Влюбленная в принца [Николь Бернем] (fb2) читать онлайн

Николь Бернем Влюбленная в принца

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Мне никогда не удастся понять разницу между плацентой частичной и интимной.

Пиа Ренати постаралась приглушить раздражение. Она прижимала плечом к уху сотовый телефон, прислонившись спиной к узорчатой стене Международного аэропорта в Сан-Римини и перелистывая страницы толстого руководства для беременных. Интересно, как во всем мире женщины без медицинского диплома рожают детей?

И почему именно у нее раздается звонок, когда ее подруге Дженнифер Аллен нужно с кем-то поговорить? Теперь Дженнифер стала принцессой ди Талора и по совету врачей в основном проводит время в постели. Естественно, ее тянет в это время с кем-нибудь поболтать. Лучше всего с Пиа.

Пиа уже привыкла к своей роли палочки-выручалочки. Попав в беду, ее друзья всегда первым делом ищут ее. Как, к примеру, сейчас ее бывшая начальница, с которой они вместе работали в лагере беженцев два года назад. Пиа научилась невозмутимо, будто на пикнике, раздавать беженцам из стран Третьего мира консервы. Без лишних слов оборудовать временные жилища под жарким африканским солнцем. Отвозить жертв военных действий в медицинские учреждения. А кто помогал соединиться любящим сердцам? Все это делала Пиа и никогда не боялась тяжелой работы. И Дженнифер это знала лучше других. Но ублажать беременную женщину, которая вот-вот родит наследника трона Сан-Римини? Это не для нее. Все, что Пиа знает о беременности и о младенцах, она прочла за последний час.

Ее собственная мать никогда не проявляла желания стать образцовой родительницей. Даже плохие родительницы были лучше, чем постоянно отсутствовавшая Сабрина Ренати. Впрочем, не стоит отвлекаться. Дженнифер настаивала, чтобы Пиа сейчас была рядом с ней. И Пиа не могла отказать беременной подруге.

Она перевернула страницу. Следующий раздел руководства, которое ей прислала Дженнифер, открывался черно-белым снимком на всю страницу. Пиа чуть не уронила книгу на пол переполненного аэропорта. На фото была изображена женщина во время родов. Не могут составители таких книг хоть что-нибудь оставить воображению? Да-а. Не хватает им еще додуматься сделать такие снимки цветными.

— Синьорина Ренати?

Пиа еле расслышала бархатный баритон за спиной. Как раз в этот момент система звукового оповещения громко потребовала, чтобы синьор Поницио подошел к белому бесплатному телефону.

Внезапно возникшее ощущение стесненности заставило Пиа захлопнуть книгу. Гул разговоров вокруг нее стих. Все глаза, словно на каком-нибудь конкурсе, сосредоточились на ком-то, стоявшем за ее спиной.

Не оборачиваясь, Пиа поняла, кому принадлежит четкий, оперного тембра голос. За ней пришел не дворцовый лакей, чтобы показать дорогу к пикапу «фольксваген», как она ожидала, а, бесспорно, самый привлекательный для прекрасной половины человечества одинокий мужчина. Принц Федерико Константин ди Талора недавно овдовел. Во всем мире читатели ежедневных газет знали его как Принца Совершенство. Такой известностью он был обязан своей неотразимой средиземноморской внешности, безупречной репутации и благородству.

Проклятье, один-единственный раз после ночного полета у нее не оказалось под рукой мятных освежающих таблеток и мейкапа, чтобы привести себя в порядок, — и вот пожалуйста. Хорошо еще, если он не заглядывал через плечо и не видел, что она читает. Пиа заставила себя улыбнуться и обернулась к деверю Дженнифер. Ко второму человеку среди наследников тысячелетнего трона Сан-Римини.

Прошли годы с тех пор, как она жила дома и говорила на своем родном итальянском с акцентом Сан-Римини. Ей хотелось бы, конечно, поболтать с кем-нибудь, кто мог бы понять язык ее детства, Переброситься шутками насчет политики, услышать слухи о местных знаменитостях. Узнать, какие в моде новые рестораны и танцевальные клубы.

Вид знаменитого представителя княжеской семьи привел ее в замешательство — под 190 сантиметров ростом, в смокинге и свежайшей белой рубашке, умеющий носить их с такой же небрежностью, как кинозвезда, идущая по красному ковру получать академическую награду. Неудивительно, что она едва сумела пробормотать:

— Принц Федерико. Buon giorno. Come sta?

Ради бога, что он здесь делает? Дженнифер ни разу не упоминала, что пошлет Федерико в аэропорт. Статный брюнет с голубыми глазами, принц обладал еще и тем неуловимым качеством, о котором мечтают все мужчины. Харизмой.

Во время свадьбы Дженнифер с кронпринцем Антонио их представили друг другу. Это было полтора года назад. Ошеломленная той краткой встречей, она так нервничала, что, пробормотав положенные любезности, быстро нырнула к банкетному столу. Там сидели ее коллеги из лагеря беженцев Хаффали.

Федерико и его элегантная жена Лукреция (теперь уже покойная), конечно, очаровывали своей приветливостью, но, казалось, парили над праздником, над оживленной атмосферой королевской свадьбы. Лукреция была абсолютной противоположностью Пиа. Высокая, томная, бледная, с темными прямыми волосами и полными яркими губами, с кошачьей походкой и потрясающим чувством стиля, она представляла тот тип женщины, который каждый редактор модного глянцевого журнала мечтает заполучить на свои страницы.

А Федерико… Одно только его присутствие сковывало ее. От его спокойных, уравновешенных движении и жестов веяло силой и уверенностью в себе. И одежда под стать — сшитый на заказ смокинг и лакированные туфли.

И потом эти удивительные скулы… Легко можно себе представить, какой мягкой и нежной окажется оливковая кожа под женскими пальцами.

Пиа прижимала книгу для беременных к своей болотного цвета футболке, которая подходила к брюкам цвета хаки и спортивным сандалиям. Ну почему она не догадалась надеть в дорогу платье! Когда последний раз она виделась с Федерико, на ней было пышное платье, соответствующее высокому званию подружки невесты, и лодочки от дизайнера.

Принц сделал легкий жест рукой. Сопровождавший его атлетического вида мужчина сделал шаг вперед и взял сумку, стоявшую у ног Пиа.

— Спасибо, синьорина Ренати, у меня все в порядке. Если не возражаете, я бы предпочел говорить на английском языке. Я пытаюсь усовершенствоваться в нем. Не часто выпадает возможность попрактиковаться с кем-то, кто прекрасно говорит на обоих языках. Ведь вы провели много времени в Соединенных Штатах, не правда ли?

— Хорошо, пусть будет английский, — кивнула Пиа.

Конечно, она предпочла бы итальянский — для большей непринужденности. Тем более что принц назвал ее синьориной. Так принято в Сан-Римини. И она сразу почувствовала себя ребенком, во всяком случае не такой зрелой, какой чувствуешь себя в тридцать два года.

— Прекрасно. Я распорядился, чтобы ваш чемодан доставили прямо во дворец. Принцесса Дженнифер очень хочет вас видеть. Если вы готовы, машина ждет нас здесь. — Он показал на ряд окон, идущих от пола до потолка, и за ними она разглядела сверкающий черный «мерседес». Его припарковали на бетонированной площадке рядом с самолетом, из которого она только что вышла.

Мелькнула мысль: хорошо быть принцем. Не надо завоевывать место на парковке, проходить бесконечные проверки служб безопасности и ждать свой чемодан вместе с сотней других усталых путешественников, теснящихся возле багажного транспортера.

Толпа расступалась перед Федерико, когда он пересекал зону ожидания, направляясь к металлическим дверям. Едва ноги принца коснулись ступеней, ведущих к бетонированной площадке, зал за их спинами вернулся к жизни. Пассажиры спрашивали друг у друга, неужели мужчина, которого они только что видели, в самом деле всемирно известный принц. И любопытно знать, кто эта женщина, которую он встречал.

Пиа держалась за перила и спускалась по лестнице навстречу солнечному свету. Она старалась не прислушиваться к болтовне ротозеев, столпившихся у окон. Как бы они разочаровались, если бы узнали правду!

— Мисс Ренати?

Оторвав взгляд от водителя, который открывал для нее заднюю дверцу лимузина, она наконец поняла, что принц предлагает ей руку, чтобы помочь сесть в машину.

— О… благодарю вас.

Она будто гусь, затесавшийся в стаю лебедей, или что-то в этом роде.

Ее рука сама собой улеглась в его ладонь. Он, должно быть, каждый день подсаживает женщин в роскошные машины. Она нагнула голову. Хоть бы не стукнуться о верх лимузина. И хоть бы он не заметил, как ее нервирует его присутствие, не говоря уже о прикосновении.

Когда они наконец устроились на сиденьях, обтянутых нежнейшей кожей, принц задал несколько вежливых вопросов. Давно ли она была последний раз в Сан-Римини? Как, по ее мнению, Дженнифер и Антонио могут назвать ребенка? И кто у них будет? Девочка или мальчик? Будущие родители не хотели заранее узнавать об этом. Ей удалось так же вежливо отвечать. Но не успели они покинуть территорию аэропорта, как разговор иссяк. Принц с невозмутимо спокойным видом разглядывал ее, сидя напротив. Молчание продолжалось, и нервозность Пиа возрастала.

Дорога в королевский дворец занимала полчаса. Они ехали по Страда-иль-Театро, главному шоссе Сан-Римини. Оно шло по северному побережью Адриатического моря. Лимузин миновал восстановленный Королевский театр на восточном краю Страда. Потом несколько миль поднимался вверх по извилистым улицам. Дворец стоял на вершине самого высокого в Сан-Римини холма. Оттуда открывался вид на пестрое скопление многочисленных казино, причудливых лавчонок и на дома титулованных особ из европейской знати.

Пиа мысленно улыбалась, радуясь, что почти ничего не изменилось со времени ее последнего приезда. Ей часто в мечтах представлялись голубые волны залива Сан-Римини, набегавшие на берег, огни прибрежных казино и сияние роскошных отелей.

Когда работа в грязных лагерях беженцев на измученных войной Балканах или в медицинских палатках в разоренной и страдающей от болезней Африке, казалось, теряла смысл, мечты о Сан-Римини давали отдых душе. Хотя она и не жила здесь с девятнадцати лет, это был ее дом. Она уехала отсюда, надеясь поступить в колледж в Соединенных Штатах. И с тех пор ценила каждый момент своих не слишком частых визитов домой.

Ценила бы и данный момент, если бы не сидела лицом к лицу с Принцем Совершенство и не удивлялась его молчанию. Получасовая поездка из-за этого превратилась в вечность.

Разве он не сказал, что хотел бы попрактиковаться в английском? Вероятно, ее односложные ответы отбили у него охоту к упражнениям. А он слишком долго учился дипломатии, чтобы это показать.

Собрав всю свою отвагу, она попыталась начать разговор. Будто прыгнула в холодную воду.

— Знаете, мне трудно поверить, что Антонио и Дженнифер женаты и близки к тому, чтобы стать родителями.

Принц то ли кашлянул, то ли хмыкнул. Похоже, она сказала что-то не так?

— Они совершенно счастливы, мисс Ренати, — ответил он чересчур бесстрастным тоном.

Пиа едва не вжалась в кожаную спинку сиденья. Ей и самой не привыкать постоянно проявлять сдержанность. Но подчеркивать это?.. Он не может быть таким бесстрастным небожителем, каким она сейчас его видит. Ведь он человек, правильно? Корона не делает его лучше других. Кроме того, Дженнифер всегда описывала принца Федерико как дружелюбного, благожелательного мужчину. И газеты без конца восхищались тем, как сильно он любит двух своих маленьких сыновей. Если газеты не назовешь источником правдивой информации, то Дженнифер не того типа человек, чтобы давать ложную оценку.

Но ведь всего год назад принц потерял жену. И это, возможно, изменило его. Он стал подозрительно относиться к незамужним женщинам. Вполне вероятно, что его пытались втянуть в романтические отношения.

Если бы она вышла замуж за красивого безупречного мужчину и потеряла его из-за того, что в детстве у него был аневризм, она бы тоже стала более замкнутой. Каково молодому человеку вдруг оказаться одиноким родителем и мишенью охотниц за богатством?

— Ох, ваше высочество, я не сомневаюсь, что они счастливы. — Пиа убрала волосы с лица. Хорошо, что из-за прически можно не переживать. Влажность Адриатики уже не испортит ее. Хуже выглядеть, чем после долгого полета из Вашингтона, округ Колумбия, невозможно. И вдвойне хорошо, что она не забыла добавлять «ваше высочество», обращаясь к нему. — Я... я имела в виду, что мне трудно представить Дженнифер матерью. Вы должны понять, два года мы с Дженнифер работали в лагере беженцев Хаффали. Я видела, как она копала ямы для отхожих мест, как отскребала грязь с пола палаток и карабкалась в гору в рабочих сапогах и с кувшинами воды на спине. Она выносливая и всегда заботится о людях. Уверена, что вы провели достаточно времени рядом с ней и сами это видели. Но это не значит, что она стала специалистом в надувных зайчиках и трехколесных велосипедах.

— Понимаю. — Федерико погладил полу своего пиджака. — Тогда я рад, что Дженнифер нашла подругу с материнскими инстинктами, которая побудет рядом с ней последние несколько недель до рождения малыша. Я бы не хотел, чтобы она оставалась одна.

Выражение лица непроницаемое. В словах ни намека на сарказм. Но если бы он знал, что никаких материнских инстинктов в ней абсолютно нет, он бы забрал назад свои слова. Ее мать плохо воспитала ее. Точнее, не воспитала вовсе. Меньше всего на свете Пиа хотела бы быть чьей-нибудь матерью. Дженнифер в сотни раз лучше справится с материнством, чем она.

— Во дворце многочисленный персонал. И там вы. Так что по-настоящему она не одна. — Насколько Пиа знала, Федерико путешествовал не так часто, как его родственники. Ради сыновей он предпочитал держаться ближе к дворцу. — По-моему, вы со своим родительским опытом будете для нее хорошим примером.

— Убежден, что принцесса Дженнифер предпочтет компанию женщины. — Он поерзал на сиденье, будто тема родительских достоинств казалась ему нелегкой для обсуждения. — Женщины, которая знает, как поднимать ей дух над… — по-английски можно так сказать?

— Почти. По-моему, вы хотели сказать — поддерживать ей дух.

— Ах да. Так оно и есть. Возможно, она пожелает, чтобы подруга оставалась с ней в больнице, если роды начнутся до возвращения Антонио.

Пиа попыталась пропустить мимо ушей упоминание о больнице.

— Жаль, — продолжала она, — что вы не убедили брата остаться с ней.

Между черными как уголь бровями появилась вертикальная складка.

— Несомненно, принцесса говорила вам, что люди, облеченные властью, иногда должны идти на жертвы. У нас есть долг перед обществом. Он выше личных желаний. Любой, кто бывает или живет в королевском дворце, знает, что должен следовать своему долгу. — Он замолчал, будто подыскивая правильные слова. — И превыше всего люди должны хранить личные проблемы обитателей дворца.

Так вот в чем главная забота принца. Дженнифер несколько раз подчеркивала в телефонных разговорах, что весть о ее пребывании в постели не должно проникнуть на газетные полосы. Принц Антонио в качестве одного из трех беспристрастных посредников участвовал в переговорах в Израиле. Они пытались заключить новое ближневосточное мирное соглашение. Дженнифер не хотела, чтобы общественность хуже думала о нем из-за того, что в трудную минуту его нет рядом с ней, и чтобы участники переговоров беспокоились, что Антонио бросит дискуссию на середине. Как бы кронпринц ни хотел быть рядом с женой в течение последних шести недель ее беременности, это было невозможно. Судьба миллионов людей зависела от его спокойного участия в переговорах.

Федерико, очевидно, опасался, что она не будет достаточно скромной.

Так вот чем объясняется его настороженность. Пиа, наверное, лучше многих других понимала, как необходимы мирные переговоры для спасения невинных жертв. И надеялась, что они закончатся успешно. Она потратила немало дней и ночей, стараясь помочь людям, пострадавшим в результате политических войн. И ей казалось, что один и тот же человек не может одновременно растить детей и спасать мир. Хотя Пиа и скрывала свою озабоченность от Дженнифер, она часто размышляла, как этой паре удастся совмещать общественные и родительские обязанности.

Лимузин подкатил к воротам и остановился. Потом снова поехал после того, как страж проверил, кто сидит в машине. Пиа подалась вперед, насколько позволял ремень безопасности, разглядывая королевские розовые сады и ошеломляющий фасад дворца над ними. Через открытый верх лимузина слышался где-то неподалеку детский смех. Приятная теплая погода конца лета, легкий ветерок с Адриатики… Интересно, это смех двух сыновей Федерико?

Пиа откинулась назад, сопротивляясь желанию высунуться наружу и узнать, кто смеется.

— Ваше высочество, я понимаю необходимость скромности. Вам не следует об этом беспокоиться. Но скажите… Если бы вы были в положении Антонио, вы бы остались на переговорах или вернулись домой, чтобы быть со своей семьей?

Федерико выглянул из машины, словно его тоже привлекал детский смех.

— Я не в положении Антонио. Он кронпринц и когда-нибудь будет руководить страной. У него другие обязанности, не те, что у меня.

— Но если бы?..

— Я бы поступал так же, как Антонио. Это необходимо для всеобщего блага. — Федерико выпрямился на сиденье. — Мисс Ренати, — продолжал он, — прямо сейчас делегаты от обеих сторон сели за стол переговоров и выразили уважение моему брату за работу, которую он ради этого проделал. Такое нечасто бывает и может сдвинуть процесс в пользу всех участвующих, включая и Сан-Римини. Дженнифер это понимает. И когда-нибудь будет понимать ребенок Антонио.

Он говорил с искренней убежденностью, и Пиа поймала себя на том, что соглашается с ним. Во всяком случае, с большей частью сказанного. Ей нравилось, как он защищал старшего брата. Безупречные манеры принца и мягкий взгляд гипнотизировали ее. Когда он говорил, глаза озаряла чуть заметная улыбка. Будто он думал, что может убедить ее одним аргументом — взглядом.

Учитывая еще и контраст между его ясными голубыми глазами и оливковой кожей, легко предположить, что это, наверное, действовало в девяти случаях из десяти.

И все же…

— Я представляю себе, ваше высочество, последствия мирного процесса и восхищаюсь благоразумием принцессы и, конечно, вашей доброй волей в желании поддерживать ее и Антонио. Но вы не думаете, что, когда человек становится родителем…

Под колесами заскрипел гравий, машина подъехала к боковому входу во дворец. Появление пожилой женщины в прямой шерстяной юбке дало принцу возможность перебить Пиа:

— Простите, мисс Ренати. Это Софи Хант, личный секретарь принца Антонио. Если во время вашего пребывания во дворце вам что-нибудь понадобится, не сомневаюсь, мисс Хант сумеет помочь вам.

Водитель лимузина затормозил у дворцовой лестницы, где их ждала секретарь. Затем он вышел и быстро обошел машину, чтобы открыть заднюю дверцу для пассажиров. Принц снова предложил ей руку, чтобы помочь выйти из машины. Она благодарно улыбнулась, но тут же напомнила себе, что нельзя привыкать к такому предупредительному отношению. Она жила в мире брюк цвета хаки и хлопчатобумажных носков, в мире, где нет места платьям от Армани и туфлям от Джимми Чу.

Представив женщин друг другу, принц всецело переключил внимание на Пиа.

— Оставляю вас в хороших руках. И еще раз хочу сказать, что я, как и мой отец король Эдуардо, ценим вашу добровольную помощь и вашу скромность в этом вопросе.

Вот оно как. Королевское напоминание, что язык надо держать за зубами, — и до свидания. Пиа смотрела ему вслед, как он бежал по лестнице, легко и грациозно перепрыгивая через широкие ступеньки.

Забавно.

Она затронула тему более личную, чем большинство рискнуло бы обсуждать с членом королевского дома. И все равно, казалось, задела его не больше, чем если бы говорила о погоде. Это часть воспитания. Быть способным скрывать любые эмоции.

Если бы она обладала хоть половиной его благовоспитанности, ее бы не раздражала невозмутимость принца. Но часть ее души нуждалась в какой-то живой реакции. Ей хотелось, например, увериться, что он заботится о своих близких больше, чем о работе. Это он фактически и сделал. И еще дети, чей смех она слышала на пути во дворец… увидев отца, они продолжали смеяться. И это показывало, что они себя чувствуют не только запасными игроками в очереди на престол, дожидаясь, пока Антонио и Дженнифер произведут наследника. Наверняка они знают, что отец их любит больше всего на свете.

— Мисс Ренати, рада снова видеть вас, — перебила ее мысли секретарь. Ее изысканный британский выговор звучал немного неуместно в Сан-Римини. — Мы с вами встречались перед свадьбой принца Антонио. Вы помогли мне держать под контролем флористов, работавших в соборе. А ведь у вас, как у подружки невесты, были и свои обязанности.

Пиа оторвала взгляд от удалявшейся спины Федерико и улыбнулась Софи Хант. Дружелюбная и работящая, эта женщина стала прекрасной помощницей Антонио и Дженнифер.

— Спасибо, что помните. И, пожалуйста, зовите меня Пиа. После поездки в лимузине с его высочеством с меня хватит формальностей.

— Понимаю, — засмеялась Софи. — Федерико придерживается этикета даже больше, чем его отец. — Они подождали, пока водитель лимузина достанет из машины сумку Пиа, потом Софи добавила: — Знаете, я помню всех друзей принцессы Дженнифер. У них есть склонность вступать в родство с семьей ди Талора.

— Да, я слышала.

Аманда Хаттон была фрейлиной Дженнифер, после свадьбы она осталась во дворце в качестве своего рода дипломатической сотрудницы. Пиа мало знала Аманду, но прочла в газете, что та собирается замуж за принца Стефано, самого младшего и самого буйного из всех четырех ди Талора. И всего месяц назад принцесса Изабелла вышла замуж за американца.

— Со мной это определенно не случится, — пообещала Пиа. — Я здесь только для того, чтобы помочь беременной подруге.

Софи повела ее в жилую часть дворца. Открывались двойные двери, они шли через комнаты, украшенные зеркалами и предметами искусства, а мысли Пиа все время возвращались к принцу Федерико. К широкому развороту плеч, к предупреждающей интонации, когда он говорил об Антонио и Дженнифер.

Когда они проходили мимо портрета Федерико, на котором он принимал с отцом национальный парад, Пиа решила, что он, пожалуй, заслуживает того, чтобы узнать его получше. Но при условии, что он научится немного расслабляться. Не будет похожим на тщательно перерисованный персонаж из книги. Вероятно — всего лишь вероятно, — что женщины, которые на снимках в прессе вьются вокруг него, что-то находят в нем.

При этой мысли она прижала руку к груди. Что это на нее нашло? Ведь она трусиха. Ей с трудом удается не залиться краской, когда мужчина помогает ей выйти из машины.

Ладно. С тех пор как она встречалась с мужчиной, прошло много-много лет. Работа не позволяла ей заводить романтические отношения. А работа для нее все. И Федерико нет места в ее жизни. Вернее, наоборот. Если принц Федерико со своей спокойной грацией пройдет по улице, все головы повернутся ему вслед. Особенно женские головы. А на нее никто не взглянет. Совершенно ясно, что и он ее не заметит. Но в ее планы и не входит добиваться его внимания. И очень хорошо, что она не притягивает мужские взгляды. Иначе получишь то, что имеет Дженнифер. Беременность. А у нее нет ни намерения, ни необходимости в этих книжках с цветастой обложкой.

Почему она так заинтересовала его?

Федерико ди Талора смотрел из окна второго этажа, расположенного прямо над лестницей, ведущей в частные апартаменты королевской семьи. Со своего наблюдательного пункта он мог видеть Софи, стоявшую на ступенях и разговаривавшую с Пиа Ренати. Женщины ждали, пока водитель достанет из багажника лимузина светлую, видавшую виды сумку Пиа.

У нее небрежный вид. Короткие непричесанные кудри торчат во все стороны. Сандалии… Одежда… Какое есть слово? Хиппи? Нет, она не хиппи в том смысле, как он это понимает. Но недалеко от них ушла.

Земная. Реальная. Верная себе.

Она озадачила его. Восемнадцать месяцев назад на свадьбе Антонио и Дженнифер она поспешила исчезнуть. Первое впечатление заставляло думать, что ее раздражают представители аристократии. Он уже не раз встречался с такой реакцией. Слишком уж навязчиво его и других представителей королевской семьи выставляют личностями более значительными, чем они есть на самом деле. Избранные. Совершенные.

Как он ненавидел слово «совершенство». Смерть Лукреции показала ему, как далек он от совершенства.

Учитывая собственное происхождение, Пиа должна бы знать, что аристократы не такие уж несносно безупречные, они тоже делают ошибки.

Конечно, она может быть и из простых. Но если память ему не изменяет, виконт Анжело Ренати, друг Антонио, — ее кузен. Анжело с его репутацией волокиты никогда не беспокоился, назовут ли газетчики его совершенством. Но если не Анжело, то мать Пиа определенно могла кое-чему научить ее. Потому что сливки общества были постоянными клиентами Сабрины Ренати. Приходится предположить, что странное поведение Пиа значит что-то большее.

Так или иначе она явно воспринимает его как Принца Совершенство, приняв на веру образ, созданный СМИ.

Чтобы лучше видеть, как она идет по лестнице за Софи в глубину дворца, он отодвинул тяжелую штору. Когда женщины скрылись из виду, он вернул бархатную штору на место и отвернулся от окна. Пора подумать о сыновьях и о проблемах, возникших с няней. Третьей после смерти их матери. Но мысли его почему-то вернулись к разговору с Пиа.

Он знал, что сам выбрал долг, а не любовь, когда женился на Лукреции. Они с детства были друзьями и понимали друг друга. И понимали природу королевского дома: необходимо, чтобы принцы женились на правильных невестах и производили наследников. Они с Лукрецией не испытывали любви друг к другу, и это не тяготило их.

Во всяком случае, это не тяготило его, пока ее не стало. И пока он не увидел, как изменила любовь жизнь двух его братьев и сестры.

После смерти Лукреции он все время думал о них. Неужели его решение подчиниться долгу и жениться на представительнице аристократии Сан-Римини помешало Лукреции найти любящего мужа? Получается, он обманул ее. Когда он поделился своими мыслями со Стефано, младшим из братьев ди Талора, тот стал заверять его, что Лукреция вышла замуж с открытыми глазами. Стефано ни секунды не сомневался, что Федерико не несет никакой вины. Смешно говорить, будто он обманул ее.

Федерико не разделял его уверенности. Лукреция, умная, красивая, умевшая ясно выражать свои мысли… десятки мужчин женились бы на ней по любви. Она заслуживала лучшей участи. А он не дал ей главного. Он не любил ее так, чтобы жениться. Страстная любовь совсем не то, что любовь из уважения или в результате долгого знакомства.

Но с другой стороны, будь он проклят, если обманывает своих детей. Он полюбил их с момента рождения и всем сердцем. Может быть, он виновен перед ними в том, что мало уделяет им времени?

Федерико прошел по главному коридору второго этажа, потом свернул в маленький коридор, который вел в его личные апартаменты. Может быть, няни уходили, разочарованные его невниманием к тому мирку, в котором они пребывали вместе с его детьми? Он ведь не очень беспокоился, подходящую ли женщину нашел. Он проводил со своими сыновьями мало времени и поэтому не понимал, в чем они нуждаются.

Нет, это не так. Паоло и Артуро — талантливые, любящие дети. Он наслаждается, когда сидит на их музыкальных уроках. Или вместе с ними отправляется в парк или музеи. В те дни, когда он думал, что жизнь кончилась и остался только общественный долг, звуки их смеха поднимали ему настроение.

Но слова Пиа… Слова, которые никто, кроме нее, не осмелился бы ему сказать, заставили принца задуматься.

Нет, чувство вины возникло только потому, что Пиа Ренати говорит свободно, к чему он не привык. Эта блондинка не похожа на женщин, которых он встречал прежде. Но это еще не значит, что она права.

Вопль, который мог принадлежать только Артуро, пятилетнему старшему сыну, заставил Федерико вздрогнуть. Так кричат от боли. Он кинулся к ближайшему окну и тут услышал еще один вопль. Звук доносился из его апартаментов. Хотя Артуро постоянно ходил с синяками и ссадинами, как и любой пятилетний малыш, Федерико сломя голову побежал по коридору. Страж, сидевший у входа в его личные апартаменты, при виде его привстал. В этот момент донесся плач младшего. Пронзительный, визгливый. И несчастный голос няни, уговаривавшей детей замолчать.

— Ваше высочество… — Страж показал глазами на дверь.

— Что случилось?

— Не знаю. — Страж развел руками. — Но синьорина Феннини там.

Федерико кивнул и, слегка успокоенный, вошел в апартаменты и направился прямо в детскую. Няня знала, что в серьезных ситуациях надо вызывать стража. Когда Федерико толкнул дверь детской, он не поверил своим глазам. Такой картины он в жизни не видел.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Папа! Убери его от меня! — закричал Артуро, едва заметив на пороге Федерико.

