О социализме [Александр Александрович Богданов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александр Александрович Богданов О социализме


Заявление

Предпринимая издательство социал-демократической партийной литературы, в особенности посвященной защите принципиальной позиции большинства второго партийного съезда, приглашаем всех сочувствующих к материальной и литературной поддержке этого начинания.

В. Бонч-Бруевич,

Н. Ленин.



Российская Социал-демократическая Рабочая Партия


Рядовой

О социализме

Товарищи! было время рабства, было время крепостного права. Тогда люди разделялись на свободных-господ, несвободных-рабов, крепостных; господа владели рабами и крепостными и делали над ними, что хотели.

Что они над ними делали, мы не станем рассказывать, очень уж невеселая история, да и долго было бы говорить. Времена те прошли, прошли безвозвратно; и стали люди — все «свободные». Так ли? Не совсем так, и вы это по себе знаете.

Посмотрите, сколько над рабочими всякого начальства, так много, что и пересчитать трудно. На фабрике — и старшие, и техники, и инженеры, всякие заведующее, управляющее, директора, и, конечно, еще над ними сами капиталисты. А вышел на улицу, вон на углу городовой, это ли не начальство? и еще квартальный, пристав, всякая полиция; а там жандармерия, земский начальник, и сколько еще всяких чиновников, вплоть до царя-батюшки. Все-то они при всяком случае норовят показать свою власть над народом то прижимкой, то грубостью, а то чем и похуже. Много об этом говорить нам теперь не приходится: все равно, кто сам об этом не думал, тот слушать нас не станет; а говорим мы для тех, кто думает.

Да, скажет иной, знаем мы конечно о всяких притеснениях, только что ж поделать, ведь нельзя без начальства. Без управления действительно пока еще не обойдешься. Но разве управление для того, чтобы притеснять и власть показывать? Нет, грубость и притеснение начальства хоть и не крепостное право, а все же от него остались, и уж бесспорно, «свобода» эта плохая.

По настоящему, всякое начальство должно иметь только такую власть, чтобы исполнять свои законные обязанности. Правда, и в этом толку немного, если законы плохие, притеснительные; надо, чтобы законы были свободные. Кроме того надо, чтобы эти законы хорошо исполнялись, чтобы народу можно были следить за их нарушениями и законно бороться со всякими неправильностями. Тогда ни фабричное начальство, ни полицейское, ни чиновничье не могли бы безнаказанно пользоваться своей властью для прижимки и угнетения, для обид и насилия; всем им пришлось бы наконец понять, что не народ для них, а они для народа.

Таковы свободные порядки. Устроить их можно только тогда, когда законы издаются выборными представителями самого же народа и когда у народа есть все способы и средства защищать и отстаивать себя и свои интересы. Главные же способы и средства — это свободное слово и свободный союз. Пусть каждый получит возможность свободно высказывать и писать и печатать все, что он знает и думает, чтобы обличать всякую несправедливость, всякое беззаконие; пусть никто не мешает гражданам собираться вместе и обсуждать те дела, которые их занимают, и борьбу рабочих с капиталистами, и борьбу крестьян с помещиками, и всякие законы, старые и новые, и действия правительства, и политику с другими государствами. Пусть, наконец, все и каждый получат право свободно соединяться, чтобы сообща добиваться своих целей и охранять свои интересы, захотят ли рабочие устроить стачку, чтобы заставить капиталиста увеличить плату, захотят ли различные граждане объединиться в союз, чтобы достигнуть избрания таких, а не иных представителей в законодательное собрание, издания таких, а не иных законов и т. д.

Так-то так, скажет кто-нибудь, хорошо было бы все это, да возможно ли это сделать? Конечно, возможно, хотя и не легко. В западных странах народ почти добился таких порядков. Кое-чего не хватает, по немногого: здесь одного, там другого; в общем же есть там и законодательство через выборных представителей и свобода слова, собраний, стачек, союзов. Досталось все это народу не даром: долгая была борьба и жестокая, много пролито было крови за свободу. Зато теперь у них живется не так, как у нас: и бедности меньше, и заработная плата гораздо лучше, и рабочий день короче, и знаний у всех больше, потому что народу легче позаботиться о себе и постоять за свои интересы. А сто лет тому назад и там было все по-нашему, потому что у народа не было прав и не было силы.

