — взревел он, повернувшись и набросившись на нее, как разъяренный бык.

Ноэль почувствовала, как ее подняли в воздух и бросили на стоящую позади кровать. Кепка свалилась, волосы закрыли лицо, ослепив ее. Она еще не успела осознать происходящее, когда Куин перекинул ее через колено и начал больно шлепать открытой ладонью по ягодицам.

Бриджи были плохой защитой. Он наносил удар за ударом по ее нежной попке. Ноэль дико сопротивлялась, выкрикивая все ругательства, которые когда-либо слышала, а также несколько новых, придуманных под влиянием момента. Наконец, чувствуя обжигающую боль в ягодицах, она вонзила зубы в его ногу и укусила изо всех сил.

Злобно взвыв, Куин сбросил ее на кровать и придавил своим весом.

— Так и не усвоила урок, Высочество? — запыхался он. — Боюсь, есть только один способ укротить тебя.

Золотистые глаза Ноэль сверкнули убийственной ненавистью, и он остро ощутил ее груди, ничем не стесненные под тонкой белой тканью его собственной рубашки. Они соблазнительно вжались в его грудь, и он почувствовал, как растет вожделение, подстрекая его наконец осуществить права на жену.

Одним движением Куин распахнул белую рубашку до узла на талии, обнажив вздымающиеся груди.

Ноздри его затрепетали.

С криком ярости Ноэль попыталась вырваться, но он зажал в кулаке прядь ее волос и накрутил на пальцы, обездвижив ее.

— Скотина! — завизжала она. — Ты грязное, похотливое животное! Вонючий…

Куин губами заглушил ее ругательства, но захватил ее рот без всякой нежности. Он длил этот свирепый поцелуй, и только когда его губы и язык были удовлетворены, принялся стаскивать бриджи с брыкающихся ног. Закончив, он потянулся и схватил одну из них, готовый развести эти стройные ноги и открыть ее женскую сущность. В этот момент Куин услышал скулеж, больше звериный, нежели человеческий.

При виде этих глаз, обезумевших от страха, у него в животе все перевернулось от отвращения к себе. Для него это было игрой, но его жена была действительно в ужасе. Инстинктивно он отпустил ее волосы и отпрянул от нее, но Ноэль, казалось, не заметила, что он отодвинулся.

— Пожалуйста, — рыдала она, не обращая внимания на свою наготу. — Я сделаю все, что скажешь. Не насилуй меня. Пожалуйста. — Снова и снова, дико, порой бессвязно, она молила его о пощаде.

Наконец-то его гордая жена унижена, но во рту было кисло от такой победы.

Куин несколько часов бродил по пустоши. Господи, она просто яд! В одну секунду — настоящий огонь — вытаскивает из-под юбки ножи и с легкостью выплевывает ругательства. Затем, как ртуть, становится ледяной девой — прекрасной и отстраненной, безукоризненно чопорной. И наконец, это перепуганное существо, только что упрашивавшее его о пощаде.

Сердито нахмурясь, Куин решил как можно скорее вернуть ее в Лондон. Он доставит ее к порогу Саймона и отправится в Нью-Йорк, как и планировал. Он определенно переоценил ее сексуальный опыт, и нет никакого смысла тратить на нее время, когда мир полон легкой добычи — женщин, жаждущих раздвинуть перед ним ноги — скучно и предсказуемо.

Но он не готов отослать Ноэль. Она вошла в его кровь, и он должен опробовать жену, прежде чем сможет освободиться от нее. Секунду Куин колебался, не вернуться ли в коттедж и не закончить ли начатое. К черту ее мольбы! Он никогда не скрывал, что эгоистичен в отношениях с женщинами, и не видел причины делать исключение для жены. Но он отбросил эту мысль, не из-за того, что она была отвратительна, а больше потому, что это ранило его гордость. С каких пор ему нужно брать женщину силой, чтобы удовлетворить боль в чреслах! Он хотел ощутить, как она дрожит под ним, но не от страха, а от страсти.

Именно тогда Куин решил применить весь шарм, которым был наделен в изобилии, но который редко затруднялся использовать. Соблазнить ее будет забавно. Ноэль придет к нему в постель по собственному страстному желанию. Тогда чары будут разбиты, и он сможет избавиться от нее так же легко, как от всех остальных!

Куин откинул голову назад и рассмеялся, сверкая белыми зубами.

Прикосновение холодного воздуха к обнаженным бедрам вернуло Ноэль к реальности, и она осознала, что осталась одна. Снова Куин пощадил ее, но эта мысль не принесла ей удовлетворения. Она медленно поднялась, заторможенно застегивая немногие сохранившиеся пуговицы на рубашке, вспоминая, как унижалась… умоляла… упросила его сжалиться.

Господи, почему она не смогла перенести насилие молча, сохранив хоть сколько-то достоинства! Какой трусихой она стала, не вынеся того, что бесчисленные прочие женщины терпят от начала времен.

Ноэль посмотрела на свои бриджи, валявшиеся на полу, вывернутые наизнанку, и всем сердцем пожелала, чтобы он не пощадил ее. Так его месть свершилась. Увидев ее сломленной, недостаточно храброй, чтобы вытерпеть его близость, муж окончательно победил.

Она натянула бриджи, поморщившись, когда ткань охватила ноющие ягодицы, и вышла из дома. Взбираясь по пологому склону холма за коттеджем, Ноэль чувствовала себя слишком несчастной, чтобы наслаждаться свободой ходьбы без обременяющих нижних юбок и платья. Добравшись до вершины, она остановилась перевести дыхание и посмотрела вниз. Коттедж казался еще уединеннее сегодня, нежели вчера, хотя бесплодная земля, простертая под редким осенним солнцем, была ужасающе прекрасна. Вдали она разглядела фигуру Куина, шагавшего по черной земле так, словно он здесь хозяин; без сомнения, снова переживает ее унижение, наслаждается ее трусостью.

И тут Ноэль поняла, что должна сделать, если хочет когда-нибудь снова жить в мире с собой, и сердце покрылось коркой льда.

Несмотря на всю решимость, увидев, что Куин вернулся в коттедж, она не сразу смогла заставить себя войти. Он сидел за столом, наслаждаясь форелью, сыгравшей ключевую роль в ее крахе, и вежливо пригласил Ноэль присоединиться.

Она осторожно оглядела твердое деревянное сиденье и скромно отказалась.

— Не голодна? — спросил он невинно, видя, как ее маленькая ручка незаметно потянулась к измученным ягодицам.

Она покачала головой.

— Возможно, позже.

Взяв со стола буханку хлеба, Куин оторвал два ломтя и положил между ними большой кусок рыбы. Затем неожиданно встал из-за стола, приблизился к ней и повел к двери.

— Пойдем.

Ноэль ела сэндвич маленькими кусочками, пока они шли по дороге, которая убегала от коттеджа. Куин непринужденно болтал, словно между ними ничего не произошло, рассказывая ей, как он нашел этот коттедж, и про старуху, присматривающую за домом. Сама того не желая, она слушала, поражаясь, что этот обворожительный мужчина, с которым так интересно общаться, тот же самый человек, который пытался изнасиловать ее.

Доев последний кусок, она увидела впереди озеро, такое маленькое, что можно было легко разглядеть противоположный берег. Оно лежало вровень с пустошью. Его поверхность была серой и гладкой, и отражала темнеющее небо и одинокое изогнутое дерево, растущее у берега.

— Озеро Равенсдейл, — сообщил Куин. — Вон там на краю, в тростнике — гнезда чаек.

— Оно прекрасно. Такое спокойное. Я не знала, что на пустошах бывают озера.

— Их немного. Это одно из самых опасных, потому что очень глубокое, и его не видно, пока не окажешься прямо в воде. Ночью или в тумане озеро совершенно невозможно заметить. В этой воде утонуло много овец. И даже несколько человек.

Ноэль пристально посмотрела на него. Пытался ли он таким образом предостеречь ее от побега? Но лицо его ничего не выражало, и она опустилась на рыхлый дерн.

Подтянув колени к подбородку, она спокойно произнесла:

— Я хочу кое-что тебе сказать. — Каждое слово болезненно срывалось с непослушных губ. — Я решила, что готова сделаться твоей женой. — Вот, она это сказала. Теперь отступать некуда.

Но казалось, Куин ее не услышал. Он только смотрел на безмятежную водную гладь, опираясь локтем на изогнутый ствол дерева, и наблюдал за чайкой, которая покружила над озером и легко опустилась у гнезда.

Наконец он бесстрастно обернулся.

— Что это подразумевает — «сделаться моей женой»?

Черт бы его побрал! Он не хочет облегчить ей дело!

— Это значит, что на этот раз, я готова… выполнить свой долг.

— Готова? Прямо сейчас? — усмехнулся Куин, снова переводя взгляд на озеро.

— Да, — объявила Ноэль, тряхнув медовой гривой. — Я не трусиха, Куин Коупленд, несмотря на то, что случилось сегодня. И намерена это тебе доказать.

Его голос сочился сарказмом.

— Должен ли я быть благодарен за этот акт самопожертвования с твоей стороны? — Он был готов сказать еще что-то, но был прерван звуком мужского голоса, звавшего издалека. — Идем, Высочество. У меня есть сюрприз для тебя.

Какой-то старик выгружал тяжелое седло Куина и еще одно, поменьше, из деревянной повозки, стоявшей около коттеджа. За повозкой были привязаны две лошади — Несущий Смерть, великолепный жеребец Куина, и маленькая гнедая кобыла. Ноэль замерла на месте, уставившись на прекрасное животное. Словно понимая, что ее изучают, кобыла обернулась к Ноэль и оценила ее ответным взглядом теплых, влажных глаз. Затем, удовлетворенная увиденным, она насторожила уши в дружественном приветствии.

Ребенком Ноэль иногда удавалось заработать несколько пенни, стоя на обочине и держа лошадей для джентри, но если не считать этого, ее общение с животными было ограничено крысами и злыми бродячими собаками, которые стаями промышляли в переулках Лондона. Сейчас она безнадежно влюбилась в чудесное животное, стоящее перед ней.

Лошадь мягко заржала, словно нетерпеливо ожидая, когда же Ноэль подойдет ближе. Девушка неуверенно потянулась и провела рукой по теплому шелковистому носу кобылы, очарованная понятливостью и выразительностью больших глаз. Словно в ответ, кобыла легонько подтолкнула Ноэль в плечо.

Она была так захвачена лошадью, что не заметила, как Куин приблизился к ней сзади.

— Похоже, вы подружились.

Ноэль погладила темно-каштановую гриву.

— Как ее зовут?

— Можешь назвать ее как хочешь. Она твоя.

Она вытаращилась на мужа, как громом пораженная.

Куин повернулся отвязать лошадей.

— Не волнуйся. Я не ожидаю благодарности. Моя жена должна уметь ездить верхом.

Ноэль разрывалась между желанием швырнуть ему в лицо непрошенный подарок и пониманием, что не сможет расстаться с этой замечательной лошадью. Повозка загрохотала, отправившись в обратный путь.

Держа в руке поводья обоих живорных, Куин наблюдал, как на лице Ноэль бушуют противоположные чувства.

— Если ты ее не примешь, придется пристрелить. Не найдется другого дурака, готового купить этот мешок костей.

— Пристрелить ее! — задохнулась Ноэль. — Ты ослеп? Она самая прекрасная… — Она осеклась, заметив, что в его глазах прыгают чертики. Ноэль уперла руки в стройные бедра и одарила мужа испепеляющим взглядом.

— Твое чувство юмора не только неуместно, оно ужасает.

— Как скажешь, Высочество, — усмехнулся он. — А сейчас давай устроим лошадей.

Они привели животных в маленькую каменную конюшню за коттеджем, где Куин поставил их в отдельные стойла, рассыпав в каждом по тюку соломы. Он показал, как чистить гнедую, и ушел ухаживать за Несущим Смерть.

Ноэль тревожно прислушивалась, как свирепый жеребец бьет железным копытом по тонкому деревянному перекрытию, разделяющему стойла. Конь, конечно, великолепен, но она не могла представить, как можно войти к нему в стойло в одиночку.

— Засыпь ей овса перед уходом, — велел Куин. — Завтра у тебя будет первый урок верховой езды.

Итак, он собирается учить ее ездить верхом. Она затрепетала от возбуждения при мысли о том, что сядет на эту чудесную кобылу.

— Я буду звать тебя Каштановая Леди, — прошептала она, прижавшись щекой к гладкой шее животного. — И научусь скакать на тебе как ветер.

Сцена тихой домашней жизни встретила Куина, когда он вечером вошел в коттедж, проверив лошадей. Лампы тепло светили, и потрескивающий огонь отбрасывал уютные оранжевые тени. Центром этого умиротворения была Ноэль, прилежно пришивающая пуговицы, которые Куин оторвал утром с ее рубашки. Кончики ее волос, все еще влажные после быстрой ванны, принятой, пока он был в конюшне, вились над скромным вырезом фланелевой ночной рубашки, найденной в рундуке. Ноэль выглядела немногим старше ребенка, с босыми ногами, спрятанными под складками объемистого одеяния, и сосредоточенно нахмуренным лбом.

Только легкая дрожь пальцев выдавала ее смятение. Итак, подумал Куин, она намеревается пройти через это. Он снял пальто и перекинул его через спинку стула.

Закрепив последнюю пуговицу, Ноэль неохотно отложила рубашку и, не глядя Куину в глаза, осушила полупустой бокал вина, стоящий рядом. Это был ее четвертый бокал, и она определенно чувствовала головокружение. Но все же ей нужна вся храбрость, которую может предложить бутылка, если она хочет осуществить свое решение. Вино было молодым и кислым, и девушка вздрогнула, когда оно скользнуло ей в горло. Ища, что бы еще сделать, она обнаружила тарелку, которая покосилась на полке, и поправила ее, едва не сбив соседнюю. Потом Ноэль сложила рубашку, вернула иголку с ниткой в ящик, где она их обнаружила, и расчесала волосы. Когда кожа на голове стала зудеть от расчески, и волосы начали потрескивать, она наконец остановилась и аккуратно заплела их в длинную свободную косу.

Едкий запах сигары Куина заполнил комнату, и Ноэль налила следующий бокал, хотя в голове все плыло и кончики пальцев онемели. Сделав большой глоток, она закрыла глаза в молчаливой пламенной молитве Богу, существование которого она так часто ставила под сомнение в нищете, и которого забыла в процветании. Пожалуйста, — молила она, — дай мне сил пройти через это. Я должна доказать ему и себе, что я не трусиха. Не допусти мне быть снова униженной.

Казалось, что комната накренилась, когда Ноэль усилием воли заставила ноги двигаться к кровати. Она рухнула в постель, заключенная в свой фланелевый кокон. Только не думай об этом, — убеждала она себя. — Не смотри на него. Просто закрой глаза и представь, что ты где-нибудь в другом месте. Ноэль подтянула к подбородку стеганое одеяло и вцепилась пальцами в край, чтобы удержать комнату от вращения.

— Я готова, — смогла произнести она, едва ворочая языком, разбухшим от алкоголя.

Она ожидала чего угодно, только не сардонического хохота с другого конца комнаты.

— Не нужно жертв, Высочество. Я пойду спать на конюшню. Предпочитаю женщин, которые наслаждаются любовью, а не тех, которым необходимо подкрепиться бутылкой вина, чтобы набраться храбрости лечь в постель.

Ноэль безуспешно попыталась приподняться на локте.

— У меня д-достаточно храбрости. Я не нуждаюсь в подкреплении. Сказала же, что выполню свой долг. — Это прозвучало бы вызывающе, не бормочи она так невнятно.

Куин подошел к кровати и посмотрел на Ноэль.

— Твой «долг» меня не интересует. Я не беру не расположенных к тому женщин, но черт меня побери, если я подвергну себя испытанию, проведя эту ночь рядом с тобой.

— Когда это ты стал таким щ-щепетильным?

— Это не имеет ничего общего с щепетильностью. Просто у меня нет склонности к насилию.

— Наша брачная ночь напоминает мне иное.

— Тогда все было по-другому, и тебе это известно.

— Почему же? Потому, что ты считал меня шлюхой? — Огромная слеза, вызванная опьянением, выскользнула из угла ее глаза, когда она вспомнила мать. — Шлюхи тоже люди. У них тоже есть чувства.

— О, ради всего святого! Иди спать. — Он снова натянул пальто и направился к двери. — И больше не заплетай в постель эту чертову косу.

Смутно сознавая, что не в состоянии ясно мыслить, она попыталась подняться со всем возможным достоинством.

— Если тебе не нравится, муж мой, я немедленно ее расплету. — С большим трудом Ноэль спустила ноги с кровати и встала, ощутив тошноту от этого неожиданного движения. — Я сделаю все, что скажешь. Ты мой господин, мой хозяин. Жены должны доставлять мужьям удовольствие и не трусить. — Спотыкаясь, она направилась к нему через комнату, неуклюжими пальцами расплетая косу.

В желудке что-то перевернулось, и Ноэль с ужасом почувствовала, что ее сейчас стошнит. В ту же секунду Куин подхватил ее на руки и вынес наружу. Когда спазмы одолели, он уже держал ее голову над зарослями папоротника. Желудок опорожнился, он внес ее в дом и уложил в постель. Потом ушел.

Некоторое время Ноэль лежала без сна. В обычных обстоятельствах она бы смутилась из-за того, что ее стошнило в присутствии мужа, но зато Куин сам оставил ее в одиночестве. Она предложила ему себя; он отказался. Теперь она сможет жить в мире с собой. Ее веки отяжелели, и она уснула посреди кровати, с закинув руки за голову.

Глава 23

— Поднимайтесь, ваше высочество. Подлая маленькая кобылка не против, чтобы ее объездили, — судя по голосу, Куин был в превосходном настроении. — Натягивай штаны и вперед, за работу.

— Не-е-т, — простонала Ноэль, прикасаясь дрожащей ладонью ко лбу и стараясь прогнать пульсирующую головную боль, напоминавшую о ночной попойке. — Только не сегодня. Может завтра…

— А ну-ка вставай, пока я не выволок тебя из кровати!

Осторожно приоткрыв глаза, — уже это доставило ей немалые мучения — Ноэль посмотрела сквозь щелочки золотистых век и увидела, что Куин стоит рядом с ее постелью.

Он лениво улыбался, но решимость в его взгляде ясно давала понять, что он так и сделает, если она осмелится не повиноваться ему.

С протяжным стоном Ноэль поднялась с кровати и поплелась к своей одежде.

Не снимая ночной сорочки, она натянула бриджи, а потом, улучив момент, когда Куин повернулся к ней спиной и направился к очагу, торопливо скинула облегающую ночнушку и натянула рубашку. Осушив чашку горького кофе, всунутую ей в руку Куином, девушка почувствовала себя чуточку лучше. Только тут она заметила лежащий на столе сверток.

— Что это?

— Открой и посмотри.

Внутри оказалась пара сапог для верховой езды, такого же теплого каштанового оттенка, как и подаренная им вчера кобыла. Ноэль с сожалением погладила мягкую, отлично выделанную кожу.

— Я знаю, ты сделал это с добрыми намерениями, но я не приму от тебя больше никаких подарков.

Если Ноэль рассчитывала, что он будет расстроен ее отказом, ее ожидало разочарование.

— Причем тут добрые намерения? Просто я человек практичный. Или ты собираешься ездить верхом в этих дурацких домашних туфлях? Итак, чтобы через пять минут ты стояла на крыльце. Я пока повожу лошадь по кругу.

Пять минут спустя Ноэль с угрюмым видом стояла перед домом, нарочито выставив напоказ свои новеньки сапоги. Однако ее дурное настроение мигом улетучилось, стоило перед ней появиться лошадке.

Ноэль достала из кармана яблоко.

— Доброе утро, Каштановая Леди. Красавица ты моя.

— Держи яблоко на раскрытой ладони, — велел Куин. — Иначе она может оттяпать вместе с ним пару твоих пальцев.

Ноэль не стала сообщать ему, что такое умное животное, как Каштановая Леди вполне способно отличить яблоки от пальцев.

— В Лондоне, выезжая на Роттен-Роу, ты, безусловно, станешь настаивать на дамском седле, как и все остальные безрассудные столичные дамы, но здесь ты будешь ездить верхом, по-мужски, — заявил Куин, проверяя подпругу и опуская стремена. — Езда в дамском седле — самый простой способ для женщины сломать себе шею. Глупый обычай.

В душе Ноэль радовалась происходящему, но ее вынужденная уступка относительно сапог для верховой езды заставляла ее упорствовать.

— Ни один джентльмен не стал бы рассчитывать, что дама сядет на лошадь, широко расставив ноги.

— Возможно, ты права. Но поскольку я не джентльмен, то рассчитываю, что ты станешь не просто украшать кобылу своей персоной. Пока не сядешь на лошадь верхом, не изведаешь по-настоящему мощь этого животного и не познаешь азарта борьбы.

Он взглянул на нее с оттенком сухой иронии.

— Или ты боишься, что не совладаешь с ней?

Ноэль вызывающе фыркнула.

— Сначала научи меня ездить по-мужски. А потом уж спрашивай: не боюсь ли я.

К полудню, когда Куин наконец закончил урок, она уже уверенно ездила вокруг дома. При этом девушке приходилось по настоянию своего «учителя» выпрямлять спину, втягивать живот и прижимать руки к бокам. Ноэль не преминула указать Куину, что этот церемонный способ верховой езды заметно отличался от его собственной небрежно-сутулой посадки в седле.

— Американцы скачут иначе, — вот все, что он ей ответил. Однако она подозревала, что Куин владеет английской манерой ничуть не хуже, чем завзятые лондонские наездники.

Ноэль заметила, что на время урока натянутость меж ними улетучилась. Куин терпеливо объяснял каждый шаг и охотно отвечал на все вопросы, порожденные ее изобретательным умом. Он был неизменно обходителен, к тому же расточал щедрые похвалы относительно ее хороших манер, и Ноэль, убаюканная его любезностью и наслаждавшаяся одобрением столь требовательного наставника, удивлялась: а не ошиблась ли она на его счет.

Вечером, перед сном, Куин прокручивал в памяти события проведенного вместе дня. Он давным-давно понял, что Ноэль весьма умна, но только сегодня, когда они завтракали у озера, смог выяснить насколько. Это открытие изумило его.

За очень непродолжительное время эта девушка приобрела образование несоизмеримо большее, чем большинство женщин получали за всю жизнь. Ноэль знал только одну женщину с таким же интеллектуальным потенциалом. Несомненно, к замечательному образованию Ноэль приложила свою хорошенькую ручку сама Констанс Пил.

Он нахмурился и завозился на соломе. Ему отчего-то было легче представлять свою жену бессовестной воровкой, нежели красавицей, чей ум мог бы составить честь даже мужчине.

После четырех дней занятий, Куин заявил, что Ноэль вполне готова к долгой прогулке, так что после завтрака они отправились в путь. Ноэль спрятала волосы под кепочку и, не замечая оценивающего взгляда Куина, ловко перекинула стройную ножку через седло. Они ехали вдоль пустоши, через заросли папоротника и можжевельника, время от времени пересекая мелкие ручьи, дно которых было усыпано блестящей галькой. Ноэль, дитя тесных лондонских трущоб, радовалась обширному незаселенному пространству. Она веселилась с самого утра, отчасти радуясь тому, что едет гулять верхом на Каштановой Леди, а отчасти смеясь над байками и анекдотами Куина. Она в очередной раз поймала себя на том, что теряет бдительность и поддается очарованию Куина.

К полудню они добрались до развалин заброшенного монастыря. Спешившись, Ноэль и Куин занялись осмотром груды камней, лет триста назад служившей приютом религиозным противникам Генриха VIII. Их голоса эхом отдавались в пустоте аббатства.

Ноэль не могла оторваться от созерцания остатков стены, изукрашенной полудюжиной безупречных стрельчатых арок, устремленных прямо в небо. Словно поддавшись духу этого места, она стащила кепку и рассеянно тряхнула головой. Едва Куин увидел, как лучи солнца играют в ее медовых волосах, он твердо решил во что бы то ни стало добиться этой женщины. Подойдя к ней сзади, он заметил:

— А тебе не кажется, что тут можно услышать шепот католических священников, умоляющих Господа осудить Анну Болейн на вечные муки?

— Я думаю, они были в любом случае обречены. Ее появление всего лишь ускорило естественный ход событий. Такой спесивец, как Генрих, не смог бы повиноваться никому, даже папе римскому.

Куин смотрел, как легкий ветерок треплет кончики ее волос, когда Ноэль повернулась к нему и спокойнодобавила:

— Но ведь ты все это лучше меня знаешь, не так ли?

Он засмеялся. Сурово сжатые губы несколько смягчились. Он не брился с тех самых пор, как они покинули Лондон, Его щеки покрывала многодневная щетина, отчего Куин куда сильнее, чем обычно, походил на пирата. Она в очередной раз поразилась его яростной красоте.

— Моя бедная принцесса, — нежно сказал он, — ты боишься, что я попытаюсь отрубить твою голову?

В его взгляде плескалась нескрываемая страсть. Он намотал ее шелковистый локон на палец и зажал в руке.

Словно какой-то разряд пробежал от его ладони по ее волосам, проникая в сознание Ноэль. Она оцепенела, не в силах отвести взгляда от лица Куина. А тот поднял руку и собственнически положил ладонь на щеку Ноэль, осторожно поглаживая кончиком мозолистого пальца превосходно очерченную скулу. Его рука медленно поползла вниз, касаясь изящной линии рта, стройной шеи, крохотной родинки у основания шеи — повсюду оставляя обжигающий след; затылок окутало ласковым теплом. Поддавшись приятному возбуждению, Ноэль не сопротивлялась, когда Куин притянул ее к себе и жадно впился губами в ее рот. Она робко приоткрыла уста и позволила его языку проникнуть внутрь. Его возбуждение передалось и ей. Обхватив руками Куина за плечи, Ноэль отдалась на милость его поцелуев.

Он наслаждался медвяным вкусом ее губ и податливой мягкостью прижатого к нему упругого женского тела. Ноэль отвечала страстью на страсть. А потом Куин мягко отстранился от жены и пальцами отвел прядь волос, упавшую на ее точеное лицо.

— Пора возвращаться, — тихо сказал он.

Ноэль смущенно пробормотала:

— Мне… мне хотелось бы проехаться в одиночку.

Куин замялся. Ему не понравилась эта идея. Хотя со временем Ноэль обещала превратиться в неплохую наездницу, опыта у нее пока — кот наплакал. Впрочем, и на коротком поводке ее не удержать, а посему он, невзирая на дурные предчувствия, неохотно согласился.

— Придерживайся береговой линии и возвращайся поскорее. Того и гляди все туманом заволочет.

Ноэль кивнула и взобралась на Каштановую Леди. Невыплаканные слезы застилали ей взор. Слегка ударив каблуками сапожек по бокам кобылы, она пустила ее вскачь и вскоре оставила за спиной монастырь и собственного мужа.

Ноэль не замечала гулкого стука копыт несущейся галопом лошади — она пребывала в полном смятении. Да что же с ней такое?! Она привыкла, что при одной мысли о мужских объятиях ее охватывает ужас, и сжилась с этим чувством. Однако Куину, кажется, по силам убаюкать этот страх и превратить ее кровь в бешено пульсирующий, всепоглощающий огненный поток.

Отчего лишь этот человек способен лишить ее остатков благоразумия? Ведь он настолько жесток и опасен, что все в ней вопило: «Он уничтожит тебя!» Ноэль тщетно искала ответы на мучившие ее вопросы.

Она пришпорила лошадь. Поглощенная своими страданиями, Ноэль не замечала ни внезапного похолодания, ни зловеще помрачневшего неба. Только когда ледяная изморозь окутала ее со всех сторон, Ноэль вскинула голову и вспомнила о предостережении Куина. Слишком поздно вспомнила. Девушка натянула поводья, останавливая лошадь. Ноэль и ее кобыла очутились в непроницаемой вихрящейся серой мгле.

Девушка осмотрелась по сторонам, отчаянно пытаясь сориентироваться. Обрыв вроде бы остался справа? Или она сама того не сознавая направила лошадь в другую сторону? Куда же ей теперь ехать?

Словно чувствуя неуверенность всадницы, Каштановая Леди прижимала уши и нервно переступала на месте. Теплые клубы пара, вырывавшиеся из лошадиных ноздрей, смешивались с клубами тумана.

— Тише, девочка, тише. Давай попробуем вот так.

Они тронулись с места. Ноэль прижалась к шее, пробиравшейся сквозь мглу, лошади. С неба повалила холодная морось. Ноэль пришпорила упиравшуюся кобылу. Дождь тоже не предвещал ничего хорошего, но он, пожалуй, разгонит туман и поможет определить, куда же нужно ехать. Вскоре Ноэль промокла до нитки. От холода у нее зуб на зуб не попадал. Ладони окоченели и с трудом удерживали поводья. Ноэль пыталась шевелить пальцами, чтобы восстановить кровообращение. Она изо всех сил всматривалась в густой непроглядный туман, но едва различала нос Каштановой Леди — куда уж тут увидеть дом.

И тут вдруг ослепительно вспыхнула молния, небеса разверзлись, и на них обрушился проливной дождь. Раскат грома напугал лошадь; она мотнула головой, вырвав поводья из окоченевших пальцев Ноэль. Ноэль лихорадочно схватилась за мокрую гриву и в эту секунду небо прорезала очередная вспышка молнии.

Прежде тихая кобыла в ужасе поднялась на дыбы, вспарывая копытами низвергающиеся с неба потоки воды, а потом бросилась вперед, не обращая внимания на отчаянно цеплявшуюся за ее гриву девушку.

Дождь с силой хлестал Ноэль по щекам. Мокрые волосы били по глазам, пока она тщетно пыталась нашарить поводья. И тут очередной зигзаг молнии озарил пространство вокруг них голубоватым светом — Ноэль увидела, что их занесло на самый берег озера Равенсдейл. И ужаснулась.

Она едва успела набрать воздуха в грудь, когда ее с треском выбросило из седла, и Ноэль полетела в бездонную пучину. Ледяные волны сомкнулись над ее головой. Девушка бешено молотила руками, отчаянно пытаясь определить поверхность воды и вынырнуть. Наконец ей удалось поднять голову, и Ноэль заметила, как прямо перед ней промелькнула лошадь. Девушка из последних сил задергалась, страрясь удержаться на поверхности. Замерзшие пальцы коснулись, было, ноги Каштановой Леди, но тут же соскользнули, когда кобыла оторвалась от нее и инстинктивно поплыла к берегу.

Раз за разом Ноэль всплывала, но неумолимая бездна снова и снова затягивала ее вниз. Руки онемели от холода, но девушка продолжала бороться с кромешной тьмой, пока силы ее не иссякли. И тогда, вынырнув в последний раз на поверхность, она жадно глотнула воздуха, но вместо этого захлебнулась отвратительной водой.

Странная апатия охватила Ноэль, когда воды окончательно сомкнулись над ее головой. Она падала в недра горного озера. Ноэль больше не чувствовала своего тела, она была словно в бреду. Потоки воды подхватили ее волосы, разметав их вокруг ее головы подобно солнечному ореолу. Легкие жгло огнем, тело стало невесомым.

Ноэль смирилась с неминуемым концом.

И тут ей в ребра уткнулось что-то твердое… оно дергало ее… причиняло ей боль… не давало покоя… Тащило ее. Выталкивало наружу. На воздух. Священный, животворящий воздух.

Кто-то вытащил ее на берег и крепко держал, пока Ноэль рвало проглоченной водой.

Потом она потеряла сознание.

Глава 24

Она лежала на животе. Нагая. В тепле и безопасности. Жаркое оранжевое пламя полыхало за сомкнутыми веками. Мало-помалу, постепенно, обволакивающее тепло скрадывало лед из ее тела.

Что-то мягкое, наверное, полотенце, плавно двигалось по обнаженной спине. Верх. Вниз. Вдоль рук, по плечам, и снова вниз вдоль позвоночника, по бокам, лаская гладкие ягодицы, поглаживая длинные, стройные ноги.

Так нежно, так тепло. Ледяной ком внутри начал таять, всем существом она поглощала восхитительные нежные прикосновения и согревалась.

Кто-то горячий обхватил ее за плечи и осторожно повернул лицом вверх. Мягкая ткань прошлась по лицу, шее, добралась до грудной клетки, обвела ее груди, тронула соски, затем переместилась к плоскому животу, едва нажимая. Снова, жаркий сосед прикоснулся к ней, теперь к ее бедрам, разведя ей ноги, чтобы осторожно позаботиться о бедрах, коленях, икрах и каждом пальчике.

Во власти упоительной теплой истомы, она подняла одну руку, затем другую, наслаждаясь их легкостью и послушностью ее желаниям. Она вытянула руки над головой, выгибая спину, как довольная кошка под горячим летним солнышком.

Внезапно ласки прекратились. Она пролепетала что-то бессвязное, не слова, а гортанный тихий протест. Прозвучал тихий смешок, но осторожное обтирание не возобновилось, только теплое дыхание, раздразнившее соски до твердости, и горячая плоть, трущаяся о ее впалый живот, задевающая волоски на границе ее женственности.

Вдруг все закончилось.

Она снова застонала, выгибая спину, ища жаркое тело, протестуя…

Приглушенный хохоток. Одеяло поползло вверх по ее наготе.

— О, нет, не так. Высочество. Сначала открой глаза. Я хочу, чтобы ты бодрствовала, когда я занимаюсь с тобой любовью.

Его рука скользнула позади обнажённых плеч, приподнимая ее. Обжигающая жидкость выплеснулась на губы, на язык. Она закашлялась, когда расплавленный напиток попал в горло. Он опустил ее голову обратно на подушку, и ее глаза открылись.

Лежа подле нее, Куин оперся на руку, его неприкрытый торс отливал бронзой в свете от очага. Полотенце, которым он обтирал ее, валялось рядом. Он медленно отпил оставшийся коньяк, и посмотрел на нее сверху вниз, с ленивой улыбкой, скрывающейся в уголках подвижного рта.

— С возвращением.

Ноэль повернула голову и огляделась вокруг. Они лежали на мягком тюфяке перед очагом. Куин был обнажен, только его бедра прикрыты одеялом. Воспоминания нахлынули на нее: туман, гроза, озеро, ее отчаянная попытка ухватиться за лошадиную ногу, упущенная кобыла…

— Каштановая Леди цела? — озаботилась она.

— Чертовски целее, чем ты. Эта проклятая кляча чуть не убила тебя. Я тоже сглупил. Никогда не позволю тебе шляться одной. Он передвинулся, и странный серебряный диск, который он носил, отразил пламя. — Я пытался следовать за тобой, но потерял в тумане. Я знал, что ты поскакала в сторону озера. Просто удача, что я оказался там вовремя.

— Я сама виновата. Ты предупреждал, но я не обращала внимания, куда направляюсь. А затем буря напугала Каштановую Леди, и она понесла.

Куин заметил, что Ноэль задрожала.

— Вот, глотни еще коньяка.

Он снова помог ей приподняться. Когда он наклонил бокал у ее губ, немного жидкости стекло на щеку. Она отхлебнула, и он вновь уложил ее, наслаждаясь игрой света от очага на ее волосах. Маленькая янтарная капелька затаилась в уголке ее влажного рта. Медленно Куин наклонил голову и поглотил ее поцелуем.

Почти сразу он почувствовал, что Ноэль оцепенела под ним. Он отступил, прижав палец к ее губам, прежде чем она смогла запротестовать.

— Твое время истекло, Высочество, — сказал он хрипло. — Сейчас я займусь с тобой любовью.

Ее золотистые глаза заблестели от страха, и он заметил, как ее пальцы судорожно стиснули край одеяла, едва она осознала, что обнажена и абсолютно беззащитна перед ним.

Ее глаза метнулись к бутылке с коньяком в нескольких футах от нее.

— Нет, не в этот раз. Этой ночью в этой кровати останемся только мы вдвоем. Мужчина и женщина, жаждущие друг друга.

— Нет. — Пролепетала она. — Я…Я не хочу тебя.

С огненными бликами, танцующими в его глазах, он высвободил одеяло из ее сжатого кулачка и стянул к ногам. Затем коснулся ее лица и начал легонько разглаживать напряженные черты. Рот следовал за пальцами и наконец с нежной настойчивостью он вынудил ее раскрыть губы.

Ноэль вдохнула мужественный аромат, пригубила вкус бренди на его языке, щекой ощутила колкость щетины. Она было возмутилась своей наготой и вторжением в ее рот, но сладость этой атаки лишила ее слов.

Затем его рот начал путешествие от ее губ к изгибу плеча. Рука подкралась к обнаженной груди, обводя восхитительные окружности вокруг коралловой ареолы и слегка потеребив крохотный бугорок на вершинке.

Она застонала от ощущений, порожденных его прикосновениями, и услышала приглушенный возглас, низкий и гортанный. Он приподнял голову, пристально заглянул в ее глаза, суля и предвкушая. А потом его рот накрыл нежный розовый бутон, лизнул и сильно засосал, и принялся дразнить напрягшиеся вершинки по очереди, одну за другой, без устали и без пощады, пока ее голова металась из стороны в сторону по подушке.

И снова сдавленный крик, глухой и торжествующий. Был ли это смех? Страсть?

Куин еще раз властно поцеловал ее. Его рука двинулась по ее телу, ероша шелковистые волоски, теперь не останавливаясь, касаясь самых укромных уголков. Не пришлось раздвигать уже разведенные ноги.

Его тело накрыло ее, и она приняла его вес, предательские руки вцепились в могучие плечи. Ноэль пылала, ожидая, томясь, вожделея, пока его вздыбленное естество терлось у входа в сокровенные глубины.

— Открой глаза, — скомандовал он голосом неожиданно резким и хриплым. — Я хочу видеть тебя, когда возьму.

Боясь, что он остановиться, если она не подчинится, она, подчиняясь приказу, распахнула глаза и сцепилась с ним взглядом. Она возненавидела его, разглядев нескрываемое торжество. А еще больше себя — за повиновение. Он не занимался с ней любовью, а подчинял ее. Это был его реванш. Хладнокровно рассчитанное обольщение.

Он грубо расхохотался.

— Я же говорил тебе, что предъявлю права на свою собственность. — А затем он наполнил её.

— Нет! — завопила она, желая продолжить борьбу.

Но было уже слишком поздно. Он размеренно и неотвратимо двигался в ней. Наблюдая за ней. Погружаясь в нее своими глазами и своей мужественностью. Она почувствовала, что тело выгибается, помимо ее воли. Она устремилась. К чему? К боли. К облегчению. К удовольствию. К чему-то. Сладостному, блаженному.

Нарастающая страсть захватила ее и повлекла к взрыву, к позорному удовлетворению. Она едва заметила его содрогание, когда он наконец позволил себе жарко пролиться, освобождаясь.

Намного позднее он перенес ее с лежбища возле очага на кровать и уснул рядом. Ноэль лежала, бодрствуя, пристыженная безудержным откликом своего тела на ласки мужчины, которого она ненавидит. Неотступные страхи по поводу ее собственной натуры, которую она жестко подавляла, принесли неприглядные, горькие плоды.

Куин вынудил признать свое полное господство над ее телом. Он был опасен на самом примитивном уровне, и она ненавидела его за это. И с еще большим прискорбием она презирала свое здоровое тело.

На следующее утро, выбираясь из постели, она осторожничала, чтобы не дотронуться до мужа, зная теперь, что малейшее соприкосновение кожи с кожей может разжечь огонь, над которым она не властна. Она умылась и быстро оделась, бесстрастно изучая распростертую фигуру все это время. Он спал захватнически, как и жил, вытянув руку на то место, где прежде она лежала, разбросав длинное тело по диагонали, чтобы ступни не свисали, обхватывая кровать, присваивая ее полностью, как и все остальное.

— Ноэль? — мускулистое предплечье прикрывало его глаза от сумрачного утреннего света.

Она не отозвалась, ожесточенно натягивая ботинки.

— Высочество, скидывай эту чертову одежду и возвращайся в постель.

— Не можешь слова сказать без сквернословия? — усмехнулась она. — Понимаю, ты был лишен преимуществ британского образования, но это совсем не оправдывает твой ограниченный словарный запас.

Что-то вроде фырканья донеслось из скомканной постели.

— Слишком много болтаешь. Иди сюда.

— Чтобы ты смог терзать меня снова? Нет, благодарю.

Он приподнялся на одной руке, одеяло упало непристойно низко, до талии.

— Теперь оказалось, я тебя «терзал», не так ли? Не припомню, чтобы пришлось насильно раздвигать тебе ноги.

Она вздрогнула от его пошлости, но сохранила голос спокойным и холодным.

— Нет, не пришлось. И я никогда не прощу себя за это.

Он раздраженно вздохнул.

— Ради Бога, Ноэль, ты — здоровая женщина. Получила удовольствие, кувыркаясь в постели. Здесь нет ничего дурного. Я занимался с тобой любовью, и ты отзывалась.

— Нет, — выплюнула она. — Ты не любовью занимался, а подчинял меня. Заставлял признать твое превосходство. Так вот, я не признаю!

Его смех был тихим и злым.

— Да ведь ты — маленькая ханжа! Раскаиваешься, что пришлось по вкусу, так что ли? — Он скатился с кровати, схватил отброшенное полотенце и обернул вокруг бедер, подходя к ней. — Ты бы предпочла, чтобы я тебя изнасиловал. Тогда ты считала бы себя жертвой.

— Я и есть жертва! Ты не оставил мне выбора.

— Ты хотела этого. Я ясно видел, что ты выбрала.

— Нет! — воскликнула она. — Я не могла… Это всё ты! Ты …

— Я заставил тебя желать этого? Ну, хорошо, пусть так, — протянул он.

— Нет ничего хорошего в том, что ты сделал со мной.

Куин мгновение изучал ее, а затем равнодушно пожал плечами.

— Будь по-твоему, — он, не спеша, подошел к комоду и вынул чистую рубашку. — Я должен вернуться в Лондон. Поеду сегодня, не хочу, чтобы ты меня задерживала. Карета за тобой прибудет завтра.

