Кэтлоу [Луис Ламур] (fb2) читать онлайн

- Кэтлоу 297 Кб, 161с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Луис Ламур

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Луис Ламур Кэтлоу

Трумену Дэрбону. вдоль и поперек исколесившему Дакоту и Монтану

Глава 1

Повсюду, где щипали траву бизоны, пасся скот или, взмахивая хвостами, неслись вскачь мустанги, везде, где только были люди, они говорили о Бидже Кэтлоу.

Выходец из суровой труднопроходимой местности, простирающейся вдоль Ньюкаса, он мог объездить любое животное, как с копытами, так и без, лишь бы только оно выдержало его вес. Биджа хвастал, что одолеет в драке каждого, не даст никому себя обогнать, у кого угодно отобьет девчонку, и всегда был готов доказать свои слова на деле, приняв вызов.

Собравшись вокруг костров, разведенных возле фургонов, или в походных лагерях, повсюду от Бразоса до Мьюсселшел ковбои и ранчеро говорили о Бидже Кэтлоу. Восхищались тем, какой он непревзойденный наездник, меткий стрелок, вспоминали, как даже в самых шумных ссорах, когда буквально все выходили из себя, только он один никогда не терял голову. Само собой, больше всего было разговоров о схватках, в которых ему довелось участвовать.

Полное его имя было Абиджа, однако, как это принято здесь, на границе, имя сократили до Биджи, и теперь по-другому к нему не обращались. Широкоплечий и крепкогрудый, ирландец по происхождению, он испытал на своем веку все, что только можно: участвовал в войне между штатами, покинув театр военных действий с тремя наградами за храбрость, трижды попадал под трибунал и приобрел репутацию человека, которого лучше иметь на своей стороне во всем, начиная от гулянки и кончая схваткой не на жизнь, а на смерть, что в здешних краях было не редкостью.

С гривой густых волос, с нравом широким и открытым, как прерии Пэнхендала, он всегда был готов драться с чисто ирландским упорством, а там, где были задеты его интересы, Биджа Кэтлоу не признавал никаких законов — ни людских, ни Божьих. Однако закон, напротив, интересовался Биджей Кэтлоу. Точнее, один из представителей закона — маршал Бен Кауэн.

К тому времени, когда Бидже и Бену исполнилось по пятнадцать лет, они уже успели по три раза каждый спасти друг другу жизнь. Биджа четыре раза отвалтузил Бена, а тот в свою очередь столько же раз избил Биджу. Бен был крутым, добродушным и серьезным, Биджа — крутым, добродушным и… диким, как необъезженный мустанг.

В девятнадцать лет Бен Кауэн уже стал помощником шерифа, а в двадцать три — маршалом полиции. Биджа, достигнув двадцатитрехлетнего возраста, прослыл похитителем скота и разбойником, за которым числились три убийства.

Однако не врожденная или приобретенная тяга к преступлению была причиной тому, что он свернул с пути истинного на извилистую стезю порока. Виной послужили чисто экономические факторы, присущие только особенностям жизни на осваиваемых переселенцами землях.

Биджа Кэтлоу играл первую скрипку в любых предприятиях, связанных с отловом и выпасом скота, поэтому контракт с «Тамблинг СС» его вполне устраивал, он его подписал. И получал тридцать долларов в месяц, когда неожиданно обнаружил, что внезапный спрос на говядину в Канзасе, связанный с завершением строительства железной дороги до границы с Техасом, превратил длиннорогих техасских бычков из почти никому не нужных диких созданий в средство быстрого обогащения.

Вместо случайных поставок говядины в Миссури, Луизиану или даже Иллинойс и частичного забоя скота на шкуры теперь возникла насущная необходимость организовать постоянное снабжение, поскольку в связи с ростом населения западных городов спрос на мясо резко возрос. Соответственно и цена за голову скота подскочила по сравнению с прежней в десять и более раз.

Владельцы крупных ранчо сразу же предложили премию в два доллара за одну голову неклейменого скота, и Биджа Кэтлоу, который всегда от души выполнял любую работу, с подлинным энтузиазмом взялся за отлов и клеймение, чтобы разбогатеть.

Ему было не привыкать продираться через заросли кустарника — это он умел с детства, Биджа хорошо знал повадки дикого скота, как и то, в каких местах его нужно искать. Рука у него была твердая — с лассо управлялся отлично, а кроме того, имел несколько хороших сильных и быстрых лошадей, знавших повадки дикой скотины не хуже его самого. В первый же месяц после учреждения премии Биджа Кэтлоу заарканил и заклеймил восемьдесят семь голов. А дальше, работая не покладая рук, стал в среднем получать от двухсот до двухсот пятидесяти долларов в месяц. Сумма немалая по тем временам, больше заработать как на ранчо, так и в любом другом месте вряд ли было возможно. Но внезапно все кончилось.

Собравшись вместе, владельцы крупных ранчо порешили, что выплата премий просто глупость, она не вызвана никакой необходимостью, так как отлов и клеймение скота — прямая обязанность тех, кто на них работает. С премиальными было покончено раз и навсегда.

Пришлось распрощаться и с надеждой быстро разбогатеть. Биджа вновь превратился в простого пастуха с оплатой тридцать долларов в месяц, но в отличие от остальных, примирившихся со своей участью, не желал сдаваться без боя.

Его доводы были вполне обоснованными: с какой стати отлавливать и клеймить дикий скот для владельцев ранчо? А почему не для себя? Почему бы не собрать собственное стадо и не перегнать его в Канзас?

В конце-то концов, только одному Господу известно, откуда взялось большинство неклейменого скота на равнинах Техаса. Скотина в здешних краях паслась и размножалась, подобно диким кроликам, еще с тех пор, как тут появились первые испанцы. Никто не предъявлял на нее никаких прав вплоть до последнего времени, когда резко возрос спрос на мясо. Кроме того, в связи с участием в Гражданской войне многие мелкие и средние владельцы ранчо оказались в рядах армии, скотина, принадлежавшая им, одичала. Что уж говорить о том, что некоторые из них с этой войны вовсе не вернулись.

Разве этот скот не принадлежит тем, кто его поймает? Биджа Кэтлоу сколотил группу из таких же ковбоев, каким был сам, и они принялись действовать на свой страх и риск, вдохновляемые энергией и личным примером своего главаря.

Сам же он окунулся в новое дело со свойственным ему энтузиазмом, с которым брался за любую работу, неустанно подбадривая и вдохновляя остальных. Они трудились не покладая рук, не считаясь со временем, и к концу второго месяца собрали готовое к отправке стадо почти в три тысячи голов.

В те годы дикая скотина не была такой редкостью, как в наши дни. Дым от костров, на которых разогревались клейма, постоянно витал в воздухе. Всадники продирались в самую гущу кустарников, выгоняли оттуда бычков, ловили их, ставили клеймо, затем укрощали. Конечно же не обходилось и без неприятностей. Дважды им пришлось отгонять мародеров-команчей, а Негр Джим попал на рога разгневанного быка. Они нашли растерзанное тело несчастного в густой траве, вся земля вокруг была изрыта от ожесточенной борьбы. Смуглокожий, скорее метис, чем мулат, Джим был хорошим наездником и надежным товарищем. Его похоронили там же, где и нашли.

Несколькими днями позже Джонни Кэкстон остался без руки. Он заарканил бычка, стал наматывать конец веревки на ствол дерева и даже не успел понять, как все произошло. Ошалевший бычок внезапно описал круг, захлестнув привязью руку Джонни, затем рванул вперед, а бедняга повис на перетянутой намертво руке.

За два дня до этого он потерял в кустах кобуру, сорванную веткой с пояса. И хотя сам револьвер ему удалось найти, но с тех пор держал его в седельной сумке. Джонни спешился и оставил лошадь в отдалении, когда подкрадывался к бычку на расстояние верного броска лассо.

Прошло целых три часа, прежде чем их нашли — разъяренного бычка, с налитыми кровью глазами изо всех сил натягивающего веревку, и Джонни, прижатого ею к дереву за почерневшую, распухшую руку.

В радиусе ста миль не было никакого врача, поэтому Биджа сам ампутировал ему руку, приложив к культе в качестве антисептика кусок раскаленного железа.

Спустя неделю после этого, когда они перегоняли небольшое стадо к основному, находящемуся от них в полумиле, Биджа, проснувшись утром, обнаружил, что их окружили. И первым, кого увидел, был шериф Джек Меркер, в прошлом прихлебала в салуне Паркмана, да и сейчас все еще числившийся на его содержании. Затем в глаза бросился сам Паркман, потом Барни Стаплс из «Тамблинг СС» и Осгуд из «Три Линкса». С ними находились чуть больше двух десятков крутых ковбоев, которые владели небольшими собственными стадами.

Шериф Меркер и Паркман всегда не любили Биджу Кэтлоу. Однажды, когда Меркер был еще простым пастухом, он ввязался в драку с Кэтлоу и был жестоко избит, а Паркман ненавидел Биджу за то, что этот неотесанный ковбой мог запросто покорить любую девчонку, а в его сторону они даже не желали смотреть.

Биджа был не дурак, сразу понял, что влип. Оглянувшись вокруг, пока сидя натягивал сапоги, не увидел ни одного дружественного лица. Прежде он работал на Стаплса и отлично справлялся со своими обязанностями. Но тот был крупный скотовладелец — его интересы совпадали с интересами других хозяев ранчо.

Меркер оперся длинными руками на луку седла; огонь торжества разгорался в его душе негасимым адским пламенем.

— Биджа, — произнес он, — тут у меня есть полудикая лошадь, которую, как я утверждаю, тебе ни за что не объездить. Конечно, на наших условиях.

Биджа Кэтлоу не знал, до какой степени им нужны его товарищи, но то, что охотятся за ним, — не сомневался.

— В чем дело, ребята? — спросил он. — Чем вызван ваш визит?

— Ты, чертов вор, не способен ни на что хорошее, — ответил Паркман. — Таких, как ты, мы вешаем.

— Отпустите моих ковбоев, — предложил Биджа, — и я объезжу вашу проклятую лошадь… Какими бы ни были ваши условия.

— Ты еще не слышал о них, — ответил Меркер. — Будешь объезжать ее со связанными за спиной руками и с арканом на шее, другим концом привязанным к суку на дереве.

Биджа Кэтлоу легко вскочил на ноги, после того как натянул сапоги. Кобура с револьвером была уже на нем. После шляпы оружие было следующим предметом его гардероба, когда, проснувшись, он начинал одеваться. А поднялся Биджа уже полчаса назад, чтобы подкинуть дрова в костер. Никто не догадался приказать ему расстегнуть и бросить на землю пояс с кобурой. Остальные трое его компаньонов также были вооружены.

Одним из них был Рио Брай, другой — Боб Келехер, и конечно, Джонни Кэкстон. Оставшись без руки, он старался держаться поблизости от лагеря, собирая хворост для костра или таская воду тому, кто по очереди готовил пищу. Все — надежные ребята, вот только Кэкстон, потеряв правую руку, все еще не научился как следует действовать левой, хотя каждый день усердно ее разрабатывал.

— Позволь им уйти, — вновь попросил Биджа. — А я, так и быть, объезжу эту чертову клячу.

На губах Меркера заиграла презрительная улыбка.

— Будешь делать то, что мы тебе скажем. А что до остальных, то всем им будет предоставлен такой же шанс прокатиться верхом, как и тебе.

На мгновение Бидже показалось, что Стаплс собирается что-то возразить, но тот предпочел отмолчаться. В конце концов, тон здесь задавал Паркман, и Кэтлоу понимал это, когда схватился за оружие.

Никто не ожидал такого поворота дела, хотя всем им, казалось бы, следовало получше знать этого крутого парня.

Рио Брай был первым, кто отреагировал, когда в руке Биджи оказался револьвер навскидку. Прежде чем прогремели выстрелы, он, пригнувшись, метнулся к седлу, к которому было прикреплено его ружье, затем бросился на землю, перекатился и, уже лежа на животе с ружьем на изготовку, увидел, как Паркман пытается сдержать перепуганную лошадь, но при этом спереди на его рубашке расползается кровавое пятно, а рядом падает на землю Джек Меркер.

Рио разрядил один ствол, затем другой — и еще две лошади лишились седоков. Звуки выстрелов и сумятица, вызванная попытками поймать метавшегося коня Паркмана, свели на нет все их шансы открыть ответный огонь по малочисленному отряду Биджи. К тому же на подмогу к Кэтлоу в это время подоспел Старик Мерридью со своим «шарпсом» 50-го калибра. До этого Мерридью находился возле основного стада, но, заслышав стрельбу, бросил все, поспешил на выручку к товарищам.

Отряд, собранный шерифом, обратился в бегство, оставив мертв9го Джека Меркера лежать на земле. Паркман ухитрился зацепиться за седло, и его лошадь понеслась вслед за остальными.

Нет, они не испугались. В отряде шерифа были закаленные в боях с индейцами отважные ребята. Но они знали, что позади Старик Мерридью, который запросто заваливает бизонов своей пушкой и редко промахивается, если берет кого-то на мушку. Мерридью залег в узкой расщелине среди камней и кустов на верхушке холма. Они же, находясь на открытой местности, были для него хорошей мишенью. Кроме того, Биджа Кэтлоу все еще держал оружие в руке, а мало кто полезет на рожон, если можно обойтись без этого.

Путь к отступлению был свободен — они сочли за лучшее этим воспользоваться. В конце концов, всегда смогут добраться до Кэтлоу, никуда он от них не денется.

Законы в этой части Техаса диктовались теми, кто владел большими стадами скота, как они скажут — так оно и будет. С их подачи Биджу возвели в ранг убийцы и похитителя чужого скота. Более того, поскольку он застрелил должностное лицо при исполнении тем своих служебных обязанностей, Кэтлоу был объявлен в розыск.

Когда Паркман пришел в себя, лежа в удобной кровати на своем ранчо, то первым делом отдал приказ: поймать Кэтлоу. Среди присутствующих в комнате было много таких, кто симпатизировал Бидже, но ни одного слова в его защиту не было сказано. Сделать так — означало бы подписать себе приговор.

Бен Кауэн в это время отсутствовал, находился за пределами штата. Если бы он был, то, возможно, посоветовал бы не считать повешенным того, кому еще не накинули петлю на шею. Некоторые полагали, что Кэтлоу никуда не денется. Кауэн не был бы столь категоричен. Он-то знал, что Биджа никогда не задерживается на одном месте, всегда в пути.

Не прошло и часа, как стадо переправили через реку, чтобы замести следы, погнали на север. Скотину гнали всю ночь, а когда рассвело, укрыли на двухчасовой отдых в стороне от дороги, идущей в западном направлении.

К полудню скотину погнали дальше по тропе, проложенной бизонами, затаптывая их следы копытами гораздо более многочисленного стада.

Биджа посмотрел на юг.

— Надеюсь, сюда приближаются другие бизоны, пусть хоть как-то заметут наши следы, — высказал он пожелание. — Ведь Паркман не заставит себя долго ждать.

