Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина [Вера Александровна Давыдова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Давыдова В.А Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина
Вера Александровна Давыдова — заслуженная артистка РСФСР и Грузинской ССР, трижды лауреат Сталинской премии, кавалер многих других правительственных наград. Все они принадлежат ей по праву: талантливая актриса, обладательница прекрасного голоса, она прожила долгую и счастливую жизнь на сцене, став затем преподавателем Тбилисской государственной консерватории, профессором. Было, однако, в ее биографии одно существенное «обстоятельство»: в течение девятнадцати лет она являлась фавориткой Сталина, о чем знали немногие. Да и те, кто знал, а это были в основном люди из ближайшего окружения «кремлевского тирана», вряд ли осмелились бы рассказать о его тайной привязанности, опасаясь неминуемой кары. О начале своего знакомства, сближения, перешедшего в длительную любовную связь с всесильным генеральным секретарем, вождем, диктатором, о кремлевских нравах и собственном восприятии увиденного и услышанного рассказала сама Вера Александровна. Однако публикация литературной записи ее воспоминаний стала возможной лишь в наше время.Я, ВЕРА АЛЕКСАНДРОВНА ДАВЫДОВА...
Родилась я в Нижнем Новгороде, отец работал землемером, мать была учительницей. Вскоре мы переселились на Дальний Восток, в Николаевск-на-Амуре. Я полюбила тайгу, рыбную ловлю, костры и амурские песни. В 1920 году, когда японцы пытались взять наш город, мы бежали в Благовещенск. В школе я несколько лет училась хоровому пению. В 1924 году мне посчастливилось: я выдержала вступительные экзамены в Ленинградскую консерваторию. Одним из экзаменаторов был Александр Константинович Глазунов — студенты его обожали. Уважаемый музыкант положительно оценил мои вокальные данные. После исполнения партии Кармен в консерваторском спектакле меня пригласили в Мариинский театр в Ленинграде (позже — театр оперы и балета имени С. М. Кирова). Сценическое крещение я получила, исполнив партию пажа Урбана в опере Мейербера «Гугеноты». Я была счастлива! Мне — 23 года. В театре мне доверяют серьезные партии в «Аиде», «Кармен», «Хованщине» и, наконец, я стала дублером солистки. Примой ленинградской оперы была Софья Преображенская. Тогдашний правитель Ленинграда Григорий Зиновьев был в нее влюблен. Весной 1932 года театр выехал на гастроли в Москву. Спектакли давали в Большом театре. Как-то нас предупредили о предстоящем посещении театра Генеральным секретарем ЦК партии Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Мы все были страшно взволнованы. Репетиции шли с утра до вечера. Я, конечно, мечтала спеть на сцене этого прославленного театра. И, как это часто бывало в моей жизни, случай пришел мне на помощь — Софья Преображенская заболела! «Аиду» срочно сняли, ставили «Кармен». Я исполняла заглавную партию. Гримироваться я начала за три часа до спектакля. У меня тряслись колени, поднялась температура и на лице выступил болезненный румянец. Прозвенел первый звонок, которого я ждала и боялась. Потом второй и, наконец, третий. Дирижер направился в оркестровую яму. Исполнителей попросили на сцену… Взгляды всех зрителей и артистов были устремлены к правительственной ложе, в которой находились Сталин, Молотов, Калинин, Ворошилов, Зиновьев, Орджоникидзе, Бухарин, Рыков, Ягода, Микоян, Киров, Каменев, Тухачевский. Я впервые так близко видела Сталина. Он, улыбаясь, стоя аплодировал артистам. Медленно гасли огни в зале. Оркестр начал увертюру. Дирижировал Александр Мелик-Пашаев, который очень помогал мне во время спектакля. И вот, мое первое выступление на сцене Большого театра закончилось. Под бурные аплодисменты в последний раз опустился парчовый занавес. Московские актрисы Евдокия Турчанинова, Александра Яблочкина, Ольга Книппер-Чехова, Алла Тарасова внесли корзины цветов и огромный букет пурпурных роз. Все меня обнимали, а Тарасова шепнула мне: — Верочка, вы чудесно пели! Давно уже Москва не слышала и не видела такой дивной Кармен. Эти прекрасные цветы прислал вам Иосиф Виссарионович Сталин. Я заплакала от счастья. Меня пригласили в правительственную ложу, где представили Сталину и его соратникам. — Поздравляю с успехом, товарищ Давыдова, — ласково сказал Сталин. — Смотрите, чтобы слава не вскружила вам голову. Ворошилов подарил мне коробку конфет. Орджоникидзе — красивую шкатулку. Сталин снова обратился ко мне: — Товарищ Давыдова, не хотели бы вы жить в Москве и работать в Большом театре? Я ответила, что должна подумать. — Вы правы, полезно подумать перед принятием важного решения. И все-таки попросим товарищей, руководящих театрами, подготовить постановление о вашем переезде в Москву. Ленинград не будет обижен — товарищ Преображенская прекрасно выполняет там свою работу. Я поблагодарила за любезное приглашение. Сталин искоса взглянул на меня. Это длилось мгновение, но я на всю жизнь запомнила этот оценивающий взгляд. Через месяц я получила приказ о переводе в Большой театр. Еще в Ленинграде я вышла замуж за оперного певца Дмитрия Семеновича Мчедлидзе. С самого начала стало ясно, что наше супружество сложилось очень неудачно. После долгих разговоров мы решили жить отдельно и независимо, но без развода.ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ ДЖУГАШВИЛИ-СТАЛИН
Дирекция Большого театра оказала мне торжественный прием. Я думаю, что это была обычная дань вокальным способностям. Наконец-то мои самые сокровенные мечты сбылись: я стала солисткой главной оперы страны, буду петь на сцене, на которой пели великие артисты — Шаляпин, Собинов, Нежданова… Утром 7 ноября состоялся парад, посвященный пятнадцатой годовщине Октябрьской Революции. Вечером я пела в опере Римского-Корсакова. В правительственной ложе Сталин оживленно беседовал с окружающими. Восьмого должен был быть концерт в Кремле с моим участием, но в шесть часов вечера мне сообщили, что концерт отменяется. Потом мы узнали: в этот день скоропостижно скончалась Надежда Аллилуева — жена Сталина. Спустя несколько дней Сталин присутствовал на премьере «Бала-маскарада» Верди, а в конце декабря — на представлении «Демона». В новогоднюю ночь я пела в Кремле. После концерта артистов пригласили на ужин. За столом я сидела между Сталиным и Ворошиловым. Иосиф Виссарионович ел мало, почти не пил, не спуская с меня глаз. Прием закончился поздно. В кармане своего мехового манто я нашла записку, написанную незнакомым почерком: «Около Манежа Вас ждет машина. Шофер отвезет Вас. Прошу сохранить эту записку». Подписи не было. Я очень испугалась, но было уже поздно просить у кого-нибудь совета. Ночь была холодной и вьюжной. От страха у меня темнело в глазах: вспомнила, как Сталин взглянул на меня во время нашей первой встречи в правительственной ложе Большого театра. И почему за столом на новогоднем приеме я сидела рядом с ним? Может быть, он просто влюбился в меня? Это меня приободрило: ведь красивая женщина и должна нравиться мужчинам, не об этом ли писали философы, поэты и драматурги всех времен и народов?.. В воротах Кремля ко мне подошел мужчина среднего роста, поздоровался и сказал: «Вас ждет машина, там вы согреетесь. Сегодня очень холодно, — 32°С. Другой человек высокого роста проводил меня, усадил в машину. Мы поехали. Кремль остался позади. Проехали маленькие домики у Дорогомиловской заставы, свернули с шоссе, подъехали к воротам дачи. Шофер посигналил. Из проходной вышли несколько штатских и военных. Мужчина гигантского роста, видимо старший, громко