Если ты меня любишь [Мышь88] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Если ты меня любишь

Глава 1. Мы не меняемся.

"Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что если не любил,

Значит, и не жил, и не дышал…"

В. Высоцкий.
Ему нравилось путешествовать в одиночку. По правде сказать, он еще никогда этого не делал, но был уверен на все сто, что ему понравится. Горная местность его принципиально не привлекала, море — тем более, и он мечтал уехать в один прекрасный день в какую‑нибудь деревню, самую настоящую деревню, с маленькими домиками, низкими оградами, множеством деревьев и озерцом или, на худой конец, прудом неподалеку. Как раз это было в данный момент совершенно невозможно. Речь шла о том, чтобы исполнить предыдущую мечту, а следовательно, вторая, хоть и не самая глупая и несуразная в мире, должна была подождать. Если его дело выгорит, никто уже не сможет потом сказать, что в таких случаях нужно непременно поднимать белый флаг.

Грабить отечество — это, своего рода, преступление, но все‑таки: как же иначе выкупить родовое поместье с его обширными окрестностями? Альтруизм и честность, если на то пошло, давно не в моде, так к чему петь им дифирамбы и жить на жалкие остатки былой роскоши? Да еще и помощи у кого‑нибудь просить? Нет уж, к черту все эти сомнения, настало время действовать!

Кофе был почти готов. Он не добавил в него ни молока, ни сахара, за отсутствием этих основных продуктов питания в течение вот уже двух недель, медленно выпил две чашки, между делом недовольно рассматривая квартиру, точнее, комнату, где ему теперь приходилось жить. Ах да, здесь, должно быть, жил какой‑то деклассированный элемент (каковым он теперь и сам являлся), да еще и с массой вредных привычек: например, бывший обитатель квартиры любил писать на обоях распространенные предложения о своих ежедневных эмоциях по тому или иному поводу, аккуратно раскладывать разнородный мусор по разным углам и коллекционировать перегоревшие лампочки. Даже с помощью волшебной палочки ликвидировать его «шедевры», полные поэтического жара, не удалось: нынешний жилец плохо разбирался в хозяйственных заклинаниях. Впрочем, месяц назад он торжественно пообещал сам себе, что скоро все это кончится.

В дверь постучали. Что, он еще и сам открывать должен? И почему он никак к этому не привыкнет? С глухим бормотанием он подошел к двери и, с трудом справившись с ржавым замком, открыл ее. На пороге стояла светловолосая девушка, с широко распахнутыми голубыми глазами, одетая, как всегда, причудливым образом и, ко всему прочему, державшая в руке маленькое зеркало.

— Что это? — спросил он, без всякого приветствия.

— А, это? Специальное зеркало с ультратонким стеклом — приманка для морщерогих кизляков.

Больше ему ничего знать не требовалось.

— Я сейчас занят, — кратко сказал он и нетерпеливо взглянул на нее.

— Но мы вчера договорились, что…

— Да, да, я знаю, но… Знаешь что, у меня есть дело, очень серьезное и важное, которое может изменить всю мою жизнь, поэтому мне необходимо все продумать, ясно?

— Ты еще не устал от серьезных дел?

Если бы это сказала не она, а, к примеру, Поттер, то он бы дал ему хорошего пинка, не раздумывая. Но с ней все было как‑то иначе, и ему почему‑то не хотелось больше обижать ее. Тем более что он уже успел расстроиться.

— Ну, что ты там стоишь, заходи уже! — он отступил в сторону, и она осторожно зашла в грязный, обшарпанный коридор, сняла свои фиолетовые ботинки и удобно устроилась на диване. На ней была изумрудная мантия без капюшона и удивительные носки пурпурного цвета с лиловыми полосками. Он подумал, что прохожие, должно быть, до сих пор стоят столбняком, после того как это радужное явление прошло мимо них, напевая привычную колыбельную для фестралов.

— Сегодня папа хотел запереть меня дома, не понимаю почему, — пожаловалась она, но ее взгляд при этом был, скорее, отсутствующим, что его тоже не удивляло. — Возможно, он всерьез полагает, что лучше бы мы с тобой не подружились.

«Что само собой разумеется», — с раздражением и отвращением подумал он, именно ее отец всегда являлся камнем преткновения для их общения.

— Я думаю, мы могли бы встречаться где‑нибудь в другом месте, не у тебя, — задумчиво продолжила она. — Я много думала над этим, и знаешь что? Самое подходящее место — дом Джинни, там днем никто не разгуливает.

Она намеренно сказала «дом Джинни», хоть это и было довольно глупо. Дом Джинни! Эта Уизли еще долго не будет хозяйкой этого дома, поскольку проклятый Поттер сильно тормозит. В конце концов, раньше этот дом принадлежал Блэкам, а также его матери. При этой мысли он ощутил ярость: и какого дьявола он должен ютиться в этой дыре, когда…

Она посмотрела на него и неуверенно улыбнулась.

— Мы могли бы прогуляться, если эта идея тебя не вдохновляет.

— Да, это мне куда больше по душе, а теперь… как я уже сказал, мне нужно срочно кое‑что уладить!

— Понимаю. Я с порога поняла, что… что‑то не так.

— Что, например? — напряженно спросил он.

Она вздохнула.

— Ты опять что‑то замышляешь. И тебе очень важно, чтобы никто об этом не знал, я права? Можешь не отвечать, я и так все прекрасно вижу. Мне очень–очень жаль, я и вправду не хотела этого для тебя.

— Что ты плетешь? Или ты хочешь видеть меня работающим? То есть подметающим улицы и моющим машины. Машины маглов, так, что ли? Ах да, как я мог забыть, можно еще чистить метлы и испытывать при этом кучу интересного и позитивного. А может, ты опять споешь мне песню про учебу и книги? Я сыт этим по горло и собираюсь заняться чем‑то стоящим, чтобы ты знала! И я дошел до этого, заметь, без твоих советов!

— Нет, — прошептала она, — я не это имела в виду.

— Отлично, я тоже! — он зашел слишком далеко, и теперь нужно было срочно успокоиться и поговорить с ней по–другому. — Ты есть хочешь? У меня еще остались деньги, мы могли бы…

— Но ты ведь занят, я поняла, мне дважды повторять не нужно, — она легко встала, надела ботинки и мягко прибавила: — На реке я видела двух бранденбургских гарпий, попробую их поймать, может, тогда папа не будет на меня больше злиться! — и она молниеносно испарилась, лишь серебристые волосы блеснули в солнечном свете. Он долго смотрел ей вслед, не закрывая уныло скрипевшую дверь.

А ведь она стала куда лучше выглядеть, по мере развития их отношений. Стала больше следить за собой, даже красилась иногда. Как это раньше он не замечал, что ей, в общем‑то, и не нужна была косметика? Просто она хотела произвести на него какое‑то впечатление, подстроиться под «обыкновенную» девушку. Однако то, что она при этом оставалась необыкновенной во всех отношениях, все равно было заметно при каждом ее слове, взгляде, жесте, шаге… Ему было с ней интересно, хоть он и не смел себе в этом признаться. Она постоянно говорила о столь увлекательных вещах, что они ему даже снились по ночам в самых невероятных интерпретациях. И это притом, что, по большей части, это были всякие абстрактные понятия, фильмы без сюжета, которые она умудрилась когда‑то посмотреть в магловских кинотеатрах, люди, которых он никогда не знал, далекие страны и города, в существование которых она верила. Эта девушка определенно прилетела с другой планеты, а он никак не мог понять, как спустить ее с небес на землю. В конечном итоге, невозможно бесконечно говорить о том, чего никогда не случится, и целые ночи просиживать на берегу какого‑нибудь заросшего пруда, целуясь, не глядя друг другу в глаза, и думая каждый о своем. И все это тянется больше двух лет…

Он почувствовал себя еще хуже. Вряд ли она пожалуется той же Грейнджер, это уже плюс… но было ли дело только в том, пожалуется она или нет? Совершенно ясно, что у него какой‑то неправильный образ мыслей, но что же теперь делать? Подавленный, он закрыл дверь, вернулся на кухню и принялся за очередную чашку кофе, который почему‑то показался ему более горьким, чем обычно. Ну ничего. Нужно было только подождать до завтра, когда ему привезут товар, он знал, что с ним делать, таким образом должна была быть испытана его надежность, а потом… потом он скажет этой никчемной жизни «Прощай!», и даже его отец, со всеми его притязаниями и скепсисом, будет им гордиться.

Неожиданно начался дождь…

— Что ж, значит, первое задание? Тогда желаю вам удачи, мальчики! — широко улыбаясь, сказала Гермиона.

— Это вовсе не так смешно, как тебе кажется! — нервно возразил Рон. — Нас за все три года ни разу не посылали на серьезное дело, понимаешь ли?

— Конечно нет, мы сами на него отправлялись! — Гермиона улыбнулась еще шире.

— Что‑то с ней сегодня не так, — подозрительным тоном заявил Гарри. — Гермиона, давай начистоту, ты знаешь что‑то такое, чего мы еще не знаем?

— Этого ты уж мог бы не спрашивать. Я всегда знаю больше, чем вы оба!

— Это и так понятно, но все‑таки…

— Ничего такого мне не известно, неужели трудно догадаться? Насчет операции знают только несколько человек, думаете, меня стали бы просвещать на эту тему? Я ведь не участвую в ней.

— И к чему такая секретность? Зато мы не имеем представления о том, что надо делать! — выпалил Рон.

— Но нас же тренировали…

— Но не так! Я хочу сказать, у нас в жизни и так было много всякой практики, но такого, чтобы нам надо было кого‑то выслеживать и выяснять, что он делает, с кем встречается и какие заключает сделки… Как‑то это недостойно аврора.

Гермиона прыснула.

— Разные бывают задачи, Рональд, и ничего такого в этом нет. Помнится, в далекой молодости мы выслеживали Амбридж под мантией–невидимкой и кормили всякой гадостью министерских работников.

— Да это же был полный провал!

— Я бы так не сказала. Нам было семнадцать, и у нас не было ни малейшего опыта и профессионализма авроров.

— Не думаю, что теперь мы являемся чем‑то стоящим, — осторожно заметил Гарри, который успел погрузиться в замысловатую брошюру о том, как можно проникнуть в оцепленное здание без всякой маскировки. — Ты, Гермиона, — другое дело, ты так усовершенствовалась в исцеляющей магии, что все целители в Мунго стараются держаться от тебя подальше, я собственными ушами слышал.

— Ну, конечно! Между прочим, они сами каждую неделю просят меня то ассистировать, то принять участие в консилиуме. Не на высшем уровне, конечно, но… и вообще, не морочь мне голову, теперь у нас есть все необходимые знания, чтобы дальше развиваться самим! Я не сомневаюсь в том, что вы справитесь! Начать всегда трудно.

— Спасибо за поддержку, — Рон никак не мог выбраться из своей неуверенности. — У меня голова, как решето, такое впечатление, что там ничто не может удержаться дольше, чем это необходимо для экзамена.

— Милый, ты сам себя неправильно настраиваешь, — Гермиона, устав нянчиться, собрала в сумку нужные книги, чмокнула Рона в щеку и стремительной походкой удалилась в библиотеку.

— Скажи‑ка, — обратился Рон к Гарри, когда Гермиона скрылась из виду, — ты так же нервничаешь, как я, или ты знаешь что делать?

— Точно не второе, но я не нервничаю, честно, — Гарри только пожал плечами. — Нам остается только сконцентрировать все наше внимание на задании, речь, в конце концов, идет о семестровых оценках и нашей профессиональной пригодности, как таковой. Просто на душе как‑то тухло. Я думаю, это из‑за Джинни. Я по ней сильно соскучился, а приходится смириться с тем, что мы увидимся только через неделю.

— Да, мне‑то в этом плане легче, — посочувствовал Рон, — но, с другой стороны, тем радостнее будет встреча.

— Это точно. Она как раз сейчас заканчивает какой‑то мудреный исторический очерк и мечтает о том, чтобы я его прочел, перед тем как она отнесет его в редакцию. Странно, правда? Гораздо логичнее было бы дать его Гермионе.

— Ну да, чтобы она раскритиковала его в пух и прах? Тогда бедная моя сестра никогда в жизни больше не возьмется за перо! — покачал головой Рон. — Гермиона замечательная, конечно, но иногда она перебарщивает, заметь, исключительно из добрых побуждений.

— Пожалуй, ты прав, — усмехнулся Гарри, — но я уж точно не литературный критик.

— Главное, она ценит твое мнение.

— Возможно, она зря его ценит. Знаешь, я целых два года жил относительно спокойно, а сейчас… меня что‑то тяготит. Не могу сказать, что я к этому еще не привык, но это значит, что…

— Дружище, ничего это не значит, просто спокойная жизнь кажется тебе нелогичной, ненормальной. Это не про тебя, короче. Да и все равно она долго не задержится: нас скоро в такой круговорот вовлечет, что держись! А там выпускные экзамены и… вроде как, взрослая жизнь. Страшновато, конечно, но, в конечном итоге, надо относиться к этому спокойно. Рано или поздно это должно было случиться.

— Порой ты рассуждаешь, как мудрец, но почему‑то боишься жалкого задания, — подмигнул Гарри другу. — Мы ведь даже не будем в центре событий. Выслеживание — довольно скучная работа, помнишь, ребята из Пятого Отдела рассказывали?

— А чем там занимается Пятый Отдел?

— Как раз этим. Правда, он выслеживает всякий там внешних шпионов, контрабандистов и прочих любителей приключений. А на нашу долю ничего такого поначалу не выпадет, можно и не надеяться.

— Ты‑то уж точно сделаешь головокружительную карьеру, Гарри.

— Не знаю. Но постараюсь. Трудно стоять на месте, когда столько людей в тебя верит, — Гарри отвел взгляд и для вида опять уставился в брошюрку.

— Кстати, как насчет Хогвартса? — спросил Рон. — Я был бы не прочь смотаться туда на пару дней и…

— Намек понял, только до середины мая об этом и думать нечего.

— Но ты хотел бы?

— Да, я хотел бы посмотреть, как там дела у нашей Alma mater.

— А он тебе что‑нибудь писал?

— Нет, но, знаешь, он вроде не слишком любит письма, и мне нужно лишь подождать окончания учебы. Тогда загляну к нему в первую очередь.

— Каждый раз, когда ты его навещаешь, у тебя такое выражение лица, будто ты вот–вот хлопнешься в обморок.

— Не преувеличивай, Рон. Между прочим, это не так уж легко.

— Представляю. До меня, наверное, никогда не дойдет, как ты умудряешься с ним ладить.

— Я бы не сказал, что мы так уж блестяще ладим, продолжаем постоянно ссориться, правда, в основном, ссорится он, мне уже надоело. Да и не был я там уже давно, — Гарри наморщил лоб, словно отгоняя какую‑то грустную мысль, и посмотрел в окно, на котором играли солнечные блики. — Я и сам себя часто не понимаю, зачем мне это нужно.

Об этом они говорили довольно часто, что сильно раздражало Гермиону. Она считала эти разговоры переливанием из пустого в порожнее и настаивала на необходимости интенсивной подготовки к предстоящему экзамену. Вероятно, ее на самом деле раздражал тот факт, что у молодых людей это был единственный экзамен, в то время как ей, решившейся на другую, более сложную в теории и на практике специальность целителя, предстояло целых пять испытаний в конце учебного года. Поэтому ей приходилось заниматься целыми днями зубрежкой, что, в общем‑то, было для нее вполне привычным занятием, но обостренное чувство справедливости заставляло ее порой тиранить тех, кто, по ее мнению, не слишком много трудился. Гарри и Рон должны были принять непосредственное участие в работе Министерства, что возлагало на них определенную ответственность. Гарри уже предчувствовал, куда их распределят после окончания школы, и не беспокоился. На задании требовалось проявить личную изобретательность и четкость мышления, а именно эти качества зачастую приводили его в неловкие ситуации, но с этим уже ничего поделать было нельзя. Рон, по старой привычке, преувеличивал свою неуверенность, а Гермиона, которая «пропустила из‑за практики на прошлой неделе массу ценнейшего материала», была в данное время не самым желанным собеседникам для них обоих.

Для разнообразия Гарри попытался возобновить контакт с Дрейко Малфоем, но эта попытка провалилась. Они были теперь, в некотором роде, приятелями, но это совершенно не означало, что у них впереди была большая любовь и вечная привязанность. Гарри знал, что у Дрейко была квартира в Лондоне, далеко от центра и от площади Гриммо, но он не знал, где именно. Они пару раз пересекались в городе в магловских кафешках по предварительной договоренности, еще один раз виделись в Хогвартсе. Разговор между ними не был лишен некоторой дружественной теплоты, но, казалось, после Второй Битвы утекло слишком много воды, и теперь их путям уже не суждено было соединиться столь прочно, как это было два года назад. Та таинственность, которую Дрейко напустил на себя во время их последней встречи, показалась Гарри несколько подозрительной, Малфой–младший явно что‑то замышлял, и это что‑то могло потом обернуться проблемой и для Гарри тоже. Гарри сожалел о том, что из‑за напряженной учебы у него не было возможности все, как следует, проверить. Правда, помощь он мог предложить единственную: переехать на площадь Гриммо. В глубине души он понимал, что Дрейко вряд ли согласится, из принципа. Пока же он так и будет причинять своему бывшему однокашнику дополнительное беспокойство…

…Совы бесперебойно влетали и вылетали, и письма с записками, которые они приносили, все время были полны таких незначительных мелочей, что Снейп был уже практически вне себя. Ну ладно, нужно было подумать о новом учебном плане для всех курсов, и он, кстати сказать, успешно с этим справился еще год назад, но что, скажите на милость, он мог поделать с тем, что самая большая башня замка опять рухнула? И все, конечно же, немедленно захотели узнать, как именно она восстанавливалась и когда кто‑нибудь, наконец, возьмется за решение этой проблемы. Снейп успел уже тысячу раз пожалеть о том, что вообще ввязался во все это, но отступать было не в его принципах. Большую часть листков и схем он беспощадно сжигал, чтобы иметь возможность заниматься хоть чем‑то, что могло действительно помочь школе. И, надо сказать, здесь ему помог его организаторский талант. Нимало не сомневаясь в правильности своих действий, он отправил запрос в Министерство и завербовал несколько человек для того, чтобы они выполнили всю предварительную работу. Сам он в это время предпринял несколько важных путешествий с целью посещения важных лиц в сфере образования и просвещения; подобные путешествия, надо сказать, он от души ненавидел.

А в конце апреля, после особенно долгой и холодной зимы, появилась эта заварушка с крупными кражами внутри самого Министерства (Ах, какая жалость: теперь всем приходится читать в газетах про эту чушь!). Была разграблена сокровищница артефактов, которую очень строго охраняли, и многие экземпляры были наверняка уже за границей, так что найти их было теперь чрезвычайно затруднительно. В Министерстве старались не думать о том, что случится, попади эти артефакты не в те руки. Одним словом, просто замять такое серьезное дело не удалось, и министерские работники были отозваны из Хогвартса назад и мобилизованы совсем для другого. Снейп сделал вид, что ничего не имеет против, но в действительности это могло обернуться катастрофой. В школе не хватало сильных магов, преподавали бывшие студенты и выпускники зарубежных педагогических курсов. Он самовольно отменил несколько конференций в отделе магической науки и исследований, что являлось недопустимым и даже оскорбительным, но он об этом счастливым образом «забыл» и посвятил все свое внимание злополучной башне и магической защите замка, которая, между прочим, трещала по швам из‑за многочисленных посетителей. В Министерстве, конечно, рассердились, Снейп, однако, и не думал извиняться. В конце концов, он остался наедине с массой проблем одновременно по их милости.

В результате всех этих перипетий у него возникла еще одна проблема, незаметно лишавшая его сил: безмерная занятость последних недель смягчила его внутреннее одиночество, затолкала его на задний план, как можно дальше, но порой вечерами, когда все письма были уже просмотрены, ответы на них написаны, а все встречи состоялись, он ощущал это одиночество всем своим существом. За все его последние деяния его, возможно, будут уважать и даже почитать в ближайшем будущем, но больше ничего… Ничего. Когда‑то, в далекой юности, он сказал бы, что ему больше ничего и не нужно, но не теперь, когда столько всего произошло и оставило свой отпечаток в его душе. Если бы Поттер был здесь… Но у него наверняка другие планы. А он сам мог бы уже привыкнуть к тому, что ничего нельзя начать сначала или исправить. Все это лишь пустые мечты и пепел, стоит сверяться лишь с реальностью, а Северус Снейп никогда высоко не ставил эту прогнившую реальность.

Нет, он не станет думать об этом теперь, даже если это постоянно лезет к нему в голову. Что с того, что иногда, не в силах смотреть на окружающие его портреты в кабинете Директора, которого ему никогда не забыть, он опускает голову на руки и пытается отключиться? Просто наверху, в своей комнате, он все равно не заснет, бессонница мучила его уже несколько недель, но, что самое удивительное, никаких существенных сдвигов в сознании пока не произошло. В кабинете, перед камином, он проводит в иные вечера несколько часов, не поднимая головы, находясь в томительной полудреме, чтобы потом, встряхнувшись, вперить взгляд в угасающий камин и вновь погрузиться в свои невеселые думы. А после этого обычно наступает очередное унылое утро, как две капли воды, похожее на все предыдущие, и он опять принимается за дела, чувствуя, как растет общая усталость организма. Но это не самый худший вариант развития событий. Хуже, когда приходят воспоминания…

Это было во время пасхальных каникул, два года тому назад. Он целый день раздумывал над тем, ехать в Лондон или нет. Черт его знает, этого Поттера, может, он и вовсе пошутил? И как он будет выглядеть среди этой молодежи, которая относится к нему не то чтобы с настороженностью, но… только полный идиот будет утверждать, что между ним и этими людьми возможна гармония.

И все же он решился. Почему‑то образ уходящего поезда, внезапно всплывший в памяти, вдохновил его. Лондон встретил мастера зелий холодным ветром и туманом, на площади Гриммо не было ни одного прохожего, знакомый дом неприветливо чернел между своими соседями — одиннадцатым и тринадцатым номерами. Он вздрогнул, вспомнив заклинание Грозного Глаза Грюма, на которое он едва сумел правильно отреагировать. На какой‑то момент у него возникла подозрительная мысль, что оно там все еще есть, но это был полный бред: не станет же Поттер так пугать всякого, кто вздумает заявиться к нему в гости.

Понадобился всего один звонок в дверь, чтобы на пороге возник хозяин дома собственной персоной. За его спиной слышался веселый гвалт, и Снейпу сразу захотелось уйти. Но он не успел додумать до конца эту соблазнительную мысль, поскольку в дверном проеме возникла грива огненных волос, пышно завитых и собранных в высокий хвост, — мисс Уизли ни на шаг не отставала от своего будущего мужа. Оба явно обрадовались, увидев его, что заставило Снейпа впасть в некоторую растерянность. Поттер, к счастью, не стал соблюдать положенные церемонии, а просто отступил в сторону, чтобы затем закрыть за своим бывшим учителем дверь. Джинни сказала что‑то приветственное, он рассеянно промолчал. Нет, он и в самом деле сошел с ума, что притащился на такую вечеринку. Впрочем, никто его не осуждал за внешнюю невоспитанность, его мирно проводили в гудящую гостиную, где большинство гостей увлеченно поглощали еду. Он даже не стал присматриваться к присутствующим: почему‑то не хотелось встречаться взглядом ни с кем из них. Поттер определил ему место между мисс Лавгуд и мисс Грейнджер, за что Снейп его мысленно поблагодарил. Правда, в результате барышни не сумели проболтать весь вечер, но мисс Лавгуд явно была увлечена не слишком содержательной беседой с молодым Малфоем, сидевшим рядом с ней, поэтому ни та, ни другая не претерпели особого ущерба от такого молчаливого соседа.

Удивительная пара — мисс Лавгуд и мистер Малфой. Снейп не понимал, почему из всего вечера ему больше всего, точнее, во всех деталях, запомнились именно они. Он посматривал на них украдкой, недоумевая, что могло связать их, при всех их многочисленных отличиях друг от друга. Он еще подумал тогда, что мистеру Малфою придется приложить немало усилий, чтобы сохранить эту дружбу, мисс Лавгуд — девушка странная, но разборчивая, она не станет тратить на него свою жизнь, ничего не получая взамен…

…Вот воспоминание блекнет, подергивается белой пеленой, оно стирается, исчезает… когда‑нибудь он уже не будет помнить ничего, когда‑нибудь этот день наступит…

А может, оно стирается, потому что он просто–напросто хочет его забыть? Ведь именно в тот день он окончательно понял, что он — мертвый среди живых, к которым он уже никогда не сможет вернуться, даже для того чтобы просто поговорить… За весь вечер он произнес всего пару ничего не значащих фраз, предназначавшихся только для Поттера, но тот так и не взглянул на него. В общем‑то, Снейп мог его понять: рядом с ним была его невеста и лучшие друзья, они были частью его жизни. Смешно было подумать, но он уже успел пару раз помыслить о том, что и он, Северус Снейп, является частью его жизни. Столько всего между ними произошло, ушла та ненависть, которая, казалось, выжгла в нем все, что еще можно было выжечь. Ей на смену пришло нечто другое, теплое, но совсем не то, чего ему самому хотелось бы, чего хотелось бы Поттеру. Что поделать, не так уж на многое он был еще способен. По крайней мере, ему стоило в этот день проявить способность хотя бы мысленно держать себя в руках. Но стойкое ощущение, что он здесь совершенно не к месту, достигло к вечеру своего апогея, и он ушел, кратко простившись и сказав только, что еще как‑нибудь зайдет.

И… не зашел. Во–первых, потому что без атмосферы непричастности к жизни ему жилось гораздо спокойнее, а во–вторых, потому что иллюзия того, что и у него может быть Дом, именно дом с большой буквы, была не просто иллюзией, а чем‑то в принципе невероятным. Лучше бы это было невозможным…

Далее обыкновенно шли воспоминания о том, как у них с Поттером завязалась бурная переписка. Герой со шрамом писал охотно и в больших объемах, не скупясь на подробности, как бы желая сообщить своему адресату те эмоции и впечатления, которые он сам получал от жизни. При этом он обнаруживал даже нечто вроде писательского таланта. Временами он принимался за красочное описание какого‑нибудь сложного зелья, которое ему удалось приготовить с первого раза. Снейп с раздражением вспоминал, как поначалу он серьезно вчитывался в эти пространные описания, пока не понял, что все это делается только для того, чтобы произвести на него впечатление. Хотя Поттер потом не раз говорил, что просто хотел его порадовать, но это даже звучало глупо. Со временем письма становились все реже, в основном, из‑за достаточно прохладных приемов, которые Снейп оказывал Поттеру. Тот долго относился к этому с величайшим терпением, но потом попросту сократил свои визиты, а затем и письма. Возможно, он разочаровался в своем «наставнике», хотя Снейп себя таковым не считал. Он впал в некое противоречие между своим желанием продолжать общаться с молодым человеком и потребностью прекратить эти бесполезные попытки цепляться за жизнь. В пользу последнего говорило и то, что, перечитывая письма Поттера, он невольно узнавал некоторую схожесть почерков… Раньше он никогда не обращал внимания на почерк своих учеников, он читал работы максимум два раза, после чего выносил окончательный и бесповоротный вердикт. А тут оказалось, что он помнит и другие письма, вернее, записки, которые были написаны на скучных совместных уроках… Он собирал их, перечитывал, некоторые даже помнил наизусть, а потом как‑то сжег их, скорее всего, на седьмом курсе, о чем впоследствии сожалел…

Это, пожалуй, была самая невинная из всех ошибок, которые он совершил. Незачем пробуждаться от череды смутных и четких воспоминаний, незачем мечтать о том, чтобы ушло давящее чувство вины. Никому не под силу изменить прошлое, и никто не виноват в том, что та «нормальная жизнь», какой ее видят обычные люди, прожившие свои годы иначе, больше для него не возможна.

Глава 2. Шаг во тьму.

— Вы что, спятили?

— Потише, пожалуйста. Ты вполне туда пролезешь…

— Я это понял, но я не об этом. Мы так не договаривались. В прошлый раз мне сказали, что я всего лишь должен буду перевезти товар, и еще…

— Планы успели измениться. Если хочешь получить свою долю, вполне сможешь выполнить и это. И не строй из себя обиженного, ведь цена не останется прежней.

— И сколько точно это, в таком случае, будет?

— Я полагаю, на пять сотен больше.

— Да это же смешно! Что такое пять сотен?

— Тебе нужно еще? Не будь таким жадным, на этом этапе подобный порок не доведет тебя до добра.

— Я не жадный, я всего лишь хочу улучшить свое материальное положение на долгий срок, а ваши пять сотен галеонов погоды не сделают. Я ясно выражаюсь?

— Более чем. А… ты помнишь, что за этим последует?

— Разумеется. После мне помощь не потребуется, разве что прикрытие.

— Его тебе обеспечат после операции.

— Это почему еще?

— Потому что, после того как ты выберешься из хранилища, тебе придется добираться до аэропорта в одиночку, разве я не прав?

— Да, но неплохо было бы… Ну ладно.

— Вот и славно. Я могу это передать, кому следует?

— Да.

— Превосходно.

Дрейко остался один, преисполненный самыми недобрыми чувствами к своему недавнему собеседнику. Он начал всерьез обдумывать свое положение и пришел к неутешительным выводам. Следующую ночь, вернее, часть ее он проведет в вентиляционной шахте, пытаясь проникнуть в абсолютно незнакомое здание. Ему, правда, пообещали, что это все будет проходить под присмотром, но полагаться на это не следовало. Он знал точно, что он был нужен в этом деле, поскольку он (на свое счастье или несчастье — неизвестно) так исхудал за эти дни, что, по словам его «работодателей», мог пролезть сквозь отверстие в конце шахты и попасть в подвал. На этом сложности, к сожалению, не кончались. Комната, которая была ему нужна, располагалась на втором этаже, лифтом он, разумеется, воспользоваться не мог, с лестницами же дело обстояло еще хуже, поскольку никто не знал, сколько там этих магловских видеокамер. На этот случай он заучил Дезиллюминирующие Чары, выводить все подряд камеры из строя с помощью Разрушающего Заклинания ему показалось чересчур провокационным актом.

Что там было дальше по плану? Ах, да, он должен был забрать артефакты и доставить их в условленное место. Оставался неясным лишь один вопрос: как, если ему запретили трансгрессировать, чтобы не привлекать лишнего внимания? Водить машину он не умел, а заставить какого‑нибудь магла довезти его — ни за что на свете! Впрочем, если он сделает все правильно и быстро, у него будет, как минимум, два часа времени, а это уже неплохо. Можно будет воспользоваться обыкновенным автобусом, который идет до пригорода. Интересно, насколько быстро отреагирует магловская полиция? Жаль, посмотреть нельзя. Главное, не побеспокоить сигнализацию, а то он слыхал, что у маглов есть какие‑то «группы быстрого реагирования». Это явно не те ребята, что попивают кофе у себя в кабинетах и просматривают толстые папки, полные сухих отчетов о различных происшествиях. Однако же, что касается сигнализации, он сумел обеспечить себе тыл.

В электронике он, естественно, не разбирался. Ему были известны лишь номер сейфа, его местоположение в комнате и приблизительные точки невидимых видеокамер и датчиков сигнализации, которые ему предстояло обезвредить. Узнав о такой подставе, он не замедлил вступить в контакт с одним из бывших друзей своего отца, который, будучи очень богатым и деловым человеком, не запятнал себя в жизни ничем, кроме самой что ни на есть бессовестной торговлей магловской продукцией за рубежом, в частности этой самой электроникой. Тот многое что рассказал и показал молодому человеку и тем самым вселил в него мощную надежду на успех. У Дрейко, конечно, вызывал некоторые опасения тот факт, что этот человек будет в курсе его более чем странной заинтересованности в магловской электротехнике, но Малфой–младший успокаивал себя тем, что тот, вероятнее всего, не станет давать показаний против него, все‑таки сын друга. Да и какое ему вообще дело до этих мелких краж, когда у него под носом совершаются такие крупные сделки с иностранными клиентами?

Придя домой в тот вечер, Дрейко приготовил себе некое подобие ужина, но не смог съесть ни крошки, и даже не оттого, что кулинар из него был никудышный, а, скорее, вследствие своей нервозности. В итоге он застал себя сидящим на стареньком диване, обхватившим руками голову и терзаемым едким страхом. Он не на шутку боялся быть пойманным, еще повесят на него остальные кражи в самом Министерстве, а, если верить слухам, там готовился законопроект о введении высшей меры наказания. Прямо, как в старые добрые времена, насколько ему удалось припомнить из истории. Припоминалось нечто совсем неутешительное. Дементоров он боялся с детства и не понимал, как его отец там их выносит. Стоп, так не годится! И чего он грызет сам себя, мучительно соображая, что же делать с остатками совести? Кажется, он уже оставил позади тот момент, когда еще можно было повернуть назад, так чего теперь мучиться?

Лучше всего было бы исчезнуть после этого куда‑нибудь далеко и надолго, но ведь Лавгуд однозначно поднимет шум (и как это он раньше об этом не подумал?), и в результате он получит на свою голову еще и Поттера, который вполне может взяться за улаживание его проблем. Если бы Поттер не имел привычки вмешиваться во все на свете, он бы его не стал так опасаться. Но, как это ни прискорбно, Мальчик–Который–Выжил имел непревзойденный талант в том, чтобы в последний момент испортить кому угодно всю малину.

Наверное, все могло сложиться иначе…

… Солнечный летний день, легкий ветерок, пение птиц, сильное волнение… У него есть все шансы выдержать этот экзамен, он ведь впервые в жизни готовился к экзамену серьезно. Столько теоретических и практических занятий не могли пройти даром. И вот он подходит к этому зданию, которое ему уже начало сниться по ночам: Фульменгард, древнейшее сооружение из башен и стен в округе, построенное не то в седьмом, не то в шестом веке (какой, интересно, эры?). На ступенях нежатся на солнце его теперешние приятели во главе с Гарри Поттером. Видимо, уже отстрелялись, иначе у Грейнджер был бы далеко не такой беззаботный вид. Внезапно он пожалел о том, что Луны нет с ним сегодня: она обещала отцу поехать с ним за… какое— то длинное название было, с минимальным количеством смысла. Едва он вспомнил о ней, идти внутрь сразу расхотелось.

Одним из замечательных свойств Поттера было то, что он обыкновенно чувствовал смену настроя человеческой души и приходил на помощь. Так произошло и в этот раз: он выступил ему навстречу и, после краткого, но крепкого рукопожатия, начал говорить о том, чем они займутся на следующем курсе, когда будут учиться вместе. Дрейко к этому моменту уже слегка подташнивало, и он мог только согласно кивать в ответ, борясь с желанием развернуться и смыться. Уизли и Грейнджер тоже старались его подбодрить и даже, как ему показалось, вполне искренне. Он спросил у Поттера о его планах на этот день вообще. Черноволосый очкарик глянул на своих друзей и, заручившись их безмолвным согласием, доверительно сообщил, что они планируют удрать из школы и совершить налет на какой‑нибудь безобидный ресторанчик в Косом переулке. Идея была неплохая, и Дрейко уже начал предвкушать будущий ужин, хотя остатки капитала, жалобно позвякивающие в его кармане, красноречиво свидетельствовали о рискованности этого шага.

Двери школы распахнулись, и вышел высокий пожилой человек в темно–красной мантии, на голове его красовалась золотая повязка — знак высшей власти и мудрости. Он поманил Дрейко рукой, не произнося ни слова. Тут уже никакие уговоры и подбадривания помочь не могли: он на ватных ногах поднялся по ступеням и пошел за этим человеком, точно на эшафот.

Позже выяснилось, что «эшафот» было самым подходящим обозначением для того, что произошло на экзамене. В комиссии сидело семь человек, все очень представительного вида, у двоих даже имелись золоченые повязки, и все они, по–видимому, предпочитали сидеть в полумраке. Когда глаза постепенно привыкли к недостатку освещения, Дрейко увидел стол, за которым они сидели, подсвечники на нем и самое страшное — билеты. Нервничая, он поставил сумку на пол, достал палочку, не имея ни малейшего понятия о том, нужно ли было спросить разрешения, и заставил себя приблизиться к столу. Поскольку никто на его действия ничего не возразил, он протянул руку за билетом. Вроде бы все шло, как на обычном экзамене, но это гробовое молчание сгущалось и сильно действовало на его расшатанные нервы.

Он не особенно помнил, куда сел и сколько по времени готовился, но почувствовал, что пора, сам, без какого‑либо намека со стороны строгих и безмолвных людей, сидящих напротив. «В такой обстановке нормально сдать экзамен может разве что Грейнджер», — подумал он, не решаясь поднять голову. В самом деле, и как Поттер и Уизли умудряются не струхнуть перед такими ребятами?

Никто не говорил, что можно начинать, и он начал сам, с некоторым облегчением отметив про себя, что все эти аспекты он проходил, и даже очень неплохо, если учесть, что он все наизусть рассказывал Луне, а тренировался вместе с Поттером и Грейнджер. Однако отсутствие реакции на его ответ становилось крайне подозрительным. Он несколько раз останавливался, якобы для того, чтобы перевести дух, а на самом деле пытался уловить хоть какой‑то намек на одобрение или порицание. Но все тщетно. Когда настало время для демонстрации практических умений, он отважился посмотреть на главу комиссии и слегка оторопел: тот не смотрел на него, а что‑то сосредоточенно читал, на лице его при этом застыло странное, почти сердитое выражение. Дрейко сделал небольшую паузу, скосил глаза на листок перед пожилым волшебником и остолбенел: это было его личное дело. С подробнейшим описанием всего, что происходило в его жизни с момента рождения, с информацией о его родителях и об их роде деятельности… Все стало ясно. Настолько ясно, что дольше оставаться в этой комнате с этими осуждающими каменными лицами потеряло всякий смысл. Конечно, они должны были бы и раньше знать о том, кто он такой, так почему же они допустили его до экзамена? Почему сразу не отклонили заявку? Может, слышали о том, как он проявил себя во Второй Битве? Что ж, по крайней мере, понятно, почему сразу не вышвырнули вон.

Он на автомате проделал все, что требовалось от него в билете, с каким‑то особым наслаждением осознавая то, что не сделал ни одной помарки. Что будет дальше, принципиального значения уже не имело.

А дальше все было максимально прозаично. Глава комиссии нарочито медленно поднялся со своего — ни дать, ни взять — трона и глухо уточнил несколько щекотливых моментов биографии Дрейко. О самом ходе экзамена он не проронил ни слова. Дрейко, которому уже порядком надоела вся процедура, оперся о стол преподавателей и с равнодушной миной стал отвечать. Впоследствии он удивлялся сам себе: обычно, когда ему было что‑то очень нужно, он пускал в ход лесть, уговоры и шел до конца, сразу угадывая характер человека. А в тот момент ему было настолько гадко и унизительно, что он молча подтвердил то, от чего следовало бы отречься, и дал не правильные с точки зрения его прежней философии жизни ответы на остальные провокационные вопросы. Спокойно рассказав о том, каким образом он стал Пожирателем Смерти и при каких обстоятельствах он де–факто перестал им быть, он кратко упомянул о своем участии во Второй Битве и замолк.

К его удивлению, за столом началась оживленная дискуссия, мнения профессоров явно разделились. Однако он почему‑то нутром чувствовал, что его дело проиграно в самом начале, потому что здесь верховодили вовсе не его защитники — низенькая волшебница в темно–синем одеянии и лохматыми седыми кудрями и два ее соседа, которые показались Дрейко пожилыми близнецами. Слово оставалось за председателем, и он вынес отрицательный вердикт, что‑то прибавив насчет следующего года. Но Дрейко не дослушал: он отвесил излишне почтительный полупоклон и вышел из экзаменационного кабинета. Собственные шаги звучали для него как‑то чересчур громко и неестественно, пока он пытался найти выход из здания. Впрочем, Фульменгард был устроен достаточно просто, чтобы избежать подобных проблем, и через три минуты ему в лицо ударил поток солнечных лучей, настолько ярких, что он отшатнулся и прикрыл глаза ладонью.

Что такое было написано у него на лице, он не знал, но Поттер не стал задавать никаких лишних вопросов, жестом остановив словоизвержение Грейнджер, которая тут же принялась вспоминать все, что успела изучить за всю жизнь о правах и обязанностях абитуриентов. Слушать ее было выше его сил. Он позволил себя проводить до ограды, затем коротко рассказал о том, что с ним произошло, и попросил ничего не предпринимать и временно его не трогать.

Самым странным было то, что он даже не сделал попытки вернуться и требовать чего‑то или доказывать. Он просто перевернул страницу жизненного календаря с твердым намерением больше к ней не возвращаться. Это было настолько редким явлением в его жизни, что этот день для него завершился в кабаке в Косом переулке, где он кутил до утра и перезнакомился чуть ли не со всеми ночными бабочками этого района. Одной он всерьез предлагал выйти за него замуж и сбежать на край света. Вполне возможно, что именно этого ему в тот момент и хотелось. Проснувшись утром с гудящей шеей на деревянном столе в позе лотоса, он попытался отнестись к ситуации с юмором. Какое‑то время у него это даже получалось. Но возникшая в его жизни сразу вслед за этим невообразимая кутерьма надолго отбила у него охоту так глупо проматывать деньги.

В конце концов, ему удалось объяснить самому себе, что никакой катастрофы с ним в тот памятный день не случилось. Только почему‑то стало меньше тянуть на общение с Поттером, хотя тот ни капельки не был виноват в его провале. Собственно говоря, это не был провал, это был некий триумф Дрейко Малфоя над самим собой. И все же желание окончательно стать законопослушным гражданином с тех пор как‑то потускнело, как будто сам закон изменил свою сущность и, обернувшись лукавой куницей, с приторной улыбкой указал бывшему Пожирателю Смерти на дверь…

Если долго думать, пожалуй, можно стать похожим на Поттера. Дрейко придирчиво осмотрел свою волшебную палочку — не хватало еще каких‑нибудь неожиданностей — и сотворил парочку простых заклинаний для проверки четкости. Вроде бы все работало, как надо, так откуда ж такая тревога? Ничего, пройдет и это, всего лишь нужно довести начатое и сто раз обдуманное до конца. Он тщательно обшарил все углы на предмет мелких денег, последний разокинул взглядом нищенскую квартирку, к которой он, как ни странно, отчасти успел привыкнуть, надел на плечи маленький рюкзак и, заперев дверь, отправился «на дело».

— Веселенькое дельце!

— Тише, Рон!

— Правильно, ты у нас командир. Только я с утра не пожрал как следует, а теперь еще и ночь холодная выдалась.

— Тебе бы только брюхо набить! Между прочим, не так все просто с этими артефактами.

— Ну, выкладывай свои соображения, хоть послушаю — уши поработают! — Рон и в самом деле уже начал стучать зубами.

— Попрыгай на месте, но не слишком высоко — преступников распугаешь, — посоветовал Гарри, прислонившись к дверному косяку. Им с Роном было приказано заниматься самой скучной частью операции — наблюдением. При этом Гарри был уверен, что приключение уж как‑нибудь на них напорется в такую звездную ночь. Рон, напротив, скептически утверждал, что на настоящее дело наверняка отправили других, дипломированных авроров, а стажеров просто водят за нос, заставляя мерзнуть и проверяя их таким образом на выносливость.

— Нет, дружок, сегодня нам ничего не светит, — еще раз повторил Рон. — В Министерство сегодня никто не полезет, да и пост наблюдения у нас неудачный.

— С этим не поспоришь, — кивнул Гарри. — Только ты, кажется, хотел выслушать мои соображения.

— Валяй, извини.

— Мне думается, что этой ночью в Министерство действительно никто не сунется, тут я согласен с тобой. Сам посуди, защита усилена на всех уровнях в несколько раз, введено чуть ли не чрезвычайное положение, палочки и личные амулеты проверяют и на входе, и на выходе. А ночью, кстати, устанавливают специальные приборы, как я понимаю, совместного производства местных магов и твоего отца. Так или иначе, я их видел, и они сильно смахивают на миниатюрные приборы ночного видения.

— А как именно их используют для охраны?

— Вот этого мне твой папа не сказал, да я и не ожидал. Правда, мне показалось странным, что они не в состоянии изобрести что‑нибудь сами, ну да ладно. Сразу вслед за этим мне пришла в голову мысль, что кражи вне Министерства куда более интересное занятие, потому что они непредсказуемы. Ты же сам видел карту. Я грешным делом попытался подсчитать, сколько именно объектов в Лондоне принадлежит нам. Вряд ли они там обозначены все, но все равно успело перевалить за сотню. И представь, что в любом из них могут под тем или иным видом храниться запрещенные артефакты. А уж если прибавить к этому частные дома…

— Так ты думаешь, что нас потому и поставили сюда, чтобы суметь хоть как‑то уследить за всеми сразу?

— Примерно так. Дом, за которым мы с тобой наблюдаем, не является частью здания Министерства, он вроде как примыкающий. Так что тут вполне может что‑нибудь этакое случиться, надо только быть начеку.

— Ушам своим не верю, Гарри. Неужели ты начинаешь входить во вкус?

Гарри помолчал несколько секунд, прежде чем ответить.

— Работа сыщика не по мне, я уже об этом говорил. Я, скорее, входил бы с удовольствием в группу преследования, задержания и обезвреживания, чем сидел бы и распутывал кражи, убийства и тому подобные вещи.

— Гермиона недавно сказала, что для этого как раз не нужны мозги, — хитро подмигнул Рон. — Мол, там работают просто сильные и ловкие ребята, типа ударная группа.

— Не согласен. Я просто боюсь погрязнуть в рутине и канцелярщине. Кстати, ловкость из ниоткуда тоже не берется, а умение грамотно выследить и обезвредить опасного преступника вообще оттачивается годами. Не скажу, чтобы мне еще требовались приключения в жизни, но без действия я точно зачахну.

— И я тоже. Ты не думай, что я согласен с Гермионой, иногда она все‑таки перебарщивает со своей тягой к постоянной тренировке интеллекта. Нам, в любом случае, лучше всего чувствуется вместе.

— Не все девушки в состоянии это понять, но Джинни вот куда спокойнее в этом плане, — улыбнулся Гарри. В его сознании уже возникла привлекательная картина их с Джинни грядущей встречи.

— Излишняя склонность к философствованию не пойдет ей на пользу, — угрюмо возразил Рон.

— Излишество ей не грозит.

— Как скажешь, мне порой кажется, что я совсем ее не знаю.

— Ты просто мало с ней общаешься. Ладно, по–моему, нам пора сосредоточиться, не всю же ночь трепаться.

— А я не против. Здесь невыносимо скучно.

— Рон, осталось потерпеть еще пару дней. Кстати, мы каждую ночь будем менять позицию наблюдения, так что не расстраивайся, сплошная скука всю операцию — это вряд ли.

— Хотелось бы, — Рон широко зевнул, и Гарри поскорее отвернулся, помня о степени заразительности этой привычки. Для Рона это была именно привычка, так он обычно выражал свою полную незаинтересованность в том или ином предприятии.

Они умолкли, и тишина вокруг них стала как будто отчетливее. Город был погружен в столь глубокий сон, что не слышалось ровным счетом ничего: ни скрипов, ни постукиваний, ни тихих велосипедных звоночков, ни шума автомобильных двигателей. Даже вечные обитатели ночных улиц — огромные помойные крысы, величиной с небольшую кошку, предпочитали этой ночью настороженное молчание. Гарри вслушивался в окружавшую его обстановку, сколько мог, и тревожился, что не мог уловить ничего подозрительного или, наоборот, успокаивающего. Обыкновенно в такие вот моменты все случалось слишком неожиданно и резко, чтобы на это можно было своевременно отреагировать. Он покосился на беспечного Рона, который откровенно скучал, прислонившись к стене, и с закрытыми глазами напевал какую‑то нудную песенку. Гарри еще раз окинул взглядом объект наблюдения, то есть дом напротив них, придирчиво вгляделся в черные окна, стараясь выявить что‑то постороннее, кроме длинных, словно живых теней. Ничего. Он уже почти разуверился относительно своего предчувствия, что здесь сегодня произойдет нечто неприятное, как послышался звон разбитого стекла с другой стороны дома.

«Черт возьми, тут же полно этих, как их, легавых! И они еще думают, что я их не вижу. Ловко замаскировались, ребята, ничего не скажешь. Блин, а что, если это ловушка? С другой стороны, на что я им сдался, чтобы выдавать меня Министерству? Или что‑то пошло не по плану, а меня не предупредили?» — Дрейко терялся в догадках. Придя на искомое место, он насчитал, по меньшей мере, три подозрительные точки наблюдения поблизости от нужного ему здания. Самое странное, что все эти наблюдатели вроде бы не интересовались «его» домом, они были рассредоточены по району возле небольшого особнячка, примыкающего к самому Министерству. То есть, для маглов это был просто старый дом в два этажа, построенный этак в семнадцатом веке, а под землей находилось уже само Министерство, и к нему был пристроен еще один, повыше, тоже, по–видимому, для чего‑то предназначенный. Дрейко обругал себя за то, что не удосужился выяснить, что это было за здание, а теперь он мог влипнуть в серьезную переделку. Впрочем, он держал волшебную полочку наготове, снабдив ее специальным заклинанием, и она не сигнализировала, что на нужный ему дом поставлена какая‑то особая защита. Дезиллюминационные Чары помогли ему успешно добраться до угла, там он снял рюкзак и, повозившись в нем, извлек оттуда нечто, напоминающее магловскую отвертку средних размеров. Этот инструмент был необходим ему для того, чтобы открыть первую дверь. Потом уже будет поздно отступать.

«Грабитель из меня все‑таки никудышный, это же надо было упустить столько важных деталей! Хорошо еще, что система вентиляции не функционирует, понятия не имею, как вывести из строя эту штуку. Так, Дрейко, соберись, иначе за твое здоровье, а может, и жизнь, никто в ближайшем будущем не даст и дохлой мухи!»

Врать самому себе было бессмысленно: доводить начатое до конца ему отчаянно не хотелось, особенно на глазах у авроров (а в том, что соседний дом оцепили именно они, он не сомневался). В то же время он чувствовал, что постепенно впадает в спасительный транс, благодаря которому он смог закрыться от лишних эмоций и просто делать то, за чем он пришел. Он открыл ржавый замок за две секунды, приоткрыл железную дверь и ужом скользнул внутрь. Помещение изнутри оказалось куда больше, чем он предполагал. Дома, в поместье его отца, тоже были невероятно высокие потолки, но они хотя бы были покрыты великолепной качественной известкой и украшены орнаментом эпохи классицизма. А в этом доме потолки были потрескавшимися, с них местами капала вода, и Дрейко, подняв горящую палочку вверх, сумел разглядеть над головой множество толстых и тонких труб, имевших, очевидно, отношение к вентиляционной системе.

«Если таков первый этаж, каков же подвал?» — нужно было найти шахту и ту самую дыру, через которую ему предстояло проникнуть в подвальное помещение. Эта сложная комбинация была придумана исключительно для того, чтобы обойтись как можно меньшим количеством шума и магии. Находясь в непосредственной близости от Министерства, этот магловский дом был пропитан магической энергией, а посему мог «помочь» блюстителям порядка обнаружить вора в кратчайшие сроки. Ведь даже Заклинание Отмычки оставляет свой след.

Датчиков, которые Дрейко беспокоили больше всего, в этом помещении, по идее, не должно было быть. Проверить это не было никакой возможности, поэтому он просто отправился на поиски входа в шахту. Он обнаружил его почти сразу же и с неудовольствием отметил, что ему придется лезть в очень и очень неопрятную трубу. Однако страх потерять время оказался сильнее страха запачкаться, и он, взяв палочку в зубы и вытянувшись, пролез внутрь. В синеватом свете Люмоса промелькнуло несколько маленьких теней с хвостами: крысы. Дрейко поморщился и полез по трубе, освещая себе путь. «Здесь где‑то должна быть решетка. На плане вроде бы ясно, что она должна быть первой справа в этой проклятой трубе! Хорошо хоть можно ползти на четвереньках!»

Ему казалось, что он издает невообразимый шум своими перемещениями, несмотря на однозначность того факта, что здание было пустым. Заказчики не стали бы так рисковать, посылая неопытного воришку, будь это иначе. И все же… кто‑то за ним наблюдал, человек или нет. … Так можно с ума свихнуться, нечего думать о всяких глупостях! Может, в этой заброшенной шахте помер какой‑нибудь магл, и его призрак теперь носится по ней и пугает до смерти всех, кому доведется в ней оказаться? Дрейко подавил желание рассмеяться, хотя смех, возможно, сильно помог бы ему расслабиться. Где‑то здесь должна быть эта решетка, где‑то здесь…

Вот она, такая же ржавая, как входная дверь. Сквозь круглые отверстия в решетке Дрейко высмотрел на противоположной стене подвала плоский щиток. Вот черт, сколько же на нем всяких кнопок! И чего он разволновался, у него ведь есть шифр, который должен отключить систему видеонаблюдения и датчики? Чувствуя себя последним маглом, он с помощью Левитационного Заклинания аккуратно выдавил решетку и не менее аккуратно поставил ее на пол. Затем легко спрыгнул вниз сам, приземлившись совершенно бесшумно и впервые за этот вечер испытав нечто вроде самодовольства. Мысль о том, что он выполнил лишь самую легкую часть задания, безнадежно подпортила это впечатление от самого себя.

Со щитком дело обстояло, с одной стороны, куда проще: он просто следовал инструкции, полученной от отцовского приятеля и от заказчиков. В результате введения кода несколько красных огоньков на панели щитка погасло, и Дрейко, зачем‑то выждав пять минут, решил, что этого достаточно и путь расчищен. Затем он снова навел на себя Дезиллюминационные Чары, потому что, как его и предупреждали, этот щиток был в здании далеко не единственным, а на поиски остальных у него не было времени.

Он осторожно, почти крадучись, вышел на лестницу и стал подниматься на второй этаж. Ощущение того, что он находится под чьим‑то пристальным наблюдением, усилилось. Транс, приведший его сюда, уступил место страху, но это был некий стабильный страх, который редко переходит в панику, и Дрейко решил, что торопиться пока рано, да и успокоению спешка вряд ли поспособствует. Оставив два лестничных пролета позади, он очутился в длинном, широком коридоре, с малым количеством дверей и единственным окном в самом конце. Мысленно запомнив местоположение окна, как возможного «способа покинуть здание», он повернулся к двери под номером двести тридцать шесть. Число ни о чем ему не говорило, да и не должно было. Он и на этот раз обошелся отмычкой, не прибегая к помощи магии.

Дверь открылась, и он очутился в просторном офисе. Жалюзи на окнах были плотно закрыты, и свет от уличных фонарей пробивался лишь там, где между некоторыми пластинками расстояние было несколько больше, чем между остальными. «Опять мрак!» — вздохнув, Дрейко поднял палочку над головой. Вот и сейф. Стоит себе спокойно между шкафом и столом, на который, как попало, были навалены бумаги. «И это в таких местах у нас артефакты стали держать? Дожили!» — презрительно окинув взглядом этот более, чем скромный офис, Дрейко почти бравым шагом подошел к сейфу и стал припоминать в уме нужную комбинацию цифр, записывать которую он не решился. Ошибки быть не могло, он ясно представил себе все девять цифр, протянул руку, чтобы набрать код, как вдруг… послышался звон разбитого стекла. Он замер, инстинктивно присел на корточки, хотя с улицы его заметить было невозможно. Нервы его разом напряглись до предела, руки сильно вспотели, и он перехватил палочку, растянув правый рукав и сжав свое оружие покрепче. Он даже на секунду испугался, что за бешеным стуком собственного сердца он не расслышит тех, кто придет за ним…

Но шли секунды, которые затем перешли в минуты — никаких шагов и вспышек заклинаний поблизости. Может, ребята просто ушли? Нет, эти способны стоять около объекта сутками напролет, так в чем же дело? С трудом выровняв участившееся дыхание, он едва не расхохотался: это же не на этом этаже, даже не в этом доме, а… в том, который они стерегли. Слабое утешение, надо по–любому делать ноги побыстрее, пока они не додумались проверить это здание за компанию. Вскочив с пола, он стремглав бросился к сейфу и судорожно стал набирать код. Времени у него, возможно, не было совсем, интуиция подсказывала, что этот взлом в находящемся под наблюдением здании, если только это был взлом, не сулил ничего хорошего. Хотя у него, как у новичка, могло просто разыграться воображение.

Сейф послушно открылся, в нем лежали деньги, парочка документов, перевязанных бечевкой, и — в дальнем углу — шкатулка, размером с энциклопедию. Дрейко успел вновь обрести холодную голову, поэтому он решительно протянул обе руки, схватился за деревянную, странно теплую поверхность и потянул на себя. И вот тут и случилось то, чего он так опасался: раздался громкий вой, как будто в кабинете вдруг оказалась, по меньшей мере, сотня ведьм–банши. «Инфракрасный датчик! Вот я осел!» — Дрейко не помнил, как расстегнул молнию на рюкзаке и затолкал шкатулку внутрь, как выбежал из кабинета и, наплевав на все меры предосторожности, ринулся к окну, которое, по его расчетам, должно было выходить не в сторону Министерства, а во двор. Впрочем, о том, чтобы сбежать через шахту, речи и так быть не могло.

Он попытался трансгрессировать еще на бегу в коридоре, но это не сработало. Более того, его едва не расщепило напополам. По–видимому, Антитрансгрессионное Заклинание, действующее в Министерстве, ненароком распространилось на сотни метров вокруг. «Это уж они должны были знать!» — успел в ярости подумать он, прежде чем до окна осталось каких‑то три метра и он увидел это.

Непонятная субстанция, похожая на призрак, но отличающаяся странным фиолетовым свечением, материализовалась прямо у подоконника и приняла очертания человеческой фигуры. Дрейко едва успел затормозить и резко отступить назад. Фигура в одно мгновение сделалась настолько плотной, что у Дрейко не осталось никаких сомнений насчет того, что это все‑таки не призрак. Это был мужчина средних лет в крайне нелепом костюме, представлявшем собой сочетание магловских и магических представлений о моде, в высоких сапогах и без мантии. Однако самым примечательным в его внешности было отсутствие глазных яблок, глазницы слабо светились все тем же фиолетовым свечением. У него не было никакой волшебной палочки в руке, и это обстоятельство еще более надежно убедило Дрейко в том, что от его скорости сейчас зависела его жизнь. Он прекрасно понимал, за чем явился незнакомец, такие шкатулки по всему Лондону не валяются.

Развернувшись, он припустил обратно по коридору, отчаянно надеясь, что его магии хватит на то, чтобы разнести жалюзи и стекло с первого раза. Дверь, которую он так и не закрыл, оказалась надежным маяком, в противном случае он, вероятно, даже не смог бы с перепугу разглядеть номер над ней. Едва он успел влететь в офис, как дверь разлетелась в щепки от мощного потока энергии, пол и стены офиса заходили ходуном. Дрейко на ходу направил палочку на первое попавшееся окно и завопил: «Бомбарда Максима!» Результат превзошел все его ожидания, и в другое время он бы полюбовался тем разгромом, который он учинил в самом центре города, но сейчас ему нужно было срочно освободиться от действия Антитрансгрессионного Заклинания. Он вспрыгнул на подоконник и, представив себе знакомый пригород, откуда он намеревался взять автобус, перекувырнулся в воздухе. В голове зашумело, и он ощутил резкую боль в плече и шее…

— Вот оно, Рон, свистать всех наверх! — полушутя крикнул Гарри, выхватив палочку и выбежав в ночной переулок.

— Гарри, стой, мы же не входим в ударную группу!

— Брось, Рон, мы не ради этого здесь целую ночь торчали!

Со всех сторон слышался деловитый топот авроров из Первого Отдела, куда Гарри мечтал попасть. Он понимал, что возможность отличиться предоставляется стажерам далеко не всегда, а потому помчался вперед, уже приметив черный ход, чтобы добраться до места происшествия отдельно от остальных, которые бесцеремонно проникли через главный вход. Рон, конечно, не собирался отставать от друга: перспектива остаться на посту одному ничуть его не привлекала, но он сразу же поделился с Гарри своими опасениями, как только они ворвались в здание.

— Гарри, послушай, зачем столько народу пытаются взять одного–двух воров?

— Воруют‑то наверняка волшебники, а у них всегда наготове имеется парочка фокусов, по себе знаю. Вот наши и пытаются изо всех сил перекрыть все возможные выходы, — на бегу ответил Гарри, взлетая вверх по лестнице.

— Не вдохновляет меня эта пробежка, — задыхаясь, ответил Рон. — Кстати, а почему они не прикрыли этот самый черный ход?

— Прикрыли, слышишь?

За ними действительно был слышен грохот шагов поднимающихся по лестнице людей. Гарри с раздосадованной миной скривился и стал подниматься еще стремительнее.

— Все равно самое интересное пропустим, вот увидишь, начальство доберется первым! — крикнул ему вслед Рон, не в силах увеличить скорость.

Под начальством следовало понимать сэра Клингса Вестерса, шефа Первого Отдела по борьбе с магической преступностью, человека с чувством юмора и где‑то даже циничного, но беззаветно преданного своему делу и любящего своих подчиненных отеческой любовью. Сколько ему было лет, никто не знал, веселый нрав все‑таки молодит любую седину. Он был когда‑то убежденным пацифистом, старался не принимать участие ни в одной из Великих Битв, не желая доставлять душевные муки своей жене и детям. Впрочем, упреки в трусости он не раз успешно опроверг: когда на его дом напали Пожиратели Смерти, он всех их собственноручно отправил сначала в клинику святого Мунго, а затем в Азкабан; с вампирами он обошелся еще более сурово, а случайно вставшим на его пути к возвращению домой пятерым спятившим гоблинам пришлось и вовсе несладко: связанные в одну большую связку, они пролежали три дня у него в кладовке, пока он о них не вспомнил и не доставил в Управление по Надзору за Магическими Существами. С тех пор он приобрел себе многих врагов среди гоблинов, но его это не смутило: ради своей семьи он мог свернуть горы.

И вот, не успел Гарри взбежать вверх по последнему пролету, как его взору предстал Вестерс, с развевающейся мантией и зажженной волшебной палочкой. Он уже набивал какой‑то дрянью свою любимую курительную трубку, и Гарри притормозил, испытывая легкое разочарование.

— Быстро прибежали, мальчики! — фыркнул его начальник. — Отбой, здесь уже не совсем наша компетенция. Похоже, труп.

— Похоже? — переспросил подоспевший Рон, опершись на перила.

— Больше на кому смахивает. Загадочная штука получается. Вроде как парень хотел поискать артефактов себе или кому еще в коллекцию, но напоролся не просто на охранное заклинание, а…

Пронзительный вой перекрыл слова Вестерса. Это был сигнал тревоги из соседнего здания. Начальник Первого Отдела сунул трубку в складки мантии и с поразительной для человека его внушительной комплекции быстротой помчался вниз по ступеням.

— Кажется, вот и ответ, — пробормотал он, пробегая мимо Гарри. Тот, не долго думая, побежал следом за ним.

Новоявленные сыщики в лице Гарри и Рона пытались осмыслить происходящее сами, не терроризируя вопросами начальство. Это было непросто, поскольку вопросов было, как минимум, в два раза больше, чем ответов. В соседнем доме, в котором, как оказалось, тоже хранились артефакты, обнаружилось разбитое окно с разорванными в клочья жалюзи и опустошенный сейф, из которого и были извлечены артефакты. Кроме того, уровень черной магии в этом помещении зашкаливал.

— Штука скверная, — произнес Вестерс после повторного осмотра. — Знаете, что мне пока совершенно непонятно?

— Что, сэр? — тут же откликнулся Рон.

— К какому ведомству в итоге будет отнесено это дело, да.

— Вы серьезно, сэр? — скучающим тоном переспросил Дафли, смуглый высокий парень, недавно поступивший в отдел.

— А разве похоже, что я шучу? — подмигнул ему Вестерс. — Вы меня знаете, я люблю такие штуки распутывать, когда всем остальным нечего делать. Так, подождем результатов «снизу».

«Снизу» подоспели еще два волшебника из их отдела: Стеффинс и Холборн, люди чрезвычайно серьезные, из‑за чего они стали предметом дружеских, но порой достаточно жестких шуток. Людей без чувства юмора Вестерс часто уважал, но не особенно любил, однако эти двое были счастливым исключением из правил.

— Сэр, похоже, они проникли через вентиляционную шахту, в подвале мы обнаружили решетку с явными следами применения Левитационной магии, щиток с сигнализацией был отключен, причем злоумышленник явно знал код, на сам щиток никакого магического действия оказано не было, — отрапортовал Холборн.

— На сейф тоже, — задумчиво дополнил Вестерс. — Пахнет серьезной неопытностью в такого рода делах.

— Сэр, также на щитке были обнаружены…

— Отпечатки пальцев, ну да, — прервал Вестерс, который, не останавливаясь, прогуливался по разгромленному кабинету, как по парку. — Волшебник, который притворяется маглом, — интереснейшее явление. Хотя, возможно, у него вовсе не было такого намерения. Я, признаться, надеялся, что это все‑таки магл, и нынешнее ночное приключение — простое совпадение. Что ж, друзья мои, эта моя надежда никогда не оправдывается…

— Сэр, — подал голос Стеффинс, — мы переговорили с сотрудниками Третьего Отдела, которые осматривали труп.

— И что же? — без всякого интереса спросил Вестерс, будто зная ответ.

— Судя по всему, там произошел, своего рода, несчастный случай. Тот вор волшебного происхождения, судя по наличию волшебной палочки и внешнему виду, сейчас его личность устанавливается. Однако он вряд ли ожидал, что его встретит в доме с артефактами. Третий Отдел удивляется странному способу проникновения…

— Он нас просто отвлекал, — пожал плечами Вестерс. — Основное преступление совершилось именно здесь. Славно поработали, мальчики! Теперь нам надо идти в наш Отдел и думать, думать над этим делом! Не помешало бы еще раздобыть хорошего Огневиски.

— Но, сэр, разве это хорошая работа? — уныло спросил Рон. — Мы же не поймали ни вора, ни убийцу, да и артефакты утекли… простите, украдены.

— Молись, дорогой Рональд, чтобы тебе не пришлось в одиночку ловить этого убийцу, — с серьезной миной заявил Вестерс и махнул рукой, давая понять, что всем пора убираться отсюда восвояси.

Гарри исподлобья глянул на него и убрал волшебную палочку. Так он стремился в этот Первый Отдел, а что ж получается: без них все тайны раскроют и преступников переловят, а им только «сыскная» работа? Пока они шли до Министерства, Гарри и Рон молчали, не будучи уверенными даже в том, что им позволят войти в штаб–квартиру авроров, к которым они пока еще не относились. Однако их опасения были напрасными: Вестерс всегда делился с новичками всеми подробностями, которыми считал нужным делиться, и, уж конечно, позволял им вдоволь поглазеть на настоящих сыщиков из всех Отделов, а иногда и принять участие в обсуждении, на что смутно надеялся Гарри.

Они прибыли в штаб–квартиру, добрались до помещения с номером один и разместились на мягких креслах вокруг длинного черного стола. Вестерс с улыбкой оглядел свою гвардию и прокашлялся.

Глава 3. Артефакты.

Это была явно не самая удачная ночь в жизни Дрейко Малфоя. Очнувшись, он некоторое время лежал ничком на мокрой траве, слушая рваный ритм собственного сердца. По шее текло что‑то липкое и теплое. Он даже не стал ощупывать рану, ему хотелось просто отлежаться, хоть он и понимал, что должен спешить изо всех сил. «Подставили, козлы!» — первая оформленная мысль, пришедшая в голову, оптимизма не прибавила. Второй мыслью уже была некая авантюра: взять да отомстить, скрывшись со всем добром. Идея неплохая, только где? У него не было таких знакомых, к которым можно было бы вот так просто заявиться с украденными вещами, а некоторые могли и сразу упечь за решетку. При этой мысли он похолодел, изо всех сил оперся на руки и медленно сел. В конечном итоге все заканчивают именно этим. «Но я не сяду, нет, не дождетесь!» — Малфой рванул молнию на рюкзаке и достал оттуда целебную мазь, предусмотрительно взятую с собой, и бинты. Намочив с помощью палочки узкую полоску бинта, он промыл рану на шее и две неглубокие царапины на голове и густо намазал все свои повреждения лекарством. Постепенно его сознание начинало доходить до того, что именно свершилось этой ночью, и оцепенение, владевшее им почти с утра, сменилось глухим отчаянием, почти паникой. Вот теперь пути назад уже действительно нет. Хоть эти уроды и обманули его, ничего не сказав о ловушке и о том, что пошлют в соседнее здание своего человека (в том, что они поступили именно так, он не сомневался), нужно было отнести им эти несчастные артефакты, чтобы его, по крайней мере, не поймали с поличным. А там, если они все‑таки заплатят ему, можно будет что‑нибудь предпринять, с деньгами‑то оно как‑то легче думается.

Взбодрив себя таким образом, он подхватил рюкзак и пошел на автобусную остановку. Внутри все еще шевелилось слабое подозрение, что его могут задержать в этом районе, обнаружив его магический след. Но хоть в этом ему должно было повезти. Незачем оставлять новые следы трансгрессией, а то накроют еще всю компанию, решат, что он с ними уже годы работает, и повесят еще несколько дел, к которым он никакого отношения не имеет. Эти мысли продолжали занимать его и в автобусе, на котором ему предстояло проехать около тридцати километров. Однако постоянное пребывание в напряжении и потеря крови лишили его существенной доли сил, и он ненадолго задремал…

… Его опутывала вязкая субстанция, похожая на отвратительный сероватый кисель, и, как и во всяком сне, он с трудом мог пошевелиться. Чей‑то хрип совсем рядом почему‑то привел его в ужас, но повернуться и посмотреть не было никакой возможности. Существо переместилось в его поле зрения… Это был тот самый фиолетовый призрак, который ранил его, и Малфой–младший даже во сне не мог с уверенностью определить, кто он на самом деле. То, что он спокойно проник в его сон, продолжая оставаться вполне реальным, сомнений у неудачливого вора не вызывало.

— Нехорошо красть вещи у меня из‑под носа! — прохрипел страшный призрак, глазницы которого во сне были потухшими, и казалось, что у него в черепе пробиты две черные дыры. — Я столько лет искал их сам. Хоть они и не принадлежат мне, но я имею на них куда больше прав, чем ты, мальчик!

— Да не нужны они мне! — испуганно крикнул Дрейко, пытаясь вырваться из мрачной жижи. — Мне нужны деньги, только и всего! А эти штуки я отдам заказчикам, с ними и разбирайся!

— Ты еще и подлец, как я погляжу, — хриплый голос призрачного человека перешел в прерывистый свист. — Я всегда ненавидел подлых магов, возомнивших себя хозяевами Вселенной! Ну ничего, ваш век уже на исходе! Скоро вы вымрете и уступите место тем, кого вы многие годы угнетали!

— Надеюсь, не гоблинам! — Дрейко чувствовал всем существом, что ему нужно продолжать разговор и тянуть время, чтобы суметь проснуться. — А разве ты не маг? То есть разве ты не мертвый маг?

— Я мертвый, но я не маг, в твоем понимании. Я гораздо выше магов, и я открою границу между мирами!

— Откроешь границу между мирами? Что‑то мне это напоминает… А с чего ты взял, что это тебе удастся?

— Во–первых, вы, люди, слишком долго думаете, в то время как я принимаю решения мгновенно и необратимо. Во–вторых, только ты знаешь о моих планах, и то поверхностно, но ты скоро будешь убит, а я…

— Тебе нужно тело? — во рту у Дрейко пересохло.

— Насмешил! Зачем оно мне? Чтобы стать более заметным? Вот оно, людское примитивное мышление. Не имея достаточно плотной физической оболочки, легко вторгаться в сновидения, легко избегать ловушек, которые маглы и волшебники выдумывают, чтобы побеждать друг друга, а уж что касается противостояния заклятиям — тут мне моя относительная «бестелесность» только помогает.

— Это я заметил, — слабым голосом произнес Дрейко, оставив свои тщетные попытки справиться с серым киселем. — Ты просто безумен, а это ничем хорошим не заканчивается. Мертвые и призраки не смогут править этим миром, он для них чужой.

— Да, чужой, — осклабился призрак, — но его необходимо обновить. Он уже настолько погряз во всяких ничтожных проблемах, что ему пора встряхнуться. Однако я не собираюсь обсуждать с тобой, что, как и почему я планирую осуществить, настала пора от тебя избавиться!

— Нет!

«Я должен проснуться!»

«Не получится! Я тебя не пущу!»

«Я проснусь!»

«Даже если так, я все равно найду тебя!»

«Я ПРОСНУСЬ!»

Как раз в этот момент автобус резко завернул, и Дрейко упал с кресла на пол. Заспанные пассажиры уныло посмотрели на нарушителя спокойствия и вернулись каждый к своим делам, по большей части ко сну. Стараясь унять колотившую все тело дрожь, Дрейко наспех проверил рюкзак и рванул к выходу.

— Сколько мы уже едем из пригорода? — резко спросил он у водителя.

— Да минут двадцать будет, дорога тут скверная, — лениво ответил тот.

— Мне нужен поворот на Уотфорд, надеюсь, мы его не проехали?

— Он через метров триста–четыреста, сэр, вовремя вы проснулись, — усмехнулся водитель.

«Ты даже не представляешь, насколько ты прав, магл», — злобно подумал Дрейко, непроизвольно сжав кулаки.

Автобус высадил его у обочины и, кряхтя, потащился дальше по выщербленной дороге. Дрейко моментально свернул в лес и зажег палочку. Аэропорт должен был быть где‑то к юго–востоку от того места, где он сейчас находился. Точнее, «аэропорт» — это было, скорее, кодовое слово, он здесь только начинал строиться. Поэтому это место продолжало оставаться до поры до времени глухим и безлюдным, а лучшего для передачи всяких там таинственных вещей и придумать было нельзя.

«Надо хоть посмотреть, за что мне смертью грозят!» — внезапно подумал Дрейко и, хотя инстинкт подсказывал ему этого не делать, остановился, присел на ствол упавшего дерева и достал шкатулку. Тепло продолжало пульсировать в ней, приятно согревая руки. Дрейко поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется нести это сокровище шайке воров и, возможно, убийц. Его тянуло открыть шкатулку и взять себе ее содержимое, несмотря на то что он никогда не занимался артефактами и понятия не имел о том, что ему с ними делать. Он был уверен поначалу, что не сможет открыть «упаковку», но она легко поддалась простому заклинанию «Алохомора». Он затаил дыхание, зажмурился, как будто намеревался увидеть нечто священное, и открыл глаза.

Внутри шкатулки лежали три предмета, каждый из которых показался ему довольно симпатичным, но совершенно неуместным в компании с остальными. Маленькие круглые часы без циферблата, с одной стрелкой, которая медленно, но все же быстрее обычной секундной стрелки совершала свой привычный бег. К часам была приделана цепочка. Вторым предметом оказалась деревянная фигурка, изображавшая маленькую девочку в платье с кринолином, держащую в изящных ручках букет полевых цветов. Вид этой фигурки несколько отрезвил охотника за артефактами: по неизвестной причине девочка показалась ему жуткой, несмотря на то что она мило и невинно улыбалась и никакой зловещий свет у нее из глаз не струился. К третьему артефакту он заставил себя отнестись серьезно. Он представлял собой манок, состоявший из двух трубок, всунутых одна в другую, сделанный, по–видимому, из вишневого дерева. На внешней стороне было несколько зазубрин, которые, вероятно, для чего‑то предназначались. Не успел Дрейко толком разочароваться в том, что ему попались такие обычные предметы (он‑то ожидал оружия типа ножей или кинжалов или драгоценности, на худой конец), как над ухом раздался тихий голос, и он подпрыгнул от неожиданности так, что шкатулка полетела на землю. Он кинул на нее испуганный взгляд: артефакты не сдвинулись ни на миллиметр.

— Ты заставил нас поволноваться, парень, — произнес мужчина в коричневом плаще. Именно он давал Дрейко основные инструкции. — Что это там у тебя стряслось?

— Это я у вас хотел бы спросить! — бросил Малфой, аккуратно забирая шкатулку себе. — Вы меня подвели, ребята! Вы послали кого‑то в соседний дом, а он состоял под наблюдением, между прочим! Еще скажите, что вы не знали!

— Знали, — спокойно ответил собеседник, изучая взглядом шкатулку. — Просто боялись, что у тебя заранее могут сдать нервы, узнай ты про такое шоу. Уверяю тебя, ты был в безопасности, но только до определенного момента. Мы потеряли нашего человека, если ты не в курсе, и мы надеемся, что ты нам что‑нибудь да объяснишь.

— Вы что, думаете, что я…

— Ничего такого мы не думаем, ты посмотри на себя! — рассмеялся коричневый плащ. — Кого ты, по–твоему, можешь убить, а? Ты даже кражу не можешь провернуть нормально, чтобы не применить магию и не выдать себя. Имей в виду, парень, за тобой теперь начнется охота, ты ведь и отпечатки пальцев там умудрился оставить.

Дрейко почувствовал себя так, будто его оглушили. Конечно, его отпечатков нет ни у магловской полиции, ни у авроров, но это пока что. А тут от него еще и требуют ответить на вопросы, на которые он заведомо не знает ответа. Ну, расскажет он про призрака в немыслимом наряде, и что? Его тут же в лесу и прикончат.

— Не стоит так нервничать, — прервал ход его мыслей нетерпеливый заказчик. — Прежде чем мы совершим обмен, мне все‑таки нужно узнать у тебя, кто убил Милгреда.

— Это, скорее, что, — хмуро ответил Дрейко. — Оно и меня чуть не укокошило. Имейте в виду, оно охотится за артефактами, и если встретитесь с ним…

— Это не твоя забота. Лучше опиши‑ка это явление поподробнее.

— Ну, вроде как это призрак, но плотнее. И… распространяет фиолетовое свечение, и… может к человеку в мозг залезть, когда он спит.

— Хм, странный конкурент. Ладно, поверю тебе, что ты тут не причем, слишком уж много паники на твоем лице для потенциального вруна. Держи, вот твоя доля, — он кинул Дрейко увесистый мешочек. — Можешь не пересчитывать, мне надо разделаться с этим делом побыстрей, так что отдавай шкатулку — и свободен.

Дрейко ничего пересчитывать не хотелось, он стремился всей душой куда‑нибудь подальше от этого места и от шкатулки, которая вдруг разом перестала быть для него притягательной. Он отдал ее человеку в коричневом плаще, при этом его посетила странная мысль, что их вроде бы должно было быть тут больше, учитывая, что они собирались дружно смотаться к покупателю за границу, но он не успел додумать ее до конца. Бандит перехватил шкатулку левой рукой, а в правой у него неведомым образом оказалась волшебная палочка, которую он молниеносно направил на Дрейко. Тот едва успел уклониться от Смертоносного Заклятия, упасть на землю и выкрикнуть «Протего!». Еще несколько ребят в плащах выскочили на дорогу, и Дрейко наудачу послал парочку Оглушающих Заклятий в их сторону. О его щит разбилось сразу три заклинания, и ему пришлось создать срочно новый и отступить еще дальше. Под таким натиском нечего было и думать о трансгрессии.

Внезапно налетел короткий, резкий порыв ветра и тут же стих. Дрейко понял, что это, но предпринять ничего не мог: на него навалилась жуткая сонливость, желание сопротивляться, спасаться угасло, он опустил волшебную палочку. Двое из нападавших уже лежали скорчившись на земле, в то время как остальные пытались атаковать знакомого призрака, хладнокровно взиравшего на них своими светящимися пустыми глазницами. Разумеется, эти попытки окончились ничем. Впрочем, Дрейко не стал смотреть, что с ними сделал обезумевший любитель артефактов, он с огромным трудом поднялся на ноги и приготовился к трансгрессии. И тут его посетило дикое желание не просто уйти, а уйти с добычей. Шкатулка отлетела от трупа напавшего на него бандита и теперь заманчиво чернела в лесной траве в трех шагах от него. Любопытным фактом было и то, что она будто завлекала молодого человека, приковывала внимание, хотя все его внутренние сигналы, как один, твердили об опасности.

«Она, несомненно, не хочет доставаться какому‑то призраку–убийце!» — решил Дрейко и начал осторожно приближаться к артефактам, при этом каждое движение давалось ему с трудом, что напомнило ему о его сне и о вязкой массе.

Звуки битвы утихали, и он должен был, несмотря на свое свинцовое тело, действовать быстро. С усилием протянув руку, он поднял шкатулку в воздух, и призрак тут же отвлекся от своих противников и обернулся к нему. Дрейко зажмурился, избегая глазного контакта, и повернулся на месте. На сей раз, побег удался ему лучше, преследователь не успел настигнуть его.

Поток свежего воздуха ударил ему в лицо, его шатнуло, но он все же устоял. Самое странное, что он даже не успел подумать о том, куда бы отправиться, но все равно трансгрессировал именно сюда… Почему? Он же решил, что, как только получит деньги, сразу исчезнет из страны, возможно, навсегда. Нужно было где‑то переждать, пробыть до того момента, пока поиски сместятся за границу, а это непременно произойдет через какое‑то время. Его хмурый взгляд уперся в знакомую цилиндрическую башню, которая в неверном лунном свете почему‑то казалась угрожающей. Идея прийти сюда в такой момент была, сама по себе, бредовой, наверное, она совершенно самостоятельно успела поселиться у него в сознании, подсознании или где еще там… и вот надумала проявиться. Дрейко, взяв заветную шкатулку под мышку и по возможности прикрыв ее курткой, сунул свободной рукой мешочек с «зарплатой» в карман и довольно бодро зашагал к намеченной точке.

Лихорадочное состояние вернулось, стоило ему подумать о папочке его пассии. «Этот, пожалуй, тут же побежит фискалить в Министерство», — тревожно подумал Дрейко, потом бросил несколько боязливый взгляд на холмы, за которыми должна была находиться Нора, еще один источник нежелательных встреч, и упрямо продолжил путь.

Старое дерево прямо под окном Луны совершенно не изменилось, с тех пор как они в последний раз проникали наверх, в комнату, под самым носом у бдительного папаши. Кора поскрипывала под подошвами ботинок, и Дрейко прилагал все усилия, чтобы восхождение не отняло достаточно много времени для того, чтобы его заметили. Устроившись на толстой ветке, он старательно выгнул шею и заглянул в окно. Как он и ожидал, она еще не ложилась: сидела на кровати, перебирала какие‑то бумажки, похоже, что письма. Он помрачнел: кто это ей там пишет? В этот момент незримая пропасть между ними, которая, казалось, сильно увеличилась в размерах за последнее время, резко сократилась, а то и вовсе исчезла, и Дрейко, собравшись с духом, переполз на подоконник и тихонько постучал костяшками пальцев в стекло.

Луна слегка вздрогнула, но уже в следующую секунду счастливо улыбнулась, подскочила и кинулась к окну. Две секунды, не больше, провозившись с задвижкой, она распахнула раму и отошла в сторону, не приветствуя его и ничего не спрашивая. Он спрыгнул на замысловатый ковер, сотканный, по–видимому, из шерсти морщерогого кизляка. Дрейко собрался было уже съязвить по поводу количества жертвенных животных необычайно редкого вида, но тут он вспомнил, зачем сюда пришел, и резко одернул себя. Непонятная тяжесть сдавила горло, руки вспотели. Идея начинала казаться уже попросту опасной.

— Ты голодный, наверное? — радостно спросил Луна, внешне не замечая его паники.

— Что? — переспросил Дрейко, решив, что ослышался. — А…

— Конечно, голодный, сразу видно! Я так и думала, что у тебя скоро кончатся продукты. Папа, верно, уже воткнул себе в уши свои знаменитые затычки собственного изобретения, так что он вряд ли попытается помешать нам совершить налет на холодильник! Хотя нет, ты посиди, отдохни, я сама его совершу…

Слово «налет» подействовало на Дрейко, как удар током.

— Луна, я…

— …и горячий чай с булочками и фирменными папиными пирожными! — она уже направлялась к двери.

— Да послушай же! — крикнул он и зажал себе рот ладонью, от всей души надеясь, что знаменитые затычки Ксенофилиуса Лавгуда выдерживали и не такое.

— Что? — со странным спокойствием осведомилась Луна.

— Я пришел, чтобы… попрощаться!

— А мне показалось, что у тебя были сначала иные намерения.

— Сначала… вот именно. Но я так не могу. Понимаешь, я… должен скрыться на время. Не знаю точно, сколько мне придется отсиживаться где‑нибудь, но так просто у меня уйти не получилось.

— Давай все‑таки вернемся к твоему изначальному намерению. Ты вполне можешь здесь остаться, как ты того и хотел, нет причин, чтобы…

— Причины есть! — Дрейко невыносимо хотелось перестать препираться, махнуть на все рукой и остаться под крышей этого дома, развлекаясь тем, чтобы выдумывать различные способы обмана мистера Лавгуда. Однако теперь он по–настоящему почувствовал необходимость одиночества в этом деле. — У меня совсем мало времени, я сделал, кажется, очень большую ошибку…

— Украл древние артефакты, я догадалась, — ее лучистый взгляд померк, она напряженно уставилась на дверную ручку. — Они теперь будут тебя искать, да?

— Откуда же ты…

— Радио слушаю, только и всего. Так, поесть нужно в любом случае, ты ведь не захватил с собой еды, а,путешественник?

— Я… — Дрейко буквально застыл с открытым ртом. Луна осуждающе покачала головой и скрылась за дверью. В коридоре раздались ее тихие шаги, затем она начала осторожно спускаться вниз по лестнице.