Как прежде на Западе, так теперь у нас, в России ведется упорная борьба за свободу, об этом вы, конечно, слышали. Много сил на нее тратится, немало и крови проливается; все это не пропадет даром: все больше народу вступает в борьбу; недалеко уже время, рухнут остатки старого рабства, станет всем свободнее и легче. В этом уж теперь мало кто сомневается.

Но чтобы вернее добиться свободы, а добившись лучше ею воспользоваться, надо заглянуть подальше вперед: в ней ли одной вся суть и на ней ли все дело кончается? В далекий путь идет человечество; и чтобы не сбиваться в стороны, не делать лишних обходов, не тратить силы даром, надо ясно и хорошо знать, куда оно идет и какая за какой станция.

Вот, добились европейские народы свободных законов; что же, думают они, что пора остановиться? Нет, они ведут новую борьбу и считают ее серьезнее прежней. Чего же они еще хотят? А, конечно, того, чего им не хватает. Дают ли свободные законы полную свободу? А вот посмотрим.

Англия, пожалуй, самая свободная страна в свете. Законы там издаются народными представителями, чиновники замечательно добросовестные, суды беспристрастные, рабочий день — часов девять повсюду, заработная плата раза в три-четыре больше нашей, книг и газет читается народом так много, что мы и представить себе едва можем, слово и печать совершенно свободны, для народных собраний и обсуждения каких угодно дел нет стеснений. Однако, и там далеко еще не рай на земле, и если приглядеться, то увидим, что до полной, настоящей свободы все таки далеко.

Вот английский рабочий. Живет он лучше, чем у нас мелкий чиновник, а работает на фабрике или на заводе девять часов в сутки, что же, он свободен во время этих девяти часов? Нет, он находится в распоряжении капиталиста, которому продал свою рабочую силу. Свободы-то остается не так уж много. А если бы он захотел иметь ее побольше? например, работать только восемь часов, чего и добиваются передовые рабочие? Нм этого не дают. Кто не дает? Капиталисты. Почему не дают? Потому что им нужна прибыль, как можно больше прибыли. Совершенно так же, как и наши капиталисты, они получают прибыль из труда рабочих; как и наши капиталисты, они эксплуатируют рабочих, только меньше, потому что сами рабочие отстаивают себя лучше, чем у нас. Пока существует эксплуатация, нет настоящей свободы, хотя бы законы и были очень свободные.

Но этого мало. Если иногда на время удастся рабочему избавиться от эксплуатации так только для того, чтобы попасть в лапы безработицы. Не поладил рабочий с капиталистом, тот его увольняет: ступай на улицу. Тяжела у капиталиста работа, мала заработная плата; требуют рабочие условий получше; капиталист не дает; приходится устраивать стачку. Тысячи рабочих проживают последние сбережения, переносят голод, холод; это ли свобода? Хорошо, если капиталист уступит, но сила у него большая, и он может держаться долго. Не так давно был случай, забастовали рабочие каменоломень у одного английского лорда миллионера, забастовали из-за того, что он не позволял им устраивать у себя союзы и увольнял всех, кто не хотел ему покориться; 2 1/2 года продержались стачечники, благодаря поддержке товарищей-рабочих почти всей Англии, а также помощи других добрых людей, но лорд все-таки не уступил: ему было не важно получить несколько десятков, а то и сотен тысяч убытку в год, так громадно его состояние. Бывает и так, что пойдут дела капиталиста плохо, и он вынужден сократить свое предприятие и выбросить на улицу сотни и тысячи рабочих, даже если бы сам не хотел этого. А во время кризисов, когда дела страшно ухудшаются во всей промышленности, это принуждены делать сотни капиталистов, и много предприятий закрывается даже совсем; тогда начинается страшная общая безработица; а те, кто еще имеет работу, должны соглашаться на пониженную плату, которую назначают капиталисты; и тут уж не помочь делу никакими стачками. Как раз такой кризис пришлось испытать России с конца 1899 г., и до сих пор он еще не закончился вполне. Да, наконец, и без кризиса всегда может для многих рабочих любой почти профессии наступить безработица, хотя бы из-за того, что изобретена новая машина, которая их заменяет: машина должна служить помощью для рабочих, облегчением их труда, а тут она становится для них проклятием, приносит им голод и лишения и помогает капиталисту подчинить их своим требованиям.

