Замысел Жертвы [СИ] [Елена Алексеевна Руденко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Елена Алексеевна Руденко Замысел Жертвы

1839 год

Из журнала Дмитрия Алеева


Я предвкушал очередной наискучнейший вечер в обществе своих родственников. Увы, мне приходилось собрать их всех по случаю своего возвращения из Индии, дабы избежать ненужных ссоры. Родственники по обыкновению собираются в нашей загородной усадьбе, достаточно вместительной, дабы разместить гостей. В глубине души я полагал, что они не задержаться боле дня, поскольку моё поместье не представляет собой приятный сельский уголок с очаровательным пейзажем. Окрестности — весьма мрачноватая болотистая местность, где темнеет рано, а светает поздно.

Хотя я очень люблю этот дом, люблю его с детства. В этом массивном деревянном строении чувствуешь себя защищённым от внешнего мира, наслаждаясь чувством особого уюта. По правде сказать, за годы странствий я соскучился по этому дому и по его болотистым окрестностям.

Никогда бы не подумал, что вернусь в родные края знаменитым. Оказывается, мои заметки об Индии вызвали огромный интерес у просвещённого общества. Немного неловко окунуться во славу из безвестности и слишком утомительно.

Пожалуй, княжна Анна, единственная, кого я жажду увидеть. Анна дочь одной из моих родственниц, настолько дальних, что трудно припомнить все линии нашего родства… В детстве мы были очень дружны с Анной. По возвращению в Петербург, мне удалось удачно встретиться с княжной, поскольку она с матушкой редко покидает московский свет. Княжна ничуть не изменилась, разве что её немного дерзкий озорной нрав стал особенно очарователен. К своему стыду, признаюсь, что от приветливого взгляда её бархатистых глаз, я чувствую, как замирает моё сердце. Столько лет прошло, а я так и не сумел позабыть былой детской влюблённости… Как бы я хотел взять княжну с собой в очередное путешествие по Индии. Сари, одежда индийских женщин, изумительно подошла бы к облику Анны. Английские колонизаторы решили бы, что я украл дочь махараджи, многие индийские аристократки белокожи, и обладают бархатистыми глазами с длинными ресницами.

Обругав себя за глупые мысли, я занялся приготовлением грядущего праздника. К моей радости, вскоре прибыл моей приятель Мишель Лермонтов. По правде сказать, я не ожидал, что он откликнется на моё приглашение, поскольку не выносит подобных собраний.

— Неужто, мой друг, вас беспокоит проныра Громов, увивающийся за княжной? — поинтересовался он в своей привычной ироничной манере.

— Вы правы, — мне хотелось быть откровенным, — я испытаю величайшее счастье, если он провалится ко всем чертям!

Мишель рассмеялся.

— Вы, наверняка, готовы пожелать мне того же, поскольку я, будучи на водах, ухаживал за княжной, — он хитро улыбнулся.

— Вы не опасны, поскольку слишком боитесь женитьбы, — насмешливо ответил я, — отчасти я должен вас отблагодарить… Ваши ухаживания не дали барышне тогда серьёзно увлечься Громовым…

— Но моё позорное бегство толкнуло княжну на шаг в дальнейшем принимать его ухаживания, — печально заметил Мишель. — А теперь, получив чин в министерстве, Громов стал завидным женихом… Вас спасло лишь то, что княжна редко покидает московский свет, а служба Громова в Петербурге… Однако ради него, она уговорила матушку переехать в Петербург…

Эта новость меня не радовала. Неужели напыщенный болван Громов стоит внимания разумной Анны. На мгновение почувствовал себя несчастным Чацким. Тут скажи, любви конец, кто на три года вдаль уедет… Кажется, именно так говорил он… Но я уехал не на три года, а гораздо более… Неужели обретя мир, я потерял себя…

По моей помрачневшей физиономии Мишель легко прочёл мои мысли.

— Вижу, вы уже примеряете на себя роль Чацкого? — весело поинтересовался он.

— Не знаю, сравнится ли моя внезапная слава исследователя с высоким чином, — задумался я, — будь я всего лишь помещиком, я бы не посмел думать о благосклонности княжны…

— В этом случае вы могли бы предложить ей лишь свои болота, — весело закончил Лермонтов.

Мне невольно стало смешно.

— Прошу вас ответить мне откровенно, — начал я посерьёзнев, — княжна, действительно, равнодушна к Громову. Поговаривают, что близится их помолвка…

— Вынужден вас разочаровать, похоже, что Громов, действительно, добился благосклонности барышни, — честно ответил Мишель. — Но, дружище! Неужели вы готовы сложить оружие? Вы не испугались диких джунглей, неужели, вы побоитесь покорить сердце романтической особы? Странники всегда привлекали внимание светских дам…

В его голосе звучало серьёзное удивление.

— Ежели Анна полюбила Громова, я не посмею мешать её счастью, — возразил я.

Мишель укоризненно вздохнул.

— Если вы, действительно, желаете счастья княжне, значит, обязаны вмешаться! — твёрдо произнёс он.

Позднее я частенько вспоминал его слова.

— Весьма любопытно, — вдруг задумался Лермонтов, — вы, даже возобновив близкое знакомство с нею, ни разу не произнесли фразы "моя Анна"… А люди, подобные Громову, произносят слово "моя" даже не познакомившись с объектом своего внимания. Ваша беда в чрезмерной скромности, мой друг…

— А если тогда я был бы на водах с вами и начал ухаживал за княжной, вы бы решились соперничать со мною? — поинтересовался я.

Мой друг всерьёз задумался.

— Вы бы наверняка проявили глупое благородство, решив, что ежели барышня предпочла меня, то вам стоит отступить… Пожалуй, для меня сей расклад показался бы слишком скучным… Хотя, вполне вероятно, вам бы удалось всерьёз заинтересовать княжну…

— Какой вздор! — перебил я. — Где мне тягаться с вами в покорении дамских сердец!

Его лесть вызвала у меня раздражение.

— Это не лесть, — спешно заметил Лермонтов, — действительно, у вас есть удивительная способность вызывать волнение у романтических барышень, о которой вы сами и не подозреваете, чем ещё сильнее привлекаете к себе женское общество. Замечу, встретив вашу особую искренность, княжна вряд ли бы обратила внимание на моё наигранное равнодушие, которое в последствии вызвало у неё сильные чувства ко мне…

Его честные слова несколько успокоили меня. Хотя я не особо поверил в свою привлекательность. За годы странствий я почти разучился держаться в светских гостиных, а танцевал я всегда отвратительно.

— А вам приходилось иногда сожалеть, что вы не совершили убийства? — вдруг поинтересовался Лермонтов.

Вопрос оказался для меня неожиданным, и я не сразу нашёлся, что ответить.

— Пожалуй, я сожалел, что мне приходится убивать, — ответил я, — хотя я убивал лишь разбойников, нападавших на нас во время странствий…

— А я, пожалуй, сожалею впервые, что не сумел убить, хотя осознавал необходимость убийства, — размышлял мой друг, — теперь я понимаю, что из-за моего малодушия вскорости случится несчастье… Самое печальное, что я не смог предугадать грядущую беду, дабы предотвратить её… меня охватило лишь неприятное предчувствие…

— Простите, я не понимаю, о чём вы говорите, — недоумевал я. — Кого вы должны были убить?