Он сел на ее кровать, при этом не удержав шкатулку, которая тотчас грохнулась на пол. Он задержал на ней взгляд на некоторое время. Кто же его дернул, а? И теперь Луна знает, но она реагирует так, словно он, максимум, украл с огорода ее папочки какую‑нибудь редкую штуковину типа сливы–цеппелины. Разумеется, она никому не скажет, но как‑то неразумно было вот так сидеть и пользоваться ее беспечностью. В конце концов, к ней обязательно придут. Стоп, а разве Луна упомянула о том, что его личность уже установлена?

— Вот и я! — Луна, запыхавшись, влетела в комнату с подносом, на котором дымились две чашки с чаем в окружении многочисленных пирожных и прочих сластей. — Пришлось применить Заклинание Подогрева, но ничего: это даже хорошо, что я упражняюсь по мелочам.

Она поставила поднос на журнальный столик и принялась добавлять в чашки сахар.

— Так, тебе одну ложку — это я помню. А мне — дай‑ка подумать — три, ага, а то я сама не своя.

— Ты хоть поняла, что случилось? — с глухим раздражением спросил Дрейко, обреченно снимая рюкзак и ставя его на пол возле кровати.

— Конечно, что там понимать‑то? — Луна намеренно не смотрела на него, помешивая чай. — Не волнуйся, тебя пока не раскрыли, просто у меня сразу стало неспокойно на сердце, я припомнила твои странные разговоры, эту таинственность, которой ты себя окружил последнее время, то, как ты пытался от меня избавиться… Не надо мотать головой, я же сказала, что все прекрасно вижу и понимаю. Знаешь, я очень рада тому, что ты пришел именно ко мне. Здесь ты будешь в безопасности, я обещаю, а о папе не думай: тут главное вести себя тихо и не высовываться.

— Луна, я не собираюсь у тебя останавливаться. То есть… это было вначале моим намерением, но я передумал. Мне не следовало брать с собой всякую гадость, и теперь лучше всего будет, если я просто исчезну, попрощавшись с тобой. Мне ведь заплатили.

Она взяла чашку в руки и уселась на колени около столика, по–прежнему глядя в сторону.

— А почему, — с усилием произнесла она, — мне нельзя поехать с тобой?

Этого‑то он и боялся. Конечно, она не знала о полоумном призраке, охотившемся за артефактами, да и не в нем было дело. Но здесь она жила в привычных условиях, здесь был ее отец, которого она очень любила (это было вполне естественно, но Дрейко порой испытывал жгучую ревность), здесь она уже почти устроилась в жизни. Неужели она действительно понимала, что, возможно, ей суждено по собственному выбору от всего этого отказаться? И ради чего, спрашивается?

— Потому что нельзя! — резко сказал он и тремя глотками осушил свою чашку с чаем. — Это слишком опасно, мало ли что. А мне потом перед твоим папой отвечать?

— Мы уже не маленькие дети, — Луна упрямо взглянула ему в глаза. — Мы свою судьбу сами решаем. Может, ты и не поверишь, но я вполне в состоянии это сделать, потому что прекрасно осознаю, зачем и почему мне это нужно!

Дрейко вскочил и взволнованно заходил по комнате.

— Да мне вообще не стоило к тебе приходить, а ты тут развела романтику! Мне одному‑то надолго не хватит, хотя сначала я хотел выкупить фамильное поместье… Теперь уже и вспоминать смешно! И потом, вдвоем сложнее скрываться, чем одному, а если вдруг поймают, тебя могут обвинить в соучастии. Не вижу в этом ничего хорошего, знаешь ли.

— У меня есть алиби, — пожала плечами Луна, — и не одно. А ты, даже когда один, постоянно влипаешь в неприятности. Если ты и вправду заботишься обо мне, подумай, что со мной будет, если ты уйдешь, а я останусь ждать вестей.

— Еще ты забыла о своем родителе, — злорадно напомнил Дрейко. — Вот уж кто первый побежит сообщать властям о том, что его любимая дочурка пропала. И алиби твое тут же потеряет свою ценность. Да, я влип по самые уши, но тебе в это вмешиваться я не позволю, учти это.

— Значит, ты предлагаешь мне просто тебя отпустить?

— А разве у тебя есть еще какой‑то выход?

Они в течение нескольких долгих секунд смотрели друг другу в лицо, потом Дрейко опустил взгляд и наклонился, чтобы подобрать шкатулку.

— Они там, да? — спросила Луна, стараясь изобразить любопытство, но голос у нее дрожал.

— Да, — кивнул Дрейко и легонько потряс шкатулку. Артефакты и не думали перекатываться внутри. Странно все‑таки.

— Может, ты попытаешься избавиться от нее как‑нибудь или вернуть на место?

— Вернуть на место? Да я в жизни туда больше не сунусь! — сердито проворчал Дрейко, повертел шкатулку в руках и все‑таки решил запихнуть ее обратно в рюкзак, чтобы не мозолила глаза. — Лучше дай мне наводку, куда бы мне направиться. Я сначала всерьез думал о Франции, слышал, там волшебники не так сильно связаны гражданскими обязательствами, как у нас, могут и приют дать всяким беглецам вроде меня.

— Зато на границе у них сейчас полный аврал. Они не хотят, чтобы к ним завозили что попало, так что инкогнито туда так просто не проберешься. И все из‑за этой истории с артефактами.

— Откуда известно?

— От Флер, я недавно гостила у Уизли, — Луна умоляюще сложила руки. — Послушай, избавься от этой штуки, она меня серьезно тревожит.

— Меня тоже, — отмахнулся Дрейко. — Представь себе, она даже вроде бы сама хотела, чтобы я взял ее с собой. Хотелось бы знать, к чему это приведет.

— И ты все‑таки ее взял?

— Конечно, не оставлять же было такую вещь на попечение бешеного парня из иного мира!

— О ком ты говоришь? — теперь уже Луна не могла скрыть свой страх. — Что это еще за парень из иного мира? Что, он теперь следует за тобой по пятам?

— Зря я это сказал, — пробормотал Дрейко, обращаясь к самому себе.

— Дрейко, пожалуйста, объясни, что происходит! — она приблизилась к нему и попыталась взять его за руку. Он едва не отдернул кисть, но вовремя опомнился.

— Извини, — смущенно сказал он ей. — Я в этой истории сам ничего не понимаю. Мне нужен Бальзам Бодрости, чтобы не спать какое‑то время, иначе этот субъект может прийти за мной в мой сон. Он это уже сделал один раз и попытается снова, я уверен.

— Бальзам Бодрости не спасет тебя! — в ужасе прошептала Луна. — Ты на нем и недели не продержишься. И вообще, это очень вредно для организма!

— Ну, не паниковать же теперь! — хмуро усмехнулся Дрейко. — Я умею мало–мальски применять окклюменцию, так что, может, и продержусь. А в это время попытаюсь выяснить, чего мне ждать от моей находки. Луна, я не хочу в тюрьму и сделаю все, чтобы туда не попасть!

— Но чем дольше ты скрываешься, тем хуже будет, когда тебя найдут.

— Кто тебе сказал, что меня найдут?

— Потому что этим всегда все заканчивается, рано или поздно, — она уткнулась ему в плечо, пытаясь сдержать непрошеные слезы. — Если бы ты знал, как я хочу тебе помочь!

— Ты не плачь, главное, а то я сам могу разреветься, — Дрейко неловко погладил ее по голове и постарался изобразить на своем лице самоуверенную ухмылку. — У меня же есть теперь деньги, детка, так что я не пропаду, можешь не беспокоиться, хоть мне это и приятно. Вот посмотри.

Луна судорожно всхлипнула и отвернулась, вытирая глаза. Он, тем временем, развязал мешочек и вывалил на кровать его содержимое, которое, как оказалось, состояло из тридцати крупных монет достоинством в сто галеонов каждая. Дрейко хотел уже было с торжествующим видом обернуться к Луне, как вдруг его что‑то неприятно кольнуло. Он взял один галеон и внимательно его осмотрел. Что‑то в нем было не так, но что? Проклятая интуиция могла бы выразиться и яснее, но, как обычно, не стала. Дрейко придирчиво просмотрел цифры денежного номера на монете — ну конечно же! Там было одной цифрой меньше, чем должно быть, а поскольку их обыкновенно насчитывалось двадцать шесть, логично, что никто не стал бы их пересчитывать при получении. Он, все еще не веря, пересчитал их повторно, и его прошиб холодный пот: что теперь делать? Так как он все еще стоял к ней спиной, Луна подошла к нему и осторожно тронула за плечо.

— Они фальшивые, — хрипло произнес он, почувствовав ее прикосновение. — На этом проставлены не все номерные знаки, даже не собираюсь проверять остальные.

— Не отчаивайся, — она сделала глубокий вдох, и ее голос зазвучал бодро и настойчиво. — Это же всего–навсего означает, что сбежать за границу со своими деньгами ты не сможешь. Но зато теперь они не смогут доказать, что тебя кто‑то нанял за плату. А это означает смягчение вины. Что? — она остановилась, поймав его взгляд, полный явного отвращения ко всему, что она только что произнесла. — Ой, нет, я не хотела сказать, что тебе нужно идти и сдаваться… Подожди, пожалуйста, я… сейчас.

Она молниеносно испарилась из комнаты, оставив недоумевающего Дрейко складывать ненужные галеоны обратно в мешочек. Надо будет его где‑нибудь закопать, в конце концов, никогда не знаешь точно: возможно, смягчение вины и, соответственно, наказания тоже может понадобиться.

Луна вернулась меньше чем через три минуты, держа в руках средних размеров флакон и маленький мешочек. Щеки ее при этом пылали ярким румянцем.

— Вот здесь у нас сохранилось немного Бальзама Бодрости, — она торопливо протянула ему флакон, — а тут… я копила на поездку в Северную Италию, чтобы написать хорошую диссертацию, ну да чего уж там! Зато теперь ты сможешь поехать туда вместо меня, это в сто раз безопаснее, чем во Францию…

— Ты с ума сошла? — Дрейко оттолкнул ее руку с мешочком и отступил от нее на шаг. — Даже не думай, слышишь?

— У меня больше нет, — растерянно пролепетала Луна.

— Да разве в этом дело! — не выдержав, раскричался он. — С моей стороны, я только сейчас это полностью прочувствовал, это вообще жуткая подлость: припереться к тебе, просить помощи, а потом еще и получить за свою глупость деньги! О последнем я даже и не помышлял, а ты… Луна, пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя еще хуже, чем я сейчас себя чувствую! — он постепенно умерил тон и выровнял дыхание.

По ее щекам потекли слезы.

— Но… что же тогда делать? Как же помочь, я ведь не знаю ни один из вариантов, который ты бы принял без возражений! — она вдруг показалась невероятно слабой и хрупкой, с тонкими руками, сжимающими мешочек со скудными накоплениями, и неестественно большими глазами, которые она то и дело вытирала рукавом.

— Луна… — неуверенно позвал он, приблизившись к ней и обняв ее за плечи, — сейчас все хорошо. Я здесь, я никуда не делся. И ничего еще со мной не случилось. Успокойся.

— Побудь сегодня здесь, хорошо? — попросила она, чуть отстранившись. — Иначе мне будет потом слишком страшно, когда ты уйдешь.

— Я не уйду, пока не прогонишь, — попытался пошутить Дрейко и все‑таки вызвал у нее слабую улыбку. — И убери эти проклятые деньги, иначе я не просто уйду, а заколдую тебя, понятно?

— Ты меня уже давно заколдовал, — ответила Луна, смахивая слезинки, — только никак не пойму, как это у тебя получилось.

— Я и не старался, — Дрейко сел на кровать и затолкал рюкзак под нее подальше. — Я был несказанно удивлен тому, что ты обратила на меня внимание.

— Нашел чему удивляться, — она вышла из комнаты и долго не возвращалась, вероятно, хотела успокоиться и не раздражать его. Ему было нестерпимо жаль ее, но он принял твердое решение, что утром уйдет и будет искать до последнего место, где можно переждать бурю.

Бальзам Бодрости привел его в сносное настроение и придал сил, как и следовало ожидать. Дрейко не собирался спать этой ночью, ведь он не знал, как работает система проникновения в сознание через сон из мира мертвых. Как знать, вдруг призрак примчится сюда, тогда он, будучи в состоянии бодрствования, сможет хотя бы оказать минимальное сопротивление и защитить Луну. Интересно, сколько времени этим призракам обычно надо для того, чтобы отыскать свою жертву, пока она не спит? В глубине души Дрейко прекрасно понимал, что не так уж и много.

Луна тихо вошла в комнату и погасила свет. Дрейко даже встрепенулся, поскольку успел отключиться от внешнего мира.

— Ты не будешь спать, да? — робко спросила она, залезая на кровать.

— Нет, какое там.

— Я тоже, я все равно не засну от этих мыслей.

— Ну, это уж глупости, сейчас же ложись! — он машинально протянул руку к ночному столику и зажег лампу. — Я сейчас встану, а ты забирайся под одеяло.

— Ну да, — Луна мешкала, не зная, на что решиться. — Хотя бы сними ботинки, ты уже заляпал весь ковер, — посоветовала она, все же укутавшись в одеяло.

— Ага, слушаюсь и повинуюсь, — пробормотал Дрейко, искоса взглянув на Луну.

— Не слушай лучше мои мысли, они невероятно глупые, — пожаловалась она, пряча глаза.

— Я уже почувствовал, — ответил Дрейко, желая, чтобы краснота поскорее убралась с его лица. — Они действительно глупые, только… ты не позволяй им диктовать свою волю. Я же никуда не потеряюсь, мы просто ненадолго расстанемся, — он устроился рядом, на соседней подушке, и она прижалась к нему. — Совсем ненадолго, ты даже не заметишь.

— Даже, если ты не вернешься, я все равно тебя буду ждать, ясно тебе? Если бы ты это раньше понял…

— Ничего бы не случилось, да. — Дрейко обнял ее, чувствуя, что иначе потеряет способность соображать. — Я непонятно где блуждал все эти месяцы, какие только глупости не передумал, это просто кошмар! Все хотел жить так, как мне хочется, не определившись с тем, чего же мне хочется на самом деле. А теперь это ускользает от меня, и ничего уже не вернуть. А ты осталась…

— Конечно, осталась, — эхом откликнулась Луна. — Разве может быть иначе?

— Может быть все.

— Только не это!

— Хорошо, как скажешь… А теперь спи, отдыхай, а я буду рядом.

— Обещай, что не уйдешь, не попрощавшись.

— Обещаю.

Заря застала их в том же положении, что и в три часа ночи, но солнце пробудило в Дрейко всякие нехорошие предчувствия, и он попытался нарушить свое обещание. Однако сон Луны был недостаточно глубоким, и она тотчас подскочила.

— Ты же…

— Да, я знаю, но… боялся, что не смогу уйти.

— Я тебя отпущу, правда. Будь осторожен, где бы ты ни был! — она усиленно моргала, стараясь не заплакать.

— Буду, — почти торжественно произнес Дрейко, выуживая из‑под кровати рюкзак. — Правда, вряд ли мне это поможет… Да не волнуйся ты так, вредно для здоровья, — он подмигнул ей, отчасти надеясь, что его бравый настрой положительно подействует и на нее. Однако Луна продолжала с болью смотреть на него, и Дрейко решил отбросить свое наигранное хладнокровие на максимально далекое расстояние. — Мы обязательно увидимся, слышишь? И думать об обратном не смей!

Он натянул ботинки и куртку и надел рюкзак на плечи: он казался в три раза тяжелее обычного. Из открытого окна доносились птичьи трели и звук влаги, капающей с деревьев. Похоже, ночью прошел небольшой дождь, а ведь все‑таки он чуть задремал перед самым рассветом, подумал Дрейко. Луна вдруг стремительно соскочила с постели, подбежала к нему и повисла у него на шее. Он, повинуясь собственному внутреннему импульсу, начал ее целовать, и время словно растянулось для них еще на несколько часов. Тиканье часов неожиданно вывело Дрейко из состояния блаженной прострации. Вместе с ощущением времени пришло осознание какой‑то неприятной перемены. Он крепче обнял Луну и оглянулся. За окном вроде бы все было спокойно, но он понял, что нужно немедленно уходить, иначе жизнь его девушки окажется под угрозой.

— Я пошел! — он высвободился из ее объятий и вспрыгнул на подоконник. — Папе привет!

— Пришли мне Патронуса, если окажешься в беде, — сказала Луна, обняв себя за плечи.

— Ты тоже… — он хотел еще что‑то добавить, но покачал головой и трансгрессировал прямо с подоконника.

Она не знала, куда он направлялся, но твердо убедила себя в том, что они еще увидятся. И… будь что будет.

Глава 4. Совещание Охотников.

Гарри и Рон уже начали клевать носом, когда их будущий начальник, наконец, соизволил о них вспомнить.

— Да уж, юноши, в этом деле, кажется, пересекаются все наши отделы разом, так что нет ничего такого, в чем мы не смогли бы к какому‑нибудь из них присоединиться. Я вижу, вы изнемогаете от желания нестись на всех парах, дабы ловить нарушителей закона и общественного спокойствия. Это неплохо, но только для начала, вам понадобится и выдержка в ближайшем будущем. Ну и наблюдательность, разумеется.

— Постараемся, сэр, — серьезно пообещал Гарри, в то время как Рон просто зачарованно глядел на своего шефа. — Нас ведь не просто так взяли сегодня на это дело?

— Вас двоих — нет, не просто, — засмеялся Вестерс и даже хлопнул в ладоши, как школьник. — Просто я подумал, что именно с вами, мистер Поттер, и с вашим лучшим другом мы замечательно сработаемся.

Рон несколько стушевался при упоминании фамилии Гарри, которая, похоже, уже во всех кругах становилась волшебным словом. Интересно, какая от этого слова вскоре будет возникать магия?

— Мистер Вестерс, мы ничем не отличаемся от других выпускников по своим навыкам и умениям, — быстро сказал Гарри, бросив взгляд на Рона. — Разве что опыта у нас чуть–чуть побольше.

— Чуть–чуть? Помилуйте, сударь, я сейчас начну смеяться, а это может растянуться и до утра, так что не советую вам так рисковать! — Вестерс в очередной раз набил свою трубку, потянулся в кресле и продолжил: — Вы, должно быть, удивлены тем, что именно я занимаюсь вами лично. Должен признаться, это не только моя прихоть, и обусловлено это, в первую очередь, тем, что у нас сильно сократился личный состав, а следовательно, у нас сейчас не так уж много специалистов, которые могли бы ввести выпускников в курс дела. Нам еще везет с тем, что уровень подготовки в школах авроров существенно не снизился. А могло быть и так. Однако, вам не стоит думать, будто я буду посвящать вам все свое свободное время, — при этом глава Первого Отдела опять заговорщицки подмигнул молодым людям. — У меня масса других дел и расследований. И мне, кстати говоря, невероятно интересно узнать ваше мнение по поводу того, чему мы с вами стали свидетелями этой незабываемой ночью.

Гарри ждал, что он задаст им этот вопрос чуть ли не целую ночь. Он бегло огляделся: кроме них и Вестерса, в кабинете больше никого не осталось, а ему не терпелось высказать свои мысли именно начальнику.

— Сэр, — начал он, — вы, конечно, и так уже много чего сказали своим подчиненным в нашем с Роном присутствии, так что наши комментарии тут излишни, но все‑таки насчет убийства: мне, вернее, нам кажется, что это не человек, но это чисто интуитивное предположение. Мы знаем, что это не тот метод, каким обычно пользуются авроры, но…

— Почему же не тот? Он самый, просто они облекают его в различные умные фразы и, завернув в красивую обертку, преподносят начальству на узорном подносе, думая, что так и надо… Так о чем бишь я? Ах, да: вы с другом, вероятно, почувствовали избыток потусторонней энергии в том офисе. Его почувствовал и я. Это весьма непростое дело, вот что я должен вам сказать, поэтому я и буду рад любым соображениям.

— Вряд ли обитателю потустороннего мира нужны артефакты, чтобы заработать на них деньги, правда? — робко сказал Рон. — Просто вы так и не пояснили, сэр, зачем бы они ему еще понадобились.

— О, для чего только они не могли ему понадобиться! — жизнерадостно откликнулся Вестерс. — Подумайте сами, ведь всех умерших за всю историю Земли не зафиксировать никакой переписью, их мир отделен от нашего плотной завесой, но это не та завеса, что отделяет, скажем, наш мир от магловского. Мир магов конкретной страны — Великобритании — это, скажу вам, довольно законсервированный мирок, из которого мы, волшебники и по совместительству искатели приключений, периодически делаем вылазки во внешний мир, масштабные и не очень. Так вот, «тот свет» охватывает все это, вместе взятое, и, возможно, гораздо больше, поэтому он так грозен порой для мира живых. Ведь там известно, что будет потом.

— Вы верите в потусторонние миры, или даже параллельные миры, или вы просто принимает их как факт? — поинтересовался Гарри.

— Скорее, второе, хотя я вовсе не исключаю первое. Я верю в то, что должен защитить в случае опасности, поскольку это, пожалуй, самое конкретное из всего, что бывает в этой сумасшедшей жизни. А уж если это подвергнется опасности со стороны кого бы там ни было, хоть из потустороннего мира, я этому субъекту не завидую.

— Полностью согласен, сэр, — задумчиво ответил Гарри, следя взглядом за дымом, поднимавшимся из трубки Вестерса. — А нет никакого способа предотвратить дальнейшие атаки призраков, или кого там еще, взяв под контроль оставшиеся артефакты? Разумеется, принимая во внимание, что никто точно не знает, сколько их на самом деле существует.

— Да вы зрите в корень, молодой человек! — притворно восхитился Вестерс и с помощью волшебной палочки наполнил чаем стоящие на столе чашки. — Угощайтесь. Мне это, конечно же, приходило в голову, и я уже разослал своих оставшихся в резерве людей по наиболее опасным объектам. Остаетесь, собственно, вы, новички. И это еще одна причина, по которой мне было важно побеседовать с нами. Я хочу взять вас в Охотники.

— Вообще‑то, я вратарь, а он ловец, — вырвалось у Рона. Эта, с точки зрения Гарри, не вполне удачная шутка прозвучала почти шепотом, но Вестерс все равно ее расслышал и чрезвычайно развеселился.

— Квиддич — великолепная игра, тут я вполне разделяю ваше к ней очевидное пристрастие, — доверительно сообщил он. — Сам я играл только в школьные годы, был охотником. Если так можно выразиться, суть с годами не поменялась.

— А что именно делают Охотники, если поточнее? — спросил Гарри, предвкушая нечто интересное.

— Охотятся, — невозмутимо ответил Вестерс. — Порой они совмещают, так сказать, приятное с полезным и превращаются в «охранников». Думаю, тут пояснять что‑либо также нет необходимости. Хочу сразу уточнить, чтобы новая информация не смешалась в ваших юных головах, «охотники» — это не те верзилы, что штурмуют притоны, где торгуют недозволенными магическими и магловскими товарами, или какое‑нибудь логово залегшего на дно темного волшебника. Все немного сложнее. Подготовка у этих ребят, разумеется, высшей категории, им даны некоторые особые привилегии в вооружении и применении заклятий, с перечнем которых вы ознакомитесь чуть позже. Они не только следят за такими опасными объектами волшебного мира, как, к примеру, артефакты, но и часто сопровождают высокопоставленных лиц из нашей организации (исключительно из нашей, прошу заметить), если им предстоит отправиться на какую‑нибудь рискованную операцию или подозрительную встречу. Охотники одновременно являются и разведчиками, и это их умение полезно в бесчисленном количестве ситуаций. Многие из них великолепно проявили себя в последней войне, сражаясь в рядах Министра. Главная их цель, как вы уже догадались, — обезвредить общество от темных магов и того, что, как правило, является следствием их деятельности. И здесь опять‑таки всплывают наши любимые артефакты.

— Охотники могут быть задействованы как Ликвидаторы Заклятий, сэр? — поинтересовался Гарри, вспомнив старшего брата Рона, Билла Уизли.

— Хороший вопрос, — одобрил Вестерс и пустил в потолок спиралевидное облако дыма. — Дело в том, что Ликвидатор Заклятий — чрезвычайно редкая профессия, требующая особо тщательного подхода ко всему, что делает тот или иной чародей. В магловской среде есть свой эквивалент — саперы, кажется.

— Саперы? — переспросил Рон.

— Они обеспечивают безопасность группы во время операции на тот случай, если противник припрятал где‑то мины, в нашем случае — заклятия–ловушки, или что‑то в этом роде, — пояснил Гарри и слегка покраснел: — Простите, сэр.

— Ничего–ничего, вам ведь надо упражняться, Поттер, — подбодрил его начальник Первого Отдела. — Хотя умение четко формулировать мысль без всяких там слов–паразитов, междометий и прочей ерунды вам не повредит. И не смотрите так на меня, молодой человек, — весело прибавил он, — старше вас намного, мне позволительно.

Рон в этот момент с облегчением вздохнул, установив, что Вестерс шутит.

— Значит, сэр, вы хотите нас зачислить в ряды Охотников? — робко осведомился он. — Прямо сейчас?

— Скажем так: сейчас вам, прежде всего, нужен отдых, сон, горячий шоколад… Что‑то я увлекся. Конечно же, вас обо всем предупредят, о знаках отличия и прочем я позабочусь сам, поскольку всегда этим занимаюсь. После положенных формальностей вы приступите к несению службы, как бы официально это ни звучало. Ненавижу официальную часть в любом мероприятии, знаете ли. А теперь позвольте вам представить ваших будущих коллег в самом прямом смысле этого слова. Кажется, бедняги уже целую вечность ждут под дверью, ожидая окончания нашей маленькой беседы. Вот что значит дисциплина! — Вестерс резво вскочил с кресла, подбежал к двери кабинета и, распахнув ее, торжественно воскликнул: — Заходите, ребята!

Гарри и Рон были немало удивлены тем, что Стеффинс и Холборн были, ко всем прочим своим достоинствам, еще и Охотниками. Они вошли в кабинет, помимо шестерых других авроров, теперь на них уже была не та форма, которую они носили на службе и на первом совещании. Гарри пристально вгляделся в их плащи, темно–бордового цвета, сделанные, судя по всему, либо из шкуры дракона, либо морского змея, особей которого на всю Британию оставалось не многим более десятка. По–видимому, эти накидки имели отражающее свойство. Столь же примечательными были и легкие, не заметные с первого взгляда нагрудные пластины, аккуратно вшитые в черные кафтаны. Также охотники носили тонкие перчатки и сапоги на высокой подошве, глядя на которые Гарри почему‑то вспомнил о своем кузене Дадли: что‑то похожее явно имелось в его гардеробе. Гарри даже отвлекся от происходящего в комнате. Как же давно он не был у родственников!

Между тем Вестерс, пожав руку каждому из вошедших, начал представлять их. Рон излучал усердие, пытаясь запомнить эти странные имена, напоминавшие, скорее, клички. Стеффинс, к примеру, оказался Оджем Дэггером, а Холборн — Запоминающим и Стирающим, причем оба эти наименования зачастую применялись к нему одновременно. Гарри взял себе на заметку подобное обстоятельство, сама же перемена имени вызывала в нем резкий протест. Впрочем, высказывать его было бы бессмысленно и невежливо, поэтому он скрестил руки на груди и молча внимал разговору Вестерса с подчиненными.

— Да, ребята, а где же наш непревзойденный Ермон? По моим подсчетам, он уже должен был вернуться с разведки.

— Он послал нам предупреждение, что появился неожиданный случай, который, как он утверждает, имеет прямое отношение к нашему новому делу, сэр, — ответил Запоминающий и Стирающий с важным видом.

— Это хорошо. Однако лучше бы ему вернуться поскорее, ибо опасное это дело — заниматься такими вещами в одиночку. Хотя я всегда знал, что он честолюбивый малый, да… Уважаемые господа, примите в свой дружный коллектив двух новых сотрудников: мистера Гарри Поттера и мистера Рональда Уизли.

Гарри ненавидел ощущать на себе больше двух взглядов сразу, но он выдержал это испытание, стараясь при этом удержать свое стремительно падающее до нулевой отметки настроение. Рон себя чувствовал еще неуютнее, чем до этого, и смотрел на потолок, на стены, на дверь, потом снова на потолок — лишь бы не встречаться ни с кем взглядом. Казалось, что‑то должно произойти и прервать эти мучительные мгновения, сделать их как бы менее значительными, хотя, по сути, они такими уж особенными и не были.

Гарри приготовился отчитать себя за эти мысли и несвоевременную панику, но в этот миг дверь, на которой успел успокоиться взгляд Рона, приоткрылась. Послышался робкий стук.

— Не притворяйся, Ермон, — весело позвал Вестерс. — Можно подумать, ты действительно стесняешься. Заходи и докладывай, мы ждем тебя уже здесь невесть сколько.

В кабинет быстрыми шагами вошел молодой человек лет двадцати пяти в фиолетовом плаще и такого же цвета повязкой на лбу. Служила ли эта повязка исключительно данью капризной моде или же обладала какими‑либо иными качествами — на первый взгляд сказать было трудно. Выразительное лицо мужчины с большими карими глазами обрамляли каштановые кудри, ниспадавшие до самых плеч. Прямой нос и тонкие губы столь замечательно сочетались в его облике друг с другом, что Гарри и Рон тут же решили, что перед ними — Аполлон местного пошиба, а с такими они привыкли быть осторожнее. Вошедший не обратил на новичков никакого внимания, он направился сразу к начальнику, который наградил его снисходительным и одновременно поощряющим взглядом, и начал доклад:

— Сэр, я весьма сожалею, что заставил вас ждать. Прежде всего, я должен отчитаться за квадрат C1, который был вверен мне два дня назад. В этом секторе все спокойно, но я усилил наблюдение сегодня ночью ввиду сообщения об ограблении и убийстве. Я оставил на своем посту ваши датчики и поспешил по новому вызову. Дело в том, что мощнейший всплеск потусторонней энергии был зафиксирован в районе Оттери–Сент–Кечпоул, где, по нашим данным, проживает несколько волшебных семейств, в том числе…

— Мое! — вырвалось у Рона, Гарри послал ему предостерегающий взгляд, но осуждения не последовало. Вестерс нахмурился, однако не произнес ни слова, в то время как «Аполлон», высокомерно отвернувшись от Гарри и Рона, продолжил свое сообщение.

— Я выяснил некоторые подробности, сэр. Есть все основания полагать, что призрак, фигурирующий в нашем деле, побывал в этом районе и что именно он произвел те разрушения, которые…

Гарри почувствовал страх. Рядом с ним Рон сжал кулаки и сильно побледнел. Гарри вспомнил предостережение собственной интуиции еще там, в заброшенном офисе, разгромленном непонятно кем. Кто бы это ни был, последствия того, что он пребывает на земле и охотится за артефактами, будут непредсказуемыми. Что, если… Нет, причем тут «Нора»? Быть этого не может.

— Лавгуды? — переспросил Вестерс, и Гарри вынырнул из своих сумрачных размышлений. — Эти давненько состоят у нас на учете. Надеюсь, старый добрый Ксенофилиус не перестарался с вызыванием духов для лучшего в Британии урожая слив–цепеллин. Мистер Дэггер, Вы приготовили опись пропавших артефактов?

— Да, мистер Вестерс, — Стеффинс с готовностью протянул ему свиток.

— А вот это уже плохо, — заключил глава отдела, пробежав глазами список. — Нам придется действовать быстро и решительно, что мы прекрасно с вами умеем, не так ли, мальчики? Мне не нужно вас учить: сами знаете, что делать и куда отправляться. Одно только предупреждение: в одиночку на поиски призрака никто из вас соваться не должен, понятно? Это и к тебе относится, Ермон. Если все же решитесь, вас должно быть, как минимум, трое, и это должен непременно быть день. Ночью он разберется с вами в два счета, они все ночью становятся сильнее, а поскольку мы так и не знаем пока, с кем имеем дело… Полагаю, дальнейшие инструкции излишни.

Исполненные искреннего энтузиазма охотники закивали головами, только Ермон стоял, вытянувшись в струнку, как будто хотел возразить что‑то против приказа не отправляться одному. Гарри с тревогой взглянул на Рона, который все еще не мог прийти в себя, и откашлялся.

— Сэр, мы просим разрешения отправиться в Оттери–Сент–Кечпоул. Как я понимаю, у Вас было для нас задание в другом месте, но, учитывая обстоятельства, нам хотелось бы предварительно заехать туда.

Брови Ермона поползли вверх. Очевидно, он считал сказанное Гарри величайшей наглостью. Гарри проигнорировал его пристальный взгляд и в упор смотрел только на Вестерса. Тот, казалось, понял его состояние за пару секунд, поставил погасшую трубку на стол и усмехнулся.

— Разумеется, джентльмены, вы можете отправиться в Оттери–Сент–Кечпоул. Более того, мистер Уизли, я Вам даже рекомендую увидеться с родными. Вы отправитесь вместе с Ермоном, Оджем Дэггером и Запоминающим, ясно? Информировать меня обо всем будет, естественно, Стирающий.

— Да, сэр, — мгновенно отозвались трое авроров, при этом Холборн ничуть не смутился тем, что его упомянули два раза под разными именами.

— Спасибо, сэр, — хором ответили Гарри и Рон, Вестерс только пожал плечами в ответ, вплотную занявшись своей трубкой.

Восток пылал, окрасившись пурпурно–огненным светом восходящего солнца. Пара шустрых зайцев, вспугнутые несколькими вспышками подряд, припустились, прижав уши, к соседнему полю. Возникшие посреди безлюдной местности волшебники вынули волшебные палочки и, не сговариваясь, зашагали к холму, из‑за которого все еще поднимался слабый дымок.

— Гарри, — тихо прошептал Рон, отряхивая с ботинок капли утренней росы, — как ты думаешь, может, это все‑таки ошибка?

— Я тоже надеюсь на это, — мрачно ответил Гарри. — Но меня мучает плохое предчувствие, а еще почему‑то чувство вины.

— Все как обычно, — фыркнул Рон. — Единственный положительный момент во всем этом — возможность повидаться с семьей до того, как нас закинут в очередную командировку. Только бы не на континент!

— Да уж, это точно, — согласился Гарри, косясь на Ермона, который с явным осуждением время от времени поглядывал на них. — Не знаю, как тебе, а мне совсем не улыбается гоняться непонятно за кем по всей Европе.

— Вот бы нам список артефактов, — с вялым азартом заявил Рон. — А то мне уже даже интересно стало, что за штука такая, за которой можно явиться аж из потустороннего мира?

— Если только нам не скармливают сказки, дабы устранить нас как конкурентов, — совсем тихо предположил Гарри, сосредоточившись на спине Ермона.

— Хороши сказки, — замирающим голосом пробормотал Рон, так как они уже подобрались к вершине холма, и их взору предстало следующее: дом–цилиндр, в котором некогда проживало семейство Лавгудов, был попросту стерт с лица земли, его обугленные развалины неестественно чернели на залитой солнцем травянистой равнине. Вокруг пепелища были разбросаны деревья, вырванные с корнями, достигавшие до этого ста и более футов в высоту. Создавалось такое впечатление, что вместе с пожаром над этим местом заодно пронесся самый настоящий ураган. Повсюду уже сновали авроры, присутствовали и некоторые любопытные из волшебников, в том числе и семейство Уизли.

Рон толкнул Гарри локтем, и тут у сопровождавших их охотников, как один, запищали какие‑то приборы. Ермон проворно выхватил из внутреннего кармана некое подобие калькулятора, скрещенного с наручными часами (ибо он имел циферблат и был миниатюрным), и удовлетворенно кивнул.

— Это он, сомнений нет, слишком высокая концентрация магии скиантов, чтобы ошибиться.

— Кто такие скианты? — спросил Гарри, подходя к нему.

— Хотите сказать, вас этому не учили? — высокомерно осведомился Ермон, не замедляя шага. — Это одни из самых опасных существ, к счастью, они редко появляются в нашем мире. Они ни живые, ни мертвые, примерно как дементоры, и убить их чрезвычайно сложно. Не стану лгать, мне ни разу не приходилось иметь с ними дело. Поэтому мистер Вестерс нас и предупредил, а он не станет так волноваться по пустякам. Как правило, в жизни известные скианты были учеными, философами, исследователями и все в таком духе, но это мало что дает. Будущего скианта определить никак нельзя, этот выбор человек делает, похоже, уже после смерти.

— Можно создать скианта? — продолжил допрос Гарри, уже разрабатывая в уме гипотезу.

— Если только ты получишь власть над магией подземного мира, — презрительно усмехнулся Ермон. — Насколько мне известно, в мире живых это проделать невозможно.

Гарри задумался: какая‑то навязчивая мысль ускользала, подобно ужу, и он решил на досуге обдумать ее и задать потом какой‑нибудь существенный вопрос.

— Что будем делать, Гарри? — спросил у него Рон. — У нас и приборов‑то нет, мы тут как наблюдатели, получается.

— Нужно выяснить, где Луна и ее отец, а еще лучше — побеседовать с ними и…

— Гарри!

Он обернулся навстречу Джинни. Двое авроров попытались задержать ее, но она, по привычке создав защитный щит, увернулась от них. Гарри краем глаза успел заметить, как скривился Ермон, прежде чем плачущая Джинни заключила его в объятия.

— О, Гарри, с тобой все в порядке!

— Да, конечно, я же был на дежурстве, и не один.

— Но ты же был рядом с этим жутким домом, по радио передали, что там дежурил ваш отдел, а Гермиона говорила мне про практику.

— Уже и по радио передали? — Гарри попытался свести все волнение к шутке. — Надеюсь, там не сказали, что мы позорно сбежали с поля боя и проворонили преступников?

— Примерно так это и прозвучало, — с неприязнью сказала Джинни, глубоко дыша. — Это был репортаж незабвенной Скитер, что с нее возьмешь?

— Когда вы сюда прибыли, Джинни?

— Почти сразу. Нас уже опросили как свидетелей, хотя, конечно, это громко сказано. Мы почти ничего полезного для следствия не заметили.

— Почти?

— Мы услышали взрыв, даже холмы не смогли заглушить его. Мама уверяла, что надо остаться дома, но мы с папой ее не послушали, и она, конечно, пошла за нами. А тут такое… Луну с отцом забрали в больницу св. Мунго. Мы только видели, как их уносили, а потом решили дождаться вас, потому как вам непременно должны были об этом сообщить, да и до дома идти всего ничего.

— Оставаться здесь и ждать нас было неразумным поступком, Джинни, — нахмурился Гарри. — Вдруг этот товарищ еще бродит где‑то неподалеку.

— Нет, вряд ли, думаю, его присутствие чувствовалось бы тогда повсюду, в радиусе нескольких миль. Гарри, что же он здесь забыл?

Гарри и Рон переглянулись: они не имели права разглашать такую информацию, но сейчас дело касалось непосредственно их. Гарри ощутил на себе прожигающий насквозь взгляд Ермона и поспешно заблокировал сознание, в то время как мозг заработал на полную мощь и начал строить предположения. Призрак охотился за артефактами, которые, по–видимому, унес тот, кто попытался выдать себя за магла. И его след привел сие беспокойное дитя того света к дому Луны Лавгуд. Гарри мысленно вздохнул, ему стало еще хуже на душе. Непременно нужно было поговорить с Луной, чтобы убедиться, а до этого… следует помалкивать, пока не в меру рьяные честолюбцы не открыли сезон настоящей охоты.

Ермон тяжелым шагом приблизился к ним и остановился в каких‑то сантиметрах от Гарри.

— Что здесь происходит, мистер Поттер? Кто эта девушка и почему она мешает следствию?

Джинни и Рон одновременно покраснели, а миссис Уизли еще отчаяннее замахала руками из‑за кордона авроров, пытаясь привлечь внимание дочери.

— Эта девушка — моя невеста, — отрезал Гарри, твердо выдержав взгляд министерского красавца. — И она не мешает, а напротив — помогает «следствию», если стояние на месте и созерцание тлеющих развалин обозначает именно это.

Рон сдавленно охнул. Гарри не собирался продолжать разговор, его переполняли настолько противоречивые чувства, что сейчас ему было необходимо успокоиться и продумать свои дальнейшие действия. Ермон застыл, но не предпринял попытки удержать Гарри, который обнял за плечи Джинни и повел ее к родителям. Она не сказала больше ни слова, но каждая ее черта излучала счастье и успокоение.

— Гарри, милый, как ты? Рональд, у вас все в порядке? — миссис Уизли была вне себя от беспокойства. Она порывисто обняла сначала Джинни, потом Рона, а затем уже крепко стиснула Гарри.

— Да все в порядке, мам, — нетерпеливо пробормотал Рон. — Вы как?

— Теперь наверняка будет вызов в Министерство, — удрученно сказал мистер Уизли, пожимая руку Гарри. — Жаль, что отпуск пропал, но пострадали наши друзья, и это нельзя оставить безнаказанным.

— Что же, мистер Уизли, задействованы будут все отделы? — спросил Гарри.

— Похоже на то, — вздохнул Артур. — Скажу вам по очень большому секрету, мальчики, в Министерстве шевелятся, прямо‑таки ерзают, и довольно сильно. Я не специалист по этим вопросам, с артефактами встречался редко, да и вспоминать об этих встречах мне не хочется, но… Примечайте все, так как давно уже такого не повторялось. То есть нет, духи, призраки и так далее пошаливали немного, но это были обычно локальные явления, которые быстро пресекались, а сейчас… Одним словом, неспокойно все как‑то.

— Это прямое следствие всего, что произошло до этого, — произнес Гарри, волей–неволей погружаясь в пучину невеселых воспоминаний. — И если мы не извлекли необходимых уроков еще тогда, то никакая концентрация внимания сейчас нам не поможет.

— Ты потише со всякими там мрачными вещами, — буркнул Рон. — Мама и так все время боится и нервничает…

— Рональд, я в порядке, — вставила Молли Уизли. — Это потрясение для нас всех, конечно, но это же не помешает нам побыть всем вместе, правда же? Вас совсем загоняли в этой школе, мальчики, просто жалко смотреть.

— Молли закормит вас до смерти! — пошутил мистер Уизли. — Вы ведь останетесь?

Рон бросил тоскливый взгляд в сторону их с Гарри спутников и промямлил:

— Мы спросим у начальства, кто их знает, что они выдумают.

— Гарри, мы будем ждать вас в «Норе», — сказала Джинни, когда Гарри и Рон повернулись к ним спиной и понуро побрели назад, к своим коллегам. — Загляните хоть ненадолго, в любом случае!

— Конечно, — махнул ей Гарри и обратился к Рону: — Для начала наведаемся в больницу св. Мунго.

— Если только нас отпустят, — ответил Рон, — что вряд ли.

Между тем авроры устроили срочное совещание, стараясь при этом не мешать работе других отделов. Гарри некоторое время размышлял над тем, почему бы просто не объединить для этого дела несколько ведомств в одно, выделив необходимое количество людей, но эти его размышления были прерваны властным голосом Ермона, который, казалось, изнывал оттого, что не может начать действовать прямо сейчас и самолично.

— Мистер Поттер, поскольку у вас и мистера Рональда Уизли еще нет подходящего обмундирования, а также кодовых имен, я как командир отряда считаю нецелесообразным для вас оставаться с нами и исследовать здесь что‑либо. Поэтому совещание решило отправить вас назад, в Министерство, и доложить мистеру Вестерсу о сложившейся обстановке. Остальные, во главе со мной, остаются на месте преступления и обрабатывают информацию.

«И я даже знаю, для чего вы тут остаетесь», — неприязненно подумал Гарри. Вслух же он выразил согласие, оставив сочувственный взгляд Запоминающего и Стирающего без внимания. Рон кипел от возмущения, его теперь уже багровое лицо с трудом справлялось с задачей маскировки чувств. Едва они с Гарри отошли в сторону, как он схватил друга за плечо и прошептал:

— Гарри, скажи, ты думаешь о том же, о чем и я?

— Да, Рон, но за это нам могут и диплом не дать, а Вестерс ждет, пока ему доставят информацию.

— Ну, это он ловко устроился, конечно, а нам‑то что делать?

Гарри бросил долгий взгляд на дымящиеся останки причудливого дома Лавгудов и промолвил:

— Рон, и кем мы с тобой будем, если оставим это дело на съедение каким‑нибудь умникам–следователям из отдела номер семь?

Рон понимающе ухмыльнулся. Они взялись за руки и трансгрессировали в Косой переулок.

Знаешь, Гарри, — сказал Рон, когда они уже поднимались на второй этаж больницы св. Мунго, — похоже, мы с тобой и в самом деле не совершаем никакого криминала. Информировать Вестерса должен был Запоминающий, так? Вот и пусть начальник немного помучается, а мы потом, глядишь, принесем ему что‑нибудь повкуснее рассказов о подвигах Ермона Бессмертного.

— Странное имя, да?

— Гермионе точно есть что сказать по этому поводу, — Рон толкнул дверь в палату номер семнадцать, которую им назвали внизу, и они вошли внутрь.

Одна из шести кроватей была огорожена плотной ширмой, из‑за которой поминутно доносилось слабое постанывание. Гарри окинул палату взглядом и тут же узнал Луну, несмотря на забинтованную голову и огромное количество ссадин и порезов на лице.

— Гарри! — она счастливо улыбнулась, с трудом двигая лицевыми мышцами. — А я упрашивала небо, чтобы ты пришел.

— Правда? — Гарри невольно ответил на улыбку, хотя секунду до этого его охватывало оцепенение от ужаса и жалости. Он присел на край кровати и взял ее за руку. — А почему тебе так хотелось меня увидеть?

— Потому что, когда ты приходишь, это означает нечто хорошее, что‑то вроде утешения.

— Ты достиг нового уровня, сын мой, — пророческим тоном возвестил Рон. — Ты стал хорошей приметой.

Луна хихикнула, что далось ей с еще большим трудом, чем улыбка.

— А папа мой там, — она кивнула в сторону ширмы. — Выглядит очень плохо, но он вел себя так мужественно, спасая меня от взрыва. Я уверена, что он скоро поправится, и тогда мы сможем вместе вернуться домой.

— Луна… — Гарри и Рон озадаченно переглянулись, после чего Гарри со вздохом продолжил: — Может, вам лучше на время переехать ко мне, а то от вашего дома… хм, одни руины остались.

— Это не есть хорошо, — будничным тоном произнесла Луна. — Но папа сумеет его быстро отстроить, а пока… Мы подумаем над твоим предложением, спасибо.

Рон только сокрушенно покачал головой.

— Луна, послушай, я должен задать тебе несколько вопросов, — начал Гарри, но она перебила его.

— Ты на дежурстве?

— Да, — он понимающе наклонил голову. — Рон, в палате вроде бы никого нет, но ты проверь, пожалуйста.

— Ага, — Рон обошел палату, заглянул к Ксенофилиусу за ширму, затем встал в дверях, мельком оглядел коридор и утвердительно кивнул.

Луна, с некоторым беспокойством следившая за его действиями, вызывающе уставилась на Гарри.

— Луна, я не инквизитор, — твердо сказал он. — Я, кажется, уже понял, в чем тут дело, но мне необходимо твое подтверждение.

— Это какое же? — чуть резче, чем следовало, осведомилась она.

— Дело очень серьезное. Сегодня вы, а завтра — кто‑нибудь другой, неважно: маглы или волшебники, дети или взрослые. И все это из‑за глупых приспособлений для черной магии… Да, я на дежурстве, но я больше, чем, так сказать, следователь, я твой друг. И не только твой. Поэтому, если я говорю, что пришел сам, без приказа, чтобы расспросить тебя и помочь, тебе следует мне верить. Принуждать тебя никто не будет, что в твоих же интересах, потому что Министерство… Сама знаешь, что оно такое.

Луна тщетно пыталась скрыть свою нервозность, в то время как Гарри боролся с тем ощущением, которое возникает, когда наши худшие опасения подтверждаются. Наметился весьма тугой переплет, в который он неминуемо угодит, если не управится с этим делом быстро. На сей раз ему придется принимать решения одному, поскольку Рон вряд ли его поддержит. Хотя, кто его знает?

— Гарри, — Луна заговорила еле слышно, отвернувшись к окну и прикрыв глаза, словно усталости, — ты уже все понял, да? Но только не надо на него ничего сваливать. Он тут не причем. Он не знал… Все произошло так неожиданно, после того как он ушел… явилось это существо. Папа тогда уже проснулся, и мы пили чай из маргариток на кухне… Я ничего толком не запомнила, в памяти такой туман…

— Чего он хотел, это ведь был призрак, да? — настойчиво спросил Гарри.

— Ох, лучше бы это был призрак. Но это было нечто похуже. Папа рассказывал мне о них в детстве — о скиантах, мертвецах, которые и после смерти сеют ужас и разрушение, если проникают в мир живых. Не представляю, как он нашел наш дом, когда он следовал за…

— Дрейко, ага, я уже сообразил. У него были с собой артефакты, так? Он не оставлял их у тебя?

— Нет, — Луна испуганно сжалась, — иначе мы бы с тобой уж точно не разговаривали. И не спрашивай меня, куда он отправился, я не знаю. Он мне не сказал. Но, думаю, он направляется за границу… на континент.

— Так… Стало быть, призрак разнес ваш дом и умчался тоже в неизвестном направлении?

— Примерно так. Только это не совсем верно, что он именно разнес дом…

— Наш начальник так и подумал, — усмехнулся Гарри. — Что там было у твоего папани?

— Ну, Гермиона же взорвала рог морщерогого кизляка, который предназначался мне в подарок, так что…

Гарри бросил невольный взгляд на Рона у двери. Тот в немом изумлении открыл рот.

— Эй, вообще‑то, Герми ничего не взрывала, — начал было он громким голосом, но Гарри поспешно призвал его к молчанию.

— Вы, ребята, скоро угробите себя сами, — удрученно сказал он. — Как хотите, но об этом я обязан заявить, максимум, что грозит твоему отцу в таком случае — это штраф.

— Да за что же? За научные исследования? — возмутилась Луна, чем вызвала припадок смеха у Рона.

— Проехали, — махнул рукой Гарри. — Об остальном я, конечно же, промолчу, и будем надеяться, что мне удастся действовать самостоятельно довольно долго…

— Гарри, ты должен найти его раньше, чем они и… он! — Луна отчаянно вцепилась в его руку и закусила губу. Справившись с волнением, она продолжила: — То есть, конечно, ты ничего не должен, Гарри, но… я прошу тебя. Если что‑то случится с папой, он… Больше у меня никого нет.

— В определенном смысле я должен, поскольку слишком надолго оставил его без присмотра, — Гарри поднялся. — Я попытаюсь, Луна, попытаюсь изо всех моих сил, но ты должна понимать, что мне вполне могут помешать власть имущие, ведь это будет не вполне законно.

Она больше ничего не говорила, только смотрела на него. Их обоюдное молчание сгущалось, будто они скрепили печатью некий договор. Затем Гарри повернулся, и они с Роном вышли. В коридоре по–прежнему никого не было, но почти из всех палат доносились стоны вперемежку с увещеваниями целителей.

— У них сегодня тоже жаркий денек, — сказал Рон. — Так ты серьезно насчет…

— Да, Рон, только не делай такое лицо!

— Я просто представил себе реакцию Гермионы… Слушай, я понимаю, что речь идет не просто об исполнении служебного долга, но… нам ведь за это может весьма конкретно влететь. Не надеяться же нам только на благосклонность Вестерса, или ты делаешь ставку исключительно на нее?

— Нет, не делаю. Меня больше беспокоят фискалы типа Ермона. Надо бы, разумеется, команду собрать, но это будет слишком уж заметно. А так как я, вероятно, собираюсь задействовать Мантию…

— Нас двоих вполне хватит, — отрезал Рон. — Одна загвоздка: как понять, куда именно направился Малфой?

— Без понятия… Ладно, пока наша задача ясна: мы отправляемся к Вестерсу, запоздало выполняем данное нам поручение, а потом нас ждет свидание с самыми замечательными девушками на планете. Что скажешь?

— Ты предлагаешь наведаться в соответствующее заведение? — ухмылка Рона стала нахальной.

— Э–э, стоп, до мальчишника еще далеко! — в тон ему ответил Гарри, и друзья, расхохотавшись, взяли курс на штаб–квартиру авроров.

Глава 5. Трактир и шкатулка.

Интересно, почему всегда так: чем радужнее мечты, тем сильнее разочарование? Вечно куда‑то торопишься, спешишь, строишь планы, а потом сидишь у разбитого корыта и в голову не лезет ничего, кроме навязчивого чувства вины за что‑то. Дрейко Малфой, правда, ни у какого корыта не сидел, он медленно шел по пыльной проселочной дороге, пиная все попадавшиеся ему кусты, корни, пни и тому подобное. И еще солнце… да, оно вновь, насмехаясь, прочно повисло в высоком, беспечном небе.

— Без тебя было бы намного лучше! — сказал ему Дрейко и свернул в небольшую рощицу. Желудок у него начинало скручивать от голода, что, естественно, не способствовало улучшению настроения. За плечами мешком висел зачарованный рюкзак, в котором покоились — по–другому не скажешь — артефакты, и Дрейко время от времени оглядывался, пытаясь зацепить рюкзак взглядом, словно тот мог внезапно атаковать его.

Тени постепенно удлинялись, день клонился к вечеру, а Дрейко все еще не мог решиться зайти в какой‑нибудь населенный пункт, чувствуя себя каким‑то особенным, отделенным от всех людей навеки. Краем сознания он понимал, что несет с собой огромную опасность для всех, кого встретит на своем пути, но чувство голода временами брало верх. Тогда он устремлялся к ближайшей деревушке и останавливался в пятидесяти метрах от нее, вдыхая запах пищи, который ему доносил теплый летний ветерок. «Насытившись» вдоволь, он продолжал путь в никуда, раз в два часа вливая в себя глоток Бальзама Бодрости.

Рощи и перелески сменялись один за другим, прохлада узких рек манила к себе, приглашая остаться хотя бы до вечера. Ласковые волны, чуть изломанные течением, успокаивающе плескались, когда молодой человек шел вдоль берега. Одну из таких речушек он все‑таки отважился переплыть и потом долго согревался на противоположном берегу, не рискуя применять магию, чтобы высушить одежду. Но, тем не менее, это помогло. Казалось, власть призрака ослабла уже настолько, что можно было в этот яркий день ничего больше не бояться и лечь вздремнуть, но это искушение пришлось не по вкусу артефактам. Где‑то в шесть вечера Дрейко попробовал устроиться на опушке леса на нагретом солнцем камне, но тут же вскочил и даже выхватил палочку. И лишь через несколько секунд сообразил, что никого на поляне больше не было: это шкатулка заставила его вынырнуть из дремы, причем довольно‑таки бесцеремонно. С тяжким вздохом он подхватил лямку рюкзака, убрал палочку и твердо решил, что, несмотря ни на какие опасения, непременно остановится поесть в первой же деревушке, которая ему встретится.

Этой деревушкой оказалось веселое поселение рядом с огромной водяной мельницей, возвышающейся над окрестными постройками подобно колесу обозрения. Разумеется, в деревне имелся не один трактир, в котором можно было неплохо перекусить. Единственная проблема заключалась в том, что это была что ни на есть магловская деревня и сикли с галеонами в ней явно не водились. Оставалось только применить Одурманивающее Заклинание, чтобы выдать галеон за соответствующую магловскую валюту. Подойдя к деревенским воротам, Дрейко выругался: определенно, преступник из него никакой, ну как можно было потратить все магловские деньги накануне таких неприятностей? Он осторожно проделал необходимую операцию с тремя галеонами, пугливо оглянулся и, неубедительно расправив плечи, шагнул в ворота.

Тамошние жители–маглы показались Дрейко чересчур дружелюбными, а уличные собаки — лукавыми. Как бы то ни было, он сделал над собой героическое усилие и, пройдя две или три кривых улочки, в которых теснились маленькие аккуратные домики, поднялся по лестнице к двери трактира «Белый дрозд». Название ему совершенно ни о чем не говорило, да он и не стал предаваться размышлениям о нем: запах жареного мяса погасил в нем всякие сомнения. Толкнув дубовую дверь, он оказался внутри.

Паб был обставлен в старинном стиле и изнутри выглядел куда меньше, чем снаружи. На небольшой деревянной сцене, восходящей, вероятно, к девятнадцатому веку, примостились унылые музыканты, которые тренькали грустный, тягучий мотив на всевозможных струнных инструментах и что‑то напевали не в такт. Дрейко быстро сопоставил это обстоятельство с весельем, царящим, на улице, и нахмурился. Однако бармен за стойкой весьма приветливо улыбнулся ему и призывно махнул рукой, очевидно, желая первым делом просветить нездешнего человека, что и почем.

— Что будете заказывать? — бодро осведомился он. — Конечно же, если вы еще плохо знаете наше меню, я могу Вам что‑нибудь порекомендовать.

— Мясо, — кратко отозвался Дрейко. — Еще можно пива, но не крепкого. Гарнир, свежий хлеб… Что на десерт?

— О, — оживился бармен, — не пожалеете. Новинка: домашнее суфле с фруктами и шоколадной крошкой. Очень рекомендую. Если вы не очень любите сладкое, можете заказать пирог с грибами и луком, еще есть шотландский яблочный, а если предпочитаете острую пищу…

— Шотландский яблочный, — пробормотал Дрейко, испытывая желание отвязаться от трактирщика поскорей. Именно в этот момент его посетило неприятное ощущение, что все в этом трактире прекрасно знают, кто он такой, и просто притворяются.

Сверкнув еще раз своей добродушной улыбкой, бармен подозвал официанта, перечислил ему все, что было заказано, и тот мгновенно испарился. Дрейко одобрительным кивком оценил его скорость и расположился за стойкой поудобнее, стараясь стряхнуть свои подозрения, которые при ближайшем рассмотрении показались ему глупыми. Пиво подоспело очень вовремя: он с наслаждением глотнул прохладной влаги цвета желтого янтаря и бросил взгляд на бармена.

— Кажется, на улице что‑то празднуют?

— Да, — равнодушно ответил тот, протирая стаканы. — Там всегда веселье. Мы тоже празднуем, только на свой лад.

Дрейко вдруг заинтересовался. Атмосфера паба начала убаюкивать его, и ему даже захотелось послушать каких‑нибудь легенд, историй. Видя его явный интерес, бармен принял отрешенный вид опытного рассказчика и заговорил:

— В Средневековье эту деревню населяли сплошь грабители и убийцы. Так уж вышло, что их вроде как сослали сюда на вечное поселение. Естественно, они не смогли жить мирно друг с другом, и вскоре от них осталась лишь небольшая часть самых сильных и самых изворотливых. Самые сильные ушли из этого места и поселились вверх по течению реки, где до сих пор находится вторая по величине деревня в этой местности. Изворотливые остались здесь, но их было так мало, что это грозило деревне полным исчезновением. К тому же изворотливые, то есть предатели мало к чему были приспособлены изначально, поэтому они стали смешиваться с населением соседних поселений, которые всегда радовались солнечным дням и привечали пасмурные, и в итоге стали вполне приличным народом. Стала развиваться торговля, ремесла, и сильные, которые к тому времени сделались людьми властными и гордыми, стали уважать своих прежних товарищей по несчастью.

А однажды случилась беда: на деревню напало чудовище. Да–да, молодой человек, не улыбайтесь, именно чудовище. У него были огромные крылья и такая же пасть, изрыгающая пламя. Такого в этих краях никогда не видели, и все усилия прогнать этого зверя были тщетны, ведь даже отъявленные храбрецы попрятались по домам, в ожидании конца. Страшные времена были, да. Как‑то зверь напал ночью и принялся жечь все кругом, и соломенные крыши домов занимались в считанные секунды. Горстка жителей укрылась вот в этом самом трактире, намереваясь держать оборону. А поскольку помощи ждать было неоткуда, местные музыканты заиграли печальный мотив, который одновременно пришел на ум всей труппе. Они исполняли его в течение всей ночи, и зверь не тронул их. Более того, на следующий день все видели его летящим к северным горам, и с тех пор он никогда более не возвращался. Сегодня, юноша, тот самый день, который мы чтим как день избавления от страшной судьбы, и потому мы здесь печальны, хоть и по всем правилам приветствуем путешественников, а снаружи они все веселы. Ведь те, кто тогда остался снаружи, погибли все до единого и, несомненно, отправились прямо на небеса.

На этой ноте Дрейко понял, что больше не может держать в дрожащей руке стакан, и поставил его на стойку. Он только теперь обратил внимание на то, что весь паб внимательно слушает бармена, а музыканты выводят все ту же мелодию, только теперь она звучала полнее, громче, как бы увереннее. Их голоса стройным хором звучали в тишине, как похоронный гимн, который в то же время явно повествовал о безрассудстве и вызове, обращенном к безжалостной судьбе. Бармен театральным жестом указал на них, не спуская глаз с Дрейко, который впал в тягостное оцепенение, никем более, казалось, не замеченное. Ему вспомнились жуткие вещи, негасимый огонь, из которого он один тогда уцелел, после чего он сам же себе дал клятву, что будет жить по–другому… А что он тут делает, между прочим? В бывшем стане грабителей, ну–ну… Пытается стереть из памяти то, что произошло? Хмель на него, что ли, так действует? Нужно срочно наполнить желудок, а то так и отключиться недалеко.

Более–менее ясным моментом в его сознании был тот, в который перед ним появилась тарелка с мясом и гарниром. Дрейко едва не рассмеялся от наступившего облегчения, но быть принятым за сумасшедшего не сулило в его ситуации никакой выгоды, так что он спокойно склонился над тарелкой, не обращая внимания больше ни на кого, хотя песня об огне и смерти, о крылатом чудище и о последних воинах деревни пронизала собой все от пола до потолка, мешая сосредоточиться.

— Красивая легенда! — сказал он бармену, умяв кушанье за несколько минут. — Только вот странно: почему трактир называется «Белый дрозд»?

— Изначально он так и назывался. А что, это вам о чем‑то говорит?

— В том‑то и дело, что ни о чем, — равнодушно ответил Дрейко, принимаясь за шотландский пирог. Риск задремать, а потом и заснуть становился все более ощутимым. Он дождался, пока бармен отвернется к другим посетителям и украдкой глотнул заветного Бальзама, с неудовольствием отметив, что его осталось менее половины. Произносить Заклинание Восполнения он не считал разумным, уж слишком это была капризная штука, бальзам.

«Такое ощущение, будто меня не только голод в этот ресторанчик привел, — подумал Дрейко, невольно ощупывая рюкзак. — Теперь самое главное: не растеряться и смыться вовремя, причем без потерь. И как, интересно, у меня обстоят дела с моими галеонами? Ну, если заклинание выдохлось… А я уже столько всего съел!»

Пива в кружке осталось совсем мало. Дрейко мрачно вперил взгляд в глиняное дно и стал думать о Луне, чего не позволял себе на протяжении всего дня, дабы не было лишних соблазнов. Страхи, накопившиеся за день, нахлынули на него разом. Ведь за все время своего путешествия он не встретил никого и ничего подозрительного, словно ему все это почудилось и никто его не искал. В мире маглов все действительно так спокойно, или его умело водит за нос опаснейший противник, создавая вокруг него обманчивый мираж, готовый в любой момент обернуться самым реальным из всех кошмаров? Дрейко попытался вздохнуть глубже. Нет, с Луной ничего не случилось, иначе… Он даже усмехнулся, представив себя в роли мстителя с палочкой возмездия в победно вытянутой руке. Нет, такое больше Поттеру к лицу. Кстати, а что, если он обо всем узнает?

— А этот трактир вообще закрывается? — спросил Дрейко у бармена.

— Только утром. Хотите еще что‑нибудь заказать?

— Нет, я, пожалуй…

— У нас тут очень уютные номера, прямо как в городских гостиницах. Если вам нужно переночевать…

— Даже не знаю, — Дрейко клонило в сон с ужасающей силой, но он все еще пытался зацепиться за реальность остатками осторожности. — Мне еще предстоит путь, так что задерживаться не хотелось бы.

— Я могу разбудить вас, когда пожелаете, если вы хотите сэкономить время, — вкрадчиво произнес бармен, одновременно открывая книгу записей. — Так, у нас сейчас свободно аж пять номеров, все на верхнем этаже, с превосходным видом на реку и мельницу. Одна ночь будет стоить тридцать фунтов, включая ужин и легкий завтрак на следующее утро.

— Хм, полагаю, это недорого, — пробормотал Дрейко, позвякивая галеонами, выдать которые за купюры казалось ему почти уже провальной идеей. Выбирать, однако, уже не приходилось. — Хорошо, я согласен, только не забудьте разбудить меня рано утром до закрытия трактира.

— Как скажете, сэр, — бармен с довольным видом сделал запись и пододвинул Дрейко книгу для подписи. Тот справился с заданием, хотя его при этом довольно‑таки сильно качнуло в сторону.

— Когда оплата?

— Вы можете предварительно оплатить ужин.

— Так и быть, только вы меня тогда уж доведите до номера, если вас это не затруднит.

Пока они с барменом поднимались по старой, крутой лестнице, Дрейко дал себе торжественную клятву, что никогда больше не будет пить натощак ничего, даже чай. Мысли то угасали, то вспыхивали и особенно ярко врезались в мозг. Он запомнил огромную кровать с пологом и балдахином, открытое окно, из которого веяло ночной прохладой, и терпкий запах каких‑то цветов, по–видимому, сирени. Следующей картиной был бармен, который упрашивал его выпить что‑то вкусное, но сомнительное. Впрочем, после трех глотков этой жидкости сознание почти полностью вернулось к своему незадачливому хозяину, и Дрейко первым делом схватился за рюкзак. Шкатулка была на месте.

— Сумочку можно посторожить, и даже бесплатно, — со странной насмешкой в голосе сказал бармен.

В комнате горел единственный подсвечник с тремя свечами, и он тускло освещал лицо бармена, внимательно изучавшего Дрейко, который напрягся и сжал в кармане волшебную палочку.

— Не стоит, я сам, — с некоторым вызовом ответил он и вытащил из другого кармана галеон. — Вы вернули мне прекрасное самочувствие, за это вам моя благодарность и щедрая предоплата. А теперь я хотел бы отдохнуть.

Бармен принял галеон и вперился в него взглядом. Дрейко следил за каждым его движением, не разжимая палочку. Он успел даже продумать план атаки, когда бармен спокойным голосом произнес:

— А я ведь так до конца и не был уверен в том, кто вы. Как только вы вошли в мой паб, я почувствовал, что вы отличаетесь от других, хоть и постарались одеться, как магл, — он придвинул себе стул и сел, вертя в руках галеон. — Давненько мне так не улыбалась удача.

— Вы это о чем, мистер? — Дрейко был готов в любую секунду применить заклинание, но что‑то его удерживало от этого.

— О вашей довольно‑таки скверной попытке провести меня, как мальчишку, — бармен обнажил зубы в кривой усмешке. — Да вы расслабьтесь, я лишь предлагаю вам потолковать.

— Боюсь, нам не о чем толковать.

— Я бы на вашем месте тоже боялся. Видите ли, то, что находится сейчас в вашем рюкзаке, представляет собой огромную угрозу для всех, кто не понимает в этом ничего. И это весьма прискорбно, поскольку вы, очевидно, именно к этой категории и относитесь.

— Не понимаю вас.

— Бросьте. Как я, по–вашему, узнал, что вы — это вы? Ведь имени по волшебному радио наши осторожные «спецслужбы» не назвали. Да–да, молодой человек, — кивнул бармен, заметив отчаяние в глазах Дрейко, — вас ищут, причем активно. Согласитесь, что худшее — это быть пойманным с поличным. Я могу вас от этого избавить.

— Неужели? — ирония получилась неубедительная. Хоть Дрейко и расхотелось спать, мозг все еще туго соображал.

— Продайте мне их, я давно ищу подобные штуки и знаю, как с ними обращаться. Живу здесь уже тридцать лет под прикрытием, и светиться перед законом мне неохота, так что выдавать вас мне совершенно не выгодно. Вам повезло, действительно повезло, я заплачу вам…

— Так я и поверил! — выпалил Дрейко, вытаскивая палочку, уже не скрываясь. — Только попробуйте их отобрать! Мне уже так кое‑кто пытался заплатить — фальшивками. Признаю, я вас немного обобрал, но это ничто в сравнении с тем, какой урон я потерпел сам от этих вещей. Вы меня специально развлекали историями, втирались в доверие…

— Ну, конечно же, специально, — спокойно согласился бармен. — И не стоит так шуметь, я их смогу взять, если что, и без вашего согласия.

Что‑то новое, угрожающее появилось в его безмятежном голосе. Дрейко выпрямился, держа его в поле зрения, и прошептал:

— Не думайте, что этим для вас все и кончится. Он придет за вами… как приходит за мной, и возьмет их.

— Он — это кто?

— Если бы я знал! Какой‑то чокнутый мистер с того света. И шкатулка нужна ему куда больше, чем нам с вами, ради нее он даже может проникнуть…, — Дрейко замолчал. Ночь, сгустившаяся вокруг гостиницы, неожиданно показалась ему холоднее и тише, хотя с улицы по–прежнему дул теплый ветер и слышались веселые возгласы.

«Дементоры или нечто похуже?»

— Куда он может проникнуть? — настойчиво спросил бармен, протягивая руки к рюкзаку.

Он застыл, встретившись взглядом с Дрейко, который внезапно широко ухмыльнулся и отвел палочку в сторону.

— Ну, хотя бы сюда.

Взгляд бармена метнулся к окну, и он мгновенно побледнел. А Дрейко уже чувствовал, что скиант приближается, и даже не пытался ничего предпринять, зная, что это бесполезно. Он довольно бодро поднялся и хотел было уже закинуть рюкзак за плечо, но трактирщик вцепился в него мертвой хваткой и стал тянуть на себя.

— Послушайте, вы, болван! — Дрейко резко отпрянул, ничего, однако, этим не достиг. — Лучше позвольте мне попытаться уйти, иначе здесь произойдет нечто такое, о чем вы никогда не забудете, если останетесь живы!

— Отдай мне ее и проваливай! — глаза трактирщика алчно блеснули, он еще крепче сжал хватку и, казалось, совершенно перестал соображать.

— Остолбеней! — Дрейко выбросил вперед руку с палочкой. Заклинание угодило трактирщику прямо в лоб. Тот покачнулся и рухнул на пол.

От души надеясь, что не прибил его ненароком, Дрейко рванул к лестнице и в итоге едва не свалился с нее кубарем. Музыканты все так же играли, выводя свой хмурый мотив, немногочисленные посетители переговаривались, время от времени стукаясь кружками. На поднявшего грохот молодого человека никто не обратил ни малейшего внимания. Счастливая мысль о немедленной трансгрессии мелькнула, но осуществиться ей было не суждено.

Сзади, на лестнице, загремели шаги, и сразу вслед за этим показался взлохмаченный хозяин трактира. Не успел Дрейко решить, использовать палочку при всех или не стоит, как тот испустил яростный вопль:

— Держите вора! Он не хочет платить за обед и ночлег, да еще и вещи у меня украл!

Местные жители оказались удивительно дружным народом. Они, как по команде, перекрыли выходы из паба, а самые смелые из них стали надвигаться на Дрейко. Он, в свою очередь, начал пятиться к стойке, памятуя о том, что враги могли оказаться как спереди, так и сзади.

— Отдавай сумку! — проревел трактирщик. — И брось свой кусок дерева, здесь и не такое видали!

Мощный порыв ветра сорвал обе занавески с одного из окон, и горшки с геранью грохнулись на землю. Какая‑то женщина пронзительно закричала, и в этот момент Дрейко взмахнул палочкой.

Это заклинание всегда давалось ему с трудом, однако в данной экстренной ситуации оно сработало на славу. Густой пепельный дым заполнил комнату, и Дрейко приготовился к трансгрессии…

На секунду ему почудилось, что он лишился слуха. Затем он обнаружил, что лежит на полу, а рядом с ним распласталось еще несколько человек. Во рту был солоноватый вкус крови, он определенно был ранен, но мысли его первым делом сосредоточились на артефактах. Левая рука отозвалась болью, когда он проверял местонахождение рюкзака, который, как ни в чем ни бывало, болтался у него на правой руке. Дрейко вскочил, в который раз перекинул рюкзак через плечо и огляделся. И тут звуки обрушились на него с чудовищной силой: женщины визжали, мужчины взволнованно переговаривались и теснились в одном месте, шуршала каменная крошка, по полу скакали осколки оконного стекла. Трактир представлял собой наглядные последствия взрыва мощного снаряда; старые балки, свисавшие вдоль стен, печально скрипели, грозя каждую минуту обрушиться. Дым, вызванный заклинанием, почти рассеялся, и на грязном полу стали видны тела погибших и раненых. Дверь с главного входа сорвало с петель, и сквозь проем показались застывшие от ужаса лица праздновавших на улице; они смутно белели на фоне черного неба. Дрейко сделал попытку пробиться к двери, но вдруг неведомое отчаяние захлестнуло его, и он, опустив руку с палочкой, отступил назад.

В следующую секунду он увидел призрака, преследовавшего артефакты. Дрейко постарался поскорее отвести взгляд, дабы не испытывать на себе парализующее воздействие этого субъекта. Артефакты в рюкзаке явно заволновались, им нужно было освободиться. Дрейко знал, что, если промедлит, превратится в горстку пепла, но ничего умного ему в голову не приходило. Скиант прекрасно почувствовал его замешательство и стал медленно и молча приближаться к нему. Крики повсюду утихли, оставшиеся в живых оцепенели и прижались друг к другу. Никто не сдвинулся с места и не позвал на помощь.

Скиант остановился совсем рядом с молодым человеком, и на того нахлынули странные мысли, быстро сменявшие друг друга, похожие на обрывки воспоминаний. К горлу его подкатила тошнота. Он упал на колени, сжимая виски.

— Нет! Ты лжешь! Тебе нужен я, а не она! Ты лжешь!

Однако сомнения отступили перед осознанием реальности того, что предстало его взору: развалины знакомого дома, суетящиеся люди с носилками и… Луна! Глаза закрыты, тело неестественно изогнуто, как если бы она упала с большой высоты, светлые волосы покрыты пеплом и кровью… Дрейко издал звук, похожий на стон и рычание одновременно, и, вскинув голову, вперился взглядом в лицо призрака, напоминавшее злобную маску.

"Она умерла по твоей вине, мальчик. Не стоило тебе быть таким упрямым, да еще и пытаться сбежать".

"Она бы ни за что не умерла, не дождавшись меня, ты лжец!"

"Какая наивность! Она не успела даже толком ничего понять, бедняжка. Ее отец хотел спасти ее, но попытки живых противостоять мертвым попросту глупы!"

— Тогда это будет моей последней глупостью! — крикнул Дрейко, отбросив истощавший его мысленный диалог. — Экспекто Патронум!

Великолепный серебряный дракон взмыл ввысь и ринулся затем на скианта. Крики и вопли возобновились, на сей раз в них слышалась настоящая паника.

— Бегите! Все, бегите! Спасайтесь, кто может! ДРАКОН!

Дрейко на миг вспомнил о легенде, услышанной прошлым вечером, но поразмыслить над догадкой времени не было. Он поискал глазами трактирщика: тот в страхе размахивал руками и бестолково крутился на месте, опасаясь приближаться к выходу.

— Белый дракон! — орал он, отмахиваясь от неосязаемого Патронуса. — Он погубит нас! Это кара свыше!

"Да ты еще и суеверный, — подумал Дрейко, глядя, как его Дракон машет трехметровыми крыльями и гонит скианта прочь. — Ты даже не знаешь, чего тебе на самом деле следует бояться. Он у меня еще махонький".

Патронус принес с собой положительные эмоции и чувство собственной отваги. Дрейко выскочил на улицу и, поскольку никто не пытался его задержать, забежал за угол и повернулся на каблуках. Мгновение — и он уже летит сквозь тьму в неизвестность.

Приземление вышло несколько неудачным, устоять на ногах ему не удалось, что было неудивительно, ведь, прибегая к трансгрессии, нужно очень четко знать куда направляешься. Так что Дрейко полностью осознал всю степень риска, на который пошел, и теперь он лежал на иссохшей траве в сосновом бору и вдыхал запах свежей хвои и влаги.

"Это, пожалуй, мой последний шанс спастись", — из последних сил подумал Малфой–младший и, словно кто‑то вдруг дал ему особую команду, снял рюкзак, достал оттуда шкатулку. Артефакты вели себя как самые обыкновенные безделушки, их присутствие больше не ощущалось. Боясь, что его воля поколеблется, Дрейко тут же, под первой попавшейся сосной, сделал вручную углубление, достаточно большое для шкатулки, и закопал источник своих бед и несчастий, успокаивая себя тем, что до Лондона он это "сокровище" точно не донесет. Мысль о скианте все еще пугала его, но сделалась далекой, будучи оттесненной страхом потерять Луну навсегда.

"Может, она только ранена, но ранена тяжело и сейчас умирает?" — вздрагивая от этой и ей подобных мыслей и от утреннего холода, Дрейко разровнял землю, поднялся и прислонился к сосне. Сонливость уступила место невыносимой усталости. Трансгрессировать теперь равнялось попытке суицида. Однако и надеяться на то, что призрак потеряет его след, было опрометчивым.

"Мне надо поспать, поспать… Неважно где… Я скоро упаду и засну, и тогда меня найдут… А сколько их там, интересно? Мне надо поспать…" Он брел, спотыкаясь, между деревьев, пока, наконец, не свалился на землю и не погрузился в долгожданный сон.

Заря потоками света ласково обняла верхушки деревьев, затем взошло рыжее солнце, и тихий лес пробудился, готовясь к новому дню. Дрейко проспал около трех часов, хотя все тело настойчиво требовало отдыха длиной не меньше суток. Проснувшись, он первым делом окинул все вокруг тревожным взглядом, но никто на него не нападал. Он постарался припомнить, что ему снилось, но и в подсознании все тоже было тихо. Это и радовало, и беспокоило. Идти, пугаясь каждой хрустнувшей ветки — идея без тени привлекательности, но Дрейко все же попытался воплотить ее в жизнь, глотнув в очередной раз своего бальзама. Лес приветливо стрекотал, чирикал, щебетал, поскрипывал, шелестел и издавал множество других, вполне привычных звуков. Пару раз невдалеке принимался ухать филин (Дрейко вспомнил свою старую почтовую сову), да мимо на высоте двух–трех метров, попискивая, пролетела стая летучих мышей. Немного поразмыслив, Дрейко пришел к выводу, что, как бы ему ни хотелось узнать о Луне, идти в город было бы опасно. Если авроры его схватят, то и слушать не станут, а сразу посадят за решетку.

"Отличная возможность увидеться с отцом", — горько усмехнулся про себя Дрейко, меряя шагами огромную поляну с высокой травой. Сосновый бор давно кончился; деревьев стало меньше, и все чаще попадались поляны и просеки. Солнце припекало, но не сильно, а приятный ветерок дул в лицо, разлохмачивая волосы. К полудню Дрейко решил подкрепиться и беззастенчиво стянул на крестьянском дворе крынку молока и буханку хлеба. Взамен он оставил свои старые часы, которые не ходили, зато имели на циферблате несколько мелких полудрагоценных камешков. Поев, он прихватил с собой еще вяленого мяса, немного овощей, батон и нож. "Жаловаться им не на что: я их хранил как память о дедушке с самого семнадцатилетия", — жизнерадостно решил Дрейко, снова отправляясь в путь. Едва он вернулся в лес, как атмосфера словно бы изменилась. Ветер теперь казался резким и неприятным, птицы пели слишком громко, мешая вслушиваться в тишину и понять, откуда исходит опасность. Дрейко ступил еще два раза, когда его ослепили вспышки заклятий и оглушили крики:

— Инкарцеро!

— Остолбеней!

Дрейко попятился в заросли и побежал что было сил. На ходу создав защитный купол, в прочности которого он сомневался, юноша промчался вихрем через небольшой березняк и опять свернул в лесной бурелом. Продираясь сквозь него, он несколько раз чудом избежал Оглушающего Заклятия. Отстреливаться значило заработать себе такой срок, что можно будет куковать с дементорами до самой смерти. Впрочем, что им стоит, этим тварям, написать потом в протоколе, что он оказал сопротивление?

Когда ноги уже почти отказались его нести, он привалился к дереву, прижав руку к колотящемуся сердцу, и посмотрел на свою волшебную палочку. Теперь трансгрессия уже не имела смысла: очевидно, у них был образец его магии, по которому они его вычислили. "И когда только успели наловчиться, раньше‑то так единицы умели?" Внезапно справа мелькнула чья‑то тень. Дрейко встрепенулся, но тут же был обезоружен. Человек в плаще, поймавший его палочку, подтащил его к себе. Резкий голос показался Дрейко знакомым.

— Будешь слушать меня — возможно, останешься жив.

Глава 6. Исчезнувшее тепло.

Гарри был страшно расстроен тем, что им с Роном все‑таки пришлось явиться в штаб–квартиру авроров. Конечно, ему не хотелось в первый же день ссориться со своим начальником, но тот, похоже, воспринял все как некую забавную авантюру. Кроме того он явно тревожился за Гарри и Рона и даже выразил это напрямую. К концу разговора все немного расслабились и позволили себе выпить по чашечке кофе.

— Мистер Поттер… Гарри, — серьезно сказал Вестерс, заглядывая собеседнику в глаза, — я осмелюсь сказать, что понимаю вас. В молодости, да и теперь я бы ни за что не оставил близких людей на попечение "бездушных", как это принято считать, следователей. Но вы являетесь на данный момент нашим сотрудником и должны понимать, что, помимо ваших, существуют еще и интересы общества — в хорошем смысле слова.

— Я понимаю, сэр, — тихо, но уверенно ответил Гарри. — Я не собирался таким способом выделиться или самоутвердиться, но… это более мое дело, чем ваше и всего общества.

Рон открыл рот, глядя на друга во все глаза, и снова закрыл его.

— Стало быть, вы знаете об этом деле больше, чем другие, — проницательно заметил Вестерс. — Поймите же, я не пытаюсь запретить вам действовать. Напротив, хочу, чтобы вы и ваш друг себя зарекомендовали. Уверен, вы на это способны. Но в то же время я ваш начальник, коллега, друг и где‑то даже наставник, и меня удивляет ваше фатальное упрямство.

— Это, скорее, интуиция, сэр, — Гарри решил идти до конца и не обратил внимания на Рона, делавшего ему знаки успокоиться и уступить. — Все же я вынужден просить вас позволить нам действовать самим. Это ненадолго, просто я вижу кое–какие нити, и они почти у меня в руках. Я не говорю, что вашим подчиненным это не удастся, они профессионалы. Но так будет быстрее и менее рискованно для них.

— Хотите сказать, что сможете сами обеспечить себе безопасность при борьбе с таким противником?

— Мы просто постараемся с ним не встречаться. И нам нужен будет отгул на вечер. Завтра мы снова будем в строю и будем куда более полезны, чем сейчас.

Вестерс задумчиво закурил. Рон, казалось, начал догадываться о намерениях Гарри и молча хмурил брови. Гарри, правда, и не надеялся, что друг его здесь одобрит, но других способов уладить все быстро для Малфоя он не видел. Тут нужен был другой специалист…

— Что же, — протянул наконец глава отдела, — если вы действительно знаете, что делаете… Но вы должны будете предоставить мне подробный отчет.

— Вы нас и вправду отпускаете, сэр? — не сдержал удивления Рон.

— Если не отпущу, мистер Поттер все равно это сделает, — улыбнулся Вестерс, помахивая своей знаменитой трубкой. — Лучше уж это будет с моего разрешения, и вся ответственность ляжет на меня. Я искренне желаю вам удачи, — добавил он, немного посуровев. — Только без глупостей.

— Да, сэр, — Гарри в ответ торжественно кивнул, и они с Роном ушли. Вестерс, оставшийся в кабинете, сделал глубокую затяжку и заметно помрачнел.

— Знаешь, Гарри, что‑то мы с тобой делаем не то, — сказал Рон, когда они уже трансгрессировали на север и шагали по траве к Хогсмиду. — С чего ты вообще взял, что это та зацепка?

— А это не зацепка, — вздохнул Гарри, машинально срывая стебельки полевых цветов. — Я просто хочу попросить о помощи, видишь ли, дело деликатное.

— Да это я уже и сам сообразил, — нахмурившись, Рон на всякий случай протер мантией палочку. — Никак не пойму: как у него дошло до такого?

— Я тоже не вполне понимаю. Только…

— Ой, не говори, что и тут есть твоя вина.

— Есть. И, возможно, немалая.

Рону осталось лишь фыркнуть и остаться при своем мнении. Гарри не стремился продолжать разговор. В последнее время он становился все угрюмее, когда приближался к замку для определенного визита. Некое отчуждение усиливалось вне всякой зависимости от времени, по логике вещей, оно не должно было произойти так быстро. Последняя встреча состоялась давно, и Гарри понимал, что может рассчитывать на хотя бы прохладный прием, только хорошенько вооружившись оптимизмом.

«Куда все делось и куда все вообще девается? Оно же не могло исчезнуть, как исчезает роса после восхода солнца. Не могло оно высохнуть. Что же произошло? Почему мне не хватило сил, или дело вовсе не во мне? Может, я изначально хотел слишком многого и охладел, как только стало ясно, что этому не суждено осуществиться?»

Темнота сгущалась, сумерки медленно уступали место ночи, хотя последние лучи солнца все еще багрово освещали горизонт. Молодые люди шагали к замку, который не выглядел ни мрачным, ни суровым, как это с ним иногда бывало — он будто замер в нерешительности, еще не зная, как будут развиваться дальнейшие события. Тяжелые ворота басовито скрипнули, и пришельцы оказались во внутреннем дворе. В эту секунду из‑за облаков выкатилась сонная луна и с любопытством воззрилась на них.

— Слушай, Гарри, а может, я просто снаружи постою? — вдруг предложил Рон.

— Брось. Что это с тобой?

— Ну, неуютно мне там будет, я это прямо‑таки одним местом чую.

— Да оно у тебя сверхчувствительное. Может, поможет нам найти Малфоя? — шутливо отозвался Гарри, поднимаясь по ступенькам, ведущим в холл.