Старик Мерридью поднял высохшую как у мумии руку. Указал ею в том направлении, откуда усиленно потянул носом воздух.

— Они уже на подходе. Вон там, где клуб пыли.

— А может, это погоня? — предположил Брай.

Мерридью сплюнул и в сердцах возразил:

— Говорю тебе — бизоны. Много, может, восемь, может, десять тысяч… а то и больше.

Никто не стал спорить. У Старика Меридью глаза были острее, чем у орла, а нос способен учуять запах бизона раньше, чем тот оказывался в поле зрения. Он прожил на свете столько лет, что никто даже приблизительно не решался определить его возраст, и если судить по его лицу, то донашивал по меньшей мере третье тело, но вместе с тем был жилистым, столь же сильным и выносливым, как любой шайен или команч.

Они направлялись на север, над ними простиралось бескрайнее небо.

Так Биджа Кэтлоу, вспыльчивый, неуемный ирландец, никому не причинивший зла, стал изгоем, объявленным вне закона.

Понадобилась еще неделя, чтобы до Бена Кауэна наконец дошли эти новости.

Глава 2

Маршалу полиции Бену Кауэну хватало и своих неприятностей. Он забрался в самую глухомань, преследуя опасного индейца. Тонкауа Кид не был диким индейцем, скорее наоборот, приобщившимся к цивилизации. Кид перепробовал многое — работал пастухом, на ферме, торговал лошадьми и наконец оказался преступником. Ровно месяц назад убил и ограбил фермера на землях чероки, затем убил его жену, а также соседа, прибежавшего на выстрелы. К несчастью для Тонкауа Кида, сосед прожил еще достаточно долго, чтобы успеть сообщить о нем властям.

Это было уже четвертое по счету подобное преступление за год, случившееся в той местности, прежде, чем кто-то вспомнил, что Тонкауа тратил денег больше, чем зарабатывал.

Фляжка Бена Кауэна была пуста. Он ехал по направлению к Симаррону, надеясь найти какую-нибудь тропку, которая привела бы к реке, где можно было бы пополнить запас воды. Река оставалась последней надеждой, так как к этому времени года в округе пересохли почти все другие источники.

Местность, в которой он оказался, называлась Кросс-Тимберз и чертовски подходила под определение пограничной полосы. Заросли дубовой поросли и суковатых деревьев перемешивались с чащобами дикой груши, перевитой колючими вьющимися растениями. Вдоль небольших редких ручьев, зачастую никуда не впадающих, росли кизил и дикая хурма. Изредка попадались открытые полянки. Но были и места просто непроходимые.

Стелющийся по земле кустарник пускает корни далеко во все стороны, давая все новые и новые побеги, в результате образуется настолько плотный покров, что выдерживает вес человека.

Кросс-Тимберз пересекали тропы, проделанные дикими лошадьми, небольшими стадами бизонов и оленей; они вели от одной скрытой в гуще леса и кустарников лужайки, поросшей травой, к другой.

Была ранняя весна, на ветвях висело еще много прошлогодних пожухлых, коричневого цвета листьев. Только вдоль редких протоков, радуя глаз, пышными гроздьями красовались белые соцветия влаголюбивых кустарников.

Травы встречалось мало, только на лужайках. Под деревьями и кустами землю плотным слоем покрывала опавшая листва, шуршащая при малейшем прикосновении.

Было жарко и тихо. Не очень далеко впереди птица кардинал что-то высматривала с ветки в траве. Бен Кауэн натянул поводья.

Яркое оперение птицы составляло приятный контраст с удручающей монотонностью окружающей местности, но Бен Кауэн остановился не затем, чтобы полюбоваться игрой красок, а потому что насторожился.

Человек, живущий в диких местах, очень скоро приучается уделять внимание той информации, которую ему дают звери и птицы, а эта птица явно высматривала нечто такое, что, вполне возможно, представляло для него опасность.

Последний полицейский из Форт-Смита, забравшийся, преследуя преступника, в Кросс-Тимберз, был найден застреленным в голову; для пущего эффекта уже после того, как он упал, ему проломили череп.

Бен Кауэн ловко выхватил из чехла винчестер и застыл в тревожном ожидании. В воздухе слышалось монотонное жужжание пчел. Смешанный с пылью пот струился по лицу. Бен вслушивался и всматривался, щуря глаза от едких ручейков.

Там, где он остановил лошадь, было чертовски жарко, ему отчаянно хотелось уехать с этого места. Но ситуация складывалась неблагоприятная, так как двигаться можно было только в одном направлении, если не возвращаться, и только вперед — там, дальше, за толщей кустарника вроде бы просматривалась лужайка, во всяком случае, какое-то открытое место.

Вокруг лица назойливо гудела муха, и он непроизвольно поднял руку, чтобы ее отогнать. Внезапно пуля ударила в дерево возле его головы, обдав градом мелких щепок. Мгновенно, хотя и ослепленный ими, он вывалился из седла. Бен поступил так не раздумывая — это была одна из подсознательных реакций, которые вырабатываются у тех, кто привык сражаться и поэтому постоянно настороже. Лошадь его находилась в таком положении, когда возможность быстрого бегства исключалась, но было место, куда можно было выпасть из седла, что он и сделал.

Кауэн ударился о землю, перекатился и застыл. К счастью для себя, не разжал пальцы, сжимающие винчестер. Сейчас положил его перед собой и поспешно стал протирать глаза, в которые попали щепки, ужаснувшись при мысли, что может ослепнуть, когда смертельный враг совсем рядом.

А враг этот должен был быть очень недалеко. Вокруг не просматривалось ни одного места, откуда открывался бы обзор больше чем на тридцать или сорок ярдов, и даже с такого расстояния шанс попасть в цель был невелик: повсюду сплошной массой нависали перепутанные ветви, которые могли исказить траекторию пули.

Все еще ощущая в глазах несколько крошечных соринок, Бен Кауэн взял винчестер и глянул в одну, затем в другую сторону, чтобы определить свое местоположение.

Он вывалился в узкую впадину, глубиной всего в несколько дюймов, на дне которой была полоска порыжевшей, увядшей травы. Прямо перед ним возвышался ствол дерева, не больше восьми дюймов в диаметре; от него-то ему и запорошило глаза осколками коры. Слева находилось упавшее дерево и стояло еще одно, в которое ударила молния, — оно походило на неподвижно застывший белый скелет.

Бен лежал очень тихо. Его голова, правда, оказалась в тени, зато спину нещадно палило солнце. Невдалеке от себя в зарослях кустарника он заметил черную змею, сворачивающуюся кольцами на ветке. Затем она застыла и опять все стало тихо.

У Тонкауа Кида, как он сейчас вспомнил, было несколько двоюродных братьев, таких же отпетых негодяев, как и он сам: иногда они скитались все вместе. Поэтому нельзя было исключить, что в засаде находится несколько человек, дожидаясь возможности пустить в Бена пули.

Кауэн отличался терпением. Высокий, худощавый, грубоватый и симпатичный, он проявлял склонность всегда и во всем действовать методически. Кроме того, старался все делать на совесть, даже тогда, когда лично ему это не сулило никакой выгоды. Биджа Кэтлоу часто говорил, что лучшего следопыта, чем Бен Кауэн, надо еще поискать, и, возможно, с полным основанием мог бы добавить, что пока не встретил никого, кто умел бы так хорошо драться. Левое ухо Биджи стало толще правого после одного из ударов Бена, хотя, в свою очередь, нос Бена так и остался слегка искривленным после тумака Биджи.

Но Бен Кауэн сейчас не думал о Бидже Кэтлоу. Он думал о Тонкауа Киде.

Этот индеец, хитрый как лис, изворотливый, как змея, находился где-то совсем близко и сейчас, возможно, пробирался туда, откуда мог покончить с ним, а он, Бен Кауэн, был бессилен этому помешать. Ползти, не производя шума, по окружающей его опавшей листве казалось неприемлемым.

Чуть дальше, справа, заверещала голубая сойка — что-то ее встревожило. Крики, издаваемые птицей, были не совсем такими, какие она издает при виде змеи, — звучали несколько по-другому. Бен Кауэн направил ружье вперед, слегка прижав приклад к левому плечу, поднял глаза на дерево, возвышающееся над ним.

Его ветви росли низко над землей. Вот одна, подходящая по толщине и размеру, над ней относительно голый участок ствола, затем следующая, похожая, а над ней другие… Еще выше кроны обоих деревьев смыкались, образуя плотное переплетение. Это было сопряжено с риском, но если бы ему удалось туда забраться… Одежда на Бене была такого цвета, что оказалась бы трудноразличимой на фоне ствола и редких пожухлых прошлогодних листьев.

Он изучал ветки. Ухватиться там, подтянуться, затем поставить ногу туда, снова подтянуться, держась в стороне от тех листьев…

Осторожно встал на колени, пригибаясь в ожидании возможного выстрела, тут же вскочил на ноги, ухватился за ветку и подтянулся, поставил ногу на нижний сук, стал карабкаться выше.

Ни один листок не шелохнулся, ни один сучок не хрустнул, и вот он уже у цели. Обшарил глазами деревья, траву, кустарник. Заметил, как на расстоянии всего нескольких ярдов от того места, где он только что лежал, выпрямляется недавно примятая увядшая трава. Бен вгляделся в кусты. Мелькнуло что-то похожее на одежду — краем глаза увидел Тонкауа. И тут же выстрелил.

В тот же самый момент он понял, что выдал себя, попался в ловушку. Одна пуля обдала его лицо кусочками коры, другая с такой силой ударила в ногу, что Бен слетел со своего насеста. Он падал под аккомпанемент свистящих в ушах пуль. Какая-то ветка сломалась под тяжестью его тела, когда он об нее ударился. Затем Бен гулко грохнулся о землю.

Падая, он выпустил из рук ружье, поэтому стал лихорадочно нашаривать на поясе свой шестизарядный револьвер. Выхватил его в тот самый момент, когда один из индейцев продирался к нему через кусты с ружьем наготове, с глазами, горящими от возбуждения.

Бен Кауэн взвел курок кольта 45-го калибра и мгновенно выстрелил навскидку, метясь, как он думал, в широкую грудь индейца. Но взял выше — пуля попала краснокожему в подбородок и, оставляя кровавую борозду, прошла вверх по лицу, оторвала нос, попала через глаз в мозг.

Кауэн развернулся, почувствовал, что ему обожгло щеку, и пальнул, не целясь, в метнувшийся к нему силуэт. Выстрел прервал прыжок второго индейца — он замертво рухнул на землю.

С двумя покончено… А сколько их всего? Ни один из убитых не был Тонкауа Кидом.

Бен пошарил вокруг себя, нашел ружье. Его левая нога онемела. Он поднес руку к щеке, а когда отнял ее, увидел, что ладонь в крови — пуля содрала мясо до скулы.

Он отполз чуть назад, чтобы занять более выгодную оборонительную позицию, попытался подтянуть к себе ружьем ружье одного из индейцев.

В лесу стояла тишина. Бен схватил второе ружье, положил его так, чтобы оно находилось под рукой, затем осторожно вынул стреляные гильзы из кольта, перезарядил его. Ничего не происходило. Медленно тянулись минуты, и Бен Кауэн внезапно ощутил себя больным и ослабленным. Нога мучительно давала о себе знать, он осторожно дотянулся до нее, ощупал. Пуля прострелила икру, вся штанина и носок насквозь пропитались кровью. Следовало снять сапог и перевязать ногу, но где-то поблизости скрывался Тонкауа… А может, и не он один.

Морщась от боли, Бен начал стаскивать сапог, стараясь производить как можно меньше шума. Спустя несколько минут это ему удалось.

Его лошадь, перепуганная стрельбой, сбежала, а с тем, что находилось под рукой, нечего было и думать должным образом обработать рану. Поэтому Бен обложил ее травой, обвязал платком, потом с трудом засунул ногу обратно в сапог. Время от времени прерывал свое занятие, прислушивался.

К этому времени Кид наверняка должен был понять, что его дружки попали в беду, даже если и не видел, что с ними случилось, а это казалось маловероятным. Следовательно, он либо собирается сбежать, либо выжидает, чтобы снова напасть. Сам Кауэн, насколько он мог судить о характере Кида, склонялся в пользу второго варианта.

Глаза застилал туман; попытавшись двинуться, Бен ощутил слабость.

Предположим, с ним случится обморок. Это вполне возможно, так как он потерял много крови. Но если отключится сознание, несомненно будет убит.

Ему надо спрятаться.

Не важно как, не важно где, но должен спрятаться! Бен пристально огляделся — спрятаться было негде. Вокруг только непроходимый кустарник да черные стволы деревьев.

Тогда надо двигаться. Больше нельзя оставаться здесь. Если окажется без сознания, ему просто-напросто перережут глотку, даже не давая прийти в себя. Возможно, подальше отсюда предоставится шанс что-либо сделать. Ближайший к нему мертвый индеец также был вооружен винчестером. Бен сорвал с него патронташ и нож. Затем, немного отдохнув за деревом, начал ползти, скрываясь по возможности в траве.

Ему удалось передвигаться почти без шума, если не считать легкого, неизбежного шелеста. Но временами даже и таких звуков не раздавалось. Глазами Бен неотрывно обшаривал впереди землю, деревья, кустарник. Таким образом преодолел около тридцати ярдов, когда вдруг услышал смешок.

Он был едва различимый, но заставил застыть на месте, изо всех сил прислушаться. Через минуту Бен пополз дальше.

— Давай ползи! — раздалось неожиданно. — Все равно никуда не уползешь!

Голос был хриплым, противным и принадлежал Тонкауа Киду. Бен не видел его, но знал, что он должен быть там, оттуда может за ним наблюдать.

Бен продвинулся еще немного вперед, пытаясь представить, где может находиться индеец. Когда Кид снова заговорил, вскинул ружье и выстрелил на звук.

Где-то за несколько футов от него Кид снова засмеялся и тоже выстрелил. Пуля пропахала борозду в траве перед головой Кауэна, обожгла ему палец. И вдруг он увидел овражек, всего в нескольких футах впереди, чуть правее. Он был глубиной в несколько дюймов, но вполне мог служить укрытием, к тому же дальше становился глубже.

Используя ружье как рычаг, Бен внезапным рывком бросил тело вперед и нырнул в овражек. Ружья не выпустил даже тогда, когда плюхнулся на дно.

Тут же, невзирая на сильнейшую боль в ноге, пополз дальше.

Услышав шум шагов в траве, он перевернулся на спину и вскинул ружье. Как только индеец прыгнул и оказался в поле его зрения, сразу же спустил курок. В то же самое время откуда-то слева раздался еще один выстрел.

Пули настигли Тонкауа в воздухе в момент прыжка; они отшвырнули его назад, развернули. Все же индеец попытался навести ружье на Кауэна, но еще две пули, выпущенные слева, добили его. Кид рухнул на дно овражка всего в нескольких дюймах от Бена.