Мне редко приходилось видеть смущение на лице Мишеля.

— Позвольте, я скажу вам позднее, — твёрдо ответил он.

Я решился не донимать Лермонтова напрасными вопросами, хотя его беспокойство немедля передалось и мне. Я мог только надеяться, что несчастье, о котором говорит мой приятель обойдёт княжну стороной.


Настал день приезда гостей. Как я помню ещё с детства, родственники у нас собирались после полудня, неспешно делились новостями друг с другом. Потом ближе к вечеру был обед, плавно перетекавший в отдых в гостиной под пение моих кузин. На следующий день гости обычно уезжали. Обычно ещё на день задерживалась только госпожа Панарёва, супруга моего покойного двоюродного дяди. Ей всегда хотелось пообщаться с хозяевами наедине, дабы обсудить остальных гостей. Её скучная беседа охватывала обширные темы от критики нарядов на всех дамах до безвкусных коврах в их домах. Во время пылких речей, состоявших из сплетен, её лицо с выпученными глазами приобретало забавное выражение, и тётушка становилась похожей на болотную жабу, коих немало в окрестностях моих скромных владений.

По правде сказать, я побаивался, что Анна, узнав о приезде Панарёвой, откажется скрасить мой скучный вечер своим присутствием. Мне говорили, что на днях княжна сильно повздорила с Панарёвой. Их обмен колкостями казался бесконечным. К счастью, моя несносная тётушка не помешала самому желанному для меня визиту. Княжна и Панарёва держались друг с другом с холодной учтивостью, будто недавней ссоры, всколыхнувшей высшей свет, не было и в помине.

Я с некоторым любопытством ожидал приезда Люси Беляновой, моей кузины, с которой часто ссорился в детстве. Как я и ожидал, она преобразилась в весьма привлекательную барышню. Люси сопровождал её жених, Генрих Кремнин, юноша несколько угрюмый и нелюдимый. Белянова и Кремнин держались в стороне, будто защищая друг друга от злобы окружающего мира. Позднее я узнал, что моё впечатление оказалось весьма верным.

Не смог приехать только тайный советник Щепцов, супруг моей тётушки, прибывшей в сопровождении Громова — чёрт бы его побрал. Громов, как на зло, стал доверенным лицом её супруга. Тётушка, изящная дама с задумчивым, но жестковатым выражением лица, старается выглядеть слабой и беззащитной, но прозорливый взор выдаёт хитрый живой ум. Помню, в детстве я немного побаивался этого внимательного взгляда.

Я беспокоился, не вызовет ли у княжны встреча с Мишелем волнения о былых чувствах. К моей радости, Мишель и Анна обменялись лишь несколькими учтивыми фразами, одарив друг друга безразличными взглядами.

Когда мы расстались, Анне было всего пятнадцать лет. Сейчас я понимаю, что в те годы она принимала мои неловкие ухаживания из жалости перед неуклюжим мальчишкой. А сейчас я с упоением ловил в её изумительных глазах живой интерес к своей персоне и речам…

Визит Громова не смог помешать мне провести весь вечер в милых беседах с княжной. Я видел, что моё особое внимание к его будущей невесте вызывает у него неприкрытое раздражение, поэтому иногда я не отказывал себе в удовольствии бросить в его сторону насмешливый взгляд. Матушка княжны благосклонно относилась к моему общению с её дочерью, что не могло меня не радовать. Раньше она считала моё общество не самым подходящим для юной барышни, я держался в обществе слишком задиристо. Теперь я понимаю, что моё несносное поведение, за которое мне сейчас очень совестно, было вызвано одиночеством и отчуждённостью. Я невольно желал отомстить всему белому свету, и вёл себя по возможности отвратительно. Всё изменилось, когда отец получил должность в посольстве в Дамаске. Сбылась моя давняя мечта о странствиях, казавшаяся неосуществимой. Повзрослев, я устремил свой путь в далёкую манящую Индию.

Княжна с живым интересом слушала мои рассказы о тяготах путешествий по Востоку.

— Как бы я хотела отправиться в опасное путешествие! — воскликнула она. — Я стала бы верной спутницей любого храброго странника!

Её манящие глаза смотрели на меня, Анна улыбалась милой, согревающей душу улыбкой, вызывая моё искреннее смущение.

Громов, желая показать своё недовольство, покинул гостиную. Меня этот поступок откровенно рассмешил. Неужели он решил, что я поспешу за ним с извинениями? Или он вызовет меня на дуэль? Струсит тягаться со мною! Не секрет, для того, чтобы выжить в джунглях, надобно быть метким стрелком.

В этот вечер мне казалось, что я, наконец-то, обрёл своё счастье. К дьяволу Громова, я не отступлюсь.

Вскоре к своему стыду я вспомнил, что совсем обделил вниманием Александру Осиповну, которая согласилась почтить своим визитом мой скучный вечер. К счастью, госпожу Смирнову занимал мой друг Мишель, судя по их улыбкам, они вновь обменивались остротами.



Из записей Александры Смирновой-Россет

Меня обрадовало приглашение Дмитрия Алеева провести вечер в компании, которая соберётся в его усадьбе. Мишель поддержал идею своего застенчивого друга, и я не могла не согласиться.

Наше знакомство с Алеевым состоялось недавно в моём салоне, сразу же после его возвращения из Индии, так что мы стали одними из первых слушателей его путевых историй. Рассказы Алеева, которые он, будучи в пути, присылал в Петербург, издавались отдельными брошюрами и пользовались огромным успехом.

— Я и не ожидал, что вернусь знаменитым, — смущённо произнёс он, когда узнал, что постоянные гости моего салона жаждут встречи с ним.

Между нами завязались тёплые дружеские отношения. Надеюсь, Алеев станет частым гостем в моём салоне.


В этот вечер я невольно стала свидетелем очередной светской сплетни. К моему величайшему сожалению укрыться от болтунов невозможно. Мне кажется, что даже в диком лесу они настигнут меня.

— Помню, мы гостили в доме Лучиной, у которой неожиданно скончалась дочь Настенька, — вспомнила Щепцова, тётушка Алеева.

— Очень жаль бедняжку, — вздохнул Мишель.

— Да, Настенька была очень красива, — вздохнула дама, — как княжна… у Настеньки были подобные бархатистые глаза…

К нашей беседе присоединилась госпожа Панарёва. Мне кажется, она слышала наш разговор.

— Мы вспоминали о Лучиной, — обратился к ней Мишель, — вы, наверно, помните… К сожалению, я не имел чести бывать у них…

— Я никогда ничего не забываю, — насмешливо произнесла дама, глядя в глаза Щепцовой. — Мне посчастливилось стать частым гостем в их доме…

В ответ Щепцова невозмутимо произнесла:

— Я даже не смела сомневаться в вашей изумительной памяти, — её голос даже не дрогнул.