Рука Артуро по плечо была засунута в античную керамическую вазу и, очевидно, крепко там застряла. Трехлетний Паоло пытался стянуть вазу. Лицо у него побледнело от страха за старшего брата. Артуро снова закричал, чтобы брат перестал тянуть, а то его рука может оторваться. У них за спиной няня прижимала трубку к уху. Насколько Федерико понял, она вызывала дворцового доктора. Во всяком случае, делала что-то полезное, а не болтала, как обычно, с подругами.

Сначала Федерико подошел к Паоло. У малыша сморщилось лицо при виде отца, но его легко удалось оторвать от старшего брата. Когда рыдания стали затихать, принц повернулся к Артуро.

— Садись и опусти вазу на пол, не держи руку на весу.

Мальчик моментально успокоился и сел на ковер с рисунком из машин и самолетов, покрывавший пол детской. Большие глаза без слов просили отца о помощи.

— Хорошо. — Федерико пристроился рядом и усадил Паоло к себе на колено, стараясь его успокоить. Другой рукой он ощупывал пальцами руку, застрявшую в горлышке вазы. Похоже, она не очень плотно сидит на руке. — Можешь пошевелить пальцами?

— Да, но я не могу вытащить руку, — шмыгнул носом Артуро.

— Дедушкин доктор сейчас внизу на дежурстве. Он придет помочь тебе. Ты ведь можешь потерпеть, да?

Мальчик, бодрясь, распрямил плечи. Отец взъерошил ему волосы.

— Хорошо. Если ты останешься таким же отважным, когда вырастешь, то будешь прекрасным принцем.

Няня положила трубку и заспешила в их сторону.

— Мое почтение, ваше высочество. — Она не забыла о формальной любезности. — Я звонила доктору, он уже идет. Артуро хотел разбить вазу, чтобы освободить руку. Но не думаю, чтобы вам это понравилось. Она, наверное, дорогая.

— Нет, нет, если доктор сумеет высвободить руку, разбивать не надо. Иначе Артуро может порезаться осколками. — Федерико посмотрел на вазу цвета морской пены и узнал в ней купленную матерью во время последнего путешествия в Турцию. Почти двадцать лет назад. Но он с радостью пожертвует ею, если понадобится.

Еще минута, и пришел доктор.

— Туда упал мой солдатик, доктор, — объяснил Артуро, поднимая вазу с рукой. — Я не хотел.

Доктор лечил семью ди Талора еще с тех пор, когда Федерико ходил под стол пешком.

— Не надо совать пальцы куда попало, Артуро, — насмешливо поддразнил он мальчика. — Но это не беда. Твой дядя Стефано в твоем возрасте вытворял кое-что и похуже.

Артуро вытаращил глаза, а Паоло захихикал.

— Похуже? — переспросил младший. — Он был плохой?

Решив, что мальчики в хороших руках, принц поставил Паоло на пол, а сам отступил, позволив доктору осмотреть пациента. Он встретил взгляд няни и вскинул брови, показывая, чтобы она отошла за ним в дальний конец комнаты.

— Как это случилось, Мона? — спросил он, когда дети уже не могли их слышать.

У няни хватило ума выглядеть виноватой.

— Мы гуляли в саду, ваше высочество, когда Артуро вдруг обнаружил, что потерял своего солдатика. Мы вернулись в детскую, чтобы поискать его. И не успела я оглянуться, как он сунул руку в вазу. Вспомнил, что уронил туда солдатика.

— Почему он вообще оказался возле вазы? Ведь ее место на пьедестале у входа в апартаменты отца. Это не по дороге в сад.

Краска залила щеки молодой девушки. Она принялась теребить подол своей серой футболки. Короткая футболка оставляла голыми несколько сантиметров кожи над черными в обтяжку брюками. Не первый раз он удивлялся, как она понимает «исключительность» услуг няни, о которых часто говорит. Она сообщила принцу, что учебная программа на курсах нянь включает и умение одеться по обстоятельствам. Так, чтобы одежда для прогулки выглядела соответствующей. А в домашней — для няни, естественно, рабочей — обстановке иметь подтянутый вид. Даже отучившись на этих курсах и прожив три месяца в королевской семье, Мона, кажется, не понимала, что вид у нее не профессиональный.

Небрежность в одежде можно стерпеть. Но голый живот, тесные, в обтяжку, платья…

— Не знаю, ваше высочество. — Наконец она оставила в покое подол футболки.

— Вы не знаете, что он близко подошел к апартаментам короля Эдуардо? Или вы не знаете, где он нашел вазу? — Принц старался, чтобы голос его не звучал резко. Не хотелось обижать молодую женщину. Но ему надо знать, внимательно ли она смотрит за Артуро. Не первый раз Мона теряла его из виду. Маленькому принцу нежелательно бродить одному по коридорам дворца. Он может нечаянно забрести в офис отца и прервать важную государственную встречу. Или выйти из зоны безопасности и оказаться на улице перед запертыми дверями.

Или еще хуже — присоединиться к одной из туристских групп, которым разрешено осматривать парадные помещения дворца на первом этаже. Тогда с ним может случиться все что угодно. Его сфотографируют. Будут задавать вопросы о личной жизни членов семьи. Похитят или что-нибудь еще хуже.

Гораздо, гораздо хуже.

Федерико старался не думать о возможных страшных последствиях.

— Не знаю, ваше высочество, — повторила Мона. Она разнервничалась, даже голос дрожал. — Я несла Паоло, потому что он устал после прогулки. Артуро шел сзади, но совсем близко. Когда я оглянулась, чтобы задать ему вопрос, он исчез. Я подумала, что он, наверное, отвлекся и пошел в детскую другой дорогой. Но когда мы пришли в ваши апартаменты, страж сказал, что не видел его.

— И вы не обратились к персоналу? — Волна страха обдала Федерико. — Не позвонили мне? Я же дал вам номер мобильного телефона в лимузине.

— Когда я говорила со стражем, из-за угла вышел Артуро с вазой на руке. — Лицо у нее стало багровым. Глаза наполнились слезами. — Простите. Я знаю, мне надо было позвонить. Обещаю, больше это не повторится.

Федерико подавил свой гнев. Все же няня во дворце новенькая. Ей и самой только девятнадцать.

— Ладно, Мона. Но, пожалуйста, в будущем не спускайте с мальчиков глаз, ни на минуту. Вы их главный защитник, когда меня нет рядом. И не у всех, кто в случае необходимости вызовется помочь им, будут чистые намерения. Если это повторится, нам придется расстаться.

— Понимаю, ваше высочество, — кивнула Мона.

— Спасибо. — Его тон смягчился. — Я ценю ваше старание. Если я могу что-нибудь сделать для облегчения вашей работы, дайте мне знать.

Она ответила, что так и сделает. И в этот момент раздался победный клич обоих мальчиков. Доктор высоко поднял вазу.

— Видишь, Артуро? Если ты хотел освободить руку, надо было отпустить солдатика.

Федерико провел рукой по лицу. Облегчение и раздражение переполняли его. Артуро держал солдатика в кулаке? Как могла няня не понимать этого?

Как он мог не понимать этого? Что он за отец?

Артуро растирал покрасневшую руку, под медленным массажем к ней возвращался нормальный цвет.

— Как мне вытащить моего солдата? — Артуро поднял голову и посмотрел на доктора. — Нельзя же оставить его там!

Доктор засмеялся, повернул вазу вверх дном и несколько раз встряхнул. Злосчастный солдатик выпал из вазы прямо в подставленные ладони Артуро.

— Вот так. Но, мальчики, будьте осторожнее. Договорились?

Малыши кивнули. Если не на глазах у няни, то уж в присутствии отца им хотелось хорошо вести себя.

— Да, доктор.

Врач еще раз осмотрел руку Артуро, нет ли на ней ссадин и порезов, улыбнулся Федерико и ушел.

Федерико опустился перед мальчиками на корточки. Пусть он не сумел высвободить сыну руку, но он не собирался оставлять без внимания более серьезные стороны случая с вазой.

— Паоло, Артуро, что я вам наказывал?

— Слушаться синьорину Феннини, — в унисон ответили они.

— А еще?

— Не уходить от нее. Не исчезать из виду.

— Правильно. — Федерико перевел взгляд на Артуро. — Ты не послушался?

— Да, папа. — Мальчик поднял глубокие карие глаза и встретил взгляд отца. Он крепко сжимал в кулаке солдатика, словно боялся, что отец заберет его. — Обещаю никогда больше так не делать. Обещаю!

— Ну что ж. Поверю твоему слову. — Федерико обнял обоих сыновей, потом повернулся к Моне: — У меня обед с инвесторами университета в Сан-Римини. Если вам что-нибудь понадобится, телефон при мне.

— Я прослежу, чтобы Артуро хорошо себя вел, — успокоил его Паоло.

— Проследи за собой, Паоло. Твой брат сам будет хорошо себя вести. Он обещал.

Федерико направился к двери, на минуту остановился, чтобы поправить ряд детских книг, и в дверях обернулся бросить на мальчиков последний взгляд. Артуро водрузил своего солдатика на лампу, где тот рискованно балансировал рядом с креслом-качалкой. Это означало, что солдатик собирается прыгать с самолета. Последнее время мальчики увлекаются этой игрой. Паоло нырнул в огромную коробку с игрушками и искал, чем бы сбить солдата с лампы.

Няня помогала ему.

Федерико покачал головой, ин не сомневался, что в конце вечера найдет лампу разбитой. Когда он закрыл за собой двери детской, всякое желание присутствовать на обеде пропало. Как бы ему хотелось отпустить няню и провести вечер со своими сыновьями! Пиа Ренати на сто процентов права. Он больше времени отдает выполнению долга перед другими, чем перед собственными детьми.

Когда он вошел в главный холл, секретарша моментально пристроилась к нему и засеменила рядом. Без всякого вступления Теодора начала читать длинный список мероприятий, на которых он должен присутствовать в следующие несколько дней. Федерико слушал вполуха. Даже представить невозможно, что бы сказала Пиа, если бы слышала перечисление этих дел. И неважно, шла ли речь о предстоящей встрече с лидером национальной ассоциации рыбаков или о торжественном приветствии, которое, как предполагается, он произнесет на открытии нового правительственного здания.

Интересно, сумела бы красноречивая кудрявая блондинка с такой же легкостью предложить решение его дилеммы, с какой обозначила ее.

В этом он сомневался.

— Я здесь уже две недели и совсем не убеждена, что и вправду нужна тебе, — проворчала Пиа, доставая бутылку воды из маленького холодильника. Его хитроумно встроили в старинный шкаф дворцовых апартаментов, которые принцесса Дженнифер разделяла с принцем Антонио. — Клянусь, в этом дворце больше прислуги, чем в Белом доме и на Даунинг-стрит, 10, вместе взятых.

— Но здесь и больше представителей королевской семьи. А чем больше семья, тем больше нужно персонала, больше охраны и всякого такого. — Дженнифер со своими огненно-рыжими волосами и кожей цвета слоновой кости выглядела как королева красоты даже на девятом месяце беременности. Но стон у нее вырвался не очень красивый. Она пошевелила пальцами на ногах.

— И нет никого, кто бы взбил принцессе подушку? — поддразнила ее Пиа. — Бедная малышка.

— Ха, ха. — Дженнифер посмотрела на подушку, на которой лежали ее ступни. — Даже если собрать весь персонал мира, ты единственный человек, которому я могу пожаловаться на отекшие лодыжки. Или на тот факт, что я заключена в этой комнате навсегда. С тобой мне так же удобно, как когда я одна.

— Не уверена, что это комплимент.

Пиа отвернула крышку на бутылке с водой. Дженнифер многозначительно смотрела на нее.

— Это комплимент. Когда ты здесь, я не чувствую себя так, будто кто-то вторгся в мой внутренний мир. Я просто болтаю с подругой. И самое лучшее в этом, что ты не жмешься к стене, будто я какая-то икона, на которую прямо боязно взглянуть. Скажу тебе, что эта жизнь заставила меня ко многому привыкнуть.

Дженнифер приподнялась на кровати, чтобы поправить подушку. Но Пиа протянула ей бутылку с водой, и она оставила попытку.

— Совсем не похоже на Хаффали, правда, Джен? — Пиа сама взбила ей подушку, чтобы ноги лежали повыше. — Я имею в виду, что у тебя прекрасные маникюр и прическа. И отекшие у тебя лодыжки или нет, но выглядишь ты как настоящая принцесса. Никто не догадается, что совсем недавно ты управляла лагерем беженцев в зоне военных действий.

— Надеюсь, не догадается. — Дженнифер не совсем искренне засмеялась. — Я не скучаю по зоне военных действий. Зато думаю о людях, которым могла бы помочь. А я прикована к постели. Я скучаю даже по благотворительным мероприятиям. Чувствую себя полностью бесполезной.

— По-моему… — Пиа скосила глаза на выступающий живот подруги, — прямо сейчас тебе надо бы сосредоточиться на себе и на малыше. Не пойми меня неправильно. Когда ты оставила лагерь и вышла замуж за принца, мы скучали по тебе. Все люди скучали. — Она отрывисто вздохнула, будто подчеркивая, как всем не хватало Джен. — Но позволь тебе кое-что напомнить. Деньги, которые ты и Антонио собрали, и студенты, для которых вы были спонсорами, благодаря чему они работали в лагере, помогли нам разместить беженцев и закрыть лагерь на месяц раньше, чем мы предполагали. И потом ты продолжала свою линию. Рекомендовала меня в программу Международной помощи больным СПИДом. Ты не успокоилась, пока не убедилась, что я обеспечена работой. Ты заслужила перерыв после всего сделанного. Наслаждайся им.

Дженнифер не ответила. Тогда Пиа присовокупила:

— Если тебе абсолютно необходимо что-нибудь делать, соверши мозговой штурм. Займись своей программой школьных стипендий, расширь ее. Это ты можешь делать в королевской спальне с таким же успехом, как в ржавом вагончике на Балканах. Здесь даже лучше.

— Хорошо, хорошо. — Дженнифер жадно отпила глоток воды и, выражая восторг, подняла вверх палец. — Приятно слышать такие утешительные речи, особенно о том, что еще можешь быть полезной.

Стук в дверь перебил их разговор. Пиа, извинившись, пошла к двери и, поздоровавшись со стражем, вернулась с охапкой писем. Среди них было штук двадцать написанных от руки, плюс еще три коробки.

— Незнаю, как ты находишь на это время, — заметила Пиа, высыпав все на кровать.

— Обычно не нахожу, — призналась Дженнифер. Она переворачивала конверты, чтобы посмотреть обратный адрес. — Софи изымает из почты приглашения и большую часть рутинной корреспонденции. Но меня тошнит при мысли, что я сижу здесь, а ее вынуждаю заниматься еще и почтой. Хорошо хоть эти письма вносят некоторое разнообразие в мою жизнь.

Пиа ворчливо согласилась и взяла с угла стола серебряный ножик для вскрытия конвертов — один из первых и, как оказалось, самых необходимых подарков, полученных Дженнифер от Антонио вскоре после свадьбы.

— Похоже, я могу загрузить тебя сегодня работой. — Дженнифер ворошила содержимое одной из коробок. — Я заказала ко дню рождения Антонио эту фотокамеру, но ее забыли завернуть в подарочную бумагу. — Она вынула камеру из коробки, чтобы показать Пиа. — Хочу подарить ее в этот уикенд, поскольку он предполагает вернуться с переговоров на день раньше. Но я не смогу дойти до комнаты упаковки подарков, чтобы самой обернуть камеру. А если попросить кого-нибудь из персонала, они обязательно разболтают…

— Во дворце есть комната упаковки подарков? — Пиа положила серебряный нож на стопку писем, лежавших на постели. — Ты, должно быть, шутишь.

— Возмутительно, да? — Дженнифер пожала плечами и протянула Пиа камеру. — Надеюсь, ты окажешь мне эту услугу?

- Конечно. Для этого я здесь, — ответила Пиа.

Она повертела камеру в руках. Антонио будет в восторге от подарка. Ведь он сможет этим аппаратом снимать новорожденного.

— Мне надо что-то делать. Не только сидеть здесь и время от времени подавать тебе платок или воду. По-моему, я никогда в жизни не была такой ленивой.

— Я тоже, — призналась Дженнифер. — Утешаю себя тем, что это ради малыша и не может тянуться вечно. Тридцать две недели прошли, оставшиеся четыре тоже пройдут. — Она рассказала Пиа, как найти нужное помещение, которое расположено за главной кухней дворца, и помахала ей вслед рукой.

Пиа вышла из изысканных частных апартаментов кронпринца с камерой в руке и направилась к широкой мраморной лестнице. В открытые окна из дворцового сада струился свежий воздух. Она шла длинными прямыми коридорами, с наслаждением вдыхая аромат свежескошенной травы. Даже упаковка подарка, которую в любой другой обстановке она воспринимала бы как рутинную задачу, сегодня казалась освобождением.

Как бы Пиа ни любила Дженнифер, ей трудно дались эти две недели, прошедшие со дня прибытия во дворец. Пока Дженнифер днем спала, она читала. Когда не спала, она была при ней на посылках. Главное, чтобы принцесса поменьше стояла на ногах. Дженнифер казалась совершенно здоровой и говорила, что хорошо себя чувствует. Но необъяснимое кровотечение, случившееся несколько недель назад, встревожило гинеколога. И он посоветовал оградить ее от всяких непредвиденных случайностей. Антонио согласился с доктором. Конечно, жене не следует сопровождать его ни в местных поездках, ни тем более в путешествии на Ближний Восток.

При всем однообразии жизни во дворце Пиа понимала, что ее присутствие позволяет Дженнифер не чувствовать себя одинокой, когда Антонио нет дома. Он в Израиле и труднодостижим. А ее приезд внушал Антонио уверенность, что кто-то присматривает за женой.

И как сказала Дженнифер, теперь у нее есть отдушина. Она может жаловаться на неудобства беременности, не опасаясь, что это станет темой для пересудов среди дворцового персонала. Или еще хуже: пищей для газет, если до репортеров дойдет хоть одно слово.

Как и Дженнифер, Пиа привыкла много двигаться, держать в форме и тело и разум. В эти две недели она прочитывала книгу или две за день, бесконечные часы смотрела ТВ, и наконец это стало нестерпимо. Последние несколько дней ее мысли были заняты новой работой. Как только Антонио вернется домой и Дженнифер благополучно родит малыша, она полетит за своим следующим назначением в Вашингтон, где находится база некоммерческой группы Международной помощи больным СПИДом. В этот раз она направляется в Африку южнее Сахары, где будет надзирать за строительством и оборудованием трех центров для детей, потерявших родителей во время эпидемии СПИДа в Африке. Хотя трех строений вряд ли будет достаточно, ей грела душу мысль, что хоть некоторые сироты найдут место, где жить. У них будет свежая еда, и, вероятно, они смогут получить первоначальное образование. Не говоря уже о любви и заботе, которые им щедро дарят работники.

Пока будут строить центры, она сможет проехать по Мозамбику, Южной Африке и Зимбабве, просвещая молодых женщин. Объяснит им опасность вируса иммунодефицита и, может быть, сумеет уберечь их от ужасной болезни, которая плодит столько сирот.

Конечно, условия жизнь даже и близко не будут такими удобными, как здесь, — ничто на Земле не может сравниться со щедростью королевского дворца Сан-Римини. Но ее радовала возможность помочь людям, которые нуждались в ней. Ей доставляло удовольствие видеть то положительное, что она привносила в жизнь бедного нуждающегося ребенка или отчаявшейся молодой матери.

Пока Пиа шла вниз по затянутой красным ковром мраморной лестнице, она напомнила себе, что время, которое она проводит с Дженнифер, — это отпуск. И ей надо бы больше радоваться ему. Еще несколько коротких недель — и она, наверное, будет скучать по уютной комнате Дженнифер и беззаботной болтовне о самых обычных вещах.

Она спустилась по широкой лестнице и свернула в коридор налево. Не в силах сдержать любопытство, она быстро заглянула в маленький личный кабинет короля. Дженнифер говорила, что в этом кабинете хранятся коллекция его книг и семейные фотографии. По ночам его часто можно застать здесь, он читает, уединившись после делового дня.

Миновав еще четыре комнаты, Пиа толкнула тяжелые дубовые двери, ведущие в частную столовую семьи ди Талора. Здесь они завтракали на скорую руку или собирались на ленч в узком кругу. В противоположность этой существовала еще сугубо официальная столовая, расположенная в другом конце дворца. Туда приглашенные высокопоставленные гости могли пройти прямо от главных ворот.

Колокола самого большого в Сан-Римини кафедрального собора громко пробили полдень. Этот звук всегда был слышен во дворце. Но в столовой никого не было. У принцессы Изабеллы и ее молодого мужа только что закончился медовый месяц. По пути домой они задержались в Нью-Йорке, чтобы присутствовать на открытии выставки искусства Сан-Римини. Принц Стефано и его жена Аманда, подруга Дженнифер, почти год находились в Англии с долговременным государственным визитом. Так что король Эдуардо редко получал удовольствие от трапезы в кругу семьи. Гораздо чаще ему приходилось участвовать в деловых встречах, частью которых бывали обед или ленч.

Пиа не ожидала увидеть в столовой Федерико за ленчем. Совсем не ожидала. Поэтому удивилась, что его отсутствие разочаровало ее.

После короткой поездки в лимузине она не видела принца. Но вскоре обнаружила, что не может выбросить его из головы. Хотя и старалась отвлечься, подолгу читая или размышляя над новым назначением в Африку.

Судя по всему, члены семьи, как и Дженнифер, предпочитали есть в своих апартаментах. Федерико и его сыновья, наверное, тоже ели на своей половине.

Она быстро огляделась, изучая обеденную комнату. Дубовые панели, старинные гобелены и длинный массивный стол. В другом доме такая комната выглядела бы показушной. Но для семьи ди Талора дубовый стол рядом с дворцовой кухней — всего лишь место для неофициального обеда, чем бы оно ни было украшено. Сюда они могли прийти даже в рубашках поло и в слаксах.

Беженцы, с которыми она работала, буквально остолбенели бы, войдя в такую комнату. Они бы и представить не могли, что это всего лишь жилое помещение. Пиа и сама так себя чувствовала, когда ходила по холлам дворца или заглядывала в роскошно убранные комнаты. Ей понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к красоте частных дворцовых апартаментов, в которых жили Дженнифер и Антонио. Кстати, Дженнифер утверждала, что многое упростила, когда переехала сюда.

Почему-то Пиа часто представляла себе, как выглядят апартаменты Федерико. Конечно, соответствуют протоколу гораздо больше, чем у Дженнифер и Антонио. На всем отпечаток и его личности, и личности покойной жены. Роскошные ткани. Игрушки детей аккуратно расставлены по полкам. Изысканные подарки от иностранных высокопоставленных визитеров на каждой полке и свободной поверхности. Огромная постель с дорогими шелковыми простынями…

Пиа покачала головой, чтобы прогнать этот образ. Интересно, а Федерико тоже, как и ее, стесняет жизнь во дворце? Правда, он вырос в королевской резиденции, окруженный роскошью. Но до смерти Лукреции он много путешествовал, представляя Сан-Римини за границей. Его жизнь заполняли важные дела: встречи на высшем уровне, подписание политических и экономических соглашений, присутствие на бесконечных приемах и благотворительных мероприятиях. Вероятно, он объездил весь мир: от стран, борющихся за выживание, до супердержав, чье экономическое влияние больше, чем у некоторых континентов. Он навещал отчаявшихся пациентов в больницах. Видел нищенствующих детей, потерявших родителей. Встречался с богатыми людьми, политическими лидерами, восседавшими за роскошными старинными столами всего в нескольких милях от несчастных детей. Для него, как для принца, это все было работой.

Но сейчас, когда он остался одиноким отцом двух малышей, ему придется сильно сократить свои общественные обязанности. Это будет для него нелегко — проводить все время на одном месте. Как нелегко дались и ей прошедшие две недели.

Но она здесь временно. А Федерико должен постоянно приспосабливаться к дворцовому официозу.

«Не думай о нем», — вслух предупредила она себя, проходя по пустой столовой. Шаги эхом отлетали от твердого дерева. Она открыла двери и вошла в дворцовую кухню с кафельными стенами, Образ Федерико с высокими скулами и большими умными голубыми глазами не оставлял ее.

Как мог мужчина, которого она и видела-то не больше получаса, так глубоко запасть в ее мысли?

Скука? Не исключено. Она вернется к работе и забудет о встрече с Принцем Совершенство.

В кухне один из поваров в ответ на ее вопрос показал на дверь в старый дворцовый винный погреб. Оказывается, кухню недавно обновляли и построили новый винный погреб, а старый превратили в комнату упаковки подарков. Но помещение все еще выглядело как винный погреб. Полы из узорной итальянской плитки, стены без окон и прохлада.

Большой металлический стол заполнял все пространство. На нем можно было заворачивать одновременно множество подарков. Вдоль дальней стены висели гигантские катушки ленточек разных цветов. Слева и справа, там, где раньше лежали бутылки с изысканными винами, теперь от пола до потолка размещались рулоны оберточной бумаги на все вообразимые случаи жизни. У двери стояли чистые пластмассовые сундуки, полные бечевок, кульков и сумочек для подарков. На крышке каждого ящика сверкали резаки для бумаги и ножницы. В отдельном органайзере помещались элегантные белые карточки и конверты с гербом семьи ди Талора. В выглядевшем дорогим стакане виднелось несколько самопишущих ручек.

Отделы упаковок в больших магазинах могли бы сгореть со стыда при сравнении со старым винным погребом.

Пиа положила фотокамеру на металлический стол и, внимательно изучив оберточную бумагу, наконец остановилась на голубой в серебряную клетку. Празднично и в то же время благородно. Она достала рулон с полки у стены и разместила на столе. Затем принялась изучать огромный резак для бумаги, прикидывая, как лучше расположить рулон под этим дьявольским устройством. Рассчитав, она водрузила бумагу на катушку.

— Убежден, что вы, мисс Ренати, уже занимались этим делом.

Пиа резко обернулась, едва не сунув руку под острое лезвие резака.

— Ох, ваше высочество, я не слышала, как вы вошли.

Федерико с порога улыбнулся, вежливо, но сдержанно. Потом подошел к ней, снял бумагу с катушки и поместил по-другому.

— Если расположить ее так, край получится чище. — Он нахмурился и покачал головой. — Это правильно по-английски сказать: «край чище»? — Он повторил фразу для верности по-итальянски.

— Правильно, ваше высочество.

Федерико удовлетворенно кивнул и снова занялся резаком, но вдруг остановился.

— Это для принцессы Дженнифер?

— Это подарок для Антонио. От принцессы.

— Тогда вы сделали хороший выбор.

Он отрезал нужного размера бумагу и подвинул ее через стол туда, где лежала камера.

— Мне ваше высочество, не хотелось бы вас затруднять…

— Пожалуйста, мисс Ренати… вы гость нашего дома и пробудете здесь еще несколько недель. Вы можете свободно называть меня Федерико.

— О'кей, Федерико. — Это как-то не очень соответствовало протоколу. Ведь он все еще говорил довольно официально, используя фразы типа «вы можете свободно…». И дело не только в корявости его английского. Он будто давал ей королевское разрешение. А ее словарь подперчен американизмами. Но она не собиралась противоречить его желаниям.

Кроме того, ей нравилось, как его имя перекатывается у нее на языке. «Федерико» звучит сильно, по-мужски. Идеально для мощного мужчины, стоявшего перед ней.

— Интересно, что вы здесь делаете, — продолжала она. — Не могу представить, чтобы вы часто просто так заходили в эту часть дворца.

Он улыбнулся. На этот раз искренне. От его улыбки стало теплее на душе и свободнее.

— Нет, не захожу. Но у меня есть подарок для принцессы Дженнифер. — Он жестом показал на конец стола. Пиа вспомнила, что он положил туда книгу, когда вошел в комнату. Она громко прочла заголовок, не в силах скрыть удивление:

— «Суперполезное руководство для клевой мамы годовалого младенца».

— Я купил ее несколько лет назад, когда путешествовал по Соединенным Штатам. Я подумал, что принцесса Дженнифер может оценить эту книгу.

— Мне неприятно ловить вас на лжи, — Пиа покосилась в его сторону, — но Дженнифер не была беременна несколько лет назад.

— Не была. — Он колебался. — Тогда я открою секрет.

Пиа вскинула брови.

— Я купил ее для Лукреции, когда она была беременна Артуро. Но она так и не нашла времени прочитать ее. Я старался найти для Дженнифер новую копию, предполагая, что книга может ей понравиться. Но в Сан-Римини это невозможно… — Он поднял ладони жестом человека, который сдается на милость победителя. — Надеюсь, вы не выдадите меня.

Пиа повертела книгу в руках и улыбнулась принцу.

— В Америке это называется «передарить». Так иногда делают, когда получают в подарок ненужную вещь, а отказаться неудобно.

— Передарить? — Федерико ошеломленно смотрел на нее. — И это распространено?

Пиа пыталась, правда без успеха, скрыть улыбку при виде явного шока, который испытал принц.

— Забавно, да? Но не беспокойтесь. Дженнифер будет тронута подарком, передаренный он или нет.

— Так вы сохраните мой секрет?

— Конечно. — Пиа заговорщицки улыбнулась.

— Спасибо. — Он повернулся к бесчисленным рулонам бумаги и стал старательно изучать их. Пока он делал выбор, она принялась перелистывать книгу. Нет, невозможно себе представить, чтобы Лукреция читала книгу о «клевой» маме. Но Федерико ее купил! Это тоже трудно представить. И пытался купить ее второй раз. Кажется, у принца не только хорошая внешность и аристократический титул.