Кауэн услышал стук лошадиных копыт и голос, громко распевающий:

Зачем я покинул кварталы Лоредо,

Когда доведется попасть туда вновь…

На краю овражка возникла лошадь, и ухмыляющееся лицо глянуло с высоты на Бена.

Это был Биджа Кэтлоу.

Глава 3

Кауэн открыл глаза и глянул на вечернее небо, где плыло несколько легких облаков, окрашенных в нежно-розовый цвет. Затем посмотрел на горизонт — там в наступающих сумерках вырисовывалась похожая на гребень прерывистая линия верхушек деревьев.

Вблизи послышался какой-то шорох; он повернул голову и увидел Старика Мерридью, стоящего у костра с чашкой кофе в руке.

— Никак очнулся или еще не совсем? — осведомился Старик и, не дожидаясь ответа, сообщил: — Парень, ты потерял много крови.

— Похоже на это.

— Но сделал все, как надо, — с одобрением заметил Мерридью, — двух уложил наповал, твоя пуля прикончила бы Кида и без наших, только, может, не так быстро, как требовалось.

— Откуда вы взялись?

— Перегоняли стадо втихаря. Биджа увидел твою лошадь, поэтому четверо, вернее, пятеро из нас оставили стадо и отправились по следам сбежавшего от тебя скакуна. Сообразили, что ты, должно быть, попал в беду, раз потерял коня под седлом. И чехол от ружья был пустым. Затем услышали стрельбу, стали подбираться с оглядкой. Нашли тех двоих, которых ты замочил, а один из наших парней, который жил в этой местности прежде, предположил, что ты охотишься за Кидом. Он признал в убитых родню этого негодяя.

— Вы подоспели вовремя.

Мерридью пожал плечами, наполнил другую чашку, добавил в кофе ложку виски, после чего протянул ее Кауэну.

— Пожалуй, что ты управился бы без нас.

Бен выпил кофе с виски. Вскоре почувствовал себя лучше.

— Для кого вы перегоняли стадо?

Мерридью в упор глянул на него — старческие суровые глаза смотрели откровенно и с вызовом.

— Для себя… Для кого же еще? Когда богатые скупердяи отменили премию, мы решили сами о себе позаботиться. — Он глянул с подозрением на Кауэна. — Ты что, ничего об этом не слышал?

— Ну, о том, что Биджу разыскивают за кражу скота, положим, слышал, но я никогда не верю слухам. Прежде чем поверить в подобное, хотел бы выслушать самого Кэтлоу. — Он допил кофе, оставшийся на донышке чашки. — Насколько понимаю, Биджа имеет такое же право ловить дикий скот для себя, как и для крупных скотоводов.

Джонни Кэкстон подъехал к костру, спешился. Кауэн заметил пустой рукав, закатанный к плечу, но воздержался от расспросов. Когда он видел Джонни последний раз, у того были обе руки, однако по его твердому убеждению Джонни даже без руки все равно неоценимый помощник.

Кэкстон глянул в его сторону:

— Привет, Бен! Тебя накормили?

— Я только что очухался. Старик тут вот подал мне особый кофе.

Кауэн осторожно высвободил раненую ногу из-под одеял. Внезапно ему в голову пришла одна мысль, он быстро оглядел лагерь.

— Ребята, вы же из-за меня потеряли целый день, разве не так?

Все признаки этого были налицо, вопрос явно был излишним. Бен знал, как выглядит лагерь после одного дня стоянки, как — после двух. И также понимал, как важно для них закончить перегон вовремя, прежде чем успеют вмешаться Паркман или блюстители порядка.

Джонни принес к нему кофейник, вновь наполнил чашку раненого. Бен с горечью посмотрел на предложенный ему кофе. Биджа был дикарем, но уж никак не вором, по крайней мере прежде. Однако настали времена, когда можно объявить вне закона любого, кто ловит дикий скот и ставит на него свое клеймо. Чтобы заниматься этим, ты должен быть владельцем ранчо, иметь собственное большое стадо.

— Мы потеряли два дня, — поправил его Джонни, — один, пока искали тебя, а второй — на то, чтобы дать тебе отдохнуть.

Биджа появился, когда сменился караул.

— Приветик, новичок! Похоже, в нашем полку прибыло! — весело воскликнул он. — Удивляюсь, как до сих пор никто не прострелил твою кокарду! — Он опустился на корточки и стал рассматривать Бена с грубоватой ухмылкой. — Ну как, припас ордер на мой арест?

— Нет, если бы он у меня был, не сомневайся, я бы тебе его вручил.

Биджа не удержался от смешка, затем принялся скручивать цигарку.

— Ты ничуть не изменился. — Он провел кончиком языка по краю бумаги. — Нас ожидают неприятности в Канзасе?

— Ты же знаешь Паркмана.

Биджа прикурил цигарку от головешки из костра.

— Мы, вдевятером, собрались, чтобы перегнать скот. Отлавливали его, клеймили, укрощали. Вот здесь Джонни, он потерял руку на этой работе, а Негр Джим был убит. Ну, Джим не оставил никого из родных, во всяком случае, никто о них не знает, но вспоминал о девчонке, которую встретил в низовьях реки Лион. Сдается мне, что мы должны отдать ей его долю.

Бен Кауэн взял предложенную ему тарелку. Только потом ответил:

— Биджа, гони скот к Эйбайлинг. Когда до него останется несколько миль, я проеду туда, узнаю, как обстоят дела.

— Я знаю Тома Смита с Медвежьей реки, — прокомментировал Мерридью, — он разумный человек.

— Смит мертв, — взглянул на него Бен, — вместо него там теперь шерифом Хикок, по прозвищу Дикий Билл.

Кэтлоу быстро поднял глаза и сказал:

— Свирепый мужик. Чуть что — за пушку. Я слышал о нем.

— С ним шутки плохи — не забывай об этом. Много парней, как ты, и похлеще тебя, недооценили его, но ты не вздумай повторить их ошибку.

— У меня хватает и без этого неприятностей, — ответил Биджа. — Я еду в Канзас только затем, чтобы продать это стадо.

Ночь набросила на мир темный покров, и очередной караульный, сидя на лошади, вглядывался в небо, высматривая Полярную звезду — их путеводитель к далекому Канзасу. Бен Кауэн беспокойно повернулся в одеялах, стараясь унять мучительную боль в раненой ноге. Устремив пристальный взгляд на звезды, он размышлял о странной судьбе, по воле которой его жизнь почему-то неразрывно связана с жизнью Биджи Кэтлоу.

Эта мысль тревожила его: Кэтлоу был опрометчивым человеком. Нет, не в жизни, хотя со стороны так могло показаться, а по отношению к закону. Но в данном случае Кауэн, как и многие другие техасцы, считал, что Кэтлоу прав: отлов и клеймение дикого скота — право каждого, это принятый с давних пор обычай.

На рассвете они двинулись на север. Бен Кауэн ехал верхом на своей лошади, всячески оберегая больную ногу.

Биджа подал коня назад, поехал с ним рядом.

— Бен, я стараюсь держаться к западу от тракта. Мне кажется, так у нас меньше шансов нарваться на неприятность.

— Ты ныряешь в них, как утка.

— У ребят слишком многое поставлено на карту. Мы упирались рогом до посинения, чтобы собрать это стадо. На себя мне плевать! Старик и Рио Брай тоже смогут за себя постоять и с голоду не умрут, но вот Джонни Кэкстон — другое дело, он должен получить причитающуюся ему долю именно сейчас, когда остался без руки.

Они ехали вдоль низкого холма, держась по ветру, чтобы не дышать пылью, поднимаемой стадом.

— Он собирается на эти деньги открыть ресторан.

— А ты что о себе скажешь?

Биджа стрельнул в его сторону глазами.

— Опять собираешься читать мне проповедь? Напрасный труд, Бен! Ты же знаешь, мне на роду написано — тюрьма или виселица. Так что не трать слова понапрасну.

— Ты лучше, чем сам о себе думаешь. Ты слишком хороший человек, чтобы тебя постигла подобная участь.

— Может быть, но я прирожденный смутьян, Бен. Ты толковый парень, хоть сейчас и спутался с нами. У тебя хватит сил, не сомневаюсь, выдержать эту скачку и свалить в сторону как ни в чем не бывало. Наши дороги опять разойдутся. Остается только надеяться, что, когда меня обложат со всех сторон, тот, кого они пошлют за мной с арканом, будешь не ты. Ты ведь ни за что не отступишься от того, что считаешь своим долгом? Будь уверен, я другого от тебя и не жду. Да только тоже никогда не отступлю.

— Мне это известно. Я уже попросил, чтобы меня перевели в другой округ. Возможно, мы никогда больше не увидимся.

Биджа хлопнул его по плечу.

— Что за мрачный разговор, дружище! Надеюсь еще подраться с тобой раза четыре или пять и вздуть тебя при этом как следует. — Он вновь метнул быстрый взгляд на Бена. — Послушай, что ты собираешься делать, когда мы упремся в Эйбайлинг? Ты сказал, что, возможно, поможешь.

— Первым делом выложу все начистоту Хикоку. С ним темнить — себе дороже. Его мало волнует, что происходит в Техасе или за его пределами. Все, что ему надо, — это лишь бы в Эйбайлинге была тишь да гладь.

— Тебе придется сдать оружие, когда мы заявимся в город.

— Так было при Смите. Дикого Билла не волнует — при тебе твоя амуниция или нет, по крайней мере до тех пор, пока не соберешься затеять пальбу. Ну а если у тебя чешутся руки, то лучше начинать с него, потому что в противном случае после первого же выстрела он бросится на твои поиски.

— Смит был хорошим человеком. Я встречался с ним в то время, когда перегонял в Колорадо индейский скот. — Биджа двинулся вниз по склону, чтобы подогнать к стаду отбившегося бычка. — Почему ты так хочешь столкнуть лбами меня и Дикого Билла?

— Потому что он должен будет ко мне прислушаться. Я ведь тоже полицейский. А еще потому, что вдруг у тебя хватит дури наставить на него пушку и он ухлопает тебя, избавив тем самым всех нас от хлопот, связанных с твоей поимкой.

— Ладно, скажи спасибо, что я вспомнил про твое простреленное копыто, а не то… Кстати, как ты там хвастал когда-то, что можешь быстрее меня…

— Не хвастал. А сказал, и только тебе, — со смешком ответил Бен, — да ты сам это знаешь, пустоголовый ирландский хвастун.

— Когда придет время убить тебя, — от души рассмеялся Кэтлоу, — поверь, это разобьет мое сердце. Для полицейского ты слишком хорош.

Бен ослабил упор ноги на стремя; напрягся, чтобы не сморщиться от боли. У него не было морального права жаловаться, так как его зацепила всего лишь одна пуля, да и то в икру. Джонни Кэкстон ехал им навстречу с культей вместо руки, но и без руки он оставался все тем же обязательным человеком, каким был прежде. Джонни гнал им навстречу табун полудиких лошадей, хотя и было заметно, что ему приходится нелегко.

Повернувшись в седле, Бен окинул взглядом стадо. Три тысячи голов скота постоянно норовили растянуться на большом расстоянии, их все время приходилось собирать. Управляться с этой живой массой той горстке людей, которая этим занималась, было нелегко. На каждого приходилось по шесть лошадей, а это вовсе не много, если учесть, сколько времени они проводили в седле из-за явной нехватки людей.

Обычно стадо в три тысячи голов сопровождало одиннадцать либо двенадцать всадников. Оплата на перегоне от Техаса до Канзаса составляла около доллара за голову скота. В данном случае, когда владельцами стада являлись сами наездники, не могло быть и речи о дополнительных деньгах на прокорм, на покупку лошадей. Выручка от продажи скота — весь доход.

С рассвета до заката они находились в движении, стараясь в полдень остановиться на водопой, с тем чтобы до сумерек успеть преодолеть еще хотя бы несколько миль. Скот, который позже пригоняют к воде, легче поднять с места, он лучше передвигается, чем тот, который напьется с утра.

Эйбайлинг в 1871 году был бурно развивающимся городом, но бум близился к концу, хотя некоторые этого еще не понимали. Многие жители с отвращением относились к владельцам скота с их огромными стадами и к тем, кто эти стада сопровождал, — только за этот год сюда пригнали около шестисот шестидесяти тысяч голов.

Квартал Техастаун был диким, грязным и шумным. Степенные горожане возмущались, что улицы, пропитанные вонью, наполнены летающей шерстью, и страстно желали избавиться от этих орущих, хлопающих бичами ковбоев, пыльных сезонных гуртовщиков, не понимая, что именно им город обязан своим процветанием. К своему удивлению, спустя несколько месяцев в этом убедились: после того как скотоводы приняли их официальный протест и перестали пригонять стада в Эйбайлинг, жить здесь стало значительно труднее. К началу 1872 года те же самые степенные горожане чуть не плача умоляли скотоводов вернуться, но было поздно.

Однако в том году город еще процветал. Начальник полиции Хикок шел посередине улицы — высокий, великолепно сложенный мужчина, с доходящими до плеч каштановыми волосами, одетый с иголочки и, конечно, с оружием, которое готов был в любую минуту пустить в ход.

Он оказался первым человеком, которого Бен Кауэн увидел, когда въехал в город.

Хикок задержался на углу улицы, оглядывая все входы-выходы отеля «Мершентс». На нем был черный сюртук, черная шляпа с низко опущенными полями, из-за шелкового красного кушака торчали отделанные серебром и выполненные из слоновой кости рукоятки двух револьверов.

— Мистер Хикок? Я Бен Кауэн!

Хикок перевел глаза с лица Бена на его значок. После этого протянул руку:

— Как поживаете? Чем могу быть полезен?

Кратко Кауэн поведал все о Бидже и его стаде.

— Я хорошо знаю те края, — сказал Бен в конце своего рассказа, — этот скот дикий, никому не принадлежит. Лично я в этих делах не участвую, но Биджа вытащил меня из западни, в которую я попал в Кросс-Тимберз, кроме того, он порядочный человек.

— К нам пришло письмо по поводу его скота, — ответил Хикок. — Но меня не волнует то, что произошло в Техасе. Можете передать Кэтлоу, пусть загоняет свою скотину в стойла. Его никто не побеспокоит, пока он сам или его люди здесь не набедокурят. — Хикок вновь протянул ему руку. — Рад познакомиться с вами, так как много слышал о вас.

Бен Кауэн проковылял обратно к своей лошади и отправился в «Дровер-Коттедж», где снял номер, а там уселся составлять отчет по делу Тонкауа Кида. Когда с ним было покончено, отослал его по почте и зашел на телеграф, откуда дал телеграмму в Форт-Смит.

Вернувшись в номер, приготовил ванну, принял ее и переоделся в новую одежду, купленную по пути.

Биджа Кэтлоу присоединился к нему за ужином в обеденной зале «Дровер-Коттеджа».

— Двадцать пять долларов за голову, — сообщил Биджа с широкой улыбкой на лице. — Мы все разделили на десять частей, для Джонни выделили две доли. — Из карманарубашки он вытащил бумагу. — Здесь квитанция со штампом покупателя. Мы прихватили по дороге несколько голов скота, принадлежавших «Тамблинг СС» и «Найнту Форс», так что вот их деньги. Проследи, прошу тебя, чтобы они получили свое.

