Время вызова 2. Песнь жизни [Александра Лисина] (fb2) читать онлайн

Александра Лисина Песнь жизни

Пролог

Говорят, когда на Лиаре умирает Светлый эльф, над Светлым Лесом целый месяц висят свинцовые серые тучи, исторгающие горькие слезы, а солнце печально заходит за горизонт и навешивает на весь остальной мир невесомую вуаль скорби. Когда приходит время Темного, над местом его гибели неделю плачет безутешное небо и рвутся от молний горестно кричащие небеса. Ночи становятся вдвое длиннее, а в молчаливой тишине, от которой мороз продирает по коже, долгое время слышится чей-то безнадежный плач. Если случается погибнуть гному, безутешно стонет мать-земля, а пещера его Рода содрогается от рыданий и позволяет рассыпаться в прах хранящему его душу сталактиту. Старые горы дрожат от горя, а подземные водопады неизменно теряют свой неповторимый вкус, становясь горькими и едкими, как невыразимая боль всего маленького народа.

И только смертные умирают незаметно. Беззвучно исчезают в безвременье, ничего не оставляя после себя: ни знака, ни вечной памяти, ни даже следа. Неслышно приходят в эту жизнь, незаметно живут и, чаще всего, так же легко из нее уходят. Никто не узнает, где и когда сложил голову твой отец, брат или муж. Ни весточки не пошлет с неба, ни дождем не прольется на землю. Никто не обозначит безымянную могилу, певчие птицы никогда не пропоют над скорбным местом последнего упокоения, а спустя всего несколько лет даже звери забудут, что где-то поблизости был невысокий молчаливый холмик.

Неизвестно, кто из Перворожденных первым открыл великую Песнь Прощания – древние Хроники не сохранили имени смельчака. Не знали, что за сила таится в ее древних строках. Какую власть она обретала над отчаявшимся безумцем, рискнувшем раньше времени призывать суровую женщину в белом плаще. Но каждый живущий на Лиаре четко знал, что стоило кому-то из эльфов закончить ее вслух, как Незваная Гостья непременно забирала его душу. Легко, быстро и безболезненно. Милосердно давала отпить из своей костяной чаши холодный напиток скорби и ласково манила за собой, будто питала к вечным оппонентам какую-то тайную слабость. А потому никогда не задерживалась, если непокорный бессмертный в кои-то веки вдруг сам просил ее об огромной услуге.

Песнь Прощания так же стара, как сама жизнь. Но, вместе с тем, она смиренна и размеренна, как неумолимо приближающаяся смерть. Бесконечно древняя и всегда неповторимая. Недолгая, но способная звучать почти бесконечно. Зовущая, мягкая, нежная. Просто красивая Песня для той, чья поступь легче воздуха, которым дышит в последние мгновения жизни обреченный.

Ничто не способно противостоять этой древней магии. Ни одна сила, ни одна воля, пусть и самая несгибаемая. Никому неподвластно остановить неумолимый приход Смерти, если слова Песни закончены полностью. Даже Владыкам не удержать отлетающую душу, даже великим магам не дано бороться с богами. И лишь в одном Перворожденные сумели поставить для них препятствие. Только один способ нашли противостоять чарам увядания и тлена. Слово на слово. Песнь на Песнь. Сила на силу. И лишь тогда, когда не спеты последние, роковые строки Прощания. Только другой Зов может остановить умирающего – не менее сильный и важный, чем стремление к смерти. Песнь Возрождения, чьи слова до упора напитаны древней эльфийской магией.

Но вот беда: мало осталось на свете умельцев, знающих эти тайные строки, и еще меньше безумцев, рискнувших бы поспорить на равных с самой Смертью – за чужую, Темную эльфийскую душу, которая уже увидела отблески другой стороны.

Глава 1

В теплый летний вечер просторный задний двор постоялого двора, что стоит в самом центре Борревы, кажется непривычно многолюдным. Точнее, людей-то здесь как раз нет, зато всякого другого народа – не протолкнуться. И с двумя, и с четырьмя ногами, с хвостами, лапами, с длинными ушами и даже без оных.

По периметру с бледными от волнения лицами стоят пятеро Темных эльфов, судорожно сжимающие рукояти своих парных клинков и тщательно следящие, чтобы никто из любопытных зевак не вздумал совать сюда свой длинный нос. Рядом с ними – невозмутимый Воевода Левой Заставы, в чьих темных радужках мечется пламя неуверенности и затаенной надежды. Внутри относительно спокойного пространства молчаливыми глыбами лежат в неестественных для скакунов позах два громадных мимикра, хищным блеском глаз красноречиво подтверждающие готовность защищать крохотный, огороженный их телами пятачок до последнего вздоха. Карраш тесно прильнул к напряженному плечу Таррэна, Ирташ осторожно подпирал низко склонившуюся Белку, а между ними тяжело дышал умирающий Хранитель, которому оставалось жить считанные минуты.

Линнувиэль был невероятно бледен. Изможден, будто намедни его забрали с каменоломен, где он пробыл в каторге не менее пары десятилетий. Черты безупречно красивого лица заострились, скулы подозрительно выпирали, зеленые глаза потускнели и казались двумя темными провалами, в которых истаивали последние искры. Белоснежная рубаха давно и безжалостно распорота на длинные лоскуты, беззастенчиво обнажая сильное тело и наглядно демонстрируя собравшимся причину столь быстрого угасания – безобразная рана на левом плече была слишком свежа, чтобы Перворожденные успели о ней забыть. Некрасиво вспухшие и почерневшие края кожи красноречиво говорили: все, не жилец. И это было бы совершеннейшей правдой, если бы не одно "но" – над умирающим эльфом, дрожа и переливаясь драгоценностями слов, непрерывно лилась тихая, мягкая, неповторимая и чарующая мелодия древней Песни, умеющей тронуть даже самые закостеневшие души. Исполненная на чистейшем эльфийском наречии – древнем, как сама жизнь, а потому способная противостоять даже почти законченной Песни Смерти.

Песнь Возрождения…

Белка, сидя на земле и положив голову Темного эльфа себе на колени, бережно держала его обеими руками за заострившийся подбородок. Низко наклонившись, тихо пела для него, заставляя замерших неподалеку эльфов цепенеть от осознания происходящего и лихорадочно искать ответы на нескончаемую череду вопросов. Она не смотрела по сторонам – прикрыв глаза, Гончая старательно вспоминала переданные ей много лет назад знания другого Темного мага, чей разум не мог не содержать нужных ей подсказок. А Ирташ исправно вбирал в себя излишки этой древней силы, чтобы ненароком не всполошить всю округу творящимся здесь таинством. Точно так же, как Карраш незаметно вбирал в себя магию Таррэна, вливавшуюся в изможденное тело Линнувиэля широкой рекой.

– Плохо, – беззвучно оборонил в тишину Шранк, и Сартас немедленно повернулся.

– У него не получается?

– Нет, – Воевода покачал головой. – Вашего Хранителя укусила самка мимикра… помнишь ту странную гиену, чей прикус так не понравился Белику? Так вот, они смертельно ядовиты, их слюна растворяет даже гномью сталь. А уж если попала в кровь, да еще и мага – пиши-пропало. Таррэн пытается обезвредить заразу, но, боюсь, даже его сил может не хватить: прошло слишком много времени. За трое суток там все насквозь должно разъесть – сердце, кишки, печенку… удавлю этого дурного молчуна, если выживет!! гордость ему, видите ли, не позволила сказать!.. но сейчас только родовой перстень удерживает его на грани. Да еще Белик, хотя не могу сказать, насколько его хватит. Такие раны опасны даже для вашего племени.

– Откуда Белик знает Песнь Возрождения?! – пораженно откликнулся Корвин. – Этой магией в полной мере владеют только Хранители! Как такое может быть?!! Кто ему передал наши знания?!

– Сам у него спроси.

– Н-нет, спасибо, – внутренне содрогнулся Темный эльф, и Шранк понимающе усмехнулся. – Пожалуй, обожду до следующей жизни. Скажи лучше, зачем мы тащили Линнувиэля сюда? Почему нужно было делать это во дворе, на голой земле, а не наверху, где тепло, сухо и нет посторонних глаз?

– Потому что Карраш не пролезет в окно.

– При чем тут Карраш? – опасливо покосился на мимикра Маликон.

– При том, что в его присутствии любая магия практически сходит на нет, – спокойно пояснил Шранк. – Это – особенность всех жителей Серых Пределов. Как и способность безошибочно чуять вашу силу. Она есть у него, Ирташа, у любой хмеры и даже у нас, Стражей. Появляется не сразу, конечно, но лет через пять в Пределах даже вы сможете научиться.

Перворожденные странно переглянулись.

– А…

– Все, – устало выдохнула Белка, неожиданно поднимая голову. – Больше слова не помогут: он жив, но с раной не сумеет справиться сам – резерв почти истощен. Даже с нашей помощью ему не хватит сил на борьбу. Никакая Песнь тут не сработает. Надо что-то иное.

– Он вернется? – напряженно спросил Таррэн, крепко держа изувеченную руку Хранителя и неотрывно следя за мощной волной магии, благодаря которой все еще мог держать собрата по эту сторону реальности.

Гончая отрицательно качнула головой.

– Сам не видишь? У тебя резерв наполовину пуст, я от него руки вообще не убираю, а яд даже не начал выходить. Придется резать по живому.

Темный эльф заметно помрачнел.

– Это убьет его.

– Ты знаешь другой выход? Он почти допел Песнь Смерти, и теперь даже я не сумею его вернуть. По крайней мере, так… – она вдруг прикусила губу и быстро покосилась на благоверного. Тот аж вздрогнул, прочитав в ее расширенных глазах отчаянную решимость. А еще – дикую боль от ощущения единственной правильности задуманного.

– Я не могу просить тебя об этом, – с мукой прошептал Таррэн.

– Знаю. Но если ничего не сделать сейчас, он скоро умрет. Рана слишком велика, а яда попало внутрь слишком много. Он сгниет заживо за считанные минуты, и ты ничего не сможешь сделать. И я тоже не смогу. Надо пробовать.

– Малыш…

– Нет, – посуровела Белка. – Моя Песнь немного замедлила процесс, но не остановила его – Линнувиэль слишком стремится на ТУ сторону. Он ХОТЕЛ уйти, понимаешь? Иначе не решился бы на Зов. Не знаю, как он вытерпел эту боль, как справился и три дня держался на одной силе воли, но вполне понимаю, почему он решил прекратить это вот ТАК. Твой брат еще недалеко, качается на грани, его еще можно попытаться вернуть, но его разум пуст и темен. У него нет семьи, нет любви и детей, к которым он мог бы тянуться. Нет нормального дома и того, кто ждал бы его там. Нет ничего, что могло бы нам помочь. Конечно, ты можешь попробовать приказать, но, боюсь, сейчас он просто не услышит. И я знаю лишь одно средство, как заставить его забыть о Смерти.

Таррэн горестно замер, прекрасно зная, как страшно ей будет обращаться к своей жутковатой силе. Как страшно задеть гибнущего эльфа слишком глубоко. Страшно промахнуться, не рассчитать силы и ввернуть его в пучину нового отчаяния, из которой потом будет лишь один выход.

– Бел, ты уверен, что это – хорошая идея? – обеспокоился Шранк.

– Нет, – вздохнула Белка, пряча в глазах тоскливое понимание, но тут же встряхнулась и властно кивнула. – Все, времени нет. Идите сюда и держите его, чтобы не вырвался. Корвин, Маликон, берите вторую руку. Атталис, Аззар – навалитесь сверху, когда рванется. Не дайте ему меня коснуться! Таррэн, когда я скажу – режь, да поглубже. Так, чтобы яд выходил, иначе мы его не спасем. Когда кровь пойдет чистая, закроешь магией и перебинтуешь. Ирташ постережет периметр и проследит, чтобы твоя магия не утекала в никуда. Готовы?

Эльфы без лишних слов отложили клинки и стремительно заняли положенные места. Сразу четыре пары рук вцепились в едва дышащего сородича, а глаза сами собой повернулись в сторону побледневшей от понимания предстоящего Гончей. Они еще не знали, что задумал странно побледневший мальчишка, не догадывались, на что соглашаются, но сейчас это было не столь важно. Главное, он дал им надежду.

– Ладно, – сглотнула она. – Но если у меня не получится, не обессудьте.

– Делай, – неожиданно кивнул Сартас. – У него все равно нет другого шанса. Так что делай, что задумал, и не оглядывайся – мы не станем мешать. Ни в чем. Слово воина.

– Признание, однако, – невесело улыбнулась Белка. После чего сорвала неизменные перчатки и обхватила голову умирающего эльфа руками – так, чтобы левая легла на затылок, а правая коснулась влажного лба. Затем склонилась к его бескровным губам, на мгновение замерла, будто перед прыжком в холодную воду и, наконец, очень тихо, едва слышно и совсем иным голосом, чем всегда, выдохнула:

– Ли-и-н-ну-у-ви-и-эль…

Перворожденные дружно вздрогнули.

– Лин-ну-у-ви-э-эль… – шепнула она чуть погромче – долго, протяжно, будто звала домой припозднившегося, горячо любимого мужчину. Звала ласково, настойчиво, трепетно, с искренней заботой и радостным ожиданием. Так, как будят по утрам дорогого человека. Как притягивают к себе невидимым магнитом. Проникновенно, на одном дыхании. Настолько бережно, будто она боялась потревожить сгустившуюся над чужой душой вечность. Звала так, что невозможно не откликнуться, но… ничего не случилось – только слышалось в тишине чужое дыхание, да смотрели с надеждой сразу восемь пар глаз. Хранитель же даже не пошевелился, хотя дышать стал чуть почаще, а на бледных щеках появился слабый румянец.

Гончая немного осмелела и снова заговорила. Очень тихо, но при этом настолько завораживающе и бархатисто-нежно, таким мягким вибрирующим голосом, что у Перворожденных невольно дрогнули руки и нервно стукнули потревоженные сердца.

– Линнувиэль, ты меня слышишь?

Затем – короткая пауза, еще более нежный тембр, в котором уже будто мед растекается.

– Линнувиэль, вернись…

С изящных пальчиков Белки сорвалось несколько крохотных искорок, чувствительно кольнув прохладную кожу эльфа, впитались внутрь, на мгновение осветив полупрозрачную сетку тонких вен. Проникли в самое сердце. И молодой Хранитель, наконец, неуверенно дрогнул. Точно так же, как неверяще дрогнули Перворожденные, которых тоже зацепило этой странной магией. На что Гончая слабо улыбнулась и, найдя нужный оттенок, позвала еще раз, но уже требовательнее и настойчивее.

– Линнувиэль, вернись. Ты слышишь?

Тишина.

– Вернись, эльф, еще не время. Ты нам нужен, Хранитель. МНЕ нужен, веришь? Всем нам…

И снова – гнетущее молчание.

– Услышь меня, остроухий… узнай… возвращайся к свету. Ты помнишь его? Помнишь, как светит солнце? Как шелестит трава поутру и поет ивовая лурска? Помнишь рассвет над Священной Рощей Мира? Неужели ты не хочешь встретить его снова? Линнувиэль?..

С губ Хранителя сорвался короткий вздох, больше похожий на стон, длинные ресницы затрепетали, пальцы непроизвольно сжались, а ноздри шумно раздулись, старательно ища источник обворожительного запаха, от которого быстрее бежала по венам кровь и само собой учащалось сердцебиение. К нему хотелось идти, хотелось стремиться за этим чудом, хотелось дышать еще и еще, наслаждаясь каждым мгновением.

И он неуверенно качнулся навстречу.

"Где я? И что происходит? Откуда этот запах?"

– Он мой. Я жду тебя, Линнувиэль, – шепнула Белка, почти касаясь его губ.

"Зачем?" – снова откликнулась чужая мысль, неуверенно придвигаясь ближе.

– Потому что я так хочу.

"Кто ты?"

– Приди и узнаешь. Ты же хочешь понять? Чувствуешь, как сильно колотится твое сердце? Оно не хочет умирать, у него еще есть шанс. Слышишь меня, Линнувиэль? Тогда поверь: сейчас не твое время. Ты должен вернуться.

"Белик?!! Так это ТЫ зовешь меня?!"

– О да. А теперь дыши. Глубоко дыши, вспоминай и возвращайся туда, где тебя ждут. Ты все еще жив, эльф, и я не отдам тебя на ту сторону. Еще не твое время. Слышишь? Тебе слишком рано туда. Ты должен отказаться от Нее. Иди ко мне. Возвращайся…

Она говорила и говорила, по крупицам вытаскивая чужое сознание из мрака. Краешком глаза отмечала каждый лишний вздох, каждую напряженно застывшую мышцу, каждый трепет ресниц и движение сомкнутых губ. Линнувиэль будто просыпался от долгого сна, инстинктивно тянулся навстречу и все быстрее шел назад, на свет и самый восхитительный аромат, который только знал в своей жизни – нежный запах эльфийского меда, приправленный легким привкусом смертельной опасности.

Корвин замер, тщетно пытаясь вытравить из своей головы этот вкрадчивый голос, от которого неожиданно задрожали пальцы и что-то пугливо затрепетало в груди. По коже волнами гуляли миллионы мурашек, опасно щекоча нервы; исчезая и вновь появляясь; вынуждая то и дело ежиться от нехороших ассоциаций и дурных предчувствий. От вида двусмысленно прильнувшей к собрату Гончей что-то пугливо сжалось внутри, но это быстро прошло, и теперь Темный эльф со все возрастающим беспокойством следил за тем, как жадно дышит молодой Хранитель и настойчиво тянется навстречу, ища в пустоте… что? Или кого?

Корвин боялся даже подумать.

У Маликона тоже закаменело лицо и судорожно сжались кулаки от этой картины. Но отвращения к двуликому пацану, как ни странно, больше не было, потому что едва слышимый Зов неожиданно больно ударил и по его истерзанным нервам. Бездна знает, отчего, но он неожиданно поймал себя на том, что сам едва не качнулся навстречу. Что тоже, подобно беспамятному собрату, ХОЧЕТ этого. Желает подойти ближе, коснуться и выяснить, каким образом у Белика получается разжигать чужую кровь, заставлять ее вспыхивать жарким огнем и вызывать весьма нескромные мысли. Странные, необъяснимые, пугающие, смешанные с искренним непониманием, растерянностью и каким-то ревнивым беспокойством.

Что это? Что с нами? Почему я не могу отвести от него глаз? Что за магия в этом лице, в этом голосе? Что за сила, если на каждое слово сердце словно сходит с ума и рвется наружу? Мальчишка… всего лишь жалкий человеческий мальчишка. Нет, полукровка! Презренный и дерзкий, которого в другое время убили бы на месте! Но его глаза… эти удивительно крупные голубые глаза… Торк! Я больше НЕ МОГУ от них отвернуться!!!

Аззар и Атталис, которых тоже пробрало до самых печенок, намертво сжали зубы, вцепившись в собрата, как в единственную опору в этом мире, и тщетно пытались устоять перед неимоверно мощным Зовом. Но, как ни старались, не могли отвести странно изменившихся взглядов от склонившегося над самым лицом сородича пацана. Так и застыли – напряженные, взмокшие от непривычных усилий, смятенные и полностью растерянные, но уже стремительно поддающиеся внутреннему очарованию Гончей.

А Белка медленно выдыхала насыщенный магией воздух в чужое лицо, заставляя постепенно приходящего в себя Темного жадно вбирать этот щедрый дар.

– Линнувиэль лерре Л'аэртэ! – вдруг властно произнесла Гончая, одновременно отстраняясь, и в этот момент эльф широко распахнул глаза. Он непонимающе моргнул, еще не до конца осознав случившееся. Но почти сразу безошибочно нашел источник чудного голоса, за которым послушно шел из кромешного мрака, и закономерно уперся в два бездонных голубых колодца. На мгновение замер, смутно узнавая, но уже не в силах устоять перед магией древних рун. Затрепетал, словно попавший в сеть мотылек, жадно вдохнул изумительный аромат эльфийского меда, который стал совершенно реальным. И, едва в глубине ее глаз загорелись призывные изумрудные огни, вдруг потерял голову – неожиданно рванулся навстречу всем телом, жестоко выворачивая суставы и грозя разметать неуклюжие препятствия по разные стороны света.

– Держите!! – рявкнул Таррэн, наваливаясь сбоку.

Перворожденные дружно прижали бьющегося в судорогах собрата, но тот словно не заметил – все рвался и рвался на волю. Туда, на умопомрачительный запах и нежный зовущий голос, которому невозможно было противиться. На знакомый голос, на который невозможно не откликнуться. Он еще не совсем понимал, кто он и где находится, но страшная магия рун Подчинения вынуждала стремиться навстречу, позабыв обо всем остальном. Темным эльфам пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать сильное тело на месте и не позволить ему коснуться Гончей, но Хранитель не собирался сдаваться – ее зов был сильнее чужих потуг, сильнее боли в истерзанных суставах, сильнее судорог в сведенных мышцах, сильнее страха смерти. И гораздо сильнее самой смерти, потому что противиться этим чарам Ледяная Богиня никак не могла – зеленые глаза странного существа, в котором так мало осталось от человека, хорошо умели гасить ее холод. Ведь именно для этого они когда-то и создавались.

И Линнувиэль, чувствуя в этот момент, что только в них его единственное спасение, ни за что в жизни не оторвал бы от них взгляда.

– Держите!!

– Он… слишком силен… – выдавил Корвин, изо всех сил наваливаясь на мечущегося собрата. – Аззар, Атталис… вместе!

– Держу!! Маликон, еще!!

– Сейчас… только бы магией не шарахнул!

– Не должен – он ослаб.

– Ослаб?!!

Но тут Белка опомнилась и бережно провела кончиками пальцев по щеке взбунтовавшегося Хранителя.

– Тихо, друг мой, тихо. Все хорошо, успокойся.

Она снова наклонилась, позволив ненадолго заглянуть себе в душу, и Линнувиэль послушно затих. Замер, тяжело дыша, широко раздувая красиво вылепленные ноздри, но прекратив всякое сопротивление. Лежал на земле, заваленный телами друзей и обоих немаленьких мимикров, видел лишь ее ярко зеленые глаза и понимал, что не забудет их до конца своих дней. Но все равно смотрел, смотрел…

– Белик…

– Вот и славно, – печально улыбнулась Белка, и одурманенный эльф открыто улыбнулся в ответ. – Он – мой. Таррэн, давай, пока есть время.

Таррэн до боли прикусил губу, но послушно вспорол податливую кожу на изуродованном плече и чуть сдвинулся, когда неприятно черная кровь широким потоком хлынула на землю. Линнувиэль дернулся от жестокой боли, едва не захлестнувшей его с головой, но тут же снова замер, потому что на мокрый лоб легла прохладная рука и милосердно забрала эту муку из истерзанного сомнениями разума. А вместо нее пришло странное умиротворение, необъяснимый покой, которого он никогда прежде не знал. От ее тонких пальчиков будто дополнительные силы вливались, от аромата каштановых волос кружилась голова, от звуков тихого голоса неровно стучало сердце и сами собой отступали печали. Все остальное потеряло сейчас значение – и боль, и сомнения, и прежние страхи. Широкая рана на левом плече, покрытый алыми разводами нож в руке молодого лорда, опасная близость голодных зверей со странно желтыми глазами хищников. Даже ошарашено взирающие сверху собратья, надежно приковывающие его тело к холодной земле и неотрывно следящие за каждым движением.

Кажется, только сейчас – лежа в луже собственной крови, истерзанный и ослабленный, Темный эльф неожиданно понял, для чего жил все это время. Для чего дышал, к чему стремился, за что боролся. О чем мечтал. Потому что никогда прежде он не чувствовал себя таким свободным и поразительно цельным. Никогда не знал, что такое вообще бывает. И вдруг со всей ясностью, наконец, осознал, почему лорд Торриэль так трепетно бережет своего удивительного мальчишку. Этого странного полукровку, сопливого наглеца, которого порой хотелось жестоко удавить. Линнувиэль неожиданно увидел его нечеловеческие глаза, полные изумрудных искр, точеные скулы, мягкие губы, безупречный овал лица и вдруг понял, что больше никогда не поднимет на него руку, никогда не накричит. Позволит творить все, что душе угодно, даже безнаказанно звать себя гадким именем "Линни", лишь бы когда-нибудь, хоть один раз в жизни, иметь возможность почувствовать то, что открылось ему сейчас.

– Белик…

– Все хорошо, – неслышно вздохнула Гончая, осторожно отстраняясь и отводя горящий взгляд. Хватит с него, пожалуй, а то потом в себя не придет. – Я не дам тебе умереть. Ты слышишь? Веришь мне?

– Не уходи, – хрипло шепнул эльф, неожиданно испугавшись, что это чудо безвозвратно исчезнет.

– Не уйду, если ты справишься.

– Справлюсь.

– Тогда закрой глаза, – велела Белка, и он послушно опустил веки. – Тебя это больше не касается, Младший Хранитель Знаний. Твой долг исполнен, а трудный день уже завершен. Да, ты сильно пострадал, но боль не потревожит тебя. Ты забудешь о ней, как забудешь о своей ране и том, что сейчас в твоей крови бушует чужой яд. Его больше нет, мой друг. Ты слышишь? ЕЕ тоже нет, и ты снова свободен. Ты жив, Линнувиэль, и сейчас быстро уснешь. Ты ведь сделаешь это, мой ушастый друг?

– Да.

– Не разочаруешь меня? Не помрешь опять, как собирался?

– Нет. Не стану.

– Хорошо, – смягчившись, шепнула Белка в остроконечное ухо. – А теперь спи, Темный эльф, и помни, что я тоже – всего лишь сон. Просто красивый сон, которого ты больше никогда не увидишь. Спи.

Линнувиэль слабо улыбнулся и моментально провалился в темноту, а потому не увидел, как поспешно она убрала руку с его лба. Как стремительно отодвинулась, наблюдая за быстро светлеющими потоками крови из очищающейся раны. Как тщательно Таррэн следит за каждым новым ручейком, щедро раскрасившим пыльную землю, а потом торопливо вливает в безвольно обмякшее тело могучий поток силы – под бдительными взглядами мимикров и слегка ошалевших сородичей, на глазах у которых только что совершили самое настоящее чудо. Он не видел того, как спешно готовятся для него чистые тряпицы. Как умелые руки сноровисто закрывают широкую резаную рану на плече, смазывают чем-то тягучим и желтым, до боли напоминающим свежесобранный мед. А в скором времени ее края сами собой начинают сползаться и спаиваться в одно целое… Линнувиэль ничего не видел: он уже крепко спал. И снился ему какой-то странный сон, в котором он стоял на знакомой с детства поляне, с благоговением смотрел на внезапно открывшуюся картину, как на настоящее откровение. После чего вдруг сглотнул набежавшие слезы и медленно опустился на колени перед Родовым Ясенем, который впервые в своей долгой жизни расцвел удивительно белым цветом.

Он знал, что так не бывает, что Родовое дерево эльфов никогда не давало цветков, но во сне вдруг показалось, что это правильно. Что именно ТАК – правильно. ТАК – верно и так должно было быть. А когда Линнувиэль, наконец, это осознал и смиренно склонил гордую голову, признавая прежние ошибки, то каменное изваяние Великого Дракона, обвивающее могучий ствол тугими кольцами, вдруг открыло тяжелые веки и до самого дна пронзило его душу пронзительным взглядом бездонных, удивительных, неправильных, но таких знакомых голубых глаз…

Белка торопливо отползла от жадно впитывающего магию эльфа и пробралась к забору, где забилась в какой-то угол, сжалась в комок, боясь даже предположить, как потом отзовется ее настойчивость. Обняла себя руками и так застыла – бледная, испуганная и неподвижная, будто мраморная статуя. Только глаза стали совсем огромными, да в уголке рта запеклась крохотная капелька крови – так сильно она ее прикусила, а побелевшие от напряжения пальцы до боли впились друг в друга, чтобы предательски не задрожать.

Она вдруг содрогнулась всем телом.

– Малыш? – обеспокоенно поднял голову Таррэн.

– Делай, – прошептала Гончая, быстро пряча лицо в коленях. – Пусть будет не напрасно. Пожалуйста, делай. Спаси его. Я справлюсь.

– Карраш, присмотри.

Мимикр черной молнией сместился в сторону, в мгновение ока закрыв хозяйку бронированным боком, и настороженно застыл, грозно посверкивая глазами и выискивая возможных безумцев, рискнувших бы потревожить его сокровище. Но таковых вокруг не оказалось – Перворожденные благоразумно отвернулись и сделали вид, что вовсе не причем. А смотрели сейчас жадными глазами вовсе не на нее, а на старый, плохо покрашенный, слегка покосившийся забор. Правда, почему-то одновременно и очень внимательно.

Она благодарно обвила руками мощную шею Карраша, тихонько вздохнула и снова замерла, страшась витающего вокруг насыщенного запаха крови. Тщетно отстраняясь от видений прошлого и старательно не думая о том, во что может превратиться лежащий неподалеку мужчина, если она хоть на волосок сегодня ошиблась.

– Малыш… – мягкие руки мужа бережно подхватили ее, прижимая к широкой груди, и ласково убаюкали, позволяя по-прежнему прятать подозрительно блестящие глаза от любопытных взглядов. – Ты у меня молодец – Линнувиэль теперь обязательно выживет. Ему больше ничто не угрожает. Поспит побольше, пополнит резерв, а когда через пару дней придет в себя, то даже не заметит разницы. Рука будет действовать так же, как раньше. С ним все будет хорошо.

Она только кивнула.

– Я знаю. Просто здесь кровью очень пахнет, а я (ты же знаешь!) терпеть ее не могу – вспоминается сразу… то, что не надо. Так что, пожалуй, заканчивайте без меня. Потом втащите его через окно, чтобы хозяин не заметил подвоха, да проследите, чтобы Огонь не полыхнул ненароком. Не то спалим таверну, и тогда прощай, инкогнито. А я пойду, посплю немного, ладно?

Таррэн обеспокоенно заглянул в ее потускневшие глаза, но снова не увидел там прежней ненависти. Только знакомую горечь вернувшихся воспоминаний, бесконечную усталость и искреннюю тревогу за жизнь одного неразумного Темного эльфа, которого только что чудом вырвала с того света. Да, она действительно изменилась. Простила и отпустила прошлое. Действительно выбрала и теперь многое бы отдала, чтобы сохранить своему любимому мужчине его кровного брата. Одного из немногих, которого он и сам, как ни странно, был готов признать достойным.

– Спасибо, малыш, – шепнул эльф, бережно касаясь губами ее виска.

– Да ладно… присмотри, чтобы этот дурачок не сорвался. Маг все-таки, хоть и недоучка. Но чело… в смысле, эльф из него получился неплохой. Гордец, конечно, каких мало, молчун и моралист, страстно любящий блюсти свои дурацкие правила, но шанс измениться у него есть. По крайней мере, он пытается это сделать, что для Хранителя приравнивается к настоящему подвигу. Так что, наверное, ты был прав.

– В чем?

Белка слабо улыбнулась.

– Что вы не все… одинаковые.

Таррэн с нежностью посмотрел на свою удивительную пару. Боги… какая же она чудесная! До чего же сильно любит, раз соглашается простить и пытается понять даже его высокомерный народ. Пусть она не привыкла выставлять это напоказ, пусть не любит говорить вслух прописные истины, пусть редко показывает себя, настоящую. Но то, что она сделала сегодня, говорит лучше всяких слов. Любимая, родная, прекрасная, единственная его половинка… он мог бы любоваться ее точеным профилем целую вечность. Дышать ею. Наслаждаться простой близостью, как величайшей драгоценностью и благом, которого, возможно, не очень-то заслуживал. Но снова подметил в голубых глазах бесконечную усталость и, вместо того, чтобы подхватить ее сейчас на руки и крепко поцеловать, неохотно отстранился.

– Конечно, иди. Я скоро.

Белка, не оборачиваясь, кивнула и покинула двор в сопровождении верного Карраша.

Таррэн неслышно вздохнул.

– Так, берите его с двух сторон и готовьтесь поднимать. Корвин, Шранк – вы снизу. Аззар, Маликон, примете наверху. Атталис – на тебе двор. Сартас…

– Я позову Мирену, – кивнул советник Владыки, не дожидаясь продолжения.

– Да, ее помощь скоро понадобится. Ирташ, вы с Каррашем стережете здесь и даете знать, если что не так. Местных не пугать, собак с ходу не есть, посторонних не сразу топтать насмерть, а сперва вежливо интересоваться: какого Торка они тут забыли. Будут излишне шуметь, успокоишь. Не получится – позовешь нас. Все понял?

Мимикр понятливо рыкнул и с готовностью сдвинулся под нужное окно, всем видом демонстрируя, что с этой стороны в комнату Хранителя никто не только не проникнет, но даже близко не подойдет. А если надумает упрямиться или настаивать, грозя разбудить уставшую хозяйку, то ему же хуже. Он внушительно надулся, замер массивной тенью у бревенчатой стены и выразительно оскалился, продемонстрировав великолепный набор клыков, которому позавидовал бы даже пещерный медведь.

– Прекрасно. Тогда на раз-два…

Перворожденные резко заторопились.

Глава 2

– Вал? – тихонько позвала Мелисса, склоняясь над бледным лицом опекуна. – Вал, ты меня слышишь?

Страж неслышно вздохнул, но не пошевелился. Только ресницы слегка дрогнули на знакомый голос, да чуть громче стукнуло сердце, показывая, что какая-то часть души все-таки услышала и откликнулась на настойчивый зов. Он по-прежнему был очень бледен, казался худым, ослабленным и каким-то беспомощным, однако глубокой раны на груди уже не было. Теперь там красовался лишь белесый рубец, вокруг которого исчезала некрасивая припухлость. Правая рука постепенно подживала, покрываясь вместо жутковатой черной массы сгоревшей плоти нежной розовой кожей, следы страшного ожога медленно сходили на нет. Лицо перестало быть застывшей восковой маской, похожей на посмертный слепок, черты его смягчились, утратили неестественную остроту и позволяли надеяться, что могучая Гончая вскоре оправится от предательского удара. Однако, не смотря на все старания Хранителей, в себя Вал так и не пришел.

Мелисса тяжело вздохнула и поднялась с колен.

– Когда он очнется?

– Не могу сказать, – покачал головой Аттарис, быстро проведя изящной ладонью над головой смертного. – Он выживет, это уже не вызывает сомнений: аура чиста и не требует постоянного наблюдения. Раны закроются полностью, его разум тоже не пострадал, но момент пробуждения все еще скрыт от меня. Боюсь, магический удар оказался для твоего друга слишком силен, чтобы надеяться на скорое выздоровление, однако опасности для жизни нет.

– Сколько еще ждать?

– Не знаю. День, неделю, месяц… может быть, больше. Будь он одним из нас, я мог бы сказать точнее, но со смертными мы обычно дела не имеем. Магия Темного Леса не предназначена для людей, она может ранить не хуже меча или погрузить сознание в долгий сон, поэтому трудно предположить, как на нем отразятся наши заклятия. Но, как только ваш друг очнется, мы сразу почувствуем.

– Спасибо, – шепнула Мелисса, пряча повлажневшие глаза. – Можно, я еще приду?

– Конечно, дитя, – тепло улыбнулся немолодой Хранитель. – Ему больше нет нужды пребывать в Роще Мира, а в Чертогах для тебя нет опасности. Приходи, когда пожелаешь.

– Спасибо, – ее личико немного посветлело, а на губах мелькнула слабая тень ответной улыбки. После чего Милле снова вздохнула и торопливо вышла из комнаты.

Аттарис проводил ее долгим взглядом и мысленно покачал головой. Поразительная девочка. Удивительно много знает для простой смертной – о Лесе, о наших травах, о магии Темных и даже о ранах. Перевязала сегодня руку смертному так ловко и умело, будто каждый день своей недолгой жизни только и делала, что помогала раненым бойцам неизвестной армии. Знала о целебных корешках, многие из которых вообще нигде, кроме Священной Рощи, не росли. Умела отличить одну травку от другой, была прекрасно осведомлена о том, что, когда и в какую очередь следует собирать, как заваривать, вымачивать и истирать в сложные порошки, а что нельзя сочетать друг с другом ни в коем случае. Даже спорила, если он вдруг не соглашался, и, как ни странно, пока ни разу не ошиблась. Такого просто не бывает! Однако она не только откуда-то это знала (чувствовала, что ли?), но и грамотно использовала свои знания. Причем так, что семисотлетний Хранитель просто диву давался. Более того: наблюдая за ней уже который день, все чаще ловил себя на мысли, что хотел бы ее увидеть снова. Радоваться ее мимолетным улыбкам, лелеять установившееся между ними робкое доверие, как настоящую драгоценность, и найти какой-нибудь способ заглянуть ей прямо в глаза, будто именно в них был скрыт готовый ответ на бесконечное множество его вопросов.

– До завтра, Аттарис, – прозвенел снаружи чистый голосок девушки, и Хранитель против воли улыбнулся.

– До завтра, Милле.

Он немного помедлил, качаясь между сумбурным порывом догнать ее, чтобы самолично проводить до выхода из Чертогов, и желанием убедиться еще в одной своей догадке. Секунду поколебался, попеременно косясь на дверь и на своего упрямого подопечного, что упорно не желал приходить в себя, но затем все-таки отказался от первой мысли. Незачем делать двойную работу – подругу молодого лорда найдется, кому проводить: большинство офицеров дворцовой стражи и так каждый раз отчаянно спорят, кто следующим заступит в караул. Причем, с каждым днем эти перебранки становятся все яростнее. Они никому не уступят этой чести, даже Хранителю из Равных: маленькая Милле уже прочно обосновалась в их мыслях, но мало найдется тех, кто согласится открыто в этом признаться. Да и незачем питать пустые надежды: юный лорд давно и красноречиво дал понять, что случится с неразумными сородичами, которые посмеют коснуться его избранницы. Как все потомки Изиара, он был горяч, несомненно ревнив и смертельно опасен. А заступать дорогу наследнику трона будет плохим решением. Особенно тогда, когда Владыка Тирриниэль стал стремительно терять свою силу.

Аттарис неслышно вздохнул, окончательно стряхивая с себя неуместные романтические порывы, и снова повернулся к широкому ложу.

– Что с тобой не так? – пробормотал он, склоняясь над неподвижным телом Стража. – В чем дело? Почему у меня не получается?

Рыжеволосый ланниец угрюмо промолчал. Но за прикрытыми веками, будто услышав задумчивый голос Перворожденного, тревожно дернулись глазные яблоки. Так, словно Вал понимал его колебания, но упорно не желал поддаваться сложной магии исцеления.

Эльф оказался внимательным: заметил, а потому неуловимо нахмурился и склонился еще ниже, одновременно проводя ладонью над лицом и грудью смертного. Странно, сканирующее заклятие снова не выявило признаков возвращения сознания, не сумело коснуться уснувшего разума человека даже краем, хотя кое-какие отличия в ауре все же нашло – сегодня у смертного она чуть ярче горела алым в области сердца. Точно так же, как случилось вчера и позавчера. Однако сегодняшним утром, до прихода красивой девушки Тира, этого еще не было. Затем вдруг появилось, как намек на легкую радость от встречи, помноженную на искреннее облегчение от того, что с ней все в порядке, а теперь снова медленно истаивало, уступая место прежнему ровному серому цвету подозрительности и недоверия. Что это такое? Как расценивать эти изменения? Как понимать?

Торк! Этот смертный реагировал на вмешательство извне, будто сам был магом! Сперва стремительно шел на поправку, набираясь и напитываясь чужой силой, почти открыл глаза, но потом как отрезало – стал холоден и безответен, остановив всякое продвижение. Складывается впечатление, что даже сопротивляться начал чужим усилиям, будто не желал этого! От опасной грани отошел, вернулся с ТОЙ стороны, а теперь осознанно отдвигался от настойчиво предлагаемой помощи! Оставался во мраке, когда его упорно старались вернуть! Только изредка, рядом с Милле, немного оттаивал и слегка поддавался ее нежным рукам, тянулся навстречу, заращивал раны и неохотно исцелялся. Каждый день по капельке, совсем по чуть-чуть, но все же шел за ней к свету. Однако стоило ей уйти, как он снова холодел и впадал в небытие, покрываясь почти ощутимой броней безразличия и отторжения.

– Кто же ты такой? – непонимающе отодвинулся Хранитель, внимательно всматриваясь в суровое лицо человека. – Маг? Воин? Ведьмак? Аура обычная, амулетов совсем нет, никакой силы от тебя не исходит, а ты все равно как-то сопротивляешься. Не понимаю…

Вал, как и прежде, промолчал.

– Сдвигов нет? – тихо спросил от дверей знакомый вкрадчивый голос, и Аттарис, вздрогнув от неожиданности, почтительно склонил голову.

– Иттираэль…

Старший Хранитель, неслышно зайдя внутрь, небрежно кивнул.

– Так что там со смертным? Живой?

– Без изменений.

– Все еще сопротивляется?

– Да. Но в себя не приходил ни разу.

– Плохо. А девчонка?

Аттарис внутренне напрягся, почувствовав холодный интерес собрата к своей необычной посетительнице и заметно встревожившись. Не нравилось ему это. Очень не нравилось: Иттираэль крайне редко проявлял интерес к смертным, а о Милле за последнюю неделю спросил уже трижды. И все время – таким же делано-отстраненным тоном, который появлялся у Старшего, когда он задумывал нечто неприятное. Но вставать у него на пути – смертельно опасное занятие. Перечить вслух – еще опаснее, а противостоять в открытую мог только полный безумец, потому что Старший Хранитель лишь немногим уступал в силе Темному Владыке. А нрав имел такой, что даже непосвященным становилось понятно: Изиар мог по праву гордиться таким потомком.

– Приходила сегодня, – осторожно ответил лекарь, чувствуя, что ступает по тонкому льду недомолвок.

Иттираэль, обернувшись, внимательно посмотрел на собрата, будто что-то подозревал, и тот напрягся еще больше: тяжелый взгляд почти тысячелетнего мага пронзал насквозь не хуже иного меча. Мог сломать волю, парализовать и выпотрошить, как травяной мешок – быстро, умело и абсолютно безжалостно.

– Ты заметил разницу? Аура изменились? Он хоть как-то отреагировал?

Аттарис склонил голову в жесте уважения, старательно пряча за длинной челкой яростный блеск глаз.

– Взгляни сам.

– Я спрашиваю у тебя, Равный! Что с ранами? Ты добрался до его разума?

– На данный момент я не вижу разницы, – бесстрастно ответил Аттарис, с неподдельным удовольствием подметив нешуточное раздражение в глазах опасного собеседника. Небольшая месть за это презрительное "Равный" – вполне осуществимая задача для немолодого, но неглупого целителя, которому никогда не подняться выше достигнутого сто лет назад потолка. О нет, никакой лжи – одна только сущая правда, ведь на ДАННЫЙ момент отличий в ауре действительно не было. Она стала такой жесерой и размытой, как вчера, позавчера и много-много дней до этого. Выглядела слабой, нетронутой и безжизненной. Никаких всплесков нет и в помине, хотя парой минут раньше… но Старший ведь не спрашивал конкретно. А значит, у меня есть полное право не распространяться об этом незначительном отклонении.

Пусть-ка поломает голову, ллер высокородный сноб!

Иттираэль поджал губы и, на пару мгновений склонившись над смертным, знакомым жестом провел рукой по воздуху, стремительно считывая чужую ауру и то, что скрыто под ней. Быстро убедился в том, что она ничуть не изменилась за последние дни. После чего выпрямился, ожег смиренно сложившего руки собрата огненным взором и быстро вышел.

Аттарис незаметно перевел дух.

Опасно играть в эти игры, не имея на руках достаточного количества козырей: Иттираэль сомнет и не заметит, если только почует малейшее неповиновение. Для него имеет значение лишь одно – безоговорочное подчинение Роду Изиара, к которому вели его собственные корни, и Великому Дракону, осеняющему этот мир широкими черными крыльями, а на все остальное он мог просто наплевать. Даже на жизнь сородича. Потому-то и носил за глаза меткое прозвище Нетопыря. И он, как все остальные, ОЧЕНЬ сильно жаждал узнать, откуда на этом свете взялся столь непредвиденный фактор, как юный Тир, сумевший всего в долю мгновения смешать мудрые умы Совета Старейшин и перечеркнуть далеко идущие планы Владыки Тирриниэля. Как своим неожиданным появлением в Лесу, так и необычными спутниками, из которых только на смертного не распространялась защита эльфийского правителя.

Хранитель покосился на ровно дышащего человека и неожиданно порадовался тому, что высокомерный сородич пока сумел не до него добраться – глубокий сон надежно ограждал человеческий разум от чужих посягательств. Подобно мощной броне оберегал уязвимое для магии эльфов сознание. А значит, это странное упорство только к лучшему: чем глубже незнакомый воин погружен в беспамятство, тем дольше молодой наследник может быть спокоен за смертного друга. А маленькая Милле может быть уверена: ему не грозит неожиданная кончина до тех пор, пока Иттираэль не найдет способ вытянуть из него необходимые сведения.

– Не советую тебе воскресать, – неожиданно посоветовал Аттарис раненому, пристально всматриваясь в спокойное мерцание серой ауры. – По крайней мере, пока Тир не войдет в полную силу. Впрочем, если ты не дурак, сам постараешься этого избежать. А если я в тебе все же ошибся, то будь уверен: Иттираэль не даст тебе ни единого шанса, кем бы ты ни был.

Хранитель остро взглянул на недрогнувшее лицо Стража и, убедившись, что тот по-прежнему находится в глубоком сне, с досадой поджал губы. Он бы не хотел огорчать будущего повелителя и его прекрасную избранницу известием о непредвиденной гибели их смертного друга. А то, что Иттираэль не отступится, пока не выяснит правду, было очевидным: Старший Хранитель очень не любил недоговоренностей. И, значит, едва появится такая возможность, сумеет побеседовать с хрупким человеческим разумом так, чтобы никто не узнал и не понял. А исход подобной беседы нетрудно предугадать: смертные слишком слабы, чтобы долго сопротивляться ломающей волю магии Темных. Но спрятать человека в Лесу невозможно, оградить от внимания искусного мага – тем более. Остается только поддерживать в нем подобие жизни и надеяться, что он сумеет уцелеть в этом переплетении чужих планов, намерений и хитроумных интриг.

Аттарис снова поймал себя на мысли, что делает это только ради Милле, и резко отвернулся, не желая признавать, что в кои-то веки не устоял против женских чар. Он быстро вышел, дав двум стражам у дверей четкое указание извещать его о любых посетителях этой комнаты, после чего запахнулся в белоснежный плащ и исчез среди бесконечных зеленых коридоров Чертогов. А потому не увидел, как невзрачная сероватая аура Стража дрогнула, заметно уплотнилась и подтянула края, будто почуяла угрозу, затем ненадолго расширилась, осторожно пробуя воздух на вкус, и, наконец, холодно мигнула.

– Почему вы называете своих Хранителей Равными? – спросил Тир, устало прислонившись к замшелому валуну и смахнув со лба выступивший пот.

Владыка Л'аэртэ развеял скопившийся в воздухе запах гари и присел рядом.

– Потому что они не относятся к прямым потомкам Изиара. Это второстепенная ветвь, представители которой не утратили силы, но всегда будут слабее, чем прямые наследники. Их традиционно немного: всего пять замкнутых и преданных моему Роду семей, из которых и делается выбор в пользу Хранителей. Нынешних Равных ты уже видел – Аттарис, Брегарис, Барронис, Тарринис и Лавванис. Окончание "ис", как ты понимаешь, не случайно, и указывает на близость к правящему Дому. Они – законные наследники своих семей и единственные среди них, кто владеет Огнем Жизни. В меньшей мере, чем мы с тобой, разумеется, но все же достаточно, чтобы иметь неплохой в этом мире вес. Остальные – так, мелкие фокусники, не представляющие для Леса большой ценности.

– Почему все так сложно?

– Трудно сказать, – отряхнул ладони правитель. – Наверное, потому, что заклятие Изиара позволяет проявиться силе только в одном (максимум, в двух) наследниках Дома. И это касается всех уцелевших ветвей Рода. Без исключения.

– Хочешь сказать, что только по этой причине среди Л'аэртэ принято иметь лишь двух наследников мужского пола? – заинтересовался Тир.

– В том числе.

– А Иттираэль?

– Гм, – задумался Тирриниэль. – Должность Старшего Хранителя была утверждена еще во времена Изиара, и ее всегда занимали наиболее опытные, сильные и сведущие в Искусстве маги, хорошо умеющие владеть Огнем Жизни. Да, не удивляйся, что он так силен: в свое время Изиар оставил после себя несколько сыновей, от которых и пошли потом разные ветви Рода. По этой же причине окончание имени Старшего совпадает с моим, а Огонь лишь немногим уступает твоему.

– Сравнил! – неприязненно буркнул юноша, сверкнув неуловимо покрасневшими глазами.

– Вижу, Иттираэль тебе не очень нравится, – усмехнулся Владыка, и Тир насупился еще больше, подтверждая очевидное. – А зря. Именно его усилиями мне удалось отправить Зов и помочь вам найти сюда дорогу. С его же помощью поддерживается защита вокруг всего Леса и моих Чертогов, а также порядок в Роще Мира.

– Вот как? Тогда он опаснее, чем я думал, – в голосе Тира проскользнула странная задумчивость. – А почему Хранителей всегда семеро? Почему именно так: пятеро Равных, Младший и Старший? Я думал, ваше священное число – девять, а не семь.

– Гм, верно. Но ты забыл посчитать меня и моего сына.

– У тебя два сына, – хмуро поправил юноша, и Владыка немедленно помрачнел.

– Да. Их всегда двое… было. Но продолжает Род только один, как в любой ветви. В том числе и в той, к которой принадлежит Иттираэль. Кстати, его младший брат наверняка понравился бы тебе больше. Даже жаль, что всего две луны назад я отправил его в Серые Пределы.

– Куда?! – неподдельно изумился юный маг, невольно отвлекшись от магии цифр. – Ты с ума сошел! Темного мага – в Проклятый Лес!! Его же прибьют еще на подходе!

– Что поделаешь? Такова цена, но я должен увидеть сына. И как можно быстрее.

– Так он сюда и вернулся! Думаешь, он простит тебе прошлое?!

– Нет, – вздохнул Тирриниэль. – Ничего не думаю, но тогда у меня просто не было выбора. Тогда я не знал о тебе и был уверен, что иного пути нет. А теперь… что ж, если он не согласится, придется полагаться на вас с Милле.

Тир моментально вскинулся.

– Нет.

– Ты даже не знаешь, о чем пойдет речь, – мягко сказал Владыка.

– Нет, – упрямо набычился юноша, гневно сверкнув глазами. – Как только будет возможность, мы уйдем.

– Тир…

– Я сказал, нет! Ты не смеешь настаивать! Ты дал мне слово! Ты поклялся!

– Я не отказываюсь от слова, – осторожно напомнил Тирриниэль, надеясь, что успел достаточно натаскать вспыльчивого отпрыска и тот не вспыхнет тут живым факелом. – Если помнишь, я пообещал учить тебя так, как учил бы собственного сына. Дал слово, что помогу твоему другу и не стану мешать, если вы с Милле решите уйти. Но это вовсе не значит, что меня это не огорчает.

Юноша на мгновение замер и вдруг резко повернулся, неожиданно поняв, о чем нечаянно проговорился Владыка.

Торриэль, он сказал? Должен сюда прийти? Скоро?! И Зов этот, который он заведомо не смог бы услышать! Для чего тогда вообще посылали Хранителя, если заранее знали, что Зов не сработает?! Зачем был нужен посол в Серые Пределы? Только чтобы привести сюда последнего потомка этой проклятой ветви древнего Рода… боги! Как же я раньше не подумал!! Да эта встреча станет последним днем моей жизни!!

– Что ты задумал? – сухо и холодно спросил Тир, сверля собеседника зелеными глазами, в которых все быстрее разгоралось бешеное пламя.

Владыка Л'аэртэ, в глубокой задумчивости не почувствовав опасных перемен, только вздохнул.

– Все еще мне не веришь?

– Нет.

– Разве я обманул тебя хоть в чем-то? – покачал головой Тирриниэль. – Разве дал повод усомниться? Сделал что-то плохое? Причинил вам вред? Обидел?

– Для этого повод не нужен. Достаточно одного желания.

– Тир…

– Что. Ты. Задумал?! – раздельно повторил юноша, хищно сузив глаза и буквально вламываясь в чужой разум, стремясь во что бы то ни стало добраться до правды. – Зачем ты собираешь сюда ВСЕХ потомков Изиара? Для чего это нужно? Что ты ищешь в нашей крови? Зачем тебе понадобился сын, которого ты два с половиной века назад собственноручно отлучил от Рода? Зачем МЫ тебе нужны?! Оба?!

Но в этот раз Темный был настороже – мысленно охнув, вовремя усилил защиту, скрыл мысли за плотной пеленой тумана и искусно уклонился от властного напора извне. После чего умело выдворил нахрапистого лазутчика вон, накрепко закрыл дверь и несколько самодовольно усмехнулся.

– Не стоит тратить силы, мальчик. Я не совершаю ошибок дважды.

– Боюсь, ты все-таки ошибся. Причем не дважды, а трижды, – процедил Тир, неожиданно став холодным и отстраненным, как при первой встрече. Просто заледенел от неприятной мысли, напрягся и насторожился. После чего стремительным движением поднялся на ноги и быстро направился прочь.

– Тир! – запоздало спохватился Владыка.

Юный маг даже не обернулся.

– Тир, постой!

Нет ответа. Ни гневного слова, ни громкого обвинения навстречу, ни-че-го. Только сухое молчание, свидетельствующее о совершенной оплошности. Быстрый взгляд за спину, готовый полыхнуть Огнем при малейших признаках опасности. И холод. Снова этот холод подозрительности, от которого уже мурашки по коже бегут. А вместе с ним и новое потрясение: вместо лучистой ауры Перворожденного перед внутренним взором Владыки вдруг возникла вязкая серая хмарь, за которой пряталось недоверие и предупреждающее рычание изготовившейся к броску хмеры. Просто возникла из ниоткуда, захлопнулась вокруг юного эльфа подобно громадному капкану, заключила в непроницаемый кокон и надежно укрыла от чужого любопытства. Ни лучика, ни проблеска… словно призрачный туман застлал мысли Тирриниэля, когда тот попытался коснуться чужого сознания. И это произошло столь внезапно, что царственный эльф не сразу сообразил: именно таким образом молодой маг сумел столь долго оставаться неузнанным для Совета.

– Тир!! Да что на тебя нашло?!!

– Ничего.

– Вернись!

– Спасибо, не стоит, – донеслось холодное в ответ. – Кажется, я сыт такой учебой по горло. Благодарю за науку, но я не люблю играть вслепую.

– Я не обязан выкладывать перед тобой всю подноготную! – возмущенно выдохнул Тирриниэль ему в спину. – И не обязан отчитываться о своих планах!

– Конечно, нет. Ты вообще никому и ничего не обязан. Ты же у нас Владыка! Правитель, как-никак, великий и могучий. Зачем тебе кто-то еще? Зачем кому-то доверять и рисковать своим положением? Пытаться что-то сохранить, если его можно просто использовать? Удобно, не спорю. Умно, ловко и, как всегда, очень изящно. Ты же у нас не любишь лишние трудности? Предпочитаешь сделать все быстро и надежно, не считаясь с чужим мнением? Конечно, зачем узнавать мнение кролика перед тем, как бросить его в котел? Жалкая бессловесная тварь… но я не желаю в этом участвовать. И быть твоим кроликом тоже не хочу.

– Проклятье! – процедил Тирриниэль. – Не считай себя самым умным, мальчик!

– Да что ты? Куда мне с тобой тягаться! – язвительно отозвался Тир, исчезая среди деревьев. – Не приучен, знаешь ли, плести интриги и искусно предавать. Не смог научиться, представь себе! А еще – не смог бы целенаправленно собирать вокруг себя кровных родственников, чтобы потом спокойно воспользоваться их силой! Достойно потомка Изиара, не правда ли?!

– Что? – искренне оторопел Владыка Л'аэртэ, а потом вспомнил про Девять Кругов Жизни, ради которых его древний прародитель пошел на сущее безумие, и вдруг резко спал с лица.

Неужели Тир считает, что я способен на такое изуверство?!! Могу по капле выцеживать жизнь из родной крови, чтобы прожить на несколько лет или десятилетий больше, чем отпущено?! Что только ради этого умолял вернуться единственного сына?!! И без всякой надежды звал его самого – чудом уцелевшего внука, которого не чаял даже увидеть?!! Неужели он полагает, что я опустился до Проклятого и решил забрать чужую жизнь в обмен на свою?! Неужели думает, что я – такое же кровожадное чудовище, способное бестрепетно распять на алтаре самое дорогое, что только осталось?! Неужели посчитал, что я уподоблюсь Изиару?!!!

Тирриниэль моментально вспомнил все, о чем сумел рассказать ему перстень старшего сына; как наяву, увидел все, что было написано на стенах древнего Лабиринта… кровью написано! живой кровью умирающего Торриэля!!.. сполна ощутил боль от пронзавших чужие тела ритуальных копий; затем вспомнил, как почти умер в день их последней встречи (восемь раз подряд!); как его глазами увидел искаженное безумием лицо Проклятого Владыки и услышал потусторонний шепот умерших предков, до сих пор взывающих к отмщению. А потом снова ожил, взмокший от пережитого и тщетно пытающийся преодолеть нервную дрожь в руках.

Неужели Тир ненавидит нас настолько, что подумал, будто я на ЭТО способен?!!

Побледнев, как полотно, эльф покачнулся от накатившего ужаса, устало прикрыл веки и в тот же миг почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Да так сильно, что в глазах стремительно потемнело, а из горла сам собой вырвался странный звук, больше похожий на горестный стон.

Мальчик, кем же тогда ты считаешь меня, если решил высказать свои предположения?! За что так люто ненавидишь?! За что уподобил Проклятому Безумцу?! Разве я заслужил такую оценку?!..

Тирриниэль судорожно сглотнул, не в силах справиться с новыми для себя ощущениями. Оглушенный, ошеломленный и почти сломленный, он потеряно замер посреди белоснежной Рощи, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего гула в ушах. Нет, не обида это была и не злость. Не горечь от неправедного обвинения. Не предательство, не боль и даже не ярость от обрушившегося на него обвинения. Нет. У него будто сердце безжалостно вырезали на живую, душу вырвали и, скомкав, небрежно бросили под ноги. Сожгли изнутри, испепелили все, что было когда-то. А вместо живой плоти внутри осталась лишь странная пустота, в которой глумилась и плескалась, не зная границ, вездесущая тоска. И на мгновение даже показалось, что смерть будет гораздо милосерднее, чем это царство пустоты и неподвижности вокруг. Гораздо милосерднее такой жизни, в которой ты только и сумел, что заработать себе славу кровожадного, готового идти по трупам родичей монстра.

Тирриниэль потеряно опустился на колени.

"Что ж, мальчик… может, ты прав: мне действительно пора Уходить? Действительно настал черед Последней Песни? Пришло мое время Прощания? Я не смог убедить тебя в самом простом. Не сумел вызвать даже толики доверия. Не справился с этим, и ты все равно ненавидишь меня, как прежде. Ты никогда не войдешь в мой Род и не примешь мой Дом, как свой. Не станешь под сенью Родового Ясеня и не дашь ему новой жизни. Мой народ погибнет в неверии и сомнениях, в отчаянии и непонимании. Проклиная меня за ошибки. Ненавидя, как ты сейчас. Наверное, это и есть тот знак, после которого нет больше смысла надеяться и верить? Наверное, я не заслужил большего? Не достоин иного? Тогда ты действительно прав: мне стало незачем жить…"

Вокруг него плотно сомкнулась темнота, отсекая посторонние звуки, мысли, печали. В глазах померкли последние отблески света. Куда-то пропали прежние чувства, а вместо них пришло странное безразличие и непонятная, но спасительная апатия. Его будто вынули из тела и бросили умирать на пустом полу, забыли и покинули. Даже те, на кого он мог когда-то надеяться. И только тяжкий ком в груди стал гораздо больше, да сердце дало непредвиденный сбой.

Что ж, наверное, пора?

Пора… – шепнуло подсознание, и свет вокруг Темного эльфа медленно померк, увлекая его в какую-то странную бездну, из которой не было возврата.

Но вот рядом раздался странный звук, нарушивший воцарившуюся гнетущую тишину. Владыка Л'аэртэ поднял остановившийся взгляд и мертво посмотрел в нахмуренное, смутно знакомое лицо, в котором только спустя несколько секунд признал юного эльфа, зачем-то решившего вернуться. Для чего? Неужто мерещится? Но выцветшие от отчаяния глаза не подвели: Тир действительно никуда не ушел. Почему-то в последний момент все-таки вернулся, а теперь пристально изучал разом поседевшего родича, будто только что увидел. Внимательно оценивал. Сравнивал. Пытался понять и почувствовать, что творится у него на душе. Отчего так изменилось его лицо и буквально оцепенело некогда сильное тело. Почему потухли глаза и мучительно искривился красиво очерченный рот.

Тирриниэль даже не сопротивлялся, когда чужая мысль осторожно коснулась его смятенного разума. Просто открылся навстречу и равнодушно следил за тем, как молодой маг неуверенно ворошит его воспоминания, как медленно читает покорно предоставленные мысли и как с досадой прикусывает тонкую губу, понимая свою оплошность. Он только об одном постарался умолчать, одно единственное событие постарался скрыть от пытливого взгляда и сделать все, чтобы Тир никогда не узнал, насколько сильно он укоротил жизнь одного глупого эльфа, когда рискнул провести свое первое полноценное Единение.

Но, кажется, и с этим справился не очень хорошо.

– Извини, – наконец, глухо уронил Тир, отстраняясь и отводя глаза. – Я не знал, что все так плохо.

Владыка Л'аэртэ молча кивнул, с холодным безразличием глядя на свою последнюю надежду, которой отдал так много и от которой недавно добровольно отказался. Вот теперь ему действительно нечего стало скрывать. Все было открыто. Все сказано и даже больше. Он больше ни на что не претендовал. Не надеялся и уже не требовал понимания. Ничего больше не требовал. Просто ждал неизбежного со смирением тысячелетнего старца. И реши Тир сейчас покинуть Темный Лес, не стал бы даже пытаться его останавливать. Не ответил бы ни на одно обвинение и принял бы его с такой же несвойственной покорностью. Он бы просто умер, не сходя с этого места, и не пожелал бы иного.

Однако Тир не стал ничего говорить. Недолго поколебавшись, он неожиданно бережно обнял родича за плечи, ненавязчиво подтолкнув в сторону печально шумящих ясеней. А затем, не видя ответной реакции, сам довел до плоского камня, осторожно усадил, принес откуда-то свежую воду, озабоченно проследил, как бессильно упали некогда сильные руки, отказываясь принимать живительную влагу, и, наконец, тяжело вздохнул.

– Торкова лысина! Кажется, я перестарался… эй, эй! Не спи, кому сказал! Если ты тут помрешь, думаешь, мне легче станет? Открой глаза, остроухий! – он торопливо потряс усталого эльфа за плечи, но тот только вяло мотнул головой и едва не упал, все больше впадая в какое-то странное оцепенение. – Ну нет, так дело не пойдет! Я тебе что, нанимался на этот дурацкий трон?! Думаешь, мечтаю заменить твою бренную задницу на свою собственную?! А вот хрена! Не выйдет!

Память Тирриниэля услужливо раскрылась перед обеспокоенным Тиром, тихонько подсказывая, насколько опасны для готовящегося к Уходу сильные эмоциональные потрясения. Затем коварно подсчитала, сколько этих потрясений пришлось на голову сильно сдавшего Владыки. Вежливо сообщила, что накануне гибели потомки Изиара становятся гораздо чувствительнее к подобным вещам и нередко утрачивают присущие им по жизни жесткость и непримиримость взглядов. Становятся мягче и податливее, будто сама природа давала им крохотный шанс переосмыслить заново прошедшие годы. Затем деликатно кашлянула, умолчав о последнем инциденте, почти приведшего Тирриниэля на грань, и, наконец, смущенно сообщила, что бессмертный повелитель, оставшийся накануне полностью без магических резервов, способен умереть прямо тут, в Священной Роще, на руках своего чересчур вспыльчивого потомка, если тот немедленно что-нибудь не предпримет. Более того, даже если получится вернуть его к жизни, то оставшееся время вряд ли превысит две-три недели полноценной жизни – Уход нельзя отменить. И даже Старший Хранитель, несколько лет назад создавший крохотный, воткнутый в левое ухо Владыки амулет-накопитель, призванный продлить агонию, не сумеет этому помешать.

Тир раздраженно хлопнул раскрытой ладонью по колену и до боли прикусил губу, лихорадочно ища выход. Но быстро почувствовал, как у Владыки, истощенного морально, магически и физически, просто нет желания сопротивляться, и, именно в этом увидев свой единственный шанс, шумно выдохнул сквозь сомкнутые зубы.

– А вот хрена вам, повелитель! – зло прошептал он, неожиданно решившись. – Не получится сбежать на тот свет раньше времени! Хоть на три недели, но ты у меня оживешь, скрытный мерзавец! Я тебя на это толкнул, я и вытолкну! Вал меня, правда, убьет, когда узнает, но это будет потом. А сейчас я намереваюсь не дать тебе помереть. Причем, сделаю это самым примитивным способом.

Тир рывком разодрал роскошную шелковую тунику на груди ненормально вялого эльфа. Так же безжалостно испортил свою последнюю целую рубаху. Тряхнул буйной головой, отгоняя сомнения в исходе, заранее сжал зубы и властно приложил стремительно нагревающуюся ладонь напротив сердца Владыки.

Тирриниэль не сопротивлялся.

Юноша сосредоточенно прикрыл глаза, мысленно взывая к своей непокорной силе. Мигом почувствовал знакомый жар в груди, свирепый огненный вихрь, пронесшийся по венам. Увидел перед внутренним взором искрящееся пламя Огня Жизни и требовательно направил его вперед – в умирающее без этой живительной силы тело древнего эльфа, который недавно сделал для него точно такой же широкий жест. Без сомнений, колебаний и даже ни на миг не задумавшись. Просто отдал, желая всем сердцем жизни своему единственному внуку. Любой ценой, какую бы ни запросила от него судьба.

"Держись, дед. Сейчас тут будет очень жарко!"

От бешеного пламени, полыхнувшего на притихшей поляне, по стволам ближайших ясеней пробежала болезненная судорога. Тонкие ветки неслышно застонали, раскачиваясь от невидимого ветра. Острые листья почернели, ссохлись и мгновенно скрутились в опаленные трубочки. Трава просто испарилась в радиусе нескольких сотен шагов. Земля прогрелась до состояния лавы. Камни сперва покраснели от жара, а потом начали медленно плавиться, пытаясь слиться с почвой и подземными водами. Стена лютого Огня, вырывавшись из груди застонавшего от боли юноши, всей своей мощью ударила в белоснежные стволы величественных деревьев. Шарахнула невиданной мощью, пронеслась ураганом, срывая старые законы, но не тронула больше ничего из живого. Пощадила деревья. В последний момент обошла их стороной, чтобы разнестись далеко по Роще Мира, полыхнуть в небе алой дугой, а затем вернуться слегка успокоенной, покоренной и почти послушной. Чтобы плавно войти в тело умирающего эльфа, тем самым подарив ему еще немного времени.

И, узнав об этом, услышав странное, никогда не виданное здесь прежде, но твердое желание, Роща Мира, в которой так любили тренироваться потомки Изиара, впервые за много тысячелетий прерывисто вздохнула, открыла глаза и… тихо заплакала. Потому что это было желание подарить, а не отнять чужую жизнь.

Желание исцелять, а не убивать.

Неистовое стремление жить в этом мире в гармонии.

Быть рядом с теми, кто дорог, чтобы хранить их от тех, кому нечего больше беречь и кто пожелал бы отнять у счастливых это бесценное сокровище. И чувство это было столь сильно, что белоснежные великаны почтительно склонили пушистые верхушки, отдавая дань первому избранному, кто рискнул идти новой для Темного мага дорогой. Роща умиротворенно вздохнула и, не обращая внимания на бушующий внутри Огонь, ласково взъерошила трепаную гриву своего непокорного сына прохладным ветерком.

Здравствуй, мой мальчик…

Тир вздрогнул и непонимающе поднял голову, невольно отрываясь от Огня, но ощущение мягкого объятия, будто ласковых рук любимой матери, никуда не исчезло. Напротив, стало даже сильнее, будто она стояла совсем рядом и с нескрываемой гордостью смотрела на возмужавшего сына своими прекрасными глазами. Мелькала серым призраком сквозь белую листву, проглядывала сквозь еще бушующее алое пламя, смотрела сквозь пространство и время. Непонятно, как и когда, но она все же была здесь и, хорошо видя воцарившийся хаос, мягко улыбалась.

– Мама? – неуверенно позвал юноша, невольно разрывая призрачное марево полусна-полуяви, непонимающе моргнул. – Мама?!

Ты молодец, малыш… ты все правильно сделал…

Он слабо улыбнулся, и… в этот момент все закончилось. Так же стремительно, как и началось: бешено ревущее пламя смирно улеглось, послушно втянувшись в его тонкие пальцы; мутная пелена перед глазами разошлась, открывая пораженному взгляду абсолютно невредимую Рощу, в которой последние сгоревшие листики спешно заменялись новыми; стремительно пробивающийся под ногами свежий травяной ковер; нетронутые ясени на границе безупречно круглой поляны. И, наконец, ошалело оглядывающегося по сторонам повелителя, у которого седая шевелюра прямо на глазах набирала правильный черный цвет, а на лицо с огромной скоростью возвращался здоровый румянец.

Тир с надеждой уставился на то место, где только что видел хрупкий силуэт, но с разочарованием убедился: показалось. Поляна была девственно пуста, если не считать, конечно, его самого и внезапно очнувшегося от летаргии правителя.

– Что ты… сделал?!! – пораженно прошептал Тирриниэль, со странным чувством ощупывая собственное, заметно посвежевшее лицо и засиявший зелеными искрами изумруд на обруче. – ТИР!! КАК ты это сотворил?!! Что это было?!!!

Юноша пожал плечами и уселся прямо на землю, ласково ероша руками послушно льнущую травку.

– Я же говорил, что в нашем Огне заложена не только ненависть. Теперь можешь сам убедиться: так оно и есть. Я не хотел тебя убивать, и он никого не тронул. Рощу тоже восстановил, а то твои Хранители меня потом насмерть бы загрызли, если бы увидели. Резерв можно три дня не восполнять, пара недель спокойной жизни у тебя есть, но потом – извини. Я все-таки не бог. Просто вернул то, что ты мне отдал, когда спасал от Единения, и малость помог на переходе. Считай, что спасибо сказал. Ответная вежливость, не больше, так что не обольщайся.