Вообще, с какой стороны не взять, отовсюду угрожает рабочему одно и то же — необеспеченность; нет такого дня в его жизни, когда он мог бы считать свое положение прочным и надежным. А при необеспеченности какая уж свобода: разве может рабочий делать спокойно все, что он хочет, когда знает, что судьба его зависит и от капиталиста, и от спроса на рынке на его труд, и от кризиса, и от машины, и от чего еще только. Это не свобода, а тяжелая зависимость; недаром некоторые ученые признают, что современный наемный труд есть смягченное рабство.

Да и не над одним рабочим висит в нынешнем обществе необеспеченность. Мучит она и мелкого ремесленника или кустаря, живущего продажей своих товаров: удастся ли продать и за сколько, ведь это совсем не от него зависит, а от спроса, от рынка; тут еще является на тот же рынок конкурировать крупный капиталист; производя при помощи машин, капиталист имеет возможность без убытка для себя сбивать цены до такой степени, что кустарю или ремесленнику с этими ценами жить становится нечем. Необеспечен и крестьянин, который продает свой хлеб тоже на рынке, а за сколько придется продать, зависит не от него; да еще подстерегает его кулак-ростовщик, ловит минуту, чтобы закабалить и разорить процентами. Но даже капиталист, особенно средний и мелкий, и тот никогда не может поручиться за завтрашний день; упадут цены на его товар, всполошатся кредиторы, приступят все сразу с ножом к горлу, не удастся добыть столько наличных денег, сколько им уплатить надо, и кончена его история: обанкротился.

Угнетает капиталистическое общество рабочего, да и остальным классам не дает ни полной свободы, ни спокойного счастья; и этому не могут помешать даже английские свободные законы, они могут только облегчить, а не уничтожить всеобщую зависимость. В чем же тут дело и как ему помочь, как добиться полной, настоящей свободы? Зависит свободный рабочий от капиталиста и от спроса на рабочую силу, а капиталисты и все прочие зависят от сбыта товаров; в этом и есть самая суть дела, эту зависимость и надо уничтожить. Но как уничтожить? И возможно ли это?

Было время, когда ни капиталистов, ни рынков не было; люди жили маленькими обществами — родами, по несколько десятков, сотен человек. Каждый такой род представлял из себя просто громадное, разросшееся семейство, потомство одних и тех же прадедов. Все члены этого семейства работали вместе, сообща; добывали таким образом все необходимое для жизни и по братски все делили; ничего не продавали, не покупали, а жили тем, что сработали в общем труде. Только жизнь эта была очень бедная, не было таких хороших орудий и машин, да и откуда их взять, коли все самодельное; а плохими и жалкими орудиями и не много сделаешь, особенно если приходится нескольким десяткам человек исполнять чуть не сотни различных работ, приготовляя для себя все собственным трудом: и орудие, и оружие, и пищу, и одежду, и дома, и украшения. Не было ни господ, ни рабов, ни капиталистов, ни пролетариев, а все же не было и свободы; какая тут свобода, когда все едва живы, все время выбиваются из сил, чтобы только прожить кое-как. Глупо было бы нынешним людям завидовать тогдашнему порядку.

Отчего же теперь, хоть и нет этого прежнего братства, а люди живут лучше, чем тогда? Оттого, что теперь не десятки и не сотни людей сообща трудятся, а миллионы людей друг для друга работают. — Как так? Разве по нынешним временам каждый не о себе только заботится? Заботится-то о себе, а работает для других. Посмотрим, как это выходит.

