История авиации 2002 05 [Журнал «История авиации»] (fb2) читать онлайн

История авиации 2002 05

Коллаж на 1 — й странице обложки разработан Александром Булахом; фото для коллажа предоставлено Сергеем Цветковым дизайн логотипа — Сергей Цветков.

К вопросу о достоверности

Тема локальных конфликтов и применения в них различных летательных аппаратов традиционно вызывает повышенный интерес и многочисленных любителей истории авиации, и неискушённых обывателей (в хорошем смысле этого слова. — Прим. Ред.), которые не в состоянии отличить пилон от элерона. Причина такой популярности заключается, в этаком налёте романтизма и экзотики. А как же: наши «мигари» и «сушки» дерутся над джунглями или пустыней с «фантомами» и «миражами». Что может быть круче?..

Да, действительно, почти нечего. Хотя, справедливости ради, всё же замечу, что на войне, как на войне и слова из знаменитой, ставшей уже хитом, песни «Комбат» группы «Любэ» истинная правда:

Кто именно и кого именно и сколько раз. Вот этот вопрос актуален для каждой локальной войны. Конечно, как. сказал Наполеон, «ничто не заменит победы», но вопросы какой ценой и как она добыта то же отнюдь не праздные. Опубликованная в НА № 2/2002 и № 3/2002 статья «Последняя классическая война XX века», посвященная конфликту между Эфиопией и Эритреей в 1998–2000 гг. вызвала весьма живой отклик среди читателей, распределившихся на две неравные группы. Первая (наибольшая по численности) откровенно восторгалась результатами противоборства МиГ-29 и Су-27, которые пилотировались соответственно украинскими и российскими экипажами. Чувствовалось, что реплика из фильма Д.Бодрова «Брат 2» «Вы ещё мне за Севастополь ответите…», глубоко запала в душу многим. Другие (их было существенно меньше) желали получить ответ на вопрос «откуда дровишки?», ну, т. е. информация. Вопрос, безусловно, актуальный, поскольку отечественные СМИ данному конфликту не уделили ни малейшего внимания.

«Уверен, что авторы, (так и хочется последнее слово взять в кавычки), — пишет Вячеслав Михайлин, — перевели несколько статей из иностранных журналов и выдали эту компиляцию как свой оригинальный труд безо всяких ссылок на первоисточники. В частности, одним из них (и немалым по объему) является статья — Tom Muffin Ethiopia and Eritrea. A War of Attrition» из журнала «Air Force»№ 149, August, 2000 — оттуда кроме текстового материала взято и много фотографий. А окончание статьи из «ИА» сравните, пожалуйста, с оригиналом: «While а security guard at the airport in the same city has a key-ring from which an odd metal shape dangles; supposedly a part from an Eritrean MiG-29 shot down by Su-27s!> Извините, но если материалы цитируются или используются, то на них в приличном обществе принято ссылаться…»

Скажем сразу, что первичная информация была собрана из Интернета, а указанный первоисточник нам достать не удалось, хотя текст статьи, с именно таким концом, мы всё же обнаружили на одном из сайтов. Однако, сразу должен заметить, что объём её текстового материала (по количеству символов) не сопоставим с работой, опубликованной в «Истории Авиации». Дополнительный материал был предоставлен Максимом Шаповаленко, в прошлом не раз бывавшим в Эфиопии в качестве переводчика у наших авиационных советников различного ранга. Кроме него заметную помощь оказали и несколько российских военных советников, находившихся в 1998–2000 гг. в Эфиопии. Поскольку все они продолжают служить в рядах вооружённых сил РФ, то общение с ними проходило, как вы, наверное, понимаете, «без камер и микрофонов». Причём, значительная часть информации просто не пошла в печать по причине её секретности. Ну, а то, что «Последняя классическая война XX века» действительно удалась, можно проиллюстрировать следующим фактом: во втором полугодии 2003 г. эта статья будет перепечатана рядом зарубежных авиационных журналов. Если работа Тома Маффина была бы хотя бы сопоставима по качеству, то, скорее всего, переиздали бы её.

Что же касается достоверности изложения хода и исхода локальных конфликтов, то замечу, что нашей редакцией ведётся весьма масштабная работа по этому вопросу. Уже в следующем номере читателей ждут настоящие открытия в отношении противоборства истребителей во Вьетнаме. Должен сказать сразу: ни о чём подобном раньше даже мы (авторы статьи) не догадывались!

Одним словом читайте «Историю Авиации».

Ваш Александр Булах.

РЕТРОСПЕКТИВА

Коммерческая авиация — борьба за идеи и рынки

Смерти вопреки

канд. тех. наук подполковник авиации Сергей Корж

Продолжение, начало в ИА № 2–4/2002.

После 1910 г. всё более серьёзной и актуальной становится проблема обеспечения безопасности, так как вместе с ростом количества выполненных на самолетах полетов, интенсивно росло и число жертв авиации. Так, если в 1908 г погиб только один человек — Томас Селфридж, то в 1909 г — три, в 1910 г. — 30 (по другим данным, только в Англии за тот год погибло 29 человек), а за 10 месяцев 1911 г. — уже 73. При этом среди погибших и пострадавших было достаточно много известных людей, внесших существенный вклад в развитие авиации.

Так, 7 и 22 сентября 1909 г. соответственно, погибли ведущие французские пилоты Эжен Лефевр и Фердинанд Фербер. 4 января 1910 г. во время демонстрационных полетов, приуроченных к открытию нового аэродрома Круа д’Ин (недалеко от Бордо), разбился первый в мире «авиапассажир» и любимец французской публики Леон Делагранж, когда у “Блерио XI» на высоте 20 м сложилось крыло. 12 июля 1910 г. в ходе авиационной недели в Борнмуте (гр. Дорсет, Англия) у «Флаера» французской постройки в воздухе оторвался руль высоты, что в итоге привело к гибели находившегося в его кабине Чарльза Роллса, одного из основателей Британского Аэроклуба. Потрясенный потерей своего друга Клод Мур- Брабазон больше не садился в самолет до начала Первой Мировой войны.

8 сентября 1910 г. в Винер Нойштадт (пригород Вены, Австрия) было зарегистрировано первое в истории авиации столкновение аэропланов в воздухе (к счастью без жертв), пассажиром одного из которых оказался эрцгерцог Австрии Леопольд Сальвадор, — вероятно первый VIP-пассажир самолета. 23 сентября 1910 г., выполнив первый в истории авиации перелет на самолете через швейцарские Альпы, при посадке в Домодоссола (Италия) разбился перуанец Джордж Чавес, умерший через четыре дня в госпитале. Последний день 1910 г. унес жизнь Джона Мойсанта, первым освоившего трассу Париж — Лондон. 21 мая 1911 г. при старте гонок Париж — Мадрид разбился моноплан «Трэйн», убив при падении Военного министра Франции Мориса Берто и ранив одного из патронов авиации Генри Дётча. А 15 сентября 1911 г. на самолете собственной конструкции погиб Эдуар Ньюпор (через полтора года такая же учась постигнет и его брата Чарльза).

Первая в мире авиакатастрофа, унесшая жизнь Томаса Селфриджа

Гибель любимца французской публики Леона Дэлагранжа.

Как показывает анализ, одной из основных причин катастроф ранних аэропланов было несовершенство их конструкции, часто усугублявшееся выполнением доработок самими авиаторами. В частности, Делагранж незадолго до своей гибели заменил на «Блерио» 25-сильный «Анзани» на 40-сильный «Гном», что, очевидно, и послужило главной причиной разрушения конструкции самолета. Немалый вклад в рост аварийности вносило и нарушение пилотами элементарных норм безопасности, вплоть до совершения актов воздушного хулиганства. Так, например, бурю возмущения в Англии вызвало поведение некого Грэхема Гилмора, который в ходе двух традиционных регат на Темзе выполнял преднамеренно низкие полеты над рекой, распугивая публику и гребцов. Во втором случае «наглец» попеременно «атаковал» лодки университетских команд Оксфорда и Кембриджа до тех пор, пока у его самолета не кончилось топливо, и он не свалился на ближайшую поляну для крикета. Поднятый шум закончился конфискацией у Гилмора лётной лицензии и принятием Британским Парламентом в июне 1911 г. специального Аэронавигационного Билля, направленного на обеспечение безопасности публики от подобных выходок. Однако эти решения ничуть не убавили энергии у самого Гилмора, который вскоре восстановил свою лётную лицензию и 17 февраля 1912 г. погиб при выполнении полётов в Ричмонде недалеко от Лондона. Через полтора месяца авиационный мир лишился и героя первого авиационного перелёта через территорию США Кэлбрейса Роджерса, упавшего на самолете в Тихий океан во время демонстрационных полётов в Лонг Биче 3 апреля 1912 г.

Но, несмотря на все эти жертвы, развитие авиации, в том числе в коммерческом направлении, продолжалось. В результате к началу Первой Мировой войны успехи, достигнутые в области освоения полетов на самолетах с пассажирами, грузом и почтой, прежде всего по маршрутам, соединяющим населенные пункты, позволили вплотную подойти к реализации идеи осуществления регулярных авиатранспортных перевозок.

Первая относительно регулярная грузовая авиалиния была открыта в примечательную дату 13 января 1913 г., когда некий Гарри Джонс начал осуществлять на «Райте В» перевозки грузов по маршруту Бостон — Нью- Йорк. При этом первым грузом, перевезенным Джонсом, стало одно из любимых блюд американских граждан — печеные бобы. Апогеем же довоенного коммерческого применения авиации стало открытие 1 января 1914 г. первой регулярной пассажирской авиалинии по маршруту Сент-Питерсберг — Тампа (шт. Флорида, США), на которой эксплуатацию летающих лодок «Бенуа XIV» осуществляла авиакомпания «Ст. Питерсберг/Тампа ЭйрбоатЛайн» (другое название «Бенуа Эйр Лайн»). Персивалю Фэнслеру авиакомпания обязана блестящей идеей провести аукцион по продаже первого билета, что позволило выручить 400 долл., необходимых в качестве начального капитала. Такие деньги при обычной плате пять долл. за 20-минутный перелёт по 30-километровому маршруту через залив Тампа, разделяющий два города, согласился заплатить бывший мэр Ст. Питерсберга А.С.Фейл, который и стал первым коммерческим пассажиром первой регулярной авиалинии. Пилотом же летающей лодки «Бенуа» в инаугурационном полёте являлся Энтони Джэннус. Несмотря на естественные сложности, на авиалинии Сент-Питерсберг — Тампа в среднем выполнялось по два полных перелёта в день туда и обратно. До апреля 1914 г. было перевезено 1200 пассажиров, после чего линия прекратила свое существование в связи с начавшимся военным конфликтом с Мексикой.

Незадолго до начала Первой Мировой войны попытку организовать регулярную пассажирскую авиалинию в Англии предпринял авиаконструктор Гарольд Блэкбёрн. В инаугурационном полете, выполненном им на моноплане «Блэкбёрн Кристи» Тип 1 22 июля 1914 г., он перевез жену мэра Лидса по маршруту Лидс — Брадфорд (гр. Йоркшир). Однако объявленная в августе война поставила крест как на намечавшемся активном использовании авиации в коммерческих целях.

В этих обломках нашёл свою смерть Ч.Роллс.

В преддверии больших перемен

Первая Мировая война закончилась с подписанием капитуляции Германией в 11 часов 11 числа 11 месяца 1918 г. По сравнению с 1914 г., к этому времени в области создания ЛА тяжелее воздуха был сделан огромный качественный и количественный шаг вперед. В этот период мощность авиационных двигателей увеличилась с 85–90 л.с. до 350–400 л.с., и значительно улучшилось конструктивно-аэродинамическое исполнение самолетов. Это в итоге обеспечило значительный рост их летно-технических характеристик: скорость выросла в среднем со 100 до 200 км/ч, практический потолок — с 2000–3000 м до 6000–7000 м, дальность полета — с 300 км до 500–700 км, а у многомоторных бомбардировщиков — до 1000 км и более. Выпуск самолетов в мире увеличился с нескольких тысяч, произведенных до начала войны, до примерно 200.000, построенных за 1914–1918 гг.

За это время утвердился совершенно новый класс самолетов — тяжелые многомоторные бомбардировщики, пионером в создании которых явился русский авиаконструктор Игорь Сикорский. Примечательно, что у построенного им еще весной 1913 г. первого в мире удачного четырехмоторного самолета «Гранд» (Le Grand — фр., «Большой»), названного впоследствии «Русский Витязь»), был совершенно «гражданский» вид и, очевидно, неплохие перспективы для использования в качестве пассажирского самолета. Но приближавшаяся война и отсутствие заинтересованности в русских деловых кругах, как, впрочем, и в остальном мире, в создании сети коммерчески рентабельных воздушных перевозок, привело к тому, что «Гранд» послужил «лишь только» прообразом для серийного тяжелого бомбардировщика «Илья Муромец» и стимулом для создания подобных самолетов в других странах.

Наиболее мощная авиаиндустрия за годы Первой Мировой войны сформировалась во Франции, Великобритании, Германии. Однако, если лидирующие позиции французов в авиации до войны были неоспоримы, то к 1918 г. англичане и немцы вплотную приблизились к ним как по характеристикам выпускаемых самолетов, так и по объёмам их производства, хотя всё еще значительно уступали по количеству выпускаемых авиадвигателей. В Италии и США также появилась достаточно развитая авиационная промышленность, но по своим возможностям она пока не могла равняться с авиаиндустрией вышеперечисленных стран. При этом в Америке основной прирост производства самолетов и двигателей пришелся на 1918 г. и был обусловлен вступлением этой страны в войну в апреле 1917 г. Большую часть выпускаемых в США самолетов составляли конструкции английской и французской разработки. Замыкала шестерку лидеров Россия, авиапромышленность которой была сориентирована на выпуск самолетов и авиадвигателей по французским образцам.

Одной из важных составляющих развития авиации в период 1914–1918 гг. стало появление в ряде ведущих стран мира государственных научно-исследовательских и опытно-экспериментальных организаций, занимающихся исследованием проблем в области авиации. Первой такой организацией считается британский Королевский авиационный научно-исследовательский институт RAE (Royal Aircraft Establishment) в Фарнборо, который начал формироваться на базе Королевской авиационной фабрики (RAF), ещё до начала Первой Мировой войны. Основными направлениями его работы стали выполнение опережающих научно-исследовательских и опытно-экспериментальных работ по совершенствованию аэродинамики, конструкции ЛА, улучшению характеристик их устойчивости и управляемости и др. Именно деятельность этого института во многом способствовала выходу британской авиации на передовые позиции в мире после завершения Первой Мировой войны.

Подобные научно-исследовательские организации во время войны были образованы и других странах, и в дальнейшем, несмотря на свой государственный статус, они в значительной мере способствовали совершенствованию конструкций самолетов.

В этом плане наиболее примечательна роль американского Национального Консультативного Комитета по Аэронавтике — NACA (National Advisory Committee for Aeronautics, прообраз NASA), учрежденного в марте 1915 г., как было отмечено в уставе «для осуществления надзора и управления научными исследованиями проблем полета в интересах обеспечения их практической реализации, а также проведения собственных исследований и экспериментов по аэронавтике-. При этом следует обратить внимание, что первоначально задача координации научных исследований в области авиации для NACA являлась более приоритетной, чем проведение собственных исследований (строительство первого исследовательского центра NACA — комплекса аэродинамических лабораторий в Лэнгли-Филд, было начато в июле 1917 г.). В итоге, деятельность этого комитета, направленная на установление степени прогресса в решении тех или иных авиационных проблем в мире, выявление отстающих участков и соответствующую ориентацию всех(!!) организаций и лиц, работающих в данной области в США, сыграла впоследствии одну из определяющих ролей в становлении и развитии американской авиации вообще, и коммерческой — в частности.

Однако, до появления американской коммерческой авиации и, тем более, до её интенсивного взлета, оставалось ещё достаточно много времени. Европейская же коммерческая авиация стояла на пороге своего рождения, чему в немалой степени способствовало наличие значительного количества военных самолетов, подготовленных экипажей и аэродромов, которое явно превосходило потребности ВВС армий послевоенного времени и возможности государств по их содержанию.

С другой стороны, вышедшие победителями в войне Великобритания и Франция, укрепив и даже расширив за счет Германии свои огромные колониальные владения, нуждались в налаживании оперативной и надежной связи с ними. Но проложить на карте воздушные маршруты из Лондона в Калькутту или в Мельбурн и из Парижа в Даккар — это одно, а наладить за короткое время курсирование бывших бомбардировщиков через огромные сухопутные, в том числе пустынные, а также водные пространства при практически полном отсутствии промежуточных аэродромов и баз снабжения — это совсем другое. Помимо всего прочего, во всё это нужно было вкладывать деньги, причем далеко не малые. Поэтому связь с колониями, оставаясь главной стратегической целью мирного использования авиации в Великобритании и Франции, пока отходила на второй план, уступив место более простому, дешевому и, очевидно, престижному установлению регулярного воздушного сообщения между основными городами победителей.

У проигравшей Германии также были серьезные стимулы к развитию коммерческой авиации, которые были обусловлены ограни чениями военной авиации и необходимостью поиска иных областей использования достаточно высокого потенциала авиационной промышленности этой страны. В этой ситуации Германия даже в большей степени, чем победители, нуждалась в нахождении скорейшего практического применения сохранившихся военных самолетов в мирных целях и в разработке новых пассажирских и транспортных самолетов. Очевидно, поэтому Германия и стала первой европейской страной, наладившей на коммерческой основе регулярное пассажирское сообщение между своими городами.

«Юнкерс» F.13 был первым в мире специализированным крупносерийным цельнометаллическим пассажирским самолётом.

Германские «Рейдеры»

Формально, первой в мире авиакомпанией являлась немецкая DELAG, активно эксплуатировавшая пассажирские дирижабли ещё в период 1910–1914 гг. (см. ИА № 2/2002). Однако, именно в этой связи её точнее следует называть воздухоплавательной компанией, тогда как первой германской авиакомпанией в современном смысле этого слова являлась «Дойче Люфт Рэдэрай» или DLR (Deutsche Luft Reederei), которая 6 февраля 1916 г. на самолётах концерна A.E.G. начала регулярные перевозки грузов по маршруту Берлин — Веймар. В её образовании, также как и при формировании DELAG, активное участие приняли пароходная компания «Гамбург-Америка Рэдэрай» 1*, дирижаблестроительные верфи Цеппелина «Люфтшифбау Цеппелин» и самолетостроительное подразделение A.E.G. (Allgemeine Electrizitats Gesellschaft — «Общая электрическая компания»).

После окончания войны DLR практически была создана заново, и 5 февраля 1919 г. 2* открыла первую в Европе регулярную пассажирскую авиалинию по уже освоенному маршруту Берлин — Веймар с промежуточной посадкой в Лейпциге. Очевидно, Веймар не случайно стал вторым конечным пунктом этого авиамаршрута, так как именно в этом городе 31 июля 1919 г. было проведено Германское Учредительное Собрание, принявшее конституцию страны и подтвердившее образование так называемой Веймарской парламентской республики, просуществовавшей до прихода к власти нацистов в 1933 г.

Ввиду активного участия «Общей электрической компании» в формировании DLR, неудивительно, что флот последней в начальный период в основном состоял из переоборудованных штурмовиков A.E.G. J.II. На этих самолетах пилот и два пассажира размещались в открытой кабине, однако затем пассажирскую кабину сделали закрытой и, видимо, увеличили количество пассажирских мест до четырех. Учитывая относительно небольшие габариты этих самолетов (Таб. 1), можно представить в какой тесноте летали первые пассажиры DLR. Кроме A.E.G. J.II, при открытии пассажирской авиалинии по маршруту Берлин — Веймар эта авиакомпания использовала и одномоторные разведывательные самолеты DFW C.V.

Несмотря на достаточно высокую цену билета — 50 немецких марок, услуги DLR пользовались достаточно высоким спросом, поэтому полеты на линии Берлин — Веймар осуществлялись ежедневно. Правда, с 1 августа 1919 г. о регулярности на время пришлось забыть вследствие серьезной нехватки в Германии бензина.

К этому времени осиротевшая «Люфтшиффбау Цеппелин» (граф Цеппелин скончался в марте 1917 г.) практически завершила сборку первого послевоенного пассажирского дирижабля LZ120, получившего название «Бодензее» в честь Боденского озера, с которого поднимались в воздух первые «цеппелины» и на берегу которого в Фридрихсхафене располагался основной завод компании Цеппелина. Первый полет этого дирижабля состоялся 20 августа 1919 г., а уже 24 августа DELAG начала его эксплуатацию на линии Фридрихсхафен — Берлин.

«Бодензее» являлся относительно небольшим дирижаблем (см. Таб.1), лишь незначительно превосходящим по объему и транспортным возможностям довоенные пассажирские воздушные корабли «Люфтшиффбау Цеппелин» (см. ИА № 2/2002). Однако он имел существенно более совершенную и надежную конструкцию, значительно более мощные двигатели и, соответственно, большую скорость полета. Первоначально его пассажирская кабина вмещала 20 человек, но затем за рубкой управления установили дополнительные кресла, доведя число пассажирских мест до 27. В полете дирижабль обслуживали 16 членов экипажа.

Эксплуатация LZ120 отличалась достаточно высокой для дирижаблей регулярностью полетов, когда вылеты из конечных пунктов осуществлялись раз в два дня. При этом беспосадочный перелет по 600-км маршруту при благоприятной погоде занимал в среднем около шести часов. Нередко «Бодензее» совершал остановку в Мюнхене, расположенном на некотором удалении от пути базового маршрута и в 150 км от Фридрихсхафена. До завершения осенней эксплуатации LZ120 успел выполнить и один перелет по международному маршруту Берлин — Стокгольм, на котором впоследствии планировалось регулярное применение пассажирских дирижаблей. Всего же до декабря 1919 г. «Бодензее» выполнил 103 полета, налетав около 530 ч, преодолел свыше 50.000 км и перевез 4050 пассажиров (в том числе более половины коммерческих), а также почти 5 тонн почты, не считая грузов и багажа.

В ходе подготовки к сезону 1920 г. LZ120 был удлинен на 10 м и увеличен в объеме почти на 2500 м3. Однако Международная комиссия по контролю за разоружением Германии тут же сочла его боевым летательным аппаратом и постановила передать ВМС Италии. Впоследствии подобная участь постигла еще один дирижабль DELAG, 131-метровый LZ121 «Нордштерн» («Северная звезда», первый полет выполнен 8 июня 1921 г.), который предназначался специально для эксплуатации на линии Берлин — Стокгольм, но вместо этого был передан французским ВМС. После этих почти большевистских экспроприаций DELAG как воздухоплавательная компания прекратила своё существование, а её сохранившийся капитал, персонал и материально-техническая база, очевидно, были использованы для укрепления немецких авиакомпаний и, прежде всего, DLR.

1* Немецкое слово «Reederei», происходящее от слова «Reeder» — судовладелец, переводится как компания по эксплуатации морских судов, а в словосочетании «Luft Reederei» — компания по эксплуатации воздушных судов. В этой связи любопытно, что созвучное с «Reeder» английское слово «raider» означает военный корабль (судно), действующий на морских коммуникациях противника (то есть линиях связи и сообщений). По аналогии, коммерческий авиалайнер можно олпределить как гражданский рейдер, осуществляющий действия на воздушных коммуникациях.

2* Это общепринятая дата, однако, по данным журнала Flight от 18 февраля 1959 г„это произошло 22 февраля 1919 г.

Основные характеристики некоторых немецких переходных летательных аппаратов гражданского назначения.

(для сравнения приведены данные специализированного пассажирского самолёта J.13 и дирижабля LZ120)

Производитель	A.E.G.	DFW	LVG.	<фридрихсхафен»	«Заблатних»	«Румплер»	«Юнкерс»	«Люфтшифбау Цеппелин»
Обозначение	J.II	C.V	C.VI	F.F.49C	P.I	С.IV	J.13 1*	LZ120
Габариты, м
размах крыла	13,46	13,27	13,0	17,15	11,0	12,65	14,47	—
длина	7,9	7,87	7,45	11,65	8,7	8,4	9,6	120,8 2*
высота	—	—	—	—	—	—	4,13*	—
макс. диаметр	—	—	—	—	—	—	—	18,7
Объем, м3								20.000 2*
Масса, кг
пустого	1100	—	—	—	640	—	1075	13.200
макс. взлетная	1620	1425	1310	2135	1170	1530	1800	23.200
Силовая установка:
фирма разработчик	«Бенц»	«Бенц»	«Бенц»	«Бенц»	«Бенц»	«Мерседес»	BMW	«Майбах»
марка	Bz.IV	Bz.IV	Bz.IV	Bz.IV	Bz.IV	D.IV	IIIa	Mb.IV
мощность, л.с.	1x200	1x200	1x200	1x200	1x200	1x260	1x185	4x245
Количество пасс.	2(4?)	1	1	2-4	4	1 -2	4	27
Скорость, км/ч
максимальная	150	155	170	140	130	170	170	130
крейсерская	—	—	—	—	—	—	—	—
Потолок, м	4500	—	—	—	—	—	4600	—
Продол, полета, ч	до 4	до 3,5	до 5,5	—	ДО 3,5	—	—	—
Дальность, км	—	—	—	—	—	—	1200	1700

^1* Первый прототип.

^2* До модернизации.

^3* На стоянке по кончику лопасти пропеллера.

A.E.G. J.II авиакомпании «Дойчер Аэро Ллойд», в которую позднее вошла и авиакомпания DLR

D.F.W. С V авиакомпании DLR перед отправкой в рейс.

Сравнивая огромный по тем временам транспортный потенциал LZ120 с мизерными возможностями пассажирских самолетов того периода, львиная доля которых была переделана из военных машин, можно отметить, что именно в 20-х гг. у существенно «повзрослевших» дирижаблей был реальный шанс занять более достойное место в истории развития воздушного транспорта. Решение же Международной комиссии по контролю, приведшее к краху DELAG и поставившее «Люфтшиффбау Цеппелин» на грань финансовой катастрофы (как и многие другие откровенно глупые подобные решения стран-победителей), нанесло серьезный удар не столько даже по промышленному потенциалу Германии, сколько по её самолюбию. В конечном итоге, именно подобные бессмысленно жесткие действия Антанты по отношение к побежденной Германии во многом способствовали её движению в объятия нацистов, обещавших восстановить поруганную честь страны.

В то же время, несмотря на сложности с бензином, сеть авиационных маршрутов, освоенных DLR, продолжала расширяться, и к концу 1919 г. её самолеты, помимо Веймара летали во Франкфурт, Гамбург и Ганновер. К этому времени другие немецкие авиакомпании освоили полеты из Берлина в Мюнхен, Вену, Копенгаген и Кёнигсберг (Калининград), а также из Дрездена в Берлин, Лейпциг и Бреслау (Вроцлав).

Помимо A.E.G. J.II и DFW C.V, немецкие авиакомпании использовали в качестве переходных пассажирских самолетов переоборудованные разведчики и легкие бомбардировщики «Румплер» C.I и С.IV, LVG C.V и C.VI, эскортные истребители и штурмовики «Хальберштадт» CL.IV, морские разведчики «Фридрихсхафен» F.F.49C, средние бомбардировщики A.E.G. J.V и некоторые другие военные самолеты. При этом наиболее вместительными из них являлись двухмоторные A.E.G. J.V, которые оснащались шестиместной пассажирской кабиной (сначала открытой, а потом часть машин переоборудовали в вариант «лимузин» с закрытой пассажирской кабиной) и, по-видимому, являлись самыми крупными из военных самолетов Германии периода Первой Мировой войны, сколь-нибудь заметно применяемыми на коммерческих авиалиниях. Однако для выполнения развлекательных полётов над Балтикой привлекались гигантские бомбардировщики «Цеппелин-Щтаакен» серии «R».

Для Гуго Юнкерса, вопреки устоявшемуся мнению, первым делом были отнюдь не самолёты и даже не двигатели, а удовлетворение потребностей населения (и в том числе его прекрасной половины) в горячей воде, которая по мнению знаменитого конструктора, должна была быть в каждом европейском доме в любое время.

Низкая привлекательность переоборудованных для перевозки пассажиров военных машин крылась отнюдь не в малой грузоподъёмности или недостаточных лётных характеристиках, а, как правило, в тесной компановке фюзеляжей, как, например, у этого AEG J авиакомпании DLR. Как выяснилось, впихнуть в самолёт пять — шесть бомб было куда проще, чем разместить с минимально приемлемым уровнем комфорта такое же количеств пассажиров с багажом. Именно по этой причине у переоборудованных боевых машин не было коммерческого будущего.

Последним боевым самолётом «Юнкерс» времён Первой Мировой войны был штурмовик J.10. После войны ограниченное количество этих машин было переоборудовано для осуществления коммерческих авиаперевозок

К числу переходных пассажирских можно отнести и самолеты, созданные на основе базовых конструкций военных образцов. В качестве примеров подобных машин можно привести LVG K.I («Курьер-Экспресс»), P.I «Лимузин» и поплавковый W.I (все три разработаны на базе LVG C.VI), «Ганновер» F.3 (создан на базе неудачного военного «Ганновер» CL.IV), «Заблатних» P.I (пассажирская модификация ночного бомбардировщика «Заблатних» N.I), DFW P.I. (построен на базе задела по нескольким военным машинам DFW). Однако ввиду того, что эти самолеты стоили больше, чем переоборудованные военные, но ничего принципиально нового в себе не несли, они широким спросом не пользовались и обычно выпускались в количествах от одного до нескольких экземпляров.

В то же время, на смену «старым солдатам», сыгравшим важную роль в зарождении коммерческой авиации в Германии, уже готовились прийти новые пассажирские самолеты, особое место среди которых занимает появившийся в том же 1919 г. первый в мире цельнометаллический пассажирский самолет «Юнкерс» J 13.

Его создатель, Гуго Юнкерс, по образованию являлся термодинамиком и с 1889 г. производил на своей фабрике экспериментальные двигатели и нагревательные приборы. В 1895 г. он основал компанию «Юнкерс», выпускающую водонагревательные приборы, но продолжал заниматься наукой и в 1897 г. стал профессором высшей Технической школы в Аахене (город у границы с Голландией и Бельгией). В начале первого десятилетия XX века название «Юнкерс» в основном ассоциировалась с производством газовых двигателей, но, занявшись в 1909 г. изучением проблем авиации, основатель и владелец этой фирмы в феврале 1910 г. получил патент за № 253788, сыгравший чрезвычайно важную роль как в судьбе самого Юнкерса, так и в истории развития авиации. Патент заключал в себе описание транспортного самолета, у которого двигатели, экипаж, пассажиры и грузы размещались внутри аэродинамически чистого крыла. Фактически в патенте была описана перспективная концепция самолета схемы «летающее крыло». Однако основная ценность идеи Юнкерса для авиации состояла в определении оптимальных конструктивно-аэродинамических параметров толстого консольного крыла, которое стало визитной карточкой большинства его самолетов, раз и навсегда доказав неоспоримые преимущества монопланной схемы. Другим следствием появления патента Юнкерса стало понимание, что эффект от применения такого крыла может быть получен лишь при широком использовании в его конструкции металла.

Первый цельнометаллический моноплан Гуго Юнкерса J.1 поднялся в воздух 12 декабря 1915 г. 3* Обшивка этого самолета была выполнена из листового железа, которое крепилось в основном к стальной силовой конструкции методом сварки. В этой связи, а также за крутой норов, самолет получил прозвище «Жестяной ослик». Однако именно он дал начало серии цельнометаллических боевых самолетов Юнкерса, разработанных в годы Первой Мировой войны (среди них были, правда, и бипланы), в конструкции всех основным материалом являлись алюминий и дюралюминий (этот сплав алюминия был впервые полу чен в немецком городе Дюрене). Последний из этих самолетов, двухместный штурмовик и самолет сопровождения J.10 (войсковое обозначение CL.I), поднялся в воздух незадолго до конца войны 4 мая 1918 г.

3* Первым в мире цельнометаллическим самолетом считается моноплан «Тюбавион», построенный французами Понше и Примаром и продемонстрированный ими на третьем Парижском авиасалоне 16 декабря 1911 г.

Патент Гуто Юнкерса за № 253788, в котором описывается конструкция транспортного самолёта, имеющего компоновочную схему типа «летающее крыло».

Силовая конструкция фюзеляжа «Юнкерса-J.13 (вверху), кабина экипажа (слева) и пассажирский салон (внизу).

Первый прототип пассажирского самолёта J. 13 был назван в честь одной из дочерей главы фирмы Аннелиз Юнкерс.

По легенде, в день капитуляции Германии Юнкерс собрал инженерно-технический персонал на заводе в Дессау (с 1917 г. там функционировала их совместная фирма с Фоккером) и поставил задачу разработать на базе J. 10 самолет J. 12 с двухместной пассажирской кабиной. Проект самолета был готов 9 января 1919 г., однако он вскоре был закрыт, так как стала очевидной экономическая нецелесообразность эксплуатации машины с такой ограниченной вместимостью. Тем не менее, часть из сохранившихся J.10 все-таки переоборудовали в гражданские машины, установив закрытый обтекатель на вторую кабину. Позже эти самолеты некоторое время использовались для перевозки пассажиров, почты и грузов по маршруту Дессау — Веймар.

Разработка нового самолета J.13 была начата 10 февраля 1919 г. В ходе его создания конструктором Отто Ройтером был спроектирован совершенно новый фюзеляж, в котором размещались открытая кабина пилотов на два места и четырехместная пассажирская кабина, объём которой в пересчете на одного пассажира был значительно больше, чем в переходных пассажирских самолетах. При этом передние два пассажира размещались в индивидуальных креслах, а задние два — на мягком диване, что представлялось поистине барской роскошью для того времени. Помимо ставшей впоследствии классической монопланной схемы с консольным крылом, отличительной особенностью J.13, так же, как и подавляющего большинства ранних самолетов этой фирмы, явилось использование несущей гофрированной алюминиевой обшивки, обеспечивавшей существенную экономию сухой массы самолета в сравнении с более традиционными для того времени летательными аппаратами, созданными из дерева и полотна.

Постройка первого прототипа J.13 была завершена 20 июня 1919 г. Этот самолет, получивший заводской № 533, был оснащен 185-сильным двигателем BMW III и получил собственное имя «Аннелиз», как утверждалось, в честь жены принца Леопольда Анхалт-Дессау. После проведения необходимых доработок 25 июня 1919 г. «Аннелиз» впервые поднялась в воздух под управлением летчика-испытателя фирмы «Юнкерс» Монца. Во второй половине 1919 г. этот самолет прошел интенсивную испытательную программу, продемонстрировав надежность и высокие летно-технические характеристики. В частности, 13 сентября 1919 г. «Аннелиз» в облегченном варианте и, возможно, после доработки двигателя достигла динамического потолка 6750 м, имея на борту восемь человек. Однако Германия в то время ещё не являлась членом FAI, поэтому этот рекорд так и не был зарегистрирован.

Не прошло и месяца после первого полета «Аннелиз», как 16 июля в воздух поднялся второй прототип J.13, который получил имя «Герта», но, как ни странно, имел заводской № 531, меньший, чем у первого самолета. Можно предположить, что «Герта» и должна была стать первым прототипом, но по каким то причинам была закончена позже «Аннелиз». В этой связи интересно, что первую и вторую дочерей Юнкерса звали соответственно Герта и Аннелиз, в честь которых он, вероятно, и назвал оба этих самолета. Всего же у Гуго Юнкерса было 12 детей — он был одинаково плодотворен и как отец, и как создатель самолетов.

Серийные самолеты выпускались под обозначением F.13 (литера «F» до 1930 г. присваивалась на «Юнкерс» одномоторным транспортным самолетам). Однако, чтобы слишком явно не нарушать ограничительные условия Версальского договора от 28 июня 1919 г. по выпуску гражданских самолетов, которые могут быть приспособлены для военных целей, «Юнкерс» F.13 первое время через посредников поставлялись только на экспорт.

Второй прототип J.13 получил имя «Герта» в честь первой дочери основателя фирмы.

«Гражданские самолёты должны уметь летать сами…»

Но пока оставим Германию и вернемся к странам-победителям, у которых было существенно больше возможностей развивать коммерческую авиацию.

Местом рождения британской коммерческой авиации, вероятно, следует считать северный пригород Лондона — Хендон, где Клодом Грэхем-Уайтом, безрассудным пилотом, владельцем лётной школы и авиафирмы, был основан аэродром, с которого осенью 1911 г. осуществлялись первые в мире относительно регулярные авиапочтовые перевозки в Винздор и обратно. В 1913 г. «Грэхем-Уайт Эвиэйшн» построила один из первых специализированных пассажирских самолетов «Тип X» с весьма характерными названиями «Шарабан» или «Аэробус», последнее из которых сейчас является нарицательным обозначением широкофюзеляжных авиалайнеров. На этом самолете, вмещавшем помимо пилота четырех пассажиров, сам глава фирмы в течении 1913 г. выполнял развлекательные коммерческие полеты со «своего» аэродрома, который сейчас считается в Англии аэродромом № 1.

В 1914 г. там же, в Хендоне, бывший партнер Грэхем-Уайта Джордж Холт Томас учреждает авиастроительную фирму «Эйрко» (Airco — Aircraft Manufacturing Company), a 5 октября 1916 г. — первую британскую авиакомпанию «Эйркрафт Транспорт энд Трэвэл Лтд.» или AT amp;T (Aircraft Transport and Travel Ltd.).

В мае 1914 г. к «Эйрко» присоединился Джеффри Де Хэвилленд — впоследствии один из самых знаменитых авиаконструкторов британских коммерческих самолетов. Незадолго до этого он расстался с Королевской авиационной фабрикой RAF в Фарнборо, за время работы на которой при его непосредственном участии было разработано несколько довольно удачных машин, базовые конструкции которых легли в основу самолетов типа F.E.2 (Farman Experimental — так на RAF обозначались самолеты с толкающими винтами, впоследствии это обозначение трансформировалось в Fighter Experimental) и В.Е.2 (Bleriot Experimental — самолеты с тянущими винтами), строившихся в значительных количествах английскими фабриками в начальный период Первой Мировой войны (около 2000 и 3500 соответственно). В 1913 г. де Хэвилленд построил самолет B.S.1 с революционным монококовым фюзеляжем, который был предложен всего за год до этого Арманом Депердюссеном. Однако преимуществ такого фюзеляжа тогда оценить не смогли.

В «Эйрко» за годы войны Де Хэвилленд создал целый ряд примечательных боевых самолётов, самым известным из которых стал одномоторный легкий бомбардировщик D.H.4, впервые поднявшийся в воздух в августе 1916 г. D.H.4 являлся непритязательным и дост аточно простым в управлении самолетом, однако был весьма уязвим в бою ввиду плохой связи между передней и задней кабинами и наличия между ними большого топливного бака, боевое повреждение которого часто не оставляло экипажу шансов на спасение. За это D.H.4 получил в войсках нелестное прозвище «Пылающий гроб». В июле 1917 г. ввоздух поднялся первый D.H.9, имевший по сравнению с D.H.4 ряд конструктивных усовершенствований, в том числе более близкое расположение кабин и размещение топливного бака сразу за 230-сильным мотором «Сиддли» «Пума». Однако последний оказался недостаточно мощным, что в итоге привело к ухудшению ЛТХ исходного самолета (D.H.4 оснащались несколькими вариантами двигателей мощностью от 200 до 375 л.с.). Апогеем же развития самолетов этого типа стали выпускаемые по контракту с «Эйрко» фирмой «Уэстленд Эйркрафт Уоркс» D.H.9A, оснащенные одними из лучших двигателей того времени, 400-сильными американскими моторами «Либерти-12» фирмы. «Паккард».

Всего же за годы войны только в Англии было выпущено 1449 D.H.4 и свыше 4000 D.H.9 различных модификаций. После окончания войны именно D.H.4 и D.H.9 первыми начали использоваться в массовом порядке для перевозки почты, грузов, а затем и пассажиров.

Начало освоению мирных профессий этими самолетами было положено 18-й и 110-й эскадрильями недавно образованных Королевских ВВС — RAF (Royal Air Force, не путать с аббревиатурой Королевской авиационной фабрики, которая к этому времени уже официально стала называться Королевским авиационным научно-исследовательским институтом RAE). С 16 декабря 1918 г. до середины 1919 г. силами этих эскадрилий осуществлялись регулярные перевозки почты в Кёльн в интересах обеспечения британских оккупационных сил (с марта 1919 г. к перевозкам подключилась 120-я, а за тем и 48-я эскадрилья). В полетах были задействованы D.H.4, D.H.9A, а также получившие гораздо меньшее распространение в войну двухмоторные бомбардировщики D.H.10 «Эмиэнс» (выпущено около 200 самолетов).

Однако следует отметить, что приоритет в организации продолжительных международных регулярных почтовых авиаперевозок (не коммерческих) принадлежит всё же не английским, а австро-венгерским войскам, под эгидой которых с марта по ноябрь 1918 г. на самолетах «Ганза-Брандербург» C.I почта доставлялась по маршруту Вена — Киев.

Чрезвычайно важную роль в дальнейшей популяризации перевозок почты и пассажиров на самолетах сыграла Версальская мирная конференция, проходившая в Париже в 1919–1920 гг. в интересах выработки условий одноименного договора. Дело в том, что значительно разрушенные войной железные и автомобильные дороги в Северной Франции не способны были обеспечить её оперативное обслуживание. В этой связи функции по почтовому обеспечению конференции были возложены на 86-е авиакрыло (связное) RAF. Так как предполагалось, что помимо почты в экстренных случаях по воздуху должна обеспечиваться доставка на конференцию и дипломатов, то «Эйрко» получила заказ на оснащение небольшого количества D.H.4 закрытой кабиной, в которой могли размещаться два пассажира. Переоборудованные самолеты получили обозначение D.H.4A.

Полёты по обслуживанию Версальской мирной конференции выполнялись с 10 января по сентябрь 1919 г. по маршруту Хендон (позднее с Кинли) — Бак (пригород Парижа) и отличались достаточно высокой интенсивностью, доходящей иногда до трех рейсов в день. В обеспечении конференции использовались 18 D.H.4 и D.H.4A, три истребителя «Мартинсайд» F.4 «Базэд» и восемь тяжелых бомбардировщиков «Хэндли Пейдж» 0/400.

Полеты гражданских самолетов в «правильной» Англии были официально возобновлены только 1 мая 1919 г. после принятия Правил аэронавигации. В этот же день AT amp;T Холта Томаса потеряла свой первый самолет, D.H.9 (per. С6054), врезавшийся в холм Порсдаун Хилл (гр. Гэмпшир) при выполнении первого официального коммерческого полета в Соединенном Королевстве. Несмотря на такое неудачное начало, AT amp;T, подписав контракт с военными, вскоре подключилась к перевозкам почты из Англии в гарнизоны британских оккупационных войск в Германии. Для этого она использовала D.H.9A, которые для этой цели были специально переоснащенны в RAE 450-сильными двигателями «Нэпир» «Лайон-11». Кроме того, эта авиакомпания принимала участие и в перевозках почты по маршруту Лондон — Париж.

Незадолго до этого, в марте 1919 г., в воздух впервые поднялся прототип первого изначально пассажирского самолета Де Хэвилленда D.H.16, тем не менее, собранного с использованием готовых элементов конструкции бомбардировщиков D.H.9A, который оснащался 320-сильным двигателем «Игл VIII» фирмы «Роллс-Ройс». По сравнению со своими боевыми и почтовыми собратьями новый самолет имел существенно более широкий фюзеляж, в котором размещались открытая кабина пилота и закрытая пассажирская кабина на четыре места. Всего выпустили девять подобных машин, восемь из которых получила AT amp;T. При этом три её D.H.16, так же как и ранее D.H.9A, были оснащены «Нэпир» «Лайонами».

После окончания войны в Англии появились и другие авиакомпании, одной из которых стала «Авро Трэнспорт Кампэни», образованная Эллиотом Вердоном Роу, являвшемся создателем первых в мире самолетов с полностью закрытой кабиной «Авро» Тип F, Тип G (1912 г.) и знаменитого массового учебно- тренировочного самолета «Авро-504» (1913 г., строился в течении 20 лет, выпуск составил почти 10000 экз.). Самолеты модификации «Авро-504К», оборудованные для перевозки двух пассажиров, были использованы его авиакомпанией и при открытии 10 мая 1919 г. первой британской регулярной пассажирской авиалинии по маршруту Манчестер — Саутпорт — Блэкпул (гр. Ланкашир), протяженностью всего около 80 км. Кроме «Авро-504К» на этой авиалинии, вероятно, применялись и их усовершенствованные версии — «Авро- 536», оснащенные открытой четырехместной пассажирской кабиной (первый был построен в апреле 1919 г., выпущено свыше 20 «Авро- 536» и один подобный им «Авро-546», оборудованный закрытой пассажирской кабиной; по другим данным, самолеты переоборудовывались из уже готовых стандартных двухместных «Авро-504К»), Сама же линия просуществовала только до сентября 1919 г.

Не желал отставать от Томаса, Роу и Де Хэвилленда еще один не менее именитый британский пионер авиации — Фредерик Хэндли Пейдж, который имел серьезные планы по использованию в коммерческих целях своих тяжелых бомбардировщиков 0/400 и V/1500. Первый, будучи двухмоторной машиной, являлся дальнейшим развитием ночного бомбардировщика 0/100, появившегося в декабре 1915 г. Любопытно, что уже в то время Хэндли Пейдж задумывался над возможным использованием подобных самолетов в мирных целях, и в июле 1916 г. 0/100 выполнил демонстрационный полет над Лондоном с 20 пассажирами на борту.

Основные характеристики некоторых британских переходных летательных аппаратов гражданского назначения.

Производитель Обозначение	D.H.4A	«Де Хэвилленд» D.H.9C	D.H.16	«Авро» 536	«Виккерс» «Вими Коммершиэл>	Хэндли Пейдж» 0/400	«Блэкбёрн» R.T.1 «Кангару»
Габариты, м
размах крыла	12,92	12,9	14,17	11,2	20,47	30,48	22,83
длина	9,35	9,2	9,68	9,02	13,00	19,16	13,46
Maccа, кг
пустого	1180	1185	1430	650	3540	3780	—
макс. взлетная	1690	1775	2155	1010	5670	6060	3640
Силовая установка
фирма разрабочик	«Роллс-Ройс	«Сиддпи»	«Нэпир»	«Бентли»	«Роллс-Ройс»	«Роллс-Ройс»	«Роллс-Ройс»
марка двигателя	«Игл VIII»	«Пума»	«Лайон»	BR1	«Игл VIII»	«Игл VIII»	«Фэлкон III»
мощность, л.с.	375	230	450	150	375	375	2x270
Количество пасс.	2	2-3	4	4	10	10-14	7
Скорость, км/ч
максимальная	195	185	220	145	160	155	160
крейсерская	140	125	160	—	135	110	—
Потолок, м	5400	4500	6400	3650	3200	2600	—
Продол, полета, ч	—	—	—	—	—	—	до 8
Дальность, км	560	800	680	320	725	1000	—

Это тот самый случай, когда размер талии, а значит и вес каждого пассажира имеет первостепенное значение. Потому особо толстых господ просят не беспокоится и отойти в сторонку. «Шарабан», он же «Аэробус», под управлением Клода Грэхема — Уйта готовится совершить очередной развлекательный полёт. Хендон, 1914 г.

После окончания Первой Мировой войны небольшое количество разведчиков-бомбардировщиков D.H.4 было переоборудовано в пассажирские машины D.H.4A

Над Рейном один из переоборудованных бомбардировщиков 0/400 из состава 48-й эскадрильи Королевских ВВС в ходе очередного полёта по обеспечению окуппационных войск в Германии.

«Эрзац-лайнер» D.H.-4A Королевских ВВС, обслуживавший Версальскую мирную конференцию весной — летом 1919 г. (вверху слева).

Один из первых пассажирских 0/400 (внизу справа).

Пассажирский R.T.1 >Кангаро» авиакомпании «Норт Си Эйриэл Нэвигэйшн Со.», разбившийся 5 мая 1925 г.

Поставки 0/400 в войска начались весной 1918 г., но первая строевая часть, эскадрилья № 97, была укомплектована этими самолетами лишь 9 августа 1918 г., после чего они стали активно привлекаться к военным действиям. В то же время, ещё с апреля 1918 г. 0/400 привлекались для перевозки грузов и высокопоставленных пассажиров в Северной Франции, а с 28 июля по 8 августа в интересах будущего освоения колониальных воздушных трасс самолет этого типа под управлением майора Э.С.МакЛарена и бригадного генерала А.Э.Бортона выполнил пробный перелет из Лондона в Каир. После капитуляции Германии этот же 0/400 вернулся в Каир и под управлением Бортона и капитана Росса Смита 29 ноября 1918 г. отправился в Дели, до которого добрался только 12 декабря того же года. Следует также отметить, что из восьми 0/400, привлекаемых к обслуживанию Версальской мирной конференции, два самолета, получившие собственные имена «Великобритания» и «Серебряная Стрела», были оснащены комфортабельными пассажирскими салонами для перевозки VIP-персон.