– ТИР!!!

– А? – вяло отозвался юноша, неожиданно почувствовав резко навалившуюся усталость.

Владыка эльфов, смутно подивившись собственной прыти, буквально слетел с насиженного места и порывисто обнял юного мага, только что сотворившего настоящее чудо. Сам. Без подсказок и помощи, но как-то сумел обратить свою силу на созидание, а не на разрушение, как всегда случалось. Сменил полюса, развернул на сто восемьдесят градусов эту невероятную мощь. Сдержал первый порыв. И, тем самым, только что перевернул новую страницу в жизни своего Рода, Дома и всего Темного Леса. Потому что никто, нигде и никогда прежде не делал ничего подобного. Даже не догадывался, что Огонь может не только сжигать, отнимая всякую надежду, а способен быть чем-то гораздо, гораздо большим. Способен нести с собой жизнь, быть мягким и послушным, как преданный пес возле ног сильного хозяина. Что он умеет дарить жизнь и приносить не только боль и разочарования. Что он – цельный. Живой. Почти разумный, иначе не сумел бы сделать то, что сделал сегодня: не вернул бы пострадавшую Рощу в первозданный вид и не позволил бы двум до смерти уставшим эльфам мирно сидеть друг напротив друга, одновременно гордясь и смущаясь произошедшего.

Один – сконфуженно отводил глаза, в которых гасли последние отголоски недавнего буйства; слегка побледневший и подозрительно сонный. А второй с восторгом и жадным обожанием изучал талантливого ученика, сумевшего снова поразить его в самое сердце. Как? Как это стало возможно?! Как вышло, что разрушительный Огонь сумел вернуть ему жизнь? Как не поранил, не убил? А, наоборот, выдернул из небытия, бережно восстановил истощенный резерв и вернул утраченные силы, о которых он уже начал забывать? Торк! Давно не чувствовал себя настолько хорошо! А Тир… боги, неужели он ЗНАЛ?! Каким-то чудом увидел истинную суть своего дара? Познал его так, как никто и никогда раньше?! Неужели в прошлые разы именно об этом пытался рассказать, не ведая, как донести глупому сородичу эту простую истину?!! А я, дурак, так и не понял!

Тирриниэль с несвойственной себе нежностью вспомнил случайно вырвавшееся у Тира рассерженное "дед" и ласково погладил трепаную черную макушку. Мальчик… чудесный мальчик, оказавшийся в сотни раз мудрее меня самого… долгожданный, истинный наследник, ради которого я действительно теперь готов на все. Мое спасение, моя единственная надежда. МОЙ внук, который, наконец-то, решил хоть немного довериться.

– Тир, как ты себя чувствуешь?

– Ага, чувствую, – пробормотал юный гений, вдруг опасно покачнувшись и закатив глаза. – Но как-то слабо. Ты только не говори Милле, ладно?

Тирриниэль успел вовремя подхватить безвольно осевшее тело и, испытав кратковременный приступ дикого ужаса, с запоздалым облегчением вздохнул: ничего страшного. Просто обморок.

– Темная Бездна! – почти простонал он в пустоту, с благоговейным ужасом осознавая масштабы случившегося и торопливо осматривая измученного внука, чтобы убедиться, что тот ничуть не пострадал. – Какой дар!! Какой невероятный дар!! Едва ли наполовину резерв истратил! Немного поспать, и снова сможет творить… просто поразительная стойкость! Боги, боги, боги!! Ну, почему он – не мой сын?!!..

Глава 3

Линнувиэль пришел в себя на рассвете.

Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, силясь сообразить, каким образом оказался в чистой постели, если сам ее не разбирал, и вообще – рухнул в беспамятстве где-то у противоположной стены. Как раз после того, как в окно ворвался кто-то злой и шипящий проклятия не хуже разъяренного демона Черных Земель, да еще и врезал по лбу так, что все остальные события помнятся лишь чередой каких-то смутно знакомых картин.

Он помнил высокий потолок, куда с пронзительным жужжанием взвилась потревоженная на подоконнике муха… медленно расползающуюся лужу на дощатом полу… порванную на груди рубаху, под которой чьи-то удивительно сильные пальцы ловко ощупывают рану. Затем – короткая вспышка боли и дикий жар во всем теле, от которого просто некуда убежать. Чьи-то голоса – сперва недовольные, а потом встревоженные. Бесконечное звездное небо над головой, в которой кто-то услужливо включил круглый светильник с неровными темными пятнами. Холод… сильный холод, не дающий двинуться с места. Последние слова Песни Прощания, эхом отдающиеся в вышине ночного неба. И другие слова – мерные, тягучие, как смола, которые опутывают готовую отлететь душу и упорно тянут обратно, на землю, в темноту постоялого двора, на котором кто-то безвольно распластал его безжизненное тело… а вокруг него творилось что-то странное. Какие-то непонятные тени, чутким стражами хранящие покой этого смутно знакомого места. Рядом – жутковато изломанные силуэты обоих гаррканцев, в темноте неприятно напоминающие двух припавших на передние лапы гигантских котов. Вокруг них – едва заметные ручейки утекающей в бесконечность силы, которая быстро втягивается в их мускулистые тела. А над всем этим – чей-то тихий голос, полный мольбы и властного зова. И запах… удивительно сильный, приятный, манящий, сводящий с ума, терпкий запах эльфийского меда, ради которого он почему-то решил вернуться.

Линнувиэль вдруг вспомнил все до последнего мига и, широко распахнув глаза, подхватился с широкого ложа. В голове тут же помутилось, в ушах опасно зазвенело, зашумело и загудело, будто кто-то ударил в громадный басовитый колокол. А в левом плече вспыхнула дикая боль, заставившая его сдавленно охнуть и измученно повалиться обратно.

– Тихо, спокойнее. Тебе рано вставать, – с укором произнес чей-то мелодичный голос, и на взмокший от усилий лоб эльфа легла прохладная ладошка.

Хранитель жадно вдохнул запах тонкого запястья, оказавшегося у него перед лицом, и непонимающе замер: оно пахло солнцем, летним ветром и зеленой листвой. Нет, не то!!! Совсем не тот запах!! Он снова приподнялся, шаря по сторонам настороженным взором, недоуменно вдохнул снова и почти с разочарованием понял, что ошибся в своих предположениях.

– Доброе утро, – улыбнулась присевшая на краешек кровати Мирена и сверкнула в полутьме белозубой улыбкой. – Лежи, тебе действительно рано подниматься. Рана еще слишком свежа.

Эльфийка осторожно уложила сородича обратно, прикрыла до середины груди покрывалом и заботливо подоткнула, чтобы не спадало. Спокойная, облегченно улыбающаяся, поразительно красивая в своем алом платье, придающем ей какое-то неповторимое очарование.

– Где я? – хрипло спросил Линнувиэль, силясь разглядеть за ее плечом кого-то еще. Но не вышло: она слишком близко наклонилась, снова обдав его ароматом хвои и летнего ветра.

– В своей комнате, конечно. Корвин и Маликон перенесли тебя сюда, чтобы выздоравливал поскорее. Повязка свежая, не беспокойся. Рана почти закрылась, но тревожить ее пока нельзя, хотя Таррэн нас заверил, что рука будет действовать, как прежде.

– Сколько я…?

Мирена обернулась и внимательно посмотрела.

– Сегодня третий день. Ты что-нибудь помнишь из того, что случилось?

– Все, – устало прикрыл веки эльф, тщетно пытаясь избавиться от видения совсем других глаз, пронзающих его душу до самого дна. – Я помню абсолютно все.

– Почему ты никому не сказал, что ранен так сильно? – вдруг построжал ее голос. – Почему не воспользовался магией? Зачем тянул столько времени? Ты мог погибнуть!

– Мне нельзя пользоваться магией, миледи.

– Почему? – нахмурилась Мирена.

– Мы не должны привлекать чужого внимания, – равнодушно отвернулся он, уставившись на занимающийся рассвет за окном. Внезапно постороннее присутствие стало его сильно тяготить. Особенно такое шумное.

– Какое внимание?! С ума сошел?! Да кто тебя видит? Кто узнает?! Люди? Гномы? – вспылила эльфийка, видя его необъяснимое безразличие. – Думаешь, им есть дело до кого-то из нас?!!

– Нет, – устало отозвался Линнувиэль, снова прикрывая глаза. – Просто я слишком тесно связан с Владыкой Тирриниэлем и тем Зовом, который он отправил своему сыну. Если рядом со мной (а значит, и с ним) будет твориться наша магия, Зов станет слышным не только для нас, но и для… Светлых. А Владыка не хотел бы, чтобы о его плачевном состоянии прознали раньше времени. Темный трон должен быть занят снова. ДО того, как Светлые ощутят нашу слабость, поэтому мне запрещено пользоваться магией в пути. За исключением тех случаев, когда этого потребовала бы безопасность. Ваша и лорда Торриэля.

– Таррэн! Его зовут Таррэн! – прошипела Мирена, резко поднявшись с постели раненого. – Почему ты не сказал хотя бы ему?! Почему промолчал, когда была возможность все исправить?!

Хранитель неопределенно пожал плечами.

– Я маг, миледи, и хорошо знаю, когда попавший яд можно обезвредить, а когда не стоит даже пытаться. Та гиена не была обычной. А ее яд заведомо смертелен, поэтому и не стоил лишнего беспокойства.

– Нет, стоил! Таррэн спас тебе жизнь, и…!

– Это не он спас мне жизнь, – тихо отозвался эльф, остро жалея, что не может забыть случившееся и странную тоску, грызущую нутро не хуже иной гиены. Не может забыть Песнь Возвращения, а затем вернуться обратно, на двое суток назад, когда эти мерные слова звучали во тьме только для него одного. Единственного. Тем изумительным голосом, от звуков которого хотелось смеяться и плакать одновременно, жить и умирать, кричать и рваться навстречу, страстно надеясь на какое-то чудо. Стремительно мчаться на этот Зов жадно урчащим зверем, чтобы найти, наконец, его источник и потом блаженно улечься рядом, вбирая всем существом. Наслаждаться мягким запахом меда, от которого все сильнее кружилась бы голова. Мурлыкать от удовольствия, не желая большего, и неотрывно смотреть в два бездонных океана, на дне которых буйными вихрями свернулись две бесконечных спирали – небесно голубая и изумрудно зеленая, которые и вытащили его недавно к свету.

– Не Таррэн?! А кто же тогда, позволь спросить?!!

– Белик… – невольно сорвалось с губ.

– Дурак! – вспыхнула девушка и, стремительно развернувшись, выбежала прочь, не забыв при этом громко хлопнуть дверью.

Линнувиэль тоскливо оглядел пустую комнату, прислушался к своему измученному телу и упрямо приподнялся на локтях. В плече немедленно стрельнуло, но, впрочем, не настолько, чтобы он отказался от настойчивого желания самостоятельно встать. Эльф тихо скрипнул зубами и с усилием принял вертикальное положение. Некоторое время выжидал, пока успокоится знакомое головокружение, а в глазах перестанут метаться испуганные мушки, терпеливо восстанавливал сбившееся дыхание, но затем подтянул кем-то заботливо выстиранные и выглаженные штаны, неловко оделся и, покачиваясь, неуверенно поднялся.

На какое-то мгновение комната ощутимо поплыла, звон в ушах стал просто оглушительным, но Линнувиэль не зря считал себя выносливым и упорным – спустя всего пару минут он упрямо сжал зубы и, тряхнув головой, сделал первый шаг к заветным дверям. Не забыв, правда, вовремя ухватится за стенку. И так, некрасиво шаркая и царапая голыми пятками пол, но с каждым шагом обретая былую уверенность, понемногу добрался до спасительного выхода.

– Ты что тут делаешь?! – несказанно изумился Шранк, когда у него перед носом в коридор выбрался смертельно бледный эльф, одетый в одни лишь штаны.

– Линнувиэль?! – обеспокоенно донеслось снизу, и по лестнице торопливо загрохотали чужие сапоги. Слишком громко для его нещадно звенящей головы, о чем последняя не преминула сообщить. – Ты зачем встал?! Тебе еще рано! Немедленно вернись! Слышишь?!

– Линнувиэль!! – ахнула из-за спины подбежавшего Корвина Мирена. – Да ты совсем с ума сошел?!! Как ты сумел подняться?!!

Младший Хранитель Знаний измученно прижался лбом к косяку. Торк его знает, как и, главное, зачем! Точнее, он-то знал, но признаваться не хотелось даже себе, что делает сейчас форменную глупость лишь с одной целью – увидеть то единственное существо, кроме которого больше ни о ком думать не мог, и наглядно убедиться, что не сошел с ума. Что все это действительно БЫЛО. Что он воочию видел странные зеленые отсветы в чужих глазах и слышал чудный голос, к которому хотелось вернуться. Чувствовал легкое прикосновение и знал в тот момент, что сильно ошибался, считая наглую Гончую обычным пацаном-полукровкой, способным лишь на отменные гадости и подставы. Нет, что-то в нем было еще, и вот это "что-то" как раз не давало покоя.

– В чем дело? – раздалось возле соседней двери властное, и Хранитель, узнав молодого повелителя, поспешно потряс головой, прогоняя противную слабость. Там, где Таррэн, наверняка найдется и Белик. А значит, есть шанс прямо сейчас успокоить расшатанные нервы. Он торопливо зашарил глазами по сторонам, но, сколько он ни пытался, так и не смог найти поблизости знакомую низкорослую фигурку, и это неожиданно встревожило.

Молодой лорд хмуро оглядел шатающегося собрата.

– Линнувиэль? Ты что тут делаешь? Почему встал? Тебе еще сутки пластом лежать, пока силы не восстановятся хотя бы наполовину.

– Где… Белик? – вместо ответа прошептал Линнувиэль, почти не в силах бороться с нарастающим звоном в пустой голове. – С ним все хорошо? Мой лорд… что с ним?

Шранк и Таррэн быстро переглянулись и моментально помрачнели, хорошо понимая причину, по которой непримиримый, едва дышащий Хранитель вдруг выполз из постели и теперь настойчиво озирается, высматривая, вынюхивая и всеми силами выискивая прежнего нагловатого сорванца. Кажется, Белка задела его сильнее, чем хотела, иначе не поднялся бы этот лебедь ни свет ни заря и не поперся на ее поиски в столь невменяемом состоянии. Помер бы просто на полпути, сдулся и рухнул неподвижной колодой. А под ее магией как-то держался. С трудом конечно, едва соображая, что делает, заметно дрожа от слабости, но все еще каким-то чудом стоял на ногах (сам, что удивительно!) и даже имел наглость перебивать своего лорда. Однако Таррэн слишком хорошо помнил, как оно бывает, и не мог не узнать знакомого возбуждения, на высоте которого сам когда-то чудом выкарабкался с того света. А потому, вместо того, чтобы разозлиться, только сочувственно покачал головой.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Где… Белик?

– Он спит, – торопливо пробормотала Мирена, подхватывая под руку беспокойно заозиравшегося сородича. – С ним все в порядке. Всего лишь отдыхает.

– Третьи сутки?!

– Малыш иногда много спит, – напряженно добавил Шранк, чувствуя, что так просто этот помирающий эльф от них не отстанет. Сам издохнет, но выяснит, что почем. Ногтями вцепится в доски, зубами прогрызет дорогу, а все равно добьется своего, потому что магия Белки была сильнее. – И тебе пора, кстати. Еле стоишь уже, ушастый. Еще минута, и нам придется волочь тебя на себе. Так что будь добр – соверши еще один подвиг и вернись в комнату, пока живой, а то второй раз помощь Белика может уже не понадобится. Ты же не хочешь заставить его надрываться, таща твою толстую тушу через всю таверну?

Он угадал: знакомое имя произвело нужный эффект. Не обратив никакого внимания на "ушастого", Линнувиэль вяло мотнул головой и, неожиданно успокоившись, послушно качнулся в сторону дверного проема. Но тут силы очень не вовремя закончились, и он едва не рухнул лицом вниз, да заботливые руки не позволили: перехватили, легко приподняли и слаженно втащили на измятую постель, где обескровленный эльф измученно обмяк и потерял, наконец, сознание.

Таррэн проследил, как суетитсянад ним Мирена, как озабочено хмурят брови Корвин с Маликоном, как задумчиво глядит в сторону Хранителя Сартас, и тяжело вздохнул:

– Только этого нам не хватало.

Шранк поджал губы и, предчувствуя грядущие проблемы, мрачно кивнул.

– Согласен: хуже некуда. Может, прибьем его сразу, чтоб не мучился?

Темный эльф надолго замолчал.

Второе пробуждение оказалось гораздо легче и приятнее: ласковое солнце весело стучалось в распахнутое окно, лицо обдувал прохладный ветерок, в хорошо проветренной комнате не поджидало никаких посетителей, в теле поселилась восхитительная легкость, не имеющая ничего общего с недавней позорной слабостью, а картины прошлого заметно потеряли свою значимость. Поблекли, превратив недавние переживания в красочный, удивительный и весьма подробный, но все-таки сон. И больше не тревожили смятенными мыслями сознание очнувшегося эльфа.

Линнувиэль озадаченно повертел головой и довольно уверенно сел, одновременно пробуя левую руку. Сперва осторожно, а затем все смелее, с радостным удивлением ощущая, что плечо вполне послушно. А если и отдает иногда ноющей болью в кисти, то недолго и вполне терпимо. Похоже, через пару дней о ране можно будет вовсе забыть.

Эльф облегченно вздохнул, стремительно оделся, по привычке уделив внешнему виду максимум внимания, опоясался, обул услужливо поставленные рядом с постелью сапоги. Подхватил свои парные клинки и твердым шагом вышел, мысленно гадая, каким словами обложат его спутники за дурацкую идею так не вовремя испустить дух. То, что сглупил, уже понял – надо было не играть в героя древних сказок, а сразу спросить знающего человека о яде. Может, и не пришлось бы потом пачкать чистые полы собственной кровью.

События последних часов помнились ему довольно смутно, странные видение будто проходили сквозь грязное стекло, искажаясь и меняя знакомые очертания. Ничего конкретного, кроме обрывков какой-то песни, бесконечно нарастающей боли в изорванном плече, череды испуганных лиц и…

Он сильно вздрогнул, замерев на середине движения и едва не выронив родовые клинки, когда перед внутренним взором, как сквозь бесконечность, медленно проступили знакомые голубые глаза – невероятно крупные, зовущие, манящие… Линнувиэль ошалело потряс головой, и видение неохотно исчезло, оставив после себя горький привкус сожаления, огорчения и необъяснимой тоски. Настолько явной, что он даже растерялся, не зная, как понимать собственное, дрожащее от напряжения тело, вздумавшее волноваться на то, на что ему реагировать вовсе не положено. Какой-то дурной пацан! Проклятая Гончая, подло прокравшаяся в его мысли! Хватит и того, что молодой лорд к нему неровно дышит!

Наконец, он сумел взять себя в руки и быстро спустился в обеденный зал.

– Доброе утро!

– Здравствуй, Линнувиэль, – настороженно отозвался привставший из-за стола Сартас, внимательно ища на лице сородича следы вчерашнего безумия.

– Как себя чувствуешь? – не менее напряженно поинтересовался Корвин. Аззар и Атталис вопросительно подняли брови, а Маликон лишь приветственно кивнул. Но все смотрели на заметно посвежевшего сородича одинаково цепко, остро, готовые даже к тому, что тот опять начнет нести форменный бред.

Линнувиэль, приблизившись к столу, бодро кивнул.

– Благодарю, неплохо. Рука работает, боли почти нет. Что у нас на завтрак? Пироги, мясо, горячая каша… я голоден, как дикая хмера! Скоро на людей бросаться начну!

Симпатичная служанка, как раз пробегавшая мимо, споткнулась и едва не выронила поднос с чистой посудой. После чего испуганно вспикнула, подхватила пошатнувший ворох мисок и стремглав упорхнула на кухню, откуда немедленно донесся трагический шепот.

Эльф негромко кашлянул, чувствуя, что нечаянно породил еще одну страшную сказку про "злобных остроухих монстров", и поспешил занять пустующее место. После чего жадно оглядел накрытый стол и с голодным блеском в глазах вцепился в первую попавшуюся под руку дичь. Он ел быстро, почти позабыв о манерах и том, что уважающему себя Перворожденному нужно приступать к еде не сразу, а немного погодя, вести за столом неторопливую беседу, вяло и словно неохотно отщипывая крохотные кусочки мяса. Даже тогда, когда хочется с рычанием вонзить в него зубы и рвать, пока не опустеет тарелка. Надо хранить достоинство, а не уподобляться диким смертным, готовым драться за каждый проглоченный кусок и убивать ради черствой горбушки хлеба.

Линнувиэль не сразу обратил внимание, что вокруг воцарилось тяжелое молчание. Не сразу заметил обращенные в его сторону, полные неодобрения и неприятного удивления взгляды, а когда сообразил, что действительно готов рычать и грызть стол от голода, который неожиданно стал совсем зверским, смущенно шевельнул ушами.

– Прошу прощения. Забылся.

Перворожденные снова смолчали, явно выбитые из колеи поведением собрата, но затем милосердно кивнули, прощая истощенному магу некоторое пренебрежение правилами этикета.

– Жив, ушастый? – окончательно разрушил вдумчивую атмосферу насмешливый голос Воеводы, вошедшего в этот момент с увесистым мешком на плечах.

Линнувиэль, не отрываясь от куриной ножки, согласно кивнул.

– Надо же… и правда, жив. Вон, как за ушами трещит. Скоро кроля перегонишь по хрусту. Капустки не желаешь? А морковки? Говорят, здорово стачивает слишком длинные зубы.

– От кроля слышу, – невозмутимо отозвался эльф, сосредоточенно жуя. – А морковку сам грызи, если хочешь. Что же касается зубов, то я знаю более простой способ избавить тебя от неудобства – всего один удар, и на десяток сразу станет меньше. Оказать услугу?

Шранк тихо присвистнул от двери.

– Ого! Что-то ты больно наглый сегодня, как я погляжу! Никак выспался? Кошмары больше не тревожили?

– Нет.

– Видать, крепко по башке приложило… совсем на себя не похож, – покачал головой Страж и вопросительно взглянул на спустившегося на голос друга. – Таррэн, ты что с ним сделал?! Погляди только! Жрет, как клювохвост в период нереста, куски глотает почти не жуя, а уж хамит не хуже нашего Белика!

Темный эльф предупреждающе покосился, молча веля болтуну заткнуться, пока не накликал неприятностей, но слегка опоздал: Хранитель уже отвлекся и неожиданно нахмурился, позабыв про зажатую в руке кость.

– Белик? – переспросил он, и присутствующие дружно напряглись. – А где он, кстати?

– Спит, – ровно ответил Таррэн, незаметно показывая говорливому смертному увесистый кулак.

– Так долго?

– С ним иногда бывает. Шранк, ты принес, что я просил?

– Принес, – покладисто кивнул Воевода, скидывая мешок. – Одежду сами смотрите – я ж на глазок брал, но думаю, что подойдет. С обувью тоже порядок, а вот пояс найти не смог – у Бе… нашего малыша слишком узкая талия. Надо или на заказ шить, или подрезать.

– Ничего, не впервой. Подрежу.

– Тогда держи, – Воевода ловко подбросил увесистый баул и швырнул прямо на второй этаж, но Таррэн ловко перехватил. – Эй, ты бы перекусил, что ли?

Темный эльф молча покачал головой, явно собираясь вернуться в свою комнату.

– Малышу это не понравится, – тихо предостерег его Шранк. – Ты уже четвертые сутки на ногах.

– Вот именно.

– Все равно поешь, – настойчиво повторил Воевода, за что Темные кинули на него исполненные благодарности взгляды, потому что тоже сильно тревожились за своего лорда. – От тебя и так скоро одна тень останется – длинная, тощая и с большими ушами.

Таррэн снова отрицательно качнул головой, и Линнувиэль вдруг нахмурился, только сейчас подметив, что повелитель не просто бледен и явно не в форме, а буквально с ног валится от усталости. Черты лица заострились, будто он все еще тратил бесценную силу куда-то на сторону, не успевая вовремя восполнять резервы. Под глазами залегли глубокие тени, губы упрямо поджаты, но зеленые радужки горят прежним упорством. Правда, и тревоги в них тоже было немало.

Таррэн вяло отмахнутся от снова раскрывшего рот Воеводы, а затем ушел, плотно прикрыв за собой дверь и стараясь не шуметь.

Шранк глухо ругнулся.

– В чем дело? – непонимающе обернулся Линнувиэль.

– Ни в чем.

– А все-таки?

– Хоть ты не лезь, ушастый! – неожиданно огрызнулся Страж, со стуком сомкнув зубы. – Если бы не твоя дурость…

Он сплюнул и, раздраженно дернув плечами, ушел обратно во двор, едва не хлопнув напоследок дверью. Но вовремя вспомнил, что наверху слишком долго не приходит в себя его необычный Вожак, и с огромным трудом сдержался. Нет уж, Белку лучше не трогать раньше времени, не будить до срока, пока сама не восстановится. Он прекрасно знал некоторые особенности ее странного организма. Однако Таррэн тоже не зря тревожится, ни на шаг не отходит от ее постели: за все тридцать лет, что она водит стаю, еще ни разу не было такого, чтобы периоды ненормально долгого сна длились больше трех дней. Никогда, даже если раны были очень тяжелы. А тут, из-за какого-то дрянного остроухого, уже четвертые сутки ни единого намека на пробуждение. Ни-че-гошеньки. Будто в могилу провалилась, да не слишком торопится оттуда возвращаться. Кажется, она чересчур перенапряглась намедни, слишком много потратила сил на дрянную эльфийскую Песнь, и ушастый Повелитель Хмер уже совсем извелся, страшась оставить ее одну даже на миг. Вон, до чего дошел – от сна отказался, неотрывно бдит, чтобы не упустить важного. Старательно прислушивается к узам, но они, видно, тоже молчат, иначе не скрипел бы он зубами. Без конца считает редкие вдохи и выдохи, скрупулезно вымеряет паузы между ними и каждый раз с замиранием ждет: а не окажется ли какой из них последним? Так уже было однажды, она уже была на грани, и тогда он едва успел, чуть с ума не сошел от страха. А сейчас снова этот нечеловеческий ритм, заставляющий нервно кусать губы в ожидании самого страшного, да угнетающие своей мерностью, почти неслышные удары ее странного сердца, которое всегда резко замедлялось, если Белке бывало особенно плохо.

И теперь они просто не знали, о чем подумать.

Линнувиэль плавно свел брови к переносице и обернулся к сородичам.

– Сартас, что происходит?

– Со своими делами сперва разберись, – неприветливо буркнул сосед. – А потом в чужие лезь.

– Я в порядке, – нетерпеливо бросил Хранитель, чувствуя стремительно нарастающее беспокойство, заставившее его отодвинуть полную до краев миску и не отмахиваться от настойчиво возникающего перед глазами видения. – Что с Беликом?

– Это не наше дело.

– Что. Случилось. С Беликом?! – раздельно процедил Линнувиэль, с каждой секундой тревожась все больше. – Корвин! Маликон!

Перворожденные угрюмо промолчали, и вот тогда он окончательно разозлился. Зеленые глаза Хранителя хищно сузились и нехорошо загорелись, руки непроизвольно сжали край стола, впиваясь сильными пальцами и буквально выламывая его из пазов. Под ними немедленно задымилось, в воздухе ощутимо запахло гарью, по таверне поплыла первая сизая струйка, несущая с собой отчетливый запах паленой древесины.

Атталис быстро попятился, не отрывая беспокойного взгляда от взбешенного мага, готового вспыхнуть, как сарай с сухим сеном. Если вдруг сорвется, то треть человеческого города окажется в дымящихся руинах, а от просторной таверны останется только глубокая воронка, дочерна выжженная изнутри и покрытая жирной копотью. Хоть Хранитель и Младший, но силушки у него будет поболе, чем у всех Равных, вместе взятых. Только тронь правящую кровь, и мигом пойдешь на растопку.

Темные осторожно отступили, запоздало вспомнив, с кем имеют дело.

– Итак? – зловеще улыбнулся Линнувиэль, легко сминая пальцами прочное дерево, как тонкую бумагу. – Я услышу, наконец, ответ на свой вопрос?

– Белик спит, – нервно повторил Корвин, опасливо следя за ползущей к его сапогу огненно-зеленой змейкой, и на всякий случай напомнил: – Тебе нельзя пользоваться магией!

– Это уже моя забота. Так почему малыш все еще спит, хотя мне помнится, что время для сна давно уже прошло?

– Мы не знаем. Лорд Торриэль не соизволил объяснить, – попятился Маликон сразу от двух злобно шипящих "змей". – Он что-то сделал, когда ты умирал, сумел вернуть через Песнь и… хватит! перестань! я не знаю подробностей! Потом он ушел, и никто не знает, что случилось! Мы с тобой занимались, чтоб не сгорел, как свечка! А его Шранк нашел только через полчаса, когда выяснилось, что он не добрался до комнаты, потому что кровь носом пошла! Да так здорово, что тут половина зала была забрызгана! Насилу потом отмыли! Вот с тех пор в себя и не приходит, а лорд Торриэль с ним сидит почти безвылазно! Теперь доволен?!

Линнувиэль замер, не замечая, как коварный огонь зелеными струйками лезет вверх по одежде, не причиняя ему вреда, а потом все быстрее расползается вокруг, жадно пожирая то, до чего мог дотянуться – деревянную лавку, стол, глиняные миски, чужие добротные сапоги… Корвин с проклятием отпрянул, стряхивая с себя изумрудные искры. Аззар резко побледнел, остро жалея, что когда-то насмехался над молодым магом. Атталис благоразумно отступил к двери, а Сартас прикусил губу, лихорадочно подыскивая способ, как угомонить вспыльчивого потомка Изиара. В то время как Маликон вдруг с содроганием представил себе истинную мощь спутника, а потом почти с ужасом подумал о том, на что же тогда способен молодой лорд, если его дальний родственник в силах уничтожить половину ни в чем не повинной Борревы?

Спаси и сохрани нас от этого Создатель!

Младший Хранитель Знаний невидяще уставился в пустоту, где в памяти сквозь бушующий Огонь Жизни начали неохотно проступать недавние события, милосердно прикрытые кем-то умелым и мудрым. Сперва медленно и крохотными отрывками, а затем все быстрее и четче, выстраиваясь в череду стремительно меняющих друг друга картин, в которых он неожиданно увидел всю правду. Секунду стоял, ошеломленно вчитываясь в прошлое. После чего тихо взвыл, схватился за голову и быстрее молнии метнулся наверх, оставляя за собой дымный след и острый запах паленой кожи. В панике проскочил целый пролет, едва не перепрыгнув через перила, шагнул к заветной двери, взялся за ручку…

И едва не упал, с ходу наткнувшись на такие же бешено горящие глаза.

Они почти столкнулись на пороге: Таррэн, почуяв неладное, как раз успел открыть дверь, чтобы ее не коснулось гудящее зеленое пламя. Уверенно загородил собой проход, мешая рассмотреть ненужное, машинально окутался прочной пленкой защиты. Хищно сузил глаза, приготовившись дать отпор нарушителю, даже рыкнул негромко, подражая голосу Траш во время охоты. И чужой Огонь, неожиданно наткнувшись на неодолимое препятствие, пугливо притих – с силой Хозяина Проклятого Леса ему было не тягаться. Так и застыли на долгий миг: люто беснующийся зеленый факел, и ровное алое пламя истинного Огня Жизни напротив. Глаза в глаза, почти в упор, сверля друг друга с нескрываемым вызовом.

Это длилось одну бесконечно долгую секунду, за которую у эльфов внизу резко взмокли спины и судорожно дернулись кадыки, но потом огонь рядом с ними дрогнул, отступил. Плавно сменил цвет с зеленого на нормальный рыжий и вдруг угас так же быстро, как появился, оставив после себя некрасивые черные проплешины, несколько кучек пепла на месте сгоревших скамей и удушливый запах гари.

Линнувиэль благоговейно замер, с головой окунувшись в бесконечное море неистового Огня, послушно льнувшего к рукам того, кого признал истинным Хозяином. На миг погрузился в него с головой, а потом вынырнул, судорожно хватая ртом тяжелый воздух и со всей ясностью понимая, что едва не шагнул за грань. Его жалких потуг не хватило бы даже на минуту активного сопротивления, а защита порвалась бы сразу, если бы наследник Изиара позволил себе ее коснуться. Однако он отчего-то не стал. Пожалел неразумного собрата. Просто стоял напротив него и смотрел, бестрепетно ожидая продолжения, но, одновременно, был готов к любому повороту событий.

– Простите, мой лорд, – опомнился, наконец, Хранитель и запоздало попятился. – Примите искреннюю благодарность за то, что вы сделали для меня. Я у вас в неоплатном долгу и хорошо понимаю, на какой риск пришлось идти ради этого. Простите, что так глупо получилось. Это больше не повторится.

– Что-то еще? – сухо осведомился Таррэн, медленно отпуская чужой Огонь и позволяя ему полностью угаснуть.

Линнувиэль совсем смешался, не зная, как объяснить.

– Нет. Просто я… беспокоился.

– За Белика?

– Да, мой лорд.

– Плохо, – неожиданно вздохнул Таррэн, опуская плечи и отводя глаза. – Я поосторожничал: Полог Забвения оказался слишком слаб для тебя. Один хороший всплеск, и ты легко его обошел. Но повторить этот фокус сейчас будет трудновато без твоего согласия. А ты ведь больше не согласишься?

Хранитель чуть вздрогнул и отрицательно качнул головой, со всей ясностью понимая причину своей странной забывчивости и совсем не желая, чтобы ему снова стирали память, как провинившемуся ученику. Но при этом отлично понимая, что его согласия могут и не спросить – прикажут, как водится, и другого выхода не будет. А то и просто сделают, как задумали: для потомков Безумного Лорда это вполне в порядке вещей. Сам такой.

– Нет, мой лорд. Я бы не хотел этого.

– Жаль, – снова вздохнул Таррэн. – Но, возможно, настанет время, когда ты сам попросишь меня об услуге.

Линнувиэль опустил горящий взгляд, скрывая смятение.

– Простите, мой лорд, но что с Беликом?

– А что со мной не так? – удивленно отозвался третий голос из глубины комнаты, и Темные эльфы дружно подскочили от неожиданности. – Живой, здоровый, есть хочу, как хмера. Таррэн, ты чего там торчишь, как привязанный? Чего вы не поделили? Шрамами хвастаетесь друг перед дружкой? Или ушами меряетесь, как принято? Бросьте глупостям заниматься и лучше закажите мне гуся. Нет, двух. Только больших!! Просто огромных! И пирогов, пирогов с яблоками погорячее! А еще…

– Малыш! – мигом позабыв обо всем остальном, Таррэн огромным прыжком метнулся обратно, не забыв захлопнуть перед носом мнущегося сородича толстую дубовую дверь. – Ты почему так долго?! Что случилось? Опять перестарались с резервами?!

– Что значит, долго?

– Четвертые сутки пошли!

– Что-о-о?!! Сколько?!! – неподдельно ахнула Белка, а потом рассмотрела благоверного во всей красе и снова ахнула. На этот раз – испуганно. – Ты что с собой сотворил, изверг?!! Почему голодный и сонный?!! ОПЯТЬ!!! Сколько раз тебе говорить, что во сне я не помираю ни с того ни с сего?!! Вот ДО или ПОСЛЕ – пожалуйста, а во сне я только выздоравливать могу! Ну-ка, марш на кухню, и чтобы я тебя в таком виде больше не видел!! Ты что?!! А ну, убери свои длинные лапы! Я не одет и вообще…

ЖИВАЯ!! Невредимая! Полностью восстановилась! И снова ворчит, как положено… наконец-то!!!!

Таррэн, резко посветлев лицом, стремительно прильнул к ее губам, надежно обрывая возмущенный поток слов, жадно вдохнул запах ее волос, а потом так же быстро отпрянул. После чего, пользуясь мгновенным замешательством своей пары и прекрасно зная, чем все может закончиться, со скоростью молнии выскочил за дверь. Плотно прикрыл ее за собой, мудро отступил за стену, одновременно оттесняя туда же замешкавшегося Хранителя, и только тогда перевел дух – все, теперь не достанет.

Словно в ответ, толстая древесина опасно содрогнулась от сдвоенного удара, сухо треснула посередине, а наружу хищно высунулись острия метательных ножей, брошенных следом с поразительной силой и скоростью. Не отошел бы в сторонку, как есть – пришпилили бы к створке, а так – ничего, обошлось без жертв.

– Белик, тебе не стыдно? Так позорно промазать! – разочарованно спросил Шранк, невесть каким образом материализовавшийся на лестнице.

– Без тебя знаю, – буркнули изнутри. – Хотел бы попасть, сделал бы вот так…

Несчастная дверь снова содрогнулась, и третий нож прошил ее не просто насквозь, а почти вывалился наружу, умудрившись продавить рукояткой старую, высохшую от времени древесину.

– И вообще, кыш отсюда, пока я не рассердился окончательно. Радуйтесь, что мне стену жалко портить, а то кинул бы свои железки, и тремя паникерами в отряде стало бы меньше.

– Тебе гуся с яблоками или с кашей заказывать? – как ни в чем не бывало поинтересовался Таррэн, стряхивая с плечей невесомую пыль.

– С кашей. А пироги с яблоками, и никак не наоборот!

– Ясно. Заказ приняли. Пошли исполнять.

– Стой, я забыл кое-что, – неожиданно передумала Белка, приоткрывая дверь и требовательно втаскивая его обратно. На мгновение прильнула всем телом, жарко выдохнув те крохи магии, что успела накопить во время сна, крепко поцеловала (уже без всяких затей), а потом так же быстро отпрянула и, коварно улыбнувшись, проворно вытолкала ошеломленного эльфа обратно. – Спасибо за заботу. А теперь иди.

Шранк понимающе хмыкнул, правильно расценив тлеющую у него на груди рубаху, но вслух ничего не сказал. Линнувиэль неприлично округлил глаза и закашлялся, но скрыть собственное неимоверное облегчение все же смог: живой! Таррэн же только вздохнул и, тщательно сбив с почти загоревшейся одежды вызывающе алые искры, покорно отправился вниз – как и просили, заказывать одного (а лучше двух) самых крупных, что только есть в округе, гусей. С кашей и с яблоками. А еще – много чего другого, пригодного к употреблению, потому что после долгого сна его изменчивая супруга всегда была ужасно голодна. Настолько, что слегка шалеющих от всего происходящего эльфов вскоре будет ждать еще одно незабываемое зрелище, так как (по опыту известно) двух жалких ощипанных птичек ей будет мало. Так, для затравки только, ведь не зря она с Траш более полувека живет душа в душу. А голодная хмера под боком – это, знаете ли, не шутки. И, значит, придется заказывать что-нибудь посущественнее, чтобы одна хрупкая девушка восстановила силы и уже завтра смогла спокойно продолжить путь.

Глава 4

Темный эльф, закинув руки за голову, задумчиво изучал деревянный потолок, честно собираясь уснуть и стараясь не слишком отвлекаться на то, как довольная жизнью Гончая играет с его волосами. Длинный конский хвост он послушно распустил, чтобы ей было удобнее, рубаху тоже снял, и теперь смоляные пряди вольготно разметались по постели и широкой груди, позволяя тонким пальчикам ловко перебирать их, временами заплетая и снова расплетая многочисленные косички.

– Таррэн?

– М-м-м?

– Скажи, а ты не жалеешь? – Белка отодвинула в сторону скомканную простыню и, подобравшись ближе, заглянула в мягко мерцающие изумруды его глаз.

– О чем?

– Ну… – она неожиданно смутилась. – Что остался со мной, в Пределах, и вообще…

Эльф изумленно повернул голову.

– Почему я должен об этом жалеть?!

– Э-э… просто я… знаешь… – Белка совсем смешалась, отчего ее маленькие ушки ярко вспыхнули, а в голубых глазах заметалась несвойственная ей неуверенность. – Я не умею носить красивые платья, не переношу каблуков, не люблю пышных причесок. Я и волосы-то все время норовлю обрезать покороче, чтобы не мешались, хотя знаю, как тебе нравится, когда они длинные. Я часто ворчу, ругаюсь ни за что. Люблю оружие и мужские костюмы, потому что в них спокойно и удобно. У меня нет привычки соблюдать этикет, к которому ты давно привык. Я часто меняю настроение и… и, наверное, не слишком подхожу такому, как ты. Я… думаю, Мирена смотрелась бы лучше.

– Малыш, ты что? – нахмурился Таррэн. – Кто сказал тебе такую глупость?

– Я… наблюдала за ней всю дорогу, сравнивала, много думала, и она… ну, красивая. Очень красивая. Правда. Настоящая леди. И я хорошо понимаю, почему ваши мужчины неизменно выбирали себе жен из Дома Маллентэ. Эльфийки действительно достойны такой славы. Вот только я совсем на них не похожа.

Темный эльф покачал головой и требовательно привлек ее к себе, крепко обнял, с нескрываемым наслаждением вдохнув аромат заискрившихся силой волос, и мягко улыбнулся.

– Глупый ты мой бельчонок. Я люблю тебя всю, целиком, вместе с твоим настроением. А если ты имеешь в виду магию, то руны тут совершено не при чем. Я не поддаюсь им… гм, почти. По крайней мере, совсем не так, как хотел бы Талларен. Что же касается всего остального, то на мой вкус ты во много раз превосходишь любую эльфийку. Они слишком… пресные, что ли? А ты настоящая. Чудесная. Живая и совсем дикая, как твоя костяная кошка. Но такая же прекрасная, хищная, опасная, таинственная и непредсказуемая, и… знаешь что? – он бережно заправил длинную каштановую прядь, нечаянно выбившуюся из-под вязаной шапочки, и притянул ее ближе. – Мне это нравится. Я люблю тебя, малыш. И этого ничто не изменит.

Белка слабо улыбнулась.

– Значит, тебя не смущает мой внешний вид? То, что я большую часть времени веду себя, как мальчишка?

– Нет.

– А моя кожа?

– Нет.

– А…

– Меня ничто не смущает, кроме того, что ты сводишь меня с ума, – серьезно посмотрел Таррэн, слегка отстраняясь. – Наверное, я должен ненавидеть брата за то, что он сделал, проклинать его даже сейчас, но… я не могу. Да, каждый раз, когда я на тебя смотрю, я вынужден помнить, что это – его заслуга. Знать, для чего ты была создана, какие руны на тебе горят, сколько боли он успел тебе принести, и только это меня огорчает. Но…

– Если бы не он, я бы никогда тебя не узнала, – тихо шепнула Гончая, отводя глаза. – Мы бы наверняка не встретились, и ничего бы этого не было. Ни тебя, ни меня, ни Траш с Каррашиком. Ничего.

Темный эльф бережно коснулся ее губ.

– Да, малыш. Он подарил мне тебя, и только за это я готов его простить. Ты – просто совершенство. А твоя кожа… клянусь, я ни видел ничего, красивее ее. Ничего, что было бы прекраснее. И я люблю запах твоего меда. Безумно люблю, моя Гончая, как люблю все, что с тобой связано. Я всегда тобой восхищался. С самого первого дня. И не устану этого делать даже через тысячу лет. Никогда, потому что ты – моя единственная пара. Чудная, прекрасная, немножко грозная, но самая-самая лучшая. С тобой никто не сравнится, даже эльфийки, и это – чистая правда. А моя жизнь всегда будет принадлежать только тебе. Как, впрочем, и все остальное.

– Ага. Особенно уши.

– Все, что захочешь, – улыбнулся Таррэн, настойчиво притягивая к себе ее упругое тело.

– Та-а-к… – вдруг прищурилась Белка, чувствуя, как опасно начинает пылать его кожа, а в зеленых глазах загорается жаркий Огонь. – Кажется, кому-то давно пора выспаться и хорошенько отдохнуть? Забыл?

– М-м-м…

– Та-а-ррэн… – с нескрываемым подозрением протянула она, когда его руки скользнули ниже. – Ты меня слышишь? Тебе пора спать. Ты слишком много потратил и не отдыхал. Не заставляй меня нервничать.

– Успею, – невнятно буркнул эльф, зарываясь лицом в ее волосы и жадно целуя тонкую шею. – Все равно у нас есть еще целый день в запасе. И одна о-о-чень долгая ночь.

– Да? А резерв? Тебе надо восстанавливать силы!

– Мы оба хорошо знаем, где их можно взять.

– Что?! Нахал!! Я не амулет-накопитель, чтобы ты черпал оттуда, когда тебе вздумается!

– Нет, конечно. Зато ты – просто бесподобная приманка для эльфов, малыш. Чудесная, манящая, неповторимая. Единственная в своем роде, против которой невозможно устоять. Можешь считать, что я тоже оплошал и снова попался в эту ловушку, – довольно промурлыкал он, безошибочно отыскивая крошечную точку за левым ухом. – Правда, уже успел оценить ее преимущества и хорошо знаю, как оттуда выбраться. Не так ли?

Белка тихо охнула, когда он голодным пересмешником вцепился в ее шею, отчаянно брыкнулась, вспикнула, но сразу сдалась, потому что дрянной братец этого коварного искусителя заранее позаботился о том, чтобы оставить для своей красивой игрушки единственное уязвимое место. То самое, о котором проворный эльф совершенно случайно узнал двадцать лет назад и теперь нагло воспользовался моментом. По ее телу мгновенно пробежала горячая волна, тугие мышцы непроизвольно расслабились, кожа стала еще мягче и нежнее, охотно поддаваясь его настойчивым губам. А аромат меда усилился настолько, что Темный эльф непроизвольно заурчал.

– Таррэн, чудовище! – простонала Гончая, не в силах противиться магии своих же рун. – Тебе еще рано… с ног же валишься, упрямец!.. уй… ой… ай!.. боже, ладно! Ладно!! Только не трогай ухо!! И не смей палить таверну (а заодно, и весь город!), не то Мирдаис нам потом это припомнит и всю оставшуюся жизнь будет слать негодующие письма! Таррэн!!!

Он тихо рассмеялся и, послушно загасив Огонь, увлек ее за собой.

Леди Мирена-ис уже второй день не находила себе места, теряясь в бесконечных догадках и сомнениях. О том, что случилось с Линнувиэлем, она узнала с опозданием, когда все самое страшное осталось позади, и собратья незаметно вернули уснувшего Хранителя в его комнату, настойчиво попросив ее присматривать за раной. Эльфийка добросовестно следила, время от времени приподнимая его веки и всматриваясь в потускневшие глаза. Почти целую ночь не отходила ни на шаг, бережно промакивая бледное лицо влажной тряпицей, отирала обильный пот, непрерывно струящийся по вискам, и искренне сочувствовала, когда истощенный Хранитель вдруг начинал метаться на постели, стоная сквозь сомкнутые губы и кого-то зовя.

– Останься, пожалуйста… – шепотом взмолился он, когда пришло время уходить, и так вцепился в ее руку, что она с трудом высвободилась, а потом еще долго не могла уснуть.

Вскоре ей на смену пришел Атталис, за ним наступила очередь Аззара, Корвина… даже Сартас провел несколько томительных часов в комнате собрата, тревожно вслушиваясь в его прерывистое дыхание и неясное бормотание, в котором без конца проскальзывало имя Белика. Но к вечеру следующего дня Мирена снова не выдержала – вернулась, хотя ее просили не беспокоиться, провела у постели раненого бесконечно долгую ночь, против обыкновения, позволила держать себя за руку и называть в бреду чужим именем. А когда он, наконец, открыл глаза, почувствовала такое облегчение, что едва не расплакалась у всех на виду, хотя раньше никогда не позволяла себе такого вопиющего проявления чувств.

Однако то, что случилось потом, поставило гордую эльфийку в полнейший тупик. Нет, не то, чтобы ей не нравился Белик или вызывали раздражение его опасные шутки. Но сам факт чересчур явного внимания со стороны молодого лорда просто не мог не броситься в глаза. Одной принадлежностью вчерашнего мальчишки к привилегированной касте Гончих этого не объяснить. ТАК, как смотрит на него Таррэн, не смотрят даже на собственного сына. ТАК не заботятся о лучшем друге или родном брате. ТАКИМ тоном не разговаривают ни с одним близким человеком, за исключением того, чья жизнь для тебя важнее, чем своя собственная. Кому ты добровольно согласен отдать даже ее, лишь бы быть уверенным, что это поможет. Да еще его загадочные слова про весьма необычную пару…

Леди Мирена совсем потерялась в догадках.

Но это еще полбеды: молодой лорд на то и есть молодой лорд, что не обязан ни перед кем отчитываться в своих поступках и предпочтениях, даже если вдруг утратил мужское естество и, достигнув второго совершеннолетия, неожиданно начал увлекаться… прости, господи… хорошенькими мальчиками. Тем более что Белик и в самом деле был невероятно хорош для смертного. Но Линнувиэль!! Вот уж за кем подобного никогда не замечалось!! Он, может, и слыл чересчур замкнутым для молодого и (чего скрывать) поразительно красивого Хранителя, но в отношениях с противоположным полом упрекнуть его было не в чем. Гм, прежде. А тут – словно подменили: всего за одни сутки он превратился из сдержанного, полного скрытого достоинства бессмертного в одержимого демона, ведомого лишь одной бредовой идеей – добраться до Белика. Причем, если во сне это было еще простительно, потому как нахождение на грани жизни и смерти еще и не такое может заставить делать, то когда он ринулся спасать полукровку от каких-то неведомых опасностей, едва не спалив по пути всю таверну и чуть не схлестнувшись с молодым повелителем, а потом весь вечер не сводил с обоих горящего взгляда, неотрывно следя за каждым движением пришедшей в себя Гончей… едва не вспыхивая заживо, когда его случайно задевал ее настороженный взгляд… сородичи сильно обеспокоились. Судя по всему, только присутствие молодого лорда удерживало Младшего Хранителя от глупости, да предупреждающее ворчание Воеводы, ставшего в этот вечер до неприятия похожего на огромного свирепого Пса…

Мирена, устав от неопределенности, неожиданно поднялась с кресла и, набросив на плечи тонкую накидку, решительным шагом направилась к двери. Все, хватит. Надо найти Белика и выяснить правду самой, а то с ума сойти можно от этих догадок. Просто голова кругом идет! Она бесшумно приоткрыла деревянную створку и воровато огляделась, но длинный коридор был абсолютно пуст: трактирщик суетился где-то в районе кухни, явно собираясь и дальше угождать взыскательным постояльцам, которые сняли всю таверну на ближайшие дни; расторопные служанки тоже куда-то запропастились; Корвин и Атталис разминались на заднем дворе, чтобы не утрачивать навыков; Маликон и Аззар, как принято, составили им компанию; Линнувиэль сразу после обеда поднялся к себе, не пожелав ничьего общества, а Сартас недавно ушел в город, зачем-то прихватив с собой человеческого Воеводу. Иными словами, второй этаж был девственно пуст и абсолютно свободен.

Чем она и не преминула воспользоваться.

У заветной двери Мирена нерешительно остановилась, колеблясь между желанием просто войти внутрь или же соблюсти приличия и предварительно оповестить сурового повелителя о своем приходе. А заодно, и Белика, который наверняка был там же. В конце концов, именно из-за него она все это затеяла. Вот только портить отношения с Таррэном, подозревая его в совершеннейшей мерзости, ей совсем не хотелось. Точнее, ОЧЕНЬ не хотелось обвинять Торк знает в чем, потому что вероятность ошибки даже сейчас была немалой. Тогда как быть? Каким образом добиться ответов?

Эльфийка до боли прикусила губу и, все-таки решившись, негромко, очень осторожно постучала кончиками пальцев, одновременно испуганно замерев от сознания собственной дерзости. Ну? Кто откроет? Надеюсь, что Белик, потому что с ним общий язык найти гораздо проще, чем с кем бы то ни было. Таррэн, конечно, тоже не злой и совсем не похож на своего отца, но… боже, а может, не надо было этого делать?!

Прошла томительная секунда, вторая, третья. Однако ответа почему-то не было, и Мирена снова мучительно заколебалась. Войти? Вернуться обратно? Но Белик может надолго уснуть, и ей придется мучиться еще один день, ожидая, пока появится возможность узнать правду. Ведь не обязательно спрашивать об этом самого повелителя – достаточно лишь обратиться к его протеже. Вряд ли Белик откажется просто поговорить? Да нет, точно не откажется: раньше он никогда не пропускал чужие просьбы мимо ушей. Значит, и тут не должен заупрямиться.

Она в последний раз оглядела пустующий обеденный зал и, намертво сжав зубы, взялась за ручку. Очень медленно отворив дверь, на цыпочках вошла и клятвенно пообещала себе, что только найдет Белика и тут же вернется – подглядывать за Таррэном она вовсе не собиралась. Оказавшись внутри, испуганно огляделась, но крохотная комнатка, открывшаяся ее глазам, оказалась проходной. И, разумеется пустой. Одно окно, колченогий табурет под подоконником, невысокий стол, крепко сколоченный стул, длинная циновка, брошенная под ноги… Мирена, поколебавшись, нерешительно прошла глубь комнаты и остановилась перед второй дверью, оказавшейся слегка приоткрытой.

Что теперь? А если он спит? Или, наоборот, очень занят? Вдруг рассердится? Разозлится от такой бесцеремонности?

Ей снова мучительно захотелось сбежать отсюда поскорее, пока никто не заметил этой дерзости. От вернувшегося страха эльфийка нерешительно замерла, прислушиваясь к царящей за окном суете и силясь успокоить грохочущее сердце, но вскоре любопытство победило: одолев столько препятствий, грех было идти на попятный. А потому она, сжав кулачки, все-таки набралась смелости и шагнула внутрь.

Небольшая уютная спальня ничем не отличалась от той, в которой поселили ее саму: такое же скромное пространство пять на восемь шагов, знакомое обилие гладко оструганного дерева, слегка разбавленного миленькими занавесками и скромной, но добротной мебелью. Большой кованый сундук возле открытой двери. Тяжелый, массивный, но абсолютно чистый стол, за которым можно и перекусить, и посидеть, и расстелить дорожную карту. Роскошный ворс густого ковра под ногами, в котором легко утопают любые звуки. Плотно задернутые шторы на единственном окне, приятный полумрак, слегка подсвеченный яркими солнечными лучами снаружи. Два стула с аккуратно сложенной одеждой, в которой Мирена сразу узнала любимую Таррэном рубаху и его поношенную куртку. Затем увидела брошенную небрежной горкой одежду Белика и, прикусив губу, неуверенно подняла глаза на широкое ложе, занявшее большую половину комнаты. А потом разглядела среди смятых простыней две головы и судорожно вздохнула.

Таррэн крепко спал, бесстыдно разметавшись по постели и щедро открыв любопытному взору эльфийки свое сильное тело. Казалось, его вылепил из белого мрамора гениальный скульптор, сумевший каким-то чудом создать поразительно гармоничную фигуру, вызывающую искреннее восхищение и оторопь. А чтобы разбавить это ошеломляющее впечатление, кое-где украсил ее белесыми полосками старых шрамов, свидетельствующих о нелегкой жизни в Проклятом Лесу. Один вызывающе белел на смуглой от загара коже на правом плече, а другой (самый старый и глубокий) – прямо под сердцем, невольно притягивая взгляды своей подозрительной четкостью и правильностью, что скорее было свойственно намеренно нанесенной ране, чем случайному порезу. Черные волосы повелителя свободно струились по широким плечам, красивое лицо было удивительно спокойным и мирным, на губах блуждала загадочная улыбка, а ее причина…

Мирена сильно вздрогнула, запоздало увидев обвивающие его шею тонкие руки, на одной из которых алел удивительно четкий, словно отпечатанный на коже рисунок, тянущийся от кончиков пальцев вплоть до самого плеча, тонкой шеи и исчезающий где-то под простыней. Полностью разглядеть его никак не получалось, потому что широкая белая рубашка (явно мужская и явно не по размеру!) надежно прикрывала гибкое туловище. Особенно спину! Но этот дивный узор не пропадал совсем и выныривал наружу гораздо ниже, за слегка потрепанным краем рубахи, уже на безупречно стройном бедре, по-хозяйски заброшенном на плоский живот эльфа. Затем постепенно спускался на колено, голень и изящную, будто выточенную все тем же скульптором, лодыжку, где обвивался гибкой змеей подобно законченному заклинанию и при ближайшем рассмотрении складывался во вполне читаемое имя.

Белка тихо дышала в его кожу, уютно пристроив голову в небольшой ямке на левом плече. Крепко обнимала, путаясь пальцами в длинных черных прядях, прижималась всем телом и совсем не обращала внимания на сползшие на бок простыни. Она тоже улыбалась во сне, зарывшись лицом в его шелковистые волосы, и счастливо мурлыкала, чувствуя на себе заботливые мужские руки, от которых до сих пор шло блаженное тепло.

Мирена судорожно вздохнула, широко раскрытыми глазами глядя на открывшееся зрелище, поспешно зажала руками рот, чтобы не вскрикнуть. После чего в ужасе шарахнулась прочь, но неудачно наступила на тихо скрипнувшую половицу и больше уже ничего не успела: в мгновение ока Белка распахнула глаза, бесшумным зверем слетела с постели, одновременно выдергивая из пристроенных в изголовье ножен свои мечи. Хищным демоном метнулась следом и все в той же оглушительной тишине громадным прыжком настигла нарушительницу.

От внезапного удара в спину эльфийка сдавленно вскрикнула и больно ударилась о стену, но сползти вниз и красиво потерять сознание ей не позволили: на нежную кожу беззвучно легла полоса холодного металла, сильные руки умело перехватили горло, в зародыше гася полный ужаса вопль. Ее без особого труда развернули, мощно прижали снова, буквально вдавив спиной в шершавые бревна, а затем холодные голубые радужки, будто эльфийские кинжалы, требовательно воткнулись в белое, как снег, лицо с дико расширенными глазами, в которых не было ни капли узнавания.

Мирена в панике зажмурилась, готовясь к самому страшному, задрожала всем телом, понимая, что увидела совсем не то, что нужно, и судорожно всхлипнула. Но стальная хватка на горле неожиданно ослабла, а подозрительно знакомый голос ошарашено ахнул:

– Ты что тут делаешь?!!

Эльфийка почувствовала, как железные пальцы на ее плечах немедленно разжались, и обессилено рухнула на колени, не понимая ничего, почти не слыша, но зная только одно – за совершенное преступление ее сейчас убьют. Причем, страшно и очень-очень быстро. И даже вмешательство Белика ничего не изменит. Лорд Торриэль наверняка должен быть в полном бешенстве, а потомки Изиара все, как один, слыли скорыми на расправу.

– Торкова коленка! Мирена!! Мирена!!! Да очнись же, глупая! Никто тебя не тронет! Прости, я подумала, это какой-то воришка пробрался, вот и погорячилась слегка… Мирена!! Эй, ты что, в обморок собралась грохнуться? Ну-ка, прекрати!! Как я потом Таррэну предъявлю твой хладный труп?! Что скажу? Думаешь, он обрадуется?!

Мирена непонимающе замерла. Как? Это не ЕГО голос! Точно, не его!

– Да хватит трястись! – с досадой рыкнула Белка, откладывая мечи. – Кому сказано, перестань! Я не зверь, не трону. Просто рефлексы сработали: все же я не зря столько лет в Пределах обитаю. Там едва зазеваешься, как тут же пойдешь кому-то на корм… Торк! Как ты вообще додумалась сюда войти?!! Это ж надо! Тайком прокрасться, как в сокровищницу Владыки! Ну, ты даешь! Я просто в шоке!

Эльфийка, не слыша гневных возгласов молодого лорда, наконец, рискнула приоткрыть один глаз. Но потом увидела, КТО стоит напротив, и ошарашено распахнула оба.

– Ну, пришла в себя, дитя природы? – насмешливо улыбнулась Белка, присаживаясь на корточки. Все в той же рубахе, нагло утащенной из запасов предусмотрительного эльфа, с закатанными до локтей рукавами, позволяющими без труда рассмотреть чудный рисунок на ее коже. С чересчур широким воротом, не скрывающим тот же самый рисунок на шее и груди. С тонкой талией шестнадцатилетнего подростка, изумительной формы бедрами, на этот раз не скрытыми мешковатой тканью, с хитро прищуренными голубыми глазами…

Мирена ошеломленно замерла, потому что пару минут назад не увидела, с кем именно делил ложе молодой повелитель – была слишком поражена неожиданной, но совершенно неправильной догадкой, а вот теперь узнала, наконец. Испуганно вздрогнула. Неверяще ахнула. Прижала руки к лицу и даже головой помотала, чтобы избавиться от наваждения. Но Белка никуда не исчезла. Только понимающе усмехнулась изнакомым жестом провела по волосам, снимая свою шапочку и позволяя роскошным вьющимся каштановым прядям безнаказанно упасть на плечи и спину, покрыв ее тяжелой волной почти до лопаток.

– Раньше я их всегда коротко обрезала, чтобы не мешались. Но Таррэну нравится, когда они длинные, так что пришлось оставить, – смущенно пояснила Гончая, комкая проклятую шапку. – Правда, отправляться с вами в таком виде было не с руки, поэтому пришлось изобретать благовидный предлог, под которым это богатство удалось надежно спрятать.

– БЕЛИК?!!! Так это… ТЫ – его пара?!! – потрясенно выдохнула эльфийка, изумленно глядя в знакомое лицо, на котором неестественно ярко горели прежние голубые глаза, которые просто невозможно ни с чем перепутать.

– Угу.

– Белик!!!

– Вообще-то, Белка, – неловко кашлянула Гончая, отодвигаясь в сторону. – Но, если надо, могу и Беликом прикинуться. Очень удобно, кстати, когда приходится морочить кому-то голову. Зато пока что никто не догадался сам. Даже ты.

– Но зачем?!

Белка тяжело вздохнула и поднялась на ноги.

– Есть причины. Пойдем, я все тебе объясню, пока Таррэн спит, – она поймала пугливый взгляд эльфийки, брошенный в сторону спальни, и улыбнулась. – Не бойся, он не услышит: я его усыпила, чтобы перестал дурью маяться и переживать где не надо. Трое суток на ногах никому даром не проходят, даже эльфам, поэтому пришлось узы напрягать и хитрить, отвлекая его внимание, а то он ни за что не стал бы отсыпаться днем. Упрямый, как не знаю кто. Но там вся порода, похоже, такая. Даже на Линнувиэле сказалась, хотя тот относится к второстепенной ветви… чего сидишь? Вставай уж, шпиенка. И, заодно, дверь запри, пока новых гостей не принесла нелегкая. У меня пока нет желания открываться перед твоими остроухими друзьями и щеголять тут в чем мать родила.

Мирена, слегка отойдя от шока, послушно поднялась и, замедленно шагнув к двери, машинально задвинула тяжелый засов. После чего, растерянная и какая-то опустошенная, вернулась обратно и неуверенно присела на единственный имеющийся стул. Шагнуть следом за Белкой во вторую комнату не решилась, потому что совсем не была готова во второй раз увидеть обнаженного повелителя. А еще – побоялась рассердить этим маленькую Гончую, которая только сейчас, в момент неуловимо быстрого прыжка стала, наконец, похожа на себя, настоящую. И всего в один миг заставила оторопевшую эльфийку поверить, что по праву занимает почетное место Вожака на одной из человеческих Застав. Потому что стоит лишь представить, как эта женщина мчится по Проклятому Лесу наперегонки со своей хмерой, как охотится наравне со всей стаей и кидается на проворную добычу не хуже иного хищника… и сразу становится понятным, почему даже своенравные Стражи предпочитают не заступать ей дорогу. А также то, почему наследник Темного престола признавал ее равной.

Леди Мирена тяжело вздохнула, но мыслей в голове теснилось так много, что она даже не представляла, о чем спрашивать в первую очередь. О Гончих? О молодом лорде, удивительно гармонично вписавшегося в их среду? О Серых Пределах, Амулете Изиара или Лабиринте Безумия? О том ли, почему Гончие избрали себе столь необычного Вожака? Почему ОНА решила скрывать свою личность от посторонних таких экстравагантным способом? Или о том, наконец, по какой причине Линнувиэль едва не сошел с ума, едва неосторожно заглянул в ее странные глаза?

– Таррэн? – донесся до нее мягкий шепот преобразившей Белки и легкий шелест сминаемой простыни. – Э-эй? Ты меня слышишь, любимый? Очнись на секунду, возьми немного сил для резерва, раз уж мне придется отлучиться, а потом… м-м-м, ненасытный! Хуже пересмешника временами! Куда в тебя только влезает?!

Затем – тихий смех, хрустальными колокольчиками рассыпавшийся в тишине, и довольное урчание сытого зверя, постепенно сошедшее на нет.

– Теперь спи, остроухий, – с улыбкой отстранилась Гончая. – СПИ. И не вздумай проснуться раньше времени, а то укушу.

Мирена судорожно сжала кулаки и отчаянно порозовела, неожиданно понимая, насколько тесно связаны эти двое. Даже губу прикусила от мысли, что Таррэн решился даже на кровные узы, чтобы быть к ней как можно ближе. Настолько близко, что и представить себе невозможно. А она… эта удивительная смертная… охотно приняла его щедрый дар, которым далеко не каждый Перворожденный осчастливливал свою избранницу. Причем, не просто приняла, а еще и охотно использовала. Да так ловко, что и железная воля наследника Изиара не всегда могла устоять.

– Ну, вот и я. Соскучилась? – задорно подмигнула Белка, бесшумно прикрывая за собой дверь – уже полностью одетая и надежно спрятавшая длинные волосы под шапку. А затем подошла удивительно плавной походкой охотящейся хмеры, чья неповторимая грация уже прочно вошла в ее плоть и кровь, и выжидательно посмотрела.

Эльфийка невольно вздрогнула.

– Ты что, боишься?! – правильно подметила Гончая, усаживаясь на подоконник. – Меня?!!

– Н-нет.

– А кого тогда? Таррэна? Шранка?

Мирена пугливо покосилась в сторону спальни и потупилась.

– Ясно, – поморщилась Белка. – Не волнуйся, он не будет против, что ты все знаешь. Да и мне, если честно, до ужаса надоело прятаться каждый раз, когда надо искупаться или просто умыться. Особенно тогда, когда и довериться некому. Так что Таррэн будет только рад, что у меня появилась… гм, подруга. А Шранк и подавно, потому что я перестану терзать его совесть и не буду требовать сторожить каждый попадающийся по дороге пруд. Если, конечно, ты сама не против и поможешь мне в этом.

Эльфийка удивленно подняла глаза.

– О, боже! – всплеснула руками Гончая. – Ты что, думаешь, я тебя съем?! Думаешь, сержусь за то, что ты вошла без спроса?!

– А ты не сердишься?

– Нет, конечно! Так, малость смущаюсь этой пикантной ситуации, но мы с тобой Таррэну никогда не скажем, в каком виде ты его застала.

– Спасибо! – невольно вырвалось у Мирены, и Белка озорно улыбнулась.

– Вот что тебя так встревожило! Ладно, не трусь, он не узнает о своей оплошности. Но вот за то, что дверь забыл за собой закрыть, я его накажу. Потом, когда выспится, конечно.

– Не надо, – испуганно дрогнула эльфийка. – Он просто очень устал: четыре дня от тебя не отходил, почти не ел, не спал, глаз не сомкнул – все ждал, что с тобой что-то случится… а тут еще Линнувиэль едва не сорвался!

– Паникеры, – буркнула Гончая, моментально посерьезнев. – И Шранк наверняка масла в огонь подливал? Да? Так, давай-ка по порядку с того момента, как я тут некрасиво грохнулась в обморок. Что на самом деле произошло и отчего ваш Хранитель чуть не спалил нам дверь? А то Таррэн тихо помалкивает и Шранку, наверняка, не велел болтать лишнего. Мне же, чтобы выколотить из них правду, придется полгорода развалить по камешку, иначе не сознаются, обормоты. Линнувиэль тоже держит паузу, глупо играя в молчанку, что мне совсем не нравится, но с тобой намного проще. Попробуем быть откровенными? Ты говоришь, в чем там было дело, а я никогда не рассказываю Таррэну, каким-таким чудом мы с тобой все-таки познакомились. После чего, так и быть, отвечаю на все твои вопросы. Без дураков. Идет?

– Идет, – с невыразимым облегчением кивнула Мирена и, устроившись поудобнее, начала старательно вспоминать.

Глава 5

Гостеприимную Борреву Темный эльфы покинули на рассвете. Поднялись с первыми лучами солнца, наскоро перекусили и по росе выехали через Восточные ворота, торопясь наверстать потерянные трое суток.

Линнувиэль чувствовал себя немного не в своей тарелке, потому что так и не успел переговорить с Беликом, не поблагодарил за совершенное им чудо, поскольку сперва сам не решился, боясь прогневить молодого повелителя. Затем не было возможности, так как малыш крепко спал в своей комнате под бдительным присмотром. Потом он, наконец, очнулся и вышел на свет, но при первом же брошенном на эльфов взгляде появилось такое непонятное выражение… такая гремучая смесь холода, голода и неприкрытой злости, что это заставило даже нетерпеливо мнущегося Хранителя отшатнуться и снова повременить с откровениями. Он будто в глаза хмеры заглянул нечаянно, снова со Смертью столкнулся, чуть не ступил в черную бездну вместо цветущего роскошного сада, и это оставило в душе неприятный осадок. Правда, отказаться от задуманного не заставило: недавние сны были слишком красочны и подробны, чтобы Линнувиэль дал себя запутать. Он даже собрался перехватить Белика после той, самой первой совместной трапезы, но поймал несколько мрачных взглядов от суровой Гончей, затем перехватил не менее красноречивые взоры от непривычно молчаливых сородичей (и один непонимающий от Мирены), подумал, оценил свои шансы и неохотно отказался от неудачной мысли расставить все по своим местам немедленно. Иными словами, едва дождавшись окончания обеда, молча поднялся и ушел к себе. А потом больше ни разу не пересекся с необычным Вожаком Гончих нос к носу, до самого утра. Ни в коридоре, ни на лестнице, ни даже у отхожего места, которое (как и всякое живое существо) тоже был вынужден изредка посещать, тогда как Белик, похоже, в нем вовсе не нуждался. Потом быстро понял, что это – далеко не случайность, и с досадой отступил.