приказал: «Предъявите ваши документы». Показала свой паспорт и удостоверение. Ворота автоматически открылись, и я вошла во двор прекрасной старинной усадьбы. Молчаливая женщина провела меня в холл. Еще разрумяненная и замерзшая, я села на диван, не снимая пальто. — Приехали, Вера Александровна? Узнала гортанный голос Сталина. — Да, Иосиф Виссарионович, только что. — Чувствуйте себя как дома. Женщина унесла мое манто, муфту, маленькую шапочку и варежки. Ее серые глаза были совершенно безразличны. — Вы проголодались, — мягко заговорил Сталин, — пойдемте в столовую, стол накрыт. Пожалуйста, не стесняйтесь. Было приятно идти по мягкому, пушистому ковру. Маленький стол, накрытый белоснежной кружевной скатертью, был сервирован на двоих тонким фарфором и тяжелым столовым серебром. Увидев на столе различные деликатесы, я почувствовала голод. С удовольствием пила ароматные, выдержанные вина. Удивилась, что в январе можно есть свежие овощи и фрукты — огурцы, редиску, помидоры, груши, яблоки. Я была несколько ошеломлена всем этим великолепием. — Я велю, чтобы вам доставили вино, икру, сладости, овощи, фрукты. — Очень благодарна вам, Иосиф Виссарионович… Уже очень поздно, пора возвращаться домой. Вы тоже, наверное, устали. — Вера Александровна, хочу поговорить с вами. Пойдемте в другую комнату, там нам не помешают. Понять Сталина было трудно: он говорил с очень сильным кавказским акцентом, а переспрашивать я не решалась. После ароматного крепкого кофе и чудесного грога я чувствовала себя великолепно, мои сомнения и страх улетучились. Пошла за ним и заметила, что Сталин был ниже меня. Мы вошли в комнату, где стоял большой низкий диван. Сталин попросил разрешения снять китель и набросил на плечи восточный халат. Сел около меня и спросил: — Погасить свет? В темноте легче разговаривать. А я-хочу поговорить с вами откровенно. Не ожидая моего ответа, выключил свет. В темноте Иосиф Сталин обнял меня. Я молчала. Он начал умело ласкать мои плечи, мое сердце сильно забилось. — Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович… зачем… не надо… я боюсь… разрешите мне уехать домой!.. Но он не обращал ни малейшего внимания на мой лепет. В темноте его глаза блестели. Еще раз попробовала освободиться из его объятий, но тщетно. Сталин обнимал и ласкал меня. Его жесткие усы кололи мне лицо… Утром, после быстрого туалета, вышла к столу. Сталин, тщательно выбритый и надушенный, подошел ко мне: — Как себя чувствуете, Вера Александровна? Ничего не ответила. Сталин попросил отдать ему записку и разорвал ее на мелкие клочки. — Вера Александровна, вы получили комнату? — Нет, Иосиф Виссарионович, все еще живу при театре и очень хочу снять комнату. Сталин усмехнулся: — Надеюсь, вы не будете никому рассказывать о том, как мы провели новогоднюю ночь? — Ну, конечно, товарищ Сталин. — Называйте меня по имени и отчеству, — добавил он. Прощаясь, заметила, что у него снова заблестели глаза. Мороз на улице взбодрил меня. Я вернулась в свою комнату в театре. За мной шел шофер, нагруженный тяжелыми коробками с подарками.НОВЫЕ ПОСЕЩЕНИЯ КУНЦЕВА
Меня вызвали в дирекцию Большого театра, представили руководящим работникам Московского совета и просили прийти через неделю получить ордер на трех-комнатную квартиру. Мне привезли модную мебель и поставили телефон. С каждым днем я все больше ощущала свое «влияние» и поняла, что он не ослабит своей хватки, пока я ему нужна… Устраивало меня такое будущее? Сталину было 54 года, а мне — 28. Огромная разница! Как я могла ему сопротивляться, отказать? Он был хозяином положения. В любую секунду, достаточно одного его слова, моей карьере могли положить конец или физически уничтожить меня. Прошел месяц, в течение которого он не давал о себе знать. Однажды, в субботу, когда я выходила из служебного подъезда театра, появился его шофер — Василий Петрович — и сказал: «Вера Александровна, если хотите сначала заехать домой, я вас довезу и подожду». Его предусмотрительность мне понравилась. Дома я сняла грим и переоделась, зная, что Сталин не любит декольтированных платьев. Надела туфли на низком каблуке. Василий Петрович попросил меня сесть на заднее сиденье машины. Я обратила внимание, что стекла машины задрапированы темными занавесками. И снова — та же дача и величавая тишина. Войдя в дом, я не сразу заметила Сталина. — Товарищ Давыдова, меня проинформировали, что вы получили чудесную квартиру. — Большое спасибо, Иосиф Виссарионович, квартира и правда бесподобная. Пожалуйста, называйте меня по имени и отчеству. — Зарубите себе на носу, Вера Александровна: никогда не прерывайте нас, а также не учите, что нам надо делать, мы очень хорошо знаем, как и к кому надо обращаться. В его глазах была злоба. Взбешенный, он вышел, хлопнув дверью. Я окаменела. Что делать? Как я не подумала, прежде чем сказать? Через час Сталин вернулся — сама галантность, радушный хозяин, готовый выполнить любые мои капризы. — Хотите кушать? — спросил. — Нет, спасибо, я не голодна, — ответила, — поужинала в театре. Но с удовольствием выпила бы чашечку кофе. Позднее, в спальне, куря свою трубку, Сталин сказал: — Хочу видеть тебя обнаженной при свете, не надо стесняться, надо исполнять мои желания. Говоря это, старательно складывал свое белье. — Что сидите как истукан, не теряйте времени! — Иосиф Виссарионович, разве так разговаривают с женщиной?! Сталин погасил свет и хриплым голосом позвал меня. В глубокой темноте приблизилась к нему… Потом он принес апельсины, груши, орехи, миндаль, вино и шоколад. Не тронула ничего. Отдыхала. — Верочка, гость не должен дразнить хозяина, тем более, если хозяин — кавказец. Когда Сталин уснул, мне тоже удалось немного вздремнуть, но он разбудил меня и, лаская, сказал: — Наш путь с тобой будет долог. Ты красивая, моя кавказская кровь кипит, не могу тобою насытиться. Утром тихо встал и исчез, не попрощавшись со мной. Горничная сказала: «Я вам приготовила завтрак— бифштекс с жареным картофелем, салат и горячий шоколад. Все свежее. Съешьте, сделайте одолжение, иначе Иосиф Виссарионович будет сердиться, решит, что еда — невкусная». Ела с большим аппетитом. Другая, молчаливая горничная принесла мою одежду. Ее серые выпуклые глаза блестели, зубы были стиснуты. В этот момент я почувствовала, что она может меня ударить…ШОФЕР ВАСИЛИЙ ПЕТРОВИЧ
Начались репетиции «Хованщины». Я должна была исполнять партию Марфы. Надеялась, что Сталин обязательно будет на спектакле и ему доставит удовольствие мой успех. На премьере в зале был весь цвет столицы, артисты, писатели. За пять минут до начала спектакля в ложе появился Сталин. После второго акта мне в гримерную капельдинер принес корзину тюльпанов и гиацинтов. Цветы всегда наводят на меня грусть: почему я не могу быть счастлива, как другие женщины… Ночью раздался телефонный звонок. Разбуженная, я сердито спросила: «Кто говорит?» Мне ответил сухой и неприятный голос: — Прошу не вешать трубку, соединяю с товарищем Сталиным. Очнулась от сна в ту же секунду, услышала голос Сталина: — Поздравляю вас, товарищ Давыдова. Мы вчера впервые слушали «Хованщину». Ваше исполнение очень нам понравилось. — Спасибо, товарищ Сталин. — Почему так официально? Смутившись, молчала и через минуту услышала: — Мы должны во вторник встретиться. Во вторник после полудня, как договорились, Василий Петрович зашел за мной: «Вера Александровна, разрешите с вами поговорить. У меня к вам личная просьба. Только… не знаю, с чего начать…» Я внимательно посмотрела на шофера, я ничего о нем не знала… Это был крупный, сильный