Зеленые глаза [Густаво Адольфо Беккер] (fb2) читать постранично

Зеленые глаза

Давно уже мне хотелось написать что-нибудь под этим заглавием. Сегодня представился к тому случай; я написал заглавие большими буквами на первом листе и пустил перо блуждать наугад.

Мне кажется, я видел глаза, какие хочу описать в этой легенде. Может быть, видел во сне; но только наверное видел. Конечно, мне не удастся изобразить их совершенно такими, как они были — светлыми, про-зрачными, точно капли дождя, скользящие по листьям деревьев после летней грозы. Во всяком случае, я наде-юсь, воображение моих читателей поможет им понять то, что мы вправе назвать эскизом картины, которую я когда-нибудь напишу.

I

— Олень ранен… ранен, сомнений нет. Кровавые следы тянутся в горных зарослях; когда он перепрыги-вал один из этих кустов, ноги его подкосились… Наш молодой сеньор начинает с того, чем другие кончают… Сорок лет я охочусь и не видывал лучшего удара… Но, ради святого покровителя Сории, загородите оленю путь к дубовой роще, раздразните собак, трубите в рог что есть мочи, пришпорьте получше коней! Разве вы не видите: он скачет к Тополиному источнику? А уж если перепрыгнет через него живым, можем считать, что он ушел!

Эхо повторило в ущельях Монкайо звук рога, лай спущенной своры; крики пажей раздались с новой си-лой, и люди, лошади и собаки устремились туда, куда указывал Иньиго, главный ловчий маркизов Альменар, чтобы преградить путь зверю.

Но все было напрасно. Когда самая резвая из борзых, едва дыша, вся в пене, примчалась к дубовой роще, олень с быстротою стрелы уже миновал ее и поте-рялся в кустарнике ложбины, которая вела к источнику.

— Стойте! Стойте! — закричал Иньиго. — Видно, господь судил ему уйти.

Кавалькада остановилась, рог умолк, и борзая, глухо рыча, оставила след, повинуясь голосу охотника.

В эту минуту к свите присоединился герой празд-ника, Фернандо де Архенсола, наследник Альменаров.

— Что ты делаешь? — воскликнул он, обращаясь к ловчему, меж тем как удивление выражалось на его лице и гнев уже загорался в глазах. — Что ты делаешь, глупец? Ты видишь, что олень ранен, знаешь, что это первый, кого я сразил своей рукою, и оставляешь след, даешь оленю скрыться, чтобы он издох в лесной чаще?! Быть может, ты думаешь, что я убиваю дичь на угоще-ние волкам?

— Сеньор, — пробормотал Иньиго сквозь зубы, — дальше идти невозможно.

— Невозможно? Отчего же?

— Оттого что эта ложбина, — отвечал ловчий, — ведет к Тополиному источнику, а в водах его обитает злой дух. Кто дерзнет возмутить течение, дорого запла-тит за смелость. Олень, наверное, уже перескочил через ручей, однако мы перескочить не можем, не накликав на свою голову ужасного бедствия. Мы, охотники, — властители Монкайо, но властители, платящие дань. Дичь, которая укроется за таинственным источником, для нас потеряна.

— Потеряна! Да скорее я потеряю земли предков, скорее предам душу в руки сатаны, чем позволю, чтобы от меня ушел единственный олень, раненный мною, первая моя добыча! Смотри, смотри! Его еще видно отсюда… ноги у него слабеют… бег замедляется. Пусти меня, пусти, не держи узду, а не то я опрокину тебя на землю! Может, он не успеет добежать до источника! А если и добежит, — что мне прозрачные воды ручья и все его обитатели! Вперед, Молния! Вперед, мой конь! Если ты настигнешь оленя, я велю украсить твою золо-тую сбрую всеми моими алмазами!

Лошадь и всадник умчались, словно вихрь.

Иньиго провожал их взглядом, пока они не скрылись в чаще; потом осмотрелся кругом. Все, как и он, стояли неподвижно.

Наконец ловчий воскликнул:

— Сеньоры, вы видели — я рисковал погибнуть под копытами коня, чтобы остановить его. Я исполнил свой долг. Против черта храбрость не поможет. До этой черты охотник силен самострелом, а дальше пусть идет священник со святой водой!

II

— Вы изменились в лице, вы мрачны и печальны, что случилось? С того дня, который я всегда буду считать роковым, с тех пор, как вы пустились к источнику вслед за раненым оленем, точно какая-то ведьма зачаровала вас. Вы больше не ездите в горы с шумной сворой собак, звуки вашего рога не пробуждают эха. Одинокий, за-думчивый, вы берете каждое утро свой самострел, уходите в чащу и остаетесь там, пока не скроется солн-це. А когда сгущается мрак и вы возвращаетесь в замок, бледный и усталый, я напрасно ищу добычу в вашей сумке. Что занимает вас долгими часами вдали от тех, кто вас любит?

Пока Иньиго говорил, Фернандо, погруженный в свои мысли, рассеянно строгал охотничьим ножом чер-ное дерево скамьи.

После долгого молчания, нарушаемого только скри-пом лезвия, скользившего по гладкому дереву, молодой человек обратился к слуге, как будто не слыхал ни одно-го его слова:

— Иньиго, ты уже стар, ты знаешь все тропы горы Монкайо, ты преследовал дичь на ее склонах и по долгу охоты не раз подымался на вершину. Скажи мне, не встречал ли ты женщину, которая живет среди скал?

— Женщину! — с удивлением воскликнул