Таким образом, к весне 1919 г. был накоплен достаточный опыт по переоборудованию 0/400 в пассажирские самолеты и их использованию для перевозки пассажиров и грузов. Для осуществления эксплуатации этих самолетов на коммерческих авиалиниях Хэндли Пейдж образует авиакомпанию «Хэндли Пейдж Транспорт Лтд.», и уже 1 мая 1919 г. один из переоборудованных 0/400 (per. F5414, впоследствии G-EAAF) получил первый в Англии гражданский сертификат лётной годности. Всего был переоборудован 31 бомбардировщик, и ещё 11 выпущены сразу в пассажирском исполнении. Самолеты в зависимости от компоновки и вариантов оснащения двигателями имели обозначения 0/7, 0/10 или 0/11 (иногда упоминаются под фирменным обозначением Н.Р.12) и могли перевозить от 10 до 14 пассажиров в комфортабельной закрытой кабине.

Помимо 0/400 фирма Хендли Пейджа выпустила в конце войны специально созданный для бомбардировок Берлина, но так и не опробованный в действии, огромный четырехмоторный бомбардировщик V/1500. В целях демонстрации транспортных возможностей этого самолета, 15 ноября 1918 г., всего через четыре дня после подписания капитуляции Германией, переоборудованный V/1500 выполнил демонстрационный полет над Лондоном с 41 — м пассажиром на борту! Через месяц, 12 декабря, самолет под управлением упоминавшегося выше А.С.МакЛарена вылетел из Лондона в Дели. В ходе одного из этапов этого перелета V/1500 пришлось преодолеть около 1300 км над водной поверхностью, а максимальная дальность беспосадочного перелета составила 1610 км при полете из Каира в Багдад. В то же время, этот перелет наглядно показал, что осуществление авиаперевозок по протяженным колониальным трассам невозможно без строительства значительного количества промежуточных аэродромов, создания баз материально-технического обслуживания и ремонта авиатехники, а также соответствующей инфраструктуры для обслуживания пассажиров и экипажей. Из-за отсутствия всего этого V/1500, будучи способным достичь Индии за пять — шесть дней, добирался до неё более месяца, прибыв в Дели только16 января 1919 г.

В этой связи Джордж Холт Томас и Фредерик Хэндли Пейдж, понимая необходимость государственной поддержки в освоении колониальных трасс, попытались убедить Британское правительство в том, что реальным способом обеспечения безопасности Империи будет налаживание надежного регулярного воздушного сообщения, связывающего метрополию хотя бы с Индией и Африкой. В Англии в то время было более 330 аэродромов, пять из которых годились для организации международного авиасообщения. Однако, Уинстон Черчилль, возглавивший в январе 1919 г. Британское авиационное министерство, основную свою задачу видел прежде всего в укреплении RAF и считал, что коммерческая авиация должна содержать себя сама. По этому поводу он выразился в характерной для себя манере: «Гражданские самолеты должны уметь летать сами, правительство не может вкладывать деньги в воздух». Поэтому, несмотря на организацию целого ряда успешных дальних перелетов на переоборудованных бомбардировщиках, до практического освоения британских колониальных авиамаршрутов в то время дело так и не дошло. В результате такие крупные самолеты как V/1500 не нашли себе места в коммерческой авиации, и лишь позднее, после списания с военной службы, некоторые из них короткое время использовались в качестве грузовых машин.

Естественные сложности с освоением колониальных трасс в то же время не ставили под сомнение возможность применения коммерческой авиации на относительно обустроенных европейских маршрутах, и Холт Томас с Хэндли Пейджем включились в настоящее соревнование за то, кто первым выведет свои пассажирские машины на принципиальный маршрут Лондон — Париж. Первым успел основатель «Эйрко», и 25 августа 1919 г. его AT amp;T открыла по этому маршруту первую в мире регулярную международную ежедневную пассажирскую коммерческую авиалинию.

Первый полет был выполнен на D.H.4A под управлением лейтенанта Билла Лоуфорда. Самолет вылетел утром из Хаунслоу (первый британский международный аэропорт, был расположен в западном Лондоне недалеко от этого места, где сейчас находится аэропорт Хитроу) и, имея на борту одного пассажира, газеты, срочный груз кожи, шотландского тетерева и крем «Девон», через 2 ч 30 м успешно приземлился в аэропорту Ле Бурже. Вечером этого же дня в Париж под управлением майора Сирила Пэттерсона вылетел еще один самолет AT amp;T, прототип D.H.16 (в тот период и прототипы передовались в регулярную эксплуатацию), уже с четырьмя пассажирами на борту. Помимо D.H.4A и D.H.16, AT amp;T применяла на линии Лондон — Париж и самолеты типа D.H.9. Пассажирские модификации стандартных D.H.9 имели обозначения D.H.9B и D.H.9C, в которых один пассажир размещался спереди кабины пилота и ещё один или два — сзади (в двухместном варианте задняя кабина выполнялась закрытой). Пассажирские D.H.9 применялись не только в Англии, но и в Бельгии, Испании, Дании, Австралии, Канаде и ряде других стран. Количество переоборудованных в Англии машин этого типа было невелико и составило лишь 39 единиц, а с учетом модернизированных на местах — около 80. В период с 1919 г. по 1926 г. было потеряно свыше 20 коммерческих самолетов семейства D.H.4 — D.H.9 — D.H.16, в том числе прототип D.H.16, упавший в Ла-Манш 18 марта 1920 г. из-за нехватки топлива.

Хэндли Пейдж вывел свой 0/400 на линию Лондон — Париж в тот же день, 25 августа 1919 г. Но это был лишь пробный перелет, поэтому в качестве пассажиров на борту самолета находились только семь журналистов. Регулярную же эксплуатацию 0/400 и D.H.4A на этой авиалинии «Хэндли Пейдж Трэнспорт Лтд.» начала лишь 2 сентября 1919 г. При этом самолеты Хэндли Пейджа выполняли полеты в Ле Бурже не из Хаунслоу, а с другого лондонского аэродрома, расположенного в Криклвуде, где базировалась самолетостроительная фирма Хэндли Пейджа. Ввиду отсутствия таможни, этот аэродром первоначально не имел статуса международного аэропорта, поэтому по возвращении из Франции самолетам «Хэндли Пейдж Трэнспорт Лтд.» одно время приходилось выполнять посадку в Хаунслоу, и уже после схода пассажиров перелетать на базовый аэродром.

Прототип D.H.16 в первом полёте с ранней регистрацией К-130, впоследствие заменённой на международную G-EACT.

Таможённик проверяет правильность оформления лётных документов у пилота D.H.16 авиакомпании AT amp;T перед вылетом в Париж.

Очевидно, что «Хэндли Пейдж Трэнспорт Лтд.» со своими многомоторными бомбардировщиками имела существенно больший потенциал, чем AT amp;T с одномоторными «де хэвиллендами». Уже с 24сентября 1919 г. самолеты «Хэндли Пейдж Трэнспорт Лтд.» вышли на линию Лондон — Брюссель, а через некоторое время стали летать и в Амстердам! Более того, используя существенно более широкие возможности своих машин, Хэндли Пейдж для привлечения пассажиров начал внедрять передовой опыт эксплуатации довоенных пассажирских «цеппелинов» в DELAG и 11 октября 1919 г. во время рейса Лондон — Брюссель впервые предложил пассажирам питание на борту самолета: корзинку с холодным мясом и салатом за три шиллинга. Правда, далеко не все пассажиры смогли воспользоваться этой услугой, так как шум и вибрация в «брюхе» бывшего бомбардировщика многих из них лишили аппетита. Тем не менее, хотя сервис от Хэндли Пейджа не шел ни в какое сравнение с роскошными обедами с шампанским, которыми угощали пассажиров в комфортабельных пассажирских кабинах относительно бесшумных «цеппелинов», главное, что это был один из первых шагов, направленных на улучшение условий полетов на ранних пассажирских авиалайнерах.

Помимо Англии гражданские «Хэндли Пэйдж» 0/400 поставлялись в Индию и Китай. В период с 1920 г. по 1922 г. аварии и катастрофы потерпели, по меньшей мере, девять машин этого типа.

Кроме выше перечисленных образцов, в качестве переходных грузо-пассажирских машин использовались следующие бывшие военные английские самолеты: «Сопвич» «Дав» (адаптация истребителя «Пап» под перевозку одного пассажира), «Армстронг Уитуорт» F.K.8 (это были разведчики-бомбардировщики, переоборудованные в почтовогрузовые машины), «Мартинсайд» F4A Mk II «Базэд» (разведчики/истребители, оснащённые закрытой кабиной на четырех пассажиров, четыре самолета), «Бристоль» «Туэрэр» (коммерческий вариант тяжёлого истребителя F.2 «Файтер», способный перевозить двух пассажиров в открытой или закрытой кабине, более 40 самолетов), «Блэкбёрн» R.T.1 «Кангару» (морские бомбардировщики, оснащенные закрытой кабиной на семь пассажиров) и некоторые другие переоборудованные военные самолеты.

Пассажирские R.T.1 «Кангаро» находились в распоряжении затейника Грэхем-Уайта, как и до войны развлекавшего британцев обзорными полетами с аэродрома в Хендоне и в мае-июне 1919 г. потерявшего две из трех машин. С сентября 1919 г. подобные самолеты начали применяться на линии Лидс — Лондон авиакомпанией «Норт Си Эйриэл Нэвигэйшн Со.», владевшей также тремя R.T.1, два из которых тоже разбились (в 1925 г. и 1928 г.).

На базе весьма удачного тяжелого двухмоторного бомбардировщика «Вими», разработанного фирмой «Виккерс» (первоначальное обозначение F.B.27, первый полет выполнен 30 ноября 1917 г.), так же, как и V/1500, не успевшего принять участие в боевых действиях, был разработан пассажирский вариант «Вими Коммершиэл». Он оснащался теми же двигателями «Ролл-Ройс» «Игл VIII» по 360 л.с., но по сравнению с бомбардировщиком имел совершенно новый «китообразный» фюзеляж с кабиной на десять пассажиров и трехопорное шасси с носовым колесом! Правда, носовое колесо третьей опорой собственно не являлось, а играло роль противокапотажного «кабана», устанавливаемого на базовых самолетах. Прототип коммерческого «Вими» поднялся в воздух 13 апреля 1919 г. (per. G-EAAV) и, как и следовало ожидать, вскоре разбился в ходе перелета Каир — Кейптаун. Самолет спасли два заказа: один от Китая на 40 подобных машин и второй, поступивший от Королевских ВВС на унифицированные по конструкции с бомбардировщиком военно-транспортные «Верноны» и санитарные «Эмбьюлэнсы».

Одно из последних творений Фредерика Кольховена в Англии, создавшего под эгидой «Бритиш Эриал Трэнспорт Кампании коммерческий самолёт B.A.T. F.K.26, способный перевозить четырёх пассажиров (вверху).

Даже сейчас размеры шестимоторного биплана инженера Тэрранта впечатляют, в начале же XX века он вообще казался гигантским.

Кроме «китайских» самолетов было выпущено всего ещё три «Вими Коммершиэл», два из которых эксплуатировались на европейских авиалиниях (по одному англичанами и французами), а третий был закуплен СССР. Вероятно потому, что марка и размещение двигателей на этом самолете («Нэпир» «Лайон», установленные на поверхности нижнего крыла, а не между крыльями как у «Вими») соответствовали военно-транспортному «Вернону», в отечественной литературе он часто и упоминается как «Вернон». Как ни странно, но исходные бомбардировщики «Вими», сыграли даже более важную роль в истории коммерческой авиации, чем их пассажирские версии, выполнив в тот период целый ряд принципиальных дальних перелётов: Канада — Ирландия (июнь 1919 г.), Англия — Австралия (ноябрь — декабрь 1919 г.), Англия Южная — Африка (февраль — март 1920 г.).

Фирма «Бристоль», пытаясь найти применение оказавшегося никому не нужным огромного чытырехмоторного бомбардировщика-триплана «Бример» («Тип 24»), первый прототип которого поднялся в воздух в августе 1918 г., разработала на базе его третьего прототипа пассажирский самолет «Пульман» («Тип 26»). Он был оснащен просторной 14- местной пассажирской кабиной и действительно был чрезвычайно похож на одноимённый железнодорожный вагон. Однако авиакомпаний, отважившихся приобрести для выполнения пассажирских перевозок этот 8- тонный самолет так и не нашлось.

Почти наверняка не нашёл бы применения и гигантский «Триплан Тэррэнта». Разработка этого первоначально четырёхмоторного бомбардировщика была начата в конструкторском отделе деревообрабатывающей компании Уильяма Тэррэнта. Любопытно, что последний перед Первой Мировой посетил Россию и лично наблюдал полёты «Ильи Муромца», который произвёл на английского инженера неизгладимое впечатление своими возможностями. Однако в одиночку «поднять» подобный проект не удалось и на помощь были призваны специалисты фирмы «Мартинсайд». Вскоре выяснилось, что четырёх даже наи-более мощных (из имеющихся в наличии) двигателей будет недостаточно для того, чтобы оторвать гиганта от земли. Не мудрствуя лукаво инженеры добавили третье крыло и пару моторов на нём. Однако из-за неправильно размещённых центровочных грузов, этот интересный самолёт разбился в первом же полёте 26 мая 1919 г., едва оторвавшись от взлётно-посадочной полосы. Оба лётчика- испытателя из фирмы «Мартинсайд» погибли.

Так же как и в Германии, в Англии в 1919 г. были предприняты первые попытки создания новых пассажирских самолетов. Небольшие одномоторные коммерческие бипланы были разработаны фирмами B.A.T. (British Aerial Transport Company), «Уэстленд Эйркрафт Уоркс» и «Виккерс».

B.A.T. F.K.26, разработанный голландцем Фредериком Кольховеном, впервые поднялся в воздух в апреле 1919 г. Самолет оснащался четырёхместной пассажирской кабиной и был выпущен всего в четырёх экземплярах, которые применялись на маршрутах Лондон — Бирмингем, Лондон — Амстердам и Лондон — Париж. Один из этих самолетов разбился 31 июля 1922 г. «Лимузин I» был разработан фирмой «Уэстленд» с использованием опыта, приобретенного ей в ходе выпуска D.H.9A, и также рассчитан на перевозку четырёх пассажиров. Первый полет этого самолета, обладавшего комфортабельным салоном и рабочим местом для секретарши с пишущей машинкой(!)(фактически первый в мире деловой самолет), состоялся в июле 1919 г.

Впоследствии на его основе был построен «Лимузин II», а затем «Лимузин III» с шестиместной пассажирской кабиной, но к тому времени конструктивные принципы, заложенные в эти машины, уже настолько устарели, что успеха «Лимузины» от «Уэстленда» так и не снискали. Более удачливой оказалась амфибия» Викинг I» («Тип 54») фирмы «Виккерс», корпус для которой был изготовлен фирмой «Саундерс» и имел полностью закрытую кабину для пилота и трех пассажиров. «Викинг I» впервые поднялась в воздух в сентябре 1919 г. и послужила основой для выпуска более 30 самолетов нескольких модификаций вплоть до «Викинга IV» («Тип 60»), способного перевозить пять пассажиров.

Продолжение следует.

САМОЛЁТЫ СТРАНЫ СОВЕТОВ

Воздушный линкор 2-го класса

канд. тех. наук Владимир Котельников

Продолжение, начало в ИА № 1–4/2002.

В боях и походах

ТБ-3 впервые приняли участие в боевых действиях летом — осенью 1937 г. Действовали тяжёлые бомбардировщики против «врага внутреннего» — басмачей на Памире. Впрочем, до бомбёжек дело не дошло, так как вполне достаточную поддержку пограничникам и частям РККА оказали 30 Р-5, а три ТБ-3 использовались исключительно в качестве транспортных машин, осуществляя перевозку людей и грузов в труднодоступные районы.

Первой настоящей войной, на которую попали эти машины, оказалась японо-китайская. Вскоре после нападения Японии, 21 августа 1937 г., Китай и СССР заключили договор о взаимопомощи. Уже в сентябре советское руководство начало осуществлять операцию «Зет» — поставку в Китай боевой техники, и в том числе самолетов.

В середине сентября начали отбирать экипажи и для ТБ-3. Собственно говоря, эти машины бывали в китайском небе и раньше. Бомбардировщики ВВС Забайкальского округа время от времени плутали и оказывались в воздушном пространстве соседей. Поскольку у китайцев не то что ПВО, но и толковой службы ВНОС не было, то всё кончалось вполне благополучно. Разве что по донесениям наших пограничников можно было угодить на «губу». Так, в феврале 1934 г. пилот Костромин в ночном полете пересек границу, но через 50 минут, сориентировавшись, вернулся на нашу сторону. Теперь же речь шла об обслуживании трассы Алма-Ата — Ланчжоу, по которой собирались перегонять в Китай самолеты. Транспортные ТБ-3, наряду с АНТ-9 и ДБ-3, развозили по ней специалистов и грузы. Вскоре по трассе полетели в Китай истребители и скоростные бомбардировщики.

Затем встал вопрос о передаче партии ТБ-3РН китайской стороне. 22 октября в Алма-Ату перелетели шесть тяжелых бомбардировщиков. Самолеты были не новые, они уже эксплуатировались в ВВС РККА около года. Четыре машины взяли из 23-й ТБАБ и две перегнали из Ростова. Отрядом командовал капитан Донцов. В отличие от истребителей И-16, И-15бис и бомбардировщиков СБ, на значительной части которых должны были воевать советские летчики, ТБ-3 предназначались для эксплуатации китайцами. Наши экипажи выступали только в роли перегонщиков и инструкторов.

Из Алма-Аты самолеты вылетели с дополнительным грузом: по десять бомб ФАБ-100 в фюзеляже и по две ФАБ-500 или четыре ФАБ-250 под крыльями. Помимо этого везли по два боекомплекта патронов. 27 октября ТБ-3 сели в Урумчи и далее шли по трассе без происшествий вплоть до Ланчжоу, куда прибыли 31-го числа.

Здесь самолеты официально сдали китайским властям. Советские опознавательные знаки закрасили уже в Алма-Ате. Теперь на плоскости и фюзеляж нанесли белые двенадцатилучевые звезды на голубом фоне, а на руль направления — бело-голубую «зебру» (шесть синих и столько же белых горизонтальных полос).

В Ланчжоу начали обучение китайских экипажей. В конце ноября один самолет китайский пилот «приложил» так, что его пришлось списать. 30 ноября остальные пять со смешанными советско-китайскими экипажами перелетели в Наньчан. Там их и накрыли японские бомбардировщики. 13 декабря машины по тревоге должны были взлететь и перебазироваться, но не успели. Японцы два самолета уничтожили и два серьезно повредили. 25 декабря три ТБ-3, включая два отремонтированных, вернулись в Ланчжоу.

По своему прямому назначению тяжелые бомбардировщики китайцы не использовали. Вместе с купленными еще до войны в Италии S.72 они перевозили людей и грузы. 16 марта 1938 г. на ТБ-3, пилотируемом Гуо Цзя-янем и Чжан Цзюнь-и отказал один из моторов. Летчики решили вернуться обратно, но разбились в горном ущелье Ципань. Из находившихся на борту 25 советских добровольцев спаслись только двое. Весь экипаж погиб. Летчик-истребитель Д.А.Кудымов вспоминал, что раньше летел на этом самолете из Ханькоу в Ланьчжоу. Командир, взлетая, даже не проверил, хватит ли топлива. В воздухе горючее кончилось. С трудом перевалив горный хребет, бомбардировщик приземлился у подножия гор среди валунов, не дотянув до полосы всего около полукилометра. «Выбрались из самолета возмущенные и злые до предела. Пилот ТБ смеялся…».

Еще один ТБ-3 в 1938 г. в Чэнду китайский пилот поставил на нос, промахнувшись при посадке. Он выкатился за границу летного поля и попал в болото. Советский механик в отчёте об аварии потом написал: «Штурманская кабина была задрана, как рыло носорога». Кабину отремонтировали, винты сменили, после чего самолет отогнали в Ланчжоу.

В Китае появлялись и ТБ-3 ВВС РККА, но в небольшом количестве и ненадолго — только как транспортные. Так, в ноябре 1937 г. три ТБ-3 доставили в Ланчжоу со складов Забайкальского военного округа бомбы и патроны. Самолеты двигались по маршруту через Улан-Батор. В пути их сопровождала пара Р-5 — не столько для охраны, сколько на случай вынужденной посадки.

В общем, карьера ТБ-3 в Китае оказалась весьма краткой и вовсе не славной.

Первые настоящие боевые цели ТБ-3 пришлось поражать на родной земле. Летом 1938 г. они участвовали в боях у озера Хасан на Дальнем Востоке. В конце июля японцы заняли позиции на сопках Заозерная и Безымянная на советской стороне границы. Чтобы выбить их оттуда, сосредоточили части Красной армии, которые поддерживали 250 самолетов. В их число вошли и 60 ТБ-3 под командованием А.В.Коновалова. Вечером 6 августа вся эта армада обрушилась на траншеи, артиллерийские батареи и тылы японской группировки, ТБ-3 шли в первой волне.

Это был первый и единственный случай, когда четырехмоторные гиганты применялись так, как было первоначально задумано — днем, большими группами, с залповым бомбометанием из плотного строя со средних высот, при полном господстве в воздухе. По воспоминаниям очевидцев, эффект применения туполевских машин был потрясающий. «Когда я увидел надвигающуюся армаду четырёхмоторных русских самолётов мне стало не по себе, — вспоминал уже после окончания Второй Мировой войны командир орудия сержант Тосио Огава. — Я сразу понял, что многие из нас после этой бомбёжки вряд ли увидят завтрашний рассвет. Признаюсь, мне стало страшно. С приближением тяжёлых бомбардировщиков гул их моторов становился всё более давящим и, оглянувшись, я заметил, как многие мои товарищи мечутся в поисках укрытий. Некоторые ложились на землю лицом вниз и затыкали уши, кто-то сворачивался калачиком, другие, не выдержав напряжения, бросились в бежать в тыл. Троих из них тут же застрелили офицеры штаба нашего дивизиона, а одному мечом отрубил голову лейтенант Итаги.

К сожалению, более или менее должным образом были оборудованы только передовые позиции на господствующих высотах, а наш гаубичный дивизион находился практически на ровном месте. Ситуация усугублялась тем, что наши офицеры были не меньше нас, рядовых, потрясены разворачивающейся трагедией и сами не знали, что надо делать. Видимо, в вышестоящих штабах посчитали, что не стоит информировать личный состав строевых частей о возможностях авиации противника.

Тем временем самолёты оказались над нашими головами, и в следующее мгновение мы услышали нарастающий свист падающих бомб. Их было так много, а вой рассекаемого фугасками воздуха нарастал так быстро, что уже через пару секунд в нём потонули звуки выстрелов наших немногочисленных зениток.

Спустя мгновение на нас обрушился ураган бомбовых разрывов. Наши позиции трясло как при 12-бальном землетрясении. Первый удар взрывной волны я встретил напрягшись, но затем меня швыряло, как тряпичную куклу, и только в первый момент я почувствовал боль от того, что при падении ударился коленом о землю. Меня подбрасывало раз за разом, а я даже не пытался удержаться на земле, хватаясь за камни и малейшие неровности грунта. Все мои мышцы были как будто из сырой глины. Я хотел посмотреть, что происходит вокруг меня, но ничего не увидел, так как всё вокруг заволокло пылью и дымом, сквозь который то впереди, то где-то сбоку вспыхивали молнии всё новых и новых разрывов. Видимо я был сильно контужен, так как ничего не слышал. Впрочем, вряд-ли в то момент я хотел что-то слышать. В голове билась только одна мысль: когда же закончится весь этот ужас? Однако он продолжался как ни в чем ни бывало и в какой-то момент как далёкая надежда мелькнула мысль, что запас бомб на самолётах не бесконечен.

Внезапно всё прекратилось.

…Пыль медленно оседала на землю, и постепенно я стал видеть небо над головой. Тишина была оглушающая. Первым кого я увидел был хохотавший над чем-то лейтенант Итаги. Последний раз когда я его видел перед бомбёжкой он был безукоризненно одет с окровавленным самурайским мечом в правой руке и белым платком в левой. Теперь же он был грязнее последнего нищего. Поначалу я подумал, что налёт вражеских бомбардировщиков всё же не нанёс нам существенного урона и лейтенант смеётся над противником.

Однако в следующее мгновение я понял, что всё гораздо трагичнее. Рядом валялась перевёрнутая гаубица, передок и убитые кони. Снаряды и зарядные гильзы были разбросаны. Я по-прежнему ничего не слышал, но, попытавшись встать, понял, что это выше моих сил. Меня замутило и я остался лежать. Вид безмолвно хохочущего лейтенанта Итаги был настолько страшен, что я закрыл глаза. В это момент ко мне начал возвращаться слух, и первое, что я услышал, был душераздирающий смех лейтенанта Итаги…

…Позже, находясь в госпитале, я узнал что из нашего дивизиона остались в живых только двое — я и лейтенант Итаги…»

Затем поддержку наступающих танков и пехоты обеспечивали в основном СБ и истребители, а ТБ-3 переключились на грузовые перевозки. Наводнение отрезало советские войска от тылов, и самолеты везли к району боевых действий сухари, масло, крупу и махорку. Морскую авиацию к бомбежкам не привлекали, хотя её ТБ-3 дежурили на аэродромах с подвешенными бомбами. Их также использовали для сопровождения пароходов, шедших к заливу Посьет. А16-й транспортный отряд участвовал в перевозках продовольствия и боеприпасов к передовой.

ТБ-3 применялись и на Халхин-голе. Правда, их там было немного. Из состава 4-го ТБАП, базировавшегося у станции Домно в Забайкалье, после начала боевых действий выделили две эскадрильи (бывшие 113-ю и 114-ю) и перебросили их в Монголию, в район Обо-Сомона. К 1 мая ВВС в 57-го стрелкового корпуса (их ещё называли «ВВС т. Фекленко», по фамилии командира корпуса, причем и в официальных документах тоже) прибыли семь ТБ-3 с моторами М-17, еще четыре готовились к вылету в Монголию. Они образовали 19-ю транспортно-санитарную эскадрилью, иногда именовавшуюся также «группой майора Егорова». Позже её боевой состав довели до 23 самолетов. Две другие эскадрильи 4-го ТБАП остались в Домно и использовались как транспортные.

Собственно говоря, поначалу все ТБ-3 на Халхин-голе служили как транспортные. Ближайшая железная дорога находилась в сотнях километров. Всё везли или на автомобилях, или по воздуху. ТБ-3 «челночили» по маршруту Тамцаг-Булак — Чита. К фронту везли оружие, людей, боеприпасы, обмундирование, медикаменты. Однажды три машины доставили оборудование типографии, которая стала печатать листовки на японском, китайском и монгольском языках. Обратно везли раненых — по 15–20 человек на самолет. Конечно, ТБ-3 не был приспособлен для этой цели, но, благодаря вместительному «нутру», в нём удавалось разместить шесть тяжелораненых на носилках и 14 легко раненых. Оборудованный соответствующим образом самолёт мог взять 12 тяжелораненых и шесть легко раненых военнослужащих с сопровождающим медперсоналом.

Уже в ходе операций на Халхин-голе, в июле 1939 г., Санитарный Институт РККА подготовил специальный проект санитарного ТБ-3 и просил выделить машину для переоборудования. 5 августа УВВС предложило взять пять бомбардировщиков из Ржева и доработать их на заводе № 84 в Химках. Перегруженный заказами завод отказался. По-видимому, санитарные ТБ-3 так и не появились. Машины 4-го ТБАП дооборудовались на месте самостоятельно простейшим способом.

ТБ-3 совершили более 500 транспортных рейсов. Во всех случаях грузы и люди были благополучно доставлены по назначению. На одном самолете при полете в Читу загорелся правый ближний к фюзеляжу мотор. Пожар потушили в воздухе и прибыли к месту назначения. На другой машине в полете потек радиатор. Борттехник, привязавшись фалом к поручню фюзеляжа, прошел по плоскости с бидоном воды в руке и ручным насосом долил систему.

Когда советско-монгольские войска начали подготовку к наступлению, ТБ-3 из Обо-Сомона перешли на роль ночных бомбардировщиков. Первый вылет состоялся в ночь с 19 на 20 августа. На цели выходили поотрядно. Линия фронта обозначалась фонарями, располагавшимися в 3–7 км от переднего края и стоявшими так, что их было видно только при подходе с нашего тыла. Примерно в 8 км от передовой находилась ориентирная 50-метровая стрела из фонарей.

Бомбометание преследовало цель психологического изматывания противника, а иногда — шумовой маскировки перемещений войск на нашей стороне. Поэтому далее перешли к тактике полетов одиночными машинами в разное время. Каждую ночь стартовали от 6 до 20 кораблей. Каждый ТБ-3 брал до 1300 кг бомб мелких калибров, всего за ночь сбрасывали тонн 25.

Обычно цель сначала подсвечивали САБ-ами, а затем, не торопясь, делали несколько заходов со сбросом бомб с высоты 1000 — 1500 м. Японская зенитная артиллерия вела огонь по бомбардировщикам, но без особого успеха. Единственный случай, когда ТБ-3 получил существенное повреждение — у самолета капитана Л.Варочкина над линией фронта вывели из строя мотор. Тем не менее, он добрался до цели на трех двигателях, отбомбился и вернулся на аэродром.

В целом, до 15 сентября, когда японская группировка капитулировала, списали всего один ТБ-3, да и тот после аварии. Во время операции на Халхин-голе эти самолеты впервые действовали как ночные бомбардировщики. Оценка их эффективности может быть различной. С одной стороны, они выполнили свою задачу — постоянно беспокоили врага, изматывая его войска, не давая им спать. В отчете ВВС 1-й армейской группы (в которую развернули 57-й корпус) указано: «Опыт применения во втором этапе ночной тяжелой авиации оказался успешным при отсутствии у противника ночной истребительной авиации и прожекторов. Её действия наносили противнику как моральный, так и материальный ущерб».

В отношении второго вопрос спорный. Поиск рассредоточенных целей у фронта и в ближних тылах, а также их поражение в ночных условиях оказались достаточно сложны. «Результаты ночных бомбардировок незначительны..», отмечалось в трофейном документе штаба 23-й пехотной дивизии японцев. Однако в другом документе этого же соединения можно прочитать, что «по причине регулярных ночных бомбардировок, приходится выключать все источники света. В результате, колонны снабжения, выдвигающиеся с наступлением темноты в сторону наших позиций часто сбиваются с пути и блуждают в степи. Неоднократно подразделения и штабы (это слово в японском документе было подчеркнуто. — Прим. авт.) в течение нескольких суток не получали горячей пищи… Имеют место перебои с доставкой боеприпасов…». В целом опыт ночного применения ТБ-3 был признан достаточно успешным.

Только-только закончились бои в Монголии, как ТБ-3 вновь оказались на передовой. 17 сентября 1939 г. Красная армия перешла границу Польши. Для этой операции собрали большие силы авиации. В приграничных Белорусском и Киевском военных округах насчитывалось 157 ТБ-3, но техника была порядком изношена, и боеспособной являлась примерно половина от этого количества самолетов. На Белорусском фронте в 3-м ТБАП из 75 машин исправны были только 38. Интересно, что самолеты более поздних выпусков с М-34 и М-34Р по проценту боеготовых даже уступали старым бомбардировщикам с М-17. Две трети первых в Киевском округе были прикованы к земле.

В этой операции на ТБ-3 возлагались исключительно транспортные функции. Сначала их использовали для переброски наземного состава передислоцируемых к фронту авиаполков. Когда войска перешли границу, выяснилось, что противника перед ними нет. На польской стороне находились разрозненные воинские части, в большинстве своем уже потрепанные немцами и отведенные в тыл на доукомплектование. Они были плохо вооружены и практически полностью лишены прикрытия с воздуха. Многие из них организованно сдавались в плен с имеющейся техникой. Лишь наиболее стойкие пытались прорваться к румынской или венгерской границам, да и то, стараясь уклониться от боев с советскими войсками. Темпы продвижения Красной армии намногопревышали запланированные. Передовые отряды далеко оторвались от баз снабжения. Перелетевшие на захваченные аэродромы авиаполки остались без горючего и боеприпасов. Вот тут и пригодились ТБ-3.

Так, для конно-механизированной группы им. Дзержинского, двигавшейся на Гродно, самолеты 3-го ТБАП в течение четырех дней, с 20 по 24 сентября, сбросили на парашютах или доставили посадочным способом 100 т горючего. Сам штаб ВВС Белорусского фронта после перебазирования в Волковыск 18 суток кормился продуктами, сброшенными на парашютах. На Украинском фронте подобными же перевозками занимался 14-й ТБАП. Он доставлял людей, боеприпасы, продовольствие. Особых проблем не было, но в целом ситуация в Польше стабилизировалась к середине октября.

Уже в через неделю закончившие польскую кампанию части ВВС начали перебрасывать в Ленинградский военный округ. Основная масса имевшихся в нем ТБ-3 была сосредоточена в 7-й ТБАП, но, в рамках подготовки к планировавшейся аннексии части Финляндии, на аэродромы округа начали передислокацию и других полков. К концу ноября 39-го стало очевидно, что финны — это не «снулые» поляки, и за свою землю они будут воевать по-настоящему. 30 ноября отношения между Финляндией и СССР были разорваны. С этого момента началось стремительное сосредоточение боевой мощи РККА в зоне ответственности Ленинградского округа.

Гораздо медленнее резервы поступали в состав ВВС 9-й армии, развёрнутой в Заполярье. Так, например, туда была направлена 2-я эскадрилья 3-го ТБАП. Первые пять её ТБ-3 перелетели из Боровского (под Калинином) на ледовый аэродром Чикша в Карелии только 9 января 1940 г. затем прибыли ещё три машины. В действующую на этом же направлении «авиагруппу Спирина» (ей командовал комбриг Спирин) вошли шесть ТБ- 3 из состава 1 — го ТБАП. Перегнали их из Ростова-на Дону лишь 1 марта, а спустя менее чем две недели война закончилась.

Поначалу четырёхмоторные самолёты вылетали на бомбёжку днём, под прикрытием поликарповских истребителей-бипланов И- 15 и И-15бис. Бомбили населённые пункты, железнодорожные станции и заводы. Однако в районы, где отмечалась активная деятельность финских истребителей, их старались в дневное время не пускать. С учётом того, что в составе ВВС действующей армии имелось значительное количество бомбардировочных авиаполков, оснащённых вполне современными СБ и ДБ-3, в документах штаба ВВС 9-й армии отмечалось: «Применение самолётов ТБ-3 в качестве боевой авиации из-за больших габаритов и малой скорости нецелесообразно, а применение днём совершенно недопустимо.».

Финские солдаты осматривают совершивший вынужденную посадку ТБ-3.

В левой консоли видна рваная пробоина от зенитного снаряда.

Однако ударные возможности СБ и ДБ-3 всё же не шли в сравнение с четырёхмоторными машинами и потому ТБ-3 летали днём на бомбёжки почти до самого конца войны.

В частности, их применяли в период прорыва «линии Маннергейма». Небольшая скорость и возможность подвески крупнокалиберных бомб массой по 250, 500 и 1000 кг, позволяли им довольно эффективно обрабатывать фортификационные укрепления противника. Хотя прямых попаданий в ДОТы было зафиксировано считанное количество, но частые близкие разрывы тяжёлых «фуга-сок» довольно быстро снижали боевой дух оборонявшихся. Поскольку летать приходилось недалеко, то отдельные опытные экипажи предпочитали взять больше бомб за счёт горючего. Как ночные бомбардировщики четырёхмоторные гиганты использовались до конца боевых действий, летая куда угодно, поскольку ночных истребителей у финнов не было совсем, а зенитных орудий и прожекторов остро не хватало.

В числе ночников действовал и экипаж опытнейшего полярного лётчика Героя Советского Союза комбрига М.В.Водопьянова, лично обратившегося к Сталину с просьбой направить его вместе с самолётом и экипажем на фронт: «Моя машина имеет скорость 280 км/ч и может поднять до 5 тонн бомб…», писал он в докладной записке на имя вождя. Надо сказать, что ТБ-3, применявшиеся в Полярной Авиации, были не чета строевым машинам. Закрытые пилотские кабины типа «лимузин» с отопителями, более мощные и высотные моторы М-34ФРНВ, существенно более богатое приборное оборудование, включавшее даже такую роскошь как радиополукомпас, более совершенные радиостанции, о более ёмких бензобаках можно и не упоминать. Просьба была удовлетворена в кратчайший срок, и вскоре полярный АНТ-6А вошёл в состав ночной авиагруппы ВВС 8-й Армии, оснащённой исключительно СБ.

В сравнении со скоростными двухмоторниками тяжеловоз Водопьянова смотрелся куда более внушительно. При примерно одинаковой дальности полёта «оранжевая корова», как прозвали на аэродроме базирования АНТ-6А за характерную арктическую окраску (перекрашивать в защитный цвет огромный самолёт на морозе никому и в голову не приходило), поднимала за раз восемь 250-кг фугасок и 26 «соток»(Н), что было предельной нагрузкой для ТБ-3 и в четыре раза превосходило максимальную нагрузку СБ и почти в двое ильюшинского ДБ-3. Правда, по словам М.В.Водопьянова, «бомбы на наружной подвеске и пулемётные турели съели примерно 30 км/ч, и больше 250 км/ч в боевой конфигурации наша машина уже не выжимала. Бомбовая нагрузка снизила потолок и потому после взлёта, пока не вырабатывалась часть горючего, выше 1800 м мы не забирались. Правда, этого мы от неё и не требовали, поскольку зенитные орудия финнов били на 8000 м, зенитные пулемёты на 1500 (видимо, имеются ввиду 20-мм зенитные автоматы «Эрликон». — Прим. Ред.). В конце концов, нельзя же требовать от боевых вылетов полной безопасности.».

В ходе ночных рейдов реально оценить результативность ударов было сложно, хотя после сброса 4–4,5 тонн бомб позади самолёта почти всегда оставалось зарево пожаров, о чём авиаторы честно писали в своих отчётах о проведённых вылетах.

Случались у новичков и казусы. Однажды, возвращаясь ночью после бомбёжки корабль Водопьянова угодил в облачность. Самолёт был оснащён первой отечественной системой антиоблединения, и командир экипажа, не раздумывая долго, включил её. В это момент облачный фронт остался позади, и тут же ударили разрывы зенитных снарядов. В довершение ко всему сзади послышался стук заработавших пулемётов.

«Ночной истребитель, твою мать!.. А ведь разведка ничего не сообщала об этом! — вспоминал позже Михаил Васильевич. — Делаю несколько виражей и пытаюсь сбить преследователя со следа, но странное дело: зенитная артиллерия финнов продолжает стрелять как ни в чём не бывало и весьма точно. Это очень странно. Они как будто видели наш самолёт и при этом не боялись попасть в свой истребитель…

Но нам повезло. Правда, после приземления я обратил внимание, что бегущие навстречу нам механики и лётчики недавно севших бомбардировщиков почему-то показывают на крылья пальцами и смеются. Если у нас пробиты крылья, то в этом нет ничего смешного. Как бы там ни было, спускаюсь на землю и докладываю командиру группы о выполнении задания.

— Вы что, — спрашивает командир слегка улыбаясь, — на международной трассе пассажиров возите?

— Почему Вы так решили? — недоумённо спрашиваю я, ожидая какого-нибудь подвоха.

— А почему же тогда у Вас аэронавигационные огни включены? — вопросом на вопрос отвечает мне командир группы.

Тут только я понял, почему нас так точно и долго обстреливали зенитки.»

«Крайним» в этом эпизоде, как обычно, оказался подчинённый, а точнее — один из прикомандированных к экипажу полярных авиаторов рядовых воздушных стрелков. «Послушайте, — спросил Водопьянов у хвостового стрелка, лампочка возле которого горела особенно ярко. — Вы же видели, что загорелись бортовые аэронавигационные огни? Почему вы не разбили лампочку?

— Я думал, — последовал ответ, — Вы её нарочно для меня включили, чтобы мне светлее было!.. Ну, я и выпустил все патроны… Думаю, удачно…»

Модификация АНТ-6А применявшаяся в Полярной Авиации по праву считалась наиболее совершенной в линии развития ТБ-3, однако таких машин было построение очень немного и только одна из них, пилотируемая комбригом М.В.Водопьяновым, участвовала в «зимней» войне.

Точку в дневных вылетах на бомбометание поставил случай с самолётом группы Спирина, произошедший 10 марта 1940 г. Недавно прибывшие экипажи ТБ-3 выпустили днём для ознакомления с районом перед ночными вылетами. Они шли группой без прикрытия на Рованиеми. У станции Вика советские самолёты атаковал одинокий финский истребитель-биплан. Наши экипажи поначалу отнеслись к противнику довольно снисходительно, определив его как «Геймкок», однако на самом деле это был достаточно современный «Гладиатор», который пилотировал шведский доброволец, имевший вполне подходящую фамилию Г.Карлссон. Он сделал несколько заходов снизу-сзади (в группе имелось несколько машин старой постройки, не имевших не только нижней, но и задней огневой точки.

Пилот истребителя чётко сознавал, что боекомплекта для его четырёх пулемётов винтовочного калибра с трудом хватит на то, чтобы завалить хотя бы один самолёт, и потому действовал по всем правилам, атакуя замыкающую строй советских бомбардировщиков машину, командиром которой являлся старший лейтенант С.Т.Карепов. В конце концов, шведский волонтёр добился своего, и четырёхмоторник, заваливаясь на правое крыло, скрылся в облаках. Подбитая машина совершила посадку на вражеской территории, и экипаж был вынужден принять бой с окружившими самолёт финскими пехотинцами и полицейскими. В плен были взяты только двое, а остальные погибли.

По возвращении группы бомбардировщиков выяснилось, что стрелки самолётов вели весьма беспорядочный огонь по одинокому вражескому истребителю и умудрились наделать дырок в хвостовых оперениях и стабилизаторах двух своих машин. Тогдашний начальник ВВС Я.Смушкевич отреагировал на этот случай очень резко: «В дальнейшем категорически без моего особого разрешения запрещаю применять ТБ-3 днём.».

И всё же в целом и на этой войне ТБ-3 в основном использовались как транспортные самолёты. В условиях зимнего бездорожья авиация зачастую оставалась единственным средством снабжения войск на передовой. Особенно большую роль эти самолёты сыграли в обеспечении 54-й стрелковой дивизии, отрезанной финнами от своих. 45 дней это соединение снабжалось только по воздуху. Грузы перебрасывались на СБ и на ТБ-3. Последние оказались для подобного применения куда более приспособлены, поскольку на СБ бомботсек был маленький, а с наружной подвески громоздкие тюки ПДММ срывало уже на скорости свыше 250 км/ч. Зато ТБ-3 набивали «доверху».

Продукты, махорку папиросы, спички, витамины укладывали в мешки, а мешки запаковывали в тару от бомб ФАБ-50 и ФАБ-100. Так же первозили гранаты. Их оборачивали ветошью, а в мешки подкладывали сено и паклю. Патроны клали лентами прямо в цинках и россыпью в ящиках и даже вёдрах. Снаряды, заряды, мины, толовые шашки автоматы ППД и диски к ним, снайперские винтовки, радиостанции, аккумуляторы и телефоны сбрасывались в парашютных мешках ПДММ. Если не хватало специальных грузовых, прицепляли десантные ПН-2 и ПН-4. Бензин сбрасывали в баках ПДББ или просто в 200-литровых бочках. Шинели, ватники, валенки и одеяла просто связывали в тюки. Всё это укладывали в бомбоотсеки на самодельных деревянных мостиках и вешали на наружные бомбодержатели. Сброс осуществлялся без парашютов по обстановке, с высоты от 50 до 400 м. Проход ТБ- 3 на малой высоте на виду у противника являлся самой опасной частью полёта.

В составе гоминдановских ВВС тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 использовались исключительно в качестве транспортных самолётов.

ТБ-3 с моторами М-Х7 из состава 28-й тяжелобомбардировочной авиабригады, часть сил которой была передана в состав «авиагруппы Коновалова», принимавшей участие в боевых действиях у озера Хасан.

АНТ-бА с моторами М-34ФРНВ из состава Полярной Авиации Героя Советского Союза Михаила Водопьянова, входивший в состав ночной бомбардировчной авиагруппы ККС 8-й армии. Карелия, зима 1939–1940 г.

Самолёт несёт на внешней подвеске восемь бомб ФАБ-250 и оснащён двумя турелями с пулемётами ШКАС.

Финны, прекрасно понимавшие, что каждый прилетевший самолёт ощутимо снижает вероятность того, что окружённая группировка русских сдаться в плен, палили из всех видов оружия. Несмотря на почти непроходимые для техники леса, в район «котла» были доставлены две батареи зенитных автоматов. Правда, их расчётам то же приходилось несладко, так как их позиции постоянно пытались подавить истребители-штурмовики И-15бис, а потому основные повреждения транспортные самолёты получали от огня стрелкового оружия, при этом две машины были сбиты!

Именно вылеты на снабжение окружённых частей внесли наибольший вклад в потери ТБ- 3. Один повреждённый четырёхмоторник совершил вынужденную посадку прямо у командного пункта 54-й дивизии, и экипаж остался жив. Другой не дотянул до своего аэродрома и сел в лесу: один пилот погиб, двое авиаторов были ранены. Ещё две машины получили сильные повреждения. Последняя потеря пришлась на несчастливое число: 13 февраля ТБ-3 их состава 7-го ТБАП был повреждён зенитной артиллерией уже после сброса груза. Экипаж посадил самолёт на лёд замерзшего озера, но уйти к своим не удалось: финны контролировали весь район и быстро окружили самолёт. Около часа отбивались авиаторы огнём из бортовых пулемётов и личного оружия. Финальную точку в этом бою поставили финские миномёты буквально в клочья разодравшие гигантскую подбитую птицу, в обломках которой уцелело только двое раненых, которых и взяли в плен.

Всего за «зимнюю войну» ТБ-3 совершили 7043 вылета и налетали 9507 часов. Боевые потери составляли пять самолётов, из которых четыре были сбиты зенитчиками и один — истребителем. Вместе с небоевыми потерями, самолётами, ремонт которых признали нецелесообразным, а также изношенными машинами, Северо-Западный фронт списал за эту кампанию 13 ТБ-3.

Война с Финляндией закончилась 13 марта 1940 г., а уже летом настала очередь прибалтийских стран, чей суверенитет был создан после октября 17-го с помощью германских штыков. К концу 30-х военно-промышленный потенциал Эстонии, Латвии и Литвы был настолько слабым, что советское правительство вполне обоснованно подозревало, что в случае обострения международной обстановки суверенитет прибалтов будет молниеносно раздавлен Германией. А потому, после проведения соответсвующей подготовки на политическим фронте, территории всех трёх стран были быстро взяты под контроль вооружёнными силами СССР.

В ходе операции было решено задействовать и воздушно-десантные войска, тем более опыт многих учений свидетельствовал, что особых трудностей на этом пути встретиться не должно. В Литве и Латвии действовали подразделения 214-й воздушно-десантной бригады, два батальона которой (общей численностью 720 человек со 160 пулемётами и 36 миномётами) были высажены на аэродром под Шауляем. На всякий случай бомбардировщики сопровождали две эскадрильи 17-го ИАП. Каждый ТБ-3 брал от 16 до 24 человек плюс два — три мешка ПДММ на внешнюю подвеску. Обошлось без происшествий, и от Шауляя десантники двинулись дальше на броне танков.

Планировалась и высадка второй волны, в ходе которой предполагалось, помимо личного состава с лёгким вооружением, доставить за линию фронта противотанковый дивизии 45-мм пушек (18 орудий). Отменили и десант у железнодорожной станции Гайджуны, задачей которого был захват Каунаса. Причиной этого, по-видимому, стала слишком высокая скорость продвижения механизированных соединений РККА, рванувшихся в глубь Прибалтики. Колонны снабжения не поспевали за стремительно продвигавшимися танками и броневиками, а там требовалось горючее. В результате, ТБ-3 вновь перешли на роль транспортников. При этом было перевезено 1983 человека и 768 тонн грузов, из которых 402 тонны пришлось сбросить с парашютами. Вся операция в документах именовалась «ликвидацией конфликта с Прибалтийскими странами».