мужчина, с правильными, но грубыми и резкими чертами лица, как будто вытесанными из камня. Кожа — медного оттенка, черные глаза, густые ресницы, узкие губы, массивная челюсть. Определенно — незаурядный человек. Василий Петрович начал свой рассказ: «Я — из-под Ростова. Вчера получил письмо от брата. Моих родных хотят выселить под Красноярск. Если бы вы могли, по возможности, поговорить с товарищем Сталиным — благодарность моей семьи была бы вечной, и мы молились бы на вас. Если надо, можем дать денег. Вы же знаете, Сталин может все, наша судьба в его руках. Доверю вам тайну, только не выдавайте: Василий Петрович — вымышленное имя, а по-настоящему меня зовут Федор Иванович Мохов. Вера Александровна, вы знаете, что за вами постоянно следят, что ежедневно мы представляем Ягоде три рапорта о вас?» Василий Петрович замолчал, опомнился и взглянул на часы. Надо было выходить. Сталин не терпел опозданий. Тщательно записала я все имена и фамилии родственников «Василия Петровича». В свежем мартовском воздухе чувствовалось скорое наступление весны. По дороге, около Дорогомиловской заставы, виднелись длинные очереди людей, целыми днями ожидающих керосина, хлеба, мяса, сала, спичек… Не скрывая радости, Сталин вышел мне навстречу. Я была одета в элегантное платье, фасон которого придумала сама. Оно очень понравилось Иосифу Виссарионовичу. Сталин провел меня в дом. Там было полно гостей — Киров, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, Буденный, Молотов. Я была единственной женщиной в этой компании, и все усиленно ухаживали за мной. Серго Орджоникидзе прекрасно рассказывал рискованные анекдоты. Ворошилов и Буденный пели частушки. Потом спели «Интернационал». Микоян рассуждал о торговле и просил Сталина разрешить открыть новые магазины — Торгсин, где товар оплачивался бы золотом и валютой. Киров же молча наблюдал за всеми. Принесли шампанское в серебряных ведерках со льдом. Микоян звучным голосом произнес тост: «За великого, непобедимого, любимого Иосифа Виссарионовича Сталина!» Все встали и выпили за великого Вождя. Сталин, обращаясь к Микояну, громко сказал: — Ты, Анастас Иванович, самый большой пройдоха из всех народных комиссаров. Товарищ Орджоникидзе тоже хорош, и Енукидзе этим двоим не уступит. Гости расхохотались, громче всех Микоян и Орджоникидзе, а Сталин, смеясь, продолжил: — Там, где появляется Микоян, грузину делать нечего, евреи и азербайджанцы, как всегда, остаются в дураках, только армяне выдерживают. В полночь все ушли. Мы остались вдвоем. Вышли в сад. Я пригляделась к нему внимательно: маленького роста, некрасив, костляв, туловище щуплое и короткое, ступни ног чересчур длинные, правое плечо ниже левого. Началась метель, но мне не хотелось возвращаться. Иосиф Виссарионович рассердился и сказал: — Если хотите продолжить прогулку, поищите себе кого-нибудь другого! Так я открыла для себя новые черты его характера: он был злым, упрямым и мстительным. Я робко спросила: — Иосиф Виссарионович, можно вас попросить об очень важном деле?… — О чем ты хочешь просить? — оборвал он меня. — Мысли следует выражать четко и коротко. Тогда я рассказала ему о Василии Петровиче, как будто я об этом узнала по телефону от приятеля, режиссера из Ленинграда. Сталин ответил: — Хорошо, проверим. Виновные будут наказаны. Но зачем вы, Вера Александровна, лезете в государственные дела? Покраснев от этой резкости, я быстро сменила тему разговора: — Иосиф Виссарионович, я боюсь забеременеть, — брякнула я, чтобы скрыть свое замешательство. — Товарищ Давыдова, только не хватает, Чтобы мы делали детей! На них нельзя надеяться. В любом случае, через пятнадцать лет, родители становятся им не нужны. Говорят, что аборты очень болезненны. Поговорим с комиссаром здравоохранения и посмотрим, что могут посоветовать профессора-специалисты. Попробуем найти необходимые лекарства. Войдя в дом, добавил, продолжая разговор: — Вам не надо искать предлоги. Вы — не рабыня и не продажная девка!.. Если мои слова обидели вас, то идите и поплачьте в уборной. После такого афронта я прослезилась. Через несколько минут Сталин примирительным тоном сказал: — Верочка, я боюсь твоего влияния. Мне с тобой очень хорошо, ты настоящая колдунья! Откровенно тебе признаюсь, что до тебя у меня были только телки, ни одной настоящей женщины! На такой комплимент я ответила поцелуем. — Соединение двух сердец — самая большая тайна в мире… — взволнованно продолжил Сталин и затем осторожно добавил: — До нас дошли слухи, что солист Большого театра Норцов крутится возле вас. — Он всего лишь пригласил меня в кино, — ответила я. — Люблю, когда говорят правду. Если бы солгали… — и после небольшой паузы продолжил:— Можете пойти в кино. В этом нет ничего плохого, но запрещаю вам спать с ним. У вас есть муж и не надо с ним разрывать отношения. Впрочем, у нас есть намерение перевести его в Москву, чтобы вы не скучали. Пока мы вместе, вам не нужен никто другой… Когда у вас отпуск? — Возьму два месяца в июле и августе. — Вам всего достаточно? — Да, спасибо. Все, что мне необходимо, есть. Через день, когда я выходила из дома, ко мне подскочил блондин неопределенного возраста. — Позвольте представиться, — сказал он по-военному, — я — ваш новый шофер Федор Александрович Кузяев. — А где Василий Петрович? — обеспокоенно спросила я. — Он переведен на другую работу. Такова была реакция Сталина на мою просьбу. Он еще раз дал мне понять, что я — игрушка в его руках. В ту ночь я не могла заснуть, на душе было тяжело. Я боялась за Василия Петровича. Измученная мыслями, встала я на колени около кровати и молилась о Василии Петровиче и его несчастных родственниках, оплакивала свою судьбу: «Что меня ждет? Кем я стала? Любовницей Сталина, его наложницей… Что со мной будет? Кто может ответить на все эти вопросы?»КОСТЯК ВЛАСТИ
Вскоре мне были предложены гастроли в Ленинграде, Киеве и Одессе. Сталин спросил по телефону: — В каких городах будут проходить гастроли? — и, услышав мой ответ, добавил: —Товарищи согласились с моим предложением: Барсова и Норцов поедут в Ленинград, а вы — в Киев и Одессу. Не волнуйтесь, партнера вам найдем. А я так хотела съездить в Ленинград, встретиться с друзьями, сходить на могилу родителей… Двухнедельные гастроли пролетели быстро. Концерты имели большой успех. На вокзале в Москве меня встретил Кузяев: — Товарищ Давыдова, сегодня вы отдыхайте. Продукты уже у вас дома. — Откуда у вас ключи? — наивно спросила я. Кузяев только усмехнулся: — Завтра машина будет ждать вас в четырнадцать ноль-ноль. Едва я приехала в Кунцево, Сталин мне сказал; — Больше не разрешу вам уезжать так надолго. Надо использовать также и других артистов. Их много, как тараканов. Товарищи из секретариата, заботясь о моем здоровье, уложили мне в постель горничную с большим бюстом. Попробовал и послал ее к черту. — Товарищ Сталин, зачем вы говорите мне об этом?! Мне не нужны подробности… — Верочка, когда я не занят, то думаю только о вас. — Затем, умоляюще, добавил: — Прошу тебя, будь только моей. Когда я вижу тебя, у меня душа горит. Конечно, я злой, вспыльчивый, упрямый и никогда не изменюсь. Но ты, ты не должна спать с Мчедлидзе! Он покупает себе проституток на вокзале. Я покажу тебе пикантные фотографии и… — Прошу вас, не напоминайте мне о муже, — прервала я. — Это — мучительно! Сталин ничего не ответил и вышел из комнаты, хлопнув дверью. В этот же вечер в Кунцево приехали Буденный, Каганович, Калинин, Ежов, Маленков, Гамарник, Микоян, Орджоникидзе. Костяк руководства в основном не менялся. Наблюдая окружение