Прижизненная слава [Л Ростиславский] (fb2) читать постранично

Веров Я, Ростиславский Л. Прижизненная слава

В приемной царила прохлада, это особенно ощущалось после уличной духоты, стоявшей, несмотря на прошедший ночью плановый дождь. Посетитель среднего роста крепыш с подвижным, если не сказать нервным, лицом остановился возле стола, за которым восседала живая секретарша, гордая и неприступная, последний писк корпоративной моды.

— Господин Молчанов у себя?

— Вам назначено? — Улыбка, сопровождавшая эту фразу, была ярким образчиком казенной вежливости.

— Доложите ему, пожалуйста, что пришел Всеволод Прищепа. Мы договаривались…

Девушка коснулась панели управления и обратилась к невидимому шефу:

— Геннадий Павлович, к вам Всеволод Прищепа. — И через секунду: Проходите. Вас ждут.

Дверь в кабинет открылась, и Всеволод прошел в святая святых синдиката «Молчанов и К°». Навстречу ему, широко улыбаясь, поднялся из-за стола сам господин Молчанов, являя собой еще один образец официального радушия; Всеволод однако разглядел во взгляде магната цепкость и холодность. Глаза господина Молчанова изучали и как бы вопрошали — зачем, мол, пожаловал?

— Рад, очень рад, Всеволод Михайлович. Проходите, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. — Гость усмехнулся про себя. — Выпьете чего-нибудь?

— М-м, — Всеволод сел в удобное кресло, — в такую жару крепкое, пожалуй, не стоит и пробовать. С вашего позволения, Геннадий Павлович, я выпил бы квасу.

Хозяин кивнул и прошептал несколько слов в пуговку фона. Через минуту механическая рука робобара выставила перед гостем поднос с запотевшим высоким бокалом.

— Итак, чем могу быть полезен?

— Я хотел предложить вам одну из своих картин, написанных там, Всеволод указал пальцем на потолок. — Если мне не изменяет память, на выставке в Монреале вы интересовались, можно ли приобрести мою работу.

Молчанов кивнул. Он успел уже основательно забыть этот эпизод, но, незаметно подключившись к своему архиву, «вспомнил» монреальскую выставку.

— Я могу уступить вам мою последнюю работу всего… — Всеволод знал, что цену надо называть предельно небрежно, но все же запнулся, — за полтора миллиона. Молчанов повертел бокал и со вздохом поставил его на кофейный столик.

— Господин Прищепа, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, поэтому выслушайте внимательно, — делец говорил теперь тихо, бесцветно, Всеволоду пришлось напрячь слух. — Я не имею сейчас свободных денег. Вся моя прибыль вложена в один весьма дорогостоящий и рискованный проект. Реально, я живу на остатки.

— Неужели у владельца компании с триллионными оборотами не найдется несчастных полутора миллионов?! — не сдержался Всеволод. — Простите, как-то не верится.

Молчанов невозмутимо пожал плечами.

— Можете не верить, но это правда. Как говорится, сапожник без сапог, а богач без свободных средств. Дело требует жертв. К тому же я планировал поместить вашу картину в этом офисе, но недавно изменил дизайн помещений, и оказалось, что ваша живопись не вполне вписывается в новый интерьер. Но это не главное. Если бы не мои материальные затруднения, я бы взял картину. Вы такой знаменитый художник, господин Прищепа! — В интонации и взгляде дельца на миг промелькнула ирония, он встал, давая понять, что аудиенция закончена и протянул руку. — Приятно было с вами встретиться.

Всеволод вышел на улицу. Это был уже третий отказ.

Однако, симптом, — подумал он. — Выходит, я никому не нужен? Настоящее искусство, вроде бы, не должно стареть. Вот так проходит земная слава? Да ерунда это все! Кто платил бешеные деньги за картины «Космического Гогена»? Надо же, Космический Гоген… а теперь, что — космическая бездарь? Нет, мы еще поборемся. Я, слава богу и капитану Хабибулину, жив и здоров. И списывать меня еще рано!

Достав из кармана фон, он вызвал такси.

1

Работа не клеилась. Несколько раз он подносил кисть к холсту и замирал в нерешительности, вглядываясь в мертвое, пока еще пустое пространство холста. Всеволод пытался найти что-то важное, притаившееся за белизной и ждущее, когда его обнаружат, проявят, выволокут на свет. Холст молчал. Простояв так несколько томительных минут, Всеволод сдался и, громко выругавшись, швырнул кисть в банку с растворителем. Сорвал фартук, натянул видавшую виды куртку и выскочил на улицу.

Настроение, с утра прекрасное, катилось под уклон. Все шло наперекосяк: работа над новым, еще в полете задуманным полотном не продвигалась дальше предварительных эскизов. А еще — стремительно худеющий счет в банке, отсутствие спроса на картины (за последний год проданы всего две, и те за смешную сумму), на носу день внесения арендной платы за студию… И людей что-то чересчур много, — с раздражением думал Всеволод, проталкиваясь сквозь густую толпу пешеходов к ближайшему гравитоннелю. Столько планет пооткрывали, а все без толку. Ждут, овощи, когда им городов со всеми сантехническими удобствами понастроят, да услужливых