Вход в систему

Добавлены две новые главы
Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Русич: Стервятники пустоты (Боевая фантастика)
Открываю книгу.

cit: "Мягкие шелковистые волосы щекочут лицо. Сквозь вязкую дрему пробивается ласковый голос:
— Сыночек пора вставать!"

На втором же предложении автор, наверное, решил, что запятую можно спиздить и продать.
Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).
vovih1 про Багдерина: "Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26 (Боевая фантастика)
Спасибо автору по приведению в читабельный вид авторских текстов
Рейтинг: +3 ( 3 за, 0 против).
medicus про Маш: Охота на Князя Тьмы (Детективная фантастика)
cit anno: "студентка факультета судебной экспертизы"

Хорошая аннотация, экономит время. С четырёх слов понятно, что автор не знает, о чём пишет, примерно нихрена.
Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
serge111 про Лагик: Раз сыграл, навсегда попал (Боевая фантастика)
маловразумительная ерунда, да ещё и с беспричинным матом с первой же страницы. Как будто какой-то гопник писал... бее
Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).
Все впечатления
Авторы : [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я]
[Все] [A] [B] [C] [D] [E] [F] [G] [H] [I] [J] [K] [L] [M] [N] [O] [P] [Q] [R] [S] [T] [U] [V] [W] [X] [Y] [Z] [Прочее] [І] [Є] [Ґ]
Проективная психология [Л Э Абт] (fb2)