Ноэль не поверила его словам.

— Это все часть твоей системы, не так ли? Получаешь от женщины, что хочешь, и затем отбрасываешь. — Она кинулась к нему и схватила за руку, впившись пальцами в жесткие мышцы. — Ну, на этот раз все иначе, потому что я ничего так не желаю, как оказаться покинутой тобой!

Он смахнул цепляющиеся пальцы, глаза наполнились издевкой.

— На твоём месте, я бы на это не рассчитывал.

— Будь ты проклят! — бушевала Ноэль. — Что ты от меня хочешь?

— Все еще никак не поймешь, да? Ты моя, и я не разбрасываюсь тем, что имею, кроме как на моих условиях.

Ее лицо ожесточилось.

— За прошедших несколько дней я решила, что была несправедлива к тебе. Но сейчас убедилась, какой глупой я оказалась. — Она выбежала из коттеджа, прежде чем он смог заметить ее слезы.

Куин уставился на открытую дверь.

— Может быть, это я глупец, — сказал он тихо.

Когда Ноэль вернулась в дом, мужа уже не было. Остаток дня Ноэль скакала на крепкой спине Каштановой Леди, превозмогая гнев. С безрассудной импульсивностью она металась по пустоши, пытаясь забыть свою боль.

В конце дня начался дождь, и она поспешила вернуться, не рискуя быть опять застигнутой грозой на торфяниках. В коттедже было тепло и сухо, но ничего, чтобы развлечься: ни книг, ни пера с чернилами. Ничего, чтобы могло отвлечь Ноэль от мучительных воспоминаний о Куине, который привел ее в исступленный восторг, неведомый ей никогда прежде, глумясь над ней.

В янтарном свете единственной свечи она опустилась на кровать, положила голову на руки и заплакала.

Громкий стук в дверь разбудил ее, окоченевшая, она выбралась из кровати, с удивлением обнаружив, что комната залита солнечным светом. Стук повторился. Она доковыляла до двери, приглаживая рукой растрепанные волосы.

Экипаж, обещанный Куином, ожидал снаружи, головы упряжных лошадей были неразличимы, окутанные облачным паром их горячего дыхания в холодном воздухе. На пороге стояла сухопарая средних лет женщина, чьи острые черты явственно выказывали крайнее любопытство.

— Миссис Коупленд? — осведомилась она невозмутимо, несмотря на странное одеяние Ноэль.

— Да.

— Ах, превосходно. Мы нашли вас без затруднений. Она оттеснила Ноэль в коттедж и разместила на столе небольшой саквояж и несколько одежных коробок. — Я Эдвина Типтон. Ваш муж, любезный мистер Коупленд, был мне представлен нашим приходским священником и попросил сопроводить вас в Лондон.

— О?

— Он поручил заверить вас, что вашу лошадь доставит грум. До чего обаятельный мужчина! — щебетала она, не обращая внимания на огонь в глазах Ноэль. — Клянусь, что вы, конечно же, удачливейшая из женщин, имея такого мужа, благословенного не только привлекательной наружностью, но и сострадательной натурой.

— Прошу вас, просветите меня, мисс Типтон, — холодно произнесла Ноэль, — как вы смогли распознать сострадательную натуру моего мужа?

Женщина выглядела поражённой.

— Ну, когда он поведал о вашем состоянии, конечно же. Дорогой мистер Коупленд счел необходимым довериться мне. Он всячески заверил, что ваши припадки временные, и ни при каких обстоятельствах я не поощрю вашу неуравновешенность.

— Припадки! — фыркнула возмущенная Ноэль. — Да ведь этот подлый…

— Сейчас, сейчас, миссис Коупленд. Вы не должны расстраиваться. — Она сняла крышку с одной из коробок на столе. — Только взгляните, что я привезла вам. У нас есть превосходная портниха, из Лондона, разумеется. Дорогой мистер Коупленд приобрел эту одежду, чтобы заменить ту, которую вы уничтожили во время одного из ваших маленьких… недомоганий. — Она, казалось, не слышала приглушённого рычания Ноэль, открывая одну коробку за другой, извлекая шляпку, обувь, два платья и даже шпильки. — Неудачно, конечно, что ваше приданное было брошено в огонь, но зачастую неприятнейшая сторона супружества становится причиной несколько странного поведения деликатно воспитанной невесты.

Как раз в этот момент, мисс Типтон извлекла предмет нижнего белья настолько интимный, что даже она побледнела. Она отбросила это, как если бы само прикосновение к чему-то, столь обольстительному, могло скомпрометировать ее.

Впервые за весь день Ноэль улыбнулась и озорно прокомментировала.

— Как вы легко можете увидеть, мой муж отличается животными потребностями.

Но мисс Типтон не так-то легко было обескуражить.

— Глупости, моя дорогая! Ваш муж замечательный человек, который заботится о вас. Я заварю немного чая, пока вы одеваетесь, а затем мы можем отправляться. Я знаю, что ваше заветнейшее желание, как можно скорее воссоединиться с милым мистером Коуплендом.

— Мое самое заветное желание, мисс Типтон, чтобы душа замечательного мистера Коупленда гнила в аду.

Помимо мимолетного сочувствующего взгляда, компаньонка Ноэль никак не отреагировала на ее высказывание и продолжила бойко чирикать, практически не замолкая на всем долгом пути в Лондон. Когда городские предместья наконец показались в поле зрения, Ноэль выдохнула беззвучную благодарственную молитву, чувствуя, что еще один день послушав про «дорогого мистера Коупленда», она бы кинулась через экипаж и придушила попутчицу.

Глава 25

Саймон добрался до Нортридж Сквер сильно уставшим. Он несколько дней был в отъезде, расследуя слух, что Королевский флот готовит к спуску на воду три новых фрегата. Неудачная поездка усугублялась беспокойством о Ноэль. Коротенькое сообщение от Куина, доставленное посыльным в то утро, когда сын и невестка исчезли почти три недели назад, содержало слишком мало, чтобы развеять его опасения. Саймон слишком хорошо знал своего сына, чтобы питать какие-то иллюзии относительно того, как Куин отреагирует на обман.

Путешествие, из которого он возвращался, пришлось на неудачное время. Слишком много одиноких часов в экипаже в компании только собственных мыслей, и Саймону не особо понравилось то, что он надумал о себе.

— Добрый вечер, сэр, — приветствовал Томкинс, открывая парадную дверь для своего работодателя. — Надеюсь, поездка была приятной.

— Чертовски отвратительная, на самом деле. Есть ли известия от моего сына?

— Да, сэр. Мистер Коупленд вернулся два дня назад.

— Вернулся, в самом деле? Хотел бы увидеть его прямо сейчас.

— Конечно сэр. Он в гостиной.

Саймон отдал шляпу и пальто Томкинсу и отправился на поиски сына. Когда дверь открылась, Куин лениво поднял взгляд от вечерней почты, которую читал.

— С возвращением, Саймон.

— Где Ноэль?

— Даже не скажешь «привет»?

— Она наверху?

Куин сложил газету.

— Она не здесь.

— Черт побери, Куин! Не играй со мной. Если ты обидел ее…

— То что? Не забывай, она моя жена, Саймон. Благодаря тебе я могу делать с ней все, что пожелаю.

Со вздохом Саймон рухнул в кресло возле окна.

— Тебе ведь это не нравится, не так ли? — насмехался Куин. — Ты все время к этому стремился, но теперь, когда добился победы, она для тебя уже не так много значит? — Он поднял стакан бренди со столика возле своего кресла и медленно покрутил. Когда он заговорил, слова были грубыми и обвиняющими. — С чего бы это, Саймон? Может потому, что твои чувства по отношению к жене сына вовсе не отеческие? Это на самом деле было обманом, когда вы оба позволяли мне думать, что она твоя любовница, или ты спал с ней все это время?

— Ты ублюдок! — воскликнул Саймон, подскочив из кресла. — Ты должен знать ответ лучше кого бы то ни было. После того, как ты обошелся с ней в брачную ночь, она с трудом могла выдерживать присутствие мужчины в одной комнате с ней, не говоря уж о прикосновениях.

— Но держу пари, что ты пытался, ведь правда? — заявил Куин, сам не зная, была ли горечь в его голосе направлена на себя или на отца.

— Нет Куин, не пытался.

Оба мужчины молчали несколько минут, затем Куин сказал.

— Боюсь, я несправедливо обошелся с Ноэль. Слишком быстро обвинил во всей интриге. Теперь понимаю, что ей не пришлось прилагать больших усилий, чтобы убедить тебя поддержать ее планы.

— Это я убеждал, а не она. Это был мой замысел. Ни Ноэль, ни Констанс не хотели участвовать.

Куин скептически рассмеялся.

— Насчет Констанс я поверю. Но бесполезно пытаться выгораживать Ноэль. Я слишком хорошо знаю ее расчетливую натуру.

— Начинаю понимать, что ты не знаешь ее вовсе. Вопреки прежнему образу жизни, Ноэль была чувствительной молодой девушкой, когда ты ее нашел, и такой и остается.

— Избавь меня от лекций, Саймон, и плесни себе коньяка. Нам нужно обсудить еще кое-что.

— Сначала скажи мне, что с Ноэль все в порядке.

— Ради Бога! Ты ведешь себя, как если бы я убил ее! В данный момент она на обратном пути из Йоркшира. Должна прибыть завтра.

Саймон наполнил бокал и сел.

— Способны ли вы вдвоем приспособиться к обстоятельствам?

— Это не твое дело, — отрезал Куин.

Саймон отвел взгляд.

— О чем еще ты хотел поговорить? Я устал. И хочу лечь спать.

— Это не займет много времени, — намек на улыбку коснулся губ Куина. — Мое мнение относительно возвращения в «Коупленд и Пэйл» изменилось.

— Ты серьезно?

— Да, если ты примешь мои условия.

Саймон теперь понимал сына слишком хорошо и осознавал важность продуманных осторожных действий.

— Уверен, что представил тебе соглашение несколько недель назад. То предложение все еще в силе.

— Оно не достаточно заманчивое, — усмехнулся Куин. — Если ты хочешь, чтобы я вернулся, то должен уступить больше.

— Прекрати играть со мной в кошки-мышки! Скажи конкретно, что тебе нужно!

Куин подошел к маленькой конторке в углу комнаты и извлек пачку бумаг.

— Все в этом договоре.

Он терпеливо ждал, пока Саймон просматривал документ. Когда он закончил чтение, его губы гневно сжались.

— Ты спятил! Ты знаешь, что я никогда не соглашусь с двумя из этих условий.

— С которыми, Саймон? Здесь целый ряд пунктов.

— Ты отлично понимаешь, про какие из них я говорю. О предоставлении тебе равноправного партнерства и полного контроля над мысом Кросс.

— Будь по твоему, Саймон. Я отзываю свое предложение. Либо все, либо ничего. — Куин встал и повернулся к двери.

— Сядь, — прошипел Саймон. — По крайне мере позволь мне объясниться!

Куин с минуту смотрел на Саймона, а затем, пожав плечами, опустился обратно в кресло.

— С твой стороны преждевременно рассчитывать на паритетное сотрудничество с Констанс и со мной, — настаивал Саймон, изо всех сил стараясь не повысить голос. — В конечном счете, конечно, я планировал сделать тебя партнером, но никак не сейчас.

— Похоже, единственный для меня способ получить равную долю в деле — наследовать по твоему завещанию. Ты здоровый человек, Саймон, и я не намерен сидеть без дела, дожидаясь твоей смерти. — Куин откинулся на спинку кресла, холодно разглядывая отца. — Но ведь не это ты не можешь переварить? Дело в контроле над мысом Кросс.

— Я построил эту верфь из ничего. На ровном месте! — кулак Саймона обрушился на столик поблизости. — Сейчас это одно из лучших предприятий в мире. Я уже предложил тебе управлять им. Этого вполне достаточно.

— Саймон, верфь не сможет функционировать, если распоряжаться будем мы оба, — Всякая издевка улетучилась из голоса Куина. — Ты хороший бизнесмен, я не претендую на равенство в этой области. Но теперь ты должен уступить и позволить мне строить наши суда по моим задумкам. В следующие двадцать лет торговля с Китаем станет более важной, чем можно было предвидеть, но самые богатые призы достанутся самым быстрым кораблям. Мы должны быть готовы.

— Даже решись я принять твое предложение, то не смог бы. Ты забываешь, что у меня есть партнер.

Ответ Куина явился местью за роль, которую Саймон сыграл в тайном сговоре с Ноэль.

— Констанс уже подписала.

Рука Саймона дрожала, когда он пролистывал страницы до конца документа. Там прекрасным каллиграфическим почерком было выведено «Констанс Пэйл».

Оба мужчины молчали. Наконец Саймон устало потер глаза кончиками пальцев. Он устал от борьбы, от попыток по-своему направить ход событий. Теперь Куин платит ему той же монетой.

Саймон, не спеша, допил коньяк. Куин достоин своей мести: он заслужил триумф. Саймон поднялся из кресла и взял контракт со стола. Недрогнувшей рукой он макнул перо в чернильницу и ровно подписался следом за автографом Констанс. Он передал документ сыну.

— Не недооценивай себя. По-видимому, в тебе больше деловой хватки, чем кто-либо из нас предполагал.

— Я играл краплеными картами, Саймоном, и мы оба знаем это.

После того, как Куин ушел, Саймон сидел в гостиной, слишком опустошенный, чтобы двигаться. Когда он наконец достал часы из кармана, то увидел, что почти десять. Медленно он встал и поплелся в спальню, его рука устало волочилась следом по перилам. Он разозлился, когда дверной молоток подал голос. Кто смеет являться так поздно?

Ее красота как всегда застигла его врасплох.

— Ноэль!

— Здравствуйте, Саймон.

Она выглядела дорого, облаченная в коричневый и кремовый бархат. Спенсер^[30] теплого кофейного цвета. Жакет был по моде короток, покрывая только лиф ее платья. Шею и запястья нежно обрамляла бежевая норка. Элегантный бархатный ток^[31] в коричневую и бежевую клетку, соблазнительно сдвинутый на тонко очерченную бровь, сочетался с юбкой дорожного платья.

Ноэль уверенно прошла мимо Саймона, изящная осанка помогла скрыть тревогу от столь скорой встречи со свекром. У нее был счетец к нему, но Ноэль надеялась отложить разборку, пока не отдохнет.

Кучер появился в дверях и внес ее чемодан в вестибюль.

— Еще что-нибудь, мадам?

— Пожалуйста, проследите, чтобы моя компаньонка была доставлена в Лудгейт Хилл как можно скорее.

Кивнув и почтительно поклонившись, он покинул дом.

— Я… мы не ожидали тебя сегодня вечером, — сказал Саймон обеспокоенно. — Рад, что ты дома, Ноэль.

— Уверена, что так и есть. — Ее голос был холодным и сдержанным. — Вы наконец достигли цели, ради которой все время хлопотали, не так ли?

Шаги одного из слуг приближались к ним из бокового коридора.

— Давай пойдем в гостиную, там мы сможем поговорить.

— Я устала, Саймон. Хочу сейчас же лечь спать.

— Пожалуйста, Ноэль. — Он взял ее руку и насильно ввел через двойные двери в гостиную. — Я должен поговорить с тобой прежде, чем ты убежишь от меня.

— Что еще вы можете рассказать после случившегося?

— Что я сожалею.

Она решительно стянула перчатки одну за другой.

— Ах, вот как, Саймон. Не прикидывайтесь невинным и дальше. Как вы можете сожалеть о том, что задумывали все время до этой минуты? — высокомерно глядя на него, она бросила перчатки на диван. — Вы превратили меня в превосходную жену, разве нет? Прекрасно одевающаяся, неплохо образованная, снискавшая расположение общества. Для вашего сына только самое лучшее!

— Попытайся понять. Я был убежден, что вы заинтересуетесь друг другом.

— Вы рехнулись? — Что-то в Ноэль порвалось, и тщательно поддерживаемое самообладание рассыпалось. — Я его боюсь! Можете вы это понять? И всегда боялась. Он необузданный и непредсказуемый. Ваш сын — дикарь!

Саймон вздрогнул, как от удара, но собственное мучение Ноэль было настолько пронзительным, что в сердце не осталось места для сострадания. — Вы с самого начала собирались рассказать ему, не так ли? Если бы он не обнаружил, кто я, вы бы ему сами объяснили!

Молчание Саймона обличало его.

Ее сжатые руки тряслись от возмущения.

— Вы обещали защищать меня! За что? Почему Вы так обошлись со мной?

Не в силах выдержать зрелище ее терзаний, Саймон повернулся спиной к Ноэль и подошел к окну, но ее отражение осуждало его из стекла.

— Есть еще кое-что, Ноэль.

— О чем вы?

Он заговорил, пальцем обводя контур ее изображения на оконном стекле. — На прошлой неделе я объявил о вашем браке в газетах.

— Ох, Саймон, нет!

— Естественно, это вызвало скандал. Все уверены, что вы тайно сбежали. В Лондоне только об этом и говорят. Что еще хуже, дочь крупного банкира попыталась покончить с собой, услышав новость. К счастью, безуспешно. Но она оставила записку, усугубившую осложнения выше всякого разумения. Она обвинила Куина в нарушении обещания жениться на ней. Ты изображаешься как соблазнительница. Все отвратительно. — Неохотно Саймон повернулся к невестке лицом. — Я безмерно огорчен. И не предполагал, что это произойдет таким образом.

Ноэль не слушала его извинений.

— Я никогда не прощу вас.

Она выбежала из комнаты. Теперь все, что она хотела, это остаться одной. Как раненое животное, она стремилась свернуться в клубок, укрывшись от всего мира, и зализать свои увечья. Она почти достигла лестницы, когда голос Томкинса остановил ее.

— Мадам. Пожалуйста, простите, что вас не встретили по прибытии. Мы не ожидали вас до завтра, и я готовился удалиться ко сну.

— Все в порядке, Томкинс, — заверила она. — У вас не было возможности узнать, что я вернусь раньше.

— Тем не менее, госпожа, позвольте мне принести извинения. Я также хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы выразить вам наилучшие пожелания от всей прислуги и от меня по поводу знаменательного события.

Не доверяя голосу, Ноэль просто наклонила голову.

— Поклажу уже отнесли в вашу новую комнату. Уверен, вы с облегчением узнаете, что миссис Дебс лично проконтролировала перемещение вашего гардероба и личных вещей. Господин Коупленд был весьма решителен. Он потребовал все подготовить к вашему прибытию.

Какие-то ее чувства, должно быть, отразились на лице, потому что выражение дворецкого сделалось немного озадаченным.

— Томкинс?

— Да, госпожа.

— Который господин Коупленд?

— Конечно же, ваш муж, госпожа.

Дракон, вырезанный в изголовье его кровати из красного дерева, казалось, насмехался над ее тревогой. Слуги перенесли все ее вещи в его просторную комнату. Ее нижнее белье было аккуратно разложено по ящикам в гардеробной; ее щетки для волос лежали рядом с его. Хрустальный флакон духов притулился к фарфоровому стаканчику для бритья.

— Ты больше совсем не похожа на мальчика, Высочество.

Ноэль вздрогнула, оборачиваясь на голос Куина. Холеный мужчина в безукоризненном сером костюме казался почти незнакомцем, настолько она привыкла к его расстегнутой рубашке, поношенным бриджам и сапогам для верховой езды. Только борода напоминала о мужчине, который держал ее в заключении в йоркширском коттедже.

Мысли Куина получили тоже направление по мере того, как он осматривал свою изящно причесанную и наряженную жену. Ему понравилось, как ее тело заполнило платье, купленное им. Ее груди вздымались под кремовым корсажем, талию туго стягивал корсет. Облачение вполне удовлетворяло его мужской вкус. Однако он не забыл те бриджи. Его глаза скользили по ее телу, помня бедра и соразмерные ягодицы, скрытые под клетчатой юбкой.

— Я требую, чтобы мои вещи вернули обратно в мою комнату.

Он сознательно извратил ее заявление.

— Почему? Собираешься и дальше путешествовать по виноградной лозе?

— Как ты узнал?

— Не трудно догадаться. Единственное, чего не понимаю, почему ты возвращалась к прошлому. Ведь не ради того, чтобы лазить по карманам.

Ноэль колебалась. Если она расскажет правду, то, несомненно, муж посмеется над ней. Но разве ей не все равно, что он подумает? Она вызывающе вскинула голову.

— Я относила деньги для детей из трущоб.

Черствый ответ, который она ожидала, не последовал.

— Завтра я обеспечу менее опасный способ отправлять им деньги.

Опять Куин на шаг опередил ее. Чтобы скрыть замешательство, Ноэль стремительно атаковала мужа, топая ногами и твердя, что не только отказывается пребывать с ним в одной комнате, но не останется с ним даже в одном и том же доме! Он не отвечал, а скрестив руки на груди, просто слушал ее.

Чем больше Ноэль неистовствовала, тем отчетливей понимала, что безнадежно поймана в ловушку. Только осознав, как глупо она выглядит, Ноэль наконец затихла. Но как бы она не ненавидела Куина, как бы его не боялась, а возвращение к прошлой жизни пугало ее еще сильнее. Прошедшие два года укрепили ее ум и тело, но одновременно ослабили примитивные инстинкты, управлявшие ее существованием на улицах Лондона, и она теперь уверилась, что не сможет выжить в аду, который оставила позади. Выходит, она лишена выбора, кроме как быть женой Куина Коупленда.

Судя по лицу, он забавлялся, но без всякой неприязни.

— Проблема в том, Высочество, что ты так живешь не от рождения. Иначе тебе было бы легче смириться с мыслью о браке по расчету. Это постоянно происходит с хорошо воспитанными молодыми особами.

— У меня ощущение, как если бы меня купили.

— В некотором смысле так и есть. Но тогда и меня тоже.

Она почувствовала луч надежды в горечи его слов.

— Ты же собирался получить развод! — воскликнула она. — Почему не теперь?

— Для развода в Англии требуется парламентский акт^[32].

— Тогда, каким образом…

— Как я собирался устроить это? — Он спокойно взглянул на нее. — Все записи о нашем браке могли бы просто исчезнуть.

— Но теперь, когда Саймон сделал объявление, это невозможно, — медленно завершила Ноэль.

Куин не ответил, и его молчание подстегнуло ее гнев.

— Ты должен был сделать это, пока была возможность!

— Неужели ты думаешь, что я не повторял себе то же самое раз сто за последние несколько дней!

— И как насчет скандала, в который ты меня втянул? Все полагают, что мы тайно сбежали. Девушка чуть не умерла из-за тебя!

Куин отрывисто рассмеялся.

— Я встречался с этой исключительной женщиной всего однажды в своей жизни, и это произошло в присутствии, по крайней мере, десяти свидетелей. Я даже не помню, как она выглядит. Могу только сказать, что у нее неуемная фантазия.

Ноэль вздохнула и потерла веки кончиками пальцев. Она понятия не имела, говорит ли он правду или нет, и в настоящий момент она до того устала от долгой поездки, что не могла как следует поразмыслить.

Когда она открыла глаза, то увидела, как Куин извлек что-то из ящика маленького столика возле кровати. Он поднес это ей, обхватив ладонью.

Маленькую черную бархатную коробочку от ювелира.

— Открой.

Она сняла крышку. В белый атлас были погружены два кольца. Одно из них — простое обручальное золотое кольцо, которое она спрятала давным давно в кармане своего изумрудного платья. Другое — самое шикарное кольцо, когда-либо виденное ею, великолепный топаз в обрамлении сверкающих бриллиантов.

Куин достал золотой ободок из коробочки и надел ей на левую руку. — Это ради приличия. — Затем он водрузил гигантский топаз на тот же самый палец. — А это для вызова!

— Я, я не хочу носить его, — она запнулась.

— Весь Лондон ожидает, что мы скроемся, и будь я проклят, если удовлетворю эти надежды. — Его черные глаза бросали ей вызов. — Теперь относительно тебя? Ты запрешься здесь, или поборешься вместе со мной?

Мысли Ноэль смешались. Она не сделала ничего плохого, и ее не заботит чужое мнение. Она хочет бывать повсюду, где заблагорассудится! — Я буду бороться. — Слабая улыбка тронула ее губы. — Но при одном условии.

— Каком?

— Ты будешь спать на кушетке в гардеробной.

Куин пожал плечами.

— Я слишком крупный, чтобы уместиться на ней, но если ты желаешь спать там, вперед. Я займу эту кровать.

Ноэль не ожидала, что он так легко согласится, и тотчас насторожилась.

— И ты дашь обещание не досаждать мне ни в коем случае?

— Конечно.

Она смотрела на него с подозрением, и он усмехнулся.

— Мир полон сговорчивых женщин, Высочество. Несогласные доставляют слишком много беспокойства. Итак, ты со мной или нет?

Медленно Ноэль кивнула.

— Хорошо! Начнем завтра ночью. Аттербери дают бал.

— Мы приглашены?

— Разумеется, нет.

Ноэль нахмурилась.

— Надеюсь, что мадам Лэблэнк закончила мое новое бальное платье, пока меня не было. Не хочу надевать что-нибудь белое на сей раз.

Смех Куина раскатился по комнате.

— Могу поинтересоваться, что именно ты счел таким забавным? — надменно осведомилась Ноэль.

— Ничего. Совсем ничего.

Глава 26

Несмотря на усталость, Саймон почти не спал этой ночью и с первыми бледными лучами тусклого ноябрьского рассвета наконец отказался от борьбы и позвонил, чтобы приготовили ванну. Едва сравнялось восемь часов, когда он обнаружил себя, стоящим в одиночестве на пороге особняка Констанс. У него не было ни единого повода оказаться здесь. Кроме того, еще слишком рано, чтобы наносить визиты, но новые границы в их отношениях, не будучи высказанными, полностью устоялись, и он решился переступить через них. Дальше держаться в стороне было все равно, что морить себя голодом до смерти. Он должен увидеться с ней.

Дворецкий скептически отнесся к требованию Саймона.

— Прошу прощение, господин Коупленд, но вряд ли я могу послать горничную разбудить хозяйку в такой час.

— Тогда я подожду.

Ледяной тон слуги явно свидетельствовал о его неодобрении.

— Очень хорошо, сэр. Если вы подождёте в гостиной, я уведомлю госпожу Пэйл о вашем присутствии.

Не успел Саймон дважды обойти комнату, как влетела Констанс. Эмоции, которые он мучительно сдерживал, угрожали вырваться на свободу при виде ее хрупкой фигурки, облаченной только в шелковый халат с серебряными и синими полосками.

— Что случилось, Саймон? Что-то с Ноэль? Ей плохо?

— Нет, нет. Она в порядке. Извини, Констанс. Я не собирался пугать тебя, явившись в такую рань. Это просто…

— Ты не собирался пугать меня! — едва Констанс двинулась вперед, как полы халата распахнулись, явив льдисто-голубое неглиже.

— Ты наконец превзошел сам себя, Саймон. Как ты смеешь вламываться ко мне посреди ночи. Запугивать моего слугу! Доводить меня чуть ли не до судорог! Я этого не потерплю! Слышишь меня, Саймон Коупленд? На сей раз ты вывел меня из себя. Я требую, чтобы ты покинул этот дом немедленно. — Она указала дрожащим пальцем на дверь. — Тебе понятно?

Досадуя на себя, Саймон усмехнулся. Это былаКонстанс, которую он так хорошо знал. Мысль, что она вновь превратится в чопорную незнакомку, была непереносима. С намеренной дерзостью он уселся в кресло, положил лодыжку на колено и уставился на Констанс.

— Давай, вышвырни меня.

Боль пронзила Констанс из-за такой привычной властной манеры Саймона. Он сидел перед ней несносный, высокомерный — зеркальное отражение своего сына. Мужчины Коупленды! Один из них, кажется, полон решимости погубить девушку, которую она считает дочерью. Другой разбил ее собственное сердце.

Ее голос дрожал, но взгляд она не опустила.

— Прекрасно. Если ты упорно ведешь себя как бандит, я вынуждена обойтись с тобой как с таковым. — Она потянулась к звонку.

— Не советую, Констанс, если только не собираешься вызвать всех слуг, потому как, предупреждаю тебя, понадобится не один человек, чтобы меня выгнать.

После минуты в безмолвии рука Констанс опустилась.

— Я должен кое-что сказать и не уйду, пока не сделаю этого. — Саймон откашлялся, давая себе время подыскать нужные слова, но они никак не складывались, поэтому он начал с неподходящих.

— Ты не имела права подписывать контракт Куина, не проконсультировавшись со мной, — отрезал он. — Это явное нарушение нашего соглашения о партнерстве.

— Чепуха! Я действовала в пределах моих полномочий, и тебе это известно.

— Юридически, может быть, но никак не нравственно. Ты должна была предупредить меня о своих планах.

— Ладно, Саймон, признаю свою ошибку. Была допущена небрежность. А теперь не будешь ли ты столь любезен, чтобы уйти.

— Нет, не буду! — гневный и разочарованный, он вскочил со стула и подошел к ней, возвышаясь над миниатюрной фигуркой. — Плевать на контракт! На самом деле, я рад, что ты его подписала. Куин должен был стать партнером еще несколько лет назад, но я был слишком упрям, чтобы признать это. Он — лучший кораблестроитель, чем Бен или я когда-либо мечтали стать. — Он решительно погрузил пальцы в шевелюру — седую на висках и темную сзади. — Черт побери, Конни! Я все окончательно испортил. Ты пыталась предупредить, но я не послушался.

— Расскажи, что случилось, — мягко попросила она, садясь на диван, отложив собственные мучения, чтобы разобраться с его.

— Ноэль вернулась вчера вечером. Я даже не представлял, что она так ожесточится. — Он рухнул в кресло с овальной спинкой напротив Констанс. — Не знаю, что именно произошло между ними, пока они были в отъезде, но это не было чем-то хорошим.

— Я пришла к такому же заключению, когда Куин заезжал повидаться. А твоя беседа с сыном прошла неудачно?

— Это была катастрофа. Среди прочего он обвинил меня в совсем не отеческих чувствах к Ноэль.

Констанс теребила жемчужную пуговку под воротником ее халата. Как бы она не боялась ответа, но вопрос следовало задать:

— А каковы твои чувства к ней?

— Ноэль моя дочь, — Саймон не упустил скептическое выражение на ее лице. — О, я не вру тебе, Конни. Признаю, что иногда мне приходилось напоминать себе об этом, но только потому, что она так прекрасна, так благородна. Сомневаюсь, что какой-либо мужчина сможет полностью устоять перед ней. — Он горестно покачал головой. — Ни один мужчина, кроме моего сына. Я был так уверен, что он влюбился в нее! Но он считает, что это она устроила всю интригу, хотя я повинился, что один ответственен за происшедшее. Конни, я на самом деле боюсь за нее. Теперь, когда их брак предан огласке, я не смогу защитить Ноэль от мужа. Куин безжалостен к любому, кто причинил ему вред. Он не умеет прощать.

— Саймон, расскажи, что же произошло много лет назад между тобой и Куином? — Вопрос был импульсивным, но теперь, когда он вырвался, она не пыталась отказаться от него. — Не хочу совать нос в чужие дела, но я слишком многого не понимаю.

Саймон опустил руки на полированные деревянные подлокотники кресла и посмотрел на безмятежную Констанс, сидящую напротив. Удивительно, какой спокойной женщиной она оказалась, несмотря на порывистые манеры. Совсем не суетилась, как многие женщины. Находясь рядом с ней, Саймон ощущал умиротворение. Почему ему понадобилось так много времени, чтобы понять, как сильно он ее любит и как сильно жаждет ответной любви? Теперь она просит, чтобы он содрал тщательно созданные защитные оболочки и разоблачил самую позорную часть своей жизни.

— Я бы выпил кофе.

Напиток прибыл вскоре, едва Констанс вызвала горничную, из чего он заключил, что хорошо обученные слуги предвидели распоряжение. Он выпил большую часть чашки прежде, чем начать свое повествование, и затем рассказал ей все. Даже по истечении столь долгого времени, его боль была острой и неподдельной, и лицо Саймона побледнело, как и лицо Констанс, когда он наконец закончил.

— Спасибо, что доверился мне, — сказала Констанс. — Неприятная история.

— Теперь ты понимаешь, что моему сыну многое придется простить.

— Да, это так. Но думаю, что вряд ли ошибусь, утверждая, что ты давно уже не тот человек.

— Ты слишком добра ко мне, Конни. Особенно с учетом того, как я обошелся с Ноэль.

— Ты — предприниматель. И не можешь отринуть собственную натуру, Саймон. Но ты должен, однако, научиться сдержанности.

— Это не легкий урок. Я привык брать то, что хочу, не принимая во внимание желания других. — Невозможно было ошибиться в том, что подразумевали эти слова, и произошедшее одним прекрасным днем в Сассексе, предстало перед ними. — Именно поэтому я пришел к тебе, Конни. Я больше не могу позволить тому дню стоять между нами. Мое обхождение было непростительным.

Это было совсем не то, что ожидала Констанс.

— Твое обхождение?

— Ну, как я занимался с тобой любовью. Ты женщина утонченная и чувствительная. Бросить тебя на пол посреди дня и наскоком овладеть, — есть, за что меня презирать.

Льдисто-голубой пеньюар мягко зашелестел, когда Констанс поднялась с дивана.

— Саймон, позволь мне удостоверяться, что я правильно поняла. Ты извиняешься не за то, что занимался любовью со мной, а исключительно за место и манеру исполнения?

— Ну, да, полагаю, можно и так сказать.

— И тебя не оттолкнуло, что я отдалась тебе так свободно?

— Оттолкнуло?!

Саймон поднялся из кресла, наконец уразумев свое злополучное непонимание.

— Я люблю тебя, бестолковая женщина! Конечно, я не разочаровался!

И затем Констанс очутилась в его объятьях.

— Ах, мой любимый Саймон! Мой милый, дорогой человек! Ты можешь предаться любви со мной на полу в гостиной или на чердаке, или даже на обеденном столе, где выберешь. — Зеленые глаза, устремленные на него, вдруг наполнились слезами. — Помнишь, как Бенджамин имел обыкновение дразнить тебя, мол, каким прекрасным мужем ты был бы для меня? Он, должно быть, понимал тогда, насколько я не подхожу для вдовства. Сознавая, что я переживу его, он, возможно, пытался приучить тебя к идее занять его место.

— Ты только что сделала мне предложение, Конни? — нежно поддразнил Саймон.

— Ну, да, похоже, сделала. Ты наотрез отказываешься?

Он медленно провел рукой вниз по ее спине, чувствуя позвонки сквозь тонкий серебристый шёлк.

— Я совсем не возражаю.

Дрожь прошла по телу Констанс.

— Саймон, разве ты не говорил, что женщиной утонченной и чувствительной нельзя овладевать наскоком, как в прошлый раз?

Он спрятал лицо в ее душистых волосах.

— Так я и сказал.

— Ну, тогда, — прошептала она, — умоляю, объясни сейчас же, как со мной следует обходиться.

Саймон посмотрел на нее.

— Вот, так, — промурлыкал он, притянул ее тело к своему и нежно поцеловал, надеясь на ответную страсть под пару сжигавшей его.

Он не был разочарован.

Глава 27

Ноэль попыталась успокоиться, застегнула свою сорочку и скользнула в нижнюю юбку, которую подала ей Алиса. Менее чем через час им с Куином предстояло без приглашения заявиться в бальный зал леди Аттербери. У Ноэль не было ни малейших иллюзий о том, во что это выльется.

Ярость, которая пустила в ней корни с момента поездки к мадам Лэблэнк, грозила прорваться наружу, и она сделала глубокий успокаивающий вдох. Этим утром она избежала встречи с Куином, уединившись с миссис Дебс и погрузившись в домашние дела. После ланча, растревоженная и раздраженная собственным затворничеством, она решила прикупить пару бальных нарядов у мадам Лэблэнк и заодно заказать костюм для верховой езды, чтобы быть должным образом экипированной к прибытию Каштановой Леди. Мысль о поездках в дамском седле не прельщала Ноэль, но ей придется смириться. К тому же она закажет самые элегантные и дорогие наряды из тех, что может предложить мадам Лэблэнк, и как можно скорее отправит мужу счета для оплаты. Куин должен сразу понять, что не все в этом фарсе с женитьбой будет так, как ему хочется.

Когда Ноэль вышла из экипажа, из магазина мадам Лэблэнк вышли две девушки, с которыми Ноэль была поверхностно знакома. Ее приветствие застыло в горле, когда они посмотрели ей в лицо, а затем демонстративно отвернулись, не произнеся ни слова.

Подтекст происходящего был очевиден. Лондонское высшее общество не признавало миссис Куин Коупленд.

Взбешенная таким пренебрежением, она подробно обсудила с мадам Лэблэнк детали ее костюма для верховой езды. Побранив ее за поведение, которое только усугубит скандал, модистка рассмеялась и пообещала, что наряды, с учетом предложенных изменений, будут скоро готовы.

Громкое чихание оторвало Ноэль от ее мыслей.

— Я закончу одеваться сама, Алиса. После того, как ты хорошенько выспишься, тебе должно стать лучше.

— Вы уверены, что справитесь, мэ-эм? — вопрос Алисы прерывался шмыганьем.

— Уверена, — улыбнулась Ноэль. — А теперь иди, пока снова не чихнула на меня.

Когда благодарная служанка выскользнула из комнаты, Ноэль присела за туалетный столик и проверила прическу. Алиса в точности следовала ее указаниям, и результат был именно таким, как она и хотела. Наплевав на диктат моды, ее волосы были затянуты в узел, и только несколько медовых кудряшек у нее на висках и сзади на шее отвлекали от строгих линий. Такой стиль давно вышел из моды, но Ноэль это не заботило — он соответствовал ее бунтарскому настроению быть не такой, как все. С другой стороны, такая укладка выгодно подчеркивала ее достоинства. Когда она нанесла тонкий слой румян на скулы, изумительное топазовое кольцо поймало свет лампы и одобрительно замерцало.

Ноэль тщательно оглядела новое платье из бронзового шелка, разложенное на тахте. Оно было простым, но благодаря необычному цвету и вырезу, смотрелось восхитительно. Единственная отделка была по кромке, украшенной аппликацией из бархатных цветов того же рыжеватого оттенка, что и ткань платья. Платье было с корсажем, который, тем не менее, придавал платью очарование. Вырез был широкий, V-образный, от середины плеч до линии талии. Пространство выреза заполняли несколько слоев легкого бронзового газа.

Девушка задумчиво поднялась из-за туалетного столика, прошла к платью и коснулась пальцами гладкого шелка. Воспоминания о сегодняшнем оскорблении были еще свежи в памяти, и, поддавшись импульсу, она расстегнула нижнюю юбку, и сняла сорочку, которую мадам Лэблэнк сделала под этот наряд. Затем она снова надела нижнюю юбку, оказавшись нагой выше пояса. И только после этого она через голову надела платье. Придержав его пальцами на спине, Ноэль улыбнулась эффекту. Никто не смог бы разглядеть ее сквозь газ, но этот поступок заставил ее почувствовать себя лучше.

— Помочь? — растягивая звуки, произнес Куин, с привычной заносчивостью прислонившийся к дверному косяку. Его пиратская бородка и взъерошенные иссиня-черные волосы очаровательно контрастировали с белоснежной рубашкой и ладно скроенным жилетом из марсельского полотна

— Будьте добры, — сухо ответила Ноэль. — Алиса простыла, и я отправила ее спать.

Куин подошел к ней сзади.

— К моему удовольствию.

Указательный палец Куина медленно проскользил вниз по ее обнаженной спине. С легким трепетом Ноэль прижала руки к бокам и заставила сойтись ткань на спине. Куин, не торопясь, поднимался вверх, заключая каждый маленький крючок в его крохотную бархатную петельку.

— Ты держишься? Сегодня будет нелегко, как ты догадываешься.

— Уже знаю, — и она рассказала Куину об инциденте у мадам Лэблэнк.

— Для тебя так много значит их мнение?

— Ведь ты же совсем меня не знаешь? — она невольно повторила слова, сказанные Куину Саймоном прошлой ночью. — Я гроша ломанного не дам за их мнение, но я не успокоюсь до тех пор, пока не буду уверена, что до них это дошло.

— Разумеется, Ваше Высочество. Если ты хочешь шокировать их, ты можешь сделать вот это.

Прежде чем она успела его остановить, Куин протянул руку и сорвал газовую вставку на ее платье.

— Куин!

— Замолчи и посмотри на себя! — он грубо повернул ее лицом к зеркалу. — Ты самая красивая женщина в Лондоне. И никто не сможет отнять у тебя этого.

Он был прав. Она никогда не выглядела лучше, хоть сейчас ее платье и было скандально обнажающим. V-образный вырез лифа был столь широк, что совершенно не скрывал округлости обеих ее грудей. Пока она смотрела на себя в зеркало, что-то тяжелое и холодное скользнуло в теплую ложбинку меж ее грудей. Это был плоский топаз квадратной формы, подвешенный на длинной золотой цепочке.

Застегивая замочек украшения, Куин усмехнулся.

— Если они настолько слепы, что пропустили твои достоинства, это вернет их внимание.

Ноэль открыла, было, рот, чтобы возразить, но слова Куина заставили ее замолчать.

— Выше нос, Ваше Высочество. Ты в этом платье и я рядом — и все, определенно, поймут, что нам обоим плевать на то, что они думают!

Бал в честь двадцатилетия женитьбы Леоры и Дебни Аттербери шел полным ходом, когда Саймон сумел получить танец у Констанс. С момента прибытия он подвергся пренеприятнейшей комбинации тонких завуалированных насмешек и непрошенных советов, и его терпение было уже на исходе. Констанс, между тем, держалась значительно лучше — говорила всем в зоне слышимости, какой счастливой сделала ее эта пара, и как доволен Саймон тем, что Куин выбрал свою дорогую кузину в качестве жены, напоминая, что молодожены не являются родственниками по крови — одним словом, придавая этому скандальному событию хотя бы видимость благополучия.

