История Авиации 2001 03 [Журнал «История авиации»] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

История Авиации 2001 03

Коллаж на 1 -й странице обложки разработан Александром Булахом и Сергеем Ершовым; дизайн логотипа – Сергеем Цветковым.

За все заплачено?..

Именно этот вопрос хочется задать глядя на рушащиеся в облаках пыли и дыма нью-йоркские небоскребы всемирного торгового центра. Собственно территория США достаточно долго оставалась вне орбиты мирового терроризма. Нет, конечно, были взрывы казарм американской морской пехоты на Ближнем Востоке, но все это было далеко от страны отделенной океанами от всех горячих точек, а потому подобные акции даже против «джи-ай» воспринимались населением США весьма отстраненно, как нечто происходящее в совершенно другом мире, по ту сторону телеэкрана.

С развалом СССР Америка осталась единственным претендентом на абсолютное мировое господство, а для окончательной «разборки» с Россией решено было использовать «исламский фактор». Постепенно заокеанские лидеры убрали всю свою ненависть к исламу как «религии насилия и экстремизма» из всех основных документов, регламентирующих внешнюю политику. В результате даже в «Стратегии национальной безопасности США для нового столетия», изданной в октябре 1998 г. был сделан целый ряд реверансов мусульманской вере и ее адептам, которым гарантируется всемерная поддержка в борьбе с внешними врагами и даже с «правителями-тиранами» внутри собственных стран! Нетрудно догадаться, что последними для Вашингтона являются как раз Россия и Югославия. А раз так, то можно снабжать оружием и снаряжением «демократически настроенных борцов за национальное самоопределение», участвующих в развале Югославии и России. При этом, сидя в Вашингтоне и Брюсселе, очень удобно рассуждать «о правах человека и наций на самоопределение».

Сильная Россия Западу никогда не была нужна. А раз так, то ее надо ослабить, лишив союзников.А для этого можно даже поддерживать албанских сепаратистов, торгующих наркотиками и контрабандными сигаретами на улицах американских и европейских городов! И чеченские' бандиты – вполне подходящие клиенты для дипломатических приемов в Белом Доме. Это ничего, что они захватывали больницы с беременными женщинами и младенцами – они же это делали для того, что бы завоевать национальную независимость!

Но оказалось, что терроризм не имеет границ, а любое японское подразделение так называемой «Красной Армии» договорится с моджахедами о координации своих действий гораздо быстрее, чем это смогут сделать спецслужбы даже таких союзников как Япония и США. И удары террористам гораздо легче наносить там, где ожидаемое противодействие слабее или его вообще не будет. Поэтому и была выбрана Америка. Кстати, глядя на то, как американские генералы обеспечили патрулирование истребителей, невозможно удержаться от смеха: F-16 носились буквально над крышами Вашингтона, в то время как по правилам организации ПВО их зоны патрулирования должны были быть вынесены за городскую черту, перед которой должны были быть развернуты хваленые ЗРК «Патриот», которых тоже вовремя не оказалось…

11 сентября вся болтовня прекратилась, но напоследок хотелось бы еще задать один вопрос: помните Белград?..

Александр Булах


P.S. К сожалению закончился ИА №1/2000 и №6/2000. Поэтому просим тех, кто не успел их приобрести пока не присылать заявок. Но не отчаивайтесь, к началу следующего года мы постараемся сделать допечатку обоих выпусков.

Кроме того, мы просим отозваться Курлыки- на Юрия Николаевича из Тюменской области и Филимонова Алексея Геннадьевича из Барнаула. Посылки отправленные Вам вернулись обратно, возможно, из-за неправильно указанного адреса на корешке перевода.


ПИОНЕРЫ

Максим Райдер

при участии Сергея Алексеева


Первые победы американских летчиков

В жизни каждого из нас все когда-то бывает впервые. Аналогичным образом развивалась и военная авиация. В то время, когда ВВС европейских стран, участвовавшие в Первой Мировой войне, имели немало асов, на счету которых были десятки уничтоженных вражеских самолетов, американским летчикам приходилось едва ли не последними постигать сложную науку воздушного боя.

К 1917 г. пламя Первой Мировой войны, бушевавшее почти три года, охватило уже множество стран, серьезно подорвав их экономические и людские ресурсы. Только тогда остававшиеся «над схваткой» Соединенные Штаты решили, что пришел их черед принять участие в разделе мирового пирога, и объявили войну Центральным державам (Германия, Австро-Венгрия, Турция). Но после этой декларации до вступления в боевые действия американской авиации прошел почти год. Конечно, эскадрилья «Лафайет» из американских добровольцев воевала на стороне Антанты давно, но она все же была частью французских ВВС. Только в начале 1918-го небо Европы увидело впервые самолеты дяди Сэма, которые, позднее, закрепятся в нем очень надолго…

Среди частей, переброшенных во Францию к тому моменту, была 94-я эскадрилья, эмблемой которой был звездно-полосатый цилиндр в круге. Ее разместили на аэродроме Женуль, около г. Туль, придали 8-й французской армии и «нарезали» полосу ответственности от Сен-Миеля на западе до деревни Пон-а-Муссон на востоке. Личный состав был пополнен ветеранами из, ставшей уже довольно знаменитой, эскадрильи «Лафайет».

Матчасть составляли 22 новеньких «Ньюпора-28С1», полученных за месяц до прибытия в Женуль. Аппарат был очень вертким, и считалось, что он превосходит в маневренности все, что немцы смогут ему противопоставить в данном секторе. С приемистым ротативным двигателем и высокой скороподъемностью, «Ньюпор 28» легко получал преимущество в высоте. Немаловажно и то, что других самолетов для Авиационной секции войск связи Армии США (да-да, именно так тогда назывались будущие USAF) во Франции не было. Однако во фрацузских «бочках меда» были и свои «ложки дегтя». Так, при выходе из крутого пикирования, самолет часто терял тканевую обшивку верхнего крыла, что говорило о недостаточной прочности конструкции, а если уж говорить предельно честно – о прочности, принесенной в жертву легкости. Неважно была спроектирована и топливная система: от вибрации в трубках бензопровода образовывались трещины и они начинали протекать, что частенько приводило к пожарам на земле и в воздухе. Вдобавок не хватало пулеметов, и каждый самолет поначалу вооружили всего одним «Виккерсом» калибра 7,62 мм.

Самолеты 94-й эскадрильи имели стандартный французский камуфляж, но опознавательные знаки Armee de LAir на большинстве машин были вскоре закрашены, а взамен на крыльях появились американские, кстати очень похожие по своему виду и цветам на русские того же периода. Что касается фюзеляжей, то здесь, как и во французской авиации появилась эмблема, придуманной за несколько дней врачом эскадрильи. Строго говоря, эскулапом было нарисовано только кольцо (по английски ring), а знаменитая шляпа Дяди Сэма к этому времени уже довольно долго была персональной эмблемой командира эскадрильи майора Джона Хаффера еще во время его французской службы. Согласно мемуарам лучшего американского аса первой Мировой войны Эдди Риккенбекера, она символизировала выход Америки на ринг.

К рассматриваемому моменту союзники, если и не обладали подавляющим превосходством над немецкой авиацией, то, во всяком случае, уже могли себе позволить обстоятельно готовить летный состав авиачастей перед отправкой на фронтовую линию. Надо сказать, что, наряду с 94-й американской истребительной эскадрильей, в тот же сектор планировалось направить 95-ю. Слаживанием обоих частей руководил майор Лафбери, служивший к этому времени в штабе 1-й авиагруппы. За плечами этого аса уже были сотни часов, проведенные в военном небе, и 16 побед, а потому его опыт пришелся как нельзя кстати для пилотов обеих американских частей, основная масса которых была неопытными «желторотиками». Забегая вперед, необходимо отметить, что обучение молодых пилотов, столь нужное в военное время, обычно плохо сказывается на судьбе асов, которые чаще всего после этого расслабляются, что приводит к трагическим результатам. Не стал исключением и майор Лафбери: после того как обе эскадрильи прибыли на фронт, он в одном из боевых вылетов неудачно атаковал вражес-. кий разведчик. Немецкий стрелок не упустил своего шанса и всадил в «Ньюпор» американского аса пулеметную очередь. Почти мгновенно вспыхнул бензобак, и, не выдержав огня, Лафбери покинул кабину своего истребителя без парашюта…


Лейтенанты Алан Уинслоу (слева) и Дуглас Кэмпбелл (справа) у своих истребителей. Франция, весна 1918 г.


Как бы там ни было, но вскоре после окончания подготовки 94-я эскадрилья прибыла на фронт. Неделя ушла на обустройство и организацию нормальной службы, и 14 апреля 1918 г. 94-я выслала свой первый боевой воздушный патруль в составе капитана Д.Паттерсона и лейтенантов Э.Риккенбекера и Р.Чамберса. Погода была, мягко говоря, «не очень приятной» – низкая облачность, плохая видимость, улучшавшаяся только после прохода верхней кромки облаков. Вдобавок, почти сразу после взлета у командира патруля капитана Паттерсона забарахлил двигатель и он пошел на посадку, благо, что аэродром находился буквально «под боком».

Согласно предварительному приказу, в этом случае командование переходило к Эдди Рикенбакеру, и лейтенанты, ничтоже сумняшеся, решили продолжать полет, однако вскоре потеряли ориентировку, а потому незаметно пересекли линию фронта и опомнились лишь после того, как вокруг начали рваться немецкие зенитные снаряды. Как оказалось, под ними был Сейшепре, где находился перевалочный пункт снабжения немецкого фронта, имевший, по меркам того времени, изрядное количеств, зенитных орудий, расчеты которых приняли оба «Ньюпора» за разведчики и, не долго думая, открыли огонь, к счастью – безрезультатный.


Слева запечатлен «Пфальц D.III» из состава 64-й Королевской Вюртембергской истребительной эскадрильи, который принадлежал прапорщику Шушке, попавшему в плен 27 марта 1918 г. Примерно также выглядел и «Пфальц» Генриха Зимона, сбитый 14 апреля. Правда в отличие от своего коллеги, посадившему поврежденный самолет практически в целости, Генриху Зимону уцелеть в обломках своей машины (фото внизу) было не суждено.

Следующими, после оказавшихся за линией фронта Э.Рикенбакера и Р.Чамберса, в плановой полетной таблице значились такие же молодые лейтенанты Дуглас Кэмпбелл и Алан Уинслоу.

В то время судьба почти любого пилота была настолько уникальной, что, по мнению авторов, о ней стоит сказать хотя бы несколько слов. Первым из этих двоих во Францию летом 1917 г. прибыл Алан Уинслоу, который, будучи явным искателем приключений, завербовался во французский Иностранный Легион. Однако кормить вшей в окопах под Мурмелоном ему явно не улыбалось, и потому американец, не долго думая завербовался в авиацию и уже 12 октября окончил летную школу, получив свой «бреве» и нашивки капрала впридачу. К Рождеству Алан прибыл в знаменитую 152-ю истребительную эскадрилью, носившую грозное название «Крокодилы», но уже в феврале уволился из французской армии и был зачислен в состав Авиационной секции войск связи Армии США. 20-го числа он стал 2-м лейтенантом, а еще спустя несколько недель был определен в 94-ю эскадрилью.

В отличие от своего коллеги, Дуглас Кэмпбелл наземную часть обучения прошел еще в Америке, а затем, в числе остальных курсантов, прибыл во Францию для обучения полетам. Однако, как он сам считал, «по какому-то чудовищному недоразумению», он вместо тренировочной части угодил сначала в штаб Авиации Американских Экспедиционных Сил, а затем в штаб 3-го Учебного Центра, где американские летчики проходили «углубленную» подготовку.

Когда Дуглас записывался на военную службу, он мечтал совсем не о штабной работе, а потому по вечерам, когда заканчивались официальные полеты, он, пользуясь своим служебным положением, брал уроки пилотирования. Это «самодеятельное» обучение продвигалось вполне успешно, и наш «штабист» был в числе лучших выпускников центра, хотя формального права на заветные серебряные «крылья» не имел, так как пропустил соответствующие экзамены из-за необходимости выполнять служебные обязанности.

Погода между тем постепенно ухудшалась, и командир эскадрильи майор Джон Хаффер решил не поднимать в воздух истребители прикрытия, надеясь, что «боши тоже предпочтут отдохнуть на земле». Дуглас и Алан, в сущности, ничего не имели против этого, но, так как формально их с дежурства никто не снимал, они решили совместить приятное с полезным и начали партию в покер прямо в помещении дежурной смены. Однако долго поиграть им не пришлось…

КП аэродрома Женуль был связан телефонным кабелем с наблюдательным постом на горе Сен-Мишель, который, в свою очередь поддерживал контакт с постами ВНОС в Коммерси, Лиронвилле и Делуре. В 08:45 дежурному по эскадрилье с поста в Лиронвилле сообщили о паре немецких аэропланов на дистанции 15 миль, шедших явно на Женуль. Кэмпбелл и Уинслоу были подняты по тревоге.

«Боши» («Пфальц»О.Ша и «Альбатрос D.Va») были высланы в воздух Jasta 64w, базировавшейся в Марс ля Тур, и, хотя некоторые авторы утверждают, что немецкие самолета взлетели на перехват Риккенбакера и Чамберса, германские документы однозначно указывают на то, что это истребители вылетели с одной единственной задачей: патрулировать сектор ответственности своей эскадрильи.

Надо сказать, что 64-я Королевская Вюртембергская Истребительная Эскадрилья, подобно американской 94-й, была сформирована совсем недавно – 17 января 1918 г. Но если в последней было немало опытных летчиков прошедших суровую школу воздушных боев 1916-1917 г.г. всоставе как английских, так и французских частей, то в составе немецкой из восьми пилотов имевшихся в ней, только их командир обладал достаточным опытом. Хотя до уровня боеготовой ей еще было далеко, таковой она была объявлена уже 5 февраля. Эта поспешность сказалась уже в первые дни прибывания на фронте: 27 марта без вести пропал один самолет. в последующие дни ее состав также не был постоянным, зато первой победы пришлось ждать до 7 мая.

Если о сидевшем в кабине «Пфальца» Генрихе Зимоне сказать практически нечего, то о его напарнике Антонии Вроньецком (на немецкий лад его звали Вроникки), пилотировавшем «Альбатрос», известно больше. Подобно многим другим полякам, его совсем не устраивало быть в числе подданных германского кайзера, а потому он записался в авиацию с единственной целью – при первом же удобном случае перелететь к противнику. 14 апреля его мечта осуществилась и это, возможно, в какой-то степени объясняет результаты боя.

Не имея возможности ориентироваться по земле, немецкие пилоты, подобно американцам, также потеряли ориентировку и, периодически блуждая в низких облаках, вскоре вышли прямо к американскому аэродрому. В своем дневнике лейтенант Уинслоу так описал происшедшее: «Дуг взлетел раньше меня и должен был ждать на 500 метрах, поскольку был ведомым. Но на высоте около 200 я внезапно увидел в разрывах серых туч прямо перед собой и чуть выше, не далее 100 метров, самолет с большими черными крестами на хвосте и крыльях. Я настолько возмутился наглостью «гунна» – появиться прямо над нашим аэродромом! – что громко выругался и открыл огонь.


Первый в истории ВВС США воздушный бой, произошедший 14 апреля 1918 г. стал сюжетом картины Фрэика Уоттона, написанной им в 1988 г.


«Ньюпор-28» N6184 2-го лейтенанта Алана Уинслоу, 94-я эскадрилья. После воздушного боя 14 апреля в эмблеме эскадрильи появился «железный крест», обозначавший победу.



«Пфальц D.III» D8033/17 из 64-й истребительной эскадрильи. На этом самолете совершил вынужденную посадку и попал в плен офицер-штелльвертретер (прапорщик) Шушке [Orfizier-Stellvertreter Sell usehke], ставший первой потерей эскадрильи.



«Ньюпор-28» N6164 1-го лейтенанта Дугласа Кампбелла, 94-я эскадрилья, марте 1918 этот самолет пострадал от пожара, после чего на нем заменили часть полотна, свидетельством чего является камуфляжная схема не полностью соответствующая стандарту. Когда был перекрашен капот достоверно не известно, но к началу мая он уже выглядел именно так.


«Альбатрос» D.Va из 64-й истребительной эскадрильи, ставший первой жертвой американских ВВС. Предположительно, это был самолет производства O.A.W. (серийные номера с D6400/17 по D6999/17).


Уходя от моих очередей, он ушел скольжением и оказался справа-сзади, в свою очередь открыв огонь. Мне удалось завернуть спираль вправо с набором высоты и выйти точнехонько ему в хвост. Такого шанса упускать нельзя и я вновь нажал на спуск, поблагодарив про себя машину за скорость и маневренность.

Я выпустил в него 20-30 пуль и отчетливо видел попадания. Вдруг его двигатель замолчал (похоже, успешная пуля) и он устремилея в крутое неуправляемое пике. Я преследовал его, не прекращая стрельбу. Где- то в 60 футах (около 20 м) от земли он попытался выйти в горизонтальный полет, но не сумел и разбился.

Я снизился, чтобы удостовериться, что самолет окончательно уничтожен, сделал победный круг над обломками и набрал высоту, чтобы посмотреть, не нуждается ли Дуг в помощи с другим «гунном» – краем глаза я видел, что он тоже вел бой.». Как вскоре выяснилось лейтенант Уинслоу сбил новенький, недавно полученный Jasta 64w «Пфальц D.III», хотя согласно официальной версии это был «Альбатрос D.Va», которым управлял унтер-офицер Зимон.

К причинам этого противоречия мы еще вернемся, а пока предоставим слово лейтенанту Кэмпбеллу, который свой первый бой описал в письме к родителям: «По графику мы с Аланом Уинслоу дежурили с 6 до 10 утра. В 06:00 мы выкатили наши машины и опробовали двигатели – все было о'кей. Первые два часа дежурства текли очень медленно, но затем события стали сменять друг друга с калейдоскопической быстротой. В 08:45 зазвонил телефон – нам передали сообщение о двух самолетах «бошей» милях в 15-и от нас, идущих в нашу сторону. Уже через 5 минут я был в воздухе и делал круг над полем на высоте 500 м, дожидаясь, пока ведущий – Уинслоу – займет свое место. Когда он был на 200 метрах, я начал попытку пристроиться сзади. Было очень облачно.


Антоний Вроньецкнй (он же Вроблевский) в форме Польского легиона.


Обломки «Пфальца» и относительно целый «Альбатрос» были выставлены на всеобщее обозрение на городской площади находившегося неподалеку города Туль.


Церемония награждения. Представители французского командования вручают Военный Крест Алану Уинслоу. 26 апреля 1918 г.


Внезапно, я увидел, что он стреляет по самолету всего на 100 метров выше его. На нем были черные кресты! Затем они оба скрылись из поля зрения, уйдя под мои крылья. Я повернул на 90 градусов вправо, чтобы помочь Уинслоу, если понадобится, и вдруг услышал «та-та-та» пулеметов прямо позади себя. Еще один «бош» стрелял по мне. Не знаю почему, но я подумал, что противник развернут хвостом ко мне. «Двухместный, – пронеслось молнией в мозгу, – держись снизу!» Потом выяснилось, что это был одноместный «Альбатрос» и моя догадка была неверной. В результате, вместо того, чтобы атаковать его сверху, что было бы легче, я маневрировал снизу, пытаясь не подставиться ни под носовой, ни под хвостовой пулеметы.»

В этот момент лейтенант Кэмпбелл находился слева от немецкого самолета, выполнявшего вираж. Американец открыл огонь, и, упустив на некоторое время контроль над управлением, заштопорил, провалившись на высоту, которую потом описал как «где-то футов 100 (30 м) над землей». В горячке первого боя пилот «забыл» о земной поверхности. К счастью, аппараты того времени допускали подобное. Осознав грозящую опасность, Кэмпбелл вытянул ручку и обнаружил, что находится прямо под немцем. Проманеврировав еще с минуту, чтобы обезопасить себя от огня мифического хвостового стрелка, он задрал нос своего «Ньюпора» и всадил в неприятеля длинную очередь. Одна из пуль попала в мотор.

«Следующее, что я запомнил, это то, как он падал под углом 45 градусов, а я держался сзади, стараясь не попасть под пулемет. Поймав его еще раз на мушку, я выпустил еще патронов 50 и увидел язык пламени из- под капота. Он упал на вспаханное поле, самолет был сплошным костром и обломками. Пилоту хватило ума расстегнуть ремни и при падении его выбросило из аппарата с ожогами и переломами.».

Может показаться странным, что Кэмпбелл описывает сбитый им и упавший на аэродром самолет, как «Альбатрос», в то время как судьба его пилота не вызывает сомнений, помимо официальных донесений, в дневнике Алана Уинслоу ясно говорится, что пилот сбитого Кэмпбеллом немецкого самолета был тяжело ранен и вскоре умер в госпитале. Однако в отношении типа сбитого истребителя, который пилотировал погибший, утверждается, что это был «Пфальц»0.Ш. В это легко можно поверить, если посмотреть на фотографии, запечатлевшие все то, что осталось от немецкого самолета. В то же время противник Алана Уинслоу, назвавшийся поляком, остался цел и невредим, и вскоре на вполне приличном французском беседовал со своим победителем, который гут же угостил своего бывшего противника сигаретой. В разговоре Уинслоу поинтересовался, каким образом немцы обнаружили аэродром американцев, на что Вроньецкий простодушно ответил, что они заблудились в облаках…

Причины такого несоответствия кроются в дальнейшей судьбе пленного летчика: вице-фельдфебель Вроньецкий внезапно исчезает, зато появляется некий Вроблевский, летчик «Польской эскадрильи», входящей в формируемую во Франции польскую армию генерала Халлера. Однако к моменту окончания войны ни авиационным, ни сухопутным польским частям вступить в бой с немцами так и не пришлось.

Всю свою последующую жизнь Дуглас Кэмпбелл хранил материальное свидетельство своей победы – серебристо-серый лоскут обшивки германского аэроплана, снятый с обломков и подаренный ему товарищем по эскадрилье Джеймсом Норманом Холлом.

Оба воздушных боя происходили на виду пилотов и аэродромной братии, включая и французскую эскадрилью разведчиков-корректировщиков, занимавшую южный сектор Женуля. Множество жителей Туля тоже наблюдало за схваткой. Их реакция была живой и непосредственной. По словам Уинслоу: «Весь лагерь, казалось, выбежал на поле. Люди бежали, ехали на телегах, велосипедах, автомобилях… Солдаты, женщины, дети, майоры, полковники, американцы, французы – все повалили из города. За десять минут набралось, похоже, несколько тысяч человек.

Дуг и я поздравили друг друга с победой, а мой механик – сержант Бирбауэр – подпрыгивал, подбрасывая кепку в воздух, прыгнул мне на спину и кричал: «Твою мать! Это было круто, старик!»… Похоже, все видели бой. Одна француженка-владелица гостиницы сказала, что теперь она будет спать спокойно и протянула мне своего ребенка для поцелуя… В общем, я был благодарен, когда мой майор вскоре вытащил меня из толпы.

В тот же день после полудня «результаты» нашей с Дугом «работы» были выставлены на городской площади под охраной французских часовых. Играл военный оркестр. Моральный эффект, произведенный на горожан, был поразительным. Представьте, что все происходило не выше дымовых труб и все всё видели. Теперь американцев в городе ждал всегда теплый прием, а мы с Дугом могли купить все, что угодно, за полцены. Одна из пуль с низко летавших самолетов пробила ухо французу, работавшему на поле, – единственная «жертва» гражданского населения – так он с гордостью показывал дырку всем желающим…»


Лейтенанты Кэмпбелл и Уинслоу, награжденные французскими боевыми орденами.


Благодаря мастерству пилотов, налаженной системе ВНОС и верткости «Ньюпора 28» весь бой длился 10 минут, пять из которых пришлись на взлет. 26 апреля лейтенанты Кэмпбелл и Уинслоу получили Французские Военные Кресты с пальмовыми ветвями (Croix de Guerre avec Palm), и обоих упомянули в Общем приказе. К сожалению, история умалчивает причину такого двойного награждения. Дело в том, что Французский Военный Крест был не обычной наградой, а вручался только один раз – после первого упоминания в приказе. Повторное упоминание автоматически означало повторное награждение, но вручался уже не сам Крест, а пальмовая ветвь. Впрочем, для подобного награждения было определенное основание, так как 23 апреля Дуглас Кэмпбелл в паре с другим летчиком сбили немецкий разведчик, который упал на неприятельской территории и именно по этому не был официально подтвержден, хотя имелось немало очевидцев этого успеха из числа державших оборону на этом участке фронта пехотинцев.

Как бы там ни было, но еще до того, как знак ордена Французского Военного Креста украсил мундир Дугласа Кэмпбелла, первая одержанная победа позволила ему с полным основанием пришить на свою френч серебряные «крылья» дипломированного пилота, хотя официально он получил на это право только после окончания войны!

События 14апреля 1918г.имели большое значение для нового рода войск американского экспедиционного корпуса. Лейтенанту Алану Уинслоу засчитали первую победу, совершенную 94-й эскадрильей, а Дуглас Кэмпбелл был признан первым подготовленным в Америке пилотом, достигшим успеха в воздушном бою (Уинслоу готовили французы). Позднее Кэмпбелл станет первым стопроцентно американским асом. Эти победы стали началом славного боевого пути 94-й эскадрильи, позднее заслужившей благодарственное письмо командующего Воздушной Службой Первого армейского корпуса полковника Уильяма («Билли») Митчелла, который подчеркнул, что часть «оправдала все ожидания и заложила основу для развития истребительной авиации, которая станет примером для подражания всех».

В последствии судьбы участников этого боя сложились по-разному. Дуглас Кэмпбелл и Алан Уинслоу позднее, уже за другие подвиги, удостоились американских Крестов за отличную службу (DSC). Однако асом стать последнему было не суждено.

Свою вторую победу Алан Уинслоу одержал 13 июня 1918 г., уничтожив вместе с двумя другими летчиками германский «Ганновер CL.HI» , за который он, кстати, и получил свой DSC. В конце июня 94-ю эскадрилью начали перевооружать истребителями «СПАД-13» и одновременно перевели на более опасный участок фронта. В воздушном бою 31 июля Алан был ранен и сел с разбитым двигателем на немецкой территории. Выбраться быстро к своим не удалось, а когда он попал в госпиталь, из-за начавшейся гангрены левую руку пришлось ампутировать.

После войны он стал дипломатом, а в декабре 1930 г, уволился с государственной службы перейдя на работу в авиакомпанию «Пан Америкэн». 12 августа 1933 г. в результате несчастного случая получил множественные переломы и умер в больнице три дня спустя, в возрасте 37 лет.

Карьера Дугласа Кэмпбелла развивалась явно удачнее: за первыми двумя победами вскоре последовали другие. 18 и 19 мая он сбил по одному разведчику. 27-го числа он в паре с другим пилотом свалил своего пятого противника, однако победа, одержанная на следующий день (28 мая), не была засчитана. 29 мая «Дуг» заявил об уничтожении немецкого истребителя, но и на него подтверждения он не получил. Как бы там ни было, он уже был асом, первым получив этот титул в составе американских ВВС. 31 мая его целью вновь оказался разведчик, и «Дуг» своего шанса не упустил: точная очередь из пулеметов отправила вражеский самолет вниз. 5 июня, действуя в паре, он смог сбить еще один разведчик, но на этот раз и оего самолет попал под точную очередь немецкого стрелка. На этом фронтовая карьера Кэмпбелла закончилась. Ранение оказалось не слишком серьезным, но для полного излечения понадобилось несколько месяцев, и к тому времени, когда врачи признали его годным к полетам, война уже закончилась.

После демобилизации Дуглас занялся бизнесом, не связанным с авиацией, но в 1933 г. его пригласили на работу в авиакампанию «Пан Америкэн Грэйс Эйруэйз» (Pan American Grace Airways). Судя по всему, его достижения в коммерческой деятельности были весьма значительны, так как в 1939-м он стал вице- президентом компании, а с 1948 г. и до выхода на пенсию в 1963-м был главным менеджером (General Manager). Скончался Дуглас Кэмпбелл 16 октября 1990 г. в возрасте 94 лет.

После возвращения на родину подпоручик Вроньецкий получил должность командира Высшей Школы Пилотов, затем командовал строевой эскадрильей, а потом, уйдя в отставку, стал соучредителем авиакомпании «Аэро» (Aero), которая в 1928 г. стала частью компании «Лот» (Lot), существующей по сей день. В 1936 г. Антоний окончательно разочаровался в своих коммерческих талантах и вернулся на военную службу, причем не в авиацию, а во 2- й отдел Генерального Штаба (разведка). После окончания краткого курса подготовки он был направлен в Германию, где вполне успешно работал в течении года, пока не был отозван обратно из-за угрозы провала.

К началу Второй Мировой войны Вроньецкий снова служил в авиации и вместе с другими польскими авиаторами ему посчастливилось избежать плена, добраться до Франции, а затем до Англии. В составе Королевских ВВС Вроньецкий дослужился до скуодрон лидера (майор), однако увидеть свою Родину освобожденной от оккупантов ему было не суждено. Согласно официальным документам он умер «по естественным причинам».


БОЕВОЙ ДЕБЮТ

Александр Булах

Поликарповские «универсалы» над Пиренеями

Выходящие в последнее время многочисленные монографии, посвященные отдельным самолетам, часто страдают от отсутсвия в них более или менее подробных описаний эксплуатации и боевого применения описываемых летательных аппаратов. Не стала исключением и вышедшая в серии «Армада» работа Михаила Маслова, посвященная советским разведчикам и легким бомбардировщикам P-5/P-Z, в которой очень мало место отведено участию этих машин в ооевых действиях на Иберийском полиострове в 1936-1939 г.г. К сожаленешчо, информация на эту тему достаточно скупа, по если данная работа позволит читателям расширить свои познания в данной области, то автор будет ечтать свою задачу выполненной.

К середине 30-х годов, несмотря на значительный рывок, сделанный советской авиапромышленностью, освоившей серийный выпуск современных истребителей (И-15 и И-16) и бомбардировщиков (СБ), основными самолетами в составе ВВС РККА еще оставались разведчики и легкие бомбардировщики Р-5, созданные в ОКБ Н.Н.Поликарпова в конце 20- х годов. Освоенные в производстве и в войсках, они олицетворяли собой модную концепцию, родившуюся после Первой Мировой войны, в рамках которой военно-воздушные силы предполагалось оснащать многоцелевыми самолетами способными выполнять широкий круг боевых задач. Важнейшей из них была поддержка войск на поле боя. В целях адаптации самолета для ее успешного решения, Р-5 претерпел несколько модернизаций, первой из которых стала модификация P-5UU, оснащенная довольно мощным для своего времени стрелковым наступательным вооружением из пяти пулеметов ПВ-1 конструкции Надашкевича, четыре из них размещались в специальных в нижнем крыле, а пятый был синхронным. Шестая огневая точка, обслуживаемая штурманом-бомбардиром предназначалась для защиты хвоста и оснащалась «спаркой» пулеметов ДА-1 на турели ТУР-6.

С появлением в 1934 г. высокоскорострельного (до 1800 выстр./мин) пулемета ШКАС конструкции Шпитального, практически вся советская авиация начала переводится на этот вид оружия. Уже в том же году была создана модификация Р-5ССС (скоростной, скороподъемный, скорострельный), отличавшаяся от серийного штурмовика развитыми зализами нижнего крыла, что существенно улучшило аэродинамику, и внутренним бомбоотсеком для мелких бомб. Значительно было усилено и стрелковое вооружение: во всех огневых точках пулеметы ПВ-1 были заменены ШКАСами. Модернизировали и заднюю огневую точку, где в новой турели ТУР-8 вместо «спарки» ДА-1, был смонтирован один ШКАС. При этом вес бомбовой нагрузки машины остался неизменным-300 кп в перегрузку можно было подвесите еще 200 кг, доведя массу бомб до внушительной «полутонны». Благодаря улучшению аэродинамики, максимальная скорость Р-5ССС на высоте 1000 м составила 242 км/ч против 210 км/ч у Р-5Ш. Несмотря на то, что в начале 1935 г. Р-5 уже считался устаревшим, «ССС» выпускался еще более двух лет (до 1937 г.), а общее количество самолетов этой модификаци, полученных ВВС РККА, составило около 650 экземпляров.

В решении послать в Испанию эти самолеты, как ни странно, превалировали экономические соображения, главным из которых был тот факт, что Испания владела лицензией на выпуск немецких двигателей BMW.6, которые под маркой М-17 и применялись на советских штурмовиках, а потому больших проблем с силовыми установками для этих самолетов на Пиренеях не ожидалось. Первая партия этих машин в количестве 31 экземпляра прибыла в конце ноября 1936 г. На самолетах стояли форсированные двигатели М-17Ф мощностью по 715 л.с. Помимо бомбодержателей, самолеты несли пулеметы ПВ-1 и ДА-1. После сборки и облета прибывшими самолетами укомплектовали 15-ю авиагруппу (Grupo 15), которую возглавил майор Константин Михайлович Гусев.

Боевым дебютом 15-й авиагруппы стал налет двух девяток Р-5 на аэродром Велада, предпринятый 1 декабря 1936 г. На авиабазе, по данным разведки, базировалось до 30 итальянских бомбардировщиков S.81, регулярно совершавших ночные налеты на Мадрид. Как выяснилось, сведения «рыцарей многих качеств» оказались довольно точными, только количество самолетов на аэродроме было примерно в полтора раза меньшим заявленного. Впрочем, это вряд ли могло испортить настроение советским экипажам внезапно появившимся над авиабазой. Поскольку трехмоторные «Савойи» стояли рассредоточенно, то главными целями для штурмовиков стали ангары и вышка КДП. Все это почти мгновенно превратилось в горящие руины. Под развалинами рухнувших строений превратились в металлолом два S.81, еще столько же удалось отремонтировать позднее, а на летном поле в той или иной мере пострадали еще восемь бомбардировщиков.

Как известно, успех придает силы и внушает надежду, а потому на следующий день, 2 декабря, были запланированы рейды девяток Р-5 на аэродромы Велада и Талавера де ла Рейна. На первом из них базировались итальянские бомбардировщики, а на втором – истребители. Оба налета оказались для ПВО «макаронников» настолько внезапными, что зенитная артиллерия не успела вовремя открыть огонь по атакующим самолетам. В результате после первого же захода, Р-5 подожгли на аэродроме Велада три трехмоторлых S.81. Как выяснилось впоследствии одна «Савойя» была уничтожена полностью, а две другие сильно повреждены. В последовавшей затем штурмовке оказался подбит самолет лейтенанта Туликова, который попал в плен, но спустя несколько месяцев был обменян с еще несколькими пленными республиканскими летчиками на франкистских пилотов, которые в свою очередь попали в плен к республиканцам.

Другая девятка, атаковавшая аэродром Талавера де ла Рейна, уже в ходе штурмовки аэродрома была контратакована тройкой итальянских истребителей «Фиат»СЯ.32, которых вел старший лейтенант Сенни, поднятых незадолго до налета для прикрытия авиабазы. Поскольку в этот момент все экипажи штурмовиков разошлись для самостоятельной атаки, огневое взаимодействие в звеньях было нарушено, а потому итальянским пилотам удалось сравнительно легко и без потерь со своей стороны сбить три Р-5, хотя по возвращении нашими авиаторами было заявлено об уничтожении в воздушном бою двух «Фиатов». «Макаронники» тоже не поскупившись, решили попросту удвоить свой успех, сообщив о шести сбитых(!), однако итальянское командование, после того как в штаб истребительной группы прибыли результаты осмотра места боя, сократило это число вдвое, а все три сбитых биплана почему-то записало на счет лейтенанта Дженни. Впрочем, знаменитым асом ему стать так и не удалось, так как к концу года доведя свой счет до шести побед (плюс один сбитый аэростат), он сам после схватки с республиканскими И-16 попал в плен.

На следующий день Р-5 отработали по готовившимся к атаке подразделениям франкистов в районе парка Каса-дель-Кампо, который примыкал к западным пригородам Мадрида, а 4-го числа целью штурмовиков снова стал вражеский аэродром. На этот раз в качестве объекта удара была выбрана авиабаза Навалморап, где базировались испанские бомбардировочные эскадрильи З-Е-22 и 4-Е-22, только недавно получившие из Германии несколько новеньких Ju52/3m. Они-то и стали объектом удара республиканцев, сумевших серьезно повредить шесть трехмоторников, большая часть из которых к тому моменту еще даже не получила камуфляжа, а потому представляла собой превосходные мишени. Трудно сказать, насколько на самом деле был успешным налет, но в большинстве зарубежных источников отмечается, что все шесть «Юнкерсов» вышли из строя более чем на два месяца.

Первый опыт боевого применения Р-5 показал, что, несмотря на высокую эффективность поражения наземных целей, эти самолеты требуют достаточно плотного истребительного прикрытия, так как их максимальная скорость (около 250 км/ч) не позволяет им ни уходить от вражеских перехватчиков, ни успешно вести с ними воздушный бой. Наиболее часто с экипажами Р-5 взаимодействовала 2-я эскадрилья «Чато», оснащенная истребителями И- 15. Отмечалось также, что Р-5 в полете напоминают итальянские Ro.37. 10 декабря 1936 г. это сослужило республиканцам добрую службу. В тот день эскадрилья Р-5 атаковала аэродром Аравака, на котором базировались Не51 из состава «Легиона Кондор». Дежурное звено истребителей после окончания налета немедленно пошло на взлет, намереваясь догнать республиканские самолеты, однако первым, кто попался на пути немецким пилотам, был итальянский «Ромео», экипаж которого не ожидая ничего плохого над своей территорией, мирно «чапал на работу» к линии фронта позади уходивших Р-5, даже не видя последних. Мчавшимся во весь опор пилотам «Хейнкелей», видимо, не хватило времени рассмотреть, кто им попался, и с первой же атаки тройка «легионеров» как в тире изрешетила самолет союзников, который тут же врезался в землю, похоронив под своими обломками экипаж. Р-5 же, как ни в чем небывало, исчезли. Другой подобный случай произошел 3 января 1937 г., но на этот раз отличились пилоты «Фиатов», также не узнавшие своего «брата»-«Ромео»…

Между тем, к республиканцам продолжало прибывать оружие и боевая техника из Советского Союза. В январе 1937 г. в Картахене разгрузили первую партию легких бомбардировщиков P-Z, насчитывавшую 31 самолет, что соответствовало штату всего лишь одной советской эскадрильи. Машины собрали на аэродроме Ла Рабаса под Аликанте. «Зетами» укомплектовали 20-ю авиагруппу, летно-технический состав которой состоял целиком из испанцев, причем значительная часть пилотов была набрана из числа хорошо подготовленных летчиков испанской морской авиации, до этого летавших на тихоходных летающих лодках «Дорнье Валь». Другая, гораздо меньшая часть, принадлежала к немногочисленным ветеранам, выжившим в беспощадных полугодовых боях на «Бреге-19». И те, и другие с восторгом приняли новые машины, по максимальной скорости почти не уступавшие итальянским «Фиатам»СН.32. Впечатлило испанских пилотов и бомбовая нагрузка советских машин, что в глазах гармонично дополняло высокие скоростные характеристики бипланов. Трудно сказать почему, но новые бомбардировщики испанцы почему-то назвали «Наташами», в отличие от Р-5, законно получивших, в качестве признания их боевых качеств кличку «Расанте» (rasante), что означало бритва.

Командиром нового соединения был назначен команданте Абелардо Морено Миро, под началом которого в двух эскадрильях имелось 24 легких бомбардировщика (по 12 P-Z в каждой). Еще шесть машин было оставлено в резерве для восполнения потерь. Надо сказать, что офицерская карьера командира группы начиналась в кавалерийском седле, однако, увидев возможности авиации в ходе маневров, Абелардо уже не мыслил себя без неба. Несколько рапортов привели к зачислению в мадридскую школу летчиков, по окончании которой в звании капитана свежеиспеченый пилот был направлен на Высшие офицерские авиационные курсы при Академии Генштаба. В результате три года напряженной учебы быстро превратили вчерашнего бравого кавалериста в достаточно грамотного командира-авиатора. Советником в группе был советский капитан Басков.

Под руководством этих двух опытных офицеров экипажи отработали тактику нанесения бомбардировочных ударов с малых высот в сомкнутом строю, что позволяло наносить противнику очень серьезные потери и в тоже время минимизировало собственные потери от вражеских истребителей.

В феврале 1937 г. из СССР прибыла вторая партия самолетов, насчитывавшая 31 Р-5ССС. Причем часть из них имела не четыре, а шесть крыльевых пулеметов ПВ-1! Прибытие новых машин позволило сформировать 3-ю и 4-ю эскадрильи, которые фактически удвоили боевой потенциал 15-й авиагруппы, которой в это время командовал майор Борщовым. Позднее его заменил команданте Фернандо Франч, возглавлявший до этого эскадрилью D.H.89.

Между тем, не сумев захватить Мадрид с запада и северо-запада, генерал Франко, по- прежнему надеявшийся тем или иным способом захватить революционную столицу и одним ударом закончить войну, перенес центр тяжести операций на юг, осуществив прорыв позиций республиканцев в феврале 1937 г. на рекеХараме.


Р-5ССС из состава 15-й авиагруппы ВВС Республиканской Испании. Под нижним крылом хорошо видны бомбодержатели, а в нем – пулеметы. Обратите внимание: синхронный пулемет на штурмовике также сохранен.


Отвратительная погода серьезно ограничивала активность авиации сторон, но республиканское командование располагавшее в этом секторе очень слабыми и немногочисленными частями, отдало приказ своим ВВС «бомбить и обстреливать неприятеля при каждой возможности». Особая роль в эти дни принадлежала эскадрильям Р-5 из состава 15-й авиагруппы, которые превосходно показали себя в сложных метеусловиях, когда более скоростные машины были практически бессильны. Благодаря своей сравнительно невысокой скорости (220-240 км/ч), их пилотам не требовалось большого мастерства в нанесении ударов. Как правило, сброс бомб производился в тотмомент, когда до цели оставалось 150-160 м. Об эффективности Р-5 говорит тот факт, что каудилио, требуя от командующего своими ВВС генерала Альфредо Кинделлана «во чтобы то ни стало обеспечить прикрытие с воздуха наступающим частям» сообщал в том же приказе, что •<только за первые три дня наступления от вражеских авианалетов потеряно около 200 грузовиков и 17 бронемашин»'. Но погода была настолько плохой, что свои первые истребители франкистам удалось поднять в небо только 13 февраля. К этому времени на данный участок фронта уже были переброшены закаленные в боях под Мадридом эскадрильи «курносых» и «мошек», что позволило республиканцам удержать захваченное господство в воздухе. Поддержанные авиацией, республиканские части нанесли 20-го числа контрудар, после чего ситуация в этом секторе стабилизировалась.

Последняя попытка захвата Мадрида была предпринята в самом начале марта 1937 г. из района Гвадалахары силами Итальянского Экспедиционного корпуса, насчитывавшего к этому времени четыре моторизованные дивизии. Однако, как и в ходе наступательной операции под Харамой, воздушная поддержка этих сил была довольно слабой, так как итальянская авиация базировалась на довольно удаленных от района наступления аэродромах. Этим не преминуло воспользоваться республиканское командование, не располагавшее на данном направлении сопоставимыми с итальянцами сухопутными силами.

Уже 7 марта, в рамках предпринятой операции по завоеванию господства в воздухе, P-Z из состава 20-й авиагруппы, прикрываемые И-15, нанесли сильный удар по авиабазе Сориа в Кастилии, где были сосредоточены эскадрильи итальянских S.81, предназначенные для поддержки начавшегося наступления на Мадрид. На следующий день экипажи скоростных бомбардировщиков СБ в сопровождении И-16 атаковали оба аэродрома базирования итальянских истребителей, что, с учетом тяжелых метеоусловий, полностью парализовало деятельность «макаронников» в воздухе. Начавшиеся весенние дожди размыли летные поля, превратив стоянки в непролазные болота.