Name: Проективная психология
Author: Л Э Абт
Л. Э. Абт Леопольд Беллак Г. Оллпорт Аннелиз Ф. Корнер
Психология
Проективная психология 2.39 Мб, 602с.
скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично)
(post) (иллюстрации)
Добавлена: 11.09.2012 Версия: 1.0.
Дата создания файла: 2010-06-07
Кодировка файла: windows-1251
(Fb2-info) (ссылка для форума)
(ссылка для блога) (QR-код книги)
<title-info>
   <genre>sci_psychology</genre>
   <author>
    <first-name>Абт Л.Э.</first-name>
    <last-name></last-name>
   </author>
   <book-title>Проективная психология</book-title>
   <annotation>
    <empty-line/>
    <poem>
     <stanza>
      <title>
       <p>Абт Л.Э.</p>
       <empty-line/>
       <p>Проективная психология</p>
      </title>
      <empty-line/>
      <v>ПРЕДИСЛОВИЕ</v>
      <v>В конце 30-х — начале 40-х годов XX века проективные методы были особенно популярны и получили широкое распространение. Да и сегодня этот вид тестирования вызывает у психологов особый интерес. Пожалуй, используя именно проективные тесты при работе с людьми, психолог ощущает себя немножечко волшебником, ведь изначально было задумано так, что сталкиваясь с так называемым «неопределенным» стимульным материалом, тестируемый, сам того не ведая, полностью раскрывает собственное бессознательное, и тестирующему не нужно тратить колоссальные усилия, чтобы до него добраться. Так ли все гладко на самом деле — вопрос спорный. На взгляд Оллпорта, например (см. статью «Тенденции в теории мотивации»), здоровый человек, в отличие от невротика или психотика, без всяких проективных тестов может все про себя рассказать, и для этого нет нужды прибегать к проективным средствам — вполне пригодны и непроективные. Мнение, достойное уважения, но далеко не единственное; кое-что по этому вопросу внимательный читатель может обнаружить в данной книге. Именно с этой целью — предложить читателю возможность для осознанного подхода к использованию проективных техник при работе людьми — в книгу был включен небольшой теоретический материал, представляющий к тому же и исторический интерес. Ведь проективная психология с самых первых дней своего существования была новаторской и от того — гонимой. Однако она не прервала своего существования и нашла свое место в рабочем арсенале современного психолога.</v>
      <v>Теоретическое обоснование проективных методик базируется на понятии «проекция» (от лат. projectio — выбрасывание вперед). Существует разница между психоаналитическим и психодиагностическим пониманием этого феномена. В психоанализе проекция — это, в первую очередь, механизм защиты, заключающийся в неосознанном приписывании другому неприемлемых для самого себя свойств, качеств, мотивов, мыслей и чувств. В психодиагностике же проекция (в 1939 г. Л. Франк впервые использовал это понятие для обозначения целого ряда тестов, которое закрепилось и сохранилось по сегодняшний день) понимается как процесс и результат взаимодействия испытуемого с объективно нейтральным неструктурированным материалом («пятна», «неопределенные ситуации», «тема рисования» и т.п.), в ходе которого осуществляется идентификация и собственно проекция, то есть наделение собственными мыслями, чувствами, переживаниями. Таким образом, продукты деятельности испытуемого (рисунки, истории и т.д.) несут на себе отпечаток его личности.</v>
      <v>На пике своей популярности проективные методики потеснили традиционные методы психодиагностики. На наш взгляд, этому способствовали следующие обстоятельства: во-первых, проективные методы стремились к целостному описанию личности, а не к какому-либо отдельному свойству или перечислению личностных черт. А во-вторых, они представляли большой простор для размышлений самому психологу, который, не ограничиваясь жесткой инструкцией, получал возможность толковать выявленные результаты, ориентируясь на определенную научную школу и собственный опыт.</v>
      <v>То, что можно отнести к достоинствам проективных методов и что в конечном счете и привело к их широкому распространению, обернулось их недостатками. Они не поддаются традиционным процедурам определения надежности и валидности, что затрудняет их стандартизацию. Этот вопрос может быть предметом отдельного обсуждения и здесь нет необходимости рассматривать его подробно.</v>
      <v>Мы хотели бы остановиться на следующих моментах. Глобальный подход к оценке личности, характерный для проективных методик (см. первое достоинство), в то же время снижает достоверность получаемой информации. С другой стороны, психолог, работающий с проективными методиками, должен быть весьма искушен, даже можно сказать изощрен в искусстве интерпретации. Не секрет, что преподавателям психологических факультетов довольно часто приходится сталкиваться с тем, что студенты, не поднаторевшие в работе с проективными тестами, испытывают определенные трудности в сведении концов с концами в интерпретации, из-за чего довольно часто их толкования выглядят противоречивыми, а то и комичными.</v>
      <v>Не стоит также забывать и о том, что изначально проективные тесты предназначались для работы с клиническими пациентами, т.е. ориентировались на людей с различными психиатрическими заболеваниями, поэтому инструкции по интерпретации изобилуют клинической терминологией. Насколько это напрямую имеет отношение к относительно здоровой личности? Вопрос, который остается открытым. Поэтому на наш взгляд не всегда оправданно интерпретировать «закрытые глаза» в рисунке человека исключительно как тенденцию к вуайеризму, а истории по некоторым картинкам ТАТ как гомосексуальные, садо-мазохистские, суицидальные тенденции. То есть такой вид толкования имеет право на существование и он справедлив, но лишь в самых крайних — клинических случаях. И не вина создателей указанных техник, что они включали в руководство по интерпретации к тестам (с целью облегчения психодиагностики) подобные фразы — ведь они работали именно с клиническими пациентами и пользовались именно клинической терминологией, хотя и не исключали, что их детища вполне пригодны для работы с нормальными людьми и имеют чисто проективную функцию.</v>
      <v>Стоит здесь наверняка вспомнить и о том, что проективные методики, скорее предлагаемые ими интерпретации, ориентируются в целом на психоанализ, который при всех своих очевидных достоинствах все-таки лишь одна из существующих концепций личности.</v>
      <v>Используя базовые понятия того же психоанализа, мы вправе спросить: какова степень переноса (проекции) личности психолога в предлагаемую им интерпретацию, можно ли таким образом считать ее с большой долей уверенности объективной? А если выразить это по-другому: что в описании личности будет относиться к самому испытуемому, а что — к личности психолога?</v>
      <v>Интерпретация большинства проективных методик испытывает влияние не только клинических тенденций и конкретных научных психологических школ (психоанализа, например), но и того социокультурного контекста, в котором формировались и научная школа, и методика, то есть то, что волновало общество конкретной страны (США, Англии, Австрии и т.п.) в конкретный исторический период и неизбежно отразилось в процедуре проведения, инструкции и интерпретации проективной методики. Прошло более полувека с момента создания проективных методик и за это время конечно же изменились и нормы, и традиции детско-родительских, супружеских и межличностных отношений. Изменился язык для описания каких-либо явлений (не говоря уж о специальной терминологии, клинической, психиатрической), многие понятия канули в лету вместе с теми предметами или явлениями, которые они обозначали. Подтверждением этому является и тот факт, что, например, предлагаемый стимульный материал (целиком или частично) «не опознается» испытуемым, т.к. с тем, что на нем представлено, он в своей жизни просто-напросто никогда не сталкивался, или он обозначается понятием, не вписывающимся в интерпретацию, что конечно же и затрудняет толкование, и делает его путаным. Отметим к тому же, что то, что волнует среднестатистического американца, может совершенно игнорироваться англичанином, русским или немцем — возможно, самая актуальная для проективной, да и психодиагностики в целом, проблема кросс-культурных различий.</v>
      <v>Сказанное выше не умаляет достоинств проективных методик. Овладение ими и их использование по прежнему целесообразно, материал, который они выявляют, действительно ценен и богат. Кроме этого нельзя забывать, что проективные техники чаще всего использовались клиницистами и другими специалистами как часть сложного терапевтического процесса — подчеркнем здесь, что в проективные тесты заложен громадный терапевтический потенциал, который только нужно уметь использовать, — и об этом читатель тоже найдет информацию на страницах данной книги (особо хотелось бы обратить внимание на мало известную любопытную методику «Рисование пальцами»). Поэтому ее публикацию мы считаем необходимой, т.к. она не только значительно расширяет представление отечественных психологов о существующих методиках (здесь описаны как широко известные у нас тесты, так и не слишком, а то и просто до сих пор неизвестные), но и предлагает новую стратегию к их применению, а именно — стратегию ответственности и осознанности с установкой на углубленное познание этого направления психодиагностики.</v>
      <v>При составлении книги преследовалось несколько целей; утолить хоть как-то существующий информационный голод в отношении этой сферы психодиагностики; дать представление о теоретическом обосновании данного типа методологии; ознакомить читателя с богатым миром проективного тестирования (мало кто из психологов у нас отдает себе отчет в том, что проективных тестов создано превеликое множество, и по сей день продолжают возникать все новые и новые). В связи с последним отметим, что одна книга вряд ли вместила бы в себе, во-первых, описание всех существующих проективных тестов — да это и невозможно, во-вторых, подробное изложение процедур проведения, стимульного материала и руководства по интерпретации всех представленных в ней техник. Поэтому наиболее подробно здесь освещены только те тесты, которым посвящены отдельные статьи, описание остальных имеет ознакомительно-аналитический характер. Надеемся, что поставленные цели достигнуты, и читатель найдет для себя данное издание достаточно полезным.</v>
      <v>Мы бы хотели еще раз подчеркнуть, что проективный тест — это очень утонченная и в тоже время весьма сложная в эксплуатация техника, требующая тщательного ознакомления и совершенного овладения ее приемами. С учетом вышесказанного применение методов данного типа на практике должно быть весьма осторожным, обоснованным и подкрепляться другими, более надежными и достоверными процедурами (изучение истории развития человека, наблюдение, беседа, другие тесты), т.к. это лишь качественная клиническая процедура исследования сложного и многостороннего феномена — психологии личности.</v>
      <v>Рыбина Е. В., канд. психол. наук.</v>
      <v>Часть 1</v>
      <v>TEOPETИЧECKИE ОСНОВЫ</v>
      <v>проективной психологии</v>
      <v>Леопольд Беллак</v>
      <v>О ПРОБЛЕМАХ КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИ</v>
      <v>ТЕОРИЯ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ</v>
      <v>ВВЕДЕНИЕ</v>
      <v>Проекция — термин, использующийся очень часто в сегодняшней клинической, динамической и социальной психологии. Франк полагает, что проективные методы являются типичной современной общей тенденцией динамического и целостного подхода в современной психологии, так же как и в естественных науках. В контексте своей статьи он приравнивает проективную методику к спектральному анализу в физике.</v>
      <v>Термин «проекция» был введен Фрейдом еще в 1894 году в статье «Невроз страха», где он писал: «Психика развивает невроз страха, когда чувствует себя неполноценной по отношению к задаче управления <a l:href="#FbAutId_1" type="note">note 1</a> возбуждением, возникающим эндогенно. То есть она действует так, как если бы проецировала это возбуждение во внешний мир».</v>
      <v>В 1896 году в статье «О защитных нейропсихозах», работая дальше над проекцией, Фрейд более точно сформулировал, что проекция является процессом приписывания собственных влечений, чувств и установок другим людям или внешнему миру, в качестве защитного механизма позволяющим не осознавать таких «нежелательных» явлений в самом себе. Дальнейшее уточнение понятия в этой работе было сделано при описании случая Шребера в связи с паранойей. Говоря вкратце, параноик обладает несомненными гомосексуальными тенденциями, которые он преобразовывает под давлением своего суперэго из «Я его люблю» в «Я его ненавижу», так происходит формирование реакции. Эту ненависть он затем проецирует или приписывает бывшему объекту своей любви, ставшему преследователем. Приписывание ненависти предполагается, поскольку суперэго препятствует выходу в сознание и признанию ненависти и поскольку с внешней опасностью легче справляться, нежели с внутренней. Говоря более определенно, суперэго препятствует выражению ненависти, поскольку морально не одобряет ее.</v>
      <v>Хели (Healy), Броннер (Bronner) и Бауэре (Bowers) подобным образом определяют проекцию, как «защитный процесс, подвластный принципу удовольствия, посредством которого эго полагается впредь на бессознательные желания и идеи внешнего мира, которые, если бы им разрешили проникнуть в сознание, были бы мучительны для эго».</v>
      <v>Несмотря на то, что проекция, таким образом, была порождена психозами и неврозами, Фрейд позднее применял ее к другим формам</v>
      <v>поведения; к примеру, как главный механизм при формировании религиозных убеждений, как изложено в «Будущем одной иллюзии» и «Тотем и табу». Даже в этом культурном контексте проекция по-прежнему рассматривалась как защитный процесс против тревожности. Хотя Фрейд первоначально считал вытеснение единственным защитным механизмом, в настоящее время в психоаналитической литературе говорят, по крайней мере, о десяти механизмах. Несмотря на то, что за проекцией закрепился статус одного из наиболее важных защитных процессов, над ней велась относительно слабая работа. Сире (Sears) пишет в связи с этим: «Проекция, видимо, является самым неадекватно определенным термином во всей психоаналитической теории». Вместе с тем имеется большой перечень работ по проекции, особенно клинико-психоаналитических и некоторых теоретических.</v>
      <v>Широчайшее использование термин «проекция» получил в области клинической психологии в связи с так называемыми проективными техниками. В их числе тест Роршаха, Тест Тематической Апперцепции, Сонди, тест «Завершение предложений», а также множество других методик. Основное требование при использовании этих тестов заключается в предъявлении испытуемому нескольких неоднозначных стимулов с последующим предложением прореагировать на них. Посредством этого допускается, что субъект проецирует собственные потребности и прессы, и что должно проявляться как реакция на неоднозначные стимулы.</v>
      <v>Определение проекции, сформулированное выше, хорошо подходило под наши замыслы, пока не возник решающий момент в связи с попытками экспериментального исследования феномена, о которых сообщается в других источниках. $о время первого эксперимента было вызвано несколько испытуемых, и им предъявляли картинки Теста Тематической Апперцепции при управляемых обстоятельствах. Во втором эксперименте испытуемые получали постгипнотический приказ во время рассказа по картинкам почувствовать агрессию (без прямого осознания этого). В обоих случаях поведение испытуемых соответствовало-гипотезе проекции, продуцируя значительное повышение агрессии по сравнению с реакциями на картинки без принудительно внушенного перед этим чувства агрессии. Подобным образом, когда испытуемых под гипнозом заставляли ощущать чрезвычайную подавленность и печаль, обнаружили, что они проецировали эти настроения на свои рассказы. До этого момента не было нужды изменять концепцию проекции как приписывания внешнему миру отношений, неприемлемых для эго.</v>
      <v>Однако когда опыт был изменен настолько, что испытуемому давали постгипнотическую установку почувствовать необычайную радость, оказалось, что душевный подъем тоже проецируется в рассказы по картинкам Теста Тематической Апперцепции. С этого момента я стал думать, что такой феномен, вероятно, нельзя отнести к проекции как защитному механизму, поскольку, очевидно, не было особой необходимости защищать эго от «разрушительного» воздействия радости. Такой случай можно предположить, к примеру, когда радость неуместна, как при смерти человека, к которому испытываются противоречивые чувства. Однако в эксперименте не было этого случая. Таким образом, потребовались дальнейшее исследование концепции феномена проекции и перепроверка лежащих в его основании процессов.</v>
      <v>Как это часто бывает, при внимательном перечитывании Фрейда было обнаружено (согласно ссылке доктора Эрнста Криса), что Фрейд предвидел нашу сегодняшнюю линию рассуждений. В книге «Тотем и табу» он писал:</v>
      <v>«Однако проекция не создана специально с целью защиты, она также принимает участие и в бесконфликтном бытие. Проекция внутренних перцепций вовне является примитивным механизмом, который, к примеру, воздействует также на наше восприятие чувственного опыта, и поэтому, как правило, принимает весьма активное участие при формировании нашего внешнего мира. При все еще недостаточно определенных обстоятельствах даже внутренние перцепции мыслительных и эмоциональных процессов проецируются наружу, подобно восприятиям ощущений, и используются при формировании внешнего мира, в то время как должны оставаться внутри».</v>
      <v>И далее:</v>
      <v>«То, что мы подобно первобытным людям проецируем во внешнюю реальность, вряд ли может быть чем-то еще, кроме признания состояния, в котором данное явление имеет место для мувсдв и сознания, рядом с которым существует другое состояние, где оно скрыто, но может появиться вновь, то есть сосуществование восприятия и памяти, или, обобщая, существование бессознательного психического процесса рядом с сознательным».</v>
      <v>Я считаю, что эта мысль Фрейда, не подвергшаяся дальнейшему усовершенствованию или не выраженная систематически где-то еще, и высказанная без изощренности современной семантики, содержит все необходимое для последовательной теории проекции и общего восприятия.</v>
      <v>Главное предположение Фрейда заключается в том, что воспоминания о перцептах влияют на восприятие актуальных стимулов. Толкование Теста Тематической Апперцепции фактически основано на таком предположении. Я полагаю, что восприятие субъектом в прошлом своего отца влияет на его перцепцию фигур отца в картинках ТАТ и что оно составляет валидный и надежный шаблон его повседневных восприятий фигуры отца. Клинический опыт, так же как и экспериментальное исследование, подтвердили это мнение. Мои собственные эксперименты показали, что поведение экспериментатора может выявить чувства, которые первоначально, вероятно, имели отношение к фигуре отца. Хотя эти отношения имели доказуемое, но временное всеохватывающее влияние на восприятие стимулов, индивидуальные различия сохранялись в соответствии с генетически обусловленной структурой личности.</v>
      <v>В таком случае возникает ощущение, что перцептивные воспоминания воздействуют на восприятие актуальных стимулов, и не только ради узко обозначенных целей защиты, как утверждается в первоначаль-</v>
      <v>ном определении проекции. Мы вынуждены признать, что все сегодняшнее восприятие обусловлено прошлыми впечатлениями и что действительно характер перцепций и их взаимодействие друг с другом составляют сферу психологии личности1.</v>
      <v>Необходимо описать сущность этих перцептивных процессов и позднее попытаться сформулировать психоаналитическую психологию личности, основанную на этих концепциях.</v>
      <v>АППЕРЦЕПЦИЯ И АППЕРЦЕПТИВНОЕ ИСКАЖЕНИЕ</v>
      <v>Использование термина «проекция» для общих перцептивных процессов, описанных выше, кажется не совсем подходящим с точки зрения истории понятия и его сегодняшних клинических применений. К тому же, «перцепция» настолько очевидно связана с системой психологии, не имевшей отношения к личности в целом, что я не решаюсь дальше использовать ее в контексте динамической психологии. Несмотря на то, что терминология, конечно же, не является здесь вопросом первостепенной важности, я предлагаю впредь употреблять термин «апперцепция»2. Я определяю апперцепцию как значимую (в динамическом смысле) интерпретацию организмом воспринятого. Это определение и употребление термина «апперцепция» позволяет нам предположить, исключительно для цели рабочей гипотезы, возможное существование гипотетического процесса неинтерпретированного восприятия, и что каждая субъективная интерпретация составляет динамически значимое апперцептивное искажение. Взамен мы можем также операционально создать состояние почти чистого когнитивно «объективного» восприятия, в котором большинство субъектов единодушны в точном определении стимула. К примеру, большинство субъектов сходятся во мнении, что картинка № 1 в ТАТ изображает мальчика, играющего на скрипке. Таким образом, мы можем определить это восприятие как норму и сказать, что каждый, кто, например, описывает картинку как мальчика у озера (как делал один пациент с шизофренией), апперцептивно искажает^стимуль-ную ситуацию. Однако если мы позволим нашим испытуемым продолжить описание стимульного материала, то окажется, что каждый интерпретирует его по-разному; к примеру, счастливый мальчик, печальный мальчик, честолюбивый мальчик, мальчик, понуждаемый своими роди-</v>
      <v>1 Эта теория в ее самых широких смыслах — а именно, что восприятие субъектив-но и является основной величиной психологии, — конечно же, началась не с Фрейда. «Nibil esl in intellcclu quid поп anfea fueril in sensibus» Юма практически можно считать перцептивной теорией личности. Подобным образом философский идеализм, такой как «Мир как воля и представление» Шопенгауэра и трансцендентальное состояние Канта, представляет ту же позицию.</v>
      <v>3Я предпочитаю следующее определение (из К. П. Хербарта (С. P. Herbart): «Psychologic als Wissenschafl», ч. 3, разд. I, гл. 5, с. 15, процитировано Дагобертом Д. Рунсом (Dagobert D. Runes) (ред.): «Dictionary of Philosophy»): «Апперцепция (от лат. ad — добавочная, percipere — воспринимать) в психологии: процесс, посредством которого новый опыт ассимилируется и преобразовывается остатком прошлого опыта индивидуума в формирование нового целого. Остаток прошлого опыта называется апперцептивной массой».</v>
      <v>телями. Следовательно, мы должны сказать, что исключительно когнитивное восприятие остается гипотезой и что каждая личность искажает апперцептивно, отличается лишь степень искажений.</v>
      <v>Совершенно ясно, что в клиническом использовании ТАТ мы имеем дело с апперцептивными искажениями разной степени. Субъект обычно не осознает субъективного значения рассказываемой им истории. В клинической практике оказалось, что если просто попросить субъекта прочесть его собственный, напечатанный на машинке рассказ, то это часто удаляет его на достаточное расстояние от ситуации восприятия того, что масса аспектов напечатанного относится к нему самому. Тем не менее только после интенсивной психотерапии он может видеть более скрытые влечения. И даже после этого он, возможно, никогда не «увидит» наименее приемлемое из своих субъективных искажений, присутствие которых единодушно признает любой независимый наблюдатель. В таком случае допустимо ввести несколько терминов апперцептивного искажения различной степени с целью идентификации и связи1.</v>
      <v>ФОРМЫ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ</v>
      <v>Проекция. Предполагается, что термин «проекция» предназначен для наибольшей степени апперцептивного искажения. Его противоположным полюсом гипотетически было бы абсолютно объективное восприятие. Проекция была изображена первоначально в клиническом психоанализе как свойственная определенным защитным реакциям в целом и невротическим психозам в частности, а также некоторым «нормальным» процессам созревания. Мы можем сказать, что в случае истинной проекции мы имеем дело с приписыванием чувств и отношений, не только остающихся бессознательными в целях защиты, но и являющихся неприемлемыми для эго и, следовательно, приписываемых объектам внешнего мира. Можно также добавить, что они не могут стать сознательными, кроме как с помощью особых длительных терапевтических процедур. Это понятие охватывает феномен, наблюдаемый при паранойе, который можно, по существу, сформулировать как изменение бессознательного «Я его люблю» на сознательное «Он меня ненавидит». Истинная проекция в этом случае является на самом деле очень сложным процессом, возможно, включающим следующие четыре ступени:</v>
      <v>а) «Я его люблю» (гомосексуальный объект) — неприемлемое влечение ид;</v>
      <v>б) формирование реакции — «Я его ненавижу»;</v>
      <v>в) агрессивность, также неприемлемая и подавляемая;</v>
      <v>г) в результате перцепт изменяется на «Он меня ненавидит». Лишь последний этап обычно достигает сознания.</v>
      <v>Я предлагаю назвать этот процесс обратной проекцией в противоположность простой проекции, обсуждаемой ниже. Первый этап процес-</v>
      <v>1 Необходимо понимать необязательность чистых форм различных апперцептивных искажений, обычно они вполне могут сосуществовать друг с другом.</v>
      <v>са обычно включает в себя действие другого защитного механизма формирования реакции. Здесь достаточно будет сказать, что в случае паранойи «Я его ненавижу» одобряется, тогда как «Я его люблю» (в гомосексуальном смысле) осуждается социально, и было рано опознано им в отношении к своему отцу как опасный импульс. Следовательно, в этом случае «Я его ненавижу» гасит и заменяет любовное чувство. Таким образом, в обратной проекции мы фактически имеем дело в первую очередь с процессом формирования реакции, а затем с апперцептивным искажением, которое заканчивается приписыванием субъективного отношения внешнему миру, как простая проекция.</v>
      <v>Простая проекция. Она совсем не обязательно имеет клиническое значение. Это частое повседневное явление хорошо изображено в следующей шутке:</v>
      <v>«Джо Смит хочет взять на время у Джима Джонса газонокосилку. Гуляя по своей лужайке, он думает, как будет просить ее у Джонса. Но ему приходит в голову мысль: «Джонс скажет, что когда я в последний раз брал у него какую-то вещь, то пернул ее грязной». Затем Джо отвечает ему в своем воображении, что вещь была в таком состоянии, в каком он ее получил. Джонс в воображаемой беседе говорит, что Джо, может повредить ему изгородь, когда будет переносить через нее косилку. Тогда Джо отвечает… И в таком духе воображаемый спор продолжается. Когда Джо в конце концов подходит к дому Джима, тот стоит на крыльце и приветливо говорит: «Привет, Джо, чем обязан твоему приходу?». На что Джо сердито отвечает: «Можешь оставить себе свою чертову газонокосилку!».</v>
      <v>В результате анализа эта история приобретает следующий смысл. Джо хочет что-то взять, но вспоминает предыдущий отказ. Он усвоил (от родителей, братьев и сестер и т.д.), что на просьбу можно не получить согласия. Из-за этого он злится. Далее он воспринимает Джима как разозлившегося на него, и его ответ на воображаемую агрессию звучит так: «Я ненавижу Джима, поскольку Джим ненавидит меня».</v>
      <v>Более детально этот процесс можно рассмотреть следующим образом: Джо что-то хочет от Дж^ма. Это вызывает образ просьбы, направленной к другому сверстнику, например, к его брату, представляющемуся завистливым, который раздраженно отказал бы в такой ситуации. Таким образом, просто мог происходить процесс апперцептивного искажения образа Джима перцептивным воспоминанием о брате, случай неадекватного переноса научения. Позже я попытаюсь объяснить, почему Джо не переучится, если реальность докажет ошибочность его первоначальной концепции. Установлен эмпирический факт, что подобное невротическое поведение, как правило, не изменяется, если не испытает воздействия психотерапии.</v>
      <v>Джо отличается от параноика не только меньшим упорством, с которым он остается верен своим проекциям, но также меньшей частотой и меньшей исключительностью, а также меньшей степенью недостатка осознания или невозможности осознать, каким явно субъективным и «абсурдным» является искажение.</v>
      <v>Несомненно, нередко происходит следующий процесс. Человек, опоздав на работу в понедельник утром, убежден, хотя и ошибочно, что из-за этого проверяющий смотрит на него сердито. Об этом говорят как о «сознании вины»; то есть он ведет себя, как если бы проверяющий знал об опоздании, когда на самом деле он может и не знать этого. Значит служащий воспринимает ожидаемый в такой ситуации гнев управляющего. Это поведение можно, кроме того, понять как простое (ассоциативное) искажение посредством переноса научения, или, в более сложных ситуациях, как влияние прежних образов на настоящие.</v>
      <v>Сенсибилизация. Если мы Модифицируем вышеописанный случай опоздания субъекта на работу к такой ситуации, в которой управляющий чувствует лишь легкое раздражение к опоздавшему, мы можем наблюдать новый феномен. Некоторые субъекты могут вовсе не замечать гнева или не реагировать на него, в то время как другие видят и реагируют. В последнем случае мы обнаружим, что это субъекты, склонные воспринимать раздражение, даже когда его объективно не существует. Это хорошо известный клинический факт, о котором говорят как о «сензи-тивности» невротиков. Вместо создания объективно не существующего перцепта, мы теперь имеем дело с более чувствительным восприятием существующих стимулов^. Гипотеза сенсибилизации означает, что объект, соответствующий сформированному ранее паттерну, воспринимается с большей легкостью, чем тот, который ему не соответствует. Широко распространен, к примеру, факт перцептивных проблем чтения, когда ранее известные слова намного легче воспринимаются через произношение, чем написание.</v>
      <v>Сенсибилизация, я полагаю, является также процессом, имевшим место в эксперименте Левайна,Чейна и Мерфи (Levine, Chaneand Murphy). Когда эти экспериментаторы вначале лишили пиши нескольких испытуемых, а затем мимолетно показали им картинки, на которых среди прочего были изображены продукты, они обнаружили два процесса: а) будучи голодными, субъекты видели еду в мелькающих картинках, даже если ее там не было и б) субъекты чащ* правильно воспринимали настоящие картинки с продуктами, когда были голодны.</v>
      <v>По-видимому, в таком состоянии депривации возрастает эффективность эго при распознавании объектов, способных ее устранить, а также простая компенсаторная фантазия осуществления желания, которую авторы называют аутистическим восприятием. Таким образом, организм оснащен как для адаптации к реальности, так и для заместительного удовлетворения там, где нет настоящего удовлетворения. В действительности это возрастание эффективности функции эго в ответ на критическое положение — более точное восприятие еды в состоянии голода. Я думаю, процесс этот можно также включить в наше понятие сенсибилизации, поскольку образы еды вызываются в памяти голодом и реальные пищевые раздражители воспринимаются с большей легкостью.</v>
      <v>Очень похожий процесс был описан Эдуарде Вейссом (Edoardo Weiss) как объек-</v>
      <v>тивация,</v>
      <v>Эксперимент Брунера и Постмена (bruner ana rosrmanj также, ни-видимому, строился на аналогичном принципе. Авторы просили своих испытуемых подобрать по размеру изменяющееся круглое пятно света к круглому диску, удерживаемому в ладони. Перцептивные суждении делались под влиянием различных степеней шока и в течение периода восстановления. Разница в заключениях во время шока не была ярко выраженной. Однако в послешоковый период отклонения воспринимаемого размера от действительного стали очень заметны. Авторы в порядке эксперимента предложили теорию избирательной бдительности. Согласно этой теории организм обладает наилучшей способностью к различению в условиях стресса. Однако когда напряжение снимается, преобладает экспансивность и как следствие большая вероятность ошибок. Можно дополнительно предположить, что непосредственным результатом напряжения является большее осознание образа в памяти, и это позволяет строить более точные суждения о равенстве размеров перцептивного образа диска и пятна света.</v>