Бен принял деньги и квитанцию без возражений, но предложил расписку.

— За кого ты меня принимаешь! — окрысился Биджа. — Будто я не знаю, что деньги у тебя надежнее, чем в банке. — По его лицу расползлась ухмылка. Затем, продолжая упражнять лицевые мускулы, снова залез в карман, вытащил другую бумагу и толчком отправил ее по крышке стола Бену. — Зашел на телеграф. Это для тебя.

Бен Кауэн открыл сложенный листок, взглянул на него, поднял глаза на Биджу.

— Ты в нее заглядывал.

— А то как же! Люблю совать нос туда, куда не просят.

Бен снова посмотрел на листок. Там было написано:

«Офис начальника полиции. Форт-Смит, штат Арканзас.

Считайте эту телеграмму как ордер на арест следующих лиц: Биджи Кэтлоу, Рио Брая и Старика Мерридью, обвиняемых в убийстве и краже скота. Логан Эс. Гутс, начальник полиции».

Глава 4

На улице какой-то подвыпивший пастух с гиком проскакал мимо «Дровер-Коттеджа». В обеденной зале со столами, накрытыми льняными скатертями, стало очень тихо.

— Мой долг — задержать тебя.

— Знаю.

— Черт со всем этим! Если бы вы были действительно виновны, всех бы вас задержал, но вас отправят в Техас, а там Паркман будет диктовать судье, как ему с вами поступить. Нет, сначала я подам в отставку.

Биджа Кэтлоу откинулся на спинку стула, оглядел зал. Только несколько столиков были заняты скотоводами, торговцами и покупателями скота.

— Бен, ты заказываешь мне лучший ужин из того, что может предложить эта забегаловка, и шикарную выпивку. Не зря же болтают, что у здешних завсегдатаев самые причудливые запросы. После этого, — он оперся кончиками пальцев о стол, — арестуешь меня и отправишь в Форт-Смит.

— Дьявол меня раздери, если я это сделаю!

— Послушай, ты — это закон. Никем другим быть не можешь, даже если попытаешься. Подашь в отставку — потеряешь все, что с таким трудом приобрел. Так что, валяй, накладывай на меня свою лапу. Это будет правильно.

Бен Кауэн хотел было возразить, но он наперед знал, что можно ожидать от этого сорвиголовы, темпераментного и импульсивного, словом, истинного ковбоя Биджи Кэтлоу.

— А как насчет Рио и Мерридью?

Кэтлоу лукаво ухмыльнулся:

— Сейчас, Бен, ты еще кое-что обо мне узнаешь. Я забрал эту телеграмму около часа назад, поэтому, само собой, первым делом двинул в лагерь. Должен же я был, в конце концов, вручить ребятам их кровные денежки. Представляешь, им удалось заглянуть в телеграмму, так что сейчас они во всю шпарят по тракту. Правда, не знаю куда. Можешь, конечно, поискать их, если нечего делать, но сцапать тебе ребят ни в жизнь не удастся.

— Биджа, не будь чертовым дураком! Сматывайся отсюда сию же минуту, я даю тебе фору — один час. Этого времени хватит с лихвой или я тебя не знаю! Ты же понимаешь, у Паркмана в округе все суды под колпаком. Он добьется, что тебя вздернут!

Кэтлоу взял охлажденную бутылку вина, наполнил стаканы.

— Этот официант еле шевелится. — Он поднял глаза на Бена, в них играли искорки дьявольского лукавства. — Точно, ты прав, как предсказатель погоды, — то ли будет дождь, то ли не будет. Но тут к гадалке ходить не надо — Паркман спит и видит, как бы меня вздернуть. Только запомни, Бен, отсюда до Техаса слишком длинная дорога.

Спустя две недели Бен Кауэн оторвал глаза от очередного отчета, над которым корпел, — возле его стола стоял Рутс.

— Твоя просьба о переводе удовлетворена, Бен. Тебе предстоит отправиться в Нью-Мексико. — Он повернулся, затем остановился вновь. — А между прочим, твой пленник, ну, которого ты сцапал, Кэтлоу кажется. Ну так вот, он сбежал.

— Угу… На одном из перегонов четверо или пятеро всадников освободили его — кто-нибудь пострадал?

— Дьявольщина, нет, конечно! Судя по тому, что я слышал, Кэтлоу подружился со всеми в экипаже, включая кучера, и они с радостью наблюдали, как он давал деру. Известен один из налетчиков, освободивших арестованного. Полицейский, сопровождавший его, утверждает, что это был Рио Брай.

Биджа оказался прав. До Техаса слишком длинный путь.

Легенды о Кэтлоу ходили и до этого, но, начиная с того побега, стали множиться со страшной силой. Любое ограбление на тракте Хьюстон — Техас неизменно приписывалось ему, не важно, был ли он виновен на самом деле или нет. И все сходились в одном: Биджа Кэтлоу не забыл Паркмана.

На следующий год Паркман отправил три стада в Канзас и потерял первое еще до того, как оно достигло Нэйшн — места обитания индейцев. Кто-то обратил стадо в паническое бегство, собрать его не удалось. Животные как в воду канули.

Никто не смог предложить разумного объяснения, что случилось со скотом. Стадо в три тысячи голов не может провалиться сквозь землю, однако скотина будто испарилась.

Между тем внезапно выяснилось, что Биджа Кэтлоу зарегистрировал клеймо «888 Бар». У фургонов во время их стоянок и во всех салунах Техаса люди стали посмеиваться. Дело в том, что три восьмерки и слово «Бар» очень легко могли наложиться на клеймо Паркмана «ОР Бар», сделать его незаметным. Что, весьма вероятно, и произошло.

Кэтлоу никогда нельзя было застать дома. Зато весьма крутой, закаленный в передрягах пастух Хаустон Шарки был, и не просто был дома. А засел там с винчестером и шайкой отчаянных ребят, которые охраняли места, где пасся скот с клеймом «888 Бар», никого туда не подпускали.

Несколько раз к ним наведывались представители закона в поисках Кэтлоу, им любезно предоставили возможность посмотреть везде, где пожелают.

Посетил их также и Паркман в сопровождении двух мордоворотов, угрожая забить бычка, срезать кусок кожи с клеймом, чтобы глянуть на его внутреннюю сторону, убедиться самому и убедить всех, какое клеймо стояло первоначально.

Шарки загнал патрон в магазин винчестера.

— Валяй, Паркман, — заявил он, — и надейся, что клеймо действительно поддельное, потому что, если это не так, уложу тебя наповал рядом с бычком.

Паркман глянул на Хаустона Шарки, на винчестер, затем перевел глаза на спутанного веревкой бычка. Он-то был уверен, что клеймо изменили. Ну а если предположить, что это не так? Получится, что он обзовет этого человека вором, а по местным понятиям — это самое страшное оскорбление. Ни один суд в округе не обвинит Шарки в убийстве, оправдает, поскольку по техасским представлениям о чести его поступок будет считаться правильным.

Паркман помедлил, смешался, наконец ретировался. Но убрался восвояси вне себя от гнева, дав зарок во что бы то ни стало добраться и до Кэтлоу, и до Шарки.

Спустя две недели после этого высокий, с холодными глазами всадник пробирался через неприветливую местность к югу от Ньюкаса. При нем были винчестер и револьвер.

Биджа Кэтлоу говорил по-испански с такой же легкостью, как любой мексиканец в округе. Он вполне прилично и непринужденно объяснялся с сеньоритами и вообще был очень заметным человеком в Пьедрас-Неграс — городке за рекой, недалеко от Игл-Пасс. Биджа задушевно смеялся, держался со всеми по-дружески, обменивался лошадьми, ставил выпивку и все такое прочее. Его популярность была столь велика, что, когда высокий мужчина с холодными глазами въехал в городок и стал о нем расспрашивать, сам Кэтлоу был проинформирован об этом уже через полчаса.

Впрочем, вскоре слух, что Паркман нанял убийцу и тот разыскивает Биджу, докатился почти до каждого жителя мексиканского городка.

Мэтт Джайлс начал убивать еще мальчишкой во время вооруженных беспорядков на северо-востоке Техаса и завершил свое «образование» в армии конфедератов, став первоклассным стрелком.

Уволенный из армии после окончания войны, Мэтт снова подался в Техас. Считалось, что он самый надежный человек из тех, кто занимается заказными убийствами. Паркман до этого уже дважды прибегал к его услугам.

Джайлс никогда не видел Биджи, но достаточно наслушался про него разных историй. Знал по описаниям, как он выглядит, и про себя решил, что образ Кэтлоу сильно приукрашен. Прибыв в Пьедрас-Неграс, он без особого труда определил его местонахождение — в городке только о нем и говорили.

Местный блюститель порядка был в контакте с Кэтлоу — это заключалось в том, что они неделями пили на пару и резались в покер.

— Наша тюрьма, — заявил представитель закона, — вполне пригодна, чтобы годами содержать еще одного узника. Этого синьора Джайлса… Могу его арестовать.

— Оставьте его в покое, — ответил Биджа. — Если я ему так нужен, готов избавить его от лишних поисков.

Кэтлоу, вся жизнь которого прошла под знаком непредсказуемости и сиюминутных действий, внезапно сделался самым аккуратным и последовательным человеком. Жил строго по расписанию: в определенный час вставал, в одно и то же время посещал закусочную, соблюдал сиесту, как заправский мексиканец. После полудня упражнялся в искусстве верховой езды и каждый вечер возвращался домой одной и той же дорогой.

Жители Пьедрас-Неграс видели все это и забеспокоились не на шутку — такой строгий распорядок дня облегчил поиски Биджи для гринго-убийцы.

Джайлс наблюдал и изучал перемещения Кэтлоу. Никогда прежде не встречавшийся с ним, он всерьез поверил, что тот изменил образ жизни, а так как сам отличался методичностью, то находил его поведение вполне естественным и единственно правильным.

Он тщательно изучил маршрут до закусочной, но на нем негде было устроить засаду и обеспечить путь к отступлению. К этому времени Джайлсу стало известно, сколько у Биджи друзей в Пьедрас-Неграс, понял, что они поднимут тревогу еще до того, как он успеет скрыться. Следовательно, убийство должно быть осуществлено там, откуда можно беспрепятственно ускользнуть и где удастся уложить жертву с одного выстрела.

Направляясь в закусочную или возвращаясь из нее, Кэтлоу всегда находился в окружении друзей. Вскоре Джайлс определил, что единственное место, где можно убить без опаски, — это дорога, на которой Кэтлоу упражнялся в верховой езде. Нашлось там и местечко для укрытия, отвечающее всем его требованиям.

В шестидесяти ярдах от дороги, где Кэтлоу выезжал своего скакуна, находилась груда валунов и кустарник, а за ними — овражек, по которому можно было подобраться незамеченным. В общем, место что надо.

Джайлс был терпеливым человеком, но напрочь лишенным воображения, это и сыграло роковую роль. Он наблюдал, выбрал место, а на седьмой день своего прибытия в Пьедрас-Неграс выскользнул из города, затаился в валунах. Там рассчитал, где должна оказаться голова Кэтлоу, прикинул, куда будет, если придется, стрелять второй или третий раз, хотя такого с ним никогда не случалось. Словом, осталось только ждать.

Прошло время, наконец издалека увидел Кэтлоу, с легкостью гарцующего на прелестной черной лошади. На мгновение Джайлс ощутил легкий укол зависти — ему захотелось быть хозяином такого скакуна.

Поднял ружье, приготовился.

Внезапно наездник резко изменил направление. Джайлс выругался. Подумал: «Что за чертовщина!»

Минутой позже сзади раздался голос:

— Никак я тебя одурачил? Ну что ж, вот мы и встретились!

Очень немногим людям дано знать момент своей смерти. Но Мэтт Джайлс понял — для него этот момент наступил. В приступе дикого отчаяния сообразил, что все кончено, однако решил доиграть до конца. Перевернулся на спину и выстрелил.

Только до того, как он успел перевернуться, в него уже впились две пули: одна прошла через плечо и вышла наружу из груди, вторая вонзилась между ребер. Он в первый и в последний раз глянул в глаза Биджи Кэтлоу.

Его же пуля просвистела в чистом, прозрачном воздухе над живописным мексиканским ландшафтом.

Паркман лежал в своей просторной кровати, уставившись в потолок. Он провел бессонную ночь. Таких бессонных ночей было несколько с тех пор, как пришла весточка от Джайлса из Игл-Пасс о том, что тот нашел Кэтлоу. Теперь с нетерпением ждал известий о его смерти.

Наконец не смог дольше лежать, встал и оделся. Прошел на кухню — и застыл как вкопанный. Весь стол был заставлен грязными тарелками, его лучшими тарелками, привезенными им из Каролины.

Никто, ну просто никто, кроме, разумеется, его самого, не пользовался этим сервизом. И он-то извлекал его на свет Божий, только когда приглашал гостей.

Повар должен был уже закончить свою работу — Паркман посмотрел на часы — час назад.

Паркман был вспыльчивым человеком, теперь пришел в ярость. Он вышел из кухни, направился к сторожке — и опять глазам своим не поверил.

Лошадей в загоне не оказалось. Каждое окно сторожки снаружи было завешено одеялом. От дверной ручки к столбику коновязи тянулась веревка, удерживая дверь закрытой, а еще к столбику был привязан двуствольный дробовик, нацеленный на дверь. Курки были взведены, все устроено так, что любой, попытавшийся открыть дверь изнутри, неизбежно вызвал бы выстрелы из обоих стволов.

Паркман подошел к столбику и, соблюдая осторожность, отвязал дробовик. Затем открыл дверь сторожки, крикнул:

— Что, черт возьми, здесь происходит? Клянусь Богом, Гарри, я сыт по горло твоими шуточками и…

Но тут краем глаза увидел просторную веранду дома, которая до этого момента ниоткуда не просматривалась. Там кто-то расположился в его любимом кресле. Паркман окликнул его, но не получил ответа.

Обрадовавшись возможности излить на кого-то гнев, он почти бегом ринулся к веранде. Незваный гость в шляпе, надвинутой на глаза, казалось, безмятежно спал.

Прыжками взлетев по ступеням, Паркман сорвал с наглеца шляпу, открыл было рот, чтобы обрушить на него град ругательств. Но тут увидел холодные глаза Мэтта Джайлса.

Уже к ночи о случившемся говорили на всех стоянках. Вместе с гуртовщиками необыкновенная история поползла по трактам дальше, на север. Паркман направил наемного убийцу к Бидже Кэтлоу, а наймит вернулся к пославшему… мертвым. Мало этого, Биджа увел у владельца салуна табун великолепных скаковых лошадей, включая и его самого любимого коня. Он ел в его доме из драгоценных тарелок хозяина.

Даже работники Паркмана посмеивались.