Однако в небольшом отряде невозможно скрываться бесконечно, поэтому поутру, завидев шустро снующего по двору пацана, Хранитель снова напрягся. Вот он, шанс. Нужно только правильно рассчитать время, а уж этому его учить не надо. Эльф ждал чего угодно, от череды вполне заслуженных насмешек до откровенных издевательств над своей невезучей персоной. Напрягся, подобрался, запасся терпением и, чуть не столкнувшись с малышом нос к носу у конюшни, уже приготовился к самому худшему, но… ничего плохого не случилось: Белик молча обошел замершего спутника и сделал вид, что не понял, отчего его лицо так странно вытянулось. Всю дорогу до ворот он подчеркнуто держался рядом с Таррэном, надежно отгороженный от любопытных взглядов и навязчивых расспросов Каррашем, Ирташем и хищно прищурившимся Шранком. По-прежнему молчал, изредка кидая по сторонам сосредоточенные взгляды. На остроухих спутников вовсе не обращал никакого внимания, даже на попытку Корвина первым (!!) завязать разговор не отреагировал. А после того, как Боррева скрылась из глаз, вовсе сорвался с места и умчался на своем чудовищном звере в неизвестном направлении.

Линнувиэль, кинув неприязненный взгляд на жаркое полуденное солнце, огорченно вздохнул. То, что проблема была исключительно в нем, он хорошо понимал: Белик явно обладал какой-то странной магией, но по неизвестным пока причинам тщательно скрывал этот факт. Причем, не просто скрывал, а искусно прятал за внешней дурашливостью, гадким характером, едкими насмешками и язвительными замечаниями, от которых даже сдержанного Сартаса порой бросало в дрожь. Но теперь Хранитель четко видел: всем этим фарсом Белик добивался лишь одной единственной цели – не дать попутчикам к себе приблизиться, не дать разглядеть нечто новое в своих голубых глазах, не дать времени и возможности узнать себя, настоящего. Любой ценой, любым путем отвлечь и увести в сторону от ненужных размышлений. А один глупый эльф своим дурацким поступком сумел нарушить эту тщательно выверенную дистанцию, за что и поплатился: с определенного момента его старательно игнорировали. Ни слова, ни укора, ни одной гадости, ни даже ехидного "Линни" для проверки. Совсем ничего. Абсолютно. Будто и не было недавно Песни Возвращения, не было тихого шепота в темноте, от которого мурашки бежали по коже. Не было волнующего запаха меда и всего того, от чего до сих пор переворачивалась душа.

И это неожиданно ранило.

Линнувиэль больше не боялся прослыть безумцем. Не пытался никого обманывать и скрывать то, в чем прежде никогда бы не признался даже себе. Как не собирался вставать на пути молодого лорда, похоже, испытывающего к Белику не менее сильные чувства. Даже не осуждал его неестественную тягу к пронырливому полукровке. Темная Бездна! Он просто хотел узнать правду! Всего лишь горькую неприглядную правду о себе самом, своем сумасшедшем сердце и извращенном разуме, о котором до некоторого времени даже не подозревал. Всего лишь услышать подтверждение. Но не от Воеводы или сородичей, не от красивой эльфийки, погладывающей в его сторону со все возрастающим беспокойством, и даже не от Таррэна. Он хотел услышать ее от того, кто сумел разбудить его душу и вернул ее из такого мрака, откуда обычно не возвращаются.

– Линнувиэль, ты хорошо себя чувствуешь? – вдруг озабоченно спросил Сартас, поравнявшись с собратом. – Ты бледен, как полотно. Рана не открылась?

Младший Хранитель неохотно очнулся от размышлений и, смутно подивившись такому участию (вот уж от кого не ждал!), медленно покачал головой.

– Нет.

– Уверен?

– Конечно.

– Может, остановимся пораньше? – неожиданно нахмурился и Корвин. – Ты слишком слаб для такого пути. Маликон, спроси у лорда Таррэна, не будет ли он возражать? Знаю, что мы торопимся, но не думаю, что спешка будет стоить чьей-то жизни.

– Со мной все в порядке, – сердито буркнул Линнувиэль, толкая пятками своего жеребца. – Помирать не собираюсь, не надейтесь. А то, что бледный – не страшно. Вот скоро отъемся, отосплюсь, сил накоплю побольше и порозовею.

– Главное, чтобы не обожрался, не потолстел и не начал огнем плеваться, – серьезно заметил Шранк. – А то нам с тобой будет не совладать. Придется ушастым шариком катить по дороге, чтобы загнать на место, а оглушать так, как любит Белик – толстой дубиной с разгона.

Хранитель тихонько фыркнул.

– Нет, ты не думай, что я против, – невозмутимо продолжил Воевода. – Просто имей в виду: если вдруг захочешь в лоб получить, али в глаз, чтобы от дурости-то избавиться, так я буду первым в очереди.

– Мечтай, мечтай.

– Хочешь сказать, так и останешься на всю жизнь идиотом? – округлил честные глаза Шранк. – А как же стремление к совершенству? Как же ваша вечная любовь к созиданию? Возвышению себя, любимых? И вечная тяга к новому? Побыл бы для разнообразия умным – вдруг бы понравилось?

Сартас странно кашлянул, предупреждающе покосившись на опасно развеселившегося смертного, но Линнувиэль только криво усмехнулся.

– Предлагаешь у тебя поучиться?

– А че? – демонстративно расправил плечи Страж и выразительно потер громадный кулак. – Вот оно, хранилище знаний. Никогда не подводит, если надо кому-то открыть глаза. И вообще, чтоб ты знал, я – настоящий кладезь мудрости. Поделюсь, так поделюсь: потом полжизни будешь осколки сплевывать и вспоминать меня добрым словом.

– "Добрым словом" я тебя и сейчас могу благословить. Задаром, так сказать. Безвозмездно. Ты мне только тональность подскажи, а то я не уверен, что смогу правильно подобрать нужный ритм.

– Так привал будет, и подскажу, – спокойно кивнул Шранк. – И тональность, и ритм, и все остальное. Ножики свои только захвати для пущего эффекта, и мы прекрасно поладим.

– Договорились, – хищно усмехнулся Темный эльф. – С меня ножи, с тебя – мудрость, а там посмотрим, у кого больше убежденности во взглядах.

Воевода оценивающе прищурился, внимательно оглядел встрепенувшегося остроухого и остался доволен: кажется, тот окончательно пришел в себя. Встряхнулся, опомнился, поскольку ничто так не способствует правильной работе мысли, как веселая бесшабашная злость. И она же, кстати, отлично помогает избавиться от последствий трудно переносимого взгляда нашего Вожака. На себе испытали, причем не раз, и не только я. А теперь и ему придется, герою ушастому, не то что-то совсем загрустил.

Таррэн проследил за взглядом друга и одобрительно кивнул, но никто, кроме Шранка, этого уже не заметил.

– Ну, получил свое? – ехидно пропела Белка, едва потрепанный эльф со злобным шипением выбрался из речки, где только что пытался задобрить плачущее кровавыми слезами тело: на обещанном привале проклятый Страж всего за полчаса уделал его так, что с импровизированный арены молодой Хранитель почти что уполз. "Мудростью", что б его… поделился! Проклятая Гончая! Бока намял столь качественно, что с трудом можно дышать, а у Сартаса и остальных после этой тихой "беседы" неприлично отвисли челюсти! Еще бы! Сказал бы кто раньше, на что способно это ухмыляющееся чудовище в неполные шестьдесят, я бы сто раз подумал прежде, чем с ним связываться. Неужели это – жалкий человек?!! Смертный?!! Нет, я, конечно, видел его работу с гиенами, но чтобы ТАК шустро махать мечом и скользить в полутьме со скоростью голодной траппы… Торк! Пожалуй, с ним даже личный телохранитель Владыки не сумеет справиться. И все бы ничего – отличных бойцов эльфы всегда ценили, иногда прощая даже человеческое происхождение, но как этот гад измывался в процессе…!

– Р-р-р!!

– Ого, – насмешливо хмыкнула Гончая, изучая причудливую карту свежих кровоподтеков на теле Хранителя. – Славно сегодня Шранк развлекся. Кстати, он разве не предупредил, что держится на равных даже с Таррэном?

Темный эльф тихонько кашлянул, удивившись не столько новым сведениям, сколько тому, что утренний бойкот, наконец, закончился. Но потом вспомнил о Шранке и снова поморщился. Ага, не предупредил. Забыл, наверное, гад? Эх, знать бы чуток пораньше… а теперь ребра болели просто безумно, все руки себе сбил о железное тело Гончей, да, вдобавок, чуть передний зуб не потерял, слегка опоздав увернуться от его громадного кулака.

– Да-а… – протянула Белка, с нескрываемым удовольствием разглядывая собеседника. – Красота – страшная сила. Я гляжу, ты сегодня здорово отличился.

– Зато ты, я гляжу, наконец, решил перестать от меня прятаться! – не сдержался, наконец, Линнувиэль, осторожно присаживаясь на траву.

– М-м-м, скажем так: я дал тебе время привыкнуть.

– К чему?

– К тому, что ты больше не сможешь меня ненавидеть.

Темный эльф красивым движением свел брови к переносице и очень медленно повернул голову.

– Не смогу? Интересное заявление… и как это понимать?

Белка чуть наклонила голову, молча изучая его поразительно гармоничное лицо, в котором присутствовали несомненные черты Владыки Изиара: тонкие черные брови, крупные зеленые глаза, мерцающие мягким светом внутренней силы, чуть приподнятые скулы, благородный нос, четко отчерченные губы, слегка подпорченные знакомым капризным изгибом. Немного отличается форма подбородка и высота лба, но все же ошибиться невозможно – напротив нее сидел один из редких отпрысков Проклятого Владыки и кровный брат Таррэна.

– Вот так, – тихо шепнула она, и мир знакомо перевернулся.

Линнувиэль чуть вздрогнул, опрометчиво не отведя взгляда и с головой окунувшись в бездонную синеву ее глаз. Судорожно сжал челюсти, чтобы не поддаться снова, намертво стиснул кулаки. Внутренне задрожал и чуть не застонал, подозревая, что сейчас сделает настоящую глупость. Мысленно взвыл, потому что к такому повороту был совсем не готов, а затем инстинктивно шарахнулся прочь, настойчиво разрывая почти видные путы. Правда, до конца порвать не сумел – чужая воля оказалась слишком сильна. Чересчур могуча. И она давила так, что невозможно противиться. Однако именно поэтому трехсотлетний маг вдруг прозрел, а затем со всей ясностью понял, что в прошлый раз не ошибся, правильно ощутил чужое влияние, сравнимое по силе с настоящим Огнем Жизни. Правильно почувствовал нечто знакомое в том волшебном Зове. Что-то СВОЕ, родное, из недалекого прошлого, потому что именно так в свое время его учили сдерживать Огонь Жизни. Но только этот, чужой Огонь был неправильным. Совсем не тем, что он привык видеть – не яростным, не злобным. Он оказался направлен не на то, чтобы убивать тело, не зная жалости и сострадания, а на то, чтобы подчинить своей воле его душу. Сломать, уничтожить, как личность. Раздавить своей мощью и потом лепить из него все, что угодно.

Полное подчинение…

Эта дикая мысль промелькнула и засела в сознании опытного мага так прочно, что смогла пробиться даже сквозь заволокший разум мутный дурман. А потом Гончая все-таки сжалилась и отвернулась, оставив его скрипеть зубами, тяжело дышать и пережидать необъяснимый приступ острейшего желания. Благоразумно молчала все то время, пока он медленно истязал собственное тело, и лишь сочувственно поджимала губы.

Однако он справился. Страшно побледнел, осунулся, резко взмок, но все-таки справился с собой. И лишь после этого, наконец, сообразил, насколько опасно было просто смотреть в эти чистые радужки, как легко в них можно потерять свою сущность, раствориться без следа, исчезнуть безвозвратно и никогда не вернуться… он мысленно содрогнулся.

– Что это за магия? – с усилием выдавил Линнувиэль, когда пришел в себя.

– Моя магия, эльф, – сухо ответила Белка. – Теперь понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, для чего стараюсь держаться от вас подальше?

– С этим… как-то можно бороться?

– Увы.

– А предотвратить?

– Если не смотреть прямо в глаза, все терпимо, – спокойно отозвалась она. – Прости, что мне пришлось ее использовать, но иного выхода мы не видели: ничто другое не способно было вернуть тебя к жизни. Только мой Зов, потому что он гораздо сильнее зова смерти, однако именно из-за него ты больше не сможешь меня ненавидеть.

Темный эльф прерывисто вздохнул и с силой растер ноющие виски, действительно ощущая, как уходят в небытие странные мысли и противоестественные желания. Кажется, ему не солгали: если не видеть этих странных глаз, жить становится немного легче. А ненависть… да, Белик прав: я больше НИКОГДА не смогу его ненавидеть.

– Прости, – неожиданно смягчилась Гончая. – Это сильнее меня. К несчастью, я почти не контролирую свою магию, а единственное, чем могу тебе помочь – просто не приближаться. Но ты ведь не захочешь этого? Верно?

Линнувиэль опустил плечи и безнадежно прикрыл глаза. Да, не захочу. Не смотря ни на что, все равно не захочу, потому что… Бездна, я схожу с ума!!

– Как такое стало возможным? – хрипло спросил он, страшась поднять взгляд и снова увидеть манящие голубые озера, в которых так хотелось утонуть.

– Это ты у Таррэна спроси. Я не слишком разбираюсь в ваших магических извращениях.

– Почему в наших? – непонимающе помотал головой эльф, тщетно пытаясь стряхнуть наваждение. – Это же чистая сила, преобразованная в один единственный узконаправленный луч. Правда, невероятно мощный. Мгновенный удар по разуму, причем такой силы, что его способен нанести только очень опытный маг. Владыка, например. Или Таррэн. А ты – человек…

– Нет.

– Что "нет"? – не понял Линнувиэль.

– Я – НЕ человек, – безразлично пояснила Гончая. – Причем, довольно давно. Но и не полукровка, как ты всегда считал. По крайней мере, не в том смысле, который вы вкладываете в это понятие. Да не ломай голову, просто поверь на слово, потому что на данном этапе я не собираюсь тебе ничего объяснять. Много знать – вредно. Я всего лишь хочу предостеречь от глупостей и помочь справиться с этим, чтобы Таррэну не пришлось потом прибегать к Пологу Забвения или, чего доброго, отрывать тебя от меня с мясом. Потому что, скорее всего, для тебя это закончится плачевно, а для меня – еще одним ненужным трупом. Я этого пока не хочу. Что же касается магии, то тут ты абсолютно прав: мои способности – это работа превосходного мага. Немолодого, но очень сильного. Одного из самых могучих среди твоего народа, хотя и не совсем вменяемого, иначе он не заставил бы вас сходить с ума от моего присутствия.

– Я не понимаю.

– А этого и не нужно. Самое главное ты уже понял и, слава богам, сможешь держать себя в руках, если что. Раз уж все так случилось, а ты отказался об этом забыть, хотя тебя ОЧЕНЬ просили, значит, терпи теперь и помалкивай о том, что увидел. Ясно? Не то я огорчусь и пожалею о своем решении.

Линнувиэль непонимающе поднял голову.

– Каком?

– Что сохранил тебе шкуру, – жестко ответила Белка.

– Зачем? Ты же не любишь Темных, – некстати напомнил Линнувиэль, искоса поглядывая на ее посуровевшее лицо.

– Ты прав.

– Тогда стоило ли? – невесело хмыкнул эльф. – Спасибо, конечно, но может, надо было оставить, как есть? С чего ты взял, что мне хотелось вернуться?

– С того, что ты все-таки откликнулся на Зов. Не смотря ни на что. А значит, есть еще в этом мире незавершенные дела, которые ты хотел бы закончить. И значит, у меня был шанс.

Хранитель тяжело вздохнул.

– Это Таррэн тебя попросил, да? Ты поэтому…

– Нет, – покачала головой Белка. – Он-то как раз не хотел рисковать – ни мной, ни тобой. И, если бы ты знал истинную причину, то, скорее всего, согласился бы с ним. Да только я, как видишь, не стал слушать.

Она неожиданно наклонилась и подобрала в густой траве несколько речных камушков, задумчиво на них посмотрела и ненадолго замолчала. Просто сидела на берегу, со странным выражением наблюдая за тем, как трутся они боками от малейшего движения и щекочут нежную кожу ее ладоней. Но, когда Темный эльф уже решил нарушить гнетущую тишину, все-таки заговорила снова. Медленно, неохотно роняя слова в тишину сумрачного леса, будто не была до конца уверена в том, что поступает правильно.

– Знаешь… когда-то мне довелось столкнуться с одним из ваших. Из Темных, я имею в виду. Совершенно случайно, в таком же красивом месте, рядом с почти такой же речушкой. В то время у меня еще была сестра… – Гончая печально прикрыла веки. – Тогда было так же темно, как сейчас. Ночь, как назло, была тихой и мирной, а нам было слишком весело, чтобы пугаться неизвестности. До тех пор, пока не стало слишком поздно… тогда я не знал, насколько мало Перворожденные ценят человеческие жизни. Как редко утруждают себя моральными терзаниями в отношении "НЕсвоих" и еще реже считаются с чужой болью, если она способна принести им хоть малейшую пользу. Тогда я еще умел ошибаться, Линнувиэль. Но та встреча была последней ошибкой, которую я совершил, будучи человеком. Да, она была очень недолгой – всего двое суток, которые в обычной жизни мы бы даже не заметили. Но для меня они тянулись целую вечность и, в конечном итоге, стоили жизни нам обоим. По крайней мере, долгое время мне казалось именно так.

– Твоя сестра…

– Из нас троих эти сутки пережил только я, – сухо кивнула Белка. – Да еще Литур, которому повезло чуть больше. Больше в живых никого не осталось, и это – одна из причин, по которой я ОЧЕНЬ не люблю ваше племя и по которой все до единого Стражи из Темных до сих пор обходят нашу Заставу далеко стороной.

Линнувиэль нервно дернул щекой, старательно отгоняя мысль о том, что часть без вести пропавших сородичей, которых и так насчитывалось в Пределах крайне мало, возможно, бесследно исчезли в недрах Проклятого Леса не только по вине его коренных обитателей. Но представить себе, чтобы Перворожденные, да еще Стражи, о которых сложено столько легенд, вдруг оказались настолько плохи, что смогли уступить этому дерзкому сорванцу… невозможно! Неужто правда?!

Он судорожно вздохнул и сделал единственный правильный вывод:

– Значит, ты действительно… Гончая?!

Белка ошарашено замерла. Затем странно кашлянула, не совсем понимая этот вопрос, но потом рассмотрела красноречивое лицо эльфа, которое вдруг пошло красными пятнами, и громко расхохоталась.

– Линнувиэль!!! Ты что… подумал, что ту сценку со Шранком мы заранее продумали?! Как с Крикуном?!! Ты правда решил, что это была всего лишь шутка?! Ха-ха-ха! Что я… ой, не могу… что я попросил его подыграть и все это выдумал, чтобы вы… хи-хи… прониклись уважением?!! Боже! Так вот в чем дело! А я-то все думал: чего это ваши ушастые высочества так спокойно все восприняли?! Так, похлопали глазками, да промолчали в тряпочку, будто каждый день натыкаетесь на подобные сюрпризы. Даже подумал, что чересчур сильно на вас надавил, и вы совсем разучились удивляться. А вы, выходит, просто посчитали за глупую шутку?!!! У-у-у… – простонала Белка, держась за живот. – Нет, это действительно нечто! Шранк будет в полном восторге! А наши вовсе со смеху помрут, когда я это рассажу! Подумать только: пошутили… ох, мать моя! Что вы меня за сопливого дурачка принимаете, это понятно, но чтобы сомневались в моем праве Вожака после того, как я его наглядно продемонстрировал… н-да, такого еще не было! А ты хоть знаешь, ЧТО бывает с дураками, вздумавшими назваться Стражами не по праву?! Тем более, Гончими?!!

– Не смешно, – буркнул эльф, отсвечивая в темноте кончиками красных ушей. – Ты сам нас в заблуждение ввел: сплошные подставы на каждом шагу! Кто ж мог догадаться, что хоть что-то из сказанного тобой – правда?!

– Спасибо, я тронут, – снова хихикнула она, сверкая отчаянно веселыми глазищами. – Честное слово, в жизни так не получалось никого одурачить, а ведь сколько я пытался… и тут – на тебе! Крикун просто обзавидуется! Всю бороду себе съест, жалея, что не видел этого своими глазами! Нет, пожалуй, не стоило тебе рассказывать правду. Лучше было поглумиться еще немного в сторонке, глядя на ваши постные физиономии и то, как вы пытаетесь сообразить, что почем!..

Но Линнувиэлю вдруг стало совсем не до смеха. Он неожиданно припомнил странное почитание, оказываемое этому сияющему мальчишке суровыми и непримиримыми Стражами. Непонятное беспокойство Литура, граничащее почти с испугом, когда выяснилось, что за разбитую колонну Белик намылит им шеи. Удивительное терпение не слишком-то сговорчивого Воеводы, который (судя по обрывкам разговоров) не давал спуску не только Волкодавам, но и своенравным Гончим. Его поразительную покладистость на протяжении всего пути, когда Белик без стеснения подшучивал и подтрунивал на весьма скользкие темы. Необъяснимое уважение в глазах старого гнома на пороге Быстрого Пути, которое не сразу бросилось в глаза. Искреннее обожание и беспрекословное послушание обоих гаррканцев, в которых за версту видать хищных демонов Серых Пределов, способных надвое разорвать любого местного хищника. Наконец, тот великолепный прыжок (явно не самый лучший!), от которого у Хранителя просто дыхание перехватило – настолько он был совершенен. А эльфы во все времена умели ценить действительно прекрасные вещи.

Однако замереть сейчас на месте, стремительно покрываясь мелкими бисеринками пота, его заставило вовсе не это. А одна мимолетная, но поистине леденящая душу мысль: ведь если все это правда, а умница Белик – действительно самый настоящий Вожак кровожадных Гончих… если он настолько хорош, что даже они признали его ведущим… если за небольшую оплошность Шранк действительно едва не нарвался на смертельный вызов, а странное выражение в его глазах означало не что иное, как обреченное понимание, что из этого боя победителем ему не выйти… и ведь мы все видели его в деле!!! сами не рискнули бы связаться… то тогда на что же способен малыш Белик?!!! Какой мощью он должен обладать, чтобы держать в повиновении непокорную дюжину Гончих? Лучших убийц, что способно породить человечество?! Насколько он должен быть ловок, чтобы с легкостью одолеть в поединке такого великолепного бойца, как многоопытный Воевода? Как быстра должна быть его реакция, чтобы суметь удержать в узде сразу двух хмер, которых они приметили на Заставе и которые просто не могли не признавать этого изворотливого полукровку за своего?! А его странная магия?! Эта неумолимая сила, от которой гасла даже самая крепкая воля и склонялись самые буйные головы? Не этим ли преимуществом пользовался Белик всякий раз, когда требовал повиновения? Не этим ли объяснялась удивительная и поистине бесконечная терпимость Стражей к его выходкам? Которые, кстати, были умело использованы исключительно для того, чтобы остроухие чужаки как можно дольше не прознали правду. Бог мой! А ведь он прав: ему действительно НЕВОЗМОЖНО отказать!!! Невозможно не поддаться и оказать хоть какое-то сопротивление этой странной силе. Страшной силе, если я все правильно расслышал! Более того: сам когда-то испытал! В тот день, когда едва не поднял на него руку, но так и не смог ударить! Потому что… Создатель!! Как же я раньше не понял?!! Почему только сейчас подумал о том, с какой целью Белик… тот самый смертельно опасный Вожак, наверняка люто ненавидящий Перворожденных… почему он вдруг решил отправиться в этот поход? Зачем, если терпеть не может Темных?! На дух не переносит и почти признался недавно, что имеет на своей совести далеко не одну погашенную жизнь! Что ему нужно в Темном Лесу? Рядом с наследным лордом и…

Линнувиэль оторопело воззрился на безупречно гладкое лицо, обрамленное густыми каштановыми кудрями – мягкое, точеное, как у изящной статуэтки. Эти маленькие ушки, изумительно ладные скулы, ровная нежная кожа, острый подбородок, выдающий нечеловеческое упрямство, и глаза… хищно горящие голубые глаза, в которых совсем не плескалось прежнее веселье. В которых ровным светом горит изумрудный огонь чужой магии. Странный, необъяснимый, но такой узнаваемый – поразительно ясный свет Огня Жизни, которого не могло быть у полукровки. А вместе с ним – холод. Поистине леденящий холод, смешанный с расчетливостью, четким пониманием цели и абсолютным знанием того, как этой цели достичь.

Эльф только раз заглянул в эту синюю бездну и мгновенно осознал, что за прошедшие дни далеко не все сумел узнать о хрупком пацане. Потому что сейчас перед ним стояла вторая его ипостась – умная, жесткая и даже жестокая, способная на самые радикальные решения. Именно та, вторая суть, которую чаще всего видели перед собой человеческие Стражи и которую Белик столь тщательно скрывал. Но теперь почему-то решил приоткрыть краешек правды, от которой у молодого Хранителя неожиданно захолодело в груди и гулко стукнуло замерзшее сердце. Линнувиэль мгновенно узнал этот острый взгляд. Потому что точно так же на него недавно смотрела прирученная хмера: бесстрастно, оценивающе, как готовый к смертельному удару убийца. Но, вместе с тем, и немного иронично, потому что, как всякий удачливый хищник, она отлично знала себе цену. Как знала и то, что на этом свете не найдется никого, кто смог бы противостоять ей на равных.

Белка задумчиво сжала кулак и, словно подтверждая его догадку, небрежно стряхнула с ладоней каменную пыль – все, что осталось от речной гальки.

Линнувиэль судорожно сглотнул, завороженный двойственной природой этого непонятного, страшноватого, но невероятно притягательного, прекрасного в своей неукротимой силе и неуловимого, словно дикий зверь, существа. Идеального в жестоком искусстве отнятия чужих жизней. Пластичного и грациозного, как горный лев, такого же смертоносного, безумно опасного и подчас жестокого. Но которым невозможно было не восхищаться.

Темная Бездна… и именно ЕГО я скоро приведу в свой Дом?! Сам?! Своими руками впущу этого демона в Чертоги?! Позволю вернуться вместе с молодым лордом и приблизиться к Владыке Л'аэртэ?!!! Проклятье!!!! Такого не может быть!! Не может быть, что я пропустил эту угрозу!! Не может быть, что ее пропустил лорд Торриэль или… или он давно покорился неизбежному?! Может, именно Белик стоял за его неожиданным согласием вернуться? Может, это он так изящно спланировал давно задумываемую месть? За себя, погибшую сестренку, уничтоженных по вине одного из Перворожденных сородичей? Кто… кто сможет устоять перед этим притворщиком, за бесконечными масками которого кроется холодный расчетливый ум Вожака Гончих? Кто сможет одолеть его чары, если даже мне едва удается сидеть ровно в его присутствии? Кто остановит эту бурю, если Белик вдруг решит избавить Лиару от правителя Темных эльфов?!!

Хранитель Знаний в панике шарахнулся прочь.

– Разумно, – спокойно кивнула Белка, ничуть не удивившись. – Мои поздравления, Линнувиэль: ты – первый на моей памяти, кто самостоятельно принял верное решение. Даже Таррэн в свое время провозился дольше, а среди моих Гончих некоторых пришлось по нескольку раз калечить, чтобы получше дошло. И это, заметь, не смотря на то, что я ВСЕГДА предупреждаю заранее, а моя сила ни на ком из них ни разу не проявлялась в полной мере. Кроме Таррэна, разумеется.

– Что ты с ним сделал?!!

– Я? – искренне удивилась Гончая, но взглянула в белое от ужаса лицо эльфа и понимающе улыбнулась. – Да не бойся: кровь Изиара – единственное, что может мне противостоять. Не полностью гасит чары, разумеется, но дает достаточно свободы, чтобы можно было спокойно общаться, мирно беседовать и не ждать каждый миг дурацких предложений. Так что можешь расслабиться: все представители твоего Дома неплохо защищены от моего взгляда. Таррэн, как прямой потомок, получше, ты немного похуже, но все же достаточно, чтобы я не опасался за твой рассудок. Кстати, только по этой причине я до сих пор сижу и веду светскую беседу, тогда как с остальными бы никогда не рискнул – слишком велика опасность свести с ума. Но ты пока что держишься. Молодец. Что же касается Таррэна, то он единственный, кто мне почти не поддается… ну, когда очень хочет, конечно. Так что не волнуйся за его разум – я не смогу причинить ему вред. А если бы и мог, то не стал бы. Слово Стража.

Эльф недоверчиво покосился.

– Почему?

– Он спас мне жизнь, – просто ответила Белка. – И теперь она принадлежит ему. Целиком и полностью. Только благодаря Таррэну у меня есть Застава, моя стая, Гончие, Траш с Каррашиком и наши малыши. Ради одного этого стоило пережить то, что довелось пережить мне, пройти все Девять Кругов Жизни, влезть даже в ваш Лабиринт, а потом выбраться оттуда невредимым. Таррэн вытащил меня из такой же бездны, из которой недавно вытащил тебя я. И он не хочет конфликтов с Советом Старейшин. Так что не тревожься за свой народ, Хранитель: ради Таррэна я не трону никого из твоих собратьев и не стану мстить за прошлое – ни Хранителям, ни Совету, ни твоему Владыке. Если, конечно, они не вздумают сделать нам больно.

Линнувиэль поджал тонкие губы и неуловимо нахмурился.

– Значит, ты и мою жизнь спас потому, что этого хотел Таррэн?

– Не только.

– Гм… а конкретнее?

– Конкретнее? – тонко улыбнулась Белка. – Если я скажу, что мне понравилась твоя реакция, это будет считаться объяснением?

Темный эльф скептически изогнул тонкую бровь.

– Да не в этом смысле, дурачок, – пихнула его в бок Гончая. – А в том, что ты оказался на удивление незлобивым. И любопытным, что совсем уж странно. Обычно ваш брат – сплошь снобы и гордецы, страшащиеся выставлять напоказ свои чувства. Но ты еще не полностью увяз в этих рамках. Ты любишь наблюдать, терпеливо копаешься в причинах и умеешь делать на удивление правильные выводы при минимуме имеющейся информации. Мне понравилось, правда. Впрочем, не это главное, друг мой. А то, что ты, как и Таррэн, умеешь себя сдерживать даже тогда, когда находишься на грани. Умеешь отстраняться от чувств и сохранять голову ясной во время приступов ярости. Но, если даже поддаешься, то довольно быстро приходишь в равновесие. Для эльфа… тем более, Хранителя… такой самоконтроль – большая редкость. И Таррэну это тоже понравилось, я знаю. Потому что из всей вашей дурной семерки магов ты, пожалуй, единственный, кто мог бы его правильно понять.

– Я в этом совсем не уверен.

– Зато уверен я! И даже готов дать тебе шанс это доказать.

– Каким, интересно, образом? – недоверчиво хмыкнул Линнувиэль. – Попросишь Таррэна не шарахаться от меня, как от тени собственного прошлого? Заставишь забыть о Хранителях, которые когда-то лишили его Имени? Или сосватаешь, как Мирену недавно? Нет уж, спасибо. Как-нибудь сам разберусь. И вообще, я не совсем понял: с каких это пор ты начал мне доверять?!

– А меня невозможно обмануть, – неожиданно погрустнела Гончая, виновато потупив глаза. – Тот, кого я коснусь силой, не сможет мне солгать в открытую. Ни один мужчина не поднимет на меня оружие, если взглянет прямо в глаза. Ни одна женщина не накричит и не замахнется, если я возьму ее за руку. Мне никто не позавидует, потому что магия гасит всякую неприязнь. Рядом со мной даже гномы становятся покладистее и тише, а тролли – разговорчивее и терпеливее. У змей просыпается ненормальная заботливость, пещерные медведи охотно отдают свои запасы, а хмеры просто садятся в кружок и с удовольствием слушают мой голос. Я – словно магнит для вас, Линнувиэль. Живой, красивый и очень опасный магнит, рядом с которым нежелательно находиться долго. Как яркий свет для глупых мошек, у которых от жара моментально сгорают крылья. Я этого не хотел. Меня таким создали. И с некоторых пор ни одно живое существо просто не смеет меня обидеть. Веришь? Даже не поцарапают, если, конечно, я успею вовремя увидеть опасность. Но по-настоящему только один эльф способен безнаказанно находиться рядом со мной. Он один умеет справляться с этой магией, и именно поэтому я иду вместе с вами. А Таррэн…

Белка тихонько вздохнула и испытующе покосилась на молчаливого эльфа.

– Что бы он ни говорил, но он переживает каждый раз, когда его народ теряет еще одну бессмертную жизнь. Он не хочет смерти для своих братьев. И не хочет смерти отца, хоть и давно перестал к нему относиться, как к кровному родичу. Да, он зол на то, что ты умолчал о ране. Сам был готов прибить за дурость, едва не удавил там же, во дворе, когда узнал, что ты не воспользовался шансом и не попросил помощи. Но на самом деле потом он вздохнул с облегчением. И был бы очень рад, если бы в Темном Лесу имел за плечами хотя бы одного сородича, которого мог бы с уверенностью назвать своим истинным братом. Что скажешь, ушастый? Ты бы согласился на эту роль?

Линнувиэль вздрогнул и не нашелся с ответом.

Глава 6

Владыка Тирриниэль с нескрываемым удовольствием следил за пульсирующим на ладонях Тира сгустком чистого Огня. Но не того, ядовито-зеленого, которым владел сам и который привык видеть в руках каждого потомка Изиара, а удивительно алого, с редкими изумрудными всполохами по краю. Невероятно мощного и неожиданно гармоничного. Такого, каким и должен был быть истинный Огонь Жизни.

Юноша легко подбросил его в воздух и играючи закрутил в длинную огненную спираль, позволив ей взвиться до верхушек белоснежных ясеней и выбросить в небо столб горячего дыма. Затем так же ловко сжал ее до прежних размеров, сформировал алый шарик величиной с кулак, заставил пару раз облететь себя по кругу, шаловливо покрутиться перед носом улыбающегося правителя и, наконец, вернул на то место, откуда взял – в собственную ладонь. Где скромный Огонек быстро уменьшился, послушно утих и стремительно исчез, оставив после себя куцую струйку серого дыма и легкий запах солнца.

– Неплохо, молодой лорд, – раздался из-за спины чей-то новый голос, и Тир неуловимо нахмурился. – Очень и очень неплохо. Ваш Огонь прекрасно развивается.

Владыка Тирриниэль удивленно обернулся и слегка поднял брови, молча вопрошая Старшего Хранителя о причинах, по которым тот решил прервать утреннее занятие своего повелителя, хотя прекрасно знал, чтоникому не велено нарушать его уединение.

Иттираэль сдержано поклонился.

– Прошу прощения, сир. Я всего лишь почувствовал необычный всплеск силы и пришел убедиться, что с вами все в порядке.

Царственный эльф медленно кивнул. От него не укрылся мгновенный оценивающий взгляд опытного мага, который яснее ясного показал: Иттираэль сразу понял, отчего сегодня Тир занимается самостоятельно, тогда как могущественный Владыка теперь смирно отдыхает в сторонке, пряча под тенью величественного ясеня собственную немощь и откровенно усталый вид. А если и вмешивается в процесс, то исключительно в качестве подсказчика, причем тот факт, что способный юноша уже вполне освоился со своим даром, был не самой важной тому причиной.

– Вы совсем не бережете себя, сир, – мягко упрекнул его Хранитель, и Тирриниэль мысленно вздохнул. – Возможно, вам стоит немного сократить время занятий? Опасно тратить силы там, где можно справиться иными путями, а вам сейчас никак нельзя напрягаться. Если пожелаете, я заменю вас и охотно продолжу обучение юноши.

Владыка эльфов моментально почувствовал, как напрягся Тир, и покачал головой.

– Благодарю, не нужно.

– Вы слишком истощены, мой лорд, – настойчиво повторил Иттираэль, краешком глаза отметив хмурое лицо молодого мага и его потемневшие глаза. – Вам нельзя пользоваться силой, иначе процесс ускорится во много раз. И чем чаще бы будете обращаться к Огню, тем скорее подойдет время Ухода. Прошу вас, сир, поберегите себя.

– Я знаю свои границы, Иттираэль, – устало отвернулся Владыка. – Как видишь, Тир занимается самостоятельно. Я всего лишь направляю его дар в нужную сторону.

– Однако молодому лорду непременно нужны поединки. Без них будет трудно овладеть нашей силой в полной мере.

– Спасибо, как-нибудь обойдусь, – мрачно отозвался юноша, поглядывая на белоснежную хламиду Хранителя с искренней неприязнью. У опытного мага было красивое лицо – сильное, волевое, удивительно правильное. Настолько знакомое и до боли похожее, что прямо хоть в зеркало не смотрись. А еще – хорошо развитая фигура, выдающая умелого бойца. Ровная кожа, мягкий блеск раскосых глаз, прячущий внутреннюю силу. Спокойная улыбка на тонких губах, способная растопить даже самый застарелый лед. Но было в нем и нечто такое, отчего Тир старался держаться подальше. Некий отголосок прошлого, смутное воспоминание о былом, смешанное с чужой болью, кровью и вызывающими ужас видениями… с такой же улыбкой он стоял возле алтаря и молча следил за старшим сыном своего Владыки, когда тот творил сущее безумие. Смотрел, потому что Старший Хранитель никак не мог не знать об Изменении. Точно так же, как не мог в нем не участвовать, и это было той неодолимой преградой, которая прочно отделяла его от настороженного и откровенно напрягшегося наследника.

– Я пока справляюсь, – подтвердил Тирриниэль слова внука, и Старший Хранитель коротко поклонился.

– Как пожелаете, сир. Но постарайтесь быть внимательнее – мой амулет скоро исчерпает свой резерв, а другого способа помочь вам пока нет.

– Знаю. Ступай.

Иттираэль почтительно склонил голову и, мельком покосившись на Тира, в руках которого неуловимо быстро возник опасно гудящий шар ядовито-зеленого цвета, величаво удалился. Его лицо, обращенное к притихшим ясеням, было по-прежнему спокойным и бесстрастным. Походка – мягкой и бесшумной. На губах играла печальная улыбка, полная понимания и искреннего сожаления, потому что юный наследник Изиара даже не думал скрывать свое отношение и только что наглядно его продемонстрировал. Веки полуприкрыты, руки мирно сложены на груди и плавно перебирают тончайшую ткань величественного облачения Хранителя. Но вот глаза…

Тартис, терпеливо дожидающийся у Рощи своего подопечного, буквально подскочил на месте, как ошпаренный, и поспешно склонился в глубоком поклоне. Внутренне сжался, похолодел, покрылся липким потом, когда мимолетный взгляд Старшего Хранителя мазнул по его лицу. Буквально кожей ощутил знаменитой пламя Огня Жизни, бурлящее в зеленых радужках мага яростным вулканом, и так застыл, боясь не то, что пошевелиться – даже вдохнуть, чтобы вспыльчивый Нетопырь не обратил на него свое пристальное внимание. И только когда молчаливая фигура в белом отдалилась на почтительное расстояние, он с облегченным вздохом выпрямился, утирая повлажневший лоб и успокаивая разнервничавшееся сердце.

– Что ему от меня надо? – хмуро спросил Тир, едва Старший Хранитель Знаний скрылся из глаз.

Владыка Тирриниэль неслышно вздохнул.

– То же, что и всем: Иттираэль искренне не желает, чтобы Темный трон пустовал. А у меня осталось слишком мало времени и сил, чтобы учить тебя так, как должно. Он это прекрасно знает и боится, что я просто не успею тебя подготовить.

– Ты ему не сказал? – быстро уточнил юноша.

– О чем? Что я вас обоих просто отпустил, и ты волен уйти в любую минуту? Сказал, конечно, но, как сам понимаешь, его это совсем не порадовало. Ты нужен нам, Тир. Очень нужен – только твоя сила способна удержать Темный Лес от кровавых распрей. Трону нужен король, а народу – твердая рука, которая была бы способна удержать даже самых буйных от соблазна сменить династию.

Тир совсем насупился.

– Не думаю, что я для этого подхожу.

– Да, – неожиданно согласился Тирриниэль. – Ты еще слишком молод. Но за тобой стоит наша кровь. Наш Род, наш Дом и сила Великого Дракона, чье могущество некогда сумел добыть для нас Владыка Изараэль. Кто бы ни хотел занять твое место, но этого нельзя изменить: твоя мощь настолько велика, что даже Хранители, сообща, не сумеют ее преодолеть. Ты и сейчас способен противостоять их совместным усилиям, а если бы согласился коснуться Родового Ясеня и получить его одобрение, эта сила возросла бы многократно. Я знаю, как ты противишься, знаю, как не желаешь быть чьей-то игрушкой. Еще лучше знаю, чем это может грозить, но правду не скроешь за покрывалом недомолвок: сейчас только ты можешь стать гарантией того, что после моей смерти Темный Лес не ввергнется в пучину междоусобиц.

– Если я откажусь, ты передашь власть Иттираэлю? – сухо осведомился юноша.

– Нет.

– Тогда кому? Насколько я знаю, здесь больше нет подходящих кандидатов: только в нем кровь Изиара достаточно сильна, чтобы удержать Темный трон и справиться с силой Ясеня.

– Нет, – вздохнул Тирриниэль. – Есть еще Торриэль, твой родной дядя, которого я именно для этого просил вернуться в Чертоги. Если же ты уйдешь, а он откажется или опоздает… у меня просто не останется другого выхода: Темному Лесу жизненно необходим Владыка, а кроме Хранителей, никто не сумеет совладать с Огнем.

– Значит, Иттираэль… – задумчиво кивнул Тир.

– Только если не будет иного пути.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– А что мне еще остается? – невесело усмехнулся повелитель. – Кричать и размахивать руками, сетуя на судьбу? Метаться по всем Чертогам? Бросить клич и поочередно перебить всех ближайших родичей, чтобы за их счет протянуть еще немного? Нет, благодарю покорно. Я, может, был не самым лучшим правителем своего народа, но до такой низости, как Изиар, еще не опустился. И, надеюсь, смогу уйти без его славы Проклятого.

– Действительно, – хмыкнул юный маг. – Недостойно Владыки – пытаться выторговать жизнь у вечности.

– Верно, – спокойно отозвался Тирриниэль, а потом лукаво прищурился. – Ну, наконец-то, ты меня хоть немного понимаешь.

– Я много чего понимаю. Только не со всем соглашаюсь.

– О да, я уже заметил. Кстати, давно хотел спросить: в тот день, когда на вас напали, о чем ты думал? Чего хотел достичь, пробуждая свой Огонь? Убить? Уничтожить мерзавцев? Очистить эту землю от скверны? Что побудило тебя ТАК их ненавидеть? Твой человеческий друг или…

– Милле, – непроизвольно вырвалось у Тира.

– Милле? – вопросительно приподнял брови Владыка. – Эта девочка? Неужели она так тебе дорога, что ты без раздумий спалил треть Восточного леса и почти два десятка смертных?

У юного мага неожиданно посуровело лицо, а пальцы сами собой сжались в кулаки. Он напрягся, поджал красиво очерченные губы, хищно сузил глаза и как-то нехорошо подобрался.

– Я не жалею, что сделал это, Тирриниэль. Я не убийца. Да, мне не нравится отнимать чужие жизни, но эти… они не были людьми, – жестко ответил Тир, упрямо вскидывая подбородок. – Таким не место на Лиаре. Им нельзя верить и нельзя отставлять в живых, потому что там, где пройдут эти твари, не остается ничего, кроме ненависти, боли и разрушения. Не останови я их, кто-то другой мог погибнуть. Они звери, Тирриниэль. Настоящие звери. Куда опаснее и безжалостнее хмер, потому что костяные кошки никогда не убивают ради забавы, а эти нелюди… им доставляло наслаждение мучить и убивать. Поэтому я их уничтожил. Поэтому же я сделал бы это снова, если бы пришлось.

– Я не осуждаю, – мягко улыбнулся Владыка. – Ты поступил правильно, что защитил своих друзей, рискнув ради этого очень и очень многим. Но я хотел бы узнать: какая мысль крутилась у тебя в голове в тот момент? О чем ты подумал? Чего хотел? Что послужило толчком для рождения твоего Огня?

– Гм, – задумчиво нахмурился Тир. – Тогда я был слишком зол, чтобы понимать, что творю. И слишком боялся за Милле, чтобы сдерживать свою ярость.

– Ты… ненавидел?

– Да, первым толчком послужила именно ненависть. Но еще я хотел… – юноша неожиданно нахмурился, старательно вспоминая тот трудный день. – Я хотел, чтобы это прекратилось. Хотел их уничтожить, желал их смерти так, как никогда прежде. Я хотел их убить, когда не мог даже пошевелиться. Но еще больше я хотел убить их… всех. До одного, понимаешь? ВСЕХ, кто имел к этому хоть какое-то отношение! К нам, к Валу, к этим типам, которых наверняка было больше, чем мы увидели…

– Вот оно что! – неприлично присвистнул Тирриниэль. – Значит, это тебя надо благодарить за неудавшееся покушение на правителя Интариса?

– Не понял? – изумленно обернулся Тир.

– Твоя сила, – пояснил Темный эльф. – Если ты не знаешь, в тот день в Интарисе случилось ДВА абсолютно одинаковых пожара: один – во дворце, от которого начисто сгорели покои одного из сыновей человеческого правителя, а второй бесследно уничтожил другого наследника, вместе с придворным магом, личной гвардией и даже лошадьми. Возле него вас тогда и нашли, и ты совсем ослаб… Темная Бездна! А ведь похоже, что так и было! Откуда же в тебе столько силы, если ты одним словом вызвал ДВА столба Огня Жизни?! Два полноценных Огня!! Причем, один из них – на огромном расстоянии! Чуть не в дне пути от источника! Неудивительно, что ты в себя пришел только вблизи Священной Рощи, и то… не знаю, как ты вообще продержался. Мальчик мой!! На это даже я не способен! Откуда у тебя ТАКАЯ мощь?!!

Тир ошарашено потряс головой.

– Но я не хотел… вообще не думал ни про какие заговоры! Оно мне надо? Просто Коллин так меня разозлил, да еще пытался убить Вала, а потом Милле схватил за руку и куда-то потащил…

– Коллин?! – переспросил Владыка, а потом вдруг облегченно рассмеялся. – Ну, наконец-то, мне все ясно! Мальчик, а ты знаешь, что Коллин Воуло Арте Кирдаис – один из троих сыновей Его Величества короля Мирдаиса – потомственного владетеля, наследника и полноправного короля Интариса? А его старший брат – Сиррин Арте Кирдаис имел полное право на наследование этого титула? И ты, между прочим, спалил их обоих, даже не поинтересовавшись громкими именами! Правда, тем самым избавил Мирдаиса от отравленного кинжала в спину, но… думаю, его последний отпрыск будет тебе чрезвычайно благодарен за открытую дорогу к трону. А его отец – за случайно спасенную жизнь. Если он узнает, конечно, кому обязан… Тир, что с тобой?!

Царственный эльф тревожно дернулся в сторону внука, у которого вдруг дико расширились зрачки и страшно побледнело лицо. Юноша покачнулся, мысленно проговаривая про себя то, что помнил из недолгого разговора Вала с главарем напавших на них людей, в тот же миг сообразил, КУДА исчезал с пышного праздника юркий Страж, припомнил его истинное лицо и, издав какой-то странный звук, потеряно опустился на землю. Он внезапно понял причину, по которой верный друг и опекун вдруг настоял на этом походе. Откуда мог знать тайные переходы в Дворцовом Саду, из которого так ловко вывел своих подопечных. Почему не сразу пошел за ними в таверну, сославшись на важные дела, а вернулся гораздо позже, подозрительно мрачным. И именно после этого велел спешно собирать вещи, тогда как сам снова исчез. Почему, наконец, он так сильно не любил вспоминать прошлое. Почему так ужасно ошибся на Восточном тракте, не сумев учуять опасность там, где она была почти явной… а сам ни словечка не обмолвился матери Милле, когда настаивал на этой "легкой и интересной прогулке"! Знал ведь, зачем едет в Интарис! Заранее знал, что ему не будут рады! И непременно станут искать, чтобы всучить одну золотую побрякушку, от которой его всю жизнь воротило!! Еще бы! Такой прекрасный подарок к восьмидесятилетию короля! Вот чего он такой хмурый потом бродил и злился при одном только упоминании о наследниках трона! Наглый, скрытный, двуличный Страж, использовавший их вместо прикрытия! Хмера двуликая! Змеюка подколодная, о коварстве которой они до сих пор не подозревали!

– Убью гада, – мрачно выдал Тир, сверля потемневшими глазами одну точку. – Как только придет в себя, сразу прибью. Так нас подставить!

– Ты о чем? – нахмурился Владыка. – Кто вас подставил и каким образом?

– Не бери в голову. Так как, говоришь, зовут младшего сына короля?

– Валлин Арте Кирдаис. На данный момент он – единственный выживший наследник, которого наверняка скоро начнут старательно искать. Но, насколько я знаю, он изначально не претендовал на трон. Точнее, просто отказался от своих прав, а из Интариса ушел более двадцати лет назад. К Стражам, вроде бы, собирался податься, но как все сложилось – не знаю. Впрочем, полагаю, мы о нем еще услышим: насколько я помню этого наглеца, полностью затеряться он не сможет даже в Серых Пределах – второго такого балагура еще поискать.

Тир удивленно вскинул голову.

– Ты его знаешь?!

– Видел однажды, – почему-то усмехнулся Владыка Л'аэртэ. – Этого изворотливого типа довольно трудно забыть. Только, помнится, в тот раз на нем личина была – настолько искусная, что, пока он ее не снял, никто даже не догадывался о ее существовании. Неудивительно, что он столько времени расхаживал по всей Лиаре неузнанным. Забавное у него тогда было прозвище… кстати, твой друг чем-то на него похож. Только амулета я на нем не приметил, да и аура у твоего ланнийца слишком ровная для подправленной магическим влиянием, иначе я бы уже заподозрил неладное. Где ты его нашел?

– Друг семьи: старый и очень надежный, – подозрительно спокойно отозвался юноша, а потом неожиданно поднялся. – Извини, я хотел бы прерваться ненадолго: ты действительно плохо выглядишь. Не возражаешь, если мы продолжим вечером?

Тирриниэль тяжело вздохнул и осторожно напомнил:

– У нас осталось мало времени.

– Ничего, управимся. Тем более, самое главное ты мне уже показал и рассказал. Нужно лишь отшлифовать и закрепить хорошенько, а с этим проблем точно не будет. К тому же, я не хочу, чтобы от истощения твое время пришло быстрее, чем планировалось. Если помнишь, ты хотел дождаться Торриэля.

– Не уверен, что он придет.

– Придет, – со странной улыбкой ответил Тир. – Если я правильно его узнал… с твоих же слов… то он непременно придет. Никуда не денется: твой сын слишком хорошо помнит, что такое долг, иначе не отправился бы в Пределы с Ключом в одиночку. Так что не бойся. Тебе как раз нечего бояться.

– Тебе тоже, – твердо пообещал Владыка эльфов, на что юноша зябко передернул плечами и тяжело вздохнул, хорошо понимая, что кого-кого, а уж его-то (ха-ха, соперника в нелегком деле завоевывания дурацкого Темного трона!) знаменитый Хозяин Серых Пределов будет совсем не рад здесь видеть. Наверняка взъярится, а то и по шее надает, чтоб в другой раз неповадно было. Но иного пути юноша не видел: возможно, у опытного и невероятно сильного мага, коим всегда слыл младший сын Темного Владыки, найдется выход из сложившийся ситуации. И он сумеет отыскать хоть одну причину столь быстрого угасания собственного отца, которого, чтобы там ни говорилось, все-таки не смог бы предать и бросить в такой беде. По крайней мере, до того, как не поговорит с ним сам. А что касается наивного заявления, что юному магу, о чьем существовании совсем недавно никто даже не подозревал, совсем нечего опасаться…

Тир снова вздохнул и неслышно пробормотал:

– Как знать, дед. Как знать…

Тирриниэль неожиданно услышал и, нагнав удрученного юношу, который уже во второй раз не побоялся обозначить их несомненное родство, внушительно положил руку на плечо. Это признание много для него значило. Очень много, хоть Тир и не подозревал об этом. Оно давало слабую надежду на прощение и на то, что у его народа все-таки есть шанс на возрождение. Не выживание, а именно на возрождение малочисленной расы Темных. Потому что стоящий рядом юноша был вполне способен вернуть ее из пучины сомнений, подозрений и прошлых ошибок. И это заставляло постаревшее сердце царственного эльфа полниться искренней радостью и неподдельной гордостью за свой Род, в котором хотя бы однажды, впервые за долгие девять эпох, появится такой повелитель, каким мог бы стать юный Тир.

– Здесь для тебя нет угрозы, мой мальчик, – повторил свои недавние слова Тирриниэль. – Ни от меня, ни от Хранителей, ни от Торриэля. Даже если он изменился настолько, что не признает собственного племянника и попытается вмешаться… клянусь, я не позволю причинить тебе вред. Слышишь?

– Да уж, – у молодого мага невольно вырвался нервный смешок. – Спасибо, конечно. Но, боюсь, никто не сможет мне помочь, если он, как ты говоришь, "попытается вмешаться".

– Тир… – нахмурился Владыка.

– Не надо. Ты и раньше не мог сравниться с ним по силе, а теперь и подавно: твоя магия уходит слишком быстро. Еще две-три недели, и от нее ничего не останется. А если ты попробуешь обратиться к Огню, то это произойдет гораздо раньше.

– Может быть. Но до тех пор я буду делать все, чтобы наш спор никоим образом тебя не коснулся.

– Поздно, – невесело улыбнулся Тир. – Поверь: он меня уже коснулся, и тут ничего не поделаешь. Ни ты, ни я, ни даже Милле не изменят этого. Так что, боюсь, когда мы с НИМ встретимся… в Чертогах, рядом с тобой, Хранителями и всеми остальными… здесь вполне может случиться небольшая буря. Ма-а-ленький такой пожар, от которого нам обоим никуда не убежать. Правда, я искренне надеюсь, что сумею выжить после этой встречи, а в твоей Роще останется целым хотя бы один ясень, потому что они, как оказалось, довольно красивые, и мне бы не хотелось, чтобы эта красота пострадала во время нашего… гм, разговора.

Владыка Тирриниэль озадаченно сморщил лоб.

– Ты всерьез думаешь, что Торриэль может на тебя напасть?

– Напасть – нет, – неохотно признался юноша. – Но вот все остальное… прости, я хочу побыть один.

– Конечно, мой мальчик.

– Тогда до вечера.

– До вечера, – Владыка проводил наследника долгим взглядом и, убедившись, что Тир уже не вернется, устало опустился на плоский камень, который уже не первый день служил повелителю эльфов и троном, и учебной площадкой, и местом для отдыха. Даже постелью – в те заметно участившиеся моменты, когда в неравной борьбе с собственным телом ненормальная немощь все-таки брала верх. Слава богам, Тир этого еще не знал, иначе сократил бы время занятий гораздо раньше. Запретил бы измученному родичу пользоваться магией еще неделю назад, когда тот впервые после урока не смог самостоятельно подняться: как оказалось, искусственно влитые силы имели свойство слишком быстро кончаться. Но Тир, к счастью, ничего не заметил, и Тирриниэль был очень этому рад.

Обретя долгожданную опору, царственный эльф сгорбился и обессилено уронил немощные руки, дрожь которых уже невозможно было скрывать. После чего с горечью посмотрел на истончившиеся запястья, которых за длинными рукавами традиционного одеяния правителя не было видно, и измученно прикрыл тяжелые веки. Да, это был риск. Он хорошо понимал, на что шел и почему Иттираэль так рассердился сегодня. Кто-кто, а уж Старший Хранитель не мог не почуять подвоха. Не мог не узнать, что грозный повелитель в последнее время держится на одной только гордости и силе воли. А еще – на неугасимом желании проводить в Роще как можно больше часов. Рискуя всем, позабыв про безопасность, свой долг, необходимость дождаться известий от отправленных в Пределы послов и все остальное. Он просто хотел побыть с внуком подольше. И, если бы не рукава, Тир догадался бы о причинах гораздо раньше, а значит, с ним не получилось бы общаться так долго, как сейчас. Пришлось бы признаваться в позорной слабости, в этой унизительной беспомощности, от которой уже не было спасения. И каждый день видеть в светлых глазах внука обреченное понимание, смешанное с ненавистной жалостью и чувством вины.

– Нет, – неслышно прошептал Владыка Л'аэртэ, сжимая кулаки. – Не такой ценой…

Он напрягся всем телом, пережидая знакомый приступ резчайшей слабости. Сжался в комок, стиснул пальцами виски, пытаясь прогнать темную пелену перед глазами, судорожно вдохнул и приготовился к ставшей привычной боли в поразительно быстро состарившихся костях. Но тут вдалеке послышался какой-то неясный шум, подозрительно похожий на чужие шаги, испуганный вскрик и стремительно нарастающий топот.

– Мой лорд?! Сир?! Повелитель, что с вами?!!

Тирриниэль не ответил – его терзал сильнейший озноб, заставляющий намертво сжимать зубы и стискивать руками тонкую ткань расшитого золотом одеяния. В груди вместо привычного жара поселилась холодная вьюга, пальцы заледенели, будто в сильнейшую бурю. В черных волосах словно иней выпал – так резко они утратили свой цвет, а среди еще живых волосков белоснежной дымкой проступила благородная седина.

– Мой господин?!!!

– Кто здесь? Аттарис, это ты? – неуверенно поднял голову Владыка, услышав новый горестный крик и силясь разглядеть хоть что-то в мутной пелене, расплывающейся перед глазами.

– Да, мой лорд. Сейчас… подождите, я помогу… совсем немного, и вам станет лучше… – торопливо забормотал Хранитель, приложив разогревшуюся ладонь к груди Владыки, но, осторожно коснувшись, неожиданно вздрогнул: бледная кожа повелителя была холодна, как лед. И почти так же мертва. Но он не смутился – прошептав сдавленные проклятия своей слепоте, склонился над ослабевшим эльфом и направил в него щедрый поток силы. Тот самый, который был сейчас так необходим.

Аттарис знал, что не сумеет заполнить даже треть из необходимого Владыке резерва. Не сможет, даже если опустошит собственные запасы до дна – мощь наследников Изиара была слишком велика, чтобы ее можно было восполнить усилиями одного, не самого могучего мага. Но хотя бы замедлить процесс старения на пару дней ему было вполне по силам, и Хранитель не пожалел себя, отдавая истощенному повелителю последние крохи собственной души.

– Возьмите, мой лорд. Это поможет. Ненадолго, но все же лучше, чем ничего.

– Где Иттираэль?

– Я здесь, сир, – отозвался неподалеку запыхавшийся голос Старшего Хранителя, а в следующую минуту поток силы значительно возрос. – Аттарис, не вмешивайся – ты и так почти на грани. Поддержи немного, но дальше не суйся: это опасно… еще немного, мой лорд, и вам полегчает. Я же говорил, что вам нельзя напрягаться. Почему вы так неосторожны?

– Я должен, – прошелестел тихий голос Тирриниэля.

– Вы должны жить, – устало отозвался Иттираэль, щедро отдавая собственные силы. – Хотя бы до того срока, что отмерен. Ради своего народа, ради будущего, ради всех нас… должны. Еще есть надежда. А вы слишком щедро расходуете свой дар, надеясь на помощь неразумного юнца. Который, к тому же, собирается покинуть свой народ, как только вас не станет. Разве он стоит того? Разве стоит вашей жизни?!

Владыка Л'аэртэ слабо улыбнулся.

– Ты не поймешь…

– Конечно, нет, – раздраженно дернул щекой Иттираэль. – Зато я хорошо понимаю, что со следующего занятия вы вполне можете не вернуться!

– Значит, судьба…

"Не судьба, а глупость!" – промелькнуло злое в глазах Старшего Хранителя, но вслух он ничего не сказал, чтобы не усугубить состояние повелителя, которому было вредно волноваться, и не вызвать печальные последствия его неразумного поступка прямо сейчас. Только укоризненно покачал головой и тяжело взглянул на сородича, что всеми силами пытался ему помочь.

– Достаточно, Аттарис. Дальше я справлюсь сам.

Лекарь устало отстранился и с облегчением увидел, как на лице Владыки появился слабый румянец, смертельная бледность, наконец, отступила, а веки неуловимо затрепетали. Седина из волос, правда, никуда не делась, но все же сейчас его состояние было гораздо лучше, чем всего минуту назад – Иттираэль не зря считался опытнейшим магом и вполне мог потягаться с самим повелителем во всем, что касается силы. Вот и теперь – уверенно вытянул его из бездны, привел в чувство, частично восполнил утраченное. После чего утер выступивший на лбу пот и с досадой прикусил губу.

– Что же вы делаете, сир? Неужели этот мальчишка так сильно вас задел? Зачем вы поддерживаете вокруг него охраняющий контур? Да еще такой, на который и у меня сил может не хватить? И это при том, что горят ваши собственные щиты, резерв почти истощен, а время Ухода сократилось в несколько раз? Вы почти исчерпали возможности Рощи!

Аттарис испуганно взглянул на сородича, потому что таких подробностей не знал, но Старший Хранитель не шутил – дела действительно шли хуже некуда, а Владыка Темного Леса уже который день находился на грани. Но, не слушая голоса разума, упорно защищал дерзкого юнца, положив на это ненужное дело все, что мог – свою силу, власть, умения, свободу, даже жизнь. Действительно все, словно дороже существа рядом с ним не было. Да еще и девчонку окружил такой же непроницаемой для враждебной магии стеной. И это тогда, когда самому жить оставалось все меньше и меньше!

Тирриниэль, наконец, глубоко вздохнул и открыл глаза.

– От Линнувиэля есть какие-нибудь вести?

– Нет, сир, – хмуро отозвался Иттираэль. – Я чувствую, что он жив, но не более того.

– Значит, ты не можешь сказать, вернулся ли он из Пределов?

– Увы, нет.

– Жаль.

– Вам нужно отдохнуть, мой лорд, – неуверенно напомнил Аттарис, поднимаясь с колен и склоняясь в почтительном поклоне. – Полноценный сон немного восстановит силы.

Иттираэль сухо кивнул.

– Он прав, сир. Идемте, я сам провожу вас и прослежу, чтобы по дороге не было посторонних. Не стоит Совету давать лишний повод для беспокойства. Особенно сейчас, когда ваше положение так непрочно. Аттарис, прикрой нас и позаботься о том, чтобы подготовили дальние покои. Оставь рядом только охрану и одного из лекарей. Остальных – вон. Понял?

Более молодой сородич еще ниже склонил черную голову, а Владыка Л'аэртэ неожиданно остро взглянул на властно распоряжающегося Хранителя, в чьем взгляде вдруг появилась незнакомая искра. Он не понял, что это значит, и собирался уже спросить, по какому праву Иттираэль берет на себя смелость отдавать приказы, но в этот момент в левом ухе неприятно кольнуло, и слабость вновь навалилась с непреодолимой силой.

– Наверное, ты прав, – устало вздохнул Тирриниэль, отводя разом потухший взор. – Аттарис, ступай вперед и проследи, чтобы меня в таком состоянии никто не увидел.

– Конечно, мой лорд, – отрывисто бросил целитель и, озабоченно проверив его резерв, умчался исполнять.

Владыка подавил тяжелый вздох и, мысленно покачав головой, поплелся вслед за ним, сопровождаемым бдительно посматривающим по сторонам Иттираэлем и настойчивой мыслью о том, что всего несколько дней назад тот был гораздо осторожнее в выражениях. И уж тем более никогда прежде, за все девять сотен лет своей жизни, не позволял себе наглости указывать повелителю, как себя вести, что делать и как поступать. А теперь почуял слабину, развернул плечи, приказывать, вон, начал. Может, и не со зла. Может, просто потому, что у самого Владыки не осталось на это ни сил, ни желания. Да только теперь Хранителю трудно возразить: когда тебя не держат ноги и в который раз предает собственное тело, вообще нелегко сопротивляться. Даже жить становится тяжело. Настолько, что уже не хочется продлевать эту мерзкую агонию. Но ничего, осталось недолго: обессиленный лев, как известно – легкая добыча для голодных гиен. А таких гиен вокруг него собралось немало.

Тирриниэль, снова заслышав впереди зычный голос своего верного Хранителя, отдающего быстрые и правильные распоряжения, понимающе усмехнулся и, кажется, впервые в жизни смирился с отведенной ему ролью наблюдателя.

Глава 7

Обратный путь до лагеря они проделали молча. Белка милосердно давала спутнику время уложить в голове полученные сведения, успокоиться, хорошо поразмыслить. Линнувиэль, в свою очередь, добросовестно думал и, хотя вопросов на языке вертелось еще море, тоже не спешил нарушать священную тишину вечернего леса. Только искоса поглядывал на бесшумно шагающую Гончую и про себя поражался ее удивительному искусству передвигаться по сухой листве так, чтобы не потревожить ни единой травинки, ни одной ветки или листика. Идти, будто по воздуху плыть. Парить в невесомости, но вместе с тем делать это настолько грациозно и красиво, что даже у Перворожденных возникала справедливая зависть.

– Сколько тебе лет? – наконец, решился он нарушить гнетущее молчание.

– Много, – равнодушно отозвалась Белка. – По крайней мере, по человеческим меркам.

– Совершеннолетия достиг?

– Давно.

– То есть, ждать, когда у тебя покраснеют глаза и посветлеет шевелюра – бесполезно, – на всякий случай уточнил Хранитель.

– Угу. Я же сказал, что не полукровка.

– Однако, если я все правильно понял, эльфийская кровь в тебе все-таки присутствует?

– Совершенно верно, только несколько в иной пропорции, чем вы привыкли видеть. Альбиносом я не был и никогда не буду, а что касается происхождения, то, если тебе интересно, моими родителями были чистокровные люди. Правда, потом кое-что случилось и… скажем так, общение с Перворожденными не прошло для меня даром.

– Тогда сколько же ты живешь?!

Белка недовольно поморщилась.

– До чего вы любите задавать неприятные вопросы! Прямо вынь да положь! Следопыты ушастые!

– Нет, я не настаиваю… – слегка растерялся эльф. – Просто ты выглядишь слишком молодо для Стража и, тем более, для Вожака. А Шранк как-то обмолвился, что давно тебя знает, вот я и не понял. Извини, можешь не отвечать, если не хочешь.

Она досадливо отмахнулась.

– А… ты все равно скоро узнаешь. Может, сам, а может, подскажет кто умный. К тому же, с вашим Владыкой мы тоже общались, и он должен прекрасно меня помнить… короче, так. Если я скажу, что вожу Гончих в рейды почти тридцать лет, ты поверишь?

– Сколько?! – ошарашено моргнул Линнувиэль. – Да тебе же больше двадцати не дашь! А если учесть, что Вожаком ты стал далеко не сразу…

– Не надо, не продолжай, – выразительно скривилась Гончая. – Ненавижу эту тему! Когда начинаю подсчитывать, прямо сам в ужас прихожу! Все время кажется, что я живу в долг, а потом все это ка-а-к припомнится, да как вылезет на физиономии. И я в один день превращусь в скрюченную, сморщенную и беззубую старуху, которой только и осталось, что лечь и спокойно помереть. Достаточно сказать, что со Шранком мы разнимся в возрасте на какие-то жалкие несколько лет.

Младший Хранитель Знаний неожиданно споткнулся на ровном месте.

– ЧТО?! – оторопело повернулся он и неверяще уставился на преступно молодое лицо шестнадцатилетнего подростка. Ни морщинки, ни складочки, ни единого следа от прожитых лет. Боги! Сколько же ему?! Сорок? Пятьдесят?! Больше?!!

– Да, – печально кивнула Белка. – Шранк меня давно знает. Очень. Еще с того времени, как нас вместе гонял прежний Вожак, и было это… м-м-м… почти сорок лет тому. Вот только он умеет стареть, как все нормальные люди, вырос, повзрослел, семьей обзавелся, бороду растить решил… а я до сих пор бегаю, как дурак. Ношусь сопливым мальцом среди умудренных опытом Стражей и все время гадаю, когда же хоть один из новичков догадается, что мне скоро… нет, не будет о грустном. В общем, только рядом с Таррэном и спасаюсь. Вам, ушастым, хорошо – тыщу лет прожил, и все равно как новенький! А я вот своих границ так и не знаю.

– Это что, магия?!

– Она, проклятая, – вздохнула Гончая.

– Но… ведь так не бывает! – неверяще ахнул Линнувиэль. – Ни один эликсир долголетия не способен остановить старение! Ни одно заклятие, даже на крови! Они только продляют молодость. Ненадолго. А потом годы все равно возьмут свое, и тот, кто двадцать лет беззаботно изображал из себя юношу, в мгновение ока станет столетним старцем, если действие магии закончится! Белик! Как это стало возможно?!

– Просто эликсиры тут не при чем, – печально отозвалась она. – Совсем, мой ушастый друг. Таррэн даже уверяет, что я до самой смерти останусь в таком безобразном виде, а наступит она еще о-о-чень нескоро. Настолько, что пару лет назад я даже с Заставы решился уйти и поселился в глубине Проклятого Леса, чтобы не видеть, не знать. И не смотреть день за днем, как стремительно меняются мои старые друзья.

– Прости, – сочувствующе покосился Хранитель. – Лорд То… вернее, Таррэн – один из сильнейших магов моего народа. И если он так сказал, то, боюсь, это сущая правда. Я не рискну оспаривать его мнение. Вот только никак не могу представить, чтобы какое-то заклятие оказалось настолько сильно…

Гончая невесело улыбнулась, а потом вдруг закатала правый рукав до локтя, обнажая белоснежную кожу с дивным узором на ней.

– Вот оно, твое заклятие, Линни. Узнаешь? Или в темноте плохо видно? Тогда лучше взглянуть днем, чтобы тебе стало полностью понятно, КАКОЙ ценой мне досталась такая жизнь. Гордись, эльф: кроме Таррэна, я больше никому из Темных этого не показывал. И никто, за исключением вас двоих и Шранка, не знает, ЧТО я за существо.

– О, боги… – Линнувиэль судорожно вздохнул, безошибочно опознав источник этой странной красноты, которая легчайшим покрывалом легла на тело простого человеческого ребенка. Узнал ту коварную субстанцию, оценил ее истинную силу и, наконец, проникся всей важностью открывшегося ему чуда. Кровь… магия крови всегда считалась непреодолимым барьером для живого существа. Кровь несла с собой важную информацию о своем владельце. Только она определяла все его свойства. Она дарила неуязвимость. Владела и хранила магическую силу. Делала кого-то слабым, а кого-то, наоборот, возвышала до уровня бога. Именно она сейчас алела на безупречно белом фоне перед неподвижным взором потрясенного Хранителя. Она хищным змеей просочилась под нежную кожу смертного и навсегда изменила его. В какие-то считанные годы придала юному телу новые свойства, ИЗМЕНИЛА в корне, подарила необычную для смертного силу и ловкость (я помню, как опасны эти тонкие с виду пальчики, умеющие сминать камни, как простую бумагу!), придала удивительную прочность хрупкому сложению. Дала многое из того, чем изначально обладали исключительно Перворожденные. Но, что самое главное, подарила удивительно долгую, почти бесконечную жизнь, которая без труда позволяла отнести Белика к Изначальным.