— Не понимаю, как тебе удается так хорошо с этим управляться, Конни, — проворчал он, когда она скользнула в изгиб его руки. — Все, что мне хочется, это засветить кулаком в их самодовольные лица.

— Это естественно, дорогой. Но лишь потому, что ты чуть более цивилизован, чем горный козел.

Саймон нежно улыбнулся ей.

— За вечер я не услышал от тебя ни одного комплимента.

— Когда я без одежды, мои стандарты снижаются, — прошептала она в ответ.

Какое-то время они с огромным удовольствием танцевали, втайне празднуя то, что нашли друг друга. Хотя ни один из них не облек это в слова, и он, и она старательно избегали обсуждения планов на будущее. Когда-нибудь потом болтливые языки получат свое, развешивая новости, как белье на всеобщее обозрение. Сплетничая. «Представляете, ее муж умер всего-то два года назад». А пока это принадлежит лишь им двоим.

Они покинули бальный зал в один из тех кратких моментов тишины, которые иногда необъяснимо опускаются на большие сборища людей. Звучный голос дворецкого прервал молчание объявлением:

— Мистер и миссис Куин Коупленд.

Все гости, как один, обратили свои взгляды ко входу. Ни один не произнес ни звука. Ни один не шевельнулся.

Пара стояла на верхней из трех ступеней мраморной лестницы, Ноэль сбоку и чуть спереди от Куина. Горделиво и даже высокомерно смотрели они на высшее общество, и никто не посмел сказать ни слова порицания. Свет люстр обволакивал наряд Ноэль, облекая ее в расплавленную бронзу, затем коснулся топазовой подвески, искрящейся на ее обнаженной плоти. Приглушенные возгласы стали реакцией собравшихся, когда они заметили платье Ноэль с вырезом, врезающимся в талию и открывающим впадину между грудями, внимание к которым безошибочно привлекал золотистый камень.

Затем Куин небрежным, собственническим жестом положил руку на плечи своей жене, и этот жест не оставлял шансов для неверного токования. Она принадлежала ему.

Ноэль показалось, что они простояли там целую вечность. Ни один из наблюдавших не мог заметить, как рвалось ее сердце, как сильно она жаждала оказаться где угодно, только не здесь.

Над потрясенным молчанием зала раздался голос Констанс:

— Леора Аттербери, а вы воистину коварны, раз вам удалось заманить к себе этих капризных молодоженов. И ведь никто из гостей даже не догадывался. Готова поспорить, это сделает ваш бал ярчайшим событием. Ну, конечно, кто же станет вас винить за ваше желание первыми заполучить их? Дебни, как вам повезло жениться на такой мудрой женщине! Я просто вся зеленею от зависти, что не додумалась до этого первой!

Оставив хозяев смущенными, но довольными, она подошла к Ноэль:

— Моя дорогая, в этом восхитительном платье ты задашь новую моду! Держу пари, что на следующей неделе появится дюжина таких же. А теперь вам двоим нужно пойти со мной. Уверена, что Леора и Дебни будут настаивать, чтобы вы открыли следующий танец.

Дерзость Констанс на деле оказалась даже еще успешнее, чем она смела надеяться. В закрытом обществе нет большего врага скуки, чем скандал, и вскоре гости соперничали друг с другом за внимание пресловутой парочки. Позднее женщины шепотом делились друг с другом:

— Возмутительно, конечно. Но на самом деле, ничего особенного. В конце концов, Аттербери их пригласили.

И только один гость держался в стороне. Он тоскливо взирал на новобрачных и подошел только тогда, когда Куин остался в одиночестве. Они тихо говорили несколько минут. Куин засмеялся. Поведение гостя стало нервным. Наконец он резко отвернулся от Куина и целеустремленно двинулся к невесте.

— Мисс Поуп… то есть, миссис Коупленд, могу ли я рассчитывать на следующий танец?

— Ну, конечно, мистер Салли! — улыбнулась Ноэль. — Какой приятный сюрприз. Как приятно видеть искреннего друга, — затем, присмотревшись, спросила: — Что-то случилось?

— Я… Пожалуйста, — выпалил он. — Мы можем где-нибудь поговорить?

— Боже, разумеется, можем.

Когда он вывел ее через боковую дверь в небольшую гостиную, Ноэль задалась вопросом, что могло так смутить Тома Салли. Она знала, что он к ней не равнодушен, но его чувства были далеки от одержимости, так что вряд ли он мог быть настолько огорчен их браком. Тогда чем?

Он присела в виндзорское кресло с выгнутой спинкой.

— Полагаю, вы расскажете мне, в чем проблема.

Он прошелся по маленькой комнате, остановился, посмотрел на нее, и его взгляд упал ей на грудь. Он вспыхнул и перевел взгляд на ее лицо, старательно удерживаясь от того, чтобы не опустить глаза ниже.

— Это так сложно. Я… я не могу поверить в это. Он поставил вас в ужасное положение.

— Кто?

— Ваш муж, — он выплюнул последнее слово с презрением, и его пухленькие щечки задрожали от гнева. — Я попытался с ним поговорить, но он сказал, что это не моего ума дело. Сказал, что знает, что делает. Тогда я пригрозил, что сам все вам расскажу, но он только рассмеялся. Дориан, пожалуйста, поверьте мне. Мне было бы легче вонзить нож себе в сердце, чем говорить вам эти неприятные вещи.

Ноэль всерьез обеспокоилась.

— Так о чем идет речь? Чем больше предисловий, тем сильнее я тревожусь.

— Все верно, хватит тянуть, — заговорил он, нервно покручивая мощную серебряную печатку. — Почти два года назад мы с Куином шли к Саймону. Было уже поздно. Мы оба набрались сильнее обычного, сбились с дороги к Хеймаркету и оказались на какой-то улочке — на самом деле, чуть больше переулка — где к нам пристала карманница..

Ноэль слушала его историю в смятении. Глупо с ее стороны было не предвидеть этого. Разумеется, Томас был смущен. Он думал, что Куин одновременно женат на двух женщинах!

Заканчивая повествование, Томас опустился перед ней на колени и взял ее руку.

— Дориан, я не хотел быть тем, кто скажет вам это, но ваш брак незаконен и недействителен.

— Томас, боюсь, что вы ошибаетесь. К сожалению, этот брак и законен, и действителен.

— Чушь! — воскликнул он. — Я же все вам рассказал. Вы должны мне поверить. Это правда.

Разрываясь между смехом и слезами от иронии происходящего, Ноэль подняла свободную руку и положила ее поверх его кисти.

— Я в курсях, шо так и былО, братан. Я видала усё своими хлазами.

У Томаса упала челюсть. Он уставился на нее, не мигая, потрясенный ее признанием. Наконец, он закрыл свой рот, открыл его, чтобы что-то сказать, но забыл, что именно, и закрыл его снова.

— Бог мой, Салли, ты выглядишь, как рыба на блюде.

В ярости Томас сбросил ее руку и вскочил на ноги.

— Черт побери! Я должен был догадаться! Почему вы не сказали мне правду, прежде чем я выставил себя полным ослом? Вы же знали, что я сохранил бы тайну!

Куин прошествовал в комнату с кривой усмешкой.

— Прости, Том, но я не смог устоять. Моя маленькая карманница слегка изменилась, не находишь?

Это было уже слишком для Ноэль.

— Я не твоя маленькая карманница, и я думаю, что ты ведешь себя по отношению к мистеру Салли непозволительно!

Когда она мчалась из комнаты, топаз скользил туда-сюда по ее обнаженной коже, как обезумевший маятник. Маленькая карманница, ну надо же! Она ворвалась в бальный зал под слишком острым углом и врезалась сзади в бледно-розовое платье.

— Простите, пожалуйста. Я так неуклюжа.

— О, Дориан! Вот так сюрприз! — улыбка развернувшаяся Кэтрин Уэлби была сладкой, но взгляд оставался холодным. — Вы сегодня просто нарасхват, вот не думала, что мне представится случай передать вам наилучшие пожелания.

— Благодарю вас, мисс Уэлби, — вежливо ответила Ноэль, пока оглядывалась в поисках способа сбежать.

— Я уже поздравила вашего мужа, но, возможно, поздравлять нужно вас. Умудрились украсть своего кузена из-под наших носов.

— Фактически мы не настоящие кузены, — решительно уклоняясь от встречи, которая обещала нести одни неприятности, Ноэль начала разворачиваться, но Кэтрин не собиралась отпустить ее так легко.

— Должна сказать, что я восхищаюсь силой вашего характера. Клянусь, я не знаю ни одной другой женщины, которая смогла бы так спокойно вынести осуждение общества.

— Мнение других очень мало значит для меня.

— Ну, хватит, Дориан, не нужно передо мной притворяться. Мы же подруги, и как подруга я должна вам сказать, что здесь ходят очень неприятные слухи.

— Да?

— Боюсь, самые ужасные! — она приставила ко рту пухлую белую ручку, чтобы приглушить мстительный шепот. — Болтают, что вы так быстро поженились, потому что вы… беременны! — ее глаза скользнули к тонкой талии Ноэль. — Чудовищно, согласитесь? Разумеется, я должна убедить всех, что они заблуждаются.

— Как это мило с вашей стороны, — произнесла Ноэль с угрозой.

— Ну, вы же знаете, какие сплетники жестокие.

— Да, мисс Уэлби, и кто они, я тоже знаю.

Заявление Ноэль было недвусмысленным, и приклеенная улыбочка увяла на лице Кэтрин. Куин Коупленд был самым очаровательным мужчиной из всех, кого она встречала. Уже одного того, что он не ответил на ее интерес, было достаточно для бешенства, но то, что он женился на полном ничтожестве, было просто свыше ее сил.

— Просто помните, миссис Коупленд, одно дело — заполучить мужа, и совершенно другое — его удержать.

Она самодовольно кивнула в сторону танцующих.

Проследив за ней взглядом, Ноэль увидела, как Куин предлагает даме руку и ведет ее на вальс. Это была черноволосая Анна фон Фёст, высокая, бледная и сверхъестественно красивая. Они не улыбнулись, когда их глаза встретились, а затем Куин и баронесса начали безмолвное движение в совершенном ритме мужчины и женщины, тела которых отлично знают друг друга.

Постепенно Ноэль осознала, что и другие смотрят на нее в ожидании, как она отреагирует на подобное пренебрежение. Приклеив сияющую улыбку на уста, она, извинившись, отошла от Кэтрин и приняла приглашение на танец от симпатичного молоденького виконта со слегка подмоченной репутацией. Если Квину все равно, с кем его видят, то ей тем более.

Чуть позже баронесса фон Фёст покинула бал. И даже несмотря на это Ноэль не видела мужа до полуночи, когда он появился рядом, чтобы проводить ее на ужин, и тут же вернул свое внимание рыжеволосой производительнице шерсти из Лидса. Столы ломились от всевозможных деликатесов, но Ноэль ела мало: немного салата из лобстера и еще один бокал шампанского.

— Ты оставила танец для меня?

Это был Саймон, чем-то смущенный, но все еще решительный.

Когда Ноэль взглянула на него, то поняла, что ее горечь сменилась чувством еще более болезненным — ноющим чувством предательства.

— Прошу прощения, но все танцы на сегодня уже обещаны.

Саймон, казалось, ожидал ее отказ. Он сказал так тихо, что никто из стоявших рядом не мог услышать:

— Забавно, не правда ли, как люди могут обманываться. Я думал, что смогу отдать тебя своему сыну, не потеряв для себя.

Необъяснимо глаза Ноэль наполнились слезами.

— Я не принадлежу тебе, чтобы меня отдавать, Саймон.

Он кивнул, и прежде чем уйти, поклонился и мягко пожал руку.

Этот жест наполнил ее безграничной печалью. Он словно сказал ей: «Ты мое дитя, и я всегда буду заботиться о тебе, независимо от того, что между нами происходит».

Оставшаяся часть бала для Ноэль прошла бурно. Она перелетала из одних рук в другие, выпивала один бокал шампанского за другим и флиртовала напропалую. Не важно, кто был ее партнером, лишь бы она могла танцевать.

Куин ушел из бального зала, чтобы занять место за столом для игры в фараона в библиотеке, где пробыл до тех пор, пока не выиграл три сотни фунтов, а затем пошел за женой.

Она выглядела, словно кто-то только что занимался с нею любовью. Ее смеющееся лицо раскраснелось от танцев, волосы высыпались из узла и вились за ее ушками, ложбинка меж грудей блестела от пота. Как видел Куин, усатый офицер, который вел ее, позволил своей руке скользнуть ниже талии и склонился, шепча ей что-то на ухо.

Куин пересек бальный зал.

— Теперь с моей женой танцую я.

— Послушайте-ка, Коупленд… — офицер воинственно вздернул подбородок, но его слова иссякли под опасным блеском в глазах Куина, и он поспешно отошел.

Куин сгреб свою жену в объятия, прижав так сильно, что мог почувствовать стук ее сердца. В ответ на то, что для красивой пары освободили центр танцевальной площадки, скучающие музыканты заговорщицки закивали друг другу и намеренно начали ускорять темп музыки. Вначале это было так постепенно, что никто не заметил, но затем одна пара за другой стала чувствовать ускорение ритма и покидать площадку для танцев. Наконец темп стал настолько бешенным, что Куин и Ноэль остались танцевать вдвоем.

Они кружились по полу, их одежда сияла бронзой и чернотой. Ее пьяный от шампанского смех разъярил его. Глаза пылали самоуверенностью, и Ноэль рискнула выдержать его взгляд, в этом она стала мастером. В ответ на ее вызов его губы растянулись в ухмылке.

Она тряхнула головой, и ее волосы вырвались из заточения, рассыпаясь по плечам. Пока пара стремительно кружилась, они безудержно вились вокруг нее, ударяясь о щеки Куина и обжигая их, как крошечные плети. Его тело захлестнуло желание. Когда музыканты выдали финальное крещендо, он скрутил непокорную гриву в кулак, притянул голову Ноэль к себе и накрыл своими твердыми губами ее рот.

Ноэль поцелуй показался частью танца. На самом деле он оказался столь же горячим, как музыка, и столь же неистово возбуждающим. Он был несдержанным и настолько откровенно эротичным, что зрители были потрясены.

Только Куин услышал слабый стон, когда с неохотой отрывал свои уста от нее. Она вздрогнула, когда какие-то остатки самоконтроля вернулись к ней. С изящным поклоном он подхватил ее руку и учтиво поднес к своим губам, а затем увел жену из бального зала.

В экипаже по пути домой Ноэль пала жертвой раннего утра и выпитого шампанского, затуманивших ее рассудок, и уснула прежде, чем они достигли площади Нортридж. Куин внес ее в дом, и, стиснув зубы, уложил на узкую кушетку. Затем вышел из гардеробной и плотно закрыл дверь между их комнатами.

На следующий день весь Лондон судачил о Куине и Ноэль и их страсти, которая неистово вспыхнула между ними. Все только и разговаривали о том, что они чуть было не изнасиловали друг друга посреди бального зала Аттербери. Ноэль на публике сплетни игнорировала, а про себя клялась больше никогда не пить шампанское. Между тем они с Куином стали последним писком Лондона. Вечеринка не могла считаться успешной, если на ней было Коуплендов.

Светская элита никогда не уставала сплетничать о них. Чей-то острый глаз заметил, что румянец вернулся на очаровательные щечки баронессы фон Фёст. Другие говорили, что несмотря на то, что Коуплендов повсюду видели вместе, они редко разговаривали друг с другом. Эта загадка была просто восхитительна.

Как и предсказывала Констанс, Ноэль стала законодательницей мод. После инцидента у Аттербери этот факт стал очевиден, когда ее и Куина пригласили на бал в резиденцию лорда и леди Уитни на площади Беркли. Леди Уитни приветствовала их фиолетовом платье с вырезом до линии талии. Когда Ноэль вошла в бальный зал, то насчитала еще несколько нарядов разного цвета и материала, но со столь же обнаженным лифом.

Модницы, в свою очередь, разглядывали новое платье Ноэль — образец изящества. Сшитое из простого черного крепа, оно полностью скрывало ее от шеи до ног. Раздались злорадные шепотки. Наряд определенно был хорошо пошит. Маленький воротничок из жемчуга под горлышко был выше всяких похвал. Но на самом деле оно было незамысловатым и банальным.

И только когда Ноэль прошествовала мимо них, гости увидели, что у платья не было спинки. Изящная линия ее позвоночника, контуры лопаток, сияющая кожа цвета слоновой кости — всё это дерзко обнажалось до точки на несколько дюймов ниже соблазнительно тонкой талии.

С этого дня у дома мадам Лэблэнк образовалась очередь экипажей. Новые покупатели покорно довольствовались ассистентками, число которых неуклонно возрастало, пока хитрая француженка сосредоточила все свои силы на клиентке, которая сделала ее главной модисткой Лондона. У Ноэль Коупленд был нестандартный характер и стиль, и Рени Лэблэнк определенно намеревалась сделать так, чтобы ее клиентка была недосягаема.

Ноэль была не единственным объектом для подражания. Юные щеголи отращивали бороды и сжимали тонкие сигары меж зубов. Конечно, это было жалкое подобие, ибо как бы они ни старались, ни один не смог уподобиться самоуверенному апломбу Куина Коупленда. И все они выглядели несколько по-дурацки, когда, дождавшись, пока их бороды достигнут положенной длины, Куин просто сбрил свою. Как-то после обеда пара появилась в Гайд Парке. Ноэль вела очаровательную каштановую кобылу, Куин — вороного жеребца. И только когда она стала садиться в седло, наблюдатели заметили, что широкая юбка ее ярко-синего костюма для верховой езды искусно разделена посередине, охватывая ноги с двух сторон. С этого дня Ноэль Коупленд стала ездить в седле по-мужски.

Проходили недели. Как только шумиха по поводу очередного случая стихала, как слухи по поводу следующего поднимали свои любопытные головы. Поговаривали даже, что Куин Коупленд поддерживает кучку беспризорников в самых бедных трущобах Лондона. Гостиные гудели, за обеденными столами царило оживление. Никогда еще за последнее время сезон не был столь занимательным.

На площади Нортридж, между тем, было не столь весело. За исключением выходов в свет, Куин и Ноэль мало виделись. Большую часть вечеров он сопровождал ее до дома и оставлял у дверей. По утрам Ноэль могла проснуться и обнаружить, что покрывало на его постели не тронуто. Он не считал нужным объяснять свои отлучки, а Ноэль не задавала вопросов.

Но, тем не менее, был один вопрос, который она задавала, и это был вопрос о будущем. Ведь Куин определенно не планировал, что их фиктивный брак продлится так долго? Но как бы сильно Ноэль не давила, Куин отказывался говорить об этом. Она не могла понять его упрямства, особенно, когда она убедилась, что он ненавидит выезды из дома на площади Нортридж, и жизнь, которая такие поездки сопровождала.

Ее озадачивало и еще кое-что. В конце октября, вскоре после того, как Куин вновь появился в ее жизни, Саймон сказал ей, что его сын согласился занять должность в судостроительной компании из Нью-Йорка. Если это так, то что его теперь здесь держит? И почему Куин и Саймон, несмотря на вражду, закрываются в библиотеке с бухгалтерскими книгами и кипами папок?

Она все еще не восстановила разорванные отношения со своим свекром, так что не могла спросить у него о планах Куина. Всегда можно было поинтересоваться у Констанс, но Ноэль находила один повод за другим, чтобы отложить разговор. В конце концов, она призналась себе, что боится того, что может услышать, ибо всегда была пугающая вероятность, что Куин на самом деле планирует взять ее с собой.

В декабре Саймон уехал на континент, и Ноэль обнаружила, что скучает по его громогласным приказам слугам, по смеху, который наполнял дом, когда приходили в гости его друзья, и, хоть это и было необъяснимо, по чувству безопасности, которое, кажется, она испытывала в его присутствии. Даже Констанс не могла помочь ей развеять одиночество, поскольку она тоже покинула город.

Произошло и еще одно событие, которое, между тем, оказало еще более серьезное влияние на жизнь Ноэль. Анну фон Фёст с ее холеной фигуркой, закутанной в черный шелк, как-то утром видели спешно покидающей Лондон. На следующий день газеты сообщили, что барон Отто фон Фёст погиб в Баварии в результате несчастного случая на охоте.

Теперь после званых ужинов, балов и собраний все чаще Куин и Ноэль вместе поднимались в свои спальни. Всякий раз, когда это случалось, сердце Ноэль неистово заходилось. Что, если ночью Куин решит открыть дверь, разделяющую их комнаты?

Становилось все труднее и труднее прятать воспоминания о том, как он занимался с нею любовью в Йоркшире. Словно читая ее мысли, он следил за ней мрачным взглядом, но не предпринимал попыток прикоснуться. Они задирали друг друга по пустякам. Ноэль стала резка со слугами. Куин уходил в карточные сражения за столами для «фараона». Так не могло долго продолжаться.

Глава 28

Когда джентльмены, покончив c сигарами и коньяком, присоединились к дамам в гостиной, Хьюго Мид маркиз Блистоун крепко прижался бедром к ноге Ноэль. Она едва заметила это. Даже мрачный сердитый взгляд Куина с другого конца комнаты не мог испортить ей хорошее настроение. Когда она уже уверилась, что больше не вынесет ни дня совместной жизни с мужем, все изменилось.

Совершенно неожиданно. Этим вечером по дороге на третий званый ужин за неделю Куин вдруг сообщил, что намерен послезавтра покинуть Лондон, чтобы вплотную заняться управлением судоверфью в Кэйп Кросс. Ноэль, как он заявил, может оставаться здесь. Он открыл для нее значительный счет в банке, чтобы она могла приобрести собственный дом и продолжать вести привычный образ жизни. Пусть это не развод, но в дальнейшем им не придется жить вместе.

Сердце Ноэль пело. Наконец-то она освободится от мужа!

Давление маркиза на бедро настолько усилилось, что она вернулась к действительности. Потрясенная, она осознала, что сосед нежно нашептывает:

— …восхищение вами. Весь вечер ваша красота искрится подобно великолепнейшему вину в ожидании истинного ценителя.

— Право, лорд Блистоун, вам не пристало вести подобные речи.

Подлокотник кресла впился ей в другое бедро, когда она попыталась незаметно отодвинуться от мужчины.

— Не лукавьте, — настаивал он. — Я знаю, что вы отвечаете на мою страсть. Нужно устроить встречу наедине, чтобы я мог показать всю силу своей любви.

Прежде чем она успела отдернуть пальцы, он поймал их и поднес к губам.

— Убери руки от моей жены, пока я их не переломал.

Маркиз отбросил ее кисть, словно это была гадюка. Ноэль понятия не имела, как долго Куин стоял позади и слушал, но, судя по угрозе в голосе, довольно давно.

— Терпеть не могу прерывать столь нежные моменты, Хьюго, но я забираю жену домой, и если ты еще хоть раз глянешь на нее, я тебя прикончу.

Он схватил Ноэль за руку и довольно бесцеремонно сдернул с дивана. Под взглядами всех присутствующих он потащил ее к двери, словно непослушного ребенка. Сквозь зубы Ноэль поблагодарила хозяйку, всячески пытаясь скрыть свое унижение.

В экипаже она хранила молчание в течение всей недолгой поездки до дома. Непроизнесенные слова рвались наружу, но она сдерживалась в ожидании момента, когда кучер не сможет их услышать. Куин даже не взглянул в ее сторону. Наконец они остались одни в тускло освещенном фойе особняка на Нортридж Сквер. Стоило Куину закрыть входную дверь, как Ноэль дала волю гневу.

— Как ты посмел так унизить меня!

— Не трогай меня сегодня, — он бросил на нее мрачный взгляд. — Будь ты поумнее, так убралась бы с моих глаз.

— Я исчезну с твоих глаз, безусловно, но прежде выскажу все, что думаю о твоих манерах!

— Предупреждаю тебя, Высочество…

— Это я предупреждаю тебя! Ты самовлюбленный, эгоистичный, заносчивый ублюдок!

— А ты дешевая маленькая кокетливая дрянь!

И тут Ноэль ему врезала. Она размахнулась и со всей силы всадила кулак ему в челюсть. Куин должен был предвидеть. В других обстоятельствах он бы уклонился. Но непривычная ревность, весь вечер выгрызавшая его изнутри как червь, притупила его рефлексы, и он принял полную силу ее удара.

Ноэль втянула воздух, осознав глупость своего поступка. Господи Боже, он же убьет ее! Задрав юбки над икрами, подгоняемая страхом, она взбежала по лестнице.

И оказалась в ловушке. Она не различала, стучит ли это ее сердце или его шаги за спиной. Мысли мельтешили. Ключ? Ключ от спальни в замке? Она преодолела последнюю ступеньку, пролетела коридор; тело ощущало его присутствие позади, и в отчаянном рывке она бросилась к двери. Когда ручка поддалась под рукой, это показалось чудом. Она заскочила внутрь и навалилась на дверь. Щеколда вошла в пазы. Она потянулась к ключу и начала вращать его…

Дверь распахнулась от удара невероятной силы, сбив Ноэль с ног. Пол под ней сотрясся, когда тяжелая дубовая плита с грохотом захлопнулась. Лежа на темном ковре в атласном ворохе, она услышала поворот ключа в замке. Раздался всхлип — жалобный, как у ребенка. С отстраненным любопытством она задумалась, кто еще в комнате, кроме них, и вдруг осознала, что это хныканье вырвалось из ее горла.

Куин смутно маячил над ней, видимая рука была сжата в кулак.

— Ты понимаешь, что заплатишь за это единственным образом.

Глядя ей в глаза, муж поднял руки к лацканам, медленно стянул вечерний сюртук и швырнул его на ближайший стул, не меняя позы. Затем начал расстегивать жилет, скользя от одной черной блестящей пуговки к другой. Без единого лишнего движения. Каждое его действие было продумано, неторопливо и наполнено нарочитой угрозой. Он дернул узел белого шейного платка.

— Я несколько недель держался на расстоянии от тебя. Оплачивал твои счета и позволял жить, как тебе угодно. Недавно я спросил себя, а почему? И знаешь, Высочество, не смог найти убедительный ответ.

Ноэль зачарованно наблюдала, как неторопливо распахнулась его рубашка, обнажая мощную мускулистую грудь, так запомнившуюся ей. И только когда его руки опустились к поясу брюк, она вырвалась из ступора. С криком Ноэль вскочила на ноги и бросилась к выходу, но его рука взметнулась и обвила ее, словно хлыст.

— О, нет, даже не думай! Я с тобой еще не закончил.

Он сорвал с нее плащ, подхватил и бесцеремонно бросил на кровать. Ноэль взвизгнула от боли, угодив локтем в деревянную голову дракона, но Куин проигнорировал ее вопль. Рухнув рядом с ней, он схватил Ноэль за хрупкие плечики, перевернул на живот, затем придавил коленом талию.

— Раз одежда оплачена мной, будь я проклят, если порву!

Только аккуратно расстегнув каждый крючок, Куин стянул атласное платье с отбивающегося тела. Однако его терпение вскоре иссякло, и, когда дело дошло до нижних юбок, они быстро превратились в груду тряпья на полу.

Жена лежала перед ним на спине, и лишь тонкая сорочка прикрывала наготу. В пылу борьбы за одежду, волосы рассыпались и теперь струились вокруг нее, словно заиндевевшие от зимнего лунного света, льющегося в окно.

С минуту Куин разглядывал женщину. Было что-то необычное в ее облике. Это настораживало. В следующее мгновение он понял, в чем дело. Прекрасные сверкающие глаза полны гнева и отвращения, но в них нет страха. Она ненавидит его, это очевидно, но, по-видимому, больше не боится.

С заинтересованность ученого, проверяющего гипотезу, Куин наклонился и охватил ее грудь под тонкой тканью. Она выплюнула злобное ругательство и принялась неистово брыкаться. Он тихо рассмеялся. Но все веселье сошло на нет с болезненным стоном, когда один из ударов пришелся на его пострадавшую челюсть.

С рычанием он обрушился на нее, используя тяжесть массивного тела, чтобы подавить сопротивление, и впился в ее губы поцелуем, в котором было больше агрессии, чем ласки, сминая ее уста твердыми губами, стремясь причинить боль. Ноэль боролась с мужем, царапая спину ногтями, выгибая тело в тщетной попытке скинуть его. Куин почувствовал первую дрожь ее паники, и необъяснимым образом его гнев исчез. Утратив страстное желание ранить, его губы утешали истерзанный рот Ноэль. И что-то неуловимо изменилось в ее реакции. Ладони все еще упирались в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но медленно раскрывающиеся губы свидетельствовали о другом.

Он целовал ее виски, ушки, наслаждался стройностью шеи. Когда он вновь приник к ее рту, языку не пришлось прорываться с боем, его ждали. Теперь ее тело извивалось под ним в особенном ритме. Сексуальное чутье подсказывало Куину, что руки могут двигаться дальше, не встречая сопротивления, что ее груди жаждут, чтобы их ласкали пока нежные вершинки не заноют и не набухнут еще сильнее.

Ее отклик превратил его желание в одержимость, но он сдерживался, поглаживая ее руки и шею, прежде чем спустил лямки сорочки, целуя линию ключиц и плечи до того, как посягнул на груди. И когда оба остались обнаженными в потоке лунного света, он вслушивался в ее тело, улавливая малейшие сигналы. Затем его поцелуи двинулись от талии к низу живота, и, ощутив слабый боязливый трепет, Куин сменил губы пальцами и улыбнулся про себя, когда ее мышцы вновь расслабились.

Внезапно все изменилось. Онпочувствовал несильный толчок в плечо, говорящий, что она не хочет, чтобы он нависал сверху. Осторожно сместившись, он лег на бок, лицом к Ноэль. На мгновение она притихла, а потом мягкая ручка потянулась к нему, и Куин, наконец, понял. Она желает потрогать его тело.

Вдох застрял у Куина в горле, когда неуверенные пальчики принялись исследовать его плечи и грудь. Хотя ее движения были робкими и неискушенными, Куин не мог припомнить, чтобы прикосновения женщины возбуждали его сильнее. С еле слышным стоном он опрокинулся на спину. Пальцы взъерошили волоски у него на груди и нашли сосок, твердый и плоский, в отличие от ее собственных. Он вздрогнул, и рука упорхнула. Убеждая себя лежать неподвижно, он ждал. Поколебавшись, Ноэль продолжила испытывать свою власть. Его дыхание ускорилось, когда поток ее волос, дразня, потек по его обнаженному телу. Ее рука проделала путь к его животу, пропутешествовала по плоской поверхности и нерешительно двинулась ниже. Он почувствовал ее трепет, и затем прикосновение к пульсирующей плоти. Содрогнувшись, она отдернула руку от мужского достоинства, и страх, что муж вновь подчинит ее своими настойчивыми ласками, сковал ее.

Он начал снова, приручая ее поцелуями, разжигая прикосновениями. Он услышал свой голос, бормочущий что-то убедительное. Когда Куин, наконец, ощутил ее дрожь, то знал, что ее бедра откроются по доброй воле, и она готова принять его мужественность с тем же желанием, как ее рот — его язык.

Куин медленно вторгся в нее, шепча тем временем, что не причинит ей боли. Ее тело начало двигаться. Держа под контролем свою бушующую страсть, он изменил положение, чтобы не давить на нее всем весом, и подстроился под ее ритм. Он давал, а не брал, но его наслаждение возрастало. Ноэль застонала, отвернув голову в сторону, он зарылся лицом в душистые волосы, и они воспарили вместе. И на время в залитой лунным светом комнате их тела заставили супругов забыть о ненависти.

— Вылезай из постели! — прорычал кто-то сверху.

Ноэль повернулась и наконец смогла приоткрыть глаза достаточно, чтобы увидеть стоящего над ней Куина умытого и одетого. Угрюмость и гнев искажали его черты, когда он наклонился и сорвал одеяло с тела жены.

— Я сказал, подъем!

Она резко села, волосы рассыпались вокруг лица и по плечам.

— Что ты вытворяешь? — прошипела Ноэль.

Его глаза угрожающе прищурились.

— Избавишься от меня завтра. А до тех пор будешь делать то, что я скажу. Чтобы через двадцать минут одетая стояла внизу.

Он развернулся на каблуках и прогрохотал из комнаты.

Ноэль застыла, ошеломленная. Это что, тот самый мужчина, который с такой нежностью занимался с нею любовью этой ночью? Который обнимал ее? Целовал? Она зарылась пальцами в спутанные волосы и сжала ладонями виски, пытаясь прогнать воспоминания о том, как естественно отзывалась на его ласки, с какой жадностью исследовала пальцами твердый рельеф его тела.

Презрение Куина пробудило в ней стыд. Ее муж — опытный любовник, а она слишком неискушенная. Любовница покинула его. Он просто нуждался в женщине. Почему она сразу не поняла? Это же так просто.

Но совсем не очевидно для обеспокоенного мужчины, вышагивающего по черно-белому мраморному полу у подножия лестницы. Совершенно непонимающему, почему наслаждение от соития с женой потрясло его даже сильнее, чем он в силах признаться.

— Ты опоздала на пять минут.

Она помедлила на лестничной площадке, и, призвав на помощь всю свою волю, встретила его пристальный взгляд с холодным безразличием.

— Если бы ты разбудил меня на пять минут раньше, я успела бы вовремя.

— Почему бы тебе не приберечь эту заносчивость для своих маркизов. Припомни, ведь мне известно, какая ты на деле горячая сучка!

Дай он ей пощечину, это было бы не так больно. С отвращением он увидел, как стыд стер краски с ее мертвенно-пепельных щек, и опустил взгляд.

— Экипаж ждет, — произнес он резко. — Констанс вернулась и прислала записку с просьбой немедленно навестить ее.

Они ехали как незнакомцы — Ноэль с каменным лицом уставилась вперед, Куин мрачно смотрел в окно.

— Ты такая бледненькая, моя дорогая. Куин, она выглядит не слишком хорошо.

Сразу, как только Ноэль ступила в гостиную, она ощутила атмосферу сдерживаемого волнения, окутывающую Констанс подобно аромату духов. Даже выказывая свою обеспокоенность бледностью Ноэль, хозяйка бросала ожидающие взгляды в сторону двери.

— Признаюсь, я бы чувствовала себя спокойнее, если бы ты не так скоро отправлялась в Кэйп Кросс. Пересечь океан ужасно трудно даже здоровому человеку.

Почему-то Ноэль не удивилась, обнаружив, что Констанс полагает, будто она будет сопровождать Куина в Америку. Констанс практичная женщина, а практичные женщины не оставляют своих мужей. Кроме того, как Ноэль давно поняла, несмотря на проницательность в оценке людей, Констанс как будто слепла, когда дело касалось Куина.

Едва Ноэль начала объяснять, что не собирается уезжать, дверь в гостиную отворилась, и, к ее изумлению, вошел Саймон. Почему он не во Франции, задумалась она.

Ее любопытство недолго оставалось неудовлетворенным. Саймон поприветствовал их, извинился за опоздание, обнял Констанс и спокойно сообщил, что они поженились.

Куин издал сдавленный возглас, стиснул зубы и помрачнел лицом. Ноэль захотела его ударить. Почему он даже в такой момент не может отставить в сторону свою вендетту с отцом и пожелать им счастья?

Пытаясь отвлечь молодоженов от грубости мужа, Ноэль бросилась к Констанс и обняла ее, подыскивая правильные слова, хотя на душе было нерадостно. Поддавшись импульсу, она повернулась и крепко обняла Саймона тоже. Он по-мальчишески ухмыльнулся этому жесту, и она почувствовала себя странно пристыженной за недавнее обращение со свекром.

— Ты ошибаешься, Куин, — мягко сказала Констанс, обходя Саймона и направляясь к его сыну.

— В чем? — он задумчиво смотрел на нее, губы окаменели.

— Он любит меня.

Куин придал лицу подобие улыбки и нежно ее обнял.

— Конечно, так и есть. Он не мог не влюбиться в вас.

Но взгляд, который сын метнул в Саймона поверх ее головы, был полон яда.

— Он не верит тебе, Конни, — с удивительной невозмутимостью заметил Саймон.

— Разумеется, не верит, и в самом деле, Саймон, вряд ли можно винить его за это.

Ноэль почувствовала себя брошенной на произвол судьбы в незнакомой земле, жители которой говорят на непонятном языке. Констанс угадала ее мысли.

— Ноэль уверена, что мы сошли с ума.

Она отступила от Куина, заняла свое место за щедро заставленным чайным подносом и взяла одну из китайских чашечек.

— Присядь, Ноэль. Саймон. Если тебе необходимо ходить, Куин, отступи на шаг от моих новых ваз. Они жутко дорогие, но я просто не смогла устоять. Возьми круассан, Ноэль, и немного чаю. Саймон, скажи, если сливок недостаточно.

Когда все были обслужены, Констанс повернулась к Ноэль:

— Куин уверен, что Саймон женился на мне исключительно с целью вернуть контроль над компанией. Не так ли, дорогой?

— Признаюсь, это пришло мне в голову, — сухо ответил Куин с другого конца комнаты. И продолжил более страстно: — Черт побери, вы заслуживаете большего!

— Но я не понимаю, Констанс, — вмешалась Ноэль. — Я думала, что вы с Саймоном — равноправные партнеры.

Констанс бросила на Куина неодобрительный взгляд.

— Твой муж, оказывается, относится к тому сорту мужчин, которые считают, что женщине не следует знать о делах мужей ничего, кроме названия их компании. Действительно, Куин, я была о тебе лучшего мнения.

Она вновь обратилась к Ноэль:

— Месяц назад Куин стал равным партнером со мной и Саймоном, — каждый владеет третью предприятия.

Неожиданно Ноэль поняла, почему Куин так встревожен.

— А когда женщина выходит замуж, — задумчиво размышляла Ноэль, — она теряет право собственности на свое имущество. Оно переходит к мужу. Так что теперь Саймон получил контроль над компанией.

Констанс издала победный клич:

— Вот! Видишь, Куин, ее достаточно лишь подтолкнуть в правильном направлении. Очень хорошо, моя дорогая. Закон нелеп, безусловно, и оскорбляет всех женщин, но это — закон. Однако в данном случае я обошла его, продав половину своей доли прежде, чем мы с Саймоном поженились.

— Ты не могла этого сделать, — вскинулся Куин. — Это неправомерно. Ты не можешь продать эти акции никому, кроме членов нашей семьи.

— Вот именно поэтому я продала их твоей жене.

Ноэль изумилась.

— Что ты имеешь в виду, Констанс? Я никогда не покупала у тебя акций «Коупленд и Пэйл».

— Ах, но ты сделала это, милая. И впредь помни, что нужно читать все, под чем подписываешься. Безрассудство — ставить свое имя на документе, в котором ты не до конца разобралась, даже если его положил перед тобой доверенный друг, утверждая, что это петиция о запрете детского труда до девятилетнего возраста.

— Но я никогда не давала тебе денег.

— Разумеется, давала. Помнишь свое глупое настояние оплатить мне твое пребывание в Суссексе? Я отложила эти деньги, намереваясь вернуть. А когда решила продать тебе половину своего пая, просто использовала их по своему усмотрению. С твоего письменного согласия, осмелюсь добавить.

Ноэль задумалась, пытаясь свести воедино все, сказанное Констанс. Значит, Саймону теперь принадлежит треть акций «Коупленд и Пэйл» и одна шестая, оставшаяся у Констанс. У Куина столько же: его собственная треть плюс шестая часть, которую Констанс отдала ей. Что за потрясающая женщина! Одним дерзким ударом она восстановила баланс сил между отцом и сыном.

— И сколько же денег заплатила Ноэль? — поинтересовался Куин, глядя на Констанс с откровенным восхищением.

— Около пятидесяти фунтов.

Он едва не задохнулся.

— Ты продала шестнадцать процентов акций одной из лучших судостроительных компаний за пятьдесят фунтов?

— Сорок восемь фунтов, пять шиллингов и шесть пенсов.

Куин откинул голову и расхохотался. Только Ноэль не присоединилась к нему. Она знала, что ей предстоит признаться своей доброй и щедрой подруге, что она вовсе не собирается в Америку и никогда не увидит судоверфь, но пока она не могла заставить себя отравить счастье ни Констанс, ни, кажется, Куину. Она подождет до завтра.

— Прежде чем я передам бумаги твоей жене, — сказала Констанс, взяв тяжелый конверт у Саймона, — я прошу тебя согласиться на то же, что пообещал твой отец.

— На что именно?

— Это — собственность Ноэль. По закону, конечно, ты можешь распоряжаться ею так же, как и Саймон может распоряжаться моим имуществом. Но я хочу, чтобы ты дал слово, не поступать так. Ноэль должна сама голосовать по своим акциям.

— Но это нелепо!

Впервые Ноэль поймала себя на том, что согласна с мужем. Впрочем, какая разница. Куин вскоре уедет и сможет делать с ее долей, что пожелает.

Куин раздраженно тряхнул головой и отвернулся.

— Констанс, я всегда уважал вашу рассудительность, но это — ерунда. Ноэль ничего не смыслит в судостроении.

— Ты ее научишь.

Куин обратился к отцу:

— Почему ты согласился на подобную глупость?

— Не с первого раза, но когда я перестал бушевать и начал прислушался к Конни, то обнаружил, что в ее словах есть здравый смысл. Она не заслуживает потерять все права на принятие решений только потому, что согласилась выйти за меня замуж.

— Она, разумеется, не заслуживает. Но вряд ли можно сравнить значимость Констанс для «Коупленд и Пэйл» с полезностью Ноэль.

— Ценность Ноэль выше, чем моя или Констанс, — фыркнул Саймон. — Она родит компании наследника.

Ноэль вскочила со стула, но прежде, чем она успела что-нибудь сказать, Констанс поймала ее за руку.

— Саймон, как обычно, бестактен. Естественно, мы надеемся, что у вас будут дети, но это только ваше дело. На самом деле, Ноэль, ты одарена мужеством и здравым смыслом, а это, определенно, ценный вклад для компании. Ну, Куин, даешь ли ты слово, что сохранишь за Ноэль право распоряжаться ее собственностью?