При подготовки подобной операции в Бессарабии в июне 1940 г. было сочтено, что имевшиеся в составе Южного фронта 201, 204-ю и 214-ю воздушно-десантные бригады следует использовать по прямому назначению, для чего требуется сосредоточить крупную группировку транспортной авиации. В результате, на усиление ВВС Киевского и Одесского военных округов перебросили из Минска в Головлёв 1 — й ТБАП, из Реблиц в Борисполь и в Одессу перелетели соответственно 3-й и 7-й ТБАПы, наконец, 14-й ТБАП передислоцировали с аэродрома рядом с населённым пунктом со странным названием Палестина в Борисполь. Всего в полосу планируемого реванша было переброшено дополнительно 136 ТБ-3.

Первоначально командование Южного фронта планировало высадить только один крупный десант в 20 км от Ясс в районе местечка Тыргу-Фрумос, что позволило бы оседлать крупный узел коммуникаций и с одной стороны воспрепятствовать возможной переброски дополнительных контингентов румынских войск в зону конфликта, а с другой — исключить эвакуацию людей и материальных ценностей. Десант должны были высаживать 120 ТБ-3, действующие под прикрытием пяти полков истребителей.

Однако, благодаря существенно увеличившейся численности авиационной группировки, советское командование запланировало две высадки. 29 июня состоялась выброска в районе Болграда, куда на рассвете для доразведки вылетела пара Р-5. Следом за ними стартовали 99 ТБ-3, взявшие на борт 1436 человек. До района высадки долетели 97 самолётов, а два совершили вынужденные посадки из-за неполадок. К сожалению, выбранная площадка оказалась мала для посадки такого количества тяжёлых самолётов, и десантников пришлось сбрасывать на парашютах. Сильный ветер при приземлении вызвал несколько несчастных случаев. Один боец погиб, зацепившись куполом за стабилизатор бомбардировщика, другой получил сотрясение мозга и умер в госпитале, а пятеро сломали ноги. Как бы там ни было, но к утру следующего дня подразделения 204-й воздушно-десантной бригады полностью захватили Болград, откуда один усиленный батальон двинулся на Кагул и после небольшой перестрелки с румынами у Рени занял и этот город.

Второй десант высадили в тот же день, 30 июня. В нём были задействованы 44 ТБ-3, перебросившие в Измаил комбинированным способом 201-ю воздушно-десантную бригаду. Его задачей было взятие под контроль порта и всех находившихся в нём судов и плавсредств.

Изначально десант планировался посадочным, но разведчики снова ошиблись: площадка была маловата для самолётов. И всё же лётчики решили рискнуть. Сели 12 самолётов с пятью автомобилями и семью пушками. К сожалению, три последних приземлившихся ТБ- 3 получили повреждения и загромоздили посадочную полосу, поэтому большая часть личного состава была выброшена на парашютах. С ранее севших машин выгрузили 240 человек, автомобиль-пикап и груз. Ещё 509 десантников приземлились на парашютах. На этот раз обошлось без жертв, лишь один боец сломал ногу, а ещё десять получили лёгкие травмы. Два ТБ-3 вернулись на базу гружёными: на одном везли радиоаппаратуру, которую нельзя было сбрасывать, а на другом летела музкоманда с инструментами, которая, как оказалась, прыгать с парашютами не умела.

Несмотря на то, что всё прошло благополучно, командование ВВС и ВДВ сознавало, что в Прибалтике и в Бессарабии десанты высаживались в предельно благоприятных условиях при полном отсутствии какого-либо противодействия со стороны авиации и зенитной артиллерии противника. Командующий ВВС Киевского военного округа генерал-майор Николаенко отметил 8 отчёте об операции в Бессарабии: «необходимо десантные части вооружить десантным самолётом типа «Дуглас», т. к. ТБ-3 из-за лётно-технических качеств для этой цели непригоден.» Чётко и ясно, однако Великую Отечественную основная масса частей и соединений советских ВДВ встретила всё же на заслуженных туполевских ветеранах.

Продолжение следует.

МАЛЕНЬКИЕ ЭПИЗОДЫ БОЛЬШИХ ВОЙН

Итальянское фиаско над туманным альбионом

Дмитрий Кондратков

Ход знаменитой "Битвы за Англию» в целом достаточно хорошо известен отечественным любителям истории авиации. Однако, о таком факте, что в авианалётах на Британские острова принимала участие и группировка Итальянских Королевских ВВС, а точнее CAl — Corpo Aereo Italiano, не слишком известно даже среди авторов пишущих о боевых действиях на западе. Думается, что читателям нашего журнала будет небезинтересно узнать о подробностях этих рейдов.

Так уж получилось, что «макаронники» во Второй Мировой войне не снискали себе громкой военной славы. Их колотили по мере сил даже албанцы, не говоря уж о греках и югославах. В Северной Африке им, что называется, по полной программе выдавали англичане, а на Восточном фронте советские войска. И только помощь со стороны Германии помогала им хоть как-то держаться за обломки своей некогда грозной и мощной Священной Римской Империи. Однако, всё это будет потом, а летом 1940-го дуче готов был на равных с фюрером делить сферы влияния в Европе. Правда, для этого надо было сначала разобраться с изолированными на своих островах англичанами, а ход «Битвы за Англию» складывался явно не по разработанному в Берлине сценарию.

К середине сентября 1940 г. британские ВВС были невероятно измотаны четырёхмесячными боями. Немцы демонстрировали вполне определённое превосходство своей авиации и практически господствовали в небе над Лондоном, да и над всем южным побережьем. Люфтваффе также приходилось тяжело, поскольку они только теперь встретились с настоящим противником, который решил держаться до конца. Для фюрера, с его окопной психологией солдата Первой Мировой было очевидно, что «исход битвы на уничтожение решает последний батальон». Нельзя сказать, что она была совсем неверна: в конце концов, именно наличие или отсутствие резервов в большинстве битв определяли их исход. Однако в воздушных боях многое выглядело иначе, чем в сражениях на земле. Тем не менее, Люфваффе срочно требовалась поддержка и после консультаций между Берлином и Римом, Реджиа Аэронаутика (Reggia Aeronautical получили указание создать в Бельгии группировку сил для участия в боевых действиях против Великобритании.

Ретроспективно оценивая этот шаг с современных позиций, совершенно не ясно, чего собиралось добиться итальянское верховное командование (кроме поднятия настроения своего населения). Начатое после трёхмесячной подготовки 13 сентября итальянское наступление в Северной Африке уже через несколько дней начало буксовать. Потомкам римских легионеров явно не хватало ударной мощи, а потому переброска на север едва ли не самых боеспособных авиасоединений была вряд ли оправдана со стратегической точки зрения. Но Бенито Муссолини был уверен: ещё немного и гордый «туманный Альбион» рухнет к ногам победивших континентальных держав, и тогда настанет пора делить необъятную Британскую Империю, от которой фюрер, конечно, позволит откусить своему старому соратнику по борьбе несколько аппетитных кусков…

10 сентября 1940 г. официально был сформирован Итальянский Авиационный Корпус (CAI) путём объединения существующих соединений в рамках 1-й (миланской) авиаэскадры (La Squadra Aereadi Milano). Командование Корпусом принял генерал авиации (Generale Аегеа) Рино Корсо-Фугьер. Он был неплохим офицером и прекрасным пилотом, но его реальный опыт боевых действий ограничивался непродолжительным итальянским вторжением в Южную Францию. CIA состоял из трёх групп (Stormo), примерно соответствовавших по количеству имевшихся в нём самолётов немецкой группе.

В состав Корпуса вошли: 13° Stormo В.Т. под командованием полковник (Colonello) Карло ди Капоа. Он состоял из 11° Gruppo, включавшей 1^a и 4^a squadriglia под командованием майора (Maggiore) Дж. Мини, и 43° Gruppo, включавшей 3^a и 5^a squadriglia, под командованием майора Дж. Монтелеоне.

43° Stormo В.Т. под командованием полковника Л.Куэстра: 98° Gruppo, включавшая 240^a и 241^a squadriglia, под командованием майора Дж. Тенти, и 99° Gruppo, включавшей 242^a и 243^a squadriglia, под командованием майора Б.Чикку.

Оба бомбардировочных соединения имели на вооружении двухмоторные бомбардировщики «Фиат» BR.20M «Чиконья» (Cicogna — итал. аист).

Прикрытие бомбардировщиков в боевых вылетах должен был обеспечивать 56° Stormo С.Т., которым командовал полковник У. Киеса. В истребительное соединение входила 18° Gruppo, которой командовал майор Феруччи Восилла, включавшая 83^a, 85^a и 95^a squadriglia вооружённые истребителями-бипланами «Фиат» CR.42 «Фалько» (Falco — итал. сокол). Замечу, что в составе 3° Stormo С.Т. в июне 1940 г. 18° Gruppo успела принять участие во вторжении в Южную Францию, а теперь собиралась в Бельгию. Помимо неё в состав 56° Stormo С.Т. была включена и 20° Gruppo (351^a, 352^a и 353^a squadriglia) под командованием майора Марио Бонцано оснащённая более современными истребителями-монопланами «Фиат» G.50bis «Фреччия» (Freccia — стрела).

В состав CAI вошла также 172^a squadriglia R.M., вооружённая трёхмоторными самолётами «Кант» Z. 10OTbis «Альчионе» (Alcione — итал. зимородок), на которую возлагались задачи стратегической разведки. Эскадрилья под командованием капитана (Capitano) Ч.Пирелли базировалась в Мельсброеке. Также имелось вспомогательные транспортные и связные авиачасти, оснащённые дюжиной транспортных «Капрони» Са. 13ЗТ, одной «Савойей Марчетти» SM.75 и девятью «Капрони» Са. 164.

Хотя итальянское руководство, как и обещало немецкому, сформировало корпус из числа нескольких авиационных соединений, даже штатная численность боевых самолётов в итальянских частях была весьма далёкой от аналогичных (по названию) немецких. Если количество машин в эскадрильях было примерно равным и составляло 9-12 самолётов, то число эскадрильй в группах (Gruppo) было меньше чем в немецких (Gruppe). В результате, в боевом составе итальянского авиакорпуса имелось лишь около 200 самолётов, что примерно соответствовало германской эскадре (Geschwader).

Тем временем, наблюдавший своими глазами подготовку этого объединения персонал аппарата немецкого военно-воздушного атташе в Риме в своих сообщениях в Берлин довольно быстро начал менять интонацию. Уровень боевой подготовки большинства экипажей, по мнению немецких наблюдателей, был явно ниже требуемого. В частности, отмечалось, что экипажи итальянских бомбардировщиков с трудом удерживают в полёте строй, что делает их самолёты очень уязвимыми при атаках вражеских перехватчиков, а истребители не владеют современными приёмами ведения воздушного боя. Кроме того, было отмечено, что большинство типов самолётов не имеют протестированных бензобаков. Единственной частью, получившей высокую оценку офицеров Люфтваффе была 172-я разведывательная эскадрилья, оснащённая скоростными трёхмоторными самолётами «Кант» Z. 1007bis. Все экипажи владели самолётовождением в сложных метеоусловиях, а лётные характеристики «зимородков» позволяли им достаточно эффективно действовать даже в условиях противодействия британских истребителей.

Эти настроения постепенно начали просачиваться в германское Министерство авиации, но, поскольку, решение об участии итальянцев боях принималось на самом верху и механизм был уже запущен, то поднять стоп-сигнал никто не решился. И всё же прежде чем отправить CAI в бой, в штабах Люфтваффе решили внести ряд изменений в оснащение итальянских самолётов. В частности, некоторое оборудование было заменено на немецкое с целью унификации и облегчения обслуживания вдали от Италии. Чтобы произвести впечатление на своих союзников и местное население, персоналу пошили новое обмундирование, с бриджами и крагами, напоминавшими униформу авиаторов Первой Мировой войны.

<Фиат» С.50бЫэ из состава 352-й эскадрильи 20-й авиагруппы итальянских Королевских ВВС.

Авиабаза Мальдегем, Бельгия, осень 1940 г.

«Фиат» BR.20M из состава 3-й эскадрильи 11-й группы итальянских Королевских ВВС. Авиабаза Мельсброк, Бельгия, осень 1940 г.

«Фиат» CR.42 из состава 85-й эскадрильи 18-й авиагруппы итальянских Королевских ВВС. Авиабаза Урсель, Бельгия, осень 1940 г.

Вскоре после прибытия итальянского персонала в Бельгию фельдмаршал Кёссельринг подарил Корсо-Фугьеру самолёт Fi 156 «Шторх» для использования в качестве персонального транспорта. Таким образом, Корсо-Фугьер теперь имел свой авиапарк — помимо подаренного «Аиста» он использовал также SM.75 и гражданский Ju- 52/3m (регистрационный код I-BIZI), предоставленный авиакомпанией «Ала Литторио». Последний использовался в основном как курьерский для связи с Римом.

Затем настала очередь матчасти. Утром 25 сентября 1940 г. бомбардировочные стормо покинули свои аэродромы Сан Даманио ди Пьяченца и Камери ди Новара. Собравшись над равнинными районами Ломбардии и Пьемонта, бомбардировщики направились на северо-запад. На подходе к Альпам пришлось набрать высоту из-за плотной облачности, особенно плохими были погодные условия в районе Инсбрука. В довершение всех бед на лидере группы вышла из строя часть навигационной аппаратуры, и дальше лететь пришлось ориентируясь визуально. Тем не менее, бомбардировщики миновали Данубе и направились к месту промежуточной посадки — Франкфурту. Два BR.20M отстали от группы. Один из них приземлился на небольшом аэродроме близ Гаглингена, второй, у которого из-за течи в маслосистеме перегревались двигатели, совершил вынужденную посадку в Рейн-Майне.

После дозаправки и небольшого отдыха во Франкфурте итальянцы направились к своим пунктам назначения в Бельгии. 13-й стормо приземлился в Мельсброке, а 43-й стормо — в Шеврезе. По пути были потеряны ещё три самолёта. Первый разбился в районе Спа, второй упал неподалёку от Брюссель-Эвера, а на третьем при заходе на посадку разом заглохли оба мотора и экипаж не дотянул до полосы. При этом судьба пяти авиаторов осталась неизвестной!

Перебазирование итальянских истребителей прошло без особенных проблем. Первой 22 сентября отправилась 20-я группа с римского аэродрома Чампино. В тот же день она прибыла в Тревизо, где из-за сильного тумана оставалась до 6 октября, после чего перелетела в Больцано. Там её опять настигло осеннее ненастье, и только 17 октября истребители перелетели Альпы и прибыли в Мюнхен. После этого группа без проблем перебралась во Франкфурт, а затем — в Мальдегем. По пути был потерян один «Фиат» G.50bis, который из-за засорения карбюратора совершил вынужденную посадку. 18-я группа также перебазировалась в Урсель без проблем, не потеряв по пути ни одного самолёта. 172- я эскадрилья из-за ухудшившейся погоды на маршруте летела во Франкфурт через Монако.

К 22 октября, наконец, весь итальянский авиакорпус сосредоточился в Бельгии. Правительство Бельгии в изгнании, находившееся в Лондоне тут же объявило Италии войну, что, конечно, было всего лишь формальностью. Маршал Корсо-Фугьер разместил свой штаб в Пти Эспинет Род-Сент-Женезис (Petite Espinette of Rhode-St-Genesis) неподалёку от Брюсселя и Ватерлоо. Обслуживающие подразделения разместили на аэродроме Ивер. На ознакомление с обстановкой и адаптацию к непривычному климату было отведено около месяца. В это время корпус вошёл под оперативный контроль штаба 2-го авиакорпуса Люфтваффе, после чего в целях секретности 18-я и 20-я итальянские истребительные группы были обозначены как 18/JG56 и 20/JG56 соответственно, 13-я и 43-я бомбардировочные — как KG13 и KG43, а 172-я эскадрилья — как 1(F) Aufklr.Gr.172. Аэродромы базирования получили кодовые обозначения Dedalo (Мельсброек) и Icaro (Шеврез).

Итальянцам отвели зону действий южнее 53° северной широты и восточнее 1° восточной долготы. Объекты бомбардировок располагались вдоль побережья между Темзой и Гарвичем, включая устья Оруэлла и Стура. Впрочем, впоследствии был совершен один рейд вглубь территории до Кентербери.

Вопреки материалам, которые щедро тиражировала итальянская пресса, действия CAI оказались малоэффективными и сопровождались тяжёлыми потерями. Проблемы, с которыми столкнулись итальянцы, впоследствии преследовали и советских лётчиков на начальном этапе войны. Как и немецкие, итальянские самолёты проектировались в середине 30-х годов, однако с момента начала выпуска они практически не подвергались никаким модернизациям. Из 45 G.506nc, имевшихся в состав корпуса, только три были оснащены радиостанциями и ни один не имел оборудования для полёта по приборам. В результате итальянские лётчики не имели опыта полётов ночью и в сложных метеоусловиях, что ограничило их действия дневными вылетами на сопровождение бомбардировщиков и воздушными патрулями. Сказывалось и банальное отсутствие опыта ведения реальных боевых действий — кратковременная кампания в Южной Франции не могла дать его. Даже оснащение пилотов для вынужденных посадок пришлось менять на аналогичное немецкое. Малопригодными в условиях Северной Атлантики оказались и пробковые спасательные жилеты, прозванные «колбасами», которые вскоре были заменены надувными немецкими.

Нельзя сказать, что итальянские самолёты были плохи. Оба итальянских истребителя были разработаны в 1936–1937 гг. Интересно, что обе машины стали этапными для фирмы «Фиат»: CR.42 стал последним истребителем-бипланом этой фирмы, a G.50, соответственно, первым истребителем-монопланом. CR.42 создавался с учётом опыта боевого применения CR.32 в Испании и Эфиопии. Этот самолёт отлично показал себя, однако уже стало очевидно, что время боевых самолётов подобной схемы безвозвратно уходит. Тем не менее, успех CR.32 позволил появиться последнему и, пожалуй, лучшему истребителю-биплану. CR.42, производство которого началось в 1939 г. Благодаря своей аэродинамически чистой форме и очень высокой прочности конструкции, он сочетал в себе лучшие качества маневренных бипланов и скоростных монопланов.

G.50 был старше на два года — его прототип совершил первый полёт в феврале 1937 г. Первый цельнометаллический моноплан итальянских ВВС, G.50 был современником Bf109, «Харрикейна» и «Спитфайра». Но, если поначалу он имел вполне достойные для своего времени характеристики, то к 1939 г он уже начал устаревать. Вместе с тем, самолёт был очень лёгок в управлении (что характерно для итальянских самолётов вообще), обладал отличной маневренностью, пилот имел хороший обзор из кабины, но мощность двигателя была явно недостаточной, что отражалось на скоростных характеристиках, а вооружение (два 12,7-мм пулемёта) — слабоватым, хотя по массе секундного залпа примерно соотвествовало восьмипулемётным батареям «Спитфайров» и «Харрикейнов». Хотя «стрелы» в январе 1939 г были отправлены в Испанию, однако поучаствовать в боях уже не успели, из-за чего не были сделаны должные выводы, и истребитель не получил ни более мощного вооружения, ни средств радиосвязи. Впрочем, тогда об этом никто особенно не задумывался — параллельно итальянские ВВС получали более многообещающий истребитель МС.200.

Бомбардировщик BR.20M на момент своего создания также соответствовал мировому уровню. До появления на бельгийских аэродромах «аист» успел поучаствовать в гражданской войне в Испании и Китае, а также повоевать в Южной Франции. BR.20M зарекомендовал себя как достаточно надёжная живучая машина, но имел и свои недостатки. В частности, двигатели были весьма шумными и сильно вибрировали на некоторых режимах.

В общем, если такая матчасть была бы весьма к месту во время войны в Испании, то к концу «Битвы за Британию» она была уже слабовата. Ситуация осложнялась тем, что ни «Харрикейнов», ни «Спитфайров» итальянские лётчики в глаза не видели (над Северной Африкой и Мальтой им противостояли немногочисленные «Гладиаторы», по комплексу лётных характерисик и вооружению несколько уступавшие CR.42). О возможностях этих истребителей «макаронники» имели весьма смутные представления, которые были почёрпнуты, в основном, из довоенных авиационных журналов. Правда, надо отметить, что лётных экземпляров «Спитфайров» у немцев тогда тоже ещё не было, но несколько «Харрикейнов» в исправном состоянии были в наличии в лётных школах. Однако показывать их своим союзникам немцы почему-то не стали. В результате, когда итальянские лётчики впервые столкнулись с английскими истребителями, они испытали настоящий шок.

Первый боевой вылет состоялся 24 октября. Целью были Феликстоу и Гарвич. В вылете приняла участие дюжина BR.20M из состава 13-й группы и шесть машин из 43-й. Первым в 20:35 в воздух поднялся самолёт капитано Басси из 43о стормо, за ним последовали капитано Гастальди и тененте(лейтенант) Альбертини.

В 20:50 взлетел BR.20M капитано Карло Пагани из 5-й эскадрильи (бортовой №ММ21928). Спустя всего несколько минут самолёт упал неподалёку от церкви в Хоутеме. Пагани, а также второй пилот фельдфебель (Maresciallo) Джованни Фавиа, штурман старший лейтенант (Tenente) Арриго Вардабассо, бортинженеры сержанты (Sergente) Паоло Бициокки и Альдо дель Монте и бортстрелок сержант Париде Астесати погибли.

К цели вышли только десять самолётов из 13-го стормо, отбомбившихся по Гарвичу с высоты 5000–5500 м. Зенитный огонь над целью оказался, по словам вернувшихся, неожиданно точным. Были потеряны два самолёта. Правда экипажам обоих «подраненков» удалось дотянуть до своей территории. Один (борт ММ21895) был покинут экипажем во главе с капитано Басси в районе Камбрэ, а второй (борт ММ22624) разбился неподалёку от Люстина, а его экипаж возглавляемый капитаном Пессо благополучно приземлился с парашютами между Намюром и Шарлеруа. При этом только радист Армандо Паолини легко повредил ногу. На обратном пути самолёт капитано У. Макиеральдо совершил вынужденную посадку, при которой был сильно повреждён, в районе Лилле-Эпиной. Остальные восемь самолётов 13-й группы приземлились в Мельсброеке поздним вечером между 23:50 и 00:35.

Данные воздушной разведки полученные на следующий день были обескураживающими: потеряв сразу 22 % вылетевших на задание самолётов, итальянцы уложили все бомбы в стороне от цели.

29 октября, в последний день «Битвы за Британию», было решено прибегнуть к новой тактике — был запланирован дневной налёт с истребительным эскортом на порт Рэмсгейт. На задание отправились 15 бомбардировщиков из 43-го стормо под командованием майора М.Тенти под весьма сильным истребительным эскортом в составе 39 CR.32 и 34 G.506nc. Сверху всю эту армаду шедших в плотном строю итальянских самолётов сопровождала эскадрилья немецких Bf109E. Вскоре после вылета из-за несправности двигателей три BR.20M повернули назад, причём два благополучно добрались до Шевреза, а один совершил вынужденную посадку в Остенд-Стене.

Полёт к цели проходил на довольно малой высоте в плотном строю, крылом к крылу, несмотря на угрозу со стороны зенитной артиллерии. Итальянские самолёты большей частью сохранили свою характерную пустынную (зелёно-коричневую окраску с ярко-голубым низом) окраску, так что находившиеся на земле свидетели их пролёта были весьма удивлены и озадачены столь странным явлением в небе. Очевидно, зенитчики также засмотрелись на столь экзотическое авиашоу, из-за чего открыли огонь только через несколько минут, после того как итальянская армада пересекла береговую линию. При этом пять самолётов получили некоторые повреждения, а несколько членов экипажей были легко ранены. Пролетев над территорией Англии, что позволило находившимся на борту бомбардировщиков фотокореспондентам сделать несколько эффектных пропагандистских снимков для итальянских газет, вся армада повернула вправо и направилась к Рэмсгейту.

Хотя посты ВНОС сообщили о том, что бомбардировщики направляются вглубь Англии, но над целью итальянцы практически не встретили противодействия, так как к этому времени практически все английские истребители уже вернулись на свои аэродромы, и находящихся в готовности к немедленному взлёту перехватчиков не имелось.

В 17:45 бомбы были сброшены и самолёты развернулись на свои аэродромы. При этом повреждённый над целью BR.20M, ведомый командиром 241-й эскадрильи совершил вынужденную посадку как только пересёк границу Бельгии. Погиб бортстрелок Джузеппе Монти — он запаниковал и попытался выброситься с парашютом, но высота была слишком мала, купол не успел раскрыться и авиатор разбился. Самолёт сел на брюхо в миле от Курне. Остальные машины благополучно приземлились в Шеврезе.

1 ноября 26 «Фиатов» G.506nc из состава 20-й группы отправились с демонстрационными целями к английскому побережью и продефилировали над Кентербери, а 39 «Фиатов» CR.42 из состава 18-й группы засвидетельствовали своё почтение жителям Рэмсгейта и Дувра. В обоих случаях самолёты подверглись обстрелу со стороны зенитной артиллерией, но потерь не понесли.

«Фиаты» О.50бис из состава 20-й (истребительной) авиагруппы итальянских ВВС на аэродроме в Бельгии.

Командир 19-й эскадрильи Королевских ВВС Брайан Лейн (он в центре) рассказывает подчинённым о не слишком удачном бое с итальянцами.

Этот «Спитфайр» Mk.II Брайн Лейн получил взамен повреждённого.

В ночь на 6 ноября тринадцать BR.20M из 13-й группы удачно отбомбились по Харвичу и Ипсвичу без потерь со своей стороны, хотя один из самолётов был повреждён зенитным огнём. Позже свидетели налёта из числа местных жителей и зенитчиков вспоминали, что звук моторов итальянских бомбардировщиков, в отличие от низкого тягучего гула немецких машин, был «довольно высоким и временами напоминал временами дребезжание жестяных консервных банок». Поначалу артиллеристы решили, что немцы задействовали ночные пикировщики для подавления позиций зенитной артиллерии. Однако ущерб от налёта всё же был не слишком большим. Гораздо больший резонанс вызвала информация службы радиоперехвата, которая откровенно потешалась, слушая разговоры в эфире. Как выяснилось, в полёте итальянские пилоты даже не пытались соблюдать хотя бы подобие дисциплины и вовсю болтали на боевых частотах на отвлечённые темы, причём одним из главных вопросов обсуждавшихся «на столь высоком уровне» было количество ящиков «Кьянти» доставленное для завтрашней вечеринки! В результате, в Истребительном Командовании тут же окрестили итальянский авиакорпус «подразделением Кьянти»…

Культурно отдохнув, 8 ноября итальянцы были привлечены к расчистке воздуха над районами Дангинессом, Фолкстоном, Кентербери и Маргейтом. В тот день 22G.506nc из состава 20-й группы отправились на малой высоте к английскому побережью. Промчавшись над береговой чертой, «стрелы» начали набирать высоту. По стечению обстоятельств, их курс пересекли четыре новейших английских «Спитфайра» Mk.II из состава 19-й эскадрильи, выполнявших патрульный полёт. Итальянцы довольно точно атаковали англичан снизу-спереди и смогли повредить истребитель комэска сквадрон лидера Брайана Лейна (к этому времени имел шесть подтверждённых побед, одну с пометкой «вероятно» и один повреждённый самолёт), который и возглавлял английское звено. Однако, в завязавшемся воздушном бою его коллеги не дали итальянцам добить повреждённый самолёт, правда и сами не сбили не одного. Впрочем, Лейну в тот день также было не суждено вернуться в Даксфорд, где базировалась его 19-я эскадрилья. На обратном пути повреждённый мотор отказал, и он посадил свою новенькую «двойку» (сер. №Р7377) на аэродроме в Истчёрче.

Любопытно, что в своём рапорте Лейн посчитал, что его атаковал по ошибке «Харрикейн». В сущности, в этом нет ничего удивительного, так как он заметил проносившиеся мимо с набором высоты итальянские истребитель в основном сзади-сбоку и не мог видеть звездообразного мотора, но зато обратил внимание на горбатый фюзеляж и широкий киль, очень похожие на те, которыми обладал «Харрикейн» 1*. Замечу, что никто из итальянских лётчиков на эту несомненную победу не претендует и это понятно: все были потрясены возможностями «Спитфаров», которые, как отмечалось в документах «развивают очень высокую скорость, быстро набирают высоту и легко выходят из-под атаки на виражах…»

В ночь на 11 ноября пять BR.20M из состава 43-го стормо вновь наведались в окрестности Рэмсгейта. На этот раз каждый экипаж действовал индивидуальной снова итальянцам удалось избежать потерь.

11 ноября, в тот день, когда англичане вывели из строя едва ли не половину итальянских линкоров в Таранто, был осуществлён очередной дневной налёт. Предполагалось участие десяти BR.20M из состава 99-й группы, которых должен был вести к цели майор Б.Чикку, а также группы прикрытия из 42 CR.42, 46 G.506nc и эскадрильи Bf 109Е на случай непредвиденных обстоятельств. Причём на этот раз в непосредственном сопровождении бомбардировщиков должны были идти только истребители-бипланы, а монопланы вместе с «мессерами» должны были составить две группы свободного манёвра, которые должны были отсекать от бомбардировщиков поднятые по тревоге английские перехватчики и организовать выход из боя. Однако погода властно внесла свои коррективы в этот план: вскоре после взлёта Bf 109 и G.50bis потеряли своих подопечных из виду, а последние вскоре вообще рассеялись в мощных облаках на мелкие группы и одиночные машины. Собрать вновь всё «стрелы в один колчан» без помощи радио было немыслимо и командир эскадрильи «Мессершмиттов» посчитал, что даже если «аисты» и не повернут обратно, то сложные метеоусловия вполне предохранят их от встреч с «Харрикейнами» и «Спитфайрами».

Между тем, идти выше облаков группа BR.20M не могла по чисто техническим причинам: каждый самолёт нёс по три 250-кг бомбы и полный запас горючего, а верхняя кромка облаков по данным самолётов метеоразведки находилась выше 7000 м, что заметно превышало возможности силовых установок полностью загруженных машин. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счёта жуткий холод, царивший на этой высоте, весьма пагубным образом сказывавшийся на работе гидравлических и некоторых других систем итальянских самолётов. По этой причине к цели решили идти под облаками.

В 14:40 на высоте 3700 м итальянцы появились над Гарвичем. Ещё находясь над серединой Ла-Манша они были обнаружены радарами, а в момент пересечения береговой черты, патрулировавшие звенья «Харрикейнов» из состава 17-й и 257-й эскадрилий уже поворачивали навстречу незванным гостям. Поскольку они поднялись в воздух примерно в 13:30, то операторы центра управления вполне обоснованно предполагая, что у патрульных экипажей осталось не слишком много горючего, отправили к ним на помощь из райна Фоулнесса «висевшие» там «Харрикейны» 46-й эскадрильи, а также часть сил из состава наряда 249-й эскадрильи, которая обеспечивала ПВО конвоя каботажных судов.

Между тем, погода над Англией была явно лучше, нежели над континетальным побережьем, и эта гримаса судьбы сыграла с «макаронниками», лишившимися значительной части своего прикрытия, весьма злую шутку. Лететь итальянцам до Гарвича оставалось ещё почти 20 км, а «томми» уже были тут как тут. Флайт-лейтенант Питер Блетчфорд (cep.№V6962), возглавлявший «Харрикейны» 257-й эскадрильи, отдал приказ набрать перед атакой высоту 4500 м, после чего атаковать строй бомбардировщиков справа-сверху. Внизу девятка бомбовозов в тесном строю «клин звеньев» шла на северо-запад на высоте около 3700 м. Разгоняясь на снижении, «томми» пошли в атаку, но, как оказалось, пилоты итальянских истребителей заметили англичан раньше, забрались выше и так же ринулись в бой. Почти мгновенно образовался «слоёный пирог»: выше всех были итальянские истребители, но «Харрикейны» были заметно быстроходнее, и полученное позиционное преимущество пилоты CR.42 реализовать не смогли, поэтому «Харрикейны» без особого урона подошли к бомбардировщикам на дальность эффектвного огня из своих пулемётов.

1* Горбатую «Фреччию» с её характерным силуэтом с определённых ракурсов легко спутать с «Харрикейном», что неоднократно имело место в ходе боёв в Северной Африке и над Мальтой)

Итальянский бомбардировщик перед взлётом с аэродрома в Бельгии. Осень 1940 г.

Блетчфорд атаковал BR.20M, который был крайним в правой части строя. Шквал пуль из восьми пулемётов выбросил из крыла и фюзеляжа вражеской машины с десяток мелких обломков, но она почему-то даже не загорелась. Развернувшись для новой атаки, флайт лейтенант выпустил две прицельные очереди по другому бомбардировщику, замыкавшему левый фланг вражеского строя. Видимо на этот раз Блетчфорду удалось убить или тяжело ранить пилота, но возможно было перебито управление, так как «Аист» завалился на крыло и практически вертикально пошёл вниз, взорвавшись над поверхностью моря. На эту победу претендует также пайлот офицер Кэрол Пниак (cep.№V7292). Он обстрелял тот же самолёт. Затем Пниак обстрелял другой BR.20M, который задымил и со снижением направился к побережью.

В это время пайлот офицер Кей атаковал крайний правый бомбардировщик, который, оставляя шлейф дыма, покинул строй и был окончательно добит пайлот офицером С.Е.Эндрюсом. Кроме Кея и Эндрюса этот же самолёт атаковали пайлот офицеры Дж. Норт и П.А. Мортимер из 257-й эскадрильи. В этот момент подошли «Харрикейны» 46-й эскадрильи и тут же, не тратя времени на перестроение перед атакой, веером разошлись на выбранные цели. Едва экипаж атакованного Нортоном и Мортимером BR.20 смог перевести дух, как по обшивке вновь застучали пули: в атаку шли «Харрикейны» флайт лейтенанта Л.М.Гонса и сержанта РДж. Пэррота из состава 46-й эскадрильи. Тем временем Пниак и Кей атаковали ещё один самолёт.

Норт также нашёл себе новую цель и методично всаживал одну за другой короткие очереди в бомбардировщик, который покинул строй и со снижением пошёл к побережью. Решив довести дело до конца, пайлот офицер продолжал преследование. Внезапно пулемёты английского истребителя смолкли (кончились патроны), а за тем Норт к своему удивлению увидел, как вражеский двухмоторник сбрасывает бомбы и выпускает шасси, доворачивая на ровный песчаный пляж, но приземлиться ему было не суждено: спикировавший на него «Харрикейн» пайлот офицера Мортимером дал очередь, после чего вспыхнувшая машина беспорядочно рухнула в море. Один из членов экипажа покинул самолёт, но слишком рано раскрыл парашют, и его купол зацепился за хвостовое оперение. Свою лепту в уничтожение этого BR.20M внёс и сержант Пэррот, подавивший стрелковую точку бомбардировщика и зажёгший один из его двигателей.

Пайлот офицер Дж. Легетт из 46-й эскадрильи обстрелял BR.20M, который свалился на крыло и упал в море. Один из членов экипажа успел покинуть самолёт. Другой BR.20M увернулся от последовательных атак Пниака и Норта, но был атакован сразу тремя пилотами 46-й эскадрильи — пайлот офицерами Легеттом и Хедли, а так же сержантом Уокером. BR.20M вспыхнул, но даже несмотря на быстро распространявшийся пожар продолжал в уже в одиночку(Н) упорно прорываться к Ипсвичу. Возможно эта отчаянная отвага в других условиях и принесла бы свои плоды, но в данном случае она только привлекла внимание пилотов ещё нескольких «Харрикейнов». Последовало ещё несколько атак, и потерявший скорость объятый пламенем самолёт беспорядочно упал на лес в 16 км восточнее города.

Последний бомбардировщик был атакован сержантом С.Е.Лукасом из 257-й эскадрильи, который повредил один из двигателей, затем пайлот офицер Б.Дэйви из той же эскадрильи последовательно атаковал его сначала справа, а потом снизу. Он последним видел этот самолёт, причём оба его двигателя уже горели.

Техперсонал 249-й эскадрильи укладывает пулемётные ленты в крыльевые отсеки «Харрикейна».

Пока «Харрикейны» расправлялись с бомбардировщиками, к полю боя приближались «Спитфайры» 41 — й эскадрильи. Они опоздали к сражению с BR.20M, но первыми вступили в бой с CR.42, Итальянские «соколы» и на этот раз оказались выше, и первым попал под обстрел «Спитфайр» Mk.II (сер №Р7322) флаинг офицера Эдварда Престона Уэллса. Уэллс увернулся и успел повредить один CR.42, прежде чем итальянские истребители исчезли из виду. В этот момент итальянцы атаковали «Харрикейны», потрошивших одного за другим «Аистов».

Появившиеся CR.42 помешали Питеру Блетчфорду атаковать очередной BR.20M, а потому, переключившись на новых противников, он поймал в прицел один из «Фалько» и открыл огонь, но промахнулся. В следующий момент он оказался втянут в общую свалку. С трудом ему удалось «сесть на хвост» вёрткому биплану, но едва он открыл огонь как сразу закончились боеприпасы. Блетчфорд догнал CR.42 и таранил его, ударив пропеллером по верхнему крылу. «Фалько» резко пошёл вниз, а Блетчфорд отправился на базу, однако увидел «Харрикейн», который атаковали сразу три CR.42. Он сымитировал атаку, после чего итальянцы поспешили скрыться. По возвращении на базу Блетчфорд обнаружил, что лопасти пропеллера его истребителя забрызганы кровью, а две из них стали короче примерно на 20 см.

В это время сержант Лукас из 257-й эскадрильи, выходя из атаки на бомбардировщики, заметил ниже и позади себя вражеские истребители. Он тут же развернулся и атаковал один из них в лоб. Его оппонент тут же свалился в штопор, а в следующий момент Лукаса атаковали сразу четыре «сокола», и ему пришлось уйти в облака, однако он успел увидеть, как подбитый CR.42, вращаясь, упал в море. Впрочем, вполне может быть, что Лукас видел падение другого самолёта.

В то время, как 46-я эскадрилья продолжала разбираться с бомбардировщиками, флайт офицер Гоне увидел CR.42, который собирался атаковать английские истребители. Гоне открыл огонь с близкой дистанции, и CR.42 вошёл в пике, пытаясь оторваться от противника. Гоне, снизив газ чтобы оставаться выше, последовал за ним, но потерял противника из виду на фоне земли и решил выйти из пике, но тут в поле го зрения появилась сразу пара CR.42. Гоне обстрелял один из них, затем увидел ещё одну пару и, сблизившись с ними примерно до 130 метров, открыл огонь. CR.42, напоровшийся на очередь пулемётов, продолжал лететь прямо, но стал терять высоту (видимо, пилот был убит). Затем Гоне обстрелял с расстояния около 70 метров второй «Фалько», который загорелся и упал в море в 22 км восточнее Офорднесс.

Пайлот офицер Карел Мрацек, который до войны служил в ВВС Чехословакии, а теперь летал в составе 46-й эскадрильи, из-за неисправности двигателя его «Харрикейна» (cep.N°V7610) отстал от строя и прибыл к месту боя позже. Он увидел двухмоторные бомбардировщики, которые шли пятью тройками, и опознал их как «Фиаты» BR.20M. Вот как он позже вспоминал об этом бое:

«Итальянцы проследовали восточнее Саутэнда, затем со снижением стали уходить к Маргейту, Стрейтсу и Кале. Когда они совершили разворот, я увидел, что три горящих бомбардировщика падают, а их экипажи выбросились с парашютами.

В этот момент я увидел тридцать или сорок неизвестных мне бипланов. Я решил, что это CR.42, которые спешили на выручку бомбардировщикам. Они, не замечая меня, двигались наперерез. Я открыл огонь, и один из них, вспыхнув, стал падать, тогда как остальные ринулись в бой. Благодаря отличной маневренности CR.42, зашёл мне в хвост, но мне удалось стряхнуть его и обстрелять. Он задымил, загорелся и стал терять высоту.»

Первый сбитый Мрацеком «Фиат» упал в 7 км от Офорднесса, второй — на полтора километра ближе. Мрацек также упоминает и о том, что неподалёку от первого сбитого им CR.42 упал ещё один — вероятно это был один из сбитых Гонсом. Несмотря на столь блистательную победу, Мрацеку тоже досталось от итальянцев, изрешетивших ему бензобаки, и вскоре стрелка указателя топлива упёрлась в нулевую отметку. К счастью, чехословацкому лётчику удалось выйти из боя и приземлиться в Рочестере. На пробеге двигатель остановился — баки были пусты.

Следующую победу записал на свой счёт флайт-лейтенант Норман Уитмор Барнетт из 46-й эскадрильи. Он не участвовал в бою с бомбардировщиками, но, как только с юга подошла группа CR.42, атаковал ведущую пару. Обстреляв один «Фиат», он сосредоточил свой огонь на другом, пока не закончились патроны. Барнетт чётко видел попадания пуль в фюзеляж CR.42, но тот не загорелся, а только начал плавно терять высоту. Пайлот офицер Хедли из 46-й эскадрильи также обстрелял этот CR.42, а затем изрешечённый итальянский биплан был добит третьим «Харрикейном». Наконец, сержант Л.Д.Барнс из 257-й эскадрильи также атаковал истребители, летевшие четвёрками. Один CR.42 сорвался в вертикальное падение, остальные три перешли в контратаку, и, прежде чем Барнсу удалось оторваться от них, его «Харрикейн» получил несколько крупнокалиберных пуль.

На обратном пути CR.42 были атакованы «Харрикейнами» 249-й эскадрильи. Уинг коммандер В.Бимиш обстрелял один из них в 30–40 км восточнее Саутволда и записал на свой счёт предположительную победу. Тогда же лейтенант Роберт Бартон атаковал двухмоторный самолёт, который загорелся и упал в море. Сам Бартон идентифицировал свою жертву как Ju86P, хотя это вполне мог быть один из отставших BR.20M. Впрочем, вероятнее всего это был заблудившийся штабной FW58 из состава и III/JG51, который пилотировал унтер-офицер К.Ниспель.

По возвращении на свои базы обе стороны стали подсчитывать свои победы и потери. Англичане заявили о девяти сбитых и одном повреждённом BR.20M, пяти безусловно сбитых и четырёх предположительно сбитых CR.42, ещё три CR.42 были записаны как повреждённые. Список претензий английских лётчиков даётся в таблице.

Официальное сообщение начальника полиции графства Суффолк гласило: «11 ноября 1940 в в 13:45 два боевых порядка итальянских бомбардировщиков были перехвачены истребителями Королевских ВВС над побережьем Суффолка. Около восьми немецких и семь итальянских самолётов упали в море, три совершили вынужденные посадки на территории графства Суффолк, включая биплан Fiat CR.42, пилот которого был задержан и отправлен в штаб командования округом в Ипсвиче.

В плен взяты старший лейтенант П. Аппиан, очень хорошо одетый, и другие лётчики, разнообразно одетые. Офицер, говоривший по-английски, сказал, что при полёте на высоте 14000 футов из-за недостатка кислорода пилоты утратили реакцию.

Пленные были обеспокоены своей дальнейшей судьбой. Они говорили, что их бипланы обладают маневренностью, которой нет у «Харрикейна», но при этом существенно проигрывают в скорости английским машинам, которые благодаря этому легко могут выйти из-под атаки почти в любой момент.»

На самом деле итальянцы потерял в тот день только три BR.20M из состава 99-й группы и три CR.42. Два бомбардировщика (сер. №ММ22267, борт 242-3), пилотируемый лейтенантом (Sottotenente) Энцио Скуаццини, и (сер. №ММ22620, борт 243-10), которым управлял лейтенант Эрнесто Бьянки, упали в Северное море. Третий BR.20M, (сер. №ММ22621, борт 243-2), который пилотировал старший лейтенант (Tenente) Пьетро Аффиани, разбился в Тангхемском лесу, сбитый трио Легетт-Хедли-Уокер при предположительном участии Пниака. Радист авиатор 1-го класса Армандо Паолини, был убит при атаке английских истребителей, а второй пилот сержант Джулиано Риполини и бортинженер авиатор 1-го класса Эммануэле Дегаспери, ранены. Риполини, Дегаспери, Аффиани и фотограф эскадрильи авиатор 1 — го класса Марио Пенса попали в плен, причём Риполини от полученных ранений умер по пути в госпиталь. То, что осталось от бомбардировщика, было собрано и доставлено в исследовательский центр в Фарнборо для изучения. До этого лётчики 257-й эскадрильи навестили место его падения и позаимствовали два лётных шлема, нож и стальную каску, которые потом с гордостью демонстрировали как трофеи. Часть членов экипажей двух других бомбардировщиков была подобрана судами и также попала в плен.

Список официально подтверждённых побед английских лётчиков участвовавших в бою 11 ноября 1940 г.

Имя	Звание	Эскадрилья	Победы
Барнс	сержант	257-я	1 CR.42 предположительно сбит.
Барнетт	флайт лейтенант	46-я	1 CR.42 предположительно сбит.
Бимиш	уинг коммандер	штаб авиакрыла	1 CR.42 — предположительно сбит.
Блетчфорд	флайт лейтенант	257-я	1 BR.20M — сбит, 0,25 BR.20M — сбит, 2 CR.42 — повреждены
Гоне	флайт лейтенант	46-я	0,5 BR.20M и 1 CR.42 — сбиты, 1 CR.42 — повреждён.
Дэйви	пайлот офицер	257-я	0,5 BR.20M — сбит.
Кей	пайлот офицер	257-я	2,5 BR.20M — сбиты.
Легетт	пайлот офицер	46-я	0,33 BR.20M — сбит.
Лукас	сержант	257-я	1 BR.20M — повреждён, 1 CR.42 сбит.
Мортимер	пайлот офицер	257-я	0,5 BR.20M — сбит.
Мрацек	пайлот офицер	46-я	2 CR.42 — сбиты.
Норт	пайлот офицер	257-я	2,5 BR.20M — сбиты.
Пниак	пайлот офицер	257-я	1 BR.20M — сбит, 1/2 BR.20M — сбит.
Пэррот	сержант	46-я	1 BR.42M — сбит.
Уокер	сержант	46-я	0,33 BR.20M — сбит.
Уэллс	флаинг офицер	штаб авиакрыла	1 CR.42 — повреждён.
Хедли	пайлот офицер	46-я	0,3 BR.20M — сбит.
Эндрюс	пайлот офицер	257-я	0,5 BR.20M — сбит.

Вынужденная посадка одного из подбитых итальянских истребителей из состава 95-й эскадрильи 18-й авиагруппы на английской территории после боя 11 ноября 1940 г.

Один из CR.42 (сер. № ММб978) из состава 83-й эскадрильи, пилотируемый сержантом Энцо Паникки, был сбит флайт лейтенантам Гонсом и упал в море. Второй «Фалько» (сер. № ММб976) из 85-й эскадрильи, совершил вынужденную посадку неподалёку от железнодорожной станции Кортон. Сержант Антонио Лаззари попал в плен. Третий «сокол» (сер. № ММ5701), пилотируемый сержантом Пьетро Сальвадори из 95- й эскадрильи, из-за отказа двигателя совершил вынужденную посадку на пляже возле маяка Орфорднесс. Ещё до того, как истребители вступили в бой, на самолёте Сальвадори лопнул маслопровод. Двигатель начал перегреваться, из-за чего Сальвадори покинул строй и лёг на обратный курс. Над побережьем его догнал «Харрикейн», пилот которого оценил ситуацию и, покачав крыльями, приказал ему садиться.

На допросе Сальвадори рассказал, что итальянские лётчики не понимают, зачем их сюда послали, они морально подавлены и не хотят воевать. Итальянцы плохо переносят местный климат, командование некомпетентно, а немецкие союзники плохо относятся к «макаронникам», даже не снабжают их продуктами и медикаментами. В общем, итальянский пилот был счастлив, что попал в плен и избавился от угрозы гибели. Не считая погнутых при капотировании лопастей винта, самолёт был практически исправен, так что его сразу же отправили в тыл для испытаний. Он получил бортовой номер ВТ474 и в настоящее время экспонируется в «Королевском Музее Битвы за Британию» в Хендоне.

Испытания трофейного CR.42 показали, что, хотя он и несколько уступает в скорости «Харрикейну», но существено превосходит последний в маневренности. Если бы итальянские пилоты вступили в бой и вели себя более агрессивно, англичане могли бы недосчитаться части своих истребителей в тот день. По результатам испытаний было признано, что оптимальной тактикой боя с вёртким бипланом является испытанная тактика удара и последующего ухода. Впоследствии этот опыт пригодился англичанам в боях над Мальтой и Северной Африкой.

В свою очередь, итальянцы заявили о девяти сбитых английских истребителях. Один из них был записан на счёт старшего лейтенанта Джузеппе Руззина. Надо сказать, что Руззин был одним из самых опытных лётчиков итальянского авиакорпуса: он открыл свой боевой счёт ещё в Испании, летая на «Фиате» CR.32. По окончании Испанской кампании он имел на своём счету четыре персональных и столько же (по другим данным — шесть) побед в составе группы. Затем он участвовал во вторжении в Южную Францию и 15 июня 1940 г. сбил истребитель М В-151.