Простой человеческий мальчишка…

Линнувиэль в ужасе прикрыл глаза, страшась представить, сколько же боли пришлось вытерпеть Белику ради этого сомнительного преимущества. Сколько отчаяния испытать, сколько страдать ДО и, главное, ПОСЛЕ. Потому что каждая капля чужой крови должна была отзываться такой чудовищной болью, такими адскими муками, что просто не верится, что ЭТО вообще можно вынести. А проклятый рисунок был подробный, щедрый, красивый… кто-то не пожалел своей кровушки, чтобы вытравить его на живом теле. Кто-то очень жестокий и равнодушный.

Перворожденный.

– Сколько же… в тебе… этой крови?

– Много, – спокойно ответила Гончая, оправляя одежду.

– А как же…?

– Ножом, – так же ровно отозвалась она. – Хорошим и очень качественным ножом, способным резать живые ткани с легкостью остролиста. Каждая линия, что ты видел, сделана эльфийским клинком, щедро пропитанным соком черного клевера. Медленно, постепенно, очень осторожно эти раны потом заполнялись вашей кровью, а затем так же медленно закрывались, смазанные мазью на основе железного ивняка и вытяжки из серого мха. Но, чтобы все получилось правильно и чисто, чтобы рисунок был полностью закончен и стал действительно совершенным, его нужно делать при полной неподвижности жертвы. Сам понимаешь, если рука дернется или случайно дрогнет нож, придется начинать все заново. Искать кого-то другого, потому что второго раза человеческое тело просто не выдержит. Но, что самое главное, жертва должна находиться в сознании, иначе кровь слишком быстро свернется и испортит всю красоту. Кстати, как тебе рисунок?

– Кто это сделал?! – хрипло выдавил эльф, силясь отогнать от себя одну страшноватую мысль.

Белка жестко усмехнулась.

– Темный, разумеется. Неужто не понятно? Или ты уже не Хранитель? Не помнишь истории? Ну же, Линни! Два века для эльфа – не такой уж большой срок, чтобы ты забыл! Или ваш Совет все-таки заимел немного совести и решил спрятать концы в воду?

– Нет. Все сведения об… Изменении подробно описаны в Хрониках. Но я в этом не участвовал! – в отчаянии прошептал он, страшась даже взглянуть в голубые глаза, где снова заметались хищные изумрудные искры. – В том не было моей вины! Изменение прошло почти сразу после моего рождения!

– Знаю, – предельно серьезно сказала Гончая. – И только поэтому ты еще жив. Если бы это было не так, ваш отряд не вышел бы с нашей Заставы, поверь, и моей вины в этом бы не было: Таррэн, как ты знаешь, тоже был СИЛЬНО против того эксперимента.

– Я не думал, что кто-то… что кому-то удалось уцелеть. Совет докладывал, что весь материал…

– Да. Из ТЕХ несчастных действительно не выжил никто, но разве я сказал, что стал случайной жертвой вашего Совета?

– Тогда кто же? – окончательно смешался эльф.

– А ты подумай, друг мой, – холодно улыбнулась Белка. – Может, и найдешь ответ.

– Прости…

– Не за что извиняться, Линнувиэль, – покачала головой Гончая, неожиданно успокаиваясь. – Мой палач уже мертв, и ты никак не подходишь на его место. Все долги уплачены, а моя жизнь давно не направлена на то, чтобы уничтожить ваш народ под корень, хотя было время, признаюсь, когда я считал такую цель достойной воплощения. Когда-то очень давно… но не теперь. И это – исключительно заслуга Таррэна. Он сумел вытащить меня из такой пропасти, какую тебе даже не представить. Он дал мне надежду, показал разницу, дал возможность заново поверить. Позволил быть совсем не тем чудовищем, каким меня некогда создавали (ты же понимаешь, что мне дали эту силу неспроста). И он единственный, кто помог мне выжить тогда, когда это казалось невозможным. Так что не волнуйся за свой Лес: я, повторяю, не стану мстить. Тем более, тебе. Сам понимаешь: если бы желал кого-то из вас зашибить, меня бы никто не остановил. В том числе и сейчас, когда ты растерян и ошарашен.

Темный эльф непонимающе поднял голову, но она вдруг странно хмыкнула.

– Что, сомневаешься?

– Нет, – вздохнул он. – Просто не понимаю.

– Чего именно? Зачем я тебе это рассказал? Или почему все еще не срезал твою глупую башку?

– Честно говоря… и то, и другое.

– Гм, – ненадолго задумалась Гончая. – Знаешь, я и сам не очень уверен в ответе. Было время, когда я не знал ничего, кроме ненависти. Думал, что мне незачем жить, некуда стремиться, а единственное, что я умею – это убивать. Правда, ОЧЕНЬ хорошо убивать. Причем, как руками, так и просто взглядом. Меня таким создали, не спросив, желаю ли я стать вам ровней. Хочу ли быть совершенным орудием в чужих руках. Согласен ли делать это по чьему-то слову. Ведь только представь, что было бы, если бы тот эльф заполучил меня в свою сокровищницу? Если бы вдруг появился на одном из ваших пышных приемов и провел меня вдоль роскошного зала, битком забитым разодетым народом? Мужчины, женщины, важные господа и высокомерные дамы… на каждого я бы взглянул, почти каждого сумел бы коснуться, кого-то наверняка увлек разговором, кого-то удивил, заинтересовал или вызвал бы обратную реакцию, которая все равно заставила бы приблизиться… а ты знаешь, что мне невероятно трудно возразить? Со мной почти невозможно спорить. Мне искусственно привили мощный дар убеждения и научили быть таким, чтобы на корню ломать чужую волю и всякое сопротивление. Мой голос специально сделан мягким и привлекательным, чтобы заставлять оборачиваться. А пропорции тела подобраны со вполне определенным умыслом. Ты хоть знаешь, что я нравлюсь ЛЮБОМУ существу абсолютно любой расы?! А, Линни?!

Она вопросительно глянула на окаменевшего от таких откровений эльфа.

– Ну, теперь точно знаешь. Однако дело не в этом. С вашей кровью мне перешли многие свойства Перворожденных: быстрота, ловкость, неимоверная сила. Красота, конечно. Но не слишком броская, а как раз такая, чтобы не вызывать зависти. Часть полезных навыков в том, что касается быстрых способов лишить вас жизни… да-да, не таращи глаза: я знаю их все, потому что меня создавали именно для убийства. Причем, убийства исключительно эльфов. Тайного, быстрого и незаметного. Серые Пределы лишь отточили это мастерство, немного ускорили реакцию, подучили, позволили неплохо развиться, но сама основа была заложена гораздо раньше того времени, когда я стал Гончей. Точно так же, как устойчивость к ядам и еще много такого, о чем тебе не стоит знать. Боюсь, если бы все вышло, как задумывал мой создатель, мне никто не смог бы противостоять. Но он, к счастью, немного не успел закончить.

– Ты убил его? – заметно напрягся эльф.

– Конечно. Всадил в сердце его же клинки, разбил перстень и сбежал. А что?

Линнувиэль неожиданно остановился и пристально взглянул на хрупкую фигурку, с поразительной легкостью скользящую среди молчаливых деревьев. Такая маленькая, совсем неопасная на вид, обманчиво слабая и ранимая. Приятное лицо, маленькие пальчики, скрывающие за внешней изящностью неимоверную силу, которая, судя по всему, позволяет им с легкостью крошить даже зачарованные изумруды в родовых перстнях. Обаятельная улыбка, тонкие косточки, бархатистая кожа, больше подошедшая бы изнеженному ребенку, чем наемному убийце. Невероятной чистоты глаза, от которых невозможно оторваться. Кто… ну, кто заподозрит в них какой-то подвох?!!

– Знаешь, – наконец, оборонил он. – Ты – действительно страшный противник. Настолько страшный, что я просто не думаю, что в этом миренайдется хоть кто-то, кто сможет тебя остановить. Если честно, не уверен, что смог бы сделать это сам. И сильно подозреваю, что с этим не справился бы даже Владыка.

Белка совершенно спокойно кивнула.

– Ты прав: он тоже спасовал, когда мы однажды столкнулись. Не смог ЭТО преодолеть, хоть и не понял причины. Как не понял того, насколько близко был к Песни Прощания в тот день. Поверь, я – самое совершенное оружие, которое только было изобретено Перворожденными. Сильнее магии, быстрее клинка, незаметнее яда. Красивое, безупречное и смертельно ядовитое, как невесомая пыльца на кончиках крыльев зачарованных бабочек или умело выкованный клинок в руках опытного воина. Я пройду везде, где есть хоть крохотная щелочка. Зацеплюсь за малейшую щербину. Взберусь хоть по отвесной скале. Смогу дышать под водой, плыть в кипящей лаве, глотать жидкий огонь, прыгать с самого высокого обрыва на голые камни, не боясь поцарапаться, или плясать босиком на горячих углях. Меня можно ранить, но очень нелегко убить. Меня почти невозможно обогнать. Со мной трудно тягаться в скорости и бесполезно пытаться обмануть: я чую ложь за версту. За тем редким исключением, когда говорящий не смотрит мне прямо в глаза. Я – призрак, Линни. Самый настоящий призрак, у которого нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только собственная тень и цель вдалеке, от которой я тоже не умею отступаться. По крайней мере, так было бы, если бы ОН закончил свое дело.

– Верю, – сглотнул Линнувиэль, а потом вдруг заколебался. – Вот только…

– Что?

– Не обижайся, конечно, но…

– Да говори, не мнись, как влюбленный романтик!

– Если бы тебя создавал я, то… прости еще раз, но я бы обязательно позаботился о собственной защите. Чтобы ненароком не пораниться о твои острые грани и не отправиться на тот свет раньше времени.

– Позаботился бы он… тоже мне, умник, – насмешливо хмыкнула Гончая, видя неподдельное смятение собеседника. – Но ты снова прав: такая защита есть и довольно неплохая. Правда, для одного единственного владельца, но зато абсолютно непреодолимая. Через нее даже мне не переступить, если бы вдруг пришла в голову такая блажь. Хотя и тут есть одно "но", мой ушастый друг.

Белка сделала эффектную паузу, и эльф откровенно занервничал.

– Дело все в том, – загадочно улыбнулась Гончая, заставив его даже слегка отступить. – Что именно ее-то мой создатель… и не успел закончить! Правда, здорово?!

– Боже…

– Нет, ты скажи! Здорово же?! А? Линни? Скажи, ты за меня рад? Только честно, а то обижусь!

– Д-да, конечно, – измученно выдавил Хранитель, не зная, куда деваться от такой страшной правды и громадных, восторженно сияющих глаз, в которых от избытка чувств снова полыхнули яркие зеленые огни.

– Так и знал, что ты будешь в восторге, – негромко рассмеялась она, отлично понимая, какие мысли бродят сейчас в несчастной голове пораженного до глубины души эльфа. – Да ладно, не паникуй. Я все это не для того рассказываю, чтобы ты тут в обморок хлопнулся или, наоборот, поклоны мне начал бить, как дурные ланнийцы в своих раззолоченных храмах. Если помнишь, со мной вполне можно договориться и даже неплохо сосуществовать. Разумеется, соблюдая определенные правила и не нарываясь на рожон. Я ж не монстр, в самом-то деле! И не дикая хмера, чтобы бросаться на первого встречного, щедро пуская кровь направо и налево. Я – Страж, друг мой. В первую очередь Страж, а уж потом все остальное. И именно этому меня научили Пределы.

– Да? – слабым голосом переспросил эльф. – Тогда чему же тебя научил Таррэн?

Белка странно улыбнулась.

– Таррэн? – в ее глазах неожиданно зажегся нежный зеленый свет, они потеплели, вспыхнули неподдельной заботой, на губах заиграла мягкая улыбка, а голос стал тихим и спокойным, как у матери возле колыбели со спящим младенцем. Пальцы сами собой нащупали и погладили под перчаткой разом потеплевшее кольцо, а из груди невольно вырвался легкий вздох. – Он… всего лишь собрал воедино мое сердце. Нашел его во мраке и заново склеил из тысячи крохотных осколков. Душу свою вырвал, чтобы вложить туда вместо моей, и это – единственный промах моего создателя, которого никто не мог предусмотреть. Может, это покажется тебе смешным, но… он научил меня прощать, Линнувиэль. Прощать и просить прощения. Помог отпустить прошлое. И показал, что важнее этого умения нет ничего в целом мире. Поэтому живи спокойно, мой ушастый друг. Прости, что мне пришлось тебя коснуться, и постарайся не думать о том, что ты тогда почувствовал или увидел. Это магия, всего лишь ваша древняя магия, которая умеет сводить с ума и доводить до исступления. Клянусь, что не хотел этого, но твоя глупость не оставила мне выбора: или так, или позволить тебе умереть из-за собственной невнимательности. Ну, и гордыни, конечно. Согласен со мной?

Темный эльф неловко кашлянул.

– Значит, да, – вздохнула Белка.

– Наверное. Ты ведь всегда прав?

– Нет. Ребята, как обычно, преувеличивают. Я просто редко ошибаюсь.

Он внимательно всмотрелся в безупречный профиль, особенно четко выделяющийся на фоне темнеющего неба, и вдруг разом поверил, что сказанное – истинная правда. Все, до единого словечка. Что Белик давно не ненавидит Темный Лес и его обитателей. Давно отошел от прежней жизни и не винит в своем горе всех без исключения. Он действительно идет туда не ради мести, а лишь для того, чтобы уберечь важное в его жизни существо. Конечно, не все понятно в его отношениях с молодым лордом, но то, что это – нечто большее, чем обычная приязнь, совершенно точно. Как верно и то, что странноватая сила Гончей почти не имеет для него значения, а Таррэн… да даже если и сменил свои вкусы!!.. очень трепетно заботится о таком необычном подопечном… друге… детеныше?.. в общем, о Белике. И тот не просто об этом знает, ценит и отвечает полной взаимностью, но еще и сам незаметно оберегает остроухого мага, умудряясь делать все так, что никто, ни одна живая душа не в состоянии этого уловить. Иными словами, маленький Вожак своей прямотой недвусмысленно давал сейчас понять, что во всем поддержит наследника Темного трона. И ради него в Темном Лесу никого и пальцем не тронет. Если, конечно, его на это не вынудят сами эльфы. Так, позабавится, посмеется про себя, поизмывается всласть над ошарашенными таким пренебрежением эльфами, но убивать… ни-ни. Слово, мол, дал. Поклялся, а Стражи, как известно, НИКОГДА не отступают от своего слова, и это так же верно, как то, что солнце всегда встает на востоке, а пропадает на западе.

– Гм… а как насчет твоего поведения? – снова кашлянул Линнувиэль, и Белка хитро прищурилась.

– А что тебе не нравится?

– Да нет, ничего. Просто… нельзя ли немного помягче? С тобой и без того очень трудно находиться рядом, но когда ты входишь в раж и начинаешь откровенно издеваться… не уверен, что вскоре даже Сартас сумеет сохранить хладнокровие. А когда мы войдем в Чертоги… о-о-о, боюсь, Темный Лес не устоит!

– А ты готов рискнуть чужим разумом? – вместо ответа спросила Гончая. – Готов ответить за тот риск, которому я их подвергну? Или сумеешь вернуть обратно, если они вдруг сорвутся? Ты, Хранитель? Возьмешь на себя такую ответственность? Только скажи, и я сразу перестану терзать твоих братьев. Сегодня же. Сейчас, если захочешь. Я честно отстану и начну смотреть на них, как на тебя, моих зверенышей или Шранка. Ну, так как? Забудем о наглом Белике и начнем общаться с кем-то другим? Со Стражем, Гончей, просто с умным человеком, у которого есть, чему поучиться?

Линнувиэль до боли прикусил губу, но вот она пристально взглянула… всего миг… какой-то короткий миг, за который вся жизнь успела промелькнуть перед глазами!.. жалкое мгновение, наполненное бешеным зеленым огнем и неумолимо гасящей волю силой… один гулкий удар в груди, короткий вдох, и… эльф судорожным движением отвернулся. Боже! Это какой-то кошмар! Наваждение! Просто дурной сон!!

– Нет, – хрипло выдохнул, силясь успокоить разошедшееся сердце. – Пожалуй, не стоит.

– Вот видишь. Если даже ты едва способен сдерживаться, то что говорить об остальных? Рад, что ты это понимаешь. Одно хорошо: раз уж мне придется и дальше прикидываться дрянным мальчишкой, я, по крайней мере, сумею найти себе новое развлечение. Вернее, я его УЖЕ нашел. Как думаешь, твои друзья долго будут злиться, если я им расскажу, что ты самолично отдал их в мое полное распоряжение?

– ЧТО?!!

– А разве не так?

– Белик, нет!! – возмущенно ахнул эльф, мигом позабыв про недавнюю оторопь. – Ты не посмеешь!!

– Почему? – неподдельно удивилась она, привычно надевая ехидную личину мелкого сорванца. – Что мне помешает? Ты? Ха-ха! Слабоват ты против меня! Шранк ради твоих друзей даже пальчиком не шевельнет, а Таррэн клятвенно пообещал не вмешиваться.

– Белик!!

– Да-а?

– Это нечестно! Они же меня на куски разорвут! Знаешь, что со мной Корвин сделает?! Одними оторванными ушами наверняка дело не закончится!

– Так ты и дашь себя калечить! – фыркнула Белка. – Вот дурачок! Кто тут вообще говорит о честности? Неужели забыл, как они на тебя смотрели пару дней назад? Ну, когда ты нам полтаверны чуть не спалил, а? Вспомнил, паникер? А теперь представь, что они тогда подумали?

Линнувиэль озадаченно нахмурился.

– Ну, дошло?!

– Э…

– К'саш! Да они теперь считают, что к тебе небезопасно подходить, дурень ты ушастый! – едва не постучала его по лбу Белка. – Что ты можешь вспыхнуть в любой момент, как сухостой в период лесных пожаров! И считаешь, кто-то хоть словечко тебе скажет поперек после этого?! Ох, горе ты мое… наивное дитя природы… да теперь хоть на столах голышом пляши, никто даже не вякнет! Рот поостерегутся открывать в присутствии настоящего мага, которым стали, наконец, тебя считать! Осталось только щеки надуть и научиться кидать высокомерные взгляды! Ты кто вообще – Хранитель или дурень деревенский?! Хоть и молод ты для мага, но должен же соображать, НАСКОЛЬКО превосходишь всех их по силе!

– Да?! Тогда зачем тебе рассказывать им об этом разговоре?!

Белка тяжело вздохнула, словно сетуя на чью-то непроходимую тупость.

– Боже… да ни зачем. Соврал я, чтобы тебя сейчас привести в чувство. Понятно? Когда только научишься смотреть на себя, как на хозяина положения в любой ситуации? Как тебе посольство-то доверили? Совсем молодой, неопытный… тьфу! Стручок ты зеленый, а не Темный эльф! Только и заслуг, что уши длинные, да и те… с дефектом!

Линнувиэль так и встал, где шел, некрасиво открыв рот и как-то жалобно наморщив лоб. Но соображал он, надо сказать, быстро. Особенно в то время, когда коварная Гончая ехидно ухмылялась и откровенно скалилась, наслаждаясь заслуженной (очередной!) победой. Обвела, окрутила, запутала, все мозги замутила своими бесчисленными масками, а теперь нагло смеется, довольная прямо до безобразия. У-у-у…

– Ну, и гад же ты! – с отвращением сплюнул эльф, выйдя из кратковременного ступора. – Мог бы – удавил бы на месте, старательно глядя при этом в сторону! Это ж надо меня так развести! Хоть бы предупредил, зараза, где шутишь, а где вполне серьезен!

– Ладно, в следующий раз буду громко кричать: "внимание, Линни, сейчас будет шутка!"

– Тьфу!

– Спасибо за комплимент.

– Не за что, – буркнул он, завидев далекие отсветы разожженного костра.

– Что вы, что вы, – дурашливо поклонилась Гончая. – Так приятно. Такое внимание от красивого мужчины… я просто млею на ходу! Поражен, изумлен, восхищен и вообще…

– Белик!

– У?

– Ты хоть знаешь, что ты – настоящее чудовище? – мрачно просветил ее Линнувиэль, остановившись на краю видимости для заметно обеспокоившихся спутников, на что Белка прочувствованно вздохнула и скромно потупила глазки.

– Да, мне уже говорили, – она вдруг хихикнула и молнией проскочила мимо сердито сопящего эльфа в лагерь, где юркнула под крылышко к Таррэну, уютно завозилась, заерзала. Наконец, все-таки устроилась под теплым плащом и, высунув наружу нос, уставилась на вышедшего из темноты Хранителя подозрительно честными глазами. А потом закончила:

– Ну и что? Может, я и есть чудовище. Зато милое, тихое и весьма симпатичное. Так что молчи и завидуй, недотепа, потому что ты, как сегодня выяснилось, самый обычный остроухий болван, напрочь лишенный чувства юмора.

Линнувиэль, поймав несколько настороженных взглядов и мгновенно убедившись в правоте Белика, негромко фыркнул.

– Еще посмотрим, у кого тут не хватает чувства юмора.

– Ого! Это что, вызов? – неподдельно обрадовалась она, но он больше не поддался на провокацию, хорошо памятуя о том, что под "вызовом" хитроумная Гончая могла иметь ввиду вовсе не словесный спор. А потому сделал вид, что не понял подтекста, и с достоинством ответил:

– Нет. Просто констатация факта.

После чего довольно хмыкнул, правильно расценил гримаску разочарования на безусом лице и так, искренне гордясь собой, отправился спать. Благо теперь и время позволяло, и многие загадки разрешились сами собой, и кое-какой компромисс с этой двуличной заразой (прав был Крикун – хмера! как есть, хмера двуногая!) был, наконец, достигнут. Более того, он не только сумел вытянуть из нее обещание не буйствовать в Темном Лесу. Не только разобрался в причинах, смог узнать много нового и дико интересного, о чем остальные пока не имели никакого понятия. Но и (что самое главное!) нашел ответ на ОЧЕНЬ тревожащий его вопрос. А именно: с облегчением смог признаться себе, что все-таки не сошел с ума, а то, что задело его накануне, было не чем иным, как самой обычной магией. Сильной, неправильной, но всего лишь дурацкой магией, с которой есть вполне реальный способ побороться. А значит, опасаться за собственную мужественность больше нет никаких оснований.

И это, Торк возьми, просто прекрасно!

Глава 8

Из блаженного забвения его вырвала странная щекотка в носу. Сморщившись, эльф звучно чихнул и только потом проснулся, а затем наткнулся два счастливых глаза, сияющих небесной синевой и нескрываемой гордостью за себя, любимого, и укоризненно вздохнул.

– Белик…

– Доброе утро! – бодро поприветствовала его Гончая, убирая свежесорванную травинку, которой только что щекотала ему нос. Затем проворно отползла, воровато огляделась по сторонам и совершенно бесшумно скользнула к Маликону. Спустя пару секунд оттуда донесся такой же звучный чих, а потом сдавленная ругань.

– Белик! Торк тебя возьми!!

– Привет, Малико-о-нчик! – ласково пропела Белка, предусмотрительно отскочив в сторону. – Пора вставать и сиять! О-о… нет-нет, не шуми, пожалуйста, а то мне еще твоего друга надо разбудить.

– Какого именно?

– Ко-о-рвин…

А следом – новый чих и приглушенные проклятия.

Линнувиэль отчаянно закашлялся, старательно притворяясь, что подавился, но крайне недовольного таким способом побудки Корвина это ничуть не обмануло. Поднявшись, эльф мрачно зыркнул по сторонам, скривился, правильно расценив выражения лиц тех, кто уже проснулся (Шранк расплылся в широкой усмешке и приветственно кивнул), но рычать во весь голос поостерегся: Аззар и Атталис еще спали, и он совершенно не желал, чтобы эти счастливцы избежали печальной участи. А потому ругался исключительно себе под нос, раздраженно сдирая с ушей свежесорванные одуванчики, но при этом мстительно следил за тем, как Белка ловко подкрадывается к безмятежно сопящим сородичам.

– Что за… апчхи!!

– БЕЛИК!!!

– Тише, тише, ушастые вы наши, – проникновенно промурлыкала Гончая, поспешно отнимая травинку и мудро отползая от рефлекторно выброшенных в ее сторону рук. – Ну, мальчики, что за тон? Со мной? Тем более что вы не одни такие "везучие". Подумаешь, нос пощекотали немножко? Ну, травка в уши залезла? Ну, одеяло сползло набок? Шнурки сами собой завязались? Так ведь не со зла же! А токмо для скорейшего пробуждения и быстрого поднятия настроения. Лучше поглядите на Сартаса и подумайте: вот вы уже проснулись, а ему, бедолаге, еще только предстоит!

Перворожденные хмуро переглянулись, дружно посмотрели на мирно дремлющего сородича, которого пока не коснулась эта "беда", вовремя вспомнили, с кем имеют дело, и… замолчали. Только злорадно проследили за тем, как она, высунув от усердия язык, осторожно втыкает в пышную шевелюру спутника луговые цветы, шишки, веточки чертополоха (где только нашла?!), а потом со знанием дела приправляет получившийся натюрморт длинными вороньими перьями. Где отыскались для этого чуда васильки, незабудки и лютики, эльфы спросить не успели. Но вот ярко синий колокольчик, повисший на левом ухе Сартаса, самым неожиданным образом привел их в прекрасное расположение духа. Особенно тем, что коварная Гончая сумела прицепить его точно на острый кончик и так, чтобы цветок красиво покачивался на ветру, создавая полное впечатление настоящего колокола.

Сартас, что удивительно, даже не шевельнулся, и это придало Белке еще больше вдохновения. Хитро подмигнув Перворожденным, она заползала вокруг безмятежно сопящего эльфа еще активнее. И всего за пару минут превратила его из симпатичного мужчины в весьма привлекательную девицу с заплетенными в традиционные свадебные косы волосами, украшенную свежими цветами, стыдливо прикрытую темным плащом (из которого на свой страх и риск сумела соорудить некое подобие фаты и длинного шлейфа), затем подсунула чью-то скомканную одежду ему под грудь, внятно обозначив признаки пола. И, наконец, незаметно просыпала веки золотистой пыльцой, умело изобразив легкий макияж.

Закончив с наведением красоты, Белка отползла на пару шагов и, вдоволь налюбовавшись получившимся творением, гордо обернулась: Темные к тому времени кашляли почти без остановки. Причем, все и весьма искренне, что делало им честь. Особенно Маликон, который только сейчас начал понимать, насколько легко отделался. Остальные содрогались от беззвучного смеха и почти счастливо изучали преобразившегося сородича. Ровно до тех пор, пока из палатки не вышла Мирена и во весь голос не воскликнула:

– Боже!! Что вы натворили?!!!

Гончая, мгновенно переменившись в лице, быстрее молнии метнулась обратно, потому что сильно подозревала, что старший сын и наследник Рода Таррис (а по совместительству – командир личной сотни Темного Владыки и его доверенное лицо) будет не слишком рад обнаружить на себе подобные экзорцизмы. Более того, не обрадуется настолько, что выскажет свое неудовольствие в весьма пикантной форме не только вдохновителю и главному их исполнителю, но и пяти наглым ушастым мордам, которые не только не остановили это гадкое действо, но и смели мерзко хихикать в процессе, прилюдно осмеяв представителя высшей знати.

Белка, судорожно выдохнув, в мгновение ока оказалась рядом с трепаной головой Перворожденного, превратившейся в настоящее гнездо, и заработала руками с такой скоростью, что к тому моменту, как стремительно просыпающийся эльф открыл глаза, из его шевелюры бесследно исчезли следы недавнего издевательства, за исключением пары перышек и одной маленькой шишки.

– В чем дело? – хмуро осведомился Сартас, обнаружив над собой склонившуюся Гончую с крайне озабоченным выражением на лице.

Белка благоразумно отползла, старательно прикрывая собой ворох цветков, листьев и остального безобразия, и нервно ответила:

– Ни в чем. Просто у тебя в волосах что-то запуталось.

Эльф медленно поднялся и с подозрением оглядел длинное воронье перо, вытащенное из-за уха. Потом покосился на опасно побагровевшие лица сородичей, у которых аж скулы свело от страшных усилий сдержать рвущийся наружу хохот, мрачно взглянул на безмятежно улыбающегося Стража, на невозмутимой морде которого было невозможно ничего прочитать, затем – на почти испуганную девушку, так и застывшую с открытым ртом у палатки. Нехорошо изучил два комка чьей-то одежды, плавно упавшей из-под плаща к его ногам, и, опасно сузив глаза, снова повернулся к Гончей, безошибочно найдя источник этого странного веселья.

Белка ответила кристально честным взглядом, незаметно отгребая ворох перьев в ближайшие кусты.

– Доброе утро, Сартас. Как спалось? Кошмары не снились? Что-то у тебя лицо бледновато… ты не заболел, часом? Нет? – затараторила она, внушительно погрозив кулаком за спину. – Тогда ладно, а то хватит нам одного больного на голову эльфа. Линнувиэль, прекрати изображать из себя раздувшегося ежа – все равно не похоже! Маликон, Корвин, у вас морды уже красные от возмущения! Идите умойтесь и приведите себя в порядок! Аззар, пихни своего командира под зад, чтобы пошевелился, да приятеля прихвати, потому что у него тоже что-то нехорошее творится с лицевыми мышцами. Никак лисьей ягоды наелся? Тогда два пальца в рот, и все станет в порядке. Так, Мирена, я не понял: мы идем сегодня купаться или нет?

Эльфийка вздрогнула от неожиданности.

– Э…

– Я за тобой присмотрю, – проворно вскочила Гончая и, подхватив ошарашенную девушку под локоток, торопливо потащила ее в сторону недалекого озера. – Пойдем-пойдем, нечего позволять этим хамам себя разглядывать. Хоть бы плащик накинула, а то сверкаешь голыми пятками, как…

Сартас совсем нахмурился, справедливо подозревая подвох. Но собратья, хоть и сверкали отчаянно веселыми глазами, все же стойко молчали, отлично понимая, во что им потом может вылиться соучастие в проказе. А потому он, сколько не пытался, так и не смог их заставить вымолвить ни единого слова.

– Но я даже полотенце не захватила! – опомнилась, наконец, Мирена на полпути к недалеко расположенному озеру. – Стой! Подожди! А вот что я потом переоденусь?! Белик!!

– Тогда хватай и пошли, пока есть время! Я тебя на берегу подожду, ладно? Только скорее, потому что, если опоздаешь, в воду полезу один! Без тебя!

Высокородная леди всплеснула руками и, позабыв про ошарашено взирающих собратьев, быстрее молнии метнулась обратно в свою палатку. Откуда выскочила с неменьшей поспешностью, подхватила ворох одежды и с испуганным "подожди меня!" ринулась вслед за умчавшейся вперед Белкой. Мирене так мало удалось поговорить с ней по пути, так редко получалось укрыться от пристального внимания сородичей, чтобы жадно порасспросить о важном, не боясь выдать чужую тайну, да еще страшно хотелось увидеть рисунок на теле Гончей во всей красе и понять, наконец, чем она так привлекала молодого лорда… что в этот момент эльфийка позабыла обо всем. Даже о том, что для всех остальных Белка до сих пор оставалась Беликом, а совместное купание с человеческим существом мужского пола… кхе, по меньшей мере, верх неприличия для гордой дочери Дома Маллентэ.

Мужчины проводили ее оторопевшими взглядами, но, впав на некоторое время в ступор, не сумели вовремя оттаять и остановить всполошившуюся девушку. А когда опомнились, то ее стройная фигурка уже скрылась среди деревьев, а единственную тропку к реке внушительно перегородили оба нехорошо оскалившихся мимикра. Да еще с таким видом, что никому из присутствующих не захотелось проверять, насколько остры их длинные, совсем не "травоядные" зубы.

И лишь спустя полчаса, когда Карраш убедился, что хозяйка полностью оделась и больше не причинит никому вреда своими рунами, они с Ирташем с невозмутимым видом отошли в сторонку. Мимикр игриво пихнул в плечо Таррэна, только-только вернувшегося в лагерь и теперь оглядывающегося в поисках своей непредсказуемой пары. Ехидно заржал, когда эльф безошибочно двинулся в нужном направлении, жадно раздувая ноздри и блаженно щурясь, как кот на теплом крыльце. А потом вовсе умчался прочь, прихватив на утреннюю охоту сына – судя по запахам, на тракте к полудню появится очередная деревенька, и значит, следовало позаботиться о пропитании заранее, чтобы не шокировать окружающих неаппетитным зрелищем своего кровавого обеда.

Шранк только хмыкнул и, дожевав скудный завтрак, тоже испарился.

Перворожденные, оставшись в гордом одиночестве, мрачно переглянулись, но делать нечего – пришлось терпеливо ждать, перебирая в голове сотни и тысячи предположений, а затем, устав от неопределенности, медленно собираться в дорогу. И только Линнувиэль, недолго поколебавшись, все же рискнул последовать за своим будущим повелителем к озеру. Благо запрета на это никто не накладывал, а Белик, исчезая, ничем не показал, что не желает дальнейших расспросов.

Тщательно взвесив свои умозаключения, Хранитель пришел к выводу, что ничего не нарушит, если рискнет сунуться туда без приглашения, после чего, отговорившись необходимостью напомнить лорду об отъезде, все-таки оставил недоумевающих, теряющихся в догадках собратьев. Быстрым шагом преодолел отделяющее до озера расстояние, немного помялся на самой границе леса, но отступать было поздно. Да и глупо, если начистоту: после того, что открыл вчера Белик, можно не сомневаться – у него наверняка просчитаны наперед все ходы. Как наверняка предусмотрены разные варианты развития событий и далеко не один выход из любого неловкого положения.

Эльф глубоко вздохнул и осторожно шагнул на берег.

К своему удивлению, ничего страшного и предрасудительного там не происходило: леди Мирена спокойно сидела возле воды и с нескрываемым удовольствием расчесывала длинные влажные локоны, периодически стряхивая прозрачные капельки на сочную траву. Эльфийка была непривычна боса, в свободной белой тунике, доходящей до щиколоток и делающей ее похожей на юную нимфу. Непривычно умиротворенная, довольная жизнью, почти счастливая и какая-то по-домашнему мягкая. Совсем не похожая на ту колючую занозу, какой помнилась дома. Она с радостью подставляла красивое лицо утреннему солнцу, улыбалась без видимых причин, но временами с искренним любопытством поглядывала в сторону Белки, которая с неменьшим удовольствием разбирала пышную гриву Таррэна на отдельные черные пряди.

Молодой лорд пока не увидел сородича: сидел на плоском камне спиной к стене просыпающегося леса. Удивительно расслабленный, блаженно жмурящийся от ярких солнечных лучей и совсем не напоминающий тот комок нервов, которым Младший Хранитель впервые увидел его в обществе суровых и непримиримых Стражей. Он больше не походил на грозного повелителя Серых Пределов. Выглядел абсолютно довольным жизнью, если не сказать – счастливым, и при этом покорно позволял Гончей теребить влажные волосы, безнаказанно творя с ними все, что захочет (чем, собственно, она и пользовалась). Даже родовые клинки безрассудно отложил далеко в сторону, чего Младший Хранитель за ним прежде не замечал.

Сама Гончая щеголяла в просторной белой рубахе, но, в отличие от прежнего времени, сегодня не постеснялась закатать рукава и штанины чуть до колен. Да и зачем? Все равно Мирена уже в курсе. Она тоже была удивительно спокойна, а перебирала тонкие волоски, умело орудуя костяным гребнем, так бережно и аккуратно, что становилось понятно: не в первый раз. Ее руки проворно сновали по шелковой гриве, привычно отсеивая ненужные прядки, пальцы ловко сплетали традиционные косы, сооружая из длинного хвоста нечто красивое и удивительно гармоничное. Тонкие щиколотки и узкие стопы тонули в густой траве, но Линнувиэль все равно прекрасно рассмотрел дивный рисунок на ее левой голени, который лишь у самой лодыжки обрывался изящной рунной вязью.

Белка, не оборачиваясь, кивнула.

– Линни, что там? Уже пора? Вы так быстро собрались?

Хранитель в нерешительности замер, переводя неуверенный взгляд с одного в этой странной троицы на другого. Он не мог не заметить, как испуганно встрепенулась эльфийка, как напряглись плечи у молодого лорда, и уже приготовился к самому худшему, потому что явно нарушил царящую между ними идиллию. Но Таррэн отчего-то не взъярился. Только вздохнул и сделал попытку подняться.

– Сиди, – буркнула Белка, даже не думая отходить или стесняться. – Не видишь: не закончили еще.

– Малыш, неужели тебе нравится с ними возиться?

– А то ты не знаешь! И поскольку сейчас на них, кроме меня, больше никто (наконец-то!) не покушается, я могу спокойно получать удовольствие. Ты же не собираешься его испортить?

– Боже… была б моя воля – обрезал бы наполовину. Долго еще?

– Я тебе дам – обрежу! – вдруг искренне возмутилась она, несильно стукнув благоверного по макушке. – Только попробуй! Я тогда свои изведу под корень!

– Не надо, – немедленно сдался Таррэн, покорно застывая в прежней позе. Только глаза выразительно скосил на край ее рубахи и красноватый узор, который слишком уж выделялся под ярким солнцем на ее алебастровой коже. – У тебя рукав задрался.

Белка безмятежно кивнула.

– Угу.

– Гм… – остро покосился молодой лорд на мнущегося поодаль Хранителя. – И много он знает?

– Достаточно, чтобы я не срывался с места и не одергивал лихорадочно одежду.

Таррэн странно кашлянул.

– Ясно. Линнувиэль, ты чего пришел? Что-то случилось?

– Э… нет. Просто мы собрались и ждем только вас.

– Хорошо. Скажи: скоро буду.

– Не думай, что этот маг-недоучка тебя спасет, – строго сказала Гончая, вовремя перехватив его выразительный взгляд. – Пока не закончу, никуда не отпущу. Линнувиэль, сиди и не дергайся. Будешь ждать здесь, понял? Дорогая, ты присмотришь?

Мирена лукаво взглянула на обреченно вздыхающего собрата и охотно кивнула.

– Вот и славно, – обрадовалась Белка. – А то этот проныра все время норовит сбежать. Гляди, как красиво получается!

Таррэн страдальчески поморщился, и Линнувиэль, правильно разглядев в его глазах отчаянную просьбу о спасении, рискнул вмешаться.

– Белик, а тебе не кажется, что с хвостом ему гораздо лучше?

– Нет.

– А мне вот кажется. Мирена, как считаешь?

Эльфийка задумалась.

– Ну… я не уверена, что…

Линнувиэль осторожно нащупал ее ладонь и предостерегающе сжал.

– Наверное, ты прав, – прикусила губу Мирена, и Хранитель облегченно перевел дух, а Таррэн и вовсе одарил их таким благодарным взглядом, что он мгновенно понял: повелителя надо спасать. И уже приготовился развить первый успех, но тут Белка обернулась, укоризненно покачала головой и так же быстро, как начала, расплела все готовые косы.

– Сговорились, гады… а как я хотел его наказать… Мирена, ты что, на его стороне?

– Нет, – стремительно порозовела эльфийка. – Но я не считаю, что он виноват с той дверью. Не надо его так наказывать. Пожалуйста. Пусть ходит, как привык. Ему действительно идет.

– С какой еще дверью? – мигом насторожился Таррэн. – Малыш, вы о чем?

– Ни о чем. Ладно, живи, жертва необоснованного насилия. Не буду больше тебя мучить.

– Я не получил ответ на свой вопрос!

– А разве я обещал его дать?

– Малыш!

Белка выразительно закатила глаза и, сноровисто заплетя волосы эльфа в обычный конский хвост, чересчур поспешно отошла. После чего уселась на траву и с демонстративным вниманием принялась натягивать сапоги. Но не вышло: заподозривший неладное Таррэн в мгновение ока подхватил ее на руки, умело спеленал и, притянув к своему лицу, пристально взглянул в глаза.

– Я тебе говорил, что не люблю, когда ты что-то скрываешь?

– Говорил, – немедленно согласилась она, правильно подметив его опасно загоревшиеся глаза.

– Предупреждал, чтобы ты сразу объясняла, в чем дело?

– Предупреждал.

– И мы с тобой договорились, что этого больше не будет?

Она виновато вздохнула, но взгляда не отвела. А эльф без лишних слов взялся за узы, уверенно считал все, что хотел, и только тогда, изумленно вскинув брови, отстранился.

– Белка!!

– Ну, чего? – смущенно потупилась Гончая. – Мирена, заметь: я ему ни словечка не сказала! Он сам обо всем догадался! Я здесь абсолютно ни при чем! Слово не нарушено!

– Торк! – с досадой отвернулся Таррэн. – И это меня ты называла заговорщиком?! Сами хороши! Могли бы хоть предупредить! Мирена, тебе никто не говорил, что надо стучать, прежде чем входить в чужие комнаты?

Линнувиэль ошарашено моргнул, боясь, что ослышался, но эльфийка вдруг зарделась, как маков цвет, и поспешно уронила взгляд.

– Прости, я не знала. И я честно постучала, но никто не услышал. Просто Белка сказала, что…

– СКАЗАЛА?!! – громко ахнул Хранитель, пошатнувшись от внезапного прозрения. – Белик, ты что?!..

Эльф вдруг осекся, когда в него уперлись сразу три недоуменно-ошарашенных взгляда, будто присутствующие только-только вспомнили, что находятся тут не одни. Но это длилось недолго. Таррэн, неуловимо порозовев, осторожно опустил Белку на землю, та в свою очередь смущенно кашлянула и шаркнула ножкой, красноречиво показав, что Линнувиэль не ошибся в своей очередной догадке. А Мирена и вовсе закрыла лицо руками, чтобы не видеть всего этого ужаса.

– Мамочки… проболтались…

– Белка… Темная Бездна!! – глухо простонал Линнувиэль, чуть за голову не схватившись. – Так ты… боги!! Чего ж я раньше-то не догадался?!! Белка, а не Белик… ну, дурак! Какой же я дурак!

Он молча взвыл, наконец-то сложив все кусочки головоломки, которая так долго не давала ему покоя. Запоздало сообразил, что зря подозревал наследного лорда в мужеложстве и прочих нелицеприятных вещах. Так же быстро осознал, почему едва с головой не увяз в этих пронзительных голубых глазах, по какой причине ОНА позволила ему жить. Почему так неадекватно реагировал на ее близость сам, и что причина такого поведения была весьма и весьма обоснована. После чего судорожно сглотнул, внезапно понимая весь размах замысла ее полоумного создателя, сумевшего сотворить ТАКУЮ страшную (живую!!) ловушку, и измученно прикрыл глаза.

– Белка…

– Не вопи, – строго оборвала Гончая, быстро оглядевшись по сторонам. – Я только тебе доверяю настолько, что даже морду бить не буду за эту оплошность и не стану просить Таррэна накладывать на тебя Полог Забвения. И не зря вчера весь вечер распиналась про свое прошлое, чтобы ты тут требовал сатисфакции за мое поведение. Сам понимаешь: нет у меня другого выхода, иначе вы за один день перегрызетесь и поубиваете друг друга. А я этого не хочу. Тем более что свою пару я давно нашла, искренне этому рада и не собираюсь ее ни на что менять. Надеюсь, ты умеешь хранить тайны и не проболтаешься сегодня же своим ушастым друзьям?

Линнувиэль уставился на нее, будто в первый раз увидел. На это безупречное лицо, не поддающееся времени, на хрупкую фигурку, чью силу и красоту умело прятала мешковатая одежда; нежную кожу, еще хранящую следы прикосновения эльфийского клинка; дивный рисунок, вычерченный на ней с поразительной четкостью и хладнокровием; неповторимые глаза, полные досады и сожаления, что так не вовремя все раскрылось; вспомнил ее вчерашние слова, в которых, как она ни старалась утаить, все равно скользила едкая горечь и четкое понимание своего пути. И ведь она открылась тогда. Не полностью, но во многом сумела отстраниться от прежней неприязни. Доверилась. Позволила приблизиться, что-то осознать, о многом поразмыслить, хотя могла бы просто отвернуться и промолчать.

Что же она увидела в молодом Хранителе Знаний? Что сумела понять сама, когда вытаскивала его с того света? Почему решилась на откровенность, когда у нее было заслуженное право хранить стойкое молчание?

Таррэн мягко улыбнулся и, ничуть не стесняясь посторонних, бережно привлек свою грозную красавицу, одновременно касаясь губами ее тонких пальчиков, на которых больше не было перчаток. Белка охотно прижалась и тихо вздохнула, исподволь любуясь игрой света в крупном изумруде на левой руке. Том самом, что сжимал в зубах ярко сверкающий на солнце Великий Дракон – древний покровитель всего Рода Л'аэртэ. Она давно хранила его, как зеницу ока. Давно и трепетно берегла так же, как свою собственную душу, которую никому, кроме него, не доверила. И только ему позволила вычертить свое новое имя на левой лодыжке, тем самым добровольно покоряясь и признавая его право.

Линнувиэль внимательно взглянул снова, правильно расценил значение рунной вязи на ее нежной коже, быстро нашел его родовой перстень на ее безымянном пальце. Немного испугался, осознав, что при желании эти двое могли в долю секунды принести друг другу как неземное наслаждение, так и мучительную смерть… стоило лишь ей покрепче сжать кулачок, а ему – шепнуть беззвучное "умри". Так же ясно понял и то, что они никогда этого не сделают. Ни через десять, ни даже через тысячу лет. В который раз поразился полыхающему Огню в их счастливых глазах и неожиданно понял, что и сам никогда не предаст это доверие. Не расскажет ее тайну даже под пытками. Никому не откроет это тяжкое знание и будет хранить его так же трепетно, как хранил ее от опасностей законный муж и наследник трона.

Хранитель медленно опустился на колено и низко поклонился этой поразительно красивой паре, которая была словно создана друг для друга.

– Вот видишь: я оказалась права, – хмыкнула Белка, покосившись на удивленное лицо благоверного. – Он все правильно понял, и ты зря в нем так долго сомневался.

Таррэн осторожно поцеловал ее макушку и слабо улыбнулся.

– Да, малыш. Ты всегда права.

– То-то же. Линнувиэль, вставай! Хватит заниматься всякими глупостями – нам давно пора ехать. И не вздумай больше изображать из себя верноподданного! Тем более, в моем присутствии, не то мне придется хорошенько пнуть тебя под зад и наглядно продемонстрировать, насколько я не люблю ненужных телодвижений!

– Вредина, – немедленно буркнул эльф, принимая вертикальное положение. – Нет, чтобы дать мне помечтать о том времени, когда ты станешь владычицей нашего Леса и я смогу всем разболтать, как пытался тебя прибить. Так нет же. Надо было все испортить! Даже минутки на благоговение не дала!

– Щас! Хватит мне одного Леса, чтобы быть там владычицей, а твои Хранители могут себе локти кусать от зависти или помирать от восторга. Это уж как кому нравится. Но только пусть держатся от меня подальше, ясно?

– Куда уж яснее, – вздохнул Линнувиэль и неожиданно подал руку изумленно взирающей на это безобразие эльфийке. – Пойдем, Мирена. Чует мое сердце, эти двое еще не скоро соберутся в дорогу. А так мы придумаем им хоть какое-то оправдание. Тем более что твою палатку наверняка никто не тронул. Хочешь, помогу убрать?

Леди Мирена-ис в немом изумлении воззрилась на почтительно склонившего голову собрата, в котором вдруг проснулась непривычная галантность, смешанная с откровенной учтивостью. Мать честная! Да в чем дело? Прямо на себя не похож! Неужто Белка смогла его так быстро обработать? Или случилось что-то еще, что он вдруг решил пренебречь всеми правилами этикета? Мало того, что обратился на "ты" (немыслимо!), так еще и смотрит со столь неприличной открытостью, от которой просто мурашки по коже! И глаза чистые, ясные, удивительно теплые!

– Давай, давай, кавалер ушастый, – подбодрила со спины Белка, с нескрываемым интересом следя за сменой выражения на лице новой подруги. – Мирена, не отказывай. По крайней мере, сейчас. Все-таки парень в первый раз просит твоей руки! Нервничает и трусит, как водится, так что не надо накалять обстановку.

Линнувиэль чуть вздрогнул, потому как действительно слегка беспокоился, но вовремя спохватился и громадным усилием воли сумел сохранить каменную физиономию. Однако юная красавица все равно заметила, хитро улыбнулась и, получив одобрительный знак от ехидно подмигнувшей Гончей, без колебаний подала узкую ладошку. И, хоть она очень старалась – покусывала губы, прятала глаза и вообще не смотрела больше на удивленно-обрадованного Хранителя, полностью скрыть порозовевшие кончики ушей ей все-таки не удалось.

– Вот так, – заключила Белка, едва они пропали за деревьями. – Все-таки я не зря ему шкуру спасала. Дай бог, не остановится на достигнутом и найдет правильное решение. А то было бы обидно всю оставшуюся жизнь сознавать, что это из-за меня он не нашел свою пару. Особенно, когда она оказалась так близко.

Таррэн, убедившись, что посторонних во всей округе больше нет, немедленно обвил руками ее талию и снова притянул к себе, требовательно заглядывая в лучащиеся неподдельным удовольствием глаза.

– Ты права – они действительно друг другу подходят, – вкрадчиво согласился он. – Но теперь скажи-ка мне, коварная моя женщина: когда это ты успела влезть в его голову? Когда смогла прицепить к нему свою ниточку и с какого времени читаешь не самого глупого в этом мире Хранителя Знаний, как раскрытую книгу? Да еще так, что он до сих пор этого не заметил? А? Белка? Нет-нет, не отворачивайся и не делай вид, что не понимаешь, о чем речь. Я слишком хорошо тебя знаю и готов поклясться, что без этого ты никогда не решилась бы открыться! Тем более, Темному. И, тем более, магу, которых ты чуть не с рождения терпеть не можешь! Не говоря уж о том, чтобы сделать то, что ты сделала сегодня! Ну? Я жду ответа, хитрюга! Причем, немедленно, пока еще держу себя в руках и не применяю страшные пытки! Когда ты попробовала его крови?

Белка, неожиданно порозовев до кончиков ушей, виновато вздохнула.

– Да чего гадать-то? У меня был всего один шанс…

Глава 9

Весь день Перворожденные с нескрываемым удивлением наблюдали за мирно беседующей парочкой: леди Мирена в кои-то веки милостиво позволила себя сопровождать и весьма благосклонно поглядывала на заметно оживившегося Хранителя, который в ее присутствии окончательно отошел от тысячелетиями освященных правил и совершенно безнаказанно общался с наследницей благородного Дома Маллентэ, как с какой-нибудь простушкой. Правда, ее это тоже не смущало, а потому начатый утром разговор все длился и длился, плавно перетекая из неловкого обмена фраз в увлеченную беседу, в которой, как оказалось, им обоим было, чем поделиться. Правда, время от времени то один, то другая нет-нет, да и поглядывали в сторону удивительно спокойной Белки, которая против обыкновения не изводила эльфов вечными подставами и ехидными нравоучениями. Несколько раз, разумеется, прицепилась, чтобы не слишком расслаблялись, но быстро отстала, явно не желая портить такой замечательный день. И во всем остальном она была непривычно благодушна, чуточку насмешлива, но (что выглядело, по меньшей мере, странно) совсем не злорадна.

Перворожденные сперва подозрительно косились, явно не веря собственному счастью, затем насторожились, полагая, что за периодом недолгого благополучия последует какая-нибудь совсем уж отвратительная и просто огромная гадость, потому что без них коварный Белик просто не мог существовать. Но когда даже на дневном привале их демонстративно проигнорировали, а в горячий суп, против обыкновения, не упало ни одной сушеной мухи, со всей ясностью поняли: что-то случилось. Причем такое, что коварная Гончая предпочитает молчать до поры до времени, явно смакуя будущие свершения, и это заставляло их сильно нервничать. Но Шранк многозначительно помалкивал, несколько раз срываясь с места и исчезая в неизвестном направлении. Молодой лорд ехал с совершенно непроницаемым лицом,делая вид, что абсолютно не при чем. От Линнувиэля ни слова не удалось добиться, хотя Сартас истратил для этого почти весь свой запас красноречия. А Мирена вовсе отделалась ехидным смешком, деликатно посоветовав смущенным ее острым язычком эльтарам обратиться к первоисточнику.

В конце концов, Маликон плюнул на правила приличия и нагнал Карраша сам.

– Белик?

– М-м-м? – рассеянно отозвалась Гончая.

– У тебя все в порядке?

– Более чем. А что не так?

– Да нет, ничего, – слегка озадачился эльф. – Просто… ты сегодня чересчур тихий. Какой-то неправильный, словно подменили. Вот я и спрашиваю: ничего не произошло?

Она удивленно округлила глаза и странно кашлянула.

– Ого! Не ожидал, что это так заметно… неужто соскучились по развлечениям?!

– Нет, – отчего-то занервничал остроухий. – Но с твоими талантами мне бы хотелось заранее знать, когда надевать шлем, напяливать кольчугу и доставать мечи, чтобы отбиваться от насмешек. А если позади крадется еще одна стая гиен, хотелось бы быть в курсе пораньше. До того, как они решат нами поужинать.

– Нет, – хмыкнула Белка. – Гиены тут не при чем. Просто день хороший – теплый, солнечный, тихий. И разбавлять эту тишину вашими неумелыми ругательствами мне не слишком хочется.

– Раньше тебя это не смущало.

– Ну, когда-то и мне нужно отдыхать.

– Да? – не поверил Маликон. – Это что, считать перемирием? Ты, наконец, решил взять выходной? Или, наоборот, готовишь нам что-то особенное?

– Ой, с чего это ты стал таким подозрительным?! – с наигранным огорчением воскликнула Гончая. – Всего пару недель назад был такой милый, доверчивый, так чутко реагировал на каждое слово… прямо одно удовольствие доводить до бешенства! А теперь – нате вам! Даже отправляясь в кусты, стал оглядываться и в каждом звуке подозревать подвох! На любой незнакомый голос стрелу пускать заранее, чтобы не пропустить никаких неожиданностей! Испортился, одним словом, как наш славный Линни! Перенервничал, похоже. Или просто устал? Ох-хо-хо, до чего ж нынче слабый народ пошел!

Темный эльф поджал губы, но все же удержался от ответной колкости, а Белка неожиданно посерьезнела.

– Ладно, хватит юлить. Ты чего хотел спросить-то?

– ?!

– Ой, да брось, – поморщилась она. – У тебя все на лбу написано. Думаешь, я совсем дурак или за свою жизнь не научился по глазам читать? Давай уж, выкладывай, что надо. Честное слово, постараюсь не смеяться!

Маликон, издав какой-то странный звук, со стуком подобрал отпавшую челюсть. А затем во все глаза уставился на досадливо скривившуюся Гончую, искренне надеясь, что все-таки ослышался. Но она не стала отворачиваться и кривляться, как раньше – просто посмотрела короткое мгновение, заставив его похолодеть и разом взмокнуть, а потом, найдя реакцию правильной и абсолютно обоснованной, благожелательно кивнула.

– Ты…

– Ага, – согласилась она, подчеркнуто внимательно изучая далекие верхушки деревьев. Тем острым, прицельным и крайне опасным взглядом, которым всегда выискивала возможную угрозу. – Я – самая настоящая Гончая, ты прав. Причем, не простая, а действующий Вожак. Шранк на самом деле мой напарник и подчиняется мне уже почти тридцать лет.

– Двадцать семь, если точнее, – педантично поправил Воевода, незаметно приблизившись и насмешливо посмотрев.

Темный эльф совсем спал с лица.

– Значит, это была… не шутка?!

– Нет.

– Но ты выглядишь слишком молодо!!

– Ну и что? – удивилась Белка. – Тебе тоже не дашь пяти с половиной веков, так никто ж не жалуется!

– Я не человек, – нервно отозвался Маликон.

– Я тоже.

– Белик…

– Что?! – буркнула она. – Да, я не полуэльф! Нет, никакого эликсира долголетия сроду не принимал! Да, моя внешность – исключительно заслуга мага, но Таррэн не имеет к этому никакого отношения! Все? Больше нет вопросов? Хочешь узнать подробности – спроси у него сам, а я эту тему больше не желаю разговаривать! Ясно?

– Да, – покорно кивнул эльф. – Но вообще-то я не это хотел спросить.

– М-да? – слегка озадачилась Белка. – Тогда колись, мне уже становится интересно.

Маликон тяжело вздохнул и с видимым усилием выдавил главное. То, ради чего и решился на небывалое – САМ заговорил с дерзкой Гончей, надеясь на искренний ответ. Впервые.

– Белик…

– Да не тяни кота за лапу!!

– Ты не видел… случайно, разумеется!.. перстень Аззара?

– Что? – непонимающе обернулась Белка, но эльф был предельно серьезен. – Чей? Какой еще перстень?

– Его. Тот самый.

– РОДОВОЙ перстень?!

– Да.

– Он его что, потерял?!!! – Белка ошеломленно замерла. – ПРОХЛОПАЛ УШАМИ?!! Выронил по дороге?!!! СВОЙ РОДОВОЙ ЗНАК?!!!

Маликон неожиданно смешался, нутром ощутив неладное, но она уже не слушала.

– И ты решил, что это Я?! Думаешь, я его спер?!!!

– Ну…

В конце концов, с Крикуном была та же история.

– БОЛВАН!!! – процедила Гончая, без труда прочитав чужие мысли. – Таррэн, вернись!!! Ты мне нужен!! Этот придурок потерял свой перстень!!

– Кто? Маликон?!

– Да нет же! Его сопливый помощник!..

Маликон чуть вздрогнул и мигом почувствовал: как бы ни был зловреден и гадок человеческий Страж, но на такую подлость он бы никогда не решился. Не мог не знать, ЧТО значит для Перворожденного потеря такого сокровища. Не стал бы он шутить такими вещами, да и тревога в его глазах была неподдельной. Вон, как сверкают. Того и гляди полыхнут настоящим пожаром, но вовсе не от обиды, а от чего-то совсем другого. Неужто испугался?! Да и молодой лорд забеспокоился – аж с соседнего холма рванул сюда, чтобы выяснить причину переполоха. Шранк и вовсе нахмурился, старательно припоминая что-то важное. Даже Карраш поднял голову, прислушиваясь к встревоженным голосам Хозяйки и Хозяина, чтобы ничего не пропустить. А косился на дурных остроухих так, будто всю стаю только что обвинили в измене.

– Извини, – тихо сказал Маликон, когда гневный взгляд Гончей полоснул по нему, как ножом. – Я думал…

– Торка лысого ты думал! – рыкнула Белка, резко отвернувшись. – Аззар, растяпа криворукий! А ну, топай сюда!! И ответь мне, болван, куда ты мог его засунуть, если тебе с рождения вдалбливали, что свою душу надо беречь, как зеницу ока?!! ЖИВО, я сказал!! И только попробуй не вспомни!!

На дороге неожиданно стало очень тихо. Молодой эльтар, видя неподдельный гнев наиболее вероятного виновника происшествия, как-то разом осел, сдулся. С его лица сбежала вся краска, потому что он до последнего надеялся, что его ждет просто очередной жестокий розыгрыш. А теперь выходит, Белик не при чем и единственным виновником случившегося является он сам? Боги!!!

– Что ты делал этим утром?! – с ходу накинулась на него Гончая, едва Карраш настиг породистую кобылу Аззара. – И вечером тоже! Тогда он на месте был?!

– Вроде бы…

– Вроде бы?! Ты что, не чувствуешь его?!!

– Нет, – совсем тихо ответил эльф и виновато уронил взгляд. – Я посчитал, что это ты взял, а рядом с твоими зверьми даже наши перстни плохо откликаются.

– ЧТО?!!

– А что я должен был подумать?! – несчастными глазами посмотрел Аззар. – Ты все утро молчишь, улыбаешься загадочно, словно миллион золотых откопал. Ты же любишь такие подставы? Любишь трепать чужие нервы? Ну вот. Я все ждал, пока ты выдвинешь условия, на которых его вернешь, приготовился к худшему, но Маликон вовремя заметил, что я без перстня…

– И пришел ко мне с претензией! – зло закончила Белка, после чего сжала кулаки и нехорошо прищурилась. – Идиот! Теперь ясно, чего вы такие дерганые с самого утра. Да уж, ушастые – молодцы, нечего сказать! Свою дурость прикрывать моими проделками… давно я такого не слышал. Удавить бы тебя сейчас, да жалко – слово я дал, что не трону. Тьфу! Линнувиэль, ты что-нибудь можешь сделать?

Младший Хранитель огорченно качнул головой.

– Нет. Наши перстни не поддаются чужакам. Только истинным владельцам откликаются, и то, на небольшом расстоянии.

– Но ведь ты маг! И не слабый! Таррэн!

– Он прав, – нахмурился молодой лорд. – Даже я не смогу его найти. Аззар должен почувствовать сам. Или кто-то из ближайших родичей, но, если расстояние до него слишком велико, даже это не поможет. Аззар, постарайся вспомнить, когда ты его видел в последний раз?

– Вчера перед сном. Я держал его в руках, собирался уже убрать, но потом отвлекся…

– Ты куда-нибудь уходил из лагеря? – вмешалась Белка. – Ночью вставал?

– Нет.

– А утром?

– Торк! Да в кусты зашел! Куда же еще?!

– Ты еще позлись мне, где не надо, – зловеще прошипела Гончая, хищно сверкнув позеленевшими глазами. – Еще раз вякнешь в таком тоне, без башки останешься. Не то, что без перстня. Понял?!

Аззар вздрогнул.

– Где именно ты был? В какие кусты? Надолго ходил? – не дала ему времени опомниться Белка. – По дороге сюда отлучался? Где ты его вообще хранил?!

– На цепочке, – не посмел задержаться с ответом эльф. – На груди все время висела, а вчера я ее ненадолго снял, чтобы почистить, но совершенно не помню, одевал ли обратно.

– Болван!

– Я просто отвлекся!!

– Сейчас я тебе отвлекусь! Сейчас вот двину… так, ладно, – неожиданно успокоилась Гончая. – Придется возвращаться и искать. Нет, всем не обязательно, достаточно двоих. Аззар, бросай вещи, пересаживайся на Ирташа и – вперед, иначе до ночи будем плестись туда и обратно. Я с тобой, потому что быстрее наших мальчиков никого в целом свете нет. А нам, возможно, придется все кусты придорожные обшаривать из-за твоего разгильдяйства. Остальные ждут здесь. Таррэн, мы постараемся вернуться побыстрее, но если вдруг задержимся…

– Я с тобой.

– Нет, – качнула головой Гончая. – Прости, но у тебя слишком сильная аура. Боюсь, с ней будет трудно искать небольшой всплеск чужого перстня – заслонишь. Один Аззар точно не управится, а от остальных в таком деле и вовсе никакого прока. Так что пойдем вдвоем.

– Я тоже поеду, – спокойно вмешался Шранк. – Мы с тобой почти одинаково чуем магию, а Серок способен угнаться даже за Каррашем. Да и прикрыть вас надо. Вдруг что не так пойдет?

– Согласен. Разумно. Ирташ, поможешь?

Мимикр недовольно засопел, откровенно не желая подставлять спину какому-то чужаку, но Хозяйка смотрела требовательно, настойчиво. Он тяжело вздохнул и, пристально взглянув на забеспокоившегося эльфа, медленно наклонил голову.

– Отлично. Аззар, перебирайся, но за поводья лишний раз не дергай: мальчик прекрасно понимает нашу речь. В седле не ерзай, про хлыст даже думать забудь, а попробуешь пришпорить – мигом без ног останешься. Все ясно? Тогда лезь и постарайся не осрамить славу эльфов, как непревзойденных наездников. Таррэн?

Таррэн легко соскочил с седла и приблизился к Каррашу, вопросительно поглядывая на сосредоточенно нахмурившуюся Белку. Та неожиданно свесилась с седла, обхватила его руками за шею и, пристально взглянув, неслышно шепнула несколько слов в остроконечное ухо.

– Нет, – вполголоса отозвался эльф. – Слишком опасно.

Она нахмурилась еще больше и снова шепнула, на что Таррэн прикусил губу.

– Нет. Не стоит так рисковать.

– Они могут помочь, – настойчиво повторила Белка. – Сам подумай: у кого получится лучше?

– Да, но…

– Это не стоит жизни Аззара. И мучений его тоже не стоит, если кто-то вдруг наткнется на перстень раньше нас. Хорошо еще, что тракт пустой, не то мы могли бы здорово влипнуть с этой безделушкой. А ТАК у нас втрое больше шансов! Тем более что скоро все равно пришлось бы рисковать, а отдавать все козыри в одни руки – неразумно.

– Хорошо, – наконец, неохотно согласился Таррэн, почему-то покосившись на Линнувиэля. – Но только, если не будет другого выхода.

Белка довольно кивнула и, обменявшись со Шранком выразительным взглядом, черной молнией сорвалась с места.

Их не было до позднего вечера. Небольшой отряд Темных эльфов (Таррэн настоял на том, чтобы продолжить путь, не смотря даже на утраченный перстень) весь день тревожно прислушивался к безмятежному шепоту леса и нетерпеливо оглядывался, с надеждой высматривая знакомые силуэты на неровной дороге. Но там было по-прежнему тихо и пустынно. Не доносился знакомый грохот копыт. Не дрожала земля от тяжелой поступи обоих мимикров. Не слышался торжествующий рев Карраша, подсказывающий издергавшимся эльфам, что все в порядке и можно больше не беспокоиться.

Вообще ничего: ни знака, ни звука, ни весточки.

К тому времени, как сумерки милосердно прикрыли верхушки сосен бархатным серым покрывалом, Перворожденные измаялись так, как никогда в жизни. Разумеется, все понимали, что Аззар совершил непростительную ошибку. Конечно, знали, чем могла грозить бессмертному эта нелепая оплошность. Еще лучше осознавали, что вполне могут в ОЧЕНЬ скором времени потерять бессмертного собрата, но верить в столь чудовищное стечение обстоятельств никому не хотелось. Потому что погибнуть в бою или, на худой конец, от рук наемного убийцы – еще куда ни шло. Но оказаться в пожизненной кабале у какого-нибудь сведущего в магии смертного… да даже бессмертного! И, тем более, Светлого!.. лучше самому призвать Ледяную Богиню, как недавно сделал Линнувиэль.

За все это время Таррэн не произнес и десятка слов. Ехал молча, настороженно посматривая по сторонам. Непрерывно тянул ноздрями заметно посвежевший воздух и изредка касался проплывающих мимо стволов, будто метил своим запахом бесконечно вьющийся и дробящийся на бесчисленное множество веток тракт, чтобы догоняющие не смогли ошибиться.

Однако Линнувиэль не зря был неплохим магом, не зря занимал почетное второе место среди равных себе и совсем не зря получил гордое звание Хранителя Знаний. Он не раз и не два ощущал слетающие с ладоней повелителя крохотные, почти невесомые и совершенно невидимые постороннему глазу искры. И по ним безошибочно сумел определить, что молодой лорд тоже неспокоен. Что он постоянно касается кровных уз, связывающих его с проворной Гончей. Неотрывно слушает свое второе сердце и частенько пытается понять, что происходит.

В напряженном молчании прошел целый день. Так же молча эльфы свернули с дороги, едва Таррэн позволил устроить привал. Без лишних слов расседлали усталых коней, разожгли костер, старательно избегая упоминания о задерживающихся спутниках, хотя время для возвращения давно уже миновало. Неохотно прожевали небогатый ужин и, не зная, чем еще заняться, принялись мрачно глазеть друг на друга.

– Думаешь, они справятся? – тихонько спросила Мирена, подсев к Хранителю и поежившись, как от холодного ветра.

Линнувиэль поджал губы.

– Надеюсь. Если Аззар сумеет его почувствовать.

– Но времени много прошло, а он даже не помнит, где мог его оставить.

– Белик должен справиться.

– А если нет?

Младший Хранитель быстро отвел глаза и не стал озвучивать очевидное. Если Аззар не найдет свой перстень, то может больше не возвращаться в Темный Лес: за подобную оплошность отец его самолично удавит и проклянет, как позор всего Дома Истарре. После чего несчастного будет ждать Отречение, Изгнание и бесконечное множество дней или веков в полном одиночестве. До тех пор, пока кто-нибудь не найдет его второе сердце и не разобьет его милосердно о ближайший магический алтарь, при этом потратившись на неслабого мага, знающего законы течения силы бессмертных, и при этом искренне пожелает его смерти. Только тогда (может быть) измученному бесконечным ожиданием эльфу удастся, наконец, обрести покой. А если сильно не повезет, он останется обреченным на вечное скитание среди смертных, подобно лорду Торриэлю – вынужденный искать свою потерянную душу по ближайшим весям, а затем (если, конечно, найдется смельчак, рискнувший бы угрожать Перворожденному расправой) служить кому-то из них до того момента, пока его бесконечно долгая жизнь, наконец, случайно не оборвется.

– Линнувиэль?

Темный эльф вздрогнул от неожиданности и очнулся от наваждения, но Мирена и сама поняла его состояние. Поэтому не стала больше тревожить напряженного и обеспокоенного собрата, а поднялась и тихонько вернулась в палатку, моля всех богов, чтобы Аззар избежал страшной участи Отреченного.

Когда вдалеке послышался дробный перестук копыт, эльфы неверяще замерли, страшась спугнуть долгожданное наваждение. Но слух не подвел – по пустынному тракту действительно приближались трое. Следом донесся знакомый рык Карраша, охотно поддержанный его сыном, а за ним – тихий предупреждающий свист, по которому стало сразу понятно: свои. Луки доставать не надо.

Линнувиэль подскочил на месте, чуть не бросившись навстречу, но немного не успел – темнота за деревьями сгустилась, в ней звучно хрустнуло какое-то бревно, раздавленное тяжелым копытом или перекушенное с досады крепкими зубами. Затем донеслась чья-то ругань, перемежающаяся знакомым ворчанием. И, наконец, Гончие с усталым "уф-ф" проворно соскочили возле победно полыхающего костра.

– Ну, и забрались же вы! – выдохнула Белка, сбрасывая с плеча опавшие иголки. – Еле нашли! Карраш чуть ногу себе не сломал, напоровшись на барсучью нору! Барсука, правда, тут же сожрал, но не в этом суть.

Шранк быстро покосился на неподвижное лицо Аззара и сразу отвел взгляд.

– Почему так долго? – спросил Линнувиэль.

– Нашли?! – нетерпеливо вскрикнули Корвин и Маликон, жадно разглядывая лицо вернувшихся.

Белка сухо кивнула, не оборачиваясь, и они с невыразимым облегчением перевели дух.

