О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке [Вацлав Чтвртек] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Вацлав Чтвртек О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке

Чешский писатель Вацлав Чтвртек — автор многих книг, в том числе и для детей. Среди его детских книг и история о добром разбойнике Румцайсе.

Были в Чехии такие времена, когда все богатства в стране — землю, леса, рудники захватил австрийский император и вместе со своими дворянами — князьями да баронами владел всем и распоряжался, как хотел. Сапожник Румцайс как раз и жил в те времена. За непочтение к главе города Ичина, в котором Румцайс сапожничал, ему пришлось расстаться со своим ремеслом и стать лесным разбойником. Но он никого не грабил, а заступался за всех, кого обижали сильные и богатые. И ни князя, пи императора с его войском, ни великанов, ни драконов Румцайс не боялся и побеждал умом и хитростью или с помощью лесных обитателей птиц, зверей, которых Румцайс подкармливал зимой, когда трудно добывать корм. Румцайс помогал простым людям. У него было много друзей, и среди них — водяной Ольховничек.

Дело в том, что в Чехии много искусственных озер и прудов, в которых разводят рыбу. Охраняли эти озёра и пруды сказочные существа — водяные. Среди водяных, как и среди людей, были хорошие и плохие, добрые и злые, умные и глупые. Ольховничек-то как раз был славным водяным, потому Румцайс с ним и дружил, а тот тоже помогал Румцайсу, когда это было нужно.

Писатель Чтвртек (фамилия его по-русски значит «четверг») придумал немало разных историй про Румцайса, его сыночка Циписека, злую княгиню Майолену, лесных фей и про других лесных жителей.

Несколько таких историй можно прочитать в этой книжке.

Как сапожник Румцайс стал разбойником

В городе Ичине, в мастерской, расположенной у городских ворот, вот уже девять лет жил и работал сапожник, по имени Румцайс, шил сапоги, чинил старую обувь. Ремесло своё Румцайс знал, и что ни делал, всё было людям на радость.

Румцайс любил повторять поговорку:

— Удобная обувь — основа спокойной жизни. Нельзя, чтоб обувь была тесной и давила на мизинчик, но не надо, чтоб она была чересчур велика, не то мизинчик будет чувствовать себя потерянным.

На колодочке подбивал Румцайс маленьким молотком башмачки девицам; для мужчин и дам у него имелись колодки побольше и молотки потяжелее. Когда же приходилось ему чинить сапоги главе города Ичина, бургомистру Гумпалу, Румцайс отправлялся с ними прямиком в кузню.

— Мне понадобится наковальня и молот, — говорил он кузнецу Штанцлу, надевал Гумпалов сапожище на наковальню и колотил но нему молотом.

Потому что ноги у Гумпала были точно у слона. Гумпал очень гордился своими ногами и называл их «мои знаменитые ноги». Они и вправду были известны далеко вокруг до самой Младой Болеславы. Благодаря своим знаменитым ногам Гумпал вот уже восемь лет занимал пост главы города; на девятый год он послал за Румцайсом.

— Пусть придёт, мне нужны новые сапоги.

Румцайс положил в карман своего зелёного передника бумажный сантиметр — обмерять ногу, перекинул на руку кусок красной сафьяновой кожи из города Кордовы и явился в ратушу.

Встреча с бургомистром не предвещала ничего хорошего.

Тот уже сидел в кресле в зале заседаний. Одна нога, разутая, покоилась на подушке. Подушку держали четыре городских стражника, а староста Фиштула командовал ими. Вокруг стояли двенадцать заседателей из городской управы и восхищались бургомистровой ногой.

— Какова нога, а? — такими словами встретил Гумпал сапожника Румцайса, с любовью глянул на ногу и пошевелил большим пальцем.

Румцайс ногу хвалить не стал, а сказал как есть правду:

— Нога, конечно, здоровенная, но я видал и побольше.

Бургомистр от злости даже палец поджал.

Двенадцать заседателей один за другим незаметно убрались из залы, сообразив, что сейчас разразится гроза. Четыре стражника и староста Фиштула закрыли глаза и заткнули уши, чтоб ничего не видеть и не слышать.

— Я встречал в Градце ногу и побольше, продолжал Румцайс, положив сафьян на стол и приготовив бумажный сантиметр. — Вот это была ножища! А на вашу лапку я сошью башмачок — ахнуть не успеете.

Бургомистр Гумпал сперва покраснел, как сафьян, потом стал белый, как бумажный сантиметр. Потом снова покраснел и некоторое время так менялся в лице.

— Что это на вас нашло? — сочувственно проговорил Румцайс.

Гумпал, который в этот момент становился фиолетовым, вскочил с кресла, порвал в клочки дорогой кордовский сафьян и выбросил обрывки за окно.

Румцайса Гумпал выкинул через дверь. На пороге Румцайс попробовал задержаться:

— За что вы меня толкаете?

— За оскорбление ноги бургомистра, — с достоинством изрёк Гумпал, точно городской печатью припечатал.

Внизу Румцайс собрал остатки сафьяна. Ладно, сказал он себе, детские туфельки выйдут, и то слава богу. Но обида в нём осталась.


Подходя к своей мастерской, Румцайс увидел, что двери заперты на большой замок, который, по всей видимости, собирался висеть тут вечно.

Слева и справа