Новый мир, 2003 № 01 [Дина Ильинична Рубина] (fb2) читать постранично, страница - 2

Данный материал (книга) создан автором(-ами) «Дмитрий Львович Быков» выполняющим(-и) функции иностранного агента. Возрастное ограничение 18+

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

выхлопами воздух извели.
Караемы пожаром и потопом,
В глобальном потеплении земли
Мы мыслим врозь, а погибаем скопом.
Сбежало в летнем небе молоко
И сделалось дымком от сигареты, —
Бывает так печально, что легко
Событья перепутать и предметы
Переназвать. И в новых именах
Я путаюсь и нечленораздельно
Их выговариваю. В душных снах
Дождь уподоблен корабельной течи,
А пламя хлещет, словно душ Шарко.
И я вконец лишаюсь дара речи.
Бывает так печально, что легко…
24 июня 2002.

Кулик
Всяк кулик свое болото хвалит.
Быстрее мысли — пламени язык.
Под треск деревьев и под птичий крик
Едва идет пожарная работа.
И перестал пословичный кулик
Хвалить свое родимое болото.
Забуду я земли добро и зло,
Забуду год, и месяц, и число,
И сон, который в прошлое заносит,
Голодное забуду ремесло,
Которое все время каши просит.
На облачном прогорклом молоке
И на воде, оставшейся в реке,
Мне не сварить младенческую манку.
А Клио с круглым зеркалом в руке
Похожа на бездетную вакханку.
Каким ее попутным занесло
Сюда, где небо мглою заросло,
Сюда, где я пытаюсь наудачу
Заспать и год, и месяц, и число,
И ремесло, которое я нянчу.
Какая гарь стоит в моей ночи,
Быстрей, чем речь, огня язык торфяный!
О Боже мой, в золу меня втопчи,
Но дай немного дождика и манны!
13 сентября 2002.

Сон о паперти
Не я ли на паперти мира стою —
Очи долу, ладонь вперед, —
Прошу у Господа милостыню,
И Он ее подает:
Жилье, еще не затопленное,
Молоко и ржаной батон,
Окно, вполне приспособленное
Для того, чтобы выплыть вон.
А в нем реальность неистовая —
Бунт ветров и восстанье рек.
И, память свою перелистывая,
Упираюсь я лбом в ковчег,
О дверь колочусь задраенную,
О глухие ставни кают,
Но, подаяньем задаренную,
Меня на борт не берут.
За ступеньку хватаюсь гнилостную,
Но и паперть спасти нельзя
За то, что просила милостыню,
Прощения не прося.
25 августа 2002.

Последний жасмин
День последнего жасмина.
Неподвижной жизни день
Мается, изнемогая.
Мне уже и думать лень,
В чем недвижности причина
И была ли жизнь другая?
Жизнь моя, чье расстоянье
От крылечка до ворот,
Все же мир расширить тщится
Мира книжного за счет,
Где семи ветров дыханья, —
Я на мифы мастерица.
Вымысел завью колечком,
Поспособствую утечкам
Фактов нынешних… Да вот
Неизменен ход сюжета:
Меж калиткой и крылечком,
Как бы и не видя лета,
Жизнь стоит. Жасмин цветет.
21 июля 2002.

Евгений Шкловский Питомник

Шкловский Евгений Александрович родился в 1954 году. Закончил филологический факультет МГУ. Автор книг прозы «Испытания», «Заложники», «Та страна». Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» и др. Живет в Москве.

Морозной ночью шаги за окном звучат особенно звонко и отчетливо, и каждый раз у них новая мелодия. Иногда они кажутся дружелюбными, так что душа вдруг умягчается: во вселенской ночной безмерности есть кто-то, кто, не таясь и не робея, неторопливо вышагивает по заледенелому асфальту. Кто чувствует себя уверенно за стенами дома, который, конечно, никакая не крепость, и каждый в своем укроме одинок и беззащитен, но еще беззащитней, конечно, там, внизу, на темных городских пустынных улицах.

И вот этот кто-то вдруг идет без боязни — то ли спешит, припозднившись, из гостей, то ли, полчаса как расставшись с любимой женщиной, в умиротворенно-благодушном настроении бредет себе, с наслаждением вдыхая морозный ядреный воздух и уже мечтая о следующей встрече.

А может, кто-то просто гуляет, молодой, забыв про ночные опасности и радуясь своей молодости под зимним узорчатым небом, любуется серебристым мерцанием и думает об удаче, которая еще ждет впереди…

Никто никому, оказывается, не опасен, а навязчивые страхи — проклятье уединившегося человека. Мир вовсе не так хмур или вовсе даже не хмур — вот что говорит звук зимних ночных шагов, и человека человек встречает (ура!) вовсе не скользящим подозрительным взглядом исподлобья, а спокойной приветливой улыбкой.

Бывает, однако, и по-другому: тревогой в душе отзывается все полночное. И шаги, уверенные или, наоборот, вкрадчивые, — угроза тишине и покою. Зачем идти куда-то во тьме, едва прореженной огоньками фонарей и далеким