Р-5ССС из состава 1-й эскадрильи 15-й штурмовой авиагруппы ВВС Республиканской Испании. Ноябрь-декабрь 1936 г.


P-Z из состава 1-й эскадрильи 20-й легко- бомбардировочной авиагруппы ВВС Республиканской Испании. Аэродром Мадрильехос, март 1937 г.


Р-5ССС из состава 3-й эскадрильи 15-й штурмовой авиагруппы ВВС Республиканской Испании. Весна 1937 г.


P-Z из состава 1-й эскадрильи 20-й авиагруппы легких бомбардировщиков.

Со штурмовиками Р-5 и легкими бомбардировщиками P-Z часто взаимодействовали И- 15 из состава 2-й эскадрильи «Чато», получившей за характерную бортовую эмблему полуофициальное наименование «Пингвины».


Тем временем, прибывшие на восточный участок мадридского фронта, Я.Смушкевич и П.Птухин несколько раз лично вылетали на разведку на самолетах Р-5 с целью прояснения обстановки. К исходу дня 8 марта все стало ясно и, как позже вспоминал командир эскадрильи И-15 капитан Лакаллье, «выбравшийся из только что приземлившегося Р-5, в фюзеляже и крыльях которого были пулевые пробоины, полковник Птухин сообщил, что на участке Французского шоссе Сигуэнца-Бриуэга видел огромную итальянскую колонну. В находящихся поблизости населенных пунктах практически нет правительственных войск, а потому противнику ничто не мешает замкнуть кольцо окружения вокруг Мадрида.

– Утром, как только рассветет, – сказал мне советский офицер, – вы должны, не дожидаясь других приказов, подвесить бомбы и, точно ударив по головным подразделениям итальянцев, заставить их остановиться…» Как выяснилось, непролазная грязь вынудила командующего итальянскими войсками генерала Роатту построить свои соединения вдоль шоссе в четыре эшелона!! В результате двигавшиеся буквально в затылок друг другу итальянские части и подразделения образовали огромную колонну. В некоторых местах грузовики шли в четыре-пять рядов, а по обочинам ползли легкие танки и гусеничная техника!

Утром первыми для удара по итальянцам вылетели И-15, а затем к «курносым» присоединились эскадрильи Р-5 из состава 15-й авиагруппы. На следующий день в бой были брошены И-16, а спустя сутки – две эскадрильи скоростных бомбардировщиков СБ, наряду с которыми в этих авианалетах приняла участие дюжина P-Z из состава 2-й эскадрильи 20-й группы, действовавшей южнее Мадрида, с аэродрома Мадрильехос.

Благодаря быстрому сосредоточению крупных сил республиканской авиации, наступление противника было отбито в течение четырех дней с тяжелейшими потерями для наступающих, оставивших на шоссе и в прилегающих к нему кюветах практически всю свою боевую технику, оружие и амуницию. Сложные погодные условия вкупе с пережитыми ударами по аэродромам базирования, вызвали в среде у итальянской истребительной авиации вероятно один из самых тяжелых приступов импотенции, поскольку авиаторы «дуче», даже не пыталась оспаривать господство в небе над погибавшими сухопутными соединениями, часть из которых носила пышные имена «Черное пламя», «Черные стрелы» и «Божья воля».

Как правило, Р-5 и P-Z действовали девятками, совершая ежедневно до пяти боевых вылетов на один экипаж. Поскольку цель представляла собой протяженную колонну, то выход к объекту удара производился над облаками по расчету времени, после чего самолеты пробивали облачность и почти в полигонных условиях утюжили цели. Если в первые часы штурмовок итальянцы еще пытались хоть как-то организовать зенитный огонь, то позже стрельба по самолетам полностью прекратилась, а обезумевшие легионеры, бросая оружие беспорядочно разбегались.


Групповой снимок летного состава 4-й легкобомбардировочной эскадрильи 25-й авиагруппы перед вылетом на фронт. Март 1937 г.


Спустя два дня в развернувшемся воздушно-наземном сражении наступил перелом. Перебросив из западных секторов обороны Мадрида закаленные в боях интербригады и подтянув танки, республиканцы вскоре перешли в контрнаступление. Среди итальянцев, зажатых на шоссе, где было невозможно развернуться, началась паника. Над обезумевшими людьми с регулярностью частового механизма появлялись республиканские самолеты. Причем, если истребители атаковали цели в быстром темпе, быстро сбрасывая бомбы и обстреливая из пулеметов скопления людей, то экипажи Р-5 и P-Z действовали неторопливо и понапрасну фугаски не швыряли, стараясь положить каждую в цель. Некоторые делали до восьми заходов(!!) постепенно освобождая бомбодержатели, после чего начинали «охоту», обстреливая из пулеметов все, что только шевелилось внизу или подавало признаки жизни.

Зримым воплощением эффективности подобных ударов был внешний вид и моральное состояние пленных, доставленных в штаб 12-й интербригады. Перепуганные «макаронники» вздрагивали от малейшего громкого звука и голоса. Присутствовавший на допросе комбриг генерал Лукач (псевдоним венгерского писателя Мате Залки, участвовавшего в гражданской войны в России – Прим. авт.) поинтересовался у пленного итальянского капитана, почему он так плохо выглядит. Последний был в мокрой, изорванной шинели, о первоначальном цвете сукна которой можно было только догадываться, так как его скрывал толстый слой грязи. Не лучше выглядел и мундир офицера, в котором тоже было немало неуставных отверстий и прорех. Ответ обладателя этого наряда был классический: «Ваша авиация за пять дней превратила нас в свиней!..»

Результатом этого разгрома стала сдача Бриуэги, которая являлась базой итальянской группировки. В городе, захваченном республиканцами, были сосредоточены значительные запасы боеприпасов, снаряжения и продовольствия. К тому же образовавшаяся брешь во фронтовой линии грозила расколом всему фронту, что заставило генерала Франко на время приостановить все наступательные действия на других направлениях и начать переброску резервов на угрожаемый участок.

К концу сражения под Гвадалахарой в дополнение ко 2-й эскадрилье на фронт перебросили 3-ю, которая в составе 12 машин была сформирована из очередной партии насчитывавшей 31 P-Z. Последние были доставлены 14 февраля 1937 г. на транспорте «Алдеко». Пригодились и шесть запасных самолетов из первой партии. Командовал этой частью капитан Хуан Варгас Барберан. Остальные 24 «зета» пошли на укомплектование свеже-сформированной 25-й авиагруппы (Grupo 25), которую возглавил команданте Рикардо Монедеро.

К апрелю 1937 г. надежды «каудилио» захватить Мадрид окончательно увяли. Прочная оборона столицы была явно не по зубам франкистам и их союзникам, и это заставило генерала Франко перейти к «переферийной» стратегии, сущность которой заключалась в нанесении поражения Республики там, где ее силы были недостаточны. Главными целями теперь стал захват портов, и первой целью стала Малага, находившаяся на берегу Средиземного моря в провинции Андалусия. Новая угроза заставила республиканское командование начать перегруппировку своих сил, и одними из первых на юго-западный фронт отправились экипажи P-Z 1-й эскадрильи 25-й группы под командованием капитана Рамоса Переца.

Окончание в следующем номере.


РАССЛЕДОВАНИЕ

Игорь Копилофф (Финляндия)

Последний рейс "Калева"

История хранит немало тайн, особенно много их относится к периоду Второй Мировой войны, многие события которой по-прежнему подаются в искаженном, а то и вовсе фальсифицированном виде, а иногда и попросту замалчиваются. Не стал исключением и трагический случай, произошедший в небе над Финским заливом 14 июня 11)40 г., когда советскими боевыми самолетами в нейтральном воздушном пространстве был сбит финский пассажирский лайнер. На западе этот случай, как, впрочем, и произошедший спустя 43 года, когда был уничтожен корейский «Боинг-707», обычно использовался для демонстрации пещерной дикости Страны Советов и ее вооруженных сил, не умеющих воевать, но зато превосходно обученных карательным и террористическим действиям. Однако для понимания событий более чем полувековой давности, последние необходимо всегда рассматривать в контексте той эпохи, а при анализе действии тех или иных должностных лиц пользоваться только теми фактами, которые могли быть или были известны в то время. Начнем с этого и мы.

Результаты завершившейся в марте 1940 г. «зимней войны», вряд ли можно назвать удовлетворяющими обе стороны. Сокрушительное поражение финских вооруженных сил заставило лидеров Финляндии подписать, как говорилось позже, временное (Valirauha) перемирие, а со стороны Советского Союза мирный договор. В самой Финляндии зрели реваншистские настроения, подогреваемые идеями о создании «Большой Финляндии» (Suur-Suomea) с восточной границей по Уралу(!!), а советский Генштаб, со своей стороны, рассматривал планы окончательного решения скандинавского вопроса. Ошибочная ориентация Финляндии на страны западной демократии, не сумевшие оказать ей эффективной политической и военной помощи, заставили «страну Суоми» искать новых союзников, а так как СССР им не мог быть, что называется, по определению, то оставалась только Германия. Последняя остро нуждалась в информации о советских вооруженных силах, и финны в обмен на германские гарантии предоставили немцам для ознакомления практически все образцы трофейного советского вооружения включая танки, артиллерийские системы и боевые самолеты. Среди последних были новейшие бомбардировщики ДБ-3 и СБ (последний с моторами М-103), а также последние модификации истребителей И-16 и И-153.

Несмотря на то, что практически все советские требования были удовлетворены, для советского руководства было очевидно, что Финляндия в случае нападения на СССР постарается оказать агрессору всемерную поддержку. Помнили в Политбюро ЦК ВКП(б) и о том, как всего спустя два года после предоставления Республикой Советов независимости Финляндии, последняя уже спустя два года, в 1919-м, отплатила черной неблагодарностью Стране Советов, предоставив британскому Королевскому флоту базу на полуострове Койвисто, откуда его легкие силы неоднократно совершали набеговые операции на Кронштадт.

В Европе к этому времени Вторая Мировая война уже шла полным ходом, и почти каждое европейское государство готовилось в той или иной форме участвовать в ней, одновременно выбирая коалицию, к которой стоило примкнуть. Германия, приступившая ко второму этапу «блицкрига», быстро оккупировала страны Бенилюкса, а ее танки и мотопехота стремительно продвигались по Франции. 14 июня 1940 г. немцы вошли в Париж и спустя неделю Франция капитулировала. Понятно, что в этой политической обстановке доверию и добрососедству уже не было места, а потому многие события, и в том числе описанное ниже, происходили почти сами собой.

К середине 30-х г.г. пассажиропоток в Скандинавии вырос настолько, что применение небольших самолетов стало невыгодно с экономической точки зрения, и к тому же, как любят говорить сейчас, потребитель требовал качества обслуживэния и комфорта. Эти реалии вполне сознавались руководством финской авиакомпании «Аего Оу» (Акционерное общество «Аэро»), которое заказало на предприятиях фирмы «Юнкере» в Дессау два трехмоторных пассажирских самолета Ju52/3mge. Полученный 14 июля 1936 г. самолет с серийным №5494 был вторым в этом заказе и по прибытии в Финляндию на его борту и консолях был нанесен регистрационный код ОН-ALL и название «Kaleva». Трехмоторник был поплавковым и поначалу действовал с гидроаэродрома Катайнока, который находился рядом с Хельсинки.

В конце 1936 г. самолет перегнали в Германию для регламентных работ, которые производились в мастерских аэродрома Лейпциг- Моикау. В ходе них поплавковое шасси заменили обычным колесным в обтекателях с неубирающимися стойками. Это было вызвано вводом в эксплуатацию фунтового аэродрома Мальме с бетонированной ВПП, построенного неподалеку от Хельсинки. Однако регламентные работы затянулись. Причиной этого была интенсивная эксплуатация гидросамолета, которая, как правило, всегда сопровождается значительными нагрузками при выполнении взлета и посадки. В результате пришлось осуществить подтяжку практически всех заклепочных соединений конструкции, и только 25 февраля 1937 г. «Калева» вновь был передан представителям финской авиакомпании.

10 ноября 1937 г. самолет вылетел в очередной рейс, который едва не стал для него последним. Согласно расписанию, «Юнкере» вылетел из Хельсинки через Турку в Стокгольм. Сделав кратковременную посадку в Турку, самолет уже в 15:25 был снова в воздухе. Едва экипаж закончил набор высоты, как спустя 13 минут после взлета от самолета оторвался центральный двигатель. Резко изменившаяся центровка потребовала мгновенной реакции командира экипажа, который не растерялся в критической обстановке, приказав пассажирам встать со своих мест и перейти в переднюю часть салона. Несмотря на принятые меры, пилотам с очень большим трудом удалось посадить самолет в Турку.

После ремонта «пятьдесят второй», подобно многим своим собратьям вполне добросовестно служил своим хозяевам, однако под самый конец «зимней войны» был передан ВВС по мобилизации. За непродолжительный срок своей военной карьеры (25.02.4019.03.40) самолет использовался весьма интенсивно, и налетал в общей сложности 134 часа. К счастью, встреч с советскими истребителями не было. Не попадал он и под зенитный огонь, а потому после «демобилизации» быстро был возвращен к первоначальной деятельности «воздушного извозчика».


ДБ-ЗТ из состава 1-го МТАП ВВС КБФ. Командир экипажа – полковник Ш.Бедзинашвили, штурман – майор П.Хохлов, стрелок-радист – сержант В.Лучников.


Ju52/3mge «Калева» из состава финской авиакомпании «Аэро». Командир экипажа – шеф-пилот авиакомпании Бо вон Виллебрандт, радист – Тауно Лаунис. Окраска самолета по состоянию на июнь 1940 г.


Эксплуатация самолетов и без боевых действий была всегда сопряжена с немалой долей риска. Не обошла его и «Калева», потерявшая 10 ноября 193/ г. в ходе полета из Турку в Стокгольм центральный двигатель. Лишь самообладание и профессионализм пилота в тот раз спасли пассажиров. 14 июня 1940-го последнего явно не хватило…



Несмотря на сложную международную обстановку, инерция развития пассажирских воздушных сообщений еще сказывалась, и буквально накануне начала Большой войны открывались новые авиалинии. Одной из них стала трасса Таллин-Хельсинки (Мальме), на которой, начиная со 2 апреля 1940 г., начали работать такие же Ju52/3m авиакомпании «Эстонские авиалинии». Вскоре к ним присоединились и «Юнкерсы» финской авиакомпании «Аэро». Любопытно, что один единственный аэропорт Таллина фигурировал в документах того времени под тремя различными наименованиями. Так, в частности, наименование Лагсберг встречается в советских документах, финские авиаторы его называли Улалметен, а сами эстонцы – Ласнамяки.

Утром 14 июня Ju52/3m «Калева» летел по расписанию из Стокгольма в Хельсинки с посадкой на знакомом аэродроме в Турку. После посадки на аэродроме Мальме самолет вылетел в Таллин. И с этого момента начались необъяснимые вещи. Начать, пожалуй, нужно с того, что командир экипажа был по необъяснимой причине сменен, а его место занял шеф-пилот «Аэро» полковник Бо вон Виллебрандт, который вообще в тот день не должен был лететь, о чем можно судить по плановой таблице авиакомпании.

Надо сказать, что Бо вон Виллебрандту нужно было в ближайшее время пересаживаться в кресло командира экипажа FW200KB-1, поступление которых ожидалось со дня на день. Тренировочные полеты Виллебрандт проходил в Дании на FW200A (борт. Код OY-DAM). Запуск в эксплуатацию четырехмоторных «Фокке-Вульфов» должен был серьезно повысить статус авиакомпании «Аэро», как международного перевозчика. Благодаря значительной дальности полета «Курьеров», финны, несмотря на то, что в Норвегии уже велись боевые действия, планировали начать регулярные рейсы в США и Канаду с посадкой в Великобритании! Однако пока это были не более чем мечты руководства и лично Бо вон Виллебрандта, который, заняв командирское кресло «Калевы», ждал окончания посадки пассажиров и погрузки багажа.

К этому времени общий напет данной машины составил 4393 часа и вскоре после полудня руководитель полетов Видар Дапстрем точно по расписанию дал разрешение на взлет. Полетное время от Мальме до Таллина для Ju52/3m составляло 32-36 минут, а длина трассы, большая часть которой пролегала над водами Финского залива, равнялась всего лишь 104 км. В обратный путь из Лагсберга самолет вылетел по расписанию в 13:54 и в 14:30 «Юнкере» должен был уже приземлиться в Мальме. На короткой трассе экипаж самолета составляли лишь пилот Бо вон Виллебрандт и радист Тауно Лаунис. Согласно загрузочной ведомости, 15-местный пассажирский салон был заполнен менее чем наполовину. В Хельсинки направлялись три сотрудника посольств – американец Генри Антейл, а также два француза Поль Лонг и Фредерик Марти, кроме них в салоне находились немецкие бизнесмены Рудольф Келлен и Фридрих Офферманн, швед Макс Хеттингер и эстонка Унвар Лугу. Таким образом, с учетом членов экипажа, на борту «Калевы» находилось только девять человек. В то же время багаж некоторых пассажиров значительно превышал неоплачиваемую норму, которая в то время составляла 15 кг на человека. Например, Поль Лонг вез с собой 154 кг, а Фредерик Марти – 38 кг. Почти столько же – 35 кг – имел при себе Генри Антейл.

Трудно сказать, что именно явилось причиной отъезда из Эстонии сразу трех сотрудников западных посольств с объемистым багажом, но, несомненно, причины этого были достаточно веские, так как в то самое время, когда Ju52 набирал высоту над таллинским аэропортом, период независимости Прибалтики, созданный германскими штыками в 1918 г., фактически завершился и в адрес правительств западных стран от имени Народного Комиссариата Иностранных дел были отправлены требования закрыть свои посольства в Эстонии, Латвии и Литве в связи с вхождением этих стран в состав Союза Советских Социалистических Республик. Одновременно с этим на территорию Прибалтики были введены советские войска и, хотя «приращение числа советских республик произошло бескровно», определенные опасения у Кремля в том, что продвижение частей РККА может не остаться без ответа, все-таки имелись.


Загрузочная ведомость «Калевы» перед ее последним рейсом 14 июня 1940 г.


Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Петр Ильич Хохлов. Справа снимок начала 40-х годов.


Особенно серьезной (в то время) выглядела гипотетическая угроза со стороны мощного британского флота. В меньшей степени опасались Кригсмарине, которые после проведения операций в Норвегии были чрезвычайно ослаблены и могли выставить в лучшем случае не более двух крейсеров и десятка эсминцев, к которым позже могли присоединиться еще 15-20 подводных лодок.

10 июня 1940 г. Наркомом ВМФ адмиралом Н.Г.Кузнецовым был подписан приказ, согласно которому КБФ должен был оказать поддержку сухопутным частям РККА, осуществлявших «аннексию» Прибалтики. Одновременно перед личным составом флота была поставлена задача закрыть бесконтрольный выход иностранных судов и вылет иностранных самолетов из морских портов и с аэродромов Прибалтийских республик. С этой целью вдоль побережья Эстонии, Латвии и Литвы были заранее развернуты советские подводные лодки, одна из которых «Щ- 301» была на позиции, которая находилась точно под трассой пролета финского «Юнкерса». Надо сказать, что первые данные об этой операции подплава КБФ стали известны немцам и финнам еще в 1943 г., после того как в плен попал трюмный старшина Борис Галкин, умудрившийся покинуть в боевом походе борт подводной лодки «Щ-303», которой командовал капитан-лейтенант Травкин, ставший впоследствии Героем Советского Союза. Любопытно, что «Щ-303» в том походе потоплена не была. На допросе Галкин сообщил следующее:

«В июне 1940 г. «Щ-301» находилась в Ораниенбауме, когда был получен приказ выйти в море и перейти на о.Суурсаари (Гогланд). Здесь с канонерской лодки «Красное знамя» Гольдбергу (в то время командир «Щ-301» – Прим. авт.) доставили пакет, в котором содержались следующие инструкции: подводная лодка должна идти в бухту Локса, которая в то время использовалась эстонским военно- морским флотом, и в которой было запрещено появляться русским кораблям. Предполагалось, что появление там подводной лодки приведет к открытию эстонцами по ней огня. Что и являлось главной задачей. Если бы это произошло, авиация (имеется ввиду ВВС КБФ – Прим. авт.) была готова нанести бомбовый удар по эстонским кораблям в бухте Локса. Одновременно главные силы балтийского флота должны были войти в северную часть Локсы и быть готовыми принять участие в бою. В случае открытия огня эстонцами, «Щ-301» должна была немедленно уходить из бухты Локса, предоставив «решать» вопрос главным силам флота и авиации.

Однако появление «Щ-301» в бухте Локса не вызвало столь бурной реакции эстонцев, как это предполагалось, и огонь ими не открывался. Подводной лодке пришлось довольствоваться благополучным уходом в море. После этого подводная лодка продолжила свое плавание на запад от острова Кери, когда по радио был принят приказ о начале блокады Эстонии.

Приказ содержал указание проверять все суда, покидающие Эстонию, а также всех пассажиров и весь груз на их борту. Предполагалось, что эстонское правительство будет пытаться покинуть страну и, возможно, будет находиться на каком-либо судне. В случае, если какое- либо судно не остановится или попытается оказать сопротивление, разрешалось открывать по нему огонь. Национальная принадлежность судна не имела значения. То же самое относилось и к самолетам.».

Утром 14 июня в патрулировании над морем приняли участие самолеты ДБ-ЗТ из состава 1-го минно-торпедного авиаполка (МТАП) ВВС КБФ. Надо сказать, что к рассматриваемому моменту ДБ-ЗТ был единственным типом современного скоростного самолета в составе ВВС РККА и ВВС ВМФ, который был способен действовать практически в любых метеоусловиях и время суток, поскольку был оснащен радиополукомпасом РПК-2. По сравнению с более многочисленными бомбардировщиками СБ, ДБ-3 имел гораздо большую дальность и бомбовую нагрузку, а эффективность его оборонительного вооружения была выше из-за лучшей маневренности оружия. Впрочем, работы хватало всем. К патрулированию прибалтийских берегов были привлечены даже устаревшие летающие лодки МБР-2, которыми были оснащены разведывательные полки и отдельные эскадрильи.

Ко всему прочему, 1-МТАП имел богатый боевой опыт, поскольку с первых дней принимал участие в «зимней войне». В рассматриваемый период полком командовал полковник Ш.Б.Бедзинашвили, выдвинутый на этот пост с должности командира 5-й эскадрильи в начале 1940 г. Вот, что пишет в своей книге «Над тремя морями» (Изд. 2-е, с.12) генерал-лейтенант Петр Хохлов, «23 июня 1940 года два наших экипажа во главе с командиром авиаполка Ш.Б.Бедзинашвили вылетели в разведку в северо-западную часть Балтийского моря. Ведомый экипаж возглавлял командир звена капитан М.А.Бабушкин (штурман лейтенант Константин Виноградов, стрелок-радист сержант В.А.Лучников). Ведущий состоял из командира полка, меня и стрелка-радиста сержанта Казунова.

Пасмурное утро. Моросит дождь. Летим над Финским заливом. Стараемся обходить районы с низкой облачностью и потому часто меняем курс полета. Наконец подходим к Таллинну. И тут небо засияло, море заискрилось, открылась прекрасная видимость.

Километрах в трех-четырех от города я заметил, как с аэродрома Лагсберг взлетел самолет. Он берет курс в сторону Хельсинки.

– На перехват! – отдает распоряжение полковник Бедзинашвили.

– Наверняка бесконтрольный, надо завернуть его обратно.


Отчет о вылете на разведку 14 июня 1940 г., представленный командиру 24-й истребительной эскадрильи (LeLv24) майору Густаву Магнуссену фельдфебелем Илмари Юутилайненом.


– Сближаемся с самолетом Ю-52 без каких либо опознавательных знаков. Я открыл астролюк своей кабины, приподнялся и рукой показал пилоту, чтобы разворачивал машину в сторону аэродрома. Но «юнкере» летит прежним курсом да еще увеличивает скорость. Мы дважды пересекли ему курс, подали знаки: «Требуем возвращения!» неизвестный экипаж игнорировал наши требования.

– Предупредить огнем, – передает командир.

Несколько трассирующих очередей проходят впереди кабины «юнкерса», но и это не меняет дела. Мы так близко от преследуемого самолета, что видим через его иллюминаторы пассажиров в переполненном салоне, их самодовольные физиономии. Нам показывают кулаки, грозят пистолетами. После этого самолет-нарушитель был сбит.»

В последней цитате есть маленькая неточность, «Калева» сбили не 23-го, а 14 июня. Любопытно, что в финском журнале «lllamailu» №№7-8/1941 г. был опубликован рассказ очевидца этого эпизода, который был передан со слов Г.Бушманна (G.A.W.Buschmann), возглавлявшего перед войной планерный клуб Таллина. По его словам,«один из его пилотов по имени Орад Манг служил в то время в армии на маяке Кери. Он следил с маяка за окружающим пространством и в течении двух недель наблюдал одну или две русские подлодки, находившиеся на авиатрассе почти в середине Финского залива. 14 июня он видел приближение «Калева» со стороны эстонского берега и двух советских СБ-2, которые подошли с двух сторон к финскому самолету на дистанцию не более 50 м. Их совместный полет продолжался до острова Прингля и тогда один СБ опустился немного ниже и сразу после этого на другом советском бомбардировщике стрелок поднялся в башню и открыл огонь из пулемета по «Калеву». «Юнкере» пролетел две или три мили, после чего огонь был открыт снова, но «Калева» продолжал лететь на высоте 400-500 м. СБ-2 который стрелял спустился ниже, а другой зашел с другой стороны и, приблизительно находясь над островом Кери, открыл огонь. Через короткое время на «Юнкерсе» остановился левый двигатель, появился дым, а затем и пламя. Накренившись влево, «Калева» упал в море…»

В 14:06 для экипажа и пассажиров «Юнкерса» все было кончено, но события в этом квадрате продолжали развиваться, так как неподалеку находились рыболовные суда и, самое главное, в шести милях от места падения финского самолета патрулировала советская подводная лодка «Щ-301». О том, что было дальше, можно узнать из рассказа Бориса Галкина: «Экипаж «Щ-301» наблюдал, как русские истребители сбили пассажирский самолет, летевший из Эстонии на север. Самолет упал в районе маяка Кери. На воде плавали обломки самолета. Вализы, в которых находилась американская дипломатическая почта, и чемодан с французской дипломатической почтой были подняты на борт подводной лодки. Также были найдены личные документы финского летчика. Только из них экипаж подводной лодки узнал о национальной принадлежности сбитого самолета.».

Несмотря на то, что до места падения самолета было всего шесть миль, «Щ-301»двигалась явно неторопливо и подошла к этому месту только в 14:55. В результате этого на месте катастрофы первыми оказались пять эстонских рыболовецких малотоннажных судов. Рыбаки подняли из воды некоторые вещи, которые сдали в главное полицейское управление эстонской полиции. Причем, узнав, при каких обстоятельствах получены эти предметы, начальник полиции лично^) участвовал в их приеме. Сохранившийся перечень этих предметов позволяет установить, что не все важные документы достались советским морякам, так рыбаки сдали один опломбированный мешок дипломатической почты, несколько портфелей, деньги в банковской упаковке, предметы одежды, десять обломков самолета, записные книжки пассажиров и обоих членов экипажа, бухгалтерские книги, немецкий паспорт, спасательный жилет и … чей-то скальп.

Как только связь с «Калева» прекратилась, в КДП аэродрома Мальме зазвенел телефон. Звонил дежурный офицер с базы на острове Сантахамина, где находились финские посты ВНОС. Трубку поднял руководитель полетов Видар Далстрем, который позже вспоминал: «Разговор был коротким. У меня спросили должен ли прилететь на Мальме из Таллина самолет, на что я ответил утвердительно. После этого было сообщено, что их посты видели горящий самолет, который упал в море, после чего он предположил, что это был наш самолет…» Необходимо отметить, что гибель «Калева» наблюдали также с островов Исокари и Рюсокари. В связи с тем, что совместный полет самолетов длился довольно долго, можно предположить, что данные о советских самолетах, которые ведут себя недружелюбно, должны были рано или поздно поступить на КДП Мальме.

Спустя короткое время для выяснения обстановки в район падения «Калева» был оправлен морской разведчик «Блэкберн Райпон», однако, его экипаж видимо отклонился от курса и ничего не обнаружил. Там же, на Мальме, находилась и финская истребительная эскадрилья LeLv24, только недавно получившая новенькие американские «Брюстеры»239. Вместе с находившимися на вышке КДП аэродрома Мальме руководителем полетов полетов Видаром Далстремом и срочно вызванным генеральным директором авиакомпании «Аэро» Гунаром Столе за обстановкой следили командир LeLv24 майор Густав Магнуссон и фельдфебель Илмари Юутилайнен. В своей книге «Назло красным пилотам», в которой он, в частности, пишет: «Я слушал с Магнуссоном сообщения вылетевшего разведчика, но тот не мог сообщить ничего определенно – го. Так как я был в тот день в числе дежурных, то мой самолет был в немедленной готовности к взлету. Разочарование от результатов разведки экипажа «Райпона» вскоре отразилось на лице Магнуссона и, повернувшись ко мне, он бросил:«Дуй на разведку».».

Согласно рапорту, Юутилайнен стартовал в 14:51, а, как было сказано выше, в 14:55 «Щ-301» подошла к месту падения самолета. «Брюстер» финского пилота летел на высоте 200 м и пройдя маяк Хельсинки, Юутилайнен повернул прямо на юг и, заметив силуэт советской подводной лодки, вскоре он был над ней.«Похоже лодка стояла на одном месте и я подумал, что она заметила катастрофу и подошла к месту происшествия. Я увидел рядом с подлодкой примерно метровые куски фанеры (фанера применялась для отделки пассажирского салона – Прим. авт.) и маслянное пятно диаметром примерно 75 м. На корме подлодки был красный флаг. Я кружил на дистанции 50 м вокруг нее и видел много плававших вокруг подлодки предметов. Затем я пролетел над лодкой, пытаясь рассмотреть что именно уже находится на палубе. Когда я был уже над субмариной, несколько советских моряков встали к зенитной установке…»

Описав еще несколько кругов, Юутилайнен заметил и эстонских рыбаков находившихся поблизости и еще одну подводную лодку на юго-востоке. На обратном пути, немного не долетев до плавучего маяка, финский летчик встретился с парой советских МБР-2, которые шли со стороны Ханко, а когда истребитель пронесся над маяком, в поле зрения Юутилайнена попал и разведывательный «Райпон», экипаж которого так ничего и не обнаружил.».

Появление финского истребителя, естественно, не осталось незамеченным для экипажа советской подводной лодки. «В то время, когда подводная лодка находилась на месте гибели самолета, – вспоминал Борис Галкин, – показался финский самолет – истребитель или легкий бомбардировщик. Сделав несколько кругов, самолет скрылся. Была дана команда открыть по нему огонь, но из-за отказа пулемета обстрелять самолет не удалось.». В своей книге Илмари Юутилайнен вспоминает, что он опасался зенитного огня и потому зарядил пулеметы и включил подсветку прицела.

Тем временем, поднятые в лодку предметы были отправлены в сушку, а о произошедшем событии дана радиограмма в Кроншадт. Однако финская радиоразведка смогла перехватить это сообщение, но никаких вещественных доказательств финнам достать не удалось. Продолжавшие патрулирование в этом районе советские самолеты и подводные лодки исключали возможность захода в этот квадрат финских судов или гидропланов. На следующий день оставшиеся на поверхности воды обломки самолета были подобраны советскими торпедными катерами и доставлены в Кронштадт. Спустя два дня после происшествия, 16 июня 1940 г., Ju52/3m «Эстонских авиалиний» в последний раз прилетел из Хельсинки в Талинн. Впрочем, и его полет вполне мог закончиться трагически, так как, вылетев из Мальме в 09:10, он был обстрелян по пути зенитным огнем с подводной лодки.

Несмотря на то, что происшествие с «Калева» было известно в Финляндии, официальные круги этой страны не захотели накалять и без того непростую обстановку, и созданная комиссия сделала вывод, что причиной гибели самолета был взрыв, произошедший в фюзеляже. Интересен также и тот факт, что ни одна страна, чьи граждане погибли в этой катастрофе, не выразила протеста СССР. Лишь США и Франция прислали официальные запросы, но их стиль был вполне нейтральным и никак не затрагивал достоинство СССР. В сущности, в то время человеческая жизнь даже граждан нейтральных стран в Европе стоила ненамного дороже чем жизни тех, кто непосредственно участвовал в боевых действиях. К тому же военно-политический расклад был еще далеко не ясен. Великобритания, совсем недавно непреминувшая бы использовать этот факт в своих целях, его попросту проигнорировала, так как у ее правительства были в тот момент проблемы и поважнее. Французскому правительству в Виши также было не до этого. Франклин Рузвельт, со своей стороны, не без основания считавший, что хребет гитлеризму может быть сломан только при непосредственном участии России, не хотел ссориться с «дядюшкой Джо» из-за подобной «мелочи». Такую же позицию, хотя и по другим причинам, занимали Германия, Финляндия и Швеция.

Долгое время в зарубежной, а с недавнего и в отечественной исторической литературе превалировало мнение, что «Калева» был сбит именно экипажами СБ. В основе этой версии лежали именно воспоминания немецкого планериста Г.Бушманна. Однако анализ его воспоминаний и мемуаров генерал-лейтенанта Петра Хохлова, как ни странно, позволяет установить, что они в значительной мере дополняют друг друга. В частности, немецкий пилот подтверждает слова П.И.Хохлова о том, что советские летчики пытались посадить «Калева» на свою авиабазу или на таллинский аэродром. Выпущенные ими первые две пулеметные очереди должны были продемонстрировать финскому экипажу серьезность намерений, однако последний допустил преступную беспечность и, имея на борту пассажиров(М), не отреагировал на эти требования. В результате «Рубикон был перейден», и дальнейшие события приняли необратимый характер.


Памятник погибшим на борту «Калева» членам экипажа и пассажирам, воздвигнутый на острове Кери. Фото середины 90-х г.г.


Понятно, что наблюдатель с маяка не умел точно идентифицировать советские самолеты, а экипаж «Щ-301», вообще находившийся на довольно значительном расстоянии от места инцидента, считал, что финский самолет сбит истребителями. Тип атаковавших машин выяснился только после выхода 2-го издания книги П.И.Хохлова. Косвенно, это подтверждается тем, что наблюдатель с маяка видел, как «стрелок поднялся в башню». Как известно, у ДБ-3 радиооборудование находилось перед пулеметной турелью и радист вначале связался с командованием и получил соответствующее подтверждение приказа о начале блокады Эстонии и указание прервать полет неизвестного самолета. После чего стрелок-радист «поднялся в башню». В бомбардировщике СБ радист из-за узости фюзеляжа постоянно сидел в своей огневой точке и подняться в ней мог только открыв верхнюю часть остекления (при условии, что это была турель МВ-3, которая монтировалась на поздних СБ с моторами М-103).

Однако с данными П.И.Хохлова также не все в порядке. Первое, что удивляет, так это тот факт, что, по его воспоминаниям «Юнкере» был перегружен, хотя согласно загрузочному листу пассажиров было только семеро (в то время масса каждого пассажира приравнивалась к 80 кг) и даже в сумме с весом багажа, согласно официальным данным, масса перевозимой коммерческой нагрузки была в пределах нормальной. Нельзя, кроме того, забывать, что расстояние между Таллином и Хельсинки было весьма коротким (104 км), что при нормальной дальности полета пассажирского Ju52/3m равной 1200 км и емкости топливных баков в 2450 л, вполне позволяло залить лишь 15-20% от этого объема (370-500 л или 277-375 кг) тем самым еще больше увеличить массу коммерческой (или иной) нагрузки. Правда, если предположить, что уже на аэродроме «Калева» был догружен, то утверждение Петра Хохлова становится вполне объяснимым. В пользу этой версии говорит и факт необъяснимой смены командира экипажа на шеф-пилота авиакомпании. Как ни странно, не слишком противоречит этим логическим выкладкам и тот факт, что Петр Хохлов увидел «Ю-52 без каких либо опознавательных знаков». Их вполне могли закрасить перед вылетом, так как времени на это было вполне достаточно. В то же время рыбаки, сдававшие найденные на месте катастрофы предметы в полицию, прямо заявили, что на сбитом самолете видели финский флаг. Однако, с учетом высоты полета Ju52 и размеров опознавательного знака на стабилизаторе, достоверность этого заявления можно подвергнуть серьезной критике.

В заключение хотелось бы сказать несколько слов о дальнейшей судьбе участников этого инцидента. Ш.Б.Бедзинашвили, после того как был снят с должности командира полка, служил летчиком-испытателем на авиазаводе №39, но в середине войны смог добиться перевода в состав ВВС Черноморского флота. 26 сентября 1943 г. в ходе группового налета советских торпедоносцев на порт Констанцу его «Бостон» был сбит зенитным огнем и вместе со всем экипажем врезался в один из стоявших на внутреннем рейде кораблей. П.И.Хохлов участвовал в первом налете советских бомбардировщиков на Берлин. Впоследствии стал Героем Советского Союза, главным штурманом авиации ВМФ, ушел в запас в 1971 г. в звании генерал-лейтенанта авиации. Подводная лодка «Щ-301» подорвалась на мине 27 августа 1941 г. вблизи острова Рускер и погибла со всем экипажем. фельдфебель Илмари Юутилайнен одержал в годы Второй Мировой войны 94 победы (три из которых в ходе «зимней войны») и стал лучшим асом финских ВВС.


САМОЛЕТЫ СТРАНЫ СОВЕТОВ

канд. тех. наук Владимир Котельников

Незаконнорожденный бомбардировщик

Продолжение, начало в ИА №6/2000, №1/2001 и №2/2002.


ДБ-ЗФ, он же ДБ-ЗМ

ОКБ-39 продолжало модернизацию своего детища. В середине 1938 г. впервые в документах появляется упоминание о новой модификации – ДБ-ЗФ с моторами М-88. Постановление правительства требовало от машины максимальной скорости 450-470 км/ч на высоте 6000 м и предельной дальности (с 1000 кг бомб) равной 4000 км. Вооружение сохранялось по типу ДБ-3. Постройка опытного самолета предполагалась в декабре 1938 г. В январе 1939 г. в Кремле прошло совещание, посвященное проблемам модернизации ВВС. В том числе обсуждалось и положение с совершенствованием ДБ-3. Ильюшин выступил с докладом, обрисовывающим основные пути решения поставленных перед его ОКБ задач. Однако, судя по-всему, планы модернизации основного дальнего бомбардировщика изложенные главным конструктором, не удовлетворили ни военных, ни высшее политическое руководство страны, поскольку, спустя примерно месяц после совещания, 17 февраля, ОКБ-39 получило измененный вариант задания, в котором от ДБ- ЗФ требовали уже скорость 485 км/ч на высоте 7000 м! Кроме этого, доработанное задание предусматривало создание двух вариантов машины: цельнометаллического ДБ-ЗФ и ДБ-ЗФД с деревянным фюзеляжем. Интересно, что на последнем за счет лучшей внешней отделки поверхности хотели получить еще более высокую скорость – 500 км/ч на той же высоте 7000 м!! Параллельно откорректировали и требования по оборудованию и вооружению. Основные требования военных сводились к внедрению более мощных моторов, изменению состава вооружения, повышению боевой живучести и расширению состава оборудования. Двигатели М-87 предполагалось заменить на новые М-88, являвшиеся дальнейшим развитием того же GR14K. Модернизация мотора была осуществлена в ОКБ-29 под руководством С.К Туманского. Усилили картер, коленчатый вал, поршни, ввели двухскоростной нагнетатель. Взлетную мощность подняли до 1100 л.с.Улучшились и высотные характеристики двигателя.

По вооружению УВВС считало необходимым усилить среднюю установку, заменив ШКАС на пулемет УШ (Ультра-ШКАС или УША) со скорострельностью до 3000 выстр/мин, а люковую установку снять как бесполезную. Последнее, с учетом опыта финской войны, впоследствии будет осуществлено с точностью до наоборот. Из оборудования требовали массовой установки радиополукомпасов РПК-2 («Чайка»), автопилотов АВП-12, замены ряда приборов. ДБ-ЗБ не имел стационарно установленного фотоаппарата и, соответственно, не мог полноценно вести фоторазведку. На новой модификации предлагали установить плановую камеру АФА-27Т. Живучесть собирались повысить протектированием всех бензобаков машины.


Проходивший испытания в НИИ ВВС под обозначением «самолет 31» немецкий трофейный Не111В, был захвачен в Испании летом 1937 г. Также как и ДБ-3 на немцев, «Хейнкель» не произвел на советских специалистов никакого впечатления своими летными данными, но отдельные технические решения (например носовую огневую точку и потайную клепку передней части фюзеляжа) решено было использовать на отечественных машинах.


Ответом на эти требования стало появление самолета ЦКБ-30Ф. Работы по этой модификации начали в середине 1938 г. От серийных ДБ-ЗБ он внешне отличался, в первую очередь, новой носовой частью веретенообразного очертания с обширным остеклением. В самом носу в шаровой установке стоял пулемет ШКАС. Такое конструктивное решение скорее всего было навеяно знакомством с трофейным немецким бомбардировщиком Хейнкель Не111 В. Он был захвачен в Испании летом 1937 г., вывезен в Советский Союз и испытывался в НИИ ВВС под маскирующим обозначением «самолет 31». Летные данные «немца» большого впечатления не произвели, а вот отдельные элементы конструкции показались очень интересными. Не последнее место среди них занимала носовая стрелковая точка фирмы «Икариа», сочетавшая хорошую аэродинамику, значительный сектор обстрела и отсутствие задувания в штурманскую кабину. Носовую установку «самолета 31» рекомендовали к внедрению на отечественных бомбардировщиках. По-видимому, она и стала прототипом для ЦКБ-30Ф. За счет новой носовой части длина самолета возросла примерно на полметра. Раньше весь фюзеляж клепали заклепками с полукруглой головкой. Теперь передняя часть штурманской кабины имела потайные заклепки.

Одновременно немного (на 1,1 м! ) увеличили площадь крыла при сохранении прежнего размаха. Относительная толщина крыла при этом уменьшилась. Размах элеронов сократили, а за счет этого нарастили площадь щитков, предусмотрев при этом больший угол отклонения их при посадке. Ширина щитков тоже увеличилась. Щитки делились на три секции – на центроплане, у мотогондол и на отъемных консолях.

Шасси выполнили с упрощенной кинематикой - четырехшарнирный ломающийся подкос заменили на одношарнирный. Попутно усилили стойки, увеличили ход их амортизаторов, поставили увеличенные (1000 х 350 мм вместо 900 х 300 мм) колеса с двухсторонними тормозами (которые когда-то намечались еще для «стадии А»), Жесткие бензобаки, являвшиеся частью силовой конструкции крыла, были вытеснены не несущими «полумягкими». Такой бак изготавливался из металла, но держал форму лишь пока был пуст. Заливать его можно было только после установки в специальный ящик в крыле. Самих баков стало шесть вместо десяти. Все они протектировались, даже заливные бачки, и оснащались системой «нейтрального газа». Общая емкость составляла 3855 л.

Надо сказать, что силовой набор всего планера существенно изменился. Приспосабливая ДБ-3 к современной плазово-шаблонной технологии, ввели широкое использование штампованных деталей, везде, где можно, убрали стальные трубы, избавились от внутренней клепки «вслепую», что значительно уменьшило трудоемкость изготовления самолета.

Моторы М-88 закрыли совершенно новыми капотами «типа Ф», плотно прилегающими, с выштамповками над клапанами, хорошо обтекаемой формы. Капоты имели управляемую гидроприводом юбку для регулирования охлаждения. Винты тоже были новые, трехлопастные автоматы ВИШ-23Т. Они имели больший диаметр (3,4 м), чем старые ВИШ-3 (3,25 м).