Слабый укол дурного предчувствия ужалил Ноэль, когда Куин повернулся и принялся угрюмо ее разглядывать. Чего он ждет? Почему бы ему просто не согласиться и покончить с этим. Он ведь знает, что она не потребует от него сдержать обещание.

— Даю слово.

Констанс вложила конверт в руки Ноэль.

— Добро пожаловать в «Коупленд и Пэйл», моя дорогая.

Куин извинился и покинул гостиную. Ноэль налила еще чаю и стала расспрашивать Саймона и Констанс об их свадьбе. Все трое улыбнулись, представив, как Лондон отреагирует на второе тайное бракосочетание в семье Коуплендов, и стали обсуждать планы Констанс переехать на Нортридж Сквер.

Едва Куин вернулся, Констанс предложила им остаться на обед, и он с готовностью согласился. Когда они расселись вокруг стола, Ноэль заметила, что мрачное настроение Куина рассеялось. Он поддразнивал Констанс, учтиво разговаривал с отцом и даже был любезен по отношению к ней. Казалось, что у него гора с плеч свалилась, и от этого Ноэль становилось все тревожнее.

Ее дурное предчувствие еще усилилось, когда по возвращении домой они оказались посреди суматохи. Томкинс, открывая дверь, держал в руках один из чемоданов Куина. Как только они вошли внутрь, то увидели двух спускающихся по лестнице лакеев, несущих сундук, каждый со своей стороны. Проходя мимо, Ноэль заметила клочок бронзового шелка, торчащего из-под закрытой крышки.

Ее глаза метнулись к Куину, но он уже скрылся в коридоре. Ноэль взбежала по лестнице в свою спальню, где Элис обвязывала ремнями один из трех сундуков, громоздящихся на полу. Дверцы большого шкафа были распахнуты, и его опустевшая утроба сказала Ноэль обо всем. Куин, отлучившись, послал слугам указание упаковать весь ее скарб. Он собирается увезти ее с собой!

Она, наконец, обнаружила мужа в своей маленькой персиково-голубой гостиной в дальней части дома. Он никогда не бывал в этой комнате, и теперь, к ее негодованию, копался в ее вещах, держа в руке одну из книг.

— Я подумал, что ты захочешь взять что-нибудь из этого.

— Я никуда не поеду, Куин.

Он продолжил, словно она ничего не говорила:

— Твои книжные пристрастия удивили меня. Бэкон^[33], Локк^[34], Сэмюэль Пипс^[35]. И ни одного романа миссис Рэдклиф^[36]. Но, с другой стороны, ты умудрялась поражать меня с самого начала, не так ли, Высочество?

Ноэль не дала сбить себя с толку. Она дерзко сложила руки на груди и пристально воззрилась на него.

— На сей раз я сама сделаю выбор, Куин. Все кончено. Ты уже сполна получил реванш за все, что, по твоему мнению, я тебе причинила. Ты похищаешь меня…

— Похищаю? — он положил книгу и насмешливо приподнял темную бровь. — Ты драматизируешь. Мужчина не может похитить собственную жену. Она отправляется туда, куда он прикажет.

Он провоцировал ее свой самонадеянностью, намеренно пытаясь вывести из себя. Но она не позволит ему получить преимущество.

— Я остаюсь здесь. Мы так решили.

— Но теперь все по-другому, — пожал он плечами. — Я оправил Констанс записку, сообщая, что в последний момент наши планы изменились, и мы отплываем раньше.

— Ничего не изменилось. Можешь забрать мои акции. Делай с ними, что заблагорассудится. Я освобождаю тебя от обещания.

— Я дал слово Констанс, а не тебе.

— Твое слово! — она презрительно усмехнулась. — Твое слово ничего не стоит. Ты держишь его лишь до тех пор, пока тебя это устраивает.

Его голос оставался возмутительно спокойным, хотя глаза решительно сузились.

— Ты отправишься со мной в Кэйп Кросс.

— Кэйп Кросс — это твой дом, а не мой. Я англичанка. Я не принадлежу Америке. Я часть этого мира.

— Ты ненавидишь эту жизнь также сильно, как и я. Я наблюдал за тобой, Высочество. Ты получаешь больше удовольствия от компании кучеров и кухарок, чем от общения с теми, с кем встречаешься в обществе. Ты не принадлежишь этому миру с его стадом паразитов. Ты относишься к людям, которые создают себя сами. Америка — страна молодая, порою опасная. И там простор для свободных духом.

Куин подошел, взял жену за плечи и понизил голос до шепота, близостью лишая ее сил:

— Поедем со мной, Высочество. Присоединяйся по доброй воле.

Ноэль отшатнулась от его странного гипнотического воздействия.

— Нет! Это моя жизнь! Моя! Я сама выбираю, что мне делать.

— Ты — моя жена, — его губы еле двигались, пока он шипел слово за словом. — И выбор за мной.

— Ни за что! — она вырвалась и побежала к двери, но он поймал ее за юбку и развернул так сильно, что она впечаталась щекой в его твердое плечо.

— Есть два способа, Высочество. Ты можешь прошествовать до экипажа как леди, которую из себя изображаешь, или можешь проехаться верхом на мне, — его пальцы безжалостно впились в ее руки, когда он предостерегающе встряхнул жену. — Что выбираешь?

В ответ она отвела ногу и пнула его со всей силы.

— Будь по-твоему, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. Грубо перекинув через плечо, Куин пронес ее по коридору, минуя ошарашенных слуг, и вышел на улицу.

Ноэль не облегчила ему задачу. Она колотила его кулаками, а затем укусила за шею. Он испустил приглушенное проклятие и крепко шлепнул ее по ягодицам. Когда экипаж тронулся от дома на Нортридж Сквер, Ноэль все еще ощущала жгучую боль от удара.

Глава 29

Позднее Ноэль никак не могла восстановить в памяти все подробности той ужасной недели, проведенной ею на борту пакетбота «Дорсей Билль». Больная и беспомощная, она лежала в тесной каюте, и ее желудок яростно восставал против неустанной качки. Большую часть времени Куин оставлял Ноэль одну, наняв молодую девушку-эмигрантку из третьего класса, чтобы та ухаживала за ней в течение дня. Ночью он тихо проскальзывал в темную каюту, даже не утруждая себя зажжением лампы, которая свисала с центральной потолочной балки. В темноте он раздевался и залезал на узкую койку напротив той, где лежала Ноэль.

На следующий день после Рождества, когда состояние Ноэль еще не подавало ни малейших признаков улучшения, Куин объявил, что поднимет ее наверх. Ей хватило сил, чтобы выразить протест, но она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, когда Куин завернул ее в теплое одеяло, вынес на палубу и усадил в кресло. Зубы Ноэль вскоре застучали от ледяного ветра, но впервые за все время путешествия ее желудок был спокоен. С этого момента ее состояние стало улучшаться, и она старалась как можно больше времени проводить на просоленном морском воздухе, даже когда ветер был так силен, что едва позволял переставлять ноги.

Однажды вечером, когда Ноэль сидела на краю своей койки, расчесывая волосы, дверь широко распахнулась, пропуская в каюту Куина. Она удивилась, увидев, как рано он покинул игровой стол, что было для него необычно. Взгляд Куина смело обследовал ее тело, казалось, проникая сквозь складки скромной ночной рубашки, отчего Ноэль почувствовала себя полностью обнаженной. По блеску в его глазах она поняла, что Куин, наконец, решил заявить на нее свои права.

Он пересек каюту с небрежной грацией и уверенностью, которая наполнила ее страхом, смешанным с волнением. Прежде, чем Ноэль поняла, что происходит, он рывком поставил ее на ноги, прижал к себе и впился поцелуем в ее губы. От неожиданности, если не по какой-то другой причине, ее тело ответило на его призыв, и Ноэль едва устояла на, ставших внезапно ватными, ногах.

Как только Куин распахнул ворот ее ночной рубашки, открывая для своих ласк нежную плоть ее грудей, последние остатки воли покинули Ноэль. Но тут воспоминание о тех жестоких, насмешливых словах, которые он бросил ей в их последний день в Лондоне, вернуло ее к реальности. «Не забывай, я знаю, какая ты горячая сучка!». Жгучий стыд, который тогда испытала Ноэль от этих слов, снова охватил ее. Это было правдой! Куину стоило лишь прикоснуться к ней, и она уже была готова отдаться ему.

— Нет! — воскликнула она, отстраняясь от него, — Я не хочу твоих поцелуев. Если ты хочешь взять меня, просто приступай к делу! Я больше не буду сопротивляться. Но я не позволю тебе ласкать мое тело и после насмехаться надо мной, когда оно отвечает!

Куину достало совести выглядеть немного смущенным.

— Я был зол на тебя. Я не имел в виду того, что сказал. Ты это знаешь.

Из всего, что Ноэль когда-либо от него слышала, это было больше всего похоже на извинение, но ее рана была слишком глубока.

— Я не имею об этом ни малейшего понятия!

Куин взял ее за плечи и заглянул в глаза.

— Твое тело прекрасно и здорово. Тебе не стоит смущаться этого, или позволять кому-нибудь, даже мне, заставлять тебя чувствовать неловкость.

Внезапно Куин отвернулся и заговорил так тихо, что она едва могла расслышать его слова.

— Та ночь была, вероятно, единственным хорошим событием, которое случилось между нами.

— Ты ошибаешься, Куин, — тут же возразила Ноэль, обеспокоенная напряжением в его голосе, — Между нами никогда не случалось ничего хорошего, и вряд ли когда-либо случится.

Когда он повернулся к ней, его лицо было холодно и бесстрастно.

— Конечно, ты права. Теперь иди в постель. Все будет так, как ты хочешь.

С тех пор каждую ночь Куин брал ее, бездушно используя ее тело, а она неподвижно лежала под ним. Во всем этом не было ни капли нежности, ни капли ласки, ни капли удовольствия для Ноэль, и, как она скоро поняла, для Куина тоже. Возможно, именно поэтому она не делала попыток сопротивляться. Ноэль казалось, что она обрела, наконец, способ воздействовать на него, неважно, какой ценой это досталось.

Каждую ночь после того, как Куин покидал ее койку, Ноэль снова и снова начинал мучить один тревожащий вопрос. Впервые она задумалась об этом, когда Куин унес ее с Нортридж Сквер и засунул в карету, но тогда она постаралась выбросить эту мысль из головы.

Почему она не сбежала от него, когда у нее был шанс? Могло ли быть так, что она не хотела его покидать? Это просто смешно, сказала она себе, и попыталась выбросить это из головы.

В течение дня поведение Куина было довольно обходительным. Он часто присоединялся к Ноэль во время ее прогулок, и заводил вежливую беседу, идя рядом с ней по холодной палубе. Затем, с позволения капитана, он приступил к ее морскому образованию, проведя ее по всем частям судна. Куин показывал подпоры и ванты, комингс-люки и транцевые кницы, объясняя назначение каждого из них, и рассказывал о различиях между этим судном и теми, которые были построены на верфях «Коупленд и Пэйл». Слушая его рассказы о кораблях, Ноэль едва ли могла представить, что этот обаятельный человек был тем, кто похитил ее, не один, а три раза изнасиловал, запугивал, а потом забрал от всего, что она знала, и увез в первобытные земли, откуда был родом.

Когда же они впервые начали говорить о других вещах — политике, философии, даже о них самих? Куин рассказал ей кое-что о своем прошлом, и хотя не упомянул ни Саймона, ни свою мать, Ноэль догадывалась, что ему пришлось рано распрощаться с детством. Она слишком хорошо понимала, что должен чувствовать ребенок, которому пришлось столкнуться с реальным миром. Не потому ли Ноэль обнаружила, что сама рассказывает Куину о детях, обитающих в трущобах Лондона, и делится с ним своим возмущением условиями жизни в городе, который считался цивилизованным.

Скоро Ноэль начала понимать, насколько хорошо образованным человеком был ее муж. Она узнала, что, помимо домашнего обучения, Куин провел один несчастливый год в Итоне, прежде чем был исключен за проступки, признанные непростительными. Тем не менее, он получил университетское образование в «Уильям и Мэри», маленьком колледже в Виргинии, где был изгоем среди обеспеченных сынков южных плантаторов из-за своего нескрываемого отвращения к рабству.

Они часто спускались в трюм корабля, где с удобством путешествовали Несущий Смерть и Каштановая Леди.

— Когда мы прибудем, тебе может показаться, что дом нуждается в некотором уходе, — однажды сказал Куин, когда они вошли в стойло, — Я не был дома более трех лет, и все это время Телевея была закрыта.

— Телевея? — спросила Ноэль, протягивая на ладони кусок моркови для Каштановой Леди.

— Это греческое слово, означающее дом. Саймон купил дом у греческого купца, который заработал состояние на хлопке, но переоценил себя и вскоре был вынужден продать дом и земли.

— Из-за индейцев?

— Не пугайся так. Индейцы в Джорджии больше не размахивают томагавками. Некоторые чистокровные представители этой расы все еще носят головные уборы из орлиных перьев и мокасины, но большинство одеваются так же, как белые, — с улыбкой заметил Куин.

Ноэль была удивлена, когда узнала, что у племени Чероки были свой свод законов и собственный алфавит. Вместо примитивных хижин, в которых, как она полагала, жили индейцы, в их поселениях были фермы и церкви, школы для детей.

— Индейцы стали очень цивилизованы, — сказал Куин, причем уголки его рта слегка изогнулись.

— Разве это не к лучшему?

Он взял щетку и начал расчесывать черный хвост Несущего Смерть.

— Они думали, что, приняв правила белых, смогут удержать свои земли, но это были глупые надежды.

— Почему?

— Были заключены соглашения, которые никто не собирался выполнять. Белые оставили племени Чероки крошечный кусок земли. Малая часть Северной Каролины и Тенесси, узкая полоска в Алабаме, и самый северный краешек Джорджии. А теперь у них отняли и то немногое.

Задумчиво Куин провел пальцами по гриве Несущего Смерть, забыв о щетке в своей руке.

— Последний Майский конгресс принял Билль о переселении индейцев. Всем восточным племенам: Семинолам, Чокто, Чикасо, Крик и Чероки, было приказано оставить родные земли и переехать на запад, туда, куда они не хотят.

— И никто не вступился за индейцев?

— Некоторые, — кивнул Куин, — Но это ничего не изменило.

— Итак, — задумчиво произнесла Ноэль, — Чероки пришлось покинуть их дома и получить взамен необработанные земли. Они уже ушли?

— Едва ли две тысячи из них. Но более чем шестнадцать тысяч осталось, надеясь на чудо.

— Ты думаешь, чудо произойдет?

— Я уже давно не верю в сказки, Высочество. Племя Чероки погибнет.

Чувствуя, как близко к сердцу он принимает несправедливость, Ноэль придвинулась ближе и мягко коснулась его руки.

— Мне очень жаль, Куин.

Секунду он смотрел на нее, затем коротко кивнул и пошел прочь.

Ни той ночью, ни следующей, Куин не делал попыток приблизиться к ней. Еще долгое время, после того, как он заснул, Ноэль лежала, пытаясь понять, почему ей становится все труднее ненавидеть Куина так же яростно, как раньше. Неужели она могла попасть под его странное обаяние? Из всех мужчин, которых она когда-либо встречала, с ним одним ей никогда не становилось скучно.

Ноэль вспоминала свое возвращение из Йоркшира, когда она набросилась на Саймона с обвинениями.

— Он меня пугает! — воскликнула она тогда, — Вы не можете этого понять?

Но была ли она полностью честна с собой? Ноэль знала, что на протяжении многих лет ничто, кроме тонкого налета условностей, не сдерживало жестокую сторону натуры Куина. Правдой было и то, что слишком часто она сама становилась предметом этой жестокости. Но Ноэль ходила по острию ножа всю свою жизнь, начиная с семи лет. Хотя отношение Куина к ней было отвратительным, оно было все же честнее, чем подобострастие других мужчин, которые видели только ее красоту.

Неожиданно для самой себя, Ноэлль приняла решение. Теперь ее ждут Кейп Кросс, «Коупленд и Пэйл», и Куин. Ей нужно было время, чтобы приспособиться к этой новой стране. Но еще больше времени требовалось, чтобы наладить отношения с мужем. Пока Куин оставался для нее неразгаданной загадкой, Ноэль никогда не смогла бы освободиться от него, даже если бы их разделяли сотни тысяч миль. Что же касается будущего, у нее был ясный ум и крепкое тело. Если будет нужно, она сумеет настоять на своем.

Глава 30

Тихим утром в конце января Куин и Ноэль, наконец, прибыли в Саванну. Высадившись на берег, они в полной мере почувствовали, что этот город по праву считается одним из самых оживленных портов юга. Торговые суда стояли на якоре рядом с бригами и колесными пароходами. Гавань пестрела снующими туда-сюда шлюпами, а баржи и плоскодонные лодки величаво входили и выходили из устья реки Саванны, совершая свои путешествия за ценным хлопком и табаком. Фургоны, запряженные рабочими лошадьми или быками, выстраивались вдоль причалов, в то время как крепкие докеры выгружали товары из глубин корабельных трюмов. Экипажи и фургоны наводняли улицы, прилегающие к пристани, а их хозяева, собираясь небольшими группами, болтали между собой, предвкушая хорошую плату, которую они получат от богатых пассажиров первого класса, спешащих покинуть свои суда.

Проследив за тем, что бы Несущего Смерть и Каштановую Леди доставили на берег в безопасности, Куин нанял один такой экипаж. Им стоило бы выбрать водный путь из Саванны в Кейп Кросс, объяснил он, но из-за поднявшегося юго-западного ветра они могли с тем же успехом поехать и по суше.

Экипаж повез их по неровным дорогам, через неустойчивые мосты, которые выглядели так, словно легчайшей ветерок мог их обрушить. По пути Куин и Ноэль в молчании пообедали на постоялом дворе, и к сумеркам прибыли в Телевею. Экипаж свернул на узкую кирпичную дорогу, по обеим сторонам которой густо росли сосны. Проехав какое-то время по аллее, они, наконец, выехали на открытую поляну. В центре поляны, на возвышении располагалось строение, которое, очевидно, когда-то было изумительным белым каркасным домом.

Дом был выстроен в федеральном стиле с хорошо сбалансированным центром и высокой четырехскатной крышей. Справа и слева от основной части здания вырастали узкие одноэтажные крылья.

В утопленных арках размещались изящные окна, защищенные жалюзи, которые когда-то были черными и блестящими, а теперь поблекли и кое-где болтались на ржавых петлях. Заросли самшита и азалии окружали длинное крыльцо, поддерживаемое четырьмя гладкими белыми колоннами, все еще придававшими дому величавый вид, несмотря на облезшую белую краску,

Кучер завел лошадей в стойло и вернулся разгружать багаж. Куин и Ноэль поднялись по ступенькам на крыльцо, где валялось только птичье гнездо с пометом и стояло забытое ротанговое кресло-качалка с обивкой из выцветшего ситца.

Мускулы на челюсти Куина напряглись.

— Добро пожаловать в Телевею, — пробормотал он, вступая в пустынную прихожую, — Здесь нет слуг. Мне придется кого-нибудь нанять.

Куин зажег лампу, которая стояла сразу за дверью на подставке. Удлиняющиеся тени перепрыгнули со стен на высокий потолок, а потом заплясали по потертому персидскому ковру, покрывавшему то, что когда-то было прекрасным паркетным полом. Зашедший с сундуками внутрь, кучер с любопытством озирался вокруг, а потом последовал за Куином наверх. Когда мужчина ушел, Куин зажег сигару и стал обходить одну комнату за другой, совсем забыв о присутствии Ноэль. Желая увидеть все части дома, который так дурно содержался хозяином, Ноэль последовала за мужем.

В большинстве комнат мебель была сдвинута в центр и покрыта чехлами. Гостиная удрученно встретила их голыми окнами, с которых когда-то были сняты портьеры. Везде присутствовал запах затхлости. В левом крыле здания находилась заброшенная бальная зала с аркой, обрамленной колоннами. Из этой арки открывался великолепный вид на оранжерею, где стеклянные стены образовывали изящный полукруг. Хотя стекла были целы, на них было столько грязи, что они были совершенно непрозрачны.

В правом крыле располагалась длинная, узкая столовая. Американский орел был вырезан на лепнине когда-то белой облицовки камина. Над камином висела очень натурально исполненная картина, изображавшая двух рябчиков, за подписью американского натуралиста Джона Джеймса Одубона.

Ноэль не могла больше сдерживать свое любопытство.

— На корабле ты сказал, что Телевея была закрыта с тех пор, как ты уехал, хотя Саймон был в Кейп Кроссе менее чем год назад. Где он останавливался?

Куин носком сапога отбросил в сторону кучу тряпья.

— У него есть дом возле пристани.

— Но почему он позволил этому прекрасному дому прийти в такое запустение?

— Потому что он ненавидит его, — бесстрастно ответил Куин.

— Тогда почему он не продал его? — не сдавалась Ноэль.

— Он продал. Я купил этот дом у него перед тем, как покинул Лондон.

Ноэль оглядела изящные пропорции комнаты, в сотый раз задаваясь вопросом, что же произошло между Куином и его отцом.

— Как кто-то может ненавидеть такой дом? — спросила она, обращаясь больше к себе самой.

Положив ладонь на пыльную каминную полку, Куин уставился в холодное нутро камина.

— Ты задаешь слишком много вопросов, Высочество, о вещах, которые тебя не касаются.

Она оставила Куина обследовать дом и поднялась наверх. Свои сундуки она нашла оставленными в пыльной, но приятной спальне, смежной с хозяйскими покоями. Поиски в шкафу принесли свои плоды, и Ноэль выудила оттуда стопку простыней. Она стелила постель, мысленно благодаря судьбу за то, что Куин не приказал ей делить с ним его спальню. И все же, роясь в сундуках в поисках ночной рубашки и халата, Ноэль поняла, что невольно прислушивается к звукам шагов. Но в другой комнате было тихо.

Внизу, на кухне, Куин сидел за открытой бутылкой виски. Звук шагов Ноэль, проходящей по комнатам Телевеи, беспокоил его больше, чем он хотел признать. Почему он не оставил ее в Лондоне, как намеревался? Его чресла болели от желания обладать ей. Только воспоминания о ночах на корабле, которые стали наказанием для них обоих, удерживали его сейчас. Ноэль тогда так упорно отталкивала его. Если бы она не была так чертовски прекрасна.…Но не только ее красота притягивала его. В ней было нечто, что не могло оставить его равнодушным.

Куин сделал еще один глоток. Да будет он проклят, если позволит этому продолжаться! Когда он решит, что хочет стать отцом, тогда и приведет ее в свою постель. Пока же будет удовлетворять свои потребности где-нибудь в другом месте. Ноэль будет вынашивать его детей, и управлять хозяйством. Вот и все!

На следующее утро, когда Ноэль сидела за кухонным столом и потягивала чай, ее прервал стук в дверь. Она открыла дверь и обнаружила собравшуюся на заднем крыльце группу из шести женщин, троих белых и троих черных.

— Миссис Коупленд?

— Да?

— Я Дэйнти Джонс, ваша новая повариха.

Ноэль на секунду утратила дар речи. Дэйнти Джонс была самой высокой женщиной, которую она когда-либо видела, и определенно, самой худой. У нее были коротко стриженные рыжие волосы, чей цвет был единственным напоминанием о ее шотландско-ирландском происхождении, и красноватая кожа, крепко натянутая на худые кости. Ее лицо по форме напоминало песочные часы — широкое в висках, сужающееся к щекам, и снова расширяющееся в челюсти. Этот комичный образ наиболее полно завершал провинциальный акцент, богато присутствующий в речи Дейнти.

— Здравствуйте, мисс Джонс, — наконец, выдавила из себя Ноэль.

— Зовите меня Дэйнти.

Проложив себе плечом дорогу на кухню, Дэйнти продолжила свою светскую беседу: — Вот тут Бэсси Пуг. Это Грейс Махони. Она умеет управляться с иглой, так что вы лучше возьмите ее себе в горничные. Те двое это Фэйвор и Евангелина Паттерсон. У них нет опыта, но они хорошие работницы. Вон та, которая стоит, отвернувшись, Эрлайн Уилкокс. Она робеет перед чужими людьми, так что вам следует оставить ее со мной, помогать на кухне. Мистер Коупленд сказал, что мужчины подойдут завтра, и начнут работать снаружи.

Хотя Ноэль тогда этого не знала, на юге было не принято нанимать в один дом слуг обеих рас. Но в Кейп Кроссе тем, кто хотел получать плату от Коуплендов, приходилось соглашаться работать вместе.

Ноэль осмотрела группу женщин, которые столпились на кухне. От Дейнти Джонс, возвышающейся надо всеми, до сестер Паттерсон, поражающих своей угольно-черной кожей, они были очень далеки от образа тех образцовых английских слуг, с которыми Ноэль имела дело. Но она не могла позволить себе роскошь выбора. Рядом не было Констанс, которая могла бы дать совет, а просить помощи у Куинна Ноэлль не имела ни малейшего желания. В конце концов, хозяйство было возложено только на нее, и ей придется научиться управлять им.

Всю первую неделю в своем новом жилище Ноэль была сосредоточена на том, чтобы вернуть дому былую красоту. Погрузившись в домашние хлопоты с головой, она делала перерывы только на то, чтобы написать очередное длинное письмо Констанс, в котором рассказывала о своем хозяйстве и о таких необычных слугах. Куина она вообще не упоминала. День проходил за днем, и Ноэль порхала с место на место — из чердака в кладовую, из спальни в комнату, раздавая слугам задания, иногда останавливаясь, что бы самой подмести пол или вымыть угол.

Она начала с четырех комнат: столовой, гостиной и двух передних спален. Стены были вычищены от пола до потолка, ковры выбиты, полы отполированы, окна вымыты. Годами накапливающаяся грязь была удалена с прекрасного паркетного пола в главном коридоре. Мебель освободили от чехлов, натерли лимонным маслом и до блеска отполировали воском.

Слуги доказали, что они умеют работать, а стряпня Дэйнти Джонс оказалась выше всяких похвал, о чем невозможно было догадаться по ее скелетообразной фигуре. Содовое печенье и блинчики, пироги и индейские пудинги, брансвикское жаркое с маслянистыми бобами и красным перцем — все это щедро хлынуло из благоухающей кухни искусной поварихи.

Верный своему слову, Куин послал небольшую группу мужчин восстановить внешний вид дома, и вскоре здание снаружи было окружено лестницами и строительными лесами. В дни зимних дождей Ноэль приглашала рабочих внутрь, и те, повинуясь указаниям хозяйки, что-нибудь красили или столярили.

Ноэль редко видела мужа во время тех первых изнурительных недель новой жизни, и Куин не сделал ни одной попытки пройти в ее спальню. Они едва ли обменивались парой слов, хотя он выразил одобрение по поводу ее первых хозяйственных успехов. И еще пообещал, что в следующий раз, когда будет уезжать, возьмет Ноэль с собой в Саванну за покупками, необходимыми для завершения строительства. Кроме этого, Куину нечего было сказать жене.

Однажды Ноэль услышала, как горничные сплетничают о женщине по имени Кейт Мэллой, содержавшей незаконный игорный дом, который пользовался успехом среди богатых джентльменов Кейп Кросса и окрестностей. Из этого разговора Ноэль поняла, что у Кейт Мэллой джентльменам была доступна не только игра в покер, но и другие развлечения. Ноэль не могла представить, что такой полный сил мужчина как Куин может так долго обходиться без женщины, и подозревала, что все его последние ночи были проведены вовсе не на верфи. Так даже лучше, говорила она себе. Куину позволено удовлетворять похоть в другом месте. Ничего не могло бы сделать ее счастливее!

Спустя несколько недель после их прибытия произошел случай, который вызвал у Ноэль смутное беспокойство. Она находилась позади дома, выбивая маленький восточный коврик, который нашла в одном из своих походов на чердак. Когда Ноэль подняла глаза, то увидела незнакомого мужчину, стоящего рядом с коптильней и наблюдающего за ней.

У незнакомца была бочкообразная грудь, толстые, мощные конечности, и ненормально маленькая для такого сложения голова. Ноэль не могла разглядеть цвет его волос, спрятанных под потрепанной фетровой шляпой, но могла видеть его глаза. Маленькие и злобные, глазки странного человека словно сверлили ее. Секунду незнакомец стоял неподвижно, затем нагло сплюнул в кучу опавших листьев у него под ногами и скрылся за деревьями.

Вечером Ноэль рассказала об этом случае Куину. Он расспросил людей, работавших в доме в тот день, но никто больше не видел незнакомца. Через пару дней Ноэль и сама выбросила эту встречу из головы.

От Дэйнти Ноэль узнала, что женщины общины и близлежащих плантаций договорились между собой, что отложат визит к новой миссис Коупленд, пока та не обустроится.

— Могу поспорить, они умирают от нетерпения, миссис Коупленд, — однажды утром, усмехаясь, сказала Дэйнти, опуская костяшки своих тощих пальцев в гору хлебного теста, — Но они слишком хорошо воспитаны, чтобы поступить иначе. Каждая женщина в этой части Джорджии старше пятнадцати и моложе пятидесяти, хоть раз да бросала с надеждой взгляд на мистера Коупленда. Теперь любопытство гложет их быстрее, чем личинки пожирают мясо недельной свежести. Они хотят посмотреть на женщину, которая, наконец, умудрилась поймать его в свои сети. О, да! — усмехнулась Дейнти, — Эти любопытные дамы только и ждут случая взглянуть на вас.

Глава 31

Однажды, когда рабочие обедали на кухне Дейнти, Ноэль вошла в свою гостиную, чтобы оценить насколько они продвинулись в покрасочных работах. Когда она осматривала лепные потолки, расположенные высоко над ней, то увидела участок, который рабочие пропустили. Тяжелая лестница стояла немного в стороне, но она рассчитала, что если перенести вес на одну ногу и подтянуться, то можно достать до этого участка.

Захватив кисть и краску, Ноэль подобрала юбку и осторожно поднялась по лестнице. Добравшись до вершины, она встала на цыпочки, вытянула руку с кистью подальше, и закрасила злосчастное пятно.

— Боже мой!

Его голос испугал ее так, что она чуть не потеряла равновесие. Хотя и так уронила кисть, которая мазнула прямо по свежевыкрашенному плинтусу.

— Зачем, черт побери, nы так ко мне подкрадываешься! — воскликнула она. — Только посмотри, что я по твоей милости натворила!

Он подошел к подножию лестницы и посмотрел на нее с интересом.

— Если бы я знал, что ты так ловко управляетешься с кистью, Высочество, я бы не стал нанимать всех этих рабочих.

— Почему ты дома в это время суток? — отрезала она.

— Я забыл в своей спальне кое-какие бумаги. — Он улыбнулся ей. — А ты намерена остаться там на весь день?

— Я как раз собиралась слезть, — сказала она сухо, начиная спуск и пытаясь не наступить ни на юбку, ни на подъюбник. Задача усложнялась присутствием ухмыляющегося Куина, который очевидно наслаждался неограниченным видом ее кружевного белья.

— Мне следует чаще бывать дома в дневное время. Я и понятия не имел, сколько всего пропускаю.

— Не будь ребенком, — вспыхнула она, сойдя с последней ступеньки.

Она была готова пулей вылететь из комнаты, но остановила себя. Это была идеальная возможность противостоять ему. Ее раздражало то, что он заставил ее приехать в Кейп Кросс, чтобы иметь возможностьсдержать обещание данное Констанс, но теперь, когда она была здесь, он ни разу даже и не заикнулся о том, чтобы показать ей верфи. Если он полагает, что после всего случившегося, она все еще желает передать ему контроль над ее акциями, то было необходимо прояснить этот вопрос.

— Я хочу посетить верфь.

— Тебе мало работы здесь?

— Дело не в работе, Куин, — сказала она нежно, зная, что даже если бы он и захотел, то не смог бы нарушить данное Костанс слово. — Я лишь хочу посмотреть на то, что мне принадлежит.

По тому насколько холодным стал его взгляд, она могла с уверенностью сказать, что комментарий ему совсем даже не понравился. Однако он неохотно кивнул.

— Пусть кто-нибудь из мужчин проводит тебя завтра.

Выходя из комнаты, Ноэль не удалось полностью скрыть свое удовольствие от маленькой победы, написанное на ее лице.

— Непременно, Куин.

В сопровождении слуги, который показывал дорогу, она проехала две мили до верфи, верхом на Каштановой Леди. В тот день она уделила особое внимание своему внешнему виду, уложив волосы низко на шее в простую, но элегантную прическу, заколов ее черепаховым гребнем. Она выбрала амазонку цвета беж, отделанную темно-коричневым кантом, а в качестве финального штриха надела кольцо с топазом поверх обручального.

Верфь была больше, чем она себе представляла и на ней вовсю кипела работа. Там были суда, находящиеся на разных стадиях строительства, каждое из которых было окружено штабелями древесины и горами свежей стружки. Вдоль верфи тянулся ряд, состоящий из, по меньшей мере, полудюжины строений, одни из которых были одноэтажными, открытыми с боков, другие, повыше и закрытые. Звук кующегося железа подсказал ей, что одно здание было корабельной кузницей, а другое, судя по ее догадкам, являлось складом. Она смотрела, как к третьему помещению подают повозку, чтобы загрузить в нее паруса через чердачную дверь. В конце верфи на якоре стоял корабль, по которому сновала бригада рабочих. Все было пропитано запахом опилок, смолы, и старой пеньки.

— Добрый день, маз Коупленд.

— А почему не привет, Карл?

Белобрысый швед, который на прошлой неделе выполнял кое-какую работу в Телевее, зарделся от удовольствия, что она вспомнила его имя.

— Если вы ищете мистера Коупленда, то он вон там, осматривает настил. Пойду, скажу ему, что вы здесь.

— Нет, не беспокойтесь. Я схожу сама.

Ноэль направилась к группе мужчин, на которую указал Карл, с любопытством поглядывая на них. Они стояли на остове каркаса судна, а его необработанная древесина возвышалась над ними словно гигантский скелет животного. В стороне бушевал огонь под большими котлами, которые выплевывали пар в длинные закрытые устройства.

Пока Ноэль смотрела, из открытого устройства вырвалось облако пара и двое мужчин, одетых в кожаные перчатки, крюками стали доставать обработанную паром доску. Когда она свободно завибрировала в воздухе, гибкая от влажного жара, они поднялись до выставленных в носовой части каркаса стоек, и, пока древесина не стала вновь жесткой, начали сгибать ее так, чтобы подогнать под изгиб остова.

— Мне не нравится, как это выглядит, Пэт. Убери и попробуй другой брус.

Когда Куин двинулся вдоль каркаса, он заметил ее, а его восхищенный взгляд был свидетельством того, что ее чрезмерные усилия этим утром не остались не замеченными.

— Командуй, Пэт. Сообщи мне, если встретишь еще зеленую древесину.

Когда он подошел, Ноэль прикрыла глаза рукой от зимнего полуденного солнца.

— Не хочу отвлекать тебя от работы, Куин.

— Я здесь закончил. Как раз есть возможность показать тебе окрестности.

Он подвел ее к срубу строения в передней части двора. Над дверным проемом висела деревянная табличка с вырезанными на ней буквами, отливающими золотом:

Судостроительная кампания Коупленд и Пэйл

Кейп Кросс, Джорджия

Лондон, Англия

Ноэль посмотрела на табличку и улыбнулась.

— Я вижу британцы, как обычно, на последнем месте.

Куин рассмеялся.

— Старина Тим сказал мне, что когда он впервые вешал эту табличку, последовательность была обратной, а знак постоянно куда-то пропадал. Он заказал новую, но не прошло и дня, как та тоже исчезла.

Наконец он понял намек и изменил порядок следования городов. С того времени никто ее не трогал, ну разве лишь для того, чтобы подновить буквы.

Тут только Ноэль заметила небольшую группу людей, стоявших в стороне.

— Добрый день, Босс.

Куин взял Ноэль за руку, подвел ее к мужчинам и представил. Эта процедура повторялась не единожды пока они шли через двор, вызывая у каждого мужчины непреодолимое желание вернуться домой и рассказать жене о встрече с молодой женой мистера Коупленда.

Пока день шел своим чередом, она обнаружила, что помнит многое из того, что Куин говорил ей, когда они были на борту «Дорсей Билль», и теперь она могла на удивление легко мысленно проследить связь между незавершенными строениями, находящимися перед ней, и готовым судном. Когда она смогла отличить карлингс от брештука, то почувствовала такое огромное удовольствие, какого не ощущала с того дня как закончила читать Робинзона Крузо.

— Итак, ты наконец-то разрешил жене посетить нас, Куин.

Обернувшись, Ноэль увидела приятное лицо молодого человека в сюртуке, который шел к ним.

— Ноэль, это Джулиан Лестер, наш управляющий.

— Приятно наконец-то с вами познакомиться, миссис Коупленд.

Он сразу же ей понравился и вскоре они уже называли друг друга по именам, беседуя об обязанностях, присущих его положению.

— Вы и представить себе не можете, как мы были рады возвращению Куина. Я гораздо лучше управляюсь с бухгалтерскими книгами и контрактами, нежели с конопачиванием молотков и токарных станков. Мы с Саймоном одного профиля. Вот почему нам был позарез необходим Куин.

— Джулиан преувеличивает, — сказал Куин. — За последние два года он проделал замечательную работу

— Просто я рад, что все уже позади, и мы можем приступить к сооружению лучших кораблей во всей Северной Атлантике. — Он повернулся к судну позади них. — Мы скоро спустим его на воду. Почему бы вам не пойти и не осмотреть его?

— Я бы с удовольствием, — ответила Ноэль.

Когда он уже был готов оставить их, сказал, — моя жена никогда не простила бы мне, не спроси я вас о том, нет ли у вас желания разделить ее общество, Ноэль.

— Я бы с радостью встретилась с ней, — заверила она его. — Просто предупредите ее о том, что возможно придется карабкаться по лестнице, чтобы попасть в дверь.

После ухода Джулиана, Куин привел ее к пристани, а затем, взяв за руку, помог подняться на борт пришвартованного фрегата. Ей было комфортно ощущать свою руку в его, прохладной и сильной, немного огрубевшей от всей этой работы. Она ничего не имела против того, что он отпустил ее не сразу.

— Эти мачты сделаны из ели. Мы сплавляем деревья вниз по реке, а затем обрабатываем в мастерской пиломатериалов. Моряки суеверны, и никогда не устанавливают мачту, не подложив под нее серебряной монеты.

Вдруг он вытянул шею и отодвинулся от нее.

— Нет, Фрэнк. Это крепление надо затянуть сильнее. Ослабь ванту!

Так же быстро он забыл о ней и был уже на лине, карабкаясь наверх также легко, как если бы поднимался по лестнице. Какое-то время Ноэль смотрела на него, а потом начала бродить по фрегату, разговаривая с людьми, но стараясь не мешать им. Она услышала смех Куина и, взглянув вверх, увидела, как поднимается все выше и выше. Он чувствовал себя в высшей степени уверенным в этой стихии, в которой был бесспорным мастером.

Позже, когда она ехала обратно в Телевею, то прокручивала в мозгу вторую половину дня. Верфь очаровала ее, и она дала себе зарок бывать там чаще и узнать о ней как можно больше. Когда она заворачивала на крутом повороте дороги, Каштановая Леди заржала и нервно тряхнула головой, Ноэль потянулась, чтобы потрепать ее по холке.

— Полно, Каштановая Леди. Что за…

Вдруг лошадь понеслась к группе деревьев через дорогу. Когда Каштановая Леди начала вставать на дыбы, чей-то большой кулак дотянулся и зажал уздечку, взяв кобылу под уздцы.

— Нужна помощь, юная леди?

Голос прозвучал насмешливо и неприятно.

Ноэль дернулась, оборачиваясь в седле. Ее сердце ухнуло, когда она посмотрела в маленькие, злобные глаза человека, которого она видела стоящим рядом с коптильней в Телевее.

— Что вы себе позволяете? — спросила она, инстинктивно сжимая крепче рукоятку хлыста.

С наглым видом он снял свою фетровую шляпу, открыв тонкие волосы цвета соломы.

— Бог мой, да вот хотел засвидетельствовать свое почтение молодой. — Он скользнул взглядом по ее фигуре. — Сдается мне, что вы могли бы найти кого-нибудь получше, чем этот мерзавец Коупленд.

Ноэль с беспокойством посмотрела на руку, что все еще держала уздечку.

— Кто вы такой? — Спросила она холодным и ровным голосом.

— Бейкером, меня кличут, юная леди. Люк Бейкер. — Он внимательно изучал ее ничего не выражающее лицо. — Это имя ни о чем вам не говорит, так ведь?

— А должно?

— Боже правый, думал, может ваш муж упоминал обо мне. Мы с ним многое повидали вместе.

Вдруг Ноэль вспомнила разговор между Саймоном и Куином, который она слышала в их последние дни в Лондоне.

— Вы тот самый человек, которого подозревали в поджоге склада, не так ли?

— Не знаю я ни о каком пожаре.

Он неприятно ухмыльнулся, и Ноэль поняла, что он лжет.

— Отпустите мою лошадь, мистер Бейкер, — отрезала она. — Сию же минуту!

Он стрельнул на нее своими глазенками.

— Скажите мне, юная леди, — произнес он с издевкой. — Вам никогда не бывает одиноко по ночам? — Поговаривают, что разрываясь между верфями и Кейти Мэллой, ваш высокомерный муженек для дома уже времени не находит.

Ноэль подняла хлыст и полоснула им по кулаку, который держал лошадь под уздцы. Бейкер испуганно завизжал от боли, но к ее ужасу, так и не ослабил захват.

— Ах ты, сучка, — зарычал он, выдергивая свободной рукой ее кнут. — Ты мне за это заплатишь.

— Нет, Бейкер. Платить будешь ты один.