У меня эта беседа не вызвала никакого интереса, но Мишель весьма насторожился. Обычно он равнодушен к досужей болтовне.

Потом Панарёва шепнула мне на ухо.

— Щепцов проявлял особый интерес к малышке Настеньке… Вы понимаете, о чём я? — она улыбнулась.

— Не могу знать, — я резко прервала речь сплетницы, поскольку не выносила подобной болтовни.

Панарёва изумлённо взглянула на меня, давая понять, что не понимает сего невежества. Я промолчала, не давая собеседнице повода спровоцировать меня на бесполезный спор.

Госпожа Щепцова, услышала её шёпот, который прозвучал достаточно громко, возможно, намеренно. Казалось, она не заметила злобного намёка.

— Кстати, Кремнин был женихом Настеньки Лучиной, — добавила Панарёва, покидая нас, — он не любил свою невесту… Люси Белянова тогда привлекала его большее…

— Я знаю, что мой супруг благоволил юной Лучиной, — сказала мне Щепцова, когда Панарёва оставила нас, — она напоминала ему старшую сестру, которую он очень любил… У неё были такие же изумительные бархатистые глаза…Она умерла в канун девятнадцатилетия… Тогда моему супругу было семь лет… Он очень тяжело пережил смерть сестры…

— Позвольте узнать, от чего умерла сестра вашего супруга? — поинтересовался Мишель.

— Говорят, она стала жертвой проклятия отвергнутого поклонника, которого даже не замечала. Он застрелился, а перед смертью написал письмо, в котором говорил, что надменная барышня не проживёт и года…

— Жутковатая история, — я невольно вздрогнула.

— Я тоже была склонна верить проклятью, — продолжала тётушка, — ведь самоубийца проклял и моего мужа, тогда ещё ребёнка, предсказав, что он не проживёт более сорока лет… А моему супругу, слава Богу, скоро исполнится сорок один… Теперь я могу смело говорить, что письмо самоубийцы было всего лишь бредом обезумевшего поклонника…

— А смерть его проклятой возлюбленной? — эта трагическая история вызвала у Мишеля странный интерес.

— Многие барышни умирают молодыми, — вздохнула Щепцова, — как Настенька Лучина… ей тоже едва исполнилось девятнадцать…



Из записей княжны Анны

На днях мне приснился пугающий сон, показавшийся реальностью. Проснувшись, я долгое время не могла унять панический страх.

Мне снилось, будто я в подвенечном платье, мои волосы украшены свадебными цветами. Служанки, которых я вижу впервые, неспешно помогают мне собраться. Вокруг удивительная тишина, весьма необычная для дома, в котором идут сборы невесты к свадьбе. Служанки печальны и молчаливы.

Я хочу взглянуть на своё отражение в зеркале, но с изумлением, которое превращается в ужас, понимаю, что зеркала завешаны тёмными тканями. Я спешно сдёргиваю покрывало с одного из зеркал и вижу в нём залу, полную людей с застывшими лицами, до меня доносятся отголоски грустной беседы…

Потом я слышу бесстрастный голос, который произносит:

— Спасти жизнь ценою жизни…

С криком ужаса я пытаюсь разбить зеркало и просыпаюсь.

Боюсь, что это только начало не прекращаемой череды ночных кошмаров, несущих дурные предзнаменования.

Поутру страх, гонимый яркими лучами солнца, исчезает, я забываю об ужасах ночи, но когда возвращается ночь, стоит мне остаться одной в комнате, и потушить свечу, как непреодолимый страх сковывает моё сердце.

Сегодняшняя ночь в гостях у Дмитрия Алеева также выдалась неспокойной. Я не могу в точности вспомнить, что приснилось мне… Помню, сон был жуткий… будто бы я совершила какое-то злодеяние… нож… кровь… я помню блеск лезвия ножа в лунном свете и капли крови на белой ткани…

И снова этот голос, да, я помню эти слова:

— Спасти жизнь ценою жизни…

Вспоминаю, на мне было подвенечное платье. Дурной знак для незамужней девушки. Что ещё? Зеркало… Но я снова не увидела в нём себя, только пустоту… Зеркало, старое зеркало в резной массивной раме… Точно такое же есть в библиотеке дома Алеева… А вдруг, это не сон? Я спустилась ночью в библиотеку? А что значит нож и кровь?

…Какую бессмыслицу я написала! Громов говорит, что виной всему усталость. К счастью, его визит оказался недолгим, и я могу вернуться к своим размышлениям… Не знаю почему, но когда я излагаю их на бумаге, мне становится легче…

Снова голоса в гостиной… Я слышу тревожный голос Дмитрия Алеева… Он говорит об убийстве в библиотеке… Невольно вспоминаются слова "спасти жизнь ценою жизни", неужели я, обезумев от ночных кошмаров, совершила убийство?



Из журнала Дмитрия Алеева

После полудня, когда мои гости разъехались, я решился поделиться с Мишелем своими романтическими мыслями.

— Мой друг, — прервал мои попытки Лермонтов, — избавьте меня от скучных откровений, они заинтересуют только объект ваших чувств…

— Но я не посмею столь скоро признаться ей… — попытался возразить я на его иронию.

— Ни слова больше! — Мишель состроил умоляющую гримасу. — Или прикажете мне утопиться в ваших болотах?

— Не могу понять, почему уезжая, она выглядела столь взволнованной? — недоумевал я. — Она была бледна и, кажется, напугана…

Испустив страдальческий вздох, Лермонтов чётко произнёс:

— Припоминаю, вы упоминали о редких книгах в вашей семейной библиотеке, позволите взглянуть?

Не смея возразить, я направился в библиотеку… Надеясь, что госпожа Панарёва ещё не проснулась, и мне удастся избежать нежелательных бесед.


Не смогу описать свои чувства, когда я увидел на полу тело Панарёвой. На спине её светлого платья алело кровавое пятно. Рядом лежал окровавленный белый платок.

— Нетрудно догадаться, что Панарёву ударили кинжалом в спину, — задумчиво произнёс Мишель, — потом убийца вытер кинжал платком… Тело уже остыло, значит, убийство произошло ночью, когда все гости разошлись по комнатам…

Лицезреть убийства стало для меня привычным делом, но насильственная смерть родственницы в моём доме вызывала непреодолимый ужас. Признаться, я не испытывал тёплых чувств к Панарёвой, я не видел её четыре года. Возможно, я даже испытывал к неприязнь к тётке из-за её вражды с Анной.

Наверняка я стану подозреваемым в убийстве… Подозрение читалось и в проницательном взоре Мишеля. Я собрался злобно высказаться, но всё же сумел благоразумно сдержаться. Мне оставалось лишь пригласить местных жандармов.

Ожидая визита полиции, я решился немного поразмыслить об убийстве. Окинув взором комнату, я подошёл к окну, которое оказалось плотно закрыто.

— Вы полагаете, что убийца залез в окно? — иронично поинтересовался Мишель. — Вынужден вас огорчить, убийцу должно искать среди ваших гостей…

— Вы решили сыграть роль сыщика, мсьё Видок[1]? — в тон ему произнёс я. — Право, мне не до шуток!