Сталина, я поняла, что не только он решал и направлял ход дел в стране — как политических, так и хозяйственных. Очень плохое впечатление на меня произвел Ежов. Карликового роста и лицо, как у наемного убийцы. Калинин был довольно замкнут, близорук и от этого скован в движениях. Казалось, что на глазах у него по бельму. Несмотря на очень пожилой возраст, он любил молодых балерин. Гости рассыпались в комплиментах, но мне вовсе не хотелось исполнять роль фаворитки Сталина. Больше всех пил Ежов. Неожиданно, уже пьяный, он оглушительно крикнул: — Верочка, поедем со мной, глазом не успеете моргнуть, как окажетесь дома! Сталин, посмотрев на него искоса, усмехнулся и сказал: — Николай Иванович, не беспокойтесь, общими усилиями постараемся организовать транспорт для нашей уважаемой гостьи. Не бойтесь, она пешком не пойдет. Карлик мгновенно отрезвел, понял, что позволил себе лишнее. Все смотрели на меня похотливыми глазами: догадывались о наших интимных отношениях и завидовали Сталину, принимая во внимание его возраст. Прием закончился в пять утра. Когда все вышли, Иосиф Виссарионович шепнул мне: — Надо будет нам встретиться в другом месте. — Можно мне не принимать участия в ваших приемах? — спросила я. Сталин, подмигнув, ответил: — Вы правы, Верочка, сменим тактику. На наши официальные приемы дважды в месяц начнем приглашать артисток, спортсменок, женщин-директоров фабрик, и народные комиссары перестанут раздевать вас глазами. Будь их воля, эти канальи изнасиловали бы вас прямо на полу этой комнаты, в которую приходят жрать и пить. Этих бестий надо держать в ежовых рукавицах.РЕЗИДЕНЦИЯ В СОЧИ
Через день, с репетиции, меня вызвали в партком театра, где неизвестные люди подробно расспрашивали меня о моих родных, о жизни. Интересовались моими друзьями и просили у меня «на всякий случай» их адреса и телефоны. То же самое я вынуждена была повторить в ГПУ. Меня продолжали проверять. Перед окончанием сезона в театре Сталин позвонил и, не поздоровавшись, сообщил: — Вам принесут билеты на скорый поезд. — Иосиф Виссарионович, мне надо собраться, договориться о концертах. — Сколько концертов хотите дать в Сочи, Сухуми и Тбилиси? — Два… или три, — неуверенно ответила я. — Считайте этот вопрос решенным. Успехов! Через час ко мне пришла сотрудница, занимающаяся организацией концертов. Я подписала контракт на шесть сольных концертов. Вечером Кузяев привез мне запечатанный конверт и сказал: «Приеду за сорок пять минут до отхода поезда. Возьмите с собой только самое необходимое». В конверте, кроме билетов, оказалась большая сумма денег. День прошел быстро. Пришел Норцов с букетом цветов. Увидев мои чемоданы, поинтересовался, куда я еду: «Верочка, дорогая, вы должны отдохнуть. Я приеду в Сочи на неделю и попробую вас там отыскать. Жаль, неизвестно, где вы остановитесь». Распрощались мы очень тепло. Я заняла двухместное купе в международном вагоне. Шофер внес элегантные чемоданы: «Товарищ Давыдова, эти чемоданы — ваши. Я с врачом еду в соседнем купе. Не стесняйтесь, вызывайте в любое время — я за это деньги получаю. В ресторане все оплачено, заказывайте, что угодно. Специально для вас есть икра, лососина и прекрасное мясо». Прежде всего я заинтересовалась, как и каждая женщина, содержанием чемоданов. Что в них? Льняные блузки, летние платья, плащ, юбка, туфли, американское белье, французские костюмы, духи, маникюрный набор — действительно, все, о чем можно мечтать! И все было точно моего размера. Через день приехали в Сочи. Кузяев привез меня на очень красивую государственную дачу: «Этот дом полностью в вашем распоряжении, — и добавил: — На всякий случай оставлю вам свой телефон». Подошла высокая, костлявая женщина лет пятидесяти: «Меня зовут Полина Сергеевна. Если вы не очень устали, покажу вам дом». На первом этаже располагались гостиная, столовая, кухня, концертный зал, ванная комната, бильярдная и бассейн. На втором этаже — спальня, кабинет, вторая ванная комната и уборная. Горничная сказала: «У нас нет меню, за день заказывайте все, что хотите. У нас есть сад с фонтаном, качалки, гамаки, кресла на колесиках. Из сада лифтом спуститесь на пляж, который очень чист и хорошо оборудован. Концертный зал с прекрасной акустикой, сегодня из Москвы привезли рояль. Большая библиотека, около 60 тысяч книг. Если вам будет нужен врач, только прикажите». Я поблагодарила Полину Сергеевну. «Чувствуйте себя как дома, — добавила она, — ваши чемоданы уже наверху, вещи выглажены и развешаны в шкафу в вашей комнате. Завтра в семь к вам приедет массажистка, а в восемь — маникюрша». Все блестело на этой даче. Во всех комнатах стояли цветы. Я никогда не видела такой большой ванной. В спальне на сервировочном столике были приготовлены черешня, абрикосы, сливы, гранаты, соки и чудное вино. Я была в восторге! Мне казалось, что счастье ждет меня: стоит отворить двери этого дома — и оно прилетит вместе с шумом листьев и ветром. Я долго бродила по пустынному пляжу, собирая ракушки и разноцветные камешки, обкатанные морем, солнцем и временем, загорала и купалась. Вечер провела в концертном зале. Инструмент и акустика были бесподобны: голос звучал полно, было впечатление, что я пою в Колонном зале. Пролистала пару книг. В полночь меня разбудил телефонный звонок. Голос Сталина: — Вера Александровна, хорошо отдыхаете? Не скучаете? — Иосиф Виссарионович, не скучаю, тут великолепно! Покинула пыльную, душную Москву и оказалась в раю, это— сказка из «Тысячи и одной ночи». — Я рад. Скоро увидимся.СОЛДАТ ТОЛКИН
В этот день было пасмурно, потом пошел дождь. Я побежала домой. В гостиной увидела Сталина. Он был в белоснежном летнем костюме. Лицо было землистым, синяки под глазами выдавали крайнюю усталость. — Верочка, вы прекрасно выглядите! Кавказ и Крым подарили вам свежесть и красоту. — Спасибо за комплимент, Иосиф Виссарионович… Но зачем вы прислали мне так много денег? Деньги еще не все… — Зачем встречаете идиотскими вопросами?! — прервал он меня. — Я немного отдохну, а после обеда пойдем к морю. В саду я заметила каких-то людей в гражданском. Сталин вызвал начальника охраны Палкера — огромного мужчину — и сказал: «Сколько раз повторять, что ваша работа требует такта, конспирации. Вспомните нашу революционную и суровую молодость». В конце дня море было спокойным. Я лежала в купальнике на теплом песке пляжа. Тишина и блеск моря разнеживали. Иосиф Виссарионович пошел к воде, боязливо окунулся, вытерся, переоделся и прилег рядом в шезлонг: «Вера Александровна, для персонала вы — моя кузина со стороны отца. Я уверен, что никто ни о чем не будет спрашивать, но лучше не выдавать нашей тайны. Время от времени будем ездить на другие дачи. После концертов не оставайтесь в гостиницах и не ходите пешком, машина с шофером всегда в вашем распоряжении». Сталин закурил трубку и после нескольких затяжек продолжал: «Норцов поехал на гастроли в Сибирь и па Дальний Восток. Молодым полезно иногда проветриться». Он усмехнулся и пошел к себе. Я его увидела только на следующее утро за вторым завтраком. После еды он сказал: «Я лег вчера, как всегда, очень поздно. Всегда перед сном читаю. Нам скоро предстоит большая работа, в январе будет XVII съезд партии, перед нами — большие задачи». Мы долго гуляли у моря. Сталин прервал молчание: «У меня было трудное детство. Мой отец был ремесленник. Много пил, как и все рабочие. Меня не любил и часто бил меня и мать. В девять лет меня отдали в церковно-приходскую школу в Гори. Через шесть лет я поступил в православную духовную семинарию. Меня выгнали, и я не закончил