Сказка для Сказочника [Елена Плахотникова] (fb2) читать онлайн

Елена Плахотникова   СКАЗКА ДЛЯ СКАЗОЧНИКА

1.

- Мне удивительны твои успехи, Многодобрый.

Я чуть не подавился, когда услышал такое.

Сижу это я на веранде моей скромной хибарки, что затерялась в недрах сада, отдыхаю со знакомым прорицателем. Вокруг послеобеденная тишь, легкий ветерок отгоняет жару, глаза любуются гладью озера, на котором нет яхты. Не делают их в этом мире, почему-то. Желудок радуется съеденному обеду, по сердцу ползают умиротворение и благодать, и вдруг мой сотрапезник начинает удивляться.

- А что тут удивительного, Многозрящий? Просто повезло, вот и все.

Вид скромного труженика дался мне с большим трудом, но я очень старался. А гордиться было чем. За последний год я столько общался с умными и вежливыми людьми, что стал говорить так вежливо, аж самому удивительно. И больница, которую я давно мечтал открыть, работала и приносила доход. Пациенты попадались не жадные, и охотнее расставались с деньгами, чем с жизнью. Были, конечно, и летальные исходы, куда без них? Мертвых я воскрешать так и не научился, а случаи попадались всякие: иногда приносят пациента, а он неделю назад помереть должен по всем законам медицины. Но все, кого я не вытянул, умирали сами, а не по заказу или приказу. Родственники покойных претензий мне не предъявляли, наоборот! Кто-то благодарил за долгожданное наследство, кто-то - за легкую смерть родича, а кому-то и в голову не приходило, что к врачу могут быть какие-то претензии. Короче, расходились довольные друг другом. А самое главное - я стал сам себе хозяином. Многолюбящая занималась финансами и организаторскими делами, и в мои дела не совалась. Помощниц и помощников я отбирал сам. Один из них и помог мне овладеть новым хирургическим набором. Оказалось, ничего сложного: немного другая методика, а навык вырабатывается тренировками. Главное, начать. И чтобы объект для тренировок не возражал. Мертвые, как правило, редко возражают. Бывают, конечно, исключения, но не в моем случае. Короче, жизнь наладилась и была… пусть не скучной, но однообразной: работа-дом, дом-работа. А если работаешь почти на дому, то так трудно куда-то выбраться. Лежишь в гамаке или шезлонге, отдыхаешь в свободное от работы время и думаешь: а зачем куда-то идти? Все удовольствия можно получить с доставкой на дом, только хлопни в ладоши… даже из гамака выбираться не обязательно. А поискать приключений на свою задницу… особого желания не было. Кажется, я успел огрести здесь столько приключений за какие-то два сезона, сколько некоторым за всю жизнь не получить. Можно почивать на лаврах и наслаждаться спокойной, размеренной жизнью. Я так втянулся в этот процесс, что о другой жизни уже не думал. Все стало таким, каким и должно быть.

Жизнь стала похожа на сон

И смерть подошла незаметно

Я ей улыбнулся приветно

И с нею охотно пошел.

Так, кажется, пел один незабвенный певец, любитель черных женщин, сигареток с дурью и гоночных автомобилей. Он и жизнь свою закончил в машине, с сигареткой в зубах, возвращаясь от очередной темнокожей красотки.

Моя жизнь тоже стала похожа на сбывшийся сон. Помню, когда-то мне очень нравился тост: «За сбычу мечт!», но я и думать не думал, что он родня китайскому проклятию: «Чтоб ты родился в эпоху перемен!» Жизнь круто меняется, когда все мечты исполняются. Сразу и вдруг. Даже те, которые блажью или мимолетным желанием можно обозвать. Вот позавидовал я как-то Витькиной славе и подумал: наверно, здорово быть известным писателем, вот бы и мне так. Подумал и… забыл. А оно взяло и сбылось. Да еще как! И «…новая звезда на небосклоне фантастики», и «…скромный гений», и «…невосполнимая утрата для литературы» - и это еще не все, что написали обо мне в некрологе. Я когда его читал - оборжался до коликов.

Кто бы сомневался, что дружбаны устроят мне реальные поминки, но чтоб такие… Интересно, кому это пришла идея, так увековечить память по безвременно ушедшему? Витька руку приложил? Или Леве идею подбросил? Лева любую идею воплотить может, если она ему понравится. Вот и сделали из меня писателя. А главное, что никаких проблем в будущем: и прославился, и фанаты потом доставать не будут. Типа, почему дальше не пишешь? Зажрался - исписался?..

Или вот еще пример: возле Рустама бабы красивые крутятся… прям целый гарем! Хоть каждый день новую бери, хоть всех оптом. Работа у мужика такая - возле хозяина стрипбара всегда бабы пачками. Но зависть… проклятая зависть тихонько шепчет: «хочешь и себе так?» Блин, конечно хочу! Вот только не мозги это «хочу» говорят, а кое-что другое. Ну, если хочешь, тогда получи! И хрясь мечтой по морде! Теперь и вокруг меня крутятся красивые бабы. Много! Массажистки, банщицы, носильщицы и вообще «девушки, приятные глазу». Работают они у Тамилы, а значит, и у меня. Ну, созерцаю я их каждый день… ну, пользуюсь… иногда… чтобы не забыть, как это делается, но… душе хочется чего-то другого… большого… светлого… Может, пивка холодного, а может, эскимо на палочке. Смех смехом, но когда все мечты в жизни сбываются, то и жить, оказывается, больше незачем. Неинтересно.

Грусть-печаль одолевает

И тоска меня съедает…

Чего ж хочу сегодня я?

Да не хочу я ни… чего!

Да, Леха, зажрался ты настолько, что только на матерные частушки тебя и растаскивает.

И успехи уже не очень радуют и неприятности почти не огорчают…

Да и не было у меня особых неприятностей в последнее время. Череда сплошных приятностей пошла. С чего бы это? Вот чтобы выяснить «с чего», я и пригласил дедка-прорицателя. И паланкин за ним послал. Не топать же почтенному человеку по жаре через полгорода. И программу развлечений продумал заранее: банька и общение с опытными массажистками, обед и отдых под винцо и песнопевца, а потом дедушку и погадать можно попросить.

До отдыха дело не дошло - дедушка раньше удивляться начал.

- Твое везение меня и удивляет. Детям мертвых родителей редко улыбается удача.

А вот после таких слов мне уже лежать перехотелось. Выбрался из шезлонга и сел на полу, поближе к деду. Не стоит орать о моих делах на весь дом. Лучше о них шепотом на ушко.

- Это получается, что я сирота теперь? Я правильно тебя понял, Многозрящий?

- Да, Многодобрый, твои родители мертвы.

Старик покивал головой, как китайский болванчик, и опять отправил свой взор любоваться красотами сада.

Не скажу, что его сообщение так уж сильно меня огорчило. Не те у меня отношения с родителями, чтобы обрыдаться из-за их смерти. Положено их помянуть - помяну, а притворяться убитым горем… кому оно надо? Первую половину жизни отец меня знать не знал, в начале второй помог, чем сумел. А дальше я смог уже сам. Несколько лет мы жили под одной крышей, потом я обзавелся собственной жилплощадью, и стал сам обитать. С отцом расстались спокойно. Истерик: «на кого ты меня покидаешь?!» не было. Созванивались не часто, в основном по праздникам, виделись еще реже. Нормальные отношения умного отца со взрослым сыном. Про мать разговор особый. Встречался я с ней регулярно, раз в три-четыре года, перед очередным ее замужеством. Зачем-то надо было матери убедиться, что я все еще живой. Приедет из-за границы, посмотрит, скажет пару фраз, и уедет. Любящей мамочкой она больше не притворялась. Практически, как чужая. Не скажу, что меня это очень задевало, но все-таки… О возрасте этой женщины я знаю только со слов отца. Он утверждал, что старшее ее всего на пять лет, но выглядела она почему-то моей ровесницей, а отец на все свои пятьдесят семь. На здоровье он не жаловался, но мужики в его возрасте умирают иногда на полуслове. А вот мать… сомневаюсь, чтобы она умерла своей смертью. Скорее всего, какой-нибудь несчастный случай.

Говорят, пока живы родители, пусть не горячо любимые, пусть едва терпимые, они хоть как-то прикрывают ребенка от ветра жизни. А не станет их, и ребенок окажется, как голый на сквозняке. Может, и правду говорят, но я ничего такого не чувствовал. Или я особо толстокожий, или родители у меня очень уж заботливые. Были.

- И давно они умерли?

И зачем мне понадобилось это узнавать? Что я смогу отсюда сделать? Ни цветочек на могилку, ни панихиду заказать… Ну, помянуть в любом мире можно, как меня дружбаны помянули. Для этого точная дата смерти не нужна. И присутствие в могилке поминаемого - тоже.

- Давно.

- Месяц? Полгода? Год?

Ну, на хрена мне нужна эта точность?! Ну, остался я один… так я давно один! Я уже привык быть голым на ветру, и годами так живу. И совсем даже неплохо живу. Кое-кто даже удивляется моей удаче. Так зачем провидца напрягать?..

- Больше, Многодобрый. Мне трудно зрить в твой след, я не понимаю того, что там вижу. И чем глубже зрю, тем меньше понимаю.

- И на сколько лет ты нырнул вглубь: на десять, на двадцать?..

Меня уже азарт разобрал. Знаю, что старик ошибается, а все равно любопытно.

- Не знаю, Многодобрый. Там смерть опять подошла к тебе близко.

Ну, и когда это было? Смерть столько раз подходила ко мне, что и не сосчитать. Как и к любому, пожалуй, человеку. Только мы редко замечаем и запоминаем эти подходы. Кроме одного. Последнего. Его трудно не заметить.

- Старик, а кто точнее может посмотреть? Прости, Многозрящий… - сначала ляпнул, а потом извиняться стал. - Я хотел узнать, кого ты можешь посоветовать…

- Я понял, Многодобрый, - дедок мне вежливо улыбнулся. - Но посоветовать я не могу никого. Так далеко можешь заглянуть только ты сам.

- Как это - я? Я же не… - сказать «не умею», язык не повернулся. Все-таки я здесь тоже предсказателем считаюсь. - Говорят, гадать самому себе нельзя, - придумал я отмазку.

- Это будет не гадание, Многодобрый. И я могу помочь тебе.

- Да-а? А что тогда это будет? И как?

«Нельзя жить на свете таким любопытным!..»

Кажется, была такая песня. Давно. И не здесь.

- Я дам тебе браслет Памяти. Он уведет тебя далеко. Туда, где ты увидишь своих родителей.

- А вернуться я смогу?

Типа, а стоп-кран у этой штуки есть?

- Уйдешь не ты, уйдет твой дух. Он проникнет в сон Памяти и будет там долго. Но когда тебе станет очень больно, он вернется.

- Ну, а как пользоваться этим браслетом?

Перспектива болезненных ощущений, конечно, не радует, но…

- Перед тем, как отойти ко сну, надень браслет на руку. Если то, что ты увидишь, испугает или огорчит тебя, больше не надевай его и тогда все закончится. Браслет потом верни мне.

- Ладно, Многозрящий, я подумаю. И обязательно сообщу тебе.

Думал я долго. Старик давно уже дома был, довольный моей программой развлечений, а я все еще думал. Только на следующий день Малька за браслетом послал. Буду я пользоваться этой штукой или нет, не знаю, но пусть под рукой лежит. На всякий случай.

2.

Я делаю обычную работу. По крайней мере, я себя убедила в этом. Веками ее делали и делать будут. Чего бы фантасты-энтузиасты ни придумывали, чтобы облегчить женскую долю, но в жизни, если хочешь стать матерью, значит, рожай ребенка. В идеале - самостоятельно, а не можешь сама, тогда помогут: разрежут и вытащат. Но мне такой помощи не хотелось. И пускай Мамирьяна болтает, как это здорово: заснула, проснулась, а ребенка уже достали, и мучаться не надо, и рожать-трудиться не надо… Может, для нее это и здорово, а по мне лучше потерпеть и потрудиться, чем ложиться под нож. Так что потружусь и потерплю. Как сказала бы баба Феня; «Лошица здоровая, выдержишь». Да и не так мне пока больно, чтобы орать, срывая глотку. Может, этот крик кому-то и помогает, а мне легче, когда я хожу по коридору. Отвлекаюсь, думаю, а не лежу пластом на кровати и не жалуюсь, где и как у меня болит. Спасибо Ольге, рассказала, как правильно вести себя при родах, и несколько обезболивающих приемов показала. Еще и обрадовала, что при такой фигуре, как у меня, роды должны быть легкими. Ее бы слова да Богу в уши.

Вот я и вышла в коридор, когда у меня началось. В палате тесно, не походишь, да и мелькать у девочек перед глазами не хочется, начнут еще приставать, сочувствовать, а мне этого не надо. Мне надо чтоб меня никто сейчас не трогал. Как кошку, когда она болеет - сама и травку найдет, вылечится, сама и умрет, если что. Вот я и хожу сама по коридору, от двери к окну, от окна обратно к двери. Коридор здесь длинный, чтобы его весь пройти, пять минут нужно, если идти медленно, а я никуда и не тороплюсь. Я гуляю и жду. А еще я глажу живот и тихонько разговариваю с ним - успокаиваю маленького человечка. Ему ведь страшно там, а может быть и больно. А мне не больно, мне терпимо. Ну, поясница немного ноет, и мышцы бедер сводит иногда, и ходить бывает трудновато, когда схватка в самом пике. Тогда стану возле окна или под стеночку, и растираю бока и поясницу. Так мне легче становится. И руки у меня заняты. А то есть роженицы, что за врачей ими хватаются. А чтобы рот не вздумал орать, Ольга считать советовала. Вслух и захватывая при этом как можно больше воздуха. Дышать полной грудью и считать. Две пользы от такого приема: и ребеночку больше воздуха достается, и мамочка не тратит силы на крик. Силы ей потом понадобятся. Когда схватки закончатся и потуги начнутся. Но схватки у меня пока редкие, хожу я больше, чем стою, и считаю вслух, но шепотом - не хочу привлекать внимание раньше времени.

Мне здорово повезло, что я познакомилась с этой Ольгой. Кое-что я и так знала, но в книгах пишут так заумно, что не сразу поймешь, или поймешь не так, как оно на самом деле. Кое-кто из девчонок фильм смотрел по родам и предродовой гимнастике, потом впечатлениями делились. Как же громко они возмущались, когда обсуждали его! Мол, и мамочка там ходит, а не лежит, и совсем даже не мучается, а спокойно разговаривает с акушеркой. Мол, это не настоящие роды, а монтаж и симуляция. Мол, смотреть такие фильмы глупо и не нужно. Все равно безболезненных родов нет и быть не может. А если не орать, то к тебе никто не подойдет, и ты вообще не родишь.

Я может, и поверила бы этим болтушкам, если бы не Ольга. Она быстро прекратила их вопли и устроила маленькую импровизированную лекцию на тему: «Как вести себя женщине в родах». Еще и примеры из собственной практики привела. Ольга - женщина серьезная, немолодая, ее слушали внимательно и с интересом. Кое-кто задумался после ее лекции. Вот побольше бы таких врачих, и меньше дурочек соглашалось бы на кесарево. Я ничего не имею против самой операции, для некоторых девчонок она единственный шанс родить живого ребенка и самой остаться в живых, но есть же такие, как Мамирьяна: заснул, проснулся, не надо мучаться… Почему-то они не думают, сколько лекарств в них потом вольют, сколько будет заживать шрам, каким молоком им придется кормить ребенка, и будет ли вообще молоко после операции… А когда Ольга сказала, что грудь нам нужна не только для красоты, что она и пользу должна приносить, я почти влюбилась в эту женщину. Про грудь и грудное вскармливание она прочитала еще одну лекцию, но уже на следующий вечер. Жаль, у меня не было с собой диктофона. Умеет говорить женщина! И опять лекция была импровизированной или стихийной, как теперь модно говорить. Побольше бы таких лекций, да при каждом роддоме… Но кто ж беременную женщину станет напрягать, лекции ей читать или фильмы показывать. Пусть уж лучше лежит на коечке, хорошо кушает, поправляется и отдыхает, чтобы родить потом богатыря.

Услышала я такую программу-минимум от одной девчонки, так у меня дыхание в зобу сперло. А она еще и гордится: «Я за беременность тридцать килограммов набрала!» А мне до груди едва достает. Макушкой. Я эту Тоньку редко в стоячем положении видела, только возле манипуляции или смотрового. Но и там она, пока в очереди стоит, два-три пирожка или пачку вафель умудряется сжевать. Щеки уже на плечах лежат, а она все жует. Еще и бедра у Тоньки узкие, и жопка с кулачок - как своего богатыря рожать будет, не представляю. Когда я спросила, она только рукой махнула - рожу как-нибудь. Обалдеть, какой продуманный ответ. Ольга тогда услышала ее и сказала:

- Я бы тебя в самостоятельные роды не пустила.

А Тонька обиделась: чем я хуже других? Ну, невысокая и худая, ну, и что?

Это она до беременности худая была, а сейчас - живот на ножках.

- Ничем не хуже, - успокоила ее Ольга. - У меня и такие, как ты, сами рожали, если вес у них был небольшой и ребеночек не крупный.

Ольга вежливо ей ответила, а я бы загнула по-простому: «И сама разъелась, и ребеночка своего раскормила».

Что-то во мне хрустнуло, и я остановилась посреди коридора. Меня стали обходить с двух сторон, врачи и пациентки торопятся - время ужинать, а я взялась за живот и прислушиваюсь. Что же это со мной было и будет ли еще?..

Мой палатный врач появился очень вовремя. Я так обрадовалась ему, что не сразу вспомнила, как его зовут. Чуть Кисонькой не назвала. Так его мы только между собой называем. Пока я вспоминала, он прошел мимо меня, но потом вернулся:

- Добрый вечер, Дубинина. Чего стоишь в позе «ожидающий у двери туалета»? Как твои дела? Как животик?

- Что-то треснуло во мне, Юрий Андреевич.

- Что треснуло? Говори яснее.

- Не знаю. Знала бы - сказала.

Я резко вдохнула: опять началась схватка. Кисонька внимательно посмотрел на меня. Так, как он обычно это делает: снизу вверх, медленно, будто оглаживая. Выше груди он редко когда поднимал голову. Сомневаюсь, что он хоть раз видел мое лицо.

- Понятно. По коридору давно ходишь?

- С обеда.

- Просто так гуляешь или схватки начались?

- Начались, - выдыхаю, стараясь говорить тихо. Схватка переваливает свой пик и боль сразу идет на убыль.

- Больно?

- Терпимо!

Кисонька посмотрел мне в лицо. Вот здорово! Говорят, это примета хорошая. Говорят, это к легким и быстрым родам.

- Продолжительность?

- Меньше минуты. И четыре минуты перерыва.

- Хорошо. Очень хорошо, Дубинина. Рассказывай, как там у тебя треснуло?

- Тихо.

А как тут расскажешь? Может, треснуло, может, хрустнуло, а может, вообще показалось.

- Ну, понятно, что тихо. Взрывов и салютов я пока не вижу, - засмеялся Кисонька. - На что этот треск похож был? Мне тут мамочки разное говорят: «как халат порвался… как бретелька лопнула… как орех хрупнул…» Я самые интересные сравнения в книжицу записываю. А ты меня чем порадуешь?

- Как на майского жука наступили. Хрусть - и тишина.

- Оригинально. Свежо. Спасибо, - Кисонька изобразил жидкие аплодисменты, потом взял меня за рукав халата. - А теперь пойдем потихоньку в смотровой. Посмотрим, что за жука ты раздавила.

- Не хочу в смотровой. Опять в меня подзорную трубу совать будете. Пятый осмотр за неделю - надоело!

- Трубу не буду. Обещаю.

- Тогда зеркало засунете. И студентов приведете. А я буду сидеть и ждать, пока все в меня позаглядывают. Сделали из меня наглядное пособие. Вы хоть по десять долларов с каждого заглядывающего берите, а деньги потом поделим.

- Хорошая идея, Дубинина, но студентов сегодня не будет. Какие студенты в семь вечера?

- Иностранные. Негры и арабы. Я прям, тащусь от них.

- Им больше делать нечего, как только ехать по холоду в такую даль. Идем, идем, шевели ногами. Еще немного и дойдем.

Так за разговорами мы и дошли до смотрового кабинета. Я сделала последнюю попытку отвертеться от осмотра. Лезть в кресло совсем не хотелось.

- А может, ну его, это кресло? Может, и на кушеточке можно?

- Ты это хорошо придумала: сама на кушеточке, я у тебя между ног… Это уже не осмотр, а сплошной интим получается.

Вот за что мне нравится Кисонька - всякую ерунду ему можно болтать и не услышишь в ответ: «Девушка, ведите себя прилично!» Потрясающее чувство юмора у мужика.

- А если я рожу во время этого осмотра, что будете делать?

- То же, что и всегда: приму роды, а потом выбью премию из начальства, за работу в экстремальных условиях.

Я засмеялась, схватившись за кресло - этот хитрован довел-таки меня до него! - и тут во мне хрустнуло еще раз, сильнее. Хрустнуло так, будто я сразу трех жуков раздавила. Больно не было, а вот тепло и мокро стало. Еще и лужа под ногами получилась. Словно я взяла и пописала на пол.

- Ой! Простите…

Мне вдруг стало так стыдно, что в пот бросило.

- И совсем даже не «ой». Это у тебя воды отходят. И на что некоторые женщины идут, чтоб только отвертеться от осмотра!

- Я не хотела, Юрий… - прошептала я, выходя из лужи.

- Хотела, хотела, не притворяйся! Поздравляю, мамочка, кубышка откупорилась - пора в родзал.

- Сегодня?

- Сейчас, Дубинина, сейчас. А у тебя были другие планы на вечер?

- Ну, да. Ужин в ресторане, казино, секс при свечах…

- Запиши все это на листочке, и отложи на недельку. А сейчас шагом марш в палату, собери свои вещички. Не можешь сама, пусть девочки помогут. Скажешь, что идешь рожать, и отправляйся наверх.

- А вы?

- А я пойду ужинать. Раз уж мне не светит секс в казино и ужин при свечах, пойду - утешусь отбивной.

- А у нас на ужин отбивная?!

Ну, люблю я мясо, и ничуть не стыжусь этого. Хоть Мамирьяна болтает, что шикарная девушка должна есть куропатку и ананасы, в крайнем случае - курочку и апельсины, а по мне - так лучше куска мяса и быть ничего не может.

- Это у меня на ужин отбивная, а у тебя очистительная клизма и роды. Успехов тебе.

- А вы придете?

- А куда я денусь? Я сегодня дежурю.

- Хорошо-то как! - разулыбалась я.

- Кому хорошо, а кому десятая роженица на ночь. Вы что, сговариваетесь?

- Нет, Юрий Андреевич. Само так получается.

Конечно, мы сговариваемся. Как только попадаем на этаж подготовки, так сразу и начинаем выяснять: к кому лучше попасть, сколько заплатить, а от кого - Господи, спаси! Про Кисоньку легенды по больнице ходят. Кто-то с ним персонально договаривается, а кто-то старается подгадать на его дежурство, даже таблетки выпрашивают у своих палатных врачей. Есть тут трое молодых, сами они роды еще не принимают, вот и стараются своих пациенток Кисоньке сплавить, вроде бы случайно. А некоторые мамочки сами на определенный день настраиваются, вот как я. Тогда и заплатить можно меньше, и к хорошему врачу попасть.

- Так я и поверил. У кого дежурство, как дежурство: одна-две роженицы за смену, а у меня всегда толпа. И с каждым годом всё больше и больше. Если и дальше так будет продолжиться, я в столовой стану роды принимать!

- Почему в столовой?

Я остановилась на пороге, и Кисоньке тоже пришлось остановиться.

- Потому что разделочных столов не хватает!

- Каких столов?! - спросила я очень громко, и схватка опять пошла на убыль. - Разделочных?

Мне показалось, что я ослышалась.

- Вот именно.

- А почему они разделочные? Я думала, что их называют…

- Потому, что кладут на них мамочку вместе с детенышем, а снимают мамочку и детеныша раздельно. Поняла?

- А почему их не хватает?

- Потому что всего шесть залов, и девять столов.

Кисонька стал подталкивать меня в спину. Осторожно и настойчиво. Но я еще не все выяснила.

- А как же я?

- А что ты?..

- Вы же сами сказали, что я десятая. Что же мне теперь делать?

- Что тебе делать, я сказал пять минут назад, а ты почему еще здесь?

- А я с вами разговариваю. И задерживаю вас изо всех сил.

- Зачем?!

Кисонька даже подталкивать меня перестал. Хоть его подталкивание больше напоминало нежное поглаживание.

- А затем. Мне завидно, что вы будете есть мясо, а я нет.

- Дубинина! Иди ты в… свою палату номер шесть. А я проведу тебя. По дороге и договорим.

Самое смешное, что на двери моей палаты действительно красуется шестерка. А комната дежурного врача располагается в самом конце коридора, как раз за моей палатой.

- Юрий Андреевич, так что же мне делать? - спросила я, когда мы почти пришли.

- Делать надо было раньше, а сейчас только рожать!

Кажется, Кисонька уже был мыслями с отбивной.

- Что делать, если мне стола не хватит? - уточняю вопрос.

- Ждать своей очереди. Все, Дубинина, вот твоя палата, собирайся, я за тобой сестру пришлю. Кто сегодня дежурит?

- Марина.

- Та самая?

- Да.

Об этой медсестре тоже ходили легенды. Но совсем другого содержания. Уколы и капельницы у нее старались не делать. И ни о чем важном не просить.

- Опять эта… Господи, дай мне терпение!

3.

- Доброго тебе дня, Многозрящий.

- И тебе легкого и прямого Пути, Многодобрый.

Сколько здесь живу, а привыкнуть к этому приветствию никак не могу. Так и кажется, что со мной не поздоровались, а послали по… легкому и прямому пути.

- Желаешь отдохнуть на моем ковре, ублажить горло, живот, уши или глаза? - вопрошал между тем старикан, подпихивая мне под спину подушку.

На нормальный язык его вопрос переводился так: «За каким хреном ты приперся? Мне доставать пузырь, накрывать поляну, посылать за бабами или тебе чего-то надобно от меня лично?»

- Отдохнуть и ублажить, - сообщаю, удобно развалившись на ковре.

Не так уж часто я бываю у старикана, чтобы не дать ему проявить гостеприимство. Путь из Верхнего города долгий, езда в паланкине дело утомительное, так что отдыхать я собираюсь тоже долго. И силы перед работой восполнить не мешает. Да и Многозрящему в его годы надо больше отдыхать и меньше работать. Вот отдохнем, расслабимся, родство душ почувствуем, а там, глядишь, я дозрею о проблемке своей поговорить. Или соображу, что никакой проблемки не было и нет, и уйду счастливый, так ничего и не рассказав. Я еще и сам не знаю, надо рассказывать о таком или нет. Все-таки то, о чем шепчутся с попом, не обсуждают с врачом, и наоборот. Как говорится, каждый отвечает за свое. А у меня ситуация довольно деликатная. Я и не придумаю, с кем поговорить о таком.

Нет, я не подцепил дурную болезнь, что случается, если экономят на презервативах. С такой болезнью я справился бы сам. Просто меня угораздило опробовать браслет и забрести в архив памяти. Или как там Многозрящий это место обозвал?

Сон мне приснился довольно забавный - к счастью, не предсказание, в этом я научился разбираться, но смотреть продолжение как-то не хочется. Я и жизни такого повидал предостаточно. Оказывается, мамочка у меня и молодости стервочкой была. Только она мне немного другой показалась… более человечной, что ли? Без всех этих ужимок великосветской стервы. А может, мне только показалось. Но смотреть «вторую серию» и выяснять - не хочется. Вот если бы перенастроить браслет, чтобы он поинтереснее что-нибудь показывал. Но такое только старикан может. Да и уточнить у него кое-что не мешает. Появилась у меня одна мыслишка и, пока я добирался, вертел ее и так и этак. Версия, конечно, хилая и дохлая, но разрабатывать надо все, что имеется. Тем более, что разрабатывать долго не придется - спросил и забыл. А версия такая: вдруг этот сон не имеет ко мне никакого отношения, вдруг от прежнего хозяина или хозяйки браслета осталось. Ну, не сбил старикан настройку, с кем ни бывает. А то, что сон про Землю и времена мне близкие и понятные, так и этому объяснение придумать можно. Или за уши притянуть. Вот я попал в этот мир, может, и еще кто-то в него попал. И не важно - мужчина или женщина, главное, что этот «кто-то» вышел на старикана, получил от него браслет, попользовался, вернул, а потом уже мне браслетик достался. Хочется, конечно, поверить в такое, но… одно маленькое «но» - до боли знакомая фамилия. И для настоящего фактика объяснение найдется: мало ли однофамильцев в любом городе? А в другом мире? Так что, хочешь - не хочешь, а придется-таки ввести старикана в курс дела. Хотя бы в общих чертах. Сначала версию проверить, а уж потом, если она накроется… Можно, конечно, вернуть браслет и не заморачиваться. Но жалеть об упущенной возможности… Лучше уж жалеть о том, что не упустил ее.

К концу обеда я дозрел до «поговорить».

В двух словах обрисовал ситуацию, и к шкатулке с браслетом потянулся. Она все время рядом стояла, под ярким платком. В таком виде мне Малек браслет доставил, в таком же виде я его и хранил. Может, именно так и полагается хранить такие вещи, система безопасности там, защитные чары или еще какая хренотень. А может, этот платок просто так, чтобы шкатулка в дороге не поцарапалась. В этом мире ничего нельзя знать наверняка. Но надо будет спросить старикана перед уходом. Кстати, в его доме платок совсем не кажется таким уж ярким.

- Не торопись, Многодобрый…

Щедрый хозяин протянул мне чашу тифуры. Пил ее дедок весьма активно. Я еще не видел, чтобы кто-то здесь потреблял ее в таких количествах. Ну, кроме меня с Крантом. А вот Мальку она почему-то не нравилась.

Идею о чужом сне Многозрящий отмел сразу же. «Не может быть», - сказал, а почему, не объяснил. Или объяснил, но я не понял. Долго рассказывал, что перед тем, как дать браслет новому желающему, берет его в руки. Браслет - не желающего! И после того, как браслет вернется, опять берет в руки. И к чему он это говорил? Или это и есть меры безопасности от чужих воспоминаний?

Я в растрепанных чувствах допил кувшин и попросил о смене настройки. А когда потянулся к браслету, дедок остановил меня.

- Порадуй мои уши своим сладкоречивым…

- Короче, Много… зрящий… чего еще ты хочешь услышать?

Чем больше я живу в этом городе, тем больше мне кажется, что часть его жителей перебралась сюда из древней Азии. Или еще откуда-то, где любили усложнять свою речь многоэтажными комплементами и ненужными подробностями. Я на первых порах вообще дурел от такого. Общаюсь это полдня с пациентом и понять не могу, чего ему от меня надо. Или он дочь мне предлагает, или поалихой своей хвастается, или меня снять хочет. Потом оказывается, что мужик на паховую грыжу жалуется.

Теперь-то я попривык к такому общению, научился отсекать медовые реки, и включаться в беседу, где-то через полчаса после ее начала, а на работе специального человека завел. Чтобы фильтровал базар. Вот он в приемной сидит и фильтрует. Весь мед на себя принимает, а мне только диагноз сообщает. В особо сложных случаях - жалобу пациента. Очень это мне время экономит.

Знакомые, которые бывают у меня в гостях, уже усвоили, что со мной можно по-простому, без всяких этих сладких речей. Но иногда кое-кто забывает, и тогда приходится напоминать, что вино вдыхается, а закусь подсыхает, что самый лучший тост - это «Будем!»

- …мне понятно, что ты в печали, но не пойму, о чем твоя печаль, - сообщил между тем дедок.

Если он и дальше станет так изъясняться, я его песнопевцем обзывать буду.

- А чего тут непонятного? Твой браслет показал мне прошлое матери, а я хотел бы…

- Не спеши, Многодобрый, - старик поднял сухонькую ладошку. - Мой разум отстал от поала твоих речей.

Вздыхаю и поворачиваюсь к этому… отставшему.

- Ну, чего ты не понял?

- Почему ты думаешь, что женщина, чей лучезарный лик, явил тебе…

- Короче!

- …что она твоя мать?

Вот может же нормально говорить, если очень прижать.

- Потому что…

Говорить, что точно такая же фамилия была у меня до четырнадцати лет, не стоит. И не в секретности тут дело. Просто в этом мире нет такого понятия, как фамилия. Тут даже имена имеются не у всех.

- Потому что у нас общее родовое имя. По женской линии.

Это дедок понял. И тут же предложил выпить за обретение родовой памяти.

Выпили.

Пока я закусывал, у него созрел еще один вопрос. Рот у меня был занят, и остановить деда оказалось некому. Я успел подъесть все мясо на блюде, когда словесный по… ток иссяк. А суть вопроса оказалась очень простой: почему это мне втемяшилось в голову, что я видел именно мать, а не мать матери или… ну, и дальше по возрастающей.

Хотел уточнить, что я не видел, а был той неведомой женщиной, но потом задумался. Вдруг старикан прав? Ведь никаких временных реалий в том сне не было. Больничный коридор обычный - деревянный пол, крашеные стены и двери. Точно такой же можно увидеть в любой больнице победнее. Что там было еще? Кабинет. В кабинете стеклянные шкафы, стол, топчан под простыней, гинекологическое кресло, еще один шкаф возле умывальника… короче, стандартный набор стандартного кабинета. Ничего слишком старого и ничего нового. Если и был в кабинете календарь, то я его не заметил. Или не запомнил. Или он лежал на столе, под грудой папок и бумаг. У самого такой же стол был в свое время. Теперь другой, получше. Но тоже завален записями.

Блин, мир другой, а привычки из старого тянутся! Да кому они на фиг нужны, эти карточки пациентов?! Только время на них трачу и бумагу перевожу. Дорогую, за свои деньги купленную.

- Ты прав, Многозрящий. Это могла быть и мать моей матери.

Тогда все сходится: и фамилия - мамочка родила меня до замужества, и немного другой характер, и… а что еще? Вот хренов дедок - озадачил, а я сижу-гадаю, в детектива играю. И стихами думать начинаю. И всех на хрен посылаю. Да какая разница, сон по двухтысячный год мне показали или про восьмидесятый! Все равно я хочу смотреть другой!

- Почему? - без всяких словоблудий спросил дедок.

Значит, выпил он столько, что на длинных оборотах язык заплетается.

- Потому, что он мне не нравится!

- Чем?

Голос совершенно трезвый, а в глазах стеклянный блеск.

- Тем, что… - Ну, как объяснить, чем не нравится? Не нравится, и все тут! - А сам ты посмотреть не можешь?

И двигаю к деду шкатулку.

- Могу, - трогает ее пальцем. Словно пробует горячая или нет. - Только я не пойму.

И голос вдруг становится счастливый-счастливый!

Все, дедушке больше не наливаем. Да и мне, пожалуй, хватит. Тем более, что все кувшины на боку лежат.

- Почему это не поймешь? Вот посмотришь и…

- Мне будет интересно побыть матерью твоей матери.

- Да ничего в этом интересного нет!

- Для тебя. Ты уже был.

Ну, что на такое ответишь? А старикан хитро улыбается и ждет, чего же я отвечу.

- Понимаешь, ста… Многозрящий. Та женщина собирается родить ребенка. Скоро. Очень скоро.

Замолкаю. Надеюсь, что дед и сам все дальше поймет, а он…

- У тебя будет интересный опыт.

- Да ничего интересного в этом нет! - опять срываюсь на крик. Малек заглядывает, но я машу рукой - не мешай. Так же тихо он исчезает. - Это обычная работа, Многозрящий. Тяжелая и грязная работа, - говорю уже в полголоса. - Я столько раз это видел…- Видел, - кивает головой старикан. - А можешь сам родить свою мать. Или себя.

- Как?! Ты что мелешь?..

Это сколько же надо выпить, чтобы до такого додуматься. А вроде не больше меня пил…

- Браслет поможет. А ты что подумал? - И Многозрящий улыбается.

Почему-то мы начинам смеяться. Оба и сразу. И смеемся долго. Сидим, обнявшись, и смеемся. Такими и застал нас Малек, когда принес еще один полный кувшин.

- Это не мой кувшин, - потрогал его пальцем старик.

- У тебя закончились, - буркнул Малек от двери.

- Ты хоть заплатил за него?

Знаю, каким будет ответ, а все равно спрашиваю.

- А у меня не просили.

Ошибся. Обычно Малек отвечает, что я не приказывал ему платить.

Открыл новый кувшин. Попробовали. Потом еще попробовали. Но так и не поняли, чем это тифури отличается от того, что мы выпили.

- Ну, как, ста… Многозрящий, перенастроишь мне браслет?

Мне надоело закусывать фруктами и опять потянуло на «поговорить». Да и не пить я сюда пришел, а решать конкретную проблему! Вот решу, тогда и допить можно.

- А зачем?

Во, блин, спросил! Я от такого вопроса чуть с ковра не свалился. Старикан что, уже успел все позабыть? И мне теперь все по новой рассказывать? Да еще следить, чтобы он слушал, а не спал?

- Почему тебе не нравится память женщины?

Слава Богу, не забыл!

- А это мне должно нравиться?

- Кому-то нравится тифура, кому-то - сладкая вода, а кто-то пьет хамиси и смеется, - заговорил нараспев старикан.

- Пьют эту гадость?!

Меня аж передернуло. Однажды я это хамиси попробовал. Интересно мне стало, над чем это неслабые мужики так смеются, что даже на ногах удержаться не могут. А этих поальих поводырей не всякий поал с ног свалит. Мне одного глотка хватило, чтобы проблеваться. На вкус, как прокисшее пиво, разбавленное мочой недельной давности. Запах, по крайней мере, очень похожий. Вот только запах появляется не сразу, а когда пойло в рот попадет. Избавиться от этого запаха потом не так-то просто. Чем больше полощешь рот, тем больше воняет. Я сутки после дегустации жрать не мог. Если и есть клуб любителей хамиси, то я в него не вхожу.

- Понимаешь, ста… Многозрящий, я хочу посмотреть память отца. Это можно устроить?

Старикан важно кивнул.

Вот и хорошо, вот и замечательно. Имеются у меня к любимому папочке несколько вопросов. Точнее, всего два: как его угораздило сдыбаться с моей матерью и… почему это он отказался от меня. Других детей, насколько я знаю, у него нет. Женат он тогда тоже не был, не бедствовал, мог бы и устроить единственного сын как-нибудь по другому. Не скажу, что жалею о том, что оказался в детдоме - поздно жалеть. Да и кто его знает, чем бы я стал, если бы попал к любящим бабушкам-дедушкам или еще куда… Просто мне интересно. Как интересно всем, кто вырос без родителей, почему этих родителей не было рядом, когда они были нужны. Хоть ничего уже нельзя изменить, но интересно и все тут. И еще интересно, почему это я заглянул в материнскую память, ведь отцовская мне должна быть ближе.

Но старикан не подтвердил моих догадок. Оказалось, браслет работает не по половому признаку. Оказалось, что о ком думаешь перед сном, того и во сне покажут.

Не помню, чтобы я думал о любимой мамочке. Скорее уж вспомнил какого-то зануду и послал его к такой-то матери. А может, и точнее адрес указал. А то с чего бы мне такое приснилось?..

- Но перенастроить можно? - опять пристал я к Многозрящему.

И старикан опять кивнул.

- Ну, так бери, перенастраивай

И шкатулку к нему двигаю. А он ладошки к груди прижал, головой качает и… улыбается. Паразит!

- Ты сам, Многодобрый. Мне нельзя это трогать.

- Как сам?! Я тебе что, мастер-настройщик?

- Ты хозяин браслета. Как ты захочешь, так и будет. Потом будет, как захочет он.

Я не сразу понял, чего старик наболтал. Порасспрашивал его еще немного и уяснил суть вопроса. Вначале, пока браслет настраивается на нового носителя, сны получаются как бы по заказу. Вот как у меня. Ну, почти. Потом все идет само собой, по инерции. И от хозяина браслета зависит только одно - спать сегодня без снов или вытащить браслет из шкатулки.

Уже хорошо, что не надо эту красоту постоянно таскать. Мне и тиамного за глаза хватает. Пусть другие браслета вроде бы не замечают, но я-то его вижу и чувствую!

- А сам ты пользовался им? - и я похлопал по шкатулке, которую так и не открыл в гостях. - И в чью память ты заглянул?

- Мне для этого не нужен браслет, - Многозрящий покачал головой. - Я бы воспользовался браслетом Забвения, но такого у меня нет.

Шутить сразу перехотелось. Кажется, Машка тоже что-то говорила об абсолютной памяти. Чем больше я думаю, тем меньше мне кажется, что память - такая уж замечательная штука. Не удивительно, что дедок столько пьет. С его-то работой…

Прощались мы почти вечером, как два уважаемых человека, со всеми положенными словоизлияниями и поклонами. Протрезвевшие, довольные друг другом и окружающей средой.

На ужин я не остался. Работаю сегодня в вечернюю смену. И вчера работал. И завтра буду. Привык долго спать по утрам. Еще с того мира привычка. Многолетняя. А избавиться от такой привычки еще труднее, чем приспособиться к ней. Вот и работаю во вторую смену. И никто не возражает. Я сам себе хозяин и указчик. А для пациентов главное, чтобы у хирурга было хорошее настроение, и руки чтобы не дрожали.

Вот чем хороша тифура - и вставляет крепко и выветривается быстро. А главное - никакого похмелья или дури после нее. У меня, по крайней мере.

Все-таки не зря я к старикану наведался, совсем даже не зря! И проблему решил, и отдохнул душой с приятным человеком. После такого отдыха и поработать немножко можно. Вечерком, когда прохладнее станет. Не напрягаясь, без трудового героизьма. Герои у меня потом грыжу лечат. Или геморрой. «Надо так работать сегодня, чтобы было чем заняться завтра». Помню, Санек любил такое говорить, помогая очередной мамочке забеременеть. Да-а, прикольные были времена, не скажу, что очень спокойные, но вспомнить есть что. А перед сном можно прогулку под Санутом устроить. Он сегодня в небе часа три торчать будет. Пройтись по пустым улицам, пока жители по своим каморкам сидят. Молчун давно выпрашивает совместную прогулку. Вот и погуляем. Как в том анекдоте, на все шестьсот баксов. Главное, перед сном на нужную волну настроиться. Или ну его, этот браслет, до подходящего настроения?..

Вот вернусь с прогулки, тогда и решу.

4.

- Ох, Ксюха, и язык же у тебя! Хорошо б от него три метра отрезать и выбросить, а на оставшийся метр гирю пудовую подвесить. Цены б тогда тебе не было! Красивая и молчаливая - все мужики у твоих ног.

Ну, насчет «красивая» Мамирьяна, как всегда преувеличивает. Не каждый парень заговорит с девушкой, если в ней метр восемьдесят шесть. И если у нее фигура, как у той некрасовской женщины, что

Избу за угол поднимет

Корову за спину закинет…

Днем посадит огород

А ночью мужа… удовлетворит.

Такую вот частушку спел мне один юморист. Роста мы почти одинакового, но он худющий, как глиста после голодовки. Считает себя первым красавцем и остроу-умным… аж жуть! «Это с тебя, - говорит, - девушку с веслом ваяли?» И я такой комплимент смолчать должна? Может, еще краснеть и стесняться, пока надо мной смеются?.. Или сомлеть от счастья, что этот задохлик на меня внимание обратил?.. Как же, сейчас разбегусь и с заднего сальто в шпагат сяду! Я и ответила. «С меня, - улыбаюсь, - ваяли. И ту, что с веслом, и ту, что с ядром. Представляешь, как я хорошо сохранилась, внучок. Получше твоей мамы, небось…» Ну, он и отвял, и целую неделю потом дулся. Не любят почему-то парни, чтобы их обсмеивали. А втирать парню, что он самый лучший, самый умный, самый красивый, а в постели, ну просто супер - этим пусть Мамирьяна занимается. Ей это нравится и у нее это получается. И не глупые вроде парни, а ведутся на ее треп, как последние недоумки. В золотых карасиков превращаются: чего пожелаешь, любовь моя, только скажи!.. И не пацаны сопливые, кому «хочу секса!» в голову шибает, а мужики на десять-пятнадцать лет старше возле нее крутятся. Со стороны посмотреть, так грустно и смешно делается.

- Вот ты ляпнула и забыла, а я запомнила и повторила, - продолжает возмущаться Мамирьяна, пока я молчу. С ней и разговаривать не обязательно. Кивнешь, она и говорит себе дальше. - Знаешь, как мне неудобно было за твое «убиться с веника»! Я потом пять минут перед Сереженькой оправдывалась и краснела. Думаешь, это легко?

- Краснеть? - пошутила я.

- Вот именно, - зарычала Мамирьяна. - Краснеть! Попробуй как-нибудь, когда это надо, а не хочется!

- И пробовать не буду. У меня такое все равно не получится. Это ты у нас великая актриса…

- А ты у нас кто? Непризнанная гимнастка? Или пловчиха, что выплеснула половину бассейна!..

Мамирьяна в плохом настроении много гадостей наговорить может. Память у нее хорошая, воображение - тоже, чего не было - придумает, что было - приукрасит. Потом все так перемешает, что не сразу разберешь, где правда, а где народное творчество. Длинный язык - это у нас наследственное. Как истервозность. Только, когда я стервозничаю, парни от меня шарахаются, как от повестки в военкомат, а когда Мамирьяна - то в дрессированных собачек превращаются. У меня как-то хватило ума спросить: почему такая несправедливость? Мамирьяна тогда напустила на себя вид опытной женщины и изрекла: «Запомни, Ксюха, врожденный талант, это еще не все. Его надо тренировать и использовать. Вот доживешь до моих лет…» А ей тогда было пятнадцать, всего на год старше меня.

- И дался тебе тот бассейн… - Ну, поскользнулась я перед соревнованием, но все равно второй пришла! А первое место от меня никто и не ждал. - Ты лучше про «карасика» своего расскажи. Это тот, из телефонной?

- А вот и нет, - сестричка сразу переключилась на своих ухажеров. - Вечно ты все путаешь. Из телефонной - это Стас, а Сереженька - директор банка. Его бывшая выражалась точно так же, как ты. А он о ней не очень хорошо отзывается. Кстати, может, ты и есть его бывшая?..

- Марина, ты в своем уме?

Было дело, назвала я как-то ее Мамирьяной, обида была такая, что до драки дошло. Мне-то что, отряхнулась и все в порядке, а она неделю с синяком под глазом ходила. Вернее, не ходила, а дома сидела, изображала больную и безвинно обиженную. А уж чего ее мамаша моей наговорила, так и вспоминать не хочется. Вот уж чьим языком площадь подметать можно.

- А чего такого? Сбегала потихоньку замуж, куш приличный с Сереженьки стряхнула и домой вернулась, изображать невинную скромняшку.

Насчет невинности - это устаревшие сведения. Мамирьяна столько меня ею шпыняла, что уже надоело. А тут подвернулся шанс стать женщиной, и не с кем попало, а с приятным парнем, который приглашает к себе на квартиру, а не в ближайший подъезд или в мужской туалет, еще и настроение у меня было подходящее, вот я и… стала. Оказалось, что это не так больно, как пугали знакомые девчонки. Или больно в тринадцать, а в двадцать уже терпимо? Как тампон засунуть, только толще и несколько раз подряд. Никаких невероятно приятных ощущения я тоже не почувствовала, хоть Мамирьяна рассказывает такое, что… Нет, приятно все-таки было, но до того. Пока гладил и целовал, было приятно, а потом… потом было терпимо. А совсем уж потом - мокро и чуть-чуть крови. Темка не сразу ее и заметил. А когда заметил, начал нудить: «Я же не знал… Наверно, тебе не очень понравилось». Я не стала отвечать. А он опять за свое: «Говорят, девчонкам в первый раз не очень… Но потом им нравится. После второго или третьего раза. Если ты захочешь… Я обязательно…» Пока я молчала, голос у него становился все несчастнее и несчастнее. Мне даже жалко Темку стало. Чего это он, в самом деле, так расстроился? Самому-то нормально было, ну и ладно. Меня-то чего расспросами доставать? А потом, совсем уже шепотом, он сказал: «Почему же ты раньше не сказала…» А зачем? Да и как он это себе представляет? Становлюсь это я по стойке «смирно» и докладываю?.. Было бы чем гордиться. Или бояться. Не в средние века живем. Девушки и так замуж выходят. Или с «таком» не выходят. Тут уж кому как повезет. А я замуж пока не собираюсь. Куда спешить-то в двадцать лет? Но на свидание еще раз прийти согласилась. Темка - он прикольный и по росту мне подходит. В кои-то веки можно туфли на каблуке надеть, и не рассматривать у парня макушку. А не получится с Темкой ничего - расстанемся друзьями. Вон Мамирьяна так со всеми своими расстается.

- А может, у тебя с тем длинным чего-то было? - заинтересовалась вдруг она.

- С чего это ты решила?

Не хотелось мне обсуждать с ней Темку.

- А вы весь вечер так ворковали… еще и ушли вместе.

- Ну и что? Или ты думаешь, что если я увидела парня выше меня, так сразу его и захомутала?

Мамирьяна засмеялась, тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам, как в рекламе шампуня. Мамирьяна говорит, что и у меня может так получиться, если я потренируюсь. Но терять несколько дней или недель на дурацкое махание головой что-то не хочется.

- Нет, я думаю, что это он завалил тебя, и сразу же застолбил. А ты лежала и разглядывала потолок в его комнате. Признавайся, так и было?

Отвечать я не стала. Мамирьяна всегда отличалась потрясающей догадливостью.

- Ты хоть не додумалась заговорить о ремонте в такой момент? Знаешь, мужики ведь здорово обижаются, когда их отвлекают во время секса.

- Почему?

- А так они устроены.

- Маринка, ты меня совсем уж дурой считаешь? Конечно, я не говорила с ним о ремонте, хотя потолок у него действительно не очень…

- О, Господи… - сестричка закатила глаза. - Хватит уже и того, что ты заметила этот потолок. Горе ты мое! А как ты умеешь притворяться, про это без слез и не вспомнишь. - Иногда ей нравится изображать заботливую мамочку. - О чем ты хоть говорила с ним?

- О том, о сем. А на прощание сказала «спасибо».

- Ксюха, ты точно дура! Спасибо-то за что?!

- А что, мне надо было извиниться? За испорченную простыню? Или, может быть, еще и постирать ее?! - Достала она меня своими советами до самых печенок. - И чего тебе от меня надо? Сама на Темку глаз положила?

- Темка твой, конечно, красавчик. Но что с него взять, кроме мускулов и пистолета? Он хоть не компенсирует им свой мини-размер?

- Не поняла. О чем ты?

- О том, что у мужиков в штанах имеется! Или ты была в обмороке и рассмотреть не успела?

Я в жизни в обмороки не падала. Даже когда машина сбила передо мной собаку. Но рассмотреть, что у Темки в штанах, постеснялась. А на ощупь… совсем там не мини-размер.

- Он хоть резинку для тебя купил?

Я уставилась на Мамирьяну. Знает же, что я не ношу эти заколки-резинки, а спрашивает.

- Какую резинку?

- Жевательную, дура, жевательную!

- Зачем? Я не люблю…

- Ксюха, не притворяйся глупее, чем ты есть. Я о презервативе говорю. Или ты думаешь, что с первого раза не залетают? Должна тебя огорчить: залетают и еще как!

Обманывать не хотелось, а говорить, что не помню… так не поверит же! У Мамирьяны всегда с собой пачка резинок есть, и тех самых, и жевательных. Я как-то спросила, зачем ей те, ведь женщины их не носят, а она засмеялась. «На всякий случай», - сказала.

- Маринка, а чего это ты такая злая? - решила я перевести стрелки. - Критические дни начались, да?

- Если бы, - вздохнула она.

- Так ты того… подзалетела? - проявила я догадливость. - От Сережки?

- Нет. Не подзалетела и не от Сережки. Просто резинка лопнула.

- И что?

- И ничего. Пока ничего. Два дня всего прошло.

Как и у меня, но докладывать об этом Мамирьяне я не стала.

- А что Сережка говорит? - Спросила, чтобы не молчать. Мороженое я съела, кофе выпила, что еще делать? Или говорить или разбегаться. А то сестричка уже пачку сигарет заказала. Курить я так и не научилась, и не люблю, когда курят при мне.

- Дался тебе этот Сережка!

- Так ты же с ним была на празднике… - я и не ожидала, что Мамирьяна разорется на все кафе. На нас даже оглядываться стали.

- Ему позвонили, и он быстро уехал.

- А с кем же…

- Да мало ли мужиков там было?! Это ты, как длинного увидела, так и по сторонам смотреть перестала. А я веселиться пришла, а не скучать в одиночестве.

- Ну и повеселилась, - сказала, чтобы отвлечь сестричку от сигареты. Она уже и пачку драть начала. А попроси ее не курить - задолбает насмешками.

- Повеселилась, - вздохнула Мамирьяна, . - Кто ж знал, что ему размер больший нужен.

- Ты хоть имя его знаешь?

- Я не только имя его узнала, но еще и визитку взяла. На всякий случай. Вдруг дом захочется построить…

- А дом тут при чем? - не въехала я.

- А у него строительная компания. Или ты думаешь, что я с первым попавшимся нищим пойду, как ты? - спросила Мамирьяна, роясь в сумочке.

Не иначе, зажигалку ищет.

- Ничего такого я не думаю. И при чем тут…

- Скажи еще, что твой Темка не первый попавшийся, а запасной.

- Это почему же он запасной?

Настроение портилось, и разгадывать загадки не хотелось.

- А ты хоть знаешь, кем он работает?

- Охраняет какую-то шишку…

- Да не шишку он охраняет, а заместителя шишки. Вот, нашла! - Мамирьяна помахала маленьким прямоугольничком и вдруг засмеялась.

- Ты чего это?

- Ты тоже будешь смеяться, когда узнаешь, как его зовут.

- И как?

- Ти-мо-фей, - по складам прочитала Мамирьяна.

- И чего здесь смешного?

- Ксюха, не тормози! Он тоже Темка, представляешь?! - и она засмеялась еще громче. Кажется, это было уже нервное.

- Во-первых, он не Темка, а Тимоха, а во-вторых…

- Да ладно тебе. Вот подзалетим мы с тобой, две дуры, от двух Темок и будет тебе во-вторых, - решила попугать меня Мамирьяна.

- Не будет, - уверенно заявила я. - Так только в сериалах бывает.

- А откуда киношники сюжеты свои берут, а?.. Ох, задницей чую, надолго мы запомним это восьмое марта!

5.

Ну, что за фигня! Просил же старика настроить, а он: «сам, сам…» Блин, нашел настройщика-водопроводчика. Лучше бы я вчера без браслета спать лег. На фиг мне такой сон нужен. Смотреть, как моя бабушка познакомилась с моим дедушкой… страсть, как интересно! У меня было всего два конкретных вопроса, и я на них хотел получить конкретные ответы. Без всяких там… розовых соплей и уси-пуси. Или я что-то не так понял, или Многозрящий как-то невнятно объяснил. Вроде и выполнил все, как он говорил, а получилось совсем не то, что требовалось.

Не так-то просто думать о том, о чем надо. Как в той японской сказке, про дурика и бога счастья. Достал его дурик своим нытьем, вот бог и пообещал ему счастье, если тот не будет думать о синей обезьяне. А иначе - принудительное харакири и прямо в его присутствии. Любят почему-то японцы такие концовки. Типа, «они жили недолго, не было им счастья, зато умерли в один день». Дурик согласился на условия бога, и всю ночь думал, как бы не думать про обезьяну. Вот и у меня та же проблема. Стараешься, стараешься, а потом вдруг вылезет что-то этакое, синее и лохматое. Какая-нибудь бабка в синем халате.

Кстати, ни бабок своих, ни дедок я так и не знаю. Вроде бы должны они у меня быть, но… Ни отец, ни мать не торопились приобщить меня к родовым корням, а у меня любопытства не хватило. Даже не сообразил, что кроме родителей, у меня еще родственники могут быть. Привык, понимаешь ли, что в детдоме есть друзья или совсем даже наоборот, а родственников нет и быть не может. Там не о бабушке с дедушкой мечтают, а о маме с папой или хотя бы о маме. Наивные… Иногда мамы такими бывают, что… лучше о папе мечтать. Вот и домечтался. Детдомовские привычки в большую жизнь перетащил. Все свое - на себе, а остальное чужое. Теперь, похоже, мне решили восполнить пробелы в памяти, и познакомить, так сказать, со старшим поколением. Спасибо, конечно, но как-то не очень хочется. Лучше бы с тем, что поближе. Ну, по крайней мере, узнал, как звали бабку по материнской линии. А может, и зовут все еще. Если в восьмидесятом ей было где-то под двадцать, то сейчас чуть больше семидесяти. Вполне могла дожить. Вот только мамочка моя почему-то совсем не вспоминала своих родственников. Будто на луне родилась, в тамошних песках.

Ладно, надо избавляться от этого браслета. И мысли дурные в голову лезут, и настроение портится. Да и на фиг мне нужен сериал «О чем говорят женщины, когда мужчины их не слышат». Это даже не интим получается, а обнюхивание ношеных трусиков. Конечно, кто-то тащится и от такого, а я найду себе другое развлекалово. Можно на охоту сходить, сайтаров погонять. Говорят, что бить их сейчас не сезон - ни шкуры, ни мяса не получишь, но догнать, поймать, а потом отпустить - то еще занятие. И размялся, и время с пользой провел: столько нужного народа выбралось сейчас за город. Можно еще на рыбалку выехать. Красота! Море, звезды, кувшин тифуры, знакомая массажистка, что всегда может помочь, если устал сидеть в лодке. Лодка, кстати, тоже есть. Почти своя собственная. Я ее когда-то лично купил. Ну и что, если потом продал? Лодочник сам просил-умолял вернуть товар. А в качестве компенсации предложил пользоваться лодкой. Иногда. Когда будет удобно. Вот только, кому будет удобно, он не уточнил. Значит, можно пользоваться тогда, когда удобно будет мне. Вот после завтрака и загляну к лодочнику. Нет, лучше Малька попрошу заглянуть. Он этого мазая и на дне моря найдет! Еще и ко мне доставит. Вместе с лодкой.

За последний год Малек здорово изменился. Он перерос меня и в высь, и в ширь. Еще немного и он выше Кранта будет. Совсем даже не мелким мужиком стал. Из нескладного котейки-недоростка уссурийский тигр получился. Кажется, они крупнее своих южных собратьев и массивнее. А еще Малек мне Саню из второй бригады напоминать стал. Почти пять лет прошло, а я и сейчас помню, как впервые встретил это чудо в халате.

В первый момент я даже испугался, когда увидел, какой мастодонт прет по нашему коридору. Привык, понимаешь ли, что я самый реальный мужик на всю больницу, и вдруг такое вот нарисовалось - не сотрешь. И занял, паразит, весь коридор, пола под ногами не видит, а мне хоть в окно прыгай, хоть по потолку обходи. Ну, остановился я возле кабинета главного - и отступить можно, в случае чего, и защиты попросить. Если меня, маленького, обижать станут. Стою, жду новенького. Надо же выяснить, что за чудо-юдо по моей территории бродит. А он с высоты своих два двадцати этак снисходительно сообщает:

- Александр Павлович я. Из второго… - И паузу, паразит, держит. Моей обалделой рожей любуется.

Второй-то корпус у нас гинекологический. Я как представил это лыхо рядом с осмотровым креслом, мне аж поплохело.

- А как ты пациенток осматриваешь? - только и нашелся я, что спросить. - У тебя же палец больше, чем у некоторых аппарат воспроизводства.

- Ты еще мой аппарат не видел! - Стоит и ржет, довольный, что произвел впечатление.

- Могу себе представить. Быки, наверно, дохнут от зависти.

- Почему быки? Слоны!

Похоже, новенький немного обиделся. Я бы тоже не прыгал от восторга, если бы мне намекнули, что я покрываю коров.

Оказалось, Санек над всеми так прикалывается, а потом за реакцией наблюдает. И все почему-то думают так же, как и я. Ну ладно я… устал после ночной смены, мог и ошибиться. А остальные чего стормозили? Извращениями страдают, в особо тяжкой форме? И ведь ни одному извращенцу в голову не пришло, что у нас еще второе отделение есть, хирургическое, откуда Санек вполне даже может быть.

Фамилия этого оригинала оказалась та еще - Куценький. Я долго не мог поверить, думал, прикалывается мужик, думал, дразнилка у него такая. У англичан был Джон Маленький, а у нас - Саня Куцый. Его ведь редко кто по имени-отчеству величал, больше Куценький да Куцый. А он не обижался, скорее наоборот. Ну, при таких габаритах можно хоть Дюймовочкой обзываться, все равно уважать будут. И держаться подальше. Тоже из уважения. А когда я этого дюймовчика в спортзале увидел, то впечатлился до полного обалдения. Ну, гвоздь в кольцо согнуть или пудовку на пальце удержать - это и я могу. А вот плечом подбрасывать да на шею эту гирьку принимать - такой экстрим без меня. А он на спор двухпудовкой жонглировал. Без помощи рук. Перебрасывал с одного плеча на другое. Над головой. Народ в зале офигел, когда в первый раз это увидел. А потом офигел еще раз, когда Санек до боксерской груши добрался.

Какого черта этот боксер к Сане прицепился, мы так и не узнали. Пожалел, наверное. Увидел реального мужика, что слабенько так по груше тюкает - несолидно совсем, ну и посоветовал: «Резче, резче удар!» Санек и ударил. Резче. Так груша из спортзала улетела. Вместе с советчиком и креплениями. Через закрытое окно. Хорошо хоть на первом этаже дело было, а то без жертв не обошлось бы. Окно потом вставили новое, грушу перевесили, а боксер полтора месяца с сотрясением провалялся. В нашей больнице. Он когда Куценького видел, заикаться начинал. От полноты чувств, наверное.

Пал Нилыча Санек тоже впечатлил. Настолько, что старик обошел вокруг нового сотрудника, посмотрел на него снизу вверх, основательно-таки задрав голову - в Нилыче всего метр семьдесят - и спросил:

- Скажите, молодой человек, откуда вы такой взялись?

Все в комнате дружно заржали, предвкушая ответ «молодого человека». А Санек нахмурился и обиженно засопел. Его уже достали этим вопросом. В конце концов, ему это настолько надоело, что он стал кратко и емко сообщать, откуда вылез. Нилычу он тоже сообщил:

- Мама родила.

Наверное, из уважения к старику, он сделал ответ цензурным.

- Ну, это понятно, - усмехнулся Пал Нилыч, оценив тактичность нового сотрудника. - Мы все в свое время… из мамы родились. Мне бы хотелось узнать, откуда вы к нам перешли, и кем работали раньше.

- Забойщиком работал, - с тяжелым вздохом признался Санек.

Вид у него сделался настолько несчастным, что я невольно представил этого детинушку, ползущим под землей, с привязанной к ноге вагонеткой.

- А вам в забое не очень тесно было? - поинтересовался Нилыч. - Я шахтеров немного другими представлял.

В голосе моего учителя слышалось легкое такое сомнение. Не каждый заметит, но я-то не первый год со стариком работаю - заметил и присмотрелся к Саньку внимательнее. Дурака валял наш Санек, развлекался, как сам хотел.

- А я не шахтером был, а забойщиком… - небольшая пауза, а потом скромно так: - Крупного рогатого скота.

Дождавшись, пока утихнут шутки и смех, Куценький добавил:

- До армии еще дело было. Молодых бычков бил. Кулаком.

Пал Нилыч снисходительно улыбнулся, прощая хвастовство «молодому человеку». Мол, и сам молодым был, любил перед барышнями покрасоваться. А Женька-пианист, отсмеявшись, спросил:

- А в медицинский как тебя занесло?

- Мечтал! С детства!

- Ну, а в забойщики зачем пошел?

- Там платили хорошо. Знаешь же, сколько на медицинский бабок отстегнуть надо…

Мы с Женькой кивнули. Сами не так давно отстегивали.

- Простите, молодой человек, а зачем вас в армию понесло?

Если бы я такое спросил, или Женька, думаю, ответ был бы: «А какое твое собачье дело?», а вот Нилычу Санек ответил:

- А там еще больше платили. На скотобойне я бы до сегодняшнего дня деньгу заколачивал.

Юмором от этого ответа и не пахло.

- А в армии ты кем был?

Это Пианист у нас любопытничать надумал. В армии он не был и любил прикалываться над теми, кто там «деньгу зашибал».

- Поваром я в армии был. Кем же еще?

Что изменилось в Саньке, я не успел понять. То ли улыбка исчезла из глаз, то ли лицом отвердел, но было новенькому уже не так радостно и весело, как перед Женькиным вопросом. А Пианист не заметил, что у мужика настроение испортилось, и дальше себе шутит. Он всегда много шутит перед операцией - на работу так настраивается. Кстати, пианистом он не был, играть не умел, просто музыку любил.

- Хорош повар, что доску-сороковку с одного удара проламывает.

- Да уж, какой есть.

- А остальные «повара» какие были?

Женька уже помылся перед операцией и ждет, когда на него натянут перчатки. Строит глазки Раечке и болтает почем зря. А глянул бы на Саньку, может, и болтал бы о чем-то другом.

- А оно тебе надо? - спросил Санька шепотом. То, что осталось от его улыбки, только оскалом и можно было назвать. Чем бы это мужик ни занимался в армии, вспоминать об этом ему не хотелось. - Оно тебе надо, какие были? Были да сплыли, больше нету.

Тут и до Пианиста дошло, что базар надо прикрывать, или срочно тему менять. А когда оглянулся и увидел Санькину рожу, то заткнулся сразу и надолго. В комнате стало слишком тихо и мрачно. А Раечка, что натягивала Нилычу перчатку, сжалась, как испуганная мышка.

- Простите за любопытство, молодой человек, - старик протянул Раечке вторую руку. - А почему вы в армии не остались? Почему врачом захотели стать? Ведь про детскую мечту вы это в шутку сказали, я правильно понял?..

Санька вздохнул, криво улыбнулся.

- Ага, пошутил я. Люблю, знаете ли, пошутить.

Кажется, мужик начал приходить в себя, а до меня вдруг дошло, что все то время, пока он стоял рядом, я старался не делать резких движений. Вот как намылили руки, так и остался с намыленными. Ведь возле умывальника стоял Александр Павлович Куценький, бывший «повар», чье внимание мне совсем не хотелось привлекать.

- Если это секрет или вы не хотите отвечать - не отвечайте. Я пойму, что сунул нос, куда не следует, и перестану любопытничать.

Голос Нилыча журчал тихо и размеренно, и мне показалось, что я испугался невесть чего. Все спокойно, все нормально, Санек пошел в перчатки паковаться, а я стою дурак дураком и, непонятно чего, боюсь.

Уже потом, когда я смыл-таки пену и сушил руки, Санька сказал:

- Да никакой это не секрет. Подписку с меня не брали… просто… получилось так, что после армии мне… или в монахи, или во врачи. Зарок я такой дал, вот и…

Ждали только меня и, чтобы не молчать, я спросил:

- А почему ты в монахи не пошел?

- Отсоветовали. Меня женщины очень любят.

- А ты их? - спросил Пианист уже возле операционной.

- А ты как думаешь? - ответил «молодой человек» и подмигнул.

Вот теперь это был уже привычный всем Санька.

А женщины его действительно любили. Очень. Особенно в ночные дежурства. И сестрички, и пациентки. Чаще из второго корпуса. Из тех, что от бесплодия лечились. Ни одну из них Санька не оставил невылеченной. А года через полтора, когда ему доверили вторую бригаду, увидел я и Санькину жену. Потрясающая женщина! Не только красивая, но еще и монументальная. Ростом с меня, а в груди так и побольше будет. Смотрелись они с Санькой потрясающе! Кажется, его шутка про слоних, чисто отмытой правдой оказалась. Такая женщина не только пасть самсоновому льву порвет, но и самого Самсона по стойке «смирно!» поставит. А ведь не толстая мадам, просто крупная и фигуристая. Греблей она занималась, если Санька не шутил. Женщины таких габаритов мне всегда нравились, но предлагать этой любовь и ласку, у меня язык не повернулся. И совсем не из уважения к Саньке.

Да-а, есть женщины в русских селениях…

- Господин, я тебе нужен?

Я чуть с кровати не упал, когда услышал такое от Саньки. Проморгался, головой тряхнул - Малек в дверях стоит. Собственной персоной. На лице повышенное внимание, на губах задумчивая улыбка.

- Вообще-то нужен. - Воспоминания вещь хорошая, если приятные, конечно, воспоминания, но жить надо в реальности. - Вот только не помню, чтобы я тебя звал. Или ты мысли читать научился?

Малек энергично замотал головой. Может, зарядку для шеи делает?

- Нет, господин, я не смотрел твоих мыслей. Мне Крант сказал.

- Что он тебе мог сказать?!

- Что нутер плохо спал.

И когда эти двое спеться успели? С какой это радости Крант отчитывается перед Мальком.

- А ты мне снотворное принес? Поздно спохватился. Ночь прошла, пора за стол, завтракать желаю!

Интересно, откуда это я барских замашек набрался? И почти стихами говорить стал. Вредно так долго в постели валяться. Надо раньше ложиться и… спать без сновидений. На пользу они мне не идут. Загулялись мы вчера с Молчуном. Всех ящерок окрестных распугали. А были бы кошки, распугали бы кошек.

- Господин, пора обедать. Для завтрака уже поздно.

- Завтракать никогда не поздно! - А то будут мне указывать, что и когда делать. - Запомни, Малек, первый прием пищи - это всегда завтрак, даже если он происходит после заката. Запомнил?

- Да, господин.

- Тогда шагом марш за завтраком и… вот еще. Лови!

Стянул с руки браслет Памяти, бросил Мальку. Тот поймал его в открытую шкатулку. Лихо! Только что стоял возле двери, и вот уже посреди комнаты, со шкатулкой в руках. Второй раз вижу, как он ловит браслет, и пока не надоело. Может, ради этого броска, я и нацепил его вчера?

- Мне отнести его Многозрящему?

- Отнести. Но не сегодня. У меня для тебя важнее дело есть…

Мне показалось, что Малек ждал другого ответа.

- Давай, шевели ногами! Сначала жрать, а дела подождут.

Не зря умный человек советовал: не спеши решать все вопросы - девяносто процентов из них решаются сами по себе, а десять процентов - вообще не разрешимы.

Когда малек вернулся с завтраком, я думал, что же выбрать: охоту или рыбалку?.. Рыбалка интереснее, но охота привычнее. Так и не выбрал - решил подбросить монетку.

Подбросил.

Как я и хотел, выпало ехать на охоту.

Поеду.

С судьбой по пустякам не спорят. А из-за серьезных вещей не ссорятся.

6.

Ничего необыкновенного на родильном этаже не было.

Такой же коридор с окном в сад, такие же двери по обе стороны коридора, такой же пол, точно такие же светильники, как и на нашем этаже, и тоже светятся через один. Только коридор немного короче и стеклянной дверью перегорожен. А за этой дверью должно быть то самое необыкновенное место, где женщины становятся мамочками.

Но уже через две минуты я узнала, что и там ничего необыкновенного нет. Стены, пол, светильники, открытые и закрытые двери. Все простое и обыкновенное, только чище, чем на нашем этаже, все совсем не такое, как показывают в иностранных фильмах или как я себе напридумывала.

Может, и не зря меня Мамирьяна романтичной дурой обзывает? А я с ней еще спорила. Практичнее надо быть, практичнее. Романтики все вымерли. Я последняя осталась. Мне все большого и чистого чувства хотелось. Мечтать о любви это глупо, вот чувство это по-современному.

«Хочешь большого и чистого, тогда отмой мужика в ванной и накорми «Виагрой»! Так Мамирьяна всегда шутит. А может, и не шутит. Но мне не того чувства хочется, что после «Виагры», а чтобы нежно обняли и погладили. Даже целовать не обязательно. Мамирьяна меня чуть с дерьмом не смешала, когда услышала такое. «Ты не кошка, чтобы тебя гладили!..» Ну, и пусть не кошка, а нежности все равно хочется. И ласки…

Вместо нежности и ласки мне к унитазу приходится бегать. Или очень быстро ходить. Медленно, после очистительной клизмы, не получается. Я-то думала, что Кисонька пошутил насчет клизмы. И зачем нужно это издевательство? Тут схватки усиливаются, а тут унитаз требуется. Вот рожу в туалете, будете знать!

Там же, возле туалета, я с Юлькой встретилась. Так она тоже грозилась на унитазе родить. Ее на час раньше привезли, и все очистительные процедуры раньше сделали. Даже переодели два раза.

- А я ту рубашку сильно испачкала, вот и дали другую. Марина руга-алась!

Не любит она лишние дела делать, это я еще на нашем этаже заметила.

Но долго болтать я не смогла, опять приспичило в туалет. А когда вышла, Юлька все еще у двери стояла. Может, опять пришла, а может, и не уходила никуда. Юлька плакала.

- Ты чего это? Сильно болит?

- Нет. Страшно мне, - стала размазывать слезы. Я, дура, болтаю всякое, а вдруг и правда… вот упадет ребеночек в унитаз и…

- Замолчи! Никуда он не упадет!

Мне и самой было страшно, и тоже такое опасение мелькало, но озвучивать эти мысли… не надо. Береженного, как говорится, Бог бережет.

Погладила Юльку по голове, а она прижалась ко мне, как к родной.

- Все будет хорошо, Юль. Ты только не бойся. Ольга говорила, что пока схватки, ребеночек никуда не денется, а вот когда потуги начнутся, тогда надо быть осторожнее.

- А как я узнаю, когда они начнутся?

- Когда начнутся, тогда узнаешь. По-другому болеть будет.

Это я так думаю, что будет по-другому. А у самой тоже никакого опыта. Ольге проще, у нее это не первые роды.

Переждала схватку, отдышалась и дальше Юльке шепчу:

- Мне говорили, что тогда раздувать сильно будет. Как будто ты в туалет хочешь. По большому.

- А если я и вправду захочу?

- Тогда позовешь Кисоньку и, если он разрешит, пойдешь.

Юлька кивнула, улыбнулась.

- Конечно, Кисоньку. Не Марину же звать. Она мне и с парашютом прыгнуть разрешит.

- Ага, прыгаешь это ты сама, а приземляешься уже с ребеночком.

- Годовалым.

- Почему с годовалым? не дошло до меня.

- А он сам уже ходит и все ест.

- Круто!

Мы прислонились к двери туалета и засмеялись. Другого места, дурехи, не нашли. А тут Марина появилась, и свои «пять копеек» вставила:

- Мамочки, мамочки! Если нагадите перед туалетом, сами за собой убирать будете!

- А в туалете можно?

Это мне поюморить захотелось, а Юлька захрюкала тихонько и за живот схватилась.

- В унитаз можно, на пол нельзя!

Важно так сказала, и на выход прошествовала.

Я, как смогла, выпрямилась, задвигала плечами и бедрами, передразнивая Маринину походку.

- Оксанка, ты ненормальная, - засмеялась Юлька сквозь слезы. Перестань меня смешить! Я на ногах уже стоять не могу.

- Иди, ложись тогда.

- А ты отнеси меня.

- Ну, и кто кого смешит?

- Ой! Юлька опять схватилась за живот.

- Ладно уж, отнесу. Только ты сама мне на спину влезешь.

Юлька уже не смеялась, она хрюкала и трясла головой. Глаза у Юльки были закрыты, и я не знала, больно ей или смешно.

- Юль, ты как? Может, я за Кисонькой сбегаю?

- Что, вот так все бросишь, и побежишь?

- И побегу. Но сначала в туалет зайду. Дурацкая клизма! Ты постоишь?

- Не-а. Я в палату пойду, - и Юлька стала разворачиваться, держась за стенку.

- Тебя провести?

- Ты же в туалет хотела, - напомнила Юлька, стоя ко мне спиной. Или передумала?

- А я после туалета проведу. Подождешь?

Провести Юльку я не успела. Появился Кисонька, и сам повел ее в палату. Еще и у меня спросил, как дела.

- Да вот, в туалет иду. После вашей клизмы. Если бы я знала, какая это гадость, ни за что бы ни согласилась!

- Во-первых, это необходимая процедура, и никому твое согласие не нужно. Во-вторых, клизма не моя, а твоя.

- Это почему же она моя? Я даже дверь не стала открывать, чтобы не отвлекаться.

- А ее тебе сделали, а не мне, - сказал Кисонька уже возле Юлькиной палаты.

Я тут страдаю, а ему смехуечки. Показала язык, но Кисонька этого не увидел.

Если бы мне утром сказали, что вечером я буду так себя вести, не поверила бы. Ольга говорила, что на роды надо настраиваться, что это не праздник и не пытка, а обыкновенная работа. Может, она и права, но я и на работе любила пошутить. Конечно, не все эти шутки понимали, но это уже их проблемы.

Я еще раз прогулялась до туалета и обратно, но Юльку больше не встретила. Дверь ее палаты была закрыта, из-за двери слышались стоны и какое-то бормотание.

А в моей палате было пусто и темно. Перегорела лампочка. Только в предбаннике, где умывальник, светила какая-то слабоваттная. Абсолютной темноты не было, все-таки окно во всю стену и снег за окном, но читать при таком свете я бы не стала.

Увидела Марину и сказала ей про лампочку, а она: «Ладно, поищу замену». Час уже ищет. Хорошо, что у меня мобильник с собой и подсветка, и часы. Надо же за длительностью схваток следить. А настенные часы теперь фиг разглядишь. На мебель не натыкаюсь, и то хорошо.

Лежать во время схваток это не по мне, а между схватками так и смысла нет. Я бы, может, села отдохнуть, но стула в родзале номер два не было. Зато табличка на двери была. Я посчитала, что это хорошая примета. С намеком вхожу одна, а выйду уже вдвоем. Чем ближе к родам, тем больше хороших примет я себе придумывала.

Ольга говорила, что сидеть роженицам нежелательно лучше ходить или лежать. Еще она рассказывала, что раньше знатные дамочки рожали на стуле. Только стул был особый, с дыркой в сиденье, с удобной спинкой и поручнями. Прям, не стул, а родильное кресло! Наверно, его потом в осмотровое переделали.

Может, и удобно было сидя рожать, но разве теперь проверишь! А в моей комнате вообще удобной мебели не было. Посредине какой-то длинный больничный стол метровой высоты. На такой я сама не рискнула бы влезть. А под другой стенкой древняя кровать, мне по колено. На кровати ни матраса, ни постельного, одна голая сетка, да и та до пола прогибается. Не кровать, а гамак на ножках. В такую ляжешь, и без посторонней помощи уже не выберешься.