— Мисс Ренати…

Она подняла глаза и обнаружила, что принц изучает ее.

— Пиа. Пожалуйста.

— Хорошо, Пиа. — Глаза у него потеплели. — Не поможете ли вы мне выбрать бумагу для подарка принцессе Дженнифер? Я знаком со вкусом брата, но недостаточно знаю вкус Дженнифер.

— С удовольствием. — Она успокоилась. Она оглядела рулоны и наконец выбрала простую бумагу бежевого цвета с такими же листьями и завитками.

— А такая не подойдет? — Он показал на рулон с алыми ягнятами и желтыми кроликами на голубом фоне.

— Оставьте это до тех времен, когда появится малыш, — состроила гримасу Пиа. — А это подарок для Дженнифер. Ведь вы хотите что-то элегантное. Приятное.

— Счастье, что я встретил здесь вас. — Он пожал плечами, глядя на бежевую бумагу. — Я бы выставил себя дураком.

— Нет. — Пиа положила руку ему на запястье. — Большинство мужчин вашего положения не стали бы тратить время на такой продуманный подарок и упаковывать его своими руками. По-моему, это очень приятно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поняв, что она сделала, Пиа испуганно убрала руку и, шагнув вперед, чтобы не встретиться с ним взглядом, взяла с полки рулон бежевой бумаги и протянула принцу.

Бок о бок они вдвоем завертывали свои подарки. Исключая шелест бумаги и скрип бечевки, в комнате стояла глубокая тишина.

Что на нее нашло? Даже сквозь манжет накрахмаленной рубашки она почувствовала силу его руки и жар тела. Она сделала это в знак поддержки. Как делала сотням беженцев, которым помогала уже долгие годы. Но первый раз от такого простого прикосновения она испытала прилив желания. Это открытие встревожило ее.

— Работа закончена. — Федерико поднял получившийся сверток. — Белый бант подойдет?

Пиа кивнула. Он повернулся и выбрал один бант из ящиков у двери. Она заканчивала обертывать фотокамеру, когда что-то потерлось о ее локоть. Она заглянула под руку и увидела, что Федерико послал ей через весь стол большой голубой бант.

— По-моему, Антонио понравится.

Она перевела дух, поняв, как ее нервировало его молчание.

— Спасибо. Это подходит как нельзя лучше.

Она отрезала от бобины кусок ленты и прикрепила бант к коробке.

— Видите, вы и без меня знаете, что делать.

— Позвольте с вами не согласиться.

Она приготовилась возразить на его возражение, но в этот момент поймала искру в его глазах. Интересно, неужели он флиртует? Но тут он толчком открыл дверь в кухню. Шутливая утренняя перебранка поваров и позвякивание посуды прервали их разговор.

— Мы отнесем подарки к принцессе Дженнифер? — Федерико держал дверь открытой, показывая, что он ждет ее.

— Ах, конечно. — Пиа схватила свой сверток и нырнула в дверь мимо него. Они пересекли кухню и столовую, а когда шли по длинному коридору к апартаментам Дженнифер, он рассказывал о каждой комнате, о ее истории, о предметах искусства, которыми они владели. А Пиа все это время пыталась не думать о том, как он красив в своей накрахмаленной рубашке, как свежо и удивительно пахнет, как безупречны его манеры, как богаты модуляции голоса, когда он описывает дом. Слушая его, она начинала себя чувствовать так, будто тоже родилась с короной на голове.

Вдовец с двумя детьми, напомнила она себе.

И будто вторя ее мыслям, раздался топот маленьких ног. Звук заливистого детского смеха долетел со второго этажа. Федерико нахмурился. У Пиа создалось впечатление, что его детям не разрешается играть в коридорах.

Но как бы то ни было, Федерико не прибавил шаг.

— Это мои сыновья, Артуро и Паоло, — просто констатировал он. — Подозреваю, что у вас будет возможность увидеть их до того, как они вернутся в детскую.

— Похоже, что у них веселое утро.

— Да. — Голос прозвучал очень холодно. Судя по мрачному выражению его лица, Пиа решила, что ей не хотелось бы быть на месте няни, когда Федерико поднимется на второй этаж. Вряд ли сцена получится забавной.

Когда Пиа поднялась на верхнюю ступеньку, смех затих. Краем глаза она заметила что-то маленькое и коричневое, летящее в воздухе. И немедленно острая боль пронзила висок. Она чуть не упала. Приложив руку ко лбу, она нащупала сорванную кожу. Кто-то там, наверху, тихо ахнул. Веселый топот детских ног резко затих.

Неумело вырезанный бумеранг лежал у ее ног. Федерико быстро наклонился и, подняв его, встретил пораженный взгляд Пиа.

— Вы ранены! — Он достал из кармана ослепительно белый платок и прижал к ее виску. Потом подвел ее к музейного вида стулу, стоявшему под одним из широких окон.

— Все в порядке, — промямлила Пиа. Во время работы ей приходилось получать и ссадины, и ушибы. Поэтому она тотчас поняла, что это ранение не серьезное. Ни чувства слабости, ни головокружения. Правда, когда она потянулась, чтобы взять у Федерико платок и самой держать его у виска, то поняла, что кровь просочилась и на ткань платка, и на его пальцы.

Неожиданный панический детский крик отвлек ее внимание. Она повернулась и увидела двух маленьких мальчиков, остановившихся в дверях. У обоих были выразительные карие глаза, не похожие на голубые глаза Федерико. Но тон кожи, черты лица и темные волосы они, несомненно, унаследовали от принца.

Когда она встретилась взглядом с младшим, лицо у него сморщилось. Глаза закрылись, залитые слезами. Губы дрожали. Весь он выражал невыносимое горе ребенка, который нечаянно навредил другому. Старший мальчик стоял за его спиной, более озабоченный реакцией отца.

Как бы то ни было, перехватив ее взгляд, он сделал шаг вперед, пожал плечами и пробормотал:

— Mi displace, синьорина. Надеюсь, вам не очень больно… — Я не хотел, папа, я не нарочно.

Федерико взглядом словно пришпилил старшего сына. Мальчик, казалось, согнулся под тяжестью отцовского недовольства.

— Артуро, где синьорина Феннини?

— Я тут, ваше высочество. — Няня только что прибежала и стояла, запыхавшись, за спинами детей. Выражение ее лица было еще более огорченное, чем у мальчиков. — Я ужасно сожалею, но…

— Пожалуйста, синьорина Феннини, позвоните моему водителю. Мне надо отвезти мисс Ренати в больницу.

Должно быть почувствовав протест на ее губах, он повернулся к ней и объяснил:

— Во дворце есть доктор для неотложной помощи. Но думаю, вам придется наложить швы. Это лучше сделать в больнице. Так мы уменьшим вероятность, что на лбу останется отметина… — Он нахмурился и добавил: — Понимаете? Шрам.

Шрам? От маленькой царапины на лбу?

— По-моему, нет необходимости…

— Я прямо сейчас позвоню, — перебила ее няня, поспешно удаляясь.

— Синьорина Феннини!

Няня повернулась к Федерико. У Пиа сердце заныло от его тона.

— Поговорив с шофером, пожалуйста, позвоните моему секретарю. Объясните, что случилось, и попросите найти человека, который присмотрит за детьми сегодня вечером.

По убитому лицу няни и стальной решимости Федерико Пиа поняла, что в этот момент стала свидетельницей ее увольнения. Она ничего не сказала, но внутренне вся сжалась. Сколько лет было ей самой, когда она первый раз нанялась сидеть с ребенком? Чуть-чуть меньше, чем этой девушке. И кончилось все плохо. Рана осталась глубже, чем легкий порез от удара бумерангом.

Когда няня ушла, Пиа заставила себя не замечать пульсирующую боль в голове и подмигнула мальчикам.

— Произошел несчастный случай, ребята. А сейчас уже все в порядке. — Она надеялась, что Федерико тоже примет ее послание — даст девушке еще один шанс. Оба мальчика все еще выглядели расстроенными. Она подняла руку и сжала ее в локте. — Видите? Я сильная. Для меня такие раны — пустяки.

Старший мальчик, Артуро, разглядывал свои ботинки, но она заметила, что он прячет улыбку.

— Я Пиа Ренати. А тебя как зовут? — спросила она младшего.

— Паоло.

— Паоло. Одно из моих любимых имен. Моего отца звали Паоло. И это среднее имя моего кузена Анжело.

— Виконта Ренати? — Артуро поднял голову, лицо его просияло. — Он друг моего дяди Антонио.

— Он очень хороший, — прошептал Паоло. — Он послал тете Дженнифер много цветов, когда она сказала, что у нее в животе растет маленький ребеночек.

— Это похоже на Анжело. — Пиа улыбнулась, стараясь не замечать усиливавшуюся боль в голове.

Рядом с ней что-то проворчал Федерико.

Она редко бывала в компании Анжело. Слишком уж они противоположные натуры. Услышав неодобрительное бормотание Федерико, она догадалась, что принц, наверное, знаком с ее кузеном. У того репутация бонвивана, и в этом качестве он любит привлекать внимание светской хроники. Не удивительно, что Федерико боялся с ее стороны нескромности в том, что касается состояния Дженнифер.

Но хотя Анжело и публичный человек, Пиа знала, что он никогда не даст репортерам информации о личной жизни членов королевской семьи. Он уважал семью ди Талора и высоко ценил свою дружбу с Антонио. Наверное, ей стоило сказать Дженнифер, чтобы та предупредила об этом Федерико. Было бы одной причиной меньше для его тревог.

А он с озабоченным видом подошел к ней, убрал платок с раны и стал осматривать ее лоб.

— Все не так плохо, Федерико, — заверила она его и снова прижала платок ко лбу. — Раны на голове всегда сильно кровоточат. Но это не значит, что они серьезны.

— Дети не должны бросать бумеранг в помещении. — Федерико стрельнул взглядом в мальчиков.

— Но ты же целил в окно, правда, Артуро? А оно было открыто. Так что вы бросили бумеранг все равно что в саду, — пошутила она.

Артуро закрыл рукой рот, чтобы спрятать от отца улыбку. Пиа стало легче оттого, что старший мальчик чуть успокоился. Но Паоло по-прежнему глазел на нее с потрясенным видом.

— Паоло, можешь оказать мне любезность? Выгляни в окно, посмотри, не едет ли там отцовская машина?

Паоло подошел к окну, встал на цыпочки и уперся подбородком в подоконник.

— Нет еще. — Он оглянулся и одарил ее застенчивой улыбкой. — Но я вижу дедушку.

Через несколько секунд король Эдуардо поднялся к ним, одолев последнюю ступень лестницы. Это была его норма упражнений на день. На нем были бежевые слаксы и черная, сшитая у портного рубашка. В этом костюме он выглядел моложе своего возраста. Пиа знала, что ему за пятьдесят. Острым взглядом он окинул мальчиков, бумеранг и Пиа, сидевшую у окна. Моментально оценив ситуацию, он взмахом руки подозвал мальчиков к себе. Сразу было видно, что этот человек привык повелевать. Пожалуй, ей следовало встать, но король жестом остановил ее.

— Вы ранены. Пожалуйста, сидите, нет нужды в формальностях. — Он перевел взгляд на Федерико. — Ты отвезешь ее в больницу?

— Да.

Даже если бы Пиа не видела его лица в сотнях газет или на монетах Сан-Римини, она легко бы догадалась, что Эдуардо ди Талора король — по его уверенному поведению и легкости, с какой он руководил окружающими.

— Я закончил назначенные на сегодня дела, — обратился он к сыну, — так что могу присмотреть за мальчиками. Мы пойдем в старый арсенал, и я покажу им оружие и броню, которую реставрировал их дядя Ник. Это хорошее развлечение, и они узнают о средневековой истории Сан-Римини.

— Спасибо, отец. Я ценю твое внимание. — Федерико показал на ближайший стул, где лежали упакованные подарки. — Ты мог бы проследить, чтобы эти свертки отнесли к принцессе Дженнифер и сообщили ей, что случилось?

— Конечно.

Король вручил каждому мальчику по свертку, потом обратился к Пиа:

— Пока вас не будет, принцессе Дженнифер понадобится помощь? Я могу поручить кому-нибудь побыть с ней.

Пиа покачала головой, и в виске снова началась пульсация.

— По-моему, она предпочтет побыть одна, ваша светлость. А я скоро вернусь.

Извинившись за шалости своих внуков и пожелав ей скорейшего выздоровления, король вместе с мальчиками стал спускаться по лестнице.

— Спасибо за доброту, проявленную к моим сыновьям, — проговорил Федерико, когда они остались одни. Его взгляд снова остановился на ее кровоточившем лбу. Даже не встретясь с ним глазами, Пиа поняла, что он искренне благодарен. — У вас природная способность располагать к себе детей.

— По-моему, тут скорее опыт работы в лагерях беженцев. — Умение сказать несколько добрых слов потрясенному ребенку — будь это лагерь несчастных детей, лишенных дома, или королевский дворец — даже сравнивать нельзя с постоянным круглосуточным родительским долгом. И с «природной способностью» тоже. Но ей не хотелось противоречить принцу. Особенно когда он говорит такие приятные слова или прижимает собственный платок к ее голове.

За окном послышалось шуршание колес по гравию дорожки. Федерико выглянул в окно и, убедившись, что машина пришла, неожиданно нагнулся к ней и, подняв ее со стула, взял на руки.

— Выше высочество…

— Федерико.

— Вам… вам нет необходимости нести меня. Я могу идти сама. Я испачкаю кровью вашу рубашку.

— У меня есть другие. — Он крепче прижал ее. — Положите свободную руку мне на плечи. Я не хочу уронить вас на лестнице. Хватит того, что уже сделали с вами мои сыновья.

Пиа послушалась. И когда ее ладонь легла ему на спину, она решила, что, пожалуй, должна быть благодарна его сыновьям.

Федерико не поверил своим глазам, увидев из больничного окна, какую толкотню устроили журналисты перед входом в больницу. Интересно, что точно пресса пронюхала? Что он уволил третью няню за год, что гостья семьи получила травму, что его дети стали причиной травмы? Или для них самое интересное — это то, что он доставил на своей машине в больницу красивую, да еще и окровавленную блондинку?

Он беззвучно простонал. Что бы они от него ни услышали, вероятно, он погубил свою репутацию скорбящего вдовствующего принца, который никогда раньше не делал ошибочных шагов.

Он отодвинул шторку на окне, чтобы лучше разглядеть фотографов и их аппаратуру. Надо будет воспользоваться черным ходом — возможно, пресса прозевает их. Но если репортеры решат, что у него личные отношения с Пиа, они неделями будут следить за ней, чтобы состряпать душераздирающую любовную историю. И не только будут надоедать Пиа, но, возможно, их преследование в результате принесет открытие — принцессе Дженнифер прописан постельный режим.

И это будет уже реальная история. Одна из тех, какие могут повлиять на мирные переговоры и жизни миллионов людей.

Федерико отвернулся от окна маленькой частной палаты, куда персонал поместил Пиа, и сел в потрепанное кресло. Теперь осталось только ждать, когда доктор наложит повязку на ее рану. Как Пиа и говорила, рана оказалась не очень тяжелой. И ей наложили только три или четыре шва.

Но Федерико полагал, что от этого вина его не стала меньше. Сама Пиа, правда, спокойно отнеслась к происшествию и даже пыталась утешить мальчиков. Он оценил ее хорошее отношение к ним. Удивительно, как быстро и эффективно она успокоила их. Внезапно среди этих размышлений до него дошло, что чувствовали его родители, когда Стефано вместе с двумя другими мальчиками устроил в детском саду соревнование по рестлингу. История попала во все газеты.

У него возникло такое чувство, будто это он, а не родители тогда недоглядели за Стефано.

И вот снова… как он мог позволить сыновьям выйти из-под его контроля? И довести дело до того, что кто-то из-за этого получил травму?

Доктор давал Пиа инструкции, как уберечь травмированное место от инфекции.

— Убежден, она быстро поправится, ваше высочество, — в заключение успокоил он Федерико.

— Спасибо. Я ценю ваше внимание. Пожалуйста, пришлите счет во дворец. Я не желаю, чтобы мисс Ренати понесла издержки.

Пиа начала спорить, но Федерико, подняв руку, остановил ее:

— Это самое малое, что я могу сделать.

Когда доктор кивнул и ушел, Пиа бросила на принца возмущенный взгляд.

— Я способна оплачивать свои медицинские счета. У меня есть страховка.

— Этот несчастный случай произошел по моей вине. Было бы бесчестно разрешить вам пользоваться страховкой. Вы должны сосредоточиться на собственном выздоровлении.

Она покачала головой, светлые кудряшки возмущенно запрыгали.

— Нет «выздоровления», на котором нужно сосредоточиваться. Я не инвалид. И, кстати, это не ваша вина. Такое может случиться с каждым. Дети шалят, это естественно.

— Не мои.

Она спрыгнула со стола, где доктор осматривал ее.

— Не хочу обижать вас, но они дети. Королевские или не королевские. С ними всякое бывает.

— Правда. — Он с шумом вздохнул. — Я стараюсь быть понятым. К несчастью, они должны придерживаться иных стандартов, чем другие дети. Чем раньше они усвоят это, тем легче им будет. То же самое происходило со мной, когда я был ребенком.

Полная сочувствия, она положила пальцы на лежавшую на подлокотнике кресла руку. Ее мягкая кожа согревала его, дарила покой. Но это было не так, как в комнате упаковки подарков. Тогда — мгновенное ободряющее прикосновение. Сейчас ее рука осталась лежать на его руке.

— Должно быть, вам трудно пришлось в детстве — под перекрестным вниманием всех окружающих.

— Да. — Он посмотрел на ее пальцы, радуясь прикосновению женщины и не опасаясь, что ей что-то от него нужно. — Но я научился правильно себя вести. Научился выполнять свою роль в семье. У меня не было выбора.

И это не кончилось с детством. Это продолжалось и в его браке с Лукрецией. И в отношениях с детьми. Со всеми и каждым, кого он встречал на жизненном пути.

Федерико заставил себя оставаться спокойным, хотя чувствовал, как рука Пиа ласкает костяшки его пальцев. Он мог бы привыкнуть к ней. К ее мягкому прикосновению. Он даже радовался, когда нес ее в ждущий автомобиль. И потом в больнице. Слишком много моментов близости. Это опасно.

Сколько прошло времени с тех пор, как он был последний раз с женщиной? То есть с Лукрецией.

Лукреция — выбор родителей. А эта женщина случайно вошла в его жизнь, предложила дружбу и поддержку, ничего не требуя взамен.

К сожалению, чистосердечный жест Пиа сделал его уязвимым к ее чарам. К ясному взгляду, веснушчатому лицу, красоте блондинки, непритязательности, теплому женскому прикосновению. В голове мелькнуло немыслимое. Интересно, что она сделает, если он притянет ее к себе и поцелует? Оттолкнет? Запаникует?

Или ответит поцелуем?

Он с трудом сглотнул. Он не должен так думать о Пиа Ренати. Неважно, что его радуют разговоры с ней, неважно, что она легко сошлась с его сыновьями и что он находит ее привлекательной. Он просто не имеет права давать пищу для публичного интереса к его романтической жизни. Никакой романтической жизни у него не должно быть. Один раз он принял дружбу и удобство за любовь и потом поклялся, что никогда не повторит этого снова.

Она с минуту колебалась, словно почувствовав его смятение. Потом медленно убрала руку.

— Надеюсь, вы простите, что я вмешиваюсь? Но вы напрасно сердились на няню. Мне неприятно сознавать, что ее уволили из-за того, что я вовремя не пригнулась.

По коридору прошла медсестра, заглянув по пути в дверь. Они поняли, что их частная палата не такая уж и частная. Федерико встал и жестом предложил Пиа выйти в холл.

— Нам пора идти. По-моему, им нужна палата для другого пациента.

Когда они шли по пустому холлу цвета зеленой мяты, он продолжил разговор:

— Не беспокойтесь о няне. Во-первых, вы не могли ожидать, что в королевском дворце надо увертываться от летящего бумеранга. Во-вторых, к несчастью, это не первое ее упущение. Так что о вашей вине не может быть и речи. Это ее проблемы. Не ваши.

Он хотел сказать что-то еще, но они уже подошли к столу медсестер. Федерико обещал доктору, что поговорит с персоналом и пожмет девушкам руки. Но сегодня ему почему-то не хотелось быть представителем семьи. Хотя эта роль стала для него второй натурой.

Он хотел говорить с Пиа. Хотел убедить ее, что не был несправедлив к няне, что старается быть терпимым к детям и к их буйным играм. Разве он не предоставил няне возможность исправиться? И разве Пиа не видит, как сильно он любит своих сыновей? Разве она не понимает, что он жизнь отдаст за них?

И все же ее простые слова растревожили его.

Через несколько минут к столу медсестер подошел его водитель. Теперь Федерико мог сесть в машину и у Пиа появилась возможность вернуться во дворец и отдохнуть.

— Боюсь, что нам не удастся уйти так же спокойно, как мы вошли, — предупредил водитель. Этот шестидесятилетний мужчина работал в семье, когда принц был еще мальчиком. Он вел их по изолированному служебному коридору, что позволяло избегать любопытных взглядов. — Репортеры у каждой двери.

— Почему бы вам не подогнать машину к западному входу? — предложил Федерико. — Если мы не можем убежать от них, попробуем встретиться с ними лицом к лицу и ответить на их вопросы. Но я хотел бы, чтобы вы с машиной были рядом.

Водитель деловито кивнул и, ускорив шаг, оторвался от них, чтобы подогнать машину.

— Мне не обязательно разговаривать с репортерами, правда? — На лице Пиа появилось озабоченное выражение. Она сдвинула брови. — Я не сильна в такого рода делах. У меня нет даже смутного представления, о чем надо говорить. И потом, я в таком виде… Вы только посмотрите на меня!

— Они сосредоточатся в основном на мне. Если вы будете стоять сзади, они, вероятно, оставят вас в покое. — Он улыбнулся. — Но если не оставят, не волнуйтесь. Вы выглядите прекрасно. Особенно если вспомнить, какой у вас сегодня тяжелый день.

— Мне нужно зеркало. — Нервные нотки проскользнули в ее голосе. — Ну конечно, тушь смазалась и потекла…

— Постойте. — Он повернул ее лицом к себе. Флюоресцентный больничный свет окрашивал ее кожу в желтый цвет. Но это вроде бы не портило ее внешнего вида. Непокорные кудри выглядели так же, как всегда. Он снял белые нитки с летнего свитера и заправил за ухо падавшую на глаза прядь. — Тушь выглядит прекрасно. А помада у вас есть?

— Нет. Ни косметички, ни помады. Я выгляжу ужасно, да?

— Вовсе нет. — Он улыбнулся. — Я просто подумал, что помада отвлечет внимание от повязки на лбу.

— Ужасное зрелище, да?

— Нет. Фактически, — он подошел ближе и обвел пальцем линию, где кончалась повязка, — вы выглядите замечательно для женщины, которой только что наложили швы. — Большинство женщин упало бы в обморок, услыхав, что им предстоит встреча с дюжиной репортеров после такого дня, какой был у нее. Но Пиа обладала внутренней силой и спокойной уверенностью, которые вызывали в нем восхищение. Он мог бы поклясться, что она никогда не бывала героиней драмы. Для этого она слишком кроткая, слишком уравновешенная.

Но спокойствие у нее не такое, как у сверхстильных дам, посещавших приемы во дворце. Дамы разговаривали с ним с единственной целью — засветиться рядом с принцем.

— Сомнительный комплимент. — Ее дыхание ласкало его лицо. А когда она тряхнула головой, до него долетел чистый, фруктовый запах ее шампуня. — Но я все же поверю, что выгляжу прекрасно.

— Хорошо.

— Кроме того, у вас все плечо в крови…

— Будем надеяться, камеры этого не покажут. Кстати, я говорил вам, у меня есть другие рубашки.

Он нагнулся, собираясь лишь чуть коснуться поцелуем волос, чтобы придать ей уверенности. Но когда губы коснулись нежной кожи, а ее кудри скользнули по его лицу, он закрыл глаза, впитывая запретное ощущение.

Он услышал, как она быстро втянула воздух, почувствовал, как ее пальцы задрожали у него на груди. В этот момент его тщательно расписанный, строго спланированный мир разлетелся на куски.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Жажда, настоящая мучительная жажда охватила его.

Когда их губы встретились, легкий вздох вылетел из ее рта. Они погрузились в долгий нежный поцелуй. Наконец Федерико заставил себя оторваться и откинулся назад. Он будто отказывался от тепла, наслаждения и страсти, которая, он знал, овладела ею. И это при том, что каждая клеточка его существа жаждала того, что она предлагала. Но границы не могли быть нарушены.

Даже при том, что поцелуй так и остался на школьном уровне, Федерико понимал — слишком поздно. Первый раз в жизни он поступал импульсивно. Разрешил своему телу и своим желаниям править моментом. Он целовал Пиа, женщину незнатную, которая, выходя из машины, даже не сразу поняла, почему он подает ей руку. Женщину, которая протестовала, когда он нес ее, и которая, как он подозревал, предпочитала брюки юбкам. И женщину, которая разговаривала с его сыновьями так, будто понимала их импульсы. Это значило, что он поддался искушению, которого, как его с детства учили, надо избегать. Пиа — женщина, неприемлемая для мужчины его положения и его чувства долга. Это даже не подлежит обсуждению.

И чем он занят в один из редких моментов своей жизни, когда нет телекамер, нет высокопоставленных визитеров, нет бдительного взгляда отца? Проклятие, он обдумывает именно такую возможность.

Он прервал поцелуй. Нехотя. Не желая отодвигать губы дальше, чем на расстояние шепота. Обеими руками убрал с лица светлые кудри и посмотрел в глаза, полные желания, наверное зеркально отражающие его глаза.

Как бы он ни хотел ее, как бы его тело ни изнывало от желания одарить ее поцелуем, равным шторму или землетрясению, он обязан предвидеть, к чему это приведет.

Он не мог даже признать тот факт, что хотел поцеловать ее, впитывать ее вкус, чувствовать ее тело, прижатое к нему. Нет, он определенно не мог пойти на риск. Нельзя допустить, чтобы пресса увидела в нем нечто другое, а не Принца Совершенство, не одного из ди Талора, жизнь которого отвечает их представлениям о жизни принца Сан-Римини. А в дальней перспективе подобное поведение обидит Пиа, его семью, его страну.

Сейчас он поведет ее к выходу… и снова поцелует. Пусть это будет неправильно.

— Пиа, — звук его голоса будто взорвал тишину пустого коридора, — я…

Он потерял ход мысли, потому что ее пальцы играли верхней пуговицей его рубашки.

— Вы — что? — Она подняла голову. Их взгляды встретились. И связь, какая не возникала у него ни с одним человеческим существом, вспыхнула между ними.

Он закрыл глаза и снова поцеловал ее, уступая ее прикосновению, взгляду. Он прижал ее тело к стене и наслаждался, чувствуя, как твердые груди упираются в его грудь, манящий рот прижат к его губам.

Она открылась ему. Ее язык дразнил. Руки опустились вниз и обхватили его за талию, притягивая крепче. Но во всех ее движениях присутствовала невинность. Что-то в ее поцелуях говорило ему, что для нее это не очередное приключение. Она тоже ощущала уникальную связь, возникшую между ними.

Если бы он не был принцем, если бы это не было общественное место, он бы затянул ее в пустую комнату и прямо там и сейчас занялся бы с ней любовью. Поступок, на который имеет право любой мужчина, кроме принца. Он никогда не ощущал такой связи с Лукрецией. Или такой ошеломляющей физической жажды.

Проклятие.

Он еще раз оторвался от Пиа. На такое нежеланное отступление тело ответило болезненным спазмом.

Прошел всего год после смерти Лукреции. И ничего похожего на интимность не должно возникать у него в голове. Что он за человек? Целует женщину, а его жена совсем недавно умерла и лежит в могиле.

— Простите, Пиа, — удалось ему выговорить. — Это… это неуместно.

— Понимаю. — Она убрала руки с его талии. — Мне не следовало предполагать…

— Нет, это совсем не ваша забота, выничего не должны… Если бы я был другим человеком, я бы минуты не колебался… — Эмоции переполняли его. Федерико не помнил, когда последний раз не мог найти правильных слов или испытывал такую неловкость. — Я нахожу вас очаровательной. Но моя жизнь не принадлежит мне. У меня есть обязательства перед моей семьей и перед моей страной. Люди ждут определенного поведения от меня как от принца.

Он не мог смотреть ей в глаза и уставился на полускрытую волосами повязку.

— И с тех пор, как Лукреция… Совсем недавно… Как ей сказать? Как ее заставить понять?

— Это неуважение к ее памяти.

— Нет необходимости объяснять. Все о'кей, — твердым голосом успокоила его Пиа. Но она будто силой выталкивала слова. Так выражалась ее нервозность. — И, кстати, нам пора ехать. Ваш водитель, должно быть, уже приготовил машину, и репортеры жаждут увидеть вас.

Он сглотнул. Надо сказать что-то еще, прояснить происшедшее между ними. Но уроки этикета и опыт дипломатии оставили его. Он просто повернулся и пошел к дверному турникету в конце коридора, который вел к западному выходу. Пиа шагала рядом с ним, чуть ли не касаясь его локтя. Он уже собрался толкнуть двери, когда услышал ее смех. Федерико остановился и недоверчиво уставился на нее.