— Я не преувеличиваю свои способности, — ответил Мишель, посерьёзнев, — и уверяю вас, не тратьте понапрасну время на поиски уличного злодея… Посудите сами, кто сумеет просидеть среди болот в ожидании ночи, дабы лишить жизни вашу тётушку, какой бы неприятной особой она бы ни была. Убийца среди ваших близких… Простите за резкость, но даже самые милые и приятные гости могли желать смерти госпоже Панарёвой.

Тут я не смел спорить, Лермонтов оказался прав.


Мы с Мишелем и сельским жандармом провели обыск комнат, в которых останавливались мои гости. Слуги ещё не успели сделать уборку, и комнаты к удаче сыщиков оказались нетронуты.

Вскоре Мишель обнаружил тонкий кинжал в одной из комнат, спрятанный в ногах кровати под перинами.

— Кинжал чист, — я осмотрел находку в руках полицейского, — всё верно, его вытерли платком, который мы нашли в гостиной…

— Чья это комната? — кратко спросил меня жандарм.

Я попытался вспомнить…

— Княжны… — нехотя прошептал я, — как убийца сумел подбросить ей кинжал?

Местный жандарм, ни разу не видавший убийства сконфуженно ответил:

— Не могу знать, виноват…

Нам оставалось дожидаться городских жандармов.

— Вы уверены, что кинжал подбросили? — спросил меня Мишель.

— Несомненно! Комнаты не запираются! — ответил я. — Не могла же княжна совершить убийство?

— Чем вызвана ваша уверенность? — спросил Лермонтов сурово.

— Позвольте, неужели вы сомневаетесь в невиновности Анны? — я не скрывал возмущения.

— Я пытаюсь мыслить как сыщик, который будет вести следствие, или как судья, если, не дай бог, княжне предъявят обвинение, — пояснил Лермонтов.

С большим трудом мне пришлось признать его правоту.

— Вы же понимаете, что Анна невиновна! — твердил я.

— Позвольте узнать, чем обусловлена ваша уверенность, кроме сердечной склонности? — поначалу вопрос показался мне ироничным, но Мишель был серьёзен. — Я не смеюсь над вами, напротив, возможно, ваши домыслы помогут спасти княжну…

Я не нашёлся, что ответить. Взор Лермонтова говорил, что он подозревает княжну в убийстве. Мне хотелось выплеснуть свою злость, но я понимал, что жестокие подозрения небезосновательны.

— Подозревайте лучше меня, — произнёс я, — признаюсь, я не испытывал к покойной тёплых чувств. Кстати, её смерть мне на руку, поскольку я один из её наследников… А мне очень нужны деньги на личную экспедицию…

Мои слова прозвучали глуповато, но я не мог совладать с собой. Мишель промолчал.


Немедля я отправился к княжне. Мне хотелось первым поговорить с ней о кинжале, до прихода полиции. Мишеля немного веселила моя нервозность, но он воздержался от иронии.

К своему глубокому разочарованию я застал у княжны Громова, к счастью, он уже собирался покинуть их дом. Мне с трудом удавалось сдерживать бурю чувств.

— Спешу заметить, что княжне не здоровиться, — произнёс он надменно, — вам не следует докучать ей своим визитом… Особенно, вам, корнет Лермонтов…

Громов сделал ударение на звании моего друга, как я понимаю, пытаясь дать понять о своём превосходстве по чину, хоть и гражданскому.

— С вашего позволения, я спрошу разрешения у княгини, — ответил я.

— Спешу предупредить вас, что я не позволю понапрасну беспокоить мою невесту! — Громов давал понять, что наш визит ему неприятен, явно намекая нам поскорее убраться.

Я начал терять терпение.

— А я спешу заметить, что мы не предаём вашим желаниям никакого значения, — ответил Мишель.

Мы проследовали за лакеем в гостиную, за нами поспешил недовольный Громов.

— Неужели вы позволите нарушить покой вашей дочери? — возмущённо спросил он княгиню.

Княгиня на мгновение замешкалась.

— Уверяю вас, дело не терпит отлагательств, — произнёс я, — ваше право решать, стоит ли нам беспокоить вашу дочь, но позвольте нам сначала поговорить с вами наедине.

— Прошу вас, оставьте нас, — вежливо, но твёрдо обратилась она к Громову.

Мой соперник ничего не посмел возразить, и, важно произнеся, "как вам будет угодно" нехотя удалился.

— Как я понимаю, вас беспокоит моя дочь? — взволновано спросила княгиня.

— К сожалению, у меня печальные новости, — сбивчиво произнёс я.

Мне хотелось, чтобы говорил Лермонтов, у него получилось бы гораздо живее, но он молчал, явно желая, чтобы я действовал сам.

— После отъезда гостей мы нашли тело госпожи Панарёвой, — произнёс я, казалось, что мой голос говорит без моей воли, — потом при осмотре комнат с местным жандармом мы обнаружили нож, которым совершено убийство… Нож найден в комнате вашей дочери…

Княгиня испугано смотрела на меня.

— Как нож попал в комнату Анны? — прошептала она.

Я не знал, что ответить.

— Для смягчения сих печальных обстоятельств мой друг просит вашего позволения поговорить с княжной, — пришёл на помощь Мишель, — вскоре к вам явится полиция. Осмелюсь заметить, будет лучше, если ваша дочь узнает о грядущих вопросах от Алеева…

Мишель кивком указал на меня.

Княгиня дала своё согласие на мою беседу с Анной наедине. Я вошёл в комнату княжны. Удивительно, как она переменилась со вчерашнего вечера. Утром я заметил подобные метаморфозы, но их можно было объяснить усталостью… А теперь… Её лицо побледнело, а взгляд поражал печальной пустотой. Но мне казалось, что бледность и печаль ей к лицу более, чем другим барышням румянец и весёлость. Я испытал непреодолимое желание заключить княжну в объятия…

Она смотрела на меня безразличным взором.

Я сбивчиво рассказал Анне о найденном ноже.

— Позвольте узнать, откуда нож мог оказаться в вашей комнате? — с трудом произнёс я.

— Я не помню… — прошептала она, умоляюще глядя мне в глаза.

Её тонкие пальцы легли на мою руку, будто прося защиты.

— Не могу понять, что со мною… Неужели я обезумела? — княжна едва сдерживала слёзы.

— Нет-нет, — спешно твердил я, — вам просто нездоровиться…

Не могу знать почему, возможно, она почувствовала моё искреннее желание помочь, и доверилась мне…

— Сегодня мне снился странный неприятный сон, — тихо начала она свой печальный рассказ, — будто бы я нахожусь в библиотеке вашего дома… и вижу мёртвое тело женщины… мне жутко, будто бы я убила её…

Она обессилено положила мне голову на плечо.

— Говорите, что Панарёва умерла? — переспросила княжна. — А я желала ей смерти… я представила, как беру нож и вонзаю ей в спину… Как это страшно!

