История Авиации 2002 06 [Журнал «История авиации»] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

История Авиации 2002 06

Коллаж на 1-й странице обложки разработан Александрой Булахом на основе фотографии МиГ 29УБ, сделанной Сергеем Цветковым.

Дизайн логотипа журнала разработан Сергеем Цветковым.

Два плюса

Сейчас уже стали подзабывать, как после обвала финансирования отечественного авиапрома в середине 90-х готов прошлого (Как?.. Уже!..) века в наших конструкторских бюро началась так называемая малая модернизация, которая наибольшие плоды принесла именно во фронтовой авиации. Помните, если МиГ-29 и Су-27 справедливо относили к самолётам 4-го поколения, то, например, Су-30 уже к «4+», а Су-35 и Су-37 к «4++», При этом представители ведущих ОКБ с нескрываемой гордостью рассказывали о достигнутых результатах, которые действительно впечатляли.

Кстати, именно малая модернизация находящейся в строевых частях боевой техники позволяет нам теперь спокойно и не торопясь разработать авиационные боевые комплексы пятого поколения. Самое любопытное заключалось в том, что в 80-х годах наши тогда ещё советские, ВВС практически не могли заставить отечественную оборонку модернизировать до необходимого уровня те же МиГ-29 и Су-27 (например, научить их поражать точечные наземные цели управляемым оружием)! Конструкторам и заводчанам было выгодно создавать новые образцы. И лишь в условиях почти полного финансового и экономического обвала пришло понимание необходимости постоянного внедрения улучшений в серийные машины. Вот так появились МиГ-29СМТ и Су-30МК.

Как ни странно, почти по тому же сценарию развивалась и история журнала, который вы держите в руках. Так уж получилось, что «История Авиации» возникла как самостоятельное издание в конце 1999 г., и поначалу планы были просто наполеоновские. Однако реальная жизнь быстро остудила наши головы и в результате, каждый последний номер года был своего рода поворотной точкой. Так, в НА №6/2000 появился новый логотип, Правда, решение перейти на мелованную бумагу, принципиально принятое в конце 2001 г., всё же было отложено, так сказать, на один номер, в результате НА №6/2001 вышел на офсете, о чём все, кто его готовил, горько потом жалели. Оно и понятно: масса весьма приличных фотографий и цвета могла получиться на порядок лучше. Достаточно сравнить ИА №6/2001 с ИА №1/2002.

К окончанию очередного года (правда, в нашем летоисчислении) мы постарались подготовить и реализовать очередной модернизационный «пакет».

Во-первых, это, конечно, увеличенный формат издания, который в различных справочниках по полиграфии именуется А4-экстра или А4+. Необходимость его введения стала очевидна после перевода издания на мелованную бумагу. Как выяснилось, наш достаточно мелкий шрифт даже на матовой «меловке» довольно трудно читать людям со слабым зрением.

Позвольте, возможно, возразит нетерпеливый читатель, как связан размер шрифта и размер печатной страницы? Как ни странно, самым непосредственным образом. Сохранив и даже слегка увеличив количество знаков на полосе, мы укрупнили размер шрифта (специалисты его называют кеглем), и постарались (правда, на свой взгляд) выбрать наиболее приемлемый по начертанию с точки зрения распознаваемости для глаза. И это было второе улучшение, которое должно заметно улучшить «Историю Авиации».

Следствием увеличения формата издания, при сохранении объема печатной информации, стала возможность давать больше иллюстраций или увеличить их размер, Ценность последнего мы почувствовали уже на этапе создания макета следующего номера: в старый формат цветные проекции F-105D и F-105F залезали откровенно с трудом. «Ужимание» их до необходимого размера автоматически заставляло в том же масштабе «давить» и остальные иллюстрации, располагавшиеся на тех же полосах. Если для «Фантомов» и «Крусейдеров» это процесс проходит относительно безболезненно (по причине их довольно приличных размеров), то МиГ-21, и особенно, МиГ-17 при таком подходе начинали больше напоминать невзрачные силуэты, что, конечно, было для нас неприемлемо. Просчёт возможных вариантов и привёл в конце концов к решению увеличить формат издания.

Так, что теперь редколлегия и авторский коллектив «Истории Авиации» с полном основанием могут дописать к названию своего журнала два плюса.

Ваш Александр Булах.


РЕТРОСПЕКТИВА

Коммерческая авиация. Борьба за рынок идей

канд. тех. наук подполковник авиации Сергей Корж

Продолжение, начало в ИА №2 5/2002


"Голиафы" и другие

После окончания Первой Мировой войны французы также начали задумываться над возможным использованием имевшихся в избытке военных самолетов в коммерческих целях. В течение достаточно короткого периода во Франции появились несколько авиакомпаний, образованных производителями самолетов и авиадвигателей. Так, в декабре 1918 г. Пьер-Георг Латекор, только за год до этого образовавший в Тулузе свою самолетостроительную фирму, основал авиакомпанию LAL (Lignes Aeriennes Latecoer – «Воздушные линии Латекора»), которая вскоре начала осуществлять перевозки почты на самолетах по экспериментальному маршруту Тулуза – Барселона. Вслед за Jlатекором Генри и Морис Фарманы образовали авиакомпанию LAF (Lignes Aeriennes Farman -«Воздушные линии Фарманов»), а Луи Бреге с привлечением капиталов самолетостроительных фирм «Блерио», «Кодрон», «Моран-Солнье» и двигателестроительной фирмы «Рено» учредил авиакомпанию СМА (Compagnie des Messageries Aeriennes – «Компания по воздушным перевозкам»).

Пока англичане налаживали авиаперевозки почты и дипломатов в Париж на Версальскую мирную конференцию, братья Фарман решили продемонстрировать транспортные возможности своих двухмоторных самолетов F.60 «Голиаф». С этой целью 8 февраля 1919 г. «Голиаф» под управлением Люсьена Боссутро выполнил перелет Туссу-ле-Нобль (пригород Парижа) – Кинли (пригород Лондона) с ll-ю военнослужащими на борту.

«Фарманы» F.60 изначально разрабатывались как тяжелые бомбардировщики, но участия в военных действиях, также как и ряд подобных британских самолетов, не успели принять (два прототипа FF.60 проходили испытания в 1918 г.). В короткое время братья Фарман смогли перестроить производство и наладить параллельный выпуск этих самолетов в военном и гражданском исполнении, последние из которых имели носовую кабину на четыре пассажира и хвостовую – на восемь, разделенные открытой двухместной кабиной экипажа. Авиакомпания братьев Фарман эксплуатировала 18 «Голиафов» модификаций F.61 с двигателями «PeHO-12Fe» и F.636hc с двигателями «Юпитер-9А» (постройки «Гном- Рон»), Большинство же из почти 80 пассажирских F.60, оснащались двигателями «Сальмсон» СМ-9 мощностью по 260 л.с. В дальнейшем «Голиафы» стали родоначальниками целого семейства пассажирских авиалайнеров, доминировавших на европейских трассах в 20-х годах.

Тем не менее, имея в своем распоряжении такой вместительный и достаточно современный самолет, как «Голиаф» Фарманы не решились тогда заняться освоением трассы Париж – Лондон. Вместо этого они взялись за организацию менее рискованной авиалинии Париж – Брюссель. Регулярная эксплуатация коммерческих «Голиафов» на этой первой в мире международной пассажирской авиалинии началась 22 марта 1919 г., перелетом самолета под управлением все того же Люсьена Боссутро. При этом средняя продолжительность полета составляла 2 ч 50 м, а стоимость билета – 365 фр. Однако у этой авиалинии был один существенный недостаток – перелеты по ней выполнялись не ежедневно, а всего лишь раз в неделю, а затем и вовсе раз в две недели. Любопытно, что лишь после третьего рейса, состоявшегося 6 апреля 1919 г., в Брюсселе пассажиры впервые были подвергнуты процедуре таможенного досмотра.

Первенство в освоении авиалинии Париж – Лондон французы уступили англичанам. Однако регулярную эксплуатацию по этому маршруту пассажирских вариантов «Бреге- 14» СМА начала всего через неделю после ATT, уже 1 сентября 1919 г.


Окончание Первой Мировой сократило деловую активность в военном авиастроении, но некоторые проекты, как, например, французский тяжёлый бомбардировщик F.60 «Голиаф», имели настолько значительный потенциал, что их без труда адаптировали для использования в коммерческих целях.


«Бреге-14» являлся выдающимся одномоторным разведчиком и легким бомбардировщиком, разработанным в середине Первой Мировой войны (прототип впервые взлетел 21 ноября 1916 г., за последующие 10 лет выпущено около 8000 самолетов этого типа). После окончания войны выведенные из строевых частей самолеты оснащались подкрыльевыми контейнерами для размещения почты и применялись СМА на почтовых линиях Париж – Брюссель и Париж – Лондон. Вслед за ними появились пассажирские «Бреге-14Т», оснащенные закрытой кабиной на двух пассажиров, затем усовершенствованные «Бреге- 14Тбис» и «Бреге-14Т2», последние из которых имели уже трехместную пассажирскую кабину. Также в 1919 г. был построен и единственный экземпляр самолета этого типа с четырехместной пассажирской кабиной, получивший обозначение «Бреге-18Т». Только во Франции эксплуатировалось более 130 коммерческих вариантов «Бреге-14».

Одновременно с началом регулярной пассажирской эксплуатации на линии Париж – Лондон французы перешли и к практическому освоению своих колониальных трасс. Первая попытка наладить воздушную связь с Французской Западной Африкой была предпринята авиакомпанией братьев Фарман августа 1919 г., когда из Парижа в Даккар (Сенегал) в пробный перелет отправился принадлежавший ей «Голиаф» с шестью членами экипажа на борту под командованием незаменимого Люсьена Боссутро. Однако 15 августа в ходе полета над побережьем Мавритании «Голиаф» «потерял» пропеллер правого двигателя, и Боссутро вынужден был посадить самолет на пустынный берег. Забрав из поверженного «Голиафа» провизию и воду, люди решили было идти пешком на юг, но, пройдя 20 км и испытав на себе все «прелести» этого «сафари», благоразумно вернулись к самолету, где и стали ждать помощи. К счастью не слишком долго: через шесть дней после аварии изможденный экипаж Боссурто был обнаружен кочевниками. «Голиаф» Боссурто, очевидно, был первым из не менее 10 машин этого типа, потерпевших аварии и катастрофы в период до 1930 г.

По сравнению с Фарманами, Пьер-Георг Латекоэр подошел к решению проблемы налаживания связи с колониями более прагматично, и 1 сентября 1919 г. его LAL открыла регулярную почтовую авиалинию Тулуза – Рабат Шорокко). Флот авиакомпании Латекоэра первоначально состоял из «Бреге- 14А.2» и «Сальмсонов-2А.2» (разведчики и легкие бомбардировщики, переоборудованные в почтовые самолеты), а протяженность обслуживаемого ими маршрута составляла около 1300 км, уступая по протяженности более чем в три раза маршруту Париж – Даккар. Авиакомпания Латекоэра владела наиболее крупным парком коммерческих самолетов типа «Бреге-14», который был доведен до 100 машин. В этой связи не удивительно, что потери LAL составили более 20 самолетов из не менее 25 коммерческих «Бреге-14», разбившихся до 1928 г.


Подобно англичанам, быстро направившим на гражданскую службу часть своих знаменитых DH-9, аналогичным образом поступили и французы со своими лучшими лёгкими бомбардировщиками и разведчиками «Бреге-14».


Первая попытка трансконтинентального перелёта из Европы в Африку на «Голиафе», как и положенно, провалилась. К счастью, благодаря опыту пилота и элементарному благоразумию путешественников, эта затея обошлась без жертв.


Основные характеристики некоторых французских, итальянских и голландских переходных пассажирских самолётов.
Страна Франция Франция Франция Италия Италия Голландия
Производитель «Фарман» «Бреге» «Блерио»-SPAD «Капрони» «Макки» «Фоккер»
Обозначение III Вге.14Т2 S.27 Са.5 М.З F.n (прототип)
Габариты, м            
размах крыла 26,5 14,86 9,72 23,4 15,59 16,1
длина 14,33 8,87 7,3 12,62 10,25 11,65
Масса, кг            
пустого 2500 1240 800 3000 895 1200
макс. взлетная 4770 1985 1260 4920 1350 1900
Двигатель:            
фирма разработчик «Сальмсон» «Рено» «Испано-Сюиза» «Фиат» «Изотта-Фраскини» BMW
марка двигателя СМ-9 12Fe HS8Fa А.12 V4B IIIа
мощность, Л.С. 2x260 320 300 3x250 160 185
Количество пасс. 8-12 2-3 2 8 2 4-5
Скорость, км/ч            
максимальная 160 185 230 150 145 150
крейсерская 120 125 195 125 120
Потолок, м 4000 4500 3900 - _ 2900
Продол, полета, ч 3 _ _  
Дальность, км 400 460 450 450 1200

Помимо перечисленных выше, первые французские авиакомпании в качестве переходных пассажирских самолетов применяли такие машины, как «Латекор-3» («Сальмсон 2А.2», оснащенные фирмой Латекоэра закрытыми двухместными пассажирскими кабинами), «Потез» SEA VII (адаптация разведчика-бомбардировщика «Потез» SEA VI для перевозки двух пассажиров, модернизировано более 20 самолетов), «Блериоя-SPAD 27 (три самолета, построенных на базе истребителя сопровождения SPAD 18, эксплуатировались США на линии Париж – Лондон), а также переоборудованные истребители «Ньюпор-28», тяжелые бомбардировщики «Фарман» F.50 (две машины) и некоторые другие самолеты. К одним из первых новых французских пассажирских самолетов следует отнести «Ньюпор-Деляж-30Т» – семь подобных самолетов, оснащенных шести-восьмиместными пассажирскими кабинами, эксплуатировались на линии Париж – Лондон.

Быстрые успехи французов в освоении колониальных трасс объяснялись тем, что французские авиакомпании субсидировались правительством, которое к тому же оказывало им помощь военными самолетами и летчиками. Британские же авиакомпании, в соответствии с решением Черчилля, были предоставлены сами себе, и с трудом покрывали расходы даже на относительно обустроенных европейских трассах. Прямым следствием этого было то, что стоимость билета на маршруте Лондон – Париж у британских авиакомпаний достигала 21 ф. ст., а у французских – почти в два раза ниже. В этих условиях конкурировать с французскими авиакомпаниями британцам было чрезвычайно трудно, но некоторое время они еще продолжали держаться за счет внутренних резервов и патриотизма английских пассажиров, согласных платить более высокую цену за полеты на самолетах отечественных авиакомпаний.

В качестве переходных пассажирских самолетов в других странах Европы использовались машины, главным образом, английского, французского и немецкого производства. В незначительных количествах пассажирские самолеты отечественных конструкций применялись в Италии, Швейцарии и Голландии.

В Италии после окончания войны для коммерческого использования переоборудовались летающие лодки фирмы «Макки» М.З, М.9 (М.Эбис с четырехместной пассажирской кабиной поставлялись в Швейцарию) и тяжелые сухопутные бомбардировщики «Капрони» серий Са.1 и Са.3 (переоборудовано около 20 машин), а также Са.5. Кроме того, Джованни Капрони по примеру Хэндли Пейджа оснастил в опытном порядке два трехмоторных бомбардировщика-триплана Са.4 пассажирскими кабинами на 23 и 30 мест, после чего самолеты получили обозначения Са.48 и Са.58 соответственно. Однако дальше демонстрационных полетов этих самолетов, в частности, перелета, выполненного Са.48 в 1919 г. по маршруту Милан – Лондон, дело не пошло. Также в 1919 г. фирмой «Савойя» была построена летающая лодка S-16, которая выпускалась, в том числе, в коммерческом исполнении и могла перевозить до четырех пассажиров. Тем не менее, несмотря на достаточно развитую авиапромышленность, в Италии в первые послевоенные годы не было отмечено массового применения авиации в коммерческих целях.

В Швейцарии ограниченно применялись переоборудованные разведчики и легкие бомбардировщики «Хаэфели» DH-3, которые, в частности, использовались при открытии экспериментальной почтово-пассажирской линии Цюрих – Берн.

В Голландии после окончания Первой Мировой войны основной вклад в развитие авиапромышленности внес один из ведущих авиаконструкторов мира Энтони Фоккер, вернувшийся на свою родину из Германии, где заслужил прозвище «Летучий голландец». В обстановке хаоса и реальной угрозы со стороны революционно настроенных рабочих, он сумел перевести в банки Амстердама не менее 30 млн. марок собственных средств, а также 14 млн. марок, принадлежащие германскому правительству, которые Фоккер «экспроприировал» в качестве репараций за полученный ущерб. Более того, «под носом» у контролеров Антанты он умудрился скрытно вывезти в Голландию с основной своей фабрики в Шверине (Северная Германия) значительное количество оборудования, двигателей (около 400) и самолетов (по разным оценкам от 100 до 200), значительную часть из которых составляли одни из лучших немецких истребителей D.VII. Бывшие немецкие самолеты Фоккер продал Швейцарии и Дании, а из контрабандных частей наладил на своей новой фабрике в Шипхоле, недалеко от Амстердама, сборку D.VII для Королевских Голландских ВВС.


Быстрые успехи французов в освоении колониальных трасс объяснялись тем, что французские авиакомпании (в отличие от английских) субсидировались правительством, которое прекрасно понимало, что только поддержка любых экономических начинаний способна возродить экономику, подорванную тяжелейшей четырёхлетней войной. С другой стороны, в отличие от, к примеру, рынка международных морских перевозок, уже в значительной мере поделённого, трассы пятого океана ещё ждали своих первопроходцев, и потому в рамках традиционного англофранцузского соперничества, которое с новой силой начало разгораться после окончания Первой Мировой войны, проворные «пуалю» не без основания надеялись опередить здесь консервативных и потому достаточно медлительных «томми».



Применялись в первые послевоенные годы в качестве гражданских и штучные аппараты, например, таких переделанных из истребителей сопровождения < Блерио-8РАО-27 > было сделано всего три экземпляра, что, учитывая низкую коммерческую отдачу этих машин, в общем, и не удивительно.


В бассейне Средиземного моря весьма быстро стали популярны летающие лодки, способные с гораздо большей безопасностью (в сравнении с самолётами берегового базирования) перевозить пассажиров через обширные водные пространства. На снимке летающая лодка «Савойя » S.16.


Голладский авиаконструктор и предприниматель Энтони Фоккер (внизу) быстро понял, что на одних военных заказах в уставшей от мировой бойни Европе не проживешь, и потому вскоре разработал пассажирский самолёт F.II.




В то же время Энтони Фоккер понимал, что ориентация только на военную тематику в условиях мирного времени является весьма рискованной. Поэтому еще в 1918 г. он поставил задачу главному конструктору D.VII Райнхольду Плацу разработать на базе имевшегося задела коммерческий самолет, способный перевозить шесть пассажиров по маршруту Берлин – Петроград (вероятно, Фоккер надеялся, что ситуация в Германии и в России вскоре вернется в довоенное русло). Однако в качестве базовой конструкции для него был выбран не биплан D.VII, а его дальнейшее развитие – моноплан D.VIII с крылом типа «парасоль». Главной особенностью этого самолета, собственно говоря, и было уникальное крыло с работающей фанерной обшивкой, практически не требующее подкосов. Крыло пассажирского F.I являлось увеличенной масштабной копией крыла D.VIII и также крепилось по схеме «парасоль». В фюзеляже размещались открытые пилотская кабина и кабина пассажиров с тремя рядами спаренных мест. Строительство прототипа этого самолета под обозначением V 44 осуществлялось в Шверине, но, прежде чем оно зашло достаточно далеко, Фоккер и Плац приняли решение переконструировать самолет, оснастив его закрытой пассажирской кабиной.

Прототип новой машины F.II получил обозначение V 45 и имел крыло от V 44, прикрепленное к фюзеляжу над открытой пилотской кабиной двумя небольшими подкосами, а задней частью – непосредственно к верху пассажирской кабины на четыре места (еще один пассажир мог размещаться рядом с пилотом). В результате самолет получился выполненным по схеме «высокоплан». Характерной особенностью F.II также являлось отсутствие киля: путевая устойчивость обеспечивалась рыбообразной хвостовой частью фюзеляжа, к которой крепился несколько выступающий вверх руль направления. При строительстве самолета широко использовались элементы конструкции и системы D.VII и D.VIII. Первый полет V 45, оснащенного 185-сильным мотором BMW Ilia (они устанавливались на D.VII), состоялся в октябре 1919 г. под управлением летчика-испытателя Бернара де Вааля, который 20 марта 1920 г. скрытно перегнал и этот самолет в Голландию. Вскоре в Голландии и Германии было налажено серийное производство F.II с двигателями BMW IV и «Сиддли-Пума». Всего было выпущено около 25 машин, большей частью эксплуатировавшихся в Германии.

Основные характеристики некоторых переходных французских и итальянских пассажирских самолетов, а также прототипа голландского самолета «Фоккер» F.II, представлены в таблице на с.2.

Тем не менее, своим будущим успехом в области коммерческой авиации предприятие Фоккера обязано, в первую очередь, «Королевской авиатранспортной компании для Нидерландов и колоний» – KLM (Koninkli-ike Luchtvaart Maatschappij voor Nederland en Kolonien), ставшей впоследствии одним из основных эксплуатантов выпускаемых его фирмой пассажирских самолетов и одной из наиболее известных и надежных авиакомпаний мира. Ее прообразом явилась созданная в августе 1919 г. авиакомпания ELTA (Erste Luchtverkeer Tentoonstelling Amsterdam), на базе которой 7 октября 1919 г. была формально образована KLM (коммерческие авиаперевозки она начала лишь год спустя). Первым управляющим директором этой авиакомпании стал бывший лейтенант голландских ВВС и основатель ELTA Альберт Плесман. В настоящее время KLM является самой старой авиакомпанией мира, сохранившей свое первоначальное название.

В первые послевоенные годы Голландия прославилась на ниве коммерческой авиации не только деяниями Фоккера и образованием KLM, но также проведением авиационных вставок и активным участием в формировании соответствующих международных организаций. Так, в июле 1919 г. в Амстердаме была проведена первая Голландская авиатранспортная выставка, на которой демонстрировались прототип D.H.16 и другие пассажирские самолеты. Выставка вызвала значительный интерес и во многом способствовала привлечению в ELTA капиталов крупного финансового и промышленного бизнеса Голландии и образованию на ее базе KLM. Кроме того, 28 августа 1919 г. в Гааге, всего через три дня после открытия авиалинии Лондон – Париж, собрались представители шести европейских авиакомпаний, которые сформировали международную организацию по выработке правил воздушных сообщений IATA (International Air Traffic Association, прообраз существующей IATA – International Air Transport Association, образованной в 1945 г.). Среди них находилась и датская авиакомпания DDL (Det Danske Lurtfartselskab), которая до этого времени еще не приступала к авиаперевозкам, но, оформив первой 28 октября 1918 г. нужным образом учредительные документы, формально считалась первой коммерческой авиакомпанией (DLR и АТ Т оформились как коммерческие авиакомпании лишь после окончания войны). К числу первых европейских авиакомпаний можно также отнести бельгийскую SNETA (Societe Nationale pour L’Etude des Transports Aeriens, образована в марте 1919 г.) и швейцарскую «Ад Астра Аэро» (сентябрь 1919 г. – апрель 1920 г.).

Вскоре после учреждения IATA, в октябре 1919 г., теперь уже в Париже, состоялось подписание под эгидой Лиги Наций Международной конвенции по выработке правил полетов воздушных судов. Этой конвенцией, в том числе, были установлены международные пятибуквенные регистрационные коды гражданских самолетов, применяемые и поныне.

24 ноября 1919 г. умер Генри Дётч де ла Мерт – великий французский меценат и «спонсор» авиации. Его смерть подвела черту под эпохой пионеров авиации в Европе. Начиналась эпоха интенсивного освоения воздушного пространства в мирных целях.


Почтальоны

Пока в на Европейском континенте бушевала Первая Мировая война, у американцев были все шансы развивать коммерческую авиацию и стать безусловными лидерами в этой области. Однако ни положительный опыт организации кратковременной эксплуатации первой в мире регулярной пассажирской авиалинии в штате Флорида в начале 1914 г., ни предприятие Алана Локхида, осуществлявшего массовые перевозки пассажиров на самолете через бухту Сан-Франциско в ходе Панамо-Тихоокеанской выставки в феврале – марте 1915 г., не убедили «воротил» американского бизнеса в полезности и возможности получения реальной прибыли от использования авиации в коммерческих целях. Они, так же как и Черчилль, пока не видели смысла «вкладывать деньги в воздух».

В этой связи определяющую роль в зарождении коммерческой авиации в США сыграли две государственные организации: NACA и Министерство Почт. Как было отмечено выше, одной из основных функций NACA являлась подготовка и выдача рекомендаций заинтересованным организациям и лицам по проблемам развития авиации. Одной из первых рекомендаций, подготовленных этим комитетом, явилось предложение, выданное 4 декабря 1916 г. Министерству Почт США, всерьез заняться организацией регулярных почтовых авиамаршрутов, сыгравших впоследствии одну из решающих ролей в зарождении и развитии американской коммерческой авиации.


Британские «пылающие гробы» внесли значительный вклад в зарождение коммерческой авиации как в Старом, так и в Новом Свете. На снимке D.H.4B Министерства Почт США.


В том же 1916 г., после того как Аугустус Хэрринг покинул компанию «Хэрринг-Кёр-тисс», Гленн Кёртисс учредил на ее базе «Кёртисс Эйрплейн энд Мотор Кампэни». Самым знаменитыми самолетами, выпущенными этой компанией в период Первой Мировой войны, стали учебно-тренировочные и связные самолеты «Кёртисс» JN-4 «Дженни» (всего, включая послевоенный период, построено около 6400 экземпляров). Из всех самолетов американской разработки «Дженни» сыграли, очевидно, наиболее заметную роль в Первой Мировой войне, так как на них в годы войны было подготовлено около 95% военных летчиков в США и Канаде.

Весной 1918 г. Сигнальным Корпусом американской армии во временное распоряжение Министерства почт были переданы самолеты последних версий JN-4H, а также разведывательные самолеты «Кёртисс» R-4 и учебно-тренировочные «Стандарт».!. Экипажи этих самолетов также первоначально формировались из пилотов Сигнального корпуса.

Открытие первой американской регулярной почтовой авиалинии по маршруту Вашингтон – Филадельфия – Нью-Йорк состоялось 15 мая 1918 г. Первый перелет по этапу Вашингтон – Филадельфия доверили выполнить лейтенанту Джорджу Л.Бойлу. Однако после взлета он из-за своей неопытности полетел вдоль не тех железнодорожных путей, и, не обращая внимания на положение солнца, направился не на северо-вос-ток в Филадельфию, а совершенно в другую сторону, приземлившись в заштатном городке Уолдорф в 30 км к югу от Вашингтона. В результате второй почтовый самолет, вылетевший чуть позднее из Филадельфии, отправился в этот день в Нью-Йорк без вашингтонской почты. В дальнейшем удалось наладить регулярное авиационное почтовое сообщение по всему маршруту и в требуемом направлении. К середине августа 1918 г. военные летчики выполнили около 270 полетов и перевезли свыше 18 тонн почты из Вашингтона в Нью-Йорк и обратно. С 12 августа Министерство Почт взяло на себя всю ответственность за обслуживание этого маршрута, для чего в её составе было образована специальное подразделение AMS (Air Mail Service – Авиационная Почтовая Служба) со своими самолетами и пилотами. В дополнение к испытанным «Кёртисс» JN-4H и R-4, Министерство Почт приобрело и D.H.4 американского производства.

После вступления США в войну появилась насущная необходимость налаживания крупномасштабного выпуска боевых самолетов на авиапредприятиях США. Для освоения европейского опыта в производстве самолетов в июне 1917 г. с родины авиации во Францию и Англию была послана первая группа американского гражданского авиационного персонала. В ходе подобных вояжей американцы выбрали для лицензионного производства британские D.H.4, и уже 29 октября 1917 г. в воздух поднялся первый из построенных в США самолетов этого типа, отличавшихся от базового варианта усиленной конструкцией шасси и оснащением 400-сильными двигателями «Либерти-12», в связи с чем эти самолеты получили название «Либерти Плейнс». В Америке они строились очень высокими темпами, и к моменту капитуляции Германии было выпущено 3227 «Либерти Плейнс» (из них 1885 на кораблях были переправлены во Францию), а к концу 1918 г. суммарный их выпуск достиг 4846 экземпляров, что составило около тети от всех построенных в США в годы Первой Мировой войны самолетов и более чем в три раза превысило количество D.H.4, выпущенных в Англии. Любопытно, что наибольший вклад в производство лицензионных D.H.4 – 3106 самолетов, внесла фирма «Дейтон-Райт», в которой в качестве консультанта в годы Первой Мировой войны работал пионер авиации Орвилл Райт. Еще 1600 и 140 самолетов выпустили, соответственно, «Фишер Боди Корпорейшн» и «Стандарт Эйркрафт».

Впервые AMS начала применять «Либерти Плейнс» на маршруте Нью-Йорк – Чикаго протяжённостью около 1100 км, который представлял собой первый этап трансконтинентальной трассы Нью-Йорк – Сан-Франциско. Попытка наладить перевозку почты по этому маршруту была предпринята AMS уже в декабре 1918 г. Однако из-за целого ряда авиационных инцидентов освоение этого маршрута пришлось временно отложить. С 15 мая 1919 г. самолеты AMS начали осуществлять перевозки почты из Чикаго в Кливленд (45/о протяженности маршрута), откуда она для снижения риска доставлялась поездом в Нью-Йорк. Даже это уже давало экономию времени при доставке почты из одного конечного пункта в другой на 16 часов, что для живущих по принципу «время – деньги» американцев являлось достаточным аргументом для посылки корреспонденции с печатью AMS. Этому способствовало также и то, что Авиационная Почтовая Служба США стремилась обеспечить доставку почты самолетами по тарифам, близким к наземным расценкам первой категории.

Пока AMS укрепляла свои ряды D.H.4 и осваивала новые авиамаршруты, на американской «авиапочтовой» сцене появилось лицо, которому суждено было сыграть одну из ключевых ролей в истории коммерческой авиации, а именно Уильям Эдуард Боинг. Любопытно, что своим будущим могуществом созданная им авиакорпорация так же в какой-то степени обязана все тому же D.H.4.

Свою первую авиафирму РАРС (Pacific Aero Products Company) лесопромышленник и пилот Боинг основал в Сиэтле (штат Вашингтон) 15 июля 1916 г. Незадолго до этого, 29 июня, в воздух поднялся его первый самолет В W или «Модель-1». Он представлял собой поплавковый биплан и был разработан Боингом в соавторстве с офицером ВМС Джорджем Конрадом Уэстервелтом (отсюда и название ВW). Самолет предложили военно-морскому флоту в качестве тренировочного, однако моржи отвергли машину, и «Модель-1» была построена всего лишь в двух экземплярах, которые в 1918 г. продали в Новую Зеландию, где их использовали для выполнения почтовых перевозок.

18 апреля 1917 г. РАРС переименовывается в «Боинг Эйрплейн Кампэни», однако с разработкой и выпуском новых самолетов дела по-прежнему обстоят не лучшим образом: за всю войну Боингу удалось поставить ВМС США лишь около 50 поплавковых учебно-тренировочных самолетов «Модель-5».

3 марта 1919 г. Боинг вместе с Эдди Хаббардом выполнили на самолете «Модель С-700» первую на американском континенте официальную доставку почты по международному маршруту Сиэтл – Виктория (пр. Британская Колумбия, Канада). После этого Боинг решил заняться разработкой специализированного почтово-пассажирского самолета. В результате была построена летающая лодка «Модель-6» (гражданское обозначение В-1), способная перевозить двух пассажиров или почту, и 27 декабря 1919 г. она впервые поднялась в воздух. Однако, несмотря на неплохие летные характеристики, заказчиков на «Модель-6» найти не удалось, а ее единственный экземпляр был приобретен «Хаббард Эйр Сервис» для эксплуатации на той же линии Сиэтл – Виктория. Подобная участь ждала и следующий гражданский самолет фирмы «Боинг» – летающую лодку ВВ-1 или «Модель-7», также выпущенную в единственном экземпляре.

В этой ситуации сохранить фирму помог контракт, полученный Боингом в 1919 г. от Авиационной Службы Армии США (US Army Air Service) на переоборудование 111 D.H.4 в модификацию D.H.4B. В ходе этой модернизации передняя (пилотская) кабина была сдвинута назад, внесены изменения в систему управления самолетом и приборное оборудование, топливный бак перемещен вперед, а фюзеляж усилен фанерными листами. Кроме «Боинг Эйрплейн Компани» переоборудованием D.H.4 в D.H.4B занималось еще несколько американских фирм, которые в сумме модернизировали по этому стандарту свыше 1500 «Либерти Плейнс». Примечательно, что боинговские D.H.4B (так же, как и самолеты более поздней модернизации D.H.4M), получили стандартное обозначение «Модель-16».


Лейтенант Джордж Бойл перед неудачным вылетом по маршруту Вашингтон – Филадельфия. Почтовый вариант бомбардировщика «Мартин» МВ-1. (внизу)



Первой и долгое время единственной в США авиакомпанией, занимавшейся перевозкой пассажиров на регулярных авиалиниях являлась «Аэромарин Уест-Индис Эйруэйз», которая с 1 ноября 1919 г. открыла пассажирскую эксплуатацию летающих лодок «Аэромарин-75» по международному маршруту Ки Уест (шт. Флорида) – Гавана (Куба). <Аэромарин-75'> могли перевозить дюжину пассажиров.


После появления D.H.4B их начала закупать и AMS, которая всего эксплуатировала свыше 100 машин этого типа, составлявших в первой половине 20-х годов около 80% ее самолетного парка. D.H.4B стали и главными «действующими лицами» драматической истории освоения Авиационной Почтовой Службой США трансконтинентальной трассы Нью- Йорк – Сан-Франциско, на которой затем практически «выросла» и американская коммерческая авиация.

Пока же американский вклад в развитие коммерческого пассажирского авиатранспорта был весьма скромен, особенно по сравнению с авиационным пассажирским бумом, имевшим место в послевоенной Европе. Американцы, так же как и европейцы, занимались переоборудованием в пассажирские бывших военных машин. К примеру, «Дейтон-Райт» модернизировала определенное количество «Либерти Плейнз» в коммерческие самолеты «К.Т. Кэбин Круйзер» путем оснащения их закрытой кабиной на три пассажирских места, а фирма Глена Мартина, создавшая в 1918 г. первый успешный американский тяжелый двухмоторный бомбардировщик МВ-1 (первый полет выполнен 15 апреля 1918 г., конструктор Дональд Дуглас), впоследствии переоборудовала одну машину (вероятно первую) в грузопассажирский самолет МВ-1 «Тайп Коммершиэл» или Т-1, способный перевозить 10 – 12 пассажиров. Кроме того, четыре МВ-1 были поставлены Авиационной почтовой службе США, а на одной из военных машин для демонстрации возможностей самолетов этого типа по освоению протяженных авиамаршрутов в ноябре 1919 г. был выполнен перелет вокруг США, получивший название «полет по ободу». Однако до массового применения авиации в коммерческих целях в то время дело так и не дошло. Первой и долгое время единственной авиакомпанией, занимавшейся перевозкой пассажиров на регулярных авиалиниях являлась компания «Аэромэрин Уест-Индис Эйруэйз», которая с 1 ноября 1919 г. открыла пассажирскую эксплуатацию летающих лодок «Аэромарин-75» по международному маршруту Ки Уест (шт. Флорида) – Гавана (Куба). «Аэромарин-75» могли перевозить двенадцать пассажиров и летали ежедневно один раз в каждом направлении вплоть до 1 мая 1921 г. Затем лодки перевезли на озеро Эри, где они применялись с 1 июня по 1 октября 1921 г. на линии Детройт – Кливленд. Последняя авиалиния «Аэромэрин Уест-Индис Эйруэйз» Майями – Нассау (Багамские острова) просуществовала до 1 мая 1924 г. Более же масштабное применение авиации в интересах осуществления коммерческих перевозок пассажиров началось в США только во второй половине 20-х годов.

Продолжение следует.


ОЧЕРКИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ


Авиация украинской Галицийской армии

канд. ист. наук Андрей Харук


До недавнего времени <<История Авиации>> по ряду причин не касалась темы Гражданской войны и интервенции в России, однако, с этого номера мы решили открыть новую рубрику, и сегодня наш рассказ, пожалуй, об одном из самых малоизвестных эпизодов той уже далёкой войны.

Поражение государств германского блока в Первой Мировой войне и последовавший распад Австро-Венгерской Империи привели к коренному изменению политической карты Центральной Европы и образованию целого ряда новых славянских государств – Польши, Чехословакии, Королевства сербов, хорватов и словенцев (будущей Югославии). Затронул этот процесс и территорию Восточной Галичины, населенную преимущественно украинцами. 18 октября 1918 г. во Львове – административном центре региона – была создана Украинская Национальная Рада, провозгласившая курс на создание независимого украинского государства на территориях бывшей Австро-Венгрии, населенных этническими украинцами. Члены Рады, в большинстве своем бывшие депутаты австрийского парламента, рассчитывали на мирную передачу власти от австрийских властей, но на территорию Восточной Галичины претендовали и поляки, также создававшие свое независимое государство. Созданная в Кракове польская администрация направила во Львов своих представителей, дабы официально включить Восточную Галичину в состав Польши. На ночь со 2 на 3 ноября 1918 г. было намечено польское вооружённое восстание в Галичине. В этот драматический момент Украинская Национальная Рада проявила безволие, и инициативу взяла на себя группа молодых офицеров-украинцев, служивших в австрийской армии, возглавляемая сотником Дмитрием Витовским 1* . Собрав около 1,5 тыс. бойцов легиона Украинских Сичевых Стрельцов (УСС) и украинцев, служивших в других формированиях австрийской армии, они сумели опередить поляков и в ночь на 1 ноября установили контроль над Львовом. В течение следующих нескольких дней украинцы захватили власть и в подавляющем большинстве уездов Восточной Галичины. Таким образом, де-факто была создана Западно-Украинская Народная Республика – ЗУНР (официально её создание было провозглашено лишь 13 ноября 1918 г.).

Но вследза первыми успехами последовали и неудачи. Поляки ни в коей мере не желали отказываться от притязаний на западно-украинские земли. Им удалось завладеть «воротами в Галичину» – важным железнодорожным узлом и крепостью Перемышль, обеспечив тем самым переброску в регион подкреплений из глубинных районов Польши. Создав локальный перевес, поляки 22 ноября 1918 г. овладели Львовом. Таким образом, к началу декабря под их контролем находился Перемышль, Львов и железнодорожная линия, соединявшая эти города. Остальная территория Галичины оставалась в руках украинцев.

1* Постараемся внести ясность в систему воинских званий, принятых в Украинской Галицкой Армии. Офицеры в этом формировании именовались «старшинами», унтер-офицеры – «подстаршинами», рядовые – «стрельцами». Воинские звания рядовых УГА – «стрелец» и «старший стрелец»; унтер-офицеров – «вистун», «десятник», «подхорунжий», «булавный»; младших офицеров – «хорунжий», «четар», «поручик», «сотник»; старших офицеров – «отаман», «подполковник», «полковник». Существовали в УГА и генеральские звания, но в авиации УГА генералов никогда не было. Для отличия летного состава от наземного персонала к званию добавляли слово «летун» (для пилотов) или «дозорец» (для воздушных наблюдателей).


Командный состав «летунского отдела» УГА. Слева направо: сотник П.Франко, инженер Р. Попадюк, четар Н.Сериков, хорунжий М.Иванов, жена И.Шестакова, жена Н.Залозного, сотник Н.Залозный, полковник Д.Кануков, сотник И.Шестаков. Красне, март 1919 г.


Руководство ЗУНР ввиду агрессии со стороны Польши приступило к организации регулярных вооруженных сил – Украинской Галицкой Армии (УГА). Разрозненные «боевые группы», существовавшие в начале украинско-польской войны, к январю 1919 г. были реорганизованы в три корпуса, каждый из которых включал четыре пехотные бригады. Вскоре численность УГА была доведена до 80 – 100 тыс. бойцов. Наряду с пехотными частями, велось и формирование специальных родов войск, в том числе и авиации.

Официально авиация УГА была основана распоряжением Государственного Секретариата Военных Дел (ГСВД – военное министерство ЗУНР) от 1 декабря 1918 г. Этим актом командиром «летунского отдела» был назначен поручик Украинских Сичевых Стрельцов Петр Франко (старший сын известного украинского писателя Ивана Франко), окончивший в 1916 г. лётную школу в Сараево и получивший квалификацию воздушного наблюдателя. При ГСВД был создан специальный орган – референтура авиации, занимавшийся, главным образом, административными вопросами. Оперативное же руководство авиацией возлагалось на командование «летунского отдела», но поначалу разделение функций между этими двумя руководящими инстанциями носило довольно условный характер, поскольку возглавлял их тот же самый П.Франко.

При выборе места расположения авиационной части были обследованы бывшие австрийские военные аэродромы в Рогатине, Стрые, Тернополе, Станиславе. В конечном итоге выбор сделали в пользу авиабазы Красне, расположенной в 45 км на восток от Львова. Здесь ранее располагалась авиарота австрийской армии, и существовали неплохие условия для повседневной деятельности авиации – лётное поле площадью около 1 км² , жилые бараки и хорошо оборудованные мастерские. К тому же, Красне отличалось выгодным стратегическим расположением, находясь неподалеку от Львова, вокруг которого и разворачивались основные боевые действия.

Местом сбора военнослужащих, желающих служить в авиации УГА, был определен Золочев. Авиационное имущество со всей Галичины собиралось в Бродах и Подволочиске, после чего переправлялось в Тернополь. Там для сортировки и ремонта имущества в помещениях промышленной школы была создана техническая сотня под командованием поручика В.Томенко.

В первые месяцы существования авиации УГА исключительно острой была проблема обеспечения исправными самолетами. Дело в том, что основные силы австро-венгерской авиации сосредотачивались на итальянском фронте. В Галичине же находилось очень немного устаревших самолетов, к тому, в большинстве своем неисправных (например, на львовском аэродроме в начале ноября 1918 г. дислоцировалось 18 самолетом, из них исправных было лишь два!). Стремясь найти выход из сложившейся ситуации, ГСВД обратился за помощью к гетману Павлу Скоропадскому, направив для переговоров поручика Д.Кренжаловского.

Однако гетманский режим в Киеве в обстановке хаоса и набирающего силу антигетманского восстания доживал последние дни. Поэтому проблему пришлось решать, опираясь на «межличностные отношения». Посредником между галичанами и военными властями гетманата стал известный в Одессе украинский общественный деятель доктор И.Левицкий. Он сумел договориться с командующим Одесского воздушного округа полковником Самойловичем о направлении в Галичину частей 3-го Одесского авиационного дивизиона. 16 декабря 1918 г. в Красне прибыл один из авиаотрядов этого дивизиона. Это подразделение насчитывало 21 человек личного состава и несколько самолетов «Ньюпор». Летный состав отряда включал пять пилотов – полковников Бориса Губера (командир отряда) и Джамбулата Канукова, сотника Залозного, поручиков Алелюхина и Серикова, а также двоих воздушных наблюдателей – сотника Шестакова и хорунжего Иванова. Вскоре к ним прибавились сотники Василий Евский и Василий Булатов, поручик Аркадий Шеремецинский и хорунжий Хазбулат Кануков (младший брат, а по другим данным – сын Д. Канукова), прибывшие из Одессы «частным порядком». Все они имели за плечами службу в Российском императорском воздушном флоте. Новоприбывшие офицеры, более опытные, нежели местные авиаторы, заняли руководящие должности различных уровней. В частности, Шестаков принял заведование фотографической лабораторией, а Иванов ведал артиллерийской частью «летунского отдела».

Благодаря прибытию пополнения из Одессы и другим организационным мероприятиям авиационной референтуры, к середине декабря 1918 г. в Красне была сформирована вполне боеспособная авиационная сотня в составе 14 офицеров и 140 унтер-офицеров и рядовых. Она насчитывала семь боеготовых самолетов: четыре разведчика типа «Альбатрос» 27-й серии и «Бранденбург» 64-й серии, а также три истребителя «Ньюпор» XXI и AXVII. Требовал разрешения и вопрос о командовании сотни – ведь Франко, хотя и повышенный в звании до сотника, все же был ниже рангом, чем прибывшие из Одессы полковники. Поэтому командиром авиасотни назначили Бориса Губера, но он фактически самоустранился от исполнения возложенных на него обязанностей, и вскоре его сменил полковник Кануков (кстати, осетин по национальности). Франко же сохранил за собой пост референта авиации при военном ведомстве.

Наряду с нехваткой техники, авиация УГА продолжала испытывать дефицит кадров. То есть, желающих служить в «летунском отделе» было хоть отбавляй, но вот нужной квалификации у добровольцев не было. Авиабаза в Красном грозила превратится в скопище отлынивающих от фронта. Это вынудило командование УГА во-первых, резко ограничить набор военнослужащих в авиационные части, а во-вторых, открыть в Красном учебные курсы по подготовке воздушных наблюдателей и мотористов.

Военное руководство ЗУНР хорошо понимало особый характер боевой работы авиаторов, поэтому для лётного и наземного персонала авиации были установлены особые доплаты к жалованию: для пилотов и воздушных наблюдателей – 120 – 190 крон, для мотористов – 55 крон. Кроме того, летчики получали и ряд других доплат: за 1 км налета – 0,5 кроны, за испытание самолета после ремонта – 10 крон. За победу в воздушном бою была установлена довольно значительная премия – 1000 крон. Оговаривалось, что для иностранных наемников (а они составляли значительную часть летного состава) могут устанавливаться особые условия оплаты.

Приказ №22 от 6 декабря 1918 г. устанавливал опознавательные знаки для самолетов УГА. В соответствии с ним, на нижнюю поверхность крыльев наносились цветные квадраты – синий под правым крылом и красный под левым. При этом имелось в виду обеспечить надежную идентификацию украинских самолетов собственными сухопутными частями, дабы избежать ошибочных обстрелов. Позже были введены опознавательные знаки нового образца в виде круглых кокард с желтым внутренним и синим внешним кругами. Такие знаки наносились как на нижние, так и на верхние поверхности крыльев, а иногда – и на борта фюзеляжа или боковые поверхности вертикального оперения. Встречался и опознавательный знак другого типа - желтый трезубец, иногда вписанный в синий квадрат. Наконец, часть «Ньюпоров» довольно долго сохраняли старые опознавательные знаки российского образца, а также унаследованные ещё от 1-й боевой авиагруппы эмблемы – череп с костьми. В июле 1919 г. самолеты галичан получили новые опознавательные знаки – желтую и синюю полосы на крыльях и руле поворота, а также черный трезубец на фюзеляже. В апреле 1919 г. были введены и особые знаки различия для летного состава – нашитые на левом рукаве мундира буквы «Лт».


Поручик Украинских Сичевых стрельцов Пётр Франко.


Динамика изменения численности военно-воздушных частей УГА за период с декабря 1918 г. по март 1919 г.
Категории личного состава 15.12.18 01.01.19 19.02.19 07.03.19 12.03.19 19.0319 31.03.19
офицеры 14 30 21 36 22 24 24
унтер офицеры ? 63 43 56 51 53 63
рядовые ? 238 330 220 153 160 155
Всего 154 331 394 312 226 237 232
Вольнонаемные мастера ?   1 170 175 145 174
Всего
самолетов 7 9 10 11 10 10 8
Исправных ? 9 7 ? ? ? 3
В ремонте   ? 3   ?   5
Воздухоплавательное имущество:
аэростаты газовые 4 4 4 3
аппараты - 3 3 3 3
лебедки - - 3 3 3 3
Примечание: знак «?» в графе означает отсутствие точных данных.  

В ходе дальнейшего развития авиации УГА была создана 2-я авиационная сотня, а техническая сотня 19 декабря 1918 г. была передислоцирована из Тернополя в Красне. Обе авиационные, а также техническая сотни входили в авиационную часть, которую называли по-разному – «отряд самолетов», «летничий отдел», «летунский куринь» 2* или даже «1-й летунский полк УГА». Кстати, именно последнее название чаще всего фигурирует в мемуарной литературе 20 – 30-х гг., но в документах времен ЗУНР оно ни разу не встречается. Вполне вероятно, что ни одно из перечисленных названий не было официально утверждено. Даже официальные приказы и распоряжения иногда адресовались просто – «Самолеты – Красне».