Прежде чем похоронили Мэтта Джайлса, осмотрели его раны и пришли к единодушному выводу: Кэтлоу перехитрил наемного стрелка, зашел сзади, предоставив тому шанс вступить в борьбу, так как не вызывало никаких сомнений — Джайлс был застрелен, когда переворачивался на спину.

Из Пьедрас-Неграс не замедлили поступить недостающие подробности этой смертельной схватки.

К многочисленным легендам о Бидже Кэтлоу прибавилась новая.

Глава 5

Маршал полиции Бен Кауэн ехал в Нью-Мексико, чтобы провести расследование по факту хищения команчами скота, проданного затем в этом городе. Несколько техасцев побывали там и вернули свой скот. Это удалось Чилдрессу и Хиттсону. Тем самым был создан прецедент. Уже имели место перестрелки, ожидалось, что будут и еще.

Кауэн услышал об убийстве Мэтта Джайлса Биджей еще до того, как покинул Форт-Смит. И не удивился. То, что за спиной Мэтта Джайлса стоял Паркман, было совершенно очевидным, пусть доказать и невозможно. Правда, Джайлс был не тем человеком, которого следовало натравливать на Кэтлоу. Будучи сам приверженцем всевозможных правил, методов, Кауэн тем не менее понимал, что применительно к Бидже любой план, разработанный заранее, не даст результатов. Биджа был импульсивным, с богатым воображением человеком, он мог в считанные мгновения спутать все карты противника, выкинув трюк, который невозможно предвидеть.

Какими бы ни были их прежние отношения, сейчас Кауэн и Кэтлоу находились по разные стороны баррикад. Существует грань, за которую нельзя перейти даже на Западе, смотрящем на многое сквозь пальцы. Кауэн и сам когда-то был ковбоем, знал достаточно о нормах поведения, принятых в Техасе, поэтому принял сторону Кэтлоу и его друзей, когда они собрали для себя, приручили и отправили на продажу дикий скот. Убийство Джайлса с полным основанием можно было счесть актом самообороны, но то, что Кэтлоу угнал табун лошадей, принадлежавших Паркману, выходило за рамки принятого поведения.

Многие вдоволь посмеялись, но все, как один, признавали — это кража. В Ларедо Кэтлоу застрелил полицейского, который пытался арестовать его, пересек линию границы, чтобы скрыться от преследования. Тем самым явно дал понять, что стал разбойником, поставил себя вне закона.

Что до ограбления поезда, то Бен Кауэн был уверен — это дело рук банды Сэма Басса, однако Биджа уже настолько прославился, что очень многие грешили на него.

Целых три месяца Бен Кауэн колесил по самым отдаленным и редко посещаемым местам Нью-Мексико, выслеживая разбойников, увертливых апачей, готовящих себе еду на заброшенных стоянках и ранчо, наводил у них справки.

Бен говорил, что занимается охотой, но хотел бы осесть на месте, собирается для этого пригнать стадо из Техаса, хотя предпочел бы купить скот здесь, в Нью-Мексико, дабы избежать расходов, связанных с перегоном, конечно, если цена окажется приемлемой. Ему удавалось проводить такие беседы на полном серьезе, так как он и на самом деле подумывал завести свое ранчо.

У него было ощущение, что такие разговоры — та самая ниточка, которая может привести его к команчам, укравшим скот в Техасе для продажи. Бен был достаточно умен, чтобы не спрашивать об этом прямо, поэтому большую часть времени тратил на поиски места, подходящего для укрытия краденого скота.

Искал вдоль Пекоса и Рио-Гранде, беседовал с ранчеро и солдатами, но не наводил справок о скоте. То здесь, то там упоминал, что намерен вернуться в Техас для покупки стада, а также беседовал с теми, кто уже совершал такие перегоны, узнавал у них о местах, где можно напоить скот и пасти его в дороге.

Это были длительные изнурительные поездки под палящим солнцем, но зато Бен быстро ознакомился с тем, что представляет из себя округ Нью-Мексико, смог определить местонахождение двух украденных стад и сообщить о них в штаб-квартиру полиции.

Скрытный и сдержанный по натуре, человек с отзывчивым сердцем и хорошими манерами, Бен Кауэн тем не менее был еще и охотником. Охотником — но не убийцей. Однако, если этого требовала необходимость, мог и убить, об этом убедительно свидетельствовал случай с семейкой Тонкауа, да и другие, ему подобные. И все же охотник в нем преобладал, если понимать под этим умение выслеживать. Более того, он умел читать мысли преследуемого.

Будучи по характеру замкнутым человеком, Бен всегда завидовал общительности Биджи, той легкости, с которой из совершенно незнакомых людей Кэтлоу делал преданных друзей, его способности никого не обижать по-настоящему.

Однажды еще в детстве Бен услышал, как один человек сказал его отцу:

«Да, это прекрасная страна, но ее надо сделать безопасной для всех честных людей, а также женщин и детей. Она должна стать страной для жизни, а не местом наживы и укрывательства краденого. Слишком многие, — продолжал он, — приходят сюда только для того, чтобы разбогатеть, а потом покидают ее. Лично я хочу остаться. Для этого нам понадобятся закон, справедливость и места, где можно строить дома. Повторяю, именно дома, а не жилища».

Этот разговор запал ему в душу и даже как-то определил дальнейшую судьбу. Он тоже хотел видеть дома, хотел завести друзей, с которыми можно беседовать по вечерам, пока его дети будут играть с их детьми. А для всего этого необходим мир.

Помимо ежедневной газеты, да и то, когда мог ее достать, Бен читал немного. Он был сдержанным, задумчивым человеком, но под холодной маской его лица скрывалось острое чувство юмора. Несомненно, были такие, кто считал его занудой. Но ничто человеческое ему не было чуждо, в душе таилось сочувствие к людям, даже к тем, кто был объявлен вне закона и которых он преследовал.

Счастливее всего Бен чувствовал себя, когда шел по следу, и чем запутаннее он был, тем больше доставлял ему удовольствия. А еще изучал дикие места, знал, как ведут себя птицы в любое время дня и ночи, помнил все повадки людей и зверей. В этих краях в поведении человека и диких животных было много общего. Люди, которые странствуют, нуждаются в воде, топливе, траве для своих лошадей и пище для себя. Все это сдерживающие факторы, ограничивающие места, где можно скрываться.

Обладая достаточным знанием окружающей среды, имея некоторое представление о свойствах человеческой натуры, ее потребностях, иногда можно выслеживать преступника, даже если нет никаких видимых следов. А изучив одну дикую местность, никогда не растеряешься в другой.

Формы и очертания мест имеют множество оттенков, как и действия людей. Долина, холм, горная цепь, расположение ручьев и проточной воды — все это отличительные признаки, но и только. Многие разведчики и проводники по индейским землям прежде их и в глаза не видели — ну и что из этого? — оказалось достаточным того, что они сами обитали в глуши.

Те, кто постоянно живет в городах, редко обращают внимание на небо, ничего не знают ни о звездах, ни об облаках, скептически относятся к тому, что кто-то может читать по ним то, что для них — книга за семью печатями. Для Бена Кауэна каждый ярд земли под ногами был страницей с четким, крупно напечатанным текстом. Он знал, какие здесь живут звери и насекомые и что обозначает самый неприметный след на песке. Ему было известно, какие птицы никогда не улетают далеко от воды, какие насекомые нуждаются в ней ежедневно, а какие звери могут сутками обходиться без питья, довольствуясь влагой, которую могут получить из окружающих растений.

Поэтому Бен Кауэн ехал по отдаленным холмам настороженно, ничего не упуская из виду, складывая одно с другим, всегда готовый к любым неожиданностям.

Город Тусон жарился в лучах палящего солнца, когда он туда въехал. Смотреть здесь особенно было не на что, но человеку, который вот уже месяц не спал в кровати и не видел более трех домов, стоящих рядом, город приятно радовал глаз.

Бен Кауэн разглядывал его, словно изучая, из-под полей своей белой шляпы.

Дома с плоскими крышами, стенами из необожженного кирпича, дворами и загонами составляли две трети города. Главная улица была запружена обозом, только что прибывшим из Соноры, а на соседней разгружали поклажу с длинного каравана вьючных быков.

Бен Кауэн оставил чалого в платной конюшне и отправился на своих двоих вверх по улице к ресторану «Шу-Флай». Заведение представляло из себя длинную, довольно узкую комнату с низким потолком, расставленными в беспорядке столами, застеленными скатертями в красно-белую клетку. Здесь со вздохом облегчения рухнул на стул и принялся изучать меню.

«Завтрак: жареная оленина с красным стручковым перцем, хлеб и кофе с молоком.

Обед: жаркое из оленины с красным стручковым перцем. Красный стручковый перец под соусом, маисовая лепешка, чай и кофе с молоком.

Ужин: красный стручковый перец, начиная с четырех часов «.

Бен поспешно глянул на часы, стоящие на полке: 3. 45.

— Жаркое из оленины, — попросил он. — Да поживее, пока время не вышло!

Девушка-мексиканка обожгла его быстрой улыбкой.

— Вижу, — ответила она.

Ушла и через секунду вернулась.

— Кончилось, — сказала с сожалением, — все уже съели.

— Скажи миссис Воллен, — раздался сзади показавшийся ему знакомым голос, — что этот человек — мой друг. Во всяком случае, был им, когда мы виделись последний раз.

Биджа Кэтлоу!

Бен поднял глаза.

— Сядь, Биджа. — А когда тот опустился на стул, добавил: — Ты арестован!

Кэтлоу рассмеялся:

— Кольт 45-го калибра, который я нацелил тебе в живот, говорит о другом. В любом случае лучше бы ты сначала поел. Терпеть не могу стрелять в голодных.

В этот момент из-за плеча Бена возникла тонкая коричневая рука с тарелкой, на которой лежало жаркое, красный стручковый перец и маисовая лепешка. В другой руке девушка-мексиканка держала кофейник с кофе.

Глава 6

Биджа сдвинул шляпу на затылок, оперся пальцами о крышку стола и широко улыбнулся Бену:

— Ешь, амиго, и выслушай добрый совет! Ты понапрасну тратишь время. Вышвырни свой дурацкий значок в окно и присоединяйся ко мне. За пару недель заработаешь больше, чем за все двадцать лет своей безупречной службы.

— Чего не могу, того не могу, Биджа. А вот тебе мое слово: рано или поздно тебя все равно поймают.

— Послушай! — Биджа подался к нему. — Ты мне нужен. Мне необходим человек, на которого я мог бы положиться. Есть тут одна работенка, пожалуй, самая крупная из тех, какими мне доводилось заниматься. Всего одна, но ее надо сделать нам обоим. Понимаешь, Бен, ты мне нужен позарез.

— Нет уж, извини!

— Старик, не будь таким чертовым дураком! Я знаю тебя и уверен, что работенка придется тебе по вкусу. Ты же, как и я, любишь стоящие вещи. Поможешь мне — и отправишься на все четыре стороны. Клянусь дьяволом, Бен, после этого я завяжу и слиняю. Двину в штат Орегон или еще куда подальше и брошу якорь. — Он внезапно покраснел и смутился; таким Бен, насколько мог припомнить, видел его впервые. — Может, даже женюсь.

— Кто-нибудь есть на примете?

Биджа быстро взглянул на него.

— Почему бы и нет? Я же не такой законченный дурак, за которого ты меня принимаешь. Хочу жениться и иметь детей. Этот Паркман… Если бы не он, я бы никогда не встал на эту дорожку.

— Ты украл его лошадей.

Биджа стрельнул в него глазами.

— Да, было дело! Против этого не попрешь.

— И еще этот полицейский.

— Он бы шлепнул меня, Бен. Я висел у него на мушке. Вопрос стоял так: или он или я.

— Может быть. Но ты объявлен преступником, находишься в розыске. Странно, почему это вы, джентльмены, когда нарушаете закон, не отдаете себе отчета, что начиная с этого момента всегда можете оказаться на мушке. Ты не можешь победить, Биджа, это невозможно. — Бен залпом допил кофе, после этого добавил: — Биджа, завязывай прямо сейчас. Сдавайся мне, не тяни резину. Я сам тебя доставлю и сделаю все, что могу, чтобы с тобой обошлись справедливо. Иначе мне придется начать охоту на тебя.

Биджа угрюмо уставился в окно.

— Есть тут одна девушка, Бен. Не думаю, что она согласится ждать… точнее, между нами не было еще ничего такого, чтобы заставило ее согласиться на ожидание. — Внезапно он ухмыльнулся. — Будь все проклято! Бен, ты почти заставил меня проболтаться! Я чуть было не забыл о своем предложении. — Он заказал кофе, а затем спросил: — Ну, так как насчет этого?

— Чего этого?

— Поскачешь со мной на это дельце? — Кэтлоу придвинулся ближе. — Дьявольщина, оно даже в другой стране!

— Я не намерен нарушать ничьих законов, Биджа. Ты же знаешь меня. Их законы заслуживают не меньшего уважения, чем наши. Закон есть закон, он обязателен для своих и чужих.

— О-о-у, — тоскливо взвыл Кэтлоу, — ты и впрямь спятил! — Он уныло уставился на свой кофе. — В общем-то я и не думал, что ты согласишься, но, будь все проклято, Бен, хочу, чтобы мы оказались по одну сторону.

— И я хочу того же.

Биджа оторвал глаза от чашки — в них плясали дьявольские огоньки.

— Кто-то должен убить тебя, Бен. Боюсь, как бы не я.

— Надеюсь, даже никогда не попытаешься. Ты славный мужик, Биджа, но я все равно тебя побью.

— А ты тупоголовый старый волк с разбитым носом! — воскликнул Кэтлоу. — И внезапно повеселел. — Что, приперся сюда за мной?

— Как бы я мог? Никто не знает, где ты. Мне даже жаль, что я наткнулся на тебя. Теперь придется арестовать.

— С твоей головушкой больше одного следа за раз не разглядеть. — Биджа засмеялся. — Бен, черт тебя побери, хочу, чтобы ты встретился с моей девушкой. Она живет здесь, в Тусоне.

— Что ж, я бы тоже этого хотел.

Биджа вытер рот тыльной стороной ладони и стряхнул крошки.

— Она ничего не подозревает, Бен. Думает, что я ранчеро. Ну я и стану им после этого дельца.

Бен внезапно почувствовал себя усталым. Он жевал чисто механически, пока Биджа сидел напротив. Кэтлоу был тем самым человеком, которого ему меньше всего хотелось видеть, а еще меньше — согласиться на его предложение. Все-таки странно, он чувствовал, что Биджа ожидал от него отказа и зауважал его за это.

И разумеется, вряд ли был смысл увещевать Кэтлоу. Бен сделал такую попытку, заранее зная, что она обречена на провал. Этот здоровенный ирландец чертовски упрям. Бен взглянул на него через стол, внезапно осознав, что всегда знал — в один прекрасный день между ними все будет кончено. Они всегда уважали друг друга, но постоянно оказывались на разных полюсах.