Княжна плакала у меня на плече. Я, не сумев совладать с собой, гладил её атласные локоны. Мне не хотелось оставлять Анну, а она боялась отпускать меня… Вспомнилась наша детская игра в морских разбойников. Анна была морской царевной, которую я спасал из плена злобного пирата…

Сейчас княжна смотрела мне в глаза, умоляя не покидать её.

— Я попрошу разрешения у вашей матушки остаться погостить, — ответил я на её немой вопрос.

Она улыбнулась, впервые за всю нашу беседу.

Княгиня с радостью дала своё согласие принять мне в своём доме. Я оставил их ненадолго, сославшись на то, что хочу вернуться на свою петербургскую квартиру, дабы собрать вещи. На самом деле я хотел переговорить с Мишелем.

— Княжна ничего не знает о ноже! — произнёс я уверенно.

— Вы что-то скрываете, мой друг, — проницательный взор Лермонтова заставил меня невольно опустить взгляд.

Я бегло пересказал ему речи княжны.

— А вдруг, она под гипнозом! — воскликнул я. — Вы, наверняка слышали об этом, когда гипнотизёры заставляли людей совершать самые разнообразные деяния… Вдруг кто-то велел княжне убить Панарёву…

Я ожидал, что Мишель поднимает мои слова на смех, но он оказался серьёзен.

— Если княжну заставили совершить убийство под гипнозом, то почему избрали именно её? — задумался Лермонтов.

Слишком много вопросов. Я терялся. Мне так хотелось защитить княжну, но к своему ужасу я чувствовал своё бессилие. Я был готов взять вину на себя, но Мишель отметил, что тем самым я навлеку на барышню ещё большие подозрения.

— Ваше признание не спасёт княжну от злых языков, которые сделают её жизнь невыносимой, — заметил он мне.



Из записей Александры Смирновой-Россет

Судьба княжны Анны всерьёз взволновала меня. Неужели несчастной девочке предъявят обвинения в убийстве? Мне не хотелось даже думать о печальном исходе дела.

— Я бы исключила Алеева из подозреваемых, — предложила я.

— Позвольте узнать, чем вызваны ваши предположения? — спросил Мишель.

— Он сам высказался о мотиве, который мог подвигнуть его на преступление, — ответила я.

— Известен случай, когда убийца твердил всем о своём мотиве, и тем самым надолго снял с себя подозрения, — вспомнил Мишель, — возможно, мой друг желает пойти этим путём…

— Неужели вы подозреваете и Алеева? — я недоумевала. — Выходит, он решился бросить подозрения на княжну, в которую влюблён…

— Его пылкая любовь может оказаться тонкою игрою, — заметил он.

Мне не нравился его скептицизм.

— Я также не вижу никаких фактов, подтверждающих невиновность княжны, — продолжал Мишель, — её нрав вполне подходит эмоциональной убийце. К тому же нет никакой возможности, чтобы посторонний мог незаметно пробраться в комнату спящей княжны и подложить нож ей под перину.

— Прошу вас, хватит об этом! — взмолилась я. — Вы же чувствуете, что здесь какой-то подвох…

— Мои чувства не примет к сведению ни один сыщик и ни один судья, — печально ответил Мишель. — Кстати, меня заинтересовала смерть Настеньки Лучиной… Две любопытных смерти в одном круг лиц… Кремнин, жених Лучиной, и Белянова, его новая избранница, были в ночь убийства в гостях Алеева… Совпадение?

По его насмешливому взору я понимала, что Мишель не склонен верить совпадениям. Здесь я полностью разделяла его мнение.

— Сегодня вечером у барона К* состоится бал, среди гостей будет Кремнин и его невеста, — напомнил он, — посмотрим, что они нам скажут…


Кремнин держался в стороне. Я не могла не заметить его волнения. Мишель, как обычно, применил свой излюбленный приём — задать вопрос, который спровоцирует длительный разговор, в котором собеседники обо всём расскажут сами. Ему не придётся долго ждать помощи от болтливых и любопытных светских особ, которые доскажут всё, что скрывают остальные.

— Я слыхал вы собираетесь жениться на Люси Беляновой? — обратился Мишель к молчаливому Кремнину. — Вас можно поздравить?

— Да, на этот раз слухи не преувеличены, — юноша попытался улыбнуться.

Через несколько мгновений к нам присоединилась госпожа Щепцова, я пригласила её с супругом по просьбе Мишеля.

— Кремнин знаком с Беляновой уже много лет, — вмешалась в разговор Щепцова, — она воистину очаровательное создание…

Задумчивое лицо Кремнина на миг оживила вторая улыбка.

— Очень жаль, что умерла бедняжка Лучина, — печально произнесла одна из гостей, — вам, должно быть, очень больно переживать смерть невесты… Как хорошо, что вы нашли утешение…

Всё время дама стояла к нам спиной, но, как оказалось, внимательно слушала наш разговор.

Юноша, став предметом внимания, почувствовал себя неловко. Извинившись, он спешно покинул нас.

— А правду говорят, что Кремнин не любил Настеньку Лучину? — спросила любопытная дама. — Он отдавал предпочтение Беляновой…

— Всё верно, — задумалась Щепцова, — Кремнин не спешил жениться на нелюбимой невесте, но его отец, желавший породниться с семейством Лучинных, был непреклонен…

— Вы иногда гостили в доме Лучинных, не так ли? — поинтересовался Мишель.

— Да, я и мой супруг бывали у Лучинных довольно часто, — ответила она, Настенька вдруг неожиданно захворала, она стала нервной и испуганной… Барышня сторонилась людей, и сама забывала, что делала несколько часов назад!

— Жених часто навещал её? — поинтересовался Мишель.

— Да, Кремнин частенько оставался погостить в их доме, — восторженно заметила Щепцова. — Бедняжка скончалась у него на руках…

Нашу беседу прервал его супруг, весьма неодобрительно относившийся к светской болтовне. Он как обычно выглядел весьма подтянуто и моложаво для своих лет, одевался тщательно, его облик завершала трость с серебряным набалдашником в виде печатки, которой он весьма дорожил.

— Бедняжка Лучина, а эти проклятые доктора ничего не смогли сделать! — произнёс Щепцов. — Мне они пророчили смерть год назад, а я, как видите, живу и здравствую… Они утверждают с точностью до наоборот — кто должен умереть — они говорят, что не находят болезни, а здорового отправляют в могилу…

На этом он удалился, увлекая супругу за собой.

К нам вернулся Кремнин.

— Вы, наверняка, обсуждали меня, — начал он взволновано, — что ж, не останусь в долгу… Госпожа Щепцова весьма ревнивая особа. В обществе она умело сдерживает чувства, но, оставшись наедине с супругом, устраивает ему сцены ревности… Она ревновала супруга к Настеньке Лучиной, хотя он не давал ей никакого повода… Даже его учтивость к любой даме, она воспринимает весьма болезненно…

Не дожидаясь нашего ответа, юноша удалился.

— Как вы можете убедиться, смерть барышни связана с убийством Панарёвой, — задумался Мишель. — Подозреваемые начинают проявлять себя…

— Любопытно, что они сразу же указывают друг на друга, даже не получив прямых вопросов, — удивилась я.