Чтобы ускорить создание нового самолета, Ильюшин пошел на прямое нарушение установленного процесса. Он отказался проводить статические испытания нового крыла, ограничившись испытанием лонжеронов. Новая штурманская кабина не проходила официальную макетную комиссию. Изменения в составе и размещении оборудования не согласовывались с НИИ ВВС.

19 мая 1939 г. ЦКБ-30Ф передали на заводские испытания, которые проводил все тот же Коккинаки. Первый полет на новом самолете совершили 21 мая. Прирост летных данных оказался существенным, но новая мотоустановка страдала перегревом. Отзывы Коккинаки были исключительно положительными (что ему потом поставили в вину), но не обратить внимание на недоведенность винтомоторной группы было невозможно. А тем временем 31 мая вышло постановление Комитета обороны, устанавливавшее сроки госиспытаний и даже серийного производства новой модификации. Опытный самолет требовалось представить на государственные испытания к 1 августа 1939 г., ас4-го квартала уже начать серийное производство на двух заводах (№ 39 и № 18). Под освоение новой техники наркомату удалось добиться существенного снижения планов для этих предприятий. Понимая, что к сроку добиться устранения дефектов М-88 не удастся, Ильюшин перешел к компромиссу. Появился промежуточный вариант, сочетавший планер ЦКБ-30Ф и моторы М-87Б в капотах «типа Ф». Сам Ильюшин называл этот шаг «исключительно временной мерой». Именно такой гибрид выставили на государственные испытания. Они проходили с 31 августа по 18 сентября 1939 г.

По вооружению самолет соответствовал заданию. В носу стоял ШКАС в шаровой установке с 600 патронами, сверху – старая башня СУ, переделанная под пулемет УШ (боезапас 1600 патронов). Люковой точки не было. Отсутствовали и подкрыльные бомбодержатели Дер-31, сохранялись только внутренние Дер-21 и наружные Дер-19 для крупнокалиберных бомб. Балки Дер-21 теперь сделали стальными, а не дюралевыми. Предусмотрели подвеску новых выливных приборов ЗУХАП-500 (вместо ВАП-500). Бомбосбрасыватель ЭСБР-2 заменили на более современный ЭСБР-5. Выпускную антенну радиостанции РСБ вытеснила «растяжка» (мачта стояла на гаргроте пилотской кабины). На самолете наконец-то появились посадочные фары.

Облетывал машину экипаж из старшего лейтенанта Л.П. Дудкина (пилота) и майора Н.П.Цветкова (штурмана). Летные данные оказались ниже, чем у ЦКБ-30Ф с М-88. Максимальная скорость равнялась 445 км/ч, т.е. всего на 6 км/ч больше, чем у ДБ-ЗБ, в то время как проектная, утвержденная постановлением Комитета обороны для ЦКБ-30Ф составляла 485 км/ч. Но в отчете ёыли отмечены и многочисленные достоинства нового варианта. Улучшились взлетно-посадочные характеристики, более эффективны стали щитки и тормоза.


Раскапотированньш двигатель М-88. Капот типа «Ф» снят.


Новую кабину штурмана сочли более удобной. Нигде не поддувало, чему очень обрадовались. В одном случае после заедания носового ШКАСа штурман спокойно разобрал и собрал пулемет в полете. На это ушло около десяти минут, а за бортом было -39°С.

Полное протектирование всех баков и наддув их углекислым газом обеспечивали повышение боевой живучести. Обслуживание винтомоторной группы стало проще. На демонтаж капота уходило в три-четыре раза меньше времени, чем на ДБ-ЗБ. Многие агрегаты теперь осматривались и регулировались через лючки, без снятия капота. Легче стало заменять бензиновые и масляные баки. Время заправки самолета сократилось втрое. В то же время мотоустановку сочли неотлаженной: двигатели перегревались на максимальной скорости и переохлаждались на планировании. Для борьбы с перегревом впоследствии установили не один, а два маслорадиатора на каждый мотор. На высоте загустевала гидросмесь, и трудно было управлять юбками капота. Давления воздуха от компрессора не хватало для уборки шасси. К тому же изменение центровки ЦКБ-30Ф ухудшило продольную устойчивость. Специалисты НИИ ВВС потребовали также восстановить люковую стрелковую установку. Дефекты необходимо было устранить к 10 октября, после чего выставить самолет на повторные испытания, но этого сделать не удалось.

В конце концов, 1 октября 1939 г. Военный совет ВВС согласился получать самолеты, так называемой, переходной модификации. А что ему оставалось делать? Некомплект ДБ-3 в войсках составлял около 40%. Запланированные резервы отсутствовали. Из-за этого многие части продолжали летать на старых ТБ-3, которым давно пора было на покой – кому в металлолом, а кому – в транспортную авиацию.

Тем временем, заводы, получившие чертежи ЦКБ-30Ф, начали серийный выпуск именно с «сырого» варианта с М-88 – сказалась инерция. В ноябре 1939 г. из сборочного цеха завода №39 появились первые ДБ-ЗМ (так они первоначально назывались, причем под этой вывеской шли потом и самолеты с М-87Б). К 10 декабря военной приемке предъявили пять машин, но ни одна из них не была принята. На заводе №18 первый ДБ-ЗМ передали на летные испытания 2 ноября. К 22 декабря на приемку там поступили 14 бомбардировщиков. С декабря параллельно пошла сборка машин с моторами М-87 и винтами ВИШ-3, а также М-88 и пропеллерами ВИШ-23. Кроме двигателей и винтов они ничем не отличались. Завод №39 до марта комплектовал свои машины только М-88. Последний официально даже не был принят на вооружение, это произошло только 24 января 1940 г!

Ни одного самолета с М-88 военные не приняли, ссылаясь на то, что опытный образец не прошел государственных испытаний и не был утвержден. Опытный самолет с М-88 и винтами ВИШ-23ТА рискнули выставить на госиспытания только 12 декабря 1939 г. Он совершил вНИИ ВВС всего три полета и вернулся на завод №39 для устранения многочисленных дефектов. Кроме уже набившего оскомину перегрева моторов, отметили ненадежность замков шасси, течи маслорадиаторов, заедание привода юбки капота, а также ряд недостатков по вооружению. На всех первых серийных ДБ-ЗМ стояла старая установка СУ, а нижняя (согласно заданию) не ставилась вовсе.

УВВС пришлось поспешно корректировать планы. Если раньше план по ДБ-3 с М-87 оставляли только предприятию в Комсомольске, то теперь в него внесли 75 машин для завода №18 и 25 – для завода №39. Самолеты с М-88, фактически изготовленные, но не сданные в 1939 г., занесли в план на 1940 г. как дополнительные.


Обратите внимание на различие капотов двигателей М-88. Слева капот типа «Ф», справа – типа «Б».




Поспешный запуск в производство крайне «сырой» модификации обошелся промышленности очень дорого. К огрехам, возникающим при освоении любой новой техники, добавлялись многочисленные конструктивные просчеты и просто ошибки инженерно-технического персонала. План по выпуску М-88 выполнили в 1939 г. не более чем наполовину. Поставки в 1-м квартале 1940 г. обеспечивали производство лишь на 50-60%. Да и качество двигателей оставляло желать много лучшего. Значительная часть продукции, сдававшейся на заводе №29, браковалась входным контролем на самолетостроительных предприятиях. Около 100 моторов пришлось за 1-й квартал снять уже после заводского облета. Освоить М-88 обязали завод № 24, делавший двигатели Климова. Там от «чужих» моторов отбивались руками и ногами, резонно полагая, что рушить уже налаженное производство не стоит. Кроме того, там осваивали новый М-105. В конечном итоге все вылилось только в лишние затраты на изготовление так и не потребовавшихся чертежей и оснастки. Выпуск винтов ВИШ-23 начали только в 4-м квартале 1939 г., сделав их до конца года всего 11 штук (причем разных модификаций)!

Нехватка тбуквально всего вынуждала выводить из цехов полусобранные бомбардировщики. На 1 апреля 1940 г. в Воронеже стояли на аэродроме 19 машин без моторов и 50 без винтов. Не хватало резины, стальных труб, листового дюраля, а также приборов.

Измененное шасси ДБ-ЗМ поначалу имело тенденцию к складыванию. Самолеты бились еще до поступления в строевые части – при облете на заводах. На посадке замки не удерживали стойки в выпущенном положении, они складывались, и машина вместо приемки попадала в ремонт. На заводе №18 произошло подряд семь таких случаев, в Москве – еще три. Военная приемка в апреле 1940 г. потребовала от заводов переделать шасси в общей сложности на 245 бомбардировщиках, еще не поступивших в части.

Со своей стороны ОКБ-39, впопыхах пытаясь устранить основные дефекты ДБ-ЗМ, вносило огромное количество поправок в чертежи. Старые и новые документы путались, вызывая все новые переделки машин, уже прошедших сборку. Их разбирали и собирали вновь, теряя время и деньги. При этом основные силы ОКБ вместе с заводом №29 вкладывало в доводку мотоустановки, совершенствование маслосистемы. Из Запорожья к Ильюшину прибывали доработанные М- 88 с более мощными маслонасосами, магистралями увеличенного диаметра, измененной системой дренажа.

Ко всему прочему, на самолетостроителей обрушилось правительственное постановление от 11 января 1940 г, требующее заменить устаревшую стрелковую установку СУ на МВ-3 и ввести опять нижнюю огневую точку, но уже с МВ-2. От применения пулемета «Ультра-ШКАС» отказались, а его серийное производство так и не освоили. В январе 1940 г. УШ официально исключили из планов, заменив перспективным пулеметом СН (Савина-Норова), но и этот не достиг стадии серийного выпуска. В результате вооружение ДБ-ЗМ должно было по-прежнему, состоять из трех ШКАСов, что в тех условиях было абсолютно недостаточно для дальнего бомбардировщика.

В январе не сдали ни одного ДБ-ЗФ, в феврале с завода №18 ушли первые 10 машин с М-87. Приемку самолетов с М-88 начали только в марте – четыре бомбардировщика на заводе №18 и три – на заводе №39. В итоге к 1 апреля 1940 г. в ВВС поступили всего 40 ДБ- ЗМ с М-88 вместо 330 по плану. Уяснив реальную обстановку, Комитет обороны значительно урезал план выпуска новых самолетов: заводу №18 – на 100 штук, заводу №39 – на 50.

В апреле 1940 г. один из ДБ-ЗМ 2-й серии завода №39 (№ 390204) рискнули опять выпустить на госиспытания. Около месяца он летал в НИИ ВВС – до 7 мая. Эта машина сохраняла старую башню СУ. Носовую установку немного переделали, она стала надежнее, хотя и за счет некоторого уменьшения углов обстрела. В нижней точке стояла установка УЛУ. Мотоустановка была типичной для ранних ДБ-ЗМ с М- 88. Двигатели стояли в плотно прилегающих капотах «типа Ф» с выштамповками и вращали винты ВИШ-23А. Маслосистема, в сравнении со стоявшей на первой машине с М-87, была существенно изменена: на каждый мотор работали два маслорадиатора, снабженных жалюзи. Другими отличиями от более ранних машин были рамочная антенна РПК-2, перенесенная из-под гаргрота пилотской кабины в каплевидный обтекатель под носовой частью фюзеляжа, стойка радиоантенны, смонтированная на штурманской кабине. Все эти изменения увеличили пустой вес самолета еще на 217 кг.

Результаты испытаний оказались буквально катастрофическими. Максимальная скорость снова упала. Теперь она была даже меньше, на 20 км/ч, чем при установке М-87Б. Дальность за счет увеличения расхода топлива также снизилась до 3300 км, в то время как вариант с М-87Б имел показал 3800 км, а постановление Комитета обороны требовало 4000! Правда, практический потолок «подрос» на 1050 м, а время набора высоты 5000 м сократилось более чем на 3 мин. В то же время резкой критике подвергли качество сборки бомбардировщика. Грубая клепка, плохо пригнанные перекрывные ленты, обшивка с «хлопками»,-нестыковка листов, грубая окраска. Все это самым естественным образом ухудшало аэродинамику машины. Центровка самолета стала еще более задней, нарушая продольную устойчивость. Общая оценка – «неудовлетворительно». Самолет опять испытаний не прошел, М-88 сочли недоведенными. Кроме того, НИИ ВВС потребовал ввести МВ-2 и МВ-3, усовершенствовать управление юбкой капота, сменить две фары ФС- 155 на одну ФС-240 (ФС-155 признали негодной еще в августе 1939 г.).

Получив рапорт о результатах этих испытаний, тогдашний начальник ВВС РККА Алексеев отдал приказ прекратить приемку самолетов с М-88. На следующий день появился ответный приказ Наркомата авиапромышленности. В нем, как полагается, «раздали слонов населению», обязав «улучшить», «устранить», «мобилизовать» и т.п. В числе прочего, С.В.Ильюшина обязали всего за 15 дней(М) разработать меры по доведению скорости самолета до норматива, установленного Комитетом обороны. Разумеется, ничего кардинального за такой срок сделать было нельзя. Бомбардировщики застряли на заводских аэродромах. 10 мая нарком Шахурин обратился лично к Сталину с просьбой принимать ДБ-ЗМ с М-88 как есть «до утверждения результатов госиспытаний улучшенного образца данного самолета». Не выбрасывать же было бомбардировщики, которых собрали уже немало. И 14 мая постановление Комитета обороны обязало ВВС принимать «самолеты ДБ-ЗФ 2М-88 с пониженными данными…».

То же постановление требовало от Ильюшина к 1 июля выставить на испытания усовершенствованный образец. В качестве такового опять выступил самолет №390204, уже с комплектом из МВ-2 и МВ- 3. Новое вооружение одобрили, хотя установка МВ-3 увеличила расход бензина ни много ни мало – на 15%. По оценке экипажа неубирающееся хвостовое колесо уменьшало углы обстрела на 6°-7°. Впоследствии это стало причиной разработки варианта с убирающейся стойкой. Мотоустановка оставалась прежней.

К марту 1940 г. разработали новый капот «типа Б», похожий на тот, что применялся на ДБ-ЗБ. Он имел цилиндрическую форму и больший диаметр, но сохранил управляемую юбку. Вслед за этим внедрили утопленные в крыло маслорадиаторы. Капоты «типа Б» позволили привести в норму температурный режим двигателей, радиаторы же – немного (на 7-10 км/ч) поднять скорость. С сентября новый начальник ВВС РККА Рычагов приказал принимать ДБ-3 со всех заводов только с новой установкой радиаторов.

Параллельно с доработкой мотоустановки в самолет внесли и ряд других усовершенствований. 19 января 1940 г. ОКБ-39 предложило внедрить выдвижную нижнюю установку ВЛУ, но, поскольку это вошло в противоречие с правительственным постановлением, в апреле ее сменили на утвержденную свыше МВ-2. 1 апреля также ввели МВ-3. Веневидов и Можаровский, стремясь завершить перевооружение ДБ- ЗМ турелями своей конструкции, предложили и свой вариант носовой установки – НУМВ. Она испытывалась в июле 1940 г. В ней стоял тот же пулемет ШКАС с боезапасом 500 патронов. Экран с амбразурным окном прикрывался жестким подвижным щитком. Ствол поворачивался на 35° в любую сторону. На испытаниях отметили, что НУМВ проста в обращении и производстве, но из-за ряда дефектов конструкции в производство ее не запустили. Реально до конца мая 1940 г. завод №39 продолжал предъявлять военной приемке ДБ-ЗМ с комплектом старых стрелковых установок СУ и УЛУ, с середины июня пошли вперемежку самолеты с сочетаниями МВ-3 и УЛУ или МВ-3 и МВ-2. (это была 9-я серия, на ДБ-ЗМ нумерацию серий начали заново). Полный переход на новые турели произошел только на 12-й серии в сентябре. На заводе №18 в Воронеже МВ-2 и МВ-3 ввели одновременно, на 16-й серии, точнее с самолета №180416, в июле 1940 г. Учитывая опыт финской войны, внедрили бронеспинки пилотских кресел. На первые серии ДБ-ЗМ их ставили уже в войсках, затем заводы стали их досылать в авиаполки на ранее выпущенные машины и, наконец, спинки начали монтировать прямо в цехе (в Воронеже с 39-й серии). В ноябре 1940 г. спинку толщиной 6 мм заменили на более мощную – 8 мм.


ДБ-ЗФ ранних серий капотами типа «Ф».


Конструкция створок бомбоотсека ДБ-ЗФ ранних серий.


В ассортимент вооружения ДБ-ЗМ вошли бомбы БЕТАБ-150 ДС, БРАБ-1000 (для машин морской авиации). Для моряков в июле разработали чертежи установки на ДБ-ЗМ торпедной подвески Т-18, создав таким образом модификацию торпедоносца, аналогичную ДБ-ЗТ. В сентябре начали ставить специальные ночные бомбовые прицелы НКПБ-3. Вместе с этим вносилось огромное количество изменений в электросистему самолета. С 7-й серии завода №39 появились трубы для сброса парашютных осветительных ракет в хвостовой части бомбардировщика.

В 1940 г. производство новой модификации начал осваивать завод № 126. Но сдавать самолеты этого типа стали только со следующего года. Машины из Комсомольска немного отличались от московских и воронежских. Бензобаки имели иные габариты и несколько большую емкость. Например, консольный – вместо 1055 л вмещал 1076 л, а центропланные по объему совпадали, но имели другие размеры. На заводе №126 позднее внедрили МВ-2, МВ-3 и систему нейтрального газа.

К середине 1940 г. уже приняли 413 ДБ-3, но выпустили существенно больше, так как на заводах скапливалось по несколько десятков машин, забракованных приемщиками. Кстати, название ДБ-ЗМ к этому времени почти вышло из употребления. Да и ранее оно использовалось лишь в техописаниях и отчетах НИИ ВВС. Военная приемка делила бомбардировщики лишь на «ДБ-ЗФ М-87» и «ДБ-ЗФ М- 88», а чаще просто считала машины «типа Ф». Со второй половины 1940 г. во всех документах новые бомбардировщики Ильюшина фигурируют как ДБ-ЗФ независимо от марки моторов.

Всю сумму изменений, внесенных в машину за 1-е полугодие, внесли в так называемый «эталон на 2-ю половину 1940 г.». На нем стояли М-88 в капотах «типа Б», причем всасывающий патрубок вытянули до переднего обреза капота. Маслорадиаторы были упрятаны в крыло. Раньше два радиатора стояли параллельно друг другу, ориентированные вдоль оси самолета. Теперь их развернули на 90° и уложили друг за другом в тоннеле вдоль лонжерона. Гидравлическое управление юбками заменили механическим (тросиками). Козырек пилотской кабины опять сделали гнутым. На самолете смонтировали турели МВ-2 и МВ-3. Позже добавили уборку хвостового колеса пневматикой и длинный фанерный гаргрот от пилотской кабины до турели МВ-3. Гаргрот должен был улучшить обтекание громоздкого фонаря турели и теоретически уменьшить расход горючего, а также немного поднять скорость. Самолет испытывался в НИИ ВВС до 29 октября 1940 г. Капоты «типа Б» себя оправдали, так же как и маслорадиаторы в крыле, но гаргрот оказался бесполезным. Прирост скорости составил всего 2 км/ч, зато существенно уменьшились углы обстрела в передней полусфере, а гнутый козырек искажал обзор. Убирающееся хвостовое колесо одобрили, но отметили, что оно сократило угол обстрела нижней турели вверх почти на 2”.

Так что эталоном «эталон» не стал, но капоты «типа Б» и механическое управление юбками внедрили на серийных машинах со второго полугодия. Всего за 1940 г. изготовили 1106 ДБ-3, незначительную долю из них с М-88.Последних было бы больше, если бы не приостановка производства М-88 в августе-ноябре. Сборку двигателей прекратили и возобновили только после ликвидации основных дефектов и усовершенствования технологии. Практически все лето и осень собирались только самолеты с М-87. Лишь 28 ноября через приемку на заводе №18 прошли три бомбардировщика с М-88.


ДБ-ЗФ М-88 эталон на вторую половину 1940 г. на испытаниях в НИИ ВВС


В войска ДБ-ЗФ начали поступать с марта 1940 г. Планировалось провести войсковые испытания машины на финском фронте, передав по 10 самолетов в состав ВВС 7-й и 14-й армий, но война с Финляндией закончилось еще до того как новые бомбардировщики были подготовлены к передаче в авиаполки. Фактически их освоение развернулось в мае-июне 1940 г., когда они пошли в 8,11,12,42-й и другие полки. Всего только за первую половину 1940 г. предполагалось сформировать семь дальнебомбардировочных полков на ДБ-ЗФ, а всего за год – 11 (плюс два на ДБ-240). В дополнение к этому только за первый квартал хотели перевооружить еще 10 полков! Кроме того, ДБ-ЗФ давали и в некоторые разведывательные части, например, в 167-й РАП в Рязани. Только для новых формирований за июль- декабрь требовалось 682 ДБ-ЗФ. На 15 марта ВВС недоставало 711 ДБ-3 (при том, что в наличии имелось 866, на которых летал 21 строевой полк и два резервных). Из-за нехватки самолетов в октябре 1940 г., когда укомплектовка новых полков уже должна была подходить к концу, во многих из них вообще не было ни одного самолета. На 20 октября в 200-м и 203-м ДБАП имелось по шесть машин (из 62), в 221-м – 15, в 223-м – семь. Семь полков не получили ничего!

Тем не менее, уже к июлю 1940 г. появились части, практически полностью укомплектованные ДБ-ЗФ. Например, в 8-м ДБАП на 25 июля значатся даже 72 ДБ-ЗФ с моторами М-88. Новые самолеты стали поступать в Московский, Ленинградский, Северо-Кавказский и другие округа. Лишь на Дальнем Востоке монопольно царили старые ДБ-3. Там сохранилось еще немало машин с М-85 и М-86. В документах, например, отмечалось, «в 5-й АБ имеется 48 самолетов ДБ-3 первого выпуска разных заводов. Все эти самолеты требуют модернизации и в настоящее время небоеспособны из-за отсутствия запчастей, т.к. запчасти серийных самолетов не подходят».

К началу 1941 г. ДБ-3 в значительной мере уже исчерпал свой потенциал. На 1940 г. для дальних бомбардировщиков планировалось достичь скорости 500-550 км/ч, а ДБ-ЗФ не дотягивал и до 450 км/ч. В связи с этим ставку сделали на перспективные самолеты нового поколения – ДБ-4 Ильюшина и ДБ-240 Ермолаева. План по ДБ-4 дали московскому заводу №39 (100 машин на 1940 г.), а освоение ДБ- 240 (Ер-2) поручили заводу в Воронеже. В Москве, кроме этого, параллельно начали сборку пикирующих бомбардировщиков ПБ-100 (Пе-2). Первый проект плана на 1941 г. (от 11 ноября 1940 г.) предусматривал выпуск 1480 ДБ-240 и всего 350 ДБ-ЗФ (в Комсомольске). На ДБ-240 хотели перевооружить 24 полка с машин Ильюшина. Но трудности с освоением бомбардировщика Ермолаева вынудили уже через месяц изменить цифры на 100 ДБ-240 и 750 ДБ-ЗФ. На ДБ-240 решили перевести поначалу всего два полка.

Но и при этом выпуск ДБ-ЗФ постепенно сворачивался. Тем не менее, совершенствование конструкции продолжалось, хотя очень немногое из опробованного тогда попало в серию. Работа шла в двух основных направлениях: мотоустановка и оборудование.

Установка моторов большей мощности могла поднять скорость самолета. Проработали вариант с двумя двигателями М-89. Этот мотор, сделанный под руководством Е.В.Урмина, представлял собой дальнейшее развитие того же «Гном-Рона». Его мощность доходила до 1300 л.с. Серийный выпуск ДБ-ЗФ с этими моторами планировался на 1941 г. Пара М-89 испытывалась на ДБ-ЗФ в Запорожье в марте-мае 41-го. Никак не могли справиться с перегревом головок цилиндров. Затем началась война, и М-89 так и не был запущен в серию. Рассматривался вопрос о применении на ДБ-3 еще одного потомка французского двигателя, дизеля М-87Д, обещавшего, за счет уменьшения расхода топлива, увеличить дальность полета, но этот двигатель не дошел даже до стадии опытного образца.

Еще в октябре 1939 г. Ильюшину предписали попробовать еще один новый двигатель, М-81 А.Д.Швецова мощностью 1600 л.с. Два таких мотора смонтировали на серийный ДБ-ЗФ. 30 марта 1940 г. он совершил свой первый полет. Предполагалось, что увеличение тяги доведет скорость до заданных 500 км/ч. Но моторы работали крайне ненадежно, постоянно перегреваясь. Кроме того, винт ВИШ-23 плохо подходил к параметрам М-81, не давая возможности полностью использовать его мощность. Этот вариант отставили.

Постепенное старение ДБ-3, который уже никак нельзя было назвать скоростным бомбардировщиком, заставило задуматься о его ночном применении и вообще о проблемах «слепого» самолетовождения. Еще до этого в состав оборудования дальних бомбардировщиков пытались включить радиополукомпас РПК-2.С ними выпускались отдельные серии или просто одиночные машины. С 25 апреля 1940 г. собирались ставить радиополукомпасы на каждый второй самолет для ВВС и каждый третий – для морской авиации (вот эта логика мне не очень понятна). С 1 июля РПК-2 требовали на всех ДБ-ЗФ. Реально количество машин с РПК-2 определялось поставками их от радиопромышленности. Завод №39 ставил их примерно на каждый третий бомбардировщик, №18 – на каждый пятый.

Еще на ДБ-ЗБ началось внедрение автопилотов. Первые три самолета с ними сдали еще в октябре 1939 г. Всего за тот год их сделали 16. Перебрав много конструкций: гидравлических, электромеханических и пневматических, остановились на АВП-12 – копии американского «Сперри». Практически на всех ДБ-ЗФ предусматривалась возможность его установки, но фактически монтировали их достаточно редко. На ДБ-ЗФ опробовались также эхолот (радиовысотомер) БК-3 и система слепой посадки «Ночь-1» («Кордон»), Последнюю разрабатывали сначала для ТБ-3, затем испытывали на ДБ-ЗБ в сентябре-октябре 1939 г. и опробовали на фронте в финскую войну (в 85-м полку). На земле стоял зонно-глиссадный радиомаяк. Монтировавшееся на самолете устройство воздействовало на автопилот, постоянно возвращая машину в равносигнальную зону. В июле 1940 г. завод №240 должен был поставить опытную партию системы «Ночь» для установки на эталонных самолетах, а с 1 августа – начать сдачу серийной продукции. Все ДБ-ЗФ с июля 1940 г. должны были предусматривать ее установку. Но и здесь количество реально оборудованных машин оказалось ничтожно.


Несмотря на то, что ДБ-ЗФ, как и более ранние модивикации ДБ-3 могли поднимать крупнокалиберные бомбы, главным оружием дальних бомбардировщиков этого типа оставались «сотки».


ДБ-ЗФ сбрасывают ФАБ-100 и ФАБ-250. Хорошо видны открытые створки бомбоотсеков.


Экипаж ДБ-ЗФ уточняет задачу перед ночным вылетом.


Все ДБ-3 до середины 1940 г. не имели штатного фотоаппарата, штурман работал с ручной камерой. Затем появился перспективный аппарат в штурманской кабине. По бумагам же, еще с начала 1940 г требовалось ставить плановый АФА-27Т (АФА-Б) на каждый третий бомбардировщик. Фактически их стали ставить (точнее, предусмотрели установку) лишь в конце года.

В финскую войну часто отмечали отсутствие на ДБ-3 антиобледенителей. Рассматривались две конструкции – химический (НИИ ГВФ), с омыванием поверхностей, и термический (Зуева) – с их обогревом. Испытали оба. В октябре 1940 г. на заводе №39 опробовали ДБ-ЗФ с термической системой, скопированной с немецкого бомбардировщика Ju88. В результате отдельные элементы и химической, и термической систем внедрили на серийных машинах.

Все эти доработки довели нормальный взлетный вес ДБ-ЗФ до 8030 кг и свели на нет небольшие достижения в области аэродинамики и доводки винтомоторной группы. В апреле 1941 г. в Воронеже сдали последние ДБ- ЗФ и полностью переключились на Ер-2 и Ил – 2, а в Москве к маю ильюшинские машины были вытеснены пикировщиками Петлякова. Однако, в ВВС ДБ-3 в разных вариантах оставался основной машиной дальней авиации. ДБ-4 (ЦКБ-56) вышел на заводские испытания только в октябре 1940 г. и страдал множеством конструктивных недостатков. Его построили в двух экземплярах, но даже не выставляли на госиспытания. Ер-2, хотя и начал выпускаться в довольно больших количествах, страдал множеством «младенческих болезней» и в строевые части попал только в июле 41 -го. Большую войну Дальняя Авиация начала на ДБ-3.

Продолжение в следующем номере


САМОЛЕТЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ

Александр Булах

Me-210/410 – провал или запоздалый успех

Продолжение, начало в ИА №1 /2001 и №2/2000.


В БОРЬБЕ ЗА ПЕРЕДОВЫЕ ПОЗИЦИИ

Успех войсковых испытаний Ме210 вновь возродил в Главном штабе Люфтваффе угасшие было чаяния сторонников применения «охотников». Правда, одновременно с этим, все апологеты данной теории соглашались с двумя непреложными фактами: на экипажи этих самолетов не стоит возлагать задачи по прикрытию бомбардировщиков, а при нанесении бомбардировочных ударов необходимо в полной мере реализовывать фактор внезапности. Вместе с тем отмечалось, что, ввиду прогрессивного роста тактико-технических характеристик истребителей противника, летные данные «охотников» требуется поддерживать на максимально высоком уровне. В результате подобных умозаключений родилась директива, обязывавшая Вилли Мессершмитта продолжить совершенствование Ме210 с целью получения еще более высоких характеристик.

Ко всему прочему, в министерстве авиации прекрасно были осведомлены о гулявшей в среде летного состава молве, согласно которой Ме210 представляет собой самолет, который «только и ждет удобного момента, что бы угробить экипаж». В связи с этим было решено, что продолжение серийного выпуска под прежним наименованием «неполитично», а потому машине требуется новое обозначение, тем более что к этому времени специалисты аугсбургского КБ предложили два варианта модернизации самолета.

Первый представлял собой доработанный Me210V-17, с гермокабиной и крылом увеличенного на 1,3 м размаха, но без автоматических предкрылков. В качестве силовой установки на нем было решено использовать два новейших рядных двигателя жидкостного охлаждения DB603A. В его конструкции было немало новаций, что в значительной мере и задержало доводку мотора. Ко всему прочему, к рассматриваемому моменту DB603 имел максимальный из всех существовавших бензиновых моторов диаметр цилиндра, равный 162 мм, а подвески коренных подшипников его картера были обработаны не как обычно (вдоль плоскости), а под углом 171°, что значительно увеличивало жесткость отсека коренного подшипника. Весьма оригинальной была и система смазки, в конструкции которой был учтен доводки аналогичной системы на DB605. Усилено было и охлаждение головки блока, а также обеспечен подвод воздуха не только к выхлопным, но к всасывающим патрубкам. Проведенные исследования процессов сгорания топлива также отразились на конструкции системы зажигания: теперь одна свеча располагалась в цилиндре на стороне всасывания, а другая – на стороне выхлопа, в то время как у DB601 и DB605 обе свечи располагались на стороне выхлопа.


Немецкий двигатель DB603A по праву считался к концу 1942 г. одним из самых совершенных и наиболее мощных поршневых моторов жидкостного охлаждения.


Все это позволило получить на опытных образцах двигателя DB603A взлетную мощность 1900 л.с. Согласно расчетам, они должны были разогнать самолет на высоте 11.000 м до скорости 675 км/ч! За столь высокие данные надо было чем то заплатить, и конструкторы отказались от внешних бомбодержателей, оставив в бомбоотсеке стандартные 1000 кг нагрузки. Стрелково-пушечное вооружение ничем не отличалось от Ме210А и С.

Менее амбициозный проект представлял собой планер Ме210С, на который были установлены те же DB603A. Фактически, за исключением силовой установки, этот самолет больше ничем не отличался от серийно выпускаемых (а в основном переоборудованных из ранних Ме210А), а потому его расчетные данные были менее впечатляющими. К середине августа оба проекта были уже в достаточной мере проработаны, и получили в RLM серийные обозначения. Первый из них (с увеличенным размахом и гермокабиной) стал Ме310, а второй – Ме410. Понятно, что при фактически одновременном начале работ, первым к испытаниям был подготовлен именно Ме410, представлявший собой один из счастливо уцелевших прототипов Ме210А-0 (сер. №210027). Обозначенная как Me410V-1 (борт, код DI+NW) эта машина впервые поднялась в небо 26 августа 1942 г.

Надо сказать, что результаты заводских испытаний, в основном подтвержденные военными пилотами в Рехлине, внушали оптимизм: на уровне земли Me410V-1 разогнался до 525 км/ч! На первой границе высотности двигателей (2000 м) максимальная скорость «охотника превысила 575 км/ч, а на втором высотном рубеже (6700 м) машина выжала 642 км/ч!!

В то время как Ме310 существовал в единственном и, к тому же, нелетном экземпляре, программа испытаний «четырестадесятого» велась с не меньшим размахом, чем доводка Ме210А. Всего было использовано более 20 опытных самолетов, причем большая часть из них была взята из имеющегося задела Ме210. Например, только для испытаний тормозных решеток разной конфигурации были задействованы четыре Ме210А-0: сер. №210058 (код NT+CB), сер. №210102 (борт, код PN+PA), сер. №210104 (код PN+PC) и сер. Ns210115 (борт, код SJ+GE). Все они были оснащены двигателями DB603A и преподнесли испытателям всего один неприятный сюрприз. Так, уже первый из них, со стандартными решетками от «двестидесятого», разогнался в пике с высоты 5000 м до 790 км/ч, но после посадки выяснилось, что обшивка самолета на консолях и хвостовой части фюзеляжа настолько сильно деформировалась, что машина требует продолжительного ремонта. После этого на остальных трех прототипах конструкцию тормозов несколько изменили, сделав решетки более «густыми» и 21 декабря 1942 г. самолет с сер. N“210115 (код SJ+GE) разогнался в пикировании «всего лишь» до 750 км/ч, что было сочтено как вполне приемлемый результат для столь скоростной машины.

Поскольку к рассматриваемому времени бомбардировочные эскадры Люфтваффе все чаще переходили на ночную работу, то возникла мысль придать каждой авиагруппе звено «тральщиков», задачей которых будет резка тросов аэростатов заграждения. С целью испытания эффективности этой системы был использован Ме210А-1 (сер. №210123, KOflSJ+GM). На двух других самолетах (сер. №210157, код VC+SU) и (сер. №210166, код VN+AD) увеличили объем внутренних бензобаков. Еще по одной «единичке» выделили на испытание закрылков и фотокамер. Кроме того, часть самолетов была с самого начала построена как Ме410 (например, Me410V-18). На этих машинах в основном испытывалось вооружение и оборудование для серийных самолетов, но, поскольку двигатели DB603A в необходимых количествах отсутствовали, то на них поставили DB605B. Один из модифицированных Ме210А-1 (с удлиненной хвостовой частью и моторами DB605B) позже был отправлен в разобранном виде в Японию в рамках соглашения по обмену технологиями и образцами продукции.

Хотя скоростные испытания опытных образцов Ме410 проводились не только без бомбовой нагрузки, но и без боеприпасов к бортовому оружию, достигнутые показатели произвели сильнейшее впечатление на Мильха, который мгновенно сменил гнев на милость и потребовал немедленно приступить к развертыванию серийного производства Ме410.

Вместе с тем, во всей этой «бочке меда» не обошлось без вполне закономерной «ложки дегтя», а точнее сразу двух. Первая из них заключалась в том, что возросшая почти на 350 кг масса силовой установки слегка сдвинула центр тяжести самолета, и в характере машины появился пикирующий момент, для парирования которого пришлось изменить конструкцию консолей. С этой «напастью» аугсбургская команда справилась сравнительно быстро, фактически развернув вокруг вертикальной оси на 5° отъемные части консолей и слегка изменив конструкцию автоматических предкрылков, форму закрылков и, соответственно, створок водорадиаторов.

Но если проблемы аэродинамики были решены менее чем за месяц, то доводка силовой установки заняла почти полгода. Причина заключалась в том, что рассчитанный первоначально под 93-октановый бензин марки «СЗ», опытный образец DB603A имел степень сжатия 8,5-8,7, но к этому времени в Германии обозначился первый топливный кризис. Его следствием стало резкое снижение объемов производства высокооктанового горючего. Фактически с 1942 г основным для Люфтваффе стал 87-октановый бензин («В4»), производство которого в то время обходилось в пять раз дешевле чем «93-го», что в условиях «тотальной» войны имело определяющее значение. Это в свою очередь заставило конструкторов понизить степень сжатия на одну единицу, что сразу привело к падению литровой мощности и, как следствие, снижению удельных показателей. Фактически, за исключением собственно номинальной мощности DB603A не предоставлял авиаконструкторам никаких выгод по сравнению с DB605A!


Летно-тактические данные, продемонстрированные Me410V-l (внизу) оказались настолько высокими, что Министерство авиации потребовало немедленного начала серийного производства этого самолета. Однако прошло почти полгода, пока двигателисты смогли справиться со всеми проблемами новой силовой установки, после чего новые «охотники» начали сходить со сборочных линий заводов в Аугсбурге и Регенсбурге.


В результате, несмотря на декларированные его создателями 1900 л.с. на взлетном режиме, DB603A реально развивал всего лишь 1750 л.с. при 2700 об/мин и давлении наддува в 1.4атм. Правда, высотно-скоростная характеристика серийных моторов была необычайно «гладкой», и на высоте 5700 м мощность все еще составляла 1620 л.с. при том же числе оборотов и величине давления наддува. Максимальная же мощность была достигнута на высоте 2100 м, и составляла всего 1850 л.с., вместо обещанных 2200 л.с. на высоте 4800 м. Да и гарантированного получения этих параметров вкупе с устойчивой работой инженерам удалось добиться лишь глубокой осенью 1942 г.

На происходивших в министерстве авиации еженедельных совещаниях Мильх буквально «рвал и метал», требуя скорейшей доводки моторов до обещанного уровня мощностных показателей. При этом он, как обычно, не стеснялся в выражениях и, говоря образно, в одной руке держал кнут, грозя «небесными карами», а в другой – «пряник», обещая новые контракты. Одновременно, мотористам припоминали их старые «грехи» перед «фюрером и Рейхом», в частности, вновь всплыла история пятилетней давности (1938 г.) с запуском в серию ненадежного DB600 и недавнее поспешное развертывание серийного производства DB605A, на которых только недавно в авральном порядке удалось устранить недостатки маслосистемы.

На эти «наезды» представители «Даймлер- Бенц», авторитетно поддержанные фирмой «Бош», поставлявшей для всех без исключения немецких авиамоторов системы прямого впрыска топлива в цилиндры, обоснованно заявляли, что не имея в достаточном количестве высокооктанового бензина создание надежных поршневых моторов с высокими удельными характеристиками попросту невозможно, а потому требуется срочно повысить качество горючего, поставляемого в авиачасти. В ответ на это Мильх указал своим оппонентам на дизель, как тип поршневого двигателя, имеющий весьма высокий КПД, и работающий на топливе, основой которого являются тяжелые фракции нефти, а в подкрепление своей правоты в пылу спора он однажды вообще заявил, что «если бы не требование большой автономности и дальности плавания, то торпедные катера и подводные лодки могли бы летать…»'.'. Финальную точку в этой перепалке поставило экпертное заключение по трофейным двигателям и видам топлива, используемым противником. Если в бензобаках советских самолетов в основном обнаруживались Б-70 или Б-78, то«англосаксы» заливали только 100-октановое горючее!

В конце концов Управление снабжения Люфтваффе согласилось взять то, что есть с условием, что работы по совершенствованию силовой установки будут продолжены. Справедливости ради стоит отметить, что дело было не только в бензине. Как показали произведенные уже после войны исследования, к концу 1942 г. – началу 1943 г. германская авиапромышленность начала испытывать все возрастающие трудности с получением легирующих элементов, без которых создание мощных авиамоторов было немыслимо. Так, если по сравнению с 1939 г. доля хрома в наиболее ответственных деталях двигателей «Даймлер- Бенц» практически не изменилась, то количество никеля сократилось на 25%, молибдена – на 65%, а вольфрама – на 80%! От нехватки этих элементов особенно страдали клапана и седла двигателей, что не позволяло форсировать двигатели по наддуву, чем кстати с успехом занимались советские авиаконструкторы.

В результате, максимальная скорость эталона Ме410А-1 для серийного производства составила 507 км/ч у земли и только 624 км/ч на высоте 6700 м, выше она начинала падать, и на 8000 м самолет развивал всего 595 км/ч. В КБ Вилли Мессершмитта с подобными результатами мириться не захотели, что вскоре привело к возникновению программы, в ходе которой на основе «внутренних резервов» конструкторы попытались подтянуть летные данные машины. С этой целью на Ме210А-1 (сер. №210142, код VS+SF) были уменьшены углы наклона стеклянных панелей фонаря пилотской кабины и улучшена отделка передней части фюзеляжа. По сравнении с серийным эталоном Ме410А, в роли которого выступил бывший Ме210А-1 (сер. №210137, код VC+SA) максимальная скорость возросла с 624 км/ч до 636 км/ч.

Как бы там ни было, но даже результаты испытаний эталона для серийного производства в сравнении с Ме210, и тем более Bf 110, демонстрировали явный прогресс, даже без учета усиления вооружения и обороноспособности новой машины, а потому уже в декабре 1942 г. было принято решение о запуске в серийное производство нового самолета сразу в двух модификациях Ме410 А-1 иА-2.

Первая из них представляла собой стандартный истребитель-бомбардировщик, а вторая – пикировщик, снабженный тормозными решетками, автоматом пикирования и специальным прицелом Stuvi 5В. В бомбоотсеке можно было подвесить на выбор одну 1000-кг бомбу, две по 500 кг или восемь 50-кг фугасок. Под центропланом при необходимости монтировались четыре бомбодержателя, каждый из которых позволял поднять по одной 50-кг бомбе. При использовании специального переходного моста «Ауссен»-ЕТС на них можно было подвесить пару 250-кг бомб. Для расширения круга выполняемых задач был разработан «заводской переделочный комплект U1», который предусматривал установку одной фотокамеры (по выбору Rb75/30, Rb50/30 или Rb20/30) в бомбоотсеке, при этом снимались два пулемета MG17 вместе с боезапасом. Однако на практике этот комплект, по-видимому, никогда не использовался, так как в группах, оснащенных Ме410А-1 и А-2 поначалу имелись мало чем уступавшие им по скоростным характеристикам Ме210С-1 с более богатым фотооборудованием, а позже их заменили специализированные разведчики Ме410А-3.

Любопытно, что в западной печати превалирует обратное мнение о первых модификациях Ме410. В частности, в фундаментальной работе английского историка Уильяма Грина «Warplanes of Third Reich», опубликованной издательским отделом ЦАГИ под названием «Крылья Люфтваффе», указывается, что А-1 был пикировщиком, а модификация А-2 – тяжелым истребителем («охотником»), Однако, судя по многочисленным фотографиям Me410A-1/U2, экспонирующегося в музее авиации и космонавтики в Косфорде, самолеты этой модификации не имели тормозных решеток.