– Нашли? Правда?! – радостно воскликнула Мирена, чуть не бегом бросившись навстречу. – Белик?!!

– Правда, правда, – досадливо рыкнула Гончая, старательно глядя в землю. После чего с силой дернула подпругу, стащила с Карраша седло и быстрым шагом направилась в темноту. Но до края поляны дойти не успела: Таррэн очень не вовремя возник на пути и пытливо заглянул в ее лицо.

– Малыш?

Белка виновато вздохнула.

– Прости.

– За что? Вы же справились? – мягко коснулся ее руки эльф, а потом очень бережно, кончиками пальцев приподнял напряженное лицо, не совсем понимая причину ее подспудного, тщательно укрываемого беспокойства и отчаянного страха. Страха перед его недовольством и справедливым гневом, потому как оказалась недостаточно внимательной и позволила себе непростительную вольность. – Малыш? Что случилось?

Линнувиэль бросил быстрый взгляд на неподвижное лицо Аззара и мгновенно насторожился: что-то точно не так. Что-то очень сильно не так, иначе не смотрел бы на них эльтар с таким ужасом. И не мелькало бы в его глазах выражение искренней паники, словно чудом нашедшийся перстень Гончая нагло забрала себе, а то и расколотить пожелала во всеуслышание. Неужто узнал?! Увидел то, что не следовало?!! Понял, наконец, с кем провел эти дни в одном отряде?!! Но тогда отчего он так бледен? Почему не смущен, а откровенно напуган этим открытием? Почему так отчаянно кусает губы, сдерживая горестный крик, а косится на человеческого Воеводу так, словно смертник – на своего будущего палача?

Торк!! Да что там вообще случилось?!!!

Белка побоялась посмотреть на Таррэна сразу, но когда открыла глаза, до боли прикусив губу и старательно сдерживаясь, чтобы не выдать себя, он вздрогнул всем телом и едва не отшатнулся. Сам стремительно побледнел, судорожно вздохнул и чуть не зажмурился, потому на него в упор смотрели горящие ядовитой зеленью глаза. Бешено сверкающие глаза чистокровной хмеры, у которой было крайне негативное настроение.

– Боже…

– Прости, – тихо повторила Белка, роняя взгляд. – Этот дурак умудрился порвать зачарованную цепочку, пока возился со своим перстнем. Но не заметил этого и поперся умываться, а там выронил в воду и сразу не сообразил, в чем дело. Она всю ночь провалялась у самого берега, но затем ее отнесло течением, вместе с перстнем. Потом камень запутался в водорослях и какое-то время болтался у всех на виду. А после этого… его сожрал голодный сом! Можешь себе представить? Какой-то снулый сом, у которого появилось настроение высунуть усатую морду наружу! Чтоб его р-разорвало! Здоровенный, как конь, вонючий, склизкий! Хватанул вместо приманки и удрал на глубину, как водится. Перевар-р-ивать!! Да еще и в догонялки игр-р-ать вздумал! Мы полдня потратили на то, чтобы выловить гада в этом Тор-р-ковом озе-р-ре!..

Таррэн молча обхватил ее за плечи, прижав к себе и не позволив спутникам услышать нехорошие рычащие нотки в ее голосе. Ласково погладил, что-то тихонько прошептал на ухо, одновременно зарываясь пальцами в ее мягкие волосы и нежно дыша в незащищенную шею. Какое-то время держал в объятиях, успокаивая и помогая сдержать раздражение, а когда почувствовал, что она взяла себя в руки, выразительно глянул на пришибленного в буквальном смысле слова Аззара.

– Где перстень?

– У меня, – буркнул вместо эльфа Шранк и неуловимо быстро бросил. – Белик отдал, чтобы не возникло соблазна.

Таррэн ловко поймал, убедился, что никакой ошибки нет, и очень нехорошо взглянул снова, после чего на молодого эльтара стало совсем страшно смотреть. Он и так вернулся бледным до синевы, с прокушенной губой, нервно подрагивающими руками и молчаливым криком ужаса в широко распахнутых глазах. А теперь и вовсе посерел, покрылся холодным липким потом и едва не шарахнулся прочь: во взгляде повелителя ясно читалась если не немедленная смерть, то очень скорый приговор.

– Аззар, что случилось? – недоуменно нахмурился Линнувиэль. – Таррэн? Он что-то сделал с… Беликом?

– Нет, – тяжело уронил наследник Изиара. – Но нам придется ОЧЕНЬ серьезно поговорить.

– Да уж, – мрачно кивнул Шранк. – Боюсь, его высокородная задница не стоила таких усилий. Особенно в свете тех воплей, что мы от него услышали ПОСЛЕ. Полдня по дну рыскали, ища того дурного сома, вымокли, как утки, всю тину на носы собрали, в кишках вонючих ковырялись, боясь что-нибудь пропустить, а этот кролик еще и недоволен! Бел, ты не передумал? Может, мне все-таки набить ему морду, уроду неблагодарному? Чтобы впредь головой думал, а не тем местом, чем обычно?

– Нет, – прерывисто вздохнула Белка. – Отдай ему мечи и пусть проваливает, пока я держусь. Карраш, не скалься. Я не для того ему шкуру спасал, чтобы ты ее сразу же дырявил. Пусть идет.

Громадный мимикр выразительно рыкнул на неподвижно замершего эльфа, на лице которого попеременно появлялось то выражение ужаса, то искренней растерянности, смешанной с чем-то, подозрительно похожим на страх. Но Хозяйке перечить не стал. Только звучно клацнул зубами у самой остроухой морды и, предупреждающе зашипев, послушно отпустил. После чего поспешил к Белке, заворковал, заурчал в самое ушко, ласково потерся, едва не свернулся вокруг нее гибким обручем, да Таррэн не позволил – властно отстранив обеспокоенного мимикра, сам отвел ее за деревья и там надолго пропал. А когда вернулся, знаком позволив Каррашу оставить свой пост возле Аззара, явно увидевшего лишнее и оттого впавшего в полную прострацию, то молча велел мимикру стеречь ее тревожный сон, пока он будет решать остальные проблемы. После чего рывком приподнял успевшего сесть эльтара, нимало не смущаясь присутствием сородичей. Перехватил за куртку, ожег бешено горящим взглядом и невежливыми пинками выгнал подальше от любопытных глаз.

Шранк только одобрительно крякнул, но пояснять тоже ничего не стал. Особенно причину, по которой молодой эльф до сих пор не мог выйти из состояния глубокого шока, а вместо благодарности за спасение своей ушастой шкуры так и норовил схватиться за родовые клинки. Но когда Линнувиэль, озадаченно потерев подбородок и успокаивающе кивнув Мирене, поднялся, Воевода встрепенулся и кинул в сторону Хранителя ТАКОЙ неласковый взгляд, что тот мигом передумал вмешиваться в отношения повелителя и своего младшего собрата. И вообще – предпочел за разумное сесть обратно, да тихо промолчать. Даже тогда, когда слегка напуганная эльфийка вцепилась в его руку, а непосредственный командир Аззара одарил откровенно недоброжелательным взглядом. Так, словно презрительно фыркнул, мысленно сравнив его с трусливым кроликом. Однако сам выяснять подробности тоже не спешил. И Линнувиэль так же мысленно фыркнул в ответ, потому что не просто так остался на месте, не желая связываться с грозным Воеводой. Его-то он как раз не боялся – знал, что, кроме увесистого кулака под нос, ничего серьезнее не встретит. По крайней мере, до тех пор, пока не выступит против Таррэна напрямую. Однако в тот момент, когда он собирался шагнуть в недобро примолкший лес, где бесследно растворились оба его собрата, ему вдруг показалось… всего на мгновение, конечно… на очень короткий миг… просто померещилось, в конце концов, что за дальними деревьями с невероятной скоростью промелькнула чья-то смазанная серая тень. А, возможно, и не одна. Но именно это мигом привело его в чувство, заставив осторожно отступить. Потому что вместе с мимолетным видением, граничившим с простым, хоть и до ужаса правдоподобным миражом, к нему неожиданно пришло странное ощущение чужого, недолгого, но очень внимательного и откровенно оценивающего взора, полного холодной рассудительности. А еще показалось, что в темноте, едва заметный на таком расстоянии, все же промелькнул какой-то смутно знакомый отсвет – легчайший зеленоватый блик, в котором при желании и достаточной фантазии вполне можно было признать две одинаково крупные пары хищно прищуренных глаз.

Глава 10

Когда Тир ступил на знакомую поляну и, против обыкновения, не увидел там своего царственного учителя, в груди что-то неприятно ворохнулось: Тирриниэль до сих пор не позволял себе опаздывать на занятия. Как правило, приходил немного раньше назначенного срока, чтобы перехватить непримиримого внука даже в том случае, если тот вдруг закончит свою тренировку быстрее, чем обычно. Он не хотел терять ни одной лишней минуты, позволявшей быть ему рядом с юным магом, а потому, едва приближалось время урока, немедленно бросал все дела и быстрым шагом удалялся в Рощу Мира, чтобы встретить его лично и с ходу загрузить какой-нибудь очередной задачкой.

Юноша медленно обошел пустую поляну по кругу, прислушиваясь с шелесту необычной листвы и вороша сапогами мягкую траву. Затем присел на плоский камень, на котором обычно ждал его Владыка эльфов, подпер голову руками и надолго задумался.

Он и сам не до конца понял, как следует относиться к облеченному такой властью сородичу. И, если кто-нибудь сейчас спросил бы об этом, совсем не был уверен, что сумеет ответить однозначно. Нет, что родная кровь, это понятно – достаточно лишь в зеркало разок глянуть, чтобы понять, насколько они близки. Но, будь дело только в родстве, Тир бы, не поморщившись, отправил бы любопытного вопрошателя куда подальше, поскольку всегда считал, что родство по крови значит ничтожно мало, когда между лю… нет, эльфами, конечно… нет родства истинного – родства душ. И, волею судьбы оказавшись в Темном Лесу, в котором прежде категорически не хотел появляться, он сперва тоже всеми силами стремился прочь. Домой, к семье, в родные стены. Он не верил, что может обрести здесь хоть что-то значимое. Не верил ровно до тех пор, пока против воли Владыки не рискнул начать Единение.

Да, это было опасно. Да, риск был огромен. Но в то время он не видел иного выхода вызвать скользкого остроухого интригана на откровенность. Тирриниэль никогда не стал бы говорить начистоту о событиях прошлого. Не признался бы в ошибках. Не стал бы сожалеть вслух. Никогда и ни с кем не поделился бы мыслями добровольно, потому что был Темным до мозга костей. А значит, оказался почти не способен на доверие. Более того, непременно попытался бы сам проделать этот фокус с молодым магом, только-только познающим свою силу, потому как ОЧЕНЬ желал выяснить, откуда тот свалился на его седую голову. Но не вышло: Тир оказался быстрее, и только эта причина стронула лед в их натянутых отношениях.

Юноша прикусил губу.

В тот день он узнал много неприятного. Получил подтверждение самым страшным своим догадкам, воочию увидел то, чего не хотел бы видеть никогда. Узнал о причинах, заставивших Владыку эльфов пойти на такой позор, как кровосмешение со смертными (причем, против их воли!!), а потом с горечью смотреть на плоды этого отвратительного эксперимента. Он сполна познал чужое разочарование. На себе прочувствовал чужое отчаяние. До последнего мига помнил искаженные страхом лица человеческих женщин и до сих пор слышал по ночам их умоляющий крик: не надо… пощадите хотя бы детей!!..

Точно так же, как помнил и слышал их постаревший Владыка.

И, если бы не тот факт, что обо всем этом Тир знал ДО того, как пришел в Священную Рощу Мира, в тот трудный день Чертоги вполне могли лишиться одного из бесценных для эльфов наследников Изиара. Потому что он вовсе не был уверен, что смог бы тогда сдержаться. Как не был уверен в том, что сумел бы выйти живым из навязанного им же магического поединка. Однако обошлось: Тир все же нашел в себе силы отстраниться от прошлого и, внутренне дрожа от пережитого, неохотно принял чужую помощь. Нет, не ради Темного Леса, конечно, не ради трона или спокойствия сородича, не ради мести и клокочущей в душе ненависти к высокомерным мерзавцам, посчитавшим себя вправе безнаказанно отнимать чужие жизни, а исключительно ради красавицы Милле, которую просто не мог бросить тут в одиночестве.

А теперь, спустя много дней и после долгих напряженных раздумий, после второго полноценного Единения, осторожных расспросов и ежедневных разговоров с правителем эльфов, он начал понимать, на какой риск пошел тогда Тирриниэль. Сколь безответственно поступил, разменивая оставшийся ему срок на спасение глупого мальчишки, имевшего наглость так бесцеремонно вторгаться в чужие мысли. Владыка не колебался, когда отдавал ему жалкие крохи своих сил, не раздумывал, щедро делясь последними каплями утекающей мощи. Отлично знал, что тем самым приближает срок своего Ухода, но все равно удержал внука от черной пропасти безумия. Ценой собственной жизни, но сумел.

Долгое время после этого они оба старательно присматривались друг к другу. Осторожно расспрашивали. Терпеливо сравнивали, оценивали, незаметно косились и старательно пытались не дать другому влезть в свои мысли. Оба прекрасно понимали, что один гораздо опытнее и мудрее, а второму будет вполне по силам провести и третье, последнее Единение, после которого шансов скрывать правду больше не останется. Они медленно кружили по этой поляне, как два заклятых врага, пытаясь отыскать слабые места у своего противника. Настороженные, подобравшиеся, словно хищники перед прыжком, сосредоточенные. Похожие настолько, что стороннего наблюдателя взяла бы оторопь, вздумай он рискнуть головой и подсмотреть из-за кустов. Тирриниэль не терял надежды вызвать внука на откровенность. Тир, в свою очередь, искусно избегать опасных тем. Одновременно учился, набирался опыта в умении владеть Огнем Жизни, впитывал новые сведения и аккуратно откладывал силы про запас. Но, вместе с тем, постепенно узнавал Владыку эльфов все больше и мысленно поражался тем переменам, которые успевал заметить.

Когда-то он считал, что такого не бывает. Искренне полагал, что не сумеет изменить своего отношения к тому, кто был виновен в поистине страшных вещах. Однако горькое сожаление Владыки не могло не тронуть его душу, искренняя жажда получить прощение и тоскливая обреченность, смешанные с пониманием, что это – слишком много, не могли не тяготить. А то, как трепетно их с Милле защищали, отчаянно рискуя остатками сил и заметно оскудевшей магии, поставило юного мага в тупик. Особенно этим утром, когда он, задетый бесконечными тайнами, рискнул задать в лоб свой самый главный вопрос.

И этот вопрос Тирриниэля едва не убил.

Именно тогда Тир со всей ясностью осознал, насколько близок оказался его родич к опасной черте. Насколько нуждается в помощи. Как велико и искренно его отчаяние. И насколько же сильно он сумел изменить себя ради крохотной толики доверия от долгожданного, никогда прежде не знаемого, недоверчивого и строптивого, но уже горячо любимого внука. Тиру больше не ставили условий, не пытались шантажировать здоровьем раненого друга, не угрожали, не стремились задержать любой ценой и даже не давили на жалость. Не взывали к совести, не требовали возвращения долго жизни. Ничего больше не требовали. Его просто просили остаться – ненадолго, совсем на чуть-чуть. Хотя бы до тех пор, пока не закроются глаза одного усталого, измученного сомнениями старика, для которого его присутствие уже само по себе стало бесценным сокровищем. Единственной в этой жизни радостью, вся значимость которой оказалась понятной лишь сейчас, в самом конце, когда Ледяная Богиня с понимающей улыбкой уже встала у изголовья и протянула свою скорбную чашу.

– Сегодня с тобой буду заниматься я, – сухо произнес чей-то голос со спины, вырвав юношу из глубокой задумчивости. – Прощу прощения за опоздание – я не ожидал, что ты закончишь сегодня раньше. Надеюсь, тренировка прошла успешно?

Тир вздрогнул и, молниеносно оказавшись на ногах, со смесью недоверия и подозрения воззрился на неслышно приблизившегося Иттираэля.

– Владыка просил заменить его, – ровно пояснил Хранитель, словно не заметив сузившихся глаз юноши. – На этот вечер он очень занят и не сможет присутствовать здесь лично. Так что твое обучение продолжу я.

– Да? А почему он не предупредил меня об этом сам?

– Не успел, – не моргнул глазом Иттираэль, подходя ближе.

– Неужели? – напрягся Тир, отступив на шаг и до упора подняв щиты.

Старший Хранитель бестрепетно встретил горящий неприязнью взгляд наследника Изиара, но тот мгновенно учуял подвох и чуть опустил веки, цепко следя за каждым движением опытного мага, чтобы не пропустить момент неожиданной атаки. Сам подобрался, словно дикий зверь, насторожился еще больше – явно ни на грош не верил. А защиту поставил такую, что Иттираэль мысленно покачал головой и с сожалением отказался от идеи прочитать его мысли.

"Умный мальчик, – досадливо поморщился эльф. – И, кажется, слишком многому успел научиться".

– Я не враг тебе, – мирно сказал он вслух.

– О да, – язвительно отозвался Тир, отступая все дальше. – Ты всего лишь хочешь залезть в мою голову и вдоволь там покопаться.

– Прости мое любопытство. Но твое появление оказалось для нас слишком большой неожиданностью, а сам факт твоего существования заставляет меня сомневаться в своих способностях мага. Я не могу понять, как стало возможным то, что Родовой Ясень оказался слеп, а ты сумел сохранить это в тайне. Вернее, это заслуга твоих родителей, конечно, но мне очень интересно, кто из смертных на такое способен.

Тир угрюмо промолчал.

– Кто твой отец, мальчик? Кто дал тебе жизнь?

– Это тебя не касается!

– Ты не похож на Талларена, – вкрадчиво сообщил Хранитель, незаметно пробуя чужую защиту на прочность. – Совсем не похож. Я прав?

Юноша резко сжал челюсти, а в его глазах зажегся опасный огонек, который всего за пару мгновений разросся в настоящий Огонь – полноценный, яростный, ядовито-зеленый, в котором жаркими всполохами металась неподдельная ненависть. Лицо искривилось, будто от боли, стало жестким, злым, хищным.

– С чего ты решил, что мы не похожи? – процедил он, не замечая, как ладони сами собой окутываются тем же зеленым пламенем.

Иттираэль странно наклонил голову, внимательно наблюдая за бешеной пляской знаменитого Огня Жизни, не позволяющего ошибиться – да, перед ним действительно стоял истинный наследник Изиара. Причем, прямой наследник, владеющий этой силой в полной мере. Такой же неистовый, как все мужчины Рода Л'аэртэ. Непримиримый. Гордый. Смертельно опасный в гневе. Совсем еще юный маг, чья мощь многократно возрастает в моменты искренней ярости. Тем более в Роще Мира, рядом с Родовым деревом, придающему этому месту значение полноценного Источника.

А Тир в этот момент был действительно взбешен.

– Так на кого же я похож, Иттираэль? – опасно спокойно осведомился он, взвешивая на ладони рвущееся в бой пламя.

Старший Хранитель осторожно отступил на шаг.

– Твоя сила велика…

– Ты не ответил на вопрос!

– Прости. Возможно, я ошибся, – неуловимо изменился голос эльфа, а в глазах промелькнула странная искра. – Но из двоих сыновей нашего повелителя ты больше напоминаешь мне…

– Кого? Торриэля? – Тир неожиданно зло расхохотался. – Дурак! Неужели ты думаешь, я не нашел бы его, если бы хотел? Неужели считаешь, что Серые Пределы, где он от вас скрылся, стали бы мне помехой? Или, может, полагаешь, в свои пять с половиной веков он сумел избежать нашего общего проклятия?! Думаешь, я не знаю о тех "теплых братских" отношениях, чтобы были между НИМИ?!! Не знаю, за что твой Торриэль порывался убить собственного брата?! Не понимаю, КАКИМ образом стало возможным мое рождение?!! И какой ценой?!! Может, считаешь, что я благодарен Изиару и тебе, заодно, за идею Изменения?!!

Юноша яростно выдохнул черным дымом.

– Тогда ты действительно дурак!!

Иттираэль чуть вздрогнул.

– Твой отец… Талларен?! Значит, он все-таки сумел?!

– ДА! ДА, ТОРК ВОЗЬМИ!! ОН СУМЕЛ И УБИЛ РАДИ МЕНЯ!!! ПРИЧЕМ, НЕ РАЗ!! И НЕ ДВА! ДАЖЕ С МАТЕРЬЮ МОЕЙ… Х-Р-Р!! Что ЕЩЕ ты хотел вызнать?!! – буквально прорычал Тир, и Старший Хранитель, заглянув в полные бессильной злобы глаза, в которых металось неподдельное бешенство, со всей ясностью вдруг понял, что лгать в этот момент молодой лорд был просто не способен. Более того: еще немного, и он выпустит свой Огонь наружу, с гарантией спалив окрестности Рощи на сотни шагов в округе. Переполошит весь остальной Лес, вынудит Владыку снова встать и тратить силы на то, чтобы привести его в чувство… эльф до боли прикусил губу, а потом осторожно отступил на шаг, склоняя голову в почтительном поклоне.

– Простите, юный лорд. У меня больше нет вопросов.

– Еще бы они у тебя были!

– Еще раз прошу прощения. Я не желал вызвать ваш гнев. Просто хотел выяснить правду и предложить вам продолжить обучение. Это важно для вас. И, пока Владыка Тирриниэль занят, прошу: позвольте вам помочь.

Юноша, слегка успокоившись и медленно погасив неистовый Огонь, недобро посмотрел.

– Я не стану у тебя учиться. Неужели неясно?

– Почему?

– Это мое дело.

– Жаль, – поджал губы Темный эльф. – Я мог бы многое вам дать. То, без чего потом будет трудно обходиться.

– Не уверен в этом.

– Вы еще молоды. Вам предстоит немало узнать, если вы хотите занять положенное по праву место.

– А если я не хочу? Если мне это не нужно?

Иттираэль тяжело посмотрел на упрямца, но встретил только непримиримую, все еще клокочущую ярость, с которой было трудно спорить. И которую невозможно переубедить. По крайней мере, сейчас. Бесполезно пытаться остановить горную лавину, когда она уже набрала свой бег, как бесполезно сражаться с могучим водопадом, низвергающимся с высокого утеса. Только глупец рискнет вставать на пути взбешенной стихии, а он таким глупцом никогда не был. Он умел ждать. И терпеливо стеречь свой единственный шанс тоже умел.

– Как пожелаете, юный лорд, – со вздохом сожаления поклонился Хранитель Знаний. – Но, если вы передумаете, я буду рад помочь.

Он смиренно сложил руки на груди, еще раз поклонился и собрался уйти, оставив упрямого отпрыска правящей ветви успокаиваться в одиночестве, однако Тир неожиданно не позволил.

– Стой. Я с тобой не закончил!

Иттираэль удивленно обернулся.

– Где Тирриниэль? – требовательно спросил юноша, хмурясь и стараясь отогнать смутные подозрения. – Что с ним? Что это за дела, о которых он меня даже не предупредил?

– Важные дела. Государственные.

– Не юли!

– Владыка… – Хранитель тяжело вздохнул. – Владыка Л'аэртэ вынужден отдыхать от занятий. Он слишком переутомился и, боюсь, еще не скоро сможет вернуться к вашему обучению. Его резерв почти истощен, и я не уверен, что смогу поддерживать его больше недели.

– Что?! – отшатнулся Тир. – Так что ж ты сразу не сказал?!! Он у себя?! Торк!!!..

Юноша, не дождавшись ответа, развернулся и опрометью бросился прочь, по пути ловко подцепив свои странные мечи и привычно забросив за спину. Иттираэль и глазом не успел моргнуть, как его стройный силуэт размазался в воздухе и пропал из виду.

Эльф странно кашлянул, покачал головой, словно сетуя на его недогадливость, и тоже поспешил покинуть Священную Рощу.

От внезапного грохота распахнувшихся дверей Тирриниэль вздрогнул и непонимающе приподнялся на постели, гадая, кто вдруг решил начать дворцовый переворот, не дожидаясь смерти усталого повелителя, и насколько хватит его собственных сил, чтобы остановить нападающих. Удивляться не стал: вкрадчивые шепотки о его плачевном положении уже давно гуляли среди подданных, а потому наверняка найдется немало желающих самолично убедиться, что старый лев окончательно сдался.

Владыка Л'аэртэ из последних сил сотворил на ладони небольшой огонек, собираясь спалить первого, кто рискнет засунуть голову в его личные покои, с усилием сел, не желая встречать Ледяную Богиню в унизительной беспомощности. Затем тряхнул поседевшей гривой длинных волос и недобро сузил глаза: лев, может, и старый, да еще не все зубы растерял. Найдется, чем встретить охотников за головами. А когда в проем с оглушительным грохотом влетела и бездарно рухнула его личная стража, и вовсе усмехнулся: надо же, какая прыть. Интересно, у кого набралось столько наглости?

– А ну, гаси!! – рявкнул снаружи чей-то злой голос, и в комнату влетел растрепанный Тир. – Гаси, пока в морду не получил! Кому велено?! Ты почему раньше не сказал, что остался совсем без резерва?! Я ж тебе, дурная башка, половину своего отдал!!! Всего пару дней назад!! Куда ты его истратил?!! На какую дурость опять решился?!! А?! Я тебя спрашиваю, неразумный повелитель кроликов?!!

Тирриниэль ошарашено воззрился на разгневанного внука, от которого во все стороны летели злые зеленые искры. Хорошо, что Чертоги испокон веков устойчивы к Огню, не то спальня превратилась бы в головешки в какие-то жалкие мгновения. А так – ничего. Только трава на полу малость обгорела, да листочки на стенах болезненно прыснули в разные стороны.

– Тир…

Юноша досадливо рыкнул и, ловко перехватив слабый огонек с ладони сородича, ловко загасил.

– Ты что тут делаешь?!

– А ты как думаешь?! – ядовито отозвался юный маг. – В гости зашел! Поболтать на сон грядущий! В карты перекинуться, Торк тебя возьми! Ты до чего себя довел, а?! Какого лешего сразу не сказал, что с каждого занятия еле ноги волочишь?!! Почему не урезал время?! Почему не попросил помощи?!! Ты, высокомерный болван, не умеющий отличить гордыню от простой глупости!! Какого демона ты на нас свою защиту повесил?!!!!

Тирриниэль неловко отвел глаза.

– Я дал слово, что вам не причинят вреда.

– Ты… – Тир едва не задохнулся от возмущения, мигом поняв все остальное. В томчисле и то, что проклятый нелюдь почти все свои резервы и резервы Чертогов бросил на то, чтобы до последнего держать вокруг строптивого отпрыска невидимый полог мощнейшей защиты. Чуть не с самого первого дня. Постоянно. Да еще так, что они с Милле этого даже не заметили! Пронырливый мерзавец!! С каждым днем угасал, лишь бы не позволить им почувствовать неладное! И молчал, остроухий гад, не желая выдавать, насколько укоротил этим свою жизнь!!

Юноша глухо рыкнул, непроизвольно окутавшись бешено ревущим пламенем с ног до головы. Но несчастной спальне повезло – в этот момент в дверь не вовремя сунулось несколько эльфов из личной стражи Владыки, и сгусток чистого Огня улетел не в сторону изумленно наблюдающего за этим безобразием повелителя, а точно в развороченный проем. Где гулко бухнул, нещадно полыхнул и жадно набросился на любопытных посетителей. В тесном коридоре немедленно что-то грохнуло, затрещало и злобно завыло. Следом раздались испуганные крики, чей-то болезненный стон…

Тир, опомнившись, погасил бешеное пламя и нехорошо обернулся, сверля сородича тяжелым взглядом. После чего сомкнул челюсти так, что на скулах заиграли мощные желваки, быстро подошел, рывком разодрал рубаху на его груди и ненадолго приложил ладонь к его груди. А отстранившись, едва не сплюнул.

– Пустой!

– И как это понимать? – наконец, нахмурился Тирриниэль. – Зачем весь этот шум?

– А то ты не знаешь?!

– Я тебя ни о чем не просил и ничем не попрекаю. Это был мой выбор, и не тебе за него отвечать.

– Ах, вот ты как заговорил… – зло сузил глаза юноша. – Я тебя, между прочим, тоже ни о чем не просил. И не требовал сжигать себя изнутри, делая вид, что заботишься о моей безопасности!

Владыка Л'аэртэ отодвинулся и, каким-то неведомым образом сохраняя величие даже будучи в постели, холодно осведомился:

– Это все, о чем ты хотел сказать? Ради этого ворвался и разнес мне половину Чертогов? Если да, то будь добр – покинь помещение и займись обучением с Иттираэлем. Кстати, это я просил его тебе помочь, поэтому постарайся не опозориться.

– Хрен тебе.

– Что-о-о?!

– Я сказал, обойдешься, – неожиданно ровным голосом отозвался Тир, а потом обернулся к дверям. – Тартис, ты еще живой? Отзовись, шпион ушастый. Я знаю, что ты здесь!

– Жи…вой, – просипел снаружи слегка прокоптившийся эльф. – Куда ж я де…нусь?

– Тебя не сильно задело?

– Нет, что ты! Только ожоги по всему телу появились, рубаху испарило, сапоги растеклись лужей и от штанов осталось одно название. А так – ничего. Терпимо. Спасибо, что хоть не зашиб.

– Прости, не сдержался, – кашлянул Тир, слегка смутившись. – Если можешь ходить, то смени штаны и найди Милле. Скажи, что она мне нужна. Немедленно. И передай… слово в слово, понял?! Передай ей: "Только Ради Активного Шара". Если спросит, в чем дело, ответишь, что я сам все объясню.

– Хорошо, сделаю, – отозвался невидимый Тартас, и снаружи все стихло.

Тирриниэль скептически изогнул бровь.

– Тебе не кажется, что ты берешь на себя слишком много, мальчик?

– Нет.

– И как я должен расценивать твое поведение? Ты все-таки передумал? Займешь мое место?

– Если б я передумал, не торопился бы сюда, чтобы набить тебе морду. Дождался бы, пока помрешь, а потом спокойно воцарился.

– А ты дерзок.

– Твоя школа, – огрызнулся юноша. – А теперь помолчи и дай мне твой Венец. Хочу знать, насколько он вместительный и смогу ли накачать его до нужного уровня.

Владыка эльфов покачал головой, отнюдь не спеша расставаться с реликвией.

– Оставь. Меня это уже не спасет: сила уходит слишком быстро, даже если я ее не касаюсь. Это Уход, мальчик, и ты тут ничего не изменишь. Можно залить силой все Чертоги, можно тянуть ее из Ясеня, можно бесконечно вливать ее в меня, но это бессмысленно: мое тело больше не способно ее удерживать. Сколько бы вы с Иттираэлем не старались, я не стану сильнее. В лучшем случае протяну еще несколько дней, истощив, заодно, и вас. Я ему это уже говорил, точно так же, как говорю сейчас тебе: оставь. Здесь больше нечего спасать, потому что чем больше вы мне отдаете, тем быстрее я теряю. Когда-то даже усилий всех Хранителей не хватит, чтобы удержать меня по эту сторону, и тут уже ничего не изменишь.

Тир резко повернулся, едва не высказав вслух то, что давно кипело, но увидел печальную улыбку на лице сородича, его погасшие глаза, в которых вместо раздражения вдруг проступило понимание и смирение… ощутил слабое рукопожатие, в которое умирающий эльф вложил всю свою благодарность за эту отчаянную попытку спасти ему жизнь, и… с тяжелым вздохом опустился на краешек постели. А потом пристально взглянул.

– Я все еще не прощаю тебя, – тихо признался он. – Мне трудно забыть и принять твое прошлое. Еще труднее с ним смириться и отпустить. Да, я не такой, как мой отец. Во мне нет его силы и его умений. Может быть, Иттираэль прав, и я слишком молод для того, чтобы противиться неизбежному, но… я все-таки попытаюсь. И знаешь, почему?

Тирриниэль отрицательно качнул головой.

– Потому что отступить – это значит, сдаться, когда еще есть надежда. Потому что это значит, что я слишком слаб и безволен для дальнейшей борьбы. Оказался недостоин своих предков и бессмертия, которым наградили меня родители. Значит, я готов сам подставить горло для чужого меча и трусливо смиряюсь с поражением, когда исход поединка еще неясен. Я не герой, дед. Совсем нет. Мне не нужна чужая слава. Но так меня учили мои друзья. Такова их правда и их собственный выбор. Так живут они сами – сражаясь до последнего, до самого конца, пока еще бьется сердце и течет в их жилах кровь… и я тоже не сдамся. Клянусь, что сделаю все, чтобы ты дожил до прихода Торриэля. Хотя бы ради того, чтобы ты мог сказать ему то, что не успел два десятилетия назад. Я выбрал, дед. Теперь дело за тобой.

Владыка Л'аэртэ сильно вздрогнул, но ответить не успел.

– Тир!! – испуганно вскрикнула Милле, невесомой пушинкой влетая в распахнутые двери. Удивительно нежная в свободном белом платье, что так красиво оттеняло ее синие глаза. Прекрасная, как всегда. Волнительная и по-весеннему свежая. Немного бледная, встревоженная, напуганная полученным сообщением, но решительно сжавшая кулачки и твердо намеренная вмешаться. Пронеслась диким ветром по комнате и порывисто обняла юношу за шею. – Ты в порядке? Что случилось? Что с ним?!

– Истощение, малышка, – тяжко вздохнул он, старательно глядя в сторону. – Причем, полное: физическое и магическое.

– Но… – девушка неверяще подняла глаза от посеревшего и заметно постаревшего Темного эльфа, на лице которого всего за один день проступили некрасивые морщины. – Тир, как же это? Ты ведь сказал, что еще есть время! Что нам хватит до встречи с…

– Я ошибся, – невесело улыбнулся он. – Боюсь, дело гораздо хуже, чем я думал.

– Боже… сколько у него осталось времени?

– Часа три, если ничего не сделать. И примерно неделя, если я закачаю его силой под завязкой, досуха опустошив собственный резерв. Если подключатся Хранители, то еще плюс пара дней, а потом – все. Уход заберет его, не смотря на все наши потуги.

Мелисса заметно вздрогнула и, оторвавшись от юноши, медленно приблизилась к постели умирающего.

– Тирриниэль?

– Он прав, дитя, – прошелестел эльф, с тихой радостью встречая неподдельную тревогу в ее чудесных глазах. За него тревогу. Ради него, дурака, сейчас беспокоится этот чистый ангел. И это так приятно. – У меня осталось слишком мало времени. Но здесь нет вашей вины – я сделал все, что мог, чтобы вы оставались в безопасности, а теперь настало время уходить.

– Тебе еще рано! – упрямо вскинулась девушка, пытаясь спрятать подозрительно заблестевшие глаза. – Еще не твое время! Ты молод для Ухода, и все это – неправильно! Это какая-то ошибка!!

Тирриниэль устало откинулся на подушки.

– Нет, девочка. Боюсь, что ошибаешься ты, потому что это началось далеко не вчера и даже не год назад. Я много лет ждал этого дня. Боролся, как мог. Искал выход, но все тщетно: от Ухода нет спасения. Это моя судьба и мой долг. Мы все знали, что однажды это когда-нибудь случится, и я очень рад, что успел встретить вас обоих, до того, как покину Лиару. Так что нечего грустить и не нужно предаваться печали – проклятие Изиара еще никому не удавалось обмануть.

Мелисса прикусила губу, чтобы не расплакаться, но он отлично все понял.

– Не волнуйся за меня, дитя. Уход не причиняет боли. Только слабость, но это – весьма невысокая цена за дарованную мне власть.

– Я не хочу, чтобы ты умирал! Не так! Не сейчас!

– Прости. Это не в моих силах изменить.

– Тир… – Милле вскинула огромные глаза и тихонько всхлипнула. – Неужели нет никакого выхода? Неужели он не успеет? Неужели никак нельзя ЭТО остановить?!! Ты же знаешь, что ТАК неправильно! Несправедливо! Нечестно, в конце концов!! Он ДОЛЖЕН жить!! Хотя бы… хотя бы еще две недели, но обязательно должен!!!

Тир прикрыл нещадно пылающие глаза и сжал кулаки.

– Вообще-то… знаешь, я думаю, ты могла бы… немного замедлить… не совсем, конечно, но выиграть время мы сумеем. Недолго. Если я отдам свою силу, а ты… ты сделаешь то, что можешь.

– Ты хочешь, чтобы я…?! – неверяще ахнула девушка, зажав рот ладошками.

Он быстро отвернулся.

– Прости, маленькая. Я уже ничего не понимаю, сомневаюсь даже в себе и не знаю, чего хочу. Но я уверен в одном: если ничего не сделать, он точно умрет.

– Нам же запрещено!

– Да, – неохотно согласился юноша, быстро покосившись на непонимающе нахмурившегося Владыку. – Но я не хочу сдаваться так просто. Мама бы… не одобрила. И Вал, мне кажется, тоже.

Мелисса судорожно сглотнула. А потом быстро подошла и крепко обняла удрученного эльфа. Прижалась на мгновение всем телом, отчаянно громко шмыгнула носом и решительно отстранилась.

– Хорошо, я сделаю. Я попробую… я очень постараюсь, если Тирриниэль не будет против и если ты присмотришь за дверью. Большинство не поймут, конечно, но от Хранителей не удастся скрыть, если кто-то из них окажется поблизости. Особенно Иттираэль.

– Я никого не пущу. Обещаю.

– Тогда иди, – резко оттолкнулась девушка, вытирая мокрые глаза. – Ступай, а мне нужно поговорить с ним.

Тир долгим взглядом посмотрел на истощенного эльфа, даже не надумавшего вмешиваться в их странный разговор. Как-то очень по-взрослому сжал его вялую кисть, словно ободряя и внушая надежду на лучшее. Ненадолго всмотрелся в потускневший Венец Силы и рывком поднялся.

– Будь осторожна, – только и сказал он, а потом быстро вышел и с резким грохотом закрыл за собой поврежденные двери.

Глава 11

Утром Таррэн вернулся в лагерь один. Ни словом, ни жестом не показав своего состояния, с непроницаемым лицом подхватил вещи Белки, перебросился парой тихих фраз с Воеводой. Подчеркнуто молча оседлал обоих мимикров и немедленно повернул в сторону виднеющейся невдалеке дороги. Вопросительные взгляды сородичей он демонстративно проигнорировал, на виновато потупившего Аззара даже не посмотрел, словно не знал, что тот глаз не сомкнул после состоявшегося накануне разговора. Ирташа ободряюще потрепал по холке, мысленно заверив, что все в порядке. И лишь когда Карраш тревожно фыркнул, настойчиво заглядывая в потемневшие глаза Хозяина, отрицательно качнул головой.

– Не надо. Пусть побудет одна.

Шранк, выводя оседланного скакуна следом, озабоченно нахмурился.

– Думаешь, стоит их оставлять в стороне? Впереди – Стиллос, а за ним – оживленный Западный тракт. Нам больше не удастся скрываться: караванов на нем полно, народу – тем более. Торговый путь все-таки! Через три с половиной дня вообще до Аккмала доберемся, а там…

– Мы не остановимся в Аккмале, – ровно сообщил Таррэн, запрыгивая в седло.

– Почему? Ведь там должны быть…

– Именно, друг мой. Поэтому-то мы туда и не заедем.

– А как же Белик? – совсем озадачился Воевода.

– Нагонит к вечеру.

– Да нет, я об Аккмале! Он разве не собирается повидать нашего задиру? И его… м-м-м, подопечных? Они еще не должны были покинуть город, а вы их больше месяца не видели!

– Малыш не хочет рисковать. Так что мы заберем их на обратном пути.

– А Траш?

– Все уже обговорено, – оборонил Таррэн, и Шранк понимающе кивнул.

– Как скажешь. Это твоя стая. С остроухим что?

– Ничего, – ответил эльф, даже не обернувшись, но Аззар все равно заметно сжался, словно ему только вынесли приговор. И, против обыкновения, почему-то надолго задержался на поляне. А поехал вообще самым последним – непривычно тихий, по-прежнему неимоверно бледный, с погасшим взором и какой-то растерянностью в глазах.

Он ни слова не сказал встревоженным сородичам, когда вернулся к уютно потрескивающему костру. Один, без разгневанного повелителя, с парными мечами за спиной, которые ему почти с пренебрежением вернули. Со знакомой зачарованной цепочкой на груди, но совсем не обрадованный этим обстоятельством. Ни на кого не смотря, сел в сторонке, уронил взгляд в землю и напряженно застыл, не реагируя на осторожные расспросы и искреннее беспокойство братьев. Так, почти не шевелясь, и встретил новый рассвет – одинокий, потерянный, отчаянно сомневающийся. Только побледнел еще больше, осунулся, утратил живость в некогда искристых глазах. Вместо прежнего задора там поселилось глухая тоска и тяжелый, мрачный, как грозовая туча, вопрос, на который пока не было ответа. И, похоже, появится он еще не скоро, потому как ни Таррэн, ни Шранк, ни Белик явно не собирались помогать ему в решении этой задачи. Молодой лорд, как выяснилось утром, теперь его просто игнорировал, Шранк откровенно не замечал, а Белик вообще решил держаться от неблагодарного дурака подальше. Где-нибудь за деревьями, чтобы даже ненароком не пересечься, как в свое время с Линнувиэлем. Да и Карраш косился недобро, время от времени презрительно фыркая и демонстративно отмахиваясь пышным хвостом. Красноречиво отстраняясь и выразительно морщась, словно от дурного запаха, а то и делая вид, что вовсе не знаком.

Аззар только и мог, что отвернуться да угрюмо молчать. Смотрел исключительно прямо, терзая ни в чем не повинные поводья, от расспросов немедленно уходил. О том, что случилось, говорить категорически не желал. На встревоженного командира просто напросто рыкнул. К Мирене старался вовсе не приближаться. Иными словами, сам сторонился чужого общества. Но время от времени с тоской посматривал на горизонт, старательно выискивая там что-то непонятное. А сжимал висящий на привычном месте перстень так, будто предпочел бы вовсе не найти, чем обнаружить вместе с ним страшную, леденящую кровь, совершенно случайно вскрывшуюся правду.

К полудню, когда небольшой отряд эльфов почти нагнал первый за все время пути караван, Линнувиэль все-таки не выдержал: поравнялся с удрученным собратом и требовательно заглянул в его неподвижное, словно маска, лицо.

– Аззар, в чем дело?

– Ни в чем, – буркнул эльф, порываясь свернуть, но Хранитель вовремя перехватил поводья и, вынудив скакуна остановиться, настойчиво посмотрел. – Не твое дело!

– Да? Тогда чего ты шарахаешься от каждого куста и с самого утра ходишь, как грозовая туча?

Эльтар стрельнул глазами в сторону удивленно обернувшихся сородичей, поспешно отвернулся от испытующего взора Маликона, к которому всегда относился, как к старшему брату. Чуть не в первые в жизни почувствовал, что не может довериться даже ему, и сжал зубы. Нет, есть вещи, которыми не поделишься даже с близкими. Особенно, когда за лишние откровения тебе внятно пообещали вырвать болтливый язык.

На вопросительный взгляд командира он мотнул головой, упорно отказываясь от помощи, и Маликон, смирившись с чужим решением, так же неспешно продолжил путь. И правильно: негоже лезть в чужие дела, когда не просят. Это – прерогатива смертных, гораздых влипать в неприятности из-за собственного безрассудства и поистине неуемного любопытства. Тогда как Перворожденному должно быть бесстрастным, ровным, невозмутимым и надменным, потому что посторонние мелочи никоем образом не должны коснуться его холодного разума. И в этом свете упорство Линнувиэля было ему совершенно непонятно.

– Отстань! – прошипел Аззар, выдергивая повод, но Хранитель упрямо поджал губы.

– Хватит, не дури. На тебе с самого утра лица нет.

– Это мое дело.

– Стой, да пусть проедут подальше. Я хочу поговорить наедине, раз уж ты не желаешь делиться с остальными… да не спеши! Я о Белике хотел сказать!

Аззар чуть вздрогнул и, перестав вырываться, кинул молниеносный взгляд, полный подозрения и сомнения, но Линнувиэль лишь улыбнулся кончиками губ и спокойно кивнул.

– Не только ты знаешь.

– Он открылся? – быстро уточнил эльтар. – Тебе? Магу?

– Да.

– ВСЕ сказал?!

– Думаю, да.

– И… что?

Младший Хранитель терпеливо выждал, пока спутники проедут вперед, поминутно оглядываясь и молча вопрошая. Незаметно кивнул Мирене, когда та испуганно округлила глаза и выразительно покосилась на Таррэна. Затем огляделся, внимательно прислушался к щебетанию птиц среди зеленых крон, перехватил насмешливый взгляд Шранка, в котором отчетливо светилось такое же сомнение, как и у Аззара недавно, и только тогда тронул поводья.

Молодой эльтар, заметно озадачившись, двинулся следом.

– Я понимаю твои сомнения, – осторожно начал Линнувиэль.

– Ты?! – Аззар издал нервный смешок, но Хранитель лишь хмыкнул и совершенно спокойно добавил:

– Если помнишь, несколько дней назад я тоже вел себя несколько… неадекватно. Со стороны, наверное, это смотрелось довольно забавно, но в тот момент, я тебя уверяю, мне было совсем не до смеха. Точно так же, как тебе сейчас. И причина была исключительно в Белике.

– Не уверен, что мы говорим об одном и том же, – пробормотал Аззар, бросив пугливый взгляд на спину повелителя.

– Возможно. Однако повторяю: я тебя хорошо понимаю, потому что Белик действительно – совсем не то, чем нам казалось. Просто я узнал это немного раньше, а тебе повезло только вчера.

– Повезло?! Я думал, без ушей останусь, когда это чудовище…

– Тише, тише, – предостерегающе понизил голос Хранитель, и эльтар послушно осекся. – Нас предупреждали, что будет нелегко, и ты отлично знал, на что идешь. Так что не сходи с ума из-за того, что все оказалось немного более запутанным, чем мы считали.

– Это ты называешь "немного"? – Аззар нервно отел повлажневший лоб. – Не знаю, что успел понять ты, но то, что видел я… боюсь, до конца жизни буду вспоминать в кошмарах. В жизни не был так близко к Порогу! Ты хоть знаешь, ЧТО это за монстр?!

– Знаю.

– И тебя это не смущает?! Мы же приведем его с собой!! В Темный Лес! Тебе не страшно идти с ним одной тропой?

– Нет. Белик дал мне слово, что не нападет первым. Что бы ни случилось, как бы он ни относился к Темным и как бы ни сложились обстоятельства, он будет лишь защищать – себя и нашего лорда. Вместе со Шранком и всей своей стаей, включая Карраша и Ирташа. А ты не хуже меня знаешь, что слову Стража можно верить. Может, только им и стоит верить из всех смертных. За очень редким исключением. К тому же, Белику верит Таррэн, а это очень много значит.

– Наш лорд рядом с ним ведет себя слишком неадекватно!

Линнувиэль пожал плечами.

– Его вполне можно понять.

– Да? – скептически хмыкнул Аззар. – С каких пор ты потакаешь этим странностям? Сперва Мирена растаяла, как воск на горячем солнце, теперь ты…

– Белик спас мне жизнь, – просто сказал Хранитель. – Без сомнений и колебаний, ничего не прося взамен. Даже ответной услуги не потребовал, хотя для человека это было бы в порядке вещей: мало кто откажется от такой чудесной возможности заиметь в должниках Темного эльфа. Тем более, мага! А он не стал. И пошел на такой риск, на который я (если бы вдруг оказался на его месте) никогда бы не решился. Он был ТАМ, со мной, понимаешь? По ТУ сторону, в этом мраке. Слышал мою Песнь, шел по моим следам. Вместе со мной смотрел в пустоту и чувствовал ее Зов. Почти шагнул за эту грань, хотя я никого не просил. Но каким-то чудом вышел оттуда сам и меня, заодно, вытащил, а ведь мог бы не беспокоиться.

– Линнувиэль, о чем ты говоришь? – нахмурился вдруг Аззар.

– Гиену помнишь?

– Конечно.

– А ты знаешь, что ее яд безусловно смертелен? Даже для меня? Знаешь, что он изнутри разъедает ткани все то время, пока находится в крови?

Молодой эльтар вздрогнул и прикусил губу, запоздало осознавая всю глубину овладевшего сородичем отчаяния. Весь ужас уставшего бороться с окаменевшим и буквально распадающимся на части телом. Внутренне сжался, ожидая возможной вспышки, но Линнувиэль лишь невесело усмехнулся.

– В тот день, брат, Белик взял мою боль на себя. ВСЮ, понимаешь? Без этого я бы не выжил, пока вы полосовали мое плечо. Неизвестно, что за зубы были у той твари, которая меня успела цапнуть, но яд оказался не слабее Черной Смерти. И он едва меня не убил. Не знаю, чего это стоило Белику – он так и не сказал, но, полагаю, он не зря трое суток с постели не вставал. И не зря лорд Торриэль от него ни на шаг не отходил.

Аззар сглотнул.

– Я не знал…

– Вот и я не знал, пока все не вспомнил, – кивнул Линнувиэль. – И только потом сообразил, что к чему. Потому что, если уж мне не удалось справиться с этой дрянью… представь, на что тогда пришлось пойти Белику. Теперь понимаешь, чего я так взвился, когда очнулся и выяснил, что вы никакого понятия не имеете, жив ли он вообще?

– Прости, – опустил глаза молодой эльтар.

– Это ты не мне говори, брат. Твой перстень тоже мог бы до сих пор тухнуть в кишках у речного сома. И ты не нашел бы его до тех пор, пока какой-нибудь удачливый рыбак не выудил бы этого проглота за жабры. А потом, скорее всего, остаток жизни ты провел бы в Изгнании, рядом с теми самыми смертными, которым так нелепо досталась бы твоя душа. Кстати, тебе перстень-то вернули?

– Да.

– Так что ж ты взбесился тогда, увалень? Посчитал позорным, что тебе его ЛЮДИ вернули? Сами? И ничего не потребовали? Неужели ЭТО тебя так оскорбило и унизило?

– Нет, – прошептал Аззар. – Я все понимаю. Они меня даже не тронули, просто взяли каплю моей крови, чтобы учуять перстень, а потом достали со дна… вернее, Белик достал, а Карраш только вынюхивал. Но я только тогда увидел, что он… что они с ним… и это… Торк возьми! Это было слишком неожиданно, понимаешь?!!

Хранитель Знаний недоуменно вскинул брови.

– Они – убийцы, – виновато опустил голову эльтар. – Прирожденные убийцы, от которых нет спасения… нас всегда этому учили. Всегда говорили, что это так и никак иначе. А Белик… у него слишком страшная стая, чтобы я мог удержаться: и он сам, и Карраш, и… боже! Линнувиэль!!

Линнувиэль вздрогнул, увидев неподдельное отчаяние на лице сородича, и, внутренне сжавшись от одной нехорошей догадки, тихо спросил:

– Что ты натворил?

– Я… поднял на него мечи.

– ЧТО?!

– Я не знал, что такое бывает! – простонал Аззар, закрывая глаза. – Не знал, понимаешь?! А когда увидел его глаза, решил, что Белик – такое же чудовище, как любая тварь Проклятого Леса, только на двух ногах… хмера бешеная… как гаррканец этот ненормальный… не зря его Гончие так называют! Он же давно рядом с ними живет, вот и… сроднился. Я никогда в жизни таких глаз не видел! Зеленые… такие же зеленые у них обоих… вот и не сдержался… а потом пришла вся стая, и получилось совсем плохо…

Линнувиэль вдруг отшатнулся и, сообразив, наконец, в чем дело, яростно выдохнул.

– Ты что, испугался цвета их глаз?!! Всего лишь?!! И поэтому дуростей там наговорил? Поэтому за мечи схватился?! Да?!!

– Но Белик рычал!!

– Да хоть в глаза тебе плюнул!! Это ж надо быть таким идиотом, чтобы со Стражами связываться! Как тебя только Шранк не прибил?!

– Не успел, – опустошенно понурился Аззар. – Белик опередил и не велел остальным меня трогать. Собой закрыл, как куренка неопытного, не то не доехал бы я обратно. Вот так все и вышло. Я сглупил от неожиданности, сказал то, что не следует, рефлекторно цапнул мечи и обвинил его… к'саш! А что я мог подумать, когда увидел его стаю?! О чем должен догадываться, зная, что всего через неделю мы ВСЕ окажемся в нашем Лесу?! И ОНИ тоже!! В Чертогах!! Кто бы их остановил?!! А?! Это была бы бойня!!

– Значит, так, – зло поджал губы Линнувиэль, приблизившись вплотную и нехорошо прищурившись. – Сейчас ты прекращаешь орать и слушаешь меня ОЧЕНЬ внимательно. Это первое. Второе: не знаю, какую именно свою ипостась Белик тебе открыл, но могу поклясться – вреда это нам не причинит. Хотел бы он нас перебить, давно бы сделал: возможностей у него по пути было – море. В том числе, и в Пределах. Третье: если он доверил тебе эту тайну, значит, посчитал, что у тебя хватит ума держать ее при себе. Потому что в противном случае они со Шранком вернулись бы одни и с прискорбием сообщили нам, что с тобой по дороге произошел несчастный случай. Обвал какой или нападение пещерного медведя, в котором ты героически сложил голову на благо своего Рода. Это понятно? Четвертое: перстень ты потерял по собственной глупости, и никто… слышишь?! НИКТО!!.. не обязан был нестись, сломя голову, на его поиски. Более того, нырять в вонючую воду и копошиться потом в чужих кишках, чтобы ты потом нос свой кривил и ручки не марал в этом дерьме! Пятое: зеленые глаза у Белика я тоже видел, и в тот раз именно они вернули меня к жизни. Поверь, ТАКОЕ знание он не доверил бы тебе просто так. Хотя, возможно, просто не видел иного выхода и понадеялся на твое благоразумие, которое ты, кстати, не оправдал…

– Но я…

– Заткнись! Твою шкуру, как выяснилось, спасли уже дважды, и ты будешь полным идиотом, если до сих пор этого не понял. Если же действительно считаешь, что счастливо избежал участи дурного кролика в силу какого-то везения, то могу тебя огорчить – ты жив только потому, что Белик не велел Каррашу тебя трогать! И его ядовитые зубы (да-да, как у той гиены, если еще помнишь!) не коснулись твоей шеи исключительно по этой причине! Наконец, последнее: Белик, чтобы ты знал, прирожденный ведущий. Полноценный Вожак, как для Гончих, так и для остальной своей стаи. И она, эта стая, подчиняется ему безоговорочно! Понял? Вся! До последнего щенка! Если он сказал, что его звери никого не тронут, значит, так и будет. До тех пор, пока он не решит обратного! – Линнувиэль перевел дух. – И еще одно. Запомни: в силу некоторых причин лорд Торриэль никогда не допустит, чтобы с Беликом что-то случилось. Точно так же Белик сделает все, чтобы наш повелитель был доволен. Более того, эта Гончая – единственная сила, которая удерживает нашего лорда от вспышек ярости. И, если кто-нибудь рискнет встать между ними, от нашего Леса не останется даже пеньков, потому что сила Таррэна в десятки раз превосходит силу нашего Владыки. Ты все понял?!

Аззар секунду оторопело таращился на раздраженного мага, неприлично разинув рот и округлив глаза, словно силясь сообразить, чем заслужил подобную отповедь, если был старше чуть не на столетие. Но потом опомнился, неловко кашлянул и досадливо сморщился.

– Что ты со мной, как отец на семейном совете… отчитываешь, будто я сам не понимаю! Да, сглупил! Да, дуростей наделал! Причем, Белик понял все гораздо раньше, чем я сам! Если бы не это, лежать бы мне сейчас тихонько на дне того озера и размышлять о смысле жизни среди ила и водорослей. Думаешь, я настолько сноб, что совсем не испытываю благодарности? Или считаешь, я боюсь, что меня зашибут из-за этого?!

– Э-э…

Молодой эльтар быстро отвел взгляд и покачал головой.

– Я не поэтому дергаюсь, брат. Белик… да и лорд Торриэль уже все подробно мне объяснили. Может, не столь красочно, как ты сейчас, но я все же не зря прожил четыре века, чтобы не понимать очевидного. А в том, что случилось, была исключительно моя вина. Я не собираюсь этого отрицать и готов нести ответственность. Да, ты прав – меня сильно нервирует присутствие Белика и его стаи поблизости от Темного Леса и Чертогов. Я отлично понимаю, насколько это может стать опасным, но… во-первых, наш лорд дал мне слово, что никто не пострадает. А во-вторых, – Аззар нервно дернул щекой. – Знаешь, я был бы гораздо спокойнее, если бы с меня, напротив, стребовали какую-то цену. Если бы высказали все, что считают нужным, или дали бы морду, наконец, чтобы впредь думал, о чем говорю и не хватался в спешке за оружие, когда причин для этого нет. Я… не боюсь Белика, как ты решил. И стаи его, в общем-то, тоже. В конце концов, я действительно заслужил. Но… я долго думал этой ночью. Всю голову сломал, вспоминал, взвешивал, оценивал. И пришел к выводу, что должен что-нибудь сделать. Понимаешь?

Линнувиэль изумленно вскинул брови.

– Как ты сказал?!

– Наверное, я зря погорячился, – неловко заерзал Аззар под оторопелым взглядом собрата. – Не нужно было на него кричать и обвинять Торк знает в чем. Ведь все довольно скоро выяснилось и оказалось не так страшно, как я подумал. Да и видели мы их уже на Заставе… Просто это произошло так быстро, что я, если честно, растерялся и не знал, как быть. А теперь Белик ушел, Таррэн молчит, Карраш без конца рычит и фыркает… я просто не знаю, что делать!

– Да сходи и извинись, наконец, – с ленцой посоветовал кто-то со стороны. – Чего уши-то забивать всякой глупостью? Давно бы сообразил, что к чему, да перестал дурью маяться. Или у вас, остроухих, не принято приносить извинения? А может, вы настолько совершенны, что просто разучились это делать?

Темные эльфы вздрогнули и нервно обернулись, только сейчас заметив, что давно стоят посреди абсолютно пустого тракта, напрочь позабыв о спутниках, которые, в свою очередь, настороженно наблюдают за ними с соседнего холма, укоризненно качают головами и едва не крутят пальцами у виска. Мол, совсем замечтались, голубки. Хоть бы предупредили! Меж тем, как длинная вереница телег, которую они обогнали еще поутру, постепенно нагоняет заговорившихся сородичей, нещадно пыля по сухой дороге. А всего в паре десятков шагов левее, небрежно прислонившись к вековой сосне, насмешливо улыбается человеческий Воевода и с нескрываемым удовольствием смотрит на застигнутых врасплох Перворожденных, одновременно грызя свежесорванные орехи.

– Ну? – невозмутимо осведомился Страж, отряхивая ладони. – Вы дальше едете или тут ночевать остаетесь?

Линнувиэль неловко кашлянул, а Аззар сердито насупился.

– Да нет, я не против, – нагло ухмыльнулся Шранк. – Двумя ушастыми меньше, и вокруг сразу станет светлее. Просто вас все не было и не было, даже Таррэн забеспокоился и попросил глянуть, куда подевались. Я честно пришел. Думал, пикантность какая меж вами случилась, али подрались по пути, не поделив дорогу. Ан нет – просто заболтались, любезные. Постоял немного, послушал, поудивлялся кое-чему, конечно, однако сил моих больше не хватило. Уж извиняйте, но терпением мы особо не отличаемся. Вот и высказал то, что думаю. Правда, никогда не подозревал, что и у Темных бывают муки совести… ладно, не сверкайте глазами. Шучу я, шучу. Ясно? А если серьезно, то Аззару действительно имеет смысл успокоиться, держать язык за зубами, как обещал, и всего лишь дождаться малыша. Он у нас отходчивый. Глядишь, и не прибьет сразу.

Эльфы дружно помрачнели.

– Да не все так плохо, не дергайтесь, – оскалился Страж. – На самом деле Белик давно на тебя не злится. Он ушел не потому, что боится сорваться, а потому, что Аккмал уже скоро. Тракт оживленный стал, народу на нем полно, скоро плюнуть будет некуда… во-о-н опять ползут, неугомонные… и значит, ему теперь будет сложнее держаться среди людей. Вот и ушел – привыкать к постоянному людскому гаму.

– Значит, Белик… не сердится? – недоверчиво переспросил Аззар.

– Не. На такого дурака грех сердиться, тем более что он испугался вчера гораздо больше, чем ты. Хорошо, успел стаю остановить вовремя, не то было бы до ужаса обидно – вдосталь надышаться рыбьими какашками, руки перепачкать, а потом понять, что зря мучился. Так что не бойся: убивать и пинать тебя никто не будет. Так, порычат для острастки, да дрейка в суп вечерком насуют. Не больше. Но если ты окажешься умнее и орехов на ужин принесешь, то до дрейка дело может и не дойти. Смекаешь?

– Как… орехи?! – радостно выдохнул эльф, в восторге от спасительной идеи. – Точно! Он же любит орехи!! Спасибо!

– Не за что, – вяло отозвался Шранк. – Только свежие бери! И крупные – вот такие, если не понял! Да радуйся, что малыш их обожает. А если снова перстень прохлопаешь, своими руками тебя удавлю, без всякой стаи. Усек? Вот и ладно. Тогда топайте уже отсюда! Сколько можно ждать, в самом-то деле! Все штаны из-за вас протер, болтунов! А вы до сих пор языками чешите, как две торговки на базаре! Ползуны, тоже мне нашлись! Пока не пнешь под зад, не пошевелитесь! Правильно вас Белик не любит – с такими черепахами супа не сваришь! Ну?! Чего опять?! Особое предложение нужно?! Кстати, орешник в трехстах шагах правее. Не заблудитесь!

Перворожденные дружно переглянулись и, благодарно кивнув Воеводе, щедро пришпорили скакунов, отчего несчастные кони едва не встали на дыбы. Обиженно заржав, скакуны послушно сорвались с места. На дороге столбом взвилась серая пыль, дробно простучали копыта, мелькнули две смазанные тени, и все стихло: эльфов будто ветром сдуло.

– Эк оно как, – хмыкнул Воевода, провожая их глазами и, одновременно, причудливым свистом подзывая своего жеребца. – Аж взвились! Всего пару недель тому за "ушастых" морду бы кинулись бить. Губу бы оттопырили и носы вздернули, гордецы. А теперь – фиг. Даже не мявкнули и по матушке не послали, как водится. Про "спасибо" вспомнили, извиняться вдруг надумали… надо же. Видать, здорово их зацепило, дурней остроухих. Да, похоже, надолго. Потому как, судя по всему, близость нашего малыша даже из жалкого эльфа способна сделать нормального человека…

Глава 12

Город показался на горизонте после полудня.

Завидев острые шпили далеких башен, мощные каменные стены с узкими прорезями бойниц, широкие металлические ворота, в которые вливался нескончаемый поток посетителей, Таррэн мысленно присвистнул. Ничего себе! Каких-то сто пятьдесят лет назад Стиллос представлял собой лишь крупное село, где имелась всего одна прямая улица (и то, немощеная), несколько десятков бревенчатых домов, небольшой постоялый двор, опасно покосившийся частокол вокруг распаханных полей, да несколько вечно жующих, мычащих и (чуть реже) блеющих стад, пасущихся неподалеку. Со стороны которых коварный ветер до и дело доносил милые сердцу селян ароматы свежескошенного сена и навоза.

Однако с тех пор, как король Ибратос (дед нынешнего повелителя Интариса) повелел замостить Западный тракт вплоть до Бекровеля, причем в обход прежнего Мшистого Пути, который шел в опасной близости от Больших Болот, Стиллос разительно изменился. Вместе с торговыми караванами сюда потянулись и люди, а за людьми, как водится, деньги. Затем – посредники, перекупщики, мастеровые, маги… а потом их домочадцы, друзья, знакомые или просто обычные люди, возжелавшие перемен. И вскоре вместо деревянных домов выросли добротные каменные хоромы. Да не в один-два, а в три, а то и в четыре поверха. Появилась собственная ратуша, первые храмы, здание Городского Совета. Постоялые дворы стали плодиться, как грибы после дождя. Бурный характер Язузы, славящейся своими порогами и водопадами, быстро приструнили. Лишние камни вдоль нее повывезли, берега облагородили, русло углубили и пустили вниз по течению груженые товарами ладьи… всего за полвека бывшая деревня превратилась в крепкий торговый город. Еще через сто лет и вовсе расцвела буйным цветом ремесел и всевозможного промысла. А потом и вовсе разрослась, раздобрела, вольготно раскинулась сразу на оба берега удивительно покорной реки, спустившись далеко в обе стороны от прежней размежеванной границы, потому как уже очень давно перестала помещаться в узком кольце городских стен.

Таррэн, оглядев все это великолепие, только головой покачал: надо же. Всего два десятилетия назад здесь было гораздо спокойнее и тише. А теперь даже издалека можно заметить вечную суету и вездесущую суматоху, свойственную всем большим городам. Громоздящиеся друг на дружке белокаменные дома, вьющийся кольцами дым над крышами многочисленных кузен… и шум. Многолюдный, многоголосый и никогда не смолкаемый шум деловой столицы Интариса.

Линнувиэль заерзал в седле и с нескрываемым беспокойством оглянулся, но, пошарив глазами по окрестностям, нигде не увидел Белки. Против ожиданий, ее изящная фигурка не маячила ни на границе леса, ни на соседнем пригорке. Не виднелась на обочине широкой дороги, старательно выглядывая припозднившихся путников. Не грозила маленьким кулачком со стен, красноречиво обещая устроить разнос за опоздание. И даже в распахнутых, намертво вросших под собственной тяжестью ворот Стиллоса не мелькала ее черная курточка. Где она? Опоздала? Разминулись? Не пришла?!

Карраш рядом с ним замер на миг красивой статуей, свысока изучая суетной город, затем жадно раздул ноздри и с шумом втянул прохладный воздух. Секунду покачался на широко расставленных ногах, странно прянул ушами и, довольно рыкнув, вдруг решительно сбежал с зеленого пригорка.

– Значит, малыш уже внутри, – негромко перевел Шранк, направляя своего невозмутимого жеребца следом. – След совсем свежий, не больше трех часов прошло: Карраш свое дело знает.

Ирташ согласно заурчал и тоже прибавил шаг.

Перворожденные на зверей недоверчиво покосились, многозначительно переглянулись между собой, а затем без лишних слов последовали за молодым лордом, чье невозмутимое спокойствие лучше всяких доказательств свидетельствовали: Белик действительно сумел их обогнать и вот уже несколько часов беззаботно гуляет по чистым мостовым Стиллоса, с любопытством глазеет на яркие вывески, пугает прохожих своими выходками и, заодно, молча костерит еле плетущихся эльфов, которые за целый день даже на лошадях не сумели его настичь.

Формальности на воротах уладили быстро. Большей частью потому, что ни один из стражников не пожелал связываться с остроухими гостями, вздумавшими заехать в великий город не просто с ходу, минуя длинную вереницу усталых путников, что прибыли раньше и теперь отстаивали утомительную очередь, а даже с седла не соизволили слезть. Наглость с их стороны, конечно, но возмутиться, как и на Быстром Пути, никто не посмел. Всего лишь проводили злобными взглядами, поджали губы, недовольно заворчали, да сердито сплюнули вслед. Предварительно убедившись, конечно, что ушастые нелюди, не пожалевшие оставить на входе аж целых три золотых (это за девятерых-то!), сразу свернули за угол, явно направляясь к "Золотой Подкове". Туда, где можно не только ночь переждать, а пообедать "скромно и со вкусом", как вполголоса определил Маликон.

Почему именно туда?

Да просто потому, что их высокомерные высочества считали ниже своего достоинства посещать гостиницу рангом ниже, чем раззолоченная до последнего сортира "Подкова", где самый последний из лакеев был одет богаче зажиточного горожанина, а шустрые служаночки все до единой слыли удивительными красотками. Еще бы! Господа Перворожденные всегда требовали себе только самого лучшего! В том числе и этого, эстеты остроухие! Более того, даже отсюда нередко уезжали, недовольные качеством обслуживания: то им изгородь живая не по нраву, то музыкант за обедом на пол-ноты сфальшивил, то простыни недостаточно белые, то комары над ухом жужжат…

Шранк, едва успев спешиться и неторопливо зайдя в обеденный зал, больше напоминающий Зал Приемов у какого-нибудь небогатого короля, тихо присвистнул и озадаченно поскреб затылок: ну, если уж ЭТО для Перворожденных "скромно", то я тогда вообще не знаю, что они подразумевают под роскошью! Один фонтан во дворе чего стоит! Чистый мрамор! Из горных выработок чуть не столетней давности, каждый камешек из которых ценился на вес золота! Лошадей у них забрали конюхи столь чопорные, что таких, наверное, уже не встретишь даже во дворцах. Внутри все сверкает и блистает безупречной чистотой, ручки сияют не хуже бриллиантов, под ногами – пушистые ковры, на стенах – искусно вытканные гобелены, которыми не стыдно было бы и в музее любоваться. Лестницы чуть не из палисандра выточены, да такие ажурные, резные, воздушные, что прямо идешь и думаешь, как бы не провалиться вниз ненароком. Двери только дубовые, мощные, какие не всяким тараном прошибешь. На каждой – индивидуальный замочек с подходящим только к нему ключом. Комнаты же – вовсе не комнаты, но целые хоромы, а уж что творилось внутри…

Суровый Страж, который в жизни такого комфорта не видывал, с некоторой опаской покосился на роскошное ложе под полупрозрачным балдахином, где со спокойной совестью можно было разместить чуть не треть его Заставы. Сперва поосторожничал мять настоящую пуховую перину, в которой можно спокойно утонуть до утра, потом нахмурился, потому как совсем не одобрял ненужных излишества. Но после справедливо рассудил, что платить все равно не ему, немного подумал… и, забросив дорожный мешок в ближайший сундук, с кривой ухмылкой, больше похожей на звериный оскал, завалился на роскошное покрывало. Торк с ней, с периной. Главное, до ужина дожить, а там можно перетерпеть даже такое издевательство над организмом.

– Что, не по нраву? – понимающе усмехнулся Таррэн, когда друг с кислой миной спустился обратно.

Шранк только отмахнулся.

– Это тебе все одно – что уголь, что бриллианты. Ты со своей родословной можешь спокойно есть и из глиняной миски, и из золотого блюда, а нам, бедным, енто безобразие совсем не по нутру. Слишком уж его тут… много. Чувствую себя, как скоморох на похоронах.

Темный эльф кивнул.

– Ты прав. Но люди издавна считают, что мы именно так и живем: среди роскоши, разврата и праздной неги. А потому искренне полагают, что подобное убожество и есть – вершина вкуса. Они украшают свои дома золотом, камнями, устилают шкурами мертвых животных, забивают их срезанными цветами и мертвыми деревьями. Цепляют на одежду блестящие побрякушки, наивно веря, что так смотрятся важнее или достойнее. И, поверь, ты никогда никому не докажешь, что настоящая красота заключается отнюдь не в позолоченном сортире.