В пылу борьбы никто из них не услышал, как с другой стороны поворота скачет Куин на своем Несущем Смерть. Бейкер посмотрел на пистолет, нацеленный ему в грудь. Медленно он отпустил лошадь Ноэль.

— Убери пистолет, Коупленд. Я ничего не сделал.

Куин не спускал с Бейкера глаз.

— Ошибаешься Люк. Как только я услышал, что ты ошиваешься на верфи, то сразу же послал одного из своих людей за шерифом. Так что какое-то время тебе придется посидеть в тюрьме.

Бейкер нервно облизал губы.

— За что?

— За попытку сжечь мои верфи в прошлом году, — усмехнулся Куин презрительно. — Что такое? Не смог добраться до меня, так принялся за верфи?

— Ты блефуешь, — усмехнулся Бейкер. — Меня и близко к верфи не было. И у меня есть свидетели, чтобы доказать это.

— Да видел я твоих дружков, Бейкер, и не думаю, что их слово будет иметь большой вес в суде. Кроме того, у меня есть свои собственные свидетели. Нед Маклафлин и Карл Бремер видели тебя в ту ночь.

Бейкер беспомощно смотрел на столь непоколебимо нацеленный на него пистолет.

— Ты лжешь! Не было никого на том пожаре.

— А вот и были. Мы знали, что ты появишься опять, как только разузнаешь о моем возвращении из Англии. Нед и Карл всего лишь дожидались своего часа, чтобы рассказать обо всем судье. — Ноэль заметила, как в глазах Бейкера замерцали огоньки страха. — Ты же не глупый мужик, Бейкер, — сказал Куин, — но ненависть ко мне затмила твой ум. Тебе следовало держаться подальше от всего этого.

Бейкер не мог больше сдерживать свой гнев.

— Ах ты, сукин сын! — закричал он, брызжа слюной. — Держаться подальше? После того как ты убил моего брата?

— Твой брат напал на безоружного человека.

— Он был индейцем! — Бейкер сплюнул. — Ты убил белого человека за индейца!

Глаза Куина опасно сузились, и Ноэль увидела, как напряглись его мышцы. Позже она гадала, чем бы закончилась вся эта история, не объявись в тот момент шериф с несколькими мужчинами с верфи.

После того как они прогнали Бейкера, Куин повернулся к ней.

— Ты в порядке?

Она кивнула.

— Бейкер — это тот человек, которого я видела возле коптильни.

Куин спешился и поднял ее хлыст с дороги.

— Я подозревал, что это он, но не был уверен. До сегодняшнего дня никто его не видел. А потом, сразу после того как ты выехала со двора, один из мужчин сказал мне, что кто-то заметил его у ворот. — Он положил руку на ее седло и протянул ей кнут. — Тебе следовало дождаться слугу, а потом ехать назад, Ноэль. Я же сказал тебе, что не хочу, чтобы ты ездила здесь в одиночестве.

— Не пытайся набросить на меня поводок, Куин Коупленд, — вспыхнула она. — Я в состоянии позаботиться о себе сама. У меня в сапоге был нож, и я лишь ждала момента, чтобы пустить его в ход. Не дожидаясь ответа, она пришпорила Каштановую Леди и поскакала галопом по дороге.

Глава 32

На следующий день по приглашению пришла жена Джулиана Лестера, Эмили. С виду она была похожа на своего мужа. Те же каштановые волосы и карие глаза. Когда Ноэль провела ее по всем отделанным комнатам, то почувствовала к ней расположение так же быстро, как и к Джулиану.

— Вы столько всего здесь сделали, — сказала удивленно Эмили, когда они вернулись в гостиную. — Телевея стала еще прекраснее, чем тогда, когда я была еще ребенком.

— Я и не знала, Эмили, что вы так давно здесь живете.

— Подумать только, конечно. В Дарси Холле, ни милей дальше. Боже правый, я прожила здесь почти столько же, сколько и в Телевее. Конечно, все мы там жили. Да нас тянуло туда, как медвежат на мед.

— Почему? — спросила Ноэль, пытаясь представить этот дом полным детей.

— Из-за Аманды. Мы все любили ее.

Хотя Ноэль никогда не слышала этого имени прежде, она догадалась, что Эмили говорит про мать Куина.

— Расскажите мне о ней. Куин так мало рассказывает о своем детстве.

— Ах, Ноэль, она была нечто, право слово. Мы все грешили потаенными мечтами об исчезновении наших родителей. Не о смерти, вы не подумайте. — Рассмеялась Эмили. — Мы были слишком хорошо воспитаны для этого. Просто о таинственном исчезновении на какое-то время, чтобы мы могли пожить в Телевее.

— Наши матери называли ее «Бедная Аманда», потому что ее служанки пользовались тем, что она не могла следить за домом. Они давали ей советы о том, как отполировать мебель, вывести грязные следы с ковра на лестнице. А она, знай, смеялась и все твердила им, что слишком занята игрой с сыном и поддержанием своего мужа в добром расположении духа, чтобы заниматься такими глупостями. Как они ее оплакивали. Да и любили они ее сильно.

— Как она выглядела?

— Тут где-то должен быть ее портрет. Наверное, Саймон унес его вниз после ее смерти. Красавицей она не была, не то, что вы. Но она была поразительна. Выразительные черты. Заплетенные темные волосы она всегда носила как корону. Подумать только, клянусь, не было другой такой женщины, которой было бы так наплевать на свою одежду. Представляете, она могла пойти с нами в лес в новом платье, и до то того как вы успевали это заметить, уже испачкать подол в грязи на берегу реки, показывая нам как ловить рыбу без удочек. Саймон иногда жаловался, что на те деньги, что тратятся на замену ее испорченной одежды за год, можно было бы построить корабль. Он всегда посмеивался, когда говорил это, а мы знали, что на самом деле он не против.

Эмили улыбалась с отсутствующим взглядом.

— Мы все так сильно завидовали Куину. С ним обращались не так как наши родители с нами. Я помню, как они всегда касались его. Всякий раз, как он проходил мимо, один из них обязательно взъерошивал его волосы или обнимал или просто гладил по руке. Помню, как однажды Саймон поцеловал его в макушку прямо на глазах у других мальчиков. Как они его дразнили! А он только смеялся и говорил, что если бы они не были против, он сказал бы Саймону, чтобы тот поцеловал и их тоже.

Эмили вздохнула.

— Конечно, после ее смерти все изменилось.

— Как это случилось?

— Малярия. Тем летом была ужасная эпидемия. Какое же грустное это было время. Хотя, конечно, нет ничего вечного.

Она издала смущенный смешок.

— Бог мой, Ноэль, я тут со своими воспоминаниями распричиталась как Корнелия, тетушка Джулиана. Он говорит, что я стала странно вести себя с тех пор, как обнаружилось, что нахожусь в интересном положении.

В ее голосе звучала гордость, когда она рассказывала о том, что у них с Джулианом, после семилетнего брака, летом наконец-то появится ребенок.

— Надеюсь, у вас с Куином это не затянется так надолго. Было бы неплохо, если бы наши дети дружили.

Ноэль уклончиво улыбнулась, втайне радуясь тому, что не показала Эмили верхний этаж. Как бы то ни было, она сомневалась, что ее новая подруга смогла бы понять, почему они с Куином спят в разных спальнях.

После того как Эмили ушла, Ноэль налила себе чашку чая и принялась рассеянно бродить по гостиной. Эхом отдавались ее шаги по голому полу. Она неторопливо подошла к переднему окну и задумчиво посмотрела в него. Она не видела больше ни забора, отодвинутого от тропинки, ни вымощеной булыжником дороги, которая изящно исчезала за поворотом фасада дома, и не было больше сорняков, растущих между трещинами. А все, что она видела, была Аманда Коупленд.

Каким же ярким было описание Эмили. Может оттого она казалась такой близкой? Знала ли она, лежа в могиле, каким черствым и одержимым стал ее сын, ненавидящий собственного отца, которого он когда-то любил, а теперь чувствует себя счастливым лишь со своими кораблями. А может это была попытка связаться с Ноэль? Попросить ее о помощи своему сыну?

Внезапно Ноэль поставила чашку и направилась, словно движимая инстинктом, в комнату, где была лишь однажды. Она догадалась, что, до того как стать комнатой для занятий, это была детская. Среди пыльных сундуков и старых чемоданов она нашла вещи, которые принадлежали ее мужу в детстве: учебники для детей младшего возраста с детскими картинками и ошибками на полях. Деревянный ковчег, батальон оловянных солдатиков с их некогда яркой униформой красного цвета, которая теперь облупилась и выцвела. Здесь же была пустая колыбель с веретенообразными перильцами, а за всем этим, будто она знала это заранее, портрет Аманды Коупленд, тщательно завернутый в несколько слоев предохраняющей его ткани.

Это был портрет в полный рост, на котором была изображена женщина в красном платье с белым платком, задрапированным поверх него. На шее висел маленький серебряный диск, тот самый, который теперь носил Куин. Эмили описала ее очень точно: черные волосы, волевой нос, темные глаза, отстоявшие друг от друга немного дальше, чем диктовала мода.

Ноэль сидела какое-то время, изучая портрет и размышляя о том, что за женщина была эта Аманда Коупленд. В конце концов, она вернула ткань на место и ушла.

Куин отдал указания конюхам, что Ноэль разрешено бывать лишь в южной и восточной части от дома, но никак не в лесистой местности, с которой граничила задняя часть поместья. Это ограничение начало раздражать ее еще до инцидента с Люком Бейкером. Теперь, когда его благополучно упрятали за решетку, она решила, что больше нет никакой необходимости в соблюдении подобных мер предосторожности. И по этой причине, на следующий день после визита Эмили, Ноэль под влиянием порыва отправилась в лес, не обращая внимания на конюха, который окликнул ее из ворот конюшни. Копыта Каштановой Леди беззвучно топтали молодую поросль, неразумно искавшую убежища на узкой тропинке. Она не планировала отправиться куда-то определенно, просто чтобы успокоить свое негодование.

Она немного побродила по полянке вокруг развалин старой хижины, напевая что-то себе под нос, прежде чем поняла, что не одна. Ее первая мысль была о Бейкере. По мере того как ледяной, колючий холодок от надвигающейся опасности бежал по спине, она все отчетливее осознавала насколько плотной была растительность, застившая свет послеполуденного солнца, и как далеко она ушла от того места, где была привязана лошадь.

Продолжая тихо напевать, она наклонилась и поправила свой сапог, как если бы было что-то не в порядке с каблуком, в то же время медленно доставая нож из другого сапога. Опустив его в карман, она неторопливо начала движение по направлению к своей лошади.

Ей еще оставалось пройти какое-то расстояние, когда рядом зловеще хрустнула ветка. Она бросилась бежать, огибая кусты можжевельника, быстро меняя направление, пытаясь сбить со следа своего преследователя. Она петляла сквозь деревья так ловко, как если бы бежала по запутанным улочкам Лондона. Но она была уроженкой города и не подумала о небольших корнях, растущих свободно на поверхности песчаного суглинка. Хотя корни были тонкими, но они также были сильными, готовыми зацепиться за кожаный носок сапог для верховой езды.

Бедро первым приняло на себя удар. Незадолго до того, как все ее тело ударилось оземь, Ноэль почувствовала, как ее волосы зацепились за зазубренную кору раздвоенного ствола дерева. Она обернулась, чтобы освободиться, у нее перехватило дыхание. Там, рядом с ней, на земле твердо стояла пара мокасин.

Ее сердце загрохотало, взгляд потянулся вверх, сначала заметив узкие брюки из оленьей кожи, а затем винтовку, перекинутую спереди через домотканую рубашку, похожую на тунику, прежде чем ее глаза достигли его лица. Как только она увидела татуировку в виде концентрических кругов на его щеке и серебряные диски, висящие в его ушах, она тут же вспомнила все рассказы Куина об индейцах, перенявших образ жизни белого человека. Он удивленно смотрел на нож, который она направила в его сторону.

— Не приближайся ко мне! — закричала она, начав пятиться назад к своей кобыле.

Но он не внял ее предупреждению. Когда она увидела, что он готовится к броску, она сделала рывок телом вправо. Он уже сделал скачок в сторону ее движения, прежде чем понял, что она обманула его. Перебросив нож в левую руку, и откинувшись назад, она полоснула лезвием чуть пониже последнего ребра.

Удар пришелся лишь вскользь. Индеец посмотрел вниз на свой бок, больше удивленный, чем раненный, на малиновое пятно, медленно расползающееся по тунике.

— Вы пустили кровь, — сказал он. — Женщина.

Было довольно странно слышать английскую речь из его уст, хотя она уже знала, что многие индейцы говорят по-английски.

— Ты угрожал мне! — Она держала нож, направляя лезвие в его сторону. — Зачем ты шпионил за мной?

— Вы бежали в сторону болота.

Она осторожно опустила нож, все еще крепко сжимая его в руке, но начиная чувствовать себя глупо. Что-то в его прямом взгляде говорило, что он говорит правду, что только пытался защитить ее, и что она сделала вывод о грозящей ей опасности только на основе своего предубеждения.

— Я Вазидан. А вы та белая женщина, на которой женился Калану.

Калану? Он имел в виду Куина?

— Я Ноэль Коупленд, — это все, что она могла сказать.

— Да. Берите вашу лошадь. Я провожу вас, обратно в Телевею. Вам не следует гулять в этом направлении. Эти болота опасны.

Куин мчался в сторону леса, и лицо его было подобно грозовому облаку, когда он пришпоривал жеребца, у которого и так уже были взмылены бока. Он был идиотом, когда оставлял эти распоряжения. Можно подумать она станет слушаться. Как конюх может ее контролировать, если он сам не в состоянии это сделать? По крайней мере, мальчик догадался послать за ним. Куин и думать боялся о том, что может случиться, если он приедет слишком поздно.

Едва он ворвался в лес, как увидел, что они идут ему на встречу, Вазидан ехал впереди на кобыле цвета бисквита, а Ноэль ехала за ним на Каштановой Леди. Облегчение, испытанное им, вскоре сменилось гневом, который он пытался побороть, когда его старый друг заметил его и поднял руку в знак приветствия.

— Калану, мой друг. Рад тебя видеть.

— И я тебя, Вазидан. Очень давно не виделись.

Они соединили руки в приветственном жесте, когда их лошади встали бок о бок. Тогда Куин заметил красное пятно на тунике Вазидана.

— Ты ранен.

— Просто царапина. Твоя женщина свирепа как волчица.

Куин посмотрел на нее жестким и холодным взглядом. Натянув поводья, она направилась мимо двоих мужчин к конюшне. Там вручила свою лошадь конюху и направилась обратно к дому, когда он догнал ее и впился пальцами в ее руку.

— А с тобой я еще не закончил, — прорычал он сквозь плотно сжатые губы. — Я разберусь с тобой после того как поговорю с Вазиданом.

Она вышла из ванны и вытерлась, прежде чем замотать свои мокрые волосы полотенцем, которое ей протянула Грейс. Куин до сих пор не вернулся в дом, хотя она ждала внизу более часа, прежде чем пришла в себя и в ярости направилась в свою комнату. Почему это она должна ждать у моря погоды как какая-то кухарка? Пускай он ее ждет!

Даже ванна с горячей водой не смогла успокоить ее гнева. На этот раз он зашел слишком далеко. Его высокомерие фактически подвергло ее жизнь опасности! Он должен был сказать ей, что позади дома находится болото, а не отдавать конюхам бессмысленные приказы.

Она скользнула все еще влажным телом в шелковый лиловый халат и плотно затянула пояс вокруг своей талии.

— Синий муслин подойдет для сегодняшнего вечера, Грейс.

Вдруг входная дверь хлопнула с огромной силой. Только Куин был способен войти в дом так грубо. Ноэль поручила Грейс сказать ему, что она сейчас спустится вниз, но не успела рука девушки коснуться ручки, как дверь распахнулась.

— Ступай вниз, — приказал он удивленной девушке.

— Она остается здесь. Ты можешь спуститься вниз и подождать, пока я оденусь.

Он мотнул головой в сторону двери.

— Убирайтесь отсюда, Грейс. — Нервничая девушка сделала, как ей было велено. — Что, черт возьми, ты творишь?

Его челюсти были напряжены, а губы едва двигались, когда он бросил ей вызов. Подспудно он понимал, что степень его гнева не соотносится с серьезностью ее поступка, но не мог простить ей того страха, растекшегося по его венам словно яд, когда он обнаружил, что она в опасности.

— Неужели ты не в состоянии выполнять элементарные инструкции. Тебе обязательно нужно всегда мне перечить?

В глазах Ноэль заплясали золотистые молнии воинственности, даже когда часть ее заметила как же он удивительно красив. Голова запрокинута, ноги широко расставлены, кулаки уперты в бедра.

— Да как ты смеешь приходить сюда и обвинять меня? Я не следую приказам, которые даются без объяснений.

— Я не обязан давать тебе какие бы то ни было объяснения.

— Но ты подверг мою жизнь опасности, не сказав про болота.

— Это ты поставила под угрозу и свою жизнь, и жизнь моего друга, со своим проклятым ножом!

— Твой друг, — усмехнулась она. — Этот дикарь напал на меня!

Это было не только несправедливо, но и не соответствовало истине, и Ноэль знала об этом. Тем не менее, она не исправила сказанного, хотя и видела, что эти слова полоснули по нему как удар кнута. Она почувствовала страшное волнение, когда увидела опасный прищур его глаз. Подталкиваемая и чувством одиночества и тем, что задвижка ее спальни так и осталась без надобности, и невыразимой тоской по чему-то большему, нежели холодная вежливость со стороны этого человека, она спровоцировала его намеренно.

— Меня тошнит от твоих разговоров про то, как индейцы подвергались гонениям. Если это пример того, что происходит, когда они живут бок о бок с белыми людьми, я считаю, что правительство поступило правильно, переселив их всех. — Подняв подбородок, она приближалась к нему размеренным шагом, взвешивая каждое слово. — Они грязные дикари, Куин, независимо от того как ты пытаешься их выгородить. Они представляют угрозу каждой белой женщине, которая осмелилась ступить дальше собственного порога.

— Значит, маленькая собирательница отбросов в канавах, которая дурачила и обманывала, ради того чтобы выбраться из трущоб, теперь смеет осуждать людей!

— Люди! — произнесла она издеваясь. Ее влажные губы дрожали от опасности и волнения того, что она делала. — Они животные!

— А мы сейчас нет?

У нее перехватило дыхание.

— Что ты такое говоришь?

— Если бы я знал, что для тебя это так важно, я бы тебе давно уже сказал, что я Чероки, но, честно говоря, это не пришло мне в голову.

— Я тебе не верю!

Это была ложь. Еще как верила! Портрет Аманды уже поведал ей правду, предупредил ее о том, каким безумием было бы злить его.

— Ты не хочешь мне верить, потому что боишься.

— Я не боюсь!

— А следовало бы, — ухмыльнулся он, презрительно скривив губы. — Ты же слышала, что индейцы делают с белыми женщинами.

Сорвав полотенце с ее головы, он погрузил свои, покрытые синяками, руки в массу ее влажных волос.

— А теперь тебе страшно, Высочество, чувствовать дикаря так близко от своих прекрасных волос? Ощущается ли страх холодным металлом на языке?

Он намотал на пальцы прядь длинных шелковистых волос растущих из ее макушки и потянул, пока на ее глаза не навернулись слезы боли.

— Именно здесь Чероки снимают скальп. Только в этом месте. Иногда жертва даже остается в живых, чтобы рассказать об этом.

— Убери от меня свои руки, — закричала Ноэль.

— Уже слишком поздно.

Отпустив ее волосы, он толкнул ее к стене и разорвал хрупкий шелк халата. Ткань упала на талию, где завязанный пояс удерживал ее от дальнейшего падения. Его глаза стрельнули на ее наготу, затем он грубо провел по ее шее, плечам и дошел до груди.

— Посмотри на мои руки на твоем теле. Посмотри насколько бела твоя кожа по сравнению с моей. Даже твои соски не так темны как моя кожа.

Она вздрогнула, когда смотрела на его массивные темные руки, на его мозолистые ладони массирующие ее нежные соски.

— Не только от солнца моя кожа стала такой. Это кровь Чероки.

Она накинулась на него с кулаками и начала выплевывать распаленные, возмутительные проклятия, пока его рот не обрушился на ее рот, не стараясь угодить, а лишь наказать. Как лисица, Ноэль извернулась и укусила его за нижнюю губу. Когда он отпрянул от нее, его глаза были черны от ярости, а она побежала, зная, что независимо от того как быстро она бежит, он все равно ее поймает.

Он рванул за пояс халата, обвивающего ее талию, и ткань запуталась вокруг ее лодыжек, отчего ее обнаженное тело растянулась на полу. Прежде чем она смогла подняться на ноги, он специально наступил сапогом на ее волосы, передвигая сапог ближе к коже ее головы. Прижатая щекой к ковру, она беспомощно ощущала, как он снимает с нее одежду. Он же сказал, что ей следует бояться его, а теперь, когда она действительно испугалась, было уже поздно.

Он передвинул ногу и, перехватив ее поперек талии, швырнул на кровать. Она беспомощно билась под ним, пока он грубо захватил ее рот в сокрушительном нападении, наполненном страстью гнева и привкусом крови, которую она пустила, укусив его. Он ногами раздвинул ее ноги, а затем подался назад, готовясь войти в нее. Когда она почувствовала, что он готов загнать свой гнев глубоко внутрь нее, слезы застили ей глаза. Это показалось таким уродливым, это дикое нападение, к которому она его подтолкнула.

Закрыв глаза, она повернула голову в сторону, готовя себя к жгучей боли вторжения, к которой была еще не готова. Внезапно он остановился, и комната наполнилась эхом звуков их прерывистого дыхания. Вместо грубого вторжения, которого она боялась, его руки нашли ее грудь, слезы начали высыхать, несмотря на страх, а коралловые соски затвердели под его грубой лаской. Она чувствовала его прикосновения по бокам, как они прошлись по мягким завиткам плотного треугольника между ее бедер. Она застонала, когда он вторгся в нее своими прикосновениями, проверяя ее желание лишь одним способом, которому мог доверять.

Его губы начали дразнить ее соски, затем покусывать их, доставляя ей такое мучительное удовольствие, что она думала, что сойдет с ума. Его рот перешел к ее гладкому животу, бедрам, разделенным нежной кожей, покусывая и вбирая в себя ее плоть. От того как он интимно вторгся в нее гневом своего языка, она выкрикнула его имя.

Он подвел ее к вершине блаженства, а затем отстранился, оставив боль пустоты, которая жаждала быть заполненной. Их глаза встретились — соединяясь, ненавидя, желая. Властно она выгнула бедра, и он вонзился в нее ее со всей оставшейся силой своего гнева. Обвив его плотно своими ногами, она прижалась к его телу, потянув его вниз и раскрывая губы, чтобы ощутить напряженность мышц на лице языком и зубами. Она была едва в сознании, когда закричала от наслаждения, а он судорожно содрогнулся в ней.

Позже, когда он сел, спустив ноги с кровати, она вытянула руку и коснулась его руки.

— Куин, на самом деле я так не думала, когда говорила это тогда, — прошептала она несчастно. — Я уже давно догадалась, что ты индеец, по портрету Аманды и серебряному диску, который ты носишь. Мне жаль. Я специально провоцировала тебя. С моей стороны это было неправильно.

Не говоря ни слова, он скрылся в гардеробной.

Ноэль откинулась на подушку и уставилась в потолок. Какой дьявол сподвиг ее на такое отчаянное безумие? Это было глупо, провоцировать его так, как это делала она. Вдруг она начала дрожать. Повернувшись на бок, она подтянула колени к груди.

Из своей спальни, Куин услышал ее стон. Он бросился обратно, найдя ее свернувшейся плотным клубочком под одеялом. Ее волосы представляли собой спутанную массу, и он осторожно начал щеткой убирать их с ее опустошенного лица, затем он убрал одеяло с ее тела. Ему стало плохо, когда он глянул вниз.

— Боже мой, Высочество. — Его голос дрогнул. — Ты только посмотри, что я с тобой сотворил.

Даже когда он снова покрыл ее одеялом, он не смог стереть из памяти воспоминания о синяках, которые покрывали ее красивое тело.

— Мне никогда не следовало привозить тебя сюда. Мы губим друг друга.

Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Он взял ее на руки и нежно перенес, завернутую в одеяло, в кресло, где усадив себе на колени, начал гладить ее по волосам. Через некоторое время он начал говорить тихо, чтобы успокоить ее, сначала рассказывая о повседневных вещах, а потом рассказывая о своем детстве. Он говорил о поиске кладов, о том, как дразнил Эмили и учился с Джулианом, о том, как Аманда лазила с ним по деревьям, рыбачила, учила его различать следы и пользоваться луком и стрелами, обо всем, кроме тех чувств, что обуревали его изнутри.

От его нежной близости и слов, Ноэль успокоилась.

— Жаль, что я не знала твою мать, — пробормотала она в его влажную манишку.

— Ты бы ей понравились, Высочество. — Он улыбнулся. — Ей нравились неординарные женщины.

— Расскажи мне о ней, Куин? Правда, хотя бы в этот раз.

— Что бы тебе хотелось узнать?

Все! — хотелось ей сказать. Все, что скрыто от меня, все то, что сделало тебя таким злым, одержимым человеком. Но вместо этого она только спросила. — Как они с Саймоном познакомились?

Куин молчал так долго, что она уже и не надеялась получить ответ на этот вопрос, но ошиблась. Его ответ, однако, ошеломил ее.

— Саймон купил ее.

— О, нет! Она снова начала дрожать.

Осторожно Куин опустил ее в кресло и исчез в гардеробной. Он вернулся с бокалом коньяка, который поднес к ее губам. Когда она сделала несколько глотков и немного успокоилась, он перешел в кресло напротив нее. Вытянув ноги перед собой и потягивая оставшийся коньяк, он рассказал ей историю Саймона и Аманды, все то, что ему самому стало известно лишь после смерти его матери.

Куин объяснил, что отцом Аманды был белый охотник, а мать чистокровная Чероки. Она выросла в деревне своей матери, там, где Джорджия граничила с Теннеси. Ее родители умерли практически друг за другом в течение короткого времени, когда ей было пятнадцать, и брат ее отца, скупердяй по имени Картер Слэйд, пришел за ней. Он взял ее на свою ферму возле Августы, где заставлял работать с утра до поздней ночи.

Однажды вечером Саймон появился на ферме Слейда, ведя хромую лошадь. Он попросил кров и предложил такую цену, что Слейд согласился. В ту ночь Слейд увидел, как Саймон смотрит на его племянницу и, когда она вышла из комнаты, он спросил, не хочет ли Саймон ее купить.

Сначала Саймон только посмеялся. Это было незаконно. Чероки не продавали в рабство, так как они сражались с Британцами во время Войны за независимость. Но Слейд настаивал на том, что как Чероки, Аманда подчинится любым решениям, принятым членом ее семьи.

Итак, Саймон Коупленд, человек, который не верил в рабство, человек, у которого никогда не было рабов, купил Аманду у Слейда за пятьсот долларов.

Саймон так никогда и не узнал, что Аманда почувствовала, узнав, что ее продали, но, как и предсказал Саймон, ее честь требовала соблюсти печально известное соглашение. И вот, на следующее утро, она оставила прошлое позади и отправилась с красивым незнакомцем, которому теперь принадлежала.

Даже тогда Саймон не был импульсивным человеком. Он пришел в ужас от того, что он сделал и не позволял себе прикоснуться к ней, но с каждым днем она очаровывала его все больше и больше. В конце концов, именно Аманда пришла к нему, отдавая свою любовь по собственной воле, и ничего не прося взамен.

— Радость была омрачена горечью, когда он осознал, как сильно любит ее. Он был амбициозным человеком, который планировал выгодно жениться, а у Аманды не было ни денег, ни происхождения которые могли бы дать ей нужные рекомендации. Что еще хуже, хотя ее отец и был белый, она считала себя Чероки.

— Куин, ничего из того, что ты мне рассказал, не объясняет твою ненависть к Саймону. Даже если он и купил ее. Он избавил твою мать от ужасной жизни. Из рассказа Эмили я поняла, что он был прекрасным отцом для тебя и любящим мужем.

— О, ну конечно же, он, бесспорно, был любящим мужем! — Воскликнул Куин с горечью. — Каждый человек в Кейп Кросс скажет тебе это. И прекрасным отцом. Если ты надавишь на них, даже мои друзья скажут, что я неблагодарный сын, который повернулся против своего отца. Боже! Я только и слышу о том, что Саймон брал меня всюду с собой, и в этой его бухте я слышал это тысячу раз.

— Тогда почему?

Глаза Ноэль умоляли его сказать, наконец, правду, но когда она увидела боль, которая вырывалась из глубины его души, ей почти захотелось, чтобы она не затрагивала этой темы.

— Он не женился на ней, Высочество, — наконец сказал Куин. До последнего вздоха прерванного ее смертью. Она была его рабом до конца.

— Он на ней не женился? — воскликнула Ноэль. — Должна же быть какая-то причина?

— Думаю, ответ ты знаешь, лучше, чем кто-либо другой. Она не подходила на роль жены Коупленда. Ни семьи, ни образования. — Он уставился вглубь своего стакана и пробормотал. — Ничего, кроме любящего сердца.

Тогда он рассказал ей, как услышал короткую, приглушенную церемонию, пытаясь не дать себе понять, что это значит, но, зная, без сомнения, что в возрасте двенадцати лет, его мир рухнул. Позже, когда его мать позвала его к себе, она почувствовала, что он все понял.

— Она сказала мне, что я не должен винить его. Сказала, что это не было важно для нее. Но я никогда не смог простить его. Ведь лишь угроза того, что она умрет, оставив меня навечно ублюдком, вынудила его жениться на ней.

Он встал и подошел к камину, глядя на угасающие угли.

— После похорон я убежал к Чероки.

— Саймон пришел за тобой?

Куин кивнул.

— Но ему потребовалось больше года, чтобы найти меня, и тогда я был настолько полон ненависти, что он не смог жить в одном доме со мной. Именно тогда он решил отправить меня в Англию, чтобы я жил у Пэйлов и ходил там в школу.

Между ними воцарилась тишина, которую, наконец, нарушила Ноэль.

— Мне очень жаль, Куин, — просто сказала она.

Его остро покоробила жалость в ее голосе.

— Завтра на рассвете я уезжаю в Милледжвиль. Вазидан попросил меня поговорить с губернатором.

— Но ты же говорил мне, что нет никакой надежды и что переселение Чероки на запад неизбежно.

— Это бесполезное дело, Высочество. Но я не могу ему отказать.

В ту ночь она так и не смогла уснуть, и все еще не спала, когда на рассвете услышала, как уезжает Куин. Она вскочила с кровати, надевая амазонку и вспоминая его слова.

— Мы губим друг друга, — сказал он и был прав.

Кирпичи были еще влажными от росы, когда она поскакала галопом по аллее в сторону дороги. Ее мысли обратились к Саймону. Она чувствовала, что он страдал больше, чем Куин хотел признать, и что сейчас он стал мудрее. Инстинктивно она поняла, что Аманда простила его, даже если Куин и не простил. Она спрашивала себя, способен ли Куин прощать, испытывая такую боль от прошлого, раздираемый двумя противоречивыми половинами своей природы, гордившийся тем, что он Чероки и мастер-судостроитель.

Саймон… . Аманда… . Куин… . Им удалось заманить ее в ловушку паутины своей жизни и сделать ее частью.

Глава 33

После утреннего отъезда Куина, у Ноэль не оказалось излишка времени, чтобы предаться самоанализу — следуя примеру Эмили Лестер, новые соседи один за другим штурмовали дверь. Вскоре Ноэль обнаружила, что, нанося ответные визиты и постоянно наведываясь на судоверфь, уже не в состоянии в одиночку надзирать за домом и прислугой. По сложившейся привычке она обратилась за советом к Дейнти Джонс.

— Поищу-ка я Натана Дэвиса. Он работал на мисс Берджесс, пока она не померла. Очень он подходящий для такой работы.

Так Натан Дэвис водворился в качестве дворецкого, чтобы совместить эту должность с обязанностями камердинера по возвращении хозяина. Спокойный, вежливый, с шоколадной кожей, слегка прихрамывающий на левую ногу, Натан повелевал прочими слугами, даже не повышая голоса.

К облегчению Ноэль, внезапный отъезд Куина означал, что он не возьмет жену в Саванну. Близость при совместном путешествии могла оказаться большим, чем она могла бы вынести. Однако обустройство дома близилось к завершению, и гардероб отчаянно нуждался в одежде, подходящей для климата Джоржии, — Ноэль вынуждена была предпринять вояж. Узнав, что шлюпы, принадлежащие «Коупленд и Пэйл», совершают регулярные рейсы в Саванну, она объявила о грядущей поездке и предложил Эмили сопровождать ее.

Посещение Саванны помогло Ноэль временно отрешиться от своих несчастий. В компании с Эмили, она приобрела ткани для обивки и драпировок, а также легкий батист и муслин на платья. Вернувшись в Телевею, она обнаружила, что Куин вернулся из Милледжвилля, съездив безуспешно, как и предсказывал. Жизнь потекла своим чередом.

Люка Бейкера признали виновным в поджоге и отправили в тюрьму штата. Куин с головой погрузился в работу на верфи. Проходили недели, а дверь в спальню Ноэль оставалась плотно закрытой. Постепенно она ощутила, что жаждасобственного тела — самый необоримый из врагов, с которыми она когда-либо сталкивались.

Несмотря на предупреждение, Ноэль оказалась не подготовленной к первому натиску лета. Шафранное солнце Джорджии палило в небе, и воздух сделался вязким и знойным. Она отказалась от всех нижних юбок кроме единственной и стала носить муслиновые платья пастельных тонов, сшитые Грейс. Натан развесил над кроватями противомоскитные сетки и подавал лимонад и чай со льдом в запотевших кувшинах, установленных в серебряные лотки с колотым льдом.

Эмили, чье тело сильно округлилось, смеялась над жалобами Ноэль:

— Дорогая, вы будете вспоминать этот период как прохладный, когда наступит август.

Ноэль оценила Телевею еще выше, обнаружив, что там гораздо комфортнее, чем в домах соседей. Здание не только прекрасно затенено, но и овевается ветерком, так как построено на небольшом возвышении. Так почему же ей все трудней и трудней засыпать, хотя в спальне прохладно? Почему она вышагивает по полу каждую ночь, туда и обратно, пока изнеможение не одолеет ее?

Однажды утром Ноэль сидела на кухне, читая жизнерадостное письмо от Констанс и поедая второй ломтик свежеиспеченного хлеба, густо намазанный сливовым джемом, который доставила Джорджина Синклер, наведавшись чуть раньше.

— Вы распухнете, как мисс Синклер, если не будете ограничивать себя, — ворчала Дейнти, стирая рукавом капли пота над верхней губой. — Сперва она принесла вам ореховый пирог, потом лимонный фунтовый кекс^[37], а теперь варенье из чернослива. Все из зависти, если вы меня спросите. Хочет, чтобы вы наконец сделались вроде нее!

— Тебе она не нравится только из-за ее заявления, что твой пирог с орехами гикори не достаточно поднялся и пропечен хуже, чем у нее, — развеселилась Ноэль, облизывая сладкие пальцы.

— Давайте, смейтесь. Но присматривайтесь. Бьюсь об заклад на штаны моего прадедушки, что на той неделе она опять заявится с какой-нибудь снедью. — Вытирая руки кухонным полотенцем, заткнутым за фартук спереди, Дейнти прислонилась к раковине. — Ладно, по мне так нечего беспокоиться. Никогда не видала, чтоб кто-нибудь съедал, сколько вы, и оставался таким же тощим. Кроме меня. Вы не в тягости, а?

— Ничего подобного, Дейнти Джонс! И когда ты только усвоишь, что для служанки не допустимо задавать такие личностные вопросы?

— А это часть моих обязанностей, — фыркнула Дейнти, ничуть не испугавшись выговора Ноэль. — Женщинам на сносях нужна особенная еда для сгущения крови.

Ноэль ясно предвидела надвигающуюся лекцию о питании беременных и, предотвращая угрозу, сказала:

— Дейнти, я решила устроить званый ужин. Телевея почти восстановлена, и самое время продемонстрировать результат. Что думаешь? Справишься?

Дейнти поджала губы, явно обиженная вопросом.

— Может я не из ваших воображал-дергунчиков французских поваров, но, пожалуй, кое-что смыслю в устройстве приемов!

Ноэль сдержала улыбку.

— Прекрасно. Предоставляю это тебе. Скажем, через две недели от этой субботы. Пригласим восемь пар.

Платье Ноэль было цвета внутренней поверхности морской ракушки и с серебряной вышивкой. Так или иначе, оно удивительно подходило для этой особенной ночи, посвященной Телевее, а не ее хозяйке. Погода благоприятствовала, и ветерок, залетающий в дом, приносил прохладу и аромат после ливня во второй половине дня.

Ноэль поправила один из завитков возле бровей и, поскольку часы уже пробили без четверти назначенный час, нерешительно подошла к комнате Куина и постучалась. Услышав в ответ только тишину, она открыла дверь. Лампа горит, вечерний костюм аккуратно разложен на кровати, но в спальне пусто. Гости прибудут в любой момент, а Куин еще не вернулся домой с верфи!

В бешенстве Ноэль протопала вниз по лестнице в гостиную. Ведь она специально оставила записку на его столе прошлым вечером, напоминая, что он должен быть готов к девяти часам. Неужели это чрезмерное требование, чтобы муж явился домой раньше полуночи? Как унизительно будет приветствовать первых гостей в одиночку.

Вдруг она услышала хлопок входной двери, и, выбежав, увидела, как Куин широко шагает, бормоча под нос ругательства, одной рукой дергая шейный платок, а второй расстегивая рубашку. Качая головой, Натан следовал за ним с некоторым отставанием.

Ноэль прикрыла дверь и опустилась на один из недавно обитых новой материей стульев, успокаиваясь, раз Куин дома, но все еще сердясь на него. Чтобы отвлечься, она принялась изучать отремонтированную гостиную.

Бледно-желтые сиденья и ярко-зеленые ковры напомнили ей лимонный десерт, уложенный на листочки мяты. Чтобы подчеркнуть более светлые прожилки на мраморной каминной доске, она выбрала обои с зелеными узорами того же оттенка. Получилась приятная комната, показушная, но уютная и прохладная даже в самый жаркий день.

Глаза нервно устремились повыше каминной полки. Только этим утром она наконец приняла решение, но теперь опять начала колебаться. Возможно, по этому поводу следовало посоветоваться с мужем.

Двери распахнулись, и вошел Куин, великолепный в черно-белом вечернем наряде. Его глаза тотчас же обнаружили портрет матери, затем зловеще потемнели, и пристальный взгляд уперся в жену.

Ноэль вызывающе вскинула подбородок:

— Это был ее дом, Куин. Она часть его.

Звук голосов в прихожей помешал ему ответить.

— Ноэль, вы нашли его! — воскликнула Эмили, когда она и Джулиан ступили в комнату, сопровождаемые Эдвином и его женой. — Эдвин, посмотри! Аманда вернулась.

Эдвин Дарси вгляделся в картину над камином.

— Да, это она. Вот портрет матери Куина, — объяснил он своей жене Мадлен. — Она была замечательной женщиной.

— А помните, как она помогала нам строить тот плот? — рассмеялся Джулиан.

Куин улыбнулся, и Ноэль увидела, что напряженность спала с его лица.

— Моя первая попытка конструирования лодки. Помню, ее было нелегко удержать от крена, но она получилась очень прочной.

Прибыли другие пары, и воспоминания прервались. Вскоре Натан появился в дверях и возвестил, что ужин подан. Дом блистал в свете многочисленных свечей, и Ноэль почувствовала прилив гордости, когда они с Куином первыми проследовали в столовую и приглашенные заняли свои места вокруг богато накрытого стола. Она обнаружила, что из всех гостей только Джулиан и Эмили Лестер, брат Эмили — Эдвин Дарси и Уилер и Тея Талбот помнят Телевею времен владычества Аманды. Остальные либо не знали семейство Коуплендов достаточно близко, либо прибыли уже после смерти Аманды.

Женщины, наблюдавшие за преобразованием Телевеи, описали ход работ своим мужьям, и мужчины, впервые увидевшие результат, не скупились на похвалы достижениям Ноэль. Куин осмотрелся, будто тоже разглядывал все свежим взглядом, и, запнувшись глазами о Ноэль, поднял бокал и, кивнув жене, молча выпил, приведя ее в замешательство.

Дейнти Джонс явно постаралась, чтобы никто не забыл ее угощения. Устрицы на створках раковин, салат из кресс-салата и сердцевины сабаля, жареный молочный поросенок, дикая утка, фаршированная яблоками. Лепешки и хлеб, суфле из сладкого батата, луковки в сметане, печеный сельдерей, приправленный миндалем. К каждому блюду полагалось особенное вино, и слуги следили, чтобы бокалы были наполнены.

— Пар, Куин. За ним будущее. Не за парусами. — Голос Ральстона Витта, президента единственного банка Кейп Кросса, возвысился над другими застольными разговорами. — «Коупленд и Пэйл» отстанут, если вы не позаботитесь принять меры.

— Мы уже построили несколько пароходов в Лондоне, и сейчас строим еще один, — сообщил Куин, — но топливо для путешествия по океану занимает такой объем, что не остается места для полезного груза. Пока что это не выгодно. Кроме того, двигатели необходимо значительно усовершенствовать, прежде чем использовать для плавания на далекие расстояния.

Витт скептически скривился.

— Это правда, Ральстон, — подтвердил Джулиан. — Они в самом деле недостаточно надежные.

— Вздор! — настаивал Витт. — Пароходы годами курсируют по рекам.