— Великолепная шутка. Я рад, что он тебя не нервирует, но на меня‑то это не распространяется.

— Хорошо, побудь снаружи, — Гарри не собирался спорить на эту тему. С одной стороны, он очень даже понимал своего друга.

Северус Снейп находился в отвратительном расположении духа, но это не мешало ему устроить небольшую проверку на взрывчатость некоторых веществ при определенной температуре прямо у себя в кабинете. Портреты на стенах осуждающе качали головами и перешептывались, даже Финеас Блэк не стал поддерживать своего преемника в этом предприятии, но Снейп делал так всегда, когда ему было остро необходимо отвлечься от мыслей. Помимо всего прочего, его раздражала летняя жара, которой он с самого детства предпочитал прохладу. Она не то что мешала ему, зато добавляла неприятных ощущений, за которыми следовали неизбежно неприятные размышления. Впрочем, последние были для него не редкостью, скорее, правилом.

Пробирки на столе располагались аккуратным полукругом, котел же помещался в центре этого круга и выжидающе бурлил. За все время подобных опытов Снейпу удалось снести стол только один раз, когда он почти специально напутал с количеством порошка. Страсть к внешним разрушениям была ему совершенно не свойственна, поэтому он тогда даже удивился внезапно подступившему желанию что‑нибудь расколошматить и решил впредь подвергнуть свои эмоции еще большему контролю. Вот и в этот вечер, вспомнив о том своем решении, он осторожно смешал нужные вещества, дождался кипения воды в котле и уже занес руку с не проверенным на реакцию с «напитком живой смерти» зельем, когда в дверь кабинета постучали.

Снейп выругался и поставил колбу обратно. В такие моменты его лучше было не прерывать, но он мысленно досчитал до пяти и обнаружил, что может держать себя в руках. Потом он опустился в кресло директора и устало произнес:

— Войдите.

Это был Поттер, во всей своей красе, с невероятно деловитым видом, который он приобрел сравнительно недавно, занимаясь своей «министерской деятельностью», как Снейп называл его профессию. Хорошо еще, что не начал задирать нос, как это обычно происходит с новичками. Несомненно, его там ценили, хоть он и старался не упоминать этого при Снейпе. Он с раздражением и затаенной болью вглядывался в лицовошедшего Гарри, и с каждым мгновением боль становилась все сильнее, поскольку он почти сразу понял, что Поттер пришел не просто так. У него было какое‑то дело к нему, Снейпу, дело, не имевшее никакого отношения к тому, к чему оно могло бы иметь отношение. Снейп разозлился на себя за подобные ожидания. Это было так глупо, что следовало сразу от этого отказаться и не морочить себе голову.

— Ну? — неприветливо спросил он, глядя на котел.

— Добрый вечер, сэр.

Эта проклятая официальность в голосе Гарри взбесила Снейпа, но он промолчал, делая вид, что ждет продолжения. На самом деле ему хотелось вылить всю пробирку в котел и посмотреть что будет.

— Простите, что я вас побеспокоил в такой час, — все с той же официальностью продолжил Поттер, — но это срочно. Думаю, вы уже слышали о том, что произошло в Министерстве, точнее, рядом с ним.

— Да, конечно, — без тени интереса ответил Снейп. — Украдены артефакты, один человек убит при попытке отвлечь авроров, затем был разрушен дом Лавгудов, что несколько не вписывается в общую картину, повсюду повышенная концентрация потусторонней магии. Я ничего не забыл?

— Нет, сэр…

Наконец‑то: удивление, замешательство. Каким‑то краем сознания, до отказа забитого министерскими делами, Поттер, видимо, почувствовал, что что‑то не так. Может, проявит чуть больше любопытства и поинтересуется? Нет, в следующей реплике уже вновь звучала прежняя деловитость.

— Дело в том, сэр, что дом Лавгудов очень хорошо вписывается в эту историю, если принять во внимание тот факт, что им, точнее, Луне Лавгуд известен как вор, так и убийца. По счастью, это не одно и то же лицо, и первый хорошо известен и нам с вами также.

Так, что еще стряслось с этим недостойным отпрыском своих родителей? Неужели решился на такое, пренебрегая всеми своими принципами и убеждениями? Хотя — вполне возможно, что бедность серьезно поколебала прежние устои, впитанные с молоком матери.

— Ясно, — медленно произнес Снейп, все еще не глядя на Гарри, — а что насчет второго?

— Луна мне поведала, что ее дом был разрушен в результате воздействия на какой‑то опасный магический предмет, который она отказалась назвать, поскольку ее отец питает слабость ко всякого рода сомнительным растениям и минералам и, скорее всего, хранил дома что‑то запрещенное. Воздействие произвел призрак, который может применять магию в этом мире, в том числе на плотные тела. Луна назвала его скиантом, до этого один из моих новых коллег пришел к такому же выводу. Данному призраку нужны артефакты для какой‑то цели, и логично, почему он теперь охотится на Дрейко. Тот помешал ему захватить артефакты первым. Я был у своего начальника, и он разрешил мне пока действовать в одиночку, но приближаться к призраку я не должен. Само собой разумеется, я нарушу этот запрет, если потребуется, для меня сейчас главное — вернуть артефакты так, чтобы это не навредило или лишь минимально навредило Дрейко. Лучше всего было бы уговорить его вернуть их самому, но я не уверен в том, что это умилостивит Визенгамот. Поэтому, может, было бы лучше…

— Это сильное превышение служебных полномочий, мистер Поттер, — язвительно сказал Снейп. Как это типично для Поттера — всегда играть по–крупному, даже если это бессмысленно. Скиант в мире живых — явление необычное, стоит ли его пропускать?

— Что конкретно требуется от меня? — спросил Снейп, в первый раз подняв глаза на Гарри.

— Если у вас есть какая‑либо информация о скиантах, о том, как можно их прогнать или победить, все мне пригодится. Я не стану просить вас, чтобы вы пошли со мной, но вы, как мне кажется, сможете быстрее найти Дрейко, здесь я полагаюсь на ваш опыт.

Ему кажется! Снейп внезапно ощутил тяжесть в мыслях, в теле, в душе — во всем. Пора было отдохнуть, перестать заниматься чем бы то ни было. Может, это последняя просьба, которую стоило выполнить? Не ради Поттера — с этим покончено! — но ради еще одного интересного эксперимента.

— Сэр, с вами все в порядке?

Первый живой вопрос. Снейп уже готов был отказаться от своего плана, зревшего в его разуме, если бы только за этим вопросом стояло нечто большее. Но он снова изучающе вгляделся в Поттера и не увидел и следа той привязанности, с которой тот смотрел на него когда‑то. И это «когда‑то» было совсем недавно. За вспышкой ненужной надежды последовала знакомая пустота, которой больше не будет, если он сделает то, на что, вероятно, почти решился.

— Со мной все в порядке, мистер Поттер, не стоит беспокойства. Я понял, в чем ваше затруднение. Я решу эту проблему сам.

— Сами? — Гарри внутренне замер, почувствовав не изумление, а настороженность. — Сэр, Вы хотите сказать, что…

— Что могу справиться с этим один. Мистеру Малфою явно требуется помощь, долго ему не продержаться в бегах. Вы и мистер Уизли, которого Вы наверняка позовете с собой, не можете делать то, что могу делать я, и Вы это знаете. Мои методы немного опережают ваши, несмотря на вашу теперешнюю ученость. Я постараюсь вернуть артефакты и сообщу Вам о местонахождении мистера Малфоя, как только сочту это возможным. Что Вас не устраивает?

— Меня все устраивает, — еще более настороженно ответил Гарри, который, также как и Снейп, пытался прочесть что‑либо потаенное в лице собеседника. — И вы уже знаете, сколько Вам понадобится времени?

— Сутки. Может быть, двое.

— Это хорошо. Правда, я надеялся, что смогу принять в этом личное участие и хоть что‑то доложить начальству. Ну да ладно, это уже только моя проблема. Спасибо Вам за помощь.

— Пока не за что, но я помогу вам и Дрейко, если все получится так, как надо.

— Вы что‑то от меня скрываете, как ранее бывало, — сказал Гарри, уже утратив настороженность, но сохраняя слабую заинтересованность.

Снейп тяготился его присутствием, самым заветным его желанием было остаться одному и завершить свой небольшой эксперимент, а уже затем продумать новый. Поттер мог отправляться восвояси, бежать к своей невесте или друзьям, или куда он там собирался. На сегодня эмоциональных впечатлений было достаточно, решил Снейп.

— Даже если и так, Поттер, это что‑то меняет для данной ситуации?

— Это я и пытаюсь понять, сэр. Дело даже не в том, что вы чрезвычайно легко согласились и даже сами предложили свою помощь, а в том, что я совершенно не могу различить вашего настроя.

— Это является для вас новостью, Поттер?

— Нет, — Гарри помедлил, затем добавил с некоей стальной ноткой в голосе. — Все же вы так и называете меня по фамилии, хоть мы уже очень давно знакомы, и не настолько поверхностно, чтобы сохранять еще эту привычку.

— Это все, что вас тревожит? — сдерживаться становилось все труднее. Снейп даже слегка приподнялся с кресла и сделал вид, что просто поменял неудобное положение. — Мне всегда казалось, что некоторая дистанция облегчает понимание между людьми на определенных этапах их знакомства. Или я ошибаюсь?

— С моим начальником я знаком всего сутки, хотя и был о нем наслышан все годы обучения, — заметил Гарри. — Однако он переходит на «ты» именно в те моменты, когда необходимо подняться на новый, неформальный уровень взаимопонимания. Именно так он и отпустил меня сюда с практики.

Ах, вот оно что. Новый начальник, новая работа, новые коллеги — прямо новая жизнь открылась. Что ж, значит, пусть все старое так и останется старым, может, так легче будет его и вовсе забыть, отправив в серое небытие.

— Стало быть, ваш новый начальник — представитель прогрессивного направления в нашем обществе и сторонник неформального общения даже у себя в офисе. Здесь я не стану ему возражать, такие люди достаточно упрямы в своей любви к прогрессу, чтобы не тратить на них время.

— Вы ведь его даже не знаете, — не скрывая насмешки, произнес Поттер, — а уже критикуете его взгляды.

— Да, я не имел чести быть знакомым ни с кем из славной конторы авроров, кроме действующего Министра и Аластора Грюма, пусть земля ему будет пухом. Ах да: забыл упомянуть Нимфадору Тонкс. Но есть определенные установки, которые касаются всех, вне зависимости от их положения в обществе, уж это‑то вам должны были объяснить.

Ирония в голосе Снейпа заставила Гарри прекратить разговор. Он сначала было настроился на боевой лад, но неожиданно захотел уйти, причем настолько сильно ему этого еще, вероятно, никогда не хотелось.

— Что же, мой общий вывод таков: вы сегодня не в настроении, — Гарри все‑таки удалось скрыть свое неудовольствие за усмешкой, что явно послужило поводом для гнева Снейпа, который, впрочем, тоже весьма успешно справился с этой эмоцией.

— Можно сказать и так. В остальном же вам, повторюсь, не о чем беспокоиться. За день–два я намереваюсь решить эту проблему. Не смею больше вас задерживать.

— Всего хорошего, сэр. Желаю вам удачи, — коротко кивнув, Гарри вышел из кабинета и чуть сильнее, чем следовало, захлопнул за собой дубовую дверь.

Снейп ощутил смесь удовлетворения и непонятной ярости, связанной, скорее всего, с тем, что он так и не сумел высказать свои мысли оформленно и определенно. Он постарался первым делом забыть о Поттере и сосредоточиться на самой сути его визита. Здесь крылось для него нечто важное: возможность устроить самый грандиозный эксперимент в его жизни, которому можно было посвятить как жизнь, так и смерть. Снейп разогрел почти остывший котел и вылил туда содержимое пробирки. Раздался гулкий хлопок, и из котла заструился зеленоватый дымок. Этот эксперимент можно было смело назвать неудачным, но это всего лишь значило, что судьба отмерила для Северуса Снейпа еще какой‑то отрезок времени, и она никак не могла оборвать его раньше намеченного срока, в этом он почему‑то не сомневался.

Лунный свет местами пробивался сквозь полинявшие шторы и неверными бликами ложился на мебель, на старые книги, прыгал по стенам и по пологу кровати. Он словно пытался убедить кого‑то о призрачности этой ночи, этой реальности, за которой стояло нечто более реальное и осязаемое. Но Гарри ни за что бы с этим согласился, даже если бы он сейчас не был в этой комнате, а лишь мечтал об этом на далеком расстоянии. Джинни тихо дышала, положив голову ему на грудь, и была воплощением умиротворенности и надежности. Она была именно той реальностью, за которую можно было ухватиться и не отпускать до тех пор, пока не придет собственная уверенность в том, что является сном, а что нет. Гарри время от времени принимался гладить огненную медь ее волос, чтобы еще и еще раз убеждаться в том, что это и есть реальность, а все остальное не так уж важно. Скоро они должны были пожениться, совсем скоро. Гарри был уверен, что и она думает о том, изменится ли их жизнь после этого, и если да, то как именно. Он часто представлял себе свой угрюмый дом много лет спустя, повеселевший и чисто убранный. Джинни занимала бы в нем центральное место как хозяйка и как жена. Ее мечтательность и склонность к философствованию не мешали ей быть предельно сосредоточенной на конкретных жизненных ситуациях, уметь сделать жизнь такой, какой она должна быть, при этом не забывая о самореализации. Иной раз Гарри даже задумывался о том, насколько они действительно друг другу подходят, в себе самом он не видел и тени творческого начала. Но Джинни так не считала, проявляя каждый раз, как он возвращался к самокритике, безоблачное упрямство заядлого идеалиста. Дышать и быть с ней — примерно одно и то же, Гарри никогда не мог вообразить себе кого‑то еще на ее месте, даже в те редкие моменты, когда они ссорились. И даже если во всем мире наступит пустота и разорение, рядом с ним будет целый мир, заключенный в одной любимой женщине, сверкающий и спокойный, как море.

Джинни повернулась на бок и что‑то пробормотала во сне. Гарри тоже слегка поменял положение, чтобы ей было удобно, и мысли его невольно приняли другое направление. Что, если он увидел в сегодняшнем разговоре со Снейпом больше, чем там было? Плохое настроение и язвительность давно стали своеобразной визитной карточкой мастера зелий, так что же тогда в нем было странного? Гарри пришел к выводу, что он просто давно его не видел, а на фоне бессонной ночи и истории со скиантом, Дрейко и Луной слегка позволил разыграться воображению. В конце концов, сейчас было бы куда актуальнее подумать о том, что он завтра скажет Вестерсу, который еще явно не привык к его импульсивности и скорости генерирования идей.

— Гарри…

— Почему ты не спишь?

— Я пыталась заснуть несколько раз, но каждый раз понимала, что ты все еще бодрствуешь, и у меня не получалось. Сейчас вот только задремала… Думала, конечно…

— О Луне?

— Да, о ней в первую очередь. Я завтра обязательно к ней схожу, вместе с Гермионой, она отпросится со своей практики.

— Разве она у нее не там же, в Мунго, проходит?

— Завтра нет, где‑то в новой больнице, построенной в Северной Ирландии. Рон тебе не говорил?

— Нет, думаю, ему она тоже сказать об этом не успела. И как вы, девчонки, всегда поддерживаете самые тесные связи, даже втайне от своих молодых людей?

— Не преувеличивай наши заслуги, — Джинни шутливо постучала пальцем по его груди. — Мы многое угадываем интуитивно, без непосредственного общения.

— Я торжественно обещаю, что постараюсь заснуть, — сменил тему Гарри. — Завтра будет тяжелый день.

— Я надеялась, что смогу обеспечить тебе отдых, хотя бы накормить, — Джинни слегка засмущалась.

— Ну да, — в тон ей ответил Гарри, — это у тебя прекрасно получилось. Скоро ты составишь достойную конкуренцию своей матушке.

— Брось, мама — гений кулинарии. Она из самых простых продуктов умудряется за полчаса создать шедевр.

— Давай не будем про еду, а то я совершу наглую вылазку к холодильнику.

— Кстати о вылазке. У тебя есть предположения по этому поводу? Да что я спрашиваю, ты уже, наверное, стратегию целую разработал!

— Здесь уж ты точно преувеличиваешь. За меня это, как обычно, будут делать другие, а я буду почивать на лаврах.

Джинни была слегка удивлена его серьезностью, она задумалась на несколько секунд и затем медленно произнесла:

— Мне не нравится, когда ты так говоришь о себе. Я тебя, конечно, не считаю неуверенным или каким‑то безынициативным, но ты еще не достиг положения начальника и не можешь руководить теоретической частью операций. Я это только к примеру сказала.

— Джинни, милая, я знаю, — Гарри ласково взъерошил ей волосы и крепче сжал ее в объятиях. — Не думай, что я в депрессии, просто на сей раз мне достанется только практическая часть, да и то весьма скромных размеров. И это я организовал себе сам.

— Не понимаю.

— Скажем так, я хотел честно поделить разработку стратегии, но меня опередили и захотели все делать сами. И я снова полон неясных видений и предчувствий, похоже, у меня открылся канал внешней связи с Космосом, или что‑то в этом духе.

— Это не так уж смешно, если вспомнить о твоих правдивых снах. Ни у меня, ни у кого другого из нашего окружения нет и не было таких снов, а это может свидетельствовать о наличии у тебя особого дара.

— Скорей уж сверхчувствительности, — равнодушно пожал плечами Гарри. — На экстрасенса–романтика я точно не тяну.

— Ладно, ты не можешь говорить серьезно, давай спать.

— Джинни, это дело достаточно серьезно и без моих усилий по его усложнению. Так что не обессудь: сегодня я настроен шутливо и дружелюбно. Да и если бы это было не так, к тебе бы я ни за что не проявил какой‑то враждебности, ты же знаешь.

— Но так теряется искренность.

— Нет, так достигается гармония.

Джинни ничего не ответила, но Гарри знал, что она с ним не согласна. Он проследил за ее взглядом: он был сосредоточен на ночном мотыльке, пытавшемся пробиться к свету в лампочке. Люстра должна была, по идее, работать от электричества, но мистер Уизли давно приспособил ее питаться магической энергией.

— Мы, люди, так похожи на этих мотыльков, — сказала Джинни. — Избитый образ, но ничего не поделаешь. Вроде бы по жизни мы не раз доказываем, что мы намного умнее этих насекомых, влекомых лишь одним желанием — добраться до огня, а там будь что будет. А на самом деле так много пограничных ситуаций, когда мы внутренне устаем и стремимся лишь к чему‑нибудь яркому, представляющему для нас некую идею, цель существования. И нам все равно, что наше существование ограничено пределом, тем временным отрезком, пока существует стекло между нами и огнем. В этом мы еще нелепее мотыльков: они хоть не понимают, что погибнут, прикоснувшись к пламени, для них нет двери, ведущей к смерти.

Гарри испытал странную боль в груди, словно сердце сжали железные тиски. Он напрягся, ожидая мысленного образа, но видение так и не пришло, оставив его в неведении.

— Ты как? — Джинни приподнялась и коснулась рукой его лба. — Мне показалось, ты…

— Все хорошо, — Гарри поцеловал ее в губы и привлек к себе. — На сегодня все хорошо, и мы можем какое‑то время побыть мотыльками, стремящимися к огню любви.

— Я плохо на тебя влияю, — улыбнулась Джинни, наклоняясь к нему.

— Как утро?

— Совсем паршиво. А у тебя?

— Все замечательно. Неужели вы успели повздорить?

— С ней сейчас невозможно повздорить: она хватается за книгу всякий раз, когда я заканчиваю первую реплику.

Рон гневно шагал по мостовой, словно пытаясь втоптать каждый булыжник в землю еще на полметра. Солнце угрюмо освещало сквер и офисные здания в центре и, казалось, вопрошало мир, зачем он вообще свалился на его голову. Гарри старался не пропускать настроение светила в собственную душу и, прилагая усилия, чтобы не рассмеяться, искоса поглядывал на друга:

— Она сама ответственность. Возможно, так она пыталась не поссориться с тобой. Ты же знаешь, из‑за этих проверок она на взводе.

— А я нет? — вскинулся Рон. — Пришел, понимаешь ли, обрадовался, что она гостит у нас, думал провести с ней время… А она мне про поперечное сечение речных русалок! А потом — про болезнь Бианка в лесах Амазонки! Не знаю, кто такой Бианк, но неужели она поедет в Южную Америку? Нет, ты‑то чего ржешь?

— Извини, — пробормотал Гарри, трясясь от беззвучного смеха. — Просто Гермиона в своем репертуаре.

— Я ей покажу репертуар! Свадьбу она будет справлять в долине Амазонки под тропическим дождем с местным аборигеном, я это даже лично оплачу!

— Не горячись! Она такой же человек, как и ты, только разряжается по–другому.

— Да пошел ты, друг называется! — Рон окончательно обиделся и не раскрывал рта до самого кабинета Вестерса, так что под конец Гарри даже начал испытывать легкие угрызения совести.

Глава знаменитого отдела встретил их с такой миной, что у Гарри даже подкосились ноги. Однако он не позволил себе строить никаких предположений, чтобы не расшатывать нервы, и прошествовал в кабинет, где весь отряд Охотников уже был в сборе. Ермон выделялся среди прочих не столько своей внешностью, сколько нетерпеливым и раздраженным видом. Гарри только успел заметить, что на столе лежит какой‑то сверток из плотной бумаги, и что ему пришлось отвечать на вопросы начальника.

— Хорошо, что вы рано прибыли, друзья мои, — сказал Вестерс довольно любезно, что никак не сочеталось с его озабоченным лицом. — И еще лучше, что вы выглядите озадаченными не меньше меня.

Последнюю фразу поняли до конца лишь Вестерс и Гарри с Роном. Рон был все еще обижен и не сделал ни малейшей попытки приободрить друга хотя бы взглядом. Гарри изготовился к защите, хотя и не представлял себе, в каком направлении придется ее осуществлять.

— Сегодня в шесть пятнадцать наши бравые молодцы, аккуратно нарушив приказ, застигли нашего беглеца врасплох. Помог им в этом, как ни странно, наш призрак, оставивший приметные разрушения в деревушке неподалеку. Мои ребята и представить себе не могли, что им улыбнется такая удача именно в этом районе. Конечно же, они нарушили приказ еще раз, ведь я им строго запретил отправляться на поиски беглеца и призрака самим, а в случае обнаружения следов потусторонней магии — тем более. Что поделать: горячие головы. Они почти загнали его в угол, как он испарился. Без всякого следа магии, образец которой мы добыли еще в том офисном здании. Совсем рядом мы нашли какие‑то неопознанные следы магии, да еще и искусно заметенные. Вывод напрашивается один: либо это сообщник, либо тот, кому невыгодно, чтобы этот молодчик ушел целым и невредимым. С другой стороны, есть и удача: грабитель решил избавиться от награбленных вещей и закопал их в лесу под деревом. Неплохой ход, хотя я не думаю, что он долго над этим размышлял. Известно, что земля затрудняет обнаружение магической ауры предметов, но для профессионалов это, конечно, не является непреодолимой преградой.

Краем глаза, Гарри заметил, что Ермон не удержался и выпятил грудь, и его вновь стало мучить желание расхохотаться.

— Да, мои мальчики хорошо поработали, — чуть усмехнулся Вестерс, правильно поняв выражение лица Гарри. — Но мне хотелось бы выслушать вас, ведь мы вчера о чем‑то договаривались.

Атмосфера в кабинете раскалилась от любопытства и гнева (Ермон утратил разом все самодовольство, узнав, что новички о чем‑то приватно договорились с его начальником). Рон уже явно переключился на новую проблему, но Гарри знал, что выкручиваться придется одному, поскольку это он втянул в это дело своего лучшего друга.

— Вот мы и пришли, сэр, — не моргнув глазом, сказал он.

— И вы сделали то, что хотели? — без нажима уточнил Вестерс.

— Да, мы повидались с родственниками, как вы и просили, — Гарри молил небеса, чтобы Рон не проговорился. — И теперь мы снова в строю и готовы выполнить любое ваше приказание.

— Это похвально, очень похвально.

Ничто в тоне Вестерса не выдавало его мыслей или чувств, но Гарри сразу понял, что начальник раскусил бы на его месте любого: слишком уж много лет он работал с самоуверенными юнцами, жаждавших славы и приключений. Вероятно, Гарри его сильно разочаровал, но он не проявил этого никак, а сразу перешел к делу и стал обсуждать со всем отрядом дальнейший план. Гарри в уме прокручивал свой собственный, не отличавшийся четкостью и, как ему временами казалось, осмысленностью. Рядом неподвижной статуей застыл Рон, явно нервничавший из‑за того, что произошло. Совещание прошло в три раза быстрее, чем они ожидали. Под конец Вестерс вновь отдал их под начало Ермона и велел тому не спускать с них глаз и не давать им воли, пока они все не прибудут обратно в штаб. Гарри, в свою очередь, отдал приказ себе не спускать глаз с Ермона, пока тот не придумал, как ему еще набрать себе очки в Отряде.

Как он и предполагал, их решили держать подальше от этого дела. Не то чтобы Вестерс перестал им доверять — в этом случае он бы просто связался с их школой и их бы отчислили, — но он решил держать их под надзором, пока не выясниться, как именно они его обманули. Рон в течение дня неоднократно высказывал Гарри все, что думает по поводу его затеи, но тому не хотелось ссориться в довершение всех бед, которые никогда не приходят по одиночке. Поэтому он весь день копил в себе всю свою досаду, отслеживая мифических мошенников на северо–востоке от Лондона, и к ночи успел здорово разозлиться. Они с Роном расстались в три часа ночи не в самых дружеских чувствах, и каждый поехал к себе домой. Гарри послал Джинни из дома записку, чтобы она за него не беспокоилась, и рухнул спать, ибо подъем на следующее задание был уже недалеко.

Глава 7. Забытые сны.

Дрейко приходил в себя достаточно долго. До этого ему казалось, что он вполне в себе и все соображает, а тут вдруг выяснилось, что это явное преувеличение. Ему было велено срочно поспать, да он и сам был бы не прочь отключиться от полной страхов и сомнений реальности, но на него вдруг напала странная паранойя, что теперь‑то уж призрак точно вернется и потребует ответа. По жестяному водостоку стучали прозрачные капли дождя, и юноша то и дело вздрагивал, словно они прочерчивали свои незамысловатые траектории не по трубе, а по его телу. Решетчатые окна также наводили страх.

«Это Хогвартс, это всего лишь Хогвартс, который никогда меня не подводил. Я должен успокоиться… Все напряжение рано или поздно уходит, только я не хочу, чтобы он вернулся… Почему Снейп не может придумать, как заставить его не возвращаться?»

Это был Снейп. Это он его вытащил из леса и привел в Хогвартс так, что никто из преследователей ничего не заметил. Дрейко даже не спрашивал себя, как он это сделал и откуда он вообще узнал про эту историю. Он всегда откуда‑то все знал и знал что делать. Дрейко свернулся под одеялом комочком, хотя в комнате ярко горел камин и было тепло. Когда‑то было такое время, которое он почти не помнил, когда Снейп был ответом на многие вопросы. Он, Дрейко, тогда еще был маленьким и счастливым, и вся семья Малфоев жила относительно спокойно и беспечно. Вернее, отец всегда занимался чем‑то своим, о чем не должна была знать его жена, и Нарцисса частенько придумывала всякие отговорки для сына, что папа занят тем‑то или тем‑то, но скоро придет. Сколь бы строгой и замкнутой она ни выглядела на людях, в сына она вложила столько любви, сколько и любая другая мать. И в эти вечера, когда ожидание отца становилось порой тягостным, она всегда говорила, что с ним ничего случиться не может, потому что он не один, а с другом. Под другом чаще всего подразумевался Снейп, потому что у них с Люциусом были какие‑то совместные дела на рынке зелий и мелких артефактов. Он вроде бы подчинялся своему старшему приятелю, но на самом деле нередко беседовал с нужными людьми самостоятельно. Он быстро охладел к этому, и с тех пор Люциус общался больше с другими, более предприимчивыми знакомыми, но Нарцисса время от времени приглашала Снейпа к ним в особняк, и он иногда показывал маленькому Дрейко различные опыты, безопасные для ребенка. Уже находясь под влиянием собственного воспитания, Дрейко делал вид, что его это ни капельки не интересовало, но глаза у него загорались всякий раз, когда он смотрел на маленький, сыплющий разноцветными искорками учебный котел, который Снейп приносил специально для него. Мама любила развлекать своего сына…

Дверь скрипнула, отворилась, и мастер зелий неслышно прошелся по комнате с серебряным кубком в руке. Он, как обычно, был настроен неопределенно, скрывая все в глубине своей необычной души. Дрейко понимал, что с тех пор, как этот хмурый, одинокий человек показывал ему мини–фейерверки, утекло очень много воды, так что вряд ли он захочет теперь с ним возиться, но ему хотелось надеяться, что Снейп, по крайней мере, поможет ему скрыться.

— Хорошо, что вы проснулись, мистер Малфой, вам пора принимать лекарство, — монотонно сообщил Снейп, ставя кубок на стол перед диваном, на котором отдыхал Дрейко. — И прошу не возражать: вы сами поймете, зачем это нужно.

— Вам возразишь, — вяло огрызнулся Дрейко, но все же встал, взял кубок и осушил его. — Довольны?

— Довольны будете вы, когда обнаружите себя выспавшимся без всяких опасений насчет скианта, который, поверьте, так легко не откажется от погони за вами.

— Но у меня ведь уже нет никаких артефактов, я избавился от них, какие у него ко мне еще претензии? — устало спросил Дрейко.

— Он уже обжился, если можно так выразиться, в вашем внутреннем мире, вы являетесь в каком‑то смысле его каналом, от которого он сможет питаться, пока источник не иссякнет.

— Иссякнет? — Дрейко стало нехорошо. — Я иссякну? Как это понимать?

— Все зависит от того, что вы подразумеваете под словом «Я», — Снейп почистил кубок с помощью палочки и отошел к камину. — Если речь идет о вашей душе, то это не просто какой‑то сосуд, который может внезапно опустеть, это некий вечный источник сил. А вот ваше сознание в целом более уязвимо, тем более что сфера снов недоступна вам, вы не можете ее контролировать. А он может. И это будет вас истощать, его чужеродный контроль, насилие над вашей природой, которая, несомненно, отличается от природы скиантов и всех духов подземного мира.

— Звучит страшновато, — Дрейко рассеянно сел на одеяло и принялся теребить его край. — Стало быть, он мертвый?

— Да, и не может стать живым, можете не сомневаться. Зато он может сделать живых в этом мире мертвыми.

— Да, это я уже имел случай наблюдать.

— Вы должны быть осторожны! — твердо сказал Снейп и выступил на середину комнаты: лучи занимающейся зари осветили его бледное лицо, покрытое следами мелких морщин. — Мне пока еще не удалось придумать, как защитить вас от тюрьмы, но он достанет вас и там.

— И не надо. Я сейчас оклемаюсь и что‑нибудь придумаю сам. Вам совершенно незачем наживать себе неприятности, тем более теперь, когда вы вновь встали во главе Хогвартса.

— Причем здесь это? — прищурился Снейп.

— Это я просто так ляпнул, — отмахнулся Дрейко. — Я вам благодарен и все такое, но дальше я как‑нибудь сам.

— Сами?

— Ну да. Только мне нужно немного форы во времени.

— Обеспечивать ее вам, я так полагаю, придется все равно мне?

— Я вас об этом не прошу.

— Но у вас хотя бы есть какой‑то план, знакомые, родные?

— Вы знаете, что нет. Если не считать отца, который, видимо, ожидает нашей скорой встречи!

— Перестаньте раздражаться, Дрейко, — посоветовал Снейп, подходя еще ближе и словно желая его в чем‑то убедить. — Вам не следует так говорить о вашем отце. Если бы он знал о том, во что вы впутались, я уверен, он переживал бы больше, чем кто‑либо.

— Бросьте читать мне нотации, мне уже не семь лет, и даже не пятнадцать! — скривился Дрейко. — И вы мне не родственник и не друг, так с чего вам обо мне тревожиться?

— Вы не поверите, но есть люди, которые о вас тревожатся, и подобная самоуверенность нехороша, по крайней мере, по отношению к ним, не говоря уж обо мне.

Дрейко посмотрел на него с вызовом, но лицо мастера зелий было, как всегда, непроницаемым, и молодой человек вдруг ощутил потребность спросить о чем‑то важном, хоть и не будучи уверенным в том, что ответ будет положительным.

— А эти люди, — начал он, отводя взгляд, — они вам об этом лично сказали?

— Как же! — с неприязнью фыркнул Снейп, так что Дрейко невольно посмотрел на него снова. — Царственный мистер Поттер был у меня прошлым вечером в надежде, что я смогу помочь ему найти вас раньше его коллег из числа авроров.

— Поттер? — Дрейко не смог скрыть своего разочарования. — Значит… Как он узнал?

— Догадаться было несложно. Он всего–навсего побеседовал с вашей подругой — мисс Лавгуд, которая…

— Она в порядке? — перебил Дрейко.

— Она в больнице святого Мунго, но скоро ее, судя по всему, выпишут, — с внезапной строгостью ответил Снейп. — Вот о ней вам следовало бы действительно подумать. Она искренне печется о вашем благополучии, а Вам пришло в голову привести скианта к ее дому.

— Прекратите, мне и без вас тошно! — Дрейко обхватил голову руками и сидел так несколько секунд, прежде чем поднять глаза. — Я тогда еще не знал, на что он способен, хоть это меня и не оправдывает, — он помолчал немного и затем задал вопрос, который постепенно начинал его интересовать: — Только вы‑то здесь причем? Не слишком ли многим вы рискуете, вмешиваясь в это?

— Я отвечу вам двояко, — Снейп возобновил свой обычный невозмутимый тон, Дрейко даже показалось, что он хочет скрыть от него что‑то. — С одной стороны, жизнь главы Хогвартса невыразимо скучна для меня и не дает мне заниматься моими привычными делами. С другой — вам известно, почему я это делаю.

С минуту они смотрели друг на друга, перед тем как Дрейко решился высказать очевидную догадку.

— Моя мать?

— Да, но не думайте, что я мучаюсь оттого, что связан ненавистным мне обещанием. Из всех людей на свете она принадлежала к тем немногим, кого я еще мог назвать своими друзьями, и я действительно ценил ее. Поэтому ее последняя просьба имела для меня далеко не последнее значение.

— Вы, наверное, так ничего и не поняли, — Дрейко отсутствующим взглядом вперился в пространство, чувствуя во рту привкус горечи.

— Чего я не понял? — спросил Снейп, не шевелясь и не меняя выражения лица.

— Она… вы были для нее больше, чем другом.

Произнося эти слова, Дрейко понял, что только что сам додумал это до конца. Разумеется, Нарцисса никогда бы не заговорила с ним об этом, но в присутствии Снейпа она всегда делалась немного другой, более рассеянной и одновременно энергичной. Впрочем, Дрейко никогда не замечал каких‑то особых отношений между ними и уже почти раскаялся в том, что раскрыл рот.

— Я знаю, — после паузы ответил Снейп чуть более жестко, чем, вероятно, хотел, и отошел от Дрейко, на этот раз, к окну. — Но это ничего не меняет.

— Нет, не меняет, я зря, конечно… — пробормотал Дрейко.

— Никогда нельзя сразу узнать, что зря, а что нет, — тихо произнес Снейп, глядя на черные вершины гор. — Но, чтобы ты не смел ничего такого думать о своей матери, я скажу тебе: она всегда была верна твоему отцу. И больше на эту тему я говорить не намерен.

— Да, конечно! — поспешно сказал Дрейко, ощущая себя первоклассником.

Его последних слов Снейп уже не услышал, неожиданно для самого себя он погрузился в далекое воспоминание, к которому он не возвращался, кажется, тысячу лет…

…Поместье Малфоев было весьма выгодно расположено: рядом было чистейшее озеро, вокруг которого росли редкие виды цветов, густой лес на том берегу, поющий голосами множества птиц. Если посмотреть из окон верхнего этажа на небо, оно всегда казалось подкрашенным: утром — рассветной синевой, хранившей лимонный оттенок после давно поднявшегося солнца, вечером — пурпурно–лиловым закатным заревом, после того как солнце опускалось за горизонт. Таким образом, солнце никогда не светило прямо в окна, разве что в оранжерее, и во всем доме постоянно царила прохлада. Хозяйка этого дома обладала утонченным вкусом, и, какие бы гости ни приходили к ней, никто не мог бы сказать, что его что‑то тут не устраивает. Разве что некая мрачность всегда присутствовала в доме, что объяснялось, вероятно, историей предков Люциуса.

Снейпу вспомнился тот день, когда он приехал взглянуть на маленького сына своего друга. Тот появился на свет всего полтора месяца назад и выглядел, как все остальные младенцы своего возраста. Снейп, находившийся в тот день в крайне не стабильном состоянии, ничего особенного в нем не заметил и не понимал, почему Нарцисса так суетится, вокруг малыша, словно он вот–вот взорвется. Только потом Снейп уяснил себе раз и навсегда, что в момент, когда у людей большое счастье или большое горе, с ними всегда творится что‑то непонятное.

Люциус тоже был рад тому, что у него родился сын, но Снейп сильно подозревал, что он рад именно тому, что это сын, а не дочь. Вообще, в тот день его раздражало все: от солнца, вздумавшего выкатиться из‑за туч в июльский день, до младенца, бестолково орущего в своих роскошных пеленках.

Нарцисса, похудевшая и уставшая после родов и долгих бессонных ночей, носилась вокруг Малфоя–младшего, пока тот, наконец, не уснул. Они сидели в плетеной беседке возле пруда. Мужчины пили вино, Нарцисса — сок. Она зачем‑то вбила себе в голову кормить малыша своим молоком, что было явно не по вкусу Люциусу.

— Потом не жалуйся, дорогая, глядя на себя в зеркало! — процедил он, глядя на ее стакан с апельсиновым соком, и демонстративно отхлебнул вина.

Нарцисса со страхом взглянула на мужа, потом на Снейпа и залилась краской.

— Это все глупости, милый, со мной ничего не случится, — тихим, но твердым голосом возразила она, покачивая ребенка.

— Да–да, как же, — скептически заявил Люциус, ставя кубок обратно на стол. — Я ведь и раньше недоумевал, Северус, почему женщины так мало уделяют внимания и времени мужьям, когда беременны? Разве они надеются потом наверстать упущенное? — он усмехнулся и снова отхлебнул из кубка. — Не знаю, как они, а я уже ни на что не надеюсь, моя жена только и делает, что кудахчет над моим сыном.

— Ты мог бы дождаться, пока я уйду, — еще тише, но еще тверже произнесла Нарцисса. — И почему ты говоришь о твоем сы…

— Цисси, помолчи, сейчас я говорю! — Люциус окинул жену ледяным взглядом и отвернулся. — Она никак не запомнит основных правил поведения, хотя мы женаты уже три года.

— Она ничего такого не сказала, — хмуро заявил Снейп, испытав внезапное сочувствие по отношению к Нарциссе. — На самом деле правильнее не говорить о человеке в его присутствии, не правда ли, Люциус? Сегодня я тебя что‑то не понимаю.

Нарцисса вспыхнула и задрожала так, что, если бы Люциус в этот момент посмотрел на нее, он явно бы заинтересовался. Он, однако, изучал лицо Снейпа, словно пытался прочесть на нем дополнительные мотивы такого высказывания.

— Сегодня ты защитник прекрасного и слабого пола, Северус? — язвительно осведомился Малфой–старший. — Вот уж от кого не ожидал. В таком случае наше непонимание в этот замечательный день, увы, обоюдно. Я думаю, мне нужно проветриться после такого количества вина, я ведь немного выпил еще до твоего прихода. Удаляюсь и оставляю единомышленников одних, — Люциус поднялся и на нетвердых ногах направился в сад.

Нарцисса засмущалась еще сильнее, когда они со Снейпом остались одни, и крепче прижала к себе сына.

— Он стал немного нервным в последнее время, — как бы извиняясь, обронила она.

— Наверное, он переживал за тебя и за ребенка, — предположил Снейп, наблюдая за ее лицом.

— Он не особенно переживает из‑за меня, уж ты‑то знаешь, — она попыталась рассердиться, но из‑за смущения это плохо получалось. Тогда она выпрямилась, гордая и прекрасная, как свет утренней звезды, и отважилась взглянуть в лицо Снейпу. — Спасибо, что ты навестил нас, Северус. Я очень это ценю.

— Рад, что оказался полезен, хоть это и не было мне приятно.

— Ты, наверное, решил, что мы растеряли все свои манеры, — Нарцисса вновь отвернулась и осторожно положила Дрейко в коляску.

— Нет, нам всем иногда необходимо вести себя более непринужденно, чем приходится.

Он сказал больше, чем хотел, на какой‑то момент ему показалось, что она поняла, но он ошибся. Она восприняла его фразу как общую, и у него отлегло от сердца: все‑таки держать себя постоянно в руках и говорить только то, что нужно, — упражнение не из легких и действует на психику. Он решил, что скоро надо будет уходить, иначе Люциус нагуляется в саду и вернется, а быть щитом между ним и его женой Снейпу сейчас хотелось меньше всего.

— Иногда мне кажется, что я совсем одна, — вдруг сказала Нарцисса, нервно теребя юбку. — Я совсем не чувствую его поддержки, мне даже кажется, что он ненавидит меня.

— Тут ты точно ошибаешься, — спокойно сказал Снейп, рассматривая свой бокал из‑под вина. — Люциус порой бывает бестактен, но не более того. Возможно, он немного перенапрягся за последнее время, поэтому иногда срывается. Он относится к тебе куда лучше, чем показывает.

— Я думала, что ты меня поймешь, — разочарованно сказала Нарцисса и вздохнула. — Ты же постоянно с нами, видишь все это… И ты хорошо его знаешь. Я понимаю, что ты просто защищаешь своего друга, но я думала, что если выскажусь тебе, то… Все, меня занесло. Прости, пожалуйста, у тебя и своих проблем хватает.

Снейп не ответил. Это были не просто проблемы, это было проклятие. Проклятие, которое он навлек на себя сам. Она думала, что он поймет ее… Да разве она поняла бы его, если бы он объяснил ей, что с ним происходит? Этим он ни с кем не мог поделиться, ни с одной живой душой. Что, если внутри у него скручен такой жгут, что, кажется, свались на него сейчас что‑нибудь еще, любая мелочь — и он не выдержит и порвется изнутри, сломается, не выдержав этого напряжения? Но пока еще надежда на благополучный исход жива, поэтому он не позволит себе лишних эмоций. Ни теперь, ни когда‑либо больше…

— Ничего, Нарцисса, у каждого свои проблемы. Не переживай так, все образуется. Я понимаю, что, должно быть, говорю ничего не значащие фразы, но я действительно хочу, чтобы у вас все было хорошо.

Она жадно вслушивалась в его слова, старалась поймать его взгляд. Выдержка сильно изменила ей в тот день, но он никогда ее за это не винил. Люциус стал более ответственным по отношению к ней лишь годы спустя, когда она научилась управлять его настроением. А в тот жаркий июльский день она все еще была просто молодой, невероятно привлекательной женщиной с полуторамесячным сыном, которая еще ничего не знала о том, какие испытания ждут ее впереди, но уже предчувствовала их.

Люциус вернулся через час, повеселевший и вновь обретший твердую походку. Он поцеловал жену, которая успокаивала проснувшегося Дрейко, обнял ее и что‑то прошептал ей, по–видимому, прося прощения. В этот миг Снейп особенно остро почувствовал, что ему надо уйти. Ему больше не хотелось видеть эту счастливую семью, счастливую, несмотря на все терки между супругами. Шрамы в душе были еще слишком свежими и сильно кровоточили время от времени. Он попрощался, как положено, и ушел, отчего‑то разбитый и измученный, ничего не зная о событиях, которые должны были случиться ровно через год и три месяца, но заранее чувствуя тупую, беспощадную боль, которая навсегда поселилась где‑то глубоко внутри него, даря вечное ощущение непричастности к жизни.

На следующий день на свет появился Гарри Поттер… Поттер…

— Значит, мне лучше пока никуда не уходить? — Дрейко пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем Снейп вынырнул из забытья.

— Именно так, — он устало провел рукой по лицу, словно снимая с себя наваждение. — Мне нужно будет разведать ситуацию, узнать, на каком этапе находится расследование, что им известно о нас с вами. Это не так просто, потому что мне не следует возбуждать лишних подозрений.

— Хотел бы я знать, зачем Поттеру все это, — с раздражением произнес Дрейко. — Хочет продвинуться по служебной лестнице или сделать нам всем большое одолжение?

Снейпу очень хотелось съязвить насчет Поттера, но он решил не навязывать Дрейко своего на тот момент чересчур субъективного мнения.

— Для вас лично это с его стороны явно некоторое одолжение, — сделав над собой усилие, ответил он. — Даже если ему это поможет в карьерном отношении. Хотя вряд ли, он же предоставил решать это дело мне.

— Как, просто взял и нанял вас? — не поверил Дрейко и тут же прикусил язык.

— Я не его подчиненный и не частный сыщик, — ощерился Снейп. — Я сам вызвался это сделать, чтобы сэкономить время для всех, для вас в том числе. Вы, однако, относитесь к этому слишком легко, очевидно полагая, что такое выпадает каждый раз, когда юнцам вроде вас взбредает в голову потрясти волшебный мир.

— Вы очень быстро меня нашли, — решил сместить акценты Дрейко. — Просто потрясающе быстро, аврорам есть чему у вас поучиться!

— Не заговаривайте мне зубы, Дрейко, — все еще сердито попросил Снейп, но больше препираться ему не хотелось. — И как вы только пошли на такое?

— Только не надо про позор семьи, поруганное воспитание и прочую ерунду! Я и сам знал с самого начала, что влипаю по–крупному, но начал опасаться, что мне не стоит отказывать ребятам, которые меня наняли, потому что я был, своего рода, свидетелем. Конечно, у меня не получилось все провернуть чисто, я ведь в первый раз и без всяких тренировок, да еще и скиант этот мне всеиспортил. Но, посудите сами, что такого особенного, если разобраться? Когда на работу не устроиться — а я пробовал! — человек обязательно что‑нибудь в итоге стащит себе на пропитание. Ну, были последние накопления у меня и у мамы, так быстро кончились. Я и обедал‑то у нее, у Луны, чаще всего. И мне даже не стыдно, знаете? Мне ведь так и не дали учиться, как приличному человеку. А за что? За "темное" прошлое. Ну уж! А я ведь очень хорошо школу закончил. И кому это надо, спрашивается? Вот и начинаешь перебиваться чем приходится. Конечно, надо думать сперва, у кого красть. А то наше Министерство себя в обиду не дает, как я погляжу. Может, эти штуки гроша ломаного не стоят, а мне за них такой срок насчитают, что папе фору дам!

Дрейко оборвал свою возмущенную речь, обнаружив, что Снейп его практически не слушает. Тот опять всматривался в далекие пейзаж за окном и никак не реагировал.

«Да какое ему дело до меня?» — вдруг подумал Дрейко и обреченно пожал плечами.

— Такие вещи где попало не лежат, мистер Малфой, заметьте, — наконец, сказал Снейп. — А насчет трудоустройства… Если все это кончится благополучно, то можно будет об этом подумать. В конце концов, Хогвартс не бросает своих питомцев.

— Да бросьте вы! И что я тут буду делать? Работать старшим помощником Хагрида или Филча? Вы уж меня простите, но лучше воровство или тюрьма.

— Это вы сейчас так думаете, — Снейп отвернулся от окна и встал напротив сидящего Дрейко. — Я сейчас заканчиваю серьезную работу по алхимии и надеюсь получить степень. Даже если мне это и не удастся, я устрою вас к кому‑нибудь из профессоров лаборантом. В зельях вы худо–бедно смыслите.

— Да какой из меня лаборант? Я ничего уже не помню.

— Подумайте, пока еще есть время. Это не такая уж плохая идея. Спокойной ночи, — Снейп слегка наклонил голову, как он это обыкновенно делал, прощаясь с отцом или матерью Дрейко, и вышел.

Оставшись один, Дрейко снова улегся в постель, дотянул одеяло до подбородка и уставился в потолок. Конечно, остаться в Хогвартсе хоть кем после всего этого было неслыханным счастьем. Да еще и Снейп какой‑то неестественно благосклонный. Вот это несколько тревожило Дрейко, потому что он давно не встречал подобной снисходительности, разве что от Луны или от Поттера, для которых это было естественно. Однако он отдал Снейпу должное, тот всегда был к нему более снисходительным, чем к другим. Дрейко стал вспоминать школьное время и больше уже не заснул в ту ночь. Как давно все это было, хотя прошло всего несколько лет. Но между тем временем и этим была не просто пропасть. Через пропасть, если захотеть, можно хотя бы перекинуть мостик воспоминаний. А в его случае, стоит предпринять такую попытку, наваливается жуткая горечь утрат и осознание того, кем он стал, вместо того, кем он мог бы быть, не случись всех этих вещей с ним и его родными. Хрупкий сон настиг его лишь к полудню, когда палящее солнце уже не оставило никому шансов на спокойный, прохладный денек.

Какими яркими порой бывают сны! Они более увлекательны, чем самая оригинальная кинолента, и порой даже более близки к реальности, чем сама реальность. Они погружают тебя настолько глубоко в самого себя, что, кажется, почти всегда могут чем‑нибудь тебя удивить, и ты просыпаешься со смешанным чувством удовлетворения оттого, что ты проснулся, и досады из‑за того, чтó тебе привиделось. Иногда они бывают смутными и нечеткими, словно художник, рисуя их, добавил слишком много воды в краску. Но тогда ты почти точно знаешь, что это всего лишь сон, и не беспокоишься. А когда цвета и эмоции во сне захлестывают тебя с головой, когда ты ощущаешь постоянную опасность, потребность спасаться от чего‑то (вероятно, от самого себя) — тогда на первый план неотвратимо выступает чувство реальности, действительности происходящего, сколь бы абсурдным оно ни казалось. Такие сны в некоторых случаях могут привести к тому, что человек изменит свою жизнь или переоценит какой‑нибудь свой поступок, или начнет день иначе, чем обычно. Хотя, следует признать, сны редко меняют что‑либо в нашей жизни.

Существуют ли правдивые сны? Люди, испытавшие на себе их последствия, утверждают, что да. Люди, не верящие особенно ни во что, считают, что нет. Люди, знающие, что они существуют, обычно помалкивают на эту тему, чтобы не пугать собеседников и не пугаться самим.

За последний месяц у Северуса Снейпа было несколько таких снов. Два из них не произвели на него особого впечатления, потому что исход, показанный ими в ничего не значащих делах, он примерно знал заранее. А третий был странным и ни на что не похожим. Дело в том, что Снейп умел, когда надо, отключаться от снов вообще. В последнее время ему это удавалось с трудом, поскольку было нарушено душевное равновесие, и он пустил все на самотек. Такого сна он ждал меньше всего, не видя его много–много лет, и Северус совершенно был выбит из колеи, когда очнулся.

«Этого не может быть. Это именно тот сон, я не мог ошибиться. И все же этого не может быть!» — он резко встал, прошелся несколько раз по комнате, наконец, подошел к ночному столику, на котором стоял графин, и отхлебнул вечно ледяной воды. Это не подействовало. Он сел на кровать, пытаясь сбросить с себя оцепенение.

«Словно какой‑то демон взялся подгонять меня. Разве это возможно? Видеть ее, говорить с ней… никогда еще это не выглядело таким настоящим. Может, это все‑таки шанс, в существование которого я давно перестал верить? Что теперь? Ждать очередной подсказки или действовать по имеющимся наводкам? Нет, пожалуй, еще одного такого сна я не выдержу», — Снейп бросил взгляд на часы: половина девятого. В общем‑то, ему давно уже следовало быть на работе, на тот случай, если в Министерстве решат побеспокоить его с утра пораньше или в пределах родной школы возникнет вопрос, требующий срочного решения. Он тяжелым шагом направился в ванную, надеясь, что сознание прояснится после холодного душа и мало–мальски приличного завтрака.

Но весь день он задавался одним и тем же вопросом: насколько правдивым был этот сон, чего теперь следовало ожидать? Малфой–младший проспал до обеда и потом никуда не рвался, спокойно и с аппетитом поел и углубился в книги по зельеварению, по–видимому, обдумав предложение Снейпа и уже начиная жить светлым будущим. Снейп не спешил его разочаровывать своими предположениями о том, что, возможно, его все‑таки заключат в Азкабан. Мастеру зелий нужно было срочно успокоить себя и выработать план действий. Как ни странно, но Снейпу казалось, что все эти проблемы, так или иначе, сольются воедино и будут связаны одна с другой прочнее, чем жгуты в канате. А отсюда следовало, что нужно было решать сначала проблему мистера Малфоя, а за ней уж потянутся остальные. Чтобы помочь Дрейко, нужно было следить за действиями Поттера и всего его подразделения, а это сулило уже кое–какие неприятности, все же он не имел к следствию ни прямого, ни косвенного отношения. Но Снейп на то и был анимагом, чтобы уметь не привлекать к себе лишнего внимания, а потому решил попробовать рискнуть.

Глава 8. Неудавшийся бросок.

Гарри, скрестив руки на груди, наблюдал за Роном. В течение всего следующего дня они обменялись всего парой малозначимых фраз и замечаниями по поводу их нового наискучнейшего задания: Ермон велел им привести в порядок документацию Первого Отдела за прошлый месяц. Таким образом, они оказались в управлении, в душном офисе, заполненным бумагами сверху донизу. Для Гарри такая атмосфера была худшей из всех возможных, а беседа с другом является, как известно, единственным лекарством от такой скуки, поэтому он стал пытаться привлечь внимание Рона и был готов, если будет надо, десять раз подряд признать свою ошибку.

— Тебе не кажется, что молчание уже становится глупым? — спросил он, наконец, со вздохом. — Я готов принести свои извинения за глупые шутки, если хочешь.

— Да дело уже не в этом, — сухо отозвался Рон, впихивая листы из какого‑то плотного материала в папку. — Про первую часть прошлого утра я уже давно забыл.

— Расстроился из‑за "задания"?

— Гарри, — Рон отбросил папку в сторону и повернул к другу возмущенное лицо, — а ты еще не расстроился? Можно уже смело утверждать, что наша карьера медленно, но верно пошла под откос. И все из‑за чего? Из‑за того, что мы доверились не тому, кому надо!

— А, — Гарри зевнул: ему все пока не казалось таким уж трагичным. — Ты про Снейпа?

— И ты еще спрашиваешь? Гарри, послушай, я могу уважать его как смелого человека, как ученого, стратега и так далее, но… Ты не заметил его основную особенность, состоящую в том, чтобы портить жизнь другим людям?

— Усложнять, ты хочешь сказать?

— Да называй, как угодно — результат‑то всегда один! Пойми уже, игры в приключения закончились, мы занимаемся серьезным делом, а ты привлекаешь дополнительный фактор риска! Да это не человек, а сплошной ходячий фактор риска!

— Рон, доля правды в твоих словах есть, несомненно…

— Спасибо!

— Дай мне договорить. Я принял решение, потому что не видел на тот момент никаких альтернатив, да и сейчас, по правде, я их не вижу. Ты нисколько не препятствовал мне в этом, оказал мне косвенную поддержку, хоть и не вел прямых переговоров, и таким образом обязался никому о моих планах не рассказывать. Так?

— Ну, — Рон несколько сник, — понятное дело, я не стал бы тебя закладывать.

— Поэтому, как ни крути, получается, что твое чувство самосохранения и воздержания от риска услужливо промолчало, когда ты решил поддержать друга. Странно теперь получается, вроде ты одумался, а сам тогда высказал мне всего пару–тройку слов протеста.

— Да я за весь день уже столько всего в себе накопил! — Рон даже вскочил и принялся ходить из угла в угол. — Смотри, сколько всего на нас разом свалилось: Вестерс нам уже не особенно доверяет. Хорошо хоть нашлись артефакты, а то бы вообще под суд отдал. Во–вторых, не суди меня строго, но участие Снейпа в этом деле мне с самого начала не нравилось. Молчу про поведение Гермионы — еще одна головная боль. А сегодня этот… — Рон тщетно пытался подобрать подходящее ругательное слово. — Терпеть не могу таких красавчиков! А уж когда они надо мной командуют… Гарри, я не выдержу здесь опять до трех ночи, я кого‑нибудь убью или покусаю!

— Не стоит. Нужно побыстрее все это закончить и уйти.

— Уйти? И что потом нам скажет Вестерс? "Следующая остановка — Азкабан, ребята?"

— Да перестань драматизировать! — Гарри едва не расхохотался. — Он куда лучше, чем ты думаешь, и это не он отдавал приказ о сегодняшней работе, точно тебе говорю. Это все Ермон придумал, блюститель порядка и честности.

— Думаешь, у него у самого рыльце в пушку?

— Вот уж не знаю, — Гарри задумался. — Он мне до безумия напоминает твоего старшего брата Перси. Делает вид, что его ничто не может вывести из себя. Хотел бы я посмотреть на него в несколько другом амплуа…

— Хочешь это устроить? — оживился Рон.

— Ну, на самом деле я тоже считаю, что для нас уже достаточно неприятностей, — хмыкнул Гарри. — И я чувствую, что разруливать все в конечном итоге придется мне.

— Не все, — успокоил его Рон. — Оставь мне хотя бы Гермиону.

— О да, дружба дружбой, а женщины…

— Давай уже работать, — Рон плюхнулся в кресло и погрузился в сортировку документов.

Гарри не успел присоединиться к нему, потому что в кабинет вошел Запоминающий и Стирающий, с подносом с едой и сочувствующим взглядом. Гарри мысленно преисполнился к нему благодарности: в Отделе выражать свои чувства напрямую имел права только Вестерс.

— Вам бы подкрепиться, ребята, — сказал Запоминающий, ставя поднос перед ними.

— О, спасибо! — простонал Рон, хватая бутерброд. — Как это ты сообразил?

— Это входит в принципы взаимоотношения между Охотниками, — серьезно ответил Стирающий. — Ничего личного.

— Брось, мы же в неофициальной обстановке!

— Как раз напротив, Рональд, и вы, и я на задании, так что советую вам быстрее заканчивать с трапезой, тогда и работа покажется вам не такой уж длинной.

— Менее нудной она от этого не станет, — заметил Гарри, отпив чая. — Скажи, если ты в курсе, это что‑то вроде наказания? Об этом нас как‑то особо не информировали.

— Нет, это просто задание, — ответил Холборн. — Я бы в любом случае не стал распространяться по поводу истинной подоплеки, у нас так не принято.

— Понятно, — Рон прикончил второй бутерброд и взялся за кекс. — Еще раз спасибо, это было очень вовремя.

— Мистер Вестерс учил меня, главным образом, тому, чтобы все делать вовремя, — без тени хвастовства заявил Холборн.

— Забавная у тебя кличка, двойная, — протянул Рон. — А нам еще не дали? Это‑то ты можешь нам сказать.

— Чтобы получить второе имя, вам надо чем‑то отличиться, а новичкам это редко удается на первой же неделе.

— Ермону, небось, удалось сразу с порога, — буркнул Рон, очевидно, представляя себе, как он расправляется с ненавистным "Аполлоном".

— Да, он произвел внешнее впечатление на всех, но не более того, — скучным тоном согласился Запоминающий и Стирающий. — Он бы ни за что не получил кличку только за свою яркую внешность, такого у мистера Вестерса не бывает.

— Ты ему предан, — сказал Гарри, пытаясь разглядеть на лице Холборна хоть какую‑нибудь эмоцию.

— Я слишком часто говорю о нем, потому что действительно уважаю его. Есть за что, уж поверьте. И — да, это можно назвать и преданностью. Мистер Вестерс выручил как‑то моего отца из большой беды, так что это чувство имеет двойное основание. Но он не любит это обсуждать.

— Понял, не дурак, — Гарри надеялся вызвать хотя бы тень улыбки у этого не в меру серьезного и исполнительного человека, но эта попытка была чересчур слабой для такого экземпляра.

— Я вижу, вы закончили, — Холборн проворно подхватил поднос и сделал шаг к двери. — Поторопитесь, а то мало ли что: вдруг сегодня произойдет что‑нибудь интересное?

— Ох, и хитрец, — сказал Рон сразу после ухода Запоминающего. — Все‑таки умудрился намекнуть на какое‑то намечающееся для Охотников дело.

— Мы с тобой еще не Охотники, но хотелось бы принять участие.

— Еще бы, ты что думаешь, он это просто так обронил? С его‑то самоконтролем? — Рон схватился за папку с неподдельным энтузиазмом. — А интересно, правда, как именно помог Вестерс его отцу?

— Думаю, всему свое время, — философски ответил Гарри и потянулся к своей папке. — Знаешь, мне кажется, я знаю, какие клички нам дадут.

— Какие?

— Кривой Горшечник и Долговязый Рыжик.

— Чего? — Рон прыснул. — А почему ты кривой‑то?

— Странно, я вообще думал, что основные непонятки будут со словом "горшечник", — задумчиво ответил Гарри, чем вызвал новый приступ смеха у Рона.

После этого работа сразу пошла веселее.

В десять часов все документы были рассортированы, и Гарри с Роном смогли взглянуть на выполненную работу даже с некоторой долей удовольствия. Теперь они могли с чистой совестью идти на совещание, которое, как они предполагали, непременно должно было идти сейчас в штаб–квартире, и присоединяться к неведомой им пока операции. Гарри запер кабинет с помощью особого заклинания и вместе с другом отправился в кабинет Первого Отдела. На пути он подметил непривычную тишину, царящую на всем этаже, что его несколько обеспокоило. Он хотел было сказать об этом Рону, но тот, избавившись от бумаг раньше полуночи, насвистывал что‑то, похожее на гимн Хогвартса, и Гарри решил не делиться своими опасениями, зная за собой привычку делать далеко идущие выводы. Они остановились возле знакомой двери и прислушались. Внутри все было тихо. Рон сразу принялся излагать свою теорию о том, что Ермон велел Холборну намекнуть им о намечающемся деле, чтобы поиздеваться над ними. Гарри не стал возражать на это, что Запоминающий и Стирающий вряд ли потерпит такое обращение с собственной персоной от какого‑то там Ермона, и с силой потянул на себя дверь. Она была заперта. Было ли совещание или не было — штаб–квартира была покинута своими обитателями, Охотниками.

— Я чувствую себя круглым дураком, — сокрушенно сказал Рон, когда они шли обратно. — Я ведь поверил этому парню, старался, как самый прилежный эльф, и что в итоге получил?

— Это нам урок, — так же подавленно ответил Гарри. — Только я все равно не понимаю, как Холборн опустился до лжи, пусть даже ему это и приказали.

— Он что, по–твоему, святой?

— Да нет, причем тут это? Просто у меня было такое предубеждение в отношении его, что вроде как он не способен на такие вещи.

— А может, это и не ложь? Может, он не пытался нас подначить, а просто высказал предположение, а мы с тобой вообразили невесть что?

— А может, нас просто кинули, а сами отправились ловить кого‑нибудь?

— Призрака, то бишь?

— Да, скианта. Правда, это тоже странно. Помнишь, Вестерс говорил, что нас сначала нужно обучить специальной магии, чтобы мы могли ставить скианту магические ловушки? Для этого вроде бы требуется знание рун, нумерологии (вот Гермиону бы сюда!) и разных там трюков, я все не запомнил…

— Помню, и что с того?

— А то, что такого инструктажа еще не было, поэтому не мог же наш начальник так изменить собственным правилам и отправить свой Отряд на верную гибель.

— Не преувеличивай, — Рону стало слегка не по себе от таких гипотез. — Нет, ты знаешь, все‑таки Холборн пытался нам что‑то сказать, где это видано, чтобы никого совсем на месте не было? Знать бы только, что там стряслось.

Они продолжали идти, и самые мрачные мысли приходили им в голову. Министерство в целом казалось им тише и внушительнее обычного, словно оно напряглось в ожидании новой напасти. Гарри вслушивался в эту напряженную тишину, сколько мог, но никаких конкретных тревог магического здания не выявил. Он раньше даже не задумывался о том, из чего сделаны стены и пол в Министерстве, и есть ли у него потолок и крыша, а тут вдруг ему все это стало интересно до такой степени, что он спросил мнение Рона.

— Папа думает, что здесь все состоит из магии и сплава различных строительных материалов, преимущественно камня, — ответил Рон, впервые заинтересовавшись этим вопросом. — Но лучше меня тебе бы это объяснили невыразимцы — ну, те ребята, что работают в Отделе Тайн. Только я сильно сомневаюсь, что они тебе ответят, если их спросить. Знаешь, я когда‑то хотел в нем работать, но воспоминания о нашем посещении этого Отдела на пятом курсе меня совершенно не вдохновили, и мечты как‑то поменяли направленность.

— Да уж, — отозвался Гарри, воскресив в памяти тот день, полный приключений и горечи, связанный с потерями и страшными, судьбоносными открытиями. Гарри помнил, как изменился он после этого дня, как изменилось его самосознание, оценка окружающей действительности. Он никогда не думал о том, чтобы попасть туда еще когда‑нибудь, чтобы узнать ответы на мучившие его вопросы, но теперь эта перспектива неожиданно замаячила на горизонте, и он взял себе это на заметку.

Они с Роном как раз успели доехать до атриума, когда внизу, прямо под их ногами, что‑то загрохотало и повсюду включились сирены, недавно установленные в Министерстве.

— Гарри! — Рон выхватил палочку и вопросительно взглянул на друга.

— Скорее! — Гарри тоже вынул оружие и мантию–невидимку, с которой с недавних пор не расставался ни на минуту. — Бьюсь об заклад, это на девятом уровне!

Он нажал кнопку лифта, и тот заскользил по шахте вниз, зловеще скрипя тросами.

— Гарри, если мы с тобой только что говорили про Отдел Тайн, это не значит, что…

— Здесь я буду доверять своей интуиции, Рон.

Как только они покинули кабину лифта, Гарри набросил на себя и Рона мантию. Они начали ступать по гладкому полу с огромной осторожностью, хотя никаких подозрительных признаков обнаружить поначалу не могли. Гарри, убежденный в правоте своих ощущений, судорожно гадал о том, куда подевались последствия взрыва, если только это был взрыв и если он был именно здесь. Рон, крайне бледный и решительный, оглядывался по сторонам, то и дело выставляя перед собой зажженную палочку. Большинство факелов было погашено, и в коридоре девятого уровня стоял желтовато–сиреневый полумрак. Все стихло еще тогда, когда они ехали в лифте, но Гарри и Рон все же решились проверить черную дверь, ведущую, как они знали, в Отдел Тайн. Им было также известно, что в последнее время ее стали особым образом запирать невыразимцы, когда уходили с работы, так что это был неплохой способ проверить наличие работников на службе (ведь никто не знал расписания невыразимцев, равно как и их рода деятельности).

— Гарри, а что, если там никого нет? — заранее поинтересовался Рон. — Тогда проверим восьмой уровень?

— Кто бы это ни был — если это был злоумышленник, — мы не поймаем его таким образом. Нам останется лишь оценить ущерб и ждать прибытия какой‑нибудь группы, не все же Министерство вымерло.

— Надеюсь. Ну, что: ты или я?

— Да ну тебя! — Гарри дернул дверь на себя, и она распахнулась, совсем как в прошлый раз. Гарри обдало холодом, которого в тот раз не было, и он решил, что просто сам себя настроил на такую реакцию. — Пошли! — скомандовал он, и молодые люди шагнули в дверь. Внутри Отдела было множество дверей, ведущих в разные комнаты. Гарри словно вновь очутился перед выбором, который мог решить все, а мог не решить ничего, а только добавить лишних проблем. На секунду у него мелькнула мысль о том, легче ли Рону в этой ситуации, чем ему, но внутренняя потребность в принятии решения пересилила, и он наугад толкнул одну из дверей.

В этой комнате они в тот раз не были. Стоило им ступить на порог, как им показалось, что их глаза перестали воспринимать какой‑либо другой цвет, кроме зеленого. В следующий миг стало ясно, что всю комнату, какой бы величины она ни была, от пола до потолка заполняли растения самых разных видов: высокие и низкие, нежно–салатовые и темно–зеленые с бурым или коричневым оттенком, вьющиеся и состоящие из одних стеблей, с причудливыми соцветиями на верхушке — они сверкали зеленью отовсюду, и было совершенно непонятно, откуда лился свет, наполнявший комнату. Можно было подумать, что где‑то там, за полупрозрачной листвой, восходит белое восточное солнце.

— Гарри, мы будем здесь что‑то искать? — спросил Рон, оправившись от зрелища. — Тогда, мне кажется, стоит снять Мантию, чтобы не порвать ее.

— Это настоящая красота, — произнес Гарри, — но нам нельзя созерцать ее до скончания века, Рон. Я уверен: здесь никого нет.

Они вышли, и Рон поставил на двери красный крест, который когда‑то ставила на дверях Отдела Тайн Гермиона. Пол круглой комнаты, как и следовало ожидать, начал вращаться, и вот они уже снова стояли перед дверьми, одна из которых пылала огненным крестом.

— Мы могли бы попасть туда, где мы уже были в прошлый раз, — сказал Гарри. — Но что‑то мне подсказывает, что мы так проходим впустую.

— Прости уж, но твоя интуиция начинает действовать мне на нервы, — огрызнулся Рон, снимая мантию–невидимку. — Вращение комнаты уже все равно выдало нас.

— Ладно, — Гарри не стал спорить и убрал мантию в карман. — Какие твои предложения?

— Почем я знаю, что еще находится в этом Отделе Тайн?

— Не горячись! Сверху скоро наверняка подоспеет помощь, странно то, что никто из невыразимцев не дежурит, — Гарри задумчиво навел палочку на одну дверь, потом на другую.

— Выбирай уже, — буркнул Рон.

Гарри выбрал.

Эта дверь открылась почти бесшумно, и Гарри, словно по наитию, вошел в нее первым, загородив Рона. Сперва он решил было, что в этой комнате находится "Темнота" (если уж в одном из тайников есть Время, то почему бы и не быть прочим абстрактным категориям?), но спустя мгновение он понял, что это не так. Золотистый свет вспыхнул маленьким огоньком как бы в другом конце комнаты, будто это была не комната даже, а длинный коридор. Огонек ничего не освещал, но медленно приближался, и, по мере его приближения, вокруг на стенах вспыхивали какие‑то знаки. Рон толкнул Гарри в спину, тот неожиданно оступился, и оба они покатились вниз: оказывается, они стояли на узкой площадке, а затем резко начинался покатый спуск. Едва скольжение по стене прекратилось, Гарри и Рон подняли палочки вверх и поняли, что находятся внутри полой сферы, сплошь покрытой неведомыми знаками. Гарри припомнил все, что слышал или читал о подобных письменах, и ему стало тревожно.

— Рон, похоже, это магическая ловушка.

— Что? — в голосе Рона уже слышалась легкая паника. — И что теперь с нами будет?

— Зависит от того, кого они так ловят, — ответил Гарри, стараясь изо всех сил сохранять спокойствие. — Меня лично больше волнует вопрос, как мы отсюда выберемся, если это нас не убьет.

— Откуда, по–твоему, появился этот свет? Там есть выход?

— Если учесть, что мы, так сказать, на "дне" шара, для нас это абсолютно неважно. Тем более что, как мне кажется, на знаки лучше не наступать и не пытаться подвергнуть их заклятию.

— Они нас с ума сведут. Не хочу здесь оставаться и ждать помощи.

— Я тоже. Но я не могу прочесть ни одну из этих рун, так что у меня пока нет идей.

— И что теперь? — Рон нервно крутился на месте, словно надеясь, что на него снизойдет озарение, и он сможет читать таинственные знаки.

— Надо успокоиться. Волнение тут не поможет.

— Отличная мысль! — чуть ли не прикрикнул на него Рон и вдруг замер, опустив палочку. — Гарри?

— Что такое?

— Ты это чувствуешь?

— Я не… — Гарри хотел сказать, что не понимает, о чем речь, когда обнаружил, что ему страшно хочется спать.

Это была не просто сонливость — так хочется уснуть после очень долгого пути. Гарри начал ощущать непонятный шум в голове, как будто ему кто‑то шептал на незнакомом языке нечто сокровенное, а может, пытался подсказать выход. Выход? Зачем он ему нужен, когда все так хорошо и не нужно никуда спешить?

— Гарри, это ужасно! Они… они говорят со мной!

— Да… говорят…

— Гарри, мы сходим с ума? Да что с тобой происходит?

Шум усиливался. Гарри напрягал слух, чтобы различить слова, и ему казалось, что он почти улавливает смысл послания, которое ему хотели донести невидимые духи. Ему не было страшно, как Рону, а напротив — любопытно, и ему даже хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше, пока он не поймет, не прочтет, не прочувствует.

— Гарри!

Рон стал трясти его за плечи. Гарри выпалил первое попавшееся заклинание, но оно, к счастью, не сработало: Рона просто отбросило в сторону.

— Не мешай, — тихо сказал Гарри, медленно опускаясь на "дно" сферы. — Они скажут нам, как выбраться.

— Скажут? — переспросил Рон слегка охрипшим голосом. — Да ты спятил! Заканчивай свои беседы, нам нужно выбраться отсюда как угодно! Эти голоса… Это ненормально!

— Мы просто разучились понимать их, — сказал Гарри, точно он долго искал какой‑то ответ на некий очень древний вопрос и наконец отыскал его.

После этого он практически забыл о Роне и даже о самом себе. Ему казалось, что знаки вокруг него — это звезды, а сам он несется в бесконечном космосе, окруженный тьмой и холодом, и только они, певучие голоса, звучащие в его мыслях, могут указать ему правильный путь. Ему внезапно захотелось прикоснуться к звездам, чтобы стать ближе к ним и, возможно, перенять их сущность, стать светлым и ярким, как они. Все заботы жизни сделались настолько незначительными по сравнению с возможностью навсегда обрести мудрость и сияние звезд, что он почти поддался этому искушению и протянул руку к одному из знаков. Голос Рона, как сквозь пелену, удивленно вопрошал его о том, что он собирается сделать, но Гарри не ответил. Золотой знак ожил, и энергия, пульсирующая в нем, устремилась к Гарри. В этот самый момент в его сознании что‑то изменилось: он почувствовал смертельную опасность, отдернул руку, но знак продолжал изливаться золотом в его сторону, выпивая из него силы. Гарри все еще находился в раздвоенном состоянии и как бы наблюдал происходящее со стороны. Его душа уже не могла управлять телом так же, как и раньше, и ей осталось только наблюдать. И все же его ослабевшее тело сопротивлялось, стараясь отодвинуться как можно дальше, хотя последние физические силы стремительно покидали его. Потом, когда Гарри показалось, что он приблизился к некой грани, переступить за которую означало исчезнуть из этого мира, опять возник шум. Наступила полная тьма, которая рассеялась, когда Гарри открыл глаза и обнаружил себя лежащим на холодной поверхности сферы, снова в полном единении души и тела Кругом горели волшебные палочки, знаки на их фоне слегка потускнели, и все произошедшее казалось просто дурным сном. Однако Вестерс, склонившийся над Гарри, похоже, так не считал.

Гарри не понял, как они попали опять в Первый Отдел, но следующим, что он помнил четко, был кожаный диван, на который его положили, и гул уже настоящих, "здешних" голосов, обсуждающих последние события. Среди них слышался и голос Рона, и Гарри ощутил одновременно стыд и успокоение.

К нему подошел Вестерс и сел на стул около дивана. Рука у него была на перевязи.

— Сэр, вы ранены? — воскликнул Гарри, попытавшись сесть. Голова страшно закружилась, и он поспешно откинулся назад.

— Не стоит беспокойства! — жизнерадостно откликнулся глава Охотников. — Сущие пустяки по сравнению с тем, что ждало вас, Гарри, не поспей мы вовремя.

— Я сейчас задам глупый вопрос, сэр, но… что это было?

— Это, между прочим, вовсе не глупый, а философский вопрос, молодой человек. Сегодня произошло столько вещей, что я даже не знаю, с чего начать рассуждение.

— Почему весь Отдел оказался пуст, сэр?

— Потому что к нам поступил сигнал тревоги, принятый только между сотрудниками нашего отдела. Я бы, конечно, не стал вмешиваться единолично, а послал бы кого‑нибудь разобраться, но затем пришло еще и краткое сообщение, в котором наш доблестный Ермон повинился в очередном нарушении приказа…

Гарри окинул взглядом кабинет и заметил среди прочих присутствующих невероятно сконфуженного Ермона.

— Сообщение было коротким, но информативным, — продолжал Вестерс, устроившись на стуле поудобнее, — и я не на шутку заволновался. Как вы уже, наверное, догадались, ребята отправились ловить скианта вчетвером, что я категорически запретил им делать без моего ведома. Они, конечно, ознакомились с нужной литературой и попрактиковались, надо думать, но опыт, драгоценный опыт! Даже мне его порой сильно не достает в том или ином деле. Словом, они попали в славную передрягу, и остальной состав Отдела должен был непременно прийти им на помощь. Я знал, что вы и ваш друг Рональд заняты в офисе, и намеренно не стал вам ничего сообщать, хоть мне и хотелось задействовать вас в операции. Но я не предполагал, что все обернется именно так. Мы поспешили на выручку, и я уже подумал, по своей наивности, что оставляю вас в полной безопасности… — он покачал головой, и Гарри вновь сделалось стыдно.

— Когда мы прибыли на место происшествия, призрак уже совсем прижал наших парней, которые не сдавались, но все же не могли противопоставить ему ничего существенного. И мы вступили с ним в бой. Как известно, запас сил у скиантов неисчерпаем, поэтому мы обязаны были хотя бы заманить его в ловушку и обезвредить, не говоря уж о том, чтобы отправить его туда, откуда он пришел. Должен сказать, этот экземпляр — выдающийся во всех отношениях. Никакие наши уловки — а объяснял я мальчикам все на ходу, с помощью телепатии и мимики, — не помогали. Мы уже почти выдохлись, когда скиант просто–напросто испарился с поля боя. Это меня чрезвычайно насторожило, поскольку он наверняка знал, с кем имеет дело, и в его интересах было устранить нас как людей, способных рано или поздно прервать его деятельность в этом мире. Это могло означать лишь то, что он получил таким образом возможность заняться чем‑то более важным, чем нашими скромными персонами.

Вестерс сделал паузу, и все Охотники, собравшиеся вокруг стола, напряглись, точно им должны были с минуты на минуту раскрыть тайну жизни и смерти.

— Я привык полагаться на чутье, — сказал Вестерс, прямо взглянув на Гарри, — и оно всегда было мне за это благодарно. Мне подумалось, что он мог направиться в Отдел Тайн, поскольку место это до конца не изведано еще никем, и кто знает, сколько всего потустороннего можно там обнаружить? К тому же, Министерство было почти пустым в это время суток, остались только защитные заклинания, которые на вряд ли будут реагировать на призрака, пусть и достаточно плотного, и рассчитаны в основном на волшебников, гоблинов и другие, если можно так выразиться, "плотные" расы. И еще здесь кое–где хранятся артефакты весьма опасного свойства.

— Сэр, но где же были невыразимцы? — вставил Гарри.

— Это и для меня пока остается тайной, — вздохнул Вестерс и помрачнел. — Как бы там ни было, ему удалось проникнуть в Отдел Тайн, и самое ужасное, что он, скорее всего, все еще там.

— Как? — в один голос вскрикнули Гарри и Рон.

— Да, именно так. Невыразимцы ведь были предупреждены заранее о такой возможности и поставили там кое–какие свои ловушки. По–видимому, одна из них и сработала, когда вы услышали грохот внизу. Главный вопрос: где именно она сработала?

— Сэр, — удивленно спросил Гарри, — разве без помощи одного из невыразимцев это невозможно выяснить?

— Отдел Тайн так просто не делится своими секретами, Гарри. Система тут не из простых: когда скиант или призрак попадает в магическую ловушку, она блокирует часть его магических способностей (при этом он все равно продолжает поддерживать связь с потусторонним миром, откуда прибыл) и переводит его в несколько иное измерение. Скажем, если вы зайдете в комнату, где есть такая ловушка, вы попросту ничего не увидите, она окажется за пределами чувственного восприятия. Есть, разумеется, заклинание, позволяющее извлечь из нее скианта, как и заклинание, позволяющее отправить его назад, в мир иной, но для этого нужно, как минимум, семь опытных магов с магическими способностями выше средних. К таким, собственно, и относятся наши невыразимцы.

— Которых нет?

— Ну, я уверен, что они сумеют объяснить свое отсутствие. Сейчас они на месте, но отчитываются уже не перед нами.

— А сведения передадут нам, сэр?

— Если только Министр пожелает.

Гарри решил, что непременно встретится с Кингсли лично и разузнает все, в случае если информация не пойдет дальше первого уровня.

— Вам очень повезло, Поттер, — мягко сказал Вестерс, но в глазах его читался явный упрек. — Я понимаю ваше любопытство и желание помочь в расследовании, но приходить в Отдел Тайн без сопровождения и проникать наугад в первую попавшуюся дверь… Даже я бы в ваши годы так не сделал.

— Это было моей ошибкой, сэр, — покраснев, сказал Гарри, — но я привык доверять своему внутреннему чувству. Вы только что говорили…

— И это правильно, — с улыбкой согласился его начальник. — Только стоит иногда все же уступать голосу разума, вы едва не погибли.

— Это была магическая ловушка, сэр?

— Нечто похуже. Эту комнату называют Комнатой Знаков. Каждый знак — это код, и он определенным образом воздействует на ваше сознание, если хотите, заносит в него свой вирус. Чрезвычайно опасно оказываться наедине со столькими знаками одновременно. Точно объяснить вам, что собой представляют эти коды, я не смогу, я не специалист в этой области. Но насчет этой комнаты я в свое время просветил весь свой отряд, как когда‑то начальство просветило меня. Вас было только двое, этого недостаточно, чтобы противостоять царящей там магии. Мы же прибыли полным составом и создали защитный экран, чтобы оградить вас двоих и самих себя от воздействия. Некоторые из моих мальчиков до сих пор не могут прийти в себя, но я не могу их винить: сначала мертвец с того света, а потом эти хищники… Да, уж на кого они точно похожи, так на хищников, и непонятно, из чего, кем и для чего они созданы.

— Сэр, — осторожно вмешался Рон, ловивший каждое слово, — не могли бы вы и нас с Гарри научить этому щиту, он может понадобиться нам… когда‑нибудь.

— Не думайте, — погрозил ему пальцем Вестерс, — что я еще раз допущу, чтобы вы попали туда одни, можете не надеяться. Но, что касается самого заклинания, оно довольно просто: «Дефенсио ментис». Только не переборщите с волшебной энергией, когда будете применять его, а то еще погрузите самих себя в необратимый сон.

— А такое возможно? — спросил Рон, с сомнением косясь на свою палочку.

— Бывало, и не раз, — самым строгим тоном произнес Вестерс, стараясь не улыбаться. Уж очень у Рона в тот момент было нерешительное выражение лица.

— Сэр, — Гарри чувствовал необходимость в том, чтобы обдумать все как следует, а для этого нужно было срочно отпроситься, — мы можем отправиться домой, хотя бы ненадолго?

— Это обязательно! — Вестерс встал и повернулся к Охотникам. — Все свободны, завтра в восемь у нас небольшое совещание, я скажу кое‑что по поводу ваших старых постов, которые вы забросили в связи с последними событиями.

Лица у Охотников вытянулись. Гарри и раньше думал, что они все были в последнее время заняты тем, что охраняли различные объекты с артефактами, — дело, мало подходящее для таких смельчаков. Теперь он откровенно им сочувствовал (разве что по отношению к Ермону мелькнуло что‑то вроде злорадства). И еще ему было очень интересно, что будет дальше с ним и Роном. Кажется, еще существовала вероятность того, что Вестерс предложит им что‑нибудь весомое.

Рон помог другу подняться, и они попытались незаметно улизнуть, пока Вестерс просматривал какие‑то бумаги. Однако тот, как выяснилось, вовсе не забыл об их существовании.

— Собираетесь уйти, даже не попрощавшись, молодые люди? — весело спросил он. — Хотите сказать, вы настоящие англичане?

— Простите, сэр, — стал оправдываться Рон. — Мы не хотели вам мешать, вы и так уже сделали для нас сегодня незаслуженно много.

— Вот уж вздор, мистер Уизли! Я вижу, что вы переоцениваете значение собственных ошибок и полагаете, будто я существенно изменил к вам свое отношение.

Рон удивленно переглянулся с Гарри. Тот решил, что пора рассказать хотя бы часть правды, и выступил вперед.

— Сэр, вы должны знать, что Рональд здесь не причем, это была моя идея. Честно говоря, я не знаю, что вам сказать, поскольку я не чувствую себя… вправе рассказывать все.

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? — спросил Вестерс.

— Я уже ничего не делаю, сэр.

— Стало быть, это делает кто‑то другой, прикрывает преступника, и оба этих человека вам, по–видимому, дороги.

Гарри не нашелся что ответить. В его душе была на тот момент такая мешанина чувств, предчувствий и неопределенности, что он просто смотрел на своего начальника, ожидая развязки. Вестерс был необычайно серьезен. Он понимал, в каком положении оказался Гарри, пытаясь помочь другу, но ему как главе Отряда Охотников необходимо было вынести свой вердикт.

— Я не могу просто отпустить подозреваемого и отказаться от дела, — сказал он наконец. — Вы обещали, Гарри, что так мои люди будут в меньшей опасности, и сдержали свое слово. Поэтому теперь моя очередь делать вам одолжение. Подчеркиваю: вам, но не преступнику. Его поиски продолжаться в соответствии с тем, что я решу по этому поводу. Это понятно?

— Да, сэр, — чуть слышно ответил Гарри.