— Такова людская природа, — философски заметил мой Демон.


Люси Белянова, невеста Кремнина, весьма миловидная барышня, держалась несколько напряжённо, будто боялась выдать себя неосторожным словом или поступком. Она опоздала, и, войдя в зал, искала взором Кремнина, которого увлёк за собой один из его навязчивых приятелей. Ожидая жениха, она ни на шаг не отходила от своей опекунши.

Мишель в своей обычной манере наблюдал за неспешной беседой гостей, пытаясь уловить факты, необходимые для его следствия.

— Какой ужас произошёл с госпожой Панарёвой, — шептались гости. — Кому могла понадобиться её смерть?

— Нож, которым совершили убийство, был найден в комнате княжны, — вдруг, осмелев, напомнила Белянова. — Неужели, убийца осмелился подбросить его…

Подобное напоминание казалось не случайным.

— Вы полагаете, что нож был подброшен? — поинтересовался Мишель.

Белянова вздрогнула и с возмущением произнесла:

— Разве вы думаете иначе?

— Никак нет, — ответил он с улыбкой, — напротив, мне приятно встретить в свете барышню, которой чужды досужие сплетни…

Люси улыбнулась, враждебность на мгновение исчезла с её лица.

— Некоторые болтуны, утверждают, что Настенька Лучина была убита, какой вздор, — закончил Мишель.

Лицо Беляновой вновь стало напряжённым.

— Неужели? — с наигранным изумлением произнесла она. — Любопытно, что вызвало подобные толки?

— Внезапная смерть молодой особы всегда вызывает подозрение, — пояснил Мишель.

Белянова опустила взор, её пальцы нервно теребили веер. Барышня дышала тяжело, скрываемое волнение давало о себе знать.

— Вам дурно? — взволновано поинтересовался Мишель.

По его взору я поняла его мысли.

— Позвольте, я провожу вас на террасу, — спешно предложила я.

Девушка получила удачный повод исчезнуть от любопытных взоров. Я не знала, удастся ли мне побеседовать с ней о смерти Лучиной. Мы окунулись в ночную прохладу террасы, переделанной по воле хозяина дома в оранжерею. К моему удивлению, Белянова дала волю слезам.

— Почему всех так заботит смерть Лучиной? — спросила она меня сквозь рыдания. — Вы даже ничего не знаете о ней? Она была злобным созданием… Анастасия обожала смеяться надо мною, тем самым пытаясь показать своё превосходство… Лучина была уверена, что Кремнин любит её, но он полюбил меня… Полюбил, несмотря на её светские успехи!

Я прониклась невольной жалостью к Беляновой.

— Не надо плакать, — ласково произнесла я, — ведь ваш жених любит вас…

— Да, — она попыталась улыбнутся, — но иногда я воспринимаю его любовь как жалость… Ведь я не умею непринуждённо держаться в свете… Моя мечта стать похожей на вас…

Неожиданный комплимент смутил меня, я никогда не думала стать примером для подражания.

— Это умение ко мне пришло не сразу, — призналась я, — вы даже представить не сможете, сколько я натерпелась в ваши юные годы… Как было тяжело начало службы фрейлины… Помню, завистницы насыпали мне в туфли разбитого стекла… Небылицы и насмешки самое безобидное, что мне пришлось пережить…

Барышня с удивлением смотрела на меня. Я кивнула, подтверждая свои слова.

— Возможно, спустя годы, вы будете утешать юное создание, которое не поверит вашим рассказом о былых трудностях, — добавила я.

Наш разговор прервал Кремнин.

— Простите, что не сумел дождаться вас в зале, — извинился он перед Люси, — вас опять донимали сплетники?

Глядя на заплаканное лицо невесты, эти слова он произнёс не как вопрос, а утверждение.

— Вам, наверно, приходится особенно трудно, — виновато произнесла я, — учитывая…

Он не дал мне закончить фразу.

— Только не надо слов соболезнований. Я не любил Лучину, я её ненавидел! Злобное чудовище! Я бы никогда не женился на ней…

С этими словами он поспешил удалиться, увлекая за собой невесту.

Из темноты ко мне шагнул Мишель.

— Вы именно это желали услышать? — спросила я сурово. — Вы знали, что состоится подобный разговор?

Мне не удавалось погасить негодование.

— Я не знал, что Кремнин столь легко даёт волю чувствам, — признался он с улыбкой.

— Вы поступили жестоко по отношению к Беляновой, — произнесла я укоризненно.

— Жестоко? — насмешливо изумился он. — На мой взгляд, подозрение в убийстве более жестоко!

Не стоило труда догадаться, что его слова относятся к княжне Анне. Не знаю, если бы не Алеев, я могла бы приревновать Мишеля.

— Мне не ясно, что вызывает у вас непреодолимое желание разгадывать тайны? — поинтересовалась я. — Скука? Ведь вы не получаете за разгадку никакой награды…

— Скука? — задумался он. — Возможно… А возможно, моё глупое чувство справедливости… Надеюсь, вы не считаете меня беспринципным злодеем и поверите моим словам?

— Никогда я не смела думать о вас столь дурно! — воскликнула я.

Я знаю, что Мишель один из самых честных людей, которые встречались мне в жизни.

— Александрин, — Мишель взял меня за руку, печально глядя мне в глаза, — не сочтите меня безумцем… Мне кажется, если бы я однажды совершил убийство, всё сложилось бы иначе…

— О чём вы? — я немного испугалось.

— О некогда проявленном малодушии, — виновато произнёс он, — из-за которого над княжной сгущаются тучи…

— Прошу вас, объясните, о чём речь? — взмолилась я.

— Если бы я знал! — в его голосе звучало скрытое отчаяние. — Всего лишь предчувствие… бесполезное глупое предчувствие…



Из записей княжны Анны

Сегодня мне вновь приснился странный пугающий сон. Мне снилась Настенька Лучина в белом погребальном саване. Её бледное почти прозрачное лицо напугало меня. Неужели у меня с нею, действительно, есть внешнее сходство. На мёртвом неподвижном лице живыми казались только тёмные глубокие глаза.

— Скоро мы встретимся, сестра, — произнесла Настенька таинственным голосом.

— Я вам не сестра! — воскликнула я.

— Скоро ты станешь моею сестрою, — повторила она, склонив голову на бок.

— Нет-нет! — закричала я. — Уходите, вы мертвы!

— Ждать осталось недолго, — повторила Лучина. — Тебе сказали про жизнь ценою жизни?

Она села рядом со мной на кровать. Её живые глаза пронзали меня.

Я с ужасом поняла, что Лучина накрывает меня с головой, неоткуда появившимся чёрным покрывалом. Из моей груди вырвался сдавленный крик… Я проснулась… Испуганно огляделась по сторонам… Никого… Просто страшный сон и ничего боле…

Странно, почему мне приснилась Лучина. Ведь я её мало знала, и ни разу даже не заговорила с ней. Её смерть даже не тронула меня. Почему Настенька явилась ко мне во сне?