Положив вилку, Ноэль вежливо улыбнулся склочному гостю:

— На мой взгляд, пар отлично подходит для речных рейсов или прибрежного плавания, господин Витт, когда можно причалить и загрузить топливо. Но пройдут годы, пока пароходное сообщение с Китаем сделается конкурентоспособным. Когда это произойдет, «Коупленд и Пэйл» будут готовы. Но до тех пор мой муж продолжит строить все более стремительные парусные суда. — Она подняла бокал и отпила, не подозревая об ошарашенном виде Куина.

— Боже мой, Ноэль! — воскликнула Джорджина Синклер. — А я понятия не имела, что вы такой крупный специалист. Должно быть слухи правдивы.

— Какие слухи?

— Ну, что вы проводите все свободное время на верфи.

— Я действительно стараюсь наведываться туда один или два раза в неделю.

— Помилосердствуйте! Для чего?

— Мне это нравится. Полагаю, женщины должны проявлять большую заинтересованность в бизнесе.

— А что вы там делаете? — спросила пораженная Тея Талбот. — Помогаете клеркам с корреспонденцией или занимаетесь счетами?

— Как бы не так, — рассмеялся Джулиан. — На прошлой неделе она на корабле скручивала в каболки^[38] паклю со старыми Тимом Махони. А неделей раньше вынудила Неда Маклогина позволить ей карабкаться по оснастке «Полли Шей».

Куинн уронил вилку на тарелку с грохотом, прозвучавшим для Ноэль, как взрыв, но, казалось, не замеченным никем из гостей.

— О, Ноэль, потрясающе! — Мадлен Дарси залилась звонким одобрительным смехом. — Куин Коупленд, верю, что вы наконец встретили женщину, подходящую вам по всем статьям!

Защищенная присутствием гостей, Ноэль подняла голову и одарила мужа такой бедовой ухмылкой, что Куин невольно улыбнулся.

— Возможно, вы правы, Мадлен. Но я бы пока не ставил на это деньги.

Жара замедлила работы на верви, и по предложению Куина Ноэль стала принимать многие из полученных приглашений. Она подружилась с супругами Дарси и с Талботами, но особенно сблизилась с Эмили Лестер и Джулианом, и обе пары, проводили вместе все больше времени. Эмили так раздалась, что стеснялась появляться на публике, и супруги ограничивались непринужденными пикниками и совместными ужинами друг у друга в гостях. Они обсуждали книги и политику, судостроение и прокладку дорог, поддразнивая собеседников и смеясь над пустяками.

Когда они собирались вместе, Лестеры служили буфером между Куином и Ноэль, и те впервые наслаждались взаимным общением без привычной настороженности. Ноэль узнала, что ее муж любит скачки и собак, но не терпит петушиные бои. Куин поддался очарованию жены и восхищался ее остроумием и понятливостью. Если Лестеры и заметили, что их друзья на удивление церемонны между собой и избегают прикасаться друг к другу, они держали свои соображения при себе.

В июле у Эмили и Джулиана родилась дочка. Родители назвали ее Лидия Mэй и попросили Куина и Ноэль быть крестными в обряде, запланированном на конец августа.

Летом в Телевею частенько наведывался Уосидэн, и Ноэль с возрастающим нетерпением ожидала его посещений. Им не потребовалось много времени, чтобы преодолеть неловкость первой встречи, и они сделались друзьями. От него Ноэль многое узнала об обычаях чероки и о борьбе, которую вел этот народ. Она также выяснила, что именно Уосидэна спас Куин от Люка Бейкера и его брата.

Бейкеры с приятелями застигли его однажды, когда он ловил рыбу в ручье поблизости от Телевеи. Они были пьяны и принялись издеваться над ним. Безоружный Уосидэн в одиночку боролся с несколькими противниками, но его одолели и привязали к дереву. Негодяи пытали его ножами, когда Куин наткнулся на них.

В разгар лета жгучий зной накрыл Кейп Кросс. Каждый день Ноэль достигала пределов выносливости своего сильного молодого тела, плавая в маленьком пруду, обнаруженном в лесу за домом, и совершая многокилометровые длительные верховые прогулки. Она надеялась, что изнеможение отгонит демонов, одолевающих ее по ночам. Минуло пять месяцев с той бурной ночи, когда Куин в последний раз занимался с ней любовью, и все, о чем она могла думать, маясь без сна в своей постели, — его сильные руки на ее жаждущей плоти. Она взращивала прежнюю ненависть к мужу в противовес растущему вожделению.

Час за часом Ноэль обходила по периметру свою притихшую спальню. Иногда ей слышались, словно эхо, другие шаги с той стороны двери между комнатами супругов, но она отлично понимала, что это всего лишь воображение. Теперь Ноэль достаточно узнала о Кейт Маллой и ее позорном заведении и была уверена, что все последние ночи муж проводил отнюдь не на верфи.

Когда Куин не возвращался вечером, она пробиралась в темную конюшню, седлала и выводила кобылу, довольствуясь лунным светом, и отправлялась куда-нибудь по уже знакомой сельской местности. Какой бы путь она не выбрала, он неизбежно проходил мимо переулка, ведущего к дому Кейт.

«А если Куин действительно там, кого же винить, кроме себя? — мучительно угрызалась Ноэль. — Сама ясно заявила, что он может овладеть тобой, только изнасиловав. Но Куин гордый не меньше, чем ты, и не притронется к тебе, пока не изведешь его до крайности».

Ноэль понимала, что есть другой способ. Можно пойти к мужу и предложить себя свободно и откровенно, но самолюбие не позволяло этого. По крайней мере, теперь она добилась его уважения. А если пожелает большего, существует средство приблизиться к Куину, не умаляя своей гордости.

Глава 34

— Лидия Mэй Лестер, я крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. — Голосу священника вторило эхо, отражающееся от стен небольшой деревянной церкви, когда он начертал крест на крошечном лобике младенца, угнездившегося в руках Ноэль. Лидия Мэй беззубо улыбнулась своей крестной матери, и Ноэль, растрогавшись, прижала ее. Девчушка была прелестной, и в эту минуту Ноэль всем сердцем пожелала, чтобы это было ее дитя. Она взглянула на Куина, стоящего рядом, и увидела, что его лицо смягчилось. Их глаза встретились, и на короткий момент между супругами установилось взаимопонимание.

И в этот миг Ноэль придумала, как ей поступить.

На обратном пути к Телевее начался теплый дождь, и в закрытой карете сделалось душно. Ноэль обмахивалась стянутыми перчатками и подбирала слова, глядя на струйки дождевой воды, стекавшие по окошку возле нее. Они ехали молча, пока экипаж не повернул на дорогу, ведущую к дому.

— Красивая малышка, не правда ли? — обронила Ноэль по возможности небрежным тоном.

— Да.

— Никогда не видела никого столь же счастливого, как Эмили и Джулиан.

— Они долго ждали этого ребенка.

Ноэль смотрела прямо перед собой.

— А ты никогда не думал завести детей?

— Отчего же, думал.

Когда он больше ничего не произнес, Ноэль осознала, что дело окажется гораздо труднее, чем ей представлялось. Наверняка, Куин все понял. Так почему он делает ее задачу такой тяжелой?

— Ну, я… я полагаю, большинство людей задумываются об этом, — пролепетала она.

Его глаза холодно и требовательно впились в нее.

— Высочество, что ты пытаешься сказать?

Ноэль облизнула пересохшие губы.

— Только то, что сегодня, держа на руках малютку, я поняла, до чего несправедлива по отношению к тебе. Мы женаты почти два года. Конечно, наш брак не совсем обычный, но все-таки было бы жестоко с моей стороны лишить тебя возможности иметь детей.

Внезапно, как и начался, дождь прекратился, оставив воздух еще более душным, чем прежде, а обстановку в карете еще более гнетущей.

— Так. Опять готова исполнить свой долг.

— Нет! Совсем не долг. Просто… — Ноэль попыталась скрыть замешательство. — Я представила, что сейчас у нас был бы ребенок.

Экипаж резко остановился.

— Ну, да, прямо сейчас. — Презрение в каждом слове было настолько неожиданным, что она отшатнулась.

— Это на самом деле ничего не значит, — жалобно пробормотала женщина, жалея, что затеяла этот разговор. — Не важно, забудь…

— Нет уж! Давай, заказывай! — Куин схватил ее за плечи и, притянув к себе, начал встряхивать медленно и методично. — Желаешь мальчика? Девочку? Светленького? Темненького? Скажи, какого ребенка ты хочешь!

— Перестань! — воскликнула она, закрыв уши, чтобы уберечься от его ядовитых насмешек.

Он оттащил ее руки и дернул ее к своему лицу.

— Я тебе не племенной жеребец, Высочество!

Экипаж остановился, и с воплем унижения Ноэль вырвалась, выскочила из кареты и, спотыкаясь, побежала к дому.

Куин не спеша ступил на землю, наблюдая измученными глазами, как жена исчезает за дверью. Никогда он не жаждал ее столь сильно, как в этот момент, но гнев и непреклонная воля пригвоздили его к месту. Она придет к нему честно или не придет вовсе. Никаких надуманных причин, — она должна признать, что желает его.

Несмотря на жару, Ноэль закрыла все окна в своей спальне и зашторила. Только тоненький луч света проникал в затемненную комнату из окна, на котором шторы неплотно сходились в центре. Охваченная ненавистью и унижением, она стремилась полностью отгородиться от мужа, от слуг, от всех, даже от самой себя.

Платье сделалось волглым от пота, подол порвался, зацепившись, когда она выпрыгивала из кареты. Ноэль стащила и платье, и нижние юбки, бросив их скомканной грудой на полу. Волосы растрепались и липли к разгоряченному телу, кудрявясь влажными колечками. Оставшись в тонкой сорочке, она бросилась на кровать и разрыдалась. К концу дня в убежище установилось настоящее пекло.

Наплакавшись до изнеможения, Ноэль перевернулась на спину и положила руку на горящие глаза, пытаясь закрыться от жгучего стыда, но кошмарная сцена повторялась в голове снова и снова. Постепенно стемнело, но вечер не принес облегчение от зноя и духоты в комнате.

Поздним вечером кто-то постучал в дверь. Ноэль лежала, не откликаясь. Когда стук повторился громче и настойчивее, она схватила фарфоровую вазу со столика возле кровати и швырнула изо всех сил. Послышались поспешно удаляющиеся шаги.

Вмешательство снова вскрыло рану, обида и удушающая жара навалились так, что она едва дышала. Ноэль распласталась неподвижно, раскинув в стороны руки, с усилием вдыхая и выдыхая, пот скапливался между грудей. Комар сел на голую ногу, но она не потрудилась его согнать, даже ощутив укус.

Дверь в соседней комнате открылась, затем закрылась. Она слышала звуки движений, плеск воды и наконец скрип кровати. Стащив себя с постели, Ноэль принялась шагать по комнате, сорочка так промокла, что стала прозрачной. Спутанные слипшиеся волосы спускались до талии по блестящим плечам.

Шесть шагов в одну сторону. Восемь в другую. Она почти обезумела от нестерпимого желания, от потребности соединиться с мужем, не умалив свою гордость. Туда и обратно. Один раз… два… три… четыре… Шаг за шагом.

«Иисусе сладчайший, — неистовствовали отчаянные мысли, — он свел меня с ума, развратил, но я нуждаюсь в нем. В его пальцах, обжигающих мою плоть. В том, чтобы размять его стальные мышцы. Трогать его. Пробовать на вкус».

Во власти силы, превозмогшей ее гордыню, она нащупала ручку двери, разделяющей их спальни, и повернула. Лунный свет струился в открытые окна, и свежий воздух охладил ее влажную кожу. Куин приподнялся на локте и следил за ее приближением, простыня сползла с его голой груди на талию.

Ноэль остановилась в ногах кровати в потоке лунного света, чтобы ему было ясно видно. Ее пальцы дергали голубую ленточку, скрепляющую лиф сорочки. Распустив шнуровку, она заглянула мужу в глаза и неспешно распахнула одеяние, открыв сияющие холмики грудей. А затем наклонилась и стянула последний покров.

Даже обнажившись, она не засуетилась, не попыталась спрятаться от горящих глаз, клеймящих ее тело. Вместо этого вскинула руки к затылку и высоко подняла волосы, ничего не скрывая от пристального взгляда.

Его ноздри раздулись, и она почувствовала вспышку триумфа. Давай, отвергни меня сейчас, вопила ее ненависть.

Придерживая непокорные кудри, Ноэль неторопливо подошла к мужу с бесхитростной обольстительностью Евы и поставила колено на край кровати.

— Хочу тебя, — позвала она хрипло.

Сдаваясь, Куин с невольным стоном потянулся к жене, но она уклонилась. Теперь все совершится по ее желанию. Она медленно наклонялась к его груди, пока пылающие соски не прижались к прохладной плоти. Запустив пальцы в густые черные вихры, она прижалась губами к его рту и протолкнула язык между его зубами.

Следуя врожденной чувственности, направляющей ее, Ноэль творила соитие так непосредственно и так искушенно, что, когда страсть насытилась, Куин только крепче притиснул ее к себе, не перенеся мысли о разъединении.

В ту ночь ей пригрезилось, что ее ложе устроено на склоне огромного скалистого холма, и низколетящие кроншнепы набрасываются на нее, бьют крыльями по лицу, пикируют все ближе и ближе один за другим, запутываются в ее растрепанных локонах. Дернувшись, она очнулась и обнаружила, что рука Куина прижимает ее даже во сне, а его пальцы переплелись с прядями ее волос и болезненно натягивают их.

С протяжным вздохом Ноэль освободилась от напряженности, порожденной кошмаром. Ее дыхание согрело щеку Куина, и тот зашевелился. Жесткая ладонь выпустила ее кудри и заскользила вниз по телу пока не накрыла грудь. Ноэль почувствовала, как он растет и твердеет возле ее ноги. Теперь все ощущения изменились, смешавшись с пробудившимся возбуждением.

Гораздо позже Ноэль выбралась из постели. От нее пахло потом и сексом, и она думала только о том, как бы улизнуть от пронзительных глаз, пристально разглядывающих ее, и погрузиться в ванну, которую, судя по звукам в соседней комнате, наполнила Грейс.

Будто прочтя ее мысли, Куин встал рядом и приподнял ее подбородок.

— Когда-нибудь прежде купалась вместе с мужчиной?

— Конечно, нет, — вспыхнула она, являя картину оскорбленного достоинства настолько несовместимого с ее безудержной раскрепощенностью в постели, что Куинн рассмеялся и схватил ее в объятия.

— Так давай этим займемся.

Она назвала его поведение скандальным, и потребовала, чтобы он немедленно ее отпустил, но муж проигнорировал ее нерешительное сопротивление и погрузился с ней в воду.

Ванна была большой, но не рассчитанной на двоих, особенно когда один из них такой массивный, как Куин. Он разбрызгивал воду во все стороны и весело наблюдал, как Ноэль, избегая его взгляда, намылила мочалку и принялась усердно натираться.

— Пропускаешь самое главное, Высочество, — улыбнулся он, забрал мыльную ткань и отложил в сторонку. Затем провел ладонями по мылу и стал оглаживать жену, задерживаясь на наиболее чувствительных местечках, пока она, задыхаясь, не выхватила наконец мыло и не занялась им самим.

Она изучала его тело с явным восхищением, неспешно скользя руками по подрагивающим мышцам, по малозаметным отметинам на боках, где кожа натянулась, когда он слишком быстро рос, по зазубренному шраму на голени.

Едва закончив совместное купанье, они оказались на кровати Ноэль, их тела оставляли влажные пятна на голубом покрывале, пока они ублажали друг друга способом старым как мир.

Было около полудня, когда Куин приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее сверху вниз.

— Уверен, что верфь не развалится без тебя? — поддразнила она.

Но он не улыбнулся. С вопросом в глазах, она потянулась к его щеке. Он бережно остановил ее руку.

— И как это будет, Высочество?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что с этого момента ты либо будешь каждую ночь проводить в моей постели, как подобает жене, либо будешь держаться подальше от меня. Теперь тебе придется выбрать.

— Я поразмыслю об этом на досуге, — отрезала она, хотя уже знала, что предпочтет.

— Подумай. До вечера.

Раздражаясь из-за его высокомерия, она наблюдала, как муж встал с кровати и пошел к двери между их комнатами.

— Куин. — Он обернулся. — Если я решу разделить с тобой постель, не рассчитывай, что еще что-нибудь изменится между нами! — Это был голос гордыни, и Ноэль пожалела о вырвавшихся словах прежде, чем договорила.

— Меня это вполне устраивает, Высочество. Мы оба знаем, как относимся друг к другу. Что бы ни происходило между нами по ночам, никакое наслаждение, вероятно, не изменит наших чувств.

Его слова оказались пророческими. Ночью они были, как два тела с единым разумом, сливающиеся в обоюдном стремлении безудержном и необоримом. Но днем военные действия между ними обострялись. Воспоминания о прошлых обидах были слишком свежи.

Хотя ни один из супругов не признал бы этого, каждый боялся необыкновенного взаимного влечения, связующего их. Они все чаще старались побольнее уязвить друг друга, а иногда даже обменивались едкими насмешками в присутствии слуг. Лето заканчивалось, их любовные ласки становились все более страстными и неистовыми. Как если бы обоюдная потребность обернулась неизлечимой болезнью, которая, не тронув тела, терзала рассудок и душу.

Глава 35

В сентябре работа на верфи вернулась в нормальный режим, и Ноэль стала проводить там больше времени, хотя при этом никогда не разыскивала мужа, а он со своей стороны игнорировал ее присутствие. Однажды, когда днем заметно потеплело, она зашла в кабинет Куина, чтобы избавиться от жакета, надетого поверх костюма для верховой езды. Бросив одежку на стул, она заметила новую деревянную модель корпуса корабля в разрезе, стоящую на столе. Ноэль подняла макет и, пробежав пальцами по гладким линиям корпуса, почувствовала искру возбуждения. Форма была более обтекаемой, чем у прежде виденных ею судов: узкая, далеко выступающая носовая часть, пропорции, сильно отличающиеся от общепринятых. Она знала, что подобный прототип — первый шаг в создании корабля. Если Куин изготовил образец, значит, он готов начать строительство.

— Какого черта ты здесь делаешь! Положи это на место!

Она подскочила, конструкция выскользнула из руки и упала на пол. Соединительные скобы отскочили, и деревянные детальки разлетелись. Было не трудно снова собрать модель, но Куин в гневе сжал кулаки, а его глаза приняли цвет оружейного металла. Он ненавидел стеснение в животе всякий раз, когда он ненароком оказывался рядом с женой. Почему, черт возьми, она не сидит дома, где ей и место, не вмешиваясь в его работу, не вмешиваясь в его жизнь, не вмешиваясь ни во что, кроме постели!

— Проклятье! Посмотри, что ты наделала! Ты не в праве здесь находиться.

— У меня полное право быть здесь, не забывай об этом, — взорвалась она, настолько обидевшись на его чванство, что уже не обращала внимания на свои слова, хотя сознавала, как сильно он зол. — Возможно, моя доля в компании не так велика, как твоя, но она у меня все же есть, и я хочу знать, почему ты не известил, что собираешься построить такой корабль!

На мгновенье он потерял дар речи перед ее безрассудной смелой атакой. А потом задохнулся от злости.

— Ты всерьез требуешь, чтобы я отчитывался перед тобой!

Ноэль поняла, что загнала себя в угол и искала приемлемый выход.

— Я… я не говорила, что ты должен отчитываться передо мной, но полагаю, тебе следует держать меня в курсе, особенно по столь важному поводу, как новое судно.

— Ну что ж, самонадеянная маленькая сучка! Я введу тебя в курс дела!

Он толкнул ее назад в кресло, а потом, нависая над ней, поставил ногу на сиденье, не обращая внимания на грязный след, запятнавший ее юбку.

— В ближайшие три года я намерен создать самый быстроходный парусник, который когда-либо бороздил Китайские моря^[39], и никто меня не остановит. Хочешь узнать еще что-нибудь?

— Когда начнешь строительство?

Ее нежелание отступать вызвало у Куина вспышку неохотного восхищения.

— Заложим стапеля в этом месяце.

Он убрал ногу с кресла и мотнул головой в сторону двери.

— Теперь, если это все, отправляйся домой на свое место.

Ноэль раздраженно вскочила.

— Домой в постель, ты это имеешь в виду?

— Ты так сказала, не я. Но с другой стороны, тебе виднее.

— Ублюдок! — она размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но в этот раз он упредил удар, схватив ее запястье, и заведя руку за спину.

— Ей богу, если снова треснешь меня, выбью из тебя всю душу! Я так и сделаю, Ноэль. Не провоцируй меня!

Когда он отпустил ее, она протопала из комнаты и намеренно целый час наблюдала за мужчинами, обшивающими медными листами корпус шлюпа, прежде чем позволила себе уйти.

В эту ночь их любовные ласки были яростней, чем когда-либо прежде. Куин приводил ее к одной сокрушительной кульминации за другой, но, когда все было закончено и они разъединились по разным сторонам кровати, Ноэль почувствовала опустошение и неудовлетворенность. Она слишком устала от борьбы с мужем! Неужели так будет всегда? Бешенство, скрытое под наслаждением; соития, исполненные гневом, потому что обоим ненавистна слабость, удерживающая их вместе. Слеза беззвучно скатилась из уголка глаза на подушку.

— Хочешь послушать про корабль, Высочество? — голос Куина был таким тихим, что на секунду Ноэль подумала, что ей почудилось.

— Если хочешь рассказать мне, — откликнулась она шепотом.

— Я назову его «американский клипер».

— Клипер. Удачное слово. Мне нравится.

— Он будет большим — семьсот пятьдесят тонн — при полной оснастке. Ни позолоты, ни резных украшений, ничего, нарушающего линию длинного узкого корпуса.

Он говорил в ночи о своих планах, своих надеждах и даже о своем беспокойстве, что Вольфу Брандту, комплектующему экипаж, может не удаться набрать команду, когда судно наконец будет готово выйти в море.

— Моряки, — объяснил он, — очень суеверны, а корабль так сильно отличающийся от всего, с чем они имели дело, может пробудить их примитивные страхи.

— Мистер Брандт понимает это? — спросила она.

— Да. Но когда ты встретишь его, ты поймешь, что этот мужчина готов рискнуть. Он знает, что если справится, это принесет ему состояние.

— Куин?

— Ммм?

— Если тебе не по душе мои поездки на верфь, я больше не появлюсь там.

Невероятно, но он протиснул руку под нее и нежно притянул к своему плечу.

— Рабочим нравится, что ты там. Они думают, ты приносишь удачу.

— А что думаешь ты?

Возможно, это его подбородок потерся о ее макушку, но Ноэль вдруг захотелось верить, что это его губы.

— Спи, Высочество.

Его голос был так нежен, что сердце сжалось, и в это мгновенье Ноэль поняла, что любит его. Внезапное открытие ошеломило ее. Она зажмурилась и заставила себя лежать неподвижно в кольце его сильных рук, пытаясь убедить себя, что это всего лишь иллюзия. Но правда была ясно написана в ее сердце, и она не могла отрицать очевидного. Она любит мужа, любит уже давно.

Когда это случилось? В давнюю грозовую ночь в Йоркшире, когда он вытащил ее из озера Рэйвенсдэйл и потом занялся с ней любовью, или когда они приехали в Телевею? Во время бурных страстных ласк или в тихие минуты откровенности, когда Куин рассказывал о своем индейском происхождении и описывал свои корабли?

От нее не укрылась ужасная ирония произошедшего. Она повторила глупую ошибку множества женщин — влюбилась в Куина Коупленда. Но она намного уязвимее, чем любая из них, потому что связана с Куином перед Богом и людьми.

Следующим вечером карета доставила супругов к дому Вольфа Брандта. Он прислал приглашение на ужин лишь утром, и Куин ответил согласием. Пока карета продвигалась к северной окраине Кейп Кросс, Ноэль пыталась успокоиться, припоминая, что Куин рассказывал об этом мужчине. Но на ум приходило лишь то, что он холостяк. Вроде Куин упоминал, что Брандт арендовал дом Эдвина Дарси, но она не была в этом уверена. С прошлой ночи все так запуталось, что, казалось, ничего больше не имеет значения. Вдобавок к ее замешательству, Куин изменился по отношению к ней с какого-то момента — не более получаса назад — когда он встал позади нее в прихожей, пока она в последний раз осматривала себя в зеркале.

— Ничего не меняй, Высочество. Ты совершенна.

Она оделась с особой тщательностью в украшенное кружевом платье цвета старых золотых дублонов. Этот романтичный наряд напоминал об испанских кораблях и награбленных сокровищах. Вдвоем — она в позолоченном платье и Куин с его пиратской смуглой привлекательностью — они казались пришельцами из давно минувшей эпохи.

Помогая жене выйти из кареты, Куин задержал ее ладонь в руке на долю секунды дольше, чем необходимо. Ноэль заглянула в его глаза и удивилась, как она могла когда-то думать, что они холодные. В них было что-то, чего он прежде никогда не позволял ей увидеть. Была ли это нежность? Привязанность? Может он тоже устал от войны между ними, от словесных перепалок, от супружеского ложа, зачастую становящимся еще одним полем битвы? Губы Ноэль неуверенно изогнулись, и Куин улыбнулся в ответ, его лицо удивительно помолодело, став почти мальчишеским.

Звук открывшейся двери прервал происходящее между ними. Вольф Брандт собственной персоной вышел поприветствовать своих гостей. Едва увидев хозяина, Ноэль предположила, что встречала его прежде. Привлекательный мужчина лет сорока, лишь на несколько дюймов выше ее, со светлыми волосами и серыми глазами. Ни одна из черт его лица не была выдающейся, но его изящные манеры пробуждали в ней воспоминания.

— Куин, добро пожаловать! И миссис Коуплэнд. Рад, что вы смогли приехать.

Пока Брандт провожал их в дом, Ноэль пыталась припомнить, когда она в последний раз слышала этот слабый немецкий акцент. Было что-то знакомое в том, как он заменял «в» на «ф» и «с» на «з».

После того, как дворецкий взял шаль, Брандт окинул Ноэль таким явно восхищенным взглядом, что она развеселилась. Вольф Брандт определенно был прожженным ловеласом.

— Миссис Коуплэнд, вы даже очаровательнее, чем я помнил.

— Итак, мы встречались раньше. Я так и думала.

— Конечно же. А вы забыли, — он всплеснул руками и сомкнул их выразительным жестом отчаяния. — Видишь, Куин, как печальна может быть жизнь. В отличие от тебя, я один из тех несчастных мужчин, которых прекрасные женщины быстро забывают.

Куин весело фыркнул, и Ноэль улыбнулась.

— Почему-то я сомневаюсь в этом.

— Я освежу вашу память. Мы были представлены на неприятном, переполненном балу в Лондоне. У Аттербери, я полагаю

— Конечно же, — солгала Ноэль. — Как я могла запамятовать, мистер Брандт.

— Зовите меня Вольф. Как легко догадаться, это сокращение от Вольфганг. Ужасное имя! Только моей сестре позволено называть меня так. Пожалуйста, пройдемте в гостиную. Она ждет нас.

Внимание Ноэль привлекла пара превосходных ваз севрского фарфора, стоящих на столе, и она не увидела ни потрясенного выражения лица Куина, ни извиняющегося пожатия плеч Вольфа Брандта. Однако она заметила, что прежде чем протянуть холеную руку, чтобы открыть дверь гостиной, хозяин окинул ее сочувственным взглядом.

Словно прекрасная смертоносная паучиха, баронесса Анна фон Ферст расположилась точно посредине белой сатиновой софы. Как этюд в черно-белых тонах. Черное креповое платье плотно облегало фигуру, эффектный вырез открывал одно алебастровое плечо и верхушку пышной белоснежной груди. Ее волосы были откинуты с лица назад как сверкающие вороньи крылья, глаза и ресницы так черны, что, казалось, могли запятнать белоснежную кожу. Она не украсилась ни перьями, ни цветами. Только губы, алые, как свежая кровь, влажные и хищные, добавляли красок в этот ансамбль.

— Итак, Вольфганг, ты наконец-то привел наших гостей ко мне. Я заждалась.

Ноэль не могла сдвинуться с места, столкнувшись с предательством Куина. Как раз когда она обнаружила свою любовь к мужу и обманывалась, надеясь, что между ними что-то переменилось, он привез свою любовницу в Кейп Кросс, чтобы развлекаться у нее на глазах!

Ноэль смутно осознавала, что муж направился к Анне. Но поскольку Куин повернулся к ней спиной, не могла видеть его губы, сжавшиеся в белую злую линию, когда он взял Анну за руку, не могла расслышать холод в его приветствии.

Нежно, но настойчиво сжав ее руку, Вольф Брандт увлек Ноэль в комнату. Баронесса лениво осмотрела Ноэль и потом без намека на враждебность или симпатию равнодушно заявила:

— Какое прелестное дитя. Я и забыла.

Злость затопила Ноэль от такой утонченной колкости, размывая границы ее боли.

— А я не забыла вас, баронесса, — сказала она. — Вы выглядите не так хорошо, как в Лондоне. Очевидно, утрата мужа легла на вас тяжким бременем.

Ноэль заметила легкие морщинки в уголках глаз Куина, и это подогрело ее ярость. Итак, он находит забавным, наблюдать, как две женщины пикируются из-за него! Развеселится ли он когда убедится, что ей все равно?

В дверях появился дворецкий, чтобы объявить об ужине. Анна быстро поднялась и взяла Куина под руку. С сияющей улыбкой Ноэль повернулась к Брандту.

— Вольф, вы должны рассказать мне, понравился ли вам Кейп Кросс. Не кажется ли он вам ужасно скучным после Лондона?

Он окинул ее понимающим взглядом.

— Теперь уже нет, моя дорогая. Больше нет.

В отличие от Куина, Вольф Брандт был вполне доволен собой. Богатый, привлекательный, без скрытых бесов, терзающих его. Он смотрел на мир слегка завистливыми, но никогда не ожесточенными глазами, развлекаясь глупым безрассудством окружающих, но не смешиваясь с ними. Мужчины иногда путали щепетильное поведение Брандта с изнеженностью, но они ошибались. Он любил красоту в естественном проявлении, и был искусным любовником, получающим такое же удовлетворение от наслаждения, доставленного женщине, как и от собственного освобождения.

Женщины никогда не сомневались в его мужественности. Они чувствовали, что он — бесценная редкость, настоящий мужчина, искренне восхищающийся женщинами, и, что более важно, понимающий их. Брандт осознавал то, что прошло мимо большинства мужчин, что эмоции женщины — это ее сила, а не слабость, и ему никогда не приходило на ум пренебрегать чувствами. Он давно уже не удивлялся, замечая, как другой мужчина допускает подобную ошибку, так как давно принял тот факт, что большинство мужчин не разбираются в женщинах так, как он.

Когда прекрасная миссис Коупленд в третий раз протянула ему бокал, чтобы наполнить, он уверился, что мистер Коупленд определенно не понимает свою жену, также как и она не разгадала своего мужа. Он удерживал дрожащую руку Ноэль, пока наливал вино, не упустив угрюмый хмурый взгляд Куина. Ситуация заинтриговала его. Между супругами существует ощутимый магнетизм, наполняющий воздух, и все же они позволяют сестрице разлучить их.

Куин Коупленд — глупец, решил Брандт. Все что ему нужно сделать, это обнять свою ненаглядную жену и заверить, что Анна больше ничего не значит для него. Но он так не поступит. Этот гордец скорее увидит, как жизнь разлетается на кусочки, чем переломит свою гордыню. И возбуждающая рыжеволосая женщина, так откровенно флиртующая с ним с начала ужина, точно такая же. Это взрывоопасное сочетание личностей достигло опасного предела, и если один из них не уступит, столкновение может быть трагичным.

Брандт сжал ножку бокала в пальцах, размышляя о своей роли в этих обстоятельствах. Если Коупленд решит лелеять это очаровательное создание должным образом, он оставит их в покое, несмотря на то, что Ноэль привлекает его больше, чем какая-либо женщина за многие годы. Но если кораблестроитель настолько глуп, чтобы продолжать делать ее несчастной, что ж, тогда он, Брандт, будет ждать поблизости.

Пока Анна нашептывала остроумные замечания Куину, Ноэль наклонилась вперед, приоткрыв соблазнительную грудь для взора своего привлекательного сотрапезника. Она была вознаграждена видом окаменевшего от злости лица мужа.

— Это вино просто великолепное, Вольф, — она провокационно улыбнулась над серебряным ободком бокала. — Вы привезли его с собой?

— Ну, разумеется. Я всегда путешествую с собственным запасом. Этот винтаж из моего виноградника вблизи Реймса.

— Я и не предполагала, что ваши деловые интересы столь разнообразны.

— Виноделие для меня — удовольствие, а не работа. Мужчина никогда не должен путать эти понятия.

Непринужденно, не ожидая от собеседницы ответа, Брандт описал прелесть своих земель и маленького шато, украшающего его владения. Ноэль внимательно смотрела на него, кивая головой в нужных местах, но полностью сосредоточившись на приглушенной беседе и интимном смехе, доносящимся с другой стороны стола.

Вольфа опечалило выражение триумфа на красивом лице сестры, когда Куин положил руку на спинку ее стула. Его любимая, великолепная Анна со своими иссиня-черными волосами и алебастровой кожей. Мудрая во всем, кроме этого мужчины. Победа не будет такой легкой, как она ожидает. Судостроитель любит свою жену, даже не признаваясь в этом самому себе. Хотя, несомненно, последнее обстоятельство в пользу Анны. Этот противоречивый субъект не поддастся любви так просто.

— Дамы, прошу нас извинить. Небольшое дело нуждается в обсуждении. Позже мы присоединимся к вам в гостиной.

После кратчайшей заминки обольстительная миссис Коупленд грациозно поднялась из-за стола и выплыла из комнаты, оставив Анну позади. Вольф улыбнулся про себя, желая иметь возможность пронаблюдать, что произойдет дальше. Было бы очень интересно посмотреть, как соперницы столкуются друг с другом.

В гостиной Анна добрела до углового столика, где обнаружила зазубренный обломок белого коралла, и принялась лениво вертеть его в руках.

— Вы на самом деле очаровательны, знаете ли, — сказала она.

— Прошу прощения?

— Я изучала вас. Вы прелестны. Но, конечно, Куин всегда окружен красивыми женщинами, — Алые губы Анны изогнулись в хитрой усмешке. — Сейчас он сердится на меня за то, что я открыто показалась перед вами, несмотря на его приказы. Но он знает, что я не та женщина, которую можно скрывать, заперев на чердаке. — Касанием легким как паутинка, она положила пальцы на руку Ноэль. — В конце концов для нас обеих будет легче, если не придется притворяться.

Ноэль ощутила, как разбивается сердце, но продолжила цепляться за чувство собственного достоинства.

— Лучше не вставайте у меня на пути, баронесса. У меня нет преимуществ поколений безупречного племенного скрещивания, и дурная кровь иногда вынуждает меня поступать опрометчиво. Теперь, с вашего разрешения, мне необходим свежий воздух, — с гордо поднятой головой Ноэль покинула комнату.

Анна глубоко вздохнула. На мгновение он выглядела старше своих тридцати двух лет, но заслышав шаги, приближающиеся к двери, она опустилась на софу и принялатомную позу.

— Где моя жена?

Она лениво улыбнулась.

— А где Вольфганг?

— Не рассчитывай, что каждый обладает твоим талантом к интригам, Анна.

— К чему так безобразно хмуриться, liebchen^[40]. Немедленно перестань, а то напугаешь меня.

Жесткая линия рта Куина расслабилась. Ему нравилась Анна, и, несмотря на ее поддразнивание, он понимал, что она страдает.

— На сей раз Вольфганг невиновен. Я только что оставил его одного в столовой за просмотром документов, которые он должен подписать.

— Жаль, — Анна надула губки, — такой поворот мог бы все сильно упростить. — Она встала и направилась к нему, изогнув черную бровь. — Хотя как знать? Это все еще может сработать.

Линия его рта была твердой, но не сердитой.

— Не делай этого с собой, Анна. Между нами все кончено. Мы так решили еще в Лондоне.

Баронесса прижалась к нему. Ощущение его мощного тела, заставило ее голос охрипнуть от желания.

— Никогда я этого не решала, liebchen. Я все еще не устала от тебя.

Ласково Куин коснулся рукой ее темных мягких волос.

— В моей жизни слишком много сложностей, чтобы добавлять еще одну. Прими как факт, что мы никогда не сможем снова быть вместе.

— Совсем никогда? — прошептала Анна, проводя пальцами вверх по лацканам его сюртука, затем скользнув дальше по шее в черные завитки над воротником. — Возможно, ты слишком спешишь. — Она притянула его голову к своим приоткрытым губам и припала к его рту.

Поцелуй был приятным, и Куин откликнулся, но быстро осознал, что зрелое тело Анны не возбуждает его, как прежде. С чувством сродни гневу, он крепко обнял ее и вторгся языком во влажную пещеру ее рта.

Ноэль наблюдала из открытой двери, желая убежать, но не в состоянии сдвинуться с места. Она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

— Моя прекрасная лебедушка, вам не нужно смотреть на это. — Подошедший сзади Вольф Брандт обвил рукой ее талию и притянул к себе.

Куин поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как его жена исчезает в руках Брандта. Яростно он высвободился от Анны и бросился к двери.

— Bitte^[41], Куин. Пожалуйста, подожди. — Вся томность исчезла, когда Анна побежала за ним и схватила за руку. — Куда ты спешишь?

— А как по твоему?

— Ты не из тех мужчин, которые пресмыкаются перед женщинами, — воскликнула она. — Что ты сделаешь? Скажешь, что не наслаждался, целуя меня? Она знает, что это ложь!

— Черт подери! Заткнись, Анна! — Он попытался вырываться, но она преградила ему путь своим телом.

— Оставь Ноэль моему брату, Куин. Ты же видел за ужином, как он пленен ею. Так иногда случается. Словно удар молнии! Женщина не всегда может уберечься, когда ее сердце не на месте. Не делай из себя дурака!

Не желая слушать дальше, он оттолкнул ее в сторону и бросился прочь из комнаты, чтобы обнаружить, что коридор пуст. К тому времени, когда он выбрался на улицу, было слишком поздно — карета уже удалялась от дома.

Брандт бесшумно выступил из глубокой тени портика.

— Мой кучер доставит ее домой.

— Ты не имел права.

— А ты, старина, не имел права унижать ее, как ты это проделал. Неужели тебя даже не заботит, что она чувствует?

— Это не твое дело, Брандт, — огрызнулся Куин.

— Здесь ты ошибаешься. Мы знаем друг друга очень давно и, хотя никогда не были близкими друзьями, всегда уважали друг друга. Разве не так?

— У тебя одна минута. Ближе к делу.

— Гордость и нетерпение, — ухмыльнулся Бранд. — Прекрасные качества для бизнесмена, но не слишком подходящие для мужа, да?

— Как я уже говорил, это не твое дело.

— Но я должен высказаться, потому что теперь я тоже причастен.

— В каком качестве?

— Ах! Американцы! Это же очевидно, не так ли? Меня влечет к твоей жене. Она самая желанная женщина, из встреченных мной за долгое время, и она достойна поклонения, — веселье исчезло из серых глаз. — Честно тебя предупреждаю, Коупленд. Исправь свое поведение, или я предприму все возможное, чтобы отобрать ее у тебя.

— Я убью тебя, если попытаешься. — Голос Куина сделался монотонным и бесстрастным.

— Любого другого мужчину, конечно. Но не меня. Потому что я предупредил тебя. Ты справедливый человек, и признаешь, что должен винить только себя, если потеряешь ее.

— Твое время вышло, Брандт.

Не сказав больше ни слова, Куин направился к карете. Разбудив дремлющего кучера грубым толчком, он пихнул того в сторону и сам схватил вожжи. Гравий разлетелся из-под колес, когда карета понеслась по подъездной алее.

Куин был на полпути к Телевее, когда передумал и повернул лошадей к Кейт Маллой, где мирно и основательно напился. Вернувшись домой, он обнаружил свою постель пустой, а дверь между их комнатами запертой.

Он решительно занес ногу, намереваясь вышибить преграду, но внезапно остановился. Какой смысл? Жена видела, как он целовал Анну, и будь он проклят, если обязан ей что-либо объяснять. Ноэль не будет водить его повсюду на поводке, как дрессированную собачку! Ей самое время уяснить, что он не нуждается в ней. Будь все проклято, он ни в ком не нуждается.

Глава 36

Вольфа Брандта и Анну фон Ферст быстро приняли в обществе Кейп Кросса. Женщин сообщества привела в восторг возможность познакомиться с баронессой, пусть и такой надменной, как Анна. Но они едва ли знали, как быть с ее привлекательным братом, который галантно целовал им руки и улыбался так, что кровь приливала к щекам.

Даже Эмили Лестер не осталась равнодушной. Одним ноябрьским полднем она, смеясь, поведала Ноэль:

— Ты знаешь, как я люблю Джулиана, но я заявляю, что мистер Брандт вносит в мою голову шаловливые мысли. Такие же, кстати говоря, какие у меня были о Куине, когда ему было шестнадцать.

Ноэль засмеялась вместе с ней, но потом быстро сменила тему, потому что не желала обсуждать с Эмили ни своего мужа, ни Вольфа Брандта. С того ужасного вечера с Брандтом и Анной она и Куин едва видели друг друга. На нескольких больших приемах, которых они не смогли избежать, напряжение между ними было почти невыносимым. Езда в закрытой карете рядом с ним, вход в комнату с ним под руку, сидение за обеденным столом подле него, все это и так было достаточно трудным. Но еще хуже были те моменты, когда случалось что-то, забавлявшее их обоих, и они ловили взгляды друг друга в момент полного взаимопонимания, только чтобы вспомнить, что произошло между ними и быстро отвернуться.

Ноэль решила, что не может больше оставаться в Кейп Кроссе, но ничего не предпринимала, чтобы это осуществить.