курса». Почему выгнали, он мне не сказал. Я боялась произнести слово, так как Иосиф Виссарионович впервые говорил мне о себе. Помолчав, он продолжил: «В семинарию принимали только детей богатых. Для меня до сих пор тайна, с чьей помощью я попал туда. Моя мать хотела сделать из меня священника. Она считала, что духовное звание обеспечит мне спокойную жизнь и достаток…» В этот момент мы заметили едва видимую тень спрятавшегося охранника. Сталин мгновенно выхватил из кармана револьвер (вероятно, тот, из которого застрелил свою жену Надежду Аллилуеву). Молодой, лет двадцати, парень вышел из укрытия. — Фамилия, сукин сын! Какое отделение? — Товарищ Сталин, я получил приказ охранять вас от внутренних и внешних врагов! Ягода лично мне доверил такую честь, — отрапортовал солдат, стоя по стойке «смирно». Сталин достал из кармана свисток. Примчался комендант. — Заберите отсюда этого идиота, — сказал ему Сталин. — Последний раз говорю: если еще раз замечу за собой слежку — убью на месте! — Товарищ Сталин, простите, ваши указания будут выполнены, — униженно отвечал комендант. — Прогоните отсюда этого дебила! Не хочу больше ничего слушать! Все еще взбешенный, повернулся ко мне: — Вера Александровна, не обращайте на меня внимания, идите купаться. Я послушно ушла. После купания, когда мы встретились, он сказал: — Я сдержал свое слово: привез вам американские противозачаточные таблетки. Но не давайте их никому, женщины в нашей стране должны рожать. Необходимо, чтобы у нас возросла численность населения, — и без малейшего перехода добавил: — Верочка, вы сегодня будете хозяйкой дома. Мы пригласили на ужин наших товарищей. Вы всех знаете. — Что мне надеть, Иосиф Виссарионович? — я принесла показать черное и синее платья и два английских костюма. Довольный тем, что прошу у него совета, усмехнулся и сказал: — Наденьте черное, оно вам очень к лицу. Гости здоровались со мной, как со старой знакомой. Специально, чтобы подчеркнуть маленький рост Ежова, Сталин посадил его около меня. Он всегда использовал в своих интересах слабости и особенно физические недостатки своих компаньонов. — Товарищи Каменев и Зиновьев снова начинают путаться у нас под ногами, — сказал Маленков после второго блюда. — Объясните, в чем дело? — осторожно спросил Сталин. — Эти цепные псы организуют новую оппозицию. — Мы им скоро покажем оппозицию… — сухо заметил Киров. — Они поймут наконец, что такое настоящие большевики. — Не вижу смысла ждать, — процедил сквозь зубы Ежов. — Я буду самым счастливым человеком, когда собственноручно вырву язык Бухарину. Он слишком много говорит, вообразил себя миротворцем, великим теоретиком марксизма, но его речи — это просто обычная болтовня… Хитрый и коварный Сталин смотрел, слушал и запоминал. Ведь эти бесконечные обеды и ужины он специально организовывал, чтобы у его соратников развязались языки. — Да, — сказал он, — эти люди не меняются. — Все, как по приказу, повернулись к нему, и он продолжал: — Оппортунист — это двуликий Янус. Еврей Троцкий чернит нашу страну, большевистскую партию, товарища Ленина и рабочий класс! Его надо как можно быстрее ликвидировать. Молчание. Никто и никогда не вступал в дискуссию со Сталиным, все знали, что его мнение — закон. — Вера Александровна, — спокойно обратился ко мне Сталин, — может быть, споете нам? Аккомпаниатор уже ждет в концертном зале. Я была рада угодить ему и спела несколько арий из классических опер и романсы русских композиторов, которые ему особенно нравились. Маленков подарил мне кофейный сервиз из серебра, инкрустированного платиной. Сталину это не понравилось: — Георгий Максимилианович, вам не кажется, что такими подарками можно испортить Веру Александровну? Возгордится и перестанет нас навещать. Ко мне подошел Киров: — Вера Александровна, приезжайте к нам в Ленинград. Мы вам создадим прекрасные условия. Сталин нахмурился: — Сергей Миронович, как говорится, «поезд ушел». Вере Александровне у вас нечего делать. Вы прекрасно знаете, что она работает в Большом театре. И мне кажется, что товарищ Давыдова не может пожаловаться на созданные ей условия. Я пристально посмотрела на Сталина, и он деликатно помог мне выкрутиться из создавшейся ситуации. В ту ночь Иосиф Виссарионович вошел ко мне в спальню, воспользовавшись собственным ключом, сел в кресло и закурил трубку: — Верочка, — начал он, — у меня было много женщин, но ни к кому меня так не тянуло, как к вам. Вначале была только физиология, единственное, чего я хотел — обладать вами… Скажи мне, Верочка, ты меня хоть немного любишь? Я так была поражена этим признанием, но надо было отвечать: — Иосиф Виссарионович, если обману — рассердитесь, если скажу правду — не поверите. Только время позволит ответить на ваш вопрос. Успокоенный, положил голову на мою грудь и уснул. От его храпа дрожали стены. Я снова и снова думала о своей жизни, о будущем: «Этот маленький, голый мужчина, ревнивый и капризный, который спит сейчас со мной в постели — властелин огромной России. А я должна его целовать, ласкать, обнимать…» Во время завтрака в столовую вошел комендант Палкер: — Товарищ Сталин, разрешите доложить? — Слушаю, быстро! (вообще доклады во время еды были запрещены). В нерешительности Палкер посмотрел на меня. — Говорите, — приказал Сталин. — Солдат, которого вы вчера видели, погиб ночью на посту… Я вскрикнула. Сталин на секунду перестал жевать и невозмутимо приказал: — Пошлите телеграмму с соболезнованиями его семье. Солдата Толкина, посмертно, представьте к награде. Его биографию опубликуйте в газетах.ЛУБЯНКА
Полина Сергеевна радостно сообщила: «Для вас приготовлен катер, можете совершить морскую прогулку». В следующую субботу Сталину захотелось покататься. Экипаж работал молча. Море было ласковым, белоснежные чайки летели следом. В каюте был приготовлен завтрак: фрукты, вино, лососина, икра, холодное мясо и мороженое. Мы с аппетитом поели. Солнце светило в иллюминатор, и я попросила Иосифа Виссарионовича задернуть шторы. Он прошипел со злостью: «Я вам что, слуга? Зачем задергивать шторы? Боитесь рыб? Они вас не сглазят!» Я забыла, что перестала быть человеком, забыла, что он — мой господин, бог и властелин. Подошла к нему и обняла. Сталин смягчился и перестал сердиться. Вечером этого же дня мы выбрались на автомобильную прогулку. Я сидела й машине рядом с Иосифом Виссарионовичем, впереди с шофером сидел охранник. Ежов, Жданов, Орджоникидзе и охранник ехали следом за нами в другом автомобиле. Кроме этого, наш кортеж сопровождали вооруженные офицеры на мотоциклах. Мы ехали в сторону Тбилиси. Сталин весело рассказывал анекдоты. Километров через двадцать неожиданно раздались выстрелы. Одна из пуль попала шоферу в переносицу. Его лицо было залито кровью. Он чудом сумел остановить машину, все стекла которой были выбиты. Трясущийся и бледный Ежов тут же соединился с Комитетом партии и руководящими органами. Тревога была объявлена мгновенно. Вся армия в Грузии была поставлена на ноги. Дрожащего Сталина быстро увезли в безопасное место. Я вернулась на дачу, где меня уже ждали следователи Военного трибунала и ГПУ. Меня сразу же допросили и приказали: — Гражданка Давыдова, вы едете с нами в Москву. — Это приказ? — Все, что мы делаем, согласовано с товарищем Сталиным. Мы должны допросить вас. По дороге в больницу шофер скончался. Бандиты на свободе, а вы теперь — единственный свидетель этого трагического происшествия. Ваш багаж пришлют позднее. — Я могу, по крайней мере, принять душ и переодеться? Присутствующие посмотрели на часы, а один военный, явно