Со мной происходят необъяснимые вещи. Я не могу вспомнить о том, что я делала спустя несколько часов. Меня преследует слабость и головокружение. Мне мерещатся движущиеся тени на стенах. Но что особенно меня пугает… смерть Панарёвой… Мне кажется, что я убила её… Так просто, взяла нож и убила… Нож нашли в моей комнате… Неужели, я, действительно, убийца… Я не помню, как совершила это жестокое деяние… и не знаю, зачем совершила убийство…

Неужто я вновь смогу совершить подобное… От одной мысли мне становится страшно…


Сегодня я так отрадно побеседовала с Дмитрием Алеевым! Мне кажется, он стал для меня самым близким другом на свете. Как переменили его странствия. Помню, в отрочестве он был болезненным озлобленным мальчишкой, а теперь я не знаю более надёжного и мудрого человека.

Алеев, единственный, кому я могу рассказать о своих ночных кошмарах. Он слушает меня, найдя нужные слова утешения.

— Мне кажется, что меня подстерегает опасность, — поделилась я своим страхом.

— Я приложу все усилия, чтобы защитить вас, — пообещал Дмитрий.

Я поверила ему…

— Позвольте задать вам один вопрос, — взволновано произнёс он, — если вы сочтёте его дерзким, то можете не давать ответа…

— С вами мне бы хотелось быть честной, — ответила я уверенно.

— Меня беспокоит Громов, — Алеев запнулся, — вы, действительно, вскорости станете его невестой?

Вопрос поверг меня в смятение. Я не знала, как ответить. Алеев принял моё молчание за обиду, и поспешил извиниться.

— Нет-нет, я не сержусь, — я поспешила успокоить его, — мне, действительно, непонятны мои чувства к Громову… Он скучен и неинтересен, таким его сочтёт любой… Моё сердце равнодушно к его речам… но… если Громова долго нет рядом со мною, я начинаю испытывать необъяснимое беспокойство, все мои мысли заняты только ожиданием его визита…

Я запиналась, не понимая, как объяснить, почему не мыслю своего существования без человека, который мне абсолютнобезразличен. Почему я желаю быть рядом с Громовым? Иногда мне кажется, что я ненавижу его, желаю его смерти… но я не могу без него жить… К своему ужасу, мне чудится, будто я оказалась в его власти… Как я могу освободиться от власти Громова? Разве что убив его… Мне страшно думать об этом…



Из записей Смирновой-Россет

Сегодня Мишель попросил меня отправиться в гости к Щепцову, дабы помочь ему посоветоваться с ним по поводу следствия. Он прибыл спустя несколько минут после меня. В гостиной я обратила внимание на три женских портрета. Их лица были изумительно похожи друг на друга. Особенно прекрасно выписаны глаза, глубокие, тёмные, бархатистые с длинными ресницами. Портреты работы самого Щепцова, я знаю, что он прекрасный художник. На двух портретах стояла печать подобная его печати на трости. Возможно, Щепцов рисовал по памяти свою покойную сестру. Понимая, что излишнее любопытство можно счесть дурным тоном, я не решила воздержаться от вопросов.

— Я готов назвать вам имя убийцы, — произнёс Мишель уверенно.

— Весьма любопытно, — оживился тайный советник. — Позвольте узнать, почему вы избрали именно меня поверенным своей тайны…

— Убийца Громов, которому вы покровительствуете, — ответил Мишель, — к сожалению, это правда.

— Вы, действительно, подозреваете Громова? — спросил Щепцов с живым интересом. — Чем вызвано подобное подозрение? Если ваше умозаключение истинно, мне, право, будет очень неприятно осознать, что человек, ставший моим доверенным лицом — убийца!

— Позвольте изложить мою версию по порядку, — попросил Мишель.

— Извольте, мне право очень любопытно, — собеседник приготовился внимать речи Мишля.

— Некоторые моменты показались мне несколько странными, — приступил мой демон к рассказу, — рядом с телом мы нашли окровавленный платок, о который убийца вытер нож…

— Что вас удивило?

Мне казалось, что Щепцов не верит Мишелю, а играет с ним.

— Вы не находите любопытным, что забрав вытертый нож, убийца оставил платок на месте преступления? Позвольте заметить, зачем убийце забирать нож, который не поможет его разоблачению… Не проще ли оставить тело с ножом в спине. Зачем вытирать кинжал и забирать его?

— Нож нашли в комнате княжны… — Мишель сделал паузу.

— Вот это, действительно, любопытно, как нож мог попасть в комнату княжны? — поинтересовался Щепцов. — Как убийца мог подбросить его и при этом остаться незамеченным?

— Очень просто, нож подбросили до убийства, — ответил Мишель.

— Простите, но это невозможно! Как можно подбросить орудие убийства до совершения убийства? — Щепцов едва сдержал усмешку.

— Княжне подбросили другой нож, я обратил внимание, что лезвие ножа было слишком чистым. Если бы нож спешно вытерли платком, то следы крови всё равно бы остались в борозде между рукояткой и лезвием.

— Значит, убийца подбросил нож княжне в вечер до убийства?

— В течение шумного вечера, когда гости увлечены беседами, это сделать нетрудно. Комнаты в доме Алеева не запираются. К тому же я сам видел, как Громов покидал гостиную. Убийца хотел, чтобы все решили, будто княжна в припадке безумия убила своего давнего врага…

— Она безумна? — изумился Щепцов.

— Нет, княжна не более безумна, чем мы с вами… Кто-то желал, чтобы её приняли за безумную… Весьма странно, сойти с ума за один вечер…

— Я тоже полагаю, что слухи о безумии княжны всего лишь глупые сплетни, — согласился собеседник. — Но позвольте, зачем Громову смерть Панарёвой, и зачем ему бросать подозрения на возлюбленную?

— Громов желал выполнить условия договора перед тем, кто дал ему высокий чин, — ответил Мишель. — Панарёва знала о неслучайной смерти Лучиной, чего не пыталась скрыть… Поэтому её заставили замолчать навсегда… Громов, как поверенный, пригласил её на тайную беседу, чтобы убить… Спешу заметить, кто-то желал, обвинив в убийстве княжну, создать для себя двойную выгоду… Ведь ему нужна была и её смерть… как и смерть Лучиной… Смерть девушек с бархатистыми глазами, столь похожими на вашу сестру… Княжна умерла бы, и все объяснили бы её смерть загадочным недугом, вызванным душевной болезнью…

— Но зачем? — Щепцов терял терпение. — И причём здесь моя покойная сестра?

— Самоубийца проклял вас, и вы боялись дня, когда вам исполнится сорок лет… Вы говорили, что врачи опасались за ваше здоровье, но вы выжили…

— Вы подозреваете меня? — Щепцов рассмеялся. — Как я мог убить княжну? Как я убил Лучину? Неужто я внушил им безумие?

— Вы сделали это при помощи портретов… Вы полагали, что жертвы проклявшему вас призраку, помогут продлить вашу жизнь… Сначала была Лучина… Через год вам понадобилась новая жертва…

— С чего вы решили, будто я обладаю подобными талантами?