Покупает рабочий на рынке ситец на рубашку, платит полтинник. Полтинник он своим трудом заработал, а ситцу ему ни за что бы самому не сделать. Кто же делает ситец? Другие рабочие. Какие именно. А вот какие. В Туркестане или в Ост-Индии, а то и в далекой Америке работают люди на хлопковых плантациях, приготовляют хлопок! Везут этот хлопок другие люди за тысячи верст на фабрики бумагопрядильные, где из хлопка делается пряжа, потом на бумаготкацкие, где пряжа превращается в ткань, потом на ситцепечатные, где ткань окрашивается узорами. И рабочие всех этих фабрик таким образом участвуют в приготовлении этого ситца, а также и те, кто перевозит продукты с фабрики на фабрику и, наконец, на рынок. Работают люди на всех фабриках разными орудиями и машинами; те орудия и машины сделаны в разных местах рабочими механических и машиностроительных заводов и привезены еще другими рабочими на хлопчатобумажные фабрики; ясно, что и эти все рабочие приложили труд к выделке все того же ситца. И орудия и машины сделаны из железа и других металлов, причем тратился также уголь, смазочное масло и другие материалы. Железо добыто из руды, которую выкопали одни рабочие, а другие подвергли выплавки на чугунно-литейных и железоделательных заводах. Уголь добывался из шахты углекопами, а смазочные масла еще иными рабочими из нефти на нефтеперегонных заводах. Ясно, что и эти все вложили по частице своего труда в производство все того же ситца. А железные то дороги и пароходы, на которых перевозились с места на место и хлопок, и пряжа, и железо, и уголь, ведь и их надо было создать трудом — железные дороги провести на тысячи верст, пароходы построить на верфях. И все, кто над этим трудился, помогли тем самым приготовить ситец, и хоть по маленькой частице, а положили на него свой труд. Всех этих работников, сколько мы их перечислили, надо было кормить и одевать во время работы, без этого не было бы у них рабочей силы, не было бы и их работы. Значит, все, кто их кормил и одевал, также участвовали в выделке ситца, потому что без них ситца бы не получилось. Кто же их кормил и одевал? Крестьяне возделывали хлеб, кормили скот на мясо, огородники сажали овощи, другие работники приготовляли ситцевые и шерстяные ткани, шили сапоги и платье, третьи стоили дома под квартиры рабочих, да и под фабрики, на которых ведется работа. И все эти, очевидно, также необходимые участники в производстве все того же ситца. Рассматривая это дело до конца, вы увидите, что ситец сделан не одним и не несколькими работниками, а в сущности всем трудящимся обществом. И то же окажется верно и для всякого другого товара. Все трудящиеся постоянно работают заодно и для всех, только хищники и паразиты не принимают участия в этом общем деле и даром пользуются его плодами.

Однако, хотя все сотни миллионов трудящегося народа работают заодно, но сами они этого не замечает и, притом, что еще важнее, не получают от этого ни обеспеченности, ни настоящего благосостояния. Отчего же все это так странно складывается? Есть тому делу очень важные причины.

Наш рабочий: купил ситец на рынке, купил у торговца; и видел он там только ситец да торговца, и не мог, конечно, видеть всего того, что мы сейчас разобрали. Не заметно на ситце следов от труда тех миллионов людей, которые участвовали всякими способами в его производстве; торговец же об этом труде, конечно, даже не заикается, а говорит прямо: «ситец мой» и норовит содрать за него с покупателя подороже; стало быть, рабочий должен принимать, что это так и есть, что ситец принадлежит торговцу; а, конечно, торговец о нем, рабочем, заботится меньше всего, и вовсе не заодно с ним трудится. В чем же, значит дело? В том, что товар принадлежит не тому, кто его произвел. Произвели ситец миллионы трудящегося люда, а владеет им сначала один капиталист-фабрикант, потом другой капиталист-торговец; и от них-то получает его покупатель за деньги, а не от трудящегося общества, за свой труд. Как же это случилось? А вот как.