— Вам смешно?

— По меньшей мере мне теперь не понадобится губная помада.

— Да, полагаю, не понадобится. — Его рот медленно сложился в улыбку. Он понял ее попытку ослабить напряжение.

Не меньше тридцати репортеров со своими операторами столпились на площадке перед стеклянным турникетом больницы. Позади стояло два ряда теленовостных пикапов с прожекторами и спутниковыми тарелками.

Пиа сразу посерьезнела, увидев сцену, открывавшуюся за дверью.

— Ничего страшного, — заверил ее Федерико. — Я говорю с прессой несколько раз в неделю. Вам надо только стоять рядом. Водитель знает, когда мягко вмешаться и проводить нас в лимузин, если назреет конфликт. Но этого не будет.

Репортеры заметили пару, когда та подошла к стеклянному турникету. И моментально охотники за новостями, работая локтями, стали проталкиваться поближе к принцу.

— Ваше высочество!

— Как себя чувствует синьорина Ренати?

— Можете сказать нам, почему Пиа Ренати живет во дворце?

Какофония быстрых, точно выстрелы, вопросов на итальянском. Пиа застыла рядом с принцем. Федерико легко положил руку на ее спину и выдвинул ее вперед. Одновременно он помахал рукой, призывая толпу успокоиться и отступить назад.

Когда скопище репортеров отступило и Пиа больше не грозила опасность быть затоптанной, он убрал руку с ее спины и заговорил прекрасно поставленным голосом:

— Спасибо за заботу. Но, к сожалению, у меня только считаные минуты. Как вы можете представить, мисс Ренати нуждается в отдыхе.

Знакомая репортерша с одной из местных новостных телестанций выдвинула вперед микрофон.

— Ваше высочество, вы можете сказать нам, что случилось сегодня в полдень и с какой целью синьорина Ренати посетила королевский дворец?

— Добрый вечер, Амалия, — легко и непринужденно приветствовал ее принц. Этим натренированным тоном он всегда обращался к представителям прессы. — Мисс Ренати — друг семьи. В полдень она играла с моими сыновьями и поранила висок. К счастью, рана не тяжелая. Как вы можете видеть, ей оказали помощь и отпустили. — Он одарил репортершу улыбкой. — Рана не серьезнее, чем растяжение лапы у вашей собаки, когда на прошлой неделе она поскользнулась у вас в студии.

Амалия с улыбкой кивнула, вспоминая, как в передаче о бездомных животных собака в середине съемки в испуге заметалась и врезалась в кресло ведущего вечерних новостей, столкнув его на пол. Хорошо еще, что она никого не укусила. Амалия жестом показала своему оператору, что они могут ехать, за следующим сюжетом.

На передний план выдвинулся другой репортер. Федерико узнал его. Въедливый субъект из ежедневной газеты «Сан-Римини сегодня». Принц приветливо ему улыбнулся, но приготовился к каверзным личным вопросам.

— Ваше высочество, — пятидесятилетний репортер подставил диктофон прямо к лицу Федерико, — правда, что Пиа Ренати живет во дворце уже больше двух недель? Определенно это нечто большее, чем просто визит друга семьи! У вас есть комментарии?

Среди репортеров поднялся гул. Они снова начали выкрикивать вопросы. Федерико, как обычно, поднял руку, успокаивая их. А сам мысленно искал подходящий обтекаемый ответ. Но толпа кричала все громче. Репортер из «Сан-Римини сегодня» продолжал тыкать свой диктофон прямо под нос принцу. Но хуже всего было то, что его вопросы насторожили других газетчиков. Даже Амалия обернулась и послала оператора снять вблизи реакцию Федерико.

— Мы знаем, что сегодня вы уволили няню Мону Феннини. Хотя она у вас проработала всего два месяца. — Репортер повысил голос, он хотел, чтобы коллеги ясно слышали его. — А сейчас вы сказали, что сегодня в полдень Пиа Ренати играла с вашими сыновьями. Она рассматривается на должность няни?

— Как я говорил, синьорина Ренати — друг семьи. — Федерико повернулся к другому репортеру. Но настырный газетчик остался неудовлетворенным. Громким голосом, чтобы его все слышали, он спросил:

— Тогда нет ли между вами и Пиа Ренати каких-то отношений, о которых прессе следует знать? Почему она играла с вашими сыновьями?

Федерико, не обращая на него внимания, уже спрашивал других репортеров, есть ли у них вопросы. А сам одновременно стрельнул взглядом в шофера. Тот принял сигнал и медленно подал лимузин вперед. Репортеры рассыпались на отдельные группки и, теснимые машиной, отступили.

— Ваше высочество, присутствие синьорины Ренати во дворце связано как-то с принцессой Дженнифер? — Это уже спросила журналистка из итальянского Интернета. — Мои источники говорят, что мисс Ренати работала у принцессы в лагере беженцев Хаффали. Принцессу уже несколько недель не видели на публике. Пошли слухи, что у нее осложнение беременности.

— И она не сопровождала принца Антонио в Израиль, как планировалось, — добавил чей-то голос из глубины толпы.

Главная задача — отрезать все вопросы о Дженнифер и о ее состоянии. Федерико покачал головой.

— Как вы знаете, принцесса Дженнифер сейчас вступает в девятый месяц беременности. Поэтому она придерживается ограниченного расписания. И как любая женщина в ее положении, предпочитает избегать длительных путешествий.

— И это все? — не унимался человек из «Сан-Римини сегодня». — Принцесса появилась на людях незадолго до того, как синьорина Ренати приехала в страну. Но за день до ее приезда принцесса отменила благотворительный обед во французском посольстве, который хотели устроить для сбора средств на ее проект школьных стипендий. И это прошло незамеченным. Ее беременность под угрозой? Поэтому синьорина Ренати здесь?

— Все, что вы говорите, неверно. — Голос Пиа озадачил принца. Он просил ее говорить по-английски, чтобы у него была языковая практика, поэтому никогда не слышал ее певучую итальянскую речь с акцентом Сан-Римини. — Как сообщил вам его высочество…

— Вы так долго без работы. Для вас это необычно? Или вы больше не работаете в Международной помощи больным СПИДом? — не унимался репортер, теперь подставляя свой диктофон под нос Пиа.

Федерико заметил, какое напряженное у нее лицо. Очевидно, она мысленно формулировала ответ. Он повернулся к репортеру, спасая ее, но Пиа заговорила первой:

— Я только что закончила проект в Соединенных Штатах и еще не переехала к месту исполнения следующего.

— Так вы между двумя назначениями? — У репортера засверкали глаза. — Значит, вы технически безработная… в данный момент. Может это означать, что вы договариваетесь о месте во дворце?

— Вероятно, о месте няни принца Артуро и принца Паоло? — добавила Амалия, подмигнув Федерико. Она решила, что раскрыла дворцовый секрет.

В этот момент водитель обошел машину и открыл дверцу. Федерико оставалось только помахать репортерам рукой.

— Прошу извинить меня за такой краткий разговор. Я должен вернуться во дворец. Уверен, что синьорина Ренати хотела бы использовать время для отдыха. Полагаю, мы ответили на ваши вопросы так полно, как это возможно. Если у вас есть другие вопросы, вам всегда будет рада мой секретарь. Она включит вас в расписание отдельных интервью. Благодарю вас.

С этими словами он посадил Пиа в ждущую машину и уселся сам. Затем постучал в окно перегородки, давая знать водителю, что можно ехать.

— Я пыталась помочь. Простите, если что-то говорила не так. — Пиа снова перешла на английский. — Сказав, что я в ожидании назначения, я надеялась отвлечь их от вопросов о Дженнифер. Я обещала Дженнифер… Мне в голову не приходило, что они решат, будто я могу быть няней у детей. Мне предстоит вскоре поездка в Африку. Если они наведут справки, то узнают об этом.

— Похоже, уже знают. Но надеются, притворившись неосведомленными, вытянуть побольше информации. — Федерико говорил с ней, но мысли его были сосредоточены на том, что он услышал от нее раньше. Ее слова подсказали ему идею. Она нашла общий язык с мальчиками. А из слухов, гулявших по дворцу, он знал, что ей фактически нечего делать. Только составлять компанию принцессе.

Возможно, пока он сумеет кого-то найти…

— Мальчики сразу словно прилипли к вам, — бросил он пробный шар. — Это удивительно, потому что они настороженно относятся к чужим. Если вам их компания будет не в тягость…

— Вы, наверное, шутите, — изумленно вырвалось в нее, но потом она добавила: — Простите. Ваши мальчики очень милые. Но Дженнифер нуждается во мне.

На последней фразе она потупилась. И Федерико не смог не подразнить ее:

— Вам скучно, да?

— Я никогда такого не говорила.

Федерико испытующе глядел на нее. И она подняла руку над головой, будто выбрасывая белый флаг.

— Ладно. Вы поймали меня. Я скучаю от безделья. Я не хочу сказать, что не радуюсь возможности провести время с Дженнифер. Она моя лучшая подруга. Но по правде, мне почти нечего делать. В этом периоде беременность утомительна. Она не спит по ночам. Невозможно с ребенком размером с большой арбуз найти удобное положение. Поэтому она много спит днем.

— Тогда мы можем обсудить…

— Нет. Не стоит даже думать об этом. Я стала бы самой плохой няней в мире. И кроме того, у меня есть работа. Как я говорила, через несколько недель я должна приступить к своим обязанностям в Африке. А уж там буду невероятно занята. Так что немножко поскучать сейчас для меня совсем не вредно.

Резкие ноты проскользнули в ее голосе. Он мог бы сказать, что она усилием воли подавляет раздражение. Интересно, почему. Не хочет быть няней — или у него няней? После того, что произошло между ними в больничном коридоре, в этом есть смысл.

Но он никогда не видел человека, который сумел бы так быстро и легко успокоить Артуро и Паоло. И при ее многолетнем опыте работы с беженцами, несомненно, у нее накопилось солидное организаторское мастерство. Она, конечно, не потеряет Артуро в дворцовом саду и не будет, как это делала Мона, часами висеть на телефоне, обсуждая с подругами моду и молодых людей. Федерико пожал плечами. Чем больше он об этом думал, тем более привлекательной казалась эта идея.

— Потребуется несколько недель, чтобы найти няню на полный день, — объяснял он, стараясь говорить бесстрастным тоном. — Я просто подумал, что раз вы так легко сегодня установили контакт с моими сыновьями, то до вашего отъезда могли бы проводить с ними несколько часов в день. В качестве лекарства от скуки.

Она покачала головой, но он остановил ее, добавив:

— Это отвлечет репортеров от беременности принцессы Дженнифер. Я не ожидал, что они так сосредоточатся на этой теме. Плохо, что их подозрения будут только возрастать, пока не родится ребенок.

— Не знаю…

— Я не рассматриваю вас как наемную служащую. Вы друг семьи и…

И больше. В этом и проблема. Если быть честным с собой, то ему хочется проводить с ней время, лучше узнать ее. После того как она приехала во дворец, он видел ее всего один раз. Репортеры со своими вопросами подсказали ему удобный вариант. Через несколько недель она уедет. Даже если он больше никогда не коснется ее, а только будет наслаждаться ее компанией и легкой беседой, это вернет к жизни его тело и разум.

Хотя бы только ради мальчиков ему надо снова почувствовать себя живым. Что-то должно вывести его из пассивной жизни, которую он вел. Возможно, тогда он опять будет с живым интересом относиться к своему положению и ответственности.

— И?..

Мягкий голос оторвал его от печальных мыслей. Он пожал плечами, надеясь, что выглядит спокойным.

— И я надеюсь, что вы подумаете об этом, В следующий раз, когда Дженнифер днем захочет подремать, свободно приходите в мои апартаменты и навещайте детей.

Он намеренно не сказал «и меня».

— Ваше высочество, синьорина Ренати, мы прибыли.

Федерико моргнул, услышав слова водителя. Они уже въехали в высокие кованые железные ворота королевского дворца и катили по садовой дорожке к заднему входу.

— Вам нужен провожатый, чтобы вернуться в апартаменты Дженнифер? — Жаль, что время, проведенное вместе, кончилось. Федерико все еще хотелось извиниться за происшедшее в больнице. И в то же время ему отчаянно хотелось, чтобы это случилось вновь.

— Надеюсь, я не заблужусь. Спасибо. — Румянец залил ей щеки, и он понял, что Пиа тоже думает об их поцелуе.

Она вышла из машины раньше, чем водитель обошел лимузин, улыбнулась, заспешила к лестнице и скрылась из виду.

Федерико поблагодарил водителя и медленно стал подниматься по лестнице. Никогда в жизни он не чувствовал себя так глупо.

— Идиотка, идиотка, идиотка! — беззвучно стонала Пиа, минуя залы дворца и направляясь в комнаты Дженнифер. О чем она думала, целуясь с принцем? И хуже того, показывая ему, что ей это нравится?

Конечно, он сделал первый шаг. Но потом ушел в кусты, очевидно сообразив, что касается своими губами идиотки, не принадлежащей к его кругу. Она доказала это, не сумев отделаться от репортеров. Не говоря уже о самом поцелуе. Она тащилась за ним, будто какая-то фанатка за рок-певцом. Мужчина с двумя детьми. Мужчина, чью деятельность знает половина западного мира. Мужчина, абсолютно не подходящий для такой особы, как она. Даже если бы она хотела ввязаться в любовные отношения. А она совершенно не хочет.

Но какой поцелуй — святой, романтический, королевский…

Она постаралась выглядеть собранной и деловой, когда проходила мимо стража в конце коридора, ведущего в частные апартаменты Дженнифер. Но как только завернула за угол, прижала пальцы к губам, вспоминая.

Оливковая кожа Федерико, теплая и атласная. Под ее пальцами она оказалась такой, как она и думала, изучая его лицо в аэропорту. В его поцелуе было гораздо, больше страсти, чем она могла бы предположить и чем следовало быть в Принце Совершенство.

Удивительно, почему? И какие еще эмоции кипят под его стоической внешностью? Она видела, как тревога исказила его лицо, когда доктор накладывал ей швы. Как сожаление мелькнуло в его глубоких голубых глазах, когда она упомянула об увольнении няни. Теперь ясно, что он более сложная личность, чем считают газеты и, вероятно, сам Федерико. Он вкладывал в поцелуй столько чувства, что будто касался ее души.

Но может ли он так же потерять голову от нее, как она от него? Может ли чувствовать такую же связь с ней, как она с ним?

Пиа покачала головой и вошла в апартаменты Дженнифер.

— Не думай об этом, — приказала она себе, не замечая, что говорит вслух. Из этого ничего не выйдет. Но почему так ноет сердце?

— Прекрасно. Не думай об этом, — повторила Дженнифер. Пиа даже споткнулась. — Знаешь, в эту минуту я тебя ненавижу.

Пиа замерла в дверях ее спальни. Она смотрела на подругу, не представляя, чем могла так огорчить ее. И упрекала себя, что размышляла вслух. Слава богу, хоть не упомянула имени Федерико, когда разговаривала сама с собой.

Может быть, Дженнифер уже видела вечерние новости? И ее огорчили слухи, что беременность под угрозой?

— Ты ненавидишь меня? — Пиа вопросительно вскинула брови.

Улыбка осветила лицо принцессы.

— Претендентка на титул Самой Большой Беременной Женщины в мире томится тут взаперти, а на экране моего телевизора ты стоишь рядом с Федерико и никаких лишних килограммов на тебе нет. Ненавижу тебя.

Пиа вытаращила глаза и засмеялась. Ей следовало бы понять, что Дженнифер шутит. Но после сегодняшних эмоциональных взлетов и падений все возможно.

— Они уже передали?

— Передали. — Дженнифер щелкнула выключателем и бросила пульт в пустой угол кровати. — Большинство местных каналов начали свое вещание с больницы. — Она заговорила голосом ведущей: — «Принц Федерико ди Талора и Пиа Ренати в эту минуту уезжают из больницы…»

— Перестань ненавидеть меня, — вздохнув, попросила Пиа. — Меньше всего я хотела оказаться на телеэкранах. И выглядела я как круглая идиотка.

— Прости, Пиа. — На лице у Дженнифер моментально появилось сочувствующее выражение. — Это моя вина. Мне следовало подумать прежде, чем приглашать тебя сюда. Репортеры суют нос во все, что делает эта семья. И, к несчастью, во все, что делают наши друзья. — Дженнифер потерла лоб. — Я понятия не имела, что пресса уже сплетничает о моей беременности.

— Не беспокойся об этом. — Пиа махнула рукой, будто отметая слухи. — Но в следующий раз, пожалуйста, заворачивай свои подарки сама. О'кей? Я не очень хороша в увиливании от бумерангов.

— Больно? — Дженнифер показала на лоб Пиа и сморщилась.

— Не очень. Бывало и хуже.

— Уверена, что мальчики очень огорчились. Они прекрасные ребята.

— Я знаю. Это был всего лишь несчастный случай. Только… Боже милостивый, Джен. — Пиа опустилась на край кровати. — Я не хотела, чтобы их няню уволили. Я чувствую себя ужасно.

Внезапно Пиа захлестнули воспоминания.

В шестнадцать лет она потеряла свою первую и последнюю работу няни. Для нее это был способ заработать деньги и обрести некоторую независимость. Она хотела доказать себе и матери, что сумеет присматривать за детьми. Пиа так выполнила свой план, что память о нем сохранилась на всю жизнь. Пятилетняя девочка, доверенная ее заботе, упала с качелей. Пиа слишком высоко позволила ей взлететь, и девочка приземлилась да спину. Эти жуткие секунды, когда Пиа видела, как малышка соскользнула с сиденья и ее длинная русая коса летит над головой, а пронзительный визг сотрясает мирный покой двора, навсегда отпечатались в ее памяти. Отец ребенка с таким же презрением смотрел на нее, как Федерико на няню своих мальчиков.

— Послушай… — Дженнифер взглядом вернула Пиа в настоящее. — Ты тут ни при чем. Уже третий раз за последний месяц Мона теряет Артуро и Паоло. Однажды Паоло исчез, и его нашли спрятавшимся за кадкой с пальмой рядом с официальной столовой. Это в противоположном от апартаментов Федерико конце дворца. Одно дело, если няня позволяет детям бегать по обычному дому. Но здесь королевский дворец, где совершаются государственные дела. Она заслужила свое увольнение.

— Но это тяжело для мальчиков. — Пиа хорошо знала это по собственному детству, когда мать перевозила ее из одного дома в другой. Она терпеть не могла, когда о ней заботились друзья матери, а та была занята организацией приемов, иногда далеко от дома. Конечно, Сабрина Ренати считалась высоким профессионалом в своем деле, но Пиа от этого легче не было.

В детстве ей хотелось только одного: иметь свой уголок и играть в нем, И чтобы один и тот же человек заботился о ней.

— Потерять мать, а теперь и третью няню, и все в течение одного года, — это ужасно, — продолжала Пиа. — Им по-настоящему нужно немного стабильности.

— Я знаю. Мы делаем все, что можем. Каждый из нас. Ник и Изабелла читают мальчикам каждый вечер книжки. Это ритуал, и они все с удовольствием выполняют его. До того как меня приковало к постели, я учила их играть в шашки. Стефано организовал им в Австрии уроки катания на лыжах и записал их на следующую, зиму. — Она устало вздохнула. — Мы все стараемся как-то помочь. А с этими нянями Федерико просто не везет. Но мальчики знают, что они любимы. И больше всего отцом.

Пиа кивнула, мол, она понимает. Потом показала головой на телевизор, который Антонио поставил на верх старинного шкафа.

— Не возражаешь? Скоро будут новости, и я хочу посмотреть, как ужасно пресса расправилась со мной.

— Давай включай.

Пиа взяла пульт и включила новости. Она вроде бы могла успокоиться: столько людей заботятся об Артуро и Паоло. Но уйма опекунов не отменяет того факта, что дети потеряли мать. Особенно когда работа отца требует так много времени.

— Знаешь, репортеры подсказали неплохую идею, — проговорила Дженнифер, следя за компьютерной графикой, с которой начинались вечерние новости Сан-Римини.

— Какую же? — Пиа опустилась в кресло и устроилась так, чтобы хорошо видеть экран.

— Чтобы ты стала няней Паоло и Артуро.

Это что, заговор? Пиа фыркнула.

— Может быть, пока я здесь, мне подать прошение на должность секретаря короля Эдуардо? Или… ага, тоже хорошая мысль, не возьмет ли меня в лакеи Стефано? Он обычно выглядит так, будто ему нужен человек гладить одежду. Сколько должностей открывается во дворце? Я могу собрать все резюме и…

— Я серьезно, — парировала Дженнифер, поднимая подушку и делая вид, что сейчас бросит ее в Пиа. — Когда я попросила тебя обернуть подарок, ты чуть не взлетела от радости. Для тебя нашлось какое-то дело, помимо того, чтобы подавать мне питье, поправлять одеяла или сидеть в углу кровати и читать сто первую книгу.

— Разве я не говорила тебе, что с сегодняшнего дня ты будешь сама заворачивать свои подарки?

Дженнифер не обратила внимания на ее слова и продолжала свою линию:

— По-моему, ты будешь великолепной няней. Не нянькой. И пока я сплю или занята чем-то другим, думаю, тебе будет интересно провести немного времени с мальчиками. А им с тобой. Сможешь гулять за пределами дворца, наслаждаться солнцем. — Несмотря на протесты Пиа, она продолжала: — А если ты поведешь их в Палаццо д'Аворио, у тебя будет время побыть на пляже в полном одиночестве. Палаццо пользуется только королевская семья, и он стоит у самой воды. Я уверена, Федерико не будет возражать.

— Ничего не выйдет, — отрезала Пиа. Одним глазом она следила за экраном, где метеоролог говорил о температуре в Южной Европе. Начало сентября — сказочное время для наслаждения пляжами Сан-Римини. Но не так, как предлагала Дженнифер. — Из всех женщин мира я меньше всех подхожу для заботы о детях.

— Но ты же заботилась о сотнях детей, когда мы вместе работали в Хаффали.

— Нет, ты не права. Большинство детей попадало в лагерь по меньшей мере с одним родителем. А я всего лишь делала для них воздушные шарики из хирургических перчаток или учила плести колыбель для кошки. Это простое развлечение. И совсем другое дело — быть целый день для кого-то родителем. Или даже просто присматривать за младенцем. В лагере я не несла ответственности за каждого.

— Не понимаю, в чем разница. Чем игра с детьми Федерико отличается от того, что ты делала в Хаффали? — Дженнифер пожала плечами. — Конечно, Паоло и Артуро всем обеспечены. А дети, о которых мы заботились, убегали от войны. Но концепция та же самая. У детей должен быть человек, который проводит с ними время. И я знаю, какой ты ответственный человек. — Дженнифер помолчала, потом неуверенно добавила: — Конечно, если нет какой-то другой причины, по которой ты не хочешь быть с детьми. Может, Федерико?

Пиа внутренне сжалась, продолжая смотреть на экран и стараясь не встретиться взглядом с подругой. Джен в ту же секунду поймет, что между Пиа и Федерико что-то произошло. Принцесса отличалась удивительной чуткостью — одна из причин, почему Антонио влюбился в нее, почему ее так полюбил народ Сан-Римини.

Но Пиа не собиралась признаваться, что ее влечет к Федерико. Даже лучшей подруге. Может быть, она справится с мальчиками, если возьмет их пару раз на прогулки? При всей шаловливости дети тронули ее сердце.

Нет, одна она, вероятно, не рискнет брать их с собой на прогулки. Ей нужен второй взрослый — ради спокойствия. Если не для чего-то другого. И это значит, что она будет проводить время с Федерико.

Но, возможно, если чаще бывать рядом с принцем, легче будет понять, как бессмысленно ее увлечение?

Пиа расправила плечи и посмотрела подруге в лицо. К тому времени, когда ей пора будет ехать в Африку, она выбросит Федерико из головы. Никаких проблем.

— Хорошо, буду проводить какое-то время с детьми. По-моему, это удержит прессу от бесконечных вопросов о тебе.

— Прекрасно. — Губы Джен сложились в широкую понимающую улыбку.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Я обдумала ваше предложение.

Федерико поднял голову. Он просматривал «Сан-Римини сегодня». Пиа стояла на пороге его семейной частной столовой. Пальцы неуверенно обхватывали дверную ручку. Но ее улыбка «надеюсь-здесь-мне-рады» осветила его утро.

Интересно, долго ли она так стояла, не решаясь войти. Солнце едва взошло и еще не осветило столовую, но он почувствовал, что она встала давно. Одежда свежая и без единой морщинки. Прическа аккуратнее, чем обычно. Она явно выглядела более ухоженной, чем вчера в больничном коридоре. Да еще минус губная помада.

Он жестом показал на большой поднос, заставленный яйцами, беконом, тостами и свежими фруктами, который занимал полстола, а сам попытался отвлечься от голодных мыслей другого рода: пустой больничный коридор и ее восхитительный, без помады, рот.

— Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне. Это принесли всего минуту назад. Повар всегда готовит еды на целую семью, даже когда я обедаю один.

Пиа секунду колебалась, потом вошла и села напротив принца.

— Спасибо. Дженнифер распорядилась принести завтрак немного позже, а это пахнет божественно. Когда я работаю, то, как правило, питаюсь консервами. Забываю вкус настоящей «живой» пищи, пока не возвращаюсь в Штаты или сюда, в Сан-Римини. И тогда оказывается, что больше всего я скучала не по кино, не по газетам, даже не по кондиционерам, а по горячей свежей пище.

— Как видите, я совершенно испорчен комфортом. — Он не сдержал смеха. — Хотя я восхищаюсь вами, ведь вы работаете в более чем неблагоприятных условиях.

Она ничего не сказала, но он заметил, что его слова ей приятны. Он наблюдал, как она налила себе чашку кофе, добавила снятое молоко и отставила в сторону сахар. Точно так же делал он. Когда она поднесла чашку ко рту, он размышлял, что еще у них общего, пусть даже из мелких привычек.

Оторвав взгляд от ее губ, он посмотрел на повязку, закрывавшую лоб.

— Как ваша травма? Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше.

— Прекрасно, — кивнула она.

Он попытался замаскировать напряжение, которое она вызывала в нем. Всему виной заголовок на первой странице газеты. Интересно, не обязан ли он ее визитом утреннему изданию газеты. На первой странице рассказывалось о «странных» событиях, происходивших на этой неделе во дворце, и строились предположения об участии в них Пиа. Федерико аккуратно сложил газету, пряча от нее заголовок на первой полосе.

— Итак, вы хотите обсудить мое предложение?

— Как я буду навещать детей, — уточнила она, глядя на него поверх кофейной чашки. — Играть с ними, составлять им компанию, ну и в таком роде. По крайней мере до тех пор, пока вы не найдете постоянную няню. Дженнифер предложила, чтобы я повела их в Палаццо д'Аворио. Мы немного побудем на солнце и на берегу. Это полезно и им и мне. Но, может быть, им это неинтересно?

Слушая ее, он еле скрывал улыбку.

— Напротив, по-моему, они будут очень рады. — Он отодвинул газету в сторону, подальше от нее. Впрочем, это излишняя предосторожность, Пиа совсем не похожа на своего кузена Анжело. Завидев газету, тот сразу пробежал бы заголовки статей, ища свое имя, и обрадовался бы, будто получил приз.

— Пиа, насчет вчерашнего…

— Все в порядке, — она беззаботно махнула рукой. — Нет необходимости говорить об этом.

— Но я чувствую, что мы должны…

— Это было неизбежно. И, похоже, больше не повторится. Так не о чем и говорить.

О чем она? О поцелуе, как он? Или о бумеранге? Или она видела статью?

Пиа взяла ломтик тоста, положила на тарелку яйца и подвинула поднос к нему.

— Тогда могу я спросить, почему вы передумали? — Он положил яйцо себе в тарелку. — Я имею в виду визиты к Паоло и Артуро.

— Я здесь, чтобы помогать Дженнифер. — Она пожала плечами. — И обещала ей еще до того, как вступила на борт самолета в Штатах, что сделаю все, чтобы пресса не обсуждала ее беременность. Пока не вернется Антонио или пока не появится малыш. Если я буду играть с Артуро и Паоло и это вызовет интерес прессы и одновременно развлечет мальчиков — что же, замечательно.

Он с сосредоточенным видом ел ложкой яйцо всмятку, надеясь, что она не видит его разочарования. Она не упомянула его. Ее интересуют только его сыновья.

Не то чтобы он ожидал другого. Но надеялся. Хотя и знал, что это ни к чему не приведет. Она одарила его полуулыбкой и подвинула поднос к центру стола.

— А ваши сыновья и правда очень милые.

— Вы понимаете, — засмеялся он, — что мои сыновья — это те самые мальчики, которые только вчера напали на вас?

— Знаю. — Она улыбнулась. — Они сегодня не планируют снова запустить в меня бумеранг?

— Надеюсь, нет. — Он сделал глоток кофе и добавил: — Они получили его всею лишь на прошлой неделе от посла Австралии. И пока еще не научились как следует запускать. У меня не поднимается рука отобрать такую игрушку. Так что, пожалуйста, будьте осторожны.

— Теперь я знаю, что надо пригнуться.

— Хорошо. — Он помолчал. — Сегодня я планировал пойти с мальчиками в зоопарк. Но после вчерашнего разговора с репортерами не уверен, что хочу сдержать слово. Почти нет шанса, что нам удастся ускользнуть от них. И погода сегодня… Метеорологические предсказатели…

— Метеорологи.