Что затевает Кэтлоу? Проговорился — его новое дельце за пределами страны. Скорее всего в Мексике. Будто и без этого мало трений между двумя странами! Но Кэтлоу всегда ладил с мексиканцами — он любит их, а они — его. Впрочем, не важно, что бы там Биджа ни затеял, он, Бен Кауэн, должен его остановить. И самый простейший путь — упечь его в тюрьму.

— Ты сказал, у тебя под столом пушка? Что-то мне не верится.

— Не вздумай убедиться в этом, — хмыкнул Биджа. — Она была в голенище сапога, а сейчас у меня на коленях, держу на ней руку. Хотя не дам тебе ни малейшего шанса — уж больно хорошо ты стреляешь.

— Ладно! Поверю тебе на слово, Биджа. Но лучше отдай пушку мне до того, как я тебя арестую. Сделай это сейчас, пока не зашел так далеко, что хода назад уже не будет.

Кэтлоу внезапно стал серьезным.

— Даже не мечтай, Бен. Это дельце, которое у меня наклевывается… Словом, мне никогда такого шанса больше не представится, впрочем, как и тебе. Ладно, к дьяволу все это! Бен, просто нет человека, на которого я мог бы положиться, когда все мосты будут сожжены.

Есть двое, которые будут стоять до конца. Старик Мерридью, например. С ним можно в огонь и воду, но у него нет той смекалки, которая необходима. Мне нужен тот, кто способен мгновенно отреагировать на изменение обстановки, может подстраховать меня, а то и заменить. Вот ты — это то, что надо!

Девушка-мексиканка вновь наполнила их чашки. Бен окинул взглядом комнату. Она почти опустела, те, кто остался, сидели достаточно далеко, чтобы слышать их разговор, а если и слышали, то вряд ли поняли, о чем идет речь.

Про себя он мрачно отметил, что нет никакой возможности отвратить Биджу от задуманного, что бы он там ни задумал. Разве только — тюрьма! Но Кэтлоу слишком сообразителен, даже чересчур, чтобы вот так за здорово живешь дать упечь себя за решетку.

Для схватки с пальбой из револьверов время не самое подходящее. Этого ему меньше всего хотелось. Во-первых, он любил Биджу и не имел ни малейшего желания пристрелить его, а во-вторых, это получится, как было у Хикока с Хардином, — никто из них не хотел вступить с другим в поединок из-за того, что если кто-то и выйдет победителем, то и сам при этом недолго протянет. Бен был уверен, что стреляет лучше, чем Биджа, но на самую малость. Это могло бы сыграть какую-то роль, однако не окончательную, потому что Биджа был ловок и изобретателен. Можно всадить в него свинец, но и он убьет за это. Так и умрет, продолжая стрелять.

Бен слишком хорошо разбирался в оружии, чтобы поверить в старый домысел, будто кольт 45-го калибра всегда сбивает с ног. Те, кто утверждает это, плохо знают психологию людей. Если человек озверел и бросился на вас, его не испугает кольт 45-го. Надо влепить ему пулю либо в сердце, либо в мозг, чтобы избежать ответной, но даже и такое, бывало, иногда не срабатывало. Он знал множество случаев, когда самый меткий выстрел не мог остановить человека, ну а уж такого, как Биджа, и подавно.

Бену припомнилась дуэль, когда двое стреляли друг в друга, приближаясь к барьеру, причем начали с расстояния всего в тридцать футов. Каждый успел всадить в другого по четыре пули из шести, прежде чем оба откинули копыта. Кстати, стрельба велась из кольтов 45-го калибра.

Биджа снова наклонился к нему через стол.

— Послушай, Бен, пока ты в Тусоне, почему бы не объявить перемирие? Лови меня сколько хочешь, когда я отсюда смотаюсь.

— Извини, но…

Биджа вскочил из-за стола.

— Ладно, поступай как знаешь! — Небольшой крупнокалиберный пистолет, который он держал в своей ручище, лежал в его ладони так, что не был заметен никому другому из находящихся в зале, кроме Бена. — Посиди немного, не дергаясь.

Он направился к двери и скрылся, а Кауэн не шевельнулся, не бросился за ним вдогонку. Это время еще не настало.

Но оно придет.

Человек, который большую часть времени проводит в одиночестве, при встрече с людьми или говорит без умолку, или слова из него не вытянешь. Бен Кауэн относился к последним. Он искренне любил людей, находил хорошие качества даже в худших из них, но обычно играл в молчанку, оставаясь скорее слушателем, чем участником разговора.

Многие, впервые встретившись с Биджей Кэтлоу, сразу же понимали — с этим человеком шутки плохи. Но с Беном даже при второй встрече никому ничего подобного и в голову не приходило. Только те, кто знал его давно, считали, что с ним лучше не связываться.

Подойдя к краю широкого пешеходного настила, Бен глянул вниз на занятую своими делами улицу, стараясь адаптироваться к непривычным условиям города. Его глаза, уши, нос скоро пришли в привычное состояние настороженности, но возникло и еще какое-то тончайшее интуитивное чувство, позволяющее ощутить подводные течения, изменения и перемещения в атмосфере.

Биджа Кэтлоу исчез, но вон тот мексиканец за полквартала отсюда, слишком уж демонстративно пытающийся не замечать Бена Кауэна, вполне возможно, его человек.

Бен вынул из кармана сигару, раскурил ее. Он не спешил, потому что, будучи человеком предусмотрительным, прекрасно представлял — взять Кэтлоу будет не так-то просто. Наверняка Биджа успел завести друзей в Тусоне. Более того, значительную часть здешнего населения лишь с большой натяжкой можно было отнести к законопослушным гражданам. Остальные откровенно, без всяких сомнений считали, что любой вправе поступать так, как находит нужным. Если Кауэн хочет арестовать Кэтлоу, так за чем же дело стало? Пусть сам его и ловит!

Деятельность комитета по поддержанию общественного порядка в Калифорнии и действия рейнджеров в Техасе, конечно, в целом шли на благо населения, только само-то население было не подарок — неотесанное, привыкшее постоянно воевать с апачами.

Тусон был старым городом, хотя и не таким древним, как Санта-Фе. Его основали где-то после 1768 года на месте индейской деревни или по соседству с ней. Здесь осело испано-язычное население, а также индейцы, изгнанные из Калифорнии.

У Бена не было никаких замыслов насчет Биджи. Кэтлоу упомянул какую-то девушку, но ему было неловко даже от одной мысли воспользоваться этой информацией для его поиска. Биджа сказал, что хотел познакомить его с нею, и, несомненно, вполне искренне, но он всегда чувствовал себя неловко с женщинами.

Его мать умерла при родах. Он вырос на ранчо в окружении мужчин, под присмотром мексиканки, а после того как она уехала, оказался предоставленным самому себе. Словом, Бен мало и плохо знал вторую половину рода человеческого, но одного не хотел бы точно — надеть на Биджу наручники в присутствии плачущей женщины.

Вообще-то поимка Кэтлоу никак не входила в его планы, если, конечно, он не из тех, кто угнал скот и продал его в Нью-Мексико. Бен преследовал другого человека, прошел по его следу через всю землю апачей, вплоть до каньона Солт-Ровер, но затем потерял.

В Форт-Апаче ему сообщили о дезертире по имени Миллер, который подстерег в засаде армейского казначея, похитил более девяти тысяч долларов и скрылся. Пришлось отвлечься на него. По слухам, Миллер неоднократно упоминал о родственниках в Тусоне. Кауэн напал на его след, прошел за ним вплоть до самого города, но тут этот человек словно в воду канул. «Сначала Миллер, — подумал в раздражении Бен, — теперь вот Кэтлоу! Прямо какой-то снежный ком из преступников!»

Он повернулся и, словно прогуливаясь, отправился вниз по улице. Наступал вечер, фургоны перестали мозолить глаза. Мужчины направляли свои стопы в ту часть города, которая была известна под названием Вольный квартал. Бен глянул в том направлении и после нескольких минут раздумий повернул в сторону салуна «Квартц-Рок».

Бармен, взглянув на него при входе, явно заметил полицейский значок, но воздержался от вопросов.

— Налейте пива, — заказал Бен и добавил: — Мой дружок из Силвер-Сити посоветовал к вам заглянуть.

Бармен принес пиво, поставил его на стойку перед Кауэном.

— Его имя Сэндоул, — сообщил Бен.

Бармен приподнял кружку с пивом, вытер под ней стойку тряпкой.

— Что вы хотите узнать?

— Имя — Миллер. Возможно, известен под другими именами. Прибыл в город недавно, двое суток назад. Вполне вероятно, что у него здесь брат.

Бармен поставил кружку.

— А еще кого ищете?

— Никого, — не мешкая, ответил Бен. — Мне нужен Миллер.

— Это никакой не брат… Это деверь. И вовсе не друг Миллеру. Но что он может с ним поделать? Миллер плохой человек. — Бармен оперся пальцами на стойку. — Только вот на этот раз ему придется вести себя по-хорошему. Биджа Кэтлоу ухаживает за Корди Бартон.

— Корди?

— Сокращенное от Корделии, дочь Мосса Бартона, того самого деверя Миллера. Судя по тому, что я слышал, Кэтлоу не из терпеливых.

Беи глотнул пива. Кажется, выждать с арестом Биджи не удастся, все так и подталкивает, направляет к нему.

Он покончил с пивом, оставил сдачу с пяти долларов лежать на стойке. Пока поворачивался, чтобы направиться к выходу, припомнил все, что знал о Миллере.

Этот человек напал на казначея из засады. Все, что Бен смог узнать о нем по оставленным им следам, говорило: Миллер — коварный, осторожный негодяй. Такой, если поймет, что Кэтлоу представляет для него опасность, ничего не скажет ему в лицо. Будет выжидать, выжидать, а когда представится возможность, не задумываясь убьет.

Биджа крутой, но бесшабашный. Представляет ли, кто такой Миллер на самом деле?

Глава 7

События складывались так, что могли привести к финалу, которого Бен никак не ожидал.

Он хотел арестовать Биджу, чтобы не дать ему наломать дров. Более того, его долг — арестовать Кэтлоу, Биджа сам это понимает. Однако первое должно идти первым, второе — вторым, а в планах Бена на первом месте стоял Миллер. Только странное дело, сейчас след к Миллеру выводил его прямиком на Кэтлоу.

Больше он никому не задавал вопросов, не выказывал ни малейшего интереса к Миллеру. Тусон — небольшой городок, достаточно что-то выяснить или обронить лишнее слово, как пойдут разговоры.

Бен узнал, что Мосс Бартон занимал в городе определенное положение. У него был магазин, где продавались седла, и еще он получал небольшой доход с капитала, вложенного в рудники. Впрочем, такой доход в городе имел не он один. Кроме дочери Корделии, у него было два маленьких сына; жена преподавала в первом классе начальной школы.

В разговорах о Бартонах, естественно, невозможно было обойтись без упоминания имени Миллера. Миллер был крутым мужиком, а Мосс Бартон далеко не боец, поэтому говорили, будто Миллер диктует ему свои условия. Кроме того, Миллер был женат на сестре миссис Бартон.

По прошествии двух дней Бен Кауэн знал, где Миллер держит свою лошадь, кто его друзья, какие заведения в Вольном квартале предпочитает остальным. Услышал также, что Миллер вступил в связь с молодой мексиканской женщиной, вдовой, и ему грозят неприятности, так как ее братья таким оборотом дела крайне недовольны.

Бен был почти уверен — Миллер не знает, что его выследили до Тусона. Держится осторожно, просто потому что ему это свойственно. Только Кауэн ничего не принимал на веру. Ему был нужен Миллер, и он хотел его взять по возможности живым.

Дважды Бен встречал Миллера на улице, но каждый раз поблизости находились женщины и дети, риск был слишком велик, чтобы устраивать потасовку или, того хуже, перестрелку. Приходилось ждать.

На третий день пребывания в городе Кауэн увидел мексиканца.

Тот появился на улице верхом на чалой лошадке, которая, судя по всему, проделала долгий путь. В руке у него был карабин, на поясе висели два револьвера, один — спереди, другой — сзади, на груди — крест-накрест два патронташа. Его штанины, расширяющиеся в самом низу, имели разрезы по длине сапог, выделанных из коровьей кожи, выказывая обувь во всей ее красе, а заодно и шпоры с зубчатыми колесиками по величине превышающими песо. У мексиканца был шрам на одной щеке и пышные усы.

Он подъехал к салуну «Квартц-Рок» и спешился. Карабин так и оставался в его руке, когда он направился в салун. Несколькими секундами позже Бен увидел, как какой-то мексиканский мальчишка вышел из задней двери заведения. Прислонившись к стене возле двери, Кауэн закурил свежую сигару. Вскоре мальчишка вернулся.

Бен изучил чалую лошадку. Клеймо было незнакомым, походило на мексиканское. Животное проделало долгий путь, это было видно по нему, в отличие от всадника. Этот мексиканский солдат — так определил его Кауэн — был выносливым, привычным ко многому, поездка не отразилась на нем, как на лошади, а может, и на нескольких, если он менял их в пути.

Солдат? Интересно, почему он так решил? Бен даже пальцем не шевельнул бы без причины, однако что-то чуял в этом человеке. Сработала интуиция. Он был не из тех, кто не доверяет своим предчувствиям — слишком уж часто они оправдывались.

Любой мексиканский солдат здесь — скорее всего дезертир. Но откуда, из каких мест?

Вверху на улице показалась лошадь, которая быстрой рысью направлялась к салуну. Бен поглубже спрятался в тень. Всадником оказался Биджа Кэтлоу. Спешившись, он прошел в «Квартц-Рок».

Кэтлоу появился оттуда, откуда недавно вернулся мальчик. Это еще не доказывало наличие прямой связи, но вполне позволяло предположить, что тут не случайное совпадение.

И неожиданно для себя Кауэн услышал голоса.

Дверь, возле которой он прятался, отстояла от дороги на расстоянии двух шагов. Боковое окно постройки, где располагался магазин, находилось сзади, примерно так же близко. Он напряг слух. Говорила девушка:

— Пусть и родственник, но не кровный. Па, если ты не скажешь ему, чтобы он убирался, это сделаю я!

— Постой, постой, Корделия, ты не можешь так поступить! Нельзя же ни за что ни про что вышвырнуть человека из дома.

— Он вор, па, а возможно, и убийца. Ты знаешь это не хуже меня!

Голоса умолкли, но Бен ждал. Он не любил подслушивать, тем более личные разговоры, но сейчас это имело прямое отношение к его служебным обязанностям, поскольку, вне всякого сомнения, речь шла о Миллере.

— Па, он кого-то боится, а может, чего-то. Никогда не выйдет на улицу, прежде чем не выглянет в окно, — вновь заговорила девушка.

Ее отец довольно долго молчал, наконец ответил:

— Знаю, Корделия. — Последовала длинная пауза. — Конечно, могу указать ему на дверь, а что, если он откажется уйти? Я же не был на этой войне, никогда не пользовался оружием, кроме одного, от силы двух раз. Сомневаюсь, что кроме меня в Тусоне этим может еще кто-нибудь похвалиться. Сам себе удивляюсь, учитывая страну, в которой мы живем.