Для того, чтобы заниматься производством, мало одних рук да доброй воли: нужны еще средства производства, т. е. во-первых, орудия, машины, помещения для работы, во-вторых, всякие материалы для работы, в-третьих, средства к жизни для работника на все то время, пока он выполняет свое дело. Всего этого нет у работника: он пролетарий, т. е. человек без собственности. Нет всего этого и у трудящегося общества — у всех трудящихся вместе: у миллионов работников нет никакой общей собственности, в том числи нет и средств производства. У кого же все это имеется? У отдельных богатых людей, называемых капиталистами. У них есть либо прямо эти средства производства, либо деньги, за которые они легко могут все это купить у других капиталистов.

Но откуда у капиталистов взялись средства производства? Рассказывать все это была бы очень долгая история; пришлось бы говорить о том, как в старые времена знатные господа эксплуатировали рабов и крепостных и составляли богатства из их дарового труда, как разные чиновники обирали народ налогами и взятками, а ростовщики пили кровь из всех, кто попадался в их цепкие лапы, как племена завоевателей грабили всех, кого могли ограбить, а ловкие торговцы надували невежественных дикарей, сбывали им ничтожные украшения и безделушки за золотой песок, драгоценные шкуры и другие редкие товары. Все, что такими способами накоплялось, передавалось от одних другим то по наследству, то посредством ростовщичества, а то и просто обмана; много крови и грязи пришлось бы увидеть, если бы на каждом капитале оставались следы его происхождения. Одно верно: трудом составить капитала нельзя, а если бы и был такой необыкновенный человек, который сумел бы это, так уж его наследникам капитал достался бы без труда.

Стало быть, капитал, это не трудом приобретенное богатство; но в наше время без капитала нет средств для труда. Капиталист нанимает рабочих, т. е. дает им средства труда: заработную плату, чтобы жить за время работы, и всякие орудия и материалы, чтобы над ними работать, а за это он берет себе все, что работники произвели, и продает это, как свой товар на рынке, чтобы получить прибыль и увеличить свой капитал. Таким образом, то, что произведено одними, оказывается собственностью других; и на этом построен весь нынешний общественный порядок. Ни на каком товаре не видно, кто над ним трудился; а продает его капиталист и говорит: «это мое»; оттого и не видят люди, что они трудятся заодно и общим трудом производят все товары. От того же и не обеспечен любой человек в нынешнем общества, потому что все, что ему надо, он получает не от общества, а от капиталистов, которые отдают товары только за деньги и только ради прибыли: значит, требуется иметь для них достаточно денег, чтобы заплатить им прибыльную для них цену, а может ли оказываться всегда и у всякого достаточно денег?

Правда, что как будто не у одних капиталистов есть средства производства; есть они еще у ремесленников и крестьян, но тем от этого не лучше. Все равно, и крестьянин и ремесленник свои орудия и материалы получают не от общества, а на рынке за деньги. Опять надо иметь достаточно денег; а всегда ли это удается? Чтобы добыть их должен крестьянин продать свой товар; но дадут ли ему на рынке такую цену, какая для него требуется, чтобы жить сносно и работать без изнурения? Это зависит не от него; и даже чаще всего выходит, что такой цены ему не дают. Приходится ему биться, как рыба об лед; какая уж тут обеспеченность! Его положение не лучше, чем положение наемного рабочего, а зачастую гораздо хуже.

Как же изменить все это? Как достигнуть настоящей обеспеченности для всех, а с нею и настоящей свободы? потому что только при обеспеченности люди свободно развиваются, никому не отдавая свою свободу ни целиком, как рабы, ни отчасти, как рабочие, ради средств к жизни. Путь только один: надо, чтобы то, что общественными трудом сделано, обществу и принадлежало, чтобы рабочий получал средства к жизни и к труду не от капиталиста, а от общества; надо, следовательно, чтобы все средства производства стали общественной собственностью. Это и есть учение социализма.