— Могу дать совет: предупредите того, кого просили о помощи, пока я или кто‑нибудь еще его не вычислил.

Гарри кивнул.

— А пока и тебе, сынок, и твоему другу необходим небольшой отпуск и, так сказать, отдохновение от всех трудов, у вас их впереди еще немало, — голос Вестерса был мягок, и в то же время строг.

— Отпуск? — радостно воскликнул Рон, но сразу спохватился. — О, прошу извинения, сэр. Просто вы сообщили нам очень хорошую новость.

Гарри ее такой уж хорошей не считал, но не проронил ни слова, думая о том, что он скажет Снейпу.

— Будем считать, что практику вы прошли, — бодро заявил Вестерс, выуживая из‑под огромной стопки бумаг синюю папку с личными делами практикантов. — Нет, серьезно, — подтвердил он, заметив на лицах молодых людей изумленное выражение, — можете не сомневаться. Я кое‑что понимаю в своей профессии, так что могу вам сказать, что пока с вас хватит приключений. Вы лучше займитесь тем, что для вас наиболее важно на данный момент. А потом придете ко мне, и мы вас тут быстренько оформим.

— Вот так сразу? — не поверил Рон.

— Да чего уж там, — махнул рукой Вестерс, ставя размашистую роспись. — Мало кому удается во время практики побывать на месте преступления, и не простого преступления, а потом еще заглянуть любопытства ради в Отдел Тайн. Скажу вам еще по секрету, я неплохо разбираюсь в людях. Считайте, что я вижу в вас потенциал, и другим говорите то же, — он подмигнул Гарри и Рону и выдал им листки с пометками о сданной практике.

— Ваши анкеты я лично вручу директору Фульменгарда. А теперь отправляйтесь по домам и набирайтесь сил для следующей схватки со злом, — сказав это, Вестерс проводил молодых людей до выхода и, тепло с ними простившись, затворил дверь кабинета.

— Знаешь, Гарри, — сказал Рон, когда они вышли на улицу и приготовились к трансгрессии, — я уже думал, что все: поставят плохие оценки и вышвырнут из школы.

— Ну, так далеко мои опасения не заходили. Но ты прав, ты, наверное, с самого начала был прав, Рон. Я совершил ошибку и только еще больше запутал все дело.

— Брось, Вестерс был доволен тем, что ты оградил других Охотников от перспективы гоняться за Малфоем и скиантом одновременно. Так что совсем бредовой эта идея все‑таки не была.

— Я обратился к Снейпу, потому что он анимаг, — вполголоса пробормотал Гарри, оглянувшись по сторонам, — и потому что он лично знает Малфоя. Я, признаться, и сам уже не вижу для Дрейко иного выхода, кроме как сдаться.

— Ты надеялся, что Снейп его увидит?

— В общем, да. Но теперь мне это кажется маловероятным. Я не представляю, как исправить положение, Рон.

— Гарри, — Рон положил ему руку на плечо, — нам сейчас велели беречь себя, набираться сил и так далее. Вестерс все же дал нам понять, что следствие дальше будет какое‑то время продолжаться без нашего с тобой участия. Так будет лучше, понимаешь? Тебя ведь никто не обвинил в том, что ты все испортил или нарушил закон. А как он понял, что у тебя на душе!

— Да, я и сам удивился.

— Мысли он не читает, это тебе не Снейп, — ухмыльнулся Рон. — Что до Дрейко, мне думается, что для него есть один выход, но он совершенно фантастический.

— Какой?

— Ну, шанс вернуть артефакты самолично он упустил, так? Зато он может проявить себя по–другому, например, отправить скианта в его собственный мир.

Гарри остановился.

— Ты шутишь?

— В каждой шутке есть доля шутки, ага. Это просто предположение. Возможно, Снейпу оно тоже приходило в голову, и он сейчас старается в этом направлении. Ладно тебе, Гарри, дай побаловаться с гипотезами, не тебе же одному их строить.

Гарри возобновил шаг.

— Куда мы идем? Мы вроде собирались трансгрессировать в "Нору"?

— Хочу прогуляться. Рон…

— Да?

— Спасибо тебе.

— За что?

— Я чуть не погубил нас обоих. А ты до последнего пытался вытащить меня из того дерьма, в которое…

— Выражения у тебя сегодня,конечно…

— Но так и есть!

— Ладно, принимается. Ты когда собираешься в Хогвартс?

— Не знаю, — Гарри непроизвольно посмотрел на ночное небо, затянутое коричневатыми облаками. Там, где‑то за ними, сияли звезды, такие же яркие, такие же мудрые, такие же манящие… Гарри покачал головой.

Они с Роном гуляли по берегу Темзы до самого рассвета, погруженные каждый в свои думы, мечты и, конечно, воспоминания…

Глава 9. Важное решение.

Гарри и Рон честно просидели дома два дня, но потом не выдержали и переселились в Лондон, в дом к Гарри, чтобы быть поближе к Министерству. С ними поехала Джинни, а Гермиона осталась в школьном общежитии, будучи неспособной к безделью в такой важный для нее момент. Рон был сильно зол на нее, но старался не срываться на своей сестре и Гарри, так что проживание на площади Гриммо оказалось вполне сносным для всех троих. А уж для Кричера это время стало просто райским блаженством: не имея возможности навещать хозяина в школе авроров, когда захочется, он снова сделался замкнутым и ворчливым, но постепенно оттаял ввиду явного благоволения к нему Джинни, принявшей близко к сердцу увещевания Гермионы. Та все еще помнила о своем грандиозном намерении организовать общество защиты прав эльфов.

За эти дни жара усилилась, гулять по центру Лондона было совершенно невозможно, и молодые люди наслаждались прохладой мрачного дома номер двенадцать, не выходя на улицу. Рон ждал со дня на день появления Гермионы "для серьезного разговора", и больше его ничто не интересовало. Гарри, в свою очередь, не мог найти в себе силы для поездки в Хогвартс, и он терпеливо ждал новостей из Первого Отдела, хотя порой его настолько начинала переполнять жажда приключений, что он принимался мерить шагами их с Джинни комнату до тех пор, пока не начинали болеть мышцы ног. Джинни, разумеется, не была довольна таким поведением, но ничего не говорила о том, что он якобы не обращает на нее внимания, что было не совсем правдой. Под вечер его хандра отступала, и он становился вполне приемлемым собеседником.

На четвертый день Джинни, устав от бесконечных метаний Гарри, устроила ему небольшую встряску.

— Напомни‑ка мне, милый, что тебе сказал Вестерс напоследок?

— Опять? — не отрывая взгляда от окна, ворчливо произнес Гарри. — Сказал, что нам надо набираться сил…

— Нет, не это. Тебе не этим сейчас нужно озадачиться, с отдыхом ты прекрасно справляешься сам.

— Хорошо, говори.

— Тебе нужно поговорить со Снейпом, причем немедленно.

— Я уже жалею, что посвятил тебя в это дело, — вздохнул Гарри. — Он не глупый человек, сам поймет, что ему лучше не высовываться и решать эту проблему поскорее.

— Да что между вами происходит? — Джинни выглядела рассерженной.

— Разве тебя это касается? — вспылил Гарри, но тут же одернул себя. — Извини. Ничего между нами не происходит.

— Раньше тебя это не устраивало.

— А теперь мне как‑то все равно, — сказав это, Гарри ощутил едва уловимый укол совести, но раздражение помешало ему последовать его зову. — Возможно, я просто вырос, Джинни.

— Вырос? — она удивленно подняла брови. — Вырос из чего, прости?

— Из той реальности, в которой пребывал, пока мучился вопросами, связанными с этим человеком. Я не знаю, куда все ушло и надолго ли это, но я теперь твердо уверен в том, что не хочу ничего предпринимать. И не надо так на меня смотреть, ты не можешь оказаться на моем месте, хоть ты и хорошо меня понимаешь.

— Когда ты перестал понимать его? — тихо спросила Джинни.

Гарри помедлил.

— Давно. И ему, по–видимому, это тоже уже не надо. Вероятно, мы оба совершили одну и ту же ошибку: нам показалось, что мы нужны друг другу, и, к сожалению, нам это показалось одновременно. Так, может, это и к лучшему, что мы наконец установили истинное положение вещей? Мы разные, Джинни, мы не находим общего языка, у нас нет общих тем для разговора. Много воды утекло с тех пор, как мы вместе ели жареную рыбу, сидя у костра перед битвой. Это небо и земля, я даже не могу, как следует, объяснить тебе, насколько велика пропасть между той эпохой и тем, что между нами сегодня. Да, Джинни, это целая эпоха, и ни у него, ни у меня не получается просто так ее отбросить. Это же он первым начал меня игнорировать. Помнишь, я писал ему письма, еженедельно присылал приглашения? А потом ощущал себя круглым дураком, проявившим не те чувства не в то время, приходил к нему за объяснениями и знаешь что слышал? Что у него слишком много дел в связи с его новой должностью и… Джинни, давай прекратим это, я начинаю закипать, как вспомню!

— Ты не должен был приглашать его на большие торжества, я говорила тебе, — возразила Джинни.

— Вот как? А, ты помнишь, как я рассказывал о том нашем разговоре? Когда я предложил ему пожить с нами, если он захочет? По–твоему, мне следовало начать прямо с этого?

— Да нет же! — воскликнула Джинни, теряя терпение. — Он не привык к тому, что увидел, придя к нам в дом. Мне было его жаль, но я должна была занимать всех гостей и понадеялась на тебя. А ты практически не подарил ему ни минуты внимания.

— Неправда!

— Правда, Гарри, ты был слишком увлечен беседами со своими друзьями, с которыми у тебя так много общего, что это не могло не броситься ему в глаза.

— Я был не прав, по–твоему?

— Ты невольно подчеркнул то, как сильно он отличается от нас, но я уверена, что ты этого не хотел.

— Естественно, нет! — Гарри подошел к ней вплотную и закончил разговор. — Я устал от этого, Джинни. Даже если я тогда сделал какую‑то ошибку, этого уже не изменить. Он с давних пор не вслушивается в смысл того, что я говорю. Поэтому и я перестал говорить ему слова, обладающие смыслом. Можно сказать, это наша с ним негласная договоренность. Я предлагаю нам сейчас пойти пообедать, иначе Рон умрет с голоду.

Джинни кивнула, отстранившись от него. Затем добавила с неопределенной ноткой в голосе, напоминавшей печаль:

— Ты стал другим.

— Я же сказал, что вырос.

— Да, наверное, — без улыбки согласилась Джинни и пошла на кухню, оставив Гарри в состоянии, близком к унынию.

Вечером к ним заглянули Стеффинс и Холборн. Это вывело Гарри и Рона из их общего преддепрессивного состояния. Джинни, как заботливая хозяйка, не преминула воспользоваться случаем, чтобы окончательно помириться с Гарри (ей казалось, что он злится на нее после дневного разговора), и приготовила такой великолепный ужин, что Рон съел целых две порции, а Гарри с удовольствием положил себе еще десерта, дабы не смущать гостей. Оба Охотника вежливо отказались от предложенного во второй раз угощения, мотивируя это тем, что в любой момент может поступить срочный вызов, отправляться на который с переполненным до отказа желудком чревато неприятными последствиями. Убрав со стола и пожелав всем спокойной ночи, Джинни поднялась наверх, оставив молодых людей одних.

— У вас очень симпатичная невеста, Гарри, — произнес Оджэр Дэггер, он же Стеффинс.

— Пора бы уже перейти на «ты», — сказал Гарри, — мы ведь уже почти коллеги. Что касается Джинни, да, мне несказанно повезло во всех отношениях.

Рон горделиво выпрямился, чем заслужил озадаченные взгляды гостей.

— Это ведь моя сестра, — смущенно стал оправдываться он. — Все, сказанное о ней, я принимаю лично.

— Это совершенно понятно, — одобрительно рассудил Запоминающий и Стирающий. — Я тоже стараюсь подмечать все, что говорится о моей сестре, особенно ввиду того, что она пока еще не нашла себе избранника.

— Сколько ей лет? — осведомился Рон.

— Она еще молода: ей всего девятнадцать.

— Но у нее еще полно времени.

— Именно поэтому я так пекусь о ее чести и достоинстве. Мой отец всегда говорил мне о необходимости оказывать покровительство младшей сестре.

Гарри наблюдал за этой слегка выспренней беседой с легкой усмешкой. Несмотря на то что Стеффинс не любил шуток и придерживался строгих манер, серьезность Холборна во всем, что он говорит, даже если это звучало комично, иногда поражала и его.

— Давайте лучше поговорим о деле, господа, — предложил хозяин дома. — Вы пришли сюда по приказанию начальства, не правда ли?

— Да, есть кое–какие новости, — с готовностью ответил Холборн. — Поскольку вы скоро войдете в наш коллектив, мистер Вестерс приказал время от времени, как он выразился, подкидывать вам информацию для размышления. Также он велел передать вам это, — Холборн извлек из кармана мантии два туго набитых мешочка из черного бархата и протянул их Гарри и Рону.

— Похоже на порошок, — сказал Гарри, ощупав мешочек.

— Это он и есть, — подтвердил Холборн. — Используется для отвлечения скиантов. При распылении в воздухе, он становится невидимым для человека, но зато весьма неприятным для всех жителей потустороннего мира, находящихся поблизости. Однако он не пригоден для того, чтобы окончательно прогнать скианта, и дает лишь небольшую передышку.

— И не стоит пытаться его применить, чтобы подкрасться к скианту незаметно, это может плохо для вас закончиться, — вставил Стеффинс.

— Это понятно, а что насчет Отдела Тайн? — спросил Гарри, убирая мешочек во внутренний карман. — Удалось что‑нибудь выяснить?

— И да, и нет, — Запоминающий и Стирающий принял необычайно мрачный вид. — Удалось узнать, что случилось с невыразимцами. В тот день почти все они были отозваны Министром в связи с внезапно проявленной активностью потусторонних сил недалеко от Лондона. Начали ходить слухи о появившихся в окрестностях города инферналах, вурдалаках и прочей нечисти. Если учесть, что до Лондона этим субъектам обычно добраться не удавалось из‑за наших кордонов, положение можно было назвать чрезвычайным. По сообщению главы невыразимцев, всплеск энергии потустороннего мира на самом деле был впечатляющим, а значит, тут не все так просто. Разумеется, мистер Вестерс связал это обстоятельство с делом об артефактах и сейчас строит свои догадки.

— Но какие‑то дежурные там все‑таки были? — нетерпеливо уточнил Гарри.

— Были, — ответил ему Стеффинс. — Двое самых искусных невыразимцев остались в Отделе, приняв все необходимые меры предосторожности. По–видимому, только они и знают, как скиант пробрался на девятый уровень. Они попытались остановить его и дошли до комнаты Времени, где у них, по нашему предположению, и произошла схватка. Что самое удивительное, ничего не было повреждено в самой комнате, скиант, судя по всему, угодил в магическую ловушку и больше нигде до сего времени не показывался. К великому сожалению, магии двух выдающихся волшебников не хватило на то, чтобы защитить их жизни…

Гарри и Рон переглянулись, но не нашлись что ответить.

— Поиски скианта идут полным ходом, но это ничего не дает, — продолжил Холборн. — Все дело в специфике комнаты Времени. Магическая ловушка, установленная там, может переместить объект как в пространстве, так и во времени, что существенно усложняет поиск. Мистер Вестерс склонен к тому, чтобы выманить скианта с помощью артефактов, хоть это чрезвычайно рискованно, но пока у него нет других идей, равно как и у начальников других отделов, которых тоже пришлось в это посвятить.

— А Министерство не закроют для посещений? — поинтересовался Рональд.

— В настоящий момент об этом ведутся дискуссии, но скоро состоится международная научная конференция, и об этом пока не может быть и речи.

— Как, прямо в Министерстве? — удивился Гарри.

— Да, именно так. Это событие довольно долго готовилось, и Министр не намерен его отменять или переносить. Он, впрочем, подчеркнул, что будут введены дополнительные меры безопасности во всем здании, в особенности на нижних уровнях.

— Дела, — протянул Рон, играя своим мешочком с порошком. — А у нас будет тот самый инструктаж по борьбе со скиантами и теми, кто может невзначай прийти им на подмогу?

— Это еще одно сообщение, которое мы должны были вам передать, — понизив голос, сказал Холборн. — Опаздывать на эту консультацию ни в коем случае не следует. Возможно, там будет и практика, мистер Вестерс никогда не говорит все сразу.

— Когда она будет?

— В следующую пятницу.

— Нам так долго придется сидеть дома?

— Если вас не вызовут до этого по другому поводу, — загадочно ответил Запоминающий и Стирающий, но распространяться на эту тему не стал.

Гарри размышлял над тем, какой бы еще вопрос задать, когда раздался звонок в дверь. Они с Роном аж подпрыгнули на месте, в то время как Стеффинс и Холборн отнеслись к этому отвлекающему обстоятельству философски.

— Пойду открою, — пробормотал Гарри, поднимаясь.

— Мы тоже должны уходить, — немедленно отреагировал Стеффинс, и они с Холборном встали со своих мест и направились к выходу. — Огромное спасибо за компанию, чудесный ужин, а главное — за внимание.

— Если будут еще какие‑нибудь новости… — Гарри сделал многозначительную паузу, выходя вместе с гостями в коридор.

— Мы сообщим, — ответил Холборн.

Звонок в дверь повторился. У Гарри мелькнула мысль о волшебной палочке, но он не успел ее реализовать, машинально потянув дверь на себя.

На пороге стояла Гермиона, с тремя книгами в руках и сумкой на плече, которая, судя по всему, также была набита книгами. Она нерешительно уставилась на Гарри и двух Охотников.

— Привет. А… Рон здесь?

— Привет. Да, конечно. Не стой на пороге, проходи, — усмехнулся Гарри и отошел в сторону. — Это мои будущие, я надеюсь, коллеги: мистер Стеффинс и мистер Холборн.

— Очень приятно, — Гермиона сразу расправила плечи и протянула руку Стеффинсу: — Гермиона Грейнджер.

— Та самая Гермиона Грейнджер? — Стеффинс не смог сдержать изумления и, вместо традиционного рукопожатия, поцеловал ей руку. — Рад познакомиться.

Гермиона слегка покраснела.

— Вы меня знаете?

— Не поймите меня неправильно. Мой дядя работает в больнице святого Мунго, где вы проходите практику, и он много о вас рассказывал. Говорил, что вы очень начитанны и разбираетесь во многих сложных вопросах не хуже, чем любой из специалистов, работающих в своей области, по меньшей мере, двадцать лет. Также он упоминал, что вы уже защитили одну магистерскую диссертацию и высказали в ней довольно смелые, новаторские идеи, что необычно для нашей науки: она сейчас, к сожалению, находится в состоянии стагнации. Это большое достижение, мисс Грейнджер.

— Спасибо, — Гермиона покраснела еще больше и вручила книги и сумку Гарри, возможно, для того чтобы чувствовать себя увереннее. — Ваш дядя явно преувеличивает мои заслуги. Все эти так называемые "новаторские идеи" находятся в стадии начальной разработки и, боюсь, не смогут принести обществу столько пользы, сколько, как мне изначально хотелось, они должны были принести. Видите ли, я испытываю некий кризис, и моя новая научная работа не продвигается вперед вот уже несколько недель.

— Великие открытия не делаются одним взмахом волшебной палочки, — Стеффинс широко улыбнулся Гермионе, а Гарри неверящими глазами смотрел на него: он еще никогда не видел на лице у этого человека улыбку, впрочем, как и у его друга.

— Нам пора идти, Джефф, — поторопил своего приятеля Холборн, с некоторым неодобрением наблюдавший за этой сценой.

— Да, конечно, — Стеффинс вернулся к своей обычной официальной манере. Он пожал руку Гарри, кивнул Гермионе, и они с Холборном удалились.

Гарри закрыл за ними дверь и повернулся к девушке.

— Ты просто невероятна. Никогда я не видел, чтобы Стеффинс так терял контроль над своей официальностью. Видно, ты ему приглянулась.

— Не говори глупостей! — отрезала Гермиона, вырывая у него из рук свои вещи. — Я пришла поговорить с Роном. Где он?

— Должен быть в гостиной, — пожал плечами Гарри. — Должен признаться, я удивлен, что он не вышел попрощаться с Холборном и Стеффинсом.

— Я, кажется, переел за ужином, и мне не захотелось лишний раз вставать, — прозвучал голос Рона, после чего он сам появился в дверном проеме гостиной. Гермиона бросила на него сердитый взгляд, который тот вернул ей сполна.

— Гермиона, мне отнести наверх твои вещи? — вежливо поинтересовался Гарри.

— Возможно, в этом не будет нужды, — холодно отозвалась та, и Рон скрестил руки на груди.

Гарри бочком протиснулся мимо них и поднялся к себе, дабы не портить себе настроение.

— В чем у них проблема? — недоуменно спросила Джинни, оторвавшись от книги, когда Гарри закончил свой короткий рассказ.

— А ты не знаешь? Разве Гермиона…

— Она стала очень нервной и замкнутой, перестала со мной делиться, — вздохнула Джинни, отложив свой фолиант в сторону. — Эта учеба ее доконает. Она, конечно, самая умная ведьма своего возраста, но кто когда‑либо это оспаривал?

— Вот именно, Джинни. Я не понимаю, кому она еще пытается что‑то там доказать.

— Может быть, ее просто что‑то не устраивает в их отношениях с моим братом, вот она и пытается отвлечься, выплеснуть свои чувства.

— В таком случае, сегодня она, похоже, переполнена ими до краев, — покачал головой Гарри. — Надеюсь, они не разнесут дом.

— Неужели все так уж плохо?

— Ну, может быть, все имеет шанс наладиться, если Гермиона потрудится объяснить Рону, в чем дело, потому что он совершенно не представляет, в чем его вина. Ты ведь знаешь его.

— О да, если его обвинить непонятно в чем, он может наговорить такого, о чем потом будет сожалеть, но прошлое, как известно, не воротишь.

Гарри поймал ее взгляд, но развивать тему не стал. Его стал тревожить исход беседы между Роном и Гермионой, и он не хотел отвлекаться «по мелочам».

— Мы должны будем явиться к Вестерсу в следующую пятницу. И это уже официально, — сказал он.

— Правда? — обрадовалась Джинни. — Это же чудесно! Теперь у тебя будет все, о чем ты так долго мечтал. Конечно, это не простая работа, опасная, непредсказуемая, но с тобой будет твой лучший друг, и коллеги у тебя замечательные, и начальник тоже… Гарри, ты как будто не рад?

— Нет, что ты, этим обстоятельствам, что ты перечислила, я очень рад. Но дело об артефактах меня тяготит. Ты была у Луны?

— Да, ее выпишут в среду.

— Ты передала ей мои слова?

— Да, но она сомневается. Говорит, что останется жить в больнице и спать в каморке со швабрами, пока ее отец не поправится.

— Но это же…

— Луна! Она подавлена, Гарри, не знает, куда себя деть. Вот и придумывает себе всякие новые нагрузки.

— О том, чтобы ей оставаться в больнице, и речи быть не может, — решил Гарри. — У нас семь комнат! Даже если у нас с тобой будет шестеро детей, все равно будет одна лишняя!

— Шестеро? — Джинни развеселилась. — Думаю, к тому времени мистер Лавгуд успеет отстроить новый дом, на этот раз в виде конуса.

— Просто я ненавижу пустой дом, — сказал Гарри, подходя к ней и обнимая ее за плечи. — Дому эта пустота тоже явно не по нутру, но что я могу поделать, коли Луна не торопится с решением?

— Дети — это не альтернатива, — полушутя, полусерьезно произнесла Джинни, освобождаясь от его рук. — С Луной мы поступим очень просто: приедем в среду в больницу и заберем ее, даже если она будет кусаться. Ее отец не хотел бы, чтобы его дочь спала и ела как попало, чтоб только он быстрее поправлялся.

— Мне жаль, что я не могу ее полностью утешить, — Гарри в раздумьях опустился на кровать. — А этого мне сейчас хотелось бы, правда.

— И это еще одна причина, по которой ты должен поговорить со Снейпом! — твердо заявила Джинни, сверкнув глазами в его сторону. — Можешь открыто сказать ему, что ты думаешь о его безобразном, с твоей точки зрения, поведении (к этому он уже, наверное, привык!), но при этом помни о том, что ты являешься той нитью, которая связывает Дрейко и Луну. Я не думаю, что Снейп, притом что он все прекрасно понимает, снизойдет до того, чтобы устроить как‑нибудь их встречу, к примеру. Гарри, ты обещал ей, помнишь? И обещал от сердца. В таких случаях ты всегда раньше шел до конца и помогал до конца.

— Я знаю, не надо читать мне мораль! — оборвал ее Гарри. Где‑то внизу громко хлопнула дверь, а затем раздался злобный крик Рона: «И можешь больше здесь не появляться, я обойдусь без тебя!»

— Какой ужас! — Джинни прижала руки ко рту, и Гарри стало стыдно за свои дурацкие вспышки. А сам недавно заявлял, что стал взрослым. Он вновь обнял Джинни, желая выразить этими объятиями свое раскаяние и намерение разобраться в самом себе раз и навсегда. Вероятно, она это почувствовала, потому что ответила на его объятия, и секунду спустя их губы слились для продолжительного и искреннего поцелуя.

— Это пройдет, — прошептал Гарри, когда Джинни, погладив его по щеке, уткнулась в его плечо. — Я говорю о Роне и Гермионе.

— Не знаю, у них никогда до такого не доходило.

— Это пройдет, — уверенно повторил Гарри, целуя волосы Джинни. — И у нас тоже. И ничто больше не помешает нам быть счастливыми. Я обещаю тебе больше не уходить от проблем, как бы мне этого ни хотелось. Ты мне веришь?

— Да, — чуть слышно ответила Джинни, не поднимая головы.

— Тогда мы начнем строить наше счастье очень скоро. Скажем, первое июля подойдет.

Джинни выпрямилась и непонимающе посмотрела на него.

— Но это же так скоро!

— У нас не будет никаких сверхдолгих приготовлений, иначе само событие потеряет все свое очарование в этой суете. Нам больше не стоит медлить, Джинни, мы никогда не сможем сказать: «Теперь мы готовы», потому что человек никогда не бывает полностью готов. «Подходящих моментов» не бывает.

— Ты прав, но… Почему в такой момент? Как же Гермиона и Рон? Я хочу сказать, нельзя же сейчас попытаться помирить их силой, позвав на одно и то же мероприятие?

— Это наверняка вправит мозги обоим. И дело не в них, Джинни, а в нас. Ты сама сказала, что моя работа опасна, да я и сам чувствую, что все это может кончиться плохо. Только не спрашивай меня ни о чем, я же не экстрасенс. Я должен успеть сделать что‑то важное.

— Мне… не нравится, когда ты говоришь так. Ведь это не единственная причина?

— Единственная настоящая причина — это мы и наше будущее, Джинни, и ты это знаешь. Все эти дополнения очень скоро отступят и не будут забивать мою глупую голову, отвлекая от главного.

— Когда ты поговоришь с моими родителями?

— Завтра, — не задумываясь, ответил Гарри. — И поговорил бы сегодня, если б не боялся их разбудить.

Джинни провела пальцем по его губам, ее руки слегка дрожали, она не могла поверить в сказанное Гарри. На какой‑то миг ему подумалось, что, может быть, он сказал это с излишней простотой, а следовало бы растянуть эту сцену на полчаса, как бывает в мыльных операх, но Джинни предупредила эти мысли, наградив его таким жарким поцелуем, что он разом отключился от подобных забот и, собственно, от всего на свете. Когда над ними сомкнулась ночь, ему показалось, что где‑то вдали он слышит согревающее душу пение птицы феникс.

Неверный свет маленьких черных свечей отбрасывал на стены причудливые тени. Мерно закипали небольшие котлы, и их ворчливое бульканье было единственным звуком, нарушавшим тишину, царящую в кабинете. Этот кабинет давно не использовался никем из преподавателей и находился в дальней части Хогвартса, туда редко проникал луч света, это было самое подходящее место для тайных магических ритуалов.

Зловещая обстановка нимало не пугала худого черноволосого мужчину, погруженного в изучение огромного тома в кожаной обложке. Он хмурился и шептал какие‑то заклинания, от чего страницы то и дело перелистывались сами собой, но, казалось, всякий раз они раскрывались не на том месте, и он снова принимался за чтение и бормотание таинственных формул, выискивая что‑то, что могло бы дать ему ответ или хотя бы наводку.

Он был уже невероятно близок к разгадке того пути, по которому решил пройти. Но здесь, в шаге от неповторимой тайны, на пороге открытия, которое перевернет его внутренний мир, он понял, что его сознанию нужна защита. Он не справлялся с потоком видений, устремившихся в его разум. Будто весь потусторонний мир зашевелился, почувствовав его приближение, но он не мог понять, пытались ли его задержать или, напротив, приобщали его таким образом к своей реальности?

Северус Снейп не боялся перешагнуть ту грань, за которой его ждала только неизвестность. Но ему было необходимо найти некую видимую границу, в существовании которой он не сомневался. Только тогда он сумеет войти в этот мир на равных со смертью, сохраняя в себе жизнь и способность к познанию. Его сознание не должно было раствориться во тьме (свою принадлежность к свету он, как раз, ставил под сомнение), оно должно было пройти дальше, открыв все запертые двери, чтобы хоть сколько‑нибудь достойно завершить свой путь. Хотя, кто знает, может, у этого пути на самом деле нет никакого конца?

Снейп решил сначала попробовать добиться нужного эффекта с помощью зелья. Он уже готовил его раньше для… Малфоя (о другом своем подопечном в этом вопросе он запретил себе думать), но теперь требовалось усиление его свойств. Поэтому он тратил часы и целые ночи на изучение специализированной литературы, проводя десятки экспериментов, но сон, тот самый сон неизменно преследовал его, не желая исчезать. Почему этот сон мог нарушить все его планы — он точно не знал, это призрачное видение словно привязывало его к прежней жизни. Но ведь оно было всего лишь тенью, тенью прошлого, которое выпило из него все силы, а потому оно должно было быть изгнано из его сознания, даже если ему придется поселиться в экспериментальной комнате.

За окном, плотно занавешенным черным покрывалом, начало рассветать. Зелье в конце концов было приготовлено и выпито, хотя Снейп не был уверен в том, что оно сработает. И оно не сработало, вернее, сработало не так, как он ожидал. Все повторилось, только теперь это было как бы со стороны для него, он все соображал, словно зашел в собственное сознание как посторонний человек. И в этот раз он каким‑то образом понял, хотя она не произнесла ни слова о том, что ему запрещают идти дальше. Это разозлило его: он начал бороться со своими сомнениями давно и не собирался отступать, и никакой призрак не сможет заставить его изменить свое решение.

Он проснулся от собственного крика и обнаружил, что лежит, скорчившись, на полу в комнате, скрытой в глубинах замка, вокруг него валялось множество осколков от колб, а в следующую секунду его кто‑то потряс за плечи. Миг безумной надежды — и он угасает, теряясь где‑то в закоулках измотанной души. Малфой–младший, такой же бледный, как он сам, бережно поднимает его с пола и усаживает в кресло.

— Может, хватит? — просто говорит он, и Снейп думает поначалу, что ослышался. — Здесь доза была на слона, — он протягивает ему целую колбу, из которой он пил последнее зелье, та каким‑то чудом уцелела, и внутри остался темный след от содержимого.

— Что вы здесь делаете? — задает Снейп глупый вопрос, голос его при этом слегка дрожит, и он отводит взгляд.

— Вас ищу, — невозмутимо отвечает Дрейко, со странным выражением на лице оглядывая комнату. — Вы совсем спятили, как я погляжу. Я, конечно, понимаю, ваша специальность и все такое, но, если это безобидно, почему бы не заняться этим в дневное время и в собственном кабинете?

— Это не ваше дело. Как вы умудрились меня найти?

— А кто всю ночь ищет — тот всегда найдет. Я, знаете ли, стал совсем плохо спать, вот и решил попросить у вас помощи, как когда‑то. Вы не то же самое пили, случайно?

Снейп чувствовал легкое головокружение и невыносимую жажду, но ему легче было умереть, чем посвятить Дрейко в свои планы.

— Нет, вам это не подойдет. Я позабочусь о том, чтобы бессонница перестала вас мучить, обещаю, но сначала…

— Поешьте хотя бы немного, — посоветовал Дрейко, засунув руки в карманы. — Если бы я увидел во сне скианта, то вряд ли испугался бы больше, чем сейчас, когда увидел ваше лицо после пробуждения.

— Что в нем было особенного? — с беспокойством спросил Снейп, убирая осколки с помощью волшебной палочки. — Мне приснился дурной сон. Это что, необычно?

— Почему же? — равнодушно отозвался Дрейко. — Только вы были в таком состоянии, как будто… не знаю.

— Продолжайте, мистер Малфой, — Снейп уже вполне овладел собой и теперь не спускал с изучающих глаз с Дрейко.

— Короче, вы были не в себе, — неуверенно отозвался тот. Он никогда не любил, когда Снейп начинал штудировать его взглядом. — Я подумал, что вы умираете или… Вы громко кричали.

— Не думайте об этом, — спокойно сказал Снейп, накрывая котлы общей крышкой.

— Я бы рад не думать, — Дрейко не решался высказать то, что было у него на уме, но чувствовал, что так будет лучше, и он продолжил: — Только вы что‑то затеваете, верно? И это имеет отношение к моей истории и скианту.

— С чего вы взяли?

— Я вас неплохо знаю. Поэтому вы медлите, надеетесь еще что‑нибудь узнать. Что бы вы там ни придумали, хочу вас предупредить: ничего хорошего из этого не получится. Я доверяю вашему опыту и профессионализму, но все же есть такие… вещи, в которые лучше не вмешиваться никому. Я вмешался и теперь горько сожалею об этом. Если это не разрушит всю мою жизнь, то, во всяком случае, сильно повлияет на ее дальнейший ход.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Малфой, — с непроницаемой миной Снейп прошел мимо Дрейко и вышел из кабинета в коридор. — Я помогаю вам, как могу, и скоро мне предстоит побывать в самом Министерстве, где я смогу выяснить положение дел.

— Пока вы ничего не можете мне сообщить?

— Я следил за так называемыми Охотниками, которые сейчас вплотную занимаются вопросом вашей поимки, но это не так просто. Их начальник отбирает первоклассных ребят в свою команду, и они знают, как сделаться незаметными. Насколько я могу судить, сейчас у них нет точной наводки, а это означает, что до поры до времени они будут двигаться вслепую, обеспечивая нам преимущество.

— Я не думаю, что оно у нас действительно есть, сэр, — вдруг сказал Дрейко.

— Что вы имеете в виду? — Снейп даже замедлил шаг.

— Вы не хуже меня знаете, что я виновен, и мне вряд ли поможет факт знакомства с Поттером или Уизли. Что касается вас, то факт нашего знакомства вообще представляет для вас опасность, мне кажется, в Министерстве у вас еще достаточно врагов. Стоит ли так рисковать?

— Я попытаюсь устроить ваше будущее, — с расстановкой произнес Снейп, с некоторой долей изумления глядя на своего бывшего протеже. — На конференции я не буду терять времени даром, а постараюсь завязать такие знакомства, которые впоследствии окажутся полезными для нас обоих. Поэтому я засадил вас за книги.

— Я благодарен вам за помощь, вы не думайте. Но все это не может продолжаться вечно. Даже если один из тех шишек, которых вы там встретите, и заинтересуется мной, а там — чем черт не шутит! — вызволит меня за границу, рано или поздно все откроется. И на десять или пятнадцать лет я не рассчитываю, самое большое — на пять лет в страхе перед наказанием…

— Хотите сказать, что собираетесь выйти им навстречу? — перебил Снейп. — Вы знаете, что это за люди? Молитесь, чтобы не попасть в руки к тем следователям, к которым в свое время попал я, а также ваш отец!

— Тогда ситуация была несколько иной.

— Вот как? И чем же она отличается от нынешней?

— Я не хочу говорить о самой тюрьме, хотя, как я слышал, ее реформируют в лучшую сторону (если в Азкабане вообще возможно что‑то улучшить), но в Министерстве сейчас другие порядки, в общем и целом. Впрочем, это не является моим окончательным решением, просто… Да нет, вы не поймете.

— Почему вы так думаете? — этот разговор слепого с глухим здорово действовал Снейпу на нервы, но вдруг он почувствовал, что сейчас ему потребуется вся его выдержка.

— Потому что у вас нет… — Дрейко отважился посмотреть ему в глаза и тут же отвернулся, — привязанности, которая есть у меня. И я перед ней в неоплатном долгу.

«Я тоже», — мысленно прошептал Снейп, сжимая кулаки.

— Не хотел вас огорчать, — спохватился Дрейко.

— Вы меня не огорчили, — тихо ответил Снейп, — это невозможно.

— Я это запомню.

Они вышли из темного коридора, ведущего ко множеству потайных дверей замка, но свет, заливший стены и потолок, остался внешним по отношению к Северусу Снейпу. В этот момент он понял, что уже не повернет назад, и не потому что чудес не бывает, а потому что все, что было для него в этом мире так логично и предсказуемо, обернулось чем‑то смутным и нелепым. Нечто вечное и разумное прочно сокрылось от него во мраке его собственной жизни, и не осталось ничего, что он мог бы здесь назвать любимым и дорогим…

Глава 10. Конференция в Министерстве.

Гарри спустился в кухню, чтобы позавтракать. Он надеялся, что в такой ранний час он не застанет там Рона, потому что ему не хотелось с утра портить себе настроение. Но на кухне сидела только Луна, просматривающая какой‑то журнал. Она все‑таки согласилась на предложение Гарри переехать на время к нему, хотя время от времени она порывалась куда‑нибудь уехать, к мифическим родственникам, которых, как было достоверно известно Гарри, у нее не было.

— Доброе утро, — поздоровался он, войдя в кухню.

— Привет, Гарри, — откликнулась Луна, перевернув страницу. — Что, больше никто не встал?

— Джинни ночует дома, а Рон не в настроении, но, я уверен, он придет, когда нас тут не будет.

— Так он обидел Гермиону? — будничным тоном спросила Луна.

— Не знаю, кто из них кого там обидел, — ответил Гарри с легким раздражением. — Эта парочка сведет всех нас с ума. У них все шло прекрасно, и как‑то странно, что какие‑то жалкие экзамены смогли положить конец их отношениям.

— Такого, конечно, быть не может. Причина гораздо глубже. Но, мне кажется, они смогут понять друг друга и помириться.

— Хотелось бы, чтобы они сделали это поскорее, — Гарри поставил на огонь чайник и сел на свободный стул. — Не то чтобы я не потерпел их вдвоем первого числа, но я, честно говоря, опасаюсь, что Гермиона не согласится прийти.

— Она тебя не подведет! — убежденности Луны не было границ, и Гарри это даже позабавило.

— Что ты читаешь? — осведомился он.

— Не имею понятия, — Луна повернула к нему свое лицо, хранившее следы неизъяснимой тоски и печали, которые она кое‑как скрывала за своей привычной рассеянностью и задумчивостью. — Знаешь, я очень рада за вас с Джинни, правда. Извини, если я выражаю свою радость как‑нибудь не так и не вовремя, я постараюсь исправиться.

— Перестань, Луна, никто не требует от тебя постоянного восторга, — Гарри не знал толком, как ее утешить, и стал импровизировать на ходу. — Все это поправимо, это всего лишь еще один поворот в нашей всеобщей странной судьбе. Я хочу сказать, понимаешь, не все в наших силах… Мы пытаемся, конечно, не сдаемся, не бросаем никого, но… все‑таки в конце судьба оказывается хитрее… Ты не согласна? — Гарри оборвал свою речь, потому что Луна энергично замотала головой.

— Я не таких слов от тебя ждала. Ты же сам прямое доказательство противоположного, ты никогда не опускал руки, я сама этому свидетель. Я хотела, чтобы ты научил меня, как мне их не опустить, а мне очень хочется сдаться. Именно сейчас, я не могу сказать почему. Происходит что‑то странное, тут ты прав, но это не судьба, это происходит где‑то внутри нас. И это меня… тревожит. Ты сейчас просто не можешь в это вникнуть, счастье ослепляет людей не меньше, чем горе.

— По–твоему, я не имею права на это счастье? — прямо спросил Гарри. — По–твоему, я всю жизнь должен заниматься решением своих и чужих проблем и никогда не испытывать покоя, ощущения успокоенности в любви?

— Ты хотел ведь услышать мое мнение? Под мнением я подразумеваю то, о чем я сейчас думаю, не более того. Что ж, я его высказала. Это ни в коем случае не укор и не наставление. Ты пока не можешь понять меня, вот и все. Я и не желаю тебе этого, — она медленно поднялась и, покинув кухню, пошла наверх, в свою комнату, где раньше, в далеком прошлом, жила Нарцисса Блэк.

Гарри еще долго сидел на кухне, размышляя над ее словами. Ему хотелось бы, чтобы все было иначе для нее сейчас, но здесь он не мог помочь, а значит, должен был поменьше спрашивать. Гарри ждал, что Рон спустится к нему, пожелает выпить чашку чая или кофе, а может быть, поговорить, но он увидел друга только на следующее утро, когда им обоим предстояло идти на «урок» к Вестерсу.

Они прибыли вовремя, и все остальные Охотники оказали им торжественный прием. Вестерс, довольный своими подопечными, улыбался до ушей, в то время как Ермон, изобразив натянутую улыбку профессионального актера, стоял в сторонке и, после краткого рукопожатия и обмена общими фразами, больше не обращал на себя их внимания.

— Переживает, что ты украдешь у него славу, Гарри, — шепнул Рон, впервые несколько повеселевший за последние дни при виде своего недруга.

— Пусть его. Я жду инструктажа, а всякие там «Аполлоны» и прочие жертвы блеска Олимпа могут идти лесом.

— Запретным? — фыркнул Рон, но тут Вестерс попросил минуту внимания, и он состроил серьезную гримасу.

— Итак, у нас сегодня особая задача, — начал Вестерс, с удовольствием оглядывая свою гвардию. — Я должен ввести вас в краткий курс защиты от потусторонней магии. Должен вас сразу предупредить, количество специалистов в этой области ничтожно мало, ввиду того, что обычно объекты исследования навещают наш мир сами и предоставляют нам соответствующий материал для изучения. Наоборот случается, в общем‑то, значительно реже.

Многие из охотников не сдержали улыбок, но Гарри не разделял их веселья. «По ту сторону» он видел немного, но ему хватило этого, чтобы однажды принять решение вернуться назад. Там, наверное, много чего есть, но если у тебя есть важные вещи, которые надо сделать «по эту сторону», и, что еще примечательнее, есть выбор, то как можно выбрать обратное?

— Я хочу сказать, — продолжил Вестерс, — что так называемые субъекты познания в данном случае перестают ими быть, поскольку возвращаются лишь в виде привидений или духов, вызванных магическими ритуалами. Последние гораздо надежнее в своих показаниях, чем первые, но и гораздо опаснее. Их великое множество, они делятся на различные классы, виды и тому подобное. Но мне сразу хотелось бы заострить ваше внимание на высшем классе, с которым нам с вами довелось повстречаться. Скианты, — он понизил голос, но не для пущей важности, а для того, чтобы каждый уяснил смысл сказанного, — отличаются от других обитателей потустороннего мира не только своей связью с нашим миром, миром живых существ, но и своей безграничной магической мощью. Также у них есть одно безусловное преимущество, о котором, думаю, вы и сами уже не раз думали: они точно знают, что ждет нас там, куда мы не можем за ними последовать, поэтому они свободно приходят и уходят и населяют те области, которые нам неподвластны. Сторонники теории параллельных миров утверждают, что существует целый отдельный мир, населенный скиантами, — мир, враждебный нашему и отделенный от него лишь одной очень надежной завесой, которую свободно преодолевают лишь те, кто обладает знанием. Повторяю, это всего лишь теория, и представители ее отнюдь не являются большинством. Будет уместнее, скорее, видеть в скиантах некую разумную силу, которая пытается достичь своих целей с помощью темной магии. Принимая во внимание тот факт, что их тип мышления явно отличается от нашего, а также факт отсутствия у этих существ привычных нам понятий о морали, следует признать, что нашим основным мотивом тут должно быть стремление избавить наш мир от этих обитателей «того мира». Какие будут вопросы по данной информации?

— Сэр, — поднял руку Гарри, — если допустить, что где‑то есть огромное множество скиантов, почему они просто не объявят войну и не захватят наш мир, с их‑то способностями?

— В том‑то и дело, что проявления скиантов в нашем мире чрезвычайно редки, — ответил Вестерс. — Это наводит сразу на две мысли: во–первых, это подтверждает ту точку зрения, что мы не можем рассматривать «тот свет», как аналогичный «этому», а следовательно, не можем с большой точностью предсказать модель поведения тех же скиантов. Во–вторых же, мы должны постоянно быть начеку: как правило, и это подтверждают письменные источники, скианты появляются тогда, когда они видят в этом мире возможность совершить диверсию, которая приведет в нем к катастрофическим последствиям. Другими словами, мы сами призываем их, в той или иной степени, и своими действиями создаем для них все условия.

— Простите, сэр, но это какая‑то метафизика, — возразил Ермон, сдвинув брови. — Мы имеем дело с вполне реальными объектами, откуда бы они ни явились. Какой смысл в том, чтобы разгадывать их природу, коль скоро она нам недоступна по причине их «инобытийности», или чего там еще? И как, во имя Мерлина, по их действиям можно узнать судьбу мира? Я уважаю ваши взгляды, мистер Вестерс, но здесь мы отходим от сути вопроса.

Гарри успел уловить яростный взгляд Холборна, брошенный на Ермона, но тут же сам вновь переключил свое внимание на начальника.

— Дорогой Ермон, — грустно улыбнулся Вестерс, — я хотел бы, чтобы эти редкие визиты ничего не значили для нашего мира и для нас с вами, очень хотел бы… Что же, если подвести итог того, что я хотел сказать, он выглядит примерно следующим образом: если бы у них была возможность, они бы непременно захватили наш мир открытой войной. С другой стороны, — он усмехнулся, — кто сказал, что война уже не бушует повсюду, в наших сердцах, душах, например? И кто знает, какими силами это в действительности вызвано?

Удивительное сходство направления мыслей Вестерса с тем, что Гарри прошлым утром услышал от Луны, поразило его. Ощущение того, что ему срочно нужно что‑то для себя решить, а иначе будет поздно, усилилось во много раз, и он ушел бы, для того чтобы побыть наедине с собой, не будь это собрание так важно.

— А теперь — к делу! — Вестерс браво засучил рукава и вынул волшебную палочку. То же сделали все Охотники. — Первое заклинание: «Вигон луцис!» Как вы догадались, само название символизирует собой противостояние силам скианта с помощью света. Это не самое надежное средство защиты от их магии, но и оно требует предельной концентрации и недюжинных магических способностей. Давайте вместе попробуем. На людей оно не оказывает никакого воздействия.

— Вигон луцис! — закричала дюжина голосов, и штаб–квартиру авроров озарило белое пламя, яркое, но не обжигающее, на него было трудно смотреть, но, тем не менее, почему‑то хотелось, словно это сияла надежда на победу в этой нелегкой схватке.

— Отлично! — довольным голосом констатировал Вестерс, когда свет угас. — Переходим ко второй части нашей небольшой программы — к заклинанию нападения. То было, скорее, заклинанием защиты, это же, аккумулируя энергию скианта, направляет ее против него же. Его вам следует запомнить очень тщательно: «Рекогтум реверсио». Пробовать его сейчас и здесь не имеет смысла, его последствия невидимы, когда не имеют той самой цели, для которой создано заклинание. Его уже можно назвать магической ловушкой, но обычно она легко преодолевается, поскольку магическое силовое поле подавляющего большинства волшебников сильно уступает силовому полю скианта.

— Далее, — продолжил он, — необходимо испробовать два групповыхзаклинания, одно из которых невербальное и призвано отправить скианта назад, в его мир. Правда, желательно, чтобы вы произносили все заклинания невербально, хоть это вас и не спасет (скианты — превосходные знатоки способов чтения чужого разума), но в подобных случаях речь может идти о долях секунды. Итак, встаньте в круг и представьте, что вам все ж таки удалось окружить противника. Сейчас очень важно именно визуальное представление. Сосредоточьтесь и произнесите мысленно следующее слово: «Ноуэнтирис». Не буду сейчас уточнять его этимологию — это для самых любопытных после занятия. Пробуем! Постарайтесь сделать это одновременно.

Вестерс не уточнил, как именно им следовало согласовать свои действия, но Гарри предположил, что это должно было произойти на уровне, как говорится, единого сердца коллектива, и сосредоточился на середине круга. Он краем глаза видел, как нахмурился Рон, пытаясь собраться с силами. Сначала ничего не происходило, и Гарри, не выдержав, украдкой взглянул на своего начальника: тот был совершенно спокоен и словно ждал чего‑то. Гарри успел перевести взгляд на предполагаемую цель как раз вовремя, чтобы увидеть, как прямо из пола возникает водоворот диаметром в полтора метра и начинает подниматься широкими спиралями к потолку. Охотники напряглись, заклинание действительно требовало больших затрат энергии. Гарри ждал, что будет дальше. Внезапно водоворот, начав сжиматься по мере увеличения количества витков у самого потолка, вспыхнул золотым огнем, что невольно напомнило Гарри о знаках в Отделе Тайн, и мгновенно сжался до размеров небольшой светящейся точки и затем исчез. Охотники разом опустили палочки, словно не в силах более держать их.

— Это было оно, сэр? — слабым голосом спросил Стеффинс. — Заклинание, изгоняющее скианта из нашего мира?

— Оно самое, — подтвердил Вестерс, — и оно требует силу семи волшебников. Запомните, не меньше. Вот почему так важно работать в коллективе и думать, как один человек. Надеюсь, вам не нужно объяснять это в подробностях.

Ответом ему было молчание: в этот момент каждый погрузился в собственные мысли.

— И четвертое, — возвысил голос Вестерс, привлекая внимания, — заклинание защиты мыслей. Я уже говорил об одном, которое позволяет оградить мысли от чужого вторжения, для тех, кто не в ладах с наукой–окклюменцией. Оно полезное, но недостаточно мощное при встрече со скиантом. Хочу сразу оговориться, следующее подойдет не для всех. Помимо того, что оно требует огромной концентрации воли и сил, оно может сказаться на состоянии вашего сознания двояко: либо оно создаст прочнейший щит в вашем разуме, либо, напротив, позволит скианту разрушить его. Как вы понимаете, пробовать его на ком‑нибудь из вас сейчас я не собираюсь и не советую проделывать это, как это говорится, «в домашних условиях». Его вы можете применить только, чтобы спасти свою жизнь в критической ситуации. Оно звучит так: «Мора силенсиум», и, разумеется, оно невербальное. Будьте внимательны друг к другу и к самим себе. Если ваше единство распадется, вам уже никто не сможет помочь.

На этой ноте Вестерс неожиданно оборвал это короткое занятие. Гарри и Рон недоуменно переглянулись, но все остальные Охотники приняли это как должное, и они собрались тоже уходить вместе со всеми. Вдруг Вестерс остановил их взмахом руки.

— Забыл напомнить вам: если уж совсем не захотите рисковать — а бывают ситуации, когда этого действительно не стоит делать, — используйте заклинание Патронуса, оно никогда не подводит тех, кто уверен в своих действиях. Может, все‑таки есть вопросы?

— Можно, сэр? — неуверенно начал Рон. — Вероятно, я сейчас скажу глупость, но… мы ничего не записали, то есть… вдруг мы забудем какое‑нибудь из заклинаний?

Вестерс, мягко улыбнувшись ему, повернулся к Холборну.

— Уважаемый Запоминающий, вы сможете, если что, напомнить мистеру Уизли или кому‑нибудь еще все, о чем мы только что говорили?

— В любой момент, — с привычной тяжеловесной серьезностью ответил Холборн.

Вестерс кивнул и подозвал к себе Гарри и Рона. Остальные Охотники вышли, и за дверью тотчас началась возня и громкое перешептывание. Гарри даже почудилось, что он слышит шуршание перьев и пергамента.

— Молодежь, — ворчливо прокомментировал Вестерс, набивая трубку. — Что до вас двоих, я уже обо всем договорился. Вы сегодня же получите новую форму и знаки отличия. Думаю, не нужно уточнять, что носить ее следует только в здании Министерства и на дежурстве?

— Конечно, сэр, — хором ответили молодые люди.

— Превосходно. Далее, хочу вам сообщить, что вы оба будете мне нужны двадцать четвертого числа, которое скоро наступит. Речь идет о научной конференции, которая будет проходить под патронажем Министерства здесь, в его главном здании. Это будет встреча на высшем уровне, так что все должно быть так, как должно быть, в самом полном смысле этого слова, — Вестерс напустил на себя грозный вид, который никак не соответствовал его озорному взгляду. — Вы оба должны проявить себя с лучшей стороны, у вас это получится. В этот день будете подчиняться только моим приказам, и ничьим больше, это вам ясно?

— Да, сэр, — с облегчением ответил Рон. Гарри кивнул, про себя улыбнувшись тому ужасу, который мог отразиться на лице его друга, назначь Вестерс Ермона их командиром на целую конференцию.

— На сегодня вы свободны. Получите все необходимое в конце коридора в кабинете номер тридцать восемь. Завтра жду вас здесь. Счастливо!

— До свидания, сэр!

Получив форму, Гарри и Рон решили отпраздновать дома это событие. Рон, кажется, успел позабыть о Гермионе и взахлеб высказывал предположения о том, какие захватывающие перспективы могут теперь открыться перед ними. Гарри был несказанно рад этой перемене настроения, так что он мог справедливо надеяться на хорошее завершение дня.

Придя домой, они обнаружили на пороге два конверта, в которых лежали сложенные вчетверо куски пергамента. На них было аккуратным почерком начертано все, сказанное Вестерсом на лекции, слово в слово, и Гарри подумал, что Холборн вполне заслуженно получил свое второе имя.

Дом на площади Гриммо постепенно претерпевал существенные изменения под воздействием усилий Джинни. Она мечтала сделать его менее мрачным и активно меняла его внешний облик. Прежде всего, она, после долгих споров с Кричером, убрала со стен вдоль лестницы отрубленные головы эльфов, заменила мрачные шторы в гостиной и на кухне новыми, светлыми, а также взялась за ремонт в коридоре, не говоря уж о ликвидации пыли во всех комнатах, что было не таким уж простым занятием. Все это она начала делать уже давно, но теперь, в ожидании самого главного дня в ее жизни, она не могла больше думать ни о чем другом и часами возилась с какими‑нибудь особенно упрямыми пятнами на ковре или безвкусным орнаментом, не желавшим уходить с обоев в одной из спален. Перед тем как пойти на работу, Гарри помогал ей во всем этом, теперь же его заменила Луна, с увлечением проявлявшая свои дизайнерские способности. Джинни, правда, хотела бы знать и мнение Гермионы, но та после последней ссоры с Роном больше не показывалась в доме номер двенадцать.

Гарри и Джинни послали ей приглашение первой, причем Джинни специально трудилась над ним дольше, чем над другими, красиво его оформив. Гермиона ответила незамедлительно, тон ее ответного послания, однако, казался несколько суховатым, хоть она и согласилась прийти.

Джинни взяла на себя практически все свадебные хлопоты, поскольку Гарри не только был занят, но и, по ее собственному выражению, «ничего не смыслил в ленточках, цветах и платьях», против чего молодой человек ничего возразить не мог. Конечно же, он связался с тем волшебником, который соединил в свое время Билла и Флер, а также самостоятельно аранжировал труппу музыкантов и фотографа для праздника. Остальную часть развлекательной программы взяли на себя Фред с Джорджем, пообещав «нечто грандиозное». По плану, празднование должно было начаться в «Норе», а потом всем предоставлялась полная свобода действий.

Гарри, с одной стороны, был рад, что почти не участвует в этой предсвадебной суматохе, но, с другой стороны, он осознавал, что эгоистично сваливать всю подготовку на других. С самого начала у него возникали протестующие идеи в виде, к примеру, тайной женитьбы, в присутствии Рона, Гермионы и Луны где‑нибудь за сотню миль от «Норы» и от будущей тещи, которая суетилась больше всех, как и на свадьбе своего старшего сына. Миссис Уизли всегда старалась для своих детей, но иногда, казалось, брала на себя непосильный груз. Он высказал эти мысли Джинни, но та только отмахивалась, говоря: «Мне всегда было в этом плане жаль маму, я помогала ей, где могла, но она просто не может жить иначе». Идею тайной женитьбы Джинни, конечно же, не поддержала.

За два дня до конференции Гарри просматривал список гостей, все время пополнявшийся и уже порядком ему наскучивший. Он уже оставил свою мечту о тихой церемонии и вечеринке с минимальным количеством родственников и друзей, тем более что со своей стороны ему и вовсе некого было ждать. Так что он смирился с этим, но регулярное уточнение списка начинало его немного доставать.

— Джинни, — вдруг сказал он, наткнувшись на имя, — я не помню, чтобы я подписывал приглашение Снейпу.

— Верно, — ответила Джинни, которая в очередной раз разнашивала новые белые туфли, шагая в них по комнате туда и обратно. — Это я его пригласила. Не стала уж тебе напоминать.

— Я не забыл о нем, — нахмурился Гарри. — Просто не хотел нервировать как его, так и гостей.

— Ты несправедлив, — Джинни, не глядя на него, прошла мимо и села на диван напротив. — К тому же, если хочешь знать, он ничего мне не ответил, так что нет никакой гарантии, что он появится.

— Тем лучше для него, — сердито сказал Гарри, отложив список. — Он не любит сборища народу, не любит радостные события, так чего ради давить на его психику?

Ответа от Джинни на это Гарри так и не дождался. Очевидно, она хотела избежать ссоры.

За день до конференции соизволила приехать Гермиона, и подготовка пошла еще продуктивнее, правда, Рон уехал жить к родителям (до этого он почти неделю гостил у Гарри). Гермиона ничем не показывала, что ее это огорчает, хотя Гарри часто замечал у нее отсутствующий взгляд и невнимание при ответе на вопросы, задаваемые в такие моменты.

День перед конференцией запомнился ему не только в связи с приездом Гермионы. Ближе к утру ему приснился странный сон, который его заинтриговал. Ничего конкретного он из него не выявил, но он оставил у него в душе ощущение чего‑то надвигающегося, хотя все, что он там видел знакомого, был предмет, напоминающий нож, окруженный дымкой и потому нечеткий в своих контурах. Гарри минут пятнадцать вспоминал, сидя на кровати, что именно он ему напоминает, а потом понял, что это, скорее всего, кинжал, а не нож. А кинжал у него ассоциировался только с одним, весьма конкретным кинжалом. Он рассказал сон Джинни, и та тоже заинтересовалась.

— Гарри, тебе ведь и раньше снились особые сны?

— Да, но раньше они всегда были точнее и как‑то… многограннее, что ли. Самое странное, что я не понимаю, откуда он взялся в моем подсознании, я совсем и не думал о нем. Уже года два точно.

— В том‑то и дело, что в подсознании. Там все, судя по всему, хранится вечность. Мне в том году приснился мой плюшевый медведь, которого я потеряла, когда мне было два года. Я себя‑то уже не помню, какой я была, а вот медведь во сне «вспомнился».

— Может, дело и в этом, — согласился Гарри, — но почему‑то мне этот сон не понравился.

— Не придавай ему такого большого значения, у тебя сегодня много дел, — посоветовала Джинни, на чем их разговор и кончился. Гарри полностью согласился со своей невестой в том, что подготовка к конференции стоит того, чтобы посвятить все свое внимание ей, не отвлекаясь на сны.

Двадцать четвертого июня Гарри проснулся раньше положенного времени на целый час и долго лежал, вслушиваясь в дыхание спящей рядом Джинни. Когда стрелки на циферблате будильника приблизились к тому моменту, как тот должен был прозвонить, Гарри отключил его, поднялся и пошел на кухню, чтобы сварить кофе. Как и ожидалось, он встретил там Луну, которая пребывала в своей неизменной апатии. Пожелав ему доброго утра, она погрузилась на все утро в очередной журнал (Гарри был несколько удивлен тем, что это был не "Придира"). С Роном они договорились встретиться у входа в Министерство, поэтому Гарри дал себе слово не опаздывать ни на минуту: Вестерс допускал пятиминутное опоздание, после чего у него случалось желание прочесть длинную лекцию о вреде отсутствия пунктуальности в нынешней молодежи. По словам Холборна, в том случае если ему удавалось это желание осуществить, новички начинали приходить на работу за полчаса.

Рон, как и следовало ожидать, не выспался и поэтому был немногословен и хмур. Гарри не терпелось увидеть участников конференции, которые съезжались чуть ли не со всей Европы, а потому он не стал настаивать даже на краткой беседе. По прибытии в штаб–квартиру они тут же получили задание патрулировать восьмой уровень, где и должна была состояться конференция. Остальные Охотники были отчасти заняты в Министерстве, отчасти в других районах Лондона: видимо, Вестерс не хотел рисковать и оставлять наиболее опасные артефакты без надзора. Гарри и Рон были в итоге чрезвычайно довольны тем, что им дали возможность провести этот день в Министерстве, хотя, как выразился Вестерс, "беседовать с умными людьми" им разрешалось разве что наедине с собой. Гарри это нисколько не обескуражило, зато Рон, страдавший перепадами настроения, несколько скис.

К полудню начали прибывать волшебники. Гарри и Рон должны были сначала сопровождать Вестерса, который, в свою очередь, обеспечивал безопасность Министра. Помимо них, в свите Кингсли оказались Стеффинс и Холборн, чему друзья были искренне рады. Впрочем, их радужное настроение постепенно увяло, поскольку Министр должен был стоять в атриуме и приветствовать гостей три с половиной часа, сама же конференция должна была начаться в четыре, а закончиться в десять банкетом. Во сколько же должен был закончиться сам банкет — знал, вероятно, только Мерлин, поэтому Гарри и Рон, простояв для разминки больше трех часов в атриуме, уже согласны были поменяться местами с теми, кого Вестерс отправил на объекты. К четырем все стало несколько проще: поток волшебников всех возрастов и национальностей начал редеть, а сами участники шли гораздо быстрее. Вестерса, а также Стеффинса и Холборна это, скорее, напрягало, поскольку они не успевали, как следует, всматриваться в лица проходящих мимо людей. Гарри, с непривычки, подолгу отключался от своего задания, так как в глубине души был уверен в том, что так ничего подозрительного не выявишь, если только ты не Вестерс. Рон рядом с ним, похоже, начинал считать овец.

Внезапно Гарри как‑то встрепенулся, его взгляд задержался на человеке в длинной черной мантии с высоким воротником, который мельком взглянул на него и тотчас отвернулся. Это был Снейп. Гарри никак не ждал встретить его здесь и сейчас и начал судорожно соображать, стоит ли подходить к нему на конференции либо после нее. Он смотрел, как Снейп поздоровался с Кингсли, обменялся с ним парой фраз и прошел дальше резким, быстрым шагом. Гарри посмотрел на своего начальника и с интересом обнаружил, что он провожает взглядом мастера зелий, но что именно говорил при этом взгляд Вестерса — Гарри не понял.

Далее все происходящее стало еще более скучным для Гарри и его друга, но, по крайней мере, более подвижным: они вышагивали перед огромными дубовыми дверьми, ведущими в конференц–зал, находившийся слева от атриума, в конце длинного коридора, и время от времени сообщали Вестерсу по специально выданному им прибору, что все в порядке. Иногда Гарри казалось, что они с Роном думают об одном и том же: о девятом уровне. Однако Вестерс, еще накануне прочитавший эти мысли, строго их предупредил: "Мое расположение к вам не в последнюю очередь зависит от вашего умения выполнять приказы. Ваши намерения я вижу хорошо, но мне придется напомнить вам, что учеба и тайные от учителей похождения закончились. Девятый уровень будет охраняться, но не вами, у вас есть свое задание. Мне бы очень не хотелось разочароваться в вас в первый же месяц, поэтому прошу вас не совершать опрометчивых поступков". Гарри так и подмывало нарушить приказ, несмотря на полное осознание правоты всего, что им пытался внушить их начальник. Еще ему вспомнились далекие, как детство, школьные годы в Хогвартсе, и он пришел к выводу, что, вероятно, они тогда и сами не понимали, насколько трудными подростками они были, и как учителям приходилось за них переживать.

Конференция была в полном разгаре, когда Стеффинс и Холборн сменили их. Гарри подумал было, что теперь они пойдут в зал вместо них, и почувствовал себя неуютно, вспомнив о Снейпе, но Стеффинс сказал, чтобы они немного отдохнули, а потом вновь приходили на место. На вопрос Гарри о том, когда же они сами пойдут есть и отдыхать, Стеффинс лишь слегка растянул губы в подобии улыбки и сказал, чтобы они не беспокоились, мол, они потерпят, а Министра есть кому охранять.

На восьмом уровне, рядом с атриумом, также находился небольшой буфет, где новоиспеченные Охотники смогли отдохнуть и сытно пообедать.

— Все не так уж плохо, конечно, — сказал Рон с набитым ртом, — но это не по мне.

— Ладно, такое бывает раз в сколько‑то там лет, — примирительно сказал Гарри, собираясь отнести свою тарелку и чашку из‑под чая в мойку. — Сколько нам сказали отдыхать, я что‑то не припомню? — спросил он, вернувшись.

— Кажется, не больше часа. Ты предлагаешь вернуться пораньше?

— Нет, — ответил Гарри, глядя на угол стола.

— Ах вот ты о чем, — Рон проглотил последний кусок и запил его остатками чая. Потом он отнес свой поднос и, лишь возвратившись, продолжил: — Ты хоть представляешь себе масштаб неприятностей, которые нам грозят, попадись мы кому‑нибудь?

— Представляю. Но девятый уровень никогда хорошо не охранялся, вспомни, как мы сами туда проникли с легкостью уже два раза.

— Это да, но теперь‑то все иначе, ты не думаешь?

— Думаю, вся начинка внутри.

— Хочешь сказать…

— Ага, в коридоре никого не будет.

— А лифты? Стеффинс и Холборн могут как раз подойти в это время к ним и услышать нас. Кто попало‑то туда ехать не должен, сегодня ведь выходной, по идее.

— На лифте мы не поедем, Рон. Плюс — Мантия. Помнишь, Стеффинс что‑то рассказывал про потайные лестницы?

— Они могут быть зачарованы.

— Смотри, — Гарри показал на свою форменную накидку.

— У меня такая же, и что?

— Они позволят нам пройти сквозь любые охранные заклинания, они что‑то вроде опознавательного знака.

— Ну, это хорошо, хотя бы по ним нас потом опознают…

— Рон! Ты отказываешься?

— Ладно уж, но мне начало казаться, что ты зря мутишь воду.

— Хорошо, если так! А вдруг…

— Так, проехали. Пора идти, пока в конференции внезапно не случился перерыв.

Как и предполагал Гарри, в атриуме и на входе на лестничную площадку, замаскированную под книгохранилище, никто не дежурил. Это было немного странно, но, пытаясь незаметно прокрасться мимо видеокамер — изобретений мистера Уизли, — молодые люди заметили несколько фигур в длинных плащах у самых каминов. Гарри поторопил Рона, и они, проскользнув сквозь единственную дверь, начали спускаться по самой обычной с виду лестницы. И сразу почувствовали, как нагревался воздух, по мере их продвижения: это защитные заклинания пропускали их вперед, оставляя после них легкое синеватое свечение, которое тут же рассеивалось.

Рон почти сразу начал нервничать, и Гарри пошел вперед, выставив перед собой палочку. Факелы горели, хотя должны были загораться тогда, когда какой‑либо объект проходил мимо них. Возможно, невыразимцы, дежурившие в Отделе Тайн, сняли с них чары, и теперь они горели, не переставая, а возможно…

— Гарри, мне это не нравится, — прошептал Рон, когда они достигли девятого уровня и перед ними открылся знакомый коридор. — Что мы тут, по–твоему, ищем?

— Мы просто проверяем, не шуми, — одними губами ответил Гарри, изо всех сил напрягая слух, ничего, однако, не выявляя. Только треск факелов нарушал здешнюю тишину.

— Не стоит заворачивать к двери, по–моему, — неуверенно сказал Рон.

— Да что с тобой? — не выдержав, огрызнулся Гарри.

— Со мной ничего. Это у тебя проблемы. Я просто никак не могу забыть эти знаки…

— Еще раз, мы не будем заходить… Ты слышал?

Они замерли. Гарри вновь выпрямил руку с палочкой, готовый в любой момент применить атакующее заклинание. Он явственно слышал шорох мантии в том коридоре, где находилась дверь, ведущая в Отдел Тайн. Через секунду он снова услышал его, как и Рон, который обеими руками сжал палочку, точно она вела его вперед. На этот раз шорох раздался гораздо ближе — кто‑то шел по коридору слева, куда им предстояло повернуть. Это мог быть один из невыразимцев, и в этом случае их ожидали крупные неприятности, но Гарри почему‑то был уверен, что приближавшийся к ним человек — посторонний. Томительные секунды прошли, и на них вышел высокий худой мужчина в длинной мантии, который тоже держал наготове палочку.

— Черт возьми! — громко выругался Рон.

Гарри заставил себя опустить оружие, прежде чем взбешенный мастер зелий опустил свое.

— Что вы здесь делаете? — приглушенным голосом спросил Гарри, глядя Снейпу в глаза. Тот не отвел взгляда, принимая вызов.

— Принимаю меры предосторожности, Поттер, и вас они не касаются.

— Неужели? — Гарри сделал шаг вперед, Рон, напротив, отступил назад, все еще не опустив до конца палочку. — Насколько мне неизвестно, вы не работаете непосредственно на Министра и не охраняете этот этаж.

— Вам известно не так уж и много, Поттер, но вы не понимаете и половины этого, — с издевкой произнес Снейп. — Это вам было поручено не оставлять свой пост, а вместо этого вы прокрались сюда. Любопытно поглядеть на реакцию вашего начальника…

— Вы побежите жаловаться? — не сумев сдержать презрение в голосе, спросил Гарри.

— Это ваша прерогатива, — парировал Снейп. — А теперь дайте мне пройти, мне нужно вернуться на конференцию и перекинуться парой слов с Министром.

Гарри чувствовал на себе выжидательный взгляд Рона. Приняв нелегкое решение, он направил палочку на Снейпа.

— Я не могу.

Глаза мастера зелий сузились. Он едва сдерживал свой гнев и смотрел на Гарри с тем самым отвращением, от которого тот успел отвыкнуть. Он не сделал попытки защититься и только пристально смотрел на молодого человека, вероятно, не желая как‑нибудь реагировать.

И вдруг эта сцена прервалась, лопнув, как воздушный шар, чересчур переполненный газом.

— Поттер и Уизли. Можно было не сомневаться.

Гарри и Рон резко обернулись, как ужаленные, и нос к носу столкнулись с Вестерсом и Кингсли, за спинами которых маячили Стеффинс и Холборн. Сотни мыслей разом пронеслись в голове Гарри, и самой неприятной из них было предположение о том, что их, казалось бы, друзья выдали их.

— А мы как раз направлялись сюда, — бодро заявил Вестерс, в то время как Кингсли хмурил брови, глядя то на одного, то на другого. — Я сразу понял, что вы проходили мимо заклинаний, но не понял сначала, что вас привело сюда.

— По–видимому, они следили за мной, — саркастичным тоном сказал Снейп, не дав Гарри раскрыть рта. — Дисциплина у вас, если позволите сказать, оставляет желать лучшего. Эти молодчики приняли меня за вора или бандита, или не знаю кого там еще, и попытались меня атаковать. Надеюсь, вы примите меры.

— О да, не беспокойтесь, — Вестерс дружелюбно улыбался, но Гарри видел, что чаша его терпения опасно накренилась. Он терпеть не мог открытую и явно ироничную критику своих подчиненных, особенно если это делалось в присутствии министра магии, от которого зависел его отдел.

— Простите, сэр, — быстро сказал Гарри, обращаясь к Вестерсу. — Мы, вернее, я заподозрил что‑то неладное, но на это раз, как видно, промахнулся. Я обязан был проверить после всего случившегося… Я не собирался проникать в Отдел Тайн. Рон пошел со мной только потому, что я убедил его. Прошу вас не налагать на него взыскание, хоть он и нарушил приказ вместе со мной.

Позади него Снейп издал явственный смешок, неубедительно выдав его за кашель. Гарри проигнорировал его, волнуясь лишь за реакцию Вестерса. Тот довольно долго гипнотизировал обоих молодых людей взглядом, затем произнес:

— Что же, Министр, ваши предостережения подтвердились. У этих ребят слишком много служебного рвения для работы телохранителей, но мало дисциплины для того же. Я решу, что с ними делать, вы не против? — спросил он у Кингсли.

— Конечно же, нет, — Кингсли был, по–видимому, погружен в свои мысли. — Северус, нам надо будет поговорить наедине.

— Разумеется, Министр, — Снейп отвесил ему легкий поклон, и они с Министром удалились вглубь уровня, в противоположную сторону от Отдела Тайн, и последнее, что успел заметить Гарри, был недобрый взгляд Снейпа, брошенный им через плечо на Вестерса.

Поразмыслить над этой странностью времени не было, Вестерс ждал, пока они подойдут к нему и отчитаются на свой поступок.

— Сэр, не слушайте Гарри, он не знает, что говорит, постоянно защищает друзей и… — сбивчиво заговорил Рон. — Я пошел с ним полностью по своей воле и разумению, так что… вам решать, конечно.

— Никогда больше так не делайте. — Это был не приказ, Вестерс говорил как‑то устало, словно больше не мог просить об одном и том же. Он помолчал, утратив всю свою живость, и промолвил: — Я никак не могу объяснить вам, что от этого может зависеть ваша или чья‑нибудь еще жизнь. Ваша интуиция — это что‑то потрясающее, но все же… лучше бы вам держать ее в узде.

— Конечно, сэр! — с жаром воскликнул Гарри. — Так вы… не уволите нас?

— Нет, не уволю, — теперь уже с веселой искоркой в глазах сказал Вестерс, — но вы у меня в долгу, — Стеффинс и Холборн за его спиной едва ли не выдохнули после этих слов. Впоследствии они сто раз повторили для Гарри и Рона, как им повезло.

— Вернитесь на свое место, солдаты удачи, — махнул рукой начальник Первого Отдела. — Хорошо хоть моя интуиция мало–мальски следит за вами и чует, когда вы предпринимаете попытку выйти из‑под контроля.

Поднимаясь по лестнице, Рон, чьи уши все еще были багровыми от стыда, прошептал Гарри:

— Хоть одна хорошая новость: теперь Снейп вряд ли придет на твою свадьбу.

Гарри, чуть помедлив, кивнул.

Глава 11. Букет из капель дождя.

Джинни сильно переживала, узнав о том, что случилось на конференции.

— Это просто ужасно! Вас могли уволить или арестовать!

— Брось, сестренка, мы же ничего противозаконного не сделали! — попытался урезонить ее Рон. — Так уж сразу и арестовать.

— Все равно, это было безрассудно, — Джинни посмотрела на Гарри, который пребывал в постоянной задумчивости с того момента, как вошел в дом и поведал Джинни об их с Роном приключении. — Теперь вам придется сильно постараться, чтобы к вам начали относиться, как прежде.

— Да нет, Вестерс, оказывается, еще лучше, чем мы думали, — весело сказал Рон, накладывая себе на тарелку очередную порцию пирога с патокой. — Правда, Снейп (вот уж воистину: горбатого могила исправит!) изо всех сил хотел испортить нам жизнь, но его не стали слушать.

— Рон! — с упреком воскликнула Джинни и ткнула в бок Гарри. — А ты чего молчишь? Неужели доволен тем, что вы сделали? Может, ты специально искал случая испортить с ним отношения?

— Не преувеличивай, — как мог, спокойно отозвался Гарри. — Я не знал, что это он, но, согласись, он повел себя некрасиво. Да, я заподозрил что‑то не то, когда увидел его там, где его не должно было быть, и что? Как выяснилось, Министру было об этом известно.

— И это странно, да? — подхватил Рон. — Министр имеет в своем распоряжении десятки специалистов и сотни авроров, чтобы решить эту проблему, а он попросил у Снейпа консультации… С чего это?

— А почему с вами все должны по этому поводу делиться? — раздраженно спросила Джинни. — Разве вы двое понимаете в этом больше профессора? Вот уж сомневаюсь. И не ждите теперь, что он еще станет вам в чем‑то помогать.

Рон фыркнул.

— О да, куда нам без него, родимого?

Джинни, окончательно рассердившись, встала и пошла в гостиную, где болтали Луна и Гермиона.

— И все же любопытно, — протянул Гарри, как будто ничего не произошло, — что Снейп делал на девятом уровне? Зачем ему понадобился Отдел Тайн, да еще и разрешение Кингсли?

— Спроси у него, — Рон лукаво подмигнул ему, поглощая пирог.

— Это рискованно, — усмехнулся Гарри в ответ и вновь ушел в собственные мысли.

Начиная с этого дня, его сны стали удивительно однообразными. Кинжал неизменно присутствовал в каждом из них, но различить его в таинственной дымке с каждым разом было все труднее и труднее. Гарри злился на эти сны, но понимал, что просто так отмахнуться от них не получится, а зелье без снов было не таким уж безопасным препаратом. В итоге он решил просто выполнять свою работу, заниматься подготовкой к свадьбе и не думать ни о каких зловещих предзнаменованиях, тем более что он не мог объяснить даже сам себе, почему они были зловещими. Он приучил себя вставать и сразу же идти умываться, не пытаясь задержать в голове очередной бессюжетный сон и не обдумывая его даже в течение нескольких секунд. Джинни он ничего сообщать не стал: она и так была слишком замотана подготовкой к празднеству. Хорошенько поразмыслив, Гарри пришел к выводу, что рядом с ним даже не было такого человека, с которым он мог бы поговорить о подобных вещах, а это означало, что ему следовало расслабиться и не придавать этому значения. Единственное, что по–настоящему заинтересовало Гарри в этом сне, — это постепенное исчезновение кинжала, словно ослабевала какая‑то сила, удерживающая этот предмет в мире материальных вещей. Но и этот факт не привлек надолго его внимание, сосредоточенное на первом июля.

— Неужели Поттер наконец‑то созрел? — как можно равнодушнее поинтересовался Дрейко, оторвавшись от толстенного фолианта о преобразующих зельях. — В это трудно поверить.

— Поверьте, — немного резко ответил Снейп, возясь с замком шкафчика, в котором стояли самые важные для его исследований пробирки. — Как я понял, свадьба через неделю.

— Через неделю? — повторил Дрейко и закрыл книгу. — Там будет много народу, я полагаю?

— Вероятно, — процедил сквозь зубы мастер зелий, выуживая из шкафчика нечто, завернутое в бархатную ткань. — Это важно?

— Кто знает. Может статься, я захочу присоединиться.

Снейп обернулся, его пальцы сжали сверток из бархата.

— Даже не думайте! Я приложил слишком много усилий для вашей защиты здесь, под крышей замка Хогвартс, а вы хотите испортить все из‑за одной глупости?

Снейп сделал паузу и хотел продолжить, но страшно возмутился, увидев, что Дрейко смотрит на него почти с состраданием, и промолчал.

— Это не глупость, — подчеркнул тот, — а желание увидеться с дорогим человеком, может быть, в последний раз. У меня не так много их осталось, таких людей. Странно, что вы делаете вид, будто вам это незнакомо.

— Хватит драматизировать! — повысил голос Снейп, но тут же взял себя в руки. — Это можно устроить в другое время в другом месте, понимаете? С минимальным риском для вас и для меня. Мы обсудим это позже, а теперь… уходите, оставьте меня одного, мне нужно кое‑что сделать.

— А, эксперимент, — с невеселой ухмылкой Дрейко, поднимаясь с книгой в руках. На пороге он обернулся и серьезно сказал: — Вы обещали уже помочь какое‑то время назад, но ваши эксперименты, видимо, вскружили вам голову. Я не собираюсь говорить о необходимости держать слово — вы и так много для меня сделали. Но, если я почувствую, что опасность уже близко, моя благодарность не удержит меня здесь. Это… просто предупреждение, — и он вышел, закрыв за собой дверь.

Снейп долго смотрел на нее, пытаясь собраться с мыслями. Как же легко вешать все свои проблемы на других! Что же, теперь ему, Снейпу, придется лезть из кожи вон только потому, что у Малфоя–младшего не все в порядке с головой? Ему нужно было раньше думать о том, насколько ему дорога мисс Лавгуд, возможно, тогда и преступления никакого бы не было!

Резко захлопнув дверцу шкафчика, от чего стекло в ней жалобно зазвенело, Снейп швырнул сверток в кресло, о чем сразу же пожалел: тот задрожал и задымился, бархатная ткань вздыбилась, словно содержимое хотело немедленно выбраться на свободу. Снейп направил на сверток волшебную палочку и пробормотал несколько весьма мощных заклинаний. Сверток угомонился, лишь в некоторых местах слегка подрагивая. Снейп взял его на этот раз осторожно, перенес на свой специальный стол и там, развернув предметы, разложил их на ровной поверхности. Вот уже несколько недель он изучал их пристально, но никак не мог найти ключ. Единственное, в чем он не сомневался, — это в том, что их требовалось каким‑то образом соединить. Но как и где? Они могли открыть дверь, и в этом тоже не могло быть никаких сомнений, но где находилась эта дверь? В последние ночи Снейп даже отважился искать ответы на эти загадки в своих снах, которых он уже начал бояться. Но один и тот же сон всегда прерывал их — тот самый, неотступно преследовавший его, не отпускающий.

"Если бы мы могли поговорить, может, тогда все стало бы яснее? — думал он в отчаянии. — Но мне это не дается, нет, они скрывают ее от меня, чтобы я дальше продолжал блуждать во мраке неведения, пока не совершу какой‑нибудь роковой промах. Но они не могут запретить мне, не могут! Не теперь! Неужели я не могу ждать от судьбы даже этого, ведь это такая малость?" — и он снова и снова пробовал все известные ему заклинания, выискивал новые среди бесчисленного множества пустых строк в старых книгах, даже изобретал новые, темные и запутанные, но тайна не желала открываться ему, будто ждала от него какого‑то решительного шага.

Недавно ему приснился сон, не похожий на остальные, в том числе на сон, приводивший его в трепет. Это было нечто, напоминавшее по форме дверь, ведущую в никуда, как бы подвешенную в воздухе. Проснувшись утром, перед тем как пойти на конференцию, Снейп даже принудил себя к тому, чтобы поискать толкование сна в соответствующей литературе. Указаний было много, и все они были расплывчатыми. И только придя в Министерство, он начал постепенно проникать в суть этого сна, о котором думал весь день. Он выступил с кратким сообщением по своей теме, заслужил шквал аплодисментов, но это ни в коей мере его не тронуло. Дверь, или, во всяком случае, предмет, очень похожий на нее, занимал все его мысли, пока к нему не обратился министр магии. Он вкратце изложил суть дела и попросил проверить степень защиты Отдела Тайн и при необходимости укрепить ее. Снейп был удивлен тем, что Кингсли обратился именно к нему, но, как пояснил Министр, дело было в том, что все невыразимцы сосредоточились внутри Отдела, а магическая ловушка могла сработать где‑нибудь снаружи. Впрочем, он тут же оговорился, что она никак не могла выпустить призрака далеко от Отдела Тайн, хотя и не было никакой гарантии, что она не отправила его назад, в мир иной. Поэтому он обратился к Снейпу как к человеку сведущему и как к своему бывшему коллеге. Очевидно, здесь имелся в виду Орден Феникса и стремление Министра забыть прежние неловкости в общении. Снейп заинтересовался этой возможностью подобраться ближе к одному из самых загадочных мест во всем магическом мире, которое, как говорили, содержало в себе тайны как жизни, так и смерти.

Он помнил, как исследовал каждый дюйм у входа в Отдел Тайн, но защита была продумана действительно очень хорошо, пробелов он обнаружить не смог. Как бы там ни было, его убежденность в том, что ему следовало обеспечить себе доступ в эту часть Министерства, возросла настолько, что он обрел второе дыхание в своей погоне за неизвестным. И это несмотря на то, что Поттер попытался вновь вмешаться и расстроить все его планы.

Едва вспомнив о Гарри и о том, как тот направил на него палочку, Снейп рассвирепел и, прервав опыт, отправил сверток обратно в шкафчик, в этот раз таки разбив дверцу. Устало проговорив "Репаро!", Снейп рухнул в кресло и закрыл лицо руками. Это было слишком странно, слишком необычно для него как для личности определенного склада — выходить из себя всякий раз, когда этот мальчишка действовал ему на нервы. Сколько раз он твердо говорил себе, что пора раз и навсегда взять себя в руки, а ведь в Министерстве он не знал, куда деваться, и, хотя внешне ему удалось это скрыть, был бесконечно благодарен Министру за то, что он почти сразу увел его подальше от Поттера. От Поттера, который слишком много знал о нем, которого он сам, как ему казалось, знал…

Рассвет застал директора Хогвартса в том же кресле, спящим свернувшись клубком и обхватив себя руками…

Первое июля с самого утра выдалось ненастным: дул сильный ветер, время от времени принимался моросить мелкий дождь, было довольно прохладно. Гарри, проснувшись и тотчас это заметив, решил не позволять себе никаких суеверных предположений, но он опасался за настроение Джинни, которая любила солнце и теплую погоду. Однако Гермиона тотчас рассеяла его подозрения, сообщив, что невеста в полном здравии и прекрасном расположении духа и велит ему проваливать из дома, потому что ей надо привести себя в порядок. Они все ночевали в «Норе», поэтому у Гарри не было особенно идей, куда бы ему уйти. Рон открыл было рот, чтобы что‑то уточнить у Гермионы, но та, повернувшись на каблуках, стремительно покинула комнату.