Когда схватки стали сильнее и чаще, а от хождения я начала уставать, то попробовала присесть на раму кровати. Боком, как в дамское седло. Так Ольга советовала. Лучше бы я этого не делала! Подниматься мне пришлось с пола. Да и то не сразу поднялась. Две схватки переждала на четвереньках, уткнувшись лбом в ладони. Если бы кто-то заглянул тогда, то подумал бы, что я молюсь. Я, может, и помолилась бы, но меня только на самомассаж и считание вслух хватало. Странно, но те секунды, что я отсчитывала, оказывались длиннее тех, что показывал мобильник.

Еще час я бродила по палате между окном и дверью или стояла, вцепившись в подоконник. В одну из схваток заглянула Марина, спросила: «Как дела?» Я рявкнула: «Нормально!» и поинтересовалась, где лампочка?

- Ой! Меня Сергей Леонидович отвлек. А потом Катерина Петровна о чем-то спросила… Я сейчас пойду, поищу!

Марина убежала, и я опять осталась одна.

Ну и, слава Богу! Никто не мешает, не пристает с дурацкими вопросами. Алка говорила, что ее каждые десять минут таскали на осмотр и каждый раз говорили: «Плохо стараетесь, мамочка. Сколько еще ждать?.. Вы собираетесь рожать сегодня или в следующем году?»

Так что, Боже упаси рожать перед праздником, да еще перед Новым годом!

Мне повезло - до Нового года почти три недели, и праздника, вроде бы, никакого нет, а судя по крикам из других родзалов, все врачи сейчас очень заняты. Даже Кисонька в гости не заходит, хотя обещался. Ну, мне спешить некуда, до утра родить успею. Пока Кисонька дежурит. У другого рожать не хочу! Познакомлю Кисоньку со своим маленьким. Пусть и сыночка узнает, какими нежными бывают руки у врача.

А за окном творилось что-то невообразимое! Снег прекратился, тучи стали расползаться, появилась луна и куски звездного неба. А еще мигал фейерверк. Но где-то далеко и с другой стороны здания. Мне только отсветы видны были. Красиво!

Говорят, беременным женщинам на красивое надо смотреть. Вот я и смотрела. Пока могла. А потом закрывала глаза, прижималась лбом к холодному стеклу и начинала громко и медленно считать, заглатывая побольше воздуха, и сильно растирать немеющие бедра и поясницу. Была от массажа помощь или нет, не знаю, но от боли и глупых мыслей это отвлекало.

Последние двадцать минут я в окно почти и не смотрела. А когда что-то громко грохнуло этажом выше или над больницей, я открыла глаза и направилась к двери. Хватит торчать в темноте, надоело!

Кажется, моему сынику тоже надоело ждать. Я все обещаю: «скоро, скоро!», с самого утра обещаю, а «Германа все нет». Похоже, сыночка решил сам подсуетиться.

Что-то сильно надавило внизу живота, что-то теплое потекло по ногам, захлюпало в тапочках… Я дошла-таки до двери и заорала на весь коридор:

- Юрий Андреевич!

Ляпнуть: «К ноге!» дыхания уже не хватило.

Кисонька выскочил из палаты напротив, и уже на полпути начал говорить:

- Чего орешь, Дубинина? Ночь на дворе, люди спят…

Юморист хренов!

- А я в туалет хочу. По большому!

- А по маленькому?

- А по маленькому я уже! И мокрым тапочком об пол почавкала.

Кисонька внимательно посмотрел на меня, даже за руку зачем-то взял.

- А ты как себя чувствуешь? Вот прямо сейчас?

«Прямо сейчас» меня распирало и опять давило на низ живота.

- Как воздушный шарик, чувствую. Или взлечу, или лопну.

- Так, понятно, - Кисонька отпустил мою руку, взялся за плечо. Давай сейчас обратно в твою палату, я тебя посмотрю…

- Ага, только фонарик взять не забудьте.

- Не понял.

- У меня там лампочка перегорела, - сквозь зубы объяснила этому непонятливому. Еще два часа назад.

- А ты кому-нибудь сказала?

- Марине.

Кисонька поморщился.

- Ладно, Дубинина. Ты на ногах твердо держишься?

- Держусь.

А если учесть, что я с одиннадцати утра на этих ногах, а посидеть или полежать так и не получилось…

- Тогда раздвинь их чуть шире и обопрись спиной о стену.

- Зачем? поинтересовалась я, когда раздвинула и оперлась. Вы что, прямо здесь меня смотреть будете?

- А где же еще? спросил Кисонька таким тоном, будто каждый день смотрел меня на коридоре, а сегодня мне вдруг чего-то другого захотелось.

Пока я в полном обалдении переваривала ответ, Кисонька опустился на колено, поднял подол моей ночнушки, и запустил под нее руку. Что он там нащупал, не знаю, но поднялся очень быстро и скомандовал:

- Людмила Витальевна, готовьте четвертый стол! А с тобой, Дубинина, - улыбнулся он мне, - мы осторожненько пойдем в шестой родзал.

- А это где?

- Близко. Две остановки на метро.

- Угу, - кивнула я, отлепляясь от стены.

- Ты идти-то сможешь? Или каталку подвезти?

Ага, сейчас он пойдет за каталкой и, как Марина, пропадет на два часа. И я вцепилась в кисонькин рукав.

- А как же метро? Экономить будем?

- Будем! радостно подтвердил Кисонька, и обнял меня за талию. И как только нашел ее? Если потуги усилятся, ты говори постоим, переждем. И не бойся опираться на меня выдержу, не сломаюсь.

Вот в это верю. Он хоть и пониже меня будет, но мужчинка крепкий, жилистый. И обнимает он нежно и надежно, совсем как Темка.

Я невольно всхлипнула.

- Ничего, Дубинина, не бойся. Все будет нормально.

- Я не боюсь. Я так…

- И «так» не надо. Ты ногами-то шевелить не забывай. Вот и умница. А твой муж знает, что скоро папкой станет?

- Нет, - я остановилась, пережидая потугу. Нет у меня мужа.

- Не поверю, что нормальный мужик от такой, как ты, куда-то деться может. Вот родишь, и он, как миленький, прибежит.

- Не прибежит. Его убили.

- Давно?

- Почти полгода прошло. Что у вас за коридоры такие бесконечные?

- Нормальные коридоры. Скоро дойдем. Дубинина, а тебе говорили, что ты отважная женщина?

- С чего это вы взяли?

- Многие на твоем месте аборт сделали бы. Срок-то еще позволял.

- Не смогла я…

Мамирьяна мне все уши прожужжала: «Иди, скребись, дура! У меня и врач знакомый есть. Заплатишь и забудешь. Полчаса делов и никаких проблем. Ну, поплачешь, если захочется. Берет он дорого, но делает по высшему разряду. Может опять целочкой тебя сделать. Но учти, девственность сейчас не в моде».

А я не смогла. Это все равно, что самой убить Артемку. Мне казалось, что пока его ребеночек живет, и он тоже, вроде бы, живой. Ну, уехал он далеко, ну, не встретимся мы с ним больше, но живой, Темка, живой!

- Вот и дошли, Дубинина. А ты такси вызывать хотела.

- А вы мне шикануть не дали. Было бы что вспомнить.

- Шиканешь еще. Вот выпишешься и…

- Так я на ваши деньги шикануть хотела!

Кисонька даже споткнулся на ровном месте.

- Мне нравится ход твоих мыслей, Дубинина. Давай продолжим этот разговор перед выпиской.

- Как скажете.

- Так и скажу, - Кисонька подвел меня к самому дальнему столу. Два ближних были заняты. На точно такой же стол я не решилась сама залезть. Осталось нам с тобой совсем немного. Так что соберись с силами…

- Ага, немного, - не поверила я. Начать и кончить!

Боль куда-то подевалась. Страха тоже не было. А состояние такое, будто я немножко выпила. В голове легкий туман, настроение приподнятое, хочется смеяться и говорить всякие глупости. И почему девчонки здесь кричали? Или та самая боль еще впереди?

- Вот мы и начнем с белых бахилок. Галочка…

Как-то очень быстро и просто мне помогли забраться на стол, и в четыре руки натянули мне мешки на ноги. Белые, плотные, с завязками под коленом.

- А зачем?.. спросила я, пока ноги в бахилках устанавливали на специальные упоры.

- А ты думала, я тебя с грязными ногами на разделочный стол пущу?

- Юрий Андреевич, - покачала головой другая врачиха. Невысокая, немного сутулая и в очках. Что женщина о вас подумает?

- Дубинина, а что ты обо мне подумаешь? Кисонька сжал мои пальцы вокруг еще одного упора, с тряпичной петлей. Вот здесь держись. Во время следующей потуги потянешь на себя. Поняла?

С правой стороны я увидела такой же упор с петлей, вцепилась в нее и кивнула.

- Так что ты обо мне подумаешь, а то Людмила Витальевна волнуется.

- О вас ничего. А ноги у меня чистые. Я их вчера мыла.

- Скажи еще, что тебе выдали стерильные тапочки, - фыркнул Кисонька, что-то делая возле окна.

Кажется, там стоял какой-то столик, но я не уверена.

- Выдали, - подтвердила я.

Хотя называть тапочками это убожество… Такие же безразмерные чешки-пинетки выдавали в каком-то музее, когда мы всем классом ездили на экскурсию.

- А ты их записала.

Кисонька вернулся, а к столику у окна отправилась Людмила Витальевна.

- А вот и не записала. Они сами… Ой!

Опять пошла мощная потуга, и болтать сразу перехотелось. Я задышала открытым ртом.

- Дубинина, слушай меня внимательно! Кисонька склонился к моему лицу. Глаза не закрывать! Быть со мной в контакте. Вдох полной грудью. Задержать дыхание. Выдох медленный. Повторяю мед-лен-ный. Выдыхать через низ живота. Представь, что у тебя запор. Представь, что ты очень хочешь в туалет. Ты тужишься, тужишься и выдавливаешь! Понятно?

- Вы хорошо объясняете, - выдохнула я, когда смогла говорить. Образно.

- Кто на что учился. Ну что, готова?

Я кивнула, и началось: «Вдохнула… задержала дыхание… выдавливай… выдавливай…»

- Уф! Больше не могу, - выпустила петли, и откинулась на стол.

- Отлично! Молодчина! Все идет, как надо! Отдыхай, - Кисонька заглянул мне между ног и опять стал слева. Одну руку положил мне на живот, почти под грудью, вторую на колено.

Людмила Витальевна стояла справа, и тоже держала меня за колено.

- Отдыхай, Дубинина. Когда начнется, сразу говори. Помогу.

Я посмотрела на Кисоньку, кивнула, заметила Юльку на соседнем столе. Она отдыхала, укрытая синим байковым одеялом. А возле Юльки стояла маленькая кроватка-колыбелька, в которой лежал ребеночек. И тут мой отдых закончился. И опять:

- Вдох. Задержи дыхание. Медленно выдыхай. Дави! Раз. Два. Три. Отдыхай. Дубинина, смотри на меня. Глаза не закрывай.

- Я не закрываю.

Боли по-прежнему не было. А вот ощущения были очень странные. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. Чтобы и возле меня стояла кроватка, и в ней лежал мой ребеночек. И чтобы над моей головой перестали болтать. Это почему-то нервировало. А еще хотелось воды.

- Юрий Андреевич, смотрите…

Рука Кисоньки убралась с моего живота. Но смотреть, чем он занят, не хотелось. Гораздо приятнее было лежать, пялиться в потолок и ни о чем не думать.

- Пускай. Лучше уж так, чем на шее.

- А может…

- Время еще терпит. Дубинина, ты как там?

Я не поняла, о чем разговор, и не очень-то хотела понять. Мне было лениво что-то понимать, я отдыхала.

Кисонька опять положил руку мне на живот, чуть выше пупка. Весь горб живота заметно сдвинулся ближе к коленям.

- Отдыхаю.

- Хорошо, Дубинина, отдыхай и слушай меня внимательно. Ты хорошо потрудилась. Остался последний толчок. Разозлись, закричи, сделай, что хочешь, но эта потуга должна стать последней. Поняла? Надо вытужить ребенка полностью.

- А он что, застрял?

Я начала приподниматься.

Кисонька удержал меня.

- Дубинина, ребенок хочет увидеть маму. Ты готова? Где потуга?

- Сейчас. Сейчас будет, - я опять прижалась к столу, посмотрела на огромную зеркальную люстру. Хорошо, что половина ламп была погашена. Может, они тоже отдыхали, как и я? Сейчас. Будет. Вот-вот… Начинается!

Я вдохнула как можно больше, и вцепилась в петли упоров.

- Работаем, Людмила Витальевна! Выдавливай, Дубинина! Выдавливай! Хорошо! Получается. Дави! Еще! Дави! Дави! Последнее усилие. ДАВАЙ!!

Я тянула на себя тряпичныепетли, словно хотела их оторвать. Всю силу, весь воздух, что во мне оставался, я направила вниз. К животу, к коленям. К врачихе в белом халате, что стояла у меня между ног. Я уже почти сидела, и продолжала клониться вперед, словно хотела заглянуть за холм живота. Рука Кисоньки лежала у подножия этого холма и слегка вибрировала. Живот под его рукой становился плоским и дрожал, как вода в бассейне. И я изо всех сил потянулась вперед, словно это мне, а не Ларке кричали тогда с трибун «Давай!» И это я, а не Ларка, первой дотронулась до бортика.

- Есть!

- Поздравляю, Дубинина! Ты стала мамой.

Я откинулась на спину, выпустила петли и вдохнула. Изображение было, как сквозь мутное стекло. Потерла глаза кулаком и поняла, что плачу.

Кисонька улыбнулся мне, убрал руку с колена, правое колено отпустила Людмила Витальевна, а какая-то высокая худая врачиха держала моего ребеночка. Одной рукой. Под грудку. Он смешно висел, опустив ручки-ножки. Большая и тяжелая голова тоже свисала. Я смотрела на малыша и улыбалась. На темные волосики, на красноватое тельце, на крохотные пальчики. Кажется, ничего красивее я в жизни не видела.

Ребеночек недовольно захныкал.

- Поплачь, поплачь мой хороший. Мама слышит тебя, - зашептала я, даже не думая, что меня могут посчитать идиоткой.

- Ну вот, хоть одна нормальная мамочка, - сказала высокая врачиха, прикрывая малыша пеленкой. Другие обычно спрашивают, то почему он кричит, то почему молчит…

- Дубинина, а ты кого ждала: мальчика или девочку?

- Мальчика. Сына.

- А если девочка родилась, скажешь, чтобы я запихнул ее обратно и достал мальчика?

- Не скажу. Я не на базаре, чтобы обменивать товар. Что Бог дал, то и мое.

- Молодчина, Дубинина! Я тебя люблю!

- Мне нравится ход ваших мыслей. Поговорим об этом перед выпиской, - громко говорить не получалось, но шептала я вполне разборчиво. Себя, по крайней мере, я слышала хорошо.

Кисонька опять засмеялся.

- Вот, что значит, женщина правильно настроилась на роды. И приемы обезболивания применяла, и родила нормально, и сама после родов в нормальном состоянии…

- А кого я родила?

Бывали случаи, что по прогнозам ожидался мальчик, а рождалась девочка. УЗИ тоже не дает стопроцентной гарантии.

- Сына, как и хотела, - сказала врачиха, и положила ребеночка мне на живот. Придерживай рукой под спинку и лежи, отдыхай. Осталось совсем немного.

- Назвать-то как решила? спросил Кисонька.

Ему я не могла не ответить.

- Олегом. Олег Артемович.

Фамилию говорить не стала. Не будет у сыночки темкиной фамилии.

- Красиво.

Пока мы болтали, Кисонька и Людмила Витальевна копошились у меня между ног. Мне было все равно, что они там делают я смотрела на маленького человечка. Врачиха освободила мою грудь и сунула к его губам. И он взял! Зачмокал! А еще мой сыник смотрел на меня. Смотрел очень внимательно и серьезно. И глаза у него были темные, как грозовое небо.

Минут через пять ребеночка у меня забрали. Взвесили, обмеряли, взяли кровь на анализ. А меня начали зашивать. Я и не заметила, когда меня успели разрезать, даже не почувствовала. А вот когда зашивали это я почувствовала! Но кричать или стонать из-за нескольких стежков, мне показалось глупым. Да и сильной боли не было, вполне терпимая. Да еще Кисанька расхваливал меня изо всех сил. Сказал, что роды я провела по высшему балу, что их надо было снимать, как образцово-показательные, что я молодчина, что мало женщин сейчас рожает так легко и спокойно.

- Ага, гора родила мышь.

- Не прибедняйся, Дубинина хороша мышь, на четыре двести. Не представляю, какая мышеловка ее может удержать. Да и тебе до горы еще кормиться и кормиться. Ты сколько килограммов за беременность набрала?

- Пятнадцать.

- Почти идеально. Наверно, до последнего месяца никто не видел, что ты беременна.

- Может, поэтому мне место в метро не уступали, - пошутила я. Но шутка получилась не очень веселая: место мне действительно уступали крайне редко.

- Вот видишь, а ты гора-гора. Побольше бы таких «гор», и нам меньше проблем было бы.

Я лежала, слушала эти комплименты и улыбалась сыночке. А он лежал и смотрел на меня. Его запеленали в больничные пеленки и положили в маленькую железную кроватку с высокими бортиками. Кроватку поставили справа, между моим столом и стеной.

Мне было радостно, удивительно и как-то непривычно, когда я трогала свой пустой живот. Кажется, он провалился до позвоночника. И вдруг мне захотелось сразу три вещи: поесть, попить и чтобы стало тепло. Во время схваток и потуг мне было жарко, тогда я ходила в одной ночнушке, а теперь меня начало ощутимо трясти. Еще немного и я застучу зубами.

Одеяло и воду мне принесли, а с едой предложили потерпеть до палаты. Я обещала потерпеть а куда деваться?

Худая врачиха оказалась из детского отделения. Она и предложила отвезти туда моего сыночку. Чтобы я смогла ночью отдохнуть. Но я отказалась! Усталости пока не было. Наоборот. Кажется, я могла бы горы свернуть! Да и не насмотрелась я на маленького. Столько ждала и сразу отдать? Пусть остается, решила я.

- Вы первая мамочка за сегодняшний вечер, от кого я это услышала.

«Да я такая, я лучшая! И что тут поделаешь?» Хотела повторить любимые слова Мамирьяны, а потом… постеснялась. Был бы здесь один Кисанька, может, и сказала бы, а остальные… еще не так поймут, подумают, что я хвастаюсь. А мне и без хвастовства было хорошо. Всем остальным, кажется, тоже. Если я ничего не путаю, то я последняя на сегодня. Вот закончат возиться со мной и пойдут отдыхать.

Прибежала Марина и разрушила всю идиллию.

- Юрий Андреевич, скорее на санпропускник! начала кричать она еще от двери.

Дышала Марина так тяжело, будто не на лифте ехала, а бежала по лестнице с самого низу.

- Что там? И говори тише.

- Там такая жуткая авария, прямо «ой!»

Марина подошла ближе, но тише говорить не стала. Может, не услышала, о чем ее Кисанька просил?..

- А я-то тут при чем?

- Там молния в дерево ударила! А дерево на машину… - продолжала тараторить Марина.

- Я не автомеханик! Кисанька начал сердиться.

- Так в машине женщина беременная! Ее к нам занесли!

- Вот с этого и надо было начинать! Иди, скажи, что сейчас спущусь. Только быстро!

- Бегу!

И Марина убежала, шлепая тапочками. Скоро зашумел лифт.

- Людмила Витальевна, я сейчас осмотрю Артемову, и перевозите ее в палату. А еще… - Кисанька вздохнул. Подготовьте шестой стол. На всякий случай.

- А может, обойдется?

- Может быть, но… на всякий случай. С моей удачей, мы вполне можем получить одиннадцатую роженицу за вечер.

- Тогда это будет рекорд.

- Мы к рекордам не стремимся, мы успехов не боимся, - запел Кисанька, подходя к Юлькиному столу. Или как там пели в ваше время?

- Вернетесь, и я вам спою, - пообещала Людмила Витальевна.

И Кисанька поехал вниз. А Юльку вывезли из родзала. Ее ребеночка увезли еще раньше. Та врачиха из детского отделения. Я так и не узнала, как ее зовут. Когда освободился стол возле двери, я не заметила.

Людмила Витальевна заговорила с Галей о чем-то своем, медицинском, и меня, наконец-то, оставили в покое. Честно говоря, я давно об этом мечтала. Послать любопытных врачих мне казалось неудобным: и не чужие, вроде, и помогли спасибо им, а отвечать так, как Мамирьяна, чтобы человек отстал и не обиделся, я не умею.

Сыночка лежал и смотрел с таким серьезным видом, будто делал невероятно сложную работу. И я в который раз удивилась: вот этот маленький человечек, вот это чудо пряталось во мне все девять месяцев!..

Помню, еще полгода назад мы с Темкой пошли на УЗИ, посмотреть, кто там живет во мне. Но ребеночек не захотел признаваться, мальчик он ли девочка. Врач только и сообщил, что развитие идет без патологии, и назначил новый срок осмотра. Он сказал, что к тому времени плод может повернуться.

«Плод» смешное слово. Мы с Темкой дружно захихикали, когда услышали его. А перед уходом я спросила у врача: «Как же ребеночек поместится там, среди всех моих печенок-селезенок?»

Понимаю, что глупый вопрос, но тогда он казался мне очень важным. А врач спокойно ответил: «Найдет местечко». Наверно, ему и не такие еще вопросы задают. Темка потом сказал, что врачу столько платят, чтобы он не только смотрел, но и консультировал, и что я могла хоть целый час консультироваться, если мне надо. Тогда же Темка и на второе УЗИ пообещал со мной сходить. А через два дня Темки уже не было.

Я больше не пошла к тому дядечке-доктору. И не денег мне было жалко нашлись бы деньги! просто идти туда одна я не смогла. Вдруг дядечка нас запомнил, вдруг он спросит: почему сама?.. Объяснять «почему» мне не хотелось. Я пошла в бесплатную больницу, и такого там наслушалась…

Пока я делала ревизию своим воспоминаниям, врачихи куда-то подевались. Бабулечка в белом халате мыла пол. Потихоньку дошла и до меня. Отодвинула кроватку с ребеночком, пошаркала тряпкой, и поставила кроватку ближе ко мне.

- Что ж тебя здесь оставили, маленький? заговорила, как запела.

Старенькая совсем, лицо, как печеное яблоко, а голос приятный.

- Я попросила оставить.

Бабулька подошла ко мне, поправила одеяло.

- Опросталась, девонька? С облегчением тебя.

Я не сразу поняла, к чему это она сказала. И пока я думала, чего бы такого ответить, и надо ли отвечать, бабулька вернула ведро на тележку, и укатила ее из родзала.

Что-то не видела я этой бабульки на нижнем этаже. Наверно, она качественней всех убирает, вот и назначили сюда. Хлоркой, по крайней мере, после уборки не воняло.

Я осталась наедине с сыночкой. Это было приятно. А он все не спал. Интересно, о чем думает этот человечек?

Пол еще не совсем высох, когда появился Кисонька с Людмилой Витальевной. За ними шли две врачихи. Галина и еще одна, незнакомая. А ту женщину, что попала в аварию, везли на каталке. Галина капельницу над ней держала. Пока роженицу перекладывали на разделочный стол, Кисонька ко мне подошел.

- Дубинина, ты еще не спишь?

- Не сплю.

- Вот и не спи. В палате спать будешь.

- А когда меня в палату?

- Где-то через час. Ты как себя чувствуешь?

- Хорошо. Только знобит немного. Еще миска между ногами мешает. Ее можно убрать?

- Это не миска, а кювета для сбора крови. И убирать ее пока нельзя. Сейчас я посмотрю, сколько кровушки из тебя натекло…

Кисонька отвернул одеяло, и ногам сразу стало холодно. Меня всю затрясло.

- Что кровяной колбаски захотелось?

Спрашивать пришлось сквозь зубы, чтобы не прикусить язык.

- С чего ты взяла?

- А зачем вам кровушка?

Кисонька поправил одеяло, и наклонился к моему лицу.

- Дубинина, - интимно зашептал он. Ты иногда как скажешь… я, прям, не знаю, что ответить. Хорошо, что тебя Марина не слышала. Она девушка впечатлительная, в обморок может упасть.

- Интересно, эта «впечатлительная девушка» нашла лампочку или до сих пор ищет?

- Вот черт! Совсем забыл об этой лампочке! Ладно, увижу Маринку спрошу.

- Вы лучше сами найдите и вкрутите. Так оно надежнее будет.

- Дубинина, я что, похож на электрика?

- Ну, как хотите. Значит, ваш родзал «номер два» будет работать только в дневное время.

- Тоже мне, Касандра выискалась! фыркнул Кисонька, и тут его позвали:

- Юрий Андреевич, у нас все готово!

Я только раз глянула на дальний стол, и опять стала смотреть на сыночку. А он все не спал. Лежал себе молча, хмурил бровки и смотрел. Может, с ним что-то не так?

- Юрий Андреевич! громко, на весь родзал позвала я. Ради сыника стеснятся не стала. А у меня ребенок не спит! Это нормально?

- Нормально, Дубинина, нормально! Отозвался Кисонька, не оборачиваясь.

Он стоял справа от роженицы и что-то делал.

- Не спит, значит, не устал, - сказала Людмила Витальевна. Есть новорожденные, что первые пять-семь часов не спят. А есть такие, что засыпают уже через полчаса после рождения. Роды бывают разные, дети тоже. Не беспокойся, заснет.

Подходить ко мне она тоже не стала, прочитала свою лекцию, не сходя с рабочего места.

- Понятно, спасибо.

Будь вместо этой врачихи Сашка, он бы мне ответил намного короче. «ХЗ, сестренка, ХЗ». Если переводить на русский язык и без мата, то получилось бы: «Хто знает, сестренка, хто знает». Всех девушек Сашка делил на сестренок и подруг. «Сестренки» - это те, с кем он еще «нет», а «подруги» - с кем уже «да». Одна девчонка сказала, что Сашка это три «П» в одном флаконе простой, приятный и прикольный. И не красавец, и не богатый, но с ним было легко и уютно, как с плющевой игрушкой. «Подруги» его хвалили, а на «сестренок» он не обижался и их почему-то становилось все меньше на нашем курсе. Может, и я стала бы для Сашки «подругой», если бы не появился Темка. А то Мамирьяна совсем уже задолбала меня. «В наше время неприлично быть целкой в двадцать лет!» Так она говорила при каждой нашей встрече.

Если бы Кисанька был рядом, я бы рассказала ему про Сашку и про его смешное «ХЗ». Но отвлекать занятого человека…

Похоже, у той женщины все шло не так легко и просто, как у меня.

Смотреть-то я не смотрела, и подслушивать не собиралась, но не затыкать же уши, когда при мне говорят. Я старалась не слушать, но отдельные слова иногда улавливала:

- …как она?

- …потуга!

- …работаем!

- …как там?

- …скоро!

- …не приходит в сознание!

- …следить за давлением!

- …потуга!

- …работаем!

- …появилась головка!

- … рассекай!

- …тащи!

- …зажим!

- Ну, вот и все! выдохнул Кисанька.

Я не выдержала и опять посмотрела в ту сторону. Людмила Витальевна держала совсем маленького ребеночка. Ручки-ножки тоненькие, тельце темное, почти фиолетовое. И свисает так, будто в нем нет костей. Еще и пуповина торчит. На новорожденного котенка похож.

- Хорошая работа, девочки! Всем спасибо.

- Это его отец пусть вам спасибо говорит, - сказала Людмила Витальевна, взвешивая малыша. Что жену ему не разрезали. Я думала, что без кесарева не обойдется. Два сто. Маловато.

- Для недоношенного не так уж и мало - возразил Кисонька.

- А с чего вы взяли, что он недоношенный? Отец карту передал? спросила Галина.

- Я и без карты вижу. И ты увидишь, если подойдешь ближе и посмотришь.

- А на что смотреть-то?

Отходить от роженицы акушерка не стала, только головой повертела. Даже на меня зачем-то глянула.

- У ребенка пушок на тельце, - сообщила Людмила Витальевна, запеленывая малыша.

- А-а… тогда точно недоношенный. Бедняжка, - пожалела Галина. И сколько не доносили? Что отец говорит?

- Отец у нас иностранец. И говорит он очень плохо. Если бы я продолжал его расспрашивать, то сейчас на санпропускнике был бы.

- Так у нее и документов никаких нет?! - ахнула Людмила Витальевна. Она и ребеночка на столе оставила, чтобы руками всплеснуть. И вы ее прямо с улицы сюда?!

- Документы у нее есть, но я их не видел. А на первом этаже я работать не люблю сами знаете, какие там условия. Или вы хотите, чтобы я иностранку рядом с бомжихой положил? Чтоб нас потом по судам затаскали? А вы еще про кесарево что-то говорите. Какое кесарево, зачем?

- Так она же без сознания!

- Людмила Витальевна, с каких это пор при родах нужны мозги? Дубинина! позвал Кисонька, подходя к столику, где лежал ребеночек. Тебе вот прямо сейчас мозги нужны?

А я-то думала, что обо мне уже забыли.

- Зачем? Мне что, интегральное уравнение решать надо?

- Вот видите, Людмила Витальевна, мозги нам не очень нужны. Тело и само знает, что надо делать.

- Юрий Андреевич! вскрикнула Галина. У нее давление падает! И кровотечение…

- Срочно в реанимацию!

Кисонька заторопился к своей иностранке. Я только и заметила, что кожа у нее, как молочный шоколад. Еще волосы заметила, длинные, каштановые. Крашеные, наверно. Или бывают негритянки с такими волосами?

Вбежала Марина, как всегда, тяжело дыша.

- Там этот… муж ее… ругается… хочет узнать… как закончились роды… вот!

- А кто ему сказал, что роды закончились?! Ты?

- Не знаю. Не я! Губы у Марины задрожали, и она начала всхлипывать. Он грозится, вы кричите…

- Ладно, успокойся. Отнесешь ребенка в инкубатор, поняла? Марина кивнула, продолжая всхлипывать. - Людмила Витальевна, женщину в реанимацию. И побудьте с ней пока. Подготовьте все к переливанию. Если что, начинайте без меня.

- А вы?

- Попробую поговорить с этим иностранцем. Вдруг у нее аллергия на какие-то препараты.

Все эти разговоры происходили во время перекладывания негритянки на каталку, и по пути к двери.

Людмила Витальевна сунула Марине сверток с ребенком и быстро вышла вместе со всеми, а Марина посмотрела на малыша так, будто не знала, что это такое.

И тут я поняла, что меня скоро оставят наедине с сыночкой. Может, на час, а может, и больше. А мне опять очень хотелось пить. Моя бутылка с водой стояла на подоконнике, но чтобы взять ее, надо слезть с разделочного стола, протиснуться между штативом для капельницы и каким-то шкафчиком… А с другой стороны стояла кроватка с моим Олежкой и еще один штатив.

- Марина, - позвала я медсестричку. Дай мне водички.

Я, может, и сама могла бы взять, но вдруг мне еще нельзя ходить? Да и все тело дрожит, как в ознобе.

- Водички? Марина задумчиво посмотрела на меня, потом вдруг улыбнулась. Пить? Ты хочешь воды? - Она обрадовалась так, словно, и не плакала минуту назад. Сейчас! Сбегаю!

- Стой! Не беги! Вода на окне!

Марина повернулась так резко, что полы халата разлетелись. Будь она на каблуках, не знаю, смогла бы удержаться на ногах или нет. Пока я говорила, Марина успела добраться до двери. Вернулась она тоже очень быстро. Положила сверток мне под бок: «Подержи ребеночка!» и начала протискиваться к окну. Дотянулась до воды, но когда возвращалась, свалила штатив и сдернула какой-то прибор со шкафчика. Приборчик громко бумкнул об пол, зашуршал проводом и брезентовой лентой с присосками.

- Ой! Я сейчас подниму.

Сунула мне бутылку, подняла прибор за провод, а свободной рукой ухватила штатив. Почему-то первым она захотела поставить прибор… Вернее, забросить, раскачав его за провод. Хорошо, что шкафчик был весь железный. Стекло не пережило бы такого обращения. Приборчик стукнулся о дверцу почти в самом верху, а штатив дзинькнул об угол шкафа и упало еще что-то.

- Ой! Я сейчас все исправлю…

Марина опять нагнулась, так и не выпустив штатива. Мне повезло, что она не стояла ко мне спиной. А то бы она мне голову этим штативом разбила. А так я отделалась синяком на ноге. Сказать Марине, чтобы делала что-то одно, я не успела сработал мобильник. Сигнал был громким и резким, я бы на свой такой не поставила.

- Ой! Это меня!

Марина вытащила за шнурок телефон из-под халата и быстро пошлепала к двери. Там же, у двери, она и оставила штатив.

- Да, Игоренчик! радостно защебетала Марина уже из-за двери. - Для тебя всегда свободна! Ты уже подъехал? Сейчас спущусь!

Звякнула стеклянная дверь, зашумел лифт, и стало очень тихо. Я посмотрела на настенные часы почти полночь. Самое время появиться привидению, и сказать, что все это мне снится.

В правой руке у меня была бутылка с водой, а левой я придерживала ребеночка. Чужого. Мой лежал в кроватке и смотрел. Мне показалось, что он насмешливо улыбается. Словно хочет спросить: «И что будешь делать, мамочка?»

Интересный сегодня вечер, Олежка. Такого долгого и насыщенного у меня уже давно не было. И когда я решила, что все закончилось благополучно, мне подвесили еще две проблемки. Наверное, чтобы я не заскучала. Вот и думай, Ксюха, как открыть бутылку одной рукой, и что делать с негритенком. Пока Марина будет ворковать со своим Игоренчиком, малыш тут совсем замерзнет. Он и так уже серо-синий.

- Марина! на всякий случай позвала я. Эй, кто-нибудь!

В родильном отсеке было тихо. Только молния сверкнула за окном. Где-то далеко. Грома я не услышала.

Решать проблемы начала со второй взяла малыша к себе под одеяло, умостила на животе. Так будет теплее, чем на клеенке. И рука у меня освобождается. А малыш такой легкий, кажется, совсем ничего не весит. Потом и первую проблему решила открыла бутылку.

Пока я пила, негритенок понял, для чего нужна грудь, и зачамкал.

Я посмотрела на сыника. Тот не возражал.

- Это не надолго, - пообещала я Олежке. Скоро за ним придут.

Через пять минут, когда я заглянула под одеяло, негритенок спал. Грудь он так и не выпустил. Олежек тоже скоро заснул. Только мне не спалось.

В полпервого в родзал заглянула бабулька-уборщица. Сказала, что все заняты на операции, и перевезла меня в палату. На кровать я переползала сама бабулька ушла за Олежкой. Когда она вернулась, то не поленилась сделать мне чаю и бутерброды. И оставила все на стуле, возле кровати, чтобы мне брать было удобно. И одеяло с соседней кровати дала, пока та пустая стоит. Я отшуршала бабулька денежку такой не жалко. Про негритенка говорить не стала. Не захотела подставлять Марину. И знаю, что она мне никто, а вот не смогла заложить, и все тут. На соседку она нашу похожа, на тетку Настю. Такая же рассеянная: выйдет утром по воду, то с одной знакомой поговорит, то к другой зайдет, а к обеду возвращается домой с пустыми ведрами.

Марине этой я сама все скажу, когда она придет. Да и не мешает мне пока негритенок, сопит тихонько и грудь иногда чамкает. Чамкнет разок-другой и опять затихнет. Пригрелся на мне, как котенок. Васька тоже любил так спать.

7.

Первой моей мыслью было: «Ни фига себе!» Через минуту или через полчаса подползла и вторая мысль: «И на хрена было…» Потом, когда я попытался перевернуться, вместе со стоном пришла и третья: «Экспериментатор долбанный!..»

С ненавистью посмотрел на браслет, который напялил на себя перед сном. И совсем даже не из любопытства напялил любопытствовал я шесть дней назад. Но как эта вещь работает, так и не понял. Даже объяснения Многозрящего не помогли. Со второй попытки я тоже не понял, но без объяснений обошелся. Так и валялся браслет в шкатулке, а я четыре дня к ней не прикасался. Все отдать собирался, да так и не собрался. То занятый был по самое «нехочу», то приступ склероза случился: помню, что хотел чего-то приказать Мальку, а чего именно убей, не помню. Только вчера перед сном и вспомнил, но так меня заломало кого-то там звать, чего-то приказывать… Вот и не позвал. Только дотянулся до шкатулки, открыл… И тут же руку отдернул.

Не в первый раз вижу этот браслет, а все еще дергаюсь. Когда Малек мне только принес его, я обалдел до полного онемения. И чуть шкатулку не разбил. Хорошо, что Малек подсуетился, а то пришлось бы собирать с пола обломки.

Из шкатулки на меня смотрели две змеюшки. Черная и белая. Переплелись жгутом и кусают друг друга за хвост. Еще и пялятся так, будто спросить хотят: какого это ты в нашу разборку вмешиваешься?

Сделали змеюшек так тщательно, что я их за живых принял. Или они и были живыми, только заколдованными. Много ли я знаю об этом мире: вдруг здесь обитают змеи таких расцветок?..

Браслет оказался большим. Такой на ногу можно натянуть. Или на шею. Но тогда бы его ошейником называли. Примерять такую красоту на ногу я не стал. Почему-то вспомнились трупы, с бирочкой на ноге над которыми мы еще в институте практиковались… Думал, привязывать браслет к руке придется, чтобы не свалился, а он вдруг мягко и ненавязчиво поерзал по запястью, и стал мне в пору. И снять можно, и рукой тряхнешь не слетит.

Помню, удивлялся я не долго колдовская вещь она и есть колдовская. А еще стильная и старая. Старше многих городов в этом мире. Тиама как учуял змеиный браслетик, так и облизнулся. Тысячи живых этим браслетом пользовались, след свой оставили. А Тиама страсть как любит такой вкуснятиной питаться! Может, из-за него я и напялил вчера этот браслет. Ведь точно помню, что не собирался! Только посмотреть хотел.

А может, Тиама не при чем, может, это я понадеялся, что за четыре дня настройка у браслета сбилась, и мне приснится что-нибудь другое. И я узнаю, за каким таким хреном меня заперли в детдом. Будто это может что-то изменить. Заперли, значит, так было надо! И скажи спасибо, что в детдом, а не в камеру хранения или в мусорный бак. И так ведь могли проблему решить. И сейчас еще решают. Мне, можно сказать, повезло живи и радуйся, так нет же, вопросы спрашивать надумал, любопытство, блин, замучило. Ну, и долюбопытничался!

Только наш народ надеется на «авось» и на «небось». Типа, авось обойдется, небось, не насмерть…

Ну, и обошлось. Не насмерть.

А Многозрящий был прав: опыт я получил тот еще!

Одно дело быть зрителем или помощником, и совсем другое оказаться в бабской шкуре и самому… После такого «интересного опыта» у меня дрожало и болело все, даже то, чего в моем организме не было, и болеть не должно бы.

Будь я реальным мужиком, не испорченным медицинским образованием, меня бы стошнило или впечатлило до психушки. Не любят, почему-то папаши присутствовать на родах…

Пощупал живот плоский! испугался: а вдруг мне приснилось, что я Леха Серый, вдруг я та жалостливая дурында, что греет под боком котят и негритят. Стал щупать себя ниже и подуспокоился немного мужик, слава Богу! Все-таки не я кому-то, а этот «кто-то» мне приснился. Уже легче, не надо думать, чего делать с чужим ребятенком.

Блин, нервы после такого сна совсем ни к черту! И как только женщины решаются на вторые роды? Да-а, умение забывать великая вещь.

А любопытство самое страшное проклятие, каким наказали человека. Вот отдал бы я браслет, сразу же, как только решил, и думать бы о нем забыл. Через неделю. Или через две уже и не вспомнил бы. А не забыл бы, так все равно опять брать не стал бы. Да и ничего интересного мне тогда не снилось, чтобы еще раз позориться перед Многозрящим.

Теперь вот лежу и думаю: каким боком примазался ко мне арапчонок? Вдруг он мой дедушка по материнской линии? Или прадедушка. Мне-то по бубну, но хотелось бы точно знать, чтобы не удивляться потом нестандартному окрасу потомства. Если оно у меня вдруг заведется.

Но все-таки приятно узнать, что и в то время бардак в больницах ширился и множился. Словно в нашу больницу попал, где один приказал второму, тот передоверил третьему, а третий понадеялся на четвертого… В итоге крайних нет, виноватых тоже нет «извините, Пал Нилыч, так получилось!» а самой главной оказывается уборщица. Эта и министра пошлет, и дверь перед ним закроет. «Не велено! Не приемные часы!» Кажется, лет пять уже прошло или шесть, тот случай давно анекдотами оброс, а как вспомнишь это «Пущать не велено!», так сразу тепло и радостно на душе становится. Были, оказывается, и в нашем мире отважные женщины.

Блин, да про нашу больницу можно было сериалы снимать! Одна тетя Даша чего стоила. «Министр?.. Ну, и тьфу ты нуты, какие мы грозные-серьезные! И чего он мне сделает? Дальше туалета не пошлют, а ведро с тряпкой у меня уже есть». Если уж про очередь в парикмахерской снимали, то про нас сам Бог велел. И зрители нашлись бы. Кому-то подавай боевик, чтобы мозги по экрану текли, кто-то от «Взгляда сквозь стену» тащится, а кому-то вынь да покажь «жизнь простого человека в современном городе». Будто, сам не человек и не на Земле обитает.

Стоп, а с чего это мне вздумалось гимны сериалам петь? Соскучился без телевизора? Захотелось к цивилизации приобщиться? Или ностальгия замучила? Типа, у самого все в порядке, все скучно и нормально, а у других-то жизнь какая интересная!.. По голове ключом, по другим местам кирпичом! Кстати, вот так на сериалы и подсаживаются. Или на игры. Или зависимость от сетки получают. Обсуждают в ней каждый свой чих, чтобы доказать себе, какой реальный и конкретный, и перед другими похвастаться: я такое могу, еще такое и такое, а чего сделать собираюсь, так это ваще зашибись! Вот только времени свободного совсем нету…

Было дело, пошутил я как-то по поводу этой зависимости, еще и любовь к сериалам зачем-то приплел. Так мы с Ларкой серьезно поцапались. Много интересного я тогда о себе узнал. Оказалось, что «Мастер на Пушкинской» - это и не сериал вовсе, а интересная и познавательная передача, и очень хорошо, что ее показывают каждый день. А если я не могу отличить передачу от сериала, значит, только вчера слез с елки и еще не отскребся от смолы. И нечего всяким неграмотным живодерам рассуждать о прекрасном!

Было еще много обидных и громких слов, которые мне и вспоминать не хочется. Я, понятное дело, тоже в долгу не остался. Когда мне втюхивают про живую съемку скрытой камерой, без всяких наворотов и преукрашений… типа, любой может зайти, рассказать Мастеру о своей проблеме и, пока тот будет сооружать сногсшибательную прическу, решение проблемы найдется само собой… типа, у Мастера столько знакомых, кто-нибудь да поможет… И я должен спокойно выслушивать этот бред?!

Сказал, что в такую ерунду верят только старые идиотки, с размягчением мозгов. И что я знаю, как снимается этот долбанный «Мастер». Мне Санька сказал. Его жена эту лобуду снимает. Там каждое слово, каждый жест придуманы и отрепетированы. Кстати, «Скучаем вместе» она тоже снимает. И сама говорит, что эта передача для законченных дебилов.

Что после этого началось!..

Ну, откуда я знал, что Ларка «Скучаем» тоже смотрит. Поцапались мы с ней в тот день так, что про интим даже не вспомнили. А на работе выяснилось, что все в бригаде хоть одну серию из «Мастера» да посмотрели. Только я себя дураком выставил: взялся критиковать, не зная, о чем речь. Еще оказалось, что Санька пошутил насчет жены. Забойщик хренов! Из-за его шуточек меня самого чуть не забили.

Стоп. А с какой это радости меня на воспоминания растащило? Чего это мне не спится? Ночь на дворе… луна в окно заглядывает… Вот, что значит сила привычки за две минуты до Санута появляется бессонница и гонит сон куда подальше. У меня это привычка, а у местных врожденный рефлекс, вроде дыхания и сосания у младенцев.

Вот только о младенцах не надо!

Короче, способов выживания столько, что и не сосчитать. Я уже удивляться им устал. Думал, всякого повидал, чем еще меня можно удивить, а на днях узнал, что можно и даже очень просто. Это, когда я на охоте побывал.

Не в первый раз я на охоте. И в этом мире, кстати, тоже. Но на ободранных тушканчиков еще не охотился. Это Алми мне посоветовал. Сказал, что будет интересно. И он не ошибся. Правда, Малек с Крантом разошлись во мнениях. Для Малька все, чего нельзя съесть, добычей не считается. И бегать за каким-то зверем, чтобы потом его отпустить, он считает глупостью несусветной. А Крант почему-то решил, что мне больше двигаться надо и, что эта охота замечательный повод потренироваться. Жиры растрясти. Хотя, не так уж много я и набрал. Есть, конечно, немного, но не худеть же от спокойной жизни. А фанатом спорта я никогда не был. Это Крант у нас форму поддерживает изо всех сил. Если бы я так тренировался, давно бы уже загнулся. Вот и на охоте мы все на поалах, один Крант на своих двоих за тушканчиками гоняется. И, что самое противное, первым своего поймал. Одна радость зверька кто-то до него уже ловил, кисточку с хвоста сдернул, вот и остался наш супер-охотник без приза. А я, когда привык немного к виду этих зверьков, двоих сумел поймать. Тут ведь главное не догнать, а поймать. Хвост у зверька длинный, с кисточкой, направление бега помогает изменить только так! Сколько охотников возвращаются потом без утешительного приза. А ничем другим этот клочок меха не назовешь. Потому как тушканчики бегают полностью ободранные. Странные зверьки.

Я не сразу понял, что эти страшилки и сайтары это одно и тоже. Конечно, я знал, что мы идем на сайтаров, но они же не единственные по степи бегают. А не бьют их сейчас, потому что худые и мех у них плохой, как у лисы летом. Но когда увидел, на кого меня охотиться привезли, чуть с поала не свалился. Бегает по полю стайка ободранных зверушек то есть без кожи, абсолютно! а на кончике хвоста единственный клочок меха болтается. И все мускулы, все сухожилия наружу. Хоть анатомию изучай. И вид у зверя соответствующий как у пациентов в ожоговом.

Я, признаться, подумал, что это колдун какой-то развлекается. Типа, и поохочусь и дичь уже свежевать не надо. Оказалось, напрасно я на колдуна подумал сайтары сами из шкурок выбираются, как змеи из старой кожи. Сезон кладки у сайтаров сейчас, вот и строят из собственного меха гнездо. Чтобы яйца от холода и перегрева уберечь. А когда детеныши вылупятся, родители к тому времени опять мехом обрастут. И ни одна ведь тварь не ест их, пока они без меха мясо у них ядовитым становится, с неприятным запахом. Густым и шелковистым мех станет только через сезон, когда детеныша от взрослого уже не отличишь. Кстати, мясо у сайтара очень вкусное, когда оно мехом прикрыто.

Там же, на охоте Алми и познакомил меня с капитаном «Летучей кошки». Обещал в гости к себе зазвать, чтобы мы поговорить спокойно могли. А на охоте какой разговор? И ушей лишних до и больше, и дело другое вроде бы имеется. К болтовне не располагающее. От рыбалки капитан тоже отказался, и не потому, что посчитал опасным занятием. Просто рыбалка для него не развлечение, а способ добычи жратвы. А когда выяснилось, что мы оба плавать умеем, Алми шарахнулся от нас, как от психов. Вот ведь странный мужик: охота на ядовитых тушканчиков для него развлекушка, а на рыбалку ни за что, ни за какие деньги. Опасно, видишь ли. Ну, у каждого свои понятия об опасности.

Вот Крант все врагов каких-то выискивает. Уже и Малька своей паранойей заразил. Ну, телохранитель понятно ему и полагается быть недоверчивым, а Малек-то чего? Или заскучали мужики от спокойной жизни, ищут способ, чтобы сковырнуть меня с насиженного места… Но я ведь никого не держу. Хочется приключений, так вперед! Хоть пешком, хоть на корабле. Кстати, надо будет предложить. Пусть их капитан на другой континент прокатит. Никто из них там не был впечатлений новых наберутся. Заодно и развеются. У меня-то работа, о глупостях думать некогда, а у Кранта уже мозги едут. Все ему кажется, что на меня покуситься собираются. Да кому я здесь нужен?! Сижу себе спокойно, людей потихоньку лечу, сны иногда смотрю… интересные.

Кстати, можно бы прогуляться, чтобы спалось потом лучше, но так лениво выбираться из-под одеяла. Только-только пальцы перестали дрожать и организм начал расслабляться. Блин, спасибо Многозрящему, удружил! «Интересный опыт», говоришь? Вот я заявлюсь к тебе завтра в гости и покажу, чего интересного мне наснилось. После таких снов особо впечатлительные не просыпаются. Нет, завтра я не смогу, завтра у меня рыбалка намечена. Тогда послезавтра скажу громкое «спасибо» за ценный совет. Таких бы советчиков…

Стоп. Кажется, меня по второму кругу несет. Вместо того, чтобы придумать, чего Алми подарить, я ни в чем не повинного старикана ругаю. А вдруг он услышит и обидится? Кто их знает, этих провидцев? Вдруг они и такое могут. Слышать мысли на расстоянии. И обижаться на особо непочтительных. Отчего у тех проблемы появляются, как грибы после дождя. Вдруг Санут обостряет всякие способности. Это меня на воспоминания пробивает, а старикана, может быть, на что-то другое. Не слишком полезное для окружающих.

Хорошо все-таки, что я про Алми вспомнил… Неудобно было бы припереться к нему с пустыми руками. Хотел острогу ему подарить, но от рыбалки мужик категорически отказался. С тех пор, как у него родился сын, он бережет себя от всяких опасностей. Мол, кто же наследника в семейный бизнес введет, если с папашей чего случится. Вот подрастет сын, тогда и рисковать можно будет. По маленькой. А пока… Сидит в лавке и продает то, чего имеется. Там еще кое-что из дедушкиных запасов осталось не распроданное.

И все-таки, чего же этому мужику подарить? Блин, терпеть ненавижу подарки выбирать! И кто меня за язык тянул? А все любопытство, блин, проклятое любопытство! Вот я попросил мужика об услуге, и тот обещался исполнить. И исполнил, когда я уже и думать о просьбе забыл.

А за услуги одним спасибо тут не отделываться не принято. Двумя, кстати, тоже. Народ здесь суеверный, за каждое доброе дело подарок делает кайрыш. За недоброе дело подарок тоже полагается, только другой. Очень уж не любят аборигены в долгу оставаться. Чтобы процентов по долгам не накопить и не потащить их в другую жизнь. Я, конечно, во все эти суеверия не верю, но… у нас ведь тоже поговорка есть: «У жадного и скупого с друзьями фигово».

Да и с бляхой лекарской Алми мне помог. Я-то по глупости вовремя не подсуетился, и все подходящие пациенты с караваном отчалили. А чтобы практиковать здесь, одного умения мало. Надо еще разрешение и подтверждение иметь бляху особую. Обычно этим наставник будущего лекаря занимается, когда решит, что ученик достоин. Бывают, конечно, исключения из правил наставник там внезапно и скоропостижно покинет этот мир или сволочью такой окажется, что про разрешающую бляху и думать не думает, нужен ему, понимаешь ли, пожизненный ассистент и мальчик на побегушках. Вот тогда специальная комиссия собирается лекари, целители, провидец и сборщик налогов, и уже они решают: дать или послать. А чтобы слишком часто им не решать, раз в год собираются. Аккурат во время сборов налогов.

А желающему получить бляху всего-то и надо предоставить уважаемой комиссии не меньше двух свидетелей своей успешной трудовой деятельности. Если по-простому то двух живых пациентов, которые согласились рискнуть, и полечиться у недипломированного специалиста. Забавная ситуация получается: если практикуешь без бляхи штраф, а если не практикуешь, то ни бляхи, ни денег в этой жизни не увидишь. Штраф, правда, небольшой, но это он для меня небольшой, а некоторые один золотой и за год не заработают.

Ну, когда пациенту приспичит, он не бляхой интересуется, а репутацией целителя. А репутация у меня та еще оказалась послушать пациентов, так загордиться можно. Я когда в первый раз услышал, не сразу понял, что это обо мне болтают. И Тамиле на мое разрешение положить и забыть. Раз уж я лечу, значит, умею. А, судя по кайрышам, умею очень даже не плохо. Откуда бедной женщине знать, что я про бляху и комиссию только в день сбора налогов узнал. Да и то, если б Малек не сказал, я бы на сборщика, как на идиота смотрел бы. Типа, моя твоя не знает, и понимать не желает. К счастью, бляха у меня имелась, досталась от погибшего коллеги, что с караваном шел, да под батулму угодил. Вот только не знал я, что это за бляха такая, и для чего нужна. Хорошо хоть не выбросил с остальным мусором, что у травника в сумке валялся. А то пришлось бы мне ползолотого платить за каждого вылеченного здесь пациента, а за покойника золотой. А если посчитать, сколько людей побывало у меня за этот год… Мама дорогая! Сборщик надорвется под моим штрафом.

И не впаришь ему, что только вчера работать начал, или что год неудачный был. С каждым сборщиком провидец шляется. Вот только в моем случае провидец сборщику не помощник не любят почему-то провидцы быть рядом со мной. Всякие причины придумывают, чтобы убраться подальше. Только старик меня как-то терпит. Насмотрелся небось за свою жизнь всякого. Одним кошмаром больше, одним меньше… А тот Многозрящий, что со сборщиком пришел, только глянул на меня и тут же вспомнил, что Тамиле чего-то недоговорил. Сказал, чтобы мы начинали без него, а он подойдет, как только освободится.

Сборщик заметно удивился, но начал, как ему и было велено. А когда увидел, какую бляху ему показывают, удивился еще сильнее. С таким «дипломом» в деревне сидеть надо, гербарий собирать, да по грошику за мешок продавать. Или насморк лечить у самых рисковых пациентов.

Хорошо, мужик попался понятливый: за будущий кайрыш совет умный дал. Я этому совету и последовал. В тот же день, пока сборщик отдыхал от трудов праведных. В моем доме отдыхал. А чтобы ему не очень скучно было, я поляну велел накрыть, и трех девушек, приятных глазу, пригласил. А сам в комиссию подался квалификацию повышать. Вот по пути к Алми и завернул, в свидетели звать. Его-то я давно лечил, когда в этом городе еще не жил и не практиковал. Вторым можно было Малька взять, но не хотелось мне почему-то про его болячки рассказывать. Да и самому хвастаться не хотелось, что меня таким зверушкам заказывают. Вряд ли эта информация на пользу бизнесу пойдет.

Алми согласился сразу же. Только попросил, чтобы я роды у его жены принял, когда срок придет. Втемяшилось мужику в башку, что при мне обязательно сын родится, а без меня опять дочка получится. Он даже ко мне наведаться собирался после налоговых дней, а я сам взял, и заявился. Значит, боги улыбаются ему.

Мне они тоже улыбнулись возле лавки Алми я столкнулся с поаловодом. И едва Кранта успел остановить. Он того мужика на тряпочки чуть не порвал. Оказалось, что мужик какую-то занятную фиговину с дальних краев привез, и толкнуть решил знакомому продавцу. А когда меня увидел, обрадовался так, что нортора не заметил. Вот и полез общаться. Я-то его не помню, а этот поводырь помнит, что должен остался за лечение. Ничего особенного у него не было, всего лишь вывих большого пальца профессиональная травма, по молодости и неопытности все поаловоды этим страдают. Да я столько этих пальцев вправил, что и не сосчитать! Бывало, по три раза на день одному и тому же поводырю вправлял. Вот и с этим так получилось. А в последний раз ему заплатить нечем было. Только собой или поалом. Но я от такой платы отказался.

Так я и попал на комиссию с двумя живыми свидетелями. А провидец, что в ней заседал, чуть в истерике не забился, когда меня увидел. Вроде, старше того, что ко мне домой заявился, а такой нервный. Сказал только, что у него срочные дела, что ему домой надо, и что он без всяких заглядываний в прошлое видит, что я не только лекарь замечательный, но и самый правдивый человек в этом городе, и что мне можно верить без всяких проверок. Выпалил все это на одном дыхании и быстренько смылся. Посылать за другим провидцем не стали. Время к обеду, всем тоже домой побыстрее хотелось. Заставили только Алми и поаловода поклясться, что после моего лечения они остались живыми, и что ко мне претензий не имеют.

Потом я узнал, что для повышения квалификации мне и одного Алми хватило бы. Он мужик известный и ко многим целителям со своей болячкой ходил. Кстати, на его живот все лекари и целители в комиссии полюбовались. А поаловода быстро отпустили, даже палец его щупать не стали.

Дольше всего пялились на бляху, вроде как, мою. Ничего особенного в ней не было, только край немного оплавлен. Но когда я сказал, что это из-за молнии, все вопросы исчезли сами собой. Тут считается, что поджаривание молнией стимулирует способности. Небольшое, понятное дело, поджаривание. Без обугливания.

Потом еще решить не могли какую бляху мне выдать: целителя или врачевателя. Вроде бы, и тот и другой людей лечат, но одному подсобные средства нужны иголки там, ножики всякие, камешки полированные, травы лечебные, а другой без всего этого обходится, ему рук и голоса хватает. А у меня оказывается, и так, и так получается, прям, не человек, а универсал-многофункционал. В конце концов, выдали мне две бляхи, и на этом дело закончилось. Правда, за две бляхи и двойные налоги полагаются, но… за все надо платить. За талант,оказывается, тоже. Если ты им на жизнь зарабатываешь.

Это уже потом, когда мы с Алми рождение его наследника отмечали, я и залез в долги напросился на знакомство с капитаном Баргом. Тогда песнопевец чего-то рассказывал, героическо-романтическое, про море, дальние походы, ну и про отважного капитана. А счастливый папаша взял да и похвастался, что и сам, когда был молодым и рисковым, тесное знакомство с ним водил. Да и сейчас еще встречаются иногда. В лавке. Вот мне и приспичило пообщаться с тем капитаном. Хотелось бы узнать, какое отношение его «Крылатая кошка» имеет к той, что я на печати видел. Да и еще пара вопросов у меня к нему имеется. Я-то думал, капитана давно в живых нет, если уж песни про него слагают, а он один из оптовых поставщиков Алми оказывается.

Теперь кайрыш за мое любопытство полагается. И как можно скорее. Пока капитан в городе. А то он, вроде, все свои дела уладил и скоро отчалит. Хорошо ему, а я тут голову ломаю, чего бы такого Алми подарить.

Может, к другому антиквару зайти, чего-нибудь интересного присмотреть? Типа, сувенирчика на добрую память. Жаль, что Алми успел третью жену купить, а то был бы нормальный подарок. Но мужик сам подсуетился. Как только вторая сына родила, в тот же день и купил. Уважаю. Реальный мужик. Обещал сделал. Теперь вторая посылает третью туда, куда первая послала ее. Думаю, у мужика не жизнь, а сплошной сериал начался.

Блин, опять я про сериалы думаю!

Кому сказать засмеют: Леха сериалами увлекся…

А я не увлекся!

Я их вообще никогда не смотрел. И смотреть не собираюсь. Не по чем смотреть. Телевизора нету. Да и не интересно мне на такую ерунду время тратить. А сон это совсем другое… это…

Да и кому, какое дело, чем я занимаюсь под своим одеялом?! Чем хочу, тем и занимаюсь. Мужик я самостоятельный, ни перед кем отчитываться не собираюсь. Захочу на луну выть стану, захочу опять браслет надену. Да и не буду я им долго пользоваться. Вот только убеждусь… или убедюсь?.. Короче, как только узнаю, что этот арапчонок мне не родня, так сразу и верну браслет. Пускай старик другому идиоту его впарит. А я обойдусь без такой развлекушки. Может быть, потом… когда-нибудь… если ностальгия вдруг забодает… тогда и загляну в родовую память еще раз. Может, и узнаю то, чего хочу.

Кстати, Санут ушел, пора сон досматривать.

Интересно, чего Ксюха скажет той забывчивой дурынде? Понятное дело, что ничего хорошего, но хотелось бы поточнее. И дословно. Бабы так смешно матом разговаривают.

8.

Все знают, что понедельник день тяжелый. А если нерешенные проблемы тянутся еще с той недели, то лучше бы их отложить до вторника. Вот только моя проблема не откладывается не тот случай.

Я с самого утра ищу Кисоньку. А он, как Фигаро, и тут, и там, и еще где-то. Все его видели «вот только что пробежал!» - одна я его не могу нигде застать. Словно он прячется от меня. Или прячется без всяких «словно»? Натворил дел, а теперь стыдно на глаза показаться?.. Только я его все равно выловлю, не сейчас так вечером, он сегодня опять дежурит. Подменяет кого-то.

Сегодня в больнице проверка или комиссия все с самого утра бегают, как клюнутые куда-то. Даже осмотра толкового не было. Забежали толпой почти все незнакомые спросили «как дела?», и убежали не дослушав. Олежку тоже смотреть не стали. Детская увидела, что он спит, сказала «потом зайду», и умчалась за остальными. Еще и дверью так хряпнула, что штукатурка посыпалась. Но сыночка не проснулся.

Негритенок тоже просыпаться не стал.

Он почему-то много спит. Я хожу по коридорам, а он спит, еду в лифте спит, зашла в аптеку тоже спит. Только, когда голодный, просыпается. Или, если закакашкался. Оставлять малыша самого боюсь. Два раза пробовала, больше не хочется. Вот скажет Кисанька, что все будет в порядке, вот тогда и оставлю. А пока пускай побудет со мной. Ноша не велика, плечо не отвалится. Вчера я его полдня на руках носила и ничего жива. А после обеда кенгурятник купила переноску для совсем маленьких. Мягкую, теплую и с фиксатором для спинки. Я для Олежки это собиралась купить. Потом, когда выйду из роддома, но спустилась в аптеку за бутылкой воды, и увидела нужную вещь. Купила сразу же. Хорошо, что денег хватило. Обычно, я неделю или две думаю, надо брать или обойдусь как-нибудь. А когда понимаю, что надо и не обойдусь, начинается обычная нервотрепка: то вещи нет, то денег, то расцветка не нравится, то размер не мой. В конце концов, я покупаю то, что хотела, но на порадоваться сил уже нет. А вчера вдруг подумала, что пора жить по-новому. Надо взяла, и не стоит тратить время на поиски в других местах. Лучше я это время с Олежкой проведу. И не буду расстраиваться, если узнаю, что где-то можно купить дешевле. Буду считать, что компенсировала этим лишнюю беготню и нервотрепку.

Уже в палате примеряла кенгурятник, вложила в него негритенка Олежка спал, а этот все равно на руках и сразу поняла разницу: и ребенок при мне, и руки свободны. Еще в шарф широкий завернулась красота! И малыш от сквозняков закрыт, и мне теплее не июль месяц ведь на дворе. Да и показывать негритенка кому попало, не хочется. Вот скажет Кисонька, что можно, тогда и покажу. Другие-то мамочки не таскают с собой маленьких, Олежку я тоже не таскаю, но он и остается спокойно один, а этот… И что делать с ним ума не приложу. И посоветоваться не с кем. Не хочется Кисоньку подставлять. И эту… дуру забывчивую.

Поскорей бы Кисонька нашелся! А то уже и обед скоро.

Из столовой во всю пахнет гречневым супом. Столовой эту комнату только мы называем. Так проще и быстрее. А на двери ее висят две таблички: на одной «Комната приема пищи» написано, а на второй четверка. Красного цвета. А больничный персонал говорит правильно и длинно: «комната приема пищи». Тетя Шура, что привозит тележку с едой, всякий раз громогласно сообщает: «Ходячие пациентки пищуются в комнате приема пищи, а лежачие пищуются под капельницей!» И так она вкусно говорит это «пищуются», что и не хочешь есть, а все равно тарелку под черпак подставишь. Пускай не домашний харчик, но теплый, свежий и за то спасибо.

В столовку я вошла как раз вовремя тетя Шура понасыпала всем голодным и на меня внимание обратила.

- Бери тарелки, девонька, пищуйся. Тебе детенка кормить надо.

Это она бирку у меня на руке заметила. Потом я вспомнила, что бирки на этом этаже у всех, и обозвала себя дубиной стоеросовой. Но тарелку взяла, и от двойной порции не отказалась. Хорошо, что у меня обе руки свободные! Были. Так, держась за тарелки, я и стала высматривать место за столом. Высмотрела у окна. За тем же столом сидела Ольга.

Ольга тоже в субботу рожать собралась, только раньше меня. Ее сразу после обеда наверх забрали. А я ни в субботу о ней не спросила, ни вчера не зашла, даже не вспомнила, что мы с ней на одном этаже. То целыми днями рядом крутилась, когда она мне нужна была, а теперь вот и думать забыла. Неудобно-то как! Что она обо мне подумает?

Села возле Ольги, пока место не заняли. Поздоровалась, поздравила, сказала спасибо за поздравление, а извиниться постеснялась. Знаю, что надо, что виновата, но язык не поворачивается. И Светка рядом сидит. Она мне еще в палате надоела. Хорошо, что мы теперь в разных палатах.

Конечно, возле окна не очень тепло, но лучше уж есть сидя, чем стоя хлебать. Я и так последнее свободное место заняла. Не все ходячие мамочки обедали в столовке. Или ребенок не отпускал, или аппетита не было, или был, но в другое время. Тогда пациентки харчили в палатах то, что Бог послал, и домашние принесли. Да и места в столовке совсем немного: три стола, шкаф, холодильник, мойка и десять стульев. А для одиннадцатой голодной посадочное место не предусмотрено. Мостись на подоконник, если стоя есть не хочется. Но зимой лучше стоя, чем на холодном подоконнике.

Пока я раздумывала над несовершенством мира, Ольга закончила обедать и вытащила из кармана сложенные листочки. Развернула, постучала ложкой по стакану, привлекая внимание сидящих за другими столами.

- Девочки, я тут набросала небольшой списочек. Все самое необходимое, что может понадобиться молодой мамочке. Рекомендую ознакомиться и скопировать, - и помахала тетрадными листочками, исписанными с двух сторон.

Светка первой схватила их, повертела, глянула на самый последний и возмущенно заявила:

- Здесь же больше двухсот пунктов! Это же рука отвалится все писать!

- Тогда отксерь, - предложила практичная Наталья, и тут же отобрала листочки. После меня. Так, что здесь имеется? Ну, и почерк у вас, Ольга… не знаю отчества.

- Для пациентов Ольга Валентиновна, а между нами девочками Ольги будет вполне достаточно. А почерк у меня обычный, «докторский».

- А вы по чем доктор? заинтересовалась Светка. Вот у меня тут…

- Я доктор по детям, - перебила ее Ольга. «Педиатр» называется. А если у тебя что-то где-то не так, то с этим лучше обратиться к Кисоньке.

Все засмеялись. Я тоже невольно улыбнулась, вспомнив неуловимого Юрия Андреевича или Кисоньку, как за глаза называли его пациентки. Гинеколог он милостью Божьей, и все стараются попасть в его палаты или рожать на его дежурстве, но манера выражаться у него своеобразная. Некоторые впечатлительные пациентки или их родственники жаловались главврачу. Я случайно услышала, как он читал Кисоньке нотацию, чисто формальную, потому как надо. Юрий Андреевич выслушал все молча, буркнул: «Ладно, понял» и опять вошел в палату с неизменным: «По кроваткам, кисоньки, покажите писоньки». Как говорится, горбатого могила исправит.

- А я не знала, что педик это сокращенно от педиатр, - сказала вдруг Светка.

Я чуть чаем не захлебнулась, когда такое услышала.

- Нет, милая, - ласково ответила Ольга. Педик это сокращенно от проктолог. Только сокращали на английском.

- Правда? Я запомню, - обрадовалась Светка.

Похоже, Ольгину шутку она восприняла всерьез.

Я тоже потянулась к списку:

- Можно?

Наталья без особой охоты отдала листочки.

- Я только посмотрю, - пообещала я. А если надо, то отксерю в двух экземплярах. Тут внизу и ксерокс есть.

- А ты откуда знаешь? удивилась Наталья.

- А я здесь уже неделю лежу.

- Что, осложнения какие-то? У тебя или… - заинтересовалась Светка.

- Нет. Слава Богу, все в порядке. Просто я за неделю до родов легла. На всякий случай. Погода такая, что скорая может и не успеть.

- И правильно сделала, - кивнула Ольга.

А Светка разочаровано вздохнула. Эта мамашка обожала слушать рассказы о всяких страстях-напастях, что случаются с другими. Или долго и нудно рассказывать про какой-то сериал, который никто, кроме нее почему-то не видел. Ее послушать, так кажется, что она больше ничего и не смотрит. И как фифочка, в модной прическе и в дорогущем маникюре, смогла выносить и родить ребенка, я слабо представляю. Ну, какая из нее мамаша? Ее же саму с ложечки кормить надо. Наверно, вся семья, а может, и две семьи, сдували пылинки с этой «хрупкой лилии», а она лежала под телевизором и изображала из себя умирающую леблядь.

- Ольга, я давно хотела узнать, - начала Наталья, ревниво посматривая на листки в моих руках. Вас специально учат так неразборчиво писать или это у тебя почерк плохой?

- Почерк у меня вполне нормальный. Был. Но напишешь что-нибудь совершенно безобидное разборчивым почерком, а впечатлительная мамочка возьмет карточку, прочитает и начнет таскать ребенка по бабкам и экстрасенсам. И зачем мне такое счастье?

Насчет впечатлительности мне не надо много рассказывать. Моя начальница каждое утро начинала с тщательного и подробного разбора очередного сна. Почему она решила, что я что-то в этом понимаю, трудно сказать, но первую половину дня все разговоры крутились вокруг одной единственной темы: «Чего Вере Петровне надобно ждать от судьбы?» После двенадцати, когда магазин открывался, начальница высматривала знаки судьбы в каждом покупателе и в каждой покупке. А если знак не высматривался, то к высматриванию пытались подключить всех сотрудниц, вместе с уборщицей тетей Зоей. Достала меня эта Вера Петровна так, что я от нее в больницу сбежала, на неделю раньше. Сидеть в декрете и слушать, что думают обо мне родители, не хотелось. Папа обязательно найдет, что сказать, чтобы я себя последней дрянью почувствовала. Вот и не стала им ничего говорить. И ездить к ним не стала. Осталась жить на той квартире, что мы с Темкой на год вперед сняли. И работала, пока могла. Чтобы самой в четырех стенах не сидеть, и не думать всякое… разное. Да и деньги лишними не бывают. Надеяться-то мне больше не на кого.

- Ольга, а вы точно уверены, что нам все это понадобится? Наталья, вроде бы случайно, коснулась листков и, опять же, вроде бы случайно, забрала их у меня. Все-таки здесь много чего написано…

Отнимать листы я не стала. Не драться же мне с этой бизнес вумой из-за двух бумажек. Да и весовые категории у нас разные.

- Наташа, а кем ты работала до декрета?

- Адвокатом.

- Я почему-то так и подумала, - улыбнулась Ольга. Только не обижайся, Наташенька. Просто каждая профессия накладывает свой отпечаток. А теперь ответ на твой вопрос: написала я только самое нужное, что сильно облегчит жизнь маме и ребенку. Особенно в первые месяцы.

- Я не обиделась, - сказала Наталья и потрясла тетрадными листками. Но мне здесь кое-что не понятно…

- Я тоже не поняла пункт пятьдесят семь! радостно сообщила Ирочка.

Она стояла возле Натальиного стула, который вдруг оказался возле нашего стола, оттеснив Светкин стул к самому окну, и заглядывала Наталье через плечо. При Ирочкином росте это было совсем не трудно. Метр пятьдесят в тапочках на каблуке, крепенькая, улыбчивая, отчего на румяных щечках появлялись замечательные ямочки. При темных волосах и смуглой коже, Ирочка почему-то казалась светлой, и так легко носила свой большой живот, что все невольно улыбались, когда видели этот шарик на ножках. Сегодня, рано утром Ирочка родила двух девчушек, а уже к обеду вышла в столовую на привычные посиделки-постоялки. Везде, где появлялась Ирочка, люди начинали улыбаться. Там, где появлялась Ольга, сразу же начинались разговоры на тему: «Что делать с ребенком, если у него…»

Бывают люди, которым просто необходимо изливать на окружающих свои знания, и хорошо, если окружающие с благодарностью впитывают излитое, а не отбиваются камнями и палками.

- Пункт пятьдесят семь? А что там?

Ольга потянулась к исписанным листочкам. Наталья показала из своих рук, не желая расставаться с полезной информацией.

- Так… пятьдесят семь… ага, вижу! Бюстгальтер для кормящих, брать импортный, немецкий или итальянский. Ну, и чего здесь непонятного?

Ольга посмотрела на Ирочку, улыбнулась ей, потом повернулась к Наталье.

- То, что бюстгальтер нужен, это мне понятно. И зачем два брать, тоже понятно. Но почему импортный? Что наш нельзя? уточнила вопрос Наталья.

- Можно. Но импортный лучше.

- А как же «поддержим отечественного производителя»? захотелось мне пошутить.

- Вот когда отечественный станет шить лучше и дешевле импортного, вот тогда я и стану его поддерживать. Обеими руками.

Наталья кивнула, похоже, удовлетворенная ответом. Но тут встрепенулась Светка.

- Но ведь немецкий бюстик в четыре раза дороже нашего!

Можно подумать, что она голодает. Сама же хвасталась, что двести долларов потратила на прическу. Я этот кошмар не стала бы делать, даже если бы мне триста заплатили!

- Если ты спустишься на первый этаж и заглянешь в аптеку, там бюстгальтеры немного дешевле. Там все немного дешевле, чем в центре. Если кто-то не приобрел еще приданое для ребенка, рекомендую приобрести. Можно, конечно, и наш бюстгальтер купить, там и такие есть, но, после первой стирки, резинки у него растягиваются и ничего не держат. Не говоря уже о том, что весь срок кормления в этой сбруе не выходишь.

- Почему? спросила Светка, рассматривая испорченный маникюр.

За день до родов нас всех заставили обрезать ногти.

- Да спать в нем неудобно! Я тоже как-то погналась за дешевизной, купила и так намучалась, что, и сама больше не покупаю, и другим не советую.

- Как спать?! Светка отвлеклась от своих ногтей и захлопала фиолетовыми ресницами. Зачем спать?..

- Спать, как получится и сидя, и лежа, и чем больше, тем лучше быстрее восстановишься. В первые месяц-полтора ребенок спит очень много, поел и спит вот и ты спи. А будешь спать без бюстгальтера, все будет в молоке и ты, и постельное, и муж оно тебе надо?

- А как же?..

Вид у Светки стал такой, словно она вот-вот заплачет.

- Берешь прокладки для груди, вкладываешь в бюстгальтер, и спишь себе спокойно. Правда, при гиперлактации они держат совсем недолго, но уж лучше так, чем совсем ничего. Кстати, прокладки есть в той же аптеке.

- Оля, а эта гипер… ну, то что ты сказала… это что?

Когда эта фифочка делала удивленные глазки и приоткрывала свой накрашенный ротик, вид у нее становился, если не полной дуры, то весьма-весьма упитанной.

- Все очень просто, Света. Если грудь у тебя увеличится на два-три размера, а молоко начнет течь само вот это и будет гиперлактацией.

- Да? - Светка потрогала свою, и так не маленькую грудь. А это опасно?

Лекцию подошла послушать еще две мамочки. До этого они неторопливо и вдумчиво поглощали обед.

- Это неприятно, но не более того, - ответила Ольга.

Светка разочаровано вздохнула.

- И что с этим делать? спросила она, и опять засмотрелась на свои пальцы.

- Ничего особенного: сцедить немного в стерильную посуду или дать грудь ребенку. Он покормится и молока станет меньше.

- А кормить обязательно? Светкино внимание разрывалось между разговором и испорченным маникюром.

- Наверно, нет, - это меня вдруг пробило на юмор. Вот мне как-то подарили золотых рыбок, я их две недели не кормила, а на третью и кормить некого стало.

- Да я не об этом! Разговор заинтересовал Светку больше ногтей, она махнула рукой и, с обидой в голосе сообщила: - Я не собиралась уморить ребенка голодом.

- Да? А чем?

Это опять я выпендриваюсь.

У Светки задрожали сиреневые губки, и она так посмотрела на Ольгу, что та не выдержала:

- Оксана, пожалуйста, не надо, - попросила она меня.

Ну, не надо, так не надо. Когда меня вежливо просят, я и помолчать могу. Ольга мне в матери годится. Но, кроме опыта, чувствуется в этой женщине доброта и надежность. Такая пообещает и обязательно сделает. А еще Ольга удивительно отважная женщина! Она поздно вышла замуж и первого ребенка родила в тридцать шесть, второго в тридцать восемь, а еще через два года третьего. Я бы так не смогла. Другое поколение, другое воспитание и совсем другой запас прочности. Вот моя мама, когда возвращается с базара, такие сумки тащит, что лошади оборачиваются с завистью. Правда, в свои сорок один она выглядит лет на пятнадцать старше, но если бы маму приодеть, подкрасить, подстричь красивее мамирьяниной мамаши стала бы. Вот только за какие шиши «приодеть, подкрасить»?.. С нашим папашей приоденешься и подкрасишься только в мечтах.

- Оля, я хотела спросить… - опять заканючила Светка, и тут же посмотрела на меня, когда я скрипнула стулом.

Говорить: «А теперь не хочешь?» я не стала. Вдруг фифочка расплачется, распсихуется, а потом скажет, что из-за меня у нее молоко пропало.

- Спрашивай, - Ольга подбадривающе улыбнулась.

- А можно я не буду кормить ребенка грудью? А то он испортит мне форму груди, а потом…

Ольга тяжело вздохнула. Похоже, такие бредни она слышит не в первый раз.

- Света, если тебе все равно, что будет с желудком твоего ребенка, можешь вместо сиськи давать ему соску. Но в больницу искусственники попадают намного чаще, чем…

- Но на смесях написано, что они могут заменить материнское молоко!

- А водку можно пить вместо воды! не выдержала я. Жидкая и звучит почти одинаково, только по вкусу разное.

- Оксана права, - неожиданно поддержала меня Ольга. Самая лучшая смесь все равно хуже материнского молока. Если мать, конечно, нормальная и здоровая. Я не говорю уже о том, что хорошая смесь и стоит соответственно. Но ее мало купить, надо еще приготовить. А когда ребенок начинает орать среди ночи, то легче закрыть его ротик сиськой, чем дрожащими руками что-то отмерять, насыпать, размешивать, наливать, стерилизовать… И чем быстрее стараешься сделать, тем больше шансов разбить или разлить.

- А мой ребенок не кричит, - гордо заявила Светка.

- Сколько ему?

- Третий день.

- А у тебя мальчик или девочка?

- Мальчик. Муж хотел мальчика и вот… - гордости в Светкином голосе стало еще больше.

Можно подумать, что только она родила сына своему мужу, а у всех остальных родились неведомые зверушки. Кстати, мой Олежек тоже не плачет, только кряхтит, когда закакался.

- Поздравляю, - сказала Ольга. Вот уж кто само терпение и доброжелательность. И хочу тебя сразу предупредить: недель с трех-четырех и до трех месяцев мальчики много плачут и, как правило, по ночам.

- Почему? радость со Светкиного лица куда-то подевалась.

- Болит животик, налаживается мочеполовая система, - начала объяснять Ольга, но посмотрела на Светку и упростила объяснение: - Короче, перед тем, как пописать, ребенок плачет, пописал опять плачет, голодный плачет, закакался тоже плачет…

- А как же я узнаю, отчего он плачет?

Кажется, Светка сама готовилась заплакать. На этот раз не я довела ее до слез.

- Разберешься. Все приходит с опытом.

- А может быть, мой сын не будет плакать?

Эта фифочка действительно такая наивная или притворяется? Чего еще ее сын не будет делать? С девочками гулять, денег у родителей просить, неудобные вопросы задавать?.. Так чего не будет?

Ольга задумчиво посмотрела на наивную мамашу и спросила:

- Света, а сколько тебе лет?

- Восемнадцать. А тебе?

Восемнадцать?! А я думала, что двадцать восемь. Эти черно-фиолетовые пряди здорово старят ее.

- А мне сорок, - спокойно ответила Ольга, будто ей каждый день «тыкают» всякие соплюшки.

- Такая старая?! Ой! и Светка закрыла рот ладонью. Извини… те, я не хотела… я думала, вам меньше.

- Спасибо на добром слове. Все думали, что мне меньше. Пока я с животом ходила, никто мне больше тридцати не давал. Это в больнице меня сразу в старородящие записали.

Ольга говорила спокойно, благожелательно, словно ее и не обидели слова этой дурищи. Наверно, Светка была блондинкой до того, как покрасилась.

И откуда у Ольги столько терпения? Я бы эту фифу уже послала к такой-то матери и на белом катере.

- А я думала, что в сорок уже не рожают, - захлюпала носом Светка.

Хорошая тушь у нее, слезостойкая.

- И в сорок рожают, и в пятьдесят три, как моя мама, и в шестьдесят два. Эту иностранку недавно в книгу рекордов занесли. Так что чудеса иногда случаются. Может, и твой ребенок не будет много плакать. Сыновья моих знакомых плакали, и мои мальчики плакали, а твой…

- А сколько их у тебя? заинтересовалась Светка. Про то, что Ольга в два раза старше, она уже забыла. Или у фифы язык болит от слова «вы»?

- Двое, - ответила Ольга. Ой, нет, уже трое.

- А зачем тебе столько? Муж захотел?

Рыдать Светке уже перехотелось.

- Это мне захотелось девочку, а муж помогал в меру сил.

- Ну, и как?

Она таки точно была блондинкой!

- Как-как, - не выдержала я. Или сил не хватило, или отмерял неточно!

Ольга только усмехнулась. Уважаю. Железные нервы у женщины.

Пока до фифы доходила моя шутка, к разговору подключилась Наталья. До этого она слушала с таким сосредоточенным видом, будто запоминала каждое слово. А может, и запоминала, кто их, адвокатов, знает.

- А мне говорили, что после мальчика обязательно девочка рождается.

Еще одна наивная.

- Ты еще скажи, что снаряд дважды в одну воронку не падает, - предлагаю ей.

Наталья притворяется глухой и выжидающе смотрит на Ольгу. Только листочки свернула в трубочку и хлопает по ладони.

- Насчет снарядов, не знаю, - говорит Ольга в своей неторопливой манере. А в жизни бывает по-всякому. Есть у меня знакомая мама, так у нее пять девочек подрастают. Старшей семь лет, а младшая только научилась ходить.

- Ох, ничего себе! впечатлилась Светка. Бедная!..

Голос у нее при этом был такой счастливый, будто она радовалась, что это счастье привалило не ей.

Наталья отреагировала намного спокойнее, только попросила у Ольги номер телефона. «Это если муж начнет говорить про второго…», - пояснила она, записывая что-то в блокнотик. Интересно, она и в родзале была с мобилой, блокнотом и ручкой?..

- А насчет формы груди… - Ольга вздохнула и посмотрела в окно. Все тоже посмотрели, что делается на улице. Там начался дождь со снегом. Это спорный вопрос. Одни женщины говорят, что портится, другие что ничего подобного, если правильно подобрать бюстгальтер и пользоваться кремом от растяжек. А я вот думаю, что настоящую красоту ничем не испортишь: ни прической, ни беременностью, ни размазавшимся макияжем.

- А у меня размазался макияж? Где?.. забеспокоилась Светка, доставая из кармана зеркальце.

- У тебя, как раз, все в порядке, - обрадовала ее Наталья.

- А у кого нет? завертела головой наша красотка. У Оксанки, да?

- С чего ты взяла? удивилась я.

Уж в чем, в чем, а в этом я виноватой не была.

- А у тебя румяна по всем щекам размазаны! радуется фифочка.

- А на носу их нет?

- Нет.

И, кажется, это ее огорчило.

- Ну, и слава Богу, что нет. Хороша бы я была, с красным носом!..

- А еще у тебя помада яркая! Сейчас так не модно.

- Глаза у меня тоже ярко накрашены?

- Глаза?.. Этот эксперт по макияжу целую минуту изучает мои глаза. Нет, глаза нормально. Я и сама так раньше красилась. Когда натуральность была в моде.

Высшая оценка, прям! «Я и сама так…»

- Только ресницы ты слишком густые наклеила. Из-за них не поймешь, какого цвета глаза. А еще…

- Спасибо на добром слове, как уже тут кто-то говорил, - мне надоело ждать, сколько еще бочек дегтя добавится к одной ложке меда. Мне, конечно, приятно узнать мнение компетентного специалиста, но я не крашусь в роддоме.

- Что, совсем?!

Похоже, эта информация не укладывалась в Светкиной голове. Парадокс: в пустую голову, а не лезет.

- Совсем. Все, что ты видишь, это мое, родное. Можешь пощупать, если не веришь.

Ну, кто ж мог знать, что она такая недоверчивая! Эта ненормальная полезла щупать, и чуть без глаза меня не оставила.

- Ты чего головой вертишь?! Я ноготь себе сломала!

Наглости вагон и маленький совочек. Меня еще и виноватой сделала.

- Извини. Больше не буду. В следующий раз дам залезть тебе в глаз, - сначала сказала, а потом поняла, что в рифму получилось. От огорчения, не иначе. Вот как царапина на носу заживет, так сразу и дам.

- А ты поцарапалась? Светка опять наклонилась ко мне. Бе-едная.

Таким же тоном один мой знакомый говорит: «проти-ивный». Я не удержалась и тоже сказала:

- Уйди проти-ивная. Я не такая, я жду трамвая, - еще и рожу соответствующую скорчила.

Девочки засмеялись, даже Ольга улыбнулась, только Светка надула губы.

- А если нет?

- Чего нет?

Я не сразу поняла, что спрашивают не меня. Забыла как-то, что рядом и другие люди есть, и что они тоже умеют разговаривать.

- Извини, Оксана, я не к тебе, а к Ольге.

- И что ты хотела узнать? Ольга повернулась к любознательной мамаше.

Я тоже обернулась. Показалось, что голос знакомый, вот и решила убедиться. И точно Юлька. Стоит возле раковины и моет свою посуду. Похоже, Юлька пришла раньше всех, быстро поела и уже собиралась уходить, но тут Ольга начала лекцию и Юлька задержалась.

- А если молока нет, что тогда?

Вот он наболевший вопрос! Понятное дело, что уйти, не услышав ответ на него, было бы глупо.

- Тебя, кажется, Юлей зовут?

Юлька кивнула.

- И у тебя нет молока? Совсем нет? И не было? А сколько дней после родов? А ребенка сразу приложили?

Взгляд у Ольги стал профессионально-озабоченным, будто она не в столовке сидела, а принимала очередную пациентку в своем кабинете. На каждый Юлькин ответ она понимающе кивала или подбадривающе улыбалась. И никакой спешки, никаких возмущений, вроде: «Женщина, вы несете полную ерунду. Я врач, я лучше знаю, как надо. И нечего тут вопросы задавать некогда мне всем объяснять. Возьмите книжку и почитайте, а меня другие больные ждут».

Хотела я сказать этой хамке, что я не больная, а беременная, но ее из кабинета вызвали. Пока я из кресла выбиралась, пока шмотки на себя натягивала, эта… в белом халате так и не появилась. А я больше не появлялась у нее. УЗИ и анализы сделала в платной клинике. Пусть и дороже, но отношение совсем другое. Потом от других мамочек наслушалась, чего они натерпелись, пока по больницам ходили, и поняла, что сделала все правильно. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие, как говорил незабвенный Карлсон. И фиг с ними, с деньгами здоровье дороже. Может, Юлька попала к той же любительнице отсылать к умным книгам? Тогда Юльке можно только посочувствовать.

- Говорят, если грудь маленькая, то и молока мало. И ребенка лучше сразу перевести на искусственное кормление, чтобы не мучить ни его, ни себя.

Высокая, чуть выше меня, в теплом халате до пят, Юлька нависала над нами, сидящими, как телеграфный столб. Халат у Юльки в ярких птичках-бабочках да еще с большим воротником, и под этим всем трудно разглядеть хоть какую-то грудь. Кажется, Юлька так хорошо ее замаскировала, что без прожектора и микроскопа не найдешь.

- Юля, я уже говорила, но для тебя еще раз повторю: самая лучшая смесь все равно хуже материнского молока. А все разговоры насчет искусственного вскармливания и его невероятной пользы… - Ольга вздохнула и грустно улыбнулась. Юля, ты взрослая женщина, и прекрасно понимаешь, что все хотят заработать денежку, производители детского питания тоже. А размер груди не имеет никакого отношения к количеству молока. Это я тебе, как врач, говорю и, как мать, выкормившая двоих детей.

- Да-а, но у вас она больше моей, - сомневается Юлька.

- Ну, и что. Вон у Оксаны она еще больше, но это же не повод расстраиваться.

А для Юльки это был повод и еще какой! Она так посмотрела на мой третий размер, словно у меня был восьмой, из чистого золота и бриллиантами украшенный. Ольга поняла, что пример не очень удачный и привела другой:

- Юля, только у коров от размера вымени что-то зависит. Это коровы бывают мясными и молочными, а мамочки молочные все, если у них есть грудь…

- Грудь у меня есть, но… - Юлька прижала ладони к халату.

Все, что у нее «есть», спряталось под ладонями.

- А кроме груди, нужно еще желание кормить. Если не хочешь придумаешь любую отговорку, а если захочешь, то найдешь любой способ сохранить и увеличить лактацию. У меня есть три знакомые мамочки, у всех грудь нулевого размера, так все трое сами выкормили своих малышей. И у каждой молока хватило. Главное продержаться первые шесть месяцев, а потом вводить кефирчики, творожки, кашки, супчики, а после года грудное молоко уже как бы и не обязательно. Есть, конечно, энтузиастки, что кормят до трех лет, хотя бы раз в день, но тут уж у кого как получается.

- А если молоко не жирное? Вот у моей сестры оно было «синим». Она стала подкармливать Ларочку смесями, и молоко совсем пропало.

- Конечно, пропало! Из груди ведь тянуть надо, трудиться, а смесь сама в рот течет. Младенцы не глупые они просто маленькие, а лишнюю работу и они делать не хотят. Юленька, хоть ты не повтори ошибку сестры, - попросила Ольга, как о чем-то важном для себя. Вспомни, что ты не корова, и не пугайся «синего» молока. Оно и не должно быть похожим на коровье. Оно такое, какое нужно твоему малышу. А если переживаешь, что мало молока, то пей перед каждым кормлением чай с молоком. Или после кормления как тебе удобно. И чаще прикладывай ребенка к груди, тогда и молока будет столько, сколько надо. Главное не волнуйся, и все у тебя получится. А от волнений и переживаний у молока вкус портится.

- Большое вам спасибо, Оля. Вы мне так помогли, если бы вы только знали!..

Юлька впервые за весь разговор улыбнулась и даже сутулиться перестала.

О, а у нее тоже, оказывается, грудь имеется. И не такая уж маленькая, как она тут плакалась. Все дело в осанке, если бы я сутулилась, как палочка для коктейлей, то и мою грудь искали бы с картой и на ощупь.

- Спасибо, Ольга! От нас всех тоже большое спасибо! сказала Ирочка. Кажется, не только ямочки на щеках, но даже глаза и брови ее улыбались. Вы так интересно это рассказывали. Вам бы книгу для неопытных мам написать. Простую и доступную. Она бы многим помогла…

- А такие книги уже есть. И наши, и иностранные, - ответила Ольга, поднимаясь из-за стола. Да и писать я не умею.

Хотела сказать ей, что тут много уметь не надо. Если не получается на бумаге, то можно наговорить в диктофон, потом перенести на бумагу или сразу в компьютер. Но потом подумала: а что я понимаю в писательском деле? - и промолчала.

Ольга стала собирать свою посуду, и до меня дошло: она сейчас уйдет, а я так и не узнаю, если не спрошу. И другие не спросят откуда им знать, что именно мне хочется выяснить.

- Оль, а какие книжки лучше?

Это я сумела-таки спросить. Со мной опять случился внезапный приступ стеснительности думала, слова изо рта пальцем придется выковыривать. То болтаю, как сорока, то молчу, когда говорить нужно. Боюсь глупой показаться. Но если меня посылают книжки читать, надо же узнать мнение специалиста. А то в последнее время столько макулатуры развелось открыл, полистал, выбросил.

- Иностранную я бы не советовала. Если, конечно ты не собираешься уезжать за границу.

- Почему?

Что «почему» уточнять не стала, Ольга не дура сама поймет.

И я не из праздного любопытства спросила. Полгода назад я сунулась в одну английскую книгу по родам и беременности, но она мне не пошла, и получилось с ней «полистал-выбросил». Очень бы мне хотелось узнать, почему так получилось. Одно дело, если у меня чего-то не то с мозгами, и совсем другое, если переводчик напортачил. Всегда приятно убедиться, что ты не глупее остальных.

- А у них реалии другие, - Ольга так и осталась у стола с посудой в руках. И некоторые их советы звучат для нас… ну, очень смешно. Я не буду говорить о детях, для меня это больная тема, а вот несколько слов из книги про кошек меня умилили своей простотой. Как вам: «…уезжая в отпуск, оставьте свою кошечку в гостинице для животных»?..

Мы фыркнули, Ирочка засмеялась и покачала головой, а Светка спросила:

- А что здесь такого? Не тащить же кошку с собой…

- И где ты видела у нас гостиницу для животных? перебила ее Наталья, продолжая что-то писать в свой блокнотик.

- Я не видела, - повела плечом Светка. У меня кошки нет. А попугайчика я к маме отвожу. Или соседку прошу посмотреть.

- Не видела и, не знаю, когда увидишь. У нас их пока нет, - Наташкин блокнотик исчез в кармане.

- Кстати, девочки, - напомнила о себе Ольга. Простая и доступная книга для родителей уже есть. Ее Комаринский написал.

- Кто? Я сейчас запишу… - и Наташка, отработанным движением, достала блокнот.

- А я внесла его в список. Давай посмотрим.

Ольга поставила посуду на стол, взяла листочки, только глянула и сразу же:

- Вот, пункт сто пятнадцать.

Ирочка стала на цыпочки, вытянула шею и тоже заглянула в список.

- А я думала это Касперский.

Все почему-то заулыбались, а Юлька спросила:

- Ты с компьютером работаешь?

- Да. А как ты догадалась?

- Только компьютерщик Касперского вместо Комаринского прочитает. Кстати, кто он такой?

- Касперский? от Ирочкиной улыбки в комнате стало светлее.

- Да иди ты!.. В палату! К детям! фыркнула Юлька. Нужен мне твой Касперский, как пуп на лбу. Ольга, может, вы знаете…

- Знаю, - Ольга таки отошла от стола и уже возле мойки сказала. Педиатр он. Я с ним работала. Классный мужик. Вот он точно умеет писать книги. И чувство юмора у него потрясающее. Кстати, одного в его книге нет совета мамочкам не экономить на витаминах. Девочки, если не хотите остаться без зубов, принимайте кальций с витамином Д, - Ольга закончила мыть тарелки и разогнулась. И чередуйте с комплексными витаминами для беременных и кормящих. Их можно взять в любой аптеке. Спросите, вам подскажут. Не экономьте на своем здоровье, потом дороже выйдет.

Она убрала посуду в шкаф, а место возле мойки заняла Наталья. Список опять попал к ней и, вроде бы случайно, исчез в кармане.

- Ой, девочки… Заболталась я с вами, а мне к сыну надо, - спохватилась Ольга. Пока.

И я тоже вспомнила, что мне надо в палату. Олежка уже час один. Как он там без меня? А негритенок спокойно проспал весь обед и, кажется, никто не заметил, что я пришла не одна. Хоть Мамирьяна и говорила, что под моим выменем восьмимесячного живота не видно, но я думала, что она шутит.

Ольга открыла дверь, и я тут же забыла про Мамирьяну из коридора слышался голос Кисоньки. Я выскочила из-за стола, и чуть Светку с ног не сбила.

- А как же посуда? возмутилась она.

- Я еще вернусь! пообещала уже из-за двери.

Если по нормальному, то посудомойка при больнице должна быть. Но… или она от работы отлынивает, или начальство штатную единицу зажало. Решили, наверное, что ничего страшного с пациентками не станется, если они сами за собой тарелки помоют. Спасибо хоть тарелки имеются. Щербатые, правда, но все-таки есть. А то ведь могли сказать, чтобы и посуду свою из дому несли. А там бы и до постельного дело дошло.

Кисонька нашелся за углом. Поговорил с врачихой из детского отделения и собирался уходить.

- Юрий Андреевич!

Я бросилась к нему почти бегом.

- Дубинина? он глянул на меня и махнул рукой. Не до тебя сейчас. Я спешу.

- Подождите! Я вас с самого утра ищу, Вам передавали?

- Нет! Говорю же тебе…

Трудно быстро идти и разговаривать, когда собеседник где-то сзади. Вот Кисонька и налетел на тумбочку, куда мы банки с анализами ставим. Хорошо, что их утром забирают, а то звону было бы!

- Мне с вами поговорить надо!

Пока Кисонька тер бок и устанавливал тумбочку возле стены, я его настигла.

- Я же тебе сказал, что…

- Никуда ваши дела не денутся, - я тоже тихонько зарычала на него. Тоже мне, девочку для побегушек нашел! Подождут. А мое дело срочное!

И я стала выпутываться из широченного шарфа. Специально так замоталась, чтобы не спадал, а теперь вот выбраться не могу. Мамирьяна его пледом называет, а по мне - все, что не квадратное, то шарф, а что не шарф, то платок.

- Дубинина, ты уже не моя пациентка, - Кисонька попытался обойти меня, но я зажала его между стеной и тумбочкой. У тебя теперь другой палатный врач. И если у тебя какие-то проблемы с грудью…

- У меня не с грудью проблемы! Я смогла таки распахнуть шарф. А вот с этим!..

Юрий Андреевич в лице изменился, когда увидел.

- Дубинина, - застонал он, прислонившись к стенке. Твою ж маму…

9.

- Малек! Твою ж маму! Какого хрена?

- Господин, ты сам велел разбудить тебя.

Не сразу сообразил, о чем он болтает. Потом вспомнил. Да, велел. Было дело. Но не в такую же рань! Да еще когда сниться начало хоть что-то интересное. Полночи бабскую болтовню слушал, а только дело до важного дошло… пришел этот… исполнительный, и все испортил.

Что, море высохнет, если я лишних пять минут посплю?

Или прибежал бы на пять минут раньше, пока эта Ольга свои лекции читала не так обидно было бы. Я этих лекций в институте наслушался по самое «не хочу». Достали! А Ксюхе, кажется, интересно было. Им же в школе такое преподавать должны. Или я чего-то путаю? А может, она вместо урока «Материнство» с парнем своим общалась? А другие мамашки чего же?.. Не похоже было, чтобы они скучали от Ольгиной болтовни.

Я всегда подозревал, что у мамаш мозги не в ту сторону повернуты, теперь это точно знаю. Полчаса слушать общеизвестные истины и не озвереть!.. Конечно, лишних знаний не бывает, но и повторение мать отупения, если вдалбливать их, а не первооткрывать.

Вот только на фиг мне эти знания сдались?! Куда я их применять буду? Курсы для беременных здесь открою? Чтобы будущие мамаши квалификацию повышали? Так они все эти приемы еще на куклах отрабатывают.

- Господин, ты сказал, что на рыбалку пойдешь. Ты передумал? напоминает о себе Малек.

Уходить и оставлять меня наедине с подушкой он, похоже, не собирается. Было дело, оставлял. А я взял и заснул. Потом его же виноватым сделал. Типа, не разбудил, не проконтролировал, а любимый хозяин на важную встречу почти опоздал. Теперь вот контролирует.

- Сказал. Помню. И ничего я не передумал. Вот полежу немного и встану.

Но так лениво вставать, собираться, тащиться в Нижний город. Понятное дело, что не на своих двоих, но все равно, лениво. Конечно, Мазай для меня и в Верхнем мог бы рыбалку организовать. Он даже предложил. Мол, ничего сложного. Наловить живности, упаковать в кувшины, а в моем озере выпустить… Хочешь рыбалишь, хочешь так на берегу лежи, тифуру пей. Удобно, никуда ехать не надо, и живность никуда не денется. Если ее Молчун не похряпает. Он как раз это озерцо под свое логово и приспособил. Мне-то ничего: я как купался в нем, так и купаюсь, а другие почему-то обходить озеро дальними тропинками стали. А вроде видеть Молчуна не должны бы. Если Многозрящий ничего не напутал.

Нет, рыбалка в собственной ванной это как-то пошло. Такое только зажравшиеся богатеи себе позволяют. А где романтика, а где азарт, а где опасности, в конце концов? С таким же успехом в усуле рыбалить можно. И из спальни выходить не надо.

И все-таки жаль, что Малек не подождал еще пару минут. Пообщалась бы та деваха с Кисонькой, и все было бы ясно. Дурацкое, надо сказать, прозвище! Такое только бабы придумать могли.

Теперь вот браслет еще на день у меня останется. И еще одна ночь поалу под хвост.

Ладно, хватить жалеть об упущенной возможности. Так и другие упустить можно. Надо подниматься и собираться. Мужик я или где? Сказал, что поеду на рыбалку, значит, поеду. Паланкидер, поди, заждался. И Мазай, наверное, уже неделю рыбу прикармливает. Как только узнал, что я к нему в гости собрался.

- Малек, а ты не передумал? спросил я, выбираясь из кровати.

- Нет, господин.

А вид мрачный. Будто меня не на рыбалку, а на войну отправляет. А сам не идет. Потому как хозяин не зовет, а самому идти не хочется. Наверно, Малек родственник Алми. Тоже думает, что рыбалка это опасное дело.

Я бы и Кранта с собой не брал. Но он уперся: пойду! И все тут. А мне, честно говоря, смотреть на его кислую морду надоело. Знаю же, что плавать он не умеет, вот и попытался отговорить его. Мягко и ненавязчиво. Про несчастные случаи на воде рассказывал. Что из собственной практики взял, а что-то придумал. А этот слушал, мрачнел, но не захотел остаться на берегу.

Ну, как же работа у него такая, быть при моем теле!

В конце концов, я не выдержал, и прямым текстом спроси:

- А если лодка перевернет, кто кого спасать будет?

Молчит и притворяется глухим.

- Я ведь могу и не успеть доплыть до тебя! Слышишь, Крант, что тогда делать станешь?

- Я умею не дышать.

Буркнул и отвернулся. Вдруг с той стороны ко мне какая опасность подбирается…

- Значит, пешком по дну пойдешь?

Молчит.

Такой разговор у нас вчера состоялся.Перед сном. Вряд ли Крант передумал за ночь, но на всякий случай я уточнил.

- Я с тобой, нутер.

И не оставишь. Еще три дня назад я пытался ему приказать, а этот придурок упал на колени и шею подставляет. «Возьми мою жизнь, - говорит. Тогда я останусь».

Это же надо, так любить свою работу!

Позавтракали и в путь. Вернее, в паланкин. Малек до ворот нас провожать не стал. Остался на веранде. Я зачем-то оглянулся. И увидел его…

Одинокий и печальный

Стоит Сукхай посреди поля.

И слышит волчий вой прощальный.

И сердце плачет, как от горя.

Лежат тела по всему полю

Травы не видно под телами.

И говорит Сукхай с судьбою

И с…

А дальше я не помню. Не любил я заучивать чужие стихи. И оглядываться на прощание, не любил. А тут взял и оглянулся…

Ну, в плохие приметы я не верю.

А город перед рассветом тихий и спокойный. Будто вымерли в нем все. Или спят еще. Только мне не спится. И небольшой армии сопровождения. В количестве одной боевой единицы. Паланкидера и его команду считаем грузовым транспортом. Поалы тоже могут спать и бежать. Главное, чтобы поаловод не заснул. Кому-то же надо за направлением следить.

Но когда мы добрались до Среднего города, народ на улицах уже появился. Кое-кто даже узнал меня кланяться начали. Я двоим-троим кивнул, а потом шторы задернул. И сразу поход по больнице вспомнил пока до кабинета главного дойдешь, язык заболит всем «здрасьте» говорить.

Вот только за закрытыми шторами темно и душно. Меня опять в сон потянуло. Но спать в паланкине я не люблю. Голова потом тяжелая. И присниться может всякая гадость. Я как-то заснул больше не хочется. Или это Сим-Сим был виноват. Когда он рядом, мне тоже снится всякое. Но Сим-Сима я не часто вижу. Он, как реальный кот, шляется сам по себе. И возвращается домой, когда хочет. Иногда на несколько дней пропадает. А бывает, что сутками дрыхнет на моей подушке. Он и у меня на голове спать мостился. Было дело. Но я ему быстро объяснил, кто на моей кровати хозяин. И Сим-Симыч теперь на подушке устраивается. Сегодня ночью он тоже на ней спал. Хорошо хоть места много не занимает. Плохо растет котяра. Жрет, наверно, мало. Несколько раз я пытался его накормить, но он съест кусок и на меня смотрит. Типа, ты хотел посмотреть, как я ем? Ты посмотрел. А теперь отстань.

Паланкин качнулся. Он всегда качается между Средним и Нижним городом. Ручей там широкий, а моста нет. По камням переходить надо. Это нетрудно. Если одному идти. А если всем четверым, да еще паланкин на себе тащить… Вот и не получается ровно и гладко, как в Верхнем городе. Мне еще повезло с командой опытная попалась. Обычно, пассажиров перед этим ручьем высаживают и переносят. Отдельно от транспорта.

А в Нижнем городе я шторы раздвинул. Не так уж много у меня здесь знакомых. Да и народу на улицах больше, и все спешат, торопятся. Тут некогда в паланкины заглядывать. Ротозей и по шее получить может, если толкнет кого-нибудь. Народ здесь ходит душевный и совсем не слабый, приложат не скупясь.

Дома в Нижнем городе такие же трехэтажные, как и в Среднем. Но здесь они все чем-то похожи друг на друга. Как по одному проекту лепленные. Стена, повернутая к морю, самая узкая, а дальняя шире всех остальных. В узкой стене ворота прорезаны, в дальней несколько дверей. Ворота открываются наружу, а двери внутрь дома. Я немного подумал и понял, зачем это сделали.

Кстати, только в Нижнем городе у домов нет прямых углов. И ни одной прямой улицы здесь нет. И ни одной равномерно широкой. Сужается улица или поворачивает чуть ли не за каждым домом. Переулков здесь тоже хватает. Иногда они внезапно становятся улицей, но такой же ломаной и непредсказуемой, как и все в этом городе. А вот чего тут днем с фонарем не найдешь, так это садов. Даже одного дерева не увидишь. Живого. Которое растет само по себе.

Я не скажу, что дерева в Нижнем городе вообще нет тут все дома деревом облицованы. Бывает, что только первый этаж, а в основном второй и даже третий. Не могу сказать, что это красиво. Ну, один дом, ну два, но не весь же город! И ладно бы дерево было разное или резьбой украшено, а то ведь даже не ошкуренное! Стоит это дом, до самой крыши облепленный грубой морщинистой корой, а рядом еще один такой же, и следующий, и напротив… и все грязно-розового цвета…

Красиво аж выть хочется!

Да и откуда столько дерева набрали?

Кранта спрашивать не стал. Вряд ли он знает. И Нижний город он не любит. И не хочет, чтобы я ходил по этому лабиринту. Тут есть улицы, что несколько раз пересекают сами себя. Одно радует если заблудишься, то по кругу здесь ходить не получится, только по треугольнику. Но все равно, в конце концов, окажешься у моря. Правда, многие улицы заводят в тупик или на треугольные площади. А на каждой площади есть небольшой базарчик, с обязательным рыбным рядом. Есть еще и настоящий рыбный рынок, где свежайшая живая рыба плюхается в огромных чанах. Был я пару раз на этом рынке, когда мне рыбки свежей захотелось. Вместе с Мальком и Крантом был. В паланкине и только днем.

Перед рыбным рынком статуя Многоструйного.

Сколько раз смотрю на него, а все еще не надоело. Кто-то потрясающе талантливый сделал его. Вроде бы ничего особенного: мальчишка стоит на камне. Серый камень, о который расшибаются волны. На камне голый зеленый мальчишка. От воды металл позеленел или сразу таким был, не знаю. И мальчишка, как мальчишка. Среднего роста, худой. И мускулы совсем даже не бугрятся. Не культурист он пловец. Только волосы для пловца слишком длинные. До пят и еще на камень сползают. Ветер растрепал их на отдельные пряди, завертел вокруг мальчишки, и кажется, будто тот в водоворот попал. Хотя, почему мальчишка, я так и не понял. Плечи и бедра узкие такие и у девчонки могут быть, пока у нее грудь расти не начала. А основной признак, по которому отличить можно прядь волос прикрыла. Вот и гадай: кого изображал скульптор. Но местные уверены, что парня. Который потом стал морским богом. Ну, и ладно парня так парня. Может быть, они и правы.

Паланкидер подходил к Многоструйному медленно. И отходил от статуи не спеша. Знает, паразит, когда торопиться нужно, а когда можно и задержаться. Чтобы пассажир в полной мере смог насладиться видом. Да и ветер сейчас не от рынка. Хотя, возле моря, если не рыбой, так водорослями пахнет. А в порту такое амбре!.. Кто не нюхал не поймет, а кто нюхал тому объяснять не надо.

Где-то за рынком обитает Мазай. Но я так ни разу и не добрался до его дома.

Кстати, насчет домов…

Щелкнул ногтем по маленькому белому шарику, что висит внутри паланкина. И шарик тихо и приятно зазвенел. Как чашка из тонкого фарфора. Из такой я чай у Акиры пил. Лет семьсот той чашке. Семейное наследие.

На звон шарика появился паланкидер. Самое забавное, он свой шарик даже в базарном шуме слышит. Проверено. Несколько раз.

- Внимаю тебе, Многодобрый. Твой зов для меня, как голос сладкозвучной Китаму, что рассказывает о несравненной…

Я для этого паланкидера Многодобрый, а не многоуважаемый не в первый раз пользуюсь его транспортом. Только совсем уж незнакомых пассажиров называют «уважаемый». Кстати, мужик пять минут может распинаться, как он рад, что я позвал его. Тоже проверено. Дольше проверять у меня терпения не хватило.

- Я счастлив, что доставил тебе такую радость, - успеваю вклиниться в секундную паузу. Человеку ведь дышать иногда надо. Даже паланкидеру. Вот я и воспользовался его слабостью. А если ты сможешь ублажить мои уши, то сердце мое напитается восторгом, как…

Иногда и мне хочется загнуть что-нибудь из местного разговорного, но запала хватает совсем ненадолго. Да и любопытство проклятое донимает. И чем дольше я буду изгаляться в словоблудии, тем позже смогу задать свой вопрос. И еще не известно, успею ли получить на него ответ. Конечно, ради обстоятельного ответа и транспорт остановить можно. Тем более, что я, вроде бы, никуда не тороплюсь. Без меня все равно не начнут. Как спектакль без губернатора. Вот только на обстоятельный разговор настраиваться не стоит паланкидеры знают обо всем, но понемногу. Работа у них такая.

Пассажиры у паланкидера разные бывают. Один молчит всю дорогу, как тюк с шерстью. А у другого рот не закрывается: и то ему интересно, и это, и пятое, и десятое. Пока такого до места доставишь, охрипнуть можно. Потому-то на поясе паланкидера и булькает маленький кувшинчик. Не пьянства ради, а здоровья для! А если булькать перестанет, так мальчишка сбегает наполнит.

Возле каждого паланкидера всегда мальчишка крутится. Хотя бы один. Для особых поручений. Принести там чего-нибудь или подать, позвать, узнать. Вдруг нужный человечек живет в переулке, где двоим не разминуться. Или вдруг хозяина дома нету. Тогда малец выяснит, где есть, и проведет или приведет. А когда такой мальчишка вырастает, то становится новым паланкидером. Если удача ему улыбнется.

Пока мальчишка выяснял, дома ли Мазай, я слушал рассказ паланкидера.

То, что я принял за кору неведомого дерева, оказалось чем-то совсем другим. Появляется оно после ухода Карающей, и держится в море до первого шторма. Вот рыбаки и спешат собрать ценный материал, вот и рискуют… Штормы после Карающей сильные и налетают внезапно. А рискуют рыбаки всегда почти никто из них не умеет плавать традиция такая. И материал действительно ценный: легкий, прочный, в воде не тонет, в огне не горит и что самое главное! воду не пропускает. А в Нижнем городе, который регулярно затапливается до второго этажа, такое водоотталкивающее покрытие вещь незаменимая.

Конечно, когда сходятся три луны, то море в Нижнем городе и крыши помыть может. В другое время тут не так все трагично. Да и человек тварь живучая ко всему приспособится. Вот и местные приспособились: живут на верхнем этаже. А в нежилых оборудовали склад, мастерскую и гараж. Только вместо машины там лодка стоит. Лодка здесь тоже вещь незаменимая. В каждом доме имеется хотя бы одна. И богатого хозяина можно вычислить по количеству лодок и по тому, сколько этажей у него обложено Слезами Многоструйного.

Забавная, кстати, легенда про эти слезы.

Говорят, что Многоструйный оплакивает всех, кто погиб в море. А так как погибших много, и не только людей, но и всякой живности морской, то и слез нужно много. И времени на оплакивание тоже много требуется. Даже, если на каждого по слезинке ронять. А рыдать ежедневно это ж слез никаких не хватит! Да еще отвлекаться на рыдания посреди важных дел, будто заняться больше нечем так из Многоструйного быстро в Многослезного переименуют. Вот бог и выделил для оплакивания особое время когда Карающая торчит над миром. Все равно, пока она не уберется, ничем другим заниматься нельзя. А раз в двадцать пять лет можно и поплакать. Заодно и тех помянуть, на кого Карающая прогневалась.

Конечно, паланкидер рассказывал все куда красивее и многословнее, но так выспренно я даже думать не могу.

Хотел еще о Многоструйном расспросить, но прибежал мальчишка, и болтовню пришлось прекратить.

- Быстрее на берег! Отлив скоро!

А быстрее это значит «бегом!»

С тех пор, как паланкины усовершенствовали, носильщики бегают. За отдельную плату, понятное дело, и по требованию заказчика. Пассажиров тогда зажимают между двумя подушками и пристегивают ремнями. Еще и петли внутри специальные есть, чтобы руками в них вцепиться.

После того, как мы с Алми устроили гонки на паланкинах, это стало модной развлекухой в городе. Даже ставки делают, как перед отправкой караванов. Правда, в Верхнем городе посматривают на такое новшество свысока, да поплевывают через губу. Типа, мы не такие, мы в плебейские игры не играем. А на самом деле улицы в Верхнем узкие и мало приспособлены для забега. А вот в Среднем!.. От Торговых ворот и до базара… Там не улица, там проспект, можно сказать. С четырех полосным движением. Там четыре каравана в ряд спокойно пройти могут. Могли бы, если точно. Но поальи вожаки те еще придурки, особенно в сезон спаривания. Любого поала воспринимают как соперника, если тот подойдет ближе, чем на пять метров. А если подходит чужая поалиха значит, заигрывает. Значит, ее надо срочно удовлетворить. И плевать, что на спине груз или наездник. Настоящая любовь преград не замечает!

Караваны даже впускают и выпускают через разные ворота. Чтобы два вожака нос к носу не столкнулись. Они же полгорода разнесут, пока выяснят, кто из них круче. Прецеденты уже были.

Бег с крутыми поворотами то еще удовольствие. Особенно, если зажат в тесной коробке и трясешься, как шарик в погремушке. Хорошо, хоть держаться было за что. Так что вывалиться нам не грозило, а вот стукнуться лбами… пару раз я с Крантом чуть не стукнулся. Повезло, что у него реакция хорошая. Обычно, меня не укачивает, но минут через пять такого передвижения, я пожалел, что позавтракал.

Опозориться не успел мы прибыли на пристань.

Мазай нас уже ждал. В компании пяти взрослых сыновей. Еще несколько мелких и голоногих крутились рядом. У тех, что постарше короткие юбки, а совсем малыши были без одежды. Но у всех, даже у мелких, нож с собой. В ножнах и на пояске. И все детеныши обращаются к Мазаю уважительно, обзывая его папочкой. Кажется, в прошлый раз их было меньше.

Выбраться из паланкина, и пересесть в лодку минутное дело. Пока выгребали из гавани Мазай сказал, что настоящая рыбалка там, где не видно города я спросил, сколько у него детей.

- Не помню.

- Как это? Я думал, мужик шутит. А у жены спросить? Она должна помнить.

- Каждая жена помнит только своих.

Ни фига себе! Вот это устроился мужик.

- А сколько у тебя жен?

- Не помню.

Нет. Так не бывает. Или у Мазая прогрессирующий склероз, или такой гарем, где десяток-другой жен запросто затеряется.

- Слышь, муж… Многоуважаемый, а как тебя угораздило? Зачем тебе столько жен, если ты их посчитать не можешь.

Про выполнение супружеского долга и всего такого, я не спросил. И совсем не в тактичности тут дело. Просто не успел.

- Когда муж уходит к Многоструйному, жена берет детей и идет к тому, у кого есть еда и место в доме. Еда у меня есть, место тоже есть, ко мне приходят, просят: «возьми» и я беру.

Мазай тяжело вздохнул. Похоже, у богатых и знаменитых тоже проблем хватает.

- И что, вы все помещаетесь в одном доме?

- В шести.

Ни фига себе! Вот это мужик влип.

Дома в Нижнем городе разные. Возле моря маленькие, а дальше от берега есть и побольше, где только фасад метров сорок будет. Если один из таких достался Мазаю, вместе со всем населением, то я мужику не завидую.

- А если отказаться? Типа, пусть идет, просится к другому…

Мазай посмотрел на меня, как на тяжело больного. С жалостью и сочувствием.

- От подарков бога не отказываются, - сказал и опять вздохнул. Каждой жене нужен муж, а детям нужны отец и мать.

Истины, конечно, общеизвестные, и затертые. Но сомневаюсь, что дело тут только в любви и семейных ценностях. Скорее всего, срабатывает какой-то закон взаимовыручки или еще что-то. Сколько народов, столько и законов.

Кстати, в Нижнем городе обитают люди, в основном, невысокие, широкоплечие, длиннорукие, коротконогие и смуглые до черноты. Или всего лишь сильно загорелые. Если с самого детства подставляться солнцу… Не удивительно, что волосы у всех серо-буро-выгоревшие. Мазай и его старшие сыновья, если стоят, то похожи на больших крабов. А сидя выглядят, как очень сильные мужики. Типа, Геракл рыдает и отдыхает. У женщин плечи не такие широкие, но пропорции тела тоже слегка нарушены. В пользу коротких ног. Наверно, чтобы в лодке меньше места занимали.

Конечно, попадается в Нижнем и другой народ. Те повыше будут и поуже в плечах, но они в море не ходят. Лодками занимаются, сети плетут, плащи из ракушек делают. Длинные, до пят и с капюшоном. Красивейшая вещь, должен сказать. Хотел себе такой купить, но меня отговорили. Оказывается, эту красоту на мертвеца одевают, прежде чем к Многоструйному отправить. На тех бедолаг, кого угораздит на берегу умереть. Не камень же к покойнику потом привязывать. А плащик этот не из легких. В такой завернуть да на глубине сбросить не каждый живой всплывет, даже если захочет, а мертвые, обычно, куда спокойнее.

В море мы вышли на трех лодках. Самая большая у Мазая. В ней разместились я с Крантом и еще двое парней. Один постарше, а второй пацан совсем. Но уже в юбке. В двух остальных лодках по трое рыбаков. Один гребет, двое отдыхают. Грести пришлось немало. Ни меня, ни Кранта к веслам не допустили. Мазай тоже не греб он общался с высоким гостем. В смысле, со мной. На Кранта обращали столько же внимания, сколько на груз в лодке. Посматривали, чтобы не выпал и лодку не перевернул, а в остальном, вопросами не донимали, беседой не развлекали. А то, что Крант по самый нос завернулся в плащ, никто словно бы и не замечал. Вдруг он мерзнет или стесняется. Или ему разрешено показывать лицо только под музыку и за деньги.

Мы выбрались из городской бухты, и попали в бухточку поменьше. Потом еще в одну и еще. И всякий раз у Мазая находилась причина плыть дальше.

- …здесь осталась только мелкая. …здесь Ултахо был вчера. …здесь Суракхей завтра будет. …это место Бурдаху.

Паланкидер говорил, что все имена рыбаков заканчиваются на «ху», «хо» и «хей». Но надо точно знать, кого и на что заканчивать. Ошибка не допускается. Люди у моря разные живут: кто-то понимает шутки, а кто-то сразу за нож хватается. Но попробуй разберись, кто из них уважаемый муж, кто достойный отец, а кто почтенный отец достойного семейства. Для этого надо знать всех рыбаков в лицо и помнить их родословную. А держать в голове кучу ненужных подробностей это же задолбешься с твердым знаком! Вот и называю Мазая, как всех остальных - «многоуважаемый». Ну и по фигу, что так только чужие обращаются. А какой из меня свой этим рыбарям? Меня на полметра укоротить надо и закоптить до черноты, чтобы я хоть немного на своего стал похож.

Признаться, это плавание мне уже поднадоело. Я себе по другому рыбалку представлял. Удочка, бережок, костерок, приятная компашка, в котелке что-то булькает, во фляжке тоже. А если рыба не ловится так хрен с ней, с этой рыбой! и без нее найдется, о чем поговорить.

А вместо всей этой красоты я три часа полирую задом лодочную скамью. Может, пока не поздно к берегу и пешочком домой?.. Думаю, Кранту понравится такая зарядка.

Кроме отсиженного зада, мне еще и отлить приспичило. Кажется, чего проще, повернулся и журчи себе за борт. Ага, как же! Мне Мазай чуть журчальник не отрубил. Оказывается, за борт нельзя Многоструйный обидится, и мы без улова останемся. У рыбаков на этот случай специальная емкость имеется для жидких отходов.

- А потом из этого кто-нибудь пить будет?

Я повертел закрытую посудину, не решаясь ее наполнить. Похожая у меня на столе стоит, с водой или кисляком, если мне ночью вдруг попить приспичит.

- Из этого не будет, - успокоил меня Мазай.

- А если кто с кувшином для воды перепутает?

- Не перепутает. В лодке нет кувшинов для воды.

- Как нет?! А если пить захочется?

- Вода за бортом, - сообщили мне. Бери и пей.

Я не поверил.

Даже когда Мазай зачерпнул в широченную ладонь и все выпил, и тогда не поверил.

Пока сам не попробовал.

Вода оказалась пресной.

Блин! Больше года живу возле моря и только сейчас узнаю, что из него, оказывается, пить можно.

А может, это и не море вовсе. Может, какой-нибудь подслепкуватый первооткрыватель увидел большое озеро и обозвал его морем. А потом, когда разобрались, переназывать не стали. Традиция, блин, тормоз прогресса. Лень, кстати, тоже. Это же какую уйму документов исправить пришлось бы!

Точно так же с нашими соседями получилось, что назвали свой остров Тирра Кори Большая Земля. А эту землю за два дня обойти можно, если не торопиться. Островитяне давным-давно узнали, что есть земли и побольше их Терра Кори, но название-то прижилось. И хрен его теперь сковырнешь и заменишь на другое.

- А вот это наше место, - обрадовал Мазай.

Чем наше отличалось от не нашего, я так и не понял. Бухта как бухта полоска белого пляжа и до самого неба белые скалы. А на верхотуре что-то зеленеет. Море такое же сине-зеленое, как и в тех бухтах, что мы пропустили. Но Мазай как-то опознал «свое» место. Может, пометил его или по запаху учуял.

- Вот теперь мы поохотимся! радостно зашептал парнишка, когда мы остановились далеко от берега.

И тут же схлопотал по шее.

- Молчи, бестолковый! зашипел Мазай. А то на нас поохотятся.

Кстати, эти рыбаки называют себя мореловами или морскими охотниками. Типа, в море не только рыба водится. И не только сеткой добычу брать приходится.

А по мне кто с воды кормится, тот рыбак.

Но озвучивать свое мнение я не стал. Мне по бубну, как Мазай себя назовет. Пусть хоть «пахарь моря» - лишь бы рыбалка удачной была.

А, судя по приготовлениям, дело нам предстояло интересное.

Весла убрали. Со дна лодки подняли какие-то шесты, обмотанные сетью. Развернули, установили, закрепили. Получился мелкоячеистый шалаш над лодкой. За борт теперь не высунешься. Шалаш довольно высокий и просторный. А сеть натянута в несколько слоев. Снаружи к сетке привязаны длинные ленты, и ветер активно трепал и шуршал ими. Лодку тихонько несло течением.

Пока я глазел по сторонам, Мазай и сыновья упаковались в плотные куртки. Нам с Крантом тоже предложили. Я развернул и пощупал униформу, а рыбаки натянули на голову капюшоны и взялись за оружие. У старших остроги. Узкое длинное жало, метровая рукоять. А парень достал нож. Разглядеть, что делалось в соседних лодках, было трудновато на них тоже поставили шалаш.

- Многоуважаемый, а это обязательно надевать? Я все еще вертел стеганую, пахнущую рыбой куртку.

- Да. И твоя шкура останется целой.

Говорил Мазай намного тише меня и, будто бы, сквозь зубы.

Пока мы добирались сюда, он был разговорчивым и вежливым. Втирал что-то про незабываемые впечатления и остроту ощущений. На свой манер, конечно, но я понял. А еще он сказал, на какую рыбу мы идем. Но название я сразу же забыл, как только услышал дразнилку этой зверушки «Одеяло Многоструйного».

Почему «одеяло» - этого я так и не выяснил. «Увидишь», - пообещал Мазай.

И про Многоструйного я у него спросить забыл. Заговорились про корабли, дамбы, подводный народ вот и не вспомнил про мальчишку на камне.

Если верить Мазаю, то когда-то Нижний город затапливало только по первый этаж. Да и то, после ухода Карающей или в трехлунье. Типа, в море мощнейшая дамба была. Берегла и защищала город. Вот только подводные взяли и сломали ее.

- Зачем?

У каждого действия есть своя причина. Просто так даже чиряк на седалище не выскочит. А тут такое трудоемкое дело дамбу сломать.

- А чтобы все наши дома в море смыло.

- А на фига им ваши дома в море?

Мазай задумался.

- Может, им жить негде?

- Сомневаюсь, Многоуважаемый. Ваши дома для подводного жилья неудобные. Да и как сделать, чтобы море не разбило их по камушку?..

- А подводные их потом заново отстроят, - обрадовался Мазай. Ну, как же! Придумал удачный ответ. Такие постоят, какие им надо.

Нет, мужик, это не ответ это отмазка.

- Скажи, Многоуважаемый, а на дне моря что, камней нет?

Мазай опять задумался.

- А зачем же тогда они напали на нас?

- Многоуважаемый, почему ты думаешь, что они нападали?

- Ну, они же дамбу сломали…

- А с чего ты взял, что ее сломали они?! Вдруг она сама сломалась. Или не было никакой дамбы…

- Была!

- Откуда ты знаешь? Ты ее видел?

Мне эта дамба и на фиг не нужна, но сам принцип…

- Отец моего отца слышал от своего отца…

- Понятно. Все говорят, что «было», значит, было. А про нападение тоже «говорят» или оно точно было?

- Было. Говорят.

Я не сразу понял, случайно это получилось у Мазая или он меня передразнил.

- Скажи, Многоуважаемый, нападение случилось до войны Мостов и Башен или после нее?

- Войны? А зачем ты спрашиваешь про нее? удивился Мазай.

- Да так… к слову пришлось.

Слишком много сломали и разрушили в ту войну. Может, и дамбу эту… а водяных приплели, чтобы было на кого вину спихнуть. Типа, они далеко и глубоко, им все равно, что о них болтают.

- Скажи, Многоуважаемый, а водяные эти…

- Водные, - поправил меня Мазай.

- Ладно, пускай водные. Скажи, они еще нападали на город или им одного раза хватило?

- Отец отца моего отца о таком не говорил.

Охренеть можно, какие тут запутанные семейные отношения!

- Значит, не нападали. Странно. Если им так нужны ваша дома, что…

- Они трусы! Мы загнали их в воду, и они боятся высунуться из нее, - заявил вдруг парнишка.

Старший брат отвесил ему подзатыльник. Этот парень не сказал еще ни слова за все плавание. Я вообще не знаю, может ли он разговаривать.

Мазай нагнулся к младшему, и что-то зашипел ему на ухо.

Я тоже подумал, что мне надо уточнить кое-что. Без свидетелей.

- Крант, ты слышал наш разговор?

- Да, нутер.

Ну, вот еще один, не желающий разговаривать. Но со мной у него не получится отмолчаться.

- Это правда, насчет дамбы и водяных?

- Не знаю.

- Совсем не знаешь? Что-то мой телохранитель недоговаривал. Я это отсиженным задом чувствовал.

- Нутер, в других городах тоже были дамбы, - неохотно сообщил Крант.

- И?..

- Их больше нет.

- Почему?

Городов или дамб уточнять не стал. Какая, в сущности, разница. Нет, значит, нет. Смыло набежавшей волной.

- Нутер, это было давно…

- Вот только не надо заливать мне, как давно это было! И что никто из ваших ничего не видел, и никому не рассказал. Если уж эти помнят…

Я начал злиться и Крант сжался в комок под своим плащом.

- Не надо, нутер. Я рассказу тебе… потом.

- Ну, потом так потом, но с тебя причитается.

Сам не знаю, что на меня нашло. Я перестал цапаться с телохранителем и понял, что Мазай продолжает мне что-то рассказывать. Это что же получается? Разговор с Крантом мне приснился или рыбак у нас туговат на ухо? А остальные парни что, погулять ходили, чтобы не мешать моей тайной беседе?

Слушать, какие замечательные корабли были у города, и как подлые водяные взяли их и утопили, мне было неинтересно. В кораблях я ни хрена не смыслю, водяных не видел, а дела столетней давности меня не касаются. Но одно я знаю точно, если кто-то кого-то ругает, то надо бы послушать и того, кого ругают. Часто оба оказываются хорошими, по самое «не хочу».

- Не сто. А пятьсот семьдесят семь…

- Что?

Крант сбил меня с мысли своей арифметикой.

- …лет назад сломались дамбы.

- Откуда такая точность?

- Я потом расскажу.

И тут Мазай прекратил болтать и сообщил, что мы прибыли на место.

Одеялом Многоструйного оказалась манта. Или что-то похожее на нее.

Не слышал я, чтобы у земных мант были щупальца. А у этого мутанта-недомерка они были. И совсем даже не маленькие три-четыре метра в длину. Да еще с когтями. А у самой рыбины размах «крыльев» где-то под два метра. Мне такое одеяло коротковатым получилось бы.

Пока я пялился на соседнюю лодку, возле которой кружило три или четыре «одеяла», на нас тоже начали охотиться.

Несколько когтей вцепились в сетку. Два пробили ее и забрались в шалаш. Парень отрубил один коготь, а со вторым справился Крант. Оторвал его. Пальцами. Коготь как раз вцепился в плечо моей куртки. Рывок, кстати, был совсем даже не слабый. Не успел я качнуться влево, как лодку накренило вправо. С той стороны на шалаш тоже напали. И щупалец там было раза в два больше.

- Все на левый борт! рявкнул Мазай.

Сильно жаться к сетке мне не хотелось, но моего хотения и не спрашивали. На лавку рядом со мной плюхнулся старший из парней и придвинул меня к левому борту. Смотреть, как щупальца цепляются за сетку и рвут ее, было не очень приятно. Я пожалел, что не натянул капюшон. Честно говоря, хотелось лечь на дно лодки и укрыться с головой. Там как раз валялась куртка, от которой отказался Крант. Кстати, уговаривать его тогда никто не стал. Мазай только буркнул: «Твоя шкура, смотри…» и на этом все закончилось. А теперь Крант сидел напротив, в тонком плащике, рядом с сеткой и смотрел на меня. А мне очень не хотелось, чтобы какой-нибудь коготь дотянулся до нас.

Блин, и чего я отказался рыбачить у себя на озере?

Острых ощущений захотелось? Я их получил. Острее некуда.

Кто ж знал, что на мант охотятся с живцом. Многоразовым. Который очень старается, чтобы его не съели. И сам не против кого-нибудь съесть.

Кажется, теперь я понимаю, почему рыбаки называют себя морскими охотниками.

Мазай выжидал, когда рыбина появится совсем рядом с лодкой и бил. Глазомер у мужика потрясающий! И силушкой бог не обидел. Бить приходилось сквозь сетку. А потом еще держать, пока рыба натрепыхается. Самое удивительное сеть оставалась целой.

С другой стороны охотился его сын. Но смотреть за ним мне было не так удобно. Он загораживал почти весь обзор. Это Кранту все было видно. И тому пареньку, что сидел на дне лодки, и отрубал попавшие в шалаш щупальца. Крант ему не помогал. Ни один коготь ко мне больше не тянулся.

Рыбалка закончилась как-то внезапно. Парень возле меня в последний раз ударил, громко выдохнув, немного подержал рыбину и… все. Развязал капюшон, провел рукой по голове. Острога спокойно лежала у него на коленях. Мазай тоже сидел с открытой головой. А пацан уже и куртку снять успел.

Лодка перестала сильно качаться. За шалаш уже никто не цеплялся. Только несколько дыр виднелись с правой и левой стороны.

Шалаш сняли и свернули так же быстро, как и установили. Куртки тоже отправились на дно лодки.

Рыбин оказалось не так уж и много. Всего пять штук.

- По одной на каждого, - пошутил я.

Кажется, голос у меня не дрожал.

- Спасибо, Многодобрый, - поклонился Мазай, не поднимаясь с лавки.

- За что?

Кажется, я ничего не делал. Только сидел, смотрел и, надеюсь, не очень сильно вибрировал. Все-таки эта рыбалка не для слабонервных. Прав был Мазай впечатления я получил незабываемые.

- За твою удачу.

- А она тут при чем? не понял я.

- Не каждый день Многоструйный бывает таким щедрым. И таким добрым.

Если смотреть на улов остальных, то нам действительно повезло. Те добыли всего четыре рыбины. Да одному из парней когтем распороло щеку. А мог ведь без глаза остаться. Такое тоже частенько случается.

На обратном пути я узнал много интересного про этих рыб.

Те, на кого мы охотились, считаются совсем не большими. Что-то вроде неполовозрелых подростков. А вот за Гремящим Проливом одна такая рыбина может корабль раскачать. Такую лодку, как у нас, перевернуть ей ничего не стоит. А еще они очень прожорливые. И если еды не хватает жрут друг дружку. Вот и на охоте, стоит подранить одну, и на нее набросятся остальные. Иногда три или четыре приходится убить, чтобы привезти домой хотя бы одну.

- Слышь, Многоуважаемый, а стоит ли так рисковать из-за одной рыбины?

- А ты пробовал ее?

- Нет.

- Попробуй. И этой ночью ты удивишь своих женщин.

Оказалось, что эти рыбины идут нарасхват. А когда я узнал, сколько она стоит, то кроме «ого!» ничего больше сказать не смог. Рыбка получалась реально золотой. Сколько монет выложишь на нее, такой кусок тушки тебе и отрежут. В смысле, тот, что под монетами.

Дорого, однако, некоторые платят, чтобы побыть реальным мужиком. И больше всего покупателей почему-то из Верхнего города. Вот только желающих самому порыбачить, пока не находилось. Ну, многие глупости делаются в первый раз. Иногда он становится и последним, но мне повезло. Отделался впечатлениями.

А ловят Одеяло Многоструйного не на живца, а на остатки шкуры такой же рыбы, только маленькой. Как остальные опознают эту шкуру, не знаю, но как-то опознают, если бросаются на лодку.

Прощались мы пристани, довольные друг другом. Мазай обещал лично доставить мою долю ко мне домой. Заодно и про Многоструйного рассказать. А то у нас времени не хватило нормально поговорить.

Паланкидер уже ждал меня. Но когда я подошел к паланкину, меня ударили в спину. Под правую лопатку.

10.

Домой можно возвращаться по разному. Можно радостно и нетерпеливо, как в предвкушении праздника. Можно спокойно и размеренно, как некоторые уникумы расправляются с едой, даже с самой вкусной. Можно без особого желания, как занимаются нудной работой. А можно так, как мы будто на пожар спешим… спасаясь от потопа.

Паланкин слегка тряхнуло, и я застонал. Кажется, домой меня доставляли бегом.

Услышав стон, Крант заглянул в паланкин.

- Домой, Крант, домой, - попытался сказать я, и удивился своим успехам.

Голос, конечно, тихий и прерывающийся, но вполне разборчивый. А я-то думал, что у меня челюсть сломана.

Чувствовал я себя преотвратно. Похоже, меня долго и основательно били. Вот только когда и за что, не помню. Провал в памяти. Как после удара по голове. Судя по ощущениям по голове меня тоже били. Возможно, не один раз.

Болел лоб и под глазом, ныла челюсть, саднил затылок. Рана под лопаткой, сломанные или треснувшие ребра, раны на руках и ногах. Левая нога, похоже, сломана. И на фоне этого букета у меня явно скачет черепное давление и сбоит сердце. Кажется, я разваливаюсь на куски. И каждый кусок хочет только одного: чтобы все это скорее закончилось. Любым способом. Летальный исход тоже принимается.

- Нутер, мы уже в Верхнем городе, - сообщил Крант и задернул штору.

Хорошо, что не стал спрашивать, как я себя чувствую, и просить, чтобы я потерпел еще немного.

Боль чем-то похожа на волну. Она появляется, растет, достигает своего пика, уменьшается и уходит туда, откуда пришла. А за одной волной боли появляется вторая и еще, и еще… А между «волнами» всегда есть период покоя. Чтобы успеть немного отдохнуть перед следующим приступом.

Блин, а ведь это здорово напоминает роды! Когда схватки уже сильные, но до потуг дело еще не дошло. Теперь мне есть с чем сравнивать. Опыт имеется. Личный.

Я даже живот пощупал на всякий случай.

Плоский. И не болит. Какое счастье! Хоть что-то в моем теле не болит.

Паланкин опять слегка тряхнуло.

Я выдохнул сквозь зубы и смог не застонать. Кажется, Крант подгонял носильщиков.

Домой, в клинику, там мне помогут.

Считать вслух, чтобы обмануть боль, я не стал. Сильную боль этим не обманешь, а слабую можно перетерпеть.

Я раскинулся на подушках и постарался расслабиться.

«Мне хорошо… боль уходит… боль ушла… у меня ничего не болит… мне хорошо… боль уходит…»

Сколько раз я повторил эту ерунду, не помню, но боль действительно ушла. Или отошла в сторонку. А я, воспользовавшись передышкой, осторожно пощупал разбитое лицо.

Ссадины на лбу не обнаружил. Губы оказались целыми. Зубы не шатались. Занялся ревизией остальных повреждений. Ладонь не пробита. Пальцы не сломаны. Попытался вздохнуть. Осторожно. Каждый миг ожидая, что заболят помятые ребра. Полный вдох, задержал дыхание, выдохнул. Боли не было.

Я опять могу нормально дышать!

И тут же постучал по дереву, чтобы не сглазить.

В самую последнюю очередь пошевелил головой, опасаясь приступа тошноты. Обошлось. Кажется, давление нормализовалось. Попытался сесть. Запутался в ремнях и подушках.

- Твою ж мать! Понакладывали тут…

Сначала сказал, потом понял, что голос у меня стал громче и уже не срывается.

На шум заглянул Крант. С другой стороны отдернул штору паланкидер. Вид у мужика был испуганный и озабоченный.

Я уже не удивляюсь. Многие люди рядом с моим телохранителем выглядят испуганными и озабоченными.

- Крант, залазь ко мне, - позвал я, и он залез, не дожидаясь остановки паланкина.

Без напоминаний и особых просьб паланкидер убрался с глаз долой. Он громко затарахтел своей погремушкой. Где-то впереди. Все понятно: мужик работает и ему некогда подслушивать разговоры пассажиров.

- Нутер, тебе лучше?

Не ожидал от нортора такой заботы.

- Лучше, - изображаю радость.

Крант изучает мою улыбку и задумчиво кивает.

Надеюсь, улыбка не очень похожа на оскал.

Не хотелось бы выглядеть геройствующим идиотом. Не геройствующим, кстати, тоже не хотелось бы выглядеть. Хватит уже того, что я чувствовал себя, как последний идиот.

Только что помирал, и вдруг попустило. Как бабка пошептала. Или у меня галлюцинации от переутомления или кто-то из колдунов немножко пошутил.

А ведь на такие шутки и обидеться можно. И отшутить что-нибудь в ответ.

- Нутер, что с тобой было?

- Блин, ну ты спросил! Я ведь у тебя хотел узнать, что со мной было. Или ты тоже не помнишь?

- Я не знаю.

- Чего «не знаю»? Не знаешь, помнишь или нет?!

- Нутер, я не знаю, что с тобой было.

Приятная новость. Радостная и жизнеутверждающая. Типа, делайте с Лехой Многодобрым всё, чего хотите он стерпит и простит. А его телохранитель прикинется слепым и глухим. Чтобы не пришлось потом отчитываться перед обиженным хозяином. И обидчика искать.

Хорошо устроился, паразит! Или они сговорились?

- Не надо, нутер. Не злись. Мне больно.

Нортор скорчился, уткнув лицо в колени.

- Мне тоже было больно!

Блин, совсем как маленькие! Хвастаемся друг перед другом своими царапинами.

- Я слышал твою боль, нутер.

- Как это? Я так громко… стонал?

Спрашивать, орал я в беспамятстве или нет, не хотелось. Боль бывает всякая, иногда и сильные мужики орут. Если у них остался язык.

- Между нами есть связь. Я могу слышать твою боль. И твою радость.

- А я?

- И ты.

- А почему я ни разу не слышал?

- Я умею закрываться, нутер.

Ну да, Крант у нас, как та деваха, что спокойно провела роды, а я, типа, истеричка, что не умеет себя вести.

Блин, опять меня сносит на те дурацкие роды! Похоже, я их не скоро забуду.

- Крант, так кто все-таки на нас напал?

Почему он не справился с нападающими, спрашивать не стал. Не справился, значит, не смог. Хорошо хоть живыми остались. Конечно, обидно узнать, что об нас можно ноги вытереть. Как об сопливых пацанов.

- Никто, нутер.

- Что значит, «никто»? А кто меня тогда в спину ударил? А кто…

Опять потрогал лоб и бровь. На этот раз смелее. Воспоминание о боли осталось, а самой боли уже не было.

Блин, что-то не то… Когда один горячий парень съездил мне ремнем по морде, недели две болело. Да и то мне здорово повезло, что ладонью успел заслониться. А мог бы и без глаза остаться.

- Ты хочешь сказать, что у меня нет раны на спине и…

- Нет.

Ну, и куда он так спешит?! Только собрался огласить весь список повреждений на моем теле и вдруг… Сбил, что называется, на взлете.

- Крант, а ты посмотри внимательнее. Я тебе, конечно, верю, но… на всякий случай, посмотри. Вдруг у меня дыра на халате. Под правой лопаткой.

Почему под правой, а не под левой непонятно. И почему на халате дыра могла остаться, а на мне нет, тоже не понятно, но в этом мире столько непонятных вещей одной больше, одной меньше…

- Нутер, халат целый.

- Приятно слышать.

Учитывая, сколько я за него заплатил…

Когда-то я прикалывался над стариком-песнопевцем: вид его мне показался смешным. А сейчас сам так одеваюсь. Халат без рукавов, рубашка с такой вышивкой, что ценители слюной захлебываются от зависти, брюки а-ля пижамные, еще и шлепанцы на босу ногу. Ношу такое вот и совсем даже не ухахатываюсь, глядя на себя в зеркало. В жаркий сезон реальные мужики здесь только так и одеваются. Типа, форма одежды повседневная, изменение цвета и количества украшений допускается.

- Нутер, твое тело не ранено.

- Откуда ты знаешь?!

- Оно не пахнет кровью.

Спрашивать, чем оно пахнет, не стал. Сам догадался, чем можно пахнуть в жаркий день, после таких развлекушек. Особенно, если начать с самого утра.

- Подожди, Крант, ты намекаешь, что нападение мне приснилось? Так?!

- Нутер, сновидец у нас ты, а не я, - напомнил оберегатель.

Осторожно он это сказал. Словно с больным разговаривал. На голову.

Блин! Совсем забыл! Мне ведь в гильдию сновидцев заглянуть надо. Второй раз приглашают, а я никак не дойду до них. Замотался, заработался… Но если и там налоги содрать захотят откажусь на фиг от этой должности!

- Многодобрый, мы возле твоего дома, - громко сообщил паланкидер.

Заглядывать к нам он не стал. Не захотел мешать. Вдруг мы чем-нибудь интимным занимаемся… Слышал я, что есть такие любители. Чтобы в паланкине. И во время движения.

«Возле твоего дома…» Ну надо же. То, что дом только наполовину мой, знают, наверно, все в Верхнем городе. Но паланкидер всегда говорит неправильно. И не только этот. Интересно, когда Тамила возвращается домой, ей тоже говорят: «Многолюбящая, мы возле твоего дома»? А что, может, и говорят. У паланкидера морда не треснет, сказать пассажиру что-нибудь приятное. И бизнесу это ничуть не вредит. Наоборот. У вежливого таксиста больше вызовов и полнее касса.

Выгрузились перед воротами «моего дома» и дальше потопали пешком. Через калитку. Укромными тропками. По саду напрямик.

Ну, не было у меня настроения переться через парадный вход и раскланиваться с клиентами Тамилы или моими пациентами. Хотелось быстрее добраться домой, влезть в джакку и смыть с себя все впечатления этого дня. Я сейчас в таком состоянии, что не только к операционному к обеденному столу подойти боюсь. Вдруг вместо куска мяса палец себе оттяпаю. Типа, Акела промахнулся. Потому, как шибко устал.

Я уже видел свой дом, когда идти дальше вдруг резко расхотелось. Что-то с ним было не так, с моим домом. Вот только что?..

Остановились мы с Крантом одновременно, переглянулись. Кажется, он тоже вперед не рвался.

- Ну, чего стоим? Кого ждем?

Сначала спросил, а потом вспомнил, из какого дурацкого анекдота эти слова.

- Нутер, окно открыто, - тихо сказал оберегатель.

Рассказывать ему анекдоты я уже не пытаюсь. Надоело смеяться одному. А объяснить Кранту, над чем я смеюсь, у меня образования не хватает. И терпения. Может, в следующей жизни мужику больше повезет, и он родится с чувством юмора.

Кстати, объяснить, почему мне не нужны решетки на окнах, я тоже не смог.

Но я лучше буду спать с закрытым окном, чем смотреть на небо в клеточку! И плевать, что здешние решетки больше похожи на кружева или на паутину. Решетка она и есть решетка. Будь она сто раз вся из себя раскрасивая, но пускай украшает чьи-нибудь другие окна.

А чтобы успокоить Крантову паранойю, я согласился на деревянные ставни. Скромно и надежно. Доска в четыре пальца толщиной. И запираются ставни не на пошлый крючочек, а на прочный засов. Брус, конечно, тоньше моей руки, но совсем чуть-чуть. И открываются ставни так, как Крант хотел наружу. Имеется какой-то хитрый прием, когда неправильно закрытое окно можно открыть. Если прыгнуть с крыши и сильно ударить. Я себе плохо представляю этот трюк, но Крант утверждает, что это совсем не трудно. Ладно, специалисту виднее. Мне по бубну, куда окно открывается, лишь бы свежий воздух впускало.

- А если пожар случится, а ставни снаружи запрут? Враги проклятые. Как тогда открывать будем?

Мне поумничать захотелось, а телохранителя всерьез мой треп озаботил.

- Нутер, а ты видел, чтобы такое делали?

- Видел, - я много чего видел, о чем вспоминать не хочется. Только то окно было напервом этаже.

Крант задумался еще сильнее. То, что я обитаю на втором, его не успокоило.

Ну, на фига я это спросил? Промолчать не мог, юморист хренов?!

Я так и не убедил оберегателя не заморачиваться над моей шуткой. Он не успокоился, пока не провел следственный эксперимент. Оказалось, что если как следует разбежаться, то ставни и из комнаты можно вынести. Вместе с тем, чем их подперли снаружи. Главное, чтобы комната была не очень маленькая.

Окно моей спальни выглядело точно так же, как после Крантовых экспериментов. Ни штор, ни ставней, ни креплений. На газоне их тоже не наблюдалось. Обычно они валялись в кустах за тропинкой.

- Пойдем? Или подождем, пока стемнеет?

Честно говоря, стоять в кустах и чего-то ждать, мне надоело. Да и не верилось, что таинственные разрушители все еще в доме. Это какой же грохот был, когда вылетели ставни! По крайней мере, у нортора ни разу не получилось их выбить бесшумно. И всегда находился какой-нибудь любознательный, чтобы прийти и спросить: чем это мы занимаемся и не нужна ли нам помощь?

Крант стоял с закрытыми глазами и, кажется, к чему-то прислушивался. Или принюхивался.

- В доме никого нет, - в конце концов, изрек он.

После такого вердикта я направился к двери. Крант прикрывал тылы.

На первом этаже следов разрушений не наблюдалось. Весь этаж мы, конечно, не осматривали, но от двери до лестницы все было, как обычно. А вот на втором этаже пахло не очень хорошо.

Мы с Крантом остановились, не сговариваясь, и переглянулись.

- Похоже, здесь кто-то умер, - пошутил я.

Оберегатель мрачно кивнул, и обошел меня. Теперь он двигался первым и даже сквозь плащ казался настороженным.

Дверь в мою спальню была открытой. Совсем немного, но все равно непорядок. Я всегда закрываю за собой двери.

Заглядывать в другие комнаты Крант не стал сразу направился к спальне. Я тихо пошел за ним.

- Подожди здесь, нутер.

- Это еще зачем? Сначала остановился, потом выразил недовольство. Ты же сам сказал, что в доме никого нет.

- Нет никого живого.

А вот это уточнение мне не очень понравилось. Если в каждой комнате у меня валяется по трупу, то я напрасно жаловался на скучную и спокойную жизнь. А если мертвые не валяются, а с нетерпением ждут меня, то жизнь окажется совсем уж веселой. На это веселье могут заявиться Блюстители. То, что в этом городе есть специальные мужики, чтобы следить за порядком и законом, не знают только младенцы. С Блюстителями я пока не встречался, но все бывает в первый раз.

- Крант, мы так и будем стоять под дверью или все-таки войдем?

Оберегатель совсем по-кошачьи передернул лопатками и вошел. Я за ним.

Мертвых в комнате не наблюдалось, но запах стоял такой, словно я забыл под кроватью не очень свежего покойника. Да и сама кровать выглядела так, будто я полночи кувыркался на ней с двумя девушками, приятной наружности. А ведь утром я кровать застилал. Точно помню. Хотя, зачем я это делаю, понять не могу. Все равно перед сном сбрасываю покрывало на пол. Но… привычка, блин. Легче сделать ненужное дело, чем избавиться от глупой привычки.

Так же, по привычке подошел к столу, выпить стакан кисляка. Тот же самый кисляк можно взять внизу, на кухне, но… После любой прогулки я поднимаюсь к себе и уже в своей комнате пью из своего стакана то, что налито в мой кувшин. Такой вот я собственник и человек привычки.

Все на столе было сдвинуто, будто кто-то чужой шарил по нему на ощупь. Но кувшин оказался на месте. Стакан тоже.

Меня что, ограбили или это Малек опять устроил сексчас в моей комнате?

С тех пор, как я разрешил парню заниматься сексом, он перепробовал весь персонал Тамилы. Почему-то у профессионалок Малек пользовался наибольшей популярностью. Хотя сомневаюсь, чтобы он кому-то и за что-то платил. Еще и места для игр он выбирал самые неожиданные. Вроде, шкафа на кухне или стола в моей спальне.

Конечно, я с парнем потом поговорил. Серьезно и обстоятельно. Как продвинутый отец с сексуально озабоченным подростком. Мои комнаты Малек обещал оставить в покое. Кухню тоже. А насчет детенышей сказал, чтобы я не волновался их у него не будет, пока я не разрешу.

Блин, какой классный метод контрацепции! И я себе такой хочу.

В тот раз я поверил Мальку и отпустил его дальше развлекаться. И вот опять в моей комнате творится черт знает что! Если он выделывался перед очередной подружкой и вышиб мое окно, я паразита на месяц от секса отлучу. Или на два.

Хотя в последние дни Малек переключился на моих пациентов. А среди них попадаются такие, что им ни еды, ни секса не надо, только дай глянуть, как живет Многодобрый. Вот паршивец и пользуется человеческой слабостью сшибает сабиры с шибко любознательных. Но оживших мертвецов он ко мне в гости пока не приводил. И не убивал пока никого в моем доме.

- Крант, а где Малек?

- Его здесь нет, нутер.

- Блин, да я и сам вижу, что нет!

А уточнил так, на всякий случай. От этих Теней всего можно ожидать. Натворил дел, а теперь прячется. Ждет, когда я скажу: «Вернись, я все прощу».

- Здесь есть его запах.

- Ага. Типа, был и вышел через окно. Цветочки понюхать, - начал говорить и машинально глянул в это самое окно.

Куст Айно-айти слабо шевелился. Его еще называют Танцующий-с-ветром. Малейший ветерок и крупные листья начинают дрожать и поворачиваться то желтой, то серебристой стороной. Как бабочки крыльями машут. Да и формой листья похожи на бабочек.

Через дверь ему…

Потом до меня дошло, что дрожит только одни куст. Тот, что напротив окна. Остальные Айно-айти стоят, не шелохнутся.

- Крант! Куст шеве…

Договорить я не успел. Нортор выпрыгнул в окно. Только плащ мелькнул.

Блин, еще одна бабочка.

Обходить меня, стол, перевернутый стул и рассыпанный бумажный хлам Крант не стал. Прыгнул с того места, где стоял. И угол кровати ему не помешал.

А я чем хуже?

Тоже прыгнул. Второй этаж всего-навсего, а внизу клумба и газон.

Приземлился не так удачно, как хотелось бы. Шлепанец слетел с ноги, и в голеностопе что-то хрустнуло. Я ушел в перекат, гася скорость, но рука поехала на раздавленных цветах. Меня занесло, и я ногами влетел в куст Держи-хватай. Колючки, длинною в ладонь, воткнулись в ноги и в штаны. Я дернулся и с размаху сел на камень или на корень, который какого-то хрена выбрался из земли. В глазах тут же потемнело. Последнее, что я услышал, это собственный мат.

Блин, сегодня, похоже, не мой день.

Потряс головой, приходя в себя. Я все еще был в комнате и опирался о подоконник. А куст внизу шевелился, словно приглашал: прыгни, рискни.

Спасибо, я и по лестнице спущусь.

Вот чем врач отличается от обычного человека всегда и в мелких подробностях может представить себе последствия любого риска. А это здорово способствует осторожности. Вот только героя из врача не получается образование мешает. Точно так же оно мешает врачихам спокойно рожать. Слишком хорошо они знают, как должно быть в идеале, и представляют последствия малейшего отклонения.

А с таким воображением ужастики писать можно.

- Нутер, иди, посмотри на это.

За кустом Айно-айти стоял Крант. Как памятник моим приятным мыслям.

- Сейчас спущусь.

И я спустился. По лестнице.

Возле куста лежал Малек. Точнее, здоровенная зверюга, в которую он превращается, когда идет охотиться. Вот только нет здесь другой добычи, кроме ящерок-крысоловок. А ящерок и рукой поймать можно. Ничего сложного в этом нет.

Похоже, Малек попал в реальную передрягу. Шерсть на спине слиплась от крови. На морде тоже кровь. Ухо разорвано. Задняя лапа перебита, передняя располосована до кости. И это только внешние повреждения. А что у него внутри творится надо настраиваться и смотреть.

- Кто ж это его так? И за что?

Спросил скорее себя, чем Кранта. Ему-то откуда знать?

- Нутер, что-то мешает ему измениться.

- Что-что?..

До меня не дошло, что он сказал. И зачем нам какое-то изменение… Я на работу настраиваюсь, а тут нортор о чем-то болтает.

- Нутер, я не знаю, что ему мешает. Многодобрый у нас ты, а не я.

Я таки сообразил, что он пытается мне втолковать. Кажется, сегодня только и делаю, что торможу с самого утра. Еще немного и я послал бы Кранта за ветеринаром.

Блин, совсем из ума выжил!

Присел возле раненой зверюги. Кошмарная все-таки тварь, если присмотреться, как следует. Осторожно провел над ней рукой. От хвоста к голове. Будь зверушка псом или волком, я бы сказал, что он на последнем издыхании. Удивительно, как он вообще жив, с такими-то повреждениями. Да еще полз со сломанными ребрами, хрен знает откуда. Вон какой след на траве оставил!..

- Нутер, надо посмотреть, откуда он приполз.

- Потом посмотрим. Если он не сможет рассказать…

А он не сможет, если я быстро не соображу, почему Малек все еще в зверином виде. Гибора ему не мешает. Он давно мне отдал ее на хранение. Тогда какого черта он лежит тут и подыхает, вместо того, чтобы измениться и быстро доложить обстановку?

Злость помогла, я начал настраиваться. Но слишком уж медленно это делалось.

- Крант, да что может ему мешать?! И как вообще Тень можно… Ага, вот… вижу!

Правый бок зверика был сильно поврежден. Будто лось лягнул. А среди сломанных и треснувших ребер четыре глубокие проникающие раны. Одна их них сквозная. А в трех остались длинные металлические иглы. Четвертая игла торчала в лапе. Правой, передней.

- Зачем же они с ним так? бормотал я, снимая халат. Стягивать рубашку не стал, только подвернул длинные рукава и пристегнул их к бусинам на плечах. Осталось размотать пояс, где в специальных кармашках хранился мой любимый хирургический набор. Поясных дел мастер потрудился на славу, хоть и содрал с меня, как за три пояса. Но таскать улжар по такой жаре не хотелось. Да и не везде в бронежилете можно мелькать. Не поймут-с. Богатеи-с. Обидятся. Ну, хотели бы убить, били бы в сердце. А зверство это зачем? Чтобы дольше мучался?

- Они и били в сердце, - сказал Крант, опять к чему-то принюхиваясь. Несколько раз. Но ипши живучие…

Замолчал он так резко, что даже зубами клацнул. Интересно, какое ругательство он проглотил?

- Про сердце ты по запаху определил? фыркнул я, протирая руки.

Фляжка с дезинфицирующим у меня всегда с собой. Конечно, это и выпить можно. Но только в крайнем случае. Когда нужны большие градусы, чтобы залить большое горе.

- Нет. Не по запаху. У ипш сердце справа.

- Откуда знаешь?

- Знаю.

Понятно. Знаем потрошили. Блин, и мне придется потрошить пациента самому. Без бригады, без ассистента. Придется тряхнуть стариной и вспомнить далекие студенческие дни. Веселое было время. Те, кто его пережил, в большие люди теперь выбились.

- Слышь, Крант. А у тебя сердце где? Слева или справа?

- Посредине.

Сказал и отвернулся. Типа, некогда мне с тобой болтать. Я при работе. Тебя, болтуна, охраняю.

Ну, и охраняй себе на здоровье. А я своей работой займусь.

Но как же Мальку везет на экзотические места! В прошлый раз на лестнице, в этот под кустом. Надеюсь, третьего раза не будет. Работать под водой я не умею. Мне и так из-за этой экзотики, хрен знает сколько, на коленях стоять придется.

Если тебе так хотелось, чтобы тебя полечили, то пришел бы в клинику и попросил, как нормальный человек. Я бы тебе со скидкой сделал. Как для своих.

А теперь ты на бабки влетел, парниша.

Кажется, так любил говорить Лева.

Кстати, смех смехом, но вызов Многодоброго к больному, обходится этому больному по двойному тарифу. А если в экстремальных условиях работать придется вот как мне сейчас то и по тройному.

Ну, это все я Мальку скажу, когда он очнется, и шутки понимать сможет. А пока, самое главное, что от него требуется это дышать и терпеть. Ну, и жить, понятное дело! Для чего я тут корячусь? Чтобы он взял да лапки откинул?..

- Я тебе такого западла не прощу, слышишь?

Шепчу ему сквозь зубы.

Третья игла застряла в сломанном ребре, и вытащить ее очень даже не просто.

- Слышу, нутер.

- Крант, я не с тобой разговариваю!

- А он не может тебе ответить.

- Знаю.

Говорю тихо, спокойно. И сквозь зубы.

Игла сломалась. Часть ее так и осталась внутри. Придется добираться до нее с другой стороны.

- Крант, переверни его. Осторожно.

Спорить нортор не стал перевернул. И вымазался в крови. Совсем немного, только пальцы. Но как он смотрел на них! Будто откусить хотел.

- Ну, что ты на них смотришь! Оближи и не отвлекайся, - предложил я. Хочешь ведь.

- Не хочу!

Рявкнул и вытер руку об траву.

- Тогда придержи ему лапу.

Все-таки ассистент мне понадобился. И я его сразу же нашел. Хоть нортору это и не очень понравилось.

А нечего бездельничать в моем присутствии.

Четвертая игла вытащилась легко и просто. Она легла возле своих подружек - трехгранная, смертельно красивая и слишком тяжелая для алюминиевой. Какой еще металл может быть таким светлым, я не знаю.

Опять провел рукой над звериным телом посторонних предметов в нем не обнаружил.

Тело жило и дышало. Хлюпая пробитым легким, тяжело, но дышало.

И не менялось. Блин, не менялось!

- Какого хрена тебе еще надобно?!

Оберегатель глянул на меня и… промолчал.

- Это я не тебе, Крант.

- Я знаю, нутер.

Приятно иметь дело с таким… знающим. Кстати…

- Крант, может, ты знаешь…

И тут до меня дошло. Осенило башку дырявую.

Истинное имя еще надобно! И плащ. В прошлый раз все это было в наличии и помогло. Может, и теперь…

- Крант, срочно нужен плащ!

- Да, нутер!

И рванул к дому. Свой плащ даже не подумал отдать. Вот ведь…

- Нутер! Крант уже выглядывал из окна моей спальни. Он что, через окно в нее попал? Плаща здесь нет!

Блин, нашел кого послать! «Плаща нет…» Будто у меня один плащ в хозяйстве. Нет одного возьми другой. Да Малек бы мне все плащи приволок. Даже те, что в стирке и в ремонте.

Да и зачем он нужен, этот плащ? Главное прикрыть чем-нибудь тело оборотня и ПОЗВАТЬ. Скорее, пока еще не поздно!

Не знаю, откуда взялась эта гениальная идея, но я тут же воспользовался ею.

Схватил халат все равно меня в нем уже нет спрятал под ним Малька и позвал. Вот только Имя я вспомнил не сразу.

- Вас. Ваас. Ва-Ас. Ваа-аС.

С четвертого или с пятого раза что-то стало получаться. Кажется, я добился нужного звучания.

Халат выгнулся горбом, зашевелился… в нескольких местах его пробило шипами.

Ну, и плевать. Все равно я этот халат больше не надену. Новый куплю. Еще лучше этого. А рваный и в крови отдам Мальку. Пусть делает с ним, что хочет.

Крант пришел как раз вовремя. Из-под халата высунулась человеческая рука и вцепилась в траву.

- Нутер, я не нашел…

Оберегатель вдруг замолчал и отдернул ногу. Пальцы на руке зашевелились и поскребли землю рядом с его сапогом.

- Что будем делать? Но глянул на Кранта и сам решил: - Ждать будем. Если до заката не очнется, занесем эту Тень в дом. И пускай ему будет стыдно. Слышишь, Малек? Пускай тебе будет стыдно…

Я чуть-чуть приподнял халат, но заглянуть под него не успел.

- Мне стыдно, хозяин, - послышался голос Малька.

Слабый и тихий. Я почти лег, чтобы услышать его. Представляю, как смешно я выглядел со стороны. Типа, поза номер три: голова на земле, а задница торчит в небо. Кто увидит оборжется. Или пристроится сзади.

- Хозяин, они твой плащ забрали… и шкатулку… я не смог…

Халат мелко задрожал. Кажется, Малек плакал.

- Да хрен с ней, со шкатулкой! Ценного в ней все равно не…

Это уже вторая шкатулка-сейф, из которой ничего нельзя потерять или украсть. Первая благополучно ушла на Землю, а вот вторая… кажется, ее у меня украли. Хоть это вроде бы и невозможно сделать. Но на всякое «нельзя» найдется свой штопор с поворот подвывертом.

- Сколько их было?

Это уже Крант любопытствует.

- Шесть…

Малек высунул из-под халата голову и вторую руку, но подниматься не стал. Так и лежал на земле, будто решил немного отдохнуть после утомительного дня.

- Я четверых заметил. Они в дом зашли. Меня не видели. Троих я достал. А четвертый в окно. Я за ним. А там еще двое…

Голова Малька вдруг ткнулась в землю, и он замолчал.

Я проверил пульс на шее, приподнял веко.

- Спит. Давай занесем его в дом.

- Потом, нутер. Пускай здесь поспит. Надо посмотреть, откуда он приполз.

- Зачем?

- Я хочу узнать, куда они мертвых дели.

Ну, да. Малек же сказал, что троих достал. И если Крант думает, что они трупы, то так, скорее всего и есть.

- А куда они обычно их девают?

- Съедают.

- Шутишь?!

- Это же тиу, нутер. Они всегда так со своими мертвецами.

- Тогда, зачем мы куда-то премся? Или ты думаешь, они спрятали трупы в саду?

- Могли спрятать. А если спешили, то бросили так. Только лицо забрали. И сердце.

- Как… лицо?..

Я даже остановился и уставился нортору в затылок.

Про сердце спрашивать не стал. Понятно «как». При известной сноровке его можно быстро достать. Если нужен ливер, а не донорский орган.

Крант остановился, посмотрел на меня. Огорченный моей недогадливостью.

- Вот так! он рукой схватил что-то невидимое и резко дернул на себя.

Иногда я забываю, какие длинные когти у него на пальцах.

- Зачем?

- Это же тиу, нутер. У них так принято.

- А у вас?

- А у нас не так.

Дальше мы пошли молча. Не любит он рассказывать о норторских секретах.

И на хрена я вообще увязался за Крантом? У меня пациент спит на голой земле, а я иду непонятно куда. И пялюсь на примятую траву и пятна крови. Можно подумать, нортор сам дорогу не найдет. Найдет! С закрытыми глазами. По запаху. Или он меня позвал, чтобы охранять удобнее было? Типа, и по делам сбегаю, и объект под присмотром. Блин, а ведь точно!..

Но выразить свое возмущение я не успел.

Крант шел быстро. Я старался не отставать от него. Не снижая темпа и не поднимая головы, он обогнул очередной куст и… остановился. Застыл, как заледенел. Да так внезапно, что я на полном ходу наткнулся на него. Но даже с места не сдвинул. С таким же успехом можно натыкаться на бетонную стену. И с теми же последствиями.

Стукнувшись подбородком и коленом, я с размаху сел на траву. И нашел задом тот злополучный камень, который так живо себе представлял. Ощущения непередаваемые цензурной речью!

- Твою ж мать! Крант, какого хрена?!

А в ответ тишина.

Мой оберегатель не только примерз к месту, но и разговаривать разучился.

Матерясь и постанывая, я сумел подняться. Прихрамывая на левую заднюю, обошел живое препятствие. Поводил рукой у него перед глазами. Типа, меня кто-нибудь видит?

Вел себя Крант так, будто его оглушили или вкатили двойную дозу успокоительного.

Он и по жизни довольно спокойный мужик, а тут реально засыпает на ходу! Лишнее слово ему в облом сказать, лишнее движение сделать только за отдельную плату.

- Крант, да что это с тобой?! Еще немного и я стал бы его трясти. Ты где? Аллё!

Только через час на меня посмотрели. Только через день соизволили ответить.

- Я здесь, нутер.

Шепотом и так задумчиво, что я сам едва сдержался, чтобы не зевнуть.

- Слышь, мужик, ты быстро просыпаешься или я купаю тебя в озере.

Мы как раз стояли на берегу.

Высоких деревьев в нашем саду нет. Мы все-таки в горах живем им здесь расти не полагается. А вот разных кустов в рост человеческий здесь предостаточно. Они-то и маскируют озеро со всех сторон. Озерцо, если точнее. Узкое и не очень длинное. Больше на пруд похожее или на садовый бассейн. Вот только это озерцо само образовалось. Без помощи рук человеческих. И ручеек в него втекает. И вытекает из него ручеек. Но ручейками здесь никого не удивишь. В каждом саду их по несколько штук имеется. И для полива и для питья воду используют. Только настоящим озерцом не каждый хозяин может похвастаться.

А живностью, что обитает в моем водоеме, я хвастаться ни перед кем не собираюсь. Вокруг столько суеверных людей. Во всякие легенды и предсказания верят. Ну их всех, куда подальше.

Кранта я суеверным не считаю. И про Молчуна он, если и не знает точно, то догадывается. Я так думаю. И бояться его не должен бы. Никому ничего плохого моя зверушка не сделала. А испуганные ящерки это не в счет. Работа у них такая: бегать за кем-то или от кого-то.

Озерцо так удачно маскируется за кустами, что тот, кто не знает, пройдет мимо и не заметит. Я знаю про него, но всякий раз оно появляется неожиданно. Или я путаюсь в тропинках, или озерцо бродит с места на место. Вот и в этот раз… направлялись, кажется, в другой конец сада, а вышли почему-то к озеру.

- Не надо в озеро!

Похоже, оберегатель реально испугался. И сфокусировал на мне взгляд.

- Проснулся?

Отвечать он не стал, только кивнул.

- Уже хорошо. А теперь доложи коротко и ясно, что происходит?

Лично я ничего опасного для жизни не заметил. Но я-то не спец по безопасности. Вдруг я не вижу того, чего надо бояться.

- Здесь они убивали твоего слугу. Потом убили их.

А голос опять неживой и слишком тихий. И чего это Крант боится? Что нас подслушают? Или чего-то другого?

- Ты уверен, что их убили?

- Да.

- А почему здесь?

- Они пришли здесь. И здесь уходили.

Но это я и сам понял. Поглядел по сторонам и понял.

Озерцо рядом с границей сада. Кусты, колючая изгородь, а дальше дикие места. В смысле, нежилые. При известной сноровке и отсутствии водобоязни можно пробраться по ручью на нашу территорию. И с той стороны никто не помешает, и здесь редко кто бывает. Потому-то я и построил свою хибарку в этой глухомани. Подальше от клиники и оздоровительного комплекса. Конечно, весь наш сад открыт для посетителей, но к некоторым дальним уголкам они не добираются. Прямых тропинок тут нет, да и зеленые насаждения так расположены, что вокруг трех кустов можно полчаса круги нарезать и не сразу это заметить. К тому же, к нам не природой любоваться приходят, а с вполне реальной целью. Отдохнуть и поразвлечься, подлечиться или… убить моего слугу. Бред!

- Подожди, Крант, - дошло вдруг до меня. А они что, плавать умеют?

Своеобразное тут отношение к воде очень немногие купаются в открытых водоемах.

- Умеют. Тиу все умеют.

- И летать?

Ну, захотелось мне пошутить. Уж очень мрачная морда сделалась у Кранта. Вдруг, думаю, развеселю его немного.

- И летать умеют.

- Ни фига себе! Что, реально летают? Как птицы?

- Нет. Как упавший лист.

- Уже легче. Я представил себе этот полет, и мне действительно стало легче. Ничего невероятного в этом умении не было. Несколько приспособлений, немного тренировки и я так летать смогу. Если захочу, конечно. Крант, а ты так можешь? Ну, летать.

- Могу.

- Осталось только плавать научиться.

Он глянул на меня, будто укусить хотел.

- Ты не бойся. Плавать это просто и легко.

Если бы кто другой на меня так молчал, я бы испугался. Может быть.

- Хочешь, я научу тебя. И ты станешь таким же универсалом, как тиу.

Кажется, Крант заинтересовался.

- Никто из оберегателей не умеет плавать, - задумчиво сказал он.

- А ты попробуй. Можем прямо сейчас начать. Все равно мы возле озера…

Спешу развить успех.

- Нет! Не в этом озере!

Ну вот, опять. Еще немного и мой оберегатель сбежит, подвывая от страха. Блин, да что же его так испугало? Не поверю, что Молчун.

- А с чего ты взял, что это были тиу? Унюхал?

Насколько я помню, Малек ничего про тиу не говорил.

- Я их следы вижу.

- Где?

- На берегу.

Мрачно и сквозь зубы. А сам на тропинку посматривает. Типа, как бы с этого берега смыться?

Следы я тоже увидел. Чуть ближе к воде. Хорошо, что берег земляной, а не песчаный. Хрен бы я тогда чего-нибудь разобрал. Я ведь не следопыт Зоркий Глаз.

Часть пляжика была изрядно истоптана. Человеческими и звериными следами. Правда, не совсем человеческими слишком узкие они для мужских и слишком длинные для женских. Попадались глубокие следы, попадались и совсем мелкие. А среди них несколько больших вмятин непонятной формы. Немного крови на траве и камнях. Кое-где трава вырвана.

Короче, небольшой бардак. Как после пикника. Мусор за собой собрали, а следы оставили.

- Они и следы затерли бы. Но им помешали.

- Кто?

Спросил машинально. Ответ Кранта меня интересовал куда меньше, чем то, что виднелось в воде, между валунами. Обычно, на одном из них я оставляю одежду, когда настроен поплавать.

- Сначала твой слуга. Потом тот, кто живет в озере.

- С чего ты…

Я резко повернулся, и только тут заметил, что Крант смотрит мне под ноги.

Тоже посмотрел.

Мой шлепанец наступил на большой звериный след. Самый большой и самый глубокий на этом берегу. Мне, с моим совсем не золушкиным размером, было в этом следе не тесно. И это еще мягко сказано.

Кажется, Молчун выходил сегодня на прогулку. Днем. Спасибо ему за это большое. От меня и от Малька.

Удивительно только, чего он этих тиу в сад пустил. Мог бы сразу, еще на входе их шугануть. Хотя… Помнится, знал я одну псину добрейшей наружности. Любой мог войти в дом, переступив через «милую собачку». Даже, если хозяйки дома нет. Самое смешное начиналось, когда гость, устав ждать, направлялся на выход. Псина теряла всю свою доброту и превращалась в злобную тварь. Я из-за нее почти сутки просидел в чужом доме, пока Лариска изволила отдыхать и развлекаться. После этого случая я больше ни разу не забывал мобильник.

- Крант, ты, кажется, хотел поискать трупы. Может, поищем?

Оберегатель передернулся от моего предложения

- Мы их не найдем, нутер.

- Ты уверен? Понюхай хорошенько.

Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь наткнулся на недоеденный труп. Помнится, Ларкина псина обожала прятать лакомые кусочки под ковер.

- Нутер, мне не надо нюхать. Я по следам вижу.

- А я не вижу.

Нортор вздохнул. Кажется в первый раз, пока мы стоим на берегу.

- Живые принесли сюда своих мертвых. Войти в воду не успели. За ними пришел твой слуга. Его не ждали. Но три тиу это много для одной раненой Тени. Они почти убили его, когда появился ЭТОТ. Из озера. Он съел живых тиу, потом мертвых. Не ведаю, почему он не тронул твоего слугу.

Крант замолчал. Я понял, что продолжения не будет.

- Ладно, считай, что ты меня убедил. Давай быстренько зайдем за те камушки…

- Нет! грозно рявкнул оберегатель.

Не думал, что можно рявкать шепотом, но у него это получилось. Похоже, у Кранта масса талантов.

- Почему «нет»?

Шептать, испуганно вздрагивая, я не собирался. Говорил обычным голосом.

- Нутер, в твоем доме есть усул…

- Тьфу на тебя! Я совсем не за этим хочу зайти за камни.

- А за чем еще?..

- Кажется, там что-то лежит.

Крант на секунду закрыл глаза.

- Нутер, там нет ничего живого.

- Блин, да плащ и не должен быть живым!

- Плащ?! Где?

Похоже, оберегатель не на шутку заволновался.

- Да вон же, за камнями! Я говорю уже целый…

Договорить не успел Крант рванул к валунам. Так, будто за ним кто-то гнался. Через пару секунд я услышал голос Кранта:

- Нутер, иди ко мне.

И стоило убегать от охраняемого объекта, чтобы потом звать его?

Подошел.

Нортор стоял, скрестив руки на груди, а мой плащ болтался в воде. Не весь всего лишь меньшая часть. Но мокрый-то плащ я не надену! А он был бы очень кстати. Вечером похолодало. А я все еще шляюсь в одной рубашке. И даже рукава не откатил.

- И ради чего ты меня сюда позвал? Сам не мог его взять и принести? Помощник нужен? возмущался я, откатывая рукава.

- Нутер, я не могу его взять.

- Как это не можешь?!

Похоже, все мои возмущения Кранту до одного места. Того самого, каким он почти не пользуется. Интересно, все норторы такие… воздержанные или только один, да и тот мне достался.

- Не могу. Нутер, возьми свои вещи сам.

- «Вещи»? Тиу что, из одного плаща сделали мне два маленьких?

Но нагнулся, поднял. Плащ оказался тяжелее, чем я ожидал. Да еще завязанный узлом. Пока поднимал, намочил рукав рубашки. Блин, и на фига я его откатывал?!

Внутри плаща нашлась шкатулка. Та самая, которую нельзя потерять или украсть. Та, что вроде бы не должна даваться в чужие руки. И попадаться чужим на глаза.

- Они взяли ее твоим плащом.

- Взяли, но далеко унести не смогли, - буркнул я, отжимая мокрый плащ.

Шкатулка спокойно стояла на неровном валуне и никуда падать не собиралась.

- Нас учили, что эти шкатулки нельзя взять без дозволения хозяина.

Вид у Кранта был очень даже задумчивый.

- Теперь ты знаешь, что и без разрешения можно взять.

Опять стал увязывать шкатулку в плащ. Хоть отжимай его, хоть не отжимай, а в мокрой и мятой тряпке Многодобрый ходить не будет.

- Знаю. И про то знаю, кто придет потом к грабителям.

Это он на Молчуна что ли намекает?

Но спросить не успел Кран закончил свою речь тихим и торжественным:

- Другие тоже теперь знают!

Блин! Я так надеялся оставить этот случай в тайне. Подумать. Разобраться что к чему. А Крант со своей направленной телепатией уже растрепал всем знакомым.

И плевать, что они его соученики. У соучеников есть свои знакомые, а у тех свои. Так информация и до заказчика доберется…

Ладно, что сделано, то сделано.

Хотел, правда, сказать пару ласковых, чтобы на душе полегчало, но увидел Кранта и… промолчал.

Крант улыбался!

И вид у него был такой мечтательный, словно с девушкой пообщался. О которой вздыхал последние пятьдесят лет.

- Семьдесят три.

- Что?

- Мы знакомы с Либори семьдесят три года.

- Ты не рассказывал о ней.

- Я расскажу. Потом.

Ага. Обещание из серии: «…если ты захочешь, и станешь часто напоминать, и если мне будет не в облом…» Сам несколько раз давал такие обещания. И что-то не припомню, чтобы выполнил хоть одно из них.

- Ладно, пора домой. Блин! Нас же Малек заждался!

- Он спит, нутер, - напомнил Крант.

Улыбки на его лице уже не было. Может, она мне приснилась?

- Да помню, что спит. Но после таких ран и на голой земле…

- Это пойдет ему на пользу.

- Знаток, - фыркаю и прибавляю шагу.

Крант молча пошел за мной.

Быстро темнело, но тропу, по которой полз Малек, я пока еще видел. Так что заблудиться у меня не получилось.

Малек действительно спал. Там, где мы его оставили. Только свернулся калачиком и прикрыл голову халатом. На левой ноге розовел тонкий шрам.

А я вдруг вспомнил продолжение утреннего стиха. Вовремя, что ни говори. И к месту.

Одинокий и печальный

Стоит Сукхай посреди поля.

И слышит волчий вой прощальный.

И сердце плачет, как от горя.

Лежат тела по всему полю

Травы не видно под телами.

И говорит Сукхай с судьбою

И с мертвыми уже врагами.

Зачем, враги, вас столько было,

Что все друзья мои убиты,

И почему мне не хватило

Огня в костре горячей битвы?

Кстати, выпить чего-нибудь горяченького совсем не помешает. А то руки на ветру совсем застыли. Здесь всегда так: днем жара не продохнуть, а ночью теплое одеяло лишним не бывает.

- Ну что, берем этого засоню и несем в дом?

Но Крант отказался. Вспомнил, что он оберегатель, а не носильщик. Пришлось мне самому нести. А весу в этом спящем красавце совсем даже не мало.

Зато халат со шкатулкой я всучил таки Кранту!

Пускай понесет, пока у меня руки заняты.

И от маленькой мести бывает много радости.

11.

- Оксанка! Оксанка, подожди!

Ну, кому это не спится в два часа ночи?

Оборачиваюсь, хотя можно было и так догадаться. Только у Светки хватило ума стоять посреди коридора и орать во все горло. А то, что за каждой дверью мамочка с новорожденным спит, про это она не думает. «Чего не вижу, про то не думаю!» - страсть какая удобная позиция.

- Оксанка, а ты куда?

Умнее вопроса, конечно, не нашлось.

Стою это я перед дверью туалета, уже взялась за ручку… и куда я могу идти?

Пальцем подзываю Светку и шепотом говорю:

- В бар я иду. Захотелось, знаешь ли, выпить и стриптиз посмотреть.

- Ой, и я на стриптиз хочу! Можно с тобой?

- Нельзя. Туда тех, кому нет двадцати одного, не пускают.

- А тебе тоже нет. Тебя тоже не пустят! радуется эта пустоголовая.

- Уже есть, - разочаровываю ее. Вчера исполнилось.

- Да?.. Обидно-то как!

И такую вселенскую скорбь на мордашке изобразила, словно я обидела ее в лучших чувствах. До слез обидела!

- Короче, Светка, чего тебе от меня надо? Я в туалет иду, а ты меня задерживаешь.

- А как же бар?

Слезы и скорбь уже позабыты.

- Бар это мечты и грезы, а туалет это страшная действительность. Так какого рожна тебе надо от меня?! шепотом рычу на нее.

- А почему ты на меня кричишь?..

И опять губки дрожат, глазки на мокром месте.

А я как подумаю, что мне предстоит в туалете, так не то что кричать, матом покрыть хочется, и отполировать. Садиться на унитаз или на мягкую постель через три дня после родов это в кайф только для законченной мазохистки. Только забудешься и сядешь, как обычно, а прострел от промежности до самых мозгов. Еще и запор у меня случился. Никогда со мной такого не было и вот… Трое суток уже как безотходное производство работаю. Ольга сказала, что после родов такое часто бывает, что она тоже без клизмы в туалет сходить не смогла. Но мне-то от этого не легче. А тут еще Светка со своими закидонами.

- Не хочешь говорить я пошла, - и открываю дверь, с изображением стильной мадамы, похожей на песочные часы.

- Скажу, скажу! тараторит Светка. Я хочу посмотреть на твоего негритенка, вот!

И эта знает! Ну, не больница, а большая деревня, где все про всех знают. Задолбали уже с этим «хочу посмотреть!», то врачи, то медсестры, теперь вот Светка.

- А чего еще ты хочешь? От Бога дулю, а от меня пендюлю? Могу устроить.

Фифа задумчиво моргает.

- Значит, не покажешь? А почему? Я своего показывала…

Закрываю дверь у нее перед носом и для надежности запираюсь. С этой станется зайти вместе со мной и продолжить общение. А оно мне надо в два часа ночи?

Про то, как Светка «показывала», я, как вспомню, так вздрогну. Притащилась вечером столовую, в одной руке ворох пеленок, а в другой пачка «Памперсов». Запечатанная. Подошла к нашему столу и положила все свое добро среди ложек и тарелок. А мы с Ольгой только-только ужинать закончили. В пеленках ребеночек оказался. Как Светка не потеряла его по дороге, только Бог знает. Она и несла малыша вниз головой. «…а чтоб не кричал!» Ольга как услышала это, так в лице изменилась. Уж на что спокойная женщина, но и она не выдержала, сказала пару ласковых. Сначала мамашке бестолковой, потом нянечке, что не научила эту мамашку «Памперсы» на ребенке менять. Еще и к завотделением зашла, предупредила, чтобы присматривали за пациентами из третьей палаты.

Эта Ольга, ну прям как моя баба Уля все ей надо, обо всех позаботится, кто сам о себе позаботиться не может.

Лет пять назад, в начале лета, я к бабке часто ездила, почти каждый день. Вот и увидела на станции собаку. Вроде бы овчарка, но без ошейника, худющая и с отвисшим брюхом. Стоит эта шкапа, в глаза пассажирам заглядывает. На нее наорут псина-то здоровенная, страшная она отойдет к кустам, а потом опять к людям тянется. Я пока автобус ждала, булку решила сжевать, так пришлось отдать эта собака возле меня крутилась и скулила. Я потом бабке о ней рассказала, а баба Уля собрала в сумку еды и на станцию! Собаку покормить ей приспичило, мол, щенки-сосунки у нее голодают! Ну, и чего добилась своей добротой?.. Эта хитрая тварь перетаскала щенков поближе к бабкиной хате. Чтоб бабке не пришлось далеко ходить. А из трех голодных сосунков выросли такие волкодралы, что на них глянешь, и рука сама тянется к дрыну, потолще. Такому, чтобы перекусить сразу не смогли. Бабка говорит, что хороших людей собаки не трогают, но откуда мне знать, кого они считают хорошим, а кого так себе.

Бабе Уле за шестьдесят, а рассуждает иногда как дите малое. Сколько раз отец предлагал ей переехать к нам, а она: «Я в лесу родилась, в лесу и помру». А от того леса две березы, один дуб остались. Да разве ж бабку переупрямишь? Ходит по лесу, порядок наводит. «Я лес берегу, - говорит, - а лес меня и накормит, и согреет, и силой поделится». Бабка у меня, конечно, сильная и здоровая, ни разу в больнице не была. Все зубы целые и читает без очков. Я когда рассказываю про нее, мне не верят. Мыслимое ли дело, всю жизнь в лесу прожить, с белками и елками разговаривать! Может, из-за этого ее Лешихой и прозвали. Или за то, что травами-корешками лечить умеет. И денег за лечение не берет. «Сколько сможете, столько и дайте», говорит. А с такими разговорами, если голодной не останешься, и то хорошо. Отец как-то сказал, что если б к бабкиным рукам да его мозги деньги лопатой можно бы грести. Меня бабка учить не стала, хоть отец и просил, а Мамирьяна сама не захотела. «Боюсь я бабы Ули, - говорит. Она еще ненормальнее бабы Фени будет!»

Вторая наша бабка тоже большая оригиналка. Вроде бы в Бога верит, посты соблюдает, ругается, когда при ней матом разговаривают, а котят живыми закапывает. Соберет их в мешок, вынесет в поле, выроет ямку и туда их! Из мешка. Ямку засыпала, а пустой мешок домой принесла. Котята уже большие, в мешке пищат, шевелятся, и кошка на чердаке вопит, запертая. Я тогда в первый раз у бабы Фени гостила, не поняла из-за чего кошка кричит, полезла, выпустила. Так она по мне, по лестнице и бегом за бабой! Я у Маринки спросила тогда она еще Маринкой была «Чего это с кошкой?» А Маринка мне ответила: «Так баба котят унесла». Я не поняла: куда она их унесла? отдавать? так почему сразу всех? Но мне быстро объяснили: куда, зачем и какая я дура, если думаю, что эти котята кому-то нужны. Еще и рукой пренебрежительно махнули, мол, городская дура она и в деревне дура.

Мамирьяна совсем не в деревне живет. Большие Лужки давно уже окраиной города стали, многоэтажками и богатыми домами застраиваться начали. Мы тоже дом не в центре купили, а всего лишь в Малых Лужках они чуть дальше от окраины. Но мы сразу стали городскими, а Мамирьяна со своими дерёвней остались.

Я не поверила, чего она наболтала про бабу Феню, и побежала смотреть. Ну, и посмотрела, убедилась, дура недоверчивая. Когда баба ушла, мы с кошкой на пару ту яму разгребали. И плакали в два голоса. Одного только котенка живым и выкопали. Как баба Феня меня потом ругала! Тихим, спокойным голосом, но от этого еще страшнее делалось. И дядька Павел ругаться начал. Кричал, что слепыми котят топить надо, когда они только родились, а эти уже смотрят и ходят, этих поздно, что такое зверство на детей плохо влияет. Баба Феня тогда тоже кричать стала, и дядьку Павла по-всякому обзывать. И тютей, и слизняком, и еще как-то. Кричала, что топить это грех на душу брать, а она брать не хочет и не будет. Вот если котята сами в яму свалились, а сыра земля их прикрыла, то в этом никакого греха нет. А если дядьке что-то не нравится, то пусть сам и топит. А если у него рука не поднимается, то нечего указывать. Пока она хозяйка в доме, лишних ртов в нем кормить не будут.

Я тогда сказала, что котенка заберу, и забрала. И бабе Уле про все это рассказала, когда в гостях у нее была. Та только головой покачала, так ей не понравился мой рассказ. Но говорить с бабой Феней не поехала, хоть я и просила. Сказала, что уже ездила и говорила, но баба Феня ее не послушалась. Потому что баба Уля молодая еще, чтобы ее учить. Почти на двадцать лет моложе. Баба Феня не моя с Маринкой бабушка, а дяди Павлика и моего отца.

Больше я у бабы Фени не гостила. Только раз с отцом заезжали на полдня. Мне тогда тринадцать было, и я уже не рыдала, как девятилетняя соплюшка. Но когда увидела кошку, что ходит по двору и зовет котят, а они не отзываются, то вернулась в машину и просидела в ней до отъезда. Отец потом еще ругался, что я не стала обедать, когда предлагали, а уехали сразу же проголодалась. Еще через год баба Феня умерла. На поле, возле вырытой ямы. В тот же год Маринка стала называть себя Марианной. Потом она была Марией, Марутэллой, потом еще кем-то. Каждому ухажеру она представлялась под другим именем. И смеялась, что я, непонятно для кого, берегу себя, обзывала Ксюхой-соплюхой. Язык у Мамирьяны всегда был кусючим, но и мозгов у нее хватало знала, на кого можно рычать, а перед кем хвостиком вилять. Это я кусала всех подряд, и до двадцати лет берегла себя.

Для Артема. Для Темочки.

Но кто ж знал, что так мало времени нам отпущено!

Только подумала про Темку, и слезы навернулись. Последние дни я часто плачу или злюсь. Обычно из меня слезинки не выдавишь, да и разозлить не так просто, а тут…

Посмотрела на себя в зеркало, и размазала слезы по щекам. Из-за чего это я сопрель-мокрель развела? Светка увидит, подумает еще, что из-за нее и загордится. А мне рыдать нечего!

Вон, в той палате, что напротив, малышу так плохо было, что его сразу в реанимацию направили. А его мамочка то плачет, то к нему бегает.

Я перестала шмыгать носом и постаралась улыбнуться.

«Я не плачу, я радуюсь, у меня все хорошо! У меня все в порядке!»

А ведь действительно все в порядке. Живая, здоровая и с ребенком все хорошо.

Постучала по деревянному подоконнику, чтобы не сглазить.

Олежка поел и спит, темненький тоже наелся и заснул. А я его в переноску положила, шарфом замаскировала и пошла в туалет. Вот только зря я сюда пришла. Ничего не получается. Придется завтра на клизму проситься. Хоть и стыдно о таком просить, а придется.

Помыла руки, высушила, но в зеркало смотреть больше не стала. Не хочу я смотреться в больничные зеркала! Они во всех туалетных комнатах треснувшие и пятнистые. Глянешь в него, и кажешься себе такой больной и старой, что хоть ложись и помирай. Лучше я на маленького лишний раз посмотрю, на темненького. Негритенком я его называть перестала. Рассмотрела, что ничего негритянского в нем нет. Только кожа смуглая, как сильно загорелая.

Вот посмотрела на малыша и сразу же заулыбалась. По-настоящему, без притворства. Вспомнила, как Кисоньку чуть до инфаркта не довела. А потом, как он ругаться начал, когда отдышался! Сейчас это смешно вспоминать, а тогда я разозлилась не на шутку и тоже зарычала. Я что ли виновата, что в их больнице такой бардак? Бросают ребенка, где попало, а потом два дня найти не могут!

- Дубинина, его бы еще вчера нашли, если бы ты сказала!

- Кому бы я сказала? Вас не было, а этой… Жанне Игоревне я даже «здрасте» говорить не хочу!

И не говорю. Делаю вид, что не замечаю, или киваю, если не замечать не получается. Я, когда ложилась в роддом, как раз на ее смену попала. Так она мне такой осмотр с изнасилованием устроила, что я не выдержала и вскрикнула. А она меня неженкой обозвала, еще и спросила, с ехидной такой улыбочкой, как же я рожать собираюсь, если потерпеть немножко не могу. Ничего себе «немножко потерпеть»… она же меня чуть до пупа не разодрала! Ну, я и сказала этой коновалихе все, что про нее думаю. А вчера Кисоньке повторила, днем, когда он на меня орать вздумал.

- Ну, Дубинина, ты даешь, - сказал он, сбавив обороты.

А потом улыбнулся и головой покачал. И так это у него забавно получилось, что я тоже улыбнулась.

Кисонька мне собачку напомнил, что стояла у мамы на телевизоре. Смешная такая собачка «мопс» называется. А еще она глиняная и старинная. И голова у нее двигается, если тронешь. Вверх-вниз, влево-вправо качается. Сначала быстро, потом медленнее, пока совсем не остановится. Когда я маленькойбыла, очень мне нравилось смотреть, как собачка кивает. Я тыкала на нее пальцем и просила: «Качи, качи!» Тогда мама трогала голову мопса, она начинала качаться, а я смотрела и смеялась. Сама я этого не помню, но мама говорит, что так было. А вот, когда я стала дотягиваться до смешной собачки это я помню. Стану на цыпочки перед телевизором, упрусь ладошкой в экран и тянусь, тянусь… Даже кнопки на телевизоре меня меньше интересовали. А сколько счастья было, когда я дотягивалась! Удивляюсь, как я не разбила этого мопса. И кот потом не свалил. А для Васьки спать на телевизоре было самое то. Сколько его гоняли, наказывали, а он, чуть только отец отвернется, уже устроился на своем любимом месте. В конце концов, отцу это надоело, и гонять Ваську он перестал.

Вот подумала о какой-то ерунде, и злиться совсем перехотелось. А чего злиться кому сейчас легко?

- Извините, что я на вас накричала, но если бы вы спросили Марину…

- Дубинина, - застонал Кисонька, - хоть ты мне не напоминай про эту… Марину.

Интересно, какое слово он хотел сказать и не сказал.

- А что с ней не так?

- Да загуляла она где-то, а меня вздрючили из-за нее. «Совсем она у тебя распустилась…» - процитировал он кого-то, поджав губы и грозно нахмурившись. Получилось смешно. Можно подумать, я ей папа или начальник.

- Как… «загуляла»?

- А вот так, - Юрий Андреевич развел руками. С работы раньше ушла, домой не появилась. Все, как всегда. Да никто ее и не искал особенно. Зачем? Нагуляется, сама вернется. Не в первый раз. Потом глазками похлопает, слезу пустит и…

Кажется, эта Марина или чья-то дочка или совсем даже не дочка, но тоже чья-то. А Кисоньку она уже до самых печенок достала.

- Как это «зачем»? Вы же ей ребенка поручили! А она мне его сунула и умчалась.

- Ей поручил? вид у Кисоньки сделался как у человека, которого разбудили в три часа ночи, и спросили дорогу в библиотеку. А я думал, что Галине. И утром накричал на нее.

- Ну, зачем же вы так? мне стало обидно за ни в чем не повинную медсестру. Ведь Галина негритянку из родзала увозила…

- Вот и она мне что-то такое говорила… Ладно, я перед ней извинюсь, и все будет в порядке. А вот почему Марина к тебе в палату пошла, ребенка отдавать это мне не понятно.

- Да в какую палату?! Она еще в родзале мне его подложила! На разделочный стол! Минуты через две, после вашего ухода! А сама к Игорёнчику своему убежала. Откуда я знала…

- Вот ведь поблядушка! Извини, Дубинина, это я не тебе.

Так я и заложила эту Марину, заодно пар выпустила, и мозги работать начали.

- Юрий Андреевич, а почему вы на мобильный ей не позвонили? У нее есть, я видела.

- Почему, почему… отключила она свой мобильный! Наверно, чтоб не мешали. Или забыла где-нибудь. В первый раз, что ли?

Не знаю, как можно забыть такую дорогую вещь. Или она не покупала его? Деньги не платила потерять не жалко, так что ли? Мне вот Темка тоже мобильный купил. Еще в апреле. Сама бы я на телефон в этом году не собрала. Да и не нужен он мне, если честно. Перед Мамирьяной хвастаться? Так не люблю я этого. А знакомых с мобильными у меня почти нет.

- Ладно, Дубинина, ну эту Марину куда подальше! Ты лучше мне о ребенке расскажи.

- О каком? притворяюсь дурочкой. У меня их два пока.

- О том, что спит у тебя под сиськой! рявкнул Кисонька и тут же покачал головой. Прости, Дубинина, нервы совсем ни к черту. С самого утра то ребенка этого ищу морги уже обзванивать стал - то с папашей его общаюсь. А знаешь, кто у него папаша?

- Знаю. Иностранец, - буркнула я, поправляя шарф.

А то стою перед мужчиной в таком виде, что так и напрашиваюсь на комплимент. Вот и напросилась.

- Все-то ты знаешь. Тогда вот что, пойдем сейчас в детское отделение, а по пути ты мне все расскажешь.

- Да что рассказывать-то? Ест, спит, писает, какает! Чем еще такой маленький может заниматься? По бабам ему рано ходить!

- Ест? Сам? Кисонька взял меня под руку и повел по коридору. Хорошо, что ест. Очень хорошо! Плачет много?

- Почти не плачет. Только, если грязный или голодный, - доложила я, гордясь успехами малыша.

Вот из соседней палаты постоянно плач доносится. То один ребенок плачет, то сразу двое. А у меня почти все время тихо.

- Так это замечательно! Только почему ты его с собой таскаешь?

- Так я же в переноске. Ему удобно.

- Дубинина, - Кисонька даже остановился и посмотрел на меня снизу вверх. В роддоме ребенок должен лежать в кроватке. Это дома будешь держать его хоть в корзине для грибов. Да и тебе было бы удобнее без этой переноски. Оставила бы в палате и…

- Так я не могу оставить! С ним судороги начинаются, как только я отхожу от него.

- Как «судороги»?!

Кисонька так вцепился в мою руку, что пришлось ударить его по пальцам.

- Больно! Черт! Синяки останутся!

- Извини, - пальцы разжались. Что ты там говорила насчет судорог?..

- Ну, что-что… Оставила я его на кровати, а сама к умывальнику пошла, тому, что в моей палате. Руки помыла, воду закрыла, слышу хрипит что-то. Оборачиваюсь, а этот дрожит весь и серого цвета уже.

- О, Господи! Дубинина, ты мне такие страсти рассказываешь…

- А я-то как испугалась! Чужой ребенок, воскресенье, на этаже только эта… Жанна-живодерка, а с малышом непонятно что творится. Я его на руки и к двери! Выскочила в коридор там пусто, в комнату дежурного закрыто. А малыш уже и дрожать перестал. Смотрю, он нормального цвета, моргает, губами шевелит. Я в палату вернулась, покормила его, он и заснул.

Вот рассказала все, как было, и на душе легче стало. А то вспомню этот кошмар, и среди ночи просыпаюсь. Тут и так спишь в полглаза, да и тот сон дерганный.

- Дубинина, а может, тебе показалось? жалобно спросил Кисонька. Всякое бывает от переутомления.

Мы уже дошли до детского отделения и стояли перед дверью.

- Я тоже так подумала. Но потом, когда мне надо было выйти, я опять положила его на кровати и пошла к двери. Но все время оглядывалась! Только до соседней кровати дошла, малыш опять стал хрипеть и дрожать, потом выгнулся, как «мостик» сделать хотел. Я испугалась и вернулась. А на руках он опять успокоился.

Рассказывать, что уписалась из-за малыша, я не стала. Было бы чем хвастаться. Вытерла пол в палате, а полотенце потом заполоскала и на батарее высушила.

- Ладно, сейчас Зинаида Сергеевна посмотрит… Кстати, эти приступы у него часто бывают?

- Вчера два раза были. А сегодня вообще не было.

- Даже, когда ты его оставляешь?

- Так я его не оставляю!

Кисонька вздохнул и покачал головой.

- Дубинина, твоя супер ответственность меня просто умиляет. Ладно, заходи, - он открыл дверь и пропустил меня вперед. Попробуем разобраться, что у него за припадки.

Зинаидой Сергеевной оказалась та врачиха, что была у меня на родах. Она еще Олежку предлагала забрать, чтобы я могла отдохнуть. Ага, в бар сходить, стриптиз посмотреть. А чего ж она мне денег не дала на вино и домино?

Осмотр никакой патологии не выявил. Хоть врачиха вертела ребеночка со спинки на животик, потом обратно, гладила спинку и голову, щупала ручки и ножки. Зачем-то еще раз обмеряла его и взвесила. Сказала, что малыш вес не сбросил и это хорошо. Пока она возилась с ребеночком, я повторяла всю эпопею с припадками. Второй раз рассказывать было легче. Но когда я закончила, врачиха недоверчиво посмотрела на меня. Будто сказать хотела: «Мамочка, какую чушь вы тут несете!»

Вот тогда-то Кисонька и уболтал нас на эксперимент.

Мы оставили ребенка на пеленальном столике, и отошли на несколько шагов.

Приступ начался внезапно, и был страшнее тех, первых. Когда голенький ребенок выгибается и хрипит на это нельзя смотреть спокойно!

Я первой добежала до стола, сгребла малыша вместе с пеленками, и прижала к себе. Кисоньку я готова была убить в тот момент.

Через минуту-другую ребеночек успокоился. Зинаида Сергеевна быстро запеленала его и оставила на столике. Кажется, приступ ее совсем не испугал. А я схватила пеленочный сверток, словно в нем был мой Олежка.

- Странный какой-то припадок. Пока я его не видела, могла бы сказать, что ребенок вполне здоров. Ну, ничего, возьмем анализы, исследуем…

Голос у врачихи был бодрый и деловитый. А мне почему-то вспомнились слова: «В лабораторию его надо, для опытов!» И само собой вырвалось:

- Нет!

Оказалось, мы с Кисонькой сказали это одновременно.

Мое «нет» врачиха не услышала, а к Юрию Андреевичу повернулась.

- Почему? Надо же выяснить…

- Никаких анализов и выяснений без разрешения родителей! Подумал немного и добавил: - Письменного. И заверенного у нотариуса.

Когда врачиха узнала, кто отец ребенка, с исследованиями она решила повременить.

Такое вот свидание у меня с Кисонькой получилось. Про грязную посуду я даже не вспомнила. Так она и простояла до ужина на столе. Пришлось срочно ее отскребать во время ужина. Тетя Шура смотрела на меня, как на последнюю грязнулю.

А ведь Кисонька на Темку похож! Не внешностью, конечно. Просто рядом с ним тоже спокойно, надежно и не скучно. Правда, Кисонька уже не молодой Ольга помнит его еще по институту. Она на год или два раньше поступила. Но такого приколиста трудно не заметить или забыть. Говорит, замуж чуть за него не вышла. Так может, мне познакомиться с ним поближе? Вдруг у Олежки хороший папа появится… А то, что старый, так нам же не варить его! Мамирьяна часто так говорила, когда я спрашивала, почему она со старшими мужчинами встречается. Получается, и я как Мамирьяна думаю? Вот ведь с кем поведешься…

Не ожидала, что буду улыбаться, когда выйду из туалета.

Ночь прошла спокойно Олежка просыпался два раза, а темненький три. Подкормила, и малыши заснули.

Утром, как обычно, был обход. Моим палатным врачом оказалась горячо любимая Жанна Игоревна. На этот раз смотрела она меня без кресла и без инструментов я лежала в кровати, а она давила мой живот. Сказала, что матка сокращается удовлетворительно, можно обойтись без уколов, ну, а если я не в состоянии сходить в туалет, то мне, так уж и быть, сделают клизму. И таким тоном она это сказала, будто сама ее ставить должна, а не хочется. И откуда она про туалет узнала? Я ведь ни о чем ее не просила. После ее осмотра у меня заныло внизу живота. Хотела сказать что-нибудь доброе и ласковое этой коновалихе, но пришла Зинаида Сергеевна с медсестрой и я промолчала. Зачем им слушать то, что их не касается?

Олежку они посмотрели быстро. Смазали пупочек и за ушками, запеленали и отдали мне. С темненьким возились намного дольше. Вроде бы делали то же самое, что и Олежке, но так медленно и осторожно, словно малыш мог рассыпаться или сломаться. Еще и допрос учинили: как дышит? как спит? сколько кушает-какает? Мне уже и надоедать начало. Напоследок посоветовали поменьше таскать ребенка с собой и приучать его к самостоятельности. А как его приучать? С ним припадок начинается, когда он один остается. Можно, конечно, попробовать с Олежкой его уложить…

Из коридора закричали: «завтрак!» и я решила поэкспериментировать после еды.

В столовой меня ждал обычный больничный завтрак: жидкая молочная каша, кусочек масла, сладкий чай и булка. Немного, конечно, но с голоду не умру. Да и выписываться скоро. Дома отъедаться буду.

Сказала всем «Доброе утро!» и села за наш с Ольгой стол. Ну, и пускай он возле окна, зато занимают его самым последним, когда мест других уже не осталось. Сегодня за нашим столом сидела Наталья. Светки в столовой не было. И это радовало. Не будет канючить: «дай посмотреть!» Она мне так ночью надоела, что я не выдержала и сказала: «Сто баксов!» А эта дуреха улыбается и кивает: сейчас принесу. Пришлось послать ее по известному адресу. Коротко и без всяких намеков. Как она обиделась! В туалет плакать пошла. И плакала там громко и вдохновенно. Еще и дверь открытой оставила, чтобы мне слышно было и стыдно. А я слушать не стала, пошла себе в палату, и спать легла. Ко мне ведь так никого и не подселили. Когда надо свет включаю-выключаю, когда надо открываю кран в умывальнике, и не боюсь кого-то разбудить или обрызгать. Мы из-за этих брызг сильно поцапались со Светкой. Давно, перед родами еще.

Ну вот, только подумала про нее и Светка появилась. Счастливая по самую макушку.

- Девочки, а я узнала, зачем нужны волосики на лобке! кричит она от самой двери.

- Ну, и зачем?

Я отодвигаю пустую тарелку и тянусь за чашкой чая.

- Чтобы не текло на живот, когда писаешь стоя!

И радости столько, будто Нобелевская премия у нее уже в кармане. Интересно, Светка руки хоть помыла после туалета или так и прибежала, делиться с нами своим открытием. Вот из-за таких дурех я иногда и жалею, что родилась не парнем.

- Ты что, первый раз пописала после родов, что только сейчас узнала?

Отпиваю полчашки, доливаю ее молоком, сахарю. Ольга пьет точно такой же чай.

- Нет, не первый. Но я все время забывала сказать, теперь вот стояла, писала и вспомнила!

Из-за таких, как Светка, про всех женщин и стали говорить: «Волос длинный ум короткий». А послушать, что Светка болтает, так волосы у нее трехметровой длинны должны быть, не меньше!

- А почему стоя? У нас же в туалете унитазы сидячие, - мрачно сказала Наталья.

У нее малыш всю ночь кричал, а тут еще Светка со своим «открытием». Похоже, Наташка тоже дур терпит с большим трудом.

- А мне пиздиотомию сделали садиться больно!

И, чтобы показать, как ей больно, Светка садится на стул боком, как в дамское седло, еще и ногу за ногу закидывает. Полы халата расползаются, и я пытаюсь понять, кому тут демонстрируются коленки и короткая черная ночнушка.

- Не холодно? - спрашивает Наталья, намазывая на булку масло.

- Нет. А что? Светка делает удивленное лицо.

- Ни дня без секса? Чтоб не заросла народная тропа? Это уже я спрашиваю. Тоже мрачно. Чтобы подыграть Наталье. Представила, что все знакомые, кто мне деньги должен, вдруг одновременно и скоропостижно скончались, и у меня еще мрачнее голос получился. Или ты меня соблазнить пытаешься?

- Нет! Ой, я и не заметила! Я такая задумчивая…

Светка поправляет халат и делает столько ненужных телодвижений, что я начинаю высматривать мужика, для которого она устроила это представление. Или она тетю Шуру за мужика приняла? Та как раз тележку с едой увозила. Возле двери еще раз глянула на Светку и головой покачала. Даже свое обычное «будьте здоровы, девоньки!» забыла сказать.

- Так что там тебе сделали? Лоботомию? спросила Наталья, когда дверь за тетей Шурой закрылась.

- Нет, - говорю я прежде, чем Светка выдаст очередной перл. Лоботомия тут невозможна, из-за отсутствия объекта ампутации.

- Ты всегда такая добрая или только сегодня? Наталья так и не донесла до рта свою булку с маслом. И почему это ты афоризмами вдруг заговорила?

Светка старательно и с удовольствием повторила заумное слово, и помешала нашему содержательному разговору. И мне не пришлось отвечать, что после общения с Жанной, меня не только на афоризмы, но и на поругаться растаскивает.

- Оля, хоть вы скажите, что за матюкомию ей сделали! И откуда она взяла это слово?

Не поверю, чтобы Светка сама его придумала. Пока я спрашивала, Наталья окончательно определилась, что кашу она есть не будет.

- А мне Юрий Андреевич сказал, - выдала страшную тайну Светка.

Вид у нее был такой загадочный и счастливый, словно ее приобщили к чему-то высокому и прекрасному, а нас послали подальше.

- Ну, от Кисоньки и не такую похабщину можно услышать, - улыбнулась Ольга. В этом он виртуоз. Добавит или уберет одну букву и, вместо медицинского термина получается матюкальщина.

- А это был медицинский термин? удивилась Наталья.

Я тоже удивилась, только озвучить свое удивление не успела.

- Конечно. Пизиотомия это рассечение промежности, с целью предотвращения разрывов при родах и скорейшего извлечения ребенка из…

- Спасибо, Оля, мы поняли. Да, Оксана?

- Точно, - кивнула я. Весь учебник по акушерству цитировать не надо.

- Как хотите, девочки, - Ольга допила свой чай и отставила пустую чашку. Извините, но сборник анекдотов процитировать не могу.

- Обойдемся.

- Спасибо, Оля. Не надо напрягаться. Нам тут Светланы хватит.

Ответили мы с Наташкой одновременно, но она вежливее и пространней. Издержки профессии, что тут поделаешь?

- Интересная девушка, - согласилась Ольга и улыбнулась. Моих пациентов она мне напоминает.

- А ты и психиатром работала?

- Ну, что ты, Оксана. Просто ты мало общалась с детьми. Они могут такое сказануть, куда там нашей Светочке!

- Я как-то слабо себе это представляю. У меня всякие знакомые есть. Была и такая, что просто умница и красавица… пока сидит и молчит. А как начнет хромать и матом всех поливать, то мало никому не покажется. Но и она до такого не додумалась: «я узнала, для чего нужны волосики…» Иногда мне кажется, что кое у кого не только не все дома, но и крыша у этого дома протекает.

Я покосилась на Светку. Она сидела за соседним столом и не завтракала, а вкушала пищу. На разговоры она не отвлекалась. Словно позировала для журнала «Благовоспитанная леди».

- Сочувствую, - совершенно серьезно сказала Наталья. Мне тоже приходится общаться с не очень приятными людьми.

И больше ни звука. Профессиональная этика и банальная осторожность. Это я могу понять и принять.

- А вот мне повезло я общаюсь с очень забавными человечками, - и Ольгино лицо стало задумчиво-мечтательным. Вот представьте: прихожу это я по вызову к трехлетнему ребенку. У него сыпь и расстройство желудка. Ничего страшного, просто добрая бабушка обкормила внука клубникой. Бабушка уехала, а последствия остались на лице и в горшке. Даю мамочке рекомендации и в пол-уха слушаю, о чем говорит ребенок. Он уже выяснил, что и для чего нужно, и спешит рассказать об этом мне. «Глазки нужны, чтобы смотреть, ушки чтобы слушать…» - процитировала Ольга своего пациента. Все это величайшие открытия для маленького человечка. Как назначение волосиков для некоторых из нас, - сказала вдруг Ольга, и мы дружно фыркнули. Я оглянулась Светка добралась до булки и чашки. Когда малыш стал рассказывать, для чего ему нужен животик, мама занервничала, а когда заговорил, из чего он какает и писает, мама попыталась отвлечь его игрушкой. Но мальчик оказался настойчивым. Он закончил рассказ и спросил: «Тетя-доктор, а ты знаешь, зачем мне нужны яйца?» Я-то, конечно, знаю, но демонстрировать свои познания перед маленьким человечком… Понятно, что я немного растерялась, а мамочка то краснеет, то бледнеет. И тогда малыш гордо заявляет: «А я знаю! Яйца нужны для красоты!» Мне смешно история почти анекдотная, а на мамочку смотреть жалко было. Она потом долго извинялась, говорила, что они с мужем не учили ребенка такому, что это он сам додумался, и теперь всем гостям рассказывает… хоть в дом никого не впускай!..

- А весело у вас бывает, - посочувствовала Наталья.

- Бывает, - согласилась Ольга.

- Не хотела бы я на месте этой мамочки оказаться.

- А я, Оксана, на твоем месте оказаться не хотела бы. И что ты делать будешь с ребенком?

О каком ребенке Ольга спросила, я не стала уточнять. И так понятно. Вчера Кисонька сводил меня на первый этаж. А там, через щелочку в окошке показал отцу темненького. Я и не разглядела этого папашку. Сплошные спины и головы перед окном, а из-под двери дует. Каждую минуту кто-то входит-выходит, а нянечка, что передачи принимает, рявкает на всех: «Дверь закрывайте, мороз на улице!» Как можно общаться через малюсенькое окошко в двери, когда три-четыре пациентки с одной стороны и толпа проведывающих с другой, не представляю. Ничего же не слышно и не понятно. Раньше для проведывания специальная комната была, со стульями и диванчиком, но на днях там разбилось стекло, и комнату закрыли. Обещали открыть, как только, так и сразу. Не знаю, о чем Кисонька говорил с отцом темненького, но малыша у меня не забрали. Наоборот, попросили кормить и ухаживать, как за своим, если мне не трудно, конечно, и в любое время обращаться в детское отделение, если у ребенка вдруг начнется приступ. Отказать Кисоньке я не смогла.

- Оксана, если тебе понадобится консультация юриста… Вот, - Наталья протянула мне визитку.

- Спасибо. Доживем до выписки, тогда и решать буду.

Я не стала говорить, что в четверг жду Мамирьяну. Может, она что-то дельное посоветует. Конечно, язык у сестрички, как крапива, но мозги в голове имеются. Она таки дожала своего Сереженьку, и наслаждается сейчас медовым месяцем. Там, где много моря и солнца и совсем нет холода и снега.

- Девочки, а как Юрий Андреевич на меня смотрел, когда делал операцию! послышался восторженный Светкин голос. Сказал, что это очень сложная и…

Мы с Натальей переглянулись и дружно поморщились. Кажется, Светка позавтракала и начала общаться с соседками по столу. Разговаривать тихо она не умела или не хотела.

- Ладно, пойду я.

Наталья стала выбираться из-за стола и тихо застонала.

- Чего это ты? Словно и тебе «сложную» операцию делали.

- Почему «словно»? Делали.

Наталья поднялась, оперлась о стол.

- Тебе тоже?! Я-то думала, что мне одной так не повезло, ну, двум… но три «резаные» мамочки в одной комнате это, по-моему, слишком много. Оля, скажите, это рассечение всем теперь делают или как?

- Не всем, но часто. Людмила перестраховывается. Мне не делали.

- Повезло.

- При чем тут везение? Я предупредила Кисоньку, что если он не присмотрит за этой перестраховщицей, то я сама ему рассечение сделаю. Всех выступающих частей.

Мы с Наташкой засмеялись. Она уже собрала посуду, но отходить от стола не спешила.

- Ольга, скажите, а… сколько это будет заживать?

Мне показалось, что Наташка хотела еще что-то спросить, но постеснялась. Тогда я спросила, хоть мне это совсем и не нужно:

- И когда можно будет сексом заняться?

Ольга задумалась. Я даже посуду собирать не стала, чтобы не мешать.

- Трудно сказать, девочки. Заживает у каждой по-разному. Но где-то месяц-два на это уходит. С сексом тоже самое. Я бы посоветовала не спешить. Дождаться, когда весь нижний этаж полностью заживет… А то ни удовольствия от такого секса, ни безопасности.

- Подзалететь можно? проявляю догадливость.

- Можно. Или инфекцию подхватить, с которой в обычное время организм бы легко справился.

- Ольга, а правда, что после родов у женщины сексуальность повышается?

- Ага, - поддержала я Наташку. Все эти супер и мульти оргазмы…

- Оксана, ты как скажешь, - Ольга улыбнулась, а Наталья почему-то покраснела. А насчет сексуальности… тут тоже все индивидуально. Да, у кого-то повышается, а у кого-то наоборот.

- Как «наоборот»?!

Кажется, Наташка чего-то испугалась.

- А вот так. До родов был повышенный сексуальный аппетит, а после притупился. Есть секс хорошо, нет тоже неплохо.

- И что с этим делать?

Это уже Ирочка подключилась к разговору.

Когда она подошла к нашему столу, и сколько слышала, не знаю.

- Ничего не делать! Главное, не переживать и не волноваться. Больше отдыхать и ждать, когда само восстановится и ребенок подрастет.

- А оно восстановится?

Спросила я, будто мне нужнее всех.

Ответить Ольга не успела, темненький вдруг зашевелился в переноске и заплакал.

Я резко поднялась и свалила стул. Он загрохотал на всю комнату.

- Ой! низ живота сразу же отозвался болью. Ну, Жанна, ну, живодерка…

- У тебя Жанна Игоревна палатный врач?

Я молча кивнула. Боль, вроде бы начала утихать, но, разгибаться и отпускать стол, я пока боялась.

- Вообще-то она нормальная баба… была, но жизнь так сложилась, что…

Пока Ольга подыскивала нужные слова, я сумела разогнуться.

- …что теперь она отыгрывается на молодых и беременных?

«Нет» Ольга не сказала, только тяжело вздохнула. Я с ненавистью посмотрела на стул.

- Оставь, - махнула рукой Ирочка. Я подниму. Иди, корми своего голодного.

Малыш развозмущался не на шутку. Даже шарф над переноской задергался.

- Он не голодный, - улыбнулась я ей. Тогда он плачет по-другому.

- Значит, грязный, - определила Ольга. Иди, меняй.

- Сейчас, только посуду помою.

- Иди, иди, я сама помою, - и Ольга придвинула к себе мои тарелку с чашкой.

Никто из девчонок не напрашивался в гости, не просил показать, кто там у меня под шарфом. Только с любопытством посматривали то на меня, то на шарф. Но устраивать смотрины я не рискнула. Может быть, потом… позову Ольгу в палату…

12.

Блин, это кем же надо быть, чтобы перепутать шкатулки!

Ведь точно помню, что собирался взять другую. Интересно, окно с дверью я, случайно, не путаю? А может, еще и по ночам хожу? Не просыпаясь. Надо бы уточнить у Кранта. Конечно, второй этаж не двенадцатый, но мало радости проснуться с разбитой мордой и чем-нибудь сломанным. Такое мне и в реале могут организовать. Даже просить долго не надо.

Да и от снов таких мало радости. И так день тяжелым был, а тут еще сон такой. Прав был Многозрящий, браслет своевольничает все больше и больше. Скоро сам будет шкатулку открывать и на руку прыгать, едва я к кровати подойду. А если я не сам приду, что тогда? Посреди процесса засну или еще раньше?

- Слышь, ты, - сказал я браслету, снимая его с руки, - будешь много выделываться, отправлю обратно к дедушке. Я ведь и без продолжения обойтись смогу мне не настолько любопытно.

Глаза у змеюшек насмешливо блеснули. Типа, ты говори, говори, а то мы не знаем, какой ты.

И я швырнул браслет в шкатулку. Вернуть его я еще не созрел. Но вразумить или припугнуть это можно попробовать:

- Вот что, дорогой ты мой и драгоценный, давай сразу разберемся, кто в доме хозяин. Будешь много возникать, я ведь и в другой комнате заснуть могу. Или в другой кровати. Усек? Так что твое дело маленькое: лежать и ждать, когда я с тобой общаться пожелаю. И не мозолить мне глаза в другое время. Дошло? Молчишь? Ну, и молчи себе, железяка тупая!

И захлопнул крышку шкатулки. Как дверь за назойливым гостем.

Блин, и почему тиу вчера на эту шкатулку не позарились? Может, Малек целее был бы, и я выспался бы хоть. А то после такого сна чувствую себя и уставшим, и взбудораженным. Будто принял снотворное и возбуждающее одновременно. Ну, хорошо хоть не снотворное со слабительным эффект был бы еще смешнее.

И все-таки странные сны я стал видеть. Совсем не похожие на нормальные. И на сны-предсказания не похожие. Вообще на сны не похоже! Слишком уж яркие и четкие картинки, все эти звуки, запахи, образы… и подробностей много. Может, и в обычных снах они бывают, но забываются, почти сразу, а тут… Торчит в памяти, словно всегда там было! Словно не девчонка, а я бежал по заброшенному колхозному полю за высокой крепкой старухой. И щурился от ветра, который платок ее серый трепал. Может, и была когда-то красивой эта Медведа Могутовна, но слишком уж суровым у нее лицо к старости сделалось. Как из камня вырубленное. И губы эти поджатые… И глаза цвета грязного снега. Ни тепла с них, ни радости. А голос шипящий, от которого мороз по коже… Я не говорю уже про слова, что не только ребенку не всякому взрослому слушать можно.

Это ж мощнейшая мина в звуковом исполнении!

Таких, блин, воспитателей вообще нельзя к живым людям подпускать. Для таких экономия и порядок самое главное, а то, что душу человеческую они калечат, так плюнуть и растереть.

Котят… живем… Вот ведь фигня какая!

Не думал, что меня это зацепит. Кажется, всякого повидал. И сам не белый и пушистый, и крылышек сияющих у меня нет и не было. А вот, поди ж ты…

Я ведь и сам в похожую ситуацию вляпался. До сих пор вспоминать противно. А ведь лет пять уже прошло. Или шесть?

Возвращался, как обычно, с ночной смены. Дорогу решил срезать через пустырь пошел. Вчера дождь целый день был, а ночью подморозило. К утру опять заморосило. Начало ноября, блин. Погода меняется, как настроение у беременной. Иду осторожно, смотрю под ноги. А у самого тоже настроение ни к черту. Смена тяжелой оказалась. С двумя летальными исходами. Ну, один «летун» по любому не жилец был поздно обратился. А вот второго можно было вытащить, но… заказали его. После таких операций сам себя ненавидишь, а тут еще дорога дрянная. Осталось упасть, вываляться в грязи, чтоб уж точно сказать, что жизнь дерьмо, а люди в ней ассенизаторы.

Дохожу до мусорных баков, а возле них старая куртка. На куртке несколько щенков. Новорожденных. Похоже, живыми их вынесли на мороз. Да так и бросили. Блин, не могли в бак сунуть? Ведь через час-полтора тут мамаши детей поведут. К школе и детсаду здесь самая короткая дорога. Кто-то пройдет и не заметит, а кого-то и зацепит. Вот как меня зацепило.

Я бы эту мразь, что щенков так бросил, бесплатно оприходовал. Ржавым ножом. Сидит, небось, сейчас дома или дрыхнет под теплым одеялом, весь из себя счастливый. Как же, и с проблемой справился, и ручек не замарал, чистоплюй хренов! И не думает, что кому-то за ним дерьмо убирать придется.

Нагнулся я курку поднять. Хотел вместе с трупиками в бак бросить. Чтобы другие такого позорища не видели. Нагнулся и… еще троих живых нашел. Из рукава вывалились. Тыкаются в старый мех, пищат, сиську ищут.

И такая меня злость взяла, что обложил я и утро это распаскудное, и мир, в котором паскуды такие живут, и себя, придурка, что не мог другой дорогой пойти, еще и деток чужих пожалел… Блин, да чем скорее они узнают, какое дерьмо эта жизнь, тем легче жить им будет. Как той сволочи, из-за которой я стою перед баком и не знаю, что делать. Приди я на пять минут позже, и эти трое уже не шевелились бы. Или бродячие коты до них добрались бы. Им ведь тоже чего-то жрать надо. Не всех же добрые люди подкармливают. Такие, как наша вахтерша. Подкормит, в клетку заманит и в ветеринарку отнесет. На стерилизацию. Чтоб других горемык не плодили.

Не знаю, как бы я поступил с этими щенками. Оставить, значит, я ничем не лучше хозяина их мамаши, а взять это же такая головная боль с геморроем, что врагу не пожелаешь.

Пока я стоял и раздумывал, подошла девчонка из моего подъезда. Инка или Ирка точно не помню. Не школьница уже, чуть постарше, но такой заморыш, что без слез не взглянешь. А туда же бегом по утрам занимается, спортивную форму поддерживает. Наверное, и на диетах сидит.

Вот подошел этот чахлик ко мне, поздоровался и вдруг куртку увидел. С дохлячками и с теми, что еще пищат. Как завопит: «Что же вы делаете, изверг?!» - я аж вздрогнул.

Схватила этих, живых, и рыдает в три ручья.

А я на себя чужие грехи брать не нанимался. В двух словах обрисовал ситуацию. Про «брать или не брать» говорить не стал. Девчонка шапку свою сняла, щенят в нее сунула и причитает: «Что же делать с вами теперь, что же делать?..»

Блин, да раньше надо было думать! А не жалеть всех подряд.

Куртку вместе с содержимым убрал в контейнер, а девчонке сказал:

- Если не хочешь их туда же, я позвоню знакомому ветеринару. Может он чего посоветует. Звонить?

Она закивала. Еще и улыбаться сквозь слезы начала.

А мне чего? Позвонил. Чужую проблему всегда легче решить. Главное, чтобы она и дальше оставалась чужой.

- Привет, Сохатый. Есть дело. По специальности. По твоей, блин, специальности, по твоей! Что значит, ты еще спишь? У меня тут клиентка рыдает. Подорвался с кровати, и галопом ко мне! Три минуты у тебя есть. Время пошло.

Убрал мобилу, развернул девчонку в сторону дома.

- Давай быстренько к подъезду. Пока дойдем, и этот засоня появится.

- А он далеко живет?

Одной рукой шапку к груди прижимает, а второй в меня вцепилась. Словно я сбежать собрался, и оставить ее с тремя детьми.

- Сохатый? Близко он живет. В шестнадцатом доме.

- А почему вы его Сохатым называете?

- А ты как думаешь?

Она пошмыгала носом.

- У него фамилия как-то с лосями связана, да?

Умная девчонка. И жалостливая. Еще и не красавица. Трудно таким по жизни бывает.

- Ты почти угадала. Оленев его фамилия. Олег Оленев. Для тебя Олег Викторович. Поняла?

Девчонка опять закивала.

- А он настоящий ветеринар?

- Настоящий. Не сомневайся. И в настоящей клинике работает.

А то, что эта клиника Сохатого, я уточнять не стал. Оно ей надо?

- А-а… как вы думаете… они не померзнуть… пока мы дойдем?

Хотел сказать: «Тебе же лучше будет, если померзнут. Хлопот меньше», но глянул на девчонку и сказал совсем другое:

- А ты шапку под куртку спрячь. Им теплее будет.

- Ой, самой надо было догадаться… Какая я глупая!

Спрятала шапку вместе с рукой под куртку. Без перчаток гуляет девочка. Да и курточка у нее такая, что едва до пупка достает. Или у девчонки брюки на меху, или ей дети в этой жизни не нужны.

- Может, мы быстрее пойдем?

И с такой надеждой посмотрела на меня, что я чуть не согласился. Тоже по глупости. Но очень вовремя поскользнулся. Но на ногах сумел удержаться. Девчонка не дала упасть.

- Нет. Мы пойдем медленно и осторожно. Или ты в травму сегодня попасть настроилась? Так там и без тебя народу не протолкнуться. И учти, я тогда со щенками возиться не стану.

До подъезда мы дошли без приключений. Сохатый нас уже ждал. Злой, невыспавшийся, небритый. Но увидел девчонку и смолчал. Я быстренько обрисовал ситуацию и оставил его разбираться. Типа, зачем делать то, что за тебя может сделать кто-то другой. Главное найти этого, другого, и вдохновить, как следует. А самому и спать можно завалиться. Человек после ночной смены имеет право немножко поспать. Часов восемь-десять. А если кто-то против, то мне глубоко по фигу.

Встречал я потом Сохатого в своем подъезде. В первый раз даже спросил: как щенки себя чувствуют?

- Живут. Двое. Из пипетки кормили, теперь из соски кормим.

В следующие разы говорили друг другу «Привет!» или «Все путем?» и разбегались по своим делам. Некогда отвлекаться на чужую жизнь, тут со своей бы успеть разобраться.

Где-то через год я увидел Сохатого на пустыре. Возле той самой девчонки. Сильно жалостливой. Я не сразу узнал ее. Немного поправилась, похорошела, курточку сменила и… выгуливает двухместную коляску. А рядом два пса крутятся. Совсем даже немелких. Сохатый тоже изменился. Судя по морде, больше жрать стал, и завязал с сухпайком.

- Это чего? кивнул я в сторону девчонки.

Она как раз бросила палку, и собаки дружно умчались от коляски.

- Я точно не знаю. Я ведь не кинолог. Кажется, смесь дога и темной колли.

- Блин, да я не про собачьих ублюдков спрашиваю! А псы реально получились крупноватыми для чистопородной колли. А дога с такой шубой и окрасом я еще ни разу не видел. И «ублюдками» я их напрасно обозвал красивые звери получились. Я про другое спросил. Тебя, вроде, щенков приглашали смотреть, а ты чем занимался?

- Так получилось, - и Сохатый изобразил смущение.

Но я эту наглую морду не первый год знаю, вижу, что доволен, как кот после миски фарша.

- Это ты маме ее насчет «получилось» втирать можешь. А мне не надо. Если мне память не изменяет, ты сам говорил, что после подлодки с девками завязал. Морским узлом.

- Говорил. И два года в полной завязке был. А тут вдруг… Спасибо тебе.

- Мне-то за что?

- За что, за что… За то самое! Что с девушкой меня такой познакомил. Я ведь реально два года ничего не мог… - не сказал, а выстонал мужик.

- Ладно, Сохатый. Сочтемся. Собак не думаете отдавать?

- Зачем?

- Маленькие дети и все такое…

- Жена говорит, они счастье нам принесли. А счастье нельзя из дома отдавать.

- А ну-ну…

Мне в башку забрела одна пакостная мыслишка, и я не выдержал, усмехнулся.

- Ты чего лыбишься, Херург? О какой гадости вспомнил?

Сохатый давно меня знает, чтобы получилось отмолчаться. Да и молчать не хотелось, если честно.

- Да так… подумалось. Двое щенят, двое ребят… Интересно, что было бы, выживи все три щенка…

- Типун тебе на язык, Херург! И еще на кое-что! Куда нам третьего? У жены только две сиськи. И квартира не резиновая…

Ближе к лету семейство Сохатого перебралось в частный дом.

Приятно вспомнить, что хоть кто-то не просрал свою семью.

Летом я развелся со Снежаной.

И тем же летом пожаловался Витьке на жизнь.

Обычно, Витька собирает нас, когда допишет очередную книгу. Накрывает поляну на природе или на даче и принимает тех, кто может к нему приехать. Компания чисто мужская и стол соответственный много выпивки и мясной закуски. Дойдя до кондиции, Витька начинает плакаться на свою судьбину горькую. Типа, был Витька-писарь да весь исписался, в голове ни одной умной мысли не осталось, хоть на свалку ее выбрасывай. Все уже привыкли к этому «плачу Ярославны» и воспринимали, как традиционную развлекушку, без которой ни один пикник у Витьки не обходится. Все знали, что через две-три недели он нырнет в очередную книгу и ему станет не до пикничков-шашлычков. А тут вдруг я взял и всю традицию поломал начал плакаться, как жизня бортонула меня.

Может, звезды тогда так посветили или карта так легла, но рассказал я и про развод, и про семью Сохатого, а там дело и до щенков загубленных дошло.

Рассказывал я Витьке, а слушали, оказывается, все. Или я слова такие подобрал, или по какой другой причине, но зацепил мой рассказ мужиков. Лева тогда психанул, и пообещал найти выблядка рода человеческого, что творит такое непотребство. А Сава сказал, что протолкнет закон, чтобы по всей строгости и с полной ответственностью можно было брать к ногтю таких мудаков. А Вован пообещал всеми руками его поддержать: если мудак не сидит в тюрьме, он должен плавать в сортире. А Витька просто сказал, что подумает…

Мужики редко дают обещания, но если уж дают, то выполняют их.

И нашли, и протолкнули, и посадили… А из Витькиных раздумий книга получилась. В ней была собака, что приносила счастье. Книжка совсем не похожа на ту сказку, где тоже были собаки, мешок бабла и старая зажигалка. У Витьки, как всегда, кровь и любовь, смерть и секс, еще чего-то круто намешано. Чтоб читатель не заснул до последней страницы. Я Витькину книжицу не читал, но знающий народ говорил, что интересная получилась. Премию какую-то за нее дали. У меня от Витькиной писанины мозги по фазе и по шизе сдвигаются. Лет десять назад я рассказец его слышал. В авторском исполнении. Вставило так, что, как вспомню, так вздрогну.

А рассказ-то совсем простой: про паренька, которому хотелось лучшей жизни. Жил он в добротном доме возле озера, вокруг лес, птички, цветочки, а ему в город хотелось, где девки, бабло и тачки. Чтобы бабла у него было немеряно, чтобы на девок и тачку хватало. Короче, мечтал, мечтал и сбылась мечта идиота: какой-то реальный мужик захотел приобщиться к природе, и предложил пареньку поменяться жильем. Еще и бабла дал. Чтобы на девок и тачку хватило. Ну, парень в город и перебрался. В квартирку знатную. На верхнем этаже и с крышей стеклянной. Девок пригласил. Короче, оттянулся по полной. Потом вышел на балкон. Ночь, звезды, огоньки внизу подмигивают. Ну, и переклинило парня. Решил, что над озером стоит, а в воде звезды отражаются, луна блестит. Ну, и прыгнул, как всегда. Только озера внизу не было. Всего лишь лужа на асфальте, из которой пила бродячая псина.

Вроде рассказец простой, и ничего такого в нем нет, но Витька такие слова подобрал, так их друг к дружке прилепил, что пока я слушал мороз по коже, и потом отходняк такой был, что мама не горюй.

Блин, вот вспомнил эту лобуду, и самому захотелось прыгнуть. В озеро. Поплавать развеяться. Соединиться с природой. Чтоб разлетелась грусть-печаль по кочкам-буерочкам. Вчера ведь так и не получилось единения.

Пожалуй, так и сделаю. Зайду только к Мальку, гляну, как там болезный, и к озеру потопаю. Заодно Молчуну «спасибо» скажу.

Начал спускать ноги с кровати и на шкатулку наступил. Ту самую, из-за которой Малька порезали. Сел на полу и содержимым ее занялся.

Как я и говорил, ничего ценного в шкатулке не было. Или мои записульки кому-то величайшей ценностью показались, что выводок тиу за ними явился? Так их и прочитать вряд ли кто сможет. Если и знает русский язык. Почерк-то у меня докторский сам не всегда разбираю, чего накарябаю.

Вот бы отослать весь этот хлам Витьке! Боюсь, правда, что у него может крыша съехать от такого подарочка. Окончательно. Или наша творческая личность убедит себя, а потом и всех остальных, что рукописей изначально было две? А что, этот может. И почему придержал вторую, тоже придумает.

Интересно, Витька сам меня в писатели проталкивал или Леву еще подключил? Лева, если идеей какой загорится, то никаких преград не заметит и никаких сил не пожалеет. А сильно мешающих и под газон положить может. Типа, не хочешь помогать так не мешай, а мешаешь сам напросился. У Витьки тоже опыта и настойчивости хватает. Помню, он пошутил как-то, что с хорошей рекламой и букварь можно бестселлером сделать. Или он не шутил тогда?

На дне шкатулки обнаружилась гибора и два свертка, о которых я и думать забыл. Давно они у меня, года два, наверное. Мне их кабатчик один вручил. А я, с дуру, взял. Но так и не придумал, куда их приспособить. И выбросить рука не поднимается, и болтаются без толку. Как сувениры с экзотических мест.

Кстати, один из свертков вполне можно Алми подарить! Нужно только выбрать, какой.

В большем свертке был свиток с непонятными письменами. Я его еще тогда просмотрел. Картинок в нем не обнаружил. А маленьким свертком оказался плотный мешочек с камешком внутри. Плоским, полупрозрачным, с ладонь величиной. Занятная вещица. Янтарь напоминает, если бывает белый янтарь. А на свету камень радужными бликами играет. Вот только прежний хозяин неаккуратно с ним обращался поцарапал с одной стороны.

Подставил камушек под свет утреннего солнца. Захотелось это мне посмотреть, как по комнате зайцы радужные пляшут.

Посмотрел.

Потом камень как-то так повернул, что на стене рисунок получился. Что-то вроде птичьей лапы. С шариком в когтях. Странно, что я раньше этого не замечал. А так ничего интересного камень, как камень. Телевизор интереснее.

Упаковал камешек обратно в мешочек. Пусть полежит до лучших времен. С Алми и свитка хватит. Редкого. Изготовленного в одном экземпляре. Что-то не слышал я, чтобы здесь книги печатали или переписывали. Или я не там слушал? Ладно, пускай мужик почитает свиток. Вдруг там что-нибудь интересное прописано. Может, и мне потом расскажет. А если на незнакомом языке там написано прекрасный повод заняться самообразованием. Не все же время развратом заниматься. Надо и отдыхать иногда. С пользой для бизнеса.

Вот, если все, что я про свиток напридумывал, запомнить и в подходящий момент сказать, то за особо удачную шутку сойдет.

Убрал весь хлам в шкатулку и поставил ее на стол, а сам оделся и спустился к Мальку. Этот хитрован устроился поближе к кухне и подальше от любимого хозяина. А чтоб хозяину не пришлось орать на весь дом, беленький шарик в его комнате привесил. Такой же, как в паланкинах висит.

Малек уже не спал. А я-то думал, как бы так тихонько заглянуть, чтобы не разбудить выздоравливающего.

Без меня заглянули и разбудили.

Малька зашли проведать две Орси.

Так местные называют девушек, приятных глазу. Конечно, у многих девушек есть и свое имя или прозвище, но, чтобы клиент не заморачивался, не утруждал память Орси. Просто и легко запоминается.

Темнокожая Орсиделала Мальку тайский массаж. А та, что посветлее, спрыгнула с лежанки и бегом ко мне.

- Господин, я пришла к тебе с приветом от Многолюбящей, - радостно так сообщила.

Интересно, а если бы я после обеда сюда заглянул, она ждала бы меня здесь и грела привет под боком у Малька? Или догадалась бы в мою комнату зайти?..

Блин, совсем как в древней английской пьесе:

С приветом я к тебе пришла

Но почивать изволил ты

К слуге я твоему вошла

Сказать, что уж цветут цветы.

Чтоб передал тебе намек мой

И ты любовию томим

Меня немедля в сад увлек бы

И там со мой поговорил…

Или «Был со мной неутомим»? Точно уже не помню.

У обоих Орси из одежды только ошейник.

Жарко, похоже, в комнате у Малька, если девушки возле двери одежду оставляют.

- И что Многолюбящая от меня хотела?

- Поговорить.

Знает девчонка, что утром со мной лучше кратко и понятно разговаривать. Без всяких этих «усладить свои драгоценные уши приятной беседой с тобой и порадовать сердце свое…»

- Когда она ждет меня?

- Когда Многодоброму будет угодно.

Понятно. Чем скорее, тем лучше.

- Это все?

- Да, господин.

- Тогда свободна.

- Рада служить тебе, господин!

А сама на кровать Малька влезла. Или она думает, что я там с нее службу потребую?

- Ну, а тебя, слуга мой верный…

Тьфу ты, на высокий стиль сбиваться стал. О поэзии всякой меньше думать надо. На голодный желудок. И сжевать что-нибудь. Срочно.

- …о здоровье спрашивать не буду. Сам вижу, что лучше, чем вчера.

Малек закивал. И прижал рукой слишком активную Орси. Та меня, вроде бы, и не заметила. Вот что значит профессионализм ничего не отвлечет от любимого дела!

- Когда освободишься, найди меня есть разговор. Понял?

Малек закивал еще быстрее. Типа, все понял, хозяин, но сейчас я такой занятый, что словами не передать!

Развернулся и вышел из комнаты. Дверь плотно закрыл. Осмотр пациента решил не проводить больной человек таким занятым не бывает.

Завтрак прошел в молчании. Болтать с утра мне не хотелось, а Крант редко первым разговор начинает. Только в крайнем случае. Сегодня случай крайним не был.

А вот при встрече с Тамилой поговорить мне пришлось.

Началось все с того, что она меня всякими сладостями накормить попыталась. Как обычно. И знает же, что я все эти лукумы-щербеты не люблю, а предлагает. Еще и по пять минут каждое блюдо нахваливает. Типа, вкусноты оно необыкновенной и пользы от него немеряно. Типа, «на медовой слезе и цветочной росе сделано…»

Да хоть на поальих яйцах мне по бубну!

Я же не Витька-писатель. Это для него коробку конфет умять плевое дело. И не прыщит его после такого, и ничего не слипается. И не толстеет он от такой диеты аж завидно!

«А ты работай больше, - говорит. Вот и похудеешь».

Блин! Сам-то за лопату в последний раз когда держался? Работничек… туды ж его!

Совсем отказаться от Тамилиного угощения у меня не получилось. Как всегда. Сошлись на пиалке чая, из колючек Держи-хватай, и коржике с соленым творогом.

Как-то незаметно разговор с кулинарной темы на дела серьезные свернул. На визитеров моих вчерашних. Тех, что незваными заявились. Не понравились они Многолюбящей, хоть она и не видела их. Можно подумать, я в бурном восторге был! Ждал-переживал, когда же они ко мне зайдут, и погром в комнате устроят! Типа, давно думал перестановку в ней сделать, да все начать не мог.

Но мои шутки-отговорки на Тамилу не подействовали.

Она баба с юмором, и посмеяться любит, и сама пошутить может. Но, когда дело касается бизнеса серьезнее мастера похоронных плащей становится.

- Если бы я знала, что ты такой опасный партнер, ни за что не взяла бы тебя в долю!

Ну, кто кого брал это отдельный разговор. И дело прошлое. Но Тамила очень не любит его вспоминать. И говорить о нем не любит. Почти два года прошло, как она мне свой дом проспорила, а все успокоиться не может. Не удивлюсь, если она этих тиу по мою душу и прислала. А шкатулку они для отвода глаз прихватили. Чтобы никто ничего плохого на Многолюбящую не подумал.

Надо бы с Крантом посоветоваться, и проверить как-нибудь эту версию.

Когда Тамила переключилась на мое здоровье, я не заметил. На секунду, кажется, отвлекся, а она уже жалеет меня: и день с ночью я перепутал, и девушками интересоваться перестал, и смерти в море ищу…

Ну, привык я работать в вечернюю смену, и что тут такого? Раньше Тамилу это не напрягало, а теперь чего вдруг? Ну, недельку без секса обходился, ну и что? Мне тут такие сны снятся, что всякое желание отбивают. Вот посплю ночку-другую без браслета, и все восстановится. А в море я на рыбалку ходил, а не…

- Многодобрый, твое усталое сердце жаждет покоя и перемен!

Ни фига себе завернула! Прям, коктейль из льда и огня соорудила.

Вслушался, чего мне предлагают. Оказалось, ничего особенного: собрать вещички и свалить куда подальше. На сезон-другой. Отдохнуть, развеяться, набраться новых впечатлений.

Ага, это она замечательно придумала. А если опять кто-то явится, незваный, то меня не найдет, и свалит себе, в другом месте искать будет. Или харакири сделает от огорчения. Так что отдыхать я могу долго и спокойно. Подальше от Верхнего города.

- …за клиникой твоей найдется кому присмотреть.

Конечно, найдется. Я себе таких замечательных помощников воспитал. И дело свое знают, и днем работают, а не ночью, и девушками интересуются. В меру, конечно. И в нерабочее время. А вот морем совсем не интересуются. И грабители к ним в окна не лазают.

Тамилу послушать, так у меня не помощники, а объект для подражания!

Вот один из них и заменит меня. И в клинике, и в постели у Многолюбящей. А, может, уже и заменил. В постели.

Но устраивать сцену ревности было бы глупо. Тамила мне партнер, а не жена. К тому же у местных не только женские гаремы практикуются.

Короче, поблагодарил я Тамилу за заботу и внимание, и пообещал подумать над ее советом. Насчет отдыха.

Обычно, наши беседы с Многолюбящей тянутся до обеда и заканчиваются у нее в спальне. А лежбище там такое, что у меня комната меньше была. В прошлой жизни и в другом мире.

Но в этот раз примчался мальчонка, дежурный по воротам, и сообщил, что Многодоброго желает видеть многоуважаемый Мазай.

Вот и пришлось быстро закругляться и встречать дорогого гостя. А гость действительно оказался дорогим. Если посчитать, сколько стоит рыба, которую он с собой притащил. Не в руках, понятное дело. Паланкин нанял. Еще и шторы в нем опустил. Чтоб никто не видел, какой товар мне доставляют.

Блин, я ведь совсем про эту рыбу забыл!

Да если ее сразу приготовить, оргию можно забацать на весь Верхний город. Еще и Среднему кое-что останется.

К счастью, Мазай притащил только две рыбины. Как я сказал, так он и сделал по одной на каждого посчитал. «Желание клиента» и все такое… Но даже две рыбины это ведь до хрена и еще столько же! Может, и правда, организовать небольшой праздничек?.. Типа, гуляют все! Жалко будет, если ценный продукт испортится.

Оказалось, что я напрасно беспокоюсь. Рыбаки умеют сохранять любую рыбу, тем более реально золотую. К тому же на этот товар всегда найдется покупатель. Только шепни, и сразу толпа народу набежит. А, если мне не хочется толкать рыбку самому, то можно сдать оптом. На корабль. Там тоже завсегда возьмут.

Я на секунду представил себе команду, обожравшуюся этой рыбой, и пожалел корабль. Потопят ведь, черти озабоченные, и не заметят.

Мазай долго смеялся над моей придумкой. Сказал, что давно не слышал такой веселой шутки. Потом выдал страшную тайну и под большим секретом. Моряки и рыбаки эту рыбу не едят. Чтоб не сожрать случайно одного из своих родственников. Что умер человеком, а родился рыбой.

- Совсем рыбу не едите? Вы что, голодаете? Или питаетесь одними водорослями?

Мы сидели на маленькой веранде с нее не видно выбитого окна и культурно отдыхали. Немного фруктов, немного вина, немного музыки и танцев. Малек тоже перебрался на веранду, а обе Орси радовали наши глаза своими телодвижениями и звенели браслетами.

Мазай опять засмеялся. Так ему понравилась моя шутка про голод.

- Мы едим морскую траву, мы едим рыбу, - сказал он, когда устал смеяться. Только не всякую рыбу. А еще мы едим ракушки. Есть и такая ракушка, что помогает мужу, как Одеяло Многоструйного. Только это большая тайна, - опять зашептал Мазай. Про ракушки надо молчать. Ты будешь молчать, Многодобрый?

- Буду.

- Тогда я не буду тебя убивать.

- Не надо. Не убивай. И мы опять засмеялись. Только скажи, зачем вы ловите Одеяло? Это же опасно! Продавали бы ракушки, если они действуют так же.

- Нет, не годится, - замахал руками Мазай. Что ты такое говоришь?! За Одеяло платят золотом, а ракушки полсабира мешок. Ракушки мы сами съедим, а потом жен будем радовать!

- Хитро придумано!

- Это нас Многоструйный научил.

Мазай так гордо это сказал, будто Многоструйный был его ближайшим родственником. Особо уважаемым.

- Вот и расскажи мне о нем, - потребовал я. А то мы этот кувшин допьем, и ты спать завалишься, а я опять ничего не узнаю.

- Кто спать завалится? Я?! Да я три таких кувшина сам выпью! Пусть несут, а ты смотри и завидуй! и Мазай попытался встать.

Без особых успехов, но главное попытка, а не успех.

- Сиди! дернул я мужика за ногу. Рассказывай. И получишь свои три кувшина. Потом.

Мазай допил то, что было в его чаше, и начал рассказывать. Где-то на средине рассказа я на минутку отключился. Глаза я не закрывал, так что никто ничего не заметил. Кажется. Ближе к финалу я проснулся и понял, что ничего существенного не пропустил.

Если убрать все преукрашения, типа, «его голос был громче Гремящего пролива» или «глаза его сияли, как море рано утром», то получалась совсем даже простая история.

Жил себе парнишка возле моря. Рыбу ловил, за ракушками нырял, так просто в воде плавал. Рыбаки тогда и плавать и нырять могли. И были у парнишки родители, братья, сестры, дяди, тети. Короче, полный набор родни. Но в один ужасный день он вдруг осиротел. Море забрало всех. Кто-то нырнул за ракушками и не вынырнул, кто-то отправился на рыбалку и достался тварям морским, а кто-то угодил в шторм и пропал вместе с лодкой и командой. Полный беспредел творился тогда на море. Каков хозяин такой и порядок. А морем управлял тогда совсем другой бог. Или не бог. Но управлял очень плохо. За тварями морскими не следил, они выбирались из глубин и безобразничали возле самого берега. Некоторое, особо наглые, топили лодки и корабли, даже на берегу не было от тварей спасения. Волны тоже выплескивались на берег, когда хотели. И вытаскивали из могил тех мертвецов, которые умерли на берегу. Не всех тогда хоронили в море. Так паренек нашел тело своего недавно похороненного брата. Посреди улицы нашел, когда волны убрались из города. Разозлился он на бога за такое неуважение, и отправился поговорить с ним. Как мужик с мужиком. Сначала в лодке плыл, потом нырнул. И на самом дне нашел ленивого хозяина моря. И поговорил с ним. После того разговора власть в море поменялась. Паренек стал называться Многоструйным, а тот, другой… Ну, он куда-то подевался. Может быть, умер от огорчения. Но он успел проклясть воду, и рыбаки не могли в ней больше плавать и нырять. За сотни сезонов проклятье ослабело, но рыбаки разучились плавать и нырять. Еще тот, другой, подговорил водяных разрушить дамбу, чтобы волны утопили город, из которого прибыл парнишка. За такую подлянку Многоструйный отнял у того, другого, Имя, а водных загнал на глубину. Поближе к тварям морским, чтоб они перебили там друг друга. Ну, а сам стал порядок наводить. С тварями разобрался быстро они так схлестнулись с водяными, что до сухопутных им уже и дела нет. Волны тоже приструнил. Они теперь в двух- и трехлунье немного шалят. Ну, еще приход Карающей отмечают. А тем рыбакам, кто в море утонул, Многоструйный в рыб разрешил перерождаться. Назначил несколько особо крупных пород, которых рыбаки для продажи ловят. Чтоб тот, кто съест эту рыбину, в следующей жизни тоже рыбой стал. Еще кладбища на суше ликвидировал. Рыбацкие. И правильно хоронить мертвецов научил в ракушечном плаще. (Кто его знает, где он такой плащик присмотрел). И каждого мертвеца лично оплакивает. В свободное от основной работы время. За рыбой следит. Чтобы она плодилась, размножалась и в сети попадалась. Короче, такую вот реальную работку огреб себе простой рыбацкий паренек.

Ну, выпили мы за его здоровье, пожелали успехов в его нелегком труде, и тут Мазай потребовал свои три кувшина. Во, память у мужика! Я уже и забыть о них успел. А этот взял и напомнил. А я не дал. Не потому, что пожмотничал, просто вспомнил, что мне после обеда у Алми надо быть. Вот и не стал Мазая наедине с кувшинами оставлять. Вдруг он сам их не одолеет, и помочь некому будет. Рыбаку в море тонуть полагается, а не в вине Многоструйный такого не одобрит.

Мазай со мной согласился, и заявил, что до завтра он совершенно свободен, и может отправиться куда угодно. Хоть по бабам, хоть со мной в гости, хоть на корабль рыб толкнуть.

Я немного подумал и решил все это совместить.

Мы отправились в гости со своими Орси и золотыми рыбами. Малька я тоже с собой взял. Вчера он дома остался и такая вот фигня с ним приключилась. Правда, Малек сначала отказывался. Говорил, что шкатулку кому-то охранять надо. Но я эту проблему тоже решил. Увязал шкатулку в мятый плащ и Мальку вручил. Хочешь охранять охраняй, но к Алми ты все равно поедешь. Так мы и отправились на пяти паланкинах десять Орси и нас четверо, если Кранта считать. А куда он одного меня отпустит? Да еще после вчерашнего. Только за ширму, к усулу.

Чтоб Мальку лучше охранялось, к нему в паланкин рыб пристроили. А в три других, где Орси расположились, по кувшину тифуры. Той, что Мазай выпить грозился в одиночку. Еще один кувшин, поменьше, я в наш паланкин поставить велел. Подумал, на дорогу нам этого хватит. Крант все равно пить не будет. Он на работе.

Тамила, конечно, удивилась, когда увидела, что я отправляюсь куда-то в такой компании. Но я сказал, что она сама мне велела отдыхать, вот я и отдыхаю. А паланкидеров предупредил, чтобы шли медленно и плавно тифура не любит, когда ее трясут и взбалтывают. Она тогда выход искать начинает. И, как правило, находит.

В дороге Мазая на песни растащило. А голосок у него не из слабых! Таким шторм перекрикивать можно. Я немного послушал, а потом о вечном задумался. И глаза закрыл, чтобы думалось лучше. Но мужик продолжал свое сольное выступление. Наверное, для Кранта. Тот не возражал. Кто бы мог подумать, что Кранту нравятся бардовские песни. Кое-что я запомнил. И на русский перевел. Как смог.

Нос по ветру! Нож на пояс!

На Айлунгу мы идем.

Рыдают жены наши в голос,

А мастер плащ из раковин плетет.

Нож на пояс! Ветер в спину!

Идем с добычею домой!

Пусть от команды половина

Тот богатый, кто живой.

Песня, конечно намного длиннее. Между этими двумя куплетами был где-то час дороги. В паланкине. Да и не уложились в моей башке все эти рыбацкие термины. Или пиратские? Я как-то сразу не понял, а спросить не успел мы прибыли к Алми.

Сказать, что мужик удивился это значит, ничего не сказать. А когда он разглядел, какие девушки улыбаются ему из паланкинов у него гляделки стали большими и круглыми. У его соседей, кстати, тоже. Они, конечно, не в первый раз меня видят, но такой веселухи я здесь еще не устраивал.

В дом через лавку Алми нас не пустил. Сказал, что мы слишком веселые, и нас слишком много. Ну, это он просто невнимательно смотрел. Слишком веселым у нас был только Мазай. Он по дороге сам прикончил кувшинчик тифуры, и ему резко и внезапно вставило. От жары, наверное. И, пока я здоровался с Алми, Мазай в третий раз затянул куплет, где «тот богатый, кто живой». Или мужика зациклило, или так в этой песне и полагается.

Не только улица Алми, но и две соседние наслаждались голосом Мазая.

А вот я был совсем даже не веселый самую малость навеселе. Так что ситуацию контролировал, и все прекрасно соображал. Я даже сделал небольшое открытие сегодня. Оказывается, паланкины это те же носилки, только со всеми удобствами! В них ковер и подушки есть, чтобы уставший мужик мог отдохнуть, и специальная емкость с крышкой типа, компактный походный усул. Чтоб не пришлось за борт того… Вот я и воспользовался всеми удобствами, пока добирался до Алми.

Кстати, Кранта он вообще напрасно обидел. Только слепой назовет нортора веселым. А Малек веселым может быть, но только под настроение. Сегодня он был задумчивым и немного усталым. Девочки наши вообще еще ничего не пили. Это работа у них такая изображать радость и веселье.

Пока я думал, как бы это Алми так объяснить, чтобы он понял и не обиделся, мужик привел нас к другому входу. Тому, что в переулке. И здесь мы стали выгружаться из паланкинов. Переулок оказался небольшим три паланкина в нем уместились, а два остались на улице. Ждать своей очереди.

Корзины с рыбой Мазай никому не доверил обе унес с собой. А я не оставил Орси самих на улице. На такой товар всегда желающие найдутся. А если к девушкам еще и кувшин тифуры прилагается, то… Лучше уж я лично за всем прослежу. Заодно и проветрюсь окончательно. В переулке хорошо тенек, прохлада и ветерок с моря подул.

За дверью нашлась лестница на второй этаж. А там комната. Большая и пустая. Только ковер на полу и много подушек по углам ковра свалено. Еще низенький столик имеется. Правда, ножек у столика многовато. Прям, не столик, а сороконожка деревянная.

Оказалось, что этот стол по типу матрешки сделан. Нужно тебе два стола верхний сдвинул, под ним еще один нашелся. И еще. И еще. Сколько гостей, столько и столов. Чтоб соседа случайно не обидеть кусок его не доесть. Плохой приметой это здесь считается.

Жены Алми быстро раздвинули столы, расставили закуски, и так же быстро и тихо исчезли. Только шторы за ними шевельнулись. Все стены этой комнаты были затянуты тканью. Ни окон не видно, ни дверей. Если хозяин не покажет, где выход, долго искать придется.

Откуда появился капитан Барг, я так и не заметил. Высматривал его, высматривал и… просмотрел. Лежал себе на ковре, с Алми разговаривал, ягоды пощипывал. По вкусу черешню напоминают, но растут гроздьями, как виноград. Орси концерт для нас устроили. С музыкой, песнями и танцами. Я одним глазом на девушек посматривал, а вторым ягоды поспелее выбирал. И вдруг ткань на стене зашевелилась!

Глядь, а посреди комнаты еще один гость стоит. Похожий на Мазая, но на полголовы выше и в плечах поуже. И третья жена Алми рядом с гостем стоит, улыбается. Она же и столик гостю организовала, и тарелки с фруктами и десертами притащила. Алми сказал, что мясо попозже будет. Знает мужик, что я мясо люблю. Против хорошей рыбы я тоже не возражаю, но мясо это всегда мясо. И его только другим мясом можно заменить.

И тут я вспомнил про корзины, которые стерег Мазай. Подтащил одну к себе, показал содержимое хозяину дома. Тот приятно удивился. Даже покраснел от удовольствия. Кто не видел, как негры краснеют много потерял.

- Многодобрый, это очень дорогой подарок.

Капитан тоже заглянул в корзину.

- Дорогой, - с видом знатока подтвердил он.

- Мужики, вы что? Это не подарок это еда!

Алми немного испугался.

- Многодобрый, ты хочешь все это съесть?!

- А что тут такого? Одному, может, и много, а в хорошей компании да под тифуру… Сжуем и не заметим!

Капитан задумчиво почесал бровь. Еще и посмотрел на меня с таким интересом, что я в его ориентации начал сомневаться.

- Сжевать это не трудно, - в конце концов, изрек он. Я и сам с таким куском управиться могу. И управлялся. Вот Алми подтвердит.

Алми кивнул. Из его прически выпала косичка, украшенная мелкими красными бусинами.

- Так в чем проблема? не понял я сомнений капитана. Если надо, как-то по-особому приготовить, так Мазай сделает. Он у нас специалист по рыбе.

- Приготовить и я могу, - махнул рукой капитан. Подвески на его браслетах тихо звякнули. Танцовщицы тоже такие браслеты носят. Или очень похожие. Я другого боюсь…

Блин, сколько талантов у мужика, а он еще чего-то боится.

- …сотрется у нас кое-что, когда эта еда подействует. Сам ведь знаешь, какая это рыба.

- Мне говорили. Но я не думаю, что все настолько серьезно.

- А ты ее пробовал? вклинился в наш разговор Алми.

- Нет. Охотиться на нее приходилось, а вот пробовать…

- Если бы ты попробовал, то не сомневался бы.

- Она у мертвого поднимет, - усмехнулся капитан.

- Шутишь?!

- И не думал даже. Я в своего помощника кусок этой рыбы впихнул, а для него уже плащ вытащили. Так подействовало, что и он поднялся, и у него поднялось! А на корабле ни одной Орси не было. Пока до берега добрались, связанным его пришлось держать. Целый день к берегу шли, а он в трюме выл. И два дня потом на корабль не возвращался.

- А на фига ты это сделал с ним? Хохмы ради?..

- Хохмы? Капитан, похоже, не понял моего вопроса. Или слово новое услышал.

- Ну, шутки…

- Да за такие шутки убить могут!

- Так в чем дело?

- А тебе зачем? капитан недоверчиво прищурился. Спрашиваешь тут. Говоришь… непонятное.

- Да интересно мне. И вдруг для дела пригодится.

Блин, ненавижу оправдываться!

- Скажи ему, - попросил Алми. Он Многодобрый, ему можно.

- Слышал я, что эта рыба от тяжелых ран помогает. Проверить только не получалось, а тут вдруг случай подвернулся, - снизошел до объяснений капитан.

- Ну, и как?

- Помощника моего порезали сильно. Думал, к Многоструйному уйдет. Поверишь, за день все раны затянулись!

Подумаешь, у Малька раны тоже быстро заживают. Может, и капитанов помощник из таких вот забавных зверушек. Вот я и не стал бурно удивляться, только сказал:

- Ладно, капитан, читай, что ты меня убедил. Давай съедим по обычной порции, если хочешь, конечно, а остальное ты у меня купишь. Как тебе мое предложение?

- Принимается.

Ударили по рукам. Сабиры мне пообещали завтра доставить. С надежной охраной. И капитан пошел готовить рыбу. Где кухня, он знал, вот и утопал туда с корзиной. А Мазай возле второй остался. Он на нее подушку положил, чтобы удобнее было опираться.

А я решил свой подарок вручить. Пока выдалась свободная минутка, и никому до нас дела нет. Не люблю я работать на публику.

Ну, взял у Малька шкатулку, достал свиток, спрятал в рукав, а шкатулку опять поручил Мальку.

Алми чуть столик не перевернул, когда увидел, какой подарок я ему вручаю.

- М-многодобрый! мужик стал серого цвета и даже заикаться начал, шепотом. Спустись со мной в лавку. Это срочно! Умоляю тебя!

Еще немного и он бы начал мне руки целовать. И так уже на коленях ползал, и за рукав меня тянул.

- Ладно, ладно, пойду я с тобой!.. так же шепотом обрадовал я его. Только успокойся. И перед гостями меня не позорь. Алми отпустил рукав, но смотрел на меня, как голодный пес на хозяина. Крант, я тут прогуляюсь, а ты…

- Нутер, я с тобой!

Крант отставил чашу с тифурой первую за этот день и нарисовался возле моего плеча.

- А ты, конечно же, со мной! Куда я без тебя.

Если не можешь запретить разреши, и тебя обязательно послушаются.

- Малек, а ты присмотри за Мазаем. Вдруг наши девочки его обижать станут…

Все Орси дружно захихикали. Мазай составил им компанию. Только Мальку почему-то не было весело.

- Я присмотрю, господин.

На этом и порешили.

Выход из комнаты нашелся очень быстро. Все быстро находится, если искать там, где оно есть.

К лавке мы добирались дольше. Сначала по лестнице. Такой узкой, что идти по ней приходилось боком. Потом несколько маленьких комнаток, тесно заставленных ящиками и сундуками. Дверей в этих комнатушках не было, только лазы. За ширмой или сундуком. А как-то сдвинулась часть стены. Из комнатки в комнатку приходилось проползать на четвереньках. А в комнатках ходить согнувшись. С потолочных балок свисало много всякого… разного. Вот зачем и кому мог понадобиться скелет в клетке? Спасибо, хоть не человеческий…

- Блин, и как здесь можно что-нибудь найти? психанул я, в очередной раз стукнувшись головой.

- А я помню, что у меня и где, - Алми остановил раскачивающийся сверток. Потерпи, Многодобрый, почти пришли.

Но до «пришли» была еще одна комната и еще одна дверь. Очень узкая. В которую протиснуться можно было только основательно выдохнув.

- А с улицы зайти нельзя было? спросил я, когда отдышался.

- Многодобрый, сегодня ты гость, а не покупатель. Пускай и дальше так думают.

С ума сойти, как все секретно!

Для полного счастья оказалось, что мы попали в лавку через шкаф с оружием. И как все эти копья и мечи не посыпались нам на голову, трудно сказать.

Алми проверил, хорошо ли закрыта входная дверь, и только потом попросил:

- Многодобрый, покажи еще раз свой свиток.

- На. Смотри, - и я опять вытащил свиток из кармана в рукаве. Только он не мой, а твой уже. Я его тебе…

- Подожди, Многодобрый. Я его еще не взял и, может быть, не возьму.

- Как это так? Ты че, мужик, обидеть меня хочешь? От подарка моего отказываешься?!

- Прости, Многодобрый, но мне надо посмотреть на твой подарок. А потом я скажу… Положи его пока на стол.

Я положил. Весь мелкий хлам, что был до этого на столе, Алми быстро сгреб в ящик, а сам склонился над свитком. Дольше всего он рассматривал шнурок с печатью. Даже лупу достал. Большую, в оправе из зеленоватого металла.

- Скажи, Многодобрый, он так и попал к тебе, уже открытым?

Врать не хотелось. И я сказал правду. Да и ничего секретного я в этом не видел.

Свиток мне достался запечатанным. Когда мне приспичило узнать, что в нем, я подрезал шнурки на печатях. Так они и остались болтаться на шнурках. Одна старая, а вторая поновее. С крылатой кошкой. Ломать печати я не стал. Может, рисунок на них понравился, а может еще из-за чего-то. Сейчас уже и не вспомню. Знал я тогда о капитане Барге и его «Крылатой Кошке» - тоже не помню.

Алми выслушал мой ответ и… ни слова не говоря, полез под стол. На четвереньках. А мужик он не из мелких. И смотрелся он в этой позе очень забавно. Но посмеяться у меня не получилось. Даже улыбнуться не смог, когда увидел лицо Кранта. Он смотрел на свиток такими голодными глазами, что кажется, готов был сожрать его.

- Эй, ты чего? спросил шепотом, чтобы не испугать замедитировавшего нортора.

- Нутер, я не знал, что у тебя есть этот список.

Губы оберегателя почти не шевелились. А может, и не шевелились. Ему и потелепатничать ничего не стоит. Это я потом голову ломаю: был разговор или мне приглючилось?

- А ты что, все обо мне должен знать? Я тоже о тебе много не знаю, и живу себе спокойно.

- Нутер, рядом с этим списком спокойно жить нельзя!

А мне-то откуда это знать?! Говорят, что и возле нортора спокойно не живется, а возле слуги Тиамы не живется вообще. Если верить всему, чего говорят, то давно уже в землю надо зарыться, а сверху газон посеять.

Вспомнилась шутка про английский газон, и я представил себе, как выбираюсь из могилки и стригу на ней траву. И так каждый божий день. Триста лет подряд.

Смешно? Очень смешно! Вот только смеяться мне почему-то не хотелось.

Особенно после того, как Алми выбрался из-под стола, и положил рядом с моим свитком еще один. С точно такими же печатями. Но шнуры на свитке были целыми. Алми еще раз внимательно сверил печати, чуть ли не обнюхал их, и торжественно изрек:

- Вот, Многодобрый, это велено передать тебе!

- Кем велено?

Признаться, я немного обалдел. Думал, от одной ненужной вещи избавиться, а тут мне другую суют, еще ненужнее первой. И кто это такой добрый?..

- Ильтом. Ты еще его улжар купил.

И мне сразу вспомнился броник с дырой на пузе. Взял я его из-за комплекта инструментов, с которыми он продавался. А сам улжар, да еще такой, что прежнего хозяина не уберег, мне как-то без надобности был.

- Что ж тогда про свиток молчал? зашипел вдруг Крант.

Не думал, что его так зацепят эти свитки.

- Молчал, потому что не знал, что свиток для твоего хозяина.

- Он мой нутер, а не хозяин!

Алми и Крант злятся, а я не могу понять, из-за чего они собачатся. Ну, понимаю я или нет не важно, но мне совсем не улыбается, чтобы Крант порвал этого мужика.

- Слышь, Алми, а с чего ты взял, что свиток для меня? Вдруг все наоборот. Вдруг это я должен тебе отдать…

- Нет, нет! мужик отпрыгнул от стола, не дав мне договорить.

Даже руки на груди сложил. Типа, я отдал и обратно не возьму. Даже пальцем не прикоснусь к этой страшной вещи!

Почему я решил, что вещь страшная, а не дурацкая или еще какая-нибудь, не знаю. Потом до меня дошло Алми боится! И боится не Кранта. Меня! До дрожи, до обморока боится, что я могу уйти, и оставить свитки на столе. А у него нет силы, чтобы заставить меня забрать их.

Вот посмотрел в глаза хозяину дома и понял. Ощущения, правда, остались после такого очень неприятные.

- Ладно, Алми, расскажи все, что знаешь про свиток. А я… я подумаю, что с ним делать.

- Я расскажу, Многодобрый, но…

Похоже, мужику очень хотелось поставить и свое условие. Типа, ты возьми, а я расскажу. Но посмотрел он на меня, на Кранта, и решил обойтись без условий. Во избежание возможных проблем.

- …но знаю я мало.

- Вот и расскажи то, что знаешь, - вежливо попросил я.

И улыбнулся, чтобы подбодрить рассказчика.

Не знаю, почему мужик вдруг посерел и задрожал. Он и так испуганный был, а тут…

- Господин, ты ведь не убьешь меня потом?

И такая тоска в глазах!

- И не думал даже. С чего ты взял? Алми не ответил, только всхлипнул. Тогда не испытывай мое терпение.

- Да-да, господин! Я уже рассказываю! Я уже говорю! Мужика таки прорвало и он торопливо, глотая слова и вздрагивая, начал рассказывать: - Господин, я уже говорил тебе про ильта. Еще тогда, когда ты покупал улжар. Помнишь?

Я кивнул. Задумчиво. И честно попытался вспомнить.

- Кажется, ты купить у него что-то хотел… или продать? Давно это было…

- Всего лишь четыре сезона прошло.

Блин, почти два года! А ведь точно. Два. Года. Или четыре сезона.

Сезон я бродил в компании одного рыжего коротышки. Второй сезон возвращался из какой-то глухомани. Уже без коротышки. И хорошо, что было куда возвращаться. Для этого и строят или покупают дом. Чтобы он стоял и ждал, когда хозяин вернется. Ну, и два сезона я уже здесь. Живу себе спокойно, никого не трогаю, свитки странные коллекционирую. Все сходится, но время-то как бежит! А я ни разу про свой день рождения не вспомнил. Что с днем прибытия в этот мир совпал.

- Да у меня столько всего за эти сезоны случилось! Всего и не упомнишь.

- Ты прав, Многодобрый. Но бедного Алми ты не забыл.

- Тебя трудно забыть.

- А бедному Алми трудно забыть умирающего ильта. Когда я пришел к нему, говорить о торговле было уже поздно. Все, что я мог для него сделать это выполнить последнюю просьбу.

Ага, после того, как этот ильт чуть не вспорол тебе брюхо. За грабеж умирающего.

Я ведь вспомнил рассказ Алми. Пусть не дословно, но вспомнил! И решил промолчать. Зачем сбивать мужика с мысли?

- Он поручил мне свой улжар, вместе со всем, что в нем было. И сказал, чтобы я нашел для этих вещей нового хозяина. И цену назвал, за какую мне все это продавать надо. Я ничего лишнего не попросил! Все выполнил, как он велел! Клянусь!

- Верю, верю! Кажется, еще немного и мужик скатится до истерики. Дальше что было?

- Когда я поклялся, что сделаю так, как он хочет, ильт достал этот свиток, - и Алми подбородком повел в сторону стола. Руки мужик как сложил на груди так, похоже, и забыл про них. Из шкатулки достал. Она возле него стояла, но пока ильт не открыл ее, я эту шкатулку и не замечал.

- Я понял, о какой шкатулке ты говоришь. Я тоже себе такую купил.

- Нет, Многодобрый, не такую! Я знаю те шкатулки. А у ильта она была из травинок сплетена. Из желтых и зеленых. С узором. Очень красивая. И дорогая. А он ее локтем раздавил! Когда свиток из шкатулки вытащил. Сказал, что она мне не понадобится, что если я закрою ее, то потом не найду. Что эту шкатулку ни продать, ни подарить нельзя. Что она служит только тому, кто ее сделал. Такое вот колдовство у ильтов, а я в него не верил, - вздохнул Алми.

Не знаю, чего больше было в этом вздохе, обиды или удивления.

- Это все?

- Нет, - хозяин дома медленно покачал головой. Не все. Ильт говорить начал. Другим голосом. Когда свиток мне отдал.

- И о чем он говорил? решил я поторопить рассказчика. А то он засмотрелся поверх моей головы, и минуту уже молчал.

- Он говорил о тебе, Многодобрый, - изрек тот, когда я хотел его еще раз поторопить.

- Так уж и обо мне?.. Сколько сезонов этот улжар провалялся в твоей лавке? Два? Три? Или больше?

- Почти три, Многодобрый.

- Ну, вот. А ты говоришь, что обо мне…

- О тебе, Многодобрый, - упрямо повторил Алми. Он сказал про мужа со светлой кожей. И про свиток, что этот муж принесет ко мне. Еще он сказал, про печати и про разрезанные шнуры. Если ильт сказал не про тебя, то про кого он тогда говорил?

Спорить с таким было трудно.

- Что он еще сказал?

- Чтобы я хранил свиток до твоего прихода, а потом отдал его тебе.

- Отдал или продал?

Чтобы торговец отдал что-то просто так…

- Отдал, Многодобрый, отдал!

Алми еще крепче вцепился в себя руками. И опять стал серого цвета.

Честно говоря, мне это уже надоело.

- Мужик, ну чего ты так боишься?

- Он сказал, чтобы я никому не говорил об этом свитке. Спрятал и забыл до твоего прихода. А теперь… я подумал… если ильта из-за него убили… то и меня…

Мужик закрыл глаза и заплакал. Тихо, дрожа губами и глотая слезы, что бежали и бежали по щекам. Видеть такую слабость было неприятно.

- Алми, а почему ты поверил ему?

- Господин, все знают, что ильты могут зрить будущее. Всегда перед смертью, и всегда чужое. Он сказал, что меня убьют, если я не выполню… И меня, и моих жен, и моих детей… и лавку сожгут…

И торгаш затрясся и заплакал еще многослезнее. Все так же беззвучно, и с закрытыми глазами.

Видел ильт смерти и пожар или наговорил всяких ужасов, чтобы Алми припугнуть, этого я не знаю. Озвучивать свои сомнения я не стал. Вряд ли мужик обрадуется, если узнает, что его могли обмануть.

- Алми, хватит рыдать! Я забираю эти свитки! Сказал и спрятал их в карман рукавов. Знать бы еще, что делать с ними? Крант, может, подскажешь?..

Сказал я, вроде бы, в шутку, но для Кранта юмором здесь и не пахло.

Весь разговор он простоял возле стола, и глаз не сводил со свитков. Не знаю, кого он больше охранял их или меня. Но, похоже, знал он про них что-то такое, про что я ни сном, ни духом. Не хотелось бы сдуру вляпаться невесть во что. Хватит уже и того, что Малек пострадал. Кто следующим будет?..

- Нутер, я подскажу. Когда домой вернемся.

- Принимается. Только быстренько допьем, доедим и вернемся. Алми, ты помнишь, что у тебя и другие гости где-то есть? Мужик открыл глаза и кивнул. Помнишь? Вот и хорошо. Тогда давай к ним веди. А то без нас все выпьют и съедят!

Хозяин лавки еще раз кивнул и направился куда-то в обход стола. Под ноги он не смотрел, но ни на одну из вещиц, что валялись на полу, так и не наступил. Вот что значит привычка. Я, и глядя под ноги, здесь спотыкаюсь.

- Подожди, Алми! Оружейный шкаф с другой стороны.

- Я знаю, Многодобрый. Но через шкаф нельзя войти, только выйти.

И мы направились вглубь лавки, между стеллажом и стеной. В тупике, над массивным сундуком висел совсем уж неподъемный щит. Я бы не рискнул искать что-нибудь в этом сундуке. Кто знает, когда и насколько надежно закрепили щит? И не ослабли крепления за это время?

Алми без долгих размышлений влез на сундук, повернул часть стены вместе со щитом, и вошел в открывшийся проем.

Блин, да это не лавка, а средневековый замок какой-то!

Обратно мы шли по коридору, где немного пахло едой. Поднялись по широкой удобной лестнице. Еще один коридор, уже на втором этаже. Дверные проемы закрыты плотными шторами. Из одной комнаты слышался тихий детский плач и такой же тихий женский голос. Мимо этой комнаты Алми прошел особенно быстро. Коридор закончился. Я уже хотел возмутиться, что нас опять завели в тупик. Только без щита на стене. Но тут часть стены вдруг повернулась, и появилась третья жена Алми.

- Господин, - поклонилась она, прижав руки к груди. Твой гость приготовил рыбу и просил позвать тебя.

- Не мешай, глупая. Видишь, я уже сам иду.

- Да, господин. Прости, господин.

Женщина кланялась, сгибаясь все ниже.

- Жди здесь. Может, понадобишься еще.

- Да, господин.

Алми прошел на вторую половину дома, а женщина села на пол, сложила руки на коленях и закрыла глаза. Кажется, она даже заснула, такой умиротворенный вид у нее стал.

Мы вернулись в гостевую комнату как раз вовремя. Веселье там только начиналось. Мазай учил Орси рыбацкой пляске. Девушки хихикали и старались изо всех сил. Но специально ошибались, чтобы новоявленному учителю было чем заняться. Три Орси с Большой Земли так активно махали руками, что все ткани на стенах шевелились. А две толстушки из Луама исполняли то, чего в рыбацкой пляске никогда не было танец живота. Все Луамские танцовщицы делают это замечательно. Мазай посмотрел и сказал, что нашел Орси своей мечты. Вот только какую из них выбрать, не смог определиться. В конце концов, он заявил, что ему нравятся обе. И все остальные девушки, что приехали со мной.

Блин, какой любвеобильный мужик попался! На знакомого он моего похож. Того, что говорил: «Всех девушек, каких я вижу, я и люблю».

- Многоуважаемый, а сил хватит? спросил я Мазая, как когда-то спрашивал Леву.

- У меня на все сил хватит, на всех!

Наверно, они родственники Лева отвечал точно также.

- На всех не надо. Ты мне, конечно, нравишься, но не настолько же.

Девушки засмеялись. Мазай тоже. Понял он шутку или смеялся за компанию, не знаю, но смеялся он так долго, что я устал ждать, когда ему надоест.

Пока я общался с рыбаком, бравый капитан допрашивал Алми. Интересно ему почему-то стало, куда это хозяин дома подевался. Алми выкручивался как-то неубедительно. Типа, дом гостям показывал.

- А остальным почему не показал? наседал капитан.

Вот уж дотошный мужик попался!

- А только мне усул понадобился. Или я посреди комнаты должен был отливать?

Пришлось срочно вмешаться и выручать Алми. Он что-то совсем скис от всех этих вопросов. А вроде бы торговец должен знать, как отвечать назойливым покупателям.

И тут Мазаю приспичило показать, как мне на рыбалке захотелось отлить, и как он не дал сделать это в море. Потом он стал показывать, как я пытался попасть в горлышко кувшина. Сидя в качающейся лодке. Когда халат мешает, а руки дрожат…

Смеялись все. И я громче всех. Хоть на рыбалке, честно скажу, мне было не до смеха.

Кажется, в Мазае все эти годы спал великий комик. И вдруг проснулся. Даже подумать боюсь, что будет, когда мужик хряпнет рыбки. Он и без рыбки с большим энтузиазмом демонстрировал, что под кожаной юбкой у него нет ничего, кроме него самого.

Эти рыбаки парни простые и экономные. Пошьют одну юбку на вырост и годами ее таскают. Пока не протрется. И поправиться не боятся шнуровку на боках юбки присобачили, и не заморачиваются с диетами. И с парадным костюмом не заморачиваются: идет в гости надел жилетку, решил немного поработать жилетку снял. Она, кстати, тоже на вырост делается. Так у некоторых экономных парней шнурков на жилетке больше, чем самой кожи. Кстати, многие рыбачки одеваются точно также. И никто не считает эту одежду суперсексуальной. Обычная униформа, как бусы и браслеты у танцовщиц.

Капитан только наполовину оделся, как рыбак. На верхнюю. А внизу у него были широченные шаровары из полупрозрачной ткани.

Не скажу, что мужики вообще не носят таких штанов. Носят. Те, у кого работа клиенток развлекать. Или клиентов. Повернутых в другую сторону.

- Штаны понравились? Капитан заметил, куда я смотрю, и спросил. Могу подарить, когда в море пойду.

- А ты как же?

Только и нашелся, что ответить. Блин, подумает еще, что я и сам из тех, повернутых.

- А у меня юбка есть! Вот ты знаешь, почему мы ходим в юбках на корабле?

- Почему? Чтобы удобнее было?..

«В тюрьме и на корабле о бабах только вспоминают».

Слышал я такое от одного умника, но повторять здесь не стал. Кто знает, как капитан это воспримет.

- Точно! Для удобства. А ты попробуй отлить при качке! А то зубы он скалит… - Промолчать-то я промолчал, но с улыбкой справиться не сумел. Зачем этого с собой в усул потащил? Чтоб он копье твое держал? Для этого он тебе нужен?

Похоже, капитан обиделся, и меня обидеть захотел. А когда я понял, на какое копье он намекает… когда на Кранта посмотрел…

Нортор сколько угодно может притворяться глухим и слепым, но я-то вижу, что ему тоже обидно. Не часто на него такую напраслину возводят. Не привык он с хамами общаться.

- Он мой оберегатель. Работа у него такая ходить везде за мной, - вступился я за безвинно пострадавшего.

- И какого демона тебе понадобился оберегатель?

- А пугливый я очень! Даже зеркала пугаюсь, когда себя в нем вижу.

Не принято здесь хвастаться своей трусостью. А если уж хвастаешься, значит, ты такой герой, про которого песни складывают. Или уже сложили.

- Ну-ну…

И капитан мерзко усмехнулся, а меня уже понесло:

- А то, что меня напугало, я убить стараюсь. Или сломать.

- И как? Получается?

- Получается! Поверишь?

Блин, я же познакомиться с этим мужиком хотел! О реальных делах и вещах поговорить. А вместо разговора дурацкий треп получился. И не остановишь теперь, и назад не отмотаешь.

- Отчего же, верю, - капитан внезапно посерьезнел. В моей команде тоже такой был. Пугливый.

- Ну, и как он?

- Уже никак. Меня он как-то испугался.

Вот и поговорили. То ли это был тонкий намек на толстые обстоятельства, то ли местный юмор, который до меня не всегда доходит.

- Эй, Алми! Что-то у тебя гости заскучали! рявкнул вдруг капитан.

Малек открыл глаза. Убедился, что ничего интересного не происходит. И опять устроился дремать на узле со шкатулкой. Три Орси массировали ему спину и ноги.

- А чего же им не скучать, если ты забрал себе всю рыбу.

И Алми показал пальцем на глубокую квадратную миску.

- И ничего не забрал! Рыбе настояться надо. Только гайнулы едят ее сырой.

«Гайнул». Сто лет не слышал этого слова! И сразу вспомнилась Машка, и то, как она обзывала меня «обиженным Санутом». Интересно, где эта ведьмочка сейчас и с кем?..

Хотел отхлебнуть тифуры и вдруг увидел в чаше Машкино лицо. Брови нахмурены, губы шевелятся. Потом глаза у нее сделались удивленными, рот приоткрылся…

- Эй, пугливый, подставляй свою лапу!

И я подставил. Свободную. Ту, что со знаком Тиамы.

- Эй, это чего?

Капитан уставился на мою ладонь. Даже палочки с куском рыбы задержал над ней. С куска упала капля сока и легла на старый след от листа.

- Ожог это. А ты чего подумал?

- Я? Ничего такого. Думал, ты руки не помыл после усула.

Блин, мужик явно напрашивается на зуботычину.

- А сам ты их моешь?

- Я?! Да за кого ты меня принимаешь?! Я всегда… воду берегу.

Ответить на такую наглость ничего цензурного я не мог. Только головой покачал и выдал несколько слов на русскомразговорно-подзаборном.

А капитан вдруг громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу. Сильно. Хорошо, что я чашу держал в другой руке.

- А с тобой весело, Многодобрый. С Алми тоже весело бывает, но с тобой веселее.

Ну-ну. Оригинальное чувство юмора, однако, у мужика. Вот только поговорить реально здесь все равно не получится.

И на хрена было всю эту толпу с собой тащить? Веселья захотелось? Вот и веселись теперь. А на разговоры забей и забудь.

Мазай от рыбы отказался. Сказал, что он и без нее в полной боевой готовности. А Многоструйный есть такую рыбу не велит.

Крант тоже отказался от своей доли. Ему оберегать надо, а не про Орси думать. Да и не действует эта рыба на него.

- Откуда знаешь?

- Знаю.

Кажется, совсем недавно я уже слышал похожий ответ.

А вот Малек отказываться не стал. Он съел за себя, за Кранта, еще и кусок за Мазая прихватил. И все это пальцами, пока капитан угощал Алми.

- Эй, здоровяк, а не много будет? забеспокоился капитан. Или у тебя запасное «копье» есть?

- А на меня рыба не действует.

- Так зачем ты ее ешь?

- А чтоб не пропала.

Капитан и Малька хлопнул по плечу.

- Веселый ты парень. Я бы тебя на корабль взял. Пойдешь?

- Если хозяин пойдет, и я пойду.

- «Хозяин»? Капитан глянул на меня и кивнул каким-то своим мыслям. Теперь понятно, в кого ты такой веселый.

Я таки попробовал золотую рыбу. Сколько ее можно в ладони держать? Но чем она отличается от маринованной селедки, так и не понял. Кстати, подействовала она на меня точно так же, как селедка. На сушняк пробило. Или у меня организмус такой, или она на всех так действует. Просто мужикам жаль потраченных сабиров, вот и убеждают себя… А самовнушение великая вещь. Сколько подвигов из-за него совершается! Ну, и гробится народу тоже немало.

А насчет подвигов… Алми ублажил двух Орси и вспомнил, что у него есть жены. Сказал, что пойдет, поищет их. И ушел. Искал долго. И все это время из коридора тихий смех и вздохи раздавались. Но мы и без Алми не скучали. Зачем нам хозяин дома, если есть целый гарем. В конце концов, я и Кранта уговорил немножко расслабиться. Пообещал не играть с острыми предметами и сам себя постеречь. И Крант поддался на уговоры. Насмотрелся, чего творится в комнате, навпечатлялся… прихватил трех Орси с Большой Земли и быстро исчез за шторой.

Кстати, я потом тоже за шторку хотел уйти. Уединиться от общества с приятной девушкой, но вход так и не нашел. Пришлось уединяться в гнезде из подушек.

Капитан с Мазаем занялись подводным ловом закидывали свои удочки во все свободные лунки. Малек тоже не отставал.

Как я и подозревал, поговорить с капитаном у меня не получилось. Даже когда я решил устроить небольшой передых. В одиночестве. И в гнезде. Посмотрел, в каком боевом настроении капитан, и подходить к нему не решился.

Алми вернулся, когда я начал подумывать о его поисках. Крант тоже нашелся очень быстро. Оказалось, никакого входа в этих шторах нет. Нагнулся, поднял нижний край и прошел на ту сторону. По крайней мере, так сделал мой оберегатель. А вот девушки с ним не пришли. Они так и остались за шторой. Пришлось идти, смотреть, почему задерживаются.

Орси лежали рядышком и улыбались. Как живые. Но на голос не реагировали, и глаза не открывали.

- Крант, ты что, понадкусывал их?!

- Нет, нутер. Я помнил, что они не корм.

- Тогда, почему они не поднимаются?

Я минут пять пытался привести девушек в чувство, но так ничего и не добился.

- Они спят, нутер.

- Скорее уж в обмороке. Блин, да что ты с ними делал?! Нас вон пятеро было, и ни одну не довели до обморока, а ты…

- Если бы здесь была жена из моего народа, мне ее одной хватило бы, а эти… Я и так выбрал самых сильных. Они проснутся, нутер. Отдохнут и проснутся.

- Надеюсь.

Я разогнулся и… увидел капитана. Он стоял аккурат под шторой, уложив ее на плечо, и смотрел то на меня, то на Кранта.

- Многоуважаемые, что вы здесь делаете? И почему молчите?

Этот любопытствующий капитан мне начал надоедать.

- Расслабляемся мы здесь, как можем. А молчим потому, что я думаю.

- О чем думаешь?

- Сколько паланкинов нам теперь нужно.

Поверил мне капитан или нет, не знаю, но расспросами больше не донимал. Решил ехать с Мазаем в Нижний город. Взяли один паланкин на двоих, погрузили корзины с рыбой, и уехали. И опять все соседи Алми наслаждались рыбацкой песней. Теперь уже на два голоса.

Нож на пояс. Весло в руки.

Сегодня в дальний мы идем поход.

Крепка веревка. Остры крюки.

А плащ из ракушек пускай нас подождет.

Для нас Алми вызвал четыре паланкина. Малек погрузил спящих девушек. Остальные забирались сами. А я отозвал в сторонку хозяина дома и извинился. За то, что так с подарком получилось. Ну, и за все остальное, по мелочи. Хотел уже новый подарок ему пообещать. Не из своей шкатулки, но Алми замахал руками.

- Многодобрый, умоляю, не говори больше ни слова! Ты мне сделал такой огромный подарок, что сердце мое тает от радости!

Блин, и этот туда же! Я-то думал, что Алми нормальный мужик, обходится без многоэтажных комплиментов. Или у черных они не приняты, или лично ему не нравятся, совсем как мне. А он взял, и так меня разочаровал. Или это он от переживаний сорвался?

До меня не сразу дошло, что Алми говорил о запечатанном свитке. Дома надо будет заглянуть в него. Вряд ли там будут картинки или что-то понятное, но все-таки…

Только сначала надо отдохнуть после такого отдыха. В тихой комнате, на своей кровати, одному…

Блин, у меня же сегодня вечерняя смена еще, а вечер вот-вот начнется. Да, насыщенный выдался денек! Или сделать, как советовала Тамила, и махнуть на все левой задней? Заодно, можно проверить, как справятся без меня заместители.

Ладно, доберемся домой, там и решу.

13.

- Ксюха, ты дура! Ты родилась дурой, ты дурой и помрешь!

Мамирьяна в своем репертуаре. Больше месяца меня не видела, только «привет» успела сказать, и сразу же допрос устроила: каких глупостей я натворила, пока ее не было. А сама почему в пятницу пришла, а не в четверг, про то ни слова. Я уже и не спрашиваю знаю, что услышу. «Занята была! Это тебе делать нечего, а вот у меня…» Пришла, и хорошо. Спасибо, что пришла. Ответила Мамирьяне, что никаких глупостей не творила сына только родила, легко и просто. Как это ей не понравилось! Мамирьяне только дай к какому-нибудь слову прицепиться скандал устроит на полдня.

- Тебя послушать, так все у тебя легко и просто! По горам лазить легко! С вышки прыгать проще некуда! И учиться просто и легко! Только с мужиками у тебя почему-то сложно и тяжело. Кому нужна твоя золотая медаль, если ты парню глазки стоить не научилась! Мало тебе проблем с твоим прибабахнутым охранником было, так ты еще с черномордым каким-то связалась!..

- Подожди, с чего ты взяла?

Иногда я просто не успеваю за полетом ее мыслей.

- «С чего, с чего»… передразнила Мамирьяна. Хоть передо мной в невинность не играй! Ты же здесь «звезда первой величины»! Вся больница знает уже знает, у кого черный ублюдок родился!

- Марина, Марина, подожди… послушай…

С сестричкой всегда так. Наорет, не разобравшись. Потом приходится оправдываться, доказывать… И знаешь, что не виновата ни в чем, а чувствуешь себя дура дурой. Хотела ведь все спокойно ей рассказать, по порядку, а не так с пятое на десятое. Вот, посреди рассказа, Мамирьяна и отвесила мне комплимент. Насчет дуры.

- Не пойму, какого черта ты его трогала? Не ты положила, не тебе и лапы к нему тянуть!

- Ты что, Маринка?.. Знаешь, как холодно было… Мне даже одеяло дали!

- Ну, и что?

- А он сам. И без одеяла. Он бы замерз рядом со мной!

- Тебе-то какое дело?

- Как это, «какое дело»?! Он ведь живой человек! Только маленький. Он сам о себе позаботиться не может, ему помощь нужна!..

- Вот уж заботливая дура! Ну, и что ты со своей заботы поимела? Вагон проблем за малюсенькое «спасибо»? С тебя станется и за бесплатно вкалывать…

Хоть и неприятно такое признавать, но Маринка права отца темненького я еще не видела, и ни о чем договориться с ним не успела. Кисонька сказал, что все будет в порядке, на этом я и успокоилась. Так и дожили до выписки. Завтра меня выписывают, а я еще ничего не знаю. Только-только успела приучить маленького оставаться с Олежкой, и вот опять грядут перемены. Негритянка все еще в коме, а куда малыш денется, кто о нем заботиться будет, неизвестно.

- Сколько раз тебе надо повторять то, на чем можно срубить бабки, за просто так не отдают! Я бы с этого нигера столько бабла срубила, что мама дорогая! А тебя он может так раскрутить, что это ты ему должна будешь. Учти, без контракта на работу к иностранцу даже не суйся! И контракт с нашим юристом обсудить надо. Обязательно! И по пунктам. Чтоб никаких неожиданностей потом не было. А то не успеешь «мяу!» сказать, а с тебя уже шкуру сняли.

Я слушала Мамирьяну и только кивала. Ни о каком контракте, ни о какой работе я пока еще не думала. Просто в голову не приходило, что заботу о ребенке можно считать работой, и что деньги за это получать можно. А ей пришло. Вот что значит опыт. Сколько ухажеров у нее было, и каждый новый умнее и богаче прежнего оказывался. Как-то так у Мамирьяны получалось. Талант, наверное. Затесался в ее гарем и юрист. Вот с ним она и решила меня познакомить, когда дело до контракта дойдет. Ведь не собираюсь же я за просто так чьего-то ребенка кормить? Или собираюсь? Тогда я не только дура, но еще круглая и окончательно чокнутая.

- Хватит уже и тех глупостей, что ты успела натворить! сказала, как припечатала Мамирьяна.

- Каких таких глупостей?

- Похищение ребенка у иностранных граждан, - сестричка начала загибать пальцы. Причинение вреда его здоровью. Шантаж. Требование выкупа, - она потрясла кулаком с оттопыренным большим пальцем. Словно требовала смерти гладиатора. И это только то, что я могу придумать навскидку. Послушаешь, что скажет Юрик, уписаешься от страха.

- Но я же ничего такого…

- Да-да, ты у нас мать Тереза, тебе всех надо спасать и защищать. Короче, Ксюха, ты поняла, что собак на тебя навесить можно столько, что во век не отмоешься?.. Я, конечно, в беде тебя не брошу. Подключу Юрика отмажем. И деньги с нигера сдернем, все будет тип-топ. Но половина денег мне. А с Юриком ты сама потом рассчитаешься. Баблом или натурой как договоришься. Может, и захомутаешь его. Он мужик холостой, и баб сисастых любит.

- А как же ты? У вас же такая любовь была!

И, кажется, уже после Сергея, если я ничего не путаю. Вот и не стала говорить об этом. Чтобы не нарываться. А то Мамирьяна опять разозлиться может. Говорить о своих победах она любит, а вот то, что я не могу запомнить ее ухажеров, почему-то очень злит сестричку.

- Была любовь. И прошла. Отработанный материал. Теперь Юрик нужен мне, как юрист. Он, конечно, на что-то надеется, но… не для него моя роза цветет.

- А для кого? Для Сереженьки?

- Пока для Сереженьки. А там посмотрим. Вдруг что-то перспективнее подвернется. И ты клювом долго не щелкай. Если с Юриком подсуетишься, то вполне можешь успеть.

Я слушала Мамирьяну и удивлялась.

Ведь родилась она почти в деревне, там же и выросла, откуда у нее такая хватка? И почему у меня мозги в другую сторону повернуты? Только потому, что в Малых Лужках нет улицы Демьяна Бедного?..

Я, когда Темке о ней рассказывала, он думал, что это шутка. Пришлось везти его в Большие Лужки, показывать.

Когда-то на окраине Лужков вырыли большой песчаный карьер. Потом карьер стал озером. Кто-то решил разводить в нем рыбу, кто-то посадил вокруг озера ивы. Место получилось очень красивым. Вот его и облюбовали новые и богатые. Быстренько раскупили участки на окраине раньше там стояли халупки-развалюшки, и такие дома вместо них построили один лучше другого! С башенками, арками, красивыми заборами и клумбами. Дорогу хорошую сделали, фонари поставили. Говорят, на ночь улицу цепью перегораживают, и охранники на въезде сидят. Еще и камеры на каждом заборе установлены, и домофоны. Мы с Темкой днем по Демьяна ходили, домами любовались. Один дом нам очень понравился. Двухэтажный, с двумя большими верандами на первом и втором этаже, весь дом такой компактный и соразмерный. Минут пять мы перед ним стояли, придумывали, кто в какой комнате будет жить, и что на первом этаже можно устроить. А тут хозяин дома вышел. Разговорился с Темкой. Сказал, что дом продается, и если мы хотим, то можем купить его. Они с женой в другом месте домик построили, еще лучше этого. Темка, когда узнал, сколько за дом хотят, обещал подумать. А мне потом сказал, что, если взять кредит, то лет через тридцать-сорок, его можно будет выплатить. Я тогда промолчала. Страшновато втягиваться в такую кабалу. Да и не привыкла я жить среди богатых людей. Хоть Мамирьяна и говорит, что на Демьяна не богатые живут, а середнячки. Что она с таких начинала, что для нее они уже пройденный этап.

- Сколько раз тебе говорить: не просят не помогай. А если помогаешь, то не за «спасибо»! продолжала учить меня сестричка.

- Да поняла я, поняла! Извини, Маринка, мне к детям надо.

- Сейчас пойдешь. Тебя когда выписывают?

- Завтра.

- Если Сереженька сможет, мы заедем за тобой, а если нет.. И Мамирьяна выразительно посмотрела на меня.

Пришлось отвечать:

- Не беспокойся, я и сама доберусь. Вызову такси…

- А я и не беспокоюсь. Позвонишь мне… только не очень рано! И я скажу, подъедем мы или нет. Поняла?

Нет, Мамирьяна совсем не жадная, просто она действует по принципу: кому нужнее, тот и платит. А еще она никогда не жалеет денег на удобства. Говорит, что можно обойтись без многого, но без удобств и без излишеств жить не стоит. Вот и сегодня, отшуршала нянечке на санпропускнике и та провела нас в комнату для посещений. Стекло там еще не вставили, только фанерой забили, но все равно в комнате было лучше и теплее, чем перед окошком санпропускника. Мы были не единственные, кто догадался позолотить руку кому надо.

- И не спеши ни на что соглашаться, пока не поговоришь со мной. Поняла?

Я только кивнула. Меня занимал совсем другой вопрос. Вот как увидела Мамирьяну, так и думала, как бы спросить поаккуратнее, да все не получалось. Пришлось срочно спрашивать и абы как. А то ведь сестричка может вспомнить о чем-нибудь важном, развернуться и уйти, а мне опять терзайся в догадках.

- Маринка, а-а… ты моим что-нибудь говорила?..

- Делать мне больше нечего!

Я думала, сестричка меня укусит. Она не очень ладит с моим отцом. С ним вообще трудно ладить. А с Маринкой у него никогда нормального разговора не получалось. Любая встреча криком и оскорблениями заканчивалась. А ругаться она умеет. Хотя выглядит вежливой и спокойной, как и все в этой комнате, улыбается, говорит шепотом, чтобы не мешать остальным. Но услышал бы кто-нибудь, что и как она говорит, испугался бы с непривычки. Помню, как-то в автобусе одна тетка услышала, и стыдить ее надумала. «Что ж ты, девочка, такая молодая, а уже такая злая!» - сказала. Мамирьяна ей и ответила: «Я не злая, просто жить приходится среди хамов и ханжей. Извините бабушка, если обидела вас». Еще и улыбнулась. Тетка, после такого ответа, красными пятнами пошла, но больше не приставала. А вот если б я ответила, то пол-автобуса потом эту тетку жалело бы, а вторая половина старательно ругала меня. У каждого свой талант. Но главное, я узнала, и теперь спокойна. Отец не нагрянет и не устроит скандал.

- Ты уж сама разбирайся со своим придурастым папашей, - шипит сестричка сквозь зубы.

- Ладно, разберусь.

- Когда, Ксюха, когда?! Тебе ведь не двенадцать лет. Ты взрослая, самостоятельная и совершеннолетняя. Зарабатываешь. Живешь отдельно. На шее у папаши не сидишь. Так чего ты тянешь?

- Маринка, я живу отдельно, пока он не знает, где я живу. А если узнает…

- Как же он тебя учиться отпустил?

- Со скандалом. Я почти сбежала. Сказала, что буду жить в общежитии или не стану поступать. А у него же маничка: чтоб его ребенок был не только с дипломом, но и с кандидатскими корочками. Все не успокоится, что я пацаном не родилась. Говорит, что если у меня нет яиц, то корочки должны быть обязательно. А какой скандал он устроил Темке, когда мы приехали! Ты б только слышала!

- И какого рожна он от него хотел?

- Чтоб Темка не отвлекал меня от учебы. Еще и грозился! Кричал, что мне корочки получать надо, а не о блядстве думать. Хорошо, что мы про беременность сказать не успели. Только про свадьбу намекнули, а он такой ор поднял, что стекла в доме задрожали. Наверно, у мамки твоей научился.

- Он и без мамки моей ученый, - Мамирьяна махнула рукой. Они ведь чуть не поженились тогда.

- Когда это?

- Давно. Ну, когда мамка забеременела. Но что-то у них не сладилось. У него ведь еще тогда заморочка насчет сына была. «Вот родишь пацана, чтоб на меня похожий был, тогда и женюсь», - Мамирьяна так похоже передразнила моего отца, что я даже вздрогнула. - А в нашем роду только девки удаются. Еще баба Уля говорила. Вот мамка за брата его и выскочила. Назло. А он тогда к твоей мамке клеиться начал. Думаю, тоже назло. Она, вроде бы, против была сначала, но потом… Наверно, он ее… Ксюха, ты чего на меня так пялишься? Ты что, первый раз это слышишь?

Я молча кивнула.

Ничего этого я до сегодняшнего дня не слышала. Не любила мама рассказывать, как познакомилась с отцом, и почему вышла за него замуж. «Так получилось», - вот и весь ответ.

- А как же ребенок?

Это все, на что повернулся мой язык. Вдруг Маринка совсем не дяди Павлика дочь?..

- А что ребенок?..

В комнату посещений вошла Ольга, и все вопросы сразу забылись. Я только увидела ее лицо, и тут же вскочила со стула. Дожидаться, пока она подойдет, не стала быстро пошла навстречу.

- Оксана! Срочно в палату! Ребенку плохо!

Ольга говорила тихо, чтобы других не пугать, а я будто оглохла от ее слов.

- Олежка?!

Хлопнула себя по губам, чтоб не болтали лишнее, и бросилась к двери.

Права была Мамирьяна: мальчишки в нашем роду не живут долго, или мертвыми рождаются.

- Нет. Другой.

- О, Господи! Знала же, что нельзя оставлять…

Ольга еще что-то говорила, а я уже стояла возле лифта. Нажала кнопку, и цифра пять на табло сменилась шестеркой. И тогда я побежала по лестнице. Хватаясь за перила и поддерживая рукой живот. И плевать, что ноги подгибаются, а сердце вот-вот выпрыгнет из горла.

Я добегу, я успею! А иначе… а иначе и быть не может! И не инакать надо, а шевелить ходулями. Быстрее, еще быстрее!

На третий этаж я влетела в полуобморочном состоянии. Воздуха не хватало, в глазах двоилось и троилось, все качалось и дрожало вокруг. Внутри меня тоже что-то дрожало, да еще кровотечение усилилось. Хорошо, что халат длинный, не видно как течет по ногам. Главное, не садиться, тогда никто ничего не заметит.

Двойная дверь в палату была распахнута, но я не вписалась в проем. На плаче потом здоровенный синячище вскочит. Но это потом, а сейчас надо спасать ребенка. С ним творится что-то странное.

Малыш голенький. Лежит среди вороха пеленок, дрожит, выгибается, открывает ротик в беззвучном крике, а Зинаида Сергеевна прижимает его к пеленальному столику. Рядом стоит дурища Марина и лепечет:

- Я только укол… Обычный укол… Его всем…

Следом за мной вбежал Кисонька и еще с порога начал распоряжаться:

- Кислород! Капельницу! Инкубатор! Живо!

И ни одного матерного слова. Чудеса все-таки бывают.

Марина бросилась выполнять распоряжение, а Зинаида Сергеевна повернулась к нам. Малыш как раз затих.

- Вы представляете, - врачиха развела руками, - Марина опять все перепутала. Я ее жду в соседней палате, а она здесь… Нет, чтобы подождать меня сама сделала укол. Первый раз вижу такую реакцию на БЦЖ…

- Держи! рявкает вдруг Кисонька.

Я едва успела подхватить малыша. Никогда бы не поверила, что ребенок пяти дней от роду может свалиться с пеленального столика.

- Зина, ты что это творишь? Мало мне Марины-кретинки, ты еще дурью маешься. Давай тогда за ногу его и об стенку! Чтоб уж наверняка! А потом его отец с нами то же самое сделает!

Врачиха стояла посреди комнаты, пожимала плечами, улыбалась дрожащими губами, и всем видом показывала, что она не виновата, что так уж получилось, что оно само…

А я прижимала малыша к груди и чувствовала, как прекращается дрожь, как расслабляется маленькое тельце, как стихает жуткий хрип. Мне было страшно глянуть вниз, проверить, как там темненький, и я во все глаза смотрела на Кисоньку.

- Еще одна дура! уже спокойнее сказал он. Тебе не на меня пялиться надо, а на ребенка!

- А он живой? почему-то шепчу я.

- Вот сунь ему грудь, и узнаем.

И я тут же начинаю расстегивать халат.

- Ребенка надо запеленать, - подает голос Зинаида Сергеевна.

И я опять смотрю на Кисоньку. Что он посоветует?

- Дубинина, хоть ты не строй из себя идиотку. Надо пеленать пеленайте, надо кормить кормите, только никаких больше экспериментов над этим ребенком! И не подпускайте к нему Марину, ради Бога! Как она вообще попала в детское отделение? Зинаида Сергеевна, я тебя спрашиваю!

- «Как, как»… на подмену ее прислали!

Врачиха старательно пеленала малыша, и не смотрела на Кисоньку, а я стояла возле столика. На всякий случай.

- И ты взяла ее?! Кисонька даже воздухом захлебнулся от возмущения.

- А что делать?! И Зинаида Сергеевна начала повышать голос. У меня вообще людей не осталось! Дашка в отпуске. Катя на больничном. У Нины ребенок заболел. А мне хоть разорвись! Хорошо хоть «звезду» эту в помощь прислали.

- Да от нее вреда больше, чем помощи!

- Я полдня за ней следила, на шаг от себя не отпускала, вроде бы все было нормально. А стоило на секунду отвлечься и… Ну, вот, кажется, успокоился. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

И врачиха постучала по деревянному столику. А я схватила темненького и села на кровать. И только потом вспомнила, что садиться мне нельзя. Теперь придется ночнушку застирывать. А может и халат. Ладно, это такие мелочи, что и внимание обращать не стоит. Главное, чтобы с детьми все было в порядке.

Глянула на Олежку спит. Вот молодец! Кто хочет спать, тот спит, и не замечает, что в его палате конец света случился. Спасибо, сыночка, хоть ты радуешь маму.

А вот другой малыш не спал. И выглядел не очень хорошо. Серенькая мордочка в обрамлении больничных пеленок. Если бы он всегда так выглядел, я бы его не темненьким, а сереньким называла. Или Зайчиком. Летним.

Малыш лежал с таким задумчивым видом, будто пытался вспомнить: «И чего это я хотел?» Я выдавила немного молока и тронула его губы соском. И малыш тут же схватил его. «Вспомнил! Вот этого я и хотел!»

Кисонька посмотрел, как человечек активно сосет, и сказал:

- Надо же, как проголодался!

- Он всегда так ест, - улыбнулась я.

И всегда таким серьезным делается, будто невероятно сложную работу делает.

- Соски трескаются? спросила вдруг Зинаида Сергеевна.

- Немножко.

- Смотри, если будет сильно болеть…

- Потерплю.

- Дубинина у нас женщина терпеливая.

Я так и не поняла, похвалил меня Кисонька или совсем наоборот.

- Я помню, как она вела себя на родах, - улыбнулась врачиха. Теперь уже нормальной улыбкой. Так вот, Оксана, если соски будут болеть, смазывай их остатками молочка и давай ему высохнуть. Средство простое, но эффективное. И саму грудь не спеши прятать после кормления. Пусть минут пять погуляет на свежем воздухе. Это ей только на пользу пойдет.

- Спасибо за совет.

С чего это врачиху на благотворительность пробило? Или вину свою заглаживает?

Малыш заснул. Быстро он на этот раз.

- Утомили мне ребеночка. Сил у маленького на нормальную кормежку нет.

- Ты его по времени кормишь или по требованию? спросила Зинаида Сергеевна. На «утомили» она никак не отреагировала.

- По просьбе желающих.

- А если сразу два «пожелают»?

- Значит, оба и получат. В чем проблема?

- Тяжело сразу двоих держать, - сообщила врачиха. Будто это она держать должна, а не я.

- Мне пока не тяжело!

Кисонька фыркнул.

- Ну, и чего смешного я сказала?!

- Ничего смешного, просто я песню вспомнил.

- Какую? зачем-то спросила я. Словно жить без песен не могу.

- Женщины бывают разные. Сильные, злые и грязные… - запел Кисонька противным голосом.

- Ну, и какое она имеет ко мне отношение? Я решила не подниматься с кровати, пока все не уберутся из палаты.

И плевать, если потом придется застирывать не только халат, но и простыню. Хорошо, что сейчас батареи горячие и вся постирушка быстро сохнет.

- К тебе никакого. Это же песня… я не хотел тебя обидеть…

Что там Кисонька собирался еще говорить, не знаю. Прибежала Марина со штативом для капельницы.

- Инкубатор готовят, кислород сейчас подвезут и… вот! - Штатив она поставила на мой тапочек. Я едва успела выдернуть из него ногу. А систему и лекарство я сейчас принесу! и медсестра метнулась к двери.

- Не надо! в один голос сказали Кисонька и Зинаида Сергеевна.

- Почему? Вы же сами велели…

Марина стояла на пороге, одна нога в коридоре, вторая еще в палате. Мамирьяна таких торопыг называет «электрометелка с дистанционным управлением».

- Обошлись, - врачиха махнула рукой.

- Ой, а я всем сказала, что негритенок умирает.

- Идиотка! Кретинка! Из какой дыры тебя вытащили? У тебя мозги есть или их при родах выдавили? Кисонька опять начал орать.

Марина расплакалась.

- А что я должна была говорить? Все спрашивают: «зачем? кто велел?» Еще и этот пристает: «как ребенок?» Я и сказала…

- Кто спрашивает?! застонала Зинаида Сергеевна.

- Вот он!

Марина убралась таки от двери, и в палату вошел самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела. Высокий, выше Темки, худой, но совсем не сутулится. И фигура спортивная и соразмерная. Даже кисти рук красивые. Мамирьяна говорит, что руки больше всего выдают «породу». Что можно научиться одеваться и правильно вести себя, но рабоче-крестьянскую лапу никакой маникюр не исправит. Вошедший был очень породистый! И похожий на богатого спортсмена. Или на актера. Скорее на актера. Лицо у него необычное. И глаза погибель всех девчонок! Халат на мужчине был такой же, как у Марины нежно салатного цвета, и застежка на женскую сторону. Но сидел на нем так, словно был дорогущим костюмом, сшитым по спец заказу. Только тапочки немного подкачали ярко-фиолетовые шлепки на танкетке. Такой же модели, как у медсестры. Но на нем они смотрелись очень стильно. Умение носить одежду тоже талант. А этот красавчик в любой одежде будет шикарно выглядеть.

Была бы здесь Мамирьяна, она бы уже стойку на него сделала. Хоть сестричка и говорит, что внешность у мужчины всего лишь дополнение к богатству и уму. Но всегда потом добавляет: «Только очень приятное дополнение».

То, что красавчик из богатых заметно и без прожектора. А насчет ума тут надо подождать и послушать. Ведь не молчать же он сюда пришел! И не смотреть, как я ребенка кормлю. Можно подумать, он кормящих женщин не видел. Кисоньке тоже было интересно, как малыш чамкал. А теперь, когда темненький заснул, Юрий Андреевич то на меня глянет, то на красавчика. Как кот, что не может выбрать между куском мяса и куском рыбы.

Или это Кисонькино начальство пришло, которое за Марину его дрючило?

- Марина, это ты его сюда привела? странным голосом зашипел Юрий Андреевич.

Будто горло у него вдруг заболело.

Медсестра быстро закивала.

- И какого хрена ты это сделала?

Кисонька улыбался и тихо рычал сквозь зубы. Мамирьяну он мне напомнил. Та тоже так часто разговаривает.

- Он сказал, что ему надо пройти, посмотреть. А я сказала, что без халата и тапочек нельзя. А он сказал, что у него есть халат и тапочки. Тогда я сказала, что нужно еще разрешение. И он мне дал… - Марина полезла в карман халатика, но посмотрела на меня и вытащила пустую руку. Я вам потом… покажу.

Пока медсестра общалась с Кисонькой, мужчина обошел детскую врачиху и остановился возле меня.

- Это ест быть тот жена? спросил он, глядя почему-то на Юрия Андреевича.

Мамирьяна была бы счастлива! Богатенький красавчик оказался иностранцем.

А вот я от радости не запрыгала. Какая может быть радость, если на меня смотрят, как на товар не первой свежести. Еще и комментируют на ущербно русском.

Ты б еще пальцем потыкал, придурок! А не умеешь нормально разговаривать переводчика найми. Небось, не обеднеешь. Марине вон какое «разрешение» отшуршал, что она тебя в закрытое отделение привела, где сплошная чистота и стерильность должны быть. А эта дура еще с Кисонькой обещала поделиться. И он молчит, только губы кусает. Так что, чем скорее я выберусь из этого дурдома, тем мне с Олежкой будет лучше. Вот только как же с темненьким быть?.. И так проблем выше бровей, а тут еще всякие проходящие красавчики добавляют.

- Во-первых, я вам не жена, а совсем даже незнакомая женщина, - зарычала я на наглого иностранца. Не очень громко, чтобы не напугать спящих малышей. Во-вторых, я не ем, а кормлю. Точнее, кормила. Значит, грудь можно спрятать и халат застегнуть. Свежим воздухом она подышит в следующий раз. А то демонстрирую свои прелести перед кем ни попадя. А они пялятся, как с голодного края. В-третьих, вам нечего делать возле моего ребенка! Так что идите вы…

- Дубинина, Дубинина, потише! встрепенулся вдруг Кисонька. Это… отец ребенка.

- Какого ребенка?

- «Какого, какого» - передразнил меня врач-юморист. Негритенка твоего.

- Во-первых, негритенок совсем даже не мой. И вам это лучше всех известно. Во-вторых, он вовсе не негритенок. Просто смуглый. А в-третьих…

- Ой, а ребеночек даже не похож на вас! выпалила вдруг Марина. Вы такой белый и красивый, а он совсем наоборот.

Язык за такие слова отрывать надо! Вместе с головой. Все равно в ней ничего нет, кроме веревочки для ушей. А эта дурища еще и радуется чему-то. На свидание напрашивается? Или ждет сцену в духе «Отелло и Дездемона»? Так со мной такой номер не пройдет. Я сама любого придушу, кто вздумает мне кислород перекрыть. А если не получится сбегу.

- Это ест быть мой дети, - важно сообщил новоявленный папаша.

Ну, слава Богу, хоть признал! А то ведь отцы всякие бывают. Красивые, глупые и ревнивые тоже попадаются.

- Не дети, а только один ребенок, - спешу внести ясность. А то не только Марина, но и детская врачиха начала улыбаться очень уж двусмысленно. Да и тот не похож на вас.

Сначала сказала, а потом поняла, что слова Марины повторила. И кто из нас дура?

- Дубинина, ты же видела мать мальчика, - влез в разговор Кисонька. Тоже мне, защитник сирых и бедных выискался. Или мне тебе лекцию по генетике прочитать?

Малыш получился похожим на маму. Если он и взял что-то от своего белого папочки, то сейчас это «что-то» было совсем незаметным. Может потом, когда темненький подрастет, отцовская красота в нем и проявится. Вряд ли он станет таким же светлокожим к его папаше загар, похоже, вообще не липнет. Да и разрез глаз у малыша другой. А жаль. У отца он удлиненный, как у индианок. Плюс удивительно белая кожа впечатление получается потрясающее. А форма носа, рта, цвет бровей и волос все это может еще поменяться, и стать, как у отца. Тогда мальчишка вырастет таким красавчиком, что папашка рядом с ним бледной тенью покажется. Волосики у малыша и сейчас уже темные. Не «вороново крыло», как у отца, но и не мамин «спелый каштан».

Потом до меня дошло, что Кисонька разговаривал со мной, как с законченной идиоткой, и я вызверилась на него:

- По генетике не надо! Вы мне лучше по гигиене прочитайте. А то ходят возле младенцев всякие… не стерильные!

И на шлепки красавчика посмотрела. Чтобы Кисонька не подумал, что это я его нестерильным обозвала.

- По гигиене, говоришь? криво усмехнулся он. Хорошо, Дубинина, будет тебе по гигиене. Слушай! И каким-то скучным, лекторским голосом завел: - Младенцу противопоказан контакт с бытовой химией, а так же посещение мест, которые регулярно обрабатываются бытовой химией. Младенцу так же противопоказана частая и необоснованная смена режима и кормления. Младенцу противопоказано общение с большим количеством посторонних лиц, кроме ведущих его медицинских работников. Несоблюдение режима и правил гигиены может серьезно отразиться на здоровье младенца. Кисонька перестал смотреть поверх моей головы и заговорил уже своим голосом: - Все поняла, Дубинина? Или мне прямым текстом сказать, чего ты тут нарушила?

Это он на посещение туалета и столовой намекает, когда я еще таскала темненького с собой. И про то, что привела Ольгу в палату, и показала ей малышей.

Права была Мамирьяна: стоит зазеваться и на меня всех собак повесят. И Кисонька ничем не лучше других готов что угодно сделать, только бы самому крайним не остаться!

Ладно, пускай. Это ему зачтется. А я за свои дела отвечать буду.

И все-таки я довольна, что Ольга посмотрела моих мальчиков. Теперь мне спокойнее стало. Про Олега она сказала, что малыш вполне здоров. А бровки у него краснеют, когда он плачет, оттого, что сыника зажало во время родов, и зажим как раз по бровям пришелся. Но это не страшно. Длился зажим совсем недолго, и через два-три месяца все остаточные явления исчезнут. У других мамочек намного хуже бывает: или ребеночка синего, полузадушенного достанут, или у роженицы тазовые кости разойдутся. Лежит потом бедная три недели в специальной кровати, ни подняться не может, ни повернуться. Про темненького Ольга сказала, что он слабенький, но при должном уходе, выправится. Главное для него, грудное кормление и беречь от простуд. Зимой дети часто от этого страдают. А припадки малыш вполне может перерасти. Если не оставлять его одного, а к самостоятельности приучать осторожно и постепенно. Сказала, что любовь и терпение творят чудеса с детьми. А пушок на теле посоветовала смазывать молоком. Чтобы быстрее выкатался. Материнское молоко тоже чудеса творит. Тут она права: и меня мама молочком смазывала. Я ведь с волосками на спинке родилась. Весь позвоночник от шеи и до копчика был заросший. А к году от «меха» и следа не осталось.

Но говорить об этом Ольге я не стала. Чтобы она не подумала ничего плохого обо мне. Мама тоже не любила о таком говорить. Я и узнала-то совершенно случайно. Потом у бабы Ули спросила. Она и подтвердила, что «да», что «было», что это она посоветовала молоком мою спинку смазывать. И молчать матери посоветовала. Раньше девочек с «меховой» спинкой старались маленькими уничтожить боялись, что из них вырастет ведьма. Про мальчиков я ничего такого не слышала. Или «меховые» мальчики тогда не рождались, или я забыла об этом спросить.

Ну, ничего, доживем до лета съездим, спрошу. Баба Уля безотцовщиной Олежку называть не станет, не то, что кое-кто другой.

- Ты чего молчишь, Дубинина? Или чего-то не поняла? напомнил о себе Кисонька.

- Да все я поняла, Юрий Андреевич. Все мне про вас ясно и понятно. А молчу потому, что думаю: как мне с отцом ребенка разговаривать? Вы же нас еще не познакомили. Или мне самой знакомиться?

Иностранец смотрел на своего малыша, как на диковинную зверушку. И на мой, совсем не тонкий намек, никак не отреагировал. Мамирьяна про таких говорит: «тормознутые». Пригласила она одного тормознутого к себе на кофе картиной над кроватью полюбоваться, а он «Я кофе не люблю и живописью не интересуюсь». Тормоз он и в Англии тормоз.

- Ладно, познакомлю я вас, - пришел на помощь Кисонька. Кому только он помочь решил? Если ты жить не можешь без хороших манер. Хотя, зачем тебе эти «английские церемонии», не понимаю. Проще надо быть, Дубинина, проще. Они что, сговорились с Мамирьяной?! Знакомьтесь, мистер… это Оксана Дубинина кормилица вашего сына. Знакомься, Дубинина это отец ребенка, что спит у тебя на руках. Вот. Ты довольна теперь?

Посмотрела я на ухмыляющегося «помощника» и поняла, что он забыл нормальное имя красавчика. А похабщину, что придумал вместо имени, говорить не стал. Из уважения к тому «разрешению», что шуршало в кармане медсестры.

Вот ведь жук! И дело, вроде бы, сделал, и переделывать все после него придется.

Ладно, сама познакомлюсь. Хоть и не люблю я это делать. Будто чужому человеку навязываешься. А он может снизойти, а может и мимо пройти.

- Ну, здравствуйте, мистер, - кивнула я иностранцу. Подниматься или протягивать руку не стала. Меня можно называть Оксана. Или по фамилии.

Хотя сомневаюсь, что красавчик запомнил ее и сможет правильно выговорить.

- Сана, - сказал он и шеей эдак повертел, будто ему воротничок рубашки жал.

- Ладно, пускай будет Сана. Имя получилось с небольшим иностранным привкусом, но звучит неплохо. Не хуже, чем Ксюха. А мне как к вам обращаться? «Добрый дяденька» или «злая тетенька»?

Это я специально для Кисоньки сказала. Чтобы показать свою гордую неподкупность.

Кстати, сколько же денег у иностранца запросить?

Надо было у Мамирьяны поинтересоваться. А теперь самой думать-гадать придется.

Столько, сколько совесть позволяет? Так, вроде бы, мало. Столько, сколько наглость требует? Тогда много получается, но Мамирьяна опять скажет, что я продешевила. Что любую сумму, какую собираешься просить, надо умножать на два, а еще лучше на три. И переводить все в «у.е.». Даже если и захотят поторговаться, то все равно уменьшать в три раза не будут.

Умножила. Перевела.

Совесть лежит в обмороке, наглость скромно улыбается, а язык не поворачивается огласить полученное число при такой толпе свидетелей. И совсем даже не из трусости. Элементарная осторожность еще никому не вредила.

- Я ест быть Родаль.

Забавное имя у красавчика. Если я правильно его расслышала. Произношение у него тоже забавное. Можно, конечно, переспросить. Но Кисонька решит еще, что у меня проблемы со слухом. Он и так скалится, будто КВН смотрит. Врачиха с медсестрой тоже пялятся и веселятся. Ну, и чего они торчат в моей палате, дел в больнице больше нет?

- Ладно, Родаль. Приятно с вами познакомиться.

Банальная вежливость, только и всего. Ничего приятного в знакомстве с этим иностранцем я не вижу. И сам он мне не нравится. Вот гляжу я на него и будто надпись на лбу вижу: «Богат и опасен для простых русских девушек». Мамирьяна, конечно, высмеяла бы меня за такие мысли, а по мне место этому роковому красавцу в сериале, а не возле меня. Еще имя это странное. Так и кажется, что неправильно его услышала или запомнила. Что Рональдом надо иностранца называть или Рудольфом. Но Рудольф мне тоже не нравится. От Рудольфа до Адольфа один шаг. Можно, конечно, сократить дурацкое имечко. Иностранцы часто свои имена сокращают Боб, Тэд, Пол. А у этого Род получится. Или Родик.

И вдруг сама собой сложилась частушка:

Родик, Бобик, фасолина

В чем, скажи, твоя кручина?

Есть «Виагра», есть Марина…

Не сработала пружина?

В кулаке ее подавим

И работать мы заставим.

Родик, Бобик, огурец

Вот теперь ты молодец!

Пришлось прикрывать рот ладонью, и притворяться зевающей.

Пускай думает, что я не выспалась. С молодыми мамочками такое часто бывает. А то решит еще, что я смеюсь над его именем обидится. А я не над именем, я совсем над другим. Кисоньке, пожалуй, сказала бы, а перед остальными неловко. Еще и дурында-Марина здесь. Подумает, что я над ней издеваюсь расплачется. А я не над ней, просто имя в рифму легло.

Кисоньке я бы еще и не такое сказанула бы. Он юмор понимает. А не поймет и уйдет скатертью дорога! Бежать, извиняться не стану. Но Сашка понял. И смеялся так, что со стула свалился. И это посреди нуднейшей лекции. А я и сказала-то сущую ерунду: «Если «Виагра» не подействовала проверь, есть ли ей на что действовать». Правда, такие шутки не всем нравятся. Колька вот обиделся, когда ее услышал. Или у него проблемы с юмором, или с другим чем-то.

Заметила, что красавчик очень уж внимательно смотрит на меня, и улыбнулась. Гордо и независимо. Чтоб не подумал, будто я с ним заигрываю.

- Сана кров ест запахнуть, - сообщил иностранец. Еще и пальцем направление указал. Все уставились на мои колени. Запах ест сильный быть.

Я чуть с кровати не упала. Вот ведь идиот! Ну, унюхал ты, что от меня пахнет кровью, так какого черта орать об этом на всю палату. Хорошо хоть в больнице он такое сказанул, а не в магазине припозорил бы до самой макушки! Если все иностранцы такие придурки, то пусть они Мамирьяне и достаются!

- Женщина после родов всегда пахнет кровью. Вот Юрий Андреевич подтвердить может.

И сразу Кисоньку к разговору подключила. А то стоит и улыбается доволен, что из меня дуру делают.

- Да, - быстро закивал он. Первые неделю-две кровотечение довольно сильное, а потом начинает слабеть. Через месяц-полтора практически все прекращается. Удивительно, что вы запах почувствовали, я вот…

Да нюх у тебя давным давно пропал, за столько лет работы на «мясокомбинате»! Я вот слышу, как от меня воняет. Странно, что красавчик унюхал. Метра три ведь между нами. Во, нюх у мужика!

- Дубинина, у тебя что…

Кисонька озабоченно повернулся ко мне.

- У меня все в порядке, Юрий Андреевич! Правда, правда!

Хорошо, что он мысли читать не умеет. Неудобно получилось бы.

- Сана ест много думат, - заявил вдруг иностранец.

Вовремя он это сказанул. Есть повод избавиться от зрителей.

- Вы правы, Родаль. Я и поесть люблю, и подумать. - Пришлось притвориться наглой дурочкой. - И я думаю, что у всех остальных полно работы, и они уйдут ее делать. Но мы ведь и вдвоем обо всем договоримся, так?..

14.

- …потом составим контракт и покажем его Юрику. Тому, что баб сисастых любит.

- Господин желает Орси с большими сосалками?

Возле кровати стоял Малек с Жезлом Пробуждения.

Ничего супер навороченного обычная пушистая кисть на длинной палке. Такой паутину с потолка собирать можно. Или пробуждать буйного хозяина. Я как-то спросонья припечатал Мальку. Щедро и от души. Он полдня потом синяком светил. Теперь Малек меня с Жезлом будить приходит. Считается, что пробуждение шумом это для плебеев, а щекотание пяток или других частей тела это для тех, кто живет в Верхнем городе.

- Не желаю…

- Господин желает Орси с маленькими сосалками?

- Нет!

- А какую Орси господин желает?

- Да что ты пристал ко мне со своими Орси?! Я Кранта желаю видеть!

- Господин, Крант оберегатель, - напоминает Малек, старательно прячась за Жезл.

Еще в прошлом сезоне у него это получалось.

- Он мой оберегатель! Что хочу с ним, то и делаю!

- Господин, ты хотел в клинику идти, - говорит Малек и косится в окно.

Ставни открыты, и в окно заглядывает зеленая луна. Майя или Мий, как называют ее местные.

- Все верно, хотел. Но клиника стояла и еще постоит, а Крант мне нужен срочно.

Малек вздохнул и направился к двери. А я подошел к окну. Подышать свежим воздухом, полюбоваться началом ночи.

Стою я вечером одна

У растопертого окна.

И на закат глазею

И тихо-тихо млею.

Как-то само собой сложилось или вспомнилось. Может, и не мое это вовсе, а той Ксюхи-юморухи.

А закат я пропустил. Один еще в гостях, а второй в паланкине. Вот и решил немного подремать перед работой. До восхода первой луны. Еще и браслет надел. Сам. Без всякой мистики. Чтоб после работы спокойно отдохнуть. Или ещечем-нибудь заняться.

Но кто ж мог подумать, что сон окажется таким… познавательным.

Оригинальных знакомых заводит эта Ксюха.

- Нутер, ты звал меня?

Крант. Собственной персоной и в одиночестве.

Еще раз внимательно смотрю на него. Привычка притупляет первое впечатление, а мне вспомнить надо. И сравнить. Не скажу, что Крант мне таким уж красавчиком показался, когда мы знакомились, но…

Высокий, выше меня. Худой, но телосложение соразмерное, как сказала бы Ксюха. И руки у него красивые, не рабоче-крестьянские. Что еще? Волосы и брови черные. Разрез глаз удлиненный, уголки приподняты к вискам. И брови у него оригинальной формы. У всех норторов, кого я видел, она такая же. Губы бледно-серого цвета, но у сытого нортора розовые или красные. Кожа очень светлая и загар к ней действительно не липнет. Крант мажется какой-то дрянью, чтобы не обгореть, если мы днем из дома выходим. Кажется, было еще что-то… какое-то ощущение… Точно! Ощущение опасности. Крант может быть неподвижным, усталым, молчаливым… да каким угодно! но безобидным его не назовешь. Точно так же выглядят и те норторы, что я видел. Очень они мне одного знакомого напоминают. Когда-то Витька так сказал про него: «Идет по жизни, как тигр по зоопарку, а весь народ прячется в клетках!»

- Крант, у меня к тебе нескромный вопрос…

Нортор изобразил на лице немного интереса. Но, по сравнению с его обычной «никакой» физиономией это более чем достаточно. Мужик заинтересован и заинтригован. А если по-простому, то ему страсть как любопытно, чего такого нескромного я могу у него спросить. Но торопить меня или заявлять о готовности служить и защищать, он не стал. Не в его привычках.

- Скажи, оберегатели могут ходить между мирами?

- Нутер! ахнул Крант.

Первый раз вижу его таким удивленным.

- Только не надо впаривать мне, что этот мир один единственный, и что других нет, и не было. Сам же рассказывал, что вы пришли из другого мира. Помнишь?

Нортор кивнул.

Конечно, он помнит. Чтобы Крант что-то забыл это я не представляю, чего надо сделать. Поить его бессмысленно чем больше он пьет, тем больше вспоминает. Да и с памятью у жителей в этом мире куда лучше, чем в моем. А вот с письменностью куда хуже. Может, здесь имеется какая-то связь?

- Так оберегатели ходят между мирами? Да или нет?

- Нет.

Крант быстро пришел в себя. Психика у него железобетонная. И я задаю второй вопрос:

- А норторы ходят?

- Нет.

- А… Старшие норторы?

Кажется, когда-то слышал я этот термин, вот и решил использовать.

- Нутер!

Крант опять удивлен и даже немного испуган.

- Что «нутер»? Или скажешь, что Старших норторов нет?

- Есть, но…

- Но, что?

- О них не говорят.

Сообщает шепотом и с оглядкой на окно. Будто Старший мог влезть в него. Или влететь.

- Почему «не говорят»?

- Они запретили.

- Ладно. Так те, о ком не говорят, ходят между…

- Нет. Не ходят!

Слишком быстро и громко. Обычно он тише говорит.

- Крант, а ведь ты не правду мне сказал. Ты огорчил своего нутера, Крант. Я тобой недоволен.

Скажи мне кто-нибудь такую ерунду, и я бы рассмеялся ему в лицо. А нортор… он сделался таким несчастным, будто ему сказали, что враги сожгли его машину, а тот супермаркет, куда он обычно ездил за покупками, взорвали. Вместе с его любимым казино. Короче, конец света в отдельно взятом микрорайоне.

- Я виноват, нутер. Что прикажешь мне сделать?

Блин, а глаза, как у побитой собаки!

Шутку насчет харакири пришлось проглотить, не озвучивая. Во избежание нежелательных последствий.

- Скажи, почему они не могут ходить в другие миры.

- Они могут уходить, но не могут вернуться.

Как в тягчайшем преступлении признался Крант.

- Разучились, что ли?

- Я не знаю, нутер.

- Интересно, Родаль тоже разучился?

Спрашиваю задумчиво и, вроде бы, сам себя.

- Нутер!!

Крант не просто удивлен, он в шоке. И сидит там, где стоял. Хорошо хоть не в обмороке. Кто его знает, как норторов приводят в чувство. Сразу нашатырь применяют, или похлопыванием по щекам можно обойтись. Боюсь только, чтобы похлопывание не закончилось откусыванием пальцев. Моих, естественно, пальцев. А они мне дороги, как ценный рабочий инструмент. Ну, и как память о детстве.

- Нутер, откуда ты знаешь о Родале?

- Откуда, откуда… Приснился он мне.

Крант кивает, и подниматься не торопится.

Решил сидя дождаться новых вопросов? Ладно, подкинем ему еще вопросик-другой.

- А почему ты так удивился? Этот Родаль что, самая большая тайна норторов?

- Он… о нем не принято говорить.

Неохотно так ответил, и сквозь зубы.

- Интересно, в чем красавчик Родаль провинился? С какой это стати о нем и думать забыли?

Крант глубокомысленно молчит. Он сильно занят и ничего не слышит он смотрит в окно.

Ладно, попробуем пощупать проблему с другой стороны.

- Крант, может, сходим, поедим кровяной колбаски?

На такое предложение мой оберегатель всегда «за». Всеми зубами.

- Заодно спрошу у кого-нибудь из ваших о Родале. Как думаешь, что тогда будет?

Вид у Кранта стал такой, словно он в стеклянную дверь врезался. Вроде бы, ничего не было, а что-то мешает. Еще и ударило больно.

- Мне придется убить его, - сообщил оберегатель. Скучным таким голосом.

- Кого? Родаля?

Хотел еще спросить «за что?», но не успел.

- Нет. Того, у кого ты спросишь.

- За что?

Хотел спросить и спросил.

- Он станет убивать тебя. А мне придется ему помешать.

Ну, да. Работа у Кранта такая.

- А меня-то за что?!

- За Родаля.

- Блин, да я не собираюсь его убивать!

Я вообще не собираюсь никого убивать, если меня доставать не будут.

- Ты хочешь говорить о Родале, а это запрещено, - все тем же скучным голосом объясняет Крант.

- А думать о нем можно?

Оберегатель задумался.

- Думать не запрещено.

Уже легче. Если б еще и мысли тут контролировались, то боюсь, что очень скоро многим бы писец улыбнулся.

- Ну, а если думать не запрещено, тогда думай. Только так, чтобы и я слышал.

- Нутер, зачем это тебе?

- Надо! твердо и со всей строгостью в голосе заявляю. Крант сомневается и колеблется, вот я и спешу дожать его своим авторитетом. Думай. Ты умеешь. Я знаю.

Подействовало. Оберегатель начал «думать».

Родаль оказался одним из Старших. Когда-то их называли Повелителями Врат. Но пора громких фраз, красивых названий и эйфории от победы быстро прошла. Победители стали скромнее и озабоченнее. Не в том смысле озабоченные, когда хочется, а не с кем. Просто те, кто поумнее, осмотрелись, поняли, какой бардак вокруг, и озаботились: проблем до хрена и еще столько же, их решать надо, а всех решателей ликвидировали. Где-то с тех самых пор и перестали Старшие возвращаться в этот мир. Уходили и пропадали. К этому скоро привыкли. Если проблема не решается к ней привыкают. А следующее поколение уже считает, что так и надо, что это традиция такая. Родаль тоже когда-то пропал. Только он потом вернулся. Единственный из всех. Его, конечно, успели уже помянуть незлым, тихим словом. Место у Ворот занял его заместитель, и тоже готовится положить на алтарь Отечества все, что полагается на него ложить, и вдруг… явление Родаля изумленному народу. Соратники, конечно, в глубокой задумчивости. Что делать с вернувшимся, не понятно. То ли его объявить героем и поставить на прежнее место пускай делится опытом и всё такое, то ли по-тихому отправить на пенсию. Как ветерана, пострадавшего за общее дело, и растерявшего последнее здоровье.

Насчет здоровья это я не для хохмы завернул.

Родаль получил несколько странных ранений, которые он так и не смог исцелить. А нортор, что не может избавиться от царапин, это не нортор, а урод и калека.

К тому же Родаль стал говорить, что вернулся по мосту. Хотя все знали, что мостов больше нет, как нет и Хранителей Мостов. И вернуться по тому, чего не существует, с помощью тех, кого давным-давно убили это из области такой фантастики, в какую здесь не верят.

Может, Родалю и простили бы его возвращение по непонятно чему на гребне успеха и популярности прощают еще и не такое. Но мужик начал болтать о возвращении хранителя. А это уже ни в какие ворота!

Родалю мягко намекнули, что отдых и молчание пойдут ему только на пользу. Но он начал упорствовать, искать хранителя. Пока следы не остыли, а свидетели еще живы. Ну, и доупорствовался.

Его исключила из списка Выбора. Теперь он для норторских женщин все равно, что мертвый. А любительниц мертвечинки предупредили, что детки от мертвеца тоже мертвыми получаются. Короче, поставили мужику большой жирный крест на семейной жизни. На службе, кстати, тоже. Его провозгласили бывшим Старшим. Так называют всех тех, кто ушел. Родственникам ушедшего полагается специальная бляха и награда. Вместе с наследством, понятное дело. Все это родственники Родаля получили. Бляхи для вернувшихся не существует, и ради одного, не совсем здорового на голову, ее вводить не стали. Для полного счастья, помять о нем постарались затереть. Говорить о нем, упоминать его имя в обществе сделалось неприличным.

Типа, завелась в стаде норторов паршивая овца. Ну, как завелась, так и выведется. Даже норторы не живут вечно, а больные и ущербные быстро того… Убивать себе подобных среди норторов не принято, но для Родаля сделали исключение. Когда поняли, что «быстро того» он не собирается. Вот только «паршивая овца» оказалась зубастым волчарой, который за просто так свою шкуру на коврик не отдал. После какого-то покушения, Родаль заявился в гости к самым главным из Драгоценных и Сияющих. Встреча на высоком уровне прошла очень плодотворно все покушения прекратились. Родалю разрешили доживать тихо и спокойно, если он не будет смущать глаза и умы сограждан. И место для доживания выделили.

Вот только доживал Родаль совсем даже не мало. Лет пятьдесят назад этот упрямый хранителеискатель все еще не «того».

- Крант, а откуда ты знаешь про Родаля? Если о нем не принято говорить… Ты ведь намного моложе его.

Оберегатель сидел на полу и смотрел на открытое окно. А я… я тоже сидел и смотрел. Хотя какого черта я расположился на ковре, а не на стуле, ума не приложу. Хорошо хоть на кровать догадался опереться. Долго сидеть с прямой спиной у нас только Крант может. А мой организмус, после «немножко посидеть», хочет немножко полежать, а там и на поспать его может растащить. А спать этой ночью можно сколько угодно Санут взял отгул и отдыхает. Так же, как и я. Поход в клинику, похоже, накрылся или отложился. Перед рассветом загляну, проверю, как там без меня обошлись.

- Нутер, что ты хочешь узнать? Спроси я отвечу.

- Интересно мне, кто рассказал тебе про Родаля. Если всем запретили, а с правилами у вас строго…

- Ты хочешь узнать имя? дошло до Кранта.

И до меня дошло, что я говорил слишком много, а то, что надо, так и не спросил.

- Да.

Хотя, на фига мне это имя нужно, не знаю.

- Родаль.

- Что?!

Оберегатель повторил. Имя не изменилось.

- Ты хочешь сказать, что он сам рассказал о себе?..

- Да, нутер. Ему о себе говорить не запретили.

- Наверно, не догадались.

- Мало кто захочет его слушать.

- А ты почему…

- Я оберегал его, нутер.

- Подожди! Ты видел его?!

Еще немного, и я начал бы трясти Кранта за плечи. Так медленно и неторопливо он отвечал.

- Да, нутер. Я видел его. Я же разговаривал с ним.

- Ну, и что? Это еще не показатель. Ты вон с девушкой своей на расстоянии разговариваешь.

- Она не моя девушка, - начал занудствовать нортор.

- Значит, моя.

- Нет! Она не девушка. Она оберегающая.

Спокойствие Кранта куда-то подевалось.

- Да что ты так переживаешь? И почему решаешь за нее? Вот познакомишь нас, и мы сами все решим.

- Нет. Не познакомлю.

Интересно, с чего это я решил, что норторам неведома ревность. И физиономия у Кранта совсем даже не каменная. И терпение не железобетонное.

- Ладно, не хочешь знакомить с девушкой, познакомь с Родалем.

- Я не знаю, где он теперь.

- Тогда покажи мне его.

- Зачем?

- Интересно мне, как вы познакомились.

- Сто сезонов минуло с тех дней, - сказал нортор.

- Что такое сто сезонов? Всего лишь два эролла.

Крант удивился моим словам. А я вообще обалдел. Кажется, не я это говорил, а кто-то другой. Кто знал этого Родаля. Лично. А я только слушал и рядом стоял.

Долго удивляться у меня не получилось Крант начал «показывать».

15.

Посвящается Иваненко Светлане Александровне.

«Мне Ваш мир уже ночами снится! И чаще всего Крант. Ой».

- Урод, бегом к Далилосу! Нижней тропой!

За шторой Пятый ученик. Из всей группы остались только двое я и Пятый. Остальные уже оберегают. Дальний голос Пятого я никогда не слышал. Он всегда обращается ко мне громко. И всегда называет меня уродом, а не Десятым.

Быстро собираюсь. Одежда уже на мне, осталось взять оружие и дозволенные вещи. Вещей, какие дозволено иметь ученику, немного, и все они в комнате в нише над лежанкой и на полке возле выхода. Смена белья, три пары плетеных сандалий, два полотенца, две деревянные коробки мазь от ожогов и мыло без запаха. Есть еще три фигурки из кости, одна из дерева и памятный камень с двумя полосками. Все умещается в наспинном мешке и на поясе. Самым последним в мешок укладывается плащ. Его я надену возле комнаты Далилоса.

Перед шторой останавливаюсь и в последний раз осматриваю комнату. В нише и на полке пусто, матрас, не прикрытый плащом, похож на обычный мешок. Комната сразу стала чужой. Дойду я к Далилосу или нет, но сюда уже не вернусь. Скоро здесь поселится другой ученик.

Комната маленькая два на три шага. Половину комнаты занимает лежанка с матрасом из водяной травы. Во второй половине два коврика. Один для работы, другой для отдыха, если приказали отдыхать сидя. Оберегатель, что крепко спит, долго не живет. Двери в комнате нет, только узкая щель, в которую проходят боком. Щель завешена шторой из белого меха. Еще одна моя вещь. Но ее придется оставить. На Нижней тропе она мне будет мешать.

К Наставнику Наставников можно попасть двумя путями Верхней или Нижней тропой. Есть еще Дорога Гостей, но она не для нас. Верхняя тропа это узкий, местами осыпающийся карниз, что нависает над морем. В Трехлунье Верхняя тропа становится непроходимой. Волны добираются даже до Красной площадки, а она рядом с вершиной. Нижнюю тропу тоже заливает, но в сильный отлив вода из пещер уходит. И, если доберешься до Костяного грота, то можно не опасаться, что захлебнешься или что унесет в море. Конечно, в гроте можно задохнуться, как каждый год задыхается хотя бы один ученик. Но лучше оставить свои кости под островом, чем разбросать их по дну моря.

Отодвигаю меховую штору, выхожу. Раньше штора была сплетена из морской травы. Скоро она опять станет плетеной. Ученик пользуется только тем, что сделал или добыл сам.

- Эй, Урод, не забудь помыться! Минои грязнуль не любят!

Ухожу, не оборачиваясь. Грязнулей меня звал Восьмой. Минуло три сезона, как он погиб на Нижней тропе.

Добраться до ее начала просто. Даже в Трехлунье. Бежать надо по лестнице вниз, потом по тоннелю. А он пробит в скале и надежно закрыт от волн. И его не откроешь, если вода подпирает дверь. Вот у двери надо быть осторожным. Выждать, когда о скалу разобьется волна и начнет убираться в море. Открыть дверь. Выглянуть. Запомнить дорогу к пещерам. Волны часто выбрасывают на берег всякий хлам или туши глубинных чудовищ. А твари эти живучие и всегда голодные. Лучше подождать, когда волна утащит чудовище в море или забросит на скалу, чем идти мимо него.

Тварей на берегу не было. Только клубки водяной травы, обломки дерева и досок, изодранная сеть, с большим рыбным скелетом, и несколько мелких рыб, что трепыхались на мокром песке. Путь к пещерам можно считать свободным, если бы не бочка. Она лежала перед входом. И почти закрывала его.

Дожидаться еще одну волну? А вдруг она затолкнет бочку в пещеру, и закупорит проход? Если он уже не забит всякой всячиной. Бочка новая корабль, что ее вез, разбился недавно. И совсем недалеко. Груза на корабле всегда много. Вряд ли уцелела только одна бочка.

Пока голова думала, руки и ноги сделали все сами. Ноги вышли из тоннеля, а руки захлопнули дверь. Пути назад больше нет дверь снаружи не открывается.

Бегом по границе серого и черного песка, едва касаясь его. На траву и обломки наступать нельзя. А камень нужно поднять. Небольшой, гладкий, облизанный волнами. На полпути нашелся еще один. Его в другую руку. Попасть на бегу в неподвижную цель совсем просто. Сначала одним камнем. Потом, в то же самое место, другим.

Бочка треснула.

Аромат благородного вина смешался с дыханием моря и с запахом гнилой травы.

Еще один удар. Уже ногой и с разворота. Тифура быстрее потекла по берегу. Мокрый песок не хочет принимать ее.

Ждать, пока бочка опустеет, некогда. Где-то за спиной новая волна собирается с силами.

Вход в пещеры оказался перекрытым. Осталась только узкая щель, в которую можно просунуть ладонь. Поднять даже неполную бочку не получилось. Ее и двоим не обхватить. А вот сдвинуть немного и протиснуться это удалось. Хоть и не с первого раза.

Бежать в пещерах нельзя. Каждый шторм оставляет здесь свой подарок. Приходится быстро идти и внимательно смотреть под ноги и вперед.

Этих валунов прежде не было. Как и этого безголового мертвеца. Как и твари, что метнула щупальца мне навстречу. Два удалось оторвать сразу. Потом еще два. Одно пришлось перекусить. Кровь у чудовища горько-соленая и вонючая. Кормиться такой нельзя. Еще одно щупальце вцепилось когтем в мешок и поволокло меня к валуну. Из-под камня высовывались другие щупальца полураздавленные и без когтей.

Избавился от когтя, откатился к стене и придавил чудовище вторым валуном. Может он добьет глубинную тварь. Ведь издыхает почти, а пытается охотиться.

Костяной грот был почти рядом, когда в пещеры пришла вода.

Можно зайти в грот и переждать. Он никогда не затапливается до самого верха. Но долго ждать нельзя воздух в гроте плохой. И вода по стенам плохая течет. Кожа от нее чешется и облазит. Лучше сразу идти к Треснутой Лестнице. Вот только тоннель перед ней узкий и низкий. Если его затопило, то вернуться в грот можно и не успеть.

Тоннель еще не затопило. Но все сто шесть шагов пришлось идти по воде. По пояс. По грудь. По горло. По ноздри. Последние двенадцать шагов под водой.

Первая ступенька Лестницы начинается еще в тоннеле. Многие спотыкаются об нее. Вторая ступенька через два шага. Потом сразу пять ступеней подряд и опять длинная в три шага площадка. После нее подъем становится неудобным низкие ступени, высокие, низкие и высокие вперемешку. Иногда через две-три, иногда через десять-одиннадцать одинаковых ступеней. Но все ступени узкие на полстопы. Идти приходится на ощупь и прижимаясь к правой стене. В левой стене попадаются больше трещины и провалы. Из них тянет холодным или мокрым ветром. В правой стене тоже есть трещины, но они не шире ладони. Лестница становится уже. И извивается как нибра в темноте.

От ночного зрения мало пользы. На лестнице совсем нет света, ни лунного, ни звездного. Свет будет впереди. Там, где трещина расколола скалу и Лестницу. Трещина небольшая ее можно перепрыгнуть. Но прыгать надо вверх и без разбега. И еще удержаться на узких ступенях. Когти здесь не помогут ступени каменные. Тех, кто не удержался, больше не видели. Ни живыми, ни мертвыми.

Дальше надо подниматься еще осторожнее. Стены с правого и левого бока сильно истрескались, прикасаться к ним нельзя. Часто на ступенях попадаются камни. Их легче нащупать, чем увидеть. На Лестнице опять темно.

После трещины и двух поворотов Лестница становится шире. И впереди появляется свет. В скале пробиты дыры, через которые Далилос смотрит на море. В штормы Трехлунья они не закрываются волны бьют скалу с другой стороны. Закроют «окна» в сезон жары и ветра. А смотреть на море Далилос станет с большой площадки, которой заканчивается Верхняя тропа.

Последняя ступенька Лестницы самая длинная восемь шагов. За ней начинается ровный коридор. С одного бока дыры-окна, с другого дверь в комнату Далилоса. Дверь широкая в нее не надо входить боком и она открыта. Только штора из желтого меха опущена. Далилос занят, но Далилос ждет.

Мокрую одежду быстро не высушить, а плащ оказался мокрым и рваным. Коготь чудовища разодрал непромокаемый мешок. Надевать плащ я не стал. Только свернул его и убрал обратно в мешок.

Осталось подойти к шторе и сказать:

- Ты звал меня я пришел.

Далилос не любит, чтобы его называли Мудрейшим или Величайшим. «Не тебе измерять мою мудрость!» - так он сказал наставнику, который совсем недолго пробыл в Обители.

- Заходи.

Штору можно отодвинуть и войти.

Если бы он сказал: «Жди!» - пришлось бы стоять и ждать. Один ученик простоял так целый день и полночи.

Комната у Далилоса большая десять шагов на восемь. На полу коврики из сухой морской травы. В углу, там, где стены завешены шкурами, на полу тоже лежат шкуры. В другом углу, там, где окно, стоит низкий стол. В комнате много полок и ниш, и все они чем-то заняты. Стол тоже не пустует. Четыре сезона минуло с того дня, как я был здесь в последний раз. В комнате ничего не изменилось. Только коврики на полу новые. Их меняют каждый сезон. В обители делают много ковриков. Все ученики освоили это ремесло. И плетут коврики сначала для своей комнаты, а потом на продажу. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже, но все ученики знают хотя бы одно ремесло, кроме основного.

Если минои не захотят нанимать урода, буду зарабатывать на корм ковриками. Их я могу плести лежа, сидя, стоя и в полудреме.

Далилос был не один.

Возле окна стоял высокий чужестранец. На острове одеваются и обуваются не так. Чужестранцы редко приплывают на остров, только если хотят быстро нанять оберегателя. Но пора для плавания неподходящая не каждый капитан выйдет в море перед Трехлуньем. Только самый умелый и самый жадный. И сабиров чужестранцу пришлось отсыпать столько, чтобы хватило на новый корабль.

- Миной, твой оберегатель пришел.

Первого миноя оберегателю находит Далилос или наставник. И две трети платы остаются в Обители.

Чужак обернулся. Он оказался нортором. Надменным, величественным, прекрасным. Его лицо прикрывала золотистая пудра. Старший нортор. Только они пользуются такой защитой от солнца. И очень старый нортор. Ни тело, ни лицо не выдают возраст только глаза. Не бывает таких глаз у того, кому всего лишь двести лет. И я знал, что видят эти глаза.

Урода с серой полосой на лбу. Выродка. Грязнулю в мокрой одежде.

- Это твой миной, ученик.

Я молча поклонился и пожалел, что не могу отказаться от этого миноя. Но если откажусь, мне останутся коврики и позорная кличка. Первый миной для ученика это последнее испытание.

Нортор тоже промолчал. Он мог бы отказаться, но другого оберегателя он не получит. Ни сегодня, ни завтра, ни через сезон никогда.

Далилос смотрел на нас и улыбался. Как арусга.

- Ступай на площадку, ученик. Принеси клятву. Миной, ты можешь посмотреть.

Площадка была большая пять шагов на три и мы разместились на ней все трое. Море бушевало где-то внизу. Луны то прятались за тучи, то появлялись сразу три. И тогда волны блестели и сияли, как чешуя нож-рыбы в воде. Ветер был слабее, чем в сезон жары, но я не стал подходить к самому краю. Принести клятву можно и посреди площадки. Раздеваться я тоже не стал. Далилос ничего не говорил про раздевание.

Понял руки вверх, расставил ноги пошире, нашел среди туч звезду и начал:

Мы врастаем в землю корнями,

Подпираем мы небо ветвями,

Пьем мы тучи большими глотками,

Солнце мы поедаем кусками,

И сливаемся с миром мы этим,

Этот мы теперь бережем.

Волна с грохотом ударилась о скалу и почти добралась до Желтой площадки. До нас долетели брызги.

- Мир слышал твою клятву, - сказал Наставник Наставников. Теперь ты оберегатель. Иди и оберегай!

А мой миной фыркнул.

- Оберегатель, спроси миноя, почему он смеется, - велел Далилос.

Я спросил.

- Скажи, оберегатель, ты слышал песню норторских мечников?

- Нет, миной.

- Тогда слушай:

Землю топчем мы ногами

Небу мы грозим клыками

Солнцу мы в глаза глядим

И весь мир мы победим!

Голос у Старшего нортора тоже был красивым. И звучным. Шторм не заглушал его. Ритм песни и слова чем-то напоминали слова моей клятвы.

- Понравилось? спросил он.

- Нет.

- Почему?

- Похожа на мою клятву… но совсем другая. Злая.

Старший засмеялся, показав небу клыки. Глаза нортора отливали красным.

Далилос молчал. И улыбался.

Миной посмотрел на него и улыбнулся так же, как он, не показывая зубов.

- Благодарю тебя, Мудрейший, что выполнил мою просьбу. И за то, что позволил увидеть ритуал, тоже благодарю. Я хочу сделать подарок оберегателю. Ты позволишь?

- Он твой оберегатель. Можешь делать с ним то, что он позволит.

- Держи!

Старший бросил в меня маленький легкий комок. В полете комок развернулся в тонкий полупрозрачный шарф. Ветер подхватил его, но я не дал подарку улететь в море.

- Зачем мне это?

- Повяжи себе лоб.

Я посмотрел на Наставника Наставников. Он молчал. И не улыбался.

16.

Или Крант гениальный «показывальцик», или я соскучился по добротному кино. Где изображение и звук на высшем уровне. Конечно, запаха и вкуса не было, как в снах про Ксюху, а в остальном все было очень реально. И впечатлило тоже очень даже.

Блин, да если б мне так к Максимычу на прием ходить пришлось, я б каждый день по стакану валерьянки выпивал! Полстакана перед походом к начальству, остальное - по возвращению. Для успокоения нервов и всего организмуса.

- Ну, и крыса этот твой Далилос!

Крант задумчиво посмотрел на меня. Похоже, его мысли бродили где-то далеко.

- Почему крыса?

- Да потому что на касырта похож! Или ты сам не видишь?

- Все тиу похожи на касырта.

- Так он тиу?! И они все такие… крысомордые?..

- Да, нутер. А почему ты удивился?

- Потому что видел я этих тиу раз-два и обчелся. Точно! Первой была целительница в каком-то племени, а вторым этот… твой. - А тех, что дрались на празднике невест, тех можно не считать. Все равно они лица повязками закрыли. - Он ведь специально тебя Родалю подставил. Ждал, небось, что вы подеретесь. Экспериментатор хренов! Кстати, я так и не понял, на фига ты этому Родалю сдался? Он ведь и сам, кого хочешь, загрызть может.

- Может.

- Так на фига ты ему нужен был?

- Нужен был.

И опять Крант засмотрелся на ночное небо сквозь растопертое окно.

- Аллё, Крант! Ты меня слышишь?

- Слышу, нутер.

- Поговори со мной, Крант. А в окно я вместо тебя посмотрю.

Тяжкий вздох. Тусклый голос.

- Нутер, я оберегатель. Я делаю то, что мне велят.

- Вот и чудненько! - Спешу поймать Кранта на слове. - Я велю тебе ответить на один простой вопрос.

Пока на один. А там по ответу будем посмотреть.

- Нутер, Родаль не хотел, чтобы о нем знали.

- Крант! Твою ж… Ну, кому я о нем рассказывать буду?! Мальку или Тамиле? Так на хрена им этот Родаль сплющился?!

Оберегатель покачал головой. Молча. И засмотрелся на догорающую свечу.

Ну, еще бы! Ведь в окно за него я обещался смотреть.

- А на этот раз что, конспиратор долбанный?! Отвечай так, чтобы мне понятно было!

Эти игры в молчанку и угадайку кого хочешь доведут до нецензурного ора.

- Нутер, ты спросил, зачем Родалю оберегатель. Я ответил.

А во взоре Кранта столько вселенской печали, что хоть за утешительницей беги.

- Извини. Я подумал, что ты не хочешь отвечать. Подожди! Он ведь прятался за твоей спиной! Так получается?

Еще один молчаливый кивок.

- На фига? И от кого? Я так понял, что охоту на него отменили. Мужику выдали прощение и забвение. Живи себе и радуйся. Чего еще ему надобно? От бога дулю, а от кого-то пендюлю? - И вдруг вспомнил, кто так говорил. Блин, надо завязывать с этими снами. Еще немного и я себя Ксюхой Дубининой считать начну. А там и о перемене пола задумаюсь. - У красавчика что, острый приступ паранойи случился или ему реально что-то угрожало?

- Угрожало.

- Крант, хватит зажимать информацию. Или ты решил поиграть в «Повтори последнее слово»? Так я ругаться начну. И сплошь медицинскими терминами. Язык сломаешь такое повторять.

- Нутер, я оберегатель. Меня учили молчать о тех, кого я оберегал.

Ага, ты еще к совести моей взови! Типа, не стыдно ли тебе, Многодобрый, чужими людьми интересоваться? И послушай, что я тогда отвечу.

- Крант, не морочь мне голову. Теперь ты оберегаешь меня. И, если я правильно понял, до конца моей жизни. А это еще очень долго. - По крайней мере, я так думаю. - Пока я сыграю в ящик, любой твой секрет успеет устареть и выдохнуться. Может, от него наша с тобой жизнь зависит, а ты молчишь! Или тебе нравится, чтобы я спасал тебя?

Короче, пристыдил оберегателя, и его же виноватым назначил. А то, что сам сую нос в закрытую информацию частных лиц, так это не банальное любопытство. Мне это для дела надо!

Блин, раньше я таким любопытствующим не был. И в душу никому особо не лез. Мне и потрохов чужих за глаза хватало.

Эх, супчика бы, да с потрошками!

Потом, когда Кранта разговорю.

И опять мелькнуло чувство, что не только мне эта информация понадобилась. И еще кому-то интересно, кто очень аккуратно подталкивает меня в нужную сторону. И слова умные подсказывает, чтобы Кранта быстрее дожать.

Я, может, и сам бы справился. Через час-полтора. Если мне не надоест выдавливать информацию по букве.

Ощущение чужого присутствия было таким навязчивым, что я оглянулся, посмотреть, не стоит ли кто-нибудь у меня за спиной. Страшно умный и любознательный. Кто чужими руками и языком привык все дела делать.

За спиной нашлась кровать. А на моей любимой подушке устроился Сим-Сим. И пялил фиолетовые глазищи. Будто не меня, а что-то страшное увидел.

Блин, если котяра выгнет спину и зашипит, я ведь и поверить могу, что вместо меня с Крантом чудовище разговаривает.

Сим-Сим прижал уши к голове и… зашипел!

Ну, и чего он этим хотел сказать?

Может, погладить котейку, успокоить?..

Ага, и получить когтями по руке. Не стерильными. Не майся дурью, Леха. И не придумывай себе всяких монстров и тайных наблюдателей. Так и свихнуться недолго.

Вроде бы здравая мысль. И сказана вовремя. Только почему-то мне кажется, что не моя она. Что успокоить меня пытаются, отвлечь. Типа, все хорошо, маленький, не плачь, нормальная у тебя голова, нормальнее не бывает, а то, что шапочка на нее не налазит, так это ничего - мы тебе новую пошьем, квадратную.

Да уж, с такими мыслями самое время коечку в психушке присматривать. А психушек в этом мире нет и не было. Всех сильно психованных здесь быстренько «того». Типа, горбатого - могила исправит, а больного на голову - следующее перерождение. Так что будь, Леха, как можно дольше живым и нормальным.

Оберегатель тяжело вздохнул.

- Крант! На фига мне эти вздохи под скамейкой? Ты мне ответ давай! На реально поставленный вопрос!

Ага, поставленный в коленно-локтевую позу.

Блин, а я еще над Ксюхой прикалывался! Типа, смотрит на мужика, улыбается и… о всякой похабщине думает. А сам? Может, мы родственники с ней?..

- Нутер, я тоже не знал, зачем Родалю оберегатель, - начал вдруг Крант, и я перестал отвлекаться на всякую ерунду. - Мне велели и я оберегал. А когда не оберегал - думал и удивлялся. Потом увидел, как одеваются другие норторы и удивляться перестал. Родаль не хотел, чтобы о нем знали. - Кажется, я уже слышал что-то похожее, но перебивать не стал. Если мужик дозрел до «поговорить», то не стоит мешать ему. - Родаль хотел, чтобы думали, что он - это кто-то другой. Богатые торговцы часто нанимают оберегателей. Вот он и оделся, как торговец. Очень богатый. Такой, что суанской пудрой и ароматной водой пользуется, и лицо закрывает, и с другими миноями не разговаривает, и особую еду заказывает.

- Еду? - Вспомнил, что Крант обычную еду почти не ест. А как же красавчик Родаль? - Ты хотел сказать «корм»?

- Нет, нутер, еду. Дорогую и редкую. И вино дорогое. Все это мне пришлось есть и пить. А Родаль питался моим кормом.

На большие жертвы пошел мужик. И ради чего?

- Долго он так питался?

- Сезон. И еще луну.

Вообще-то лун здесь три, но когда начинают считать лунами, то имеют в виду Белую. Она редкая гостья на местном небосклоне. И бывает от трех до пяти дней подряд. Потом перерыв дней на двадцать-двадцать два и опять: «Здравствуй, Белая!» Или Райта. Сегодня, кстати, первая ночь белой луны.

- …весь путь до Обители.

- Подожди, Крант, - кажется, я чего-то пропустил. - До какой такой Обители? А ты где жил-обитал до встречи с Родалем?

- В Обители Треснутой Скалы. Там оберегателей готовят.

Ага, на первое, второе и на десерт. А на третье там моря хватает.

Блин, опять меня занесло не туда!

- Ну, а Родалю нужна была?.. - изображаю живейший интерес.

- Обитель Утерянных Знаний, - удовлетворяет мой интерес Крант.

- А что, и такая есть? До войны не было. Кажется.

Хотя откуда мне знать, чего было, а чего не было, хрен знает когда? Меня точно в то время не было. Ни в этом мире, ни в моем родном.

- Не было, - эхом отозвался оберегатель. - Обитель появилась, когда рухнул последний Мост.

А вот это полная фигня! Последний Мост все еще держится. Точнее, не Мост, а пол-Моста, но…

Стоп, Леха! А тебе-то откуда это знать? Очередной сон наяву или внезапный приступ провидения?

- Ну, и что это за Обитель? Кого в ней готовят?

Под белым соусом.

- В ней собирают знания.

- Знания вааще? Все, какие водятся в этом мире?

- Нет, нутер. Знания о Хранителях Мостов.

Писец, какая похожая ситуация! Сначала у нас покоряли природу, и покорили почти до полного уничтожения, а потом начали спасать и сохранять ее. А что не сохранили, то в книжицу записывать стали.

- А этому красавцу чего в Обители понадобилось? Захотелось узнать, были Хранители или как?..

- Нет, нутер. Родаль знал, что Хранители были.

- Знал? Откуда?

- Он был учеником Хранителя.

Блин, так красавчик еще старше, чем я думал!

- И как же этого ученика к ногтю не прижали? Вместе с его учителем?

- Все Старшие были учениками.

И почему я этому не удивлен? Свято место пусто не бывает, так, кажется? Хранитель помер - да здравствует Старший нортор? А когда вымрут все Старшие, кто будет даздравствовать?

- Так что ему понадобилось в этой Обители знаний?

- В Обители Утерянных Знаний, - поправил меня Крант.

- Да помню я, помню! Только повторять лениво было. А ты от ответа не увиливай - отвечай, когда тебя нутер спрашивает!

Во, загнул! Аж самому страшно стало.

- Да, нутер. Он список хотел посмотреть.

И опять молчание. Да задолбался я по крохе информацию получать!

- Крант, я тебя что, пытать должен, чтобы ты мне все быстро и понятно рассказал?

А этот смотрит на меня и удивленно моргает. Типа, хозяин гневаться изволит, невесть с чего.

- Нутер, я не знаю, чего ты не знаешь.

Ну, и как на такую отмазку можно спокойно реагировать?

- Да ничего я не знаю! Представь, что я вчера пришел из другого мира, и рассказывай!

Сначала ляпнул языком, а потом сообразил, чего такого я наляпал. Захотелось по губам себя хлопнуть. Чтоб не болтали лишнего.

- Я знаю, нутер.

- Чего ты знаешь?

- Что ты из другого мира.

- С чего это ты взял? Я пошутил, а ты…

- Нутер, твоя кровь помнит чужое солнце.

- Что?!

Крант повторил. Теми же самыми словами и с той же самой интонацией - уставшего от тупиц-учеников наставника.

- Это когда ж ты пробовал мою кровь?!

И почему я этого не помню?

- Я не пробовал, я нюхал. Твоя кровь пахнет чужим солнцем.

Ни фига себе заявочка!

- А с чего ты решил, что это солнце, а не болезнь так пахнет?

- А я у Родаля спросил.

- Блин, когда?! Ты ж его пятьдесят лет не видел! Меня тогда здесь… - Потом вспомнил про телепатию и за голову схватился.

А хотелось за горло. Любимого до слез оберегателя.

- Его кровь тоже пахнет чужим солнцем. Но твоя сильнее.

Вот это номер!

- Так ты не обо мне его спрашивал?

- Нет, нутер. Я спрашивал о нем.

- И что он ответил? Поподробнее, пожалуйста.

- Он мало говорил об этом. Сказал только, что отравлен кровью чужого мира.

- Будет знать, как кусать кого ни попадя!

- Он не кусал! Это его…

Позлорадствовать я не успел. И не дослушал, чего там Крант еще хотел рассказать. У меня случился пробой во времени и в пространстве.

Я увидел Родаля в разодранной рубашке. И кровь. У него на груди и на рубашке.

Раны резанные. Не глубокие, но длинные. Скорее царапины, чем раны.

Красавчик лежал на спине и казался до смерти испуганным.

Приступ видения закончился так же внезапно, как и начался. Ни места, ни причины я так и не узнал. К тому же изображение дрожало, будто фильм снимал начинающий оператор, после недельного запоя.

- Ни хрена себе! Крант, ты это видел?

- Да, нутер! - благоговейно выдохнул оберегатель.

А у меня за спиной зашипел Сим-Сим. Потом в окно выпрыгнул. Только черный хвост мелькнул. Нервный чего-то котяра сегодня. Надо будет рыбки ему принести…

Ага, той… по сабиру за кусочек.

… или печеночки. Но это потом, когда из Кранта всю информацию выжму.

- Нутер, ты величайший сновидец, - все с тем же придыханием сказал Крант.

- Так уж и величайший, - впадаю в скромность. Не забудь в гильдию зайти, склеротик! - Один из лучших - может быть, а до величайшего мне еще расти и расти. Кстати, будешь бросаться такими словами - загордюсь! Учти, если у человека мания величия, общаться с ним почти невозможно.

- Я запомню это, нутер.

И ведь запомнит! На всю оставшуюся. Интересно, сколько живут оберегатели? Хотел уже спросить и вдруг вспомнил: «…служить до смерти и после смерти!» Кажется, так обещался мне Крант.

Ну, и сколько ты намерен прожить, Алексей Тимофеевич? Молчишь? Вот молчи и не нарывайся.

Свечка затрещала и погасла. Запахло воском и какими-то травами. Все время забываю выяснить, чего добавляют в эти свечки для цвета и аромата. А может, не стоит выяснять. Зачем соваться в дела чужой гильдии?

Облачко отползло от луны и в комнате стало почти так же светло, как и со свечкой. Вставать и зажигать новую - лениво. Позвать Малька? Так он нам здесь весь интим и доверительную беседу порушит. Придется сидеть без света. Надеюсь, Крант темноты не боится.

- Так, о чем мы с тобой говорили?

Трудно долго молчать, когда непонятного и невыясненного до хрена и больше.

- О ранах Родаля.

- Крант, не делай мне смешно, - цитирую Леву. Он никогда на это не обижался. - Разве ж это раны? Ты б еще прыщ на заднице болезнью обозвал.

Оберегатель на мои шутки отреагировал очень странно. Его на вопросы вдруг растащило. Редко он что-нибудь спрашивает, а тут…

- Нутер, вот если бы у тебя такие раны были, сколько лет ты бы их заживлял?

- Лет?! На какую-то царапину? Не больше десяти дней! И то, если инфекция попала. А с чего это ты о годах заговорил?

- Родаль заживлял эти раны шестьдесят три года.

- Шутишь?!

Потом вспомнил, где Крант, а где юмор и понял - не шутит.

- Это как же красавчика так угораздило?

Шестьдесят три года… Да некоторые живут меньше!

- Мне не ведомо, нутер.

- Ладно. А кто ему вылечил эти… раны? - Называть их царапинами мне уже не хотелось. - И чем лечили?

Врач - он и в другом мире врач. Кто о чем, а я о клизмах.

- Не лечили. Раны сами зажили. Только шрамы остались.

- Что ж он так! Болезнь на самотек пускать нельзя - обязательно лечить надо! Не могут здесь, тогда в нашем… в другом мире попробовал бы. У нас… там специалистов хватает.

- Родаль не ходил в чужой мир.

- Крант, ты это своему крысомордому скажи. Может быть, он и поверит. А я Родаля сам в чужом мире видел.

Говорить «своими собственными глазами» - не стал. Мозгами мы смотрим сна, а не глазами.

- Родаль не уходил в чужой мир, - заупрямился вдруг оберегатель. - Пока раны болели, он никуда не уходил.

- Ладно, не ходил. А теперь вот ходит.

- Ходит. Чужое солнце зовет его, путь указывает, и он идет. А наш мир обратно тянет, и он возвращается.

- Он что, только в один мир и шляется?

Крант кивнул.

- «Солнце зовет»… Ну, надо же. Помню, помню, что он там пел: «Солнцу мы в глаза глядим!» Правда, что ли, могут глядеть на солнце?

А то за родное светило обидно.

- Не могут, нутер. Они солнце с Санутом перепутали. Давно. Перед Войной еще.

Вот ведь придурки! Не разберутся, расхвастаются, а у меня тут комплекс неполноценности зашевелился. Я-то на солнце только рано утром могу смотреть. Или на закате.

- Крант, а когда ты смотришь на солнце - утром или вечером?

- Я не смотрю, нутер. Но если ты прикажешь…

- Я что на идиота похож? И что мне потом делать со слепым телохранителем?

Касырта-поводыря покупать? Раз уж здесь собак нет. Кстати, насчет касырта…

- Крант, а почему ты десятым учеником был, а не первым или вторым? Что, плохо учился?

Вообще-то я и сам хотел учиться не очень - лениво было и не интересно. Но любимые предметы я знал, если не лучше всех, то вполне-вполне.

- Я был лучшим учеником!

- Тогда, почему тебя Первым не называли?

- Потому, что первым стоял другой.

- А ты каким стоял?

- А я стоял десятым!

- Вас что, по номерам считали?

- Считали. А как еще…

- Да по именам, Крант, по именам!

- Зачем ученику Имя? Ему и прозвища хватит.

Кажется, оберегатель тоже кого-то процитировал.

- Как это «зачем имя»? Чтобы…

- Сегодня ученик живет - завтра его уже нет. Зачем наставнику запоминать ненужное?

С одной стороны - правильно и рационально, а с другой… У меня от этой рациональности мороз по коже.

- Они б еще вам номерки на спине написали! Для удобства.

- Не на спине. Вот здесь!

И Крант стукнул себя в средину груди.

- Блин! Ваш придурастый наставник не мог вас по головам посчитать?

- Нутер, я стоял десятым. Потом седьмым. Потом пятым…

- Ладно, Крант, я понял. Ученики убывают, а нумерация остается. Да уж, бережно они относились к подрастающей смене, нечего сказать!

- Среди тиу не бывает оберегателей.

- А это еще к… Подожди! Все ваши наставники были тиу?

- Да.

Понятно. Не свое - не жалко. А кто выжил, тех другие тиу добьют. Что целым выводком за одной шкатулкой приходят. Кстати, насчет шкатулки…

- Так что Родалю в Обители понадобилось? В той, где слухи о Хранителях коллекционируют.

- Эта Обитель называется…

- Я знаю, как она называется! За каким хреном твой клиент туда поперся?

- Миной, а не…

- Крант, не зли меня!

Не стоит угрожать человеку, если не знаешь, чего он боится. Тем более тому, кто не совсем даже человек. Вот я и не угрожал. Только выразил свое недовольство. И Крант принял к сведению.

- Родаль искал список.

- Какой список?

- Список свидетеля.

- Какого свидетеля?

- Того, что с Хранителем вернулся.

- С каким, блин, Хранителем?! Вы же их всех перебили!

Терпения у меня хватило не надолго.

- С последним Хранителем. Так его стали называть.

- Кто стал?!

- Те, кто его искали.

Блин, я фигею от этогоразговора.

- Да кому он, кроме Родаля нужен?! Да и тому - на хрена?

Оказалось, что Последний понадобился целой толпе народу. Родаль искал его так активно и громогласно по началу, что и многие другие заинтересовались. Если кому-то что-то так сильно надо, значит, вещь ценная. Значит, ее перехватить нужно. А уже потом думать, чего с ней делать. Не получится использовать, завсегда продать можно. Тому, кто заплатит больше. А поискун перетопчется. Не фиг искушать ни в чем не повинных людей. И не людей тоже.

Такой вот расклад тогда получился. И, самое смешное, что Хранителя никто в глаза не видел. Вроде бы вернулось что-то, но… то, с чем общались свидетели, на Хранителя никак не тянет. Родаль, правда, только двоих и успел опросить. До остальных раньше него добрались. И показания сняли. Вместе со шкурой. Вот только описание главного подозреваемого у всех свидетелей в чем-то похожим получилось. Этакий супермен-коротышка, что все знает и все может. Его, кстати, найти и «опросить» так и не смогли. Ни Родаль не смог, ни его помощники-конкуренты. А искали долго и старательно. Лет двести искали. Кое-кто и теперь еще ищет. Из тех энтузиастов, кто живет лет пятьсот-шестсот. А вот Родаль сразу перестал, как только раны у него зажили. Или сообразил, что к чему, или занялся чем-то другим, поважнее. Например, в мой мир мотаться и экскурсии туда водить. Охотников экстремалов.

- Нет, нутер, Родаль не мог никого взять в чужой мир. Щель между мирами очень узкая и только для него открывается.

А вот это полная фигня. Если Тропа есть - провести по ней можно хоть целый коготь. Ничего сложного в этом нет. Небольшая подготовка, несколько общедоступных ингредиентов и вперед!

- Нутер, мне кажется, что ты с кем-то разговариваешь.

- Крант, я с тобой разговариваю. Ты что, заболел?

- Я здоров, нутер. А разговариваешь ты не только со мной.

- Блин, а кем же еще? С твоим неуловимым Хранителем?

- Я не вижу, нутер. Прости, но я… боюсь.

Здрасте вам через окно! Мой неустрашимый оберегатель чего-то боится.

Эй ты, невидимый и неслышимый, а ну быстро перестал мне пугать Кранта!

«Ладно, больше не буду»,

Ну, и чего это было? Дурацкая шуточка Тиамы или у меня приступ шизофрении?

Ответа я так и не получил. И хорошо, что не получил. Кто знает, как бы он на меня подействовал. Вдруг бы тоже испугался. За компанию с Крантом.

Вот чтобы ему было не так страшно, я других вопросов накидал. А то сидит на полу, пялится в окно и рубашку на груди щупает. Он всегда так делает, когда переживает. Под рубашкой у него амулет висит - клык снежной кошки. Вот о ней я и решил поговорить. Чтобы Крант что-нибудь приятное вспомнил. Свои победы всем приятно вспоминать. Даже таким скромнягам, как мой оберегатель. Полночи из него информацию про Родаля выковыривал! Знал бы заранее, что это так трудно, и начинать бы не стал.

Вот только с кошкой я ошибся - не любил Крант этот свой подвиг вспоминать. Оберегатель - это не то же самое, что телохранитель. Крант - специалист широкого профиля. Может охранять человека, а может совсем даже наоборот - по особой просьбе и за отдельную плату. А может груз особо ценный и компактный охранять. И не только от людей-человеков. Вот и нужен навык убийства особо опасных зверей. Каких на острове нет и никогда не было. Типа, практические занятия, с выездом в горячую точку. Или в холодную. Или на берег моря. Тварюшку глубинную прикончить. Кто знает, кем окажется будущий клиент, и куда ему приспичит отправиться. Оберегатель много должен уметь и со всеми проблемами справляться самостоятельно. Не дожидаясь помощи от клиента. Ее, скорее всего, не будет.

А с кошкой Кранту кто-то помог. А он про эту помощь наставнику не сообщил. Забыл. Лет через пять только вспомнил. Когда уже оберегателем стал.

- И кто тебе помог?

- Какой-то тианг.

- Кто?!

- Тианг.

- Что за зверь? Почему не знаю?

- Тианг не зверь. Он… она… - Крант задумался. - Тианг может быть зверем, может быть не зверем.

- Блин, и кто тебя учил так «понятно» излагать? Ты картинку покажи. Или пример приведи.

Крант опять задумался. Секунд на пять.

- Малек - тианг. Марла тоже тианг.

- А я?

- Ты не тианг, нутер. Ты… я не знаю, что ты. Но ты не тианг.

- А ты?

- И я не тианг. Я не умею обрастать шерстью и бегать на четырех лапах.

До меня таки дошло. С опозданием на пару лет, но дошло. Хотя можно было сразу сообразить. Малек… Марла…

- Оборотнями мы твоих тиангов называем. В нашем мире… - и опять язык прикусил.

По привычке.

Крант задумчиво кивнул. Кажется, если было глубоко фиолетово, как и кого я там называю. И из какого мира выбрался.

Мне даже обидно стало. Столько сезонов скрывал, проговориться боялся, а меня еще в первый день вычислили. Или вынюхали. И никому не интересно, чего деется в другом мире, и какие корабли и кого в нем бороздят. Ну, скажу я Кранту, что в моем мире всего одно солнце и одна луна. И количество материков укажу. Если вспомню, конечно. Ну, и какую пользу Крант со всего этого поимеет? Это Родаль у нас любопытствующий, аж страшно! Его не учили быть скромным и молчаливым, ему не говорили: «Умеешь считать до десяти, остановись на двух». А если досчитаешь до трех, то болтуном и хвастуном обзовут, и спать весь следующий сезон сидя придется. И коврики во сне плести.

- Крант, а на фига Родалю список понадобился? Да еще так срочно?

- Чтобы Хранителя найти.

Ну, и чего я понял из этого ответа? Может, доплату пообещать, за каждое лишнее слово? И не сабирами, а кровяной колбасой. Может, тогда у Кранта язык развяжется?

- А Хранитель ему на хрена понадобился?

- Поговорить.

- О чем?

- Поговорить о Вратах.

И опять молчание.

Задолбался я вести этот допрос. Теперь понимаю, почему подследственных иногда бьют. Только с Крантом этот метод не сработает. А жаль.

- Подробнее, пожалуйста.

- Он хотел узнать, как закрыть Врата, чтобы в них никто больше не лез.

Опомнились! Раньше надо было узнавать. До того, как Мосты поломали. А Врата теперь никак не закроешь. Чем старательней их запирай, тем вернее их вынесут. Вместе с запиральщиком.

Прилив не перегораживают дамбой, его отводят в безопасные места и по надежным каналам. А каналов больше нет. Выродки все поломали.

Я опять оглянулся.

Ни Сим-Сима, ни кого чужого за спиной не было. Опять Тиама шалит.

«Заткнулся бы ты, а? У меня ведь и крыша так съехать может».

«Извини».

Хорошо, что я сидел на полу, а то точно упал бы со стула.

- А какое ему дело до этих Врат? Родалю. Он больше не на службе…

- На службе.

- Так его же от Ворот прогнали!

- Прогнали.

- Крант! Твоего ж… наставника! За ногу да об стенку! - Эта лаконичность кого хочешь задолбает. - Ты опять в «эхо» поиграть решил?

Оберегатель изобразил на морде непонимание. Пришлось выражаться, как для особо одаренных:

- Ты мне тут глазки не строй! Ты мне просто и понятно скажи: прогнали Родаля с работы или оставили?

- Оставили.

Минутный перерыв, чтобы выпить стакан кисляка. И успокоиться. Еще немного и я этого умника бить начну. Ногами. Хоть делу это и не поможет.

- И кем Родаль теперь работает?

Спрашиваю стоя и глядя в окно.

- Ищет Хранителя.

- Искателем, значит. - Стакан лучше поставить на стол. А то его бросить хочется. В чью-то голову. - А на фига ему… Стоп, хватит! Так мы на второй круг пойдем. Или на третий. Кто поручил ему искать?

- Драгоценнейший.

Оба на! Родаль у нас не просто ветеран-пенсионер, а тайный агент его величества. Озабоченного судьбой всего мира. Вот только странно, что «тайный агент» так язык распустил. Или я чего-то недопонимаю, или здесь какое-то западло имеется.

- Крант, ты так много знаешь, а все еще живой.

Говорю шепотом и сев поближе к объекту беседы.

- Живой, - кивает объект.

Ладно, спросим понятнее.

- Почему ты так много знаешь о Родале? Кто тебе рассказал?

- Родаль.

Ну, нельзя же так издеваться над человеком!

- И какого хрена он тебе это рассказал? Ему что, поговорить больше не с кем?

- Не с кем.

Я зарычал. Может, укусить этого юмориста?

- Нутер, не надо на меня так смотреть. Родаль сказал, чтобы я слушал, что мне это понадобится. Я не знал, зачем, пока ты не начал спрашивать.

Этот красавчик что, с провидцем советовался? Типа, кому и чего разболтать, чтоб тот, через полсотни лет нужному человечку передал. Охренеть, как правдоподобно! А может Родаль сам ясновидничать умеет?

Не умеет. Среди норторов нет ясновидящих.

- Крант?!

- Слушаю тебя, нутер.

- Ты что сказал?

- Я говорил про Родаля…

- Нет. Вот только что.

- Нутер, я…

- Ладно, тогда скажи еще раз. Родаль - ясновидящий или нет?

- Я не знаю.

- А кто знает?!

- Родаль.

- Так что, мне теперь все бросить, и бежать, искать этого Родаля?

- Плыть.

- Что?

- Родаля здесь нет. Он на Суаре.

- Знаешь что, Крант!.. - Вдох-выдох, спокойствие и тишина в доме. - Иди ты, наверное, к себе.

- Зачем?

- Посиди там немного. Коврик сплети.

- Нутеру нужен коврик?

- Нутеру и на хрен не нужен твой коврик! Я хочу спокойно посмотреть, что за свиток впарил мне Алми, а ты…

- Нутер, я останусь с тобой.

- На фига? Я хочу побыть один!

- Я твой оберегатель, нутер. Все, у кого был список, умерли.

- Мы все когда-нибудь умрем.

- Нутер! Они умерли не когда-нибудь. Их убили!

Первый раз слышу, чтобы Крант так беспокоился. И так орал. Он что, думает, я плохо слышать стал?

Как там говорилось в одной умной книге: «Не будьте любопытствующими без меры. Или заведите телохранителя и бронежилет». Так, кажется. Или это в уставе каком-то говорилось?

Может, Крант и прав. Может, мне и понадобится охрана. Но я должен заглянуть в этот дурацкий свиток! Чтоб хотя бы знать, из-за чего меня убивать станут.

Взял свиток. Аккуратно разрезал шнуры.

Блин, аккуратные разрезы - это уже профессиональное. Аккуратнее разрезов у меня только швы получаются. Если есть здесь гильдия швей, то я там мастером мог бы быть.

Развернул свиток.

Картинок в нем не оказалось.

Еще раз посмотрел. Уже внимательнее.

Почерк мелкий, разборчивый. Буквы знакомые. Почти родные. Помесь русского с латинским. Точнее не скажу. Я не Лева, что три импортных языка знает. И любую этикетку на бутылке переведет. Не напрягаясь. А я финский от французского только на слух отличить могу. Фины ругаются забористее. Хорошо хоть не итальянец всё это нашкрябал. Итальянцы - народ темпераментный. На почерке это должно было сказаться. Скорее уж англичанин писал или…

…американец.

Блин, а почему не англичанин?

Но даже если и америкос, все равно я этого языка не помню. У меня и в анкете так написано: «Английский знаю со словарем». То есть никак. Все буквы узнал, а слово прочитать не смог. Вот этот прикол точно про меня.

Можно вспомнить.

Вспомнить? Ну, да. У меня же родственница завелась, что школу с золотой медалью закончила. Языком должна бы хорошо владеть. Иностранным. А не так, как ее подружка-сестричка.

Интересно бы узнать, чего здесь написано? Хотя, одно я уже понять успел: писарь этот ни врачом, ни фармацевтом не был. Ни одного знакомого термина в тексте я не заметил. Про другой свиток я уже и не мечтаю. Там сплошные крестики-нолики вперемешку со звериными мордами.

- Ну, что, посмотрели? Теперь прячем.

Вспоминать-читать я сегодня точно не буду.

- Прячем, - согласился Крант. - Нутер, можно спросить?

- О чем? Куда прятать будем?

- Нет. Скажи, нутер, ты понял, о чем этот список.

- Пока не понял. Может, потом. А ты?..

Чем черт не шутит - друг Кранта и такому научили.

- Нет, - печальный вздох и задумчивое качание головой. - Скажи, нутер, а ты знаешь, чей это список?

- Мой. Чей же еще?

- Нет, нутер. Не ты создал его. Сандалии, что я сплету, мои. Они и на твоих ногах будут моими.

- А-а, вот ты о чем. Ну, тогда я не знаю. А ты на кого думаешь?

Говорить, что подозреваю кого-то из моего мира, не стал. Пускай это останется моей маленькой тайной. А то Крант обожает все мои тайны телепатничать своим знакомым.

- Думаю, список создал тот, кого не нашли.

- Это ты на Хранителя думаешь?

- Нет. На того, в ком прятался Хранитель.

- «Прятался»?! Это как же?

Ну, Крант и объяснил мне «как». Наверно, теми же самыми словами, какими ему Родаль объяснял.

Оказывается, одной из развлекушек Хранителей было оставить свое тело и забраться в чужое. Для них это было так же просто, как для меня костюм поменять. Что случалось при этом с хозяином «костюма» - науке не известно. Норторам тоже. Они, кстати, вселяться не умеют. Заглянуть в чужие мозги при случае могут, да и то не все и не ко всем подряд.

Родаль, в конце концов, вычислил, что Хранитель спрятался в теле чужака. Но добраться до этого тела Родаль не успел. И до потомков чужого тела не добрался. Похоже, этот америкос был большим любителем пряток. И потомкам своим завещал: «Прятаться, прятаться и еще раз прятаться». Или это Хранитель не желал общаться с бывшим учеником. Если Хранителя можно передавать по наследству, как болезнь или фамильные драгоценности.

Кажется, за сегодняшнюю ночь я узнал больше, чем за последний сезон. Но устал так, как не уставал после серьезной операции. Похоже, в клинику мне придется в паланкине добираться. И ограничиться инспекцией. Никаких подвигов за разделочным столом!

Хотел уже позвать Малька, а он сам в дверях появился.

Только собрался похвалить его, а он начал орать с порога:

- Хозяин, Марла пришла!

- Кто пришел?!

Ответить Малек не успел - его быстро выдернули в коридор. Вместо него весь дверной проем заняла плотная фигура в плаще. Ни лица, ни цвета одежды я разглядеть не мог. Это Кранту и Мальку свет по ночам не нужен. А я если не напомню, так ни какая зараза свечку в коридоре не зажжет!

- Доброй тебе ночи, Пушистый. У тебя уши болеть начали или много других Марл завелось?

- Марла!

Этот голос я не спутаю ни с чьим другим. Даже в темноте.

- Лапушка, как я рад тебе! Ты не представляешь, как я без тебя скучал!

- Ага, скучал. В обнимку с Крантом.

Оберегатель начал осторожно отодвигаться от меня.

Так, похоже в клинику я сегодня уже не попаду. Ну, и флаг ей на крышу и во все окна! Тут дела поважнее намечаются.

17.

- В одном месте жил Кот. Он был единственный Кот на всё это место, и очень скучал от одиночества. Особенно весной, - я открыл глаза и пояснил Марле: - Ну, весна - это… Короче, так у нас сезон спаривания называют.

- Продолжай, Пушистый. Не отвлекайся. Я потом спрошу. Если не пойму чего-то.

- Ладно, тогда слушай: - И я продолжил сказку. Если женщина просит сказку или секс - мне совсем не трудно рассказать сказку. - А еще в этом одном месте жили летучие мыши. И одинокий Кот им очень завидовал. Потому что их было много, и они умели летать. Как-то весной Кот сидел и пел грустную песню. Большая пушистая мышка заслушалась, и подлетела слишком близко. Кот поймал Мышку, но есть ее не стал. Говорят, что с той поры в этом месте и появились летучие кошки и коты.

Эту сказку придумала Снежана. Давно. Мы с ней тогда только поженились, и ей нравилось рассказывать мне всякие смешные и глупые истории. А я отделывался анекдотами и прикольными случаями из врачебной практики. Обычно, после сеанса смехотерапии, мы вспоминали, что у нас медовый месяц. как бы продолжается. А то, что на небе нет луны, так и фиг с ней! Мы и без луны найдем друг друга на кровати.

Тыщу лет прошло, кажется, всё кануло и растворилось, и вдруг вспомнилась Снежина сказка. И я не придумал ничего лучшего, чем рассказать ее Марле.

Может, это луна во всем виновата. Она ведь тоже дезертировала. Вместе с Крантом. Не замечал, что он настолько боится Марлу. Или Марла - это только повод? И Крант сбежал от моих вопросов? А как же защита любимого нутера? Крант вернись, не бойся! Марла совсем не ревнивая. Она только притворяется. Я так думаю.

Хотя, если честно, Крант был бы здесь как-то не к месту. И совсем не по теме. Ну, на фига мне оберегатель, если я по Лапушке так соскучился, что про усталость забыл! ведь мы тыщу лет не виделись. А может, и больше. Она, кстати, тоже в недотрогу играть не стала. И себя потрогать дала, и сама так трогала, что у меня ребра трещали, и в глазах темнело. Одна ночь такого секса и в спортзал можно неделю не показываться. Чтобы не пугать инструктора своими синяками и укусами.

На поговорить Марлу растащило уже потом. Когда я выдохся и об отдыхе замечтал. И притулился скромненько в уголке кровати. А до этого мы измеряли ее вдоль, поперек и по диагонали. Марла одобрила размеры, хотя моей лежанке далеко до того монстра, что стоит в спальне Тамилы. Марле так понравилось на моей кровати, что она даже ради завтрака слазить с нее не стала - потребовала завтрак в кровать. Так мы и устроились - Марла по диагонали, я - на краю и в уголке, а между нами стол. Низкий, широкий и устойчивый. За таким Алми лежащих гостей принимает. А к меня этот стол чаще под лежанкой прячется. Редко я завтрак для двоих в постели устраиваю. Для Марлы вот устроил. Только она на мой завтрак так посмотрела, будто я ей чего-то несъедобного предложил. И вместо зеленого сыра, фруктов и деликатесных морепродуктов достала свой дорожный запас. Но жевать сушеное мясо с утра пораньше мне совсем не улыбалось. Грызть сухари вместо свежих лепешек - тоже. У Марлы даже фрукты нашлись. Горсть слив. Серо-буро-вяленных. Я как глянул на их жизнеутверждающий вид, так сразу и вспомнил, что фрукты на голодный желудок полезны не всем.

Обращалась Марла с этими сливами, как с величайшей ценностью. Мне даже по пальцам досталось, когда я одну взял и в рот собрался отправить.

- В чем дело, Лапушка? Сказку я тебе рассказал, теперь можно и пожевать немного.

- Пушистый, тебе такое только нюхать можно.

- Это почему же?

Но на всякий случай понюхал. На расстоянии. Как не слишком полезное для жизни. Ничем особенно приятным вяленная слива не пахла. Сливой, кстати, не пахла тоже.

- Потому, что ты не умеешь это есть.

- А чего тут уметь? Тоже мне большая премудрость!

- Спелый арис надо уметь есть. Тот, кто не умеет, быстро и плохо умирает. Пушистый, ты устал от жизни?

Пошутила Марла или нет, но я решил не рисковать своим здоровьем. Да и не очень-то мне хотелось этих сморщенных слив. Так, хотел взять одну. чтобы Лапушку не обидеть. Ну, а если нельзя, то мне же лучше - реальный повод отказаться.

Пока я радовался своему везению, Марла залила вином опасные продукты, вырезала длинную острую косточку из одной сливы, и занялась другими. слива после вскрытия выглядела уже не такой морщинистой. И запах у нее появился - пахла слива тифурой. Не скажу, что вкус меня поразил до самой глубины души, но вторую обескоточенную сливу я тоже съел. А вот от третьей отказался. Не фиг обжираться, когда за столом еще голодные сидят. Или лежат. Но все равно голодные. А то, что голодающих всего раз и обчелся, так это ничего не значит. Марла обычно ела за троих, когда у нее не было особого аппетита. А если он у Марлы был, то мама дорогая! Мне как-то не по себе становилось, когда она легко и просто раскусывала мозговую кость и выедала ее содержимое. А косточка в мое запястье толщиной. И только «хрусть»!

Не успел подумать, и тут же на столе что-то так хрустнуло - я чуть с кровати не упал.

- Что это было?

Марла показала мне миску, где вымачивались сливы. Тифуры в ней было едва на донышке, и еще десяток косточек. Слив в миске не осталось. Косточки громко лопались, а трещинки быстро увеличивались.

- Вот потому я и не дала тебе есть с косточкой.

- Блин, чего это с ними?!

Все косточки полопались и стали похожи на растрепанные шишки. И что-то белесое шевелилось вокруг них. Смотреть на такое было жутковато. Но я не мог отвернуться.

- Растут. Намокли и хотят в землю. Чуют, что уже пора.

- Тогда выбрось их в окно.

- Если ты хочешь, чтобы они росли в твоем саду…

И Марла не поднимаясь с лежанки, махнула миской. Все косточки оказались за окном. Вместе с остатками вина.

- Ну, и как тебе сказка? - спросил я, когда Марла вернула посуду на стол.

Мне стало вдруг интересно, как воспримут в другом мире Снежино творение.

Марла задумчиво отщипнула кусок мяса. Вяленого и жесткого, как поалье седло.

- Пушистый, ты рассказал мне удивительную песню. Задумчивую.

- Блин, да над чем тут думать?! Если тебе не понятно, что такое «мышка», то я могу объяснить.

- Объясни, - разрешила Марла.

Без особого энтузиазизма, но все-таки снизошла.

Ну, и кто меня за язык тянул? Вполне ведь и без объяснений обойтись можно было. Или мне голос свой послушать приспичило? Может, заодно и правила дорожного движения рассказать или таблицу умножения процитировать, раз уж меня на поболтать растащило…

Отвесил себе мысленного пендюля и взялся за дело. Оказалось, труднее всего объяснить самую простую вещь. Например, рассказать, что такое летучая мышь тому, что мышей в глаза не видел.

Чего бы я ни говорил, вид у Марлы оставался задумчиво-мечтательным. Совсем, как у Натахи, когда я с ней на медицинские темы трепаться начинал. С использованием врачебного жаргона. Ларка в таких случаях щелкала пальцами у меня перед носом и говорила:

- Эй, мужик, ты с кем это сейчас разговаривал. Если со мной, то переведи свою пургу на русский язык.

Марла ничего такого говорить не стала. Ну, не знает Лапушка русского языка, что ж тут поделаешь! Похоже, мои объяснения до нее так и не дошли. Хреновый из меня объясняльщик получился. Хорошо хоть любовник получше. Когда я не устамши. Но таким устамшим я редко бываю. Просто денек вчерашний длинным и насыщенным получился. Вечер и ночь, кстати, тоже. Будто целый сезон впихнули в одни сутки. Хорошо, что таких суток в моей жизни - раз-два и обчелся. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! А то от трудов таких и поал закачается.

Выпил стакан кисляка. Для бодрости мозгов и растуманивания зрения. А потом Марлу о жизни кочевой караванной спросил. Думал, может, она захочет рассказать, так я позавтракать успею. Не всё же мне звуковым сопровождением работать.

Наивный.

Можно подумать я Марлу первый день знаю.

- Пушистый, я рада, что тебе надоело отдыхать.

И очень скоро я узнал, насколько она рада.

Никогда не думал, что стол метр на метр можно легко переставить одной рукой. Не поднимаясь с кровати и ничего не уронив со стола.

Надо будет и мне попробовать. Как-нибудь потом. когда на столе посуды не будет. И Марла из комнаты выйдет. Такие эксперименты с мебелью лучше проделывать без свидетелей. Чтобы не было мучительно стыдно. За напрасно потраченные силы.

Когда Марла дотянулась до меня, я быстро забыл о столике и о всякой ерунде. Может в той рыбе и вправду есть что-то этакое? Только действует оно на меня с небольшим запозданием. И суток не прошло, как меня на подвиги потянуло. Сексуальные.

- Пушистый, а о чем ты думаешь?

Лежу это я в полуобморочном состоянии после трудов грешных, а Марла вопросы спрашивает. Неутомимая женщина!

- Да вот… думаю… красить поток или нет.

А самому лень глаза открыть.

- А зачем его красить?

И Марла тоже перевернулась на спину.

Глаза все-таки пришлось открыть. И руку немного передвинуть. А то Лапушка ее вместо подушки использовать решила. Вот только мыслей в ее голове столько, что у меня уже рука затекла.

- Извини, Лапушка, это я не очень удачно пошутил. Но все-таки, как у тебя прошли эти сезоны, пока меня рядом не было?

- Пушистый, ты опять устал?

В голосе Марлы слышится подозрение. Хорошо хоть, что не разочарование.

- Я?! Устал?! Да как ты могла такое подумать?! Я просто… интересуюсь твоей жизнью.

- Может, и мне поинтересоваться, с кем это ты тут скучал?

И Лапушка начала старательно меня обнюхивать. И покусывать. Не очень сильно. Еще и порыкивать негромко.

Мне стало смешно и щекотно. Интересоваться чужой жизнью быстро расхотелось. Перевернуть Марлу на спину удалось очень даже легко. Зато потом пришлось доказывать, что я совсем не устал.

Доказал. И тут же начал засыпать. Не сползая с объекта.

- Все, Пушистый, слазь с меня.

Голос Марла донесся до меня, как с другой улицы.

- Почему?

- Я есть хочу.

- А слазить зачем? Мне тепло, хорошо. Я уже сплю, а ты меня…

- Пушистый, хочешь, я что-нибудь откушу у тебя?

Спать сразу перехотелось. И глаза открылись сами собой. Вот только слезть я не мог. Меня держали. За очень чувствительную часть организма.

- Марла, не надо откусывать! Это мне нужно! Я им пользуюсь. Часто!

- Как часто?

Марла еще немного сжала пальцы.

- Каждый день! Лапушка, отпусти! Мне же больно! Сломаешь, он работать плохо будет.

- Будет плохо - откушу.

И Марла громко клацнула зубами. Очень близко от моего носа. Я даже глаза закрыл. Чтобы не получить комплекс неполноценности. Таких зубов у меня никогда не будет.

Ну, и ладно. Буду жевать теми, что выросли. Главное, что меня отпустили. И я мог лежать и смотреть, как Марла завтракает. Второй раз за утро. Сыр и лепешки на ютасном меду она тоже попробовала. Но они Марле не очень понравились - одну лепешку она оставила. Наверно, для меня. Хоть я и не очень их люблю. Но жевать фрукты на голодный желудок, тоже как-то не очень. Правда, особо голодным я себя не чувствовал. Не иначе, как сливы виноваты!

И вспомнился вдруг завтрак на Кипре. Хорошо, что меня заранее предупредили. А то вляпался бы, как остальные наши туристы. У нас ведь национальная черта: всё, что положено на тарелку, сжевать и хозяйку поблагодарить. А понравилась жрачка или нет - это уже дело десятое. А за бугром просекли нашу слабость и пользуются без зазрения совести. Подсунут гостю самый невкусный салат и ждут. Сожрал и похвалил? Тогда на тебе еще! Опять сожрал? Получай добавку! Того же самого. А на фига тебе другое, если это хвалишь. А с этими хитромордыми не так надо. Вся фишка в том, чтобы съесть немного, потом скорчить брезгливую морду и недоеденное вернуть. Мигом заизвиняются и другое притащат. Потом третье. Я так штук двадцать блюд перепробовал на одном завтраке. И столько же напитков. Больше в меня не поместилось. А с собой и на вынос там не давали. Но с напитками я самую малость перестарался. Так напробовался, что подняться со стула сил не хватило. Хорошо хоть, что не с пола. Для таких напробовавшихся там «финские» кресла завели. Типа, всё для удобства гостей. Что финского в этом кресле, я так и не понял. Обычное складное кресло. На колесиках. И, когда меня в нем к лифту везли, спросил. Оказалось, что чаще всего в них финских туристов развозят. После скромного завтрака, плавно перешедшего в ужин. И держат эти кресла в особой кладовке. Рядом с баром.

Марла прикончила завтрак, облизнулась и хитро посмотрела на меня.

Что?! Опять?!

- Пушистый, я хочу тебе сказать…

- Дай, я сам угадаю: ты больше не хочешь есть и опять хочешь секса.

Я и сам удивился своему голосу. К чему такая грусть-тоска, когда любимая женщина рядом.

- Пушистый, теперь я верю, что ты по мне скучал.

Я обречено вздыхаю и начинаю подползать к любимой женщине Лехи Многолюбящего. То есть - Многодоброго.

- Только я другое хотела сказать.

Останавливаюсь и жду. Может, Марла еще не наелась?

- Я скоро уеду, Пушистый.

- Правда, что ли?! Когда?

Марла подозрительно посмотрела на меня.

Ну, и на фига было так бурно радоваться?

- Я хотел спросить: сколько еще ты со мной побудешь?

- До вечера.

- С каких это пор караваны стали ночью уходить?

- Пушистый, я не с караваном ухожу. Я на корабле поплыву.

- На корабле? Почему?

- Потому, что мне далеко надо. Туда караваны не ходят.

- Туда корабли плавают…

Пошутилось вдруг мне.

- Туда не все корабли плавают - только самые лучшие.

- Это, какие же?

В кораблях я ни бум-бум, но надо же выяснить, что здесь считается самым лучшим. Вдруг и мне сплавать куда-то понадобится. Можно, конечно, у Мазая спросить. Или у Барга. Но каждый капитан свое корыто хвалит, а чужое хает. С Мазая станется и свою лодку круизным лайнером обозвать. И в кругосветку меня на ней отправить.

- Такие, как «Летучая кошка».

Я чуть с кровати не свалился.

- Лапушка, ты слышала о «Крылатой кошке»?

- Я видела ее, Пушистый. И с капитаном говорила.

- Когда?!

Это что, ревность? Или повышенное любопытство во мне зашевелилось?

- Вчера вечером. Он в порт вернулся, а я про корабль спрашивала. Самый лучший и с лучшим капитаном. Вот мне и указали на него.

Марла задумчиво улыбнулась.

- И что? Как поговорили?

- Хорошо поговорили. Барг готов был вчера отплыть. Но я сказала, что у меня дело есть в Верхнем городе. Тогда и он про какое-то дело вспомнил.

Блин, еще немного и уплыли бы мои денежки вместе с золотыми рыбками. Вот и доверяй этим озабоченным капитанам.

- Договорились сегодня вечером уплыть.

- Лапушка, к чему такая спешка. Побудь еще, мы ведь столько не виделись! На другом корабле уплывешь.

И совсем это не ревность! Просто будет лучше, если Марла будет подальше от этого капитана. Все коротышки почему-то западают на крупных женщин. Будто инстинкт самосохранения этим мелким ампутируют еще во младенчестве.

- Пушистый, сезоны быстро убегают. скоро я не смогу прятать их в своей тени.

- Кого прятать? Сезоны?

- Нет, не сезоны.

Ничего больше Марла рассказывать не стала. Только поставила между нами столик с остатками завтрака. И опять одной рукой! Надо будет все-таки попробовать: смогу я так или нет. И чтоб все миски и кувшины остались на столе.

- Ешь, Пушистый. Только не долго. У меня найдется, что тебе показать.

Надеюсь, не новую позу, которой нет в Камасутре.

Но говорить такое вслух я не стал. Из банальной осторожности.

Позавтракал я быстро. Долго жевать там нечего было. Да и проклятое любопытство подгоняло

А потом Марла притащила на кровать свои сигути. Она их у двери оставила, вместе с плащом. Незаменимая вещь эти сигути. Они у каждого путника имеются. По виду - как двойной мешок, только удобнее. Укоротил ремни, и оба мешка можно через плечо перебросить. Если они не булыжниками набиты, то вполне транспортабельно получается. А уж сколько влазит в них, мама дорогая! А если распустить ремни на всю длину, то сигути на поала навьючить можно. Ближе к шее, там, где он тоньше. У меня тоже такая дорожная торбочка где-то валяется. Если Малек не загнал ее по спекулятивной цене. Кому-нибудь из моих фанов.

Марла отвязала один мешок и подвинула ко мне.

- Бери. Ты обещал забрать.

Пустым мешок не выглядел.

- И когда это я обещал?

- Три сезона минуло.

Чего я обещал тогда, теперь уже и не вспомнить. У меня не такая память, как у местных. Я не помню свою жизнь со дня рождения и до дня сегодняшнего. И прошлые свои жизни не помню. И не страдаю от этого. А некоторые помнят и… Жаль, что с обещаниями здесь строго - лучше совсем не обещать, чем не выполнить обещанное. Дешевле обойдется.

- Мужик сказал - мужик сделал. И, если я чего-то обещал…

Придвигаю мешок к себе.

А он легче, чем кажется. Интересно, чего такого в него напихали?

Начинаю распутывать завязки, и тут Марла говорит:

- Удача любит тебя, Пушистый. Ты лучше сможешь защищать и прятать.

Прятать и защищать?! Только не это!

Если в мешке еще один свиток, то я сегодня же мигрирую с континента!

- Марла, а как ты меня нашла?

Заглядывать в мешок мне было страшновато.

- Когда мы расстались, ты сказал, что вернешься домой. А всю дорогу рассказывал, какой замечательный дом у тебя теперь есть. Здесь, в Верхнем городе. А до этого показывал. Пока мы еще из Города не ушли. Тебя легко было найти, Пушистый.

Короче, «элементарно, Ватсон! Ваш след только слепой не заметил бы».

А если Марла меня нашла, то и другие найти смогут. Похоже, придется таки отправиться на сезон-другой куда подальше. Вот только Марлу провожу, подарок этот ее заныкаю и…

Быстро расширил горловину мешка, смело заглянул в него. Пока смелость тоже не мигрировала куда подальше.

Свитка в мешке не было.

А было в мешке что-то черное и пушистое. Потрогал пальцем - мех. Мягкий и теплый.

Гадать, шкуру мне притащили или меховую одежду, я не стал. Просто взял и вытряхнул содержимое на кровать.

Хорошо хоть над полом не додумался вытряхнуть!

Из мешка вывалился большой комок меха. За ним - еще один.

- Это что за хренотень?

- Это Тимус, - Марла показала на первый комок. - А это вот Эрмус.

Второй комок начал разворачиваться, потягиваться. Четыре когтистые лапы, короткий хвост. Как обрубленный. Круглые пушистые уши. И большая пасть! А в ней полно мелких острых зубов.

Если бы я так вдохновенно зевал, то вывихнул бы челюсть.

Когда пасть захлопнулась, раскрылись глазищи. Два больших, зеленых и любопытных.

- Марла, а-а?..

Я начал осторожно отползать к краю кровати.

- Пушистый, ты говорил, что если у меня будут детеныши, то их отцом будешь ты. Говорил?

- Говорил, - в полном обалдении повторил я. - А это твои детеныши?

- Мои.

Большой черный котенок зацепился когтем за покрывало и начал тянуть лапу к себе. Вместе с покрывалом и тем засоней, что первым выкатился из мешка.

- А я, значится, их отец?

- Теперь ты. До их настоящего отца я не смогу добраться.

Еще один черный комок развернулся и начал потягиваться. Пасть у него тоже оказалась большой и зубастой. А в глазах зелень в перемешку с любопытством.

- Это сколько же им?

Ростом котята были со взрослую рысь, но на взрослых совсем не похожи. Даже на подростков тянули не очень. Зато сил и энергии у них было до хрена и больше! Звереныши затеяли такую возню с рычанием и фырканьем, что подо мной кровать ходуном ходила.

Марла смотрела на них с умилением.

- Два сезона скоро. Уже большие. Всё едят.

- Лапушка, но они же котята, а ты…

- А что я?

Марла потянулась, широко зевнула. Пока я смотрел на ее зубы, что-то произошло. Вместо женщины на покрывал лежала большая черная кошка. Очень большая. Почти пантера. С мощными лапами и коротким, толстым хвостом. Уши у пантеры тоже были круглые. Она глянула на меня и тихонько рыкнула. Как засмеялась. А я…

Я таки упал сегодня с кровати.

Я пола я поднимался так осторожно, будто всё вокруг меня могло рассыпаться или взорваться.

А может, я сплю, и мне это снится? И не было Марлы, и зверенышей этих не было?

На моей кровати лежака большая черная кошка. Два больших котенка копошились возле ее живота. Кто-то громко чавкал, кто-то довольно урчал. Кошка жмурилась и то втягивала, то выпускала когти.

Маникюр на этих коготках смотрелся бы потрясающе.

Долго любоваться этой идиллией я не смог. И опять устроился возле кровати. А на фига у меня там ковер лежит? Пусть пользу приносит. Не все ж ему пыль собирать.

Я сидел, пялился в окно и ни хрена не видел. Меня зациклило на двух, совершенно дурацких, вопросах.

Первый: «Как это меня угораздило?»

Второй: «Кого из этих хвостатых оставят со мной?»

До третьего вопроса: «Чего я буду делать с малым?» я дошел, когда услышал тихий монотонный стук.

Похоже, мотор в моей башке основательно застучал. Пора остановиться и вызвать техпомощь.

Привычно потянулся за мобилой. Так же привычно не нашел ее. Выругался. Привычно и беззлобно. Только потом начал немного соображать.

Какой-то частью мозгов я понимал, что они не только звереныши, если у них такая мамаша. Но оставшаяся часть мозгов стояла насмерть: всё, что с шерстью и когтями - зверь.

Закрыл глаза, медитативно подышал. Для успокоения нервов и взбудораженного организма.

Стук не прекратился.

Пришлось открывать глаза и выяснять, какой хрен здесь стучит.

Маленькая желтопузая птичка прыгала по подоконнику.

Это к хорошим известиям и переменам к лучшему. Так местные провидцы этот знак провидят. А уж если птичка с утра пораньше трам-тара-рам устроила, то всё будет зашибись и еще лучше.

Ладно, допустим поверю, что скоро мне обломится столько счастья, сколько ни матом рассказать, ни с паланкидером отослать.

А Марла здесь при чем? И зубастики эти ее? Или они и есть самое большое счастье моей жизни? И как бы поточнее это выяснить? К прорицателю, что ли сходить? Пока меня тут на фиг не съели!

Вот только Марлу предупрежу и потопаю.

- Лапушка, ты там очень занята?

Спрашиваю тихо и, поднимаясь с ковра.

В ответ то ли вздох, то ли негромкий рык и большая кошка стекает на пол. А как еще назвать не прыжок даже, а медленный спуск. Когда всё тело будто струится под шкурой. А мех мерцает и переливается в утреннем свете.

Красиво! Аж дыхание в зобу спирает.

- Лапушка, а как бы нам с тобой поговорить?

Не сразу, но все-таки вспомнил, для чего я позвал эту красавицу.

Кошка отступила на шаг назад. Будто в туманную щель вошла. И тут же из этой щели вышла Марла. Привычная и знакомая.

А где же те страшные корчи, где жуткий вой, где хлюпанье раздираемой плоти, где всё то, что так любят показывать в фильмах ужасов?

- Лапушка, а-а… - и я спросил первое, что вертелось на языке. - Почему у тебя так легко и просто, а у Малька… не так.

- Он недавно менялся?

- Менялся.

- А он был ранен?

- Был.

- Пушистый, когда мне надо залечить раны, я тоже меняюсь не так быстро и красиво.

- Вот оно что…

- А еще Малек - полукровка. Ему меняться труднее.

Марла стояла и улыбалась. А я смотрел на нее и пытался разглядеть того зверя, что совсем недавно лежал на моей кровати.

- Лапушка, а-а… как ты различаешь этих… своих… Они же совсем одинаковые.

- Не одинаковые они, Пушистый. Совсем не одинаковые. Тимус родился раньше, и может спать дольше.

- А какая связь?

Если женскую логику фиг поймешь, то от логики кошки-матери и свихнуться недолго.

- Тимус старше. И вся еда достается ему первому. Эрмус - младший. Он спит меньше. Пока Тимус потягивается или спит, успевает ухватить несколько кусков. Потом ему надо будет ждать, когда старший поест и доедать то, что останется.

Понятно. Всё как у людей. Типа, кто первый добрался до кормушки, тот отхватил самый вкусный кусок.

- Лапушка, а что означают их имена?

- У них еще нет Имени.

- А Тимус и Эрмус - это что?

- Это Первый и Второй. Но ты их можешь называть «Эй-ты!» и они поймут. Они маленькие еще, но не гайнулы.

Поверю на слово.

- Лапушка, а кого из них ты хочешь оставить? Или я сам должен выбрать?

- Нет, Пушистый. Я выбрала за тебя. Со мной останется дочь.

- Дочь? А кто из них дочь?

- Дочь я тебе не показывала.

И Марла посмотрела на еще один мешок. Тот так и стоял завязанным. Стоял тихий и неподвижный.

- Блин, там еще один котенок?!

- Да.

- А-а… он не задохнется?

- Нет.

- А-а… почему он молчит?

- Я научила своих детенышей быть тихими и незаметными. Это первое, чему учат детеныша.

- Может, ты мне покажешь ее?

- Зачем? Она останется со мной. Одну я смогу спрятать и защитить.

- А-а… ну, ладно. Подожди, Лапушка! - До меня не сразу дошло. - Ты мне что, двоих оставляешь?!

- Да.

- А что мне с ними делать?!

Хорошо, что уже был на полу. А то б я точно сел мимо стула.

- Пушистый, любого детеныша надо кормить, прятать, защищать, научить охотиться и жить рядом с другими живыми. Потом, когда дашь Имя и надо научить тому, что сам умеешь. Или найти для наставника.

- Ни фига себе! И это всё ты делала?

- Не всё. Они еще плохо охотятся и мало знают. Имя им давать рано. Искать наставника - тоже.

- Имя?.. Наставника?..

Что-то мешало мне принять то, чего наговорила Марла. Что-то скребло душу. Что-то ныло и зудело, как обгоревшая на солнце спина.

Я посмотрел на спящих котят, и поймал таки ускользающую мысль.

- Лапушка, а от кого защищать их надо? И зачем?

- От врагов защищать. Многие захотят забрать их силу или жизнь. Сделать из них слуг или гайнулов. Пока за детенышем нет силы Клана, мать и отец прячут детеныша в своей тени.

- Сила клана?..

Мне это ничего не говорило. Что-то, типа, надежной крыши?

- Я отдам свою дочь Клану, и весь Клан будет беречь и защищать ее!

- А что будет с этими?

Два звереныша спали, свернувшись в один большой клубок.

- Когда твой Клан примет их, у них тоже будет защита.

- Марла, но мой клан… он очень далеко!

Рассказывать о другом мире не хотелось.

- Мой клан тоже далеко. Пока мы доберемся, дочь подрастет, и будет готова к Ритуалу.

- К какому ритуалу?

У меня уже башка раскалывалась от избытка информации.

- К ритуалу приема в Клан.

- Лапушка, знаешь… я думаю, что приема в клан… ну, понимаешь…

Блин, никогда толком не умел отказывать женщинам!

- Понимаю! - Марла оскалилась. - В твоем Клане думают, что тианги - это полузвери. Что наше место в клетке или в белом ошейнике. Так?

- Нет, Лапушка, что ты!.. Просто, понимаешь… я не могу вернуться в своим… Ну, так получилось…

Блин, не объяснять же, как это получилось. Да я и сам толком не знаю.

- Так ты - изгой?

- Что?

- Пушистый, тебя выгнали из Клана?

Марла спросила не громко, но… настойчиво. Пришлось отвечать.

- Нет, но… Когда меня хотели убить, я убежал так далеко, что… я не смогу найти дорогу домой.

- Так не бывает. Любой тианг найдет дорогу домой. Если тианг - не изгнанник.

- Лапушка, это у вас «любой найдет», а у нас… Да и не хочу я ничего искать! У меня есть ты, есть Малек, Крант и… другие. У меня здесь дом и клиника - мне здесь хорошо, Лапушка.

А тех гостей, что незваными ко мне заходят, мы крошим в мелкий фарш и скармливает Молчуну. Потом притворяемся, что незваных гостей не было или они заблудились по дороге.

- Пушистый, я не знаю, сколько сезонов ты сможешь прятать их в своей тени. За ними придут, Пушистый. Они легкая и лакомая добыча. И тебя опять захотят убить.

- Кто?!

- Колдуны. Или другие.

Марла начала одеваться. А я смотрел в окно и усмехался. У меня уже был опят борьбы с колдунами. Вернее, с одним колдуном. Не скажу, что этот рыжий и мелкий меня сильно впечатлил. И если все колдуны здесь такие, то… можно к врачебной бляхе еще и охотничью просить. Типа, избавляю от колдунов. Быстро и надежно.

Когда в мою башку что-то тихонько поскреблось, а решил узнать: кто там? Оказалось, стишок. Про колдуна.

Сынок, не ссорься с колдунами.

Они - обидчивый народ.

Найдут в горах побольше камень

И зашвырнут в наш огород.

Редис попортят и морковку

Подавят свеклу и пырей.

Возьми, сынок, в углу двустволку

Не ссорься с колдуном - убей!

Никогда на такие длинные и рифмованные меня не пробивало, а тут вдруг… Да еще и с юмором стишок получился. Не иначе в озере что-то утонуло. Большое или много.

Подумал, может Марле стишок рассказать?

Но пока переведешь его на местный, пока растолкуешь, что такое двустволка или всякие разные овощи… задолбешься же с твердым знаком! Короче, решил быть скромным и поговорить с любимой женщиной прозой. И о прозе жизни.

- Лапушка, так может… этих детенышей тоже того… Ну, ты возьмешь в свой клан?

Марла смотрела на меня так долго, что я начал беспокоиться.

- Я что-то не то…

- Пушистый, ты хочешь, чтобы тебя приняли в мой Клан?

- На фига?! То есть - зачем? Я, конечно, могу тебя немного проводить, но…

- А зачем моему Клану детеныши чужого?

Ничего вразумительного я ответить не смог. А детеныши спали и не знали, что они никому не нужны.

18.

Люблю грозу в средине января.

Она безмерно радует меня!

Когда по лужам я шагаю

И воду сапогом черпаю.

И что самое противное сапоги-то совсем новые. Ни разу не надёванные. Мне так надоели старые, вечно текучие сапоги, что за эти я выложила, не скупясь. И что имею я в итоге? Мокрую ногу и раскисшую дорогу. Ты смотри, в рифму получилось! У меня всегда так, когда плохо на душе начинаю говорить стихами.

А как всё хорошо начиналось…

Мне не пришлось вызывать такси, когда Мамирьяна не смогла за мной заехать. Родаль отвез меня на квартиру. Ко мне на квартиру к себе не повез. Да я и сама к нему ехать не согласилась бы. Не было у меня сил обживать новую квартиру. К своей-то я уже привыкла. Найду там все, что надо, даже в темноте и с закрытыми глазами. Так что переезжать к Родалю я не собиралась, мне было просто интересно, какую отговорку он придумает.

- Мой дом ест не хорошо, - сказал он.

Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Можно подумать, я только тем и занимаюсь, что грызу дома у своих знакомых.

- Мой дом не ест чисто, - продолжал Родаль, глядя на дорогу. Это не ест хорошо для маленький дети.

А вот с этим я совершенно согласна везти маленького человечка в свинарник совсем не обязательно. Не пойдет это на пользу маленькому человечку. Стерильность, как в операционной, человечку тоже не нужна. Ему на пользу обычная чистота пойдет, забота и ласка. А если человечков двое, то заботы и ласки тоже в два раза больше надо. А ребенок, что растет без любви и ласки, похож на цветок, посаженный в горшок с плохой землей. Цветок, который поливают от случая к случаю, если осталась какая-нибудь жидкость, а вылить ее больше некуда.

Видела я таких несчастных, замученных жизнью и забывчивыми хозяевами. Это я о цветах, а не о детях. У нас в магазине, в отделе подарков и приколов видела. Как цветы можно считать приколом, я так и не поняла, и как их можно дарить тому, кто к цветам совершенно равнодушен, тоже не знаю. Но покупают и дарят. То из-за необычного горшка, который замечательно подходит к новым шторам, то из-за смешной зверушки, в которую превратили живое растение. Наклеили всяких бусинок, бантиков на кактус и стал он похож на медвежонка или зайчонка. А кактус живой, ему расти и цвести надо, а тот, кто делает из него прикол, и думать об этом не думает побольше клею наливает, и блесток побольше, и еще какой-нибудь ерунды. Чтобы смешнее и красивее получилось, чтобы купили и денежку заплатили. Деньги, конечно всем нужны, и красота великая сила, а смех, говорят, укрепляет здоровье, вот только не тому, над кем издеваются.

Когда ко мне в отдел заявлялась фифа, с замученным растением и вопросом: почему это ее цветочек вдруг стал плохо выглядеть, а две недели назад в этом самом магазине он был весь из себя такой замечательный, я обычно интересуюсь, как цветок поливали. В списке ответов всего два пункта и один из них я обязательно услышу. Или растение вообще не поливали ни разу, за все две недели! или поливали утром и вечером каждый день. «Ведь он так замечательно цвел!.. Как подойду, так и полью».

Зубы надо чистить каждый день, утром и вечером, а не над цветком издеваться! И почему-то получалось так, что заливали те цветы, которым потоп противопоказан, а «великую сушь» устраивали тем, кто без воды уже на третий день себя плохо чувствует. Такой вот закон подлости. Есть и такие покупатели, что еще и претензии предъявляют: почему не предупредили, не объяснили, почему инструкцию к растению не приложили?..

Я уже и удивляться перестала таким вопросам. И глупости некоторых, особо наивных, устала удивляться. Ну, услышала ты где-то и от кого-то, что есть растения, которые не очень любят воду так выясни, что это за растения и, если они устраивают тебя по виду, размеру, тогда и покупай. А то денег хватило купила, принесла домой, поставила на солнце и сквозняк цветочку ведь свет нужен и свежий воздух! А то, что этот цветочек в тропиках жил, и привык к теплому и влажному воздуху, а прямые солнечные лучи для него противопоказаны, про это хозяйка цветочка знать не знает. А когда я ей это сообщаю, растению уже требуется реанимация. Даже название редко спрашивают при покупке растений. А если спрашивают, то уже за дверью магазина благополучно забывают. Или перевирают так, что не сразу и от названия лекарства отличишь.

Бывают, конечно, особо устойчивые растения, которые не успевают погибнуть за две недели, тогда их начинают пересаживать. И хорошо, если в магазин за почвой зайдут, а не накопают какого-нибудь грязезёма под балконом. Где строители и кошки с собаками свои подарки успели оставить. А ведь все вокруг грамотные, книжки читать умеют, а кое-кто и компьютер включить может. Так найди достоверную информацию, а уже потом улучшай жизнь зеленым друзьям! И без фанатизма, пожалуйста.

Я как раз последний день дорабатывала, когда заявилась такая парочка фанатиков-энтузиастов. Полчаса цветочный горшок выбирали. Начали с литровой емкости и закончили пятнадцатилитровой, прозрачной, из небьющегося стекла. А меня категорически не замечают, можно подумать, что продавец-консультант для мебели в отделе сидит. От моей помощи отказались сразу «мы тут сами посмотрим и выберем!» Ладно, смотрите, выбирайте, а я посижу и подожду, чего вы навыбираете.

Подошли мои покупатели к кассе, у женщины два украшения в руках жабка и бабочка. «Жабку» на цветочный горшок можно прикрепить, а «бабочку» над растением надо устанавливать у нее и спица длинная есть, чтобы в почву втыкать. Забавные такие украшения, их часто берут, но порознь они смотрятся лучше, чем в одном горшке, да еще стеклянном. Но может быть женщина для разных горшков их берет или на подарок?

Провела я украшения через кассу и занялась теми товарами, что мужчина держал. А у него готовая земляная смесь четырех видов и три вида декоративного дренажа. Его как раз в прозрачных контейнерах используют. Те, кто гидропоникой увлекаются. Вот только раствор для гидропоники мужчина не взял. Может, забыл или купил в другом магазине. Мне бы выбить чек, принять деньги и думать забыть об этих покупателях, а я разговаривать с ними начала, комплименты им говорить. Обрадовалась, что хоть в последний день нормальные цветоводы попались.

- Не часто встретишь людей, у которых так много цветов и которые умеют с ними правильно обращаться.

- А у нас не много, у нас один, - говорит мужчина и сгружает всё, что приволок, рядом с кассовым аппаратом.

- И это всё для одного?

- Да. А что?

Улыбаться мне сразу перехотелось. Начинаю объяснять, что земля для кактусов не годится для азалий, а в землю для сенполий можно посадить глоксинию, но не пальму.

Мужчина смотрит на меня так, будто я говорю на иностранном языке. Поворачиваюсь к женщине, а у нее вид настолько мечтательный, что ей дела нет до земных проблем. Поняла, что помощи от этой мечтательницы не будет и вернула к истокам мужчину.

- А какое растение вы хотите пересадить?

- Зеленое.

Уже хорошо. Некоторые и такой малости не знают. А для пестролистных другие условия нужны.

- А зеленое с листьями или с иголками?

Мужчина думает совсем недолго:

- С листьями! И белыми цветами. Вот такими!

И тыкает пальцем в мешок с почвой. На мешке изображены цветущие азалии. Есть среди них и с белыми цветами.

- Приятно иметь дело с наблюдательным человеком!

- Или с такими?

«Наблюдательный человек» меня не слышит, он проверяет на прочность еще один мешок. С земельной смесью для сенполий, глоксиний и калерий.

- А листья у вашего растения какие?

На этот раз меня услышали.

- Зеленые листья, зеленые.

- А форма листьев?

- Вот такая! Кажется.

И показывает ладонь с растопыренными пальцами.

На этом можно было бы и закончить наш разговор, извиниться за незаслуженный комплимент или не извиняться, а молча взять деньги и не думать, что эти двое станут делать со своим несчастным растением. Но меня будто что-то за язык тянуло.

- Скажите, а зачем вам столько земли?

- Так ведь горшок большой!

И мужчина стукает пальцем по стеклянному цилиндру, куда можно влить полтора ведра воды.

- А, ну да, большой, - только и остается, что согласиться. А вы его для себя берете или на подарок?

- Для себя. Для цветка то есть.

- А растение у вас большое?

И я жду ответа, как утопающий спасательного круга.

- Вот такое.

И отмеряет размер на ладони.

Удержаться от смеха мне было еще труднее. Когда Мамирьяна хвастается своим новым знакомым, она тоже показывает его самый главный размер на ладони.

- Вам бы поменьше что-нибудь взять, - советую, хоть никто моего совета и не спрашивает. Горшок слишком большой растению будет плохо в нем.

- Это почему же плохо? Чем больше, тем лучше! Мы на вырост берем.

Мечтательница вернулась на землю и подключилась к нашему разговору.

Смотрю на эту фифу и не могу понять: она шутит или серьезно говорит? И откуда у нее такие странные понятия о цветоводстве? Интересно, о детях у нее такие же понятия или еще экзотичнее?

- У вас такое красивое пальто, - говорю покупательнице и та с гордым видом отравляет клочки меха на рукавах. И так хорошо сохранилось…

- Что значит «сохранилось»?! Оно совсем новое! Из последней коллекции!..

- Да-а? делаю большие удивленные глаза. А разве вам мама не на вырост его купила?

Может, хоть теперь до тебя что-то дойдет?

- Что?! Да как ты?..

Женщина возмущена до предела, у нее даже голос сорвался, смотрит на своего мужчину, а тот вдруг начинает смеяться. И чем больше он смеялся, тем сильнее злилась покупательница. Она уже и покупки свои бросила и на выход направилась, когда мужчина перестал смеяться и начал ее успокаивать.

- Ну, Лулу, ну, не злись. Ну, киса моя золотая. Девушка не хотела тебя обидеть. Она просто неудачно пошутила. Если хочешь, девушка извинится перед тобой.

А у девушки не надо спросить, хочет она извиняться или нет? И если шутка такая уж неудачная, зачем тогда ржать так, будто в жизни ничего смешнее не слышал.

Пока я смотрела на белые цветочки, что красовались на мешках с земельной смесью и пыталась понять, по какому признаку покупатель отбирал землю неужели по этим самым цветочкам? сладкая парочка вернулась к кассе. Я сняла с полки щедро иллюстрированную энциклопедию комнатных цветов специально для тех, кому название растений ничего не говорит. Книга моя собственная, куплена еще в первый месяц работы в магазине. Как она меня выручала! Эти покупатели не первые, у кого я спрашивала:

- Ну что, будем выяснять, какой цветок у вас завелся?

Многие отвечали: «Будем!», а к тем, кто не понимал, зачем это надо, у меня другой вопрос имелся. Вот как к этой Лулу, которая родилась нормальной Лидкой или Лилькой, а потом выросла и стала расфуфыренной фифой, с дурацкой собачьей кличкой вместо имени.

- Скажите, а у вас есть какое-нибудь домашнее животное?

Такой вопрос я задаю особо непонятливым. Ответы бывают разными. Даже такими:

- Да. Принц, - гордо сообщает покупательница и опять дергает мех на рукавах.

Интересно, а он прочно пришит? И еще интересно, сколько мозгов осталось в голове этой фифы? Или она думает, что весь город должен знать, какой такой Принц обитает в ее доме?

- Это шпиц. Английская элитная линия разведения. Семикратный призер… - начинает рассказывать мужчина.

Я вежливо улыбаюсь и киваю. Честно говоря, мне всё равно, какой длины родословная у этой собачки, и как правильно его называть Принц Альберт Восемнадцатый или Людовик Шестнадцатый. Да пусть хоть Шариком, хоть Кубиком его называют, главное, чтобы заботились о животном как следует.

И едва успеваю вклиниться в секундную паузу:

- Скажите, а как вы его кормите?

Теперь уже слушаю лекцию в два голоса женщина тоже присоединяется к разговору и, с излишними подробностями начинает рассказывать, что и как они дают своему «уси-пуси», где покупают, и сколько всё это стоит.

- А сами вы это едите? Если собачка что-то не доела?..

Вид у покупательницы стал такой, будто ее разбудили среди ночи и потребовали проспрягать слово «фейхоа».

- Зачем нам после Принца?.. - женщина заикается, громко сглатывает. Это же собачья еда…

- Ну, в ней много витаминов. Вы сами говорили, какая она полезная. Наверно, и вкусная очень.

- Но она же собачья! А нам человеческая еда нужна!

Фифа уже кричит. Еще немного и у нее начнется истерика. Похоже, у кого-то богатое воображение или я слегка перестаралась с наглядным примером. Спешу закрепить успех, пока хозяйка магазина на крик не заявилась.

- Вот видите, вы все прекрасно понимаете. И не станете есть собачью еду. С цветами тоже самое какая попало земля им не годится. Каждому растению нужна своя почва и свое удобрение.

- Я… я буду жаловаться!

- А на что тут жаловаться? Я «включаю дурочку». Когда я делаю это при Мамирьяне, она бесится еще больше, чем фифа возле кассы. Вам не нравится собачья еда, а вот растениям не годится человечья. Даже сладкий чай или кофе с молоком не годится. И жаловаться тут нечего, с этим надо смириться и не кормить кактус отбивными.

- Ты… ты издеваешься надо мной! К покупательнице вернулся дар речи, но вместо визга получается шипение. Гера, она издевается…

- Да?..

Мужчина смотрит на возмущенную фифу и старается не улыбаться. С чего это его сегодня на «хи-хи» пробило? Смехолтин принял?

Пока этот Гера не сказал мне: «Ай-ай-ай, девушка, как вам не стыдно!», я сама говорю:

- Как вам не стыдно, женщина! Я не издеваюсь, а рассказываю то, что изучают еще в пятом классе. Кажется, для вас это было так давно, что вы всё уже успели забыть.

- И ничего не давно! И я совсем еще даже молодая!

Вот тут я спорить не могу: лицо у покупательницы гладкое, как витринное стекло, и украшено не меньше, чем витрина перед праздником.

Мужчина старательно трет нос ладонью, закрывая ту половину лица, что ближе к женщине, а потом быстро склоняется над книгой. Похоже, ему надоела наша болтовня.

- Я скажу твоей хозяйке и она тебя уволит! шипит на меня фифа.

Мужчина громко листает энциклопедию.

- Не уволит.

Мне тоже надоел этот глупый разговор, гораздо интереснее смотреть, чем занят покупатель. Он ищет цветущие растения и, если цветок белый, сравнивает листок растения с «образцом» ладонью с растопыренными пальцами.

- Это почему же не уволит? Фифе всё неймется. Если я потребую…

- Не успеет. Я завтра в декрет ухожу.

То, что беременных не увольняют, говорить не стала. Увольняют. Не всегда и не везде, но увольняют. Или заставляют уйти по собственному желанию. Просто мне повезло с работой и с хозяйкой. И работа во вторую смену как раз после института успеваю добраться и домашние задания здесь можно делать, если особо не наглеть и не раздражать хозяйку.

- Теперь понятно, почему ты такая толстая. А после родов станешь еще толще, - злорадствует покупательница.

И она думает, что меня можно этим достать? Наивная.

Во-первых, я не толстая, а высокая и крупная. Во-вторых, такой тощей, как эта фифа, я даже с помощью хирурга не стану. Мясо он с меня, может быть и срежет, а с костями что делать? Ведь все мои предки были от сохи, и этой же сохой отбивались, если вдруг враги. Так Мамирьяна иногда шутит надо мной. Но и ей далеко до заморенной диетами покупательницы. Таких, как она, на Мамирьяну две надо!

- Женщина, ваша наблюдательность меня просто восхищает! и, пока фифа не решила, что я над ней издеваюсь, предлагаю: - Может, вы поможете своему мужчине? С вашей замечательной памятью и наблюдательностью, вы быстро найдете тот цветок, что растет у вас дома.

После ухода покупателей с маленьким цветочным горшком, с маленьким пакетом землесмеси и с «Энциклопедией комнатных растений», точно такой же, как у меня только новой ко мне подошла хозяйка магазина и сказала, что сегодня я превзошла сама себя, и что такого хамства она даже от Мариночки не слышала.

Вера Петровна видела ее раза два, но запомнила надолго. Может, из-за Мамирьяны меня и не стали увольнять, когда я забеременела. Или из-за тех идей, что частенько забредали в мою голову. После одной такой идеи в магазине появился ксерокс, и я перестала бегать через дорогу, чтобы отксерить страничку «Энциклопедии» очередному любителю цветов. А потом и полочка с книгами появилась цветные иллюстрации, подарочное оформление опять-таки для тех же любителей, что только начинают.

А ведь я перед отъездом так и не зашла в магазин, не попрощалась. Даже не позвонила. Как Вера Петровна разговаривает по телефону это же кошмар и ужас! Человек в голодный обморок упасть может, общаясь с ней. И трубку не бросишь неудобно, да и определитель у нее на телефоне стоит, а после такого «случайного рассоединения» разговор затянется еще на час. Лучше уж вообще не давать ей своего номера. И чего мне это стоило как вспомню, так вздрогну!

Бывают такие суперобщительные люди, от которых на необитаемый остров хочется сбежать. Или за границу.

Иногда мне кажется, что за границу я именно что сбегаю.

Об отъезде Родаль сообщил за два дня. Молчал, молчал и вдруг заявляет: «Мы ест быстро ехат ко мне дом!» Да и то, если бы у нас были готовы все справки, мы бы на день раньше выехали. Хорошо, что загранпаспорт у меня уже был Мамирьяна заставила сделать. Сказала, что с таким знакомым паспорт никогда лишним не будет. И как в воду глядела. Через три дня после роддома погнала меня сдавать документы, и сама со мной поехала. Потратила мои деньги и свое время. Но приняли нас без очереди и паспорт обещали сделать быстро.

- Заходите после новогодних праздников, - так мне сказала одна вежливая, улыбчивая тетечка.

Я пообещала зайти и спасибо ей сказала. Так Мамирьяна надо мной всю дорогу смеялась.

- Те, кто только «спасибо» расплачиваются, по полгода паспорт ждут. То им бланков не хватает, то справка какая-нибудь потеряется. Вот и ходят эти бестолковые туда-сюда, ни себе, ни людям покоя не дают. Хоть ты будь умнее.

Так я потратила целую кучу денег, но через три недели получила загранпаспорт. Можно подумать, что он самое важное в моей жизни. А Мамирьяна опять недовольна устроила ор и скандал, когда узнала, что я собираюсь уезжать.

- А постоянный контракт, а деньги?! А справки ты все собрала? Забудешь какую-нибудь бумажку и тебя на границе зажопят! Кричала она мне в трубку. Я ничего отвечать не стала и она сказала уже спокойнее: - Ладно, жди, скоро буду! и отключилась.

И справки, и контракт Родаль оформил за один день. Не сам, конечно. Мамирьянин юрист только глазки скромно потупил и сообщил, что нет ничего невозможного, если знать кому и сколько отшуршать. И только когда половину моих денег Мамирьяна взяла на сохранение «все разно ты потратишь или потеряешь!» а вторую половину мы положили на счет, сестричка отпустила меня на заработки. Еще и посоветовала присмотреть за границей богатого мужа.

- Учти, Ксюха, наши девчонки там первыми раскрасавицами считаются. Их мадамы выглядят, как глиста после голодовки. А те, кто не сидит на диетах, разжираются так, как ни одна наша баба не раскормится. Ты там, с твоим выменем, главной сексбомбой станешь! К тому же у тебя всё натуральное никакой синтетики, а это дорогого стоит. Так что смотри там в оба, клювом не щелкай, «да» или «нет» говорить не спеши сначала со мной посоветуйся.

Насчет «вымени» Мамирьяна, как всегда преувеличила. Не такая уж большая грудь у меня стала. Вот через месяц-полтора, когда молока будет еще больше, она может увеличиться на несколько размеров. Правда, в три-три с половиной месяца у мамочек бывает молочный кризис это когда молока становится меньше и ребенок вроде бы не наедается. И кричит, особенно по ночам. Вот тогда мамочки начинают паниковать и подкармливать малыша всякими смесями. А ребенок мается животиком, кричит еще больше и худеет, а мамочка нервничает и молоко у нее совсем пропадает. Вот Ольга и предупреждала всех нас: не паниковать, не нервничать, когда молока станет меньше, прикладывать ребенка к груди хоть двенадцать, хоть шестнадцать раз в сутки, а самой пить больше чая с молоком или любой другой жидкости. Где-то через неделю кризис обычно проходит и молока опять становится достаточно. Главное пережить эти дни спокойно и без всяких подкормок.

А вот Ольге перед отъездом я успела позвонить. Бог знает, когда мы еще увидимся. Мобильный она так и не купила, да и толку от него: за городом связи уже нет. Вот я и позвонила с обычного, узнала, как ее дела, а потом и сама похвасталась рассказала, как растут мои мальчики, как вес набирают. Темненький за месяц девятьсот двадцать граммов набрал, а Олежка только восемьсот. И ни одного приступа у темненького больше не было (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить). Не ожидала, что Ольга начнет хвалить меня. Она сказала, что за такой уход и такое молоко мне медаль полагается. А еще сказала, что детки с маленьким весом в первые два-три месяца всегда вес хорошо набирают, некоторые на килограмм в месяц могут поправиться, если молока у мамы много. А вот такие богатыри, как мой Олежка, вес обычно набирают скромнее граммов пятьсот-шестьсот в месяц и это вполне нормально, и не надо переживать. И правильно, что я начала купать маленьких. Пупочек зажил можно в воду. И на животик уже можно выкладывать меньше болеть будет, и спинка крепче станет, и голову начнет раньше поднимать. Короче, я молодчина и всё делаю правильно.

Хорошая Ольга женщина, побольше бы таких. Чем-то на нашу уборщицу, на тетю Зою похожа. Та тоже переживала за меня и часто говорила: «Девонька, нельзя так ненавидеть людей. Их терпеть надо. Терпеть и прощать». Можно подумать, я всех подряд ненавижу! Вот и в последний день такое же мне сказала, после того, как хозяйка провела со мной беседу на тему: «Как надо разговаривать с покупателями и чего нельзя им говорить». Послушать тетю Зою, то все мои беды от большого ума, что умным и правильным женщинам трудно жить в этой жизни. Хозяйку-то я почти не слышала ничего нового она всё равно не скажет, а вот тетю Зою… хорошая она женщина и добрая. И может быть, где-то она и права насчет меня.

Мне ведь Артемка еще в апреле пожениться предложил, когда я только узнала, что беременна. Денек-другой подумал и предложил. А я тоже подумала и отказалась. Ну, какая свадьба может быть в апреле? «Весь апрель никому не верь!» так ведь говорят. Вот я и не захотела, чтобы мы всю жизнь друг другу не верили. И в мае расписываться не захотела те, кто в мае женятся, потом всю жизнь маются. Решила, что правильным будет сначала сессию сдать, а в июне в ЗАГС идти всё равно живота еще видно не будет. Да и кому какое дело, беременной я замуж выхожу или «голубкой беспорочной»?! Это только нас с Темкой касается. Вот и дорешалась. Кто знает, как бы всё повернулось, если бы я сразу согласилась. Может, и Артемка жив бы остался, не поехал бы на ту дурацкую подработку, и мне ехать за границу не пришлось бы. Вернее, не ехать, а уже идти.

Из города мы выбрались очень удачно дождь смыл весь снег и прекратился. Эта зима вообще щедрая на оттепели и дожди, а вот на снег и морозы очень даже скупая. Но для поездки теплая погода лучше, чем снежная и морозная. Еще и недели не прошло, как я стала приучать малышей к прогулкам. Пока только на балконе, по несколько минут, а к концу недели до часа собиралась довести, но гроза поломала все планы. После четвертой прогулки это случилось. Темненькому захотелось попеть, разбудил Олежку, тот тоже рот открыл вот я и занесла маленьких раньше, чтобы не наглотались холодного воздуха. Уже и балконную дверь закрывала, когда молния прилетела. Маленький такой огненный шарик. Балкон у меня старый, даже деревянных перил нет, только металлическая решетка. Молния прокатилась по верху решетки и улетела за угол дома. А столбики у решетки поплыли, как свечи от жары.

Родаль, когда мой балкон увидел, сразу заговорил о переезде. Можно подумать, что за границей не бывает гроз и шаровых молний. Но спорить я не стала, какая разница в этом месяце уезжать или в следующем. Родаль еще в первые дни после роддома сказал, что долго оставаться здесь не может, что если я поеду с ним, то он «дат помощь». При Мамирьяне сказал, вот она и затеяла всю эту возню с загранпаспортом «не будь дурой, Ксюха, увидишь мир на халяву!» Я на заграницу не рассчитывала, да и кому я там нужна? Думала только, что Родаль ближе к лету уедет, когда маленький и без грудного вскармливания обойтись сможет. Но если приспичило в январе ехать, значит едим! Потому как «дети ест бить хорошо». А почему бы им плохо есть, если работа у них такая. Конечно, через месяц мальчики стали бы больше и крепче, но кто знает, какая погода будет через месяц?

Машина у Родаля большая, но загрузили мы ее дальше некуда. Точнее, я загружала, а этот красавчик стоял и ждал, когда закончу. А у меня только сумок две штуки. И каждая не большая, а очень большая такие баулы еще мечтой оккупанта называют. Две сумки за один раз никак не унесешь вот и пришлось два раза туда-сюда смотаться. Еще детская кроватка двойная, деревянная, с опускающейся спинкой и матрасиками из кокосовой стружки. Очень удобные, только места много занимают сумку под постельное пришлось отвести. И как такую замечательную кроватку с собой не взять? Три недели как купила, только-только привыкла и бросить? А вдруг за границей кроватки хуже и дороже, а маленьким в этой хорошо. Вот и пришлось разобрать, увязать и оттащить к машине. Ванночку тоже с собой взяла легкую, из небьющейся пластмассы, вместе с кроваткой купленную. Когда я притащила к машине коляску двойную, складную, летне-зимнюю, тоже на деньги Родаля купленную он вдруг сказал:

- Сана ест тяжело брать. Это бить плохо.

Заботливый какой! А сам даже от машины не отошел. И ни одной сумки еще в багажник не впихнул всё мне пришлось делать. Понятно, что таскать такие тяжести мне сейчас не полезно, а что делать, если больше некому? Родаль, как приклеенный, возле машины стоит, будто ее угнать могут, прямо от подъезда и посреди белого дня. Или машина растает, как сиреневый туман, если ее оставить на пять минут? Или не мужское это дело, тяжести таскать? Ничего этого я Родалю конечно не сказала, но большой радости перед отъездом не испытывала.

Уже поднимаясь за мальчиками, вспомнила, как баба Уля про войну рассказывала. Она тогда совсем маленькой была, но время, когда бабы и в поле и в коморе без мужиков обходились, застала. О тех временах и частушку сложили:

Я и баба, и мужик

Я и лошадь, я и бык.

Сама сею и пахаю,

Сама пью, сама гуляю.

Во времена были! А женщины жили и не жаловались. Вот и мне жаловаться глупо, да и некому. Ну, тяжело сейчас, так через час легко станет, а час можно и потерпеть. Или два часа.

Мои маленькие, после таких сумок, совсем невесомыми показались. И ни один не проснулся, когда я навесила на себя переносные люльки, а в руки взяла пакет с едой. Кто знает, сколько ехать будем, и когда обедать, а есть мне уже и сейчас хочется. Вот только некогда, посидела немножко в прихожей перед дальней дорогой, записку для хозяев на зеркало прицепила и пошла.

«Прощай родная сторона. Увидимся ли вскоре?..»

Загрузила багажник, забралась в машину и только тогда поняла, что Родаль никаких вещей с собой не взял. Только больную жену в спальник упаковал и к переднему сиденью пристегнул. Налегке ездит красавчик, ничего не скажешь. Я так не могу. Я даже в поход на два дня полный рюкзак набиваю. И всё самое необходимое беру, ничего лишнего! Ну, нет у меня привычки ходить с пустыми руками, а когда что-то понадобится покупать. И выбросить хорошую вещь только потому, что сейчас она мне не нужна, такой привычки тоже нет. Да меня отец за такую привычку прибил бы и пикнуть не успела! У него дома целый сарай забит тем, что может еще понадобится. Не удивлюсь, если там еще дедовы заначки лежат.

Я еще ни разу не ездила в такой шикарной машине! Тонированные стекла, большой мягкий салон, а мотор работает так тихо, что его и не слышно. В такой машине и дорога ровнее кажется пьешь чай и не боишься облиться. А глянешь в окно не дождливый январь видишь, а начало апреля, когда снег везде уже растаял, но деревья еще черные стоят, без листьев. Хорошо ехать в такой машине кем-то богатым и важным себя чувствуешь. Еще и музыка в салоне играет, тихая, без слов. Под такую музыку можно ехать и ехать, хоть на край света, хоть за границу. И мелкий дождик не помеха. Под него спать хорошо.

Когда началась гроза, я и не заметила. Закрыла глаза на минутку, а может на часок. В машине тепло, маленькие спят в своих люльках, я куртку расстегнула, расслабилась, вот и… Правду Ольга говорила: в первые месяцы мамочки могут засыпать в любое время и в любом положении.

Проснулась я оттого, что машина резко затормозила. И, если бы не ремень безопасности, я б на спинку переднего сиденья наткнулась. Кто-то совсем не глупый придумал этот ремень. Вот только когда я его застегнуть успела, не помню. Маленькие тоже с сиденья не упали, похоже, я сначала за люльки схватилась, а уже потом проснулась.

За окнами творилось что-то странное: сзади светлое небо, редкий дождик, попутный ветер, а впереди огромная черная туча, которую раздирают частые молнии. И, если я еще не сошла с ума, туча двигалась против ветра и в нашу сторону.

Долго смотреть на эту тучу мне не дали Родаль свернул с дороги. Я стукнулась головой об стекло, но выбить его не смогла опять удержал ремень. Даже ударилась не сильно, между окном и моей головой оказался капюшон куртки. Я уже хотела сказать Родалю пару ласковых, но повернула голову и дар речи пропал. По дороге, где мы только что были, катилась шаровая молния. Большая, с Олежкину голову.

Везет же мне! Некоторые за всю жизнь ни одной шаровой молнии не увидят, а вот я вторую за последнюю неделю.

Машина ехала рядом с дорогой, по каким-то буеракам и кустам. В салоне гремела музыка. Я не сразу поняла, что у музыки есть слова, и что они не иностранные. А когда поняла, то ничего, кроме этих слов, уже и не слышала, даже музыку перестала замечать.

Каждое утро жизнь начинается вновь.

Каждый день жадно пьет мою кровь.

Каждый вечер грызет мою плоть.

Каждая ночь, как засохший ломоть.

Каждую ночь я могу умереть.

Я знаю это и продолжаю петь.

Я знаю это и не могу молчать.

И по утрам жизнь приходит опять.

Когда машина остановилась, стало очень тихо. Я не заметила, чтобы Родаль выключал радио, но ни музыки, ни песни больше не было. Я не фанатка-меломанка, но все-таки интересно, кто это пел?

- Мы ест ходить!

Родаль открыл все двери, не поднимаясь со своего места.

Машина стояла в каких-то кустах, и левый бок оказался выше правого. Дороги я больше не видела. И куда завез нас этот шумахер?

- Родаль, ты что машину вместе с правами покупал?! Кто тебя учил так ездить?!

- Что ест правами?

Красавчик не спешил выбираться из машины, он отстегивал ремень на сиденье жены. Негритянка сидела тихая и безучастная. Кажется, она так и не пришла в себя после той аварии. Кто знает, почему ее выписали из больницы? Или Родаль «уговорил» кого надо?

- Ты не знаешь, что такое права?! А как же ты водишь машину?

- Это ест просто.

Вот и поговори с таким.

- Ну, и как мы к тебе домой попадем?

- Мы ест ходить. Брать мало, ходить много.

И Родаль обошел машину, вытащил жену и, похоже, собрался «ходить».

- Подожди, а как же я?

- Ты? Он заглянул в заднюю дверь, посмотрел на меня, на малышей и сказал: - Сана ест ходить, дети носить.

Я вообще-то не рассчитывала, что он меня понесет, но ведь кроме меня есть и еще кое-что.

- Подожди, а вещи?

- Ждать ест плохо. Вещи ест тяжело.

Сказал, как припечатал.

- Да я не собираюсь их есть! Я возьму их с собой!

Багажник Родаль открыл, но сумку пришлось вытаскивать самой. Ту, что с детскими вещичками и с ванночкой. Я сначала ее в сумку впихнула, а потом уже вещички в нее сложила и не помнется ничего в дороге и места меньше занимает. Дома я всё это продела и думать не думала, что сумку на плече придется нести. А переложить вещички Родаль не дал всё стоял над душой и ныл: «Ждать плохо, ходить быстро!» Можно подумать, мы убегать от кого-то должны. Или он умыкнул-таки свою жену из больницы, без разрешения и выписки? А как же мы тогда через границу поедим, с женщиной в невменяем состоянии, без справок и документов на вывоз? Или что там в таких случаях полагается иметь?

Но до всех этих вопросов я уже потом додумалась, а тогда просто выдернула нужную сумку из багажника и сунула в нее пакет с едой и люльку с Олежкой. Сумка хоть о большая, но набита не до верху место для пакета и люльки еще оставалось. Правда, змейка полностью не закрылась, но это и к лучшему, всё равно я ее закрывать не собиралась, чтобы лицо сыночки видеть. А люльку с темненьким я под курткой спрятала. Хоть люлька из плащовки и утепленная, но кто знает, как она насчет водонепромокаемости. Да еще маленький похныкивать начал, но не кормить же его на улице или памперс ему менять. Придется потерпеть человечку, а от движения и тепла он быстро заснет. Конечно, куртку я застегнула только до пояса, но не такой уж холод на улице, чтобы кутаться под самое горло.

Едва я перебросила через плечо ремень сумки, как Родаль рванул от машины так, словно она его укусить могла. Даже багажник закрывать не стал. И таким голосом рявкнул «не отставать!», что я следом побежала и не сразу поняла, что мы в лес бежим, а не к дороге. А когда поняла и оглянулась, ни дороги, ни машины не увидела. А вроде бы прошли совсем не много. Растаяла машина в придорожных кустах или угнать уже успели?

Трудно бегать по лесу в сапогах на каблуке. Пусть и небольшой каблук, и устойчивый, но не предназначены импортные сапоги для прогулок по зимнему лесу. Еще и дождь сеется. Такой бы дождик да по свежепосаженным помидорам цены б ему не было! Сначала в одном сапоге, а скоро и во втором стало мокро. А Родаль прет себе вперед по каким-то зарослям и буеракам, словно у себя за границей только тем и занимался, что таскал обморочных женщин по мокрому бездорожью. И я, как дура, шлепаю по лужам и продираюсь сквозь кусты, чтобы не отстать от проводника. И сил нет спросить, куда мы идем и зачем, и остановиться страшновато. Попробуй потом сама к дороге выйти! Пока ехали, вроде бы светло было, а в лесу как-то быстро потемнело.

Когда я стала обходить два близко растущих дерева, между которыми протиснулся Родаль, он вдруг остановился и разорался так, словно я преступление какое совершила. Встал между этими деревьями, руку мне протянул и орет, орет. Да еще на своем языке. Не поймешь, чего говорит, но ясно, что ничего хорошего. Говорил бы он по-английски, я бы ему ответила, а так взялась за руку и полезла между этими дурацкими деревьями. И конечно же застряла. А Родаль дергает и торопит, и опять ругается, только тихо шипит себе что-то, шипит и глазами сверкает.

А мне уже интересно стало, на каком языке он разговаривает. Пока сумку поправляла и между стволами протискивалась, думала. Не английский это точно. Не немецкий и не французский. На итальянский не похож, на японский тоже. Смотрела я как-то японский фильм, с Темкой еще смотрели, смешно они там разговаривают, но совсем не так, как Родаль.

Между деревьями я пролезла, всю куртку об кору измазала, сумку тоже, но все-таки пролезла. Хоть и не поняла, к чему все эти трудности были, и спросить не успела Родаль опять вперед поскакал, только помедленнее. И оглядываться чаще стал опасался, что я опять не туда сверну? Еще и по сторонам поглядывать начал. Раньше он только назад и вверх смотрел, будто что-то кроме веток и неба увидеть мог, а теперь вот головой завертел. Может дорогу поудобнее высматривает, а может зарядку делает умаялся небось свою негритянку тащить. То через одно плечо ее перекинет, то через другое. Она хоть и не кажется крупной, но наверно не очень легкая. Моя сумка тоже становится всё тяжелее и тяжелее, знать бы, сколько еще ее тащить. Мы и так уже несколько часов идем. Я опять хочу есть, да и темно скоро совсем станет. Зимой дни короткие и темнеет быстро. Хорошо хоть дождь прекратился. Правда, суше от этого не стало. Когда мы уходили от машины, я не посмотрела на часы, а теперь вот вспомнила, достала мобильник и оказалось, что он разрядился. И когда только успел? Я ведь перед отъездом полностью зарядила его.

Идти мы стали еще медленнее я не заметила какой-то камень или пень и сильно ушибла колено. Родаль злится и опять шипит. Я тоже разозлилась и сказала, что у меня не кошачьи глаза и в темноте я не вижу. Пусть ведет меня за руку или убирает все препятствия с дороги. Так и не поняла, чему Родаль удивился. Или он думал, что я ругаться не умею и на меня можно безнаказанно орать?

Хоть и говорят, что своя ноша не тянет, но я уже стала подумывать, что бы такого выбросить, без чего малыши смогут обойтись первое время. Мысленно перебирала вещички, сложенные в сумку список получился не маленький и вдруг вспомнила другой список ценных вещей. Еще в школе я прочитала «Робинзон Крузо» и не забыла, как герой радовался каждой находке, выловленной из моря. Вот только на две страницы там был список или на три этого я уже не помню. Я ведь тоже радовалась каждой купленной вещичке, каждой пеленочке и распашоночке, даже весы для младенцев купила. А почему бы ни купить, если Родаль платит. Теперь эти весы я первыми бы оставила под ближайшим кустом, если бы добраться до них можно было быстро и просто. Так я весы на самое дно сумки положила, в ночнушку и халат свой завернула, чтобы не повредить в дороге. А выбрасывать пакет с едой или пачки памперсов мне не хотелось я еще не настолько устала, чтобы избавляться от самого необходимого.

Родаль больше не бежал далеко впереди, расстояние между нами установилось шага в два, но я эти два шага так и не смогла сократить до одного. И в основном под ноги смотрела изо всех сил, а не пялилась по сторонам. Ну, чего интересного я могла там увидеть? Лес он и есть лес кусты и деревья, а зимой на них ни листьев нет, ни плодов, только голые мокрые ветки, еще и капает с них в лицо. Лучше уж под ноги смотреть, что скользят по темным, слежавшимся листьям и путаются в прошлогодней траве. Только раз отвлеклась то ли дерево застонало, то ли птица заорала дурным голосом и тут же я наткнулась на Родаля. Он вдруг решил остановиться и пощупать ветки на кусте.

Другого времени не нашел! И другого места выбрать не мог! И хоть бы извинился, паразит! Я из-за него села на мокрое, а он стоит и ждет, когда поднимусь, даже руку не подал! Держится за куст, словно тот убежать может, и улыбается. Нашел повод для шуток!

- Что смешного?! Столкнул девушку в лужу и смеешься, гад!

А у меня всё до трусов промокло, и трусы, скорее всего, тоже мокрые.

- Сана ест молчать и ходить.

И головой на куст кивает.

- Куда ходить?! В куст твой дурацкий? Сам в него сходи!

Поднялась не с первой попытки и даже не со второй. Ноги разъезжаются, как у коровы на льду, еще и сумка назад тянет. Пришлось перевалиться на бок, стать на колено, а уже потом подниматься. Пока поднималась, брюки на колене промокли и в сапог через верх натекло. Еще и вывозилась в грязи. «Во всех ты, Хрюшенька, нарядах хороша!»

Только поднялась, как Родаль опять меня толкнул, теперь уже вперед, головой в куст. Я едва лицо локтем успела прикрыть. А второй рукой намертво в сумку вцепилась. Я ведь и глянуть не успела, как там Олежка! Вдруг ему грязь на личико попала? Вдруг сыночка задыхается прямо сейчас, а его мамаша-дурында на ногах стоять разучилась.

Второй раз я поднялась быстрее хоть ноги не скользили. И первым же делом глянула на сыночку. Он тихонько сопел и просыпаться не собирался. Мордочка у него была такая серьезная, будто он выполнял невероятно важную работу. Темненький тоже спал, еще и причмокивал. Наверно, ему снилась большая и вкусная сися.

Успокоившись насчет маленьких, я обратила гневный взор на Родаля.

- И как это понимать?! Ты что это себе позволяешь?..

Но последние слова я говорила уже на полтона ниже и по инерции.

Трудно продолжать возмущаться, когда тот, с кем хочешь поругаться, ползает на четвереньках и не обращает на тебя никакого внимания.

По эту сторону куста оказался забор из кованой кружевной решетки. Ее не сразу и разглядишь сквозь ветки кустов. С той стороны я точно не заметила никакого забора. И калитки не заметила низкой, метра полтора, не выше! Вот через нее Родаль и пробирался внутрь. А с его ростом, ему в три погибели пришлось согнуться. Еще и жену удерживать надо, чтобы с плеча не свалилась. Где уж ему до моих возмущений! Похоже, он даже не услышал их.

Интересно, а чем это он толкнул меня там, перед кустом, если у него руки заняты были? Одной он жену придерживал, второй ветки приподнимал, чтобы они глаза мне не повыбивали. Неужели ради такого случая на землю положил свою «спящую красавицу»? А что, может и положил. Чего ей сделается в спальном мешке? В нем же на леднике спать можно! Или на берегу реки. Да и не два часа она лежала возле того куста. Ну, сколько нужно времени, чтобы толкнуть одну, ничего не подозревающую девушку? Которая и так на ногах едва держится.

- Где это мы? спросила я, когда Родаль разогнулся.

- Это ест моя дом.

Сказал и пошел по дорожке.

«Добро пожаловать домой, дорогой Карлсон! Ну, и ты заходи, Малыш…»

Почему-то дорожка начиналась не сразу от калитки, как у всех нормальных людей, а метра через три, за двумя камнями и кустом. Это для того, чтобы гости почувствовали разницу? А негости вообще прошли мимо и ничего не заметили?

Дорожку прокладывал кто-то, кто вообще не слышал о прямой линии. Кажется, прокладыватель решил обойти все кусты и деревья, которые растут в этом парке. Назвать садом место, где нет ни одного садового дерева, у меня язык не повернулся. И размеры у сада поменьше, даже у бывшего колхозного. Дорожка поворачивала часто и много, а на каждом крутом повороте стоял большой камень. Если бы не он, я бы давно свернула не туда и потеряла дорожку в темноте. Думаю, днем ее потерять тоже очень просто. Я уже начала уставать от этих поворотов, когда увидела дом Родаля.

Я видела много разных домов, которые строят для себя новые и богатые, но такого еще не встречала. Дом вписывался в окружающий пейзаж, как никакой другой. Среди слегка окультуренного леса, что только притворяется парком, стоял дом, длинной с товарный вагон. Такой же грязно-серый и унылый, как деревья вокруг него. И в доме не светилось ни одного окна. Кажется, в нем вообще нет окон! И над всей этой унылостью висит небо, похожее на старую вылинявшую майку не сразу и поймешь, синим или серым оно было снову. Не знаю, как здесь днем и весной, но зимним вечером дом мне не понравился.

Хорошо, что Родаль быстро открыл входную дверь я бы ее до следующего вечера искала. А всего-то и надо было переступить через плоский камень, отодвинуть ветку колючего куста и стукнуть кулаком в стену. Кажется, нет ничего проще, но такие секреты известны только хозяину.

Дверь тоже оказалась необычной высокая, в два человеческих роста и узкая как раз мне с сумкой пройти и не зацепиться. Более странной двери я еще не видела, но лучше уж такая, чем та, что уРодаля во двор ведет. По крайней мере, в эту меня не вталкивали головой вперед.

Сразу за дверью обнаружилась лестница на второй этаж и трое встречающих. Эти трое или близкие родственники, или вообще близнецы. Лица у всех блеклые и унылые, волосы светло-серые или седые и у всех собраны в хвост, одежда тоже серого цвета и больше похожа на пижаму, чем на нормальный костюм.

Может, серый это любимый цвет Родаля?

Не скажу, что мне так уж хотелось подниматься по лестнице первый этаж меня бы вполне устроил, но слева и справа от лестницы стоял и кланялся один из унылых, а третий или первый? стоял перед лестницей и кланялся чаще и ниже остальных. Никто из них не сказал ни слова, не улыбнулся «радость-то какая барин приехали!» даже не посмотрел на нас, только руки у всех троих были сложены внизу живота, будто защищали самое ценное.

Родаль что-то буркнул на своем иностранном, встречающий быстренько отошел в сторону, не забывая кланяться. По лестнице Родаль поднимался тихо и красиво прямая спина, легкая поступь будто и не устал совсем. Пришлось и мне топать за ним. С шумом и грацией беременной слонихи. Тот, кто стоял перед лестницей, пошел за нами.

Лестница освещала очень экономно у нас в погребе столько же света! и, пока я шла по ступенькам, единственной моей мыслью было: «Не дай Бог оступиться, костей не соберем!»

В такой же сосредоточенной задумчивости я вошла в комнату, и даже не заметила, как выглядит ее дверь снаружи.

- Он ест показать и помогать, - Родаль кивнул на серо-пижамного и вышел.

Даже не познакомил нас! Или знакомство с обслуживающим персоналом он считает ниже своего достоинства? У богатых свои тараканы в голове. Ладно, вот разгружусь и начнем знакомиться и обживаться.

Первым делом спустила сумку на пол. Вот где стояла, там и поставила. Если я правильно поняла, то это теперь моя комната, значит, и сумка может стоять где угодно. А если она вдруг кому-то помешает, то пускай он сам ее и переставляет! Или подождет, пока я отдохну и найду ей подходящее место. После такого турпохода, для меня главное найти ванную, а потом кровать. Всё остальное может подождать до завтра. Я устала так, что стоя засыпаю.

Только избавилась от сумки, как Олежка подал голос. Наверное, маленький решил, что если его больше не несут, значит о нем забыли.

- Тихо, тихо, сыночка. Мама помнит о тебе и сейчас достанет. Ты у нас прогулялся и проголодался, потерпи маленький, скоро мама накормит тебя…

Если найдет стул в этой комнате.

А если стул не найдется, то и на пол можно сесть. Он здесь красивый, деревянный, инкрустированный разными породами дерева и перламутром. И как по такой красоте в грязный сапогах ходить?! Варварство, самое настоящее варварство.

Быстро сбросила сапоги, а за ними и мокрые носки. Надо бы и колготки снять, но они у меня под брюками. Брюки тоже мокрые в нескольких местах, но сверкать голыми коленками перед незнакомым человеком что-то не хочется.

К Олежкиному басу присоединился голосок темненького. Этот мужичок никогда не упустит шанса покушать лишний раз или «попеть» за компанию.

Местный даже глазом не моргнул, когда мои мальчики начали концерт. Или не услышал, или работа у него такая: стоять с отмороженным видом, даже если весть этот дом станет валиться в тартарары. Читала я где-то про английских дворецких, у них даже конкурс на самого невозмутимого проводился.

Вытащила люльку с Олежкой, куртку пристроила поверх сумки. А куда ее девать, если в большой пустой комнате только шкафы к стенам жмутся, и такие красивые, что боязно к ним прикасаться. А уж открывать те шкафы Боже сохрани! Вдруг полировка на дверце поцарапается или перламутр отвалится стыда ж потом не оберешься. А сколько такой шкаф может стоить это ж подумать страшно, мне за всю жизнь столько не заработать. Нет уж, лучше я осторожненько здесь ходить буду, а шкафы эти и узоры на полу да ну их к Аллаху! Двадцать лет без такой роскоши жила и дальше как-нибудь проживу.

Начала общаться с обслуживающим персоналом, а он смотрит на меня пустыми, бледными глазами и молчит. Или не слышит, или не понимает. Ну, Родаль, ну, удружил подсунул глухонемого иностранца!

Пришлось жестами объяснять, что мне нужен стол, стул, кровать и место, где можно умыться и помыться.

Глухонемой кивнул пару раз и топнул мягким тапком по самой большой и красивой инкрустации. Через минуту на ее месте стоял большой стол, со знакомым узором на столешнице.

- А он не провалится? и я нажала рукой там, где не было перламутра.

Стол стоял прочно и проваливаться не собирался.

Бледноглазый покачал головой и опять топнул, теперь уже под столом, и ногу быстро убрал. Еще через минуту стола в комнате не было.

- Здорово! А еще раз?

Но «еще раз» пришлось уже топать мне. Убедившись, что я могу достать и убрать мебель самостоятельно, мой глухонемой гид направился к шкафу. Идти за ним я не стала. Мало ли чего человеку в шкафу понадобилось? Может, ему посуду достать надо, а я крутиться возле него буду в самый ответственный момент! А посуда здесь, небось обстановке соответствует. Лучше уж побуду на расстоянии и потренируюсь в добывании мебели из пола. Если я правильно поняла, то под каждой инкрустацией должно что-то прятаться.

Добывались здесь не только стол и табуретки, но и длинные лавки и низкие маленькие столики. Убирались они точно так же: «топ» и мебели нет! Оказалось, что сдвинуть ее с места нельзя, а вот превратить красивую табуретку в стул очень просто. Сиденье раскрывалось, как книжка, а внутри была кожаная обивка, с чем-то мягким под ней. Всё это я выяснила экспериментальным путем, когда пыталась сдвинуть табурет с места. Лавки, кстати, тоже превращались в диванчики, а вот маленькие столики так и оставались столиками.

И каких только причуд не бывает у богатых! Это же надо додуматься: мебель, встроенная в пол. Интересно, а кровать тут куда встроена? Или те диванчики-недомерки и есть спальное место? Забавно я на нем смотреться буду. Надо подумать, что к диванчику можно приставить у меня же ноги на полметра свесятся! Интересно, а ванна тоже встроенная или здесь обходятся душевой кабинкой, полностью герметичной, про какую рассказывала Мамирьяна.

Я настолько увлеклась процессом исследования, что и не заметила, когда гид перестал шуровать в шкафу. Смотрел он на меня спокойно и равнодушно, но кто его знает, сколько он так смотрел, и что при этом думал.

Когда он понял, что я обратила на него внимание, то стал подзывать к шкафу, кланяясь и показывая руками. Я быстро подошла. Неудобно заставлять человека ждать, он и так уже долго возится со мной, а у него, наверное, и своей работы полно.

Шкаф, возле которого стоял гид, оказался не шкафом, а дверью в другую комнату. В первую секунду я обрадовалась не придется спать на диванчике потом задумалась: а как оно мне будет, в такой спальне? Уж слишком мрачно обставили эту комнату. Темная мебель жмется под стенами, посреди комнаты большая кровать, а на ней темное, может быть, черное постельное. Такой большой кровати я еще не видела! Да если двое лягут по краям, то переговариваться им придется с помощью мобильника. А как найти друг друга в темноте на таком поле? Да у меня комната была поменьше, чем эта кровать! А вся квартира меньше этой комнаты.

Чем дольше я смотрела на нее, тем меньше она мне нравилась. А если мне ночью встать с кровати понадобится, я ж края не найду в темноте!

Попыталась выяснить, как тут включается и выключается свет освещение в комнате было таким же экономным, как и на лестнице. Ни здесь, ни там я так и не заметила выключателя и светильников, хотя никогда не жаловалась на наблюдательность. Но если выключатель не там, где ему полагается быть, то искать я могу долго. Мамирьяна рассказывала про одного оригинала он выключатель в полу сделал, чтобы лишний раз руку не поднимать и обои не залапывать.

Не знаю, понял глухонемой, чего я у него спрашиваю, или сам догадался показать, но хорошо, что показал, а то я бы до такого не додумалась.

Свет в комнате включался хлопком. Выключался, кстати, тоже. Но полной темноты в комнате не было на потолке загорались маленькие звездочки.

Про зеркальные потолки я слышала, а вот про «звездное небо» не доводилось.

Но всё равно спальня мне не понравилась. Особенно при свете. В полумраке только размеры немного пугали, но при полном освещении я разглядела, что мебель в комнате темно-красного цвета, а постельное белье темно-синее, почти черное. Может, кому-то такое и нравится, а я вот подумала, что кошмар в бордовых тонах мне очень даже может здесь приснится.

Осмотр спальни закончился быстро и тихо мои мальчики давно прекратили концерт, еще когда я начала ходить по комнате с выдвижной мебелью. Ольга говорила, что все маленькие замолкают во время движения, что это инстинкт, и если малыш плачет в кроватке, то надо его вытащить и немного поносить, тогда он быстро заснет.

Из спальни мы опять вернулись в большую, пустую комнату и я уже не удивилась, когда меня пригласили еще в один шкаф. Оттуда я попала в ванную комнату, тоже большую. Теперь понятно зачем Родалю такой длинный дом если у человека гигантомания, ему трудно разместиться в малогабаритной квартире.

Сама ванна больше напоминала прудик, чем привычную мне ванну, где можно сидеть или лежать, подогнув ноги. К тому же ванна находилась в полу и в нее надо спускаться! И ни каких бортиков или лесенки поставила ногу вниз и уже в ванной! А если я поскользнусь и свалюсь, когда у меня в руках будет маленький? Не дай Бог, конечно, ну а вдруг? И хорошо, если в ванне будет вода, а если нет, вот как сейчас? Лучше уж держаться от нее подальше, а маленьких мыть в детской ванночке, если она пережила дорогу. В крайнем случае, можно и в умывальнике обмыть, как я мыла малышей в роддоме, благо умывальник здесь большой, почти как сидячая ванна. И на какого великана всё это рассчитано? Мне и в половину меньше будет много. Еще и цвет этот… Что за любовь к темным краскам? Вот что за радость в черных стенах, да еще в зеленую искорку? А кому может понравиться темно-зеленая ванна или умывальник? Ну, зачем в ванной комнате шкафчики это я еще могу понять, поднапрячь воображение и понять, а вот зачем здесь ставить кресло цельно каменное, с массивной спинкой и подлокотниками на это моего воображения не хватает. Не кресло, а настоящий трон! Но почему-то повернутый к ванне спинкой. Да еще столик рядом с креслом стоит, тоже цельно каменный.

Я на всякий случай попробовала сдвинуть его с места не получилось. И зачем такой тяжеленный делать? Чтобы никто из гостей с собой не прихватил, вместо сувенира?

Зачем понадобилось здесь ставить трон, я тоже узнала. Но прежде минут пять пыталась втолковать гиду, что мне нужно в туалет. В конце концов, когда я спустила брюки и присела посреди комнаты, он сообразил, чего я хочу. Меня с поклонами подвели к трону и показали, как им пользоваться. Небольшая панелька на подлокотнике и в сиденье открывается дыра общепонятного назначения. При вставании с кресла, дыра закрывается сама собой. Куда девается содержимое дыры и как производится дезинфекция, я так и не узнала, на это сообразительности гида не хватило. Как пользоваться ванной, я тоже узнала. Ничего сложного в этом нет кто пользовался нашей сантехникой, с импортной тоже разберется. А кнопки там или краники это в общем-то не существенно.

На прощание гид показал, как вызывать обслуживающий персонал, если мне вдруг что-то понадобится. Устройство из серии «дерни за веревочку, слуга и появится». Главное знать, где в комнате висит эта веревочка, и не дергать ничего лишнего.

Только я осталась одна в огромной, может быть даже удобной для кого-то квартире, как мои мальчики подняли ор. Это уже не концерт на тему: «Мама, ты меня слышишь? Подойди и возьми я хочу на ручки!» Это было настойчивое требование еды и чистоты. Пришлось срочно превращать большой стол в пеленальный и высота подходящая и размер такой, что я с этого стола не сразу упаду, не то что малыш на втором месяце жизни. Хотя за темненьким нужен глаз и глаз живчик он тот еще. Иногда мне кажется, что он старше Олежки, или умнеет быстрее. Ольга говорила, что сколько малышей, столько и характеров, а вес или рост тут не главное главное, чего родители в генах намешали. И мыли эти гены перед смешиванием или грязными в дело пустили.

Дурацкая, конечно, шутка не Ольгина, моя, но ничего умнее мне в голову не пришло, пока протирала маленьких влажными салфетками и меняла памперсы. Только в такие минуты женщина может оценить все блага цивилизации. Если бы мне пришлось сейчас мыть мальчишек, я бы в ванной комнате трупом легла. Да и стирать каждый день две кипы пеленок, тоже мало радости. У меня на такие подвиги ни сил, ни времени пока нет. Так что не в первый раз я говорю Ольге спасибо за ее список, и не в последний. Этот список надо каждой мамочке, в каждом роддоме выдавать, вместе с книжкой Комаринского. Умеет доктор весело и доходчиво объяснить самое необходимое, без чего молодым родителям никак не обойтись.

Вот привела маленьких в порядок и сразу их плач стал тише. Кушать мои мужички хотят, а их мама на хрюшу-поросюшу похожа. Я ведь так и не сняла мокрые брюки, да и футболка под свитером пропотела так, что я сама себе воняю. Решила, что ничего с малышами за две минуты не случится, а если я подхвачу простуду, то никому из нас хорошо не будет.

Сумку я распотрошила в самые рекордные сроки. Если знаешь, что и где лежит, то и найдешь быстро. Халат, ночнушка, комнатные тапочки, свежая прокладка, чистое и сухое белье есть в этих простых вещах что-то настолько приятное для тела, что даже сил прибавилось. А когда я по быстрому обтерлась влажными салфетками, то показалось, что второй раз на свет родилась.

Для кормления мы оккупировали ближайший диванчик и сидеть не твердо, и спину есть к чему прислонить. Кормить пришлось сразу двоих ни один из орунов ждать не захотел. Но зато какая тишина наступила в комнате, когда рты маленьких оказались занятыми! А вот кто бы мне что-нибудь пожевать дал про это пришлось только мечтать. И мечтать долго. Мальчики ели медленно и с удовольствием. Если они почамкают меня еще минут десять, то я упаду в голодный обморок или умру.

Когда малыши отвалились и заснули, я всё еще была жива и в сознании, вот только подняться и аккуратно положить детей стало для меня проблемой. Ноги не хотели ходить, а в голове противно звенело. Кажется, я проголодалась сильнее, чем ожидала. Сознание куда-то уплывало вместе с изображением, а язык настолько пересох, что едва помещался во рту.

«Вот ведь дура, - трепыхнулась слабенькая мысль. Надо было чаю попить перед кормлением. Сладкого. И с молоком!»

Воспоминание о чае вдохновило меня на подвиг: я поднялась, доковыляла на непослушных ногах до стола и сгрузила на него живой и спящий груз. Ни один из малышей не проснулся. И слава Богу! Я смогла спокойно упасть рядом с сумкой и вытащить из нее пакет с продуктами. Хорошо, что он лежал у меня сверху. Думала, на первой же остановке основательно подкрепиться. Может, и Родаль что-нибудь захочет из домашних деликатесов. Кто его знает, чем он питался, пока жена в коме. Может, он в дороге не таким стеснительным окажется. А то сколько раз ко мне заходил и ни разу ничего не съел. Только полстакана гранатового сока выпивал, как бы через силу, вот и всё угощение. Я сама этот сок не люблю, но мамочкам после родов гемоглобин полагается восстанавливать, вот и приходится полстакана в день принимать, как лекарство. С большим удовольствием я бы печенку ела, чуть поджаренную, но от нее у маленьких животики болят. Я сок и в дорогу взяла, вместе с другими продуктами, что полезные для мамочек и безвредные для малышей.

Первым под руку попался термос, большой, китайский, с красным драконом на боку и кнопкой на крышке. Из такого термоса очень удобно пить чай нажала на кнопку и чай сам течет в чашку не надо откручивать крышку, наклонять термос, рискуя облиться горячим. Можно рукой нажать, а если руки заняты, то и носом главное, чашку не забыть подставить. Вот только чай с молоком в термос наливать нельзя: если вечером зальешь, то уже к утру чай скисает. Я молоко отдельно привезла, кипяченое и в пластмассовой бутылке.

Первую чашку чая выпила без молока. Побоялась открывать бутылку, пока у меня руки так дрожат.

После чая мне немного полегчало и я быстро распотрошила пакет с продуктами. Слабость отступила всего на один шаг, но мне и этого хватило. Достала печеную картошку, батон, соленые огурцы, курицу, запеченную в фольге, пластмассовые тарелки. Не те, одноразовые, а из сервиза. Ножи и вилки лежали где-то на дне кулька, но искать их я не стала. Не такого уж я панского рода, чтобы не смогла съесть курицу руками. Батон тоже резать не обязательно, его и порвать на куски не трудно.

Только я развернула фольгу, только унюхала запах курицы и у меня «оборвало якорь». Мамирьяна такое состояние называет «час великого жора».

Когда жевать и глотать стало нечего, я начала приходить в себя. Посмотрела на мир уже не голодными глазами и ужаснулась. Видела бы меня мама! Сижу на полу, вокруг грязные целлофановые кульки, мятая фольга, картофельные очистки и куриные кости. А куда делся целый батон?! И курица совсем не маленькая была. Я специально купила побольше, чтобы хватило двоим и хотя бы на два раза. И как я умудрилась съесть ее сама и даже не заметить?

Стала собирать мусор в кулек и нашла маленький кусочек батона, измазанный жиром. Сунула его в рот и продолжила уборку. Под фольгой и еще одним кульком обнаружила тарелку с крылышком, картошиной и огрызком огурца. Посмотрела я на эту заначку и задумалась: где здесь холодильник, я забыла спросить, а оставлять мясо в теплой комнате опасно вдруг испортится до утра. Лучше уж доесть всё сегодня, чтобы не жалеть и не выбрасывать завтра. Да и не так много на той тарелке осталось. Для завтрака точно не хватит, даже если добавить чашку чая или две. Про обед и вовсе говорить смешно он у меня всегда больше завтрака был. Так что недоеденное я быстро доела, запила чаем и поняла, что если посижу еще немного, то засну прямо возле стола. Все-таки много есть это вредно, а морить голодом кормящую мамочку опасно. Неизвестно, сколько она съест, когда доберется до продуктов, и что сделает с тем, кто захочет ей помешать. Нам Ольга еще в роддоме говорила: «Девочки, сначала выкормите ребенка, а уже потом садитесь на диеты и восстанавливайте фигуру. Не издевайтесь над собой, берегите здоровье». Умная женщина эта Ольга, но боюсь, что мою фигуру уже ничем не восстановишь. Видела я себя на днях в зеркале и раньше худышкой не была, а теперь вообще в дебелую тетку превратилась. Увидел бы меня козлобородый Борюня ором и слюной изошел бы. Год назад я потоньше была, но и тогда он кричал, что я попаду на подиум только через его труп. А мне его подиум нужен, как голодному баня. Я тогда за Наташкой зашла, а не всякой ерундой заниматься, да со всякими придурками разговаривать, которые девушку, что не спрячется за ручкой швабры, отсылают к Некрасову или Рубенсу. Можно подумать, я не знаю, что их давным-давно в живых нет. Или он этого не знает? Так я прямым текстом сообщаю: умерли они, и Борюня на похороны опоздал. Я бы еще чего-нибудь наговорила этому ценителю женской красоты, который так вовремя потерял дар речи, но тут появилась Наташка. Она мне потом всю дорогу рассказывала, какой умный, какой талантливый, какой необыкновенный этот Борюня, жаль только, что гей, и как мне повезло, что он заговорил со мной, ведь он не с каждой моделью разговаривает, даже из тех, с кем работает. Вот через эту Наташку я и оформила после родов академку. Ну, и Бог с ним, с потерянным годом, зато сыночка будет присмотрен и накормлен.

Мысль об Олежке потянула за собой другую: «Спать на столе нельзя!» плохая это примета. Значит, надо укладывать малышей в люльки и нести в спальню. И пускай она мне хоть десять раз не нравится, но спать мальчики будут на большой кровати. Если уж их кроватка и сумка с постельным остались в машине. Ну, и мне рядом с маленькими спать придется куда я денусь? А если ночью что-нибудь понадобится, мне опять топать в парадную комнату? Или сумку в спальню перетаскивать? Так ее собрать еще надо половина вещей равномерно разбросана вокруг стола. И когда я так насвинячить успела? Можно, конечно, перенести всё за два раза сначала дети, потом вещи, но от стола до кровати не меньше автобусной остановки! А если ходить туда-сюда и опять туда, то все три получатся. Нет, на такой подвиг у меня сил не хватит. Все-таки большие дома очень не удобные для жизни! Проснешься ночью, вспомнишь, что до туалета минут десять идти надо, и в вазу пописаешь или заведешь горшок под кроватью. А что, это мысль!

Вытряхнула из большого кулька спортивный костюм сегодня вечером он мне не понадобится и начала укладывать вещи первой необходимости. Взяла памперсы для Олежки второй номер, для темненького первый, пачку влажных салфеток, мягкую чистую пеленочку, рулон туалетной бумаги, несколько чистых пакетов для использованных памперсов, термос, пачку печенья. Кажется, ничего не забыла, теперь можно и с пола подниматься.

Даже самый дорогой и красивый стол, накрытый детским покрывалом, смотрится как обычный предмет мебели. А если поверх покрывала лежит ребенок, то о цене стола как-то и не думается.

Мои мальчики спали и не проснулись, даже когда их переложили в люльки, которые так и стояли на столе. Хорошо, что не пришлось за ними нагибаться! После обеда или все-таки ужина? это было бы затруднительно. Кулек с самым необходимым я тоже поставила на стол на покрывало, естественно! и ничего с кульком не случилось.

Нагрузилась, как перед походом по лесу, свободными у меня оставались только ноги и зубы. Вот я и пошла, улыбаясь. Этой улыбке меня Темка научил. Говорил, что чем тяжелее груз, тем шире улыбка должна быть и идти легче и не надорвешься.

Подошла к ближайшему шкафу и… не смогла его открыть. Со второй попытки он тоже не открылся. Пришлось идти к следующему шкафу.

Встретиться бы с тем, кто установил эти шкафы вместо нормальных дверей, сказать бы ему пару ласковых, да узнать, почему в такой большой комнате нет ни одного окна. А если я привыкла спать с открытой форточкой? Кстати, в спальне я тоже окон не заметила. И какой диагноз у хозяина дома мания преследования или невероятная скупость? И на окнах сэкономил, и на шторах, а враги пусть через дверь входят, если найдут ее.

Второй шкаф открылся, но попала я не спальню, а в ванную комнату. Заодно решила воспользоваться унитазом когда еще придется? Насчет унитаза тоже надо бы поговорить с хозяином дома. Что за удовольствие сидеть на холодном камне, рискуя себе что-нибудь отморозить. А не сидеть нельзя только поднимешься и дыра сразу же закрывается. Интересно, а по какому принципу здесь работают писсуары, если они есть, конечно.

Вернулась в общую комнату, оставила возле входа в ванную рулон туалетной бумаги чтобы не ошибиться шкафом, когда мне опять захочется, и пошла спать.

Третий шкаф вывел меня на балкон. На застекленный и зарешеченный. Или на лоджию. Что-то слишком много места, как для обычного балкона. Для лоджии тоже многовато. Так может это веранда или как там называется то, что тянется вдоль стены дома от одного угла до другого? А может, и не только вдоль одной стены с Родаля станется все стены этой верандой окольцевать. Чтобы смешнее было, а для гостей непонятнее. Ведь говорил про поездку за границу, а его дом оказался совсем недалеко от города, как и дом бабы Ули, только по южной трассе. Или это мы, дурынды, всё неправильно поняли и губу на заграницу раскатали а куда еще ехать иностранцу, если не за границу? А наш иностранец взял да и купил дом под городом или снял на годик у какого-нибудь знакомого, вот как мы с Темкой. И дом под присмотром и хозяин дома может спокойно бизнесом заниматься в дальних краях.

Трудно Родаля без переводчика понять, даже когда он говорит на русском. Вот и надо будет завтра точно выяснить: мы здесь пожить останемся или скоро укатим за границу? Не скажу, что мне так уж туда хочется, просто интересно. И еще надо узнать, что за стекло на веранде, почему оно вид за окном так искажает звезды большими и яркими делает, луну в зеленый цвет перекрашивает и почему снаружи так темно, если на веранде тоже нет света. Может, нам с сыником домой лучше вернуться, от греха подальше? Вот поговорю с Родалем и решу завтра. Или послезавтра.

Опять вернулась в красивую комнату. Возле прогулочного шкафа оставила пакет с самым необходимым. Нашла возле стола сапоги и поставила вместо пакета. Получилось очень символично: хочешь в туалет иди к рулону бумаги, хочешь на прогулку к сапогам. И все-таки, Ксюха, ты не совсем дура, что бы там ни говорила Мамирьяна.

Еще один шкаф тоже не открылся, а вот пятый или шестой открыл доступ к спальне. Честно говоря, еще немного и я готова была лечь на полу в общей комнате. И пускай Родалю потом стало бы стыдно.

Уложила малышей на кровати, поверх одеяла, подсунула каждому под бочок подушку благо, этого добра на кровати с избытком. Все необходимые вещи, вместе с термосом и печеньем тоже выложила на кровать, чтобы не пришлось потом бегать по комнате. А так одеяло откинула, руку протянула и бери то, что надо. Свет выключать не стала, только установила на самый минимальный. Потолок со звездами это не для меня.

Только легла, расслабилась, а в голове стишок зашевелился. Я-то думала, что не успею голову до подушки донести засну, а меня вдруг на поэзию потянуло. Наверно, съела что-нибудь перед сном, стихосложению способствующее.

А стишок совсем коротким получился. И о личном. Хотя все поэты пишут о личном.

Я легла под одеяло

И укрылась с головой.

За день я ходить устала

И хочу иметь покой.

Хорошо, что Мамирьяна этого никогда не услышит. Помню, как она прикалывалась над песней, где были слова: «Каждый хочет иметь и невесту и друга!» Сначала поиздевалась над словечком «иметь», а потом над тем «каждым», кто хочет. Говорила, что хочет, может быть, и каждый, но кто-то хочет что-нибудь одно или невесту или друга, а кому-то подавай сразу двоих или даже троих можно и невесту друга к компании присоединить.

Ну, у Мамирьяны все мозги только в одну сторону направлены.

А спать действительно надо, и чем быстрее, тем лучше. Пока малыши не проснулись и не захотели вкусную мамочку. Так что спи, Ксюха, день был долгим и утомительным. Спи, и пускай тебе ничего не приснится.

19.

Открываю это я глаза и вижу, что на полу сидит Малек и улыбается. А рядом дедок-прорицатель тоже сидит и тоже улыбается. И держит что-то на коленях, в знакомый, яркий платок завернутое. А состояние у меня такое, будто я не отдохнуть прилег перед дальней дорожкой, а целый день по лесу шлялся и здоровенным баулом за деревья и кусты цеплялся. После такого, мягко говоря, отдыха надо неделю восстанавливаться. Желательно под чутким руководством диетолога и массажистки.

- Давно сидите?

Спрашиваю, а самому даже пошевелиться в облом.

- Давно! жизнерадостно сообщает старик.

- А почему не разбудили?

А так же не подняли с кровати, не умыли, не накормили… Список можно продолжать до бесконечности, еще и порявкать: «Какого хрена вы здесь делаете, оба двое?», но рявкать тоже в облом.

- Я не велел. Зачем будить ты и сам проснешься.

Ну, спасибо тебе, добрый человек! Если бы разбудили пораньше, может я не таким уставшим проснулся бы. И рад был бы вам больше.

Но выражать недовольство не стал дурное это дело и бестолковое. «Если бы да кабы всё это от большой губы. А на большую губу губозакаточная машинка имеется». Так одна нянечка в нашей клинике говорила. В той, где я с Пал Нилычем работал. А к дедку-прорицателю у меня вопросец созрел.

- Скажи, Многовидящий, а почему это те странные сны мне и без браслета снятся? И сколько еще они будут сниться?

- Почему без браслета?

И старик изобразил такое искреннее удивление, что я даже засомневался в собственном уме и памяти. Но посмотрел на сверток в ярком платке и сомневаться перестал. Похоже дедушке, божьему одуванчику, поговорить захотелось, вот он и спрашивает всякие странные вопросы.

Пришлось отвечать, а куда деваться?

- Потому, что шкатулку с браслетом я лично отослал к тебе, Многовидящий. Вот с Мальком и отослал. Он подтвердить может.

Малек молчал и уже не улыбался. Старик тоже молчал и только смотрел то на него, то на меня.

- Ну, так и будем молчать? спросил я, когда мне надоели эти игры в гляделки.

- Я не могу, господин.

- Чего не можешь?!

- Подтвердить не могу. Я не видел, как ты положил браслет в шкатулку.

- Блин, а как по-твоему, я мог его еще отправить?! Касырту на шею повесить, чтобы тебе шкатулку было легче нести?

Малек ничего не ответил, а вот прорицатель продолжает улыбаться, как ни в чем не бывало. Типа, ему нравится то, чего он слышит и созерцает.

- Ну, а ты что скажешь, Многовидящий?

Старик погладил сверток и спросил:

- Скажи, Многодобрый, как ты узнаешь, есть ли на блюде жареное мясо, если глаза твои пребывают в отдохновении?

Дедушке опять захотелось выспренно повыражаться. Вот только меня на такие выражения почему-то не растаскивало. Не было настроения для длинных и возвышенных речей. Ответил просто, без лишних выкрутасов:

- По запаху и на ощупь определю. Или мои руки и нос тоже пребывают в этом… как ты там сказала?.. на отдыхе?

На меня посмотрели так, будто мне не тридцать два, а два года, будто я упорно притворяюсь взрослым, а сам только что написал в трусы.

- Многодобрый, Браслет Памяти это такой большой и пахучий кусок мяса, что его нельзя не заметить.

- Не понял. Это ты к чему?

Последовало объяснение для особо непонятливого. Но тратить слова старик не пожелал, просто поднял и слегка тряхнул сверток. А из него тишина.

- Не понял! А где браслет? Малек, я тебя спрашиваю!

- Не знаю, господин.

- Что значит «не знаю»? Тебе доверили ценную вещь, а ты…

- Господин, я…

- Многодобрый, - прорицатель вмешался в нашу семейную разборку. Мясом пахнет от тебя.

- Не понял! Каким таким «мясом»?! Ты что, жрать хочешь?

Дедок покачал головой, подошел и приподнял рукав моей рубашки. На запястье нашелся потерянный браслет.

- Не понял! похоже, меня зациклило на этих словах. А он какого хрена здесь делает? Я же точно помню, как положил его в шкатулку.

- Многодобрый, ты был хозяином Браслета, теперь он стал твоим хозяином.

- Не… - сжал зубы, чтобы не ляпнуть еще одно «не понял». Забирай его на фиг! Глаза б мои его не видели!

Содрал браслет с руки и брякнул им об стол. Глаза змеюшек злорадно блеснули.

Прорицатель посмотрел на меня, на браслет и покачал головой.

- Я не возьму его. Это «мясо» очень горячее.

И осторожно поставил рядом с браслетом сверток.

Прикасаться к вещественному доказательству собственной глупости мне не хотелось.

- Малек…

- Нет, Многодобрый, ему тоже не надо трогать это «мясо».

Блин, и чего это старика на мясной теме заклинило? Или намекает, что пора немного подкрепиться? Так это мы запросто!

- Малек, мы сегодня есть будем?

- Да, господин.

- Тогда не затягивай с обедом. Я проголодался. Надеюсь, Многовидящий, ты разделишь со мной трапезу?

Если уж тебе пришлось переться через полгорода, чтобы ткнуть меня носом в мою же дурость. Блин, спасибо, если не подумал, что я зажать решил этот браслетик. А он мне нужен, как поалу коньки.

Малек умчался организовывать обед, а мне пришлось таки слезть с койки, чтобы самому убрать браслет в шкатулку, замотать ее в платок и торжественно вручить законному владельцу. Перед вручением я еще и потряс проклятую коробку вдруг браслет опять выбрался из нее?

Но даже полную шкатулку старик не захотел брать.

- Не торопись, Многодобрый, оставь ее на столе.

- Извини, Многовидящий, но я…

- И не думай о себе плохо. Ты не первый, с кем Браслет так пошутил.

- Это радует, но лучше забери его, от греха подальше.

- Не могу. Он не хочет от тебя уходить.

- Что значит «не хочет»?! Да я уезжаю сегодня!

На прорицателя мой ор не произвел ни малейшего впечатления. Старикан только шире улыбнулся и покивал головой.

- Я знаю, Многодобрый. Я потому и пришел к тебе.

- То, что пришел это замечательно! Перед дальней дорогой не мешает как следует попрощаться. Кто знает, когда встретимся?

- Я не прощаться пришел. Я еду с тобой.

- На фига?!

Я где стоял, там и сел. Хорошо хоть койка под задницу попала до пола оказалось не так уж и близко. Еще и ковра возле кровати не было, и комната вроде стала меньше, и половины мебели в ней не оказалось.

Меня что, ограбили, пока я спал? Или я в кладовке заснул и не заметил?

Посмотрел туда, где привык видеть окно, и уставился на деревянную стенку.

Похоже, меня в шкафу замуровали. С дедом-прорицателем на пару, чтобы мне скучно не было.

Стоп, какой на фиг шкаф?! Вот только сны с реальностью путать не надо. Я ведь Леха Серый, а не Ксюха-бестолкуха, у которой в голове материнский инстинкт с суевериями перемешался. Если у всех кормящих мамаш такое в мозгах творится, тогда понятно, почему мужики с ними нормально общаться не могут. Пеленочки, распашоночки, присыпочки, прокладочки целый день о таком думать?! да это же свихнуться можно! А если не только думать, но еще и обсуждать в мелких подробностях ни один нормальный мужик этого долго не выдержит. Даже от любимой жены. Не удивительно, почему молодые мамашки сбиваются в стаи и галдят, галдят новости, блин, обсуждают. И не о мужиках, косметике или тряпках болтают, а о детенышах своих сопливых: кто как ел, спал и писал. Будто других тем для разговора не существует. Вот облегчили жизнь мамашкам, они и занимаются всякой ерундой.

Блин, у меня такое чувство, что я сам этой тупоголовой мамашкой стал. Сижу тут, сопли по стенке размазываю, вместо того чтобы выяснить один простой вопрос: куда это, к чертям собачим, меня занесло?

Только поднялся с узкой и жесткой койки, как пол подо мной дернулся и я опять сел, теперь уже мимо койки. Напрасно я наговаривал на нее не такая уж койка и жесткая.

- И что это за хрень была?!

- Корабль отплывает, - спокойно сообщил дедуля.

Это он сквозь стену прозрил или еще каким способом?

Кстати, дед даже не покачнулся, как сидел себе на полу, скрестив ноги, так и остался сидеть.

- Какой на фиг корабль?!

Подняться я не успел пол дернулся еще раз. И все-таки эта койка охренительно жесткая: все лопатки об нее отбил!

- Корабль капитана Барга.

Старик был само спокойствие и благодушие. Хоть вместо антидепрессанта его принимай.

- Блин, как уходит?! А Марла, а Крант?..

Я так привык к его мрачной персоне, что уже и не представляю, как обойдусь без него.

- Ты звал меня, нутер?

Дверь открылась наружу и появился Крант, собственной мрачной персоной.

Я таки поднялся и уцепился за стол. Кстати, шкатулка с него так и не свалилась. Теперь понятно, зачем столу высокие бортики.

- Где Марла?

Если я по дурости задрых на корабле, а Лапушка ждет меня дома, то получится как в той идиотской песенке:

Ты зачем, Одиссей,

От родных сбежал детей?

Или тебя дома мало били?

Возвращайся скорей

К милым деткам, Одиссей!

Пока дети тебя не забыли.

Боюсь только, что в моем случае, с возвращением может получиться небольшая проблемка: или возвращаться станет некому, или некуда. Лапушка ведь и прибить может или домик по камушку раскатать, для расслабления от огорчения. Типа, «мне доктор запретил злость в себе держать, велел выплескивать, выплескивать, ВЫПЛЕСКИВАТЬ наружу!»

- Марла за стеной.

И Крант показал за какой именно.

- А где Малек?

- Нутер, ты его послал за едой, помнишь? нортор говорил очень осторожно, как с тяжело больным.

- И он что, ушел с корабля?!

Пол теперь качался беспрерывно. Не скажу, что меня так уж доставала эта качка, появилось только опасение, что мой обед может основательно подмокнуть, ну, и за Малька немного: как он корабль догонять будет? Хотя этот проныра нигде не пропадет и с голоду не помрет.

- Нет, нутер, он ищет тебе еду на корабле.

- Тогда я могу быть спокоен этот найдет, даже если здесь осталась последняя корка хлеба и рыбья голова.

- Найдет, - подтвердил Крант, не воспринимая шутки.

А дедушка опять улыбался, весь из себя довольный жизнью.

- Многовидящий, я что-то не понял: как же ты на берег попадешь?

Сначала спросил, а потом вспомнил, что он вроде бы со мной плыть намылился. Хотя, я мог не понять чего-то спросонья. Вот поем, свежим воздухом подышу, тогда и соображать нормально стану.

- Так же, как и ты, Многодобрый. Попаду, когда корабль остановится.

- Думаешь, ради тебя капитан повернет к берегу?

- Зачем «повернет»? Впереди тоже есть берег. Нам надо вперед, а не назад.

- «Нам»?! Старик, а ты ничего не путаешь? Прости, Многовидящий, но зачем тебе плыть с нами? Только не говори, что твоя жизнь как-то связана со мной, и теперь ты жить не можешь без меня.

- Не скажу. Я старый, но еще не глупый.

Да-а, всем бы «старым» такие зубы! Интересно, если я проживу столько, у меня во рту хоть что-то останется? Ну, кроме языка, понятное дело.

- Тогда зачем с нами? За браслетиком своим присмотреть?

- За ним не надо присматривать он сам ко мне вернется. А рядом с тобой бывает интересно вот и плыву.

- Ну, это кому как. Вот Кранту, кажется, совсем не интересно.

Нортор стоял с такой мрачной мордой, что найти на ней радость или интерес было бы затруднительно. Даже будь у меня микроскоп.

- Многодобрый, он же оберегатель, - как маленькому сказал прорицатель. Оберегатели все такие.

- И много ты их видел?

- Много.

Крант не сказал ни слова, будто мы не его тут обсуждали, а температуру воды за бортом.

- Ладно, схожу я, пожалуй, к Марле. Посмотрю, как она там устроилась, помогу, чем смогу.

Отпустил стол, осторожно шагнул к двери. Все-таки качающийся пол это не совсем то, к чему я привык. Второй шаг я сделать не смог между мной и дверью образовался Крант.

- Ну, и что бы это значило?

Толкать нортора не самая лучшая идея. Легче и быстрее пройти сквозь стену.

- Она сказала: кто к ней зайдет и помешает, она того укусит.

Крант никогда не называл Марлу по имени. Не только у него хороший слух.

- Ни фига себе заявочка! И чем это Лапушка таким занята, что мне зайти к ней нельзя?

Отвечать никто не торопился. Пришлось задавать наводящие вопросы.

- Кто-нибудь знает, сколько детей с Марлой?

Знакомого мешка в каюте не наблюдалось, и было у меня смутное подозрение, что он может найтись за стенкой.

- Трое, - тихо сказал Крант.

- Ты их видел?

- Нет. Я их слышу.

- И что они делают?

- Один спит, двое едят.

Вопрос: «Чем занята Марла?» отпал сам собой. Зато появились другие вопросы: «Куда это запропал Малек?» и «Хватит ли еды, когда Лапушка освободится и выйдет к нам?» Если я все правильно помню, то мамашки после кормления детенышей бывают голодными. Или очень голодными. А Лапушка никогда особо сытой не бывала, и от второго обеда не отказывалась только потому, что недавно прикончила первый.

Ну, и куда подевался наш ответственный за обед? Вот Марла зайдет ко мне в гости, а у меня на угощение только прорицатель и оберегатель. Выбирай кого хочешь, если быстро подсуетишься, они и вякнуть не успеют.

Долго развивать людоедскую тему мне не удалось вернулся Малек. Таким задумчивым я его никогда не видел. И в руках у него ничего не было.

- Что на этом корабле даже сухой корки не нашлось?

- Нет, господин. Еда здесь есть, но капитан сказал…

Малек замолчал, а я не стал дожидаться, пока он вспомнит, чего ему там наговорил наш драгоценнейший капитан. Я сам придумал смешной ответ.

- Он сказал тебе, что до берега меньше сезона, и что мы вполне можем потерпеть?

Обычно Малек нормально воспринимает мои шутки, а тут совсем никак! Типа, Крант номер два да еще сильно занятый на работе. А может я вообще забыл озвучить шутку? По рассеянности, по задумчивости, а теперь вот обижаюсь, что на нее не реагируют. Но шутить насчет предполагаемой голодовки почему-то уже не хотелось.

- Нет, господин, - Малек покачал головой. Задумчивость с его морды так никуда и не делась. Он не сказал, сколько плыть до берега. Он сказал, чтобы я не искал еду на его корабле. Он сам даст все, что надо.

Ага, за отдельную плату. Типа, питание в проезд не входит.

- Подожди, он что, заловил тебя, когда ты шарил в трюме?

- Нет, господин, он не видел меня. Он знал, что я там, но меня он не видел.

- Малек, да он развел тебя, как маленького! Сказал: «Я знаю, что ты там выходи!» и ты вышел.

- Нет, господин. Я подождал, пока он уйдет, и только тогда вышел.

- А откуда же он узнал?..

- Ему корабль сказал.

- Кто?!

Мне вдруг показалось, что у меня что-то не то с ушами. Или с головой.

- Корабль, господин. Он всегда говорит с капитаном.

- С чего ты взял?

Все-таки с головой. Но не у меня.

- Господин, это все знают. Я тоже знал, только… я забыл, а теперь вот вспомнил.

- Многовидящий, ты веришь в этот бред?

- Да, Многодобрый. Твой слуга мог забыть, а потом вспомнить.

Вообще-то я спрашивал про другое, но не уточнять же теперь. Уточнить мы и у нортора можем.

- Крант, а ты знал про капитана и корабль?

- Да, нутер.

- Тогда почему не предупредил Малька?

- Я не знал, что он не знает…

- Хороша отмазка. А слова хоть в песню вставляй:

«Я не знаю чего он не знает.

Зачем ходит за мной и моргает».

Кстати, Крант, из-за тебя мне придется извиняться перед капитаном.

- И за что это ты собрался извиняться?

В каюту заглянула Марла, и я сразу понял, чем эконом-класс отличается от супер-экономкласса. В первом случае остается возможность дышать, а во втором стоять, тесно прижавшись к стене и притворяться обоями. Что Крант и делал, пока Малька быстро и почти ненасильно усаживали на пол. Чтобы он с прорицателем там уместился, мне пришлось с ногами забраться на койку. В спешке я приложился головой об балку и только тогда заметил, что потолок над койкой понижается. Да и сама койка короче, чем мне надо.

Погладил намечающуюся шишку и начал рассказывать:

- Понимаешь, Лапушка, мы тут немного проголодались и решили перекусить, а Крант забыл сказать, что искать еду в трюме нежелательно. Что капитан узнает и будет очень недоволен.

Говорить, кто заложил нас капитану, я не стал. Вдруг Марла тоже верит в эту бредятину с разговорчивым кораблем. И получусь я весь из себя недоверчивый дурак.

- А ты не знал?

Дальше порога Марла не прошла просто некуда было, и даже дверь закрывать не стала. Так что какую-то каплю воздуха я успел глотнуть прежде, чем начать удивляться.

- А ты знала?! И ты тоже…

- Конечно знала. Это все знают, кто плавал хотя бы раз. И еду с собой берут. Те, кому мало общей кормежки.

- Лапушка, но я тоже плавал!

Выглядеть совсем уж бестолковым не хотелось.

- На корабле или на пароме?

Пришлось промолчать. На корабль меня только сегодня занесло, да и то я еще не вспомнил, каким образом.Будто во сне действовал или под гипнозом.

Вот только отмолчаться не получилось. Когда Марла так смотрит, надо сказать хоть что-нибудь, во избежание тяжких телесных повреждений, замаскированных под дружескую оплеуху.

- Лапушка, а что есть какая-то разница?

- Есть, Пушистый, и очень большая. Паром ночью стоит у берега, а на корабле плывут долго и едят на палубе. Все вместе едят пассажиры и команда.

- Как «на палубе»?! И… когда?

- Едят, когда еда будет готова, - сказала Марла и попятилась.

Развернуться в моих апартаментах было бы не просто. Не удивительно, что пассажиры жуют на палубе эти каморки им успевают надоесть, как пятисекундная реклама.

- Подожди, я с тобой!

Вскочил и опять стукнулся головой.

- Блин, и кто придумал такой потолок?!

Марла тихо хихикнула.

- А ты не того пассажира попросил остаться на берегу.

- Попросил?.. Не того?..

Память скрылась за туманом и возвращаться пока не собиралась.

- Не того, - радостно покивал дедок. В моей каюте потолок ровный и две койки.

- Зачем две?

- Для меня и еще для одного пассажира.

- А я думал, что для багажа.

- Большой багаж прячут в трюм, маленький под койку, - сообщила Марла уже из-за двери.

Малек тоже выбрался из каюты, за ним прорицатель и я с Крантом.

На палубе мы появились как раз вовремя, чтобы бросить последний взгляд на город. Еще немного, и я перестал его различать. Берег сделался похожим на длинную темную тучу на горизонте.

А ко мне вернулась память. Наверно, свежий воздух поспособствовал.

Я вспомнил, как уговаривал Марлу, не оставлять таких замечательных детенышей без материнского присмотра. Говорил, что сделаю все, чтобы их приняли в клан. А если для этого надо куда-то там вступить, то я не постесняюсь и вступлю. И защищать малышей вдвоем намного проще один спит, другой бдит, потом наоборот. А если с нами Малек и Крант поедут, то все проблемы с защитой отпадут сами собой. Конечно, могут возникнуть новые проблемы, но кто им даст много возникать?

Каким-то чудом мне удалось уговорить эту несгибаемую женщину. Наверно, Лапушка хотела быть уговоренной.

И, как я собирал дорожный мешок, тоже вспомнил. Покидал в него несколько особо ценных и важных вещей еда среди особо ценного и важного не значилась потом подумал, что только придурок собирает чемодан раньше покупки билетов, и пошел с Марлой к капитану. А Малька к прорицателю отправил. Со шкатулкой. Не годится уезжать хрен знает куда и увозить чужое имущество. Глупо злить и огорчать человека, для которого ни время, ни расстояния преградой не являются. Да и Закон Воздаяния работает здесь очень активно. Я тут насмотрелся и наслушался такого, что проверять экспериментальным путем, когда и как он отыграется на мне, совсем не хочется.

Так я и пошел с пустыми руками, оставив мешок посреди комнаты. Марла свой багаж взяла с собой. Предлагать помощь в переноске я не стал как-то предложил, еще в начале знакомства, так меня чуть на клочки не порвали. Марла решила, что я оскорбляю ее: сомневаюсь в ее силе и здоровье. Пришлось тогда долго извиняться и объясняться. Лапушка извинения приняла, объяснения выслушала, но с тех пор твердо уверена, что все самки в моем клане слабые и больные, если самцам приходится им столько помогать.

Еще в паланкине со мной начало твориться что-то странное. Мне так захотелось спать, что я стал отключаться посреди разговора, а когда выныривал из полудремы, то не сразу мог вспомнить, где я и кто это рядом со мной. Всё мне казалось, что не с Марлой я разговариваю, а с кем-то другим.

Встреча с капитаном прошла на высшем уровне на палубе его корабля. Барг очень удивился, что я сам приперся за деньгами это должнику полагается со всех ног мчаться отдавать долги. А недоверие к должнику и такая неприличная спешка с моей стороны оскорбили большую и нежную душу капитана Барга. Ведь он уже подготовил все мои деньги, до самой мелкой монетки, и даже паланкидера вызвал, чтобы доставить их ко мне, а тут я заявился собственной персоной.

Не знаю, сколько бы еще капитан распространялся, как он огорчен моим визитом, но я быстро заткнул ему пасть. Сказал, что деньги это фигня и грязь, что к реальным мужикам монеты сами липнут, и нечего мне морочить голову всякой ерундой я не брать деньги пришел, а совсем даже наоборот. Сообщил обалдевшему капитану, что плыву с ним, что плату за проезд пускай он отсчитывает сам, а то, чего останется, передаст Мальку, когда тот заявится. Да, Малек тоже плывет со мной, а еще Марла и небольшой выводок детенышей. Ну, не умею я путешествовать в одиночку обязательно с толпой слуг, гаремом и с филиалом детского сада. Ну, и с маленькой армией в придачу. Без этого скромного набора жизнь мне кажется скучной и пошлой.

Дошла моя шутка до капитана или он решил, что у меня не все в порядке с головой, не знаю. Кажется, на этом этапе я отключился полностью и надолго. Как я выбирал каюту, кто «пугал не того пассажира» я или Крант, как я устраивался на койке этого вспомнить не удалось. Если я не проснулся, когда ко мне завалили Малек с прорицателем, притомился я, похоже, очень крепко. Или это последствия пользования браслетом?

Питание на палубе вместе с командой оказалось не такой уж экзотикой. Честно говоря, я думал, что будет интереснее. Но уже через день вся новизна притупилась, а морды капитана и матросов казались знакомыми с детства. Пища тоже не баловала разнообразием: та же всепоходная и всепогодная аста, маленькая лепешка, твердая настолько, что ей можно гвозди заколачивать, рыба, вяленная или свежевыловленная, а на десерт водоросли или сухофрукты. Вроде тех, какими меня угощала Марла, только без косточек. Запивались все эти деликатесы забортной водой. А чтобы она казалась нам еще вкуснее, в ведро воды вливали маленькую чашу вина. И совсем даже не тифуры. Уже хорошо я бы не выдержал такого издевательства над любимым вином.

Только рыбаки не справляют естественную нужду в море, а у матросов совсем другой закон. Все отходы жизнедеятельности, включая остатки пищи и воду от мытья посуды выливают позади корабля. Делается это несколько раз в день, но всегда после еды, и называется эта процедура «кормление голодных». За кораблем, обычно, плывет стайка рыбешек, вот они и подбирают то, что валится с корабля. Иногда к «голодным» присоединяются рыбы побольше. Они глотают и корабельное угощение, и рыбью мелюзгу. Крупную рыбу ловят и, если не думать, чем та питается, то она даже кажется вкусной.

Многовидящий внял моей нижайшей просьбе и уступил свою каюту. В ней я чуть-чуть не достаю до потолка и любимая шишка на голове начала подживать. Размерами новая каюта почти не отливается от прежней. В ней имеется маленький стол, привинченный к полу, табурет тоже привинченный, и две койки, одна над другой. На верхней спит Малек. Койки здесь тоже оказались короткими. Хоть среди матросов и не наблюдалось никого выше меня, но койка в полтора метра все-таки маловата для мужика, что дорос до метра восемьдесят. Конечно, Кранту и Мальку низковата и новая каюта, но они как-то умудряются помнить о высоте потолка, и не проверять голову на прочность. Тем более, что Крант в мою каюту почти не заглядывает.

В один из вечеров я напросился к Марле в гости, с ночевкой, но быстро понял, что чем дальше мужик от мелких детенышей, тем спокойней его сон и качественней интим. Теперь Марла ходит в гости ко мне, пока Малек гуляет по палубе или присматривает за мелкими. Иногда ему приходится гулять до позднего вечера ночью Марла детенышей самих не оставляет.

Где устроился Крант, я так и не понял. Может, в коридоре, за моей дверью, или на палубе, но он всегда оказывается рядом, когда я выбираюсь из каюты. Иногда я подумываю, что неплохо бы и самому перебраться на палубу, и устроить там временное местожительство. Типа,

Я на палубе лежу

И на небо я гляжу,

А на небе звезд не вижу

И луны не нахожу.

Луны не видно потому,

Что днем она и ни к чему.

Но налетает легкий ветерок, пронизывающий до костей, толпа матросов начинает суетиться на мокрой палубе, и я в который раз благодарю того неглупого человека, который придумал каюту.

В общем-то плавание проходит неплохо, хотя и однообразно, единственное, что меня беспокоит это питание Кранта. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что сегодня ко мне подойдет капитан и скажет, что один из его матросов внезапно и скоропостижно упал за борт. Или не один всё зависит от аппетита Кранта. Несколько раз я подумывал поговорить с ним, но как представлю этот разговор, и язык затягивает ниже диафрагмы. Интересно, что сделает голодный вампир, если ему сказать: «Ай-ай-ай, чужих кусать нельзя!» Может еще и пальцем погрозить, чтобы Крант внял и проникся?

Конечно, глупо с моей стороны сорваться из дома, не подумав о корме для телохранителя, но теперь уже ничего не поделаешь. Остается только надеяться, что оберегателей реально учили терпению, и что плавание закончится раньше, чем нортор озвереет от голода.

Мне тоже малость терпения совсем не помешала бы. И всё из-за этой проклятой коробки! Я ведь специально устроил эту бодягу с переездом, чтобы забыть браслет в прежней каюте. Сунул шкатулку под койку, запихнул ногой в дальний угол и… переехал. Первым, что я увидел в новой каюте знакомая шкатулка на столе. Как она туда попала, ума не приложу! Ни Малек, ни дед-прорицатель в издевательстве над моей психикой не признаются. Крант вообще молчит, как рыба об лед. Похоже, это плавание для него такая же беспримерная гадость и маета, как для меня возня со шкатулкой. Я ведь каждый вечер сую ее под койку, придавливаю тапочками, а утром нахожу на столе. Тапочки по-прежнему стоят наверху шкатулки. Одно радует никакие Сны Памяти мне больше не снятся.

В один из вечеров, когда я опять убирал шкатулку, нашелся мой дорожный мешок. Он лежал себе под койкой, в дальнем углу, и не отсвечивал. В нем кроме барахла, что я в спешке побросал перед отъездом, валялся еще и увесистый мешочек с деньгами. Наверно, Малек сунул должок капитана. Вот только позабыл мне сообщить. Или сообщил, а это я уже позабыл, занятый тяжкими думами. А думы у меня тяжелее мокрых берцев.

Спать или не спать это не вопрос. Вопрос вопросов: как заснуть так, чтобы не видеть снов? От них же вреда больше, чем пользы! Вот на фига мне все эти гадости материнства, да еще в таких подробностях? Кормить грудью я никого не собираюсь, мастопатию не заработаю при любом раскладе, а без памперсов Марла как-то обходится. Да и все лекции по цветоводству мне до левой задней. Чтобы высадить зерно Тиамы, совсем не обязательно становиться Мичуриным.

Блин, да будь этот браслет моим собственным, я бы его давно за борт выбросил. Вместе с коробкой.

20.

…их звали вуларты. Могучие воины, победители морских тварей. Жены вулартов сражались наравне с мужами и те, кто видел вулартов в первый раз, не всегда могли отличить жену от мужа. Детей вулартов никто не видел, и долго думали, что детей у вулартов не бывает, что дети бессмертным не нужны. Вуларты жили так далеко, что чужие редко появлялись на их острове. И вуларты не уплывали далеко от острова. Что им искать среди чужих и слабосильных?

Когда началась Война Мостов и Башен, вуларты не сражались в ней. Они ни с кем не делили свой остров, и дела им не было до Хранителей Мостов или Повелителей Врат. Кто бы ни победил, море останется морем, камни камнями, а твари морские не перестанут выбираться на берег и они, вуларты, по-прежнему будут самыми великими и могучими воинами.

Война еще не закончилась, когда море раскололо и проглотило остров вулартов. И мало было тех, кто смог спастись. Только те, кто охранял родные берега и был рядом с лодками. А их родные, их семьи, их дети все, кто был далеко от берега, погибли тем страшным днем. И великие воины не сумели их защитить. Когда море сражается с землей, даже могучий воин оказывается слабее.

Долго спасшиеся вуларты искали место, где могли бы жить. Война сильно изменила дальние и ближние к ним земли, и никому на них не нужны были воины, умеющие убивать только морских тварей.

Все дальше и дальше уплывали вуларты от родных мест. И много странного и необычного увидели они.

Боги улыбаются терпеливым и настойчивым. Так вуларты встретили даргов и те разрешили им жить рядом, в обмен на защиту от страшных тварей морских. Когда-то горы защищали народ даргов от моря. Они привыкли жить в горах и пещерах, и пользовались дарами гор и пещер. Война разрушила многие горы, вода зашумела там, где ее прежде не было. В пещерах даргов и в неприступных прежде долинах стали появляться чудовища темных глубин. Не долго жили эти твари без моря, но убить успевали многих и многое отравить. И не было от них спасения народу даргов, пока могучие вуларты…

Прорицатель рассказывал очередную песню-быль. Чистой воды придумками здесь не увлекались. А если послушать песнопевцев, то получается, что в мире предостаточно событий, о которых стоит поведать заинтересованным слушателям. А чего бы им ни быть заинтересованными, при таком-то развитии транспортных средств, отсутствии телефона, интернета и прочих благ цивилизации. Блин, да человекам только и остается развлечений, что с большим энтузиазмом питаться и кувыркаться в постели, а в перерывах слушать какого-нибудь чудика, с хорошо подвешенным языком. А на корабле без этого самого «послушать» очень быстро озвереть можно. Вот и сегодня, после ужина, никто никуда не торопится, все сидят и слушают нашего разговорчивого дедушку. А на фига торопиться? Если на море тишь да гладь можно и посачковать.

Это вчера мы проходили веселенькое такое местечко, что все матросы были в поту и мыле. Я спросил у капитана, когда всё закончилось, как называется то место, где меня чуть не смыло за борт. Так Барг рявкнул: «полосатая задница!» и утопал в свою каюту. Неужели обиделся? Да было бы из-за чего!

Хотя кое в чем капитан прав: местечко соответствует своему названию. И совсем даже не формой, а внутренним содержанием. Нет, дерьмо там по воде не плавало, но очень даже могло поплыть, если бы мы навернулись в том проливе. Не знаю, как еще можно назвать место между полосатой горной стеной и острыми скалами, что торчат из темной воды. Кстати, некоторые из скал тоже были полосатыми. С такой жизнеутверждающей красной полосой на черном фоне. Глянешь на нее и кажется, что кого-то недавно разбило об эту скалу, даже кровь еще смыться не успела. А на стене напротив полоса такой ширины, что там, похоже, кто-то размазал динозавра, а может и не одного.

Пока я любовался всей этой красотой, возле меня нарисовался капитан Барг. На корабле он избавился от своих порнографических штанов, и втиснулся в короткую кожаную юбку. Сменив одежду, Барг и имидж поменял. Вместо своего в доску парня появился реальный морской котяра, самый реальный из банды морских котов, что бродит у нас по палубе.

- Пассажирам закрыться в каютах. Живо!

Рявкнул и пошел дальше команды раздавать.

Странный он, этот капитан Барг. Обращается, вроде, ко мне одному, а говорит так, будто я ему двоился или троился. Да еще заныкался сразу же, хоть бы объяснил: к чему такая спешка, на фига в каюту? Я ведь только что из нее выбрался, свежим воздухом подышать, и возвращаться обратно, да еще «живо!» совсем не хочется. А вот подойти к борту и посмотреть, как далеко от нас полосатая стена, хочется и даже очень. Кажется, протяни руку и дотронешься до камня.

Но протянуть и дотронуться я не успел, я даже к борту еще не подошел, когда корабль основательно качнуло. Я не свалился на палубу только потому, что Крант и Малек вцепились в меня с двух сторон. А потом со всей дури приложили спиной к мачте. Как раз перед вторым качанием. И сами в мачту вцепились. Кто из них оставил на ней царапины, не знаю. Надеюсь только, что капитан не потребует с меня компенсацию за испорченное имущество.

Пока Барг издевался над парусами и матросами, мы торчали под мачтой. А матросы копошились над нами: то сворачивали какой-то парус, то опять распускали. На фига всё это делалось, я так и не понял. Корабль и без того плыл очень быстро, куда быстрее, чем в обычные дни. Если б еще не качало так сильно, то вполне можно было бы наслаждаться скоростью и видами. Не только пейзажем, но и тем, чего можно увидеть, если очень снизу заглядывать под мини юбку. Короче, любители мужского стриптиза получили бы массу удовольствия.

Единственным, кто чаще всех задирал голову кверху, оказался капитан Барг. Надеюсь, это он по работе.

Я вот тоже несколько раз посмотрел на небо. Странное оно какое-то над этим проливом. Бывало за целый день ни одного облака не увидишь, а тут их прям целая толпа! И все вытянуты в жгуты, да еще между собой переплестись норовят. Цвет у облаков тоже необычный синеватый или зеленоватый. На фоне неба не сразу и различишь. Короче, засмотрелся я на это чудо природы и про качку забыл, и про то, что держаться надо бы. Хорошо, что было кому меня придержать. Даже когда мы прошли полосатую стену, я все еще оглядывался и посматривал на небо.

- Ну, и чего ты там увидел, касырт желтопузый?

Все касырты, что плавают на кораблях, серые или коричневатые. И ни одного из них нет с желтым пузом. Желтопузые всегда остаются на суше. Так матросы говорят и страсть как обижаются, если их желтопузыми назовут. А мне вот абсолютно по фигу, хоть «желтопузый», хоть «краснохвостый» не тот это матюк, который мог бы меня зацепить.

- Привет, капитан! Чего шумим, на кого злимся?

- На тебя, пустоголовый! Еще раз неверный галс возьмешь, и накормишь голодных. Понял, рыбья требуха?

- А они здесь есть?

Спросил спокойно, в голосе ни обиды, ни раскаяния кто его знает, с чего у капитана поганое настроение? Ну, попорет и перестанет. Он часто орет. Может, в море по-другому нельзя?

- Кто?!

У Барга вид стал изрядно обалдевшим.

- Ну, голодные.

- Они везде есть. Да чего ты голову задираешь?! Рыба в море живет, а не на небе!

- А я на облака смотрю.

- На какие облака, лупоглазый?! Нет здесь никаких облаков!

- Как это нет! Длинные такие, зеленые и синие.

Капитан посмотрел на меня так, будто удавить хотел, потом на небо глянул и зашипел совсем тихо:

- Не облака это.

Пошипел и уходить собрался. Похоже, вспомнил о чем-то важном.

- Подожди, Барг. Как это «не облака»? А что тогда?

- Демоны это.

Еще тише сказал. Я еле услышал его.

- Демоны? Какие демоны?

Может, я что-то не правильно услышал?

- «Какие-какие»… Морские!

Рявкнул и тут же на небо посмотрел. Решил проверить, не слышат ли его «демоны»?

- Как это «морские»? А почему тогда они в небе болтаются. Или им в море места мало?

Капитан дернулся так, будто рот мне хотел заткнуть. Но Крант шевельнулся у меня за спиной, и Барг передумал заниматься рукоприкладством.

- Тебя что, в детстве реей стукнуло? Ты о чем в море болтаешь?! Жить надоело?

- Не надоело. Но на суше о таком тоже не болтают.

Повторить то, что сказал потом Барг, я вряд ли смогу. Я и запомнил-то меньше половины. Да и те слова, похоже, имели какой-то другой смысл, а не тот, к какому я привык.

- Да ты не злись, капитан. Ты просто и понятно объясни, если можешь, конечно. Ну, а не сможешь я у Многовидящего спрошу.

- Да зачем тебе это надо?!

- А мне интересно, почему это морским демонам в море не сидится? За каким таким хреном они в небо полезли?!

Я тоже начал злиться. Достал меня капитан своими тайнами и недомолвками.

- Когда они спустятся в море, кораблям там места уже не останется, - тихо и с оглядкой сказал Барг. И тут же зашипел: - И перестань болтать о них, пока беду не накликал! И откуда ты взялся такой глазастый на мою палубу?..

Ответа он дожидаться не стал. Похоже, капитану мой ответ и на фиг был не нужен.

Думаю, что всё это сотрясение воздуха было всего лишь криком Барговой души и стонами его сердца, которые и слышать-то дано не каждому.

Эта мыслишка притащила за собой следующую, от которой хоть сядь и рыдай, хоть за борт сигай. Получается, что я опять видел такое, чего остальные в упор не замечают. Кроме нашего доблестного капитана, конечно. Ну, ему положено работа у него такая, а мне на хрена?!

В тот же вечер у меня состоялся душевный разговор с Крантом. Давно я собирался и вот случилось сподобился! А началось всё с банального «посидим?» и устраивания моей задницы под нашей любимой поцарапанной мачтой. Крант уже подпирал ее спиной и выглядел еще задумчивее, чем днем. Ну, по вечерам он часто впадает в глубокую задумчивость. Тот, кто Кранта мало знает, может принять его за великого мыслителя, а не оберегателя моей земной оболочки. Говорят, что среди норторов и мыслители попадаются. Вот Крант и решил по примеру мудрецов своего народа быть загадочным и молчаливым. Если не всю жизнь, то хотя бы до конца плавания. А то ведь, всё, чего услышит корабль, узнает и капитан.

- А мысли он читать может?

- Я о таком никогда не слышал. Это редкое умение, даже среди норторов.

А ну да, ну да. Они же тут недостижимый идеал, и всевозможные таланты доступны только им и никому другому.

- Ладно, будем считать, что не умеет. И давай подумаем о чем-нибудь не очень скучном.

«О чем? Что ты хочешь узнать, нутер?»

Крант сразу перешел на «подумаем», а вот мне пришлось кулак к губам прижать, чтобы не озвучивать свои мысли.

«Подумаем кое-что о жизни нашего загадочного Родаля».

«Нутер, я не слышал о нем ничего нового».

«Меня не новое интересует, а хорошо забытое старое. Вот ты можешь объяснить, на хрена ему такой большой дом? Да еще слуги эти немые и как из могилы поднятые…»

Зачем селиться в глухомани, в лесу это я еще могу понять, а вот всё остальное загадка на загадке. Не скажу, что я потерял аппетит и сон, раздумывая над этими загадками, но сидели они в моей башке, как заноза в пальце, и напоминали о себе в самый неподходящий момент.

«Нутер, я никогда не был в доме Родаля. И слуг его никогда не видел».

Пришлось рассказывать и показывать, напрягая память и скудный словарный запас. Связно и подробно пересказать сон недельной давности та еще задачка. Даже если пересказывать только кусок сна, то легче от этого не становится. Больше всего меня напрягало то, что надо держать рот закрытым и изображать томную задумчивость и любование вечерним морем. Блин, да из меня рассказчик, как из нашего прорицателя великий герой древности!

Крант смог-таки понять меня, а потом уже я пытался понять то, что он мне насообщал.

Оказалось, что слуг у Родаля нет! Совсем. А то, чего бродит по его дому и кому-то там снится всего лишь ройхи. Живыми людьми они не считаются, разумными или полуразумными тоже. Они даже не грелки, просто одушевленные предметы обстановки. Что-то типа стула, способного прийти на зов хозяина и выполнить его приказ. А когда необходимость в «стуле» отпадает, его можно и в кладовку убрать на месяц, другой, третий. Серьезно, если хозяина нет дома, то ройхи впадают в спячку до полугода могут спать, без особого вреда для организма. Клепает ройхов один народец, очень дружный с тиу, а уже они отправляют товар норторам. Те и сами могут творить себе слуг и всяких полезных в хозяйстве уродцев, но зачем изобретать велосипед, если его уже доставили к порогу дома. Эти ройхи еще тем удобны, что преданы хозяину до гроба. Ни для кого чужого дышать и двигаться они не станут. А насчет хозяйских секретов… легче табуретку разговорить, чем выяснить что-то у ройха. Короче, полезная во всех отношениях вещь, хоть и страшненькая. Не в смысле внешности, а… лично я не смог бы жить в доме, где бродят эти серые привидения.

Ну, если со слугами мы с Крантом поняли друг друга быстро, то с величиной дома вышла серьезная заминка. Крант был уверен, что все норторы живут в обычных помещениях даже Родаль, и что гигантизмом и клаустрофобией никто из его народа не страдает. Да, норторы не любят узкие коридорчики и тесные каюты, но это же не преступление! А нелюбовь эта тянется еще с прежнего мира, который пришлось в спешке покинуть. Там, кстати, норторы тоже жили в широких и просторных помещениях, только глубоко под землей. А вот в низких и тесных норах обитали всякие уродцы и мутанты. Когда норторы оставляли какое-нибудь помещение, то очень скоро оно превращалось в лабиринт узких ходов. Ни жить, ни сражаться норторы в них не могли. И отступали, отступали, пока отступать стало некуда. Хоть велика планета, но магма впереди. Попытались отстоять то, чего осталось, но попробуй остановить врага, который умеет проникать сквозь стены. То ли просачивается сквозь них, то ли проламывается. Те герои, кто пытался узнать точнее, не успевали дожить, чтобы доложить. Вот и повелось у норторов при малейшей опасности шарахаться от стен на средину комнаты. А чем просторнее комната, тем больше свободы для маневра. Бывали случаи, когда целая семья сбивалась в одном помещении и занимала круговую оборону. Понятное дело, что чем меньше мебели в комнате, тем больше у нее шансов уцелеть. Потому что семья это не мама, папа и маленький норторчик. В нормальной норторской семье от двух до пяти десятков взрослых, каждый из которых очень не плохой боец, имеются еще несколько детенышей, а они тоже совсем даже не безобидные. Крант как-то сказал, что если нортор умеет передвигаться самостоятельно он уже опасен. И я не думаю, что мой оберегатель слишком преувеличивал. Еще в каждой семье обязательно должна быть Сияющая и Драгоценнейший. Типа, правитель и правительница большой и дружной общины. Но правители редко участвовали в битвах. Просто стояли в средине круга и поддерживали бойцов своей силой. Хотя из любого правила бывали исключения, и очень нежелательные исключения. Если Драгоценнейшему или не дай Бог! Сияющей приходилось вмешиваться в битву, то это была такая радикальная мера, что мало никому не казалось. Все равно, что утопить корабль, чтобы избавиться от касырта в трюме.

Кстати, на нашем корабле касыртов очень мало меньше, чем обычно. Это мне Барг недавно сообщил, еще и посмотрел на меня так при этом, будто мое любимое развлечени шляться по трюмам и отлавливать мелких и серомордых. Ну, не я это, не я, честно! Это Сим-Сим повадился так развлекаться. И ладно бы, паршивец, жрал то, чего добыл, так нет же! Притащит ко мне в каюту и положит на стол. Типа, кушай, дорогой Леха, мне для тебя ничего не жалко. Иногда утром я двух, а то и трех длиннохвостых находил у себя. Мертвых, понятное дело, но мне-то от этого не легче! Приходилось собирать этих безвременно подохших и отправлять за борт. Еще и постараться сделать так, что никто меня не засек за этим делом.

Я даже не знаю, как котяра пробрался на корабль, и чем питается. Может, он стал вегетарианцем-оригиналом? Может, хавает рыбу, выловленную собственнолапно, и доволен собой и окружающей средой. Дома я его частенько возле озера видел. Если он не с Молчуном общался, значит рыбу промышлял или еще какую водяную живность. Сим-Сим вообще загадочный и непредсказуемый зверек, совсем как норторские красавицы.

Я долго не мог понять, на фига норторш обзывать Сияющими этот народ ведь не любит яркого света. Неужели другого обращения придумать нельзя? Великолепнейшая, там или Наибледнейшая. Еле-еле выдавил из Кранта информацию.

Оказалось, каждой будущей сияющей, начиная с определенного возраста, вживляют под кожу драгоценные камни. В районе шеи, груди, лопаток и плеч. Не все сразу по камню в год или в два. Набор камней для всех одинаков, но рисунок у каждой семьи свой. Понятно, что всю эту красоту не прячут под одеждой. Это лицо можно прикрыть, а потом показывать, как за особые заслуги, так и в наказание. Красота, вообще-то, страшная сила, особенно у Сияющих. А обычай с вживлением камней настолько древний, что норторы уже и не помнят, из-за чего он завелся.

А я думаю, что какая-то из правительниц потеряла свою подвеску или еще какую-нибудь цацку. Вот ее драгоценнейший супруг и сделал так, чтобы она никогда и ничего больше не теряла. Потом это в моду вошло, сделась законом и привычкой.

Скорее всего, всё было совсем даже не так, но никаких других объяснений я придумать пока не могу.

Кстати, эти камушки на норторшах работают не только как украшения. Когда враги подбирались близко, камни начинали светиться. И чем ярче они светились, тем большая толпа врагов подвалила.

Оригинальная, однако, сигнальная система. Вот до чего некоторые ленивые додуматься могут, кому в облом развивать электронику!

Мы с Крантом долго просидели под мачтой, держа язык за зубами и очень активно общаясь. В ту ночь Санут светил почти до утра. Кстати, матросы на него совсем даже не празднуют дрыхнут, когда заканчивается их смена, и ни хрена не боятся. Говорят, что в море сила Многоструйного больше, чем у Санута.

Типа, наш бог нас защитит, а дураки ему и на фиг не нужны дураков и на берегу хватает.

Может быть и так, может и совсем по-другому, но проверять как-то не тянет. Во-первых, я не служу Многоструйному я здесь проездом, а во-вторых, обзаводиться еще одной вредной привычкой, чтобы на берегу от нее избавляться, мне в облом. Да и помолчать с умным человеком всегда интересно, даже если он и не человек вовсе.

…давно миновала та пора, когда вуларты отдавали морю детей, рожденных не только от своей крови. Саймурал протянула дочь свою рабу своему и пошла к морю. Пришел ее черед хранить покой и жизнь тем, кто доверился народу вулартов. А раб остался беречь покой и сон дочери…

Многовидящий продолжал свой рассказ. Матросы с большим интересом слушали. Конечно, им тоже приходилось болтаться по свету, всякое видеть и слышать, но мало кто умеет рассказывать так, чтобы это было интересно. Прорицатель умел. Капитан пообещал скостить ему плату за проезд, если дед поделится частью своей мудрости. Дед согласился, и теперь мы каждый день, иногда по три раза на день слушаем его рассказы. Я как-то спросил Многовидящего, откуда он знает их столько? А дедок сделал скромную морду лица и сказал:

- Когда я еще не был старым и ленивым, и не сидел долго на одном месте…

Как я понял, он основательно побродил по свету, прежде чем осесть в нашем городе. И если вдруг выяснится, что старик успел побывать и на другой планете, то я не очень-то удивлюсь. Такие любознательные и легкие на подъем везде просунут свой нос. И особого приглашения им для этого не надо, а запреты они не слышат, и преград в упор не замечают. Будто все законы и правила писаны не для них, а для кого-то другого.

Не скажу, что мне было совсем не интересно, чего там старик болтает, но я уже порядком подустал от всех этих мелких подробностей и выспренной до охренения речи. А тема-то благодатная! Такой боевичок забацать можно было бы закачаешься. С Сашей Зарби и Муной Дофф в главной роли. Снять бы этих двоих в постельной сцене зрители писали бы кипятком. Да и в костюмчике древней воительница Муна смотрится то что надо! И всё это на фоне моря, гор, других грозных воителей и воительниц, да еще скудно одетых рабов и рабынь, естественно молодых и красивых… Классный фильм мог бы получиться, если бы здесь водились киностудии, или там, у нас, кто-нибудь придумал такой сценарий.

Кстати, насчет рабов и рабынь я не просто так языком поляпал. Были рабы! Одинаковое количество мужчин и женщин, отобранных для обслуживания стражей побережья. И не только для «подай, принеси, пошел вон!», но и для постельных развлекух. Правда, среди героических стражей не всегда было поровну мужчин и женщин, но, если я правильно понял Многовидящего, им было абсолютно по фигу, мужик или баба у них в койке. Только кровосмешение считалось у стражей великим грехом. За такое убивали обоих, мучительно и беспощадно, не разбираясь, кто кого и по какой причине. Вот и приходилось стражам иметь интим с рабом или рабыней, ведь команда составлялась из ближайших родственников, где все друг друга понимают с полувздоха и полувзгляда. А по-другому возле моря нельзя. Твари не станут ждать, пока ситуацию обмозгуют, обсудят и решат, кто и чего будет делать.

По жребию делили обслуживающий персонал или еще как, не знаю. Может, я прослушал или старик не распространялся на эту тему, но это и не важно. Главное, что от такого международного общения иногда появлялись детеныши. Но только у стражниц. А если стражу доставалась рабыня, то она почему-то быстро умирала. Или страж делал с ней чего-то не то, или бабы им попадались совсем уж хлипкие. Раб жил у стража немного дольше, но тоже редко дотягивал до конца сезона. А сменяли команду раз в два года. Рабов и рабынь же привозили раз в год, и тот из рабов, кто умудрялся пережить его, становился свободным. У раба, попавшего к стражнице, было чуть больше шансов, но гарантии, понятное дело, никакой. Хозяйка могла погибнуть или покалечиться, проиграть или подарить свое имущество, да мало ли чего в жизни случается. Вот Уриму повезло стражница не передала его никому, даже когда стала основательно беременной. А в конце года отправила его с ребенком к своим родным. Когда служба закончилась, Саймурал вернулась домой живой и здоровой, и ее встречали бывший раб и их дочь.

Вот только в такой счастливый финал я что-то слабо верю. Старик ведь и приврать мог, чтобы слушателям спалось спокойнее. Но для фильма такой финал был бы очень даже неплох. Зрители утирают слезы и сопли, доедают чипсы и топают по домам.

Утром я заметил на горизонте темную полосу. Барг сказал, что если Многоструйный будет добр к нам, то мы доживем до заката.

- А если не будет? проснулось вдруг во мне любопытство.

Капитан посмотрел на меня, как на умственно отсталого.

- Тогда мы еще сегодня встретимся с Многоструйным.

Спокойно так сказал, как о давно известном и решенном, из-за чего и дергаться не стоит. Типа, все там будем, а сегодня или завтра тут уж кому как повезет.

Хотел сказать этому пофигисту, чтобы поменьше каркал, но вспомнил кое-что и промолчал. Единственная «птычка», похожая на ворону, осталась в лавке Многовидящего. Вот только этот пучок перьев, вместо нормального карканья, шипел, плевался и баловался гипнозом.

Странное дело, но до сегодняшнего дня я даже не задумывался, что птицы совсем не попадаются мне на глаза. Даже над морем ни одной не заметил. Так и должно здесь быть или это я такой невезучий?

Спросить Барга я не успел, он вдруг стал очень занятым, еще и матросов к делу припахал. Очень срочному.

И на корабле началась подготовка к концу света.

Сегодня Многоструйный был добр к нам лахорста нас не сожрала.

Зато весь корабль провонялся, как парфюмерная лавка после погрома. До самого обеда Малек, Марла, ее малыши и еще несколько матросов чихали, кашляли и плакали от навязчивого запаха. Но кашель и насморк это ничтожная плата за возможность остаться в живых.

Сосун-живущий-в-море-и-над-морем так еще называют лахорсту.

Блин, мне не хватало птичек над головой? Моя мечта сбылась! Я получил таки свою «птычку», правда, в единственном экземпляре, зато размером с половину корабля. Еще и впечатлений на полгода вперед нахватался.

Когда Барг вдруг резко озадачил матросов, я не сразу понял, что такое они делают. На палубе устанавливалось нечто, похожее на пушку и на волынку одновременно: рама, большой мешок, три длинных ствола, расширяющихся кверху. Всё это матросы быстро и привычно крепили и соединяли. Сам капитан держался ближе к огромной бочке с водой, куда что-то засыпалось и заливалось. В итого жидкость получилась настолько пахучей, что даже воняла.

Пока я пялился на все эти приготовления, над нами появились несколько тучек. А когда из тучи вывалилась лахорста, мне вдруг захотелось домой, под одеяло, или хотя бы в трюм, проведать Сим-Сима.

Когда-то я впечатлился местными тушканчиками, ободранными до кончика хвоста, так вот лахорста впечатляет намного больше! Ее тело состоит из трехгранных позвонков, увеличивающихся к голове. Голова тоже трехгранная, с огромной беззубой пастью. Имелись глаза на этой голове или нет я как-то не заметил, а вот толстые, будто наколагененные губы не заметить было не возможно.

Раньше меня здорово смешило выражение «раскатать губу», но когда эта милая зверушка стала раскатывать свои губы, смеяться мне совсем не хотелось.

Лахорста приготовилась к приему пищи и сделалась похожей на рог изобилия. Только пустой, обтянутый тонкой прозрачной кожицей, еще и со стрекозиными крыльями такого размера, чтобы держать эту конструкцию в воздухе.

Для полного счастья у лахорсты очень противный голос. Когда она визжит и пикирует на палубу, хочется заткнуть уши, прыгнуть за борт, влезть на мачту и всё это одновременно. Смотреть вверх страшно, а не смотреть еще страшнее.

Я не успел никуда влезть или прыгнуть, Барг начал военные действия.

Пушка кашлянула и всех на палубе обдало парфюмерным дождем. Попали мы в тварюшку или нет, не знаю, но, после второго «кхе!», лахорста сложила крылья и бухнулась в море.

- Сдохла?

Я удивился, какой слабый и дребезжащий у меня голос.

Капитан утер мокрое лицо и покачал головой.

- Помоется, пожрет внизу и опять взлетит.

- А мы?

- А мы будем уже далеко.

- И никакая другая тварь не прилетит?

- Они не любят чужих на своей территории. Да и не до нас им скоро станет.

- Это почему же?

- На крыльях лахорсты всегда приходит сильный шторм.

И Барг кивнул в сторону горизонта, совсем уже недалекого, похожего на темные горы с проснувшимися вулканами. Смотреть на эту красоту было приятнее, чем на атакующую лахорсту, но радости и душевного подъема я почему-то не ощутил. К тому же, кроме меня и Барга, небом никто не любовался. Матросы мылись и стирались, не сходя с палубы. Очень скоро купальный сезон сменился палубомоечным.

- Хочешь мыться мойся, скоро станет не до того.

Озадачив меня советом, капитан отправил нескольких матросов на мачты. Начали убирать паруса, и качка усилилась.

Блин, все вокруг были таким деловитыми и спокойными, будто их и не пытались совсем недавно сожрать. Какой-то матрос рассказывал, что однажды видел лахорсту в пузе которой болтались пять человек. И не все из них были мертвыми.

Молодой матросик, его ближайший сосед, даже палубу забыл тереть.

- А ты не боялся, что она повернет к вам?

Старый морской кот ухмыльнулся, и толкнул впечатлительного в плечо: работай, мол.

- А чего тут бояться? Когда у Сосуна набито брюхо, он не охотится.

Совмещать мытье и постирушку мне не хотелось я ведь не в морском кожаном прикиде, а бродить по кораблю голым, с кучей мокрых вещей под мышкой, тоже мало радости. Крант был целиком и полностью со мной согласен. Он вообще обнажается с большой неохотой, а тут еще целая толпа посторонних.

К вечеру сильный встречный ветер сменился грандиозным штормом. Я давно уже понял, что такая болтанка мне очень не нравится. А насколько она не понравилась моему пузу, даже матом не сказать. От обеда и ужина я отказался не фиг переводить продукты. Общаться с кем-нибудь, даже с Лапушкой, мне не хотелось и не моглось. Я забрался в койку и попытался заснуть. Или хотя бы лежать и не блевать. Несколько раз мне казалось, что я вот-вот вывалюсь с койки.

Как там говорил Барг: «Если Многоструйный будет милостив, то мы доживем до утра»? Может, кто-нибудь и доживет, а вот я…

Оглавление

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

11.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.