— А я и не хочу, чтобы ты с нимдрался.

— Если он откажется покинуть дом, мне ничего другого не останется. Боюсь, Корделия, женщины иногда требуют от близких им мужчин просто невозможного.

Бен Кауэн на время потерял интерес к Бидже Кэтлоу и мексиканскому солдату. В какой-то момент даже подумывал, не зайти ли ему в магазин, не напроситься ли к этим людям на ужин, затем как-то остаться с Миллером, произвести арест. Но так можно было подвергнуть опасности Бартонов, а он не имел права причинять неприятности невинным людям.

Миллер был мерзким человеком, напрочь лишенным совести, способным наделать любых бед, где бы ни появился. Бен попытался представить его под одной крышей с Кэтлоу и не смог. В Миллере многое было до того отталкивающее, что должно было немедленно побудить Биджу к действию.

Хлопнула какая-то дверь, Кауэн напрягся, бросая быстрые взгляды налево и направо. Могла ли это быть дверь магазина?

Голосов больше не было слышно, только лошадь стучала копытом о землю. Он шагнул к двери и очутился лицом к лицу с Корделией Бартон. Бен поспешно снял шляпу.

— Прошу прощения, — выговорил, запинаясь от смущения. — Я…

Она перевела взгляд с него на окно, затем решительно пошла дальше. Он хотел еще что-нибудь сказать, но словно язык проглотил, так и остался стоять, глядя ей вслед. Она была хорошенькая, даже очень, похоже, знала себе цену и знала, чего хочет. После недолгого размышления Бен пришел к выводу, что Биджа вполне ей подходит: с женщинами Кэтлоу вел себя всегда как истинный джентльмен. Миллер же был противоположностью им обоим.

Досадуя на себя, Кауэн ринулся в «Квартц-Рок». Какой же он идиот! Позволил захватить себя врасплох за подслушиванием, да еще такой девушке, как эта, а потом еще, как круглый болван, смотрел ей вслед.

Корделия Бартон шла по широкому пешеходному настилу, постукивая каблучками. Мгновенное негодование, которое она испытала при виде мужчины, стоявшего там, где он явно мог слышать все, что она говорила, прошло, уступив место недоумению.

Незнакомец… Высокий, широкоплечий мужчина. В тени постройки она видела лишь его подбородок, но он обратился к ней с почтением, и было бы неправильно закрыть на это глаза. Кто бы это мог быть? И почему он так и остался там стоять?

Магазин закрыт. Поблизости ничего такого, чтобы… Конечно, если он не наблюдал за салуном, выслеживая кого-то. Внезапно ей показалось, что на его груди она видела полицейский значок.

Подобные значки в Тусоне заметишь нечасто, но ни один из тех, кто был тут с такими значками, даже отдаленно не походил на этого мужчину. Он стоял в темноте возле двери, явно кого-то высматривая. Корделия вспыхнула при мысли, что его могли заинтересовать именно ее высказывания, — с чего это она о себе такого высокого мнения? И замедлила шаг.

Конечно, самое разумное — вернуться домой. Уже поздно, порядочные женщины избегают появляться на улицах в такое время. Однако любопытство так и тянуло ее оглянуться. Оглянулась. Тот мужчина пересекал улицу, направляясь к салуну. В тот же момент она заметила привязанную к коновязи лошадь Биджи.

Наверное, можно спросить его. Уж он-то наверняка хоть что-нибудь знает про этого человека с полицейским значком.

Внезапно позади нее раздался стук копыт быстро приближающейся лошади, а вскоре над нею навис темный силуэт. Сама того не желая, Корделия подняла голову и сразу же увидела знакомый подбородок.

— Прошу прощения, мэм, но сейчас слишком поздно для леди находиться на улице. Если позволите, я проеду рядом с вами, чтобы вы спокойно добрались до дома.

— Благодарю вас!

Странное дело, внутри у нее все дрогнуло, появилось какое-то новое, неведомое доселе чувство. Но она продолжала идти, глядя прямо перед собой. Всадник заговорил снова:

— Мэм, получилось так, что я не мог не слышать вашу беседу там, на задворках.

«Ага, значит, все-таки подслушивал», — заключила Корделия, поджав губы.

Между тем мужчина продолжал:

— Разрешите дать вам совет — не следует вынуждать отца вышвыривать Миллера. Ведь он может и попытаться.

— Ну и что?

— Ответ вам и самой известен. Миллер может его убить. Хотя более вероятно, просто опозорит, что для вашего отца будет еще хуже. Поверьте, для мужчины нет ничего более обидного, чем опозориться перед близкими женщинами. Даже быть убитым легче. Если его начнут оскорблять, ваш отец, возможно, схватится за оружие, попытается прикончить Миллера…

Корделия пришла в ужас. Внезапно, впервые за все это время, она осознала, чем может обернуться для отца ее негодование. Конечно, по доброй воле Миллер сам никуда не уедет, но мысль, что отец может попытаться противостоять ему с оружием в руках, наполнила ее холодным страхом.

— Я… Я не подумала об этом.

— Конечно, мэм, не подумали, как не подумали и о том, что негоже оказаться на улице в столь поздний час. А что, если к вам подойдет какой-нибудь пьяный, станет говорить неподобающим образом? Мне придется одернуть его. Но вдруг ему это не понравится? Возможно, все кончится тем, что произойдет убийство, и только по вашей вине.

— У меня не было другой возможности поговорить с отцом наедине.

Она дошла до ворот своего дома, повернулась к всаднику:

— А кто вы?

— Бен Кауэн, маршал полиции.

— Вы… Вы прибыли сюда за кем-то?

— Да, за Миллером.

— Миллером? Тогда почему же не арестуете его? Это бы решило все проблемы. — Она хотела объяснить, какие именно, но он ее перебил.

— Был бы благодарен вам, мэм, если бы вы подержали пока это в тайне. Я хочу арестовать его так, чтобы при этом никто не пострадал, даже он сам, если получится. — Бен повернул лошадь. — Желаю вам доброго вечера, мэм!

И ускакал в обратную сторону, вниз по улице, прежде чем она успела его поблагодарить. Корделия вошла в ворота, закрыла их за собой, затем задержалась в темноте, глядя вслед своему новому знакомому.

Биджа Кэтлоу сидел за столом и разговаривал с миссис Бартон, которая раскладывала столовое серебро. Повернувшись к вошедшей Корделии, заметил:

— Я уж было собрался отправиться на поиски. Не тот час, чтобы находиться на улице порядочной девушке.

— То же самое мне сказал маршал полиции мистер Кауэн.

— Бен Кауэн? — не мог скрыть удивления Биджа. — Ты с ним встретилась? — Когда она ответила на его вопрос, спросил, пожалуй, излишне поспешно; — Он рассказывал тебе про меня?

— Нет. — Корделия удивилась. — Мне даже и в голову не пришло, что вы знакомы.

— Еще с тех пор, когда были мальчишками. Он хороший человек, я про Бена. Один из лучших. — Биджа снова взглянул на нее. — Корди, он не говорил, почему оказался здесь?

— Нет, — сказала она, ненадолго смешавшись.

Скоро должен был прийти отец и Миллер тоже — не время его обсуждать. Кстати, Миллер еще никогда не встречался с Кэтлоу.

Внезапно дверь открылась, вошел Миллер — худой, жилистый мужчина со впалыми щеками и угрюмыми, подозрительными глазами. Сразу же внимательно посмотрел на Кэтлоу. Корделия представила их друг другу.

Локти Биджи лежали на столе Он взглянул из-под густых бровей, оценив Миллера с одного взгляда.

— Как поживаете? — бросил небрежно.

— Мистер Миллер женат на сестре моей матери. — Корделия решила сразу пояснить, что они не состоят в кровном родстве. — Он гостит у нас вот уже несколько дней.

При словах «вот уже несколько дней» Миллер резко повернулся в ее сторону, затем проговорил:

— Мне придется пробыть здесь дольше, чем я рассчитывал.

Снаружи на крыльце послышались шаги, и Биджа заметил, как настороженно Миллер уставился на дверь. Вошел Мосс Бартон.

— Я собираюсь на юг, — сказал Кэтлоу. Он интуитивно понял ситуацию, быстро и правильно уяснив значение слов, произнесенных Корделией. — Почему бы вам не поехать со мной? — обратился к Миллеру. — Таким людям, как мы с вами, вольготней спать под открытым небом.

Наступившая в комнате тишина заставила Корделию затаить дыхание. Она испугалась так, что не решалась поставить на стол последнюю тарелку.

— Отправлюсь, когда буду готов, — ответил Миллер.

Кэтлоу взглянул на него — холодные насмешливые огоньки играли в его глазах.

— Тогда будьте готовы! — приказал он.

Глава 8

И хотя Миллер был осторожным человеком, сейчас мог, как бомба, взорваться от ярости. Он сидел, не поднимая глаз от тарелки, и с трудом сдерживал страстное желание немедленно наброситься с кулаками на Кэтлоу. Заставил себя откусить кусок мяса, принялся его разжевывать.

— Это твоя работа, — сказал он Корделии. — Мне это не нравится.

— Когда в следующий раз ты соберешься нанести нам визит, — ответила она холодно, — мы будем очень рады видеть тебя вместе с тетей Элли. — Затем, еле сдерживаясь, спросила: — Между прочим, где тетя Элли?

— В Канзасе.

— Нам приятно видеть ее. Здесь она всегда желанная гостья.

Мосс Бартон вошел в комнату из кухни, где мыл руки. Правда, сейчас он предпочел бы так и остаться на кухне.

Увидев Мосса, Миллер собрался было осыпать его градом попреков, но Биджа Кэтлоу славился тем, что прекрасно понимал чувства других и умел с ними считаться. Чтобы избавить Бартона от необходимости указать Миллеру на дверь со всеми вытекающими из этого последствиями, Биджа поспешил опередить нежеланного в этом доме гостя.

— Кстати, вам и самому вряд ли захочется здесь дальше околачиваться, — обратился он к нему, весело ухмыляясь. — Корди завела себе нового дружка.

— А мне что до этого?

Кэтлоу захохотал, не скрывая издевки ни во взгляде, ни в голосе.

— Попробуйте отгадать, кто это? Такое случается не каждый день, чтобы девушку провожал сам маршал полиции.

Ярость, клокотавшая в Миллере, сразу улеглась. Вместо нее возник липкий комок страха.

— Я вам не верю, — пробормотал он, ощупывая пальцами ручку кофейной чашки.

У Кэтлоу, который имел свои источники информации, вдруг возникло подозрение, которое он решил проверить:

— Говорят, возле Стейн-Пасс какой-то дезертир убил армейского казначея. Вы служили в армии, Миллер?

Миллер поспешно глотнул кофе, чтобы скрыть страх. Он сам видел, когда околачивался вокруг Форт-Смита, на что способны маршалы полиции. И почему оказался таким дураком, поехал в Тусон? Ведь столько людей знают, что у него здесь родственники.

Надо сматываться. Но куда? Прескотт отпадает — там слишком много знакомых. Тогда Юма? И там может кто-то узнать. Армия всегда перемещает людей. При мысли о федеральной военной тюрьме его бросило в дрожь.

— Этот полицейский для меня ничего не значит, но мне дали понять, что я нежеланный гость здесь, у родственников. — Миллер отодвинул стул и встал, глядя на Биджу, который, в свою очередь, наблюдал за ним, наслаждаясь охватившей того тревогой. — Вас я еще увижу?

— Сразу же за дверью, если пожелаете, — небрежно бросил Кэтлоу, — или же через полчаса напротив «Квартц-Рока».

— Я выберу время и место сам, — ответил Миллер.

— Вы вылитый Мэтт Джайлс, — заметил Биджа.

Когда Миллер вышел, Корделия спросила:

— Что еще за Мэтт Джайлс?

— Человек, с которым как-то довелось встретиться. Почему-то решил, что Миллер должен знать о нем.

Он снял со стены гитару Корделии, настроил ее и спел «Буффало Галс», а затем почти без перерыва «Хорошенькую Бетси с песчаной косы». Биджа пел свободно и весело, так же, как пел обычно на стоянках и в казармах для пастухов. Он все делал от души и с особым вкусом. А пока пел, наблюдал за Корделией.

«Да, — подумал, — в ней чувствуется порода». Она казалась ему мужественной, спокойной и сильной, но прежде всего — настоящей леди. Утонченная, однако не капризная, исполненная грации Корделия была дружелюбной и в то же время сдержанной. Что она думала о нем, Кэтлоу даже не предполагал. Встречался с ней, просил о новых встречах, несколько раз посетил ее дом.

Сейчас, когда ему предстоял отъезд, к своему удивлению, почувствовал, что впервые не желает уезжать. Он вспомнил, что сказал Кауэну о возможной женитьбе, и понял — готов подписаться под каждым своим словом. О его жизни ей ничего не было известно. Она принимала его за скотовода, подыскивающего место для ранчо, такие появлялись здесь, в Аризоне, нередко. Генри К. Хукер чуть не потерял одно из своих стад во время перегона через этот штат. Животные внезапно чего-то испугались, разбежались кто куда, а когда паника улеглась, их нашли всех до единого, мирно пощипывающих траву в долине Салпхир-Спрингс. Там он и основал свое ранчо «Сьерра-Бонита». Его примеру последовали другие. В Тусоне все это было известно любому ребенку на улице, а Кэтлоу по всем признакам вполне походил на скотовода.

Хотя это и казалось невероятным, но тем не менее Корделия, судя по всему, не слышала о нем ни одной истории. Впрочем, ее отец знал о Кэтлоу столь же мало, как и она. Мосс Бартон в поте лица занимался своим бизнесом — продажей седел, сапог, уздечек и прочих кожевенных изделий, мало обращая внимания на слухи, ел, как правило, дома, крайне редко посещал салуны.

Пока Биджа играл, ловко перебирая струны, мысли его вернулись к задуманному рискованному предприятию. В его команде насчитывалось двенадцать человек, некоторых он прежде не знал, но они были отобраны со всей возможной тщательностью. Биджа очень хорошо понимал, что ему предстоит. У него был острый, изобретательный ум, и сейчас он использовал свой природный интеллект на полную мощь.

Каждая деталь была учтена и спланирована. Не только продвижение к месту и сам захват ценностей, но и дальнейшие пути с добычей. По его твердому убеждению, именно в этой, последней части заключалась главная трудность предстоящей операции. Если им будет сопутствовать удача, они смогут достигнуть пункта назначения незамеченными, если все пройдет гладко, заберут золото. А вот как потом благополучно скрыться — над этим он и ломал голову.

Если их схватят во время попытки завладеть золотом, то, скорее всего, пристрелят на месте. В противном случае придется гнить заживо в мексиканской тюрьме. Суды там работают ни шатко ни валко, никто не будет особенно торопиться ради горстки гринго, забравшихся в Мексику в поисках приключений.