Возглавил авиационную часть УГА, сохраняя некоторое время за собой и командование одной из авиасотен, полковник Кануков, а после его гибели в авиакатастрофе в мае 1919 г. – поручик Слезак. Другой авиасотней командовал поручик Хрущ, а Канукова на посту командира первой авиасотни сменил сотник Залозный.

1-я авиасотня была разведывательной (или полевой по принятой в УГА терминологии), 2-я – истребительной (или боевой). По состоянию на 19 февраля 1919 г. 1-я сотня насчитывала 117 человек личного состава (в т.ч. шесть пилотов, 10 наблюдателей и 26 мотористов), а также семь самолетов, из них три в ремонте и четыре исправных – три «Бранденбурга» и один «Ллойд». Во 2-й сотне числилось 72 человека (в т.ч. пять пилотов, один наблюдатель и 18 мотористов), а также четыре исправных «Ньюпора». Техническая сотня насчитывала 205 военнослужащих. Таким образом, во всей авиации УГА числилось почти 400 человек личного состава, но всего восемь исправных самолетов. Следует также отметить, что значительную часть персонала авиации УГА составляли не военнослужащие, а вольнонаемные мастера. Позже были проведены мероприятия по оптимизации численности личного состава. Динамика изменения численности авиации УГА за период с середины декабря 1918 г. до конца марта 1919 г. приведена в таблице.

В начале мая 1919 г. в Тернополе была сформирована 3-я авиасотня в составе пяти самолетов. Она осуществляла воздушную разведку, главным образом, в восточном направлении, следя за наступающими со стороны Киева большевистскими войсками. Наряду с боевыми полетами, главной задачей 3-й авиасотни было осуществление курьерских рейсов в интересах командования УГА и руководства Западно- Украинской Народной Республики, в том числе и за границу – в Вену. Но просуществовала она сравнительно недолго – уже в документах, относящихся к июню 1919 г., 3-я авиасотня не упоминается.

Помимо «летничиго отдела» в состав Украинской Галицкой Армии входила ещё одна военно-воздушная часть – воздухоплавательная сотня, оснащенная привязными аэростатами. Она была создана на базе воздухоплавательного дивизиона армии украинской Директории, эвакуированного из Приднепровья в Галичину и прибывшего в Красне 22 февраля 1919 г. По состоянию на 7 марта 1919 г., воздухоплавательная сотня УГА насчитывала 57 человек личного состава (11 офицеров, шесть унтер-офицеров, 40 рядовых), а также четыре аэростата, три лебедки и столько же газовых аппаратов для наполнения аэростатов. Командовал воздухоплавателями полковник Шабский.

2* Куринь – тактическая единица в УГА, соответствующая батальону.


Разведчик «Ллойд» из состава авиации УГА (вверху). Сбитый польский самолет (внизу).



Истребитель «Ньюпор» XVII авиации УГА на аэродроме Красне, весна 1919 г.


Процесс подготовки авиации УГА к боевой деятельности проходил со значительными трудностями, вызванными крайне плохим техническим состоянием самолетов. Из трех – четырех доставленных в Красне самолетов с трудов удавалось собрать один, способный оторваться от земли. Иногда лишь смекалка авиаторов позволяла находить выход из, казалось бы, безнадежных положений. Например, когда оказалось, что единственным препятствием для осуществления полетов является отсутствие пневматиков, диски колес обмотали сплетенными из соломы «косами» и так летали. Проблему обеспечения горюче-смазочными материалами П.Франко решил благодаря старым знакомствам – его однокурсник по Львовской политехнике Гонсьоровский заведовал нефтяными складами в Бориславе. Благодаря усилиям украинских авиаторов уже в конце ноября 1918 г. начались полеты для испытаний самолетов после ремонта и тренировок летного состава. Конкретную дату первого полета установить не удалось, но П.Франко называет его участников – пилот десятник Кавута и поручик Слезак, заведовавший в то время ремонтной мастерской в Красном.

Ситуация на фронте требовала немедленного введения в бой украинской авиации, тем более, что польская сторона использовала свои самолеты в боях за Львов уже с первых дней войны. Группа летчиков-поляков бывшей австрийской армии 2 ноября 1918 г. заняла львовский аэродром Левандовка, прогнав оттуда немногочисленный украинский гарнизон, подготовила два самолета и уже 5 ноября начала боевые полеты, штурмуя позиции украинцев на горе Высокий Замок и в районе цитадели (кстати, это были вообще первые боевые вылеты в истории польских ВВС). В тот же день была официально сформирована польская группа авиации во Львове, насчитывавшая примерно 150 – 180 чел (из них 15 летчиков). Несколько дней спустя к боевым действиям против украинских вооруженных отрядов подключились сформированные в районе Кракова регулярные польские эскадры – 5-я и о-я разведывательные, а также 7- я истребительная. За период с 5 по 22 ноября польские самолеты осуществили 69 боевых вылетов, сбросив на Львов и окрестности 250 авиабомб весом от 4 до 15 кг. Угроза с воздуха была настолько серьезной, что командование УГА вынуждено было дважды – 5 и 12 ноября 1918 г. издавать специальные приказы по организации ПВО в войсках. В соответствии с ними предусматривалось выделять часть пулеметов для противовоздушной обороны. Стрельба же по вражеских самолетам из винтовок строжайшим образом запрещалась как напрасная трата патронов. Эти мероприятия дали определенный эффект – в боевых сводках стали встречаться сообщения о сбитых зенитным огнем польских самолетах. Согласно польским источникам, в период с 8 по 15 ноября было повреждено три самолета над Львовом, а ещё один – в районе Перемышля во время перелета в Краков. Но пока в бой не вступила украинская авиация, господство в воздухе однозначно принадлежало полякам.

Первые боевые вылеты авиация УГА осуществила в декабре 1918 г. На начальном этапе украинско-польской войны боевые действия носили маневренный характер. В связи с этим основным заданием авиации было осуществление воздушной разведки, данные которой часто были единственным источником информации о передвижениях вражеских войск. Продолжительность разведывательного полета могла достигать 5 – 6 часов. За это время самолет преодолевал 650 – 780 км. Единственным препятствием в разведывательных полетах в первые месяцы войны был зенитный огонь. Именно вследствие этого пришлось пережить несколько неприятных моментов Петру Франко, который, несмотря на свою руководящую должность, продолжал летать в качестве наблюдателя на разведчике типа «Альбатрос» со своим постоянным пилотом Кавутой. 4 января 1919 г. их самолет был подбит и сел на вынужденную на занятой поляками территории под Владимиром-Волынским. Оба авиатора попали в плен. Франко уже на другой день сумел бежать из поезда, которым пленных везли в лагерь. После длинного путешествия через Прагу, Вену и Будапешт он 21 января вернулся в Красне. Кавуте же повезло меньше. Он пробыл в плену несколько месяцев и сумел бежать лишь с четвёртой попытки.

Описания некоторых разведывательных миссий авиации УГА сохранились в архивах и воспоминаниях участников событий. Скажем, бывший военнослужащий «летунского отдела» Рудольф Земик упоминает довольно драматичный полет, имевший место в последних числах апреля 1919 г. Его осуществляли два самолета – разведчик, пилотируемый четарем Шепаровичем и поручиком Клшцем, и истребитель «Ньюпор» с пилотом поручиком Рудольфером. Перед ними была поставлена задача разведки железнодорожной линии Львов-Перемышль и бомбардировки железнодорожных станций (разведчик нес 100 кг бомб). Задача была выполнена лишь частично – украинские самолеты были атакованы восемью польскими истребителями. Лишь удача и исключительное мужество поручика Рудольфера, вступившего в бой с превосходящими силами противника, позволили авиаторам УГА выйти из боя без потерь. В другом полете, осуществленном 6 апреля 1919 г., Рудольфер выполнял функции пилота разведывательного самолета «Бранденбург». Вместе с ним летел наблюдатель Костив, а сопровождал их пилот Супий на истребителе «Ньюпор» XX Украинские авиаторы осуществили разведку района Львов-Городок. В сохранившемся в архиве отчете о полете детально проанализировано движение на железнодорожных и шоссейных магистралях, а также отмечено сосредоточение на станции Подзамче до 300 вагонов.

Обобщая эти и другие сообщения, можно сделать некоторые выводы об особенностях разведывательной деятельности авиации УГА. Во-первых, такого рода полеты осуществлялись, как правило, парой самолетов – разведчиком и прикрывавшим его истребителем. Это, с одной стороны, обеспечивало защиту от атак вражеских самолетов, а с другой – повышало достоверность собранной в результате наблюдения информации. Во-вторых, довольно часто разведывательные миссии совмещались с нанесением бомбовых ударов по обнаруженным вражеских объектах, для чего разведчики, отправляясь в полет, брали на борт несколько авиабомб.

Встречи в воздухе украинских самолетов с польскими были, в общем-то, редкими и, как правило, заканчивались без потерь. Первое документально подтвержденное сообщение о воздушном бое с участием авиации УГА относится к 24 декабря 1918 г. В этот день польский разведывательный самолет, осуществляя полет в направлении на Тернополь, неожиданно появился прямо над аэродромом в Красном. Поднятые в воздух украинские истребители вынудили его повернуть назад, прекратив выполнение задания. В апреле 1919 г. в сводках командования УГА появляются сообщения о воздушных боях над Ставучанами и Львовом. Первые же потери в воздушном бою авиация УГА понесла 29 апреля 1919 г., когда известный ещё со времен Мировой войны ас, а в период украинско-польской войны – командир 7- й истребительной эскадры Войска Польского Стефан Стец на своем «Фоккере» атаковал над Львовом три украинских самолета – два «Бранденбурга» и один «Ньюпор». В воздушном бою пилот украинского истребителя связал боем польского авиатора, предоставив тем самым возможность «Бранденбургам» вернуться на аэродром невредимыми, однако сам был сбит Стецем. По польским данным, этот инцидент был первым воздушным боем польских ВВС и вообще единственным боем в воздухе за время украинско-польской войны.

Следует отметить, что сообщения о воздушных боях и победах истребителей УГА довольно туманны и противоречивы и требуют дальнейшего изучения. П.Франко называет лучшим асом авиации УГА поручика Савчака. Историки И.Лемкивский, Л.Шанковский и авторы коллективного исследования «История украинского войска» отдают этот титул сотнику Евскому (эстонцу по происхождению), расходясь, однако, в определении количества сбитых им самолетов – девять по Лемкивскому и Шанковскому и шесть – по «Истории украинского войска». В монографии Л.Шанковского, посвященной истории Украинской Галицкой Армии указывается, что авиаторы УГА сбили в воздушных боях 18 вражеских самолетов. Девять из них на счету Евского, три – поручика Шеремецинского (покончившего жизнь самоубийством 21 апреля 1919 г. вследствие нервного срыва, вызванного поражениями УГА). По два самолета сбили сотник Ф.Алелюхин и четар М.Сериков, по одному – полковник Б. Губер и поручик Рудольфер.

Польские источники, как не трудно предположить, дают иные, заметно меньшие, цифры потерь. Отмечается, что авиация «возрождавшейся» Речи Посполитой за время боев в Галичине потеряла 17 самолетов, однако это число включает как сбитые в воздушных боях машины, так и самолеты, уничтоженные зенитным огнем, а также потерянные по техническим причинам или «благодаря» ошибкам пилотов. Причем уровень потерь по техническим причинам в польской авиации был довольно высоким. Например, 8-я разведывательная эскадра, прибыв на фронт 7 апреля 1919 г. с четырьмя самолетами типов «Альбатрос» и «Румплер», до конца месяца потеряла все свои машины именно из-за разного рода неисправностей. Поэтому цифру в 18 сбитых украинскими истребителями польских самолетов однозначно следует считать завышенной. Собственные потери авиации УГА в воздушных боях Л.Шанковский оценивает всего в один самолет, но это число, возможно, занижено, если принять во внимание численный перевес и лучшее вооружение польской авиации, особенно на заключительном этапе войны (апрель – июль 1919 г.).

Возможности авиации УГА по поддержке сухопутных войск существенно ограничивались отсутствием необходимых боеприпасов. По состоянию на начало 1919 г., на складе в Красном находилось лишь немногим более 100 осколочно-фугасных (в основном русских 5-фунтовых) и около 70 зажигательных бомб. Эти запасы очень скоро исчерпались. Пришлось наладить производство авиабомб кустарным способом. В частности, в артиллерийских мастерских в Коломне переделывали на 100-фунтовые (45-кг) авиабомбы минометные боеприпасы. Благодаря этому, авиация УГА осуществила несколько десятков бомбардировочных рейдов – 15 на Львов (где основными целями были электростанция и вокзал), около 10 на Перемышль (прежде всего, на вокзал и аэродром), а также на железнодорожные станции на линии Перемышль – Львов. Среди этих бомбовых ударов следует выделить уникальную для того времени операцию по уничтожению моста через р. Сан около Перемышля, которую выполнил Антон Хрущ. Нужно также отметить повреждение городской электростанции во время второго налета на Львов, вследствие чего она на продолжительное время была выведена из строя. Однако надежность изготовленных полукустарным способом авиабомб оставляла желать лучшего, часто случались отказы взрывателей. Поэтому иногда в приказах, определявших боевые задачи украинских авиаторов, встречалась строчка такого содержания: «Принять все меры, дабы сброшенные бомбы взорвались».

Несмотря на отсутствие в составе авиации УГА специализированных самолетов-штурмовиков, украинские летчики совершили ряд успешных штурмовых налетов на малопригодных для этого истребителях и разведчиках. При этом с высоты 50 – 100 м обстреливались вражеские обозы и участки фронта, где было отмечено сосредоточение вражеских войск. В частности, 24 декабря 1918 г. один украинский самолет пулеметным огнем с бреющего полета рассеял роту поляков в районе Довгобинева на Холмщине. Однако эффективность штурмовых операций по непосредственной поддержке сухопутных войск существенно ограничивалась ввиду отсутствия надежной системы связи между армейскими частями и авиационными подразделениями. Заявки на авиационную поддержку от фронтовых частей проходили через штаб бригады и корпуса и иногда попадали в «летунский отдел» лишь спустя сутки.


Летчик-наблюдатель В. Пилипец.


Сотник И. Фостаковский.


Вистун М. Шарик.


Имеющаяся в составе Украинской Галицкой Армии воздухоплавательная сотня использовалась децентрализовано. Одно её подразделение было придано 2-му корпусу УГА, блокировавшему Львов, и дислоцировано в Бибрке, другое – перемещено в Стрый и подчинено 3-му корпусу, действовавшему на южном направлении. Аэростаты использовались для наблюдения за врагом и корректировки артиллерийского огня, поднимаясь на высоту до 500 м. Однако неподвижные аэростаты сразу же стали легкой мишенью для польских истребителей, тем более, что собственных самолетов или зенитных средств для прикрытия воздухоплавательных станций выделено не было. Многочисленные боевые повреждения вынудили во второй половине апреля 1919 г. вывести воздухоплавательную сотню с фронта. Но вскоре воздухоплавателям удалось привести оборудование в порядок и вернуться к боевой работе, снова столкнршись с ожесточенным противодействием поляков – один из украинских аэростатов был сбит вражеским истребителем 10 мая. В середине июня 1919 г. воздухоплавательная сотня УГА дислоцировалась в Озерянах около Тернополя. В связи с изменением характера боевых действий и переходом к маневренной войне аэростаты уже не находили применения. В дальнейшем, при отступлении галичан, всё имущество воздухоплавательной сотни было брошено, а она сама расформирована.

Сотрудничество Западно-Украинской Народной Республики с Большой Украиной в авиационной отрасли, начатое ещё при Скоропадском, нашло продолжение и во времена Директории, пришедшей на смену гетману. На рубеже 1918 – 1919 гг. Петр Франко дважды летал в Проскуров (ныне г. Хмельницкий) на переговоры с представителями Директории. Вследствие этого авиация УГА получила два самолета «Ллойд» и вагон авиабомб. Некоторое пополнение галичане получили после эвакуации в конце января 1919 г. войск Директории из Киева. В Галичину, в частности, попали остатки Киевского авиационного дивизиона с тремя самолетами и некоторым оборудованием. Главным же источником пополнения для авиации УГА стал бывший авиапарк германских оккупационных войск в Проскурове, где в начале 1919 г. было сосредоточено около 100 самолетов, хранящихся под открытым небом и постепенно приходящих в негодность. Власти Директории не смогли надлежащим образом распорядится этим имуществом. Возникла угроза захвата его большевиками. Поэтому авиационное ведомство ЗУНР срочно направило в Проскуров специальную команду в составе двух офицеров и полутора десятка рядовых. По свидетельству Р.Земика, они сумели «перетащить» в Галичину около 60 самолетов – частью исправных, а частью – пригодных для разборки на запчасти.

Подобного рода операции были связаны с определенным риском и не всегда завершались успешно. Например, 3 марта 1919 г. при попытке перелета из Проскурова в Галичину разведчика LVG погиб пилот Кавута и два летевших вместе с ним механика – на их самолете вышел из строя двигатель. Расследование установило, что причиной катастрофы стал сахар, подсыпанный в бензин «московским агентом». Вообще же следует отметить, что авиация УГА несла значительные потери вследствие разного рода диверсий и несчастных случаев. Например, причиной гибели Джамбулата Канукова 15 мая 1919 г. стала неисправность двигателя его самолета, подстроенная другим летчиком – австрийцем Кубишем, которого подозревали в симпатиях к коммунистам. Виновник происшествия пытался бежать на своем самолете, но сотник Евский догнал его и сбил. Наиболее же трагический случай имел место 5 февраля. В этот день полковник Губер проводил занятие с воздушными наблюдателями по ознакомлению с конструкцией авиабомб немецкого образца, предоставленных Директорией. Накануне Губер самостоятельно разобрал такую бомбу, но при её сборке, очевидно, допустил ошибку. В ходе занятия боеприпас взорвался. Погибли восемь офицеров – сам преподаватель, а также курсанты поручики В.Томенко, О.Гумецкий, И.Лупул, А.Бассан, хорунжие Х.Кануков, М.Нестор и О.Швец. Лишь один из присутствующих – поручик Фостаковский – сумел оправиться от полученных ран.

Пик активности авиаторов УГА приходился, как этого и следовало ожидать, на периоды наиболее ожесточенных боев на украинско- польском фронте. Как правило, боевая деятельность авиаторов в такие периоды довольно строго регламентировалась приказами «Начальной команды» – Генерального штаба Украинской Галицкой Армии. По этим документам можно проследить, как постепенно расширялся круг задач «летничего отдела». 26 декабря 1918 г. в Красне поступил приказ №5, определявший задачи авиаторов на 27 декабря – первый день украинского штурма Львова. В соответствии с ним, район действий авиации УГА ограничивался воздушным пространством над самим Львовом и его ближайшими окрестностями. Требовалось, в частности, с 9 часов утра непрерывно держать самолеты в воздухе над городом, дабы не допустить сюда вражескую авиацию, а также нанести бомбовые удары по главному вокзалу, цитадели и позициям польской артиллерии на горе Высокий Замок. Приказ №7 от 7 января 1919 г. существенно расширял район действий украинской авиации. В соответствии с ним, до 11 января авиаторы должны были осуществлять воздушную разведку районов Сокаля, Равы-Руской, Лещева, а также транспортных коммуникаций в направлениях Перемышль – Городок -Львов, Львов – Янов, Львов – Рава-Руская. Приказ №11 от 4 февраля существенно расширял перечень целей для бомбовых ударов. К ним были отнесены авиационные ангары и артиллерийское депо во Львове, а также железнодорожные станции в Городке и Перемышле и уже упоминавшийся мост через р. Сан.

Очередной всплеск активности украинской авиации приходится на период Вовчуховской операции – широкомасштабного наступления УГА, которое началось в середине февраля 1919 г. и имело целью перерезать сообщения Львова с внешним миром, и в конечном итоге – освободить столицу Галичины. Задачи «летничего отдела» в предстоящем наступлении определял приказ №945 от 14 февраля 1919 г. Авиаторы должны были вести разведку района Сокаль – Белз – Угнив – Рава-Руская, а также бомбить главный вокзал во Львове и железнодорожную линию Перемышль – Львов. Уже в день получения приказа на выполнение этих заданий вылетели два экипажа – Рудольфер-Хрущ и Кунке-Франко. На следующий день разведку по маршруту Красне – Городок – Перемышль – Хырив – Красне осуществил экипаж Савчак-Хрущ, добывший ценную информацию о дислокации вражеских войск. В течение нескольких последующих дней Украинская Галицкая Армия успешно развивала наступление, сумев 18 февраля перерезать железнодорожную линию Перемышль – Львов и полностью блокировать группировку польских войск во Львове. Но тут в ход боевых действий вмешалась Антанта, которая в украинско-польском конфликте полностью поддерживала Польшу. Её лидеры предъявили руководству Западно-Украинской Народной Республики ультиматум, требуя немедленного перемирия с полькой стороной. Надеясь на мирное разрешение конфликта, правительство ЗУНР пошло на это, и 28 февраля 1919 г. ыло подписано перемирие. Свидетельством значительной роли авиации в боевых действиях этого периода может служить тот факт, что в соглашении о перемирии ей был посвящен отдельный пункт – после вступления соглашения в силу самолетам запрещалось приближаться к линии фронта ближе, чем на 10 км.

Кратковременное перемирие сыграло роковую роль для дальнейшей судьбы Западно-Украинской Народной Республики, которой неоткуда было ждать помощи, в то время как Польша опиралась на политическую и военную поддержку Антанты, видевшей в этой стране едва ли не фундамент антибольшевистского барьера, отделявшего «цивилизованную» Европу от «варварской» России. Завершив перегруппировку, поляки уже 13 марта 1319 г. коварно нарушили перемирие, перейдя в решительное наступление. В дальнейшем Украинская Галицкая Армия вела, в основном, оборонительные бои.

Нужды фронта вынудили провести в апреле-мае 1919 г. реорганизацию и передислокацию авиационных частей УГА. В частности, 1-я авиасотня из разведывательной стала смешанной и 9 апреля была переведена в Стрый, имея в своем составе три истребителя и три разведчика. Её главной задачей стала поддержка 3-го корпуса УГА, оказавшегося в довольно тяжелом положении. Ввиду особой важности задания, 1-я сотня получала довольно значительные пополнения. Уже в начале мая количество самолетов в ней было доведено до 12 машин (два «Ньюпора», один «Фоккер», два «Бранденбурга», четыре LVG и три DFW). Сотня имела в своем распоряжении поезд-мастерскую (кстати, переданную властями Директории), достаточное количество авиатранспорта и другого наземного оборудования, а также много боеприпасов. Но под давлением превосходящих сил поляков 3-й корпус украинцев был вынужден отступать, а вместе с ним отходила и 1-я авиасотня. 18 мая она была переведена в Станислав (ныне г. Ивано-Франковск). Здесь авиаторы получили приказ выделить часть сил для поддержки операций украинских войск на Закарпатье. 25 мая туда вылетели три самолета, которые, однако, при невыясненных обстоятельствах сели на территории Чехословакии, где были интернированы. Остатки 1-й авиасотни, сохранившей к концу мая лишь два самолета, были отведены в Германовку.

2-я авиасотня вместе с авиапарком, созданным на базе технической сотни, оставалась в Красном. Как и 1-я, она стала смешанной, включая и истребители, и разведчики. Со второй половины апреля 1919 г. 2-я авиасотня действовала из Черткова. 21 мая она передислоцировалась в Озирную, оставив один самолет для связи при штабе 1-го корпуса УГА, а затем – в Березовцы под Тернополем. Здесь в её состав влилась уже упоминавшаяся 3-я авиасотня, а, кроме того, два самолета поступило из ремонта.

Представление о боевой активности авиации УГА периода апреля-мая 1919 г. можно составить на основе сохранившегося в архиве отчета о полетах 2-й авиасотни за время с Й1 апреля по 31 мая. За это время сотня осуществила 23 боевых вылета. Типичными задачами при этом были:

– осуществление стратегической разведки на Львов и Белз и тактической – над линией фронта;

– прикрытие передней линии собственных войск от вражеских самолетов;

– полеты для связи в Стрый и Станислав.

В четырех полетах (примерно 15% от общего количества) задания не были выполнены ввиду поломок самолетов. Сотня эксплуатировала пять самолетов – три истребителя «Ньюпор» (серийные номера 2844, 5039 и 3374; они осуществили 16 полетов – соответственно 10, пять и один), и два разведчика LVG С-V (серийные номера 9806/17 и 15960/17; выполнили семь полетов – соответственно три и четыре). Нехватка разведчиков вынуждала привлекать самолеты-истребители для решения несвойственных им задач, что, безусловно, снижало эффективность воздушной разведки. В частности, практически не использовалась аэрофотосъемка, разведка велась лишь визуально. Самолеты 2-й сотни в этот период почти не привлекались для бомбовых или штурмовых налетов – такого рода операции были лишь несущественным дополнением к воздушной разведке. Летали в составе сотни шесть пилотов – Залозный, Масикевич (украинцы), Сериков, Алелюхин (русские), Найгаузер и Кубиш (австрийцы). Львиная доля полетов – 10 – была осуществлена командиром сотни Залозным. На счету Серикова было пять боевых вылетов, Найгаузера – четыре, Масикевича – два, Кубиша и Алелюхина – лишь по одному полету (и это более чем за месяц боев!). При полетах на двухместных LVG в состав экипажа включался воздушный наблюдатель. Во 2-й сотне их служило пять – Мисенко, Кузьмович, Огар, Земик и Шестаков. Двое последних выполнили по два полета, остальные – по одному. В свете проанализированных архивных данных малоправдоподобными кажутся сообщения П.Франко о произведенных им лично 40 – 50 боевых вылетах или Р.Земика об осуществлении каждым самолетом пяти-шести вылетов в день.

Сопоставляя данные об интенсивности боевого использования авиации УГА с информацией о действиях польских авиаторов, приходим к неутешительным выводам. Прежде всего, поляки сосредоточили в Галичине многократно превосходящие силы авиации. Двум украинским авиасотням с апреля 1919 г. противостояли пять польских эскадр, объединенных в два дивизиона. В Перемышле базировался 2-й авиадивизион в составе трех эскадр – 5-й и 9-й разведывательных, а также 1-й Велькопольской истребительной. Непосредственно во Львове находились 6-я разведывательная и 7-я истребительная эскадры. Особо следует отметить, что с апреля 1919 г. 7-я эскадра имени Тадеуша Костюшко была укомплектована опытными американскими летчиками-волонтерами – ветеранами Первой Мировой войны (трое из которых погибли в боях над Галичиной). С мая к этим частям добавился размещенный во Владимире-Волынском 4-й авиадивизион в составе 2-й и 3-й эскадр. Кроме того, в Галичине действовали и французские эскадрильи, прибывшие с армией Галлера – 39-я в Люблине и 59-я во Львове. За период с 1 апреля до конца украинско-польской войны (середина июля) самолеты этих частей осуществили свыше 300 боевых вылетов, проведя в воздухе около 600 часов. Интересно, что за первый период войны (ноябрь 1918 – март 1919 гг.), когда в Галичине действовали лишь 5-я, 6-я и 7-я эскадры, активность польской авиации была ещё выше. За то время было осуществлено 475 боевых вылетов с налетом 660 часов. Таким образом, авиаторам УГА на протяжении всей украинско-польской войны приходилось действовать в условиях высокой активности и численного превосходства польской авиации.


Истребитель «Ньюпор-XXI», состоявший на вооружении авиации Украинской Галицкой Армии.


Разведчик DFW C.V, состоявший на вооружении авиации Украинской Галицкой Армии.

Оба самолёта несут опознавательные знаки раннего образца.


Истребитель «Ньюпор-XXVII», состоявший на вооружении авиации Украинской Галицкой Армии. Опознавательные знаки – желто-синие кокарды, наносились поверх российских.


«Фоккер» E.V, на котором летал польский ас Станислав Стец, принимавший участие в боях в Западной Украине вконце 1918 – начале 1919 гг.


Следует отметить, что боевую активность авиации УГА, наряду с другими факторами, существенно ограничивала нехватка горючесмазочных материалов, особенно обострившаяся после того, как основные районы нефтедобычи и нефтепереработки Галичины – Дрогобыч и Борислав – были захвачены поляками. Наличные же запасы ГСМ, в соответствии с установившимся порядком, распределялись автомобильной референтурой, в первую очередь снабжавшей собственные части. Чтобы хоть как-то снизить остроту этой проблемы, в авиационных частях смешивали бензин с сырой нефтью. Но это, естественно, вело к недобору мощности двигателей и ускоренному их износу.

По состоянию на начало июня 1919 г., обе авиасотни «летничего отдела» были сосредоточены на аэродроме в Германовке. 6 июня здесь их застало начало последнего и крупнейшего украинского наступления в Галичине – Чертковского прорыва. Уже несколько дней спустя, двигаясь вслед за наступавшими войсками, авиация УГА переносит свою операционную базу на запад – в Теребовлю. В это время авиационные сотни вновь были разделены по назначению – в 1-й сосредоточили самолеты-разведчики, а во 2-й – истребители. Благодаря ремонту техники, сотни несколько пополнили свой состав, насчитывая девять исправных самолетов – пять разведчиков и четыре истребителя. В это напряженное время авиация УГА действовала со сравнительно большой интенсивностью, осуществляя ежедневно два – три боевых вылета.

В ходе успешного наступления УГА освободила значительные территории Галичины, подойдя вплотную ко Львову. Но через двадцать дней непрерывных боев украинское наступление захлебнулось. Главной причиной неудачи было не сопротивление поляков, а нехватка оружия и боеприпасов в бригадах Украинской Галицкой Армии. Предал интересы галичан и их единственный союзник – С.Петлюра, не желавший поддерживать их «самовольное» наступление 3* . Поляки же получали огромные подкрепления, в том числе сформированную во Франции из бывших военнопленных, превосходно вымуштрованную и вооруженную армию генерала Галлера (Антанта предоставила это соединение для борьбы с большевиками, но поляки, заявив союзникам, что «украинцы и большевики – это одно и то же», использовали «галлерчиков» против ЗУНР).

28 июня польские части перешли в контрнаступление.Украинские войска, в том числе и авиаторы, снова были вынуждены отступать. Последней базой на галицкой земле для «летничего отдела» стал Гусятин, расположенный на правом берегу реки Збруч. Самолеты здесь находились с конца июня до средины июля, большинство же авиационного имущества ещё 16 июня отправили в Каменец-Подольский. Последним боевым заданием авиаторов УГА в украинско-польской войне стало прикрытие с воздуха переплавы украинских войск через Збруч.

После поражения в украинско-польской войне и оставления территории Галичины среди руководства Западно-Украинской Народной Республики и командования Украинской Галицкой Армии развернулась дискуссия о дальнейших действиях. В частности, высказывались предложения отойти на юг (в район Одессы) или в Карпаты, создать там опорную базу, перегруппировать силы и продолжить борьбу против поляков. Однако в конечном итоге был принят план С.Петлюры, предусматривавший совместные действия против большевиков. Необходимо отметить, что УГА, несмотря на поражения, сохранила высокий боевой дух и дисциплину. Она насчитывала около 40 тыс. закаленных бойцов, почти не затронутых дезертирством и разложением, столь характерным для войск Директории (Действующая армия Директории имела в то время лишь 20 тыс. бойцов). По армии был брошен клич: «Через Киев – на Львов!». 28 июля 1919 г. часть объединенных украинских войск – группа генерала Вольфа – начала наступление по направлению на Проскуров – Коростень. 6 августа двинулись на Винницу – Киев основные силы – группа генерала Кравса. Началась крупная наступательная операция, известная как «поход украинских армий на Киев – Одесср.

После перехода через р. Збрр авиация УГА формально вошла в состав военно-воздушного флота Директории Украинской Народной Республики, сохраняя, однако, автономию и подчиняясь в оперативном отношении, как и ранее, командованию УГА. Боевая деятельность авиации УГА приостановилась на несколько недель. За это время авиационные сотни подверглись реорганизации с целью приспособить их к условиям маневренной войны, сделать их более легкими и подвижными. Первые боевые вылеты в войне с большевиками авиация УГА произвела 7 августа 1919 г. из Шатавы на левом берегу Збрра. Отсюда самолеты летали на разведку районов Староконстантинова и Винницы. По мере продвижения рраинских войск перемещались и авиасотни. В начале августа они были переведены в Новую Ушицу, примерно за 50 км на северо-восток от Каменца- Подольского. К разведывательным полетам прибавились и бомбовые рейды на Житомир и железнодорожный узел Бердичева. 18 августа украинские войска заняли Винницу, и вслед за ними сюда прибыли авиачасти УГА. В этот период авиаторы особо отличились при взятии Коростеня, заблокировав бомбовыми ударами железнодорожную станцию с находящимися там большевистскими бронепоездами. Здесь же авиация УГА полрила пополнение в виде самолета, захваченного у красных. Забегая вперед, отметим, что это не был единственный трофейный аэроплан – 8 сентября ещё два самолета были захвачены пехотой УГА в районе Вапнярки.

По состоянию на 16 августа 1919 г., 1-я авиасотня насчитывала 80 человек личного состава и семь самолетов, 2-я – соответственно 74 и три. В то же время, четыре авиаотряда Действующей армии Директории (1-й Запорожский, 3-й, 4-й и 5-й) имели в сумме 12 самолетов и 232 чел личного состава. Но боевая активность этих двр составляющих рраинской военной авиации была несопоставимой. Пилоты Директории осуществляли, главным образом, курьерские полеты за рубеж, основную же тяжесть боев несли на себе авиаторы УГА.

В Виннице авиасотни пробыли недолго. Уже через четыре дня их переводят в Казатин. Здесь авиация УГА оставалась до 17 сентября. Состав её поредел – три разведчика оказались настолько изношенными, что их пришлось списать. Ввиду этого, а также того, что обе авиасотни в войне с большевиками всегда действовали совместно, командование УГА сочло своевременным реорганизовать авиацию. Приказом №128 от 28 августа 1919 г. 1-я и 2-я авиационные сотни объединялись. Командиром объединенной авиасотни был назначен поррик Заславский.

31 августа передовые части УГА встрили в Киев. Авиация тоже принимала в этом участие. В соответствии с полученным накануне приказом, авиасотня УГА постоянно держала в воздухе над столицей Украины один самолет, наблюдавший за ситуацией в городе. Однако готовившаяся передислокация авиаторов в Киев не состоялась – украинские войска были вытеснены из города белогвардейским корпусом генерала Бредова. Авиасотня снова расположилась в Виннице, где оставалась до середины декабря.

После провала похода на Киев украинские войска получили короткую передышку – большевистская угроза была нейтрализована деникинцами, разворачивавшими наступление на Москву. На протяжении сентября 1919 г. между красными и украинскими войсками происходили лишь эпизодические стычки местного значения. В данный период авиация УГА активно привлекалась для осуществления пропагандистских акций. В частности, по просьбе министерства прессы и пропаганды Украинской Народной Республики авиаторы систематически разбрасывали листовки за линией фронта, а в ходе празднования «Недели рраинского казака» в Виннице был даже проведен небольшой воздушный парад.

3* Формально с 22 января 1919 г. ЗУНР и Украинская Народная Республика, возглавляемая Директорией С.Петлюры, были объединены. Фактически же эти государства сохраняли отдельные органы управления и вооруженные силы. Существенно различались и внешнеполитические ориентиры. Директория надеялась на поддержку Антанты в борьбе с большевиками. Антанта же, несмотря на все усилия молодой украинской дипломатии, в украинско-польской войне однозначно стала на сторону поляков. Таким образом, Западно-Украинская Народная Республика стала жертвой в европейской политической игре.


Истребитель «Ньюпор » XXVII авиации УГА.


Польский ас С.Стец в кабине своего истребителя.


24 сентября 1919 г. правительство Директории объявило войну Деникину, армия которого контролировала в то время большую часть территории Украины. Стремясь как можно быстрее ликвидировать неожиданно появившуюся угрозу, Деникин бросил против украинских войск, сосредоточенных на Подолье, два пехотных корпуса и три кавалерийские дивизии (до 60 тыс. бойцов). Объединенные украинские силы, противостоящие деникинцам, насчитывали всего около 20 тыс. человек, по-боевому настроенных, но плохо вооруженных и изнуренных свирепствовавшими эпидемиями. Несмотря на неравенство сил, борьба велась с переменным успехом. Некоторые города по несколько раз переходили из рук в руки. Участие авиации УГА в войне с Деникиным было незначительным. Почти весь октябрь стояла нелетная погода, и самолеты лишь изредка вылетали на разведку. Однако даже эти немногочисленные боевые полеты, а также нехватка запчастей, топлива, а особенно – болезни, косившие людей, подорвали силы авиасотни. В начале ноября 1919 г. она была официально выведена из состава боеготовых сил и отправлена на отдых.

Командование Украинской Галицкой Армии прекрасно понимало бесперспективность борьбы на два фронта. Силы галицкой армии катастрофически таяли – в начале ноября она насчитывала лишь 5 тыс. бойцов. Армия осталась без политического руководства – и президент-диктатор ЗУНР Е.Петрушевич, и председатель Директории С.Петлюра в середине ноября 1919 г. выехали за границу. В такой ситуации, стремясь спасти остатки армии, командование УГА вступило в сепаратные переговоры с Деникиным 4* . Итогом переговоров стал договор между Добровольческой армией и УГА, подписанный в Виннице 19 ноября. В соответствии с этим документом, УГА переходила в полном составе в подчинение Главнокомандующего вооруженными силами Юга России, сохраняя при этом свою организацию, командный состав и все имущество. Однако попытки руководства Добрармии использовать галицкие части в борьбе с большевиками продемонстрировали полную небоеспособность некогда мощной УГА. Остатки её отводились для отдыха и переформирования. 14 декабря 1919 г. погрузилась в вагоны и авиасотня. Через неделю авиаторы прибыли в Одессу и расположились на заводском аэродроме фирмы «Анатра». Авиасотня поступила в подчинение к полковнику Гартману – командиру 3-го авиационного дивизиона армии Юга России. Командование Добрармии обещало предоставить галичанам английские самолеты и эвакуированное из Таганрога техническое имущество, однако обещаний своих не выполнило, наоборот – забрало у них лучший самолет. Но, благодаря личным контактам командования сотни со служившими у Деникина офицерами-украинцами, удалось получить новое обмундирование, переодев сотню «на английский манер». Жители Одессы так и называли галичан – «англичанами».

На протяжении полутора месяцев пребывания в Одессе авиасотня влачила довольно жалкое существование, не выполнив ни одного полета. Личный состав за это время сильно поредел из-за свирепствовавшей в городе эпидемии тифа. Наиболее заметным проявлением активности авиаторов стала просветительская работа, которую они развернули среди украинских рабочих Одессы, быстро завоевав их симпатию. Впоследствии это сослужило хорошую службу. В начале февраля 1920 г. авиасотня должна была в составе 3- го авиадивизиона эвакуироваться морским путем в Севастополь. Однако дружественно настроенные рабочие «никак не могли найти паровоз» для доставки эшелона с имуществом авиасотни в порт, и галичане остались в Одессе.

Последней страницей в драматичной истории Украинской Галицкой Армии стала служба на стороне большевиков. Нужно отметить, что взаимоотношения галичан и большевиков имели свою историю. Ещё во время Чертковского прорыва части УГА столкнулись с подразделениями Красной Армии в районе г. Броды. Командиры 1-го корпуса УГА и 12-й советской армии вели переговоры о совместных действиях против поляков, но эта инициатива не получила одобрения вышестоящего руководства обеих сторон. Впоследствии ещё несколько раз поднимался вопрос о переходе УГА на сторону большевиков, но реализована эта идея была лишь в феврале 1920 г.

На протяжении января 1920 г. Красная Армия вела успешные операции против белогвардейских войск на территории Украины. Командование УГА в этой ситуации принимает решение о переходе в Румынию, издав 3 февраля соответствующий приказ. Однако следствием такого решения неминуемо должно было стать разоружение и интернирование армии. Союз же с большевиками предоставлял реальную возможность возобновления борьбы против поляков за Галичину. Поэтому, когда созданный в УГА революционный комитет отстранил от власти прежнее командование, он получил почти безоговорочную поддержку как рядовых, так и офицеров. 7 февраля было объявлено о разрыве договора с белогвардейцами и вступлении в союз с большевиками. УГА стала именоваться «Червонная Украинская Галицкая Армия» (сокращенно ЧУГА). В течение февраля- марта 1920 г. ЧУГА была реорганизована – её корпуса стали бригадами и были включены в состав советских дивизий (1-я бригада ЧУГА вошла в 44-ю стрелковую дивизию, 2-я – в 45-ю, 3-я – в 58-ю). Со второй половины марта галицкие части снова вступают в ожесточенные бои с поляками, на этот раз – в советско-польской войне. К концу апреля 1920 г. последние части ЧУГА были разгромлены, а их остатки оказались в польском плену.

Авиационная сотня оставалась в отрыве от основных сил УГА – в Одессе, когда 5 февраля 1920 г. в городе вспыхнуло большевистское восстание, а затем подошли и регулярные красноармейские части. Авиаторы в это время располагались в вагонах на товарной станции и по собственной инициативе наладили её охрану, пытаясь не допустить грабежа сосредоточенного там имущества. Поначалу большевики оставили сотню под командованием поручика Хруща на станции, поручив ей продолжать нести охранную службу. Но несколько дней спустя они предприняли попытку разоружить и расформировать авиасотню. И в этот раз на помощь галичанам пришли рабочие. Представители украинских рабочих обществ Одессы сумели убедить командование 14-й советской армии сохранить галицкую часть со всем командным составом, ограничившись назначением комиссара – бывшего московского рабочего И.Гулого. Моментом, углубляющим взаимное доверие, стало и участие галичан 13 февраля 1920 г. в торжественных похоронах коммунистов, расстрелянных деникинской контрразведкой.

Красная Армия практически на всем протяжении гражданской войны испытывала нехватку авиационных кадров. Поэтому вопиющей бесхозяйственностью казалось использование небольшой, но закаленной в боях галицкой авиасотни в качестве караульного подразделения. В конце марта 1920 г. авиасотню переводят в Киев на аэродром Пост-Волынский. Здесь она получила самолеты и необходимое наземное оборудование. Около месяца заняли приведение в порядок техники и восстановление летных навыков. 21 апреля 1920 г. авиасотня, переименованная в 1-й Галицкий авиаотряд, отправилась на фронт. Она имела в своем составе пять самолетов типов «Бранденбург» и DFW, а также 14 человек летного состава – семь пилотов и семь наблюдателей. Нужно отметить, что галичане существенно усилили авиационные части Юго-Западного фронта, которые до этого включали лишь четыре слабо укомплектованных разведывательных авиаотряда – 9-й, 21-й, 22-й и 23-й (при этом 21-й авиаотряд имел лишь один исправный самолет, а в 23-м на шесть самолетов приходилось только два пилота).

Прибыв в Бердичев, 1-й Галицкий авиаотряд поступил в подчинение к командиру 1-й бригады ЧУГА, действовавшей в составе 44-й стрелковой дивизии. Вместе с большевистским 9-м авиаотрядом он составил воздушные силы 12-й советской армии. В течении последующих дней пилоты Галицкого отряда А.Хрущ, И Огар и Масикевич выполнили несколько разведывательных полетов. Но уже 23 апреля оба авиаотряда были вынуждены отойти в Казатин. Здесь 27 апреля они оказались зажатыми между двух огней – регулярной польской армией и украинскими повстанцами генерала Омеляновича-Павленка. Два уцелевших самолета галичан (вместе с единственным «Ньюпором» 9- го отряда) удалось перегнать в Киев. Большинство же личного состава галицкого авиаотряда разделило участь других частей ЧУГА, оказавшись в польских лагерях военнопленных. Так печально завершилась история авиации Украинской Галицкой Армии…

4* Следует отметить разницу в отношении к Деникину и к белому движению в целом у Директории и у галичан. Стремившегося к воссозданию «единой и неделимой» Деникина С. Петлюра и его сторонники считали непримиримым врагом (а он их – «изменниками России»). В то же время, Деникин никоим образом не претендовал на территорию Галичины, поэтому оснований для конфликта между ним и УГА не было.


Список использованной литературы

а) архивные источники:

1. Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины. Фонд 2188 «Начільна команда Галицької армії». On. 1, дд. 1, 4, 15, 33, 38, 199; on. 2, дд. 41, 42, 137; on. 3., дд. 1, 4, 5, 30, 32; on. 4, дд. 4, 9.

б) мемуарная литература:

2. Зеник Р. Дещо про летунство УГА//Український скиталець. – 1922. – №№ 13 – 15.

3. Лемківський І. Летунство УГА//Літопис Червоної Калини. – 1938. – №№ 11, 12.

4. Франко П. Летунський відділ УГА//Літопис Червоної Калини. – 1937. – №№ 10, 11.

в) монографии и статьи:

5. Бендык В.В. В небе Восточной Галичины//Авиация и время. – 1996. – № 6.

6. Веденеев Д. Крила волі//Військо України.,- 1995. – № 5.

7. Капустянський М. Похід Українських Армій на Київ – Одесу в 1919 році. – Мюнхен, 1946.

8. Кондратьев В., Хайруллин М. Авиация гражданской войны. – М., 2000.

9. Крип’якевич І., Гнатович Б. Історія українського війська. – Львів, 1936.

10. Литвин М.Р. Українсько-польська війна. – Львів, 1998.

11. Литвин М.Р., Науменко К.Є. Історія галицького стрілецтва. – Львів, 1990.

12. Литвин М.Р., Науменко К.Є. Історія ЗУНР. – Львів, 1995.

13. Мараев Р.В. Украинский воздушный флот в гражданской войне // Аэрохобби. – 1992. – № 2.

14. Ромейко. Польская авиация в период советско-польской войны 1919-20 гг.//Вестник воздушного флота. – 1927. – № 5.

15. Фостаковський I. Летунство//В кн.: Українська Галицька Армія 1918 – 1920. – Вінніпег. – 1958.

16. Шанковський Л. Українська Армія в боротьбі за державність. – Мюнхен, 1958.

17. Шанковський Л. Українська Галицька Армія. – Вінніпег. – 1974.

18. Янчак Я., Чижевський В. Про авіацію УГА, її історію та бойовий шлях//Дзвін. – 1998. – № 1.

19. Kopanski Т. Lotn.ictwo polskie w kampanii polsko-ukrainskiej 1918-1919//Wojskowy Przeglad Historyczny. – 1990. – № 1 – 2.

20. Kopanski T. Lotnicy w obronie Lwowa – listopad 1918//Skrzydlata Polska. – 1995. – № 2.

21. Malinowski T. Stefan Stec//Skrzydlata Polska. – 1989. – № 8.

22. Tarkowski K. Polskie Lotnictwo wojskowe w 1918 r.//Wojskowy Przeglad Historyczny. – 1991. – № 2.


СТАТИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

ГВФ СССР накануне Второй Мировой войны

канд. ист. наук Алексей Степанов


У большинства любителей истории авиации на основе .многочисленных публикаций уже сложилось вполне определённое представление о потенциале ВВС РКК\ накануне Второй Мировой воины. Однако авиация в Стране Советов (как и в других развитых странах) была не только военной, а потому ответ на вопрос «Что представлял собой к концу третьей пятилетки ГВФ СССР» думается будет достаточно интересным для наших читателей.

Несмотря на то, что формально гражданская авиация к, так сказать, мирному сектору экономики, фактически же она являлась важным резервом военной авиации, что на практике и показали локальные войны и начало второй мировой войны. К середине 1939 г. в СССР насчитывалось 153 аэропорта на воздушных линиях, причем не все из них были открыты для пассажирского сообщения [1]. Удельный вес пассажиропотока в том же году составлял 37,7% от общего объема. Для сравнения – в США и в Германии он уже двумя годами ранее достиг уровня 84% [2].

Общий объем пассажирских перевозок по воздушным линиям союзного значения составлял в 1939 г. 248 тыс. человек (126 млн. пассажиро-километров). Это было значительно меньше, чем в странах с развитой авиационной промышленностью. Так, в том же году в США объем только платных пассажирских перевозок по внутренним линиям составлял 1717 тыс. человек или 1 миллиард пассажиро-километров. В результате, СССР отставал от США по объему пассажирских перевозок в семь раз, а по показателям в пассажиро-километрах – в восемь с половиной [3].

В результате, в 1938 – 1939 гг. в СССР доля воздушного транспорта в общем объеме пассажирских перевозок составляла менее одного процента. Данная ситуация нашла отражение в докладе «Вопросы экономии и планирования пассажирских перевозок» на заседании Ученого Совета Научно-исследовательского института Гражданского Воздушного Флота (НИИ ГВФ), когда его автор В.Л.Нарахонский отметил: «Это свидетельствует, о том, что наш транспорт мало используется как основное средство пассажирского сообщения» [4]. Далее он подчеркнул, что в США «авиатранспорт выступает как скоростное средство сообщения, а у нас как средство транспорта вообще». Докладчик коснулся Постановления Совета Народных Комиссаров об ограничении пользования воздушным пассажирским сообщением, где говорилось, что «с государственной точки зрения, использование воздушного транспорта разрешается только тогда, когда по железной дороге затрачивается более суток – это примерно расстояние не менее 800 км», а на меньшее расстояние на воздушном транспорте не разрешались даже командировки. Однако в США средняя протяженность десяти основных воздушных линий составляла как раз именно эту величину – 791 км. Но в СССР даже там, где по железной дороге ехать приходилось сутками, доля авиации в объеме перевозок пассажиров не превышала 15 – 20%, а в пределах линий до 1000 километров – не более 5 – 7 процентов [5].

Подобное положение, характеризовавшее возможности гражданской авиации, не могло не вызывать тревоги с точки зрения обеспечения обороноспособности страны. Налицо была ее слабость как резерва Красной Армии. В свою очередь, сама военная авиация также была не в состоянии обеспечивать в случае необходимости массовую переброску людей и техники, в том числе и из-за несоответствия как количественного, так и качественного уровня имевшейся материальной части требованиям времени. В 1939 году ни военная, ни гражданская авиация практически не располагали современным типом универсального транспортного самолета, способного перевозить как людей, так и грузы.

Значительное количество использовавшихся гражданской авиацией машин было получено от ВВС или выпускались авиапромышленностью на базе военных самолетов с незначительными переделками. В «Аэрофлоте» к началу 1941 г. использовалось 60 переоборудованных самолетов-бомбардировщиков СВ разных модификаций со снятым вооружением, соответственно, под обозначением ПС-40, ПС-41 и ПС-41бис [6].

Они имели ряд специфических недостатков. В отчете по испытаниям самолета ПС-40 указывалось, что возможности самолета ограничены объемом грузовых помещений, которые не позволяли принимать свыше 600 кг груза, и делался вывод, что следует дать задание заводу-изготовителю на их изменение [7]. В отчете по испытаниям эталонного самолета ПС-40 с моторами М-100А и винтами фиксированного шага отмечались те же недостатки и подчеркивалось, что он удовлетворяет требованиям гражданской авиации «только по своим скоростным данным» [81. Модель ПС-41 была улучшена по сравнению с моделью ПС-40 [9], но попытка поднять дальность полета варианта ПС-41бис на лыжном шасси путем применения подвесных баков оказалась неудачной и допускалась лишь в отдельных случаях [10].

Начиная с 1935 г., разрабатывался пассажирский самолет АНТ- 35, главное внимание при проектировании которого уделялось высокой скорости. В октябре 1939 – мае 1940 гг. прошли государственные испытания этого самолета, получившего обозначение ПС- 35, в результате которых самолет решено было допустить к эксплуатации [11]. По сравнению с другими советскими машинами он был оборудован «почти» новейшим пилотажно-навигационным оборудованием, например, гидравлический автопилотом АВП-12, принятым на вооружение ВВС в 1939 г. и скопированного с американского «Сперри» образца 1934 г. Выпуск этого самолета ограничился небольшой серией. К началу 1941 г. в эксплуатации находилось всего лишь семь машин, которые, как отмечалось в докладе начальника 4-го отдела Научно-Исследовательского института гражданского воздушного флота Л.И.Израецкого, «больше стоят, чем летают» [12].

Сложности сопровождали и процесс доводки двухмоторного пассажирского самолета ПС-89. На государственных испытаниях 1937 г. был сделан вывод, что его летная характеристика «ниже уровня зарубежной авиатехники» и «значительно отстающая» от АНТ-35, поэтому было заявлено о необходимости модифицировать этот самолет [13]. Во время специальных испытаний весной 1939 г. было отмечено, что полет не может проходить в случае отказа одного из моторов [14]. В «Аэрофлот» поступило всего лишь семь экземпляров ПС-89 (включая опытную машину).


ПР-5 (вверху) и ПС-40 (внизу), будучи переделанными из боевых самолётов, обладали низкой экономической отдачей, хотя и были весьма скоростными машинами для своего времени. Фактически они были не пассажирскими самолётами (в общепринятом смысле), а курьерскими машинами для высших госслужащих, либо могли перевозить небольшие партии срочных грузов.



В гражданской авиации эксплуатировались и морально устаревшие самолеты, которые явно не отвечали требованиям времени. К ним, например, относился ПС-9 с гофрированной обшивкой и неубиравшимся шасси. «Вы знаете, что все называют самолет ПС-9 «старушкой», – отмечал в своем докладе «О сроках службы самолетов» инженер Л.И. Израецкий [15].

Советская гражданская авиация испытывала необходимость в самолете для местных воздушных линий. Под руководством инженера А.Н.Рафаэлянца был создан шестиместный двухдвигательный самолет РАФ-11. В постановлении самолетной секции научно-технического совета Научно-исследовательского института гражданского воздушного флота 11 апреля 1941 г. по этому поводу говорилось, что, «учитывая острую нужду ГВФ», её совет «считает целесообразным постройку серии РАФ-11» [16]. Но, к сожалению, до начала Великой Отечественной войны серийный выпуск этого самолета наладить не удалось.

К началу 1941 г. эксплуатировалось около 2000 самолетов, представлявших семь модификаций одномоторного учебного биплана Н.Н.Поликарпова У-2 [17]. Это был самый массовый самолет гражданской авиации, который вряд ли можно считать полноценной пассажирской машиной.

Ситуация стала меняться только в связи с закупкой в США лучшего в мире пассажирского самолета DC-3 и лицензии на его производство. При закупке лицензии инженер А.А.Сеньков выезжал в США с первой группой советских специалистов и участвовал в процессе изучения производства на фирме Дуглас [18].

С февраля по июль 1937 г. восьмой отдел Центрального аэрогидродинамического института, который возглавлял полковник В.Чекалов, а также представители Научно-иследовательского института гражданской авиации и авиационного завода №84 участвовали в летных испытаниях самолета DC-3.

На основании этих испытаний был сделан вывод, что самолет «с точки зрения пилотирования очень прост и приятен» и «очень прост и надежен в эксплуатации» [19].

Лицензионный вариант DC-3 получил название ПС-84. Работами по развертыванию его производства в нашей стране руководили конструктор А.А.Сеньков и главный инженер завода №84 Б.П.Лисунов.

С 5 сентября по 17 декабря 1939 г. были проведены государственные испытания первого серийного самолета ПС-84, его аэронавигационного и электрического оборудования, а также автопилота. Самолет был признан годным к эксплуатации, и в марте 1940 г. отчет об испытаниях был утвержден начальником Главного управления гражданского воздушного флота [20].

В феврале-марте 1940 г. на ПС-84 испытывались лыжи, автопилот (прибор 80), радиополукомпас РПК-2 [21].

В книге по истории советских воздушно-десантных войск говорится, что на базе ПС-84 еще до начала Великой Отечественной войны был создан специальный военно-транспортный вариант на 25 десантников, но серийное производство самолета задерживалось, так как «сроки решения этой задачи оказались весьма короткими и выполнить ее в желаемом объеме до начала войны не удалось» [22].

Интересно, что военная модификация Дуглас ДС-3 для армии США под обозначением С-47 стала выпускаться серийно только с 1942 года [23].

Таким образом, советские специалисты, несмотря на определенные трудности, несколько опередили по сравнению с фирмой-производителем модифицирование этого самолета для военных нужд. Это говорит о том, что СССР гораздо больше нуждался в военном варианте транспортного самолета, чем США.

Необходимость в современных машинах в «Аэрофлоте» ощущалась настолько остро, что для эксплуатации на международных авиалиниях, где велика была представительская роль авиации, решено было использовать 10 закупленных ранее DC-3 [241.

К апрелю 1941 года было выпущено 100 ПС-84 [25]. При всех положительных моментах, связанных с его распространением, отметим одно важное обстоятельство. ПС-84 являлся практически единственным серийным транспортно-пассажирским самолетом (не считая модификаций У-2), который выпускался для советской авиации в 1939 – 1941 гг. [26].

Между тем в Германии только в 1939 г. было изготовлено для Люфтваффе 400 надежных трехмоторных транспортных самолетов Ju52, а в течение 1936 – 1938 гг. средний объем ежегодных поставок составлял 300 машин этого типа [27].

Непростое положение было также и в области инфраструктуры гражданской авиации. Это касалось, в частности, проблем с оснащением авиационных линий средствами связи, радионавигации, электрооборудования.

Так, в постановлении Научно-технического совета НИИ ГВФ от 25 октября 1939 г. констатировалось, что «насыщение воздушных линий СССР объектами связи и радионавигации значительно отстает от наиболее развитых капиталистических стран» [28]. Подобное обстоятельство вызывало вполне обоснованную тревогу.

Оно подтверждалось следующими примерами. В 1939 г. в США имелось 587 действующих радиостанций на 40.000 км воздушных федеральных линий. А в СССР, несмотря на большую протяженность последних, абсолютное количество радиостанций было меньше – 280 единиц на 53114 км соответственно. Таким образом, если в США на 1000 км воздушных линий приходилось в среднем 14,7 станций, то в СССР – не более 5,3 [29].

Не лучше обстояло положение и со средствами радионавигации – радиомаяками, радиомаркерами, радиопеленгаторами. В Западной Европе имелось около 200 пеленгаторов и маяков, а в США действовало около 300 различных установок для радионавигации, насыщенность которыми достигала уровня в среднем до 7,5 на 1000 км воздушных путей. В СССР же их было всего 67, что соответствовало средней насыщенности в 1,25 установки на такой же отрезок воздушных линий [30].

Все основные воздушные магистрали Западной Европы и США были обеспечены проводной связью. Так, в США было оборудовано 95,5% от общей протяженности воздушных линий. В СССР же проводной связью была обеспечена только единственная линия – Москва-Ленинград, что составляло 1,2% от общей протяженности воздушных маршрутов. При этом необходимо отметить, что на всех американских линиях применялась современная буквопечатающая аппаратура типа «Телетайп», а в СССР имелись только морально устаревшие телеграфные аппараты типа «Морзе». Таким образом, по средней насыщенности воздушных линий средствами радиосвязи и радионавигации СССР уступал США, соответственно, в шесть и в три раза, а по средствам проводной связи СССР отставал от США почти в 80 раз [31].

Подобное положение было и с оснащенностью этими средствами авиационной техники. В США транспортные самолеты имели на борту несколько радиоустановок (приемно-передающая радиостанция для связи, радиомаячный приемник, радиополукомпас, резервный всеволновый приемник, приемная аппаратура на ультракоротких волнах). При этом для оборудования гражданских самолетов применялась специальная аппаратура, рассчитанная на использование ее непосредственно пилотом, а двусторонняя связь самолета с землей осуществлялась в порядке обычного телефонного разговора. В СССР на гражданских самолетах в лучшем случае устанавливалась только одна приемно-передающая радиостанция с использованием приемной части как для связи, так и для радиомаячных целей, причем это радиооборудование было сложно в управлении и требовало специального оператора. Специальной аппаратурой гражданские самолеты не располагали. Что касается тех же радиополукомпасов, то в СССР они встречались в единичных экземплярах – их получали из-за границы. Не случайно в вышеупомянутом сообщении констатировалось, что применяемая в настоящее время в гражданской авиации «радиоаппаратура по тактико-техническим показателям совершенно не удовлетворяет требованиям развития» и «резко отстает от соответствующих показателей заграничной аппаратуры», а также подчеркивалось, что это «в полной мере распространяется на всю аппаратуру наземных установок и самолетного радиооборудования» [32]. В связи с этим, представляется неверной имевшая хождение точка зрения, что «многие аэродромы накануне войны были оснащены современным по тому времени навигационным оборудованием» [33].

То, что наркомат обороны и представители авиации Красной Армии уделяли пристальное внимание материально-техническому оснащению гражданскому воздушному флоту, можно подробно рассмотреть на примере проблемы о неудовлетворительном положении дел в области светового и электротехнического оборудования.

В отношении насыщенности воздушных линий оборудованием для ночных полетов СССР значительно отставал от развитых капиталистических государств. Так, в США еще в 1934 г. доля находящихся в эксплуатации ночных воздушных линий составляла 91% от их общей протяженности, а в 1939 г. этот уровень поднялся до 99% [34]. В СССР же с 1934 г. по 1939 г. доля воздушных линий, имевших ночное оборудование, (в связи с открытием новых трасс) даже несколько снизилась – с 11% до 9% – по отношению к их общей протяженности. Регулярные же ночные полеты выполнялись только на одном участке, составлявшем лишь 2% от общей длины воздушных линий ГВФ [35]. Следует при этом отметить, что, несмотря на абсолютный рост протяженности воздушных линий в США в целом, протяженность новых ночных воздушных линий (как реконструированных, так и вновь введенных в строй) в течение того же пятилетнего периода также выросла в 1,3 раза от первоначального уровня 1934 г. [36].

По сравнению с США и Западной Европой, где оборудование для ночных полетов имели все аэропорты, в СССР не было ни одного аэропорта, который был б” оснащен световым оборудованием в соответствии с действовавшими правилами и нормами, а некоторые элементы данного оборудования имелись лишь в 13 аэропортах, причем это оборудование выпуска 1929 – 1939 гг. было морально устаревшим. Более того, подавляющее большинство аэропортов – около 90% – даже не имели сколько-нибудь надежного обеспечения электроэнергией [37].

Такая ситуация отражена на заседании научно-технического совета Института гражданской авиации в докладе начальника 3-й лаборатории 2-го отдела института: «Перспективный план развития светового и электрического обслуживания воздушных линий ГВФ».

Подобное положение не только угрожало регулярности и безопасности полетов собственно гражданской авиации, но и отрицательно сказывалось на обороноспособности страны. В ходе обсуждения доклада выступил присутствовавший на заседании научно- технического совета представитель ВВС военный инженер второго ранга И.Лысов. Он подверг критике состояние материальной части ночного оборудования гражданской авиации, заметив, что «она оторвана от материальной части военно-воздушных сил, как современных, так и образцов, которые уже в 1940 – 1941 гг. войдут в серию». Он указал, что материальная часть, на которой базируется схема оборудования гражданской авиации «не соответствует материальной части» военно-воздушных сил. Говоря о плане развития ночных линий, он заявил, что считает, чтобы «тот материал, который вами разработан и выяснен, который предложен за схему, необходимо выслать нам для того, чтобы мы не только проконсультировали его, но и высказали свою точку зрения». В заключении он прямо заявил, что без поддержки военной авиации Красной Армии план реконструкции линий гражданского воздушного флота не только по световому оборудованию, но и по всем направлениям практически несостоятелен, поэтому «реализация этого плана без подкрепления его нашей точки зрения едва ли будет возможна» и что «без нашей поддержки план развития, как по линии связи, радионавигации, так и по светооборудованию едва ли пойдет в правительстве» [38].


Если накануне Великой Отечественной войны советским конструкторам удалось создать вполне современные боевые самолёты, то матчасть для ГВФ предполагалось переоснастить исключительно за счёт лицензионного выпуска американских образцов. Ничего сопоставимого по эффективности и надёжности, сравнимого с легендарными «дакотой» и «Каталиной», нашим конструкторам не удалось разработать.



О подчиненной роли ГВФ говорили и гражданские специалисты, выступавшие в ходе обсуждения доклада. Они, в частности, подчеркивали, что «окончательный выбор направления, которое должно получить ночное оборудование, будет решен в Главном Управлении военно-воздушных сил» [39]. После обсуждения доклада в постановлении научно-технического совета института гражданской авиации предполагалось не позднее, чем к 1 апреля 1940 г., схему проектируемых ночных воздушных линий согласовать с Главным Управлением Военно-Воздушных Сил Красной Армии с тем, чтобы при выборе этих линий были учтены интересы Народного комиссариата обороны СССР [40].

Подобные факты говорят о подчинении развития гражданского воздушного флота в период кануна и начала Второй Мировой войны интересам военной авиации, а также о важной роли, которую он занимал, несмотря на все его слабые стороны, в планах использования военно-воздушных сил. Для преодоления кризисного положения с оборудованием аэропортов и воздушных линий закупалась и изучалась передовая западная техника, прежде всего американская. Так, аэродромный маяк «Бартоу» фирмы «Д.Е.К.» из США предназначался для указания места аэропорта ночью [41]. А кодовый маяк той же фирмы применялся не только в аэропортах, но и на трассах воздушных линий в качестве светового маяка, дающего определенные световые сигналы по азбуке «Морзе» [42].

Научно-исследовательский институт связи и светотехники гражданского воздушного флота испытывал четыре типа импортных образцов пограничных огней фирм «Д.Е.К.» и «Крауз-Хикус». Предполагалось выбрать тип огня, «подлежащего освоению на отечественных заводах», а также «выявить преимущества и недостатки отдельных типов пограничных огней с тем, чтобы учесть их при разработке собственных моделей» [43].

В войне с Финляндией активно использовалась гражданская авиация. По данным К.Е.Ворошилова, к обеспечению военных действий было привлечено 110 самолетов, которые «под управлением замечательных пилотов, не считаясь с погодой, днем и ночью, совершали свои рейсы» между линией фронта и тылом. «Многие летчики совместно со своими экипажами выполняли серьезные боевые задачи и неплохо с ними справлялись», – подчеркивал «первый красный офицер» [441. На совещании в ЦК ВКП(б) 16 апреля 1940 г. командующий ВВС 9-й армии комкор П.В.Рычагов привел пример совместной работы военных и гражданских летчиков, говоря об аэродроме на ухтинском направлении: «На этот аэродром посадили мы до 40 самолетов различных назначений вместе с самолетами ГВФ» [45].

Во время советско-финляндской войны силами гражданской авиации с 10 декабря 1939 г. по 20 марта 1940 г. было перевезено 33 845 человек и 2664 тонны спецгрузов [46].

В докладе начальника Главного Управления Гражданского Воздушного Флота Героя Советского Союза В.С.Молокова (возглавлял Управление с 1938 г., с 1940 г. – генерал-майор авиации. – Прим. Авт.) на имя руководителей ВКП(б) и правительства СССР отмечалось: «Из 100 календарных дней гражданские пилоты не летали только два дня» [47].

Эти цифры являются наглядным свидетельством широкомасштабного использования гражданской авиации в интересах армии, не имевшей в достаточном количестве современных военнотранспортных самолётов.

Специальные авиационные отряды ГВФ по указанию Комитета Обороны обслуживали части Красной Армии при переброске их на территории Литвы, Латвии, Эстонии и при вступлении в Бесарабию и Северную Буковину. Они налетали безаварийно 3904 часа, покрыв расстояние около 600 тыс. км [48].

Архивные материалы отражают большое напряжение, которое легло на гражданскую авиацию СССР во время военных действий. В стенограмме заседания Научно-технического совета института гражданской авиации от 28 февраля 1941 г., посвященного срокам службы самолетов, говорится следующее о санитарных модификациях самолета Н.Н. Поликарпова У-2: «старые машины, работали в санавиации, имели небольшой налет: интенсивность налета произошла во время финских событий, так как самолеты все были там и интенсивно летали» [49].

Всего к началу 1941 г. в системе гражданского воздушного флота было 42.685 человек, в том числе 3927 – летно-подъемного состава [50]. Специальных частей военно-транспортной авиации в предвоенные годы создано не было, поэтому на Главное управление гражданской авиации возлагалась задача обеспечить Красную Армию воздушным транспортом под оперативным руководством наркомата обороны.

Приведенный материал свидетельствует, что именно во время боевых действий наглядно была продемонстрирована роль гражданской авиации как резерва военно-воздушных сил нашей страны. При фактическом отсутствии транспортной авиации гражданский воздушный флот фактически брал на себя ее функции. Он развивался под непосредственным влиянием командования военной авиации с учетом ее интересов. Из-за невозможности одновременного развития гражданского и военного воздушных флотов последний получал наибольший приоритет. Гражданский воздушный флот долгое время мог рассчитывать лишь на использование переданных ему из ВВС самолетов сугубо военного назначения. И лишь в самом начале второй мировой войны он получил лучший в мире пассажирский лайнер ПС-84, который стал выпускаться нашей авиационной промышленностью по американской лицензии. К сожалению, гражданский воздушный флот значительно отставал из-за своей слабой материально-технической базы от гражданской авиации западных стран. И это отставание значительно затрудняло его дальнейшее развитие, а также взаимодействие с военно-воздушными силами страны.

Подводя итоги боевого применения нашей военной авиации в локальных войнах 30-х годов и в начале второй мировой войны, можно отметить следующее. Это были очень серьезные испытания для военно-воздушных сил. Не каждая страна мира могла бы создать такую сильную авиацию и обеспечить ее значительным количеством боевой техники собственного производства. За сравнительно короткий период советской авиации пришлось воевать со многими ведущими авиационными державами мира. Ее личный состав и боевая техника прошли серьезную проверку боем в самых разных частях света. Особенно тяжелой была война с Финляндией, которая длилась свыше трех месяцев. Она вскрыла особенно отчетливо как достоинства, так и слабые стороны нашей военной авиации.

Начавшаяся Вторая Мировая война и роль авиации ведущих западных стран в исходе её первых сражений вызвали пристальный интерес советских военных специалистов. Опыт воздушных кампаний в Европе обобщался и тщательно анализировался. Особый интерес вызывали результаты применение германских Люфтваффе, многие положения доктрины которых брались за основу для развития наших военно-воздушных сил.

Следует отметить, что многие результаты войны в воздухе на Западе воюющие стороны преподносили в искаженном виде, с целью сохранения секретности реального положения дел. Поэтому очень часто нашим специалистам приходилось сталкиваться либо с полным отсутствием данных, либо с намеренной дезинформацией. Поэтому наиболее полную информацию можно было получить из анализа собственных боевых действий, с поправкой на особенности времени, места и обстоятельств, при которых они проводились. К сожалению, единства во взглядах на многиекардинальные проблемы не было и по многим вопросам применения авиации были сделаны ошибочные выводы, какие-то важные вопросы были просто упущены из вида, а некоторые положения в короткий срок невозможно было реализовать из-за отсутствия соответствующих технических возможностей.

Боевые действия как советской, так и зарубежной военной авиации показали важную роль транспортно-десантной авиации. В нашей стране эту функцию вынужденно выполнял гражданский воздушный флот из-за отсутствия специальных военных подразделений такого типа. Он развивался в соответствии со стратегическими установками на обязательное взаимодействие с военной авиацией и оснащался новой техникой также с оглядкой на ее интересы.


Список использованных источников

1 Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. И. Л. 23 – 24.

2. Там же. Л. 13.

3. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 11. Л. 16.

4. Там же. Л. 13.

5. Там же. Л. 16, 21, 60.

6. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 10. Л. 25.

7. Там же. Оп. 2-1. Д. 96. Л. 22.

8. Там же. Д. 97. Л. 3.

9. Там же. Д. 234. Л. 6.

10. Там же. Д. 235. Л. 2.

11. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 2-1. Д. 223. Л. 1, 3.

12. Там же. Оп. 1-6. Д. 10. Л. 28.

13. Там же. Оп. 2-1. Д. 63. Л. 3-4.

14. Там же. Д. 140. JI. 1-2.

15 Там же. Оп. 1-6. Д. 10. Л. 15.

16. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 2-1. Д. 295. Л. 5.

17. Там же. 0п.1-6. Д. 10. Л. 21.

18. Там же. Ф. Р-217. Оп. 3-1. Д. 38. Л. 2-3,44; Д. 39. Л. 1;Д. 40. Л. 1,3.

19. Там же. Ф. Р-4. Оп. 2-1. Д. 58. Л. 1-2.

20. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 2-1. Д. 139. Л. 1-2, 4.

21. Там же. Д. 237. Л. 1.

22. Маргелов В.П., Лисов И.И. и др. Советские воздушно-десантные: Военно-исторический очерк. М.: Воениздат, 1980. С. 51.

23. Nemecek V. Civilni letadla. – Sv. 1. Vzducholode a dopravni letouny s pistovymi motory. – Nakladatelstvi dopravy a spoli, Praha, 1981. S. 299.

24. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 10. Л. 27.

25 Котельников В.Р. От ДС-3 до Ли-2//Мир авиации. 1999. № 4. С.21.

26 Самолетостроение в СССР 1917 – 1945 гг. Кн. 1. М.: Издательский отдел Центрального аэрогидродинамического института имени проф. Н.Е. Жуковского (ЦАГИ), 1992. С. 434 – 435.

27. Szubanski R. 20-lecie miedzywojenne. 3.Niemcy//Skrzydlata Polska. 1983. № 5. S. 10.

28. Самарский филиал РГАНТД.Ф. Р-4. On. 1-6. Д. 3. Л. 63.

29. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 3. Л. 63.

30. Там же. Л. 65.

31. Подсчитано по: Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп.1-6. Д.З. Л.63-65.

32. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 3. Л. 63-65.

33. Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. / Под общ. ред. Куркоткина С.И. М.: Воениздат, 1977. С.42.

34. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 3. Л. 70-71.

35. Там же. Л. 71.

36. Подсчитано по: Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д.З. Л.70-71.

37. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 1-6. Д. 3. Л. 71.

38. Там же. Л. 14-15.

39. Там же. Л. 6.

40. Там же. Л. 71.

41. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-4. Оп. 2-1. Д. 192. Л. 1.

42. Там же. Д. 194. Л. 1.

43. Там же. Д.127. Л. 1, 3.

44. Неопубликованный доклад наркома обороны СССР К.Е.Ворошилова на пленуме ЦК ВКП(б) 28 марта 1940 г.//Новая и новейшая история. 1993. № 4. С. 118.

45. Зимняя война 1939 – 1940. Кн.2: И.В.Сталин и финская кампания (Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б)/Отв. ред. Ржешевский О.А., Кульков Е.Н. М.: Наука, 1998. С. 151.

46. История гражданской авиации. Научно-популярный очерк/Под общ. ред. Б.П.Бугаева. М.: Воздушный транспорт, 1983. С. 95.

47. Там же.

48. История гражданской авиации. Научно-популярный очерк/Под общ. ред. Б.П.Бугаева. М.: Воздушный транспорт, 1983. С. 94.

49. Самарский филиал РГАНТД. Ф. 4. On. 1 – 6. Д. 10. Л. 22.

50. Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг./Под общ. ред Куркоткина С.И. М.: Воениздат, 1977. С. 42 – 43.


ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ


Точность прежде всего

Александр Марданов

Окончание, начало в ИА №5/2002.


Пожалуй, пришло время обратить внимание и на ещё одну сторону «творчества» Ю.Рыбина. Внимательно прочитав работы этого автора, обнаруживается его одна особенность далеко не с лучшей стороны характеризовать многих действующих лиц войны в Заполярье. Причем эти характеристики касаются исключительно наших военных. Конкретные примеры:

1. Характеристика на командующего Северным флотом контр-адмирала Головко в статье «Лучшая защита…» («Авиация» №11, 2001г.): «Северный флот до этого момента (11 июля) в своей операционной зоне имел явный перевес сил… была упущена реальная возможность активными действиями на морских коммуникациях нанести немцам значительный урон… Активные боевые действия Северного флота (в этот отрезок времени этому ничего не мешало) могли бы существенно ослабить наступательный удар горных егерей на сухопутном фронте, а может быть и полностью сорвать планы наступления на Мурманском направлении… Что же помешало Командующему Северным флотом и его штабу разработать и провести при активной поддержке авиации пару набеговых операций?.. Возможно после войны, а может быть даже и во время ее (на что же тогда разведка на флоте), Головко стали известны действительные морские и авиационные силы противника в первые недели войны… Надо было ведь списать на что-то свои просчеты и безынициативность».

2. «Несомненно, сфальсифицированные сведения» командования ВВС СФ при подготовке «боевой характеристики на командира 72-го САП ВВС Северного флота майора Г.П.Губанова» (статья «Лучшая защита…»).

3. Не менее «глубокомысленные» выводы делает Ю.Рыбин и в отношении Бориса Сафонова. В статье-интервью Ю.Рыбина «Ниспровергатель», опубликованной в одной из местных газет, можно прочитать следующие откровения Ю.Рыбина:

«Корреспондент: Вы ведь и Сафонова свергли с пьедестала? (Ого! Не слабые высказываются оценки тамошними борзописцами! – Прим. Ред.)

Ю.Рыбин: Стал изучать его биографию и пришел к выводу – такие «культовые фигуры» создавались не столько мастерством летчика, сколько стараниями пропагандистов. Я доказал, что на самом деле он сбил не 20 самолетов, а 8. Дело не в том, что летчики врали, а в особенностях воздушного боя. Ведь никто не разбирал его специфику с точки зрения динамики. Но очевидно, что ни один летчик, за редким исключением, не мог видеть падение сбитого самолета. Ведь все об этом знают, но забывают. Например, последний бой Сафонова. В том же бою сбил и Орлов, и Покровский – всего пять самолетов. Реально же был потерян один…

Корреспондент: У немцев случались такие же «проколы» с арифметикой?

Ю.Рыбин: – Абсолютно. Например, в наших краях воевали два аса – Генрих Эрлер и Теодор Вайссенбергер, на счету которых 204 и 208 сбитых самолетов. Это тоже липовые цифры. На деле подтверждается лишь каждый третий. Но все равно: 8 сафоновских и 80 эрлеровских – есть разница?»

Как видим, у Рыбина Борис Сафонов – «культовая фигура», которая создана «не столько мастерством летчика, сколько стараниями пропагандистов».

4. По мнению Ю.Рыбина, политорганы, командование и пропагандисты использовали вранье немецких пленных пилотов: «Некоторые пленные явно врали и это часто использовалось в пропагандистских целях» (статья «Лучшая защита…»).

Ну что же, вот набор действующих лиц по Рыбину, воевавших с немцами в Заполярье: «безынициативный и допускающий грубые просчеты» командующий Северным флотом контр-адмирал Головко; «фальсификаторы» командующий ВВС СФ генерал-майор Кузнецов и командир 72-го Краснознаменного авиаполка, будущего 2-го Гвардейского Краснознаменного авиационного полка (2-й ГКАП) майор Губанов; незаслуженная «культовая личность» – командир 78-го ИАП, а затем 2- го ГКАП подполковник Сафонов; политруки – пропагандисты, использующие вранье немецких военнопленных для проведения пропагандистских диверсий.

Систематизировав все эти характеристики, попробуем разобраться в каждом отдельном случае и доказать ошибочность целого ряда взглядов Ю.Рыбина.

1. Обвиняя командование Северного флота в том, что в период с 22.06.41 г. по 11.07.41 г. оно не организовало набеговых операций своих эсминцев во взаимодействии с авиацией на вражеские морские коммуникации и тем самым не смогло нанести немецким сухопутным войскам серьезный урон при транспортировке их морем, Ю.Рыбин забывает или не знает о том, что германские войска начали концентрироваться на Мурманском и Кандалакшском направлениях ещё до начала войны с Советским Союзом. Советскому командованию это было хорошо известно. Например, разведсводка №1 штаба 1-й САД к 10:00 22 июня 1941 года гласила:




Сейчас уже трудно установить, сколько точно сбил самолётов Дважды Герой Советского Союза Б.Ф.Сафонов. По понятным причинам, которые не раз обсуждались в авиационной периодике, почти наверняка оно заметно меньше указанного в официальных документах не говоря уже о мемуарах, но неуважительное отношение к нашим погибшим героям недопустимо.


«Мурманское направление: 3. По агентурным данным в Киркенес с 5 по 20.6.41 г. прибыло до 20 000 немецких войск…

Кандалакшское направление:

1. Отмечено сильное движение транспортов в район Котало …

2. В районе Келоселькя интенсивное движение транспорта (50 грузовых автомашин, 17 легковых автомашин и 20 мотоциклистов)…

4. Мяркяярви штаб 9-й дивизии немецких войск. В Сарвиселькя сосредоточен 7-й полк, входящий в 9 ПД.

Выводы: 1. Финские и немецкие войска продолжают сосредоточение к государственной границе. Ведут усиленное наблюдение и производят оборонительные работы…»

Разведсводка №2 к 20:00 того же дня, 22 июня 1941 г., сообщала:

«Кандалакшское направление: 3. В Рованиеми сосредоточено до 20 000 немецких войск и до 5 000 финских войск».

До начала войны постоянно отмечалось и прибытие транспортов в порты Северной Норвегии и Северной Финляндии. Так 20 июня 1941 г. в 23:35 отмечено прибытие в порт Петсамо семи транспортов в сопровождении корабля не установленного типа. Разведсводка №5 штаба 1-й САД к 12:00 24.06.41 г. констатировала, что «с 5 по 19 июня в район Варде, Вадсе, Киркенес прибыло 64 транспорта с войсками, боеприпасами и продовольствием».

Не будем забывать, что до 25 июня 1941 г., то есть до момента объявления Финляндией войны Советскому Союзу, советскими вооруженными силами против Финляндии вообще никаких действий не производилось. Войска только готовились к отражению вражеского наступления. Вследствие этого с 22 по 25 июня 1941 г. территория Финляндии (где уже были сосредоточены значительная часть немецких сил в Заполярье) не входила в зону боевых действий. Поэтому командование Северным флотом имело возможность организовать боевые действия только на территории Северной Норвегии и вдоль её побережья, что и было выполнено экипажами подводных лодок в соответствии с приказом Наркома ВМФ от 22.06.41 г. Три подводные лодки: Щ- 421, Щ-401 и М-176 вышли на позиции в Варангер-фьорд и в район Варде.

Однако, по мнению Ю.Рыбина, туда надо было отправить и эсминцы. Что ж, это «интересное предложение», которое стоит обсудить, но, прежде чем это делать, замечу, что Ю.Рыбин по-видимому не знаком даже с базовыми принципами таких понятий, как тактика и стратегия, а также оперативное искусство. В противном случае он бы знал, что перед тем как войска перейдут в наступление, создаётся не только группировка этих самых войск, но и соответствующие запасы всех видов снабжения, включая ГСМ и боеприпасов. Конечно, подвоз производится и после начала операции, но в первые дни наступления количество перебрасываемых грузов и даже войск мало отражается на темпах развития операции. Поскольку немецкая группировка была развёрнута до начала войны, то гипотетическое потопление нашими эсминцами нескольких германских транспортов в конце июня – начале июля 1941 г. практически никак бы не сказалось на темпах немецкого наступления.

Стоит заметить, что в боевых действиях кораблей Северного флота в первые дни войны просматривается рациональное использование сил и тактика боевого применения, которая приживется и в дальнейшем ходе войны. Эсминцы применялись для эскортирования транспортов, для артиллерийской поддержки наземных войск. Сами эсминцы действовали не в одиночку, а совместно с более мелкими боевыми кораблями, которые обеспечивали им противолодочную и противовоздушную оборону.

Здесь мы подошли вплотную к вопросу, почему командование Северного флота не использовало свои эсминцы в набеговых операциях, подобных тем, которые выполнили несколько позже немецкие эсминцы? А давайте зададимся вопросом, что если бы контр-адмирал Головко отправил три-четыре «семёрки» в рейд вдоль Норвегии?

Действительно, есть небольшая вероятность, что ими могли быть потоплены несколько вражеских транспортов, но неужели эти действия остались бы без ответа?

Совершенно очевидно, что действовать нашим эсминцам пришлось бы без истребительного прикрытия, так как даже такие не самые лучшие двухмоторные истребители как Пе-3 появились в составе ВВС СФ много позже. Все остальные (И-15бис, И-153 и И- 16) не имеют средств радиосвязи, а значит каждая новая группа прикрытия вынуждена будет искать наши корабли, что даже при наличии подвесных баков дело неблагодарное. В свою очередь, сутками бороздящие Баренцево море советские эсминцы в условиях полярного дня были бы поставлены под смертельный удар.

Можно с полной уверенностью утверждать, что почти наверняка наши корабли были бы потоплены немецкими пикировщиками, ведь с 22 июня на аэродроме Хебуктен находились до полусотни пикирующих бомбардировщика Ju87 и Ju88, не считая разведчиков Ju88, которые также запросто могли нести на четырёх наружных бомбодержателях 250- и 500-кг бомбы.

Пример начала Второй Мировой войны в Западной Европе и на Востоке говорит о том, что немцам первым удалось отладить мощный ударный инструмент для действий по надводным целям – пикирующую бомбардировочную авиацию. Удары одно- и двухмоторных «Юнкерсов», конечно, не носили характер применения высокоточного оружия и часто были безрезультатными. Однако, на тот период бомбометание с пикирования было наиболее эффективным. Не стоит забывать, сколько английских, а также советских кораблей и транспортных судов было потоплено немецкими пилотами на Мальте, у побережья Греции, в Дюнкерке, в Ла-Манше, на Черном море и Балтике. Примеров эффективных действий германских пикирующих бомбардировщиков по морским целям предостаточно, чтобы понять: действия советских эсминцев у норвежского побережья были бы просто самоубийственным.

Но может быть Ю.Рыбин считает, что зенитное вооружение наших «семёрок» и «новиков» было существенно мощнее, нежели у их одноклассников, сражавшихся в составе флотов других держав? Что ж, давайте проверим.

К сожалению, никаких оснований для подобных выводов не имеется. ПВО «новиков» было представлено в июне 41-го одной 76,2 мм зенитной пушкой конструкции Лендера (образца 1916 г.!) и одной 45-мм полуавтоматической системой, вся автоматика которой заключалась в автоматической экстракции стреляной снарядной гильзы. Следующий снаряд приходилось досылать в затвор и запирать его рее вручную. «Семёрки» имели две более современные 76,2-мм универсальные пушки 34-К, пару 45-мм полуавтоматов и два 12,7-мм пулемёта ДШК. Замечу, что 37- мм автоматические пушки 70-К, весьма эффективные для борьбы с пикировщиками, начали появляться на североморских эсминцах только в начале 1942 г.

И как, спрашивается, с таким вооружением, да ещё без истребительного прикрытия, отправляться в условиях полярного дня на вражеские коммуникации в зону действия пикирующих бомбардировщиков?..

Замечу, что немецкие эсминцы типа «Леберехт Маас» (кстати, заметно превосходившие по водоизмещению наши «семёрки»), которыми была укомплектована 6-я флотилия, переброшенная в июле 41-го на север имели заметно лучше зенитное вооружение (4х37-мм полуавтомата и 6х20-мм «Эрликонов»), также «предпочитали» не связываться с нашими пикировщиками.

После прибытия 11 июля 1941 г. в Киркенес 6-й флотилии Кригсмарине в составе пяти эсминцев немецкое морское командование почувствовало свою силу и предприняло пять набеговых операций с целью нарушения советских морских коммуникаций. И какого же результата добилась германская флотилия?



К началу Второй Мировой войны большинство боевых кораблей имели неудовлетворительное зенитное вооружение. Эсминцы не были в этом отношении исключением. Однако если на немецких «цершторерах», а также американских и английский «дестроерах» оно уже к середине войны исчислялось полтора – двумя десятками стволов автоматических артсистем, то советские «новики » и «семерки » и к концу войны выглядели откровенно недовооружёнными, о чём можно судить на примере трагедии, разыгравшейся на Чёрном море осенью 1943 г.



В общей сложности пять фашистских эсминцев потопили четыре мелких боевых корабля и судна: 13 июля под огнём немецких «пятидюймовок» погибли СКР «Пассат» и РТ-67, 24 июля ГИСУ «Меридиан», наконец, 10 августа потоплен СКР «Туман».

Конечно, немцы в этих операциях добились определённого морально-психологического эффекта, но в стратегическом отношении их эсминцы не принесли никакой пользы. После потопления «Тумана» на поиск вражеских кораблей командование СФ отправило пару Пе-2 и пять СБ из состава 72-го САП. У острова Кильдин пара Пе-2 (командиры экипажей старшие лейтенанты Недрыгайлов и Горкушенко) атаковала эсминец «Рихард Байтцен» с пикирования бомбами ФАБ-250, близкие взрывы которых вызвали течь и повреждения машинного отделения. В результате корабль потерял ход и был отбуксирован в Киркинес. Эсминец на три месяца был выведен из строя, ремонтировался сначала в Тромсе, а затем – в Германии. После выхода из строя «Рихарда Байтцена» германское морское командование больше не рисковало отправлять корабли к Мурманскому побережью.

Давайте задумаемся: всего два пикирующих бомбардировщика Пе-2 смогли заставить немцев отказаться от набеговых операций в советских водах! Такое вообще-то надо фиксировать в книге рекордов Гиннеса!

Пожалуй, одним из первых боевых заданий эсминцев было сопровождение своих транспортов с войсками в район предстоящего наступления противника. Так, 24 июня два транспорта («Шексна» и «Обь») перевозили из Мурманска в Титовку и на полуостров Средний около 7000 человек мобилизованных, а также вооружение и продовольствие. Их сопровождал эсминец «Громкий». 26 июня эсминец «Урицкий» продолжил прикрытие транспортов, перевозивших войска в Титовку. 28 июня при сопровождении транспорта «Моссовет», перевозившего личный состав 325-го стрелкового полка, прикрывавший его эсминец «Куйбышев» отбил атаку самолетов противника. Таким образом, эсминцы были активно задействованы в прикрытии перевозок своих войск.

В первые тяжелые дни для оборонявшихся частей 14-й армии эсминцы и другие боевые корабли СФ были задействованы и для артиллерийской поддержки наших сухопутных войск. Так ранним утром 30 июня эсминец «Куйбышев» вошел в губу Кутовая (полуостров Средний) и успешно провел артиллерийскую стрельбу в течение 3 часов 15 минут. По противнику были выпущены 230 фугасных снарядов. Причем, стрельба корректировалась с высаженного наблюдательного поста и результаты были высокими: замолчали три миномета противника и отмечены попадания в четыре крупных скопления живой силы противника. Командование 14-й армии оценило стрельбу на «хорошо» и «отлично».

Немецкая авиация среагировала уже после того, как «Куйбышев» прекратил огонь, и на позицию вышел второй эсминец «Урицкий». По-видимому, вражеская пехота почувствовала на себе артиллерийский обстрел, поскольку на наши корабли были брошены две группы пикирующих бомбардировщиков. Эсминец «Урицкий» прикрывали два «малых охотника», которые несли противолодочную и противовоздушную оборону. Немецкие пикировщики достаточно точно сбросили на корабли около 80 авиабомб, но, искусно маневрируя, морякам удалось избежать прямых попаданий вражеских бомб. На ЭМ «Урицкий» получили осколочные ранения четыре человека, а на СКА МО-121 осколками была повреждена корма. Хуже пришлось самим нападавшим: огнем корабельных зениток был сбит Ju87R-2 (сер. №5878 (100% повр.)), пилот которого получил ранение. Это был первый крупный налет фашистских пикировщиков на советские боевые корабли в Заполярье, и моряки выиграли этот бой, но здесь помог прибрежный утренний туман, в котором скрылся «Урицкий». Результаты вражеской авиационной атаки в открытом море могли бы быть гораздо хуже.

Необходимо отметить, что артиллерийская поддержка с моря своим обороняющимся войскам была жизненно необходима. Командующий 14-й армии генерал-майор Фролов сообщал, что расход снарядов немногочисленной полевой артиллерии катастрофический, а минометов почти нет. В таких условиях огонь артиллерии советских эсминцев был многократно важнее для интересов фронта, чем сомнительные и авантюрные попытки искать в открытом море набитые вражескими солдатами транспорты.

В первые же дни войны командование Северным флотом весьма активно задействовало и авиационную составляющую флота. Уже 22 июня 1941 года, когда в Заполярье стояло затишье на сухопутном фронте, а Финляндия была вне войны, командующий СФ контр-адмирал Головко запросил разрешение Наркома ВМФ Кузнецова действовать по территории Норвегии в связи с сосредоточением на аэродромах Киркенес (Хебуктен) и Лаксельвен (Банак) около 100 самолетов противника. Народный Комиссар ВМФ разрешил наносить удары авиацией по сосредоточению неприятельских ВВС на территории Норвегии. Это была значительная инициатива командования Северного флота. О действиях авиации СФ 22 июня 1941 г. сведения отсутствуют, но с ночного времени следующих суток можно проследить события по Журналу учета боевых вылетов 72-го САП. Здесь прослеживаются активные действия ВВС СФ не только по разведке и бомбардировке аэродрома Хебуктен, но также по разведке и бомбардировке портов противника Варде, Киркенес, Лиинахамари.

Зная о поступлении воинских грузов противника через морские порты Северной Норвегии, вечером 22 июня командующий Северным флотом доносил Наркому ВМФ о необходимости бомбардирования портов противника и просил усилить бомбардировочную авиацию для этих целей. Уже 24 июня в 21:45 в Ваенгу с аэродрома Африканда перелетают девять СБ 2-й эскадрильи 137-го КСБП, входившего в состав 1-й CAIL Поступив в распоряжение командующего ВВС СФ, армейские бомбардировщики имели целью действовать по морским целям и аэродромам противника, что явилось первым примером непосредственного взаимодействия ВВС 14-й армии и ВВС Северного флота. Однако, необходимо отметить, что для чувствительного воздействия с воздуха по морским коммуникациям противника необходимы были более крупные и эффективные силы, чем 20 бомбардировщиков СБ, способных бомбить только с горизонтального полета или пологого планирования. Для более-менее эффективного поражения морских целей необходимо было несколько десятков пикирующих бомбардировщиков, либо торпедоносцев, чего в то время Северный флот не имел. И можно согласиться с контр-адмиралом Головко, что в его распоряжении были незначительные ударные воздушные силы.


Свою высочайшую эффективность при ударах по точечным целям немецкие пикировщики продемонстрировали уже в Польше. На снимке потопленный «штуками» минный заградитель «Гриф ».




Потом была Норвегия, трагедия Дюнкерка, выметание Королевского флота из Ла-Манша и охота на Средиземном море. И везде Ju87 в борьбе с боевыми кораблями показывали свою высокую эффективность.

Десять же исправных бомбардировщиков СБ 72-го САП, имевшихся в распоряжении контр-адмирала Головко на 22 июня 1941 г., весьма активно были задействованы для ведения боевых действий над территорией противника уже в ночь с 22 на 23 июня 1941 г. В 02:10 на бомбардировку аэродрома Хебуктен вылетела почти вся бомбардировочная эскадрилья 72-го САП – девять СБ, но погода по маршруту была настолько плохой, что через час всей группе пришлось совершить посадку на своем аэродроме. Настойчиво пытаясь разгромить основной аэродром противника, командующий ВВС СФ генерал- майор Кузнецов отдает распоряжение совершить повторный вылет бомбардировщиков через 40 минут после их посадки и дозаправки, но, трезво оценив погодные условия, отложил выполнение задания до улучшения погоды. Разведывательные вылеты с бомбардировкой аэродрома Хебуктен удалось совершить на следующий день. Задание было выполнено, но ценой потери одного бомбардировщика СБ старшего лейтенанта Семененко, который был сбит в районе Цып-Наволока истребителями противника. Второй СБ ушел от атаки пары Bf109 в облачность.

25 июня, с момента вступления Финляндии в войну, командование ВВС 14-й армии и Северного флота сразу организуют рейды на гинские аэродромы Луостари и Рованиеми. начала на Луостари в 04:52 вылетели восемь СБ 72-го САП, но слишком низкая облачность и туман заставили командование вернуть всю группу на аэродром. После этого советское командование проявило значительную настойчивость, и на Луостари были совершены еще не менее трех разведывательно-ударных рейдов. В 13:50 ушла первая пара разведчиков СБ из 72-го САП ВВС СФ. Подойдя на минимально возможной высоте 500 метров к аэродрому (высота сопок в районе Луостари доходит до 631,0 м), самолёт Хомдохова попал под обстрел зениток, и экипаж вскоре заметил взлетевшие немецкие истребители Bf109 с этого аэродрома. «Мессер» уже занимал позицию для атаки, но разведчиков выручила низкая облачность, и СБ скрылись в плотных облаках.

Интересно, что после посадки разведчиков, которые выяснили метеоусловия и наличие самолетов на Луостари, для бомбардировки аэродрома вылетают ещё пять СБ 72-го САП, а также три СБ 137-го КСБП. Самолёты Первой группы, ведомые командиром 5-й эскадрильи капитаном Цецориным, снизились до высоты 500 м и смогли успешно отбомбиться по летному полю аэродрома, где летчики разглядели множество людей (вероятно, немцы занимались оборудованием аэродрома). Налет для противника оказался неожиданным, и зенитки открыли запоздалый огонь, в результате которого лишь самолет ведомого старшего лейтенанта Задворникова получил одну пулевую пробоину. Результатом бомбардировки считалось разрушение лётного поля аэродрома Луостари, что, впрочем, довольно быстро устранялось аэродромными командами. Более подробных сведений о результатах этого бомбоудара нет.

Не повезло второй паре бомбардировщиков, ведомых старшим лейтенантом Трошиным. Проходя над Ура-губой, два СБ в условиях низкой облачности были приняты советскими зенитчиками за вражеские смолеты. Зенитные пулеметы открыли точный огонь по низколетящим бомбардировщикам. Пуля пробила верхнюю часть козырька самолета Трошина, но, к счастью, оба СБ смогли уклониться от обстрела и уйти в облака. Здесь летчики потеряли друг друга из видимости, и домой им пришлось возвращаться поодиночке. Трошин благополучно сел на своем аэродроме, а его ведомый старший лейтенант Фирсов в облаках потерял ориентировку, уклонился на восток от аэродрома Ваенга, после чего летчику пришлось садиться на вынужденную посадку в районе Иоканьги, где самолет полгода пролежал, пока не был отремонтирован. Это была вторая потеря ВВС СФ в войне, но не боевая, а по причине потери ориентировки в сложных метеоусловиях.

В свою очередь, авиация 14-й армии атаковала аэродромы Луостари и Рованиеми. Луостари в 18:00 проштурмовала четверка И-16 145-го ИАП с аэродрома Шонгуй во главе с комэском капитаном Зайцевым, а на Рованиеми сбрасили бомбы СБ 137-го КСБП, вылетевшие с аэродрома Африканда.

Таким образом, 25 июня авиация Северного флота и 14-й армии предприняла активные разведывательные и бомбардировочные действия по аэродромам противника в условиях, когда фашистская авиация еще не предпринимала активных действий против советских аэродромов в Заполярье. Первый свой налет немцы совершили на аэродром Африканда 26 июня, не причинив вреда самолетному парку.

В тот же день бомбы упали на вражеский порт Лиинахамари в районе Петсамо. 27 июня семь СБ (пять самолетов 72-го САП и два из 137-го КСБП) бомбардировали аэродром Хебуктен и порт Киркенес. 28 июня три СБ 137-го КСБП, действуя в районе аэродрома Луостари и порта Лиинахамари, подверглись атаке истребителей противника, в результате чего бомбардировщик капитана Скворцова был сбит, летчик и радист погибли.

Таким образом, в период с 23 по 28 июня командование СФ весьма активно задействовало авиационную составляющую Северного флота. В сложных метеоусловиях наша авиация достаточно настойчиво наносила удары по тыловым объектам противника, который готовился к решающему удару. При этом приходилось срочно вести визуальную и фоторазведку важнейших объектов противника: аэродромов Хебуктен, Луостари, Рованиеми. До 22 июня над аэродромом Хебуктен и портом Киркенес советские самолеты, по-видимому, никогда не летали, а значит, для организации сколько ни будь эффективных авиаударов необходимо было подробно изучить эти объекты с составлением схем и маршрутов подходов к ним. Отсюда и значительная настойчивость командования в начальный период войны по авиаразведке объектов противника.


Экипаж лучшего пикировщика ВВС Северного флота. Слева направо: штурман – лейтенант М.И.Шамаев, командир экипажа – старший лейтенант И.В.Гаркушенко и стрелок-радист – сержант А.Жук. Зима 1941 – 1942 гг.


Слишком низкая и плотная облачность в первую неделю войны оказала большое влияние на ход боевых действий под Мурманском. С одной стороны, плохая погода мешала советской авиации наносить точные удары и надежно укрывала объекты противника. С другой стороны, потери советских бомбардировщиков могли быть значительно большими в ясную погоду, поскольку активнее действовали бы немецкие истребители. Также низкая облачность помогла прикрыть переход советского рыболовного и транспортного флота из Мурманска в Архангельск. Так, 27 июня из Кольского залива в Белое море двигались 82 судна, которые без потерь достигли пунктов назначения, что было значительным успехом.

Немцы же при подготовке своего сухопутного наступления на Мурманск и Кандалакшу, по-видимому, ждали улучшения погоды для лучшего взаимодействия своих пикирующих бомбардировщиков с сухопутными частями для прорыва нашей обороны. И не удивительно, что с улучшением погоды 29 июня 1941 г. отточенный механизм блицкрига заработал, и немцы добились значительных первоначальных успехов, в которых авиация сыграла немаловажную роль.

Теперь посмотрим, что предпринимало командование Северным флотом, а значит и лично командующий СФ контр-адмирал Головко, в период наступления немецких войск, начиная с 29 июня. В течение дня 29 июня все имевшиеся в распоряжении флота бомбардировщики СБ дважды нанесли удары по пунктам разгрузки войск и предметов снабжения противника: по Петсамо и находящемуся там портовым объектам отбомбились порядка 22 СБ. Помимо этого поучаствовали в качестве бомбардировщиков и 8 морских тихоходных гидросамолетов МБР-2, нанесших удар по прибрежному порту Лиинахамари. Как видим, командование СФ предприняло значительные усилия для воздействия по пунктам снабжения наступающих немецких войск. Оценить результативность этих авиаударов трудно, но и в дальнейшем порты в районе Петсамо неоднократно подвергались бомбардировкам с целью помешать снабжению войск противника.

Вообще интенсивность ударов по морским целям то затухала, то разгоралась с новой силой. Вот несколько примеров эффективных действий пикирующих бомбардировщиков по морским целям в Заполярье. Первый советский корабль «штуки» потопили 9 июля 1941 г. – это был тральщик ТЩ-890, после этого последовало множество атак вражеских пикировщиков на советские корабли, но следующего успеха они добились только 18 июля, когда была потоплена баржа «Териберка». На следующий день Ju87 потопили СКР «Штиль». Самый большой успех в 1941 г. был достигнут немцами 20 июля, когда девять Ju88 внезапным ударом в Екатерининской гавани Полярного уничтожили эсминец «Стремительный».

После прибытия 15 июля с Черноморского флота двух Пе-2 старших лейтенантов Недрыгайлова и Горкушенко высокую эффективность проявили и советские пикировщики. 21 июля отмечено три прямых попадания в небольшой транспорт (2388 брт), который по данным разведки затонул – это был немецкий пароход «Вансбек» (подтверждается иностранными источниками как тяжелоповрежденный), который действительно сел на грунт. Правда, большая часть груза (продовольствие) была спасена. 22 июля экипажи пары Пе-2 нанесли ещё один точный удар. Тогда авиаторы отмечетили прямые попадания в транспорт (возможно это был немецкий пароход «Штер»). 24 июля севернее Варде был поврежден пароход «Барселона» (3101 брт). Ну, а 10 августа настала очередь уже упоминавшегося эсминца «Рихард Байтцен». К этому времени на Северный флот перебросили ещё шесть «пешек», и количество этих ценных машин стало соответствовать числу пешек на шахматной доске, т.е. аж восьми штук!

Советское командование прекрасно представляло себе на опыте войны в Испании и первых лет Второй Мировой войны, какую опасность для кораблей представляет ударная авиация, и особенно пикирующие бомбардировщики. Недаром ещё до начала войны в советском военно-морском флоте были созданы собственные военно-воздушные силы. И не случайно уже в первые дни войны из Москвы пришел приказ вывести гражданские корабли из Мурманска в более безопасное место – порт Архангельск. Первым же делом, что сделал Военный совет СФ – запросил разрешения нанести упреждающий удар по главной базе ВВС противника – аэродрому Хебуктен, где уже 22 июня 1941 г. было отмечено наличие пикирующих бомбардировщиков.

Таким образом, можно констатировать, что, осторожно используя свои боевые корабли, командованию удалось в 1941 г. сохранить боевое ядро Северного флота – эскадренные миноносцы, которые как нельзя лучше пригодились в 1942 г. в операциях по проводке союзных конвоев. При этом эсминцы Северного флота вовсе не отстаивались в базах под прикрытием зенитных батарей и истребителей, а выходили непосредственно к району боев для артиллерийской поддержки наземных войск и поддержки тактических морских десантов, например, 30 июня, 3, 4, 5, о, 14,16 июля, 17,18, 20, 21, 22 сентября. Тем же «стратегам», которые сегодня обвиняют командование СФ в безынициативности, так и хочется порекомендовать играть в «морской бой» на бумаге или, в лучшем случае, на компьютере, и там организовать «пару набеговых операций».

А командующему Северным флотом контр-адмиралу Головко низкий поклон за то, что он не бросал свои боевые корабли в сомнительные авантюры. Прямо, можно подумать, немцы были такие дураки. Наши эсминцы вскоре после выхода к Норвежскому побережью были бы обнаружены с берега или с воздуха, после чего последовали бы налеты пикировщиков, как это было 30 июня в Мотовском заливе. Немецкие транспорты прятались во фиордах Норвегии и вскоре получили бы должную защиту, двигаясь в составе конвоев, как это и стало впоследствии после активизации советских и английских подводных лодок.


Справедливости ради, необходимо заметить, что, несмотря на вполне очевидные первоначальные успехи, в дальнейшем карьера Пе-2 и тяжёлых истребителей Пе-3 в Заполярье не была расцвечена яркими эпизодами. Причиной были тяжёлые метеоусловия на ТВД, сложность эксплуатации самолёта и, самое главное, очень высокая скорость пикирования (до 680 – 690 км/ч) с выпущенными тормозными решётками, что сильно затрудняло прицельное бомбометание. Напомню, что установившаяся скорость пикирования Ju87B/R составляла всего 550 км/ч.



Необходимо подчеркнуть ещё один важнейший аспект деятельности Северного флота летом 1941 г., с самой лучшей стороны характеризующий командование СФ и его бойцов. В первые же дни войны, содействуя дивизиям 14-й армии, Северный флот организует фланговые удары по противнику, высаживая морские десанты. Первый успешный десант был высажен 6 июля в составе 529 бойцов 14-й армии, за ним последовали еще три высадки: 7, 14 и 16 июля. Трудно переоценить значение морских десантов в июле 1941 г. и их вклад в успешную и активную оборону Мурманска. И разве это не заслуга штабов Северного флота и 14-й армии, в частности, лично командующего Северным флотом? И, похоже, «суматоха… царила» не «в штабах и умах командования Северного флота и Карельского фронта», как утверждает Рыбин, а в умах таких исследователей, как Ю.Рыбин из-за отсутствия системности в изучении исторических событий.

Попробуем теперь разобраться с обвинениями в адрес командира 72-го КАП майора Губанова и командующего ВВС СФ генерала- майора Кузнецова в «фальсификациях».

Абзац из работы Ю.Рыбина «Лучшая защита…»: «…Не надо забывать, что именно за успешные боевые действия в тяжелейших условиях с превосходящими силами противника наши летчики получали награды и досрочно звание, выдвигались на вышестоящие должности и т.д. Вот один из документов, наглядно отражающий этот факт. Из боевой характеристики на командира 72-го САП ВВС Северного флота майора Г.П.Губанова, за высокие боевые заслуги в конце 1941 г. назначенного на должность заместителя Командующего ВВС ТОФ: «Командуя полком, который имел на вооружении самолеты И-15бис, И-16 и И-153, несмотря на превосходство авиации противника в количественном отношении, в первые дни войны на Северном театре личный состав полка выполнял напряженную летную работу в условиях Заполярья, производя боевые действия днем и ночью… В результате боевой работы лётным составом полка в первые месяцы Отечественной войны сбито в воздушных боях 142 самолета и уничтожено на аэродромах 30 самолетов. Потери полка составили 33 самолета…» Это, несомненно, сфальсифицированные сведения».

По смыслу данного отрывка следует, что фальсификация командования состояла в двух утверждениях: количественное превосходство авиации противника и успешные действия 72-го авиаполка ВВС СФ.

Давайте теперь посмотрим, откуда были взяты цифры в декабре 1941 г. при представлении командира 72-го КАП майора Губанова на вышестоящую должность. Отчет штаба ВВС СФ за первое полугодие войны, составленный к 1 декабря 1941г. и имевший гриф «совершенно секретно», «Тезисы доклада Командующего ВВС СФ Военному совету СФ об итогах боевых действий частей ВВС СФ в войне с Германией за период с 22.06.41 по 1.12.41» вот что говорил о численности авиационной группировки противника: «По данным разведорганов, фашистская Германия на Мурманском направлении за несколько дней до войны сосредоточила около 400 боевых самолетов: Ю-88, Ю-87, Хе-111, Ме-109, Ме-110, разведчиков Хеншель-126 и транспортных Ю-52».

Подобные же сведения, но в более обобщенном виде даёт и отчёт ВВС Карельского фронта о боевых действиях в 1941 – 1945 гг. (Ф.342, оп.5440, Дело №3): «К началу военных действий на Севере Германия сосредоточила на аэродромах Банак, Киркенес, Луостари, Гаммерферст до 150 самолетов и на внутренних аэродромах Норвегии до 250 самолетов. Всего до 400 самолетов… ВВС Финляндии к началу войны были представлены шестью смешанными авиационными полками трехэскадрильного состава с общим количеством боевых самолетов до 550 единиц. Из них до 200 самолетов было выделено для действий на Карельском фронте».

Таким образом, цифры 400 немецких самолетов и 550 финских, фигурирующих в послевоенной печати, первоначально прозвучали в боевых отчетах штабов Карельского фронта и Северного флота, и опирались на разведывательную информацию, которая, вполне понятно, была недостаточно точной. В частности, разведсводка штаба 1-й САД №1 к 10:00 22 июня 1941 года отмечала: «В районе Киркенеса, Вадсе, Варде с 10 по 20.6.41 прибыло до 200 самолетов (данные требуют проверки)». Разведсводка №4 к 19:00 23.6.41 была более конкретной: «Установлено базирование авиации противника на аэродромах: Киркенес до 50 самолетов, Лаксельвен (Банак) до 32 самолетов, Тромсе до 20 самолетов, Нарвик до 20 самолетов, Бодё до 11 самолетов, Тронхейм до 45 самолетов».

О советской воздушной группировке, противостоявшей немцам и финнам 22 июня 1941 г., отчет Карельского фронта говорил следующее: «К началу военных действий на Карельском фронте ВВС были представлены в составе 1-й САД (имеется ввиду на северном участке Карельского фронта, что следует из смысла следующего текста – Прим. авт.), в состав которой входили 137 ББАП в составе 34 самолетов СБ, 145 ИАП в составе 52 самолетов И-16, 147 ИАП в составе 33 самолета И-153 и 18 самолетов И-15 бис. Кроме 1 САД на северном участке действовали ВВС СМФ, которые базировались на аэродроме Ваенга в составе 11 самолетов СБ, 4 И-16, 28 И-153 и 17 И-15бис. На южных участках Карельского фронта действовали ВВС 7-й отдельной армии Ленинградского фронта».


В начале войны значительную долю советской авиции на Заполярном ТВД составляли летающие лодки (больше всего было МБР-2), незаменимые в приморских условиях при острой нехватке подготовленных аэродромов для колёсных машин, они, тем не менее, были не в состоянии эффективно действовать в условиях полярного дня без сильного прикрытия истребителей. Не составляли исключения и немногочисленные более современные двухмоторные гидропланы Че-2.


Таким образом, сведения штаба Карельского фронта отражали представление командования об авиационной группировке противника в 150 немецких и 200 финских самолетах, непосредственно противостоявшей ВВС Карельского фронта и Северного флота к началу боевых действий на всем протяжении Карельского фронта. Считалось, что ещё 600 самолетов противника находятся на тыловых аэродромах Норвегии, учитывались и ВВС Финляндии. Понятно, что данные разведки были весьма неточны (если не сказать сильно завышены), но других не было! Вот и приходилось в своих расчётах пользоваться тем, что было под рукой.

Конечно, вся эта немецко-финская воздушная мощь не вела боевых действий на Карельском фронте. Однако, учитывая, что противник продолжал постепенно вводить в бой всё новые силы, советское командование вполне обоснованно, с учётом, опять-таки, имевшейся тогда (а не сейчас!) информации, предполагало, что оперативная авиагруппировка усиливается именно за счёт сил, находящихся на тыловых авиабазах Норвегии и Финляндии. Так, в течение июля в Киркенес и Банак на смену 6/KG30 прибыли 4/KG30 и 5/KG30, а в августе из Франции перелетела и I/KG30, имевшая 21 Ju88. Тогда же, в августе 1941 г., на мурманское направление с южной Норвегии были переброшены бомбардировщики HeIII из 2/KG26, осуществлявшие до этого налеты на Англию. Общее число немецких пикирующихбомбардировщиков и разведчиков-бомбардировщиков, действовавших против ВВС 14-й армии и ВВС СФ в августе 1941 г., можно оценить примерно в 75-80 машин, что представляло, с учётом великолепной немецкой организации проведения операций, значительную ударную силу. Число истребителей противника также не оставалось постоянным: если на 22 июня 1941 г. имеются сведения о 26- 28 Bf109E и Bfll0C/D под Мурманском, то к 1 января в Заполярье противник имел уже около 60 «мессеров» обеих типов (44 и 16 машин соответственно).

Понятно, что отсутствие точной информации о противнике и его действиях вызывало далеко не всегда адекватную ответную реакцию. Достаточно сказать, что советское командование вполне могло усилить свою группировку на севере за счёт авиачастей, входивших в состав ВВС Архангельского военного округа. На аэродромах последнего по состоянию на 1 июня 1941 г. находилось 46 бомбардировщиков (12 ДБ-ЗФ и 34 СБ) и 65 истребителей (19 И-15бис и 46 И-153). При этом уровень боеготовности матчасти составлял 89%. Ретроспективно рассуждая, можно предположить, что переброска 70 – 80% этой техники на аэродромы, расположенные под Мурманском серьёзно повлияла бы на ход наземных сражений, но на обстановке и на море и воздухе это бы никак не сказалось. Причина этого заключалась в том, что для большей части СБ не имелось боеготовых экипажей, а все 12 ДБ-ЗФ были бомбардировщиками, а не торпедоносцами.

Вот и приходилось нашему командованию наращивать свою группировку за счёт сил, имевшихся в Архангельском военном округе, весьма медленно, если не сказать осторожно.


Можно, конечно, сколь угодно долго пересчитывать количество самолётов у обеих противоборствующих сторон, а также сравнивать их характеристики, однако есть один фактор, перевешивавший всё бумажное и фактическое превосходство Советского Союза – это огромный опыт, которым обладал лётно-технический, а самое главное, командный состав Люфтваффе по ведению и организации боевых действий на современном уровне. К этому надо добавить, что германские командиры всех уровней не боялись принимать самостоятельные решения исходя из конкретно складывавшейся обстановки, чего почти не наблюдалось в течение всего первого года войны в ВВС РККА. В сущности, того же состояния и уровня боевой выучки Советские ВВС достигли лишь к лету 1944 г.



Перебрасывались не полки или хотя бы эскадрильи, а отдельные группы самолётов из их состава в количестве пяти – шести машин. Понятно, что радикально изменить неблагоприятную ситуацию они не могли, а противник получал возможность бить их по частям, и имевшаяся ещё недавно воздушная мощь таяла буквально на глазах. Возможно, после поэтапной переброски остальных подразделений авиачастей округа ситуацию и удалось исправить, но не делалось и этого. Через некоторое время уцелевшие машины попросту возвращались на тыловые аэродромы. Однако подобные вопросы почему-то не заинтересовали Юрия Рыбина.

Теперь рассмотрим высказывания автора «Лучшей защиты…», касающиеся успехов 72-го смешанного авиационного полка ВВС СФ. 16 сентября 1941 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР 72-й САП «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом доблесть и мужество» был награжден орденом Красного Знамени. Назначение командира полка майора Губанова на должность заместителя Командующего ВВС ТОФ также было связано с высокой оценкой командованием деятельности полка под его руководством летом-осенью 1941 г. В этот период войны 72- й КСАП действовал, практически, как единственно значимая боевая авиационная часть в составе ВВС СФ, то есть составлял костяк всех ВВС Северного флота.

Имевшийся 118-й полк морских разведчиков (МБР-2, ГСТ, Че-2) имел важное значение для деятельности флота на море, но львиную долю боевой нагрузки в сухопутных сражениях вынес именно 72-й КАП. Трудно переоценить его роль в обороне Заполярья, равно как и армейских частей (137,145-го и 147-го авиаполков). Именно поэтому вскоре 72-й КАП Указом Президиума Верховного Совета СССР стал 2-м гвардейским Краснознаменным авиационным полком.

Между прочим, до декабря 1941 г. полком командовал майор Губанов, который сам участвовал в воздушных боях. Так, 27 июня он совместно с командиром 4-й ИАЭ старшим лейтенантом Сафоновым и лейтенантом Антипиным сбивает разведчик Hsl26, а 3 июля участвует в воздушном бою при отражении налета на аэродром Ваенга, в ходе которого были достоверно уничтожены Bf109 и Ju88. 6 августа Губанов получил ранение в руку при бомбардировке аэродрома.

Таким образом, напряженная и успешная боевая деятельность 72-го КАП летом- осенью 1941 г. была налицо, и вполне заслуженно майор Губанов командованием ВВС СФ представлялся к повышению. А условность, неточность или ошибочность разведданных о численности авиационной группировки противника в начальный период войны не являются основанием для обвинения в умышленной фальсификации со стороны советского командования. Сведения о противнике, которые приводились командованием, кстати сказать, предназначались для определенного крута лиц, а не в качестве пропаганды. Это сейчас легко открыть немецкий журнал или книгу, где, кстати, часто расписаны далеко не все участвовавшие в боевых действиях подразделения, а тогда эти сведения добывались по крохам, по показаниям военнопленных, из радиоперехватов, по фотоснимкам.

Представление о численном превосходстве противника было не случайно: в течение нескольких месяцев войны немцы теряли самолеты, а интенсивность деятельности их авиационной группировки неуклонно росла, и, что особенно важно, увеличивалось число бомбардировщиков. Это, в общем, и определяло мощный наступательный характер действий авиации противника. Пополнение в советской авиации было нерегулярным и отставало от потерь, в результате чего численность самолётов довольно заметно снижалась.

Начало войны ВВС СФ и ВВС 14-й армии встретили с 204 устаревшими боевыми самолетами (не считая гидроавиацию): 46 бомбардировщиков СБ и 158 истребителей. Через месяц войны, 22 июля, в Заполярье имелось только 173 боевых самолета: 41 бомбардировщик и 132 истребителя, причем современных машин имелось всего 29 (четыре Пе-2 и 25 МиГ-3). Через два месяца войны, 22 августа, в наличие было лишь 153 самолета: 35 бомбардировщиков и 118 истребителей, из них современных – 36 (пять Пе-2, 21 МиГ-3 и 10 ЛаГГ-3). Имея меньший парк бомбардировщиков и, в основном, устаревшие самолеты, советское командование, естественно, чувствовало превосходство авиации противника. Здесь необходимо отдать должное и напористости немецкой авиации, что соответствовало общему наступательному духу немецких войск. Сами активные действия немцев во многом обуславливались отличным самолётным парком и боевым опытом, последний советским ВВС ещё предстояло приобрести, но это произойдёт лишь через нескольких месяцев боевых действий с очень сильным противником.

Безусловно, при изучении боевых действий на Карельском фронте более корректно рассматривать численность авиагруппировки противника, непосредственно действовавшей против советских авиационных частей в данный период боевых действий, а не все самолеты противника на территории Финляндии и Норвегии, поскольку и советские авиаполки получали подкрепление с других участков фронта и тыловых аэродромов. Таким образом, в данном случае при подсчете количества самолетов можно спорить о методике подсчета сил противника, но никак не о сознательной фальсификации командованием истинного положения дел.

В заключении хотелось бы сказать несколько слов о выводах Ю.Рыбина в отношении Б.Ф.Сафонова. Первое, что можно противопоставить утверждениям Ю.Рыбина, это то, что по современным западным данным с большой долей вероятности можно говорить о подтверждении не восьми сбитых Сафоновым, а 17-18 с его участием. Должен заметить, что список побед советского аса содержит личные и групповые победы, но значимость последних не уменьшается, поскольку зачастую вообще трудно выделить реальную личную победу от групповых как советских, так и немецких, либо английских летчиков. Как видим, личный вклад Бориса Сафонова как летчика-истребителя был весьма значительным, который только возрастает при сопосталении уровня матчасти противоборстующих противников.

И не удивительно, что четвертая эскадрилья капитана Сафонова из 72-го КАП уже к концу сентября 1941 г. стала самой результативной по числу одержанных побед в ВВС СФ. Велики были заслуги этой эскадрильи в отражении налетов вражеской авиации на советские тыловые объекты и войска на линии фронта. Все это в комплексе по заслугам было оценено командованием, и уже 16 сентября впервые в авиации Северного флота капитану Сафонову было присвоено звание Героя Советского Союза.

16 октября капитана Сафонова назначают на должность командира 78-го истребительного авиаполка, который был сформирован из опытного летного состава 72-го КАЙ и переданных англичанами «Харрикейнов». Вскоре 78-й ИАП стал главной истребительной авиационной частью на Северном Флоте, поскольку в тот период ВВС СФ были оснащены, в основном, устаревшей техникой. И на должность командира самого передового полка был назначен капитан Сафонов! Только это уже говорит о выдающихся способностях и заслугах Бориса Сафонова, которого оценило командование.

В годы войны на должности командиров авиационных полков назначались летчики, в основном командиры эскадрилий, имевшие наибольшие боевые заслуги и значительные организаторские способности. Примеров тому много. Капитан Сафонов был назначен командиром 78-го ПАЙ, а затем 2-го ГКАП. Капитан Туманов – командиром 72-го КАП, а затем 2-го ГКАП. Позже командиром 2-го ГКАП стал капитан Сгибнев. Подобные же назначения были и в ВВС 14-й армии: капитан Гальченко стал командиром 609-го ИАП, капитан Зайцев – командиром 760-го ИАП.

Так что же, все эти выдающиеся летчики- истребители были «культовые фигуры», которые «создавались не столько мастерством летчика, сколько стараниями пропагандистов»? Или только Сафонов, как утверждает г- н Рыбин? Ясно одно: не Ю.Рыбин и не А.Марданов были свидетелями дел прославленных советских асов, а те люди, кто в свое время оценили их по достоинству.

Не все так просто, как кажется Ю.Рыбину, и с показаниями немецких летчиков-военнопленных. В 1941 – 1942 гг. в Заполярье в плен попало несколько десятков членов летных экипажей самолетов Ju88, Ju87, Ju52, Bf109, и поведение их в плену было различным. В материалах опросов военнопленных сохранились характеристики на многих летчиков, а показания пленных советское командование оценивало критически, дифференцируя их. Часть показаний считались ложными, а часть правдивыми, особенно те, которые подтверждались другими сведениями, либо военнопленными. Так и современным исследователям нужно относиться скептически к показаниям военнопленных и выделять сведения, которые были близки к истине, а таковых было не мало.

Показания унтер-офицера Бриглейна о потерях II/KG30 в период с 1 по 18 мая 1942 года весьма похожи на правду, что дает основания сомневаться в полноте современных списков потерь немецкого 5-го Воздушного флота. Полностью отвергать показания этого немецкого пилота в отношении потерь не стоит, поскольку он дает конкретные цифры по потерям каждого соседнего подразделения: 4-я эскадрилья потеряла три Ju88, 6-я – шесть Ju88, а 5-я потерь не имела. Почему же он тогда не заявил, что и 5-й штаффель имел потери? Да потому, что их и не было. Кстати, современные списки потерь близки к показаниям Бриглейна в отношении 5-й эскадрильи (без потерь), 4-я по спискам имела два уничтоженных Ju88, но почему-то в списках нет ни одной потери из состава 6-й эскадрильи.

Странная какая-то получается выборочность: в отношении двух подразделений показания Бриглейна близки к истине, а в отношении 6-го – ложь. О боевом составе, базировании и командовании немецкий пилот говорил правду (которая подтверждается современными источниками), а в отношении своих потерь обязательно морочил голову нашему командованию, как считает Ю.Рыбин. Все переворачивается с ног на голову: вместо того, чтобы летчику скрывать численность боеготовых самолетов своей части, он якобы скрывает численность потерянных самолетов. Стоит заметить, что цифры потерь Ju88, указанных Бриглейном, берутся не для однозначного засчитывания в качестве немецких потерь, а в качестве повода подвергнуть сомнению полноту современных данных о немецких потерях. Похоже, раздражение вызывает у г-на Рыбина сама возможность сомневаться в полноте опубликованных списков немецких потерь.

Теперь о том, что очень не нравится Ю.Рыбину в показаниях немецких военнопленных и вызывает у него крайнее недоверие. Это отзывы немецких пленных пилотов о советских летчиках-истребителях. Из опросного листа обер-фельдфебеля Пфренгера, который был сбит в воздушном бою 17 мая 1942 г.: «О наших летчиках отзывается хорошо, что они подготовлены и дерутся хорошо…» Рассказывая о тактике, применяемой на Севере немецкими лётчиками, Пфренгер отметил: «лобовые атаки не принимают, они не выгодны. Такой самолет, как «Харрикейн» имеет много огня, а у Ме-109 меньше. При встрече наши истребители делают горку под углом 30 градусов с отворотом вправо или влево, с таким расчетом, чтобы видеть атакующий самолет. После этого предпочитают вести бой на правом вираже, так как все обычно стремятся вести бой на левых виражах. Бой лучше вести на вертикальном маневре, так как Ме-109 в горизонтальных плоскостях делает большие радиусы». Как недостаток немецкий пилот указывал, что советские истребители выполняют слишком много виражей. Это было, впрочем, вполне понятно – преследовать Bf109F с набором высоты нашим истребителям не позволяла недостаточная энерговооружённость, в результате чего на кабрировании «ястребки» быстро теряли скорость и, как следствие, становились легкоуязвимы.

Как видим, высокое мнение немецкого аса о наших летчиках-истребителях не выглядит лестью. Добавим, что поражение в любом бою вызывает естественный психологический надлом. Рыбину же кажется, что Пфренгер льстил советским пилотам, однако, посмотрев повнимательнее на его отзыв, обнаруживается, что он указывал и на недостатки в действиях наших истребителей, а также хорошо отзывался и о немецких истребителях, хотя указывал, что в то время в 5-й эскадре уже был большой процент молодежи. Не приуменьшая возможностей немецких истребителей, стоит заметить, что процент необстрелянных пилотов составе в JG5 под Мурманском в апреле – мае 1942 г. действительно был большой. В конце апреля здесь появилась III/JG5, сформированная в Тронхейме в марте 1942 г. Именно она и начала нести основные потери в воздушных боях конца апреля – начала мая 1942 г.

Подтверждением того, что немцам приходилось пробиваться к своим целям под Мурманском через мощные советские истребительные заслоны, является тактика, применявшаяся немецкой авиацией. По словам Пфренгера, перед вылетом 17 мая, когда он был сбит, немецким истребителям было указано, что шесть Bf109E непосредственно сопровождают бомбардировщиков Ju87 и пикируют вместе с ними до высоты 1500 м, где становятся в круг и прикрывают бомбардировщиков. То есть, опасаясь атак наших истребителей по бомбардировщикам, немцы вынуждены были «привязывать» своих истребителей к сопровождаемым бомбардировщикам. Что же касается чётвёрки Bf109F из состава группы Карганико, в которую входил и «мессер» Пфренгера, то она имела задачу в это же время находиться над своими бомбардировщиками на высоте 4000 – 5000 м, очевидно, выполняя роль «горячего резерва», обеспечивавшего выход из боя своей ударной группы и её непосредственного прикрытия.

Представляет интерес общее впечатление немецкого летчика о ходе войны «Первое время все надежды были на быстрое и успешное окончание войны. Но неожиданно наступила зима. Думали, весной придем с победой, а сейчас каждый нормальный человек чувствует, что Россию разбить нельзя, потому что до сих пор почему-то не было известно о силе и храбрости русской армии. Фюрер не ожидал такого упорства в русских». Такой отзыв вообще совпадает с общепринятой оценкой действий немцев, рассчитывавших на «блицкриг».

Как не поверить В.Пфренгеру, воевавшему с первых дней войны на фронте, когда он хорошо отзывается о советских лётчиках. Ведь именно они и поставили точку в лётной карьере этого аса, имевшего на своем боевом счету 30 побед. Причем, сбит он был на весьма современном истребителе Bf109F-4 устаревшим «Харрикейном» с усиленным вооружением. И ведь не только Пфренгер хорошо отзывался о советских истребителях. Месяцем раньше, 9 апреля, под Мурманском закончилась карьера еще одного немецкого аса – лейтенанта Якоби. Попав в плен, он так же высоко оценивал русских летчиков-истреби-телей как храбрых противников.

Обратим внимание, что это мнение не послевоенного мемуариста – бывшего пилота люфтваффе, а летчика, как минимум дважды испытавшего на себе в течение короткого периода времени горечь поражения именно от советских пилотов. Якоби с июня 1941 г. по сентябрь 1941г. служил в 13/JG77, охраняя город Ставангер в южной Норвегии от налетов английской авиации. Ему принадлежит первая победа в Люфтваффе над В-17С из состава Королевских ВВС. В сентябре Якоби вместе с другими пилотами был направлен на аэродром Луостари, где и провоевал на Мурманском направлении до апреля 1942 г. 17 декабря в воздушном бою между семью Bf109E и пятью «Харрикейнами» 78-го ИАП группы майора Сафонова Якоби был сбит, и получил ранение в плечо. 9 апреля он был снова сбит в воздушном бою с гвардейцами ВВС 14-й армии и истребителями ПВО. На этот момент лейтенант Якоби имел на своем боевом счету 10 побед, то есть являлся асом. Как видим, высокое мнение о наших, летчиках давали весьма заслуженные пилоты – и у них были на то очень веские основания.

Военнопленный при опросе показал, что боевой задачей 9 апреля являлось сопровождение группой Bf109 фоторазведчика Hs126. Хочется заострить внимание читателей на том факте, что уже в апреле 1942 г. для прикрытия разведчиков немцами выделяются крупные наряды истребителей, насчитывающие шесть-восемь Bf109. Для сравнения, в первые месяцы войны «костыли» как правило сопровождались в лучшем случае лишь парой «мессеров».

Ещё двух асов лишилась 5-я эскадра в ходе воздушных боёв в апреле – мае 1942 г: обер-фельдфебеля Сальвендера (23.04.42 г.) и лейтенанта Дана (25.05.42 г.). Несколько позже, 21 августа, в воздушном бою погиб и командир 6-й эскадрильи гауптман Хартвейн, имевший на боевом счету 16 побед. Командир II/JG5 гауптман Карганико так же дважды был сбит в воздушных боях и вполне мог попасть в плен после вынужденных посадок на советской территории, но пока военное счастье было на стороне этого немецкого аса, и он каждый раз возвращался в свою часть.

Если же Ю.Рыбин остается низкого мнения о советских истребителях, изучив лишь списки советских потерь в апреле – мае 1942 г., то на это можно ответить, что воздушные сражения в Заполярье велись с переменным успехом и в 41-м, и в 42-м. Были у советской авиации и яркие победы, и горькие поражения. Это в равной мере относится и к германским Люфтваффе.


МБР-2 из состава 118-го ОРАП ВВС Северного флота. Водный аэродром Губа Грязная, лето 1941 г.


И-16 тип 24 старшего лейтенанта Б.Ф.Сафонова из состава 72-го САП ВВС Северного флота.


Bf109E-3 из состава 1/JG77. Норвегия, аэродром Луостари, осень 1941 г.


Ju87B-2 из состава ll(St.)/LGl. Финляндия, аэродром Рованиеми, лето 1941 г.


Типичный образчик поспешной работы над публикацией. Этот снимок напечатан в журнале «Авиация» №11 на с.З. Подпись к нему гласит: «Аэрофотоснимок аэродрома Луостари. Батбоудар произведён по пустому аэродрому. Летом 1941 г. на нём постоянно базировались не более 6-8 Bf109 из эскадрильи оберлейтенанта Хорста Карганико (1./JG77 Obit Horst Carganico)».

Однако грамотное сканирование снимка даже на «двухсотдолларовом» сканере позволило «вскрыть» наличие на аэродроме почти трёх десятков самолётов (обведены красным), из которых не менее 10 были двухмоторными. Вряд ли наши стали бы рисковать своими немногочисленными бомбардировщиками лишь для того, чтобы пробомбить пустую авиабазу.


КРЫЛЬЯ НАД МОРЕМ

«Кровавый вторник» 5-х ВВС

Максим Райдер,

при участии Алексея Андреева



Захваченный менее чем за день и превращенный в один из ключевых пунктов оборонительного периметра Японской Империи Рабаул (о-в Новая Британия) до конца 1943 г. представлял главный опорный пункт в юго-западной части Тихого океана. О мощи его укреплений говорит тот факт, что эта твердыня продержалась до самого конца войны и капитулировала только по приказу Императорской Ставки, несмотря на множество сокрушительных воздушных ударов, жуткие эпизоды которых позже являлись уцелевшим участникам этих событий в их самых кошмарных снах.

Одним из подобных эпизодов стал массированный авианалет на объекты Рабаула 2 ноября 1943 г.

Предысторией тихоокеанского варианта «бомбардировок на истощение» следует считать конференцию «Квадрант», проходившую в Канаде 14 августа 1943 г. Именно тогда было принято решение «скорее нейтрализовать, чем захватить» Рабаул, которое возобновило вражду генерала МакАртура, командующего силами союзников на юго-западе Тихоокеанского ТВД, и адмирала Кинга, главкома ВМС США. Первый считал, что его таким образом лишают возможности вернуться на Филиппины высадкой в Минданао, для чего Рабаул просто необходим как базовый район. Кинг же на данном этапе борьбы предпочитал стратегию «лягушачьих прыжков» через центральную часть Тихого океана. Его поддержал и генерал Арнольд, командующий авиацией армии США, ожидавший захвата Сайпана для базирования своих «Суперкрепостей».

Тем не менее, с точки зрения здравого смысла, решение было логичным: захват Рабаула стал бы громадной мясорубкой, поскольку побережье покрыто непроходимыми джунглями, а единственно возможный доступ – через порт – обрамлялся вулканическими вершинами, сильно укрепленными и подготовленными к длительной обороне. Утоление честолюбия МакАртура стоило бы союзникам десятков, если не сотен тысяч жизней.

Однако даже нейтрализация базы было делом достаточно сложным, хотя генерал-лейтенант Джордж Кенни, командовавший в то время 5-ми ВВС, располагал гораздо более внушительными силами, чем имел год назад при вступлении в должность. И все же надо признать, что выделенная для нанесения удара группировка хотя и была достаточно мощной, но отнюдь не оптимальной для выполнения той задачи, которую решали в Европе «Летающие крепости». На острие «копья» находились: 3-я (авиабаза Дободура), 38-я и 345-я (обе находились в Порт-Морсби) бомбардировочные авиагруппы, оснащенные бомбардировщиками В-25. Прикрытие возлагалось на 475-ю истребительную авиагруппу в составе 431-й, 432-й и 433-й эскадрилий, базировавшихся в Дободуре, 9-ю эскадрилью 49-й авиагруппы (там же), 39-ю эскадрилью 35-й авиагруппы и 80-ю эскадрилью 8-й авиагруппы (обе базировались на аэродроме Раби в районе Порт-Морсби) и были оснащены, как и все перечисленные истребительные эскадрильи, двухмоторными тяжелыми истребителями Р-38.

Большая часть предназначенных к удару «Митчеллов» была модифицирована в Австралии под руководством легендарного майора Пола Ганна по прозвищу «Пэпи», которого многие ветераны боев в Папуа считают творцом многих побед союзников за его улучшения, внесенные в конструкции «Бостонов» и В-25. По получении первых В-25С в Австралии, Ганн, вместе с представителем «Норт Америкен» Дж.Фоксом, взялись за них всерьез. С самолетов снимались нижние турели, стрелки которых все равно бездействовали из-за ее неудачной конструкции 1* и полетов на малой высоте, заодно демонтировался и пулемет хвостового стрелка. Застекленная носовая часть зашивалась фанерой (а позже дюралем), а то и просто закрашивалась(!). В ней устанавливались четыре пулемета 12,7 мм, по паре таких же навешивалось по обеим сторонам фюзеляжа, что давало секундный носовой залп массой свыше 7 кг. Столь массивным «кулаком» в то время не обладал ни один специализированный штурмовик, включая такие известные машины как британский четырехпушечный «Тайфун»1В, советский Ил-2 с 23- и 37-мм пушками, а также немецкие FW190F и Ju87G.

Единственно, о чем можно было пожалеть, так это о недостаточной бронепробиваемости крупнокалиберных пуль и сравнительно небольшой эффективной дальности стрельбы, что заставляло экипажи при атаке выходить на «пистолетную» дистанцию, на которой неуклюжие двухмоторники сами становились неплохими мишенями для зенитчиков и всех, кто держал в руках стрелковой оружие. Понятно, что за столь масштабное усиление огневой мощи приходилось чем- то расплачиваться. Этим «чем-то» оказалась бомбовая нагрузка, масса которой была существенно снижена. Как правило, в бомбоотсек теперь подвешивали не более 2000 фунтов (907 кг) бомб, но на практике их было ещё меньше. Основных вариантов было три: две 750- фунтовки (340-кг), четыре 500 фунтовые (227-кг) «фугаски» или 60 «парафрагов» и шесть 100-фунтовых (45,4-кг) осколочных бомб. Последний вариант использовался в основном при нанесении бомбоштурмовых ударов по аэродромом, позволяя эффективно уничтожать самолеты и личный состав и в то же время не наносить значительного ущерба лётным полям. Бесполезный в такой конфигурации бомбардир заменялся вторым пилотом, который в случае гибели или ранения командира экипажа мог довести поврежденный самолет до базы или, в крайнем случае, до безопасного района.

После переделки «Митчелл» становился весьма медлительным и более инертным, что при полетах на малых высотах представляло определенную опасность, но возросшая эффективность оружия, по мнению пилотов, с лихвой окупала этот недостаток, позволяя наносить противнику очень серьезные потери. В то же время, В-25 сохранял довольно значительную дальность полета. Таким образом мастерские в Таунсвилле переоборудовали в «стрэйферы» (strafers) 2* не менее трех десятков аппаратов.

По сведениям, полученным от агентуры и пилотов «Лайтнингов» 8-й фоторазведывательной эскадрильи, по состоянию на 1 октября в Рабауле находились два крейсера (тяжелый и легкий), 10 эсминцев, пять подлодок и 26 транспортов. На аэродромах острова базировались 87 средних и 3/ легких бомбардировщиков, а также 59 истребителей. Однако уже через 10 дней число последних возросло почти втрое, до 145 самолетов. Императорский Японский флот готовился к операции «Ро-Го» – попытке оказать помощь своим войскам на Новой Гвинее серией воздушных атак, но присланные подкрепления, в свою очередь, были захвачены врасплох и подверглись нескольким налетам союзников, которые их серьезно потрепали. Японцы прекрасно понимали важность этого сектора, тем более что в конце октября американцы высадили десант на остров Шуазель, а 1 ноября – на Бугенвиль. В сложившихся условиях Главный штаб Императорского флота пошел на «спешивание» части истребительных эскадрилий палубной авиации, которые и было решено перебросить на угрожаемый участок периметра обороны. Это было ошибочное решение, обрекавшее японские авианосцы (а с ними и весь Императорский флот) на пассивность, а их летчиков – на почти бессмысленную гибель в схватках с превосходящей по численности американской авиацией.

Как бы там ни было, но 28 октября в Рабаул прибыла истребительная эскадрилья авианосца «Дзуйкаку», насчитывавшая 24 А6М2. Помимо неё на трёх аэродромах Рабаула базировались «Зеро» 201, 204-го и 253-го кокутаев (авиагрупп), один отряд из состава 281-го кокутая (все на А6МЗ), а также несколько ночных двухмоторных истребителей «Гекко» из состава 251-го кокутая, чьи подразделения были разбросаны на огромных пространствах этой части Тихого океана. Армейской авиации к рассматриваемому моменту в Рабауле почти не было, так как 78-й (истребители Ki.61), 248-й (Ki.43) и 13-й (двухмоторные Ki.45) сентаи (авиаполки), использовали его как тыловую базу, погрязнув в тяжелых боях на Новой Гвинее.

Между тем, в Главном штабе Японского Императорского флота довольно резонно посчитали, что сосредоточенных в Рабауле сил авиации берегового базирования недостаточно, и 1 ноября на аэродромы острова был переброшен дополнительный контингент в составе истребительных эскадрилий авианосцев «Дзуйхо» и «Сёкаку». Первая располагала 18, а вторая – 25 А6МЗ. Фактически это были «сливки» японской морской авиации. Достаточно сказать, что помимо отменной пилотажной и стрелковой подготовки, пилоты были обучены даже бомбометанию с пикирования.

Один из лучших японских асов главный старшина Тетсудзо Ивамото отмечал, что «до начала 1943 г. мы сражались самоотверженно и все ещё питали определенные надежды на успешное окончание войны. Но к концу 43-го исход этой борьбы был очевиден для всех, и мы дрались лишь только для того, чтобы не уронить свою честь и не прослыть трусами. Мы ясно ощущали себя расходным материалом и, в сущности, рано или поздно должны были все погибнуть…» Ему вторит старшина Такео Танимицу. «Конец 43-го. Я не могу вспомнить другое время, когда мысли о смерти занимали бы так много моего времени, что мешали сосредоточиться на выполнении повседневных обязанностей». Ко всему прочему, необходимо отметить, что условия базирования в Рабауле для прибывших пилотов авианосцев казались поистине ужасными. На авиабазах острова свирепствовала малярия, не отличавшая тыловых крыс от фронтовиков и косившая личный состав авиачастей не хуже американских пуль и снарядов 3* .

В то же время зенитно-артиллерийская группировка соответствовала значению базы, хранившей шестимесячный запас боеприпасов, продовольствия и топлива для всего сектора, и насчитывала 367(!!) орудий разных калибров, размещенных в основном на склонах вулканов вокруг гавани. В городе имелся радар, кроме того, Рабаул находился в центре треугольника, образованного РЛС в Кавиенге (севернее о-ва Новая Ирландия), в Бука (севернее Бугенвиля) и на юго-западе острова Новая Британия. Эта позволяло предупреждать о подходе самолетов за полчаса – час до того, как посыплются бомбы.

Ухудшение метеоусловий привело к растягиванию бомбардировочного наступления по времени, что в значительной мере снижало эффект от авиаударов, поскольку японцы не только успевали восполнять наносимый им с воздуха урон, но и в известной мере пока еще наращивали свою мощь.

Сильные ливни, воспретившие всякие полеты после 29 октября, позволили японцам без помех устранить последствия предыдущих налетов и усилить оборону базы. В последних числах октября в Симпсон Харбор прибыло до десятка транспортов, легкий крейсер «Тама» и эсминец «Юнаги».

1* Постоянные в тропических условиях ливни приводили к частому затоплению стоянок и взлетно-посадочных полос. В результате при взлёте нижнюю турель заливали целые потоки воды, практически мгновенно выводившие из строя её пулеметы даже если перед вылетом они были должным образом почищены и смазаны. Понятно, что использовать эту огневую точку после такой «банной процедуры» в реальной боевой обстановке становилось почти невозможно.

2* Данное словообразование произошло от слова «strafe», что в переводе с английского означает атака с бреющего полета.

3* Как выяснилось после войны, санитарные потери среди летного состава японской авиации превышали боевые! Часто дотянувший до своего аэродрома раненый пилот через некоторое время умирал от малярии или тропической лихорадки в госпитале из- за отсутствия необходимых лекарств и, в первую очередь, антибиотиков.


«Зеро» из состава авиагруппы авианосца «Дзуйкаку» (вверху).


А6МЗ <Хэмп>из 204-го кокутая на аэродроме Лакунаи (Рабаул) в октябре 1943-го.


День 2 ноября начался, как и несколько предыдущих: взлетевшие на рассвете четыре эскадрильи «Митчеллов» были вынуждены вернуться практически сразу. Позднее, в качестве фото-, а заодно и метеоразведчиков, к Рабаулу направили пару «Лайтнингов» из 8-й эскадрильи. К своему удивлению, пилоты «следопытов» обнаружили довольно сносную погоду над целью, без турбулентности и облаков. Помимо 237 самолетов на стоянках, разведчики насчитали в гавани 20 транспортов, танкер и семь эсминцев, и уже собрались, было отправляться восвояси, когда заметили подходившее к бухте соединение, состоявшее из двух тяжёлых («Миоко» и «Хагуро») и одного лёгкого («Агано») крейсера, а также пяти эсминцев. Эти корабли участвовали предыдущей ночью в морском бою в заливе Императрицы Августы, пытаясь противодействовать высадке американцев на Бугенвиль.

Фотографии этой армады произвели на американское командование эффект разорвавшейся бомбы. Бригадный генерал Эннис Уайтхед, командир 5-го Бомбардировочного Командования и правая рука Кенни, принял решение любой ценой нанести удар по Рабаулу, причем высшим приоритетом на этот раз должно было стать уничтожение не самолетов, а кораблей. Слишком велика была угроза не успевшим еще толком закрепиться на плацдарме десантникам со стороны корабельной артиллерии…

Хотя эксперты убедили Кенни, что истребительная авиация противника обескровлена предыдущими рейдами, Уайтхед упрямо отдал приказ включить в состав атакующей волны 80 «Лайтнингов». На язвительный вопрос своего начальника: «что они будут делать над целью?», генерал, не моргнув глазом, ответил, что «если истребителей противника в воздухе не будет, пусть проштурмуют позиции зенитной артиллерии, которой в Рабауле более чем достаточно.». Как выяснилось, это было мудрое решение, спасшее впоследствии не одну человеческую жизнь. Общее руководство налетом также было отдано в руки истребителя – командира 9-й истребительной эскадрильи майора Джеральда Джонсона (22 победы к концу войны), ведомым которого в этом вылете был «тот самый» капитан Ричард Бонг (40 побед к концу войны).

Замысел операции был следующим: первыми к цели выходят Р-38 39-й и 80-й эскадрилий с задачей блокирования аэродромов Лакунаи, Вунакану и Тобера, а также подавления позиций зенитной артиллерии вокруг гавани. Спустя три минуты на сцене должны были появится четыре эскадрильи «стрэйферов» 345-й бомбардировочной группы, ведомые майором Беном Фриджем, под прикрытием 431-й и 432-й эскадрилий «Лайтнингов». Их задачей был окончательный вывод из игры уцелевших расчетов зенитной артиллерии, для чего бомбоотсеки штурмовиков были загружены «парафрагами» – мелкими осколочными бомбами, очень эффективными против зенитных расчетов, а также 45-кг фосфорными «Коктейлями Кенни», дававшими такой дым, что оставшиеся в живых наводчики уже не могли бы нормально работать. Следом должны были подойти двумя волнами главные силы – 13-я и 90-я эскадрильи, которых вел командир 3-й бомбардировочной авиагруппы майор Джон Хенебри под прикрытием 9-й истребительной эскадрильи, а четыре минуты спустя – 8, 71-я и 405-я бомбардировочные эскадрильи (две последних – из состава 38-й авиагруппы), опекаемые «Лайтнингами» 433-й эскадрильи. В задачу этих бомбардировочных эскадрилий входило топить и жечь в гавани все, что держалось на воде. Все пять ударных эскадрилий несли 454-кг фугаски с замедлением взрывателя 4 – 5 секунд. Всего от полос Дободтаы к 10:45 оторвалось 73 Р-38 и 78 В-25 4* . Однако, «гладко было на бумаге…» Как всегда на войне, красивая схема штабистов в реальных условиях дала сбой, и к цели вся американская армада, вместо нескольких взаимодействующих волн, подошла «толпой»…

Сидя под крылом своего «Зеро», старшина 2-й статьи Масадзиро Кавато завтракал теплыми рисовыми шариками, начинеными рыбой и отварными сухофруктами. Утоляя голод, Кавато одновременно наслаждался относительной прохладой тропического утра, когда завыли сирены тревоги и капитан 3 ранга Окамото, выбежав из своей палатки, крикнул, что «амеко» приближаются. Оставив миниатюрные низкие столики с завтраком, пилоты, подгоняемые криками командиров, уже карабкались на крылья истребителей, занимая места в кабинах. Кавато с сожалением бросил недоеденный рисовый шарик и поспешил к самолету. Через полминуты авиабазы острова содрогнулись от рева запускаемых двигателей, и десятки истребителей начали выруливать к взлетным полосам аэродромов Лакунаи, Вунаканау и Тобера. Самолеты парами и звеньями взмывали в воздух, тут же устремляясь навстречу подходившим американцам.

Руководитель операции Джеральд Джонсон был неплохим командиром, ещё на подходе к Рабаулу заметившим, что цель начинает затягивать подходящий с севера облачный фронт, и потому во избежании неожиданностей он отдал приказ 39-й эскадрильи подняться выше уровня облаков. После этого его внимание привлекли японские истребители, занимавшие исходное положение для атаки. Мгновенно оценив обстановку, Джонсон передал в эфир: «Эффект внезапности потерян».

4* Из них до цели дошло 76 В-25 и 68 Р-38.


Эскадрилья «Митчеллов» идёт на цель. Обратите внимание на окраску, выгоревшую под тропическим солнцем на большинстве бомбардировщиков до желтизны .


Модернизированный «Митчелл» 1-го лейтенанта Джеймса Хангерпиллера из 71-й бомбардировочной эскадрильи. Во время атаки эсминца в Симпсон Харбор 2 ноября 1943 г., самолет получил снаряд в левый двигатель, пролетел прямо над крейсером «Хагуро» и упал в воду на расстоянии 300 м от корабля. Не выжил никто.


Как по заказу, тут же рядом расцвели дымные шапки разрывов зенитных снарядов. Удивленно бросив взгляд вниз, Джонсон машинально отметил, что самолеты еще находятся над проливом Св.Георгия, разделявшего Рабаул и остров герцога Йоркского, а значит для береговых зенитных батарей ещё недосягаемы, однако, присмотревшись, он обнаружил два дозорных японских эсминца, которые и вели огонь. Взглянув вверх, ведущий понял, что 39-я эскадрилья уже заняла позицию над кромкой облаков и, увидев приближающиеся вражеские самолеты, отдал приказ пилотам 80-й также подниматься вверх, но при этом занять позицию под нижней кромкой облачности.

Когда Р-38 Джонсона набирали высоту, чтобы прикрыть бомбовозы, наиболее эффективным способом – атакой сверху, прямо над городскими крышами на них навалились «Зеро». Первым из свалки воздушного боя вывалился объятый пламенем самолет второго лейтенанта Фрэнсиса Лава. Никто так и не узнал – был он сбит зенитками или истребителями… Второй лейтенант Карл Планк пошел в лобовую с другим японцем. Подбитый «джап» сворачивать не пожелал, и «Лайтнингу» оторвало винт, а также повредило левую часть хвостового оперения. Тем не менее, Планку удалось удержать самолет, но о продолжении полета речи быть не могло, в результате ему пришлось сесть на воду у мыса Газель и вплавь добираться до вражеского берега. На его счастье, он был подобран дружественно относящимися к союзникам туземцами, и после долгой двухмесячной одиссеи очутился, наконец, на борту американской подлодки.

В то время как Р-38 из состава 39-й эскадрильи, шедшие выше облаков, с трудом находили себе цели, загоняя в расстилавшиеся ниже облака отдельные пары и звенья японских перехватчиков, пилоты находившейся ниже 80-я эскадрильи под командованием майора Эдварда Крэгга по кличке «Порки» сражались за собственные жизни. Противник имел значительный численный перевес (доклады летчиков полны цифрами в 60 – 100 самолетов, а младший лейтенант Джон Станифер «насчитал» их не менее 2000(!!)) и к тому же высота боя была более выгодна для японских «Зеро» и «Оскаров», нежели для тяжелых Р-38. Старшина Такео Танимицу отмечал, «на малой высоте Р-38 был лёгкой добычей, так как был довольно медлительным, а потому зайти в хвост ему в манёвренном бою не составляло труда. Но пилоты этих истребителей старались перед схваткой получить преимущество в высоте, откуда они пикировали на нас, открывали огонь и быстро уходили вверх. Момент перехода в набор высоты считался наиболее удобным для атаки, так как тяжелая машина как бы зависала. Наиболее уязвимым местом «Лайтнинга» являлось его хвостовое оперение. Порой достаточно было одного-единственного попадания 20-мм снаряда, чтобы его просто оторвало…»

Ожесточенность боя для большинства молодых американских пилотов оказалась неожиданной. «Господи, что я делаю здесь?!.. Почему я не стал инструктором или пилотом транспортника?..» Эти мысли посетили немало голов, и было от чего: верткие «Зеро» закладывали крутые виражи, уходя из- под огня, и почти тут же садились своим преследователям на хвост. Вдобавок японцы не упускали случая использовать лобовые атаки, несмотря на очевидное превосходство Р- 38 в огневой мощи. «Я только успел расстрелять одного, как пара «джапов» тут же с виража пошла мне навстречу, – вспоминал лейтенант Джон Джонс из 80-й эскадрильи. – Я смог довольно легко зафиксировать самолет ведущего в прицеле и дал по нему хорошую очередь. Я отлично видел, как мои пули и снаряды накрыли крыло и фюзеляж японского самолета, выбив из него довольно много мелких обломков, разлетевшихся в разные стороны, однако японец с упорством фаталиста продолжал приближаться, и лишь когда между нами осталось не более сотни метров, его огневые точки выплюнули свинец… Боже, я никогда этого не забуду. Он стрелял мне прямо в лицо. Казалось, ярко-оранжевые трассеры готовы впиться в мои глаза. Мысль, что это конец, едва не оглушила меня, и от отчаяния я снова нажал гашетки… Буквально перед самым носом моего «Лайтнига» «Зеро» взорвался… Это произошло так близко, что копоть затемнила часть остекления моего фонаря…»


В-25С-1 (сер. №41-12971) из состава 499-й эскадрильи 345-й бомбардировочной группы. Командир экипажа 1-й лейтенант Виктор В.Тательман. Порт-Морсби, октябрь 1943 г.


B-25D-1 (сер. №41-30019) из состава 499-й эскадрильи 345-й бомбардировочной группы. Командир экипажа 1-й лейтенант Кенннет Д.МакКлюре. Порт- Морсби, ноябрь 1943 г.


B-25D-1 (сер. №41-30026) из состава 498-й эскадрильи 345-й бомбардировочной группы. Командир экипажа 1-й лейтенант Рой Ф.Турк. Порт-Морсби, октябрь 1943 г.


B-25D-5 (сер. №41-30116) из состава 405-й эскадрильи 38-й бомбардировочной группы. Командир экипажа 1-й лейтенант Эдвард Дж.Маурер-младший. Порт- Морсби, ноябрь 1943г.


Вместе с Джоном Джонсом, которому засчитали один «Зеро» как достоверно сбитый, а второй с пометкой «вероятно», что довело счет его побед до восьми, аналогичного успеха в 80-й добился и лейтенант Эдвард Де Граффинрейд по кличке «Индеец Джо» (шесть побед). Ему также засчитали один «Зеро» «достоверно» и второй «вероятно». Для обоих асов это были последние победы в войне, после чего пилоты, завершив свои боевые «туры» вернулись в США.

Невероятный шок в тот день пришлось испытать лейтенанту Луису Шрайберу, имевшему до этого на своём счету всего одну победу, да и ту с пометкой «вероятно». Оторвавшись от группы, он оказался лицом к лицу сразу с несколькими противниками. После тяжелейшего боя ему с трудом удалось дотянуть на поврежденном «Лайтнинге» буквально на последних каплях бензина до аэродрома в Дободуре и сравнительно удачно посадить тяжелую машину на фюзеляж. Представьте себе разочарование этого офицера, которому после анализа плёнки фотопулемета, установленного на его P-39G- 15, командование засчитало все четыре заявленные им победы, но… опять с пометкой «вероятные»! Несомненно, в душе пилота произошел надлом, от которого он смог избавиться только в первые месяцы 1944 г. и к концу войны на его счету было пять подтвержденных побед и шесть с пометками «вероятно»…


Р-38Н из состава 80-й истребительной эскадрильи из состава 8-й истребительной авиагруппы сопровождают В- 25D-20 из 501-й бомбардировочной эскадрильи в ходе налёта 2 ноября 1943 г.


Лейтенант Джон Л Джонс позирует возле своего P-38G-15 (сер. №43-2386) после одержанной им 13-й победы, которая стала 500-й по счёту для 5-го Истребительного Командования (действовало в составе 5-х ВВС).

Снимок сделан 21 мая 1943 г. (вверху).

Командир 80-й истребительной эскадрильи майор Эдвард Крэгг по кличке «Порки». Фото сделано летом 1943 г.(внизу)



Надо сказать, что бешенные вопли о помощи не долго оставались «гласом вопиющего в пустыне». Сообразив, что внизу творится что- то невообразимое, командир 39-й истребительной эскадрильи капитан Ральф Билле отдал приказ своим парням идти на выручку. Дюжина «Лайтнингов» тут же спикировала под облака и спустя мгновение вступила в бой, что заметно изменило баланс сил, хотя противник продолжал сохранять численное преимущество. Однако, завязавшийся бой явно не вписывался в тактические каноны американской истребительной авиации, но лучшая подготовка пилотов, сидевших в самолетах с белыми звездами, позволяла им держаться и в этих трудных условиях. В хаотической свалке на малой высоте лучшим в тот день в 39-й эскадрильи был лейтенант Аллен Хилл, которому были засчитаны два А6М с пометкой «достоверно» и один «вероятно», что позволило пилоту сразу удвоить свой боевой счёт.

Наконец, у 80-й эскадрильи начало заканчиваться топливо, впрочем, как и у их японских оппонентов, вступивших первыми в схватку, и часть истребителей начала покидать арену боя, уступая место другим «лицам». Американцы потеряли два Р-38, записав на свой счет девять японских самолетов.

Кавато крутился на 2000 метрах. Ему очень хотелось ввязаться в бой, но сначала надо было освободиться от двух фосфорных бомб, висевших под консолями его «нуля». Это был первый японский опыт в применении подобного рода оружии. Предполагалось такими «гостинцами», установленными на подрыв на высоте 500 м, крушить плотные порядки бомбардировщиков путем разлета горящего материала в радиусе 20 метров. Заметив подходившие на малой высоте двухмоторные американские самолеты (это были четыре эскадрильи В-25 345-й бомбардировочной группы, прикрываемые 431-й и 432-й эскадрильями «Лайтнингов»), он спикировал на строй бомбовозов и сбросил оба боеприпаса. К вящему разочарованию Кавато, те как ни в чем ни бывало пролетели сквозь американский строй и взорвались лишь при входе в воду, не нанеся никакого ущерба «Митчеллам». После этого он спикировал на группу Р-38, образовавших заслон между своими подопечными и японскими перехватчиками.

Разогнавшийся на пикировании «Зеро» Каваты легко зашел в хвост ближайшей паре «Лайтнингов», и короткая очередь японских пушек и пулемётов отправила американский истребитель в воду. Ведущий пары Р-38 не заметил потери своего ведомого и потому был тут же наказан. К реальности его вернули пули и снаряды, разворотившие правый двигатель. Добить поврежденный Р-38 не удалось, так как в этот момент «Зеро», расстреливавший американский истребитель, привлек внимание другой пары «янки», и те тут же сели японскому асу на хвост. В надежде оторваться от них, Кавато спикировал с 4000 м почти до уровня воды. На выходе самолет буквально содрогался от перегрузки, а в глазах японского пилота плыл серый туман, но оба американца не отставали и, сократив дистанцию, открыли точный огонь. Вражеские пули и и снарядов сорвали капот с двигателя «Зеро» и пробили три цилиндра. Шлейф дыма потянулся за японской машиной, но Р-38 не отставали и неизвестно чем бы все закончилось, если бы не появился «Зеро» мичмана Фукимото, отвлекшего преследователей на себя. К этому моменту обороты упали почти до минимума, «Сакаи» едва тянул, и, с трудом добравшись до Тоберы, Кавато плюхнулся на фюзеляж. В момент приземления, больше напоминавшего падение, были повреждены топливные баки, и самолет вспыхнул как стог соломы. К тому моменту, когда появились пожарные, от «Зеро» остался обгорелый остов и почерневший изрешеченный двигатель. Машина восстановлению не подлежала…

Любопытно, что в опубликованных после войны своих мемуарах, Кавато писал, что стал жертвой пары «Корсаров», «один из которых пилотировал бородач»(!).

Подобно 80-й эскадрилье, пилотам 431-й и 432-й истребительных эскадрилий также пришлось выдержать суровое испытание над Рабаулом, защищая шедшие почти на бреющем бомбардировщики. Командир 431-й эскадрильи капитан Марион Кирби (Р-38Н-5, сер. №42-66827) делал все возможное, чтобы его летчики смогли перехватить врага и прикрыть бомбардировщики. Сам он сбил двух (4-я и 5-я победы) и стал асом. Причем, одним из его поверженных противников оказался японский ас из истребительной эскадрильи авианосца «Дзуйхо» Есио Фунуи, закончивший войну с И победами. Незадолго до того как быть сбитым, Фунуи, в свою очередь, сбил один «Митчелл». Приземлившись на парашюте, Фунуи по прибытии на командный пункт доложил, что «был сбит группой «Лайтнингов»», однако послевоенный анализ доклада Кирби и самого хода боя, а также свидетельства экипажей бомбардировщиков показали, что «Зеро» Фунуи был атакован одиночным Р-38. Кроме того, этот японец оказался единственным из прорвавшихся к бомбардировщикам, который был сбит после первой же атаки, поэтому авторство этой победы Кирби обсуждению не подлежит.

Наряду с Кирби в этом тяжелом бою ещё два пилота 431-й эскадрильи стали асами. Одним из них был служивший ранее в 9-й эскадрилье лейтенант Арт Венидж, на счету которого к этому времени уже было три победы, первую из которых он одержал еще на Р-40. Теперь же он пополнил свой счет двумя сбитыми «Зеро». Шестого и последнего – Ki.61 – он собьет спустя пять дней над бухтой Адлер. Его товарищ по звену Лоувелл Латтон также стал асом, уничтожив «Зеро», который зашел в хвост другому «Лайтнингу». О том, что произошло дальше с этим пилотом так и осталось неизвестным, но на базу в Дободуру Латтон не вернулся, как, впрочем, и на соседние аэродромы, а потому он до сих пор числится пропавшим без вести.

Ещё один ас появился в составе 432-й эскадрильи. Им стал лейтенант Гровер Голсон по кличке «Гун». Первую свою победу он одержал на «Аэрокобре» 15 мая 1942 г., сражаясь в составе 36-й истребительной эскадрильи. Позже ему придётся дважды покидать с парашютом свои сбитые самолёты, а, кроме того, он один раз будет ранен. Теперь же он, сбив «Зеро» и «Оскар», одержал свои 4-ю и 5-ю победы, которые стали последними сбитыми в его послужном списке.


Взлетающий «Хэмп». Снимок сделан камерой, установленной в хвостовой части фюзеляжа В-25 из состава 501-й бомбардировочной эскадрильи.


На снимке в верхнем левом углу запечатлён выходящий из атаки самолёт командира 498-й бомбардировочной эскадрильи майора Честера Колтхэрпа. В центре снимка видны опускающиеся «парашюты» и разрывы вокруг гидросамолета «Эмили». Облако дыма в небе – результ взрыва японской фосфорной бомбы


Плотное прикрытие, обеспеченное «Митчеллам», позволило экипажам ударных машин вступить в игру практически без потерь, и первыми это сделали «стрэйферы». Восьмерка В-25 из состава 498-й бомбардировочной эскадрильи сбросила свои осколочные бомбы на город с высоты 40 м, а затем пропггурмовала набережную. Расчеты японских зениток, расположенные на ней, понесли нешуточные потери под ураганным огнем десятков крупнокалиберных пулеметов и осколками камней, выбиваемых пулями из плит и парапета. Однако командир эскадрильи штурмовиков майор Честер Колтрэп слишком поздно заметил стоявшую на якоре четырехмоторную летающую лодку, и точно прицелиться ему не удалось, хотя «парафраги» легли вокруг «Эмили». Затем на штурмовики навалились перехватчики, и посмотреть, что именно произошло с четырёхмоторной летающей лодкой, не удалось. Сомкнув строй и огрызаясь огнём своих огневых точек, экипажи «Митчеллов» около восьми минут пробивались к выходу из этого ада и не только не потеряли ни одной машины, но и сами претендовали на уничтожение четырех «Зеро» и одного «Хэмпа».

Следом появились бомбардировщики 501-й эскадрильи, задачей которых была нейтрализация зенитных батарей на Сульфур-Крике и атака аэродрома Лакунаи. Их встретил ливень огня и металла, а также «Зеро», вышедшие наперерез. От прямого попадания мотор самолета 2-го лейтенанта О.Мура загорелся, самолеты капитанов Г.Кнолла и У.МакГувана потеряли по одному килю и получили многочисленные пробоины фюзеляжей. Тем не менее, все держали строй.

При проходе над рейдом их ждала новая напасть: японские эсминцы открыли огонь прямой наводкой главным калибром, и на воде вздыбились гигантские гейзеры разрывов. Японские канониры не без основания надеялись, что уж для «подранков»-«Митчеллов» это будет непреодолимое препятствие. Сверху на штурмовики насело до полусотни истребителей, но, построив оборонительный порядок вокруг горящего самолета 2-го лейтенанта Мура, экипажи В-25 отбились, записав на счет стрелков (по своим данным) восемь «джапов». Однако Муру не повезло – через несколько минут ему пришлось покинуть строй эскадрильи и садиться на воду. Спаслось лишь три члена экипажа, однако лишь затем, чтобы быть казненными месяц спустя в японском лагере для военнопленных…


Р-38Н командира 9-й эскадрильи 49-й истребительной группы капитана Джеральда Джонсона. Дободура, ноябрь 1943 г.


Р-38Н командира 80-й эскадрильи 8-й истребительной группы майора Эдварда Крэгга. Финшхафен, ноябрь 1943 г.


А6МЗ модель 32 старшего петти- офицера Шоичи Сугиты из состава 204-го кокутая. Рабаул, осень 1943 г.


А6МЗа модель 22а унтер-офицера Тетсузо Ивамото из состава 253-го кокутая. Рабаул, осень 1943 г.


Р-38Н капитана Ричарда Бонга из состава 9-й эскадрильи 49-й истребительной группы. Дободура, ноябрь 1943 г.


Р-38Н 1-го лейтенанта Мариона Кирби из состава 431-й эскадрильи 475-й истребительной группы. Дободура, ноябрь 1943 г.


Одновременно досталось и 500-й бомбардировочной эскадрилье, которую вел капитан М.Мортенсен. Самолет его ведомого, 2-го лейтенанта А.Красникаса, получил почти одновременно один зенитный снаряды в бомбоотсек, а второй – в мотор. Зафлюгировав винт, пилот стал сбрасывать фугаски, но тут зенитчики добились третьего попадания, которое также пришлось на бомбоотсек, что вызвало детонацию взрывателей зажигательных бомб. Спустя минуту самолет, похожий на гигантскую комету, похоронил в пламени весь экипаж в зарослях кокосов к западу от городских кварталов Рабаула.

Между тем Мортенсену ситуация казалось безнадежной. Несколько 25-мм зенитных снарядов угодили в передний бомбоотсек, загруженный маркерными бомбами. Густой дым вскоре заполнил весь фюзеляж. Из-за бокового ветра шлейф сместился вправо, и экипаж перестал видеть правое крыло и мотор. Думая, что начался пожар, пилот убрал газ, сорвав тем самым попытку двух «Зеро» добить его самолет. Осознав, что повреждения не столь существенны, капитан вновь дал полные обороты обоим моторам и дотянул до Дободуры, волоча за собой пышный белый шлейф.

С зажигательными бомбами в этом налете «янки» не повезло еще раз. Крупнокалиберная пуля попала в одну из них, сброшенную 1-м лейтенантом Уильямом Парком из состава 499-я бомбардировочной эскадрильи (ведущий – капитан Тейлор), окутав дымом сразу шестерку «Митчеллов». К счастью для американцев, зажигательные бомбы имели небольшой заряд собственно взрывчатки, но, вместо штурмовки зениток на горе Сульфур Крик, лейтенанту пришлось возвращаться на изрешеченной осколками машине домой. Его сбившиеся с курса однополчане, впрочем, все же нашли для себя вполне подходящие цели на гидроаэродроме Матупи, где покачивались на якорях 15 гидроистребителей A6M2-N. К тому моменту, когда эскадрилья В-25 повернула на базу, не менее четырех из них превратились в обломки.

Множество самолетов, круживших в сравнительно ограниченном воздушном пространстве над Рабаулом, азарт и горячка боя – все это не могло не привести к инцидентам, подобным случившемуся с 1-м лейтенантом Л.Майо из 432-й истребительной эскадрильи: он расстрелял один Ki.61 на такой короткой дистанции, что куски взорвавшегося самолета оторвали часть крыла его «Лайтнинга». Майо выпрыгнул с парашютом, и на него сразу накинулись четыре «Оскара». На счастье Майо его ведомый – 2-й лейтенант Г.Хедрик – правильно понимал фразу «ведомый-щит героя» и остался прикрывать командира до конца. «Оскары» подожгли ему левый двигатель, однако один из них имел неосторожность пересечь его курс. Короткая очередь мощной батареи Р-Зо отправила «джап» в последнее пике, а его партнеры сочли за благо убраться подальше.

Пока четыре эскадрильи 345-й бомбардировочной авиагруппы приковывали к себе внимание едва-ли не всей системы ПВО, майор Дж. Хенебри повел 41 «Митчелл» 3-й и 38-й авиагрупп в атаку на суда и корабли. Хотя большинство из них стояли на якорях, называть их «сидячими утками» было вряд-ли правомерно. Вот как описывал впечатления с борта В-25 военный корреспондент Ли Ван Атта: «Плотная штора из маленьких черных облаков висела над жерлами кратеров, разрываемая в некоторых местах трассерами и взрывами фосфорных снарядов. Можно было сказать, что повсюду начались извержения вулканов. Забираясь на 2000 футов (600 м – Прим. авт.) мы снизили скорость примерно до 150 узлов (240 км/ч – Прим. авт.) и могли бы стать легкой мишенью для японцев, если бы их позиции, вырубленные в вулканических террасах, не были бы столь обильно поливаемы свинцом и осколочными бомбами, которые прямо перед нами сбросил Фридж. Хенебри летел сразу за нами, остальной строй – чуть сзади. Они держались ощутимо ниже нас, чтобы огонь их пулеметов не задел два наши «Митчелла». И, внезапно возникнув посреди небес, которые, казалось, озарились, появилась Симпсон Хароор, гавань, в плане напоминающая ванну шириной в две мили (3,6 км – Прим авт.), окруженная беспрецедентной защитной системой.»


Тяжёлый крейсер «Хагуро», за ним виден горящий транспорт «Хакусан Мару» (10.380 брт), справа в глубине – тонущий «Хокуйо Мару»(4217 бр.т). Рабаул, 2 декабря 1943 г.


Боевые корабли, явно не стесненные дымом, поднимающимся над береговыми объектами, мгновенно воздвигли перед В-25 настоящую стену из огня и стали. В обычном бою корабельная ПВО малоэффективна против самолетов, идущих на большой скорости, однако сейчас «Митчеллы» шли слишком низко и довольно медленно, а к тому же были собраны в плотные группы. Промахнуться по таким целям было почти невозможно.

Хенебри направил свою «Нотр Дам дё Виктуар» («Богоматерь Победы» – личное имя самолета командира 3-й бомбардировочной авиагруппы. – Прим. авт.) на строй, образованный сухогрузом, войсковым транспортом и крейсером. Плотный и точный огонь с последнего поднимал фонтаны воды перед атакующими, однако невиданная огневая мощь В-25 произвела впечатление на японских матросов: экипажи «Митчеллов» хорошо видели, как под огнём их пулемётов уцелевшие зенитчики на судах покидали свои огневые точки, скрываясь в судовых люках и прыгая за борт. Хенебри изрешетил пулеметами сухогруз и отметил наличие нескольких очагов пожара перед тем, как сбросить бомбы. Он резко взмыл вверх прямо над кораблем и сбросил 1000-фунтовку (454-кг бомба. – Прим. авт.). Решив, что попал, Хенебри продолжал лететь, выжимая из моторов полный газ. Однако тут стало ясно, что он совершил глупость. Выйдя на траверз второго корабля, он осознал, что крейсер находится значительно ближе, чем казалось. Он не успевал опустить нос своей «Нотр Дам дё Виктуар», чтобы обработать палубы крейсера, но зато отлично видел, как японцы разворачивают свои зенитки, отслеживая его курс. Спустя мгновения вражеские орудия заговорили, и Хенебри тут же понял, что его самолету пришлось несладко. Серьезно задело хвостовое оперение, чтобы удержаться на курсе, им вместе со вторым пилотом приходилось давить правые педали до отказа. Держать строй в таком месте было невозможно, и стало ясно, чтоостается рассчитывать только на себя. Надо было сматываться, и как можно скорее.

90-я бомбардировочная отбомбилась шестнадцатью 454- и 227-килограммовками и выпустила не менее 19 тыс. крупнокалиберных пуль. Несколько кораблей было повреждено, в том числе крейсер, который, по мнению писавшего отчет о вылете 3-й авиагруппы, «похоже агонизировал, переворачиваясь с большим пожаром на борту». Из восьми «Митчеллов» 13-й эскадрильи один последний раз видели с горящим мотором над Вунаканау, другой разбился при посадке в Дободуре, а стрелки претендовали на два «Зеро».

Свою лепту внесли и истребители сопровождения. Оказавшаяся на пути армады ударных машин небольшая группа «Зеро», только взлетевшая с аэродрома Лакунаи самоотверженно попыталась выйти в атаку, но находившиеся выше «Лайтнинги» 9-й истребительной эскадрильи, прикрывавшие 13-ю и 90-ю бомбардировочные, находились в гораздо лучшей позиции. Правда, как вспоминал позднее командир «красного» флайта 9-й истребительной эскадрильи капитан Джерри Джонсон по кличке «Пылкий Джонни», ««Зеро» появились впереди совершенно неожиданно, и я даже позабыл дать приказ сбросить подвесные баки. Однако, к счастью, в данной ситуации это не имело значения, так как, разогнавшись на снижении, наши тяжелые Р-38 почти мгновенно оказались позади японских истребителей…

Мне удалось зайти в хвост «Зеро», пилот которого изо всех сил карабкался вверх. Я занял позицию, как предписывалось в учебнике по тактической подготовке, и вражеский истребитель повис на курсовом угле 45р. Перед тем, как нажать на гашетки пушки и пулеметов, я успел заметить, что «джап» также не успел сбросить свой бак. После этого я открыл огонь, и мой противник начал буквально разваливаться в воздухе, разбрасывая куски дюраля», которые падали невдалеке от аэродрома Лакунаи. Следом настала очередь одинокого «Оскара», попытавшегося улизнуть изящный переворотом, но американский пилот и на этот раз не промахнулся: потеряв левую консоль, японский «сокол» беспорядочно закрыркался вниз. Однако охваченный охотничьим азартом Джонсон дал слишком длинную очередь из бортового оружия, и пушку заклинило. Тем не менее, оставшись с четырьмя крупнокалиберными пулеметами и примерно тремя сотнями патронов для каждого, он продолжал вести бои с не менее чем шестью японскими А6М и Ki.43, не давая последним атаковать своих коллег. Когда топливо начало подходить к концу, Джонсон решил, что самое время возвращаться на базу.


Самолет лейтенанта Чака Хоува возвращается на малой высоте после удара по целям в Симпсон Харборе.


Один из первых переделанных «Паппи» Ганстоном, В-25С, получивший собственное имя «Мортимер» и вошедший в состав 90-й бомбардировочной эскадрильи. Эта машина участвовала в налете 2 ноября 1943 г. на Рабаул.



Практически сразу за первой волной бомбардировщиков подошла вторая, состоявшая из 8-й, 71-й и 405-й эскадрилий. Головную эскадрилью вел майор Р.Уилкинс. Шедшие перед ним самолеты 13-й эскадрильи повернули слишком рано, и, удивленный таким изменением запланированного порядка, Уилкинс смог только «пойти по стопам» предшественников. Ему пришлось повернуть на север, но к рейду там вел только узкий – не шире ста метров – проход между двумя стенами дыма. После поворота он сразу набрал высоту, чтобы осмотреться. Эти маневры нарушили организованный боевой порядок его подразделения. По свидетельствам очевидцев, он отбомбился по эсминцу, в отчете было написано, что тот «превратился в большой костер и тонул, покинутый командой». Задетый зенитными разрывами, его самолет вышел в одиночку на тяжелый крейсер, зенитный огонь которого буквально через считанные мгновения заставил В-25 взорваться.

Подавленные гибелью своего командира, пилоты 8-й эскадрильи обратились с требованием отдать под трибунал командира 13-й эскадрильи, который, повернув слишком рано и подставил их под огонь не подавленных зенитных батарей. Успокоил страсти командир 3-й авиагруппы, представивший Уилкинса к Почетную Медаль Когресса. Любопытно, что текст приказа о награждении расходится с описаниями очевидцев: «Он расстрелял группу небольших плавсредств и на малой высоте атаковал вражеский эсминец. Сброшенная им 454-кг бомба попала в корпус и вызвала взрыв корабля. Летя на высоте мачт, он атаковал транспорт в 9000 тонн, вызвав на нем сильный пожар. После сброса всех бомб он направил свою эскадрилью к выходу из гавани. Дорогу преграждал тяжелый крейсер. Без колебаний майор Уилкинс вышел на прицельную дистанцию, чтобы отвлечь зенитчиков корабля и принять огонь на себя. Его уже поврежденное хвостовое оперение было уничтожено. Чтобы не протаранить свои самолеты, он был вынужден заложить вираж, подставив таким образом весь самолет снизу под вражеский огонь. Ему попали по левому крылу. Бомбардировщик потерял управление и упал в воду. В ходе этого жестокого боя майор Уилкинс уничтожил два вражеских корабля, его героическая жертва позволила другим самолетам его эскадрильи уйти без ущерба».

Еще один «Митчелл» из 8-й эскадрильи, пилотируемый 1-м лейтенантом У.МакКеем, был сбит огнем крейсеров. Все восемь В-25 из состава 71-й эскадрильи были в той или иной степени повреждены. Один из них вскоре бесследно исчез, другой пошел на вынужденную прямо на рейд Рабаула, а третий разбился при посадке.

405-я эскадрилья была атакована дюжиной «Зеро», но японские пилоты, явно уставшие от долгого боя, были уже не столь агрессивны. Они сбили только один «Митчелл», потеряв при этом два истребителя от огня стрелков.

Начавшийся около 13:00 налет завершился примерно через час. Для большинства самое тяжелое было позади, но иным еще предстояло взойти на свою Голгофу…

Бомбардировщики сомкнули строй вокруг поврежденного самолета Хенебри, однако «Нотр Дам дё Виктуар» все же постепенно теряла скорость и высоту. Ей так и не удалось добраться до дома, и в итоге Хенебри посадил самолет на воду у острова Киривана, откуда экипаж вывезла австралийская «Каталина». Те же, кто дотянул до своих авиабаз, могли наблюдать потрясающее зрелище: поле Дободуры было усеяно Р-38 и В-25, не подлежавшими восстановлению. Заходившим на посадку самолетам с трудом удавалось найти свободный клочок пространства, и часть вполне исправных самолетов была разбита и повреждена только из-за того, что на пробеге пилотам приходилось уклоняться от препятсвий, это при снижении эффективности рулей часто приводило к весьма плачевным результатам. Множество «Лайтнингов» по причине нехватки топлива сели в Кириване, как, например, майор Кирби, который, кстати, обнаружил там шесть из девяти Р-38 431-й эскадрильи.

Как всегда, противники, подводя итоги, завышали ущерб супостата и занижали свой. Японцы, к примеру, оценили потери янки в 13 В-25 и 10 Р-38 от рук армейцев (пилоты и зенитчики вместе) и еще на 35 бомбардировщиков («Митчеллов», а также В-26, которых над Рабаулом и близко не было) и 85 «Лайтнингов» претендовал Императорский флот. В сумме это дало 48 В-25 и 95 Р-38, однако штабистам такие цифры показались слишком уж «некруглыми», и в направленной в Токио реляции красовались ровно две сотни сбитых самолетов дяди Сэма. Однако в Имперской Ставке решили, что цифра «несколько преувеличена» и снизили её до 119 сбитых достоверно и еще 22 «предположительно»!!

Очень странно, но японцы даже не попытались реально оценить число сбитых ими самолетов, что было совсем не трудным, с учетом того, что практически весь бой происходил над контролируемой ими территорией. Стоило поднять один-единственный разведчик и посчитать или даже сфотографировать с него число обломков в джунглях и на прилегающей акватории… Тенденция принимать за чистую монету фантастические заявки непосредственных участников боев, вкупе с нехваткой достоверной информации о реальном потенциале противника, стоила Японии целого ряда настоящих катастроф, таких, как Мидуэй или операция «И-Го». Даже адмирал Ямамото, с его хваленым мышлением абсолютного стратега, часто попадал в подобные ловушки, не давая себе труда перепроверить сведения.


Планшет, на котором после опроса вернувшихся экипажей бомбардировщиков был отмечен нанесенный (по мнению американцев,) японцам ущерб.

На табличках указаны названия (или классы), а также водоизмещение всех атакованных боевых кораблей и судов, а также позиции подвергшихся удару береговых зенитных батарей.


Экипаж майора Уилкинса позирует на фоне своего «Митчелла» (лето 1943 г.). Японская фраза, написанная иероглифами на носу машины означает «Поцелуй смерти». Эту надпись после её появления хотели было внести в эмблему эскадрильи, но по ряду причин от этого решили отказаться и в последствии этот шедевр японской калиграфии красовался только на этом самолёте.


На самом деле потери американцев над Рабаулом в налете 2 ноября составляли девять В-25 и 10 Р-38. На фоне заявок японцев это может показаться ничтожным, но не будем забывать, что эти 19 сбитых представляют собой 13% от общего числа участвовавших в налете, и в первом приближении этот удар можно считать самым дорогим из всех авиационных атак Рабаула. Кроме того, точно подсчитать потери ВВС США в этом налете не представляется возможным, поскольку множество «Митчеллов» и «Лайтнингов», достигнув Киривины и Дободуры, больше уже ни разу не поднялись в воздух, в лучшем случае послужив резервом запчастей для своих более счастливых собратьев. Большая часть из них была вычеркнута из списков много месяцев спустя, что не позволяет сопоставить причину и следствие. Такой находчивости в уменьшении уровня собственных потерь при сохранении честного лица янки научились у британцев.

Что касается побед, то истребители заявили о 42 сбитых, стрелки бомбардировщиков – еще о 26. Еще 16 самолетов считались уничтоженными на стоянках аэродрома Лакунаи и десяток – в порту. Японцы, в свою очередь, признают потерю только 18 истребителей из задействованных 115!

Первое коммюнике командования 5-х ВВС заявляло об уничтожении трех эсминцев, восьми больших транспортов и четырех боевых кораблей меньших размеров, общим тоннажем 50 тыс. тонн, не считая повреждений, причиненных двум тяжелым крейсерам, паре эсминцев, двум танкерам и семи транспортам. Затем тоннаж потопленных в Симпсон Харборе кораблей и судов был снижен до 13 тыс. тонн. На фотографиях, сделанных 8-й фоторазведывательной эскадрильей 3 ноября, было видно, что еще с десяток судов горят или теряют топливо из пробоин. Послевоенное сопоставление американских разведслужб установило, что реально 2 ноября японцы потеряли танкер в 10 тыс. тонн, три транспорта общим тоннажем 8 тыс. тонн, минный тральщик и два катера. Тем не менее, даже спустя почти 60 лет после описываемых событий историки не пришли к однозначному мнению относительно достоверности опубликованных данных.

Какими бы ни были точные цифры, ясно одно – потенциал Рабаула в ходе этого налета был, конечно, серьезно снижен, но угроза не была устранена совсем, что доказывают налеты, предпринятые 5-ми ВВС 5, 7 и И ноября, чтобы «закончить работу». В них участвовали и самолеты флота, атаковавшие авиабазы и флотилию крейсеров и эсминцев, пришедшую в порт.

Поняв, что Рабаул в его прежнем качестве удержать невозможно, и не желая повторять ошибок Гуадалканала, японцы постепенно отвели основную массу своих сил в Кавиенг (Новая Ирландия). Последняя авиачасть (253-й кокутай), покинувшая базу оставила девять «Зеро» под командованием главстаршины Сигео Фукумото. Эти самолеты сражались до последнего дня войны, уже даже после расформирования их «родной» части.

Стоит отметить, что описанная выше миссия проходила спустя три недели после мрачно известного налета на Швейнфурт, в ходе которого 8-е ВВС потеряли 19% участвовавших самолетов. Тем не менее, прямое сравнение представляется автору нецелесообразным. В Европе американцы начали понимать, что их концепция стратегического бомбардировщика не отвечает реалиям воздушной войны. Даже сомкнутые армады «крепостей» не могли, несмотря на всю мощь их оборонительного огня, противостоять массированному применению перехватчиков. На Юго-Западном Тихоокеанском ТВД, однако, речь о стратегических в точном смысле этого слова бомбардировках не шла.

Атаки, планируемые Кенни, имели целью в основном изоляцию пунктов и нарушение коммуникаций. Поскольку привилегированной целью 5-х ВВС был японский транспортный флот, постольку эти миссии в конце концов слились в одно целое. Действительно, лишенная сырья и ресурсов собственно японская метрополия зависела от захваченных территорий, поставлявших все необходимое не только для заводов, но и для населения. С этой точки зрения, решение Уайтхеда основной удар нанести по кораблям на рейде было «правильным в квадрате»: с одной стороны, крейсера и эсминцы действительно представляли угрозу десантам на Бугенвиль (как это показал бой в заливе Императрицы Августы), а с другой – каждый потопленный транспорт усиливал изоляцию Японии.

Недостатком для американцев явилось отсутствие в 1943 году подходящего одномоторного истребителя сопровождения. Р-38, при всех его достоинствах, идеалом не являлся. В ходе боя 2 ноября «Лайтнинги» пытались увлечь «Зеро» на высоту, где могли в полной мере использовать преимущества своих моторов с компрессорами в тактике «бей-беги». К сожалению, подходившие на малой высоте «Митчеллы» как магнитом притягивали японские истребители, и Р-38 волей-неволей пришлось, чтобы защитить подопечных, последовать за «Зеро». В результате они оказались втянутыми в бои на виражах на малой высоте, в которых ни один двухмоторник той войны не имел преимуществ над одномоторной машиной. Свою отрицательную роль сыграло также красиво выглядевшее «на бумаге» разделение эскорта на две группы, разнесенные по месту и времени, вынужденные противостоять и без того превосходящему по численности противнику.

Несмотря на высокий уровень потерь в рейдах на Рабаул вообще и 2 ноября в частности, они себя окупили. После заключительного налета 11 ноября 1943 года этот «бастион» больше не представлял практически никакой угрозы операциям союзников. Тем не менее, несмотря на невысказанные надежды Кенни, Рабаул не был стерт с лица земли. Просто, учтя уроки Гуадалканала, японцы предпочли эвакуировать базу прежде, чем она станет смертельной ловушкой. Авиационное наступление на Рабаул показало как возможности, так и границы авиационной мощи в наземных и морских операциях.


В СТРОЮ СОВЕТСКИХ ВВС

Драконы с «птичьим крылом»

Боевой путь 812-го Севастопольского Краснознамённого ордена Суворова III степени истребительного авиаполка

Владислав Антипов, Игорь Уткин


Продолжение, начало в ИА№5/2002.


Оборона неба Кубани, апрель 1943 г.

Сразу же перед началом боев, командующий корпусом Е.Я.Савицкий получил данные о сложившейся к этому времени обстановке от начальника разведотдела 4-й Воздушной армии полковника В.Ф.Воронова. «Вот здесь, – обратил мое внимание начальник разведки, – возле Анапы и станицы Гостагаевской, крупные, хорошо оборудованные и защищенные аэродромы. Это даже не аэродромы, а целые авиабазы для боевых действий истребительной и бомбардировочной авиации 4-го флота. От них до Новороссийска сорок – пятьдесят километров. С этих аэродромов противник осуществляет налеты, быстро вводит в бой свежие группы самолетов, наращивает свои силы там, где мы начинаем брать верх. Нам приходится сложней. Самые близкие к Новороссийску аэродромы расположены в два раза дальше.

Время полета в район боя соответственно больше, чем у немцев, а пребывание там сокращается. Если наши истребители в районе плацдарма могут находиться 20 – 25 минут, то немецкие – 40 – 50. Все это вам придется учитывать…»

Дальнейшие события доказали, что это предостережение оказалось не лишним для летчиков корпуса. Командующий ВВС Северо-Кавказского фронта генерал-лейтенант К.А.Вершинин в этот же день с радостью принял Савицкого: «Ждали! Ох как мы ждали вас! – не удержался он от восклицаний… У немцев, вероятно вам уже доложили, на нашем участке действует около 1200 боевых самолетов. У меня их всего в двух воздушных армиях (4-й ВА и 5-й ВА) не более 450. И даже приплюсовывая к ним 70 самолетов Черноморского флота и 60 бомбардировщиков авиации дальнего действия, получаем 580 единиц. Кроме того, летный состав измотан в зимних боях, большие потери, особенно в последние три недели… Дерутся отчаянно… Но слишком неравные силы. Вот потому вас так срочно перебросили сюда. И с ходу, как говорится, в бой… Бои вашим летчикам предстоят тяжелые.»

Летчикам 812-го ИАП предстояло сражаться в треугольнике Новороссийск – Крымская – Абинская. Начиналось сражение на южном участке советско-германского фронта, вошедшее в историю как «Битва за Кубань». «Мы долго не могли уснуть, шептались, пытались представить себе, что будет завтра… Итак, завтра. Первая схватка с опытным, коварным врагом. Первый в жизни воздушный бой. Не думал я тогда, что для некоторых моих друзей он окажется последним…», – вспоминал позже И.В.Федоров.



Переживал за своих летчиков и Савицкий, отлично осознавая, что неопытная и горячая молодежь могла стать легкой добычей для немецких асов. «Перелетая на фронт, я знал и сам очень хорошо, что бои предстоят трудные, как знал и то, что воевать летчики корпуса будут смело, упорно, решительно. Но знал и то, что именно первые бои с сильным противником будут самыми опасными. Опасным является каждый бой, но для необстрелянных летчиков первые бои опасны трижды. И хотя я понимал, что вел сюда корпус за тысячу километров не на отдых, все-таки надеялся, что вводить личный состав в боевую обстановку буду постепенно, под руководством уже опытных воздушных бойцов. Но увы… Я даже не стал докладывать о своих планах». Времени для ознакомления с этим участком практически не было. Командующий корпусом понимал, что «учение в бою» является вынужденной мерой – иначе в то время было нельзя. Кто выстоит здесь и не погибнет, станет потом по-настоящему профессионалом воздушного боя.

Слушая рассказы фронтовиков о воздушных боях, молодые летчики получали представление о том, с кем им предстоит столкнуться в воздухе. «По настоящему делу скучаете? Будет дело! Но трудное. Фашисты сюрприз подбросили. Кто знает, что такое «Удет»?», – спросил летчиков начальник штаба полка майор Лепилин. Не получив ответа, он продолжил – ««Удет» – это фашистская истребительная эскадра. Переброшенная сюда из Италии по распоряжению Геринга. В ней многие летчики имеют рыцарские кресты. Командует эскадрой майор Вильке. На его счету несколько десятков сбитых самолетов.», – вспоминал об этом разговоре А.Т.Тищенко. Начштаба был не далек от истины. На анапском аэроузле были сосредоточены штабной «штаффель», а также первая и вторая группы JG3 «Удет», находящиеся под командованием майора Вольфа-Дитриха Вильке (Maj. Wolf-Dietrich wilcke). Недалеко от них расположились первая, вторая и третья группы JG52, которой командовал майор Дитер Храбак (Maj. Dieter Hrabak).

Наступил вторник 20 апреля 1943 г. Около 08:30 утра последовала команда на вылет. На аэродромах 265-й дивизии всё пришло в движение. Первые 16 Як-1 812-го ИАП с интервалом в одну минуту стали взлетать в 08:50. Группу летчиков первой эскадрильи капитана Ивана Батычко, взлетающих первыми, возглавил командир полка майор Алексей Еремин. Пройдя линию фронта, самолеты взяли курс на Мысхако. Для будущего Героя Советского Союза Александра Тищенко первый боевой вылет едва не оказался последним. Над Новороссийском ударная группа начала разворачиваться в сторону моря, откуда вероятнее всего могли появиться бомбардировщики, а молодые летчики только успевали маневрировать, пытаясь не отстать от ведущих. На горизонте появились черные точки, которые при сближении оказались 12 бомбардировщиками Ju88 в количестве под прикрытием шести Bf109. Чуть дальше виднелись два FW189.

Лейтенант Тищенко, летевший в группе прикрытия, опоздал с боевым разворотом, и внезапно для себя вышел на шестерку Ju88, так же идущих курсом на Мысхако. Забыв сообщить по радио комэску Батычко о появлении противника, Тищенко, вместе со своим ведомым Патраковым устремился к заднему звену бомбардировщиков. Знакомые с атаками советских истребителей, немецкие бомбардировщики увеличили скорость и стали смыкаться в более плотный строй. Быстро приближаясь к немецкой группе, Тищенко вспомнил, что не предупредил остальных о своем маневре, но все попытки исправить положение оказались тщетными.

Два Як-1 стремительно вошли в зону действия немецких воздушных стрелков и ощутили на себе всю неприятность положения. Еле уложив в сетку прицела кабину ближайшего бомбардировщика, Александр дал очередь из пушки. Все походило на какой-то сон, когда кажется, что вот-вот совсем чуть-чуть и…, трасса прошла мимо. С третьей очереди «Юнкере» все-таки задымил. Горячность молодых пилотов и вполне объяснимая рассеянность в воздухе мигом улетучились, когда от ударов сзади задрожала бронеспинка. «Я повернул голову и похолодел, увидев сквозь потрескавшееся бронестекло желтый нос «Мессершмитта». Скорее инстинктивно, чем осознанно, отворачиваю влево и открываю фонарь кабины. Затем перевожу «Як» в пике. В ушах – свист и резкая боль от перепада давления. Земля стремительно несется навстречу. Осторожно начинаю выводить раненый самолет из пикирования. В глазах темнеет, сильно прижимает к спинке сиденья. Наконец удаётся выравнять истребитель, но мотор уже не работает» – вспоминал А.Тищенко. Самолет был подбит, и пришлось садиться вынужденно на передовую, для Тищенко вылеты в этот день закончились относительно удачно – он остался жив. Несколькими минутами позже 1-й, на взлет пошли истребители из состава 2-й эскадрильи капитана Тимофея Новикова.



Противник был опытен и силён. На Кубани со стороны Люфтваффе действовали истребительные группы JG3 под командованием Вольфа- Дитриха Вильке (вверху) и JG52 Дитера Храбака .

На фото внизу запечатлены пилоты 8-го штаффеля JG52 (8./JG52), Кубань 1943 г. В первом ряду слева направо – унтерофицеры Лотцманн, Хоенберг и лейтенант Функе. Во втором ряду – командир 8 штаффеля капитан Гюнтер Ралль, лейтенант Маркофф, фельдфебель Шумахер и оберлейтенант Луети.



Один из ветеранов III/JG52 Альфред Гриславски позирует у хвостового стабилизатора своего Bf109G.

28 мая 1943 год.

В боях на Кубани А.Гриславски одержал 15 побед.




Александр Тищенко, Алексей Машенкин и замкомэска Дмитрий Тюгаев.


«Высота 5000 метров. Встретив группу Ме-109, Тищенко смело пошел в атаку. Фашисты рассыпались, но дальневосточник уже избрал себе жертву. Фашист заметался. Он резко бросил машину в пике, Тищенко скопировал его маневр. Два смертельных врага метеором неслись вниз. Зеленые кавказские горы приближались. Наступил критический момент, земля приближалась, нужно выводить из пике. Тищенко выхватил самолет из пике, ошарашенный фашист врезался в землю…» – описывал один из воздушных боев, проведенных Александром Тищенко, штаб полка.



Среди «дебютантов» из её состава находился будущий выдающийся ас и Герой Советского Союза старший сержант Иван Федоров. «Механик доложил, что все готово, я кивнул ему и полез в кабину. Быстро проверил приборы, переключатели. И вдруг душу сжало какое-то непонятное, прежде не испытываемое волнение. Почувствовал, как подрагивают ноги, которыми я почему- то с усилием давил на педали. Я расслабил их, и чтобы отвлечься, посмотрел вокруг. Над горизонтом уже висел ослепительный диск солнца, верхушки тополей позолотились, небо чистое и безмятежное, прозрачно голубело над головой. В голове проносятся разные эпизоды детской и юношеской жизни – признак большого психологического напряжения. Хочется быстрее подняться в воздух, остановить и изменить их беспорядочный поток. Я нетерпеливо взглянул на часы: скоро! И снова что-то сжалось в груди, и снова пришлось расслаблять ноги, жестко упершиеся в педали…

Одна за другой взлетели две зеленые ракеты. Это нам! Теперь главное – чтобы запустился мотор, чтобы ничего не отказало, чтобы я не отстал… Если такое случится, думал, не переживу. Нажимаю кнопку запуска. Слава Богу и механику, винт завертелся.»

Посмотреть на своихлетчиков вылетела пара Савицкий – Новиков из штаба корпуса. Позже командир корпуса вспоминал: «Истребители Еремина взяли курс в сторону моря. Группа Папкова осталась над плацдармом, а я с Алексеем Новиковым решил ждать немцев над южной частью Цемесской бухты. Неподалеку отсюда, в районе Анапы, пристроились истребители противника, и мне не терпелось сойтись с ними в схватке. «Мессершмитты» появились с северо-запада. Утреннее солнце работало на нас: мы немцев обнаружили издалека, а они против солнечного света наших истребителей не замечали. Сближение произошло мгновенно – на встречно-пересекающихся курсах. Пилоты полка Папкова атаковали гитлеровцев. Первые минуты-боя я наблюдал за действиями летчиков как бы со стороны. Думая об эффективности этих действий, формах и способах борьбы за господство в воздухе, хотелось лично самому определить наиболее уязвимые места противника. Заметил, что пилоты лучших гитлеровских эскадр к месту схватки пришли на большой, почти максимальной скорости. Понятно, для маневра у них создавалось преимущество. Так что нашим ребятам после первой же атаки пришлось перестраивать боевые порядки, а через минуту-другую уже трудно было разобрать, где атакуют свои, где чужие. Когда появилась группа «Юнкерсов», летчики Еремина тактически грамотно связали боем истребителей их сопровождения и с первой же атаки подбили двух бомберов. Немцы, однако, продолжали полет к плацдарму…»

Через несколько минут начали взлетать истребители 3-й эскадрильи капитана Федора Свеженцева. А в это время 2-я АЭ уже втянулась в бой, начатый группой капитана Батычко. «Чувствую, как взмокла спина. Ведущий группы нервничает, это чувствуется по всему – и по его командам, и по эволюциям машины. Причина понятна: под нами идет воздушный бой, в наушниках слышны команды, ругань, один за другим падают на землю факелы горящих самолетов, а мы противника не видим. Напрасно прилетели, выходит? И вдруг вижу, как командир полка энергичным маневром разворачивается вправо и увеличивает скорость. Ага! Вот он, Ю-88! Настоящий. Не макет.», – вспоминает первую встречу с врагом Федоров. Три четверки Ju88 шли колонной на высоте 3000 метров. Один из них, чуть отстав от .остальных, дымил и пытался не отбиться окончательно от своей группы.

Видимо это был тот самый бомбардировщик, который подбил лейтенант Тищенко. Немецкую группу избавил от обузы в виде отстающего «Юнкерса» командир полка майор Еремин. С дистанции 100 – 75 м он очередью из всех стволов добил этот самолет. В этот момент станция наведения с Мысхако передала, что со стороны моря к Новороссийску подходят две группы Ju87. Командир эскадрильи капитан Т.Новиков, ведущий группы прикрытия у Еремина, начал выполнять левый разворот. После разворота полет группы прикрытия стал проходить в образовавшейся на этой высоте дымке и на солнце, что значительно ухудшило горизонтальную видимость. Хорошо были видны только разрывы зенитных снарядов, висящие перед «Яками», и черные шлейфы от падающих в море с разных направлений самолетов. И тут появились истребители Bf109G.

«Несколько Ме-109 с подвесными пушками мелькнули черными тенями и исчезли в той стороне, где сверкало ослепительное солнце, – описывал эту страшную встречу Иван Федоров. – Атаковали или нет? Ничего не успел заметить… Понял, что стреляли, лишь когда увидел загоревшийся самолет Ивана Мартыненко, ведомого командира нашего звена… Справа, чуть выше, боковым зрением замечаю всплеск огня. Поворачиваю голову – обломки взорвавшегося «Яка» словно в фантастическом страшном сне, разлетевшись в разные стороны, дугообразно падают к земле. Совсем недалеко от меня, как-то замедленно кувыркаясь, падает хвостовое оперение с красной звездой. Кто летчик? Что с ним? Но нет больше ни одной секунды на осмотр пространства – ведущий накренил самолет, и я, сцепив зубы, жму сектор газа так, что немеет рука…»

Несмотря на первые потери, комэск Тимофей Новиков направил всех в атаку на Ju87. Внезапно Федоров увидел, как один из тех самых «мессеров» с подвесными пушками заходит в хвост «Яку» и начинает сближаться с ним. Напрочь позабыв о команде комэска, Иван, отвалив в сторону, спикировал на Bf109. «Двинув до упора сектор газа, тяну ручку управления на себя, вписываюсь в траекторию полета «мессера». Сближаюсь! Пришла какая-то азартная уверенность, что догоню. Даже успел окинуть взглядом кабину. И тут вдруг кровь бросилась в голову – я увидел, что не перебросил перед стрельбой гашетку управления огнем пушки… Перебрасываю гашетку, ещё раз убеждаюсь, что все верно, и влипаю глазами в прицел… Открыл огонь, когда до «Мессершмитта» осталось метров пятьдесят… Пушка грохотала непрестанно, вызывая в душе волну восторга… И только когда по правому борту «мессера» пополз длинный язык рыжего пламени, отпустил гашетку. Как зачарованный, смотрел на разворачивающийся со снижением фашистский самолет, все еще опасаясь, как бы он не драпанул… Подошел к нему вплотную, уравнял скорости и, чтобы быть совершенно спокойным, прицелился и долбанул его прямо в упор всей мощью огня. Не отпускал палец с кнопки стрельбы до тех пор, пока оружие само не замолчало. «Мессершмитт» вспыхнул еще ярче, окутался черным густым дымом и, вращаясь в крутом штопоре, пошел к земле.» Это был первый сбитый молодым летчиком Bf109.


Командир 1-й эскадрильи капитан Иван Батычко.


Командир 2-й эскадрильи капитан Тимофей Новиков.


Командир 3-й эскадрильи капитан Федор Свеженцев.


«С боевым крещением!» капитан Иван Батычко (слева) и капитан Дмитрий Николаенков.


«Капитан Батычко в боях сам лично сбил 7 самолетов противника. Отличный летник, гюдлинный Сталинский Сокол. Во время воздушного боя 7.5-43 на глазах своей группы, искусно зайдя в хвост Me-109, очередью с 10 метров зажег противника. Замужество, храбрость в боях за Родину, капитан Батычко Иван Дмитриевич награждён орденам «Красного Знамени»» – писал штаб полка в «Боевом пути».

Забегая вперёд, необходимо отметить, что по неизвестным причинам эта победа И.В.Федорова не была отражена в Журнале боевых действий и других документах полка. Заметим, что азарт боя, первая в жизни атака и последующая агония врага, это зрелище для многих летчиков часто становилось и последним, что они видели в своей жизни. Но на этот раз все обошлось: потеряв свою группу и пристроившись к группе Ил-2 из состава 230-й ШАД, Федоров дошел до своего аэродрома и благополучно приземлился. Вечером на разборе прошедших боев, он узнал, кого выручил. Спасенным от огня Вг109 оказался старшина Василий Луговой из 1-й эскадрильи, который попал под огонь «худого», спасая своего командира лейтенанта Тищенко. Получилась такая цепочка взаимовыручки: Тищенко – Луговой – Федоров, ведь небо было одно на всех. Не зря учили курсантов в училищах: «Если в бою одиночных истребителей все внимание поглощено одним противником, то в групповом бою основным правилом является помощь товарищу. Несмотря на то что истребителю, возможно, представляется случай поразить противника, он часто вынужден его бросить для того, чтобы придти на помощь товарищу, которому грозит опасность.» (Цитата дана по изданию «Тактика авиации. Учебник для авиаучилищ и школ ВВС Красной Армии», М., Воениздат, 1940, стр.167.).

Интересно проследить за действиями 812-го ЙАП глазами командира 3-го ИАК Е.Я.Савицкого. «Сразу бросилась в глаза наша ошибка. Если истребители корпуса летали над плацдармом на крейсерской, наиболее выгодной для продолжительности полета скорости, то фашистские летчики подошли к району боя почти на максимальной. Это ставило их в более выгодное положение. Они атаковали и, используя резерв скорости, уходили с набором высоты или боевым разворотом, чтобы ударить снова сверху. Но и наши не растерялись. Атаковали противника на встречнопересекающихся курсах, затягивали его в бой на виражах, довольно ловко уходили из-под удара. Однако недостаток того самого боевого опыта сказывался. Некоторые группы рассыпались на пары и даже на одиночные самолеты. Летчики потеряли не только тактическую, огневую связь между собой, но и не видели друг друга. Многие ведут бой, как говорится, на свой риск и страх. Но из схватки никто не уходит. Вот и первые сбитые. И с крестами на крыльях, и со звездами. Одни, дымя, идут со снижением, тянут на свою территорию. Другие круто срываются вниз и почти под прямым углом камнем падают в бухту или на землю. После этого – короткий взрыв или столб взметнувшейся воды. Иные самолеты взрываются в воздухе. И через несколько секунд то место, где только что шла боевая машина с человеком в кабине, ничем не напоминало о происшедшей трагедии. Парашютов мало. Недаром говорится, что далеко не у всех летчиков есть на земле могилы…»

В ходе первого полкового вылета по одному Bf109 и FW189 сбили капитан Свеженцев и лейтенант Тюгаев, два Ju88 уничтожил капитан Батычко, и победа над еще одним Ju88 была записана как групповая лейтенанта Тищенко, майора Еремина и старшины Патракова. Но и первые боевые потери 812-го потрясли многих.

После этого боя на свой аэродром не вернулось восемь Як-1. В 10:50 в этот же район вылетели 11 Як-1 во главе со штурманом полка капитаном Д.Николаенковым. В бою с Bf109 открыли свой счет сам командир группы Николаенков, старшины: Василий Луговой, Юрий Широков и капитан Тимофей Новиков, сбившие по одному Bf109. В бою был подожжен Як-1 (борт №61) Новикова, которому пришлось садиться вынужденно в районе Северская. Завершил вылеты для полка в этот день капитан Н.К.Наумчик, временно находившийся по приказу генерал-майора Савицкого в составе 812-го ИАП, и сбивший в тот день ещё один «мессер».

Состоявшееся 20 апреля боевое крещение 3-го ИАК показало, что летчики умеют драться и побеждать. Итогом первых воздушных боев корпуса, по не уточненным данным на 20:00, стали сбитые 11 Bf109, два Ju88 и столько же FW189. К этому времени поступила неполная сводка только лишь из 265-й ИАД, которая в этот день произвела 102 самолето-вылета и приняла основной удар на себя. Поскольку не все летчики написали отчеты о вылетах, то к первоначально заявленным штабом корпуса 15 сбитым самолетам противника через несколько дней добавились ещё 25. Так, летчики 812-го ИАП за 20 апреля претендовали на 12 самолетов, в 402-м ЙАПе было заявлено шесть побед над Bf109, по другим полкам также шло увеличение количества сбитых самолетов.



Летчик 2-й эскадрильи сержант Иван Федоров (слева) и служивший в 1-й эскадрилье сержант Косов. «Лейтенант Федоров Иван Васильевич отличается тем, что в любую работу, которая ему поручается, он вкладывает всю свою душу. Он всегда бывает одержимым полетами. Когда не полетает день, два, то чувствует себя как бы не в своей тарелке. Он становится угрюмым, глаза его тухнут. Но стоит ему полетать, как он весь возбуждается, глаза блестят, в разговоре много жестикулирует. Воздух – его стихия, его романтика.» – писал штаб полка в «Боевом пути»


«Кубанская мясорубка» оказалась весьма тяжёлым испытанием для экипажей уже изрядно устаревших «лаптёжников».


Не вернувшимися на свои аэродромы в 3-ем корпусе числились 23 самолета, и ещё четыре совершили вынужденные посадки. В штабе 812-го полка, после уточнения судьбы не вернувшихся летчиков, так же подвели и печальные итоги: потеряно семь самолетов и пять летчиков. Кроме пяти пилотов 812-го ИАП, погибли: командир 291-го ИАП майор В.С.Симонов, младшие лейтенанты Иван Чернышов, Павел Масленников, Дмитрий Колошин и Василий Пустошкин. Двое летчиков дивизии произвели вынужденную посадку вне аэродрома и ещё один, будучи сбитым, выпрыгнул с парашютом над своей территорией.

Было очевидно, что ведущие групп пока ещё не научились применять расчлененные боевые порядки, действовать на больших скоростях, что приводило зачастую к печальным последствиям. Но, как бы то ни было, полк учился воевать – на собственных ошибках и на чужих. В то же время лётный состав 265-й ИАД, обладая отличной техникой пилотирования, но не имея времени войти в строй и научиться участвовать в групповых воздушных боях, допускал ошибки и нес большие потери. Сказывалась и порочная методика обучения воздушной стрельбе на малых скоростях сближения. Командование корпуса и дивизии в своих действиях руководствовалось «Приказом об использовании максимальной дальности и продолжительности полета самолетов в строевых частях ВВС Красной армии», который появился 24 января 1943 г. под №074. В нём, в частности, говорилось: «Оперативные перелеты, полеты по перебазированию, полеты на выполнение боевых заданий (до встречи с противником), барражирование, ожидание в намеченной зоне, полеты в запасных полках по маршруту, в зону и все другие полеты, кроме высшего пилотажа и отработки элементов воздушного боя, производить на наивыгоднейших режимах…»

Данный приказ, конечно, был актуален для полетов в тылу, но никак не годился для полетов в зоне постоянной активности вражеской авиации. «Бывало, дадут задание – прикрытие своих войск на высоте 2500 метров, – вспоминал о боях в районе Крымской бывший сержант, летчик 2-й эскадрильи А.И.Иванов. – Вот набирали эту высоту и приходили в район на этой высоте и барражировали, ожидая противника, или вели бой. Но потом, когда набрались опыта, так не делали. Приходили с заведомо большим запасом высоты 3000 – 3500 м и со снижением на большой скорости сваливались в район. А то ходили… на скорости 250 – 300 км/ч, экономя бензин. Немцы сразу такую тактику применяли, а мы пока разгонимся, пока выйдем на позицию… Да и связи в воздухе не было. Только у командира звена был приемник и передатчик. А у нас был один приемник, и мы могли только слушать. Придешь в район, а там шум стоит в эфире. Кто о чем.

Станция наведения кричит, из соседних полков команды поступают. Больше шума, чем толку. Все на одной волне работали. Что услышишь, а что и нет. Вот пары и расстраивались. А немцы как раз и подкарауливали отставших…»

К сожалению, боевой опыт нередко приобретался самой дорогой ценой – жизнью пилотов. Обе противоборствующие стороны наращивали свои группировки на этом относительно небольшом участке фронта. Обладая 200 экипажами в составе шести полков, корпус представлял собой мощную истребительную группу, готовую оперативно работать на любом участке от Новороссийска до Краснодара. «Воздушный бой истребителей принял типичный для воздушного сражения над Малой землей, вообще на Кубани, характер дуэли большого количества самолетов и групп в малом объеме воздушного пространства. Бои в таком сражении могли продолжаться длительное время. Падали сбитые самолеты, другие уходили на свои аэродромы, выработав горючее и истратив боеприпасы. На их место прибывали новые группы. Бывало, что летчики выполняли в течение нескольких часов четыре- пять вылетов, а участвовали, по сути дела, в одном и том же бою, который начинали утром. И так весь день. Ни на минуту не прекращались схватки в небе над Новороссийском, над Цемесской бухтой, над Малой землей. Горели, взрывались в воздухе, падали «Юнкерсы» и «пешки», «Мессершмитты» и «Яки», «фоккеры» и «ЛаГГи».» – так комментировал позже в своих мемуарах ситуацию в воздухе 20 апреля 1943 года Е.Я.Савицкий.


«Бостоны » из состава 219-й БАД в районе черноморского побережья Кавказа, весна 1943 г.




Летчики 812-го ИАП, погибшие в воздушном бою с «Мессершмиттами» 29 апреля 1943 года над районом станицы Крымская. Вылетев на задание в 13:15, они не вернулись. Боевая пара друзей: лейтенант Григорий Крамаренко – старшина Илья Кукушкин и лейтенант Алексей Костенко.


В характеристике Григория Крамаренко, которая находится в сборнике «Боевой путь» 812-го истребительного авиаполка отмечено: «Он летал с храбрецам Кукушиным, любил своего ведомого, верил, что ведомый скорее сам погибнет, но до конца будет надежным щитом командира. Однажды пара не вернулась. Мы не знаем, что с ней произошло, но мы уверены, что и Крамаренко и Кукушкин дрались и в последнем бою как подлинные герои.»

21 апреля в воздушном бою, в районе Новороссийск – Мысхако, летчиком 812-й ИАП был сбит очередной «мессер». Надо отметить, что в тот день JG3 в этом бою потеряла как пропавшего без вести Bf109G- 2 лейтенанта Лотара Мюрре (Lt. Lothar Myrrhe), имевшего на своем счету 19 побед. Свою первую личную победу в этот день одержал командир полка майор Алексей Еремин, сбивший в районе Неберджаевской один Bf109. В этот день больше побед над противником в полку зафиксировано не было, но не было и ужасающих потерь прошлого дня. «Не мог я предъявить серьезных претензий, тем более обвинить кого-то в неудаче и по другой причине. Даже наши видавшие виды учителя из дивизии полковника И.М.Дзусова, которых генерал К.А.Вершинин, как и обещал, выделил для обучения моих необстрелянных летчиков, не скрывали своего удивления массовостью и ожесточенностью сегодняшних боев. Герой Советского Союза капитан Н.К.Наумчик и тоже опытный воздушный боец, в будущем Герой Советского Союза старший лейтенант И.М.Горбунов прямо заявили: – Тут, товарищ генерал, было не до обучения. Времени хватало только на то, чтобы атаковать или самому уходить из-под удара…», – вспоминал Савицкий. Основную нагрузку в этот день приняли на себя истребители соседнего 402-го авиаполка, сбившие в двух групповых воздушных боях девять Bf109 и один FW190.

Через день (23.04.43) группа капитана Батычко и капитана Свеженцева в составе десяти Як-1, прикрывая три девятки бомбардировщиков, наносивших бомбовой удар по переднему краю в районе Новороссийска, была атакована поочередно двумя шестерками Bf109. Батычко остался со своим звеном в группе непосредственного прикрытия бомбардировщиков «Бостон» из 219-й БАД. Два звена группы, старшего лейтенанта Свеженцева и лейтенанта Тищенко, атаковали истребителей противника с разных направлений. В результате атаки лейтенант Тищенко и старший сержант Мартыненко сбили по одному Bf109 и вынудили немецкие истребители покинуть район.

«Летели шестеркой, прикрывая «Бостонов», которые бомбили передовую линию противника. Мартыненко шел в паре с Тюгаевым, охраняя своего ведущего и в то же время внимательно осматриваясь. Вот он заметил, как со стороны солнца с пологим планированием несется на наших истребителей пара «мессеров». Поняв, что их обнаружили, фашисты думали уйти боевым разворотом на солнце. Дав полный газ и левую ногу, наш смельчак быстро взял в прицел фашиста. Уже перед тем, как нажать на гашетку оглянулся назад, и убедившись что вражеские самолеты не крадутся, прошил Ме-109 длинной очередью. От немецкой машины полетели клочья. Дав затем правую ногу, Мартыненко вновь подстроился к ведущему «Бостону». На земле он доложил своему командиру – «Завалил одного дурака».» – так была описана первая победа старшего сержанта Ивана Мартыненко в полковом сборнике «Боевой путь». Свой боевой счет пополнил в этот день и Федор Свеженцев, сбив один Bf109.

Но далеко не всё получалось гладко. 0 недостатках в боевой работе корпуса откровенно вспоминал позднее Е.Я.Савицкий: «Ведущие, командиры групп не все и не всегда учитывали особенности воздушной обстановки. Были случаи, когда из-за похвального в общем-то желания уничтожить противника ведущие групп прикрытия сами себе меняли задачу и бросались в атаку на бомбардировщиков вместо того, чтобы связывать боем сопровождающих их истребителей. По той же причине ведомые оставляли ведущих и атаковали врага. Нередко поэтому боевой порядок пар, звеньев, в чем я мог убедиться сам, рассыпался на отдельные самолеты. Летчики теряли тактическую, огневую и даже зрительную связь между собой. Словом, обладая хорошей личной подготовкой, истребители корпуса в группе вели бой не всегда организованно и нередко становились жертвой своей собственной неосмотрительности…

Лётные навыки приобретаются не вдруг, не сразу. Для этого нужно время и, главное, практика. В период формирования корпуса, во время переподготовки в запасных авиационных частях наши летчики неплохо освоили пилотирование самолета Яковлева, узнали и отработали немало тактических приемов. Но, к сожалению, недостаточно много стреляли. И в первых же боях это сказалось. Да, многие ошибки летчиков были вызваны отсутствием того самого боевого опыта…»




«Их было три друга – они вместе в летной школе в Сталинграде, вместе пришли в часть, одновременно осваивали сложность авиационной техники, это Патраков, Заспин иЛуговой. Своей любовью к летному делу среди них особенно выделялся Миша Патраков, самый молодой из трех друзей»,- писал штаб полка в «Боевом пути».


Примером, подтверждающим слова командира корпуса, может служить рассказ А.И.Иванова, самолет которого был подбит немецким «охотником». «Вылетели мы на боевое задание группой, я летел замыкающим за командиром звена. Вдруг, смотрю – уже никого нет, что делать, остался я один. А уже прошло минут тридцать, как вылетели. Сделал я пару кругов, никого не вижу. Где-то показались самолеты, пошел к ним навстречу, а они ушли. Продолжаю кружиться, как вдруг грохот ударов, по спинке кресла и по бронестеклу. Оглядываюсь, никого рядом нет. Самолет не горит, но мотор переставал тянуть. Атаки больше не последовало. Высота стала падать, решил садиться вынужденно, не выпуская шасси. Выключил зажигание и стал планировать на выбранную площадку виноградника…»

Случаи, подобные этому, были, к сожале-нию, в то время далеко не единичны. Пары немецких «охотников», барражируя в заданных квадратах, подлавливали и сбивали отставших летчиков. Александру Иванову повезло, он не разбился, хоть и очнулся после вынужденной посадки своего Як-1 в госпитале, спасенный кавалеристами. Через десять дней Александр вернулся к себе в полк. Главным ударом для молодого сержанта стало то, что многие его друзья по 534-му полку погибли или не вернулись из боевых вылетов. Утром 25 апреля, ведя бой в составе шестёр-ки Як-1, открыл свой счет старшина Патраков, сбивший Bf109G с подвесными пушками, который оказался единственной победой 4- й Воздушной армии за этот день!

Вот запись из журнала боевых действий 812-го ИАП за 26 апреля 1943 года: «Группа Еремина в составе 13 Як-1 в районе Крымская встретила 12 Ю-88 и 5 Ме-109. Еремин атаковал Ю-88 и рассеял их, но одновременно был атакован Ме-109. Группа потеряла боевой порядок, вела бой в основном одиночно.» Группа, как и положено, делилась на ударную и прикрывающую, но по неопытности все летчики держались за ведущим, идя сомкнутым строем. Атаковав группу Ju88 и втянувшись в воздушный бой с прикрывающими Bf109, пары рассыпались, и летчики действовали индивидуально, ориентируясь на командира. В этой группе ведомым у лейтенанта Георгия Чуракова находился старший сержант И.В.Федоров, благодаря которому реконструированы детали этого боевого вылета. «Мы устремились за ним… И тут вижу – справа трасса снарядов. Мгновенно соображаю – атакуют сзади, со стороны солнца. Чтобы второй очередью меня не прошили насквозь, резко ухожу вниз, вправо… Атакующий истребитель – а это был Ме-109 – мелькнул надо мной и с набором высоты ушел в сторону солнца. Мне за ним не угнаться, если бы и захотел: у него разгон, маневр, а я на малой скорости…»

В этих немногих словах видна вся порочность практики патрулирования наших истребителей на крейсерской скорости в ожидании схватки с противником, и отчетливо заметны выгоды атакующего сверху истребителя при умелом использовании вертикального маневра. И все же один Bf109 встретился с кубанской землей после горячей схватки с Иваном Федоровым (по сводкам 4-й ВА в этот день было сбито всего два вражеских самолета: один Bf109 и один Ju88. – Прим. авт.).

Станция наведения, зафиксировав падение вражеского самолета, запросила у Федорова позывной. «Называю позывной и только теперь вспоминаю, что надо все время осматриваться. Кручу головой влево, вправо. Выше меня впереди – Як-1. Одинокий, как и я, с опаской крадется по скользкому небу, где в любе мгновенье можно нарваться на большую беду. Я обрадовался, пристроился к «Яку» слева. Смотрю номер… Мой ведущий – лейтенант Чураков. Помахал ему рукой, он радостно ответил. Теперь можно расслабиться».

Внезапно зашедший в хвост Bf109 атаковал Як-1 Федорова. Очередь накрыла фюзеляж. Двигатель остановился, несколько снарядов разорвались в кабине, разбив приборную доску и ранив летчика. Практически ничего не видя от осколка попавшего в глаз, и теряя высоту, летчик с залитым кровью лицом стал снижаться. Вскоре Як- 1, не выпуская шасси, сел в плавни в районе станицы Славянская. Вечером, подобранный на У-2 штурманом 3-го ИАК Кононовым, Федоров был уже в госпитале. Забегая вперед, нужно сказать, что во время операции из глаза был извлечен осколок, и через 12 дней Федоров сбежал из госпиталя в полк сразу после того, как врачи убедились, что глаз удалось сохранить. Тем временем напряженность в небе не спадала. Итогом дня для 3-го ИАК стали: сбитый в воздушном бою Як-1 Ивана Федорова, и два других, один из которых не вернулся с боевого задания, а другой сел вынужденно на своей территории.

Как и прежде, над линией фронта появлялись все новые группы вражеских самолетов, схватки в воздухе велись непрерывно. 27 апреля старшиной Калугиным в районе Крымской с предельно малой дистанции был сбит разведчик Hsl26. Ближе к вечеру отличились и летчики 402-го ИАП, уничтожившие пять Bf109 в этом же районе. Потери корпуса составили два самолета: один Як-1 был сбит в воздушном бою, а один Як-7б из-за повреждений полученных в бою, сел на брюхо.

На девятый день боев, 28 апреля 1943 г., командир 2-й эскадрильи 812-го ИАП капитан Тимофей Новиков с близкого расстояния расстрелял и вогнал в землю He111 (это единственная победа над «Хейнкелем», зафиксированная по 4-й ВА в апреле), но в тот же день он не вернулся из неравного боя с «мессерами».

Это произошло после полудня. 16 Як-1, взлетевшие в 13:00, прикрывали свои войска в районе Крымской. Разделившись на две группы, летчики стали барражировать в заданном районе. Восемь Як-1 капитана Новикова были втянуты в бой с 12 Bf109. В течение 25 минут воздушного боя майор Еремин, старшина Патраков, старшие сержанты Тарасов и Косов сбили по одному Bf109. После потери четырёх своих истребителей немцы подтянули ещё шестерку, которая атаковала Як-1 командира группы Новикова с бортовым номером 61. Комэск отлично владел самолетом. Используя маневренные качества «Яка», он умело выходил из-под атак, однако пилотам Люфтваффе всё же удалось не только нарушить взаимодействие между звеньями и парами, но и расчленить пары, нарушить между «Яками» огневое взаимодействие. Был сбит командир звена лейтенант Широбоков самолет загорелся, летчик выпрыгнул с парашютом. Машина командира эскадрильи также была подбита. Покинув самолет на малой высоте, капитан Новиков не успел раскрыть парашют и погиб.

Это была очень тяжёлая потеря. Ещё во время воздушных боев с японцами на Дальнем Востоке, за мужество и отвагу в небе Халхин-Гола Тимофей Новиков был удостоен ордена Красного Знамени. Летчики эскадрильи в нем души не чаяли за его честность и справедливость. Так же не вернувшимися на свои аэродромы в 3-м ИАК в тот тяжёлый день числились ещё четыре истребителя с «белыми крыльями» на фюзеляжах.

В целом за девять дней боев 265-я ИАД провела 38 групповых и семь индивидуальных воздушных боев, в которых было сбито 63 самолета противника. Свои потери составили 32 машины и 23 летчика. С учетом раненых лётный состав дивизии фактически уменьшился на один полк. В результате, к началу наступательной операции 56-й армии 29 апреля 1943 г., 265-я ИАД имела в своем составе лишь 46 летных экипажей.


Александр Тищенко, Дмитрий Николаенков и Иван Батычко.



Подготовка к вылету самолёта командира группы JG52. Кубань. Апрель 1943 г.

«Пробитое сердце» – эмблема одного из сильнейших штаффелей Люфтваффе 9./JG52, получившего полуофициальное название «Карайя». В левом верхнем углу штандарта эмблема III/JG52 (справа).


Продолжение следует.


АВИАЦИЯ В ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙНАХ

Расплавленное небо Вьетнама

Дмитрий Кондратков при участии Александра Булаха

Продолжение, начало в ИА №4/2001 – 2/2002 и №4/2002 – 5/2002.


Жаркое лето 66-го года (продолжение)

Последняя декада июня прошла под знаком непрерывно нараставшей интенсивности налётов. К тому же, за период с 23-го по 28-е число, американцам удавалось успешно избегать встреч с вьетнамскими перехватчиками, а «дикие ласки» в значительной мере смогли парализовать работу ЗРК, расчёты которых смогли сбить за это время только один «Скайхок» из состава VA-164, пилот которого попал в плен. Ещё три «Скайхока» и один «Фантом» из состава ВВС американского флота «сняли» зенитчики, причём два из них (один А-4 и F-4) дотянули до своих авианосцев, но разбились при заходе на посадку. В обоих случаях экипажи погибли.

Однако установившаяся определённая размеренность боевой работы и, соответственно, уровень потерь, которые постепенно начали восприниматься в штабах как нечто само собой разумеющееся (вроде платы за проезд в общественном транспорте) было нарушено 29 июня 1966 г.

Причиной этого было то, что накануне из Вашингтона наконец-то пришло давно ожидаемое разрешение на нанесение ударов по складам ГСМ на территории ДРВ. Этот проект гулял по коридорам между высокими кабинетами с ноября 1965 г. При этом командование 7-х ВВС и штаб американских вооружённых сил на Тихом океане в своих сопроводительных записках не без основания указали, что поскольку ДРВ относится к странам с тропическим климатом, то большая часть жилых домов не нуждается в отоплении, а коммунальное хозяйство даже крупных городов настолько примитивно, что системы снабжения горячей водой имеются даже отнюдь не во всех гостиницах. Там же отмечалось, что запасы топлива используются исключительно для военных целей, поскольку промышленность страны находится в зачаточном состоянии.

Наконец, 22 июня директива была подписана президентом, о чём было тут же сообщено в СМИ, поскольку в тот же день это решение своего патрона озвучил на пресс-конференции министр обороны Роберт Макнамара, объявивший о расширении круга целей. На разработку операции ушло пять драгоценных суток, в течение которых северовьтнамцы успели рассредоточить часть запасов. Однако вывезти всё в указанный срок было в принципе невозможно из-за недостаточной пропускной способности транспортной инфраструктуры, и так уже изрядно потрёпанной американскими налётами.

В рамках готовящейся операции по уничтожению запасов ГСМ, двумя днями ранее, 27 июня, 48 «Тандерчифов», поддержанные палубными «Скайхоками», нанесли сильный удар по позициям зенитной артиллерии и ЗРК. ПВО ДРВ неожиданно понесла довольно сильные потери: один зенитно-ракетный дивизион и четыре артиллерийские батареи были полностью уничтожены. Правда без потерь не обошлось: вьетнамские зенитчики сбили один «Скайхок», а зенитными ракетами были сбиты два «Тандерчифа».

Успех этого удара в значительной степени определялся тем, что «янки» впервые организовали «звёздный» налёт: с юго-восточного сектора на высоте «верхушек волн» к назначенным целям вышли «Скайхоки», а с северо-запада, севера и северо-востока появились эскадрильи «Тандерчифов», которые, маскируясь на фоне горных вершин, описали изрядный крюк, пройдя вдоль китайской границы.

Подобные тактические «изыски» пред принимались не от хорошей жизни. Эффективность ПВО ДРВ усиливалась пропорционально наращиванию американских воздушных ударов. По образному выражению одного из американских лётчиков, «зенитные пушки в Северном Вьетнаме плодились как кролики». Всё более очевидной становилась и угроза со стороны вьетнамских перехватчиков. Надо заметить, что в тактическом плане переиграть вражеские истребители американцам было очень трудно.

Практика организации авиаударов, наносимых 355-м и 388-м авиакрыльями с авиабаз Такли и Корат, выглядела следующим образом. Ударная группа, как правило состоявшая из 8-16 F-105D, поддерживалась группой подавления наземных средств ПВО ДРВ, насчитывавшей четыре F-105F, которые шли впереди ударной группы на дистанции 5-7 км, наконец, группа истребительного сопровождения, состоявшая из 8-12 F-4C, обычно располагалась сзади на удалении 7-10 км и выше 800-1500 м. При входе в воздушное пространство ДРВ звено истребителей (4 F-4C) выдвигалось вперёд, занимая позицию впереди ударной группы на дистанции 4-5 км и находилось ниже на 500-800 м, с целью связывания боем выходящих на рубеж атаки вьетнамских МиГ-17.

Однако экипажам «Фантомов» обнаружить вражеские перехватчики до нападения последних удавалось чрезвычайно редко. Причина крылась в том, что вьетнамцы, как правило, атаковали снизу-сзади, а отсутствие на МиГ-17Ф и J-5 радиолокационных станций не позволяло экипажам американских самолётов получать информацию от бортовых станций предупреждения о РЛ-облучении. Фактически, единственным способом выяснить, подняты в воздух перехватчики или нет было прослушивание эфира, которое выполнялось экипажами ЕС-121. Они же пеленговали «МиГи», сообщая экипажам своих истребителей о приблизительном положении вьетнамских самолётов. Надо сказать, что в сложных метеоусловиях дождливого сезона, который продолжается во Вьетнаме с апреля по октябрь, радиоперехват играл огромную роль, но информация, получаемая с его помощью также не была лишена недостатков, главным из которых было её запаздывание. Возможность получать и обрабатывать данные в реальном масштабе времени в то время являлась несбыточной мечтой операторов. В результате, «Фантомы» часто искали «МиГи» там, где те были десять минут назад, а те, в свою очередь, избежав встречи с американскими истребителями, в это время атаковали вражеские ударные группы.

Подобным образом проходило абсолютное большинство воздушных боёв над Вьетнамом. Например, 19 июня пара МиГ-17 в районе горного хребта Там-Дао обнаружила группу F-105D и обстреляла замыкающую пару. После того, как один «Тандерчиф» был сбит, остальные, увеличив скорость, вышли из боя, скрывшись в облаках. Увеличив обороты, «МиГи» устремились вдогонку и, ориентируясь по данным наземных РЛС и постов ВНОС, после короткой погони и поиска снова обнаружили уменьшивших скорость и, считавших себя в относительной безопасности, американцев. Вторая атака также принесла успех, и ещё один F-105 врезался в покрытые джунглями склоны гор.

Намеченный на 29-е число авиаудар был в известном смысле этапным для 7-х ВВС и авиационной группировки америкаснкого Тихоокеанского флота, действовавшей в Юго-Восточной Азии. Впервые предполагалось крупными силами атаковать объекты в районе Ханоя и Хайфона. Как позже вспоминал участвовавшиий в этом налёте оперативный офицер 354-й эскадрильи тактических истребителей 355-го авиакрыла майор Джеймс Каслер, «согласно плану операции, в ударе по ханойским складам ГСМ должны были участвовать 16 F-105 нашего крыла и восемь «Тандерчифов» из состава 388-го крыла. Однако за 15 минут до нашего появления, отвлекающий удар по портовой нефтебазе Хайфона должны были нанести самолёты флота». Эта группа насчитывала 28 «Скайхоков» и «Фантомов» с авианосца «Рэйнджер» из состава эскадрилий VA-146, VF-142 и VF-143. Всего в ходе комбинированного авианалёта предполагалось уничтожить семь из десяти наиболее крупных складов ГСМ.

Анализ оперативной обстановки, проведённый в американских штабах, не внушал оптимизма. «Шесть часов мы занимались подготовкой этого вылета, – продолжал майор Каслер. – Фактически нам впервые пришлось детально познакомиться с системой ПВО, развёрнутой противником в районе Ханоя и Хайфона, поскольку раньше нам туда летать ни разу не доводилось.

Концентрация огневых средств была беспрецедентной – по данным всех видов разведки, подкреплённых аэрофотоснимками, на площади 22.500 км 2 (квадрат 150 х 150 км. – Прим. авт.) было сосредоточенно от 7 до 10 тыс. только зенитных орудий калибром от 37-мм и выше! Значительную угрозу представляли также зенитные ракеты и «МиГи». С самого начала нам было очевидно, что только внезапность обеспечит нашим экипажам успех и позволит минимизировать потери.»


МиГ-17 923-го истребительного авиаполка из состава наряда дежурных сил в земляном капонире у взлётной полосы.


85-мм зенитное орудие 52-К образца 1939 г. (вверху) широко применялось в системе ПВО ДРВ наряду с ЗРК С-75 (пусковая установка с ракетой В-760 на фото внизу).



У внимательных читателей несомненно должно вызвать недоумение незначительное количество средств, привлечённых к удару сразу по семи объектам. Действительно, боевой состав американской авиационной группировки на ТВД позволял легко удвоить или даже утроить количество участвовавших в рейде истребителей-бомбардировщиков F-105D, однако для обеспечения прорыва через плотную систему ПВО ДРВ такого количества ударных машин ВВС США на ТВД не обладали необходимым числом самолётов РЭБ. Фактически, к 29 июня на авиабазе Такли в строю находилось всего-навсего четыре F-105FL.

В результате, для участия в налёте из состава 355-го и 388-го авиакрыльев были выбраны наиболее опытные лётчики с отличной штурманской подготовкой. Последнее было особенно важно, так как, хотя над Ханоем, по данным метеорологов, погода была идеальной, почти весь маршрут закрывал мощный грозовой фронт, практически исключавшим дозаправку. Правда, разработчики операции всё же запланировали отправку «дойных коров» в зону ожидания и после взлёта экипажам удалось слегка пополнить запасы топлива, но быстро ухудшавшаяся погода заставила прервать из перекачку керосина.

Выйдя к берегам Красной реки северо- западнее вьетнамской авиабазы Ен-Бай, «Тандерчифы» снизились до высоты 90 м. «Как только показалась восточная оконечность хребта, я скомандовал сбросить подвесные баки – они всё равно уже были почти пусты, – рассказывал майор Каслер. – Ведущий группы 388-го авиакрыла подполковник Хопкинс, чья восьмёрка шла в авангарде нашего боевого порядка передал, что погода над целью ясная, но он уже видит приближающиеся навстречу «МиГи».

Взглянув на восток, я увидел поднимающиеся вверх столбы чёрного дыма над Хайфоном – это был результат работы нашей палубной авиации. После выполнения разворота на юг, к Ханою, я увидел в стороне аэродром Фук-Ен, но на его взлётных полосах не было ни одного вражеского истребителя, однако прикрывавшие авиабазу многочисленные зенитные батареи тут же открыли огонь по нашим самолётам. Хотя мы шли на высоте всего 90 м, помимо десятков зенитных автоматов по нам во всю били 85- и 100-мм орудия. Их стволы находились практически в горизонтальном положении.

Серией противозенитных манёвров мы избежали попаданий и продолжали лететь вдоль железнодорожной линии, связывавшей Вьетнам с Китаем. Эта стратегическая коммуникация имела мощнейшую систему ПВО. Небо впереди и позади нас буквально расцветало от разрывов снарядов разных калибров. Внезапно впереди я увидел поднимавшиеся столбы дыма – самолёты 388- го крыла уже поразили цели, и Хопкинс уводил своих ребят домой домой в Корат. Настал наш черёд.

Впереди был настоящий ад, и каждый из нас это видел. Цель удара нашего звена находилась левее и, чтобы окончательно определиться, я включил форсаж и перевёл самолёт на кабрирование. На высоте 3400 м я выполнил полупереворот. Земля опрокинулась, оказавшись сверху, но цель – серебристые цилиндрические топливные ёмкости – была мне уже хорошо видна.

Я выключил форсаж и выпустил тормозные щитки. Мой «тад» словно кто-то дёрнул за хвост – несмотря на снижение, скорость практически не возрастала, и я получил достаточно времени для прицеливания. Слева отлично просматривалась авиабаза Гиа-Лам, откуда по моему «Тандерчифу открыли огонь не менее трёх десятков 85-мм зениток и примерно столько же 37- и 57-мм автоматов. Зенитчики вели бешенный огонь, а я, занятый прицеливанием, изо всех сил пытался игнорировать близкие разрывы.

Находящаяся буквально подо мной нефтебаза была практически невредима: из нескольких десятков ёмкостей разбиты были только две находившихся с левого края и одна у правого. Помню я ещё решил, что последняя видимо была повреждена случайным попаданием зенитного снаряда, направленного по настильной траектории. Стенки этого цилиндра были практически целы, хотя вокруг него полыхал довольно сильный пожар. Наши фугасные и бомбы наносили гораздо большие разрушения.

Я довернул самолёт, чтобы пролететь между двумя столбами дыма. Он сильно ограничивал видимость, но зато прикрывал меня от вражеских наводчиков. Широкая верхняя плоская поверхность цистерны, несколько раз качнувшись, попала в прицел. Я тут же нажал кнопку захвата автоматической системы бомбометания «Тандерстрик», после чего мне оставалось только управлять самолётом, по возможности сведя манёвры к минимуму.

Секунды до сброса тянулись бесконечно. Наконец, машина вздрогнула. Всё! Бомбы сошли с замков. Не вытерпев, я тут же рванул машину в правый боевой разворот с набором высоты, чтобы посмотреть на результаты бомбометания, хотя знал, что это смертельно опасно – на этом виде манёвра «Тандерчиф» особенно быстро теряет скорость, превращаясь в лёгкую мишень для вражеских зенитчиков.

Разрывы тут же ударили рядом, а несколько жёлто-оранжевых трасс образовали вокруг меня что-то вроде клетки, но, бросив взгляд вниз, я с радостью увидел, что не промахнулся. Полдюжины моих 500- фунтовых фугасок накрыли три цистерны, над которыми поднимались гигантские языки пламени.

Увеличив скорость и переведя самолёт в пологий набор высоты, я пронёсся рядом с авиабазой Фук-Ен, на полосе которой стоял готовый к взлёту «МиГ». Постоянно меняя курс, мы зигзагом уходили на запад.

На шоссе возле Хоабиня мы оказались над дорогой, по которой двигалось 20 или 30 крытых грузовиков. Убрав скорость, я передал по радио, что можно сделать одну атаку сходу, после чего, прицелившись, открыл огонь из своего 20-мм «Вулкана». Грузовик тут же превратился вбензиновый костёр. Спустя минуту позади нас на дороге полыхала дюжина машин, а ещё шесть или семь валялись в кюветах.»

Между тем охваченные огнём склады ГСМ представляли собой жуткое зрелище. По воспоминаниям очевидцев, языки пламени над городскими окраинами временами поднимались до высоты в 250-300 м, а огромные облака чёрного дыма – до 7 км. Со стороны казалось, что огнём охвачен весь город, однако разрушений, на удивление, было не так уж много.

Надо заметить, что в ходе этого налёта «Уайлд Уизлы», пожалуй, впервые почти полностью подавили (точнее заставили прекратить) работу большинства РЛС ЗРК и значительной части станций орудийной наводки, находившихся в районе удара. По этой причине, зенитчики получали данные для стрельбы по воздушным целям с оптических приборов управления огнём, точность работы которых была заметно ниже. Правда, пробиться совсем без потерь сквозь частокол зенитных трасс и разрывов было невозможно в принципе, и один из четырёх шедших в головном эшелоне F-105F был сбит.

Поднятое по тревоге звено МиГ-17 из состава 923-го истребительного авиаполка вынуждено было атаковать вражеские самолёты уже над объектом удара. Это заставило Тран Хайна (командир звена), Во Ван Мана, Нгуен Ван Бэя и Фан Ван Тука войти в зону огня своей зенитной артиллерии. В момент атаки перехватчиков F-105D, выполнив горку, положили бомбы сериями на стоявшие группами топливные ёмкости.


Группа истребителей-бомбардировщиков F-105D из состава 335-й эскадрильи тактических истребителей 4-го авиакрыла производит дозаправку с летающего танкера КС-135. Каждый истребитель-бомбардировщик несёт два подкрыльевых 2045-литровых (450-галлонных) подвесных топливных бака и шесть 340-кг (750-фунтовых) фугсных бомб Мк.117.


На фото вверху: две УР AIM-9C «Сайдуиндер» с ИК ГСН на универсальном пилоне тактического истребителя F-4. Внизу УР AIM-4 «Фалкон».



Несмотря на весьма сложную конструкцию, механизированная (с электроприводом) высокоскорострельная (до 6000 выстр./мин.) 20-мм пушка Мб1А «Вулкан» оказалась весьма совершенным оружием и до сих пор состоит на вооружении американских тактических истребителей.



Почти сразу вслед за бомбовыми разрывами взметнулись языки пламени над разлившимся бензином и соляром. Истребители-бомбардировщики, описывая крутые развороты, проносились между поднимавшимися гигантскими столбами дыма, а следом за ними, как гончие за зайцами, сновали «МиГи», сбившие два истребителя-бомбардировщика F-105D 1* . Быстро разраставшиеся очаги пожара и сильнейший зенитный огонь серьёзно ограничивали видимость, в результате чего противники часто теряли друг друга из виду и точно так же внезапно обнаруживали оппонента на расстоянии буквально считанных метров.

Поскольку «Тандерчифы» были атакованы уже после сброса бомб, то их пилоты оказали перехватчикам ожесточённое сопротивление. Героем дня у американцев стал командир 421-й эскадрильи тактических истребителей 388-го авиакрыла майор Фред Л.Трейси, который по возвращении сделал заявку на сбитый МиГ-17. Позже он вспоминал:

«Задание 29 июня 1966 г. запомнилось мне навсегда. Мы входили в состав обеспечивающих сил. На наше звено была возложена задача подавления ЗРК, и мы прибыли в район операции на десять минут раньше ударной группы. Обнаруженные позиции зенитных ракет мы уничтожили сходу и направились к точке встречи с основными силами.

В этот момент нас перехватили четыре «МиГа». 23-мм снаряды одного из них пробили остекление кабины моего самолёта и застряли в приборной панели. К счастью, они не разорвались, но вся бортовая электроника, включая прицел, сразу же отключилась. Однако двигатель работал устойчиво, и пушка также была в порядке. Я резко отвернул влево и обнаружил обстрелявший меня «МиГ» прямо перед собой, на расстоянии всего каких-то 60 метров. Немного довернув, чтобы ПВД указывал прямо на цель, я нажал на гашетку. Очередь «Вулкана» прошла по всему фюзеляжу «МиГа», оторвав левое крыло. Самолёт тут же свалился в низкие облака.»

Трудно сказать, кого именно сбил майор Трэйси, поскольку все вьетнамские истребители в тот день благополучно вернулись на свой аэродром, но в любом случае это был не более чем успешный боевой эпизод, в то время как в ходе рутинной боевой работы части, оснащенные F-105, несли тяжелые потери, причем как от огня зенитной артиллерии, так и от ЗРК, эффективно дополнявших друг друга, что создавало над многими районами ДРВ сплошную зону поражения.

Как бы там ни было, но результаты развернувшегося над крышами Ханоя воздушного сражения не удовлетворили американцев, поскольку на темпах доставки подкреплений на юг удар по складам ГСМ ни коим образом не повлиял. Северовьетнамцы так же наконец-то осознали, что безраздельному господству зенитных ракет приходит конец, и в дальнейшем высокий уровень эффективности ПВО можно будет поддерживать только гармоничным сочетанием всех родов этого вида войск.

Между тем, результаты июньских воздушных боёв весьма серьёзно изучались в американских штабах. Как выяснилось, из каждых 11 попыток пуска УР «Сайдуиндер» только в двух случаях был достигнут полный успех. Остальные попытки (82%) окончились неудачей, при этом две ракеты (18%) не сошли с направляющих, одна (9%) сошла с опозданием, а остальные шесть (55%) по различным причинам прошли мимо цели. Неоднократно отмечались и несанкционированные пуски ракет с ИК ГСН.

1* Один из двух F-105D упал прямо в очаг пожара, поэтому анализом его обломков никто не занимался. Его катапультировавшийся пилот скрывался в течение нескольких дней, пока не вышел к побережью и не был эвакуирован американской поисково-спасательной группой с авианосца «Рэйнджер». Второй сбитый F-105D (сер. №60-0460) был из состава 388-го авиакрыла тактических истребителей, и его пилот капитан Мэрфи Н.Джонс попал в плен.


МиГ-21ПФ Ва Нгок Диня из состава 921-го ИАП ВВС ДРВ, который 11 июля 1966 г. пуском управляемой ракеты Р-ЗС сбил F-105D.


F-4B (сер. №151500, борт. NL-216) из состава VF-161 (авиагруппа авианосца «Констеллэйшн»), экипаж которого (пилот – лейтенант Уильям М.МакГайгэн и штурман-оператор – лейтенант джуниор-грэйд Роберт М.Фаулер) 13 июля 1966 г. сбили МиГ-17 пуском «управляемой ракеты AIM-9.


F-8E (сер. №150908, борт. АН202) командира VF-162 (авиагруппа авианосца «Орискани») коммандера Ричарда М.Бэллинджера, который был сбит 14 июля 1966 г. в бою с J-5 Нго Дак Маем.


J-5 старшего лейтенанта Нго Дак Мая из состава 923-го ИАП. 14 июля 1966 г. Нго Дак Май сбил F-8E коммандера Беллинджера.


Пушечное вооружение «Крусейдеров» также вызывало определённые нарекания. Как выяснилось, высокоскорострельные (до 1500 выстр./мин.) «Кольты» М.39, конструкция которых базировалась на классической револьверной (барабанной) схеме, оказались не слишком надёжными 2* . У трёх лётчиков (12,6%), из 24 пилотов, которым удалось ввести в действие пушечное вооружение своих истребителей, возникли весьма серьёзные проблемы. При этом у одного (4,2%) оружие вообще отказало, а у двух других (8,4%) отмечались неоднократные задержки из-за перекоса лент после нескольких выстрелов при интенсивных манёврах, а у 13 пилотов (54,6%) имелся хотя бы один случай отказа оружия. И только один (коммандер Марр) смог полностью израсходовать пушечный боекомплект.

Надо сказать, что после появления управляемых ракет ближнего боя класса «воздух-воздух» 20-мм пушки, стоявшие на F-8, расценивались как вторичное, по отношению к «Сайдуиндерам» оружие. Однако анализ ситуаций, в которых пилоты стреляли из пушек и производили пуски управляемых ракет малой дальности, позволил установить, что события обоих типов имеют весьма сходные обстоятельства. В итоговом документе, родившемся в недрах Пентагона, вообще было прямо отмечено, что «с учётом ненадёжной работы обеих систем оружия отдать предпочтение какой-либо одной пока не представляется возможным», правда, ниже отмечалось, что со временем возможности управляемых ракет на малых дистанциях всё же, видимо, превысят характеристики пушечных установок.

В том же документе отмечалось, что «лётчики истребителей-бомбардировщиков F-105 считают 20-мм пушку более ценным оружием, нежели ненадёжные УР «Сайдуиндер» с ИК ГСН». Возможности последней, к тому же, сильно зависели от скорости носителя в момент пуска. Иначе говоря, вышедший из крутого виража с перегрузкой в 6 ед. и, оказавшийся в хвосте у «МиГа» F-105D, как правило, имел скорость не более 550 км/ч, чего было недостаточно для гарантированного поражения цели, даже находящейся на идеальной дистанции в 1200-1300 м, выполняющей прямолинейный полёт, но идущей со скоростью 900-1000 км/ч. Заметим, что применявшиеся в то время в некоторых эскадрильях «Фантомов», прибывших на ТВД, УР AIM- 4 «Фалкон» с ИК ГСН, имевшие разрешённую дальность пуска чуть более 9 км, были признаны вообще «непригодными для применения в боевых условиях».

Немало претензий высказывалось и к «длинной руке» F-4 – управляемой ракете средней дальности AIM-7. Следует отметить, что в боевые действия во Вьетнаме «Фантомы» вступили, обладая уже четвёртой по счёту серийной модификацией этой ракеты («Спэрроу» 3) – AIM-7E 3* , хотя в строевых частях имелось и немало ракет предыдущей модификации AIM-7D. Обе модели имели однорежимный твердотопливный двигатель и полуактивную радиолокационную ГСН непрерывного излучения. Максимальная дальность стрельбы у модели «D» в переднюю полусферу составляла 15 км, а у «Е» – 22 км. Будучи гораздо более тяжёлыми, сложными и дорогими, УР «Спэрроу» показали в 1,5 раза худшую эффективность, нежели «Сайдуиндеры». Пилотами отмечалось, что «AIM-7 практически не могут применяться в воздушных боях на коротких дистанциях, которые в основном и ведутся в небе Юго-Восточной Азии, а атакуемая цель в случае необходимости почти всегда может совершить манёвр уклонения…» Нередки были ошибки в наведении, и далеко не идеально работала система госопознавания, результатом чего, как подозревалась, стало уничтожение в течении первого года войны над Северным Вьетнамом не менее пяти своих самолётов.

Забегая вперёд, можно отметить, что один из вернувшихся в «штаты» пилотов как-то заметил, «если считать все мои победы, то я – ас, правда «МиГов» я сбил столько же, сколько и «Фантомов»». Если учесть, что подтверждённо сбитых этими стредствами поражения вражеских машин было всего четыре, то становиться ясно, что у разработчиков было достаточно оснований для интенсификации процесса модернизации своих «Воробьёв».

В конце доклада указывалось, что «для более эффективной поддержки ударной авиации, на аэродромы Южного Вьетнама необходимо перебросить как минимум ещё одно авиакрыло тактических истребителей». Последнее решение претворить в жизнь быстро не удалось. Более того, в августе 1966 г. из Юго-Восточной Азии была выведена 45-я истребительная эскадрилья (45th TFS), потерявшая несколько самолётов в воздушных боях и записавшая на свой счёт всего лишь две победы. Найти замену для неё, а точнее, произвести дальнейшее наращивание истребительной группировки на ТВД, удалось только в первой декаде ноябоя, когда начали прибывать подразделения 12-го авиакрыла тактических истребителей (12th TFW) в составе 557, 558-й и 559-й эскадрилий (557th, 558th и 559th TFSs). F- 4C разместили на авиабазе Кам Ранг Бей, и вскоре их экипажам довелось испытать на себе всю тяжесть воздушной войны над Северным Вьетнамом.

Ретроспективно оценивая опыт боевого применения УР «Спэрроу» с полуактивной PJI ГН, надо признать, что американские пилоты никогда не были удовлетворены её возможностями.

Хотя в распоряжении авторов не имеется 4* полной статистики американских потерь в Юго-Восточной Азии, некоторые выводы всё же можно сделать. Согласно опубликованным двухсторонним данным, в июне 1966 г. зенитная артиллерия и ЗРК ПВО ДРВ вместе с зенитчиками Лаоса достоверно сбили восемь американских боевых самолётов (два А-4, три F-4, а также по одному В-26К, В-57, F-8E и RA-3B). Вьетнамские истребители претендуют на 15 сбитых «супостатов» (шесть F-105, пять F-8/RF-8, два А-4 и столько же F-4). Кроме того, ещё пять американских самолётов (три А-4, один F-105 и один F-4) числятся как потерянные во время возвращения из боевых вылетов и при заходе на посадку, а причины гибели четырёх (по одному А-1, АС- 47D, RA-3B и RB-66) до сих пор остаются неизвестными. Заметим, что сами американцы претендуют в июне 66-го всего на четыре сбитых (все МиГ-17), три из которых не подтверждаются, но об этом ниже.

2* Более мощная револьверная механизированная 20-мм пушка системы Гатлинга «Вулкан» М.61, стоявшая на истребителях-бомбардировщиках F-105D, F и G оказалась более надёжной и эффективной, что и позволило ей после небольшой модернизации удержаться на вооружении американских истребителей до настоящего времени.

3* УР «Спэрроу» 1 была принята на вооружение американских самолётов в 1954 г. и имела систему наведения по радиолучу. По своим характеристикам она в целом соответствовала нашей системе К-5. Значительные ошибки наведения, носившие неустранимый характер, заставили американцев в 1957 г. прекратить производство этой ракеты. В качестве замены рассматривалась два варианта: «Спэрроу» 2 с активной РЛ ГСН и «Спэрроу» 3 с полуактивной РЛ ГН. Благодаря более высокой надёжности, выбор военных пал на третью модель, которая под обозначением AIM-7C и была запущена в серийное производство в том же 1957 г. Спустя четыре года, в 1961 г., развернулось производство её улучшенной модели – AIM-7D.

4* Информация об американских потерях в Юго-Восточной Азии до сих пор полностью не рассекречена. Например, по данным, фигурирующим в западной печати, в течение 1966 г. американские ВВС потеряли над ДРВ 85 «Тандерчифов», но к моменту сдачи этой части статьи в печать, авторы располагали информацией о дате гибели лишь 64 самолётов F-105D и F. Конечно, с учётом того, что победы одержанные вьетнамскими истребителями летом 1966 г. достаточно хорошо проанализированы, то, видимо, никаких значительных открытий в этом отношении ожидать не приходится, что же касается квоты американских потерь, понесённых от зенитного огня (в том числе и ЗРК), то она может только возрасти, и довольно значительно.



Несколько иным оказался баланс потерь в воздухе (без учёта разрушений, причинённых американцами северовьетнамским наземным объектам) в июле. Зенитная артиллерия и ЗРК ПВО ДРВ достоверно свалили 12 летательных аппарата (три А-4, пять F-105, а также по одному А-1, CH-34, ЕВ-66С и RF- 101С). 15 машин уничтожили истребители (пять F-105, четыре А-4, два F-8/RF-8, а также по одному F-4B и RC-47D, кроме того в списке побед вьетнамских лётчиков числится один самолёт неустановленного типа, упавший в труднодоступной горной местности). Причины гибели ещё шести американских самолётов (три F-105D, а также по одному А-4Е, 0V-1C и RF-101C) не выяснены до сих пор, а 12 машин (семь F-105, три А- 4, один F-4 и один RF-101) были потеряны в инцидентах (основная масса последних, как уже неоднократно отмечалось выше, была связана с катастрофами при возвращении повреждённых самолётов на свои авиабазы). «Янки», со своей стороны, в июле претендуют на три сбитых (два МиГ-21 и один МиГ- 17). С другой стороны, в графе «боевые потери, понесённые по неустановленным причинам» на сегодняшний день числятся 18 летательных аппаратов. Весьма любопытным является и тот факт, что в июле 1966 г. командование истребительной авиацией ПВО ДРВ числит, помимо 14 сбитых американских самолётов, ещё 10 повреждённых. О последних стоит поговорить особо.

Не секрет, что с приходом реактивной эпохи, вызвавшей невиданный рост скоростных и высотных характеристик у самолётов боевой авиации, такое понятие как вынужденная посадка почти всегда на практике приводила к практически гарантированной потере самолёта. Хотя для многих, даже нынешних, сверхзвуковых машин при их проектировании ставилась задача обеспечения эксплуатации с грунтовых аэродромов, реально этого никогда не удавалось достичь, хотя в вооруженных силах потенциальных противников проводилось немало учений по этой тематике. Ещё больше произошло разных случаев, когда экипажи боевых машин были вынуждены приземляться на различные более или менее подготовленные площадки. Результаты в большинстве случаев были плачевными. Да что там говорить о вынужденных посадках, если даже сход с взлётно-посадочной полосы на грунт на скорости «всего» 150-200 км/ч уже гарантированно отправлял самолёт в ТЭЧ, а иногда и прямиком на металлолом. При этом замечу, что оставшиеся от него запчасти старались использовать только в случае самой крайней необходимости. Типичный случай произошёл 17 мая 1966 г., когда приземлившийся «Фантом» (сер. №640717) из состава 433-й эскадрильи тактических истребителей (433th TFS) выкатился на пробеге за пределы ВПП и был благополучно списан в утиль.

Теперь несколько слов о боевых повреждениях. Конечно, уже даже на первых реактивных машинах ряд систем конструкторы старались дублировать, но два самолёта в одном не создашь (судя по всему, это получается только у фирмы Proctor and Gamble с её шампунями), а потому, если снаряд или осколок выводили из строя штангу дозаправки, то из района Ханой – Хайфон до тайландской авиабазы Убон или южновьетнамского Да Нанга дотянуть на «Тандерчифе» уже не удавалось. Точно так же очень трудно будет вернуться, если пробиты баки, а самолёт-заправщик, рискнувший подойти на 50-60 км к побережью или к восточной границе ДРВ, будет почти наверняка тут же сбит зенитной ракетой. Даже такая «мелочь», как выход из строя радиосвязи могла оказаться фатальной. Конечно по АРК или, в крайнем случае, магнитному компасу можно направиться в нужном направлении. Но что дальше? Опять встаёт вопрос дозаправки, а без связи с танкером это сделать почти невозможно. Экипаж «дойной коровы» и рад бы «дать пососать» керосина, но как объяснить свои намерения и услышать команды оператора заправщика?.. Вот и приходилось американцам частенько катапультироваться из практически исправных машин, которые самым естественным образом пополняли статью эксплуатационные потери. Кстати, особенно большие они были в палубной авиации.

Впрочем, даже без учёта подобных «вводных», сравнивая количество сбитых в воздушных боях, становится очевидно, что пальму первенства в этом виде боевой деятельности летом 66-го прочно удерживали вьетнамские ВВС. Причины этого во многом крылись в выгодном географическом положении страны. Действительно, для того, чтобы долететь до назначенных целей, американским самолётам практически сразу же после взлёта требовалось осуществить дозаправку. После чего, в случае появления над районом удара вьетнамских перехватчиков, истребители и ударные машины сбрасывали опустевшие подвесные топливные баки (ПТБ). При этом они вступали в бой, имея практически нормальную полётную массу. Вьетнамские же истребители чаще вступали в бой из положения дежурство в воздухе с опустевшими ПТБ, которые сбрасывались в ходе сближения с противником, и далеко неполными внутренними баками. В результате по такой определяющей горизонтальную манёвренность характеристике, как нагрузка на крыло, они обладали существенным превосходством (т.е. имели меньшую величину этого параметра) в сравнении с американскими истребителями и были вполне сопоставимы с ними по тяговооружённости, определявшей разгонные характеристики и скороподъёмность (см. таб.).

Правда, надо отметить, что, несмотря на несколько большую тяговооруженность МиГ-21Ф/ПФ по сравнению с F-4B/C, последние довольно заметно превосходили наши самолёты по разгонным характеристикам благодаря существенно лучшей аэродинамике 5* . По этой причине вести бой на вертикалях с «Фантомами» пилотам МиГ-21 было не выгодно, но этот опыт ещё предстояло получить, оплатив своей кровью, и освоить, на что требовалось немало времени.

В связи со всем выше сказанным, необходимо отметить, что рост эффективности вьетнамской истребительной авиации, объясняемый многими отечественными авторами как результат ввода в бой в конце апреля 1966 г. истребителей МиГ-21 6* , на самом деле обуславливался отнюдь не этим 7* , а рядом других причин.

Одна из них состоит в том, с лета 1966 г. тактика американской авиации претерпела существенные изменения. Наращивание интенсивности постановки активных и пассивных радиопомех, а также комплексный характер их применения, включение самолётов-постановщиков, как в состав обеспечивающих сил, так и непосредственно в боевые порядки ударных групп, и, наконец, всё более массовое применение противорадиолокационных ракет, позволило заметно снизить эффективность ЗРК С-75. Если летом 1965 г. на одну уничтоженную воздушную цель приходилась одна-два ракеты, то летом 66-го уже три-четыре, а при отражении отдельных налётов пять-шесть.

5* Подобная ситауция встречалась неоднократно и ранее. Например, в 1941 г., модификации истребителя И-16 с моторами М-62 и М-63 превосходили по энерговооружённости «Мессершмитты» Bf109E-7 и Bf 109F-2, оснащённые двигателями DB601N, но последние, благодаря лучшей аэродинамике, имели большую максимальную скорость и лучшие разгонные характеристики.

6* См., например, В.К.Бабич. «Авиация в локальных войнах» (М.Военное издательство, 1988 г., с.90).

7* Хотя надо признать, что указанное в работах соотношение побед к понесенным потерям, равное 4:1 в пользу вьетнамских перехватчиков, сложившееся к декабрю 1966 г., действительно имело место.


Некоторые параметры американских и северовьетнамских истребителей на рубеже ввода в ближний бой.
(по состоянию на весну – лето 1966 г.)
Характеристика F-4B F-4C F-8E F-105D МиГ 17Ф МиГ21Ф13 МиГ-21ПФ
Тип двигателя J79-JE-8 J79-JE-15 J57-P-20A J75-P-19W ВК-1Ф Р-ИФ-300 Р-11Ф2300
Тяга двигателя, кгс              
- форс, стэндовая 2 х 7780 2 х 7780 1 х 8165 1 х 12031 3380 5750 6120
- форс, полётная. 12215 12215 6410 9444 2653 4514 4804
Площадь крыла кв.и 49,2 Л 49,2 34.84 35,8 22,6 _ 23,0 23,0
Масса полётная норм., кг 20870* 20000* 13150 16369 4755** 7370** 7750**
Нагрузка на крыло, кг/м² 424,19 406,5 377,44 457,23 210,39 320,43 336,96
Тяговооруженность, ед. 0,58 0,61 0,49 0,58 0,56 0,61 0,62
* С учетом четырёх УР средней дальности AIM-7D/E.

** Указана полётная масса без ПТБ с 75-процентным остатком топлива во внутренних баках.


К тому же, американские пилоты освоили применение противоракетных манёвров. Всё это позволило поднять оперативный эшелон до 4-5 тыс. м, где эффективность зенитного огня была существенно ниже, чем на высотах 2-3 тыс. м, куда летом прошлого года советские зенитные ракеты загнали американскую авиацию. В результате большая часть северовьетнамских зенитных пулемётов, 23-мм автоматов ЗУ-23-2 и 37- мм установок 70-К оказалась в положении «вне игры» или могла обстреливать воздушные цели только тогда, когда последние снижались для атаки прикрываемых объектов. Конечно, основные артиллерийские системы ПВО Вьетнама (57-мм автоматы С-60 и 85-мм пушки 52-10 по-прежнему довольно регулярно «доставали» американские самолёты как над охраняемыми объектами, так и на маршруте, но плотность зенитного огня, а вместе с ней и результативность, всё же заметно снизилась. В этих условиях относительная квота американских потерь, приходящихся на долю постепенно набиравшей численность и опыт вьетнамской истребительной авиации, возросла самым естественным (но внешне непропорциональным) образом.

Чтобы подтвердить этот тезис, обратимся к статистике: если в апреле относительная доля истребительной авиации в общем количестве уничтоженных воздушных целей над территорией ДРВ не превышала 4%, то в июне она увеличилась практически в 10 раз и составила 43,74%!!.. И хотя в следующем месяце она слегка снизилась до 38,18%, но это было связано скорее всего с неточным учётом потерь, так как сравнение списков по статьям «инциденты» и «потери от неустановленных причин» показывает, что при примерно одинаковой интенсивности боевых вылётов за два первых летних месяца, июльский список длиннее июньского ровно в два раза!


Типичная иллюстрация всему сказзанному: F-105D возвращается из рейда на объекты ДРВ. Хотя судя по процессу дозаправки система управления не пострадала, но оба ПТБ травят топливо через пробоины, и потому для того, чтобы дотянуть домой, керосин приходится подсасывать с заправщика.


МиГ-21Ф13 из состава наряда дежурных сил с подвешенными на пилонах управляемыми ракетами Р-ЗС в готовности к запуску двигателя.


Конечно, теоретически можно предположить, что появившиеся весной на ТВД МиГ-21 сбивали втрое больше американских самолётов, чем МиГ-17 (действовавшие там уже в течение года!) при примерно одинаковых потерях с последними. Однако, неумолимая статистика опровергает и это предположение, поскольку в рассматриваемый период МиГ-21 было в три-четыре раза меньше, чем МиГ-17 (примерно 15-20, в то время как последних – около 60), а это значит, что для достижения усреднённого параметра 4:1, они должны были сбивать на каждый один свой потерянный самолёт не три вражеских, а 9-10! Должны сразу сказать, что подобный уровень эффективности никогда не был зафиксирован в истории войны в воздухе.

Реальность такова: в июне из 14 подтверждённых сбитых на долю «Фреско» приходятся 11, из 15 июльских побед – 13, а в августе из семи сбитых вражеских летательных аппаратов шесть также пополнили счета пилотов МиГ-17 и лишь один беспилотный разведчик BQM-34A был уничтожен 13 августа парой МиГ-21Ф с помощью управляемых ракет Р-ЗС.

Теперь необходимо разобраться с летними потерями ВВС ДРВ и, соответственно, с победами американских лётчиков- истребителей, для чего обратимся к первоисточникам. В известной работе Jloy Дрендела «…И сбивать МиГи», неоднократно переиздающейся американским издательством «Сквадрон/Сигнал Публикейшн»8* , указано (см. с.47 и 72-73), что в июне пилоты, сражавшиеся под звёздно-полосатым флагом, заявили об уничтожении пяти МиГ-17, в июле двух МиГ-21 и одного МиГ-17, а в августе – только одного МиГ-17.

Надо сказать, что на первый взгляд (с учётом численности сосредоточенной на ТВД группировки истребительной авиации) американские успехи выглядят достаточно реалистично, если не сказать бедновато. Однако на самом деле результативность воздушных боёв с американской стороны летом 1966 г. была гораздо ниже. Советские и вьетнамские архивные документы позволяют с полным основанием заявить, что в июне в воздухе ВВС ДРВ потеряли всего один МиГ-17, в июле – два МиГ-21 и один МиГ-17, а в августе два МиГ-17. Предвидя, что последняя цифра может вызвать у читателей недоумение, заметим, что оба потерянных в августе МиГ-17 не имеют никакого отношения к американским заявкам, поскольку они сбиты по ошибке своей же зенитной артиллерией уже после окончания воздушных боёв.

Так, 18 августа звено МиГ-17, избежав встречи с истребителями сопровождения, смогло перехватить американскую ударную группу в составе восьми «Тандерчифов» и в ходе внезапной атаки сбить один F-105D. Оставшаяся семёрка тут же освободилась от бомб и вступила в бой, но в последовавшем затем пятиминутном противоборстве ни одной из сторон успех не сопутствовал, и противники разошлись на свои авиабазы. Впрочем, пилотам «МиГов» преподнесли сюрприз зенитчики. Вышедшая из строя на одной из РЛС орудийной наводки аппаратура системы госопознавания тут же заставила расчёт станции объявить тревогу, в результате чего пролетавшие на малой высоте «МиГи» попали под плотный и точный огонь сразу нескольких дивизионов зенитной артиллерии, оказавшейся непреодолимой преградой для одного северовьетнамского перехватчика.

Практически по тому же сценарию события развивались и 22 августа, звено МиГ-17 отразило налёт на авиабазу Ной-Бай. Сбив в ходе воздушного боя без потерь со своей стороны два F-105D, перехватчики, не ожидая подвоха, возвращались на свой аэродром. Находясь над районом второго разворота «МиГи» снова попали под «дружественный» огонь, ставший роковым для ещё одного истребителя. Рискуя повториться, ещё раз заметим, что в августовских воздушных боях от воздействия противника ни один самолёт потерян не был.

В июне 66-го реально подтверждается только один МиГ-17, сбитый 12-го числа командиром эскадрильи VF-211 коммандером Гарольдом Мэрром. Об этом эпизоде мы рассказали в предыдущем номере журнала. Остальные заявки (вторая того же Мэрра, лейтенанта джуниор грэйд Вампатэллы, лейтенанта Чанси и майора Трэйси) не имеют документальных подтверждений.

8* Lou Drendel. «…And Kill MiGs. Air to air combat from Vietnam to the Gulf War». Squadron/Signal Publikations, 1997.


Несмотря на появление в арсенале сверхзвуковых «МиГов» полноценных управляемых ракет Р-ЗС, эффективность применения «двадцатьпервых» летом 66-го не шла ни в какое сравнение с, как казалось совсем недавно, безнадёжно устаревшими МиГ-17.


В июле полностью подтверждёнными являются победы экипажей F-4C, возглавляемые капитаном Уильямом Свенднером и первым лейтенантом Рональдом Мартином из состава 480-й эскадрильи тактических истребителей (480th TFS), входившей в 35- е авиакрыло тактических истребителей. 14- го числа того месяца им удалось сбить по одному МиГ-21. Подтверждается и заявка на сбитый МиГ-17, сделанная днём ранее, 13 июля, экипажем F-4B в составе пилота лейтенанта Уильяма МакГайгана и штурмана-оператора лейтенанта джуниор грэйд Роберта Фаулера.

Правда, особой радости в тот день американцы не испытали, так как вылетевшая в тот день для удара по мосту через Красную реку в районе Хунг-Ен эскадрилья палубных «Скайхоков» в составе 12 машин уже при выходе на боевой курс была перехвачена звеном МиГ-17. Внезапной атакой вьетнамские истребители сбили сразу два А-4, после чего остальные беспорядочно сбросили бомбы и встали в оборонительный круг. От дальнейшего уничтожения «Скайхоков» спасло вмешавшееся в эту драку звено F-4B из состава VF-161. Внезапный пуск «Сайдуиндера» оказался точным, и горящий МиГ-17 упал на рисовое поле. Однако появление на сцене новых противников явно не смутило пилотов «МиГов», и вскоре на вираже ими был сбит F-4, после чего оппоненты разошлись.

В августе, как уже было сказано выше, американские истребители реально не сбили ни одного вьетнамского самолёта.

Понятно, что, с учётом всей этой новой информации, декларируемая в западных изданиях эффективность американских истребителей выглядит не более чем мифом. Конечно, для МиГ-21 (с учётом его лётных характеристик) абсолютные цифры, фигурирующие в соотношении между количеством подтверждённых побед и собственных сбитых выглядит не слишком впечатляющими, поскольку за период с мая по август их пилоты достоверно сбили шесть и потеряли две машины (соотношение 3:1).

Другое дело МиГ-17, которые за то же время ценой потери всего двух своих самолётов достоверно уничтожили 30 американских боевых машин!!..

Таким образом, усреднённое соотношение выглядит как 36:4, иначе говоря, на каждый потерянный северовьетнамский истребитель приходится девять сбитых американских «белых орлов»!!

Конечно, недоверчивый читатель вправе усомниться, высказав предположение, что наши советники занижали потери ВВС ДРВ и (если уж быть последовательными до конца) все без исключения американские заявки имеют под собой реальные основания. Надо, правда, заметить, что на самом деле этого не было, поскольку заявки на поставки боевой техники и боеприпасов составлялись с оглядкой на понесённые потери, но ради академического интереса произведём и такой (в некотором смысле крайний) подсчёт полученных результативности.

Для МиГ-21 соотношение остаётся неизменным, а для МиГ-17 оно естественно сдвигается в меньшую сторону, но, всё равно, остаётся весьма впечатляющим: 30:7 или свыше четырёх сбитых вражеских на один потерянный свой. Что же касается величины усреднённого показателя эффективности вьетнамских перехватчиков, то даже с учётом всех американских заявок на победы, он к концу лета 1966 г. всё равно составляет 36:9 или те самые знаменитые 4:1 в пользу ВВС ДРВ, которые были обнародованы в известной и, без сомнения, этапной для своего времени работе В.К.Бабича «Авиация в локальных войнах». Объясняется данный парадокс тем, что любая война, в которой участвовали в XX веке США, проводилась при массированной информационной и рекламной поддержке «хороших американских парней, сражающихся за идеалы свободного мира в Индокитае». К тому же, в то время далеко не все результаты воздушных боёв были известны наверняка. Этим не могут похвастаться даже авторы данной работы, публикуемой спустя четверть века. Это в равной степени относится не только к вьетнамцам и нашим, но и к американцам. В противном случае, в разделе убыли матчасти и лётного состава не имелось бы графы «боевые потери, понесённые по неустановленным причинам».

Свои «скелеты в шкафу» были и у наших советников. Одним из них был отнюдь не блестящий дебют новейшего МиГ-21. В сущности, практика боевой работы опрокинула многие расчёты теоретиков и конструкторов. Конечно, некоторые конструктивные просчёты были позже исправлены. Однако на это требовалось определённое время, а пока, для того, чтобы потенциальные потребители двухмаховых «МиГов» из стран социалистической ориентации не могли усомниться в боевых возможностях новых сверхзвуковых истребителей, была создана легенда, в рамках которой и заявлялось, что именно после появления в составе ВВС ДРВ весной 1966 г. МиГ-21, соотношение в воздушных боях изменилось с 1,2:1 до 4:1 в пользу вьетнамских перехватчиков. В сущности, в тех условиях главным был результат, продемонстрировать который не составляло труда, так как обломки сбитых американских самолётов имелись в избытке. О том, какими способами они были получены, знал лишь весьма ограниченный круг лиц, что же касается американцев, то они (в отличие от вьетнамцев, постоянно показывавших всё новых и новых пленных лётчиков) могли в лучшем случае демонстрировать журналистам лишь мутноватые кадры, запечатлённые фотокамерами, установленными на своих истребителях.

И этот результат, повторимся, получен без учёта американских самолётов, списанных по статьям «инциденты» и «неустановленные потери», а таких за лето набирается свыше четырёх десятков 9* . Безусловно, эти статьи потерь матчасти подпитывались не без участия пилотов МиГ-21 и, конечно, зенитчиков, но роль в этом процессе пилотов сверхзвуковых истребителей была всё же пока довольно скромной.

Основной причиной этого была неотработанность способов боевого применения МиГ- 21. Поступившая весной 66-го во Вьетнам вместе с этими истребителями система наведения «Воздух-1» позволяла наводить перехватчики на цель только на средних и больших высотах. Однако в то время американцы ещё старались прижиматься к земле, выходя к объектам удара по кратчайшим расстояниям в так называемом коридоре выживаемости. Когда же оперативный потолок американских машин увеличился, и появилась возможность наведения, помехи и противорадиолокационные ракеты серьёзно снизили эффективность работы командных пунктов истребительной авиации. Ко всему прочему, большая часть серовьетнамских МиГ-21Ф/Ф13 не имела управляемых ракет.

Реализовать вариант, используемый пилотами дозвуковых МиГ-17Ф, который заключался в атаке американских ударных групп на догоне снизу-сзади также было затруднительно, поскольку, разработчикам первых модификаций МиГ-21 ствольное артиллерийское вооружение показалось явно лишним. Если на МиГ-21Ф ещё стояли две 30-мм пушки НР-30, то на МиГ-21Ф13 уже только одна, да и у той боекомплект составлял всего 25 снарядов, чего хватало на одну-две прицельные очереди. При этом масса секундного залпа МиГ-21Ф13 составляла всего 6,2 кг. В то же время у МиГ-17Ф она была почти на 70% «тяжелее» и равнялась 10,5 кг. Что касается МиГ-21ПФ, то на нём пушки вообще исчезли, а их пилотам поначалу приходилось расчитывать только на 57-мм неуправляемые снаряды. Иначе говоря, даже в самой выгодной обстановке пилотам «двадцатьпервых» было бы трудно конкурировать по количеству сбитых с лётчиками МиГ-17. Последних к тому же было значительно больше, и они уже обладали примерно годовым боевым опытом. Именно поэтому на данном этапе войны встречи «Фантомов» с МиГ-21 были довольно опасны для последних, но об этом в следующей части нашей статьи.

9* И это только из числа тех, что совершали налёты на ДРВ. Противопартизанская война в Южном Вьетнаме, Лаосе и Камбодже – это вообще отдельная и ещё более горькая для американской авиации «песня».

Продолжение следует.


КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИИ

Пиратский «свежак»

Сергей Алексеев


Давненько мы не писали рецензий на книжки, а потому, как только обнаружился подозрительный наукообразный экзепляр с претензией на фундаментальное закрытие темы, он срази же привлёк моё внимание, тем более, что посвящался авиации Первой Мировой войны, о которой не слишком много написано на русском языке.


В феврале вышла книга о «красном бароне» – знаменитом асе Первой Мировой войны Манфреде фон Рихтгофене. Она открывает серию «Рыцари неба», начатую издательством «ПБОЮЛ Быстров».

Книга вызывает недоумение уже с первого взгляда: на обложке, рядом с портретом Рихтгофена, изображен красный истребитель с крестами на фюзеляже и крыльях. Но это не «Альбатрос» или «Фоккер», на которых воевал ас, а … французский истребитель «Ньюпор-17»!

При «втором взгляде» недоумение только увеличивается. Оказывается, «Манфред фон Рихтгофен» – это имя автора, а «Красный Барон» – название книги. Впрочем, объяснение этому факту нашлось быстро: первая часть книги – это мемуары Рихтгофена, написанные летом 1917 г. и названные «Красный боевой летчик» 1* («Der Rote Kampfflieger»). Вторая и большая часть – это рассказ о противниках барона – тех, кого он сбивал, и кто сбивал его. Естественно, сам Рихтгофен ни коим образом не мог написать данный текст, тем не менее, в выходных данных издания, кроме фамилии «красного барона», значатся только два переводчика.

Причину «забывчивости» издателя можно понять, выяснив, какие издания выходили на западе по данной теме. Несколько лет назад английское издательство «Grub Street» выпустило книгу «Under the Guns of the Red Baron» (Norman Franks и др.). Раздел «Под огнем «Красного барона» представляет собой перевод вышеупомянутой работы Фрэнкса, опубликованный, разумеется, без ведома и разрешения правообладателей. Таким образом, книга «Красный Барон» является чистой воды пиратским изданием.

В принципе, воровство еще можно понять и объяснить (бедный издатель решил сделать полезное бедным читателям и заодно немного поправить свои финансовые дела). Но даже воровать нужно добросовестно и качественно, а в данном случае издатель и редакторы (аж два «обычных» и один художественный) расписались в своем полном неумении сделать что-либо лучше очередной халтуры.

Чего обычно ждет читатель от переводных мемуаров? Толкового предисловия, где будет написано несколько слов об авторе и его книге, а также комментариев к тексту, выполненных специалистом. Здесь есть целых два предисловия: сначала некий текст без названия, а затем «Предисловие», написанное Теодором Гладковым (единственный во всей книге «авторский» материал).

«Безымянное» предисловие содержит краткую биографию Рихтгофена, а также пространные рассуждения о «рыцарях неба» и причинах их популярности, но здесь нет ни слова о том, когда Рихтгофен написал свои мемуары, когда они были изданы, какие вообще были издания и с какого именно сделан перевод. Что не удивительно, так как этот текст позаимствован из книги Фрэнкса. Переводчик (или редактор) сократил его только на один абзац, в котором говорилось об изучении авторами английских и немецких документов. Зато слова о том, что «Мы попытались представить здесь как можно больше подробностей … мы исправили некоторые ошибки … предложили собственную точку зрения, основанную на глубоком исследовании вопроса … мы пришли к выводу» в предисловии сохранились, что в «цельнотянутой» книге смотрится весьма забавно, а грозное предупреждение, что книга «Охраняется законом РФ об авторском праве», вообще выглядит откровенно глупо и заставляет вспомнить времена «дикого капитализма» в сфере книгоиздания, которые, впрочем, судя по всему, возвращаются вновь…

И всё же, как это не прискорбно, вопросы легальности публикации и соблюдения авторских прав интересуют читателей гораздо меньше, чем качество информации, а с этим тоже есть проблемы. Сличение английского текста предисловия с русским переводом выявило ряд несоответствий: например, совершивший вынужденную посадку и вставший в воронке носом вниз «Фарман» вдруг превратился в «упавший» (с.8), а наступление на Сомме – из мощного в «предполагающееся» (с.9). Не всегда корректно переведены слова, имеющие несколько значений, что может изменить смысл текста: пал в боевых действиях (об Иммельмане) не обязательно значит «был сбит» (с.5), особенно если учесть общеизвестную германскую версию гибели аса. Оказалась искажена также история FFA69 и ВАО, есть и другие ошибки, полное перечисление которых займет места едва ли не столько же, сколько и оригинальный текст.

Очевидно, что «издательская команда» испытывала большие трудности и при переводе терминов. Так, если названия авиачастей Flieger AMeilung, Jagdstaffel и Brieftauben Abteilung расшифровываются (причем последнее неправильно: «Голубятня» вместо Батальон (или отряд) Голубинной Почты), то «Каста 8 Каголь №2» и Jagdgeschwader (транслитерированная почему-то как «Ягдгештафель») оставлены без объяснения. Почему, вероятно, никто из приложивших руку к созданию этой книги явно не знает.

Кроме того, нельзя согласиться спредложенным переводом названия ордена Pour le Merite как «За заслуги перед Отечеством». Достаточно заглянуть в словарь французского языка, чтобы узнать правильный перевод – За заслуги.

Во втором предисловии снова рассказывается о Рихтгофене, но затем его биография плавно перетекает в рассказ о Бёльке, об истории германской истребительной авиации, о Германе Геринге (зачем?) и даже о возрождении «Люфтваффе» и Второй Мировой войне, хотя уж эти-то вещи совершенно точно не имеют никакого отношения к «красному барону».

С первых же строк становится ясно, что г-н Гладков совершенно не разбирается в истории авиации, тем более периода Первой Мировой. Да это и неудивительно, так как поиск по интернету (каюсь, не слишком долгий) дал только одного человека с таким именем и фамилией – писателя, специализирующегося на теме спецслужб. Поэтому разбирать его ошибки бессмысленно, достаточно сказать, что их очень много (одно упоминание «летчика Ивана Федорова, сбившего 134 самолета» уже о многом говорит). Более того, создается впечатление, что автор писал предисловие к книге, которую не удосужился внимательно прочитать. Иначе он не стал бы утверждать, что Рихтгофен на самом деле сбил больше самолетов, чем ему засчитали побед (на самом деле – меньше, хотя всего на несколько штук).

После предисловий начинается текст самого Рихтгофена. Есть в нем и комментарии, часть из которых принадлежит редактору, а большинство вообще оставлено без подписи. При ближайшем рассмотрении оказывается, что эти примечания сделал редактор журнала «The Aeroplane» C.G.Grey ещё для первого британского издания 1918 года. Как будто никаких новых данных за прошедшие 80 лет не появилось! При этом необходимо отметить одну странность: часть примечаний Грея отсутствует. В числе исчезнувших, например, резкие слова в адрес русских летчиков августа 1916 г.

Примечания, сделанные редактором, в очередной раз свидетельствуют о его безграмотности в затронутой теме. В некоторых случаях они просто бредовые. Например, слова Рихтгофена о том, что он «встроил .в свою машину пулемет, который расположил почти так же, как это сделано в самолетах «Ньюпор» (с.75) редактор счел своим долгом прокомментировать следующим образом: «не совсем понятно, что имеется в виду. Во-первых, о каком именно «Ньюпоре» ведет речь господин барон? Самолеты этого типа модификаций 1916 года несли один или несколько пулеметов, синхронизированных с пропеллером, а подобное изобретение было применено Фоккером на его монопланах за полгода до описываемых событий. Пулеметы же, стреляющие поверх винта, использовались вообще гораздо раньше. Возможно, что это просто подвижная шкворневая установка».

Начнем с конца. Шкворневая, да и вообще любая подвижная пулеметная установка Манфреду была не нужна хотя бы потому, что на его самолете и так имелась турель (или в крайнем случае так называемая «рельсовая установка», если в то время он летал на «Авиатике»), Кроме того, барон явно указывает на то, что сам целился и стрелял, а значит установка была неподвижной.

Далее, в апреле 1916 г стандартным вооружением «Ньюпоров» был один пулемёт, жестко укрепленный над верхним крылом. Поэтому фраза Рихтгофена не оставляет ни малейшего места для сомнений: он установил пулемёт неподвижно над верхней плоскостью своего аэроплана.

В связи со всем сказанным выше дам один совет: переводя книги на военно-исторические темы не только желательно, но и необходимо знакомиться и с другими работами по данной теме. В противном случае Ваша «издательская команда», господин Быстров, ещё не один раз сядет в лужу…

Примечание на с.7з звучит не менее странно. По мнению редактора «гигантский самолет», заинтересовавший Рихтгофена в ноябре 1915 г. – это «очевидно, прототип двухмоторного «Гота G-IV», который немцы начали выпускать серийно с 1916 года». Но прототип бомбардировщика «Гота» G.II – самого раннего из прямых предков G-четвертого – появился только весной следующего года. Более того, само словосочетание «гигантский самолет» соответствует германскому термину Riesenflugzeug (трех- и более моторный тяжелый бомбардировщик). Особенно глупо это примечание смотрится на фоне справедливого предположением Грея о том, что «это был очень ранний экземпляр самолета-великана» (на предыдущей странице).

Из-за большого объема текста мемуаров Рихтгофена полностью сверять его с оригиналом не было ни времени, ни желания, но выборочная проверка отдельных отрывков разночтений не выявила. Без опечаток, правда, не обошлось. Так, например, подзаголовок к 6-й главе из 1 сентября превратился в «1 октября 1915 г», а двигатель в 300 л.с. (примечание на с.82) – в фантастические «5000 л.с.»…

Зато редактора в очередной раз можно уличить в незнании темы. Так, например, на с.62 и далее в тексте применительно к двухмоторному самолету неоднократно упоминается термин «Большой истребитель». В то же время в английском издании используется другой термин – «Large Battle-plane», т.е. «Большой боевой самолет», что соответствует немецкому Grosskampfflugzeug, который, возможно, и был в оригинальном тексте Рихтгофена. Однако официальным и общепринятым названием является Grossflugzeug, т.е. «Большой самолет». Редактору нужно поучиться работать у военного летчика Первой Мировой войны подполковника Смольянинова, который еще в 1918 г. перевел на русский язык мемуары Рихтгофена. В отличие от своего современного последователя, Смольянинов разбирался в германской терминологии и как следует написал предисловие.

Ещё больше претензий к фотографиям. Кроме того, что большинство из них относится к более позднему периоду, чем описанный в мемуарах и практически все не соответствуют тексту, который они иллюстрируют (что для подобного рода литературы простительно), некоторые имеют еще и ошибки в подписях. Например, на с.70 «Фоккер» D.III превратился в «Альбатрос DI», а «Освальд Бёльке, только что награжденный орденом «За заслуги перед отечеством» сфотографирован без этой награды.

На с.104 утверждается, что Макс Бёме из Jasta 5, чей плененный англичанами истребитель изображен на фотографии, «служил в «Ясте 2»». В действительности же там служил Эрвин Бёме.

К иллюстрациям, размещенным во второй части книги никаких претензий нет – все они представлены портретами летчиков и «позаимствованы» из работы Фрэнкса. За то «уши редактора» хорошо заметны в упоминании на с.486 некоей «газеты «Нахрихтенблатт». На самом деле такой газеты никогда не существовало, зато была еженедельная сводка «Новости Воздушных Сил» – «Nachrichtenblatt der Luftsireitkrafte», название которой часто сокращается историками до простого «Nachrichtenblatt».

Есть и несоответствия текста с оригиналом. Например, на с.404 говорится следующее: «Число самолетов, сбитых на этой машине, достигло 50», в то время, как у Фрэнкса было: 30-го он уехал в отпуск, добившись большего, чем его 50 побед. А в рапорте Рихтгофена о 33-й победе (с.318) сильно повредил мою машину превратилось в «попав в нее несколько раз».

Но это еще не все. Один из абзацев на с.320 изменился еще более причудливым образом. Сначала приведу оригинальный текст: «Очевидно, это работа редактора для того, чтобы герой Германии не выглядел плохо в глазах своих почитателей и не давать врагам страны повода выдвинуть более серьезные обвинения против него.» А затем его «перевод»: «Вероятно этот эпизод в мемуарах барона был специально подредактирован, чтобы благородный аэрорыцарь не запятнал своих идеальных одежд настоящего паладина небес ненужной капелькой крови и не выглядел в глазах поклонников обычным хладнокровным убийцей (каким он, в сущности, и являлся – прим.ред.)».

Надеюсь, не нужно доказывать, что ошибиться подобным образом невозможно, можно только сознательно фальсифицировать текст (не забывайте, это перевод, а не авторский текст, а значит, вольности в работе с ним не уместны). Единожды солгав, кто тебе поверит…

Поэтому данную книгу можно смело выбрасывать в мусорную корзину, а еще лучше – просто не покупать.

1* В первом издании английского перевода название полностью соответствовало оригиналу («The Red Battle Flyer»), в последующих было заменено на «Красный летчик-истребитель» («The Red Fighter Pilot»), а издание вышедшее после окончания Гражданской войны в России, было озаглавлено «Красный истребитель».


БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ

Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период

военный лётчик 1 -го класса полковник Игорь Карташев,

канд. воен. наук полковник авиации военный лётчик 1 -го класса

полковник Зиновий Никитин, лауреат Государственной премии военный лётчик 1 -го класса

полковник Пётр Черныш

Окончание, начало в ИА 5/2002.


Надо отметить, что вьетнамцы весьма удачно совместили возможности советской системы наведения перехватчиков «Воздух-1» с навыками своих пилотов по ведению воздушного боя. Как правило, в случае реализации фактора внезапности первая атака вьетнамских МиГ-17 выполнялась в полном соответствии с теорией перехвата, а затем, если, по мнению командира группы, обстановка складывалась удачно, «МиГи» навязывали американцам манёвренный бой.

В отечественной и зарубежной периодической печати уже неоднократно писалось о том, какой шок испытали американцы, уяснив, что их многочисленные двухмаховые «Фантомы», обладающие довольно ограниченной манёвренностью и чисто ракетным вооружением, с большим трудом дерутся с немногочисленными и, как казалось ещё совсем недавно, безнадёжно устаревшими дозвуковыми истребителями МиГ-17, имевшими на вооружении только пушки. Справедливости ради надо отметить, что не меньший шок испытало и командование советской истребительной авиации, обнаружившее, что вся концепция создания целого рода ВВС не отвечает внезапно обозначившимся реалиям войны в воздухе! 1*

Необходимость быстрого внедрения опыта Вьетнама и Египта была настолько очевидна, что лихорадочными темпами началась разработка и реализация программы «Кавказ» на базе 187-го истребительного авиаполка, дислоцировавшегося на аэродроме Мары, а 22 мая 1969 г. вышла директива Главкома ВВС маршала авиации П.С.Кутахова «О создании в частях истребительной авиации эскадрилий мастеров боевого применения». В этом же документе указывалось сформировать эти подразделения «из числа лётчиков 1-го класса». Иначе говоря, из тех самых «пузатых» перехватчиков. Основная масса последних к этому времени уже утратила практически все навыки ведения воздушных боёв, а самое главное, не слишком то и мечтала их вспоминать. В результате через некоторое время многие из них начали плавно списываться с лётной работы. По иному и быть не могло, так как они заведомо были не в состоянии начать лётную жизнь заново. В результате эскадрильи «мастеров», сформированные из лётчиков 1-го и 2-го класса, просуществовали менее года.

Конечно, молодые пилоты восприняли новые веяния с определённым оптимизмом, тем более что лётная работа стала намного интереснее и наиболее полно отвечала их психологическому настрою на полёты. Они вспомнили, что их учили быть истребителями. К тому же, с уходом «стариков» открылись неплохие перспективы карьерного роста. Однако за всеми этими изменениями было упущено главное: наземные командные пункты полков так и не учились управлять воздушным боем. Впрочем, работы всё равно было немало, так как даже возрождение практики боёв «пара на пару» требовало немало времени, поскольку групповая слётанность, демонстрируемая при проходах на малой высоте перед начальством – это одно, а при боевом маневрировании – совсем другое. Правда, надо отметить, что созданные эскадрильи «мастеров воздушного боя» хотя и интенсивно овладевали полузабытыми навыками, но готовились по большому счёту не к тем боям, которые происходили на Ближнем Востоке.

Тем временем, пришла пора сдавать очередной экзамен. Едва пришедшие в себя после «шестидневной войны» вооружённые силы Египта и Сирии буквально через год вступили в новую, правда, на этот раз откровенно вялотекущую «войну на истощение». Тяжелее всего в ней пришлось египетским ВВС и ПВО, материальные потери которых хотя и были с лихвой восполнены из советских арсеналов, но острая нехватка опытных военных кадров не позволила успешно применять полученную технику. В результате, с конца 1968 г. из этой арабской страны всё чаще стали раздаваться призывы к СССР помочь своими собственными войсками.

Если с теорией боевого применения зенитно-ракетных бригад проблем не предвиделось, то истребительная авиация, несмотря на начатые реформы, явно находилась в глубоком кризисе. Если подобрать подходящие климатические условия для адаптации лётного состава проблемы не составляло – авиабаза на территории СССР, где в течение большей части года условия мало отличались . от египетских, была в Марах, то с тем, как и к чему готовить лётчиков, ясности не было никакой.

В результате отправленная в Египет первая группа наших лётчиков из состава 187-го истребительного авиаполка была фактически малоподготовленной для участия в боевых действиях в сложившихся на Синайском полуострове условиях. Поскольку никто, в том числе в Генштабе, не представлял, насколько длительным будет пребывание контингента советских войск в Египте, то ещё до ухода первой группы из Маров сразу же начали набирать вторую. Одновременно на самом высоком уровне возник вопрос: кто будет учить тех, кому предстоит воевать. В отношении того, что ждёт наших авиаторов на Ближнем Востоке, в Министерстве обороны иллюзий не питали. Стало очевидно, что истребительной авиации военно-воздушных сил срочно требуется учебный центр нового типа, причём преподавательский состав для него необходимо подготовить в сжатые сроки. Набирать будущих мастеров-экспертов было решено из числа наиболее подготовленных командиров пар и звеньев, ещё не растерявших (в отличие от большинства тех же комэсков) способности к самостоятельному обучению. Основная масса их пришла в Мары из истребительных полков Дальнего Востока и, как вскоре выяснилось, они также толком ничего не умели.

Основой всего тогда был «Курс боевой подготовки истребительной авиации» издания 1967 г., который, естественно, никто не отменял и потому написанная новая программа подготовки была привязана к этому «Курсу», в котором по-прежнему «чёрным по белому» говорилось о примате перехвата скоростной воздушной цели. Поскольку заменить первый состав лётчиков в Египте предполагалось самое позднее через шесть месяцев, то сроки на подготовку были поставлены достаточно жёсткие. Однако организационная «бодяга», как обычно, затянулась сверх всякой меры. Учитывая, что сбор второй группы и инструкторов начался в феврале, к полётам в Марах лётчики приступили только во второй половине апреля.

Хотя многое по-прежнему оставалось ещё не ясным, однако приходившие вести с Синая позволили установить, что на результаты воздушных боёв повлияли такие факторы как уровень профессиональной подготовки лётного состава, его тактическая выучка, состояние и возможности системы управления и темпы перестройки методики обучения современному бою. Одновременно отмечалось, что противник действует преимущественно на малых и предельно малых высотах, активно маневрирует, и в этих условиях автоматизированная система перехвата «Воздух-1» не находит применения. Вновь подтвердилась и забытая со времён Второй Мировой и Кореи аксиома: тот, кто первый замечает противника, как правило, и побеждает. Причём, почти абсолютно не играл роли уровень пилотажного мастерства потерпевшего поражения противника!

С учётом поступившей информации лётный состав начали учить пилотировать на предельно малых высотах и скоростях, близким к предельно допустимым на больших перегрузках. Одновременно лётчиков учили обнаруживать цели визуально в условиях однообразной подстилающей поверхности, в пыльной дымке. Значительным новшеством в практике боевой подготовки стало планирование предстоящего боя с учётом рельефа местности и погодных условий, которым лётчики противоборствующих пар занимались перед вылетом.

Вместе с тем уже тогда было высказано немало претензий к БРЭО МиГ-21МФ. В частности, выяснилось, что наличие на борту МиГ-21МФ маломощного РЛПК РП-21 не играет никакой роли при завязке манёвренного боя, так как его характеристики не позволяли вскрывать на достаточном удалении (для принятия решения) боевой порядок противника. Сказывалось и отсутствие системы индикации на лобовом стекле (ИЛС). В результате для считывания информации с радара, пилоту надо было отвлекаться от пилотирования 2* , что при полётах на малых высотах было смертельно опасно. Поэтому БРЛС РП-22 стали использовать как дальномер, информирующий лётчика о достижении штатных условий пуска Р-3С, а в дополнение к АСП-5Н, неспособного при перегрузках выше 4 ед. вырабатывать угол упреждения для стрельбы из пушки (появившейся, наконец, на модификации МиГ-21МФ), начали рисовать на остеклении фонаря кабины риски для ведения хотя бы заградительного огня.

Обозначившийся кризис оружия в условиях манёвренного боя вскоре был разрешён, но произошло это не сразу. Постепенно выяснилось, что невозможность попадания в цель в «карусели» виражей можно компенсировать внезапной атакой по идущему в крутом развороте с большой величиной перегрузки противнику из сравнительно комфортных для пуска ракеты условий (т.е. высокая скорость и перегрузка не выше 2 ед.). Стало очевидно, что в этом случае траектория атаки по идущей на вираже цели должна производится по касательной к дуге её виража.

К 1 июня программа подготовки второй группы пилотов была, как и запланировано, закончена (но не завершена), а с 1 июля по . 1 августа лётчикам предоставили отпуск, после чего лётный состав отправлялся в Египет на замену. В результате экипажи истребителей к указанному сроку смогли отработать ведение манёвренного боя лишь «в формате» «пара на пару». На большее тогда времени, к сожалению, не хватило.

Между тем, вскоре командование начало терять интерес к отработке тактики ведения манёвренных боёв, поскольку в середине лета 1970 г. противоборствующие на Ближнем Востоке стороны заключили перемирие. Так как война прекратилась, то и проблема в глазах высшего командования потеряла свою актуальность. Однако в Египте запущенный маховик боевых действий всё же «докручивал по инерции обороты» ещё некоторое время до того момента, пока наши лётчики не были выведены из этой страны. Реалии войны в воздухе диктовали свои условия, игнорировать которые было невозможно.

Выяснилось, что израильтяне стараются не ввязываться в открытые бои при равенстве сил, а предпочитают действовать внезапно по заранее отработанному плану, быстро обеспечивая себе локальное численное и позиционное превосходство в районе боя и, по возможности, изолируя последний от подхода дополнительных сил противника. В случае неблагоприятного развития событий, евреи, как правило, предпочитали выйти из боя или, если это не удавалось сделать быстро и организованно, начинали оттягивать противника в своё воздушное пространство, уходя под прикрытие «зонтика» своей ПВО.

Израильтяне, стали вторыми, после вьетнамцев, кто извлек из практики потрясающий вывод о том, что с приходом эры ракетного управляемого оружия ближний манёвренный бой, отброшенный дилетантами, не только сохранил свои позиции, но и продолжает развиваться в новых условиях. Одним из следствий этого стало, например, сокращение числа участников с каждой стороны до звена и децентрализация боевого управления. В этих условиях командиру любой (а не только истребительной!) израильской эскадрильи ставилась только задача – что именно нужно сделать. Как это сделать – решал только он сам.

Разобравшись в этом, наши лётчики продолжили боевую подготовку в Египте, разрабатывая ведение боя в условиях численного превосходства противника. Однако после возвращения в Союз все эти наработки своего логического развития поначалу не получили, так как возвращавшиеся полки тут же дробились (вплоть до звеньев, ни одно из которых не осталось в так называемом «египетском» составе) и всех разбрасывали по различным частям. Понятно, что попавший в полк один-единственный лётчик мало чем мог помочь, даже если бы командование полка и решило начать освоение групповых манёвренных боёв на практике. В результате реализация программы «Кавказ» свернулась сама по себе.

И всё же посеянные однажды зёрна упали на благодатную почву, в том числе и в среде высшего командования. Вскоре «в верхах» при активном влиянии начальника Боевой подготовке ВВС генерал-полковника И.И.Пстыго было принято решение создать на базе 187-го ИАП, дислоцировавшегося в Марах, так называемую 1521-ю авиабазу ВВС со своим КП, авиагруппой в составе двух эскадрилий, укомплектованных постоянным лётным составом и ротой радиоуправляемых мишеней Ла-17. Организационно 1521-я база входила в состав ВВС ТуркВО, а за направленность работы базы и уровень боевой выучки лётного состава авиагруппы отвечало управление боевой подготовки ИА ВВС (генерал-майоры Е.М.Семё- нов и В.С.Левицкий).

Первоначально на базу возлагалась задача подготовки лётного состава фронтовой истребительной авиации к боевым действиям на Ближнем Востоке, а затем – проверка уровня боевой выучки частей истребительной авиации ВВС для решения задач по своему боевому предназначению.

В 1971 г., сначала в академии им.Гагарина, а потом на базе липецкого 4-го ЦБПиПЛС началась разработка программы подготовки к интенсивному пилотированию и ведению манёвренных воздушных боёв с выполнением новых боевых манёвров одиночных самолётов и групп до звена включительно. В разработке содержания так называемых «500-х» упражнений этой программы основными исполнителями были начальник исследовательского отдела истребительной авиации 4-го ЦБПиПЛС полковник Гундинович, старший инспектор боевой подготовке ИА ВВС полковник А.Ф. Дубовицкий и заместитель начальника боевой подготовки ИА ВВС полковник Ю.Ю.Немцевич. Первые двое изобретали манёвры, а последний их «обкатывал» в практических полётах.

1* К этому надо добавить, что боевые действия во Вьетнаме и в особенности «шестидневная война» 1967 г. продемонстрировали чрезвычайную уязвимость современной авиации на аэродромах базирования, что вызвало ударное строительство на аэродромах зон рассредоточения с железобетонными укрытиями для авиатехники.

2* Заметим, что на «Миражах», являвшихся в рассматриваемый период основными противниками наших «МиГов» на Ближнем Востоке, стояла вполне полноценная БРЛС «Сирано»I фирмы «Томпсон» с возможностью обстрела воздушных целей на средних дистанциях, управляемыми ракетами «Матра»511 с полуактивной РЛ ГН. Имелась на этом истребителе и система индикации на лобовом стекле CSF97, едва ли не первая мире, которая была установлена на серийных истребителях.


МиГ-21МФ из состава 187-го ИАП (авиабаза Мары), который после переброски на египетские авиабазы сменил номер и стал назваться 35-м отдельным истребительным авиаполком. Весна-лето 1970 г.


Сутью разрабатываемых манёвров и «500-х» упражнений было научить лётчика не теряться в ситуации, когда при встрече с противником не удалось реализовать фактор внезапности, или когда внезапная атака не принесла успеха, а враг пытается взять реванш. На начальных этапах этой программы огромная роль принадлежала группе аналитиков Главного штаба ВВС, взявших на себя нелёгкий труд проанализировать результаты противоборства истребителей в небе Вьетнама и Ближнего Востока.

Применительно к опыту боевого применения сверхзвуковых истребителей, вооружённых управляемыми ракетами, в небе ДРВ подтвердился приоритет внезапности и скоротечности атаки в бою с численно превосходящим противником. В большинстве случаев, когда внезапная атака не достигала цели, оказывались бесперспективны и попытки навязывания пришедшему в себя противнику манёвренного боя, в ходе которого предполагалось исправить допущенный в первой атаке промах.

На Ближнем Востоке бои между «Миражами» и «Фантомами» с одной стороны и МиГ-21 с другой, велись в иных условиях. Если египтяне в массе своей пошли по пути вьетнамцев, стремясь добиваться успеха в основном во внезапных атаках, то сирийцы довели пилотажную подготовку своих лётчиков-истребителей едва ли не до идеала, что позволило им затягивать «Миражи» на такие режимы, на которых эти самолёты просто «отказывались» летать. У находящегося на режиме срыва «Миража» из-за скоса потока на воздухозаборнике начинался помпаж двигателя, и его пилоту было уже не до маневрирования. Аналогично действовал и противник, старавшийся, например, при удобном случае затянуть «МиГи» в вираж со снижением. В итоге победа в значительной степени определялась знанием слабых сторон техники противника и умением полностью использовать сильные стороны своего самолёта и его оружия.

Что же объединяет опыт Вьетнама и Ближнего Востока? Известно, что для уничтожения противника в воздушном бою пушечному истребителю достаточно оказаться вблизи ближней границы области стрельбы из пушки. Ракетоносцу для победы этого мало. Ему требуется таким образом перемещаться в пространстве, чтобы практически не маневрируя эффективно атаковать даже энергично маневрирующего противника, т.е. оказаться в его изрядно «деформированной» манёвром области возможных пусков. Вот в эту область и стремились внезапно попасть вьетнамцы, и «загнать» в неё противника «подставлявшиеся» сирийцы.

Однако в манёвренном бою достичь такого положения очень трудно. Промахи ракет могла бы компенсировать только «убойная» очередь из пушки, которая была лишена недостатков управляемой ракеты, но последняя по ряду характеристик (например, по эффективной дальности применения) в свою очередь превосходит пушку. Поэтому необходимость гармоничного сочетания ствольного артиллерийского и управляемого ракетного оружия в арсенале истребителей для всех стала очевидной.

Помимо этого стало ясно, что если одиночные бои между отдельными самолётами и парами ещё могут быть свободными (например, в процессе так называемой «свободной охоты»), то в основе боя, в котором участвует звено (три-четыре машины), должны лежать уже только заранее отработанные манёвры 3* .

Кроме того, на основе опыта многочисленных лётно-тактических учений (ЛТУ), который подтвердился в воздушных боях на Ближнем Востоке, был сделан вывод о том, что противник почти во всех случаях будет стараться обеспечить себе численное превосходство, а также изолировать район схватки, препятствуя вводу в бой второго эшелона и групп поддержки. Это означало, что наших лётчиков надо готовить к боям с численно превосходящим противником и разрабатывать такие виды манёвров, которые бы позволили одиночному истребителю попасть в область возможных пусков своих УР как по энергично маневрирующему отдельному самолёту, так и по паре. Соответственно, пара истребителей должна была при любых обстоятельствах успешно связывать боем вражеское звено.

Итогом работы в 1971 г. 4-го ЦБПиПЛС и стала разработка и обкатка программы, содержанием которой стал набор боевых манёвров, применяемых в ближнем бою одиночным истребителем, парой и звеном, а также методика их освоения лётным составом частей фронтовой истребительной авиации. Одной из особенностей этой программы была подготовка офицеров боевого управления (ОБУ), на равных деливших с лётчиками ответственность за исход боя и поэтому готовившихся вместе с ними к каждому полёту на воздушный бой. Впервые офицер боевого управления активно участвовал в динамике боя на всех его этапах. Это обстоятельство позволило применять в бою манёвры с размыканием пар и Звеньев, при которых происходила временная потеря визуального контакта между лётчиками одного подразделения с последующим его восстановлением. ОБУ мог тактически грамотно управлять своим экипажем, ориентируя его по отношению к противнику и подсказывая наиболее целесообразные в динамике боя манёвры и направления их выполнения.

К этому времени как раз подоспели и средства обеспечения, среди которых главная роль принадлежала наземной РЛС П-40 (ещё называемой «дальномером»), которая, помимо значительной дальности обнаружения, ещё и очень быстро сканировала пространство, что обеспечивалось значительной скоростью вращения антенны в азимутальной плоскости. Это, в свою очередь, позволяло получить на индикаторах кругового обзора (ИКО), как сейчас бы сказали, почти «замороженное» изображение траекторий движения («дорожек») воздушных целей. Именно благодаря появлению П-40 началось развитие методов боевого управления воздушным боем с земли, и в Боевой Устав Истребительной Авиации было записано, что «за исход воздушного боя в равной степени отвечает экипаж и офицер боевого управления».

Таким образом, к середине 70-х годов ближний манёвренный бой приобрёл следующие новые черты:

– наличие или отсутствие тактического превосходства атакующего стало оцениваться не по возможности оказаться вблизи ближней границы области эффективной стрельбы за счёт преимуществ в манёвренности, а за счёт возможности атаковать ракетами энергично маневрирующего противника, при этом почти не маневрируя;

– непрерывный радиолокационный контроль за позиционным положением сторон на всех этапах боя;

– размыкание пар и звеньев с временной потерей визуального контакта между экипажами;

– активное участие ОБУ в динамике боя на всех его этапах и его ответственность за исход боя наравне с экипажем.

Впервые эта программа начала внедряться весной 1972 г. на сборах лётного состава в объединениях ВВС, тогда же она и получила своё экзотическое название «коррида».

Почему же всё-таки «коррида»?

Скорее всего потому, что восприятие лётным составом тех требований к индивидуальному пилотажу, которые являлись основным содержанием этих упражнений, были в некоторой степени сродни отношению зрителей к тореадору и тому, что он делал на арене. Ведь если полёты по программе «Кавказ» отличались от обычных прежде всего диапазоном условий пилотирования – малой высотой, предельными по значениям скоростью и перегрузкой, т. е. интенсивностью пилотирования, то основным критерием, по которым оценивались групповые полёты на пилотаж и воздушный бой по «500-м», а также принималось решение о выполнении задания, была интенсивность пилотирования каждого участника группового полёта.

Интенсивность пилотирования оценивалась по коэффициентам перегрузки и скорости, т.е. относительному времени пребыванию на манёврах, выполняемых с высокими перегрузками и скоростями (ny>4 и Vy >800 км/ч). На второе место ставилась полнота и последовательность (не пропустить и не нарушить очередность фигур высшего пилотажа и боевых манёвров) при выполнении задания. Кстати, лётчик, выполнявший манёвр с размыканием боевого порядка и не выдерживавший заданные параметры манёвра, как правило, становился виновником того, что пара или звено после размыкания просто не собиралась в прежний боевой порядок. Помимо интенсивности пилотирования, полёты по «500-м» сильно отличались от обычных заданий – все мастера воздушного боя должны были освоить фигуры высшего пилотажа (двойные фигуры одиночно и фигуры сложного пилотажа – в паре).

Как оценить эту нагрузку с точки зрения чисто физиологической? Во-первых, по 500-м упражнениям и в период сборов разрешалось выполнять не более трёх полётов в лётную смену, а лётных смен было три в неделю. В результате через месяц таких полётов лётчику в первый лётный день (вторник) летать по 500-м упражнениям очень хотелось, в четверг он летал уже без энтузиазма, а в субботу, если бы полёты по каким то причинам не состоялись, он жалеть бы об этом не стал!

В целом, программа 4-го ЦБПиПЛС содержала все черты подготовки лётчиков и офицеров боевого управления к самому сложному виду лётной подготовки истребителей. Отличительными чертами её были высокие требования к уровню личной техники пилотирования, интенсивности маневрирования, качеству выполнения групповых полётов и оценке. В частности, лётчик выполнял большинство фигур высшего пилотажа, причём в групповом полёте и в воздушном бою время пребывания на скорости 800 км/ч и более, а также перегрузке 4 и более единиц, должно было составлять не менее чем 60% и 40% от общего времени, затрачиваемого на выполнение всего комплекса пилотажа. В противном случае задание считалось невыполненным.

Реальность была такова, что 500-е упражнения заставили в рамках подготовки даже к одиночному свободному воздушному бою «рисовать» для каждого из противников по 15 – 20 вариантов начала и продолжения предстоящего боя. Боевая подготовка ВВС, придавая особое значение уровню тактической выучки лётного состава авиагруппы 1521-й базы, потребовала от каждого лётчика даже при полётах на личное совершенствование «рисовать» своё содержание зачётных полётов на боевое применение, не пользуясь стандартными и общедоступными разработками. Это и стало началом поворота в методике боевой подготовки.

Уже к началу 1972 г. все части фронтовой истребительной авиации имели подготовленных на МиГ-21 инструкторов по подготовке лётного состава к выполнению упражнений по программе воздушного боя. Безусловно, читатель вправе задать вопрос: а насколько изменился после прохождения «корриды» их собственный уровень боевой подготовки? Об этом можно писать долго и много, но одна черта характерна для таких лётчиков – им было всё равно в качестве кого летать в группе, а в качестве ведомого он мог летать на воздушный бой с любым, даже первым встречным лётчиком!

Пара или звено, освоившее «корриду», смело и уверенно размыкалось в динамике свободного манёвренного воздушного боя и прекрасно ориентировалось по отношению к друг другу даже при отсутствии визуального контакта друг с другом и «противником».

3* Для абсолютного большинства читателей, никак не связанных с практикой лётной работы, данная аксиома может показаться не убедительной. Однако те, кто имеет возможность играть в продвинутые компьютерные авиасимуляторы, вроде «Штурмовика Ил-2» подтвердят, что поскольку перед «вылетом» обсудить с компьютерными напарниками варианты маневрирования в различных ситуациях невозможно, то и вероятность банальных столкновений с ними в ходе «схватки» весьма высока.


Показуха в советских ВВС имела разные оттенки. Этот МиГ-23 снят не в каком-нибудь американском центре по изучению трофейной техники, как может показаться на первый взгляд, а в Советском Союзе на аэродроме Ак-Тепе (район Ашхабада), где базировался 152-й ИАП. Вся прелесть этого снимка заключается в том, что сделан он в период интенсивной и весьма напряжённой подготовки к Марам и именно в это время высшее командование определило этот истребительный авиаполк в качестве базы для съемки художественного фильма «Государственный обвинитель», в котором наши МиГ-23 играли роль американских «Фантомов» (Фото предоставлено Н.И.Осауленко).


В целом, благодаря появлению «корриды» лётный состав получил первоначальные навыки в умении планировать воздушный бой и моделировать содержание его этапов, способы профессионального анализа результатов полётов в зону и на воздушный бой. Однако, необходимо отметить, что до того момента, как пара (не говоря уже о звене) получала разрешение на отработку манёвренного боя, она должна была освоить ряд приёмов («ракушка», крюк», «краб» и др.).

Организация типового учебного воздушного боя в формате «пара на пару» выглядела теперь следующим образом. Каждая из двух входящих в зону пар истребителей имела свой радиоканал боевого управления. При этом ведущий каждой пары договаривался со своим офицером боевого управления, с какой периодичностью тот будет сообщать данные о положении самолётов противника. Поединок мог длиться до 10 минут. В случае, если кто-либо из «противников» заходил в хвост другому, то сообщал своему офицеру боевого управления, что наблюдает цель, после чего переводил РЛПК в режим «Захват» и переходил на канал радиосвязи противника, сообщая последнему «Вижу. Атакую!». Если ему не удавалось сбросить преследователя с хвоста сразу, то бой прекращался, так как победа была очевидной.

Понятно, что с учётом радиолокационной поддержки с земли внезапность и, как следствие, во многом неотвратимость первой атаки исчезла, а вместе с ней и элемент неожиданности. Последние, впрочем, предполагалось обеспечить в ходе учений (например, задействовав самолёты-постановщики помех).

Однако и на этом «солнце» были свои «пятна». В принятой к реализации в строевых частях программе, заставлявшей серьёзно планировать бой по различным вариантам, так и не нашлось места для освоения приёмов достижения внезапности первой атаки и умелого сочетания демонстративных действий с мастерством в захвате и удержании тактического преимущества за счёт умелого маневрирования и отточенного пилотажа. Свободные воздушные бои отрабатывались только одиночно и в составе пары. Звено в бою против звена выполняло только обусловленные (читай известные каждой из противоборствующих сторон!) манёвры.

Эта программа легла в основу содержания ежегодных проверок боевой выучки частей ИА на базе в Мары. Проверка каждого истребительного авиаполка, прибывающего на авиабазу, включала:

– проверку индивидуальной техники пилотирования с выполнением сложного и высшего пилотажа (в том числе и инструкторов);

– проверку навыков самолётовождения на предельно малой высоте над оезориентирной местностью (пустыней);

– свободные воздушные бои и проверка дежурных сил;

– лётно-тактические учения полка и эскадрилий по основным для истребителей боевым задачам;

– стрельбу ракетами и из пушек по радиоуправляемым мишеням, выполняющим в зоне стрельб манёвр в соответствии с лётными данными имитируемого самолёта противника и сложившейся (на тот момент) тактической обстановки.

При этом проведение боёв с прилетавшими в Мары полками проводилось только после подготовки лётного состава по 500-м упражнениям, после чего пилоты переходили к практике воздушных боёв и ЛТУ. Вообще надо сказать, что в послевоенные годы ни одно ЛТУ любого масштаба, в том числе и двухсторонние, не проводилось в соответствии с замыслом командиров участвовавших в нём авиачастей! Замысел действий сторон в двухсторонних ЛТУ разрабатывался заранее руководителем ЛТУ, который руководил ходом учений с земли и, как правило, сам не летал! Замысел представлял собой пример решения типовых задач на уровне требований, предъявляемых к участникам боёв на Ближнем Востоке. В рамках этой порочной практики командиры полков, участвовавших в учениях, получали от руководства боевые задачи и одновременно способы их решения! В этих условиях на долю командира авиаполка оставались только подготовка лётного состава, расчёта КП ИАП, организация и проведение полётов. Его самостоятельность в принятии решений не простиралась дальше действий по вводным (если, конечно, руководитель ЛТУ брал на себя смелость их ставить!)

Ко всему прочему, надо заметить, что время проверки каждого полка определялось перед началом очередного учебного года, и на подготовку «к Марам» бросалось «всё и вся». В результате в частях начинался процесс, напоминающий зубрёжку школярами предметов перед экзаменами, «благополучно и со вкусом» прогулявшими чуть ли не весь учебный год. И это было не удивительно, так как оценка «за Мары» играла ключевую роль при определении уровня боевой выучки полка за год. При этом никакой покрашенной травой и побеленным бордюром, а также поголовьем и размерами свиней в полковом свинарке закрыть пробелы в боевой подготовке становилось уже невозможно. В своём стремлении выглядеть лучше командование соединений и объединений порой доходило до смешного.

В одной из воздушных армий из трёх полков истребительной авиадивизии в обстановке повышенной секретности сформировали «полк» из лучших лётчиков, который и отправили в Мары. После получения отличной оценки он исчез в обстановке всё той же повышенной секретности, а на командование пролился «сверху» дождь благодарностей и наград. «Липа» такого масштаба, порождалась описанной выше показухой и, конечно, не могла служить даже такого рода «лицом» при попытке определить реальную степень боеготовности истребительной авиации соединения и тем более ИА ВВС СССР.

При быстро установившейся на базе в Марах практике, два вылета в день, нагрузка на инструкторский состав была достаточно высокой, но её результатом стало то, что лётчикам двух эскадрилий 1521-й базы вскоре стало безразлично с кем драться и в каком составе! И для лётного состава авиагруппы базы, и для расчёта её КП эти ЛТУ большей частью выглядели примерно так же, как для инструктора из училища вывозные полёты с курсантами по кругу, а потому вряд ли стоит удивляться тому факту, что проверяемые полки очень редко получали отличные оценки.

Наибольшее количество срывов, за которые и начислялись «штрафные баллы» допускали офицеры боевого управления и лётчики на этапе ввода в бой. При этом надо отметить, что учения проверяемыми полками поначалу проводились по упрощённой схеме. Например, одним из самых распространённых просчётов в замысле «преднамеренный бой эскадрильи» был выбор одного единственного радиоканала, на котором все 12 пилотов вели радиообмен. В реальных условиях это быстро привело бы к неразберихе, так как, с одной стороны, противник мог его легко забить помехами, а с другой, в нужный момент необходимую информацию все лётчики могли и не услышать. По-прежнему хромала и слётанность: при выполнении энергичных манёвров, хотя и сопровождавшихся предупреждением по радио (например, «Крутим левый «винт»!»), ведомые отрывались, тут же превращаясь в лёгкую «добычу» для опытных марыйцев, чьи «МиГи» вскоре с полным основанием украсили грозные акульи пасти, устрашающе предупреждавшие, что в случае необходимости они схарчат любого. Заметим, что в бою между звеньями потеря одним звеном двух своих самолётов однозначно оценивалось «двойкой».

В завершение ЛТУ проводились стрельбы по маневрирующим радиоуправляемым мишеням Ла-17. На каждый проверяемый полк выделялось по четыре – шесть мишеней, которые надо было в итоге сбить при определённых условиях.

Между тем, прогресс в военном деле не стоял на месте, и в середине 70-х годов на арене появились истребители третьего поколения, вооружённые полноценнымиуправляемыми ракетами средней дальности с полуактивными РЛ ГН, которыми можно было атаковать воздушные цели практически с любых направлений. Некоторые специалисты (в нашей стране и за рубежом) в очередной раз заговорили об отмирании манёвренного боя. Если во Вьетнаме количество атак со средних дистанций исчислялось буквально единицами, то в ходе ливанской кампании 1982 г. израильские F-15 применяли ракеты «Спэрроу» примерно в 33% всех зафиксированных атак, эффективно поражая сирийские истребители МиГ-21 и МиГ-23 как на встречно-пересекающихся, так и на догонных курсах.

Сложившаяся в небе Ливана ситуация сильно осложнялась тем, что противник контролировал господствующие горные хребты, ограничивавшие дальность обзора сирийских радаров на высотах ниже 3000 м, и эффективно использовал различные типы помех, затрудняя работу РЛС разведки целей, скрывая тем самым боевые порядки своей авиации. Наиболее «весомым» аргументом апологетов схваток на дальних дистанциях был тот факт, что в ходе боевых действий сирийские лётчики только однажды (10 июня) наблюдали визуально вступивший в манёвренный бой F-15, в то время как более лёгкие (и дешёвые) F-16, не имевшие УР «Спэрроу», постоянно «мозолили глаза».


МиГ-23МЛД из состава авиагруппы 1521-й базы. (Фото предоставлено с.Н.Пазыничем).


Однако моделирование ливанских эпизодов и проведённые авиагруппой 1521-й авиабазы ЛТУ показали, что безвыходных ситуаций в воздухе не бывает, а хоронить ближний манёвренный бой ещё рано. Анализ возможных приёмов уклонения от выпущенных ракет средней дальности показал, что манёвр уклонения сам по себе (без чётко поставленной последующей цели, помимо выхода из-под атаки) большого смысла не имеет, так как, после срыва захвата, противник почти наверняка попытается его восстановить и произведёт пуск уже с существенно меньшей дистанции. По этой причине манёвр, рассчитанный на уклонение от управляемых ракет средней дальности, будет только тогда эффективным, когда попавший под удар истребитель будет выведен не только из-под атаки, но одновременно исчезнет и из информационного поля противника. В данном случае, наряду со срывом захвата, РЛПК теряет цель и в режиме обзора, что ставит вражеского пилота в сложное положение. Помимо этого, при построении такого противоракетного манёвра необходимо стремиться сократить дистанцию до противника, что позволит быстро перейти в контратаку с меньшей дистанции. Последнее особенно ценно, поскольку после энергичного разворота даже с потерей высоты мгновенная скорость выходящего из-под атаки истребителя вряд-ли значительно возрастёт, а, скорее всего, даже снизиться, что самым естественным образом ухудшает стартовые условия для подготовленных к пуску ракет. К тому же, почти наверняка стрелять придётся снизу вверх, поскольку эффективно укрыться от взгляда РЛПК вражеского самолёта можно только на фоне земли и за естественными препятствиями (холмы, горы, ущелья).

Забегая несколько вперёд, необходимо отметить, что жизнеспособность подобной тактики была подтверждена впоследствии, когда на вооружение частей советской фронтовой истребительной авиации стали поступать самолёты 4-го поколения. В немалой степени благодаря владению подобными навыками, марыйцы, летавшие на МиГ- 23МЛД, неоднократно успешно «били» проверяемые полки, сражавшиеся на куда более совершенных МиГ-29(!), хотя исход поединков между этими машинами на первый взгляд был предопределён…

Наступивший 1984-й стал во многом рубежным как для 1521-й авиабазы, так и для советской фронтовой истребительной авиации в целом, начавшей в массовых количествах получать истребители 4-го поколения МиГ-29 и Су-27, не только не уступавшие американским F-15, F-16 и F-18, но и по целому ряду характеристик превосходящие машины «вероятного противника».

Надо заметить, что поступление на вооружение боевых комплексов с новыми возможностями заставило командование и авиационных медиков более внимательно отнестись к перегрузкам, которые приходилось переносить лётному составу в ходе вылетов на отработку 500-х упражнений. В частности, в регламентирующих документах было в директивном порядке указано, что один такой полёт, в ходе которого выполнялись манёвры с располагаемой перегрузкой в 7 и более единиц, можно было выполнять один раз в неделю, а длительный перерыв в таких полётах необходимо было восстанавливать постепенно повышая перегрузку от полёта к полёту.



В начале 1984 г. изменились и подходы в проведении проверок строевых частей. Теперь боевую задачу полку и тактический фон, на котором ему предстояло действовать, группа рекогносцировки получала от руководства 1521-й авиабазы только по прибытии (за два месяца до прибытия полка) в Мары. При этом боевая задача ставилась конкретно: что сделать, в каком районе и какой противник будет противодействовать. Одновременно с задачей рекогносцировочная группа получала условия, при которых поставленная боевая задача могла быть выполнена полностью, частично или не выполнена вовсе.

После возвращения рекогносцировочной группы в полк, его командир в соответствии с требованиями Боевого Устава определял способ решения полученной боевой задачи и её исполнителей. С этого момента и начиналась «подготовка к Марам», на которую раньше у некоторых полков уходил порой почти целый год. В ходе этой подготовки командир убеждался в объективности и выполнимости собственных решений и, таким образом, впервые действовал самостоятельно. Попытки старшего начальника навязать на этом этапе «подготовки к Марам» командиру своё решение обычно дискредитировали и начальника, и командира, провоцируя обоих на безответственность.

В последнем случае получалось как у неучей, сдающих экзамен. Тот, кто передал шпаргалку, экзамен не сдаёт и ему всё равно – поймёт его или нет тот, кто стоит у доски и кому адресована шпаргалка. Незнание того, что написано в шпаргалке, ставит неуча в смешное положение и порождает ситуацию, в которой ответить на извечные русские вопросы, кто виноват и что делать, невозможно.

По прибытии полка в Мары перед началом ЛТУ командир полка обычно докладывал свои решения на «боевые действия» начальнику базы, и тот, с точки зрения их выполнимости, утверждает или не утверждает их, требует их доработки в соответствии со своими замечаниями. «Противника» представляет командир авиагруппы 1521-й авиабазы, которому известно из решения командира прибывшего на проверку полка только решаемая последним боевая задача (например, организация сопровождения группы своих истребителей- бомбардировщиков), время и место выполнения поставленной ему на рекогносцировке боевой задачи, но неизвестен способ её решения. Командир авиагруппы тоже докладывает начальнику базы своё решение. Таким образом, оба решения (каждой из сторон) знает только начальник 1521-й базы, и на этой основе только он, являясь старшим тактическим командиром, в состоянии руководить действиями сторон в ходе ЛТУ, предвидеть ход развития ситуации в воздухе на шаг вперёд, обеспечивая безопасность полётов.

В том же году в сторону большей объективности были пересмотрены нормативы на получение оценок за решение тактических задач. Теперь методика оценки ЛТУ принципиально отличалась от изложенной в действующем Курсе боевой подготовки. В этом руководстве результаты ЛТУ оценивались по среднему баллу из суммы результатов боевых применений участников ЛТУ по числу лётчиков, выполнивших или не выполнивших условные стрельбы и бомбометания. В Марах общую оценку полку можно было получить только за степень выполнения боевой задачи.

Так, например, по курсу боевой подготовки фронтовой истребительной авиации перехват одиночного разведчика парой оценивался по среднему баллу фотострельбы ведущего и ведомого. Если оба, перехватив «следопыта», выполнили по зачётному пуску или очереди – паре ставилась оценка «отлично».

В Марах этого уже было недостаточно. На «пятёрку» паре можно было рассчитывать только в том случае, если оба истребителя «отстрелялись» по разведчику до входа последнего в район разведки. Оценка «хорошо» ставилась, если они оба результативно атаковали «противника» над районом разведки, и «тройка» – если уничтожали цель уже после выхода из района. Таким образом, не нарушая требований действующего Курса боевой подготовки, его нормативы оценки боевых применений как бы накладывались на тактическое содержание динамики «боевых» действий, т.е. оценивалась степень выполнения боевых задач.

По окончании проверки боевой выучки на авиабазе Мары составлялся довольно внушительный акт, в содержании которого, помимо особенностей выполнения задач и оценок за их выполнение, обязательно (на одной странице машинописного текста) руководством 1521-й базы формулировалась оценка способности лично командира полка принимать практические решения, организовывать боевые действия и управлять ими в динамике ЛТУ. Такую оценку на фактическом материале командир полка мог получить только в Марах, а «специалистов», оценивающих его командирские способности и морально-политический облик, было в то время хоть отбавляй. Объединяли всех этих оценщиков только два критерия – умение командира выполнять директивы и шифровки сверху и состояние воинской дисциплины в полку. Конечно же, учитывались и оценки, полученные в ходе различных проверок, проводимых в течение года, но, как и раньше, доминирующее положение занимала оценка, полученная в Марах. Она же свидетельствовала и о качестве работы командира истребительной дивизии и командующего объединением. Это было и их лицо, и они весьма принципиально относились к тому, как оно выглядело.


МиГ-29 авиагруппа 1521-й базы начала получать сравнительно поздно – в 1990 г. За ними должны были последовать и Су-27, однако развал Советского Союза и закрытие 1521-й базы в Марах поставили крест как на этих ожиданиях, так и в конечном счетё на развитии боевой подготовки истребительной авиации в целом. Хочется надеться, что всё же не навсегда…

(Фото предоставлено с.Н.Пазыничем).


Тогда же, с 1984 г., по инициативе начальника боевой подготовки ИА ВВС полковника В.А.Каширова и вопреки первоначальной точке зрения начальника 4-го ЦБПиПЛС полковника (впоследствии генерал-майора авиации) А.И.Бобровского, на авиабазе Мары стал ежегодно проходить проверку боевой выучки исследовательский полк из Липецка на самолётах МиГ-29 и Су-27. Однако предшествовала этой практике очередная неприятная история, произошедшая во фронтовой истребительной авиации.

В то время порядок освоения новых авиационных боевых комплексов (АБК) выглядел следующим образом. «Учили летать» новый самолёт в ЛИИ им. М.В.Громова, применять его оружие – в Г ЛИЦ им. В.П.Чкалова, а учили летать на нём лётчиков строевых частей и решать проблемы его боевого использования – в липецком 4-м ЦБПиПЛС. Там же, в Липецке, разрабатывались и методики обучения лётного состава строевых частей и документы, регламентирующие выполнение полётов на новых самолётах. Вполне понятно, что липецкий полк был в полном смысле элитарным истребительным полком, лётный состав которого первым в ВВС (не считая лётчиков-инструкторов по боевой подготовке Главного штаба ВВС) осваивал новые самолёты и способы их боевого применения. Элитарность полка и неправомерность оценки значения и масштабности базы издалека и не воочию стали камнем преткновения в попытке объединить точки зрения боевой подготовки ИА ВВС и руководства 4-го ЦБПиПЛС.

Поводом для того, чтобы всерьёз рассмотреть необходимость ежегодных полётов липчан в Мары, была «двойка» за боевую выучку, которую в Марах поставила комиссия Главной Инспекции Министерства Обороны (ГИ МО), возглавляемая генерал-майором авиации К.А.Коротюком, 145-му истребительному авиаполку, дислоцировавшемуся в Иванофранковске (14-я ВА, Краснознаменный Киевский Военный Округ), который в числе первых авиачастей получил фронтовые истребители 4-го поколения МиГ-29. Как выяснилось, в ходе проверки лётчики этого полка не попали по шедшим с превышением радиоуправляемым мишеням Ла-17, стреляя УР Р-27 вблизи границ диапазона их применения.

Хотя анализ сарппограмм показал, что все условия полёта и пусков ракет полностью отвечали параметрам, записанным в технических условиях на применение этого типа средств поражения, комиссия ГИ МО и генерал-майор К.А.Каратюк оставались непреклонны. Последний вообще отличался высочайшей требовательностью к подчинённым и не считался ни с какими авторитетами, а в рассматриваемый период он вообще подчинялся напрямую министру обороны. В то же время он ясно сознавал, что, по большому счёту, предъявлять претензии к лётному составу полка не за что, о чём и сообщил начальнику боевой подготовки ИА ВВС полковнику В.А.Каширову.



Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник В.А.Каширов тут же отправил в ГЛИЦ им. В.П.Чкалова старшего инспектора-лётчика полковника П.О.Черныша, который в практических полётах с пуском ракет убедился в том, что возможности истребителя и его оружия необходимо уточнить. Однако последнее можно было сделать не после одного-двух полётов, а по результатам целой серии испытаний, проведение которых можно было поручить только опытным лётчикам, способным не только не только выполнить это достаточно сложное задание, но и проанализировать каждый вылет. Понятно, что лучшей кандидатуры, чем Липецк, для решения этой исследовательской задачи просто не было. Заодно, в ходе двусторонних ЛТУ, предполагалось проверить самих законодателей методик в умении реализовывать свои рекомендации в условиях жёсткого противоборства с лётным составом 1521-й авиабазы. Будучи честным и принципиальным человеком, полковник В.А.Каширов с полным основанием решил, что «раз инструкции по боевому применению написаны специалистами Центра, то и подтвердить заявленные характеристики АБК должны именно они, и желательно в присутствии представителей разработчиков…».

Надо заметить, что подобная ситуация складывалась уже далеко не первый раз. В 1976 г. во время пусков УР малой дальности Р- 60 с ИК ГСН на самолётах МиГ-23 лётчиками 1521-й авиабазы были отмечены регулярные остановки двигателей самолётов. Отметим, что Р-60, разработанная ОКБ М3 «Молния» и принятая на вооружение в 1974 г., не имела себе равных по массово-габаритным характеристикам (более чем в два раза была легче американского «Сайдуиндера»), а её создание рассматривалось как значительное достижение, поскольку она, по идее, обеспечивала значительно большие возможности наших истребителей в ближнем манёвренном бою, нежели старые Р-13М. Когда же через два года выяснилось, что МиГ- 23 (основной на тот момент советский фронтовой истребитель) применять эти ракеты не может, началось крупное разбирательство с участием всех заинтересованных лиц и организаций.

Тогда пришлось изымать из строевых полков весь(!!) запас ракет этого типа и собирать его в Ахтубинске, где были начаты масштабные испытания, в ходе которых с борта каждого истребителя расстреливалось по четыре ракеты в каждом вылете по радиоуправляемым мишенями! Делалось это для того, чтобы, во-первых, выяснить почему это стало возможным, а, во-вторых, понять, что нужно сделать, чтобы двигатели не глохли. Надо ли говорить, что весь этот чрезвычайно дорогостоящий «фейерверк» был устроен за народные деньги, причём кое-кто незадолго до этого получил премии, звания и ордена, и процессе испытаний вскоре выяснилось, что акт прохождения испытаний был написан с грубейшими нарушениями существовавших методик всего лишь после нескольких пусков.

Так липчане оказались в качестве проверяемых в Марах, а следом за их истребителями МиГ-29 полосы коснулись шасси Ту-154, на котором на базу прибыли представители едва ли не всех основных ОКБ, работавших на истребительную авиацию. В ходе серии экспериментов быстро выяснилось, что разработанная ОКБ МЗ «Вымпел» управляемая ракета средней дальности Р-27 с полуактивной РЛ ГН и ИК ГСН (рассматривавшаяся как ответ на американскую AIM-7F «Спэрроу») не отвечает по своим характеристикам заявленным в документации данным, и не только не превосходит по основным параметрам американский боеприпас, но и довольно заметно уступает ему. К чести сотрудников ОКБ МЗ «Вымпел» надо сказать, что они в весьма сжатые сроки подготовили к серийному производству улучшенные варианты ракеты (Р-27РЭ и Р-27ТЭ), полностью перекрывшие американское изделие по всем параметрам и со значительным запасом 5* .

Выше уже отмечалось, что данные в акт испытаний оружия или военной техники можно было записывать только после серии полётов с боевой стрельбой в тех условиях, которые ограничивают диапазон его применения. В противном случае следовало ожидать появления внезапных сюрпризов, результаты которых спрогнозировать весьма трудно.

Фактически инициатива полковника В.А.Каширова была ни чем иным кроме как переходом в новое качество методики боевой подготовки после достаточно большого количества поводов для того, чтобы считать её далёкой от совершенства. Надо заметить, что в ходе этих проверок липчане попутно решали и свои исследовательские задачи, работая вблизи границ области применения прицельно-навигационных комплексов и оружия. В конечном счёте, как, наверное, должен предположить догадливый читатель, от этого решения выиграли все.

5* Об эпопее по освоению в войсках перехватчика МиГ-23, усилиях, затраченных на то, чтобы превратить этот самолёт в полноценный фронтовой истребитель, и понесённых при этом потерях и говорить не стоит, так как это тема отдельной крупной работы.



Оглавление

  • Два плюса
  • Коммерческая авиация. Борьба за рынок идей
  • Авиация украинской Галицийской армии
  • ГВФ СССР накануне Второй Мировой войны
  • Точность прежде всего
  • «Кровавый вторник» 5-х ВВС
  • Драконы с «птичьим крылом»
  • Расплавленное небо Вьетнама
  • Пиратский «свежак»
  • Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период