Вот что говорят социалисты. Мы не хотим, чтобы существовали капиталисты, которые владеют всем, хотя бы вовсе не трудились, и пролетарии, которые не владеют ничем, как бы они ни трудились. Мы хотим, чтобы все общество состояло из товарищей, которые сообща трудятся и сообща всем владеют. Все, что необходимо для производства: вся земля, все орудия, машины, все материалы труда, все это должно принадлежать всем, т. е. обществу, а не отдельным людям — капиталистам, которые пользуются этим для эксплуатации других. Каждый должен быть трудящимся членом общества, никаких паразитов, живущих на счет чужого труда, не надо. Каждому человеку общество должно давать средства к жизни и к труду, чтобы он мог жить и развиваться, и трудиться, и наслаждаться жизнью. От каждого человека общество может требовать столько труда, чтобы само общество могло таким образом существовать и развивать свои силы. И понятно, что обязательного труда при этом от каждого потребуется гораздо меньше, чем требуют нынешние капиталисты: больше будет трудящихся, так как не будет ни паразитов, ни безработных; не будет бесплодных затрат на роскошь богатых и знатных; силы каждого разовьются гораздо полнее, чем теперь, и труд каждого будет гораздо успешнее, производительнее. Действуя дружно, общество при своих громадных силах, будет в состоянии построить такие машины, о которых теперь не могут мечтать и самые богатые капиталисты, да и вообще изобретение и развитие машин будет идти гораздо быстрее, чем теперь, потому что образование станет доступно всем, и всякий получит возможность научиться всему, чему пожелает. Таким образом для общего благосостояния и развития от каждого члена общества потребуется не только меньше 11–12 часов, как в большинстве случаев работают теперь у нас на капиталистов, но и не 10-9 час, как теперь в Америке и в Англии, и даже не 8 час, как в Австралии и Новой Зеландии, а часов, может быть, вначале 5–6, а потом все меньше и меньше. При этом общество будет стараться о том, чтобы каждый получил себе работу по душе, насколько это возможно, а тогда и обязательная работа окажется все-равно, что свободная. И понятно, что тогда человек будет чувствовать себя действительно свободным: сознавая, — что те часы, которые он отдает на обязательный труд, он отдает на пользу всего общества, которое само по-братски и по-товарищески о нем заботится, он будет, кроме того, иметь массу времени для своего развития, для свободного труда и наслаждения жизнью, и не будет над ним начальства и господ, а только равные ему товарищи; потому что и те, кого общество будет выбирать в распорядители для различных работ и вообще для хозяйства, даже те не перестанут от этого быть равными остальным товарищам, исполняющим, как и они, свое дело. Тут не придется народу бороться с господами, пролетариям с капиталистами: общество станет свободным товарищеским союзом для свободной жизни и развития. Такова высшая цель, которую в наши дни ставит себе трудящееся и борющееся человечество, таков идеал человечества — социалистический идеал!

Но социализма нельзя добиться сразу. Чтобы исполнить это великое дело, социалистам надо иметь две вещи: во-первых, силу, чтобы отнять у капиталистов и землевладельцев все средства производства и передать их в общественную собственность, и во-вторых, умения и опыт, чтобы сразу после этого правильно и разумно устроить общественное производство и с самого начала справедливо распределить продукты общего труда. Откуда же взять эту силу и это уменье?

Сила получится тогда, когда весь трудящийся народ поймет, что ему надо, и дружно сплотится для борьбы против всех эксплуататоров и всякой эксплуатации. Первыми могут и должны понять это и сплотиться наемные рабочие — пролетарии, ведь они лучше всех других знают по опыту, что такое эксплуатация, и легче других узнают по опыту, что такое товарищеская поддержка в общем деле. А когда они объединятся и энергично поведут борьбу за социализм, то к ним вскоре присоединятся и ремесленники и крестьяне, понявшие все выгоды свободы и объединения всех, и трудящиеся образованные разночинцы, «интеллигенты», из которых уже теперь выходит немало борцов за социализм. Союз всех этих сил, с пролетариями во главе, будет непобедим и сокрушит все препятствия.

А уменье и опыт, чтобы устроить социалистическое общество? Это пролетарии приобретут в постоянной борьбе против капитала за улучшение своего положения. Пока нельзя совсем уничтожить эксплуатацию, надо насколько возможно ослаблять и оттеснять ее, надо добиваться уступок от эксплуататоров, надо бороться за более сносные условия жизни, чтобы лучше накоплять силы. Для этого надо рабочим объединяться в союзы, стачками и всякими другими способами заставлять капиталистов улучшать условия найма, а правительства — издавать в пользу рабочих фабричные законы. В такой постоянной борьбе рабочие и сплотятся в громадную силу, и в то же время привыкнут и научатся правильно и разумно вести общее дело; тогда они и в состоянии будут, когда явится возможность, устроить общественное производство.

