Сердце врага [Норман Хьюз] (fb2) читать постранично

Норман Хьюз, Натали О’Найт Сердце врага

Глава I

Никаких сомнений, барон Скавро Немедийский был мертв. То есть, насколько мертв может быть человек, у которого из левой глазницы торчит стилет… И, как это ни досадно, он пал не от ее руки. Палома в задумчивости тронула указательным пальцем золотую шишечку, венчавшую рукоять: клинок сидел крепко, и извлекать из раны она его не стала. Ни к чему. Она и без того знала, с чем имеет дело.

В Аквилонии подобные кинжалы именовались терциями и украшали коллекцию любого уважающего себя наемного убийцы. Лезвие, гибкое, как ивовый прут, и такое же тонкое, с легкостью пронзало плоть, входило в горло, в ухо или в глаз жертвы. Между ребер тоже проникало запросто — если только не угодишь в кость, но таких ошибок профессионалы не допускают. К тому же, у терции отсутствовала крестовина, а короткая рукоять была почти такой же узкой и гибкой, как сам клинок, — идеальное оружие, чтобы прятать его в отвороте рукава, в дамской прическе, за голенищем, да, собственно, и еще в десятке мест.

Палому не интересовало, где хранил свое «жало» неведомый убийца; достаточно и того, что она видела, где терция нашла свой последний приют. И это не доставляло радости наемнице. — Ты не дождался меня, Скавро… Быстрым, цепким взором девушка окинула комнату. Голые стены, которые белили в последний раз лет десять назад. Словно в насмешку, в одном из углов проступили остатки какой-то росписи — видно, ее пытались замазать, но рисунок оказался прочнее побелки. Хотя, возможно, это просто разводы сырости… В мутном освещении чадящей масляной лампы много не разглядишь.

У левой стены — кровать, завешенная синим балдахином. Ткань вытерлась на сгибах, и от нее пахло пылью.

Еще в комнате имелся приземистый стол — он же сундук для пожитков — пустой (Палома, разумеется, первым делом откинула крышку), и обшарпанное кресло, в котором, собственно, и расположился покойник. Ничего более.

Странно, совсем иного она ожидала от барона. Правда, лично они никогда не встречались, но по рассказам, ей казалось, она сумела составить о характере этого человека достаточно ясное представление. И чтобы такой любитель роскошной жизни, утонченный вельможа, украшение немедийского двора, остановился здесь, в этой дыре…

Однако же адрес был верным — ей подсказал его надежный человек в Бельверусе, и все оказалось в точности как он описал: постоялый двор на улице Горшечников, южнее Старого Рынка, отдельный вход с заднего двора. Укромное место, даже слишком…

От кого здесь скрывался Скавро? И зачем, вообще, он приехал в Коршен?

В Бельверусе, при дворе, все были уверены, что барон оправляется после болезни в своем загородном имении. А он тем временем сидел в Коринфии, в этом жутком клоповнике… Чего ради? Что за дела проворачивал он здесь? Палома не знала. Вообще, пока в этом деле вопросов было куда больше, чем ответов, но в одном она была уверена непоколебимо: дела эти грязные. Очень и очень грязные.

Она еще раз взглянула на труп. В неверном свете лампы лицо казалось грубо слепленным комком глины, из которого рукоять терции торчала диковинным ростком с золотым бутоном…

Развернувшись, девушка двинулась к выходу. Она не собиралась обыскивать остальные комнаты — если они тут, вообще, были. Не намеревалась искать следы убийцы. Зачем? Скавро мертв — пусть и не от ее руки, но теперь это уже не имело значения. Не станет же она убивать барона во второй раз!

Так что — да упокоят боги черную душу немедийца и да будут милостивы к нему. Палому он больше не интересовал. Завтра на рассвете она уедет из Коринфии.

…Короткий темный коридор вывел ее из комнаты на лестницу. Тьма кромешная! Даже кошачье зрение не спасло — нога не удержалась на узкой осклизлой ступеньке, и Палома с размаху налетела на сломанные перила. Вцепилась обеими руками в угрожающе хрустящую деревяшку, перевела дух, затем осторожно двинулась дальше.

Еще три шага — и свобода. Ей не терпелось полной грудью вдохнуть свежий воздух после этой затхлой вони. Дверь с натугой отворилась, выпуская гостью, словно новорожденного из черной утробы.

Но отнюдь не ласковые материнские объятия ожидали ее снаружи. Цепкие пальцы ухватили за локоть девушку, слепой совой щурившуюся на заходившее солнце: даже его багровый свет был слишком ярким после темени баронского обиталища…

— Маган! Держи ее крепче, не упусти! Палома дернулась, извернулась, каблук сапога устремился в сторону темной фигуры.

— Ах ты!.. — Человек подавился ругательством, хватка на миг ослабла. Но девушка не успела воспользоваться замешательством противника: грубые руки выломали ей запястье, заставив бросить на землю кинжал, и тут же что-то обожгло шею.

— Дернешься — прирежу, — пробасил голос. И добавил задумчиво: — Зараза…

Теперь Палома ясно видела обоих — проморгалась наконец после темноты, жаль только, слишком поздно. Здоровые, похожие, как два брата-близнеца, в начищенных