Когда «Харрикейны» 249-й эскадрильи атаковали возвращающиеся итальянские самолёты, Руззин обстрелял один «Харрикейн». Как он позже доложил, ««Харрикейн» задымил и стал терять высоту». Ещё на один сбитый «Харрикейн» претендовали бортстрелки бомбардировщиков, однако фактически англичане не понесли потерь в бою с итальянцами 2* в тот день, только два «Харрикейна» получили повреждения.

Хотя англичанам удалось сбить только шесть самолётов, очень многие итальянские машины получили повреждения. Четыре BR.20M совершили вынужденную посадку на дюнах Дюнкерка и на аэродроме Дерни в районе Антверпена, 19 CR.42 не добрались до своих баз из-за повреждений или потери топлива из пробитых бензобаков. Самолёты сержанта Сантини (сер. №ММ5676) и старшего лейтенанта Таккини (сер. №ММ5662) из 83-й эскадрильи были разбиты при посадке. Без капли топлива пришлось садиться будущему асу лейтенанту Франко Бордони-Бислери. Самолёты старшего лейтенанта Рамоло Артины и лейтенанта Пеппо Ре при посадке перевернулись, но сами пилоты при этом не пострадали.

Следует упомянуть о том, что для отвлечения внимания британской ПВО в тот день пять «Кантов» Z.1007bis из состава 172-й эскадрильи в сопровождении 24 G.506nc 20-й группы совершили демонстративный полёт в район Грейт Ярмута, но не встретили никакого противодействия. Единственной неприятностью можно считать то, что некоторые пилоты истребителей получили обморожения — «стрелы» имели открытые кабины. К тому же отсутствие радиооборудования на истребителях сильно затрудняло совместный полёт.

Об итогах 11 ноября лучше всего было сказано британским премьером Черчиллем: «От них было бы намного больше пользы, если бы они защищали свой флот в Таранто».

На следующий день итальянцам удалось несколько поквитаться со своими обидчиками из 46-й эскадрильи. Маресчиалло Германо Гасперони из 74-й эскадрильи сумел сбить «Харрикейн» сержанта Уокера. Видимо, Уокер был убит или тяжело ранен, так как он не смог покинуть самолёт и погиб. Тем не менее, после полученного урока итальянцы на несколько дней прекратили полёты. Причиной столь печального завершения вылета признали неумение экипажей вести оборонительный бой, а также отсутствие боевого опыта. Сразу же часть пилотов отправили стажироваться в эскадрильи Люфтваффе.

Очередной вылет состоялся в ночь на 18 ноября, когда шесть BR.20M из состава 43-го стормо отбомбились по Гарвичу и безнаказанно ушли. В тот же день по требованию Люфтваффе два CR.42 были переброшены во Флиссинген в качестве разведчиков и ночных истребителей.

20 ноября, примерно в 10:10, одиночный BR.20M из состава 13-го стормо отправился бомбить Норвич, но вернулся из-за плохой погоды на маршруте. Спустя несколько часов, между 23:30 и 00:45 дюжина BR.20M из этого же соединения всё же добралась до цели, сбросив всего лишь семь 250-кг и семнадцать 100-кг фугасных бомб. При этом ночным истребителем был сбит один из самолётов 5-й эскадрильи (сер. №ММ22257). Утром тела старшего лейтенанта С.Паоли и сержанта Ч.Рилдани были найдены на побережье Вассенаара без парашютов, но в спасательных жилетах, что свидетельствует о том, что бомбардировщик мог некоторое время продержаться на плаву. Три остальных члена экипажа до сих пор считаются пропавшими без вести.

2* Единственные потери в тот день составили два «Харрикейна» из состава 17-й эскадрильи. Один из них был сбит экипажами Ju87, а второй — «стодевятыми». Боевой патруль из состава 17-й эскадрильи был отправлен для прикрытия конвоя, от которого были отозваны истребители 249-й эскадрильи. Немцы, чётко отслеживавшие с помощью своих радаров обстановку над Ла-Маншем, после ухода английских истребителей тут же направили для удара по судам группу Ju87 в сопровождении Bf 109.

После боя 11 ноября у итальянских механиков работы было, в полном смысле, по горло.

23 ноября истребительный патруль итальянцев совершал полёт по маршруту Дюнкерк — Маргейт — Истчерч — Фолкестоун — Кале. Группу из 26 CR.42 вёл майор Восилла (командир 18-й группо), его ведомым был лейтенант Франко Бордони-Бислери. Их сопровождали 24 G.506hc 20^a группо, двигавшиеся параллельным курсом на некотором удалении. Примерно в 11:40 «Спитфайры» Mk.II из состава 603-й эскадрильи поднялись в воздух из Хорнчерч и направились на юг. НадФолкестоуном они настигли двигавшиеся на запад CR.42 и атаковали их сзади. Два «Фалько» были сходу сбиты и упали в море. Старший лейтенант Гвидо Мазза из 83-й эскадрильи и старший сержант Дж. Грилло из 95-й эскадрильи были признаны пропавшими без вести. Самолёты старшего сержанта Кампанилле и сержанта Мелано получили сильные повреждения, из-за чего не дотянули до аэродромов базирования и совершили вынужденную посадку. Позже обнаружилось, что Кампанилле спас жизнь парашют, в котором застряло несколько пуль.

Тем временем итальянцы оправились от неожиданности и вступили в бой. Первым удалось открыть прицельный огонь англиским истребителям. Один «Спитфайр» обстрелял «Фиат» старший лейтенант Чезаре Гуинтелла, но пилот последнего не растерялся и, выполнив переворот через крыло, оказался на хвосте у своего противника, после чего в свою очередь открыл огонь, добившись нескольких попаданий. Маресчиалло Феличе Соцци из 83-й эскадрильи атаковал «Спитфайр», который обстреливал «Фалько» старшего сержанта Луиджи Горрини, который, в свою очередь, атаковал английский истребитель. Сам Соцци не избежал вражеского огня, получив несколько пуль в оба лёгких. Несмотря на тяжелейшие ранения, Соцци удалось дотянуть до побережья Бельгии и совершить вынужденную посадку! После выздоровления Соцци был награждён Серебряной медалью за воинскую доблесть.

603-я эскадрилья в тот день претендует на семь сбитых и два предположительно сбитых CR.42. Пайлот офицер Арчи Л.Уинскилл и сержант А.С.Дарлинг претендуют на два сбитых CR.42 каждый. Причём у Уинскилла это были первые победы. По одному «Фалько» записали на свой счёт пайлот офицеры Рональд Берри (9-я победа) и Б.Р.МакНамараи флаинг офицер Д.Дж. Колин Пинкни (третья победа). На предположительные победы претендуют Берри и флаинг офицер Джон С. Боултер. Это была его последняя победа — 17 февраля 1941 г. Боултер погиб в аварии. Пайлот офицер Ф. Дэвид С. Скотт-Малден претендует на два повреждённых CR.42.

Итальянцы заявили о пяти сбитых самолётах противника. Фактически только один «Спитфайр» Арчи Уинскилла был повреждён. Сам пилот не пострадал, а пробитый пулями фонарь быстро заменили.

Едва 603-я эскадрилья вышла из боя, как командование Королевских ВВС получило информацию о других вражеских самолётах в регионе. В 12:25 92-я и 74-я эскадрильи взлетели из Биггин-Хилла. В нескольких милях южнее Дувра пилоты 92-й эскадрильи обнаружили самолёты, идентифицированные как Bf 109, которые уклонились от боя. Пилоты 20-й группо, в свою очередь, доложили об обнаружении английских истребителей, но в бой не вступали. Очевидно, именно их и приняли за «Мессершмитты» английские лётчики.

25 ноября 25 CR.42 из Кале патрулировали в районе Маргейт. Из- за плохой погоды англичане перехватчиков не высылали.

В ночь на 28 ноября шесть итальянских бомбардировщиков, не встретив никакого противодействия, отработали по Ипсвич и благополучно вернулись на базы. Утром тех же суток 23 G.506nc в сопровождении немецких Bf 109 и 24 CR.42 прошлись по маршруту Эшфорд — Мэйдстоун — Дангинесс, но не встретили ни одного неприятельского самолёта.

В ночь на 29 ноября десять BR.20M из 13-го стормо провели очередной ночной рейд на Гарвич, Ипсвич, Лоустофт и Грейт Ярмут.

Выйдя к назначенным целям, их экипажи сбросили всего лишь 41 100-кг и 20 50-кг бомб. Бомбардировщики над целью встретили сильным зенитным огнём, и на обратном пути при заходе на посадку один из бомбардировщиков (сер. № ММ21908) упал на ферму в Завантерне. Все шесть членов экипажа во главе с командиром экипажа — старшим лейтенантом Т.Ребусчини — погибли.

Затем итальянцы взяли недельный тайм-аут, который завершился в ночь на 6 декабря, когда 12 бомбардировщиков без потерь отбомбились по Ипсвичу. В ночь на 14 декабря 17 BR.20M из состава 13-го и 43-го стормо вместе с немецкими бомбардировщиками D017Z из KG2 совершили беспокоящий рейд на цели на восточном побережье Англии. Один из итальянских бомбардировщиков был повреждён зенитным огнём над Гарвичем.

Следующий налёт на Гарвич был совершён в ночь на 22 декабря, когда город бомбили шесть BR.20M из состава обоих бомбардировочных соединений. Один из самолётов вернулся на базу с повреждениями, которые итальянцы приписали британскому ночному истребителю, однако никто из английских лётчиков не сообщал о воздушном бое в том районе. В следующую ночь шесть самолётов из состава 43-го стормо отбомбились по Гарвичу.

25 декабря командир 240-й эскадрильи решил в одиночку преподнести рождественский подарок англичанам и попытался прорваться к Лондону. В районе Эббевилла его BR.20M был обнаружен патрулирующими в воздухе истребителями и сбит. Экипаж успел выброситься с парашютами и попал в плен. Это был последний вылет итальянцев в районе Ла-Манша. Естественно, никакого весомого урона англичанам нанести не удалось, и, в конце концов, это осознали даже в Риме. 3 января

1941 г. все оставшиеся BR.20M и CR.42 взлетели со своих белигийских аэродромов базирования и направились в Италию. G.506nc остались в Бельгии для «оказания помощи и поддержки» Люфтваффе. Впрочем, немцы не питали иллюзий в отношении своих союзников, так что вся помощь итальянцев свелась к совместному патрулированию побережья Голландии, Бельгии и Франции, продолжавшемуся до 15 апреля 1941 г. В этот же период «макаронники» приступили к освоению Bf109E-4 и Е-7, на которых летали в составе JG51 в Казо, Франция. Это соединение, возглавляемое лучшим на тот момент немецким асом оберстом Вернером Мёльдерсом, ударными темпами перевооружалось на новейшие Bf 109F-2 и потому на его аэродромах имелся некоторый избыток «Эмилей». Позже несколько машин этой модификации «макаронники» «выклянчили» во II/JG54, которая вместе с первой и третьей группой 54-й эскадры также переоснащалась на более мощные «Фридрихи».

Одним из первых итальянцев, освоивших «мессер», был будущий ас капитано Фурио Никло Дольо. Немецкий истребитель так понравился итальянцам, что они потребовали у командира своего стормо немедленно купить сто таких машин! Немцам, готовившимся к вторжению в Советский Союз, самим не хватало современных самолётов и, естественно, они не собирались продавать столько нужных им самим Bf 109, однако согласились предоставить «Мессершмитты» для вооружения одного стормо. К разочарованию итальянских пилотов, командование «Реджиа Аэронаутика» не дало согласия на это. Тому есть несколько причин. Во-первых, Муссолини уже успел прославиться своим желением поддержать отечественное авиастроение, а во-вторых, уже вышли на испытания новые истребители МС.202 и Re-2001, которые не уступали, а кое-в чём даже и превосходили Bf 109Е. К тому же они оснащались тем же двигателем DB601 А, который по лицензии начал производиться фирмой «Альфа Ромео» KaKRA 1000R.C. 41-1.

3 апреля 1941 г в лётном происшествии погиб сержант Ремо Менегини из состава 353-й эскадрильи. Ещё одну потерю корпус понёс 13 апреля. Примерно в 11:45 старший лейтенант Марио Ронкалли из сос-тава 352-й эскадрильи взлетел на перехват неопознанного вражеского самолёта. Вскоре Ронкалли доложил об обнаружении цели, идущей на высоте около 300 м над Восточной Фландрией, но неожиданно прервал выполнение задания и направился к аэродрому Урсель. Его самолёт упал неподалёку от Стеенбрюгге, где пилот и был похоронен. Поскольку в тот день ни один самолёт Королевских ВВС не появлялся в воздушном пространстве над тем районом, было сделано заключение, что Ронкалли потерял управление. Это была последняя потеря CAI, а 16 апреля 20-я группа покинула Бельгию и направилась домой.

По возвращении в Италию 13-й и 43-й стормо были доукомплектованы до штатного состава и приняли участие в кампаниях против Греции и Югославии. Бипланы 18-й группы отправились воевать в Ливию, где к ним позже присоединились «Фиаты» 20-й группы.

Дальнейшая судьба участников этой битвы сложилась по-разному.

Единственная радость — письмо из дома.

Лейтенант Франко Бордони-Бислери воевал в Северной Африке, сначала на старом CR.42, затем — на МС.200 и МС.202. В ноябре 1942 г. он попал в автомобильную аварию, после лечения вернулся к полётам, освоил МС.205. К концу войны Бордони-Бислери дослужился до старшего лейтенанта и имел на своём счету 19 сбитых (в том числе шесть В-17) и ещё четыре предположительно сбитых английских и американских самолётов. Он также претендует на 18 сбитых в составе группы. После войны Бордони-Бислери возглавил семейное предприятие по производству спортивных товаров, позже стал главой аэроклуба Милано-Брессо. Прославленный ас погиб 15 сентября 1975 г в возрасте 62 лет. Возвращаясь из Милана в Рим на лёгком самолёте SF.260, он попал в грозу и врезался в гору в районе Кьявари. Вместе с Франко Бордони-Бислери погибли его десятилетний сын Франческо и близкий друг Джованни Аллегри.

Капитан Фурио Никло Дольо также стал асом. Он погиб над Мальтой 27 июля 1942 г, имея на своём счету семь побед. Дольо пал жертвой лучшего канадского аса Джорджа Берлинга из 249-й эскадрильи (статью о последнем можно прочитать в ИА № 2/2000).

Старший лейтенант Джузеппе Руззин закончил Королевскую Военно-Воздушную Академию. Позже он летал на МС.200, МС.202 и МС.205, прикрывая итальянские конвои в Средиземном море. В ноябре 1942 г. его эскадрилья перебазировалась на Сицилию, а в июне 1943 г. была перевооружена на Bf 109G-6. К концу войны он одержал шесть побед лично и четыре в составе группы, кроме того на его счёт записаны восемь повреждённых самолётов противника. Он был награждён двумя Серебряными и одной Бронзовой медалями за воинскую доблесть, Крестом за воинскую доблесть и немецким Железным крестом 2-го класса. В настоящее время Руззин проживает в Генуе.

Капитан Джорджио Солароли ди Бриона принимал участие в боях над Мальтой, отражал атаки американской авиации на объекты на территории Италии. Был награждён двумя Серебряными и одной Бронзовой медалями за воинскую доблесть и немецким Железным крестом 2- шл класса. К концу войны имел 11 личных, групповых и семь предположительных побед. После войны занимался сельским хозяйством, был председателем туринского аэроклуба. Умер в 1996 г.

Лейтенант Феличе Скваццони до конца войны одержал всего две победы. После капитуляции Италии в 1943 г перешёл на службу в Итальянские Национальные Республиканские ВВС.

Флайт лейтенант Норман Барнетт вскоре вслед за итальянцами последовал на Средиземноморский ТВД, где был сбит и погиб над Мальтой в бою с МС.200 из состава 7-й группо 11 июня 1941 г. На эту победу претендуют старший лейтенант Чибин и сержант Факкини.

Пайлот офицер Карол Мрацек до конца «Битвы за Британию» успел повоевать в составе 43-й и 46-й эскадрилий. Позже он дослужился до скуодрон лидера и командовал 313-й (чехословацкой) эскадрильей, а затем в чине уинг коммандера — всем чехословацким авиакрылом. После войны Мразек вернулся в Чехословакию, проживал в Яблонце, где и скончался 5 декабря 1998 г.

Весной 41 — го стало окончательно ясно, что без непосредственной военной поддержики Германии итальянские вооружённые силы не в состоянии вести боевые действия. Однако зимой 1942–1943 гг. стало очевидно, что силы Вермахта и Люфтваффе также не безграничны. Под Сталинградом сложил головы почти весь итальянский экспедиционный корпус (CSIR), а после высадки союзников на Сицилии Италия раскололась на два лагеря, и теперь «макаронников» били все сразу. Тем не менее, Италии, удалось начать войну в стане агрессора, а завершить в числе стран-победительниц!

ДИСКУССИОННЫИ КЛУБ

Точность прежде всего

Александр Марданов

«Сколько вешать в граммах?..»

реклама компании «Би Лайи>>

Развернувшаяся на страницах авиационных журналов весьма острая дискуссия между Александрам Мардановым и Юрием Рыбиным в отношении оценки эффективности действий советской авиации и Заполярье в первый период Пеликан Отечественной воины не прошла мимо нашего журнала. Замечу, что инспирирована она была (хотя и неумышленно) с одной стороны, выпускающим редактором «Авиамастера» В. Кондратьевым, а с другой, главным редактором журнала «Авиация" 3. Катаевым, практикующим в своих изданиях так называемую потоковую публикацию попадающих о редакцию материалов. К чему это приводит, можно наблюдать регулярно. Например, в последних своих номерах оба редактора внесли немеркнущий вклад в развитие военной терминологии. В «Авиамастере» № 3/2003 на с. 6 можно узнать, что у болгар была «вторая оперативная армия», а на с. 18 журнала «Авиация» появился термин «тактическая посадка». Замечу, что призыв к авторам и редакторам, брошенный каш), ист. наук М.Морозовым в статье «Должны ли историки знать историю?» (см. «Авиамастер» № 3/2002), грамотно пользоваться военной терминологией при описании боевых действии, так и остался гласом вопиющего в пустыне! Нет-бы спокойно прочитать предложенную публикацию. посмотреть, что ещё было опубликовано по данной теме, посоветоваться со специалистами, но… куда, там… Лишь бы успеть побыстрее выпустить очередной номер. В результате, вместо того, чтобы помочь авторам грамотно расставить все точки над 4» в их работах (это, кстати, и является главной задачей редакторов), и Э.Катаев, и В. Кондратьев часто попросту дискредитируют себя, своих авторов, а заодно и собственные журналы. В итоге почтеннейшая публика может наблюдать очередной раунд борьбы, который, надо признать, с точки зрения информации, оперируемой оппонентами, будет весьма интересен для многих читателей.

Как говорится, приятного просмотра.

Александр Булах.

Написание статьи «Защищая русский Север», не имело целью постановить под сомнение компетентность Юрия Рыбина, как он это воспринимает, а показать недопустимость тех категорических оценок, которые допущены им в своих работах. Тема войны в Заполярье очень объемная, многогранная, неоднозначная, и в объеме журнальной статьи нет возможности подробно показать боевую работу всех авиационных частей, поэтому я ограничился деятельностью ВВС СФ, которые составляли значительную часть всей советской авиационной группировки в Заполярье. Характеризуя работу «Защищая русский Север» по исследованию боевых действий ВВС СФ как одностороннюю и поверхностную, Ю.Рыбин забывает, что сам обрисовал воздушную войну в Заполярье в основном, на примере одной лишь истребительной эскадрильи 6/JG5. Задачей же моей работы было более-менее системно отразить боевые действия одного из двух имевшихся здесь объединений — ВВС СФ для того, чтобы читатели сами могли оценить степень активности и организованности в использовании советской авиации на Севере в 1941 г. Боевые действия частей ВВС 14-й армии требуют дополнительного изучения и подробного описания. Однако, следует напомнить, что в статье «Защищая русский Север» ВВС 14-й армии фигурирует как активный участник боев. Для оценки потерь в советской авиации приведены потери также и ВВС 14-й армии, которые, необходимо признать, требуют уточнений и дополнений, но передают, в целом, динамику изменения советских потерь по месяцам.

Напомню основные вопросы, которые вызвали у меня возражения в работах Ю.Рыбина:

1. Система базирования немецкой авиации в 1941 г. на Мурманском и Кандалакшском направлениях.

2. Показ Ю.Рыбиным на основе боевых действий 6-й эскадрильи 6/JG5, в основном, побед немецких пилотов.

3. Тезис Рыбина о том, что «советской истребительной авиации отводилась пассивная роль… Тем самым инициатива добровольно отдавалась в руки пилотов «Мессершмиттов». К тому же между командованием ВВС Северного флота и ВВС 14-й армии не было отработано взаимодействие. Каждое из объединений выполняло боевые задачи в своих интересах, не согласуя их с соседом».

4. Уверенность в полноте современных списков немецких потерь.

Вопросу базирования немецкой авиации на Мурманском направлении отведено большое значение не случайно. Ю.Рыбин удивляется, почему этому вопросу отведено столь пристальное внимание. Ну как же? Ведь мысль о том, что немецкие истребители Bf 109Е в 1941 г. действовали на Мурманскомнаправлении с одного удаленного аэродрома Хебуктен проходит красной чертой не через одну работу Ю.Рыбина. Вот выдержки из его статей.

«Затяжные воздушные бои вражеским истребителям были просто невыгодны, поскольку они базировались на удаленном аэродроме Хебуктен под Киркенесом. Нехватка горючего на обратный полет вынуждала пилотов находиться над нашей территорией не более 15 минут» («О Сафонове не по мемуарам», «Мир Авиации», № 1/1995 г.).

«Боевые вылеты в небе Заполярья проходили в исключительно сложных условиях… В первую очередь сказывалась удаленность аэродрома базирования от района военных действий». Речь идет о лете 1941 г. «Весной 1942 г. характер боевых действий на Полярном фронте резко изменился. Если в прошлой кампании пилоты «мессеров» нередко избегали воздушных боев под Мурманском, то теперь они рвались в бой… Причин для такого изменения поведения противника было немало…Немалую роль играла и близость основного места базирования «мессеров» на этом направлении. За зиму наземные службы Люфтваффе построили новый аэродром Луостари, расположенный гораздо восточнее старого Хебуктена, что почти вдвое сократило расстояние до основной цели — города Мурманск, а это, в свою очередь, позволило вести продолжительные воздушные схватки, не боясь о расходе горючего». Это выдержки из работы «Expertenstaffel за Полярным кругом». Но позвольте, в этой же работе описываются события 4 августа 1941 г., когда над аэродромом Шонгуй четыре Bf 110 и столько же Bf'109 вступили в ожесточённый бой, длившийся более 30 минут, с четырьмя ЛаГГ-3 и тройкой И-16.

О действиях советских бомбардировщиков с аэродрома Луостари ещё в финскую войну говорят документы 137-го Ксбап (до мая 1940 г. имел наименование 5-й скоростной бомбардировочный полк). Участвуя в боях против Финляндии с ноября 1939 г., полк на бомбардировщиках СБ в январе 1940 г. перебазировался на аэродром Луостари. И не мудрено, что как только 25 июня 1941 года Финляндия объявила войну Советскому Союзу, на Луостари, а также на другие финские аэродромы Кемиярви и Рованиеми начинается перебазирование немецкой авиации. Разведывательные сводки 1-й САД (с 22 августа 1941 г. 1-я САД преобразована в ВВС 14-й армии), действовавшей на Мурманском и Кандалакшском направлениях, с первых дней войны говорят о наличии на аэродроме Луостари немецких самолетов. Разведсводка № 6 (ЦАМО Ф.20005, оп.1, N9 дела 1) по состоянию на 06:00 25 июня 1941 г. гласила: «На аэродроме Луостари имеются немецкие бомбардировщики». В следующей разведсводке N97 к 12:00 этого же дня отмечалось: «10:45 на аэродроме Луостари самолеты замаскированы деревьями, количество не установлено», а к 18:10 на аэродроме Луостари уже было установлено базирование восьми — десяти бомбардировщиков и шести — восьми истребителей (разведсводка N910). Это был первый день боевых действий над финской территорией армейской и флотской авиации.

Надо признать, что игнорировать эти факты было Ю.Рыбину трудно и в своей последней статье «Лучшая защита…» («Авиация» N911), он в конце концов приходит к выводу, что аэродром Луостари летом 1941 года являлся передовым аэродромом немецкой истребительной авиации, но не мог принимать немецкие бомбардировщики. Думается, количество истребителей Bf 109 на Луостари не ограничивалось восемью самолетами, ведь по западным источникам здесь базировалась и 1/JG77, но, как на любом аэродроме, и здесь число самолетов не было постоянным.

Теперь рассмотрим условия деятельности немецких истребителей летом 1941 г. Истребителям Bf109E при взлете с аэродрома Хебуктен вполне хватало топлива для действий в районе линии фронта, отстоявшей на 97 километров. Действовавшим же с аэродрома Луостари Bf 109Е горючего было достаточно (даже без использования подвесных бензобаков) для ведения воздушных боев в районе Мурманска, находившегося всего лишь 88 километрах от Луостари. Истребители-бомбардировщики Bf 110, обладавшие гораздо большей дальностью, спокойно действовали не только над линией фронта и над районом Мурманска, но также и над нашим глубоким тылом. Так что тезис Ю.Рыбина о том, что пилоты «Мессершмиттов» в 1941 г. под Мурманском нередко избегали воздушных боев с советскими истребителями по причине недостатка топлива, не выдерживает критики 1*.

В своей последней статье «Лучшая защита…» Ю.Рыбин, следуя своей теории, считает, что летом 41 — го на Мурманском направлении советские летчики-истребители видели «Мессершмиттов» только издалека. Там же, но на с. 10–11 можно найти другой «шедевр»: «Теперь рассмотрим ещё один миф, который до сего времени не вызывает сомнения в его правдоподобности. Во всех наших, как научно-исторических, так и в мемуарно-литературных произведениях говорится о том, что летом 1941 г. в небе Заполярья якобы происходило грандиозное и тяжелое для наших ВВС сражение за господство в воздухе: «Борьба за господство в воздухе с большим напряжением сил велась авиацией фронта и Северного флота, а также войсками ПВО с первых дней войны…

…В какой-то степени я могу согласиться с заявлениями о «напряженной» «до изнеможения» боевой деятельности наших летчиков, но утверждение, что «многие вылеты сопровождались боями», выглядит более чем странным, так как с самых первых дней войны немецкие летчики-истребители избегали схваток с нашими многочисленными истребителями и атаковали лишь отдельные самолеты, летчики которых, применяя выражение «полярных охотников» Люфтваффе — «в полете позволяли себе о чем-то помечтать…».

…Бои с истребителями противника летом 1941 г. были редким исключением! Выходит, за господство в воздухе так яростно и героически наши летчики-истребители сражались с вражескими бомбардировщиками».

Очень странно, что, имея обширный материал по боевым действиям в небе Заполярья, Ю.Рыбин до сих пор считает, что бои с «Мессершмиттами» на Мурманском направлении летом — осенью 1941 г были исключением. Можно посоветовать Рыбину более внимательно изучить статью «Защищая русский Север», где на примере только ВВС СФ хронологически показано, что напряженные воздушные бои с участием «мессеров» под Мурманском и в районе линии фронта велись с самого первого дня немецкого наступления — 29 июня 1941 г. Приведу только даты зафиксированных воздушных боев с участием флотских истребителей и «Мессершмиттов» в июне — июле 1941 г.:

29.06.41 г., 01.07.41 г., 03.07.41 г.,

08.07.41 г., 17.07.41 г., 19.07.41 г.,

21.07.41 г.,22.07.41 г., 25.07.41 г.,

26.07.41 г., 27.07.41 г.,28.07.41 г., 29.07.41 г.

Большинство из них произошли в районе аэродрома Ваенга, на который немцы совершали до трех бомбардировочных налетов в день. При этом бомбардировщики Ju87 и Ju88 каждый раз сопровождались истребителями. Так же моему оппоненту, приступая к критике, внимательнее нужно было изучить статью «Защищая русский Север», в которой были приведены отнюдь не только победы в воздушных боях североморских летчиков, но и горькие поражения, которые летчики 72-го авиаполка понесли, к примеру, 1 июля над линией фронта или 19 июля в районе Ваенги. Вопреки утверждениям Ю.Рыбина, фашистские истребители были активны и сбили много советских самолетов в напряженных воздушных боях, но при этом и сами понесли потери.

Несколько зафиксированных случаев уклонения Bf 109 от воздушных боев летом 1941 г. можно отнести к малочисленности «мессеров». Кроме этого, нужно учитывать, что «Мессершмитты» часто действовали над советской территорией, поэтому их пилоты были в невыгодном положении и, без сомнения, проявляли осторожность, чтобы не быть сбитыми над нашей территорией. Здесь мог сказаться пример вынужденной посадки и невозвращения из района Ваенги 29 июня командира группы гауптмана Лоевски.

Совершенно не понятны язвительные выпады автора статьи «Лучшая защита…» на с.11 в отношении советских истребителей, боровшихся с вражескими бомбардировщиками, что, по мнению Ю.Рыбина, не является борьбой за господство в воздухе (ох уж и увлечен автор этим громким термином «борьба за господство в воздухе»). Справедливости ради отмечу, что противодействие налётам вражеских бомбардировщиков как раз и являлась одной из главных составляющих «борьбы за господство в воздухе». Заставить бомбардировщиков противника отказаться от выполнения боевой задачи, отвернуть от цели, либо помешать прицельно отбомбиться, сбивать их и, как результат, заставить их экипажи проявлять осторожность при их действиях в районе защищаемых объектов, вынудить их действовать с больших высот, а значит, снизить точность и эффективность бомбовых ударов — это ли не главнейшая задача истребительной авиации в оборонительных операциях в ходе той самой «борьбы за господство в воздухе»?

1* В упрощённой форме оперативный радиус действия поршневых боевых самолётов равен примерно 2/5 дальности полёта. Иными словами, для Bf 109Е, который без ПТБ имеет дальность полёта 660 км, эта величина составляет примерно 260–270 км, а для двухмоторного Bf 110C/D, способного пролететь без ПТБ 1090 км, она была существенно больше и составляла 430–440 км. Установка стандартных 300-литровых подвесных бензобаков существенно увеличивала этот показатель. Например, у Bf 109Е оперативный радиус возрастал до 400 км! Так что говорить об удалённости немецких аэродромов от районов боевых действий действительно не приходится. — Прим. Ред.

Удар с воздуха гранулиованным фосфором наносят советские самоловы. Кольс^ртй полуостров, лето 1941 г.

Замену, что выполнение этой задачи усложняется в несколько раз, если бомбардировщики противника сопровождаются истребителями. Именно это и происходило под Мурманском начиная с 29 июня 1941 г. А частота возникновения воздушных боев в разные периоды была не одинаковая, как и их продолжительность, и ожесточенность. К воздушному бою относятся не только длительные схватки истребителей, но и короткие схватки (одна-две атаки по бомбардировщику или разведчику).

О напряженной боевой работе лётного и технического состава можно судить по количеству и частоте самолето-вылетов. Во флотской авиации под Мурманском особенно напряженно действовала 3-я эскадрилья 72-го САП на И-153 капитана Туманова, равно как и эскадрилья И-153 армейского 147-го ИАП. В первые дни войны самые многочисленные в ВВС СФ истребители И-15бис из состава 1-й и 2-й эскадрилий, имевших 28 самолётов (в 3-й АЭ было 17 И-153, а в 4-я АЭ только четыре И-16) флотским командованием весьма активно задействовались при сопровождении бомбардировщиков, в штурмовках, но, после поражения 1 июля над линией фронта, И-15бис стали использоваться во втором эшелоне, в основном в оборонительных действиях при патрулировании над своими тыловыми объектами, и всё реже — над своими войсками.

В этих условиях на пилотов «Чаек» легла основная нагрузка при оказании непосредственной поддержки своих наземных войск. «Чайки» при отсутствии специализированных штурмовиков оказались просто незаменимыми универсальными самолетами. Сброс бомб ими производился с пикирования до 45° и с бреющего полёта, что повышало точность бомбометания. Калибр применявшихся авиабомб правда не превышал 50 кп кроме этого, в арсенале И-153 были реактивные снаряды и зажигательные смеси. Отсюда большой процент боевых вылетов советской истребительной авиации на штурмовые действия, которые весьма высоко оценивались командованием сухопутных войск. Эти действия советских истребителей, а также сопровождение бомбардировщиков к линии фронта и в налётах на вражеские порты, никак нельзя называть оборонительными уже хотя бы потому, что нашим лётчикам приходилось действовать в зоне вражеской объектовой или войсковой ПВО.

К описаниям эффективных действий фашистской ударной авиации, приводимым Ю.Рыбиным в статье «Лучшая защита…», для более объективной картины стоит добавить описания эффективных действий советской штурмовой и бомбардировочной авиации. Объективно оценить результаты своих авиационных налетов весьма непросто, но сохранились некоторые конкретные описания действий советской ударной авиации. Так, в отчетах штаба ВВС 14-й армии рассказывается о применении боевых зажигательных средств летом — осенью 1941 г Бомбардировщики СБ использовали ампулы АЖ-2, а истребители И- 153 и И-15бис применяли гранулированный фосфор из приборов ВАП-6М. Не имея желания расписывать страшную гибель немецких солдат, приведу пример применения зажигательных средств как боевой эпизод. 20 июля 1941 г. противник вел наступление на Луттском направлении (южнее Мурманского), натиск его сдерживал 80-й погранотряд. «Самолеты И- 153 в сопровождении И-16 с бомбами и гранулированным фосфором произвели до 100 самолето-вылетов на штурмовые действия… На поле боя осталось до 300 обуглившихся трупов только от поливки гранулированным фосфором». Много это или мало? 300 трупов — это целый батальон! Если же сюда добавить оставшихся в живых обожённых и раненых, то почти наверняка можно сказать, что какому-то полку немецких егерей пришлось весьма не сладко под этим огненным дождём! Жестоко, безусловно, но начавшаяся 22 июня война была войной на уничтожение, и уже 1 июля немцы применяли огнеметы для выкуривания гарнизонов наших ДОТов.

Еще один яркий пример эффективных действий авиации описан в «Боевой летописи Военно — Морского флота 1941–1942» (Москва, 1992 г.): «28 сентября. В результате налета 9 бомбардировщиков и 26 истребителей 72-го Краснознаменного смешанного авиаполка на расположение войск противника в районе оз. Титовское были разрушены мост через р. Петсамон — Йоки и линия проводной связи. Взрывы бомб вызвали оползни, в результате было запружено русло реки. Войска противника у р. Зап. Лица и в районе перешейка полуострова Средний оказались на несколько дней отрезанными от своих тылов.»

Сетуя на то, что «огневых контактов» с самолетами противника у советских истребителей было мало, Ю.Рыбин забывает о том, что немцы не смогли отразить массу советских налетов. Многие налеты немецкой авиации прошли также безнаказанно. Вообще, вероятность встречи в воздухе, успешности перехвата и даже просто возникновения воздушного боя зависит от многих факторов, и, думаю, сегодня никто не скажет, сколько точно «огневых контактов» имели немецкие истребители и какой процент они составляли от всех вылетов. Оперирование цифрами «огневых контактов», как это делает Ю.Рыбин, по этой причине, не имеет смысла. Учёт расхода боеприпасов также мало что даёт, поскольку истребители противоборствующих сторон, не встретив в ходе патрулирования воздушного противника, часто расстреливали боезапас по наземным целям. Можно лишь предполагать, что некоторые немецкие истребители имели большее число встреч с советскими самолетами, но это всё малозначимые предположения.

Чтобы наглядно представить себе напряженность в боевой работе летом 1941 г., рассмотрим хронику нескольких дней 72-го САП, обратив особое внимание на высокую интенсивность боевой работы 3-й эскадрильи И-153 капитана Туманова.

6 июля Северный флот высадил первый десант в составе одного батальона 52-й стрелковой дивизии 14-й армии (529 человек) с целью содействия 52-й стрелковой дивизии, наносившей контрудар по прорвавшимся на правый берег войскам противника. Совместные действия 14-й армии и флота имели успех, противник был отброшен на западный берег реки Западная Лица. Перегруппировавшись, немцы на следующий день 7 июля вновь форсировали Западную Лицу, но контрудар 52-й дивизии и второго десанта в составе 500 человек нанесли тяжелые потери противнику и вновь отбросили его на левый берег. На следующий день 8 июля противник вновь попытался форсировать реку Западную Лицу, но и на этот раз безуспешно.

6 и 7 июля 72-й САП выполнял следующие задачи: разведка войск противника; прикрытие наземных войск; прикрытие кораблей, высаживавших десанты и обстреливавших противника артиллерийским огнем; штурмовые действия (эскадрилья И-153); прикрытие своих аэродромов; сопровождение бомбардировщиков СБ, осуществлявших бомбардировки аэродрома Хебуктен, порта Варде и транспортов, а также артиллерийских батарей противника. Особенно интенсивными действия 72-го САП были в эти дни 8 июля, продолжавшиеся круглые сутки, поскольку стоял полярный день. Посмотрим повнимательнее на страницы из «Журнала учета боевых вылетов 72-го АП ВВС СФ с 23.06.41 г. по 31.12.41 г.».

Как видим, 8 июля группы И-15бис и И-153 дважды имели встречи с Bf 109, что не помешало штурмовикам И-153 «висеть» над головами противника, об этом не стоит забывать, когда говорится о том, что Ju87 «утюжили» наши войска. И это только данные по флотской авиации.

О необходимости помощи, которую оказывала советская авиация обороняющимся войскам, а также результатах ударов говорят оценки наземных войск. После успешных штурмовок 8 июля командование фронта объявило благодарность лётному составу ВВС СФ.

Ещё большая интенсивность боевых действий авиации обнаруживается в период второго наступления немцев на Мурманск с 11 июля 1941 г. В качестве бомбардировщиков были задействованы даже гидросамолеты ГСТ из состава 118-го МРАП. Эскадрилья И-153 капитана Туманова в этот день выполнила 8 групповых вылетов на сопровождение бомбардировщиков, прикрытие кораблей на переходе, по штурмовым действиям на линии фронта, патрулированию над своими аэродромами. Ведя интенсивные боевые действия 10,11, и 12 июля, многие летчики успели выполнить за сутки по пять-семь вылетов, при этом по два раза участвовали в бомбо-штурмовых ударах. Так командир звена старший лейтенант Родин, вылетев на разведку в 21:28 10 июля, после посадки через 2,5 часа вылетает на сопровождение шестерки СБ к линии фронта. Выполнив задание, группа И-153 совершает посадку в 00:5211 июля, а в 10:25 старший лейтенант Родин вылетает на штурмовку в составе группы из 10 И-153 капитана Туманова. Через 1,5 часа после посадки в 13:05 следует вылет на патрулирование над своими аэродромами, так как в этот день был налет на Ваенгу, где воздушный бой вели И-15бис. Проведя в воздухе 1 час 30 минут, менее чем через час (в 15:28) Родин вновь вылетает на штурмовку в составе группы из семи И-153. Через четыре часа после возвращения на свой аэродром в 20:20 командир звена с тремя другими пилотами вновь патрулирует над аэродромами, еще через 15 минут после посадки четверки И-153 два звена капитана Туманова и старшего лейтенанта Родина вылетают на прикрытие атакованного до этого немецкими пикировщиками сторожевого корабля «Смерч». Как видно уже на этом примере, наши лётчики вели весьма интенсивную боевую работу.

Таб.1. Выписка за 8 июля 1941 г. из журнала учёта боевых боевых вылетов 72-го АП ВВС СФ за период с 23.06.41 г. по 31.12.41 г.

(ЦВМА, Ф.1982, оп.016526, № д.2.)

Подразделение и задание	Состав группы и высота	Тип и кол-во самолётов	Время выполнения задания	Сведения о выполнении боевого задания
2-я ИАЭ. Патруль в р-не Зап. Лицы	звеньями, сменяя друг друга Н=1000	14 И-15 бис	24:00–04:35	Задание выполнено. Обнаружены три Bf109. Произведена по ним атака, противник боя не принял, ушёл в облачность 1*
3-я ИАЭ.	КАЭ Туманов Адонкин Алагуров Плотко Хрусталь Комиссаров	6 И-153	02:10–02:55	Задание выполнено. Произвели 10 атак.
Штурмовка назем, целей в р-не Зап. Лицы.				Противник вел пулемет, огонь.
3-я ИАЭ.	Воловиков	6 И-153	12:40–13:27	Задание выполнено. Произвели 6 атак. Наши самолеты были атакованы истребителями Bf109. Самолеты Васильева, Верховского, Бабия имеют пулевые пробоины.
Штурмовка назем, целей в р-не Зап. Лицы	Васильев			Васильевым сбит один Bf 109.
	Хрусталь
	Плотко
	Бабий
	Верховский
3-я ИАЭ.	КЗ Юдин Адонкин Алагуров Родин Комиссаров	5 И-153	13:18–14:00	Задание выполнено. Произвели 6 атак.
Штурмовка назем, целей в р-не Зап. Лицы				Противник вел пулемет, огонь.
4-я ИАЭ.	Сафонов	5 И-16	19:25–20:40 Н=1000 м.	Задание выполнено.
Патруль над аэр. Ваенга-Грязная	Яковенко
	Максимович
	Раевский
	Абишев
5-я БАЭ. Бомбоудар по транспортам в порту Варде.		6 СБ	16:26–18:50	Бомбы сброшены (Н=900 м) результаты экипажи не наблюдали 2*. Самолёты обстреляны зенитной артиллерией.
5-я БАЭ. Бомбоудар по арт батареям на высотах 240,8, 193,9 и 129,9		6 СБ	22:30–23:42	Батареи прекратили огонь3* Один СБ имеет три пулевых пробоины. Самолёты обстреляны зенитной артиллерией.

^1* Запись для звена Шевченко, Афанасенков, Дижевский в 2 ч 10 м-3 ч 20 м. — Прим. авт.

^2* В целях уменьшения вероятности перехвата на обратном пути, бомбардировщики уходят на максимальных скоростях — Прим. авт.

^3* Сообщение получено из штаба 14-й Армии — Прим. авт.

СБ 2М-100 из состава 137-го БАП ВВС 14- й армии с двумя РРАБ-500 на внешней подвеске. Зима 1941–1942 гг.

В том, что истребители противника не смогли оказать эффективное противодействия советским штурмовикам и бомбардировщикам в эти дни (сбит один ГСТ из состава ВВС СФ) дают основание говорить о достигнутом локальном превосходстве в воздухе советской авиации. На примере старшего лейтенанта Родина наглядно видно, что летчик за сутки выполнил семь боевых вылетов, проведя в воздухе 8 часов 26 минут. При этом он успел дважды проштурмовать войска противника, сопроводить бомбардировщики к линии фронта, слетать на разведку, прикрыть боевые корабли на переходе и два раза осуществить патрулирование своих аэродромов в течение дня, когда был налет на аэродром Ваенга.

Всего 11 июля летчики 72-го САП ВВС СФ выполнили 102 боевых вылета: 41 И-15бис, 40 И-153, шесть И-16 и 15 СБ. Обратим внимание на то, что 4-я эскадрилья И-16 капитана Сафонова в эти дни имела меньшее число самолето-вылетов, что объясняется использованием командованием ВВС СФ И-16 как главной ударной силы в борьбе с самолетами противника. Как только над линией фронта или в районе тыловых объектов флота появлялся воздушный противник, на перехват высылались пары, тройки, либо четверки И-16, которые в то время были самыми скоростными истребителями, имевшимися в распоряжении советского командования на Заполярном ТВД. Редко отмечено патрулирование И-16 над аэродромами, поскольку они дежурили на земле. Патрулирование вели, в основном, И-15бис, либо И-153. Здесь просматривается дифференцированность в применении имевшихся сил, а не сплошное патрулирование, которое столь яростно критикует Ю.Рыбин. Однако, именно патрулирование зачастую позволяло отразить вражеские налеты, поскольку из положения «дежурство на земле» перехватчики часто не успевали настигнуть противника даже на отходе, что стало известно ещё в ходе «Битвы за Англию».

Таким образом, советские летчики-истребители достаточно успешно, хотя, естественно, не всегда, выполняли целый комплекс важнейших боевых задач, а не сплошь выполняли, как выразился Ю.Рыбин «эти вылеты на «патрулирование», во время которых нашим летчикам приходилось по «десять-двенадцать» часов «утюжить» воздух». Кстати, приводить в подтверждение слова Гюнтера Ралля, который вообще никогда не был под Мурманском, просто некорректно. Похоже «суматоха…царила» не «в штабах и умах командования Северного флота и Карельского фронта в первые недели войны», а в уме автора «Лучшей защиты…», который, не вникая в особенности боевого применения советской авиации, диктуемые обстановкой, набрасывается с критикой на командование авиации и флота. В заключение «патрульной» темы стоит отметить, что и немцы применяли патрулирование над своими войсками, аэродромами, а несколько позже — и военно-морской базы Киркенес, что было вполне естественно в условиях активности советской авиации.

Во второй половине июля немцы, получив значительное подкрепление, введя в действие две эскадрильи бомбардировщиков Ju88, а также пополнив другие подразделения, начали мощный натиск на флотские аэродромы. Причиной этого и была, по всей видимости, большая активность советской авиации. В этот период ожесточенность воздушных боёв заметно возрастает.

Теперь коснемся вопроса приведения в готовность № 1 флотской авиации 22 июня 1941 года. В первой части своей статьи Ю.Рыбин приводит два приказа командира 72-го САП от 26 и 27 июня с целью показать, насколько не готовы были авиационные части Северного флота к ведению боевых действий. В первом приказе № 052 от 26.06.41 г. отмечалось: «…безобразно плохое рассредоточение и замаскировонность материальной части… Требую немедленного устранения перечисленных недочетов…» («Авиация» № 11, с.6). Второй приказ гласил: «Ряд фактов свидетельствуют о том, что мои требования выполнены неточно: рассредоточение самолетов и их маскировка остается до сего времени неудовлетворительной…» (там же). Значит, рассредоточение и маскировка все-таки производились, но на то и командиры, чтобы выявлять недостатки и заставлять подчиненных их устранять. Военнослужащие и в наше время знают, что недостатки в армии всегда были, есть и будут, а значит, будут и приказы командиров, направленные на устранение этих недостатков.

Ни Ю.Рыбин, ни А.Марданов не видели, как стояли самолёты на аэродроме Ваенга ни 22 июня, ни 26-го, ни 29-го числа, а посему нельзя судить по приказам командира полка, говорящего о недостатках, о том, насколько плохо она была рассредоточена. Хотелось бы спросить для сравнения, серьезно ли немцы занимались маскировкой своей техники в тот период войны? Ведь и советской авиации в июле удалось нанести эффективные удары по аэродрому Хебуктен, хотя для этого использовались устаревшие бомбардировщики СБ.

В то же время, из отчетов штаба ВВС СФ известно, что «для базирования авиации ВВС СФ имелся перед войной лишь один аэродром Ваенга, и тот оборудован не полностью, позволяющий производить взлет и посадку только в одном направлении. Матчасть и личный состав не имели убежищ и укрытий… Перед самой войной для истребительной авиации были оборудованы две посадочные площадки: Пумманки и Титовка, но в связи с тем, что они находились в непосредственной близости от линии фронта, возможность базирования на них авиации совершенно исключалась. Такое положение совершенно исключало возможность маневрирования и рассредоточения сухопутной авиации. Морская авиация (имеется в виду гидроавиация — Прим. авт.) находилась в несколько лучших условиях…»

В ходе войны «силами ВВС СФ дооборудован аэродром Ваенга, построены аэродромы Ваенга-2, Чалмпушка, Ловозеро. На всех сухопутных аэродромах сооружены надежные убежища для личного состава и укрытия для материальной части. Каждый самолет был «врыт» в землю, спрятан в «капониры» …Эта работа велась с первых же дней войны». Здесь к строчкам из отчетов стоит добавить, что аэродромы в Заполярье были песчаными, а растительность не густая, вследствие чего прятать самолеты в лес не было возможности, а на аэродроме Ваенга к 29 июня базировалось порядка 76 боевых самолетов.

Вероятно, до начала войны и в первые её дни наши командиры разного уровня, не имея представления о возможностях авиации противника по атакам аэродромов, прикладывали недостаточные усилия для строительства укрытий. Но в ходе боевых действий на заполярных аэродромах в условиях относительно устойчивой линии фронта личным составом авиачастей были построены индивидуальные укрытия и заглубления для самолетов. По всей видимости, эти укрытия показали свою высокую эффективность, так как смогли обеспечить сохранность материальной части при авианалетах противника. Находящаяся же без укрытий техника, пусть даже замаскированная, неизбежно страдала от бомб, сбрасываемых на стоянки самолетов.