очень нервничая, с угрозой сказал: — Давыдова, прекратите задавать вопросы, хватит дискуссий! Садитесь в машину, поезд — через сорок минут. Мне не дали даже попрощаться с Полиной и персоналом. Возвращение в Москву нельзя было назвать комфортабельным путешествием. В купе со мной находились трое мужчин, которые беспрерывно курили. Ни на секунду я не оставалась одна, меня провожали даже в уборную. В Москве наш вагон тут же окружила цепь солдат и гражданской охраны. Маленков сухо поинтересовался моим здоровьем. У меня не было желания отвечать ему. Я чувствовала, что меня подозревают, и ни капли ему не доверяла. Я нервничала, боясь ареста, насилия и пыток… С вокзала меня привезли прямо на Лубянку. Допрос проводили Ягода, Агранов, Ежов, Вышинский. Заместитель генерального прокурора попросил меня объяснить причину моего перевода из Ленинграда в Москву. Я сказала, что это было решение Наркомата культуры, Большого театра и членов Верховного Совета. Вышинский возбужденно сказал: — Вера Александровна, вы — единственный свидетель покушения на жизнь товарища Сталина. Мы должны разобраться во всей этой истории. Затянувшись папиросой, Ягода добавил: — Во время нашей первой встречи, гражданка Давыдова, вы отказались информировать нас о ваших встречах с товарищем Сталиным. Может быть, сегодня расскажете о них? Ситуация, скажем так, самая удобная. — Я и впредь отказываюсь отвечать на вопросы, не имеющие отношения к делу! Разозленный Ягода просипел: — Ты, сука гулящая, ты теперь в наших руках. Товарищ Сталин далеко! Он не занимается делами ГПУ и прокуратуры. Выбирай: или ты отвечаешь на наши вопросы, или мы освежим твою память в холодной и сырой камере, полной голодных крыс! Я задрожала… Какой же кипучей ненавистью к Сталину был полон этот человек, стоящий у власти! Ежов и Маленков хранили ледяное молчание, ожидая результатов этого разговора. Не знали, на чью сторону встать… Вышинский саркастически улыбался. Остальные тоже молчали. Ягода разошелся вовсю, чувствуя свое превосходство. Я спросила, чего же они от меня ждут? — Скажи, кто дал тебе задание организовать покушение на жизнь товарища Сталина? — Когда это мы перешли на ты? Или я — уже преступница? — Давыдова, перестань паясничать и разыгрывать из себя героиню, тоже мне, Жанна Д’Арк! Я потеряла сознание… Пришла в себя в тюремной больнице. Через пять дней снова была вызвана на допрос. На этот раз он проходил совершенно иначе. Ягода вел себя прилично, можно сказать, воспитанно. Я уж и не знала, чему верить, ведь и раньше знала о его подлости и хитрости. Почти отцовским тоном прокурор Андрей Вышинский предложил мне откровенно признаться во всем. С патетикой начинающего актера воскликнул: — Вера Александровна! Вы должны понять, что ваша артистическая карьера навсегда погублена! Дорогой соловей, ваша песенка спета! Товарищ Сталин не хочет больше вас видеть… — и добавил после многозначительной паузы: — Сегодня утром он подписал ордер на ваш арест. После суда вас расстреляют. Но, возможно, суд облегчит наказание. В таком случае вас сошлют в Сибирь вместе с уголовниками. Убийцы любят красивых женщин… В день прибытия в лагерь ваша судьба будет решена. Вас изнасилуют на грязном и заплеванном полу, ваша красота быстро исчезнет, зубы и волосы выпадут, будете унижаться из-за каждого куска хлеба… — Довольно! Довольно! — крикнула я. — Я вам не игрушка! Вы прекрасно знаете, что я не имею никакого отношения к покушению на жизнь товарища Сталина. И не надо мне грозить! — Я чувствовала, что они разыгрывают комедию. Из обвиняемой я превратилась в обвинительницу. — Кто позволил вам это гнусное дознание? Вы что, с ума сошли?! Наверное, забыли, кто я? Иосиф Виссарионович никогда не отдаст меня в ваши лапы! Я его знаю лучше, чем вы! Подождите, придет время — рассчитаемся! Вы мне за все ответите! — и, недавая им времени прийти в себя, добавила: — Сейчас же отвезите меня домой! Вышинский с деланной улыбкой сказал: — Мы гордимся вами, Вера Александровна! Вы выдержали одно из самых трудных испытаний, которому можно подвергнуть человека. Вы великолепно выдержали его. Еще раз, извините нас! Вы должны понять, что мы не могли поступить иначе, выполняя наш долг. Он хотел поцеловать мне руку, но я вырвала ее. Ягода нажал кнопку — и тут же появился секретарь с мускулатурой боксера: — Отвезите гражданку Давыдову домой на нашей служебной машине, — приказал, потом подошел ко мне с протянутой рукой: — Надеюсь, мы останемся добрыми друзьями? — Ягода, вы мерзкий, отвратительный человек! Я не хочу с вами разговаривать! — У меня хорошая память, берегитесь: я не прощаю неуважения даже красивым женщинам… Я вернулась домой и не узнала своей квартиры. Все было перевернуто вверх дном. Я была вынуждена вызвать рабочих, чтобы вставить новые замки, отремонтировать двери, сменить электропроводку и даже отремонтировать мебель. От отпуска остался месяц, и я поехала в Поленово, на Оку. Лето пролетело быстро, надо было возвращаться в Москву. Мне было грустно…ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЯГОДЫ
Я прогуливалась в Александровском саду. Был розоватый туман, мокрые кусты. Мне казалось, что туман будет всегда. Этот ноябрьский вечер был насыщен печалью. Сквозь туман я увидела мужчину, идущего навстречу мне. Когда он подошел ближе и снял темные очки, я узнала Ягоду. Продолжал следить за мной! — Вера Александровна, я должен встретиться с вами частным образом! — Оставьте меня в покое! — Не заставляйте меня просить дважды! Я знаю, что вы сегодня вечером не заняты в спектакле. Приду к вам между девятью и одиннадцатью. Предупреждаю, для вас будет лучше, если вы будете дома. Приду один. — Что случилось, что вы ведете себя так галантно? — Вы — удивительный человек, — бросил он, уходя. Через секунду подбежал взволнованный Ежов: — Мы знаем, что Ягода придет к вам сегодня вечером. У нас должна быть стенограмма вашей беседы, устного пересказа недостаточно. Может быть, наш сотрудник спрячется где-нибудь в шкафу? Как вы думаете? — Это — невозможно! Ягода, безусловно, пришлет людей проверить квартиру перед своим визитом. — Вы правы, товарищ Давыдова. Скоро станете профессиональным детективом! Ладно, наш сотрудник живет на третьем этаже вашего дома, протянем провод и установим подслушивающее устройство, стенографистка все запишет. Думаю, что этой операцией руководил Маленков, хорошо разбирающийся в технике. Я не ошиблась: Ягода не сдержал слова и приехал с пятью сотрудниками, которые старательно проверили всю квартиру. Когда они вышли, Ягода принюхался и спросил: — У вас был сегодня кто-нибудь? — Молочница. Она приходит дважды в неделю. Ягода отмахнулся: — Молочница меня не интересует. — У нас что, допрос или беседа? — Пока — дружеская беседа. — Тогда слушаю вас, товарищ народный комиссар. — Вера Александровна, вы должны знать: в покушении на Сталина принимала участие большая группа людей. Справедливый советский суд вынесет свой приговор, и эти преступники будут расстреляны. К счастью, вы не имеете к этому никакого отношения, и я хочу лично принести вам искренние извинения. Забудем об этом инциденте! — Принимаю ваши извинения. Это все, о чем вы хотели говорить? Зачем тогда все эти меры предосторожности? — Я хочу вам кое-что предложить. — Говорите. — Судьба свела вас со Сталиным. Органы безопасности должны знать все о его жизни, вплоть до мельчайших подробностей. Нас интересует его характер, привычки, контакты, а также служебные и частные разговоры. Если вы нам поможете, мы этого не оставим без внимания. Дважды в месяц вы будете получать