Ко всему прочему, судя по сохранившимся сводкам наличия матчасти в Люфтваффе, Ме410А-2 было выпущено не так уж много, поскольку со второй половины 1943 г. упоминания о них в документах встречаются все реже. Причина заключалась в том, что начиная с этого времени командование Люфтваффе пришло к выводу о необходимости перевооружения эскадр пикирующих бомбардировщиков на истребители-штурмовики FW190, так как поставка в требуемых количествах Ме410 оказалась нереальной. В то же время, в документах отмечалось, что замена в частях, сражавшихся на Восточном фронте, пикировщиков Ju87D на более скоростные и лучше вооруженные Ме210 или Ме410 была бы весьма желательной, так как позволила бы сохранить на высоком уровне эффективность ударов. Однако, как это ни покажется странным, к этому времени в центе внимания командования Люфтваффе были не нужды Восточного фронта, и уж тем более не проблемы африканского ТВД, а поиск способов противодействия начавшимся стратегическим налетам американских «Летающих крепостей», которые угрожали превратить «тысячелетний» Рейх в дымящиеся руины еще до того, как на его территорию вступит первый вражеский солдат…


НОВЫЙ ЗАЩИТНИК РЕЙХА

Первые серийные Ме410А поступили в декабре 1942 г. в состав сформированной двумя месяцами ранее 11/ZG1. Если на этот раз с пилотажными характеристиками все было почти в порядке, то новые моторы почти сразу начали преподносить массу сюрпризов. Хотя двигателисты «Даймлер-Бенц» к Рождеству бодро отрапортовали об окончании доводки своего DB603A, эксплуатация в строевых частях быстро показала, что двигатель сложен и требует к себе повышенного внимания со стороны техперсонала. Все это привело к тому, что 11 /ZG1 превратилась из боевой эскадрильи в испытательную еще до начала нового 1943 г., с соответствующей сменой обозначения на Erprobungsstaffel 410 (испытательная эскадрилья 410). Забегая вперед, отмечу, что две другие эскадрильи, входившие в состав IV/ZG1 (10/ZG1 и 12/ZG1) ожидавшие со дня на день получения новых истребителей-бомбардировщиков, так и остались до конца войны летать на Bf 110.

Между тем, проблемы, хотя и медленно, но решались, и к концу апреля 1943 г. Люфтваффе приняли на баланс в общей сложности 48 Ме410А-1 и А-2, основная масса которых пошла на перевооружение действовавшей на Средиземноморье 1II/ZG1, имевшей богатый опыт эксплуатации Ме210С. К этому времени обстановка на этом ТВД для вооруженных сил стран «Оси» быстро ухудшалась. Не дожидаясь окончательного разгрома германо-итальянской группировки в Тунисе, союзное командование начало подготовку к высадке в Сицилии. В рамках операции «Хаски» было решено в максимальной степени разрушить транспортную инфраструктуру Южной Италии, с тем, чтобы осложнить противнику переброску резервов, и таким образом произвести изоляцию будущего района боевых действий.

В результате не имевшие серьезной ПВО итальянские узлы коммуникаций начали подвергаться мощным авианалетам. Противостоять союзным воздушным армадам, да и то лишь в некоторой степени, могли только Люфтваффе, так как итальянские Реджиа Аэронаутика после серии сокрушительных поражений уже, в сущности, не представляли серьезной вооруженной силы. В этих условиях на счету был каждый современный самолет, и, хотя экипажи Ме210 были заняты поддержкой своих войск в Тунисе, их время от времени все же привлекали и для решения задач ПВО.

Например, 17 апреля дюжина «Летающих крепостей» из состава 97-й и 301-й бомбардировочных групп, прикрываемая почти всей 1-й истребительной группой, поднявшей для этого около 40 Р-38Н, появилась над Палермо. На перехват немцы подняли примерно два десятка Bf110F/G из состава III/ZG26 и восемь Ме2Ю из III/ZG1. Значительное количественное и, особенно, качественное превосходство американских истребителей, казалось, не оставляло шансов на успех экипажам тяжелых «мессеров», но экипажи последние не ударили в грязь лицом и смогли сбить пять В-17 и один Р-38 без потерь со своей стороны. Причем, одна «крепость» и одна «молния» были на счету пары Ме210, возглавляемой обер-фельдфебелем Грабом.

Несмотря на этот успех, результаты уже первых столкновений с американскими «крепостями» новых немецких «охотников» выявили очевидную слабость наступательного вооружения последних, которая была отмечена еще ноябре 1942 г., когда несколько Ме210С были переданы в состав 101-й учебной ночной истребительной эскадры (NJG101), а также двух боевых групп ночных истребителей (I и II/NJG1). Тогда, экипажи ночных истребителей забраковали Ме210 не столько из-за неважных взлетно-посадочных характеристик (хотя в отчетах по испытаниям отмечался и этот недостаток), сколько из- за слабого наступательного вооружения, а в случае его усиления, отсутствия места для радиолокационной аппаратуры.

Действительно две 20-мм пушки MG151 и пара 7,92-мм пулеметов MG17, установленные на Ме210С и первых серийных Ме410А, обладали суммарным секундным залпом, массой всего лишь 3,4 кг. В то же время начавший поступать на вооружение Bf110G-4 нес две 30-мм пушки МК108 и пару тех же 20-мм MG151. Секундный залп «батареи» этого «ветерана» превышал 10 кг и был вполне достаточен для того, чтобы развалить любой четырехмоторник. Вот только по скоростным характеристикам Bf 110 все менее и менее отвечал требованиям времени.

Надо признать, что оснастить Ме210/410 подобным арсеналом и одновременно смонтировать радар тогда не представлялось возможным из-за того, что громоздкая аппаратура бортовой РЛС FuG202 «Лихтенштейн»В/С занимала слишком много места в бомбоотсеке. Разместить там же еще и дополнительные огневые точки с боезапасом к ним не представлялось возможным. К тому же «нежные» электровакуумные лампы плохо переносили воздействия ударных волн, возникавших при стрельбе мощных 20-мм автоматических пушек «Маузер»151/20Е, что в конечном счете и заставило временно отказаться от использования нового «охотника» в роли ночного истребителя.

Теперь же ситуация была иной: крупные соединения американских бомбардировщиков действовали в дневных условиях и, в основном, без истребительного сопровождения, полагаясь исключительно на плотность огня собственных крупнокалиберных пулеметов. Причем каждый В-17 или В-24 нес до 13 стволов, что позволяло группам этих машин создать очень плотную огневую завесу на пути атакующих перехватчиков.

Ко всему прочему, немцы довольно быстро выяснили, что для уничтожения четырехмоторных самолетов при атаке с задней полусферы требовалось в среднем 20 попаданий 20-мм снарядов. Однако анализ пленок фотокинопулеметов показал, что лишь 2% снарядов, выпускаемых перехватчиками, достигают цели. Далее, после несложных математических вычислений стало очевидно, что для гарантированного поражения «Летающей крепости» одномоторный истребитель должен выпустить не менее тысячи 20-мм снарядов! Это количество более чем в два раза превосходило пушечный боекомплект пятиточечного Bf109G-4/G-6 и ровно в два раза боекомплект шеститочечного FW190A-4/A-5. Конечно, можно было атаковать бомбардировщик двумя истребителями, но в бою ведомый не всегда имел возможность точно отстреляться по «летающей крепости». Иными словами командованию Люфтваффе в начале 1943 г. срочно потребовалась устойчивая и достаточно скоростная платформа для размещения мощного стрелкового вооружения достаточно крупного калибра.

Ме410А в этом плане предоставлял почти неограниченные возможности, и вскоре был готов переделочный комплект, обозначенный шифром «U2», представлявший собой монтируемую в бомбоотсеке оружейную платформу Waffenbehalter 151 с двумя 20-мм автоматическими пушками MG151/20 и боезапасом по 250 снарядов на ствол. Естественно, что бомбовая нагрузка при этом могла подвешиваться только снаружи и не превышала 500 кг. По массе секундного залпа (6,4 кг) данный вариант «охотника» вышел на почетное второе место, и уже в конце апреля 1943 г. эта заводская доработка поступила на вооружение III/ZG1.

Боевой дебют Me410A-1/U2 состоялся 10 мая, когда около сотни В-17 и В-24 из состава 15-х ВВС в сопровождении Р-38 1-й истребительной группы атаковали авиабазы Сицилии. Люфтваффе задействовали Bf109G из состава II/JG27, II и III/JG53. Пилотам «стодевятых», ценой гибели унтер-офицера Л.Брюкнера, удалось сковать «Лайтнинги» и нанести им весьма тяжелые потери, уничтожив восемь американских истребителей. К оставшимся без прикрытия бомбардировщикам подошли Ме410А- 1Д12 из состава III/ZG1, и вскоре четыре В-24 и два В-17 горели на земле.

Несмотря на целый ряд подобных впечатляющих успехов, которыми в то время редко могли похвастаться истребительные группы, оснащенные Bf 109 и FW190, «летающие крепости» продолжали сеять разрушения и смерть, везде где бы они не появлялись. К этому времени срочного решения потребовала другая проблема. Обозначившийся на Восточном фронте решительный количественный и, в определенной мере, качественный перевес советских бронетанковых войск все более осложнял немецкому командованию достижение поставленных целей. Впервые это стало очевидно под Сталинградом, когда брошенным в прорыв массам советских танков немцы были вынуждены противопоставлять собранные «с бору по сосенке» разнородные тактические группы. Именно тогда и возникла необходимость в специализированном противотанковом самолете с мощным вооружением.


Me410A-l/U2 отличался от базовой модификации дополнительной парой 20-мм автоматических пушек MG151, монтируемых в бомботсеке (вверху). Однако главным козырем против американских «Летающих крепостей» должен был стать Me410A-l/U4, оснащенный 50-мм пушкой ВК5. На снимке слева запечатлена первая опытная машина с этой артисистемой.




Наземный персонал заряжает 210-мм реактивные снаряды в подкрыльевые пусковыеустановки Wfg.Gr.21 (вверху). Me410A-l/U2 с Wfg.Gr.2t выруливает на взлет (внизу).


Спрос, как известно, рождает предложение, и в апреле 1943 г. появился очередной заводской переделочный комплект, обозначенный индексом U4, он представлял собой 50-мм автоматическую пушку ВК5, снабженную магазином на 21 снаряд. Достаточный объем бомбоотсека позволил без проблем разместить достаточно громоздкую артсистему, сохранив на своих местах две 20-мм пушки и оба пулемета вместе со штатным боекомплектом.

Первым это оружие получил Me410V-2, проходивший ремонт после аварии в мастерских «Люфтганзы» в Штаакене. Прилетевший из Аугсбурга летчик-испытатель Герман Вюрстер облетал образец, отметив в своем отчете, что «установка оружия не вызвала никаких явлений, способных серьезно повлиять на технику пилотирования», правда из-за возросшего аэродинамического сопротивления летные характеристики несколько снизились.

Направленный для огневых испытаний на полигон в Тарневице, самолет достаточно точно поражал трофейные советские Т-34 и КВ, а также вагоны, паровозы и мелкие плавсредства. Однако высокая скорость потребовала открывать огонь с дальней дистанции, чтобы успеть ввести поправку. Впрочем, баллистические характеристики снарядов, начальная скорость которых складывалась теперь из собственной скорости вылета и скорости носителя (самолета) вполне позволяли это. В создавшихся условиях смонтированный на Ме410 прицел Revi16B, рассчитанный на стрельбу с дистанции до 600 м, оказался непригоден, и его заменили на телескопический ZFR4A. Еще одной проблемой были частые отказы ВК5 при стрельбе длинными очередями (свыше пяти выстрелов), но этот недостаток был легко устранен введением в электросеть управления огнем автоматического прерывателя, ограничивающего очередь тремя выстрелами. Правда, в конце концов в качестве противотанковых самолетов было решено использовать Ju87G и Hs129, а новые тяжелые истребители использовать по прямому назначению – против армад «Летающих крепостей».

Обстрел относительно целых (после падения на территории Германии) В-17 и В-24, имевшихся на полигоне показал, что в большинстве случаев попадание даже единственного 50-мм осколочно-фугасного снаряда, говоря языком медицины, «приводит к повреждениям несопоставимым с продолжением жизни» (читай – полета). Так, один из самых прочных элементов конструкции, главный лонжерон, легко разрушался, а протестированные губчатой резиной и забронированные бензобаки детонировали, давая эффектные желтооранжевые фонтаны огня, выворачившие огромные куски обшивки и силового набора стрингеров и нервюр. На земле все это смотрелось просто великолепно, но как новая машина покажет себя в бою, точно никто не знал.

Ожидаемые результаты были столь многообещающими, что в невероятной спешке, в течении букально нескольких дней, в Виттмундхафене была сформирована Erprobungskommando 25 под командованием гауптмана Эдуарда Тратта, перед которой была поставлена задача проверки в боевых условиях различных систем оружия и выработки подходящей тактики противодействия массированным налетам американцев. Помимо восьми Me410A-1/U2 и единственного Me410A-1/U4, в нее передали и два только что появившихся Bf 110G-2/R1, вооруженных 37-мм автоматическими пушками ВК3.7, созданными на основе зенитной автоматической Flakl 8. В течение следующих двух месяцев 25-я испытательная команда получила еще по четыре Me410A-1/U2 и U4, а также восемь Bf 110G-2/R1.

В надежде остановить накатывающийся вал союзных бомбардировок, командование Люфтваффе начало стремительно наращивать количество частей одномоторных истребителей в системе ПВО Германии, боевой потенциал которых был подкреплен и воссозданием эскадр тяжелых истребителей (Zerstorergeschwader), оснащенных Bf 110 и Ме410. Последним в боях над Рейхом летом-осенью 1943 г. удалось сыграть заметную роль.

Практика боевого применения быстро показала, что при отсутствии истребителей сопровождения немецкие тяжелые двухмоторные истребители с крупнокалиберным пушечным вооружением способны нанести тяжелейшие потери американским бомбардировщикам. Воодушевленное этими результатами командование Люфтваффе бросило против «крепостей» экипажи ночных истребителей. Но это решение вряд ли можно было признать удачным. Привыкшие подбираться к своим жертвам на «пистолетную» дистанцию, «ночники» по привычке подходили к американским бомбовозам на 150-200 ми… попадали под убийственный огонь десятков крупнокалиберных пулеметов. Американцам, впрочем, тоже было не сладко: короткая очередь 20- и 30-мм пушек на малой дистанции была фатальна даже для четырехмоторного гиганта, и потому обе стороны несли тяжелейшие потери. И все же немцам приходилось хуже, потери среди опытных ночных асов были в тех условиях почти невосполнимы, и вскоре ночные истребительные группы перестали привлекаться к перехватам американских бомбардировщиков.

К осени 1943 г. летный состав Егргоbungskommando 25 смог выработать как тактику перехвата, так и испытать несколько видов подвесного вооружения. Особенно хорошо себя зарекомендовали 37- и 50-мм пушки, а также 210-мм реактивные снаряды Wfg.Gr21. Последние представляли собой фактически осколочно-фугасные мины от реактивных (химических) шестиствольных минометов. Пуск, производимый носителем на довольно высокой скорости, обеспечивал снарядам достаточно пологую траекторию. К тому же, содержащийся в их боевых частях тротил (ТНТ) в арсеналах Люфтваффе сразу начали менять на в 1,5 раза более мощный тротилгексагеналюминий (ТГА). Интересно, что снаряды к 150-мм и 280-мм «Нобельверферам» эксперты Люфтваффе забраковали. Эффективность первых была недостаточна даже несмотря на то, что их можно было подвесить на самолет в 1,5-2 раза больше, а вторые были слишком тяжелыми и громоздкими. В сущности, от этого реактивного вооружения никто и не ждал большого эффекта. Оно предназначалось для разбивания строя «крепостей», после чего их по одиночке сбивали даже отдельные одномоторные «мессеры»и «фокеры».

Отработка тактики применения всех этих новых видов оружия затянулась до конца июля и до этого времени потери «Летающих крепостей» были сравнительно невелики, что позволило американскому Объединенному Комитету Начальников Штабов рассуждать об «определяющем характере примата воздушной мощи» в этой и всех будущих войнах. Однако главные испытания самой идеи дневных стратегических налетов были еще впереди.

«Момент истины» настал 14 августа, когда силами 290 В-17 был предпринят рейд на Швейнфурт, являвшийся центром германской шарикоподшипниковой промышленности. Союзники не без основания считали, что разрушение находившихся там заводов поставит в очень тяжелое положение германскую экономику и вооруженные силы. Поскольку цели находились в глубине Германии, то ожидалось, что экипажи бомбардировщиков встретят на своем пути длительное ожесточенное сопротивление немецких перехватчиков. Чтобы частично облегчить участь экипажей «Летающих крепостей», «Тандерболты» сопровождения снабдили 75- и 108-галлонными подвесными бензобаками. Согласно плану операции, после бомбежки бомбардировщики должны были вернуться на английские авиабазы. В ходе развернувшегося сражения, Люфтваффе задействовали в общей сложности свыше 300 одномоторных и около 200 двухмоторных истребителей.

Последние были представлены более чем 150 Bf 110G из состава III/ZG26, I и II/ZG76, а также двумя учебными группами (I и II/ZG101). В составе последних Ме410 составляли примерно 30%, еще столько же было Ju88C, а остальными – все теже же Bf 110G. Частей, оснащенных Ме410, которые смогли принять участие в отражении налета, было немного – 14(Jagd)/KG2 и IV/KG51, а потому их успехи были весьма скромными – всего шесть сбитых бомбардировщиков, что объясняется тем фактом, что IV/KG51 в это время находилась в процессе перевооружения на Ме410А-1, а потому смогла поднять всего несколько истребителей. Да и эти машины несли стандартный, а не «утяжеленный» варионт бортового вооружения.

Как и предполагалось планом оборонительной операции, ВШЭ и FW190 сковали большую часть немногочисленного эскорта и на «Летающие крепости» навалились двухмоторные «мессеры» вооруженные Wfg.Gr21 и крупнокалиберными пушками, а также поддержавшие их одномоторные истребитетили. Правда, надо отметить, что «янки» держались как на параде! После каждого удачного попадания, выбивавшего из общего строя бомбардировщик, остальные смыкались, упрямо идя к цели. Потери были огромны: только на долю «разрушителей» пришлось 26 В-17 и В-24, а всего над Германией было сбито свыше 60 тяжелых бомбардировщиков, пять разбились в Англии, а еще 32 были списаны из-за полученных повреждений, как не подлежащие восстановлению. Относительные потери бомбовозов составили 33,4%, что вызвало ужас у американского командования, общие же потери составили 141 самолет! Потери Люфтваффе составили всего лишь около 35 истребителей, но основная часть производственных площадей Швейнфурта лежала в развалинах, а это значило, что экипажам бомбардировщиков удалось выполнить свою задачу.

Хотя результаты этого рейда должны были быть учтены при планировании следующего стратегического налета, этого, тем не менее, сделано не было. Потери во многом объяснялись тем фактом, что бомбардировщикам 8-х ВВС пришлось пройти через почти всю Германию с севера на юг, а затем с юга на север, что, в свою очередь, позволило Люфтваффе задействовать значительную часть своих истребителей дважды. Чтобы воспрепятствовать этому, на этот раз «Летающие крепости» после сброса бомб должны были приземлиться на авиабазах в Южной Италии.


Me410A-l/U4, оснащенный 50-мм пушкой ВК5 проносится мимо «Летающей крепости» из состава 388-й бомбардировочной авиагруппы входившей в состав 45-го авиакрыла 3-й авиадивизии 8-х американских ВВС. Хорошо видна вспучившаяся на крыле обшивка, что является результатом попадания 20-мм снаряда. Снимок сделан 17 августа 1943 г. в ходе налета на Регенсбург.


Хотя в ходе этого налета американская авиация понесла очень тяжелый потери, 388-я авиагруппа тогда недосчиталась только одного самолета, который упал в Средиземное море, но и его экипаж был спасен.

17 августа с Британских островов стартовали 147 «Летающих крепостей», прикрываемых «Тандерболтами» 56-й истребительной группы. Целями бомбардировщиков были предприятия фирмы «Мессершмитт» в Регенсбурге и уцелевшие заводские цеха в Швейнфурте. В то время, как FW190 из состава II/JG26 смогли сковать большую часть сопровождавших бомбардировщиков Р-47, ушедшую в глубь вражеской территории колонну американских бомбардировщиков атаковали 97 Bf 110G из состава штаба ZG26 I/ZG1, II и III/ZG26, также 47 Ме410А-1 из l(Jagd)/KG51, вооруженные Wfg.Gr21 и крупнокалиберными авиационными пушками. Держась вне досягаемости огня 12,7-мм пулеметов бомбардировщиков, немецкие экипажи начали массированный обстрел ракетами строя «Летающих крепостей». Стремясь избежать попаданий, американцы начали маневрировать, нарушив спасительное огневое взаимодействие. Около 20 самолетов оказалось сбито, причем часть из них погибла от столкновений с обломками взрывавшихся бомбардировщиков. В образовавшиеся бреши тут же устремились одномоторные перехватчики. Вновь сомкнуть строй удавалось далеко не всегда, и немцы постепенно сбивали один самолет за другим.

Вдобавок часть соединения, не поняв команду ведущего, ошибочно повернула в другую сторону и вышла к позициям 88- и 105- мм немецких зенитных батарей, расчеты которых не упустили своего шанса и сбили в течение десяти минут семь четырехмоторников! Правда, в то время, пока бомбардировщики находились в зоне зенитного огня, они не подвергались атакам истребителей и смогли вновь сомкнуть строй, но затем вновь подошли тяжелые истребители…

Впоследствии генерал-майор Дэйл О.Смит, командовавший в 1943 г. 100-й бомбардировочной группой (состоявшей из 349,350,351 -й и 418-й эскадрилий) вспоминал:«Внезапно зенитки прекратили стрельбу, и в следующее мгновение нас атаковали тяжелые истребители. Прикрывавшие «Тандерболты» уже были связаны боем и не могли нам оказать никакой поддержки. Две группы самолетов заходили на нас под углом сзади и спереди. О том, что происходило сзади, я мог судить по докладам стрелков. Внезапно под консолями двухмоторных самолетов приближавшихся к нам пересекающимся курсом с передней полусферы вспыхнуло пламя и тут же к нам устремились дымные шлейфы… Это ракеты! Первой их целью оказалась шедшая впереди нас 95- я группа. Ее экипажи пытались маневрировать, но тщетно: дистанция сокращалась слишком быстро, и буквально через несколько секунд пять самолетов были уничтожены, а остальные, полностью потерявшие строй, были тут же атакованы «Фокке-Вульфами». Несколько реактивных снарядов достигли и нашего строя, но никого не задело и мы продолжили свой путь.

В этот момент нас атаковали с задней полусферы. Две «крепости» из 390-й группы, шедшей вверху, пошли вниз. Но мы еще держались. Внезапно первый искалеченный В-17 из нашей группы, блуждая по курсу и ломая боевой порядок, вышел из строя ведомого нашим кораблем. Я мог только догадываться о том, что происходило в его кабине… лишь троим удалось выброситься через бомбовые люки из охваченного пламенем самолета…


Me410A-l/U2 из состава III/ZG1. Сицилия, авиабаза Комизо, весна 1943 г. Помимо штатного вооружения,истребитель несет в бомбоотсеке две 20-мм пушки MG151/20.


Me410A-l/U2 из состава I(Jagd)/KG51. Германия, авиабаза Илшейм, май-июнь 1943 г. Помимо штатного вооружения,истребитель несет в бомбоотсеке две 20-мм пушки MG151/20.


Смотреть, что происходит с другими группами уже не было времени. «Мессершмитты» начали следующий заход. Мой хвостовой стрелок успел только крикнуть, что «их не меньше двадцати», и замолчал… Тут же вспыхнул наш левый ведомый. Он загорелся сразу весь, как будто был сделан из промасленной бумаги. Другой самолет, шедший в «верхней коробке», внезапно оказался перед нами. Он сильно горел и все больше сбрасывал скорость. Дистанция стремительно сокращалась, и столкновение уже было неминуемо, когда его настиг снаряд немецкого истребителя, попавший, видимо, в центроплан и разрушивший лонжерон крыла… Это был поистине coup de grace (с фр. милодосердный удар, прекращающий мучения – Прим. авт.), левая консоль вместе с моторами внезапно отломилась от фюзеляжа. В этом бедняге, несмотря на чудовищный пожар, оказывается было еще полно бензина, который хлынул в воздух навстречу нашей машине и тут же вспыхнул. Когда через мгновение дым и копоть остались позади, впереди нас уже ничего не было… Тут же шедшая в левом звене «крепость» превратилась в оранжевый шар. Окружающий воздух был на несколько секунд буквально пропитан множеством обломков, в основном мелких. Однако один крупный фрагмент конструкции нашел свою жертву, врезавшись словно топор в кабину соседнего в строю бомбардировщика, зацепив и оба правых мотора своей жертвы. Изуродованная «крепость» сразу пошла вниз… 351-я эскадрилья, которая возглавляла строй моей 100-й группы погибала прямо на моих глазах…

Не в силах усидеть за штурвалом, я при ка – зал второму пилоту держать курс, и занял место раненого стрелка верхней установки. Немцы в это время как раз выходили из атаки широким разворотом. Основная масса истребителей была вне досягаемости наших пулеметов, и большая часть наших стрелков даже не вела огонь, экономя боеприпасы для неизбежной схватки с Bf109 и FW190. Развернув турель, я увидел, что крайняя пара двухмоторных «мессеров» все же должна «зацепиться» за наши пулеметы. И точно: едва позволила дальность, все установки открыли шквальный огонь. Трассы пуль потянулись к обоим стервятникам. Ведущий тут же метнулся прочь, но ведомый не успел сманеврировать и был подбит. Впрочем, он был дьявольски живуч, и к тому моменту, как исчез в лежащих под нами облаках, уже выровнялся, хотя и волочил за собой хвост дыма.

Оглядев наш строй, я был потрясен: всюду зияли бреши, за многими самолетами тянулись шлейфы дыма. Около десятка машин, медленно теряя скорость и высоту, снижались. В том, что им уже не суждено приземлиться на своих аэродромах ни у кого не было ни малейших сомнений…»

Хотя и весьма беспорядочно, но американцы все же дошли до целей и отбомбились. Но путь на юг, хотя и был короче, все же оказался ничуть не легче того, которым самолеты прошли тремя днями ранее. Отсутствие истребителей сопровождения начало сказываться очень быстро.Эта ошибка дорого обошлась американцам: в течении почти всего пути они подвергались атакам истребители Люфтваффе и потеряли свыше 60 бомбардировщиков (40,8%), а 56-я истребительная группа недосчиталась 11 Р-47. Немцы потеряли всего лишь 17 FW190.

Тем временем осень вступала в свои права, и начавшая портиться погода начала оказывать все большее влияние на ход воздушной войны в Западной Европе. Если американским экипажам часто приходилось возвращаться, не выполнив задание из-за того, что назначенные цели были просто закрыты облаками, то пилоты тяжелых истребителей частенько не могли преодолеть мощные дождевые фронты, а то и попросту расходились со своими целями в облаках. Суровым испытанием для 8-х ВВС стало 9 октября, когда общие потери американцев составили 64 самолета, причем 15 из них пришлись на долю экипажей Ме410 из состава III/ZG1, а шесть уничтожили «старички» Bf110G из III/ZG26. Напоследок, уже в сумерках, над Ла-Маншем пара «свободных охотников» Ме410 из состава 14/KG2 свалила еще два бомбовоза.

Успехи новых «разрушителей» в «верхах» были оценены столь высоко, что несмотря на сохранявшиеся проблемы с двигателями DB603, Главный штаб Люфтваффе принял решение в сентябре перевооружить штабную эскадрилью KG51, а в октябре II/ZG26. Десятки сбитых В-17 и В-24 Геринг лично продемонстрировал Гитлеру, пообещав, что через два месяца «янки» вообще прекратят налеты на «тысячелетний» Рейх.

Справедливости ради необходимо отметить, что рейды на Швейнфурт, за исключением огромных потерь с обеих сторон (немцам пришлось в течение нескольких месяцев восстанавливать и рассредотачивать производство подшипников), оказали весьма незначительное влияние на общий ход вооруженной борьбы. Причиной этого был тот факт, что подшипники, по своей сути, являются изделиями длительного пользования, а потому немецкая армия и промышленность вполне обошлась имеющимися запасами, которые по длительности использования заметно превышали период времени, необходимый на восстановление производства.

Примерно в течение месяца 8-е ВВС приходили в себя, но последующие налеты проводились более осторожно, и до конца 1943 г. новым немецким тяжелым истребителям больше ни разу не удалось продемонстрирвать свои возможности, так как американские бомбардировщики старались избегать захода в их зоны действия, нанося удары по целям в Северо- Западной Германии, где их могли прикрывать собственные истребители.

Результаты налетов на Швейнфурт и другие объекты в глубине Германии вызвали неоднозначную оценку и в среде союзного руководства. Более того, среди высших чинов возникла дискуссия об обоснованности применения таким образом дорогостоящих четырехмоторных бомбардировщиков. В частности, начальники штабов американских вооруженных сил, встревоженные такими большими потерями, потребовали пересмотра плана операции «Поинтблэк», в рамках которой и осуществлялись налеты стратегической авиацией союзников. Целью операции был развал германского самолетостроения и всех связанных с ним отраслей промышленности. Руководство британского Бомбардировочного Командования было весьма недовольно тем, что в одноименной директиве прямо говорилось о том, что «действия английских бомбардировщиков должны проводится, насколько это окажется возможным, в дополнение к боевым операциям 8-х ВВС». С учетом, того, что противодействие немецких истребителей только возростало, как, впрочем, и общий выпуск самолетов на немецких заводах, результаты операции можно было считать попросту провалившимися. И все же, несмотря на эти трения, главная цель осталась прежней. Союзники лишь пришли к выводу о необходимости дальнейшего наращивания своих стратегических авиационных группировок, которым предстояло расчистить небо над Западной Европой от немецких самолетов к весне 1944 г


Me410A-2/U4 из состава III/ZG26. Германия, аэродром Кенигсберга, октябрь-ноябрь 1943 г. Помимо штатного вооружения,истребитель несет в бомбоотсеке одну 50-мм пушку ВК5.


Ме410А-3 из состава 3(F)/122. Италия, авиабаза Бергамо, осень 1943 г.


«ОХОТНИКИ» ВОЗВРАЩАЮТСЯ

Мысль о том, что нападение – лучший способ защиты не нова, но в ряде случаев у командования Люфтваффе с ее реализацией возникали серьезные проблемы, корни которых, как ни странно, крылись в особенностях политического устройства самой страны! Еще в разгар битвы за Англию экипажи британских бомбардировщиков дали понять командованию Люфтваффе, что ПВО Германии отнюдь не представляет собой того «бронированного тевтонского щита», о котором громогластно распространялся рейхсмаршал Геринг.

При отсутствии бортовых РЛС немецким ночным истребителям требовалось немало времени на поиск во мраке ночного неба вражеских бомбовозов. Да и в самой тактике ночного перехвата многое в то время зависело от метеоусловий, наличия или отсутствия луны, а также Его Величества Случая. В то же время, немецкая авиаразведка смогла вскрыть едва ли не всю систему базирования Королевских ВВС, а потому местонахождение аэродромов Бомбардировочного Командования не составляло секретов Люфтваффе.

Ночной взлет десятков загруженных бомбами и горючим тяжелых самолетов в то время мало чем отличался от того, чем он является сейчас: тяжелой и долгой работы всех аэродромных служб, для чего стоянки, рулежные дорожки и взлетные полосы приходилось освещать. Понятно, что появление над таким осинным гнездом одного-двух вражеских самолетов способно было серьезно нарушить планы противника и если не полностью сорвать, то существенно ослабить планируемый бомбардировчный удар. Главным же было то, что вражеские бомбардировщики не надо было искать, они были собраны вместе, обладали малой подвижностью и были освещены!

Уже 1 сентября 1940 г. йачалось формирование первой группы дальних ночных истребителей I/NJG1, оснащенной Ju88C и Do17Z. Свою первую победу она одержала 24 октября, а всего к осени 1941 г. на счету пилотов группы было до сотни сбитых «томми». Кроме того, на английские аэродромы было сброшено 440 т бомб, а 1600 вылетах потеряно по различным причинам 35 своих истребителей. Любопытно, что косвенные потери, понесенные Королевскими ВВС в результате этих рейдов, были несопоставимы с прямыми. Многие английские экипажи не чувствовали себя в безопасности над своими же аэродромами и поэтому допускали ошибки, часто заканчивавшиеся трагически. Угроза атаки на круге в зоне ожидания своей очереди на посадку, посадка на повышенной скорости или в темноте вслепую (как только становилось ясно, что над авиабазой находится немецкий истребитель, все огни гасли), попадание на пробеге в воронки. Вот что ждало экипажи английских бомбовозов во время возвращения. Все это угнетающе действовало на английских пилотов. Результатом этих действий стало полное прекращение тренировочных полетов англичанами в южных и восточных районах Британских островов.

Намереваясь развить достигнутый успех, командующий ночной истребительной авиацией Люфтваффе генерал-майор Йозеф Каммхубер с полным основание приступил в декабре 1940 г. к формированию уже трех эскадр дальних ночных истребителей. Нетрудно представить какие перспективы ожидали в этом случае британское Бомбардировочное Командование, но вмешавшийся в этот процесс Гитлер, поддержанный Главным штабом Люфтваффе отменил это решение под тем предлогом, что ночные истребители не имеют серьезных успехов, а вражеские бомбардировщики появляются над Германией каждую ночь. В добавок «фюрер» вообще запретил действовать ночным истребителям над Англией, так как не хотел, чтобы его кавалеры «Рыцарских Крестов» попадали в плен.

В то же время англичане оказались весьма способными учениками и, переняв удачный опыт немцев, сформировали сначала одну (23- га), а за тем еще две (418-ю и 605-ю) эскадрильи «интрудеров». Однако их целью были не аэродромы бомбардировщиков Люфтваффе, а базы ночных истребителей.

Вместе с тем, несмотря на «высочайший» запрет, отдельные немецкие экипажи продолжали наведываться с «визитами вежливости» на британские авиабазы, действуя над ними на свой страх и риск. Все изменилось весной 1943-го, когда к еженощным налетам англичан добавились дневные рейды американских бомбарджировщиков. Видя, что истребительная авиация с трудом противостоит этому англо-саксонскому паровому катку, командование Люфтваффе вновь поставило на повестку дня вопрос о нанесении ударов по авиабазам союзников.

Именно по этим целям должны были действовать новейшие истребители-бомбардировщики. Вскоре Ме410А-1 начали поступать на вооружение I/KG51, которая в начале мая 1943 г. была переброшена в Илшейм с авиабазы Багерово на Восточном фронте, где она оставила все свои Ju88A. Одновременно двухмоторные «мессеры» начала получать и II/KG2, находившаяся на аэродроме Хандорф в районе Мюнстера. Однако вскоре планы командования слегка изменились, и последняя группа получила на вооружение новейшие скоростные бомбардировщики Ju188E, а поступившие к этому времени 29 «Мессершмиттов» передала в формировавшуюся на аэродроме Лехфельда V/KG2. Эта часть была созданна на основе II/KG40, откуда был взят штаб и две эскадрильи (4 и 5/KG40), ставшие соответственно 14 и 15/KG2. При этом 13-я эскадрилья была сформирована заново, а чтобы командование группы увереннее себя чувствовало, в состав группы была переведена 5/KG2, ставшая ее 16-й эскадрильей.

Надо сказать, что экипажи сформирванной группы поначалу не слишком радостно встретили известие о том, что их пересаживают на Ме410, поскольку слухи о проблемах с его предшественником еще были свежи в памяти летного состава Люфтваффе. Впрочем, надежность Do217, на которых они летали до этого, также не вызывала в душах пилотов теплых чувств к конструкторам этих самолетов и потому, положившись на известную истину «все что не делается, все к лучшему», авиаторы приступили к изучению новой матчасти. К их удивлению, новые машины были гораздо более летучи, довольно неплохо держались в воздухе даже на одном работающем моторе, чего не могли даже в принципе перетяжеленные «Дорнье», и имели вполне приличные, по сравнению с предшественниками, взлетно- посадочные характеристики.

Первой, как ни странно, статус полностью боеготовой получила V/KG2, которая почти на месяц позже, нежели I/KG51, приступила к освоению Ме410. Уже 20 июня группа была переброшена на аэродром Мервилл, где вошла в состав IX авиакорпуса и уже спустя три дня она приняла участие в так называемом «малом Блице» против Англии, который Люфтваффе начали во второй половине апреля 1943 г. Поначалу в этих налетах участвовали только истребители-бомбардировщики FW190A-4/U8 и FW190A-5/U8 из состава SKG10. Бомбовая нагрузка «фокеров» колебалась в пределах 250 кг – 500 кг, а благодаря достаточно высоким скоростным характеристикам и мощному вооружению они могли неплохо постоять за себя в схватках с английскими перехватчиками. Днем они действовали на предельно малых высотах, а ночью в эшелоне от 500 до 1000 м.

С «фокке-вульфами» по ночам активно взаимодействовали Ju88A из состава III и III/KG6, а также Do217E из состава I, III, IV/KG2 и II/KG40. Эти мощные бомбардировщики могли доставлять на небольшие расстояния до 4000 кг бомбовой нагрузки, но их максимальная скорость не превышала 500 км/ч, что делало их довольно уязвимыми для английских истребителей. Однако немцы нашли выход: набрав над своей территорией высоту 8 – 9 тыс. м экипажи бомбардировщико в пологом снижении проскакивали через Ла-Манш, разгоняясь до 630 км/ч, и через считанные минуты оказывались над Англией. Осуществить наведение и перехват в этих условиях даже для экипажей «Москито» было весьма непростой задачей. Дальше экипажи немецких бомбардировщиков действовали по обстоятельствам.

В конце июня к этим силам присоеденилась V/KG2 со своими Ме410А-1. Несмотря на то, что в операции, главной целью которой были удары по союзным аэродромам и траспортным узлам, были задействованы относительно небольшие силы, англичане и американцы испытывали серьезные трудности с организацией перехвата скоростных бомбардировщиков, действовавших на малых высотах.



Боевой состав V/KG2, был довольно пестрым: имелись Me410A-l/U2 (слева), а также стандартные Ме410А.1 (сер. №210185, борт, код U5+KC), часть из которых была оспащена массивными пламегасителями.


23 июня 1943 г. V/KG2 приступила к боевым вылетам против целей, расположенным на территории Англии, и первым объектом для экипажей новых «Мессершмиттов» стал город Линтон в Кэмбриджшире. Определенная эйфория, возникшая в среде пилотов от скоростных данных новых самолетов, была слегка развеяна 27 июня, когда в районе Аворда одинокий Ме410А-1 из состава 16/KG2 случайно встретился на малой высоте с восьмеркой Р- 51 А,возращавшийся из рутинного разведывательного вылета. Произойди эта встреча хотя бы на 3000 м, экипажу «мессера» не составило бы труда оторваться, но земля была рядом и пилоты «Мустангов», не упустили шанса вогнать стервятника в землю, где и нашли свою смерть фельдфебели Гофф (пилот) и Гиллебрандт (радиооператор).

Надо сказать, что немцы также внимательно следили за эволюцией тактики, применявшейся Королевскими ВВС, а потому боевые приемы экипажей «Москито» не оставили их равнодушными. В сущности, в том же ключе действовали пилоты истребителей-бомбардировщиков FW190, подныривавшие под «зонтик» английской ПВО на высоте «верхушек волн», в максимальной степени немецкие экипажи использовали и выгодные погодные условия. К тому же, заметно большая бомбовая нагрузка Ме410 позволяла этим машинам действовать по наземным и надводным целям с большим эффектом, нежели «фокерам». И это несмотря на то, что FW190 в стандартной конфигурации был несомненно быстроходнее. Причина такого парадокса заключалась в том, что с полной бомбовой нагрузкой (1500 кг) Ме410А-1 развивал 582-585 км/ч, что было на 10-15 км/ч больше, чем мог дать FW190A-5/U2, несший на внешенй подвеске всего одну 500-кг бомбу. Вариант FW190A-5/U3 рассчитанный на подвеску одной SC500 и пары SC250 проигрывал двухмоторному «мессеру» до 40 км/ч, а ударный FW190A-5/U2 с увеличенной дальностью полета (один подфюзеляжный бомбодержатель и два 300-литровых подвесных бензобака) отставал от «четырестадесятого» более чем на 85 км/ч, с трудом развивая с полной нагрузкой на боевом режиме работы своего мотора чуть более 500 км/ч!

Между тем, с появлением у англичан все более совершенных модификаций «Спитфайров» и дальнейшего наращивания числа зенитных орудий в системе ПВО, которая к тому же получила новые радары, выпускавшиеся во все возрастающих количествах в США, становилось очевидно, что дневные рейды на острова даже скоростных самолетов становятся с каждым разом все более опасными. А потому, уже в начале июля V/KG2 перешла на «ночную работу», которая была вполне привычна ее экипажам.

Впервые англичане отметили появление Ме410 (на самом деле это был разведчик Ме210С-1 – Прим. авт.) над своими островами в ночь на 28 мая 1943 г. Тогда над юго-западным побережьем Ла-Манша расчетами британских РЛС был замечен шедший по дуге вглубь Англии вражеский самолет, на который навели патрулировавший в ближайшем секторе новейший ночной истребитель «Москито»Mk.XVII из 125-й эскадрильи, который пилотировал винг-коммандер (подполковник) Джон Топхэм. Надо сказать, что в сравнении с «Гансом» самолет английского пилота не имел никаких преимуществ (за исключением вооружения), а потому можно считать неудивительным тот факт, что догнать нарушителя удалось только над Шербуром, когда «следопыт» уже возвращался. Долгая погоня, по данным сначала наземных РЛС, а затем и бортового радара SCR-720, видимо, измотала английского пилота, так как, когда цель оказалась на дальности эффективного огня, он не смог точно прицелиться и лишь слегка «зацепил» немецкий самолет. Немцы были начеку, и стрелок «мессера» тут же дал по вспышкам дульного пламени в сторону англичан очередь из дистанционной установки, после чего немецкий пилот прибавил газу и на снижении оторвался от преследователя.

Хотя англичане имели неплохие источники информации в среде германского руководства, большая часть получаемой информации, естественно, не доводилась до летного состава Королевских ВВС, а потому, несмотря на то, что о появлении новых немецких истребителей-бомбардировщиков на «фронте канала» «томми» были довольно оперативно извещены, для британских авиаторов появление Ме410А в значительной мере оказалось неожиданным. Характерными в этом плане являются обстоятельства боя, произошедшего в ночь на 14 июля 1943 г.

В ту ночь налету десяти Ме410А-1 из состава 16/KG2 подвергся Гуль. В 23:15 патрулировавший над проливом Па-де-Кале экипаж «Москито»NF.XII из состава 85-й эскадрильи получил сообщение от операторов береговой сети РЛС о появлении самолета противника в 50 км севернее, на высоте около 2000 м. Немедленно развернув свой «Мосси», флайт- лейтенант Найджел Бунтинг повел истребитель на перехват. На расстоянии чуть более 5 км оператор бортового радара пайлот-офицер Фредди Френч сообщил о контакте. Однако на немецкой машине, видимо, имелась станция предупреждения о радиолокационном облучении с задней полусферы, потому что цель вдруг резко пошла на снижение и вскоре исчезла с индикатора БРЛС. Молчали и операторы наземных станций, но недолго.

Спустя десять минут последовало сообщение о новой цели, обнаруженной на этот раз на высоте почти 8000 м и вскоре «томми» прочно сели ей на хвост, получив устойчивый сигнал на своем радаре. Как вспоминал позднее Бунтинг, «через некоторое время я увидел едва видимые строевые огни(!) неизвестного самолета, летевшего правее «Москито», а потом выхлопное пламя, вырывавшиеся из дефлекторов, а затем и призрачный силуэт незнакомца». Оба англичанина пристально всматривались в висящую перед ними тень, тщетно пытаясь угадать принадлежность самолета, сильно смахивавшего на однотипный с тем, на котором летели они сами. Ситуация осложнялась еще и тем, что ночь фактически еще только началась, а самолет направлялся явно в сторону Ла-Манша. Наконец дистанция сократилась до 150 м и тут Бунтинг заметил, что конфигурация фюзеляжа таинственной машины не похожа на «Москито». Последние сомнения отпали – это враг, и в то же мгновение двухсекундная пушечная очередь из 120 20-мм снарядов врезалась в самолет противника. В ночной темноте вспыхнуло оранжевое облако бензинового взрыва, осветившее обломки, падающие в море на расстоянии около девяти километров от Феликстоу.