— Метеорологи? — Он будто отложил это слово в памяти. — Да, спасибо. Метеорологи обещают дождь. Если у вас есть другие предложения, я с удовольствием выслушаю их.

— Сегодня? — Кофейная чашка так сильно стукнулась о кофейник, что Пиа испугалась, не разбилась ли она.

— Конечно, если у вас нет планов с принцессой Дженнифер.

Пиа взяла себя в руки и покачала головой.

— Она сегодня планировала рассортировать фотографии и поместить их в альбом. Это она может делать в постели. Я все разложу возле нее, так что она справится. Я просто не думала, что вы захотите, чтобы я подключилась с ходу, прямо сегодня.

Он нахмурился.

— Это вам решать, Пиа. Но я буду рад, если вы присоединитесь ко мне и к детям.

— Так… значит, у вас сегодня нет официальных встреч?

— После того как я отказался вчера от услуг Моны, я пересмотрел свое расписание. Теперь могу быть с мальчиками всю следующую неделю или даже две. Достаточно времени, чтобы найти новую няню.

Пиа сидела на стуле, выпрямив спину и вздернув подбородок. Вид такой, будто она решила справиться с трудной задачей.

— Хорошо. Давайте что-нибудь спланируем на сегодня.

— Если вы не против. — Надо надеяться, она не воспринимает время, проведенное с ним, как обязанность. Хотя ему показалось, что ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы принять его предложение. Почему бы это?

— Конечно, не против. Вы что-то придумали?

— К несчастью, занятия под открытым небом неосуществимы, — немного помолчав, сказал он. — Вероятно, мы-можем повести их в музей?

— Где много публики. Вы не думаете?..

— Возможно. Но, похоже, музей не так привлекателен для репортеров, как зоопарк. Меньше условий, чтобы делать снимки.

— Гм… Дженнифер как-то упомянула, что учила Артуро играть в шашки. Может быть, мы найдем новую игру и будем учить их? Что-то забавное для дождливого дня. — Пиа поерзала на стуле. — Кажется, догадываюсь, чего они хотят больше всего. Просто провести день с вами. Ничего обязательного, просто свободный день. Можно поболтать, побегать. И ничего организованного, вроде посещения зоопарка или музея. — Глаза у Пиа лукаво заблестели. — Кстати, я намерена учить вас пользоваться сокращениями в английском языке.

Он озадаченно смотрел на нее. Она только что прояснила проблему, которая возникла у него с сыновьями. Лукреция всегда оставляла ребятам много свободного времени. Они сидели в детской и вроде бы ничего особенного не делали. Или просто гуляли в дворцовых садах. Но после смерти Лукреции, желая показать мальчикам, что для него забота о них важнее государственных обязанностей, он составлял расписание на каждую минуту, которую они бывали вместе. И хуже всего то, что почти все время в таких случаях они проводили на публике.

При всем желании он мог уделить им ограниченное время, поэтому чувствовал, что должен использовать каждую секунду. Но, вероятно, спокойный досуг, личный, не спланированный, — это то, о чем они мечтают.

— Простите. — Мягкий голос Пиа прервал его мысли. — У вас великолепный английский. Нехорошо дразнить вас из-за этого. И по правде говоря, мне не стоит вмешиваться в дела ваших детей. Я ничего о них не знаю, и мне лучше пореже открывать рот. Я всегда лезу…

— Нет, я ценю вашу… — он помолчал, стараясь найти правильное слово, и чуть спустя закончил: — …искренность. Фактически… — Он встретил ее озабоченный взгляд и поспешно договорил: — Я убежден, что вы правы. День без специального расписания может быть очень интересным.

Их разговор прервал слуга. Он убрал тарелки и заменил пустой кофейник полным, предварительно наполнив чашки. Когда они снова остались одни, принц спросил:

— Какого типа активность нам не следует планировать? — И в ответ на лукавый смех Пиа поспешно добавил: — Английский я могу учить. Но сомневаюсь, чтобы я сумел не планировать. Боюсь, это укоренившаяся привычка.

— Ладно. Я специалист по непланированию. Когда мы работали в лагере Хаффали, Дженнифер составляла расписание на каждый день и следила, чтобы весь лагерь жил по плану. А я только следила по контрольному списку, чтобы было выполнено самое необходимое.

Он откинулся на спинку стула. Никогда бы не догадался, несмотря на ее обычно небрежный вид.

— Зная организаторские способности вашей матери, я думал, что вы тоже отчасти владеете ими.

Пиа стрельнула в него взглядом. Федерико понял, что сказал что-то обидное. Вероятно, Сабрина Ренати критиковала дочь именно за отсутствие таких способностей.

— Вы знаете мою мать?

— Конечно, — ответил он, решив не обращать внимания на некоторую натянутость в ее голосе. — Знаете, наши отцы вместе учились в школе. Когда ваш отец ушел в мир иной, ваша мать открыла свой бизнес. Мой отец одним из первых нанял ее организовать прием.

— Я этого не знала. — Пиа мяла в руках салфетку, потом, поймав себя на этом, сплела пальцы.

Уверена, это помогло ей приобрести хорошую репутацию. Доброе дело со стороны вашего отца.

— Она его заслужила, — заметил Федерико, и он искрение так считал. — Сабрина — одна из самых уважаемых и востребованных в Южной Европе представителей своей профессии. Мой отец и Антонио продолжают пользоваться ее услугами. Между прочим, король надеялся привлечь ее и на этот уикенд. Мы устраиваем ежегодный благотворительный бал в поддержку исследований юношеского диабета.

— Моя мать приедет сюда? — Между ее бровями появилась складка.

— К сожалению, нет. Когда отец говорил с ней, она уже приняла предложение немецкого канцлера устроить в Берлине трехдневный фестиваль. — Федерико коротко рассмеялся. — Не часто бывает, чтобы отец получал отказы. Он был совершенно растерян.

Пиа кивнула, но продолжала сидеть потупившись, с непроницаемым выражением лица.

— Я знала, что на этой неделе ее нет дома, но представления не имела, куда она уехала.

Ее тон удивил Федерико. Похоже, что присутствие — или, напротив, отсутствие — Сабрины в Сан-Римини повлияло на ее решение побыть с Дженнифер.

Пиа подняла голову и посмотрела на него. Ему показалось, что это потребовало от нее волевого усилия.

— Полагаю, король нашел кого-то другого?

— Да, конечно. — Поняв, что эта тема ей не нравится, он показал жестом на дверь. — У мальчиков утром был музыкальный урок. Мы можем пойти посмотреть, не закончился ли он.

Пиа кивнула и привстала, а он добавил:

— Так что мы будем с ними делать?

— Не хотите спросить у них?

— Это не приходило мне в голову. — Он вскинул брови. — Мои родители никогда у меня не спрашивали.

— А вдруг вам понравится их идея?

— Не уверен, что мне нравится эта идея. — Федерико рылся в шкафу Артуро в поисках желтого дождевика и недовольно качал головой при виде беспорядка на полках. Даже горничным не удавалось справиться с разгромом, который устраивали мальчики. Рядом с принцем Пиа примеряла голубой плащ, одолженный у его секретарши.

Федерико наконец заметил желтое пятно в глубине безразмерного шкафа. Выудив плащ, он повернулся к Пиа.

— Мне не кажется правильным, если малолетние члены королевской семьи будут на глазах у публики бегать под дождем. И они могут простудиться.

Пиа удивленно вскинула брови. Затем опустилась на колени, чтобы помочь Паоло всунуть руку в рукав сияющего, будто солнце, дождевика.

— Ребенком вы никогда не играли под дождем? Не шлепали по лужам?

— Вы знакомы с моим отцом, королем Эдуардо? Нет, такие игры он не разрешал. — Федерико с натужной беззаботностью рассмеялся. — И конечно, это не то, что мог бы разрешить я.

— Но, папа, ты же сказал, что Артуро и я можем делать, что захотим! — Паоло с тревогой смотрел на отца.

— Идем, Паоло. Да, папа? — Артуро стрельнул в отца вопросительным взглядом, поспешно надевая ярко-желтые галоши. Он явно хотел убыстрить процесс одевания, пока Федерико не передумал.

— По-моему, твой дедушка с годами стал мягче. — Федерико взъерошил Артуро волосы. — Наверное, если бы я был ребенком сейчас, он бы разрешил мне играть под дождем. И я разрешаю, да?

— Да! — закричали оба, схватились за руки и чуть не свалили Пиа, ринувшись к дверям.

Меньше чем через пять минут Пиа мысленно согласилась с Федерико. Идея мальчиков играть под дождем на поверку оказалась неудачной. Хотя Пиа в отличие от Федерико сомневалась, что они простудятся. Дети моментально кинулись к задним дверям дворца и направились в розовый сад. Естественно, намного оторвавшись от взрослых. Пиа боялась, как бы они не свалились вниз со скользких от дождя ступенек, принимая во внимание их резвость и привычку на бегу вертеть головой, чтобы проверить, видит ли их отец.

На последней ступени Паоло издал победный клич и, прыгнув с нее, приземлился прямо в лужу. Вода и комки грязи забрызгали его галоши и брюки. Пиа посмотрела на принца, ожидая увидеть на его лице неодобрение. Сердце у нее запело, когда он похлопал себя по карманам куртки и вслух пожалел, — что нет под рукой фотоаппарата — снять такое событие.

Заметив добродушную реакцию отца, Артуро завизжал от восторга. Добежав до нижней ступени, он повторил прыжок брата. Теперь фонтан забрызгал Паоло с головы до ног. Мальчики топали в луже, направляя брызги друг на друга, увертываясь от них, подставляли ладони, чтобы поймать капли дождя. Наконец Федерико спустился вниз и вытащил их из лужи на сухую полоску гравия, отделявшую дворец от сада.

— Мальчики, мальчики! Разве мы не покажем синьорине Ренати качели?

— Да! Идемте посмотрим! — Артуро помчался вперед, то и дело поглядывая на отца. Паоло семенил следом за ним.

— Вы готовы бежать? — спросил Федерико, ускоряя шаг.

— А у меня есть выбор? — Пиа неуверенно прибавила шаг, чтобы догнать Федерико. Она отметила, что ее одежда подходит для беготни с детьми. Свободные вязаные вещи, плащ. А Федерико был одет так же, как и за завтраком. Черные слаксы, стального цвета галстук и легкая серая рубашка. Вместо плаща он надел двубортную полувоенную куртку, более подходившую для каждодневных официальных дел, чем для прогулки с детьми под дождем. Она посмотрела на его начищенные черные легкие туфли. Как раз в этот момент он прыгнул в очередную лужу, одной рукой поймав Паоло.

Хорошо, что принц богатый человек. Эти лакированные туфли, наверное, не переживут нынешнюю прогулку.

Пиа шла рядом с Федерико, который удерживал на бедре хихикающего Паоло. Артуро разрешили идти по гравийной тропинке, вьющейся между розовых кустов. Несмотря на быстрый шаг, Пиа наслаждалась свежестью воздуха, каплями мягкого теплого дождя на лице и пьянящим запахом самшита. Аромат роз на пике их осеннего цветения усилился под дождем.

Но вот они завернули за угол в дальнем конце сада, где самшит обрамлял гравийную тропинку, бегущую по пустым длинным травяным лужайкам. Артуро вырвался вперед, к качелям. Они были устроены под покровом двух больших деревьев. Вечнозеленые растения живой изгородью окружали эту часть сада, создавая природный щит. Ни посетители публичных помещений дворца, ни туристы, гуляющие по узорным мостовым Сан-Римини, не могли видеть этой площадки для игр.

— Не ожидала, что где-нибудь во дворце есть такое защищенное от чужих глаз место, — пришла в восторг Пиа.

— Понимаю ваше удивление, — ответил Федерико и поставил Паоло на дорожку. Они проследили, как мальчик побежал за старшим братом и сел на качели для совсем маленьких детей. — Моя мать сделала все возможное, чтобы обеспечить нам нормальное воспитание. Для нее это значило — подальше от газетчиков и камер. Она выбрала это место. Антонио и я практически жили здесь, на качелях. Позже сюда приходил Стефано, когда не совершал, долгие прогулки по садам. Хоть он и был сорвиголова, но сады привлекали его еще больше, чем качели.

— А ваша сестра?

Он пожал плечами и толкнул качели Паоло.

— Изабелла даже маленьким ребенком была настоящим книжным червем. Она всегда носила с собой книгу. И когда мы приходили сюда, садилась на траву и читала. Позже моя мать поощряла изыскания Изабеллы в средневековой части дворца.

Пиа в душе испытывала зависть к детству Федерико. Что она может рассказать о матери, которая никогда не ходила с ней гулять, не сажала ее на качели и не бегала с ней по садовым тропинкам?

Она смотрела, как Артуро, подгибая ноги, раскачивает качели. Они взлетали все выше и выше. Паоло хныкал, упрашивая отца раскачать его сильнее, чтобы он взлетел так же высоко, как старший брат.

— Королева, должно быть, была удивительной матерью, — заметила Пиа. В ее голосе прозвучали нотки печали.

— Да. Я все еще скучаю по ней. Я был в колледже, когда она умерла, слишком рано. — Он понизил голос, чтобы дети не могли его слышать. — А ведь мои сыновья потеряли своюмать еще раньше.

Гримаса боли исказила его лицо. Но тут вопль Артуро отвлек его. Пиа не успела определить, в чем дело, как он отскочил от нее и побежал мимо Паоло к Артуро.

Пиа посмотрела ему вслед и пришла в ужас. Артуро решил спрыгнуть с качелей. Но он взлетел слишком высоко, чтобы благополучно приземлиться. Пиа застыла в ужасе. Живот свело судорогой. Успеет Федерико подхватить сына? Он успел. Перед самой землей.

— Артуро! — нахмурился Федерико и, переведя дыхание, продолжал: — Сколько раз я просил тебя не прыгать с такой высоты?

— Мне было четыре года, когда ты это говорил. — Мальчик смотрел на отца невинными глазами. — Теперь мне ПЯТЬ. Через две недели я пойду в детский сад!

— Это не имеет значения. Ты никогда, никогда не должен прыгать с такой высоты. Ты можешь ушибиться. Особенно на мокрой траве.

— Папа, я не прыгал! Посмотри на меня! — Паоло хихикал и продолжал высоко раскачивать качели, забыв, какому риску только что подверг себя Артуро.

— Молодец. — Пиа наконец удалось открыть рот и заговорить, пока Федерико разбирался со старшим сыном. — Ты очень хороший мальчик, Паоло.

Малыш просиял, довольный, что не он стал причиной неприятностей. Но Пиа не могла разделить его счастье. Вид Артуро, спрыгнувшего с качелей, снова вернул ее в прошлое, к несчастному случаю с девочкой, порученной ее заботе. В горле стоял ком. Все эти годы она так и не преодолела страха перед собственной беспомощностью, неспособностью предотвратить падение ребенка.

Федерико, движимый родительским инстинктом, не растерялся. А она стояла, оцепенев от ужаса.

Артуро смотрел на отца смущенным, виноватым взглядом. Пиа подозревала, что он не вполне искренен. Но мальчик попросил прощения и снова залез на качели.

— С вами все в порядке? — спросила Пиа у Федерико, который все еще сидел на корточках. В ответ принц уперся руками в траву и, оттолкнувшись, поднялся.

— Ох, со мной все в порядке. Просто я раздосадован. Они никогда не слушают, что я говорю. — Он покачал головой, но улыбка играла на его губах. — Во всяком случае, Артуро. За ним нужен глаз да глаз. Боюсь, он чересчур похож на моего брата Стефано. Всегда испытывает терпение взрослых, старается определить, как далеко можно зайти, прежде чем ему сделают замечание.

— По-моему, если бы он был моим сыном, у меня случился бы сердечный приступ.

— Вы бы привыкли. Это детская натура. — Федерико помог Паоло сойти с качелей и вернулся к Пиа. — В моей жизни все предсказуемо, кроме мальчиков. И от этого я получаю огромное удовольствие.

Пиа пробормотала, что согласна с ним. В глубине души она сомневалась насчет такого рода удовольствия. К тому же дети доставляют много волнений и помимо их склонности к безрассудству. Но ее восхищение Федерико еще больше окрепло. Ей нравилась его способность ценить природную игривость детей.

Следом за Паоло соскользнул с качелей старший брат. Подбежав к отцу, он обнял его за ногу.

— Папа, а можно мы поиграем в саду в прятки?

— Только если ты обещаешь не убегать, — предупредил Федерико. — Не убегать за фонтан. Я должен каждую минуту знать, где ты.

— Мы не можем играть в прятки, если ты знаешь, где мы. — Паоло лукаво сдвинул брови.

— Вот и пойми, что он имеет в виду. — Артуро поднял глаза к небу. — Значит, мы прячемся только в этой секции и не должны выходить из нее.

— Хорошо! — Паоло просиял. — Найди меня, папа!

С этими словами он кинулся бежать, ноги в желтых галошах неуклюже скользили по мокрой траве, длинный плащ сокращал его шаги. Добежав до ближайшей розовой клумбы, он обернулся к взрослым.

— Синьорина Ренати тоже может прятаться, si?

— Si, — согласился Федерико и махнул Пиа рукой. — Прячьтесь.

Пиа улыбнулась. То ли она испытала облегчение, покидая площадку с качелями, которые пробуждали в ней тягостные воспоминания, то ли ее радовало, что Паоло предложил ей спрятаться. После истории с бумерангом он смущался в ее присутствии.

Она быстро догнала мальчика. Как только они скрылись с глаз отца, Паоло остановился и посмотрел на нее.

— Я знаю хорошее место, где можно спрятаться. Хотите пойти со мной?

— Хочу. — Разве можно сопротивляться?

— Сюда. — Карие глаза сверкали от возбуждения.

Он схватил ее за руку и повел по боковой тропинке к нависавшему над розами дереву. Она удивилась, когда, обогнув дерево, они вышли к наружной арке. А между деревом и рядом самшитовых кустов виднелся пятачок травы.

— Папа никогда сюда не заглянет, — заверил ее Паоло.

— Прекрасное место, — прошептала она, вытирая дождевую каплю с носа мальчика. Они сжались под кустом. — И ты ни разу не поцарапался шипами?

— Si. Розы очень острые. Смотрите. — Он поднял тоненькую руку и показал царапину. — Заноза влезла на прошлой неделе. Совсем не больно.

Паоло подался вперед и раздвинул пальцами шпалеру, избегая колючих стеблей роз. Образовалась щель, в которую он мог видеть тропинку, бегущую под деревом. Там остановился Артуро и состроил ему рожицу. Паоло хихикнул, а Артуро оглянулся и прислушался к голосу отца. Потом спрятался по другую сторону дерева.

— Мама нашла для меня это местечко, когда я был совсем маленький, — прошептал Паоло. — Синьорина Феннини никогда не могла меня найти, когда я тут прятался!

Пиа улыбнулась. Он, очевидно, считал, что уже вырос из «совсем маленького» в большого. Ее снова кольнуло чувство вины за увольнение няни. Интересно, нравилась ли мальчикам Мона. Ясно, что не так сильно, как обожаемая мать. Хотя Пиа трудно было представить, как модная, холеная Лукреция бежит к дереву, чтобы спрятаться в кустах. А потом, скрючившись, сидит на траве вот так же, как сейчас она.

По тропинке приближались шаги. Мысли Пиа тотчас вернулись к Федерико. Из своего укрытия она увидела покрытые грязью туфли и манжеты слаксов, а затем и самого Федерико. Она мысленно улыбнулась, когда он провел рукой по влажным темным волосам. Принцу была необходима, даже, наверное, больше, чем его сыновьям, такая встряска.

И разве его голубые глаза не стали сиять ярче под дождем?

— Артуро, Паоло, синьорина Ренати, — протянул он зычным голосом. — Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать!

Паоло прижался к ней и захихикал. Легкая улыбка тронула губы Федерико. Он продолжал идти по тропинке, звать мальчиков и притворяться, будто не слышит ни звуков, ни шорохов. Он ушел далеко от дерева и почти скрылся из виду. Но, конечно, он все слышал и, продолжая их звать, шел по закруглявшейся тропинке обратно. Голос наполнился шутливой паникой. Ведь ему не удалось никого найти.

Она посмотрела на взволнованное лицо Паоло и улыбнулась.

— Здорово, правда?

Он кивнул.

— А завтра ты будешь с нами играть?

— Посмотрим, смогу ли, солнышко. — Если не считать прыжка Артуро с качелей, от которого у нее чуть не разорвалось сердце, она хорошо провела время. Как и предсказывала Дженнифер.

— Я хочу, чтобы ты смогла. — С детской искренностью он смотрел на нее. — Моя мама умерла, и я хочу другую, чтобы с ней играть.

Пиа, пораженная его словами, открыла было рот для ответа, но тут же закрыла. Что могла она ответить?

— Пойдем! — Он взял ее за руку и заставил встать. Его мысли, очевидно, перескакивали с одной идеи на другую быстрее, чем ее. — Папа скоро вернется. Нам надо спрятаться в другом месте.

— Это справедливо?

— Артуро так всегда делает, — Паоло пожал плечами и лукаво взглянул на нее. Она покачала головой в веселом изумлении, но последовала за ним по тропинке. Паоло бежал по гравию, и Федерико, конечно, слышал его топот. Интересно, он скоро найдет их?

При мысли, что Федерико мог ее найти в тот момент, когда она пряталась между душистых роз, пульс ее участился. И неважно, что рядом был ребенок.

Она набрала полные легкие влажного ароматного воздуха. Что с ней происходит? Она не имеет права думать о романтических отношениях с Федерико. Ей нужно думать о нем как об отце Артуро и Паоло. Как о мужчине, чьи дети нуждаются в стабильности. Нельзя вмешиваться в их жизнь, разжечь пожар, а потом смыться в Южную Африку. Вот уж там-то у нее не будет с ним никаких личных контактов, возможно, даже телефонной связи. Сегодня она присоединилась к нему и детям, чтобы выбросить Федерико из мыслей, а вовсе не для того, чтобы еще глубже увязнуть в этой истории.

Мысли о Федерико исчезли, когда Паоло резко свернул за угол. Они стояли перед большим фонтаном. Пиа замерла на месте. Никогда в жизни она не видела такой захватывающей красоты.

Низкий каменный бортик отделял воду в бассейне от дорожки. В центре стоял большой каменный цветок, из которого во все стороны били струи. На каждом лепестке каменная лесная нимфа весело брызгалась водой. А статуи богов будто наблюдали за их игрой. На дне бассейна Пиа заметила несколько евро и драэмы Сан-Римини. Очевидно, монеты бросали члены королевской семьи, их аристократические гости или персонал, загадывая желание вернуться сюда. Ведь другим заходить в эту часть сада запрещалось.

— Вам нравится, синьорина?

— Очень красиво, Паоло. — Даже при дожде звук струящейся воды привносил в атмосферу сада такую безмятежность, какой Пиа не ожидала найти в центре делового европейского города. — Но разве папа не говорил, чтобы мы не уходили за фонтан? Почему бы нам не повернуть…

Куда исчез Паоло?

Она посмотрела на тропинку. Как он мог уйти, она же не слышала его шагов по гравию. Но тут раздался всплеск. Повернувшись, она увидела Паоло и окаменела.

— Паоло! Паоло!

Мальчик лежал лицом в воде, плащ парусом вился вокруг него. Руки и ноги не шевелились.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пиа перепрыгнула через низкий бортик и зашлепала по воде к неподвижному телу. Сердце выпрыгивало из груди.

Господи, пожалуйста, не позволяй ему умереть!

Пиа сама умирала от страха, хотя краешком сознания понимала, что он не мог так быстро утонуть. Она схватила его за ворот плаща. Мальчик поднял голову, засмеялся и, когда она закричала, стал брызгать в нее водой.

— Одурачил! Одурачил! — Лицо его расплылось в улыбке. Глаза сверкали от восторга.

Пиа села прямо в воду и с облегчением закрыла глаза.

— Паоло, ты напугал меня до смерти. Пожалуйста, не делай так больше.

— Разве тебе не смешно? Ты подумала, что я упал?

— Паоло! — раздался грозный рык за их спиной. — Вылезай из воды! Adesso!

Паоло замер. Его явно не обрадовало появление отца, ставшего свидетелем импровизированного плавания. Он стрельнул жалобным взглядом в Пиа и побрел к бортику. Когда он подошел к отцу, лицо его пылало. Строгое выражение лица принца не оставляло сомнений в серьезности его проступка.

— Паоло, ты никогда не должен даже подходить к фонтану.

— Я хотел насмешить синьорину Ренати. — Голос его чуть вздрогнул, но мальчику удалось сдержать слезы.

— Играть в фонтане опасно, а не смешно. Никаких больше фортелей. Capisce?

— Прости, папа, я был плохой. Я больше не буду. — Мальчик шмыгнул носом и убрал с лица мокрые волосы.

— Хорошо. Спасибо. — Принц коснулся мокрой головы сына. — Ты простудишься, ведь ты совсем мокрый. Игры под открытым небом на сегодня окончены. Нам надо переодеть тебя в сухое.

— Мы должны идти во дворец?

Федерико только слегка вскинул брови, и все протесты стихли.

— Папа! — послышался раздраженный голос Артуро. — Меня ты не нашел!

— Значит, ты отыскал очень хорошее место, чтобы спрятаться, — похвалил сына Федерико. — В следующий раз облегчи мне задачу. Я не так ловок в этой игре, как ты.

Раздражение сменилось у Артуро смехом. Федерико повернул обоих мальчиков в сторону дворца.

— Пора снять мокрую одежду. На сегодня приключений хватит.

— А можно мы посмотрим «Загадку колокольчика»? — попросил Паоло.

— Нет, папа! Я хочу «Могучие рейнджеры»! — схватив отца за руку, запротестовал Артуро. — Утром ты обещал мне.

— По-моему, поскольку вы оба не слушались меня, телевизор придется отменить. Может быть, завтра.

Мальчики что-то проворчали, но почти беззвучно. Федерико повернулся к Пиа, его взгляд смягчился, он предложил ей руку. Она оценила его помощь, когда выходила из фонтана на относительно сухую гравийную тропинку. Рука была твердой и надежной.

— Я искренне сожалею, Пиа. Я не думал, что Паоло… Он же знает. Не понимаю, что на него нашло.

Ему не хватает внимания, если я правильно догадалась, подумала Пиа.

— Все в порядке. Я давно не окуналась в фонтан.

На долю секунды он поколебался, потом отвел выбившуюся прядку с ее лица. Мурашки побежали у нее по телу.

— Вам вовсе не обязательно было окунаться в фонтан. — Он вскинул лицо к небу. — Сырости и от дождя хватает.

— Дождь — это совсем не плохо. Весь сад пахнет свежестью.

— К сожалению, у меня нет времени часто приходить сюда… одному. — Голубые глаза встретились с ее зелеными. Воспоминание об их поцелуе в больнице лишило ее дара речи. Он быстро коснулся рукой ее щеки и отступил назад. Будто решил, что и такая близость может быть слишком опасной. Потом кивнул в сторону сыновей — дескать, лучше догнать юное поколение.

Они шли рядом по тропинке следом за промокшими мальчиками. Пиа пыталась не думать о том, какое восхитительное чувство она пережила, когда ее холодная рука лежала в его большой и теплой.

А если бы он увел ее под дерево и поцеловал, как в больнице… От одной только мысли об этом она почувствовала невероятное возбуждение.

Хватит! Разве не предполагалось, что сегодня она излечится от своей неразумной страсти к этому мужчине?

— Нынче у меня хороший день, несмотря на поведение мальчиков. — Федерико покосился на нее. Вдали уже виднелись двери дворца. — Лукреция и я никогда не играли здесь с детьми. Этим всегда занимались няни. Теперь я понимаю, что это была ошибка.

Его слова удивили ее.

— Из рассказов Паоло у меня создалось впечатление, что Лукреция играла с ним в прятки. Она показала ему место под деревом, где можно спрятаться. — Улыбаясь, Пиа добавила: — Кстати, вы бы пришли в восторг, если бы подсмотрели.

— Это часть игры, — улыбнулся он в ответ. — Но я не верю, чтобы Лукреция играла с ними в саду. Это не… — Он сделал паузу, подбирая правильное слово. — Это не в ее стиле. Она предпочитала читать или играть с мальчиками в спокойные игры в помещении.

— Тогда для них это, наверное, приятная перемена. — Она надеялась, что ее замечание достаточно дипломатично. Если Паоло прибегает ко лжи или по меньшей мере фантазирует, будто играл в саду с матерью, значит, ее смерть глубоко поразила маленького мальчика. Больше, чем полагал Федерико. И разве об этом не говорит то, что он попросил ее быть его новой мамой?

— Думаю, вы читаете некоторые газеты Сан-Римини? — неожиданно спросил принц.

Что скрывается за этим вопросом?

— Время от времени. Когда бываю в Сан-Римини. В парикмахерской или в тому подобных местах. Но привычки нет. — Она стрельнула в него взглядом. — А почему вы спрашиваете?

— Тогда вы знаете, что меня часто называют Принц Совершенство.

Ей с трудом удалось подавить усмешку. По его лицу видно, что ему не нравится это прозвище. Вот удобный момент внести беззаботность в их разговор.

— О да, — насмешливо начала она, — я раза два видела это прозвище в газете. Его связывали с вами. Или со Стефано? Стефано — Принц Совершенство? — Пиа сделала вид, будто задумалась, потом покачала головой и спросила: — Вы уверены, что прозвище относится к вам?

