Другая сторона улицы [Андрей Леонидович Кучаев] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Кучаев Андрей Другая сторона улицы

Андрей Кучаев

Другая сторона улицы

По одной стороне улицы он ходил на пути из дома, по другой - домой.

Это стало сначала привычкой, потом приметой.

Для него было жуть как важно - уйти одной дорогой, воротиться другой.

Однажды затеяли какие-то работы на крыше и улицу на "той стороне" перекрыли. Не пройти. Он так испугался, что сначала просто застыл, потом завертелся на месте, а потом полез напролом через заграждения под проклятия обычно сдержанных рабочих. Пролез и два дня просидел дома. Пока, по его расчетам, работы на крыше не кончились.

Он задумался: в чем тут дело? И довольно быстро сообразил. Если человек одной дорогой идет "цу унд цурюк", как говорят немцы, "туда и обратно", то он как бы перечеркивает свой путь. Обессмысливает идею пути. Если надо тот же путь совершать в двух прямо противоположных направлениях, можно и вообще не ходить.

В случае же "другой стороны" он делает петлю вроде круга. Совершает некое вращение вокруг некоего центра. В этом центре, возможно, спрятана идея кружения.

Размышляя дальше, он сообразил, что в жизни человек совершает многократное кружение, которое и есть жизненный путь. И у каждого человека, как у светила или планеты, свои орбиты со своими центрами.

Как-то, идя уже по другой стороне домой, он почувствовал скуку. Ему надоела и дорога туда, и, что самое досадное, дорога обратно. "Как приговоренный!" - сказал он себе. И сразу вспомнил, что в тюрьме человек в камере ходит из угла в угол, то есть туда и обратно по одной, как правило, диагонали. Лишь на прогулочном дворе идет по кругу. В этом ему почудился глубокий смысл.

"Если поглядеть на мою улицу с высоты птичьего полета, то она - прямая, и, ходи я по одной или по разным сторонам, я черчу путь туда и обратно по прямой моей зачуханной улочки. Та же камера!"

Он стал придумывать круговые маршруты, чтобы идти по просторной петле, кругу. Он теперь сверялся с картой и свои немногочисленные маршруты рассчитывал таким образом, чтобы пункт назначения был где-то на конце диаметра, соединяющего его дом с этим пунктом, а сам путь представлял бы окружность этого диаметра.

"Я схожу с ума в этой эмиграции. Все это издержки того моего прискорбного образа жизни, который привязал меня к чужому месту, так что пути к подлинному дому отрезаны".

То есть эти пути были не совсем отрезаны. Он ездил раз-другой домой, в Россию, но всякий раз возвращался. Таковы были обстоятельства. Ему не было места дома, в России, мосты он довольно легкомысленно сжег. И ему его поездки домой представились абсолютно бессмысленными. Дорога назад пролегала по тому же маршруту, будь то самолет или автобус (билеты приходилось брать "цу унд цурюк" - туда и обратно, - скидка!), так что путь назад обессмысливал путь туда. Зачеркивал его. Надо было или оставаться в России, или совершать кругосветное путешествие.

Он отложил решение вопроса на неопределенное время и пока от поездок воздерживался.

Он вспомнил, как незадолго до смерти жены они ездили с ней в Париж на один день, который они должны были провести, предоставленные самим себе. Ну, разумеется, они посетили Монмартр, постояли у Сакре-Кёр. Сходили к Эйфелевой. Прошлись по Елисейским Полям, а потом просто блуждали. Произвольно. Заблудились.

Пытаясь найти дорогу хоть к какому-то метро, они резко свернули, как бы перестав кружить и ринувшись к притягивающему их центру. Это оказалось старое, очень престижное и, вероятно, знаменитое кладбище. Нехорошее предчувствие шевельнулось в нем.

"Всегда в каждом блуждании есть центр. Если его знать, можно построить круг жизни хотя бы на ближайшее будущее. Зря я не верю гадалкам, они определяют круги человеческих орбит-судеб. Оттого и пользуются астрологическими гороскопами".

К гадалкам он не пошел, но довольно быстро вычислил по своим немецким адресам свою орбиту. Центр ее оказался в евангелической больнице, куда он и попал в скором времени.

Обошлось. Он вышел, в социальном ведомстве ему предложили поменять квартиру на более дешевую. Дали вариант. Довольно приличный - полуторка с отдельной спальней. Он стал по карте города вычислять будущие орбиты своих возможных походов к знакомым, в театр и магазины. С заходом в старый город, неизбежным для праздного одинокого обитателя маленького городка. Центр его орбит оказывался неизменно на городском кладбище, где было предусмотрено место для неимущих.

"Фиг вам!"

От квартиры он отказался.

Он стал сам искать себе район. И нашел. Вскоре ему удалось найти и квартиру в том районе.

Центром его новых орбит стала католическая кирха. Он обрадовался - храм все-таки.

"В конце концов, можно принять и католичество, как Чаадаев!" - решил он.

По телевизору он как-то смотрел передачу об уличных беспорядках в одном из неспокойных уголков планеты. То ли это был Ольстер, то ли Иерусалим или Филиппины.

"Чего я сижу? - спросил себя он. - Блуждание по кругу еще хуже, чем хождение по прямой туда и обратно. Ван Гог не случайно написал