Как выяснилось уже после войны, сбитым самолетом оказался Ме410А-1 (сер. N«210238, код U5+KG) из состава 16/KG2. Экипаж в составе пилота фельдфебеля Франца Цвисслера и стрелка-радиста обер- фельдфебеля Лео Райда погиб. Помимо Гуля, являвшегося основной целью налета в ту ночь, две пары «мессеров» атаковали аэродром в Кэмбридже и в Уотербиче, на которые было сброшено соответственно 15 и 14 50- кг авиабомб. На последнем из-за плохой светомаскировки один из немецких экипажей смог прицельно обстрелять из пушек и пулеметов казарму, где квартировали механики, убив четырех и ранив семерых человек.

Еще один самолет, на этот раз из состава 14/KG2, был потерян в ночь на 16 июля. В ту ночь успеха добился экипаж флайт-лейтенанта Твэйтса из состава все той же 85-й эскадрильи, оснащенной ночными истребителями «Москито»NF.XII. Следующих побед над Ме410 англичанам пришлось дожидаться больше месяца, так как заявленный в ночь на 30 июля экипажем Джефри Парка из 256-й сбитый Ме410, по документам Люфтваффе не подтверждается.

Всего же до конца лета V/KG2 недосчиталась 12 самолетов, причем пять из них были потеряны всего за две ночи (22-23.08 и 24- 25.08). Однако далеко не все они пополнили счета английских летчиков-истребителей или зенитчиков. Причина крылась в низкой надежности силовой установки Ме410А, что привело к списанию за короткий срок сразу семи машин по небоевым причинам.

Тем временем, английская разведка смогла установить, откуда действуют эскадрильи новых скоростных истребителей-бомбардировщиков, и 3 сентября аэродром Ромили, где находилась 16/KG2, был атакован авиацией союзников. Результаты этого рейда оказались довольно скромными: осколки разорвавшихся бомб и реактивных снарядов зацепили только два Ме410, степень повреждения которых, как бесстрастно зафиксировали немецкие документы, составила 40%. Столь же малоэффективным оказался и рейд «томми» на аэродром Витри, где находилась 15/KG2. Там англичанам удалось повредить три самолета, но ущерб нанесенный каждому из них немцы оценили всего в 25%.


В полете Ме410А из состава штабного звена I/KG51. Лето 1943 г.


К концу лета 1943 г. статус боеготовой обрела I/KG51, имевшая смешанный состав. В трех ее эскадрильях имелись как «чистые» истребители-бомбардировщики Ме410А-1, так и тяжелые истребители Me410A-1/U2 и U4. После своего дебюта над Швейнфуртом, она также подключилась к рейдам на Британские острова. После основательной «трепки», заданной экипажам американских тяжелых бомбардировщиков, ее пилоты были полны решимости «перенести игру» на половину поля противника и хотя бы частично рассчитаться за ночные массированные налеты на германские города. Но поскольку по ночам над Великобританией летали в основном английские самолеты, то именно на их долю и пришлась основная масса хлопот и потерь.

Надо сказать, что за прошедшее, с момента последнего появления в английском небе немецких ночных истребителей, время, «томми» здорово расслабились: светомаскировка аэродромов часто не соблюдалась, а после того, как на вооружение эскадрилий Бобмардировчного Командования были приняты мощные четырехмоторные «Стирлинги», «Галифаксы» и «Ланкастеры», ее соблюдение при обеспечении взлета этих машин стало попросту невозможно. К тому же пришлось расширить аэродромы, некоторые из которых в результате этого буквально «срослись», образовав огромные комплексы, где одновременно базировалось иногда свыше полутора сотен машин. С вечера перед очередным налетом на Германию эти обширные «хозяйства» освещались огнями, становясь видимыми за многие километры.

Уже в ночь на 24 августа экипаж Ме410А-1 из состава 15/KG2 кавалера «Рыцарского Креста» обер-лейтенанта Вильгельма Шмиттера сбил над Мархэмом «Ланкастер» из состава 97-й эскадрильи, возвращавшийся после рейда на Берлин. Горящий бомбардировщик упал возле Шоулдхэма (в графстве Норфолк). Любопытно, что английский самолет первым заметил стрелок-оператор немецкой машины, тут же угостивший «четырехмоторный сарай» очередями из крупнокалиберного MG131. Только потом Шмиттер развернул свой Ме410 и добил поврежденного гиганта огнем носового оружия.

Как обычно бывает, поначалу на этот успех особого внимания не обратили, но постепенно почти остановившися было маховик войны в ночном английском небе начал набирать обороты. В ночь на 4 сентября отличился экипаж лейтенанта Баака из состава 14/KG2, уничтоживший над графством Линкольншир «Веллингтон», а 8 ночь на 7 сентября над авиабазой Стрэдишэлл на глазах буквально сотен очевидцев, наблюдавших ночной бой, был сбит в тренировочном полете «Стирлинг» из состава 214-й эскадрильи. По невероятному стечению обстоятельств единственным погибшим из членов экипажа был именно инструктор^) пайлот офицер Смит, вывозивший экипаж сержанта Гилкса. Еще два человека, включая хвостового стрелка Крампа, пытавшегося отбить атаку немецкого «охотника», были ранены, но вместе с остальными смогли выбраться из горящего самолета, после того, как он упал в окрестностях аэродрома. Любопытно, что авторство этого успеха так до сих пор и не выяснено.

В ночь на 23 сентября отличился командир 14/KG2 майор Майстер, уничтоживший в 00:43 над Линкольнширом «Ланкастер» из состава 57-й эскадрильи, которая в составе 21 самолета участвовала в ту ночь в налете на Ганновер. Командир английского экипажа пайлот офицер Дафф попытался посадить горящий самолет на аэродроме Спилсби, но посадка оказалась неудачной, и бомбардировщик разбился, причем в его горящих обломках погибли два человека.


Ме410А-1 из состава 15/KG2. Аэродром Витри, Франция, осень 1943 г.


Ме410А-1 командира 14/KG2 обер-лейтенанта Абрахамчика. Аэродром Шифол, Голландия, осень 1943 г.


Не прошло и недели, как обер-лейтенант Абрахамчик в ночь на 28-е в 01:10 вогнал в землю «Ланкастер» из состава 101-й эскадрильи в районе авиабазы Лудфорд Магна, а после того, как на аэродроме тут же погасили иллюминацию, он смог спустя всего 10 минут(!) в районе аэродрома Викенби завалить еще один такой же самолет! Пылающие в огне обломки английского четырехмоторника стали погребальным костром для всех восьми членов его экипажа.

В ночь на 3 октября своего «дубля» добился и унтер-офицер Хольцманн, уничтоживший над Бэдфордом два четырехмоторных бомбовоза. Еще один он записал на свой счет спустя неделю, в ночь на 10-е, успешно атаковав возвращавшийся английский «Ланкастер» над Северным морем. В ту же ночь еще один самолет того же типа пополнил счет майора Майстера.

В противоположность этим успехам, в сентябре английские ночные истребители смогли «отловить» только один Ме410, и еще три в октябре, причем два из них были сбиты в ночь на 8 октября. Еще одному поврежденному немецкому самолету удалось сбросить с хвоста преследователя и вернуться на базу. Во всех этих случаях успех принадлежал экипажам ночных истребителей «Москиto»NF.XII из состава 85-й эскадрильи.

Впрочем, даже в тех редких случаях, когда аглийским «ночникам» удавалось выследить Ме410, последние могли довольно успешно постоять за себя. Например, в ночь на 9 октября экипаж «Москито» из состава 85-й эскадрильи (пилот – лейтенант Томас Вистин и оператор – пайлот офицер Фредди Френч), обнаружив ниже себя Ме410, пошел на сближение с целью. Однако на снижении «Мосси» развил слишком высокую скорость, и когда из темноты вдруг неожиданно «материализовался» силуэт «мессера», оба «охотника» от неожиданности едва не взмокли. Боясь проскочить мимо цели (стрелять уже было поздно), пилот убрал газ обоим моторам и, видимо, для страховки, еще и дернул самолет вверх, что бы гарантировано удержаться за хвостом «ганса». Тут же последовала точная очередь немецкого MG131, пробившая картер правого двигателя. Как вспоминал после возвращения на базу Фредди Френч, ему казалось, что «…пулемет стрелял целую вечность. Пули так и сыпались, словно нас поливали из шланга… Я крикнул Тому, что бы он отваливал… Внезапно впереди что-то рвануло, кабина тут же наполнилась дымом…». Трудно сказать сколько они находились под огнем, но пробитым картером дело не ограничилось. Пули угодили также в носовую часть фюзеляжа, вызвали взрыв части боекомплекта, вывели из строя радиостанцию и РЛС.

О продолжении «охоты» не могло быть и речи, но горящий самолет неплохо держался в воздухе и пилот с оператором решили, что прыгать не стоит. Поскольку связи с «землей» не было, а сигнал осветительными ракетами выпустить не удалось, то возвращавшийся горящий самолет на подходе к аэродрому английская зенитная артиллерия встретила убийственным «салютом». Уже через несколько секунд разрывы взяли самолет «в коробочку», а спустя еще несколько мгновений осколки снарядов вывели из строя и левый мотор, после чего оба пилота решили, что теперь то уже самое время вверить свои судьбы парашютам и, надо сказать, не прогадали…

Но война не бывает без потерь. В ночь на 4 октября при заходе на посадку погиб экипаж кавалера «Рыцарского Креста» обер-фельдфебеля Альберта Спита из состава 3/KG51. 20 октября при перегоне из Лехфельда нового «Мессершмитта» разбился в окрестностях аэродрома фельдфебель Альфонс Хоркер. Спустя пять дней, 25-го числа, ошибка при взлете с Лехфельда стала роковой для унтер-офицера Хорста Пиннера из 1/KG51.

Противник тоже вносил свою лепту. 8 ноября над Сассексом погиб ставший к этому времени гауптманом Вильгельм Шмиттер. Забоевые заслуги ему было посмертно присвоено звание майора, и он был награжден «Дубовыми листьями» к «Рыцарскому Кресту». В ту же ночь не вернулся на базу и унтер-офицер Хольцманн из состава 14/KG2.

Вдобавок, англичанам в конце концов удалось выяснить место базирования 14/KG2, и 3 октября аэродром Шифол атаковали бомбардировщики. По сравнению с рейдами месячной давности этот налет оказался более успешным: один Ме410 был фактически уничтожен (степень повреждения 70%), а другой (30%) немецким механикам очевидно удалось ввести в строй.

А вот налет 16 октября оказался вообще безрезультатным, хотя по данным фотоконтроля довольно много бомб и эРСов разорвались на стоянках немецких самолетов. Более того, по возвращении из него флайт офицер Чарлз Дитал из 609-й эскадрильи получил подтверждение на «один достоверно сбитый Ме410». Согласно его рапорту, после того как он обстрелял реактивными снарядами стоянки, внезапно впереди появился шедший на малой высоте одинокий Ме410. Английскому пилоту вместе с ведомым удалось выполнить только одну атаку, после чего вражеский самолет по его словам «исчез из прицела». Жаль только, что немецкие данные об этом «успехе» ничего не сообщают. Не удалось найти подтверждений и на заявку флайт коммандера Денниса Хэйли-Билла, который вылетел на патрулирование в ночь на 7 ноября в составе 68-й эскадрильи на ночном истребителе «Бьюфайтер»1У, и по возвращении заявил об уничтожении в 4 км севернее Хэпишбурга одного Ме410. Трудно сказать, что мог уничтожить этот «ночной орел» на своем (к тому времени) уже достаточно тихоходном самолете, максимальная скорость которого была меньше крейсерской, развиваемой Ме410.

Тем временем надежность работы силовых установок если и улучшалась, то недостаточно быстро, так как за три осенних месяца эксплуатационные потери составили еще шесть машин, половина из которых была погибла в ночь на 1 ноября при налете на Лондон. Впрочем, одному из экипажей 16/KG2 удалось посадить самолет с отказавшими двигателями на брюхо, однако «мессер» оказался настолько сильно изувечен, что восстанавливать его было признано нецелесообразным и механики сняли все, что можно было еще использовать для ремонта других машин.

5 ноября за часть неприятностей, доставленных союзникам экипажами ночных охотников, расплатились пилоты американских «Тандерболтов», подловившие в районе Ридта два Ме410 из состава 14/KG2. В завязавшемся бою у экипажей «мессеров» практически не было шансов и вскоре оба немецких самолета догорали на земле. Не спасся никто. Впрочем, неподалеку от них врезался в землю и один американский истребитель, пилоту которого тоже было не суждено покинуть кабину своего «Тандерболта»…

В ночь на 9 ноября отличились экипажи «Москито» из состава все той же 85-й истребительной эскадрильи, сбившие два Ме410 из состава 14/KG2 и один из 15/KG2. Из шестерых немецких авиаторов не вернувшихся в ту ночь на свой аэродром уцелеть посчастливилось только радиоператору унтер-офицеру Фишеру, который попал в плен.

И все же ущерб, наносимый ночными охотниками из состава 14-й эскадрильи, видимо, был неизмеримо больше нежели тот, что доставляли англичанам остальные эскадрильи V/KG2. Об этом можно судить на основании того факта, что на места базирования этой эскадрильи было произведено больше всего налетов. Наибольший эффект принесли рейды, предпринятые 26 ноября и 13 декабря. Если в первом из них союзникам удалось уничтожить один самолет, а два других повредить (степень разрушения соответственно 25% и 40%), то в ходе второго было уничтожено три Ме410 и еще один поврежден (степень разрушения 40%).

Фактически до конца 1943 г. единственными «специалистами по Ме410» в Королевских ВВС оставались экипажи 85-й ночной истребительной эскадрильи, да и те засчитали себе всего семь сбитых. Лишь незадолго до Рождества, в ночь на 20 декабря, эту цифру увеличил экипаж пайлот офицера Дугласа Робинсона из состава 488-й эскадрильи. В 02:45 их «Москито»NF.XIII атаковал над испытательным центром Королевских ВВС в Рае Ме410А-1, который пилотировал лейтенант Баак из состава V/KG2. Точный залп квартета 20-мм английских пушек поставил в его судьбе финальную точку, а вот его стрелку-оператору – унтер-офицеру Штрассеру – повезло больше: выбросившись из разваливавшегося самолета с парашютом, он вскоре был взят в плен, где и встретил конец войны.

Всего же в течение второй половины 1943 г. экипажи «Москито» заявили об уничтожении только 17 Ме410, из которых лишь 13 подтверждаются трофейными документами Люфтваффе. Еще три сбито пилотами дневных истребителей, и пять погибли в ходе авианапетов на авиабазы. За тот же период 14 «Мессершмиттов» было утрачено по небоевым причинам, что позволяет оценить соотношение боевых и эксплуатационных потерь в V/KG2 как 3:2. Любопытно, что в I/KG51 они выглядели с точностью до наоборот (!), хотя в абсолютных цифрах были заметно меньшими.


Несмотря на значительные потери в летном составе, Люфтваффе еще сохраняли осенью 1943 г костяк своих асов, одним из которых был командир 14/KG2 обер- лейтенаит Абрахамчик. С конца сентября до конца года этот пилот, летая по ночам без радара(!), смог уничтожить не менее семи английских четырехмоторных бомбардировщиков. Еще три победы были им одержаны в дневное время.

Обратите внимание: Ме410А-1 (борт, код U5+JE) снизу матово-черный.


В то же время потери, понесенные «охотниками» или «интрудерами» (как их называли англичане), не шли ни в какое сравнение с уроном, который наносили экипажи «четырестадесятых» противнику. Необходимо отметить, что в 1943 г. эскадрильи британского Бомбардировочного Командования понесли очень тяжелые потери от действий немецких ночных истребителей, которые к этому времени были все оснащены бортовыми РЛС. Уплотнение графика прохода бомбардирвочных волн над целями с одной стороны повышало эффективность бомбардировочных ударов, а с другой – облегчало экипажам ночных истребителей охоту за бомбардировщиками. Оказавшись внутри колонны бомбовозов, экипажи «нахтъягеров» часто могли вообще не пользоваться своими радарами, так как визуально в лунном свете или зареве бушевавших на земле пожаров наблюдали одновременно до десятка вражеских самолетов. Результаты были ужасающими. Только втрех налетах на Берлин, предпринятых в течение последней декады августа, англичане потеряли 125 самолетов. Всего же в 16 налетах на германскую столицу, предпринятых в 1943 г., Королевские ВВС потеряли 492 бомбардировщика. История не терпит сослагательного наклонения, но, как знать, возможно начни немцы наращивать масштабы ночных ударов по британским аэродромам дальше, волна ночных бомбежек пошла бы на спад, однако ресурсов для этого не было. К концу 1943 г. силы Рейха были уже напряжены до предела.

В немалой степени трагичность положения усугублялась ошибками высшего руководства, надеявшегося переломить неудачно складывающийся для Германии исход войны какими-то «гениальными», а потому приносящими молниеносный успех при их реализации решениями. Так, например, после того как I/KG51 была задействована в «малом Блице» против Великобритании, ее 6 сентября привлекли к отражению налета «Летающих крепостей» на Штутгарт. К этому времени практически все заводские переделочные комплекты «U4» с 50-мм пушками и большая часть комплектов «U2» были снйты с самолетов, которые в массе своей были приведены к конфигурации стандартных истребителей- бомбардировщиков Ме410А-1.

В результате, против собранных в «боевые коробки» почти 160 «Летающих крепостей» экипажи вылетали, имея всего по две 20-мм пушки и по паре пулеметов винтовочного калибра. Кроме того, отработанный график подготовки матчасти был сломан, и часть экипажей взлетала на неподготовленных к высотному перехвату самолетах. В частности, для этого требовалось сменить сорт масла. Результаты этой импровизации, к счастью для Люфтваффе, оказались практически нулевыми: экипажи «охотников» смогли сбить только один В-17, а все самолеты вернулись на базу. Вызванный «на ковер» к Герингу, командир группы майор Клаус Хаберлен, нисколько не смущаясь, прямо объяснил причину столь низкой эффективности боевого вылета. К тому же он вновь поставил перед рейхсмаршалом вопрос о ненадежной работе двигателей DB603A на больших высотах, что, по его мнению, делало применение Ме410А наиболее выгодным именно в качестве ночного «охотника».

Несмотря на известное всему миру немецкое качество, с расширением серийного производства Ме410А проблемы с двигателями DB603A действительно вновь дали себя знать. Это объяснялось, с одной стороны, снижением качества комплектующих при массовом выпуске, а с другой, обозначившейся к этому времени нехватке некоторых видов сырья и, в частности, легирующих материалов. Как бы там ни было, но авиапромышленность Германии в это время была еще на подъеме, и благодаря стремительно расширявшимся мощностям по производству самолетов, немцы смогли выпустить до конца года 457 Ме410А.

Продолжение в следующем номере


ЮБИЛЕЙ

Николай Кузнецов

К девяностолетию со дня рождения

канд. техн. наук Виктор Аверченко


Николай Дмитриевич Кузнецов родился 23 июня 1911 г. в Актюбинске в семье рабочего. В 14 лет Николай поступил на курсы трактористов, а в 1930 г. – на моторостроительное отделение Московского авиационного техникума. Позднее он стал работать слесарем на моторостроительном заводе №24 им. М.В.Фрунзе, продолжая обучение на вечернем отделении техникума. По рекомендации первого секретаря ЦК комсомола А.В.Косарева, в 1932 г. Николай поступил на воздушно-технический факультет Военно-воздушной академии им. Н.Е.Жуковского. Состав абитуриентов академии был очень неоднороден. Так, в числе слушателей, обучавшихся в одной группе с Кузнецовым, была одна девушка и… комбриг А.М.Шапочкин (адъютант для особых поручений наркома обороны К.Е.Ворошилова).

Академия в то время давала не только первоклассное образование, но и предоставляла обширные возможности самосовершенствования в самых различных областях. Николай попробовал себя в прыжках с трамплина, альпинизме (поднимался на Эльбрус), парашютизме… Здесь же он начал заниматься и техническим творчеством. Осенью 1938 г., блестяще защитив дипломный проект, Николай как круглый отличник получил по выпуску сразу капитанскую шпалу в петлицу. Более того, он был оставлен в адъюнктуре академии.

В результате упорного трехлетнего труда Кузнецову удалось создать оригинальный метод расчета упругих деформаций коленчатого вала в опорах (подшипниках) и даже подтвердить его экспериментально. Его научный руководитель был настолько доволен диссертантом, что в качестве оппонентов пригласил виднейших прочнистов – профессоров И.И.Трапезина из МАИ и А.А.Ильюшина из МГУ. На защи-' те, состоявшейся 4 апреля 1941 г., результаты работы Николая Дмитриевича получили высокую оценку. После окончания адъюнктуры Кузнецов был назначен доцентом кафедры авиационных двигателей ВВИАим. Н.Е.Жуковского и планировал не позднее осени 1941 г. опубликовать результаты выполненных им исследований в виде монографии. Однако начавшаяся война в один миг разрушила эти планы.


НА ФРОНТЕ И В ТЫЛУ

Свой первый рапорт с просьбой отправить на фронт Кузнецов подал на следующий день после нападения Германии. Ему тут же отказали. При академии развертывались курсы срочной переподготовки запасников, в том числе авиационных техников. Вскоре в лагере под Наро-Фоминском начались занятия продолжительностью по 12-15 часов в день. Всего за полторы недели очередной поток слушателей обучался устройству, правилам эксплуатации и ремонта одного из современных по тому времени авиадвигателей. Курсы функционировали до сентября, пока враг не подошел вплотную к Москве. Только 15 октября, задень до печально известной московской «паники», Кузнецов вместе с семьей отправился в Свердловск, куда еще в июле-августе была эвакуирована академия.

В апреле 1942 г., после шестого рапорта, Кузнецову удалось добиться перевода в действующую армию. Он был назначен старшим инженером 239-й истребительной авиадивизии ВВС Северо-Западного фронта. Дивизия, имевшая три авиаполка, была «разношерстной»: один был вооружен «Яками», другой – ЛаГГ-3, а третий – английскими «Харрикейнами». Если первые два типа истребителей оснащались хорошо известными техническому персоналу отечественными моторами М-105, то на последнем устанавливался двигатель «Роллс-Ройс Мерлин»ХХ, а инструкции к нему были составлены на языке Шекспира и Байрона, мало знакомом авиационным технарям. К счастью, за годы учебы в академии и в адъюнктуре Кузнецов неплохо освоил английский, так что вскоре в полку «Харрикейнов» появились весьма квалифицированные переводы всех инструкций.

Руководя технической эксплуатацией истребителей дивизии, Николай Дмитриевич нередко пользовался личным самолетом У-2, на котором он частенько перелетал с одного аэродрома на другой. Постепенно своими глубокими техническими знаниями, умением руководить людьми, Кузнецов заслужил высокий авторитет среди подчиненных. У командира дивизии полковника Г.Иванова он позаимствовал крылатую фразу: «С началом войны в русском языке слово «нельзя» заменено словом «надо». За время пребывания на фронте Николай Дмитриевич привык и к нелегкой жизни, и к самой войне, к удачам и потерям, сдружился с товарищами по оружию. Тем более неожиданным и удивительным стал вызов его в ЦК ВКП(б), поступивший в штаб дивизии в октябре 1942 г. Удрученный перспективой потерять знающего, способного старшего инженера, комдив прямо спросил Кузнецова, не писал ли тот каких-либо писем, заявлений «наверх». Сам немало изумленный происходящим, Николай Дмитриевич ответил отрицательно. От кого исходила инициатива с отзывом Кузнецова с фронта – неизвестно.

В Москве майора Кузнецова принял секретарь ЦК ВКП(б) Г.М.Маленков, в годы войны курировавший авиационную промышленность. Тут многое прояснилось: его решили направить парторгом ЦК в конструкторское бюро В.Я.Климова. Эвакуированное в Уфу из Рыбинска в конце 1941 г., осенью 1942 г. КБ испытывало значительные трудности с доводкой новых двигателей М-106 и М-107, предназначенных для модернизированных истребителей Яковлева и бомбардировщиков Петлякова. Отсутствие прогресса с моторами жидкостного охлаждения ставило нашу авиацию в сложное положение, ведь у немцев той же осенью 1942 г. появился истребитель Bf 109G- 2 с новым двигателем DB605A, развивавшим максимальную мощность 1475 л.с. Советским ВВС срочно требовался адекватный ответ на вражескую новинку.

Став парторгом ЦК, Кузнецов сумел за короткое время вникнуть в технические и «гуманитарные» проблемы, накопившиеся в климовском КБ. В ходе одного из технических совещаний Николай Дмитриевич неожиданно для многих участников, не предполагавших наличия профессиональных знаний у «политработника», указал на ошибку в расчетах и предложил способ ее устранения. Затем последовал еще один подобный случай, другой… В.Я.Климов, возглавлявший КБ, постоянно поддерживал дистанцию между собой и подчиненными, но в то же время остро нуждался в высококвалифицированном помощнике. Вскоре он обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой переназначить Кузнецова его заместителем. С Климовым «в верхах» считались, его лично знал И.В.Сталин, и вскоре Николай Дмитриевич стал замом главного конструктора.

Постановление ГКО N“2346 от 25 сентября 1942 г. обязывало уфимских моторостроителей к середине ноября этого года закончить 50-часовые испытания мотора М-107А, а к концу года довести его ресурс до 100 ч. Этот вариант двигателя существенно отличался от еще довоенного «сто седьмого». Конструкторы разработали новый приводной центробежный нагнетатель с поворотными лопатками В.И.Поликовского. Мотор форсировали по наддуву, в результате чего его взлетная мощность возросла до 1600 л.с., а номинальная – до 1500 л.с. на высоте 4500 м. Полученные характеристики ставили М-107А в один ряд с лучшим зарубежными образцами. Если М- 105ПФ имел удельную мощность 34,5 л.с./л, то М-107А – уже 42,7 л.с./л.

Вскоре двигатель установили на яковлевский истребитель, и летчик-испытатель П.Я. Федрови достиг на Як-7 М-107А максимальной скорости 590 км/ч у земли и 680 км/ч на высоте 5800 м. Он внес предложение срочно изготовить 10-15 таких истребителей для проведения войсковых испытаний. Однако 23 февраля 1943 г. опытная машина была потеряна в аварии. В конце полета при выполнении площадки на малой высоте внезапно затрясся мотор, пошел дым. Летчик П.М. Стефановский был вынужден совершить посадку, не дотянув до границы аэродрома «Набережная». В результате самолет оказался полностью разбит, а пилот получил ранение. Расследование причин аварии показало: выброшенное из двигателя масло нарушило теплоизоляцию, вызвав обгорание наружного коллектора и проводов зажигания.

Климовское КБ и уфимский завод № 26 напряженно работали над устранением дефектов М-107А, но успех все не приходил. В конце апреля 1943 г. наркомат авиапромышленности направил в Уфу авторитетную комиссию во главе с начальником 8-го ГУ НКАП (по совместительству – директор ЦИАМ) В.И. Поликовским. Выводы оказались неутешительными: комиссия не исключила «возможности длительных задержек и непредвиденных затруднений в доводке М-107А и внедрении в широкую летную эксплуатацию». Объяснений Климова об объективных причинах задержки никто слушать не стал. 12 мая 1943 г. вышло необычное постановление ГКО № 3358: «В связи с тем, что Климов не выполнил вовремя решение ГКО по созданию мотора М-107А, имеющее в настоящее время исключительное значение, …прислать на помощь д.т.н. Швецова и д.т.н. Микулина и обеспечить успешное прохождение государственного испытания мотором М- 107А в кратчайший срок». Прибытие «варягов» больно ударило по авторитету Главного, но и ситуацию не исправило.

Только к августу 1943 г. удалось укомплектовать «сто седьмыми» несколько истребителей Як. В ходе испытаний в ЛИИ НКАП семь моторов наработали чуть более 84 ч. Пять из них пришлось снять с самолетов по разным причинам, шестой сгорел вместе с истребителем. Только один двигатель благополучно отработал на самолете 34 ч. Среди главных причин, не позволяющих эксплуатировать самолеты, называлась течь воды из уплотнений цилиндров, разрушение шатунов, прогары поршней, а также тряска силовой установки.

Наконец, после многолетних усилий напряженная работа всего коллектива дала свои плоды: 27 декабря 1943 г. ГКО утвердил заключения по результатам 100-часовых испытаний мотора М-107А и принял двигатель на вооружение ВВС Красной Армии. Климов получил звание генерал-майора ИТС, Кузнецов был награжден орденом Красной Звезды. Впрочем, проблемы М-107А(вскоре переименованного в ВК-107А) на этом не кончились. Мучительная доводка его продолжалась после окончания войны. Параллельно со «сто седьмым» с 1943 г. разрабатывались еще более мощные двигатели ВК-108 и ВК-109.

Приход реактивной эры заставил отечественное моторостроение вновь прибегнуть к заимствованию зарубежного опыта. В 1946 г. на уфимском заводе под маркой РД-10 было развернуто производство немецких двигателей Jumo 004 тягой 900 кгс. Они предназначались для реактивных истребителей Як-15, разработанных на базе знаменитого Як-3. Следующим шагом стало приобретение в Англии лицензий на производство двигателей «Нин» и «Дервент» тягой 1600 и 2200 кгс, соответственно. Советскую делегацию на переговорах возглавлял В.Я. Климов. Вскоре после возвращения он сумел добиться правительственного постановления, предусматривавшего возврат его конструкторского бюро в Ленинград. Тем же постановлением 35-летний инженер-подполковник Кузнецов назначался главным конструктором уфимского завода № 26.

Внедрение в производство абсолютно нового с точки зрения технологии реактивного двигателя РД-10 отнимало у Кузнецова большую часть времени. Одновременно, силами оставшихся на заводе конструкторов (значительная часть их вместе с Климовым уехала в Ленинград), он начал проектирование РД-12- собственного варианта ТРД тягой 3000 кгс. В отличие от немцев, компрессор решили делать центробежным. Впрочем, использованию германского опыта придавалось большое значение, недаром работавший в уфимском КБ немецкий инженер Ф. Бранднер получал фантастическую по тем временам зарплату – 4000 рублей (для сравнения – командир истребительного полка получал в то время приблизительно вдвое меньше).


Производство моторов на заводе №26 в 1942-1948 г.г.
Тип двигателя 1942 г. 1943 г. 1944 г. 1945 г. 1946 г. 1947 г. 1948 г.
М-105ПФ 10 048 11 965 8762 4312 687
ВК-107А 41 208 2111 3191 396 692 550
ВК-108 6 27 16
РД-10 - - - - 59 447 833

ТУРБОВИНТОВЫЕ ДВИГАТЕЛИ, ИЛИ НЕМЕЦКОЕ ВЛИЯНИЕ

В ходе испытаний РД-12 произошла авария из-за обрыва лопатки компрессора, Кузнецов и один из испытателей получили ранения. Неприятность задержала работу как по этому двигателю, так и по менее мощному, но более «реальному» РД-14, предназначавшемуся для двухмоторного истребителя. Судьба не отпустила времени для доводки этих моторов. В конце 1948 г. по приказу министра авиапромышленности ОКБ завода N9 26 расформировали, и Кузнецов фактически остался не удел. А в начале мая 1949 г. Николай Дмитриевич был назначен главным конструктором опытного завода №2, укомплектованного преимущественно немецкими специалистами.

Этот завод был организован в октябре 1946 г. Его сотрудниками являлись, главным образом, принудительно депортированные в СССР немецкие конструкторы-моторостроители, прежде работавшие в советской оккупационной зоне Германии. «К пяти часам утра к домам, где жили немецкие специалисты, подъехали грузовики с автоматчиками и нашими специалистами, которые звонили, представлялись и объясняли цель эвакуации, гарантировали сохранение жизни и работу по специальности, – вспоминал Е.М. Семенов. – Солдаты помогали грузить вещи. Никаких документов не оформляли… В пассажирских вагонах разместили специалистов с семьями, в багажных – их вещи. Проектную документацию также погрузили в эшелон. При перегрузке в Бресте обнаружилась пропажа сейфа с чертежами…»

Среди прибывших специалистов наиболее ценной «добычей» считались работники фирмы «Юнкере» во главе с доктором А. Шайбе и фирмы «БМВ» во главе с инженером К. Престелем – всего около 250 человек. Еще около сотни немцев занимались проектированием разного рода агрегатов, приборов и оборудования. Для размещения прибывших немецких семей в поселке Управленческий неподалеку от Куйбышева (ныне снова Самара) была высвобождена соответствующая жилплощадь («уплотнили» русских) и построено более сотни «финских» домиков. Среди депортированных имелось немало высококлассных специалистов – их попытались заинтересовать материально, назначив 56 работникам зарплату от 4000 рублей и выше. Для детей организовали восьмилетнюю школу, педагогами в которой работали жены депортированных.

Первое время важнейшим заданием для немцев считалось создание форсированных вариантов Jumo 004 и BMW 003, но с освоением базовых конструкций советскими моторостроительными заводами внимание постепенно сконцентрировалось на более поздних проектах германских двигателей, таких как BMW 018 тягой 3400 кгс и Jumo 012 тягой 3000 кгс.

Ознакомившись с состоянием дел на заводе, Кузнецов реорганизовал структуру конструкторского бюро, обеспечив более тесную взаимосвязь между работами сотрудников экс-немецких моторостроительных фирм, которые прежде велись замкнуто и даже с элементами нездоровой конкуренции между представителями BMW и Jumo. Затем Николай Дмитриевич организовал техническую учебу. Так, доктор Р.Шейност читал лекции по расчетам на прочность, а доктор Г. Гайнрих – по термодинамике. Занятия проводились на немецком языке, изучению которого советскими специалистами придавалось большое значение: сдавшему экзамен по языку полагалась 20-процентная прибавка к зарплате. Третьим важным решением Кузнецова было широкое привлечение в КБ молодых выпускников Куйбышевского авиационного института. Вскоре настал черед и более «жестких» мероприятий: в конце лета Николай Дмитриевич отдал распоряжение прекратить доводку всех разрабатывавшихся двигателей, за исключением проекта мощного турбовинтового «движка».

В ноябре 1950 г. двигатель ТВ-022, созданный при непосредственном участии немецких специалистов на основе проекта Jumo 022, прошел государственные испытания. Он имел четырнадцатиступенчатый компрессор, камеру сгорания кольцевого типа и трехступенчатую турбину. Двигатель приводил во вращение

два соосных винта противоположного вращения (АВ-41) с приводом от редуктора. Модифицированный вариант двигателя, получивший название ТВ-2, испытывался налетающей лаборатории Ту-4 Летно-испытательного института в мае-октябре 1951 г. В 27-м полете самолет Ту-4 зав. N“225402 потерпел аварию из- за пожара в правом двигателе. Несмотря на эту неприятность, работы по доводке ТВ-2 были продолжены.


Первый опытный Tу-95 с турбовинтовыми двигателями 2ТВ-2Ф.



Ту-95МС с ТВД НК-12 по прежнему в строю.


Основные параметры турбовинтовых двигателей ОКБ Н.Д.Кузнецова
Характеристика ТВ-022 ТВ-2Ф 2ТВ-2Ф НК-12 НК-12МА HK-12MK НК-4А
Взлетная мощность, л.с. 5000 6250 12.500 12.500 15.000 15.000 4000
Крейсерская мощность, л.с. 2200 2550 6500 6500 8080 10650 2380
Удельный расход, кг/л.с.-ч 0,21 0,218 0,19 0,164 0,166 0,202 0,207
Степень повышения давления компрессора 5,6 5,8 7,2 9,5 9,3 9,7 7,9
Температура газов перед турбиной, К 1120 1150 1150 1150 1250 1110 1250
Количество ступеней компрессора 14 14 14 14 14 14 6
Количество ступеней турбины 3 3 3 3 3 3 3
Частота вращения вала, об/мин 7100 7100 >7250 8300
Масса двигателя, кг 1650 3780 2900 3170 3170 870
Количество построенных в 1954-1962 гг. серийных двигателей НК.
Тип двигателя 1954 г. 1955 г. 1956 г. 1957 г. 1958 г. 1959 г. 1960 г. 1961 г. 1962 г.
НК-12, HK-12M 16 144 110 141 134 303 - - -
HK-12MB — — - - 206 275 343
ТВ-2Т - 7 _____
НК-4, HK-4A - - 47 175 - - - -

Дело в том, что турбовинтовые двигатели, созданием которых занималось ОКБ Кузнецова, срочно понадобились для решения важнейшей государственной задачи: создания межконтинентального бомбардировщика. Проведенные в ОКБ А.Н.Туполева расчеты показали, что такая машина будет иметь массу порядка 200 т. Для обеспечения требуемой дальности полета она должна была оснащаться четырьмя турбовинтовыми двигателями (ТРД «не проходили» из-за низкой экономичности, что и подтвердил опыт создания другого варианта межконтинентального бомбардировщика в ОКБ В.М.Мясищева) мощностью по 12.000… 15.000 л.с. В качестве временной меры после переговоров Туполева с Кузнецовым было принято решение о создании спаренного мотора 2ТВ- 2Ф. Он представлял собой два поставленных бок о бок форсированных двигателя ТВ-2Ф, работавших на общий редуктор. Параллельно началась разработка нового двигателя ТВ-12, равного по мощности спарке 2ТВ-2Ф.

Летные испытания первого опытного самолета Ту-95 («95-1») с двигателями 2ТВ-2Ф начались 12 ноября 1952 г. Первое время они проходили успешно, но в 17-м полете, состоявшемся 11 мая 1953 г., из-за пожара двигателя самолет потерпел катастрофу. Погибли четыре члена экипажа, в том числе известный летчик-испытатель А.Д.Перелет. За тяжелым летным происшествием непременно следует этап поиска виновных, и они, естественно, были найдены. После катастрофы в Москву срочно доставили все материалы заводских стендовых испытаний двигателей, из которых выяснилось, что в ходе доводки у 2ТВ-2Ф наблюдались серьезные дефекты, связанные с разрушением шестерней редукторов после 30…40 ч работы. «Разбор полетов» сулил Кузнецову огромные неприятности, однако на заседании комиссии по расследованию причин катастрофы за него неожиданно вступился А.Н.Туполев, заявивший: «Обезглавить конструкторский коллектив, убрать руководителя, означает угробить этот мощнейший в мире двигатель, а заодно и самолет Ту-95. Этого делать нельзя. Наши решения должны быть направлены на поддержку двигателя 2ТВ-2Ф и других его вариантов. А для достижения этой цели надо, чтобы главному конструктору двигателя помогли, а не сажали в тюрьму…» Впоследствие причину катастрофы связали с нарушением технологии изготовления шестерни, конкретного виновника нашли, а обломок той самой шестерни стал экспонатом заводского музея…

Все же работы по созданию 2ТВ-2Ф были прекращены, и внимание ОКБ Кузнецова сосредоточилось на ТВ-12 (число 12 означало мощность в тысячах лошадиных сил). Здесь тоже не обошлось без проблем, поставивших под сомнение само существование конструкторского коллектива. Туполев, на которого давил ЦК и Минобороны, нервничал и посылал в Куйбышев своих заместителей – К.В.Минкера, Г.А.Озерова и других. Те, «занимая очень удобную, но насквозь гнилую позицию сторонних наблюдателей», составляли отчеты, в которых, как позже вспоминал сам Кузнецов отмечалось: «в двигателе это плохо и то плохо, а другое – не лучше…» Дело дошло до того, что В.А.Малышев, зампред Совета министров СССР, заявил: «Ну, раз ничего не получается, давайте закроем (разработку ТВ-12 – Прим. авт.)». Но здесь вновь вмешался сам Туполев, дезавуировавший все доклады своих заместителей. В разговоре с Малышевым он взял вину на себя и предложил дать Кузнецову еще «два- три месяца», тем более что в день обсуждения успешно закончились 25-часовые испытания ТВ-12. Вскоре опытные двигатели были установлены на три летающие лаборатории Ту-4ЛЛ для ускоренной доводки их в воздухе. В конце декабря 1954 г. мотор успешно прошел 100-часовые государственные испытания, а в феврале 1955 г. совершил первый полет самолет «95- 2» – второй опытный Ту-95, оснащенный четырьмя ТВ-12, вскоре переименованными в НК-12. В процессе доводки по требованию самолетчиков максимальная мощность двигателя была увеличена до 15.000 л.с.

Модификация двигателя НК-12МВ предназначалась для стратегических бомбардировщиков Ту-95, пассажирских самолетов Ту- 114, самолетов ДРЛО Ту-126 и противолодочных машин Ту-142. Специально для транспортника Ан-22 «Антей» был разработан вариант НК-12МА с винтами увеличенного диаметра АВ-90 (на туполевских машинах применялись винты АВ-60), а для экранопланов типа «Орленок» – вариант НК-12МК, отличавшийся применением коррозионностойких материалов и специальных покрытий. За создание НК-12, и сегодня остающегося самым мощным в мире ТВД, Н.Д.Кузнецову было присвоено звание Героя Социалистического Труда, он стал лауреатом Ленинской премии и Генеральным конструктором. В начале восьмидесятых на вооружение был принят стратегический ракетоносец Ту-95МС, вооруженный крылатыми ракетами большой дальности. Этот вариант машины, как и модифицированный Ту-142М, оснащался двигателями НК-12МП повышенной экономичности.

В 1955 г., после признания успеха с «двенадцатитысячником», Николай Дмитриевич получил задание спроектировать меньший по мощности двигатель, предназначавшийся для пассажирских лайнеров Ил-18 и Ан-10, а также для военно-транспортного самолета Ан-12. Параллельно такое же задание получил конструктор А.Г.Ивченко. Имея за плечами опыт создания НК-12, Кузнецов рассматривал полученную задачу как относительно легкую, назвав ее «белым хлебом» для ОКБ. И действительно, не прошло и семи месяцев с момента оформления технического задания, как двигатель НК-4 был готов. Он получился легким, экономичным, простым в производстве. Впервые в шестиступенчатом компрессоре были применены сверхзвуковые ступени. В 1957 г. двигатель прошел государственные испытания, его начал серийно производить завод № 24 им. М.В.Фрунзе. Самолеты Ан-10 и Ил-18 первых серий оснащались моторами НК-4 и их модифицированным вариантом НК-4А.

Однажды на пассажирском самолете Ил- 18 разрушился вал редуктора, и вращавшийся с огромной скоростью винт улетел, к счастью не задев ни фюзеляж, ни соседнюю мотогондолу. Но это были только цветочки. В 1958 г. в результате отказа двигателя произошла катастрофа самолета Ил-18, на борту которого находилась группа высокопоставленных военных. Комиссия, расследовавшая причины тяжелого летного происшествия, определила: остановка двигателя привела к появлению мощного разворачивающего момента, который не мог быть скомпенсирован летчиками из-за отсутствия устройства флюгирования винта. Быстро сконструированный и внедренный «автофлюгер» не спас положения: НК-4 оказался скомпрометированным. Попытки Н.Д.Кузнецова доказать, что внесенные изменения устранили проблему, не увенчались успехом: в массовое производство был запущен АИ-20 запорожского завода, а НК-4 снят с серии. На принятие этого решения повлияли и откровенно «местечковые» моменты: поскольку самолеты Ан-10 и Ан-12 строились на Украине, то, мол, и двигатель для них должен быть «украинским». Аргументы Кузнецова и поддержавшего его В.Я.Климова о более высоком технологическом уровне й лучшей экономичности НК-4 во внимание приняты не были. В конце 1958 г., после выпуска 222 двигателей, производство НК-4 было прекращено.


А вот двигателю НК-4 не повезло: уже тогда, в начале 60-х, украинская «самостийность» играла вполне определенную роль.