Здесь стоило бы привести сравнение с тем, как немцы укрывали свою технику, и какие последовали приказы фашистского командования после безнаказанного налета девятки СБ на аэродром Хебуктен 7 июля 1941 г., когда только достоверно уничтоженных было два самолета: Bf 110 и Ju88. Можно предположить, что приказы немецкого начальства были не поощряющие, но мы их пока не имеем в своём распоряжении, а поэтому приводить только критические приказы советских командиров для выпячивания недостатков в подчиненных частях, как это делает Рыбин, является однобоким подходом.

Таб.2. Результаты налётов и воздушных боёв над аэродромами ВВС СФ Ваенга 1 и -2 в 1941 г.

Дата	Количество атакующих самолётов (советские данные)	Количество сбитых нем. сам-ов в возд. боях (советские данные)	Подтверждение по иностранным источникам	Советские потери в воздушных боях	Количество советских сам-ов уничтож. на земле
29.06 два налёта	Более 30 Ju88, Bf109, Bfl 10	1 Не111,1 Ju88, 1 Bf109 2 Ju88	1 Bf109	нет	2 И-16, 2 И-15бис и 1 СБ
03.07	8 Ju88+6 Bf109	1 Bf109, 1 Ju88, и Bf110	1 Bf109, 1 Ju88 1 Ju52 и 1 Bf110	нет	нет
04.07	8 Ju88+Bf109	нет	нет	нет	нет
10.07	12Ju88	1 Ju88	нет	нет	нет
11.07	8 Ju88	1 Ju88	нет	нет	нет
17.07 два налёта	Более 30 Ju87, Ju88 + истребители	1 Ju87, 1 Bf109, 1 Ju88	1 Bf110 и, вероятно, 1 Bf109	нет	1 И-16
18.07		1 Ju88	нет	нет	нет
19.07	6 Ju88+Bf110	1 Bf 110 и 1 Ju88	1 Bf110	2 И-16 и 1 И-15бис	нет
21.07 три налёта	5 Ju88 + 7 Ju87	1 Ju87 и 2 Bf110 +Bf109, Bf110	1 Ju87,1 Bf109 разбился (50 %)	нет	нет
22.07	7 Ju88 и Ju87	1 Ju88, 1 Ju87 + Bf109, Bf110	1 Ju87, 1 Ju88 (25 %)	1 МиГ-3 и 1 И-153	1 МиГ-3 1 И-153
25.07	6 Ju88	2 Ju88 1 Ju88, нет + истребители на посадке повр. Bf109 (25 %)	нет
27.07 два налёта	18Ju88 + истребители	1 Ju88	1 Ju88	нет	1 ДБ-ЗФ
28.07 два налёта	состав ударных групп не зафиксирован	нет	нет	нет	1 МиГ-3
29.07	6 Ju88+Bf110	нет	нет	нет	нет
05.08	8 Ju88+3 Bf109	1 Ju88 и 1 Bf 109	нет	нет	нет
06.08	30 Ju88,4 Не111	1 Ju88 +Bf109 и Bf110	1 Ju88, 1 Ju87, поврежден Не111 (30%	1 И-16 и 1 И-15бис	1 Пе-2
08.08	9 Ju88,	нет	нет	нет	нет
		самолеты ушли
09.08 три налёта	всего 61 самолет, включая истребители	6 Ju88, 3 Ju87, 1 Bf109	4 Ju88, 1 Ju87, 2 Bf109	2И-153	1 ДБ-ЗФ
26.08	26 Ju88 +истребители	2 Ju88	1 Ju88	нет	нет
31.08	17Ju88 + 7 Bf109	1 Ju88, 2 Bf109	1 Bf109	1 И-153	нет
06.10	14 Ju88, 5 Bf110,	2 Ju88 4 Bf109	3 Ju88	нет	1 И-15бис
16.10	5 Ju88+4 Bf109	нет	нет	нет	нет
ИТОГО		42 1*	22-24 2*	10 3*	11 4*

^1* 26 Ju88, 1 He111,6 Ju87,1 Ju52, 7 Bf109, 4 Bf110.

^2* 5 Bf109; 2 Bf 110 12 Ju88; 3 Ju87; вероятно, 2 Bf109 17.07 и 21.07.41 r.

^3* 1 МиГ-3, 3 И-16, 4 И-153, 2 И-15бис.

^4* 3 И-16,З И-15,2 ДБ-ЗФ, 1 Пе-2, 2 МиГ-3.

Собственно о «готовности № 1», введенной 22 июня на Северном флоте, как и на всех других флотах, стоит сказать, что именно её и не хватило армейским авиационным объединениям. Флотская авиация была приведена в готовность № 1 согласно приказу Наркома ВМФ Н.Г.Кузнецова, и это не означало, что самолеты должны были быть забросаны ветками в качестве маскировки. Это означало, что полки были приведены к готовности к боевым вылетам с подвешенными средствами поражения и снаряженным вооружением на самолетах, в кабинах которых или рядом должны находиться экипажи. Так к 03:30 22 июня по тревоге в 5-й эскадрилье 72-го САП ВВС СФ на одно звено СБ были подвешены бомбы ФАБ-100, а для действий по кораблям противника на два других звена СБ подвешены бомбы ФАБ-250.

Спорить сейчас о том, какой ущерб при этом могли бы нанести немецкие самолеты в ходе возможных налетов 22 июня 1941 г. на аэродром Ваенга, нет смысла, поскольку таковых не последовало. Хотя можно предположить, что потери были бы большими, поскольку на аэродроме Ваенга находились 76 самолетов 72-го САПи 137-го КСБП, а в Шонгуе — до 100 самолетов 145-го и 147-го ИАП (аэродром Мурмаши в это время был закрыт в связи с работами по его расширению). Но вот 29 июня, в день общего наступления на Мурманск, немцы совершили два бомбардировочных налета на Ваенгу. Несмотря на проведенные маскировочные мероприятия на аэродроме и рассредоточение самолетов, немцам удалось нанести ощутимый ущерб ВВС СФ, уничтожив пять самолетов, что составило 6,6 % колесных боевых самолетов ВВС СФ (в составе которых действовали девять СБ 137-го КСБП). Тем не менее, эти потери для двух бомбардировочных налетов нельзя назвать внушительными и они почти не сказались на боеспособности флотской авиации, так как поврежденные машины быстро ремонтировались. Потери самих нападавших оказались достаточно ощутимыми: был сбит Bf109E-3 (сер. №5164) командира группы гауптмана Лоевски, который попал в плен, а также есть предположение, что именно от боевых повреждений разбился Do215B (сер. №0073) из состава 124-го разведывательной группы.

Тот факт, что рассредоточение техники на аэродромах не исключает ее поражение в ходе бомбардировок противника, показал, что без земляных укрытий и навесов из бревен самолеты на аэродроме были весьма уязвимыми. Это угрожающее положение устранялось срочным строительством укрытий для самолетов.

Ю.Рыбин приводит данные об уничтоженных на Ваенге 29 июня шести самолетов и 18 поврежденных, при этом опирается на «Исторический отчет о боевой деятельности ВВС СФ». Такой подход в значительной мере является формальным в оценке количества уничтоженных на земле самолетов в этот день, поскольку не указываются конкретно типы самолетов. Более подробное изучение этого вопроса привели меня к выводу, что цифра в шесть уничтоженных самолетов на земле прошла в первоначальных донесениях о вражеских налетах, но позже один из этих шести самолетов, вероятно, был отремонтирован, поскольку по отчетности потерь ВВС СФ следует, что всего в 1941 г. в 35 фашистских налетах были уничтожены на флотских аэродромах 11 самолетов ВВС СФ. Посамолетную отчетность можно найти в отчете штаба ВВС СФ «Тезисы доклада Командующего ВВС СФ — Военному Совету СФ «Об итогах боевых действий частей ВВС СФ в войне с Германией за период с 22.06.41 г. по01.12.41 г.» ЦВМА.Ф. 787,оп. 1, № д.18 ([1]).

Из упоминающихся в документах 35 налетах фашистской авиации на аэродромы Ваенга-1 и -2 в 1941 г. удалось найти подробности по 30 налетам, краткая характеристика которых приведена в таб.2.

Для многих сегодня покажутся столь низкие результаты налетов немецкой авиации на флотские аэродромы сомнительными. Однако в штабных документах ВВС СФ сохранились конкретные данные по понесенным потерям в ходе этих достаточно мощных, но всё же недостаточно результативных ударов. Объясняется все довольно просто: во-первых, советские истребители достаточно эффективно отражали налеты противника; во-вторых, потери матчасти при налетах были лишь за счет прямых попаданий, которых было очень мало. Разрывавшиеся уже в 5 — 10 м от укрытий фугаски ущерба самолётам в капонирах почти никакого не причиняли.

Стоит добавить, что поврежденных самолетов (легко и средне) в ходе налетов, на порядок было больше, чем уничтоженных. Поврежденные машины весьма быстро ремонтировались и вводились в строй. Конечно, здесь сказывалось положение на Мурманском направлении, когда натиск немцев сдерживался советскими наземными войсками, а аэродромы с находящимися на них поврежденными самолетами не становились трофеями наступающего противника, как это было в Белоруссии и Прибалтике. В Заполярье атаки немецкой авиации советских аэродромов были весьма настойчивыми, но часто немцы наталкивались на мощный отпор, особенно, когда срабатывала система оповещения, что вело к серьезным потерям самих атакующих (см. таб.2 и таб. З), а результаты бомбардировочных ударов часто сводились к нулю.

Таб.3 Потери в ходе налётов и воздушных боёв над аэродромами Ваенга 1 и -2 в 1941 г.

Тип самолёта	Немецкие потери по советским данным в боях над аэродромами	Подтверждение по. иност. данным	Тип самолёта	Советские потери в воздушных боях при отражении налетов	Уничтожено на аэродромах
Тип	7	5 (+2, вероятно)	МиГ-3	1	2
Bf109
Bf110	4	2	И-16	3	3
Ju88	26	12	И-153	4	—
Не111	1	—	И-15бис	_	3
Ju87	6	3	Пе-2	—	1
Ju52	1	—	ДБ-ЗФ	—	2
ВСЕГО:	42	22-24	ВСЕГО:	10	11

Ju88A (сер. № 3306, борт. 4D+RN) из состава II/KG30 сбитый 16 сентября 1941 г. над Мотовским заливом.

Число поврежденных самолетов 29 июня 1941 года на первый взгляд выглядит очень внушительно — 18 (или 19), но что это были за повреждения, никто сегодня не скажет. В советских ВВС учитывались в качестве повреждений даже одиночные пробоины, поэтому и число поврежденных самолетов выглядит большим. В течение 1941 г. на аэродромах в ходе вражеских бомбардировок получили повреждения 126 самолетов ВВС СФ, но большинство из них вводились в строй очень быстро, зачастую в течение нескольких часов. Можно привести для большей весомости в пользу люфтваффе и общее число поврежденных самолетов. По всем причинам (боевым и не боевым) ВВС СФ в период с 22.06.41 г. по 30.11.41 г. имели 533 поврежденных самолета, но эти грандиозные цифры ни о чем не говорят, поскольку сравнить их не с чем — данные по легко поврежденным немецким самолетам отсутствуют. Западные списки приводят повреждения с 10 % и очень редко встречаются 5 % повреждений.

По поводу двух разбившихся самолетов на Ваенге 16 и 17 июля могу сообщить, что 16 июля лейтенант Верховский на И-153 потерпел аварию после возвращения с задания по штурмовке войск противника. Но не из-за повреждения от огня зенитной артиллерией противника, а по причине потери скорости после уборки шасси при попытке уйти на второй круг. В группе 6 И-153, в которую входил лейтенант Верховский, два других И-153 имели повреждения от огня зенитной артиллерии противника. Младший лейтенант Покровский на И-16 скапотировал на посадке после боевого вылета на патрулирование над аэродромами Ваенга-Грязная. То есть обе потери учтены как не боевые. Это следует из двух документов: «Журнал учета боевых вылетов 72-го АП ВВС СФ с 23.06.41 г. по 31.12.41 г» и «Тезисы доклада Командующего ВВС СФ — Военному Совету СФ «Об итогах боевых действий частей ВВС СФ в войне с Германией за период c22.06.41 г. по01.12.41 г.».

Продолжение следует

В СТРОЮ СОВЕТСКИХ ВВС

Драконы с «птичьим крылом»

812-й Севастопольский Краснознамённый ордена Суворова III степени истребительный авиаполк

Владислав Антипов, Игорь Уткин

МАРШ 812-го Севастопольского ИАП

.

Историческая справка:

812-й Севастопольский Краснознаменный, ордена Суворова III степени, Истребительный авиационный полк.

Почетное наименование «Севастопольский» присвоено Приказом Верховного Главнокомандующего № 0136 от 14 мая 1944 г.

Орденом «Красное знамя» полк награждён Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 июля 1944 г. Орденом Суворова III степени полк награждён Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 мая 1945 г.

8 12-й ИАП был одним из обычных строевых тиков ВВС превзошедших планку в 500 побед и имеющий на своем счету, среди сбитых самолетов противница, победу над реактивным истребителем Me262. Не ясно почему, но ни 8 12-й ИАП, ни два других авиаполка, входивших в 265-ю И АД, не получил звание «гвардейский», хотя по своим боевым показателям они превзошли многие другие части, удостоенные этим почётным титулом. Пять летчиков, проходя службу в 812-й ИАП, были удостоены звания Герой Советского Союза: Е. Е.Анкудинов, Д.В.Джабидзе, П. Т. Тарасов, А. Т. Тищенко и П. В. Федоров. Пятеро летчиков применяли тараны: Ф.К.Свеженцев (OS. Об. 43), П.В.Федоров (10.05.43), Н.А.Коновалов (01.10.43), С. В. Белкин (31. 07.44), А. И. Филиппов (20.01.45). На годы войны полк потерял 68 пилотов. Стилизованное изображение птичьего крыла на капоте «Яков», стало визитной карточкой всего 3-го ПАК, и в там числе 812-й ПАИ. Этот символ, также как и позывной командира 3-го корпуса генерал-лейтенанта Е. Я. Савицкого — «Дракон», были известны во время основных сражений ВОВ по обе стороны фронта во время боев за Кубань и Крым, при освобождении Белоруссии и при взятии Берлина. И хоть позывной у летчиков полка был «Скворец», всё же в воздухе они были настоящими «Драконами».

Александр Туманов «Начав боевые действия на Кубани 20 апреля 1943 года, летчик ничем особенно не выделялся от остальных рядовых летчиков. Он присматривался, изучал тактику врага, тактику своих командиров.

Но уже с самого начала он хорошо защищал и прикрывал своих товарищей, во время предупреждая уловки врага. В паре держался умело, никогда не отрывался от командира.» — писал штаб полка в "Боевом пути».

Рождение. 1942 год

Днем рождения и формирования полка стало 26 марта 1942 года. Полк был сформирован по инициатве командующего войсками Московского военного округа генерал- полковника П.А.Артемьева, который 7 марта 1942 года обратился с письмом к командующему ВВС Красной Армии генерал-полковнику авиации П.Ф.Жигареву. В письме сообщалось — «В настоящее время войска Московской зоны обороны, находящиеся в укрепленных районах, совершенно не прикрыты с воздуха, дальнобойная артиллерия не имеет самолетов-корректировщиков, и в составе ВВС МВО нет боевых частей для взамодействия с наземными войсками. Прошу Вашего разрешения сформировать к 1 апреля с. г. три истребительных авиаполка с дислокацией их в Кубинке, Малоярославце, Калуге». Командующий ВВС Красной армии 26 марта в ответ приказал — "Для прикрытия войск, находящихся в укрепрайонах Московской зоны обороны, к 1 мая 1942 г. сформировать и подготовить к боевой работе: 812-й истребительный авиаполк на аэродроме Кубинка, вооружив его самолетами Як-1.»

В город Люберцы, где находился один из центральных аэродромов Московского Военного округа, стал прибывать молодой летный состав из выпускников только что закончивших летные училища. Следом на аэродром прибыл обслуживающий персонал, добившийся перевода на фронт из запасных полков. Первым командиром полка был назначен майор Лохин, а начальником штаба стал майор Лепилин. Вскоре в полк была передана матчасть, состоявшая из видавших виды десяти «ишачков» и данных для изучения и освоения двух Як-7. Даже получив столь изношенные самолеты, летчики, продолжали осваивать тактику ведения воздушного боя. Практически каждый летчик ознакомился с выделенными полку «Яками». В мае 1942 года состав полка перелетел на аэродром Шумино, и вскоре в полк пришли долгожданные новенькие Як-1. 22 самолета были пригнаны из Саратовского авиазавода, и все ощутили, что полк стал по настоящему боевой единицей. Имея опыт полетов на Як-7, пилоты быстро освоили и Як-1. В начале июня для объединения сформированных 812, 813-го и 814-го истребительных авиаполков было также сформировано управление 263-й ИАД. В составе этой дивизии, 26 июля полк убыл на фронт.

Действуя с аэродрома Дулово, находящегося в полосе действия Калининского фронта, полк за период с 29 июля по 8 августа 1942 года совершил 141 боевой вылет и провел 14 воздушных боев. При этом было уничтожено 13 Bf 109, три Ju88 и один FW189. Боевое крещение, которое полк принял в боях на Калининском фронте, воодушевило молодых летчиков, тем более что полк не понес потерь. Обкатав в боях Як-1 и научившись бить врага, полк 9 сентября, сдав самолеты, вышел в резерв ВВС и перебазировался на аэродром Степыгино Московской области. Переформировавшись в двухэскадрильный состав и отдохнув, 24 сентября полк вошел в недавно сформированную 283 ИАД полковника Китаева В.А., имеющую в своем составе 431, 520-й и 563-й ИАП й насчитывавшую всего 23 боеспособных экипажа.

Перелетев на аэродром Алтухов (под Сталинградом), 812-й ИАП совместно с 520-м ИАП, также находившемся на этом аэродроме, приступил к боевой работе на Сталинградском направлении. Развернувшиеся здесь воздушные бои по своей ожесточенности и большому количеству авиации, задействованной обеими сторонами, сильно отличались от тех условий, в которых сражались летчики на Калининском фронте. Первая потеря полка пришлась на 25 сентября. В воздушном бою был сбит Як-1 сержанта Бориса Квитко. Летчики, никогда до этого не терявшие в боях товарищей, поняли, что враг силён и хорошо подготовлен. Основными противниками полка в этот период были бомбардировщики Ju87 из StG2 и Bf 109 из состава JG3 «Удет».

Памятник на месте бывшего аэродрома МВО, где формировался 812-й ИАП в городе Люберцы.

Наступил октябрь 1942 г., ставший самым тяжелым месяцем того года для 812-го ИАП. Уже 6 октября полковой аэродром Алтухов подвергся бомбардировке восьмерки Ju87 под прикрытием пять Bf 109. На аэродроме было повреждено три Як-1. Через два дня летчикам удалось успешно перехватить группу «лаптежников» из l/StG2 в районе аэродрома. Взлетевшая десятка Як-1 под командованием майора Родина, атаковала строй бомбардировщиков. Командир группы майор Родин (временно переведенный из соседнего 520-го ИАП) длинной очередью сбил один Ju87D (борт, код T6+EL) фельдфебеля Эрнста Грауденца (Fw. Ernst Graudenz).

Опоздавшие к месту боя Bf 109, атаковали истребителей 812-го ИАП. В результате боя был подбит старший лейтенант Лиморенко, а сержанту Коледову пришлось идти на вынужденную из-за отказа двигателя. По докладу летчиков, в бою было повреждено три Bf109. На следующий день полком в районах Конная и Котлубань было сбито три самолета — Bf 109, Ju87 и Ju88. 12 октября три Bf109 неожиданно атаковали пару Як-1, в бою был сбит один «Як» (борт 04). 21 октября полком сбит еще один Ju87. Через два дня в воздушных боях с Bf 109 были сбиты два Як-1, старшины Баранова и сержанта Коплева. Вскоре летчики вернулись в полк. На следующий день в бою четырёх Як-1 против такого же количества Bf 109F, был сбит Як-1 (борт 25) сержанта Кулаева, летчик остался жив. Количество самолетов в полку продолжало сокращаться. Всего же в октябре летчики 812-го ИАП сбили 18 самолетов противника. 10 ноября полк перелетел на аэродром Перфиловский, с которого истребители полка в основном летали на сопровождение групп Ил-2 из 291 — й ШАД. Так, 14 ноября пара капитана Веремеенко, сопровождая пару Ил-2 в районе Клетская, сбила пытающийся атаковать штурмовиков Bf 109. В этот день 9-й штаффель JG3 потерял в воздушном бою Bf 109F-4 унтер-офицера Вернера Розе (Uffz. Werner Rose), имевшего на своём счету пять побед и числящегося пропавшим без вести. Второй за день вылет на сопровождение штурмовиков запомнился тяжелым боем четырёх Як-1 с шестью Bf 109. В результате боя Як-1 (борт 24) сержанта Вахромеева был сбит, летчик выпрыгнул с парашютом. Одним из последних самолетов, сбитых полком на Сталинградском фронте, стал Bf 109F, уничтоженный группой капитана Веремеенко 28 ноября 1942 г. во время сопровождения Ил-2.

Во второй половине этого дня вылетевшие на разведку аэродрома Гумрак два Як-1 наблюдали взлетающие на их перехват Bf 109F, один из которых был на лыжах. Атаковав сверху этот «мессер» и увидев, что тот задымил, пара ушла на свой аэродром. Предстоящая реорганизация и создание истребительных корпусов сказались и на 812-м ИАП. Из полка стали переводить летчиков в другие соединения. Один из ветеранов полка майор Родин был переведен в управление 283-й ИАД. 30 ноября он, уже в составе звена управления дивизии, участвовал в перехвате 17 Ju52, летевших по маршруту Большая Россошка — Ново-Михайловский — Гумрак.

Около 10:00 утра четыре Як-1 во главе с командиром 283-й ИАД полковником Китаевым перехватили группу из 17 Ju52 под прикрытием четверки Bf 109. На высоте 400–500 м завязался воздушный бой, в результате которого было сбито пять Ju52. По два самолета сбили командир дивизии полковник Китаев и майор Елисеев, и еще один сбил майор Родин. Всего за этот период, с 22 сентября по 1 декабря 1942 г., полк выполнил 856 боевыми вылетов, провел 52 групповых воздушных боя, в которых уничтожил: 30 Bf 109, восемь Ju87, два Ju88 и столько же Не111, потеряв в боях пятерых летчиков. 1 декабря 1942 г. 431-й и 812-й ИАПы из состава 283-й ИАД сдали свои самолеты другим полкам и убыли на очередное переформирование в 3-ю запасную авиабригаду, расположенную на аэродроме Багай-Барановка Приволжского военного округа. Параллельно с этим, 12 декабря 1942 г. с Дальнего Востока был частично выведен 534-й ИАП. 32 летчика этого полка под командованием майора А.У.Еремина, прибыли в 13-й ЗИАП, находившийся в городе Кузнецке. В связи с тем, что на переучивание пилотов отводилось очень мало времени, и из-за ухудшения погоды в районе базирования 13-й ЗИАП, летчики были переведены в 8-й ЗИАП на аэродром Багай-Барановка и влились в находившийся там 812-й ИАП. Этот период можно назвать вторым рождением полка. На смену погибшим и убывшим в другие части летчикам пришла новая команда. Впервые встретиться с противником этому составу полка пришлось уже в Битве за Кубань. У этой битвы позже появится и другое, менее благозвучное, но ёмкое и точное название — «Кубанская мясорубка».

Летчики 812-го ИАП, погибшие в боях за Сталинград.

1.	Сержант Квитко Борис	25.09.1942	Сбит в воздушном бою	район Алтухов
2.	Командир АЭ Капитан Южаков Илья	27.09.1942	Не вернулся с боевого задания	Сталинградская область
3.	Командир звена Лейтенант Приходько Анатолий	30.09.1942	Сбит в воздушном бою	Сталинградская область
4.	Мл.лейтенант Толкачев Николай	04.10.1942	Не вернулся с боевого задания	Сталинградская область
5.	Сержант Кулаев Тимофей	26.10.1942	Погиб при исполнении служебных обязанностей	Сталинградская область

Немецкие летчики, взятые в плен под Сталинградом.

Слева на право: фельдфебели Эрнст Грауденц и стрелок его Ju87D (борт, код T6+EL) Йозеф Саутер, сбитые 8 октября 1942 г., следом три члена экипажа бомбардировщика Ju88A (борт, код V4+HS) из состава KG1, сбитые 21 октября 1942 г. (фото из архива Д.Карленко).

Переформирование, зима 1942–1943 года

Новым командиром полка был назначен майор Алексей Устинович Еремин, начальником штаба стал майор Серафим Васильевич Лепилин, а заместителем командира по политической части — майор Пасынок Тимофей Евстафьевич. На этот раз основой переформируемого полка стали летчики-дальневосточники 534-го ИАП, частично переведенного с аэродрома Переясловка, что в 60 километрах южнее Хабаровска, а так же технический состав, выделенный из резерва.

Александр Трофимович Тищенко, бывший в то время лейтенантом, командиром звена в первой эскадрилье 534-го ИАП, вспоминал об этом периоде — «В конце 1942 года летчики полка, передав «Чайки» новым хозяевам, пожали руки своим боевым друзьям — техникам, механикам, мотористам — и сели в скорый поезд Владивосток — Москва. Незадолго до отъезда в руководстве полка произошли изменения. Командиром был назначен майор Еремин. Осанистый, спокойный, с требовательным баском и волевым подбородком, он производил впечатление человека командирского склада. И все же мы без особого воодушевления восприняли его приход. Еремин был новым человеком в полку, людей не знал, да и мы не успели как следует присмотреться к нему. А ведь нас отправляли на фронт… Заместителем командира полка по летной подготовке назначили капитана Николаенкова, который раньше возглавлял третью эскадрилью. Невысокого роста, подтянутый, он был хорошим летчиком и пользовался авторитетом у подчиненных. Как только мы проехали Байкал, майор Еремин собрал руководящий состав и сообщил — Едем в запасной полк. Будем переучиваться на новые самолеты… Но какие самолеты нам дадут? Хорошо бы получить «Яки». В оставшиеся дни пути нас не покидала надежда, что наши мечты сбудутся. И они сбылись. Прибыв на новое место, мы начали переучиваться на истребителе Як-1.»

Для летчиков 534-го ИАП, хорошо владеющих летными навыками в пилотировании И-15бис, И-153 и И-16, истребитель Як-1 оказался незнакомой машиной. Но базовые знания пилотов — дальневосточников позволили после двух-трех вывозных полетов летать самостоятельно. Приказом по 8-му ЗИАП, 812-й полк ставился в пример другим частям, проходившим в этот период обучение. Особенно понравился летчикам их инструктор, старшина Алексей Машенкин, который позже вспоминал:

«Зима 1942 — 43 гг. в Поволжье была лютой. Ртутный столбик порой опускался ниже 40 градусов. И несмотря на это мы — личный состав 8-го запасного истребительного авиаполка — готовили маршевые авиационные полки на фронт. Наш запасной полк тогда базировался недалеко от Саратова и выполнял задачу по подготовке маршевых истребительных полков. В это время и прибыла в наш полк одна из авиадивизий третьего истребительного корпуса, которым командовал полковник Савицкий Е.Я., впоследствии удостоившиеся высокого звания маршала авиации и Дважды героя Советского Союза. Эта дивизия, как и полки всего корпуса были с Дальнего Востока. — С хорошей выучкой, дисциплиной и неугасимой жаждой быстрее улететь на фронт, чтобы сражаться с врагом. — Мне, как летчику-инструктору Запасного полка пришлось переучивать летчиков 812-го истребительного авиаполка и помогать им овладевать техникой пилотирования истребителем Як-1. На Дальнем Востоке летчики этого полка летали на И-153, или «чайке», как ласково называли свой «ястребок» за особенности конструкции этого самолета. Летчики 812-го ИАП по достоинству оценили боевые качества нового истребителя Як-1 и горячо благодарили меня, когда после нескольких показательных полетов на истребителе с двойным управлением я выпускал их на боевом одноместном истребителе самостоятельно. Я и сейчас помню их радостные возбужденные лица.»

Сдружившись с летчиками 812-го ИАП, а особенно с пилотами 1-й эскадрильи капитана Ивана Батычко, Машенкин сокрушался, что вот так в ЗАПе он и останется, никогда не увидит врага в воздухе. Посоветовавшись с замполитом майором Пасынком, пилоты решили помочь их инструктору, и заодно получить в свой состав отличнейшего летчика. Через несколько дней Алексей Машенкин пропал. Кто- то говорил, что он улетел на перегонку самолетов, но толком никто ничего сказать не мог. Через некоторое время всем в полку стало ясно, куда пропал Машенкин. Оказывается, в штаб корпуса генерал-майору Савицкому, который хорошо знал многих пилотов 534-го ИАП лично, ещё по службе на Дальнем Востоке, где этот полк входил в состав его -29-й ИАД, когда он был еще майором, нужно было доставить документы. Пасынок поручил эту задачу Машенкину, снабдив его письмом с просьбой оставить в полку этого «художника полета». В письме говорилось, что кто-кто, а он принесет больше пользы на фронте, чем в тылу. Через некоторое время Савицкий телеграммой дал добро. Таким образом, Машенкин так и не вернулся в учебный центр, оставшись в 812-м авиаполку.

Два друга: Иван Федоров и Георгий Чураков, 534-й ИАП, аэродром Переясловка. Хабаровский край, конец 1941 года.

Сержанты Александр Иванов и Иван Мартыненко служили в составе 2-й эскадрильи 812-го истребительного авиаполка. Фото сделано в 1942 г.

«Три друга, три молодых летчика в полку: Иванов, Мартыненко, Зенин. Они быки самыми примерными в дисциплине самыми активными в партийно-политической работе. В условиях Дальнего востока панк занимался повышением боеготовности и учениями, на которых участвовали преимущественно кадры. Горючее отпускалось в ограниченном количестве. Поэтому, молодые придерживались, летали мало. Ноу них бьиш жажда к полетам, к совершенствованию, так велика, что каждый свой редкий полет они наполняли большим содержанием», — писал штаб полка в «Боевом пути».

Командование 812-го ИАП. В первом ряду слева на право: Т.Пасынок, А.Еремин, СЛепилин. Во втором ряду: Д.Николанков, И.Батычко, Ф.Свеженцев.

Командование и лётный состав 812-го ИАПа вместе с руководством 8-го ЗАП.

К сожалению, память человеческая не вечна и многих запечатлённых на этом снимке идентифицировать не удалось. Отмечены цифрами: 1 — замполит майор Т.Пасынок, 2 — командир 812-го ИАП майор А.Ерёмин, 3 — мл. лейтенант А.Тищенко, 4 — командир 2-й эскадрильи капитан Т.Новиков, 5 — сержант А.Иванов, 6 — сержант С.Калугин, 7 — сержант Г.Чураков, 8 — сержант И.Фёдоров, 9 — заместитель командира812-го ИАП полётной подготовке капитан Д.Николаенков, 10 — сержантА-Туманов, 11 — командир 3-й эскадрильи капитан Ф.Свеженцев. Аэродром Багай-Барановка, конец февраля 1943 г.

Параллельно с прибытием летчиков в Багай-Барановку началось формирование 3-го истребительного авиационного корпуса, ставшего к концу войны одним из самых сильных соединений ВВС. В состав корпуса планировалось включить две дивизии, одной из которых была переформированная 265-я ИАД, успевшая к этому времени побывать в боях. Получив в свой состав 291, 402-й и 812-й истребительные авиаполки, штаб дивизии вместе со штабами полков прибыли на Люберецкий аэродром и начали заниматься плановой работой по организации взаимодействия.

Несколько слов о двух других, «дальневосточных» полках дивизии, которые с этого дня стали для 812-го ИАП братскими и проходили совместное обучение в 8-м ЗИАП (аэродром Багай-Барановка): 291-й ИАП под командованием майора В.С.Симонова, получил полностью лётный состав из 306-го ИАП Дальневосточного фронта и технический состав из резерва. 402-й ИАП под командованием майора В.В.Папкова получил летный состав из 301-го ИАП Дальневосточного фронта и технический состав из резерва 8-го ЗИАП.

Начавшееся переучивание летного состава проходило сравнительно легко. Дальневосточники имели хорошую летную выучку, а главное — стремление пересесть на более современный истребитель. В других условиях проходило переучивание инженерно- технического состава — им предстояло освоить особенности обслуживания самолета с двигателем водяного охлаждения в условиях суровой зимы.

В конце января 1943 года в Багай-Барановку прибыло новое руководство 265-й ИАД, которое вместо подполковника Минаева А.В. возглавил Герой Советского Союза, участник войны в Испании и на Халхин-Голе, подполковник Павел Терентьевич Коробков. Вечером в клубе запасного полка был собран летный и руководящий инженерно-технический состав всех трех полков. Командиры 291,402- го и 812-го ИАП доложили о ходе переформирования и переучивания летного и технического состава. Выслушав доклады командиров частей, подполковник Коробков отдал распоряжение — "Учитывая высокую выучку летного состава, подготовку полков провести в сжатые сроки. И времени нет, и бензина мало. Посоветовались с вашим командованием и решили: дать вам по два-три полета вывозных на учебном самолете: отработать технику пилотирования и стрельбы на боевом самолете, на этом все. Поэтому не теряйте времени, хорошенько изучайте машину на земле, знайте все ее особенности и преимущества "Яка» перед фашистскими самолетами. На них вам драться с противником».

Острая нехватка авиацйооного бензина серьёзно тормозила переучиваение летного состава. К счастью, в тестировании спарки Як-7В и боевые Як-1 были существенно проще прликарровских потребителей, на которых лётчикам приходилось летать на Дальнем Востоке.

Слова комдива о скорой встрече с противником еще больше воодушевили летчиков, тем более что в полку часто проходили встречи с летчиками, побывавшими в боях. Ветераны делились опытом и не скрывали, что бой с опытным противником — это не «прогулка в парке на берегу Амура». После окончания программы переучивания дивизия получила первую практическую задачу — подготовить и перегнать на фронт, в район Сталинграда, 60 самолетов Як-1, по 20 от каждого полка. В сложных метеоусловиях пилоты успешно выполнили задачу. Посадку произвели около Миллерова, только что освобожденного от фашистов.

Сдав самолеты, дальневосточники поспешили в город. Для многих, кто о войне знал только по сводкам Совинформбюро и газетам, увиденные разрушения и свежие следы боев оставили незабываемое впечатление. Вскоре полки получили новые самолеты, и в начале марта 1943 г. 812-й ИАП в составе 265- й ИАД начал перелет по маршруту Багай-Барановкаь- Люберцы — Малино (Михнево) и Степыгино Московской области. Там летчики узнали, что 265-й ИАД включена в состав только что сформированного 3-го Истребительного авиационного корпуса РВГК, командиром которого назначен генерал-майор Е.Я.Савицкий. Корпус находился в распоряжении Ставки Верховного Главнокомандования и состоял из двух дивизий, по три полка в каждой. 4 марта на аэродроме Степыгино произошла трагедия. Во время сопровождения самолета Як-1 моторист 812-го ИАП младший сержант Ситрак Галаджан по непонятным причинам поднялся вместе с самолетом в воздух на высоту 50 метров, после чего самолет упал на землю. Экипаж и моторист погибли.

Хорошую службу в подготовке летчиков дивизии сыграл находящийся в летном состоянии Bf109, который заинтересовал многих летчиков, в том числе и командира корпуса Е.Я.Савицкого. Позже он вспоминал: «Признаться, сразу загорелся: какой он, хваленый истребитель противника? Что за оружие на «Мессершмитге», в чем он сильнее наших самолетов, какие у него уязвимые места? Не вдруг разрешили вылететь на незнакомой машине. А когда разрешили, мне захотелось подраться на этом самолете с кем-нибудь из наших пилотов в учебном бою. Вызвался командир 812-го полка майор Еремин. Летчик он был сильный. И вот сходимся на встречных курсах — на равных, по-джентльменски, так сказать. Я закладываю глубокий крен, тяну ручку управления на себя — «мессер» вписывается в энергичный вираж. В управлении этот истребитель был достаточно легкий, ничего не скажешь. Вираж «Мессершмитт» выполнял за 26–29 секунд. Но ведь и наш «Як» по тем временам, слава богу, машина была первоклассная. Скорость развивала до 580 километров в час, высоту в пять тысяч метров набирала за 5,4 минуты. Тот же вираж откручивала за 20 секунд, И вот, гляжу, Еремин уже заходит в хвост моему «Мессершмитту». Пора маневрировать — я бросаю машину в крутой боевой разворот. На какой-то момент отрываюсь от "Яка», но потом он снова повисает на хвосте. Тогда выполняю переворот через крыло и решительно ухожу от Еремина… Этот показательный бой длился, пока на самолетах хватило горючего.»

В это время на земле около сотни глаз внимательно и с огромным интересом наблюдали за пилотажем двух истребителей. «Як-1, с эмблемой в виде птичьего крыла на капоте, и желтоносый «Мессершмитт» — вели «бой». То снижаясь почти до крыш домов, то свечой взмывая вверх, они виртуозно маневрировали, пытаясь зайти друг другу в хвост. Вот «Мессершмитт», набрав высоту, стремительно свалился на «Яка» сверху, пронесся рядом с ним и, заложив глубокий крен, начал разворот. Вскоре «Як» догнал его на вираже. Расстояние между самолетами стало неумолимо сокращаться. Но в этот момент «Мессершмитт» резко ушел вверх. Так повторялось несколько раз. Чувствовалось, что «бой» ведут опытные летчики. У всех, кто зачарованно наблюдал за ними с земли, не было единого мнения о победителе- вспоминал А.Т.Тищенко об учебном бое командира полка майора Еремина с «настоящим немцем» генералом Савицким на Bf 109. Молодежь смогла своим глазами увидеть слабые и сильные стороны основного немецкого истребителя, с которым им скоро предстояло столкнуться уже не в учебном бою. Александр Иванов (в то время сержант), так же находившийся в группе наблюдавших за учебным боем летчиков, вспоминает: «Мы отметили для себя, что все- таки «мессер» уходил от «Яка» на вертикалях и при пикировании, но на горизонтали маневр у «Яка» был лучшим, а главное — меньший радиус разворота. Вообще «мессер» показался каким-то «щупленьким»».

Командир 2б5-й ИАД. Герой Советского Союза полковник П.Т.Коробков, Участник Гражданской войны в Испании, боевых действий на Халхин-Голе и в Финляндии. В штабе его дивизии, благодаря анализу боевых действий на Кубани была самостоятельно выработана тактика, которая позже получила название «кубанская этажерка» (фото слева).

Командир 3-го ИАК генерал-майор Е.Я.Савицкий.

Видимо именно этот Bf109G-2 из состава JG3 был использован генерал- майором ЕЛ.Савицким для тренировки своих лётчиков.

Чтобы быстрее и лучше подготовить экипажи к боевым действиям, командование корпуса и дивизии направляло в полк летчиков, имеющих фронтовой опыт. Неоднократно бывал в 812-м ИАП Герой Советского Союза капитан А.И.Новиков, помощник командира корпуса по воздушно-стрелковой службе. Около месяца пробыл 812-й ИАП под Москвой. Здесь были окончательно улажены организационные, хозяйственные и прочие вопросы и, вскоре 265-й ИАД начала готовиться к перелету в район Обояни на Воронежском фронте.

Новое распоряжение застало 812-й ИАП в пути на аэродроме Моршанск. Летчики срочно подклеили полетные карты и нанесли новую линию пути: Моршанск — Россошь — Ростов- на-Дону — Тихорецк — станица Красноармейская. 17 апреля 1943 г. полк, двигаясь по заданному маршруту, произвел посадку в Ростове- на-Дону. Дальше путь лежал в районах, в которых могли появиться немецкие истребители и самолеты получили по полному боекомплекту, а летчики усилили наблюдение за воздухом. На следующий день передовые команды технического состава, переброшенные транспортными самолетами, и летные экипажи 265-й ИАД в количестве 90 самолетов Як-1 разместились на аэродромах Краснодарского аэроузла и вошли в оперативное подчинение 4-й Воздушной Армии. Управление дивизии и 291-й ИАП сели на аэродром Старонижнестеблиевская, 402-й ИАП занял аэродром Пашковская, а 812-й ИАП в количестве 29 Як-1 расположился на аэродроме Красноармейская.

Продолжение в следующем номере.

МЕРТВОРОЖДЁННЫЕ МОНСТРЫ

Защитник «Миротворцев»

Иван Малой

Свой стратегический межконтинентальный бомбардировщик В-36 американцы назвали «Миротворцами» (Peacemaker). Однако ещё до того, как эти гигантские машины начали серийно вынцскиться и поступать в строевые части выяснилось, что в планируемых длительных рейдах над территорией Советского Союза их самих придётся защищать от советских перехватчиков.

О том, как это предполагалось делать мы и расскажем сегодня.

Опыт проведения воздушных операций во Второй Мировой Войне совершенно ясно говорил о том, что соединения бомбардировщиков, прорывающихся к своей цели через заслоны многочисленных перехватчиков, в обязательном порядке необходимо прикрывать истребителями дальнего действия. В то время, пока базы бомбардировщиков находились в Англии либо Италии, а их цели — на территории Третьего Рейха, с задачей сопровождения бомбардировщиков сравнительно неплохо справлялись «обычные» истребители, лучшим из которых являлся Р-51 «Мустанг». Ситуация начала меняться, когда на чертёжных досках начали появляться контуры новых бомбардировщиков с межконтинентальной дальностью полёта. Эти огромные машины, проектирование которых началось ещё в первые годы Второй Мировой войны, должны были стать основой американской стратегической авиации в послевоенные годы. Хотя мощность их оборонительного вооружения к моменту начала разработки считалась беспрецедентной (например, ХВ-35 был вооружён 20 крупнокалиберными пулемётами!), спустя пять-семь лет, к концу 40-х, это уже было не настолько впечатляюще, как казалось вначале. Более того, тяжёлые потери, понесённые соединениями «Летающих крепостей» в ходе стратегических рейдов, заставили генералов и конструкторов более реально оценивать свои и чужие возможности.

В частности, стало очевидно, что тяжёлым ударным машинам необходимо истребительное прикрытие на протяжении всего маршрута полёта. Надо ли говорить о том, что обычному «королю неба» такая задача была абсолютно непосильной из-за огромных дальностей полёта. Не слишком многого приходилось ожидать и от двухмоторных машин, которым над вражеской территорией противостояли лёгкие, но вместе с тем отнюдь не хуже вооружённые перехватчики. Требовались какие-то новые решения, одним из которых стала идея о том, что такой огромный бомбардировщик как В-36 вполне в состоянии «возить» с собой небольшой истребитель, выпуская и принимая его обратно на борт по мере надобности. При необходимости на борту носителя можно было пополнить боекомплект и запас топлива, а также произвести мелкий ремонт.

Глядя сейчас на ХР-85 «Гоблин», небольшой самолётик карикатурного вида, который может привидеться только в кошмарном наркотическом бреду, можно подумать, что сама идея подвесного истребителя была порочной уже сама по себе. Более чем скромные результаты испытаний, казалось бы, это подтверждают: в течение неполных трёх месяцев было сделано только семь полётов, в ходе которых этот летательный аппарат налетал всего два с половиной часа, осуществив лишь три успешных зацепления, в то время как четыре полёта закончились аварийной посадкой. К тому же летать на этом «чудовище» мог всего лишь один человек, однако, не надо забывать, что тогда, на исходе далёких уже 40-х, многое виделось совсем иначе, и идея подвесного истребителя, казалось, имела право на существование.

Собственно говоря, идея была совсем не нова, ещё в годы Первой Мировой Войны истребители стартовали с борта дирижаблей-носителей, однако, не возвращались на него после выполнения задания. Этот опыт был уже после войны рассмотрен американскими ВМС с целью создания самолёта, базировавшегося на патрульном дирижабле с целью расширения сектора обзора и самообороны. Подобные опыты проводились и в американской армии (в то время авиация в американских вооружённых силах не являлась самостоятельным родом войск, а входила в состав армии и флота), которая в 1923 г. приступила к серии экспериментов по старту и возвращению небольшого одноместного самолёта «Сперри Мессенжер» на борт дирижабля ТС-2. Самолёт был оборудован большим крюком, а дирижабль — трапецией, за которую и цеплялся самолёт при завершении полёта.

Несмотря на положительные результаты экспериментов, армия свернула дальнейшие работы в этом направлении, посчитав дирижабли слишком медлительными и уязвимыми, но полученный опыт был развит флотом. С 1932 г. восемь маленьких самолётов-истребителей Кертисс F9C-2 «Сперроухок» были приписаны к дирижаблям «Акрон» (USS Akron ZRS-4) и «Мекон» (USS Macon ZRS-5). Ангар каждого дирижабля вмешал в себя четыре самолёта, взлёт и посадка производились со специальной трапеции. Обычно считается, что самолёты использовались для самообороны дирижабля, но в действительности главное их назначение было в расширении сектора патрулирования, а поскольку конструкция дирижабля накладывала жёсткие габаритные ограничения, то использовались самые маленькие самолёты. «Мекон» потерпел катастрофу 12 февраля 1935 г., похоронив под грудой своих обломков сразу четыре «Сперроухока». Единственный уцелевший к настоящему времени экземпляр F9C-2 хранится в Музее авиации и космонавтики США.

Впрочем, рассматривались и другие пути обеспечения безопасности бомбардировщиков на маршруте и увеличения дальности истребителей сопровождения. Так, ещё 27–28 августа 1923 г. американская армия провела опытный полёт продолжительностью 37 часов 15 минут, в ходе которого было осуществлено 15 дозаправок в воздухе. Самолёт- танкер выпускал шланг, который ловил пилот заправляемого самолёта и вставлял в заправочную горловину. Уже в ходе войны были проведены эксперименты по буксированию истребителя Грумман F4F «Уайлдкет» за бомбардировщиком В-17 на расстояние 10ОО миль (1610 км), результаты которых также были признаны неудачными.

Надо сказать, что вопросы истребительного прикрытия бомбардировщиков В-36, контракт на проектирование которого был подписан ещё 11 апреля 1941 г., имели настолько важный приоритет, что в декабре 1942 г. была открыта специальная программа МХ-472, задачей которой было исследование путей повышения дальности истребителей сопровождения для прикрытия бомбардировщиков с межконтинентальной дальностью полёта. В то время необходимого решения так и не было найдено, и, поскольку полёт с дозаправкой всё ещё напоминал затянувшийся цирковой трюк, то единственно приемлемым решением было признано создание подвесного истребителя, пригодного для базирования на бомбардировщике.

Одной из проблем, сразу же ставшей перед армией США, был выбор разработчика, которому было бы под силу осуществить столь необычный проект. Большинство авиационных компаний были и без того перегружены текущей работой в рамках выполнения нараставших как снежный ком военных заказов. Задание же было настолько необычным, что один из конструкторов фирмы «Кертисс» Герман Д.Берки после визита представителей Авиационного Корпуса армии США, покрутив пальцем у своего виска сказал, что «военные на этот раз определённо спятили», добавив при этом, «им всё ещё необходимы дополнительные сложности-. Поскольку лидеры отрасли отнюдь не горели желанием заняться столь необычной разработкой, то, в конечном счете, выбор Пентагона пал на малоизвестную авиационную компанию с неясными возможностями из Сен-Луиса, основанную Джеймсом С. МакДонеллом. Для горстки специалистов, работавших в компании, последний был известен как «Мистер Мак» или «старик», хотя был совсем не стар.

«МакДонелл Эркрафт Компани» производила по лицензии двухмоторные тренировочные самолёты АТ-21 фирмы «Фэрчайлд», а также занималась доводкой двухмоторного истребителя ХР-67. Никакими достоинствами выбранная фирма не отличалась, а в её актив можно было лишь записать только то, что её главный инженер, Гаррет Ковингтон успел до этого поработать на авиационном заводе ВМФ в Филадельфии в то время, когда создавался упомянутый выше F9C-2, но вот имел ли он какое-то отношение к этому проекту — остаётся неизвестным до сих пор. Другое дело, что Ковингтон уже в то время ясно представлял себе, что будущее авиации — за реактивными двигателями, поэтому ТРД был выбран в качестве единственного варианта силовой установки будущего самолёта. Схожих взглядов придерживался и основатель фирмы, проводивший переговоры с представителями ВВС армии. Поскольку ни одна из фирм не бралась за создание «карманного» истребителя, то МакДонеллу достаточно легко удалось «продавить» контракт на постройку самолёта именно с реактивным двигателем.