– М-да? А в чем же тогда?

– В изяществе самых простых и обыденных вещей, – тонко улыбнулся эльф. – В гармонии. Совершенстве. В соответствии внутреннего ощущения окружающей действительности.

– Хм, – хитро прищурился Шранк. – Тогда что ж мы не остановились на обычном постоялом дворе-то? Чего сюда приперлись, а не нашли самую прокопченную таверну, где можно спокойно забыться и поразмышлять о высоком? Если уж вам так не нравятся эти завитушки и бриллиантовый блеск? Может, съедем на хрен, пока не поздно?

– "Подкова" – всего лишь хороший пример для демонстрации бытующего среди людей заблуждения, – неохотно пояснил Таррэн. – Однако в ней, как говорят,действительно неплохо кормят. И, что самое главное, следят за порядком настолько тщательно, что нам можно не опасаться ночью нашествия клопов. По крайней мере… и не смей ржать!.. так наобещал мне Линнувиэль. Согласись, что это – веская причина, чтобы остаться именно здесь?

– Гы-гы… не спорю! Но кто бы мог подумать, что ваш самый главный враг в этом мире – какие-то вонючие клопы?!

Темный эльф укоризненно покосился на некстати развеселившегося друга.

– Я же просил…

– М-м-м, считай, что я этого не слышал.

– Между прочим, я еще помню дни, когда из тебя каждое слово приходилось клещами тянуть, а улыбки даже под пытками было не выдавить, – неожиданно упрекнул Таррэн. – Зато с того момента, как тебя избрали Воеводой, просто рот не закрывается – все скалишься и без конца лыбишься, как ненормальный. Не стыдно тебе, а? Вроде взрослый мужик…

– Это на меня Белик плохо влияет.

– Да ну?

– Ага. Все беды от него.

– Хм…

– Точно тебе говорю, – убежденно закивал Воевода. – От такого Вожака чего только не нахватаешься. Даже умения измываться над ближними, держа при этом собственную морду совершено невозмутимой. А уж что касается внешности… я бы на твоем месте вообще поостерегся к нему подходить близко.

– Разумеется. И как я раньше не догадался, что причина именно в этом? Может, мне еще глаза себе на ночь завязывать? – съязвил Темный, и Шранк, разом прекратив шутить, очень внимательно посмотрел. Но тот, как почувствовал, быстро отвернулся и, нахмурившись, уперся тяжелым взглядом в ближайший стол.

– Эй, ты чего такой дерганый? – тихо спросил Воевода. – С малышом что-то не так?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Ты чего завелся? Аззара опять напугал, хотя на нем еще со вчерашнего дня лица нет, на Хранителя нашего рыкнул… Линнувиэль всего лишь изъявил желание прогуляться по городу, а ты его чуть не послал к Торку!

– Не знаю, – вздохнул Таррэн. – Неспокойно мне как-то. Все время такое чувство, что я куда-то не успеваю. Вроде и споро движемся, нигде не задерживаемся, на Быстром Пути здорово время сократили, стая идет следом, а мне все равно неспокойно. Да еще эти сны…

– Что за сны? – требовательно кивнул Шранк.

– Да так…

– Давай, договаривай уж, раз начал. Сам знаешь, легче станет. Да и вдруг я чего присоветую?

– Ты присоветуешь, пожалуй… но тут нечего рассказывать. Мне почти каждую ночь снится Темный Лес: Чертоги, Родовой Ясень, отец… не знаю, в чем дело, но они уже становятся навязчивыми и начинают откровенно беспокоить.

– Гм. И давно?

– Как Горы пересекли, так и началось.

– А Белка знает?

– Нет, – качнул головой Таррэн. – Я пока не говорил: у нее других забот хватает. Да и незачем: это всего лишь сны.

– Ты ее слишком бережешь, – неожиданно буркнул Воевода.

– Конечно, – согласился эльф, невольно улыбнувшись. – А как иначе?

– Не знаю. Но вовсе она не такая слабая, как ты считаешь. Она много может вынести и многое способна пережить, поверь. Я знаю ее дольше, чем ты. Видел немало такого, о чем не хотел бы вспоминать и чего даже сейчас, если честно, постарался бы избежать всеми силами. А она не станет. Белка – Гончая, не забывай. Причем, превосходная Гончая. С таким чутьем, как у нее, люди рождаются раз в тысячу лет, и ты зря его не используешь, когда есть возможность. Она ничего не боится.

– Это-то и плохо, – заметно нахмурился Таррэн. – Она слишком любит рисковать.

– Зато никогда не делает этого зря.

– Но ведь все равно делает!

– Ты прав, – неохотно согласился Шранк, засмотревшись в сторону. – Нашего Вожака ничто не остановит: ни слово, ни магия, ни чужой меч, ни даже наше с тобой желание все это изменить. Никому не уступит. Никогда не остановится и не сойдет со следа, каким бы опасным он ни был. Но… мы ведь для того и существуем, чтобы попытаться ей помешать. Разве нет?

– Нет, – замедленно отозвался Таррэн, кончиками пальцев касаясь груди, где с готовностью стукнуло смятенное сердце. – Мы существуем, чтобы ее защитить. И я сделаю все, чтобы она не беспокоилась.

Воевода кинул в его сторону быстрый взгляд.

– А как же дети?

– Дети… – снова вздохнул эльф. – С этим сложнее. Причем, настолько, что я даже не знаю, как тебе объяснить. Траш с Каррашем гораздо легче: у них инстинкты срабатывают. Никаких споров и возражений в стае. А наследники… наверное, Белка права?

– Ты насчет Аккмала?

– Нет. Хотя, наверное, и насчет него тоже. Просто она как-то обмолвилась, что возиться с детьми очень хлопотно… да-да. Слово в слово, не удивляйся. Но потом улыбнулась и добавила, что жить без них, как выяснилось, ужасно скучно. И я с этим полностью согласен.

– М-м-м, это не значит, что вы скоро нас порадуете…?

– Своего расти, – неприветливо буркнул Таррэн и, оставив друга размышлять над сказанным, излишне поспешно вышел.

– Ты уверен, что этого хватит? – подозрительно серьезно осведомился Линнувиэль, неторопливо вышагивая среди стремительного расступающегося народа. Городской рынок, как всегда, был переполнен, но ради него и нервно озирающегося Аззара даже самые заядлые спорщики и буяны предпочитали спешно очистить дорогу, чем кормить потом крыс на ближайшей помойке.

Молодой эльтар покосился на невозмутимую морду Карраша, встретился с насмешливыми желтыми глазами, сообразил, что наглая скотина все прекрасно понимает, и мысленно проклял тот час, когда согласился на прогулку в компании этого ехидного чудовища. Своих скакунов они брать не стали – в людном городе с ними только завязнешь, да на смех себя поднимешь, пытаясь справиться с заартачившимися от духоты и шума копытными. Но Карраш и не подумал испрашивать разрешения – стряхнув на обомлевших конюхов надоевшее седло, с наглой мордой выбежал на улицу и деловито пристроился за спинами эльфов, будто так и надо. Озадаченные взгляды попутчиков он нахально проигнорировал, на последовавшую за этим осторожную просьбу не распугивать горожан вежливо улыбнулся (пара проходивших мимо важных господ вмиг приобрели знатное ускорение, а бездомный рыжий пес, решивший обнюхать странных незнакомцев, захлебнулся истошным визгом и поспешно уполз за соседний забор). Карраш в ответ довольно чихнул, тряхнул роскошной гривой и бесцеремонно пристроился рядом с Хранителем. Вернее, всунул в разом вспотевшую ладонь Линнувиэля недоуздок, который мудро оставил при себе, хитро сверкнул глазами, подтолкнул "попутчиков" в спины и все то время, пока эльфы искали необходимое, маячил над ними черной глыбой. При этом старательно делал вид, что он белый и пушистый, скромный и вообще – сама доброта и невинность. В общем, с ними пришел, и нечего тут удивляться: эльфы еще и не таких монстров при себе держат. Но временами тянул, куда считал нужным, да с такой силой, что не подчиниться было невозможно. Пару раз даже хватал обомлевших ушастых за рукава, а уж по прилавкам таскал с такой неумолимой настойчивостью, что вскоре даже Аззар усомнился в том, кто кого на самом деле выгуливал. И заподозрил, что им навязали неугомонного соглядатая нарочно.

Впрочем, нужное они вскоре нашли (точнее, Карраш нашел, придирчиво перенюхав добрую сотню "предложений" и едва не доведя до удара нескольких торговцев), зато теперь на его спине гордо возлежал огромный мешок с добытыми непосильным трудом орехами – точно такими, какие любила Белка. После чего эльфы, немного поразмыслив и решив, что помощь копытного им все-таки пригодилась, заметно успокоились. А потом и вовсе совершили неслыханное: косясь друг на друга и многочисленных прохожих, что с нескрываемым восхищением оглядывали громадного гаррканца, рискнули вполголоса поблагодарить вздорного скакуна. Но когда тот благосклонно кивнул, показывая, что принимает и понимает, окончательно расслабились, перестали дергаться по пустякам. Иными словами, позволили таскать себя везде, где ему было интересно (а интересовало любопытного зверя практически все), вместе посетили городской парк, конные ряды, уютный подвальчик булочника, где с удовольствием слопали по горячей плюшке. Затем заглянули в мясную лавку, где Линнувиэль безропотно раскошелился на свежую тушу молодого бычка, присмотренную хищным мимикром в качестве сытного обеда. Потом терпеливо подождали, пока Карраш насытится за ближайшим углом, и милостиво отвернулись, когда на одной из многочисленных площадей тот сунул окровавленную морду прямо в красивый фонтан, жадно хватая холодную воду и нещадно пачкая ее алыми разводами. На недовольные взгляды городской стражи, углядевшей это форменное безобразие, эльфы вопросительно подняли брови и сделали вид, что готовы со всем вниманием выслушать чужие претензии. Но их, как ни странно, не последовало, а Карраш, вдоволь напившись, уже нетерпеливо тянул их дальше.

Наконец, он решительно повернул назад, и Перворожденные облегченно вздохнули: почти двухчасовой кросс по местным достопримечательностям их слегка утомил. Аззар даже рискнул помечтать о скором отдыхе, но не тут-то было: в последний момент целеустремленно мчащийся мимикр вдруг резко свернул. Вызывающе громко процокал копытам по узким улочкам, ловко протиснулся в небольшую дыру невесть откуда взявшегося забора. Немного поплутал по запутанным лабиринтам города, а потом со знанием дела вывернул на Центральную площадь. Где замер возле последних домов, поджидая замешкавшихся спутников. Зачем-то жадно принюхался, игнорируя царящее вокруг столпотворение, повисший в воздухе шум и ошеломительное многообразие запахов. А потом довольно фыркнул и начал решительно протискиваться вперед.

Линнувиэль и Аззар дружно поморщились. Ну, вот. Только размечтались о приятном, о горячей воде и вкусном ужине (которые сутки в седле!), а тут – нате вам, опять его куда-то понесло. Неужели развернувшийся в центре балаган с песнями и плясками так привлек разборчивого зверя, что тот надумал поближе взглянуть на это безобразие? Смертные ладно, им не понять – рады даже такому представлению. Вон, как слушают, едва рты не поразевали. А у него ведь слух не хуже, чем у Перворожденных. Наверняка прекрасно чувствует все оттенки фальши, которые слишком явно звучат в льющейся над площадью мелодии какого-то заезжего лютниста. Люди, может, и не поймут, зато эльфам она несказанно резала слух. Особенно тогда, когда неизвестный неумеха тщетно пытался изобразить ИХ колыбельную. Торк! До чего же визгливо у него это получается!

Линнувиэль вытянул шею, пытаясь разглядеть творящее на далеком помосте, сооруженном из подручных средств. Выразительно скривился от особенно пронзительной трели, брезгливо высмотрел сгорбившуюся человеческую фигурку в живописном рванье, склонившуюся над видавшей виды лютней, и едва не застонал: зачем же так мучить бедный инструмент? Не умеешь играть – лучше не берись, дай место профессионалам. Так нет же, нахватались Торк знает у кого, а теперь лезут и лезут, как тараканы, намереваясь нести "высокое искусство" в массы. Да так, что даже Карраш не выдержал. Кстати, Шранк как-то обмолвился, что он крайне взыскателен к чужой игре, но что могло его заставить… о нет! Этот дурак еще и поет!!! С его-то голосом простуженной вороны!!

– К'саш! – тихо охнул Аззар. – Линнувиэль, его же сейчас задавят!

Линнувиэль мысленно проследил траекторию движения мимикра и вздрогнул: своенравный зверь целеустремленно продвигался к импровизированному помосту, не отрывая от сидящего на перевернутом ведре музыканта горящего взора. Уверенно раздвигал столпившийся народ, выразительно скалился, если кто-то начинал возмущаться (после чего недовольный ропот затихал на корню), а сам жадно рвался вперед, будто намеревался не просто растоптать неудачливого артиста, но еще и хорошенько пнуть под зад, а потом цапнуть его потрепанный инструмент, чтоб больше не смел портить воздух этими мерзкими звуками, по недоразумению зовущимися песней.

Перворожденные вполголоса выругались и со всей доступной скоростью ринулись следом, надеясь предотвратить смертоубийство. Но, преодолев примерно середину пути, ошарашено замерли, потому что тоскливая, как волчий вой под луной, мелодия неожиданно оборвалась, будто кто обрезал, а следом за этим в народных массах появилось какое-то волнение.

Линнувиэль внутренне похолодел, но ни грозного рыка Карраша, настигшего, наконец, дурака, ни вопля укушенного за живое музыканта не услышал – громадный мимикр замер буквально в десятке шагов от помоста и, наклонив голову, выжидательно смотрел на творящие там перемены. А посмотреть было на что, потому как народу на помосте заметно прибавилось: вместо вскочившего на ноги и опасно побагровевшего, как от оскорбления, лютниста, туда забралось еще несколько бородачей в таких же разукрашенных рубахах (кажется, дружки? или коллеги по ремеслу?), и теперь они горячо спорили с кем-то третьим. Причем, если сначала в их голосах преобладало возмущение, то вскоре оно плавно перешло в недоумение, а под конец и вовсе – в искреннюю оторопь. Наконец, над площадью повисла тяжелая тишина, а потом самый старший из труппы – широкоплечий мужик с роскошной черной бородой и некогда сломанным носом – странно кашлянул и обернулся к выжидательно замершей толпе.

– Уважаемые жители… – он снова закашлялся. – Уважаемые… просим прощения за эту досадную паузу, однако наш друг, которого все вы знаете под именем Золотой Дождь, категорически отказывается продолжать свое выступление… да, все знают, что кроме него никто так не умеет исполнять песни Перворожденных, однако он отказывается продолжать, потому что среди вас вдруг нашелся наглец, который смеет утверждать, что сыграет не хуже.

Народ возмущенно зашумел, загодя принимая сторону пострадавшего, так как тот действительно играл достойно, а оскорбленный до глубины души музыкант гордо вскинул трепаную русую голову, под которой показалось неожиданно молодое лицо: парень до скрежета сжал зубы и, сверкая алыми от злости скулами, отвернулся от разочарованно загудевшей толпы.

– Более того, – вынужденно повысил голос бородач. – Этот дерзкий готов нам сейчас же продемонстрировать разницу!

И ропот стал громче.

– Да, именно так, вы не ослышались: он утверждает, что докажет свои слова!

– Охотно, – раздался третий голос, и на помост проворно вспрыгнула хрупкая фигурка в черной курточке и узких полотняных штанах, при виде которых большинство присутствующих презрительно зафыркали, а замершие поодаль Темные эльфы тихо охнули.

Белка, не удостоив дураков даже взглядом, выжидательно уставилась на покрасневшего от злости лютниста и его недовольную труппу, чье выступление осмелилась так бесцеремонно прервать.

– Готов поставить полсотни золотых, что сыграю гораздо лучше вашего Дождика.

– Что?! – невольно ахнул лютнист.

– Струсил? – хищно прищурилась Гончая. – Боишься разориться, мюзикант? Да ты хоть раз в руках нормальную лютню держал, а? Не эту доску для забивания гвоздей, а что-нибудь поприличнее? У меня аж ухи завяли от этого визга. Не думал, что вообще выдержу подобное издевательство над благородным деревом.

– Ах, ты…

– Тихо! – нахмурился бородач, разглядывая ее из-под кустистых бровей, как что-то мелкое и неприятное. – Ты, малец, сперва докажи, что вообще умеешь играть, а оскорблять известного барда не смей. Не дорос ты еще – срамить честного человека при всем народе.

– Подумаешь, цаца. Был бы он настоящим, взял бы у эльфов пару уроков. Глядишь, толк бы и вышел. Ну и что, что снобы? Подслушал бы, в конце концов! Или подсмотрел, что ли! А играть чужую мелодию на неподходящем инструменте – хуже оскорбления для красивой песни не придумаешь. Был бы здесь кто из Перворожденных, уши бы ему обрезал, чтоб не зазнавался. А то ишь, моду взял – горланить то, о чем понятия не имеет!

Лютнист сжал лютню с такой силой, что побелели пальцы на костяшках.

– Так сыграй… сопляк… будь добр! И так, чтобы я понял разницу, – процедил он, буравя Белку ненавидящим взглядом. – Полсотни твои, если сумеешь.

– Ты спятил?! – немедленно возмутилась труппа.

– Нет. Если у него получится, еще и приплачу.

– Идет, – спокойно кивнула Гончая.

– Но если нет… – зловеще оскалился парень. – Не обессудь: лично выпорю так, что шкура будет клочьями слезать. Месяц сидеть на заднице не сможешь, а плакать будешь только кровавыми слезами, ибо пощады не жди. Верно, братья? Потому как, судя по всему, полусотни золотых у него с собой нет.

– Идет, – повторила она, нимало не смутившись. – Но с одним условием: вы не мешаете мне до тех пор, пока я не закончу. Никто из вас ко мне не притронется. Сами не подойдете близко, пока буду играть, и другим не позволите.

– Договорились, – прошипел лютнист и повернулся к жадно прислушивающейся толпе. – Все слышали? Пока этот… играет, никто его и пальцем не тронет! А если сбежать надумает или обдурить как…

– Да пусть играет уже, – басом отозвался кто-то. – Отсель не сбежит – мигом выловим засранца. А коли помочь надо в порке, так я сам кнут одолжу. Пусть знает потом, как добрых людей срамить.

Белка хмыкнула.

– Какой заботливый… гляди, чтоб тебе самому зад-то не надрали. А то брюхо отрастил, как у бабы беременной, и туда же – учить жизни. Только и отваги, что с пацанами воевать, да кошек шугать на заборе. Вояка!

Она сделала вид, что не заметила побагровевшего толстяка из второго ряда, легким шагом подошла к краю помоста и бесстрашно уселась, свесив ноги и почти скрывшись из глаз за многочисленными макушками зрителей. В толпе кто-то хохотнул в предвкушении славной забавы, кто-то укоризненно покачал головой, кто-то возмущенно заворчал, а у кого-то сам собой исторгнулся печальный вздох – попадет мальчишка под раздачу. Ой, попадет: Золотой Дождь не зря считался лучшим голосом этих мест. Бывало, даже в столицу приглашали, а тут – какой-то наглый стервец вздумал в нем сомневаться.

Линнувиэль покачал головой и, мудро накинув капюшон, принялся протискиваться дальше, чтобы успеть к развязке. Аззар, с точностью повторив его движение, ужом ввинтился следом, стараясь не слишком сильно толкаться, чтобы соседи раньше времени не всполошились и не увидели, кого именно принесла нелегкая ко вздумавшей ерепениться Гончей. Белка, тем временем, презрительно фыркнула на предложенную кем-то старую лютню, вытащила из внутреннего кармашка простую деревянную флейту и, деловито скрестив ноги, поднесла к губам. Под многочисленные смешки прикрыла глаза и…

Эльфы одновременно споткнулись, ошарашено вскинув остановившиеся взгляды, когда над площадью полилась знаменитая колыбельная, под которую они некогда учились засыпать. Мягкая, нежная и приятно теплая, она трепетно обняла их, как заботливые руки матери, и стремглав унесла на многие десятилетия назад, когда точно так же ее пели знакомые до боли голоса родных. Она тихим перезвоном невидимых колокольчиков разлетелась над замершей толпой, обласкала и приютила заблудившиеся в сомнениях души, обнадежила, успокоила. Она принесла с собой мир, удивительную гармонию, тронула каждую душу и коснулась каждого разума. Мягкой волной омыла чужие слезы, незаметно вторглась в очерствевшие сердца, тихим смехом прозвенела в оглушительной тишине, а потом плавно вернулась к хозяйке. С тем, чтобы через пару мгновений вновь зазвучать, но уже с новой силой.

Линнувиэль непонимающе моргнул, разглядев странно размякшие физиономии вокруг – люди стояли, не дыша и боясь потревожить юного флейтиста. Все, как один, жадно смотрели на его изменившееся лицо, с которого ушла недавняя ожесточенность, бесследно исчезла насмешка, смутное беспокойство, куда-то пропало презрение… сейчас Белка просто играла. Но играла так, что в горле сам собой вставал тесный комок, сердце начинало неистово колотиться, а нечаянно разбуженная душа сладко замирала от восторга.

Карраш счастливо вздохнул и умильно наклонил голову, с трепетом и благодарностью внимая этой дивной мелодии, которую недавно посмел испоганить дурной человек. Но он простил его, как уже простила Белка, потому что ее колыбельная не позволяла держать на него зла: просто глупый человечек, который взялся не за свое дело. И тихо льющаяся мелодия лишь красноречиво это подтверждала. Потому что, хоть и похожа была на ту, что исполнил недавно лютнист, но все равно разительно от нее отличалась, как разнится от мусорной шелухи блестящая на солнце жемчужина. Как отличались от смертных сами Перворожденные. И как отчетливо видна была разница между старой, рассохшейся лютней и скромной, нечем не украшенной флейтой из эльфийской "поющей" ивы.

Белка, приоткрыв один глаз, при виде красноречивых физиономий вокруг удовлетворенно кивнула, а потом вдруг проказливо улыбнулась, и мелодия плавно поменяла тональность. Она не стала резче или грубее, не потеряла изумительной чистоты звучания, не прибрела свойственную народным песням ритмичность. И только поэтому пораженные до глубины души эльфы далеко не сразу осознали, что нахальная Гончая и здесь не преминула испытать их терпение, потому как нежная колыбельная неуловимо перешла в знакомые до отвращения "Откровения лесной нимфы".

Карраш, первым почувствовав неладное, восторженно хрюкнул, предвкушая очередную забаву. Молчаливая и потрясенная труппа во главе с известным флейтистом просто обмерла, неверяще таращась в спину дерзкого сопляка. А слегка одурманенная толпа лишь через пару долгих минут вышла из навеянной Белкой дремы и только тогда, шалея от чужой дерзости, с замиранием сердца вдруг осознала, что проклятая песня не просто исполняется в центре большого города, в который нередко заглядывают Перворожденные. Не только на самой главной ее площади. Не просто при полном аншлаге, но еще и (о, кощунство!) на исконно эльфийском инструменте!!

Аззар стремительно побледнел.

– Что он творит?! – простонал он, чуть не схватившись за сердце.

Линнувиэль охнул и рванулся вперед, пока никто из присутствующих не сообразил грубо заткнуть расшалившуюся Гончую. Более того, правильно приметил с другой стороны площади две знакомые светлые гривы и совсем похолодел. Сейчас что-то бу-у-дет…

Но нет: прервать ее ни один из смертных не решился – данное во всеуслышание слово не рискнул нарушить даже Золотой Дождь, который стоял возле Белки, ни жив ни мертв, и лихорадочно искал способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Тогда как другие его соседи неожиданно начали пятиться к противоположному концу неширокого помоста, постепенно сбиваясь в нервно икающую кучу, потому как с высоты своего незавидного положения со всей ясностью вдруг осознали, что сейчас кого-то будут медленно убивать.

До злополучного места они добрались одновременно: двое Темных эльфов, мысленно костерящих коварную нахалку на чем свет стоит, и парочка Светлых, которых невесть какими путями занесло в окрестности Центральной площади. Может, разодетые в пух и прах гордецы заехали перекусить и отдохнуть с дороги. Может, уже несколько дней уже кружили по городу в поисках одной им ведомой цели (и тогда сразу становится понятным, почему при звуках провокационной мелодии присутствующие так резко напряглись). А может, просто случайно проходили мимо и услышали гнусный результат "народного творчества"… подробности рокового стечения обстоятельств большинству присутствующих так и остались неясны. Но, как бы то ни было, направлялись остроухие точнехонько к самозабвенно играющей Белке и со вполне определенными намерениями.

Линнувиэль столкнулся с сородичами буквально нос к носу, в паре шагов от злополучного помоста, и мигом сообразил, что сулят Гончей их бледные от ярости лица и бешено сверкающие глаза. Вернее, чем грозит бедным эльфам попытка прервать ехидно посмеивающуюся про себя Гончую. А потому молча встал рядом с приготовившемуся к бою собратом и бестрепетно встретил два полных ненависти взгляда.

Пространство вокруг Перворожденных начало с поразительной скоростью очищаться, но ни Темные, ни Светлые, казалось, этого даже не заметили. Как не заметили бледных и искаженных ужасом лиц смертных, в панике шарахнувшихся прочь; пугливо вжавших головы музыкантов, решившихся на этот глупый спор и теперь со страхом ожидающих заслуженной бойни; подрагивающие пальцы лютниста, не успевшего вовремя шагнуть к своим. А также то, что провокационная песня, наконец, сжалилась над готовым провалиться сквозь землю Стиллосом и незаметно смолкла, а громадный вороной гаррканец вдруг пригнул голову и, умело таясь среди толпы, неслышным крадущимся шагом скользнул меж холодных тел разом окаменевших горожан.

На площади воцарилось зловещее молчание.

Глава 13

Эльфы стояли друг напротив друга неестественно прямо, буравя друг друга пламенными взорами. Темные выглядели чересчур спокойными, просто поражали своей невозмутимостью, казались непростительно бесстрастными, хотя издавна славились непримиримостью к остальным расам. Они, как ни удивительно, откровенно игнорировали дерзкого сопляка, взирающего сверху со снисходительной усмешкой. Но одновременно зорко следили за всем, что происходит вокруг. Успевали отследить каждое мало-мальски значимое движение в толпе, легкое подрагивание чужих рук возле поясов с оружием, странно заледеневшие глаза сородичей. А Светлые уже буквально кипели от злости и едва не дрожали от пережитого унижения.

Как и положено, они оказались невероятно красивы, просто нечеловечески привлекательны. Гармоничные лица, если бы не были сейчас искажены яростью, могли легко свести с ума, тонкие черты поражали своей правильностью, побледневшие от бешенства губы почти слились по цвету с гладкой светлой кожей, а сильные пальцы уже готовились вытащить дивной работы мечи.

При виде Белки, явно не собирающейся вступать в этот неприятный разговор, Линнувиэль и Аззар дружно перевели дух. А затем приметили вынырнувшего за спинами Светлых Карраша и мысленно усмехнулись: вот уж где они были несказанно рады его видеть.

– Слышь, Дождик? – разрезал тишину, как ножом, ехидный голосок Белки. – Как думаешь, кто из этих ушастых ринется убивать меня первым?

Лютнист вздрогнул всем телом и от неожиданности выронил свой инструмент.

– Ох, – она выразительно поморщилась от грохота. – Не мог потише уронить? Вот скажи: ты на кого бы поставил? На беленьких или на черненьких? Гляди: Светлых двое, оба вооружены, злы как демоны и уже почти на грани. Молодые, однако. Что с них взять? Темных тоже двое, но зато у каждого по паре мечей за плечами и не по одному веку боевого опыта. При этом один по праву считается чуть не лучшим стрелком своего народа… вишь, как за лук-то схватился? спорим, он за долю секунды продырявит обоих?.. а второй и вовсе маг. Так что ты думаешь? Кто из ушастых нас с тобой быстрее чпокнет? Спорю на сотню золотых, что белобрысые сорвутся раньше!

Парень испуганно покосился и шарахнулся прочь от дурака, рискнувшего во всеуслышание обозвать гордых сынов Темного и Светлого Леса "ушастыми". Да еще в присутствии мага! Сумасшедший! Ненормальный! Идиот, которому вскоре выпустят кишки!! Спаси и сохрани нас боги, только бы не заметили, что я рядом стоял…

Линнувиэль, не моргнув глазом, призвал непокорный Огонь и с удовлетворением отметил, как Светлые поменялись в лицах. Как, наконец-то, в их глазах проступила осторожность и рассудительность опытных воинов, заметно поубавилось спеси: понимали, гады, что Темный маг их в порошок сотрет. Вместе с половиной человеческого города, заодно. А потом небрежно отряхнется и пойдет дальше, ничуть не озаботившись будущими политическими неурядицами. Причем, никто из Темных его не осудит. Ведь нападение было? Было. Неуважение к статусу Хранителя проявлено? Еще какое – увели из-под носа славную добычу! Правящий Дом оскорблен? До глубины души, а значит, ради удовлетворения и восстановления поруганной чести можно и поступиться одним или двумя десятками тысяч чужих жизней. В том числе, и парочкой Светлых, которых они, надо сказать, на дух не переносили. У Темных такое в порядке вещей.

Молчание на площади несколько затянулось.

– Не, ну чего застыли, как головастики на льду? – возмутилась Белка. – Забыли обо мне? Или все еще раздумываете, кто кому морду смазливую набьет? Так Темненькие посильнее будут. Да, Дождик? Скажи, что они внушительнее смотрятся, чем эти два белобрысых сморчка?

Лютнист плавно осел на помост, а обомлевшая от подобной наглости толпа брызнула бы во все стороны, если бы могла сейчас шевелиться. Но на всех присутствующих, как назло, словно столбняк напал – люди могли только судорожно сглатывать при виде творящихся ужасов, молча молиться своим богам и в панике ждать развязки. А она, как думается, не заставит себя долго ждать: или одни, или другие остроухие прирежут тут наглого пацана. Как пить дать – убьют, потому что не снесут они таких оскорблений. Кровью чужой смоют, вдоволь насладятся агонией и только потом неторопливо удалятся.

– Беги, пацан, – неслышно выдохнул бородатый зазывала, бледнея прямо на глазах.

– Еще чего. Мне ж жуть как интересно!

В толпе глухо застонали: нервы уже у всех, как натянутые струны, кровь в жилах давно застыла от ужаса, уши закладывает от неестественной тишины вокруг, сердце не просто в пятках, а давно уже колотится где-то в районе Нижнего Мира, в глазах темнеет от одной мысли, ЧТО сейчас сделают с этим наивным дурачком… а он еще и масла в огонь подливает!!

Но вот, наконец, один из Светлых (похоже, старший) принял трудное решение – скрипнув зубами, почти незаметно наклонил золотистую макушку и негромко процедил:

– Уступаю вам эту дерзкую мартышку. Он весь ваш, благородные ллеры. Мы не будем мешать.

– Сам ты суслик! – немедленно возмутилась Белка, азартно болтая ножками. – Линни, давай шлепнем этого гада, чтобы не распоряжался чужими судьбами! Я ему не вещь, чтобы он меня вам отдавал, как куль с зерном! Только, чур, в морду двину я!

Линнувиэль сузил глаза.

– Нет. В морду не надо. Думаю, миром разойдемся.

– Миром?! Да ты слышал, как он меня обозвал?!

– Извини, он дурно воспитан.

– М-да? – усомнилась она, неожиданно спрыгивая с помоста и легкой походкой приблизившись к ошарашенным Светлым. – Тогда все равно в морду дадим, чтобы перевоспитался. Как считаешь, Аззарчик?

Молодой эльтар, не оборачиваясь и цепко следя за каждым движением медленно багровеющих собратьев, качнул головой.

– Нет. Думаю, они тебя недостойны.

Белка, не сдержавшись, тихо хихикнула, потому что если тишина вокруг раньше была просто зловещей, то теперь стала окончательно мертвой. Прямо-таки гробовой, хоть топор вешай. Только слышалось напряженное дыхание кучки людей, испуганно вжавшихся в стены ближайших домов, чтобы не помешать грядущим разборкам, да судорожно хватали воздух Перворожденные, над которыми так изощренно измывались. Причем, не только хитрая Гончая, которая давным давно углядела их приближение, но и оба Темных, от кого даже натянутого юмора было не дождаться. А тут – вон как. Даже Хранитель вдруг раздвинул губы в зловещей усмешке, а у Аззара в глазах неожиданно заплясали веселые огоньки. Особенно тогда, когда вынырнувший из толпы мимикр абсолютно беззвучно приблизился к соперникам со спины и осторожно коснулся клыками ближайшего горла.

Светлые, на которых пахнуло неминуемой смертью, разом оцепенели.

– Мальчик идет с нами, – негромко сообщил им Аззар, откровенно наслаждаясь ситуацией.

– А я еще подумаю, идти с вами или нет, – тут же вставила Белка.

– Ты разве не голоден? – притворно удивился Линнувиэль, краем глаза следя за тем, как Карраш мусолит горло стоящего напротив эльфа. Очень бледного и молчаливого эльфа, у которого на затылке уже волосы вставали дыбом. – Вообще-то, мы надеялись, что ты будешь присутствовать за обедом. Таррэн про тебя уже спрашивал.

– Таррэн? – на миг задумалась она.

– Точно, – хмыкнул Аззар, ласково перебирая пальцами оперение стрел. – И если ты задержишься тут с этими… вряд ли он будет очень рад. Да и что тебе с ними выяснять?

– Как что?! А "мартышка"?!!

– Они неудачно пошутили, – пояснил за пришибленных Светлых Линнувиэль. – Прости дураков. Не думаю, что из-за этого нам стоит портить им шкуры.

– Не скажи: за иную шутку проще удавить, чем выслушивать оправдания. Впрочем, ладно, пусть идут, – притворно вздохнула Гончая, делано махнув рукой. – Они мне действительно не соперники. Каррашик, перестань дышать им в шеи и убери зубки. Я их прощаю. Знаю, знаю, как ты любишь свежее мясо, но дурно воспитанные эльфы – не тот рацион, который нужен молодому растущему организму. Правда, Линни?

Линнувиэль благосклонно кивнул.

– Он только что целого быка по дороге сжевал, так что это – скорее не гастрономический интерес, а обычное любопытство.

– Тем более. Фу, мальчик. Плюнь! Вдруг они ядовитые?

Мимикр брезгливо сморщился и послушно отпустил белого, как полотно, эльфа. После чего с достоинством выпрямился, широко улыбнулся в обомлевшие физиономии Светлых, продемонстрировав двойной ряд острейших клыков, и, убедившись, что ушастые полностью прониклись, неторопливо потрусил к веселящейся хозяйке.

– Хороший мальчик… эй, а что это у тебя за гадость на спине?! – вдруг ахнула она. – Линни! Кто тебе разрешил использовать моего боевого зверя, как простого осла?!

– Он сам так решил, – поспешно пояснил Аззар. – Не волнуйся. Просто мы купили орехов, и он подумал, что сохранит их для тебя гораздо лучше, чем мы. Вот и взялся за перевозку грузов сам, хотя его честно отговаривали.

– Орехи? – недоверчиво переспросила Белка, разом позабыв про пятящихся Светлых, чем те не преминули воспользоваться – стремительно испарились. – А зачем вы их покупали?

– Для тебя.

– О!

– Да, – смущенно кивнул эльтар. – Ты же любишь, вот я и подумал…

– Мне считать это официальными извинениями? – вдруг хитро прищурилась она.

– А подойдет? – с надеждой вскинулся эльф под остановившимися взглядами ничего не понимающих людей.

– Ишь какой… – тихо рассмеялась Гончая, поглаживая счастливо урчащего мимикра. – Ладно, живи. Так и быть, ушастый, прощаю твою несдержанность на язык. Надеюсь, в первый и в последний раз. Это Каррашик тебя надоумил?

– Нет. Он только вынюхивал подходящие.

– Тогда, наверное, Таррэн?

– Вообще-то, Шранк, – признался Аззар, краем глаза следя за стремительно рассасывающейся толпой. А там – глаза у всех дикие, неверящие, страшные, будто народ и в самом деле полагал, что тут сейчас случится настоящее смертоубийство. – Кстати, ты зачем все это устроил?

Белка хмыкнула.

– Да скучно мне стало. Дождик своей писклявостью настроение испортил, затем вы на горизонте появились, хотя я ждал вас еще пару часов тому. Потом Светлые в толпу затесались, явно собираясь начистить нашему барду глупый пятачок. Только они в тени стояли, плащики накинули, вот и не заметили их сразу. А мне вдруг ужасно захотелось проверить, кто из вас быстрее продерется через толпу, если одни были одержимы жаждой убийства, а вторым надо было до зарезу их остановить. Получилось, двигались вы почти с равной скоростью, а вот силенок у Светлых явно не хватило с вами тягаться.

– Заноза ты, – беззлобно отмахнулся Хранитель. – А если бы мы не успели?

– Думаешь, я дал бы Дождика в обиду? Тем более, когда он действительно не самый плохой в этом мире музыкант? Кстати, ты где есть, игрун? Не помер еще с перепугу? Нет? Жаль. Зато теперь будешь по сторонам глядеть, прежде чем исполнять такие песенки. И, особенно, на тех посматривать, кто ходит на твои выступления в плащах. Все понял?

Лютнист ошарашено кивнул.

– Вот и отлично. Линнувиэль, вы где остановились?

– Как обычно, – пожал плечами эльф.

– В "Подкове"? Так и знал, что мимо не проедете, – поморщилась Белка. – Ладно, давайте мой выигрыш заберем и пошли. Всю ночь не спал из-за этого Стиллоса, а потом полдня на своих двоих бежал, чтобы успеть до вашего прихода слушки кое-какие пособирать.

– Зачем тебе деньги? – недоуменно спросил Аззар, протягивая руку, в которую бледный, как смерть, зазывала без задержек вложил тугой кошель. – У нас что, мало? Тебе на покупки не хватает? Сапоги износились? Или оружие пора менять?

– Нет. Просто должен же Дождик оценить во что-то свою бесценную шкуру? Полсотни золотых, конечно, мало, но это – примерно половина того, что у них есть. Брать больше мне совесть не позволяет, а меньше – значит, оскорбить его до конца жизни. Верно, бард?

– Д-да.

– Видишь, он со мной согласен, – хмыкнула Гончая, отворачиваясь и неслышным шагом направляясь прочь. – Ценит, значит, свою шкуру.

– Еще бы он не ценил, – проворчал Линнувиэль, поправляя на спине мимикра сползший на бок мешок. – Но на мой вкус, ему действительно не мешало бы подучиться, если так уж хочется играть на достойном уровне. Потому что это блеяние…

Белка неожиданно обернулась и во все глаза уставилась на скривившегося эльфа.

– А это идея! Слышь, Дождик! Ты бы не хотел поучиться у остроухих?

– Что?! – брякнулся на доски незадачливый музыкант, а его немногочисленная труппа и вовсе обмерла, шаря испуганными взорами по серьезному лицу Белки. Не шутит? Снова издевается? Смерти нашей хочет?! Да где ж это видано, чтобы эльфы кого-то из смертных терпели возле себя?! Да не просто терпели, а тратили свое драгоценное время на жалкого человека?!

– Говорю: поучиться нормальной игре не желаешь? – терпеливо повторила она. – У меня среди ушастиков пара знакомых есть. Могу составить протекцию, коли есть желание. Глядишь, и возьмут на пару годиков к себе на постой. А если дураком не будешь, то и ремеслу подучат. Отбоя не будет от поклонников.

– А они точно… примут?

– Примут, примут. Ты куда бы хотел пойти: к Темным или Светлым?

– ?!!

– Боже… туповат немного, но это, я надеюсь, пройдет. Так куда бы ты хотел? В какой Лес? Мне заранее надо знать, чтобы весточку отослать. Ну же, решай скорее, пока я не передумал! Только учти: от учебы, если придешь, отказаться больше не сможешь – для остроухих это будет страшным оскорблением. Тебя будут пинать и шпынять за малейшие неудачи, всячески демонстрировать свое превосходство, смеяться и измываться по любому поводу… ну, вроде как я сегодня, только более примитивно… но зато, если справишься, выдержишь… если сумеешь доказать, что достоин…

– Я согласен, – охрипшим от волнения голосом сказал бард и неуверенно поднялся. – На все согласен, если они меня хоть чему-то научат.

– Не чему-то, балда, а настоящему искусству! Будешь первым рифмоплетом, кому они позволят свои баллады исполнять!

– Согласен, – твердо повторил юноша, не замечая испуганных лиц друзей.

Белка пристально всмотрелась и удовлетворенно кивнула.

– Упрямец. Такой как раз и нужен. Работу свою любишь, но по трупам ради славы все же не пойдешь, удержишься от соблазна. Линнувиэль, не откажешь в любезности?

Хранитель, скептически оглядев худого парня, судорожно сжимающего в руках потрепанный инструмент, странно хмыкнул. Действительно, упрямый. Знает, что почти на верную смерть идет, а все равно не отступит. Играет, конечно, так себе. Но, с другой стороны, Белку не прибил за страшное оскорбление. Не накинулся и даже не обругал, хотя мог бы. Сдержался, а ведь наверняка хотелось заорать во весь голос. Сам знаю, как это трудно: испытал на своей шкуре. Может, из него и выйдет толк? Не зря же говорят, что она никогда не ошибается?

Темный эльф кивнул и спокойно вытащил из-за пазухи белоснежный листок с кроны одного из чудных ясеней Священной Рощи, что-то царапнул кончиком короткого ногтя, а потом протянул оторопевшему барду. Этот листок ни один смертный не сумеет украсть, перекупить или добыть где-то еще, кроме как принять из рук Перворожденного. Это словно пропуск в Темный Лес для счастливого везунчика. Отличительный знак, по которому ни один Патруль не посмеет утыкать его стрелами. По крайней мере, до тех пор, пока он не сделает чего-то предрасудительного. С этим листком его примут и выслушают, даже если между Интарисом и эльфами вдруг вспыхнет кровопролитная война, а смертные станут кровными врагами всего остроухого народа.

– Приколешь его на ворот и назовешь свое имя перед тем, как войти в наш Лес. Попросишь проводить тебя к ллеру Иммилору из Рода Хатарис. Он – мой должник, не откажет в твоей просьбе.

– Сп-пасибо, – неверяще пробормотал лютнист.

– А это – для Светлых, – Белка небрежно всунула в его руку такой же (только безупречно золотого цвета) лист. – Найдешь одного наглеца (имя я тебе тут нацарапал) и скажешь: Белик прислал. Да напомнишь, заодно, что этот наглый нелюдь уже который год не показывается мне на глаза. Вздумает и в следующем не явиться – сам приду и оборву его длинные уши. Все понял? Так и передай, слово в слово, а то он не поверит.

При виде написанного имени бард отчего-то посерел и звучно сглотнул, явно представив себя медленно поджаривающимся над огнем после такого приветствия, но все же собрал остатки мужества и, бережно убрав подарок за пазуху, кивнул.

– Благодарю.

– Прекрасно. Тогда пошли перекусим, а то я так голоден, что могу целого кабана слопать!

– Я закажу, чтоб зажарили, – флегматично кивнул Линнувиэль, поворачивая к гостинице. – Ты как любишь: с корочкой или без?

– С корочкой, конечно!

А Аззар неожиданно хмыкнул:

– Вот где орехи-то пригодятся…

– Но-но! Орехи не трожь! Это святое!

– Да не переживай: мы по пути еще мешок купим. Благо у того торговца все равно много осталось.

– Да? – ненадолго задумалась Белка, любовно поглаживая драгоценный подарок. – Тогда ладно, половину пожертвую, но… если на вторую будете заглядываться – укушу!

– Согласен, – рассмеялся Аззар и, подмигнув Каррашу, первым отправился искать нужную лавку.

Господин Лапатис – дородный дворянин, уважаемый горожанин, почетный член Городского Собрания и, по совместительству, владелец и хозяин "Золотой Подковы", неприлично разинул рот и некрасиво выпучил глаза при виде шумной процессии, лихо ворвавшийся в жаркий полдень в разукрашенные ворота его родного заведения. Нет, раззолоченная в пух и прах гостиница, считавшаяся высшим сортом среди состоятельных и ОЧЕНЬ состоятельных гостей, видывала за годы своего существования немало странностей. Посетители не раз и не два выказывали здесь пренебрежение, недовольство, высокомерие, а иногда даже нешуточное раздражение, которое однажды вылилось в настоящий погром. Здесь побывало много именитых гостей. Говорят, сам король не побрезговал, когда посещал Стиллос с инспекцией три года назад, и этот факт принес г-ну Лапатису не просто славу удачливого дельца, но и очень неплохую финансовую помощь. Впрочем, далеко не в первый и не в последний раз.

За свою немаленькую, почти полувековую жизнь, он частенько встречался со Светлыми, Темными, с владетелями крупных земельных наделов, с высокородными господами и не менеевысокородными дамами. Успел повидать свет и кое-чему научился за это время, а именно: что влиятельные мира сего за полновесную монету могут позволить себе быть и небрежными, и гордыми, и неряшливыми, и изрядно подвыпимши. Могли надеть вчерашнее платье, щедро обрызгаться соусом и не сразу изволить это заметить. Могли до смерти запороть неугодного слугу, вытребовать себе на ночь сразу нескольких смазливых служаночек. Наесться до благородной отрыжки или с великолепной небрежностью разбить в сердцах целый поднос посуды из бесценного занийского фарфора. Но никогда, ни при каких условиях, ни под каким градусом они не могли себе позволить одного – быть смешными в глазах обычных смертных. Причем, этому правилу неизменно следовали не только Перворожденные, но и люди.

Однако сегодняшний день вдребезги разбил его вполне сложившееся представление о мире, потому что никогда прежде ему не доводилось видеть столь вопиющего нарушения традиций и неписаных канонов поведения. Он даже глаза протер для верности и пару раз ошарашено моргнул, надеясь, что это просто бред, но пара Темных эльфов, безропотно несущих на плечах по громадному мешку с чем-то явно тяжелым, шагающий след в след за ними громадный гаррканец-полукровка с демоническим оскалом, да едущий верхом юркий мальчишка человеческих кровей могли вогнать в столбняк кого угодно. Причем, не тем фактом, что появились во дворе элитного заведения в подобной странном компании, не тем, что Перворожденные не побрезговали ролью простых носильщиков, и даже не тем обстоятельством, что наглая четырехкопытная скотина то и дело издавала подозрительные звуки, сильно смахивающие на злорадные смешки. А тем, что дерзкий пацаненок, которого господин Лапаттис никогда прежде в своей жизни не видал, ехал вовсе не на спине хитро жмурящегося коня, а… возлежал на тяжелых мешках, как заморский султан! Да-да, прямо на остроухих носильщиках, причем, обоих сразу! И с таким важным видом свесил тонкие ручки на длинные уши одного из спутников, одновременно закручивая из них причудливую спираль, будто имел на это полное право!!

Господин Лапатис звучно икнул и выронил челюсть.

– Все! – выдохнул Аззар, остановившись перед крыльцом. – Слезай. Договаривались только до порога.

– Ты еще на ступеньки не поднялся, – качнула ножкой Белка, неслышно гогоча над неподвижной физиономией встречающего. – И не халтурь, остроухий, а то пожалуюсь вон тому грозному дядечке, и он оставит вас обоих без ужина! Проспорили желание, вот и расплачивайтесь! Да скажите спасибо, что я не заставил вас делать это от самой площади!

Эльфы дружно вздохнули и, понимая, что выхода нет, покорно преодолели оставшиеся три ступеньки. Белка, расплывшись в довольной улыбке, легко спрыгнула с импровизированного паланкина и хихикнула уже вслух.

– Что ж, все честно: полмешка орехов, съеденных за четверть часа, против вашей уязвленной гордости и поруганной чести. Правда, мучиться вам пришлось всего от ворот этого славного заведения, но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Я все же не настолько гад, чтобы позорить вас перед всем городом. Так что цените, други, мою доброту и сетуйте дальше на свою недальновидность.

– К'саш! – ругнулся Линнувиэль. – Ты нас обманул!

– Я?! Все условия четко соблюдены: орехи были съедены ровно за пятнадцать минут! И ни минуткой больше!

– Да их же почти целиком сожрал Карраш!! – не выдержал Аззар, скидывая наземь мешок, и возмущенно уставился. Но Гончая лишь коварно улыбнулась и почти промурлыкала:

– Конечно. Но вы, на свою беду, забыли уточнить в условиях, КТО именно должен выступать обжорой. А мой мальчик… вы же знаете: он всегда голоден. Так что все честно, ушастики, и мы снова вас сделали. Ча-о!

Белка, вдоволь налюбовавшись непередаваемым выражением на лицах Перворожденных, довольно кивнула, весело подмигнула ехидно скалящемуся мимикру, после чего небрежно отодвинула с прохода хозяина заведения и юркнула внутрь. Успев, впрочем, нежным голоском добавить:

– Да, кстати. Линни, ты не откажешь мне в любезности? Занеси, пожалуйста, орехи в комнату, ладно? А то я так утомился на вас кататься, что аж бока ломит – оказывается, у вас очень костлявые плечи.

Линнувиэль обреченно махнул рукой и подхватил оба мешка.

– Спасибо, Линни, ты настоящий друг!

– Тьфу!

Белка хохотнула уже изнутри и, пихнув локтем недовольно бурчащего эльфа, шагнула к столу, за которым уже собрались остальные их спутники и теперь с искренним недоумением взирали на навьюченного собрата. Маликон при виде ноши Линнувиэля изумленно разинул рот, Корвин замер красивой скульптурой. Сартас вполголоса выругался, гадая, на чем именно подловил неопытную молодежь Белик и выискивая причину, по которой не только высокородный Хранитель Знаний добровольно выступал в качестве вьючного животного (в простонародье именуемого просто ослом), но и Аззар умудрился попасться в ловушку. А теперь неохотно выхватил из руки сородича второй мешок и с видом великомученика поволок куда-то наверх.

Линнувиэль только головой покачал, собираясь честно отработать провинность, однако примерно на середине широкой лестнице он вдруг сообразил, что народу за столом было неоправданно много. Причем, не простого народу, а самого что ни на есть благородного. Высокородного. Гордого, как летящий в поднебесье орел, презрительно поплевывающий вниз с высоты своего полета, и такого же высокомерного, как летящая рядом с ним, переевшая гороха корова.

Вернее, три коровы.

Светлые.

Хранитель неверяще замер, без особого труда углядев знакомые физиономии. Торково копыто! Да это же ТЕ САМЫЕ Светлые, которые всего пару часов назад так поспешно ретировались с Центральной площади! Да-да, ошибки быть не может – эти две смазливые белобрысые морды он бы ни за что не перепутал! Правда, там еще и третья есть, незнакомая, но те двое… вон, как глаза полыхнули – тоже узнали, гады! И не просто узнали, а даже приподниматься начали со своих мест, инстинктивно нашаривая на поясе оружие. Вот ведь не свезло нарваться в "Подкове" именно на них! Впрочем… где бы им еще быть? Если "Подкова" – единственное на весь Стиллос заведение, в котором хоть как-то уживались между собой Перворожденные разных ветвей?

Линнувиэль метнул настороженный взор на молодого лорда, но тот еще не понял причины, по которой Светлые сородичи, мирно беседовавшие с ним, вдруг нехорошо подобрались и насторожились. А потому не связал появление своей пары с их изменившимися лицами. Вернее, завидев Белку, просто перестал замечать что-либо другое, и в данной ситуации это было не с руки. Однако Аззар соображал быстрее – бережно опустив свою ношу на ступеньки, он стремительно развернулся и бесшумно спрыгнул обратно, намереваясь остановить назревающую ссору.

Но немного не успел.

– Ах ты, мерзавец белобрысый, – прозвучал в оглушительной тишине преувеличенно ласковый голос Белки. Третий эльф вздрогнул от неожиданности и суматошно обернулся. – Вот и свиделись, гад ты этакий. Врун бессовестный. Ползун-переросток… ну, здравствуй, кролик мой недобитый.

Линнувиэль только раз заглянул в безупречное лицо Светлого и мысленно выругался: иррадэ!! трэнш воррак!! Да это же маг!! Вон, как глазищи раскосые сияют! Словно изумруды, горят внутренней силой, которую ни с чем невозможно перепутать! Горят так ярко, что сразу становится понятным – этот противник в десятки раз опаснее злорадно прищурившихся недомерков за его спиной. Явно имеет отношение к Светлому трону – одна только алмазная подвеска на левом плече чего стоит! Да и тонкий обруч на лбу выдавал его с головой, буквально крича на весь мир, что его хозяин не кто иной, как Хранитель Трона Светлого Владыки. Причем, сильнейший! Наиболее опытный и достойный! Но даже если бы древнего символа власти там не виднелось, такого мощного мага сложно было бы не заметить. Особенно в десятке шагов рядом с собой. Только тронь его, и знаменитая сила Лесов сойдется в бешеной схватке с Огнем Жизни!

У молодого Хранителя Знаний аж волосы зашевелились на затылке, едва он представил, что будет, если Белка его разозлит. Однако Светлый лишь изумленно распахнул глаза и тихо охнул.

– Ты-ы…?!!

Она не дала закончить: дикой кошкой внезапно прыгнула с места и со всего маха толкнула незадачливого остроухого в грудь. Тот покачнулся от сдвоенного удара, ошарашено разинул рот, но вместо того, чтобы потянуться за оружием или некрасиво завалиться навзничь, ловко перехватил ее прямо в полете, немного отстранил и так, держа на вытянутых руках, неверяще всмотрелся.

– Белик… неужто и правда ты?!!

– А ты кого ждал? Маму свою? – ворчливо отозвалась она, нимало не смущаясь. Да и чего было смущаться? Хотела бы прибить его с лету, давно бы сделала. А сейчас так – просто напомнила о приличиях. – Ты где шлялся три года?! Ни словечка, ни весточки, ни строчки! Элиар!! Да ты знаешь, как меня девчонки извели за это время?! Что я должен был им говорить?! А? Нет, ты ответь: что мне надо было сказать, когда переполошилась сразу вся стая?! О чем думать, если ты клятвенно обещал явиться на чей-то день рождения, а сам без вести пропал?!!

ЭЛИАР?!!

У Линнувиэля невольно перехватило дыхание. Тот самый Элиар сарт Эллираэнн, племянник нынешнего Светлого Владыки, чья сила после давней истории с Амулетом Изиара вдруг многократно возросла и в считанные дни вывела его на первые позиции среди Хранителей?!! Чьими усилиями был уничтожен Орден Отверженных?! Причем, не где-нибудь, а прямо на Совете Старейшин, где он (по слухам же) почти половину заговорщиков просто обратил в серый прах, а потом преспокойно подлечил дюжину пострадавших в скоротечной схватке собратьев?!!

Так это ЕГО Белик сватал недавно лютнисту?!!

– Прости, – искренне огорчился Элиар, жадно рассматривая знакомое лицо. Но нет, никакой ошибки: это действительно была она. Такая же взрывная, как всегда, безумно красивая, ловкая и дико опасная. Настоящая Гончая!

– Удавлю гада!!

– Малыш, ты же знаешь…

– Я тебе щас дам "малыш"! – окончательно взъярилась Белка. – Ты у меня сейчас так получишь! Не посмотрю на регалии и тех белобрысых хануриков, что стоят позади и уже второй раз за сегодня пытаются поймать свои челюсти. Так всыплю, что мало не покажется! Нашел себе "малыша"… я только одному ушастому позволяю так себя называть, понял?!!

Таррэн быстро шагнул вперед и бережно перехватил свою брыкающуюся пару, чтобы не заехала случайно Первому Советнику Светлого Трона в нос. С нее станется – за то, что Элиар пропал на столько времени, она еще и не такое могла натворить. А тот и возразить сейчас толком не сможет – совсем не ожидал встретить в человеческом городе старого друга, да не одного, а вместе с его парой, к которой уже очень долгое время и сам был неравнодушен.

– Нет, ты слышал, как он меня назвал?! МЕНЯ!! Малышом… похоже, слишком давно не был у нас в гостях, чтобы ТАК меня называть!! Вот щас как дам в лоб!!

– Перестань, он просто рад тебя видеть, – вступился Таррэн за Светлого.

– Я ему ухи оборву! Три года – ни словечка, а теперь он, видишь ли, рад! Гад!! Мы только и знали, что живой, но где и в каком виде – один Торк знает! А он, выходит, прохлаждался все это время и ни словечка не соизволил сообщить!!

– Малыш…

Белка в последний раз возмущенно выдохнула, но перестала пытаться пихнуть высокопоставленного эльфа ногой. Элиар, в свою очередь, совсем сконфузился, потому что действительно забылся от неожиданности и нечаянно проговорился, а его спутники стали выглядеть совсем жалко, переводя непонимающие взгляды со своего непосредственного начальства на мерзкого человечка, осмелившегося так себя вести в присутствии Перворожденного. И который почему-то до сих пор не получил за это ни одного тумака.

– Ладно, пусти, – буркнула она. – Позже его прибью, а пока пусть объяснит мне, по какой причине он так долго молчал. И, клянусь, если эта причина меня не устроит, он сильно пожалеет, что вообще высунул нос из своего Светлого Леса!

– Прости, – повторил Элиар, с виноватой улыбкой разводя руками. – Я сам не ожидал, что все так получится, и как раз начал объяснять твоему… Бел, я клянусь, что даже в мыслях не имел заставлять вас беспокоиться! Даже голубей почтовых отправлял (и не раз!), чтобы вы знали, что меня не будет. И в прошлом году, и в позапрошлом, и даже в этом уже трижды. Хотел выбраться сам, но Владыка навесил столько дел… я думал, даже сейчас не смогу, да повезло, наконец, удрать из Леса. Но погодите… вы что же… так ничего и не получили?!!

На озадаченный взгляд сородича Таррэн вопросительно поднял бровь.

– Как ты сказал: голубей отправлял? В Пределы?!

Элиар непонимающе моргнул.

– Ну, да. Просто так письмо не напишешь с извинениями – мне ж теперь по статусу не положено с вами дела иметь. Особенно с тобой, остроухий. Поэтому пришлось хитрить и пользоваться услугами смертных. А что не так? Разве они до вас не долетели? Я ж с запасом посылал, по паре штук сразу, и магией их навел, чтобы мимо Заставы не промахнулись.

– Вот дурень! – громко фыркнула Гончая, а Шранк согласно кивнул. – Ты бы их еще зажарил заранее и специями посыпал, чтобы нашим ястребам и крысам было сподручнее перехватывать. Думаешь, на ту сторону хоть одна птица с магической меткой перелетит?

– А разве нет?

– Точно, дурак, – убежденно покачала головой Белка. – Нет, чтобы гонца отправить, так он голубями решил отделаться. Да еще, небось, через Тропу Смертников их пускал?

– Ну… да, – растерялся Элиар. – Вы же сами говорили, что только там есть возможность пройти.

Таррэн хмыкнул.

– А про заклятие остановленного времени ты, конечно, не подумал?

– ?!

– Ну, все, – выдохнула Белка. – Я его сейчас прибью!

– М-да, – закашлялся Воевода при виде ошарашенной физиономии Светлого. – Боюсь, это безнадежно: раз уж он за двадцать лет забыл, каково там, значит, слишком счастливо жил все это время. А его птички теперь еще лет двести будут висеть в воздухе, предупреждая других дураков, куда не надо соваться. Если, конечно, их не сожрали еще раньше.

Белка укоризненно покачала головой.

– Ох, Элиар… кажется, высокая должность плохо повлияла на твои мозги. Двадцать лет назад ты еще не был таким бестолковым. Ты же маг. И маг неплохой, а так оплошал! Честное слово, я разочарован. Ну, неужели ты не мог хоть разок показаться девочкам на глаза и чмокнуть каждую в щечку? Знаешь, как они тебя ждали, подлец? Как переживали и теребили несчастных родителей, чтобы те позволили им самим все разузнать? Знаешь хоть, дурень несчастный, на какие жертвы мы ради тебя пошли? Ей богу, Карраш тебя живьем съест, когда пронюхает, что ты сидишь тут – живой и здоровый, а Траш вовсе ласково перегрызет глотку. Не считая Ирташа и Ракши, которые тоже наверняка захотят задать пару насущных вопросов. И я отговаривать никого не стану, так и знай! Нарежут тебя на ленточки, вот тогда будешь знать, как бросать друзей в неведении!

– Вы что, и их…?!! – вдруг отшатнулся Светлый, с выражением потустороннего ужаса глядя на давних друзей.

Белка сухо кивнула.

– Конечно.

– Боги…

– Ты прав. Но иного выхода нет: они не могут далеко отойти от Таррэна. Сам знаешь, насколько мы тесно связаны.

– Знаю, – дрогнувшим голосом подтвердил Элиар. – Вы просто сумасшедшие. Причем, все вместе, всей своей стаей, исключая только…

– Умолкни, – грубо оборвал его Таррэн, кинув на своих спутников многозначительный взгляд.

– А…

– Об этом потом. Наедине. Меня другое интересует: ты что вообще тут делаешь? Какого Торка забыл в Стиллосе, если должен сидеть в своем Лесу и тихо сопеть над ухом своего дядюшки? Да еще в такой компании, как двое младших селльрилов?

– К Темным едем, – моментально помрачнел Светлый. – Нам официальное приглашение пришло без объяснения причин. Вот и пришлось собираться. Дядя, сам понимаешь, в их Чертоги ни ногой, так что обязал меня выяснить, в чем там дело и зачем такая срочность. Нам даже портал выделили до границы Темного Леса. Завтра планировал использовать, а тут вы на мою голову свалились.

Белка переглянулась с Таррэном и Шранком.

– Когда пришло послание? – отрывисто спросил Темный, у которого внутри неожиданно шевельнулось смутное беспокойство.

– Пять дней назад.

– Стиль?

– Все как обычно: ровно, вежливо и весьма запутанно, – пожал плечами Элиар.

– Дату указали, к которой ждут? – совсем встревожился Таррэн.

– Да. Через три дня истекает срок приглашения. Почему ты… – Светлый вдруг осекся, запоздало задавшись закономерным вопросом. – Эй! А вас-то каким ветром сюда занесло?!

Гончая странно поджала губы.

– Кажется, дела там неважные. Тирриниэль не стал бы торопить их, если бы не был уверен.

– В чем? – нахмурился Элиар, но она не обратила внимания: повернувшись к благоверному, невесело улыбнулась и осторожно коснулась его плеча.

– Думаю, он слегка не рассчитал срока. Или потерял надежду, если, конечно, не произошло что-то такое, что истощило его быстрее.

Таррэн прикрыл глаза.

– Проклятье…

– Нам надо поторопиться, – кивнула Белка. – Эл, на сколько душ рассчитан твой портал?

– Ну… человек десять могу гарантировать. Если будет еще маг в помощниках, то побольше проведем, но пятнадцать – это максимум.

– За раз?

– Конечно. Он и рассчитан на один раз, потому такой мощный.

Гончая неуловимо нахмурилась, о чем-то напряженно размышляя.

– Белик, в чем дело? – вконец встревожился Светлый.

– Мой лорд? – забеспокоились и Темные, но она вдруг решительно тряхнула головой и властно посмотрела.

– Так. Элиар, нам понадобится твой портал. Отсылай своих приятелей обратно – нам их услуги больше не понадобятся, да и рисковать двумя лишними жизнями я не хочу. Пусть возвращаются. Все остальные идут с тобой и не позднее, чем завтрашним утром, перебираются к Темному Лесу. Таррэн, насколько у вас хорошо с Патрулями?

– Полагаю, минут через пять нас обнаружат. Что ты хочешь сделать?

– Хочу протащить через портал всю нашу компанию.

– Зачем? – непонимающе поднял глаза Элиар.

– Затем, что нам туда тоже надо позарез – Таррэну Зов пришел три недели назад. И, кажется, немного не вовремя. А значит, нам больше некогда расслабляться – придется поджимать хвосты и бежать быстрее ветра, чтобы не опоздать.

– Белик, ты о чем говоришь?!

– Об Уходе, – тихо оборонил Таррэн, и в "Золотой Подкове" неожиданно воцарилась недобрая тишина.

Глава 14

К опочивальне Владыки Иттираэль почти бежал – амулет-накопитель, служивший Старшему Хранителю путеводной ниточкой и, заодно, сигнализирующий ему о состоянии повелителя, последние несколько минут стал подавать весьма странные знаки. Странные настолько, что в первый миг опытный маг даже не поверил: создавалось впечатление, что Владыка Тирриниэль сейчас оказался подключен к мощнейшему внешнему источнику и теперь восполнял свой истощенный резерв умопомрачительными темпами. Крохотная звездочка амулета в его левом ухе мелко вибрировала от проходящей через нее силы, едва справлялась с этим бурным потоком магии, дрожала и кряхтела от натуги, будто не была изготовлена из небесного металла и не плавилась когда-то под воздействием силы сразу четырех стихий. Она должна была выдержать даже в том случае, если Владыка решился бы разом высвободить Огонь Жизни, если бы воспользовался посмертным проклятием, желая прекратить свои мучения таким некрасивым способом. Но царственный эльф явно был жив, причем, с каждой минутой чувствовал себя все лучше и лучше, тогда как амулет опасно покраснел, заметно нагрелся и готовился вот-вот рассыпаться на части.

Иттираэль совершенно не представлял себе, что могло довести его лучший (без преувеличения) артефакт до такого плачевного состояния. Он раз за разом перебирал в уме возможные причины, но, сколько ни старался, не находил ответа. И это приводило его в несказанное раздражение – настолько явное, что встречные эльфы, спешащие в ту же сторону на доносящийся издалека неясный шум, торопливо шарахались прочь, если горящий взгляд Старшего Хранителя Знаний останавливался на ком-либо из них хотя бы на мгновение: все знали, насколько опасно заступать ему дорогу.

Влетев в покои повелителя, Иттираэль на мгновение замер, а потом ошарашено огляделся, не узнавая места и силясь не потеряться в огромном полупустом помещении, в котором до сих пор клубился сизый дымок и мерзко воняло горелым. Как выяснилось чуть позже, смежные комнаты, которых вокруг спальни Владыки когда-то насчитывалось около десятка, теперь куда-то бесследно исчезли. Все сразу. Почти мгновенно. При этом перегородки между ними тоже буквально испарились, оставив после себя странные черные проплешины на полу, неровные кучки дымящейся золы, хлопья сочного черного пепла и стойкий запах гари, от которого воротило с души. Дорогие ткани, драпирующие стены изнутри, тоже безвозвратно сгинули. Стулья начисто сгорели. Вместо травяного ковра под ногами неприятно шуршали остатки почерневшей листвы. Кое-где встречались бессильно опавшие и скукожившиеся от неистового жара ядовитые шипы, что должны были защищать своего хозяина до последнего. От некогда роскошной мебели остались только воспоминания. Хотя, если присмотреться, в паре обугленных кусков дерева еще можно было опознать (если сильно постараться) несколько изысканно убранных шкафов и низеньких кушеток. А посреди всего этого безобразия потеряно и как-то жалко переглядывался личный десяток Владыки, среди которого каким-то чудом затесался Тартис – тоже слегка потрепанный, озадаченный, но вполне живой и даже почти спокойный.

Хранитель в одно мгновение оценил масштаб разрушений и почувствовал нехороший холодок между лопатками: чтобы натворить такое, ему самому пришлось бы выложиться полностью, исчерпать себя до дна, включая даже заемные силы. Опустошить все свои амулеты, воззвать к помощи Родового Ясеня, а потом разом выпустить эту мощь наружу, после чего обессилено сползти по стенке и пару недель колдовать исключительно в мечтах. Потому что Чертоги сами по себе умели гасить чужую магию не слабее, чем специальные артефакты. А неведомый вредитель, кажется, даже не пострадал. По крайней мере, его заморенная тушка не валялась под дверями опочивальни. Гм, вернее, на том месте, где они когда-то были, поскольку в настоящий момент вход в спальню Темного Владыки неприятно зиял широкой пастью, развороченной все тем же Огнем, и теперь злорадно скалился прямо в лицо чужакам, пугая своей чернотой и подозрительным молчанием внутри.

Иттираэль мысленно выругался и, подозревая худшее, поспешно шагнул вперед.

Владыка Тирриниэль по-прежнему находился на высоком ложе, убранном в традиционных белых тонах, достойных повелителя эльфов. Он все еще был бледен, но уже не мертвенно, как накануне, а скорее, выглядел выздоравливающим после тяжелой болезни. Черты лица его смягчились, заметно разгладились, перестав казаться угрожающе острыми и какими-то потусторонними, как у подошедшего к последней грани мертвеца. Тонкие брови вернули себе благородную черноту, длинные волосы оставались посеребренными, но теперь не производили впечатление старческих лохм, как было буквально с утра, а мягко ложились на сильные плечи красивыми волнами, придавая царственному облику еще большее величие и какое-то нехарактерное умиротворение. Веки повелителя оказались прикрыты, но даже отсюда было отчетливо видно, как горят внутренним светом его глаза. Не нужно даже на ауру смотреть – жалобно мигающий амулет, готовый рассыпаться на части, красноречиво говорил: его бессмертный владелец каким-то чудом снова вырвал у Смерти небольшую отсрочку.

Возле Темного Владыки, осторожно присев на краешек постели, сидела Мелисса. Она бережно держала его за руку и незаметно гладила изящные пальцы, будто уговаривала взять еще немного сил. Ее огромные синие глаза были полны участия и еле сдерживаемой радости, потому что он выглядел заметно лучше, посвежел, снова помолодел и перестал, наконец, походить на засушенную мумию. И хоть глубокий черный цвет не вернулся к его роскошной шевелюре, все же Владыка был жив. Более того, поправлялся прямо на глазах, потому что в этот момент Тир как раз заканчивал наполнять силой изумруд в его золотом обруче.

– Вроде все, – беззвучно выдохнул юноша, поднимая голову. – Можешь открывать глаза. Я закончил.

Тирриниэль немедленно встрепенулся, торопливо оглядываясь, и сразу наткнулся на окаменевшего в дверях Хранителя: Иттираэль буквально врос в пол, жадно пожирая глазами изменившееся лицо повелителя и силясь уложить в голове то, свидетелем чему сейчас стал. Но Владыке было не до него – он с изумлением и гордостью повернулся к уставшим детям, совершившим для него настоящий подвиг. И если Тира он недавно уже видел в деле, то скромно пристроившаяся рядом девушка своими талантами потрясла его до глубины души.

– Как ты, дитя? – хрипло спросил Тирриниэль, с новым чувством изучая ее удивительно красивое лицо.