Этому делу помогут даже капиталисты, хотя и против своей воли, конечно. У них идет жестокая конкуренция; каждый старается побить остальных и вытеснить их с рынка. В этой конкуренции более сильные одолевают слабых и разоряют их, и захватывают себе их капиталы и их предприятия. Так создаются громадные предприятия, о каких прежде никто и не мечтал; и предприятий этих оказывается числом меньше, чем прежде. То же самое получается и тогда, когда капиталисты хотят избавиться от конкуренции со всем ее риском и для этого соединяют вместе свои капиталы: устраивают всякие товарищества на паях или акциях, а также громадные союзы, чтобы сообща вести производство и сбыт товаров. Каждое такое товарищество и каждый такой союз (синдикат) становится одним громадным предприятием; и опять предприятий оказывается числом меньше, а размером больше. При этом выходит, что в предприятиях рабочие объединяются массами все больше и больше: сотнями, тысячами, даже десятками тысяч. Это все больше приучает рабочих и чувствовать заодно, и действовать заодно, и вообще помогает им воспитываться и приготовляться, и соединяться для общего рабочего дела. Тут все легче становится рабочим приобрести для борьбы за социализм и силу и уменье. А к тому же уменьшается и другая трудность дела; предприятий становится все меньше, а сами они величиной все больше; и трудящемуся народу, конечно, легче будет овладеть небольшим числом громадных предприятий, чем множеством мелких. Выходит, что даже и капиталисты, заботясь только об эксплуатации, о своих выгодах, подготовляют невольно социалистический строй, который им, понятно, ненавистен.

В передовых странах мира рабочие приобрели посредством союзов и борьбы за свои интересы большую силу и большой опыт и уверенными шагами идут к социализму; а у нас пока еще не то. У нас рабочим не дают объединяться и вести борьбу за свои интересы, у нас этого не допускает государство. Чуть стачка и требования капиталистам об уступках — являются царские войска и полиция прекращать стачку и усмирять рабочих. Чуть объединится хоть несколько человек, хоть даже не для борьбы, а чтобы вместе читать и развиваться, — сейчас шпионы стараются это разведать, а жандармы — арестовать всех участников, чтобы держать по тюрьмам и ссылать. У нас не допускаются ни рабочие союзы, ни свободное обсуждение рабочими их интересов, ни борьба за эти интересы; у нас все это нелегально, т. е. преследуется всеми силами государства: чиновниками, полицией, шпионами, войсками. Царь охраняет капиталистов от пролетариев, а пролетариев — от борьбы за свободу и от всякого развитая. У нас нет политической свободы, а есть политическое рабство, называемое самодержавием. Пока оно есть, до тех пор настоящая, широкая борьба за социализм невозможна, и невозможна успешная борьба против капитала вообще, борьба за интересы рабочих, за лучшие условия жизни. Русскому рабочему приходится, стало быть, прежде всего добиваться свободы для этой борьбы, ему приходится бороться против самодержавия за политическую свободу. Это необходимо русскому рабочему понять и усвоить; это должно стать первой целью нашего рабочего движения, на этом теперь же должен объединяться русский пролетариат. Не ему одному нужна политическая свобода, стремятся к ней и другие классы русского общества, кроме, понятно, тех, кто на службе у самодержавия или пользуется его милостями и защитой. Но рабочему классу политическая свобода всего нужнее, и ему следует занять передовое место в борьбе за нее. Другие классы согласятся и на частицу политической свободы, для себя самих главным образом; пролетариату нужна настоящая полная политическая свобода, нужно народное правление. Ему нельзя бездействовать и отступать, он должен сомкнутыми рядами идти вперед, написавши на своем знамени: «Долой самодержавие, да здравствует борьба за социализм!»

РЯДОВОЙ



Оглавление

  • Заявление
  • Рядовой
  •   О социализме