Она показала взглядом на его облепленные грязью туфли и слаксы и попыталась не смеяться, заметив, что он притворяется огорченным.

Федерико не выдержал и так громко расхохотался, что дети даже оглянулись на них. Пиа с удовольствием смотрела на принца: наконец-то он расслабился хоть немного. Он представал перед миром какой-то ходульной фигурой. Но она верила, что за этой ходульностью скрывается и чувство юмора, и нежное сердце.

— С уверенностью можно сказать, что это не Стефано, — с трудом выговорил он между взрывами смеха. — Только сам Стефано убежден в собственном совершенстве. И вероятно, принцесса Аманда. Но и меня, судя хотя бы по состоянию моей одежды, нельзя назвать совершенством.

Он рассеянно смахнул лист, приклеившийся к брюкам.

— Понимаете, я презираю прессу, которая называет меня Принцем Совершенство.

— Почему? — Ей не хотелось спорить, но для нее он всегда был совершенным принцем. Заботливый, честный, всегда заботившийся о других людях, о благополучии и процветании своей страны. Но если она выскажет свое мнение, он может догадаться о силе ее влечения к нему. Тщательно подбирая слова, она продолжала: — По-моему, они называют вас Принц Совершенство потому, что вы образец того, каким должен быть принц этого государства. Вы знаете, как сказать, как поступить. Вы не дали местным газетам ни малейшего повода написать о вас скандальную статью. Вы совершенный представитель нашей страны. И я уверена, что вы много работаете, чтобы поддерживать такую репутацию. — Она состроила злую гримасу. — Держу пари, такая безупречность только подстегивает этих въедливых акул.

— Акул… Ах да. Репортеров. Абсолютно уверен, что вы правы. Но я не совершенство и очень далек от этого. Прежде я привык думать… Да, прежде. Я гордился собой, своим поведением. Но сейчас… К примеру… — Его взгляд остановился на мальчиках. Они шутливо спорили перед ступенями дворца, у кого больше грязи на галошах. — После смерти Лукреции я не был совершенным отцом. А это самая важная в мире роль. Я думал, что все делаю правильно, когда водил их гулять. Формальные прогулки. Я отсутствовал. — Он постучал себя по груди. — Сейчас я понимаю, почему.

Он остановился. Она тоже сдержала шаг, понимая, что ему нужно ее полное, безраздельное внимание.

— Я никогда не понимал, что сыновьям нужно время, когда можно быть просто мальчиками, ничего не делать и просто играть. Иметь возможность играть с отцом, а не только с няней.

— А теперь вы знаете, — беззаботно сказала Пиа. Она надеялась, что он не станет слишком серьезно относиться к себе. — И будете проводить с ними время, даже когда найдете няню. — И няня будет с ними играть в прятки, учить фокусам, строить из одеял палатки, качаться на качелях… Она вздрогнула при мысли о качелях. — Мальчики этого ждут. Сегодня они так веселились, что теперь по-другому у них уже не получится.

К ее удивлению, он подошел к ней и взял ее за руку. Его пальцы излучали тепло и силу.

— Но без вас я бы этого не понял. Спасибо.

На краткий миг, когда их пальцы переплелись, ей захотелось и самой сделать для детей что-то необыкновенное. Стать матерью Паоло, обнять его и залечить все ушибы и обиды. Убедить его, что ему не надо притворяться утопленником или сочинять сказки о покойной матери, чтобы завоевать внимание.

— Знаете, Пиа, вы будете удивительной женой и матерью. Надеюсь, ваши будущие муж и дети поймут, какое счастье им досталось.

Она заставила себя с благодарностью улыбнуться. Но Федерико уже убежал вперед, чтобы подхватить под мышки своих хихикающих мальчиков. Она смотрела ему вслед, и пустота захватывала все внутри. Как она могла позволить себе строить воздушные замки?

Нет, она никогда не будет матерью. Ни для Артуро, ни для Паоло, как просил мальчик. Слова Федерико, хотя и звучали как комплимент, отметали всякую возможность романтических отношений.

Она закусила тубу. Часть ее хотела быть матерью. Испытать такую же радость, какая наполняет Федерико каждый раз, когда он держит на руках своих сыновей. Но Пиа знала, что она никогда не будет матерью собственных детей.

Он что, не умеет держать мысли при себе?

Федерико заглянул в ванную мальчиков, чтобы взять полотенце и высушить им волосы. Он потратил всю жизнь, чтобы научиться говорить, когда это уместно, и держать язык за зубами, когда молчание лучше всего послужит ему, его семье или его стране.

Так что нашло на него? Почему он счел нужным сказать Пиа, что она будет хорошей женой какому-то мужчине? Конечно, это абсолютная правда. Она излучает столько естественного дружелюбного очарования, что любой мужчина найдет чрезвычайно приятным общение с ней. Не говоря уже о ее удивительном чувстве юмора. Почему он с такой тупой уверенностью заявил, что она будет хорошей женой другому? Ведь его слова прозвучали так, будто он демонстративно отвергает ее. И это при том сексуальном напряжении, какое возникло между ними.

Он знает почему. Для самозащиты. Чтобы убедить себя, что между ними ничего нет. Но между ними что-то есть. Хотя удобнее думать, что это невозможно. Пусть невозможно. Но ему не следовало отталкивать ее так грубо.

И потом его замечание о том, что она будет матерью. И взгляд, какой он поймал перед тем, как побежал ловить мальчиков.

Что он знал? Нервное поведение за завтраком, выражение ужаса, когда Артуро прыгнул с качелей, а Паоло забрался в фонтан. Это говорит о ее неспособности переносить страх за детей, то есть, собственно, самих детей. Он отмечал такое же выражение у некоторых своих друзей, которые не обзаводились детьми. Их больше, чем самих родителей, волновали детские шишки и ссадины. Родители знали, что дети выносливы и жизнеспособны. Если не бесплодие, то что приводит ее в такое нервическое состояние, когда речь заходит о детях? Он должен разгадать этот секрет.

— Вот так Принц Совершенство, — сквозь зубы процедил он. Дважды он обидел ее. Неудивительно, что она извинилась и вернулась в апартаменты Дженнифер. Хотя он предложил ей сухую одежду и обед. Это не было желанием побыть с подругой, как она заявила. Она отводила взгляд, у нее поникли плечи. Федерико не сомневался: причина в его бестактности.

В ушах звучали ее слова перед уходом, когда она напомнила, что мальчикам по-прежнему нужна няня. И пожелала ему удачи в попытках найти ее.

— Папа?! — На уровне дверной ручки в ванную комнату просунулась голова Паоло. — Ты нашел полотенце?

Он старался не думать о Пиа, когда привлек к себе сына и стал тщательно вытирать короткие темные волосы, так похожие на его собственные. Но из-под них на него смотрели глаза Лукреции.

— Найди свою пижаму, Паоло, и принеси сюда. По-моему, сегодня тебе надо принять ванну.

— С пузырьками?

Федерико притворился, будто никак не может решить. Но Паоло просительно обнял его. Отец не выдержал и улыбнулся.

— Идет, — согласился он.

— Папа, сегодня было здорово.

— Я рад, что ты так думаешь.

— Мы можем снова пойти туда гулять?

— Конечно.

— И синьорина Ренати будет моей новой мамой?

— Почему ты спрашиваешь? — У Федерико одеревенела спина.

— Она мне понравилась, — пожал плечами Паоло. — Она симпатичная. Я сказал ей, что, по-моему, будет хорошо, если она сможет быть моей мамой.

О боже! Нет.

— Ты сказал?

Паоло кивнул.

— И что она ответила?

Мальчик поджал губы и задумался.

— Не помню. По-моему, мы пошли к фонтану, и я забыл. Можно я надену пижаму с лягушкой?

— Конечно.

Паоло вприпрыжку побежал за пижамой.

Федерико поднял с пола полотенце. Он, наверное, уронил его, когда Паоло задал свой невероятный вопрос. Хорошо, что трехлетний ребенок легко переключается на другую тему. Но ведь у Пиа должна быть нормальная память.

Переодев мальчиков, он поручил своему секретарю связаться со службой, подбирающей нянь. Как и советовала Пиа. Но в следующий раз, когда он увидит ее, надо разобраться в ее отношении к детям. И главное, извиниться за свою бестактность.

— Ты промокла!

Когда Пиа вошла в комнату, Дженнифер удивленно вытаращила на нее глаза. Пиа сняла плащ и повесила его в ванную. Хорошо, если она не накапала на дорогие восточные ковры, устилающие полы в апартаментах.

— Я и не подозревала, что ты сегодня пойдешь на пляж. — Дженнифер с недоумением разглядывала мокрые волосы и одежду подруги.

— Мы и не ходили на пляж. Мальчики хотели играть в саду, плескаться в лужах и все такое прочее.

Дженнифер закрыла крышкой коробку с фотографиями, отодвинула в сторону стопку снимков, альбом и специальные маркеры, чтобы освободить на кровати место для Пиа.

— Мне лучше сначала переодеться, — покачала головой Пиа. — Благодаря Паоло я промокла сильнее, чем собиралась.

— Видишь, — улыбнулась принцесса, — я же говорила тебе, что с мальчиками будет весело. И держу пари, что им понравилось. Федерико никогда бы не вышел с ними под дождь. — Пиа улыбнулась, и у Дженнифер буквально открылся рот от изумления. — Федерико гулял с тобой в саду? Под дождем? Ты, должно быть, шутишь! Как ты его убедила? Он не умер, когда понял, что его костюм от дизайнера промок? Или он все время ходил под зонтом?

— Он не ходил под зонтом, он не умер, и его не пришлось убеждать. Во всяком случае, мне. Мальчики сказали, чем они хотели бы сегодня заняться, и он согласился.

— Невероятно. — Дженнифер сложила фото в коробку, потом, не отрывая изучающего взгляда от Пиа, закинула руки за спину, чтобы помассировать мышцы. — Ну, полагаю, что причина — время. Ему пора расслабиться. Клянусь, с тех пор, как умерла Лукреция, я не видела на его лице улыбки. Он очень сильно изменился. Трудно поверить, что это тот же самый мужчина, которого я встретила, когда впервые приехала сюда. Я имею в виду, что на публике он всегда был образцом класса и стиля, но в частной жизни был остроумный и веселый. И добрый. Когда я приехала сюда собирать средства для лагеря Хаффали, он даже шутил при первой встрече.

Дженнифер вопросительно посмотрела на Пиа — помнит ли она ее путешествие из лагеря в Сан-Римини. Пиа кивнула, и принцесса продолжала:

— Он высмеял одну из придворных дам. Женщину, про которую можно сказать, что она была менее чем вежлива со мной. А он хотел, чтобы я комфортно себя чувствовала. Учитывая его имидж на публике, я даже не представляла… — Дженнифер пожала плечами. — Впрочем, в этом году я мало сталкивалась с этой стороной его натуры. Может быть, то, что он вышел с тобой и детьми под дождь, означает, что он возвращается к себе прежнему.

Пиа старалась спрятать удивление. Она отмечала у Федерико вспышки юмора. Но никогда не относила его к тому типу шутников, которые могут высмеивать других аристократов. Особенно тех, кто важен для социального статуса его семьи. Пиа хотела расспросить Дженнифер о «прежнем» Федерико, но стук в дверь перебил их разговор — пришла Софи.

- Ваше высочество… — Софи почтительно поклонилась и вручила принцессе корреспонденцию. Потом повернулась к Пиа. — Звонит ваша мать. Я переключила звонок на вашу комнату, чтобы вы могли спокойно поговорить. Но можно переключить и сюда.

Пиа подавила в себе желание отказаться от разговора. Даже Дженнифер не догадывалась о глубине их с матерью отчуждения. Все не находилось времени или места, чтобы обсудить эту тему.

— В этом нет необходимости, Софи. Я собиралась пойти в свою комнату переодеться в сухое. Благодарю. — Пиа пересекла коридор и вошла в свою гостевую комнату рядом с апартаментами кронпринца.

Она неуверенно смотрела на вспыхивающий красный сигнал. Мать видела сюжет в новостях? Или кто-то, посвященный в мелкие дворцовые слухи, сообщил Сабрине Ренати, что ее дочь — гостья семьи ди Талора?

Пиа набрала в легкие побольше воздуха и подняла трубку.

— Привет, мама.

— Пиа! Я так рада, что наконец поймала тебя. Почему ты не сказала мне, что ты в Сан-Римини? Я в Берлине, заканчиваю проект. Но могу завтра утром приехать к тебе…

— В этом нет необходимости, мама. И по правде, я довольно занята.

— Так что происходит? Я видела тебя по телевидению с принцем Федерико. Оказывается, вы знакомы? Я поняла, что ты знаешь принцессу Дженнифер, но… Пиа, это правда? — Голос Сабрины едва не дрожал от надежды. Пиа вся напряглась. — Ты встречаешься с Федерико ди Талора?

Пиа смотрела на панели потолка. Предел мечтаний ее матери — быть в курсе каждого слуха в Европе. А то, что ее дочь знакома с самым знаменитым одиноким мужчиной в Сан-Римини, привело ее просто в восторг.

— Нет, мама. Я всего лишь гощу у принцессы. И скоро уезжаю в Африку. У меня есть новое назначение. Я просто решила заехать по пути к Джен, повидаться с ней, прежде чем она родит малыша.

— Ох!

— Не надо так расстраиваться, мама.

— Это не то, что ты думаешь, дорогая. — Пиа легко представила взволнованное лицо матери. — Я хочу для тебя только самого лучшего. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я счастлива. Я люблю свою работу.

— Поверь мне, работа еще не все.

— И это говорит женщина, которая любит свою работу больше всего на свете? — От удивления Пиа чуть не выронила трубку. — Подумай, сколько времени и усилий ты в нее вкладываешь. Ты бы не стала этого делать, если бы не любила ее.

— Я никогда не говорила, что моя работа мне не нравится. Но я вкладываю в нее уйму времени и усилий, потому что только так можно быть успешной на своем поле. Как ты знаешь, успех требует жертв. — Громкий вздох раздался в трубке. — Я не была хорошей родительницей. Но такой выбор не самый легкий в жизни. Впрочем, я просто надеялась, что ты найдешь свое счастье.

Пиа просто физически почувствовала, какой заряд бодрости идет от матери.

— Я вернусь в Сан-Римини послезавтра, — продолжала Сабрина. — Если хочешь, свяжись со мной. И, Пиа, я люблю тебя.

Пиа немного помолчала, прежде чем ответить.

— Спасибо, мама, за заботу. Я ценю ее. Мы скоро поговорим.

Положив трубку, она сбросила мокрую одежду, оставив ее лежать кучкой на кафеле ванной. Потом надела простую белую рубашку и черные слаксы. Она собиралась вернуться в комнату Дженнифер, но, кое-как расчесав мокрые волосы, плюхнулась на кровать и прижала к вискам кулаки.

Почему, почему, почему разговор с матерью вдруг напомнил ей о статусе Федерико? Она не испытывала симпатии к матери. Но внезапное чувство вины заставило ее задуматься, не следует ли ей быть более понимающей. Ведь она понимает и даже поддерживает Федерико в его становлении как родителя.

Может быть, мысли приняли такое направление после слов Сабрины, что она не была хорошей родительницей. И ей пришлось делать трудный выбор.

— Ты могла бы выбрать профессию, которая позволяет бывать дома, хотя бы изредка, — пробормотала вслух Пиа.

Конечно, мир карьерных дорог не был открыт для ее матери. Она осталась вдовой с маленьким ребенком. Девушка из семьи, едва дотягивающей до среднего класса. Она встретила будущего мужа, и учеба так и осталась незавершенной. Как жена аристократа, она нуждалась только в искусстве политеса, которым овладела в совершенстве, несмотря на то что выросла в другой среде.

Даже Пиа пришлось признать, что выбор карьеры — организация торжественных приемов, праздников и фестивалей — был для Сабрины вполне естествен.

Так же, как естествен и выбор Пиа — помогать обездоленным в дальних уголках земного шара. Она облегчала жизнь тем, кто не мог сам о себе позаботиться. Беженцам, голодающим, больным и детям. Работа давала ей чувство востребованности, чего она никогда не имела в детстве. И чем дальше она будет от матери, живущей интересами высшего общества, тем лучше.

Она встала с постели и развесила мокрую одежду в ванной. Надо позвонить матери, когда та вернется из Германии. Конечно, Сабрина не может изменить прошлое. Но сейчас они обе — зрелые люди и, наверное, могут быть друзьями. Или хотя бы найти почву для взаимного уважения.

Пиа взяла со стола календарь и пометила в разделе «для памяти»: «Позвонить матери и пригласить ее на ленч». Вряд ли удастся полностью изменить положение, но по крайней мере она перестанет убегать от проблемы.

Положив в карман ключ от комнаты, она направилась к двери. Не менее, чем Сабрина, ее приводил в смятение другой одинокий родитель. Сегодня она видела, как Федерико играет с детьми, и это еще больше очаровало ее.

Если не отступить, можно упасть и расшибиться. «Слишком поздно», — вслух посмеялась она над собой. Хорошо, что она напомнила ему про няню. Если провести так, как сегодня, еще один день, играя роль няни, наслаждаясь общением с детьми — и с их неотразимым папой, — ничего путного не выйдет. Она начнет мечтать о том, чтобы иметь детей от этого мужчины и жить с ним вместе.

Как Дженнифер и Антонио.

Вспомнив о Дженнифер, Пиа подумала, что сегодня принцесса вроде бы чувствует себя хуже, чем обычно. Во время разговора она массировала себе плечи. Пиа решила проверить, не нужна ли она Джен, но не успела выйти, как снова зазвонил телефон.

— Ты что-то забыла? — спросила Пиа, думая, что это Сабрина.

— Пиа?

— Привет, Эллен. — Она тотчас узнала голос директора программы «Международная помощь больным СПИДом». — Прости. Я обозналась. Что случилось?

После нескольких минут разговора Пиа пошла к Дженнифер сообщить ей новость. Вряд ли подруга ей обрадуется. Но с другой стороны, рассудила Пиа, для нее проблема Федерико будет разрешена. Она не сумеет мечтать о недосягаемом принце, оказавшись за две тысячи миль от него. Или сумеет?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Федерико, просыпайся, Федерико.

Низкий голос пробивался в сознание будто сквозь густой туман. Он повернулся на другой бок, подальше от требовательного мужского голоса.

— Сейчас, сейчас, — пробормотал он, борясь с навязчивым сновидением. Он гулял в саду с Пиа. Дети в безопасности во дворце. Она собирается сказать, что ему нет необходимости кого-то нанимать. Что он должен позвонить секретарю и отменить собеседование с няней, которое назначено на нынешний вечер.

Но голос, острый, словно камешки гравия, вытеснил голос Пиа, что-то отвечающей ему.

— Федерико! — На этот раз зов сопровождался встряхиванием.

Федерико моргнул и резко вскочил.

— Отец?

— Прошу прощения, но мне нужна твоя помощь.

Король был в том же морском мундире, который был на нем и во время официального обеда несколько часов назад. Федерико взглянул на часы рядом с кроватью: ровно одиннадцать. Наверное, мальчики больше утомили его, чем он предполагал. Он даже не слышал, как отец стучал. Король никогда не врывался в комнаты к своим взрослым детям. Несмотря на то что для них он был и родителем, и правящим монархом, он разрешал им иметь частную жизнь, конечно, в определенных границах. Благодаря такому подходу они продолжали жить под его крышей, где их семьям был гарантирован надежный уровень безопасности.

— Что случилось? Мальчики? — Но нет, он бы первым услышал шум из детской. По-видимому, произошло нечто непредвиденное. — Ты уезжаешь из страны?

Так случалось раньше. Король Эдуардо летал в соседнюю Турцию после разрушительного землетрясения или на срочную встречу с иностранными лидерами в связи с кризисом на недалеких Балканах. Но в тех случаях Антонио был дома. И чтобы сообщить новость, будили первым его.

— Мальчики в полном порядке. Мне надо, чтобы ты отвез принцессу Дженнифер в больницу. Синьорина Ренати несколько часов назад за обедом предупредила меня. Доктор говорит, что у принцессы Дженнифер могут начаться схватки. Я решил, что лучше не дожидаться утра и прямо сейчас отправиться в больницу. Придется проехать через зоны, где четыре группы туристов и много публики. У нее очень маленький шанс остаться незамеченной. Нет необходимости будоражить прессу. Я останусь здесь на случай, если дети проснутся до твоего возвращения.

Федерико нахмурился, но отбросил одеяло и направился к шкафу, чтобы достать свежевыглаженные черные слаксы.

— Ты не хочешь, чтобы водитель Антонио отвез ее?

— В данный момент не его дежурство, И я боюсь привлечь внимание папарацци, если в такой час позвоню и вызову его во дворец. Будет лучше, если ты на своей частной машине отвезешь ее сам. Поскольку мои обеденные гости только что уехали, еще один черный «мерседес», покидающий дворцовую стоянку, не привлечет лишнего внимания. Синьорина Ренати будет сопровождать тебя и останется в больнице до прибытия Антонио.

— Он уже в дороге?

— Я звонил ему перед тем, как пойти разбудить тебя. У него на Ближнем Востоке есть мой самолет. Он собирается завершить все, что можно, и ночью или на рассвете вылететь.

Федерико нашел пару черных носков в тон слаксам.

— Хорошо. Я тебе буду нужен здесь или мне остаться в больнице с Дженнифер и Пиа?

— Я позвоню, если ты понадобишься. Я попросил секретаря освободить мое утреннее расписание. Поэтому, если ты решишь, что тебе надо остаться в больнице, пусть так и будет. За мальчиков не беспокойся. Мне будет приятно позавтракать с ними.

Снимая с вешалки серую рубашку поло, Федерико старался не думать о своем небрежном, по его критериям, виде. Хорошо бы иметь побольше времени, чтобы принять душ и побриться. У него выработалась привычка никогда не выходить из своей комнаты, не приведя себя в порядок. Будто всегда готов для съемки. И кроме того, в больницу поедет Пиа. Конечно, он не собирался производить на нее впечатление. Особенно среди ночи, когда с минуты на минуту у Дженнифер появится новорожденный. Дело в другом. Она даже снилась ему. И проснувшись, он все еще хотел ее. Ему от нее нужно нечто большее, чем дружба.

— Полагаю, мне уже пора. Иначе ты бы не пришел.

— Пиа помогает Дженнифер собраться. Так что десять минут на душ не составят проблемы. Кстати, принцесса думала, что у нее есть еще неделя или даже две, чтобы приготовиться к родам.

— Я тоже так думал.

Несколько минут спустя Федерико стоял в своем итальянском мраморном душе. Холодная струя воды освежила голову и полностью прогнала сон. Он поймал себя на том, что улыбается. Наступит завтра, и он будет держать новорожденного на руках, словно в колыбели. Теплое маленькое тельце напомнит ему чувства, которые он испытывал при рождении собственных детей. Кажется, прошла целая вечность с той поры, когда они с Лукрецией радовались приходу в мир сначала Артуро, потом Паоло.

Как бы ни было трудно совмещать деловое расписание с заботой о мальчиках, он будет рад еще одному малышу в доме. Он завидовал Антонио: любящая жена с распростертыми объятиями встречает его в постели, а рядом в колыбели спит малыш.

Когда он выключил душ и насухо вытерся полотенцем, внезапно пришла другая мысль. Более практическая. Если ребенок Дженнифер окажется мальчиком, Федерико будет оттеснен в очереди наследников на престол.

Федерико повесил полотенце на крючок и громко рассмеялся. Первый раз в жизни он не заботился о потере престижа.

Возможно, когда новорожденный принц займет его место в очереди к трону и все внимание сосредоточится на Дженнифер и Антонио, самых знаменитых молодых родителях в мире царствующих особ, ему больше не понадобится соответствовать прозвищу Принц Совершенство и он сможет больше времени уделять своим детям.

Нынешний день открыл ему радость отцовства. И не важно, что диктуют пресса и этикет. Пиа, женщина, у которой нет собственных детей, нарисовала ясную картину. И нынешней ночью они будут свидетелями самого великого чуда — материнства. Будут свидетелями ВМЕСТЕ.

Интересно, сблизит ли их совместное участие в таком интимном событии?

Он положил в карман бумажник и зашагал к комнатам Дженнифер, подпрыгивая на ходу. Что было для него совсем не типично.

Он останется в больнице до тех пор, пока там будет Пиа.

Пиа закрыла дверь в палату Дженнифер и попыталась успокоиться. Надо выпить кофе, подумала она и направилась к кофеварке, стоявшей возле стола, где сидели сестры. Ей нужен кофе двойной, и побыстрее. Огорченная уже тем, что она прочла в руководстве для беременных, Пиа наблюдала, как ее лучшая подруга корчится в схватках, которые волна за волной накатывают на нее. По сравнению с ними описания в книге казались жалкими комиксами. Как и всегда в жизни, Дженнифер встретила предстоящее испытание со спокойным мужеством. Пиа, напротив, ужасно переживала из-за своей неспособности помочь. В утешение она могла предложить одни слова. Оставалось только прятать свое отчаяние от роженицы. Но кофе помог бы ей маскироваться и дальше.

— Как принцесса?

Пиа дернула головой, услышав голос Федерико, лощеного и совершенного даже в семь утра.

— Вы еще здесь?

Федерико улыбнулся и просунул длинные ноги под один из узких стульев, которые стояли в комнате ожидания. Свой пост он занял всего в нескольких шагах от палаты Дженнифер.

— Два часа назад я звонил отцу. Антонио может приземлиться в любой момент. И я останусь здесь по крайней мере до тех пор, пока он не приедет. — Федерико встал и с высоты своего роста посмотрел на Пиа. Потом шагнул ближе и положил руку ей на плечо. — Я спросил о принцессе, но мне следовало спросить о вас. Вы выглядите… нехорошо.

— Можете не деликатничать. Я выгляжу так, будто удрала из ада.

— Нет, — засмеялся он. — Не так плохо.

— Вы не хотите кофе? Лично мне нужно бы взбодриться, тогда я буду выглядеть совсем хорошо.

— С удовольствием.

— Я и раньше бывала рядом с беременными женщинами, — заговорила Пиа, когда они пили кофе. — Но всегда в лагере беженцев, как сотрудник персонала. Совсем другое дело — присутствовать при родах близкого человека. И… — Она вздрогнула, страх застыл у нее в глазах. — И это длится так долго… Наверное, я просто устала после бессонной ночи. Вот и все.

Пытаясь успокоиться, Пиа сгибала и разгибала пальцы.

— Отвечаю на ваш первоначальный вопрос, — проговорила она, встретив озабоченный взгляд Федерико. — У нее все идет так хорошо, как можно ожидать с первым ребенком. Я вышла на минутку, что-бы не мешать анестезиологу. Он введет лекарство, и я уверена, ей станет легче.

Пиа понимала, что слова несутся слишком быстрым потоком и выдают ее нервозность. Федерико действительно ощутил это и дружески заключил ее в объятия.

— Это и волнует, и пугает, и ошеломляет — все сразу. Я понимаю. — Он глубоко вздохнул. — Но присутствовать при рождении ребенка — великое дело. Оно заставляет пересмотреть приоритеты. Понять, что в жизни важно.

Она мысленно улыбнулась. Как приятна его поддержка после долгой ночи без сна. Но что будет с ее чувствами после такого теплого объятия и нежных слов?

— И как только женщины постоянно идут на это! — пробормотала она ему в грудь.

— Они не делают это постоянно. Всего лишь один или два раза в жизни. — Он затрясся от смеха. — Или, как в случае моей матери, четыре раза.

— Не думаю, что я решусь на это. Побыть рядом с Дженнифер — вполне достаточно.

Он провел ладонью по ее спине. Теплое прикосновение дарило облегчение и сулило опасность.

— Иногда мне кажется, что наблюдать за родами тяжелее, чем самому давать жизнь ребенку. Я был рядом с Лукрецией, когда она рожала обоих наших сыновей. Первый раз я потерял сознание.

— Вы шутите. — Она откинула голову и заглянула ему в лицо.

— Это правда. — Высокие скулы чуть порозовели, улыбка стала смущенной. — Я говорил вам, что я не Принц Совершенство. Если бы им был, то не чувствовал бы ничего, кромегордости и волнения. К счастью, персонал больницы подписал с моей семьей доверительное соглашение, так что мой обморок не попал в газеты.

— Наверное, рождение Паоло вы перенесли легче.

— Да. И вы будете прекрасно себя чувствовать с Дженнифер. — Он крепче обнял ее, так что макушка уперлась ему в подбородок, и отпустил ее только тогда, когда в холле внезапно появился Антонио.

Пять минут спустя Антонио уже нес дымящийся стаканчик кофе в палату Дженнифер. Он передал чашку Пиа: все его внимание поглотила жена, у которой только что прекратилась очередная схватка.

— Почему бы мне не оставить вас вдвоем? — прошептала Пиа кронпринцу.

— Не знаю, как тебя благодарить, Пиа. — Он пожал ей руку и кивнул.

Дженнифер тоже промямлила, что согласна. Она лежала на боку. Ей было неудобно, но так лучше усваивалось блокирующее боль лекарство. Пиа нашла для принцессы несколько подбадривающих слов и скользнула в полупустой холл.

— Вижу, у вас уже есть очередная чашка кофе. — Федерико тоже потягивал бодрящий напиток из картонного стакана и вышагивал взад-вперед у дверей палаты.