Между тем в Пентагоне здраво представляли себе более чем скромные возможности генерального подрядчика, а потому активно осуществляли поиск более крупных предприятий, которые можно было бы подключить к реализации проекта на заключительной стадии программы, когда будет вестись речь о развёртывании серийного производства. К удивлению генералов, от проекта, как черти от ладана открещивались все без исключения. И это при том, что под программу уже были выделены совершенно конкретные деньги! Ларчик открывался просто: более опытные «гранды» прекрасно понимали, что создать и даже начать серийное производство такого летательного аппарата ещё далеко не главное. Внедрение в строевых частях и почти неизбежные катастрофы с человеческими жертвами — вот что пугало гигантов американской авиаиндустрии, имевших к этому времени репутацию компаний, выпускающих солидную и чрезвычайно надёжную технику, а репутация была дороже денег. Что же касается «МакДонелл Эркрафт Компани», то терять ей, в сущности, было нечего, а в случае успеха она сразу выходила в фавориты.

В начале 1944 г. были готовы четыре проекта будущего истребителя, и, поскольку ни одна из крупных самолётостроительных компаний по- прежнему не горела желанием создавать подвесной истребитель, то МакДонелл приступил к набору дополнительного персонала. Одним из инженеров, перешедших на фирму МакДонелла, был уже упомянутый Берки, который и возглавил команду, занимающуюся созданием ХР-85, а впоследствии возглавлял группы конструкторов при создании таких машин как F3H «Демон», F-101 «Вуду» и легендарного F-4 «Фантом-2».

В первоначальных планах армейские ВВС планировали создание подвесного истребителя для трёх типов самолётов: В-29, В-36 и летающего крыла фирмы «Нортроп» В-35. Однако принятое позже требование о том, чтобы истребитель полностью убирался внутрь бомбоотсека исключило из этого списка В-29, у которого оказался маловат диаметр фюзеляжа. В-35 из-за несколько меньшей (чем у В-36) дальности решили превратить в скоростной бомбардировщик среднего радиуса действия. После того как на эту машину установили восемь газотурбинных двигателей, она развила 890 км/ч. При этом дальность полёта нортроповского «летающего крыла» составила 2250 км, что вкупе с весьма высокой скоростью и по прежнему довольно мощным оборонительным вооружением, сделало ненужным наличие на борту этого бомбардировщика таких сложных и дорогих «игрушек». Таким образом, единственными планируемыми потребителями бортовых истребителей остались гигантские В-36.

Контракт о постройке первого прототипа «Модели 27Е», которая получила официальное обозначение ХР-85, был подписан фирмой «МакДонелл Эркрафт Компани» и Авиационным Корпусом армии США 9 октября 1945 г. Самолёт имел короткий бочкообразный фюзеляж, тонкое стреловидное крыло и Х-образное оперение. Размеры машины полностью диктовались размерами бомболюка бомбардировщика В-36 — 4,57x1,7 м. Ограниченные такими жесткими размерами, главный инженер фирмы Ковингтон и главный инженер проекта Берки многократно «обжимали и уплотняли» будущий истребитель, прежде чем его удалось «затолкать» в нужные размерения. В результате ХР-85, задумывавшийся поначалу как вполне обычный самолёт, приобрёл свои совершенно неповторимые очертания, но зато теперь полностью помещался в бомболюк В-36.

Будущее подвесного истребителя немного прояснилось в начале 1947 г. ВВС выдали фирме «Конвэр» требование, согласно которого все В-36, начиная с 23-й машины, должны были оснащаться трапецией для истребителя в переднем бомболюке. Согласно предварительным планам, предполагалось построить 30 Р-85, для того, чтобы оснастить ими как минимум одну истребительную группу. Несмотря на то, что при условии сохранения нормальной дальности и бомбовой нагрузки В-36 мог нести только один истребитель, расчёты показывали, что конструкция бомбардировщика позволяет загрузить в него целых три «Гоблина», поэтому планировалось часть самолётов освободить от бомбовой нагрузки, возложив на них роль «авианосцев». Тем не менее, для испытаний было заказано только два прототипа (сер. № 46-523 и № 46-524), которые так и остались единственными построенными истребителями этого типа.

ХР-85 представлял собой самолёт обычной схемы с тонким стреловидным складным крылом, занимавшим промежуточное положение между средне- и низкопланом, размахом 6,44 м. Установка тонкого стреловидного крыла стала возможным лишь благодаря использованию трофейных германских материалов. Короткий фюзеляж (его ещё называли по выражению самого МакДонелла «жук-карапузик») был оборудован расположенным в передней части выдвижным крюком для подвески на трапецию и не имел никаких других посадочных приспособлений, а для перемещения по аэродрому использовалась специальная тележка. В нижней части фюзеляжа была смонтирована «тёрка для сыра» — так в шутку конструкторы называли перфорированный тормозной щиток, выдвигавшийся поперёк потока. Силовая установка состояла из одного турбореактивного двигателя J34-WE-22, разработанного фирмой «Вестингнауз». Его тяга составляла 3000 фунтов (примерно 1360 кгс). Смонтированный вблизи центра масс, «моторчик» имел сопло длиной 1,32 м, оборудованное специальным жароустойким экраном, защищавшим от перегрева конструкцию фюзеляжа. Снаружи сопло дополнительно обдувалось холодным воздухом из воздухозаборника.

Первоначально планировалось, что самолёт будет иметь Х-образное оперение из четырёх поверхностей, но в результате расчётов и проектирования добавились пара дополнительных плоскостей сверху и снизу, обеспечивающих необходимую путевую устойчивость.

Кабина истребителя была очень маленькой, её объём был лишь 0,73 м3, лётчику приходилось выполнять свою задачу в поистине спартанских условиях с минимумом приборов и оборудования. Пилотское кресло, наклон спинки которого составлял 33 град, к перпендикуляру оси самолёта, было нерегулируемым (регулировалось лишь положение педалей) и было снабжено простой пороховой катапультой для аварийного покидания самолёта. Остекление кабины состояло из гнутого цельного куска плексигласа, небольшого ветрового щитка иосновной части, откидывающейся на левую сторону, поэтому посадка в машин была возможна только справа.

Истребитель предполагалось вооружить четырьмя 12,7-мм пулемётами «Кольт-Браунинг» с боезапасом в 300 выстрелов на ствол, причём стреляные гильзы и звенья патронной цепи в целях соблюдения центровки собирались в специальные ёмкости в фюзеляже. Ретроспективно оценивая опыт применения в Корее F-86 «Сейбр», можно говорить, что вооружение «Гоблина» было явно слабым, но не надо забывать о времени, когда создавался этот самолёт. Советский Союз, бывший основным соперником США на международной арене, всё ещё был большим «большим черным пятном за железным занавесом», и американцам приходилось лишь фантазировать насчёт возможностей советской «оборонки», в то время как налицо были громадные потери, как людские, так и материальные, понесённые СССР в недавней кровопролитной войне.

Поскольку не было возможности выделить для испытания ни одного В-36, то было принято решение проводить опытные полёты со специально оборудованного ЕВ-29В (сер. № 4484111), построенного в Атланте на заводе фирмы «Белл Эркрафт». Собственное имя у бомбардировщика было вполне подходящее — «Монстро», а литера «Е» в обозначении марки (от английского «exempt» — изъятый) в то время означала лишь то, что машина была временно передана в пользование частной фирмы. Для улучшения заметности хвостовая часть бомбардировщика, включая киль и оперение, а также консоли крыльев (за исключением управляющих поверхностей), были выкрашены ярко-жёлтой краской. Помимо этого, на оперении и на консолях крыльев сверху и снизу было нанесено по четыре диагональных полосы чёрного цвета. Также бомбардировщик был оборудован системой сброса дымовых бомб и пуска разноцветных дымов, чтобы облегчить пилоту «Гоблина» поиск своей «авиаматки» в небе.

При проектировании трапеции, с которой должен был стартовать и за которую предполагалось зацеплять истребитель по окончании боевого вылета, в первую очередь была внимательно изучена конструкция аналогичных устройств дирижаблей. Несмотря на то, что относительная скорость сближения F9C-2 с дирижаблем была лишь 130 км/ч, а скорость сближения в случае комбинации ХР-85/В-36 достигала 370 км/ч, было решено взять за основу новой конструкции именно трапецию дирижабля. Возможно, это был и не самый удачный ход, но он позволил в достаточно короткое время создать вполне работоспособное изделие.

10 — 12 июня 1946 г. в Сен-Луисе состоялось совещание представителей фирм «МакДонелл», «Консолидатед-Валти» и Технического Управление ВВС армии с целью проработки натурного макета комбинации ХР-85/В-36. Был намечен целый список мероприятий, которые включали в себя установку системы обогрева переднего бомболюка, размещение дополнительного боезапаса для истребителя (2400 выстрелов — полное снаряжение для двух боевых вылетов), оборудование бомбардировщика системой бензопитания для истребителя, установка трапеции и другого оборудования. Предварительные расчёты показывали, что в результате всех доработок бомбардировщик должен потяжелеть примерно на одну тонну, что было сочтено вполне приемлемой платой за повышение безопасности во вражеском пространстве. В то же время высказывались сомнения о жизнеспособности всего проекта, в частности, майор Кен Чилстром высказывался в том смысле, что «проект слишком необычный и поэтому пока представляет лишь ограниченный интерес».

Ещё до того, как был готов к полёту первый ХР-85, Чилстром и Макдонелл провели 22 июля 1947 г. серию испытаний на аэродроме Райт- Филд, в ходе которых пилот Роберт Эдхолм, пилотировавший Р-80, осуществлял в полёте сближение с В-29 на дистанцию зацепления за трапецию. Сближение происходило при выпущенных на 40 % закрылках на минимальной скорости, и, как вспоминал Чилстром, «не было обнаружено никаких проблем». Полученные результаты, с одной стороны, обнадёжили, с другой стороны, было совершенно очевидно, что поведение миниатюрного «Гоблина», как назвали создававшийся истребитель, в воздухе может сильно отличаться от поведения вполне «настоящего» Р-80. Тем не менее, эти опыты придали новый толчок работам по программе ХР-85, лётные испытания в которой были намечены на осень 1947 г. В самом начале лётных испытаний случилось весьма неприятное происшествие: первый прототип, доставленный в Амес, Калифорния, для продувок в полноразмерной аэродинамической трубе NACA, уронили при установке на опоры с высоты 12 метров. Разбитый самолёт увезли для восстановления в Сен-Луис, а на его место был вскоре доставили второй прототип.

Тем временем Американские ВВС (US AF), «де-юре» ставшие самостоятельным родом войск 17 сентября 1947 г., продолжали поиск альтернативных путей увеличения дальности истребителей. Поскольку никакого многообразия идей не просматривалось и в помине, то вновь было предложено вернуться к старой идее буксировки истребителя за бомбардировщиком. Испытания новой системы сцепки состоялись 23 сентября 1947 г. Полёт чуть было не закончился катастрофой из-за отказа системы расцепления. При попытке освободиться от троса пилот Р- 80 подполковник Пэт Флеминг попал в спутную струю бомбардировщика В-29 майора Гая Таунсенда, в результате чего были повреждены оба самолёта и лишь благодаря величайшему мастерству обоих пилотов всё обошлось без жертв и разрушений.

А программа ХР-85 продвигалась своим чередом. К середине июня 1948 г. были полностью закончены работы по переоборудованию В-29, и подготовлен для полётов первый прототип «Гоблина». Наконец, 23 августа был совершён первый из шести запланированных полётов первой серии, в котором истребитель лишь опускался на трапеции и включал двигатель. Во всех испытательных полётах пилотом XF-85 (новая система обозначений, по которой старой литере «Р» соответствовала новое «F», была принята 11 июля 1948 г.) был Эдвин Шох. Во время Второй Мировой Войны Шох летал на «Хэлкетах» и во время службы на борту авианосца «Лексингтон» (CV-3) записал на свой счёт четыре японских самолёта. Погиб Шох во время аварии истребителя F2H-3 «Бэнши» в сентябре 1951 г.

В первых испытательных полётах основная тяжесть легла на оператора трапеции Лестера Иша, который должен был, бегая между рычагами управления трапецией и боковыми блистерами, выполнять команды Шоха, который висел на трапеции и пробовал чувствительность органов управления при различном положении самолёта. Иш позже вспоминал: «Когда XF-85 на подвесной балке и седле сцепки поднимался, пилот включал двигатель и имитировал расцепку, насколько это позволяли размеры крюка. Самолёт немедленно начинало мотать в стороны и вверх-вниз. Далее проводилась попытка установить рули на расхождение, Эд пытался опустить нос и удержать машину от раскачки. В первой попытке я помял носовой обтекатель и маслобак, вторая прошла хорошо, в третьей мне удалось удачно поймать нос, когда он только начал боковое движение. Когда мы наконец вернулись на землю, я только и смог сказать «Это был тяжёлый маневр!» (It was a helluva J.C.).»

К концу августа «Гоблин» был уже в достаточной степени подготовлен для свободного полёта, в пустом отсеке вооружения истребителя была смонтирована контрольно-записывающая аппаратура и камера. Утором 23 августа 1948 г. В-29 аккуратно зарулил к специальной яме, и истребитель, который уже находился там, аккуратно подцепили на трапецию и подтянули к фюзеляжу. После этого пилот бомбардировщика Артур Куртайл взял на борт Шоха и порулил к старту. Когда бомбардировщик набрал высоту 20.000 футов (6096 м.), Шох открыл дверь в бомболюк и начал устраиваться поудобнее в тесной кабине своей машины.

Когда Иш опустил трапецию с подвешенным XF-85 в набегающий поток, Шох запустил двигатель и вывел его на 11 тыс. оборотов. Подав ручку слегка на себя и создав угол атаки 8°, пилот истребителя плавно снял самолёт с зацепления и мягко сошёл с трапеции — начался первый самостоятельный полёт «Гоблина». Шох произвёл на своём похожем на яйцо истребителе серию несложных маневров на скоростях от 290 до 400 км/ч и остался в общем доволен управляемостью, отметив, тем не менее, значительные усилия при обратном ходе ручки управления. Казалось, что первый полёт прошёл достаточно успешно, но это впечатление моментально улетучилось, как только Шох попытался возвратить свой микроистребитель обратно на бомбардировщик. Турбулентные потоки вблизи корпуса бомбардировщика настолько сильно били и мотали во все стороны крошечный самолётик, что, казалось, не было никакого шанса зацепить его обратно на трапецию.

Надо сказать, что Эд Шох и до этого первого самостоятельного полёта вполне представлял себе все трудности, которые должны были встретиться при возвращении XF-85 на носитель. Для того, чтобы лучше почувствовать характер набегающего потока при сближении и зацеплении, Шох сделал несколько полётов на Р-80, приближаясь к носителю с опущенной трапецией и имитируя зацепление. Потоки сжатого воздуха, обтекающие фюзеляж и крылья бомбардировщика, всё время отталкивали истребитель от носителя, поэтому Шоху приходилось при приближении постоянно, но очень мягко, увеличивать тягу двигателя. При окончательном сближении с трапецией самолёт начинали бить турбулентные потоки. По воспоминаниям самого Эда, при сближении Р-80 с трапецией носителя на расстояние, эквивалентное длине крюка «Гоблина», специальный штырь, смонтированный на истребителе и имитирующий крюк зацепления, начинал мотаться «как радиоантенна на автомобиле». За исключением штыря, это был самый обычный стандартный Р-80, поэтому, несмотря на то, что удалось выполнить серию последовательных сближений с касанием штыря трапеции, имитировавшим зацепление, эти опыты признали не совсем корректными, поскольку расстояние от центра тяжести до управляющих поверхностей Р-80 было на 75 % больше, нежели у XF-85, то Р-80 был гораздо более устойчив в турбулентных потках, нежели XF-85.

Только теперь, пилотируя XF-85, Шох в полной мере осознал, насколько далеки были тренировки на Р-80 от того, с чем ему пришлось столкнуться в реальности. Уже примерно в трёх метрах от трапеции турбулентные потоки делали управление чрезвычайно трудным. Он всё же попытался зацепиться за трапецию. Одна, другая, третья попытки — всё тщетно. Шох только после разбора полёта понял, что вдобавок ко всему оптическая иллюзия от элементов конструкции трапеции приводила к тому, что поперечина зацепления казалась гораздо ближе, нежели на самом деле. Потерпев очередную неудачу, Шох делал круг и начинал всё с начала. В одной из попыток Шох недостаточно сбавил скорость, и, промахнувшись по ярму трапеции всего на 7 сантиметров (это было установление бесстрастно фиксировавшей происходящее фотокамерой), ударился кабиной о трапецию, отчего колпак на скорости около 320 км/ч разлетелся вдребезги. Набегающим потоком с пилота сорвало шлем и кислородную маску. Иш, наблюдавший случившееся из своего летающего аэродрома, хорошо видел всё, и был в ужасе, поскольку улетавший шлем он принял за голову Шоха. Несколько оглушенный ударом, пилот истребителя, тем не менее, сумел удержать под контролем свою малютку, инстинктивно отдав ручку от себя…

Разумеется, теперь ни о каком возвращении на борт бомбардировщика и речи быть не могло, но жизнь Шоха всё ещё была под вопросом, поскольку ему предстояла посадка на достаточно ровное дно высохшего озера. Предвидя создавшуюся ситуацию, инженеры поначалу планировали оснастить XF-85 временным колёсным шасси, но когда оказалось, что оно создаёт излишне большое аэродинамическое сопротивление, было принято решение оснастить самолёт простой посадочной лыжей под передней частью фюзеляжа и небольшими дополнительными опорами под каждым крылом, защищавшим концы крыла при посадке. Перед полётом Шох провёл несколько часов, изучая технику посадки немецкого истребителя Ме163, также оснащённого посадочной лыжей и, в общем, схожим с «Гоблином» аэродинамически.

На скорости примерно 220 км/ч Шох выровнял свой самолёт над жёлто-коричневой равниной бывшего дна озера и начал понемногу опускать нос, сбавляя обороты двигателя, коснувшись грунта при 160 км/ч. Наблюдатели с В-29 на несколько мгновений потеряли XF- 85 в облаке поднятой пыли, из которого вскоре появился крохотный самолётик, который сначала опустил одно крыло, потом перевалился на другое и застыл, оставив за собой облако пыли и след длиной в ровно в 1000 футов (305 м). Несколько оглушённый и слегка обалдевший Шох выскочил из кабины своего истребителя, который благополучно выдержал аварийное приземление и остался цел и невредим. Такие будоражащие кровь полёты с аварийными посадками станут для Шоха уже вполне привычными на протяжении следующих 10 месяцев испытаний. Пока был перерыв в лётных испытаниях, Шох возобновил свои тренировки с F-80, а кроме того были проведены два полёта без отцепления «Гоблина» с трапеции.

В следующем 20-минутном полёте, котрый состоялся 14 октября, и целью которого было определения путевой устойчивости XF-85 на различных режимах полёта, Шоху всего со второй попытки удалось зацепиться за ярмо трапеции и Иш благополучно принял истребитель на борт. На следующий день были проведены сразу два полёта с успешным зацеплением, но в полёте 22 октября Иш столкнулся с новой проблемой. Если до того времени все полёты проходили с выпущенным крюком, создающим излишнее аэродинамическое сопротивление и колодцем крюка, тщательно заделанным липкой лентой, то в этом полёте была сделана попытка убрать крюк после отделения XF-85 от носителя. Открытый колодец вместе с выдвигавшимся крюком создавали настолько большие турбулентные потоки, что путевая устойчивость снижалась до критических величин. Управлять самолётом было настолько трудно, что Шох даже не стал пробовать приблизиться к трапеции.

В течение следующих 10 минут Шох бился под В-29, пытаясь обуздать XF-85, который, подобно необъезженному мустангу, метался из стороны. Более-менее устойчивым самолёт становился лишь на скоростях, которые были абсолютно недопустимы при зацеплении за трапецию из-за неминуемой поломки крюка, а потому и этот 36-минутный полёт закончился после 460-метрового скольжения в облаке жёлтой пыли на дне высохшего озера.

Ввиду такого казуса были приостановлены все лётные испытания, и все силы бросили на доработку самолёта и особенно крюка. В то время авиабаза Мюрок не могла похвастаться таким богатым оборудованием и снабжением, каким в наше время славится авиабаза Эдвардс, поэтому все работы были связаны с постоянными трудностями и проблемами. Следует к этому прибавить и то, что работы проводились зимой в неотапливаемом ангаре, при температурах ниже нуля — для нежных американцев это были почти катастрофические условия. До половины сотрудников постоянно болела гриппом, а некоторые свалились с воспалением лёгких. Единственным средством для согревания было виски, но вскоре некоторые специалисты посчитали его слишком слабым для подобных «собачьих условий» и перешли на разведённый спирт.

Трудно сказать что именно, возможно именно необходимость как можно быстрее вернуться в свои привычные отапливаемые кабинеты центрального офиса фирмы, заставила наиболее выносливых работать с «сумашедшим темпом». Как вспоминал много позже Герман Д.Берки, «мы работали как одержимые. То, на что в обычных условиях порой уходили недели, а то и месяцы, решалось в течение считанных дней, а иногда и часов. Сейчас, я не согласился бы работать в тех условиях даже если бы мне даже предложили учетверённую сумму моего нынешнего контракта (интервью было дано в середине 60-х гг. — Прим. Авт.), но тогда мы все были молоды и горели энтузиазмом довести нашу разработку до конца… Прихлёбывая это разведённое пойло, мы буквально на ходу решали проблемы аэродинамики и весовой балансировки конструкции машины…» Все работы были закончены в январе 1949 г. Для увеличения путевой устойчивости на концах крыльев были установлены небольшие вертикальные поверхности, на 50 % увеличены углы отклонения управляющих поверхностей, а по обеим сторонам колодца для уборки крюка смонтировали два металлических обтекателя.

В то время, пока шли доводочные работы, Шох практиковался на F-80, а после того, как очередной этап доработок завершился, В-29 сделал три полёта для определения путевой устойчивости без отцепления. Полученные результаты вроде бы обнадёживали, поэтому на 18 марта 1949 г. был назначен очередной полёт с отцеплением для определения путевой устойчивости при различных положениях крюка. В этом полёте попытка зацепиться за ярмо трапеции привела к тому, что самолёт сильно ударился носом о передний стабилизирующий элемент трапеции, после чего крюк вышел из зацепления, а Шох не стал второй раз испытывать судьбу и снова сел на дно озера. Этот неудачный полёт стал последним для второго прототипа XF-85 (сер. № 46-524), на смену которому на борту С-82 на базу Мюрок был доставлен первый, до сих пор не летавший прототип XF-85 (сер. № 46-523). Самолёт был также доработан, и за исключением чуть более длинного форкиля ничем не отличался от второго прототипа.

8 апреля 1949 г. «Гоблин» был в очередной раз поднят в небо на борту В-29. После благополучного отцепления Шох перешёл в свободный полёт, который продлился 30 минут. В этом полёте, хотя в полётном задании не числилось испытаний на скорость, пилот разогнал истребитель до 503 км/ч — это была наивысшая скорость, достигнутая «Гоблином». Полёт проходил нормально, без каких бы то ни было неожиданностей и неприятностей, пилотировал истребитель по-прежнему Шох, а оператором трапеции был Иш, но это была уже последняя, лебединая песнь подвесного истребителя. Снова не удалось вернуться на бомбардировщик, после 15 минут болтания под носителем и трёх безуспешных попыток зацепиться за ярмо трапеции Шох предпочёл вернуться на грешную землю.

На этом этапе МакДонелл предпочёл прервать испытания. Поскольку, как показали дополнительные расчёты и результаты продувок в аэродинамической трубе, XF-85 не имел каких-либо дефектов, и единственным вопросом для дискуссий могло быть лишь необычное хвостовое оперение, то было принято решение заново перепроектировать трапецию, учитывая данные испытаний. Поскольку даже опытный испытатель с большим трудом и не каждый раз мог зацепиться за трапецию, то рядовому лётчику это было бы вообще не под силу. Если же учесть боевые условия, то становилось очевидным, что уровень потерь в эскадрильях F-85 над бескрайними просторами СССР был бы самым высоким. Становилось очевидно, что продолжать испытания до тех пор, пока не будет перепроектирована трапеция, было бессмысленно. В новой конструкции ярмо зацепления и носовой стабилизирующий элемент выдвигались на телескопических штангах далеко за пределы возмущенного потока, порождённого носителем. После зацепления самолёт должен был спокойно втягиваться внутрь бомбардировщика.

Рассматривались и другие проекты подвесного истребителя, которые должны были быть более эффективными, нежели XF-85. Один из вариантов представлял собой истребитель обычной схемы со стреловидным крылом (угол стреловидности по передней кромке составлял 35 град.), другой вариант прорабатывался под треугольное крыло. Оба проектируемых самолёта рассчитывались на достижении скорости 0,9М. Однако, в конце концов, эти проекты так и остались на ватмане и даже новая трапеция так и не была создана.

Могильщиком программы XF-85 оказалась американская разведка, которая к 1949 г. сумела раздобыть данные советского реактивного истребителя МиГ-15. Полученные цифры явились настоящим громом среди ясного неба, и на их фоне даже расчётные данные «Гоблина» однозначно трактовали подвесной истребитель как лишь ещё одну мишень для советских перехватчиков. К тому же, какая-то светлая голова додумалась до того, что подвесным истребителям почти наверняка придётся действовать в условиях ограниченной видимости, а оснастить подвесной истребитель радаром не было никаких возможностей из-за крошечных размеров последнего. Рейды самолётов-носителей ядерного оружия предполагалось выполнять таким образом, чтобы они появлялись в районах своих целей в ночное время, что должно было серьёзно затруднить работу советской ПВО, испытывавшей в то время затруднения из острой нехватки современных РЛС. И, конечно, не последнюю роль сыграли трудности с принятием подвесного истребителя на борт носителя. В добавок, ни для кого не было секретом, что эту операцию необходимо будет осуществлять при любых условиях, и даже в разгар воздушного боя. Помимо этого, апологеты усиления бомбовой нагрузки указывали и на тот факт, что самолёт весом в 2720 кг занимал бомболюк, в котором могло поместиться 8620 кг бомбовой нагрузки.

Разумеется, не одними указанными причинами объясняется закрытие программы создания подвесного истребителя. Совершенствование систем дозаправки в воздухе привело к появлению в 1950 г. «летающей штанги», а затем и системы «шланг-конус», что в значительной степени сняло остроту с проблемы увеличения дальности истребителей сопровождения. Теперь, используя воздушные танкеры, дальность полёта ограничивалась в значительной степени лишь физическими возможностями пилота заправляемого самолёта.

Так или иначе, программа XF-85 была закрыта, «Гоблины» налетали всего два с половиной часа, причём каждая минута полёта стоила американским налогоплательщикам чуть более 23 тысяч долларов. Как и многие идеи, кажущиеся при своём рождении и особенно после разочарования в оных абсолютным бредом, идея подвесного самолёта снова всплыла в Америке спустя всего каких-то пять лет. Для успешного преодоления зон с насыщенной ПВО разведчиками RB- 36 была разработана система ФИКОН (FICON — Fighter Conveyor, дословно транспортировщик истребителя). Модифицированный истребитель-разведчик GRF-84F (позже RF-84K), взлетал и садился самостоятельно, но после взлёта цеплялся за специальную рампу и подтягивался в бомбоотсек бомбардировщика (модифицированные бомбардировщики-носители имели обозначения GRB-36D,F,H,J). Система ФИКОН стояла на вооружении ВВС США в 1955–1956 гг., но это уже совсем другая история.

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ

полковник авиации военный летчик 1-го класса Игорь Карташев.

канд. воен. наук полковник авиации военный летчик 1-го класса Зиновий Никитин

лауреат Государственной премии полковник авиации военный летчик 1-го класса Петр Черныш

Фотографии предоставлены Сергеем Цветковым

Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период

За всё время существования отечественной истребительной авиации на долю последней выпало немало реформ, многие из которых затевались в угоду модным зарубежным и отечественным теориям, высоким чинам, а иногда и просто ради показухи, иначе говоря, демонстрации бурной деятельности. Большинство из них стоило нашей стране огромных средств, а её лётчикам — жизни. В предлагаемой ниже статье, написанной бывшими инспекторами по боевой подготовки истребительной авиации Главного Штаба ВВС, рассказывается о нескольких малоизвестных этапах эва шщии теории и практики боевой подготовки истребительной авиации советских ВВС, позволивших всё же к моменту развила великой державы и её вооружённых сил выйти нашим истребителям на практически недосягаемый в настоящее время уровень боевой выучки.

Среди абсолютного большинства любителей истории авиации и многих «крупных» специалистов прочно утвердилось мнение, согласно которому практика манёвренного боя начала отмирать в советских ВВС с началом хрущевской ракетизации вооружённых сил, повлёкшей резкое сокращение в их боевом составе авиации и флота. Однако это далеко не так. Справедливости ради необходимо отметить, что на протяжении первого послевоенного десятилетия (после окончания Второй Мировой войны) теория воздушного боя в целом изменилась мало. По большому счёту учитывались только возросшие почти в два раза максимальные скорости истребителей, что привело к большему пространственному размаху воздушных боёв, однако управление боем сводилось к выводу группы истребителей в исходное положение для начала сближения в первой атаке, после чего ответственность с командного пункта за результат схватки фактически снималась. Лишь по окончании боя КП снова включался в работу, отвечая за возвращение уцелевших самолётов на свои аэродромы. С помощью такого метода, в частности, происходило управление истребителями 64-го ИАК в Корее, и к середине 50-х годов он был доведён до логического совершенства.

Прогресс в авиационной технике, между тем, не стоял на месте, и в середине 50-х годов на вооружении ВВС стран НАТО стали появляться дальние и стратегические бомбардировщики носители ядерного оружия 1*, которые по своим высотно-скоростным характеристикам не только не уступали, но и зачастую превосходили советские истребители того времени. Максимальные скорости создававшихся им на замену В-58, В-70 и TSR.2 вообще лежали в диапазоне М=2–3, и уже поэтому несли смертельную угрозу странам социалистического лагеря. Весьма значительными были и декларированные характеристики дальности полёта этих машин. В то же время было очевидно, что на большей части маршрута до назначенных целей эти самолёты не будут иметь истребительного прикрытия.

Поскольку исход будущей мировой войны, помысли военных теоретиков того времени, во многом определялся тем, какой из сторон удасться в кратчайшие сроки нанести больший ущерб с помощью ядерных ударов, роль фронтовой истребительной авиации в завоевании господства в небе над линией фронта в рамках этой теории резко снижалась. Практически ненужными выглядели также штурмовая и фронтовая бомбардировочная авиация, призванные действовать вблизи линии боевого соприкосновения. В то же время роль перехватчиков неизмеримо возрастала, так как даже один-единственный прорвавшийся к прикрываемому объекту бомбардировщик мог нанести непоправимый ущерб. С учётом характера возросшей угрозы с воздуха развивалась и тактика истребительной авиации, в которой манёвренный воздушный бой вытеснялся перехватом. Ведь ни В-47, ни тем более В-52 не предполагалось прикрывать истребителями на всём их пути к назначенным целям и обратно, а сами они для перехватчиков противника серьёзной опасности не представляли 2*.

Однако оставалась тактическая (и в том числе палубная) авиация. До момента сброса боевой нагрузки и ПТБ её самолёты были весьма неповоротливы, но после атаки наземной цели они вполне могли постоять за себя, поскольку мало уступали перехватчикам как в характеристиках манёвренности, так и в огневой мощи. Именно по этой причине в курсе боевой подготовки истребительной авиации (КБП ИА) после войны в Корее появился термин «перехват и воздушный бой». Свободный воздушный бой одиночных истребителей сохранился, а бои пары с парой и звена со звеном стали проводится только с обусловленным манёвром, т. е. атакующий знал, как будет себя вести в бою атакуемый! Необходимо также отметить, что по итогам боёв в Корее и «перехват с воздушным боем» и «воздушный бой» в любом виде были выведены из стратосферного диапазона, хотя и не опустились до уровня предельно малых высот.

С 1953 г. в строевые части истребительной авиации ВВС и ПВО стал поступать МиГ-17ПФ, который был оптимизирован только для перехвата и приборной (по РЛ-прицелу) атаки неманеврирующей цели днём в облаках и ночью. В каждой истребительной дивизии, дислоцируемой вблизи государственной границы, были сформированы эскадрильи всепогодных перехватчиков, экипажи которых несли боевое дежурство, поддерживая свой уровень лётной выучки интенсивными ночными полётами. Их монотонная жизнь ограничивалась полётами на средних высотах (там, где чаще всего и формировалась мощная облачность) по маршруту и на перехват.

Свободный воздушный бой выглядел так: пара приходила в зону воздушного боя, размыкалась по команде ведущего и из положения «спина к спине» лётчики приступали к маневрированию в пространстве, стремясь зайти друг другу в хвост. Но этого было мало. Для победы в свободном бою необходимо было выполнить по «противнику» «зачётную» очередь из бортового оружия.

Воздушные бои между парами и звеньями истребителей организовывались несколько по иному и начинались с поочерёдного входа «противников» в зону воздушного боя. Поиск осуществлялся визуально. Первый увидевший молча занимал исходное положение для атаки и после этого предупреждал своего оппонета по радио: «Атакую!». По этой команде попавшее под удар пара или звено выполняло в основном, фигуры простого пилотажа без размыкания группы. На этом бой заканчивался, и «противники» возвращались на аэродром.

Зачётность очереди определялась по плёнке фотокинопулемёта (ФКП), на которой количество кадров соответствовало длительности нажатия на боевую кнопку (которое примерно равнялось или было чуть больше 1,5 сек.), угол упреждения был заданным, а диапазон дальностей был в пределах эффективной стрельбы. Одновременно с сеткой прицела на плёнку синхронно проецировался циферблат часов, что позволяло при анализе «боя» понять, кому из противников первому удалось выполнить «зачётную» очередь.

Ущербность способов организации боя между парами и звеньями была в определённой степени очевидна уже тогда. О более сложных боях между эскадрильями (тем более в условиях численного превосходства противника) военные теоретики (причем, как отечественные, так и зарубежные) предпочитали не задумываться.

Справедливости ради стоит заметить, что возросшие с момента окончания Второй Мировой войны в 1,5–2 раза скоростные характеристики истребителей пропорционально раздвинули и границы воздушного боя. В результате ввод в бой большого числа истребителей, одновременно выполняющих одну и ту же боевую задачу, был связан с использованием воздушного пространства значительного объёма, причём его границы выходили за пределы обзора командира подразделения, контролировавшего воздушную обстановку с борта своего самолёта. Поэтому в управлении действиями больших групп истребителей участвовали двое — расчёт КП, «читавший» обстановку в районе боевых действий по экрану РЛС и командир соединения (части), визуально управлявший действиями экипажей в очагах воздушного боя, завязывавшегося после взаимного визуального обнаружения противоборствующими сторонами.

Но если во время войны после начала сближения бой делился на очаги боя звеньев, пар и одиночных экипажей, то в мирные послевоенные годы для обеспечения безопасности от столкновений и грубых ошибок в технике пилотирования, большие группы ограничивались последовательными атаками в заранее оговоренное время и с заранее оговоренных рубежей. На лётно-тактических учениях (ЛТУ) по-прежнему большое внимание уделялось организации боевых действий и управлению. Однако обстановка, развивавшаяся по инициативе командиров звеньев и пар, неоднократно ставила в тупик старших начальников часто просто не успевавших отдать правильный, обоснованный сложившейся на тот момент тактической обстановкой, приказ. Промедление даже в несколько секунд (не говоря уже о минутах) было «смерти подобно» (часто без всяких кавычек!). Если такого рода события развивались на глазах начальства, то фигуранты (независимо от достигнутых ими в ходе учебного боя результатов), безжалостно наказывались.

В результате зачётные полёты и ЛТУ стали оцениваться только за качество фотострельбы по сумме результатов, достигнутых их участниками, без учёта оценки за своевременность и точность по месту воздействия по противнику. Наметившаяся в этой обстановке тенденция к совершенствованию точности прицеливания с использованием гироскопического прицела в сочетании с желанием руководящего лётного состава скрыть от подчинённых своё неумение вести свободный воздушный бой, предопределили фокусировку боевой подготовки на одиночном воздушном бое (поединке). Под это была подведена и вполне солидная теоретическая база, причём, ретроспективно оценивая её основные положения, приходится признать, что вполне определённый здравый смысл в ней действительно имелся, а подвергнуть её сомнению полвека назад было и вовсе невозможно. В основе теории лежали «три кита».

Во-первых, предполагалось, что со временем масса ядерных средств поражения (бомб) будет существенно снижена, что позволит использовать для их доставки к цели менее крупные (чем стратегические бомбардировщики) самолёты, а в перспективе и тактические истребители.

Во-вторых, считалось, что прогресс в области авиастроения позволит создать такие двигатели и виды топлива, что со временем дальностью действия современных на тот момент стратегических бомбардировщиков будут обладать боевые машины более «лёгких» классов, что позволит последним не опасаться встреч с вражескими перехватчиками и при случае успешно им противостоять.

В третьих, у лётного состава истребительных авиачастей требовалось поддерживать достаточно высокий уровень лётного мастерства, а отработка приёмов индивидуального воздушного боя как нельзя лучше способствовала этому.

Как нетрудно заметить, первое предположение со временем полностью подтвердилось, очевидность третьего никогда не вызывала сомнений, а вот второе было выполнено лишь отчасти 3*. Понятно, что в то время обоснованность подобных ожиданий не вызывала сомнений. Но здесь начавшаяся реактивная эпоха наложила свой неповторимый отпечаток.

Со стрельбой в воздушном бою к середине 50-х также было далеко не всё в порядке. «Возмутителями спокойствия» оказались, с одной стороны, возросшие скоростные характеристики боевых реактивных машин 1-го поколения по сравнению с их винтовыми аналогами времён Второй Мировой войны, а с другой — усилившаяся прочность конструкции планеров, рассчитанных на более высокие скорости и перегрузки. Помимо этого наиболее важные системы (управление в первую очередь) начали дублировать. Свою долю в снижение уязвимости летательных аппаратов внёс и новый вид топлива — авиационный керосин. Последний загорался существенно труднее, нежели высокооктановый бензин, а на больших высотах (свыше 10 км), в условиях разряжённой атмосферы, вытекающее из пробитого бака реактивное топливо вообще было поджечь невозможно!

В результате, как свидетельствовал опыт недавно закончившейся войны в Корее, дальность действительного огня по самолётам тактической авиации не только не возросла благодаря повышению эффективности прицельных устройств и мощи стрелково-пушечного вооружения 4*, но даже несколько снизилась (особенно в противоборстве истребителей), выйдя на уровень 200–300 м.

И это вступило в противоречие с мерами безопасности для дальности стрельбы установленными Курсом боевой подготовки истребительной авиации: стрелять с дальности менее 200 м лётчикам запрещалось. Стоявший на МиГ-15 и МиГ-17 полуавтоматический гироскопический прицел АСП-3 имел свои особенности выработки данных для стрельбы. Подвижная сетка прицела на малых дальностях почти не отклонялась при манёвре истребителя, а в процессе прицеливания на дистанциях свыше 300 м она реагировала на малейшее изменение крена или перегрузки, а потому «удержать» её на цели было очень трудно. Возник парадокс: прицел обеспечивал данными для стрельбы умелого стрелка и «мешал» вести огонь новичку. Таким образом, для получения зачётной очереди цель должна былап или не маневрировать или выполнять плавные манёвры с постоянной угловой скоростью, чего в реальном бою, естественно, не было и в помине.

Понятно, что в этих условиях процесс прицеливания и стрельбы по воздушной цели с директивно введённой дистанции более 300 м был очень труден и потому опытные лётчики, особенно прошедшие войну, предпочитали подходить к противнику ближе. Трижды Герой Советского Союза И.Н.Кожедуб прямо говорил, что «для гарантированного поражения противника и на реактивных истребителях надо подходить на сто метров…»

Между тем, количество ветеранов, имевших боевой опыт (в том числе и войны в Корее), в составе ВВС с каждым годом естественным образом сокращалось, а новые стратегические подходы и реалии диктовали свою логику развития событий. Начавшиеся между тем регулярные полёты американских и британских разведывательных самолётов над Советским Союзом очень тяжёло отразились как на боевом духе лётного состава, так и на подходах к конструированию боевых машин. Отсутствие достаточно мощных реактивных двигателей вынудило начать очередной раунд борьбы за снижение массы истребителей, которым «дыхалка» не позволяла забираться на оперативный потолок разведчиков вероятного противника. Ещё более тревожная информация поступала по каналам ГРУ: агентура сообщала, что экипажи американских бомбардировщиков проводят полёты над Советским Союзом с габаритно-весовыми макетами ядерных бомб.

Понятно, что если вражеские бомбардировщики нанесут удары ядерными бомбами по городам СССР, то особого смысла вести воздушные бои с натовскими истребителями над Германией и Венгрией уже не будет. В результате, как и в годы Великой Отечественной войны с советских истребителей «за борт полетело» всё второстепенное, без чего можно было обойтись при перехвате высотных целей. Расставаться приходилось даже с частью вооружения и боекомплекта, не говоря уже о приборах и бронеспинке.

После очередной ревизии веса были сняты часы, а на смену фотокинопулемёту С-13, стоявшему на МиГ-17, пришёл ФКП-2. При ведении огня, он фотографировал не положение цели относительно оси самолёта и его оружия, а положение цели в сетки прицела. Но самое главное — он не имел часов. «Зачётную» плёнку можно было делать сразу же после уборки шасси или при сборе группы и не мучиться при построении хитрых манёвром в учебном бою.

1* Например, американские В-47 «Стратоджет» и В-52 «Суперфортресс», а также британские «Виктор», «Вэлиант» и «Вулкан».

2* Хотя В-52 и мог нести управляемые ракеты для самообороны, использование этого варианта боевой нагрузки во время войны в Юго-Восточной Азии не практиковалось. Весьма низкой при атаках перехватчиков ВВС ДРВ оказалась и эффективность кормовой пушечной установки. Хотя в различных изданиях рекламного характера утверждается, что стрелками “Стратосферных крепостей» было сбито несколько “МиГов», архивные данные противной стороны не подтверждают ни один из подобных эпизодов. Фактически, основным и наиболее эффективным средством защиты для стратегических бомбардировщиков являются бортовые средства РЭБ, а при групповых действиях их эффективность значительно наращивается подразделениями самолётов постановщиков помех и подавления ПВО.

3* Хотя перегоночная дальность современных тактических самолётов позволяет им с несколькими дозаправками покрывать многие тысячи километров пространства и теоретически наносить удары едва ли не в любых точках планеты, на эти технические возможности накладываются серьёзные физиологические ограничения экипажей. В результате, боевой радиус действия машин подобного класса не превышает 1500 км.

4* Проведённый американскими специалистами анализ эффективности бортового вооружения F-86A, состоявшего из шести крупнокалиберных пулемётов «Браунинг» показал, что по точности огня «Сейбр» почти в 3 раза превосходит «Мустанги» последних модификаций, имевших… те же самые шесть крупнокалиберных «Браунигов», выбрасывавших как и в годы Второй Мировой до 3,5 кг металла в секунду. Вооружение МиГ-15 и МиГ-17 некоторые специалисты вообще считали избыточным. Действительно, секундный вес залпа этих истребителей составлял 10,5 кг.

Фотокинопулемёт С-13 с часами, которым принадлежала весьма важная роль в процессе боевой подготовки.

Автоматический прицел АСП-3 на качающейся раме (внизу).

«Спарки» очень интенсивно использовались и в строевых частях. На них, как и на боевых машинах, отрабатывали технику пилотирования и сдавали на класс.

Проверка оружия МиГ-15.

Исчезновение такого на первый взгляд малозначимого элемента приборного оборудования как часы повлекло за собой стремительную эррозию практики воздушного боя, причём как в среде лётчиков-перехватчиков из состава истребительной авиации ПВО, так и в среде фронтовых истребителей.

Послабления коснулись и требований, предъявляемых к подготовке лётчика, представляемого на присвоение классной квалификации. Подготовка к ведению воздушного боя подразумевалась в рамках его готовности выполнять задачи по уничтожению противника в составе группы до звена включительно, а для подтверждения 2- го и 1 — го класса было достаточно уметь выполнять перехваты в сложных метеоусловиях и ночью. Контрольная проверка по боевому применению представляемого на класс лётчика проводилась тоже по его умению выполнять перехват на оценку не ниже «хорошо», а не свободный воздушный бой. Уровень боевой выучки лётчиков, представляемых на присвоение классной квалификации, снизился очень быстро и весьма существенно.

В частности, 3-й класс вручался при умении перехватывать высотные цели днём в простых метеусловиях (ПМУ) в составе пары и звена, а для получения 2-го требовалось ещё и уметь выполнять полёты при установленном минимуме днём в сложных метеоусловиях (СМУ), а также выполнять перехват одиночного самолёта в сумерках, который был введён начиная с 1958 г. в практику боевой работы истребителей. При этом цель можно было обнаружить с помощью инфракрасного визира СИВ-52, фиксировавшего темный силуэт на светлом фоне.

Строгость и педантизм в оценке лётной подготовки были подкреплены юридически и материально. В 1950 г. была введена для всего лётного состава Вооружённых Сил СССР классная квалификация. Заметим, что система материального стимулированияклассных лётчиков несколько отличалась от существующей. Так, лётчику 1-го класса досрочно присваивалось воинское звание на ступень выше (до подполковника включительно). За налёт в сложных метеоусловиях днём и ночью платили дополнительно 2 рубля за одну минуту налёта и один рубль за тот же налёт в простых метеоусловиях ночью. За 200 часов налёта в сложных метеоуслових лётчики награждались орденом Красной Звезды, а за 400 — орденом Ленина! Присвоение квалификации пилот 1-го класса производилось только после личной проверки инспектора центрального аппарата ВВС в совместном полёте на боевом самолёте в сомкнутом строю от взлёта до посадки в качестве ведомого у проверяемого ночью в облаках при установленном минимуме погоды или на учебно-боевой машине. Так, например, принимал на класс в 1950 г. в ГСВГ полковник Е.В.Сухорукое. В конце 50-х никого не шокировал такой (ныне почти немыслимый) факт: командир истребительного авиаполка был лётчиком 2-го класса, а заместитель командира эскадрильи -1-го. Такой порядок просуществовал до июля 1959 г., когда с введением радиосистем ближней навигации требования к уровню лётной выучки были существенно снижены, и перестали платить за полёты в «сложняке», досрочно присваивать звания и представлять к правительственным наградам.

Организация лётно-технических учений (ЛТУ) имела свои особенности. Так, в 1954–1957 гг. практиковалось участие истребительных частей в учениях соседних военных округов. Полки-участники перебрасывались на другие аэродромы (в рамках того или иного плана, каждый из которых был разработан на случай вполне определённого варианта обострения международной обстановки). Однако «боевая работа» истребительных частей на новых местах почти не отличалась от той, которой командованию приходилось заниматься «у себя дома». Правда, надо отметить, что истребительные полки действовали в рамках существовавших тогда концепций, вот только между собой истребители «противоборствующих» сторон в ходе учений почти не встречались. Если же это происходило, то манёвренный бой с использованием всего арсенала наступательных и оборонительных приёмов никто даже не пытался завязать!

Заметим, что уровень боевой выучки всегда находился в прямой зависимости от требований к содержанию и качеству подготовки на класс. Одним из основных требований к достигнутому за последний год уровню подготовки и сегодня является умение лётчика-истребителя выполнять полёты на боевое применение в сложных метеоусловиях днём и ночью. У перехватчиков это были перехваты в облаках с использованием БРЛС, а у фронтовых истребителей — перехваты за облаками. Формально к учитываемым при оценке готовности к полётам на боевое применение относились и воздушные бои за облаками. Но именно такого рода бои почти никто не вёл. Это было связано с условиями проведения боёв визуально наблюдающих друг друга противников — им было запрещено входить в облака по мерам безопасности, т. к. выполнение фигур сложного и высшего пилотажа в облаках и ночью не отрабатывалось 5*.

Между тем, даже в случае успешного выхода на цель по данным наземных РЛС и собственного БРЭО, большинство лётчиков-истребителей, и тем более лётчиков-перехватчиков, вряд ли смогли бы поразить воздушную цель бортовым оружием. Иначе говоря, мощь советской истребительной авиации во второй половине 50-х годов становилась всё более эфемерной.

Предвидя, что этот тезис может вызвать среди воинствующих патриотов из числа ветеранов советских вооружённых сил и «оборонки» обвинения в некомпетенции и очернительстве, отметим, что венцом курса подготовки к воздушной стрельбе была стрельбы по планеру, который буксировался на 800-метровом тросе реактивным бомбардировщиком Ил-28. Однако, как выяснилось, обучение стрельбе с дистанции 300 и более метров, практиковавшееся в то время, приводило к тому, что попасть в планер подготовленным по утверждённым методикам лётчикам было очень трудно. Надо ли говорить, что случайности подобного рода выпадали редко, и каждый полк знал своих героев, которые обычно вылетали последними.