определенную сумму денег, зависящую от информации. Я не требую от вас письменного согласия, достаточно вашего слова. Платить будем вперед. Расписки не надо, просто пересчитайте деньги. — Ягода достал из кармана портмоне. — Вы согласны с моим предложением? — Сию же секунду убирайтесь! И забудьте об этой встрече! — Вера Александровна, почему вы не предложите мне чашечку кофе? — спросил он с наглой улыбкой. — Я очень устала. Завтра утром у меня репетиция, а вечером — спектакль, надо отдохнуть. — Простите мне этот грубый шантаж. Необходимо было вас еще раз проверить. Я перестала обращать на него внимание и, накинув шаль, подошла к окну. Ягода встал и попытался меня обнять. Я резко его оттолкнула. Встав на колени, всесильный шеф ГПУ пополз ко мне: — Верочка, я вас осыплю золотом! У меня много денег. Поймите меня, я ничего не могу с собой поделать — я люблю вас. Не издевайтесь надо мной, это — правда! Я разведусь, брошу эту работу, стану опять фармацевтом. Я понимаю, чтобы принять такое решение — нужно время. Но на коленях умоляю, Верочка, измените свое отношение ко мне. Я возьму заграничные паспорта, и мы уедем в Америку, Францию или Англию, там — настоящая жизнь! Только согласитесь, Верочка! — Ягода, вы — шут гороховый! Перестаньте безумствовать. Убирайтесь из моего дома, поступайте в цирк клоуном! Ягода поднялся с колен. Предо мной снова стоял уравновешенный, холодный, высокомерный и наглый человек. — Хочу напомнить, Давыдова, в любой день можешь на любой глупости попасть в наши сети, и тогда я тебе не дам так легко выпутаться. Лично отвезу в тюрьму и брошу в камеру, полную самых отвратительных тварей! — И, трясясь от бешенства, начал бормотать: — Ты, паршивая скотина, рано или поздно мне заплатишь! Будешь ползать у моих ног, целовать мне сапоги! Заставлю тебя лизать задницу убийцам и проституткам!.. Обессиленная, я упала, не раздеваясь, на кровать. Утром у меня не было сил идти в театр. Врач дал мне бюллетень. В полдень приехал директор театра: «Заболели в самое трудное время. У нас сегодня спецмероприятие, все билеты проданы. В зале будет руководство. Дорогая, спасайте! Я пришлю за вами машину». Не помню, как я очутилась в театре. Костюмерша помогла мне одеться, не знаю, как загримировалась. — Давыдова — на сцену… Пела, ничего не слыша, оркестр и дирижер исчезли из моего сознания. Пришла в себя от аплодисментов. В правительственной ложе Сталин, улыбаясь, хлопал мне. После спектакля меня пригласили в его ложу, но я, извинившись, отказалась, сославшись на плохое самочувствие, и вернулась домой. Ночью позвонил Сталин: — Вера Александровна, что случилось? Кто вас обидел? — Иосиф Виссарионович, простите, пожалуйста, у меня нет сил разговаривать. — Когда увидимся? — Я свободна в следующий понедельник. — Берегите себя. Вам доставят фрукты, рыбу, икру, мясо и шоколад. Наступил понедельник. В семь поехала к Сталину. Меня проводили к нему в кабинет, где находились Маленков, Поскребышев, Ежов, Молотов. Маленков включил аппарат, я услышала голос Ягоды и задрожала от отвращения. Наблюдая за моей реакцией, Сталин сказал: — Вера Александровна, внимательно послушайте эту запись, вопросы — позже. Наш разговор с Ягодой был записан полностью. Сталин подошел ко мне: — Вера Александровна, мы знаем, что много испытаний выпало на вашу долю в последние месяцы. Вы можете письменно подтвердить, что все это не было с самого начала розыгрышем? — Конечно, — ответила я. — В таком случае, присядьте за стол и подробно все напишите. Мы выйдем, чтобы вам не мешать. Писала целый час и все написанное отдала Сталину. — Все это мы передадим специалистам, а сами поужинаем. В том состоянии, в котором я находилась, кусок не лез мне в горло. Сталин сердечно сказал мне: — Вера Александровна, мы должны объясниться. — Закурил трубку и продолжал — Мы не бросаем слов на ветер. Давно уже знаем, что Ягода — мерзавец и бандит. Все тщательно проверим, сопоставим факты и после этого примем решительные меры. Нельзя от меня много требовать, Верочка, я очень одинок. У Ягоды настоящий артистический талант, он мог бы сделать себе карьеру в театре. Такое доверие взволновало меня. Сталин, воспользовавшись моей минутной слабостью, обнял меня. Стал ласковым, внимательным и нежным: — Мне тебя не хватает, Верочка. С тех пор, как мы не виделись, у меня не было ни одной женщины… Во время завтрака тихо сказал: — Я прочту тебе Блока: «Мы сидели с тобой в переполненном зале, тихо пели смычки о любви»… Меня глубоко взволновало: Сталин и Александр Блок…ЖЕНСКАЯ ТЮРЬМА
7 ноября правительством был организован большой прием в Кремле. Ворошилов не отходил от меня целый вечер. Был надоедлив и настойчив. Танцуя со мной, рассказывал армейские анекдоты. Потом, уведя меня в дальний угол Георгиевского зала, шепнул: — Вера Александровна, едем ко мне на дачу, отлично проведем там время. Никто ни о чем не узнает. — Спасибо за приглашение, Климент Ефремович, но, может быть, лучше я познакомлю вас с какой-нибудь молодой балериной? — Буду счастлив и очень вам обязан! — радостно ответил народный комиссар. Одна молодая балерина, оканчивающая хореографическое училище с удовольствием приняла приглашение народного комиссара, выглядевшего гораздо моложе своих лет. Едва они отошли, как ко мне подошел Ягода. Бесцеремонно взял под руку и, прогуливаясь по ярко освещенному залу, тихо сказал: — Если меня продадите — убью!.. Как вы отнесетесь к пикантной экскурсии в ближайшие дни в одну из тюрем Москвы? Перескакивая через две ступеньки, я неслась в гардероб. У выхода меня догнал Маленков: — Вера Александровна, говорили с Ягодой? В машине я рассказала об угрозах шефа ГПУ. — Георгий Максимилианович, я сойду с ума или покончу с собой. Так дальше продолжаться не может! — Мы не дадим вам пропасть. Звоните мне в любое время суток — и на службу, и домой. Вас сразу же соединят со мной. — Но что я должна делать, если Ягода потребует, чтобы я поехала в тюрьму? — Не отказывайтесь и не показывайте своего страха. Но если у вас заболит голова, не берите ни от Ягоды, ни от его сотрудников никаких лекарств. Через десять дней позвонил Ягода: «Спешу выполнить свое обещание». Заехал за мной в этот же день, в машине находилось еще двое мужчин: «Позвольте представить — директор тюрьмы Нелидов и его заместитель Барушный». Тяжелые ворота тюрьмы открылись, и машина въехала во двор, окруженный высокой стеной с колючей проволокой наверху. Стражник открыл камеры и приказал: «Всем встать!» Какая-то худая беззубая старуха крикнула: — Суки, построиться! — Сколько заключенных в этой камере? — спросил Ягода, обращаясь к надзирателю. Старуха сиплым, грубым голосом закричала: — Гражданин начальник, в этой камере шестьдесят сук всех мастей! После того, как они помоются, можете попробовать любую, включая меня. Но, сами понимаете — я уж не так хороша! Ягода взглянул на директора тюрьмы. Нелидов тут же приказал: — Навести порядок, Маланичеву — в карцер на пять дней! Беззубая старуха порвала на себе кофту и бросилась на пол: — Милый, хороший, не сажай в карцер старуху. Я уже там была. Смилуйся над моими сиротами, прости кретинку, сама не знаю, что делаю, я больше не буду! Ягода сухо сказал: — После карцера выслать в лагерь. В другой камере сидели молодые проститутки. Ближе всех была молоденькая девочка, которой было самое большое лет 16. Разврат уже наложил печать на ее симпатичное личико. — Эй, мадам, — обратилась она ко мне, — подарите рубль девушке. — Зачем тебе деньги? — спросила я, — На махорку. Ягода и начальник запротестовали: — Не давайте ей денег, она их проигрывает в карты. Одна из девиц, с лицом, усыпанным веснушками, свесила ноги с нар и крикнула: — Эй, подружки! А может дадим для наших красавцев-начальников маленькое представление? И моментально эти молодые девки повернулись к нам голыми задами и запели блатную песню. — Почему эта стерва находится в Москве?! — спросил Ягода. — Мы ее не можем выслать в лагерь, она — несовершеннолетняя. В следующей камере сидели воровки и рецидивистки. Мне стало плохо. Ягода предложил валерьянку. Ответила, что принимаю только те лекарства, которые мне выписывает врач поликлиники Большого театра! Ягода настаивал, чтобы я приняла таблетку. Тогда я тайком заменила ее таблеткой, которая была в моей сумочке. Начальник тюрьмы пригласил на обед. Я отказалась, ссылаясь на диету. Вечером встретились с Маленковым: — Хорошо сделали, что не воспользовались его лекарствами. Достала из сумочки спрятанную таблетку, и мы поехали в научно-исследовательский институт. Сотрудники привели немецкую овчарку. Профессор Воскобойников вложил таблетку в кусок мяса, который дал псу. Собака жадно сожрала угощение. Через час пес сдох. Этот эпизод был заснят на кинопленку. — Как это? Товарищ Сталин и Центральный Комитет партии, зная, что Ягода — бандит, все еще позволяют ему занимать такой ответственный пост? — Все течет, все изменяется… — увернулся от ответа Маленков. Я понимающе кивнула головой.РЕАКЦИЯ СТАЛИНА
Я нежилась в весенних солнечных лучах и, лежа на тахте, читала Мопассана. Позвонил Иосиф Виссарионович и, не поздоровавшись, начал упрекать: — Мы не виделись уже сто лет, Вера Александровна! Я, Иосиф Виссарионович, уверен, что вы обо мне забыли. Товарищ Давыдова, почему мы видимся так редко? Я не хотела, чтобы наш разговор проходил в сердитом тоне. Отвечать на такие вопросы надо было очень дипломатично. — Иосиф Виссарионович, это вы давно не звоните. Я уже скучала и даже начала сердиться. Сталин радостно вздохнул и спросил: — Когда мы можем встретиться? Я взглянула на репертуар и сказала, что буду свободна в конце недели. — Я очень занят, но постараюсь найти время для нашей встречи, — сказал Сталин. Мы нежно попрощались. Весенняя погода и майское солнце не давали поддаваться мрачным предчувствиям… Машину за мной прислали к вечеру. Подмосковье во все времена года красиво. Машина свернула с Дмитровского шоссе, проехала через парк и остановилась у ворот. Охрана, поприветствовав, проверила мои документы. Старый дом, парк и весенние цветы на газонах — все это привело меня в восторг. Дача, похожая на кунцевскую, была обставлена более скромно, ее прелесть заключалась в большом количестве прекрасных ковров ручной работы.. Старая женщина с суровым лицом и мрачными глазами сказала мне, что Иосиф Виссарионович скоро освободится. Неприязненно посмотрела на меня и сухо добавила: — Постарайтесь не задерживать его долго. Иосиф Виссарионович очень устал. Эта женщина явно не знала причины моего приезда. — Вера Александровна, надеюсь, вы согласитесь со мной поужинать? — спросил Сталин, входя в комнату. — Если разрешите, только чашку чая. — Мы подготовили сюрприз для вас, — весело сказал Сталин, — Нам доставили из Грузии фрукты, мясо и вино. Сегодня будет отличный шашлык! — Но меня предупредили, что вы очень устали, и попросили долго вас не задерживать. — Кто это позволяет себе распоряжаться в моем доме? — нахмурился Сталин. Я пожалела о своей болтливости. Иосиф Виссарионович внимательно посмотрел на меня: — Наверное, моя «хитрая» охрана прислала новую кретинку. Надо будет ее проучить и вышвырнуть отсюда. Мы пошли в столовую. Сталин закурил трубку. Дежурный офицер доложил о прибытии Кирова, Микояна, Кагановича и Молотова. Киров ел быстро, Каганович чавкал, а Микоян виртуозно манипулировал ножом и вилкой. — Анастас, ты — настоящий аристократ, — усмехнулся Сталин. Чай, кофе с пирожными и ликерами нам подали в гостиной.1. В. А. Давыдова. Снимок 40-х годов.
2. В роли Марины Мнишек, опера «Борис Годунов».
3. В роли Амнерис, опера «Аида».
4. Друзья и соратники в середине 20-х, вскоре они станут непримиримыми врагами. Сталин, Рыков, Зиновьев и, предположительно, Бухарин.
5. Один из ведущих певцов Большого театра П. Норцов в роли Онегина.
6. В. В. Барсова, коллега по сцене, соперница в жизни.
7. «Первые лица» государства в канун рокового 1937-го. Крайний справа — маршал М. Тухачевский, чья судьба уже решена…
8–9. Сталин и Молотов, вождь и его «правая рука». Их союз оказался нерасторжимым. Им приписывалась слава гениальных стратегов, победивших германский фашизм. Но на их совести и подписание советско-германского пакта 1939 г., развязавшего руки Гитлеру.
10. Середина 20-х годов, Сталин уже генсек. Но пока что довольствуется ролью «крайнего».
11. Генералиссимус и его верное окружение: Микоян, Хрущев, Маленков, Берия, Молотов.
12. Этот снимок, если и публиковался прежде, то в урезанном виде. А все из-за того, что персонаж, скромно притулившийся слева, — всесильный шеф ГПУ Г. Ягода.
13. Одной из главных должностных обязанностей Калинина, как председателя Президиума Верховного Совета СССР, было вручение правительственных наград. На этот раз в связи с юбилеем и признанием «выдающихся заслуг» он сам принимает Золотую Звезду Героя из рук Верховного, который не только судил, но и миловал.
14. Таким он, «вождь народов», казался нам: добрым, всесильным, справедливым.
15. В траурном почетном карауле те, кого называли «продолжателями дела Ленина — Сталина».
— Сергей Миронович, — обратился Сталин к Кирову, — сворачивай свою работу в Ленинграде и давай переезжай в Москву. Квартиру выберешь себе сам. Вопрос с мебелью решат Микоян и Орджоникидзе, они лучше меня в этом разбираются. — Еще нет постановления ЦК, — твердо ответил Киров. — Сергей Миронович, ты — член Политбюро и самое время тебе понять: мы не отменяем принятых решений. Этот вопрос решен, и больше к нему не будем возвращаться. В разговор вступил Каганович: — Сергей Миронович, у тебя большая семья? — Только жена и сестра. — Это большое искусство — уметь делать красивых детей, — ни к кому не обращаясь, сказал Сталин. Никто не ответил на эту ядовитую реплику. Несмотря на материальное благополучие, большинство руководителей, народных комиссаров и партийных деятелей не имели детей. Сталин предложил посмотреть новый фильм с участием Чарли Чаплина. Никто не посмел отказаться. Я хотела сесть где-нибудь в углу, но Сталин, обратив на это внимание, сказал: — Вера Александровна, не имеете права лишать мужчин вашего общества. Подчинившись, села около него. После кино все вышли, кроме Кирова. Он, воспользовавшись отсутствием Сталина, подошел ко мне: — Вера Александровна, Ленинградский комитет партии обязал меня пригласить вас на гастроли. Пришлю к вам директора театра для подписания контракта. В этот момент вошел Сталин. — Что, нашему лучшему другу Сергею Мироновичу ни в чем нельзя отказать, правда? — сказал Сталин, ревниво глядя на меня. Позднее предупредил меня: — Переспишь с Кировым — убью без колебаний! Я по-детски расплакалась. — Не бойся, дура. Пошутить с тобой нельзя? Но, запомни раз и навсегда, если мне изменишь — пеняй на себя! Сталин изменился. Приближалась старость, и его характер становился более въедливым, капризным и непредсказуемым. Утром убирала новая горничная. Она представилась: «Мария Филипповна…» Да, реакция Сталина — мгновенна. Придется быть с ним более осторожной.
Последние комментарии
4 часов 12 минут назад
20 часов 16 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад
3 дней 11 часов назад
3 дней 15 часов назад