— И пожалуйста! — недовольно сказал он. — Строит из себя невесть что. Знаешь, Гарри, я думаю, она имела в виду, чтобы ты спустился вниз и занялся внешним оформлением сада, гостиной и прочего.

— Рон, мы же еще вчера все закончили!

— Ну да! — усмехнулся Рон, стягивая с себя пижаму. — Попробуй сказать об этом моей маме, она уже всем прожужжала уши на тему того, что Фред и Джордж украсили все слишком ярко, что свадьба — событие веселое, но в то же время торжественное, и незачем было пихать разукрашенных гномов везде, куда можно.

Гарри рассмеялся.

— Что это с ней? Они такие милые.

— Ага, давай–давай, заикнись об этом при ней. Собирайся, дружок, нам еще тебя в порядок приводить нужно, не забывай.

Гарри уже заготовил для себя новую праздничную мантию темно–синего цвета, который при дневном свете больше походил на черный, а при вечернем — на зеленовато–фиолетовый. Рон вволю поиздевался над мантией–хамелеоном, но Гермиона и Луна вполне ее одобрили, так что Гарри не переживал. Он не понимал, для чего нужно было «приводить его в порядок» (уж надеть мантию он мог и сам), и решил, что Рон шутит.

Проглотив бутерброд — больше он съесть не смог, — Гарри прошел в сад, где уже все было готово к торжеству. Гермиона и Луна, как он понял, были заняты тем, что помогали Джинни наверху, так что на улице он увидел одних только мужчин: мистера Уизли, Фреда и Джорджа, Чарли, накануне приехавшего из Румынии, и Перси, который всем своим видом показывал, что чрезвычайно занят. Через минуту к ним присоединился Рон, и вместе они еще раз пересчитали столы и стулья, проверили на прочность навес, под которым все должно было происходить, еще раз проделали небольшую уборку территории (по настоянию миссис Уизли, которая возилась со свадебным тортом) и навели дополнительные водоотталкивающие чары: дождь обещал быть сильным.

К одиннадцати прибыла Андромеда Тонкс с маленьким Тедди, а вслед за ней — Флер, по–видимому, задержавшаяся в «Ракушке», чтобы привести себя в порядок. Она была одета скромно, вероятно, для того чтобы не затмить собой прочих гостей и, в первую очередь, невесту. Тем не менее, ее захватывающая дух красота по–прежнему поражала и радовала глаз, так что все, несмотря на усталость, сразу взбодрились и заулыбались, а Рон даже слегка смутился.

— Иди наверх, — сказал он Гарри краем рта. — Сейчас повалят гости, и ты не успеешь переодеться.

Гарри поспешил в комнату Рона. На переодевание и причесывание ему понадобилось не более десяти минут, и он опять спустился вниз. На лестнице ему попалась Луна с охапкой белых и голубых цветов, она только загадочно улыбнулась и проскользнула мимо него дальше, в комнату Джинни. Цветы были мокрыми от дождя и от этого выглядели еще свежее, а запах их казался более насыщенным. Гарри попытался себе представить Джинни с букетом таких цветов, но затем отказался от этой затеи, не желая портить ее задумку. Когда он вышел в сад, небо было уже полностью затянуто серыми облаками, а дождь сильно разошелся, так что мистер Уизли принял решение расширить навес, чтобы гостям ни секунды не пришлось мокнуть по прибытии в «Нору».

Гарри появился как раз вовремя, чтобы начать приветствовать первых из них: Хагрида, родителей Флер, которых, очевидно, пригласила Джинни, Дина Томаса, Невилла, Симуса Финнигана, школьных подруг Джинни, с которыми Гарри так и не успел толком познакомиться, а также многочисленных родственников Уизли, включая тетушку Мюриэль, по которой он, да и многие здесь совершенно не соскучился. Она тотчас принялась ворчать и критиковать все, что видела, в особенности разноцветное оформление, обеспеченное Фредом и Джорджем, ее нелюбимыми племянниками. Ближе к двенадцати появился Аберфорт Дамблдор, который в своем ворчании не уступал Мюриэль, поэтому Гарри понадеялся на то, что он сможет ее хоть ненадолго отвлечь от нападок на окружавшую ее «непутевую» молодежь.

Гарри уже повернулся, чтобы поговорить с волшебником, который должен был вести церемонию, когда его окликнули. Это был Стеффинс, пришедший без своего друга, но зато нацепивший маску торжественности по такому случаю. Он передал Гарри извинения от Холборна, у которого возникли неожиданные проблемы дома, и сердечные поздравления от Вестерса. Гарри с удовольствием их принял, а Рон поспешил проводить гостя в глубину шатра.

За пять минут до двенадцати Фред взмахнул палочкой, и раздался слабый перезвон невидимых бубенчиков. Гарри, стоявшему в конце длинного прохода между стульями рядом с волшебником с всклокоченными волосами, сразу вспомнились веселые, танцующие лепреконы, которых он видел лишь однажды на чемпионате мира по квиддичу. В следующую секунду он уже не думал ни о лепреконах, ни о чем другом, поскольку в этот момент из дома вышел мистер Уизли, ведущий под руку Джинни. Как и Флер до нее, она выбрала простое белое платье, украсив его лишь цветами и лентами, ее огненные волосы были красиво завиты и струились волнами, ниспадая до самого пояса. Фаты не было, равно как и диадемы, вместо этого на изящной головке невесты красовался венок из живых полевых цветов, подчеркивающий естественную красоту той, что счастливыми глазами глядела вокруг себя и озаряла всех своей улыбкой. За спиной Джинни Гарри мельком увидел сияющих Гермиону и Луну, которые, как и невеста, несли в руках по маленькому букетику. Когда Джинниприблизилась, Гарри невольно обратил внимание на букет, хотя ему трудно было оторвать взгляд от ее лица. Букет сверкал, весь покрытый крупными каплями влаги, точно слезами. Цветы, из которых он состоял, были легкими, воздушными, полупрозрачными. Гарри не знал их названия. Еще два шага — и Джинни оказалась рядом с ним, радостная и настоящая, самая настоящая из всего, что есть на свете. Гарри ощутил страстное желание обнять ее и никогда не выпускать из своих объятий, но, словно в ответ на эту мысль, маленький седой волшебник позади них кашлянул, и в шатре воцарилась полная тишина.

— Гарри Джеймс Поттер, согласен ли ты взять в жены Джиневру Молли Уизли? Будешь ли ты заботиться о ней, как о себе самом, любить и ценить ее превыше всего и хранить ей верность до самой смерти?

— Да, — ответил Гарри, глядя Джинни в глаза.

Молния осветила шатер, а вслед за этим раздался удар грома. Капли дождя еще сильнее забарабанили по шатру, по листьям деревьев, по земле.

— Джиневра Молли Уизли, берешь ли ты в мужья Гарри Джеймса Поттера…

На какой‑то момент Гарри пронзила мысль, что Джинни может отказаться. Он странно себя почувствовал, не понимая, откуда у него взялась подобная идея. Однако седой волшебник еще не успел закончить свою обычную речь, когда Джинни, глотнув воздуха, ответила:

— Да.

— Тогда я объявляю вас мужем и женой.

Вспыхнула еще одна молния, но следующий удар грома заглушили звуки фейерверка, который всеми цветами радуги заплясал по потолку, по импровизированным стенам из светлой ткани. Гарри, мельком отметивший про себя, что Фред и Джордж постарались на славу, наклонился к Джинни, и она ответила на его поцелуй, закинув ему за шею руки, одна из которых крепко сжимала букет. Прошло, казалось, больше года, прежде чем они отстранились друг от друга и стали принимать поздравления от друзей и родственников. Миссис Уизли громко рыдала на плече у своего мужа, с задних рядов ей вторил Хагрид, шумно сморкавшийся в свой необъятный платок. Поздравив дочь, Молли отступила на шаг, не в силах отвести глаз от молодоженов. В глазах Гермионы и Луны, которые подошли к ним после Артура, Гарри тоже заметил слезы радости. Рон был взволнован и поэтому выглядел чрезвычайно серьезно, даже когда Джинни заключила его в объятия и прошептала ему на ухо что‑то забавное по поводу его мины. Вопреки тайным ожиданиям Гарри, Стеффинсу также удалось сохранить всю свою серьезность. Что касается других гостей, с их стороны последовало много теплых слов, светлых пожеланий и радостных эмоций. Даже дождь, что есть силы барабанивший по тенту, не мог затушить огонь торжества и веселья.

Прошло совсем немного времени после официальной церемонии, а гости уже успели разбрестись по саду, насколько хватало навеса. Столы были сдвинуты в аккуратный квадрат, так что для желающих потанцевать под чарующую живую музыку оставалось достаточно места. Гарри и Джинни танцевали мало, их эйфория больше толкала их на то, чтобы просто сидеть друг напротив друга, держась за руки и смотреть друг другу в глаза. Смешной романтизм, казалось бы, но Гарри видел в этом нечто особенное, эти мгновения должны были скрепить их на всю оставшуюся жизнь, на долгую, счастливую семейную жизнь…

Луна, как и пять лет назад, в одиночестве кружилась под мелодичные напевы в середине танцпола, привлекая всеобщее внимание. Гарри попытался пригласить ее один раз, но она мягко отказалась, шутя напомнив ему про невесту. Гарри слегка удивился и, поскольку Джинни в этот момент вальсировала со своим отцом, пригласил на танец Гермиону. Та изо всех сил старалась сделать вид, что у нее все прекрасно, но во время танца она ни разу не посмотрела на Гарри, словно не хотела, чтобы он видел ее душу. Кружась с ней в медленном темпе, он мельком успел заметить агрессивное лицо Рона, сидевшего за столом с Фредом и Джорджем.

Вальс кончился, и Гарри поспешил откланяться. Не успел он сделать и шага, как из ниоткуда возник Стеффинс и, протянув Гермионе руку, попросил стать его дамой в следующем танце. Гермиона немного смутилась, кинула быстрый взгляд на Рона и — согласилась. Гарри отошел к Джинни, дав себе слово понаблюдать за своей лучшей подругой. Со своей стороны, он должен был поддержать Рона, но в этой ссоре между друзьями он с самого начала не принимал ни малейшего участия. Обсуждая это с Джинни, он не раз говорил, что здесь опять проявилась чрезмерная вспыльчивость Рона, и сам, хотя Гермиона тоже так и не смогла уступить, так и не решил для себя, кто же из них виноват больше.

— Это один из твоих коллег? — спросила Джинни, всматриваясь в Стеффинса.

— Да, Джефри Стеффинс, я тебе его представлял.

— Он мне показался таким серьезным вначале…

— Ты еще плохо знакома с милейшим Холборном. Гляди‑ка, она что‑то сказала и, клянусь, вызвала у него улыбку! Впрочем, в день их знакомства она уже успела поразить его своей эрудицией.

— Правда? И что же это был за разговор?

— Ну, он начал восхищаться ей косвенно. Его родственник работает в больнице святого Мунго…

— Можешь не продолжать, — Джинни хихикнула. — Бедный брат. Если бы он мог обратить внимание на какую‑нибудь другую девушку…

— Придержи лошадей, Джинни, не забывай, что Гермиона еще не обратила на Стеффинса того самого внимания, о котором ты толкуешь.

— Но она может это сделать. Он очень ей подходит… по–своему. Не так, как подходил Рон.

— Да, не так, — согласился Гарри. — Все же я надеюсь, что они еще помирятся.

— Ты же знаешь Гермиону. Если Рон не сделает первый шаг, этого может и не произойти. А насколько я знаю, он не собирается этого делать.

— Пока нет, — Гарри взял бокал с Огневиски и начал задумчиво вертеть его в руках. — Скорей бы он решился, я за них переживаю.

— Могу себе представить, — Джинни ласково погладила его по руке. — Все образуется. И будет так, как должно быть.

— Хорошо бы. Люди часто совершают ошибки, а потом вспоминают о том, как оно «должно было быть».

— Гарри, милый, не философствуй — голова заболит, — Джинни отняла у него бокал и ловко поставила его на поднос проходившего мимо официанта. — Пожалуй, я разошлась и готова танцевать еще.

— Ты права. Сегодня — долой лишние мозговые усилия, — засмеялся Гарри и, подхватив Джинни на руки, закружился с ней в радужном вихре.

Стеффинс, тем временем, усиленно развлекал Гермиону, раскрывая перед ней свой солидный запас знаний в области медицины. Она вежливо слушала, бросая испытующие взгляды в сторону Рона, который делал вид, что ничего не замечает. Через некоторое время ей стало грустно, настолько грустно, что ей показалось, будто что‑то неумолимое и тяжелое сжимает ей грудь и перехватывает дыхание. Она вскочила, пробормотав извинение, и выбежала из‑под навеса — в дождь, отчаянно нуждаясь в воздухе. Водяные капли так и падали с неба, волосы Гермионы в мгновение ока намокли и прилипли ко лбу и шее. Она стояла, обхватив себя руками, глядя куда‑то поверх деревьев и холмов, окружавших «Нору», и хотела одного: чтобы этот дождь никогда не кончался, а его завеса — не приподнималась. Она боялась, что просто не сможет вытерпеть еще один новый день, удивительно и неприятно похожий на все предыдущие. Все они стали походить друг на друга после того, как они с Роном расстались… Вдруг она почувствовала, как кто‑то осторожно укрыл ее теплой мантией, обернулась, стараясь скрыть радость, и встретилась с серьезным и понимающим, слишком понимающим взглядом Стеффинса. Потом она не могла себе объяснить, как ей удалось сдержать слезы…

Волшебная палочка мерно поднималась и опускалась, повторяя одни и те же замысловатые, изящные движения. Повинуясь ей, маленькие и большие капли сливались воедино либо ложились друг на друга, в последнем случае застывая и образуя причудливый узор. Луна нанизывала их одну на другую, словно плела венок или бусы, и напевала себе под нос песенку, вероятно, собственного сочинения. Солнце счастья, светившее ей все эти дни подготовки к свадьбе Гарри и Джинни, вдруг как‑то разом померкло, будто подернувшись пеленой, или как если бы на него упала лунная тень. Луна не умела завидовать, но всегда могла предчувствовать нарастание внутреннего смятения, близкого к унынию, и в такие моменты она обычно отдалялась от всех, укрываясь где‑нибудь так, чтобы все видеть и замечать, но при это оставаться незаметной. Капли все множились, теперь из них можно было построить целый водяной замок, но замысел Луны был более скромен: она хотела сделать букет, похожий на букет Джинни. Она собирала свои любимые полевые цветы специально для нее и была уверена, что у нее не получится больше сделать подобный букет для себя. Но пока что она держала его в памяти — каждый стебель, листочек, лепесток, и почему‑то ей казалось очень важным сделать его именно из воды, чтобы он исчез, когда закончится этот неповторимый день.

Кто‑то подошел и встал рядом, по–видимому, наблюдая за ее работой. Луна редко раздражалась на людей, и сейчас она просто была удивлена тем, что кто‑то все‑таки сумел обнаружить ее, несмотря на ее желание быть невидимой.

— Что вы делаете, мисс Лавгуд?

От неожиданности она вздрогнула, едва не расплескав свои драгоценные капли.

— Букет из дождевых капель, профессор Снейп, — с улыбкой ответила Луна.

Черноволосый мужчина с усталым, нахмуренным лицом посмотрел на нее, словно проверяя, действительно ли она рада видеть его, и сел на свободный стул.

— Я пришел, чтобы вам кое‑что сообщить, передать послание, если так можно выразиться.

Взмах палочки — и очередной цветок плавно слился с дождевыми стебельками, точно сделанными изо льда.

— У мистера Малфоя нет сейчас возможности увидеться с вами, но он сильно этого желает и ждет, что вы решите.

— Что я решу? — эхом откликнулась Луна.

— Да, — Снейп помолчал, невольно заинтересовавшись произведением Луны. — Вы, очевидно, скучаете по нему и хотели бы встретиться, но… позвольте мне вас предупредить.

Палочка пошла вниз — на водяной незабудке затрепетала и застыла последняя капелька.

— Это опасно, — глухо произнесла Луна и не узнала собственного голоса. — Я знаю, что вы скажете. Я могу подождать сколько угодно, я не стану подвергать его риску быть схваченным.

— Это хорошо, что вы понимаете. Боюсь, он не вполне поймет вас и, возможно, захочет увидеться, пренебрегая своей и вашей безопасностью. Я не смогу ему помешать, так как не имею возможности следить за ним день и ночь. Поэтому прошу вас подумать о том, какие ваши слова могли бы убедить его не рисковать.

— Я… — Луна отважилась взглянуть ему в лицо, хотя и слегка побаивалась этого странного, будто застывшего взгляда, — не думаю, что он захочет рисковать, чтобы увидеться со мной, если, как следует, поразмыслит. Это все, что я могу ему сказать.

— Это еще не все, — чуть более жестко сказал Снейп. — Он просил выяснить ваше местонахождение.

Луна аккуратно наносила заключительные штрихи на дождевой букет, снова отвернувшись от собеседника.

— Площадь Гриммо, — наконец сказала она чуть слышно. — Правда, у Гарри и Джинни сейчас медовый месяц… Мне просто некуда переезжать.

Снейп просто кивнул. В этот момент выдержка Луны изменила ей, рука с палочкой дрогнула, и букет начал распадаться на глазах, грозя в следующую секунду пролиться на пол обычной водой. Прежде чем Луна успела в отчаянии опустить палочку (это творение внезапно стало для нее очень дорогим), Снейп поднял свою и что‑то прошептал. Букет вновь собрался воедино, восстановились все тончайшие детали, после чего застыл и медленно опустился в подставленные ладони Луны. Если до него дотронуться, он казался мокрым, но не растекался и не превращался в некое подобие слюды, покрытой льдом. Снейп, проделавший эти действия почти на автомате, был, тем не менее, удивлен собственным поступком.

— Это красивый букет, — тихо произнес он, вставая.

— Возьмите, — тепло сказала Луна, протягивая ему свое произведение. — Я вдруг поняла, что делала его не для себя, а для кого‑то. Хорошо, что вы помогли мне его закончить, значит, я делала его для вас.

Снейп коснулся букета и взял его в руки машинально, едва понимая, что делает. Дождливый день, свадьба… мысли его витали где‑то далеко. Странная девушка рядом с ним лишь усилила чувство отрешенности от этого дня и, по сути дела, от этой реальности. Он сухо поблагодарил и пошел прочь, черная дорожная мантия взметнулась за его спиной точно знамя. Два человека провожали его взглядом, хотя он об этом не подозревал: Луна и Джинни. Последняя видела его уходящим через спину Гарри, с которым она в этот момент просто стояла, обнявшись, среди танцующих гостей. Джинни на секунду захотелось сказать об этом мужу, но она почти тут же передумала: он изначально не хотел видеть своего бывшего учителя на свадьбе, хоть это и было, по ее мнению, нехорошо с его стороны. Мы никогда не знаем, когда следует протянуть человеку руку, чтобы просто побыть рядом с ним, понять, что с ним и куда он движется… Когда мастер зелий скрылся из вида за стеной дождя, Джинни почувствовала внезапно подступивший страх и разжала объятия.

— Что‑то случилось? — спросил Гарри, инстинктивно оглянувшись.

— Да нет, — ответила она со слабой улыбкой, которая тотчас потухла. — Уже поздно…

— Хочешь сказать, темнеет? — уточнил он.

— Нет, стемнело…

— Это просто дождь.

— Если бы его не было…

— Было бы солнце.

— Если бы его не было…

Вокруг ламп порхали мотыльки, стояла звучная летняя тишина. Дождь закончился ровно в полночь.

Глава 12. Торжество "Аполлона".

— Хотите сказать, что она прислала мне это? — с оттенком недоверия спросил Дрейко, рассматривая необычный букет.

— Вам не нравится? — пожал плечами Снейп. — Но это, на мой взгляд, прекрасная работа. Как я уже говорил, она при мне закончила этот букет своими руками.

— Дело не в том, что он мне не нравится, — проворчал Дрейко. — Я, честно признаться, ожидал чего‑нибудь другого.

— Не будьте слишком строги, мистер Малфой, — посоветовал Снейп, начиная раздражаться. — Эта девушка…

— Что?

— Мне показалось, что ее приоритеты…

— Перешли бы вы на нормальный язык, — перебил Малфой–младший, ухмыляясь.

— И что это значит? — со злостью отозвался Снейп.

— Ну, что вы там хотели сказать? Я ей сильно нравлюсь, да?

— Вы ей нужны, — зельевар бросил на Дрейко очередной злобный взгляд и ушел, хлопнув дверью.

— Ну вот, опять. И чего этот Снейп все принимает буквально? — покачав головой, Малфой вернулся к чтению книги, хотя сосредоточиться у него так и не получилось. Букет, который он положил рядом с собой на стол, притягивал взгляд, уводил от желания штудировать что бы то ни было.

«Стало быть, она сейчас находится на площади Гриммо», — Дрейко, не выдержав, закрыл учебник и положил его рядом с букетом. Ему невыносимо хотелось действовать. Пребывание в Хогвартсе под защитой Директора перестало казаться ему таким уж безоблачным. И это была не банальная жажда риска и приключений, но нечто большее, связанное, прежде всего, с той, которая ждала его там, по ту сторону гор, в далеком Лондоне.

Она обещала его ждать, что бы ни случилось. В ту ночь Дрейко решил, что она сказала это просто под давлением эмоций, но теперь он думал иначе. Если и осталось еще что‑то обнадеживающее на свете, то это были именно эти ее слова. Не произнеси она их тогда — разве закралась бы ему в голову мысль о том, что сдаться властям не такая уж безумная идея? Разве сидел бы он сейчас здесь, в четырех стенах, строя планы на будущее после… вероятно, после заключения… Азкабан со своими узкими оконцами, забранными решеткой, с длинными, темными коридорами, с подземельями, уходящими под воду, и скользящими дементорами — давний его сон. Но и он теперь не казался таким зловещим.

Дрейко взволнованно заходил по кабинету Директора, в котором Снейп позволял ему учиться и ставить опыты. В последние дни он пытался убедить себя в том, что много ему не дадут, что можно будет изобрести, если надо, смягчающие обстоятельства, найти свидетелей защиты… Визенгамот порой бывал неумолим, даже если дело касалось первых преступлений и мелких краж. Его преступление не было, разумеется, мелкой кражей, не было оно и первым: уж наверняка ему припомнят его родителей, равно как и то, что у него самого на предплечье выжжена Черная Метка. Но будет еще хуже, если поймают при каких‑нибудь подозрительных обстоятельствах. Хотя — что подозрительного в том, чтобы увидеться с девушкой в доме своего приятеля?

Малфой–младший остановился как вкопанный, провел рукой по своему бледному лицу. Поттер больше не был «благонадежен» в особом для Дрейко смысле. Что ему стоило донести на него, как только он появится? Впрочем, это может навредить ему же, если у него есть в Министерстве враги. По мнению Дрейко, Поттер относился к тем людям, у которых всегда будут враги, и не потому, что они жадные до власти или плохо обращаются с окружающими, а потом что они слишком рано, почти с самого рождения, стали знаменитыми. Зависть, испытываемая им по отношению к Гарри Поттеру, Мальчику–Который–Выжил, уже несколько лет как ушла, уступив место непонятной эмоции, похожей на сочувствие. Но хватит ли их нынешней хрупкой связи на то, чтобы Поттер рискнул ради него карьерой и, в конечном итоге, семейным благополучием? На этот вопрос Дрейко был склонен дать отрицательный ответ. Он бы, скорее всего, этого не сделал, если бы Поттер наломал таких дров, как он.

Значит, пусть Поттер лучше ничего не знает. Луна вряд ли поставит его об этом в известность, если он, Дрейко, свяжется с ней анонимно. Нужно только выбрать момент, когда дома никого не будет, в том числе миссис Поттер. Как странно! Еще со школы Дрейко привык к тому, что Джинни всегда и для всех с его факультета была «девчонкой Уизли». Смешно и грустно. У него тоже могло бы быть такое будущее, как у Поттеров. Может быть, не совсем такое, но это уж точно был бы не Азкабан.

Ему стало страшно. Вроде бы все уже было решено где‑то в глубине души, но почему‑то вспомнились слова Снейпа о том, что скиант может достать его и там. Вполне возможно, что так и будет, ведь Снейп не сможет там его защитить.

«Если я попаду туда, я никогда не выйду на свободу», — с внезапным ужасом подумал он.

Высокая дверь кабинета скрипнула, и вновь вошел Снейп, донельзя мрачный и холодный.

— Срочное послание из Министерства, — кратко сообщил он, бросая на свой письменный стол свиток, перевязанный алой лентой. — Мне придется отлучиться, так что даже не думайте.

Дрейко понял, что он имел в виду.

— В такую темень, сэр? Бросьте, я не дурак. Любопытно…

— Что вам еще? — недовольно перебил Снейп.

— Министерство уже, по идее, закрыто. Время позднее, все такое.

— Это касается только меня и Министра. Не вздумайте читать свиток, на нем защитное заклинание.

— Можно было бы обойтись без ваших штучек, — огрызнулся Дрейко.

— Что? — тихо прошипел Снейп, опершись о стол. Дрейко вспомнилось, что в далекие школьные годы это выглядело впечатляюще.

— Не лезьте в мои мозги, вот что, — спокойно, и в то же время с вызовом ответил он. — Прежде чем вы уйдете, позвольте задать вам вопрос.

— У нет желания отвечать на него, мистер Малфой, — Снейп снял со спинки кресла дорожную мантию и направился к выходу.

— Когда… если я окажусь в камере Азкабана, — не слушая его, заговорил Дрейко, — вы думаете, он придет за мной?

Снейп обернулся к нему, мантия — переброшена через руку, он был странно напряжен, хоть и пытался изобразить невозмутимость.

— Я не думаю, что он побеспокоит вас, даже если вы с белым флагом выйдете ему навстречу. В некотором роде, я могу сообщить вам нечто утешительное на этот счет: скажем так, мы с ним мило поболтали, и он решил оставить вас в покое.

Дрейко встревожился, сам не зная почему.

— И вы говорите мне это только сейчас? Почему? И что это значит — вы поболтали?

— Побеседовали, — издеваясь, усмехнулся Снейп. — Надеюсь, больше вас ничто не интересует, потому что мне нужно срочно прибыть в Министерство. Обычно я не оказываю им особенного почтения и не прибываю заранее, но раз уж Министр обратился ко мне с личной просьбой… Всего хорошего, мистер Малфой.

Дрейко секунд десять смотрел на закрывшуюся за мастером зелий дверь, стремительно соображая. Как мог скиант так внезапно переменить свои планы лишь из‑за того, что с ним поговорил директор Хогвартса? Можно подумать, они с ним одного поля ягоды. Нет, ну есть в Снейпе нечто зловещее, но не до такой же степени. Скорее всего, он следует каким‑то собственным соображениям, которые не должны стать известными кому‑либо, тем более Дрейко. К подобному положению вещей Малфой–младший был привычен, одно его беспокоило: пугающая безысходность в душе. В последний раз он испытал ее в день, когда умерла мама, и никогда больше — так ярко и мучительно. Но это не связано с Луной, нет, не должно быть с ней связано.

Взгляд на свиток на столе. Это сейчас неважно. Пусть Снейп проделывает свои загадочные делишки в свое удовольствие, лишь бы не мешал ему, Дрейко, проделывать свои. На самом деле, молодой человек уже принял решение увидеться с Луной любой ценой.

«Если он задержится в Министерстве, отправлюсь на площадь Гриммо и буду молчать, как партизан. Тем более, что еще не факт, что там меня ждет засада. Не такая уж Поттер и сволочь, если разобраться».

Дрейко ругал Гарри, скорее, по привычке, словно не желая расстаться с теми славными временами, когда их беседы только руганью и ограничивались. Разумеется, он понимал, что если что‑то и пойдет не так, это не будет виной Гарри, а лишь стечением обстоятельств.

Он лег спать в два часа ночи, на всякий случай уложив в рюкзак пополненные запасы Бальзама Бодрости, зелья ментальной защиты и немного еды. Перед тем, как его настигла дрема — преддверие сна, он с удивлением обнаружил, что щемящая тоска угомонилась, а сердце переполнилось радостным предвкушением.

Назавтра Снейп не вернулся. Кажется, прислал кому‑то пару письменных распоряжений и остался в Министерстве. Дрейко, вначале спокойный, в один момент жутко занервничал. Мысли вихрем закружились в голове, каждая претендовала на право быть додуманной первой. И тогда он просто отключил мысли и, закинув на плечо рюкзак и сжав в кармане куртки волшебную палочку, покинул замок Хогвартс, мысленно пообещав школе, что постарается еще вернуться.

Лондон не встретил его с распростертыми объятиями, напротив: после бескрайних просторов Северной Шотландии показался донельзя унылым, суетным и равнодушным. Очевидно, накануне был сильный дождь — тот самый, из которого его Луна сделала букет. Стоило вспомнить о нем — и сразу шагалось веселее, и надежда начинала расправлять свои переломанные крылья.

Интуитивно Дрейко понял, что на площади Гриммо нет никого, кроме нее. Правда, удалая беспечность все же покинула его перед самой дверью дома номер двенадцать, но чутье, не умолкая, требовало от молодого человека решимости. И он, набравшись смелости, постучал.

Ждать пришлось довольно долго: вероятно, она устроилась с книгой где‑нибудь наверху или на кухне, в глубине дома, чтобы ее никто не беспокоил. Но и сквозь дверь Дрейко услышал ее легкие, слегка крадущиеся шаги, точно она всегда представляла себя ступающей босиком по сухой листве. И вот дверь открывается, и он мгновенно оказывается в коридоре. Между ними секундная пауза — и Луна бросается к нему в объятия. Она даже не спросила, кто это, перед тем как открыть, значит, она чувствовала, знала, как и он, что это был самый подходящий момент для встречи. Дрейко жадно впился в ее губы, и она задрожала в его руках, не то от радости, не то от тревоги. Всего несколько секунд продлилось это мгновение, и вдруг она отстранилась и бросилась закрывать дверь.

— Вот дураки, честно слово! — слабым голосом воскликнула Луна, орудуя всеми тремя засовами. — И ведь Гарри еще не поставил никакого заклинания. Иначе было бы несколько сложнее.

Дрейко вновь попытался ее обнять и притянуть к себе, но она уже овладела своими эмоциями и ускользнула от его рук.

— Послушай, я ведь передала тебе…

— Ну и что?

— Как это — ну и что? Тебе наплевать на мои слова? Тебя всего лишь пытаются защитить, а ты проявляешь черную неблагодарность.

Дрейко прямо‑таки опешил от такого наезда со стороны вечно кроткой и меланхоличной Луны, но предпочел защищать свои позиции.

— Ты же прекрасно знаешь, что мне не все равно. Ты ведь и сама знала, что это я…

— Не знала, но догадывалась, и все же…

— Это одно и то же! Пойми, я не пытаюсь строить тут из себя героя–романтика, потерявшего голову под занавес карьеры, но для меня очень важно было прийти, и я пришел. Нужно хоть иногда следовать тому, что для тебя действительно важно.

— Но ведь за тобой следят, — ее тон вновь обрел спокойствие, она просто не могла долго сердиться на него, не зная, увидит ли его еще раз. — Что, если…

— Это случилось бы в любом случае, — пожал плечами Дрейко. — Снейп старался изо всех сил, как обычно, но я не единственная его забота, да и артефакты я не вернул, так что чего уж там. Что будет, то и будет, главное я выполнил — пришел к тебе. И не плачь, ладно?

— Я пока не собираюсь, — пробормотала Луна с грустью. — Не надо тебе здесь задерживаться, Гарри и Джинни остались на ночь в «Норе», но они выспятся и приедут.

— Там же, небось, народу столько! — вытаращил глаза Дрейко.

— Для них уж комнату найдут. Это все матушка Рона: мол, провожать дочь в другой дом ночью — плохая примета. Глупости, конечно, да и ты прав, там гостей много и комнаты маленькие, но с миссис Уизли лучше не спорить.

Дрейко невольно улыбнулся тому, как Луна рассуждала о чужих суевериях, при этом повторяя за своим отцом самые немыслимые вещи.

— Как твой старик? — спросил он.

— Лучше. Только он еще не говорит, но целители сказали, что это со временем пройдет.

Она глубоко вздохнула и словно сделалась меньше ростом и уже в плечах. Дрейко захотелось защитить ее от всего мира и от его несправедливости, но он с отвращением вспомнил о том, кто был виноват в ее теперешнем состоянии, и он удержал себя от порыва. А она тянулась к нему, не находя в себе сил просто сделать один шаг ему навстречу.

— Я с тобой побуду, — твердо сказал юноша, намереваясь пройти в гостиную. Она неуверенно отступила, но потом покачала головой и легонько толкнула его в грудь.

— Нет, тебе лучше уйти.

— Мне некуда идти.

— Ты же был в Хогвартсе. Вернись туда.

— Нет, если я вернусь, мы можем больше не увидеться.

— Ты говоришь…

— Нет, это не чушь. Неужели ты не чувствуешь?

— Мало ли, — Луна чуть притопнула ногой, не находя больше аргументов. Она чего‑то боялась и сомневалась. Потом вновь ободрилась и проговорила: — У Гарри тут есть запасы Летучего Пороха, можешь им воспользоваться и переместиться прямо в кабинет к Снейпу, вроде бы камин в гостиной как раз соединен с Хогвартсом.

— Ага, а если нет?

— Но так никто точно не сможет тебя засечь.

— Слабое утешение, если я там где‑нибудь застряну. Напои меня хоть чаем, в самом деле!

Она уступила. Со страхом, болью и нерешительностью, но уступила и проводила его в гостиную, никогда прежде не казавшуюся Дрейко такой уютной и приветливой. Он тотчас бросился в широкое кресло перед камином и выжидательно уставился на Луну. Девушка, подавив очередной вздох, вышла и вскоре вернулась с чаем и какими‑то сладостями. Дрейко не был голоден, но сейчас ему важно было угодить ей, поэтому он умял все угощение за считанные минуты и, довольный, растянулся в необъятном кресле. Луна села напротив него на диван, повернувшись к нему так, что он мог видеть только ее профиль, и сцепила руки на коленях. Наверное, она ждала, пока он уйдет, не иначе. Сколько хлопот он ей уже причинил! Дрейко глядел в мерцающий огонь, и ему постепенно становилось грустно.

— Спасибо за букет, — глухо проворчал он, чтобы хоть как‑то нарушить тишину, прочно повисшую между ними.

— Он был не тебе, — невозмутимо ответила она, что заставило Дрейко резко выпрямиться в кресле.

— То есть, как это не мне?

— Я сказала профессору Снейпу, что это букет для него. Не понимаю, почему он его тебе отдал.

— Ну и правильно, ему‑то зачем такой букет? — со злостью проговорил Дрейко. — Как тебе только пришло такое в голову?

— Да откуда ты знаешь, может, он о нем всю жизнь мечтал?

— Издеваешься? — Дрейко вскочил и несколько раз прошелся по комнате. — Ты… это, брось такие шутки, букеты просто так не дарят.

— Ох, не сходи с ума, — равнодушным тоном отозвалась Луна, наблюдая за его метаниями с

совершенным безразличием. — Почему, когда хочешь лишь поддержать человека, все это сразу принимают как‑то странно?

— А это не странно, мы не так уж часто видимся, чтобы ты дарила букет другому! — выпалил Дрейко, остановившись на середине гостиной.

— Можно подумать, одно от другого зависит. Профессор Снейп — не «другой», как ты выразился, зато понимает меня лучше других, понимает мое одиночество.

— Твое одиночество? — Дрейко стало совестно. Глупее ревности нельзя было и вообразить, так с чего он вдруг завелся? Может, потому что сам не раз упускал возможность поддержать ее и расспросить о том, что у нее было на душе.

Луна не отвечала, неподвижными глазами рассматривая танцующие в камине язычки пламени. Она очнулась, лишь когда увидела Дрейко рядом с ней. Присев на корточки, он попытался посмотреть ей в лицо, но тут же отвел взгляд.

— Луна… — с трудом начал он.

Она молчала.

— Прости меня… за все. Я был слишком глуп и самонадеян, чтобы раньше понять, как мы нужны друг другу… Мне и сейчас тяжело расставаться с некоторыми иллюзиями и самооправданием, но я должен. Иначе я просто не смогу идти дальше. Я пытался найти другую реальность, не разобравшись толком с той, что мне уже была дана, как дар, и очень щедрый дар, я ведь ничем это не заслужил. Если ты мне сейчас скажешь, что поздно что‑либо менять, я просто уйду и постараюсь побыстрее попасться, потому что так оно и должно быть. Так чего откладывать? А если ты меня простишь, то я побуду с тобой еще немного, а потом… Ну, по крайней мере, я смогу жить.

— Мне тебя не за что прощать, я сама была настоящей идиоткой.

— Потому что влюбилась в меня?

— Нет, потому что не смогла в свое время быть понастойчивей и удержать тебя от этого шага.

— Уж тут твоей вины нет, вспомни только, как я себя вел. Любая девушка бы повернулась и ушла навсегда, но только не ты… — он отважился накрыть ее руки своими, и она не отдернула их.

— Я бы не смогла, — Луна постепенно отпускала свое внутреннее напряжение, отвечая на его молящий взгляд. — Куда же я без тебя? Что бы ни случилось, я буду ждать, когда ты придешь за мной.

— Я за тобой обязательно приду, если ты только к тому времени никуда не денешься, — Дрейко слегка сдвинул брови, будто напоминая ей о том, что она должна вести себя хорошо, пока его не будет.

На губах Луны промелькнула усталая улыбка, и вдруг она подалась вперед и поцеловала его, впервые сама проявив инициативу. Этот порыв удивил Дрейко, но в следующую секунду он уже целовал ее в ответ, лаская ее длинные, серебристые волосы, так волшебно сверкавшие в лунном свете. Она обхватила его тонкими руками, не желая отпускать. Он поднялся с пола и пересел к ней диван, они стали еще ближе. Ближе, чем всегда. Луна на миг открыла глаза, полные тревоги и все той же нерешительности, Дрейко обнял ее еще крепче, убеждая в безопасности. Камин умиротворяющее потрескивал, и влюбленные постепенно погружались в сладостный сон, готовые остаться в нем навсегда…

Ярчайшая вспышка — и они испуганно отскочили друг от друга. Луна ахнула, а Дрейко развернулся на месте, выхватив палочку, намереваясь защищаться до конца. Но это был не враг — это был огромный Патронус, приземлившийся рядом с камином. Он наклонил свою ветвистую голову и заговорил голосом Гарри Поттера.

— Дрейко, беги оттуда, они тебя засекли. Быстрее, пока можешь!

Патронус еще не успел растаять, а Дрейко уже мчался к двери. Луна выскочила в коридор почти сразу же за ним, но он уже открыл дверь и вылетел на улицу, подчинившись инстинкту самосохранения. Он не был готов так просто расстаться с Луной на несколько месяцев (при самом лучшем раскладе), а то и лет.

На улице было тихо, но это было обманчивое впечатление. Дрейко только успел подумать о том, что не стоило бежать через дверь, а в самом деле следовало воспользоваться сетью Летучего Пороха, когда его ослепил красный свет, и весь мир растворился в этом свете и рухнул в черноту.

Пробуждение Гарри на следующий день после свадьбы было неожиданным. Они с Джинни без сил упали на приготовленную для них постель и, даже не натянув на себя одеяло, уснули. Гарри не успел порадоваться тому, что в кои‑то веки ему не сниться ночью никакая муть, как громкий стук в дверь разорвал его полуденную дрему.

— Гарри! Гарри, вставай!

Голос Рона. Встревоженный и явно не выспавшийся. Часы пробили три, когда последние гости разошлись.

— Гарри, — Джинни трясет его за плечо, и он, не открывая глаз, садится на кровати, а затем на ощупь пробирается к двери.

— Чего? — хрипло спросил новоиспеченный муж, открыв дверь и узрев осунувшееся лицо лучшего друга.

— У нас ЧП. Малфой свалял дурака.

— Что? Откуда информация?

— От этого… — Рон помрачнел.

— Ага, понял! — Гарри сразу решил перейти от личности Стеффинса, который ушел одним из последних, всю ночь развлекая перед этим хандрившую Гермиону, к делу. — Значит, Вестерс знает, где он?

— Ясен пень — где он. На площади Гриммо. Только вот знает ли про это Вестерс — еще вопрос, — тон Рона стал зловещим.

— Ты это о чем?

— Похоже, что его ловить будет «Аполлон».

— Черт! — выругался Гарри и бросился переодеваться.

— Представь, как он это опишет Вестерсу! — с тревогой прибавил Рон.

— Да плевать! Главное, успеть раньше него!

— Это вряд ли.

— И что ты предлагаешь? — Гарри услышал в своем голосе безнадежность и даже на секунду перестал торопиться.

— Пошли им Патронус, — взволнованно проговорила Джинни. — Возможно, он успеет скрыться. О, Боже, бедная Луна!

— Сейчас, — Гарри вытащил палочку, но из‑за его волнения серебряный олень появился не сразу. Все же ему довольно быстро удалось справиться с заклинанием, после чего он спросил у Рона, стоит ли им отправляться туда теперь или подождать новостей от Стеффинса.

— Ну, уж нет, — ощерился Рон, — предлагаю не терять времени и спешить в Лондон, дабы утихомирить Ермона и защитить Луну.

— На самом деле, я думаю точно так же, но оставь уж Джефри в покое, — Гарри наклонился к Джинни и коротко поцеловал ее в губы. — Мне жаль, но…

— Глупости! — Джинни с сожалением смотрела на свое свадебное платье. — Я с этим три года буду возиться, а то я бы разобралась, как следует, с теми, кто хочет обидеть Луну! Поспешите, пожалуйста!

— Она не пострадает, — пообещал Гарри, и они с Роном вышли из комнаты, спустились по шаткой лестнице и тут же, во дворе трансгрессировали.

Предчувствие не обмануло Гарри: он как‑то заранее понял, что они не успеют, и, тем не менее, надеялся, что сможет хоть как‑то объясниться перед своим начальником. Он в ярости сжимал кулаки, стоило ему только подумать о Ермоне. Кто ему сообщил об этом? А если никто не сообщал, как он догадался? Ведь, судя по его виду, мозгов у него может хватить только на то, чтобы подлизываться к начальству и строить из себя крутого. Очевидно, Гарри его недооценил.

Они с Роном прибыли в тот момент, когда все уже было кончено. Дрейко был оглушен тут же, сопротивления, следовательно, не оказал, но двое Охотников все равно сочли нужным его связать, разумеется, предварительно отобрав палочку. Ермона Гарри увидел рядом с Луной, которая стояла в дверях, растерянная, но намеревающаяся вступиться за Дрейко. Это было видно по ее решительному лицу. Гарри бегом бросился через дорогу и в мгновение ока достиг своего дома. Ермон уже начал разговаривать на повышенных тонах, но что он говорил — Гарри толком не разобрал, будучи в сильнейшем раздражении.

— Что здесь происходит? — отчетливо спросил он, заставив красавца обернуться и расплыться в хитрой, самодовольной улыбке.

— Гарри! — тонким голосом воскликнула Луна, проскочила под рукой Ермона и повисла на Гарри, который, машинально обняв ее, продолжал сверлить «Аполлона» неприязненным взглядом.

— Странно, что вы так быстро прибыли, Поттер, — сладким голосом проговорил Ермон, не обращая внимания на подоспевшего Рона. — И даже Патронуса прислали, чтобы предупредить ваших сообщников.

— Сообщников? — Гарри даже сердиться перестал. Что там такое выдумал этот красавчик?

— Немедленно нужно будет сообщить мистеру Вестерсу, — приосанился Ермон. — Он доверился новому сотруднику, а он провел блестящую операцию по похищению и сокрытию ценных артефактов, да еще и организовал тайное рандеву другим участникам своей, как бы это выразиться, команды. Неприятное открытие, но что поделаешь? Всякое случалось.

— Что ты несешь? — багровый от возмущения Рон постепенно терял над собой контроль. Гарри одернул его, при этом сознавая, что Патронус, действительно, был ошибкой.

— Пройдемте со мной в наш Отдел! — плохо скрывая радость, заявил Ермон. — Юную леди пока ни в чем конкретно мы обвинить не можем, но конвой здесь мы ей оставим.

Луна всхлипнула.

— Она здесь не причем! — процедил Гарри, пытаясь прожечь Ермона взглядом, но не представляя, что делать. — Рон проводит ее к моей жене!

— Нет, Гарри, я тебя тут одного… — начал Рон.

— Ты отведешь ее, Рон! Ты посмотри на нее только, — тихо добавил Гарри.

— Я не отпускал мистера Уизли, — осклабился Ермон.

— Я тебя не спрашивал, — сверкнул глазами Рон. — Я не подчиняюсь твоим приказам, если ты об этом не помнишь! Думаешь, за нашу «поимку» тебя произведут в заместители Министра? Там своего…

— Рон! — Гарри вовремя оборвал красноречивый монолог своего друга, но Ермон все равно успел уловить направление этой мысли, и лицо его потемнело. Он не стал бы превышать должностные полномочия, но Рон как‑то забыл о том, что все же Ермон, как и все в Отделе, был человеком, искушенным в магии и искусстве дуэли, так что Гарри посчитал необходимым вмешаться.

— Ладно, Гарри, я уже спокоен. Луна, пойдем! — Рон почти силой оттащил ее от Гарри и трансгрессировал вместе в ней, несмотря на протестующий жест со стороны «Аполлона».

Они с Гарри остались на крыльце одни и не сводили друг с друга пылающих ненавистью взглядов, пока их не окликнули. Гарри оглянулся, и сердце у него оборвалось: это был Вестерс, расстроенный и — может ли это быть? — какой‑то потерянный. Впрочем, это впечатление быстро рассеялось, как только глава Первого Отдела приблизился к ним, бросив долгий взгляд на обмякшего в руках авроров Дрейко.

Ермон тотчас выступил с докладом, не дав Гарри открыть рот. Вестерс слушал его, не мигая и не спрашивая о деталях: Ермон и так сыпал ими, как из рога изобилия. Гарри ждал решения своей участи.

После окончания доклада Вестерс некоторое время молчал, вероятно, обдумывая свои слова. Как‑никак, Ермон привлек на площадь Гриммо чуть ли не весь Отряд, и нужно было сказать нечто, что не уронит честь начальника, но в то же время прозвучит достаточно строго.

По–видимому, ему не удалось придумать ничего стоящего, и он тяжеловесно и грубо произнес:

— Все в штаб–квартиру. Оставить здесь двоих человек охраны.

— Сэр, а как же… — начал было Ермон.

— Насчет обыска ждать моего особого распоряжения.

— Какой обыск? Что у меня искать‑то? — позволил себе вмешаться Гарри срывающимся от волнения голосом.

Вестерс не ответил. Даже не взглянул на него. Ермон высокомерно хмыкнул. Стало быть, от него скрывали что‑то еще.

Гарри никто не арестовал, но легче от этого почему‑то не стало. Одновременно хотелось двух вещей: чтобы пришел Рон, и чтобы все прояснилось.

Штаб–квартира Первого Отдела показалась ему неприветливой, как и ее обитатели. Те из Охотников, с которыми он еще не успел толком познакомиться, старались не садиться с ним рядом и жались ближе к другому концу стола, словно Гарри был заразный. Тот, в свою очередь, испытал на миг желание научиться читать мысли свободно, без всяких манипуляций с палочкой, дабы понять, какую же информацию им всем преподнесли и в каком варианте. Но пришлось ждать прихода Вестерса, который задержался у двери, чтобы пропустить всех. Последним в кабинет буквально впрыгнул Стеффинс и тотчас уселся рядом с Гарри, за что тот поблагодарил его молчаливым кивком головы.

— Итак, — пробормотал Вестерс, тщетно стараясь обрести веселое расположение духа. — Итак, у нас сегодня осуществилась, наконец, поимка. И все бы хорошо, если бы не интересные детали, выясненные по ходу осуществления операции…

Атмосфера ощутимо накалилась. Ермона явно распирало от желания еще раз для всех и каждого изложить, в чем состояла его заслуга, но каким‑то чудом ему удавалось сдерживаться. Гарри вперил глаза в Вестерса, все еще ничего не понимая. Стеффинс рядом с ним был невероятно мрачен, но, в отличие от других, от Гарри не отодвигался.

— Вор был пойман не где‑нибудь, а в доме одного из нас, — Вестерс окинул взглядом собравшихся, при этом не коснувшись Гарри. — Его подруга, пострадавшая от действий нашего призрака, также находилась там, из чего следует, что, возможно, у них была договоренность.

Гарри подался вперед, Стеффинс едва успел положить руку ему на плечо. Вестерс все же уделил ему секунду внимания, но тут же переключился на Ермона, который сказал:

— Мы были готовы, у нас был образец его магии. Для нас не составило никакого труда вычислить его передвижения по Лондону, хотя для этого и потребовалось некоторое время. Очевидно, информационная сеть между сообщниками была неплохо налажена, поскольку все они были оповещены еще быстрее, чем мы. Патронус мистера Поттера…

Во время театральной паузы, сделанной Ермоном, все взоры, до этого прятавшиеся кем куда, устремились к Гарри. Сдержать их напор было непросто, но он не опустил свой взгляд. Важно было поговорить с Вестерсом — с глазу на глаз.

— Не вмешивайте сюда Луну и Рона, — услышал он свой голос. — Если кому и следует отвечать, то мне. Но в краже артефактов я не участвовал. Больше я ничего не могу сказать.

— Но вам придется, — радостно сообщил ему Ермон, ослепляя присутствующих своей злорадной улыбкой. Он хотел еще что‑то добавить, но в эту секунду дверь кабинета распахнулась, внутрь решительным шагом вошел Рон и, прямиком направившись к Гарри, сел по левую руку от него и скрестил руки на груди.

— Что, уже успели тебя приговорить? — краем рта спросил он, даже не пытаясь снизойти до шепота.

Гарри никогда не видел своего друга в таком раздражении, тем более чтобы Рон без опаски проявлял его в присутствии начальства. Он повернулся было к Вестерсу, но тот рылся в каком‑то свертке, до этого лежавшем на столе. Он доставал оттуда поочередно то один предмет, то другой, подносил его к глазам, прикасался к нему волшебной палочкой, будто для того, чтобы еще раз в чем‑то удостовериться. Молчание Охотников сгущалось.

— Останьтесь, мистер Поттер имистер Уизли, — наконец, изрек Вестерс, отшвырнув от себя сверток.

— Но…

— Ермон, вы и все остальные, покиньте кабинет.

— Да, господин Вестерс, — праздничное настроение «Аполлона» слегка омрачилось, но он был уверен в том, что сумеет наверстать упущенное, и потому покинул кабинет с высоко поднятой головой.

Стеффинс, перед тем как уйти, ободряюще кивнул Гарри и Рону.

Вестерс тут же перешел к делу.

— Будь я проклят, если мне это только кажется, но вы и впрямь не понимаете, в чем дело! — воскликнул он, вскакивая с места и подходя к Гарри. — Скажите, знали вы, что он придет?

— Надеялись, что этого не случится, — отчеканил Гарри, а Рон согласно закивал. — Его девушка — мисс Лавгуд — тут не причем, здесь я могу поклясться, на чем хотите.

— А вот в этом я не уверен, — вздохнул глава Первого Отдела. — Вряд ли этот молодой человек, Малфой–младший, скрываясь до этого так тщательно, пришел бы к вам в дом без особой договоренности. И ведь откуда‑то он знал, что вас там в этот момент не будет.

— Этого я ему не говорил, — чистосердечно ответил Гарри, смотря начальнику в глаза. — Я вообще с ним не встречался. Вероятно, он узнал о нашей с Джинни свадьбе и предположил, что мы уедем сразу в свадебное путешествие, или что‑то в этом роде.

— Ладно, я на самом деле не верю, что информатор — это вы, Гарри, или ваш друг. Но следствие задаст нашему вору много вопросов, и кое‑что может выясниться касательно его убежища, например.

Гарри понимал, к чему клонит Вестерс, желавший обойтись без следственных процедур, но не мог решиться на откровенный разговор.

— Сэр, а что, если он и собирался сдаться? — неожиданно для себя спросил Гарри.

— Возможно, — помедлив, отозвался Вестерс. — Но и тут не все концы с концами сходятся.

— Почему? Он захотел сдаться, перед этим повидавшись с любимой девушкой. Что здесь нелогичного?

— Если человек хочет сдаться, он не оставляет на себе больше ничего…

Гарри и Рон непонимающе воззрились на своего шефа. Тот, сокрушенно качая головой, указал им на сверток.

— Возьмите его в руки, откройте.

Рон бросил на Гарри нерешительный взгляд, но тот уже протянул руку и взял со стола сверток из грубой ткани. Развернув его, он увидел три предмета, которые значились в списке пропавших артефактов: часы, фигурка девочки и манок. Рон придвинулся поближе и озадаченно наморщил лоб, разглядывая их.

— Что не так? — тревожно спросил Гарри. — Вы же нашли их в лесу, Дрейко избавился от них.

— Похоже, что нет, — взгляд Вестерса стал тяжелым. — Я решил выманить скианта из магической ловушки, которую он, видимо, считает теперь своим домом и крепостью. С помощью артефактов можно создать некое антиполе, которое способствует концентрации любой магической ловушки на себе. Естественно, при приведении подобного устройства в действие должно появиться множество ловушек, в одной из которых и скрывается наш скиант. Но эти артефакты не создали даже малейшего всплеска энергии, и у меня закралось подозрение. Потребовалось весьма простое заклинание, чтобы понять: это искусные подделки, одурачившие поначалу даже меня. Возникает вполне понятный вопрос: где настоящие артефакты?

Догадка пришла Гарри в голову сразу, но он не спешил делиться ей с Вестерсом. Тем более что за дверью караулил предприимчивый Ермон.

— Дрейко… никогда не был выдающимся магом, — проговорил Гарри, сделав над собой заметное усилие.

— И я об этом слышал, — невозмутимо согласился Вестерс. — А вот вы знаете точно, мистер Поттер, где они и у кого.

— Позвольте мне…

— Нет, не позволю. Не могу, — твердо сказал глава Первого Отдела. — С сожалением должен сообщить вам, что отстраняю вас от этого дела окончательно и бесповоротно. Кроме того, вы немедленно дадите мне подписку о невыезде.

— Я арестован? — деревянным голосом спросил Гарри.

— Нет. Но вы и мистер Уизли отныне будете находиться под наблюдением.

— Только не это! — взвыл Рон. — Лучше в Азкабан, с Дрейко за компанию!

Вестерс удивленно приподнял брови.

— Ермон, — кратко пояснил Гарри. — Простите уж за прямоту, но мы все еще ваши сотрудники, и если вам не хочется, чтобы мы по–настоящему сели в тюрьму и опорочили честь Отдела, уберите от нас этого… милого человека.

— А, — Вестерс попытался улыбнуться, но стоило ему взглянуть на фальшивые артефакты — и чувство юмора улетучилось. — Я приставлю к вам другую охрану. А пока… вы сдадите мне свои жетоны и подпишете необходимые документы.

«Нет, — подумал Гарри, выходя из Министерства в сопровождении Рона, Стеффинса и Холборна, — я опять ошибся. Каждый раз мне кажется, что вот он — худший день в жизни, и когда он пройдет, все наладится. И каждый раз судьба опровергает мои предположения».

Глава 13. Прощание.

Летняя жара донимала все сильнее, но она неизменно отходила на задний план, учитывая внутренний жар, разгоревшийся в душе Гарри Поттера. Прошло всего три дня, а он не мог никак найти себе места, что огорчало его любимую женщину и жену. Однако она сама настаивала на том, чтобы он решал эти проблемы, насколько ему это позволяет ситуация. Правда, она позволяла не очень многое.

В доме на площади Гриммо, казалось, ничто уже не будет так, как раньше. На первом этаже теперь поселились два аврора, которые, хотя и были для Гарри больше, чем коллегами, но уже начинали выводить его из себя. Особенно щепетилен был Запоминающий и Стирающий, не отходивший от него, согласно инструкциям, ни на шаг. Одж Дэггер относился к заданию куда более спокойно и не скрывал, что его интересовала, прежде всего, Гермиона, теперь также обитавшая в доме Гарри наверху, напротив комнаты Луны.

Бедная Луна, узнав, чем все обернулось для Гарри и Рона, попыталась сбежать с площади Гриммо. Но Гарри сразу заподозрил, что она в этом случае отправится к управлению по обеспечению магического правопорядка и будет днями и ночами тщетно добиваться свидания с Дрейко, пока ее не арестуют, и уговорил ее образумиться. Девушка была сама не своя, и Джинни смогла развернуть широкую деятельность по ее реабилитации. Гермиона также помогала, чем могла, хоть она и не была так хорошо знакома с Луной, как миссис Поттер.

Гарри очень хотел принять живое участие в судьбе Луны, но не мог. Малодушно оправдывая себя тем, что женщины уж точно поймут друг друга лучше, он часами не выходил из своей комнаты, не то медитируя, не то, наоборот, подвергая свой мозг излишнему напряжению. Он почти не мог спать, но списывал все на жару, хотя дом на площади Гриммо славился своим прохладным климатом в любое время года. В общем, он не хотел, чтобы Джинни догадалась о том, что происходило у него в голове, а ведь она была несколько раз невероятно близка к этому. Главное, не рассказывать ей про кинжал, который теперь, еще более тонкий и невесомый, маячил перед Гарри даже в состоянии бодрствования. Хуже всего было то, что теперь до него постепенно доходило, что он означал.

А ведь он обязан был переговорить со Снейпом. Судя по всему, тот заручился поддержкой Кингсли, что было само по себе странно: у нынешнего директора Хогвартса не было привычки завязывать тесные контакты с Министерством. Гарри не раз корил себя за то, что сразу не обратил внимания на это обстоятельство. Снейпа определенно интересовал Отдел Тайн. Но почему? И зачем он — в этом Гарри был уверен! — оставил себе артефакты, тем самым обеспечив всем большие проблемы? Не может же быть, что он не подумал о Дрейко. Или он уже настолько спятил, что ему на всех плевать? Тогда и говорить с ним не имеет смысла.

Было бы весьма рискованно заниматься этим делом теперь, когда его в любой момент могли арестовать. Рон, конечно, был на его стороне, но теперь Гарри просто не мог просить его о помощи. На него и так много всего свалилось из‑за «блестящей» задумки лучшего друга. Да и Стеффинс с Холборном караулили в гостиной, так что ему становилось тошно. Хоть из дома не выходи! Они лишь выполняли приказ и в сущности были неплохими ребятами, только вот чересчур уж были педанты. Стеффинс — в своей тяге к общению с Гермионой, Холборн — в фанатичной преданности Вестерсу и делу Охотников.

На исходе четвертого дня Гарри, устав от бездействия, спустился в гостиную для серьезного разговора со своими охранниками. Он был почти уверен, что сумеет убедить хотя бы Стеффинса, но вот что делать дальше ему представлялось смутно.

В гостиной было почти темно. Гарри с удивлением обнаружил, что в ней никого не было. Только два силуэта вырисовывались на диване у камина.

— Понимаешь, ты не одинока. Просто все немного заблудились, такое бывает перед тем, как… — горячо прошептал Стеффинс и умолк.

— Что, Джефри? — слегка испуганный голос Гермионы.

Гарри и не думал подслушивать, но интуиция подсказывала ему, что сейчас происходит нечто важное, касающееся всех, и он бесшумно скользнул под лестницу.

— Иногда в истории бывают моменты, когда надвигается нечто неприятное для всех. Вроде мировых войн. И все это чувствуют и почти никогда не бывают готовы к этому. Если человек готов, он не теряет времени и оберегает самое дорогое для него, потому что понимает, что оно не вечно. Это особенно обостряется перед началом конца. А теперь посмотри на себя и своих друзей. Вы замкнуты каждый на своей проблеме, и если очаровательная миссис Поттер еще старается хоть что‑то предпринять… Гермиона, так вы погибнете. И я говорю это совершенно спокойно, как видишь, драматизировать тут уже нечего. Я много где бываю и много чего слышу. Из всех министерских мистер Вестерс — самый осведомленный, так что будь уверена, он обрабатывает лишь самые надежные слухи. А они свидетельствуют о том, что во всем мире происходит некое шевеление потусторонних сил. Сил, над которыми не властны ни мы, маги Британии, ни кто‑либо другой. Будь я религиозен, я бы назвал это карой. Но я стараюсь быть прагматиком, хотя мой друг Холборн считает, что для прагматика я слишком романтичен, — Стеффинс усмехнулся и заглянул Гермионе в глаза. — Ты ведь об этом пришла поговорить?

— Не совсем, — прошептала девушка. — Но это близко к тому, что я хотела сказать. Ты появился так внезапно в моей жизни, и я… не знаю, что мне делать.

— Ты надеялась на примирение со своим молодым человеком? — проницательно уточнил Стеффинс.

— Да, надеялась, — теперь голос Гермионы зазвучал устало. — Он больше ничего не хочет понимать. Ревность захлестывает его, а теперь еще и Гарри женился… Рон всегда страшился любых неудач, и когда мы вдруг начали отдаляться друг от друга, он не стал ничего выяснять. А я протянула этот момент, увы, до последнего, поэтому мне не в чем его обвинить.

Гарри из своего укрытия видел, как она опустила голову и быстрым движением вытерла непрошеные слезы. Стеффинс взял ее за подбородок и, наклонившись к ней, твердо сказал:

— Ты самая удивительная из всех, кого я когда‑либо встречал. Ты, наверное, думала, что знаешь себе цену, но это не так. Ты гораздо лучше, Гермиона.

— Что ты делаешь? — неуверенно спросила она, а юноша уже заключил ее в объятия.

— Я делаю, и этого достаточно. Впрочем, нет, я поясню: забочусь о том, что мне поистине дорого.

Молодые люди начали целоваться, и Гарри осторожно уселся на пол и отвернулся от них. Бедняга Рон! Гермиона говорила о нем так, словно все еще любила его. Но, возможно, она просто чувствовала, что главный стержень их отношений переломлен, как стебель травы, что никогда уже не возобновиться тому доверию и преданности, некогда царившим между ними. А Джефри, похоже, намерен ухаживать за ней всерьез. Перед концом…

Рука Гарри автоматически полезла в нагрудный карман, где лежала мантия–невидимка. Он не снимал с себя защитный костюм, выданный в отделе обмундирования и созданный специально для Первого Отдела. И, кажется, ему не надо было собираться, чтобы отправиться в путь. Конечно, Джинни будет волноваться, но она сразу догадается, куда он пошел, и, что было бы весьма желательно, ничего не скажет Охотникам.

Гарри выбрался из дома со всеми предосторожностями, но не успел завернуться в Мантию и трансгрессировать. Перед ним, словно из‑под земли, вырос Холборн и направил на него волшебную палочку.

— Не дури, — с раздражением попросил Гарри, разворачивая мантию–невидимку.

— Я не могу тебя отпустить, — печально произнес Запоминающий и Стирающий. — На крайний случай я должен пойти с тобой.

— А я не могу взять тебя с собой. И не вынуждай меня с тобой сражаться, — проговорил Гарри, доставая свою палочку.

— Тебе и не придется, — на полном серьезе отвечал его коллега. — Прости, но ты не продержишься и пары минут, потому что ты рассеян и не знаешь многих боевых заклинаний, которые знаю я.

— Зато у меня мотивация выше! — прорычал Гарри, начиная злиться по–настоящему.

— Это не поможет тебе пробить мою защиту. Уверяю, тебе лучше отказаться от своего намерения и пройти…

— Да говори уже, как человек, а не как автоответчик! — вскричал юноша, уже вне себя от необъяснимого гнева. — Я ничего не затеваю против твоего обожаемого Вестерса и против Отдела, ясно? Почему ты не хочешь понять? Джефри бы понял.

— Джефри слегка увлечен не тем, чем нужно, — вздохнул Холборн, не меняя тона. — Но дело важнее, Гарри, как ты этого не понимаешь? Становится все опаснее, наши силы чрезвычайно малы, и подвергаться дополнительной опасности…

— Это все бред! И Стеффинс прав, когда говорит, что надо что‑то делать. А мы сидим здесь, как трусливые кроты! Вы охраняете меня? Или общество от меня? Но я сейчас единственный, кто может хотя бы попытаться что‑то изменить. А твой любимый Вестерс связал мне руки! Да, вы все угадали, господа, я владею некоей информацией, и я ей воспользуюсь, и даже не буду вас спрашивать. Можешь передать это старичку, тебе ведь скоро докладываться.

— Мое терпение не безгранично, — неожиданно Холборн утратил весь свой скучный тон и с яростью взглянул на Гарри. — Никогда не смей так говорить об этом человеке в моем присутствии! Ты много чего совершил и видел, но ты не знаешь ничего о той ответственности, которую на себя берешь, а он знает. И он понимает тебя и твои стремления, иначе сразу засадил бы тебя за решетку, откуда ты бы уже никому не смог помочь. И — да, он охраняет тебя и переживает за тебя, он возлагает на тебя и твоего друга слишком большие, на мой взгляд, надежды. А ведь у него всегда был я, никогда его не подводил, постоянно был в курсе всех его дел, относился к нему чуть ли не с благоговением. Но, видимо, ему совсем не это было нужно, а я не понял. И сейчас мне поздно себя переделывать, а он возится с тобой, как с сыном, а тебе на это наплевать. Ты главному не научился — благодарности. Или же ты просто забыл, что это такое. Твое безрассудство, твоя энергия способны пленить, но у них сомнительные плоды. Ты можешь все погубить, а я не могу этого допустить. Мистер Вестерс мне слишком дорог.

Удивленный этой вспышкой, Гарри несколько секунд не мог ничего ответить. Потом медленно собрался с мыслями и сказал:

— Но ведь и ты думаешь только о себе и о своей всепоглощающей верности, которая глубже океана. Ты такой же, как мы все, и нет среди нас человека, способного забыть о себе. Мы все сошли с ума. Тогда, может, и хорошо, что скоро конец.

— Нет, не хорошо, — с болью прошептал Холборн. — У меня есть сестра. Ты бы ее видел, Гарри Поттер. Она ничем не провинилась, она, как и ты, говорила мне всегда, что я не должен предъявлять такие высокие требования к окружающим, в том числе к мистеру Вестерсу. Она старалась уберечь меня от разочарования, но не смогла. Хотя, я уверен, она положила бы жизнь за то, чтобы суметь это сделать, как она готова была умереть вместо нашей матери. И все это без надрыва, без мольбы, без истеричного самопожертвования. Она может любить. Она умеет любить! И отец умрет, если с ней что‑то случится. Теперь ты понимаешь? Я не могу тебя отпустить. Ты можешь разрушить ее жизнь.

— Ты ошибаешься. Я хочу спасти ей жизнь.

— Ты не сможешь.

— Я должен попытаться. Хуже не будет, поверь, я знаю что говорю. И потом, откуда ты знаешь, может, Вестерс дал мне шанс? Ты же говоришь, что он понимает меня.

Холборн колебался.

— Ты должен будешь успокоить мою жену, я ведь ничего никому не сказал, — продолжать напирать Гарри. — Клянусь, к утру я снова буду здесь, а потом мы вместе отправимся в изолятор. Я должен переговорить с Дрейко.

— Может, ты переговоришь с ним сейчас? — неожиданно предложил Запоминающий и Стирающий. — Завтра может быть уже поздно.

Подумав и приняв решение, Гарри кивнул.

В камере было сыро и грязно и пахло плесенью. Местами были видны результаты кропотливых стараний местных обитателей — пауков, они покрывали один угол у самого потолка почти полностью и слегка затрагивали другие два. Дрейко устроился в четвертом. Он ненавидел ощущение, что сверху на него каждую минуту могло упасть что‑то живое и мерзкое. Впрочем, к насекомым он относился вполне нейтрально, если они не пытались его укусить или карабкаться по нему неважно в каком направлении — одним словом, если они находились на некотором расстоянии.

Пауки, однако, занимали его мысли сравнительно недолго — каких‑то десять секунд. Неуверенность нахлынула на него, как никогда прежде. Вроде бы он все для себя решил, практически сам сдался, не стал применять оружие и все‑таки… Было ли это действительно решением проблемы или же всего–навсего наивным бегством от нее? Ответ на этот вопрос таил в себе многое: разницу между смирением и трусостью, между ответственностью за свою судьбу и отказом от борьбы. По крайней мере, это был вполне реальный внутренний выбор. Теперь пора было начинать жизнь заново, заморозив себя на время, которое суждено было провести во мраке и сырости, сколько бы это ни продлилось.

«Сколько бы это ни продлилось…» — Дрейко содрогнулся. Столько мужества он в себе не видел. Паника подобралась к горлу и принялась душить его изнутри. Он вскочил и подбежал к единственному окну в темницу, естественно, зарешеченному и поблескивающему красным, — с высокой степенью магической защиты. Кругом была темнота, или это потемнело у него в глазах?

Пик прошел, и юноша, пошатываясь, вернулся к себе, в нетронутый паутиной угол. Он на время покинул тот мир, к которому так привык, но в котором почти все теперь было разрушено. Остался один–единственный мост, с которым ничто не сможет совладать, и этот мост — Луна. Глупо даже пытаться убедить ее не ждать его, она все равно не сможет через себя переступить. Да и надо ли это? Последняя мысль показалось Дрейко чересчур эгоистичной, но одновременно и успокаивающей, и он не стал ее отбрасывать, позволив ей на какие‑то мгновения задержаться в его разуме.

Мотылек еще немного покрутился около потухшей лампочки и улетел прочь, куда‑то к океану…

Неизвестно, сколько времени прошло, но звук знакомого голоса вывел Дрейко из полудремы.

— Поттер, это ты?

— Да, — тихий голос осторожного дипломата.

Чтоб его! Только он успел обрести равновесие!

— Так какого черта это ты? — в меру недружелюбно осведомился Дрейко, принимая непринужденную позу человека, расположившегося на длительный отдых.

Гарри молчал, не собираясь оправдывать свой приход. Он несколько оробел перед тем, как зайти в камеру, но наглый тон приятеля (или бывшего приятеля, Гарри никак не мог определиться) заставил его внутренне сосредоточиться и принять вызов.

— Мне нужно задать тебе пару вопросов.

— Неужели? А как насчет того, чтобы поздравить меня с тем, что я помог тебе добиться твоих целей? Ты уже заместитель начальника? Сумел придумать достойное объяснение тому, как я оказался в твоем доме? Наверняка сумел, уж у тебя‑то язык подвешен.

— Постой, — Гарри поднял руку, останавливая красноречие Дрейко. — Ты же сам знаешь, что мне было не до того. У меня, кроме того, было слишком мало информации, да и не стал бы я себя выгораживать. Странно, что тебе не сказали до сих пор, что меня и Рона отстранили от этого дела навечно и приставили к нам охрану.

— Да? — Дрейко изобразил удивление, хотя в действительности этот разговор его ничуть не интересовал, он чувствовал себя ледышкой, исчерпавшей свой ресурс. — Значит, где‑то ты недоработал, Поттер.

— Скорее, перестарался, — Гарри слегка улыбнулся надтреснутой улыбкой, так что Дрейко невольно поймал себя на сочувствии. — Я знал, что ты поступишь именно так, но не думал, что именно в этот день.

— Я ждал, когда появится возможность. И тебя не было дома.

— Ты не доверял мне?

— Естественно. А ты бы мне доверял на моем месте?

— Не знаю. Я мало в чем сейчас уверен.

— Это правильно. Глядишь, и Гриффиндор чему‑нибудь со временем научится.

— Хватит уж строить из себя непревзойденного знатока жизни, — поморщился Гарри. — Лучше скажи, куда ты дел артефакты?

Этот неожиданный переход застал Дрейко врасплох, так что он ответил не сразу.

— Поттер, где подвох? — прищурился он, меняя положение. — Тебя все‑таки подослали.

— Нет, и не думаю, что начальство обрадуется, если узнает, что я здесь. Ты удивлен?

— По правде говоря, да. Разве не ясно, что я их закопал? Вроде бы вы, ребята, давно их обнаружили. Так что не дождетесь: не видать вам поимки с поличным, как мне свободы.

— Перестань кривляться, все не так просто, хотя я подозревал… — Гарри умолк.

— Что подозревал‑то?

— Ты тут не причем, — убежденно проговорил Гарри и тут же, прямо на глазах, словно сделался на несколько лет старше. Дрейко даже позабыл о всех своих претензиях к «герою нашего времени» и с усилием поднялся с пола.

— Конечно, не причем, — веско произнес он, подходя к Поттеру. — Я, знаешь ли, ничего опаснее в жизни не видел, включая змею покойного Темного Лорда после недельной голодовки. Сам подумай, долго ли человек, у которого осталась хоть капля здравого смысла, будет таскать за собой такую штуку? Закопал я их, точно тебе говорю, перед тем как…

Дрейко осекся, после чего встревожено посмотрел на Гарри. Тот отрицательно покачал головой, давая понять, что в стенах тюрьмы лучше не называть имен.

— И… что теперь? Что ж я наделал‑то? — ахнул Малфой–младший.

— Теперь это уже не твоя забота, да и не мог ты ничего поделать.

— Гарри, — голос Дрейко полностью изменился, масштаб готовой разразиться катастрофы только теперь так ясно представился ему, — он меня защитил, я не знаю как, от проникновения в сознание. Вроде как они о чем‑то договорились…

— Что? — Гарри не удержался и схватил Дрейко за плечи. — То есть, теперь они что‑то замышляют… вдвоем?!

— Похоже на то. Гарри, он ставил какие‑то эксперименты над сознанием, не спрашивай меня, в чем они состояли, я не настолько подкован в этой сфере. Но он запирался ото всех, будто это что‑то запретное. Скорее всего, так и есть. И почему я не помешал?

— Если он решился…

— Его ничто не остановит, да.

Минуту они смотрели друг на друга.

— Про Министерство ничего не знаешь? — прошептал Гарри, покосившись на дверь.

— Ничего, — также одними губами ответил Дрейко, — но там что‑то затевается, это точно. И что произошло с нашим рассудительным Кингсли, вообще не понимаю, нашел кого приглашать.

— Он просто ненавязчиво убедил Министра в том, что может помочь разобраться в ситуации, — с горечью сказал Гарри. — Что же ему на самом деле надо?

— Прости, я тебе в этом не помощник, — Дрейко отстранился от него и сунул руки в карманы. — Кажется, ты проиграл, потому что тебя так просто не пустят в Министерство, а у него туда свободный доступ, да и понимает он побольше твоего. Да и планов его мы не знаем.

— Он судьбе помогает, — загадочно отозвался Гарри. — Скоро нам всем придется очень туго, но я лично свой выбор уже сделал.

— И каков он? — усмехнулся Малфой–младший.

— Остаюсь с проигравшими, — пожал плечами Поттер. — Там я нужнее, там я оставил всего себя целиком.

— Не целиком, — совсем тихо пробормотал Дрейко. — Видишь, одна твоя частичка останется здесь, со мной, потому что таков уж ты, другая сейчас устремится — мы оба знаем куда. А вот что с ней потом будет, ты не решил?

— Вообще‑то, решил, — вновь болезненно улыбнувшись, ответил Гарри, что заставило Дрейко посмотреть ему прямо в глаза.

— Это слишком опасно. И у тебя теперь того, жена есть, — неуверенно пробормотал он, а Гарри рассмеялся.

— Я хотя бы попытаюсь. Обещаю контролировать ситуацию.

— Ну–ну, — проворчал Дрейко, чувствуя, что визит подошел к концу. — Стало быть, больше можем не увидеться?

— Это весьма вероятно, — серьезно подтвердил Гарри, не сводя глаз с бывшего врага.

— Черт, — Дрейко также не мог отвести взгляд, стараясь запомнить Поттера именно таким — немного грустным, но решительным, уставшим, но выбравшим свой жизненный путь. Жаль только, что он, Дрейко, не успел выбрать его вовремя.

— Удачи тебе, — искренне произнес Малфой, похлопав Гарри по плечу, — удачи вам всем, даже Уизли. А теперь сделай одолжение, проваливай отсюда, пока я не растрогался, как девчонка!

Гарри понимающе кивнул, развернулся, чтобы уйти, но вдруг передумал и напоследок все‑таки стиснул Дрейко в кратком мужском объятии. Больше они друг на друга не смотрели, и лишь когда дверь камеры закрылась за Поттером, Дрейко отважился кинуть на нее мимолетный взгляд.

— Как бы я хотел пойти с тобой, — прошептал он, снова опускаясь на пол и обхватывая себя руками.

За окном сгущалась зловещая темнота, мерцающая нездешними бликами. Море волновалось неподалеку, и, хотя дул сильный бриз, деревья испуганно притихли на берегу.

— Ты задержался, — коротко упрекнул Холборн, когда Гарри появился в коридоре.

— Извини, — пожал плечами Поттер и не произнес больше ни слова, пока они не вышли на улицу.

— Дальше я пойду один, — твердо сказал он, обернувшись к Холборну.

— Не было такой договоренности.

— Я знаю, что не было, но я должен пойти один. Объяснения, полагаю, излишни.

— Скажи мне, что ты собираешься делать, — Запоминающий и Стирающий медленно потянулся рукой к палочке, и Гарри, заметив этот жест, резко выхватил свою.

— Не стоит, — проговорил он. — Я же сказал, что утром буду на месте. Я должен попытаться предотвратить то, не знаю что. Ты же знаешь, мне это все ни к чему, но я несу свое бремя, которое несколько отличается от твоего, особенно теперь, когда мне почти перекрыли кислород. Отпусти меня.

Холборн так и не достал палочку и без всякого выражения смотрел на Гарри. Наконец, он покачал головой и строго произнес:

— Я не могу отпустить тебя до утра.

— И не надо. Отпусти меня на три часа.

— Три часа?

— Да, не больше. Ну же, Холборн, чем дольше мы тут с тобой пререкаемся, тем меньше времени остается.

— Скажи честно, почему ты просто не скажешь мистеру Вестерсу? — с ноткой непонимания осведомился Холборн; по нему было видно, что он уже сдался. — Почему ты пытаешься спасти того, кого не нужно спасать?

Гарри бросил на него острый взгляд. Знает или нет? Если знает, почему до сих пор ничего не предпринято?

— Я просто предполагаю, — невозмутимо отозвался Запоминающий, словно в ответ на его мысли. — Ты ведь прекрасно знаешь, у кого артефакты, за кем следовало бы начать охоту, но ты молчишь, и поэтому тебя тоже подозревают.

— И ты?

— Даже не знаю. Кажется, ты действительно хочешь покончить с этим своим, мирным способом, но уже не веришь в удачу. Так что я подумал, может…

— Нет, никого предупреждать не надо, и подкрепление мне не нужно.

— Ты уверен?

«Нет», — хотел ответить Гарри, но это слово застряло у него в горле.

— Да, — соврал он, глубоко вздохнув, — да, уверен.

— Тогда удачи.

Гарри слегка наклонил голову в знак благодарности и повернулся на месте.

Все было готово, оставались считанные часы. Ларчик открывался очень просто, нужно было просто договориться с нужным информатором. И почему он сразу об этом не подумал? Нельзя все время действовать, полагаясь лишь на свои знания, особенно если у противника их значительно больше. И вот теперь, заставив его поделиться этими знаниями, можно было начинать операцию.

Часы на цепочке свисали с кресла и неестественно громко тикали. Точно проснувшись, они покачивались в такт вновь и вновь взметавшимся в камине искрам и язычкам пламени. Они вели свой отсчет и скоро должны были прозвенеть, если бы могли. Но у них была другая задача. Фигурка девочки с букетом цветов в руках стояла на столе, освещенная маленькими свечами в бронзовом подсвечнике. Деревянное личико постепенно оживало, и, казалось, фигурка вот–вот сделает реверанс или просто подпрыгнет и убежит. Манок, лежавший чуть поодаль, с виду ничем не изменился, но если взять его в руку, можно было сразу ощутить, насколько потеплела его поверхность, несмотря на то что он был удален от всех источников тепла. Девочку и манок разделял кинжал, неразгаданный, манящий и… высоко оцененный гостем из потустороннего мира.

Северус Снейп задержал на нем взгляд, прежде чем сесть в кресло и взять в руки часы. Ожидание томило его, хотя ждать оставалось недолго. В памяти всплыл договор, решивший все.

«У меня есть сила потусторонних существ, у меня скоро будут артефакты, их сила влечет меня, а что есть у тебя? Ты проник в мою ловушку, маг, и надеешься остаться в живых, не предложив взамен ничего?»

«У меня есть только один артефакт, и его подлинность несомненна».

Снейп вытянул вперед руку с древним кинжалом, и призрак, заточенный в ловушке, замерцал фиолетовым свечением. Затем он как бы подплыл ближе к Снейпу, и мужчину словно окатило холодом, который был во много раз резче, чем любой ветер в самом глубоком из подземелий Хогвартса. А там тоже царил холод…

«То, что ты держишь в руках, человек, я и не надеялся найти. Ты сильно упрощаешь мою задачу. В назначенное время нужно будет только поместить этот кинжал в определенное место, и мы оба достигнем желаемого».

«Когда это будет?»

«Скоро. Медлить нельзя».

«Дай мне знать. У тебя будет более свободный доступ к моему сознанию, и я приду по твоему зову и освобожу тебя».

Призрак осклабился.

«Следи за стрелкой на часах и за моей энергией. Если ты хочешь меня в проводники, она не покинет тебя».

Снейпу показалось, что он набрал в грудь воздуха, а затем бросился с обрыва в бурную реку, а может быть, лишь в тихую, но очень глубокую заводь.

Скиант не обманул: сила пульсировала в сознании Северуса и вокруг него, и он не мог решить, хотелось ли ему по–настоящему идти до конца или нет. Каждое движение стрелки на часах эхом отдавалось в глубине его души, все еще сомневающейся, все еще ищущей. А еще он испытывал смутный страх, что дело выйдет за рамки его собственного отчаянного желания. Где‑то, безусловно, засел обман, это великая глупость — полагать, что призраки никогда не лгут. Это был не просто призрак, а вестник того ужаса, который вскоре должен был обрушиться на никем не защищенную планету. Еще был, наверное, шанс остановиться…

Шанс материализовался в виде черноволосого юноши в очках, которого Снейп так ждал и которого уже начал ненавидеть куда сильнее, чем прежде, за его равнодушие. Поттер вошел в кабинет, мельком окинул его взглядом, приметил артефакты и вперился глазами в искаженное лицо Северуса.

— Не надо, — каким‑то жалким голосом произносит он, и Снейп сразу же берет ситуацию под контроль.

— Кажется, у нас не назначено свидание, мистер Поттер, — вкладывая как можно больше яда в свой голос, замечает он. — И вы вломились без стука. Что‑то произошло, кого‑то опять надо выручать или вы — не дай Мерлин! — соскучились?

Поттер внимательно смотрит на кинжал, делает движение к волшебной палочке, но Снейп опережает его, ловко перехватывая его руку и вырывая палочку. Теперь он мог сделать с Мальчиком–Который–Выжил что угодно, даже убить его. Однако полезнее было просто нейтрализовать Поттера, чтобы он не ломал ему планы.

— Хватит вмешиваться в мою жизнь, — прошипел Снейп, произнеся Связывающее Заклинание. — Поздно, Поттер. И за ваше опоздание я награждаю вас бессилием, — он улыбнулся полубезумной улыбкой, прежде чем заткнуть Гарри рот кляпом и начать спокойно собирать артефакты.

Гарри, перевернувшись на спину, судорожно соображал. Да, Снейп приобрел поистине невероятную прыть, стремясь осуществить какие‑то свои замыслы. Ему даже палочка не потребовалась, чтобы обезоружить пока еще сотрудника Первого Отдела авроров. Позор, да и только! Гарри попытался высвободить хотя бы одну руку, но ничего не вышло. Снейп покосился на него через плечо, убирая кинжал, и криво усмехнулся. Усмешка была какой‑то новой, или Гарри только почудилось. Пламя в камине беспомощно трепетало, будто выражая безмолвный протест происходящему. Закончив приготовления, Снейп накинул на плечи дорожную мантию и склонился над Гарри.

— Прощайте, Поттер. И не вздумайте еще раз встать у меня на пути. Вам неведомо то, что я испытываю, так не беритесь меня лечить. Я был глупцом, полагая, что это в ваших силах, а теперь, повторяю, поздно. Заботьтесь о том, что еще может уцелеть, а я давно разлетелся на мелкие кусочки. Не советую меня оплакивать.

Гарри попытался поговорить с ним мысленно, но его отбросило такой мощной волной ненависти, что юноша едва не задохнулся. В глазах потемнело, и сквозь пелену он услышал тихий голос Снейпа:

— Я не зверь, Поттер, кем бы вы меня ни считали. Вашу палочку я оставлю вон там, на полке над камином. Если сумеете до нее добраться, хорошо. Впрочем, я надежно связал вас, не думаю, что вы успеете что‑либо предпринять.

Он в последний раз жестко усмехнулся, быстро подошел к камину и, оставив на нем палочку Гарри, покинул кабинет, больше не взглянув на Поттера.

Прошло несколько секунд, пока Гарри пытался унять не то ярость, не то отчаяние, пылавшее внутри. Он осмотрелся, надеясь увидеть кого‑нибудь из бывших директоров на портретах, но напрасно: все они были занавешены. Это было против правил Хогвартса, но Снейп, по–видимому, считал, что не нуждается больше ни в чьих советах.

«Он все‑таки покинул школу, которую поклялся защищать, — подумал Гарри, сражаясь с путами. — Что же с ним произошло? Неужели он не оставил никому никаких указаний на тот случай, если его не станет? И, судя по всему, он винит во всем меня. Как мило: наверное, это не я в не таком уж далеком прошлом готов был порвать всех и каждого, кто намеревался причинить ему вред! Да, мы несколько охладели друг к другу, ну и что? Разве это повод ввергать весь мир в пучину бедствий от армии голодных призраков?»