Ноябрь сменился декабрем. Казалось, куда бы они ни пошли, везде встречали Вольфа и Анну. Ноэль пришлось признать, что не было ничего в поведении Анны на публике, что можно было бы поставить ей в вину. Та обращалась с Ноэль вежливо и была так же официальна с Куином, как и с другими мужчинами сообщества. Никто не подозревал, что они были более чем знакомые. Что касается Вольфа Брандта, Ноэль с каждым днем все больше и больше зависела от него.

Они так часто встречались друг с другом, когда она каталась на Каштановой Леди, что уже и не беспокоились о том, чтобы придать встречам видимость случайных. Ей было легко с ним. Он ничего не требовал от нее, никогда не давил, прося больше, чем она могла дать, никогда не прикасался к ней. Разве что брал за руку для приветствия. В его компании у нее возникало чувство, что грусть больше не давит ей на плечи, а вместе с ней уходит и апатия, до этого, казалось, поселившаяся в ней навечно. Что-то при этом должно быть изменялось в выражении ее лица, потому что, когда они встретились на верфи, она почувствовала как взгляд Куина прожигает ее. Он смотрел на них двоих, и предупреждение ясно читалось в его холодном, испытующем взгляде. Больше всего на свете Ноэль хотела влюбиться в Брандта. Она знала, что тогда Куин, наконец, потеряет свою власть над ней.

Этого не случилось. Напротив, она с болью осознала, что ее любовь к Куину не ограничивается чем-то одним. Она любила его тело, его вкус, его прикосновения, секс с ним. Но все это было кратковременным и угасло бы на расстоянии через некоторое время. Существовали более глубокие грани ее любви к нему, которые, она знала, не исчезнут так легко, потому что она полюбила мужчину, которым он мог бы быть, если бы был свободен от горечи, сковывающей его, горечи, превращавшей веселый смех в насмешку, гордость в надменность и злость в презрение.

Наступил январь и вместе ним бал Уилера и Теа Тальботов.

Ноэль вышла из спальни, где женщины поправляли свои платья и прически, и услышала мягкое хихиканье. Выглянув из-за угла, она увидела маленькую светловолосую головку, прижавшуюся к дальнему краю перил, которые окружали лестницу. Там оказалось хорошее место для того, кто хочет спрятаться. Угол был темным и в нем стоял столик, который скрывал ее от взглядов хорошо одетых гостей, проходящих по холлу внизу. Она повернулась, когда услышала позади себя шуршание платья.

— Не надо выглядеть такой виноватой, — прошептала Ноэль. — Я тебя не выдам.

Восьмилетняя Элизабет Тальбот застенчиво разглядывала ее.

— Я просто не могла пойти спать, пока не увижу всех.

— Ну конечно не могла, — торжественно согласилась Ноэль.

— Вы выглядите как принцесса, миссис Коупленд.

— Спасибо, — она улыбнулась, заметив с некоторым весельем, что произнести слово «принцесса» оказалось достаточно трудно для маленькой девочки без двух передних зубов.

— Я никогда не видела платья с перьями. Они выглядят так, как будто щекочут вашу грудь.

— Так и есть, Элизабет, — сказала Ноэль, смеясь, потому что кончики снежно-белых перьев на самом деле приятно щекотали ее плечи и выступающие вершины грудей. Она пододвинула маленький деревянный табурет и села, тихонько болтая с ребенком и поглядывая вниз, на холл.

— Это мистер Коупленд! — воскликнула Элизабет, когда дворецкий впустил Куина.

Волнение в ее голосе сказало Ноэль, что маленькая девочка пала жертвой детской страсти к ее мужу. Оказалось, что и юность не имеет иммунитета к его очарованию.

— Почему он не пришел с вами?

— О-он должен был работать допоздна, так что я приехала с мистером и миссис Дарси.

— Я думаю, мистер Коупленд самый красивый мужчина в Кейп Кроссе. Вы согласны со мной?

— Ну, я…да, я полагаю, так и есть.

Они молча сидели и смотрели на яркую картину проходящих внизу людей. Их мысли двигались в необычайно схожем направлении. Когда оркестр заиграл, маленькие голые ножки Элизабет начали выстукивать ритм на ковре. Наконец, не в состоянии сопротивляться музыке, она встала и закружилась. Ее ночная рубашка поднималась, открывая тонкие бледные икры.

— Когда я вырасту, я хочу выйти замуж за кого-то как мистер Коупленд и пойти на бал, и надеть белое платье с красивыми белыми перьями на нем и серебряные туфли на ноги, и танцевать, и пить шампанское и…

— Что это? Я думал все прекрасные женщины внизу.

Окаменев, Элизабет замерла там, где стояла. Покраснев до кончиков своих светлых волос, она сделала Куину неуклюжий реверанс.

Ноэль быстро пришла на помощь ребенку.

— Правда Элизабет изящно двигается? Это позор, что детей не допускают в бальную залу.

— Возможно, мы просто должны перенести балльную залу сюда. Могу я пригласить вас на танец?

Глаза Элизабет метнулись к Ноэль. Она ободряюще улыбнулась.

Куин торжественно поклонился и затем взял Элизабет за руки. Она была такой по-детски худой, а он таким большим, что это должно было рассмешить Ноэль, но не рассмешило. Наоборот, она почувствовала, как слезы собираются под веками от учтивости и доброты, с которой он вел в танце маленькую девочку в длинной ночной рубашке. Если бы только эта сторона его натуры не существовала. Если бы только она могла вернуться назад в то время, когда просто ненавидела его. Любить его было намного больнее.

После того, как Куин снова вернулся вниз, Ноэль обнаружила, что ей не хочется покидать их с Элизабет тихое убежище. Она все еще была там, когда прибыли Вольф и Анна. Дворецкий унес малиновую бархатную накидку, скрывавшую такого же цвета платье Анны. Ноэль смотрела, как глаза баронессы исследуют толпу, пока они не остановились на Куине, стоящем внутри аркообразного входа в бальную залу. Она повернулась, чтобы поприветствовать Тальботов, и потом начала бессмысленно бродить по залу, изредка останавливаясь, чтобы поприветствовать знакомых или восхититься платьем. Только Ноэль могла видеть, что она постепенно и решительно прокладывала дорогу к Куину.

Вольф тоже оглядывал толпу. Ноэль нежно попрощалась с Элизабет и отправилась вниз. Он ждал ее внизу.

— Сегодня вы красивы как никогда, моя прелестная лебедь.

Он проводил ее в залу и вывел на танцевальную площадку. Она увидела, как Куин осушил стакан, который держал, и потом притянул Анну к себе.

— Мой друг Куин не очень-то рад видеть так часто свою жену в моей компании.

— Мне все равно.

— Ах! Не лгите мне, дорогая. Вам совсем не все равно. К несчастью и мне тоже.

Когда танец закончился, Вольф принес ей бокал шампанского. Но не успела она попробовать его, как Джулиан пригласил ее, и с этого момента вечер закружился вокруг нее вспышками света и красок. Атмосфера в бальной зале становилась все удушливей от разгоряченных тел, но она не собиралась позволять себе перестать двигаться. Она смеялась и танцевала с каждым знакомым мужчиной, кроме мужа. Вольф пригласил ее на вальс и прижимал гораздо ближе, чем должен был, но она не беспокоилась об этом, потому что Куин снова танцевал с Анной.

Наступила полночь, а он все еще не приближался к ней. Она все сильнее злилась на его грубость. Если они хотя бы раз не станцуют вместе, каждый в Кейп Кроссе к утру будет знать, что между ними что-то не так.

Наконец он подошел к ней, и как раз тогда, когда Вольф был готов в третий раз сопроводить ее на танцплощадку.

— Теперь я буду танцевать с моей женой, Брандт.

— Конечно, мой друг.

Это был самый жалкий танец в жизни Ноэль. Он держал ее так далеко от себя, как только мог, и не произносил ни слова. Когда все было закончено, она быстро отошла от него, взбежала по лестнице, и, слепо промчавшись по коридору, бросилась в пустую спальню.

Некоторое время она стояла в темноте, пытаясь успокоиться. И почему-то не удивилась, когда Вольф вошел в комнату и тихо подошел к ней.

— Моя бедная девочка. У вас сейчас непростые времена, и я боюсь, что только делаю их хуже. — Он нежно приподнял ее подбородок и поцеловал.

Хотя поцелуй не вызвал в ней огня, ей было хорошо в его руках, так что она не протестовала ни тогда, когда его губы прошлись по стройной колонне ее шеи, ни тогда, когда его рука нашла ее грудь. «Какой путь я прошла», — думала она, — «от маленькой девочки, которой становилось плохо от одной мысли о мужском прикосновении до женщины, равнодушно стоящей здесь и позволяющей кому-то о ком я забочусь, но не люблю, ласкать меня».

Она ощутила его присутствие в комнате за мгновение до того, как Вольф отшатнулся от нее. Послышался звук кулака, ударяющегося о кость, и затем Вольф остался лежать неподвижно. У Ноэль вырвался крик злости, смешанной со страхом, и она попыталась подбежать к нему, но Куин поймал ее за руку.

— Достаточно! Твое распутство на сегодня закончено!

Преследуемый картиной руки Брандта на ее груди, он вытащил ее из комнаты и потащил вниз к крыльцу дома. Кареты стояли около конюшни, пока возницы, рассказывали друг другу байки и курили табак, сгрудившись, чтобы защититься от холодного ночного ветра. Как только Ноэль заметила мужчин, она перестала бороться и заставила себя тихо идти рядом с Куином. Однако ее попытка сохранить достоинство пошла прахом, когда она увидела, что Куин прибыл к дому Тальботов не в карете, а приехал на Несущем смерть.

Обхватив ее рукой за талию, он уселся на жеребца, втащив Ноэль за собой. На глазах у испуганных возниц, он развернул животное и увез свою жену, как будто она была воровкой, пойманной на месте преступления. Они ворвались в ночь, холодный ветер трепал ее волосы и пробирался сквозь тонкий белый шелк ее платья. Когда они достигли Телевеи, Куин поскакал прямо к темной конюшне и спешился, стащив ее за собой.

— Отпусти меня! — закричала она, пытаясь высвободиться из его рук, которые как ремень сжимали ее талию.

— Еще нет!

Сильным толчком он впихнул ее в конюшню так, что она упала на кучу соломы. Потом ударом захлопнул дверь и зажег фонарь, висевший на крючке. Фонарь качался, создавая сумасшедшие тени, которые змеились по стенам и пробуждали в Ноэль воспоминание о кошмарной встрече на лесной поляне, где он разоблачил ее.

Она сжалась на соломе, пытаясь заставить себя мыслить ясно, пока Куин ставил Несущего смерть в стойло. Если она попытается убежать, он поймает ее и будет только хуже. Как-то она должна договориться с ним, она должна добраться до той части его, которая была справедливой и сострадательной.

Ее смелые надежды были разбиты вдребезги, и ужас занял их место, когда она подняла глаза и увидела его, стоявшего в тени около нее. Его безукоризненно чистый вечерний костюм был только слегка помят в результате сумасшедшей скачки; белые оборки спереди рубашки выглядели такими же свежими, как когда он вошел в парадную дверь Тальботов. Только дикий гнев, исказивший его черты, был другим. Это и ужасный черный хлыст, который свободно болтался в его руке.

Она застыла, ее испуганные глаза приклеились к ужасающему оружию. Сначала он был так же неподвижен как она, а потом сделал шаг по направлению к ней.

— Господи, Куин! — закричала она, страх превращал ее слова в неровные искаженные звуки. — Ты сошел с ума? — Когда он не ответил, она в отчаянии вскочила на ноги.

Он приближался к ней убийственной целеустремленностью. Она начала пятиться назад, а потом с ужасом смотрела, как он разматывает плеть, пока в его руке не остался только крепкий кожаный конец, зажатый в кулаке.

— Я не выхожу за рамки моих супружеских прав.

Крик взорвался в ее горле.

— Если ты не хочешь, чтобы слуги стали свидетелями этого, советую тебе держать свои крики при себе. Или может мне заткнуть тебе рот?

— Ты не можешь сделать этого, — зарыдала она, не в состоянии отвести глаз от ужасной плети, извивающейся на полу у его ног, пока он приближался к ней. — Сегодня ночью ничего не произошло. Ничего никогда не происходило, я клянусь. Я люблю тебя, Куин! — Признание вырвалось из нее в агонии. — Я люблю тебя!

Взвыв от ярости, он поднял руку и резко двинул запястьем.

Никогда ему не пришла бы мысль ударить. Просто случайность, что он держал хлыст в руке, потому что поглощенный собственным отчаяньем, рассеянно поднял его с пола стойла, где его небрежно бросил один из конюших. Но когда увидел страх в ее глазах и понял, что она действительно верит в то, что он может использовать отвратительное оружие против нее, он не смог отбросить его. А теперь в гневе, услышав ее клятвы любви, и зная, что она просто лжет, чтобы спастись, он ударил.

Жесткий кончик плети рассек шелк ее платья, разрезая ткань от бедра и до самого низа и обнажая стройную ногу. Он не коснулся ее тела, но для него это не имело значения. Наполненный ненавистью к самому себе, он бросил отвратительное оружие поперек конюшни.

С задушенным криком, Ноэль бросилась на него.

— Я убью тебя за это!

Рукоять еще была теплой от его руки, когда она схватила ее. И, не раздумывая, отвела руку назад и размахнулась. Плеть коснулась его подбородка, оставляя тонкий кровавый след за собой. Прежде чем она смогла размахнуться еще раз, он зажал хлыст в кулаке и вырвал из ее руки. Потеряв рассудок, она побежала к нему, собираясь выцарапать глаза, едва заметив, когда он сдержал ее руки.

— Ты лицемер! — кричала она. — Я никогда не была неверной! Не то что ты! Сколько женщин было здесь с тех пор, как мы поженились? Расставляя ноги, чтобы ты мог покрыть их.

— Хватит, — зарычал он. — Ты даже говоришь как шлюха. — Схватив ее за плечи, он толкнул ее на солому. — Теперь ты изобразишь шлюху для меня!

С криком, который был в равной степени полон и отчаяния и гнева, он задрал ее юбку и упал на нее. Его пальцы оставляли царапины на нежной коже ее живота, когда он срывал изящное нижнее белье. Он жестоко изнасиловал ее.

Когда все закончилось, она отвернулась, даже не позаботившись опустить юбку, чтобы прикрыться. Это он завернул ее в свое пальто и принес в ее спальню. После этого нежно вымыл внутреннюю поверхность ее бедер. И пока мыл, гравировал в своей памяти картину, которая, он был уверен, сохранится там до самой смерти.

Когда Ноэль, наконец, уснула, он сел за маленький стол. Некоторое время единственным звуком в комнате был только скрип ручки, двигающейся по бумаге. Закончив, он прочитал то, что написал:

Моя дорогая Ноэль,

Я говорил, что мы травим друг друга, и сегодняшняя ночь доказала ужасную правоту этих слов. Случившиеся убедило меня в том, что мы больше не можем оставаться вместе. Я устрою тебе возвращение в Англию и прослежу, чтобы ты была обеспечена.

Я не прошу твоего прощения, потому что знаю: ты не сможешь дать его. Единственный способ, которым я могу возместить тебе вред — это дать свободу, которую ты всегда хотела получить, так что я свяжусь со своим адвокатом по поводу развода. Поскольку мы в Америке с этим не будет затруднений. Скоро ты будешь свободна, чтобы выйти замуж за Брандта, если пожелаешь. Он хороший человек и будет заботиться о тебе лучше, чем это делал я.

Сегодня я получил сообщение от Вэйсдана и должен ехать в Вашингтон. Я больше не увижу тебя.

Куин.

Он сложил письмо пополам и положил на каминную доску. Затем поцеловал ее закрытые глаза на прощание и вышел из комнаты.

Глава 37

— Ноэль, простите меня за столь ранний утренний визит, но я должен был встретиться с вами.

Войдя в гостиную, она почувствовала укол вины. В последний раз она видела Вольфа, лежащим без сознания на полу. Но пока Грейс несколько минут назад не известила, что он дожидается внизу, Ноэль ни разу не вспомнила о нем.

Гость шагнул ей навстречу, и она заметила опухший лиловый кровоподтек.

— О, Вольф, ваша челюсть!

— Пустяки. Вы — единственное, что меня беспокоит. С вами все в порядке?

У нее вырвался дрожащий вздох.

— Нет, я… боюсь, что нет… — дрожащей рукой она протянула письмо Куина. — Прочтите это.

Вольф взял листок и поднес к окну. Он бегло просмотрел страницу, затем вернулся к самому началу и прочитал еще раз уже более внимательно. Закончив, он взглянул на Ноэль, застывшую, словно мраморная статуя, у камина, и поразился ее бледности и страдальческой болезненной хрупкости.

Приблизившись, он возвратил письмо.

— Неужели мысль, никогда больше не встречаться с Куином, совершенно неприемлема для вас?

— О, Вольф, я больше не могу прятаться от этого. Я люблю его.

— Он знает?

— Я призналась ему вчера вечером, но он не поверил.

— Вы желаете этого развода?

— Я уже не знаю, чего хочу. Прошлой ночью я жаждала убить его. А позже мечтала умереть. Этим утром, я… — голос затих. Она свернула письмо несколько раз и засунула глубоко в карман. — Он изнасиловал меня, Вольф. Но сейчас во мне не осталось гнева, только печаль и горечь. И все же не могу избавиться от ощущения, что он осквернил и покарал себя, а не меня.

— Поступите, как он требует, Ноэль. Получите развод и выходите за меня замуж. Я обеспечу вам жизнь, которую вы заслуживаете.

— Как я могу так поступить с вами? — воскликнула она. — Вы не тот мужчина, который довольствуется вторым местом, и однажды вы ожесточитесь и раскаетесь.

Брандт предвидел ее ответ. Но прежде, чем отказаться от мечты о Ноэль, предпринял еще одну последнюю попытку. Захватив ладонью ее подбородок, он нежно поцеловал ее.

— Я готов рискнуть, моя дорогая.

— Но я не готова, — печально сказала она. — Я слишком привязана к вам, чтобы так обидеть.

Вольф провел пальцем по ее щеке, а затем безропотно отступил к одному из лимонно-желтых диванов.

— Знаете, он ведь любит вас.

— Вы ошибаетесь! — вздрогнула она. — Он меня ненавидит.

— Нет, моя дорогая. В настоящий момент Куин ненавидит только самого себя. Для него любовь — слабость, которую необходимо преодолеть. Он допускает слабость в других, но только не в себе самом. Моя сестра понимает это. Во многих отношениях она понимает Куина гораздо лучше вас.

— И она окажется здесь, чтобы утешить его по возвращении, — огрызнулась Ноэль.

— Нет, ее здесь не будет. Присядьте подле меня, дорогая. Я собираюсь совершить нечто благородное, и мне будет легче, если вы приблизитесь.

Она вопросительно взглянула и уступила его желанию.

— Я был не вполне честен, отчасти из-за лояльности к сестре, но главным образом — из-за собственного эгоизма, надеясь сблизиться с вами. Но сейчас, полагаю, справедливость требует признаться, что Куин не посылал за Анной, и что они не были любовниками после ее приезда.

— Я вам не верю. Анна сама рассказала, что…

— Она солгала, — Вольф поймал руку Ноэль и стиснул. — Я забираю Анну с собой. Завтра мы уезжаем в Саванну, а на следующей неделе — во Францию. Обещаю, вам больше не придется страдать из-за моей сестры.

Ноэль недоверчиво уставилась на него, пытаясь взять в толк, что же он сказал.

— Почему вы так поступаете? Она вас не простит.

— Даже моя сестра должна рано или поздно покориться неизбежному, и я не позволю ей разрушать себя и дальше. Когда злость остынет, она поймет, что я прав. Видите ли, Анна — реалистка, и ей уже известно, что Куин любит вас, — он встал и посмотрел на нее сверху вниз. — Мне пора идти.

Не доверяя голосу, Ноэль молча протянула руку, и он легко коснулся ее губами.

— Auf Wiedersehen^[42]. Прошайте, моя лебедушка.

Вечером того же дня Дейнти неодобрительно ворчала, ставя корзинку с яйцами для завтрака на кухонный стол:

— Ни капельки мне это не нравится, миз Коупленд. Мужчине положено быть с женой, а не шляться незнамо где по белому свету

— Не твое дело одобрять или порицать, Дейнти Джонс, и я уверена, ты достаточно подслушала в этом доме, чтобы разобраться, почему мистеру Коупленду потребовалось поехать в Вашингтон. А теперь я ложусь спать! — Ноэль выскочила из кухни, хлопнув дверью.

Дейнти печально покачала головой, и хлестнула по столешнице кухонным полотенцем. Этой молодухе нужна ласка и забота, чтобы она про себя ни воображала. И никакой повар не поможет. Да, уж. Тут нужен муж.

Добравшись до своей комнаты, Ноэль вытащила чемоданчик из глубины гардероба и решительно водрузила на кровать. Она отправится в Саванну сейчас же — ночью. Позже пришлет за своими вещами. Чем дольше откладывать отъезд из Телевеи, тем труднее будет уехать. Вольф ошибается. Куин не любит ее. Он ведь изнасиловал ее, разве не так? Мужчина никогда не надругается над женщиной, которую любит.

Она укладывалась быстро, не давая себе времени одуматься или расчувствоваться. Заполнив саквояж, Ноэль затянула ремни и направилась к двери, чтобы позвать Натана. Но когда проходила мимо камина, что-то бросилось ей в глаза.

На каминной полке рядом с тем местом, где Ноэль нашла записку Куина, лежал кованный серебряный диск, который он постоянно носил на шее, — подвеска, когда-то принадлежавшая Аманде. Она медленно подняла памятку и бережно положила на ладонь. Металл холодил кожу. Слезы, сдерживаемые весь день, хлынули из глаз. Она знала, как много этот кулон значит для Куина, и все же он оставил сокровище ей. Возможно ли, что она дорога ему? Или это всего лишь способ показать, как он сожалеет?

Гораздо позднее дом затих, слуги давно спали, но Ноэль все еще бодрствовала. Она сидела у себя в спальне, полностью одетая, кругляшка поблескивала на коленях. Наконец, она подняла ожерелье и надела на шею. Когда она заправила талисман за ворот платья, серебряный диск скользнул вниз и уютно устроился в тепле между грудей.

Неторопливо она подошла к кровати и распустила ремни на чемоданчике. В течение последних трех лет все хорошее и плохое в ее жизни было связано с этим мужчиной. Если она сейчас уедет, то никогда не сможет жить в мире с собой, потому что так и не узнает правду. Перед возвращением в Англию она должна убедиться со всей определенностью, что Куин ее не любит.

Ноэль почти закончила распаковывать вещи, когда услышала частые удары в парадную дверь. Она встревожено взглянула на часы. Было далеко за полночь. Кто мог придти в такое время? Спеша вниз по лестнице, она встретила Натана, появившегося из задней части дома и суетливо просовывающего руки в рукава поношенного халата. Он добрался до двери первым и открыл ее.

Ноэль никогда не встречала маленького жилистого человечка, нервно переминающегося с ноги на ногу по ту сторону порога.

— Мне сейчас же нужно повидать мистера Коупленда! — воскликнул мужчина.

Ноэль быстро оттеснила Натана.

— Я миссис Коупленд. Скажите мне, что произошло.

Глаза вестника обшаривали прихожую позади нее.

— Позовите мистера Коупленда, миссис. Я привел коня для него. На верфи пожар.

— Боже милостивый, только не это! — прошептала Ноэль, а затем решилась: — Натан! Собери всех мужчин, кого только сможешь. Я поскачу вперед! — Не потрудившись захватить плащ, она без промедления ринулась мимо незнакомца к лошадям, ждущим у лестницы.

— Погодите! — взывал мужчина. — Я приехал за мистером Коуплендом!

— Моего мужа нет дома, — заявила Ноэль, подхватила юбки и забралась на ближайшую верховую. — Скорее! Спорить нет времени! — она сорвалась с места, не оглядываясь.

Двигаясь вдоль кромки соснового леса рядом с большой дорогой, она лихорадочно прикидывала. Как давно начался пожар и насколько широко распространился? Уцелел ли новый катер^[43], почти законченный… Неожиданно из ночного мрака выскочили два всадника по обеим сторонам от нее. Ноэль натянула повод, когда они перегородили дорогу.

— Что вы себе думаете…

— Сукин сын! — проорал хорошо знакомый голос. — Где Коупленд? — даже не успев рассмотреть лицо, Ноэль узнала Люка Бейкера.

Еще одна лошадь остановилась позади нее.

— Его там не было, Люк. Она рванула вперед, я не успел остановить, — оправдывался чужак, требовавший Куина.

Ужас охватил Ноэль, когда она оглядела щетинистые физиономии трех мужчин, окружающих ее. Не было никакого пожара на верфи. Это ловушка.

Каким-то образом Люк Бейкер сбежал из тюрьмы и явился за Куином.

Собравшись с духом, она вонзила пятки в бока своей кобылы. Но было уже поздно. Бейкер предвидел ее выпад. Он взмахнул рукой, крепко ухватил ее за талию и перетащил на свою лошадь, как раз когда ее собственная вырвалась из-под нее.

— Что ж, это было не слишком умно, маленькая леди, — ухмыльнулся он. — Ты же не думаешь, на самом деле, что я так просто отпущу тебя, а? Поймай эту клячу, Грили. Нам скакать не близко. Похоже, Коупленда заполучить не выйдет, но чую, что с ней получится даже лучше

— Нет! — Ноэль вцепилась в его жилистое предплечье. — Нет! Отпустите меня!

— Заткнись! — он резко ткнул ее в ребра, вышибив дыхание из тела. — Ты отправишься с нами, маленькая леди. Когда твой муж поймет, что ты у меня, это будет даже лучше, чем просто убить его, как я собирался. Он достаточно хорошо меня знает, чтобы сообразить, что я с тобой сделаю.

Ноэль вырывалась все неистовее, и Бейкер ударил ее по голове так, что в ушах зазвенело.

— Что толку бороться, — издевался он. — Теперь ты — добыча, моя и парней. И мы тебя распрекрасно поимеем.

Они скакали остаток ночи и следующие два дня, сторонясь дорог, чтобы не быть опознанными, спали урывками.

Эти мужчины похожи на крыс, думала Ноэль, крыс, прячущихся по закоулкам, избегающих открытых пространств и света. За исключением нескольких пошлостей, когда она отходила в кусты по нужде, похитители не приставали к ней, но она понимала, что лишь поспешность их передвижения защищает ее.

Второй день верхами оказался для нее гораздо тяжелее, чем первый. Они достигли гористой местности на севере Джорджии. Внутренняя сторона ее бедер стерлась и кровоточила, запястья пульсировали от веревок, которыми были привязаны к луке седла. Волосы распустились и спутанной копной свисали на спину, а зеленое кашемировое платье было разорвано на плече. Ноэль промерзла до костей, как никогда прежде, и не было даже шали, чтобы укрыться от январской стужи.

Обнаружив, что они двигаются на запад к Сент-Луису, она совсем отчаялась. Видения ножа, бесполезно лежащего в ящике в ее спальне в Телевее, преследовали ее. Она пыталась отвлечься, изучая трех мужчин и думая о побеге. Один из них, по имени Отис, казался наименее зловещим. Большой и крепкий, но тупоумный. Грили, пытавшийся выманить Куина, немногим выше ее, скрытный и быстро соображающий; Ноэль подозревала, что он так же опасен, как и Люк Бейкер. Что до самого Бейкера, он вселял в нее ужас. Казалось, в нем не осталось ничего человеческого. Она подслушала, что он бежал из тюрьмы неделю назад, убив при этом охранника. Женщина старалась не воображать, что случится, когда они сбавят темп.

На второй день уже почти стемнело, когда они выехали на поляну, окруженную соснами, и Бейкер велел разбить лагерь на ночь.

— Сейчас мы оторвались ото всех, кто мог бы гнаться за нами. Пожалуй, можем слегка передохнуть, а, парни? — желудок Ноэль сжался, когда Грили и Отис загоготали в знак согласия.

Бейкер стащил ее с лошади и бросил на краю лагеря, предварительно надежно связав запястья, заведя ей руки за спину, и щиколотки. В скором времени мужчины развели огонь и начали напиваться.

Ноэль не знала, как долго пролежала, вжимаясь щекой в мерзлую землю, тело корчилось от боли из-за тугих пут. Мерзавцы опустошали одну бутылку за другой, пьяно хвастаясь деньгами, которые собирались добыть весной, грабя охотников, направляющихся в Сент-Луис, чтобы продать свои меха. Она попыталась ослабить давление на запястья и щиколотки, переместив свой вес.

— В чем дело, красотка? Веревки врезаются? — Бейкер глотнул из бутылки, переданной Грили, а затем вытер рот рукой. — Не переживай. Скоро я тебя развяжу. И тогда как следует разомнешься.

Ноэль попыталась отстраниться от их похабного ржанья.

— Какого черта мы ждем, Босс? — Отис шатался на ногах. — Давайте обдерем ее и посмотрим, что нам досталось.

Бейкер брыкнул ногой и повалил собутыльника одним ударом.

— Сидеть! Вы ничего не сделаете, пока я не разрешу! Она моя! Вам лучше понять это с самого начала. И до тебя дойдет очередь, но не раньше, чем я скажу.

— Ты, пожалуй, пережал с Отисом, а, Босс? — Грили посмотрел на Ноэль, и она содрогнулась от угрозы в его глазах. — Чего его винить за желание пощупать свою долю? Я и сам-то на взводе. Эти два дня она нос от нас воротила. Обходилась со мной и Отисом, прям как с грязью. Будто и для тебя слишком хороша, Люк.

Страх иглами пронзил спину, Ноэль поняла, что слова Грили достигли цели. Бейкер взметнул свое огромное тело с другой стороны костра и враскоряку поковылял к ней. Стискивая ее руки, он рывком поставил ее на ноги и поволок к огню.

— Грили прав, красотка. Пожалуй, самое время тебе приласкать нас.

Ноэль пыталась сопротивляться, дергая веревки.

— Меня от вас тошнит! — прошипела она. — Вы хуже животных. Все вы!

— Похоже, тебя нужно поучить манерам, — прорычал он.

Грили усмехнулся:

— Держу пари, ты ее многому научишь, да, Босс?

Бейкер оскалился. Он притянул Ноэль спиной к своей груди и, обхватив руками, начал расстегивать лиф ее кашемирового платья с садистской медлительностью. Она чувствовала, как его пальцы нажимали каждую пуговку, пока ткань не соскользнула к талии, и теперь только сорочка защищала ее тело. Под поощрительные возгласы содельников, Бейкер просунул руку внутрь и начал тискать ее.

— Нет! — она дернула головой и укусила его за руку.

Завизжав от боли, он схватил ее за волосы и оттащил голову. Затем злобно ударил по лицу, там, где зубы врезались нижнюю губу, выступила кровь. Прежде, чем Ноэль опомнилась, он дернул ее назад, так, что ее плечи хлопнулись о его торс, и разодрал сорочку. Серебряный диск, висящий у нее на шее, блеснул в свете костра, когда ее груди вывалились на потеху похотливым взглядам.

— Только посмотрите на эти титьки, — разинул рот Отис.

— Давненько я такого не видел, — Грили распрямил жилистое тело и направился к ней, глазами бросая Бейкеру вызов. Но Бейкер крепко держал ее, ничего не говоря.

Приблизившись вплотную, Грили потянулся к ней. Все инстинкты, помогшие ей выжить на улицах Лондона, разом встрепенулись. Ноэль услышала ветер в соснах, заметила темную поросль на внешней стороне костистой руки. Затем он зажал ее сосок между большим и указательным пальцами и зверски выкрутил. Дыхание перехватило от пытки.

Бейкер проворчал ей в ухо:

— Тебе ведь это по вкусу, да, сука? Тебе понравится все, что Грили с тобой сотворит. Женщинам всегда хочется немного боли. Это их горячит, не так ли, Грили?

— Почему бы не проверить?

— Давай, действуй. Развяжи ее.

Грили освободил ее запястья. Когда веревки спали, Ноэль заставила себя стоять спокойно, пытаясь пошевелить пальцами. Грили присел перед нею и просунул нож между лодыжками. Он пилил взад и вперед, пока путы не распались. В тот же миг Ноэль задвигалась. Пихнув Грили, она метнулась к лошадям. Пусть ее убьют, она должна попытаться.

— Хватай ее!

Бейкер накинулся на нее первым, затем Грили. Ноэль отчаянно сопротивлялась, но они быстро одолели и потащили назад к огню.

— Держи ее за плечи! — рычал Бейкер. — Отис, возьмись за ноги! Я преподам этой сучке урок, который она в жизни не забудет.

Ноэль ощутила холодный воздух на бедрах, когда Бейкер задрал ей юбку и разорвал нижнее белье. Они окружили ее распластанное тело. Одной рукой Грили придавил ее запястья у нее над головой, другой — лапал ее грудь. Отис с обвисшими от похоти губами раздвигал ей ноги.

Бейкер расстегнул брюки. В ужасе, она наблюдала, как он наваливается на нее, ощущала, как его мерзкий разбухший член толкается во внутреннюю сторону бедра, как насильник передвинулся выше …

Прозвучал выстрел, и Отис рухнул поперек ее ноги. Тут же Грили ослабил хватку, а Бейкер скатился с нее, подтягивая брюки и нашаривая на земле оружие.

— Вставай, сукин сын! Хочу видеть твою рожу, когда убью! — Куин выступил из-за деревьев, его плотно сжатые челюсти выглядели так же убийственно, как и ружье, нацеленное прямо на бандитов.

Ноэль спихнула труп Отиса с ноги и вскочила. Грили тут же толкнул ее ладонью в спину и сбил с ног.

На мгновение Куин отвлекся. Для Бейкера этого оказалось достаточно. Он бросился Куину под ноги, и оба свалились на землю, винтовка Куина вылетела из рук.

Краем глаза Ноэль заметила, как Грили метнулся к пистолету Бейкера. Она бросилась ему на спину. Он крякнул от неожиданной атаки и попытался сбросить ее, но она вцепилась крепко, борясь, как никогда прежде, кусаясь и пинаясь, стараясь выцарапать глаза. Наконец он стряхнул ее, и обернулся, занеся кулак. Она отпрянула, но слишком поздно: удар пришелся в плечо. Ноэль пошатнулась, но успела выправиться, когда он отвел руку для нового удара. Она согнула колено и злобно засадила ему в пах. Он скрючился, поймал ее за ногу и свалил на землю.

Ноэль увидела пистолет — холодный, смертоносный метал на расстоянии вытянутой руки — подалась к нему и схватила. Когда Грили бросился на нее, Ноэль подняла пистолет и выстрелила прямо в него. Его лицо взорвалось.

Она вскрикнула, когда мелкие частички — осколки костей, окровавленные ошметки и брызки чего-то — заляпали ее нагую грудь и руки. А потом безликое тело повалилось на землю рядом с ней. Она вскочила на ноги и с отвращением уставилась на багряную кровь, залившую обнаженную кожу. Ноэль чувствовала, как она стекает по щекам, по шее, еще ниже, и капает на землю.

Ошеломленная, она вскинула голову, с трудом различая, что Куин отчаянно сражается, как недавно она, только его руки пусты, а противник размахивает ножом.

На рукавах замшевой курки Куина и поперек груди были кровавые разрезы, там, где смертоносное лезвие уже оставило свою метку.

Она наблюдала, как мужчины медленно кружили. Бейкер был явно крупнее — такой же высокий как Куин, но гораздо массивнее. Он начал дразнить Куина, обзывая полукровкой, подстрекая атаковать первым. Но Куин выжидал, раскачиваясь вперед-назад, ни на мгновение не упуская врага из вида.

Внезапно Бейкер сделал выпад. С проворством пантеры Куин отклонился вбок и треснул Бейкера по руке. Нож выпал на землю. Не давая шанса опомниться, Куин размахнулся и всадил кулак в грудь Бейкера.

Мужчина пошатнулся, но не упал. С удивительным проворством для такого здоровяка, он пнул Куина в живот. Куин сложился пополам.

Бейкер воспользовался моментом и вметнул руки вверх, чтобы обрушить их на затылок Куина. В этот миг Куин выпрямился и загнал кулак ему в челюсть. Здоровяк покачнулся. Куин настиг соперника и начал молотить его, впечатывая удар за ударом. Послышался хруст, и скула Бейкера раскрошилась под смертоносным кулаком Куина. Не в силах пошевелиться, Ноэль наблюдала, как хладнокровно с беспощадной целеустремленностью муж изничтожает громилу, пытавшегося изнасиловать ее, пока тот не рухнул в беспамятстве.

Наконец Куин оглянулся на жену, дыша тяжело и сбивчиво.

Она стояла неподвижно, волосы разметались в беспорядке. Остатки платья низко висели на бедрах, обнажая талию и верхнюю часть живота. Выше она была нагой и забрызганной кровью.

Пошатываясь, Куин наклонился, чтобы подобрать ее рваную сорочку. Потом подошел, молча принялся стирать запекшуюся кровь с лица и тела. Закончив, он повел Ноэль в лес к тому месту, где Несущий смерть беспокойно бил копытом. Из седельной сумки он достал кое-что из своей одежды — потрепанную замшевую куртку, такую же, как была на нем, — и вручил жене. Она соединила обрывки платья и надела сверху куртку. Когда она подняла глаза, Куин исчез.

Через минуту она услышала выстрел.

Закрыв глаза, она задрожала как в тот раз, когда увидела взорвавшееся над ней лицо Грили. Позже Куин показался из-за деревьев, и Ноэль почувствовала, будто совсем не знает его — опасный бородатый незнакомец, глаза полные ночного мрака, в одной руке винтовка, в другой — поводья.

— Неужели надо было убивать его? — вяло спросила она.

Он привязал лошадей в отдалении и подошел к седельным сумкам, лежащим на земле.

— А чего ты ждала?

— Мы могли бы забрать его. Пусть бы его судили.

Прежде, чем посмотреть на нее, он достал сигару, отхватил кончик и закурил.

— Чтобы он опять сбежал из тюрьмы до того, как его соизволят повесить? Ты этого хотела?

Ноэль молча уставиласьсквозь деревья и покачала головой.

— Забирайся в седло, — велел он. — В паре миль отсюда можно разбить лагерь на ночь.

Позже, когда он сооружал для нее укрытие из сосновых веток, она поинтересовалась, как он нашел ее. Он ответил коротко, сказав лишь, что, вернувшись в Телевею, узнал о ее похищении и пошел по следу.

Когда Ноэль проснулась на следующее утро, зимнее солнце поднялось уже высоко. Несмотря на все произошедшее, спала она крепко. Даже образ Грили не потревожил ее глубокий сон без сновидений. Она оперлась на локоть и следила за Куином, присевшим у огня с оловянной кружкой в руке. Он побрился, волосы были все еще влажными после умывания.

Ноэль упивалась чеканными чертами лица, дерзкими ноздрями, глазами глубокими и непроницаемыми. Яростный и великолепный. Ощущение счастья и умиротворения снизошло на нее от присутствия мужа рядом.

Он взглянул и улыбнулся.

— Боюсь, я не припас ни чая, ни булочек. Придется тебе обойтись кофе этим утром.

Ее рот изогнулся в ответ.

— Кофе сойдет.

Куин принес исходящую паром чашку, но его улыбка внезапно погасла, как только их пальцы соприкоснулись. Он отстранился и быстро вернулся на свое место у костра. Ее недолгое утреннее счастье рассеялось

— Тебе следовало разбудить меня, — сказала она сухо. — Уже, наверное, часов десять.

— Тебе надо было выспаться, — он мотнул головой в сторону деревьев позади себя. — Там есть ручей, в котором можно помыться. Дейнти уложила чистую смену твоего белья в седельную сумку.

Ноэль поставила свой кофе, не глядя на мужа, собрала одежду и направилась к ручью. Обмываясь, она едва замечала, как ледяная вода обжигает кожу. Она быстро оделась в бежевую амазонку, упакованную Дейнти, и затем, не спеша, вернулась в лагерь.

Куин седлал Несущего смерть. Даже стоя к ней спиной, он услышал ее приближение.

— Сегодня мы не станем спешить, — сказал он. — Приблизительно часах в пяти езды отсюда есть гостиница, где мы остановимся на ночь.

Вопрос больше не терпел отлагательств.

— Почему ты вернулся в Телевею, Куин?

На мгновение его руки, казалось, запнулись на подпруге, потом он затянул ее до упора.

— Мы будем останавливаться каждый час, чтобы ты отдохнула. Я знаю владельца гостиницы. Это чистое место, и еда там хорошая.

Она коснулась серебряного диска на шее.

— Скажи мне почему, Куин. Я должна знать, почему ты вернулся.

Он прошел мимо к другому седлу, лежащему на земле.

— Мы поговорим об этом позже, Ноэль. После того как вернемся в Телевею.

Даже если бы Куин ударил ее, он не смог бы выразить свои чувства яснее. Ком в горле увеличивался и грозил задушить ее.

Тихонько всхлипнув, Ноэль отвернулась и бросилась к деревьям, несясь без разбору, ошеломленная болью и чувством утраты. Она не слышала шагов, преследующих ее, и еле ощутила на плечах его руки, притягивающие к твердому телу, шероховатость его куртки возле щеки.

— Высочество, не плачь. Пожалуйста, не плачь, — хрипло шептал он. — Не позволяй мне обижать тебе еще больше, чем уже обидел.

Она сжала кулаки и уперлась в его грудь.

— Почему ты не отослал меня прочь давным-давно, вместо того, чтобы мучить? — рыдала она. — Это твоя месть? Заставить меня влюбиться, а затем отшвырнуть прочь? На это тебя толкнула ненависть ко мне?

— Ненависть? — он отстранил ее и встряхнул. — Боже милостивый, ты — самое замечательное, что когда-либо случалось со мной. Я люблю тебя больше жизни!

— Тогда почему ты бросил меня? — вопила она, не веря признанию, о котором так долго мечтала.

— Ради Бога, что я мог сказать тебе? — его губы скривились, и последующие слова были полны издевки. — Моя дорогая жена, хоть я приласкал тебя хлыстом и изнасиловал на конюшне, ты не можешь не понять, что я действительно люблю тебя?!

