Новый мир, 2004 № 09 [Александр Исаевич Солженицын] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

таблица,

ее столбцы — в других мирах,

в тумане утра, например,

когда чихают, просыпаясь, козы.

Но мы ведь этого не слышим,

мы слышим только ночь, ее непрошеные грозы.

За это в день суда

ночь пролетит над нами,

воротится сюда,

свернет исчирканное небо в свиточек с письменами,

он уколет глиняное нёбо

и встанет, сам в себе неволен,

Голем над твердью тихих волн,

Голем прекрасный над сияньем тихих волн.

Ответ

Возможно, все-таки Земля

Не на трех стоит китах,

Не на страшной черепахе

С лакированной спиной,

В славе и блеске,

А упала на звездную ленточку,

Лента прогнулась упруго и в узелок завязалась,

Закружилась, как пляжный мячик в авоське,

А тот узелок подхватила и держит в зубах черепаха,

Сама же стоит на китах:

А время и свет

Скользят и в узелок почти не попадают.

А если бы земля сама стояла на спине,

На шахматной спине плывущей черепахи,

У нас бы было больше времени и света, как во сне,

И мы б не просыпались в пропитанной страхом рубахе.

(обратно)

Хутор

Палей Марина Анатольевна родилась в Ленинграде. В 1978 году закончила Ленинградский медицинский институт, работала врачом. В 1991 году закончила Литературный институт. Прозаик, переводчик, критик. Автор книг “Отделение пропащих” (М., 1991), “Месторождение ветра” (СПб., 1998), “Long Distance, или Славянский акцент” (М., 2000), “Ланч” (СПб., 2000). Постоянный автор “Нового мира”. С 1995 года живет в Нидерландах.

Моим детям — Мише и Полине.

Чайник находится здесь”, — помогла себе голосом Эсмеральда Леонардовна (далее — Э. Л.) и аккуратно вписала произносимое в маленький прямоугольник. Затем, непосредственно под прямоугольником, четкими печатными буквами вывела: “Медный сундук”. “Теперь смотри. — Она указала на общую схему „ПЛАН ПОДВАЛА”. — Запасные электропробки хранятся здесь… стеариновые свечи — здесь…” — Она ткнула концом ручки в два других прямоугольника с письменно обозначенным содержимым и соответственно подписанные внизу: “Голубой деревянный ящик” и “Старый пражский чемодан”. Рядом с ее правой рукой, унизанной тяжкими серебряными перстнями, уже лежала солидная стопка листков машинописного формата — на них чернели аккуратные надписи: “Где найти таз для стирки”, или: “Где найти веник”, или: “Если не будет электричества — вот где ты найдешь охотничье топливо”. Схемы именовались: “ПЛАН ДВОРА”, “ПЛАН ЛЕСА”, “ПЛАН ВЕРАНДЫ”, “ПЛАН СПАЛЬНИ” и т. п.

Годом раньше я закончила медицинский институт — и потому в моей памяти, на момент этого эпизода с Э. Л., были, конечно, еще свежи многие сугубо теоретические дисциплины. Ярко — даже можно сказать, негасимо — там сияли, к примеру, эзотерические науки военной кафедры, где, несмотря на беспрерывную, в тридцать два зуба, зубрежку (разнообразных тактико-стратегических хитропремудростей), единственным усвоенным мной знанием было такое: в случае применения америкокитайцами оружия массового поражения эффективней всего будет просто молиться. “Ты чего это хихикаешь?” — строго взглянула на меня Э. Л. “Зачем вы все это рисуете?!. — Я уже хохотала в открытую. — Ваши чертежи… вы знаете, что они мне напоминают?.. Ой, не могу… схему развертывания медсанбата!!.” — “Что?!” — опешила Э. Л. “Да, схему развертывания медсанбата… в условиях… в условиях… — Я никак не могла просмеяться… — В условиях массированного наступления!!.” — “Вот приедешь на место… — От негодования очи Э. Л. сверкнули ярче ее перстней. — Хотела бы я на тебя там взглянуть… Вот приедешь — тогда и оценишь мои… как ты это назвала?..”

И мы приехали. Мы — это я, в возрасте двадцати четырех лет, мой полуторагодовалый сын, моя мать и моя подруга. Наш мобильный отряд, седьмая часть десантного взвода, вылез из такси, вытащил вещи; подруга продолжала держать на руках моего сына, я расплатилась… Такси, непривычно чистое, с непривычным номерным знаком, дало задний ход и уехало.

Стало тихо. Стало так заповедно-тихо, что мы услышали шум реки, бегущей где-то в ущелье. Мы огляделись... Потом развернулись на сто восемьдесят градусов — и снова огляделись. Вернулись в исходную позицию — и огляделись пристальней… Теперь настал черед что-то предпринимать. Мать, страдальчески исказив лицо, выхватила носовой платок и, на самых громких своих децибелах, беспомощно разрыдалась… Это и явилось нашим первым действием по приезду на место.

Было четыре часа пополудни двадцатого июня 1979 года. Мы попали в окружение хвойного бора. Он был волшебно красив — во-первых, потому, что хвойный бор волшебно красив всегда, а еще потому, что располагался он на живописных пригорках и всхолмиях — так что его малахитовая, темно-сизая, местами пепельно-голубая хвоя изобретательно играла с солнцем и