Гарри пытался заставить свой мозг рассуждать трезво. Не зря же его учили такому количеству невербальных заклинаний на все случаи жизни. В том числе — если палочка вдруг окажется в нескольких метрах от аврора во время боя. Помнится, даже был зачет на эту тему, но с заданием справились всего двое, и то, похоже, с перепугу, а вот Гарри сейчас почему‑то никакого страха не испытывал, только гнетущую безнадежность.

«Манящие Чары — старый проверенный способ, да вот только этот… хороший человек положил ее так, что я ее не вижу!» — злился Гарри, извиваясь на полу. Мышцы у него уже затекли, однако все, что он мог сделать, это ползти к камину, через каждое усилие призывая на голову Снейпа всевозможные проклятия. Для очистки совести Гарри уверил себя в том, что на фоне дела, задуманного мастером зелий, его, Гарри, нецензурная брань уж точно мелочь.

У самого камина Гарри передохнул и переключил свое внимание на кляп. Через несколько минут или, возможно, часов — время то пускалось вскачь, то останавливалось — ему удалось от него избавиться, и он сосредоточился на том, чтобы мысленно приманить к себе волшебную палочку.

«Акцио! … И все равно же опоздаю… сколько еще у меня времени? … Акцио, давай же! … Надо было лучше заниматься. Предупредить народ или нет? Второго побоища в Министерстве, как на пятом курсе, не хотелось бы. Знать бы только, с кем придется сражаться… Акцио!»

Эффект получился лишь на четвертый зов: палочка из остролиста слетела с каминной полки и мягко приземлилась на ковер, и Гарри, перекатившись на бок, онемевшими пальцами подцепил ее. Зажмурившись, выдохнул:

— Редукто!

Веревки, опутывавшие его тело, опали и вслед за тем исчезли. Заклинание было совсем слабым, обычно такие искусственные веревки никуда не исчезали. Гарри снова выругался, вспомнив ту нарочитую небрежность, с которой Снейп блокировал его руку и применил к нему всего лишь Связывающее Заклинание, хотя мог не только обездвижить, но и, к примеру, вырубить его на пару часов. Это была чистая насмешка вроде бы в духе Снейпа, но Гарри разозлился не на шутку.

— Я тебе помешаю! — вслух произнес Поттер и быстрым шагом вышел из кабинета Директора, захлопнув за собой тяжелую дверь.

В Лондоне царило неуместное, с точки зрения Гарри, веселье: по улицам неторопливо проплывали карнавальные шествия, повсюду то и дело громыхали фейерверки, взлетали в небо разноцветные шары, и казалось, что празднование должно было затянуться на всю ночь.

— Идиоты! — бормотал Гарри, расталкивая толпу маглов, даже не пытаясь вспомнить, какой сегодня праздник и есть ли он вообще. Он спешил ко входу в Министерство, твердо уверенный в том, что войдет туда любой ценой.

Это оказалось несколько сложнее, чем он думал. У самого входа (ржавая дверь в кирпичной стене невзрачного старого дома) дежурили четверо, и, к сожалению, они прекрасно знали его в лицо.

— В Министерство сейчас можно входить только по особому поручению от Министра или от главы Первого Отдела, — печально пробубнил один из авроров.

— Он здесь? — ровным голосом спросил Гарри, медленно доставая палочку.

— Кто? — моргнул дежурный.

— Мистер Вестерс.

— Да, прибыл час тому назад, и все Отделы были приведены в состояние боевой готовности. А вот насчет вас, мистер Поттер, у нас особое ра…

Договорить он не успел. Гарри выстрелил в него Оглушающим Заклятьем в упор и, скрывшись под мантией–невидимкой, трансгрессировал на несколько метров назад. Другие три аврора тут же принялись сканировать местность, но лучше бы они, как справедливо решил Гарри, позаботились о щитах. Двоих он оглушил, третьего не без труда удалось обезоружить: парню из Четвертого Отдела, занимающегося охраной Гринготтса, под конец удалось сорвать с Гарри защитную мантию, и тот едва успел пригнуться и выпалить Разоружающее Заклятие. Гарри подобрал Мантию, спокойно связал всех четверых, оглушил последнего пребывавшего в сознании и вошел через ржавую дверь в атриум, с левой стороны.

И — сразу понял, что там, внутри Отдела Тайн, в этот самый момент что‑то происходило. По атриуму сновали люди с палочками на изготовку, все они пробегали мимо Гарри, тщетно пытавшегося разглядеть в этой суете какой‑либо смысл. Вдруг ему резко перестало хватать воздуха, и он часто задышал, ища глазами свободный лифт. Все лифты бесперебойно трудились, доставляя волшебников туда, куда им было надо. Почти физически ощущая, как секунды утекают сквозь пальцы, Гарри бросился к первому попавшемуся лифту, оттолкнул от него низкорослого волшебника с густой бородой и, влетев внутрь, приглушенно крикнул:

— Отдел Тайн!

Решетки захлопнулись, как показалось Гарри, быстрее и громче обычного, и кабина лифта ухнула в ледяную пропасть.

Глава 14. Открытые врата.

Едва дождавшись, пока двери грохочущего лифта откроются, Гарри выскочил в освещенный коридор и, сорвав мантию–невидимку и затолкав ее в нагрудный карман, пустился бежать со всех ног к хорошо знакомой двери. Она становилась все ближе и в то же время как бы отдалялась от него, не желая впускать. Стараясь не обращать внимания на свои, как он решил, галлюцинации, молодой человек ускорил бег, и черная дверь Отдела Тайн сама собой распахнулась перед ним. Вытянув перед собой палочку, он, тяжело дыша, вошел, на ходу припоминая заклятия, которым учил свой отряд мистер Вестерс.

В круглой комнате с множеством дверей было полно народу, и все они пытались пробиться к одной из них. Гарри узнал по синим, блестящим плащам невыразимцев, они составляли большинство, но были и авроры из других отделов. На Гарри никто и не взглянул, однако и обыскать Отдел Тайн теперь не представлялось возможным. Юноша уже собирался набросить на себя Мантию, когда внезапно рядом с ним возник Вестерс и молча направил на него палочку.

— Почему вы здесь, Гарри? — скорее взволнованно, чем сердито прокричал он. — Здесь творится невесть что, здесь опасно!

— Сэр, я должен быть здесь! Я… дал ему уйти, — помимо своей воли выпалил Гарри, и его начальник опустил палочку. Ермон, стоявший рядом, вопросительно посмотрел на него, но взгляд Вестерса был устремлен только на Гарри.

— Я думал, у меня еще есть шанс с ним договориться, но я ошибся, — упавшим голосом добавил тот.

— Я это понял, — кивнул Вестерс. — Как мы ни готовились, но он застал нас врасплох. Никак нельзя было это предугадать, учитывая доверие к нему со стороны Министра.

— Где Кингсли? — перебил Гарри.

— Пытается выяснить, как предотвратить грядущие неприятности.

— Какие именно?

— А то ты не знаешь! — со злостью процедил Ермон, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на Поттера.

Вестерс одним взглядом осадил своего не в меру ретивого сотрудника и вновь обратился к Гарри:

— Видите эту дверь, мистер Поттер? Вы уже бывали там?

Гарри похолодел.

— Комната Знаков?

— Именно она. Мы уже около десяти минут не можем туда попасть и лишь гадаем, что там на самом деле происходит.

— Что сделал Снейп, прибыв в Министерство?

— Тут же отправился к Министру за разрешением навестить девятый уровень. Я попытался воспротивиться этому, так как подозревал… Да что там, Министр определенно находится или под Империусом, или…

— Нет, — вырвалось у Гарри, — не мог же он…

— Почему? — печально спросил Вестерс. — Конечно, это всего лишь мое предположение, но мне кажется, что он находится под явным воздействием скианта и его магической энергии. А подпасть под подобное воздействие он также мог в Комнате Знаков.

— И что это значит? Что он сам не вполне понимает, что делает?

— Не совсем так. Возможно, он преследует свою цель, и на это воздействие просто не обращает внимания. Вы не знаете, Гарри, чего он хочет?

— Нет, сэр, сожалею. — Только теперь Гарри медленно осознавал, чем грозила обернуться их размолвка с мастером зелий. — Вообще‑то, у него нет привычки делиться своими сокровенными тайнами. Я, повторюсь, надеялся, что нам удастся прийти вместе к какому‑то иному решению, но он просто–напросто связал меня, чтобы я не мог ему помешать, и отправился прямо сюда. Я сумел освободиться, но, видно, поздно…

— Теперь это наша работа, — сказал Вестерс, кивая на авроров, выкрикивавших мощные заклятия, которые одно за другим разбивались о непроницаемую дверь. — Ваши друзья и жена не знают, где вы, вам лучше быть с ними.

— Не все так просто! — возразил Гарри, упорно не реагируя на сжимающего кулаки Ермона. — Я допустил огромную ошибку, но вы не сможете ее исправить. Позвольте мне принять участие в операции. Если Кингсли в самом деле находится в подчинении у скианта, он может даже встать у нас на пути. Мистер Вестерс, может быть, еще есть шанс…

— Если только совсем крошечный, — вздохнул Глава Первого Отдела. — Выпредполагаете, что может быть нужно скианту?

— Снейп принесет ему кинжал, сделанный в Горе Мрака, той самой, где когда‑то укрылся и подготовил все для своего возрождения Салазар Слизерин.

Вестерс изменился в лице.

— Это… меняет все, — прошептал он, бледнея.

— Какое отношение кинжал имеет к артефактам?

— Все, что сделано в Горе Мрака, имеет отношение к потустороннему миру, миру мертвых. Кинжал может служить добру, но, обращенная ко злу, его энергия разрушительна…

— С его помощью Слизерин был побежден, а волшебное сообщество — спасено! — вставил Гарри.

— Даже в одних и тех же руках такой артефакт опасен, когда изменено направление воли, — грустно улыбнулся Вестерс. — И почему я не вышел на него раньше? Отражение такой угрозы, как вторжение Слизерина, восставшего из мертвых, казалось мне невозможным и удивительным. Я не был тогда в курсе всего… Что ж, теперь мне кое‑что понятно, кое‑что по–прежнему нет. Главное, что артефакты из шкатулки и кинжал Мрака могут сделать то, о чем мечтают скианты: открыть свободный проход в мир живых, смешать два мира и уничтожить все.

— Не понимаю. — Гарри устало потер виски, собираясь с мыслями. — Не может Снейп этого хотеть. Здесь что‑то не то, он водит нас за нос.

— Хотел бы я, чтобы так и было. Но Комнате Знаков легче всего открыть ловушку и выпустить скианта на свободу. Только так он сможет развернуться в полную силу.

— И что дальше? Как он сумеет открыть проход?

— Сам ритуал мне, конечно, неизвестен, но это логично: все артефакты, так или иначе, бывают задействованы в различных ритуалах, в основном черномагических. Здесь же мы имеем дело не просто с черной магией, а с наиболее опасным колдовством из всех существующих видов.

— Сэр, — вмешался Ермон, — невыразимцы продолжают попытки, но дверь не поддается.

— Конечно, не поддается, — задумчиво отозвался Вестерс. — Она откроется, когда пожелает тот, кто находится внутри.

— И вы дадите мне поговорить с ним? — спросил Гарри.

Вестерс с минуту поглядел на него и отрешенно сказал:

— Если успеете.

Знаки мерцали огненными кострами, все казалось неестественно увеличенным, близким, осязаемым, хотя он был один. Один ли? Призрак был тут, он дышал в своем царстве мрака и ужаса, одинокой мудрости и неотвратимого будущего. Снейп ощущал себя одновременно по эту и по ту сторону этого мира, который он приучил себя ненавидеть. Однако тот мир, куда он намеревался перейти, полюбить было попросту невозможно.

Артефакты лежали рядом с Тейваз — руной войны, духовной силы, данной свыше для принятия решения. Руна представляла собой вертикальную стрелу, на кончике которой скиант распорядился положить фигурку девочки. Часы и манок, в свою очередь, были расположены по обе стороны от стрелки. Артефакты наливались энергией, аккумулируя ее совершенно самостоятельно, и Снейп чувствовал, как эта энергия перетекает в него, уничтожая последние сомнения в правильности совершаемых действий.

«Прекрасно. Они почти готовы. Когда стрелка на часах дрогнет и остановится, ты положишь на руну кинжал Горы Хаоса, и тогда он сможет открыть Врата».

«И я войду в Них?»

«Разумеется. Остальное уже — не твоя забота».

«Ты обещал быть моим проводником!»

«А ты обещал освободить меня, но медлишь с ритуалом».

«У меня ведь должны быть хоть какие‑то гарантии».

«Значит, ты все еще мыслишь по–человечески. Там, где ты будешь, этому места нет. Там никто не будет давать тебе никаких обетов, никто не будет внимать твоему зову, если тебе вздумается кого‑то позвать. Там — тьма, но в ней надо уметь ориентироваться, если ты хочешь добраться до цели».

«Я хочу».

«Вот и славно. Я это знаю, иначе бы не оставил тебя в живых. Или ты все еще тешишь себя мыслью, что сможешь вытеснить меня из своего сознания?»

Снейп постарался максимально отключиться от этой изматывающей мысленной связи. Одновременно чувство реальности обострилось до предела, он услышал, как в дверь рвутся авроры, и на миг усомнился в том, что все пройдет благополучно. Но время, ставшее вдруг стремительным, как луч света, оборвало это состояние, потому что стрелка на часах слабо вздрогнула и застыла.

Северус боялся передумать. Он почти не чувствовал руки, когда клал кинжал на руну, и с удивлением заметил, что по форме он точно совпадает с ней. Одна из важнейших функций артефактов — открывать что‑либо. Этот кинжал также был ключом и мог открыть Врата. С трудом оторвав руку от потеплевшего металла, мастер зелий отступил назад, едва не споткнувшись, и поднял палочку: он должен был освободить скианта, чтобы тот помог ему добраться до другой комнаты…

… — Если возникнет вихрь, мы пропали, — прокричал Вестерс, запуская в дверь мощное заклинание, не сомневаясь, впрочем, в напрасности этого действия. — В этом случае нашей прерогативой станет исключительно спасение людей, ты понимаешь, Гарри?

— Да, — ответил Поттер, которого била нервная дрожь.

— А это значит, что ты и многие другие должны будете уйти, дав дорогу профессионалам.

— Вас я тут не оставлю.

— Ты должен подчиняться приказам! — процедил Ермон, который не знал, куда применить свои дарования, и от отчаяния крутился на месте.

Гарри проигнорировал его, весь обратившись в слух. Он ждал, что вот–вот дверь откроется, интуитивно видел, как это происходит, как оттуда выходит смерть, потому что переход в иной мир — это смерть в этом мире.

Неожиданно он увидел Стеффинса и Холборна, которых, вероятно, вызвал Вестерс. Они едва заметно кивнули ему и присоединились к атакующим дверь. От заклинаний в круглой комнате стало уже невыносимо жарко, все кругом, казалось, было наэлектризовано и ждало освобождения. Гарри заметил, как Вестерс взмахнул руками, посылая какой‑то сигнал, и тревога в тот же миг захлестнула его целиком. Авроры застыли, а потом помчались прочь от двери. Он, Гарри, должен был идти с ними, но если шанс есть…

— Уходи, Поттер! — проревел Ермон, занимая место между Холборном и незнакомым волшебником.

Семеро волшебников образовали круг, и Гарри знал для чего, но оставался на месте. Не дожидаясь, пока на него отвлечется Вестерс, он скрылся под мантией–невидимкой — и вовремя. Дверь разлетелась на куски, мощной волной круг был разрушен, и воцарилось смятение.

— Вигон луцис! — сразу прокричало несколько человек, другие же ограничились Щитовыми Чарами.

Вестерс проделывал волшебной палочкой какие‑то сложные пассы, перед тем как пробормотать заклинание Защиты Разума. Гарри на миг зажмурился, поскольку вспыхнувший свет сильно ударил по глазам, затем устремился вдоль стены к развороченной двери.

Из Комнаты Знаков вдруг вырвался столп пламени, в котором обозначился силуэт скианта. Он ринулся в атаку тут же, но Гарри помнил, что не должен обращать на него внимание. Среди сражающихся, которые никак не могли восстановить круг, он успел заметить черную тень, метнувшуюся к одной из дверей, и кинулся за ней. Они со Снейпом проскользнули в дверь почти одновременно, но сразу вслед за тем Снейп куда‑то исчез, а Гарри едва не упал с огромной лестницы, которая иногда являлась ему в худших из кошмаров.

Осторожно спускаясь вниз, в центр большой ямы, похожей по форме на Комнату Знаков, Гарри не мог оторвать взгляд от того места, где возвышалась платформа, на которой стояла Арка с черным занавесом. Когда‑то за этот занавес упал Сириус…

«Какой же я идиот! Врата, врата… Что еще в Отделе Тайн похоже на врата?! И Вестерс догадывался, о чем идет речь, но ни один нормальный аврор не сможет охранять эту штуку сутками, да еще и когда тут поблизости бродит скиант! Где же он?»

Гарри вскинул палочку, оглядывая полутемное помещение, готовый к нападению. Комната с Аркой приглушала все звуки извне, отчего атмосфера в ней становилась еще более зловещей.

«Это не может кончиться здесь, это же просто смешно. Врата в центре Министерства!»

Занавес бешено колыхался, словно на сильном ветру. Чем ближе Гарри подходил к Арке, тем явственнее слышались знакомые голоса. Но тогда они были спокойны, а теперь будто выпевали какой‑то ритм, все громче и четче. Еще немного — и будут слышны слова страшного, неведомого языка. Гарри хотел позвать Снейпа по имени, но у него пересохло в горле, и он смог издать лишь нечленораздельный звук.

И тут он появился из‑за арки, точно всегда стоял за ней, прямой, как струна, болезненно бледный и полный решимости. В руках у него был кинжал, светящийся золотым светом, который исходил от Знаков. Снейп двинулся к занавесу.

— Стойте!

Гарри не знал, что произойдет, если живой человек шагнет за занавес, но догадывался. Ноги налились тяжестью, но юноша все‑таки попытался добежать до платформы и сделать хоть что‑нибудь…

Волна нестерпимой боли накрыла его, так что он на несколько секунд потерял сознание. Открыв глаза, он увидел, что на полу повсюду Знаки — точно такие же, как те, что едва не отправили его на тот свет. И теперь они были другими, более яркими и более страшными, и они пытались заговорить с ним. Все тело пронзали невидимые заряды, и Гарри почувствовал, скорее, чем понял, что это — защита, молниеносно организованная Снейпом. Знаки были оживлены артефактами, очевидно, находящимися в разных частях комнаты. Гарри приподнялся на дрожащих руках и, подняв голову, посмотрел на Арку.

Снейп стоял перед ней, закрыв глаза, держа перед собой кинжал на вытянутых руках. Через несколько секунд он повернулся спиной к Гарри и поднял кинжал над головой. Юноша понял, что он сделает, за секунду до того, как раздался оглушительный треск и черный занавес, взлетев подобно рваному знамени, скользнул по платформе вниз — прямо на знаки.

Боль на мгновение отступила, и Гарри вскочил, намереваясь удержать Снейпа от последнего шага. Голоса звучали уже везде, их торжество сотрясало стены Министерства. Снейп замер в нескольких сантиметрах от арки, будто собираясь с силами, и — пропал.

Гарри упал, споткнувшись о платформу, еще не осознавая, что опоздал. Некоторое время он пролежал ничком, пока не сумел собрать оставшуюся волю в кулак и не поднялся на ноги. Но из Арки уже летело навстречу ему нечто темное, многоликое, страшное, принесшее с собой ураган и разрушение. Еще миг — и древнее чудовище сметет его, попытавшегося спасти старый мир.

«Мора силенсиум!» — мысленно выкрикнул Гарри, закрывая голову руками, неимоверным усилием запечатывая разум. Его сбило с ног, закрутило и швырнуло об стену.

Дверь, надо карабкаться к двери…

Но двери больше не было, не было и ступеней, превратившихся в обугленную груду камней. Все дрожало, как во время землетрясения, и Гарри каждую секунду ожидал увидеть разверзающуюся под ним бездну.

Оставался один выход — трансгрессировать, и немедленно.

Он выпрямился на дрожащих ногах, повернулся вокруг своей оси и спустя мгновение всей грудью вдохнул ночной воздух.

— Гарри! — кто‑то хлопнул его по плечу и потащил в сторону. — Ты в порядке?

— С–стефинс? — в глазах все еще было темно, в ушах стоял странный гул, в котором постепенно замирали голоса.

— Пойдем скорее! — торопил Одж Дэггер деревянным голосом.

— Куда?

— В укрытие. Ты — псих, мы уже думали, тебе конец.

— Я тоже так думал…

— Смешная шутка, расскажешь потом.

Мало–помалу глаза Гарри снова обрели зрение, он понял, что его ведут по знакомой улице, которая теперь была свободна от карнавальных шествий. Изредка пробегали какие‑то люди, никто не кричал, но и не останавливался ни на секунду, словно зашевелился большой сонный муравейник. Дом на площади Гриммо — Гарри успел увидеть крыльцо, а Джефри уже протолкнул его внутрь. Тут же множество рук заключили его в объятия. Послышался женский плач.

— Что случилось? — пробормотал Гарри.

— Пропустите меня! — кричала Джинни. — Где он? Где мой муж?

— Джинни, я в порядке!

Они обнялись.

— Джефри! — мимо пролетела Гермиона и затормозила в шаге от Оджа Дэггера.

— Я в порядке, — спокойно констатировал он.

— Гарри, — сказала Джинни, — идем в гостиную, быстрее. Там все.

— Кто плакал? — на ходу спросил Гарри, не понимая, почему никто не зажжет в коридоре свет.

— Гермиона с Луной ревели в голос, я еле сдержалась, чтобы к ним не присоединиться.

— А.

В гостиной горел свет, но было как‑то тускло. Сигаретный дым стоял коромыслом. Гарри не переносил курящих, но в данный момент его интересовало другое. Вокруг полированного стола сидели авроры, которых он знал. Во главе стола расположился дымящий трубкой Вестерс, который сперва даже не заметил вошедших. Гарри удивился, что рад видеть Ермона. Вид у красавца был, правда, слегка потрепанный и жутко угрюмый, но, кажется, он не был ранен.

— Как вы тут оказались? — хрипло спросил Гарри, делая шаг к Вестерсу.

— Гарри… — волшебник поднял голову, вперил в юношу задумчивый взгляд и кивнул.

— Я… сделал все, что мог, — тихо проговорил Поттер. — Впрочем, нет, я…

— Не надо, — остановил его Вестерс. — Никто бы не справился. Счастье еще, что твоя Мантия была при тебе.

Гарри подскочил на месте: он совсем забыл о мантии–невидимке, даже не помнил, снимал он ее или нет. Он бегло осмотрел себя: к счастью, она зацепилась за молнию кармана и теперь волочилась за ним по полу. Он быстро подобрал ее и невольно прижал к груди. Так, может, Снейп и не видел его…

— Мы сюда отправились сразу после того, как поняли, что все кончено, — сказал Вестерс.

— Мне показалось, что прошло совсем мало времени.

— Да, подобный ритуал всегда вызывает небольшую временную петлю, это нормально. Ты не так много и пропустил. Нам удалось изгнать скианта, правда, теперь это уже неважно, когда Врата открыты… Министерство начало рушиться, и я принял решение вывести всех людей. Не могу сказать точно, но другие командиры утверждают, что в здании никого не осталось.

— Министр?

— Его увели. Выглядит неважно, но, надеюсь, его приведут в чувство. Мы отправились на площадь Гриммо, отсюда относительно близко до Министерства, так что мы все еще, можно сказать, в центре событий.

— Я так далеко трансгрессировал?

— Мерлин, так вот как ты выбрался? Хм, тебе снова повезло. Из Отдела Тайн в последнее время можно было трансгрессировать только с огромным риском для жизни. Видимо, защитные чары были разрушены потусторонней силой, поэтому ты цел и невредим. Я послал Оджа Дэггера на случай, если ты сумеешь спастись. И я не ошибся.

— Что мы теперь будем делать?

— Драться за каждый дом, как на настоящей войне, — невесело усмехнулся Вестерс. — Тут все свои, поэтому скажу открыто: надежда ничтожно мала, особенно если учесть, как мало нас, знающих, как с этим бороться.

— Волшебники других стран наверняка тоже мобилизуются, — возразила Гермиона, вставшая рядом с Гарри. — Там достаточно магических знаний, не стоит их недооценивать.

— Видите ли, мисс Грейнджер, зараза распространится быстрее, чем они ожидают. Конечно, мы уже предупредили о катастрофе, кого смогли, но все не так просто.

— Да, но ведь мы можем и закрыть Врата за это время.

Все переглянулись.

— Что? — неуверенно спросила Гермиона. — Способа… нет?

— Один есть, — помолчав, ответил Вестерс. — Только, скажу сразу, это крайняя мера.

— А разве ситуация недостаточно критическая? — Гермиона возвысила голос чуть ли не на октаву, и Ермон возмущенно заерзал на стуле. — Сколько еще ждать, пока небо на голову рухнет? Мы не трусы, если речь идет об этом…

— Не об этом, и в вашей смелости я не сомневался, — мягко перебил ее глава Первого Отдела. — Вы лично, к примеру, этим способом воспользоваться не сможете.

— Это почему?

— Потому что нужно нейтрализовать причину того, что Врата оказались открыты. Вы знаете, как это сделать?

— Я… — Гермиона испуганно взглянула на Гарри и умолкла.

— То есть, — медленно произнес он, — надо войти туда?

Все напряглись, подчеркнуто не глядя друг на друга. Только Вестерс внимательно смотрел на Гарри.

— Это еще не все, — сказал он. — Нужно найти его…

— И убить? — не выдержав, ахнула Гермиона.

— Нет, все немного сложнее. Надо уговорить его вернуться. Ни больше, ни меньше. И кто из вас в состоянии это сделать?

Опять наступила тишина. Джинни кусала губы, не сводя глаз с мужа. Гарри чувствовал ее отчаянный взгляд, но не мог сказать ей, что все будет хорошо. Мир установил законы, которые требовали жертв. И вновь они требовали, чтобы он отдал свою жизнь.

— Никто не просит тебя об этом, Гарри, — твердо сказал Вестерс.

— Я понимаю, — чужим голосом ответил юноша. — Меня об этом не надо просить, это я сплоховал, я упустил его в свое время, мне и расхлебывать.

— Нам надо будет обсудить детали, — вздохнул его начальник.

Гарри отыскал Джинни в их комнате наверху, где она сидела на кровати, обхватив себя руками. Он сел рядом, но она даже не подняла головы.

— Я не могу, — прошептала она. — Не могу.

— Если не я, то никто.

— Ага, как обычно. — Она задрожала.

— Слушай, я и сам не ожидал, что все случится так быстро. Вестерс дал мне кое–какие рекомендации, надеюсь, они помогут…

Джинни посмотрела на него в упор.

— Да ты хоть понимаешь, куда тебе предстоит войти? Рекомендации, указания… Ты еще скажи, что ты научился повелевать скиантами, привидениями и прочей нечистью!

— Нет, не скажу. Пойми, мы здесь сидим, как на вулкане, или даже хуже. Я не знаю, что я здесь найду, когда вернусь. Может, одни развалины? И ваши тела… Или этот вихрь разрастется до неведомых размеров и поглотит весь земной шар, превратится в черную дыру или просто взорвется ко всем чертям! Времени там для меня не будет, пространства, в принципе, тоже, все будет зависеть, сказал Вестерс, от индивидуального восприятия. Здорово, правда? Особенно если учесть, что наши со Снейпом образы восприятия запросто могут… хм, не совпасть.

— Но у вас есть общий ориентир.

— То есть?

— Брось, а то ты не знаешь, зачем он вдруг возомнил себя Повелителем Тьмы и Потустороннего Мира одновременно?

Гарри знал. Догадка пришла к нему внезапно, пока с ним разговаривал Вестерс. Он никак не мог забыть кинжал, налившийся энергией призраков. Этот кинжал однажды спас Снейпа от смерти, и Гарри привык думать, что это произошло по тому же принципу, по которому он получил защиту от своей матери. Разумеется, для самого Гарри это был не пустячный сувенир ко дню рождения надоевшего ему своими душевными метаниями профессора. А если принять во внимание магический потенциал этого кинжала, о котором Гарри тогда не подозревал, становится понятным, каким образом артефакт вобрал в себя силу, которая могущественнее любого заклинания. Однако теперь все заклинания остались в прошлом, теперь или что‑то есть, или ничего нет. Гарри чувствовал себя опустошенным до крайней степени, и оттого поход за Врата терял для него всякий смысл. Страха пока не было.

— Как ты туда войдешь? — спросила Джинни, отвлекая его от мыслей.

— Так же, как Снейп. Вестерс сказал, что это, в общем‑то, самая легкая часть задания, можно сказать, наипростейшая.

— И потом куда?

— По обстоятельствам. Он считает, мы услышим друг друга.

— А если нет? Ты сможешь вернуться обратно?

— Я так думаю, что смогу. Только Врата все равно останутся открытыми.

Джинни боролась с желанием заплакать. Гарри усиленно отгонял от себя желание все бросить и остаться с ней до самого конца. С одной стороны, это было трусливо, с другой — исполнено смысла для них обоих.

— Пора, — тихо сказал он, поднимаясь.

— Да, — кивнула Джинни и встала вслед за ним. Ее все еще колотила дрожь.

— Позаботься о Роне, хорошо? Не знаю, почему, но за него мне очень тревожно.

— Из‑за Гермионы. Я тоже за него боюсь. Он прямо‑таки рвется в бой, забывая о том, что у него осталось столько родных. Думаю, кстати, что они тоже скоро прибудут сюда, Фред и Джордж точно не откажутся от того, чтобы принять участие в таких событиях.

— С ними вас будет легче, — попытался улыбнуться Гарри.

— Это точно. — У Джинни улыбка тоже не получилась, но, вспомнив о братьях и родителях, она стала более собранной. — Нужно послать за Андромедой и Тедди.

— Безусловно, но их надо получше укрыть, Тедди не должен оставаться без бабушки.

— Да, конечно.

Они вышли из комнаты и стали медленно спускаться в гостиную. Каждая ступенька отдавалась болью в сердце.

Внизу их уже ждали. Сначала Гарри показалось, что его знобит, но потом он понял, что это дрожит земля — еще слегка, но неведомый гул уже поднимался из глубин растревоженной земной тверди, медлить было нельзя.

Гарри по очереди пожал руки всем аврорам и Вестерсу, Рону, долго стоял, обнявшись, с Гермионой и Луной и под конец зарылся лицом в густые, сладко пахнущие волосы жены. Выйдя из дома, он первым делом вытащил мантию–невидимку и, бегло осмотрев, перекинул ее через плечо. Трансгрессировать он не решался из‑за повышенной концентрации враждебной энергии, пешком было не так уж и далеко. Только отойдя на двадцать метров от дома, он понял, что никто так и не сказал ему ни слова.

«И это к лучшему», — сказал себе Гарри.

Тридцать метров, сорок, пятьдесят… Он считал их просто так, примериваясь на глаз, чтобы не думать о предстоящем. Перепутать Врата с чем‑то еще было невозможно: огромная воронка, похожая на дождевой смерч, поднималась к небу в центре Лондона и была видна со всех его концов. Правда, нельзя было сказать точно, что маглы ее видели, но чувствовали — это уж наверняка. Гарри словно проходил пришельцем по другому миру, в котором замерло время: воздух собрался вокруг воронки, а здесь его как бы и не было. Ни малейшего дуновения, все серо и обманчиво тихо. Люди, скорее всего, заперлись по своим квартирам, еще не понимая, что нужно уезжать как можно скорее. Теперь уже не столь важно было, выйдет ли из тени магический мир или нет, механизм был запущен, и если его не остановить, на месте городов и гор останется пустыня. Это сделает механизм, запущенный в центре Лондона и в душах людей…

Гарри вернулся к ощущению реальности, когда услышал за собой шаги. Кто‑то отправился за ним. Он обернулся, решив, что это Рон, и намереваясь отослать лучшего друга назад. Но вместо этого он увидел…

— Гарри, ты такой быстрый, кошмар! Конечно, ты спешишь, но я совсем запыхалась.

— Луна? — он оторопело пялился на девушку с серебристыми волосами. — Ты сошла с ума! Ты не можешь идти со мной! Я не возьму тебя!

— Я не собираюсь тебя спрашивать, — полушутя, полусерьезно ответила Луна, вприпрыжку подходя к нему. — Ты не подумал о том, что будет, если ты угодишь в ловушку и не сможешь идти дальше? Бьюсь об заклад, что не подумал.

Она была права. Все вдруг разом изменилось.

— Теперь я еще и за тобой должен присматривать? — вскипел Гарри. — Даже не надейся, что я позволю тебе идти со мной!

— А почему ты так уверен, что это ты будешь за мной присматривать, а не наоборот? Тот мир совсем не таков, как этот, — уверенно возразила Луна и пошла вперед.

— Луна! — окликнул Гарри.

Она не остановилась.

— Луна!

— Да не переживай, ты только потратишь нервы и время, — бросила она через плечо и ускорила шаг. — С тобой мы точно опоздаем.

Про себя Гарри вспомнил все ругательные слова, какие знал, пока догнал девушку и пошел с ней рядом, возмущенный и одновременно тронутый до глубины души ее смелостью. Она говорила о том, чтобы отправиться на тот свет, как об интересной экскурсии, не сопряженной ни с какими опасностями.

— Что тобой движет? — глухо спросил Гарри.

— Все, — просто ответила она.

— Как это?

— Так. Только взгляни вокруг. Разве можно это уничтожить своим бездействием, как мы это делали до сего момента?

— Если мне не изменяет память, мы этот мир уже не раз спасли.

— И чего это стоит, если не сумели себя сберечь?

— Ты себе противоречишь.

— Где же? Если ты не сберегаешь себя, тебе этот мир уже не нужен, как и все, кто в нем. Разве непонятно, почему все так запуталось у всех в последние годы? И у меня, и у Дрейко, и у тебя… У профессора — вон до чего дошло.

— Эгоист проклятый! — не сдержался Гарри и сжал кулаки. — Нет, я не жалуюсь на то, что приходится делать, но как до этого можно было додуматься?

— А он и не думал. Он слишком многое прошел до этого. Здесь он уже не жил, разве ты не заметил?

— Да, но почему…

— Спросишь его сам.

— Луна?

— Что?

— Будь, пожалуйста, осторожнее.

— Ты не ожидал от меня этого, верно? — голубые глаза остро взглянули на молодого человека. — Я просто не имею права оставаться такой, какой я была. Если душа заснет, ее очень сложно разбудить.

Гарри немного поразмышлял над ее последней фразой, затем возобновил попытки вовлечь Луну в разговор, но больше она не проронила ни слова до самого центра города.

Врата несколько утихомирились, видимо, выпустив основную силу в этот мир, но напряжение вблизи них было чудовищным. Ничего и никого живого поблизости не наблюдалось. Гарри был смутно уверен в том, что им помешают добраться до Врат, и он накинул на себя и Луну Мантию, как только они вышли на открытое пространство. Призракам она не была помехой, но не стоило искушать их лишний раз.

Арка была под землей, а значит — они должны были спуститься в самую бездну, к основанию вихревой воронки. Гарри и Луна медленно подходили к большому кратеру, образовавшемуся после разрушения Министерства. Сила, бившая оттуда, грозила просто раздавить их своей мощью, но Гарри инстинктивно знал, что этого не случится, если они просто попытаются пройти сквозь вихрь, как проходят сквозь невидимую преграду.

Осталось несколько шагов…

Глава 15. В стране, из которой не вернуться.

Гарри непроизвольно сделал шаг назад у самого края — и вовремя. На них дохнуло мощным всплеском энергии, и из ямы вылетело несколько теней. Гарри на секунду похолодел: с кучей скиантов не справиться и целому отряду опытных авроров, не то что им вдвоем с Луной.

— Гарри, это не они! — твердым голосом сказала Луна и скользнула из‑под мантии–невидимки. — Вперед же!

Опомнившись, Гарри тоже сорвал с себя Мантию и кинулся ей на помощь. Ему показалось, что эти ребята не больно‑то отличались от скиантов, ибо были тоже несравненно более плотные, чем привидения, и тоже как‑то подозрительно светились. Но Луна была права: от них не исходило такой жути и всепоглощающей силы, которая у людей именуется волей.

Заклинание света сработало неплохо, но гораздо более действенным оказался ярчайший Патронус Луны, которого она вызвала с первой попытки. Гарри скрипнул зубами, чувствуя себя не способным к такому волшебству, и слегка увеличил мощность «Вигон луцис». Призраки умчались ввысь, следуя невидимым спиралям воронки. Гарри решил не дожидаться, пока они появятся вновь и, возможно, с подкреплением, взял Луну за руку и осторожно подошел к краю.

— Ты видишь Врата? — спросил он ее.

— Нет, — пожала плечами Луна. — Но все равно лучше нам не прыгать. Высота немалая.

— Трансгрессировать опасно. Откуда ты знаешь, что там сейчас?

— А разве есть выход?

Гарри пришлось снова отдать ей должное.

— Держись за мою руку очень крепко, — пробормотал он. — Неизвестно, что будет, когда мы окажемся прямо у основания этого «водоворота».

— Хорошо, — покорно согласилась Луна и так вцепилась ему в пальцы, что он сперва охнул, а потом раскрутился на месте.

Как выяснилось, это было хоть и единственным, но не самым удачным решением. Они попали прямо на платформу, к самой Арке, где все по–прежнему сотрясалось и крошилось. Гарри едва не соскользнул с платформы, потому что потоки воронки отбросили его назад, Луна же оказалась втянута внутрь самой воронки, и ее руку стало почти невозможно держать.

— Не отпускай меня, Гарри! — завопила девушка, пытаясь уцепиться за Арку.

Предупреждать об этом было необязательно. Гарри страшно напрягся, попытался сделать хотя бы два шага и понял, что вот–вот взлетит сам.

— Инкарцеро! — из палочки вырвались веревки, которые крепко обмотались вокруг одного из столбов Арки, и Гарри потянул на себя Луну сильнее.

— Хватайся за конец веревки! — прокричал он. — У меня сейчас руки отвалятся!

Она сильно перепугалась, но совладала с собой и, ухватившись за веревку, начала карабкаться к центру «водоворота». Гарри и сам видел, что по–другому через Врата не пройти: на периферии был слишком сильный ветер, который мог отправить их в такой полет, что потом костей не соберешь.

— Луна, мы должны попасть туда одновременно, слышишь? — сквозь гул ветра крикнул Гарри, сражаясь с веревками. Волшебную палочку оставалось только взять в зубы, чтобы не потерять.

Луна так и сделала и не ответила ему, зато она была уже у самых Врат и ловко обхватила одной рукой один из столбов. Ее тут же потянуло наверх, и Гарри оставалось только поторопиться. Он рывком преодолел расстояние, отделявшее его от Луны, и обнял ее. За секунду до того, как они отпустили веревки, у него промелькнуло сомнение насчет того, смогут ли они перевернуться в воздухе и трансгрессировать, если их все‑таки выбросит из воронки. Вдруг она не действует по принципу водоворота?

В следующий миг он едва самого себя не забыл. Их с жуткой силой рвануло вверх и понесло по расширяющемуся кругу. Где верх, где низ — определить было нельзя, было только ясно, что они возносились все выше и выше, на десятки и сотни метров над землей, а кругом сверкали разноцветные молнии и то и дело мелькали чьи‑то неупокоенные души, жаждущие свободы.

«Когда же кончится эта воронка?» — отчаянно подумал Гарри, уткнувшись в плечо Луне, в то время как ветер стремился разорвать их обоих на части. Гарри уже толком не знал, чего следует бояться больше: того, что их выбросит с такой высоты, или того, что их оторвет друг от друга и…

Внезапно подъем завершился, и они с той же ужасающей скоростью понеслись вниз. Луна что‑то приглушенно пропищала, кажется, звала маму. Гарри зажмурился, представив, как они сейчас вдребезги разобьются о платформу, если их замысел не сработает и воронка их не втянет.

Ветер в ушах шумел все сильнее, скорость росла, все ближе была земля и каменная платформа…

И вдруг все стихло, а потом их резко встряхнуло, и они, не удержавшись, отлетели друг от друга.

— Луна, — просипел Гарри, с трудом приподнявшись, но еще не решаясь открыть глаза.

— Я тут, — раздался ее голос в нескольких шагах. — Ух ты, все оказалось не так плохо.

Гарри слегка покачнулся, пытаясь подняться, но устоял и первым делом проверил палочку и Мантию. Они были при нем. Лишь после этого он огляделся. Луна уже успела отойти от него на приличное расстояние, явно настроившись на увлекательную прогулку.

Что‑то не так. Гарри вытянул руку с палочкой и вперился взглядом в гористый пейзаж перед собой. Кругом ни души: ни живой, ни мертвой. Только Луна уже что‑то обнаружила на одном из валунов, которые имелись в этой странной долине в изобилии.

— Луна, что у тебя там? Не трогай!

Он подбежал к ней. Девушка держала на ладони крошки бирюзовой земли.

— Красивая, да?

— Да с ума сойти! — не выдержал Гарри. — Ты хоть понимаешь, где мы?

— Конечно! — невозмутимо ответила Луна и отряхнула руки. — Я просто не думала, что у кого‑то из нас такая богатая фантазия.

— Вестерс сказал, что нам могут попасться отрывки из наших снов и мечтаний, но… не может же все это…

— Ты лучше припомни, что он еще говорил.

— Трудно как‑то, — признался Гарри, ощутив вдруг огромное желание лечь и уснуть. — Нас отвлекают от нашей цели. Надо спешить.

— Да. А ты заметил?

— Что?

— Здесь нет ветра. Ни малейшего дуновения.

Вот в чем странность! А он себе уже вообразил, что их кто‑то собирается атаковать. И вправду, Вестерс говорил, что может случиться все, и не стоит тратить время на безграничное удивление.

— Направление, — мрачно сказал Гарри своей палочке. Та завертелась у него на ладони, как волчок.

— Я и не надеялся, — сам к себе обратился юноша и повернулся затем к спутнице: — Доверю выбор пути тебе, я выдохся.

— Не говори так. — Серьезности Луне в этот момент было не занимать. Взгляд голубых глаз прямо‑таки буравил Гарри насквозь, чего раньше не случалось. — Ты просто не хочешь его искать. Так или нет?

— Давай не будем ссориться…

— И уходить от ответа. Разве ты не понимаешь, как много от этого зависит?

— Единственное, чего я не понимаю, — тихим голосом начал Гарри, — так это почему я все еще должен давиться чувством вины? Всегда я, как будто это я один сделал все неправильно. Скажи, Луна, ты вот так хорошо его понимаешь, почему он так поступил? Сколькие отправятся теперь вслед за ним, но уже не по своей воле? Что он скажет им, если они встретятся? Впрочем, дай угадаю, ему на это глубоко наплевать!

— Не совсем так, — вздохнула Луна. — Просто он каким‑то краем сознания решил, что раз мир на него забил, то и он может это сделать. Согласись, он много старался для волшебного мира, но никто не удосужился ни о чем его спросить, вообще спросить о нем.

— Разве это с самого начала не было очевидностью? Кого этот мир когда‑нибудь спрашивал? И дело не в приспособлении вовсе, дело в искусстве жить там, где твое место. Кажется, его местом оказался Хогвартс. Более того, он сам его выбрал. Не так уж и мало. И что же он оставит там после себя?

— Здесь вопрос не в его порядочности или совестливости, или еще чем‑то таком, чем оперируют люди, привыкшие судачить о внешнем. Надо сначала дойти до такой глубины (или пасть — в твоем варианте), а потом уже судить его.

— Значит, ты считаешь, что он не может быть осужден за свой поступок? За то, что поставил мир на грань катастрофы ради своей прихоти?

— Это прихоть? — Луна с безграничным изумлением посмотрела на Гарри. — Ладно, ты сейчас немного не в себе. Но… разве это не худшее наказание — оказаться здесь? Кто тебе сказал, Гарри, что ад действительно под землей?

Гарри хотел возразить, но понял, что ведет себя до крайности беспечно. Если и он сейчас упрется в свой индивидуализм — никто за него дела не поправит. В конечном счете, его наивность сыграла не последнюю роль в том, что Снейпу удалось осуществить свою безумную идею. Да и так ли уж она была безумна? Смерив Луну, на всякий случай, строгим взглядом, он сам выбрал направление.

Они шли около пятнадцати минут, и пейзаж вокруг них постоянно менялся, как подметил Гарри, в зависимости от настроения. Солнца в этом пасмурном мире не предусматривалось, и поэтому путешественники в Страну Мертвых то попадали в широкие туманные долины, то в густой, издалека кажущийся черным лес — и все было серым, бесцветным. Пару раз Луна явно пыталась соткать из мыслей каких‑нибудь зверушек, но Хозяин Страны постоянно предугадывал ее намерение, и милые зверьки превращались в злобных призрачных монстров, которые, впрочем, тут же исчезали. Гарри почему‑то мутило при виде них, и он старался вообще не пускать в свою голову ни одной лишней мысли. Работа была не из легких: сознание буквально металось из стороны в сторону, порождая все новые темные творения откуда‑то из своих недр, давно забытых их обладателем.

«Не вспоминай о снах, — предупреждал его Вестерс. — Там царит своя магия, но, конечно, она будет воздействовать на твои худшие стороны, то есть на те, которые тебе неподконтрольны. Если не можешь владеть снами, не обращайся к ним в трудную минуту».

Гарри был невыразимо рад тому, что вовремя припомнил это напутствие своего начальника. Вообще, все мало–мальски путные мысли из головы уже улетучились, и Луна, судя по ее растерянному виду, испытывала то же самое. И зачем она вообще за ним потащилась? Да еще и пыталась его поучать! Идут они себе без всякой подготовки непонятно где, а что происходит там, наверху? Стоп, а что такое «наверху»? Что там находится, и почему за это место следует волноваться? Так, главное не вспоминать сны… Какие тут сны, ничего и так не вспомнить.

Гарри остановился, не заметив, как пейзаж полностью превратился в горный. Только камни, ни травинки, вершины скал неожиданно сомкнулись над ними — и у Гарри появилось ощущение, что когда‑то с ним это уже происходило.

— Л…?

А как зовут эту девушку, которая была с ним? Да, наверное, и не было никого, он просто ее придумал, пока страдал от страшной путаницы в собственной голове. Странная девушка, доказывала что‑то про то, что он немного не в себе. Тоже удивила, разве можно тут остаться с нормальной головой? И все‑таки — где она?

Гарри несколько раз повернулся вокруг собственной оси, но понял только, что стоит один в узком горном проходе, а гора надвигается на него со всех сторон. Это бред, ему это просто кажется. Гора… там тоже была гора, в другом месте, и не менее зловещая. И чего он там забыл, когда оказался зажатым между смертью и смертью? Наверное, искал там что‑то, если только ему это не приснилось.

Как ужаленный, Гарри затряс головой, с силой сжимая виски. Нельзя сомневаться во всем! Даже если от его собственного существования не осталось уже ничего, кроме жалкого, иссушенного мысленными перипетиями сознания, он должен идти, пока не растворится! Или что там с душами умерших происходит? Стоп, но он же их воочию видел, совсем недавно, стало быть, они не исчезают, не превращаются в ничто.

Ему почудилось, будто неукротимо приближавшаяся скала толкнула его одной из своих «стен» в плечо. Это послужило сигналом — Гарри со всех ног помчался вперед по грохочущему коридору и только теперь услышал этот пронзительный скрежет камней над головой. Он определенно слышал его раньше, это был не сон, но разве ему не говорили, что сны имеют свойство оживать? Кто говорил — не столь важно, главное выбраться, а потом, быть может, он и разберется во всей этой какофонии звуков и мыслей.

Просвет в конце коридора стремительно уменьшался, по мере того как юноша приближался к выходу. Однако его до сих пор еще не захватили в смертоносные тиски серые камни, и он продолжал бежать, пока не уперся в стену. Грохот прекратился, но теперь он был в каменной ловушке — голая пещера, невероятно тесная даже для одного и жуткий запах… серы, что ли, раз он в аду? Про ад говорила неизвестная мисс Л. Хорошо хоть буква в голове засела! Какой кошмарный запах, разъедающий мозг и остальные внутренности. И опять оно — чувство, что это уже с ним было. Он вот так же стоял перед сплошной стеной и не представлял себе, что делать дальше, сходя с ума от невыносимого запаха и ощущения бесполезности всего на свете. Почему всегда пещеры? Что его с ними связывает? Надо найти ответ, но на это просто нет времени.

Каждая мысль порождала новые вопросы, и Гарри изо всех сил старался восстановить мало–мальски логичную картину. Почему у него нет времени на то, чтобы подумать? Это он сам себе внушил, или кто‑то ему нашептывает? Пещеры, гора, тяжелый запах какого‑то вещества, жар… да, теперь появился жар и показался огонь. Гарри моргнул: он не видел огня, но тот, казалось, пожирал его изнутри.

«Значит, я опять о чем‑то вспомнил, о каком‑то из своих нелепых снов. Только почему они об одном и том же?»

Самым страшным для него в тот момент было то, что он никак не мог обрести ясность разума, теряясь на бесконечных перекрестках, состоящих из обрывков снов. Казалось, будто он слишком много выпил или находился в состоянии нескончаемой полудремы. Тьма вокруг становилась все ближе, она словно вползала внутрь него, устраиваясь в его душе поудобнее и приготовившись к последнему удару.

«Я должен что‑то изменить! Я был здесь не один, не один… Но с кем? И почему мы тут очутились?»

Гарри сдвинулся с места, тяжело и неповоротливо, и побрел просто вперед, не глядя по сторонам. Собственно, глядеть было некуда: сплошная чернота, сквозь которую приходилось продираться, как через трясину. То там, то тут все еще мелькали какие‑то огоньки, но Гарри сомкнул веки, не позволяя себе на них отвлекаться. Напряжение в нем достигло апогея, юноша по наитию вынул палочку и прижал ее к груди. Слегка потеплело, мрак замер в ожидании, или он сам себя в этом в очередной раз убедил. Надо было что‑то предпринять, а что поможет против тьмы, если она проникла уже в твою суть? Раньше, помнится, свет можно было извлекать прямо из своей души, направляя его с помощью… ну да, палочки.

— Экспекто Патронум, — вяло прошептал Гарри, ничего не ожидая.

Какие странные, пустые слова. Все по–прежнему, разве что он удостоверился в том, что еще может говорить и идти чуть быстрее. Потом с конца палочки упало несколько светящихся серебристых капель, и мрак ощетинился, завозился, точно что‑то в его планах пошло не так. А именно: что‑то оставалось в сущности Гарри Поттера, оказавшегося в качестве незваного гостя в стране, где живым не рады, и это что‑то всецело принадлежало только ему.

— Экспекто Патронум, — чуть громче повторил юноша, оторвав палочку от тела и с усилием стараясь вытянуть руку.

Все опять загремело, загрохотало, закричало на тысячи безумных голосов, уже приготовившихся поглотить свою добычу. Палочка испустила тонкий луч, который светил в течение нескольких секунд, но их хватило, чтобы Гарри выпрямился и до того ускорил шаг, что почти побежал сквозь многоголосое Ничто, разрезая его подобно острому лезвию.

— Экспекто Патронум! — во всю мочь крикнул Гарри, и целое облако выплыло из его верной палочки, подсказавшей хозяину решение в последний момент. Затем облако окутало его, и свет буквально вышвырнул его из тьмы, которая вдруг оказалась маленьким, быстро сворачивающимся внутрь себя шариком, который закружился прямо перед Гарри и исчез.

Молодой человек задрожал от холода, когда осеняющее его облако исчезло, а он оказался лежащим на жухлой траве бурого оттенка. Он был один, но теперь все его мысли и воспоминания были при нем.

«Уже лучше», — констатировал он, разглядев впереди себя небольшой прудик с чахлыми деревцами вокруг.

Гарри пошел к воде, помня о возможной ловушке. Он прекрасно понимал теперь, почему думал о пещерах и горах и вспоминал все свои сны — а их было немало, — связанные с этим. Страшно было подумать, как много времени он на самом деле потерял, блуждая в собственном маленьком аду. Впрочем, до ада было еще явно далеко.

Он опустился на колени у кромки воды и взглянул на синюю, чуть волнующуюся поверхность. Но вот рябь улеглась, словно поняв, чего он от нее хочет. Он и сам не знал, как до этого додумался, но сейчас размышлять об этом уж точно не стоило. Поверхность пруда отражала все, что когда‑либо происходило на земле, и, очевидно, могла показать, что происходило в этот самый момент, быть может, совсем неподалеку.

Неясные образы замелькали в воде, встречаясь, смешиваясь и вновь разлетаясь. Гарри пытался выхватить из них хоть один четкий, но нет, все было тщетно — пруд словно взбесился.

— Да что же это?! — Гарри едва не ударил воду кулаком, удержавшись в последний момент. В ту же секунду рядом с ним взорвался небольшой земляной бугор, и Гарри, выхватив палочку, перекатился и вскочил.

Это был всплеск магической энергии, значит, он, наконец, наткнулся на соперника, да еще и весьма не простого. Бугор разлетелся на кусочки, его остатками засыпало чуть не половину крошечного прудика, и в образовавшийся кратер неторопливо полилась мутная вода.

Противник не заставил себя ждать. Увидев его, Гарри перестал надеяться вообще начто‑либо.

— Они думали, что меня этим остановят. Ну да, теперь я, в отличие от собратьев, не могу присутствовать на основном пиршестве, но когда последние чары рухнут… Впрочем, может, и тебе что‑то перепадет, когда почувствуешь настоящую жажду.

Вблизи скиант выглядел странно похожим на обычное привидение, может, чуть плотнее, чем те, которых Гарри столько лет наблюдал в Хогвартсе. Серый ландшафт и туман не прибавляли ему колорита, хотя уровень магической мощности угадывался безошибочно. Не он ли распоряжался здесь всем?

— Не я, — усмехнулся скиант. — Так сразу и проникнуть в тайну, Поттер? Жизнь ничему тебя не учит. Да и, как ни крути, вы, люди, существа упрямые…

— Где они? — громко перебил его Гарри, держа палочку на уровне глаз.

— Кто? — насмешливо скривился житель Страны–Которой–Нет. — Ты кого‑то ищешь?

— Не прикидывайся, ты отлично знаешь, о ком речь! Где Луна и профессор?

— Если бы ты хотел их найти, глупых вопросов и действий бы не было, — прозвучал вкрадчивый ответ.

* * *

Когда Гарри пропал из виду, Луна очень испугалась и поначалу пыталась бежать за ним вдогонку — прямо в туман, в котором, как ей показалось, он скрылся. Она окликнула друга несколько раз, но ответом ей было лишь глухое, липкое, как паутина, молчание.

Девушка несколько раз глубоко вздохнула, расправила плечи и пошла сквозь туман, приняв решение идти до конца, даже если Гарри и не будет рядом. Ей почему‑то думалось, что она сумеет найти для профессора слова, которые заставят его вернуться. Если он жив… Да и разве можно было тут умереть? Здесь нет ни времени, ни пространства как такового, откуда к людям всегда приходит смерть в том, другом, испорченном мире, стоящем на краю гибели. Луна вовсе не была мизантропом и по–настоящему любила жизнь и всех, кто ее с ней связывал, но в последнее время она слышала и видела столько глухой тоски и безнадежности в обитателях планеты Земля, что толком не знала, хорошо или плохо было то, что случилось. Как любила говорить мама, что сделано, то сделано.

Мама… Высокая, тонкая, с завивающимися волосами цвета лунного диска, вечно прощающая, вечно готовая принять обратно, что бы ни было. Если бы она не погибла, когда ее дочери было всего девять лет, то, наверное, она бы состарилась раньше срока от тех ужасов и несчастий, которые были везде и всюду. Луне рассказывал отец, как она плакала, какие бы вести ни приходили с фронта во время Первой войны против Волдеморта. Несмотря на то, что семью Лавгудов в полном составе беда обошла стороной, миссис Лавгуд тяжело переносила горе других и старалась помочь, чем могла. Луна только начинала делать первые шаги к пониманию жизни, когда на ее глазах погибла мама, самый дорогой на свете человек. Этого было не объяснить словами, не объять разумом, но после этого Луна почти перестала ужасаться чему‑либо. Может быть, поэтому ее ничуть не пугала мысль о том, чтобы отправиться в самое настоящее «зазеркалье».

Руку с волшебной палочкой она опустила вниз, словно ничто не могло напасть на нее в этой забытой Создателем стране. Почему‑то страшно не было, напрягала только мысль о том, что если они и вернутся, то уже не туда, откуда ушли.

Окружавшие Луну горы становились все ниже и ниже, и, наконец, показалось вдали что‑то голубое, блестящее, переливающееся.

— Море! — радостно воскликнула Луна и остановилась, как вкопанная: эхо от ее крика двадцать и тридцать раз повторили темные скалы. Она застыла на пару минут, но ничего не случилось.

— Одна, — грустно прошептала девушка и понуро побрела по каменистой дороге к искрящейся ленте воды.

Как выяснилось, до моря этому водоему было еще далеко. Это было озеро, не такое широкое, как Черное, но совершенно прозрачное. Луна с внезапно подступившим восторгом бросилась к самой воде, надеясь увидеть там рыб и красивые, длинные водоросли, которыми обычно богаты пресноводные озера. Однако сколько она ни пялилась в чистую, точно хрустальную воду, ничего живого на дне так и не обнаружилось. Это слегка обескуражило Луну и погасило излишний оптимизм, свойственный ее натуре, но девушка упрямо прошлась несколько раз вдоль берега, постоянно вглядываясь в приветливую рябь. Впрочем, через какое‑то время она уже не казалась ей такой приветливой.

— И зачем тут это озеро? — вслух спросила Луна, обращаясь к кому‑то невидимому, кто, она была уверена, всегда наблюдал за ней. — На него можно любоваться только до тех пор, пока не убедишься в его безжизненности и холодности. Чего доброго, я свихнусь, стоя тут, как статуя, и не сведу с него глаз до конца жизни.

«Вот ведь глупость сморозила!» — подумала она сразу после последних слов.

— Ты можешь не смотреть на него, если не знаешь, как им пользоваться.

От звуков этого голоса она подпрыгнула и замерла, не в силах обернуться. Не может быть! Это только потому, что она подумала о ней, только поэтому!

— Луна, девочка моя, не бойся. Меня ты можешь не бояться.

Луна почувствовала, как дрожат ее руки и колени. Боясь упасть в обморок, она медленно развернулась, чтобы встретиться лицом к лицу со своей матерью. Миссис Лавгуд выглядела точно так же, как в тот день, когда утром она спустилась к своему последнему завтраку, веселая и беззаботная, в белом переднике и заколкой с подсолнухом в пышных волосах. Яркая, как позднее лето. Сверкающая, как южное солнце. В глазах у Луны сильно защипало, и она моргнула, внутренне ожидая, что мираж исчезнет.

— Зачем ты пришла? — спросила она, с изумлением услышав в своем голосе сердитые нотки.

— Дитя мое, зачем ты сюда пришла? Я пребывала в покое, пока до меня не дошла весть о том, куда тебя занесло. Тебя, мою Луну.

Помня сосредоточенного и нервно озирающегося Гарри, Луна насупилась и решительно произнесла:

— Ты не моя мама. Тебя сюда послали, чтобы я сошла с ума и осталась у этого озера навеки.

Женщина прикрыла глаза, затем она снова открыла их и печально посмотрела на свою дочь.

— Это величайшая привилегия — отправиться сюда, чтобы повидаться с тобой. Ты не должна была этого делать, поэтому тебе, я думаю, будет дозволено вернуться.

— А Гарри?

Миссис Лавгуд не ответила. Луне стало нехорошо.

— Но ведь он тоже не должен был этого делать. И что плохого в том, что он все‑таки решился?

Снова тишина.

— И потом… — вдруг Луну озарило, и она робко улыбнулась. — Он ведь тоже увидит свою маму, как я тебя! Конечно же, она придет, хотя бы ради сына…

Луна умолкла, глядя, как изменилась в лице ее мать. Казалось, она готова была расплакаться.

— Она… не придет к нему? — внутри заворочалось что‑то тяжелое, неповоротливое и острое, как лезвие.

— Лили Поттер? Она не может прийти. Она там, где она в безопасности.

— То есть как? Подожди, но ты‑то здесь, потому что ты так нужна мне, разве нет? Ты услышала мой зов и пришла! Видишь, я ничего не скрываю, ведь здесь ничего нельзя скрыть даже от самого себя. Как же может быть, что она не придет, если ее так же искренне и громко позвать, как тебя позвала моя душа?

Миссис Лавгуд неподвижно застыла, не говоря ни слова. Луна постепенно осознала, что значат ее слова: «Она не может прийти. Она там, где она в безопасности», и на глаза девушки внезапно навернулись слезы — жгучие, как огонь.

«Обман, все обман… проклятый призрак! Ты и Гарри не позволишь отсюда выбраться! Но надо мной у тебя пока власти нет, можешь не надеяться. Если сумею отыскать профессора и Гарри, то…»

— Да что я могу? — всхлипнула она, с отчаянной надеждой взглянув на свою мать.

— Ты не уйдешь одна, не так ли? — с грустью ответила та, но эта грусть была какой‑то просветленной. — Я могу тебя перенести в твой мир.

— Нет, — твердо сказала Луна, сверкнув глазами. — Как меня там, по–твоему, встретят?

Вдруг миссис Лавгуд медленно подняла изящную руку и указала куда‑то за спину Луны. Девушка нехотя оглянулась, но не увидела там ничего нового, кроме все того же мертвого озера. Она решила было, что это какая‑то уловка, и едва не прониклась вновь недоверием к призраку своей матери, когда по всей поверхности озера неожиданно пошли волны. Они становились все выше и выше, но не выплескивались и не набегали на берег, а как бы собирались в одном месте. Луна вздрогнула, вспомнив воронку, похожую на смерч, но внезапно вода успокоилась и потемнела.

— Тебе надо кое‑что увидеть, — нерешительно сказала миссис Лавгуд. — Возможно, я не имею права показывать тебе это, но, как видишь, нас не останавливают, стало быть, озеро в нашем распоряжении.

— Увидеть что? — со страхом спросила Луна и сделала шаг прочь от воды.

— Прежде чем ты примешь окончательное решение, ты должна заглянуть в тот мир, который ты оставила.

Сердце бешено колотилось о ребра, когда Луна медленно, как во сне, подошла к озеру и заставила себя посмотреть вниз, в воду. Замелькали образы: не то обрывки воспоминаний, не то картины прошлого, но тут одна из этих картин стала четкой и начала увеличиваться в размерах, пока Луне не показалось, что она вылетела из озера и разверзлась над ним, как огромное полотно, закрыв собой небеса. Луна, помертвев, смотрела на нее, не произнося ни слова, и по щекам ее текли молчаливые слезы, которыми она плакала всего два или три раза в жизни.

Первый ветер растрепал пепельные волосы Луны, оставив на ее лице лишь дорожки от слез, осушив сами капли. Она, прямая и бледная, повернулась к своей матери.

— Я остаюсь. — Кажется, где‑то далеко пророкотал гром.

— Девочка моя…

— Мы обязательно вернемся, если сможешь, передай это тем, кто… остался.

— Держись, — прошептала мама и протянула к ней руку. Луна попыталась схватить эти нежные, горячо любимые пальцы, когда‑то ласково гладившие ее волосы, но ощутила на своих ладонях лишь воздух.

Она подняла покрасневшие глаза: никого рядом не было. Взгляд назад — озеро вновь стало тихим и прозрачным.

Обессиленная, Луна упала на колени и обхватила себя руками, стараясь не закричать. Она думала, что сейчас начнет рыдать от ужаса и безысходности, но с удивлением обнаружила, что слезы кончились, а ум стал ясным.

Надо было спешить: Гарри был где‑то рядом и в беде, она чувствовала это сердцем. Разумеется, от ее магических умений в этом мире вряд ли будет много проку, но она хотя бы отвлечет внимание на себя, даст ему короткую передышку. В глубине души Луна понимала очевидное: только энергия скианта могла сделать Гарри невидимым и неслышимым для нее.

Луна вытянула руку с палочкой перед собой на всякий случай, задержала дыхание и быстро зашагала вперед, боясь в какой‑то момент передумать, усесться на землю, закрыв руками голову и думая о том, что увидела в Зеркале Мира. Но, наверное, ей было необходимо это увидеть, чтобы больше не поддаваться ни на какие внутренние колебания.

«Я ничего не должна говорить Гарри. Тем более что это был такой сумбур… Может, если нам удастся сделать это, все это не сбудется», — подумала Луна, отгоняя настойчивую мысль о том, что, вполне возможно, высшие силы показали ей прошлое, которое они не успели изменить.

Пейзаж менялся.

Тусклый свет. Горы. Долины. Узкие реки. Все — серое, будто теряющееся в дымке.

Его дыхание все ближе, невозможно ошибиться, нужно только бежать быстрее, быстрее, пока сердце не будет готово выскочить из груди.

Овраг. Еще один. Впереди стало совсем черно, как если бы в Стране, где нет ни дня, ни ночи, настало затмение неизвестного светила.

Еще пятьдесят шагов или шестьдесят — не больше. За поворотом дышит мрак, туда надо бежать что есть силы.

Луна стиснула палочку вспотевшими пальцами, прибавила скорости и, задыхаясь, вылетела на открытое пространство, в центре которого поблескивала стальная гладь маленького прудика.

Глава 16. Бой закончился в полночь.

— В сторону! — услышала Гермиона крик Джефри, прежде чем ее сильно толкнули и она упала за колонну. Сразу вслед за этим раздался оглушительный грохот: фасад здания, возле которого случился бой, задрожал, но выдержал, каменная крошка забарабанила по плитам мостовой.

Гермиона вскочила, закашлялась и выбежала из‑за колонны, пытаясь разглядеть в сером дыму кого‑то из своих…

Воронка в центре города исчезла, но это был лишь знак того, что силы, столько лет рвавшиеся наружу, сокрушили двери своей тюрьмы.

Первые несколько минут после того, как они все покинули дом на площади Гриммо, ничто вокруг не говорило о том, что хаос уже воцарился. Но затем они увидели первые признаки начавшегося безумия: по улицам забегали маглы с выпученными от страха, а может, от боли глазами, они что‑то кричали на разных языках, сталкивались друг с другом, падали, начинали колотить руками и ногами по земле, исходя пеной и слезами. Если бы Гермиона не знала причины этого явления, она бы подумала, что из какой‑то психиатрической лечебницы совершен массовый побег. Но тем страшнее было осознавать, что все не так просто, что, даже если зажмуриться и сказать себе, что все так и есть, сумасшедшие не исчезнут, напротив — их число удвоится, утроится и тогда… Девушка едва сама не присоединилась к ним, позволив воображению зайти слишком далеко.

Вестерс повел их вовсе не к воронке, а на берег Темзы, утверждая, что река несколько ослабит распространения этой ужасной «чумы». Гермионе показалось, что, пока они дошли до реки, утро наступило, по меньшей мере, три раза. То есть вроде бы солнце и взошло, но из‑за серой дымки его не было видно, и когда по неизвестной причине становилось то светлее, то темнее, невольно приходила на ум мысль о том, что, по–видимому, светило тоже сошло с ума, или это Земля, оставив привычную орбиту, носится вокруг звезды как попало.

У Темзы их было еще больше: они словно не могли перебраться через реку, и от их воя закладывало уши. Маглы… Те, от которых следовало защищать волшебное население. Впрочем, попадались и волшебники, не умевшие защитить свой разум, которые, уже не скрываясь, выбегали на улицу и начинали палить из палочки без разбора, пугая и без того спятивших соседей. Вестерс, Холборн и другие с трудом успевали «успокаивать» таких экземпляров, при этом умудряясь не втянуться самим во всеобщую мрачную эйфорию. Кто‑то безудержно хохотал, кто‑то даже танцевал, исполняя замысловатые фигуры, кто‑то плакал навзрыд… Вестерс безостановочно бормотал себе под нос защитные заклинания, на отработку которых просто не оставалось времени, и все равно Гермиона, как и остальные, чувствовала, что долго не продержится.

То тут, то там вспыхивали заклятья, но нельзя было понять, кто это: те, кто сохранил разум, или уже «зараженные». При каждой вспышке зеленого луча Гермиона вздрагивала и пригибалась, даже если знала, что Смертельно Заклятие выпущено за милю от нее. Никогда еще ей не было так страшно. Здание с колоннами они облюбовали, чтобы выхаживать там тех, кому еще можно было помочь, и создать призракам хоть какую‑то преграду. Гермиона никак не могла избавиться от мысли, что те, кого они оттащили в глубину здания, в любой момент могли ударить им в спину.

Все усложнялось отсутствием врага как такового. Только всеобщая паника, крики, духота, ухудшающаяся видимость, пустота. Все постоянно перемещались, будто боясь остановить движение и замереть навсегда, не успев заметить ловкого противника. Но скианты не появлялись. Их тончайшая, отличная от боевой магия была рассеяна в воздухе, а ее носители где‑то затаились, выпуская из окопа других, низших представителей своей расы. Пару раз небольшому отряду пришлось сражаться с парочкой привидений неизвестного разряда, но их магический уровень явно был низок для профессионалов из Первого Отдела. Затем вновь воцарилось зловещее безмолвие.

К полудню, если верить наручным часам, крики начали стихать, и Гермиона, без устали метавшаяся по зданию, чтобы помочь то одним, то другим, боялась даже думать о том, что это могло означать. Ей, Джинни и нескольким другим ведьмам, прибывшим на подмогу, запретили высовываться лишний раз и ходить на разведку, это доверили только самым опытным аврорам. Всякий раз, угрюмый, но одновременно решительный вид Ермона, возвращавшегося с очередным донесением, почему‑то придавал ей сил. Джефри тоже постоянно исчезал по разным поручениям, и Гермионе каждый раз приходилось бороться со стесняющим чувством в груди, что, может быть, он не вернется.

Рон в разведке не был. На него изменения в атмосфере подействовали, видимо, сильнее, чем на других, и Вестерс отрядил его в помощники внутри здания, чем тот был явно недоволен. Гермиону несколько напрягал его злой, измученный взгляд, когда он, внеся и устроив очередного безумца, принимался слоняться туда–сюда, то и дело поглядывая на девушку. Ей оставалось лишь отвернуться и заняться своими обязанностями, не забывая давать указания Джинни и другим, в задачу которых входило создание защитного купола из множества заклинаний.

В общем и целом, Гермиона была согласна с тем, что ей велели быть в тылу и вникать во все дела одновременно. Как раз это у нее получалось весьма неплохо, хотя ей было неуютно в присутствии Рона.

Стрелки на часах показывали три, когда ожидание сделалось невыносимым, и Гермиона слегка сдала позиции, просто сев на колени и схватившись руками за голову. Тут же к ней подошла Джинни и обняла ее за плечи.

— Ты знаешь, — зашептала она, чтобы никто не слышал, — мне кажется, надо просто перестать ждать. Перестать и все. Это так сложно, но, знаешь, мне уже почти удалось.

Гермиона подняла на подругу изумленный взгляд.

— Как ты можешь не ждать… Гарри?

— А вот так! — Джинни тряхнула головой и нервно рассмеялась. — Разве ты не видела, как сам Вестерс возле меня крутился?

— Видела…

— Это тогда, когда я вроде как отключилась. Но все было не так, Герми, все было куда хуже. Меня преследовали видения о том, как мы все погибнем, а он потом вернется и увидит… наши тела. Угадай, что с ним произойдет потом. — Она еще раз нервно хихикнула, но тут же взяла себя в руки. — Я не могла больше этого видеть, понимаешь? И тогда он — Вестерс — сказал мне, что я должна себе представить, будто уже точно ничего не изменить, а надеяться можно только на себя и на наш маленький отряд.

— И ты думаешь, это правильно? — Гермиона дернулась, стараясь освободиться от ее объятий.

— Сейчас главное — сохранить разум, хотя бы так, — печально ответила Джинни, и Гермиона успокоилась за нее. Она еще верила, но теперь тайно.

Вспышка — из разведки вернулся Джефри. Гермиона кинула на него быстрый взгляд, чтобы убедиться, что серьезно он не пострадал: только по щеке протянулся длинный свежий рубец. Ей мучительно захотелось оказаться с ним рядом, обнять его, прижаться к нему и умереть. В этот же миг. Потому что так внезапно и так остро на нее впервые в жизни нахлынуло ощущение ужасающей никчемности своей персоны.

И тут — она заметила сосредоточенный и осмысленный взгляд Рона, направленный на Джефри, и вскочила, забыв о Джинни.

— Они тщательно маскируются, но иногда все же выдают себя. Есть у них некое подобие гнезда, которое можно попытаться уничтожить, — говорил, тем временем, Стеффинс.

— Разрешите возразить, мистер Вестерс, — подобострастно поклонившись, встрял Ермон. — Разве возможно уничтожить такое количество скиантов, собравшихся в одной точке?

— Можно, конечно, подождать, пока их магия иссякнет… — насмешливо отозвался Джефри, уже предполагая, что скажет Вестерс.

— Нет, — вздохнул глава Первого Отдела, — это почти невозможно. Для нас — в первую очередь, потому что мы смертны. Они могут столетиями держать осаду.

— Надо воспользоваться внезапностью, — настаивал Джефри. — Хотя бы дадим надежду тем, кто останется в живых и в здравом уме. У нас не так много времени.

Он, конечно же, озвучил ту истину, которая и так была всем понятна. Но почему‑то всем стало еще хуже оттого, что она была произнесена вслух. Вестерс, казалось, углубился в собственные мысли и ушел от происходящего. Но вдруг он медленно выдохнул и оглядел всех, кто в этот момент смотрел на него, в том числе и Гермиону, которая уже стояла в полуметре от Джефри.

— Я тоже считаю, что нам не следует дожидаться следующего рассвета. Но план битвы необходимо должен быть разработан. Я предлагаю начать обсуждение прямо сейчас.

Все мужчины согласно кивнули и стали продвигаться вглубь здания, которое, по–видимому, совсем недавно было общественным кинотеатром. Перед экраном было немного места, чтобы сесть. Джефри собирался последовать за начальником, когда его остановила Гермиона.

— Я… — начала она и смолкла.

— Гермиона, у нас срочное совещание, потом обязательно поговорим. Наверняка Вестерс решит подкрепиться тем, что осталось, и…

— Нет, — едва не пискнула Гермиона, протянула к нему руки и опять опустила их. — Потом мы не поговорим. Так всегда бывает…

— Поговорим! — твердым голосом сказал Джефри, глядя ей в глаза, и затем мгновенно присоединился к остальным.

Гермиона подавила рыдание и испуганно оглянулась: ей показалось, что Рон все это время стоял за ее спиной. Но Рон тоже стоял рядом с Вестерсом, а значит, собирался в бой.

— Ты тоже хочешь туда, да? — спросила Джинни.

Гермиона молча кивнула.

— Иди. Иди, я буду здесь вместо тебя. Конечно, я не так расторопна, как ты, но со мной останутся еще некоторые женщины, я уверена.

— А если на вас нападут?

— Ну, ты и сказала! — Джинни тихонько рассмеялась. — У нас тут, в любом случае, куда безопаснее, чем будет у вас там.

— И все‑таки…

— Что все‑таки? Ты ведешь себя прямо как Гарри: взваливаешь на свои плечи буквально все. А ведь именно сейчас речь идет о «коллективном мышлении», если хочешь.

— Я все это понимаю. Я не знаю, что со мной происходит.

— Да то же, что и со всеми. Если Гарри успеет спасти хоть кого‑нибудь, это уже будет на грани чуда…

— Он может, — уверенно сказала Гермиона, — и спасет, я не согласна с методом Вестерса.

— Может, и к лучшему, — улыбнулась подруга и отошла к одному из безумцев, начавшему рвать на себе одежду.

Гермиона же тихо прокралась к совету мужчин и встала рядом с Холборном. Совет трудно было назвать советом, потому что говорили на нем немногие, однако план был намечен, Вестерс велел всем набираться сил и отдохнуть и назначил выступление на шесть часов вечера.

На улице, в самый разгар лета, царствовала зимняя серость.

* * *

— Когда‑то мы все были недалекими, приземленными людьми. Но совсем не в теперешнем понимании. Мы набирали воду из ручья, укрывались в тени деревьев, наслаждались прохладой, оставленной весенним дождем. Мы собирались в круг у костра и гадали по языкам пламени, какие перемены принесут нам грядущие события. Мы были благодарны земле за то, что она нас родила и вскормила, ветру — за то, что он охлаждал летним днем наши разгоряченные лица, облакам — за то, что они давали нам возможность развивать наше эстетическое начало. Мы были верными и умели дружить. Мы сеяли зерна не для того, чтобы их собирать и есть, а чтобы их было все больше и больше, и чтобы море золотых колосьев простиралось вдаль, насколько хватает глаз. Мы бегали наперегонки с волками и лисицами, не заботясь о том, кто придет к финишу первым. Нас ласкали суровые волны океанов, подбрасывая иногда до небес, но мы любили их, и они нас отпускали. Мы слагали песни о звездах и бесконечных путешествиях, из которых возвращаются лишь затем, чтобы поведать о самом прекрасном и невероятном, а потом опять покинуть кров. Мы строили дома из соломы и глины и радовались каждому дню, когда на свет появлялось что‑то новое, сделанное своими руками. Мы не любили войну, но и о ней мы пели много и торжественно, потому что именно в ней закаляются сердца и оживает внутреннее пламя.

Вождь замолк на мгновение, вновь раскурил свою трубку и обвел взглядом немногочисленное племя.

— А что произошло теперь? Мы подчинили себе природу ритуалами, мы вывели из нее все, что нам хотелось, и мы оставили ее. Простецы чем‑то лучше нас. Чем? Они просто не умеют жить иначе. Им не хватает того, что есть у нас, так сильно, что они изыскивают все новые способы причинения зла, а мы в основном пользуемся старыми. Но они забыли предания, а мы помним, и потому на нас лежит основная ответственность за то, что небо ополчилось на нас. Мы должны были больше обращать внимания на то, что творилось вокруг нас. Простецы — они любят войну, так кто сказал, что мы должны быть ими? Мы пошли дальше, мы окружили себя ореолом непобедимости и знания, которое недоступно другим, простым смертным, и это не сойдет нам с рук. Не нужно было делиться знанием, нужно было хранить то, что ни в коем случае нельзя было терять. А теперь все кончено, мы можем только наблюдать за концом истории и пытаться удержать то, что еще хоть как‑то может уцелеть…

Вождь оборвал себя на полуслове и погрузился в долгое молчание. Испуганно притихло племя: никто не переговаривался, не подавал друг другу тайных знаков — все внимание было сосредоточено на том, что скажет старший и мудрейший из Людей Тайного Мира, который уже не был тайным, но сливался с тем, внешним, в общем хаосе, состоящем из страданий и горя.

— Если бы шанс и был, нам не следует его искать, — медленно проговорил Вождь, и все тотчас ожили и зашумели.

Чем больше спорили Люди Того Мира, тем яснее им становилось, что ничего не вернешь, можно лишь построить что‑то принципиально новое, отказаться от присущей им всем заносчивости и чувства обособленности от всего остального мира и заложить фундамент новой идеологии, нового Государства. В таких спорах истина обычно не рождается, но Вождю отрадно было видеть, что люди хотят сами принимать ответственность за будущее своих детей. Знания можно было заморозить, предоставить на попечение самой Истории, а в этот момент возводить новый мир, камень за камнем, на месте рухнувшей цивилизации. Время текло размеренно, иногда чуть ускоряясь, оно больше не делилось на прошлое, настоящее и будущее, не дробилось на чудо ощущения жизни и горечь от ее угасания. Но оно ждало, пока будет принято решение, и самые смелые из живущих возглавят отряд последних воинов.

* * *

— Гермиона!

— Вот и ты, наконец…

— Я хотел сказать только… не нужно тебе с нами ходить.

— Придумай что‑нибудь поумнее.

— Ты же знаешь, почему я так говорю.

— Знаю. Потому что больше нечего сказать. Все, что можно было, сказал Вестерс.

— Да. Он поведет нас. Там их сотни, тысячи… и все жаждут нашей крови, представляешь?

— Да, грандиозно.

— И над чем ирония?

— Над тем, что можно было бы об этом не напоминать. Я очень хочу, чтобы этот день поскорее кончился. К ночи, думаю, настанет ясность.

— Я начал говорить эти глупости, чтобы отвлечь тебя, пока ты не утонула в собственных переживаниях. Ты, пожалуй, одна из самых сильных среди нас, а когда сильные ломаются — становится по–настоящему страшно.

Они сидели на одной из упавших колонн. Гермиона подтянула колени к груди и положила на них подбородок, искоса поглядывая на Джефри. Тот выглядел решительным и одновременно усталым, но он с готовностью намеревался пройти этот путь до конца, и Гермиона почувствовала, что именно сейчас надо сказать то, что так сладостно и так мучительно терзало ее сердце.

— Я не сильная, — прошептала она вместо этого. — Есть люди гораздо сильнее меня. Вот Луна, к примеру… Она исчезла сразу же после того, как ушел Гарри, значит, она сейчас с ним, значит, шанс есть. Почему я не пошла с ним? Не додумалась, не сдвинулась с места. А ведь, может статься, уже поздно куда‑то идти.

— Не прикрывай главное различной ерундой, — спокойно остановил ее Джефри, протирая волшебную палочку специальным раствором. — Ты осталась, потому что так нужно. И не думай больше об этом, так ты не сможешь идти в бой. Я бы попытался тебя отговорить, но, чувствую, это совершенно лишнее.

— Просто я сойду с ума здесь, — пожала плечами Гермиона, ковыряя колонну носком ботинка. — Услышать ваши имена среди погибших… Нет, лучше умереть вместе с вами.

— Откуда ты знаешь, что мы умрем?

— Может, умру я. — Карие глаза скользнули по лицу молодого человека и снова уставились в пустоту. Плечи девушки непроизвольно вздрогнули, и она крепче обхватила себя руками.

— Гермиона… — Джефри протянул руку, думая мягко коснуться ее, но в этот момент к ним подошел Холборн, как всегда, собранный и немного сердитый.

— Романтика? — спросил он, усаживаясь рядом.

— Всего понемногу, — ответил Джефри, вздохнув. Гермиона промолчала.

— Вы не беспокойтесь, у нас опытный полководец. Мистер Вестерс понимает толк в военном деле, он сможет застать неприятеля врасплох и сэкономить наши жизни и для следующей атаки.

— Ты его очень любишь? — вдруг спросила Гермиона, вскинув голову. Джефри, едва не выронив палочку, воззрился на нее.

— Очень уважаю, — осторожно ответил Холборн, прищурившись.

— Нет, это не просто уважение. Зачем ты пытаешься скрыть это? Он хороший человек и тебе почти как отец, разве нет?

— Даже если и так, — в голосе Холборна послышалось привычное занудство, — это не повод для того, чтобы кидаться такими громкими словами, как любовь. Они слишком дорого стоят. Я в жизни произносил их всего два раза — и это правильно. Слова, слишком часто выбрасываемые нами, как простой мусор, теряют свой смысл, свою удивительную силу.

— Тут ты немного перебарщиваешь, — возразил Стеффинс. — Можно придумать другие слова, которые будут близки по значению, но зачем? Они значат только то, что значат, надо просто смотреть на того, кто их произносит.

— Ты считаешь, сразу будет видно?

— В большинстве случаев — да, надо только уметь смотреть.

— Я бы не сказал, что большинство, как раз, умеет смотреть.

— Я, наверное, не умею, — сказала Гермиона и, спрыгнув с колонны, пошла вглубь театра, к сцене.

— Знаешь, старик, кажется, пора отдавать за любовь свою жизнь, — пробормотал Джефри, возвращаясь к полированию оружия.

— Возможно, ты прав, — ответил Холборн. — Иногда мне кажется, что я готов на все ради тех, кто мне дорог, но в бою часто трушу.

— По тебе это не видно.

— Значит, тщательно маскируюсь.

— Да перестань, я знаю, кого ты оставляешь за собой. Не волнуйся сейчас за них. Если и есть хоть один шанс покончить со всем этим, мы его не упустим. Это говорю тебе я, самый счастливый человек на планете.

— Возьми меня с собой, — без улыбки проговорил Запоминающий и Стирающий и ушел, помахивая рукой в такт шагам и успокаивая на ходу мысли.

«Я люблю тебя, Гермиона», — прошептал Одж Дэггер.

* * *

Многие души метались в этот день, обезумев от страха. Отряд шел крадучись, избегая любых потасовок, дабы не терять время. Скианты соорудили из собственных телесных оболочек нечто вроде небоскреба, упиравшегося прямо в застывшие, мерцающие всеми цветами радуги небеса. Эта «вавилонская башня», казалось, демонстрировала всем возможность реализации того, что не удалось людям древности. Небеса приблизились к земле, но не для того чтобы принять, а для того чтобы рухнуть.

Сознание Гермионы выхватывало лишь отдельные картины и запечатлевало их в себе целиком, как они есть. Девушка уже успела свыкнуться с мыслью о том, что все случилось именно так, что ничего уже не восстановить, что наступила новая эра, в которой людям, скорее всего, не будет места. Но она так в это и не поверила и, подходя к лагерю врага, пребывала в некоторой отрешенности, которая с виду походила на спокойствие. Джефри, шагавший рядом с Вестерсом, пару раз оглянулся на нее, позволил себе мимолетную улыбку и опять отвернулся. Она не смогла ответить ему тем же, мышцы лица окаменели.