— Печать на вашей трости… такая же печать на двух портретах в гостиной, знак власти над сознанием ваших жертв — Настеньки и Анны… Один портрет, который без печати — вашей сестры… Замечу, симптомы болезни избранных жертв весьма схожи…

— Возможно, я всего лишь любитель тайных символов.

— Вы слишком дорожите тростью для любителя…

— Почему вы заподозрили меня?

Щепцов держался уверенно.

— Громов слишком глуп, чтобы придумать уловку с ножом… Значит, у него был мудрый наставник… Остальные факты, вызвавшие мои подозрения, я уже изложил… Ах да, ещё один момент. Княжна в беседе с Алеевым созналась, что не любит Громова, но при этом не может без него жить… Именно такие чувства испытывают все, кого приворожили… Вы помогли Громову добиться благосклонности княжны, чтобы он постоянно находился рядом с нею…

— Верно, — усмехнулся Щепцов, — для обряда одного портрета мало, нужен локон, лоскуток одежды, много чего… У Лучиной я часто гостил, и сумел раздобыть необходимые предметы… А к княжне я приставил Громова, этот болван оказался очень исполнительным, отрабатывал свой чин…

Щепцов взмахнул руками, наслаждаясь собой.

— Вы ничего не докажете! — произнёс он уверенно. — Кто поверит в ваши бредни?!

— У меня достаточно фактов, чтобы снять подозрения с княжны и обвинить вашего исполнителя, — ответил я, — а Громов, получив обвинения, легко выдаст вас…

— Нет, не выдаст, — усмехнулся Щепцов, — ему помешает смерть…

— Вам тоже осталось недолго, — казалось, эта новость не тронула Мишеля, — вы обезумели, надеясь убийством, спасти свою жизнь…

Я с ужасом слушала их беседу. Мне не раз приходилось слышать об убийствах на расстоянии, но я не смела предположить, что сама столкнусь с подобным.

— У меня достаточно возможности, чтобы лишить вас всех чинов и наград! — произнесла я.

Мне стоило больших трудов унять страх в голосе. Некогда уважаемый мною человек казался мне омерзительным, я всем сердцем желала добиться его публичного унижения.

— А вы не боитесь меня? — Щепцов был страшен. — Я могу найти способ жестоко отомстить…

— Не успеете, — перебил Мишель, — ваше время уже пришло.

Он взглянул на часы, стрелка приближалась к трём часам.

— Ошибаетесь, мой друг, — Щепцов усмехнулся, — у меня в запасе сутки… Сегодня ночью княжна Анна, которой исполнится девятнадцать, умрёт. Печально, но не вы, не ваш приятель Алев, столь трогательно влюблённый в мою жертву, ничего не сможете поделать…

Через мгновения раздался мелодичный звон часов. Щепцов вздрогнул и схватился за сердце, насмешливое лицо сменилось удивлением, а затем страхом, исказившись болью. Пошатнувшись, тайный советник упал на ковёр к моим ногам…

— На этот раз ему не удалось спасти жизнь ценою жизни, — произнёс Мишель.

Позднее я узнала, что именно эту фразу твердил пугающий голос, преследовавший княжну в страшных снах.


Мы покинули зловещую комнату. Выйдя на воздух, я ощутила лёгкость, будто вырвалась из мрачного плена.

— Почему он умер? — недоумевала я.

— Щепцов опоздал с обрядом, — ответил он, — ошибся на сутки… Княжне Анне уже исполнилось девятнадцать. Она родилась тринадцатого числа, но её мать, сочтя число несчастливым, настояла, чтобы дочь записали на четырнадцатое…

— А если бы… — я запнулась, мне было даже страшно подумать о возможных последствиях.

— Если бы он не ошибся, — закончил мою мысль Мишель, — мне бы пришлось немного посуетится, дабы предотвратить жертвоприношение…

— Немного посуетиться? — изумилась я.

— Ах, моя милая Александрин, разве теперь это важно? — он улыбнулся, одарив меня насмешливым взглядом.

Мне снова пришлось довольствоваться загадками.

— Тогда, я был должен совершить убийство, — задумчиво произнёс Мишель.

Его слова прозвучали пугающе.

— Помните, я давал вам почитать черновики моей новой повести? — напомнил он, поймав мой взволнованный взор. — События, с которыми я столкнулся, во многом схожи с написанным сюжетом…

Об этом я догадалась сразу, но я не думала, что финал повести оказался столь близок. Мне казалось, что это всего лишь авторский домысел, который мне не очень пришёлся по душе. Герой Мишеля мыслился мне более благоразумным.

— Мой герой оказался твёрже меня, — произнёс он будто в ответ на мои мысли, — он сделал, что должно… А я отступил, усомнившись в своём предчувствии, благоразумие оказалось сильнее… Я пожалел будущего убийцу, потому что не желал лишних бед для себя… Как глупо, я должен был всего лишь нажать на курок… Печально, что моё сомнение едва не погубило достойных людей… Если бы я точно знал о последствиях, я бы тогда не отступился…

— Значит, герой, именно вы? — несмело спросила я, зная, что Мишель не любит подобного сравнения.

— Отчасти, — признался он, — как видите, мне иногда не достаёт его жёсткости…



Из журнала Дмитрия Алеева

Я рад, что всё, наконец, завершилось. Княжна удивительно быстро пошла на поправку. Громов куда-то неожиданно исчез, будто бы и не появлялся. По правде сказать, меня не особо печалит его исчезновение.

На днях меня пригласил в гости один из моих светских почитателей.

— Мне бы хотелось финансировать вашу новую экспедицию, если вы отправитесь немедленно, — сказал он мне строго, — у вас есть месяц на сборы… В противном случае, вы не получите ни гроша…

— Я к вашим услугам! — мне стоило больших трудов сдержать радость.

Однако вскоре моя радость омрачилась одной мыслью: "А как же Анна?".

Не задумываясь, я отправился к Мишелю, дабы выпросить у него доброго совета.

— Нет уж, мой друг, — отмахнулся он, — я помог спасти вашу прелестницу от смерти, но не намерен выступать в роли свахи…

Тон его был суров. Лермонтов, можно сказать, выставил меня.

— Ступайте, мой друг, — произнёс он, захлопнув дверь перед моим носом.

Никогда не думал, что сделать спешное предложение, страшнее диких джунглей. А вдруг она не захочет ехать со мною? Мне вспомнились слова княжны о том, что она мечтает отправиться в далёкое путешествие… И я решился…

Елена Руденко

Осень 2008 г.



Примечания

1

Эжен Видок — знаменитый французский сыщик.

(обратно)

Оглавление

  • 1839 год
  •   Из журнала Дмитрия Алеева
  •   Из записей Александры Смирновой-Россет
  •   Из записей княжны Анны
  •   Из журнала Дмитрия Алеева
  •   Из записей Александры Смирновой-Россет
  •   Из записей княжны Анны
  •   Из записей Смирновой-Россет
  •   Из журнала Дмитрия Алеева
  • *** Примечания ***