      <v>Представляет ли аутистическое восприятие, восприятие желаемых предметов еды в состоянии голода среди стимульного материала, объективно не изображающего предметов еды, форму простой проекции, или это процесс другого рода, зависит скорее от более тонких моментов. Сэнфорд (Sanford) и Левайн, Чейн, и Мерфи продемонстрировали этот процесс экспериментально. Мы можем сказать, что возрастающая потребность в пище ведет к припоминанию образов еды и что эти перцептивные воспоминания апперцептивно искажают любой присутствующий перцепт. Единственный аргумент, который я могу выдвинуть в пользу отличия от простой проекции — это то, что здесь мы имеем дело с простыми базо'выми драйвами, ведущими, скорее, к простым удовлетворяющим искажениям, нежели к более сложным ситуациям, возможным в простой проекции.</v>
      <v>Понятие механизма пылинки-бревна Ичхайзера (Ichheiser) можно также отнести к концепции сенсибилизации. Ичхайзер предлагает относить механизм пылинки-бревна к случаям такого искажения социального восприятия, когда кто-то изАишне уверен в существовании нежелательной черты у низших слоев, хотя в то же время не осознает этой черты в самом себе. Другими словами, мы можем сказать, что существует сенсибилизация сознания (сосуществование с неосознанностью процесса самого по себе и своей черты как свойственное любому защитному механизму), обязанная собственной бессознательно действующей избирательности человека и апперцептивному искажению.</v>
      <v>Экстернализация. Обратная проекция, простая проекция и сенсибилизация являются процессами, которые субъект обычно не осознает, и, таким образом, на них, естественно, меньше ссылается. Соответственно трудно заставить кого-либо осознать процессы в самом себе. С другой стороны, любой клиницист может привести из своего опыта пример субъекта, рассказывающего ему об одной из картинок ТАТ следующее: «Это мама, заглядывающая в комнату, чтобы посмотреть, сделал ли Джонни домашнюю работу, и она бранит его за его медлитель-</v>
      <v>ность». Позже, просматривая запись своих рассказов, субъект может спонтанно заметить: «Полагаю, что это на самом деле происходило со мной и с моей мамой, хотя я не понимал этого, когда рассказывал вам историю».</v>
      <v>На психоаналитическом языке процесс рассказывания можно назвать предсознательным; пока он происходил, он не был сознательным, но его легко можно было сделать таким. Это означает, что мы имеем дело с несколько подавляемым паттерном образов, обладавшим организующим эффектом, который легко можно вспомнить. Для такого феномена предлагается термин «экстернализация», главным образом для облегчения клинического описания часто происходящего процесса.</v>
      <v>Чисто когнитивное восприятие и другие аспекты цепочки «стимул-реакция». Чистое восприятие является гипотетическим процессом, с которым мы соразмеряем апперцептивное искажение субъективного типа, либо это субъективное операционно-определяемое согласование в отношении смысла стимула, с которым сравниваются другие толкования. Оно дает нам конечную точку континуума, все реакции на который варьируются. Ввиду того что поведение рассматривается по общему согласию с точки зрения рациональности и соответствия данной ситуации, мы можем говорить об адаптивном поведении к «объективному» стимулу, как обсуждается ниже.</v>
      <v>В моих более ранних экспериментах обнаружилось, что агрессию можно индуцировать в субъектах и что эта агрессия «проецируется» в рассказы в соответствии с гипотезой проекции. Далее в обычных условиях агрессивная реакция на определенные картинки обнаруживалась чаще, даже если экспериментатор ничего не предпринимал, а лишь просил рассказать об изображении. Оказалось также, что картинки, внушающие самим своим содержанием агрессию, намного быстрее вызывали проекцию агрессии, чем другие, более нейтральные в этом отношении.</v>
      <v>Считается, что первый факт — то, что картинка, изображающая, к примеру, съежившуюся фигуру и пистолет, вызывает большее число рассказов об агрессии, чем картинка с мирной деревенской сценой, –не более чем ожидание от человека здравомыслия. На психологическом языке можно сказать, что реакция отчасти является функцией стимула. В отношении апперцептивной психологии это означает, что большинство субъектов единодушны в какой-либо основной апперцепции стимула и что это единодушие операционально определяет «объективную» сущность стимула. Поведение, соответствующее этим «объективным» аспектам реальности стимула, названо Гордоном В. Оллпортом адаптивным поведением. В карточке № 1 в ТАТ, к примеру, субъект адаптируется к факту, что картинка изображает скрипку.</v>
      <v>Можно перечислить ряд принципов:</v>
      <v>а) степень адаптивного поведения изменяется обратно пропорционально степени точности при определении раздражителя. Относительная неопределенность картинок ТАТ и чернильных пятен теста Роршаха является умышленной, чтобы вызвать как можно больше апперцептивно</v>
      <v>искаженных реакций. Если, например, предъявляется одна из картинок теста Стэнфорда—Бине, изображающая войну белого человека с индейцами, ситуация достаточно хорошо определена, чтобы вызвать одинаковую реакцию у большинства детей в возрасте от десяти до двенадцати лет;</v>
      <v>б) точная степень адаптации обусловлена также Aufgabe, или установкой. Если субъекта просят описать картинку, то это в большей мере адаптивное поведение, чем если бы он должен был рассказать по ней историю. В последнем случае он склонен игнорировать многие объективные аспекты стимула. Когда звучит сирена воздушной тревоги, поведение субъекта, которому знакомы воздушные налеты, звук сирены и который знает, что делать в подобных ситуациях, по всей вероятности, будет сильно отличаться от поведения субъекта, не понимающего смысла этого звука и способного истолковать его, начиная от провозглашения судного дня и кончая объявлением забастовки, и ведущего себя соответствующим образом;</v>
      <v>в) характер воспринимающего организма также определяет соотношение адаптивного и проективного поведения, как говорилось ранее. Эксперимент Левайна, Чейна и Мерфи продемонстрировал сенсибилизацию, и мы обнаружили, что люди производят апперцептивное искажение различной степени. Даже один и тот же человек, едва проснувшись, может реагировать на раздражитель совершенно иначе, чем в состоянии бодрствования.</v>
      <v>Другие аспекты продукции субъекта — к примеру, в реакциях на картинки ТАТ – – в более простой форме обсуждались в моей ранней работе. Там я обращался к тому, что Оллпорт назвал «экспрессивным поведением».</v>
      <v>Под «экспрессивными аспектами» поведения мы подразумеваем, что если ряд художников поставить в аналогичные условия, нельзя ожидать от них одинаковых творческих произведений. Индивидуальные различия выражались бы в том, как художники наносят мазки кистью или делают движения резцом; были бы различия в предпочтении красок, а также в расположении и распределении пространства. Другими словами, определенные, преимущественно мионейронные особенности, как их называет Мира, определяли бы черты их творений.</v>
      <v>Характер экспрессивного поведения отличается как от адаптации, так и от апперцептивного искажения. При условии фиксированного соотношения адаптации и апперцептивного искажения в реакции суб/ьек-тов на каждую из картинок Стэнфорда-Бине люди могут расходиться в своих стилях и организации. Один пользуется длинными предложениями с множеством прилагательных; другой выражается кратко, содержательными фразами в строго логической последовательности. Если индивиды записывают ответы, они различаются размером промежутков между словами. Речь имеет разницу в скорости, высоте тона, громкости. Все это индивидуальные особенности скорее устойчивого характера каждого человека. Подобным образом скульптор ваяет точно и в мелких подробностях либо выбирает более абстрактную форму. Художник располагает</v>
      <v>предметы симметрично либо от центра. И, кроме того, в ответ на сигнал воздушной тревоги можно бежать, припасть к земле, вздрагивать, идти, говорить — и совершать каждое из этих действий в своей собственной типичной манере.</v>
      <v>Если в таком случае адаптация и апперцептивное искажение определяют, что делает человек, а внешняя экспрессия обусловливает то, как он это делает, излишне подчеркивать, что всегда выясняют, как человек делает то, что он делает. Адаптивное, апперцептивное и экспрессивное поведение всегда сосуществуют.</v>
      <v>В случае с произведением искусства, например, соотношение адаптивного и апперцептивного материала и экспрессивных особенностей несомненно изменяется от художника к художнику и в определенной степени от одного произведения к другому одного автора. Подобным образом экспрессивное поведение влияет на продукцию ТАТ, отвечая за индивидуальные различия в стиле, структуре предложения, соотношении глагол—существительное и других внешних особенностях. Экспрессивные черты Обнаруживают, как человек делает что-либо; адаптация и апперцептивное искажение указывают на то, что делает человек.</v>
      <v>ПОПЫТКА ИНТЕГРАЦИИ ПОНЯТИЯ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ И ОСНОВНЫХ КОНЦЕПЦИЙ ПСИХОАНАЛИЗА</v>
      <v>Апперцептивная психология вместе со своими клиническими инструментами – это дети психоанализа и теоретической клинической психологии (в частности, динамических теорий гештальт-психологии, касающейся научения и восприятия). Тем не менее к сожалению существовал недостаток интеграции двух методов подхода и понимания между выразителями психоаналитической и неаналитической психологии. Последний труд доктора Абта (Abt) представляет системное обсуждение апперцептивного искажения (проективная психология) в разрезе современной неаналитической психологии. Здесь я хочу показать, что базовые психоаналитические понятия могут утверждаться в экспериментально проверяемой форме, как проблемы изучения теории, и в особенности апперцептивного искажения.</v>
      <v>Я полагаю, что подобное переформулирование важно, поскольку клинический психолог, использующий проективные методики, часто считает необходимым задействовать психоаналитический подход и делает это с излишними опасениями и недостаточной определенностью. В то же время клиническому психологу не так уж редко приходится лечить пациента, которого он тестировал. Проективное тестирование и планирование психотерапии тесно взаимосвязаны, как описано дальше в статье, посвященной Тесту Тематической Апперцепции. Исходя из этой идеи далее будут рассматриваться проблемы психотерапии и некоторые специфические динамические проблемы в связи с апперцепцией.</v>
      <v>На наш взгляд, провомерно говорить, что психоанализ является теорией научения, имеющей особое отношение к жизненной истории приобретения перцептов, их закономерному взаимодействию и влиянию на восприятие более поздних стимулов. Эта формулировка представляет собой в настоящее время рудиментарную попытку и предназначена просто для установления общей структуры отношения к теории апперцепции, выдвинутой ранее. Системное переформулирование всех психоаналитических доктрин и экспериментальное подтверждение должны остаться на будущее1.</v>
      <v>Учение о перцептах излагается преимущественно в терминах теории либидо, главным образом в серии генетических утверждений, касающихся личности. Ядерную концепцию составляет сложная констелляция эдипова треугольника и его участь. Закономерное взаимодействие перцептов и их припоминаний скрытым образом присутствует там, где Фрейд обычно говорит о парапраксиях, симптоматике и формировании характера. Влияние прежних перцептов на существующую апперцепцию подразумевается в понятии защитного механизма и в генетическом толковании существующего поведения.</v>
      <v>В этом свете теорию либидо можно рассматривать как включенные утверждения, касающиеся истории восприятия орального, анального и полового стимулов, и реакции на них значимых взрослых (родительских фигур). Поскольку психоанализ развивался как клиническая эмпирическая наука, в которой истоки методологии проявляются только теперь, нет различий, лежащих в основе гипотезы научения и действительных результатов. Он описывает воздействие ранней оральной фрустрации индивида, не утверждая, что идея эффекта края согласуется с допущением важности раннего опыта. Он не исследует системно в терминах награды и наказания влияние материнской реакции на процесс приучения к горшку, но тем не менее имеет дело с эффектом, который материнский образ будет производить на последующее восприятие индивида собственных телесных функций. То есть перцептивный образ матери будет оказывать определяющее воздействие на последующие восприятия. Идею, что «ребенок идентифицируется с матерью», можно считать фактом того, что ребенок воспринимает мать и сохраняет память этого перцепта. Ребенок обучается связывать удовольствие или избегание эмоциональной анестезии с материнским перцептом. Так происходит научение поведению, соответствующему требованиям матери, которое позволяет избежать эмоциональной анестезии, возникающей из неорганической реальности (ребенок может обжечься) или из материнского неодобрения, которое может принять форму лишения любви или настоящего физически болезненного наказания. Перцептивная память о матери становится направляющим образом, мотивированным желанием избежать эмоциональной анестезии, оказывающей избирательное влияние на поведение; она становится частью системы «я» ребенка, или на языке Фрейда — эго-идеалом.</v>
      <v>1 Это не означает еще одно неофрейдистское усилие; скорее, попытку методологически усовершенствовать учение Фрейда.</v>
      <v>На самом деле, конечно, не существует единственного перцепта матери, есть целая система перцептов, как уже указывал Поль Шилдер. Есть мать дающая, мать берущая,-мать моющая, мать играющая и т.д. Перцепт матери различается с возрастом ребенка, и один перцепт накладывается на другой. Таким образом, перцепт матери, скажем, в возрасте ребенка четырнадцати лет является конечным результатом всех перцептов матери к этому времени. Эта смесь в соответствии с понятиями гештальт-психологии будет больше, чем сумма всех перцептов. Она будет иметь свою собственную конфигурацию.</v>
      <v>Психоанализ, можно сказать, особенно интересовался избирательной судьбой и организацией этих следов памяти. Фрейд обнаружил, что полученные ранее перцепты в процессе интеграции становятся неузнаваемыми для индивида и для стороннего наблюдателя. По его словам, они становятся бессознательными. Психоаналитическая методика была предназначена для осознания частей, составляющих непосредственно различимое целое. Образы снов и их анализ посредством свободной ассоциации являются, возможно, лучшим примером. Ясный сон составляет окончательный гештальт. «Свободные ассоциации» раскрывают части, составляющие образ, и позволяют нам направить события сна в последовательность потока мыслительных процессов. Принцип сверхдетерминации Фрейда тогда формулируется просто как проявление принципа гештальта, согласно которому целое — это больше, чем сумма его частей.</v>
      <v>Если систему «я» (личность) считать комплексной системой перцептов неоднородного характера, избирательно влияющих на поведение, то безразлично, рассматривается ли организм в момент рождения как tabula rasa, полностью формирующийся усваиваемыми позднее паттернами или рождающийся с несколькими определяющими факторами онтогенетического, семейного или общего биологического свойства. Какой биологический импульс постулирует теория, говорит ли она о сексуальном влечении, агрессии, необходимой в целях безопасности, или избегании эмоциональной анестезии, о любом из них в отдельности или сочетании нескольких, это несущественно для нашей теории. Что бы ни представлял собой инстинкт, он модифицируется и формируется различными полученными перцептами. Кроме того, каждый перцепт модифицируется и интегрируется с каждым другим перцептом.</v>
      <v>Психоанализ выбрал как тему для обсуждения совокупность тех перцептов, обусловливающих поведение, которые соответствуют избеганию трудностей реальности и проверяют логические предположения, такие, например, как эго. Кроме того, он предпочел идентифицировать те из перцептов эго, которые наиболее определенно связаны с перспективными целевыми идеями или более четко обозначены и лучше сформированы по образу данного человека, такие, например, как эго-идеал. Перцепты, руководящие «моральным» поведением, в совокупности называются «суперэго». Первоначально образы родителей (или других зна-'чимых взрослых, принимающих роль родителей) составляют образ общества, который, несомненно, позднее становится расширенным.</v>
      <v>Сперва Фрейд пришел к пониманию этих восприятий через реконструкции взрослых, то есть благодаря тому что пациенты делили целостный перцепт материнской фигуры на его исторические составляющие части. Позже его реконструкции подтвердились благодаря прямым наблюдениям за детьми, Психоанализ также рассматривает законы изменения перцептов посредством их взаимодействия в различных конфигурациях. Лучший пример этого процесса — сновидческая работа, при которой происходят процессы символизации, конденсации и смешения, ведущие к конечной конфигурации явного сновидения.</v>
      <v>Теория защитных механизмов фактически касается избирательного влияния перцептов памяти на восприятие текущих событий. Каждый защитный механизм является гипотезой, связанной с закономерностью взаимодействия образов в определенных условиях. Если, к примеру, мать испытывает к своему ребенку агрессию одновременно с любовью, то один из возможных результатов этого конфликта отношений можно определить с помощью психоанализа как формирование реакции: мать совершенно не осознает свои агрессивные чувства и проявляет чрезмерную любовь. Мы можем сформулировать это иначе, предположив следующую закономерность. Когда стимул активирует перцептивные воспоминания, вызывающие установки как агрессии, так и заботы, и первая наталкивается на неодобрение, тогда она тормозится, а одобряемая подкрепляется. Это утверждение делает формирование реакции экспериментально подтверждаемой концепцией, по крайней мере, в принципе. Конечно, может появиться необходимость в каких-либо дополнительных поддерживающих гипотезах, чтобы приспособить комплексную модель к реальным жизненным ситуациям. Более того, принципам гештальта, возможно, лучшим образом удастся приспособить такую модель. Можно экспериментально доказать, что когда одновременно представлены «хороший» и «плохой» образы, результатом будет подкрепленный «хороший» образ, модифицированный некоторыми аспектами «плохого» образа. Любовь матери как результат формирования реакции обладает ограничительными чертами чрезмерного покровительства; то есть как-то изначально представленная агрессивность проявляет себя в новом облике. Формирование реакции, в сущности, может быть адекватно выражено, например, как в принципе условного различения Гатри, сформулированном Хилгардом следующим образом: «Если два стимула являются достаточно различимыми, организм можно научить отвечать на один из них и прекратить реагирование на другой. Это делается методами противопоставления. То есть один из раздражителей регулярно подкрепляется, другой регулярно не подкрепляется. Происходящее в результате избирательное торможение известно как условное различение, поскольку организм обучается по-разному реагировать на два раздражителя…». Как я упоминал ранее, параноик первоначально реагирует на объект гомосексуальной любви любовью, а затем ненавистью – как при типичной амбивалентности мальчика в отношении к отцу. У него есть образ любимого отца (как большого защитника) и образ агрессивно-садистского отца (источник первородного греха). Эти образы могут Апперцептивно разрушать любое</v>
      <v>другое восприятие мужчин. Благодаря усвоенному различению через социальные традиции и боязнь отца реакция-любовь тормозится и проецируется реакция-ненависть.</v>
      <v>Теория невроза Фрейда всегда формулировалась как формирование компромисса. То есть это утверждение лучшего возможного гешталfata в данной системе сил — ид, эго, суперэго и реальность. Согласно теории Фрейда, можно сформулировать вспышки невроза у взрослого следующим образом: «Невроз становится явным, когда данная совокупность сил совпадает с паттерном травматической ситуации детства». В таких обстоятельствах невроз является повторением ранее установленного типа реакции. К примеру, пациент был женат на женщине гораздо старше его и во многом доминирующей над ним. В детстве он был усыновлен. Когда жена его бросила, этот хорошо адаптированный в других отношениях мужчина стал впадать в острые приступы тревоги. Приехав как-то в соседний город, в котором родился и где часто бывал за последние несколько лет, он бесцельно бродил по магазину, и, приблизившись к выходу, почувствовал дискомфорт и нарастающую тревогу. В этот момент он вдруг вспомнил, что маленьким мальчиком он однажды потерялся, отстав от матери, и плача стоял в дверях того же самого магазина. Внезапно он испытал явное облегчение. Во время исследования оказалось, что уход жены вызвал в нем ужас, похожий на испытанную эмоцию, когда мать его потеряла; то есть теперешняя ситуация соответствовала существовавшей ранее модели.</v>
      <v>Первоначальные разработки Фрейда, касающиеся истерической амнезии или травматического происхождения невроза, парапраксий и сновидений, были на самом деле гипотезами научения, забывания и методами воспоминания (гипноз, убеждение и свободная ассоциация).</v>
      <v>НЕКОТОРЫЕ ДИНАМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ, РАССМАТРИВАЕМЫЕ КАК СЛУЧАИ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ</v>
      <v>Гипноз. Это один из процессов, в котором можно временно изменить апперцепцию субъекта и ввести главные искажения. Хотя мы не надеемся решить проблемы этого весьма спорного феномена, мы можем попытаться понять его при помощи выдвинутых до этого идей.</v>
      <v>Гипнотический процесс начинается с постепенного уменьшения апперцептивных функций субъекта и окончательного ограничения этих функций до апперцепции голоса гипнотизера (апперцепция является фактической, поскольку разные субъекты часто придают гипнотическим приказам разные значения). Подобный процесс исключения апперцепции устанавливает человек, готовящийся заснуть. В сущности теория гипноза Ференци предполагает, что гипнотизер представляет образ родителя, когда-то давно укачивавшего ребенка или укладывавшего его спать. В .нашем случае гипнотизер апперцептивно искажается перцептивными образами родителя, существующими в памяти. Соответственно если гипноз проходит успешно, эти родительские образы через гипнотизера ока-</v>
      <v>зывают такое же наивысшее руководящее воздействие на восприятие любого другого стимула, как это делали родители в раннем младенчестве, когда не было дифференциации между мышлением и реальностью.</v>
      <v>Подчинение постгипнотическим приказам убедительно доказывает, что образные воспоминания, которые субъект не осознает и не способен осознать, могут иметь контролирующее влияние на действие. Перцептивная ламять гипнотизируемого апперцептивно искажает заданный стимул. Когда, например, гипнотизер спрашивает субъекта о его ощущениях в области седалища, тот может послушно вскочить как от ожога. В экспериментах я приказывал субъектам почувствовать гнев или подавленность. То есть субъект вспоминал прошлую ситуацию гнева или подавленности, и память об этой ситуации искажала апперцепцию карточек ТАТ, внушая социальные ситуации, включающие агрессию, печаль и т.д.</v>
      <v>Массовый психологический феномен. Массовый психологический феномен может пониматься в некотором смысле почти так же как гипноз. Как указал Фрейд в «Групповой психологии и анализе эго», каждый индивид интроецирует «массу», или группу, как переходный фактор в эго и суперэго. Мы можем сказать, пока индивид является членом группы, он"«видит мир глазами массы». Группа временно рассматривается в качестве авторитарной фигуры, и, как в гипнозе, апперцепция группы получает контролирующее влияние над большинством других образов-воспоминаний. Таким образом, линчевание, паническое бегство и драка происходят благодаря высвобождению примитивных импульсов.</v>
      <v>Перенос. Хотя термин «перенос» обычно используется совершенно свободно, я хочу ограничить его значение до эмоциональной взаимосвязи пациента со своим психоаналитиком. Обшее во взаимосвязи состоит в том, что аналитик является, по крайней мере теоретически, фигурой, не вступающей активно в эмоциональные отношения и воздерживающейся от порицания, похвалы или любого другого открытого реагирования на настроения пациента.</v>
      <v>Перенос предполагает, что пациент переносит на аналитика усвоенные им прежде отношения. Таким образом, пациент может ожидать услышать критику, наказание или похвалу, и обычно апперцептивно искажает реакции аналитика. Часть аналитической работы состоит в том, чтобы показывать пациенту в благоприятные моменты разницу между искажениями и фактами.</v>
      <v>Отсутствие реакции со стороны аналитика производит уникальный эффект, отличающий ситуацию переноса от любого другого апперцептивного искажения похожей фигуры родителя. Когда пациент обнаруживает, что какой-то конкретный способ манипулирования взаимоотношениями безуспешен, возникает другой паттерн поведения. К примеру, один пациент во время анализа вел себя в активно провокационном ключе, выставлял напоказ свои глубокие знания и пытался забавлять аналитика. Когда ему об этом было сказано и стало ясно, что аналитик не отвечает на такие проявления, пациент начал реагировать агрессией и позднее обыкновенной тревогой и зависимостью. Мы можем сказать, что этот пациент изна-</v>
      <v>чально развил несколько паттернов поведения, чтобы справляться со своей тревогой. Когда его самый последний паттерн потерпел неудачу, он обратился к предыдущему, а затем к еще более раннему из выработанных паттернов. Постепенно его отношение к аналитику стало похожим на то, какое было к родителям в раннем детстве. Его апперцепция аналитика была искажена разными образами родителей в разном возрасте. Когда, к примеру, был воспроизведен его эдипов страх перед отцом, он стал осознавать свои наполненные страхом ожидания. Он усвоил, что эти страхи необоснованны; то есть он заново узнал первые тревожащие паттерны посредством инсайта и формирования реакции в ситуации переноса, а также путем их «проработки» в своем внешнем мире.</v>
      <v>В таком случае можно сказать, что ситуацией переноса является та, в которой пациент искажает апперцепцию аналитика все более ранними образами родителей и других значимых фигур своего детства.</v>
      <v>Психозы. Мы говорим, что в психотических бредах и галлюцинациях возникающие ранние образы становятся настолько устойчивыми, что имеют более искажающее влияние на апперцепцию существующего мира, чем в любом другом состоянии.</v>
      <v>Если наша текущая апперцепция является гештальтом, совокупной картиной всех полученных прежде апперцепции, тогда мы можем примерно предположить, что определенные ранние образы пугающего характера были настолько устойчивыми у данного пациента, что своим влиянием могли искажать все последующие, которые могли бы быть более безвредными.</v>
      <v>Как правило, апперцептивное искажение сперва воздействует только на небольшую группу стимулов. В ранней стадии паранойи оно включает еще только одного индивида или очень мало людей. Иногда первоначальное искажение не обязательно абсурдно и может надолго занять суд проверкой длинных риторических речей. С прогрессированием заболевания искажения пациента обычно становятся более явными и почти всеохватывающими. Формирование параноидальной системы становится все более и более разветвленным, пока не включает в себя весь мир — его целостное апперцептивное поле.</v>
      <v>Терапия, Психоаналитическую теорию терапии можно переформулировать в следующие стадии.</v>
      <v>Общение. Пациент общается с аналитиком посредством свободных ассоциаций. С их помощью аналитик узнает о поведении пациента во множестве ситуаций и находит несколько общих знаменателей в его поведенческих паттернах.</v>
      <v>Интерпретация. Когда аналитик ознакомится с некоторыми жизненными ситуациями пациента, он может воспринять определенный общий знаменатель в поведенческих паттернах и указать его пациенту в таких дозах, какие кажутся ему подходящими в разные моменты:</v>
      <v>а) горизонтальное изучение. Терапевт может найти общий знаменатель среди поведенческих паттернов и .межличностных отношений текущей жизненной ситуации пациента, и мы говорим об этом процессе как о горизонтальном изучении'паттернов;</v>
      <v>б) вертикальное изучение. Рано или поздно появится возможность проследить путем свободной ассоциации или другим способом историческое развитие этих паттернов в жизни пациента, ведущее к более или менее четко определенной ранней установке. Мы можем говорить об этой части терапевтического расследования как о вертикальном изучении жизненных паттернов. Обычно для решения проблем пациента необходимо бывает указывать как вертикальные, так и горизонтальные общие знаменатели его текущего поведения;</v>
      <v>в) отношение к терапевту. Как особый случай текущих жизненных ситуаций горизонтального паттерна в его связи с более ранними историческими паттернами отношение к терапевту может быть подвергнуто отдельному обсуждению, известному в психоанализе как анализ ситуации переноса.</v>
      <v>В таком случае интерпретация означает, что терапевт указывает пациенту общие знаменатели в его поведенческих паттернах по горизонтали, вертикали и в определенном отношении к терапевту. Терапевт обнаруживает, что во всех трех случаях пациент страдает от апперцептивных искажений жизненных ситуаций. Интерпретация фактически состоит в указании общих знаменателей апперцептивных искажений и в определенных случаях — в демонстрации связи ранних жизненных ситуаций с перцептивными воспоминаниями, в которых возникли эти апперцептивные искажения. Процесс включает в себя разложение настоящей комплексной апперцепции на части, составившие в результате целое.</v>
      <v>Здесь можно привести в помощь короткий пример. Предположим, появился пациент с проблемой приступов размытой тревоги. Обнаруживается, что эти явно мучительные для пациента приступы случаются обычно во время контакта с определенным авторитетным лицом, вызывающим в нем враждебность. После проявления его горизонтального паттерна в тот или другой момент обнаруживается также и вертикальный паттерн – у пациента были более или менее специфичные отношения с отцом, который первоначально вызывал в нем эти чувства враждебности, трансформировавшиеся в конце концов в тревожность. Дальнейшее изучение раскроет всю историю взаимоотношений с подобными авторитетами, предшествующую текущей ситуации, а также похожее отношение, выраженное к терапевту.</v>
      <v>Инсайт. Развитие инсайта является следующим шагом в терапевтическом процессе. Термином «инсайт» злоупотребляют почти так ж*е часто, как и самой психотерапией. Обычно термин «инсайт» просто означает осознание пациентом того, что он психически болен. Он используется чаше всего в обсуждениях психотиков, как правило, не подразумевая кроме этого ничего более. В контексте динамической психотерапии инсайт должен означать следующее — способность пациента видеть взаимосвязь между данным симптомом и ранее бессознательными апперцептивными искажениями, лежащими в основе его симптомов. Говоря более точно, мы определяем инсайт как апперцепцию пациентом (то есть значимое восприятие) общих знаменателей его поведения, указанных терапевтом.</v>
      <v>Проблема рассматривается в новом свете, и к ней подходят иначе, чем раньше.</v>
      <v>Этот процесс можно разложить на две части:</v>
      <v>а) интеллектуальный инсайт: пациент может видеть взаимосвязь своих различных горизонтальных и вертикальных паттернов; он может считать их особыми случаями общего разряда, или, на языке гештальта, он учится с помощью инсайта и переживает завершение. Части изолированных событий становятся целостным воспоминанием, и происходит перемоделирование и переучивание;</v>
      <v>б) эмоциональный инсайт:.. пациент воспроизводит аффект, связанный с интеллектуальным инсайтом, — облегчение, тревогу, вину, счастье и т.д.</v>
      <v>Если вырабатывается только интеллектуальный инсайт, терапевтические результаты либо ограничены, либо не достигаются вовсе, поскольку для терапевтического процесса важно эмоциональное перемоделирование, задуман ли он как обычный либидо-метапсихологический процесс или как процесс научения в традиционном теоретическом психологическом смысле. Аффект должен быть мастью гештальта терапевтического опыта.</v>
      <v>Проработка. Следующий шаг в терапии — проработка нового инсайта:</v>