Рядом, в двух шагах, шел Рон, неровно, чуть ли не подпрыгивая. Молодой человек не казался больше злым или нервным, но каждой клеточкой тела Гермиона ощущала, как его тянет к ней. Вероятно, подай она ему знак, он метнулся бы к ней, обнял бы ее, и хотя бы на одно мгновение все стало бы как раньше. На миг она поддалась этой нелепой надежде и, притормозив, повернула к нему голову, но он прошел дальше, даже не вздрогнув. Гермиону толкнул сзади какой‑то аврор, извинился и пошел дальше, остальные стали молча обходить ее, в немом ужасе замершую посреди дороги. И лишь через пару секунд она нашла в себе силы оторвать ноги от мостовой и идти дальше. Рон, наверное, просто не заметил, что она с мольбой посмотрела на него за несколько минут до битвы. Битвы, которая могла стать для них последней. Конечно же, не заметил! И что это с ней?

Когда белая вспышка обожгла ей глаза и веки, Гермиона все еще пыталась разобраться в себе и не сумела переключиться. Ее завертело в воздухе, а затем с размаху ударило оземь. Испустив крик боли, Гермиона попробовала встать. Это вышло на удивление легко, и она, твердо встав на ноги, побрела в сторону сражающихся. Внезапная вспышка сделала свое дело, и теперь девушка почти ничего не видела. Все подернулось серой пеленой. А в голове звучал торжественный хор неизвестно откуда взявшихся голосов. Мертвые пели о том порядке, который вскоре должен был наступить на земле. Язык был незнакомый, но Гермиона понимала, о чем они поют:

Один путь закончен, начнется другой.

Упущено время, и смерть на пороге.

Звезды вернутся на старые орбиты,

Сметая каменную пыль веков…

— Дефенсио ментис! — раздался крик, и Гермиона увидела рядом с собой чей‑то силуэт.

— Джефри? — прошептала она.

Он схватил ее за плечи и вгляделся в ее лицо.

— Надо укрыться, быстрее!

— Как это? Мы пришли сюда биться.

— Ты не видишь. — В его голосе звучала неподдельная тревога. — Я должен укрыть тебя.

— Нет! — Гермиона вцепилась в него, понимая, что зрение уходит с каждой секундой. — Я так не смогу, я должна оставаться здесь!

— Так нельзя, — покачал головой Стеффинс, таща упирающуюся девушку за собой. — Там есть руины, туда мы отнесли первых раненых…

— Но я не ранена! — воскликнула Гермиона, стараясь освободиться.

— Ладно, ты не ранена, если тебе так легче.

Гермиона заскрипела зубами от ярости. Теперь, когда ум ее снова прояснился, она явственно слышала звуки битвы, крики, стоны, звуки взрывов, шорох осыпающегося камня и еще — шум начинающегося дождя.

— Почему? — крикнула она. — Разве другие видят? Почему я должна оставаться там?

— Ты находилась почти в эпицентре первого взрыва. Так что, считай, тебе еще повезло… Вот так, сюда. О тебе позаботятся.

— А ты?

— А я пойду помогать разрушать эту штуку, а потом приду за тобой.

— Не придешь…

Джефри мгновение смотрел на нее, потом сильными руками прижал ее к себе. Гермиона, перед глазами которой теперь уже была только пелена, горько разрыдалась. Звуки, меж тем, все усиливались. Мимо со свистом пролетали призраки, которые, хоть и не могли нанести ущерб, однако, напитавшись энергией более могущественных собратьев, изрядно досаждали, притворяясь деревьями, или телефонными будками, или людьми, а то и принимая очертания диковинных птиц и животных. Иные формы потусторонней жизни помогали скиантам, как могли, внося смуту в сердца и разум наступавших на них магов. Судя по дрожащему от магии воздуху, отовсюду прибывало подкрепление, но Гермионе, судорожно всхлипывавшей в объятиях Джефри, было ясно, что все это не поможет.

В конце концов, Одж Дэггер отстранился от нее, и она осела на мокрый асфальт и прислонилась к крупной каменной глыбе, которая когда‑то от чего‑то откололась. И это «что‑то» совсем недавно (а может, и тысячу лет назад) было чьим‑то домом, а стало быть — чьей‑то тюрьмой.

— Слушай нас, — проговорил он, перед тем как растаять в удушающей мгле, состоящей из разных звуков, то сливавшихся в мелодию, то рвавших друг друга на части. — Слушай тех, кто еще не ушел.

Возможно, Гермионе лишь почудилось, что он это сказал, но она, тем не менее, ухватилась за эту мысль, как за спасительную, и начала повторять ее про себя. К ней кто‑то подошел, по–видимому, осмотрел ее раны и что‑то над ними сотворил, но она не могла видеть лица. Запомнились только руки — теплые, чуть дрожащие, но уверенные руки друга, сердце которого билось рядом.

И пока он помогал ей, шепча нечто вроде слов утешения, она стала слушать его сердце, чтобы только не сойти с ума, чтобы не вернулся тот страшный марш, пронзивший всю Землю, от запада до востока и от севера до юга. Сердце трепетало и замирало, но продолжало биться, свидетельствуя о жизни и все же с каждым ударом становясь на секунду ближе к смерти. Потом человек отошел, и Гермиона вся обратилась в напряженный слух, выхватывая из невероятной какофонии смерти звучание бьющегося сердца, в то время как ее собственный источник жизни также превратился в орган слуха.

Она услышала их: редкие и частые, тяжелые и легкие, неровные и размеренные — удары живых сердец наполнили все кругом, и ни один призрак не смог бы им что‑либо противопоставить. Теперь Гермиона поняла, что эта битва происходит между двумя песнями, двумя мотивами, двумя силами. Эта борьба существует везде и всегда в разных формах, но чтобы услышать ее суть — нужно сделаться слепым, лишиться того, что порой отнимает зрение у самой чуткой души. Резкая, разрушительная мелодия хаоса билась с торжественной, созидательной мелодией сердца.

Но вот Гермиона постепенно успокоилась, погрузившись в звуки, и стала различать угасающие сердца. Иногда их, уходивших из хора вечности, заменяли другие, но чаще они просто уходили, и мелодия жизни становилась чуть слабее. Не в силах следить за общим ходом вещей, Гермиона сосредоточилась на отдельных сердцах и начала с Джинни.

Вот она сидит в госпитале возле одного из маглов, решительная и сострадательная, полная неизбывной печали и ожидания. Ее сердце бьется почти ровно, и во всю мощь звучит его песня, точно хрустальный горный ручей. Вдруг Джинни вздрагивает, будто бы услышав зов подруги, и, обернувшись, ободряюще улыбается ей.

«Она должна дождаться, — подумала Гермиона, — иначе…»

Другое сердце вклинилось в их общение, и образ Джинни пропал. Воинственный Ермон возник перед мысленным взором Гермионы, и она невольно залюбовалась тем, как он, не задумываясь, оказывается в самых опасных местах, без передышки участвует в создании ловушек для призраков и ослаблении защиты скиантов и рассекает палочкой воздух, рисуя сложные узоры. Вот он трансгрессирует к мистеру Вестерсу, и их сердца начинают биться вместе, не заглушая и не перебивая друг друга. Вестерс кивает своему соратнику, и тот, вскинув руки над головой и что‑то прокричав, исчезает, чтобы появиться уже совсем в другом месте и там держать оборону. Гермиона постепенно прозревала их замысел, следя по мере сил за движениями Вестерса, Ермона и других авроров. Сердца Джефри и Холборна бились где‑то рядом, но неожиданно Гермиона отвлеклась на других, тоже дорогих и важных для нее людей.

Члены ОД тоже, как выяснилось, находились поблизости и, естественно, участвовали в сражении. Невилл, Дин, Симус, Лаванда, сестры Патил, Эрни, Майкл… Имена застыли, засветились ярким пламенем и исчезли. Гермиона не стала слушать каждого из них в отдельности: они всегда горели единым огнем, их ничто бы не разъединило. И даже когда несколько сердец замолкли, Гермиона удержала себя от того, чтобы устремиться к ним. Ее сердце пропустило удар, а затем поторопилось его наверстать, не зная, когда придется замолчать самому.

Вот семья Уизли, в полном составе, не считая Джинни: ни тени страха или нерешительности, давно определившие свою судьбу. Правда, в душе миссис Уизли Гермиона уловила тень тревоги, но она была женой и матерью, и она всегда беспокоилась за свою родную кровь. Но все же в этой битве она была прекрасна — сильная и светлая, несущая смерть врагам и надежду людям. Мужчины Уизли защищали, прежде всего, ее и старались держаться поближе к младшему из сыновей, Рону. Рваный ритм его сердца заставил Гермиону обратить к нему свой новый, внутренний орган слуха. Вестерс обучал всех, кого мог, ведению боя со скиантами прямо на поле сражения, посредством легилименции, но Рон, улавливавший лишь отрывки его мыслей, бился в каком‑то своем стиле, то и дело подставлявшем под удар и его, и членов его семьи. Каждый его выпад подразумевал не продуманность защиты, и нападения, а жажду встречи с кем‑то из призраков лицом к лицу.

Гермиона зарыдала, закрыв лицо руками. Ей, как никогда, захотелось быть с ним рядом, прикрыть его от возможных ударов, но она не могла пошевелиться. Если бы она напрягла волю, ей с большой долей вероятности удалось бы определить, где именно он находился, но ментальная связь со всеми выпивала из нее силы гигантскими глотками, и надеяться Гермиона могла лишь на то, что вскоре все это закончится. И она либо дождется кого‑то из них, либо…

В страхе она попыталась совершить невозможное: связаться с Гарри или Луной. На какой‑то момент ей показалось, что она почти прорвалась сквозь пелену времени и пространства и слышит голоса и мысли своих друзей, но тут тьма сгустилась над ее разумом, и стало трудно дышать. Гермиона дернулась, упала на землю и, ощутив щекой прикосновение холодного асфальта, перестала слышать. Теперь она могла, как и все люди, различать звуки ожесточенной битвы за жизнь и души, но ничего более. За минутным оцепенением последовало отчаяние, навалившееся на девушку как бетонная плита, придавившее ее измученное тело к земле. Слезы долго текли из потухших глаз, пока не кончились. После этого Гермиона нашла в себе силы сесть.

Она погрузилась в полную тишину, уже не прислушиваясь к конкретным звукам, не считывая и не анализируя информацию, которую они несли. Ей было все равно, что в нее в любой момент могло попасть заклинание. Потеря Слуха была для нее равносильна смерти. Нельзя было иначе принять участие в уходящих жизнях друзей, кроме как посредством этого дара, внезапно открытого в себе. Но второй раз такие двери не открываются, думала Гермиона, статуей замерев посреди хаоса и смерти, испытывая лишь одно желание, разгорающееся внутри с каждой секундой, — умереть.

Битва продолжалась, несмотря на ночь, никто из бойцов — смертных и бессмертных — не собирался останавливаться.

* * *

Солнце зашло, но планета все еще вспыхивала разноцветными искрами, северное сияние играло повсюду — неповторимое зрелище, которое так никто и не увидел. Битва постепенно стихала, то там, то тут прекращалось сопротивление людей, но и призраки несли потери. Многие из них были надежно заперты в магических ловушках, в том числе и скианты. Однако о победе или хотя бы о переломе хода событий говорить не приходилось. Энергия воронки продолжала подпитывать всю нечисть, обрушившуюся на Землю. Появились упыри, ожившие трупы–марионетки, дикие звери, много веков считавшиеся вымершими, ведьмы, возраст которых давно перевалил за тысячелетие. Море грозно вздымалось и опадало на востоке, словно собираясь смыть весь ужас последней войны, когда сражаться станет некому. Его гребни водили зловещий хоровод, ни издавая ни единого плеска. Звезды и луна спрятались за мощным облаком зла, покрывшим все и вся черным пеплом.

Около камня, посреди тел и осколков, ничком лежала девушка. Каштановые волосы скрывали смертельно бледное лицо, пальцы, недавно раздиравшие землю, слегка подрагивали. Силы постепенно покидали ее тело, с закатом пришел холод, иразом почерневший асфальт забрал последнее тепло. Гермиона могла слышать собственное очень тихое дыхание и ждала, пока оно оборвется. Лежать в тишине, ничего не видя, не слыша, не чувствуя, было гораздо хуже смерти. Умерев, она встретилась бы со многими, кого — эта мысль впивалась в нее ядовитым жалом — уже не было не в живых. А так ей оставалось лишь думать о том, каким образом она заслужила это наказание. Не была достаточно сострадательной, не сделала того, что должна была сделать, слишком много думала о себе и о достижении своих целей? А что, если нет никакого наказания, и каждый человек со всеми своими пороками и ошибками — страх и ужас для самого себя? Стоит только остаться по–настоящему наедине с собой (а среди мертвецов это получается, пожалуй, лучше всего), как твоя собственная неверно прожитая жизнь поглотит тебя изнутри.

Однако пребывать в этих размышлениях до самого конца Гермионе не пришлось. Неожиданный порыв сильнейшего ветра растрепал ей волосы, а затем раздался такой оглушительный взрыв, что девушка, собрав остатки сил, невольно сжалась в комок, зажимая уши. Этот звук потряс все до основания, земля страшно содрогнулась, протяжно выдохнула, то ли освобождаясь от чего‑то, то ли готовясь разлететься на куски, и застыла. В тот же миг темнота, опутавшая сознание Гермионы, стала полной.

* * *

Небольшой отряд разыскивал среди развалин живых. Дело осложнялось шквалистым ветром и туманом, характерным для Лондона, если это место еще можно было так назвать. Моросил мелкий дождь, выстукивая на камнях и плечах людей траурный мотив. Отряд работал молча, время от времени перекидываясь емкими фразами, лишенными эмоций и заинтересованности.

Один из молодых людей, перепрыгнув через поверженный фонарный столб, присмотрелся к лежащей у камня девушке. Дав остальным знак, чтобы подождали, он приблизился к ней и проверил пульс. Нахмурившись, достал палочку и пробормотал заклинание.

Веки девушки слабо затрепетали.

— Гермиона, — тихо позвал он.

Она напряглась, точно неведомая сила удерживала ее в забытьи. Карие глаза открылись, но их взгляд был неподвижен и устремлен туда, где плыли белесые облака.

— Гермиона, — повторил юноша. — Ты слышишь меня?

Она сделала судорожный вдох и сдержала влагу, собравшуюся в уголках глаз.

— Да, я слышу тебя, Запоминающий и Стирающий.

— Ты знаешь мое имя?

— И не только твое… Прошу тебя, сотри мне память.

— Я доставлю тебя туда, где тебе помогут…

— Значит, вот так? — не слушая его, прошептала Гермиона, закусив губу. — Я же говорила… Я так и не успела услышать… Но ничего, не волнуйся, я здесь не задержусь.

Глава 17. Встреча за занавесом.

Гарри и призрак стояли друг напротив друга — готовые напасть. Лицо скианта плохо скрывало торжество того, кто знает исход. И он наслаждался тем, что давал Гарри это понять. Юноша, тем временем, безостановочно повторял про себя заклинания, которым его научил Вестерс. О ловушке нечего было и думать, в одиночку ее никому не создать, но вот защита сознания ему в этом поединке точно бы не помешала. Не так уж и много заклятий Гарри мог применить против врага, и все же он был уверен в том, что ему удастся пройти через скианта

— Ты первый, — прошелестел призрак, усмехнувшись. — Посмотрим, чему ты научился у Охотников.

Гарри задержал дыхание и сделал выпад палочкой.

— Вигон луцис!

На мгновение ему показалось, что заклинание сработало и отбросило призрака назад, но тот взметнул свой плащ, который поглотил всю энергию заклинания и затем направил ее против Гарри. Молодой человек отскочил вбок и выпалил простое боевое заклинание, целясь скианту в голову. Тот легко отразил его и растворился в воздухе.

«Вот сволочь, — подумал Гарри, пытаясь вовремя уловить вибрации в воздухе. — Магии хоть отбавляй, а собирается играть со мной в прятки. Надо изобрести что‑нибудь почище».

Как назло, он не мог придумать какое‑нибудь по–настоящему сильное заклинание, которое действовало бы против призраков. Отряд не успел его этому обучить, да и для исполнения нужны были еще волшебники. Но в этот раз Гарри был один, и одиночество давило на него, как никогда, сильно. Оно означало поражение и смерть.

Ветер, которого не должно было быть, слегка шевельнул его волосы, и Гарри резко повернулся в ту сторону, выбросил вперед руку и выкрикнул Убивающее заклятие. Оно почти не получилось. Его палочка, не привыкшая к тому, чтобы творить подобную магию, только немного нагрелась и выпустила тонкий зеленый луч, который не долетел до цели и погас.

Скиант снова стал видимым. Его полупрозрачное лицо кривилось от смеха. Гарри, с досадой на самого себя, послал в призрака два Оглушающих заклятия подряд, затем одно Связывающее и одно Взрывающее. На это ушла значительная часть сил, после чего он почувствовал слабость. Скиант, меж тем, подобрался к нему уже совсем близко. Гарри не оставалось больше ничего, кроме как палить в него всеми известными заклинаниями до тех пор, пока не пробьет его броню. Но призрак подходил все ближе и ближе, спокойно принимая на себя все удары. Гарри, оскальзываясь на камнях, отступал, постепенно приходя в ярость от бессилия и невозможности хотя бы ранить противника. По–видимому, тот был недосягаем для его магии, предназначенной для ведения боя в мире живых.

— Ты бы лучше был внимательнее, — раздался тихий голос у юноши над ухом, и Гарри подпрыгнул и оглянулся, но никого не увидел. Скиант продолжал подплывать к нему, не изменяя скорости и все так же издевательски ухмыляясь.

— Что, не можешь догадаться? — Тот же голос резанул слух, и Гарри пришел в бешенство. Конечно же, было одно заклинание, о котором он и не вспомнил, полагая, что имеет дело с настоящим скиантом, а не с…

— Ревеларе! — Свистящий взмах палочкой, оранжевый луч несется прямо к наступающему призраку — и морок тает, оставляя после себя лишь легкий запах дыма и копоти.

— Покажись! — заорал Гарри, собираясь с силами. — Тебе не удастся то, что ты задумал!

— А что я задумал? — мягко поинтересовался скиант, возникнув справа от него.

— Свести меня с ума, — прохрипел Гарри, направив на него палочку. — Вымотать меня, населить мою голову самыми ужасными видениями, чтобы я окончательно забыл, кто я, зачем сюда пришел, а потом… сделать меня таким же, как ты. Я все перечислил?

— Упустил кое–какие детали, — ощерился призрак, и его глазницы заволокло лиловым туманом. Он медленно поднялся в воздух над Гарри и так же неторопливо стал кружить над ним. — Да, ты прав, я бы очень хотел, чтобы ты стал призраком, настоящим, свободным призраком. Тем, кто знает все, а главное — понимает свое предназначение. Люди зачастую познают его в последний момент, когда все мосты уже сожжены и ничего нельзя изменить. Но ты мог бы изменить в себе многое, и начать следует с весьма незначительных вещей…

— Сражайся! — перебил его Гарри, чувствуя, как речь скианта начинает убаюкивать его, и справедливо опасаясь этого. — Ты ведь не пропустишь меня иначе. Ты знаешь, какова моя цель.

— Ты никак не поймешь, что, если мы будем сражаться дальше, все закончится просто твоей смертью, — спокойно возразил скиант, продолжая описывать круги. — И после этого никаких чудес больше не будет, ты окажешься наедине с неумолимой вечностью. Это и есть твое главное намерение? Так ты не сможешь стать одним из нас.

— Я не собираюсь становиться одним из вас! Я собираюсь закрыть Врата!

— Разумеется, ты за этим и пришел. Но, к сожалению, тут наши цели пересеклись, и я не могу так просто тебя пропустить. Я должен подготовить тебя к переходу в наш мир. Это произойдет очень быстро, смотри! — И призрак камнем кинулся на Гарри с высоты.

«Мора силенсиум!» — из последних сил подумал Гарри, и из палочки вырвалось ослепительное сияние, которое окутало его за миг до столкновения со скиантом. Тот стремительно налетел на юношу и сбил с ног. Падая, Гарри успел увидеть свет палочки и злобное выражение лица призрака, склонившегося над ним. На какое‑то время он отключился: натиск оказался слишком сильным. Мощное заклинание для защиты разума требовало огромной энергии и концентрации, которых у него на тот момент не было и быть не могло.

Он очнулся и рывком поднялся на ноги. Присутствие скианта больше не ощущалось. Это было более чем странно, к тому же внутри себя Гарри обнаружил какие‑то новые инстинкты, ведущие к иным целям, чем те, которые у него до этого были.

Он выпрямился и начал изучать собственное тело, будто впервые его видя. Палочка все так же была зажата в руке, и Гарри тщательно осмотрел и ее, перед тем как улыбнуться непонятной, пугающей его самого улыбкой и направиться в сторону холмов.

«Ты не станешь одним из нас, пока не научишься убивать».

«Кто это сказал?»

«Это сказал ты. Ты впустил меня, когда отказался от борьбы».

«Я не отказался!»

«Ты не смог — какая разница? Уметь убивать — это великое искусство, но для начала ты должен отрезать себе все пути к отступлению, сделать так, чтобы тебе не захотелось больше никуда возвращаться».

Гарри встал как вкопанный, но через секунду ноги вновь понесли его вперед, как он ни пытался их остановить.

«Ты не победишь! Ты не заставишь меня убить».

«Тебя и не нужно заставлять. Прислушайся к себе. В глубине души ты хочешь убить».

Диалог кончился, но Гарри все еще слышал его в своем сердце. Он понял, что действительно хочет научиться убивать, стать жестким и, следовательно, менее восприимчивым ко всему, что может ослабить человеческую волю. А учатся обычно на тех, кто не в состоянии дать отпор. Значит, скиант уже приготовил ему жертву.

Прежде чем он успел додумать эту мысль до конца, послышалось чье‑то неровное дыхание, топот легких ног, и на поляну выбежала Луна, которая, завидев его, тотчас остановилась и схватилась за бок.

— Гарри, ты в порядке? Я поняла, что он бродит где‑то рядом, поспешила тебе на помощь. Куда теперь?

«Ты знаешь нужные слова, и это именно то, что ты хочешь сделать. Не медли».

— Гарри, — с тревогой спросила Луна, вперившись взглядом в его лицо, — что ты собираешься делать?

Гарри с некоторым удивлением смотрел на свою руку, направившую палочку на Луну и замершую в нерешительности.

«Она тебе совсем не нужна. Она лишняя, и она не знает, как тебе помочь. Давай же, пока она не придумала, как тебя отвлечь».

— Гарри, это я, Луна, — терпеливо произнесла девушка, не обращая внимания на оружие, смотрящее прямо ей в сердце, и не поднимая свою палочку. — Если тебе кажется, что ты должен убить меня, это нормально — я ведь едва не бросила тебя одного, — но это вышло случайно, я просто потеряла тебя из виду. Ты же помнишь, нам надо найти профессора и всем вместе вернуться домой.

«Он будет следующим. Это он виноват в том, что все случилось именно так, а она лишь помешает тебе сделать то, что ты должен сделать».

Решение было принято, и Гарри, не сводя глаз с опешившей Луны, прошептал:

— Авада Кедавра.

Из палочки с пером феникса вырвался настоящий, смертоносный луч и понесся к девушке. Гарри следил за ним взглядом, провожая, таким образом, самого себя и свою жизнь. Луна бросилась в сторону, и зеленый луч разнес вдребезги невысокую скалу, из‑за которой она только что выбежала. Девушка молниеносно вскочила и все‑таки выставила Щит, в упор глядя на Гарри и словно пытаясь пробиться к его душе. Он с испугом смотрел на нее, а в его сознании уже зрело второе заклинание, которое должно было унести жизнь подруги.

— Остановись, — спокойно сказала Луна, усиливая Щит. — Эти мысли не твои, ты совсем по–другому привык действовать и жить. Не слушай этот обман. Гарри, я говорю с тобой, слушай меня.

— Замолчи! — устами Гарри выкрикнул скиант, и вот уже другой луч летел по направлению к Луне. Он разбил щит, но магия Луны ослабила его, и он лишь несильно задел ее плечо. Тем не менее, ей пришлось отступить, хотя Гарри потребовалось некоторое время для восстановления сил. При этом он не понимал, кто именно действовал: он или призрак за него.

— Мы не можем сражаться, Гарри! — воскликнула Луна, уворачиваясь от следующего заклятия. — Мы должны быть вместе до конца, как это всегда с нами было. И нам надо спешить. — Она помедлила, не желая раскрывать никаких секретов. — Наши друзья — там, в другой жизни, в опасности. Рон, Гермиона, Джинни…

Она умолкла, чтобы резко броситься на землю: в дюйме от ее головы просвистел еще один изумрудный луч. Гарри ощущал лишь напряжение собственных лицевых мышц и понимал, что его лицо сейчас, вероятно, искажено бешеной злобой, но не мог понять, чьи это были эмоции. Если его, то он не слишком далеко ушел от уровня кровожадного призрака, собирающегося превратить его в нежить. Тогда он сможет выбраться из этого отвратительного места, вернуться домой и… что же? Убить Джинни, к примеру?

Ее образ яркой кометой осветил его замутненное сознание. Это она сейчас там сражается не на жизнь, а на смерть с полчищами голодных мертвецов, это она ждет любимого мужа, не зная, вернется он или нет, это она сейчас молит небо, чтобы с ним ничего не случилось, потому что — кто знает, сколько жизней уже унесла война? Знала бы она, чем он сейчас занимается…

То стеснение в груди и голове, которое он испытывал, неожиданно сжалось и превратилось в набухшую опухоль, которая подлежала удалению. Гарри изо всех сил напрягся, припоминания защитное заклинание, хоть это было и опасно, но, тем не менее, он решился применить его, чтобы изгнать скианта.

— Луна! — позвал он. — Ты должна мне помочь! Мы должны соединить наши силы и изгнать его. Для этого, вообще‑то, требуются семеро, но, боюсь, у нас нет другого выхода. Он слишком силен.

— Я готова! — прозвучал решительный голос Луны совсем рядом. Он даже не успел заметить, как она подошла.

— Хорошо. — Гарри попытался взять ситуацию под контроль. — Повторяй невербальное заклинание: «Ноуэнтирис».

Он дождался ее кивка и закрыл глаза: голова начала уже сильно болеть от напряжения.

«Опрометчиво, юноша, остановитесь, пока не поздно, вам и вашей подруге не хватит сил».

Но заклинание уже начало действовать. Почему‑то Гарри был уверен, что по ту сторону Завесы оно будет выполнено наилучшим образом, и для него вовсе не потребуется сила семи волшебников, как в мире живых. Он почти чувствовал, как Луна сосредоточенно повторяет про себя магическую формулу, как вибрирует палочка в ее руке, как между ними возникает золотистый вихрь, призванный отправить скианта в один из параллельных миров.

«Ты раскаешься в этом, мальчишка!» — завопил голос призрака в голове Гарри, но он уже звучал тихо, точно его владелец сильно ослаб, и Гарри преисполнился воодушевления.

— Луна, еще немного! — крикнул он. — Мы почти это сделали!

Неимоверное усилие — и Гарри понял, что свободен. Настойчивый голос исчез, и он открыл глаза вовремя, чтобы увидеть, как исчезает созданная им и Луной воронка.

— Я не ошибся, — вслух произнес Гарри, подходя к подруге. — В этом мире наша магия стала сильнее, хотя до этого мне казалось…

Договорить он не успел. Ложная тишина внезапно разорвалась низким хлопком, и огромный вихрь пыли ударил юноше в лицо. Гарри отшатнулся и закрылся рукавом. Прошло не менее десяти секунд, пока все прекратилось, и он почувствовал резкую боль в ноге. Не успев толком осмотреть рану, он вскинул голову, намереваясь выяснить, что с Луной. И отшатнулся, увидев то, чего он больше всего сейчас боялся увидеть.

Очевидно, заклинание ловушки вошло в здешнюю почву в одной точке, а вышло в другой, и этого Гарри никак не мог предвидеть. Однако это на тот момент ни капли не оправдывало его в собственных глазах. Земля была раскидана в разные стороны, а на дне глубокой ямы, изломанная и неподвижная, лежала Луна. Из внешних повреждений Гарри увидел только две глубокие раны — в боку и чуть выше сердца, из них толчками выходила темная кровь. Глаза девушки были плотно закрыты, и если не смотреть на раны, можно было подумать, что она просто заснула, умиротворенная и счастливая. Ее приоткрытые губы слегка улыбались, и только чрезмерная бледность кожи выдавала причину этой умиротворенности.

— Я же говорил, — произнес знакомый голос, после чего призрак отвратительно захохотал, но не появился. Значит, в какой‑то мере ловушка сработала так, как должна была.

Гарри в ужасе перевел взгляд на свою лодыжку: как он мог отделаться всего–навсего царапиной? Это было невозможно, нет, сейчас Луна очнется, встанет на ноги, светлая и немного странная, и с укоризной скажет: «Гарри, ты опять раскис. А ведь мы пришли сюда за делом, если ты еще не забыл. Какой же ты стал рассеянный».

Он облизнул губы, вдруг ставшие влажными, и эта влага была соленой. Резким движением утерев лицо, Гарри спрыгнул в яму, бережно поднял Луну на руки и вынес наверх. Затем он устроил некое подобие ложа, наколдовав постель из веток и мягкой травы. Он не хотел верить, что ничем не сможет ей помочь, и применил все заклинания, какие знал, пока кровь не остановилась. Далее он припомнил последние выученные им Кровевосстанавливающие заклинания, но румянец так и не появился вновь на щеках Луны, чьи черты лица постепенно заострялись и принимали еще более спокойный вид.

И когда Гарри осознал, что больше не может бороться с подступившим гневом, направленным на все, прежде всего, на себя самого, он услышал мягкие шаги и, выхватив палочку, оглянулся. Он сразу узнал в светловолосой женщине с добрым лицом мать Луны и отступил в сторону, давая ей приблизиться к дочери. Попытался выдавить слово «Простите», но не сумел, а она лишь кивнула ему и указала рукой куда‑то за холмы. Он понял, что должен уходить, иначе у него больше ни на что не хватит сил. Выражение ее лица он так и не успел разобрать, но и держать его в памяти больше не собирался. Она открыла рот, чтобы что‑то сказать ему, возможно, предупредить против той ярости, которая сжигала его изнутри, словно адское пламя, но Гарри, дернув головой, сорвался с места и побежал со всех ног туда, где, он знал, все завершится.

«И что же? Ничего теперь уже не вернуть! Я — уже убийца, так что все правильно! Я взял ее с собой, наплевав на то, каковы могут быть последствия для мистера Лавгуда и Дрейко, у которых, по сути, никого нет, кроме нее. Я позволил овладеть мной мыслям, природу которых я знал и от которых мог оборониться, если бы, как следует, захотел. Но через свой эгоизм, лишивший меня уже так многого в жизни, я так и не переступил. Нет, Дамблдор, ты был не прав, еще раз не прав, когда называл меня человеком, лишенным эгоизма. Возможно, уже тогда эти слова посеяли во мне гордость, в дальнейшем разрушившую все, чего я добивался всю свою недолгую жизнь. Что теперь? Я закрою Врата по собственным принципам. Вестерс со своими рекомендациями теперь так же далек от меня, как небо, как шанс на то, чтобы все исправить и вернуть к жизни Луну, как далек я сам от того, чтобы вернуться. Когда умер Мальчик–Который–Выжил, всегда, или почти всегда, умевший отличать добро от зла и находивший в себе силы принять правильную сторону? Наверное, он начал умирать уже давно, но именно сейчас я могу сказать, что в этом процессе поставлена точка. Теперь у Гарри Поттера появилась новая цель: месть».

Это рассуждение было последней связной мыслью, после чего Гарри охватила безумная жажда отмщения за все то, что свалилось на его голову и головы тех, кто вовсе не был к этому причастен. Он по–прежнему тешил себя верой в то, что его эгоизм все‑таки имеет ценностное преимущество перед эгоизмом Снейпа, которого он, вне всякого сомнения, намеревался убить. Даже если после этого он уже никогда не сможет честно назвать себя живым человеком. Даже если так…

И — конечно! Не успел Гарри выдохнуться, как услышал мысленный зов своего бывшего учителя и, странно теперь было осознавать, друга. На миг всплыла та самая далекая картина прошлого — река, костер, жареная рыба, — а потом другая — поезд и неумелые объятия, — но это лишь укрепило желание Гарри отомстить, и он ускорил бег, крепко держа палочку в руке.

Он словно попал в один из смежных миров. Перемена обстановки оказалась столь неожиданной, что Гарри даже притормозил и перешел на быстрый шаг, подняв палочку на уровень груди. Создавалось такое впечатление, что сразу за холмами находились руины какого‑то заброшенного города. Более того, присмотревшись к обломкам, Гарри установил, что этот город был разрушен огнем. Невольно ему пришли на ум сведения о погибшей цивилизации в районе современной Индии. Одной из наиболее последовательных версий считалась утверждавшая гибель огромной империи от взрыва черных молний. Редкое природное явление, но невероятно опасное. Все камни были обуглены, нигде не было видно ни дерева, ни лужицы воды, само небо почернело и облачилось в пурпур, точно обагренное кровью. Было тихо, но Гарри ни на миг не верил этой тишине, ожидая нападения. Лишь спустя некоторое время, когда его внутреннее напряжение достигло пика, он понял, что нападать на него не будут.

Там, где улицы мертвого города сходились к центру, как лучи солнца, было чернее и безрадостнее всего. Небольшая платформа находилась в центре, над ней возвышалась причудливая колонна, сделанная, казалось, из древнейшего камня, покрытая непонятными письменами. Гарри бросил на нее лишь быстрый взгляд и ощутил, как на него дохнуло чужим ужасом и болью. Его куда больше интересовала темная фигура, сжавшаяся у этой колонны. Человека в черной мантии, стоявшего на коленях и вцепившегося мертвой хваткой в колонну, сотрясали неудержимые рыдания, в нем будто воплотилось все отчаяние мира, и Гарри замер над Снейпом, направив на него палочку.

«Убей его, он заслужил это. Теперь, когда ты видишь, какое он ничтожество, что тебя останавливает?»

Гарри не мог не согласиться с этим призывом и взмахнул палочкой, когда Снейп внезапно вздрогнул и поднял свое лицо, искаженное до неузнаваемости страданием. Слезы застилали ему глаза, но он прекрасно понимал, кто над ним стоит и что собирается сделать. И он, оторвавшись от холодного камня, протянул к Гарри руки, исполненный мольбы, безоружный, сломленный навсегда. Казалось, груз собственных деяний никогда не позволит ему распрямиться и встать на ноги. Даже руки, устремленные к Гарри, умоляющие о смерти, поднялись с трудом и сильно дрожали.

— Мерзость! — выплюнул Гарри ему в лицо, не сдерживаясь. — И теперь ты думаешь, что окажешься лучше меня, если я тебя прикончу? Да тебя мало прикончить! Говори, приходила она с тобой повидаться? Ну?

Если бы сутки назад кто‑то сказал Гарри, что в нем живет подобная жестокость, он бы, не задумываясь, съездил бы этому человеку по морде. Но теперь, увидев, как Снейп обмякает под действием этих слов, обхватывает себя руками и начинает раскачиваться взад–вперед, он испытывал чуть ли не наслаждение. Хватит уже носить маску хорошего человека, внутри него есть и ненависть, которая способна уничтожить все.

— И что дальше? — с издевкой спросил Гарри, наклоняясь к Снейпу. — Попросишь меня об одолжении, да? Разумеется, она не пришла, а если и пришла бы — что бы она сказала? Что останется здесь с тобой навсегда? Или что ты все правильно сделал?

Сделав гигантское усилие, Снейп во второй раз поднял на него взгляд, помутненный болью.

— Что она меня прощает, — еле слышно прохрипел он, и его тело еще раз содрогнулось. Он боролся с болью, но она постепенно побеждала.

Гарри с трудом подавил желание ударить его.

— И ради этого ты все это устроил? Почему бы не подождать, пока по–настоящему сдохнешь? — со всем сарказмом, на который он был способен, осведомился Поттер.

Снейп задохнулся, отпрянул назад, но так и не отвел взгляда, в котором не было уже ни мольбы, ни жажды хоть малейшего понимания, — только безнадежность. Гарри успел почувствовать, как ярость внутри него унимается, помимо его воли, хотя ему очень хотелось, чтобы она продолжилась, чтобы и дальше давала ему свои силы.

Он был уверен, что Снейп ему не ответит, и даже удивился, услышав его надтреснутый голос.

— Я бы не встретился с ней, если бы просто умер. Так мне сказали, и это было очевидностью. Я бы умер так, что мы никогда бы не оказались с ней в одном месте. К тому же… — Здесь он вздохнул еще глубже, как перед прыжком в пропасть. — Она принадлежит твоему отцу. Я всегда это знал, но так до конца и не принял. И это свело меня с ума еще до того, как я оказался здесь. Ты и не должен меня…

— Жалеть? — крикнул Гарри, и с его палочки сорвался луч, разбившийся о колонну позади Снейпа. Он толком не успел решить, какое заклинание применить, и на всякий случай отвел руку.

— Я не собираюсь тебя жалеть, ты просто… — Гарри не мог найти подходящего слова. — Я тебе уже сказал, кто ты. Ты мерзавец, и мне сейчас ненавистна мысль о том, что когда‑то ты был мне дорог! Да, и ты знал об этом и пользовался этим, играя моими эмоциями. Но больше так не будет. Ты знаешь, зачем я здесь?

Снейп кивнул, по–прежнему глядя ему в глаза.

— Я тебя убью, хоть мне это и не сильно поможет. Из‑за тебя умер самый светлый человек из всех, кого я знал. Моя вина в этом есть, и немалая, но она пришла сюда, чтобы спасти твою шкуру! Вроде бы мы шли ради того, чтобы закрыть Врата, а на самом деле я видел… видел, что движет ей и что в глубине души руководило поначалу и мной. Сострадание, привязанность… получается, совершенно глупые в данном случае вещи.

— Ты прав, — с мукой произнес Снейп, наконец, отвернувшись. — Я не стану даже заикаться об этом. Но ты не должен быть здесь, это жуткое место, куда я сам себя загнал, ценой своих прошлых ошибок и мыслей, которые будут угнетать меня вечно. Делай то, зачем пришел, и спасай себя. Я не буду умолять, ты не примешь этого, и — да, это справедливо.

Повинуясь силе его слов, Гарри выпрямился и приготовился произнести заклинание. Мучить Снейпа перед смертью ему больше не хотелось, но и сама мысль об убийстве внезапно начала казаться ему отталкивающей. Он попытался удержать ее, внутренний голос, твердивший о мести, продолжал говорить о необходимости проявить решительность, но именно она покинула Гарри, когда слова уже готовы были сорваться с губ. Он опустил руку, опять поднял ее, а затем отбросил волшебную палочку в сторону. Сделав несколько шагов назад и обратно, он, наконец, уселся рядом со Снейпом и обхватил руками голову, которая налилась свинцовой тяжестью.

Снейп с горечью смотрел на Поттера. Гарри чувствовал на себе пронзительный, ждущий взгляд полумертвого от пережитых страданий человека, который сжег за собой все мосты жизни, но не шевелился. Он будто резко затормозил и остановился и теперь ничего не ощущал, не представляя, что будет делать дальше. Впрочем, одна очевидная мысль все же пришла ему в голову на этом выжженном пустыре, среди обломков чужой истерзанной души.

— Знаешь, что я с тобой сделаю? — спросил вдруг Гарри, но Снейп не ответил.

— Северус, — позвал его Гарри по имени. Второй раз за все время.

И тот еще больше сжался и замотал головой.

— Дело не в том, что я хочу продлить твои мучения как можно дольше, — усталым голосом сказал Гарри. — Только так можно победить тьму. Я не могу пробиться через нее, не могу узнать, что стало с теми, кто остался там, позади, но я точно знаю, что должен все это остановить. Я забыл об одной важной детали, и это едва не погубило все: я должен уговорить тебя вернуться. И я понимаю, что это, с одной стороны, чудовищно и требует мужества, которым, вероятно, не обладает ни один человек, но иного пути нет. Я останусь здесь до тех пор, пока ты не согласишься пойти со мной.

— Ты можешь меня заставить, — прошептал Снейп, и Гарри вновь услышал признаки мольбы в его голосе, только теперь он умолял куда сильнее. — Я не помню, где я выронил свою волшебную палочку, я почти ничего уже не помню… Ты вооружен, а я нет. Все, что тебе нужно…

— Нет, — мягко перебил его Гарри, задержав взгляд на бледном лице. — В том‑то все и дело, что в таком случае все останется по–прежнему, и призраки, в конце концов, уничтожат, поглотят все живое. Я знаю, что тебе в том мире больше нечего ловить, кроме того, что на тебя обрушат оставшиеся в живых.

Снейп резко посмотрел на него, без страха, но с прежней мукой.

— Вряд ли я буду тебя защищать, — с расстановкой проговорил Гарри. — Я и сам еще не отошел от последней смерти, но все же я помню, что это такое: когда теряешь самое дорогое. Разумеется, это будет непросто.

— Они убьют меня, — тихо сказал Снейп, и Гарри пожал плечами.

— Я не знаю, что нас там ждет. Сердце говорит мне, что ничего хорошего, и вполне возможно, что мое теперешнее спокойствие ложно. Как знать, я могу потерять контроль над своим гневом и наброситься на тебя, когда мы вернемся.

— Ты это сделаешь? — с внезапной надеждой спросил Снейп. — Я не боюсь смерти, но боюсь не вынести взглядов тех, чьи близкие погибли по моей вине. Я уже видел таких людей, ведь все, кто оказывается возле меня, так или иначе, погибают. Но теперь… Ты сочтешь меня трусом, и я не имею ни малейшего желания возражать, однако это не только трусость. Я просто знаю, что не выдержу этого, и…

— Просишь меня об этом маленьком одолжении? — с изрядной долей презрения осведомился Гарри. — Конечно, умереть от руки друга, пусть и бывшего, куда приятнее, чем от рук разъяренной — и по праву — толпы. Тут я не спорю: раз уж я оказался добровольно на грани убийства, имел полное намерение это сделать, то могу и в какой‑то степени должен довести это до конца. Но я не буду тебе этого обещать. Возможно, мое мнение переменится, и тогда я буду просто убийцей, если мне придется сдержать свое обещание. Нет, Снейп, — Гарри сделал ударение на фамилии, — моего слова ты не получишь.

— Прости, — прошептал мастер зелий, дрожа.

Гарри воззрился на него и увидел, как по бледным щекам скатились две крупные слезы.

— Это трудно, — сказал Гарри, тяжело и мрачно.

— Забудь об этом, — попросил Снейп после очередного усилия.

— Уверен?

— Да, пожалуйста.

— Итак, каковым будет твое решение?

— Времени мало…

— Определенно, — слегка рассердился Гарри, но он понимал, что от степени добровольности согласия сейчас зависело все.

— Дай мне несколько минут, — просто сказал Снейп и отвернулся от него совсем.

Гарри вскочил на ноги и отправился на поиски своей палочки. Обнаружил ее буквально в паре метров от себя, немного удивился тому, что не забросил ее дальше, и принялся искать палочку Снейпа. Он даже попробовал призвать ее с помощью Манящих Чар, но палочки существа хитрые — он так ее и не дождался. Не определившись до конца с тем, что это значило для Снейпа, Гарри повернулся, наконец, к платформе.

Снейп стоял на ногах с огромным трудом; белый как полотно, он опирался на колонну, отчего та меняла свои очертания и принимала совершенно фантастический вид. Гарри поборол в себе очередной всплеск раздражения: ему захотелось разрушить эту колонну и вообще как можно больше из окружающего пейзажа. Вместо этого, однако, он подошел к Снейпу и жестом предложил ему опереться на себя. Гарри не совсем понимал, что его подвигло на этот жест милосердия, но он четко осознавал, что поступает правильно. Снейп крайне осторожно взял его под руку, словно боялся ее испачкать, и они двинулись. Когда они вышли из мертвого города, Гарри стало легче дышать, а вместе с тем пришел и некий стыд, вызванный отчасти смирением Снейпа, который все так же с робостью и, вероятно, даже почтением держался за его руку. Измученный собственными переживаниями, Гарри сжал его кисть покрепче, но чувство вины за все то, что он за столь короткий срок в себе открыл, никуда не делось.

Гарри не сомневался в том, что они найдут выход довольно скоро, но не терял надежды увидеть Луну, хотя и был уверен, что ее мать уже позаботилась о ней. Он вытягивал шею направо и налево, но ничего не видел, кроме тумана, долин пересохших рек и чахлых кустарников.

Снейп, украдкой наблюдавший за ним, отважился заговорить.

— Гарри.

— Что?

— Ты уверен, что мисс Лавгуд…

Гарри бросил на него злой взгляд и не стал отвечать. Уверенным на сто процентов он быть не мог, он даже толком не успел ее осмотреть, но просто так мертвые не приходят за живыми. Он стиснул зубы и испытал желание пойти вперед и вырвать свой локоть. Однако что‑то его удержало, и он, ругая себя за «слабость», пошел дальше, поддерживая осунувшегося и поникшего мастера зелий.

Пейзаж не повторялся, вместе с тем воронки и Врат нигде не было видно, и только серое небо стало чуточку темнее. Гарри нахмурился, вспоминая, не говорил ли ему Вестерс о том, что конкретно нужно сделать, чтобы вернуться обратно. Может быть, произнести заклинание? Вроде нет. Гарри выполнил условие, даже перевыполнил (мысль об оставленной в этой пустыне жизни угнетала все сильнее), и теперь Врата просто обязаны были появиться.

Снейп неожиданно споткнулся и едва не упал. Гарри, вырванный из своих раздумий, дернул его наверх и, ничего не сказав, потащил за собой дальше, не обращая внимания на бывшего учителя. Тот послал ему пару робких взглядов, но, в свою очередь, промолчал, и Гарри процедил, сдерживая гнев:

— Вам так хочется услышать мой голос, сэр?

— Не называй меня так, — попросил Снейп. Его взгляд блуждал по сторонам без цели.

— Вот и услышали, — буркнул Гарри и остановился.

— Они сейчас появятся, — уверенно сказал Снейп в ответ на его мысли и поднял затем глаза к небу.

— Хорошо бы, — кивнул Гарри, высвобождая свою руку и отходя на несколько шагов. Отвращение постепенно начинало переполнять его. И как это он мог думать, что окончательно стал добреньким?

— Смотри, — вдруг сказал Снейп и указал рукой на горизонт.

Там образовалось небольшое облако, похожее на обычное дождевое, но оно приближалось, убыстряясь с каждым мгновением, и вскоре Гарри понял, что это было вовсе не облако, а знакомая арка, трепещущая вуаль которой так походила на переливчатую сизую ленту. В том мире она была черной.

Снейп сглотнул, не отрывая глаз от арки и нервно сжимая руки. Гарри грозно посмотрел на него, но он не бросился наутек, как в глубине души ожидал юноша. Он опустил голову, как иные осужденные перед казнью, и направился к арке первым, оставив Гарри позади. И тут появился ветер, отсутствие которого по прибытии заметила Луна. Он дул снаружи, из другого мира, куда им обоим предстояло вернуться. Гарри не стал дольше медлить. Он поравнялся со Снейпом, которого на миг покинула решительность, и мягко сжал ему предплечье. Мужчина едва приметно кивнул, закрыл глаза и шагнул в неизвестность. Гарри секундой позже так же свободно вошел в арку, чтобы потонуть в искрящемся вихре.

Их обоих выбросило с огромной силой, но ввысь они не поднялись, поскольку вихрь явно был ослаблен, как была ослаблена сама власть призраков. Едва ноги Гарри ударились о твердую землю, он шумно вдохнул воздух и зажмурился. Этот мир еще существовал, а значит, был шанс на то, что они успели. Он простоял бы еще долго с закрытыми глазами, оттягивая момент истины, если бы Снейп осторожно не потряс его за плечи. Гарри недовольно посмотрел в его сторону и остолбенел от того ужаса, что отразился на смертельно бледном лице.

Это был не Лондон. Гарри на всякий случай вынул палочку, внимательно огляделся, пытаясь отыскать признаки того, что они попали в другую реальность или же просто в другой город. Но он узнал береговую линию Темзы, в двухстах метрах от них, уходящую туда же, куда и раньше, и слегка успокоился. Он ожидал, конечно, что город будет разрушен, но не до такой степени. От центра и прилегающих районов не осталось ничего, стояли, правда, какие‑то непонятные домики в два–три этажа и старейшие из зданий, которые уцелели благодаря мощному фундаменту. Гарри водил палочкой вокруг себя, пока не установил, что никого поблизости не было, и опасности, как таковой, тоже не наблюдалось.

Вспомнив, он обернулся. Завеса неторопливо колыхалась на привычном месте, перешептывались недовольные новым заточением голоса, но вихрь утих, да и призраки не показались. Гарри размышлял над тем, куда бы направиться в первую очередь, когда услышал прерывистый шепот Снейпа рядом.

— Сколько же времени прошло?

— Нисколько. Ну, день–два.

— Гарри…

— Я тебе не Гарри.

— Хорошо… Поттер. Эти дома построены давно, но раньше их тут не было. Фасады грязные, неухоженные. Да и с каких пор арка находится на поверхности земли?

Гарри онемел, поняв, что он прав. Теперь он начал всматриваться в окружающее его пространство куда пристальнее. В это было невозможно поверить, но они действительно находились в совершенно ином Лондоне, чем тот, который они покинули, и этот новый Лондон уже значительное время существовал до их появления. Внутренности Гарри болезненно свело судорогой, он еще раз придирчиво осмотрел арку, но вынужден был признать, что либо это был подземный город с копией Темзы, либо что‑то случилось, и арка поднялась вместе с земной корой на добрых два десятка метров. Как бы там ни было, следов разломов не было видно, все было очень тщательно скрыто, словно ничего не произошло. Гарри проникся к этому месту глубоким недоверием.

Пробормотав пару крепких ругательств, он повернулся к Снейпу.

— Пошли.

— На площадь Гриммо? — спросил тот, заранее зная ответ.

— Туда, где была площадь Гриммо, — отозвался Гарри и медленно сошел с платформы. — Туда, где был мой дом.

Они двинулись в путь молча, только начавшийся дождь мерно постукивал по мостовой, заставляя двух скитальцев слушать стук собственного сердца. Сердца и дождь больше не были едины. Нечто ушло безвозвратно, оставив лишь ощущение одиночества и тщетности всех попыток обрести покой.

Глава 18. Рональд.

Гарри не узнавал Лондона. Он предполагал, что увидит разруху и, возможно, даже покинутый город, но он оказался не готов к тому, чтобы увидеться такое количество совершенно новых зданий. К его удивлению, выяснилось, что Темза немного изменила свое русло, и он начал сомневаться в том, что их не занесло куда‑нибудь на континент. Подземкой он воспользоваться не решился, опасаясь, что окончательно запутается.

Однако ноги сами принесли его к дому. Двенадцатый дом стоял теперь в гордом одиночестве и выглядел обновленным. Гарри подумал даже, что, вероятно, здесь теперь живут совсем другие люди, которые отреставрировали здание, когда все чары рассеялись. Все мучительнее хотелось ему узнать, сколько же времени прошло или… Сразу он об этом не подумал. Может, надо отмотать пленку жизни, как раз, назад? Нет, это было бы уже полным бредом. Все‑таки дом Блэков был построен не раньше восемнадцатого века, и возраст его по–прежнему был заметен, а русло реки так просто не изменится, разве что в результате крупной катастрофы.

Гарри замер перед собственным покинутым жилищем, не зная, что ждет его внутри. Снейп остановился чуть поодаль и внимательно наблюдал за молодым человеком. Вероятно, ему хотелось предпринять хоть что‑нибудь, но Гарри, почувствовав это, послал ему уничтожающий взгляд.

«Вот именно тебе больше ничего делать не надо!» — Гарри с величайшим трудом удержался от того, чтобы произнести это вслух.

Он стоял и молил, чтобы дверь открылась сама собой, прямо как во сне. Для него уже все равно не существовало твердой и однозначной реальности.

И — как в лучшем сновидении — это желание сбылось. Дверь со скрипом отворилась, и на крыльцо радостно выскочил мальчонка лет трех–четырех отроду, еще не умеющий толком завязывать себе шнурки и потому сбегающий теперь с лестницы в расшнурованных ботинках.

Сердце Гарри пронзила внезапная тоска, и он ощутил потребность в присутствии этого ребенка, который все‑таки упал с последней ступеньки, поморщился, но, так и не заплакав, поднялся и прошепелявил в сторону двери:

— Я в полятке, мама!

— Это уже слишком, вечером точно не пойдешь гулять! — крикнула женщина, которая через секунду, запыхавшись, выбежала следом за сыном. — Штаны хоть целы? Ужас, просто ужас, вот я скажу тете!

Глаза малыша округлились, и он сделал вид, что собирается хныкать.

— Не надо. Она забелёт у меня лосадку.

— Неправда, что ты выдумываешь? Подожди, я тебя отряхну.

Но мальчуган ускользнул от ее рук и помчался прямо к Гарри. Для своего возраста он был необычайно шустрым. Гарри застыл и протянул руки к мальчику, повинуясь непонятному порыву, но вдруг раздался сдавленный крик, и малыш, развернувшись, бросился назад, к матери.

Гарри только сейчас обратил на нее внимание: стройная женщина с темными глазами и волосами, собранными в тугой пучок, прижимала руки ко рту и старалась не закричать, глядя на него. Сын начал прыгать и дергать ее за юбку, пытаясь понять, что произошло. Будто очнувшись, она взяла мальчика на руки и вновь вперилась в Гарри. Но лишь переведя взгляд на Снейпа, она смогла сдвинуться с места и решительным шагом пойти навстречу. На ее лице не было ни тени страха, лишь неверие и желание в чем‑то убедиться. Гарри не сделал попытки выхватить палочку, нутром чувствуя, что именно это встреча нужна ему для того, чтобы все понять. Он, несомненно, знал эту женщину.

— Гарри? — спросила она, оказавшись в шаге от него. — Ты вернулся?

— Не уверен, — честно ответил Гарри. — Но точно знаю, что мы знакомы.

Женщина горько улыбнулась, вынула палочку, направила на себя и что‑то прошептала. И пелена разом спала с глаз Гарри, когда он узнал свою жену. Темные волосы превратились в огненно–рыжие и рассыпались по плечам, из карих глаз заструились слезы — радости или печали, а скорее, того и другого вместе.

— Маскировка, — всхлипнула Джинни, жадно глядя на мужа. — Это тут с виду все мирно, а на самом деле иногда происходят стычки, приходиться накладывать дополнительную защиту. Долгая история…

Гарри, постепенно осмысливая происходящее, невольно посмотрел на мальчика, который притих и играл волосами матери. Черные волосы, голубые глаза и недетский, понимающий взгляд.

— Джинни, это…

— Рональд, — прошептала Джинни. — Наш сын.

— Рональд… — повторил Гарри. — Можно?

Она кивнула и протянула ему ребенка. Малыш не стал возражать, что слегка удивило Гарри, но крайне серьезно посмотрел на отца, отчего тому стало не по себе. Что‑то надвигалось, и он начал опасаться, что не сможет вместить этой новой правды.

— Джинни, — начал Гарри, но не знал, что сказать еще, кроме самого очевидного, — прости.

Он уже заметил, что Джинни выглядела старше своих лет. Прошло три–четыре года, не больше, но ей никак нельзя было дать двадцать четыре или двадцать пять. Возможно, он просто не привык видеть ее такой: на лице навсегда отобразилась маска скорби.

Джинни медленно наклонила голову.

— Гарри, я никогда не думала винить тебя. Всего этого не произошло бы, если б не ряд особенностей нашей расы волшебников, которая в данное время доживает свои последние дни. Наш мир больше не тайна ни для кого.

Гарри ужаснулся, не имея ни сил, ни воли представить себе, что это значило.

— Все крепости пали, и стены разрушены, — с жестким выражением лица продолжила Джинни. — Здесь, в Лондоне, один из двух оставшихся островов надежды. Второй — это Хогвартс. Но наше положение очень шаткое. Можно сказать, вернулисьвремена инквизиции, потому что все не без оснований винят нас, волшебников, в том явлении, которое едва не стерло с лица земли все живое. Маглы в ярости, они применили против нас все, что у них осталось, после того как многое было уничтожено безумными. Далеко не все выздоровели, и многие умерли. Теперь мы в основном заняты тем, что помогаем восстановить планету, и так происходит во всех странах. Только так мы сохраняем себе жизнь и право на безопасность, хотя, — очередная горькая усмешка скривила ее губы, — все это относительно.

Гарри крепче прижал к себе сына, не желая верить в то, что он слышал. По Земле пронесся Армагеддон, и выжившие продолжают уничтожать себе подобных, вместо того чтобы бороться против общего недуга — равнодушия и жестокости. А ведь это в какой‑то мере коснулось и его, а следовательно, у него не больше прав осуждать людей, поступающих таким образом, чем у последних — убивать магов.

Джинни, помолчав, вновь обратилась к Гарри:

— Тут многое изменилось. Но я рада твоему возвращению, очень. Просто я уже почти разучилась радоваться.

Эти слова словно прожгли Гарри насквозь. Джинни, его Джинни, которая была для него воплощением света и справедливости, никогда не терявшая головы, больше не может радоваться! Неожиданно ярость опять с новой силой зашевелилась в нем, и он, прекрасно понимая, на ком ему сейчас хочется выместить всю свою злость, остановил себя и спросил у жены:

— Когда закрылись Врата?

— Через месяц после того, как вы с Луной ушли. Гарри, неужели она осталась… там?

С усилием, стоившим ему последнего мужества, Гарри кивнул, и у него стали подкашиваться ноги. Джинни подхватила маленького Рональда и успела подставить свободную руку, чтобы Гарри смог опереться.

— Пойдем в дом, — проговорила она. — Ты должен поесть и отдохнуть.

— Нет, — возразил Гарри. — Сначала ты все мне расскажешь, я не вынесу это по частям.

— А этот? — Джинни указала кивком головы на Снейпа, который все это время стоял почти спиной к ним, похожий на каменный столб, облаченный в мантию смерти.

Гарри даже вздрогнул. Джинни, всегда сочувствовавшая Снейпу, никогда не отзывалась о нем так, и тут Гарри окончательно пришлось осознать и смириться с тем, что все изменилось навсегда.

— Он пойдет с нами, — высказал Гарри первую пришедшую в голову мысль.

— Ни за что! — отрезала Джинни, даже не пытаясь понизить голос. — Гарри, ты передумаешь, когда все узнаешь! Я не стану терпеть его в своем доме!

— Это и мой дом, — напомнил ей Гарри и оглянулся на мастера зелий. Тот так и стоял, не оборачиваясь.

— Надеюсь, вас не придется тащить, сэр, — с раздражением сказал ему Гарри, а Джинни гневно сверкнула глазами и поджала губы.

Снейп подчинился и медленно, словно тень, поплелся за ними к дому. Гарри мельком оглядел его сжавшуюся фигуру и понял, что мастеру зелий было абсолютно все равно, куда идти.

В гостиной Снейп постарался сделаться как можно незаметнее, устроившись на кресле в углу, в то время как Джинни, уложив Рональда спать, вернулась к Гарри и села напротив.

— Рассказывай, — мрачно попросил он.

— В тот день мы проигрывали одну битву за другой, — начала Джинни, устремив взгляд на пляшущий в камине огонь. — Я не помню, чтобы я когда‑либо еще так уставала. Призраки сосредоточили свои силы в Лондоне, откуда распространяли свое жуткое влияние. Многих они навеки обрекли на безумие. Мы пытались хоть что‑то сделать для пострадавших, но их становилось все больше, в отличие от нас… И тогда Охотники придумали хитрый ход: они отступили на время, чтобы скианты почувствовали вкус победы, а затем обрушились на них всей своей мощью. Возможно, тебе это покажется опрометчивым, но все мы тогда прекрасно понимали, что нам не выдержать долгой осады. Это было… жутко! — Глаза Джинни метнулись к мужу, остановились на его лице. Гарри решительно пересел к ней и взял ее руки в свои. Она благодарно кивнула.

— Я понимаю, что у вас не было другого выхода, — заверил он ее.

— Они побеждали, — продолжила Джинни, набрав в грудь воздуха. — Постоянно приходили сведения о том, что кто‑то из наших ранен или убит. А потом Охотники решились на самую рискованную часть операции: они взорвали Башню Скиантов.

— Башню?

— Да, именно так мы потом прозвали то, что они сотворили из собственных тел. Говорят, Вестерс организовал все это и задействовал сразу пять отрядов, разместив их так, чтобы Башня оказалась в их кольце.

Гарри догадался.

— Они создали огромную ловушку?

— Да, и это был чудовищный по своей силе взрыв. Они знали о том, что такое возможно, но им пришлось жертвовать как чужими жизнями, так и своими собственными. Мистер Вестерс и Одж Дэггер погибли сразу же, после чего сопротивление сильно ослабло.

Первый чувствительный удар здесь, в родном доме, но на новой земле. Гарри отвел взгляд от лица жены и тоже стал смотреть в огонь. Его начальник был для него, прежде всего, дорогим человеком и примером для подражания. Скольким вещам он мог у него научиться, случись все иначе! И хотя Гарри не сомневался в том, что Вестерс не подверг бы свою жизнь такой опасности, не будь на это крайней необходимости, боль утраты все равно заполнила его душу. Одж Дэггер, или Джефри Стеффинс, стал его другом и коллегой, а также родным человеком для Гермионы… Гарри вдруг встрепенулся: почему Джинни не заговорила сразу о самых близких друзьях? Он снова обернулся к ней.

Джинни, прочтя ужас в его глазах, поняла, что зря отсрочивала момент истины. Такая правда всегда внезапна, и никуда от нее не деться. И все равно она начала издалека, путаясь и запинаясь:

— Значит, это оказалось весьма действенным, хоть и не сразу переломило ситуацию… Мы потом долго бродили по городу, разыскивали в развалинах живых. Холборн нашел Гермиону…

Сердце Гарри резко подпрыгнуло и бешено заколотилось: по крайней мере, двое из тех, за чью жизнь он особенно опасался, выжили.

— А потом… что же? Скиантов мы задержали надолго, а когда воронка исчезла — мы вздохнули с облегчением… Однако вас с Луной все не было, и мы вскоре опять отчаялись. Началась война с маглами. Мы снова стали терять людей. Отряд Дамблдора сильно поредел еще во время битвы со скиантами…

— Кто погиб? — сухо спросил Гарри, готовясь к новой боли.

— Невилл, Симус, Парвати, Майкл, Эрни, Лаванда…

Каждое имя, точно кинжал, вонзалось в душу Гарри. Руки у него задрожали, и он, отстранившись от Джинни, обхватил себя за плечи.

— Моей семье повезло чуть больше, чем остальным, — совсем тихо проговорила Джинни, и Гарри не смел больше поднять на нее глаза. — Папу убили через два дня после битвы со скиантами, Флер и Билл бросились на помощь семейству Делакур во Франции, и мы не знали о них ничего до самого Рождества. Потом выяснилось, что их долгое время продержали в плену какие‑то маглы, а Флер, как и я, была беременна, и потому Билл думал, прежде всего, о жене и ребенке. Думаю, он был отчасти прав, пожертвовав поседевшей головой нашей матери, ведь Флер несколько раз оказывалась на грани выкидыша. В итоге у них все же родилась здоровая девочка, с остальными Делакурами все в порядке.

Джинни глубоко вздохнула. Чувствовалось, что она медленно подходила к худшей части своего повествования.

— Ну, и Чарли попал в историю со своими драконами. Он отвечал за так называемую «поддержку с воздуха», и в итоге его едва не поджарили его же любимцы. Теперь он инвалид, лежит в новой больнице (от госпиталя святого Мунго ничего не осталось), и неизвестно, когда выйдет. Целители до сих пор не могут вернуть его коже нормальный вид. — Джинни содрогнулась.

— Как остальные? — натянуто спросил Гарри, но ответ задержался, поскольку внезапно гостиную огласил звонкий писк.

— Мама, а это папа наш?

— Рональд, я же велела тебе спать! — Джинни вскочила на ноги и понеслась к сыну.

И тот опять продемонстрировал свою юркость, добежав до камина и забравшись к Гарри на колени. Гарри заглянул мальчику в глаза и увидел в них любопытство и всю ту же неестественную для ребенка его лет скорбь, которую он заметил при первой встрече.

— Ты назвала его в честь Рона, — констатировал Гарри, обняв мальчика и усадив себе на колени, как положено.

Джинни не отвечала, и ему пришлось развернуться на диване. Она стояла посреди комнаты и глотала горькие слезы, не в силах сдерживать их.

— Мама плячет, — пробормотал малыш, повесив голову.

— Прошу тебя, Гарри, давай поговорим без него! — в отчаянии вскричала Джинни и зарыдала в голос.

— Не надо, я больсой, сам пойду, — заявил маленький Рональд, спрыгнул с колен отца, при этом едва не упав, и гордой походкой направился мимо матери к лестнице, ведущей наверх.

Джинни проводила его взглядом, опять подошла к Гарри и без сил рухнула рядом с ним на диван. Тот крепко обнял ее, и они застыли.

— Прости за это, — немного оправившись, вздохнула Джинни. — Я оберегаю его, как могу, но весь этот кошмар все равно на него действует. Он все время задает вопросы о войне, пытается понять, почему так много людей гибнет, откуда в мире столько жестокости и так далее. А я… Гарри, я сама еще не определилась во всех этих вопросах, кажется, столько мерзости в этом мире еще никогда не было.

— Ты говоришь, как есть?

— Как чувствую. Стараюсь подбирать слова. Но, знаешь, иногда я думаю, что это и не нужно, он чрезвычайно сообразителен для своего возраста.

— Это я заметил, но меня это не радует.

— Меня тоже, — призналась Джинни и выпрямилась. — Он уже научился притворяться. Когда ему надо, чтобы его сочли ребенком, он так себя и ведет, а когда захочет научить кого‑нибудь уму–разуму… А ведь он еще не так мало слов знает. Гермиона отсюда не раз в слезах уезжала: так бесцеремонно он ее расспрашивал.

— Я полагаю, это не из‑за жестокости? — осведомился Гарри.

— Не знаю, — Джинни умоляюще посмотрела на мужа. — Но только дети и бессердечные могут спрашивать такое.

— Например?

— Когда он только научился задавать полноценные вопросы, он сразу пристал к ней по поводу ее слепоты и…

— По поводу чего? — резко переспросил Гарри, и Джинни ахнула.

— Я не сказала тебе! В день битвы, когда прогремел первый сильный взрыв, Гермиона ослепла. Врачи потом ничем не смогли ей помочь, и она до сих пор страдает от этого, хотя и не так явно. Она, кстати, была против того, чтобы я называла сына в честь Рона, но… я так хотела, чтобы наш ребенок воплощал все то лучшее, что было в его дяде. Пока видно лишь любопытство.

Джинни умолкла, уставившись на свои руки, и Гарри выдавил из себя слова, которым противилось все его существо:

— Когда Рон погиб?

— Он не погиб, — без всякой радости отозвалась Джинни. — Во всяком случае, я так думаю. Он практически потерял рассудок еще до того, как закрылись Врата, дважды попадал в плен и, в конце концов, просто пропал. Мы не знаем, где он, вот уже три с половиной года, а мама каждый раз льет слезы, когда видит моего сына. Представляешь, у него голубые глаза, как у Рона! Это очень редкое явление, чтобы так передалось, минуя наши с тобой гены, но, видимо, я достаточно сильно этого желала. Я любила брата. — Она опять замолчала и добавила: — Наверное, не стоило было его так называть. Чувствую себя виноватой перед нашей матерью.

— Я бы сделал то же самое, — сказал Гарри. — Я и планировал назвать своего первого сына Рональдом.

— Хорошо, что я угадала твое желание, — кивнула Джинни.

Снова без улыбки. Гарри это начало по–настоящему пугать. Она сперва сказала, что ни в чем его не винит, и он поверил, но теперь эта фраза показалась ему пустым звуком, данью необходимости сохранения отношений. Он впервые остро ощутил отчужденность. Что ж, по крайней мере, собственный сын пока что проявляет вежливый интерес к заблудшему отцу. Иначе он себя обозначить не мог.

Нужно было говорить. Все равно о чем.

— Я еще хотел узнать, если можно…

— Конечно, можно.

Теперь в ее голосе безошибочно узнавалось взаимное отчуждение.

— Тебе ничего не известно о Дрейко?

— А… — Джинни наморщила лоб, припоминая. — Редко видимся. Он сбежал из тюрьмы, которая, кстати, держалась чуть ли не до самого конца войны, вступил в отряд каких‑то партизан и перебрался на континент. После этого он нас навещал несколько раз, очень был огорчен тем, что Луна отправилась с тобой и также не вернулась. Сказал, что чувствовал это сердцем, но надеялся, что это окажется неправдой. Хорошо бы тебе не встречаться с ним, Гарри.

С облегчением Гарри услышал в последней фразе оттенок заботы, но его мысли тотчас переключились на чувство вины перед Дрейко. Вполне возможно, что их нестабильные отношения закончатся дуэлью, но это будет действительно справедливо.

— Что насчет Тедди и Андромеды?

— Мы успели их укрыть. Тед уже путешествует через камин самостоятельно и иногда заходит по выходным. Андромеда сильно постарела, но активно участвует во всем, что мы делаем.

— Джинни, я могу чем‑то помочь? — спросил Гарри, желая немедленно чем‑нибудь заняться.

— Разумеется, — тут же отреагировала она. — Я для начала сообщу всем, кому следует, о твоем возвращении. Думаю, с тобой многие захотят увидеться. А заодно и с… — Джинни стиснула зубы, как если бы ей захотелось произнести какое‑нибудь непристойное ругательство. — Кстати, ты надумал, что будешь с ним делать?

— То есть? — насторожился Гарри.

— Неужели ты думал, что просто приведешь его назад, и все смиренно об этом позабудут? — с негодованием спросила Джинни.

— Нет, конечно! — несколько вызывающе ответил Гарри, но не потому, что хотел спорить, а потому, что его отталкивала жестокость, сквозившая в каждой черте лица самого доброго человека из всех, кого он знал.

Казалось, она прочитала его мысли.

— Да, Гарри, я уже не та милая девочка, игравшая когда‑то в квиддич. Война сломала меня, как и многих других. Ты думаешь, я стала испорченной и просто жажду мести хоть кому‑нибудь? Но это не «кто‑нибудь», Гарри, и никто теперь не станет слушать, если тебе вдруг взбредет в голову его защищать. — Она гордо вскинула голову, огненные волосы взметнулись и вновь упали ей на спину. Сходив на кухню, она вернулась с двумя бокалами и бутылкой вина.

— Я подумала, может, ты захочешь помянуть тех, кто ушел навеки, — твердым, спокойным голосом проговорила Джинни, протянув ему один бокал.

Гарри кивнул, не сводя с нее напряженного взгляда. Все поменялось, и сам он был другим, но здесь, в этом мире, ему хотелось строить, а не разрушать.

Она налила им обоим красного как кровь вина, нараспев произнесла хорошо знакомые Гарри имена, и они медленно выпили свои бокалы до дна. Джинни слегка раскраснелась, видимо, она крайне редко употребляла спиртное. Настроение у нее, однако, только ухудшилось.

— Сегодня мы отдохнем, — решительно заявила она, поднимаясь с бокалами и бутылкой в руках. — Не думаю, что тебе именно сейчас хочется всех увидеть.

— В общем‑то, я не прочь отдохнуть, — согласился Гарри. — Но я бы еще выпил.

Джинни пристально взглянула на него и опустила бутылку на маленький столик рядом с диваном. Со звоном поставила бокал.

В комнате царил полумрак, и Гарри странным казалось сидеть вот так и смотреть на силуэт жены, прямой и какой‑то грозный, неподатливый, чужой. Он просто обязан был напиться, чтобы больше не видеть Джинни такой, а уже потом учиться этой новой жизни, от которой можно было скорее сойти с ума, чем в Стране мертвых.

— Осуждаешь? — тихо спросила она, когда он пригубил третий или четвертый бокал.

— Пока просто пытаюсь понять, — сухо ответил Гарри, досадуя, что чувство опьянения все не приходило.

— Наверное, тебе и не стоит понимать, — с грустью проговорила Джинни. — В этом мире совсем мало осталось человеческого, и я порой замечаю, что все это тупик — все, что мы делаем, когда сами утрачиваем человечность и не слышим друг друга. Видишь, я рассуждаю вроде бы здраво, но завтра я вполне могу принять участие в убийстве, если так решат все.

Гарри поперхнулся, а она, подавив глубокий, искренний вздох, снова ушла на кухню. Оставшись один, Гарри допил бутылку, посидел несколько минут и с трудом поднялся на ноги. Им овладело желание поговорить со Снейпом. Вероятно, он собирался сказать ему еще что‑нибудь из той же серии, что и их последние диалоги. Гарри понял, насколько он пьян, только когда обнаружил мастера зелий в кресле, свернувшегося калачиком. Сальные волосы свисали на осунувшееся лицо, руки судорожно сжимали спинку кресла. Гарри наклонился над ним, при этом чуть не споткнувшись, и неловко потряс мужчину за плечо. Резкий выдох, дрожь как электрический разряд пробежала по всему телу — и пара черных глаз уставилась на Гарри.

— Спишь, что ли? — хрипло хохотнул Гарри, и Снейп отшатнулся от него, вжавшись в кресло еще больше.

— Нет, — едва слышно прошептал он, почти не разжимая губ.

— Правильно, — одобрил Гарри, наклоняясь еще ближе. — Не бойся, меня бояться не надо, я уже почти спятил. А вот жена моя… да, страшная женщина.

Тон Гарри был вполне серьезным, его на самом деле тревожило душевное состояние Джинни. Снейп же совсем о ней не думал. Он знал, что завтра здесь соберутся люди, которые ненавидят его всей душой и, по всей вероятности, жаждут его смерти. Единственным, кто его беспокоил, был Гарри, который попытался, но не сумел утопить свое горе в вине и теперь стоял, раскачиваясь, над ним, не зная, что еще сказать. Человек, который когда‑то его любил.

— Поттер, ты пьян, — мягко прошептал Северус. — Тебе лучше прилечь, а завтра…

— Да я не хочу, чтобы наступало завтра! — громко сказал Гарри, махнув рукой и едва не потеряв при этом равновесие. — Это же безумие! Я так не могу, я никогда к этому не шел! Глупость я сейчас сморозил, да… Может, и обойдется все?

Снейп покачал головой.

— Нет, значит? Ну, не могут же они… я терял, я знаю, что это такое, но я же не стал…

— Поттер, теперь все не так.

— Да так, Мерлин тебя подери, так! — Гарри отошел от кресла, нетвердым шагом выбрался на середину комнаты. — Я напился в последний раз. Больше меня никто таким не увидит. А пока пусть судят нас, пусть судят…

Гарри покачнулся еще раз, и Снейп подскочил к нему, успев поймать Поттера в последний момент.

— Сэр, — театрально вскинул руки Гарри, по щекам которого текли слезы, — вы спасаете мою репутацию порядочного человека!

— Хватит, Поттер, прошу тебя, — проговорил Снейп, оттаскивая его в сторону лестницы. — Уже вечер, и с тебя довольно, можно пойти прилечь.

— А кто‑то против? — пробормотал Гарри.

Словно сквозь густой туман, он услышал гневный возглас Джинни.

— Немедленно убери от него руки!

— Я всего лишь…

— Я сказала! Я отведу мужа сама!

Гарри уже ничего не видел, но чувствовал, как руки Снейпа бережно перехватили его, чтобы передать Джинни. Она была хрупкой и ниже ростом, но все же она ловко сумела справиться с его заплетающимися ногами и придать им нужное направление. Перед тем как она втащила его в спальню, Гарри подумал о сыне, и его обуял жгучий стыд за свое поведение. Он принялся извиняться перед женой, пока та помогала ему раздеться.

— Я понимаю, — сдавленно твердила Джинни в ответ, пока он сбивчиво пытался донести до нее, что именно его так тяготило.

Потом он замолчал, а она укрыла его одеялом, с какой‑то особой нежностью поцеловала в щеку и вышла.

Гарри лежал в темноте, и в голове его была лишь мрачная пустота. Вино не помогло переварить правду. На завтрашний же день он уже не возлагал никаких надежд, смутно желая не просыпаться.

Джинни, спустившись в гостиную, застала Снейпа сидящим у камина.

— Не вздумай бежать, — холодно предупредила она.

— Я и не думал, мисс Уизли.

— Миссис Поттер!

— Простите.

Он высказал больше, чем простое извинение, и это ее взбесило.

— Надеешься, тебе повезет, и Гарри вступится за тебя?

— Не надеюсь.

— А тогда на что надеялся?

Снейп промолчал, неотрывно глядя в огонь. Джинни процедила сквозь зубы:

— Устраивайся здесь, где хочешь, но завтра не путайся под ногами. Посидишь в подвале.

Ответом ей снова было молчание, и Джинни, развернувшись, хотела было покинуть гостиную, но тут заметила Рональда, притаившегося у двери, сосредоточенно вслушивающегося в разговор.

— Это что такое? Сколько сейчас времени?

— Девять, — с гордостью ответил сын, посмотрев на настенные часы.

— И где ты должен быть в девять? — строго спросила Джинни.

— Мы еще не читали лассказы, — лукаво прищурился Рональд.

— Сейчас почитаем, — вздохнула Джинни. — Пойдем, и не подходи больше к этому дяде!

— Лональд не подходил, — пожал плечами малыш, послушно беря протянутую матерью руку.

Джинни бросила напоследок ненавистный взгляд на склоненную фигуру зельевара и повела сына наверх.

Снейп не ложился до тех пор, пока не погасли последние угли в камине. Да и после этого его сон был чисто символическим: тело никак не могло сбросить с себя оковы напряженного ожидания.

* * *

Гарри проснулся очень рано и сразу понял, что Джинни в комнате нет, а следовательно, она уже вплотную занялась подготовкой к приему гостей. Скорее всего, она пригласит членов своей семьи, Гермиону, может быть, Холборна. Ему придется смотреть всем этим людям в глаза и говорить… что? Гарри глубоко вздохнул, слегка потер виски — голова болела — и отправился в ванную.

Он спустился к завтраку около семи. Рональд уже сидел за столом и весело болтал ногами. Лицо Джинни было непроницаемым, когда она налила всем троим тыквенного сока и пошла к плите. Гарри нерешительно сел за стол и огляделся.

— А где мой эльф?

— В Хогвартсе, — ответила Джинни, снимая сковородку с огня. — Он сам на этом настоял, хотя и пояснил, что обязан подчиняться мне и моему сыну. Но я подумала, что вряд ли такое решение могло даться ему легко, и согласилась. Он скорбит по тебе.

— Тогда нужно его известить о том, что я жив, — сказал Гарри. — Как я понимаю, ты уже разослала приглашения.

— Да, — кивнула Джинни, раскладывая еду по тарелкам. — У нас теперь никто не спит до полудня, так что, думаю, все скоро прибудут.

— Хорошо, — солгал Гарри и стал ковырять вилкой в своей тарелке.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Джинни, сев напротив.

— А ты как думаешь? — усмехнулся он. — Мне не стоило пить. Надеюсь, скоро пройдет. Кстати, Снейп уже встал?

— Без понятия. — Тон Джинни сразу изменился. — Какая разница?

— Надо дать ему поесть, — невозмутимо ответил Гарри.

— Еще чего. Это не мое дело…

— Да брось уже! — Гарри повысил голос ровно настолько, чтобы жена замолчала. — И не надо так при сыне!

По лицу Джинни было видно, что ей очень хотелось сказать ему что‑нибудь едкое, но она не проронила ни слова, уставившись в тарелку с едой. Гарри решительно встал, взял из шкафа еще одну тарелку и, наполнив ее, отправился в гостиную. Снейп лежал на диване и спал (или делал вид, что спит). Гарри поставил тарелку рядом с ним на столик, покачал головой и вернулся на кухню, где Джинни пристально следила за тем, как ест Рональд. Гарри улыбнулся сыну и сел на свое место.

— Я понимаю твои чувства, — тихо сказала Джинни. — Но и ты должен понять, что это не просто моя инициатива. Я ведь ничего не знаю наверняка. Лучше даже будет, если никто его не увидит, так ведь?

Гарри не ответил, и она умоляюще сложила руки.

— Я сегодня едва сумела заснуть. Гарри, ты прав, но ты не представляешь, что сейчас творится. Наверное, я не смогла объяснить тебе это прошлым вечером так, чтобы ты…

— Начал думать, как все? — недовольно спросил Гарри, его вилка, звякнув, упала на стол.

— Нет, — со вздохом ответила Джинни. — Давай просто ничего не будем делать, не будем форсировать события. Возможно, все так обрадуются, что…

— Просто забудут? Вчера ты была уверена в обратном!

— Я… неужели ты не видишь, что я тоже хочу, чтобы все кончилось благополучно?

В глазах у нее стояли слезы, и Гарри перестал с ней пререкаться. Тем более что Рональд опять отвлекся от еды и серьезно посмотрел на расстроенных родителей.

— Ты со мной? — спросил Гарри напоследок и дождался ее кивка. — Вот и хорошо.

Первой прибыла Гермиона, и Гарри оказался не готов к тому, что увидел. Нет, он не ужаснулся: глаза Гермионы были просто неподвижны, а не изуродованы шрамами, как он уже успел себе вообразить. Но и она, как Джинни, выглядела старше своих лет, а в гриве густых каштановых волос Гарри заметил седые пряди. Кроме того она легко теряла нить разговора и время от времени погружалась в себя настолько, что ее присутствие в комнате почти не ощущалось. И все‑таки главным, и весьма ценным, оказалось для Гарри то, что он чувствовал ее искреннюю радость по поводу его возвращения и поддержку. О других гостях он старался не думать.

Постепенно дом наполнился посетителями. Гарри без устали общался со всеми, принимал благодарности, от которых ему становилось дурно, и пытался поддерживать любой разговор, даже на самую тяжелую для него тему. Таким оказался разговор о Луне Лавгуд. Миссис Уизли первой залилась слезами, услышав рассказ о ее смерти, после чего к ней присоединились Гермиона, Джинни, Падма Патил и Анджелина, ставшая женой Фреда Уизли. Гарри намеренно описал в подробностях свое поведение, желая вызвать огонь на себя. Но, к его разочарованию и даже гневу, никто его не осудил. Напротив, Холборн, пришедший последним, разразился длинной лекцией на тему того, насколько опасен был для Гарри подобный контакт со скиантом в собственном сознании. Это редкий и в чем‑то полезный опыт, но он может быть чреват последствиями и так далее. Позднее Гарри не раз вспоминал об этой сцене как об особенно трудном испытании своей выдержки. Тогда отчаяние грозилось захлестнуть его целиком: он не мог понять, как эти люди могли не видеть, до какой степени он сам пал, если позволил такому случиться. Они ни в чем его не винили, по крайней мере, пока, и это вызывало у него отвращение.

Подошел вечер, и напряжение, едва заметное в самом начале, усилилось. Джинни отвела Рональда наверх, вернулась и предложила всем выпить чаю, обозначив таким образом конец совместной встречи. Некоторые натянуто промолчали и отделались кивком головы, другие же с открытым недоумением переводили взгляд с Джинни на Гарри и обратно. Они жаждали перейти к иному заключению, хотели услышать всю историю до конца и встретиться с виновником событий лицом к лицу.

— А Снейп, стало быть, скрылся? — среди общего неясного гула и перешептываний громко спросил Джордж.

Все притихли, теперь уже глядя только на Гарри.

— Нет, — ответил тот, проверяя, на месте ли палочка. — Он здесь, и никуда бежать не собирается.

— Значит, прячется? — с неприязнью уточнил Фред.

— Нет, просто он…

— Трусит? Боится показаться нам на глаза? Не надо, Гарри, я знаю, что ты скажешь! Я тебя уважаю за то, что ты для него делал и делаешь, но… сейчас ты немного отстаешь от времени.

— Неужели? — Гарри рассердился, хоть и давал себе слово не выдавать своих чувств. — Теперь это называется так? Что ж, я не прочь стать, как это говорится, современным человеком, но только после того, как вы меня выслушаете.

— Заочная адвокатура — это, право, странно для тебя, Гарри, — фыркнул Перси Уизли. — Тебя мы уже выслушали, теперь интересно, что скажет нам этот…

— Не стоит, Перси, — оборвал его Гарри. Джинни сделала шаг к мужу, но он жестом остановил ее. — Если вы действительно хотите суд, то следует судить нас обоих.

— Судить может только волшебное сообщество, — заметил Холборн.

— Прекрасно, — кивнул Гарри. — Тогда я могу записаться к судье как адвокат или как подсудимый?

— Не говори глупости, Гарри! — вскипел Фред и сделал резкое движение, как будто хотел выхватить палочку, но передумал. — Сначала мы сами поговорим с ним о том, почему прежние лавры показались ему недостаточно мягкими, чтобы на них почивать? Так что, Гарри? Ты покажешь нам, где он отсиживается, или нам пойти поискать?

— Не нужно никуда идти, мистер Уизли. — Тихий голос прозвучал со стороны двери, и все разом посмотрели туда.

Северус Снейп неслышно поднялся по лестнице и теперь стоял в дверном проеме, стараясь держаться прямо, но при этом он ни на кого не смотрел. Гарри чувствовал, как Снейпу хотелось задержать взгляд на его лице, но он не осмеливался. Руки мастера зелий были сжаты в кулаки, губы слегка подрагивали, но он был спокоен ровно настолько, насколько это было возможно в его ситуации.

— Ну, надо же, — ровным голосом произнес Фред, — явился сам. Приятно, должно быть, когда столько людей собирается и ради тебя тоже.

Никто не поддержал эту реплику, но и не возразил. Казалось, что все присутствующие соревнуются в том, чтобы прожечь Снейпа взглядом насквозь. Первым браться за оружие не хотелось никому.