Надо сказать, что складывавшаяся ситуация была во многом известна командованию ВВС по результатам проводимых проверок и инспекций. Однако путей решения возникшей проблемы не просматривалось, поскольку лётчики проверяемых частей действовали строго по написанным инструкциям, что и фиксировалось в соответствующих документах.

Заметную роль сыграл и стремительный натиск набиравшего политический вес ракетного «лобби», едва не сгинувшего при Сталине в недрах ГУЛАГА и теперь взявшего впечатляющий реванш. Ракетчики не без основания гарантировали, что в кратчайшие сроки и за меньшие деньги смогут создать непробиваемый зонтик над СССР и его союзниками. С учётом возможностей уже развёрнутого вокруг Москвы станционарного ЗРК С-25, в это было просто невозможно не верить. Быстрыми темпами развивавшиеся опытно-конструкторские работы по ЗРК С- 75 и С-125, обещали невиданный успех уже в недалёком будущем.

Результаты не замедлили сказаться: боевой состав истребительной авиации был в очень короткие сроки сокращён втрое(!) и это при том, что ещё недавно на проходившем 22 февраля 1958 г. заседании Совета Обороны СССР, была подтверждена необходимость реализации программы перевооружения ВВС, в рамках которой предполагалось в течении ближайшей пятилетки построить только фронтовых истребителей и перехватчиков свыше 14.000 единиц!

Справедливости ради необходимо отметить, что не везде в истребительной авиации со стрельбой по планеру было плохо.

В 1958 г. и 1959 г. были проведены соревнования по боевой стрельбе среди истребительных авиачастей на Кубок Главкома ВВС. Самым удивительным было то, что оба раза с большим отрывом от ближайших претендентов кубок был завоеван лётным составом 841- го истребительного авиаполка из состава 34-й Воздушной армии (Закавказский военный округ, командир — полковник А.Рязанцев), дислоцировавшимся в то время на аэродроме Мериа (Грузия) и летавшем на истребителях МиГ-17 и МиГ-19. Секрет успеха оказался прост: в составе полка имелась довольно большая группа лётчиков, которая, несмотря на инструкции и разного рода спускаемые сверху директивные указания, по-прежнему предпочитала стрелять в упор, когда мишень занимала большую часть поля прицела, и промах почти исключался. В результате лётчики 841-го полка на глазах комиссий буквально разносили очередями буксируемые мишени.

Надо сказать, что в то время на буксировщиках мишеней в качестве стрелков-радистов, управлявших лебёдкой и следивших за соблюдением мер безопасности при стрельбе, летало немало старшин- сверхсрочников из числа воздушных стрелков Ил-2 и Пе-2, прошедших войну и знавших, как именно нужно стрелять по воздушным целям чтобы их сбивать. Руководил ими начальник воздушно-стрелковой службы 34-й ВА полковник Прудовский, который на основе кадров фотокинопулётов разработал методику дешифрирования плёнки ФКП-2, позволявшую объективно судить об эффективности стрельбы того или другого лётчика даже без применения оружия. Необходимость в этом ощущалась довольно остро, так как нашлись «асы», которые, не попадая в цель по правилам, разработали свои собственные методы, позволявшие также успешно сбивать мишени, получая все причитавшиеся при этом моральные и материальные выгоды.

Одним из наиболее распространённых способов был подход сбоку на дальность 300 м, наложение центральной марки АСП-3 на силует планера, уравнивание-скорости, дача левой или правой педали (в зависимости от того с какой стороны кому было удобно) и полёт со скольжением в сторону цели. После чего мишень ловилась в прицел, и открывался огонь. Надо ли говорить, что в реальном бою рассчитывать на успех применения подобной методики не приходилось, так как противник легко бы ушёл из-под удара. Так стрелять в 34-й ВА никому не разрешалось.

Хотя воздушный бой по-прежнему занимал значительное место в подготовке истребителей, но особенности методики и существовавшая тогда система боевого управления не способствовала освоению его наиболее сложных элементов, таких как скрытое сближение и тактические приёмы достижения внезапности первой атаки. Бой между одиночными истребителями больше напоминал дуэль, так как начинался не с поиска противника, а с расхождения на встречные курсы. При этом оба «врага» находились на одной высоте. Понятно, что его исход во многом решался не тактическим, а лётным мастерством и уровнем физической подготовки противников. Иначе говоря, кто был более вынослив на перегрузках, тот в конечном итоге и повисал на хвосте у оппонета. Воздушный бой пар начинался с поочерёдного взлёта в зону (в первом полёте первой стартовала пара командира звена, а во втором — ведомая пара). В ходе схватки пары не размыкались, а атаковали маневрирующего (и так же не разомкнувшегося) противника, который пытался сделать то же самое.

Программа учебных воздушных боёв между двумя парами истребителей тем временем продолжала сворачиваться, и последние из них (как можно судить по имеющимся документам) были проведены в 1959 г., а наиболее совершенными на тот момент истребителями, участвовавшими в них были МиГ-19С. Они же были последними, которые «в массовых количествах» стреляли по буксируемым планерам из 30-мм пушек. Освоение лётным составом двухмаховых МиГ- 21 по объективным причинам затянулось, и попытки выполнения стрельб по планеру на МиГ-21 Ф13 выполнялись в 1961 г. только в частях Закавказского округа. Однако из-за ограничений, связанных с мерами безопасности, опыт применения пушек на МиГ-21 был признан поначалу неудачным из-за недостаточной манёвренности самолёта, а вскоре эти истребители распрощались со своим ствольным артиллерийским вооружением. Как горько шутили в курилках лётчики: пушки попросту отсохли у этих машин.

Надо признать, что пилотажные качества МиГ-21 первых модификаций серьёзно затрудняли выполнение маневров в ограниченном пространстве для выбора наиболее удобной позиции для стрельбы из пушек. Весьма ограниченным был и боекомплект бортового артвооружения. В сравнении с МиГ-21, его предшественник МиГ-19 давал пилоту куда больше возможностей, будучи очень лёгкой и чрезвычайно манёвренной машиной. Последний стал и первым отечественным относительно полноценным истребителем-перехватчиком 6* с системой ракетного управляемого оружия К-5М и ракетой РС-2-У, наводимой по радиолучу.

С появлением на вооружении этих машин, истребительные авиаполки советских ВВС начали отрабатывать применение управляемого ракетного вооружения по мишеням на полигонах ПВО под Астраханью, в районе Красноводска, а также в специальных зонах над Балтийским, Чёрным и Охотским морями. Там стрельба выполнялась по парашютным радиолокационно контрастным мишеням, снабжённым уголковыми отражателями. Несколько позже, уже после появления на вооружении МиГ-21ПФ с УР Р-ЗС, появились ракетные мишени, запускаемые с одного из пилонов перехватчика (на другом, как правило, подвешивалась ракета). При этом классический воздушный бой был, как тогда казалось, окончательно отправлен на свалку истории и заменён перехватом.

Заметим, что задачи истребительной авиации, определяемые Боевым уставом ВВС, не изменились, но зато изменились способы их решения, которые определялись обликом и возможностями поступавших на вооружение авиационных комплексов. Результатом установившейся практики стало появление пузатых (в полном смысле этого слова) лётчиков-перехватчиков 1-го класса, основательно забывших все навыки воздушного боя, но зато считавшихся элитой советской сверхзвуковой всепогодной истребительной авиации.

Основным способом решения боевых задач (особенно на МиГ- 21 ПФ) стал перехват и атака цели, параметры полёта которой не вынуждали атакующего интенсивно маневрировать для входа в область возможных пусков, т. к. энергично менявшую своё положение в воздушном пространстве цель было трудно обнаружить и удержать в зоне обзора БРЛС, а в момент пуска УР с ИК ГСН её носитель должен был иметь перегрузку не более 2 единиц. «Большие» (до звена) группы истребителей атаковали цель или одиночными экипажами, либо последовательно без потери радиолокационного контакта между собой. Для более эффективного наведения перехватчиков была создана и с 1960 г. начала поступать в строевые части автоматическая система наведения «Воздух-П». Расчёт КП, использовавший эту систему, мог наводить перехватчики по одной из трёх программ с передачей выработанных ЭВМ команд по телекодовой линии прямо на борт самолёта. И всё было бы хорошо, если бы все цели не маневрировали. Как только атакуемый самолёт начинал пытаться выйти из-под удара, процесс автоматического наведения срывался и офицер боевого управления должен был наводить перехватчик вручную. Для этого ему приходилось отвлекать своё внимание от индикатора кругового обзора РЛС, т. е. он переставал воспринимать воздушную обстановку, и не видя ничего, кроме ручек и шкал СРП, он начинал посылать команды наведения путём установки на них вручную значений курса, высоты, скорости и т. п. параметров. Таким образом автоматизация так и «не дотянулась» до воздушного боя.

5* Попутно отметим, что бомбометание истребителями с пикирования под углом 60° было также забыто почти на 10 лет — до 1963 г.

6* Созданный до этого МиГ-17ПФ с системой К-5 и ракетой РС-1-У имел настолько низкие характеристики, что фактически устарел к моменту своего создания. Да и вообще, МиГ-17 как носитель управляемого ракетного оружия для воздушного боя был явно слабоват, так как во многих случаях не обеспечивал необходимых стартовых условий для запуска управляемых ракет. Именно по этой причине так и не был запущен в серийное производство МиГ-17Ф со вполне «кондиционной» УР Р-ЗС, имевшей ИК ГСН и успешно применявшейся на многих других советских истребителях.

Перехватчики МиГ-17ПФ стали первыми истребителями разучившимися вести воздушные бои.

Теперь лётно-тактическая подготовка ограничивалась проведением ЛТУ в пределах воздушного пространства объединения и в её содержании не было места для самостоятельных тактических решений и их реализации. В материалах ЛТУ кроме оси маршрута авиации противника, условий базирования авиационных группировок сторон и рубежей ввода истребителей в бой по-прежнему ничего даже отдалённо не напоминало о тактике. Фактически под тактикой (применительно к современной на то время истребительной авиации) понималось решение задач боевого использования истребителей и выполнение ими элементов боевого применения оружия в воздушном бога, в ходе которого никаких тактических решений не принималось. При этом результаты учений оценивались по количеству и среднему баллу за точность прицеливания участников ЛТУ. Наиболее грамотные командиры оценивали ещё и рубеж, с которого цель была атакована первым истребителем, но таких было совсем немного.

Оценка за качество вылетов, выполненных на боевое применение до появления на самолётах систем автоматической регистрации параметров полёта (САРПП), выставлялась лишь за точность прицеливания и наличие (или отсутствие) «захвата» цели ГСН УР. Заметим, что начальные условия применения управляемого ракетного оружия тогда ещё оценить было невозможно. Скорость носителя при сходе ракеты с направляющей и перегрузка в момент пуска до появления САРПП ничем не регистрировались. Не регистрировалось никак и положение истребителя относительно области возможных пусков 7*.

В боевом управлении, за исключением работы с АСУ «Воздух-П», ничего не изменилось — в воздушном бою офицер боевого управления не участвовал, а его прерогативой оставался только перехват, завершающийся атакой и контролируемый по данным, которые он визуально считывал с индикатора кругового обзора.

Впрочем, нельзя сказать, что в области боевого управления совсем ничего не делалось. Так, с 1965 г. было введено чёткое разграничение зон ответственности за контроль воздушного пространства. Теперь руководитель полётов отвечал за воздушное пространство вокруг аэродрома до рубежа 40–60 км, а расчёт командного пункта — от 40–60 км до рубежа передачи управления при выходе самолётов за пределы своего радиолокационного поля. После этого стало удобнее управлять — у каждой области был воздушного пространства появился вполне определённый хозяин. Но это нововедение, к сожалению, не устранило дублирование в системе боевого управления: радиолокационное поле истребителей накладывалось на такое же поле системы ПВО страны и дублировало его. Фронтовые истребители регулярно принимали участие в учениях войск ПВО, но взаимодействие их участников ограничивалось обменом информацией о воздушной обстановке между командными пунктами. Осуществить достаточно оперативно наведение хотя бы звена фронтовых истребителей на цель в случае возникновения даже острой необходимости командный пункт ПВО был не в состоянии, точно также командный пункт фронтовой истребительной авиации не мог «попросить» баражирующие в зоне ожидания перехватчики прикрыть отправляющиеся на задание истребители-бомбардировщики.

С особой силой недостатки советской системы контроля за воздушным пространством проявились 1 мая 1960 г. В тот день на перехват американского высотного разведчика U- 2 были подняты два МиГ-19 из состава 356-го ИАП, которые пилотировали старшие лейтенанты Борис Айвазян и Сергей Сафронов. Несколько раньше в воздух ушёл на новейшем, но невооружённом перехватчике Су-9 капитан Митенков, получивший приказ в случае необходимости таранить вражеский самолёт. Однако ни паре «МиГов», ни новейшей «сушке» перехватить противника не удалось. В то же время плохое взаимодействие, и, в частности, отсутствие единого центра управления, создало ситуацию, анализируя которую командир зенитно-ракетного дивизиона (ЗРД) даже не предполагал, что в зоне поражения его ракет находятся свои перехватчики. Ко всему прочему, на Су-9 не была смонтирована система госопознавания, и, судя по всему, оба МиГ-19 также вряд-ли могли дать нужный ответ на кодированный запрос станций обнаружения и наведения ракет.

Ко всему прочему зона прикрываемая ЗРД, была запретной для полётов любых самолётов. В результате все советские истребители были восприняты операторами РЛС разведки целей и СНР как вражеские самолёты, что могло означать наряду с разведкой и налёт с применением ядерного оружия6. В этих условиях командир ЗРД принял единственно верное решение уничтожить как можно больше целей.

Ближе всех к Свердловску находился U-2 и пара МиГ-19, по которым и были произведны пуски семи ракет В-750 с ЗРК С-75. Одна из них поразила самолёт Пауэрса, вторая взорвалась, сработав по одному и из крупных обломков американского самолёта, а третья попала в перехватчик Сергея Сафронова, который погиб (посмертно награждён орденом Красного Знамени). Его горящий «МиГ» рухнул на территорию парка культуры и отдыха города Первоуральска, недалеко от которого проходила праздничная первомайская демонстрация. Старший лейтенант Айвазян успел заметить идущую к его самолёту смертоносную «сигару» и резко бросил машину в пикирование, что и спасло ему жизнь.

Едва ли не единственным реальным достижением развития тактики перехвата в конце 50-х — начале 60-х годов, была отработка группового перехвата ночью невидимой визуально цели по методу «радиолокационной цепочки». Суть метода состояла в следующем: дежурное звено, находившееся в пятиминутной готовности к взлёту, поднималось с аэродрома по одному самолёту с минимальными интервалами. В то время как ведущий в своих действиях руководствовался указаниями наземного командного пункта, наводившего его на цель, пилоты остальных перехватчиков, шедших один за другим, ориентировались по радиолокационному сигналу шедшей впереди машины. Выход ведущего на цель автоматически позволял и остальным трём перехватчикам занять позиции для пуска ракет.

Основным достоинством этого метода было нивелирование низкой надёжности и эффективности первых комплексов управляемого ракетного оружия, поскольку считалось, что хоть кто-то из четырёх перехватчиков всё-таки сможет осуществить успешный пуск. При этом практически исключалась опасность столкновения в условиях отсутствия видимости, так как сбора группы и формирования строя не производилось, а при отсутствии этой процедуры происходила известная экономия горючего, так как ведущий сразу шёл к цели. Кроме того, это позволяло атаковать цели даже в облаках, как днём, так и ночью и гарантировало, что в случае неожиданного манёвра противника контакт с ним не будет потерян всеми лётчиками, что порой имело место при атаке строем.

С перевооружением частей истребительной авиации сверхзвуковыми машинами в методике подготовки лётного состава особых изменений не произошло. Она по-прежнему состояла из тех же элементов, но в её содержании наметилась тенденция к формализации. Появились схемы выполнения каждого полётного задания с учётом условий базирования полка и записи в рабочих тетрадях, дублирующие содержание схем. Наряду с положительными сторонами в такого рода форме усвоения полётного задания вскоре появились и отрицательные моменты.

Дело в том, что запись в тетради должна была быть независимо от повторяемости полётов по этому заданию, и значительный объём записей в рабочей тетради лётчика зачастую отнимал у него время, необходимое для более полного формирования образа полёта на аналитическом этапе формирования лётного умения. Документы, регламентирующие лётную работу этого периода, в свою очередь, содержали значительный объём материала, имеющего отношение к способам реализации правил организации и проведения полётов. Попытки, не фильтруя по приоритетности и степени необходимости, выполнить все требования подобных наставлений неоднократно ставили организаторов боевой подготовки в скандальное положение. Они разрывались между стремлением обязательно выполнить всё предписанное и временем, отпущенным для этой цели, которого явно не хватало и которое приходилось отнимать у лётного состава.

Вот так строилась боевая подготовка советской истребительной авиации. Разница заключалась лишь в том, что если перехватчики в ПВО занимались исключительно отработкой тактики перехвата, то фронтовые истребители из состава ВВС, где ещё довольно долго сохранялись на вооружении машины с пушечным вооружением, в дополнение к этому учились наносить удары по наземным целям и, в частности, по аэродромам (но это уже другая история, которую мы расскажем на страницах «Истории Авиации» в следующий раз. — Прим. авт. и ред.).

7* Такая система фотоконтроля появилась только на истребителях четвёртого поколения МиГ-29 и Су-27, когда по опыту многочисленных локальных конфликтов стало ясно, что далеко не каждая выпущенная УР с ИК ГСН попадает в цель.

8* Как известно, экипажи В-29 полковника Тибетса и майора Суини, сбросивших атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, действовали самостоятельно и сопровождались только разведчиками погоды.

Многим в конце 50-х — начале 60-х годов казалось, что появление управляемых ракет окончательно похоронило манёвренный бой.

О качестве боевой выучки лётного состава можно было судить по двум фактам: по требованиям к подготовке лётчика, представляемого к присвоению 1 — го класса, и по действиям дежурных сил по самолётам- нарушителям воздушного пространства.

Вся эта идиллия продолжалась до марта 1964 г., когда к вечеру 10- го числа в воздушном пространстве ГДР появился американский разведчик RB-66, на который расчёты наземных РЛС навели два МиГ-19П из состава 33-го и 35-го истребительных авиаполков. Несмотря на то, что истребители этого типа были вооружены тремя 23-мм пушками НР- 23 9*, попасть в цель из бортовой артиллерии ни капитану Ф.М.Зиновьеву из 33-го полка, атаковавшему первым с дистанции 600–500 м, ни капитану В.Г.Иванникову из 35-го, вышедшему в атаку вторым с дистанции 400–300 м, не удалось. При этом непрерывно работавший фотокинопулемёт ФКП-2 у того же капитана Ф.М.Зиновьева периодически фиксировал нахождение цели в обрамлении маркера.

Как показало расследование, после начала атаки сначала первым истребителем, а затем появления второго и третьего (в паре с капитаном В.Г.Иванниковым был поднят его ведомый Б.Сизов) экипаж разведчика явно запаниковал, хотя никаких повреждений, согласно имевшимся кадрам фотокинопулемётов истребителей самолёт-нарушитель не получил. При этом у атаковавшего вторым Бориса Сизова отказала система управления огнём пушек, и пока «на земле» соображали, что делать, дистанция сократилась до 150 м, после чего последовала команда на применение 57-мм НАРов С-5, но у них дистанция взведения взрывателей после выстрела оставляла 130 м, и пока лётчик готовил оружие, расстояние ещё сократилось, после чего Сизову пришлось для выхода в повторную атаку выполнить разворот, завершив который он потерял цель.

Между тем, экипаж разведчика, видя, что дело принимает серьёзный оборот, выпуском щитков уменьшил скорость с одновременной потерей высоты и разворотом на обратный курс (на Запад) 10*. Продолжавший висеть на хвосте у «следопыта» капитан Зиновьев попытался сбить RB-66 огнём из пушек на развороте, но и это нашему лётчику не удалось из-за быстрого пространственного и углового перемещения цели, а также внезапно возросшей скорости сближения.

Точку в этом эпизоде поставил капитан В.Г.Иванников, который после выполнения самолётом-нарушителем разворота вышел на дистанцию 400–300 м и, после того как цель не удалось поразить из пушек, а дистанция сократилась до 150 м, расстрелял вражеский самолёт НАРами С-5. Уже на дистанции 100 — 80 м наш лётчик по условиям безопасности прекратил пуск С-5 и добил цель огнём из пушек.

МиГ-21 (во всяком случае первых модификаций) в большей степени являлись перехватчиками, нежели фронтовыми истребителями, способными бороться за господство в воздухе.

Однако, как поётся в известной песне, «одна снежинка — ещё не снег, одна дождинка — ещё не дождь». Осенью того же года, уже в Закавказье в 982-м ИАПе имел место другой случай. Пилот взлетевшего с аэродрома Вазиани МиГ-21ПФ лётчик 1-го касса капитан Елисеев был вынужден пойти на таран, так как эффективно применить оружие по самолёту-нарушителю не удалось.

Ещё более анекдотичная ситуация имела место в этом же полку несколько позже. Поднятый на перехват турецкого RF-84 МиГ-21ПФ капитана Таратуты был выведен на дальность, с которой радиолокационный прицел «МиГа» захватил цель, о чём пилот и должил по радио. Однако на КП видимо решили перестраховаться и вместо команды на применение оружия, дали лётчику указание подойти к нарушителю на дистанцию, позволяющую визуально определить тип и государственную принадлежность неизвестного самолёта 11*! Сократив дистанцию, капитан Таратута вскоре сообщил, что он ясно видит на самолёте опознавательные знаки турецких ВВС, вот тут и последовала простая команда: «Сбей его»! При этом никто на КП видимо не подумал, что для применения управляемых ракет нужна определённая дальность до цели и скорость. Необходимо было выполнить тактический отворот, затем разгон, и только после повторного обнаружения и захвата цели радиоприцелом, сообщавшим дальность до неё, выполнить пуск ракет. Однако цель приближалась к границе, и времени даже на отставание и последующий разгон уже не оставалось. Уменьшив обороты и, как следствие этого, несколько увеличив дистанцию до цели, капитан Таратута выполнил пуск первой УР Р-ЗС, которая даже не успев захватить цель, «провалилась». Из-за малой скорости, на которой был произведён пуск, в воздухозаборник попали выхлопные газы ракеты, и двигатель встал! Скорость и высота хотя и продолжали уменьшаться, но видимо не настолько быстро, чтобы это внушало тревогу лётчику. Гораздо быстрее возростала дальность до цели, и вскоре сигнализатор в кабине показал, что ГСН второй Р-ЗС «увидела» цель. Таратута не мешкая произвёл пуск, но скорость вполне достаточная для того, чтобы в воздухе держался самолёт оказалась недостаточной для ракеты (иначе говоря, не были соблюдены стартовые условия пуска). В результате, и этот управляемый сна-ряд полетел «как бревно»! Оставшись безоружным, пилот от ВСУ запустил на снижении двигатель и на остатках топлива вернулся на базу.

Времена были ещё достаточно суровые, и в ходе начавшегося разбирательства (грозившего вскоре перерасти в судилище), поначалу предполагалось найти стрелочника в лице лётчика и свалить неудачу на него. Однако в ходе дознания и анализа сарппограмм выяснилось, что капитан Таратута действовал строго по командам наземного КП. Тогда было решено «притянуть к ответу» руководство завода, выпускающего «негодные» управляемые ракеты Р-ЗС. Однако после «высадки» в Тбилиси, где находился штаб Закавказского округа и проводилось разбирательство, «инженерного десанта» быстро выяснилось, что большинство офицеров управления на наземных пунктах системы ПВО, управляющих действиями перехватчиков, не знакомы с правилами применения управляемого ракетного оружия. В результате, разбирательство было «спущено на тормозах», а сам инцидент замят.

Именно после этого случая был разработан способ, получивший позже название «глаз-стрелок», а на перехват стали поднимать не менее пары самолётов. При этом один подходил к неизвестному самолёту для визуального опознания, а другой, находясь сзади на удалении, достаточном для предварительного разгона и пуска, держал самолёт противника в зоне обзора своего радиолокационного прицела в режиме «захвата».

Настоящий же «ренессанс» ближнего воздушного боя стал очевиден после начала в середине 60-х войны во Вьетнаме, в которой приняли самое непосредственное участие вооруженные силы США, а на стороне ДРВ — наши советники. Но ещё раньше туда попали китайские специалисты, которые и стали обучать вьетнамских лётчиков той методике воздушных боёв, которую им самим десятью годами ранее преподавали советские инструкторы. К началу 60-х политические дороги СССР и Китая разошлись, но отсталая авиапромышленность последнего была не в состоянии создавать перехватчики сопоставимые по своим возможностям с советскими или американскими машинами, а потому китайские лётчики-истребители готовились, как тогда казалось, по устаревшим, но неожиданно оказавшимся таким актуальным в новой локальной войне программам боевой подготовке.

9* Огневая мощь встроенного вооружения МиГ-19П была более чем достаточна для уничтожения RB-66, так как суммарный секундный вес залпа установленных на нём трёх 23-мм автоматических пушек НР-23 составлял 8,5 кг. Иначе говоря, ежесекундно истребитель выбрасывал свыше 42 200-граммовых бронебойно-зажигательных и осколочно-фугасных снарядов!!

10* Подобными приёмами в годы войны часто и весьма успешно пользовались наши и немецкие разведчики. Дело в том, что выходящие в атаку истребители, как правило, имеют существенное преимущество в скорости и, в случае резкого торможения и вертикального перемещения атакуемой цели, часто не могут чисто физически повторить тот же манёвр и попросту проскакивают, теряя визуальный контакт. Наибольший эффект достигается в том случае, если экипажу атакуемого самолёта удаётся подпустить перехватчики на дальность действительного огня. Однако для этого требуется железная выдержка и наличие члена экипажа чётко сообщающего пилоту разведчика дистанцию до атакующих истребителей. К счастью, на RB-66 не было хвостовой пушечной установки, и американские пилоты во многом действовали интуитивно.

11* Надо признать, что определённый резон в этом был, поскольку даже в середине 80-х годов над приграничными районами СССР летало немало наших самолётов с неисправными системами госопознавания, о чём редактор этого журнала может с полным основанием судить на опыте собственной службы в ПВО. Во многом именно этим объясняется успех международного перелёта Руста, посадившего свою «Цессну» практически на Красной площади.

Продолжение следует

АВИАЦИЯ В ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙНАХ

Расплавленное небо Вьетнама

Жаркое лето 66-го года

Дмитрий Кондратков при участии Александра Булаха

Продолжение, начало в ИА № 4/2001 — 2/2002 и № 4/2002.

Май 1966-го стал месяцем усиленных тренировок лётчиков ВВС ДРВ, расчётов радиотехнических служб ЗА, ЗРВ и ИА, постов наведения истребителей, а также личного состава постов ВНОС. Если у большей части подразделений зенитной артиллерии и ракетчиков в это время уровень боевой подготовки советскими военными советниками оценивался как «хороший», а у целого ряда и вовсе «отличный», то ситуация с постами ВНОС и командными пунктами истребительной авиации была существенно сложнее. Многочисленные учения показывали, что осуществлять грамотное и точное наведение перехватчиков, даже на такие сравнительно простые цели как одиночные разведчики, по-прежнему удаётся далеко не всегда. В боевых же условиях обстановка неизмеримо усложнялась.

К тому же американские самолёты теперь выходили к целям не по кратчайшему расстоянию, а выполняли ряд отвлекающих манёвров, в которых немалая роль принадлежала истребителям сопровождения. Маневрируя подобно ударным машинам, «Крусейдеры» и «Фантомы» распыляли внимание ПВО ДРВ. На всё это накладывался нараставший с каждым месяцем вал активных и пассивных радиопомех. Последние ставились по каналам обнаружения и целеуказания ЗРК С-75, станциям орудийной наводки и на частотах, использовавшихся для наведения перехватчиков.

В результате и без того не слишком высокая эффективность действий «МиГов» в мае снизилась ещё больше. Фактически, в этом месяце им удалось сбить всего два самолёта. 2 мая пара МиГ-17 из состава 921 — го ИАП уничтожила А-4Е (сер.№ 151034, борт. NK412) из флотской эскадрильи VA-55, в обломках которого погиб лейтенант коммандер У.С.Вуд, а 25- го числа добычей «серебрянных ласточек» стал F-105D (сер. N“59-1746) из состава 354-й эскадрильи тактических истребителей (354th TFS). Дань, собранная зенитчиками, была заметно богаче (шесть F-4/RF-4C, по три А-4 и F-8/RF- 8, подваА-1 и А-6, а так же по одному F-105DM КС-130), но и она по большому счёту (с учётом огромного количества батарей) не впечатляла. Если с помехами ещё как-то удавалось бороться путём одновременного перехода на заранее оговоренные каналы, то противопоставить противорадиолокационным ракетам AGM-45 «Шрайк» вьетнамцам по-прежнему было практически нечего. Основным противоядием считалось быстрое выключение РЛС, как только её расчёт засекал пуск этой ракеты.

Одновременно началась модернизация вооружения МиГ-21, подразделения которых наконец-то начали получать систему К-13, основным элементом которой была управляемая ракета Р-ЗС с ИК ГСН, сконструированная по образцу американской AIM-9. Но, в отличие от первых вариантов «американки», советская копия имела несколько увеличенный запас твёрдого топлива и, соответственно, чуть большую дальность полёта, правда, при несколько худших разгонных характеристиках. Надо заметить, что поступление на вооружение новых боевых систем и их освоение осуществлялось далеко не оптимальными методами. Так, из-за ограниченного объема первой партии Р-ЗС, прибывшей во Вьетнам, этими управляемыми ракетами решили вооружить всех ведущих пар, а ведомых оснастить блоками УБ-16-57, снаряжаемыми 57- мм НАР С-5. Быстро был разработан и метод боевого применения подобных тактических единиц со смешанным составом вооружения.

Предполагалось, что после сближения с группой самолётов противника с задней полусферы, первым стрелять будет ведомый неуправляемыми ракетами, после чего по уходящим из-под атаки американским самолётам должен будет открыть огонь управляемым оружием ведущий. При этом считалось, что идущие на крейсерской режиме американские истребители-бомбардировщики не смогут быстро увеличить скорость, а потому выход из-под атаки боевым разворотом (что является стандартным приёмом), ими будет выполняться вяло (это подтверждала практика боёв), что, собственно, как предполагалось, и позволит ведущему спокойно расстрелять один — два самолёта противника как в тире. «Загнанный» теоретиками в прокрустово ложе надуманных тактических рамок математический аппарат «послушно» выдал умопомрачительный результат: ожидалось, что в каждом вылете пара МиГ-21 будет гарантированно сбивать два-три американских самолёта(М), так как ещё одного, по мысли разработчиков, вполне мог свалить ведомый, стрелявший неуправляемыми ракетами с дистанции не более 500 м.

Ретроспективно оценивая эту и остальные подобные тактические «находки», рождавшиеся в то время у авиацион-нных специалистов разных стран, а отнюдь не только СССР, как это могут подумать читатели, надо признать, что своим рождением они обязаны оказавшейся несостоятельной, но при этом возведённой в абсолют теории перехвата, и как следствие, породившей почти полный тактический вакуум. Фактически, и наши и американские истребители готовились к глобальной ядерной войне, в которой их основными целями рассматривались стратегические бомбардировщики (в том числе сверхзвуковые) с ядерным оружием на борту. Понятно, что в этом противоборстве требовалась, как можно большая максимальная скорость и возможно меньшее время реакции. Это позволяло отодвигать рубежи перехвата от объектов удара и таким образом снижать угрозу поражения в глобальной ядерной войне 1*.

Однако в локальных конфликтах, где угроза и необходимость применения ядерного оружия всерьёз не рассматривалась ни одной из сторон, от сверхзвуковых перехватчиков (которым, в сущности, изначально являлся МиГ-21) потребовались несколько иные качества. С точки зрения формальной логики напрашивался очевидный вывод: кто первым научится воевать в новых условиях, тот и победит, а потому поиск в области тактики воздушного боя продолжался.

У американцев были свои проблемы.

Хотя в конце апреля официально всё ещё считалось, что ни один палубный «Фантом» не был потерян в воздушном бою с МиГ-17 и и МиГ-21, однако реальная статистика, видимо, уже тогда была нерадостной и потому на американском авианоце «Китти Хок» (CVA-63) был предпринят, признаный в последствии весьма удачным, эксперимент по бортовой живописи, в рамках которого половина самолетов его авиагруппы получила темно-зеленый камуфляж. При этом авторы этого начинания признавали, что на переполненной верхней палубе в ночные часы проведение взлётно-посадочных операций с использованием окрашенных таким образом летательных аппаратов было гораздо опаснее, нежели с более заметными серо-белыми машинами. Однако эта неприятность с лихвой окупались в боях. Летящие на малой высоте на фоне джунглей тёмно-зеленые «Скайхоки», «Фантомы», «Интрудеры» и «Виджиленты» было гораздо труднее заметить сверху, откуда всё чаще появлись сверхзвуковые вьетнамские МиГ-21, получившие кодовое обозначение «Фишбед» (Fishbed). Продолжавшаяся не первый год война уже начинала казаться бесконечной, и, как с горечью признал Главнокомандующий американскими вооружёнными силами на Тихом океане адмирал Шарп, подписывая соответствующее распоряжение, «в противном случае даже у нас может не хватить самолётов и лётчиков».

Опыт боевых действий ясно показал, что большая часть типов самолётов, применяемых во Вьетнаме, требует серьёзных доработок. Не являлся исключением и тактический истребитель «Фантом-2». В частности, на модификации F-4B, поступавшей на вооружение эскадрилий ВВС флота, на киле установили датчики системы AN/APR-30, предупреждавшей экипаж о запуске по его самолёту зенитных ракет.

Затем выяснилось, что в боевых условиях экипаж часто не в состоянии самостоятельно посадить тяжёлый «Фантом» на палубу. В принципе, эти подозрения имелись ещё в начале 60-х, когда началась разработка системы автоматического захода на посадку AN/SPN-42 с установленной на самолёте помехозащищённой аппаратурой командного управления AN/ASW-21. Кроме того, предполагалось, что она позволит управлять истребителем при перехвате в сложных метеоусловиях в любое время дня и ночи. Новый комплекс БРЭО разместили позади кабины экипажа, демонтировав топливный бак № 1. Подобным образом были модернизированы 12 самолётов, получивших обозначение F-4G, 10 из них поступили в эскадрилью VF-213 «Черные Львы», входившую в состав авиагруппы авианосца «Китти Хок».

Однако проверку в боевых условиях система AN/ASW-21 не выдержала, и в конечном итоге эта аппаратура была снята, а сами F- 4G «ремодернизированы» в обычные F-4B. Некоторые из них завершили свою карьеру в составе эскадрильи VF-114, носившей довольно-таки экзотическое название «Муравьеды». Позже электронщикам фирмы «МакДоннелл-Дуглас» удалось создать более простой и надёжный вариант этой системы, которую разместили на F-4J.

1* Напомним, что в рассматриваемый период, советские и американские баллистические ракеты ещё не имели возможности накрывать все без исключения объекты на территории вероятного противника.

С началом американских налётов на объекты Северного Вьетнама довольно регулярно начали происходить раззличные инциденты в небе над северными провинциями Китая, истребители которого регулярно выдворяли за пределы своего воздушного пространства непрошенных гостей, увенчанных белыми звёздами.

Новые F-4G из состава эскадрильи VF-213 «Черные Львы» (авианосец «Китти Хок»), стали первыми американскими палубными реактивными истребителями получивши ми камуфляж весной 1966 г.

Тем временем группировка авиации Корпуса Морской Пехоты хотя и медленно, но продолжала возрастать, и после очередного расширения авиабазы в Да Нанге там появились ярко окрашенные F-4B из состава VMFA-542 «Бенгалия». Но не успели в Пентагоне порадоваться этому событию, как 12 мая 1966 г. разразился очередной дипломатический скандал.

В тот день представитель КНР в ООН выступил с резким заявлением по поводу несанкционированного вторжения в китайское воздушное пространство пяти американских истребителей, которые сбили над провинцией Юнань китайский военный самолёт. В ответной речи американский представитель сообщил, что китайскую границу случайно пересек только один F-105D, преследовавший северовьетнамский МиГ-17, которого пилот американскогоистребителя-бомбардировщика сбил огнём из пушки. При этом утверждалось, что на фотопленке кинопулемёта «Тандерчифа», зафиксировавшей стрельбу по «МиГу», на крыльях последнего, якобы, ясно видны опознавательные знаки ВВС ДРВ.

Как назло, в тот же день на вечерней пресс- конференции в Сайгоне пилот F-4C (сер. № 64- 660) майор Уилбер Р.Дадли из состава 390-й истребительной эскадрильи (390th TFS), входившей в 35-е авиакрыло тактических истребителей (35th TFW), сообщил потрясённым журналистам, что сбил в одном боевом вылете сразу три «МиГа»!! Борзописцы, закидавшие «героя» вопросами, но не особенно вникавшие в детали, содержащиеся в его ответах, решили, что на самом деле экипаж Уибера Р.Дадли сбил не один китайский самолёт, а целых три!!..

Новость молниеносно облетела западные СМИ, и после бессонной ночи, проведенной высшими чиновниками Госдепа, Пентагона и президентской администрации, из Вашингтона выдали изрядную порцию «подзатыльников» командованию на ТВД, неспособному ограничить действия своих пилотов. Кстати, именно тогда и появилось знаменитое выражение «ястребы», которым по обе стороны «железного занавеса» награждали сторонников военного решения разных конфликтов.

В штабе 7-х ВВС разбирались келейно: Уилбер РДадли вместе со своим оператором 1-м лейтенантом Имантсом Кринглисом получили подтверждение только на один сбитый, а пилоту посоветовали поменьше рассказывать о своих подвигах, если он хочет продолжать летать на боевых машинах. Надо сказать, что эта победа оказалась единственной, на которую в мае американские лётчики получили подтверждения.

Впрочем, критический подход, продемонстрированный командованием к оценке заявок на победы, имел под собой немало причин. Главная из них заключалась в чрезвычайно низкой надёжности управляемых ракет «воздух-воздух». Фактически, из восьми заявок на воздушные победы в апреле подтверждение получили только шесть, причём ракетным оружием было сбито всего пять вражеских самолётов (ещё один разбился сам в ходе маневрирования на закритических режимах). Для их уничтожения были затрачены 15 УР «Спэрроу» и 21 «Сайдуиндер». Как сказал один из американских лётчиков-истребителей: «летом 66-го в ходе почти ежедневных боёв наши ракеты приносили одни разочарования».

Результаты борьбы с ПВО ДРВ и, в частности, с ЗРК С-75 (во всяком случае, с точки зрения американской разведки) также внушали не слишком много оптимизма. Фактически, до появления в сентябре первых по настоящему эффективных систем постановки активных помех её краеугольным камнем являлась противорадиолокационная ракета AGM-45 «Шрайк», которая поначалу считалась едва ли не панацеей от всех зенитно-ракетных и артиллерийских «бед».

Однако замаячивший было «свет в конце туннеля» постепенно «начал меркнуть», поскольку вскоре выяснилось, что находящийся на оперативном потолке в 6–8 тыс. м носитель этих ракет представляет собой почти учебную мишень для расчётов ЗРК С-75, дальность пуска ракеты которого в переднюю полусферу цели более чем 1,5 раза превосходила дальность полёта «Шрайка». К тому же подготовка процедуры атаки РЛС требовала изрядного количества времени, которое было вполне сопоставимо со временем реакции ЗРК С- 75, что с учётом большей дальности поражения последнего давало вьетнамцам приличную фору даже в дуэльных поединках. В рассматриваемое же время количество AGM-45 и их носителей F-105F было настолько ограниченным, что действия «охотников за радарами» почти всегда проходили по сценарию «их восемь — нас двое».

Как правило, F-105F в этой роли действовал совместно с ударной группой, состоявшей из трёх — четырёх F-105D или такого же количества F-4. Последние, призванные поддержать усилия «охотника», находились сзади и выше, часто изображая обычное подразделение, отправленное на бомбежку, но при этом далеко не всегда успевали поддержать своих «коллег». Правда, вскоре удалось разработать довольно эффективный боевой приём, нивелировавший большую дальность поражения ЗРК. Суть его состояла в следующем: вскоре после обнаружения и пеленгации РЛС F-105F резко снижался до высоты 2500–3500 м, подныривая под нижнюю границу зоны поражения, и его экипаж мог сравнительно спокойно продолжать готовиться к атаке. Но при пуске на этой высоте, дальность полёта «Шрайка» составляла не более 15 км. Но и в этом случае «Уайлд Узлам» всё же часто приходилось входить в зону поражения ракетчиков. Однако гораздо неприятнее было то, что, готовясь к атаке, экипаж F-105F не мог в течение длительного времени маневрировать, и «охотник» сам становился дичью для буквально изнывавших от скуки многочисленных расчетов вьетнамской малокалиберной зенитной артиллерии, вскоре научившихся открывать внезапный огонь на поражение, когда одиночный самолёт попадал в зону их перекрестного огня.

Помимо этого выяснилось, что боевая часть AGM-45 несла сравнительно небольшой заряд ВВ (66 кг) и могла вывести из строя РЛС только в случае практически прямого попадания 2*, которое бортовая аппаратура ракеты обеспечивала далеко не всегда. Пуск ракеты легко засекался, поскольку в этот момент ЭПР воздушной цели возрастала в несколько раз(!), а считывание параметров движения носителя почти однозначно указывало, по какой именно позиции наносится удар. Ко всему прочему, ракету нельзя было перенацелить в полёте на другой объект, а для поражения разных типов РЛС для ракеты было создано в общей сложности 13 видов ГСН, которые в совокупности перекрывали рабочие диапазоны частот всех существовавших тогда радаров. Правда, необходимо отметить, что «Шрайк» после пуска не требовал информационной поддержки со стороны БРЭО её носителя и, имея пассивную систему наведения, фактически являлся одним из первых боеприпасов, реализующих принцип «пустил-забыл».

2* Проведённые в 1967–1968 гг. испытания в США показали, что взрыв 66-кг БЧ ракеты AGM-45 на расстоянии 15 м от трофейных египетских РЛС П-12 и Л-15, полученных от израильтян, практически не наносит последним серьёзных повреждений и не препятствует их работе.

«Пронесло!» «Тандерчиф» смог увернуться от вьетнамской зенитной ракеты.

F-105F (сер. № 63-8321) из состава 357- й эскадрильи тактических истребителей на авиабазе Такли. Помимо двух < Шрайков >, на крыльевых пилонах подвешены две 750-фунтовые фугасные бомбы.

Сравнительно невысокая эффективность AGM-45 стала очевидна уже летом 1966 г. и это заставило американских специалистов приступить к созданию более совершенной противорадиолокационной ракеты «Стандарт» ARM. Основными требованиями, обусловленными в задании на её разработку была способность запоминать координаты цели, что позволило бы ракете продолжать атаку даже в случае выключения РЛС или перевода её в режим работы на эквивалент антенны, увеличение разрешённой дальности пуска и повышение поражающих характеристик боевой части.

Появление «охотников за радарами» вскоре привело к тому, что они стали сверхприоритетными целями и для пилотов «МиГов». Экипажи «диких ласок» очень быстро почувствовали на себе повышенное внимание вражеских истребителей, и тем же летом F-105F начали получать аппаратуру радиопротиводействия QRC- 128VHR ставившую помехи на канале переговоров между вьетнамскими перехватчиками и пунктами наведения. Модифицированные таким образом F-105F именовались «Комбат мартин» (Combat martin — боевая ласточка), шесть из них впоследствии привели к стандарту «Уайлд уизл III».

И всё же потери «диких ласок» были достаточно высоки: из 11 F-105R прибывших во Вьетнам в июне, пять были сбиты уже к началу августа! В связи со всем выше изложенным вряд ли стоит удивляться тому факту, что за каждое уничтожение зенитно-ракетную батарею, на которое имелось подтверждение, пилоты получали Серебрянную Звёзду. 1 мая этой награды был удостоен лейтенант К.О.Толбирт из состава VA-216, а 11-го числа командир VA-76 коммандер Дж. Б.Линдер.

Июньскую статистику американских потерь открыли вьетнамские зенитчики, уничтожившие 1-го числа А-4Е (сер. № 151057) из состава VA-55 (пилот катапультировался и был вывезен вертолё-тами ПСС). Получил серьёзные повреждения и штурмовик командира эскадрильи коммандера М.Дж. Чевнинга, а сам он, как отмечалось в приказе, «был ранен в левую руку осколком шрапнели, но продолжил выполнение задания и успешно посадил свой «Скайхок» на авианосец." За проявленное мужество коммандер был удостоин сразу двух наград: Серебрянной Звезды и Пурпурного Сердца.

Надо сказать, что в тот раз попытка «Фантомов» сопровождения подавить позиции ЗА обошлась довольно дорого: наряд прикрытия потерял один F-4C (сер. № 63-7571) из состава 433-й эскадрильи тактических истребителей.

Между тем, в конце мая 1966 г. командование ВВС ДРВ, посчитав, что вариант применения сверхзвуковых истребителей со смешанным вооружением уже в достаточной мере отработан пилотами, отдало приказ поставить на боевое дежурство подразделения 921 — го ИАП, и уже 7-го числа северовьетнамским пилотам представилась возможность проверить на практике отработанные приёмы. В тот день четвёрка МиГ-21 была поднята на перехват эскадрильи «Тандерчифов», шедших к своей цели на высоте всего около 300 м без истребительного сопровождения. Рваная низкая облачность и неточное целеуказание не позволили пилотам перехватчиков быстро обнаружить ударные самолёты противника, и центральный командный пункт отдал приказ разомкнуться на пары и произвести самостоятельный поиск.

Переведя двигатели на крейсерский режим, ведущий одной из пар «МиГов» капитан Тран Нгок Ксиу переключился на радиоканал постов ВНОС и через 10 минут услышал сообщение о появлении группы вражеских самолётов. Спустя несколько мгновений, увеличив обороты, «МиГи» уже мчались в расчётную точку перехвата и вскоре на стробах радиолокационных прицелов вьетнамских истребителей появились отметки целей. Ориентируясь по данным постов ВНОС, оба перехватчика вскоре подобрались снизу-сзади к группе самолётов противника.

Трудно понять почему, но ведомый решил нарушить инструкцию по боевому применению и, вместо того, чтобы обстрелять цель с дистанции 500 м, дал первый залп 57-мм НАРами с почти втрое большей дистанции. Конечно, рассчитывать на поражение цели уже не приходилось, но, как говорится, нет худа без добра(!): шедший впереди в 200 м ведущий оказался в великолепной позиции для пуска управляемых ракет (расстояние до противника не превышало 1200–1300 м). Пронёсшиеся тем временем сквозь строй американских самолётов снаряды тут же заставили их пилотов освободится от боевой нагрузки и начать выход из-под атаки. Находившиеся внизу склоны невысоких гор, покрытых джунглями буквально вздыбились от разрывов сброшенных кучно нескольких десятков тонн бомб. Поскольку земля была рядом, то «янки» потянули на боевой разворот. Именно в этот момент шквальный огонь открыла зенитная артиллерия, и почти сразу же в сопло «Тандерчифа» 1 — го лейтенанта Бейлиса из 388-го авиакрыла тактических истребителей (388th TFW) попала управляемая ракета Р-3С, выпущенная капитаном Тран Нгок Ксиу. Его ведомый, тем временем, преследовал в боевом развороте другой F- 105, обстреливая его короткими сериями (по два — три снаряда) НАРов.

В кабине этого «тада» сидел 2-й лейтенант Джозеф МакКинли, который позже вспоминал: «Это было непереносимо… Висящая позади меня вьетнамская задница, казалось, издевалась надо мной и только что не корчила рожи, методично посылая в меня свои снаряды. «Бандит» явно экономил боеприпасы, а мне только и оставалось, что отчаянно тянуть по косой петле, быстро набирая высоту и одновременно теряя спасительную скорость. Каждый раз, когда мимо моей машины проносились дымные шлейфы реактивных снарядов, я инстинктивно втягивал голову в плечи, ощущая острое желание съёжится.