— Да, — закричала она. — Именно так ты и должен был сказать!

Он убрал руки с ее плеч и с проклятием отвернулся.

— Неужели ты не понимаешь? Даже если ты сможешь простить меня, сам себя я никогда не прощу.

Слезы струились по ее щекам.

— Тогда почему ты вернулся в Телевею?

Довольно долго он молчал. Когда же заговорил, голос звучал спокойно и безучастно.

— Я вернулся, потому что хотел увидеть тебя в последний раз и убедиться, что с тобой все в порядке, — он вглядывался куда-то вдаль. — Выходи замуж за Вольфа Брандта. Когда он говорит, что обожает тебя, это чистая правда.

Ноэль оцепенела. Была какая-то неестественная покорность в Куине, в его понурых плечах. Внезапно Ноэль поняла: это не он отомстил, а она. Она наконец исполнила то, что поклялась сделать давным-давно. Победила мужа. Сколько раз она молилась о том, чтобы увидеть его унижение. Теперь это произошло, но Ноэль могла думать лишь о том, как это ужасно, и как сильно она его любит. Ничего другого — ни удовлетворения, ни торжества, только неодолимое желание упразднить эту отвратительную покорность.

— Я не собираюсь и дальше выслушивать, как смехотворно ты себя жалеешь! — воскликнула она, решительно вытирая рукой заплаканные щеки. — Ты ужасно обходился со мной. Мы оба ужасно поступали. Но сейчас это все в прошлом. А впереди вся оставшаяся жизнь. И если ты надеешься, что я выйду замуж за Вольфа Брайдта, то глубоко ошибаешься. Я не какое-то имущество, чтобы передавать меня от одного владельца другому. Ты мой муж, Куин Коупленд. Ты принадлежишь мне!

Он медленно обернулся. Ноэль шагнула к нему навстречу и, бессознательно, он потянулся к ней. Но тут же опустил руку.

— Все не так просто.

— Как бы не так, — она преодолела оставшееся расстояние между ними и погладила упрямца по щеке. — Только одно по-настоящему важно, Куин. Любишь ли ты меня?

Он повернул голову и прижался губами к ладони, ласкавшей его.

— Ты же знаешь, что люблю, но…

— Шшш… — прошептала она, ее глаза сияли любовью к этому великолепному, желанному строптивцу. — Довольно, любовь моя, — у нее перехватило дыхание, когда она заметила, как отчаяние и неуверенность исчезают с его лица.

— А вдруг я снова подведу тебя? — спросил Куин.

— Возможно, случится и такое. И я могу тебя подвести. Мы оба — несовершенные создания с непомерной гордыней. Нам придется учиться доверять друг другу. Это будет нелегко.

Когда он заговорил, его голос дрожал от волнения.

— Ты — дьявольская женщина.

И Ноэль тут же оказалась у него в руках, в его крепких объятиях, любовь захлестнула супругов, и все остальное для них исчезло.

Они остались одни в новосотворенном мире, двое влюбленных, так много преодолевших.

Вдвоем, они забрались в убежище из сосновых ветвей, там сбросили одежду и сложили вместо одеял. Не торопясь, сначала руками, а потом и ртами они выискивали гладкие выпуклости и влажные впадинки, твердость и мягкость.

Холодное январское утро перестало для них существовать, когда они все разделили друг с другом — тела, мысли, дыхание.

Поднимаясь все выше… на гребне вздымающейся страсти…они парили… соединяясь… сливаясь… становясь единым целым.

Глава 38

Их ребенок родился к следующему октябрю. Был он зачат в насилии или в золотые моменты их медленного возвращения в Телевею, никто из них не знал. Но оба подозревали, что яростная ночь в конюшне, которая изменила для них все, также поспособствовала появлению их сына. По настоянию Ноэль, они назвали его Кристофером Саймоном, комбинируя второе имя Куина с именем его отца. У Кристофера были темные волосы и высокие скулы Куина, а также глаза его матери цвета топаза. Он был живым, искрящимся ребенком, и они упивались им.

Куин поехал в Вашингтон с Вазиданом защищать интересы чероки, но все было бесполезно. Переселение индейцев на запад проходило, как и запланировано, и четыре тысячи, почти четверть племени, умерло менее чем за год. Болезни, голод, гонения и горе убили их. Среди Чероки их переселение из родного дома в новые земли Оклахомы получило название nunna-da-ul-tsun-yi, или Дорога слёз.

Куин горевал о своих людях, и жена утешала его. Их взаимная любовь была целебной. Постепенно одиночество и чувство отчужденности, которые занимали значительное место в их жизни, начали исчезать. Только разговоры о Саймоне стояли между ними — Ноэль заставляла Куина помириться с отцом, а Куин твердо отказывался.

К следующему лету, после рождения Кристофера, Американский клипер Куина наконец стоял на стапеле. Его киль был сооружен, структура просматривалась; даже при том, что наружные балки еще не были прикреплены, новая смелая модель, разработанная Куином, была очевидна.

Этим летом они часто ходили к водоему в лесах за Телевеей, иногда вдвоем, иногда брали с собой девятимесячного Кристофера, и плескались с ним в прохладной, чистой воде.

— Пошевеливайся, Высочество. Забирайся сюда прежде, чем я тебя затащу.

Если они были вдвоем, то она ступала в воду обнаженная, подплывала к нему, словно вспышка серебра в мирном пруду. Но когда с ними был Кристофер, она довольствовалась тем, что сбрасывала обувь и чулки, задирала юбки и входила в воду. Ее пальцы погружались в ил на берегу пруда и она неизменно мысленно возвращалась в те давно минувшие дни, когда, будучи оборванкой, зарывалась ногами в берега Темзы в поисках угля. Как же далеко она пошла.

Когда Кристофер был с ними, она любила сидеть на берегу и смотреть, как он и Куин играют голыми в воде. Кристофер, полный храбрости и визжащий от радости, бешено плескался пухленькими ручками и ножками, уверенный, что если вода подберется близко к его носу, то сильные руки подхватят его и крепко сожмут в объятиях. Если игра продолжалась достаточно долго, он начинал отталкиваться от блестящей, загорелой отцовской груди, и тянулся рукой к тихому уюту берега.

— Хорошо, мой друг, — довольно посмеивался Куин, выходя из воды и передавая Кристофера его матери. — Я знаю, чего ты хочешь, и не могу осуждать тебя.

В то время, как она прикладывала Кристофера к груди, он одевал брюки и растягивался возле нее. С босыми ногами, загорелой на солнце кожей, влажными, распущенными волосами, они больше походили на семью цыган, нежели на Коуплендов из Кейп Кросс.

Однажды пополудни в июле они возвращались с пруда с Кристофером, спящим на плече у отца. — Это был чудесный день, правда, любимый? — сказала Ноэль, посылая Куину сокрушительную улыбку, заставлявшую его раньше завидовать всем, кому она доставалась. Потом она поцеловала его. Кристофер проснулся и начал протестовать. Усадив его поиграться на траве, они продолжили свое приятное времяпровождение, и не услышали приближение экипажа, пока он не подъехал почти вплотную к дому. Ноэль неохотно оторвалась от своего мужа и зашагала навстречу прибывшим. — Кто это может быть?

Экипаж остановился и грум спрыгнул на землю, чтобы открыть дверцу. Ноэль увидела, как появилась маленькая, расшитая туфелька, затем кайма розового платья и следом сама Констанс Пейл Коупленд. Ее подпрыгивающие золотисто-каштановые локоны были такими же густыми и блестящими как всегда, а изумрудно-зеленые глаза сверкали.

— Моя дорогая, дорогая девочка! — Порхнув в объятия Ноэль, она принесла за собой знакомый аромат фиалок.

— Констанс! — обнимая ее, Ноэль заметила, как из экипажа выбрался Саймон. Констанс, сжала ее еще раз, и переместилась к Куину, болтая без умолку.

Ноэль заглянула в голубые глаза Саймона. Он не изменился за прошедшие два с половиной года. Даже наоборот, выглядел помолодевшим.

— Здравствуй, Ноэль.

Она почувствовала его сдержанность и вспомнила напряжение, возникшее между ними в последние месяцы в Лондоне. Сейчас все это казалось таким глупым. Если бы не этот человек, у нее бы ничего не было. Он был единственным отцом, которого она когда-либо знала, и она любила его.

Она протянула к нему руки. — О, Саймон, я так рада видеть тебя!

Он сгреб ее в охапку, оторвав от земли и сжимая в объятиях, пока она не начала задыхаться. В конечном счете, он поставил ее на ноги с поцелуем и прошел поприветствовать своего сына.

Куин стоял, отвернувшись от нее, поэтому Ноэль не могла видеть выражение его лица, но, судя по напряженной спине, ничего не изменилось.

Их приветствие было недолгим, потому что Саймон обратил внимание на сидящего в траве Кристофера, зажавшего одуванчик в своем грязном кулачке.

— Посмотри на него, Констанс! — воскликнул он. — Ты только посмотри на него!

— О, мой дорогой, он безупречен!

Мечта Саймона осуществилась. И Кристофер, будто ощущая важность случая, проигнорировал всех, кроме дедушки. Он протянул одуванчик, и Саймон торжественно принял его. Затем, присев на траву, крепко прижал ребенка к себе.

Кристоферу это быстро наскучило, и, привыкший вторгаться в отцовские карманы, он решительно приступил к делу. Не прошло и пяти минут, как в его руках появились золотые карманные часы Саймона.

Ноэль повернулась к мужу, и улыбка застыла у нее на губах. Он стоял в стороне, опять чужой в своей собственной семье.

Она тут же подошла к нему. — Куин?

Никакого ответа, как будто она не существовала. Устремленные на отца и Кристофера, глаза Куина были холодными и жесткими, и она могла прочитать его мысли так четко, словно он произнес их вслух: «В конце концов, отец одержал победу».

Он резко развернулся, чтобы уйти.

— Пожалуйста, не уходи сейчас, — прошептала она, коснувшись его руки. — Они только что приехали.

— Я вернусь позже.

Саймон встал. — Ты куда-то уходишь, Куин?

— Во двор. Я должен кое-что проверить, прежде чем ребята разойдутся оп домам.

— Поступай, как считаешь нужным.

Не разговаривая, двое мужчин пошли к конюшням. Констанс и Ноэль обменялись долгими, несчастными взглядами.

— О, дорогая, — вздохнула Констанс, — признаюсь, я надеялась, что к этому времени все изменится к лучшему. Это была глупая идея — приехать без предупреждения.

— Не глупи! — сказала Ноэль. — Я не могу придумать, кого была бы рада видеть сильнее. Позволь мне отнести этого маленького оборванца в детскую, пока ты освежишься, а потом мы засядем с тонной чая за долгой приятной беседой.

Констанс нежно ей улыбнулась. — Мне ничего не хотелось бы сильнее.

Глава 39

— Черт его побери! — вскипел Куин, громко захлопнув за собой дверь спальни.

— Полагаю, это относится к Саймону, — устало вздохнула Ноэль.

Ужин оказался катастрофой, и всевозрастающее напряжение утомило ее. Ноэль подозревала, что Куин появился за столом лишь из уважения к Констанс, потому что с отцом он обходился с плохо скрываемым презрением, и все свое внимание направил на мачеху. Ноэль пыталась компенсировать его грубость, развлекая Саймона байками о внуке, но по унынию в его глазах поняла, что гость раскусил ее усилия.

— У него здесь нет никаких дел! — Куин сдернул сюртук и швырнул его на кровать. — Ты заметила, как он днем с восхищением разглядывал Кристофера, словно свое личное достижение?

Ноэль горько усмехнулась:

— Да, вудовлетворенный как вутка.

— Пытаешься шутить?

Она тут же посерьезнела:

— Извини. Конечно, нет. Просто я устала, вот и все.

Куин прошел в гардеробную, пропасть между ними расширялась. В отсутствии мужа, Ноэль сбросила платье, нижние юбки и облачилась в золотистый шелковый халат. Она сидела за туалетным столиком, расчесывая волосы, когда Куин вернулся в спальню все еще в брюках, расстегнув до пояса белую рубашку.

— Я требую, чтобы завтра он убрался из дома.

Муж рвался в бой. Ноэль подняла щетку и резко провела по волосам.

— А Констанс? Настаиваешь, чтобы я и ее завтра выставила вон?

— Так на чьей же ты стороне?

Она стиснула зубы.

— Я на твоей стороне.

— За ужином выглядело совсем иначе.

— На что ты намекаешь?

Его глаза прожгли ее с прежним высокомерием.

— Ты моя жена. Я ожидаю от тебя преданности!

— Преданность! Почему бы не назвать вещи своими именами? Ты хочешь, чтобы я была груба с Саймоном так же, как и ты. Тебе не нужна преданность, Куин. Ты хочешь покорности!

— Называй, как тебе нравится!

Она швырнула щетку на туалетный столик.

— Пошел к черту!

В два широких шага он оказался возле нее, стиснув за плечи, рывком поставил на ноги, твердые пальцы глубоко впились в ее плоть.

— Куин!

Он оцепенел, ужаснувшись собственной ярости.

Ноэль обвила руками его шею.

— Любимый мой! О, мой милый, солнышко ненаглядное! Прости меня.

Куин прижимал жену к груди, чувствуя, что она для него дороже жизни.

— Не извиняйся. Пожалуйста, не надо. Это я виноват. Толька я один. Боже, как мне жаль. Поднявшись наверх, я был так рассержен, что умышленно подстрекал тебя к ссоре.

Голос Ноэль звучал еле слышно:

— Я люблю тебя, Куин. Ты для меня важнее всего.

— У меня дьявольский характер, Высочество, но я никак не ожидал, что настанет день, когда я снова обращу его против тебя.

Она откинула голову и печально подняла на него взгляд:

— Куин, я должна тебе кое в чем признаться.

— Судя по выражению твоего лица, мне это вряд ли понравится.

— Нет, не понравится, — глаза потемнели от тревоги. — Я привязана к Саймону. Ничего не могу с этим поделать и не буду притворяться перед тобой. Удивительным образом он и Констанс создали меня, по крайней мере, теперешнюю, и я люблю их обоих.

Обескураженный Куин отошел и рухнул в одно из ушастых кресел возле камина.

— Не понимаю, как ты можешь любить его после того, как он манипулировал тобой.

— Твой отец — человек, а не Бог, Куин. Он совершает ошибки, как и все мы. Если бы ты смог признать это, то раз и навсегда достиг бы мира с самим собой.

Полено упало за каминной решеткой, выбросив вверх сноп искр.

— Ложись спать, Высочество, — тихо сказал муж. — Я еще немного посижу.

Он все еще размышлял в кресле, когда услышал наконец ее глубокое, равномерное дыхание. Глядя на затухающий огонь, Куин внушал своему телу расслабиться, но безрезультатно. Похоже, ему не удастся уснуть этой ночью. Возможно, стаканчик спиртного поможет. Или два.

Спустившись в переднюю, Куин заметил полоску света, пробивающуюся из-под закрытой двери гостиной. Значит, он не единственный, кому сегодня не спится. Лишь мгновение поколебавшись, он ступил в комнату.

Саймон развалился в кресле спиной к двери с полупустым бокалом в руке. Он разместился в центре комнаты, откуда беспрепятственно мог рассматривать портрет, висящий над камином.

Куин молча наблюдал за отцом. Саймон кутался в вылинявший пейслийский халат, подаренный Амандой на Рождество. Боже, это было больше двадцати лет назад! Забавно, что он все еще помнит этот халат; еще смешнее, что Саймон сохранил его. Саймон прошел к резному венецианскому буфету с большим ассортиментом бутылок с выпивкой и налил себе добротную порцию виски. С другой стороны, ничего веселого.

Саймон салютовал бокалом к портрету и, не взглянув на Куина, сказал:

— Она была красавицей, твоя мать. Может, не в общепринятом смысле, но по-своему неотразима.

Куин опустился на софу и вытянул вперед длинные ноги, потягивая свою выпивку, словно был в комнате один.

Одним махом Саймон осушил бокал и встал, чтобы снова наполнить.

— Странно, но законный брак не имел для нее особого значения. Условности не обременяли ее. Да, она ходила в церковь по воскресеньям, но лишь по моему настоянию. Религия ее не интересовала, — он закупорил бутылку и побрел обратно к своему креслу. — В своем сердце она стала моей женой в тот день, когда я купил ее у Картера Слэйда, и никогда не думала обо мне иначе, как о своем муже. Она обычно смеялась надо мной, когда я заговаривал об этом. Чертовка! Так никогда и не поняла, какой я трус.

— Почему, Саймон? — раздался бесстрастный голос Куина. — Почему ты не женился на ней, когда был должен?

— Предрассудки, — наконец-то произнесенное слово повисло между ними в притихшей комнате.

— Слепое, дурацкое предубеждение. Какая-то крошечная часть меня не хотела жену с индейской кровью. Слышал ли ты в свое жизни что-нибудь такое же дьявольски запутанное и печальное? Капля крови твоей матери была дороже всех моих вместе взятых!

Впервые со дня смерти Аманды, тугой узел ненависти внутри Куина ослаб. Возможно, из-за прямодушия Саймона. Слова Ноэль вспомнились так ясно, будто она стояла за его плечом. «Твой отец — человек, а не Бог, Куин. Он совершает ошибки, как и все мы».

Саймон продолжал говорить, не сводя глаз с портрета.

— Конечно, когда родился ты, я понял, до чего глупо себя повел. Но было уже поздновато, ведь правда? Даже если бы я увез Аманду далеко от Кейп Кросс, чтобы пожениться, всегда оставался шанс, что кто-то проведает правду. Упаси Боже, чтобы люди узнали правду о Саймоне Коупленде! Узнали, что его единственный сын ублюдок, а жена — и не жена ему вовсе. Я решил, что гораздо целесообразнее — это стало моим излюбленным словом, — решил, что гораздо целесообразней ничего не предпринимать. Вот что я сделал — ничего.

Куин наклонился вперед, в его позе не осталось и следа былой ленности. Он должен был спросить своего отца, почему он все-таки женился на ней в самом конце, когда мать умирала. Но даже не успев задать вопрос, он уже знал верный ответ, словно заглянул в собственное сердце. Саймон не мог смириться с тем, что Аманда умрет, так и не став его женой.

В комнате воцарилась тишина, каждый погрузился в свои раздумья. Куин первым нарушил молчание.

— Надеюсь, Кристофер не будет судить меня так жестоко, как я тебя.

— Ах, нет, не стоит, мой мальчик! — воскликнул Саймон, встревоженный неожиданной мягкостью в словах сына. — Не прощай меня. Твоя ненависть — единственное, на что я всегда мог рассчитывать. Слишком резкие перемены вредны для человека моего возраста.

Куин расхохотался. Виски это повлияло, или слова Саймона — он не знал, но что-то помогло ему расслабиться. Наконец он опомнился, понимая, что должен сказать нечто большее.

— Я был несправедлив, Саймон. Мне не следовало осуждать тебя все эти годы.

Саймон почувствовал, как внутри него разрастается счастье. Он отпил глоток и прочистил горло.

— То судно, которое ты строишь, сынок. Уверен, ты не просчитаешься. Сколько, по-твоему, узлов этот корабль сможет дать?

Разговор переключился на действительно важные темы…

На следующее утро Ноэль и Констанс встретились в коридоре.

— Ты не знаешь где…?

— А Куин не…?

Они видели тревогу в глазах друг друга.

— О, дорогая, — Констанс наконец справилась с собой, стянув кружевной зеленый пеньюар на талии. — Не думаешь ли ты…?

Не говоря больше ни слова, они ринулись вниз по лестнице. Золотистый шелк порхал возле лодыжек Ноэль, летящей в переднюю. Куин был в таком опасном расположении духа вчера вечером, трудно вообразить, что могло случиться.

— Возможно, Дейнти видела их.

Они уже устремились на кухню, когда Нэль заметила, что дверь в гостиную приоткрыта. Она потянула Констанс за руку, и они вместе вошли внутрь.

Слабый свет едва проникал в комнату сквозь наглухо сведенные шторы. Спертый воздух пропитан запахом сигаретного дыма и выдохшегося спиртного. Пустые опрокинутые бутылки на ковре. Ботинки Куина прислонены к высокому канделябру. Трубка Саймона и окурки манильских сигар переполнющие рифленую конфетницу. На полу поблескивали бокалы, соседствующие с двумя деревянными макетами кораблей в разрезе и ломтями хлеба. Помятые и небритые оппоненты крепко спали.

Саймон разлегся на спине, устроившись на диване, его ноги свободно свисали с подлокотника, в то время как Куин ссутулился в мягком кресле, закинув ноги на стол, полупустая бутылка опасно накренилась у него на коленях.

— Вот это да! Неудивительно, что они не добрались до кровати. Они налились до бровей!

— В Джорджии, мы говорим «пьяны как скунсы», — улыбнулась Ноэль.

— Правда, моя дорогая? Как образно.

Что-то теплое и радостное росло внутри Ноэль, когда она осматривала бокалы, бутылки, модели судов, окурки сигар — все свидетельства мужского товарищества.

— Ах, Констанс, тебе не кажется, что они наконец-то помирились?

Констанс коснулась руки Ноэль, ее зеленые глаза внезапно наполнились слезами.

— Разумеется, видимость может оказаться обманчивой, но картина многообещающая, в самом деле, обнадеживающая, — она легонько потянула носом. — И не слишком приятно пахнет.

У Ноэль вырвался легкий, как пушинка, смешок.

— Не знаю, стоит ли будить их. Это первый раз, когда я вижу их вместе в одной комнате, не орущими друг на друга.

— Хм… Однако, признаюсь, меня разбирает любопытство. — Констанс склонилась над мужем и тронула его за плечо. — Саймон?

Никакой реакции.

Она тряхнула его посильнее.

— Саймон, проснись!

Он пробормотал что-то невразумительное и отвернулся на бок.

— Так легко не отделаешься, мой дорогой. Открой глаза.

Саймон с трудом приподнял одно веко и уставился на нее.

— Убирайся! — он снова закрыл глаза и провалился в сон.

Ноэль засмеялась.

— Ловко сработано, Констанс!

— Отлично, дерзкая девчонка, если тебе известен лучший способ, самое время его продемонстрировать, — она многозначительно посмотрела на Куина.

— Ладно, смотри, как надо.

Она убрала бутылку с коленей Куина и поставила ее на стол. Потом, опустившись на колени возле кресла, начала нежно поглаживать его рукой по щеке.

— Милый, пора вставать.

Не открывая глаз, он притянул ее к своей груди и начал ласкать ее волосы.

— Ах, Высочество, — обольстительно шептал он.

— Весьма поучительно, — зеленые глаза Констанс весело сверкали. — Нам, похоже, не добудиться их, так давай, по крайней мере, наведем хоть какой-то порядок в этой кошмарной комнате. Здесь отвратительно воняет, как в таверне самого дурного пошиба.

Ноэль раздвинула шторы и распахнула окна. Порыву прохладного утреннего воздуха удалось то, с чем не справились женщины.

Саймон медленно зашевелился.

— Которча…

— Прошу прощения, дорогой?

Он заставил свой рот заработать.

— Который час?

— Почти половина девятого, — когда он попытался привести себя в сидячее состояние, Констанс уперлась рукой в бок. — Саймон, о чем ты только думал? Пьянствовать всю ночь. Спать в гостиной. Не решаюсь представить, что еще.

— Когда мне станет полегче, Конни, напомни мне отшлепать тебя.

Ноэль хихикнула.

Куин на четверть приоткрыл глаза.

— И что здесь смешного? Мужчина не может спокойно выпить в своем собственном доме. Иди сюда, Высочество.

Он потянулся к жене, но она быстро увернулась.

— Нет уж, спасибо. Сегодня утром я не доверяю тебе.

— Не так громко, — простонал Саймон, прикрывая рукой глаза. — Будь проклято здешнее бренди.

— Что-то не помню, чтобы ты вчера жаловался, — Куин потер темную щетину на подбородке.

— Так почему же ты, су… — вовремя вспомнив о присутствии дам, Саймон осекся и ограничился недовольным ворчанием: — Сам потчевал меня этой дрянью. А теперь попрекаешь за то, что я это пил.

Куин рассмеялся и поморщился от отдачи.

— Проклятое бренди, — простонал он.

Настал черед Саймона злорадствовать.

— Саймон! Куин! — воскликнула Ноэль. — Может вы соизволите рассказать нам, что здесь произошло?

Мужчины обменялись коротким взглядом, затем Куин, слегка пошатываясь, встал и обхватил рукой тонкие плечи Ноэль, обретя в них опору.

— Произошло отличное виски, плохое бренди и интересный разговор. А сейчас помоги мне подняться наверх. — Когда супруги уже добрались до двери, он обернулся к Саймону. — После завтрака давай попробуем выбраться во двор? У меня обнаружилась кое-какая проблемка, и не помешало бы твое мнение.

Констанс и Ноэль переглянулись. Им придется подождать, пока удастся разузнать, что именно произошло прошлой ночью в этой комнате, но, в любом случае, это было что-то хорошее. Ноэль улыбнулась портрету Аманды и еще крепче обхватила рукой талию мужа.

Он легко коснулся губами ее макушки, а затем посмотрел на отца.

— Саймон?

— Мм?

— Давай захватим Кристофера с собой.

Примечания

1

Легкие открытые двухколесные экипажи

(обратно)

2

Дама полусвета (демимонденка, фр. demi-mondaine) — актриса, певичка, танцовщица, элегантная куртизанка, содержанка того или иного популярного и влиятельного, знатного и богатого мужчины.

(обратно)

3

Георг III (англ. George William Frederick, George III, нем. Georg III., 4 июня 1738, Лондон — 29 января 1820, Виндзорский замок, Беркшир) — король Великобритании и курфюрст (с 12 октября 1814 король) Ганновера с 25 октября 1760, из Ганноверской династии.

(обратно)

4

Рататуй (фр. ratatouille; от «rata» — еда в просторечии и гл. «touiller» — мешать, помешивать) — традиционное овощное блюдо провансальской кухни из перцев, баклажанов и кабачков, во многом похожее на невенгерское лечо.

Возникнув первоначально в районе современной Ниццы, рататуй был блюдом небогатых крестьян, которые готовили его летом из свежих овощей. В оригинальный рецепт входили кабачки, помидоры, перец, лук и чеснок. В современный вариант блюда также добавляют баклажан.

(обратно)

5

Прованс (фр. Provence, букв. «провинция», окс. Provenзa) — историческая область на юго-востоке Франции, ныне составляющая часть региона Прованс — Альпы — Лазурный берег. В настоящее время на территории Прованса находятся департаменты Вар, Воклюз и Буш-дю-Рон, а также части Альп Верхнего Прованса и Альп Приморских.

На востоке область ограничена Альпами, на западе — Роной, на юге — Средиземным морем. Щедрый климат Прованса и его плодородные земли дарят удивительно богатый урожай ароматных растений, которые обладают уникальными свойствами.

Столица Прованса Марсель — один из древнейших французских городов. Он был основан греками еще около 600 г. до н. э. Сегодня это самый большой порт Франции и крупнейший промышленный центр.

(обратно)

6

Брио́шь (фр. une brioche) — сладкая булка из сдобного теста на пивных дрожжах с добавлением масла. Изготовлялась ещё в XVII веке в Вандее, Нормандия. Традиционно делается из 6 частей округлой формы из теста, слепленных вместе перед выпечкой. Парижская бриошь (brioche а tкte, с головой) — большой шар теста, украшенный сверху маленьким. Часто в тесто бриошей добавляют изюм и мелко дроблённый шоколад. Подают к чаю.

(обратно)

7

Мороженое гляссе — десертное мороженое политое или заполненное заварным кремом или кусочками пирога.

Гляссе — не только известная разновидность холодного кофе с мороженым, но и название нескольких видов мороженого.

В эти виды гляссе входят мороженое с фруктами, с кремом и мороженое сорбе — с шампанским, взбитыми сливками, ликером и винным сиропом.

Нуга-гляссе — мороженое со взбитыми белками, миндалем и медом.

(обратно)

8

Инквизиция — особый церковный суд католической церкви. «Инквизиция» была создана в 1215 году папой Иннокентием III. Церковный трибунал, которому было поручено «обнаружение, наказание и предотвращение ересей», был учреждён в Южной Франции Григорием IX в 1229 году. Этот институт достиг своего апогея в 1478 году, когда король Фердинанд и королева Изабелла с санкции Папы Сикста IV учредили испанскую инквизицию.

Результаты истребительной деятельности испанской инквизиции только в период от 1481 до 1498 года выражаются следующими цифрами: около 8 800 человек было сожжено на костре; 90 000 человек подверглось конфискации имущества и церковным наказаниям.

Основной задачей инквизиции являлось определение, является ли обвиняемый виновным в ереси. С конца 15 века, когда в Европе начинают распространяться представления о массовом присутствии заключивших договор с нечистой силой ведьм среди обычного населения, в ее компетенцию начинают входить процессы о ведьмах. В то же время подавляющее число приговоров о ведьмах вынесли светские суды католических и протестантских стран в 16 и 17 веках.

(обратно)

9

Гуанчжо́у (пиньинь Guǎngzhōu, ранее был известен как Кантон) — город субпровинциального значения Китайской Народной Республики, столица провинции Гуандун, политический, экономический, научно-технический, образовательный, культурный и транспортный центр всего южного Китая. Гуанчжоу с населением около 10 млн. человек является третьим по величине городом Китая, уступая лишь Пекину и Шанхаю. Площадь города 7434,4 км² на суше и 744 км² на море. ВВП составляет 411 млрд юаней, или 47 053 юаня на душу населения.

(обратно)

10

Чиппендейл (стиль мебели 18 века; рококо с обилием тонкой резьбы) по имени краснодеревщика Т.Чиппендейла (Thomas Chippendale, 1718-79)

(обратно)

11

Стиль Королевы Анны (англ. Anne queen's style) — историко-региональный художественный стиль, особое классицизирующее английское Барокко.

(обратно)

12

Буйабес (фр. Bouillabaisse), буйабесс, в России может применяться наименование марсельская уха — блюдо французской кухни, рыбный суп, характерный для средиземноморского побережья Франции.

От большинства иных рыбных супов, в основном приготавливаемых путём варки, отличается предварительным обжариванием и тушением овощей.

Является оригинальным провансальским рыбным супом, наиболее распространён в Марселе.

Представляет собой бульон, сваренный из нескольких видов морской рыбы (около десятка наименований, в том числе морской скорпион, солнечник, морской петух) из расчета более килограмма живого веса на одну порцию готового продукта, иногда с добавлением морепродуктов, приправленный овощами (помидоры, лук, чеснок, фенхель и т. д.), апельсиновой цедрой, шафраном, пряностями и другими компонентами.

Буйабес подаётся горячим, с поджаренными багетами и чесночным соусом «руй» (фр. rouille).

В региональных разновидностях в буйабес добавляют кальвадос, орех (Нормандия), подкисляют уксусом (Бретань), в качестве специй используют букет гарни, в тулонский буйабес добавляют картофель.

Буйабес за счёт крепкого бульона и вина прекрасно восстанавливает силы, может служить антипохмельным средством

(обратно)

13

Ваза для середины обеденного стола (состоящая из нескольких ярусов). Epergne (от французского epargner — беречь, щадить, избавлять) — это предмет, который первоначально был предназначен для того, чтобы избавить гостей, сидящих за столом, от беспокойства передавать друг другу блюда. В результате он принял форму очень сложного centre piece, включающего конфетницы, вазы для цветов и фруктов, корзинки для пирожных из стекла и металла, подсвечники.

(обратно)

14

Консоме (фр. Consommй) — осветлённый бульон. В классической кухне известны консоме из куриного и говяжьего бульона.

Осветления бульона добиваются следующим образом: мясной или куриный фарш смешивают с двумя-тремя яичными белками, взбивают и опускают в кипящую жидкость. Как только эта масса всплывёт, её удаляют, а бульон процеживают.

Уже в современной кухне консоме преобразовался в крепкий и сильно посоленный бульон с пирожком. Классическим консоме считается бульон, приготовленный из куриного и говяжьего фарша, однако сейчас в меню ресторанов можно встретить консоме не только из мяса, но и из спаржи, свёклы, апельсинов и других овощей и фруктов.

(обратно)

15

Сотерн — сорт десертного вина из региона Сотерн, который входит в состав очень известной винодельческой области Франции — Бордо. Сотерн делается из винограда сорта семилльон, совиньон-блан и мускадель, поврежденных благородной гнилью или Botrytis cinerea. Этот паразит заставляет виноград частично высохнуть до состояния изюма, в результате чего получаются концентрированные и богатые на вкус вина, приятного золотистого цвета. Сотерн это один из немногих винодельческих регионов, где заражение благородной гнилью стало явлением постоянным ввиду климатических условий. Но даже с учетом этого год от года урожаи разнятся.

(обратно)

16

Повесить за шею до смерти — Обычная формулировка приговора была "осужденный вешается за шею до смерти". Как форма судебного наказания в Англии, повешенье датируется Саксонским периодом, примерно 400 лет нашей эры.

Наверное Ноэль мучается этим из-за друга детства Суинни Поупа.

(обратно)

17

Сэуые зфкафше (фрю) — это идеальный вариантю

(обратно)

18

Magnifique (фр.) — великолепно

(обратно)

19

Elle est tout sophistiquй (фр.) — эта слишком вычурна.

(обратно)

20

Estelle, tu cagnarde, arrange cette chambre. Mariette, apporte— moi la soie verte. Celle-lа. Non, tu imbйcile, pas la verte, la blanche (фр.) — Эстель, ты у нас ловкая, организуй проживание. Мариетта, принеси мне зеленый шелк. Этот. Нет, ты идиотка, не зеленый, а белый.

(обратно)

21

а dйcolletй (фр.) — декольтированное.

(обратно)

22

c'est а la mode (фр.) — так сейчас модно.

(обратно)

23

Анна Рэдклиф (9 июля 1764 — 7 февраля 1823 г.) — самая известная и признанная писательница готического романа, «королева ужасов». В 90-е годы XVIII века она создала целый ряд романов, в которых действие разворачивается в старинных готических замках и насыщено всевозможными таинственными явлениями. Ее произведения «Роман в лесу» (1791), «Удольфские тайны» (1794), «Итальянец» (1797) — наиболее заметные образцы «темной прозы». Творчество Анны Рэдклифф отражает самый расцвет развития предромантизма. Многое из ее произведений было подхвачено и развито великими писателями, среди которых — Вальтер Скотт и Джордж Гордон Байрон.

(обратно)

24

Пейслинская шаль — подражание кашмирской шали. С 1800 года было налажено изготовление имитаций индийских тканей и шалей в Европе, в частности в городе Пейсли (Шотландия). В результате цены на кашмирские изделия упали.

(обратно)

25

Аллюзия на слова Гонта из второго акта пьесы В.Шекспира "Ричард II" (пер. А.И.Курошевой):

(обратно)

26

Лорелея — одна из дев Рейна, которые прекрасным пением заманивали мореплавателей на скалы, как сирены в древнегреческой мифологии.

На Рейне есть утес (наверное, самый известный) под названием Лорелей, достигающий высоты 125 метров над уровнем реки. Здесь расположено самое узкое место реки между Швейцарией и Северным морем. Сильное течение и скалистый берег в свое время приводили к тому, что здесь разбивались множество лодок. Само слово происходит от нем. lureln (на местном диалекте — «шептание») и ley («скала»). Таким образом, «Лорелей» когда-то переводилась как «шепчущая скала». Эффект шептания производился водопадом, который существовал в этой местности вплоть до начала XIX века.

Легенду о Лорелее сочинили летом 1802 года немецкие поэты Клеменс Брентано и Иоахим фон Арним, путешествующие по Рейну. А через 20 лет Гейне написал свою "Лорелею" — самое знаменитое стихотворение на немецком языке.

(обратно)

27

Туше (touche фр.) — Прикосновение. Этим словом в фехтовании обозначают момент, когда один из участников поединка касается рапирой незащищенного тела противника. Идеальное туше — в сердце.

(обратно)

28

Паршивая овца — из русской пословицы "Паршивая овца всё стадо портит" аналогичной английской "Every family has a black sheep".

(обратно)

29

Для кнелей мясо рябчика, куропатки, фазана или курицы (филе) зачистить от жилок и растереть в ступке, постепенно добавляя яичный белок, а затем протереть через сито. Полученную массу сложить в кастрюлю, которую установить на лёд и выбить весёлкой, добавляя в 5–6 приёмов холодное молоко. Взбивание продолжать до тех пор, пока не получится однородная пышная масса (масса должна сползать с весёлки).

Разделать кнели из дичи так же, как мучные клёцки, или выпустить их из трубочки на смазанный маслом противень. Приготовленные кнели залить горячей водой и довести до кипения. Крупные кнели доварить под крышкой без кипения.

Сваренные кнели вынуть из воды и залить небольшим количеством бульона.

При отпуске в тарелку положить прогретые кнели и налить прозрачный бульон; в бульон можно добавить предварительно ошпаренные кипятком листики петрушки.

(обратно)

30

Спенсер — в женской одежде короткий жакет до талии.

По легенде, в 1790-х годах с лордом Спенсером (1758–1834 гг) приключился забавный случай — как-то раз он задремал у камина и прожег фалды своего фрака. Обнаружив это, лорд невозмутимо обрезал фалды до талии и превратил свой фрак в короткий камзол. Он поразил своим видом публику и ввел моду на подобные укороченные камзолы, которые позднее назвали его именем — "Spencer".

Спенсер из Англии очень быстро перекочевал во Францию, а из мужского гардероба — в женский, поскольку идеально дополнял ампирные платья с завышеной талией.

Фотографии музейных экземпляров можете посмотреть здесь (там и бархатный есть, как у Ноэль): http://community.livejournal.com/costumology/3858.html

(обратно)

31

Ток — женская шляпка без полей. Вечный вклад испанского двора в европейскую шляпную классику. Украшенный иногда пером или ниткой жемчуга, ток носили и мужчины, и женщины. Кавалеры — чаще всего черный, дамы заказывали ток одного цвета с платьем.

(обратно)

32

В Англии развод веками считался привилегией состоятельных иливлиятельных людей, поскольку для его процедуры требовался парламентский акт. Такая ситуация длилась до 1857 года, и единственным основанием для развода была измена жены. За две сотни лет более трехсот человек нашли деньги и политические связи, чтобы получить развод в Англии. Нет необходимости говорить, что это были мужчины.

Хотя жена теоретически могла обратиться в парламент за разводом, она должна была доказать, что ее муж не только нарушил супружескую верность, но и что его любовница состоит с ним в родственных отношениях и что он, следовательно, совершает инцест (плюс доказательства невыполнения супружеского долга, изнасилования, содомии или скотоложества).

Кроме всего этого, она должна была обладать и распоряжаться состоянием, иметь друзей-мужчин в парламенте, чтобы подать прошение о разводе. Неудивительно, что сохранилось лишь одно письменное свидетельство о том, что женщине удалось преодолеть все эти препятствия и развестись с мужем до 1857 года.

(обратно)

33

Фрэнсис Бэкон (1561–1626) — английский философ, политик, историк. Разработал теорию научной индукции, согласно которой научное знание должно строится на эмпирических исследованиях. Ему принадлежит афоризм «Знание — сила».

(обратно)

34

Джон Локк (1632–1704) — английский философ и педагог. Развивал идеи эмпиризма, согласно которым все идеи человека возникают на основе опыта, который складывается из того, что человек воспринимает органами чувств, и того, как человек это обдумывает. Да, тогда это не было очевидно. Как педагог, Локк стоял на позиции, что человек от рождения является «tabula rasa» — «чистой доской», что воспитаешь, то и получишь. Разработал систему воспитания джентльмена, в основе которой лежал идея, что учить нужно тому, что пригодится в жизни. Был сторонником «мягкого» воспитания с использованием физических наказаний только в случае крайней необходимости.

(обратно)

35

Сэмюэль Пипс (1633–1703) — английский чиновник, вел дневник, в котором отражал как события личной жизни, так и события политической, экономической жизни страны. Дневник был зашифрован, впоследствии стал достоянием широкой публики. Впервые был опубликован в 1825 году. О «Дневнике» отзываются как о чрезвычайно интересном литературном произведении, которое к тому же является бесценным источником исторической информации.

(обратно)

36

Анна Рэдклиф (1764–1823) — английская писательница, автор пяти готических романов, получивших невероятную популярность как в Англии, так и за рубежом (включая Россию). Пародией на романы этой писательницы является роман «Мисс Баттеруорт и Безумный Барон», всячески склоняемый в книге Дж. Куин «Лондонские тайны».

(обратно)

37

Фунтовые кексы так называются потому, что для их приготовления нужно взять ровно по фунту (450 г) масла, сахара, яиц (около 8 штук средних яиц) и муки. Фунтовые кексы придумали, естественно, в Англии в середине XVII века.

(обратно)

38

Каболка — толстая кабельная нить, скрученная из растительных или синтетических волокон, из которой вьют канаты.

(обратно)

39

Китайские моря — заключенные моря Тихого океана, омывающие восточное прибрежье Азии от Малакки до параллели Корейского пролива. Формозский пролив разделяет весь этот бассейн на два: 1) Южно-Китайское море, врезывающееся в материк двумя значительными заливами, Сиамским и Тонкинским, и ограниченное с востока островами Борнео, группой Палаван, Миндора и Люцон и 2) Восточно-Китайское море, севернее Формозского пролива, отделенное от океана группой Лиу-Киу (Риу-Киу).

(обратно)

40

liebchen — милый, возлюбленный, дорогой (нем.)

(обратно)

41

bitte — прошу тебя (нем.)

(обратно)

42

Auf Wiedersehen — До свидания (нем.)

(обратно)

43

В эпоху парусов катерами назывались лёгкие одномачтовые суда, а уже в ходе Гражданской войны в США 1861–1865 получили широкое распространение паровые катера (увы, минные).

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

*** Примечания ***