Гарри сделал шаг в сторону мастера зелий, и это было ошибкой. Несколько человек вынуло палочки и тоже стали приближаться к Снейпу с разных сторон. Гарри вспомнил ужас, испытанный им самим в пещере Салазара Слизерина, когда Северус оказался безоружным перед десятками авроров, а он, Гарри, вынужден был слушать его крики. Но тогда это были враги, а теперь…

— Стойте, — проговорил Гарри, вглядываясь в лица друзей, пытаясь разглядеть в них что‑либо, кроме ненависти и желания отомстить.

Он встал лицом к наступавшим, но их было слишком много: из всех на месте остались только Гермиона и Джинни, впавшая, казалось, в оцепенение.

Гарри вытянул дрожащую руку с палочкой, но его тотчас взяли на прицел трое, в том числе и Холборн. Гарри приготовился произнести заклятие, не целясь, чтобы дать понять, что он будет сражаться. И вдруг Фред Уизли удивленно вскрикнул:

— Это еще что за…

Гарри повернул голову и остолбенел. Снейп продолжал неподвижно стоять в дверях, но теперь прямо у его ног находился малыш Рональд, который с решительным видом выступил вперед и погрозил взрослым крошечным пальчиком. Джинни всплеснула руками и закричала:

— Рональд! Рон! Что ты там делаешь? Немедленно уходи в сторону!

Мальчуган отрицательно замотал головой. Все переглянулись.

— Уберите ребенка, — сухо произнес Холборн, не опуская палочку.

— Умоляю, осторожнее! — всхлипнула Джинни и сделала попытку прорваться к сыну, но ее оттолкнули.

Снейп, бросив быстрый взгляд на Гарри, наклонился к Рональду и попытался его отодвинуть. В тот же миг все палочки оказались направленными на него, однако он никак на это не отреагировал. Ребенок, в свою очередь, устремил свои голубые глаза на черноволосого мужчину и неожиданно обнял его ручонками за шею. Прошло несколько секунд, прежде чем Снейп снова поднял голову и отыскал глазами Гарри.

«Поттер, я…»

«Не вздумайте за это извиняться, сэр».

Гарри не был и наполовину удивлен так, как все остальные. Открывшиеся от изумления рты в другой ситуации его бы позабавили, но от следующей реакции слишком многое зависело, и он продолжил следить за враждебной толпой. Тут Рональд, не разжимая объятия, строго посмотрел на тех, кто направил палочки на них со Снейпом, и волшебники, один за другим, начали опускать свое оружие и отводить взгляд.

Последовало длительное замешательство, после чего одни трансгрессировали, другие — среди них миссис Уизли, Холборн и Падма Патил — остались ровно на пару минут, чтобы пробормотать еще одно поздравление с возвращением, поблагодарить за обед и за все и уйти через камин или через дверь. При этом Снейпу пришлось, подняв Рональда на руки, буквально отпрыгнуть в сторону: Холборн пронесся мимо него так резко, что задел полами мантии.

И вот в опустевшей гостиной осталась семья Поттеров, Снейп и Гермиона, улыбавшаяся сквозь слезы. Рональд, вцепившийся в мантию Северуса, не собирался идти к матери, которая настойчиво делала ему соответствующие знаки. Гарри, вздохнувший с облегчением, подошел к мастеру зелий сам и обратился к мальчику:

— Все в порядке, Рональд. Теперь все хорошо.

— Папа будет холосо себя вести? — сощурившись, спросил тот.

— Обязательно, — торжественно пообещал Гарри.

Снейп аккуратно поставил ребенка на пол, и Джинни сразу же подхватила его на руки и отошла. Гарри смотрел на Снейпа, который явно потерял дар речи, и тысячи мыслей занимали его одновременно. Но в итоге он махнул на них рукой и решил посвятить всего себя нынешнему моменту. Он абсолютно не представлял, как сложится его жизнь дальше, но был невыразимо счастлив оттого, что этот непредсказуемый день завершился именно так.

Глава 19. Шепот занавеса.

На следующей неделе весть о том, что Гарри Поттер благополучно вернулся с того света, облетела всю Британию. Неизвестные волшебники присылали ему письма, поздравляя и благодаря, но юноша сразу после беглого просмотра кидал их в камин, не считая, что заслужил благодарность. Его главным занятием теперь стало обнаружение черных магов и опасных духов и их нейтрализация, а также помощь в создании новой защиты для мира магов, которые, теперь немногочисленные и лишенные каких бы то ни было прав, пытались отгородиться от мира маглов.

В доме на площади Гриммо снова появился эльф Кричер. Он уже с трудом передвигался и говорил совсем неразборчиво — во рту у него почти не было зубов, — но был, тем не менее, исполнен желания служить своему хозяину, и с этим никто ничего поделать не мог. В конечном итоге он сильно подружился с сыном Гарри, Рональдом.

Гарри каждый день покидал свой дом и отправлялся на новую службу. Она не слишком отличалась от прежней по своей сути, но Отряд претерпел значительные изменения, у него стало куда больше полномочий, а его теперешние функции были столь многочисленны, что никто толком не мог их запомнить. Сначала Гарри вынужден был слушать бесконечные лекции Холборна о новых порядках.

— Теперь отдел у нас один, поскольку не так уж много нас осталось, чтобы еще разделяться. Ты будешь, конечно, входить в Совет при Министре, иначе и быть не может. Совет, равно как и Отряд, возглавляет формально сам Министр, но, разумеется, у него есть наместник, руководящий ударными группами, ведущий основные расследования и так далее. Как ты понимаешь, должность министра подразумевает, скорее, политическую и законодательную функцию, а вот что касается правопорядка…

— Я подчиняюсь непосредственно Министру? — перебил Гарри, порядком устав от коллеги.

— Пока нет, — уклончиво ответил Холборн. — Первым для тебя будет его наместник, а скорее, военачальник. Но как знать, — он со значением посмотрел на Гарри, — вдруг Министру понадобится, как минимум, еще один наместник?

— С какой стати?

— Брось, об этом уже все говорят, хотя прошло всего несколько дней.

— Послушай, я не хочу никакой борьбы за власть. Всегда считал это идиотизмом.

— Если наместник проявит мудрость, он сам уйдет в сторону.

Гарри покачал головой.

— И кто он, хотелось бы знать?

Холборн хмыкнул.

— Ермон, кто же еще? Единственный и неповторимый. Он хорошо справляется со своими обязанностями, но Министр, как мне кажется, опасается, что он со временем будет претендовать на его должность. Этого бы никому не хотелось.

— Он вроде бы хорошо проявил себя во время войны.

— Неплохо, — снисходительно согласился Холборн. — Но ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Ты моложе него, но все‑таки, в сумме, подвергался в своей жизни куда большему количеству опасностей и все их преодолел. Люди восхищаются тобой, Гарри, и даже не пытайся это отрицать.

— Если бы они знали, кем на самом деле восхищаются, — мрачно отозвался Гарри.

— Время археологических раскопок в собственной душе подошло к концу, должно подойти, — упорствовал Запоминающий и Стирающий. — Ты прошел неимоверно долгий путь, мисс Грейнджер многое о тебе рассказала в твое отсутствие. Некоторые истории невероятны сами по себе, но, чем больше я их слушал, тем глубже проникался уважением к тебе. Поверь, для меня это нехарактерно, но это так. Мисс Грейнджер тоже удивительная девушка, сильная и мудрая, но и она относится к тебе с огромным почтением. Гарри, просто так ничто не случается. Если я раньше и пробовал уповать на случайности или что‑то подобное, то теперь это в прошлом. Все закономерно. Вот увидишь, тебя ждет непростое, но великое будущее.

— Где‑то я это уже слышал, — скептически проговорил Гарри. — Почему ты так уверен, что мне можно доверять власть?

— Я разбираюсь в людях, — не без самодовольства ответил Холборн. — В Ермоне я не вижу того, что есть в тебе, а для лидера это очень важно.

— И что это?

— Великодушие.

Гарри фыркнул и решил слегка уклониться от темы.

— Я увижу сегодня нашего Аполлона?

— Думаю, через несколько дней. Они с Министром уехали на континент.

Таким образом, Гарри было необходимо немного подождать, прежде чем удовлетворить свое любопытство.

Ермон выглядел, как обычно, гордо и привлекательно. За эти годы он значительно возмужал, однако не забыл и приумножить свою надменность. Разумеется, появлению Гарри он совершенно не был рад, но довольно‑таки умело это скрывал. Естественно, радость Гарри по поводу того, что красавец был жив и здоров, почти сразу испарилась. Соперничества, впрочем, он не желал.

Предсказания Холборна сбылись. Не прошло и двух недель после возвращения Гарри из‑за Вуали, как министр магии произвел его в наместники, и им с Ермоном все‑таки пришлось делить власть. Заодно Гарри выяснил, как на самом деле звали «Аполлона». Его имя с фамилией — Кевин Уоррен — были весьма прозаичными, но все же неуловимым образом сочетались с его внешностью, как бы заранее предупреждая всех о том, кто был перед ними. Сам Ермон предпочитал, чтобы его называли по прозвищу, и Гарри решил не злить своего коллегу, тем более что эта «кодовая кличка» звучала гораздо солиднее.

Загруженный новыми обязанностями до предела, Гарри приходил домой только на несколько часов, успевал поиграть с сынишкой, если тот не спал, перекинуться парой слов с Джинни и опять умчаться на работу. Особенно он радовался, когда заставал у себя в гостях Гермиону.

Девушка вполне управлялась без помощи поводыря или специальной трости. Миссис Уизли настояла на том, чтобы Гермиона жила у нее, и последней ничего не оставалось, кроме как согласиться, поскольку ей все равно было некуда идти: ее родной дом был разрушен в самом начале войны. Джинни уговаривала подругу переселиться к ним, но Гермиона упорно отказывалась, считая своим долгом быть с миссис Уизли после того, как Рон покинул родных.

Малыш Рональд обожал «тетю Гелмиону». В первую очередь, это объяснялось тем, что у Гермионы был великолепный дар рассказчика, чего, как раз, недоставало Джинни. Читать свои любимые книги она больше не могла, пользоваться магией ей тоже приходилось с предельной осторожностью, а потому Гермиона воззвала к своей памяти, которая, как выяснилось, могла воспроизвести почти все, что когда‑либо слышала или читала девушка. Иногда Гермиона погружалась в своеобразную медитацию, что помогало ей вспомнить мельчайшие детали тех или иных событий или прочитанных сказок и легенд. Таким образом, в том, что сын Гарри был без ума от своей тети, не было ничего удивительного.

Гермиона не являлась родной тетей Рональда, а приходилась ему крестной, но слово «крестная» было слишком трудно для мальчугана, а Гермиона ничего не имела против «тети Гелми». Она занималась с ребенком иногда часами напролет, за что Джинни испытывала к ней глубочайшую благодарность. Дружба двух женщин обещала стать нерушимой.

В первые дни Рональд пытался пробраться на чердак, где поселился единственный обитатель дома номер двенадцать, который в течение долгого времени не выходил из своего укрытия, — Северус Снейп. Гарри, строго следивший за сыном, когда случалось бывать дома, неоднократно ловил его у самой двери и отправлял к матери. Отца Рональд боялся и не всегда понимал, что тот от него хочет, но с Джинни у него, понятное дело, были совершенно особые отношения: ей всегда удавалось пресечь его шалости. Гарри мог лишь догадываться, почему ребенок проявлял столь повышенный интерес к мастеру зелий, но, к сожалению, мальчик, в свои три с небольшим года, не мог внятно ничего объяснить.

Однажды ночью Гарри пришел домой уставшим настолько, что рухнул спать на диван в гостиной, не раздеваясь. В голове засела единственная счастливая мысль: завтра у него выходной. Непозволительная роскошь, но Министр был щедр: даже начальству, как он выразился, необходимо уделять время семье.

Утром его разбудила Джинни, с тревожным видом присевшая на краешек дивана. Гарри приподнялся и с наслаждением поцеловал жену в губы, после чего опять откинулся на диванную подушку.

— Что такое? — полусонно спросил он.

— Гарри…

— Что, Джинни?

— Тебя два дня не было, а он за это время… перестал принимать пищу.

Сонливость как рукой сняло. Гарри сел и внимательно посмотрел на Джинни. У него не возникло никаких сомнений в том, о ком шла речь, хотя порой и Кричер забывал поесть, и приходилось ему об этом напоминать.

— Ты с ним разговаривала?

— Да, но он… какой‑то странный. То есть, он всегда был не в себе, но за последние две недели… меня это беспокоит.

— Тебя же его самочувствие не волновало, — не преминул с укоризной заметить Гарри.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так! — вспыхнула Джинни. — Да, вначале я была очень зла, но ты как будто в курсе, что потом я изменила свое отношение, пусть и ценой огромных усилий. Ради тебя и ради сына.

— Хорошо, хорошо. — Гарри озадаченно потер переносицу. — Я займусь этим, ты только все равно приготовь ему поесть.

— Я готовлю каждый раз и сама отношу поднос, но он оставляет еду нетронутой, — обижено произнесла Джинни. — Мне кажется, с него довольно.

— Что ты имеешь в виду?

— Не понимаешь?

Гарри несколько секунд смотрел ей в глаза, затем вздохнул и начал подниматься с дивана.

Комната на чердаке была маленькой и напоминала камеру. Все, что в ней было, это старая скрипучая кровать, маленький столик и крошечное оконце, через которое едва проникал дневной свет. В углу была навалена куча старого тряпья. Снейп почти что обрадовался, найдя эту комнату (а подобная эмоция была для него редчайшей), и тотчас же обосновался в ней. Гарри смутно чувствовал, что, будь его воля, он забился бы куда‑нибудь в дальний угол подвала, но не хотел вступать в конфликт с хозяином дома.

Гарри осторожно потянул на себя ручку двери и тихо вошел. Снейп лежал на кровати, накрытый одеялом, и, по–видимому, еще не вставал. Был полдень, и солнце весело светило в чердачное окно, но на обитателя комнаты свет почти не падал. Гарри приблизился к постели и всмотрелся в знакомое бледное лицо. Снейп действительно сильно исхудал и осунулся с тех пор, как они последний раз виделись, и выглядел еще более изможденным, чем когда Гарри нашел его по ту сторону Занавеса. Однако теперь на его заострившемся лице не было той печати отчаяния, он как бы успокоился и просто медленно уходил, не давая больше шанса себя удержать.

Гарри присел рядом с ним и коснулся пальцами худой руки, лежавшей поверх одеяла. Мастер зелий не отреагировал, хотя его грудь мерно поднималась и опускалась, а на щеках играл едва заметный румянец. Гарри смелее сжал жилистую кисть и позвал мужчину по имени. Черные глаза открылись, неторопливо оглядели помещение и остановились на лицеГарри.

— Почему вы отказываетесь от еды? — чуть сердито спросил молодой человек. — Я понимаю, что…

— Ты снова со мной на «вы»? — слабо улыбнулся Снейп, и Гарри был поражен этой почти счастливой улыбкой и совсем тихим голосом.

— Сэр, что за глупости? — проворчал он, отводя взгляд. — Зачем вы переводите тему? Ваши намерения начинают меня пугать. Или вы хотите, чтобы вас кормили насильно?

— Не стоит, — спокойно ответил Северус. — Я прекрасно понимаю, что делаю. Я не сошел с ума, даже если миссис Поттер в этом уверена. — Он слегка нахмурился.

— Джинни ничего такого не говорила, — возразил Гарри.

— Возможно, не напрямую, — равнодушно произнес Снейп, — но именно так она и считает. Я ни в коем случае не жалуюсь, она многое пережила и всегда была эмоциональной особой, просто на этот раз она… ошибается.

— Оставим в покое мою жену, сэр, — попросил Гарри. — Скажите прямо: вы решили умереть?

— Решил не я.

— Что это значит?

— Нет, пойми меня правильно, я не перекладываю ни на кого ответственность, но так должно быть. Я израсходовал себя полностью. Поверь, когда мы вернулись, я искренне полагал, что обязан теперь посвятить всего себя восстановлению магического мира, пустить в ход все свои умения и когда‑нибудь, пусть через сто лет, добиться прощения. Но так не бывает. Я почти сразу почувствовал, как гнетет меня всеобщее отвращение и желание мне отомстить, и — ты знаешь — я был готов принять заслуженную кару. Но твой сын… он что‑то изменил, и именно тогда мои силы кончились.

— Этого не может быть. Мой сын никогда бы не причинил вам вреда!

— Что ты, я говорю вовсе не об этом. В тот день он принес великую пользу, и не мне одному. Он — это продолжение пути, но я никак не могу быть этим продолжением, я — уже в прошлом, Гарри.

— Это не так, — прошептал Гарри.

— Ты знаешь, что так. Ты‑то понимаешь все куда лучше, чем остальные. — Снейп с усилием сжал его руку в ответ. — Здесь меня больше нет, здесь даже воздух не для меня, а для кого‑то другого. Ты видел, что стало с моей душой, она не может существовать в

этом мире. Единственное, на что я еще могу надеяться, это что мне позволят провести вечность в мечтах, а не в реальности, но это пустые надежды. Как думаешь, может, станет легче, если я перестану себя ими тешить?

— Я… не знаю. — Гарри трудно было собраться с мыслями. На самом деле, он знал, что услышит именно эти слова, и все равно отказывался от них, точно они еще не прозвучали, а продолжали зреть где‑то в глубине сознания. — Впрочем, нет, я так не думаю. Я правда считаю, что вы заслужили покой.

Глаза Северуса недоверчиво блеснули, он вперился взглядом в лицо собеседника, и тот невольно посмотрел на него.

— Чем я мог это заслужить? Это не просто какая‑то ошибка, хотя все те ошибки, что я совершил за свою не слишком долгую, но содержательную жизнь, неизменно приводили к человеческим жертвам. Теперь же я, кажется, перешел все границы. Разве за это можно простить?

— Я простил, — тотчас отозвался Гарри и ободряюще провел большим пальцем по руке зельевара. — Джинни нужно чуть больше времени, но придет день — и все смогут это сделать. Я в это верю.

— Это неважно. Правда. Их время еще не пришло.

— Откуда вы знаете, что ваше пришло?

— Мне сообщили.

Губы Северуса снова тронула улыбка, на сей раз горькая.

— А вы уверены, что информация… хм, достоверна? — скептически спросил Гарри.

— Абсолютно уверен. Но я нисколько не огорчен этим, мне даже почти не страшно, просто… я мог прожить жизнь иначе. Что, Поттер, банальнее я выразиться не мог?

Гарри усмехнулся. Хоть раз, но каждый, наверное, принимается рассуждать подобным образом. Только сейчас это как‑то некстати.

— Я не уверен, что смогу вас отпустить, сэр.

— Занавес не станет тебя спрашивать. Тебе придется это сделать, потому что мне пора.

— Хотите сказать, я больше не должен давать вам есть? — пытаясь придать своему голосу оттенок сарказма, осведомился Гарри.

— Как хочешь, — прямо ответил Снейп. — Для миссис Поттер будет спокойнее, если она все‑таки не станет соучастницей преднамеренного убийства с применением голодомора.

Гарри не выдержал и фыркнул.

— Еще и умудряетесь шутить?

— А что мне еще остается? Разве я тебе недостаточно жаловался за все это время? Мы уже не вернемся в те дни, когда…

— Я знаю, — мягко перебил Гарри, — я, видимо, еще не осознал…

— Это ничего. Еще есть немного… иногда становится трудно одному.

— Я возьму отпуск, — с готовностью кивнул Гарри.

— Нет, ты нужен там, на работе.

— Больше чем здесь, сэр?

Снейп послал ему испытующий взгляд.

— Я полагаю, что да, — медленно произнес он. — Не принимай происходящее близко к сердцу. Мне не нравятся долгие минуты прощания, и тебе они тоже ни к чему. Скорбеть нужно о тех, кто не предает твою любовь до конца, кого не надо прощать за равнодушие и холодность.

— А разве вам не нужно прощать меня за то же самое?

— Это последнее, о чем мне нужно думать, Поттер…

— Хотя бы теперь перестаньте называть меня по фамилии!

— Ну что за ребячество? — буркнул Северус, возводя глаза к потолку. — Разве это существенно меняет то, на чем мы расстаемся?

— Вы еще здесь, — напомнил Гарри, — и я пока не говорю вам «до свидания».

— Неужели ты планируешь встречу после? — серьезно спросил мастер зелий.

— Этого я не могу знать заранее, — честно сказал Гарри, — но я бы этого хотел. Я не думаю, что когда‑нибудь успокоюсь, зная, что вам плохо.

— Сейчас мне хорошо, — заверил его Снейп. — И даже безо всяких сомнений в том, что это так. Благодаря тебе…

— Сэр!

— Тебе, Гарри, — упрямо продолжил мужчина, в то время как голос его вновь стал затихать, ослабленный долгим разговором. — Я никогда бы не искупил свою вину перед тобой, а о других я уже не думаю.

Гарри не знал что ответить. На него вдруг навалилась боль, в глазах защипало, и он, сглотнув, стал подниматься.

— Вам нужно отдохнуть, — монотонно проговорил он. — Я еще обязательно к вам зайду. Вы только дождитесь.

— Не забудь платок и деревянный саркофаг, — прошептал Снейп, закрывая глаза и застывая на своем ложе.

Гарри еле слышно выругался и рывком утер глаза, спускаясь по лестнице с чердака. Внизу, прислонившись к стене, его ждал Рональд, запустивший в рот маленький кулачок. Его огромные глаза показались Гарри грустными, и наместник министра магии, не взглянув больше на сына, быстрым шагом прошел на кухню и полез в шкаф за бутылкой Огневиски.

* * *

Работа в Министерстве кипела. Повсюду сновали авроры, клерки, редакторы всевозможных газет и журналов, простые посетители. Продираясь сквозь гомонящую толпу, Гарри пришлось не раз и не два оттолкнуть того или другого волшебника с дороги. Никто не требовал извинений, люди только молча таращились на его шрам и шарахались в сторону, следуя каким‑то своим туманным соображениям. Вероятно, им было просто не по себе в новом здании Министерства, хотя, на взгляд Гарри, ничего особенного в нем не было. Ни следа прежнего величия, все функционально и довольно скромно. Отсутствовал даже лифт, поскольку в новой резиденции Министра был всего один этаж.

Добравшись до своего кабинета, Гарри сделал глубокий вдох, прежде чем войти. Повседневные проблемы увеличивались с каждым днем, и ходить на работу становилось все тягостнее. К тому же, чем больше он погружался в исполнение своих обязанностей, тем дальше от него становились реальные расследования и приключения. Гарри Поттер с космической скоростью превращался в чиновника — то, чего он желал менее всего на свете.

Кабинет действительно был уже завален всяческими донесениями, служебными записками, письмами и прочим «мусором», и несчастный секретарь (молодой мужчина лет двадцати пяти с вечно загнанным выражением лица) с быстротой молнии строчил с помощью заколдованных перьев ответы неизвестным лицам. Увидев вошедшего начальника, он попытался привстать, но горы бумаг не дали ему этого сделать, и секретарь едва не свалился со стула. Гарри махнул рукой и прошел к своему столу, на котором лежала обязательная к прочтению корреспонденция. Ее тоже было немало. В основном ее доставляли совы, но порой некоторые записки пролетали и через камин, а в исключительных случаях даже левитировались через окно, открытое в жаркую погоду. Поэтому авторов посланий далеко не всегда можно было вычислить.

— Я, кажется, просил поставить на окно и камин Ограничивающее заклинание, — как бы между прочим бросил Гарри, берясь за первое письмо.

Секретарь Дорсенс, почитавший своего шефа, предпринял еще одну безуспешную попытку развернуться на стуле, и на пол дождем посыпались конверты.

— Простите, — пролепетал он, беспомощно глядя на разбросанную почту. — Я ставил, но оно что‑то плохо срабатывает.

— По–видимому, нужно… — начал Гарри.

— Господин наместник желает нанять нового секретаря? — чуть слышно спросил Дорсенс, побелев как полотно.

Гарри не успел ответить бедняге, потому что дверь кабинета едва не вылетела из петель, впустив второго наместника Министра — Ермона. Рослый красавец отбросил назад свою великолепную мантию и орлиным взором оглядел рабочее помещение Гарри, похожее на развороченный архив. За бумагами почти не видно было как самого Поттера, так и его неловкого, но очень сознательного секретаря. Увидев Ермона, Дорсенс совсем перепугался и быстро полез под стол за упавшими письмами, что вызвало обрушение еще двух высоких стопок.

Ермон одарил его уничтожающим взглядом, брезгливо переступил через препятствие и, отряхнувшись, подошел к Гарри, с трудом скрывая раздражение.

— Как вижу, деятельность у вас идет полным ходом? — осклабился он.

— Дел невпроворот, — с деланно серьезной миной ответил Гарри. — Всё пишут и пишут, мне скоро придется составлять шаблоны, дабы облегчить свою участь.

— А что, секретарь уже ни на что не годится? — не пытаясь понизить голос, осведомился Ермон, опершись на стол.

Краем глаза Гарри заметил, как покраснел Дорсенс, склонившийся над огромным свитком, и дружелюбно ответил:

— Видите ли, я привык вникать во все дела сам, насколько это возможно. Что до помощника, более исполнительного я не мог и желать.

— В самом деле? — вежливо усомнился Ермон и еще раз обвел глазами кабинет. — Из канцелярщины не так просто выбраться, особенно аврорам. Не говоря уже о тех, кто имеет на своей совести немало громких подвигов.

Он неспроста выразился именно так: «на своей совести». Гарри сощурился и уже приготовился произнести — нет, не речь в свою защиту, потому что оправдываться перед Ермоном он считал ниже своего достоинства, — какую‑нибудь едкую фразу, но поссориться двум высокопоставленным лицам не удалось. В камине ярко вспыхнуло изумрудное пламя, и через секунду в руки Гарри упал свиток с печатью министра магии. Ермон чуть скривил губы, но потом вновь принял безразличный вид.

— Срочный вызов? — как можно равнодушнее поинтересовался он.

— Нет, — пробежав глазами свиток, ответил Гарри. — Однако я полагаю, нам с вами нужно присутствовать на этом совещании. Речь идет о южных границах.

— А, — протянул Ермон, — все о том же. О банде дебоширов, которые терроризируют морскую границу. Признаться, я от них уже устал.

— Что до меня, я не вполне уверен, кто кого терроризирует, — заметил Гарри. — Они хотят присоединиться к британским чародеям, вернуться в свои дома, так в чем же дело?

— Все не так просто, мистер Поттер. За те годы, что они провели в эмиграции, они… как бы это сказать… одичали. Разбой, организация бунтов. Не стоит забывать, что среди них отъявленные преступники, которые могут вернуться только в тюрьму. Да и не совсем ясно, где они были, когда родина нуждалась в помощи.

— Этого мы не знаем, — пожал плечами Гарри. — Не значит же это, что у всех этих людей один и тот же мотив. Я за то, чтобы вступить с ними в переговоры.

— Об этом не может быть и речи! Министр не пойдет на это! Совет, — поправился Ермон, — не пойдет на это.

— Совет должен знать всю ситуацию до конца, а она еще недостаточно изучена. Куда больше разрушений производят, например, неуправляемые орды великанов на западе, но никто этим не занимается. По крайней мере, моему ведомству Министр этого не поручал. — Последним предложением Гарри как бы напомнил ретивому наместнику, что ведомств всего два, а стало быть, Ермону Великолепному следовало заняться делом, а не плести интриги.

Намек был не то чтобы грубым, но Ермона он привел в ярость. Он шумно втянул носом воздух, отстранился от Гарри и, глядя на него сверху вниз, четко произнес:

— Увидимся на совещании, наместник.

— Всего хорошего, наместник, — с полупоклоном ответил Гарри.

Разгневанный «Аполлон» оставил дверь нараспашку. Приободренный похвалой Гарри Дорсенс с любопытством поглядел ему вслед.

— Браво, господин, — кивнул он Гарри с довольным выражением лица.

— Не болтай, — заранее предупредил его тот. Дорсенс обожал сплетни и пересуды, а они серьезно затрудняли и без того запутанный процесс координации действий по восстановлению мира и согласия.

Гарри испустил усталый вздох и взялся за почту. До совещания оставалось полтора часа. Пара глупейших просьб от якобы угнетаемых сквибов (на прошлой неделе Гарри протащил через Совет закон, защищающий права сквибов, эльфов и гоблинов), с десяток восторженных поздравлений по поводу его назначения наместником, а дальше смотреть он не стал. Привычка читать вдумчиво сыграла свою роль: в глазах уже рябило, хотелось пить, а конвертам не было конца. Да и думы не давали молодому человеку покоя.

Внезапный оглушающий звон заставил Гарри подпрыгнуть, отскочить от стола и принять боевую позицию. Он явственно видел белую вспышку и нацелился палочкой в окно, но опасность пожелала остаться неизвестной.

— Простите, наместник! — вскричал Дорсенс, размашистым движением смахнув со стола чернильницу. — Это мое заклинание. Я усилил его, чтобы… ох, да они разбили стекло!

Гарри перевел взгляд на пол, куда показывал его секретарь и увидел… кирпич. Обыкновенный кирпич с привязанной к нему запиской лежал среди осколков стекла. Гарри медленно подошел к нему, проверил на наличие заклятий и взял в руки. На нем было лишь Опознавательное заклятие, то есть прочитать послание мог только сам адресат. Дорсенс недоверчиво покосился на камень и прошествовал мимо начальника к окну.

— Нет, чтобы бросить в открытую форточку, как все приличные люди, — пробормотал он. — Сработало бы Сигнальное заклинание, не более того.

— Заодно кирпич пробил бы мне голову, — заметил Гарри, оценивая взглядом расстояние. — Почините, пожалуйста, окно, Дорсенс.

— Конечно, сэр, сию минуту!

«Теперь во время обеденного перерыва расскажет эту душераздирающую историю всему персоналу», — неодобрительно подумал Гарри, разворачивая скомканный кусок пергамента. На нем было написано всего несколько слов: «Привет из южных земель. Белый Дракон».

Совет состоял из двадцати четырех влиятельных волшебников, под председательством Министра. К мнению наместников, конечно же, прислушивались, но их молодость вызывала нарекания, поэтому конфликты за импровизированным Круглым Столом были не редки. Гарри старался в них участия не принимать, но сегодняшнее совещание было для него особенно важным после получения записки. Личность «Белого Дракона» не вызывала у него сомнений, равно как и то, что старый приятель решил встретиться с ним лицом к лицу. Им предстоял нелегкий разговор.

Ермон с пеной у рта доказывал Совету, что крайне неразумно идти на компромиссы с подобной группировкой и нужно направить на юг боевые группы. Гарри спокойно возражал в те мгновения, когда второму наместнику требовался воздух, чтобы продолжить пламенную речь. Остальные чиновники скучали, наблюдая за их словесным поединком, и даже сам Министр пару раз отвлекся — настолько ему осточертела эта тема. В конце концов, когда аргументы Ермона окончательно оформились в круговую цепь, Министр поднялся со своего места и объявил голосование. Гарри предлагал отправить на юг себя с группой обученных авроров, но не для ведения боевых действий, а для переговоров, при этом указывалось на то, что потеря людей в столь напряженное время совершенно не была выгодной Министерству. Эта точка зрения пришлась по вкусу как Министру, так и членам Совета, быстро прикинувшим затраты на похороны и компенсацию в случае войны, так что Ермон остался в меньшинстве. Ему стоило невероятных усилий сдержать свой пыл и не высказать все, что он думает о Гарри. Он и его приверженцы покинули Совет первыми, не дождавшись разрешения Министра.

После совещания Министр поманил Гарри к себе рукой.

— Я бы хотел покончить с этим как можно скорее, — признался он. — Если вы знаете как, мистер Поттер, то действуйте.

— Я уверен, что они прекратят сопротивление, если удовлетворить часть их требований, — сказал Гарри. — К примеру, необходимо разрешить кому‑то из них найти свои семьи и воссоединиться с ними, а дела некоторых подвергнуть повторному рассмотрению, дабы не повторить несправедливого приговора.

— Об этом вам придется говорить с мистером Уорреном. И я не думаю, что он уступит.

— К нему нужен подход, — улыбнулся Гарри. — Также я надеюсь заручиться поддержкой мистера Холборна, вдвоем мы что‑нибудь придумаем.

— Хорошо, полагаюсь на вас. По правде говоря, меня на все это не хватает, — вздохнул министр. — От этих членов Совета никакого толку, они любят только считать деньги.

— Понимаю, — кивнул Гарри. — Не беспокойтесь, министр, я решу эту проблему.

— Когда вы сможете выехать?

— Сегодня.

— Прекрасно. Я выделю вам отряд и дипломатов. Отправляйтесь сегодня же вечером.

— Благодарю вас, министр.

* * *

Волны неистово бились о берег, фиолетовые тучи предвещали скорый шторм. Рыбаки спешно возвращались на берег, убирали лодки, расходились по домам. Одинокая скала, поросшая кустарником и мхом, высилась среди пологих холмов. Она приковывала взгляд, но невозможно было догадаться, что на ней был разбит целый лагерь.

Десятки двух— и трехместных палаток занимали большую часть холма и близлежащего леса. На вершине скалы был штаб — палатка чуть больше по размеру, почти не выделявшаяся среди остальных. Уже три часа на самом краю стоял человек и всматривался вдаль.

— Ты бы поел, — обратился к нему один из соратников. — Слушай, Дракон, наши чары работают превосходно уже не первый день. Ни один магл не сунулся. Для чего ты весь день торчишь тут, словно собираешься кинуться вниз?

Светловолосый мужчина улыбнулся краем рта.

— Твой юмор не перестает меня радовать, Дэн. Говоря на языке романтиков, я сыт ожиданием.

— Я так и понял. — Глаза Дэна смотрели настороженно, он не ответил на улыбку. — Откуда ты знаешь, что сегодня нам следует подготовиться? По солнцу определил?

— Нет, увидишь сам. По правде сказать, я попросил людей быть в полной боевой готовности на всякий случай, но я почти уверен, что этой ночью драться нам не придется. Если этому и суждено произойти, то это касается только меня.

— Понимаю еще меньше. Ты решил сдаться и бросить нас?

— Вовсе нет. Просто у меня предчувствие, что эта ночь для меня очень важна. Она просто обязана принести мне важные сведения.

— Чиновникам нельзя доверять, — сказал Дэн. — Даже в погоне за жизненно необходимой информаций, слышишь?

— Я всегда тебя слушаю и слышу, — лениво протянул Дрейко. — Твои советы не раз спасали мне и команде жизнь.

— Я пошел за тобой от самой тюрьмы, — дружелюбно усмехнулся Дэн. — Хотя я сразу сказал себе, мол, у этого парня не все дома, и говорит он как‑то странно, но ты меня не подвел.

— В самом деле? — Дрейко с минуту смотрел на друга, потом пожал плечами. — А мне, как раз, показалось, что я так и не сгодился на роль бунтаря и главы повстанцев. Скажи, Дэн, это ведь куда приятнее звучит, чем «главаря бандитов»?

— Да брось, Дракон! — всерьез возмутился мужчина, сплюнув на землю. — Мы не убивали без необходимости. Вспомни лучше, что делали другие, в том числе министерские! И они еще сейчас смеют нас учить, как нам жить, и не пускают нас на родину!

— Так было всегда, — вздохнул Малфой–младший. — Я бы хотел увидеть могилы родителей… Только ради этого уже стоит бороться за право вернуться, не так ли?

— Мои родители похоронены на континенте, — ворчливо отозвался Дэн. — Но я тебя понимаю. Многие ребята разделяют твое мнение. И вообще, это очень хорошо, что именно ты ведешь нас теперь, потеснив Уолтера.

— Ты же сам говорил вначале, что он ушел сам.

— Ну, ты ведь переживал. А посмотреть повнимательнее — так он порядочная скотина, сдавшая три наших стоянки в прошлом году. Разве нет?

— Мы подозревали…

— И не напрасно, вот тебе мое мнение! Да и потом, все уже давно тянулись к тебе, к тому моменту он уже отчаялся, цепляясь за последние крупицы власти, так что я бы на твоем месте не удивлялся.

— Ты поэтому волнуешься? — проницательно спросил Дрейко, отвернувшись от горизонта. — Боишься, что я поступлю, как Уолтер?

— Нет, я…

— Этого не будет. И это не называется «сдаться», ты уж извини. Это, скорее, встреча со старым другом.

— Я бы не был так уверен, — упрямо твердил свое Дэн.

Дрейко в ответ хлопнул его по плечу и, не оглянувшись, скрылся в палатке. Вдалеке грянул первый раскат грома.

В противоположном лагере царило оживление. Отряд, присланный для ведения переговоров, ожидал распоряжения наместника Министра, но Гарри Поттер не спешил его отдавать. Более того, он вызвал к себе дипломатов и начальника боевой группы авроров и сообщил им, что пойдет на встречу один, без сопровождения. Возразить ему никто не осмелился, хотя на лицах коллег читались недоумение и беспокойство. Гарри заверил их в том, что пошлет сигнал, если заметит малейшие признаки угрозы безопасности.

Отправляться следовало ночью. Небо было ясным и сплошь покрыто звездами, однако на горизонте явно собирались грозовые тучи. Впрочем, до первого раската грома можно было не думать о шторме, и Гарри, не любивший в целом море и в особенности ветер с моря, вышел во тьму под мантией–невидимкой в состоянии невозмутимости и смутного ожидания. Жизнь умела преподносить ему сюрпризы, и он старался помнить о том, что может обмануться в любой момент.

Лагерь Белого Дракона был укрыт весьма надежно, но Гарри удалось его обнаружить при помощи нескольких хитрых заклинаний, которым его выучил Холборн. Здесь тоже не спали, то и дело вспыхивали Оповещающие заклинания, которые Гарри то и дело приходилось тушить взмахом палочки. Продвигаясь вперед, он думал о том, почему не решился прибегнуть к старому и очень надежному способу установления личности — Патронусу. Отчасти, видно, потому, что опасался прибытия в свой стан огромного дракона, говорящего голосом Дрейко. Незачем было выставлять их доверительные отношения напоказ.

Что‑то отвлекло Гарри от поиска штаба. Неподалеку чернела узкая полоска леса, и она чем‑то манила его, притупляя бдительность, заставляя внутренне расслабиться. Следуя за своей интуицией, он вышел за пределы лагеря и направился в сторону деревьев, оставив скалу позади. Соленый ветер был совсем слабым, и вершины сосен и елей лишь слегка колыхались и чуть слышно скрипели. Едва Гарри вошел в лес, он ощутил первую тревогу и приготовился. Он сделал еще несколько шагов, и из‑за стволов, плотно прижавшихся друг к другу, навстречу ему вышел человек с зажженной палочкой. Гарри потребовалось не менее десяти секунд, чтобы узнать его.

— Покажись, — ровным голосом потребовал Малфой и шагнул вперед.

— Ты ждал меня здесь? — спросил Гарри, сбрасывая мантию.

— Поттер, — утвердительно кивнул Дрейко, не отвечая на вопрос. — Так я и думал. Не ожидал, что ты найдешь меня так быстро. Ты пришел один?

— Я решил, что так будет правильно.

— Гриффиндорское благородство, — хмыкнул Малфой. — Жаль, я не из вашего числа.

— Это ты к чему? — нахмурился Гарри. — Нам есть о чем поговорить, не правда ли?

— Сразу переходишь к делу? А я‑то хотел на тебя полюбоваться.

— Не говори ерунды. Успеется.

— Это когда же? Хочешь сказать, ты не отправишь меня за решетку?

— Можно подумать, ты рассчитывал на что‑то другое, послав мне столь оригинальную весточку, — проворчал Гарри.

Дрейко широко ухмыльнулся.

— Ты опять прав. Действительно, я помню о твоих лучших чертах характера. Это просто рай для таких, как я, когда к власти приходят такие, как ты. Не ожидал, да?

— Нисколько, — кивнул Гарри. — Но я рад, если смогу быть чем‑то тебе полезен. Раз уж мы встретились…

— Раз уж мы встретились, — перебил Дрейко, и взгляд его внезапно потяжелел, — скажи мне, наместник, ты был моим другом?

Гарри помедлил с ответом, и не потому, что сомневался в нем, но потому что знал наверняка, что за ним последует. Небо над ним, казалось, стало еще темнее, звезды померкли.

— Осмелюсь сказать, что я до сих пор им являюсь, — тихо проговорил он.

— Значит, это мой друг, наплевав не только на себя, но заодно и на всех вокруг, взял с собой на тот свет мою девушку и вернулся без нее? — нарочито спокойным тоном осведомился Дрейко, но Гарри почти слышал, как в его груди разгорается пламя гнева.

— С чего ты взял, что я вернулся один?

— Будь она жива, она бы нашла меня. Или я бы нашел ее. Все слишком очевидно, Поттер, лежит на поверхности, нет никаких загадок, без которых ты не мыслишь свою жизнь. Почему ты так долго молчал? Это мой следующий вопрос и, собственно, последний.

— Тебя не так‑то просто найти, но дело даже не в этом… — Гарри замолчал, всматриваясь в исказившееся лицо Малфоя. — Ты вызываешь меня?

— Полагаю, мы обойдемся без перчаток и секундантов… как старые приятели.

— Давно ты этого хочешь?

— С тех пор как потерял надежду.

— Если я скажу, что мне хотелось умереть, когда это произошло, тебе станет легче?

— Нет! — чуть ли не выкрикнул Дрейко и сглотнул. — Мне теперь не полегчает, потому что ты всего лишь «хотел умереть», а я умер, когда узнал об этом! Я понял это задолго до того, как прослышал о твоем одиноком возвращении. Мы ведь с ней связаны… навсегда. — Он умолк и перевел взгляд на свою палочку. — Я боялся за нее, но надеялся, что ты сумеешь ее защитить.

— Я не только не сделал этого, — вполголоса начал Гарри, силясь встретиться с Дрейко взглядом, — я попытался ее убить.

Малфой на секунду застыл, словно не веря своим ушам. Потом начал медленно поднимать палочку.

— Не будь я столь самонадеян и невнимателен, она была бы жива, — продолжал Гарри, поднимая свою. — Там все иначе, но я не оправдываюсь. Ты имеешь право на месть, но я должен быть уверен, что она удовлетворит тебя, и на этом ты остановишься.

Они замерли друг напротив друга, с палочками, готовыми к бою, с решительными лицами. При этом Дрейко сжал кулак свободной руки и, казалось, отдал бы все на свете, чтобы не видеть лица Гарри, но он не мог отвести взгляд.

Палочки взорвались, вспышка двух заклинаний озарила весь лес, а затем все разом пропало, словно дуэлянты вдруг трансгрессировали с места событий.

Глава 20. Снова Феникс.

Мгла рассеялась, и Гарри понял, что лежит на холодной земле и упирается щекой в острый камень. Кругом слышались хаотичные, торопливые звуки, будто зашевелился огромный муравейник. Ему тотчас пришло в голову, что оба лагеря наверняка увидели вспышку и послали в лес разведчиков. Не приведет ли это к началу военных действий, которых он так надеялся избежать? Превозмогая тяжесть, сковавшую его движения, Гарри приподнялся на локтях и огляделся.

Мимо него действительно сновали люди, насколько он мог судить по их причудливо изогнутым силуэтам. Однако все они точно проходили сквозь него, не видя, и не замечали той тьмы, что окутала их и превратила в нечеткие тени.

— Поттер, это ты сделал? — послышался глухой и сердитый голос Дрейко. Он был совсем рядом, но Гарри не мог его разглядеть.

— Нет, — хрипло ответил он, садясь на землю. — Ты их видишь?

— Разумеется, — раздался голос Малфоя — на этот раз ближе. Через секунду он схватил Гарри за плечо, заставив того вздрогнуть. — Что произошло?

— Наши заклятия столкнулись, кажется, а потом… все потемнело.

— Это я и сам понял, а все‑таки…

— Я же сказал, я тут не причем, — проворчал Гарри, силясь определить, куда ушли люди.

— Ты при всем, Поттер, и тебе это известно, — сказал Дрейко тихим шепотом, в котором явственно слышалась угроза. — Как выпускник школы авроров, ты должен знать, что бывает при столкновении двух заклинаний.

— Не могу сообщить тебе ничего нового, кроме рикошета и Приори Инкантатем, — пожал плечами Гарри и поднялся. — Предлагаю разгадывать эту головоломку вместе, раз уж подраться нам не удалось.

— Кто сказал, что не удалось? — хрипло рассмеялся Дрейко. — Мы плохо видим? Отлично, это добавит «огонька» в наш маленький междусобойчик. Ну же, Поттер, ты любишь соблюдать правила. Повернись ко мне спиной и отсчитай двадцать шагов.

— Брось, Малфой, нужно понять…

— Мне — ничего — не нужно — понимать! — раздельно произнес Дрейко и зажег в темноте палочку. Она слабо замерцала в окружавшем их тумане. — Теперь ты примерно будешь знать, где я, так что будет не слишком страшно. Давай, пошевеливайся, я не собираюсь тратить время на твой приступ любознательности.

Гарри с минуту молчал, глядя на странную, незнакомую ухмылку на лице собеседника, и оценивал ситуацию. На них никто не напал, они просто как бы погрузились в другое измерение, возможно, даже превратились в привидений, но Дрейко это совершенно не заботило, он жаждал продолжить поединок. Гарри, уверенный в том, что их прервали неспроста, не мог, однако, с ним спорить. Он повернулся и стал отсчитывать двадцать шагов.

— Доверчивый, как всегда! — глумливо крикнул ему вслед Дрейко, но Гарри проигнорировал его. Он судорожно искал в голове заклинание, которое могло бы дать ему шанс выстоять и одновременно не нанести большого ущерба оппоненту.

Он остановился и успел только согнуть руку в локте, намереваясь поднять палочку, как возле самого уха просвистело заклинание. Это был обычный прием Дрейко, который он неоднократно применял в школе — бить в спину, пока противник на тебя не смотрит. Низкий и, в общем‑то, характерный, этот поступок разъярил Гарри, и он ответил мощнейшим оглушающим заклятьем, которое едва не пробило защиту Дрейко, так что он слегка отклонился назад. Однако мгновение спустя он уже пустил навстречу Гарри нечто, напоминающее огненное лассо.

— Релашио! — крикнул Гарри, пытаясь увернуться. Лассо было разрезано на куски, которые продолжали приближаться.

— Циркумфактум! — был его следующий ход, который сделал свое дело: огонь соединился в тонкое кольцо, растаявшее в нескольких сантиметрах от Гарри.

Дрейко сосредоточился и применил невербальное заклинание, Гарри, тем временем, создал прочный щит с помощью сдвоенных Щитовых Чар. Они выдержали натиск черной магии, в происхождении которой Гарри не усомнился ни на минуту. Отброшенные назад потоки магии сгустились, медленно осели на землю, и в темноте мелькнули несколько змеиных хвостов.

— Прекратим это, — твердо сказал Гарри, создавая новый щит. — Так мы не проясним ситуацию.

— Что здесь прояснять? Ты пытаешься увильнуть от ответственности. Видать, Министерство плохо влияет на «Золотого Мальчика», он становится ловким и изворотливым, как большинство его коллег. Учись, Поттер, может, научишься владеть языком так, что сможешь одним словом улаживать международные конфликты.

— Я не пытаюсь, — вздохнул Гарри. — Я, напротив, создал все условия, чтобы мы могли беспрепятственно поговорить о том, что касается только нас двоих. Не думай, что я не понимаю тебя, осуждаю за то, что ты чувствуешь. Мне это даже в голову не приходило. Мы почти смогли стать друзьями. — В его голосе послышалась искренняя горечь. — Послушай, я заплатил за то, что сделал. Не мне, разумеется, решать, достаточно ли, но… я прошу у тебя прощения. Я принял твой вызов и соглашусь на битву еще раз, если ты будешь настаивать, но подумай! Она боролась совсем за другое…

— Ты не имеешь права, — прошипел Малфой–младший. Палочка тускло освещала его лицо, воплощавшее страдание. — Теперь легко говорить умные вещи, когда ее нет, чтобы возразить тебе! Я никогда не разговаривал с ней на эту тему, но она и так давала понять, что волновало ее больше всего, за что она могла бы пойти до конца. В общем, это то же самое, к чему шел ты. Да, Поттер, вы с ней смотрели в одну сторону, вот почему я иногда приходил в ярость, осознавая, как я далек от того, чтобы пойти по жизни вместе с ней. Ты и здесь оказался лучше меня, чем, наверное, втайне наслаждался, но теперь все это уже неважно. Ты не тот, за кого она тебя принимала, но это не вернет наши с ней жизни.

— Я никогда не считал, что я лучше тебя, просто… я тебе не завидовал, и у Луны тоже не было такой привычки.

— Ты это серьезно? — повысил голос Дрейко. — Насчет зависти. Что в моей жизни могло бы выступить ее предметом?

— Множество вещей. У тебя была семья, были деньги, положение в обществе. Да, со временем все изменилось, но примерно то же произошло со всеми, а ты изначально был в более выгодной позиции, чем многие. И все‑таки ты не воспользовался своими преимуществами, а предпочел превратить их в способ возвыситься над другими. Я всегда хотел тебя понять, но мне это не удавалось, пока — как ты это сказал? — мы не приблизились к тому, чтобы смотреть в одном направлении. В нашем теперешнем отчуждении, по большей части, виноват я, но я сейчас стою перед тобой и предлагаю тебе мир. По крайней мере, до того момента, пока все не решится с теми, кого ты все это время вел за собой. Я помогу им. Министр на моей стороне, а значит, есть шанс, что все это закончится благополучно. Убей меня — и никто не сможет остановить кровопролитие. И ты действительно сможешь посвятить его Луне?

Новая вспышка опалила волосы Гарри, но Дрейко, как следует, не целился: это был выход его боли и злобы на всех и на себя самого.

— Мы не должны сражаться, Поттер? — спросил он без всякого выражения, так что Гарри не понял, что он собирается делать.

— Нам лучше остановиться, — тихо ответил он, секунду помедлил и опустил волшебную палочку. — Я свой выбор сделал.

— Молодец, я тоже, — усмехнулся Дрейко, отвел руку назад и выпалил заклинание, отразить которое Гарри не успевал.

Он даже не сделал попытки уклониться. На миг ему почудилось, что на лице Малфоя–младшего промелькнуло сожаление, желание задержать собственное заклятие, но думать над этим не было времени. Гарри зажмурился, и вдруг перед его закрытыми веками возник ослепительно яркий источник света. Он поглотил энергию луча, летящего в Гарри, и стал разрастаться, заполняя пространство. Гарри открыл глаза вовремя, чтобы увидеть, как он вспыхивает серебристым пламенем, а потом опадает, на ходу оформляясь в маленькое и очень знакомое существо. Гарри и Дрейко уставились на зверька, который сидел между ними, весь сверкающий и пронзительно белый, и прижимал свои длинные уши к земле. Это был заяц.

Мужчины переглянулись, прежде чем сделать пару робких шагов в сторону зайца, а следовательно, навстречу друг другу.

— Это Патронус, — прошептал Гарри.

— Не может быть! — резко бросил Дрейко, не в силах отвести глаз от зверька. — Ты меня слышишь, этого не может быть! Я…

В этот момент серебристый зайчик подпрыгнул и пустился наутек. Гарри и Дрейко проводили его взглядами за ближайшее скопление деревьев. Гарри, повинуясь внезапному радостному порыву, бросился туда, преследуемый по пятам Дрейко. Стоило им заглянуть за первый же куст, как оба они застыли подобно каменным изваяниям.

— Ты так и не поверил, — проговорила невысокая, хрупкая девушка с длинными пепельными волосами, ниспадающими до пояса. У ее ног, подняв на сей раз уши вверх, сидел Патронус.

На лице пораженного Дрейко читался испуг.

— Не понимаю… — промямлил он, не зная, что предпринять.

— Недопонимание, к сожалению, не редкость между нами, — грустно улыбнулась Луна.

Гарри протянул вперед руки и двинулся к ней, но замер в двух шагах, вновь ощутив тяжесть вины. Однако она посмотрела на него приветливо, сама сдвинулась с места и заключила его в объятия. Она была теплая, живая, настоящая. Гарри неуверенно обнял ее в ответ.

— Ты вернулась? — решил он удостовериться в очевидном. — Как?

— Не знаю, стоит ли в это углубляться, — серьезно ответила Луна, отстранившись. — Все это благодаря моей маме, она знает кое–какие особенности того места, куда мы с тобой так опрометчиво угодили. Она пыталась предупредить меня, чтобы я была осторожной, но она и так знала, что я не брошу тебя без помощи. Поэтому она запаслась терпением и… я, правда, не знаю, как это объяснить… В общем, без нее я не смогла бы вернуться никогда, это точно. Я так и думала, что вы захотите выяснить отношения, и это, право, ужасно с вашей стороны. Страшно подумать, на что способны мужчины, если за ними не присматривать.

Гарри едва не рассмеялся, но вовремя сдержался, бросив быстрый взгляд на Дрейко, который хмурился и все еще воинственно сжимал в руке палочку. Луна тоже повернулась к нему и хотела было что‑то сказать, но он перебил ее:

— И ты пришла только сейчас? Зная, на что я могу пойти, желая отомстить за тебя? Ты знала, как я страдал, и просто… выжидала?

— Я должна была дать тебе шанс и время, — невозмутимо ответила Луна, хотя глаза ее светились грустью. — Однако ты выбрал насилие. Да, ты старался и во многом преуспел, но ты так и не простил Гарри. Я должна была вмешаться.

— Да разве в этом дело? — воскликнул раздраженно Дрейко. — По–твоему, это моя вина, что…

— Не все зависело от меня, — устало произнесла Луна. — Ты, кажется, совсем не рад меня видеть.

— Что? — Дрейко задохнулся от негодования, его взгляд метал молнии. Луна неподвижно уставилась на него, словно призывая успокоиться и проявить мудрость.

— Так это ты наслала этот мрак? — поинтересовался Гарри, воспользовавшись тем, что разговор между двумя влюбленными застопорился.

— Какой? — встрепенулась Луна. — А, этот? Это было легко. Я просто хотела, чтобы вы разобрались без посторонних, хоть этот риск и не оправдался. Вы повели себя как истинные джентльмены, — она чуть скривила рот. — К тому же мне не хотелось появляться при толпе, ведь слухи о моей смерти наверняка уже распространились в волшебном сообществе.

Она легко взмахнула палочкой, и тьма рассеялась, как будто ее и не было. В лагере продолжалось движение. Дрейко с досадой посмотрел в ту сторону.

— Пойдемте, — буркнул он, и Гарри с Луной послушно пошли за ним.

В главном шатре вовсю шла подготовка к битве. Как выяснилось, люди Дрейко решили, что их предводитель похищен, и намеревались предпринять ответные действия. И даже несмотря на что, что он, живой и невредимый, появился перед ними и попытался их успокоить, они первым делом предложили взять в плен Гарри и потребовать выкуп. Наместник возвел глаза к небу в ответ на эти высказывания (особо активное участие принимал Дэн). Все это показалось ему вдруг настолько глупым и суетным, что захотелось очутиться в милях от этого места, где‑то в районе площади Гриммо.

В итоге все было устроено именно так, как он планировал. Переговоры длились несколько часов, до самого утра, пока стороны не пришли к необходимым компромиссам. Повстанцам разрешалось вернуться на родину и попробовать найти свои семьи, но некоторым из них предстояло отвечать по закону — здесь Министр остался непреклонен.

Начались допросы, и первым под эту процедуру угодил, конечно же, Дрейко Малфой, который, впрочем, избежал кары не в первую очередь благодаря своему влиятельному покровителю. Гарри наговорил коллегам с три короба, ни на секунду не усомнившись в правильности своих действий. Глядя на Луну, чудесно возвратившуюся домой, и Дрейко, отвечавшего порой невпопад (очевидно, мысленно он пребывал не там), он не мог и помыслить о том, чтобы вновь разлучить их. Авроры отнеслись к его действиям скептически и явно предосудительно, но ему было все равно. Конечно же, кто‑то из них сразу по прибытии в Лондон уведомит обо всем Ермона, но какое дело Гарри до него? Кевин Уоррен так и не научился отличать белое от соленого, и не стоило о нем печалиться.

Рассвет был долгим и мрачным. Шторм утих, и на аспидно–черной морской глади не было видно ни единого гребня. Гарри с нетерпением ждал отправления домой. Он стоял на вершине утеса, как до этого несколько часов назад Дрейко, и считал минуты, не принимая участия в следственном деле, но оставив вместо себя пару верных заместителей.

— Ты не должен себя винить, — тихо прошептала Луна, подойдя сзади, и Гарри вздрогнул.

— Ты очень добра, — горько усмехнулся он в ответ. — Только не волнуйся на мой счет, моя чаша уже, кажется, полна.

Луна помолчала, встав рядом с ним и печально устремив взгляд на море.

— Ты борешься за правое дело, — наконец, заговорила она. — Мне так сказала мама, а она никогда не тратила слов понапрасну. Правда, я и раньше это знала, просто в последнее время ты начал плутать…

— Это ведь не будет оправданием, если я скажу, что прекрасно об этом знал, но положился на то, что такое случается с каждым? — с сарказмом осведомился Гарри.

— Может, и есть люди, у которых с самого начала все ясно и понятно, — пожала плечами Луна. — Но что нам до них? Наше дело пройти свой путь так, чтобы другим хотелось идти по нему вместе с нами, или же хотя бы ради того, чтобы ни в чем не упрекать себя на исходе дней. Мне кажется, у нас это может получиться, если мы не будем постоянно оглядываться назад и искать иголку в стоге сена. Нам выпал шанс начать все с чистого листа, а это немало.

— Не слишком ли высокая цена?

— Этого нам никогда не узнать. Да это и ни к чему. Когда человек слишком много задумывается о том, чего уже не поправить, он никуда не движется, и его свет постепенно затухает, прежде чем исчезнуть навсегда. Мы не должны становиться такими, Гарри, это не тот выбор, который мы когда‑то сделали.

— Значит, останавливаться, чтобы подумать, нам нельзя?

— Нежелательно. Чем больше некоторые думают, тем дальше они становятся от изначальной цели.

— Наверное, ты права. Я, кажется, знаю, какова сейчас моя цель, но боюсь идти к ней.

— Для тебя вообще характерны лишние метания. Я, например, собралась с духом и вернулась, хотя вполне может статься, что у нас с Дрейко ничего не выйдет, и тогда у меня не останется ничего. Второй целью мог бы стать визит на могилу отца, но это не то, ради чего стоит жить. Я отказалась от будущего, лишенного забот и потерь, ради настоящего, о котором знаю только то, что здесь есть человек, с которым я хочу быть вместе навсегда. Когда‑то ты сделал то же самое. Поэтому ты не можешь не понять, о чем я говорю.

— Я понимаю. — Гарри вздохнул и отвел глаза. На него вдруг навалилось ощущение тревоги, словно он внезапно вспомнил о чем‑то очень важном и не смог сразу определить, о чем.

— Гарри, — Луна тронула его за рукав и показала куда‑то в небо.

Он задрал голову и увидел сову. Взъерошенная, она летела прямо к ним, держа в лапах крохотный конверт. Гарри сумел различить его белизну лишь нарасстоянии нескольких метров, прежде чем записка упала к нему в руки, а сова, сделав над их головами круг и повелительно ухнув, снова отправилась в путь.

Луна пристально смотрела на него, пока он дрожащими пальцами пытался справиться с бумагой.

Это была записка от Джинни, состоявшая всего из нескольких строк:

"Уже два часа он не приходит в себя. Я вызвала целителя, но он развел руками. Прошу тебя, возвращайся, мне страшно".

— Мне надо спешить, — отрывисто произнес Гарри и сорвался с места.

Луна, ни слова не говоря, последовала за ним.

— Я буду с тобой, — твердо сказала она, едва поспевая за Гарри. — Нужно только предупредить…

— Никого не надо предупреждать! — огрызнулся он. — Что они, сами не справятся?

— Ты наместник, — невозмутимо ответила Луна, — и ты должен контролировать процесс.

— Лучше бы я его раньше контролировал!

Однако Гарри не мог не признать ее правоты. Он должен был сообщить о своем внезапном отъезде, а это задержало бы его еще на несколько, вероятно, чрезвычайно необходимых минут. Но все прошло быстро. Едва взглянув в его побелевшее лицо и услышав его бормотание насчет проблем дома, заместители бросились наперебой советовать взять отгул, а лучше отпуск. Гарри едва понимал, что ему говорят. Луна решительно потащила его прочь, пока не начались расспросы. Выходя из лагеря, они увидели Дрейко, возвращавшегося с длительной прогулки наедине с собой и своими размышлениями. Он возмутился было, увидев, как Луна идет с Гарри под руку, но запнулся на полуслове.

— Пойдешь с нами? — спросила его Луна.

— Куда? — машинально спросил Дрейко.

— В Лондон? — Луна вопросительно посмотрела на Гарри, но ответа так и не дождалась.

— Ладно, — Дрейко пожал плечами и, встав рядом с ними, взял Луну за руку.

— Мы скоро будем там, — главным образом, для Гарри прошептала Луна, и они трансгрессировали.

Это было хмурое, неприветливое утро в Лондоне, и трое шагали по мостовой неуверенно, боясь нарушить непривычную для города тишину. Дом на площади Гриммо они увидели издалека, и Гарри резко ускорил шаг, что заставило Луну и Дрейко припустить за ним. Дверь была открыта нараспашку, точно Джинни не могла находиться в запертом доме. Гарри взбежал вверх по ступенькам, быстро преодолел расстояние, отделявшее его от главной лестницы, и направился на чердак, гадая, куда могли подеваться его жена и ребенок. Он мельком заглядывал в каждую комнату, смутно надеясь, что они встретят его раньше и скажут, что все в порядке. Но никто не вышел.

На небольшой площадке у чердачной двери стояла Джинни с Рональдом на руках. Малыш был необычайно тих и серьезен. Он с минуту смотрел на прибывшего отца, прежде чем отвернуться. Гарри с трудом отвел от него взгляд, чтобы перевести его на безмолвную жену. Она глотала слезы и тихо качала головой.

— Я опоздал? — глухо спросил Гарри и сам удивился тому звуку, что сорвался с его губ. Вопрос словно взорвал дом, рассыпался прахом о его ветхие стены и замер, медленно оседая.

Джинни сделала судорожный глоток и выдала дежурную фразу, которая едва не вывела Гарри из себя:

— Ты ничего не мог сделать!

— Я мог все бросить и прийти! Почему ты не отправила мне Патронус? Так было бы куда быстрее!

Джинни вновь залилась слезами и не смогла ничего сказать. Однако с нижней площадки прозвучал ответ, произнесенный знакомым Гарри голосом:

— Видишь ли, после войны многие из нас потеряли способность вызывать своих Патронусов, а то и вовсе утратили магию. Не вини ее, Гарри.

— Гермиона? — все так же глухо спросил он, не нуждаясь, впрочем, в подтверждении.

Она ловко взобралась на площадку и вскоре уже стояла рядом с Гарри, не сводя с него огромных карих глаз с неподвижными зрачками.

— Ты войди, — спокойно сказала она, указывая на дверь. — Может, он все еще ждет тебя.

— Ты была там?

— Да, когда Джинни позвала меня, я тотчас приехала. Я его осмотрела. Это уже было после приезда целителя. Ты опоздал где‑то на полчаса.

Она не произнесла это вслух, подумал Гарри, и в глазах у него потемнело. Пошатнувшись, он схватился за перила, повернулся на месте и уперся ладонями в стену.

«Значит, так? Ты же знал, все знал и не дождался! … Что теперь? Какая разница? Что мне теперь делать?»

Гермиона тронула его за плечо, и этого прикосновения оказалось достаточно. Гарри встрепенулся, оглянулся через плечо, но не увидел нигде Луну и Дрейко. На миг удивившись тому, куда они могли подеваться, он потянул ручку двери на себя и вошел в комнату Снейпа.

Здесь все было точно так же, будто он оставил его совсем недавно: вчера или час назад. Аккуратные светлые занавески, выжженные солнцем, старая мебель, то же постельное белье. Гарри не сразу заметил их: Дрейко стоял в углу, насупившись, а Луна сидела у ног мастера зелий. Она приложила палец к губам и прошептала:

— Я не хотела их пугать, мы попробовали трансгрессировать с нижнего этажа как можно тише. У нас получилось.

Гарри кивнул, превозмогая желание закричать. Внутри у него все бунтовало, когда он сумел заставить себя перевести взгляд на лицо Снейпа. Заострившееся, воскового оттенка, оно одновременно и походило на то лицо, которое Гарри так хорошо помнил, и отличалось от него. Вероятно, он ушел во сне, а стало быть, не испытывал никаких мук. Эта мысль странным образом успокоила Гарри, и он смог оторвать ноги от пола и приблизиться к кровати. Он склонился над Снейпом, на одну секунду представив себе, что тот сейчас откроет свои пронзительные черные глаза и усталым шепотом скажет что‑нибудь язвительное. Что‑то присутствовало еще в облике Северуса, что дало ему возможность фантазировать таким образом. Гарри задержался еще на несколько мгновений, перед тем как наклониться еще ниже и поцеловать бледный лоб. Тело уже начало остывать.

— Ты знал, что я тебя не отпущу, — с укором прошептал Гарри, выпрямившись.

— Он держался до последнего, — произнесла Луна, утирая глаза своими длинными волосами. — Единственно из‑за тебя. Так что не держи на него зла.

— Я и не думал, — ответил Гарри, отступая назад, к Дрейко, который все так же продолжал пристально смотреть на Снейпа, почти не мигая. — Просто мне за него… тревожно.

Едва он произнес эти слова, как чердак наполнился сладостными звуками, точно кто‑то невидимый, внезапно очутившись рядом с ними, заиграл на арфе неземную мелодию. Луна всплеснула руками и заулыбалась, вслушиваясь в невиданную песнь. Дрейко испуганно дернулся и схватился за палочку, но Гарри остановил его, мысленно умоляя, чтобы мелодия лилась и дальше, а лучше никогда не кончалась. Он узнал ее, и ему невыразимо хотелось еще раз в жизни увидеть ее живой источник.

И это желание исполнилось. Яркий костер заполыхал прямо посреди комнаты, и в языках пламени возник феникс в своем сверкающем огненном оперении, рассыпая во все стороны не обжигающие искры. Фоукс громко вскрикнул, повернул свою великолепную, изящную голову к Гарри и задержал на нем свой мудрый взгляд. Волна необъяснимого облегчения и спокойствия затопила душу Гарри Поттера, и через секунду или две прекрасной птицы не стало. В воздухе еще стоял неизвестный аромат, который, как показалось Гарри, состоял из сложного сочетания цветочных запахов. Луна же, приложив руки ко рту, обернулась к молодым людям и счастливо проговорила:

— Чувствуете? Море, ветер, жизнь? …

* * *

Появление Фоукса сильно помогло Гарри свыкнуться с тем, что произошло. Боль потери не отпускала его еще долго, и он поначалу избегал собственного дома, ища возможность выбраться на работу даже в краткосрочный отпуск. Джинни пришлось приложить немалые усилия к тому, чтобы понять и принять такое поведение мужа. Что касается маленького Рональда, то он на какое‑то время стал замкнутым и сосредоточенным, практически постоянно находился рядом с Гермионой и выучивал наизусть все, что она ему предлагала. В этот период они с отцом почти не виделись.

На работе Ермон подкидывал Гарри все новые проблемы, которые, как одна, требовали решения. Впрочем, Гарри был даже благодарен своему сопернику за этот вызов и ни на что не жаловался, пытаясь управляться одновременно с пятью и более делами. Секретарь Дорсенс был в восторге от рвения начальника и старался во всем ему подражать, однако, к сожалению, расторопность бедняги оставляла желать лучшего, поэтому в конце месяца Гарри все же пришлось нанять дополнительного помощника.

Министр все более приближал его к себе. Партия Ермона была в бешенстве, на стол главы магического мира валились целые стопки писем с различного рода клеветой и обвинениями в адрес Гарри, но Кингсли был занят чем угодно, кроме разбора корреспонденции. Сам же второй наместник неизменно игнорировал все подобные нападки со стороны противников.

Джинни, Гермиона и остальные были чрезвычайно потрясены тем, что Луна оказалась жива и тоже возвратилась из‑за Занавеса. Разумеется, в этом потрясении было больше радости, чем страха, но все отмечали, что с девушкой произошла какая‑то перемена. Складывалось впечатление, что ее обычное пребывание «вне мира сего» теперь не то чтобы куда‑то ушло, но сделалось ее скрытой «второй натурой», что, тем не менее, не мешало никому с ней общаться. Сын Гарри, в свою очередь, пришел от нее в полный восторг.

На работе Гарри приходилось решать самые различные вопросы, и, чем дольше он задерживался в кабинете, тем больше их становилось. Судя по всему, магическому народу было приятно, что власти действительно занимаются его делами, а не только внешними проблемами (как первый наместник), и потому все простые граждане теперь чувствовали себя обязанными написать Гарри Поттеру одно, а лучше два письма.

И все же, благодаря его неустанному труду, положение магов за два с половиной месяца в целом улучшилось. Министр это отметил и даже, кажется, подошел близко к тому, чтобы отменить выборность власти, но Гарри его отговорил. Стоило ему заглянуть в собственную душу, как он тотчас понимал, что, несмотря на заманчивую перспективу обставить Ермона в борьбе за власть, жизнь с изрядной долей приключений все‑таки по–прежнему привлекала его куда больше. Так что он просто предоставил дальнейший ход событий судьбе.

Проходили недели, его душевное состояние постепенно улучшалось, хотя ночью его порой и мучили кошмары. Гарри видел Снейпа опять в том разрушенном городе, одинокого и измученного. Он отчаянно хотел его спасти, но неведомая сила увлекала его прочь, не давая ни малейшего шанса вырваться. Так повторилось несколько раз, прежде чем смениться другой картиной, столь же оптимистичной.

Погруженный в воспоминания о последнем подобном сне, Гарри как‑то возвращался домой. Он неслышно вошел в дом, направился на кухню и застал там интересную компанию в лице Дрейко и Гермионы, которые о чем‑то сосредоточенно беседовали. Он даже помедлил в коридоре, чтобы уловить суть разговора.

— Ты просишь какую‑то глупость, Грейнджер, — прямо сказал Дрейко, откидываясь на спинку стула. — Совершенно бесполезное занятие. Кого я должен, по–твоему, спросить? Если мы тут собрались с общей целью подождать Поттера, это не значит, что ты можешь меня доставать.

— Тебе прекрасно известно, что я имею в виду, — непреклонно возразила Гермиона, пропуская его грубость мимо ушей. — У тебя огромное количество знакомых как за границей, так и в наших краях. Не может быть, чтобы не к кому было обратиться. Можешь предложить им деньги, если хочешь, у меня частные уроки, и я могу…

— Знаешь, что ты можешь сделать со своими деньгами? — огрызнулся Дрейко. — Дело вовсе не в этом. Как ты не поймешь, что такой ажиотаж ради непонятно чего никому не нужен? Многие из старых приятелей наверняка считают меня предателем, перебежавшим на сторону власти, так что пока идти к ним смысла нет. Разве что Поттер умудрится расхлебать все это до конца, вот тогда и можно будет сделать попытку. Да и, кроме того, как ты можешь быть уверена хотя бы в том, что твой Уизли жив?

Гарри замер у самого входа на кухню и прислушался еще интенсивнее.

— Поиски ведь были произведены? — настойчиво спрашивал Дрейко. — И они вроде как ничего не дали?

— Да, но… — Гермиона несколько утратила уверенность, но вовсю удерживалась от того, чтобы в ее голосе послышалась мольба. — Я все еще не потеряла надежды. Я уверена, что Гарри помог бы мне в этом, будь у него столько же источников информации, сколько у тебя. Он попытается разыскать лучшего друга, когда оправится от горя, но я просто не могу больше ждать. Я провела годы в ожидании, но… он так и не объявился.

— Это, конечно, трагедия, Грейнджер, — с ядовитым сарказмом ответил Дрейко. — Только почему бы тебе не пойти за помощью к тому, кто хоть немного любит Уизли?

— Я пошла бы одна, — дрожащим голосом проговорила Гермиона, — но у меня нет никаких сведений. Предоставь мне хотя бы их. Брось, Малфой, у всего есть своя цена. Какова твоя?

Дрейко промолчал. Гарри ясно видел, как ему хотелось спорить, скорее, по привычке, чем из жестокосердия. Он решил, что услышал достаточно, и вошел в кухню, заставив сидевших там подпрыгнуть от неожиданности.

— Гарри? — воскликнула Гермиона, прислушиваясь. — А мы тут разговаривали…

— Ждали тебя, — подхватил Дрейко с наигранной усмешкой. — Едва не состарились.

— Не смешно, — вздохнул Гарри и сел за стол. — Прости, Гермиона, тебе нужно было прийти ко мне, я бы как‑нибудь…

— Ты бы на себя со стороны посмотрел, — вмешался Дрейко. — То есть я не пытаюсь доказать, что ты там не в себе, не в состоянии выслушать свою подругу, но у тебя с твоими делами скоро совсем поедет крыша. Честно, ты кошмарно выглядишь, видно, что тебе не до чего. Твой сын скоро перестанет узнавать тебя в лицо.

— Хватит нести бред, — попросил Гарри. — Ну, так что у тебя там с твоими связями? Сможешь ты помочь Гермионе или нет?

— Гарри, — прошептала Гермиона, — забудь. В самом деле, я…

— Попробую, — буркнул Дрейко и дернул плечами. — Не представляю, по правде сказать, с чего начать. Да и информация может стоить …э–э, некоторых услуг с твоей стороны, Гарри.

— Если только в рамках закона… — начал Гарри.

— Если только так, тогда, действительно, забудь, — махнул рукой Дрейко. — Те, кто больше всего знает, всегда вне закона, разве ты не в курсе?

— Да понимаю я. Хорошо, когда начнем?

— Гарри, — попыталась вклиниться Гермиона, — я как‑нибудь одна. Меньше всего мне сейчас хочется тебя напрягать.

— Да помолчи уже, Грейнджер, — отмахнулся от нее Малфой, радуясь возможности завязать «мужской разговор». — От самих поисков тебе лучше держаться подальше. Сама говоришь, у тебя частные уроки, полно дел, вот и не лезь. Мы справимся, да, Поттер?

— Хоть дома можно по имени? — взмолился Гарри, но не всерьез. Он всматривался в лицо Гермионы.

— Спасибо вам, — дрожащим голосом произнесла она, глубоко дыша. — Я, честно, не ожидала, что…

— Что у Малфоя есть сердце? — усмехнулся Дрейко. — Есть, представь себе, только оно с шипами и не позволяет себя разжалобить до прихода По… прошу прощения, Гарри.

— Лишь бы покривляться, — беззлобно пробормотал тот и получил в ответ очередную довольную ухмылку. Внезапно ему сделалось так уютно в собственном доме, что захотелось взять еще один отпуск.

— Вообще‑то, я по делу, — вдруг напористо заявил Дрейко.

— Так? — слегка напрягся Гарри. — Тебя опять требуют в Министерство?

— Нет, на этот раз моя просьба будет куда приятнее. Грейнджер, к примеру, уже согласна.

— А причем тут Гермиона?

Дрейко закрыл глаза и сделал вид, что считает до десяти, прежде чем продолжить:

— Работа вредна для твоих мозгов, Поттер. Ты даже не даешь мне сообщить тебе нечто очевидное. Спорю на что угодно, ты этого ждал. Наша косматая… пардон, пышная шевелюра будет подружкой невесты и посаженной матерью одновременно. А мне нужен, соответственно, тот, кто поведет меня к…

— Вы женитесь? — опять перебил Гарри, от души надеясь, что Дрейко не шутит.

— Где твои манеры? Ну да, женимся, конечно, а что еще нам делать? Или ты уже присватал моей Луне кого‑нибудь другого?

— Скажешь тоже, — широко улыбнулся Гарри и почувствовал, насколько его лицевые мышцы отвыкли от этого усилия. Улыбка казалась резиновой.

— Тебе надо тренироваться, — закивал Дрейко, точно прочитав его мысли. — Так я услышу ответ сегодня, или ты, как истинная невеста, будешь думать три дня?

— Ты знаешь мой ответ.

— Ну, вот и славненько. Кстати, надо еще решить вопрос с приданым, поскольку ни у меня, ни у Луны ничего нет. Вот я и подумал, а не попросить ли мне у тебя немного в долг…

Гермиона рассерженно фыркнула, скрестив руки на груди.

— Да без проблем, — решительно отозвался Гарри. — Хоть сейчас можем навестить банк. Сколько тебе нужно?

Дрейко с минуту смотрел на него, прежде чем утвердительно наклонил голову, будто соглашаясь с самим собой.

— Проверку на щедрость прошел, Поттер. Не такая уж ты и штабная скотина, как выяснилось. Твоих денег мне не нужно. У нас с Луной скопилось небольшое наследство, так что на первое время хватит. — Он помедлил, а затем с озорством подмигнул Гарри: — С тебя только и требуется, что два рабочих места поближе к кабинету Министра.

Гермиона демонстративно возвела глаза к потолку.

* * *

День выдался ветреным, и кладбище в Годриковой Впадине точно колыхалось от постоянных порывов. Тихую песнь напевал церковный колокол, на землю непрерывным потоком опускались разноцветные листья. Осень здесь вступила в свои права.

У кладбищенской ограды задержался невысокий мужчина в круглых очках. В руках он нес букет душистых хризантем. Эти поздние цветы как нельзя лучше соответствовали его настроению. Гарри Поттер пришел, чтобы навестить своих усопших.

Могила Джеймса и Лили Поттеров регулярно убиралась и выглядела ухоженной. В последнее время Гарри стал приходить сюда часто, но не столько к своим родителям, сколько к тому, кто лежал теперь под мраморной плитой рядом с ними. Решение похоронить мастера зелий именно здесь пришло к Гарри почти сразу же, само собой, хотя в тот момент он совсем не мог думать.

Напротив имен Поттеров все еще цвели прекрасные розы — очередное произведение Луны, углубившейся в садоводство. Все цветы в ее букетах были тщательно подобраны по размеру бутонов и тончайшим цветовым оттенкам, различить которые мог только опытный глаз. Некоторые композиции включали в себя сильные цветовые контрасты, что нисколько их не портило. Луна готовилась, в частности, таким образом к собственной свадьбе.

Положив хризантемы на могилу Северуса, Гарри присел на корточки и углубился в воспоминания. Мелькали школьные сцены, пронизанные тем инфантильным чувством несправедливости мира и конкретных представителей человечества и иллюзорным желанием как‑нибудь по–глупому отомстить. Они сменялись более поздними приключениями, в которых также было место страху и гневу и желанию сделать мир лучше, не спросив у него самого. Были и другие, но постепенно остались только самые светлые, самые лучшие, которые были особенно дороги Гарри, их он очень хотел оставить в своем сердце навсегда в их первозданном, ослепительно ярком виде. Слезы горечи ушли, уступив место спокойной радости, какую испытываешь, думая о том, сколько все‑таки в жизни было хорошего, связанного с ушедшими людьми. Зло и непримиримость отступают, тепло любви сбрасывает с себя их удушливые оковы и возносится к небу, наполняя душу истинным светом. Именно так мы надеемся войти в вечность.

Гарри знал, что когда‑нибудь приведет сюда своего сына и расскажет ему историю своей жизни с того самого места, где она началась. Рональд должен был подрасти и окрепнуть, чтобы уразуметь то, что мечтал донести до него отец. Как бы там ни было, не поспешность важна была, но понимание.

В воздухе разливалась последняя сладость ушедшего лета, и Гарри отпускал его, принимая вызов новой жизни.

Эпилог.

— Еще раз за здоровье моей жены! — вопил Дрейко, правда, больше от восторга, чем от количества выпитого спиртного.

Гости дружно принялись за вновь наполненные бокалы. Луна, в простом белом платье и каллами в волосах, укоризненно посмотрела на мужа, но ничего не сказала. Взгляд ее ясно говорил: "Пусть порадуется сегодня, а уж потом я буду пристально следить, чтобы это не повторялось".

— Не беспокойся за него, — улыбнулась Джинни, сидевшая рядом. — Мужчины сегодня напьются как один, но я предупредила Гарри, чтобы вел себя осторожнее с сыном.

— Он с Гермионой? — спросила Луна, устало откладывая тяжелый букет невесты в сторону.

— Как всегда, — с легким оттенком ревности в голосе ответила Джинни. — Прямо от нее не отходит. Кажется, собственная мать ему наскучила.

— Ты слишком с ним возишься. Он же мальчик, ему приятнее, когда с ним обращаются, как со взрослым…

— Ну да, — саркастически усмехнулась Джинни. — Кстати о птичках. Его дядям просто бесполезно делать замечания. Они упорно пытаются с малых лет приучить его не слушаться родителей и вмешиваться во все, что кажется достаточно опасным, чтобы поразить нас.

— Даже не продолжай, я знаю, о ком ты, — звонко рассмеялась Луна. — И опять ты тревожишься напрасно. Фред и Джордж, конечно, без тормозов, но твой сын кажется вполне рассудительным мальчиком. Гермиона уж позаботится о том, чтобы он не перенял от них характер и привычки.

— Я надеюсь. Как бы мне хотелось, чтобы у нее появились собственные дети. Нет, — поспешно сказала Джинни, увидев, как брови Луны взметнулись вверх, — это вовсе не из‑за того, что я хочу разлучить ее с сыном, для нее это слишком важно. Просто мне не по себе от мысли, что она собирается всю жизнь ждать моего брата, который неизвестно где и в каком состоянии.

— Ты бы ждала Гарри, — заметила Луна.

— У нас все… по–другому, — упрямо возразила Джинни. — Рон сам отказался от нее. Да, теперь она винит во всем себя, но тогда со стороны все это было очень хорошо видно. Эта его слепая ревность… прости, Луна! И зачем я все это вспоминаю на твоей свадьбе!

— Боль все еще с тобой, — пожала плечами Луна и положила руку на плечо подруги. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты все пыталась свести Гермиону с Холборном, но это безнадежно. Он неизменно будет напоминать ей своего лучшего друга.

— С которым она могла бы быть счастлива?

— Пожалуй. Но теперь не стоит говорить об этом.

— Ма–а-ам, — раздалось где‑то рядом с ними, и Джинни резко обернулась.

— Рональд, что такое?

— Тетя Гелми от меня ушла, я слазу к тебе.

— Ушла просто так и ничего не сказала? — удивилась Джинни, сажая сына к себе на колени.

— Ничего, — замотал головой малыш и тихо прибавил: — Она глустная.

— Да, я знаю, — со вздохом ответила Джинни. — Луна, как ты думаешь, что могло произойти?

Однако Луна исчезла. Джинни поискала ее взглядом среди гостей, но почти тотчас установила, что она покинула огромный свадебный шатер, где происходило празднование: в белом платье было не так легко затеряться в толпе. Луна, тем временем, попыталась найти Гермиону. В сгущавшихся сумерках играли безликие тени, сад стоял в тишине, нарушаемой музыкой, доносившейся из шатра. Осторожно ступая по камням дорожки, Луна добралась до самой ограды и, услышав голоса, встала под деревьями. Это были Гермиона и Гарри, а также еще один мужчина, которого Луна узнала не сразу.

— Значит, все подтвердилось? — почти шепотом спросила Гермиона. — Он уже в Англии?

— Да, — заговорил третий голос, приглушенно, и Луна поняла, что это Холборн. — Сейчас он находится в специальной клинике, но долго его там не задержат. К счастью, он хранит желание навестить семью.

— О, Боже! — выдохнула Гермиона, и Луна услышала шелест травы, точно она оступилась и была спасена от падения.

— Все хорошо, Гермиона, — ласково проговорил Гарри, а затем послышались всхлипы Гермионы. — Ты так долго ждала, что теперь все непременно будет хорошо. Возможно, это потребует от тебя еще немного мужества, но ты не одна. Твои друзья с тобой.

— Гарри, ты не представляешь, как я счастлива, что ты со мной! — воскликнула Гермиона. — Ты чудесный, верный друг, ты…

— Остановись, — в голосе Гарри слышалось смущение. — Это ведь не я нашел нужные источники информации.

— Конечно, это Дрейко, — засуетилась Гермиона. — Если бы я не боялась гнева Луны, я бы сейчас бросилась к нему и…

— Ого, вот это признание! — засмеялся Гарри. — Он все равно сейчас не поймет, в чем дело, еще решит, что ты собираешься напасть. Да и гости озадачатся, так что повремени с этим, ладно?

— Шутишь все… так когда же?

— Не позже следующей недели, — деловито произнес Холборн. — Ни о чем беспокоиться не надо, мы с Гарри решим все вопросы.

— Спасибо, — и Гермиона опять разразилась слезами.

Они еще что‑то говорили, но Луна уже не слушала. Она стояла, прислонившись к золотистому клену, и радостно улыбалась, глядя в звездное небо.

"Теперь я счастлива…"


Оглавление

  • Глава 1. Мы не меняемся.
  • Глава 2. Шаг во тьму.
  • Глава 3. Артефакты.
  • Глава 4. Совещание Охотников.
  • Глава 5. Трактир и шкатулка.
  • Глава 6. Исчезнувшее тепло.
  • Глава 7. Забытые сны.
  • Глава 8. Неудавшийся бросок.
  • Глава 9. Важное решение.
  • Глава 10. Конференция в Министерстве.
  • Глава 11. Букет из капель дождя.
  • Глава 12. Торжество "Аполлона".
  • Глава 13. Прощание.
  • Глава 14. Открытые врата.
  • Глава 15. В стране, из которой не вернуться.
  • Глава 16. Бой закончился в полночь.
  • Глава 17. Встреча за занавесом.
  • Глава 18. Рональд.
  • Глава 19. Шепот занавеса.
  • Глава 20. Снова Феникс.
  • Эпилог.