Один из его снарядов видимо зацепил ПВД, с которым пришлось распрощаться, а осколки изрешетили всю носовую часть. Большая часть навигационных приборов тут же отказала. Я чувствовал себя уткой, которую расстреливали из крупнокалиберного «ремингтона». Где-то в глубине подсознания я понимал, что если не предприму что-то, то, в конце концов, он меня обязательно прикончит…

Внезапно сильный взрыв под правой консолью опрокинул мой самолёт на крыло, и он тут же перешёл в пике. В первый момент я подумал, что это конец, и решил катапультироваться. Однако, толкнув ручку и педали, я понял, что машина сохранила управление. Набрав скорость, я вывел самолёт в горизонтальный полёт над верхушками деревьев и, медленно набирая высоту, повёл его назад. К счастью, компас работал, но герметичность топливных баков была нарушена и я довольно быстро терял керосин. Всё же мне удалось дотянуть до заправщика, после чего я приземлился на авиабазе в Да Нанге…»

Первый достигнутый успех, казалось бы, подтвердил ценность тактической находки, тем более что спустя два дня, 9 июня, при схожих обстоятельствах пилотами МиГ-21 были сбиты два F-4C из состава 45-й эскадрильи тактических истребителей (45^th TFS).

Однако в последующих боях побед одерживать уже не удавалось, хотя лётчики пунктуально выполняли все требования инструкции. Причину неудач удалось обнаружить не сразу. Как выяснилось, подход к противнику на дистанцию 300–500 м существенно уменьшает зону обзора ИК ГСН УР Р-ЗС. Координатор последней, как и стоящий на её американском аналоге AIM-9, имел весьма скромную угловую скорость слежения, которая составляла всего лишь 12° в секунду. Понятно, что на небольших дальностях атакуемая цель могла довольно легко покинуть зону обзора ИК ГСН ракеты, которая просто не успевала отследить перемещение цели. В манёвренном же бою на пуск Р-ЗС и «Сайдуиндеров» накладывались серьёзные ограничения 3*.

3* Причиной их была слабая энергетика координатора первых вариантов американских УР AIM-9 и отечественной Р-3, не способного отследить цель при манёвре, в ходе которого располагаемая пере-грузка носителя (Пу) превышает 2 ед. В результате цель выпадала из поля зрения координатора и не успевшая набрать скорость ракета уходила в «молоко».

В ближнем бою, в сравнении с «Фантомом», «Крусейдер» имел ряд несомненных достоинств: F-8 был заметно легче в управлении, имел более высокую угловую скорость крена и самое главное — 20-мм автоматические пушки, позволявшие ему успешно сражаться с вьетнамскими «МиГами» на коротких дистанциях и при значительных перегрузках, когда ни «Сайдуиндеры», ни тем более дальнобойные «Спэрроу», никакой практической ценностью уже не обладали.

Вьетнамские истребители из состава 921-го ИАП на авиабазе Ной Бай. Хотя встречается несколько вариантов камуфляжа МиГ-17Ф, основная масса этих машин в составе ВВС ДРВ «щеголяла в серебре».

На заднем плане виден МиГ-21У, вооружённый блоками УБ-16-57.

Тем временем, пока шёл трудный поиск оптимальной тактики применения сверхзвуковых перехватчиков, пилоты дозвуковых МиГ-17 порой прилагали почти геркулесовы усилия, противодействуя всё усиливающимся налётам американской авиации. Одним из таких дней стало 4 июня, к исходу дня которого командование 921 — го и 923-го полков заявило о 12 сбитых американских самолётах, уничтоженных над окрестностями Ханоя и Хайфона. Однако проведенный по горячим следам на официальном уровне разбор этого «побоища» позволил установить, что реально ни один сбитый американский самолёт не был уничтожен пилотами вьетнамских перехватчиков, хотя за их отважными действиями наблюдало немало свидетелей.

«Делом революционной чести вьетнамских лётчиков», как отметили присутствовавшие на совещании в Главном штабе ВВС, было подтвердить на следующий день, что они действительно умеют летать и сбивать. И пилоты подтвердили своё мастерство, сбив два «Круссейдера». Надо сказать, что в ближнем бою F-8 представлял собой куда более опасного противника, нежели расхваливаемый на все лады американской пропагандой F-4. Правда, «крестоносец» не мог нести такую умопомрачительную нагрузку как «призрак», но, в отличие от последнего, помимо управляемых ракет нес квартет высокоскорострельных 20-мм автоматических пушек М.39 и отличался весьма приличной манёвренностью.

12 июня возможности F-8 блестяще продемонстрировал коммандер Гарольд Мэрр, командовавший эскадрильей VF-211 с авианосца «Хэнкок». Марр и ведомый — лейтенант джуниор-грэйд Филипп Вампателла, вместе с другой парой F-8 из состава VF-24, во главе с лейтенантом-коммандером Фредом Ричард соном (один из немногих летчиков-негров ВВС флота в то время) шли в 450 м под облаками, сопровождая группу А-4 из состава VA-212 и VA-216. Едва только штурмовики атаковали назначенные цели, как Вампателла был вынужден покинуть своих подопечных, поскольку заметил приближение «МиГов». Позже Марр вспоминал: "Внезапно мой ведомый передал, что видит приближающиеся «МиГи» «на семи часах». Оглянувшись, я увидел четыре МиГ-17 на дистанции примерно 2000 футов (610 м). Мы, увеличив обороты до полного форсажа, развернулись. Два «МиГа» тут же пошли за нами, в то время как два других устремились к идущим впереди штурмовикам. Хотя дистанция до них была довольно велика, я видел, что оба «бандита» уже приближаются к нашим самолётам, и потому дал короткую очередь. Попасть я даже не пытался, но надеялся вспугнуть противника, уже готовившегося к атаке.

Командир VF-211 коммандер Гарольд Мэрр после возвращения из очередного боевого вылета.

К счастью, мои надежды оправдались, и оба «МиГа» легли в глубокий вираж. Мы устремились за ними. В развороте наша скорость составляла примерно 450 узлов (724 км/ч), а указатель реализуемой перегрузки покачивался между семью и восемью единицами. Переломив траекторию разворота с левой на правую, я видел, что оба противника всё еще позади нас, и мы попытались стряхнуть их с наших задниц, выполнив «острые ножницы». Пилоты «МиГов» были явно не новичками, так как один из них дал очень точную заградительную очередь по моей машине под ракурсом 4/4. К счастью, в мой самолёт попал только один 23- мм снаряд. Я ощутил хороший удар, но, судя по приборам, существенных повреждений он не причинил, а в следующее мгновение роли поменялись, и мои пушки заработали снова. Фил в это время обстрелял другого, который затем попал на прицел и мне.

Теперь я находился от него на расстоянии 2500 футов (750 м) в позиции «восемь часов». Пилот «МиГа» меня явно увидел и тут же устремился вниз, потеряв примерно 1500 футов высоты (450 м). Уходить ему было больше некуда, и я произвёл пуск одного их двух моих «Сайдуиндеров», но головка самонаведения не смогла захватить цель на фоне земли и ракета ушла с промахом.

Включив форсаж, «МиГ» ещё в течение четырех или пяти минут успешно уходил из-под моих атак на малой высоте, но его топливные баки были явно не бездонны, и когда он вынужден был повернуть на базу, я, спокойно развернувшись позади него, с расстояния в полмили запустил последнюю ракету. Спустя мгновение я наблюдал взрыв, оторвавший хвостовую часть фюзеляжа и часть правой консоли. вражеский самолёт тут же, беспорядочно кувыркаясь, начал падать, а его бедный пилот, судя по всему, не имел ни единого шанса катапультироваться».

Одержав свою первую победу, Марр увидел ещё два МиГ-17, которые находились выше и приближались к нему слева под ракурсом 4/4. Американский пилот дал форсаж, и в этот момент оба «МиГа» пошли в атаку. Увернувшись разворотом, Марр рассмотрел новых противников: один самолёт был серым, а другой зелёно-коричневым. В завязавшейся на высоте около 2000 м новой схватке успех не сопутствовал ни одной из сторон. Как вспоминал Марр, «я смог сесть на хвост зелено-коричневому «МиГу» и несколько раз прицельно обстрелял его, давая по 25–30 выстрелов из каждой пушки. Несмотря на то, что я видел, как от его правого крыла постоянно отлетали какие то фрагменты, он продолжал уходить на вираже.». Вскоре у Марра закончились боеприпасы, и он вынужден был повернуть домой.

Как удалось выяснить на послеполётном разборе, Марр выпустил по «зелёно-коричневому» «МиГу» около 150 снарядов без всякого эффекта. Данные бортовой аппаратуры зафиксировали, что первый «Сайдуиндер» Марр выпустил уже через секунду после того, как ИК ГСН ракеты захватила цель. Даже для нынешней аппаратуры этого слишком мало для надёжного захвата, в рассматриваемое же время электронные «мозги» «крестоносца» попросту не успели переварить полученную информацию. К тому же вьетнамский пилот на снижении уменьшил обороты, и сопло двигателя его «МиГа» фактически «погасло», в то время как на земле было несколько внушительных очагов пожаров, которые вполне могли привлечь внимание ракеты. Второй пуск был произведён с дистанции 4500 футов (1350 м) практически в полигонных условиях по неманеврирующей цели и потому был успешным — обломки МиГ- 17 упали на речную отмель возле деревни.

Остальным пилотам повезло меньше: лейтенант коммандер Фред Ричардсон из состава в VF-24 выпустил оба «Сайдуиндера» в выполнявший боевой разворот МиГ-17, а потому неудивительно, что обе ракеты «ушли в молоко». Его ведомый, лейтенант джуниор грэйд Денис К.Дуффи, действовал более грамотно и произвёл пуск по идущему с набором высоты серому вражескому истребителю, но пилот последнего оказался на высоте и, выполнив замедленную бочку со скольжением, легко сбросил ракету с хвоста.

И всё же, в сравнении с пилотами американских истребителей, лётчики вьетнамских перехватчиков находились в более выгодном положении, так как сражались над своей территорией и получали довольно эффективную информационную поддержку со стороны своих радаров и постов ВНОС, что позволяло им самим выбирать время, место и объект для нападения. А потому вряд ли можно считать удивительным тот факт, что будучи менее опытными, они наращивали свои победные счета гораздо быстрее. Всего за неделю (с 13 по 19 июня) МиГ-17 из состава 921-го и 923-го авиаполков одержали пять побед, сбив два «Скайхока», столько же «Тандерчифов» и один «Крусейдер». Три самолёта (два «Скайхока» и один «Фантом») уничтожила зенитная артиллерия.

Ещё одним наполненным событиями днём стало 21 июня, когда с авианосца «Хэнкок» были подняты две группы самолётов для удара по объектам в Северном Вьетнаме. Первым шла пара RF-8A и сопровождавшая его четвёрка F- 8Е из состава VF-211, на которых была возложена доразведка железнодорожной сети северо-восточнее Ханоя, а в ударную группу вошли шесть А-4 с тройкой эскортирующих F-8E из состава VF-211.

Эскорт состоял из лейтенант коммандера Колина Блэка, лейтенанта Джина Чанси и лейтенанта джуниор грэйд Вампателлы. Ещё по пути к цели пилоты «Крусейдеров» получили сообщение, что RF-8A (сер.№ 146830, борт. РР909) лейтенанта Истмана сбит. Тут же с воздушного командного пункта последовало указание обеспечить господство в воздухе над районом, где был сбит разведчик, для последующей эвакуации пилота. Осмотрев на экранах БРЛС находящееся впереди пространство и удостоверившись, что «Скайхокам» ничего не угрожает, пилоты всех трёх F-8 устремились к району падения RF-8A.

Тем временем ведомый Истмана, лейтенант Смит взял роль целеуказателя для высланной с авианосца поисково-спасательной группы. Находящаяся на высоте 600 м четверка F-8 должна была парировать попытки подразделений вражеских сухопутных войск захватить американского пилота, а прикрытие в случае появления северовьетнамских истребителей возлагалось на подходившую тройку «крестоносцев» лейтенанта коммандера Блэка.

Лейтенант джуниор грэйд Филипп Вампателла (в центре) на инструктаже перед боевым вылетом. На фото справа запечатлён правый стабилизатор его <Крусейдера>, в который попал 37-мм снаряд, выпущенный пилотом МиГ-17. На фото справа внизу лейтенант Джин Чанси позирует в кабине своего истребителя.

Ситуация вскоре начала осложняться, поскольку группа А-4 попала под огонь ЗРК С- 75, а экипаж кружившего над морем ЕС-121 сообщил, что аппаратура фиксирует радиообмен между пилотами «МиГов» и командными пунктами ПВО ДРВ. Сами F-8 также подверглись обстрелу со стороны зенитной артиллерии. Вьетнамцы пристрелялись быстро, и «Крусейдер» Вампателлы вздрогнул от близких разрывов, но, тем не менее, продолжал кружить над железнодорожной станцией ещё в течение 10–12 минут.

Смит и Вампателла видели сбитого пилота разведчика, а Блэк и Чанси поддерживали радиосвязь с вертолётом ПСС, для чего им пришлось подняться на 1800 м. Едва они набрали высоту, как на обоих «крестоносцах» ожили датчики системы предупреждения об РЛ-облучении. Характер сигнала был тут же идентифицирован аппаратурой, после чего стало ясно, что по американским самолётам работают ЗРК С-75, однако пусков ракет почему-то не последовало. Между тем, запасы керосина в баках «Крусейдеров» постепенно истощались, и вскоре у лётчиков истребителей стало создаваться впечатление, что спасательный вертолёт не летит, а ползёт. Контролировавший ситуацию лейтенант коммандер Блэк запросил пилотов об остатке топлива, но не успел он получить от своих подчинённых доклады, как увидел пару МиГ — 17 из состава 923-го авиаполка ВВС ДРВ, вынырнувших из лежащих южнее облаков.

Это были самолёты командира звена Фан ТханьТранга и его ведомого Дуонг Труонг Тана, следом за которыми шла вторая пара «МиГов» пилотируемая Нгуен Ван Баем (ведущий) и Фан Ван Таком (ведомый). Четвёрка вьетнамцев, расправившаяся внезапной атакой с одним из фоторазведчиков, благоразумно не стала ввязываться в бой с прикрытием и, подобно акулам, описав круг, снова подходила к месту схватки за новой добычей. Северовьетнамцы были выше на 75 м и занимали выгодную позицию для атаки, но американцев было больше, а их истребители — более совершенными, и это внушало им надежды на то, что победа в схватке достанется им. Впрочем, последнее обстоятельство не смутило пилотов «МиГов», которые устремились в атаку, быстро сокращая дистанцию.

F-8E (сер. № 150924, борт. NP103) командира VF-211 (авианосец «Хэнкок») коммандера Гарольда Мэрра, на котором он 12 июня 1966 г. одержал две победы.

МиГ-17Ф старшего лейтенанта Нгуен Ван Бая из состава 923-го истребительного авиаполка ВВС ДРВ. Июнь 1966 г.

F-8E (сер. № 149152, борт. NP100) заместителя командира эскадрильи VF-211 (авианосец «Хэнкок») лейтенант коммандера Колина Блэка, на котором он был сбит 21 июня 1966 г. в воздушном бою парой МиГ-17Ф, возглавляемой старшим лейтенантом Нгуен Ван Баем из состава 923-го ИАП ВВС ДРВ.

Вверху дан увеличенный бортовой рисунок, перерисованный с одной из обложек «Плэйбоя».

Несмотря на внезапность появления, пилотам «МиГов» не удалось достичь успеха в первой атаке, и вьетнамский ведущий, проскочивших вперёд, был в свою очередь обстрелян (впрочем, также безрезультатно) лейтенант- коммандером Блэком, а вьетнамский ведомый — лейтенантом Чанси. Последнему повезло несколько больше, так как он открыл огонь буквально с пистолетной дистанции. Промахнуться было практически невозможно, но и время, в течение которого вьетнамский истребитель находился в прицеле «крестоносца» было очень коротким. Тем не менее, шквал огня, выброшенный четырьмя пушками американского истребителя, всё же зацепил крыло МиГ-17. Оглянувшись, Дуонг Труонг Тан увидел буквально за спиной американский истребитель и тут же инстинктивно опрокинул машину в переворот в брызгах разлетавшихся дюралевых обломков. Что же касается лейтенанта Чанси, то он был в полной уверенности, что огонь его пушек буквально срезал левое крыло МиГ-17 и тот, перевернувшись, рухнул вниз. Позже лейтенант Чанси сказал, что «этот вьетнамец был так близко, что когда оглянулся, мне показалось, что я мог бы сосчитать его зубы». Обратив внимание, что ведущий вьетнамской пары всё ещё впереди, Чанси выпустил «Сайдуиндер», но ГСН не успела захватить цель и ракета ушла к земле, а вьетнамец, выполнив крутую нисходящую спираль, скрылся на фоне земли.

Спустя несколько мгновений, от восторгов Чанси не осталось и следа. Истошный крик лейтенанта Смита по радио: «F-8 у тебя на хвосте «МиГ»!» вернул его к действительности. Оглянувшись Чанси ничего не увидел позади себя, но, накренив истребитель, мог наблюдать ужасную картину. Появившаяся неизвестно откуда вторая пара МиГ-17, «похожих на зелёных лягушек» (это были машины Нгуен Ван Бая и Фан Ван Така) мгновенно расстреляла на крутом развороте с короткой дистанции F-8E (сер.№ 149152, борт. NP100) лейтенант коммандера Блэка. Помочь ему было уже невозможно, а единственным утешением для Чанси был вид раскрывшегося парашюта. Что значит катапультироваться над вражеской территорией Чанси испытал на своей шкуре, когда восемью неделями ранее был вынужден покинуть свой F-8E (сер. № 149169 борт. NP100), сбитый зенитным огнём при атаке позиций северовьетнамских РЛС.

А бой между тем продолжался, и подошедшей следом второй паре МиГ-17 удалось повредить истребитель лейтенанта Вампателлы, но последний не только смог сохранить контроль над машиной, но и сбить (как он считал) один МиГ-17. При этом первый «Сайдуиндер» попросту не сошёл с направляющей, так как вражескими снарядами, видимо, была повреждена электросистема, но вторая управляемая ракета устремилась к «МиГу» и вскоре американский лётчик мог наблюдать падающий в море вражеский истребитель. Однако досматривать это впечатляющее зрелище Вампателле было недосуг: сквозь пробоины в баках его истребителя стремительно вытекало топливо, а потому он направился к барражировавшему в зоне ожидания заправщику. Между тем, вьетнамский пилот, проявив самообладание, смог всё же восстановить контроль над своим тяжело повреждённой машиной и успешно посадил её на базе. Вампателле также повезло: буквально на последних литрах керосина он всё же дотянул до танкера и когда топливоприёмник его истребителя соединился со штангой заправщика в баках «Крусейдера» оставалось менее 150 кг топлива. Однако и на «дойной корове» топлива имелось только на обратный путь, а потому, получив, как он позже выразился, «буквально несколько кружек керосина», Вампателла потянул к «Хэнкоку». К счастью «горючки» хватило и после приземления бравый пилот смог оценить повреждения, полученные его самолётом. В правом руле высоты зияла дыра от 37-мм снаряда, а хвостовая часть с левой стороны имела свыше 80 осколочных пробоин.

Однако лейтенант коммандер Блэк на на авианосец не вернулся, пропал со всем экипажем и спасательный вертолёт. Что стало его причиной гибели, так и осталось неизвестным, хотя некоторые участники того боя утверждают, что «вертушка» была сбита северовьетнамскими истребителями. Что же касается лейтенант-коммандера Блэка и лейтенанта Истмана, то они встретили конец войны в лагере военнопленных. Гораздо меньше повезло в тот день 1-му лейтенанту Джону Б.Салливанну 3- му, который погиб в обломках сбитого зенитной ракетой F-105D, и уничтоженному при подобных обстоятельствах над районом Ханоя экипажу RB-66.

На пресс-конференции в Сайгоне, посвящённой очередным воздушным победам, Вампателла, к неудовольствию командования, откровенно принижавшего возможности вьетнамской ПВО, прямо заявил журналистам, что «вьетнамские лётчики сделаны из того же теста, что и американские, а воюют ничуть не хуже». На фоне регулярных победных реляций это было что новенькое, и журналисты не упустили возможности выудить из пилота все возможные подробности, которые тут же были в препарированном виде опубликованы в газетах. Как бы там ни было, но за проявленное мастерство и самообладание Филипп Вампателла был награждён Морским Крестом за храбрость, став вторым в составе ВВС флота получившим эту награду в ходе кампании в Юго-Восточной Азии. Любопытно, что, в конечном счёте, «Крусейдеры» Вампателлы и Чанси были потеряны от огня северовьетнамской зенитной артиллерии в 1966 и 1967 годах соответственно.

Ми-6 транспортирует МиГ-17Ф на засадный аэродром.

Население маскирует МиГ-17Ф на опушке джунглей.

Июнь 66-го ознаменовался очередным тактическим новшеством, реализованным командованием ПВО ДРВ. Приняв во внимание, что из-за сравнительно небольшого количества авиабаз возможность аэродромного манёвра силами перехватчиков почти исключается, вьетнамцы приступили к организации истребительных засад. При этом преследовалось две цели: во-первых, разгрузить свои аэродромы, подвергавшиеся довольно регулярным налётам, а во-вторых, выдвинуть вперёд рубежи перехвата.

Засады создавались на прямых участках асфальтовых дорог, куда отдельные пары истребителей МиГ-17 перелетали самостоятельно, или (если площадка была пригодна только для взлёта) доставлялись вертолётами Ми-6, а при необходимости буксировались тягачами ЗиЛ-157. Правда, следует отметить, что необходимым для такого вида боевой деятельности количеством технического персонала вьетнамцы всё же не располагали (хотя значительную помощь им оказывали китайские и советские специалисты). Поэтому, чтобы не распылять немногочисленные запасы и ремонтные средства, а так же авиатехнический персонал, обеспечивающий эксплуатацию самолётов, последние перебрасывались на расстояние не более 30 км от основных аэродромов. Это позволяло в случае необходимости быстро организовывать доставку необходимых предметов снабжения, топлива, боеприпасов, запчастей и ремкомплектов.

В конце июня из СССР прибыла ещё одна группа пилотов для МиГ-17 и МиГ-21 в количестве 13 человек. Проверка уровня выучки, по воспоминаниям полковника В.К.Бабича, выявила, что «все пилоты были подготовлены к выполнению заданий в объёме требований, предъявляемых к лётчикам 3-го класса. Однако сложившейся на тот момент оперативной обстановкой на ТВД, по понятным, причинам они не владели. Но самое печальное было то, что вести современный манёвренный бой они так же не были обучены, поскольку готовились к боевому применению на перехватчиках…» Таким образом, уровень и программы боевой подготовки, по которым учились курсанты, в очередной раз вошли в противоречие с практикой боевой деятельности. Естественно, несмотря на наличие необходимого числа «свободных» истребителей, посылать в бой такое пополнение было нельзя.

Продолжение следует.

ЛЁТНЫЙ ОПЫТ

На крепком слове и … тормозном щитке

Пётр Сергеев

Случившееся 17 лет назад с Виктором Шабалиным больше напоминает одну из авиационных баек, чем реальное происшествие из истории самолета МиГ-25. По крайней мере, один пилот, 23 года пролетавший на МиГ-25 и МиГ-31, сказал, что такому рассказу может поверить кто-то менее знакомый с авиацией и «двадцатьпятыми», но не он…

Однако, что было — то было. Непросто оказалось уговорить полковника запаса, кавалера двух орденов Красной Звезды Виктора Константиновича Шабалина на публикацию его воспоминаний о том полете. Решающим оказался аргумент, что возможно, его опыт когда-нибудь может оказаться полезным в сложной ситуации. Ведь тогда именно выдержка и самообладание летчика Шабалина, трезвая оценка происходящего позволили практически за гранью возможного вернуть на аэродром обреченный самолет, и осмотр ясно показал, что именно произошло… Это дало возможность специалистам наконец-то установить истинную причину отказа, приведшего к аварии — до этого немало подобных случаев (катастрофа на аэр. Возжаевка в 1980 г., погиб майор В.Деманков; авария на аэр. Шаталово в 197 г., летчик — капитан В.Пигарев и несколько других) списывали на отказы автоматических систем управления самолетом и безуспешно пытались докопаться, почему и как не туда, куда надо «бегут кулоны».

Однако, обо всем по порядку. После окончания Барнаульского ВВАУЛ в 1973 г. лейтенант Шабалин был направлен в фронтовую разведывательную авиацию и получил распределение в Забайкальский военный округ. Первые годы своей службы в полку он летал на Як- 28Р, постигая вершины летного мастерства, завоевывая репутацию надежного летчика, и уже через два года, в ноябре 1975 г., военный летчик 2-го класса гвардии старший лейтенант Шабалин уехал в Липецк, где в течение шести недель прошел программу теоретического переучивания на МиГ-25РБ. 14 января 1976 г. группа летчиков-забайкальцев возвращалась попутным бортом с переучивания в гарнизон Укурей. А уже 24 января старший летчик Шабалин приступил к вывозным полетам на «спарке» МиГ-25РУ.

Освоение новой машины давалось без особых проблем, и в апреле 1977 г. была полностью отлетана программа переучивания и подготовки на 1-й класс, а также выполнены все необходимые теоретические и практические (лётные) проверки на класс. К июлю месяцу, когда приказ министра обороны о присвоении классной квалификации «Военный летчик 1 — го класса» дошел до далекого забайкальского гарнизона, молодой командир звена уже был инструктором на МиГ-25 днем и ночью при установленном минимуме погоды практически по всем видам подготовки.

В октябре 1978 г. капитан Шабалин убыл по замене в 16-ю ВА. Здесь, в 931-м ОГРАП проходило становление офицера Шабалина как командира. Почти сразу после замены он был назначен на должность начальника штаба авиаэскадрильи, ещё через два месяца — заместитель командира эскадрильи, и, наконец, через два года стал командиром эскадрильи. Рос опыт, росло лётное мастерство. За успехи в учебно-боевой подготовке, поддержание высокой боеготовности и освоение сложной боевой техники в 1982 г. командир эскадрильи был награжден орденом Красной Звезды.

Осенью 1983 г. пришла пора заменяться в Союз, и майор Шабалин оказался в 10-м ОРАП на аэродроме Щучин. В январе 1984 г. он снова убывает в Липецк на переучивание. На этот раз группе из пяти летчиков полка, которую возглавил заместитель командира полка по летной подготовке подполковник Кашевицкий, предстояло первыми из строевых летчиков переучиться на новый тип ударного самолета МиГ-25БМ, предназначавшегося для борьбы с РЛС противника. В эту группу вошли командир эскадрильи Шабалин, командир звена и два летчика его эскадрильи. В судьбе одного из них — старшего лейтенанта Дорофеева — Шабалин сыграл решающую роль спустя три месяца.

В начале февраля группа вернулась в полк, и вскоре в полк перегнали первые четыре «БээМа». Командир эскадрильи и его подчиненные быстро освоившие новую модификацию «МиГа» летали на нем зачастую с большим удовольствием, чем на МиГ-25РБ (если это были машины первых серий).

В середине марта 1984 г. летчикам полка предстояло отработать практические бомбометания из стратосферы на авиаполигоне «Полесский» под Лунинцом. Если для других разведполков, летавших на МиГ — 25РБ подобная задача была событием года, то для летчиков 10-го ОРАП это было делом будничным. Боевого радиуса «МиГов» вполне хватало для выполнения этой задачи с аэродрома Щучин без перебазирований куда-либо, в то время как большинству других разведполков на МиГ-25 приходилось «подлетать» поближе. Поэтому летный день 15 марта 1984 г. почти ничем не отличался от многих других.

Рано утром с восходом солнца взлетел разведчик погоды. Погода над аэродромом и по району была отличной и, согласно плану, в 09:00 начались полеты. Запланированные экипажи выполнили первый залет на отработку тактических (без сброса бомб) бомбометаний, и теперь предстояли вылеты на практические бомбометания. Командир эскадрильи подполковник Шабалин слетал первый вылет на отработку тактического бомбометания на самолете МиГ-25БМ, и эту же машину ему готовили на второй вылет. Но в это время выяснилось, что на самолете старшего лейтенанта Дорофеева отказала одна из систем, и ему предстояло выполнить полет на запасном — МиГ-25РБ с бортовым номером 01 — одном из старейших самолетов полка, чуть ли не самых первых серий. А он на посадке был «потяжелее» «БМа», да и оборудование на нём молодым пилотам казалось старым и примитивным. Поэтому чаще всего этот самолет ставили на полеты в резерв.

Дорофеев об отказе доложил командиру эскадрильи, и попросил разрешения на вылет с практическим бомбометанием на резервном «МиГе». Опытному комэску, имевшему к тому времени налет на МиГ-25 около 900 часов, было безразлично, на чем выполнять задачу, и он, не задумывась ни секунды, решил отдать свой МиГ-25БМ на этот вылет Дорофееву, а для Шабалина стали готовить резервный МиГ-25РБ.

Позволим себе отвлечься от главной темы повествования и поговорить о суеверии и традициях в авиации. Ну, неприятие числа 13 (бортовые номера, позывные) — это почти во всех полках имеет место — не без того… Но есть и целый ряд других, если уж не мудрых, то, по крайней мере — не таких уж глупых примет и ритуалов. К примеру — фотографирование перед полетом. Вот она — фотография летчика в ГШ: подполковник В.К.Шабалин перед полетом (первый вылет) 15 марта 1984 г.

А ещё — «Никогда не дарите летчику макет самолета с бортовыми номерами, которые есть на самолетах, на которых он летает», (летал — это другое дело — Прим. авт.). Один из «умельцев», инженер по вооружению, ещё с осени за определенное количество декалитров «Массандры» (спирто-водяная смесь, заправляемая в МиГ-25РБ в количестве 250 литров, аэродромным людом расшифровывалась не иначе как «Микоян Артем Славный Сын Армянского Народа Дарит Радость Авиаторам»), пообещал новому комэску соорудить уникальной точности макет МиГ-25, который разве что взлетать только не мог, а так был — ну как настоящий. После долгих проволочек и неоднократных компенсационных добавок «оплаты», аккурат в начале марта творение рук человеческих в виде посредственной копии было вручено подполковнику Шабалину, и несло оно на своих бортах номер 01 — кстати, как раз такого же голубого цвета, как и на «живом» МиГ-25РБ.

На нем-то, «живом» МиГ-25РБ с голубым бортовым номером 01 и полетел в свой, ставший потом знаменитым — по крайней мере для летчиков 10 ОРАП — полет подполковник Шабалин. По команде старшего инженера под фюзеляж было подвешено две ФАБ-500М-62Т, и включена на раскрутку система «Пеленг-ДМ».

В 12:15, рассекая на форсаже воздух, самолет Шабалина оторвался от взлетной полосы. При относительной старости этой машины движки на ней были хорошие, и самолет резво набирал высоту. Вот уже выполнен левый разворот, и через радиомаяк с курсом 135' «МиГ» ушел по направлению к полигону в стратосферу.

Надо отметить, что сама процедура бомбометания на МиГ-25РБ и БМ заметноотличается от многих других ударных машин уже хотя бы потому, что прицела для бомбометания как такового на них нет, а координаты цели на земле штурманы-программисты просчитывают и «зашивают» в программу системы «Пеленг-ДМ». По этой программе автоматика сама выводит самолет по заданному маршруту и траектории на заданной скорости и высоте в точку сброса, где опять же автоматически и производится сброс бомб. Как правило, расчетными данными для выхода в точку сброса были: высота 20.500 метров, скорость, соответствующая числу М=2,34 — 2,35, точка сброса, удаленная от цели на 39–41 км. После чего в автоматическом режиме выполнялся разворот на точку, и самолет до аэродрома выполнял полет в режимах «Возврат» и «Посадка».

Тем временем, на дальности 52 км от аэродрома, автоматически подключилась коррекция от радиомаяка, и летчику лишь оставалось выдерживать по директорным стрелкам траекторию набора. На высоте 11 км был выполнен разгон до приборной скорости 1070 км/ч и преодолен звуковой барьер, а затем скорость была увеличена до числа М=2,35, а высота — до 17.500 м. Машина шла строго по линии боевой ортодромии, без каких либо доворотов. На 18.000 м подполковник Шабалин убрал РУДы до положения «Минимальный форсаж», погасил вертикальную скорость набора до 10–15 м/с и включил автоматическое управление самолетом.

На дальности 90 км до цели «тетя Рита» (система речевой информации РИ-65) подсказала: «Включи вооружение». И вот уже установлен заданный режим: высота 20.500 м, число М=2,35, строго горизонтальный полет, никаких наборов и снижений. Именно здесь от летчика требуется филигранная техника пилотирования до самого момента сброса. На удалении до цели в 55 км самолет входил в рабочую зону полигона, и теперь напоминание «тети Риты», прозвучавшее в наушниках минуту назад, было кстати. Летчик установил переключатель на пульте управления вооружения в положение «Автомат», и по загоранию лампочки «АБ включен» определил, что автоматические цепи управления сбросом включились.

Вот и настал момент истины. Самолет идет в строго горизонтальном полете, на счетчике дальности мелькают цифры километров, оставшихся до цели: 45, 44, 43, 42, 41, 40. Два едва ощутимых толчка под фюзеляжем с чуть заметным колебанием самолета по крену, одновременно с этим загорелась лампочка «АВТОМАТИЧЕСКИЙ СБРОС», и погасли две зеленые лампочки наличия подвесок. Дело сделано, бомбы ушли к цели.

Летчик доложил о сбросе на КП, ввел самолет в левый разворот с креном 45° для возвращения на свой аэродром, выключил органы системы вооружения и произвел соответствующие переключения в системе автоматического управления (САУ). Автоматика после разворота на аэродром, поведет самолет в режиме «ВОЗВРАТ» в расчетную точку для захода на посадку.

Вот он, курс 300°, сверхзвуковой «МиГ» развернулся в сторону Щучина, пора включать режим «ВОЗВРАТ» и, выключив форсаж, начинать гашение скорости и снижение. Но не прошло и 30 секунд, как летчик ощутил удар по хвостовой части самолета, и особенно сильный — по педалям. Взгляд на приборы — ничего особенного, все штатно, показания соответствуют режиму, только вот стрелка вариометра плавно поползла вниз. На этой высоте и скорости угол атаки должен быть 6–7°, и нос самолета кажется даже поднятым вверх, а тут — машина начала плавно опускать нос. Летчик отключил режим «АВТОМАТ», выключил форсаж и для парирования этой тенденции начал брать рули «на себя». Но, увы — «МиГ» на отклонение ручки не реагировал. Вот она уже и уперлась в чашку кресла, а самолет плавненько, метр за метром, увеличивает вертикальную скорость.

«Хорошенькое дело», — мелькнула мысль. Попытался отклонить ручку влево, вправо — по крену реакция нормальная. А по тангажу — от себя, на себя — никакой реакции, как на плохом тренажере. А тут и скорость уже начала расти. На землю пошёл доклад: «521, после разворота на точку ощутил незначительный толчок в хвостовой части, самолет перестал реагировать на отклонения ручки управления по тангажу». На земле, не «переварив» все, сразу ответили: «521-го поняли», а несколько секунд спустя: «521 — й, повторите что у вас произошло?». Шабалин повторил доклад, после чего те, кто был на земле, надолго замолчали. Столь странный отказ их озадачил не меньше, чем и самого лётчика. А когда толком не знаешь, что произошло на борту, то лучше лётчику не мешать. Ведь команды могут оказаться не только бесполезными и отвлекающими летчика, но и усугубить ситуацию. Поэтому все, что было сделано на земле до окончания этого полета — это максимально освобождено воздушное пространство на пути аварийного «МиГа», и приведены в готовность № 1 аварийно-поисковые и спасательные средства. Единственным, кто в это время подал в эфир дельный совет, был зам. командира полка подполковник Кашевицкий, который в это время тоже был в воздухе. Он спокойно сказал: «521-й, посиди, подожди». Может быть, это отчасти и помогло, чтобы не принять сразу решение на катапультирование.

Тем временем злополучный «МиГ» с бортовым номером 01 продолжал плавненько зарываться носом, и угол его снижения уже больше напоминал угол пикирования, достигая почти 15°. Да и скорость продолжала расти соответственно — стрелка числа М подползла к значению 2,55. Ручка управления в продольном отношении по прежнему была «как тряпка», попытки воздействовать на неё с помощью МТЭ (механизм триммерного эффекта) — никаких результатов не дали.

И тут Виктору Константиновичу стало понятно, что придется все же заканчивать этот полет «выходом на воздух», т. е. — катапультироваться. Но на высоте 19.000 м и скорости более 2,5 М это равносильно самоубийству — воздушный поток размажет тело в кресле, словно каблук зазевавшегося муравья. Для начала надо затормозиться, но обороты двигателей до упора в макисмал на числах М более 1,5 дросселировать нельзя, последствия могут бьггь еще хуже. Остается одно — тормозные щитки, а там — видно будет. Ну, а если тормозные щитки не помогут, тогда что? Попробовать выпустить шасси? Их, конечно, оторвет на такой скорости, но и скорость погасится. А если несинхронный выпуск будет, начнет вращать с такими боковыми перегрузками, что и голову оторвет. Нет, шасси это не то. Сначала тормоза, а потом будь, что будет.

Итак, тормоза выпущены. Скорость начала гаснуть, а главное — самолет начал уменьшать угол снижения! Очень медленно, но это уже шанс хотя бы не взорваться вместе с самолетом от превышения ограничений по скорости и достигнуть ее заветных значений для безопасного катапультирования.

Вот оно, магическое число М=1,5, двигатели задросселированы на малый газ, скорость падает нормально. Убрался нижний тормозной щиток (он выпускается автоматически только при М более 1,5), и за счет выпущенного верхнего кабрирующий момент увеличился, а угол снижения ещё заметнее уменьшился. Самочувствие на борту «МиГа» заметно улучшилось, и на высоте 10.000 м уже на дозвуковой скорости можно спокойно подумать, что делать дальше. Взрыва уже быть не должно. Приборы и сигнальные табло в кабине о какой-либо аварийной ситуации безмолвствуют, и только ручка управления по каналу тангажа всё так же абсолютно бесполезна.

Тем временем впереди по курсу появился характерный «паук» железных дорог и большой населенный пункт — Барановичи. Надо бы отвернуть и обойти этот город стороной. Так и сделал. Да и прыгать пока не стоит, по крайней мере, по крену самолет управляется, а по тангажу — в зону вынужденного покидания можно и с тормозными щитками долететь, чтобы не бросать взбесившийся «МиГ» абы где. Всё же в Белоруссии ещё и деревни есть, кто его знает, куда беспилотная железяка улетит.

Доложил руководителю полетов, что и как на борту управляется, а что — нет. А также о принятом решении выводить самолет в район аэродрома. Та самая зона вынужденного покидания находилась в пределах маршрута полета по кругу, и если выйти на аэродром с данным курсом, то через минуту — полторы самолет будет уже в этой зоне.

На высоте 6000 м самолет уже летел в горизонтальном полете, для сохранения скорости 600 км/ч потребовалось убрать тормозной щиток и увеличить обороты. Машина хорошо держала режим полета. Созданием крена или уменьшением оборотов самолет удавалось переводить на снижение, а увеличением оборотов и выпуском тормозного щитка — в горизонт и набор высоты. С удаления 50 км до аэродрома Шабалин перевел самолет на снижение и вышел в район круга, к первому развороту, на высоте 3000 м. Плавно развернулся на обратно-посадочный курс. Скорость была 600 км/ч, и возникла мысль попробовать, как будет вести себя машина в посадочной конфигурации, может быть на этот раз «выходить на воздух» и не придется.

Позволим себе отвлечься еще раз и привести точку зрения многих летчиков, в том числе и автора, пролетавшего двадцать лет. Большинство летчиков к катапультированию относятся как к мероприятию совершенно исключительному, прибегать к которому надо уже тогда, когда деваться совсем некуда. А так — надо бороться до последнего мгновения, пока есть хоть какой-то шанс. Вся беда лишь в том, что черту, отделяющую это последнее мгновение от вечности, не многим было дано разглядеть…

Шабалин доложил о принятом решении РП и с его благословения выпустил шасси. Самолет начал задирать нос. Увеличил обороты до максимальных — не помогло, скорость все равно падала. С выпуском закрылков процесс только усугубился. Самолет выходил на так называемый 2-й режим полета, в котором он находиться не должен, но именно на этом режиме происходит процесс посадки после выравнивания.

Убрал шасси и закрылки, и пока летел в точку второго разворота, в уме просчитывал, что эта ситуация дает. Если выполнить второй разворот и выход на посадочный курс подальше и по более высокой глиссаде, а затем с убранными шасси и механизацией войти в глиссаду и снижаться строго по ней, установленной для нормального захода, но на повышенной скорости, при проходе ближнего привода установить кран шасси, а затем и кнопку закрылков на выпуск и увеличить обороты до максимальных, то за те 15 секунд, которые машина летит от БПРМ до торца полосы, самолет и должен принять посадочный угол, задрав нос и потеряв скорость до посадочной. Очень рискованно, но попробовать можно. Итак — решение принято. Обо всем доложено на землю. «Действуйте по обстановке», — ответили с КДП.

Пока летел ко второму развороту и плавненько разворачивался на посадочный курс, подтянул и притянул все парашютные лямки и ремни привязной системы, снял и спрятал в карман наколенный планшет, закрыл щиток ГШ, одним словом — изготовился на тот самый, всякий случай…

И вот «МиГ» уже на посадочном курсе. Как никогда четко, даже лучше чем в обычном полете, машина вышла строго на посадочный курс и вошла в глиссаду снижения, все получалось очень точно, прямо как по книжке. Над дальним приводом высота была 220 м и скорость — 620 км/ч и тенденции к её падению не было. А это даже при таком нестандартном заходе на посадку было много. Необходимо было немного уменьшить обороты двигателей и погасить скорость, но едва обороты были уменьшены на 1–2 % — машина начала «сыпаться» к земле, а впереди был виден ближний привод.

Оба двигатели выведены на «максимал», но самолет продолжает «сыпаться». Тормозной щиток на выпуск, нос начал задираться, но высоты уже не хватало.

«Да, нерасчетный режим получился, надо все же отсюда «выходить», но ведь на ближнем люди», — на эти мысли у Шабалина ушли тысячные доли секунды. Крен влево, и нос медленно отворачивает в сторону от БПРМ и стоянок, а левая рука уже сжимает держку катапульты кресла КМ-1 М. Всё, антенны БПРМ боковым зрением фиксируются в стороне, там опасности уже ни для кого нет. Но и высоты тоже нет, эти самые антенны были почти на уровне кабины. Держки вытянуты, и исчезает фонарь, практически тут же из-под ног уходит наполняющаяся дымом кабина. А дальше — в глазах темнота, в памяти ничего не отложилось. Но это всего лишь мгновение, в дальнейшем в положении «на спине» — хлопок парашюта и ощущение кресла за спиной и еще под одним местом — исчезло. И в таком же лежачем положении боком спины начинается глиссирование по мокрому снегу и грязи.

Самолет первый раз ударился о землю раньше, чем приземлился лётчик. Отделившись после первого касания, повторно приземлился и прополз еще несколько сот метров, «сознательно» отвернув от СКП, где находился взволнованный помощник РП, остановился на запасной грунтовой ВПП в 630 м от её начала.

Ну а Виктор Константинович, осознав, что с прекращением движения по земле его жизнь отнюдь не закончилась, попытался встать. И, что удивительно, удалось ему это без особых усилий и болевых ощущений. Оказывается, свое движение по матушке земле он прекратил как раз на сетке АТУ, предназначенной в поднятом состоянии для остановки аварийных самолетов. Но так как сетка эта предназначалась для обратного старта, она находилась в опущенном состоянии. Увидев несущийся к сиротливо стоящему МиГу командирский УАЗик, он начал усиленно размахивать руками, давая понять, что повода для траура нет, и жизнь — продолжается.

Летчика туг же отвезли в лазарет, где он и провел первую ночь под неусыпным взором своего полкового доктора, который все недоумевал: «Как же так, даже царапин нет? А ведь должен был как минимум переломать себе позвонки, а вообще-то — убиться».

Уже на следующий день, осмотрев самолет, комиссия определила, что при разгоне произошел нагрев конструкции планера с одной стороны, а также нагрев обшивки форсажных камер при работе двигателей на форсажах — с другой стороны, и это привело к перегреву и последующему взрыву остававшихся паров керосина в баке № 6, который находится в верхней части фюзеляжа между килями. Этим взрывом и был поврежден гаргрот фюзеляжа, а в нем — тяга управления стабилизаторами, что и привело к их полному отказу. Счастье, что это произошло при почти нейтральном положении стабилизаторов, а не в положении «на пикирование», «на кабрирование» или в положении «ножниц». В любом из этих случаев летчику на той высоте и скорости почти не оставалось шансов на благополучное катапультирование.

Это был первый МиГ-25, который после подобного отказа вернулся на землю почти целый, по крайней мере — пригодный для расследования, позволившего впоследствии принять эффективные меры, исключившие подобные ситуации.

Ну, а что летчик? У Шабалина на следующий день, как и бывает после катапультирования, появились болевые ощущения в теле. Правда, были они сравнимы с последствиями тяжелого физического труда в течение нескольких дней, но это быстро прошло. А еще через день летчика отвезли в больницу города Гродно, где ему сделали рентгеновские снимки позвоночника, как и полагается в случаях после катапультирования. После этого он вернулся в Щучин, но уже через несколько часов полковой врач, прибежав с круглыми глазами, спросил: «Ты ещё живой? У тебя в позвоночнике скрытая большая трещина. Немедленно ложись — сейчас, пока самолет командующего здесь, отправим тебя в окружной госпиталь». Летчика тут же уложили на ровную доску, привязали — и в таком положении он полетел в Минск.

В госпитале на него смотрели, как на пришельца с того света — все удивлялись и сокрушались: «Ну как же так, почему же это ничего не болит?» На следующий день прямо на этой доске отнесли на рентгеноскопию позвоночника. Снимки делали несколько раз: то спереди, то сбоку слева, то сбоку справа, то сзади. Когда Шабалин «отдыхал» на той самой доске в своей палате после всех экзекуций, к нему зашел начальник ВЭЛС госпиталя и сказал: «Вставай, герой! Хватит сачковать, у тебя все в норме!» Оказалось, что на снимке, сделанном в гродненской больнице, был дефект пленки, и попало это злополучное «бельмо» именно на участок сфотографированного позвоночника нашего героя.

В дальнейшем Виктор Константинович, пройдя после катапультирования полное медицинское обследование, снова приступил к полетам. Нельзя сказать, что вся эта история прошла для летчика бесследно, на некоторое время появилось повышенное психологическое напряжение, настороженность в полетах. Теперь он стал, как никогда раньше, перед каждым полетом скрупулезно и тщательно принимать самолет, на котором предстоял полет, а после полета — особенно строго оценивать работоспособность его систем и агрегатов. Некоторые техники, узнав, что у них летает Шабалин, почти обреченно говорили: «Опять что-нибудь найдет, или привезет отказ из полета». Зато на машинах, где слетал Константиныч, как его любя называли сослуживцы и подчиненные, можно было летать в эту смену спокойно, там все работало надежно. Так, однажды на одном из самолетов он обнаружил неустойчивую работу МТЭ (механизм триммирования элеронов). Когда на земле начали разбираться, оказалось, что полгода назад при выполнении регламентных работ в ТЭЧ полка на боевой самолет поставили исполнительный механизм МТЭ от «спарки», а шток в нём «всего-то» на несколько миллиметров короче, вот самолет и «не хотел» триммироваться. А ведь до Шабалина на этом самолете было выполнено около сотни полетов другими летчиками…

Ещё тогда он начал замечать, что стал больше уставать после полетов. Позже поймал себя на мысли, что причина проста: сам того не замечая, сразу после посадки в кабину он подгоняет и притягивает до крайних положений привязную и подвесную парашютную системы, а отпускает их только перед выходом из кабины, когда окончен полет.

18 июля 1984 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество, отвагу и грамотные действия в сложной аварийной обстановке при выполнении полетного задания командир АЭ 10-го ОРАП подполковник Виктор Константинович Шабалин был награжден вторым орденом Красной Звезды.

Ещё через полгода он был назначен заместителем командира 47- го ОГРАП, который базировался на аэродроме Шаталово, где и прослужил до увольнения в запас. В 1987 г. переучился на самолеты Су- 24МР, а еще через год стал заместителем начальника 1046-го ЦБП и ПЛС РА, сформированного на базе 47-го ОГРАП, при этом Шабалин летал и на Су-24МР и на МиГ-25РБ.

Гвардии полковник Виктор Константинович Шабалин уволился в запас в 1992 г., пролетав 23 года, проведя в небе около 2500 часов.

Кавалер двух орденов Красной Звезды гвардии подполковник авиации Виктор Константинович Шабалин. Внизу Указ о награждении.

Оглавление

К вопросу о достоверности

Коммерческая авиация — борьба за идеи и рынки

«Гражданские самолёты должны уметь летать сами…»

Воздушный линкор 2-го класса

Итальянское фиаско над туманным альбионом

Точность прежде всего

Драконы с «птичьим крылом»

Защитник «Миротворцев»

Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период

Расплавленное небо Вьетнама

На крепком слове и … тормозном щитке