Мелисса смущенно порозовела, но не отодвинулась. Так и продолжала держать его руку, испытующе поглядывая сквозь полуопущенные ресницы.

– Хорошо.

– Ты…

– Потом, – быстро перебил родича Тир, подметив в дверях постороннего, а затем многозначительно покосился.

Владыка понимающе улыбнулся и, поколебавшись секунду, довольно уверенно сел. С легким удивлением осознал, что сумел сделать это сам, что отвратительная слабость снова отступила и больше не превращает его в немощного старика, который даже встать без посторонней помощи не способен. Затем с удовольствием вдохнул полной грудью и едва не рассмеялся: боги! до чего же хорошо чувствовать себя здоровым! Да, не полностью, да, позорная слабость затаилась на глубине, но сегодня, сейчас, он был жив, свободен и почти счастлив.

– Здравствуй, Иттираэль. Ты несколько не вовремя.

Старший Хранитель, словно не услышав, пристально оглядел напрягшихся и заметно насторожившихся детей, которые даже не подумали подняться и выказать свое уважение, а напротив – незаметно сдвинулись ближе, словно закрывали от него царственного родича.

Обежав глазами помещение и выявив весьма странные возмущения эфира, он неуловимо нахмурился.

– Что произошло, мой лорд?

Мелисса предостерегающе сжала чужую руку.

– Ничего страшного, – ровно ответил Тирриниэль, понятливо погладив в ответ ее тонкие пальчики. – У Тира оказался при себе изумительный по силе амулет-накопитель, и он был так добр, что позволил мне им воспользоваться.

– Амулет? – чуть сузил глаза маг. – Я не чувствую на нем амулета, сир.

– Я тоже. Но это ничего не значит.

– Он заговорен, – кротко сообщила Милле, пряча горящие глаза от испытующего взора Хранителя. – Его невозможно найти магическим взором даже тогда, когда он активен.

– Неужели? – с заметной издевкой поинтересовался Иттираэль. – Никогда прежде о таких не слышал.

– Он достался мне от отца, – напряженно добавил Тир, но эльф только презрительно хмыкнул, потому как все амулеты лордов-наследников знал наперечет (сам же их и создавал когда-то!). Более того, был отлично осведомлен о свойствах искусственно созданных артефактов и был готов поклясться, что ни один из ныне существующих магов не способен сотворить нечто подобное. Великий Изиар, возможно, и сумел бы справиться, но нынешнему поколению этот подвиг явно не под силу. Да и невозможно спрятать амулет такой мощи ни под каким заклятием. О чем Хранитель не преминул немедленно и нескрываемым сарказмом сообщить.

Тирриниэль, выслушав колкий монолог, неожиданно нахмурился.

– Ты ставишь под сомнения мои слова, Иттираэль? Считаешь, я намеренно ввожу тебя в заблуждение? Может, полагаешь, что я опустился до прямого вранья? – в голосе Владыки эльфов прорезались прежние стальные ноты, а в глубине глаз мрачно зажглось знакомое пламя, способное за долю мгновения спалить половину Лиары. – Значит, ты обвиняешь меня во лжи, Иттираэль?

– Нет, мой лорд, – опомнился эльф и коротко поклонился. – Просто я не ожидал…

– Чего? Что я еще смогу встать?

– Нет, сир. Того, что у ваших… гостей найдется средство, способное вам помочь.

– То есть такое, которое не сумел найти ты? – холодно уточнил Владыка, и Старший Хранитель внутренне подобрался: он очень хорошо знал этот тон и совсем не желал испытать на себе знаменитую ярость истинного потомка Изиара. А то, что повелитель сердится, нетрудно угадать – у него снова полыхнули ярой зеленью глаза, и это означало только одно: его сила значительно возросла. Причем, возросла настолько, что он непроизвольно потянулся к дремлющему Огню Жизни, позабыв про недавнюю немощь и то, что ему строго настрого запрещено это делать. Он явно ожил за эти несколько минут наедине со своими детками. А еще – с этого самого момента целиком и полностью встал на сторону внука и его смазливой подружки. И больше никому, ни под каким предлогом не позволит к ним приблизиться. Уж тем более, не позволит пристально изучать, а это (к'саш!) было очень плохо. Потому что, кажется, с приближением смерти повелитель изменился слишком сильно и далеко не в лучшую сторону. Он стал чересчур зависим от эмоций, проявляет недостойную бессмертного привязанность, завел ненужные связи, поглупел и размяк. Оказался заложником собственных чувств. А, значит, больше не мог быть бесстрастным мерилом справедливости для своего народа. И все – из-за двух сопливых малолеток, обладающих редким умением портить чужие, тщательно продуманные и далеко идущие планы!

Иттираэль сжал зубы и снова поклонился, пряча гневный блеск в глазах.

– Простите за вторжение, мой лорд. Я просто почувствовал, что здесь происходит что-то необычное, потому и поспешил на помощь, боясь опоздать. Но я рад, что моя помощь не требуется и с вами все в порядке.

– В порядке, – властно кивнул Тирриниэль, накидывая на плечи расшитую золотом тунику. – Настолько в порядке, что я даже изволю прогуляться в Рощу. Немедленно.

Старший Хранитель вздрогнул, следя за молниеносным преображением высокого лорда, а тот коротко встряхнулся, будто стряхивая с себя груз прожитых лет, гордо выпрямился, как положено повелителю, поощрительно улыбнулся детям, смотрящих на него с радостным нетерпением и затаенной надеждой. Затем тряхнул поседевшей, но все еще густой гривой и, вежливо подав руку Мелиссе, направился к выходу.

– Мой лорд!

– В чем дело, Иттираэль? – насмешливо обернулся Владыка. – Боишься, что меня увидят с седой головой? Брось, большая половина Леса уже в курсе, что я ослаб. Скрывать дальше не имеет смысла, так что пусть лучше видят, что я все еще жив и способен огрызаться, чем строят догадки и предположения у себя в кулуарах, считая за меня оставшиеся дни до Ухода. Пусть знают, что я, хоть и изменился, пока могу призывать Огонь. И горе тем, кто вздумает в этом усомниться. Я не стану прятаться по углам, как загнанная крыса, и не стану цедить оставшиеся силы по каплям. Хватит, надоело это крохоборство. Если же какому-нибудь дураку взбредет в голову мысль проверить мои силы, я буду ждать в Священной Роще. Вместе с внуком и его спутницей. Пусть только попытаются нас потревожить – хоть Совет, хоть Хранители, хоть сам Торк. Ты понял? А теперь ступай, я хочу побыть один.

– Как пожелаете, сир, – вынужденно поклонился Хранитель.

– Уже пожелал. Ступай.

Иттираэль поджал губы, чтобы не выдать своего недовольства, и со всем почтением отступил в разгромленный зал, не смея перечить там, где был заведомо слабее. Он ловко попятился, покидая опочивальню и до последнего пытаясь рассмотреть внутренним взором ауры наследного лорда и его пассии. Ничего необычного снова не нашел. Мысленно скривился, ни на грош не поверив в историю волшебного амулета, способного поднять на ноги мертвого. После чего стремительно развернулся и максимально быстрым шагом, который допускали приличия, покинул Чертоги.

Тир неслышно вздохнул и опустил, наконец, плечи.

– Фу, я уж думал, он заупрямится.

– Почему ты его так не любишь? – полюбопытствовал Тирриниэль, исподтишка поглядывая на успокоено усевшуюся на краешек постели Милле.

– Можно подумать, ты его обожаешь!

– Нет, – хмыкнул Владыка, надевая поверх туники широкий пояс и подхватывая свои родовые клинки. – Но без Хранителя мне пришлось бы тяжко – Иттираэль единственный, кто способен меня заменить без ущерба для Темного Леса. Он прекрасно знает о положении дел здесь и в остальном мире, отлично разбирается в политических дрязгах, способен на равных говорить с Подгорными, Светлыми и всеми остальными. Он держит весь Совет в ежовых рукавицах и, признаться, без него будет гораздо сложнее с этим управляться. Зря ты сердишься, Тир.

Юноша угрюмо насупился.

– Я ему не доверяю. И Милле он тоже не нравится.

– О! Ну, раз Милле не нравится…

– Не смешно, – спокойно оборвал родича Тир. – Ей я доверяю больше, чем кому бы то ни было – ее чутье нас еще ни разу не подводило. Поверь, если ей что-то не нравится, значит, на то есть основания. И я предпочитаю держаться подальше от твоего драгоценного Хранителя, чем рисковать получить от него ядовитую колючку в спину.

– Перестань, – нахмурился Тирриниэль, коротким жестком заставляя живые стены сомкнуться на месте выбитых дверей и, одновременно, открывая новый проход в противоположной стене. – Иттираэль поддерживал меня последние годы, не позволяя слабости развиваться слишком быстро. Он отдавал мне свои силы, чтобы Совет как можно дольше не узнал правды. И именно ему я обязан тем, что дождался вашего прихода. Поэтому перестань смотреть на него волком и постарайся не задевать.

Дети странно переглянулись и дружно поджали губы.

"Я ему не верю", – тихонько подумала Мелисса.

"Знаю, маленькая. Я тоже. Но лучше нам с тобой его действительно не злить: он опасен и очень злопамятен".

"Не могу. Как только его вижу, сразу вспоминаю…"

"Не нужно, – осторожно обнял ее Тир и погладил хрупкие плечи. – Жаль, что так вышло. Я отдал бы все на свете, чтобы ты этого не узнала".

"Поздно, – вздохнула девушка. – В нашей семье очень сложно сохранить какие-то секреты. Особенно от мамы: эти узы… знаешь, в такие минуты я даже начинаю думать, что без них было бы гораздо лучше. По крайней мере, мы бы тогда не подсмотрели случайно то, что не должны были".

"Ты права, но тут уж ничего не изменишь. Все получилось так, как получилось. С этим придется жить и учиться мириться с прошлым. Тем более тогда, когда мы с тобой обязаны этому прошлому своим появлением".

– Да, – прошептала она вслух. – Но какой ценой!

Тир ласково коснулся губами ее виска и повернулся к терпеливо дожидающемуся сородичу: Тирриниэль следил за ними с нескрываемым интересом. В этот момент, наблюдая за расслабившимся юношей и его искренней заботой о маленькой подружке, в мыслях тысячелетнего мага вдруг молнией мелькнула одна диковатая догадка, потому что они, хоть и были явно неравнодушны друг к другу, еще ни разу не позволили себе большего, чем родственные объятия. То, как юный эльф оберегал девушку, совсем не походило на отношение влюбленного мальчишки – в таком возрасте все они стремятся совсем к иному, нежели к братскому поцелую в щечку. Однако, поразмыслив и взвесив все "за" и "против", Тирриниэль довольно быстро отказался от этой мысли. Просто выбросил из головы. Потому что красавица Милле, как ни крути, все же была человеком, тогда как Тир – стопроцентным Перворожденным со всеми вытекающими отсюда последствиями. Да не простым Перворожденным, а прямым потомком Изиара, в Роду которого за последние девять эпох, согласно древнему проклятию, НИКОГДА не рождались женщины. К тому же, целовать ее в губы после того, что произошло недавно, Владыка и сам бы не рискнул: напор внутренней силы в этой очаровательной крохе оказался настолько огромным, что он едва не задохнулся. Сперва от изумления, а потом – от ревущего потока этой восхитительной мощи, едва не разорвавшей его на части. И это при том, что ни одного лучика ауры в ней не изменилось, не сверкнуло и не выдало ее тайны. Даже Иттираэль ничего не почувствовал. А если бы он только узнал, ЧТО за подарок подбросила ему судьба, начал бы волосы рвать от досады, потому что такого изумительного чуда просто не могло, не должно было существовать на свете – маленькой, безумно красивой человеческой крохи, способной хранить в себе разлитую в пространстве магию, как самый обычный амулет-накопитель. Собственно, она им и была – живым, неповторимым, единственным в своем роде чудом, тайну которого эти двое хитрецов рискнули доверить старому эльфу лишь на пороге его гибели.

Тирриниэль слабо улыбнулся, поймав два одинаково настороженных взгляда, и кивнул:

– Не волнуйтесь: никто не узнает, кто такая Милле. Ни Совет, ни Хранители, ни даже мой сын, если, конечно, он вернется сюда.

– Вернется, – дружно вздохнули дети, невесело переглянувшись.

– Что ж, будем надеяться, что вы правы.

– Будем, – так дружно кивнули они.

– Ладно, недотроги, – усмехнулся Владыка. – Раз уж вы вытащили меня с того света и дали небольшую отсрочку, так и быть – покажу вам то, чего никто из чужаков еще не видел: настоящий Родовой Ясень. Опору нашего Дома и источник долголетия для всех Л'аэртэ.

– Что значит, настоящий? – удивленно переспросил Тир, входя следом за родичем в услужливо открытый проход из живых ветвей и густой листвы. – Разве он не в Священной Роще находится?

– Нет, конечно. Иначе его было бы слишком просто найти и уничтожить.

– Тогда где?! – одновременно вскинулись дети.

– Ишь, какие шустрые… идемте. Скоро сами все увидите. Только Иттираэлю не проболтайтесь – вы и так ему не слишком по нраву, а если он узнает, что я так беспечно рисковал своим благополучием, да еще будучи не в форме… думаю, лучше вам не видеть, что тогда будет.

– Это безопасно для Милле? – быстро уточнил Тир, на что царственный эльф лишь снисходительно улыбнулся.

– Пока я жив, мой мальчик, в Чертогах для вас обоих безопасно. Вас не коснется ни яд, ни шипы, ни иглы, ни магия… и никого другого тоже, если я того не пожелаю, конечно.

– Почему? – совсем насторожился юноша.

– Потому что истинное средоточие моей мощи – именно здесь, в живом дворце, сотканном из наших младших братьев и магии Темного Леса. Только здесь и нигде больше, что бы вам ни говорили, – словно в подтверждение своих слов, Тирриниэль небрежно взмахнул рукой, и учиненные Тиром беспорядки, как по мановению волшебной палочки, начали стремительно исчезать – зеленые стены будто ожили и затрепетали от неслышной команды. Затем неприятно зашевелились, вытянули деревянные руки, разрослись вширь и в высоту, после чего прямо на глазах принялись затягивать страшные проломы. Новые перегородки, выросшие на прежних местах, поспешно покрылись свежей листвой. Затем молниеносно сменилась трава под ногами, выросли новые двери взамен обгоревших и, впоследствии, разломанных жестоким пинком. Горки пепла, еще недавно дымящиеся и топорщившиеся не до конца уничтоженными частями мебели, отчего-то опали и буквально растворились в буйной зелени, воздух очистился. А взамен старых, безвозвратно погибших предметов мебели, гибкие ветви неизвестной лозы умело сплелись в точно такие же стульчики, столики и кушетки, которые так неосторожно спалил Тир.

– Здорово! – искренне восхитилась Мелисса, вертя головой и жадно разглядывая творящиеся чудеса.

Владыка эльфов улыбнулся шире.

– А фонтаны ты так же создаешь? – не удержался от вопроса Тир.

– Конечно. Я же сказал: здесь для меня нет преград.

– То есть, если кто-нибудь вздумает на тебя напасть внутри Чертогов…

– Заведомо обречен на провал, – кивнул эльф, с величием истинного правителя минуя длинную анфиладу покореженных комнат и в каждой наводя идеальный порядок. Изумительной работы мебель, ткани, фонтаны, скульптуры… все это, казалось, не составляло для него никакого труда. Один короткий взгляд, тихое слово, слетевшее с губ, и небольшое помещение снова в идеальной чистоте.

– Эй, а ты не переусердствуешь? – неожиданно обеспокоился юноша, с подозрением покосившись на довольного Владыку. – Мы тебя не для того в форму приводили, чтобы ты за пару минут все истратил! Нам еще, между прочим, твоего сына надо дождаться! И Вала вылечить, не забывай! А без твоего присутствия это будет весьма затруднительно.

– Не беспокойся, – просто ответил Тирриниэль. – До тех пор, пока у меня не кончились силы, я могу подпитываться от Ясеня и самих Чертогов. Правда, для этого требуется приложить некоторое усилие, что иногда бывает неосуществимо, как, например, случилось сегодня. Поэтому, когда силы кончаются, а резерв пополнить больше неоткуда, этот путь восстановления становится мне недоступен. Если же такое состояние продлиться больше трех дней, наше с тобой Родовое Дерево погибнет. А вместе с ним – и весь дворец.

Мелисса неожиданно споткнулась и изумленно воззрилась на прямую спину повелителя эльфов.

– Как?!

– Вот так. Мы слишком сроднились, чтобы Чертогов не коснулась моя слабость. Но именно поэтому для меня здесь абсолютно безопасно. Даже сейчас, когда силы уже не те. И так будет до самой моей смерти.

– Так они что… ТОЖЕ – твой Ясень?!! – внезапно прозрел Тир. – И стены, и пол, и все остальное?! Да?! Это из НЕГО сделано?!!

– Совершенно верно. Он – везде, мой мальчик, его ветви повсюду. Пронизывают дворец до самого основания, оплетают его изнутри и снаружи неодолимой стеной, и именно это дает мне такую огромную силу. Поэтому же я так долго сопротивляюсь Уходу: в последние десять лет я ни разу не покидал Чертоги. А чтобы ты понял, насколько тут все тесно связано, я покажу тебе его корни. Самое важное, без чего он не может существовать.

– Но я думала, вы прячете его в Роще, – немного растеряно оглянулась Милле. – Она же так хорошо защищена, и там много белых ясеней, среди которых легко спрятать тот, единственный. ТВОЙ Ясень, разве нет? Разве он – не одно большое дерево, возле которого обвивается ваш знаменитый Дракон?

– Нет, дитя. Насчет Дракона ты ошибаешься, потому что ОН – всего лишь земное воплощение силы Изиара, его личный знак, проекция его магии на наш мир, выраженная в ярком символе. Его присутствие на наших знаменах – лишь дань далекому прошлому, красноречиво напоминающая о связи этой магии с Родовым Деревом. Потому что, на самом деле, это МЫ – те древние Драконы, не смеющие отойти от нашего Ясеня. МЫ – те, кто изображен на родовых перстнях. МЫ выбрали себе такой путь и МЫ – то, что оставил после себя Проклятый Владыка. Дракон на кольцах – это средоточие нашей силы, часть нашей души и истинного облика, подаренного ИМ своим наследникам. Поэтому же наша сила – это Огонь. И поэтому же ты нигде в Темном Лесу не найдешь громадного дерева, рядом с которым вьется его громоздкое тело. Не слушай менестрелей и болтунов:все остальное – просто слухи, направленные на то, чтобы ввести чужаков в заблуждение. Кроме вас двоих, никто в мире не знает, насколько разнится правда и вымысел, как никто не знает того, что Великий Дракон на самом деле никогда не существовал нигде, кроме наших душ. Что же касается Ясеня, то Священная Роща, хоть и стоит в самом центре моих владений, в действительности слишком уязвима для такого сокровища: один хорошо направленный удар, и она сгорит, как любое дерево. А вместе с ней может сгореть и ОН – наша опора и источник бесконечной силы для бессмертных магов. Потерять его – смертельно опасно для Рода Л'аэртэ. Однако здесь, где магией пропитан каждый листок и каждая ветка, этого не случится – в Чертогах способен гореть лишь один огонь. Причем, именно тот, который не сумеет нанести ему вред.

– Огонь Жизни?!!

Владыка кивнул и открыл последнюю дверь.

– Да. Здесь почти не работает никакая магия – ни Подгорное пламя, ни магия Светлых и ничто иное вообще. Только наш дар – сила Рода Л'аэртэ. Она же является единственной силой, которая способна все это уничтожить. Даже сам Темный Лес, если я того пожелаю. Магии вокруг настолько много, что она пропитывает любую травинку. И каждую из них я могу превратить в оружие, точно так же, как любую ветку, шип или листок. Именно поэтому я властвую здесь почти неограниченно.

– Ага. Если находишься в силе, – пробурчал Тир. – А если у тебя ее не останется, ничего ты не сделаешь. Тебя убивать будут под твоим драгоценным Ясенем, а ты и пальцем не сможешь пошевелить. И никто не заступится – ни Хранители, ни Совет, ни Ясень, ни Великий Дракон. А когда ты умрешь, тут все рассыплется карточным домиком и за пару веков бесследно зарастет, если, конечно, ты не передашь власть другому потомку Изиара.

Тирриниэль остро взглянул на осведомленного сверх меры "потомка".

– Тоже верно, мой мальчик. Если я не найду себе замену вовремя, Чертоги погибнут. А вместе с ними – их неповторимая магия, и, вполне вероятно, весь Темный Лес. После этого мой народ будет обречен на вечные скитания, не зная покоя и приюта. Он постепенно растворится среди других рас, рассеется по свету и станет пытаться выжить на других землях, но у них наверняка не получится найти новую родину, потому что все доступное пространство теперь занимают люди. Недолговечные, но часто меняющиеся и не дорожащие жизнью смертные, способные вырезать целые поколения ради того, чтобы не пустить к себе чужаков. Если это случится, эльфы исчезнут. Про Темный Лес вскоре забудут, а мое имя станет проклятым, как имя моего далекого предка. Темных (таких, как есть сейчас) на Лиаре больше не останется – вместо них будут влачить жалкое существование обычные Перворожденные, у которых не будет ни дома, ни силы, ни воли. Только воспоминания. Именно поэтому Иттираэль так беспокоится.

Дети снова переглянулись и красноречиво промолчали, но царственный эльф и не думал их уговаривать. Все, что мог, он уже сделал и теперь не собирался нарушать свою клятву. В конце концов, он больше не считал, что жизнь его народа стоит больше, чем жизнь его отдельно взятого представителя. Кажется, время все расставило по своим местам. Трудное, невеселое, очень короткое время, которое он только в последние недели, наконец-то, начал по-настоящему ценить.

– Мне жаль, – все-таки оборонила Мелисса, осторожно тронув рукав опечаленного правителя, и тот с улыбкой обернулся.

– Не бери в голову, дитя. Вас это больше не касается, и я не собираюсь перекладывать свой долг на ваши плечи. Пусть все останется, как есть.

– Тирриниэль…

– Мы пришли, – махнул рукой в открывшийся проем Владыка эльфов, прервав Милле на полуслове. – Смотрите! Вот он – наш Родовой Ясень! Узнаете?

Дети послушно шагнули внутрь, но на самом пороге обмерли, а потом подняли одинаково расширенные глаза и в голос ахнули:

– Не может быть!!!..

Глава 15

– Почему мы уходим именно отсюда? – вполголоса поинтересовался Корвин, наклонившись к Маликону и, одновременно, оглядывая крохотную полянку, в которой только и было достоинств, что густая зеленая стена вокруг, сквозь которую нелегко продраться даже ловкому эльфу. – Разве не проще открыт портал в городе? Или, на худой конец, где-нибудь поближе к дороге? Зачем мы забрались в самую чащу?

Эльтар-рас кинул быстрый взгляд на неразлучную троицу, что-то оживленно обсуждающую между собой, и незаметно покачал головой: кажется, Линнувиэль слишком быстро вошел в круг друзей молодого лорда. Вместе с Беликом и этим опасным Светлым, который даже сейчас, вне стен Стиллоса и вдалеке от покинутых собратьев (они, кстати, были весьма недовольны таким решением), нисколько не тревожился близостью большого числа Темных. Более того, не излучал привычного высокомерия и не пытался спорить по пустякам, напирая на свое высокое положение при дворе, как это частенько случалось со Светлыми. На дерзкие выходки Белика просто не обращал внимания, его фамильярность откровенно игнорировал и вообще, похоже, уже давно и очень хорошо знаком с нравом наглого Вожака Гончих. А потому вел себя спокойно, с Таррэном общался по-свойски, не стесняясь порой и ругнуться вполголоса. С остальными Темными общался подчеркнуто ровно, леди Мирене отвесил изысканный поклон и тут же забыл. На Линнувиэля одно время настороженно косился, но, видя отношение старого друга и его пары, быстро успокоился: Белка доверяла этому молодому магу, а значит, тревожиться не о чем. И теперь они втроем тихо беседовали, готовясь к открытию прямого портала в Темный Лес.

– Маликон? – нетерпеливо помялся Корвин.

– Не знаю, – наконец, ответил эльтар-рас, следя за выразительной жестикуляцией Светлого. – Но, кажется, портал будет слишком велик, чтобы закрыться за нами бесследно. Похоже, они опасаются пожара и хотят во время открытия быть как можно дальше от селений смертных.

– Это я понял. Но для мы забирались в ТАКУЮ даль?! Стиллос остался в двух днях пути! До ближайшей деревни больше суток! Неужели не нашлось места поближе?!

– Не знаю, – замедленно повторил Маликон. – Это ты у Белика спроси. Идея была его.

Корвин фыркнул.

– Нет уж, благодарю. Лучше я подожду, чем дело кончится. Надеюсь только, они не решат идти втроем, бросив нас в этой глуши?

– Тогда бы они и из города ушли втроем. И лошадей не стали бы продавать. К тому же, Таррэн не оставит Мирену без должной охраны – совесть не позволит, да и обещал он довести ее до Леса. Сартас, как считаешь?

– Думаю, ты прав, – кивнул Советник, покосившись на громадных гаррканцев, которых молодой лорд оставил при себе, не пожелав ни продать, ни отпустить восвояси, тогда как всех остальных скакунов действительно повелел оставить в ближайшей деревеньке. – Но мне совсем не улыбается иметь за спиной во время перехода этих зубастых монстров.

Карраш, почувствовав пристальный взгляд эльфа, быстро обернулся, хищно сузил глаза, внимательно оглядев настороженно кучкующихся поодаль бессмертных, взирающих на него с нескрываемым подозрением и беспокойством, после чего бесшумно приблизился к хозяйке и тихо фыркнул на ухо. Белка устало потерла виски.

– Подожди, малыш, мне немного не до них, хотя… Сартас, перестань сверлить мою спину. Хочешь помочь – не стой столбом, иди и делай, потому как нам сейчас любая помощь пригодится. А если ни Торка не смыслишь в рунах, то сиди и молчи в тряпочку.

– Почему не смыслю? – опасно прищурился Сартас и неуловимо быстро скользнул в сторону Гончей. – Кое-что мне известно. А в чем проблема?

– В том, что нас слишком много! Портал рассчитан на десятерых, а нас тут уже семеро набирается, плюс мы с Таррэном, плюс Шранк, Элиар, да Карраш с Ирташем. Если шагнем все разом, отдача будет такой, что половина леса превратится в обугленное пепелище! Даже в том случае, если это сделает Таррэн.

– Тебя смущает, что могут пострадать смертные? – изогнул красивую брось Советник.

– Нет! Меня смущает оставшийся след, по которому нас любой дурак проследит! А мы никак не можем себе позволить такой роскоши, как оповещение всех магов в округе о своем присутствии!

– Да какая разница? – неожиданно вмешался Аззар. – Мы все равно будем далеко, а в Темном Лесу нас никакая собака потом не достанет.

– Да? А ты ничего не забыл? – выразительно посмотрела Белка. – ВСЕХ посчитал, мой ушастый умник?

Аззар чуть вздрогнул.

– Ну…

– И что у тебя получилось? Думаешь, портал не разорвет к такой-то матери на выходе?

– Не исключено, – озабоченно нахмурился Элиар. – Народу слишком много, а он не рассчитан на такие нагрузки. И даже если у нас получится, остаточный след может докатиться до людей.

– А если поставить ограничивающие руны? – поинтересовался Сартас.

– Мы уже думали об этом, – рассеянно кивнул Таррэн. – Но, во-первых, их придется наносить на слишком большом протяжении, а, во-вторых, это займет много времени. Но даже они не могут гарантировать, что огонь не вырвется наружу.

– Это все равно лучше, чем ничего.

– Да, – согласился молодой лорд. – Но одних рун будет мало.

Белка озадаченно потерла переносицу и неожиданно вскинула голову.

– А если вам с Элиаром попробовать объединить силы? Ну, как тогда, когда вы нас со Шранком вытаскивали с того света? Помнишь, после Лабиринта? Ваши силы неплохо уравновесили друг друга, и никакой катастрофы не случилось. Карраш с Ирташем снова прикроют, чтобы никаких следов не осталось. А портал тогда получится мощнее и гораздо стабильнее, чем если бы вы держали его поодиночке.

Эльфы странно переглянулись.

– Хочешь сказать, что я опять должен открываться перед этим остроухим нахалом? – поморщился Элиар.

– Сам дурак, – так же рассеянно отозвался Таррэн, напряженно обдумывая новую идею. – Но смысл в этом есть. Если твоя дурная голова не подведет, нам удастся удержать контуры силы в пределах разумного, часть выброса вовсе сойдет на нет, а откат будет гораздо меньше, чем в любом другом случае. Есть шанс остаться незамеченными. Но нам все равно придется рисовать защитные руны на каждом дереве в округе, чтобы быть полностью уверенными.

– Ну и что? – оживилась Гончая. – У нас тут целый Хранитель имеется в наличии. И Сартас, в придачу, кое-что умеет. Да и я могу присоединиться, только надо заранее обговорить, какой вариант рисуем, потому что можно взять и старый, и более новый. Старый-то понадежнее будет, но я совсем не уверен, что Линнувиэль знает его целиком: все-таки в последний раз его практиковали больше двух эпох назад. Про Сартаса вообще молчу.

– Берите новый, – посоветовал Таррэн. – Вас трое, успеете до заката. А со старым лучше не рисковать: сам знаешь, что там слишком много двояких толкований. Мне бы не хотелось, чтобы кого-то из вас разорвало на месте из-за простой неточности в линии. Линнувиэль, справишься?

Младший Хранитель только кивнул.

– Отлично. Тогда руны на вас, кто-нибудь займется вырубанием кустов вон с того угла. Аззар, тебе придется распотрошить сумки и выбросить все лишнее, чтобы не перегружать портал. Атталис пускай присмотрит за окрестностями – нам совсем не нужно, чтобы сюда забрел какой-нибудь заплутавший лесник. Все, теперь за дело, а мы с этим белобрысым попробуем совместить силы.

– Эй, поаккуратнее с выражениями! – немедленно вскинулся Элиар. – Я с тобой еще за прошлый раз, между прочим, не рассчитался!

– За который именно? – коварно улыбнулся Таррэн. – Когда я тебе шевелюру подпалил или тот, когда ты без штанов остался?

– За оба, Торк тебя возьми!

– М-м-м… зато теперь ты знаешь, чего надо опасаться при встрече с Темным магом.

– Не волнуйся, Элиарчик, – Белка покровительственно хлопнула Светлого по плечу. – В следующий раз воспользуйся тем щитом, что я тебе показал, и все будет в порядке. Отшвырнуть тебя, конечно, отшвырнет, но штаны больше не пострадают.

– Малыш! – пораженно обернулся молодой лорд.

– Что?

– Когда ты успел?!

– Долго ли умеючи? – хмыкнула Гончая. – К тому же мне надоело завязывать девочкам глаза всякий раз, когда этот обгорелый голубь возвращается домой с ваших занятий с подрезанными крыльями, в драной рубашке и с абсолютно голым задом.

– Это было только однажды! – мрачно напомнил Элиар, сердито насупливаясь.

– Ну и что? Зато как живописно смотрелось! Картинка была-а… загляденье! Нет, я не спорю – у тебя отличная фигура, но для молодых невинных девушек лицезрение этой части твоего тела… по-моему, немного слишком. Пришлось вмешаться, потому как я совсем не думаю, что их нежные разумы еще раз перенесут это душераздирающее зрелище!

Светлый неуловимо порозовел и быстро отвернулся, на что она тихонько хихикнула в кулачок.

– Надо же. Кто бы мог подумать, что ты и в семьсот лет умеешь краснеть!

– Бел, да хватит уже!!

Белка рассмеялась громче и, властно подхватив под руку замешкавшегося Хранителя, стремительно упорхнула с поляны, чтобы смущенный эльф не надумал схватить с земли что-нибудь тяжелое и запустить им в спину. Попасть, разумеется, не попадет, но зачем искушать судьбу? Однако, едва скрывшись за деревьями и ощутив себя в полной безопасности, она расхохоталась уже в голос и, хитро покосившись на слегка прибалдевшего Темного, уже во весь голос принялась пересказывать подробности, отчего у Элиара окончательно вспыхнуло лицо и сам собой вырвался горестный стон.

– О, нет…

– Крепись, друг, – лицемерно вздохнул Таррэн, а Шранк с готовностью ухмыльнулся: кажется, несчастному эльфу крупно не повезло. Но он сам виноват – если бы не пропал на три года Торк знает куда, она бы не стала его позорить перед всем честным народом. А теперь… бедный, бедный Эл.

Темные немедленно навострили уши, но напрягаться не потребовалось: ее звонкий голосок далеко разносился по тихому лесу. Журчал веселым ручейком, временами срывался на неприличное хихиканье, в нужным местах многозначительно замолкал, а потом снова возносился чуть не до небес, в красках расписывая непотребный вид Светлого, которого угораздило попасть под разрушающее заклятие Темного мага. Всего через пять минуть весь отряд узнал подробности случившегося и сдавленно загоготал.

Элиар, поймав несколько насмешливых взглядов, болезненно скривился, но оправдываться и заверять, что Белка малость преувеличила, не стал. Зачем? Все равно ему никто не поверит. Даже тому, что в тот злополучный день, когда Таррэн предложил магический поединок, он вернулся из Проклятого Леса не с голым задом, а всего лишь с небольшой дыркой на бедре, в которой не было ничего срамного. Да, рубаха сгорела, но в этом тоже нет никакого преступления, тем более что Темный тоже явился без сапог и слегка потрепанным. Но скрипеть зубами и цедить страшные проклятия поздно: Гончая уже вошла во вкус. Да и заслужил, надо признать. За дело она сейчас его чихвостит.

Элиар тяжело вздохнул, с усилием погасив накатившее раздражение.

– Ладно, Торков пиромант, пошли попробуем. Может, и правда что-то путное получится?

Таррэн широко усмехнулся и, милосердно промолчав, последовал за ним в чащу.

Приготовления завершили быстро: едва солнце коснулось алым краешком горизонта, все окрестные деревья вокруг облюбованной полянки покрылись причудливыми черточками древних эльфийских рун. Белка, придирчиво осмотрев каждую и заставив Сартаса поправить пару не слишком точных линий, удовлетворенно кивнула.

– Ну вот, теперь все верно. Кстати, ты откуда их знаешь, Советник? Мне казалось, в рунах только Хранители понимают.

– То же самое хотел у тебя спросить, – усмехнулся Сартас, на что она только отмахнулась.

– А… один придурок из ваших показал. Не бери в голову.

– Нет, мне в самом деле интересно.

– Неужели Таррэн расщедрился? – некстати вмешался Линнувиэль.

– Нет, конечно, – поморщилась Гончая. – Это случилось гораздо раньше, а "расщедрился", как ты говоришь, вовсе не он.

Вспомнив о неприятном, Белка машинально коснулась ладонью живота, на котором вот уже полвека горели чужие письмена, и невесело усмехнулась. Да уж, подарочек… дорогой ценой достались ей эти сомнительные знания. Может быть, даже слишком дорогой. Но сейчас, спустя долгие годы, она об этом почти не жалела. Не забыла, конечно, о причиненной боли, со странным чувством смотрела иногда на свое измененное тело, но больше не ненавидела: ни его, ни того, кто сделал его таким… совершенным.

Линнувиэль, перехватив ее рассеянный взгляд, неожиданно понял причину этой странной задумчивости и сильно вздрогнул.

– Прости.

– За что? – непонимающе обернулась Гончая. – Твоей вины тут нет, поверь. А ты, пожалуй, единственный Хранитель, с кем приятно пообщаться, кто пытается и хочет что-то изменить, кто умеет держать эмоции в узде. Поэтому повторяю: не бери в голову. Все в прошлом.

– Да, но… – замялся эльф под удивленным взглядом Сартаса, но потом все же сумел закончить: – Я бы не хотел, чтобы об этом узнал Владыка Тирриниэль. По крайней мере, сейчас, когда он серьезно болен.

– О! Значит, додумался все-таки, ЧЬЯ это работа?

Линнувиэль кивнул.

– Быстро, – равнодушно заметила Белка. – Впрочем, тут и гадать-то нечего: Хранителей не так много, чтобы ошибиться больше семи раз подряд, а в то время за пределами Леса безнаказанно гулял только один из них.

"Талларен… – сглотнул эльф, во все глаза глядя на задумавшуюся девушку. – Это мог быть только он. Ни у кого другого не хватило бы воли и жестокости довести Изменение до ума. Он единственный, кто знал ритуал от начала до конца, и единственный из магов, кто не вернулся из Интариса в Священную Рощу".

– Молодец, – кивнула она. – Но насчет Владыки не переживай – он давно знает.

– ВСЕ знает?

– Конечно. Собственно, нас именно поэтому последние двадцать лет никто не беспокоил: мне пришлось наглядно продемонстрировать, ЧТО будет с несчастными, вздумавшими сунуть нос не в свое дело. Видимо, Тирриниэль внял, за что ему большое человеческое спасибо… так, хватит воспоминаний. А теперь будь добр – займись своими делами и дай мне время подготовиться. Переход будет нелегким, так что я бы хотел немного побыть один. Сартас?

Темные эльфы понимающе кивнули, а Белка уже поднырнула под локоть замешкавшегося Хранителя и, ловко вывернувшись, бесшумно исчезла в лесу. Правда, ненадолго: едва Таррэн собрал всех на поляне и знаком показал, что они с Элиаром готовы попробовать, так же незаметно вернулась и, кивнув обоим эльфам, скромно пристроилась возле нервничающих мимикров. Сперва придирчиво переворошила вещи, безжалостно выбросила ненужное, облегчив вес сумок почти на треть. Проверила целостность своего давнего "талисмана", а затем принялась ласково поглаживать тугие черные бока мимикров, перебирать одинаково пушистые гривы и что-то тихонько нашептывать в острые уши, которые непрерывно поворачивались из стороны в сторону и словно пытались уловить в воцарившейся тишине нечто, доступное только им одним.

Наконец, Карраш тревожно фыркнул.

– Готовьтесь, – напряженно бросил Таррэн, сжимая в руку небольшой шарик свернутого портала. – У нас будет всего минута, чтобы проскочить. Линнувиэль, ты идешь первым и держишь точку выхода. Шранк проследит, чтобы никто тебе не помешал. За вами идут Корвин и Маликон, следом – Мирена, Аззар и Атталис. Сартас замыкает. Потом идут Белик и Ирташ, чтобы никого не зашибить. Мы с Каррашем будем последними, а Элиар схлопнет за собой проход. Все ясно? Тем, кто пройдет первыми: не мешкайте на выходе – как можно быстрее отходите в сторону и прячьте глаза. Откат будет довольно приличным, не смотря даже на присутствие Ирташа. Надеюсь, ослепнуть никто из вас не желает? Аззар, напомнишь, если кто забудется, и отпихнешь подальше.

Молодой эльтар слегка побледнел, но послушно кивнул.

– Линнувиэль, тебя тоже касается, – построжал голос Таррэна. – Смотреть будешь только вторым зрением, понял? Иначе спалишься!

– Я помню.

– Хорошо. Ну, что? Готовы?

Мирена нервно сжала ладонь Аззара и вместе со всеми кивнула. Темные сноровисто похватали вещи, выстроились в несколько рядов и выжидательно замерли, горящими глазами следя за сосредоточенными лицами магов, взявшихся за небывалое. Нет, не подумайте: порталами им приходилось пользоваться и не раз – раздавил в руке огонек телепорта, пробубнил под нос нужное заклинание, представил, куда желаешь попасть, и готово. Только шагай и радуйся, что не приходится сбивать ноги или натирать зад о неудобное седло, чтобы проделать то же самое. Но портал – удовольствие дорогое, без опытного мага им не воспользуешься. А такой портал, какой прислал Темный Владыка, и вовсе – огромная редкость. Тем более, когда его следовало использовать не на десяток, а на большее количество живых существ, включая немало весящих мимикров и парочку Стражей, один из которых по весу мало чем отличается от того же Ирташа.

Элиар в последний раз проверил защиту, переглянулся с Таррэном, в ладони которого только и ждал последнего слова активированный портал, и, мысленно поежившись, кивнул.

– Я готов.

Темный эльф с хрустом раздавил наружную оболочку заклинания. Там что-то тренькнуло, жалобно звякнуло и осыпалось на землю невесомыми осколками. В тот же миг воздух между магами ощутимо задрожал, наливаясь ядовитой зеленью. Затем потемнел, свернулся в тугой клубок, в центре которого появилась и стала быстро разрастаться алая искра. Затем затрещал от искрящегося внутри напряжения внешний контур, и Элиар поспешно вскинул ладони, не позволяя этой мощи вырваться наружу.

Таррэн одобрительно кивнул и мысленно потянулся к точке назначения, стараясь максимально точно представить место, где не был более двух веков. Ему нужна была окраина Темного Леса – какая-нибудь большая и светлая поляна, на которой легко поместится весь отряд, где будет достаточно лунного света, чтобы скрыть в нем следы этой магии, где можно быстро укрыться от любопытных глаз. И, наконец, такая, от которой до границы владений эльфов будет рукой подать.

Он сосредоточился, напрягся и на какое-то мгновение исчез из реальности, позволяя разуму устремиться вслед за нарисованной картинкой. Элиар, вынужденный поддерживать защитный контур в одиночестве, отчетливо скрипнул зубами и едва не упустил краешек, но Карраш оказался проворнее – громадным скачком скакнув в сторону, собственным телом выровнял коварный рисунок, не позволив полыхнуть ярким пламенем. А затем и Ирташ помог – втянул в себя лишние отголоски силы, чтобы не оповещать окрестности о творящемся здесь таинстве. Довольно облизнулся и принялся терпеливо ждать нового всплеска.

К счастью, его редкое умение больше не понадобилось: воронка телепорта вдруг выгнулась, пронзив пространство тонкой стрелой, поменяла цвет с алого на голубой, а затем растворилась в воздухе, оставив после себя четко очерченный в воздухе овал, в котором нетерпеливо дрожали и переливались призрачные волны.

– Линнувиэль!

Младший Хранитель без промедления юркнул в колыхающееся марево, краем глаза подметив, как по его следам бестрепетно шагнул человеческий Воевода. На мгновение у него знакомо заложило уши, в глазах заплясали разноцветные звезды, голова неприятно закружилась, чувствуя, что еще немного, и она разлетится на сотни и тысячи осколков, а потом так же неожиданно успокоилась. Линнувиэль без всяких последствий ступил на мягкую траву и с нескрываемым облегчением выдохнул: идти первым – всегда рискованно, потому что нестабильные порталы имеют нехорошее свойство схлопываться в самый неподходящий момент. В том числе и тогда, когда невезучий первопроходец еще не успел добраться до места назначения, и в этом случае ему оставалось только посочувствовать: разрезанный заклинанием надвое, бедолага был обречен.

Но сегодня, слава Владыке, обошлось: эльф без всяких последствий выбрался на ту сторону. Затем поспешно огляделся, сверился с небесными светилами и с огромным облегчением понял, что добрался куда нужно – всего несколькими сотнями шагов восточнее начиналась граница Темного Леса, где вездесущие Патрульные наверняка уже заметили необычный всплеск силы и со всех ног спешили к его источнику.

– В сторону, – сухо напомнил Шранк, оттесняя Хранителя, и Линнувиэль поспешно отошел, одновременно подхватывая едва видимую нить силы и стабилизируя портал. – Глаза закрой!

Эльф послушно кивнул и зажмурился, продолжая отслеживать происходящее внутренним зрением. Он понимал, насколько важно сейчас не упустить момент. Знал, что обычно таких мер предосторожности не требовалось, но задействованные молодым лордом силы были слишком велики, чтобы простой глаз мог спокойно за ними наблюдать. Поэтому он последовал мудрому совету Стража и внимательно посмотрел.

Так, окно выхода стало гораздо ровнее, цвет тоже сменило с алого на голубой, перестало рваться во все стороны непослушными языками. Теперь главное – удержать его в таком виде до прихода остальных, потому что если точка выхода вдруг сорвется, их отнесет в такую даль, что потом вовек домой не вернешься…

Неожиданно возникшая вспышка больно ударила по глазам, едва не спалив их дотла. Смотрел бы напрямую – остался бы слепым калекой на всю оставшуюся жизнь. А так обошлось. Линнувиэль искренне порадовался, что у него закрыты веки. А потом напрягся, удерживая заметавшиеся в панике нити, чтобы не позволить им сорваться. Так, одна, две, три знакомые ауры… а затем почти сразу еще две – это его спутники друг за другом выскочили из открывшегося портала. Шранк немедленно что-то рыкнул, поторапливая слегка растерявшихся эльфов, и те неуверенно (явно успели зажмуриться) стали отодвигаться левее, стараясь не задеть лихорадочно работающего собрата. За ними, как договаривались, метнулись еще несколько смазанных теней: две довольно крупные, почти сливающиеся между собой, но, судя по жалобному стону напрягшихся и едва не трещащих от напряжения магических нитей, невероятно тяжелые. Аур, разумеется, не видно – все твари Проклятого Леса прекрасно обходятся без них, поэтому Перворожденные ощутили только прохладный ветер, обдувший их застывшие лица, да слегка вздрогнули от неслышного шипения одного из мимикров, когда тот задел бронированным боком неудачно вставшего Корвина. Эльф тихо охнул от мощного удара и опасно покачнулся, потому что никак не ожидал от бархатной шкуры гаррканцев такой каменной твердости, едва не забылся и уже почти распахнул веки. Но следом за зверьми промелькнула сероватая аура Белки, она прямо на ходу подхватила пошатнувшегося эльтар-раса под локоть, помогла выпрямиться, свистящим шепотом напомнила про закрытые глаза и стремглав исчезла из виду.

Следом полыхнула еще одна мощная вспышка, веки снова больно обожгло, но тут же яркий огонь угас, и Линнувиэль перевел дух – все, самое трудное позади. Большая часть прошла без всяких последствий. Осталось только дождаться магов, выровнять внешний контур, а потом можно сворачиваться.

Наконец, портал снова испуганно задрожал, пропуская Таррэна, и молодой Хранитель пораженно ахнул, во всей красе, наконец, увидев истинную ауру прямого потомка Изиара, которую больше не было нужды прятать. Она оказалась действительно невероятной! Мощная, поразительно широкая, безупречно ровная и удивительно, неповторимо, необъяснимо алая! Она должна была быть ядовито зеленой, как бешеное пламя Огня Жизни. Как у любого Хранителя Знаний! Как у Владыки Л'аэртэ! Как у всех магов Темных!! Но у Таррэна она выглядела так, будто ее некогда умело перекрасили и заменили лютующую ненависть на полное скрытого достоинства пламя истинного понимания. Будто он нашел, наконец, устойчивое равновесие в своей хищной и непокорной силе. Смог ее укротить, заставил подчиниться и больше не нуждался во внешних накопителях.

– Святые небеса…

– Все, – устало выдохнул Элиар, вываливаясь следом и спешно захлопывая за собой портал. – Можете открывать глаза и падать. Мы прошли.

Линнувиэль машинально бросил взгляд в ту сторону и издал еще один странный звук, потому что аура этого Светлого была еще более необычной, чем у молодого лорда: в мягких зеленоватых сполохах, присущих любому эльфийскому магу, она имела необъяснимые рыжие пятна, становящиеся особенно заметными в области груди, живота и переносья. Такого не должно было быть, не могло просто, но… как же они похожи на ауру Таррэна!! Хранитель аж вздрогнул от неожиданной догадки и перевел беспомощный взгляд на будущего повелителя Темного Леса, ища в его глазах опровержение этой диковатой мысли.

Таррэн только кивнул, охотно подтверждая, что в последние годы нашел способ поделиться со старым другом некоторыми своими умениями. Более того, не раз сражался с ним в тренировочных боях и сумел передать толику своих сил, которыми и объяснялась поразительная для Светлого целителя мощь. Причем, судя по всему, тот успел овладеть немалым количеством боевых заклятий и теперь в прямом поединке вряд ли уступит даже Иттираэлю! Но это могло получиться только в одном случае: если стоящие рядом эльфы (Светлый и Темный!!) были не кем иными, как…

– Побратимы, – потрясенно прошептал Хранитель. – О, Темная Бездна! Такого просто не бывает!

Элиар, обернувшись, поймал ошарашенный взгляд Темного и, поморщившись, накрыл себя надежной защитой, бесследно скрывшей его изменившуюся ауру. Прежде не мог, потому что работа с порталом требовала полной отдачи, а теперь этот малолетний умник сумел увидеть то, что не следовало. К'саш!

– Не беспокойся, – вполголоса сказал Таррэн. – Ему можно верить.

Светлый внимательно посмотрел на молодого мага, что-то оценил, странно хмыкнул и, наконец, медленно кивнул, а Линнувиэль запоздало сглотнул, понимая, что только что нечаянно узнал еще одну тайну своего лорда, за которую в прежние времена ему, не задумываясь, снесли бы глупую голову. Но сейчас, когда Белка уверенно заявила, что готова довериться, у него появился крохотный шанс доказать, что она действительно не ошиблась. Доказать, что достоин такого доверия и справится со старыми предрассудками, не позволив им испортить отношения с этой необычной парой. Нет, не даже с парой, но со всей стаей, куда Светлый, судя по всему, тоже входил на законных правах.

– Надо же, – скупо заметил Элиар. – А он не совсем безнадежен.

Хранитель с уважением поклонился, а Таррэн улыбнулся кончиками губ и одобрительно кивнул.

– Ты прав. Малыш, вы где?

– Все хорошо, – отрапортовала Белка, бесплотным духом материализовавшись возле напарника. – Карраш с Ирташем малость задержатся, освоятся, так сказать, с местностью… они ВСЕ в полном порядке.

– Отлично. Линнувиэль, ты отправил Зов?

– Я подумал, ты сам это сделаешь.

– Нет, – покачал головой Таррэн. – Не хочу переполошить весь Лес раньше времени. Отправляй, пока мы выбираемся к границе, а то не хотелось бы ждать тут до утра.

– Зачем ждать? – полюбопытствовал Шранк. – Сами дороги не найдем? Или ты за двести лет позабыл, что тут и как?

– Да не забыл, – ответила вместо эльфа Белка. – Просто вдоль границы стоит такая куча защитных заклятий, что мы полдня потратим только на то, чтобы с ними разобраться, не подпалив весь Лес в придачу. А Патруль на то и существует, чтобы знать места, куда лучше не соваться. Чай, сами эту дурацкую сеть и ставили.

Воевода искренне удивился.

– Да неужто ты не найдешь, где пройти?

– Я-то найду. Но нас все равно уже заметили, а светить свои возможности раньше времени – глупо. Поэтому не скалься и сделай вид, что не в курсе событий. Кто знает, чем это все обернется? Верно, Линни?

Линнувиэль, только что отправивший вглубь Темного Леса Зов, удивленно распахнул глаза и непонимающе обернулся.

– Значит, да, – удовлетворенно кивнула Гончая, после чего коротко свистнула, подзывая мимикров, и следом за магами двинулась на восток. – Отлично, тогда пошли пошустрее, чтобы до завтрака добраться до Чертогов. Посмотрим заодно, что там за Лес теперь. И так ли он изменился за те сорок лет, что я помню…

Глава 16

Темный Лес встретил гостей настороженной тишиной. Невероятно пышный, нарядный, ухоженный, он, казалось, пристально наблюдал за вторгшимися в его пределы чужаками тысячами невидимых глаз, слушал сотнями чутких ушей. И в этом неуловимо походил на своего более опасного тезку – Проклятый Лес, который умел в считанные мгновения не только определять тех, кто посмел нарушить его покой, но и столь же быстро избавляться от неугодных. Однако, в отличие от него, здесь пока не чувствовалось явной угрозы – просто легкое беспокойство, смешанное с удивлением, недоумением и едва заметным неудовольствием.

Белка, незаметно поглядывая по сторонам, мысленно покачала головой. Надо же, совсем отвыкла от такой неоправданной открытости – ни тебе Кордонов, ни злобной мелочи по кустам, ни непроходимых буреломов на дороге, из которых того и гляди кто-нибудь выскочит. Перед самым носом беззаботно порхают разноцветные стрекозы, деловито гудят пролетающие по своим делам пчелы, никакой назойливой мошкары над ухом, ветра почти нет, вдалеке заинтересованно щебечут невидимые птицы. Крупное зверье куда-то надежно попряталось, мелкое благоразумно сторонится двуногих нарушителей. Вокруг поразительно светло, хотя времени давно за полночь, величественный лес просматривается чуть не на мили вперед. При этом каждое дерево и каждая травинка в нем находятся в полном расцвете сил и возможностей. Стволы толстые, мощные, идеально ровные и прямые. Кроны густые, пышные и удивительно широкие. Ни одной обломанной ветки в округе, ни одного замшелого пенька – все чисто, аккуратно и непривычно красиво, будто заботливые эльфы только что прошлись бригадой уборщиков и скрупулезно вымели отсюда всякий мусор.

На Патруль Темных они наткнулись ровно в тот момент, когда Гончая уже решила, что Линнувиэль схалтурил с Зовом. А потому на троих Перворожденных, неожиданно шагнувших из темноты и перегородивших узкую тропку, взглянула весьма скептически. Эльфы-пограничники, традиционно одетые во все зеленое, вооруженные неизменными луками и парными мечами, грозно сдвинули красивые брови и хищно прищурились, молча вопрошая чужаков о причине незапланированного визита, на что она презрительно фыркнула и бесцеремонно ткнула в ближайшего пальцем.

– Ну? И где вас носило, позвольте спросить? Полчаса топаем по вашим владениям, а до сих пор ни один зеленый кролик еще не соизволил поинтересоваться нашим маршрутом. Безобразие!

Перворожденные на мгновение оторопели от такой наглости, а Гончая обернулась к облегченно вздохнувшим спутникам.

– Линни, тебе не кажется, что ряды Патруля пора тщательно почистить и потребовать, чтобы таких лентяев туда больше не брали? Да за то время, пока они свои ухи чистили, можно было спокойно добраться до самых Чертогов и порубить всех местных обитателей в капусту!

Младший Хранитель странно кашлянул, прекрасно понимая бурлящие в Патрульных эмоции, и торопливо скинул капюшон, пока собратья не вздумали вступать в безнадежный спор или, чего доброго, за родовые мечи не схватились. Кто-кто, а он отлично знал, чем это может закончиться, поэтому поспешил выступить вперед и прервать открывшего рот для ответа начальника Патруля.

– Почему так долго? Зов был отправлен более получаса назад. Плюс послание для Владыки Л'аэртэ ЛИЧНО! В чем дело?!

Перворожденные чуть вздрогнули, подметив опасные огоньки в глазах раздраженного мага, и поспешно поклонились.

– Ллер Линнувиэль…

– Что вас задержало, ллеры? – как можно суше осведомился тот, сверля изменившиеся лица собратьев пристальным взором.

– Прошу прощения, – склонился еще ниже начальник Патруля. – Ллер Аллистан, к вашим услугам. Еще раз прошу нас извинить за столь позднее появление, но в последние три недели количество Патрулей сократили почти вдвое, поэтому территория обхода значительно возросла, а качество телепортов не позволяет обследовать ее так быстро, как нам бы хотелось. Нас банальным образом задержало расстояние.

Белка странно переглянулась со Шранком.

– Сократили? Да еще в такое время?

– Почему? – нахмурился Таррэн, выходя из тени. – Кто отдал такой приказ? Как такое вообще могло произойти в преддверии Ухода?

– Нам это неиз… Темная Бездна! Лорд Торриэль!! – дружно ахнули эльфы, изумленно распахнув глаза и неприлично разинув рты, но потом опомнились и слаженно опустились на одно колено, прижимая правую руку к груди. – Приветствуем вас, господин, в Темном Лесу. Владыка Л'аэртэ давно ждет и повелел немедленно доставить вас и ваших спутников в Чертоги. Позвольте проводить.

– Поднимитесь. Сколько у вас с собой телепортов?

– Три, мой лорд, – с почтением поклонился Аллистан, едва принял вертикальное положение. – Два до ближайшей свиллы и один в центр.

– Открывается где? – хмуро уточнил Таррэн. – Чертоги?

– Почти, мой лорд.

– Сколько сможет пропустить?

– За раз – двоих, но он рассчитан на три таких перехода. Правда… заряд остался только один, – смущенно добавил эльф.

– Хреново, – хладнокровно подвел итоги Шранк. – Разделяться нет никакого смысла, а соваться в одиночку туда – сущее безумие. Эй, остроухий, сколько нам топать на своих двоих до ваших Чертогов?

Аллистан нервно дернул щекой от оскорбления, но возмущаться и требоваться удовлетворения в присутствии молодого лорда не осмелился. Только скривился, как от зубной боли, и неохотно процедил:

– Сутки.

– Это от вашей заимки или отсюда?

– От свиллы, – еще неохотнее признался эльф, неприязненно покосившись. – Но туда мы сможем пройти всего за минуту – микропорты достаточно мощны, чтобы пропустить за раз даже десяток воинов. Правда, без коней.

Шранк задумчиво пожевал губами, что-то прикидывая про себя.

– Значит, они не рассчитаны на слишком большой вес? Плохо: с нами Светлый…

Элиар тихо зашипел от возмущения.

– Ах ты, гад! Я тебе сейчас дам – Светлый! Давно на тумбах не встречались!

– Может, тогда лучше попробовать пешком? – так же задумчиво продолжил Воевода, мудро отодвинувшись от раздраженного эльфа подальше. – Сколько это получится?

– Часа три нашим темпом, – напряженно ответила вместо Патрульного Белка. – Вряд ли больше, потому что они не делаются от границы дальше, чем на три дневных перехода… Эл, угомонись – не до шуток… Таррэн, можем, отправим Мирену домой прямо сейчас, а сами "прыгнем" до свиллы? Заряд до Чертогов все равно один, тащить девушку с собой по буеракам – неэтично, из нас никто туда не пойдет в одиночку, да и принципиально это ничего не изменит. До рассвета время еще есть, а от свиллы у нас будут целые сутки в запасе – успеем наверстать. Если же пойдем с НАШЕЙ скоростью, вовсе за полдня обернемся. Как считаешь?

– Думаешь, имеет смысл? – с сомнением обернулся Таррэн, но она снова кивнула.

– Так мы выиграем хотя бы три часа. Карраша и Ирташа в любом случае оставляем здесь: через порталы им идти не стоит, да и остроухий сказал, что просто не потянут двойной вес. К тому же, рискованно разделять стаю посреди незнакомого Леса. Так что пусть остаются. Напрячься мне, конечно, придется немного раньше, чем мы планировали, но зато они точно не потеряются. Даже с телепортами.

– Но нам же тогда придется… ты что, хочешь взять ВСЕХ сразу?! – вдруг обеспокоился эльф, но посмотрел в бесстрастные голубые глаза Вожака Гончих и окончательно встревожился. – Нет! Малыш, это неразумно! Если на то пошло, Карраша я возьму сам.

– Даже не думай! – отрезала она. – Он к тебе не привык. И потом – на этот раз у тебя будет совсем другая задача, понял? А с ними я справлюсь. Не впервой.

– Это слишком рискованно, – тихо сказал Таррэн, настойчиво заглядывая в ее посуровевшее лицо.

– Не больше, чем раньше.

– Малыш…

– Да не волнуйся, – неожиданно улыбнулась Белка, сжав его руку. – Я все хорошо продумал. Проблем не будет, а Каррашик поддержит меня в любой момент. Мы справимся, поверь. Ты же обещал ему больше доверять.

Эльф тяжело вздохнул.

– Хорошо. Но если что-то пойдет не так…

Карраш, не дослушав, громко заурчал и благодарно потерся громадной мордой о плечо Хозяина, всем своим видом выражая признательность за понимание. Он был готов сражаться в стае, готов защищать Гончую до последнего вздоха, готов подчиняться и беспрекословно выполнять то, что потребуется. Он больше не сорвется и не забудется, во всем ее поддержит, сохранит и закроет собой от любой опасности, потому что обожает до беспамятства. С самого детства. А еще – верит им обоим так, как не верил никому и никогда. Он не подведет.

– Иди уже, – обреченно отмахнулся Таррэн, принявшись расседлывать Ирташа. – А ты присмотришь за ним, чтобы глупостей не наделал! Ясно? Хорошо, что в мать пошел, а то еще одного сумасбродного нахала мои нервы просто не выдержали бы.

Мимикры синхронно муркнули, сбросили надоевшую сбрую и освобождено отряхнулись, щеголяя роскошными гривами и пышными хвостами. После чего вихрем обежали столпившихся эльфов, осторожно фыркнули в лицо Мирене, будто прощаясь. Мощно толкнули Шранка в спину, чуть не кувырнув навзничь. Дружно оскалились, когда возмущенный Воевода погрозил им кулаком, насмешливо зыркнули на ошарашенных Патрульных и вихрем умчались прочь, намеренно грохоча тяжелыми копытами.

– Ладно, готовьтесь тут, – вздохнула Белка, сбрасывая дорожный мешок под ближайший куст. – Мирена, прости, что не буду провожать, но мы с тобой еще увидимся. Так что возвращайся домой и постарайся не забыть о том, что я тебе говорил.

– А ты куда? – неожиданно испугалась эльфийка.

– Да зверей своих угомоню, чтобы всю живность вам тут не распугали. Они, когда голодные, жуть чего натворить могут. Так что посижу немного с ними, попрощаюсь, как положено. Наказов надаю, чтобы не баловались. Да и вообще – отдохну малость, а то устал с дороги, как собака. Честное слово, скоро грязью зарасту. Надеюсь, где-нибудь поблизости найду хотя бы ручеек, чтобы умыться и привести себя в порядок. Переодеться, опять же, надо… иди-иди, не беспокойся. Остроухие – вон, уже портал тебе готовят. Счастливого пути!

Леди Мирена быстро подошла и, пряча повлажневшие глаза, вдруг порывисто обняла удивленную Гончую.

– Спасибо тебе.

– Э-э…

– За все спасибо, – эльфийка неловко отстранилась и, неожиданно застеснявшись, отвернулась. После чего проворно подхватилась, а потом вернулась к ошарашено разинувшим рты сородичам, трое из которых вообще не имели никакого понятия о том, кого именно так горячо благодарила высокородная леди. И, главное, за что.

Белка озадаченно потерла затылок, но задерживаться не стала. Помахав на прощание подруге, улыбнулась одними глазами Таррэну, обменялась с напарником долгим многозначительным взглядом, после чего скользнула в темноту и бесследно исчезла среди могучих стволов.

Патрульные оказались на высоте: открыли порталтак быстро и грамотно, что даже Линнувиэль одобрительно кивнул и мысленно признал, что идея отправить уязвимую эльфийку в Чертоги оказалась весьма удачной. Хоть Мирена и не белоручка, но бежать сломя голову по Темному Лесу посреди ночи, да еще в такой компании – совсем не к лицу юной наследнице Великого Дома. Пусть она отдохнет, расслабится перед аудиенцией у Владыки. Пусть немного позабудет про трудности пути, а там, может, и перестанет сердиться одного глупого Хранителя, решившегося недавно на форменную глупость и вместо обнадеживающего "до свидания" в последний момент холодно процедившего "прощай". Она поймет. Может, не сразу, но когда-нибудь поймет, почему сегодня он так некрасиво отвернулся, сделав вид, что больше не заинтересован в собеседнице. Почему не заметил беспокойства в ее прекрасных глазах. Стал вдруг надменным и бесстрастным, как и надлежит быть истинному потомку Изиара. Почему ушел, наконец, в то время, как должен был быть рядом, держа ее за руку вместо смазливого Патрульного, которого молодой лорд отрядил ей в спутники. Сейчас она обижена и расстроена, наверняка проклинает двуликого дурака и злится на то, что поверила ему. Но потом это пройдет. Она найдет себе достойную пару; выйдет замуж и будет непременно счастлива, потому что прожить долгую жизнь в любимой семье – это гораздо лучше, чем провести несколько коротких лет рядом со смертельно опасным Огнем Жизни. Который в один прекрасный день, как бы его хозяин ни хотел обратного, все-таки вырвется на волю и в один миг разменяет ее жизнь на жизнь кого-нибудь другого.

"Она поймет, – тоскливо вздохнул Линнувиэль, старательно отгоняя глухое отчаяние, поселившееся внутри вместе с ее непонимающим, раздосадованным и явно прощальным взглядом. – Должна понять, что я не согласен на такой размен. Что не подвергну ее такой опасности и сделаю все, чтобы это проклятие никогда ее не коснулось. Лучше прожить вовсе без наследника, чем потерять ее. Так что она поймет…"

– Готово, – поклонился Таррэну Аллистан и кивнул в сторону узкой, не шире полутора шагов воронки телепорта. – До свиллы недалеко, всего пара десятков шагов южнее от точки выхода.

Молодой лорд рассеяно кивнул, одновременно к чему-то прислушиваясь.

– Мой господин?

– Я понял, – отозвался, наконец, Таррэн, все еще витая мыслями где-то далеко. – Линнувиэль, идите вперед, а я догоню. Шранк постережет на выходе.

Младший Хранитель слегка нахмурился.

– А Белик?

– Я здесь, – тихо отозвалась из-за деревьев Гончая и неуловимо быстрым движением скользнула к порталу. Уже собранная, наглухо застегнутая на все пуговицы до самого горла, с обязательным "талисманом", привычно закрепленным на спине, но абсолютно без посторонних вещей, вроде дорожного мешка или плаща. Просто потому, что все необходимое несла на себе. Полы ее короткой куртки недвусмысленно топорщились, намекая на спрятанные там метательные ножи. Изящные сапожки куда-то исчезли, а вместо них появились надежные сапоги из странного чешуйчатого материала, из-за голенищ которых красноречиво выглядывали сразу две пары закрепленных изнутри рукоятей ножей. Штаны она тоже сменила на нечто гораздо более прочное и плотное, а тонкие пальцы благоразумно спрятала под кожаными перчатками.

Таррэн внутренним взором осторожно коснулся уз и с тяжелым вздохом прикрыл веки: да, она все-таки сделала, как решила. Снова рискнула, потому что никогда не колебалась в исполнении задуманного. Посчитала, что так будет надежнее, безопаснее… но, боги! До чего же она сильная!!

– Все хорошо, – незаметно кивнула Гончая, мимолетно обдав его бешено горящей зеленью глаз. – Идем, мне нужно немного времени, чтобы найти равновесие.

Он послушно протянул руку, одновременно заслоняя свою изменившуюся пару от любопытных взглядов, и неторопливо, медленно и очень осторожно повел к раскрытому порталу. Она тоже двигалась плавно, старательно сдерживаясь и пряча потяжелевший взгляд, лицо держала подчеркнуто спокойным и бесстрастным. Шла, будто плыла по воздуху, опасаясь рассыпаться на тысячу осколков от неосторожного движения. Но Линнувиэль все равно округлил глаза, потому что ее поразительная пластика не могла не завораживать, а странно заострившиеся черты лица вкупе с хищным прищуром, из-под которого изредка просвечивала неестественная зелень, неуклонно наводили на тревожную мысль о костяных кошках Проклятого Леса. Да-да, именно о хмерах, на которых Белка вдруг стала неуловимо, но так пугающе походить. Особенно своим мягким шагом, неповторимой грацией удачливого хищника, возбужденно раздувающимися ноздрями и белоснежными зубками, то и дело мелькавшими в темноте.

Она в полном молчании приблизилась к нервно сглотнувшему Аллистану, от которого тоже не укрылись эти пугающие перемены, и гибкой змеей скользнула на ту сторону, успев напоследок окинуть его плотоядным взглядом, отчего эльф заметно вздрогнул и вытер со лба внезапно выступивший пот.

– К Белику ближайшие полчаса не приставать. Ни под каким предлогом не подходить ближе, чем на пару шагов. Не дразнить, не шутить и не лезть с вопросами, пока он сам не заговорит, – сухо проинформировал Перворожденных Шранк, едва остроухий лорд прошел через портал, трепетно оберегая свою пару от ненужного внимания. – Если что нужно, спросите у меня или у Таррэна. Но по пустякам не беспокойте. Все ясно?

– Что это с ним? – беспокойно оглянулся Маликон. – Мне показалось или… он стал двигаться по-другому? Кажется, где-то я такое уже видел.

Аззар вынужденно отвел глаза, словно не услышав, а Воевода нехорошо усмехнулся.

– Ты же не думал, что малыш бродит по Проклятому Лесу в том виде, в котором изводил вас всю дорогу? Или держит железный порядок в стае, благодаря шуткам и легкому нраву? Может, полагаете, он за красивые глазки стал нашим Вожаком? Ну вот, считайте, вы только что познакомились с его второй ипостасью. И мой вам совет: не вздумайте его раздражать. В таком состоянии Бел сперва оторвет чью-нибудь глупую голову, а потом, может быть, извинится за резкость. Если заметит труп, конечно. К слову сказать, Крикун не зря кличет его хмерой: когда малыш в силе, с ним не рискуют связываться даже наши костяные кошки. Так что помалкивайте и делайте вид, что все в порядке. Глядишь, и дойдете домой целыми.

Страж окинул ошарашенных эльфов насмешливым взглядом и, хмыкнув, безмятежно добавил:

– Кстати, он голоден. И орехами, если что, на этот раз отделаться не удастся.

– Я мясо захватил вяленое, – брякнул, не подумав, Аззар.

– И я, – поддакнул Атталис. – А у Сартаса должен был остаться вчерашний окорок.

– Не, не пойдет, – чересчур серьезно отозвался Шранк. – Хмеры любят свежее мясо и, лучше всего, с кровью. А еще больше любят на завтрак эльфов. Особенно магов. Линнувиэль, ты идешь или нет?

– Иду, иду, – неприязненно буркнул Младший Хранитель, запоздало сообразив, что над ними снова изощренно издеваются. – Но когда все это закончится, так и знай – я намереваюсь страшно отыграться и набить, наконец, твою наглую морду, которая давно просит кулака. Особенно за ту "мудрость", от которой мои облагодетельствованные ребра до сих пор не могут нормально вдохнуть.

– Ну-ну. Ловлю на слове. Но, если снова продуешь, с тебя – хороший нож.

– Согласен.

– Тогда чего встал? Шагай, пока Белик не надумал поторопить.

Линнувиэль негромко фыркнул, но тянуть больше не стал – подхватил свои вещи и, мысленно вздохнув, растворился в воронке телепорта, искренне надеясь на благоразумие Белки, которое не должно было допустить никаких срывов. Потому что, если она вдруг сорвется, одной единственной проблемой его несчастный народ никак не обойдется – зная многое из того, кем была на самом деле изменчивая Гончая, он вполне мог представить, что она способна натворить в толпе растерявшихся от ее силы Перворожденных.