— Да, хорошая служба доставки. Не каждый день бывает, что женщине два принца наливают утренний кофе.

— Можете предсказать, долго еще? — Принц перестал шагать и кивнул в сторону палаты.

— Думаю, часа два-три.

Оба посмотрели на огромные черно-белые часы, свисавшие с потолка.

— Я еще не купил малышу подарок. Наверное, мы успеем заглянуть в лавку подарков? Она скоро откроется.

Они оставили родильное отделение и вошли в лифт. Оба остро ощущали свою уединенность в закрытом пространстве. Еще несколько секунд, и лифт остановился этажом ниже, чтобы принять девочку на кресле-каталке. Сестра, толкавшая кресло, остановилась, увидев принца. Но он помахал рукой, чтобы они вошли, и придержал дверь.

— Вы принц Федерико? — Девочка поняла, кто перед ней, и у нее от волнения прервался голос.

— Да. — Он нагнулся, чтобы она могла лучше рассмотреть его. — А тебя как зовут?

— Карлотта.

— Красивое имя. Похоже, что ты сломала ногу, Карлотта. — Он показал глазами на гипс.

— Я упала с гимнастического бревна. Вчера мне сделали операцию, чтобы соединить кость.

Он потрогал ее руку, притворяясь, будто ощупывает мышцы.

— Ты сильная девочка, Карлотта. По-моему, ты очень скоро снова вернешься к гимнастике. — Он наклонился к ее уху и прошептал: — Ты, наверное, хочешь, чтобы сначала на гипсе расписались все твои друзья. Но можно я первым подпишу твой гипс?

— Вы? Правда?

— Мне это доставит удовольствие. — И он размашисто расписался на гипсе. — Поправляйся скорее, Карлотта.

— Обязательно!

Сестра выкатила кресло из лифта. Обе обернулись и махали рукой, пока не закрылись двери лифта.

Федерико повернулся к Пиа и уже начал что-то говорить, но замолчал и коснулся губами уголка ее глаза.

— Что это?

Она хотела сказать, что попало что-то в глаз. Но язык не повернулся так неуклюже солгать.

— Во-первых, я едва сдерживалась ради Дженнифер, чтобы не разрыдаться. Во-вторых, вчера я почти потеряла голову, когда Паоло разыграл шутку в фонтане. И эта девочка… вы осветили ей нынешний день. — От неловкости у нее пылали щеки. — Я не всегда так реагирую.

— Не думаю, что вы могли бы работать с беженцами или с пациентами, больными СПИДом, если бы не обладали большой силой духа.

— Это потому что дети, — бессвязно бормотала она. — Я не умею с ними обращаться. И когда вижу, что они страдают, как эта девочка…

— Не умеете? Вы шутите?

— Совсем нет.

— А как удивительно вы нашли подход к Артуро и Паоло. — Черты его лица смягчились. — И не только вчера в саду, а и в тот день, когда они ударили вас бумерангом. Многие взрослые решили бы, что их надо наказать. Или по крайней мере смотрели бы на них с неудовольствием. Вы же больше всего заботились о том, чтобы они не очень переживали. Вы понимали, как они огорчены. Несмотря на боль, вы старались успокоить их. Они вышли из лифта и повернули налево, к лавке, где продавали подарки.

— У вас врожденный дар привлекать детей, — убеждал ее по дороге принц. — И взрослых тоже. По-моему, вы себя недооцениваете.

Он замолчал, ожидая, когда она посмотрит ему в глаза. Она подняла голову, и глубокая убежденность в его лице поразила ее.

— Я хотел сказать вам… Вчера я поступил бестактно.

— То есть?

— Сказал, что вы будете для кого-то хорошей женой и матерью.

Она засмеялась, надеясь, что он не видит, как воздействует на нее простое упоминание слов «жена и мать».

— Приятный комплимент.

— Нет, не комплимент. — Он взял ее за плечо и остановил. — На самом деле я думал, какой удивительной женой вы стали бы для меня. И матерью для моих детей.

Пиа собрала все силы, чтобы не выдать своего потрясения. Этого не может быть.

— Играя под дождем с мальчиками, я чувствовал себя превосходно, — продолжал он. — Я… я никогда не испытывал такой легкости, такого удовольствия, оставаясь только с женщиной и детьми. И это было не просто удовольствие. Мне всегда было спокойно с Лукрецией. Но вчера произошло что-то большее. Я не могу это объяснить… Мы…

У Пиа сердце едва не выскочило из груди. Федерико ди Талора, мужчина, о котором мечтает каждая женщина в западном мире, испытал «что-то большее» с ней? С женщиной, которая даже под пыткой не могла бы отличить модели Прада от моделей Гуччи?

Невероятно. И так быть не может. Но все же его слова звучали для нее музыкой. «Мы…»

— Разумеется, я не имею в виду сию минуту. — Первый раз после их знакомства у Пиа мелькнула мысль, что он нервничает. — Я безмерно ценил Лукрецию. Она была моим самым дорогим другом. Но если бы я женился снова… Я хотел бы надеяться, что это будет такая женщина, как вы.

Он взял ее за руку и сжал пальцы. Какое нежное прикосновение! Никто из заметивших их, когда они стояли недалеко от лавки подарков, не ошибся бы в характере их отношений — ореол романтической любви окружал эту пару.

Забыв обо всем на свете, Пиа смотрела на принца. Впитывала его слова и откровенное желание, горевшее в глазах. Она не могла произнести ни звука. Но Федерико спас ее от необходимости говорить. Не отпуская ее руки, он повел ее в сторону от лавки. Держась за руки, они медленно и молча вернулись в комнату ожидания. Им, конечно, не удалось избежать любопытных взглядов пациентов, визитеров, персонала, которые заполняли холлы и коридоры. Без предупреждения он втянул ее в маленький кабинет и закрыл дверь на задвижку.

— Кабинет принадлежит доктору нашей семьи. — Голос Федерико был чуть громче шепота. Он крепко сжал ее в своих объятиях. — Надо будет напомнить ему, что дверь лучше запирать.

— По-моему, он уже с ночи в больнице — волнуется за Дженнифер, — удалось проговорить Пиа. — Ее тело предчувствовало неизбежное и ликовало каждой своей клеточкой. Но разум продолжал сопротивляться. — Если он оставил дверь незапертой, это, возможно, означает, что он вернется…

— Час назад он ушел из родильного отделения и взял с собой ключи от машины. — Федерико так повернул голову Пиа, чтобы их губы встретились.

Жажда и отчаяние охватили ее. Не в силах сопротивляться искушению, она вернула ему поцелуй. Его теплые большие руки на спине прижимали ее к нему все крепче. Их тела словно впечатались друг в друга. У нее не осталось ни малейшей возможности протестовать. Она не могла сказать ему, что уже получила новое назначение и скоро оставит Сан-Римини. Что уже задолго до этого она знала: она не подходит такому мужчине, как он.

Глухой стон вырвался из его горла и вызвал немедленный ответ у нее — она полностью расплавилась.

Но, по правде, что плохого в обычном поцелуе? Ведь она уже давно поняла, что ей никогда не выбросить его из своей жизни. После того как они целовались последний раз, он заполнял собой каждый момент, когда она бодрствовала. Ничего особенного не может случиться в битком набитой людьми больнице. Так почему бы не запастись еще одним воспоминанием? Чтобы потом, когда она будет работать где-нибудь в жаркой пустыне, ей было о чем мечтать. Как о глотке холодной воды.

Ее руки медленно скользили по его широкой груди и плечам. Достойный обожания образец. Она чуть не задохнулась, придя в восторг от совершенной пропорциональности твердых мышц под ее пальцами.

— Когда…

— В пять утра, — прошептал он, читая ее мысли. — До того, как проснутся мальчики. Это единственное время, которое полностью принадлежит мне.

Он наклонился, чтобы снова завладеть ее ртом, потом целовал шею с таким жаром, что она почти потеряла сознание. Потом усадил ее на стол, и она, не думая, охватила его ногами за талию, руки впились в широкую могучую спину. Что с ней будет, когда она увидит этого мужчину обнаженного в своей постели? И как это должно быть потрясающе…

Его руки ворошили ее волосы. Он поднял голову. Их затуманенные глаза встретились. Он наклонился, чтобы в очередной раз завладеть ее ртом, но передумал и поцеловал ее в щеку.

— Это значит, вы решили остаться?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— На какое-то время, — уточнил он. Она не отвечала. Он заметил вспышку озабоченности в ее глазах. — Нет, не в качестве няни. Не будем решать заранее, увидим, куда все приведет.

Она как будто его не слушала. Может быть, он действует чересчур быстро? Он никогда не встречался с девушками, не ходил на свидания. Во всяком случае, с женщиной, которую выбрал сам. И сейчас, наверное, допускает ошибку.

— Я не могу. — В глазах вежливая пустота. — Не из-за вас, Федерико. Из-за меня.

Руки сами упали с ее талии. Он заставил себя улыбнуться.

— Я видел много американских фильмов. Это то, что вы называете «вежливый отказ», да?

— Нет, нет… Дело в том… Моя руководительница проекта позвонила прошлым вечером из Вашингтона. Я не могу остаться. Предполагается, что я должна выехать на свое следующее задание через неделю.

— Можно отказаться или отложить отъезд.

Она открыла было рот, но он ответил за нее:

— Вы не хотите остаться. Все в порядке. — Он направился к двери, но она поймала его за руку.

— Простите, Федерико. Вы не представляете… — Она поморгала, прогоняя слезы. — Я хочу сделать эту попытку, вы не представляете, как я хочу… Но не могу. Заглядывая в будущее, я понимаю, что окажу вам плохую услугу, если останусь.

Лукреция. Должно быть, из-за Лукреции. Он покачал головой. Потом вернулся и сел на стол рядом с ней. Он не принадлежал к тем мужчинам, которые обсуждают свою личную жизнь с другими. Отняв у него Лукрецию — при всей болезненности этой утраты, — судьба дала ему второй шанс. Нельзя позволить себе упустить его. Но не воспримет ли она это как бессердечие?

Оставался один вариант — рассказать ей все и надеяться на лучшее.

— Пиа, есть один момент, который мы должны обсудить. — Он глубоко вздохнул и продолжал: — Я разрешил вам поверить в неправду обо мне. В тот день, когда вы прилетели в Сан-Римини, а я встречал вас в аэропорту.

— В какую неправду? — нахмурилась она.

— Я не хотел, чтобы они поженились. Антонио и Дженнифер. Когда Антонио только начал подумывать о браке и добиваться внимания Дженнифер, я сказал ему, что, на мой взгляд, им не стоит связывать свои жизни.

— Почему?

— Я считал, что принц должен жениться на ком-то равном по происхождению. На женщине, которая понимала бы нашу страну и ее традиции. На женщине, которая понимала бы роль Антонио, рожденного быть королем. Я не верил, что особа без титула, американка, работающая с беженцами, может справиться с этой задачей. Хотя я уже познакомился с Дженнифер, восхищался ею и видел, что Антонио… — Он отвел глаза.

— Отдал ей свое сердце? — мягко подсказала она.

— Да. Для меня это стало очевидным, когда я первый раз увидел, как Дженнифер выполняет дворцовые функции. Мой брат буквально не сводил с нее глаз. Я понял его чувство. Она обращалась с ним как с мужчиной, а не как с принцем, и он полюбил ее за это.

Пиа изучающе смотрела на него, будто оценивала серьезность сказанного.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что я ошибался в своем первоначальном суждении. Антонио не мог бы найти лучшей невесты, лучшей матери своих детей, лучшей женщины на роль будущей королевы Сан-Римини.

Федерико глубоко вздохнул и перевел взгляд на дверь. Где-то, в нескольких этажах над ними, уединились Антонио и Дженнифер. Будет расти их семья, и будет расти их любовь друг к другу. Не так получилось в его браке.

— Если я ошибался насчет принцессы Дженнифер, наверное, ошибаюсь и в других вопросах. — Он ласково погладил ее по плечу. — Я знаю, что сделал ошибку, женившись на Лукреции. И когда я узнал, что Стефано собирается отказаться от брака с Амандой, принять предложение отца и жениться, как в свое время и я, на подобранной ему невесте…

— Разве Стефано и Аманда?..

— Это долгая история. — Он взмахнул рукой. — Я же хочу сказать для меня главное. В тот день, когда Лукреция умерла, я понял, что ограбил ее. Я отнял у нее шанс жить с человеком, который истинно любил бы ее. Я сказал Стефано: не повторяй моей ошибки. — Сжав руку Пиа, он добавил: — Но только вчера, когда наслаждался днем, проведенным в саду, я понял, что, женившись на Лукреции, ограбил и себя тоже.

— Вы женились на ней, но не любили ее? — На последних словах голос Пиа дрогнул.

— Я любил ее, — покачал он головой. — Но я не был влюблен в нее. Она была моим лучшим другом, женщиной, которую я знал и понимал с детства. Я женился на ней, зная, что это хорошо для Сан-Римини. Мне с самого рождения внушали, что я должен жениться правильно. Произвести наследников, чтобы семья ди Талора оставалась на троне, а наша нация сохраняла стабильность, несмотря на конфликты на Балканах и коррупцию в соседних правительствах.

Пиа в замешательстве смотрела на него, и он добавил:

— Не делайте ошибку, жалея меня. Мы хорошо ладили. Я скучаю по ней. Но в нашем браке не было страсти.

— Повторите ли вы снова пройденный путь? — Пиа осторожно подбирала слова. — Ведь королевский долг важен для вас. Не говоря уже о вашей семье и вашей нации.

Он помолчал, глядя ей в глаза.

— Нет. И не только потому, что, ошибаясь, я обманывал Лукрецию. А потому, что, следуя своему долгу, я не обращал внимания на желания сердца. Хотя в глубине души мечтал жениться на женщине, похожей на вас. На женщине с открытым, отзывчивым сердцем, которая говорит со мной как с обыкновенным человеком, а не как с принцем. Я вижу такую любовь между Дженнифер и Антонио. — Он обнял ее. — Пиа, я верю, что у нас тоже может быть такая любовь. Страстная любовь. Но если вы уедете, мы лишим себя возможности открыть ее.

Он опустил руки, нашел ее пальцы и нежно сжал их. Его восхищало, что эти маленькие руки могли спасать или улучшать жизнь несчастных. Сколько раз такие, как она, давали пищу голодным и бедным! По сути она гораздо ближе к совершенству, чем он.

— По-моему, — он снова нашел ее взгляд, — вы еще больше привязаны к своему долгу, чем я. Потому и едете в Африку вместо того, чтобы подчиниться зову сердца. Следуя своему долгу, вы можете сделать ту же ошибку, которую когда-то сделал я. Вы так не думаете?

К его удивлению, она покачала головой. Он надеялся услышать «наверное, вы правы». Вместо этого у нее задрожал подбородок и она спрятала глаза.

— По-моему, — прошептала она, — вас называют Принц Совершенство потому, что вы видите в других доброту, даже когда ее нет. — Она тронула указательным пальцем свои губы, потом его. При этом простейшем поцелуе ее глаза наполнились болью. — Во мне нет благородства, Федерико. Я уезжаю в Африку, потому что у меня нет сил оставаться здесь.

Она спрыгнула со стола и прошла мимо него к двери. Отодвинула задвижку и на минуту остановилась.

— Почему бы вам не пойти в подарочную лавку? Я встречу вас в палате Джен. Она захочет, чтобы я была там, когда родится малыш. А потом мы разойдемся по нашим дорогам, что будет самым лучшим с точки зрения будущего. — С этими словами она направилась к лифту.

Едва дверь закрылась и спрятала ее от остального мира, Пиа прижалась к холодной металлической обшивке лифта, смахнула ладонью слезы и вытерла руки о слаксы. И почему Федерико такой чертовски… такой чертовски совершенный?

Как она решилась?

Она позволяла себе целовать его, потому что в глубине души не сомневалась, что в отношении к ней у него нет серьезности. Мужчина все еще скорбит по своей любимой жене. Это рикошет. Он забудет о ней раньше, чем ее самолет приземлится в Африке.

Но на самом деле ни о каком рикошете от потрясения, вызванного утратой дорогого человека, говорить не приходилось. Федерико был мужчиной, открывшим любовь. И вполне возможно, первый раз в жизни. Он бы бурно радовался, если бы Пиа осталась. Но если бы при этом она никогда не смогла полностью посвятить себя ему, у них бы ничего не получилось. Она бы относилась к нему не лучше, чем он к Лукреции.

Даже хуже.

Пиа загнала свою печаль глубоко внутрь, не дав ей всплыть на поверхность. Сейчас она нужна Дженнифер. Прежде чем посмотреть в лицо подруги или взять на руки ребенка, надо забыть, что говорил Федерико. Меньше всего ей хотелось бы сейчас потерять сосредоточенность. Особенно когда ребенка, такого крохотного, положат в ее неуклюжие руки.

Она могла влюбиться в Федерико в ответ на его страсть. Но она знала, что влюбилась в него раньше, чем он втащил ее в кабинет врача в больнице и поцеловал. Раньше, чем он рассказал правду о своем браке. Ее демоны оказались сильнее. И гораздо опаснее. Если она позволит себе уступить ему, если притворится перед ним и собой, будто может ответить на любое его желание, в накладе останутся его дети. Наверное, не завтра. И не послезавтра. В конечном счете.

Как она может принести им такую беду, когда сотни женщин, которые стали бы гораздо лучшими матерями, с восторгом вышли бы за него замуж?

Она вышла из лифта на этаже родильного отделения, и ее оглушил веселый гул голосов. Через несколько секунд она завернула за угол к комнате ожидания и увидела гигантскую гроздь голубых шаров, привязанных к столу медсестер. Поздравление от медицинского персонала. Они, наверное, спрятали шары, ожидая, когда появится на свет инфант. Любопытствующие врачи и медсестры заполнили холл, хлопали друг друга по спине, обнимались и пели.

Дженнифер благополучно преодолела заключительный этап своего пути и родила здорового мальчика — будущего короля.

Пиа удалось протиснуться через ликующую толпу. Она подошла к двери Дженнифер. И при виде открывшейся ей сцены засияла улыбкой.

Федерико остановился на пороге палаты, увидев, что его невестка наконец-то заснула. Рядом с ней на неудобном стуле примостился Антонио. Он тоже полуспал. Федерико осмотрел палату, надеясь увидеть Пиа и увести ее. Но в комнате никого, кроме них, не было.

Он уже собрался уходить, но остановился, услышав, как тихонько покашливает Антонио. Так он пытался привлечь внимание брата, не разбудив Дженнифер.

— Все хорошо? — беззвучно спросил Федерико.

Антонио кивнул, выпрямился на стуле и жестом попросил брата войти.

— Мой сын в детской. Это напротив через холл. Он только что принял свою первую ванну.

Федерико позабавила гордость в голосе старшего брата.

— Энцо так же устал, как и его мама?

— Это был долгий день для всех нас, — кивнул Антонио. — Час или около того я не буду им заниматься.

— Конечно. Отдыхай. Когда ты вернешься во дворец, увидишь, сколько накопилось для тебя дел. — Федерико показал головой на окно. Там несколькими этажами ниже известнейшие репортеры со всего мира ждали возможности поговорить с Антонио. — Репортеры будут задавать вопросы не только о новорожденном, но и о кризисе переговоров на Ближнем Востоке.

— Знаю. Слишком хорошо знаю. — Антонио положил руку на кровать рядом со спящей женой, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Кронпринц наслаждался первым часом родительства.

Федерико вышел из комнаты, стараясь подавить волну зависти, поднимавшуюся в нем. Ему легко было представить, какой могла бы быть его жизнь с Пиа в недалеком будущем. Он лежит рядом с ней, их головы соприкасаются. Мальчики уснули, обсуждая приключения, какие ждут их завтра. Он убирает с лица ее непослушные светлые волосы и смотрит в зеленые глаза. Прощальный поцелуй «спокойной ночи». Или утренний «доброе утро». Наблюдать за ней, заботиться о ней, как Антонио о Дженнифер…

Он шел в детскую и ворчал на себя. Он не просто находил Пиа внешне красивой. Ему нравились ее светлая кожа и глаза, далекие от дипломатичного равнодушия. Она на сто восемьдесят градусов отличалась от богатых, тщеславных женщин, которые мечтали войти в его жизнь. Пиа, когда она позволяла себе расслабиться, сверкала остроумием. Она хотела помочь всему миру, такое у нее большое сердце. А ее разум будет бросать ему вызов каждый день их совместной жизни.

Чем больше он думал, тем яснее становилось, что никогда он не захочет другой женщины. Хватит той ошибки, которую он сделал, женившись на Лукреции. Он хотел Пиа. Отчаянно. И на этот раз не будет оглядываться на общественное мнение.

Он знал, что ее тоже влечет к нему. Она даже признавалась в этом. И потом, ни одна женщина не целовала его так, как она. С такой страстью.

Но что же ее так глубоко напугало?

Его озадачил панический взгляд, который мелькнул у нее на лице, когда он вошел в палату Дженнифер из лавки с подарками. Он принес по надувному медведю в каждой руке. Один для новорожденного, другой для мамы. Его так поразило, что невестка уже родила, что он обошел Пиа своим вниманием. Потом она неожиданно исчезла, и он испытал мучительное разочарование. Она не только отвергла его предложение. Она отказывалась находиться с ним в одной комнате. Это причиняло ему почти физическую боль.

Он прошел мимо стола, где собрались сестры, и, показав им жестом, чтобы не поднимали шума, направился в детскую. И увидел ее. Она склонилась над плетеной кроваткой, где лежал новорожденный принц.

Она стояла спиной к нему. Медсестра с интересом посмотрела на него. Не желая беспокоить Пиа, он жестом попросил сестру ничего не говорить. Она кивнула и переключила внимание на Пиа.

— Вы можете взять его на руки, — сказала она на итальянском с акцентом Сан-Римини. — Принцесса разрешила.

— Ох, нет, он в кроватке выглядит таким счастливым, — прошептала Пиа на своем мягком и мелодичном итальянском. Напряженная спина выдавала ее нервозное состояние.

— Это будет практикой перед крещением. — Медсестра ласково улыбнулась. — Принцесса сказала, что вы будете крестной матерью. А новорожденному нравится быть на руках. — Девушка показала на кресло-качалку в углу возле ряда кроваток для новорожденных; в некоторых спали дети. — Садитесь сюда. Я подам вам его.

Пиа помедлила, потом неуверенно села — все еще спиной к Федерико.

— Я не очень умею обращаться с детьми.

Медсестра поправила одеяльце на большеглазом малыше и положила треугольник, похожий на пирожок буррито, в руки Пиа.

— Не беспокойтесь, синьорина. Я знаю, вы ему понравитесь.

— Дело не в этом. — Голос Пиа дрогнул от страха. — Я могу уронить его.

— Не под моим наблюдением. — Медсестра опустилась в кресло напротив. — Вы все делаете прекрасно. Посмотрите, он пытается высвободить руки, чтобы достать ваш палец.

Федерико наблюдал, как медсестра ласково разговаривает с Пиа и малышом. Пиа осторожно откинулась назад на деревянные планки кресла-качалки.

— В книгах беременность и роды выглядят легкими, — услышал он слова Пиа.

— Для всего нужна практика, — глубокомысленно заметила сестра. — И вы привыкнете. И ребенка не уроните.

Пиа глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

Не сказав ни слова, Федерико вышел из детской.

— Ваше высочество, первое интервью ждет вас через полчаса. Крещение в одиннадцать утра. Затем у меня три кандидатки в няни, назначенные на этот полдень. Вас не интересует обзор их резюме?

Федерико оторвал взгляд от письменного стола, где гора корреспонденции ждала своего рассмотрения. Он снова позволил себе погрузиться в мечты — редкая, почти недоступная роскошь. В прошлом такого с ним не случалось. Но он не мог устоять перед образом Пиа, возвращавшей ему поцелуи. И другой Пиа, которая уходит от него.

Он вернулся к реальности. Взял резюме, пролистал их. Даже если с Пиа получится так, как он надеется, надо побеседовать с кандидатками на должность няни. Встреча с очередной группой нервных молодых женщин не обещала ничего положительного. Каждая попытается убедить его, что именно она будет лучше заботиться об Артуро и Паоло, именно она будет оказывать на детей позитивное влияние. И этим напомнит, насколько отличается от всех кандидаток Пиа. Напомнит и его фиаско: он не сумел убедить ее остаться.

За прошедшую неделю он почти не видел Пиа. Но со слов Антонио знал, что она планирует улететь в Африку сегодня ночью, после крестин принца Энцо.

— Ваше высочество, могу я помочь вам?

— Простите, я отвлекся. — Федерико моргнул.

— Я вижу. — Теодора вскинула брови. — Может быть, вы предпочитаете, чтобы я провела предварительное собеседование? Это сузит для вас поле изучения. Я буду счастлива это сделать.

— Нет, по-моему, этого делать не стоит, — покачал он головой.

Секретарша направилась к своему столу. Он остановил ее, потому что ему пришла в голову новая идея.

— Теодора, когда сегодня вечером предполагается закончить интервью?

— Примерно в шесть часов. Так, чтобы вы, если пожелаете, могли провести вечер с сыновьями. Принцесса Изабелла предложила забрать мальчиков после крестин, на время вашего собеседования с кандидатками.

Он постучал карандашом по столу. Это будет грубо, но…

— Еще не поздно перенести интервью на завтра? У меня есть срочное дело. И, возможно, понадобится свободный вечер. — Он изложил ей свой план и спросил: — Хорошо?

Теодора на долю секунды растерялась, но быстро пришла в себя и кивнула, будто в его плане не было ничего чрезвычайного.

— Конечно, ваше высочество. Думаю… думаю, принцесса Дженнифер уже распорядилась о размещении, но…

— Позвоните Софи и устройте, как я прошу. Только, пожалуйста, не говорите синьорине Ренати. Я хочу сделать ей сюрприз.

Или, если быть точнее, не позволить ей ускользнуть от него. Прежде чем уехать навсегда, она должна посмотреть ему в глаза.

Пиа переминалась с ноги на ногу на старинном мраморном полу, слушая и почти не слыша, как священник говорил собравшимся членам семьи ди Талора о том, что рождение Энцо — это благословение его родителям и стране, которой он будет когда-нибудь править.

Кроме негромкого богослужения, никаких звуков не слышалось. Даже столбы пыли в древнем соборе успокоились ради церемонии и неподвижно висели в воздухе в лучах света, проникавшего через витражи окон. Хотя Энцо сейчас был вторым за своим отцом в очереди на самый древний трон в Европе, Дженнифер и Антонио сумели уберечь богослужение от присутствия прессы. Собрались только крестные родители и ближайшие родственники. Поэтому получилась самая интимная церемония, какую за долгие годы впервые разделяли члены королевской семьи.

Слова священника эхом возвращались из серых, похожих на пещеры арок собора. Пиа не отрывала глаз от ребенка. Он блаженно спал на руках у Дженнифер. На младенце было старинное белое кружевное одеяние для крещения, в котором крестили и его отца. Пиа старалась не смотреть на принца Федерико, который стоял перед алтарем прямо напротив нее.

Ей надо бы знать, что Дженнифер и Антонио попросят его быть крестным отцом Энцо. Антонио был ближе всего с Федерико, если не считать жену. А это означало, что Пиа и Федерико, к лучшему это или к худшему, пожизненно связаны, хотя бы в одном крошечном смысле.

Глубоко вздохнув, Пиа пыталась не думать о словах Федерико, которые он сказал, когда она утром вошла в собор. Под рокотание органа он похвалил ее алое платье и туфли на шпильках. И то и другое, конечно, взято напрокат. Затем он напомнил, что Паоло и Артуро с нетерпением ждут ленча во дворце. Они хотят встретиться с ней.

Еще он добавил, что они будут скучать, когда она уедет. Он говорил это, нагнувшись к ней. Теплое дыхание ласкало ей щеку. От его густого баритона у нее подгибались пальцы во взятых напрокат лодочках. Сомнений не оставалось, таким образом он давал ей знать, что тоже будет скучать. И что будет сидеть рядом с ней на ленче.

Она старалась убедить себя, что он, конечно, забудет о ней через неделю. Займется исполнением своих обязанностей, будет заботиться о детях и продолжать поиски новой няни. Дважды за последнюю неделю она видела его по телевизору. Первый раз — когда после реставрации открывали историческое здание в центре города. И затем в программе новостей, когда он отвечал на вопросы репортеров. Мол, да, он перенес интервью с кандидатками на должность няни. Он надеется нанять такую, которая будет оказывать длительное позитивное влияние на его детей.

Он также отвечал на вопросы о ней. Да, Пиа Ренати — подруга Дженнифер. Нет, между ним и Пиа не было романтических отношений.

Услышав слова, что у них «не было романтических отношений», она почувствовала боль и пустоту. Страдала та ее часть, которая не хотела, чтобы он забыл ее.

Когда священник окропил святой водой голову новорожденного, Пиа улыбнулась Энцо. В своем одеянии он выглядел таким крохотным и хрупким. А она пыталась убедить себя, что сделала правильный выбор. В течение последней недели она долго наблюдала за Дженнифер с ребенком. И даже сама стала чувствовать себя увереннее с Энцо. Но все же не так уверенно, чтобы ухаживать за ним самостоятельно, когда рядом нет ни Дженнифер, ни Антонио. Несмотря на ее желание помогать принцессе, чтобы та могла больше спать, Пиа сомневалась, сможет ли оставаться одна с малышом и подавлять приступы паники, которые накатывали на нее. Сумеет ли прогнать картину несчастья, случившегося, когда она была подростком.