      <v>а) интеллектуальная. Пациент теперь применяет один и тот же общий знаменатель, узнанный в некоторых ситуациях благодаря указаниям терапевта, к другим ситуациям. Если паттерн апперцептивного искажения был указан как относящийся к настоящему работодателю пациента, учителю, аналитику и отцу, теперь он может вспомнить ситуации с участием дяди, старшего офицера в армии, старшего брата или других как продуцирующие похожие реакции;</v>
      <v>б) терапевтическая (эмоциональная) В терапевтической ситуации, известной согласно психоанализу как ситуация переноса, пациент вначале «переносит» эмоциональные паттерны поведения, как говорилось ранее, и прорабатывает их;</v>
      <v>в) поведенческая. Вне терапевтической сессии пациент продолжает встречать обсуждавшиеся ситуации и новые, подобные исследованным. Однако в реальных ситуациях он помнит о недавно полученных инсайтах. Под воздействием этой новой «психологической установки» он иначе, прогрессивным образом реагирует на эти ситуации в корректирующем направлении, предложенном анализом ситуации. Возникновение новых проблем анализируется по-новому, и проблема решается постоянной адаптацией и реадаптацией психологической установки к реальности.</v>
      <v>Несмотря на то, что процесс инсайта и исключительно интеллектуальные аспекты проработки лучше всего объясняются гештальт-теори-ей научения, терапевтическая и поведенческая проработки на самом деле .лучше всего рассматривать как вопрос формирования и подкрепления, так же, как проблему, в которой проба и ошибка, награда и наказание ведут к лучшему окончательному результату.</v>
      <v>РЕЗЮМЕ</v>
      <v>Концепция проекции перепроверена. Мои более ранние экспериментальные исследования показали, что определение проекции как защитного механизма было неадекватным. Вместо этого доказано, что проекция — это один из нескольких процессов «апперцептивного искажения». Лучше всего представлять эти апперцептивные искажения как обязанные своим существованием формирующему влиянию воспоминаний прошлых апперцепции на настоящие апперцепции. Таким образом, динамическую теорию психоаналитической психологии личности можно отнести к истории прошлых апперцепции (например, родителей и т.д.) и их влиянию на апперцепции индивидом современного мира. Психоанализ можно рассматривать как теорию научения, применяемую к генезу перцептивных воспоминаний и их закономерному взаимодействию. Это отражено в теории защитных механизмов, формирования симптомов и формирования характера. Выдвинутые гипотезы экспериментально использовались в понимании гипноза, феномена психологии группы, переноса, психозов и процессов, участвующих в психоаналитической терапии, в попытке интегрировать концепции, важные для клинического использования апперцептивных методов.</v>
     </stanza>
     <stanza>
      <v>Лоуренс Эдвин Абт</v>
      <v>ТЕОРИЯ ПРОЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ</v>
      <v>ВВЕДЕНИЕ</v>
      <v>Проективная психология — это название, которое можно дать становящейся все более и более системной точке зрения, развивающейся в современной психологии. Термин относится к более или менее распространенной массе предположений, гипотез и утверждений, которые, не будучи до сих пор формализованными, находят свое конкретное выражение у клиницистов, которые применяют проективные методы того или другого типа при изучении и диагностике личности. Концептуальная матрица проективной точки зрения в психологии состоит из некоторого количества представлений о личности как имплицитных, так и эксплицитных, а также из нескольких концепций, относящихся к сущности и задаче науки вообще, и в данной стадии их формулирования я считаю маловероятным достижение консенсуса во всех главных теоретических вопросах теми, кто чувствует обязанным, или отождествляет себя с использованием проективных методов в изучении, диагностике или терапии личности.</v>
      <v>В основе структуры рождающейся науки проективной психологии лежат, я считаю, довольно прочные концепции широкой общности, теоретической важности и повсеместного применения, созревшие в последние годы главным образом в недрах поведенческих дисциплин. Тем не менее исследование развития идей в некоторых других науках, особенно в биологии и физике, могло бы показать начало проявления родственной точки зрения и сходного подхода к предмету1. В этой статье я попытался охватить лишь первые шаги длительного эволюционного процесса, которому, надеюсь, предстоит со временем развиться до вполне зрелой</v>
      <v>1 В науке можно различить некоторые значимые направления, отражающие обновленную атмосферу идей: I) уменьшается потребность и уверенность » абсолютных ценностях; 2) концепции, подобные «окончательной истине*, научному «факту» и так называемым «законам природы», также отбрасываются или подвергаются фундаментальной переработке; 3) «факты» рассматриваются учеными как составляющие рабочие гипотезы, обладающие скорее своего рода эвристической ценностью, нежели определенной установленной обоснованностью; 4) наука как система идей имеет дело не только с решающими фактами и неизменными истинами, но и с тем, что является относительным и условным, изменчивым и подвижным в рамках продолжительности существования; 5) как система, наука не обладает реальностью, не считая людей, создающих ее и оперирующих ею; 6) научная проблема не может иметь никакого смысла, если она не включает в себя проблему измерения по шкале с последовательностью континуума; 7) простейший факт в науке требует некоторого оценочного суждения, даже если это первая аппроксимация.</v>
      <v>психологической позиции такого масштаба и ценности, которые в конечном счете привлекут огромное число сторонников. Мои первые шаги на подготовительном этапе довольно осторожны, поскольку я чувствую необходимость развития последовательной и плодотворной теории личности, на почве которой проективная точка зрения могла бы расти.и получать своего рода удобрение, столь существенное для своего развития. В условиях отсутствия пригодной в действительности теории личности, в которой крайне нуждается психология, я могу предложить только общие контуры теории проективной психологии. Однако даже грубая география новой местности заслуживает нанесения ее на карту.</v>
      <v>ИСТОКИ ПРОЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ</v>
      <v>Я предпочитаю смотреть на проективную психологию как на психологию протеста. Как психология протеста она в особенности является ребенком на современной психологической сцене. С методологической и концептуальной точек зрения можно рассматривать проективную психологию как воплощение серьезного мятежа против многих из основных течений теоретической психологии, которым она в действительности так сильно обязана. Проективный взгляд в психологии резко противостоит американской бихевиоральной традиции, до сих пор являющейся таким богатым источником насыщения современной теоретической психологии. Конечно, правда в том, что мы живем и работаем в период многочисленных сложных модификаций бихевиоризма — молярных и молекулярных, логических и операциональных, — так что становится трудно точно установить, что мы имеем в виду под традицией бихевиоризма в теоретической американской психологии. Однако я придерживаюсь мнения, что все сторонники этих более утонченных бихевиоральных течений во многом обязаны своему интеллектуальному отцу, Уотсону.</v>
      <v>Я не думаю, что в описании проективной психологии и ее происхождении я выставил какое-либо из множества современных бихевиористских течений, как соломенное чучело, на которое должна с воодушевлением кидаться новая точка зрения. Скорее, я считаю доказуемым, что бихевиористские догматы и представления в той или иной форме составляют основные рабочие предположения подавляющего числа современных американских психологов.</v>
      <v>На самом деле я считаю вполне возможным, что те, кто является особенно ярым приверженцем бихевиоризма, будут в числе первых отвергать данное направление, но это, по моему мнению, возможно лишь потому, что они до сих пор считали само собой разумеющимися эти самые бихевиористские концепции, отличающие их теоретическую позицию.</v>
      <v>Мы можем распознать в любой науке два, возможно, разных, но в значительной степени комплиментарных типа проводящегося научного исследования. Первый тип является явно бихевиористским, а второй главным образом функциональным. Нортроп (Northrop) непосредственно столкнулся с этим вопросом в своем недавнем выступлении как предсе-</v>
      <v>дате ль отделения истории и философии науки Американской ассоциации научного прогресса:</v>
      <v>«В бихевиоральном исследовании игнорируют внутренние составляющие системы и их отношения в ее пределах. Вместо этого концентрируют внимание на том, что касается реакции системы, когда при сохранении псего остального неизменным устанавливается некий раздражитель или входная информация, воздействующая на нее.</v>
      <v>В функциональном исследовании наоборот центральным предметом исследования является внутренняя структура и внутренние свойства самой системы. В таком изучении входную информацию и выход используют просто, чтобы прояснить характер системы, которая соединяет одно с другим».</v>
      <v>Я считаю, проективная психология совершенно очевидно связана с функциональным изучением индивида согласно Нортропу, и она должна быть полностью готова к тому, чтобы обходиться без какого-либо бихевиорального исследования. Нет сомнения в том, что функциональную оценку личности всегда необходимо устанавливать в динамическом смысле, и проективный взгляд в психологии обязан скорее динамическому, нежели статическому подходу к поведению. Динамический взгляд в проективной психологии требует того, чтобы мы считали поведение в целом активным и целенаправленным — активным, так как индивид стремится к развитию взаимосвязи с миром психической и социальной реальности, и целенаправленным, или функциональным, в том смысле, что поведение индивида направлено к достижению цели. В таком случае в рамках проективной психологии поведение всегда считается целенаправленным, и оно стремится исключать из паттерна или редуцировать в нем раздражение, побудившее его.</v>
      <v>Сказать, что проективная психология требует динамического и функционального анализа личности, означает предположить, что она имеет отношение не только к отдельным составляющим поведения, но и к важным и более сложным способам деятельности, посредством которых индивид стремится организовать свой опыт с физической и социальной средами и направить его на собственные уникальные потребности. Проективная психология заинтересована в исследовании роли всех психологических функций и процессов, действующих в контексте личности в целом. Следовательно, проективная точка зрения использует холистическое мировоззрение, при котором поведение в специфической модальности выражения изучается в матрице целостной личности и требует понимания во взаимосвязи со всеми остальными поведенческими выражениями индивида. Проективные результаты индивидов, следовательно, рассматривают просто как части целого. Этот подход к изучению и диагностике личности даже больше, чем те или иные недостатки отдельных проективных тестов должен объяснять нашу потребность в применении различных проективных совместно с непроективными методиками при оценке и диагностике отдельной личности. И даже когда в результате настойчивых попыток понять процесс личности в целом мы получаем изобилие поведенчеЪких данных, проективная психология считает, что мы достигли не более чем поперечного среза временного геш-тальта, которым является личностный процесс.</v>
      <v>Динамический, функциональный и целостный элементы в проективной психологии можно довольно легко проследить до определенных исторических событий в бихевиоральных науках. Первой и наиболее важной была разработка и уточнение психоаналитических идей с их упорным утверждением мотивированности характера поведения в целом и их верностью историческому (генетическому) и продольному взгляду на личность. На современном рынке психологических идей и концепций, несомненно, психоаналитическое мышление имеет широкое распространение, и хорошо известно, что многие из его концепций и утверждений вторглись даже в традиционно прочные прибежища теоретической психологии. Вторым историческим событием большой значимости для проективной психологии, которая стимулируется преимущественно экспериментальными находками и, следовательно, опирается, как и американская психология вообще, на более надежные и внушительные основания, чем те, что представлены одним лишь богатством клинических данных, было развитие гештальт-психологии.</v>
      <v>По некоторым основным направлениям взгляды психоанализа и гештальт-психологии имеют существенное единодушие относительно многих моментов, так что их объединение в развивающуюся науку проективной психологии было достигнуто с минимальными концептуальными искажениями. В обеих психологических теориях мы можем различить следующие важные сферы, так сказать, базовой согласованности, которые представляют ценность для проективной психологии.</v>
      <v>1. Полное единодушие двух теорий в отношении структуры и развития личности. Сложноструктурированное «я» Фрейда, по существу, не отличается в концептуальном плане от личности, разделенной на регионы Левина. Динамические и экономические обмены, которые, считается, происходят в отношении ид, эго и суперэго в психоанализе, находят параллельное выражение у Левина в системе барьеров и классов движений через них.</v>
      <v>2. Гештальт-психология отличается своим настойчивым утверждением целостности, или совокупности, организма и своим представлением о приоритете целого над частями. В организмическом смысле гештальт-психология рассматривает индивида как саморегулирующуюся систему. С точки зрения гештальта, изменения и модификации организма достигаются в соответствии с практическими законами. Подход психоанализа к подобным вопросам и утверждения касательно них в основном те же, и мы можем выделить лишь небольшое противоречие.</v>
      <v>3. Психоанализ постулирует важную и близкую рабочую взаимосвязь психологических механизмов и динамизмов, функционирующих в индивиде, а также с социоантропологической культурой и окружением, частью которой он всегда является. Применение Дж. Ф. Брауном топологических принципов к социальной психологии и впечатляющая работа Левина и его коллег по изучению деятельности и родственных областей за последнее десятилетие указывают на совпадение этих взглядов.</v>
      <v>4, Как гештальт-психология, так и психоанализ используют впечатляющее количество независимо сконструированных моделей, которые могут быть задействованы их сторонниками как мощные интерпре-тативные средства при описании личности. Последние исследования в методологии науки предполагают, что гипотетико-дедуктивный метод, по всей вероятности, является наиболее плодотворным методом для научного прогресса. Этот метод во всех своих вариациях поощряет развитие и использование операционально полученных моделей, сходных с понятиями личности, вектора, валентности, параметра реальности и тому подобных в гештальт-психологии, а также концепциями эго, либидо и подобными моделями, применяемыми в психоаналитическом подходе.</v>
      <v>В каждой из двух системных точек зрения только поведение индивида наблюдается в широком контексте различных ситуаций. В обеих теоретических системах определенное мнение о поведенческих данных подводится под общую теорию посредством понятий, подобных указанным выше. Результатом для обоих взглядов становится, как правило, интеграция или формирование наглядных и объяснительных формулировок об индивиде, его поведении и поле, в котором это происходит.</v>
      <v>5. Вера в психологический детерминизм, а также в единообразие и целостность психической сущности является общей для гештальт-психологии и психоанализа. И то, и другое теоретическое направление утверждают, что все психологические феномены имеют причину и смысл, так же как практическую функцию, относящуюся к психобиологии всего организма.</v>
      <v>Принимая во внимание обширные общие сферы базового единодушия двух теоретических систем психологии, я не считаю удивительным, что понятия, проистекающие первоначально из каждой теоретической позиции, нашли не только свой путь в проективную психологию, но и специфическое применение в ней. Самыми разными по психологическому происхождению и личным склонностям клиницистами, которые, можно сказать, работают в проективной структуре психологии, был открыт относительно легкий и обычно весьма ценный способ применения понятий, совершенно независимо появившихся в двух психологических сферах деятельности. В практике тем не менее хорошо известно, что интеграция концепций из двух подходов и их применение к психологии редко достигались без компромисса. Гештальт-психология, к примеру, всегда настаивала на самых строгих, насколько это возможно, определениях своих моделей, а также на принципе непременного обоснования их конечных санкций решающей экспериментальной проверкой.</v>
      <v>На мой взгляд, это настоятельное требование экспериментальной валидизации каждого понятия в более крупной структуре теории –принцип, с которым психоанализ обычно не соглашался, — нашел выражение в проективной психологии главным образом как необходимость подвергать данные, появляющиеся при использовании проективных тестов в изучении и диагностике личности, некоторому роду фор-</v>
      <v>мального анализа1. Подобным образом с несколько меньшей методологической сложностью психоанализ требовал в проективной психологии развития тенденций в направлении содержательного анализа проективных данных2. Совершенно ясно, что в сущности нет ничего фундаментально противоположного в двух типах трактовки проективных данных и что в основном каждый метод анализа имеет тенденцию к дополнению другого. Однако фактически разработка и использование содержательных способов анализа проективных данных сильно отстали от развития и признания формальных аналитических методов.</v>
      <v>Важное историческое значение, имеющее отношение к сегодняшнему состоянию проективной психологии, состоит в том, что ее сторонники и врачи, придерживающиеся на практике этой позиции, выражали намного большую преданность формальному, нежели содержательному методу анализа проективных данных. Отчасти эта ситуация сложилась потому, что многое в развитии и использовании проективных тестов было в руках психологов, первоначально поглощенных принципами и методами экспериментальной психологии. Будучи изначально лабораторными психологами, твердо придерживающимися традиционного инструментария, они настаивали на том, чтобы любое применение проективного теста обязательно превращалось в эксперимент. Как к эксперименту к проективному тесту, разумеется, применялись те же самые требования жесткого контроля, как и к другому психологическому экспериментированию. Я не порицаю эту ситуацию, но мы должны признать, что она оказала важное и далеко идущее влияние на развитие проективной психологии вплоть до настоящего времени.</v>
      <v>Одновременно с этим психиатры и психоаналитики, начавшие проявлять интерес к большому количеству тех или иных из развивающегося семейства проективных тестов, постепенно достигали как методологического, так и концептуального понимания, что не было характерным для их работы на более ранней стадии. Существовала другая профессиональная группа, подходившая к изучению и диагностике личности исходя из многообразия клинических данных, которая начала важную работу по развитию проективных методов и проективной точки зрения в психологии. За надеждами нескольких групп, объединивших усилия с целью продвижения проективных методов, стояла всевозрастающая убеж-</v>
      <v>1 Формальный анализ протокола проективного теста — это методика, основанная преимущественно на желании математически подсчитать отдельные факторы оценки к протоколе таким образом, чтобы выявить количественные взаимосвязи между ними. Решение подсчитать факторы оценки и даже установить на первое место факторы, которые можно выделить по количеству, лежит в конечном счете на гипотезе, что суждения об индивиде, подвергнутом тестированию, будут обладать большей точностью, если их выразить языком математики. Работа экспериментальной психологии по развитию и усовершенствованию проективных тестов направлена на формальную трактовку проективных оценочных детерминант.</v>
      <v>2 Содержательный анализ записи проективного теста напротив в значительной степени инспирирован психоаналитическим предположением, что данные проективного теста относятся к типу символической интерпретации, существенно отличающейся от исследования протокола в связи с его структурными особенностями, и обычно более полезной, чем это исследование.</v>
      <v>денность, что давно уже наступило время для появления и развития подлинно экспериментальной научной психопатологии. Очевидно, что для многих представителей двух профессиональных групп проективные методы представляли собой потенциально невероятно плодотворный способ быстрого и относительно уверенного продвижения в направлении экспериментальной психопатологии.</v>
      <v>Как естественное следствие событий, обрисованных мною в сжатой форме, многие исследования в проективной психологии были направлены по линиям, которые Оллпорт охарактеризовал, как законодательные. Я подозреваю, что такие разработки в проективной психологии поощрялись большей частью вследствие их отношения к превалирующему характеру американской науки, чем из-за полного согласия с трактовкой проективных данных. Подобным образом сегодняшняя волна интереса к проективным результатам любого типа, по-видимому, является своего рода протестом против бесплодности многих известных психологических лабораторий и требованием изучать более простые психологические процессы и ограничения исследования проблем, техники для которых уже в значительной степени доступны. Кроме того, имеет место даже в самих попытках протеста упорное и настойчивое требование продолжать исследовательскую работу в проективной психологии основательно и в пределах научной респектабельности, в соответствии с современными профессиональными предубеждениями. На самом деле, как недавно предположил Оллпорт, необычайный интерес к проективным данным представляет собой проблему неуважительного отношения к научности, внушенной теми, кто находится в разладе с ограничивающим требованием объективности в психологии любой ценой.</v>
      <v>Я считаю весьма вероятным, что более строгое обязательство проективной психологии перед идеографическим подходом к трактовке проективных данных могло бы среди всего прочего иметь результатом смещение акцента в исследованиях на анализ содержания с формального анализа, хотя это мнение, несомненно, вызовет разногласия. Кроме того, совершенно очевидно, что исследование в проективной психологии фактически было направлено по обеим линиям. Однако при ориентировании по идеографическим линиям ему препятствовало то, что предпринимались лишь первые нерешительные шаги в количественном определении и трактовке идеографических данных. Возможно, как предполагали некоторые, проективные тесты на самом деле используются с большей готовностью для нормативного типа исследования. Если это так, то, на мой взгляд, причина здесь в том, что в действительности не было сделано радикальных попыток создать проективные средства и методики, не основанные на установлении общих закономерностей структуры</v>
      <v>и функции личности.</v>
      <v>Как уже предполагал Оллпорт, связь с утверждением общих законов функционирования личности подразумевает в конечном счете сомнительную идею о том, что психологическая причинность является каким-то образом скорее статистической, нежели определенно и уникально личностной. Проективная психология тверда в своей настойчивости</v>
      <v>на уникально личностной, а не просто статистической сущности психологической причинности всегда и во всем, и эта настойчивость перерастает в глубокую убежденность в широкомасштабном теоретическом оправдании как в психологии, так и в других науках изучения человека скорее как отдельного индивида, чем представителя класса индивидов, все члены которого предположительно обладают ограниченным числом в разной степени доступных для выявления черт.</v>
      <v>СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПРОЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ</v>
      <v>Если мы посмотрим на массу гипотез и утверждений, отличающих в настоящее время проективное направление, то различим ограниченное число тенденций в концептуализации, которые можно считать важными указателями по пути к подлинной науке проективной психологии. Эти несколько указателей, можно сказать, составляют точную атмосферу идей, где проективные тесты и проективные психологические принципы находят применение в повседневной работе клиницистов. По мере рассмотрения относительно небольшого количества концептуальных тенденций, являющихся сегодня фактически эксплицитными, а не имплицитными, легко понять, что намного большие усилия уделялись разработке и применению проективных тестов, чем тщательной и основательной попытке сформировать столь необходимую теоретическую базу проективной психологии.</v>
      <v>Мы можем различить следующие значимые направления в концептуализации поведения и личности в проективной психологии.</v>
      <v>1. Личность все больше рассматривается как процесс, а не скопление совокупности относительно статичных черт, использующихся индивидом в ответ на раздражители.</v>
      <v>Суть любого процесса, несомненно, заключается в факте, что он придерживается динамической последовательности во времени. Для проективной психологии результатом видения личности как процесса становится то, что картина, возникающая при использовании групп проективных тестов при изучении индивида, всегда ограничена предписанием, согласно которому доступное анализу проективное поведение может представить в лучшем случае лишь поперечный срез всего личностного процесса. Он соответствует лишь части растянутого во времени целого, которым является личность.</v>
      <v>Следовательно, используя проективные данные для интерпретации, клиницист должен быть готов выйти за пределы проективного поведения самого по себе посредством процесса умозаключения, прийти к образу субъекта, включающему что-то из истории его прошлой жизни и некоторые его ориентации на ближайшее будущее. Если клиницист выстраивает схему обоснованных заключений об изучаемом индивиде, он должен быть готов подвести данные и представления о нем под теорию личности, которая может предоставить динамические концепции. Задачу создания такой теории личности, полезной в организации разнообраз-</v>
      <v>ных проективных данных, все еще в значительной мере только предстоит выполнить.</v>
      <v>2. Личность, изучаемая проективными способами, считается процессом, на который постоянно влияют взаимодействия индивида с собственной физической и социальной средами, с одной стороны, и состояние и сила его потребностей с другой.</v>
      <v>С этой позиции личность является процессом, используемым индивидом для организации своего опыта в связи с изменениями мира физической и социальной реальности и подведением этой реальности под собственные потребности и ценности. И физическая, и социальная реальности изменяются для индивида таким образом, как это продиктовано его системами потребностей и ценностей, и здесь приобретает важность представление индивида о его взаимосвязи с физической и социальной средами. Франк отнес эту концепцию уникальной взаимосвязи индивида с миром физической и социальной реальности к «внутреннему миру» человека. Не только потребности индивида, но и его ценности составляют поведенческие детерминанты, создавая своим функционированием мир, в котором живет индивид, и делая возможными уникальные способы его научения через опыт приходить к согласию с требованиями, предъявляемыми к нему физической и социальной средами.</v>
      <v>Такое видение человека в его взаимосвязи с миром подчеркивает положение о том, что культура и личность неразрывны и что можно лишь чисто теоретически требовать их разделенное™ и рассмотрения другим способом, отличным от полной взаимозависимости.</v>
      <v>3. В проективной психологии усиливается тенденция полагаться на теорию поля как на достаточный критерий для подведения под него проективных поведенческих данных1.</v>
      <v>Поведение всегда изучается как функция взаимоотношения «человек—ситуация», и динамические термины, описывающие эти взаимоотношения, унаследованы и из гештальт-психологии, и из психоанализа. Эта тенденция в концептуализации согласуется с утверждением, что культура и личность неразрывны и должны рассматриваться как взаимозависимые переменные, и требует подведения всех проективных поведенческих данных под существующий сегодня критерий, характер которого также необходимо изучить, прежде чем делать обоснованные выводы об индивиде.</v>
      <v>Некоторые проективные тесты не слишком старательно изучают культурную часть комплекса «культура—личность» по сравнению с чрезвычайно индивидуальными реакциями человека в психологическом поле и его приверженность или избегание повторяющихся паттернов и практик культурного поля, в котором проявляется его поведение.</v>
      <v>4. Под влиянием психоаналитического мышления существует заметная тенденция к утверждению суждений о личности двух классов: динамическое (полевое) и генетическое (историческое и эволюционное).</v>
      <v>1 В современном контексте теория поля в психологии, по существу, относится к идее системы взаимозависимых переменных. Поведение организма в любой момент его жизненной истории считается прддуктом совокупности всех релевантных переменных, действующих как в поле, так и в организме.</v>
      <v>Несмотря на общепринятое признание проективными психологами того, что проективные тесты дают в лучшем случае лишь поперечный подход к оценке личности, тем не менее существует стойкая приверженность к представлению, что личность как процесс является постоянно развивающейся реальностью, функционирующей с рождения и до смерти. Таким образом, изучение и рассмотрение личности обязано быть чем-то вроде временного гештальта, и требуются данные, связанные с продольным подходом к личности. Проективные методы, применяемые на различных этапах личностного процесса, представляют собой поперечные аналитические попытки создать наиболее существенные серии заключений относительно значимых генетических факторов, формировавших личность, как это представляется в какой-либо данный момент ее жизненной истории.</v>
      <v>С помощью процесса клинического умозаключения проективный психолог часто может использовать субъективные и объективные факты, ставшие для него доступными, в своих методах изучения личности, чтобы подтвердить ряд динамических и генетических гипотез об индивиде, которые представляют для клинициста формулировку разных степеней адекватности.</v>
      <v>5. Возрастает интерес к созданию картины «личности как целого». Картина «личности как целого», создаваемая через использование</v>
      <v>проективных данных, относится, по всей видимости, только к поперечной формулировке целостности и интеграции «частей-процессов» личности в данное время истории жизни изучаемого индивида.</v>
      <v>Ясно для всех, кроме воинствующих энтузиастов, что проективные методики не стремятся к завершенной формулировке личности в целом, поскольку это на самом деле далеко за пределами сегодняшних возможностей клиницистов, а скорее стремятся дать ряд значимых описательных утверждений о личности, которые могут оказаться полезными для специфических и часто довольно узких намерений.</v>
      <v>Процесс реалистичного ограничения целей и возможных достижений проективных методов, в сущности, не является разочаровывающим. Это просто изучение доступными инструментами как можно большего числа переменных личности, а также отказ от помещения индивида в какую-либо поверхностную поведенческую категорию. Меррей с коллегами в работе «Оценка людей» ухватил суть проблемы:</v>
      <v>«Определение человека как интроверта, к примеру, не дает нам информации о его энергетическом уровне, флуктуациях настроения, стойких эмоциональных привязанностях, принадлежности к системам, политической идеологии, типе эротических фантазий, силе сознания, основных дилеммах, умственных способностях, инициативности и изобретательности, степени его самоуверенности, доминирующих целях, уровне его притязаний, основных возможностях, и о множестве других важных составляющих».</v>
      <v>6. Существует заметная тенденция к построению концептуальной схемы, относительно которой можно сделать адекватные формулировки различных личностей в клинических целях.</v>
      <v>Главным образом в проективной психологии имеет место убежденность в настоятельной потребности создания все более и более исчерпывающей, последовательной и удобной теории личности, которая в большей степени, чем это возможно в данное время, будет отвечать двойной цели науки: объяснению прошлого поведения индивида и предсказанию его будущего поведения. Некоторые выражали надежду, выросшую не только из проблем прошлого, но также из трудностей настоящего, о возможности прийти в некотором роде к общей концептуальной схеме личности, которая полностью обоснует все существующие узкие взгляды без провоцирования дальнейшего профессионального кровопролития.</v>
      <v>Немалая часть проективистов убеждаются в том, что выход из положения состоит в постепенном построении логически и психологически согласующегося ряда понятий и переменных, которые можно определить операционально и поместить в ключевой экспериментальный тест. До тех пор пока не будет наведен порядок в концептуальной поросли, проективная психология как взгляд на поведение реальных людей в реальных ситуациях, по всей вероятности, будет тормозить в своем развитии.</v>
      <v>СУЩНОСТЬ И РОЛЬ ВОСПРИЯТИЯ</v>
      <v>Поскольку все проективные методы так или иначе полагаются на действие перцептивных механизмов индивида, для проективной психологии важно достичь некоторой степени предварительного единодушия относительно сущности и функции восприятия. Я уже говорил, что проективная точка зрения весьма обязана не только гештальт-психологии, главное экспериментальное усилие которой было направлено на изучение перцептивных процессов и их роль в управлении поведением организма, но и основной массе общей экспериментальной психологии, а также в значительной степени совсем свежей и ценной экспериментальной работе в социальной психологии. Эти несколько сосредоточенных атак на проблему восприятия дают возможность для начальных стадий развития базовой теории восприятия, которая должна оказаться чрезвычайно успешной в проективной психологии.</v>
      <v>Фактор первостепенной важности для наших целей, появляющийся из разнообразных экспериментальных усилий в сфере восприятия, заключается в обшей избирательности всех перцептивных процессов. Впечатляющий объем как теоретических, так и экспериментальных данных подготовил почву для выдвижения гипотезы о том, что селективность стимулов можно считать функцией «системы эталонов» индивида. Одной из задач целого направления в экспериментальной психологии стало четкое утверждение принципа, что стимулы следует рассматривать как не имеющие абсолютной стимулирующей ценности. Благодаря долговременным экспериментальным усилиям было установлено, что каждый стимул воспринимается всегда относительно паттерна других стимулов, среди которых он оказывается включенным в реальность или в связи с которыми он приоб-</v>
      <v>рел функциональную связь посредством прошлых опытов индивида. Кох-лер (Kochler) подробнейшим образом изложил с точки зрения гештальт-психологии, как и при каких условиях свойства стимула определяются его взаимосвязью с общей конфигурацией, частью которой он является.</v>
      <v>В соответствии с впечатляющей массой данных мы можем допустить, что общая селективность, обнаруженная во всех перцептивных действиях индивида, вызывается или, говоря правильнее, является функцией определенных внутренних и внешних факторов восприятия, действующих закономерно.</v>
      <v>Почти с самого начала гештальт-психология направляла главное внимание в своих экспериментах на открытие и исследование законов управления внешними факторами в перцепции. В результате многолетней работы в этой области скопилась значительная масса экспериментальных данных и некоторое количество приемлемых и устоявшихся заключений общего характера. Не так давно из-за возрастающей актуальности потребности в понимании взглядов индивида на свою взаимосвязь с реальным миром Роджерс и другие, присоединившиеся к его недирективному подходу, начали исследовать то, что, по их мнению, относится к «внутренней системе эталонов» индивида. Некоторые коллеги Роджерса понимают внутреннюю систему эталонов как я-концепцию, пользующуюся в настоящее время как теоретическим, так и экспериментальным вниманием.</v>
      <v>Рейми (Raimy), стремившийся недавно систематизировать и усовершенствовать идею я-концепции в рамках теории недирективного консультирования, предлагает следующие гипотезы о роли внутренних факторов в перцепции, которые в значительной степени конгруэнтны выдвигаемой мною теоретической позиции в проективной психологии:</v>
      <v>1. Я-концепция — это усвоенная перцептивная система, управляемая теми же принципами организации, которые руководят перцептивными объектами.</v>
      <v>2. Я-концепция регулирует поведение. Изменения в поведении происходят в результате осознания различных «я» в консультировании.</v>
      <v>3. Осознание человеком самого себя может быть мало связанным с внешней реальностью, как в случае с психотическими личностями. Логические конфликты в я-концепции могут существовать для внешнего наблюдателя, но они необязательно являются психологическими конфликтами для человека.</v>
      <v>4. Я-концепция представляет собой дифференцированную, но организованную систему, так что личность может в целях сохранения своей индивидуальности защищать даже ее негативно определенные аспекты. Я-концепция может цениться более высоко, чем физический организм, как в случае солдата, жертвующего собой в сражении, чтобы сохранить положительно определенные аспекты своей я-концепции, мужество и храбрость.</v>
      <v>5. Общая структура я-концепции определяет, как воспринимаются стимулы, а также запоминание или забывание старых стимулов. При изменении общей структуры человек можег вспомнить подавляемый материал.</v>
      <v>в. Я-концепция чрезвычайно восприимчива и поддается быстрой реорганизации, если для этого имеется достаточно оснований, тем не менее она может также оставаться неизменной в обстоятельствах, с позиции стороннего наблюдателя достаточных для сильного стресса. Во время своей работы консультант старается создать атмосферу доверительности, в которой клиент может отбросить осторожность и исследовать те составляющие своей я-концегтции, которые приводят к затруднениям.</v>
      <v>Очевидно, Рейми считает внутренние факторы в перцепции, трактуемые им как я-концепция,'решающими в воздействии на поведение индивида, и измененное понимание себя как результат консультирования или психотерапии, осуществленное благодаря этим процедурам, может находить отражение в новых поведенческих паттернах, когда индивид начинает воспринимать себя в новой взаимосвязи с миром физической и социальной реальности. Я думаю, остается небольшое сомнение в том, что эти субъективные, или внутренние, факторы при восприятии всегда имеют большое значение в регулировании поведения человека, и для наших сегодняшних намерений было бы полезно кратко изложить условия, при которых они предположительно могут функционировать.</v>
      <v>Важно также достичь некоторого понимания условий, благодаря которым происходит развитие я-концепции или внутренних перцептивных факторов, и я считаю, что исследования и гипотезы Пиаже проясняют эту сферу. Пиаже, стремившийся развить в своей работе с маленькими детьми теорию, равносильную генетической теории восприятия, предположил, что ребенком физический мир никогда не воспринимается как неструктурированный независимо от того, насколько ограничена его система эталонов. Пиаже считает, что ребенок способен окружить любое стимульное поле уверенностью и самодовольством, так что его перцептивные акты стабильны. Тем не менее по мере того как ребенок развивается и начинает переживать множество разных социальных давлений, на которые необходимо научиться реагировать в приемлемой и одобряемой манере в соответствии с требованиями культурной среды, частью которой он является, он склонен решительно изменять свои пер-цепты с целью достижения все большей и большей гармонии с перцеп-тами других людей, Исследования Пиаже предполагают, что это способ, социализирующий мышление ребенка, и что ребенок действительно не способен думать во взрослом смысле, пока его периепты не стали социализированными.</v>
      <v>Идею Рейми в отношении я-концепции, конечно, можно сформулировать несколько иначе. Шериф, к примеру, изложил ситуацию относительно понятий установки и психологии отношений, внимательно изучив литературу в этой области и сделав к ней важные экспериментальные дополнения. Формулировка проблемы Шерифом, я считаю, обладает большим значением для проективной психологии. Возможно, самым существенным начнется тот факт, что чем более неясно и неструктурированно стимульное поле, тем более важной становится роль установки и внутренних сЬактооов в восприятии при объяснении поведения индивида.</v>
      <v>Внешние системы эталонов — так называемые автохтонные детерминанты гештальт-психологии, оказывающие инструментальную помощь индивиду в организации его перцептивного мира, слишком хорошо известны и не требуют здесь иной формулировки. Однако несмотря на признанную значимость внутренней системы эталонов — внутренних, или субъективных, перцептивных факторов, — обладающей ключевым значением в наше.й формулировке теории проективной психологии, в литературе этой важной концепции о поведении уделяется значительно меньшее внимание, чем заслужено.</v>
      <v>Опираясь на экспериментальную работу, предпринятую по исследованию ролей внутренних и внешних факторов в восприятии, на мой взгляд, можно утверждать о связи между двумя равнозначными критериями. В наших целях мы можем считать эту взаимосвязь функцией характера стимульного поля (в котором значимы внешние перцептивные факторы), с одной стороны, и иерархии и силы потребностей индивида (где важны внутренние перцептивные факторы) — с другой. Таким образом, как я уже предполагал, чем более структурировано стимульное поле, тем, как правило, поведение более подчинено действию внешних факторов в перцепции; и наоборот, с большей неопределенностью и двусмысленностью стимульного поля появляется больше возможности и потребности в действии внутренних факторов. Доказуемо, что даже при неструктурированном стимульном поле поведение индивида всегда должно рассматриваться как закономерное, однако закономерность такого поведения проистекает из потребностей и ценностей физиологического и психологического характера, функционирующих внутри индивида. Меррею работа с детьми внушила мысль, что состояние потребностей индивида имеет огромную важность для перцептивного поведения, а исследования Штерна и Макдональда (Stern and McDonald) также с участием детей показали важность настроения при восприятии ребенком появления других людей.</v>
      <v>Факт смещения относительной значимости внутренних и внешних факторов в перцепции в связи с характером разных стимульных полей, предъявляемых индивиду, составляет основу, на которой строятся в конечном счете все проективные методы. В самом деле, я думаю, без создания ряда ситуаций, с которыми человек мог бы установить связь в достаточно контролируемых условиях, где субъективные перцептивные факторы становятся устойчивыми детерминантами поведения индивида, просто нельзя было бы реализовать возможности для исследования и анализа личностной структуры, осуществляемые проективными тестами.</v>
      <v>Экспериментальное доказательство преобладания внутренних факторов над внешними при восприятии неопределенного и двусмысленного стимульного поля в лабораторных условиях можно найти в продолжительной экспериментальной работе Брунера и его коллег в Гарварде. Брунер и Гудман (Bruner and Goodman), к примеру, изучали роль потребности и ценности как факторов в перцептивном искажении, разработав три эмпирических гипотезы, подлежащих дополнительной проверке:</v>
     </stanza>
     <stanza>
      <v>1. Чем больше социальная ценность объекта, тем больше он будет поддаваться организации благодаря поведенческим детерминантам. Он будет перцептивно выбран среди альтернативных перцептивных объектов, зафиксируется как тенденция перцептивной реакции и станет перцептивно акцентированным.</v>
      <v>2. Чем больше индивид нуждается в социально ценном объекте, тем заметнее действие поведенческих детерминант.</v>
      <v>3. Перцептивная неоднозначность будет облегчать действие поведен-</v>
      <v>ческих детерминант только в той степени, в какой они будут редуцировать действия автохтонных детерминант, не ослабляя при этом эффективность поведенческих детерминант.</v>
      <v>Их эксперименты оказывают достаточно очевидную пользу в предположении, что потребность и ценность фактически являются организующими факторами в перцепции; и Брунер, и Гудман предлагают данные, означающие, что их три гипотезы могут быть экспериментально подкреплены. Левайн, Чейн, и Мерфи (Levine, Chein and Murphy), несколько ранее изучавшие взаимосвязь между силой потребности, в данном случае голода, и величиной появляющегося в результате апперцептивного искажения, представили факты, в значительной степени конгруэнтные показателям Брунера и Гудмана. В дополнение к этим двум исследованиям, предпринятым с целью определения роли субъективных факторов в перцепции с несколько разныхдочек зрения, существуют другие, в числе которых показательны работы Дембо (Dembo) и Слиос-берга (Sliosberg), представляющие доказательства других динамических условий и процессов индивида, которые влияют на характер его перцептивных актов.</v>
      <v>Исходя из массы выявленных данных и их теоретических значений мы можем рассматривать перцепцию как активный и преднамеренный процесс, включающий в себя организм в целом в связи со своим полем. По своей сути перцептивная деятельность имеет корни, глубоко проникающие в целостную матрицу прошлого опыта индивида, и его перцептивные действия держат связь с образом его ориентации на будущее. Следовательно, все перцептивные процессы не только тесно связаны с отдельными и дискретными прошлыми переживаниями индивида, организованными в поведенческом смысле с тем, чтобы он мог придать им некоторый смысл и объединить их с настоящим, но также имеют прочную связь с прогнозами на будущее, особенно ближайшее, где они могут выражаться в виде рефлексии. Существуют свидетельства, позволяющие предположить, что вследствии своей прошлой перцептивной деятельности индивид склонен создавать или приобретать чувство уверенности относительно последствий его настоящих перцептивных опытов. Перцепты, которые в прошлом подтверждались его последующими переживаниями, очевидно стремятся зафиксироваться как перцептивные тенденции реакции и приводят к чувству комфорта или безопасности. Перцепты, не получившие последующего поведенческого подкрепления, приводят к состоянию напряженности и переживаются как неудобство или тревожность.</v>
      <v>Может возникнуть некоторое сомнение в том, что одна из главных функций перцепции, рассматриваемой в самом широком смысле, заключается в зашите организма от ситуаций и условий, вредоносных и мучительных для него, не идущих на пользу ни его благополучию, ни выживанию. Перцептивные акты устанавливают основу для развития индивидом предугадывания потенциально вредоносных ситуаций и условий. По этой причине, являющейся одной из многих других, каждый отдельный акт перцепции обязательно включает того или иного рода суждение индивида о последствиях, которые данная линия поведения может повлечь за собой.</v>
      <v>В настоящее время постепенно скапливаются многочисленные довольно несущественные данные, начинающие внушать нам мысль о том, что значимая функция перцепции заключается в действии по защите эго. Пример данных такого рода предлагается Постменом, Брунером и Макджиннисом (Postman, Bruner and McGinnies), которые пишут следующее:</v>
      <v>«Ценностная ориентация не только способствует отбору и акцентированию определенных перцептов в предпочтение другим, она также блокирует перцепты и гипотезы, не совпадающие или угрожающие ценностям индивида. Мы предполагаем, что в перцептивном поведении действует защитный механизм, подобный вытеснению».</v>
      <v>В рамках проективной психологии моя формулировка ситуации несколько иная. Я считаю, что перцептивные процессы функционируют определенным образом, позволяющим индивиду сохранить то состояние или тот уровень тревоги, для которого он достиг через научение соответствующего объема толерантности. Объем тревоги, которую человек научился выносить, бесспорно является функцией многочисленных переменных личности, на все из которых, как мы допускаем, разными способами и в различной степени влияют переживания индивида. В психоанализе выделен принцип, согласно которому каждый человек обладает рядом защитных механизмов, использующихся в индивидуальном порядке и действующих таким образом, что уровень тревоги может удерживаться в управляемых пределах. Очевидно, одна из функций перцепции состоит в том, чтобы позволить какому-либо из психоаналитических защитных механизмов действовать так, чтобы дать возможность индивиду сохранить довольно постоянный уровень тревоги, Действительно, факты в этой области свидетельствуют о том, что перцепция играет важную роль в процессе психологического гомеостаза, осуществляемого динамическим образом посредством функционирования нескольких защитных механизмов.</v>
      <v>На основе некоторых экспериментальных данных, взятых как из лаборатории, так и социальной психологии, я предполагаю, что по мере того как стимульное поле постепенно становится все более неструктурированным – процесс, вынуждающий индивида больше полагаться на внутренние, или субъективные, факюры при восприятии, — появляется тенденция к заметному повышению уровня тревожности индивида.</v>
      <v>Очевидно, само по себе стимульное поле не катализирует тревожность. Я считаю, что скорее неоднозначное стимульное поле требу-</v>
      <v>ет от индивида стремления к новой поведенческой ориентации и использованию прежних неадекватных поведенческих паттернов либо установлению новых линий поведения. Возможно, именно динамический процесс настройки поведения к новой ситуационной взаимосвязи отвечает за увеличение объема тревожных переживаний индивида. Я убежден, что по мере того, как уровень тревоги человека повышается благодаря динамическим процессам адаптации до точки, за пределами которой эго через прошлое научение становится привычным, появляется сильная тенденция к функционированию проективного механизма. Когда проективный механизм привадится в действие, он позволяет эго направить себя к новым и адекватным взаимоотношениям с физической и социальной реальностью. Вследствие функционирования проективного механизма в этих условиях объем тревоги, испытываемой индивидом, понижается до точки, в которой он вновь чувствует комфорт и безопасность.</v>
      <v>Формулируя этот процесс, я использовал в качестве ключевого принципа концепцию психологического гомеостаза, представляющую собой модель безусловно широкой общности и применения. Резонно допустить, что проекция — это не единственный психологический «буфер», используемый эго для сохранения уровня терпимом тревоги. На самом деле мы должны предполагать также наличие других защитных систем. Постмен, Брунер и Макджиннис в своих работах указывали, что исходя из их экспериментальных данных можно без труда заключить, что вытеснение — это еще один защитный динамизм, который может участвовать в процессе стремления к состоянию или условию психологического гомеостаза. Несмотря на утверждение, что остальные защитные механизмы также оказываются задействованными индивидом при предъявлении ему стимульного поля с повышенным признаком неопределенности, для проективной психологии очевидна величайшая важность действия проективного механизма. В проективной психологии нас интересует преимущественно изучение проективного поведения, и лишь второстепенное значение имеют исследование и оценивание других поведенческих проявлений индивида.</v>
      <v>Если принцип толерантности к тревоге и потребности индивида сохранять тот уровень тревоги, к которому он привык благодаря научению, обоснованны и широко применимы, то тогда, на мой взгляд, мы можем допустить, что такие динамические процессы, как действие проективного механизма, постоянно происходят в его повседневных опытах, когда он вынужден сталкиваться со всеми видами социально и физически неоднозначных стимульных полей, к которым требуется некий вид адекватной адаптации. В таких распространенных повседневных ситуациях, вынуждающих индивида совершать ряд социально релевантных и адекватных приспособлений, на мой взгляд, физическая и социальная реальность фактически наполняется потребностями, ценностями, желаниями, фантазиями и прочим воспринимающего человека и преобразовываются им таким образом, что он, как правило, переживает мини-— тт.,,ЛЈ, гшот-TiH^HMp УПППНЯ тпевоги. с которым готов справиться.</v>
      <v>Поэтому вполне справедливо будет говорить о перцепции, управляемой желанием, потребностью, ценностью, фантазией и т.д. Используя эти термины, я пытаюсь внушить мысль, что перцептивные опыты индивида окрашиваются этими элементами его личности и что эти элементы, или компоненты, личности отвечают за такое искажение физической и социальной реальности, при котором угроза ощущаемой безопасности и целостности индивида сведена к минимуму. Я думаю, что хорошим примером этого процесса может служить применение теста Рор-шаха.</v>
      <v>В ответе на карточки Роршаха, к примеру, субъект может дать большое количество результатов, которые могут быть оценены как F+. В теории и практике Роршаха F+ — это прямая оценка силы и целостности эго. Здесь это означает, что эго воспринимает реальность, представленную чернильными пятнами, с оптимальной точностью, то есть что большинство перцептивных искажений, которые субъект мог применить к реальности своими желаниями или импульсами, либо отвергались, либо сводились к минимуму. Если посмотреть на это с другой точки зрения, результаты проекции в протоколе Роршаха, определенные как F+, отвечают оценке функции «проверки реальности» эго и поэтому становятся выражением свойства контакта эго с реальностью и показателем роли экстраэго функций в восприятии и, следовательно, в личности субъекта.</v>
      <v>Можно возразить, что этот тезис легко проиллюстрировать на примере теста Роршаха в отличие от некоторых других проективных методов. Я думаю, это не так. К примеру, Слиосберг показал, что дети начинают быстрее понимать значения предметов и явлений, обладающих большей подвижностью, в игре, чем в неигровых ситуациях. Хомбергер (Homburger), Эриксон и Меррей при помощи так называемых игровых приемов и других проективных техник использовали эту игровую подвижность в изучении глубочайших стремлений и подавляемых желаний детей; в результате проявились некоторые очаровательные примеры проективного поведения. Я думаю, общим в этих экспериментальных попытках является факт, что в игровых ситуациях дети типичным образом чувствуют большую безопасность и комфорт, и когда им предъявлены двусмысленные стимульные поля, они склонны выдавать проективные данные, отображающие их потребности, желания, страхи и т.д. В соответствии с нашей формулировкой очевидно, что проекции детей в таких ситуациях проистекают из факта, что представленный им стимульный материал вызывает реорганизацию их взаимоотношений с физическими и социальными средами.</v>
      <v>Широко распространено явление, когда большинство людей испытывают большую защищенность и комфорт, если их действия связаны : чем-то давним и привычным в их опыте, а встречи с новыми и незнакомыми ситуациями имеют своим результатом значительную незащищенность и беспокойство и даже тревожность. Я думаю, что именно это положение дел следует считать объясняющим обычные напряжение и явную тревогу, которыми, по-видимому, реагирует так много субъектов на предъявляемый им стимульный материал в различных проективных тестах. Как правило, и, возможно, почти всегда эти стимульные матери-</v>
      <v>алы являются новыми и незнакомыми, так что благодаря им человек оказывается в ситуации, в которой, как иногда объясняют, «привычные правила игры» очевидно неприемлемы. Клинический опыт с некоторыми проективными методами убедил меня, что в условиях неопределенности психологической задачи и когда вдобавок стимульное поле либо довольно неоднозначно, либо является новым в опыте субъекта, тестируемый склонен реагировать тревогой — от минимальной до сильной. Я думаю, проективный механизм вводится в действие по мере повышения объема тревоги благодаря усилиям, проявленным субъектом при установлении связи с новым и неструктурированным стимульным полем. Если эта формулировка процесса обоснована, то функция перцепции, по моему предположению, состоит в том, чтобы уменьшить объем тревоги, ощущаемой индивидом, чтобы он мог прийти к согласию с физической и социальной средами, которое позволит иметь с ними дело с максимальной легкостью и комфортом.</v>
      <v>Именно в эту ситуацию обычно вводят субъекта, когда предлагают ему проективный тест. С позиции своей формулировки я считаю, что несложно понять, почему индивид так часто окружает проективные материалы собственными желаниями, импульсами, фантазиями, ценностями и т.п. В принципе чтобы вызвать проективное поведение, человеку можно предъявлять почти любые стимульные материалы. Значимыми являются объем структурированности стимулвного поля и способ интерпретации выполнения теста испытуемым. Стимульное поле может быть сильно структурированнным, но предпочтительно сводить это к минимуму, чтобы внутренние или субъективные факторы перцепции могли свободно функционировать, позволяя индивиду в максимальной степени окружать стимульные ситуации собственными потребностями, ценностями, фантазиями и т.д.</v>
      <v>ТАТ, к примеру, предъявляет субъекту серии незнакомых задач и достаточно неструктурированные стимульные поля, заставляя его проецировать собственный эмоииональный мир, выдавать личные концепции о физическом и социальном мирах и проявлять усилия по организации своего поведения и установлению связи с этими мирами. В результате нескольких попыток проекции индивида и его работы по установлению связи с физической и социальной средами, с которыми он взаимодействует, появляется нечто вроде рентгеновского снимка индивида, как описывал этот процесс Франк. Проективные данные предполагают, каким образом человек представляет себя в отношениях с физической и социальной средами, когда стремится превратить их в собственные личные потребности и ценности. Исследование карточек ТАТ убеждает, что они внимательно отобраны и предназначены для предоставления ряда необычайно богатых и разносторонних стимульных полей. Использование данных ТАТ часто предоставляет нам возможность построить надежную схему заключений о том, каким образом данная личность старается установить связь с другими людьми. Из-за характера стимульных полей, предоставляемых ТАТ, проективные данные, выявляемые в результате</v>
     </stanza>
    </poem>
    <p>-,„„ Л1-ГЛ1-ТПЯКУГ немалую пользу в пости-</p>
    <poem>
     <stanza>
      <v>жении межличностных ориентации субъекта и позволяют клиницисту вывести приемлемые умозаключения, относящиеся к межличностным установкам и чувствам, испытываемым субъектом к большинству значимых фигур в своей жизни.</v>
      <v>Конечно, проективные тесты применялись главным образом в изучении и диагностике личности. Однако клиницисты нередко обнаруживают терапевтическую ценность проективного теста для самого тестируемого1. Если общая тенденция нашей теории перцепции обоснована для проективной психологии, то не стоит удивляться этому результату, Действительно, мы можем допустить, что предъявление субъекту серии различных стимульных полей посредством проективных методов может действительно оказать ему помощь в снижении его уровня тревоги; давая возможность для катарсиса. Я полагаю, стимульные материалы требуют, чтобы субъект подводил себя к новым взаимоотношениям с его физической и социальной средами. В процессе достижения новой ориентации приводится в действие проективный механизм, и может происходить снижение тревоги.</v>
      <v>НЕКОТОРЫЕ ПОСТУЛАТЫ О ЛИЧНОСТИ</v>
      <v>На фоне относительной бесплодности многих попыток современной теоретической психологии среди американских психологов возрастает тенденция к поиску выхода из создавшегося положения посредством более интенсивного и серьезного изучения личности. Важно то, что за последние два десятилетия объем литературы по психологии личности вырос до громадных размеров. Отчасти это происходит из-за растущей неудовлетворенности прогрессом лабораторной науки, а отчасти из-за практического интереса к потенциалу научной психологии в кризисном возрасте. Как предположил Розенцвейг, в последние годы наблюдалась постепенная конвергенция теоретических взглядов, касающихся сущности личности. Вопреки факту, что эти теоретические формулировки возникали из абсолютно разных методологических и концептуальных позиций, большей частью их можно свести к весьма ограниченному числу постулатов о сущности личности, которые, несмотря на некоторые оговорки, способны принять сторонники проективной точки зрения.</v>
      <v>Мы считаем эти пробные формулировки примерами некоторых наименее общих знаменателей, очевидно, так или иначе обслуживающих гипотезы многих клиницистов, которые тесно связывают себя *с проективной психологией. Концепции личности, экспериментально сформулированные мною, необходимо рассматривать только как гипотезы, функции которых — инспирировать и вести исследования личности в</v>
      <v>1 Как говорилось ранее, первоначально индивид часто реагирует повышением тревоги. Однако по мере раскрытия методики теста его поведение стабилизируется, и напр;ь женность вместе с тревогой переходят на тот уровень, какой был до теста. Главным образом в исследовательской части теста, где это используется, может происходить обсуждение чувств с последующей редукцией тревоги. В принципе подобная ситуация может развиваться с любым психологическим тестом.</v>
      <v>проективной психологии. Единственная санкция, позволенная этим гипотезам в настоящее время, — оказывать проективному психологу помощь, подстраивая данные, полученные при использовании проективных тестов, под значимые модели, которые могут принести пользу в толковании проективного поведения.</v>
      <v>Можно сформулировать несколько следующих полезных для проективной психологии постулатов, касающихся сущности личности.</v>
      <v>1. Личность — это система, функционирующая в индивиде в роли организации между стимулом и реакцией, которые она стремится связать воедино. Этот постулат акцентирует условную и относительную сущность стимула и предполагает, что любой стимул обладает эффективностью в вызывании реакции в той степени, в какой он связан с функционирующим организмом. Стимул приобретает способность к установлению связи с функционирующим организмом посредством научения этого организма.</v>
      <v>Стимулы, на которые человек может научиться реагировать, зависят от специфических и индивидуальных потребностей и ценностей этого человека. Стимулы, способные согласовываться с потребностями индивида, имеют тенденцию вызывать реакции, и одна из функций личности как системы, функционирующей внутри индивида между стимулом и реакцией, состоит в отборе из бесчисленных стимулов, постоянно посягающих на человека, тех, которые благодаря удовлетворению потребностей, приводят к редукции на мотивациот-шом уровне.</v>
      <v>На феноменологическом уровне отбор стимулов, на которые может реагировать индивид, осуществляется посредством процесса, называемого нами «селективным вниманием». Процесс селективного внимания является деятельностью перцептивных механизмов. Стимулы, вызывающие реакции, отбираются в качестве функции содействия выживанию и благосостоянию индивида, рассматриваемой в самом широком смысле. Процесс селективного внимания представляет собой деятельность личности, заставляющую индивида проявлять восприимчивость к стимулам, которые способствуют его благополучию и целостности, а также развивать в себе бесчувственность к стимулам, не способствующим этой цели.</v>
      <v>Так же как индивид приобретает селективное внимание к классам стимулов в ходе своего научения тому, как организовывать и интегрировать свои отдельные опыты, мы можем допустить, что он развивает «селективное невнимание» (Салливан), процесс, не являющийся в узком смысле функцией перцептивных механизмов, происходящий, по нашему предположению, вне осознания человека1.</v>
      <v>2. Личность как организация является динамичной и мотивационной по своей сути. Ее способности отбирать и интерпретировать стимулы, с одной стороны, и контролировать и фиксировать реакции — с другой, опре-</v>
      <v>1 В формулировки Саллпвапа «селективное невнимание» — это прием, используемый системой «я» с целью управления объемом испьпываемой треноги. Салливан считает этот процесс происходящим вне осознания, однако он мог бы унести нас слишком далеко, показывая, каким образом его,концепция паратаксического искажения, значимая в тюм контексте, связана с процессом селективного невнимания.</v>
      <v>деляют ее целостность и единство как функционирующей системы. Этот постулат можно рассматривать как ключевой во взгляде Оллпорта на личность, и принятие его проективным психологом означает фактическое развенчание стимула и уверенное представление личности как совокупности «посредничающих переменных» и соотносящихся систем по старой бихевиористской формуле S—R.</v>
      <v>Личность как динамическая организация, находящаяся между стимулом и реакцией, несет ответственность за психологический гомеос-таз, происходящий в поведении. Поведение, можно сказать, нарушается, когда, к примеру, личность как динамическая и мотивационная система или организация неспособна соотнести стимул и реакцию. Вследствие утраты психологического гомеостаза прежние перцептивные реактивные тенденции индивида, усвоенные главным образом через научение, больше не функционируют. Человек теряет способность отбирать из физической и социальной реальности те стимулы, на которые он привык реагировать. «Закономерность» прежнего поведения нарушается, и человек вынужден использовать новые и часто неадекватные реактивные тенденции. Мы допускаем тем не менее, что использование новых реактивных паттернов закономерно и должно пониматься в терминах потребности индивида отстаивать свою целостность и последовательность на новой основе.</v>
      <v>3. Личность — это конфигурация. Личность состоит из множества психологических функций и процессов, и мы считаем, что формирование личности следует законам гештальт-психологии, применяющимся к рагвитию любой другой конфигурации.</v>
      <v>Проективный тест нельзя рассматривать как предназначенный для «оценки» всей личности, а непроективное исследование личности нельзя воспринимать как оценку личности во всем богатстве ее организации и дифференциации как процесса. Вместо этого мы должны предположить, что сравнительно ограниченные участки личностной конфигурации оцениваются сочетанием всех инструментов как проективных, так и непроективных, которые доступны для нас в данное время. Поскольку личность можно считать растянутой во времени конфигурацией, задача исследования личности или ее оценки подразумевает крайне сложную процедуру с привлечением многих оценочных методов, с тем чтобы получить серии картин поперечного среза, с помощью которых выстраивается ряд заключений о продольном характере личностного процесса.</v>
      <v>Конфигурационный характер личности является оправдательным обстоятельством для многомерного подхода к анализу, представляемото некоторыми проективными процедурами. Каждый аспект конфигурации, называемой личностью, который пытаются осветить тем или иным проективным методом, необходимо считать лишь отдельным выражением всей личности как процесса и рассматривать его в свете других поведенческих проявлений индивида.</v>
      <v>4. Рост и развитие личности основаны как на дифференциации, так и на интеграции. Этот постулат утверждает, что рост и развитие личности подчинены двум фундаментальным процессам: научению и созреванию.</v>
      <v>Научение и созревание сообща отвечают за дифференциацию и интеграцию, которые по-разному характеризуют личностный процесс на тех или иных стадиях его развития.</v>
      <v>5. Личность в своем росте и развитии во многом находится под влиянием факторов окружающей среды. Культурные факторы обладают первостепенной важностью в числе окружающих факторов. Этот постулат не отрицает роли и значимости наследственных факторов в качестве детерминантов личности, но акцентирует утверждение, что окружающие детерминанты личности обладают существенным влиянием на предоставление индивиду возможности организовывать свои отдельные опыты и направлять свое поведение к адекватному удовлетворению личных потребностей.</v>
      <v>Польза этих пяти постулатов о сущности личности для проективной психологии заключается, я думаю, в том, что их используют как системы эталонов в суждении о личности. Они могут также помогать клиницисту так систематизировать проективную продукцию своих испытуемых, чтобы проективные данные могли получить больше смысла. Ясно, что принятие даже некоторых из гипотез о сущности личности обязывает проективного психолога использовать множество процедур, проективных и непроективных, исследуя богатство личности.</v>
      <v>Очевидно, эти сформулированные выше постулаты представляют лишь начало развития теории личности, которая должна иметь первостепенное значение для проективной психологии в целом, если мы хотим, чтобы проективные методы, применяемые сегодня, пользовались более широким признанием психологического содружества. Теоретические психологи не только имеют право, но обязаны настаивать, чтобы клиницист расширял и оглашал идеи и концепции, которыми он руководствовался в своих исследованиях с применением проективных методик. Несмотря на другие присущие ей черты, наука является человеческой деятельностью, процедуры и операции в которой должны быть открытыми и повторяемыми. Сегодня, как и всегда, психолога как ученого нельзя оправдать, если он вместо публичных оперирует концепциями, известными лишь посвященным. Необходимо делать направляющие концепции проективной психологии ясными и доступными, чтобы в конце концов их подвергли экспериментальной проверке и поместили в группу подтвержденных заключений.</v>
      <v>Конечно, следует признать, что некоторые теоретические формулировки о личности предлагались к рассмотрению, и, возможно, наиболее исчерпывающая из них принадлежит Меррею. Общая особенность всех этих теорий личности, однако, состоит в том, что они не пользовались широким одобрением среди тех, кто работает в рамках проективной схемы. В теории личности крайне нуждаются клиницисты, работающие с проективными тестами, и их повседневные опыты предоставляют возможность проверить ценность такой теории, когда под нее подводят проективные данные. Такая теория оправдана не только из-за системы, необходимой нам, но скорее потому, что она может стимулировать и вести ряд решающих экспериментов, которые могут иметь в качестве своей</v>
      <v>конечной функции развитие совершенно новых перспектив и концепций, касающихся личности.</v>
      <v>ЗАКЛЮЧЕНИЕ</v>
      <v>В этой статье я стремился описать теоретическую атмосферу, в которой развивается неоперившаяся еще проективная психология, и рассказать о некоторых из наиболее важных концепций, придававших ей своим действием форму пригодного и респектабельного подхода к изучению и диагностике личности. Не все факторы, моделировавшие проективное направление в психологии, имеют равную значимость, и я выделил в качестве существенных те из них, которые легче всего согласуются с моими личными убеждениями. Другие, весьма вероятно, выделили бы другие и совершенно несхожие тенденции. Однако какой бы ни была формулировка новой сферы проективной психологии, я не считаю преждевременным предположение о том, что проективное направление представляет отличный и уникальный подход к сфере прикладной психологии личности, который может привлекать психологов как экспериментального, так и клинического убеждения.</v>
      <v>Я представил набросок перцептивной теории, которая может быть полезной для понимания проективной психологии. Несомненно, другие формулировки сущности и роли перцептивных процессов и возможны, и пригодны, но я считаю, что предложенный мною подход к восприятию может помочь понять, почему оно является чем-то вроде via regia для исследования потребностей, ценностей, желаний, фантазий, импульсов и всего остального в индивиде, что может стать доступным для нас посредством нескольких проективных методик. Я изложил условия, при которых, по моему мнению, функционируют перцептивные процессы, поддерживая уровень тревоги у индивида, и предложил теорию о том, как приводится в действие проективный механизм.</v>
      <v>Пять постулатов о личности, которые используются в качестве гипотез, проверяемых клиническими и проективными данными, представляют лишь каркас, вокруг которого должна быть возведена полностью пригодная и исчерпывающая теория личности. Они были предложены только вследствие моей убежденности в том, что проективная психология отвечает за то, чтобы делать как можно более ясными используемые концепции личности. Очевидно, что клиницисты используют в работе с проективными тестами много имплицитных концепций, однако они обязаны их излагать. Концепции эти, вероятно, представляют скорее их собственные теоретические пристрастия, чем взгляды, в связи с которыми можно легко прийти к некоторому взаимному соглашению1.</v>
      <v>1 Пока клиницисты на самом леле не сделают свои концепции ясными и доступными широкой общественности, мы не будем иметь никакого представления, насколько их можно объединить в теорию проективной психологии в том виде, к каком она сформулирована сегодня. Подозреваю все же, что многие из имплицитных концепций клиницистов, работающих с проективными тестами, неодинаково способны к легкой интеграции в современные концепции проективной психологии.</v>
      <v>Я показал важность усилий, приложенных мной к развитию теории личности, которая может сослужить особую службу проективным психологам. Нет сомнений, что в ее отсутствие проективным тестам, по всей вероятности, трудно достичь такой зрелости, которая вполне позволила бы им состязаться наравне с более давними подходами к изучению личности. Проективные психологи все еше ошущают собственную незащищенность, вызванную не столько начальным этапом развития их направления, сколько некой слепой и упорной нерасположенностью, оказываемой теоретическими психологами, которые настаивают на том, что прежде чем принять проективные тесты в главное течение американской психологии, необходимо доказать валидность и надежность точно так же, как доказывалась ценность непроективных тестов.</v>
      <v>Я придерживаюсь мнения, что проективные тесты развивались из атмосферы мнения, столь радикально отличного от того, которое сделало возможным существование других методик оценки личности, что их валидность и надежность никогда не смогут быть установлены теми же способами. Это требование, относящееся к проективным методам, просто нельзя удовлетворить.</v>
      <v>Проективные тесты совершенно ясно показали, что мы должны быть готовы отказаться от ошибочного разграничения количественных и качественных данных. При изучении личности возникают оба вида данных, и мы должны разработать такие способы их трактовки, которые позволят нам обсуждать и тот и другой. К счастью для проективной психологии, признание существующей ситуации постепенно возрастает; и мы можем надеяться, что следующие несколько лет работы дадут необходимые навыки более адекватного обращения с любыми показателями личности.</v>
      <v>Гордон У. Олпорт</v>
      <v>ТЕНДЕНЦИИ В ТЕОРИИ МОТИВАЦИИ</v>
      <v>Теория мотивации сегодня благополучно выходит на широкую дорогу научного прогресса. В попытке описать смену направления особое внимание я бы хотел уделить проблеме психодиагностических методов, так как именно успехи и неудачи в их развитии могут многое рассказать нам в плане психодинамических теорий.</v>
      <v>Начнем с вопроса, почему проективные методы так популярны сегодня как в диагностической, так и в исследовательской практике? Ответ, на мой взгляд, нужно искать в истории развития мотивационной теории в прошлом веке. Шопенгауэр со своей доктриной примата слепой воли не испытывал особого уважения к рациональным объяснениям, которые находит человеческий разум для оправдания собственного поведения. Он был уверен, что мотивы нельзя оценивать по их внешним проявлениям. За ним следовал Дарвин со своим законом выживания сильнейшего. Мак-Даугалл (McDougall) усилил дарвиновский акцент на инстинкт, сохранив в своей целенаправленной работе привкус шопенгауэровской воли. Итак, Дарвин со своей борьбой за'выживание, Бергсон (Bergson) с жизненным порывом, Фрейд с либидо — все эти авторы были иррационалистами. Они были убеждены, что в мотивации самым важным является внутренний генотип, а не лежащий на поверхности фенотип. Все они реагировали на наивное рационализаторство своих предшественников и на попытки смертных оправдать свое существование и</v>
      <v>' В своем изящном анализе Оллпорт бросает вызов тем, кто утверждает, что только «глубинные» методы могут предоставить средства обойти защитные механизмы испытуемого. Он говорит, что обычный человек с готовностью пойдет на общение и с большой экономией времени сам расскажет то, что с помощью батареи проективных методик пришлось бы выведывать часами. И наоборот, если субъект совсем не хочет раскрывать чего-то, он просто не обратит внимания на соответствующий материал, если только тестирующий не будет изобретательнее. То есть проективные методы следует использовать только вместе с прямыми методами, чтобы можно было сравнивать разные виды данных.</v>
      <v>Несомненно, эта статья заставляет серьезно задуматься и ставит ряд вопросов для размышления. Действительно ли не существует связи между невротиками и нормальными субъектами, как подразумевает Оллпорт? Если большинству индивидов присущи невротические тенденции, в состоянии ли они верно оиенпть свои проблемы, когда их об этом спрашивают? Осознают ли здоровые свои трудности настолько, чтобы суметь донести эту информацию до других? Утверждение сомнительное. Многие считают, что такое осознание самого себя не слишком распространено.</v>
      <v>Что касается мнения Оллпорта насчет неспособности проективных методик пробиться через защиту относительно нормального субъекта, то большая часть данных из литературы подтверждает это. Однако использование более тонких критериев предоставляет возможность дифференцировать относительно нормальных субъектов на основании их реакций на проективные тесты, несмотря на защитные механизмы личности.</v>
      <v>объяснить поведение. Среди этих иррационалистов, доминировавших в психологии прошлого века, Фрейд, конечно, был ведущей фигурой. Он, как и другие, отдавал себе отчет в том, что истоки поведения могут быть недоступны для понимания.</v>
      <v>В добавление к иррационализму современная динамическая психология отличается еще одним характерным признаком. Решающая роль в процессе онтогенеза приписывается врожденным инстинктам либо опыту, приобретенному в раннем детстве. В этом взгляды ведущих нединамических школ и психологии в рамках двучленной системы «стимул—реакция» совпадают со взглядами динамической теории. Все они соглашаются с тем, что наблюдаемые нами мотивы у взрослых людей обусловлены, подкреплены, сублимированы или, иначе, развились на основе инстинктов, влечений, или ид, структура которого, как говорил Фрейд, «никогда не меняется».</v>
      <v>Ни одна из ведущих теорий не считает, что мотивы могут претерпеть существенные изменения в течение жизни. Мак-Даугалл полностью исключает эту возможность, утверждая, что мотивационная структура закладывается на основании имеющегося набора инстинктов раз и навсегда. Новые объекты могут добавляться через научение, но мотивационная сила все время остается одной и той же. По существу, позиция Фрейда идентична этой. Концепции сублимации и смешения объект-ка-тексиса ответственны главным образом за всяческие видимые изменения. Психология «стимула—реакции» также настаивает на «дистанционном» контроле, базирующемся на прошлом. Мы реагируем только на те объекты, которые связаны с первичными влечениями прошлого, и только в той степени, в какой наши реакции были тогда вознаграждены или доставили нам удовольствие. С точки зрения теории «стимула—реакции», трудно сказать, что индивид вообще что-то пытается делать. Он просто «реагирует» сложной системой навыков, выработанных ранее. Господствующий взгляд на мотивацию как на стремление к «редукции напряжения» или «поиску равновесия» перекликается с этой точкой зрения, но едва ли соответствует действительности.</v>
      <v>Широкое распространение подобных взглядов порождает нечто вроде презрения к внешним проявлениям психической жизни. Осознанные рассказы клиентов отвергаются как не стоящие доверия, а разбору текущих проявлений мотивов предпочитают прослеживание поведения субъекта на более ранних стадиях развития. Индивид потерял право на доверие. И в то время когда он занят обустройством своей жизни в настоящем и будущем, большинство психологов заняты раскопками его прошлого.</v>
      <v>Теперь становится понятно, почему методы, изобретенные Юн-гом, Роршахом, Мерреем пользуются такой популярностью у психодиагностиков. Эти методы не требуют от субъекта рассказа о его интересах, о том, что он хочет и что пытается сделать. Они также и не спрашивают напрямую о его отношениях с родителями и другими значимыми людьми. Они делают выводы об э.тих отношениях полностью на основании вымышленных идентификаций. Этот непрямой, скрытый подход к моти-</v>
      <v>вации настолько популярен, что многие клиницисты и университетские центры уделяют подобным методам диагностики гораздо больше времени, чем любым другим.</v>
      <v>Однако иногда клиент может шокировать своего «проективного» психолога вторжением своего неожиданного сознательного отчета. Мне рассказали об истории пациента, который отметил, что карточки теста Роршаха наводят его на мысли о половых сношениях. Клиницист, рассчитывая зацепить скрытый комплекс, спросил почему. «О, —– ответил пациент, — да потому, что я думаю о сексе всегда и везде». Едва ли для выяснения этой мотивации клиницисту на самом деле требовался Роршах.</v>
      <v>Большинство психологов предпочитают подступать к потребностям и конфликтам личности окольными путями. И объясняется это, конечно, тем, что каждый человек, даже невротик, достаточно хорошо приспосабливается к требованиям реальности и только в бесструктурной проективной ситуации проявляет свои истинные потребности и тревоги. «Проективные тесты, — пишет Стегнер (Stagner, 1951), — более диагно-стичны, чем реальные события». На мой взгляд, это бескомпромиссное заявление представляет собой кульминацию столетней эры иррационализма и недоверия. Неужели субъект не имеет права на доверие?</v>
      <v>Для начала рассмотрим исследование, проведенное во время войны, с привлечением 36 добровольцев, которые провели шесть месяцев на полуголодной диете (Brozek, Gnetzkow, Baldwin and Cranston, 1951). Их диета была настолько скудна, что каждый из них за полгода потерял в среднем четверть собственного веса. Потребность в пище была невыносимо велика, беспрестанный голод мучителен. В то время, когда они не были заняты какими-либо лабораторными заданиями, они обнаруживали себя почти всегда думающими о еде. Вот типичная фантазия, рассказанная одним из испытуемых: «Сегодня у нас меню № I. Но это же, кажется, самое маленькое меню! Что мне сделать с картошкой? Если я словчу, то смогу добавить больше воды… Если я буду есть чуть-чуть быстрее, пища дольше будет оставаться теплой, а я люблю теплое. Но все равно она так быстро заканчивается». Любопытнейший факт: в то время как все устремления испытуемых были очевидно сосредоточены только на еде, а вся энергия направлена на реализацию этой потребности, это никак не отразилось в проективных методиках. Исследователи сообщают, что из использованных тестов (свободные словесные ассоциации, тест начальных букв, анализ сновидений, тесты Роршаха и Розенцвей-га) только один тест свободных ассоциаций дал ограниченные*свиде-тельства об озабоченности едой.</v>
      <v>Это открытие чрезвычайной важности. Наиболее сильный, захватывающий мотив совершенно не обнаружил себя в проективных методиках. Однако он был легко доступен в сознательных отчетах. Возможно, частично это объясняется тем, что в лабораторных занятиях испытуемые пытались найти временное отвлечение от навязчивого мотива. Они реагировали на проективные тесты бог знает на что пригодным, привычным ассоциативным материалом. Еще больше сбивает с толку то, что анализ сновидений тоже не раскрыл такого весомого внутреннего моти-</v>
      <v>ва. Вряд ли это может быть приписано сознательному сдерживанию. Однако оба результата предполагают, что возможен следующий закон: до тех пор пока мотив остается неподавленным, он не особенно влияет на восприятие и реагирование при прохождении проективных тестов. Еще рано говорить об обоснованности этого обобщения, но в любом случае эту гипотезу стоит проверить.</v>
      <v>Другие исследования в ситуации голода подтверждают эти данные (Levine, Chein and Murphy, 1942; Sanford, 1936). Авторы этих исследований наблюдали такую тенденцию, что количество явных ассоциаций с пищей в проективных тестах явно уменьшалось тем более, чем дольше продолжалось голодание. Очевидно, это происходило потому,-что мотив постепенно становился полностью осознанным и не подавлялся. Правда, инструментальные ассоциации (способы получения пищи) продолжали проявляться в словесных реакциях чаще с возрастанием чувства голода. Это, однако, вполне согласуется с гипотезой, что, когда голод полностью осознан, субъект в экспериментальной ситуации удерживается от поиска его удовлетворения и, следовательно, подавляет свои инструментальные тенденции.</v>
      <v>Данные другого характера мы находим в работе И. У. Гетцеля (I. W. Getzel, 1951). Используя в своих исследованиях две формы теста «Завершение предложений» (одну с формулировкой от первого лица, а вторую — от третьего), он составил пары следующего типа:</v>
      <v>г</v>
      <v>Когда Фрэнка попросили быть за старшего, он.,. Когда меня попросили быть за старшего, я…</v>
      <v>Когда Джо знакомится с новым человеком, он обычно… Когда я знакомлюсь с новым человеком, я обычно…</v>
      <v>Конечно, в эксперименте утверждения были перемешаны. Всего было 20 диагностических утверждений каждого типа. В исследовании принимали участие 65 демобилизованных военнослужащих, 25 из них диагностировались как адекватно адаптирующиеся, а 40 психоневротиков были уволены со службы по причине нетрудоспособности, связанной с личностными нарушениями.</v>
      <v>Оказалось, что адекватно адаптированные испытуемые в большинстве случаев давали идентичные окончания как для первого, так и для третьего лица. Если мы принимаем, что окончание предложения от третьего лица — это «проективный метод», то полученные результаты почти идеально соответствуют прямому, от первого лица, вопросу. С другой стороны, психоневротики в большинстве случаев изменяли варианты окончаний. Они давали один ответ, когда вопрос задавался напрямую («Когда меня попросили быть за старшего, я согласился»), и другой на проективный вопрос («Когда Джона попросили быть за старшего, он испугался»). Прямое окончание фразы от первого лица заставляет психоневротика использовать защитные механизмы и извлекает просто шаблонно-правильные реакции.</v>
      <v>Таким образом, прямые ответы психоневротиков нельзя толковать по их внешнему значению. Защитные барьеры высоки, истинные мотивы</v>
      <v>глубоко спрятаны и могут быть выявлены только посредством проективных методик. Но нормальные субъекты дадут в точности одинаковые реакции при использовании как прямых, так и проективных методов, поскольку эти индивиды целостны. Поэтому у них внешние мотивы можно принимать за истинные, все равно, как ни пытайся, существенных отличий не обнаружишь.</v>
      <v>Это исследование прибавляет веса к экспериментальному суждению, сформулированному нами на основе случая голодавших субъектов. Только не интегрированный индивид, не осознающий свои мотивы, раскрывает себя при прохождении проективных тестов. Это невротические личности, которые за внеТиними проявлениями скрывают подавленные страхи и враждебность. Такой субъект не защищен от проективных приемов, но хорошо адаптированный субъект не выдает существенных отличий.</v>
      <v>Есть, однако, одно различие между этими двумя исследованиями. Голодающие субъекты избегали какого-либо проявления своего доминирующего мотива в проективных методиках. А адекватно адаптированные демобилизованные военнослужащие давали одинаковую реакцию при прямом и проективном тестировании. Возможно, это различие в результатах объясняется неоднородной природой использованных тестов. Но эта небольшая деталь не стоит долгих размышлений. Действительно, суть этих исследований заключается в том, что при изучении мотивации психодиагност всегда должен использовать прямые методы наряду с проективными. Иначе он никогда не сможет быть уверен, что у субъекта отсутствует сильная сознательная мотивация, ускользающая из поля зрения проективной ситуации (как в случае с голодавшими субъектами).</v>
      <v>Итак, представленные мною факты свидетельствуют о следующей тенденции. Нормальный, адекватно приспособленный субъект с четкой направленностью может реагировать на проективные методы двумя способами. Он либо дает материал, идентичный сознательному отчету, либо никак не проявляет свои доминирующие мотивы. Особое значение проективное тестирование имеет тогда, когда в проективных реакциях обнаруживается эмоционально нагруженный материал — он противоречит сознательным отчетам. И мы не можем с уверенностью заявлять о наличии или отсутствии невротических тенденций, если не используем оба диагностических подхода и не сравним результаты.</v>
      <v>Возьмем, например, диагностику тревожности. Используя различные реакции на карточки Роршаха и ТАТ, клиницист может сдела-ть вывод о высоком уровне тревожности. Однако сам по себе этот факт нам почти ничего не говорит. Субъект может быть чрезвычайно эффективным в жизни, потому что использует свою тревожность. Он может прекрасно знать, что он беспокойный, путающийся, тревожный человек, который всегда добивается большего, чем ему предсказывают. Тревожность — это ценное качество в его жизни, и он достаточно умен, чтобы понимать это. В этом случае данные проективных тестов будут соответствовать данным прямых методов. Особой необходимости в использовании проективных методик нет, но и вреда это не принесет. Или, как в случае с голоданием,</v>
      <v>по протоколам проективных тестов мы не обнаружим тревожности, хотя на самом деле имеем дело с таким же беспокойным, путающимся и тревожным субъектом, как и первый, но жестко контролирующим свои нервы. В таком случае мы понимаем, что высокая степень контроля над собой позволяет ему справиться с проективными тестами с помощью умственных усилий, не относящихся к его тревожной натуре. Но мы также можем обнаружить, и в этом огромное преимущество проективных методов, что внешне спокойный и уверенный человек, отрицающий какую-либо тревогу, показывает глубокое беспокойство и страх в реакциях на проективный материал. Это тип рассогласованности личности, который могут диагностировать проективные тесты. Однако при* этом прямые методы тоже должны быть задействованы.</v>
      <v>Так часто упоминая «прямые» методы, я подразумеваю главным образом «сознательные отчеты». Вопрос о мотивах, которыми руководствуется человек, это не единственный прямой метод, который мы можем использовать, но и он вовсе не плох, особенно для начала.</v>
      <v>Когда мы начинаем изучать мотивационную сферу личности, мы прежде всего хотим узнать, что этот человек пытается сделать в своей жизни, включая, конечно, то, чего он пытается избежать и что старается оставить. Не вижу причин, почему наше исследование нельзя начать с просьбы рассказать, как сам клиент ответил бы на эти вопросы. Если в приведенной форме они кажутся слишком абстрактными, их можно переделать. Особенно диагностичны ответы человека на вопрос: «Что вы хотели бы сделать в следующие пять лет?» Подобные же прямые вопросы могут быть сформулированы для выяснения тревог, привязанностей и неприязней. Большинство людей, как я подозреваю, в состоянии ответить, чего они хотят от жизни с неменьшей степенью валидности, чем это определяется с помощью проективных инструментов, хотя некоторые терапевты и пренебрежительно относятся к прямым вопросам.</v>
      <v>Но под «прямыми методами» я также имею в виду и стандартизованные опросники, такие как «Опросник устойчивых интересов» (Strong Interest Inventory) и недавно переработанную «Шкалу ценностей» (Allport-Vernon-Lindzey Study of valyes). Сейчас нередко случается, что данные, полученные по этим методикам, несут информацию, не совсем идентичную «сознательному отчету» (consious report). Субъект, например, может не знать, что его ценности в значительной степени теоретически и эстетически направлены, а его интересы в области экономики и религии ниже средних. Результат по шкале ценностей вычисляется просто суммированием отдельных сознательных выборов, которые субъект сделал в 45 гипотетических ситуациях. Даже если его словесный отчет будет неполным, он будет соответствовать этим отдельным выборам и в основном будет внешне валиден. Люди с определенной направленностью интересов, выявленной тестом, действительно делают характерный профессиональный выбор и в своем ежедневном поведении поступают в соответствии с полученными данными.</v>
      <v>Подведем итоги. Прямые методы включают в себя нечто вроде сообщения, полученного от индивида посредством интервью. Это может</v>
      <v>быть обычное психиатрическое интервью, либо используемое в профессиональном или личностном консультировании, либо в недирективной беседе. Автобиографические методы, оцениваемые по внешним показателям, тоже относятся к прямым, а также и все виды тестирования, где окончательный результат представляет собой сумму или паттерн серий сознательных выборов, сделанных субъектом.</v>
      <v>Сегодня модным термином «психодинамика» часто обозначают психоаналитическую теорию. Проективные методики относят к психодинамическим, потому что считается, что они затрагивают глубинные структурные и функциональные слои психики. Мы уже показали причины для сомнений в обоснованности такого предположения. Многие из самых динамических мотивов более точно можно выявить с помощью прямых методов1. И, наконец, выявленная проективными методами информация не может быть правильно интерпретирована без учета данных прямых методов.</v>
      <v>Приверженцы психодинамической теории утверждают, что никакие данные не имеют значения, пока не исследована сфера бессознательного. Это изречение мы находим в весьма ценной книге Кардинера и Овеси (Kardiner and Ovesey, 1945) «Знак гнета» (The Mark of Oppression), описывающей серьезно нарушенные и конфликтные мотивационные системы негров в одном из городов на Севере. Возможно, я сильно ошибаюсь, но, по-моему, своими психоаналитическими поисками авторы открыли очень мало или даже ничего нового, что было бы очевидно в данной ситуации. Искалеченное сознание негров в нашем обществе, экономическая нищета, упадочническое состояние семьи, горечь и отчаяние обусловливают болезненное психодинамическое развитие индивида, о котором в большинстве случаев ничего большего не выяснишь даже посредством глубинного анализа.</v>
      <v>Большинство психодинамических данных, приводимых Кардине-ром и Овеси, фактически являются прямыми выписками из автобиографических описаний. Такое использование этого метода вполне приемлемо, и их поиски очень поучительны. Но их теория, по-моему, расходится с обоими используемыми ими методами и полученными данными. Психодинамика — это не обязательно скрытая динамика.</v>
      <v>'Для данного обсуждения простое разграничение на «прямые» и «непрямые» методы является, на наш взгляд, вполне адекватным. Психодиагностика, однако, требует более тонкой классификации и описания используемых методов. Прекрасное начало этому положил Розенциейг (1950), который разделил методы на 3 группы, каждая из которых приспособлена отслеживать определенный уроиень поведения. «Субъективные» методы, по Розенцвейгу, требуют от субъекта наблюдения за собой как за объектом (опросники, автобиографии). «Объективные» методы требуют исследования через наблюдение за внешним поведением. «Проективные» методы требуют как от исследователя, так и от испытуемого «пойти другим путем* и основываются на анализе реакций испытуемого на кажущийся «личностно-нейтральный» материал. Иначе говоря, розенмвейговские «объективный» и «субъективный» методы соответствуют тому, что я называю «прямыми» методами, а «проективные» — «непрямыми».</v>
      <v>Особенно следует отметить утверждение автора о значении проективных методов. Он говорит, что его сложно определить до тех пор, пока данные субъекта, полученные по проективным тестам, не будут проверены в свете данных субъективных и объективных методов.</v>
      <v>Этот момент хорошо обозначил психиатр Дж. К. Уайтгорн (J. С. Whitehorn, 1950), который совершенно верно утверждает, что психодинамика — это обшее знание о мотивации. Ее широким принципам могут соответствовать и специфические требования, и понимание психоаналитиков. Уайтгорн настаивает, что лучший подход к психотичным пациентам, особенно страдающим от шизофренических или депрессивных нарушений, осуществляется через еще сохраненные каналы. Наиболее пристального внимания требуют к себе не области нарушений, а те психодинамические системы, которые остаются сильными и здоровыми, приспособленными к реальности. Уайтгорн утверждает, что психотерапевт должен искать, как «активизировать и использовать ресурсы пациента, и тем самым выработать более удовлетворительный стиль жизни, менее акцентируя ограниченные возможности» (1950).</v>
      <v>Иногда можно услышать, что психоаналитическая теория не до конца оправдывается в психоаналитической практике. Имеется в виду, что в процессе терапии аналитик много времени посвящает прямому обсуждению с пациентом его внешне проявляемых интересов и ценностей. Аналитик должен внимательно и с позиции принятия слушать, консультировать или советовать относительно этих важных и открытых психодинамических систем. Во многих примерах, как в случаях, предоставленных Кардинером и Овеси, мотивы и конфликты рассматриваются по их внешней значимости. Таким образом, психоаналитическая практика не всегда подкрепляется теорией.</v>
      <v>Ничего из вышесказанного не отрицает ни существования инфантильных систем, ни мучительных вытеснений или невротических образований, ни возможности самообмана, рационализации и других защит личности. Я только утверждаю, что методы и теории, работающие с этими запутанными явлениями, представляют в совокупности широкую концепцию психодинамики. Нужно предполагать в клиенте осознание до тех пор, пока он не докажет обратного. Если вы спросите сотню человек, подошедших к холодильнику за тем, чтобы перекусить, зачем они это сделали, наверняка каждый из них ответит: «Я был голоден». В девяносто девяти случаях мы обнаружим, неважно, насколько глубоко будем копать, что это чистая правда. И этот ответ можно принимать таким, какой он есть. Однако в сотом случае мы обнаружим, что имеем дело с навязчивым перееданием, что этот тучный субъект ищет инфантильной безопасности и в отличие от большинства на самом деле не понимает, что пытается сделать. Он ищет именно умиротворенности и покоя, возможно — материнской утробы, а вовсе не вчерашнюю котлету. В этом случае и в меньшинстве других я признаю, мы не можем принять его внешнее поведение и его объяснения по внешнему значению.</v>
      <v>Фрейд был специалистом по мотивам, которые нельзя принимать по их внешнему значению. Он считал, что сфера мотивации — это только ид. Сознательная часть личности, которая осуществляет прямые взаимодействия с миром, а именно эго, по Фрейду, лишена динамических сил.</v>
      <v>К сожалению, Фрейд умер, не успев исправить эту однобокость в своей теории. Даже самые преданные его последователи говорят сегодня, что его психология личности осталась незавершенной. В последние годы многие из них работали над восстановлением равновесия. Без сомнений, сегодня психоаналитическая теория движется в сторону более динамического эго. Эта тенденция явно наблюдается в работах Анны Фрейд, Гартманна, Френча, Хорни, Фромма, Криса и многих других. В своем докладе Американской психоаналитической ассоциации Крис указывает, что попытки ограничить сферу толкования мотивации областью ид представляет собой «устаревший образ действий». Современное понимание эго не связывает себя только анализом защитных механизмов. И больше почтения оказывается тому, что он называет «поверхность психики». Современные психоаналитические методики связывают «поверхность» с «глубиной» (Kris, 1951). В том же духе высказывается Рапапорт (Rapaport, 1951), утверждая, что подлинная степень свободы может быть приписана только эго.</v>
      <v>Чтобы проиллюстрировать этот момент, возьмем какой-нибудь психогенетический аспект зрелости, например религиозное чувство. Взгляд Фрейда на религиозность хорошо известен. Для него религия, по существу, — индивидуальный невроз, форма личностного бегства, в основании которого лежит образ отца. Следовательно, религиозное личностное чувство нельзя рассматривать по его поверхностному значению. Более уравновешенная позиция в этом отношении будет звучать следующим образом: иногда это чувство нельзя рассматривать по его поверхностному значению, но иногда можно. Только тщательное изучение индивидуальной ситуации прояснит дело. Если религиозный фактор служит для очевидно эгоцентрических целей — как талисман, как самооправдание, — можно сделать вывод, что это невротическое или, по крайней мере, незрелое образование в личности. Его инфантильный и избегающий характер не осознается личностью. И наоборот, если человек постепенно развивал ведущую философию своей жизни, и религиозное чувство представляет в ней основную движущую силу, определяющую нормы поведения и придающую смысл жизни в целом, то здесь мы можем заключить, что это особое эго-образование не только является доминирующим мотивом, но и может рассматриваться по своему поверхностному значению. Это руководящий мотив и эго-идеал, форма и сущность которых являются тем, чем они представляются в сознании (Allport, 1950).</v>
      <v>Возьмем последний пример. Всем известно, что мальчики в возрасте от четырех до семи лет идентифицируют себя с отцами. Они всячески подражают им. Среди прочего они могут выказывать профессиональную склонность к отцовской работе. Многие мальчики, вырастая, действительно идут по стопам отца.</v>
      <v>Возьмите политиков. Во многих семьях политиками были и отец, и сын: Тафты, Лоджи, Кеннеди, Ла Фоллетты, Рузвельты. И это далеко не все. Какой мотивацией руководствуется сын в зрелом возрасте, скажем в пятьдесят—шестьдесят лет? Продолжает ли он прорабатывать свою раннюю идентификацию с отцом или уже нет? Если рассматривать поверх-</v>
      <v>ностное значение, то интерес сына к политике кажется всепоглощающим, самостоятельным, доминирующим мотивом в его собственной эго-структуре. Короче говоря, это кажется зрелым и здоровым мотивом. Но ученый, строго придерживающийся взглядов генетизма, скажет: «Нет, он сейчас политик из-за фиксации на своем отце». Имеет ли он в виду, что ранняя идентификация с отцом пробудила в нем интерес к политике? Если так, то мы, конечно, согласимся. Все мотивы берут где-то свое начало. Или он имеет в виду: «Эта ранняя фиксация сейчас, сегодня, удерживает сына в сфере политики*. С этим согласиться трудно. Политические интересы теперь являются значительной частью эго-структуры личности, а эго является источником энергии здорового человека. Если быть точным, могут быть случаи, когда человек в зрелом возрасте все еще пытается встать на место отца, заменить его для матери. Клиническое обследование политика второго поколения может показать, что его поведение является навязчивым отождествлением с отцом. Тогда его ежедневное поведение будет настолько навязанным, не соответствующим потребностям реальной ситуации, несоразмерным, что его легко диагностирует любой более-менее опытный клиницист. Однако такие примеры относительно редки.</v>
      <v>Итак, в мотивационной теории необходимо более точно разграничивать инфантильность и мотивацию, то есть и своевременность, и соответствие возрасту.</v>
      <v>Я полностью осознаю неортодоксальность своего предположения о том, что в ограниченных пределах существует разрыв между нормальной и аномальной мотивацией, что необходимо подвести теоретические основания под этот факт. Отсутствие преемственности не популярно в психологической науке. Одна из теорий аномалий говорит, что они лежат на предельных точках линейного континуума. Некоторые культурологи настаивают на том, что понятие аномалии (анормальности) относительно, оно меняется в зависимости от культурно-исторического периода. К тому же существует множество пограничных случаев, когда даже опытные клиницисты не могут с полной уверенностью сказать, норма это или аномалия. В итоге наиболее важным следует признать тот факт, что многие нормальные люди, если достаточно глубоко копнуть, обнаружат некоторый инфантилизм в мотивации.</v>
      <v>Приняв все эти знакомые аргументы, мы все равно видим бездну различий, если не между нормальными и ненормальными субъектами, то между здоровыми и нездоровыми механизмами, участвующими в развитии мотивации. То, что мы называем интеграцией первой системы, представляет собой целостный механизм, поддерживающий мотиваци-онную систему на уровне современных требований. Похоже, что на образование мошвационных паттернов влияют как внутренняя согласованность, так и реальная внешняя ситуация. Эффективное подавление также является здоровым механизмом, не только безвредным для индивида, но и делающим возможной организацию иерархии мотивов (Belmont and Birch, 1951, McGranahan, 1940). С помощью эффективного подавления индивид перестает действовать в инфантильной манере. Среди урав-</v>
      <v>новешивающих механизмов можно упомянуть инсайт, образ «я» и мало понимаемый фактор гомеостаза.</v>
      <v>Как показывает эксперимент Гетцеля, здоровые люди проявляют себя целостно и в прямых, и в проективных методах. Дальнейшее определение «нормальности» — к сожалению, оно еще не разработано психологами — может лежать в области соответствия экспрессивного поведения (выражение лица, жесты, почерк) основам мотивационной структуры личности.'Есть данные о том, что рассогласованность между сознательными мотивами и экспрессивными проявлениями — это неблагоприятный признак (Allport and Vernon, 1933). Это следует изучить более подробно.</v>
      <v>В нездоровой мотивации ведущую роль играют несбалансированные механизмы. Всегда одновременно существует несколько видов диссоциации. Когда индивид неэффективно управляется со своими мотивами, подавленные влечения прорываются в аутистических жестах, вспышках раздражения, ночных кошмарах, навязчивых персеверациях, возможно в параноидальном мышлении. Более того, имеет место недостаток самопонимания во многих жизненных сферах.</v>
      <v>На мой взгляд, в норме ведущую роль играют сбалансированные механизмы. Иногда, в случаях особо сильных нарушений, верх одерживают механизмы неуравновешенности. Время от времени мы обнаруживаем их частичное действие и в здоровых в другом личностях. Когда случается сбой в механизмах, диагностика проводится с помощью проективных методик. Однако когда личностная система, по сути, гармонична, проективные методы немногое могут рассказать нам о причинности мотивации.</v>
      <v>Из всего вышесказанного ясно, что удовлетворительная концепция психодинамики должна обладать следующими характеристиками:</v>
      <v>1) она всегда подразумевает использование проективных методов для глубинного анализа совместно с прямыми методами, то есть проводится полная диагностика;</v>
      <v>2) она соглашается с тем, что большая часть мотивов здоровой личности может рассматриваться по своему поверхностному значению;</v>
      <v>3) она принимает, что нормальная мотивация индивида направлена на будущее и настоящее и не всегда адекватно может быть представлена на основе изучения прошлой жизни. Другими словами, текущая психодинамика может быть в значительной степени автономной, хотя и связанной с более ранними мотивационными образованиями (Allport, 1950);</v>
      <v>4) о то же время она поддерживает эпохальные открытия Фрейда о возможности влияния инфантильных фиксаций и одобряет использование непрямых методов в добавление к прямым для проверки сознательных отчетов.</v>
      <v>Но прежде чем такая адекватная концепция будет найдена, нужно разобраться с некоторыми положениями, прочно укоренившимися в теории мотивации. Я имею в виду расхожее утверждение, что все мотивы имеют своей целью «редукцию напряжения». Эта доктрина, существую-</v>
      <v>щая в инстинктивизме, психоанализе и стимульно-реактивной психологии задерживает развитие теории на примитивном уровне.</v>
      <v>Конечно, мы не можем отрицать, что базовые влечения действительно направлены на редукцию напряжения. Примерами могут служить потребность в кислороде, голод, жажда, угроза физического уничтожения. Но эти влечения не являются подходящей моделью для всех мотивов нормального взрослого человека. Гольдштейн отмечает, что те пациенты, которые ищут только редукции напряжения, явно нездоровы. Они находятся в раздраженном состоянии, от которого хотят избавиться. В их интересах нет ничего творческого. Они не могут принять страданий, сдерживания или фрустрации как случайные инциденты на пути достижения реализации ценностей. Нормальные люди, напротив, руководствуются главным образом мотивом самоактуадизации. Их психогенетические интересы определенным образом поддерживают и направляют напряжение, а не способствуют его избеганию (Goldstein, 1940).</v>
      <v>Я думаю, нам следует согласиться с утверждением Гольдштейна о том, что поиск редукции напряжения не является адекватным состоянием зрелых психогенетических мотивов. В момент своей инаугурации в качестве президента Гарварда Джеймс Конант (James Conant) отметил, что он принимает обязанности «радостно, но с тяжелым сердцем». Он понимал, что, приступая к новой работе, он не снизит напряжения. Напряжение будет возрастать и возрастать, а временами окажется просто невыносимым. Несмотря на то, что ежедневно ему придется иметь дело с огромным количеством дел и чувствовать облегчение, обязанности будут все прибавляться и даже огромные траты энергии не смогут привести к какому-либо равновесию. Психогенические интересы заставляют нас бесконечно усложнять нашу жизнь и вносить в нее напряжение. «Стремление к равновесию», «редукция напряжения», «влечение к смерти» — все это тривиальные и ошибочные представления о мотивации нормального взрослого.</v>
      <v>Как я уже говорил, в последние годы в теории произошел некий переворот. Некоторые специалисты по военным неврозам пишут о редукции напряжения. Они говорят об «устойчивой эго-структуре» и «слабой эго-структуре». Гринкер и Спайгель утверждают: «Когда эго становится сильнее, терапевт требует со стороны пациента уменьшения независимости и активности» (Grinker and Spiegel, 1945).</v>
      <v>После успешной терапии эти и другие авторы иногда отмечают, что «теперь эго находится под контролем». В таких выражениях, как это — а они встречаются все чаще и чаще, — мы имеем дело с постфрейдистской психологией личности. Правда, особенности таких теорий варьируют. Иногда они не признают эго как рациональное, самостоятельное и самоуправляемое образование. Но иногда, как в процитированном примере, они идут даже гораздо дальше. Они не только заключают, что в норме эго избегает злокачественных вытеснений влечений, хронических состояний и ригидности, но и утверждают, что оно является дифференцированной динамической структурой — синтезом психогенетических мотивов, которые могут рассматриваться по своему поверхностному значению.</v>
      <v>Не следует опасаться концепции «активного эго». Насколько я понимаю, термин «эго» не относится к гомункулусу, это просто краткое выражение, используемое для того, что Гольдштейн называет «ведущие паттерны». Термин обозначает, что в норме здоровая личность обладает различными системами психогенетических мотивов. Их количество не ограниченно, хотя на самом деле у хорошо интегрированного взрослого их можно пересчитать по пальцам, иногда даже одной руки. Часто то, что человек делает-с повторяющейся настойчивостью, является удивительно отрегулированным и структурированным образованием, присущим его внутренней структуре. Как называть эти ведущие мотивы—желания, интересы, ценности, чувства, особенности — не играет особой роли. Главное, мотивационная теория обязательно должна учитывать существование этих структур при диагностике, терапии и в научных исследованиях.</v>
      <v>Лоуренс К. Франк</v>
      <v>ПРОЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИ</v>
      <v>Изначально трудность в, изучении личности заключается в отсутствии сколько-нибудь ясно очерченного, адекватного понимания того, что должно исследоваться.</v>
      <v>Ситуация такого рода у каждого вызывает разные реакции в зависимости от профессиональных предпочтений и лояльности. Ясно, что официальные заявления будут встречены враждебно, если не насмешливо, в то время как полемика и апологетика лишь усилят путаницу. Возникает вопрос, можно ли как-то пролить свет на эту ситуацию путем изучения процесса развития личности, для того чтобы прийти к более плодотворным концепциям и более приемлемым методам и процедурам.</v>
      <v>ЛИЧНОСТЬ КАК РЕЗУЛЬТАТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ, СОЦИАЛИЗАЦИИ И ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИ</v>
      <v>Предположим, что мы представляем появление личности как результат взаимодействия культурных агентов и индивидуального в ребенке. В условиях ограниченного пространства я могу лишь коротко и конспективно изложить главные аспекты этого процесса, в котором мы можем распознать организм индивида с органической наследственностью, постепенно растущий, развивающийся и созревающий под опекой родителей и педагогов, которые стремятся сформировать его в соответствии с культурно предписанными и социально санкционированными поведением, речью и убеждениями.</v>
      <v>Как я уже неоднократно говорил в других своих работах, ребенок — это не инертное тело, но реагирующий организм с собственными чувствами, как и родители, сиделки и учителя, воспитывающие его. Он обучается предписанным культурным и социальным нормам действия, речи и убеждения в соответствии со своими личными пристрастиями и чувствами и принимает это обучение с разной степенью исполнительности, всегда своеобразно и с определенными чувствами по отношению к своим наставникам. Таким образом, то, что мы наблюдаем, представляет собой двойственный процесс социализации с достаточным конформизмом во внешнем поведении, позволяющем принимать участие в общем социальном мире, с одной стороны, и индивидуализации с прогрессирующей организацией внутреннего мира и чрезвычайно уникальными содержанием, значениями и чувствами, которые более реальны и непреодолимы, чем культурный и физический мир, — с другой.</v>
      <v>Сказанное не подразумевает какой-либо субъективной двойственности или другой традиционной дихотомии; это попытка простого из-</v>
      <v>ложения хорошо известной и общепринятой точки зрения, что во всех явлениях наблюдаются как сходства, или однородность, так и индивидуальные девиации. Мы можем обращать больше внимания на единообразие и игнорировать существующие индивидуальные компоненты, как поступаем при измерении температуры, давления и других свойств газа, или можем заглянуть за пределы совокупной однородности, обратившись к индивидуальному, отдельным молекулам, атомам и электронам, которые, как нам теперь понятно, крайне беспорядочны, непредсказуемы и далеки от описанного статистически единообразия поведения. Таким образом, мы можем наблюдать подобную антитезу между групповым единообразием экономических, политических и социальных событии и специфическим индивидуальным поведением каждого гражданина, проявляющих сообща это единообразие и конформизм.</v>
      <v>Культура обеспечивает нас социально предписанными моделями действия, речи и убеждения, которые делают жизнь группы такой, какой мы ее наблюдаем; однако каждый человек в группе представляет собой индивидуальность, исполняющую эти социальные предписания и использующую эти модели характерным для него образом, со специфическими личностными модуляциями, акцентом и намерениями. Строго говоря, только тот является индивидуальностью, кто отвергает и искажает культуру; но с нашей традиционной озабоченностью единообразием мы предпочитаем акцентироваться на однородности статистических совокупностей всех видов деятельности как на реальности и трактовать индивидуальные девиации как что-то вроде неизбежной, но досадной ошибки природы, чтобы оправдать свои ожидания. Эти девиации необходимо признавать, но лишь как незначительные недостатки и помехи на пути к научным истинам, к которым мы стремимся!</v>
      <v>Подобные идеи процветали в научной работе вообще вплоть до 1900—1905 годов, когда были открыты рентгеновские лучи, квантовая физика, закон относительности и стали развиваться другие открытия, благодаря которым более ранние представления вышли из употребления, за исключением некоторого числа дисциплин, все еще хранящих верность девятнадцатому веку. Поэтому в некоторых кругах с научной точки зрения заслуживает уважения признание, что однородность — это статистическое групповое понятие, перекрывающее чрезмерно беспорядочную, неоднородную массу индивидуального, дискретные явления которого просто не подчиняются научным законам!</v>
      <v>В целях удобства обсуждения индивидов лучше рассматривать: Г) как организмы, существующие в общем открытом мире природы; 2) как членов своей группы, занимающихся своей деятельностью в социальном мире культурно предписанных моделей и практик, но при этом 3) существующих как личности во внутренних мирах, созданных под штиянием опыта.</v>
      <v>Эти три аспекта человеческого поведения и существования обладают большим значением в научном исследовании и поэтому требуют понимания.</v>
      <v>Так как организмы открыто и физиологически реагируют на окружающие воздействия, человеческая деятельность представляет проблему</v>
      <v>наблюдения и оценки, сходную с проблемой в отношении всех других организмов и явлений. Человеческое тело передвигается вдоль и поперек географического пространства, впитывает, хранит и высвобождает энергию и т.д. Как члены группы, индивиды проявляют определенные паттерны действий, речи и убеждений, которые могут быть объединены в более крупные категории единообразия культурных и групповых норм; по крайней мере, мы обнаруживаем некоторые резко выраженные, часто комплексные формы в их открытых наблюдателю действиях, в которых они склонны соответствовать социальным и культурным предписаниям.</v>
      <v>При исследовании личностного процесса внутренних миров индивидов мы сталкиваемся с некоторого рода специфической проблемой, поскольку наша цель — не узнать культурные и социальные нормы единообразия органической активности, но, скорее, выявить особенный, индивидуальный способ организации опыта и чувств, который и подразумевает личность.</v>
      <v>В этом контексте мы можем подчеркнуть доступность личности как процесса или действия индивида, организующего опыт и эмоционально реагирующего на ситуации. Процесс этот динамический в том смысле, что личность индивида приписывает общему внешнему миру явлений (называемому нами природой) свои смыслы и содержания, организации и модели и наделяет ситуации, структурированные таким образом, аффективным значением, на которое реагирует в характерной манере. Этот организующийся динамический процесс будет по мере необходимости отражать полученный от культуры урок, и поэтому до тех пор пока индивид не захочет отгородиться от социальной жизни, как бывает при психозах, он будет использовать санкционированные группой паттерны действия, речи и убеждения, но в усвоенной им индивидуальной манере и в соответствии с тем, что он чувствует по отношению к ситуациям и людям, на которых реагирует.</v>
      <v>Если бы процесс личности легко поддавался пониманию, можно было бы считать его чем-то вроде жесткого штампа, который человек накладывает на каждую ситуацию, придавая ей конфигурацию, в которой он нуждается как индивидуальность; поступая таким образом, он обязательно игнорирует или подчиняет многие аспекты ситуации, являющиеся для него нерелевантными и лишенными смысла, и избирательно реагирует на личностно значимые аспекты. Другими слонами, личностный процесс можно рассматривать как чрезвычайно индивидуальную практику общей работы всех организмов, селективно отвечающих на фигуру на фоне, реагируя на конфигурации в окружающем контексте, которые являются релевантными для их жизненного занятия.</v>
      <v>Любопытно представить, как ученые пытались разрешить проблему индивидуальности методами и процедурами, предназначенными для исследования единообразия и норм, игнорирующих или подчиняющих индивидуальность, обращаясь с ней как с причиняющей беспокойство девиацией, умаляя достоинства реальной, исключительной и единственно важной центральной тенденции, формы и т.д. Нет основания для</v>
      <v>пересмотра этих методов, и автор не правомочен критически их оценивать; однако можно указать некоторые аспекты методологических затруднений, встречающихся сегодня в общепринятой количественной процедуре.</v>
      <v>Поскольку индивиды, как говорилось ранее, обучаются соглашению с социально санкционированными паттернами действия, речи и убеждения (со своими индивидуальными пристрастиями и особенностями), можно устанавливать социальные нормы для групп схожего хронологического возраста, пола и так далее, а также создавать стандартизированные тесты и статистически вычислять их валидность (то есть действительно ли они измеряют или оценивают то, что должны для каждой группы) и надежность (то есть насколько хорошо или достоверно они измеряют или оценивают работу групп).</v>
      <v>Хотя стандартизированные тесты, как правило, считаются измерителями индивидуальных различий, было бы правильнее сказать, что они оценивают степень сходства с культурными нормами, проявляемыми человеком, поскольку от него как от члена того или иного общества ожидают соответствия групповым паттернам. Другими словами, стандартизированный тест не слишком много говорит об индивидуальном в человеке, но скорее о том, насколько он приблизился к нормальному выполнению культурно предписанных задач, для чего применяется более или менее произвольная, но внутренне неизменная схема количественных оценок. Благодаря использованию всеохватывающей общей таблицы имеется возможность определять цифровую оценку для индивида в различных категориях достижения, навыка, конформности и так далее, как то: успевающий, средний или умственно отсталый; мануальная или вербальная сноровка и т.д. Когда человека определяют в ранговом порядке в группу или класс в соответствии со стандартизированным тестом, его индивидуальное отбрасывается, и к нему применяется подходящая интерпретация. История стандартизированных тестов показывает, как их использовали для распределения индивидов в различные классификации, удобные для управления, коррективной работы и терапии или для изоляции с целью социального контроля, не заботясь при этом о понимании классифицированного подобным образом индивида или раскрытии его личностных особенностей.</v>
      <v>Таким образом, справедливо сказать, что стандартизированные тесты представляют собой процедуры оценки индивидов с точки зрения их социализации и степени приближения к принятию и использованию культурно предписанных паттернов убеждения, действия и речи, для которых могут быть рассчитаны статистические нормы из фактических наблюдений функционирования групп индивидов, в соответствии с возрастом, полом и т.д.</v>
      <v>Для применения этих и более современных количественных методов изучения личности возникла необходимость принять концепцию личности как совокупность измеримых дискретных черт, факторов или Других отделимых реальностей, представленных в индивиде в разных количествах и организованных в соответствии с личностными паттерна-</v>
      <v>ми. Но поскольку личность — это больше, чем внешняя активность, необходимо каким-то способом постигнуть то, что лежит в ее основе. Потребность в количественных данных привела к использованию культурно стандартизованных, социально санкционированных норм речи, а также убеждений и установок, в которых и с помощью которых индивид должен выражать свою личность, например, в анкетах, опросниках, рейтинговых шкалах и т.д.</v>
      <v>Желательно было бы, имея в распоряжении достаточно времени, исследовать в более полной форме смысл процедуры, пытающейся выявить индивидуальность человека путем использования социальных стереотипов языка и мотивов, обязывающих индивидуальность подчиняться социальному конформизму, подчеркивая схожесть и единообразие групповых паттернов. Этот вопрос обретает еще большую значимость, когда мы вспоминаем, что одни и те же действия и речь каждым индивидом могут использоваться по-своему, и наоборот, абсолютно различные действия и речь могут иметь почти идентичный смысл и значение для разных индивидов, демонстрирующих их. Более того, нормативные черты, мотивы и цели, выведенные из традиционных представлений о человеческой сущности и поведении, могут обладать значениями, часто чуждыми для исследователя, использующего их как данные. Слова являются обобщенными символами, обычно затемняющими сущность, если не искажающими ее, уникальной личности индивида, произносящей эти слова.</v>
      <v>Далее следовало бы заметить, что многие процедуры для изучения личности полагаются на самодиагноз субъекта и раскрытие им собственного внутреннего мира личностных смыслов и чувств, которые социальная ситуация заставляет индивида скрывать, даже если в порядке исключения он имел бы четкое представление о самом себе. Когда индивида спрашивают, что он думает или чувствует, либо просят указать свою принадлежность к какой-либо категории, это социальное давление соответствия групповым нормам искажает его ответ и насильно помешает в категории исследования или анкеты, предложенной для самодиагноза.</v>
      <v>Более того, как заметил Генри А. Меррей, самым важным в индивиде является то, чего он не может или не станет говорить. Закон давно признал свидетельские показания ненадежными и подлежащими принятию только после множественного контроля и проверок в виде сформулированных юридических доказательств.</v>
      <v>Здесь у читателя может возникнуть чувство смятения, если не возмущения, поскольку дискуссия привела к кажущемуся тупику, из которого нет пути для изучения личности общепринятыми методами и процедурами современной количественной психологии. Более того, настойчивое утверждение об уникальном своеобразном характере личности, очевидно, выводит ее из зоны научного исследования, представляемого как поиск обобщений, единообразия, инвариантных взаимосвязей и т.д. Таким образом, предполагается обсуждение некоторых последних разработок научных концепций и методов, а также поднятых ими новых проблем с целью нахождения выхода из этого кажущегося тупика.</v>
      <v>КОНЦЕПЦИЯ ПОЛЯ</v>
      <v>Целесообразно вспомнить, что единообразие и законы природы являются статистическими показателями предполагаемых событий и взаимосвязей, происходящих среди совокупности явлений, в числе которых индивидуальные весьма беспорядочны и непредсказуемы. Теоретическая физика адаптировалась к концепции вселенной, обладающей статистической правильностью и порядком, а также индивидуальным беспорядком, при котором законы совокупности не соблюдаются в индивидуальной деятельности, составляющей эти совокупности. Это позволяет принять квантовую физику и статическую механику, а также многие другие подобные противоположности без тревоги относительно их научной респектабельности. Дискретное индивидуальное явление может рассматриваться и рассматривается как индивидуальное, к которому прямые методы и измерения применяются лишь в ограниченном порядке. Следовательно, интерес к индивидуальному признается научной проблемой и находит определенную поддержку.</v>
      <v>Другой недавней разработкой является концепция поля в физике и ее использование в биологии. Здесь концепция поля важна, поскольку дает возможность представить ситуацию отдельной части и целого, которую так смешивали и запутывали наши прежние концепции. Вместо целого, преобладающего над частями, которые неким непостижимым образом должны организовывать целое, мы начинаем думать о совокупности единиц, составляющих при взаимодействии поле, которое оказывает воздействие на паттерн этих единиц. Части не являются дискретными, отдельными, самостоятельными реальностями, организованными целым, а целое — это не высший вид реальности с феодальной властью над своими частями; например, несколько железных опилок, притянутых к магниту, будут располагаться таким образом, что каждый кусочек железа связан с другими кусочками и с магнитом, и эти связи составляют целое; уберем несколько кусочков, и модель изменится, и то же самое произойдет, если мы добавим опилки или кусочки другого металла. Подобным образом газ можно рассматривать как поле, в котором отдельные молекулы, атомы и электроны сформированы общими взаимодействиями всех частей в групповую активность, называемую нами газом. Экология изучает это взаимодействие разных организаций в обозначенной жизненной зоне, или поле, которое они составляют1.</v>
      <v>Это понятие поля чрезвычайно важно, поскольку ведет к общему представлению, что любая «реальность», отобранная нами для наблюдения, участвует в поле; любое наблюдение должно подводиться под поле, в котором оно делается; или, как мы говорим, каждое наблюдение или измерение связано с системой отсчета, или полем, в котором оно происходит.</v>
      <v>Здесь можно было бы обсудить много других далеко идущих изменений в понятиях и методах, однако вышесказанное достаточно хорошо</v>
      <v>'Примерами других полей «часть—целое» являются пламя свечи, струя фонтана, течение воды и т. д.</v>
      <v>показывает, что изучение личности индивида можно воспринимать как подход к некой беспорядочной и изменчивой активности, происходящей в поле, называемом нами культурой (т. е. совокупность взаимодействия индивидов, чьи поведения формируются принадлежностью к ней). Более того, наблюдения за личностью индивида должны быть направлены на его поле и жизненное пространство. Мы должны также считать самого индивида совокупностью деятельности, которую паттернируют</v>
      <v>его части и функции.</v>
      <v>Здесь мы должны остановиться, чтобы отметить, что в прежней практике выведения сущности из данных возникало много надуманных и иррелевантных и, следовательно, неразрешимых проблем.'В прошлые годы было привычным трактовать данные температуры, света, магнетизма, излучения, химической активности как отдельные реальности, независимые друг от друга. Однако более современная точка зрения видит в этих данных свидетельства трансформации энергии, сообщенные в разных величинах, результатах и таким образом появляющейся как температура, свет, магнетизм. Этот взгляд имеет самое прямое отношение к изучению личности и предупреждает нас от практики наблюдения за действиями индивида и последующего овеществления этих данных в сущности, называемых чертами (или каким-либо другим дискретным термином), которые затем мы должны каким-то образом организовывать в живую целостную личность, проявляющуюся в опыте как единый организм. На фоне этих или других, более общих изменений в научных процедурах позвольте нам исследовать некоторые более конкретные разработки, релевантные для нашей темы.</v>
      <v>За последние годы появились новые процедуры, раскрывающие без дезинтеграции или разрушения целого не только элементы или части, составляющие целое, но также способ их расположения и организации в целое. Применяются рентгеновские лучи не просто для показа на снимках или флуоресцентном экране невидимых частей внутри организма или любого другого объекта, но также для дифракционного анализа, в котором рентгеновские лучи паттернируются внутренней организацией какого-либо вещества, раскрывая этим его молекулярную и атомную структуру. Спектрографический анализ выявляет химические компоненты в качественном, а теперь и количественном отношении, а также их соединения при помощи света, распределяющегося по непрерывной цепочке толстых и тонких спектральных линий, каждая из которых определяет отдельный элемент или изотоп. Спектроскоп массы дает другой, чрезвычайно чувствительный способ определения состава любого вещества, излучающего радиацию, посредством которого измеряются электроны или скорость их движения и выводится состав вещества.</v>
      <v>Тем не менее рентгеновские лучи — это лишь один из новейших методов, посредством которых можно выявить компоненты и организацию любой совокупности, часто количественно, при помощи соответствующего способа. Недавно было обнаружено, что химический состав различных веществ, особенно белков, можно установить путем отражения светового луча от тонкого мономолекулярного слоя протеино-</v>
      <v>вого вещества, нанесенного на водно-масляный слой, расположенный на металлической поверхности. Кроме того, открыт способ анализа металлических руд и угля, то есть выявление химического состава и других свойств при помощи «угла влажности», угла отражения или цвета луча, отраженного от слоя жидкости на поверхности неизвестного материала.</v>
      <v>Поляризованный свет также стал инструментом для раскрытия химического состава веществ, позволяющий не прибегать к обычным методам дезинтеграции или химического разложения. Через вещества –газообразные, жидкие, или твердые — пропускают также электрические токи, раскрывающие, что они содержат и в какой форме. На самом деле можно не без основания говорить о вполне вероятном преобладании этих косвенных методов раскрытия состава и организации веществ, совокупностей и организмов над прежними деструктивными аналитическими способами, поскольку они не разрушают или не нарушают вещество или живой организм, подвергаемый исследованию.</v>
      <v>В этой связи необходимо также упомянуть разработку биологических проб, где живой организм, растение или животное используют для установления состава различных веществ и соединений, а также определяется эффективность, к примеру, витаминов, гормонов, вирусов, лекарств, излучения, света, магнетизма и электрических токов (включая электрофорез для отделения без повреждения или изменения состава различных групп клеток, химических веществ, и т.д.). В этих методиках реакция живого организма служит индикатором, если не фактической оценкой того, о чем собирают информацию, в том числе структуры, состояния, развития и т.д. тестируемого организма. Необходимо также заметить, что физики тоже пользуются подобными изобретениями, такими как паровая камера Вильсона и счетчик Гейгера, получая данные об отдельной электрической частице, обнаруживающей свое присутствие и энергию прослеживаемой траекторией в водяном паре или активацией счетчика при невозможности ее наблюдения или прямого измерения.</v>
      <v>Эти методологические процедуры совершенствуются и расширяются вследствие своих возможностей устанавливать то, что или непостижимо, или неопределимо другими способами, поскольку прежние методы анализа разрушали объект исследования частично или полностью. Их признают пригодными и заслуживающими доверие, прежде всего потому, что они более созвучны поиску неделимых совокупностей и функционирующих организмов, а также предоставляют больше информации об организации, на которой сосредоточены современные научные исследования. Они также отражают современные понятия целого и частей и их взаимосвязей, больше не используя представление о частях как дискретных сущностях с навязанной вышестоящим целым организацией, а используя вместо этого концепцию поля. И, наконец, они дают возможность исследовать специфическую, дифференцированную индивидуальность организованных структур и конкретных явлений, которые игнорируются или затмеваются прежними количественными определителями совокупностей.</v>
      <v>Поскольку отправной пункт любого научного усилия состоит в установлении смыслов и значений для данных, получаемых каким-либо методом наблюдения и измерения, необходимо заметить, что непрямые методы раскрытия состава и организации веществ и структур основываются на экспериментальных и генетических, а не статистических способах определения надежности и обоснованности. То есть можно сказать, что эти новые процедуры устанавливают значение каждого исходного факта путем применения на субстанции или структуре известного состава, часто распоряжаясь таким образом, что становится возможным подтвердить, что исходная кривизна, моделирование, распределение света, излучения и т.д., если обнаруживаются в неизвестном составе, являются обоснованными и надежными показателями субстанции или структуры. Следовательно, эти методы определения обоснованности и надежности являются генетическими в смысле наблюдения или прослеживания их происхождения и развития объекта проверки, с тем чтобы исторически установить его наличие или действие; они зависят также от параллельного использования других процедур, которые будут обеспечивать аналогичными данными в одном и том же соединении, подтверждая их внутренней согласованностью и соответствием показателей.</v>
      <v>Психология разработала статистические процедуры установления надежности и валидности, поскольку единственными доступными данными были отдельные наблюдения или измерения, взятые однократно у каждого субъекта. Из-за отсутствия в распоряжении сведений о предшествующей истории и развитии субъектов надежность должна была определяться статистической манипуляцией самими этими тестовыми материалами, поскольку кроме них других данных о функциях и деятельнос-тях субъекта не было; таким образом могла определяться только статистическая валидность. По-видимому, эти тесты надежности и валидности, разработанные для разрешения проблемы отсутствия других данных, теперь сами препятствуют использованию любых тех методик для изучения личности, в которых надежность и валидность для каждого субъекта проверяются другими нестатистическими методами.</v>
      <v>Можно назвать многообещающими методы временной валидности, позволяющие проверять валидность данных для конкретного субъекта в пределах определенного промежутка времени, а также метод сопоставления данных, полученных разными способами от одного и того же субъекта, который дает больше возможностей для проверки надежности любых данных конкретного субъекта. Здесь необходимо вспомнить, что общепринятые методы проверки надежности и валидности тестов, исследований и пр. предлагают показатели только для группы, а не для отдельного индивида в этой группе.</v>
      <v>Следовательно, проблему личности можно рассматривать на языке недавно появившихся идей и концепций, а также учитывать применение непрямых процедур при выявлении состава и организации веществ и совокупностей энергии.</v>
      <v>Как указывалось ранее, личность можно рассматривать как динамический процесс организации опыта, «структуризации жизненного</v>
      <v>пространства» (Левин) в соответствии с уникальным внутренним миром индивида. Эта концепция становится ясной и операциональной, если представить индивида и его изменчивую окружающую среду как серии полей, возникающих благодаря взаимодействию личности индивида (с его избирательным осознанием, сформированными реакциями и уникальными чувствами) с состояниями предметов, событий и других людей в окружающем мире. Полевая организация, или конфигурация, проистекает из такого взаимодействия, где человек, как предполагается, искажает ситуацию в той мере, в какой она поддается, внутри конфигурации своего внутреннего мира, но должен адаптироваться к ситуации до тех пор, пока она сопротивляется искажению и навязывает личности свои требования. То, что мы назвали личностью и неумело пытались формулировать как общие реакции индивида в целом, добавляя к этой сходные концепции, становится более понятным и доступным для исследователя, когда воспринимается как процесс существования в поле, созданном индивидом и окружающей ситуацией.</v>
      <v>Объективный мир предметов, организмов и явлений подобным образом можно рассматривать как поля взаимодействия объективных ситуаций с действующими культурными паттернами поведения человеческих существ, которые именно по причине усвоенных паттернов создают культурные поля взаимодействия человеческого поведения. Чрезвычайно важно заметить, что любое наблюдение должно подводиться — в условиях количественной и качественной интерпретации — под поле, в котором оно происходит, и это лишает смысла и делает бесплодной идею чистой объективности, если она подразумевает факты неискаженные, не подчиненные и не связанные с полем, в котором наблюдаются. В соответствии с этим концепция стимула, когда он описывается и измеряется отдельно от поля и организма в этом поле, несостоятельна1. «Одинаковые» стимулы будут различаться в каждом поле и для каждого поля и организма, селективно создающих собственные стимулы в каждой ситуации. На самом деле эта динамическая концепция личности как процесса подразумевает, что не существует никаких стимулов (отличных от физических и физиологических воздействий) для поведения, за тем исключением, что личность селективно создает и реагирует на них в своих уникальных паттернах. Другими словами, стимулы — это функции поля, созданного индивидом, взаимодействующим с ситуацией.</v>
      <v>Таким образом, происходит продвижение в различных сферах научной работы к признанию концепции поля и изобретению процедур, способных регистрировать не просто данные, но поля, в которых они наблюдаются, и находить их значение. Тем, кого пугает кажущаяся анархия такой трактовки, можно напомнить, что сегодняшние стандарты научной работы и методов являются частью эволюции, которая неиз-</v>
     </stanza>
     <stanza>
      <v>'См. Выготского Л. С. (1936): «Исследователь, используюший эти методы, подобен человеку, который, чтобы ответить, почему вола гасит огонь, раскладывает воду на кислород и водород и с удивлением обнаруживает, что кислород способствует процессу горения, а водород горит сам по себе. Этот метод разложения целого на элементы не является истинным анхтнзом. применимым к решению конкретных проблем».</v>
      <v>бежно превратит в устаревшие и сегодняшние идеи и процедуры. Вспомним, как химия по праву гордилась достижением количественных определителей состава веществ; и насколько грубыми кажутся те первые количественные методы и открытия сегодня, когда стремятся обнаружить не просто, что и сколько, а пространственное расположение составляющих, как в стереохимии, где одинаковые атомы в одних и тех же количествах производят разные вещества в соответствии со своим пространственным расположением. Стоит также вспомнить, что к началу двадцатого века у молодых физиков не было проблем, за исключением более точных измерений давления, температуры и других свойств газа, и их вполне удовлетворяли эти грубые количественные показатели. Более того, сегодня биологи считают банальным, что одни и те же пищевые компоненты — аминокислоты, углеводы, жиры, минеральные вещества и витамины — избирательно перевариваются, усваиваются и по-разному участвуют в метаболизме в каждом виде и организме каждого индивида. К тому же, признано различие протеинов в каждом виде и у каждого индивида с вероятностью почти неограниченного числа разных протеиновых молекул, где одни и те же основные элементы организованы в уникальные пространственно-временные конфигурации, соответствующие органическому полю индивидуального организма.</v>
      <v>ПРОЕКТИВНЫЕ ТЕХНИКИ</v>
      <v>Подходя непосредственно к теме проективных методов изучения личности, мы можем сказать, что динамическая концепция личности как процесса организации опыта и структурирования жизненного пространства в поле ведет к проблеме выявления способа организации опыта личности, чтобы раскрыть или, по крайней мере, проникнуть в сущность внутреннего мира смыслов, значений, паттернов и чувств, свойственных индивиду.</v>
      <v>Эта проблема сходна с обсуждавшимися ранее, где для установления паттерна внутренней организации и состава используются непрямые методы без дезинтеграции или искажения предмета, который заставляют гнуться, преломляться, искажаться, организовываться тем или другим способом, моделируют часть или все поле, где он находится, как, например, свет и рентгеновские лучи. Таким же образом мы можем подходить к личности и побуждать индивида к раскрытию собственного способа организации опыта, предоставляя ему поле (предметы, материалы, переживания) с относительно слабой структурой и культуральным моделированием, чтобы личность могла проецировать на это пластичное поле свое видение жизни, свои смыслы, ценности, паттерны и особенно свои чувства. Таким образом, мы получаем проекцию внутреннего мира личности человека, поскольку он должен организовать поле, интерпретировать материал и аффективно реагировать на него. Говоря более конкретно, проективный метод для изучения личности представляет собой стимульную ситуацию, запланированную иди выбранную потому, что будет означать для субъекта не то, что должна была бы означать в соответствии с произволь-</v>
      <v>ным решением экспериментатора (как в большинстве психологических экспериментов, в порядке «объективности» использующих стандартизированные стимулы), а скорее то, что должна означать для личности, придающей или наделяющей ее собственным уникальным значением и организацией. Тогда субъект будет реагировать на собственное значение представленной стимульной ситуации какой-либо формой действия и чувством, отражающим его личность. Такие ситуации могут быть конструктивными, когда субъект придает структуру, форму или конфигурацию (гештальт) аморфному, пластичному, неструктурированному веществу, такому, как глина, краски для рисования пальцами или частично либо наполовину организованным полям, таким, как карточки Роршаха; либо они могут быть интерпретативными, когда субъект рассказывает, что означает для него стимульная ситуация на картинке; либо они могут быть катартинес-кими, когда субъект разряжает эмоцию или чувство на стимулъную ситуацию и находит эмоциональное облегчение, заключающееся в проявлении его аффективных реакций по отношению к жизненным обстоятельствам, воплощенным в стимульной ситуации, как во время игры с глиной или игрушками. По-другому субъект может выразить себя путем конструктивной организации, когда он строит что-нибудь из предложенных ему материалов, моделью конструкции раскрывая некоторые из организующих концепций своей жизни в этот период, как, например, при строительстве из кубиков.</v>
      <v>Важным и определяющим процессом является личность субъекта, воздействующая на стимульную ситуацию так, как если бы она имела абсолютно личное значение для него одного или совершенно пластичный характер, который делает ее доступной управлению субъекта. Это доказывает, как уже предполагалось, что личность — это способ, которым индивид организовывает и формирует жизненные ситуации, а также эффективно на них реагирует, структурируя свое жизненное пространство, поэтому благодаря проективным методам мы выявляем подлинный процесс личности, каким он развит к данному моменту1. Поскольку образ организации и моделирования индивидом жизненных ситуаций наделяет его внутренний мир значением и эмоционально реагирует на ситуацию окружающего мира и других людей, а также борется за сохранение своей личной версии от принуждения или препятствования со стороны других, очевидно, что личность — это устойчивый образ жизни и чувствования, который, несмотря на смену средств, инструментов и органический рост и развитие, по-видимому, будет моделироваться неизменно и точно.</v>
      <v>При ближайшем рассмотрении актуальных процедур, которые можно назвать проективными, мы обнаруживаем одну общую цель использования множества техник и материалов: выявить у субъекта то, что «он не может или не станет говорить», часто из-за незнания себя и неосознанного раскрытия себя через проекции.</v>
      <v>1 Индивид может выражать свои чувства, блокированные заболеванием или физиологическими нарушениями.</v>
      <v>В последующем изложении не делается попыток полностью рассмотреть все использующиеся в данное время проективные техники, поскольку такое обсуждение не входит в настоящие намерения автора. Предлагается лишь несколько иллюстраций проективных методов, показывающих их разнообразие и масштаб в надежде заручиться дальнейшим интересом и способствовать лучшему пониманию их особенностей и преимуществ. .</v>
      <v>Чернильные пятна Роршаха, на которые субъект реагирует рассказом о том, что «видит» в нескольких различных пятнах, наверное, являются самыми известными из этих методик. В Европе и Соединенных Штатах они использовались обычно в психиатрических клиниках-и больницах для выявления конфигураций личности, обнаруживая при этом свою возрастающую ценность. Там, где были доступны истории жизни и психиатрические и психоаналитические исследования субъектов, проходивших диагностику Роршаха, интерпретации чернильных пятен все больше подтверждались этими клиническими данными. Сопоставимые данные обладают величайшей ценностью, поскольку подкрепляют друг друга и выявляют согласованность или противоречия различных интерпретаций и диагнозов личности.</v>
      <v>Схожий метод затемненной картинки Вильгельма Штерна вызывал у субъекта проекции на более бесформенной основе с преимуществами, по мнению создателя, над пятнами Роршаха. Чем более бесформенной или неструктурированной является основа, тем больше чувствительность методики, которая все же теряет в точности, как это бывает у большинства инструментов. Следовательно, менее чувствительные в сравнении с затемненными картинками и глиной пятна Роршаха отличаются большей точностью и определенностью. Как чернильные пятна, так и затемненные картинки предоставляют основу, которую субъект наделяет или на которую проецирует «увиденные» им конфигурационные модели, поскольку он видит только то, что сам ищет или «воспринимает» на этой основе. Отдельные детали реакции тем не менее важны лишь в контексте всего ответа на каждое пятно и значимы только для определенного субъекта. Это предполагает не отсутствие повторяющихся форм и значений у разных субъектов, но скорее то, что одни и те же буквы традиционного алфавита могут повторяться во множестве разных слов, и одни и те же слова можно использовать во множестве предложений, передавая чрезвычайное разнообразие формулировок, которые надо понимать в данном контексте и учитывая конкретного выражающего их в этом случае человека1.</v>
      <v>Возрастает применение игровых техник в клинической диагностике и изучении личностного развития детей. Субъекту могут быть предъявлены в качестве материалов почти любые игрушки или игры либо простые деревянные кубики для свободной игры или выполнения некоего</v>
      <v>1 Поскольку каждая личность должна использовать социально предписанные культурные паттерны в своем поведении и коммуникации, она во многом будет проявлять повторяющееся единообразие, значимое, однако, только для выявления моделей организаций или конфигураций, с помощью которых она структурирует свое жизненное пространство.</v>
      <v>запланированного действия, к примеру, постройки дома, классификации по группам, установки сцены для спектакля или другой организации игровых материалов в определенную конфигурацию, выражающую для субъекта эмоционально значимую модель. Необходимо помнить, что дети меньше прячутся за скрытыми и защитными механизмами и меньше осознают степень своего самораскрытия в игре. Исследователь не ставит задачу оценивать действия относительно навыков или по другой шкале достижений,'поскольку его цель — выявить тот способ «организации жизненного пространства» субъектом, который он считает для себя подходящим. Следовательно, важно любое исполнение вне зависимости от качества игровой конструкции или деятельности, и оно интерпретируется, а не оценивается, чтобы раскрыть видение и чувствование субъектом своих жизненных ситуаций, изображенных в игровых конструкциях и последовательностях. Вопрос о значимости определенной деятельности решается не критерием ее частоты или так называемыми объективными критериями, но всей игровой конфигурацией отдельного субъекта, предположительно выполняющего это определенное действие или использующего конкретную конструкцию в качестве выражения видения, и ощущения, и реагирования на жизнь, то есть своей личности. Кроме того, степень релевантности имеет контекст того, что предшествовало и что последует, а также контекст силы выражаемых чувств. При незначительности, субъективности и недостаточной достоверности этих критериев могут возникнуть препятствия к использованию различных методов раскрытия состава и структуры неизвестного вещества, через которое пропускают свет, электрический ток или излучение, располагающиеся определенным образом или давая спектральный снимок, в котором положение, количество, интенсивность линий и характер структуры показывают состав неизвестного вещества, его внутреннюю организацию и т.д. Конечно, проективные методы не подвергаются столь же обширному изучению, и используемые субъектами модели не исследованы так же хорошо. Важно то, что в исследовании личности открыт путь к развитию методов, сходных со спектроскопическими и дифракционными.</v>
      <v>Если сказанное не кажется достоверным, то вспомним, что линии на спектроскопической пластине определялись не статистическими, но экспериментальными способами, благодаря которым химически тестируемое вещество было подвергнуто спектроскопической проверке, в ходе чего было установлено точное местонахождение, а потом и определенное название идентифицирующей линии, Благодаря многочисленным данным также установлено, что ребенок, переживающий известный эмоциональный опыт, будет выражать это чувство в игровой ситуации, которое таким образом можно опознать. Поэтому дети, утратившие любимого родителя или ухаживающего за ними человека либо испытывающие тревогу в связи с приучением к туалету либо неуверенность и враждебность из-за ревности к единокровным брату или сестре и пр., будут проявлять эти чувства в своих игровых конфигурациях. Вызванные этим нарушения личности могут быть установлены экспериментальным способом, и их серьезность исследуется с помощью последующих игровых форм и выражений. Более</v>
      <v>того, догадки, полученные из игровых конфигураций, приводят к интерпретациям, обладающим не только терапевтическим эффектом, но и прогнозирующим проявления ребенка в ближайшем будущем.</v>
      <v>Используются не только игровые предметы, но также различные аморфные материалы, такие, как глина для лепки, мука и вода, грязь, а также другие вещества подобной консистенции, позволяющие субъекту, свободно обращаясь с ними, превращать их в различные предметы. В этих игровых ситуациях субъект часто переживает катарсис, выражает эмоции, которые иначе могли оставаться подавленными или замаскированными, либо символическое освобождение от обид и враждебности, которые долгое время перекрывались внешне хорошим поведением. Разборные куклы можно использовать для вызывания подавляемой враждебности и агрессии против родителей и сиблингов. Театральная сценическая игра с игрушечными фигурами и декорациями также служит основанием для выявления субъектом своих личностных трудностей и разрешения многих эмоциональных проблем. Маленькие пациенты лепят из глины фигурки, через которые выражают острейшие тревоги и искажения. Необходимо упомянуть эйдетическое воображение, которое, как сказано в конституциональных исследованиях Е. Р. Джейнша (Е. R. Jaensch), показывает один из аспектов выражения субъекта, входящий в особенности его личности или способа организации его жизненного пространства.</v>
      <v>Художественные средства дают другой ряд богатых возможностей для проективных методов изучения личности. Рисование пальцами во многом позволило проникнуть в сущность личностных особенностей и сложностей ребенка. Обнаружена чрезвычайная польза рисования при изучении характера личности и ее эмоциональных нарушений. Сообщается о других клинических способах использования рисования, дополняющих клиническое интервью и вызывающих реакции, зачастую более информативные, чем вербальные. Кукольные спектакли вызывают у пациентов из числа детей одновременно и диагностические, и терапевтические реакции, поскольку сила драматического переживания побуждает ребенка к интенсивному выражению своих чувств к авторитету и к родителям, а также подавляемых желаний обидеть других. Индивидам дают роли, а затем просят экспромтом их разыграть, выявляя таким образом степень спутанности и сдержанности чувств. Обнаруживается также, что освобождение подавленных эмоций может привести личность к пониманию своих трудностей. Драматические педагоги находят ключи к личности в способе изображения индивидами данных им ролей. Музыка предоставляет сходные и часто более мощные возможности для выражения аффектов, выявляющих личность. Интересно заметить, что по мере достижения терапией успеха по освобождению пациента, его художественное выражение — рисование, лепка, музыка и драматическое исполнение — приобретает большую целостность и раскрепощение.</v>
      <v>Как видно из предыдущего, индивид редко отдает себе отчет или осознает значение своей деятельности. В методах тематической перцепции эта неосознанность дает возможность вызвать весьма важные проекции у субъектов, которых просят написать или составить рассказ по се-</v>
      <v>рии картинок, демонстрирующих персонажей, с кем они могут отождествить себя, и тех, кто имеет к ним непосредственное личностное отношение. Тем же самым образом субъекты проецируют многие аспекты своей личности при завершении рассказов и предложений, при создании аналогий, сортировке и классификации предметов, к примеру игрушек, и в остальных методиках, где субъект раскрывает то, «что он не сможет или не станет говорить».</v>
      <v>Выразительные движения — к примеру, почерк — предоставляют другой подход к пониманию личности, так хорошо раскрывающей свое видение жизни в привычных жестах и двигательных паттернах, выражениях лица, позе и походке. Они отвергаются многими психологами, поскольку не удовлетворяют психометрическим требованиям валидности и надежности, однако их применяют в совокупности с клиническими и другими исследованиями личности, обнаруживая возрастающую обоснованность при сопоставлении результатов одного и того же субъекта при независимом тестировании каждым из этих способов. В эту группу методов необходимо включить наблюдение за всеми видами тиков и технику танца, так как они выявляют напряженность, тревогу и другие частично сдерживаемые чувства.</v>
      <v>Если мы будем рассматривать проблему личности во всем ее комплексе как активный динамический процесс, который и подлежит изучению как процесс, а не как реальность или совокупность черт или факторов либо как статичная организация, тогда эти проективные методы дадут много преимуществ для получения сведений о процессе организации опыта, специфичного для каждой личности и помогающего понимать ее на протяжении всей жизни. Кроме того, проективные методы предоставляют возможности для использования доступных проникновений в личность, которые отвергаются с кажущейся нарочитостью держащими пальму первенства количественными методиками.</v>
      <v>Здесь можно еще раз подчеркнуть, что исследование личности не ставит задачу единичного измерения отдельных переменных в большой группе индивидов и последующего стремления оценки статистическими методами корреляции, а также не выуживает и не устанавливает количественной оценки нескольких факторов. Цель требует скорее применения разнообразных методов и процедур, которые будут выявлять многие грани личности и показывать, как индивид «структурирует свое жизненное пространство» или организовывает опыт, стремясь разными способами удовлетворять личные потребности. Если окажется, что индивид проецирует одни и те же паттерны или конфигурации на широчайшее разнообразие материалов и раскрывает ряд опытов своей жизненной истории, делающих проекции психологически значимыми для его личности, тогда можно судить о достаточной валидности методик, чтобы оправдать дальнейшее экспериментирование и усовершенствование в этой связи. Уверенность и поддержку при проведении таких исследований экспериментатор и клиницисты находят в том, что их концепции и методы получают всевозрастающее признание и одобрение в научной сфере, а это сегодня служит доказательством наибольшей плодотворности.</v>
     </stanza>
    </poem>
   </annotation>
   <date></date>
   <lang>ru</lang>
  </title-info> <document-info>
   <author>
<nickname>Librarian</nickname>
<email>librarian@biblioteka.cc</email>
</author>

   <program-used>FB Editor v2.0</program-used>
   <date value="2010-06-07">2010-06-07</date>
<src-url>http://biblioteka.cc</src-url>
<id>5695841C-1BC9-4D79-BD11-DBCDBAE2278A</id>
   <version>1.0</version>
  </document-info>
Аннотация

В конце 30-х — начале 40-х годов XX века проективные методы были особенно популярны и получили широкое распространение. Да и сегодня этот вид тестирования вызывает у психологов особый интерес. Пожалуй, используя именно проективные тесты при работе с людьми, психолог ощущает себя немножечко волшебником, ведь изначально было задумано так, что сталкиваясь с так называемым «неопределенным» стимульным материалом, тестируемый, сам того не ведая, полностью раскрывает собственное бессознательное, и тестирующему не нужно тратить колоссальные усилия, чтобы до него добраться. Так ли все гладко на самом деле — вопрос спорный.
Навигация

Вход в систему

Последние комментарии

Новое на форуме

Последние записи в блогах

Впечатления

Проективная психология [Л Э Абт] (fb2)

Аннотация

Рекомендации:
