Господин Адамсон [Урс Видмер] (fb2) читать постранично, страница - 2

цветов. В тот день цвели — тогда я, конечно, не знал их названий, но сегодня знаю — красные и белые розы (около ворот), маки, олеандр, гибискусы, маргаритки на высоких стеблях (тысячи), гортензии (кладбищенские цветы, которые здесь выглядели весело и экзотично), вьюнки, луговой шалфей, лаванда, флоксы, львиный зев, зверобой, герань (ужасные цветы, когда они стоят на окнах бернских шале; но здесь и они горделиво рдели), фуксии, терновник, азалии, глицинии, тимьян, розмарин и жимолость (она пышно разрослась в дальнем углу сада, там, где за изгородью стояла скамейка, на которой иногда отдыхали прохожие). Щебетали птицы — воробьи, дрозды, синицы, зяблики, малиновки. В далеком лесу кричала кукушка. Бегали ящерицы. Порхали бабочки. Я стоял в восхищении. Обычно я себе этого не позволял, потому что на самом деле я был индейцем, а индейцы не знают боли, а значит, и восторга тоже.

Я принюхался, как это делают индейцы, рассмотрел следы (примятые травинки) и пошел по собственным следам, делая вид, что это следы чужака. Без Мика было не так интересно, я уже не помню, где Мик пропадал в тот день. Наверное, в школе, он был на два года старше меня (и сильнее, но зато я был проворнее) и учился даже тогда, когда мои уроки уже заканчивались. Кроме того, его часто оставляли после уроков, потому что он забывал дома все домашние задания или совсем их не делал. Итак, я сбивал палкой цветки маргариток и крался на цыпочках, полуприкрыв веки, чтобы враг не заметил меня по блеску глаз, к углу сада, потому что оттуда доносились голоса двух или трех женщин. Очень осторожно, почти не дыша, пробирался я сквозь высокую траву, пока не оказался у самшитовой изгороди, прямо за скамейкой. Я мог бы коснуться спинки скамьи. Три женщины — а их было трое, — которых я видел только со спины, оказались старыми дамами, вероятно сбежавшими из богадельни в нижнем конце улицы. Они разговаривали громкими высокими голосами о своих проблемах с мочевым пузырем, кишечником и головой. Было похоже на игру в покер, когда у одной дамы оказывался фул-хаус (огромный камень, величиной с кулак, перекрыл выход из почки и приковал даму с невыразимыми болями к постели), а вторая объявляла роял-флэш (неоперабельный рак прямой кишки) и выигрывала партию.

С той же осторожностью я пополз обратно, выпрямляя за собой каждую травинку, чтобы никто, даже самый хитрый следопыт из племени кайова, не смог бы заметить ничего необычного. Но через несколько метров мне это надоело; я встал и пошел к скамейке, стоявшей у стены дома. Я сел, запел песенку и начал смотреть в небо, где кружили две хищные птицы.

Господин Адамсон появился передо мной так неожиданно, словно свалился с неба. Меня охватил ужас: наверное, это — господин Кремер, невидимый хозяин дома и сада, и сейчас со мной произойдет что-то страшное. Я сидел на скамейке, как приклеенный.

— Добрый день, — наконец произнес я.

— А я уже подумал, что ошибся, — ответил мужчина и рассмеялся. Он говорил на литературном немецком языке, не на местном диалекте, и к тому же с какой-то необычной иностранной интонацией. — Я решил, что ты меня не видишь. Поздравляю тебя с днем рождения.

— А откуда вы знаете, что у меня сегодня день рождения?

— Ну, у меня сегодня тоже что-то вроде этого. — Он снова рассмеялся. Его смех звучал почти как сухой кашель. Здесь так никто не смеялся. Разве что в пустыне или в пекле извергающегося вулкана.

— Вы господин Кремер? — спросил я.

— Адамсон, — ответил человек и слегка поклонился. — Господин Адамсон. — Казалось, он пропел свое имя.

Я почувствовал, что ужас немного отпустил меня. Я молчал, и господин Адамсон тоже в молчании оглядывал сад.

— Здесь замечательно, — пробормотал он, — правда, немного светловато. — И загородил глаза ладонью, но солнце все равно слепило его. И все-таки он продолжал осматриваться, глядел туда, сюда, вглядывался в небо. — Пора нам познакомиться… Но что за дивный сад!

И в самом деле. Теперь, когда я следовал за взглядом господина Адамсона, сад вдруг начал выглядеть так, словно за ним ухаживал очень заботливый садовник. Вся эта красота не могла быть просто капризом природы. Возможно, господин Кремер приходил сюда по ночам, когда я спал, и украдкой возился в своем раю.

Господин Адамсон — если, конечно, это не господин Кремер, мне все-таки следовало держать ухо востро — был старым, очень старым, вероятно лет девяноста, человеком, маленьким, худеньким, с совершенно белым лицом, острым, выступающим вперед носом и еще более выступающей верхней губой, которая, как козырек, нависала над нижней губой и подбородком. И абсолютно лысым, если не считать трех слегка вьющихся волосков, рядком торчавших посреди лысого черепа. Они напоминали антенны или три желтые травинки. В серой вязаной кофте не по погоде, каких-то бесцветных брюках и коричневых носках. Ботинок на нем не было.

— Значит, ты — индеец, — произнес он на этот раз серьезно и показал на мои волосы. Я и впрямь, как всегда, когда залезал в сад виллы господина