И в то же время собственный выбор — покинуть Сан-Римини и Федерико — глубоко ранил ее. Так глубоко, что она не могла смотреть на принца даже сейчас, когда он стоял прямо напротив нее.

Когда снова заиграл орган, король вышел вперед и обнял сына и невестку. Они все вместе еще раз просмотрели маршрут возвращения во дворец на ленч. Улицы вокруг собора дрожали от приветственных криков тысяч граждан.

Пиа постаралась быть подальше от Федерико и встала за спиной короля Эдуардо. Раньше, чем она успела проскользнуть в один из лимузинов, король остановил ее. Он поблагодарил ее за то, что она была с принцессой в последний месяц ее беременности. Федерико воспользовался заминкой, чтобы подойти к ней. Когда король закончил говорить, принц подхватил ее под локоть. — Вы поедете во дворец со мной.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Я думала, что по плану я должна ехать со Стефано и Амандой, — искоса стрельнула она в него взглядом. — А вы…

— Теперь новый план, — покачал он головой. — Отец едет с Дженнифер, Антонио и малышом в первой машине. Изабелла и Ник со Стефано и Амандой поедут в следующей. Получается, что вы едете со мной.

В этот момент до Пиа дошло, что план поменяли по инициативе Федерико. Она старалась подавить тревогу. Между тем слова Федерико вызывали все большее беспокойство.

— Кроме того, в этом есть смысл: новые крестные родители возвращаются во дворец вместе.

— Разве пресса не подумает, что в этом есть что-то нескромное? — Она решила не добавлять «между нами».

— С нами, конечно, поедут мальчики. Ничего не может быть нескромного, когда двое детей сидят по бокам.

Оценивая свои шансы удрать, Пиа пришла к выводу, что выбора у нее нет.

— Хорошо. Я поеду с вами и мальчиками. — Она посмотрела на Паоло и Артуро. Они так хорошо себя вели во время богослужения. Так тихо сидели за спинами взрослых. Прежде чем усадить сыновей в ждущий лимузин, Федерико поправил на них рубашки и пиджаки.

К счастью, дорога занимала всего несколько минут. Благодаря стараниям полиции, толпы жителей Сан-Римини стояли за металлическими барьерами. А она сидела рядом с Федерико и боролась с неотступным желанием прижаться к нему, положить руку на колено и сказать: да, она сделала ужасную ошибку. Ей хотелось бы остаться и посмотреть, сумеют ли они построить настоящие отношения.

Как возможно, что человек может обладать такой сильной харизмой? Казалось, воздух в лимузине насыщен его присутствием. Слава богу, что ленч назначен в просторном дворцовом бальном зале «Империал».

— Насколько я понимаю, вы улетаете в Африку сегодня ночью, — сказал Федерико.

Она кивнула.

Федерико предложил мальчикам сесть впереди и дал им по шоколадке.

— Понимаю, что сейчас не время и не место, — начал он, понизив голос. — Но я должен до вашего отъезда поговорить с вами. Я… я видел вас в детской в день, когда родился Энцо. Я стоял у вас за спиной и ушел, прежде чем вы заметили меня.

Пиа повернулась к нему, внезапно поняв, что он, должно быть, подслушивал ее разговор с медсестрой. Ей не хотелось, чтобы он знал глубину ее страхов. Но, может быть, это к лучшему. Может быть, теперь он разрешит ей уехать.

— Пиа, почему вы сказали медсестре…

Слова принца имели для нее жизненно важное значение, ставка высока. Но неожиданные звуки, идущие от Паоло, переключили ее внимание. Он сидел на скамье рядом с Артуро, прямо напротив того места, которое занимал Федерико.

— Паоло! Паоло, что с тобой?

Прямо у нее на глазах лицо мальчика побагровело. Сначала щеки, потом от макушки вниз к горлу. Он плевался, пытаясь прокашляться, но ему не удавалось. В панике он вытаращил на нее глаза и беззвучно молил о помощи.

— Он подавился! — ахнула Пиа и опустилась перед ним на колени, отстегнув ремень безопасности. С небывалой быстротой она освободила его от защитных перекладин сиденья и наклонила вперед, взяв на руки. Потом несколько раз стукнула по спине. Обертка от шоколадки так и оставалась у него в руке.

Пиа расслабила ему галстук, расстегнула пуговицу на воротничке рубашки. Потом снова наклонила его вниз головой, надеясь, что шоколадка вывалится.

— Паоло, ох, нет, Паоло… — Федерико опустился на колени на пол лимузина перед сиденьем мальчиков. Потом поймал взгляд водителя в зеркале заднего вида. — Остановитесь немедленно, — скомандовал он. — И вызовите «скорую помощь».

— Ваше высочество, толпа сомнет нас, если мы здесь остановимся. — Водитель кивнул головой в сторону людей, выстроившихся по обеим сторонам улицы. — И «скорой» сюда трудно будет добираться, такое скопление людей. Я советую объехать машину вашего отца и поскорей добираться до дворца. — Не дожидаясь согласия Федерико, он взял с приборного щитка мобильный телефон, позвонил и сказал тому, кто ответил, чтобы доктор ждал у парадного входа во дворец.

Тем временем Пиа обхватила Паоло за талию и, будто подвесив в воздухе, стала встряхивать. Она старалась изо всех сил, зажатая в тесном пространстве между сиденьями. Паоло не мог дышать. И она не собиралась ждать, пока они окажутся во дворце, чтобы помочь ему.

— Паоло, — велела она малышу, стараясь, чтобы голос звучал твердо, — сейчас я нажму под ребрами, вот здесь. — Она сжала руки в кулаки и нашла крошечную точку в основании его грудной клетки. — А ты сопротивляйся мне, идет?

Малыш боролся за жизнь. Артуро плакал в страхе за брата. Понимая действия Пиа, Федерико, склонившись над Паоло, успокаивал и подбадривал его. Тело мальчика обмякло, но Пиа не отступала, снова и снова она нажимала под ребра и заставляла его напрягаться.

— Давай, Паоло, давай. — Его молчание и потемневшее лицо пугали Пиа, в сердце закрадывалась паника. Картина падающей с высоты девочки с волосами, развевающимися на ветру, вставала перед глазами…

Пиа молча молилась, в четвертый раз нажимая ему в подреберье. И чуть не разрыдалась, когда полурастаявшая шоколадка вылетела из детского рта. Слюнявый комочек приземлился на чистые отцовские брюки цвета морской волны и соскользнул на ковер, покрывавший пол лимузина.

Паоло прижался к ней, втягивая полные легкие воздуха, и наконец зарыдал. Федерико обнял их обоих.

— Все в порядке, детка. Сейчас все пройдет, не надо плакать.

Пиа уронила голову на макушку Паоло. Волна облегчения затопила ее. Что было бы, если бы ребенок не смог выкашлять шоколадку? Успели бы они сделать это во дворце? Как бы Федерико справился с такой напастью?

— Ты напугал меня, Паоло, — прошептала она в его мягкие русые волосы, прижимая мальчика к груди.

— Меня тоже, — пробормотал Федерико, обнимая обоих.

— Меня тоже! — закричал Артуро, спрыгнул со своего сиденья и повис на широких плечах отца.

Пиа покачала головой, потом попыталась освободиться из сильных объятий Федерико. Сейчас, когда опасность миновала, ее разум снова начал сопротивляться сближению с Федерико и его семьей.

Водитель прибавил скорость. Лимузин мчался по узорно мощенным улицам во дворец. Пиа сидела на полу и испытывала блаженство. Ее обнимали и Федерико, и мальчики. Но ведь это… это неправильно. Так она может поверить, что наконец нашла любящую семью, о какой мечтала еще ребенком.

— Садись лучше на свое сиденье, — сказала она Паоло, когда водитель завернул за угол, — а то снова что-нибудь случится.

Паоло кивнул. Его лицо еще выражало пережитый шок. Он молча вскарабкался на свое сиденье. Федерико перегнулся через нее, чтобы сказать водителю, что все в порядке и можно ехать медленнее. Пиа застегнула на Паоло ремень безопасности. Артуро тоже сел на свое сиденье с перегородками. Рука Федерико грела ее плечо.

— Спасибо, Пиа. Раньше я никогда не помогал поперхнувшемуся человеку. А тут пришлось бы собственному сыну. Не уверен, что смог бы.

— А я уверена. Вы бы смогли. — Наконец Пиа тоже уселась на сиденье и, посмотрев в окно, увидела впечатляющий фасад дворца. — Я тоже раньше ничего похожего не делала. Училась, конечно, оказывать первую помощь. Но никогда бы не могла с уверенностью заявить, что справлюсь с реальной жизненной ситуацией.

— Вам необходима большая уверенность в себе. — Своим тоном Федерико невольно напоминал ей, что он подслушал разговор в детской. Пожалуй, Федерико прав. Она не такая неспособная, какой всегда боялась быть. Особенно когда речь идет о маленьком ребенке.

Лимузин остановился у величественного парадного входа во дворец. Репортеры и телеоператоры, которым разрешили эксклюзивное присутствие на территории дворца, окружили машину. Все выкрикивали в окна лимузина одни и те же вопросы. Почему пассажиры лимузина сидели на полу? Почему они вырвались и ехали впереди процессии? Произошел ли несчастный случай или что-нибудь в таком роде?

Федерико разрешил водителю открыть дверцу машины и заверил репортеров, что моментально ответит на их вопросы. Потом обернулся и помог Пиа выйти из машины. В ту же секунду вспышки телекамер взорвались прямо перед ее лицом. Инстинктивно она крепче ухватилась за его руку.

Затем Федерико освободил мальчиков от ремней безопасности и передал их своему секретарю и дворцовому доктору, которые пробились к ним через толпу. Наклонившись к уху Теодоры, он тихо рассказал, что случилось по дороге, и попросил, чтобы доктор тщательно осмотрел Паоло до того, как тот пойдет на торжественный ленч.

Когда мальчики благополучно исчезли в глубинах дворца, он подвел Пиа к ступеням. Потом обернулся, чтобы отвечать на вопросы репортеров.

Пиа стояла на нижней ступени, на расстоянии вытянутой руки от экспансивного переднего ряда охотников за новостями. Сцена напомнила ей уже знакомую. Море репортеров, она в больнице, ей наложили швы. Ее чувство к Федерико сейчас стало даже сильнее, чем было тогда. Тогда у нее от его поцелуя подгибались колени и было ощущение солнечного удара.

— Ваше высочество…

— Отвечаю на ваши вопросы. — Федерико поднял руки, успокаивая гул толпы. — В машине случилось небольшое происшествие. Беспокоиться не о чем. По дороге из собора я разрешил Паоло съесть шоколадку. И он посчитал, что интересно будет посмотреть, что случится, если он проглотит ее целиком.

Некоторые репортеры улыбнулись в ответ на беззаботный тон принца, хотя, судя по их лицам, ни один не собирался поверить такому простому объяснению.

— Благодаря синьорине Ренати, — быстро добавил Федерико, — ничего серьезного не случилось. Паоло, как вы видели, прекрасно себя чувствует. Слегка поперхнуться после крестин кузена, — пошутил принц, — по-видимому, полезно.

Пиа начала подниматься по лестнице, стараясь уйти от нового шквала вопросов.

— А что именно сделала синьорина Ренати?

— Есть ли у нее квалификация, чтобы лечить членов королевской семьи?

— Почему вы уверены, что принц Паоло прекрасно себя чувствует?

— Насколько серьезным на самом деле было происшествие? Мог ли принц Паоло дышать?

— Был ли принц…

Федерико старался говорить, несмотря на шум. Он убеждал их, что Паоло не грозила реальная опасность. Но прежде чем репортеры подтолкнули его на рассказ о подробностях, подъехал лимузин с королем Эдуардо и виновниками торжества. Машина двигалась по круговой дорожке. Вновь прибывшие отвлекли внимание большинства журналистов. Ведь их послали во дворец с единственной задачей — достать первые фотографии нового наследника ди Талора.

— Следуйте за мной, — распорядился Федерико.

Пиа повернулась и зашагала по ступенькам за ним. Она не забывала своей главной цели — не пропустить возможности исчезнуть. Через несколько секунд они вошли в дворцовые двери и оказались окруженными персоналом. Слуги загораживали от репортеров внутреннее пространство дворца, приготовясь принимать пальто у гостей, ехавших из собора за королем.

Пиа улыбнулась принцу, когда он привел ее к широкому входу в бальный зал «Империал».

— Я все думала, долго ли они будут поджаривать нас, прежде чем мы сможем оторваться на ленч. Я проголодалась.

Федерико ничего не ответил, а повел ее в ротонду, расположенную сбоку от бального зала. Там они скрылись от глаз персонала. Он взял ее за руку и усадил на мягкую софу рядом с собой.

— Вам не удастся так легко ускользнуть. От меня и от разговора, начатого в машине.

— Послушайте, Федерико…

— Какая история произошла с детьми? Почему она ужасает вас? Почему вы пользуетесь любым предлогом, чтобы уехать, хотя знаете, что нам предназначено быть вместе?

Пиа с трудом подавляла желание встать и убежать.

— Понимаете, для человека, который живет жизнью безупречного члена королевской семьи, вы. конечно, можете быть слепым, когда вам хочется.

— Пиа…

— Хорошо, хорошо. — Она закусила губу, стараясь не думать, что он все еще держит ее за руку. — Меня приводят в ужас не сами дети, если быть точной. Просто, по-моему, яне умею заботиться о них. Вот и все. Речь идет не об Артуро или Паоло, обо всех детях вообще. Поэтому я не могу остаться с вами. Я не тот человек, которому вы можете доверить детей.

— Человек заботливый, умный и любящий? Человек, который, как я сказал, когда-нибудь станет замечательной матерью? Я видел, как вы заботились о Дженнифер. Вы делаете жизнь лучше для сотен людей. И я видел вас с моими сыновьями. — Одной рукой он обнял ее, а другой обхватил ее подбородок, чтобы заставить смотреть прямо в его пронзительные голубые глаза. — Вы можете отрицать все, что я сказал. Останьтесь. Или уезжайте. Но не используйте ваши страхи в качестве оправдания.

Слезы стянули горло, потом подкатили к глазам. Все, что он говорил, не относилось к ней. Она сделана не из того материала, из какого получаются матери. Да, она с удовольствием проводила время с Артуро и Паоло. Но сердцем знала, что просто старается заполнить часы, пока поправится Дженнифер. И пыталась не впускать Федерико в свою жизнь.

Она потерпела такое страшное поражение… Конечно, мысль о том, чтобы остаться, — невероятное искушение. Ни одна женщина в здравом уме не повернется спиной к такому сокрушительному мужчине, как Федерико. Но ее ожидания реальны. Это не воображаемые страхи.

Мальчики не заслуживают такого. И Федерико не заслуживает. Ему нужна преданная, любящая жена. Женщина, наслаждающаяся королевской жизнью, как наслаждалась Лукреция. Женщина, которая видит в нем сказочного мужчину, каким он и был. И ценит каждый штрих его сложной личности. Которая любит его так, как он заслуживает быть любимым.

Он думает, что любит ее. Но как он может ее любить, если не понимает различия между женщиной, которую он в ней видит, и особой, какой она знает себя?

— Это не оправдания, — покачала она головой. — Поверьте мне, Федерико, отъезд в Африку — самое правильное, что я могу сделать.

— Почему вы сомневаетесь в себе? — Глаза понимающие, оценивающие, подчеркивающие напряжение момента. — Вы… вы не способны зачать? И вы так деликатны, что…

— Нет, совсем не это. Я имею в виду, что я не знаю. Это такого рода момент, о котором заранее не узнаешь.

Он ласкал ее ладонь, голос спокойный, утешающий.

— Простите. Я не должен был спрашивать. И все же, что именно в отношениях с детьми беспокоит вас? В детской, когда родился Энцо, я подслушал, как вы паническим тоном сказали сестре, что боитесь уронить ребенка. Я не могу представить, чтобы с вами случилось такое.

Но страх в голосе был очевиден. Итак?

В его ласковом лице столько любви, столько заботы… Она должна рассказать ему. И к тому же появится шанс. Он поймет и позволит ей уехать. У него откроются глаза, он увидит, что она не лучший вариант… Как бы ни были сильны их чувства друг к другу.

— Вы, наверное, догадались, что у меня не очень хорошие отношения с матерью. — Она высвободила руку.

В его глазах мелькнуло удивление. Не такую историю он готовился услышать.

— Я был удивлен. На прошлой неделе вы испытывали неловкость, когда за завтраком о ней зашел разговор. Это в тот день, когда мы привели мальчиков из-под дождя.

— Моя мать и правда замечательная личность, — кивнула Пиа. — Наконец я начала ценить ее. Но в молодости я редко ее видела, она никогда не бывала дома. И она казалась мне не такой мамой, о какой я мечтала. Когда мне исполнилось шестнадцать, я ее терпеть не могла, — неискренне засмеялась она. — И примерно в то же время я получила свою первую работу — сидеть с ребенком соседа. Маленькой девочкой в возрасте Артуро.

Будто предчувствуя, что сейчас услышит самое важное, Федерико подвинулся к ней ближе и убрал подушку, разделявшую их.

— И что случилось?

— Долгая история. Но в двух словах… девочка упала с качелей навзничь. Я раскачала ее слишком высоко. Она сломала ключицу, и пострадали почки от такого тяжелого приземления. — Пиа на мгновение закрыла глаза. Хоть бы никогда не видеть в воображении эту картину. Боль застыла у нее в глазах. Она встретила озабоченный взгляд Федерико и заставила себя продолжать: — Я чувствовала себя ужасно. Но мне стало гораздо хуже, когда я попыталась объясниться с отцом девочки. Вы не поверите, как он кричал на меня. Он был такой громадный, такой грозный… Хотя до этого дня всегда был добр ко мне. Когда я кончила оправдываться, он выложил мне все, что думал. Сказал, что мне нельзя доверять, что он больше никогда не наймет девушку, не знающую, что такое забота собственной матери.

Пиа закусила губу, встретив сочувствующий взгляд Федерико.

— Знаю, знаю. Не надо было придавать такое значение его словам. Он переживал стресс, произошел несчастный случай. Но в глубине души я согласилась с ним. Я знала, что он сказал правду обо мне и о моей матери. И это говорил не он один.

— Из-за этой истории вы полагаете, что не можете остаться со мной, боитесь за Артуро и Паоло? Вы правда верите, что способны принести им вред?

Пиа прижала пальцы к векам, пытаясь удержать слезы.

— Я бы никогда не нанесла им вред. Сознательно. Но у меня столько сомнений! Может быть, и неразумных, но я беспокоюсь о вас, Федерико. По-моему, я влюблена в вас. — Она снова закусила губу. Какая глупость — сказать такую вещь. Она что, не способна держать язык за зубами? — В мире полно женщин, готовых убить соперницу, лишь бы быть с вами. Женщин умных, красивых, без моих глупых сомнений.

К ее изумлению, в пустой ротонде гулко зазвучал тихий смех Федерико.

— Пиа, что, если я скажу вам, что у нас много общего? — Он покачал головой. — После опыта с Лукрецией я сомневался в себе. Рискую сказать, в такой же степени, в какой ваши переживания заставили вас сомневаться в себе. Я был уверен, что мне не дано узнать любовь к женщине, что я всегда буду ошибочно принимать удобство за любовь, что я просто не способен к любви. А вы были уверены, что никогда не сможете смотреть за детьми и не способны защитить их от опасности.

— Такая странная аналогия, — она удивленно улыбалась. — Как вы можете на основании этого утверждать, что нам вместе будет хорошо?

— Потому что мы оба стараемся преодолеть наши сомнения. Когда я встретил вас, я наконец понял, что женщина не только может вызывать во мне сильные эмоции. Она может заставить меня быть лучшим отцом моим детям. Вы же узнали, что можете заботиться о детях, не оглядываясь на что-то ужасное, происшедшее в прошлом.

— Да, а случившееся с Паоло? — Ей не удалось спрятать в смехе сарказм. — Разве это не ужасно?

— Не ужасно. Потому что вы были рядом и сумели помочь. И это не ваша вина, что он подавился. Это я дал ему шоколадку в машине и не уследил за ним.

— А вспомните, что случилось, когда он улегся в фонтане? Я запаниковала. А когда Артуро спрыгнул с качелей? Я не могла пошевелиться, чтобы помочь. Страх парализовал меня…

Шум от дворцовых дверей донесся до ротонды. Оба одновременно оглянулись. Голос короля Эдуардо выделялся из общего гула. Пиа поняла, что гости прибыли.

— Послушайте, — быстро заговорила она, — у нас не так много времени, чтобы обсуждать этот вопрос. Главное в другом. Вы можете найти лучший вариант, чем ничем не примечательная блондинка, которая впадает в панику, увидев, что дети ведут себя так, как им и полагается себя вести. Я забочусь о вас, хочу для вас и ваших сыновей самого лучшего.

Принц сдвинул брови и покачал головой.

— Вы самое лучшее для меня и для моих сыновей. Разве вам это еще не понятно? Вы сильнее, чем думаете. Вспомните, когда Паоло подавился, вы действовали как врач. Совершенно спокойно.

Федерико прислушался к голосам короля и Антонио, которые приближались к ним.

Пиа отодвинулась от принца и встала, чувствуя, как дрожат колени. Это от непривычно высоких каблуков…

— Я рада, что с Паоло все в порядке. И не только потому, что это прибавило миг уверенности в себе. Но, Федерико, нельзя же всю жизнь ожидать исполнения плохих предчувствий, как бы неразумны они ни были. И потом в один прекрасный день…

— Останьтесь. — Он встал рядом с ней и сжал ладонями ей щеки, заставляя ее смотреть ему в глаза. А сам шепотом повторил: — Останьтесь.

Пиа почти не дышала. Еще секунда, и она потеряет контроль над собой.

— А как быть с моей работой? — медленно спросила она. — Я не могу просто отстраниться. Люди рассчитывают на меня.

Его губы дернулись в мгновенной улыбке. Вопрос показывал, что она может уступить.

— Поговорите с Дженнифер о своих возможностях. Она больше не проводит дни в лагерях беженцев. Зато вносит заметное изменение в их жизнь своей благотворительной работой. Вы тоже сможете. Ваш опыт, время, проведенное в местах, полных опасностей, вместе с моим положением расширят ваши возможности. Только подумайте: вы сможете использовать ресурсы королевского дворца для того, чтобы мир понял размах эпидемии СПИДа в Африке.

Он вздохнул и опустил руки ей на плечи.

— Я понимаю, вам необходимо закончить работу, которую вы собирались выполнять в Африке. Но боюсь, если вы уедете, то не вернетесь. Боюсь, что вы снова начнете задавать себе вопросы и прятаться за работой от личных проблем.

Пиа потрясенно отступила от него. Она пряталась за работой? Конечно, она это делала, чтобы удрать от матери. Когда она окончила колледж и ей предстояло вернуться в Сан-Римини и искать работу, она стала добровольцем благотворительных программ. И не только потому, что хотела помогать людям. Она старалась быть подальше от Сабрины. Но не была ли работа оправданием? Таким образом она пыталась спрятаться от жизни. Ее подруги успели создать семью. А для человека ее профессии любовные истории — помеха и море трудностей.

Она проглотила ком в горле.

— Как получилось, что вы знаете обо мне больше, чем я сама?

Никогда бы и за миллион лет она не догадалась, что Принц Совершенство поймет ее. Но он понял. И лучше, чем она сама.

— Потому что у нас много общего. — Он улыбнулся. — Вы убегали и прятались в работе. И теперь я понимаю, что и для меня работа выполняла ту же роль.

Она смущенно насупилась, а он продолжал:

— Я говорил вам в больнице, что никогда не любил Лукрецию. Я сделал ей предложение, убежденный, что это верный шаг. Достаточно посмотреть на Виндзоров, чтобы понять, как мне пришлось убеждать себя, что женитьба на Лукреции правильный поступок. Но…

— Но?..

— Мы понимали друг друга, и я называл это любовью. Но это была не любовь. Это было удобство. И гарантия от любых публичных скандалов. Я не считал любовь такой ценностью, ради котором можно погубить репутацию.

Он покачал головой, и Пиа поняла, каких усилий стоит ему это признание.

— Утрата Лукреции и встреча с вами помогли мне осознать, какую награду несет в себе любовь. Какой радостной она может быть. И теперь, когда я это открыл, я не хочу, чтобы все ушло. Не могу позволить вам уйти.

— Даже если для этого потребуется пожертвовать репутацией? Вы сами говорили, что хотите чтить память Лукреции. Если я останусь, даже при том, что мы будем сближаться очень медленно, вы сами знаете, что скажет пресса. И граждане Сан-Римини.

— А если я признаюсь вам, что больше всего боюсь упустить шанс?

— На самом деле вы не должны бо… — Она не сдержала смех.

— Нет, боюсь. Чувство страха мне тоже знакомо. Видишь, сколько у нас общего? Так что соглашайся остаться.

В этот момент королевская семья подошла к ротонде, направляясь в бальный зал «Империал». Гости окружали короля и его детей. Все хотели, пользуясь возможностью, увидеть принца Энцо. Быть замеченными рядом с ди Талора. То и дело сверкали вспышки фотоаппаратов. Журналисты с видеокамерами переходили от одной группы к другой. Они собирали материал для вечерних новостей. Репортерам понадобилось буквально несколько секунд, чтобы заметить Федерико, стоявшего близко к Пиа. Надеясь на сенсационную новость, они направили объективы на эту пару.

Пиа улыбалась принцу, чувствуя себя словно ныряльщик перед опасным прыжком в незнакомые воды. Она кивнула.

Лицо Федерико осветилось счастливой улыбкой. Он нагнулся и поцеловал ее. Операторы окружили их. А Пиа смеялась, быстро справившись с замешательством. Да, она владела собой.

— По-моему, меня больше не будут называть Принц Совершенство, — прошептал он ей в ухо. Вряд ли его слова услышала потрясенная увиденным публика.

— Ты не прав, — возразила она, целуя его. — Ты мой Принц Совершенство. И я планирую напоминать тебе об этом каждый день.

ЭПИЛОГ

Три года спустя

- По-моему, мне никогда не удастся понять разницу между плацентой частичной и интимной, — прошептала Пиа. Она старалась говорить почти беззвучно, чтобы не услышали Артуро и Паоло. Она стояла у них за спиной возле стола в детской и помогала Артуро со школьным заданием.

— Не думаю, что это будет иметь значение. — Федерико приобнял ее, потом нагнулся и прижался губами к макушке. — И если потребуется, мы будем учиться вместе.

— Мама, ты говорила мне, что шептаться невежливо, — насупился Паоло.

— Ты прав. Я подаю плохой пример. — Пиа подмигнула мальчику. Он напоминал ей Артуро, каким тот был, когда она впервые встретила их. В день, когда, они ранили ее бумерангом. За три года Паоло вырос и превратился в уверенного в себе первоклассника.

Она не испытывала большего волнения, чем в тот день, когда они начали называть ее «мама».

— По-моему, твоя мать подает очень хороший пример, — возразил Федерико, беря листок бумаги, над которым пыхтел Артуро. — Дети в СПИД-лагере в Зимбабве будут очень рады получить письма от тебя и ребят из твоего класса.

— И мои рисунки, — добавил Паоло, протягивая акварель. Пиа догадалась, что на ней изображен сам Паоло. — Мы скоро навестим их снова?

Взрослые обменялись взглядом. Таинственная улыбка пробежала по губам обоих.

— Паоло, мама, наверное, в ближайшее время не сможет поехать в Африку, — пояснил Федерико. — Она работает над своим проектом, очень важным.

— Что за проект? — Артуро выпрямился на стуле и опустил карандаш. — Для детей?

Пиа улыбнулась, вспомнив подарок, который сделал ей вчера Федерико. Книгу для беременных в цветной обложке. «Суперполезное руководство для клевой мамы годовалого младенца». Третье издание.

— Да, это имеет отношение к детям, но…

— Но пока это секрет, — закончил за нее Федерико. — Мы позже расскажем вам о мамином проекте, идет? А сейчас нам надо навести порядок. С минуты на минуту придет ваша новая няня и поведет вас в кино.

— Папа, ты наконец нашел няню? — спросил Паоло. — Мама говорила, что ты никогда не найдешь.

— Я не верила, — призналась Пиа. — Но я сама нашла женщину, которая только что ушла на пенсию. Она мне говорит, что всю жизнь не хотела ничего другого, только бы ухаживать за детьми. Теперь у нее есть шанс.

— Это бабушка Сабрина, да? — У Артуро засверкали глаза.

Пиа не могла сдержать улыбку.

— Быстро убирай, а то так никогда и не узнаешь.

— Это она! Это она! — закричали мальчики, прыгая и толкаясь. Затем они убрали со стола.

— Когда они уйдут, мы отпразднуем новость, — прошептал Федерико, наклоняясь к Пиа.

— Но мы ведь ждем Ника и Изабеллу. Как основатели фонда они обещали поддержку музею средневекового искусства Сан-Римини.

— Тогда мы отпразднуем позже, — улыбнулся он.

— Если вы настаиваете, ваше высочество. Конечно, если бы я могла удрать… Но я не могу.

— Правильно. Не можешь. — Он взял ее руку и погладил пальцем золотое обручальное кольцо.

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЭПИЛОГ