Царица Прасковья [Михаил Иванович Семевский] (fb2) читать постранично

Михаил Семевский Царица Прасковья 1664–1723 Очерк из русской истории XVIII века

Предисловие

Переходная эпоха, пережитая Россией накануне реформ Петра I и в его царствование, в высшей степени любопытна для нас в смысле уяснения как предыдущего, так и последующего периодов русской истории. Московский период, длившийся целые века, выработал своеобразные, строго определенные формы общественной жизни, настолько определенные, что они не раз давали повод к толкам, как со стороны иностранцев, так и наших историков, о неподвижности и застое в тогдашнем русском обществе. Между тем такого застоя не было и быть не могло; но то, что создалось веками, при естественном ходе событий, могло пересоздаться только веками. Строго определенные формы общежития, в связи с самовластием правления в допетровской России, преобладанием обрядности в религии и народном быте, при отсутствии образованности, заковали русскую жизнь тяжелыми путами, не давали никакого простора личности — и личностей мы почти не видим в русском обществе до Петра I; они появляются почти только из среды духовенства как самого образованного и нравственно наименее подавленного класса. Гнет правительственный и общественный не мог благотворно отразиться на народной нравственности, и тем более на русской женщине, заключенной в тереме, бездеятельной и рабски подчиненной с детства до могилы. Отсутствие честности, лень, грубость, откровенное проявление всякого рода пороков поражали иностранцев, посещавших в то время Россию, побуждали их клеймить своими беспощадными приговорами все русское общество, клеймить огулом, так как личность и в этом случае мало или вовсе не выделялась из массы.

Брожение, началось в период детства Петра; слабость правительства открыла простор личности: на сцену выступают вожаки стрелецкого и раскольничьего движения, выступает царевна Софья. С воцарением Петра опять усиливается самовластие правительства, и даже более прежнего. Но Петр рядом с этим уничтожает другой гнет, связывавший русское общество, — гнет старинного склада московской жизни. Прекращается замкнутость семьи: Петр заставляет бояр выступить из своих дворов, обнесенных заборами, где они жили полновластными господами над семьей и многочисленною челядью; Петр выводит из терема жен и дочерей боярских, побуждает их принять деятельное участие в общественной жизни. Беспощадно преследует царь ханжество, внешнее соблюдение бесчисленных обрядов религиозных и домашних, преследует старую русскую одежду, бороды… Русскому человеку волей-неволей пришлось выйти поодиночке, проявить себя в том или другом отношении, — и перед нами открывается неожиданно, как бы чудом, целый ряд личностей, людей с определенными характерами и стремлениями. Одни, более решительные, не задумываясь, пошли за Преобразователем на пути нововведений, быстро усвоили приемы европейской жизни и, сознавая пользу образования, учились сами и учили своих детей. Другие упорно держались старины, отстаивали ее всеми способами, не шли ни на какие уступки, ненавидели Петра и его преобразования, считая их греховными, готовы были пострадать из-за дорогой старины, пожертвовать из-за нее имуществом, жизнью. Резко обозначились оба направления; сам Петр, при его решительном характере, не знал полумер, ни перед чем не останавливался, когда преследовал свои цели, жестоко и самовластно расправлялся с ослушниками. Однако не у всех хватало силы воли разорвать с прошлым или смело отстаивать старое. Был еще разряд людей, — и таких оказалось большинство, — которые не склонялись явно ни на ту, ни на другую сторону и старались угодить обеим. Этот способ действий, по-видимому самый легкий, представлял не мало трудностей в эпоху преобразований, эпоху ломки всякого рода в государственной и общественной жизни. Надо было иметь много ума и изворотливости, понимания людей и обстоятельств, чтобы не сделать или не сказать чего-либо неуместного, не изменить себе, чтобы до конца сохранить свое достоинство и положение. Все эти трудности особенно были сильны для людей, близких к Петру и каждый шаг которых был, так сказать, на виду. Но и возле Петра были подобные люди, и между ними особенно выдается личность царицы Прасковьи Федоровны, вдовы царя Ивана Алексеевича, брата Петра Алексеевича, и матери будущей императрицы Анны Ивановны.

Прасковья Федоровна, вступив в царскую семью, сразу подчинилась всем требованиям нового положения; зоркий глаз народа, следивший за каждым шагом царской семьи, не подметил за новой царицей ни малейшего отступления от принятых обычаев, что не раз случалось с Натальей Кирилловной, матерью Петра, и с царевной Софьей. Весьма ловко держала себя Прасковья Федоровна среди дворцовых интриг, разыгравшихся страстей, ничем не раздражала сестер и теток своего супруга, умела неизменно ладить с ними. Но переменились обстоятельства; перевес оказался на стороне Петра — и царица перешла на его сторону,