ДВИГАТЕЛИ ДЛЯ СВЕРХЗВУКОВЫХ СКОРОСТЕЙ

В конце июля 1954 г. постановлением Совмина СССР N“1605-726 конструкторское бюро А.Н.Туполева получило задание на проектирование нового дальнего бомбардировщика в двух вариантах: Ту-105 с двумя ТРДФ ВД-7 конструкции В.А. Добрынина и Ту-106 с двумя кузнецовскими ТРДЦФ НК-6. На проектирование и постройку первой машины выделялись два года, а на вторую – три. Впервые в практике отечественного самолетостроения дальний бомбардировщик должен был летать со сверхзвуковой скоростью, правда, пока только на этапе прорыва системы ПВО противника. Для самолета массой 80…90 т это означало, что потребная суммарная тяга двух «движков» должна была составлять не менее 30.000 кгс; таким образом, требовался более чем полуторакратный рост по сравнению с самым мощным в то время отечественным двигателем АМ-3.

Следует подчеркнуть уникальность ситуации. Бомбардировщик Ту-16 еще только начал поступать на вооружение Дальней авиации,на 1 января 1955 г. последняя располагала всего двумя не полностью укомплектованными авиадивизиями таких машин; остальные десять дивизий имели на вооружении безнадежно устаревшие Ту-4 с поршневыми моторами. И вот, не успев толком «настрогать Ту-шестнадцатых», конструкторам и промышленности ставят новую задачу – срочно делать дальний сверхзвуковой бомбардировщик с невиданной скоростью 1800 км/ч! Не переутомился ли главком ВВС главный маршал авиации П.Ф.Жигарев? Ан-нет, не переутомился. Просто отечественные «рыцари плаща и кинжала» раздобыли информацию о том, что с 1953 г. американцы развернули полномасштабную программу создания сверхзвукового среднего стратегического бомбардировщика, получившего впоследствие название В-58 «Хастлер». Эта машина, по оценкам советских разведчиков, должна была иметь скорость 1800…2200 км/ч, дальность порядка 10.000 км и нести четыре ядерные бомбы. У страха, как говорят, глаза велики… Ох, и намаялась потом фирма «Конвэр» со своим детищем, и, как бы зеркально соответствуя ей, ОКБ А.Н.Туполева тоже на сей раз выдало отнюдь не конфетку…

21 июня 1958 г., с отставанием от «Хастлера» почти на два года, Ту-105 с двигателями ВД-7М совершил первый полет Самолет преследовали неудачи: всего несколько раз поднявшись в воздух, первая опытная машина была потеряна в аварии из-за невыпустившейся передней опоры шасси; ее дублер – «105А» разбился 21 декабря 1959 г. в седьмом полете, погубив пилота и штурмана. На этом неприятности не закончились: первая серийная машина, получившая название Ту-22Б, была разбита при вынужденной посадке 17 ноября 1960 г. после выключения одного из двигателей в связи с падением давления масла. «Всего в периоде 1959по 1964 г. с самолетом произошло 10 аварий и катастроф: одна катастрофа – в Дальней авиации, две – в авиации ВМФ, три катастрофы и четыре аварии в МАП», – указывал в своем докладе министру обороны главком ВВС К.А. Вершинин.

Из-за неготовности ракетного вооружения (крылатых ракет Х-22 и систем наведения) в феврале 1960 г. самолет решили строить в варианте разведчика, с пониженными летно-техническими данными. В результате машина, предназначавшаяся изначально для замены Ту-16, выпускалась практически «подпольно», не будучи официально принятой на вооружение; существовала даже бюрократическая формулировочка для аналогичных случаев – «производить самолет по чертежам и ТУ главного конструктора». В марте 1965 г. в войсках имелось уже 105 Ту-22 с двигателями ВД-7М, из них 83 разведчика, пять бомбардировщиков, шесть постановщиков помех и 11 учебных машин.

Вдобавок как-то не «вытанцовывалось» у туполевского ОКБ-156 и выполнение важнейшего требования ТЗ – достижение максимальной скорости 1800 км/ч. В последнем случае часть вины лежала на ОКБ Кузнецова. Ведь именно ему в соответствии с постановлением Совмина от 17 апреля 1958 г. надлежало создать и запустить в производство двухконтурный двигатель НК-6 с тягой 22.000 кгс (начало разработки двигателя относилось еще к 1955 г.). Революционный по замыслу, он имел десятиступенчатый компрессор (четыре ступени низкого и шесть – высокого давления), кольцевую камеру сгорания, трехступенчатую турбину (одна ступень высокого и две – низкого давления) и форсажную камеру. В начале 60-х годов НК-6 был, безусловно, самым мощным ТРДЦ в мире. На нем были впервые применены сверхзвуковые высоконапорные ступени компрессора, изнашиваемые вставки над рабочими лопатками турбины, многофорсуночная камера сгорания, система регулирования степени повышения давления вентилятора и другие новинки.


Несмотря на довольно высокие скоростные характеристики, Ту-22 был явно не лучшим творением ОКБ А.Н.Туполева.


Основные летно-тактические данные самолета Ту-22 (по состоянию на 1965 г.)
Характеристика Задано постановлением Реально
  с 2НК-6 с 2-ВД-7М с 2-ВД-7М
Максимальная скорость, км/ч 1800...2000 1500...1600 1400...1500
Максимальная дальность полета, км:
- на дозвуковой скорости 6000 5800 5650
- на сверхзвуковой скорости 2700...3000 2300...2500 2300...2400
Потолок, км 16...17 14...15 13,5
Длина разбега, м 1800...2000 2000...2300 2850


Хотя жизнь НК-144 (вверху) оказалась и недолгой, его создание сыграло не последнюю роль в отработке силовой установки для сверхзвукового ракетоносца-бомбардировщика среднего радиуса действия Ту-22М.


Однако довести НК-6 до серии не удалось. В июле 1963 г. все работы по нему были прекращены. Вероятно, этот двигатель слишком опередил свое время. Может быть, сыграло свою роль и сокращение ассигнований на пилотируемую военную авиацию, инициатором которого выступил Н.С.Хрущев. Но накопленный опыт не пропал даром и вскоре был использован при проектировании двигателя НК- 144, предназначенного для первого сверхзвукового пассажирского самолета Ту-144.

Требования к максимальной форсажной тяге НК-144 понизили до 17.500 кгс, зато ввели крейсерский форсажный полетный режим с тягой 3970 кгс. В контуре низкого давления был применен двухступенчатый вентилятор и трехступенчатый компрессор; в контуре высокого давления компрессора имелись пять ступеней. Форсажная камера была общей для обоих контуров (у НК-6 форсажная камера трубчато-кольцевого типа имелась только во внешнем контуре).

В последний день 1968 г. Ту-144, оснащенный четырьмя НК-144, впервые поднялся в воздух. Серийный вариант сверхзвукового пассажирского самолета, начавший летать по линии Москва – Алма-Ата в 1973 г., выпускался с двигателями НК-144А увеличенной тяги. В конструкции НК-144А была добавлена третья вентиляторная ступень. С 1974 г. создавался еще более мощный НК-144В, обладавший к тому же значительно улучшенной экономичностью на режиме крейсерского форсажа (на высоте 18 км). Однако в 1980 г. его разработка была прекращена в связи со свертыванием интереса к самолету Ту-144 со стороны правительства и минавиапрома.

Несмотря на это, усилия кузнецовского ОКБ по доводке НК-144 не пропали даром. История с НК-6 повторилась, но теперь уже из «гражданского» пришлось делать двигатель «военный». Как указывалось выше, Ту- 22, получивший в НАТО наименование Blinder – «слепец», оказался не самым удачным творением А.Н.Туполева; поэтому в 1967 г. постановлением Совмина СССР ОКБ-156 получило задание на проектирование нового дальнего бомбардировщика. На этот раз создание двигателя поручалось только конструкторскому коллективу Кузнецова. Базой для НК-22 послужили разработки по НК-144, но, в отличие от последнего, вентиляторных ступеней с самого начала было три. Этими двигателями тягой 20.000 кгс оснащался Ту- 22М, ставший широко известным на Западе под наименованием «Backfire» в связи с поднятой американцами шумихой и настойчивыми попытками «зачесть» его в число советских стратегических бомбардировщиков в рамках договоров ОСВ-1 и ОСВ-2.

О степени близости НК-144 и НК-22 говорит тот факт, что уже в 1969 г. последний был запущен в серийное производство. Однако в связи с тем, что Ту-22М был задуман многорежимным, способным осуществлять полеты как у земли, так и на больших высотах, в его двигателях были применены новинки – сопло эжекторного типа с широким диапазоном регулирования, электронный ограничитель температуры газов перед турбиной и сигнализатор горения топлива в форсажной камере. В 1976 г. на базе НК-22 началась разработка его модернизированного варианта НК-23, отличавшегося четырехступенчатым компрессором низкого давления, а также некоторыми другими доработками. Впрочем, несмотря на большую тягу (22.000 кгс) и лучшую экономичность, НК-23 серийным не стал, поскольку в кузнецовском ОКБ уже успешно завершалась разработка нового, с более высокими значениями удельных параметров, двигателя для самолетов семейства Ту-22М.

Двухконтурный трехкаскадный НК-25 тягой 25.000 кгс стал в то время самым мощным в мире авиационным двигателем военного назначения. Установленный на дальнем бомбардировщике Ту-22МЗ, впервые поднявшемся в воздух 22 июня 1977 г., он обеспечил новой 124-тонной модификации «Бэкфайра» скорость, соответствующую числу М=2 на большой высоте. Американцы сделали все, чтобы ограничить боевые возможности машины, настояв на демонтаже оборудования для дозаправки в воздухе; кроме того, максимальный темп выпуска бомбардировщика по взаимной договоренности с США был ограничен 30 самолетами в год. Впрочем, после развала Советского Союза установленная планка оказалась куда выше реальных возможностей финансирования программы Ту-22МЗ. Несмотря на это, именно такие машины являются сегодня наиболее массовыми в российской Дальней авиации. Близким родственником НК-25 является двухконтурный турбовентиляторный трехвальный двигатель НК-32, разработанный для стратегического ракетоносца Ту-160. При одинаковой мощности на форсаже (25.000 кгс), «тридцать второй» мощнее предшественника на крейсерском режиме – 14.000 кгс. Компрессор двигателя имеет трехступенчатый вентилятор, пять ступеней среднего давления и семь ступеней высокого давления. В каскадах высокого и среднего давления применены одноступенчатые турбины, в каскаде низкого давления – двухступенчатая. Сопло двигателя регулируемое, автомодельное; система управления электрическая с гидромеханическим дублированием.



НК-31 обесспечили успех Ту-160.


Первый полетТу-160 состоялся 18 декабря 1981 г., а незадолго до этого на Западе появились фотографии советской новинки. Снимок сделал чрезмерно шустрый пассажир самолета, заходившего на посадку в аэропорт Быково и пролетевшего на малой высоте над аэродромом Раменское (испытательной базой ЛИИ МАП). С этого момента «камбала», как прозвали машину авиаторы за пучеглазую кабину и фюзеляж, плавно переходящий в крыло, на долгие годы привлекла к себе внимание специалистов и разной пишущей братии, первым делом обратившей внимание на «странное» внешнее сходство Ту-160 с американским стратегическим бомбардировщиков В-1.

В середине восьмидесятых этакий поверхностный взгляд на «конкурентов» был вполне естественным, ведь технические характеристики отечественных боевых самолетов, в отличие от заокеанских, являлись тайной за семью печатями. Только после показа «стошестидесятки» американскому министру обороны Ф.Карлуччи в печать просочились сведения о том, что «двойник В-1» на треть тяжелее оппонента и почти на 10 м длиннее его… Что касается мощности силовой установки, то и тут американец не шел в сравнение: его «движки» имели тягу на форсаже всего 13.700 кгс, что в совокупности с нерегулируемыми воздухозаборниками В-1В привело к ограничению максимальной скорости смешными 1470 км/ч. Заметим, что Ту160 в одном из испытательных полетов достиг максимальной скорости 2200 км/ч, а с полезным грузом в 30 т оказался способен пройти по замкнутому 1000-километровому маршруту со средней скоростью 1731 км/ч. Официально объявленная максимальная дальность полета без дозаправки составила 14.000 км – вполне достаточно, чтобы слетать до «североамериканского военно-географического района» и вернуться обратно. Следует подчеркнуть, что именно двигатели Н.Д.Кузнецова обеспечили машине столь выдающиеся летные характеристики.

Что касается реализации программы производства, предусматривавшей развертывание 100 бомбардировщиков (ровно столько В-1 В построили американцы), то здесь сравнение явно не в пользу отечественной машины. Самый тяжелый, самый совершенный и, вероятно, последний отечественный стратегический ракетоносец едва дотянул до четверти запланированного «тиража».


Основные данные некоторых ТРДДФ конструкции ОКБ Н.Д.Кузнецова.
Характеристика НК-6 НК-144 НК-22 НК-25 НК-32
Дата первого испытания 05.1958 г. 06.1964 г. 04.1968 г.
Рвзл, кгс 22.000 17.500 20.000 25.000 25.000
Ркр1, кгс 20 000 1* 3970 2* 14.000
Cуд кр1, кг/кгс-ч 1,96 1,56 1,95 2,08
Ркр2, кгс 3500 3* 3000 4*
Суд кр2, кг/кгс-ч 0,86 0,965
Мди, кг 3500 3540 3650
Тг 1400 1360 1390 1597 1630
Степень сжатия компрессора 13,6 14,2 14,75 25,9 28,4
Предназначение Ту-106 Ту-144 Ту-22М Ту-22МЗ Ту-160
1* (Н=11 км, M=1,7)

2* (Н=18 км, M=2,3)

3* (Н=11 км, M=0,9)

4* (Н=11 км, M=0,94)


РАКЕТНЫЕ ДВИГАТЕЛИ

В конце 50-х под давлением Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева производилась переориентация значительной части авиационной промышленности на столь любимую Никитой Сергеевичем ракетную тематику. Логика была очень проста: экономические возможности страны, взвалившей на себя противостояние практически всему остальному миру, были ограниченными, а ракетные системы, с учетом стоимости их производства и эксплуатации, требовали гораздо меньших средств, чем соответствующие авиационные. К примеру, дивизия Ту-16 по критерию стоимости в полтора раза уступала дивизии ракет Р-12, а дивизия Ту-95 более чем вдвое – дивизии ракет Р-14. Интересно, что ни критерий эффективности, ни многоразовость самолетов при боевом применении во внимание не принимались.

Летом 1958 г моторостроительный Государственный союзный опытный завод № 276 посетил С.П.Королев, представившийся, правда, П.Сергеевым. Он осмотрел цеха, конструкторское бюро и долго совещался с Кузнецовым за закрытыми дверями кабинета. Вскоре после этого появляется проект постановления Совмина, в котором предлагалось «переключить» завод на ракетную тематику. Только с помощью секретаря ЦК КПСС по промышленности Ф.Р. Козлова (бывшего второго секретаря Куйбышевского обкома) Кузнецову удалось изменить одно слово в формулировках постановления и вместо «переключить» записать «подключить». Благодаря этому удалось сохранить на заводе и в ОКБ авиационное двигателестроение.

Что касается «ракетной тематики», то первое время Кузнецов попытался совместить проектирование ГТД и ЖРД в единых подразделениях, но затем от этой идеи отказался. Главным конструктором по жидкостно-реактивному направлению стал М.А. Кузьмин, начальником специально организованного ОКБ- 2 – В.Н.Орлов, а организацию испытаний возглавил Н.А.Дондуков.

Первенец ОКБ-2 получил наименование НК-9. Он состоял из четырех одиночных двигателей, объединенных общей силовой рамой, и предназначался для первой ступени межконтинентальной баллистической ракеты ГР-1, которая создавалась под руководством С.П.Королева. Кроме того, его планировали применить в модернизированной ракете Р- 9М. НК-9 являлся первым в мире кислороднокеросиновым двигателем с тягой более 100 тс, выполненным по замкнутой схеме – с дожиганием генераторного газа. Для второй ступени ракеты ГР-1 разрабатывался двигатель НК-9В с высотным соплом. В1963-1964 г.г. оба двигателя производились серийно. В процессе совместной работы С.П.Королев хорошо узнал творческие способности Н.Д.Кузнецова и высоко оценил его конструкторский талант. Но вмешательство «авиационщиков» в ракетно-двигательные дела закономерно вызвало и вполне объяснимую ревность со стороны «патриархов»-создателей ЖРД. Не будучи скованными некоторыми ракетными «табу», Кузнецов и его помощники на деле доказали безосновательность некоторых из них. Конкуренты вынуждены были признать правоту куйбышевских двигателестроителей, но одновременно «затаили зуб» на их лидера.


Основные данные некоторых ЖРД конструкции ОКБ Н.ДКузиецова.
Характеристика НК-9 НК-9В НК-15 НК-19 НК-31 НК-33 НК-43
Дата испытаний, г 1960 9.1962 11.1963 7.1964 1.1971 4.1970 10.1972
Тяга у земли, тс 152 46 153 40 41 154 179
Удельная тяга 1* , тс 328 345 353 331 346
Удельная масса, кг/тс 10,45 13,85 17,6 8,1 7,8
Время работы 2* , с 150 155
Ресурс,с — 1200 600 600
Назначение ГР-1 ГР-1 Н1 Н1 Н1 Н1 Н1
1* В вакууме.

2* В полете.



Ракетные двигатели конструкции ОКБ Н.Д.Кузнецова НК-31 и НК-33, а также так называемый «блок А», первая разгонная ступень ракеты-носителя Н1.



В 1961 г. кузнецовское ОКБ приступило к разработке двигателей для советского лунного ракетного комплекса Н1-ЛЗ. Комплекс состоял из трехступенчатой ракеты-носителя Н1 (носитель 1-й) и лунной системы ЛЗ, включавшей разгонный блок (иногда его называют четвертой ступенью). Масштабы поставленной задачи потрясали воображение: взлетная масса комплекса превышала 2500 т, а полная длина ракеты составляла 105,3 м.

Первая ступень ракеты (блок А) оснащалась тридцатью двигателями НК-15, вторая (блок Б) – восемью двигателями НК-15В тягой по 178 тс, а третья – четырьмя двигателями НК-19. Позднее, в 1968 г., началась разработка модификаций указанных двигателей для многоразового применения (НК-33, НК-31, НК-39 и НК- 43). Все двигатели выполнялись по замкнутой схеме, как наиболее энергетически совершенной. Кроме того, исследовались возможности создания

еще более мощных кислородно-керосиновых двигателей с тягой 300 и 600 тс. Проектировался также экспериментальный кислородно-водородный ЖРД НК-5. Важной особенностью первой ступени ракеты Н1 была своеобразная «избыточность» по числу двигателей – в случае возникновения неисправности в одном из них система КОРД (контроль работы двигателя) должна была выдавать команду на отключение отказавшего и симметричного ему двигателя с тем, чтобы скомпенсировать момент рысканья. Теоретически все это выглядело убедительно, однако на деле система КОРД не смогла спасти носитель Н1 при первом пуске 21 февраля 1969 г. Более того, именно повреждение кабелей КОРД из-за локального пожара привело к появлению ложной команды на отключение всех двигателей ракеты. Три следующих пуска также оказались неудачными, но только вторую аварию специалисты связывают с отказом двигателя первой ступени, точнее, с отказом его турбонасосного агрегата. В ходе четвертого пуска 23 ноября 1972 г. двигатели Н1 без замечаний отработали 107 с; причиной аварии сочли ошибку в алгоритме функционирования двигательной установки, из-за которой происходило «пушечное» отключение шести двигателей первой ступени на 96-й секунде с мгновенным снятием 900 тс нагрузки, поломка трубопроводов и как следствие – пожар…

Свертывание программы Н1-ЛЗ по инициативе В.П.Глушко, возглавившего ЦКБЭМ в мае 1974 г., автоматически означало и отлучение кузнецовского ОКБ от ракетной тематики. Николай Дмитриевич глубоко переживал и даже позволил себе фразу: «Я ведь тоже человек очень самолюбивый, но чтобы до такой степени…». Распоряжение «сверху» о сдаче на слом уже изготовленных двигателей Кузнецов не выполнил, а напротив – дал указание тщательно законсервировать их. В 1976 г. один из ЖРД первой ступени подвергся длительным испытаниям на надежность, поработав непрерывно на стенде 14.000 с вместо заданных техническим заданием 140 с. Выпущенный в 1972 г. двигатель НК-33 после 23 лет хранения и проведения регламентных работ был доставлен в США, где на стенде фирмы «Аэроджет» (Сакраменто) прошел комплекс огневых испытаний. Отработав 411 с в ходе пяти пусков, двигатель подтвердил высочайшую надежность и весьма приличные удельные характеристики. Эти испытания проводились с целью подтверждения возможности использования двигателей НК-33 и НК-43 на американских коммерческих ракетах-носителях «Атлас», «Дельта» и «Кистлер».

В настоящее время в Самаре разрабатывается проект новой ракеты-носителя «Ямал», предусматривающий использование двигателей НК-33. Существуют и другие идеи по применению ракетных двигателей ОКБ Кузнецова.



ДВИГАТЕЛИ ДЛЯ ПАССАЖИРСКИХ АВИАЛАЙНЕРОВ

В 1961 г. конструкторское бюро С.В. Ильюшина приступило к проектированию самолета Ил-62, призванного стать флагманом Гражданской авиации. Разработку двигателя для него поручили кузнецовскому ОКБ. Опираясь на опыт, полученный при разработке НК-6, и используя газогенератор последнего, куйбышевским моторостроителям удалось всего за три года создать двухконтурный двигатель НК- S. В конструкции двигателя широко использовались титановые сплавы, а при изготовлении деталей – новейшие технологические процессы, включая химическое фрезерование, электрохимические и электрофизические методы обработки. Директор опытного завода П.М.Маркин, не понаслышке знакомый с многочисленными проблемами, встававшими при создании НК-8, выразился очень образно: “Чтобы освоить титан, инженерам и рабочим пришлось проделать титаническую работу».

В июне 1964 г. НК-8 успешно прошел Госиспытания и был запущен в серийное производство. Тремя месяцами ранее совершил первый полет Ил-62, оснащенный четырьмя НК-8 (первый опытный «шестьдесят второй» летал с двигателями АЛ-7). Серийные Ил-62 выпускались в 1966-1968 гг. с двигателями НК-8 3-й серии, а затем на сборочных линиях стали производить НК-8-4, отличавшийся большей тягой. Серийное производство НК-8-4 продолжалось до 1979 г., его межремонтный ресурс был доведен до 7000 ч, а назначенный ресурс – до 18 000 ч. Специально для трехдвигательного пассажирского самолета Ту-154 в 1965 г. началась разработка модификации НК-8-2. От предшественников она отличалась новым механизмом реверса тяги, коробкой приводов агрегатов, новой противообледенительной системой и другими агрегатами.

Двигатель НК-8, непрерывно совершенствуясь от модификации к модификации, стал одним из наиболее массовых серийных ТРДЦ в истории отечественной авиации. Общий «тираж» только НК-8-2У, производившихся на Казанском моторостроительном заводе, составил более 2500 единиц. Признанием заслуг Н.Д.Кузнецова в области авиадвигателестроения стало его избрание членом-корреспондентом Академии наук СССР и присвоение ему в 1968 г. воинского звания генерал-лейтенант. Николай Дмитриевич военную форму любил, и в рабочее время, как правило, носил генеральский мундир, за что его уважительно и называли за глаза в родном ОКБ, на серийных заводах и даже в минавиапроме – Генерал. В 1974 г министр Гражданской авиации П.Дементьев поручил Н.Д.Кузнецову разработку двигателя для первого отечественного широкофюзеляжного пассажирского самолета-аэробуса Ил-86. Сроки были поставлены очень жесткие, а ОКБ интенсивно занималось совершенствованием военных «движков», предназначавшихся для Ту-22М. Еще не завершилась активная часть «космической эпопеи», в ходе которой значительные силы ОКБ направлялись на разработку ЖРД. Поэтому Кузнецов решил не создавать новый ТРДЦ «с чистого листа», а попытаться «подфорсировать» НК-8, заодно несколько улучшив другие характеристики. Однако с самого начала главный конструктор предупредил министра, что по экономичности создаваемый «движок» НК-86 заведомо будет отставать от современных ему зарубежных моторов. Это объяснялось невысокими значениями температуры газа перед турбиной и степенью повышения давления, обусловленными применявшимися при изготовлении технологиями. Вместе с тем, в конструкции НК-86 были использованы перспективные новинки: звукопоглощающие перфорированные плиты, аналоговая электронная система управления, а также система защиты при обрыве лопаток компрессора.


ТРДД НК-86.


Основные данные некоторых ТРДД семейства НК-8.
Характеристика НК-8 НК-8-2 НК-8-2У НК-8-4 НК-8-4К НК-86
Дата госиспытаний 6.1964 1.1970 5.1973 6.1962 10.1979 4.1979
Рвзл, кгс 9500 9500 10.500 10.500 10.500 13.000
Суд взл, кг/кгс-ч 0,62 0,58 0,58 0,598 0,61 0,52
Ркр, кгс 2250 1800 2200 2750 3220
Судкр, кг/кгс-ч 0,83 0,79 0,766 0,81 0,74
Мдл, кг 2500 2150 1* 2170 1* 2440 2200 2750 1*
Тг, К 1200 1200 1230 1255 1260 1260
Степень сжатия воздуха 10,25 9,6 10,7 10,8 10,95 12,93
Предназначение Ил-62 Ту-154 Ту-154Б Ил-62 Экраноплан Ил-86
1* Без устройства для реверса


Любопытный казус произошел при подготовке первого полета самолета Ил-86. Когда двигатели машины были уже запущены, один из техников ильюшинского ОКБ, недооценив мощь засасываемого потока воздуха, слишком приблизился к воздухозаборнику внешнего НК-86. С головы его сорвало шапку и, к ужасу присутствовавших, мгновенно засосало в компрессор. Побледневший ведущий инженер доложил присутствовавшему Н.Д.Кузнецову о происшествии. Тот быстро спросил, не было ли в шапке твердых предметов. Получив отрицательный ответ, улыбнулся и громко, так чтобы слышали другие, главным образом «самолетчики», заявил: «Ну что ж… Пусть теперь Новожилов этому технику новую шапку покупает». И разрешил продолжить подготовку к взлету. Вскоре Ил-86 оторвался от заводской взлетной полосы и благополучно перелетел на аэродром ЛИИ. О судьбе мелко порубленной и хорошо «прожаренной» шапки, а также ее хозяина впоследствии ходило немало разнообразных авиационных баек.

Сам же «пожиратель головных уборов» непрерывно совершенствовался. В 1987 г. в модификации НК-86А были внедрены монокристаллические рабочие лопатки первой ступени турбины, что позволило повысить температуру газов перед турбиной до 1280К, а взлетную тягу – до 13 300 кгс. Восемь двигателей модификации НК-87 (с коррозионно- и жаростойкими покрытиями, обеспечивающими надежную эксплуатацию в морских условиях) использовались в составе силовой установки первого в мире боевого экраноплана-ракетоносца «Лунь».

Как ожидается, после 2010 г., по мере исчерпания запасов нефти, во всем мире начнется все более широкое использование природного газа (в более отдаленной перспективе – сжиженного водорода) в качестве моторного топлива. Н.Д. Кузнецов оказался одним из первых отечественных генеральных конструкторов, осознавших важность «газификации» авиации. Именно в его ОКБ на базе НК-8-2У были разработаны первые в стране ТРДД, использовавшие в качестве топлива жидкий водород (НК-88, 1980 г.) и сжиженный природный газ (НК-89, 1989 г.). 15 апреля 1988 г. совершила первый полет летающая лаборатория Ту-155 (Ту-154, у которого в правой мотогондоле был установлен НК-88), а в январе 1989 г. поднялся в воздух Ту-156 с НК- 89. В дальнейшем, по понятным, причинам темп разработки «криогенных» самолетов и силовых установок для них резко упал, однако ОКБ продолжает доводку НК-89.

В 1979 г. в кузнецовском ОКБ развернулись работы по созданию перспективных двигателей НК-56 и НК-64. Первый из них предназначался для аэробуса Ил-96, а второй – для Ту-204 и Ил-96-300. Следует напомнить, что первоначально самолет Ил-96 был задуман 350-местным, и двигатель НК-56 тягой 18 000 кгс полностью соответствовал именно этому варианту. Трехвальный НК-56 имел пятнадцатиступенчатый компрессор, многофорсуночную камеру сгорания и пятиступенчатую турбину. Ресурс до капитального ремонта составлял 7500 ч, а назначенный – 15.000 ч. Однако министр авиапрома И.С. Силаев счел нерациональным производство нескольких близких по мощности двигателей и сделал выбор в пользу пермского ТРДД ПС-90 тягой 16.000 кгс. Для этого двигателя Ил-96 оказался великоват. И тогда генеральный конструктор авиакомплекса им. С.В.Ильюшина Г.В.Новожилов принял «гениальное» решение укоротить фюзеляж, ограничив пассажировместимость 300 креслами.



Основные данные некоторых двигателей созданных в ОКБ Н.Д.Кузнсцова с большой степенью двухконтурности.
Характеристика НК-56 НК-64 НК-93 НК-44
Рвзл, кгс 18 000 16 000 18 000 40 000
Суд взл, кг/кгс-ч 0,383 0,37 0,23 0,315
Ркр, кгс 3600 3500 3200 7500
Суд кр кг/кгс-ч 0,625 0,58 0,49 0,54
М до, кг 3340* 2850* 3650 8320
Тг,К 1571 1548 1520 1600
Степень сжатия воздуха 25,5 27,6 37 36,1
Предназначение Ил-96 Ил-96-300 Ил-96 Ту-304
    Ту-204 Ту-204  
      Ту-214  
      Ту-330  
* Без устройства для реверса


После отказа министерства от «восемнадцатитонника», в мае 1983 г., кузнецовское ОКБ сосредоточило усилия на НК-64. Но и здесь куйбышевских моторостроителей подстерегала неудача: по результатам испытаний в термобарокамере в марте 1985 г. вновь был сделан выбор в пользу ПС-90. Последний был рекомендован для применения на Ту-204 и Ил-96-300, «вытолкнув» перспективные двигатели НК из перечня серийных российских авиамоторов, предназначенных для гражданских лайнеров.

Потребовалось три года упорной работы, чтобы сформулировать концепцию нового «козырного туза» фирмы. Им стал НК-93 – винтовентиляторный двигатель сверхвысокой степени двухконтурности. Двухрядный винтовентилятор с поворотными лопастями приводится во вращение трехступенчатой турбиной, при этом 40% мощности, передаваемой через редуктор винтовентилятору, приходится на восьмилопастную ступень, а 60 % – на десяти лопастную. Лопатки и диски семиступенчатого компрессора низкого давления изготовлены из титана, как и первые пять ступеней восьмиступенчатого компрессора высокого давления. Многофорсуночная камера сгорания кольцевого типа, турбины компрессора низкого и высокого давления одноступенчатые. Схема управления двигателем – дублированная электронная с гидромеханическимрезервированием.

Двигатель соответствует нормам ИКАО по эмиссии загрязняющих веществ и уровню шума. Его предполагают устанавливать на самолетах большой пассажировместимости Ил-96- 500, Ту-204-200, Ту-214, Ту-304 и др. Конструкция НК-93 является базовой для семейства двигателей с взлетной тягой 8000…23 000 кгс.

К числу последних разработок ОАО «СНТК имени Н.Д. Кузнецова» можно отнести проект 40-тонного двигателя НК-44 для самолета Ту- 304 и его криогенной модификации НК-46 для самолета Ту-306.


ЭПИЛОГ

Николай Дмитриевич Кузнецов являлся одним из наиболее способных и плодовитых отечественных конструкторов авиадвигателей. В 1957 г. за разработку двигателя НК-12 он был удостоен звания Героя Социалистического Труда, а в 1981 г. получил эту награду вторично. По существовавшему в те годы положению бронзовый бюст Дважды Героя был установлен в Куйбышеве на пересечении улиц Победы и Нововокзальной. Среди наград Н.Д.Кузнецова десять орденов, 8 том числе пять орденов Ленина. В 1973 г. его единогласно избрали действительным членом Академии наук СССР.

Как отмечают близко знавшие его люди, Николая Дмитриевича отличали личная скромность в сочетании с исключительной научной и конструкторской смелостью, выразившейся в создании уникальных двигателей, в некоторых случаях непревзойденных по важнейшим характеристикам до нынешнего времени. Он был готов «заниматься двигателями» от зари до зари, по восемнадцать часов в день, в этом была вся его жизнь. Кроме того, он являлся и незаурядным организатором, настойчивости и таланту которого обязана своим существованием финансово-промышленная группа «Двигатели НК». Умер Н.Д.Кузнецов 31 июля 1995 г. в Москве после тяжелой болезни. Через всю многолетнюю деятельность он пронес принцип, оставленный в наследие руководителям нынешним: «Одно из самых сильных средств в воспитании подчиненных – твой личный пример в работе и жизни».


канд. воен. наук, полковник авиации Владимир Бабич

Египетские истребители в "войне на истощение"

Окончание, начало в ИА №2/2001.

Осень 1969г. преподнесла обеим противоборствующим сторонам немало сюрпризов. Если весна, по обритому библейскому выражению, являлась временем, когда надо было «разбрасывать камни» (чем, собственно, и занимались арабы), то осенью «пришло время их собирать». Впрочем, израильтянам тоже было нелегко. Противник по-прежнему сохранял численное преимущество, которое в ряде случаев выливалось в качественное, обуславливавшееся поступлением из, казалось, бездонных арсеналов Советского Союза все новых и новых систем вооружения.


ПЗРК «Стрела-2» появился на Синае осенью 1969 г.


Уже с октября 1969 г. противодействие израильской авиации с земли начали оказывать расчеты ПЗРК «Стрела-2». Как правило, ими в первую очередь насыщали позиции зенитной артиллерии и ЗРК С-75, и лишь затем они стали поступать на вооружение подразделений египетской мотопехоты. Причины такой расстановки приоритетов крылись в том, что расчеты МЗА, занятые стрельбой по основной цели, часто оказывались беззащитными перед внезапно появившимся на малой высоте штурмовиком, зашедшим на позицию с фланга или тыла. У ЗРК С-75 помимо этой проблемы, обусловленной значительным временем реакции, имелась еще и так называемая «слепая» зона, простиравшаяся до высоты 500 м, почти невозможно было обстреливать противника и на коротких дистанциях, что делало комплекс практически беззащитным в ближнем бою с его быстро меняющейся обстановкой.

Совершенствовалась и египетская истребительная авиация. Поступившие осенью МиГ – 21ФЛ (экспортное обозначение МиГ-21 ПФМ) несли БРЛС РП-21М, работавшую в связке с новым автоматическим стрелковым прицелом АСП-ПФ-21 и новое катапультное кресло КМ- 1, позволявшее пилоту спастись практически во всем диапазоне высот, но при скорости не ниже 130 км/ч. Кроме того, перехватчик получил станцию предупреждения «Сирена-ЗМ» и два подфюзеляжных твердотопливных ускорителя СПРД-99 тягой по 2500 кг. Последнее обстоятельство позволяло с успехом производить маневр силами, организуя противодействие методом из засад, для чего перехватчики по ночам перебрасывались вертолетами Ми-6 на короткие площадки вблизи канала.

Той же осенью в Египет стали поступать и МиГ-21М (изделие «96», представлял собой экспортную модификацию МиГ-21С – Прим. авт.), на которых появилась еще более совершенная БРЛС РП-21МА, сопряженная с модернизированной аппаратурой наведения «Лазурь-М» и автоматическим стрелковым прицелом АСП-ПФД. Теперь по отдельному радиоканалу с «земли» на индикатор БРЛС передавалось положение противника, что позволяло более гибко организовывать перехват. Еще одним нововведением был автопилот АП-155. Но самым главным отличием этой модификации стал контейнер ГП-9 с 23-мм механизированной пушкой ГШ-23. Последняя также монтировалась уже в частях и на МиГ-21 ФЛ. Хотя объем внутренних топливных баков уменьшился с 2800 л до 2650 л, однако дальность полета истребителя не только не уменьшилась, но даже возросла благодаря тому, что под консолями появились дополнительные пилоны, на которые можно было подвесить по одному 490-литровому ПТБ и еще один под фюзеляж.

Евреи тоже не сидели сложа руки, продолжая количественно и качественно усиливать свои воруженные силы, и прежде всего авиацию. Огромная роль в усилении ВВС принадлежала «Моссаду», агенты которой смогли не только похитить значительную часть технической документации по «Миражу»IIIС, но и завербовать швейцарского инженера Альфреда Фраункнехта, который являлся главным инженером авиастроительного отделения фирмы «Шульц Бразерс», производившей по лицензии «Миражи» для ВВС Швейцарии. Как позже выяснилось, за довольно скромную плату швейцарец смог не только предоставить «недостающие части» техдокументации, но и оказал помощь в организации серийного производства «Миражей» в самом Израиле. О том, насколько действенной была эта помощь, можно судить на основании хотя бы того факта, что уже осенью 1969 г. в воздух поднялся первый серийный «Нэшер».

Однако главным «козырем», выброшенным на «стол» «иудеями» осенью 1969 г., стал истребитель-бомбардировщик «Фантом». Впервые израильтяне заинтересовались F-4 еще в 1965 г. Однако тогда американцы не захотели продать столь необходимые израильтянам машины, предложив взамен легкие штурмовики А-4. Причиной отказа была крайняя нужда в F- 4 для замены F-100 и F-105, парк которых в Юго-Восточной Азии таял как снег на солнце. Израилю пришлось тогда довольствоваться подержанными «Скайхоками», прошедшими модернизацию, но позже эмиссары «земли обетованной» встретили большее понимание.

Отправившийся в 1968 г. с визитом за океан премьер-министр Леви Эшкол при личной встрече с президентом Линдоном Джонсоном договорился о поставке 44 новейших F-4E и шести разведчиков RF-4E. 25 марта 1969 г. в США прибыли первые израильские лётчики, которым предстояло переучиваться на F-4. Хотя «шестидневная война» завершилась блестящей победой, было очевидно, что последней она не станет. Поэтому для переучивания на «Фантом» были отобраны лучшие пилоты и штурманы. Возглавляли делегацию будущие командиры эскадрилий F-4 Авиху Бен-Нун и Шмуль Хетц. В конце августа пилоты вернулись домой, а 5 сентября на торжественной церемонии, в которой приняла участие президент Израиля Голда Меир, были приняты первые F-4E, поступившие на вооружение 201-й эскадрильи, которую возглавил Шмуль Хетц. Любопытно, что на торжественной церемонии самолёты были окрашены в цвета израильского камуфляжа, но несли… американские опознавательные знаки! Что же касается Бен-Нуна, то он возглавил недавно сформированную 69-ю эскадрилью, которая начала получать «Фантомы» 23 октября.

Несмотря на относительно небольшое количество заказанных самолетов, их поставка затянулась до мая 1971 г., что объяснялось с одной стороны, восполнением потерь во Вьетнаме, а с другой – проводившимся перевооружением американских ВВС и авиации флота. Вместе с тем необходимо отметить, что «Фантом» стал качественным скачком для израильских ВВС. Его высокие лётные данные, большая дальность полёта, мощное бортовое оборудование и вооружение быстро завоевали ему признание среди лётного состава.

Хотя в большинстве своем экипажи имели только базовые навыки пилотирования «Фантомов», скидок на новизну техники командование делать не стало, и уже 5 октября состоялся боевой дебют F-4 на Ближневосточном ТВД. В тот день самолеты из составу 201-й эскадрильи, возглавляемые комэском, вылетели на патрулирование южной части Синайского полуострова. А 22 октября F-4 впервые нанесли удар по наземным целям. Объектом атаки были позиции ЗРК С-75 в районе Абу-Суэйра.

Практически одновременно из CLUA поступила крупная партия управляемых ракет AIM- 90 «Сайдуиндер» с ИК ГСН и систем РЭБ. Теперь угроза со стороны ЗРК С-75 парировалась постановкой помех РЛС разведки целей и станциям наведения ракет (СНР). Собственно прорыв в египетское воздушное пространство по-прежнему осуществлялся на предельно малых высотах, часто с «облизыванием» рельефа местности и использованием естественных препятствий в качестве прикрытия, что серьезно осложняло работу расчетов ЗРК. К тому же, естественная маскировка полета на фоне земли дополнилась маскировкой на фоне искусственных «завес».

После появления «Фантомов» типовое распределение целей выглядело следующим образом: штурмовики «Скайхок» обрабатывают передний край, истребители-бомбардировщики «Фантом» совершают глубокие рейды, а истребители «Мираж» осуществляют прикрытие тех и других способом подвижного заслона, а также выполняют доразведку целей. Сверхзвуковые «Фантомы» по одним и тем же объектам со «Скайхоками», как правило, не действовали. Зона внимания экипажей F-4 охватывала вторые эшелоны размещаемых вдоль Суэцкого канала египетских войск, позиции прикрывавших их ЗРК С-75, а также аэродромы и важные промышленные объекты в глубине страны.

27 ноября 1969 г. наши советники впервые отметили, что наряду с «Миражами», в воздушных боях начали принимать участие и «Фантомы». В то же время, согласно израильским официальным данным первую победу F-4 со «звездами Давида» одержал 11 ноября 1969 г. Тогда отличился экипаж командира 201 -й эскадрильи Эхуда Ханкина и Эйала Ахикара, уничтоживший МиГ-21. Впрочем, жить им оставалось недолго. Не прошло и недели, как 17 ноября этот экипаж не вернулся после налета на иорданскую РЛС, использовавшуюся для наведения египетских перехватчиков.

В тот же день, 11 ноября, вновь заявили о себе «Миражи»-«охотники», внезапно атаковавшие взлетавшие с аэродрома в Иншасе звено «МиГов» 104-й авиабригады. Фактически, от уничтожения группу тогда спасло то, что вдогонку за набиравшими высоту МиГ-21 устремились и «Миражи», внезапно вошедшие в зону радиовидимости египетских радаров. Не растерявшийся штурман наземного поста наведения тут же подал сигнал о появлении противника сзади, и ведущий звена «МиГов» тут же повел группу на косую петлю, надеясь выйти противнику на встречно-пересекающийся курс. Он опоздал всего лишь чуть-чутъ: ведущий пары «Миражей» успел-таки выпустить два «Шафрира» по ведомому второй пары, который был сбит. В последовавшем поединке успех не сопутствовал ни одной из сторон, хотя надо отдать должное пилотам противника: они очень грамотно оттянули тройку «МиГов» к Суэцкому каналу, и неизвестно чем бы все закончилось, если бы расчеты РЛС бригадного командного пункта вовремя не заметили подтягивавшиеся из глубины Синая подкрепления в виде еще одной четверки «Миражей».

Любопытно, что израильтяне, в отличие от американцев, довольно быстро разобрались в достоинствах и недостатках F-4, которым в маневренных схватках приходилось туговато. Опробовав эти машины в учебных боях с «Миражами» над пустыней Негев, израильтяне пришли к выводу, что «Фантомы» явно не могут конкурировать с «МиГами» на коротких дистанциях, проигрывая последним в разгонных характеристиках в диапазоне околозвуковых скоростей, по угловой скорости крена и времени виража. Однако наличие мощной БРЛС AN/APQ-120 с дальностью обнаружения воздушных целей до 70 км и четырех-шести УР с РЛ ГН AIM-7 «Спэрроу», позволяло теоретически использовать эти машины для поддержки «Миражей» с дальних дистанций. Фактически F-4 в израильских ВВС никогда не действовали в роли истребителя для завоевания господства в воздухе (как, например, в ВВС США). Основным способом их применения в воздушных боях стала прямолинейная атака снизу, проводимая на средней дальности, что в полной мере позволяло реализовать все имеющиеся преимущества и нивелировать недостатки. Хотя в ходе «войны на истощение» этот вариант большого распространения не получил (в основном из-за ограниченных масштабов боевых действий и невысокого качества аппаратуры идентификации цели по принципу «свой-чужой»), но в октябрьской «войне судного дня» 1973 г. он уже стал типовым.

Еще одним способом применения сверхзвуковых истребителей стало психологическое давление на население. Первыми это начали делать израильтяне, «вусмерть» замученные египетскими артналетами. С ноября 1969 г. началась операция «Шок», в рамках которой F-4 производили сверхзвуковые полёты на малой высоте над Каиром и другими египетскими городами. Результаты в отдельных рейдах были потрясающими: у людей лопались барабанные перепонки, в окнах сыпались стекла, и даже телеграфные столбы не всегда выдерживали акустический удар. В то же время никакого военного эффекта эти рейды дать не могли, но израильтяне надеялись, что население Египта потребует мира. Арабы конечно были не прочь жить в мире, но без евреев, а потому их реакция была адекватной, но, поскольку, МиГ-21 с аэродромов, расположенных восточнее дельты Нила, дотянуться до израильских городов не могли, а звуковые удары по гарнизонам противника на Синае мало что давали, к ответным акциям подобного рода были подключены ВВС Сирии. Уже 29 января 1970 г. одиночный сирийский МиГ-21 демонстративно перешёл звуковой барьер во время бреющего полета над Хайфой, что привело в шок добрую половину жителей этого города. «Ответ» командования израильских ВВС был предсказуемым: действие «шоковой терапии» распространилось и на города Сирии.

Тем временем над Синаем продолжались эпизодические воздушные бои. После некоторых успехов израильтян ситуация вновь стабилизировалась, но все же 1969 г. египетским истребителям удалось закончить на мажорной ноте. 9 декабря четверка истребителей-бомбардировщиков Су-7БМК внезапно атаковала позиции израильского ЗРК «Хок». Противник был захвачен врасплох и не смог оказать никакого противодействия. Опоздала и высланная на перехват пара «Миражей». К тому же израильтяне не успели набрать высоту и потому погоня на бреющем за уходившими к каналу «сушками» заняла довольно много времени. В то же время, пилоты противника не без основания рассчитывали, оставаясь невидимыми для египетских радаров, подобраться снизу под хвост арабам и одной-двумя атаками уничтожить всю группу.

Впрочем, если этот расчет и существовал, то сбыться тогда ему было не суждено. Су- 7БМК были выше и уходили с околозвуковой скоростью. В это же время пара МиГ-21 М, в составе старших лейтенантов Атефа и Минира, также находившаяся на малой высоте в зоне ожидания, была выдвинута навстречу возвращавшимся своим ударным самолетам с целью «заполнения зоны» и принятия положения «заслона». В это время «Миражи», несмотря на то что по-прежнему оставались на высоте 200 м, уже вошли в зону видимости РЛС П-15, как раз и предназначенных для обнаружения маловысотных целей. Израильтяне подобных систем не имели, и потому пилотам перехватчиков приходилось рассчитывать только на свои глаза. Включать свои БРЛС они не стали, опасаясь спугнуть дичь. Едва ли они знали о том, что уже и сами представляли собой что-то вроде мишеней.

Появившаяся внезапно на встречно-пересекающихся курсах пара МиГ-21 открыла огонь из 23-мм пушек. Это было настолько неожиданно, что оба израильтянина инстинктивно выполнили боевой разворот с набором высоты. В принципе, это было верное решение, но только не в данном случае. «МиГи», находившиеся внизу, оставались невидимыми, и вскоре выпущенные ими управляемые ракеты превратили оба «Миража» в груды обломков…

Ближе к вечеру поднятая в составе звена на перехват шедшей со стороны моря восьмерки «Фантомов», эта же пара добилась еще одной победы. Любопытно, что и в этом случае пуспех был достигнут при сходных обстоятельствах. Наведенное на противника звено «МиГов» разделилось на пары и, в то время как ведущая пара Атефа и Минира продолжала сближение с противником на малой высоте, вторая осталась сзади, но начала набирать высоту, оттягивая на себя «Миражи», которые тут же выдвинулись вперед. Не принимая боя с численно превосходящим противником,пара египетских истребителей начала отход, уводя за собой вражеские истребители сопровождения. Последние, увлеченные преследованием, оторвались от своих подопечных, и в боевом порядке противника образовались бреши, чем не преминули воспользоваться старшие лейтенанты Атеф и Минир. Стремительно сблизившись на встречно-пересекающихся курсах с группой «Фантомов», они обстреляли ведущую пару F-4 из 23-мм пушек. Оба израильтянина тут же пошли на боевой разворот, уводя колонну истребителей-бомбардировщиков на обратный курс с набором высоты. Хуже всего пришлось ведомому экипажу первой пары противника: по всей видимости, самолет получил довольно серьезные повреждения, так как быстро отставал от основной группы, оставляя сзади шлейф дыма. Добить его не составляло труда, и вскоре две ракеты, выпущенные лейтенантом Атефом, поразили двигатели израильского самолета, заставив его экипаж катапультироваться. Преследовать основную группу F-4 было не только нецелесообразно по причине нехватки топлива, но и опасно, так как разобравшиеся в обстановке пилоты «Миражей» уже спешили на помощь, а вступать в схватку с численно превосходящим противником не имело смысла, поэтому оба героя поспешили на посадку.


МиГ-21ФЛ из состава 102-й истребительной авиабригады ВВС Египта. Авиабаза Иншас, осень 1969 г.


МиГ-21Р из состава 21-й разведывательно-истребительной эскадрильи ВВС Египта. Авиабаза Салихий, зима 1969-1970 г.г.


МиГ-21МФ из состава 104-й истребительной авиабригады ВВС Египта. Авиабаза Эль-Мансура, весна-лета 1970 г.


МиГ-21УМ из состава 104-й истребительной авиабригады ВВС Египта. Авиабаза Эль-Мансура, весна-лета 1970 г.


МиГ-21УМ из состава египетских ВВС.

Обратите внимание: в отличие от боевых «двадцать первых», на которых «техничка» почти не видна, «спарки» даже с довольно большого рассояния можно читать как газеты.


Однако такие успехи на долю пилотов МиГ- 21 выпадали редко. Противник был чрезвычайно опытным, и старался избегать шаблонных действий. К тому же, вялотекущий характер боевых действий, в которых были задействованы, по большому счету, сравнительно ограниченные по своему составу силы, позволял спокойно анализировать израильтянам их и без того немногочисленные промахи и просчеты, разрабатывая эффективные контрмеры, тактические приемы и методы подготовки. Одним из результатов этой деятельности стали значительные потери ВВС Египта, которые за период с июля 1969 г. по январь 1970 г. не досчитались в общей сложности 72 боевых самолетов. Правда, 29 из них были утрачены по небоевым причинам, но, поскольку противник даже по официальным египетским данным терял в воздушных боях в среднем вдвое меньше боевых машин, это мало влияло на общую картину. Любопытно сравнить эти данные с заявками противника. Так, израильтяне считали, что с мая по ноябрь 1969 г. ими сбит 51 египетский самолет, но только 34 из них пополнили счета летчиков-истребителей, девять пришлись на долю МЗА, а еще восьмерых «сняли» расчеты ЗРК «Хок».

В то же время, результаты действий израильской авиации по позициям египетских ЗРК были более чем скромными. Достаточно сказать, что за весь 1969 г. египетскими постами ВНОС и РЛС было зафиксировано всего лишь около 2300 пролетов израильских самолетов, примерно 2000 из них приходились на дневное время, а остальные были выполнены под покровом ночи. Относительно невелико было и количество нанесенных авиаударов (413). Из них 122 было нанесено по позициям египетских ЗРК, семь из которых оказались результативными (эффективность 5,7%). При этом противнику за девять месяцев удалось уничтожить лишь три зенитно-ракетных дивизиона, что, конечно, ни в коей мере не могло повлиять на темпы наращивания мощи египетской ПВО. В то же время, ракетами было сбито всего лишь 11 самолетов, на что было потрачено 77 ЗУР. Блестяще показали себя расчеты ствольной зенитной артиллерии и ПЗРК, уничтожившие 34 самолета и восемь вертолетов. При этом было израсходовано всего лишь 25 тыс. артиллерийских снарядов, т.е. в среднем на одну пораженную цель приходилось чуть менее 600 снарядов, что говорило об очень высоком уровне выучки личного состава батарей.

К концу 1969 г. интенсивность боевых действий практически сошла на нет. Авиация обеих противоборствующих сторон, понесшая вполне ощутимые потери, только изредка совершала кратковременные вылазки в район Суэцкого канала. Так, 4 января 1970 г. в 13:16 из положения «дежурство на аэродроме» на рубеж ввода в бой при отсечении преследовавших группу Су-7БМК «Миражей» было поднято звено МиГ-21ФЛ, возглавляемое капитаном Сакером. Управление осуществлял КП 104-й истребительной авиабригады в Эль-Мансуре. Еще на маршруте началось глушение радиочастот, и летчики перешли на запасной канал связи (т.н. 9-й канал), но информация с КП поступать перестала. Отслеживавший обстановку штурман КП 102- й авиабригады, базировавшейся в Иншасе, предупредил по основному каналу ведущего о появлении противника, но тот предупреждения не услышал.



В сложной «помеховои» обстановке его ведомый – лейтенант Айзет, прослушивавший периодически эфир на запасной частоте все же смог услышать сигнал с КП 104-й авиабригады, и самостоятельно развернулся на противника. За ним в атаку пошла и вторая пара (ведущий – старший лейтенант Реда, ведомый – лейтенант Абес). Схватка началась на коротких дистанциях, исключавших прицельный пуск УР с ИК ГСН, а огонь из пушек не достиг цели. Подошедшая «свежая» пара «Миражей» изменила баланс сил в пользу противника, после чего истребители получили приказ выйти из боя. В этот момент израильские пилоты произвели прицельный пуск сначап двух, а затем еще двух управляемых ракет. Наблюдавший выход в атаку самолетов противника лейтенант Айзет вовремя передал предупреждение об опасности по радио, и это позволило лейтенанту Абесу, выполнив противоракетный маневр, попросту стряхнуть с хвоста первую пару «Сайдуиндеров». Это тем более не составляло большого труда, так как первые модификации УР AIM-9 (ка , впрочем, советские Р-ЗС), имели значительные ограничения по перегрузке. Несмотря на потерю скорости, две других ракеты также, видимо, вышли на предельную дальность и самоликвидировались невдалеке от «МиГа», но их осколки не нанесли сколько-нибудь серьезных повреждений египетскому истребителю, а его пилот вместе с двумя другими благополучно приземлился. Любопытно, что наблюдавшие весь этот фейерверк израильтяне посчитали, что добились как минимум одного попадания. Впрочем, поживиться им еще было чем: оставшийся в начале боя без поддержки командир звена не только не видел противника, но даже не подозревал, что его ведомые уже ведут бой. В результате подобравшиеся сзади по командам своих авианаводчиков «Миражи» без помех атаковали одинокий «МиГ» пушечным огнем, и спустя несколько мгновений горящий египетский истребитель рухнул невдалеке от Суэцкого канала.

Израильтяне, не без основания считавшие, что победа все же осталась за ними, решили поставить жирную точку в этой войне, предприняв операцию «Priha» (Цветок). Целью операции было склонить противника к переговорам и подписанию соглашения о перемирии. 7 января 1970 г. израильские F-4 нанесли очередные удары по позициям египетских ЗРК, а 13,18 и 23 января и 8 февраля была предпринята серия ударов по египетским аэродромам. При этом активно использовались станции постановки помех, стоявшие на самих «Фантомах» (AN/ALQ-71, -72 и -87), а также системы РЭБ в подвесных контейнерах, ставившие помехи по каналу цели. К тому же имевшиеся на F-4 навигационно-бомбардировчная подсистема AN/AJB-7 и счетно-решающее устройство бомбометания AN/ASQ-91 позволяли израильским экипажам бомбить со сложных видов маневра, что в свою очередь снижало уровень потерь. Ко всему прочему, каждый рейд выливался в настоящую операцию с попыткой подавления всех египетских радиоизлучающих средств по пути и в прилегающих районах с помощью противорадиолокационных ракет AGM-45 «Шрайк».

Во время налёта, предпринятого 8 февраля 1970 г., открыла свой боевой счёт 69-я эскадрилья: экипаж Авиама Села и Шабтая Бен- Шуа сбил МиГ-21. В тот день в 09:57 утра на передовом КП Эль-Мансуры в секторе 120- 150° были отмечены сильные помехи РЛС П-30 и П-35. Спустя две минуты, в 09:59, по команде центрального КП в зону на высоту 5000 м было поднято звено МиГ-21, возглавленное старшим лейтенантом Ашмади. В 10:03 на экранах РЛС была обнаружена группа израильских самолетов, подходившая к побережью со стороны моря на высоте 7500 м.

По командам с ЦКП «МиГи» стали выводится навстречу противнику. После разворота на заданный курс летчики увидели выше себя на удалении 6-7 км звено «Фантомов», шедшее в колонне пар. Выполнив восходящий маневр, старший лейтенант Ашмади зашел противнику в хвост и, находясь на дистанции около 1500 м, нажал кнопку пуска. Однако оружие было переключено в положение «пушка» и трасса 23-мм снарядов пошла (естественно) «в молоко». Увидев мелькнувшие рядом трассеры, экипажи «Фантомов» тут же поняли, что противник «на хвосте» и разошлись со снижением, после чего «МиГи» начали преследовать ведущую пару.

Готовясь к пуску ракет, ведущий второй пары старший лейтенант Дмедит увидел находившуюся ниже себя, но шедшую с набором высоты другую пару «Фантомов», избравших своей целью ведущую пару египетского звена. Предупредив командира по радио, он атаковал находившиеся ниже себя самолеты противника. В завязавшемся групповом маневренном бою, экипажам F-4 стало туго: уже после двух косых петель и боевого разворота на форсаже пара старшего лейтенанта Дмедита заняла выгодное положение для атаки на дальности 1,5- 2 км, после чего ведущий произвел пуск сначала одной, а затем и второй ракеты. К сожалению, наблюдать результаты атаки ему не удалось, так как, оказавшись в одиночестве, он был сам атакован. К счастью, система предупреждения вовремя выдала сигнал о работе вражеской РЛС, и египетскому пилоту удалось сорвать прицельный пуск.

Между тем, его ведомый – лейтенант Эсгандер – в процессе маневренного боя отстал и, потеряв контакт с противников и коллегами, но располагая примерно 800 л топлива, вышел из боя и приземлился на аэродроме Эль-Мансура. Оставшийся в одиночестве ведущий по команде с КП отвернул в сторону солнца и немедленно вышел из боя, направившись к аэродрому. Однако, уже находясь в районе четвертого разворота, на высоте 800 м при показании остатка топлива в 200 л (шла только лишь 18-я минута полета!) двигатель «МиГа» остановился, что заставило пилота катапультироваться.

Ведомый командира – лейтенант Рауф также отстал от своего ведущего, однако продолжил вести бой в одиночку. Находясь на высоте 300 м, он с дистанции 1 -1,5 км выпустил по «Фантому» ракету, которая, как показали кадры фотоконтроля, взорвалась рядом с целью. Несмотря на полученные повреждения (позади F-4 появился ясно видимый след керосина) самолет противника удержался в воздухе, хотя продолжать бой уже явно не стремился, и повернул к морю. Решив добить противника, лейтенант Рауф продолжил преследование и вскоре вражеская машина оказалась на дальности действительного огня из пушки. Египетский пилот открыл огонь, но, несмотря на ясно видимые попадания и появившийся шлейф дыма, «Фантом» продолжал уходить. Когда снаряды кончились, египетскому летчику ничего не оставалось, как повернуть на свой аэродром, где он успешно и приземлился с остатком топлива в 400 л.


В маневренных схватках с "МиГами" тяжело приходилось даже "Миражам", идеология конструкции которых была весьма близка к отечественным фронтовым истребителям


Оставшийся без ведомого командир звена – старший лейтенант Ашмади – вышел из боя и при следовании на свой аэродром был атакован снизу и сбит (летчик катапультировался) группой «Миражей», пришедшей, хотя и опозданием, на выручку своим истребителям-бомбардировщикам. Вообще надо сказать, что противник очень серьезно оценил возникшую в воздухе ситуацию и реагировал достаточно обостренно, подняв по тревоге одну за другой четыре группы «Миражей», общей численностью до 20 самолетов. Это позволяет говорить о том, что противник не всегда-сохранял контроль над ситуацией и в случае «нестандартных ходов» со стороны египетского командования был склонен решать проблемы простым наращиванием численности участвующих в бою самолетов.

Заметно лучше события развивались на следующий день, 9 февраля, когда в 15:52 на прикрытие истребителей-бомбардировщиков Су-7БМК было поднято звено МиГ-21М, возглавляемое старшим лейтенантом Баширом. В 16:07 «МиГи» были наведены с земли на четверку «Миражей», пытавшихся атаковать отходившие за канал «сушки».

Египетские истребители находились на высоте примерно 5000 м в правом пеленге. Противника, идущего ниже встречным курсом первым обнаружил ведомый командира звена – лейтенант Исмаил. Выйдя вперед, он устремился в атаку. Его ведущий тут же, прикрывая своего напарника, пошел следом, заняв позицию «щита». Летчики второй пары в этот момент обнаружили впереди себя еще одну пару «Миражей» и начали сближаться с ними. В результате звено разошлось по парам. Первым добился успеха ведомый командира, который, выполнив резкий разворот со снижением, зашел в хвост самолету противника и, находясь на высоте 800 м, с дистанции 1,5-1,8 км произвел пуск ракеты. Замедленная бочка, выполненная к тому же на фоне земли, позволила израильскому пилоту избежать поражения. Продолжая снижаться, пилот «Миража» не без основания надеялся уйти, но когда дистанция сократилась примерно до 1 км, лейтенант Исмаил выпустил вторую ракету. На этот раз уйти противнику не удалось: взрыв в сопле двигателя нанес фатальные повреждения истребителю противника, и его пилоту пришлось катапультироваться. По команде с КП пара вышла из боя. В процессе боя командир надежно прикрывал атаку своего ведомого.

Вторая пара «МиГов» действовала менее успешно и попала под обстрел противника, в результате чего самолет лейтенанта Ааси (ведомый) был сбит, а пилот катапультировался. Истребитель ведомого – старшего лейтенанта Уафана – также был поврежден пушечным огнем, однако летчик продолжал бой и, заняв после вертикального маневра выгодное положение для атаки (высота 300 м), выпустил одну ракету по находившейся несколько ниже паре «Миражей». Ракета ушла к земле, а оба израильских истребителя перешли в набор высоты. Находясь на дистанции 1,2-1,5 км, старший лейтенант Уафан выпустил вторую ракету, но пилоты «Миражей», выполнив переворот через крыло, снова начали снижаться к земле. Продолжая преследование, египетский летчик смог выйти на дистанцию действительного огня из 23-мм пушки и, выпустив весь боекомплект, сбил замыкающий истребитель противника. Израильский летчик катапультировался и был взят в плен.

И все же в январе удары израильской авиации по египетским аэродромам продемонстрировали Гамалю Абдель Насеру слабость восстановленной после потрясений 67-го года системы ПВО. Хотя на аэродромных стоянках, окруженных внушительными обваловками, израильтянам удалось уничтожить считанное количество самолетов, египетскому лидеру было очевидно, что в случае крупномасштабных боевых действий его авиация может понести куда более серьезный урон, а потому в качестве первоочередной меры было намеченно начать строительство защищенных бетонированных укрытий, способных выдерживать по два-три прямых попадания 250-кг «фугасок».

Однако еще до этого, в декабре 1969 г,, президент Насер был вынужден отправиться в Советский Союз с тайным визитом на переговоры о расширении советской военно-технической помощи «стране пирамид». В ходе начавшихся в Москве секретных переговоров стороны обсудили возможность поставок в Египет более современных зенитно-ракетных комплексов и перехватчиков. На переговорах речь, в частности, шла о ЗРК С-125 и комплексе перехвата Су-15. Однако советское руководство дало понять египетскому лидеру, что переучивание на С-125 египетских расчетов, толком не освоивших куда более простой С-75, займет слишком много времени, а Су-15 вообще не является предметом экспорта, так как ориентирован на применение в системе ПВО СССР, что требует помимо поставки самих перехватчиков еще и создания в Египте соответствующей инфраструктуры, многие элементы которой являлись в то время секретными.

Как бы там ни было, но информация о том, что этими самолетами интересуются египтяне каким-то образом стала известна «Моссаду», а потому, когда было принято решение о развертывании советского контингента в Египте, израильтяне всерьез ожидали появления этих машин на аэродромах восточнее дельты Нила. Первоначально вообще считалось, что первые построенные бетонированные укрытия на авиабазах Бени-Сувейр, Иншас и Эль-Мансура предназначены именно для Су-15. Трудно сказать какие реальные выгоды могли бы извлечь египтяне, получив «Флагоны» (Flagon), как называли эти машины в НАТО, хотя, безусловно появление этих мощных сверхзвуковых перехватчиков с управляемыми ракетами средней дальности Р-98, сопоставимыми по своим характеристикам с AIM-7 «Спэрроу», вряд ли пришлось бы по вкусу израильтянам.

Взамен советское руководство предложило новейшую модификацию истребителя МиГ-21СМ (в экспортном исполнении эта модификация называлась МиГ-21 МФ). Оснащенный двигателем Р-13-300 тягой 6490 кг и встроенной 23-мм механизированной пушкой ГШ-23Л на опускаемом лафете с боезапасом 200 снарядов, истребитель нес БРЛС РП-22 «Сапфир», автопилот АП-155, систему предупреждения об облучении «Сирена-ЗМ», систему наведения «Лазурь-М», а также перископ ТС-27АМШ. На четырех крыльевых пилонах, помимо УР с ИК ГСН Р-ЗС, можно было подвешивать изделие «320», представлявшее собой УР Р-ЗР с полуактивной РЛ ГН. По основным характеристикам (включая разрешенную дальность пуска) эта ракета почти не отличалась от «тепловой»' Р- ЗС, но довольно существенно расширяла область возможных атак в воздушном бою.

Между тем, на переговорах Г.Насер прямо поставил перед Л.Брежневым вопрос о вводе в Египет группировки советских войск, в составе которой имелись бы части истребительной авиации и противооздушной обороны. К тому же арабский лидер хотел, чтобы ввод наших войск произошел открыто. В крайнем случае он предполагал сообщить мировым СМИ, что войска состоят исключительно из добровольцев, на что Брежнев ответил: «никто не поверит, что нашлось столько добровольцев воевать в чужой стране. И вообще – мы так не привыкли». Советское руководство настораживала перспектива ввода войск в страну не входившую в ОВД. Стремясь развеять все сомнения, Насер заявил, что Египет «готов вступить в Варшавский Договор хоть завтра»! В конце концов было решено, что операция по переброске войск пройдет в строжайшей тайне.


МиГ-21МФ из состава 135-го истребительного авиаполка авиационной группы ограниченного контингента советских войск в Египте. Авиабаза Бени-Суэйф, 1970 г. Самолет несет 490-литровый ПТБ и четыре УР с ИК ГСН Р-ЗС.


МиГ-21РФ из состава 35-й отдельной разведывательно истребительной эскадрильи авиационной группы ограниченного контингента советских войск в Египте в полете. Самолет несет на подфюзеляжном пилоне контейнер ККР-1, а на подкрыльевых – пару 490-литровых ПТБ. Авиабаза Сайя, 1970 г.


МиГ-21МФ из состава 135-го истребительного авиаполка авиационной группы ограниченного контингента советских войск в Египте. Самолет несет окраску горьковского авиазавода.


В последних числах декабря 1969 г. в Генштабе и Главном штабе Войск ПВО началась разработка операции «Кавказ», а 9 января 1970 г. с авиабазы Чкаловская на двух Ил-18 в Каир вылетела оперативная группа МО СССР, возглавляемая заместителем главкома войск ПВО генерал-полковником А. Щегловым и заместителем главкома ВВС генерал-полковником А.Ефимовым. В короткий срок советские специалисты разработали несколько планов переброски и развертывания ЗРК С-75М (для египетских войск) и С- 125 (для ограниченного контингента советских войск). Был предложен также ряд вариантов базирования и советской авиации на египетских аэродромах.

В середине января в Египет прилетел главком Войск ПВО страны маршал П.Батицкий, возглавивший на заключительном этапе предварительной подготовки работу оперативной группы. Он же лично докладывал министру обороны маршалу А.Гречко результаты рекогносцировки.

Практически сразу же после принятия принципиального решения о вводе в Египет ограниченного конингента советских войск, в декабре 1969 г. в Днепропетровске на базе 11-й дивизии ПВО началось формирование 18-й особой зенитно-ракетной дивизии. Кстати, название это так и не прижилось, причем даже в официальных документах, где соединение позже по инерции начали вновь называть «11-й Днепропетровская». При этом ее 1-й бригада формировалась в Московском округе ПВО, 2-я была целиком взята из состава 2-й отдельной армии ПВО (Белоруссия), а 3-ю бригаду сформировали в 6-й армии ПВО, прикрывавшей Ленинград и прилегающие к «северной столице» районы. Особые требования предъявлялись к уровню подготовки личного состава, дивизия получила немало офицеров, прошедших суровую школу Вьетнама и Кубы.

Готовившиеся к отправке «за три моря» (Черное, Мраморное и Средиземное) бригады ЗРК С-125 «Печора» имели в своем составе по восемь дивизионов, в каждом из которых насчитывалось по четыре пусковые установки. Кроме того, каждому дивизиону была придана батарея прикрытия, имевшая четыре ЭСУ-23-4 «Шилка» и подразделения ПЗРК «Стрела-2». В состав дивизии входили и средства РЭБ. Командовал зенитно-ракетной дивизией генерал-майор А.Смирнов, подчинявшийся старшему по ЗРВ генерал- майору Л.Громову. Он, как и генерал-майор авиации Г.Дольников, возглавивший истребительно-авиационную группу в составе одного авиаполка и нескольких отдельных эскадрилий, в свою очередь подчинялся главному военному советнику генерал-полковнику И.Катышкину.

Советская авиагруппа на первом этапе состояла из 135-го истребительного авиаполка (командир – полковник К.Коротюк), насчитывавшего 40 МиГ-21МФ и 60 летчиков, и 35-й отдельной разведывательно-истребительной эскадрильи (командир – полковник Ю.Настенко), имевшей 30 МиГ-21 Р и МиГ-21МФ, а также 42 летчика. Что ждет советских летчиков в небе чужой страны не знал толком никто. Кроме того, требовалось по возможности сохранить в тайне масштабы советского военного присутствия в Египте, а потому на проводах летного состава министр обороны А.Гречко прямо сказал летчикам: «Имейте ввиду товарищи: если вас собью за Суэцким каналом и вы попадете в плен – мы вас не знаем, выкарабкивайтесь сами…»

Формирование авиационных частей и подразделений происходило осенью 1968 г. в СССР на базе 283-й ИАД. В то время как техперсонал авиагруппы проходил месячную «доподготовку» в Средней Азии в туркменском городе Мары, летчики усиленно тренировались по специальному курсу боевой подготовки сначала на полигонах Крыма, а затем над побережьем Каспийского моря. Помимо советских солдат и офицеров, в 135-м ИАПе проходили стажировку по различным специальностям и арабские военнослужащие, которым предстояло освоить МиГ-21МФ, ставшие на ближайшие 10 лет основными египетскими истребителями.

Первыми прибыли в Каир механики, которых с аэродрома Мары отправили в Египет транспортными самолетами. Летный состав группы прибыл на две недели позже, после того как получил истребители от ВВС ЧФ, которые сначала пришлось облетать. После этого «МиГи» расстыковали и, погрузив в транспортные Ан-12, доставили в Египет на аэродром Каир-Западный.

Уже 1 февраля 1970 г истребительная эскадрилья и полк, базируясь на трех основных и двух запасных аэродромах, заступили на боевое дежурство. 35-я эскадрилья получила задачу прикрыть главную базу египетских ВМС в Александрии и промышленные центры страны расположенные от Порт-Саида на востоке до Мерса-Матрух на западе. 135-й ИАП, развернутый к востоку от Каира, прикрывал столицу страны, промышленные объекты в центральной части Египта и Асуанскую плотину. Наведение истребителей обеспечивалось с командных пунктов египетских авиабригад и РТ- постов наведения зенитно-ракетных частей, занимавших позиции вдоль побережья Средиземного и Красного морей, а также по западному берегу Суэцкого канала.

Вторым эшелоном в Египет перебрасывались отдельные эскадрильи морской авиации ВМФ СССР. Например, на аэродроме Асуан весной появилась 90-я отдельная дальне-разведывательная авиационная эскадрилья, оснащенная самолетами Ту-16Р и Ту-16П, направленная из состава ВВС Балтийского флота. Позже ее численность довели до штатов авиаполка, для чего на Ближний Восток перебросили дополнительное количество разведчиков и постаноновщиков помех. Последними прибыли ракетоносцы. Полк базировался рассредоточенно: 1-я эскадрилья сидела в Асуане, 2-я – на аэродроме Каир-Западный, 3-я – на авиабазе в Мерса-Матрух. Гидропорт в Александрии заняли противолодочные Бе-12, а эскадрилья недавно прибывших Ил-38 обосновалась на аэродроме в Мерса-Матрух, который был достаточно удален от линии фронта. Последним прибыло звено Ан-12ПП, которые разместили на аэродроме Каир-Западный.

В то время как советские летчики уже заступили на боевое дежурство, сколачивание зенитно-ракетных частей заняло гораздо больше времени. Обоснованно рассчитывая на зенитчиков, как на основной козырь в неудачно складывающейся ближневосточной «игре», командование потребовало проведения боевой подготовки в кратчайшие сроки и в полном объеме. При этом бригады, оснащаемые ЗРК-125,получили возможность в полной мере овладеть новой техникой, отстреляв на полигонах в Ашулуке и Янгадже до полусотни ракет каждая! Проверка уровня боеготовности проводилась лично Главкомом Войск ПВО маршалом П.Батицким, который только к концу февраля был удовлетворен уровнем выучки личного состава бригад. А уже в начале марта основная масса частей и подразделений дивизии была переброшена в Николаев, откуда на транспортах, в каждый из которых грузили по два дивизиона, отправлялись в Египет, куда уже 5 марта прибыл первый сухогруз.

Разгрузка личного состава и техники, а также выдвижение в район боевых позиций ЗРК производились только в ночное время. В светлое время войска находились в «отстойниках», строго соблюдая светомаскировку. Хотя противник довольно быстро узнал о появлении советских частей, оценки численности личного состава и боевой мощи группировки, сделанные американскими и израильскими экспертами на основе агентурных данных и данных радиоперехвата были ошибочными примерно на порядок!

Еще хуже обстояло дело с оценками возможностей той боевой техники, которую «привезли с собой эти русские». В американских отчетах успокоительно отмечалось, что по опыту боев в Юго-Восточной Азии «можно ожидать появления у Египта лишь модернизированных систем SAM-2, но отнюдь не новых комплексов…». Расплачиваться за пренебрежение пришлось очень скоро. Причина заключалась в том, что в отличие от С-75, способного «снимать» воздушные цели на наклонной дальности до 50 км, (при высоте полета цели до 20 км), «сто двадцать пятый» был оптимизирован для действий на малых и средних высотах. Хотя его наклонная дальность поражения простиралась всего лишь на 17 км (при высоте полета цели 18 км), минимальная высота составляла всего 20 м(!!) на дальности до 10 км и 50 м на дальности до 17 км.

Пока велись переговоры и осуществлялась переброска военной техники и личного состава, ситуация в небе над Египтом продолжала ухудшаться. 26 февраля F-4 атаковали позиции ЗРК, однако когда египетские МиГ-21 попытались перехватить их, пилотам «Миражей», прикрывавших «Фантомы», удалось сбить три «МиГа» без потерь со своей стороны. Всего же в течение марта в воздушных боях было уничтожено 13 египетских истребителей, причем 25-го числа не вернулись четыре МиГ-21, 27-го – пять! Результаты мартовских воздушных боев были поистине катастрофическими и составляли 13:1 в пользу противника. Лишь относительно успешные действия звена возглавляемого капитаном Абделем Баки 8 марта позволили «размочить» практически «сухой» счет.

В тот день звено МиГ-21 патрулировало на высоте 5000 м, когда во время очередного разворота последовал сигнал с бригадного КП о появлении на высоте 3000 м двух пар «Миражей», набиравших высоту и направлявшихся к «Мигам» под углом 90°. Будучи достаточно опытным командиром, Абдель Баки не мешкая выполнил встречный разворот, в результате противники оказались на лобовой атаке, причем с каждой секундой сближения позиционное преимущество «МиГов» возрастало, что в конце концов заставило израильского ведущего дать команду на расхождение, после чего «Миражи» выполнили боевые развороты каждый в свою сторону, намереваясь зайти в хвост «МиГам», но сделали это слишком рано, и ведущий второй пары египетских истребителей, обладая превосходством в скорости, на «горке» мгновенно уничтожил один самолет противника пуском двух ракет. Подобная завязка боя оказалась неожиданной для пилотов противника, и оставшаяся тройка покинула воздушное пространство Египта.

В течение февраля-марта 1970 г. в Египет прибыли 80 истребителей МиГ-21 МФ, новейшие ЗРК С-125, а также 23-мм высокоскорострельные ЭСУ-23-4 «Шилка», решение о поставке которых было принято буквально в последний момент, а самое главное советские пилоты и обслуживающий персонал. Пополнение усилило ПВО Каира и других крупных городов. Опасаясь втягивания СССР в конфликт, израильтяне свернули операцию «Цветок», 13 апреля, когда был совершен последний рейд.

Однако избежать встреч с советскими летчиками в тот день израильским ВВС все же не удалось. Вылетевшая для регистрации результатов авиаудара пара «Фантомов», после выполнения основного задания ушла в сторону Красного моря, где перейдя на бреющий, после чего, уже незамеченной, вновь вторглась в египетское воздушное пространство и приступила к перехвату радиопереговоров на УКВ. Часто меняя курс, израильтяне довольно эффективно сбивали с толку египетские посты ВНОС, но продолжаться бесконечно долго такая игра в «кошки-мышки» на высоте гребней барханов конечно не могла, тем более, что прикрытие «следопытов» – звено «Миражей»-дожидалось их в зоне ожидания за «ленточкой» канала.

Постепенно объемистые топливные баки «Фантомов» пустели, и вскоре вражеские летчики, разогнавшись, перевели истребители в пологий набор высоты с одновременным увеличением скорости. Едва противник проскочил 50-метровую отметку, как его обнаружили расчеты РЛС П-15. операторы немедленно выдали целеуказание и вскоре с ближайших аэродромов начали взлетать звенья «МиГов».

Усиление египетской активности в эфире израильская служба радиоперехвата, чьи посты были развернуты на берегу Суэцкого канала, отметила практически мгновенно и экипажи F-4 получили приказ обойти барьер египетской ПВО. Если позиции ЗРК и МЗА израильтянам были известны довольно хорошо, то отследить в реальном масштабе времени перемещение всех групп перехватчиков было просто невозможно, тем более что две из них находились на малой высоте и были не видны операторам вражеских РЛС.

Ограниченные в маневре маячившими на флангах перехватчиками, «Фантомы» удирали к побережью постепенно набирая высоту. В это время под хвост «призракам» с северо-запада и севера подходили два звена «МиГов». Чувствуя неладное, египетское командование отдало приказ срочно поднять на усиление с ближайшей авиабазы Бир-Тамада восьмерку истребителей, но было уже поздно.

Поднятая с авиабазы Бени-Суэйф четверка советских МиГ-21 ведомая майором М.Завгородним уже была выведена на рубеж атаки и, дав форсаж, стремительно перешла в набор высоты. Благодаря точному наведению постов РТС, летчики наших истребителей смогли визуально наблюдать оба «Фантома», оставлявшие в глубокой синеве широкие белые инверсионные следы. Это позволило не включать БРЛС, что обеспечило скрытность атаки. Операторы израильских РЛС слишком поздно заметили новую угрозу, а система предупреждения о имевшаяся на F-4 также ничем не могла помочь летчикам этих машин.

Выйдя на дистанцию около 800 м ведущая пара «МиГов» осуществила пуск четырех управляемых ракет Р-ЗС. Внезапно, оба «Фантома» пошли на разворот, видимо, их экипажи получили предупреждение с земли о появлении противника, но это уже не имело значения. Первые два взрыва поразили ведомый F-4, который сразу опрокинулся и, теряя фрагменты обшивки, начал падать. Почти тут же в небе вспыхнули два парашютных купола.

Третья ракета прошла с промахом, но четвертая взорвалась под хвостом ведущего «Фантома», шедшего в крутом боевом развороте. Левый двигатель на вражеском самолете захлебнулся, пораженный шквалом осколков, но правый продолжал тянуть и это, видимо, внушало надежду израильским пилотам на то, что до своих дотянуть все же удастся. Выполнив косую петлю, F-4 уходил в спасительное пикирование, направляясь к побережью, до которого было «рукой подать». Будь на «Фантоме» в порядке оба двигателя, оторваться в пологом снижении от МиГ-21 не составило бы труда, но на одном «движке» шансов не было. Стремительно сократив дистанцию пилоты «МиГов» открыли огонь из пушек и спустя мгновение разрывы 23-мм снарядов вторую пару израильтян катапультироваться.


Появление на вооружении египетской ПВО маловысотного ЗРК С-125 оказалось весьма неприятным сюрпризом для изральских пилотов.


Во второй декаде апреля обе стороны взяли очередной тайм-аут, однако предпринятая 25 апреля экипажами Ил-28Р попытка вскрытия районов базирования израильских истребителей с целью последующего обстрела авиабаз противника оперативно-тактическими и крылатыми ракетами провалилась, поскольку оба разведчика были сбиты вражескими перехватчиками. Первого снял пилот «Миража», а второго – экипаж «Фантома». Переориентировавшись в этих условиях на авиаудары силами истребительно-бомбардировочной и фронтовой бомбардировочной авиации, египетское командование все же было вынуждено отказаться от планировавшихся акций «вслепую» только после «массированного» воздействия наших советников, прекрасно представлявших, что за почти неизбежные тяжелые потери в ходе этих рейдов придется отвечать перед Москвой именно им.

Май 70-го также не принес перелома в сложившейся в небе Синая ситуации. Противник по-прежнему господствовал в небе и лишь продолжавшая усиливаться ПВО Египта, которая, по словам американских советников, изредка вылетавших вместе с израильтянами, вскоре стала мало чем отличаться от «ракетных джунглей» Вьетнама, сдерживала натиск самолетов со «звездами Давида». В результате относительная тишина на Синае продержалась до второй декады мая, но затем, 18 мая, дюжина F-4 атаковала порты Египта, заминировав их в отместку за потопление израильского рыболовного траулера. Египтяне не остались в долгу и 30 мая, напав из засады, перестреляли в полном составе израильский патруль из 15 солдат. В ответ Израиль в течение трёх дней наносил удары по позициям артиллерии на западном берегу Суэцкого канала. За эти дни в воздушных боях было сбито три МиГ- 21 и четыре МиГ-17, участвовавших в ударах по укреплениям «линии Бар-Лева».

Тем временем в небо Египта все чаще стали подниматься «МиГи» пилотируемые советскими лётчиками. На начальном этапе войны они осуществляли только ПВО авиабаз и стратегически важных объектов на территории Египта, таких как, например, Асуанская плотина. Однако тяжелые потери египетских ВВС заставили в конце концов задействовать наших авиаторов для перехвата израильских ударных групп до входа в воздушное пространство Египта. Надо сказать, что советская школа воздушного боя в Израиле в то время оценивалась очень высоко, а потому, получив соответствующее предупреждение от своих спецслужб, израильское командование отдало своим лётчикам приказ в случае встречи с советскими «МиГами» прерывать выполнение задания и возвращаться. 13, 18 и 29 апреля встречи советских и израильских самолётов обошлись без вступления в бой, хотя им уделили немало внимания все мировые средства массовой информации. В конечном итоге министр обороны Израиля отдал приказ приостановить операции израильских ВВС в зоне Суэцкого канала. После чего активность советских лётчиков пошла на убыль и в течение двух месяцев они также не появлялись над каналом.

Едва придя в себя от череды бомбежек, египтяне тут же устроили израильским резервистам, занимавшим оборону на восточном берегу канала, несколько впечатляющих артналетов, после чего 3 июня израильские штурмовики «Скайхок» нанесли удары по египетским войскам в районе Порт-Саида. В 17:21 из готовности №1 в воздух было поднято звено МиГ-21 и направлено в зону дежурства на высоту 6000 м. В 17:30 в эту же зону на высоту 6500 м было поднято второе звено.

В 17:35 восточнее Суэцкого канала в районе Абу-Сувейр радиолокационные станции обнаружили восьмерку «Миражей», которые нарушили воздушное пространство Египта и проследовали вдоль западного берега канала курсом на север. На КП было принято решение атаковать противника, и оба звена, образовав колонну пар с дистанцией между звеньями 5-7 км, стали наводится на «Миражи». После двух минут полета головное звено МиГ-21 сблизилось с противником до 18-20 км.

В этот момент, судя по всему по команде с земли, «Миражи» увеличили скорость, и дистанция больше не сокращалась. Убедившись в безуспешности погони, с КП дали команду прекратить преследование и возвращаться. Как только «МиГи» взяли курс на запад, «Миражи» резко развернулись в их сторону и начали сближаться с замыкающим звеном. Египетские летчики вынуждены были принять бой в тактически невыгодных условиях, к тому же пилоты «Миражей» затянули египтян в бой на нисходящем (до высоты 2000-2500 м) маневре, что было невыгодно для «МиГов».

При выполнении разворота навстречу противнику ведомое звено МиГ-21 вышло вперед и первым приняло бой. Стремясь занять выгодное положение и взять головную пару «Миражей» в «клещи», четверка разделилась на пары, но их маневрирование оказалось плохо скоординированным: ведущая пара вражеских истребителей боевым разворотом зашла двум «МиГам» в хвост и точно выпущенными ракетами сбила сначала ведомого, а затем огнем из пушек и ведущего египетской пары. После этого оба израильтянина вышли из боя и поспешили со снижением пересечь Суэцкий канал.

Вторая пара израильских истребителей тем временем завязала маневренный бой на виражах с оставшейся парой египтян и уже на втором развороте всадила в сопло отставшего ведомого «МиГа» управляемую ракету. Впрочем, оставшийся в одиночестве ведущий оказался на высоте положения и смог «размочить» наметившуюся «баранку» в результатах действий своего звена. Удержавшись в крутом развороте за хвостом вражеского истребителя, он поймал момент когда тот выровнялся, и как только перегрузка снизилась до допустимых 2 единиц, обе управляемые ракеты сошли одна за другой с пилонов МиГ-21. Пуск по отставшему на развороте от своего ведущего израильскому ведомому оказался точным, и в тот момент, когда взрыв первой ракеты вызвал детонацию топливных баков «Миража», развалившую самолет, вылетевшее из обломков кабины катапультное кресло вместе с пилотом попало под взрыв 11 -кг БЧ второго «Атолла», как называли на западе советскую ракету Р-ЗС. После чего оба уцелевших истребителя разошлись.

Пока происходили все эти трагические события, головное звено, используя имевшийся запас времени, успело обеспечить себе превосходство по высоте по отношению к противнику примерно на 1500-2000 м. Это позволило командиру звена атаковать второе звено «Миражей». Под удар попал ведомый первой пары, по которому на снижении с дистанции около 1 км были выпущены две ракеты. Пуск также оказался удачным, и вражеский истребитель был сбит. Выходя из атаки, египтянин обнаружил второй самолет противника и, переключив оружие на пушку, с дистанции 150 м открыл огонь. По данным фотоконтроля пилоту «МиГа» и в этом случае сопутствовал успех, тем более, что поврежденный «Мираж» резко перешел на снижение и, оставляя шлейф дыма, стал уходить за канал. К сожалению, не владея ситуацией и не зная сложившуюся к этому моменту обстановку, египетский пилот отказался от преследования поврежденного противника. Между тем, несмотря на достигнутый счет по сбитым 3:2, оказавшаяся лицом к лицу с четверкой «МиГов» пара израильтян также решила не искушать судьбу и, разойдясь с египетскими истребителями на контркурсах, поспешила следом за своим «подранком».


Пара МиГ-21РФ из состава 35-й отдельной разведывательно истребительной эскадрильи авиационной группы ограниченного контингента советских войск в Египте в полете. Самолеты несут на подфюзеляжном пилоне контейнер ККР-1, а на подкрыльевых – пару 490-литровых ПТБ.


22 июня, в соответствии с планом ранее разработанной операции, звено МиГ-21, пилотируемых советскими летчиками, в предрассветных сумерках скрытно перелетело на один передовой аэродром Катамия, где летчики заняли так называемую «нулевую» степень готовности. При этом пары МиГ-21 с работающими двигателями поочередно с интервалом в 10 мин дежурили на ВПП. Одновременно с основной базы взлетело звено «МиГов» и направилось в зону с целью оградить перехватчики при отходе от возможных атак «Миражей». При этом были учтены ранее допускавшиеся ошибки в организации боевых действий – дежурство истребителей в воздухе в зоне видимости израильских РЛС. Замысел предстоящего перехвата вражеских штурмовиков основывался в первую очередь на маскировке своих намерений. Скрытность действий обеспечивалась за счет осуществления атаки в тот момент, когда противник менее всего ее ожидал.

Ждать противника долго не пришлось, и вскоре расчеты египетских РЛС засекли групповую низколетящую цель (шестерку «Скайхоков», прикрываемую звеном «Миражей»). Как только поступила информация о готовящемся налете израильской авиации, по команде с КП пара перехватчиков, возглавляемая капитаном Сальником, пошла на взлет с передового аэродрома. Оторвавшись от полосы, «МиГи» на бреющем направились к предполагаемому рубежу встречи с противником вне пределов видимости израильских РЛС. По команде с земли летчики перевели машины в набор высоты для визуального поиска вражеских самолетов. «Вынырнули» «МиГи» очень удачно – «Скайхоки» были рядом, и их пилоты, тут же отказавшись от нанесения удара, выполнили расхождение и устремились обратно к каналу на бреющем, сбрасывая по пути бомбовую нагрузку. Почти сразу же появились «Миражи», но разобраться в обстановке их пилотам сразу не удалось, и капитан Сальник над Суэцким заливом двумя ракетами поразил «Скайхок», который кувыркаясь, врезался в воду. Из-за малой высоты полета пилоту штурмовика не удалось воспользоваться катапультой и он погиб.

Несколько по иному события развивались 25 июня, когда на перехват была поднята пара капитана Крапивина. На этот раз пилоты штурмовиков оказались «стрелянными воробьями», и довольно долго уворачивались от атак наших истребителей, постепенно оттягиваясь все дальше на восток в глубь своего воздушного пространства. В результате оба «МиГа» оказалась в израильском воздушном пространстве на удалении 20 км от египетских позиций, где все-таки смогла подловить на развороте верткий А-4, повредив его двумя близкими разрывами ракет. Пилоту последнего, несмотря на тяжелейшие повреждения, каким-то чудом удалось дотянуть до ближайшей авиабазы Бир-Гафгафа, до которой пришлось пролететь почти 25 км на малой высоте! Однако при посадке самолет загорелся и был списан, хотя пилот остался невредим.

Израильтяне расценили «экскурсию» советских «МиГов» в свое воздушное пространство как акт враждебности, и сняли все ограничения в действиях своих пилотов против советских летчиков. Генштаб даже начал разрабатывать сценарий прямого военного столкновения с Советским Союзом, хотя в его исходе сомневаться не приходилось.

10 июля два звена МиГ-21, находившиеся в зоне дежурства, были подняты на перехват израильских «Скайхоков», наносивших штурмовой удар по позициям египтян в зоне канала. Преждевременно отдав приказ пилотам начать набор высоты, передовой КП тем самым демаскировал выдвигавшиеся истребители, которые были обнаружены израильскими радарами. Получив предупреждение, пилоты «Скайхоков» прекратили выполнение задания и начали отходить под защиту своих средств наземной ПВО, а навстречу «МиГам» были направлены два звена «Миражей» (восемь машин) разомкнутые по фронту. Звенья «МиГов» получили приказ с ЦКП в бой не вступать, и остались в зоне перед каналом, за которым продолжали «маячить» самолеты противника.

Однако выдвинувшееся к линии боевого соприкосновения на малой высоте третье звено «Миражей», возглавляемое одним из самых опытных израильских асов Ифтой Спектором, оказалось незамеченным как для египетских пилотов, так и для постов ВНОС и операторов РЛС. Используя данные своих радиолокационных постов, оно скрытно вышло на рубеж атаки и, внезапно включив свои БРЛС, атаковало египетские истребители управляемыми ракетами средней дальности «Супер»530 с РЛ ГН. Благодаря полностью реализованному фактору внезапности, этот замысел блестяще был реализован и три МиГ-21 были сбиты, но необходимость в течение всего времени полета ракеты к цели подсвечивать цель радаром все же внесла «в израильскую бочку меда египетскую ложку дегтя». Выходя из атаки, «Миражи» сами были контратакованы «МиГами» второго звена, которые также находились на малой высоте, и потеряли один самолет, сбитый управляемыми ракетами Р-ЗС. Впрочем, уже 27 июля Ифта Спектор смог расплатиться за эту потерю из состава своего звена, уничтожив два египетских истребителя-бомбардировщика МиГ-17.

Между тем, появление на Синае С-125 вскоре привело к тому, что приоритетными целями экипажей «Фантомов» стали позиции именно этих ЗРК, расчеты которых наряду со «Стрелами» и «Шилками» начали постепенно вытеснять израильские самолеты с малых высот в зону эффективного действия ЗРК С-75. Правда, терять просто так своих пилотов и самолеты евреи явно не собирались, а потому противник тщательно анализировал данные всех видов разведки, постоянно «прощупывая» систему ПВО Египта в поисках слабых мест, через которые на предельно малых высотах к назначенным целям устремлялись израильские ударные машины. При этом прорыв, как правило, сопровождался впечатляющими демонстрационными действиями, которые в случае соответствующего изменения обстановки тут же могли перерасти в авианалет на ближайший подходящий египетский объект.

Так повторялось довольно часто, пока по рекомендации наших советников в ночь на 24 июня несколько дивизионов ЗРК не были выдвинуты вперед к самому берегу канала. В изменившейся наутро обстановке «безопасная» траектория прорыва таковой уже не являлась, поскольку проходила через зону поражения ЗРК С-75 и С-125, расчеты которых утром свалили два «Фантома», заставив остальные покинуть египетское пространство не выполнив поставленную задачу. Очередная смена позиций была предпринята в ночь на 30-е, а уже утром в прибрежных песках догорали три F-4! Причем в числе не вернувшихся был командир 201-й эскадрильи «Фантомов» Шмуль Хетц, погибший при прямом попадании ракеты в его самолёт. Оператору радара удалось катапультироваться, после чего он попал в плен. В условиях очевидной неспособности истребительной авиации «закрыть небо», маневр группировок ЗРК и ЗА, выполнявшийся исключительно в ночное время, с целью исключения потерь от ударов с воздуха на марше, стал проводится регулярно, что позволило серьезно изменить баланс потерь в воздухе.


И все же финал близился. Два последних групповых воздушных боя противник использовал для репетиции заключительного «воздушного сражения» «войны на истощение», предпринятого 30 июля 1970 г. В тот день в 15:20 операторы РЛС ПВО Египта оповестили о появлении на высоте 4000 м четверки израильских штурмовиков «Скайхок», шедших в западном направлении. Одновременно были обнаружены и две пары F-4, которые параллельно друг другу на высоте 7000 м со скоростью 800 км/ч шли курсом 350° вдоль побережья Красного моря. В 15:28 и 15:30 с двух египетских аэродромов были подняты два звена МиГ-21, пилотируемые советскими пилотами. Поскольку противник активных действий не предпринимал, их вывели на высоту 8000 м в зоны дежурства. В 15:34, описав широкую дугу северо-восточнее местечка Сухна (западное побережье Красного моря) «Скайхоки» со снижением повернули обратно и вскоре вышли из зоны обнаружения египетских РЛС. Хотя обстановка на первый взгляд несколько разрядилась, летчики «МиГов» получили приказ оставаться в зонах патрулирования.

В 15:37 в небе появились новые цели: три звена «Миражей» в сомкнутом боевом строю на высоте 7000 м со скоростью около 1000 км/ч шли севернее Сухны в направлении северной зоны дежурства египетских истребителей. Последних, по команде с земли, тут же развернули навстречу противнику. Одновременно к ним на помощь были направлены истребители южной группы. Оказавшись с «МиГами» на встречном курсе, «Миражи» разомкнулись на пары, как бы предлагая своим оппонентам сделать то же самое и начать поединок. Однако наши летчики такой вариант отвергли и четверкой атаковали одну из пар. В этот момент в бой вступило второе звено израильских истребителей, и, таким образом, на каждый «МиГ» приходилось уже по два «Миража», причем шесть вражеских истребителей оказались ничем не скованы, а их пилоты могли по своему усмотрению выбирать место, время и условия для организации атаки.

Одновременно «южное» звено «МиГов» была внезапно атаковано из засады звеном F- 4. Взорвавшиеся писком «Сирены» предупредили летчиков об угрозе, но было поздно. В круговерти стремительного боя, когда капитан Юрченко уже ловил в прицел уходящий крутым виражом «Мираж», ведомый – капитан Макара – предупредил своего командира о появлении сзади противника и начал строить противоракетный маневр. Однако ведущий посчитав, что у него еще имеется небольшой запас времени, и, завершив процедуру приведения в готовность оружия, все же выполнил прицельный пуск по израильскому истребителю. Видимо последенее, что видел капитан Юрченко, это как вспыхнул «Мираж» (позже в этом районе была отмечена деятельность двух израильских поисково-спасательных групп – Прим. авт.), а в следующее мгновение его МиГ-21 был поражен управляемой ракетой «Спэрроу».

«Разбираться» с «МиГом» ушедшего в боевой разворот ведомого экипажам «Фантомов» было «не с руки», так как они сами в это момент попали под удар пары капитана Сыркина, шедшей с принижением. Выполнившие форсированный разворот «Фантомы» некоторое время смогли удерживать «МиГи» вне эффективной дальность применения оружия, а затем пара советских истребителей в свою очередь попала под удар звена «Миражей», возглавляемого Ашер Сниром, и вскоре осколки взорвавшихся рядом управляемых ракет поразили истребители капитана Сыркина и капитана Яковлева, несмотря на то, что катапультироваться удалось обоим, в живых остался только один – Сыркин, имевший великолепную парашютную подготовку. В тот день ветер достигал 25 м/сек, а внизу были скалы, сильным порывом уже над землей Яковлева бросило на отвесный склон, купол погас и пилот разбился.

Впрочем, самому Ашеру Сниру также пришлось покинуть поле боя, так как, едва он отметил подрыв двух своих ракет рядом с советским истребителем, как его звено в свою очередь попало под удар. Спустя буквально мгновение, близкий разрыв управляемой ракеты повредил двигатель его «Миража», что заставило израильского аса направиться на авиабазу Рифидим, куда он благополучно дотянул.

Между тем, организовав изоляцию района боя, экипажи «Фантомов» отошли на безопасную дистанцию, и в дальнейшем разгром группы советских истребителей довершили «Миражи». Как погиб капитан Каменев в точности неизвестно, но насколько удалось установить автору, проанализировавшему доклады уцелевших участников боя и воспоминания израильских пилотов, опубликованные в западной печати, советский летчик был сбит управляемой ракетой, выпущенной с «Миража».

Высокий уровень боевого мастерства продемонстрировал капитан Журавлев, имевший отменную пилотажную подготовку. Ему довольно долго удавалось драться практически в одиночку с не менее чем четырьмя-шестью противниками! Причем, его жертвами едва не стали два известных израильских аса Ифта Спектор и Авраам Сэлмон, с трудом дотянувшие на своих поврежденных «Миражах» до ближайшей авиабазы в районе Рифидима. Однако запасы горючего у «МиГа» были явно не безграничны, и при выходе из боя на предельно малой высоте очередь из 30-мм пушек оказалась для советского пилота фатальной. Находившаяся рядом земля, серьезно ограничивавшая маневр вражеских истребителей, теперь из союзника превратилась в противника, так как из-за недостатка высоты парашютная система не успела сработать, и катапультировавшийся пилот погиб.

Нельзя не отметить тот факт, что израильтянам «под занавес» «войны на истощение» блестяще удалось реализовать план, в ходе первого этапа которого имитировалась подготовка к удару штурмовиков, которых должны были поддержать две пары «Фантомов». Именно появление этих групп спровоцировало наше командование на подъем в воздух дежурных звеньев. На втором этапе, «Фантомы» нанесли первое поражение нашим истребителям и произвели изоляцию района боя. Одновременно был организован ввод в бой двумя эшелонами группы «Миражей», обладавшей численным перевесом над перехватчиками, что в конечном итоге и предопределило поражение наших истребителей. При этом учитывались относительно большое расстояние между зонами дежурства «МиГов», за которыми велось постоянное наблюдение с территории оккупированной израильскими войсками и ограниченные возможности по огневому взаимодействию двух групп египетских истребителей.

Надо сказать, что в западных средствах массовой информации публиковались довольно различные описания боя 30 июля, которые базировались на рассказах его участников с израильской стороны. Все они несколько расходятся с советской версией в основном в количестве задействованных израильских и советских самолетов. Причем в некоторых из них сообщается об участии в бою «до 30 МиГов». Однако не это главное. Совершенно очевидно, что бой 30 июля немногим отличался от тех, что велись над Суэцким каналом весной и летом 1970 г. не подлежит сомнению также и тот факт, что наша истребительная авиация оказалась не готова к борьбе за господство в воздухе, осуществляемой в сложной воздушной обстановке, в которой со всей остротой обозначились проблемы, выходящие за рамки маневра и огня, но заключавшиеся в организационных просчетах боевого управления и радиоэлектронного противодействия. Не менее рельефно обозначились и пробоины в тактике, а также в подходах к конструированию фронтовых истребителей или использованию их в роли перехватчиков.

Не готовы оказались советские ВВС и к тому, что противник применит нетрадиционные методы борьбы в воздухе, хотя, казалось бы, сам характер большинства локальных войн оправдывал применение подобных методов ее ведения, что объяснялось ограниченностью ресурсов стран, участвовавших в подобных конфликтах и не имевших возможности создавать многотысячные воздушные армии. Загипнотизированные мощью ядерных боеголовок авиационные генералы в основном были заняты наращиванием числа носителей и зарядов, а потому не уделяли внимания вопросам организации воздушного боя даже при проведении тактических учений в мирное время, причем это характерно как для советских ВВС и ВВС ОВД в целом, так и для авиации США и стран НАТО. Готовясь к Большой войне, стороны предпочитали не размениваться на такие, с позволения сказать, «мелочи», об эффективности которых порой с удивлением узнавали из районов конфликтов так называемой «малой интенсивности», к которым в 1969-1970 г.г. относилась и тлевшая на Синайском полуострове «война на истощение».

Между тем эффективность египетской истребительной авиации оказалась невысокой: в воздушных боях пилоты «МиГов» сбили 30 самолетов противника (25 «Миражей», четыре «Фантома» и два «Скайхока»). Свои потери составили 60 истребителей МиГ-21, которых египтяне недосчитались в полусотне групповых воздушных боев, начинавшихся, как правило, в составе звена. Фактически, налицо был рецидив «шестидневной войны» 1967 г., когда при примерно равном количественном и качественном соотношении ощутимого перевеса добилась одна из воевавших сторон. Израильтяне уверенно сбивали примерно по одному самолету в каждом бою, а египтяне отставали по этому показателю в два раза, располагая истребителем, не уступавшим по боевым качествам самолету противника.


Рядом с МиГ-21 взорвался «Сайдуиндер». О дальнейшей судьбе египетского истребителя можно только гадать.


Причину легче познать в сравнении. Боевые действия над каналом продолжались 22 месяца. Примерно за этот же срок пилоты вьетнамских «МиГов» при количественном соотношении 1:6 в пользу противника сбили 147 американских самолетов, большинство из которых были «Фантомы», потеряв всего 60 своих. Безусловно, по своим боевым возможностям F-4 несопоставим с «Миражом», но при определенных условиях (ракетный бой на средних дистанциях) имеет очевидные преимущества, к тому же воевавшие на нем во Вьетнаме летчики имели все же худшую, по сравнению с израильтянами, подготовку. Впрочем, то же самое относится и к «Миражу», наиболее полно проявлявшему свои качества именно в ближнем маневренном бою. Итак, в одном случае летчики «МиГов» добились более чем двойного перевеса, а во втором уступили с таким же соотношением.

Замечу, что на Ближнем Востоке экипажам «Фантомов» почти не приходилось участвовать в маневренных боях, для чего имелись более подходящие «Миражи». В то же время, в отличие от условий Вьетнама, противнику не требовалось действовать на значительном удалении от своих авиабаз, что позволяло не экономить на топливе, а самое главное – экипажи тактических самолетов получали значительную информационную поддержку от своих наземных РЛС.

Больший запас горючего на самолетах противника поставил египетских и советских пилотов в очень сложное положение. Летчики прямо говорили, что бои ведутся в условиях «топливного голода», а главным прибором в кабине истребителя является керосиномер! При этом, как отмечал в отчете незадолго до своей гибели капитан Каменев, «запас топлива для воздушного боя определен в 1000 л. Выполнение задания прекращается при остатке топлива, равном сумме гарантированного для посадки на аэродроме и запаса топлива на воздушный бой.». Широко известное выражение «драться было нечем», вскоре было переделано в «драться было не на чем». Правда, проведенный позже в Советском Союзе анализ этой проблемы с участием специалистов КБ и вернувшихся из Египта летчиков показал, что абсолютное большинство авиаторов часто неоправданно пользовались форсажем, что, конечно, существенно сокращало время выполнения заданий. С другой стороны, повышенную скорость было желательно иметь в случае внезапного нападения противника, что гарантировало быстрый выход из- под удара и организацию контратаки.

Существенное превосходство противник завоевал и в радиоэлектронной борьбе, осуществляя эффективное глушение основных и запасных каналов радиообмена, а также радиоканалов управления огнем ЗРК. Попытки адекватного воздействия на противника с другой стороны Суэцкого канала фактически провалились. Как отмечал в своем докладе майор Зверев, «постановка помех израильским РЛС не производилась ввиду того, что помеховые станции на самолетах Ту-16П работают вкруговую и в первую очередь выводят из строя свои РЛС, не доставая до противника». Лишь к самому концу «войны на истощение» египтяне смогли со своей стороны задействовать средства РЭБ. Как правило, помеховую группу в составе трех радиостанций Р-834П, двух приемников Р-375 и одного радиопеленгатора Р-308 располагали на ближайших к линии фронта КП истребительной авиации. Однако радиус действий этих средств (70 км) все же был недостаточным для эффективного подавления РТС противника, значительная часть которых оставалась даже необнаруженной. При этом в отчете лаконично отмечалось, что «опыта постановки помех РЛС в интересах воздушного боя пока нет, но теоретически он разрабатывается».

И все же решающее влияние на результаты воздушных боев оказали такие факторы как уровень профессиональной подготовки летного состава, тактическая выучка, состояние боевого управления и темпы перестройки на «современный бой». Израильтяне, по большому счету не являвшиеся зачинщиками ни «шестидневной войны», ни «войны на истощение», не торопились воевать. Боевое напряжение редко составляло более одного-двух групповых боев в неделю, а длительные оперативные паузы использовались для учебы и тщательного разбора схваток, а также разработки более совершенных вариантов их ведения. Особое внимание уделялось планированию боя. Можно было заметить, что если события развивались не по плану, то задуманная акция прекращалась, а самолеты возвращались на базу. «Домашние заготовки» проверялись в ходе летно-тактических учений на полигоне в пустыне Негев. Скрупулезная ежедневная оценка состояния противника позволяла евреям выбирать время и место всплеска боевой активности.

Израильтяне, как и авиаторы других стран, доживавшие «десятилетие перехватчиков» стали вторыми после вьетнамцев, извлекшими из практики на первый взгляд потрясающий вывод о том, что ближний маневренный бой, «отмененный» теорией перехвата (одноразовой ракетной атакой на догоне), не только сохранил свои позиции, но и продолжает развиваться в новых условиях. Израильтяне смогли достаточно быстро разработать ряд типовых приемов затягивания «МиГов» в вираж со снижением, что позволяло перевести бой в наиболее выгодные для «Миража» условия. Именно тогда в среде советских инструкторов, находившихся в Египте и Сирии, появилось знаменитое выражение «увидел «Мираж» – не становись в вираж». Оценив тенденцию количественного сокращения участников ракетного боя, израильтяне перенесли центр тяжести подготовки к бою на звеньевой уровень. Командир эскадрильи составлял замысел и «программу» действий. В одном из интервью журналу «Интеравиа» командующий израильскими ВВС генерал-лейтенант Богдыхай Хот сказал: «мы говорим командиру эскадрильи только что надо сделать, а он сам решает как надо сделать».

Децентрализация произошла и в системе боевого управления израильскими истребителями. Зона боевых действий разделилась на пять секторов ответственности, в каждом из которых находился командный пункт (замыкавшийся на ЦКП в Тель-Авиве). Одновременно была создана сеть передовых постов. Свое место в штатах системы заняла и служба радиоперехвата. В результате, на проводку египетских самолетов на вертикальном планшете в центре боевого управления одновременно с курсами накладывались и переговоры летчиков, по которым можно было более ясно представлять воздушную обстановку, ближайшие задачи и намерения пилотов противника.

Еще не появились самолеты дальнего радиолокационного обнаружения и управления (ДРЛОУ), на базе которых в следующей войне на Ближнем Востоке (1973 г.) были созданы воздушные командные пункты, а израильтяне уже предпринимали усилия для расширения своих радиолокационных полей, создаваемых наземными РЛС, которые часто были целями для египетских истребителей-бомбардировщиков. Ракетный бой расширил свои пространственные рамки, поэтому роль информации, получаемой в реальном масштабе времени значительно выросла. Процесс выработки решения на бой представлял собой превращение осведомительной информации в управляющую и чем быстрее протекал этот процесс, тем эффективнее становились упреждающие действия в бою, что позволяло захватывать инициативу и навязывать свою волю противнику.


НОСТАЛЬГИЯ

Сергей Корж, Геннадий Петров

при участии Сергея и Дмитрия Комиссаровых

Plasticart модели и самолеты

Продолжение, начало в ИА №1/2001 и №2/2001.


2-й ВЫПУСК: «В цветах “ИнтерФлюга” и "Аэрофлота”» (1963 -1969 г.г.)

(продолжение)


Первый опытный Ил-62, послуживший оригиналом и прообразом первого исполнения сборной модели этого самолета (фото из архива Г.Петрова).


В 1966 г. была выпущена сборная модель одного из самых красивых советских реактивных авиалайнеров, нового флагмана «Аэрофлота» Ил-62, для самостоятельной доработки которой в сборный комплект впервые включили серебрянку. Оригиналом и прообразом первого исполнения этой модели послужил первый опытный Ил-62 (зав. №30001, per. код СССР-06156), впервые поднятый в воздух В.К.Коккинаки 3 января 1963 г. Несмотря на соответствие оригиналу по ряду характерных отличительных черт (ПВД в носовой части фюзеляжа, выпуклые острые скулы обтекателей люков аварийного покидания самолета, имевшихся также на второй и третьей опытных машинах, размер и форма мотогондол под ТРД АЛ-7ПБ (со второго опытного устанавливались ТРДД серии НК-8), длина модели Ил-62 была на 8 см меньше требуемой. Так как меньше были и поперечные размеры фюзеляжа модели, то этот элемент планера получился выполненным в масштабе, близком к 1:118. Если же вспомнить, что подобная история приключилась и с моделью Ту-114, то начинает проявляться какое-то мистическое невезение VEB Kunststoffverarbeitung с моделированием флагманов «Аэрофлота».

В отличие от «России», судьба первого опытного Ил-62 сложилась трагично: 25 февраля 1965 г. при взлете с аэродрома ЛИИ им. М.М.Громова в Жуковском самолет вышел на большие углы атаки и, зацепив ограждение ВПП, рухнул на землю. В результате этой катастрофы погибло 10 человек, в том числе опытнейший командир корабля заслуженный летчик-испытатель А.С.Липко. В ходе расследования катастрофы СССР-06156 ее наиболее вероятной причиной посчитали отказ двигателя, хотя не исключалась и ошибка пилотов. Тем не менее, в целях снижения вероятности неустойчивой работы двигателей в возмущенном потоке за крылом, было принято решение начиная с третьего опытного Ил-62 увеличить угол установки мотогондол относительно оси самолета с 0° до +3°.

В 1967 г. были выпущены еще две модели, но на этот раз истребителей: советского МиГ-21 и шведского SAAB-35 «Дракен» (J35). Коллективным оригиналом для модели МиГ-21 послужили самолеты как минимум двух модификаций. В частности, две 30-мм пушки явно указывали на первые серийные МиГ-21 Ф, а широкий киль – на поздние МиГ-21Ф-13, хотя никаких признаков подвески ракет Р-ЗС под крылом не обнаруживалось. Декаль к модели МиГ-21, помимо опознавательных знаков LSK, содержала традиционные красные звезды советских ВВС, а также опознавательные знаки ВВС ЧССР и Польши, на вооружении которых стояли самолеты модификации МиГ-21Ф-13.

Правда, происхождение бортового номера 385 черного цвета не однозначно. Принадлежать он мог только самолетам ВВС ГДР, но там номера МиГ-21Ф-13 были не ниже 604-го, и притом красного цвета. Черные же тактические номера были только у спарок МиГ-21У, наиболее близким из которых являлся 285. Поэтому, скорее всего, при изготовлении декали к этой модели была допущена ошибка, случайная или намеренная. Последнее более вероятно, так как в отличие от Ми-1, МиГ-21-е находились в то время на переднем крае противостояния «Восток-Запад», и тиражирование бортового номера реального боевого самолета явно выходило за пределы компетенции предприятия по выпуску сборных моделей. Эту версию подтверждает и то, что в действительности тактический номер 385 имел один из восточногерманских вертолетов Ми-2.

Предыстория же появления в ГДР оригиналов модели МиГ-21 такова. В начале 1962 г. первая группа восточногерманских военных летчиков из истребительного авиаполка JG-8 имени Германа Матерна была направлена в Краснодар для переучивания на этот тип самолета, и уже 11 апреля этого года первый из них выполнил самостоятельный полет на самолете модификации МиГ-21 Ф. Усовершенствованные самолеты МиГ-21Ф-13 начали перегоняться вГДР 14 мая 1962 г., а 20 июня один из них был впервые поднят в воздух немецким летчиком. До конца 1962 г. ВВС ГДР получили 24 самолета этой модификации, а всего до середины июля 1964 г. их было поставлено 76. Последние МиГ-21Ф-13 были сняты с вооружения восточногерманских ВВС в октябре 1985 г. Из них сохранились несколько машин, в том числе одна все в том же музее Бауцена.

Также как и модель МиГ-21, модель шведского «дракона» имела характерные признаки самолетов нескольких модификаций. Так, судя по укороченной хвостовой части, оригиналами для модели послужили опытные или серийные самолеты базовой модификации J35A: расшивка остекления фонаря кабины пилота соответствовала серийным самолетам, но низкое положение антенны на киле – опытным. В довершение всего на модели имелся хвостовой обтекатель убирающейся ограничительной опоры шасси, что являлось отличительным признаком одноместных самолетов, начиная с модификации J35B (спарки J35C были выполнены на базе планера J35A). Колеса же основных опор шасси позаимствовали вообще неизвестно откуда, так как их диаметр был почти в два раза меньше требуемого. Исполнение модели также являлось сборным: форма декали, имитирующей окраску носовой части, соответствовала опытным машинам, но все они имели буквенное обозначение «и», вместо которого предлагался бортовой №52 черного цвета. Несколько J35 ВВС Швеции действительно несли такие номера, но красного или желтого цвета. К тому же располагались они на киле, а не на носу как у модели. В носовой части шведских боевых самолетов наносился опознавательный знак, а позднее – номер авиакрыла.


Три прототипа J35 (на фото), а также серийные перехватчики J35A и J35B, внесли свой уникальный вклад в формирование облика «гэдээровского» «Дракена».

Что же касается Ан-24В, то его модель почти идеально, по меркам того времени, конечно, воспроизводила этот самолет в окраске авиакомпании «Интерфлюг».



МиГ-21Ф-13 из состава ВВС ГДР на посадке.


Опытные Tу-134: Tу-124A (борт. СССР45075) и Ту-134 «Дублер» (СССР45076), приняли весьма деятельное участие в создании облика модели Ту-134 (фото из архива Г.Петрова).


Помимо сотого масштаба и использования комплексного подхода в выборе оригиналов, модели МиГ-21 и SAAB-35 объединяли несколько дат и фактов из биографий последних. В частности, первые опытные самолеты обоих типов были подняты в воздух в 1955 г. (Е-4 – 16 июня, J35 – 25 октября), а первые МиГ-21Ф и J35A в 1958 г. (20 мая и 15 февраля соответственно). Далее оба эти самолета начали поступать в войска в конце 1959 г., причем первым подразделением, получившим J35A, было истребительное авиакрыло F-13(!!) ВВС Швеции в Норркёпинге. И, наконец, несмотря на раскручивающуюся в то время «холодную» войну, которая осенью 1962 г. чуть было не переросла в «горячую», нашлась страна – Финляндия, которая приняла на вооружение своих ВВС и МиГ-21-е, и «Дракены».

В следующем, 68-м году, первыми появились модели двух пассажирских «двадцать четверок»: вертолета Як-24П и самолета Ан- 24. Модель «летающего вагона», также как и модель Ми-6, имела с существовавшими вертолетами лишь отдаленное сходство. Вообще-то обозначение Як-24П в ряде источников имел вертолет-салон Як-24К, разработанный в конце 1959 г. ленинградским филиалом ОКБ А.С.Яковлева. Однако существенно больше общих черт модель имела с опытным 30-местным Як- 24А, созданным основным ОКБ в Москве в 1960 г. Основным отличием модели от этого вертолета было то, что последний оснащался двумя поршневыми двигателями АШ-82В, а модель представляла собой нереализованную) турбовинтовую модификацию. Подобный проект разрабатывался в начале 60-х г.г. и предусматривал оснащение Як-24 двумя ТВД АИ-24В, размещаемыми над фюзеляжем. Вертолет должен был иметь несколько большие, чем Як-24А, габариты и компоновку пассажирской кабины на 39 мест. Его модель демонстрировалась на советской экспозиции в Лондоне в 1961 г. на авиасалоне в Фарнборо, а ее многочисленные фотографии послужили исходным материалом для создания сборного аналога. В разработке же декали возможно «поучаствовал» и Як-24А, но бортового номера она не содержала.

Модель Ан-24 была выполнена с оригинала модификации Ан-24В – экспортной версии Ан-24Б, и выпускалась в исполнении «Интерфлюг», имевшей в своем составе семь Ан-24В, шесть из которых получили ее регистрации 1 декабря 1965 г. Первый из них (зав. №67302206, per. код DM-SBA) прибыл в берлинский аэропорт Шёнефелд 3 марта 1966 г. Его регистрационный код и был использован при разработке декали к соответствующей модели. Регулярную эксплуатацию самолетов этого типа «Интерфлюг» открыла 19 марта 1966 г. на внутренней магистральной линии Берлин-Дрезден, а 1 апреля вывела их на международную линию Берлин-Варшава. Тем не менее, в основном она эксплуатировала эти самолеты на внутренних авиалиниях, где в то время продолжали трудиться еще десять Ил-14П. После 1970 г. у/<Интерфлюг» остался лишь один Ил-14П, но и Ан-24В она использовала не долго: 27 июля 1974 г. с эксплуатации был снят первый из них, а 30 сентября эта участь постигла и DM-SBA. В течение 1976-1978 г.г. «Интерфлюг» распродала все свои Ан-24В другим авиакомпаниям, в результате чего шесть самолетов отправились во Вьетнам, a DM-SBA 1 февраля 1976 г. попал в авиакомпанию «Балкан» (новая регистрация LZ-ANL). Эксплуатировался он до 1999 г, после чего был списан по ветхости.


Один из первых серийных Ту-134 (борт СССР-65610) был выбран в качестве прообраза «аэрофлотовского» исполнения модели, после демонстрации самолета на авиасалоне Ле Бурже в 1967 г. и участия в выставке советской авиатехники в аэропорту Шереметьево в преддверии 50-летия Октябрьской революции.


От опытного Як-24А сборная модель Як-24П во-многом унаследовала окраску (из архива А.Я.Флейшмана).


В 1968-1969 г.г. были выпущены модели Ту-134, «Боинга»727 и Як-40, завершавшие третий выпуск и отличавшиеся от всех предыдущих более подробной детализацией элементов шасси, двигателей и планера. Модель Ту-134 имела внешние признаки опытных и серийных самолетов этого типа. По форме и размаху стабилизатора она соответствовала опытным самолетам, Ту-124А и Ту- 134»Дублер» (9,2 м против 11,8 м у серийных; первоначально стабилизаторами меньшего размаха оснащались и две из четырех предсерийных машин). Кроме того, от Ту-124А (заводской №00-00, per. код СССР-45075, первый полет выполнен 29 июля 1963 г., командир экипажа А.Д.Калина, испытания завершены 6 ноября 1964 г.) она «унаследовала» более близкое к фюзеляжу расположение внешних аэродинамических перегородок на крыле (начиная со второго опытного внешнюю перегородку сместили на стык закрылков и элеронов). От второго опытного Ту-134 «Дублер» (заводской № 00-01, per. код СССР-45076, первый полет выполнен 9 сентября 1964 г.) был «заимствован» более длинный фюзеляж и соответствующее ему количество иллюминаторов (общая длина самолета 34,3 м против 33,8 м Ту-124А и 35 м у серийных), а также более наполненная форма обтекателя стабилизатора и вид располагавшегося на киле воздухозаборника системы кондиционирования, который был сохранен и на серийных машинах. И, наконец, от последних модель «получила» форму мотогондол, где размещались ТРДД Д- 30 (опытные, а также первоначально два предсерийных Ту-134, оснащались двигателями Д-20П-125), и существенно более низкое положение двух передних иллюминаторов правого борта. Такое положение иллюминаторов стало характерным для Ту-134 начиная с первой машины второй серии, на которой впервые была установлена служебная дверь справа по борту – на опытных, предсерийных и пяти серийных самолетах первой серии под этими иллюминаторами отводилось место под служебный люк. К сожалению, судьба одного из самолетов, «поучавствовавших» в формировании облика сборной модели Ту-134 – второго опытного – сложилась трагично. «Дублер» получил известность после 26-го авиасалона в Ле Бурже 1965 г., где Советский Союз произвел настоящий фурор необычайно широкой экспозицией своей авиатехники: 10 самолетов и вертолетов, а также планер А-15. В ходе проведения салона борт СССР-45076 демонстрировался как на стендовой экспозиции, так и в показательных полетах, и именно на этом авиасалоне Ту-134 были предложены на экспорт по цене 2 млн. долл. С декабря 1965 г. второй опытный Ту-134 принимал участие в программе государственных испытаний, но 14 января 1966 г. потерпел катастрофу в ходе испытаний в НИИ ВВС (погибло восемь человек) из-за несовершенства системы управления рулем направления.

При разработке «аэрофлотовского» варианта исполнения модели Ту-134 ориентировались уже на седьмую серийную машину (зав. N°6350202 – второй самолет второй серии, реп код СССР-65610 ), которая в мае – июне 1967 г. была, также как и ранее «Дублер», экспонатом советской экспозиции на авиасалоне в Ле Бурже. На этом авиасалоне в преддверии 50-летия Октября было представлено уже 16 советских самолетов и вертолетов, плюс семь космических аппаратов и ракета-носитель «Восток» (больше всего иностранцы были поражены тем, как наши ухитрились притащить ее туда). Очевидно, что фотографии СССР-65610 с авиасалона, а также с выставки советской авиатехники в аэропорту Шереметьево, в котором он принимал участие летом 1967 г., и были использованы при разработке декали к сборной модели. Впоследствии этот Ту-134 был передан в «Аэрофлот», который начал регулярные перевозки пассажиров на самолетах этого типа 9 сентября 1967 г. по маршруту Москва-Адлер. После завершения эксплуатации Ту-134, бывший СССР-65610, попал в Ульяновск, очевидно в музей Гражданской авиации (первая информация датируется сентябрем 1992 г., последняя – августом 1997 г, когда самолет находился уже в весьма плачевном состоянии).


Один из «пан-американских» «Боингов»727-21, эксплуатировавшихся на авиалиниях ФРГ и летавших в Западный Берлин, что характеризует выпуск подобной модели как довольно смелый поступок со стороны разработчиков, которые, тем не менее, решили перестраховаться и на коробке изобразили этот лайнер над небоскребами Ныо-Иорка.


Прообразом исполнения модели Як-40 послужил второй опытный самолет (борт СССР-19661) экспонировавшийся на авиасалоне Ле Бурже в 1967 г. (слева).


Ту-134 (борт DM-SCD) послужил образцом для «интерфлюговского» варианта исполнения модели, однако в порядок букв регистрационного обозначения вкралась ошибка, что привело к появлению несуществующего кода DM-SDC.


Относительно раннего «интерфлюговского» варианта исполнения модели Ту-134 имеются лишь косвенные данные – изображение этого самолета с бортовым кодом DM-SDC и в соответствующей окраске на коробке к модели. Но Ту-134 с таким регистрационным номером в составе этой авиакомпании не было. Самолеты этого типа начали поставляться «Интерфлюг» в октябре 1968 г., и получали регистрационные номера DM-SCA, -SCB и т.д. Четвертый из них, поставленный в феврале 1969 г., получил регистрацию DM-SCD (зав. N=9350702), которую, очевидно, и пытались изобразить на коробке к модели Ту-134. Но это не исключает того, что на декали регистрационный номер мог быть изображен верно, чему есть вполне конкретные примеры. Тот же факт, что модель появилась примерно в тоже время, когда «Интерфлюг» получила первый Ту-134, можно объяснить тем, что регистрационные коды в ГДР часто резервировались задолго до получения самолета. Сам же предполагаемый прообраз этого исполнения модели Ту-134 (регулярная эксплуатация начата 2 апреля 1969 г. по маршруту Берлин-Бейрут), так же, как и один из оригиналов модели Ту-134, потерпел катастрофу. При заходе на посадку в аэропорту Лейпцига Шкойдиц 1 сентября 1975 г., лайнер врезался в землю, не долетев 300 м до начала ВПП, в результате чего погибли 26 из 34 человек, находящихся на борту.

Всего в ГДР эксплуатировались 39 самолетов этого типа: по четыре Ту-134 и Ту-134К (вариант «Салон»), семь Ту-134А и двадцать четыре Ту-134АК (вариант «Салон» модификации «А»). Первоначально большая часть «салонных» машин принадлежали ВВС ГДР, но постепенно они переоборудовались в обычные пассажирские и передавались «Интерфлюгу». В число этих самолетов входил и Ту-134АК, который 9 марта 1982 г. получил новую регистрацию DDR-SDC (зав. №5335180, выпущен 30 июня 1975 г., эксплуатировался в 44-м транспортном авиаполку имени Артура Пика под №181), что сделало отчасти исторически достоверным ошибочный бортовой код исходного «интерфлюговского» исполнения модели Ту-134 DM-SDC. Но самое интересное произошло в начале 90-х г.г., когда после объединения Германии часть самолетного парка «Интерфлюг» была перепродана в СССР. В результате в 1991 г. DDR-SDC (промежуточная регистрация в Германии D-AOBN) попал в Сыктывкарский авиаотряд под регистрацией СССР-65620, а регистрацию СССР-65610 получил другой «экс- Ганс» – Ту-134АК DDR-SDF (D-AOBP). До совершенно мистического совпадения не хватило одного шага. В середине 90-х гг. оба этих самолета еще летали под регистрациями RA-65610 и -65620.







По уровню детализации и качеству выполнения модель «Боинга»727 – наиболее популярного американского среднемагистрального авиалайнера 60-х-70-х г.г. – была одной из лучших, выпущенных этим предприятием в сотом масштабе. По поводу выбора количества двигателей для этого самолета на фирме «Боинг» в свое время были разногласия. В итоге выбор схемы с тремя ТРДД стал результатом компромисса между требованиями двух основных заказчиков, авиакомпаний «Истерн Эйрлайнз» и «Юнайтед Эйрлайнз», к двухдвигательному и четырехдвигательному самолетам соответственно. Учитывая то, что пассажирские «семьсот двадцать седьмые» выпускались лишь в двух основных модификациях (без учета грузовых и конвертируемых вариантов), определить оригинал модели особого труда не представляет: это «Боинг»727-100, с существенно меньшей длиной фюзеляжа (на 6,1 м) и овальным, а не круглым как у 727-200, воздухозаборником среднего двигателя. Однако серийные «сотки» имели полную длину 40,59 м, в то время как длина модели равнялась 41,9 см. Причину этого несоответствия, снова можно найти в справочнике Das grosse Flugzeug Typenbuch, где длина «Боинга»727-100 дается равной 41,96 м (в ранних проработках по этому самолету фигурировали цифры 40,96 м и 41,27 м, что, вероятно, и послужило источником путаницы).

Прообразом исполнения этой модели послужил самолет самой могущественной в то время авиакомпании западного мира «Пан Американ» в варианте «Боинг»727-21 (несмотря на такую нумерацию, это обозначение относится к самолетам «сотой» модификации). «Пан Ам» в основном специализировалась на межконтинентальных перевозках, но имела в составе своего флота и среднемагистральные машины: 21 «Боинг»727-21 и четыре грузопассажирских -21QC. Самолеты этого типа «Пан Ам» начала получать в конце 1965 г. и в 1966 г. ввела их в эксплуатацию на внутренних маршрутах Западной Германии. Летали они и над Восточной Германией в Западный Берлин, по так называемому Берлинскому «коридору». 15 ноября 1966 г. вблизи Берлина на предпосадочном снижении потерпел катастрофу один из «пан американских» «Боингов»727-21, (реп код N317PA, погибли три члена экипажа).В состав европейского подразделения «Пан Ам» входил и самолет с регистрационным кодом N314PA, который был воспроизведен на декали к соответствующей модели вместе с говорящей самой за себя надписью Europa Jet (это название всего подразделения, так как собственные имена самолетов этой авиакомпании начинались со слова Clipper), Тем не менее, на коробке к модели «Боинг»727 был изображен на фоне Нью-Йорка. Любопытно, что когда в 1991 г. «Пан Ам» сошла со сцены, завершив свою 64-летнюю историю, последний ее коммерческий рейс был выполнен 4 декабря также самолетом этого типа – «Боингом»727- 235 Clipper Goodwill. Сейчас эта компания возрождается.

И наконец, последней во втором выпуске появилась сборная модель Як-40, имевшая характерные признаки опытных машин этого типа начиная со второй (прямой воздухозаборник среднего двигателя, угол поперечного «V» крыла 5°30', а также характерные формы обтекателя стабилизатора и зализов пилонов боковых двигателей), которые принимали участие в проведении государственных и эксплуатационных испытаний в 1967-68 гг. (первый опытный Як-40 поднялся в воздух 21 октября 1966 г. и имел угол поперечного «V» крыла Ю°.Окраска и регистрационный код СССР-19661 второго опытного Як-40 послужили основой и для разработки декали к сборной модлели. В 1967 г. этот Як-40 был также представлен на авиасалоне в Ле Бурже вместе с Ту-134 СССР-65610, а после завершения программы испытаний его передали ВДНХ, где он находился долгое время в качестве экспоната (первая информация от 20 июня 1970 г., последняя – от 5 января 1977 г.).

Продолжение в следующем номере



Оглавление

  • За все заплачено?..
  • Первые победы американских летчиков
  • Поликарповские «универсалы» над Пиренеями
  • Последний рейс "Калева"
  • Незаконнорожденный бомбардировщик
  • Me-210/410 – провал или запоздалый успех
  • Николай Кузнецов
  • Египетские истребители в "войне на истощение"
  • Plasticart модели и самолеты