Выйдя в такую же безлунную ночь, что царила у границы Темного Леса, Хранитель облегченно вздохнул: Таррэн уже ждал его, успев отвести свою необычную пару в сторону обнаружившейся неподалеку свиллы. Он снова был спокоен, собран и готов ко всему. На вопросительный взгляд собрата незаметно кивнул, показывая, что с ней все в полном порядке, а потом занялся быстро прибывающими Темными, следом за которыми прошел бдительный Шранк и сам Аллистан, схлопнувший за собой воронку.

Воевода, оглядев попутчиков, удовлетворенно кивнул: все на месте, все молчат и выразительно посматривают на них двоих, терпеливо дожидаясь дальнейших указаний. Молодцы, вняли предупреждению. Теперь проблем быть не должно, но присмотреть все равно нужно. Вдруг Белка еще не нашла устойчивого равновесия? Обычно ей немного времени требовалось: минут пятнадцать или двадцать, но это если дело шло только о Траш. А Карраш, да еще в такой близости от Темных… не знаю, не знаю. Зря она с ним рискует – мимикр не такой податливый, как ее кровная сестра. Наверняка еще раз попробует взбрыкнуть и взять верх – больно уж они разные. Да и не зря Белка велела ему от границы нагонять отряд своим ходом: пока бежит, глядишь – и успокоится малость, привыкнет. Говорят, Траш по первости тоже долго входила в узы, по нескольку часов не могла адаптироваться. А Карраш…

Шранк тихонько вздохнул.

– Что так тяжело? – независимо поинтересовалась Гончая, подкравшись к нему на расстояние локтя.

– Белик! – подпрыгнул от неожиданности Воевода и, стремительно обернувшись, глухо выругался: прямо в глаза ему пристально смотрела откровенно веселящаяся хмера. – Твою маму… с ума сошли?! Хоть бы пошумели для приличия! Нельзя же так подкрадываться к старым, нервным и склонным к беспокойству людям! Вы ж не на охоте!

– Не получается – привычка. А ты чего такой дерганый?

– Ничего, – буркнул Страж, укоризненно покачав головой и отпустив, наконец, рукоять меча. – Тьфу! Это ж надо! Я мог тебя задеть!

– Не мог, – спокойно возразила она, внимательно наблюдая за спутниками из-под полуопущенных ресниц. – Да не трусь, все с нами нормально: Каррашик на этот раз оказался умницей. Никаких эксцессов не будет, можешь расслабиться.

– Да?

– Угу. Когда выходим?

– Сейчас, – отозвался Таррэн. – Мы только тебя ждали.

– А чего меня ждать? – несказанно удивилась Белка. – Шли бы себе и шли – я бы нагнал через полчаса, только и всего.

– С тобой все хорошо? – с нескрываемым подозрением уточнил Линнувиэль, пытаясь поймать ее взгляд, но Гончая только кивнула, благоразумно изучая сочную траву под ногами. – Ну… тогда ладно. Аллистан, вы когда в последний раз Сеть меняли?

– Три дня тому.

– А кто ставил?

– Ллер Иттираэль лично.

– Ясно. Тогда веди сам – я новых карт не знаю, а обойти его защиту мне не по силам.

Патрульный почтительно поклонился, вынужденно откладывая загадку Белика на потом, и первым двинулся прочь, придерживаясь юго-восточного направления.

Надо сказать, дорог в Темном Лесу испокон веков не было: Перворожденным они без надобности, а чужакам нечего знать, как напрямую попасть к Чертогам. Искусно наложенное (и невероятно затратное!) заклятие Сети-путаницы легко отваживало неугодных гостей, морочило им головы, насылало иллюзии, пугало и отвлекало от едва заметных следов пребывания эльфов. Оно традиционно обновлялось кем-то из Хранителей раз в месяц, искусно перекрывая даже самые далекие уголки обширных владений Темных и надежно ограждая их от неуемного любопытства смертных. Особенно таких, которые не смотря даже на предупреждающие знаки, страшные слухи и часто исчезающих сородичей, все равно упорно пытались пробраться в глубину Леса и хоть краешком глаза взглянуть на средоточие силы загадочных остроухих соседей – Чертоги и Священную Рощу. Бывало, что и прорывались по сумасшедшему везению, но, как правило, не дальше первого встреченного Перворожденного. После чего получали заслуженного пинка под зад и со свистом вылетали обратно. Или же не вылетали, если успевали по дороге наломать двор и оскорбить уязвимую гордость лесного народа. Причем, последних с каждым годом становилось все больше, и все меньше тех, кто умудрялся выжить среди этих величественных гигантов, чутко хранящих покой своих младших братьев. Зато, если кто выживал, то потом до старости рассказывал внукам и правнукам о совершенном подвиге.

– Э, нет, ушастые, – неожиданно остановил Перворожденных голос Белки. – Так дело не пойдет: таким темпами мы три дня плестись будем. Не меньше. Элиар, тебе когда велено явиться в Чертоги?

– Не позднее завтрашнего полудня.

– Во-от. А что это значит?

Шранк обреченно переглянулся со Светлым и тяжело вздохнул, уже понимая, чем дело кончится.

– Так что это значит, я спрашиваю? – совсем ласково поинтересовалась она, выразительно оглаживая сухой кулачок.

– Что нам снова придется бежать, – покорно кивнул Воевода, и Белка хищно улыбнулась, пугающе сверкнув в темноте острыми зубами.

– Пр-равильно понимаешь, друг мой. Тогда чего стоим? Бегом, братцы-кролики. И как можно шустрее. Линни, спорим, ты меня не обгонишь?

– Нет, – покачал головой Хранитель. – Даже спорить не буду. Что-то мне подсказывает, что за тобой сейчас и Карраш с трудом угонится.

– Ишь, какой умный, – удивилась она. – А каким дураком поначалу прикидывался…

– Я не прикидывался.

– Кхе… выходит, по пути так здорово поумнел?

Незнакомые с Беликом Патрульные дружно вздрогнули, с растущим напряжением слушая затеянный ей опасный разговор с Хранителем и каждую секунду ожидая гневного шипения, смешанного с яростным гудением разбуженного Огня. Но, как ни странно, ничего не случилось: голос мага оставался все таким же спокойным и ровным, а глаза – удивительно чистыми, потому что Линнувиэль, как ни странно, совсем не злился. То ли задумался о чем-то другом, то ли действительно нисколько не раздражался на непочтительные и откровенно крамольные речи.

Аллистан рискнул даже задержаться и незаметно посмотреть, пытаясь понять, что такого есть в странном человеческом мальчишке, который всего за полчаса сумел его сперва разозлить до белого каления, а потом так же резко испугал. Мимолетно, конечно, ненадолго, но все же было в нем что-то не так. Эльф окинул хрупкую фигурку Гончей внимательным взглядом, моментально подметил, что за ней почти неотрывно следит молодой лорд, и тогда сообразил, что причина поведения ллера Линнувиэля наверняка была именно в этом. В наследнике Изиара, который по непонятным пока соображениям велел не трогать этого дерзкого выскочку. Конечно, в чем же ином? Ведь отказать прямому потомку Проклятого не посмел бы даже Хранитель!

– Чего зыришь? – неприветливо рыкнула Белка, безошибочно почувствовав на себе чужой взгляд, и тихо зашипела, подражая кровной сестре. – Вперед и с песней, пока я не помог! Ж-живо!

Патрульный вздрогнул от пробежавшей по спине волны мурашек и поспешил перейти на бег, всем нутром ощущая, что странный пацан – нечто такое, с чем лучше не связываться. А его голос… к'саш! вот уж не думал, что горло смертного способно издавать такие звуки! Будто зверь какой! И смотрит-то не в глаза, а куда-то ниже… Торк! Да на горло же смотрит!! А сам чуть не урчит от предвкушения, вот-вот вцепится!!

Эльф, неразумно подключив богатое воображение, неприязненно передернул плечами, потому что картинка действительно вышла – жуть. А Белка, неслышно хихикнув, для полноты впечатлений демонстративно облизнулась, после чего с видимым сожалением отвернулась и преувеличенно громко вздохнула. Но потом поймала укоризненный взгляд от Таррэна и, нагнав напарника, вполголоса добавила, словно размышляла вслух:

– Вот скажи, друг мой, а зачем нам два проводника? Вполне хватило бы и одного. Он – вон, какой сочный, упитанный, вку-усный, а я опять голоден. Вчера без обеда, сегодня без ужина. Толковой охоты здесь тоже не жди, потому что вокруг одни ушастые кролики, а остального зверья – шиш с маслом. Как думаешь, можно мне будет потом кого-нибудь съесть?

Шранк жизнерадостно оскалился.

– Конечно! Выбирай, кого хочешь! Мне для тебя ничего не жалко!

– Вот спасибо, – неподдельно обрадовалась она. – Так мило, что ты заботишься о сохранении частей своего тела в целости! Только, боюсь, Таррэн будет против.

– Ничего, я берусь его уговорить. В конце концов, лучше пожертвовать одним остроухим, чем потом кто-нибудь другой поутру не досчитается руки или ноги.

– Мр-р-р, – проникновенно заурчала Гончая, выразительно поглядывая на заметно оживившихся новичков.

Аллистан неожиданно закашлялся и спешно обогнал собрата, стараясь оказаться от кровожадного мальчишки как можно дальше, потому что, неосторожно оглянувшись, вдруг поймал хищный взгляд бешено сверкающих в темноте глаз, увидел голодный блеск поразительно зеленых радужек, правильно расценил жутковато расширенные зрачки и внутренне содрогнулся. Торково копыто, как говорят смертные! Да он же ненормальный! Или, чего хуже, оборотень! Точно! Вон, как уставился! Того и гляди прыгнет на спину и вцепится в горло! Да и молодой лорд что-то забеспокоился, будто всерьез опасается… иррадэ!! Кого же он привел из Проклятого Леса?!!

– Шранк, какой по-твоему лучше: левый или правый? Они такие славные, что я прямо не знаю, кого выбрать.

– Левого бери, – громким шепотом посоветовал Линнувиэль. – Левого. Он поупитаннее будет. Поверь на слово: не пожалеешь.

– А я бы взял второго, – столько же громогласно заметил Аззар.

– Фу, – поморщилась Белка. – Он слишком жилистый – кожа да кости. Чего там есть-то? Так, на один укус. Линни дело говорит – возьму-ка я себе второго. Эй! Как там тебя?!

– Аллистан, – услужливо подсказал Атталис, тихонько кашляя в кулак.

– Ага, точно. Эй, Аллистан! Слушай, у меня к тебе есть весьма серьезное дело. Не уделишь минутку? Да нет, не сейчас, а когда до места доберемся? Я недолго, честное слово!

"Конечно, – в панике подумал поспешно улепетывающий эльф. – Только загрызешь где-нибудь под кустом, а молодому лорду никто и слова поперек не скажет! Нет уж! Торка с два я остановлюсь раньше Чертогов!"

– Аллистан, ты куда? – обиженно протянула Белка, видя, что "добыча" прибавила ходу.

– Дорогу… покажу… – прерывисто отозвался эльф. – Заранее, чтобы… путь расчистить…

– Ну вот, а как же обед?

– Я тебе косулю найду. Одной хватит?

– Косулю? – подозрительно серьезно задумалась она. – Немножко не то, но ладно. Давай косулю. Только ты ее в сторонке оставь, хорошо? Я не люблю кушать на виду у всех. И освежевывать тоже не надо – мне и так сгодится.

– Сделаю! – обрадовано вскинулся Аллистан и, мелькнув причудливо заплетенной косой на затылке, пропал в необозримой дали.

Белка проводила его долгим взглядом и удовлетворенно кивнула: готов, молодчик. Больше не посмеет фыркать и обливать незнакомых девушек незаслуженным презрением. Пусть-ка побегает немного, дружок, да подумает над своим поведением – физические нагрузки еще никому вреда не приносили. Может, и додумается до чего полезного.

Она кашлянула на еще более укоризненный взгляд благоверного, но потом подметила, как напрягся второй Патрульный, брошенный на съедение чужакам коварным командиром. Переглянулась со Шранком и, расплывшись в приветливой улыбке людоеда, легко нагнала нервно косящегося по сторонам эльфа, который всего за пару часов умудрился растерять весь свой лоск, надменность и непередаваемое высокомерие.

"М-м-м… кажется, дорога не будет скучной?" – промурлыкала про себя, предвкушая славную забаву.

"Только не доводи его до самоубийства, – обреченно вздохнул Таррэн, понимая, что изменить тут ничего не в силах. – Мне бы не хотелось потом оправдываться перед Советом и объяснять причину, по которой сразу двое Патрульных вдруг решили наложить на себя руки".

"Не волнуйся, любимый. Я просто немного развлекусь", – хихикнула она, а вслух преувеличенно ласковым голосом промурлыкала, перемежая слова с довольным урчанием:

– Пр-р-ривет. Хор-р-ошая сегодня луна, не пр-р-авда ли? Такая далекая, почти не видная за облаками, но я так хор-р-ошо чувствую ее зов… и погодка чудная. Безветренная. Тихая. Как р-раз для позднего ужина. А не желаете ли поближе взглянуть вон на те заросли акации, уважаемый ллер-р? Я покажу, честно, за одну маленькую уступку моей второй половине…

Эльф, подскочив от неожиданности на целую сажень, ошарашено повернулся, но наткнулся на милую улыбку голодной хмеры, помноженную на кровожадный блеск ее зеленых глаз, побледнел, посерел. Покрылся холодным липким потом, чувствуя, как от этого гипнотизирующего взгляда стремительно немеют конечности и холодеет сердце. Немедленно поверил во все свои догадки, после чего совершенно искренне взвыл и шарахнулся прочь.

Глава 17

До места назначения они добрались быстро, весело и без всяких проблем. Правда, Аззар и Атталис за время пути приобрели замечательный багровый цвет физиономий, на которых отчаянным весельем горели зеленые глаза. Их более старшие и мудрые товарищи отделались необъяснимым, непроходящим кашлем, который то и дело прорывался наружу нервными всхлипами. Линнувиэль, оказавшись возле долгожданных Чертогов, просто нашел темный уголок и обессилено сполз по ближайшему дереву. А вот бедный Патрульный…

Всего за несколько часов Белка довела его до настоящей истерики. Нет, не подумайте дурного – его никто и пальцем не тронул. Но она всю дорогу так выразительно заглядывалась на его шею, проникновенно мурлыкала, урчала и всячески выражала восхищение его физической формой, позволяющей мчаться полдня по пересеченной местности и при этом нисколько не уставать. Поблагодарила за отсутствие лишних остановок, позволивших ей "стойко бороться" с искушением и быстро растущим голодом. Неоднократно извинилась за то, что первоначально посчитала его слишком жилистым и невкусным, клятвенно пообещав изменить свое мнение после первой же трапезы. Затем красноречиво облизнулась, громко щелкнула слегка удлинившимися зубами и так жадно обнюхала предполагаемую "жертву", что Линнувиэль едва не упал прямо на тропинке, потому что сил сдерживаться у него уже не осталось. Хорошо, Таррэн вовремя вмешался, подозрительно серьезно попросив не трогать несчастного парня и не кусать за всякие места, а Шранк при этом с душераздирающим вздохом выудил из кармана кусочек вяленого мяса, на который Гончая набросилась со всем жаром изголодавшейся хищницы, чем окончательно уверила струхнувшего проводника, что он может и не дожить до рассвета. После чего перестала его изводить бесконечными вопросами о гастрономических свойствах эльфов, но зато неотрывно держалась бок о бок, неутомимо нарезая круги вокруг его дрожащей тушки и придирчиво следя, чтобы взъерошенный, трепанный и нещадно перепуганный эльф не отдалялся от нее дальше трех шагов. Вроде как стерегла добычу. Вот и вышло, что по инициативе несчастного Патрульного они неслись по темноте с невероятной скоростью, чуть не обгоняя ветер, а когда добрались, наконец, до места, больше не смогли сделать ни шагу – упали, где стояли, и затряслись от беззвучного смеха. Бедный, бедный ушастик…

Белка – бодрая, свежая и сухая, как после хорошего сна, покровительственно похлопала серого от пережитого ужаса проводника по плечу и удовлетворенно кивнула.

– Молодец, правильно довел. Хвалю. И за это даже отпущу тебя восвояси целым. Тем более что твой друг, кажется, позаботился о моем завтраке – я отсюда чую запах свежей крови. Линни, глянь-ка, что он там принес?

Хранитель, беспрестанно содрогаясь от еле сдерживаемого хохота, послушно заглянул за ближайший куст, где ожидаемо увидел неподвижные туши молодых косуль, в которых торчало аж по две стрелы (с перепугу, наверное?), и сдавленно простонал:

– Как заказывали: косули. Только не одна, а три. С запасом, так сказать. Боюсь, Аллистан слегка переоценил твой аппетит.

– Как это мило с его стороны, – состроила Патрульному глазки Белка. – Ладно, иди, жертва несостоявшегося насилия. И скажи своему командиру, что я не люблю остроухих. Ни в каком виде: ни вареными, ни жареными, ни, тем более, сырыми. Пусть спит спокойно.

Эльф, явно не веря, что этот кошмар закончился, пугливо вздрогнул от мощного хлопка, торопливо закивал и, поняв только то, что спасен, быстрее молнии пропал вдали. Напрочь позабыв сообщить придирчивой дворцовой страже о важных гостях и о том, что должен был самолично проводить долгожданных посетителей внутрь.

– Испугался, – констатировала Гончая, печально опустив плечи. – Какая жалость. А я ведь совсем не страшный. Белый, милый и такой красивый… прямо лапочка. Правда, Линни?

Небольшая площадь перед величественным обиталищем Темного Владыки содрогнулась от долго сдерживаемого, а теперь прорвавшегося, наконец, наружу хохота. На этот раз веселились все. Даже Сартас не сдержал улыбки пре виде ее невинного лица, на котором так живописно проступила досада и неподдельное разочарование слабыми нервами некоторых неуравновешенных Перворожденных. Линнувиэль смеялся в обнимку с каким-то деревом, Аззару пришлось уцепиться за Атталиса, чтобы не упасть. Корвин традиционно не отстал от Маликона, а Шранк понимающе скалил зубы поодаль: еще бы! мало кто способен остаться равнодушным в присутствии его Вожака. Белка, хоть и предпочитала больше наводить ужас, все же иногда давала себе волю. И когда это происходило, на ногах устоять можно было лишь ценой нечеловеческих усилий, да и то не всем. Похоже, близость с Каррашем здорово усилила ее природную вредность, иначе она не стала бы сегодня так жестоко измываться над остроухими.

Таррэн, наблюдая за этим обоснованным весельем, укоризненно покачал головой, однако останавливать никого не стал – Торк с ними, не маленькие, в самом-то деле. Погогочут и успокоятся. В конце концов, от смеха еще никто не умирал. Он милосердно позволил спутникам отсмеяться, сам оставаясь совершенно нейтральным, и только поэтому первым заметил бесшумно образовавшийся в зеленой стене дворца проем, в котором появились сразу две удивленные физиономии.

– Что здесь происходит?!

Собственно, было чему удивляться: когда посреди ночи перед дворцом повелителя возникают из ниоткуда сразу несколько высших чинов Темных эльфов в компании двоих смертных и одного Светлого, надо думать, что причина этому безобразию существует довольно весомая. А то и не одна.

Молодых эльтаров Первой и Второй Тысячи ошарашенные стражи признали почти сразу – Аззар и Атталис в последнее время являлись частыми гостями в здешних коридорах, были отмечены самим Владыкой, а еще слыли крайне сдержанными на язык и очень быстрыми во всем остальном, включая редкие среди Перворожденных дуэли. Их командиров тоже успели разглядеть, благо Корвин и Маликов более трех веков были близкими друзьями и редко когда появлялись на людях один без другого или без своих лучших воспитанников. Сартаса опознали с некоторым опозданием, потому что он стоял в глубокой тени и почти не привлекал к себе внимания. Таррэн мудро накинул длинный плащ с низко надвинутым капюшоном, из-под которого торчала лишь черная челка, да сверкали знакомой зеленью раскосые глаза – он не желал раньше времени привлекать внимание, поэтому остался для пытливых взоров стражей обычной уличной тенью. Гончих же Перворожденные просто сухо отметили, поскольку близость к высокородным ллерам делала их в глазах большинства эльфов одушевленным, но не очень ценным имуществом, вроде домашнего скота или ручных зверушек, с чьим присутствием придется временно примириться. Поэтому при виде двух нежелательных элементов на ухоженной площади (в лице неловко кашлянувшей Гончей и ее давнего напарника) дворцовая охрана не стала поднимать шум, а лишь выразительно поморщилась: что ж, у знатных и богатых свои причуды. Смертные в качестве спутников, конечно, дурной тон, но разве благородным господам выскажешь свое неодобрение? Однако, что поразило их больше всего, так это то, что собратья хором смеялись над какой-то шуткой, позабыв про свой возраст, заслуги и различия в статусе. И вот это было уже неправильно.

Белка, неожиданно потупившись, смущенно шаркнула ножкой.

– Мы… это… – кашлянула она, изучая травинки под ногами и краем глаза следя за поспешно приводящими себя в порядок спутниками. – В гости пришли, короче: эти типы, которые еще ржут, как кони… ну, и я с ними, конечно. Только я ни в чем не виноват, дядечки! Это они сами! Я совершенно не при чем. Я их даже не тронул! Честное слово! Линнувиэль, скажи, что не вру!

– Ллер Линнувиэль?! – ошарашено повернулись к Хранителю стражи, только сейчас сообразив, с кем именно довелось столкнуться, и поспешно поклонились. – Наше уважение.

Тот прерывисто вздохнул и, неохотно принимая серьезный вид, согласно наклонил голову.

– Доложите Владыке Тирриниэлю, что я вернулся.

– Сию минуту, ллер. Наше почтение, ллер Сартас, ллер Маликон, ллер Корвин…

– Заметь, о нас с тобой ни словечка, – громким шепотом заметила Гончая на ухо Шранку. – А Элиара вовсе демонстративно не замечают. Снобы… как есть, снобы! О-о, как глазки-то сверкнули! Траш отдыхает! Никак, с утра уши вымыли? Эл, покажи-ка свой свиток, чтобы до них получше дошло, что не стоит так уж нагло игнорировать Старшего Хранителя Трона – это может плохо кончиться.

Элиар молча распахнул полу плаща, показывая отличительный знак высшего Светлого мага, и стражи разом перестали изображать оскорбленную гордость – пересилив себя, выдавили вежливые улыбки и с явной натугой поклонились. Конечно, кланяться в пояс Светлому было сродни плевку в лицо, но нарываться на неприятности с приглашенным Владыкой магом – себе дороже, поэтому пришлось скрипнуть зубами и извиниться.

– То-то же, – удовлетворенно кивнула Белка, с нескрываемым злорадством подметив побагровевшие лица Темных. – Будут знать, как морды кривить и фыркать на первого встречного. Вот влупил бы он по ним Зеленым Листом, вмиг бы научились вежливому обхождению. Видно, тут вся порода такая – пока по башке не настучишь, уважать не станут. Зато как дашь в репу, сразу все такие правильные становятся… если выживают, конечно.

– Точно, – с ленцой отозвался Шранк. – Тебе дай волю, тут половина Леса осталась бы без хозяев.

– Неправда. Не такой уж я кровожадный.

– Ну-ну. Это кому другому скажи. Знаю я, что ты за зверь: только дай палец – откусишь всю руку.

– Фу, – сморщилась Белка. – Не люблю человечину.

– А эльфятину?

– Фу два раза.

Шранк выразительно покосился на Таррэна, насмешливо хмыкнув, но тот не заметил – внимательно изучал внутренним взором вечно зеленую крышу дворца, непонимающе хмурясь и напряженно размышляя. Кажется, ему что-то сильно не нравилось в изменившейся ауре Чертогов. Что-то, чего он пока не понимал, но всем существом чуял – неправильно это. Странно, неясно и очень неправильно. Чем-то тревожным веяло изнутри, что заставляло его второе сердце беспокойно биться и смутно предчувствовать беду.

Стражи вопросительно взглянули в его сторону.

– Это со мной, – быстро пояснил Линнувиэль, цель отъезда которого была известна только узкому кругу посвященных. – Смертные тоже. Нам нужно как можно быстрее встретиться с Владыкой.

– Как скажете, ллер, – покорно кивнули эльфы, и вопросов больше не возникало.

В Чертоги их провели немедленно – едва стражи успели сообщить куда-то дальше важную весть, как двери тут же распахнулись на всю ширину, какой-то разодетый молодчик в зеленом с вежливым поклоном препроводил гостей в одну из уютных комнатушек. Со всем почтением устроил, клятвенно заверил, что повелитель уже извещен. После чего снова расшаркался, предложил передохнуть с дороги, распорядился принести освежающие напитки и легкий ужин, а затем, повторно откланявшись, бесследно испарился. Успев напоследок сообщить, что Владыка Л'аэртэ пока ОЧЕНЬ занят, но будет готов принять свое посольство всего через полчаса.

Белка, проводив остроухого внимательным взором, мигом перестала изображать из себя непоседливого пацана и, сбросив маску беззаботного детеныша, хищной бестией метнулась к плавно закрывшимся дверям. Навострив уши, она настороженно прислушалась, к чему-то принюхалась, затем бесшумно обежала комнатушку по периметру, время от времени припадая на четвереньки, но даже пальцем не коснувшись зеленых стен. А заметив, что Аззар беспечно протянул руку к какому-то фрукту, сухо бросила:

– Лучше не рискуй.

– Почему?! – непонимающе моргнул эльтар.

– Мне не нравится, как здесь пахнет.

– Магия? – незаметно подобрался Шранк.

– Она самая.

– Белик, ты что? – обезоруживающе улыбнулся Линнувиэль. – Это же Чертоги – здесь все до самого неба пропитано нашей магией. Даже трава, цветы и земля под ногами.

– Это-то мне и не нравится. Так, снаружи у дверей осталось двое караульных, трое прошли в соседнюю комнату, но в непосредственной близости лишних ушей нет. Таррэн, как у тебя?

– Хранителей пока не чую, – немедленно отозвался эльф, аккуратно поводя носом. – Линнувиэль, а ты?

– Нет, – нахмурился маг. – Что случилось? Чего вы так всполошились? В Чертогах нет никакой угрозы – Владыка Тирриниэль не для вас того звал аж из самых Пределов, чтобы устраивать ловушки. Ему нужен достойный наследник, а не свежий труп единственного сына.

– Кто знает, Линни, – медленно отозвалась Гончая, кружа по комнате. – Кто знает…

Она внимательно оглядела живые стены, живописно увитые цветущим плющом, поворошила ногой сочную траву, что щедро устилала землю вместо ковра. Не слишком любезно покосилась на охапки тонко пахнущих цветов в дальних углах и совсем неласково уставилась на одинокую статую возле одного из трех плетеных кресел, будто та была кровным врагом. А уж низкий столик на изящных ножках, уставленный свежими фруктами и изысканными эльфийскими винами, едва не опрокинула в сердцах, силясь унять смутное беспокойство. Тихо вокруг было. Даже слишком тихо. Совсем непохоже на бурлящий от нескончаемой суеты дворец Темного Владыки, в котором просто не могло быть НАСТОЛЬКО мирно и спокойно. Скорее, это походило на затишье перед бурей, и стойкое гнетущее чувство надвигающейся угрозы опытной Гончей совсем не понравилось.

– Ты нам не доверяешь? – тихо спросил Линнувиэль в наступившей тишине.

– Тебе, может, и доверяю. Немного. Но ты далеко не один. Кроме тебя, здесь присутствует твой повелитель, с которым мы в прошлый раз весьма невежливо расстались, шестеро Хранителей, их прихвостни и куча другой дворцовой шушеры, которая нам будет явно не рада. И потом, вас самих в Чертогах не было почти два месяца, а за это время даже у эльфов может многое измениться. Особенно, когда на повестке дня стоит такой заманчивый куш, как власть в Темном Лесу. И это при том, что ее бессмертный обладатель как никогда близок к Уходу.

– Но, кроме Таррэна, трон никто не сможет удержать.

– Изиар тоже полагал, что его никто не остановит, – сухо возразила Белка, непрерывно шаря глазами вокруг и круг за кругом обходя уютное, роскошно убранное помещение, пытаясь понять, что здесь не так. – Это позволило ему безнаказанно изуродовать треть Лиары и столкнуть расы в череде кровавых войн. Правда, как потом выяснилось, создавая свой Амулет, он кое-чего не учел и только поэтому бесславно почил по ту сторону. Но, знаешь, мне бы очень не хотелось повторить его пример по причине собственной невнимательности и излишней доверчивости. Предпочитаю сто раз все проверить заранее, чем совать голову в пасть хмере. Особенно тогда, когда вокруг – целая прорва недружелюбно настроенных нелюдей, часть из которых – весьма неслабые маги с хорошей памятью и которых Таррэн однажды уже поставил на место, а вторая (и большая!) часть – искусные воины, много столетий натаскиваемых исключительно на незаметное убийство. Например, личная сотня вашего Владыки, с которой мне тоже не хотелось бы встречаться без предварительной подготовки и хорошей разведки. Конечно, вероятность обмана невелика, но на то я и Гончая, чтобы учитывать все варианты. Поэтому помолчи, остроухий, и не шебуршись понапрасну – я слушаю.

Линнувиэль заметно помрачнел, но послушно умолк, понимая, что переубедить упрямую Гончую не сможет. Он уже понял – она, если что задумала, непременно выполнит. Тем более, доля правды в ее словах есть: Темный трон – слишком лакомая добыча, чтобы Совет отдал ее так просто. Да не простому эльфу, а Отреченному, рискнувшему разорвать всякие узы с Родом и Правящим Домом. Однако он не мог себе представить, чтобы кто-то (пусть даже весь Совет Старейшин Великих Домов на пару с шестью Хранителями Знаний) нашел бы веский аргумент, чтобы этому воспротивиться. Потому что, во-первых, Таррэн по силе далеко превосходит не только любого Темного мага, но и самого Владыку, и сомнет каждого, кто посмеет заступить ему дорогу. А во-вторых, на данный момент он был единственным на всей Лиаре, кто мог сохранить Темный Лес не только от междоусобиц, но и от вымирания вообще. И Совет, как бы ни был против такого кандидата, не мог этого не понимать, иначе они никогда не решились бы на такой отчаянный шаг, как официальное посольство в Серые Пределы. И уж тем более, не пошли бы на предательство – Таррэн нужен им, как воздух. Всему народу нужен. Без него Род Изиара окончательно прервется, а Родовой Ясень медленно зачахнет, и это будет означать потерю жизни, цели, дома и даже больше. Потому что никому в этом мире не будет больше дела до осиротевших, ослабших, утративших свои позиции эльфов, у которых только и останется, что родовые клинки, потерявшие силу, да умерщвленная вечным позором Изгнания гордость. Совет Старейшин не посмеет обречь свой народ на такой кошмар. Они не позволят нашей расе исчезнуть. Ради этого они смирятся, позабудут про месть и старые обиды. Покорно преклонят колени, с легкостью простят все прегрешения и с облегчением примут любого, кто сумеет совладать с вечным проклятием Изиара. Абсолютно любого, потому что у них просто не будет другого выхода.

Линнувиэль, как Младший Хранитель Знаний, отлично это понимал.

Он тяжело вздохнул и, отойдя в сторону, осторожно присел на кушетку, рядом с молчаливыми собратьями и размышляющим о чем-то Элиаром. Рассеянно взглянул на белоснежные венчики цветов у своих ног и тоже задумался, погрузившись в невеселые мысли целиком. Остальные, включая молодых эльтаров, так же тихо вздохнули. Тогда как Белка, остановившись в центре комнаты бок о бок с Таррэном и снова кинув цепкий взгляд на неуместную рассаду возле одной из стен, озадаченно поджала губы.

– Может, и так, – наконец, оборонила она. – Но фрукты все равно не ешьте. Мне не нравится, как они пахнут.

– Хорошо, не будем.

– А еще лучше – давай переберемся поближе к Тронному залу, чтобы знать, наконец, что нас ждет. Линнувиэль, ты двери открыть сможешь?

– Смогу, – снова покорно кивнул маг.

– Куда именно?

– Куда захочешь.

– И даже в Священную Рощу? – насмешливо хмыкнула она.

– Да. Как скажешь.

– Вот как? – вдруг подозрительно сузила глаза Гончая, незаметно рассматривая необъяснимо спокойное лицо эльфа, излучающее ненормальную доброжелательность и необъяснимую открытость. – А тебе не кажется, что ты стал слишком покладистым?

– Кажется, – с готовностью отозвался Линнувиэль, глядя на нее чистыми глазами. Причем, чистыми настолько, что она еще больше нахмурилась и обеспокоенно поманила его пальцем.

– Та-а-а-к… ну-ка, иди сюда. Хорошо, ближе, еще ближе… открой рот… закрой… подними руки… теперь отдай мне мечи и встань на колени, – а когда эльф без единого возражения исполнил приказ, нехорошо улыбнулась. – Аззар, повтори!

Молодой эльтар, открыто улыбнувшись, опустился на колени и униженно склонил гордую голову, бестрепетно протягивая ей свою родовую пару на вытянутых руках.

– Как интересно… Маликон? Молодец, послушный эльф. Корвин, Сартас, Шранк…

– Хрен тебе, – мрачно показал кукиш Воевода, и она облегченно вздохнула.

– Так, ты в норме. Хорошо. Таррэн?

– В порядке, – немного напряженно отозвался тот, кусая губы от вида стоящих на коленях собратьев, на лицах которых застыло одинаково блаженное выражение, а в глазах поселилась пугающая пустота. – Но, если честно, испытываю сильное желание подчиниться.

– Вот оно что, а я-то голову ломаю… не зря мне тут сразу не понравилось: кажется, у здешних цветочков есть любопытное свойство смирять буйные умы неугодных гостей. Да, думаю, что дело в цветочках – больше просто нечему. А пошли-ка отсюда побыстрее, пока они не запахли чем похуже. Линни, вставай и открывай двери к Тронному залу. Маликон, Корвин – за ним. Аззар, Атталис – держите периметр и никого близко не подпускаете. Сартас пойдет последним. Элиар, ты живой?

– Живой, – послушно кивнул Светлый, и Белка незаметно скривилась.

– Ясно. Иди сюда и не отходи дальше, чем на три шага. Дышать неглубоко и как можно реже, пока я не разрешу, понял? По сторонам смотреть в оба, руки от мечей не отнимать и любое препятствие рассматривать, как превентивную попытку нападения. Линнувиэль, давай!

Хранитель послушно надрезал кожу на левом запястье и сбрызнул кровью ближайшую зелень. Затем что-то невнятно пробубнил, сверкнул глазами, и та, негодующе зашуршав листвой, неохотно подалась в стороны, открывая перед магом абсолютно пустой коридор. Белка поспешно втиснулась, взглядом велев напарнику присматривать за одурманенными какой-то гадостью эльфами, обменялась с Таррэном понимающими кивками, а потом стремительной тенью исчезла. Она неуловимой молнией пронеслась по зеленому лабиринту, безошибочно отыскивая дорогу в запутанном переплетении коридоров и бесконечной череде многочисленных комнат. Ловко избежала встречи с несколькими остроухими стражниками, быстро отыскала укромное помещение с чистой водой. Так же незаметно вернулась и уверенно провела свой слегка пошатывающийся отряд в безопасное место, где не было чарующего запаха и не виднелись никакие цветочки.

– Ох, – поморщился Линнувиэль, когда в лицо ему брызнула ледяная струя. – Белик, ты чего?!

– Умойся! – хмуро велела она, сноровисто поливая остальных.

Перворожденные дружно помотали головами, стряхивая наваждение, и ошарашено воззрились друг на друга.

– Что это было? – неуверенно нахмурился Маликон. – Я все помню, но… не могу сообразить, что на меня нашло.

– Цветочки, – раздраженно рыкнула Гончая. – Чтоб их… не зря они мне знакомыми показались – так у нас в Пределах обычно песчаники развлекаются. Пустят пыль в глаза, голову задурят, а потом спокойненько принимаются пировать – от их яда жертва не только теряет способность сопротивляться, но еще и укладывается сама в нужную позу, чтобы этим гадам было удобнее. Мы-то со Шранком привычные, а вот вам досталось по полной программе. Линни, ты все еще считаешь, что нам в Чертогах рады?

Младший Хранитель поджал губы, но возразить было нечего.

– Откуда тутвзялись песчаники? – мрачно поинтересовался Корвин, отирая мокрое лицо.

– Ниоткуда. Зато некоторые яды имеют схожие свойства. Запах-то мне и не понравился. Чую, что что-то знакомое, но он был так слаб, что я едва не ошибся. Интересно, у кого хватило наглости сделать так, чтобы нас отвели именно в ЭТУ комнату? А, Линни? У тебя есть предположения? Давай, не молчи – я хочу услышать это от тебя.

Перворожденные, переглянувшись, быстро отвели глаза.

– Ли-и-инни… не заставляй меня повторять дважды. Ты же знаешь – я этого не люблю. Может, вернуть тебя обратно и заставить подышать еще?

– Нет. Все приказы внутри Чертогов отдаются только Владыкой Л'аэртэ, – неохотно ответил эльф, и она жутковато улыбнулась, выразительно проведя рукой по своему "талисману". – А в его отсутствие – тем, кому он передал свои полномочия.

– Пр-р-авильно, мой остроухий друг. Хор-р-ошо, что ты это понимаешь.

– Белик…

– Молчи. Мне не нужны ничьи оправдания.

– Но я…

– Уже заткнулся, – ласково промурлыкала Гончая, рассматривая его из-под опущенных ресниц, как готовый к прыжку хищник. А потом неуловимо быстро сдвинулась к Таррэну и цепко поглядывающему по сторонам Шранку, возле которого напряженно замер поразительно быстро пришедший в себя Элиар. – Нас позвали сюда для до-олгого разговора, и этот разговор, я вас уверяю, обязательно состоится. Так или иначе, но я получу ответы на свои вопросы. А если кто не согласен, может выражать свое мнение на ближайшем кладбище… Здесь слишком много непонятного. Слишком много странностей. Слишком грубые следы и совсем уж глупые попытки нас остановить. Мне не нравится такой прием. Но еще больше не нравится то, что творится вокруг. Поэтому, Линни, мы пойдем туда и спокойно спросим об этом первоисточник. Сами. Так, как умеем и посчитаем нужным.

– Ты обещал мне! – прошептал Хранитель, со смешанным чувством следя за кружащей вокруг него Белкой, что вдруг стала до боли похожа на дикую кошку – такая же гибкая, грациозная, смертельно опасная. Обманчиво мягкая и умеющая напугать до дрожи.

– Да, мы обещали, – мурлыкнула она. – Слово не будет нарушено. Но я ОЧЕНЬ хочу знать, для чего нас заманили сюда. Зачем вынудили покинуть Серые Пределы, в которых мы были надежно защищены от вашего вмешательства. Что нужно Темному Лесу, в котором нас только что пытались превратить в послушных болванчиков. И для чего твоему Владыке вдруг понадобилось собрать в одном месте ВСЕХ Л'аэртэ. Одновременно.

Линнувиэль ощутимо вздрогнул, с полуслова поняв все остальное. Судорожно сжал кулаки и стиснул зубы, чтобы не выдать бурлящие внутри эмоции, среди которых как набатом звучал трезвый голос разума, слишком хорошо помнящий легенду о Девяти Кругах Жизни. Он прерывисто вздохнул, напрягся, когда она скользнула ему за спину, но потом вдруг опустил сведенные плечи и, коротко взглянув на окаменевшие лица сородичей, твердо сказал:

– Я тоже хочу это знать. Поверь. И сделаю все, чтобы выяснить правду.

"И мы", – мрачно переглянулись эльтары, а их командиры согласно кивнули.

– А вы уверены, что действительно этого хотите?

Корвин без промедления кивнул.

– Маликон?

– Да. Мне не нравится, что кто-то желает сделать из нас дураков.

– Послушных дураков, – проворчал Аззар, неприязненно передернув плечами. – Я бы многое отдал за то, чтобы выяснить, какая сволочь направила на нас эту пыльцу. Может, Владыка и решил от нас избавиться, но я хотя бы хочу знать, почему.

– Не считай нас тупыми исполнителями, Белик, – насупился Линнувиэль. – Да, ты прав: нас отправили в Пределы ради Таррэна и его силы. Нам было велено сделать все, чтобы попытаться его вернуть. Нам запретили вступать в конфликты со Стражами и другими смертными, велели смирить гордость. От нас потребовали клятву на крови, что все будет исполнено в точности. И мы исполнили. Но теперь вернулись и вдруг застали Чертоги совсем не такими, какими оставляли когда-то. Что-то изменилось в воздухе, Белик. Мы тоже это чувствуем, потому что никогда прежде Владыка не действовал так открыто – для этого он слишком мудр. Конечно, может, все и изменилось. Может, в преддверии Ухода он стал другим, но… мы хотим знать правду.

– А если она окажется слишком неприглядной? – вкрадчиво шепнула Белка над самым ухом молодого Хранителя. – Что, если она тебе не понравится? Сможешь ли ты отстраниться от прошлого? Сумеешь ли принять настоящее? Предугадать будущее? Сумеешь ли поступить вопреки прежним принципам? Отказаться от сомнений? От Рода и Дома, если это потребуется ради ТАКОЙ правды? Что, если тебе придется выбирать, Линнувиэль?

Темный эльф медленно опустил веки, стараясь отстраниться от ее нежного запаха. Пытаясь не поддаться магии этого голоса. Быть стойким, сильным и ничем не показать, насколько трудно стоять рядом с ней вот так – почти чувствуя ее всем телом, но не смея даже прикоснуться.

– Я готов.

– Неужели? Тогда скажи мне, Хранитель: что для тебя важнее? Долг, честь, кровные узы? Ты не думал, что от чего-то из этого придется отказаться? Что, если тебя заставят выбирать между жизнью и смертью? Если на одной чаше весов окажется жизнь тех, кто тебе дорог, а на другой – жизни всех остальных? За любой выбор потребуется платить…

Он снова вздрогнул, но с каждым словом все больше чувствовал, как вязнет и пропадает в ее странной силе, растворяется в какой-то бездне, действительно теряя себя, но и обретая взамен что-то новое. Что-то такое, чего никогда прежде не знал.

– …боюсь, тебе все равно придется кого-то предать. Нас, Корвина, Маликона, Владыку… быть может, даже себя? Или друзей? Родных? Свой народ?.. Выбор неизбежен, Линни. Так же неизбежен, как восходы и закаты, рождение и увядание, как жизнь и смерть. Что же ты выберешь? На чью сторону склонишься? Кого предпочтешь, если нам сегодня придется стать против твоего повелителя? Или твоего народа? Ты все еще хочешь узнать правду?

– Не знаю, – наконец, хрипло прошептал Линнувиэль.

– Вот видишь, – неожиданно мягко укорила Гончая, милосердно отстраняясь. – Ты все еще полон сомнений, эльф. Ты не готов к переменам. Твои чувства разрозненны и противоречивы. Ты растерян и сбит с толку, а значит, все еще слаб и не способен к настоящему бою. Ты до сих пор не видишь своего истинного врага и, судя по всему, вряд ли отыщешь его сегодня. Не ходи в Тронный зал, молодой Хранитель. Это не твой день. И не твой бой. Потому что, к сожалению, ты так и не сумел понять самого главного.

– Чего именно?

Она странно улыбнулась.

– Того, что есть вещи, без которых даже твоя долгая жизнь станет абсолютно бессмысленной.

– Я не отступлю.

– Упрямый, значит… ты ведь не откажешься? И остальные тоже?

– Нет. Мы с вами.

– Хорошо, – неожиданно согласилась она. – Отговаривать больше не буду. Но помни, друг мой: сегодня ты можешь потерять гораздо больше, чем когда-либо думал. И я не о твоей жизни говорю. Устроит тебя такая цена?

Линнувиэль невесело улыбнулся и вместо ответа открыл нужную дверь.

Глава 18

В Тронный зал они вошли тесно сплоченной группой. Не испуганные, но готовые ко всему. Сосредоточенные, собранные, умело прикрывающие друг друга от любых неожиданностей, вплоть до внезапного нападения или предательской магической атаки. Шли ровно, подчеркнуто в стороне от сопровождающей дворцовой стражи, на которую наткнулись буквально на выходе из коридора. Настороженно посматривали по сторонам, чутко ловя каждый лишний шорох, и внимательно отслеживали каждое движение знатных сородичей, уже привычно толпящихся вдоль пустых стен. Под безмолвный ропот миновали приглашающе распахнутые двери, встали в центре Тронного зала и выжидательно застыли, будто не в родных Чертогах, а на вражеской территории.

Весть о прибытии Линнувиэля молниеносно облетела Темный Лес еще несколько часов назад, когда в его пределах оказалась высокородная леди Мирена в сопровождении одного из Патрульных. Эта новость заметно всколыхнула Священную Рощу, произвела настоящую бурю среди тех, кто хоть немного представлял себе истинное положение дел, заставила Совет Старейшин отложить важные дела, а Хранителей – срочно поспешить на поиски своего повелителя, чтобы как можно быстрее решить этот животрепещущий вопрос. Владыка Л'аэртэ уже давно повелел будить его в любое время дня и ночи, если Линнувиэль пришлет от себя весточку, и об этом тоже хорошо знали. Поэтому сегодня Тронный зал был взбудоражен, взволновал и полон, как никогда. А едва в проеме показались долгожданные послы, в них буквально воткнулось такое количество пристальных взглядов, что менее стойкие гости могли бы пошатнуться. Да только не на тех напали: вошедшие были полны решимости выяснить источник нехороших перемен в своем доме. А также то, по какой причине их, высших эльфов, вдруг попытались не просто убить на месте (это было бы не так оскорбительно), а самым дерзким образом хотели превратить в каких-то марионеток. В болванов переделать! В безмозглых идиотов, готовых кивать на любой правильно заданный вопрос. И их настрой хорошо чувствовался – в напряженных позах, в прищуренных глазах, в том, как они встали, инстинктивно прикрывая друг друга. В том, как умело охватили вниманием весь немаленький зал и с плохо прикрытым подозрением поглядывали по сторонам. Точно так же, как сейчас отовсюду посматривали на них самых. И была во встречных взглядах такая гремучая смесь любопытства, нетерпения и неприкрытого раздражения (еще бы! столько волнений в такую рань!), что Таррэн не сдержал усмешки: надо же, сколько нынче внимания нашим персонам! Такого ажиотажа он не помнил даже тогда, когда во всеуслышание заявил об Отречении и дерзко обрубил свою ветвь у Родового Ясеня. Видать, сильно их припекло, раз даже Совет Старейшин заявился сюда ни свет ни заря в полном составе. Вон, как таращатся – все десятеро глав Высших Домов, включая упрямого отца Мирены и ближайших родственников Корвина, Маликона и их эльтаров.

Но кто из них все еще верен трону?

Вот в чем вопрос.

При виде вооруженных смертных, спокойно осматривающихся в самом средоточии власти Перворожденных, у многих эльфов непроизвольно поджались губы, а на красивых лицах появились презрительные гримасы. Однако присутствия Младшего Хранителя Знаний оказалось достаточно, чтобы даже самые недовольные оставили свое мнение при себе и не пытались зацепить суровых Гончих оскорбительным намеком. Приходилось терпеть до разъяснения ситуации, напряженно гадая, почему вместо лорда Торриэля здесь оказались эти двое выскочек, не питающих к бессмертным совершенного никакого пиетета. Впрочем, Белку чужие переживания волновали мало – мазнув по незнакомым физиономиям рассеянным взглядом и мгновенно углядев пустующий трон, она словно ушла в себя, на какое-то время просто отключившись от внешних раздражителей. Владыка еще не соизволил прийти, Хранители тоже не появились, а значит, все остальное пока не имело значения. Так что она преспокойно уселась на мягкую траву, проигнорировала возмущенный ропот сразу на несколько десятков голосов и, прикрыв глаза, глубоко задумалась. А Шранк загородил спиной, чутко оберегая ее покой от постороннего вмешательства, и этим снова неуловимо напомнил эльфам большого, взъерошенного, свирепого пса, готового в любой миг схватиться с огрызающейся стаей диких волков.

– Что-то народу сегодня многовато, – скупо заметил Маликон, делая вид, что не замечает недвусмысленных знаков отца, требующего подойти и доложить о результатах немедленно. – Кажется, сюда только ленивые не пришли.

– М-да, – хмыкнул Корвин. – Мы с тобой нынче в большой цене.

– А когда это нас не ценили?

– Ну, судя по тому, что за лордом Таррэном отправили именно нас… знаешь, я даже начал сомневаться, что раньше был по-настоящему замечен. Результат ведь мог быть гораздо плачевнее, а мы вполне могли не вернуться. Верно, Шранк?

– Безусловно, – спокойно кивнул Воевода, возвышаясь над сидящей Белкой непоколебимой скалой. – Я бы на месте Таррэна вовсе вас на Заставу не пустил. Вам невероятно повезло, что наш Белик так любопытен, а этот остроухий…

– Сейчас обрежет чей-то длинный язык! – свистящим шепотом пообещал Таррэн. – И это будет гораздо милосерднее того, что с тобой сделает твой Вожак, если ваша болтовня собьет его с важной мысли!

– Извини.

– Торк! В первый раз, что ли?! Забыл, как это отвлекает?!

– Нет. Сказал же: извини.

– Да заткнитесь вы, наконец!! – не открывая глаз, рыкнула Белка. И, кажется, сделала это слишком громко, потому что в Тронном зале неожиданно наступила гробовая тишина. Такая внезапная и звенящая, что она невольно отвлеклась от тягостных размышлений и непонимающе завертела головой. Правда, ничего необычного вокруг себя не увидела: окруженная со всех сторон неловко отвернувшимися эльфами, Гончая из своего приземленного положения смогла рассмотреть только девять пар запыленных сапог, безжалостно топчущих зеленый ковер, да столько же пар ног, укрытых чуть не до пяток длинными темными плащами, за которыми и пропадало все дальнейшее обозрение. Иными словами, рослые спутники просто заслонили ее собой. Более того, их голоса немедленно смолкли, послушно прекратив препираться, а черные головы – все, как один, одновременно повернулись куда-то в сторону.

Снаружи торопливо прошуршали неслышные шаги.

– Высокородный ллер Линнувиэль лерре Л'аэртэ! – взлетел под самые своды чей-то звонкий голос, – Младший Хранитель Трона, официальный посол в Интарисе, полномочный представитель Темного Леса в Серых Пределах, доверенное лицо и личный помощник Владыки просит личной аудиенции!

Линнувиэль сделал шаг вперед и, почтительно склонив голову, опустился на одно колено.

– Высокородный ллер Сартас, первый локквил Дома Таррис, эль-алтар Первой Сотни, официальный посол в Интарисе и Подгорного Царства, первое доверенное лицо и личный помощник Владыки просит слова для своего повелителя! Высокородный ллер Корвин, первый локквил Дома Аларон, эльтар-рас Первой Тысячи, первый советник трона просит соизволения присутствовать! Высокородный ллер Маликон, первый локквил Дома Урриал, эльтар-тар Второй Тысячи, второй советник трона также просит соизволения присутствовать! Высокоуважаемый ллер Атталис, пятый локквил Дома Хаттарин, второй эльтар Первой Тысячи и высокоуважаемый ллер Аззар, третий локквил Дома Истарре, второй эльтар Второй Тысячи, испрашивают разрешения остаться возле Темного трона!..

Белка ошарашено моргнула, когда ее спутники начали по очереди опускаться, склоняясь в почтительном поклоне, и один за другим застывали в позе полного подчинения Темному Владыке. Тем самым молча признавая его право и… открывая ее для нескольких десятков любопытных взоров! Словно на людной площади в жаркий полдень, где истово верующие вдруг увидели своего бога и принялись повально принимать все ту же позу смирения, выпятив сухощавые зады и опустив зеленые очи до полу. Потому что на данный момент в переполненном Тронном зале все до единого Перворожденные очутились на коленях. Кроме Таррэна, Элиара и Шранка, разумеется, которые неожиданно оказались единственными, кто не подчинился, а потому молниеносно притянули к себе яростные взгляды со всех сторон.

– Высокородный ллер Элиар сарт Эллираэнн, Старший Хранитель Трона, Первый Советник и личный посланник Светлого Владыки!..

– К`с-саш!! – негромко прошипела Гончая, запоздало сообразив, что Темный трон больше не пустует, а народу впереди заметно прибавилось. – Как же не вовремя приперлись! Всего-то минутка осталась, а эти гады… иррадэ! Хоть бы немного попозже!

Радостно вещающий глашатай, к счастью, был слишком увлечен расписыванием заслуг Элиара, а потому ее непочтительного ворчания не услышал. Как не услышал этого Владыка Л'аэртэ, Совет Старейшин и шестеро Хранителей в традиционных белых одеждах магов, которые все, как один, тяжело смотрели на дерзких чужаков, отказавшихся преклонить колени перед сильнейшим магом Лиары. Более того, нисколько не смущались, не боялись открыто смотреть в ответ и совершенно не желали соблюдать веками существующий ритуал.

Хранители, правильно расценив пренебрежительный кивок Шранка, опасно сузили зеленые глаза и нехорошо поджали губы: очень, очень глупо раздражать Перворожденных в их доме. Однако длилось это молчаливое противостояние недолго, потому что скрытый плащом Таррэн привлек их внимание гораздо больше, поскольку не просто смел стоять в присутствии Владыки эльфов, но еще и вызывающе демонстрировал потертые ножны с мечами, которые по регламенту чужаки вообще не имели права вносить в Тронный зал.

– …Вышеперечисленные ллеры смиряются перед величием и силой Темного Владыки и униженно просят их выслушать! – наконец, закончил длинную, никак не соответствующую действительности речь глашатай (ага, так мы и смирились!) и незаметно перевел дух.

– Мой лорд… – взволнованно начал Линнувиэль, но повелитель эльфов коротким знаком заставил его осечься, а потом обратил величественный взгляд на незнакомые лица.

В отличие от Хранителей, Владыка Л'аэртэ вовсе не выглядел сердитым, раздраженным или оскорбленным неподобающим поведением смертных. Напротив, чужой бесцеремонности словно не заметил. Коленопреклоненных эльфов просто пересчитал по головам, дабы убедиться – все посольство цело и невредимо. Невозмутимому Шранку, что возвышался над ними подобно вековой скале, даже чуть кивнул, показывая, что узнал и вспомнил. Светлого внимательно изучил и удовлетворенно показал, что признателен за своевременный отклик на свой Зов. Затем с едва уловимым нетерпением оглядел склоненные головы эльфов, мазнул рассеянным взглядом по смутно знакомой каштановой макушке, хмыкнув про себя от забавной мысли, что в таком положении (а именно – сидя на заднице, по-детски скрестив ноги) его еще никогда не приветствовали. Тем более, люди! А потом в упор взглянул на закутанную в плащ фигуру и радостно вздрогнул: она была высока для смертного и чересчур широкоплеча для Перворожденного. Сильная, уверенная в себе, знакомая до боли… точно такая же фигура, что появилась в этом дворце полтора месяца назад, повергнув в шок присутствующих и вызвав среди эльфов настоящий переполох.

И вот сейчас он снова стоит напротив. Снова упрямо не желает покоряться правилам, хладнокровно игнорирует все запреты. Молчит, выжидательно смотрит, уступая право первого вопроса старшему в Роду, и совсем не выглядит встревоженным. Неужели?!.. Нет, Тирриниэль не мог ошибиться, просто не должен, потому что это не мог быть никто иной, как самый желанный гость в Чертогах. Тот, которого он почти не надеялся увидеть!

В раскосых глазах Владыки промелькнула безумная надежда, а руки стиснули подлокотники с такой силой, что оставили на неподатливом дереве внушительные отметины. Эльф даже вперед подался, чтобы убедиться окончательно, и совсем не старался скрыть, насколько его взволновала неожиданная догадка.

– Торриэль? – хрипло спросил он в звенящей тишине, с бьющимся сердцем всматриваясь в непроглядную тень, легшую на знакомое до боли лицо. – Торриэль? Это ты?

Таррэн, кивнув, спокойно откинул капюшон.

– Здравствуй, отец. Кажется, ты забыл, что я больше не ношу это имя?

По Тронному залу пробежал взволнованный шепоток, свидетельствующий о том, что Перворожденные тоже его узнали. А Владыка жадно уставился на возмужавшего, обретшего удивительную силу сына. Смотрел на него, слабо улыбался, чувствуя, как потеплело в груди, и словно не верил своим глазам. Торриэль… действительно Торриэль! Все такой же уверенный в собственной правоте, не уважающий старые традиции, такой же ровный в эмоциях, как всегда. Невероятно могучий после объединения с силами Лабиринта. Поразительно ловкий, опытный и смертельно опасный. Закаленный в трудностях. Выкованный ими, будто его знаменитые парные клинки. По-прежнему молодой, невероятно гибкий и, одновременно, несгибаемый. Удивительно бесстрастный, но и потрясающе красивый, как и положено истинному потомку Изиара. Вот только глаза его все еще холодны, как лед, неприветливы, суровы и полны скрытого вопроса: мол, что тебе нужно?

Лицо Тирриниэля осветилось неподдельной радостью.

– Сын мой… наконец-то…

Таррэн подавил тяжелый вздох: отец выглядел гораздо хуже, чем он предполагал. Уход близко – Владыка уже едва держится, хоть и старается не показывать, насколько ослаб. Его некогда мощная аура заметно потускнела, будто ее высасывали вместе с жизнью. Абсолютно седые волосы красивыми волнами лежали на похудевших плечах. На все еще изящных руках проступили синеватые нитки вен, черты лица резко заострились, кожа истончилась и высохла. Плохо… очень плохо. Темная Бездна! Куда подевалась стальная жесткость в его глазах? Где прежнее высокомерие и презрение к тем, кто хоть немного слабее? Где надменность сильнейшего? Куда исчезла привычная властность? Там даже вечного Огня больше не было! Вообще ничего, что горело раньше! Только бесконечная усталость, как от невидимой, но тяжкой ноши, неимоверная слабость и обреченное смирение: Владыка эльфов слишком близко подошел к краю, чтобы остаться прежним. Однако, вместе с тем, было в его глазах и неимоверное облегчение, искренняя радость от встречи, а еще – немного диковатая надежда, от которой молодому лорду стало сильно не по себе.

– Сын мой… ты все-таки пришел!

– Ты звал, – чуть пожал плечами Таррэн, стараясь не показать, до какой степени поразило его плачевное состояние отца. – Я не мог не прийти.

От Хозяина Серых пределов не укрылся беспокойный взгляд, брошенный Аттарисом на побледневшее лицо повелителя. Он успел заметить, как дернулся в ту же сторону Иттираэль, явно не желая, чтобы излишние потрясения вдруг ускорили неизбежный процесс. Он даже увидел, как осветились лица Совета Старейшин и, особенно, главы Дома Маллентэ, осознавшего в этот миг, что надежда действительно есть. А потом подметил беспокойно выглядывающую из толпы Мирену и перевел дух: добралась, живая, невредимая, а сейчас находится под надежной защитой. Что бы сегодня ни случилось, ллер Виллартэ не даст свое сокровище в обиду – дочь у него осталась всего одна.

В Тронном зале вновь воцарилась неестественная тишина. Перворожденные, получив незаметный знак, бесшумно поднялись с колен, с нескрываемым изумлением рассматривая Отреченного, осмелившегося вернуться в Чертоги. Хранители старательно скрывали удивление в раскосых глазах. Иттираэль незаметно покусывал губы, настороженно поглядывая на Стражей и всем существом чуя, что этот молчаливый тип со скрещенными на груди руками не просто так явился сюда вместе с молодым лордом. Что он не испугается даже бессмертных магов и, если потребуется, будет защищать близкого друга до последнего вздоха. Тем самым наверняка сумев изрядно сократить поголовье эльфов в этом отдельно взятом Лесу. Страшный человек, страшной силы. С ним придется быть осторожным… Иттираэль, поймав оценивающий взгляд Стража, неприязненно передернул плечами: помнил его еще по Аккмалу.

Тем временем, Владыка Л'аэртэ все еще собирался с мыслями, явно не зная, с чего начать тягостный разговор. Таррэн терпеливо ждал, пока он решится. Элиар, выпрямившись во весь рост рядом с побратимом, цепко поглядывал по сторонам, словно отовсюду ждал подвоха. А замершие в центре зала "послы" не рискнули даже головы поднять, потому что находиться перед грозными очами повелителя следовало только так – смиренно преклонив колени и не смея смотреть ему в глаза. По давней, освященной веками традиции, дошедшей еще со времен Изиара.

В оглушительной тишине Белка вдруг гибким движением поднялась рядом с напарником и неприязненно покосилась на сгорбленные спины попутчиков.

– Знаешь, Линни, – задумчиво бросила в пустоту. – Я, конечно, понимаю, что ты привык отсвечивать задницей перед своим повелителем: этикет, порядки и все такое. Но, ей богу, если ты сейчас же не прекратишь это делать, я по ней двину. Ногой. Честное слово. Кстати, Маликончик, ты следующий, а за тобой получат все остальные, потому что ваши зады – вовсе не то зрелище, на которое мне бы хотелось любоваться ранним утром. Все поняли? Считаю до трех – кто не встал, я не виноват.

– Белик… – укоризненно покосился Линнувиэль.

– Три! – бодро заявила она и под десятками остановившихся взглядов красноречиво занесла ногу.

– Нет! Не надо! – Хранитель непростительно живо развернулся, одновременно принимая вертикальное положение и справедливо полагая, что у нее хватит наглости опозорить его перед всем Лесом.

Гончая удовлетворенно кивнула.

– Молодец. Правильно понимаешь: Владыка со своим Огнем далеко, а я туточки, под боком. И мне глубоко плевать на ваши порядки. Так что готовьтесь, братцы-кролики – я уже иду к вам!

– Перестань, – поморщился Сартас, со вздохом разгибаясь и виновато косясь на странно закашлявшегося повелителя. – Простите за дерзость, мой лорд, но это маленькое чудовище умеет делать гадости, а я бы очень не хотел, чтобы он по привычке исполнил задуманное и прямо на ваших глазах…

– Надрал бы тебе зад, – хмыкнул Шранк, демонстративно складывая руки на груди.

– Да, я… хорошо понимаю тебя, – снова отчаянно закашлялся Тирриниэль. – Мое уважение Гончим и их Вожаку. Рад видеть прославленных воинов в Темном Лесу и прощаю вам эту дерзость. Но только потому, что своими глазами видел, на что вы способны. Линнувиэль, развернись, пожалуйста.

Младший Хранитель вспыхнул до корней волос и поспешно повернулся к грозному Владыке лицом, чтобы тот не оскорбился на недолгое лицезрение чужого тыла. Белка на это только усмехнулась и, бесцеремонно пихнувшись, выбралась вперед. После чего расставила ноги пошире, уперла кулачки в бока и, состроив скептическую гримаску, небрежно кивнула.

– Ну, здравствуй, остроухий. Давно не виделись. Я гляжу, у тебя опять неприятности?

Шестеро Хранителей дружно вздрогнули и едва не отступили на шаг, попав под сдвоенный удар ее хищно прищуренных глаз. И неудивительно: в них невозможно было смотреть спокойно – они поражали, манили и, одновременно, пугали своей бешеной зеленью. Настораживали и привлекали, ломали волю, безжалостно топтали душу. Двадцать лет назад, когда завершалась история с Ключами и Амулетом Изиара, все до единого Хранители присутствовали на Большом Совете в Аккмале и прекрасно помнили, что там умудрилась натворить эта лихая парочка Гончих. А теперь увидели этот ходячий кошмар снова и внутренне содрогнулись: Шранка было сложно забыть. Более того, они успели вспомнить его нечеловеческую быстроту, скорость и поистине дьявольское умение отнимать жизни даже у Перворожденных. А потому беспокойно заерзали, занервничали и выразительно покосились на своего лорда, который единственный был способен на равных поспорить с этими исчадиями Проклятого Леса.

Тирриниэль неожиданно поднялся.

– Здравствуй и ты.

– Ого, – удивилась Белка, когда он, презрев все законы и правила, вдруг коротко поклонился. – Никак, вспомнил меня, ушастый? Узнал, хоть мы виделись совсем недолго? Что ж, хвалю.

Из-под стен донесся дружный стон ужаснувшихся от такого святотатства эльфов, но ни он, ни она, ни Таррэн не обратили внимания. А их недавние попутчики вообще пропустили смертельное оскорбление мимо ушей и сделали вид, что так и надо.

– Узнал, конечно, – мягко улыбнулся Владыка, медленно подходя и с нескрываемым удовольствием изучая ее красивое лицо. – Тебя трудно не узнать, маленькая Гончая, и я искренне рад, что увидел тебя снова. Более того, я глубоко признателен за то, что ты все еще бережешь моего сына. И искренне поражен тем, что вы совсем не изменились за прошедшие двадцать лет… кстати, мне показалось, или раньше у тебя были другие глаза?

– Может, и были, – без тени улыбки кивнула Белка. – Зачем звал?

– По делу.

– Да? То, что ты хреново выглядишь, имеет к этому отношение?

– Разумеется. Торр… прости, Таррэн… наверное, мне следовало найти тебя раньше? Но я, признаться, до последнего сомневался, что ты откликнешься на Зов.

– Может, и не откликнулся бы, если бы не стая, – хмуро просветил его молодой лорд, слегка удивившись необъяснимой покладистости всегда упрямого, черствого и гордого сверх меры отца. Он даже на Совете не позволял себе так разговаривать! А тут, при полном скоплении народа, в присутствии Хранителей, Светлого, Гончих… неужели все ТАК плохо?! Неужели он сдался?!! Неужто опустил руки?!!!

Таррэн осторожно посмотрел внутренним взором и прикусил губу. Да, кажется, дела обстоят не просто плохо, а ОЧЕНЬ плохо: собственных резервов у него почти не осталось. Амулет-накопитель в Венце Силы еще заряжен до упора (интересно, у кого хватило на это сил?), аура пока чистая, без дыр, но такая слабая, что сразу становится понятным – держится на последнем издыхании. Еще немного, и она начнет расползаться быстрее, чем после уничтожения родового перстня. Хватит даже слабого толчка, чтобы она окончательно и в считанные дни угасла.

– Проклятие… насколько далеко все зашло? Сколько у тебя осталось времени?

– Немного, – спокойно сообщил Тирриниэль. – Неделя. Может быть, две, не больше. И то, при условии, что я никогда не коснусь Огня Жизни. Иттираэль подтвердит.

– Сам вижу, без него. Что ты успел сделать?

– За двадцать-то лет? Конечно, все, что мог. От простого закаливания до прямой подпитки.

– Сколько лет?! – невольно вздрогнул Таррэн, и Владыка неловко отвел глаза.

– Много, сын мой. Гораздо больше, чем я надеялся пережить, но меньше, чем мне бы хотелось.

– И ты только сейчас об этом говоришь?!

– Я… в прошлый раз мы не слишком хорошо расстались, чтобы я мог рассчитывать на твою помощь, – неслышно уронил Тирриниэль, и молодой лорд снова вздрогнул, расслышав в его сильном голосе бесконечную печаль и неподдельное сожаление. – Я был слишком резок, многого не понимал. Совершил много ошибок: и двести лет назад, и гораздо раньше, когда обрек тебя на… наверное, я был слишком… Владыкой? Прости. Я не услышал тебя в Священной Роще, когда ты уходил, и не понял позже, когда ты все-таки решил вернуться. Не думал, что ты способен стать чем-то большим, чем просто младший локквил, лишенный наследства и права на жизнь. Прости, сын. Моя вина в том, что случилось. На мне лежат те истраченные жизни. Уход – это моя кара за совершенное преступление, и я не стану перекладывать ее на твои плечи. Это только мой долг и моя ноша, которой ты не заслужил.

Таррэн вдруг нехорошо сузил вспыхнувшие алыми огнями глаза.

– И поэтому решил, что лучше тянуть до последнего? До того времени, когда изменить ничего нельзя?!

– Уход и тогда нельзя было отменить, – совсем тихо отозвался Владыка. – Я всего лишь не хотел тебя тревожить.

– Иными словами, ты посчитал, что лучше умереть, чем попросить о помощи!

– Нет, – тронула благоверного за рукав Белка. – Он по глупости своей посчитал, что со всем может справиться сам.

– И как? Справился?!

– Таррэн…

Молодой лорд сжал зубы и неохотно погасил загоревшийся от гнева кулак. А потом покосился на тревожные лица вжавшихся в стены сородичей, заметно обеспокоившихся Хранителей, поймал умоляющий взгляд Линнувиэля и окончательно пришел в себя. В конце концов, в чем-то отец прав – Уход действительно не остановишь, как не остановишь мягкую поступь Ледяной Богини, услышавшей чью-то Песнь. Рано или поздно она все равно придет за своей жертвой, и удержать ее по ту сторону не сможет ни один расчудесный маг. Тирриниэль всего лишь не желал пугать его раньше времени. Не хотел жалости. Не искал помощи. И только сейчас, когда в запасе не было даже лишнего дня, все-таки решился на трудный разговор.

Знать бы, чего ему стоило так долго молчать. И чего стоило заговорить сегодня первым.

– Торково копыто! – выдохнул Таррэн, отчетливо понимая, что на короткое "прости" отец наверняка собирал по крупицам все мужество, которое еще оставалось. Даже для того, что уже было сказано, он потратил весь свой запас воли и красноречия. Признал, что неправ, искренне сожалеет и просит прощения. Он просто не умел по-другому, не мог пересилить собственное упрямство раньше, но… к'саш!! Почему же мы начинаем учиться только на пороге смерти?!!! Почему понимаем важное и отодвигаем в сторону обиды, нашу уязвленную гордость и ненужную спесь лишь тогда, когда в спину уже дышит равнодушный холод свежевырытой могилы?!! Почему для нас только смерть оказывается тем неотразимым аргументом, который вынуждает пересматривать старые принципы? Почему ее холодная улыбка делает намного больше, чем вся красота и многообразие жизни? Почему мы даже собственных детей пытаемся понять лишь в последние дни и часы, когда только и осталось, что сожалеть, потому что по-настоящему мы ничего уже изменить не в силах?!

ПОЧЕМУ?!!!

"Потому что всем нам нужно прощение, – молча ответил ему Тирриниэль. – Всего лишь отпущение грехов, которое позволит спокойно уйти. Да, это – немного для тех, у кого нет иного выбора, но невероятно важно для меня, потому что другого мне ТУДА не унести. Это так просто… и так дико тяжело – просить прощения, мой мальчик. А мы слишком редко находим в себе силы, чтобы успеть это сделать при жизни. Жаль, что я решился так поздно".

– Прости, сын мой. Я звал тебя, чтобы сказать, в первую очередь, именно это. Прости мою ошибку и, если сможешь, пойми.

Таррэн удивленно дрогнул, но в глазах отца, против ожиданий, не увидел ни лжи, ни толи