Все члены его банды говорили по-испански на мексиканский манер, все могли сойти за мексиканцев. Это должно было помочь во время пути на юг, если их обнаружат, хотя Кэтлоу надеялся, что этого не произойдет.

Один из его подручных был метисом, который знал потайные места, где можно найти воду как на равнинах, так и в горах, известные только диким зверям и еще более диким, чем звери, индейцам. Кэтлоу и его люди должны были избегать проторенных дорог, также как и встреч с апачами, чтобы достигнуть самого сердца Соноры незамеченными.

Среди тех, кого он отобрал, не было болтунов, тем не менее Биджа посвятил команду только в часть своих планов. Маршрут для бегства вообще был известен лишь ему одному, еще двое были в курсе его задумки со скотом.

Возможно, он человек импульсивный, но эту вылазку распланировал самым тщательным образом. Биджа собирался провернуть грандиозное дело и выйти из игры. Затем уехать в Орегон, заняться скотоводством.

Было позже десяти, когда он покинул дом Бартонов. При этом принял меры предосторожности, заставив Корделию отнести лампу на кухню, прежде чем вышел через переднюю дверь.

А у дверей собственного дома его поджидал Старик Мерридью.

— Там внутри маршал полиции… Хочет поговорить.

Бен Кауэн сидел в кресле-качалке в темноте. Биджа снял стекло с керосиновой лампы, поднес спичку к фитилю, поставил стекло на место и наклонился над лампой. Яркие блики и тени заиграли на его скуластом лице.

— Пришел, чтобы меня сцапать?

— Нет, — ответил Бен, — просто дать дружеский совет.

Биджа не мог удержаться от смешка.

— Ничего другого я от тебя не получал, Бен. Ну, так что на этот раз?

— Миллер. Ты приобрел серьезного врага, он опасный тип.

— Кто он? Картошка в мундире! Я не напрашиваюсь на неприятности, но если они так ему нужны, что ж, может их получить в любое время.

— Не следует его недооценивать. Он похуже, чем Джайлс.

— Он? — скептически переспросил Кэтлоу. — Миллер? Ты, часом, не заболел?

— Я знаю, о ком говорю. Выслеживал его от Нью-Мексико досюда. Этот человек — матерый волк! Он будет выжидать год, два года, если это необходимо. Он ненавистник, Биджа! Нам не понять, что это такое, но ненавистник в итоге покруче любого из нас.

— Это все, за чем ты пришел?

— А разве мало? Ты помнишь, чтобы я хоть раз шарахнулся от тени? Я знаю этого человека.

Кэтлоу сел, убавил фитиль, чтобы тот не коптил.

— Ладно! Если ты говоришь, что он страшен, придется это учесть на будущее.

— Я собираюсь забрать его, но хочу накрыть его там, где никто не пострадает, если начнется пальба. Я ведь тоже умею ждать.

Биджа пересел на кровать, стянул сначала один сапог, потом другой. Так и сидел, с сапогом в руке, блаженно пошевеливая пальцами ноги. Затем бросил сапог, расстегнул пояс с револьвером в кобуре, повесил в изголовье кровати, так чтобы оружие находилось под рукой, пока он будет спать.

Керосиновая лампа отбрасывала причудливые тени по углам и стенам. В комнате почти не было обстановки: кровать, стул с прямой спинкой, кресло-качалка, на которой сидел Бен, шкаф, стол с кувшином на нем да умывальник. В углу возле двери валялось седло Биджи, седельные сумки и свернутое по-походному одеяло.

Бен вынул из кармана сигару, раскурил ее. Его взгляд упал на упряжь в углу. Здесь еще была фляжка, причем лишь недавно наполненная. А поскольку Биджи дома не было, видимо, ее наполнил кто-то другой, скорее всего, Мерридью. Значит, они собираются в дорогу.

— Хотел бы тебя отговорить от того дельца, что у тебя наклевывается, — сказал Бен, — ты сам завел о нем разговор.

— Дьявольщина! — вырвалось у Кэтлоу. — Я-то думал, ты рад спровадить меня из города, если судить по тому, как ты подсуетился проводить домой мою девушку. Никак стараешься меня отшить?

Бен Кауэн отрицательно покачал головой:

— Ты должен знать ее лучше, чем я. Она оказалась одна на улице, а кроме того, застала меня за подслушиванием ее разговора с отцом. Речь шла о Миллере. Она пыталась заставить отца выставить его вон, а это могло кончиться тем, что Миллер его попросту убил бы. — Он поднялся с кресла. — Биджа, это серьезное государственное преступление, если ты пересечешь границу с Мексикой. Мой долг остановить тебя.

В ответ Биджа только ухмыльнулся, стаскивая рубаху. У него были сильные, тренированные мускулы. А каковы они в деле, Бену довелось испытать на собственной шкуре.

— Так в чем же дело? Раз надо, значит, останови! А мне по-прежнему хочется заполучить тебя. Ты один стоишь половины этого сброда!

— У тебя есть Старик Мерридью — нам обоим до него далеко! — заметил Бен. — Вот уж кто волк, так волк, причем старый и из страны гор. Натрави его на Миллера — тебе больше не о чем будет беспокоиться.

— В моих драках я участвую только сам.

Бен надел шляпу.

— Печально, что не смог тебя отговорить от этой авантюры, Биджа, но, честно говоря, и не очень-то надеялся. — Он протянул руку. — Еще увидимся!

— Старайся поменьше совать свой нос, когда мы приступим к тому, что наметили, а то как бы не пришлось его отрезать! Это дельце для меня значит очень многое, Бен, ставка слишком высока.

Бен Кауэн вышел в ночь, подошел к Мерридью, который сидел в темноте возле ворот. Хотел пройти мимо, но остановился.

— Ты знаешь Миллера?

— Знаю.

— Он собирается достать Биджу. Рано или поздно, но попытается.

— Кэтлоу не нуждается в помощи.

— Мне ли не знать? В доказательство могу показать свои шрамы, только две пары глаз лучше, чем одна.

Кауэн вышел на улицу и застыл, пристально вглядываясь в темноту. О себе тоже не мешало бы побеспокоиться — в списке Миллера он явно стоит под первым номером. Но Бен к этому привык — в его деле охотятся охотник и за охотником.

Он подумал о Корделии Бартон и целую минуту ощущал тоску по женской ласке и семейному уюту, свойственную лишенному дома мужчине. Представил, как она сидит напротив за столом, а свет от лампы мягко падает на ее лицо.

Потом мотнул головой, отгоняя эти мысли. Полицейский зарабатывает чуть больше того, чтобы только-только сводить концы с концами. Конечно, мужчина всегда может оформить на себя участок земли. В Аризоне это не проблема. В его скитаниях ему не раз попадались хорошие, никем не занятые участки.

Бен почти добрался до «Шу-Флая», где оставил свои вещи, когда увидел перед собою на земле две мужские тени. Поднявшаяся луна залила улицу светом, и если бы не это обстоятельство, мог бы ничего не заметить. Одна тень тут же исчезла, другая — скользнула ближе к стене строения. За ним следят? Может, второй пошел в обход постройки, чтобы напасть сзади? Он секунду помедлил, затем развернулся на каблуках и направился в обратную сторону к салуну «Хэнгинг-Уолл», куда и зашел.

Народу там оказалось немного. Несколько человек коротали время в пустой болтовне, трое или четверо мужчин стояли вокруг стола, за которым шла вялая игра в карты. Один из них, когда Бен вошел, оглянулся. Это был Рио Брай.

Бен заказал пиво. Спустя секунду дверь распахнулась и появился Миллер. Прямиком направился к стойке. Заметив Бена, замедлил шаг, но продолжал идти и остановился недалеко от него. Наклонился к стойке, сдвинув на затылок шляпу. Несмотря на ночную прохладу, на его лбу выступила испарина. Он всячески избегал встречаться глазами с Беном. Было очевидно, Миллер даже не подозревал, что Кауэн в салуне.

Бен глянул на свое пиво. Ему был нужен Миллер — и вот он здесь. Почему бы не взять его прямо сейчас?

Глава 9

Судя по всему, Миллер его знал. Поэтому, скорее всего, в тот момент, когда Бен двинется к нему, выхватит оружие. Мысленно Кауэн прокрутил этот вариант и решил обождать.

Их разделяло не более пятнадцати футов, между ними находились еще трое. Рио Брай, продолжая наблюдать за карточной игрой, перешел на другую сторону стола, откуда краем глаза мог следить за Беном. Более того, сидящий в одиночестве за столиком мужчина был Милтон Даффилд — бывший маршал полиции, ныне почтовый инспектор, весьма опасный человек, когда брался за оружие. Даффилд — хороший мужик, у него много друзей среди местных, но темперамент его непредсказуем — трудно угадать, как поведет себя, когда дело дойдет до перестрелки, да. Видать, и нагрузился уже довольно изрядно.

Бен внезапно вспомнил, что его пожитки находятся в «Шу-Флае», и лучше их забрать, пока салун не закрылся на ночь.

В те времена в Тусоне не было отеля. Приезжие, не имеющие в городе друзей, снимали койки везде, где только могли их найти. Было здесь и два брошенных дома, которые использовались как ночлежки. Кстати, в одном из них и окопался Кэтлоу. Об этих домах ходили всевозможные слухи, там постоянно кто-то скрывался. Большинству же путешественников приходилось довольствоваться для ночлега пустыми сараями или залезать на стоянках под фургоны.

Рио Брай не торопясь приблизился к стойке, облокотился на нее рядом с Беном.

— Как поживаешь, маршал? Отсюда до Кросс-Тимберз ехать и ехать. — Затем покосился на Миллера. — Надо же, что нечистая совесть делает с человеком, маршал! Глянь, аж пот прошибло!

Миллер бросил на него взгляд, полный ненависти, но Брай только ухмыльнулся.

— Поставь охрану вокруг того места, где расположишься на ночлег, маршал. Здесь в округе немало ребят, которые забывают вынимать ножи из тех, в кого их втыкают.

Миллер поставил стакан, направился к двери. Кауэн наблюдал за ним, заведомо зная: как только окажется снаружи, тут же нырнет в укрытие и, возможно, будет его поджидать.

— Этой ночью ему некуда податься, маршал, — доверительно сообщил Брай. — По всей округе рыщут апачи, Тусон — самое безопасное место. К тому же Пятая кавалерийская часть собирается завтра вечером дать здесь концерт силами своих музыкантов, так что стоит повременить с отъездом.

Очевидно, Рио Брай уже успел поднабраться основательно, пребывал в игривом расположении духа, был не прочь поболтать. Бен нисколько не сомневался, что Брай не жалует его, но не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Брай был грубоватым, хотя и неплохим человеком, только, к сожалению, принадлежал к числу тех людей, которые рано или поздно сбиваются с пути истинного.

— Да, сэр! Концерт профессиональных музыкантов! Этот городишко растет на глазах, маршал! Дело за малым, не сегодня-завтра тип по имени Мансфилд, здешний грамотей, откроет общественную библиотеку. Купит на свои кровные кучу книг и начнет раздавать их всем желающим. — Рио Брай глотнул пива. — Да, здесь зарождается новая столица! Сейчас я тебе скажу…

— Извини, приятель, — прервал его Бен и скользнул к задней двери.

Миновав небольшую прихожую, он открыл еще одну дверь и вышел наружу. Затем резко подался вправо и застыл на мгновение, давая глазам привыкнуть к темноте, вслушиваясь, не хлопнет ли передняя дверь. Впрочем, вряд ли, сделал он вывод, кто-нибудь выйдет через ту дверь в ближайшие несколько минут, многие, как и он, подозревают, что там, снаружи, поджидает Миллер.

Бен свернул за угол строения. Где-то на задворках города тявкал койот, и больше не раздавалось ни звука. Возле салуна кто-то оставил на ночь здоровенный фургон, предназначенный для грузовых перевозок. Он пошел вдоль него, не снимая руки с револьвера. У середины фургона задержался, вгляделся в часть улицы, доступную обзору.

Напротив салуна стояла глинобитная постройка с широким козырьком. Из-за него часть пешеходной дорожки и стена под ним были в тени. Пока Бен всматривался в ту сторону, что-то шевельнулось позади него. В мгновение ока он метнулся влево к фургону, бросился на землю и одновременно выхватил револьвер. Тут же услышал свист пули и грохот выстрела, показавшийся громовым в узком пространстве между двух стен. Его ответный выстрел последовал незамедлительно, потом Бен перевернулся на спину, чтобы приготовиться ко второму.

Вокруг царили мрак и тишина. Он ждал, вслушиваясь, но так и не услышал ни одного звука; и вдруг неподалеку раздался чей-то смешок.

Бен замешкался, борясь с желанием послать пулю в того, кому вдруг ни с того ни с сего стало весело, но здравый смысл возобладал. Он поднялся, вышел из-за фургона на улицу и заторопился в «Шу-Флай». Затем с пожитками прошел аллеями на окраину города и там устроился на ночлег в зарослях кустарника, через которые никто не мог подобраться к нему неуслышанным.

Когда он проснулся, уже рассвело.

Вновь оставив вещи на хранение в «Шу-Флае», Бен заказал завтрак и отправился вниз по улице на задворки «Хэнгинг-Уолла».

Ему не составило труда найти следы сапог того, кто пытался его убить, так как один из них перекрыл отпечаток его собственной подошвы.

Кто бы ни был тот человек, пытавшийся его убить, он не обходил строение снаружи, а вышел за ним из салуна через заднюю дверь.

Бен вернулся в «Шу-Флай», ему подали завтрак. Пока ел, вспоминал поочередно всех, кто оставался в «Хэнгинг-Уолле» после его ухода. У него была хорошая память на лица, но так и не смог никого заподозрить — не было причин. Возможно, Миллер успел вернуться, пока он пробирался через черный ход.

Бен подумал было о Рио Брае, но тут же отбросил эту мысль. Рио в одной упряжке с Кэтлоу, а Биджа не желает его гибели. А может, желает? С чего это вдруг Брай так разговорился? От выпитого пива? Или хотел его зачем-то задержать?

«Моя беда, — сказал сам себе Бен, — в том, что я подозреваю все и вся». Но такая уж у него работа — другим на ней быть нельзя.

Корделия Бартон по привычке встала рано. Отца не было, видимо, отправился в свой кожевенный магазин раньше, чем обычно. А пока одевалась и завтракала, думала о… Бене Кауэне.

Ей так и не удалось хорошенько разглядеть его лицо — оно все время оставалось в тени под полями шляпы, но она была уверена, что узнает его, если увидит вновь. И к своему удивлению, поняла, что хочет этого.

Что он за человек? Корделия привыкла к немногословным мужчинам, так как очень многие люди на Западе предпочитают не говорить ничего лишнего. Он на самом деле уверенный в себе или только пытается таким казаться?

— Мама, — внезапно вырвалось у нее. — Я пойду в верхнюю часть города!

Та слегка насмешливо взглянула на дочь.

— Биджа был здесь еще до рассвета.

— Биджа?

— Должно быть, он. Я нашла записку под задней дверью.

Корделия взяла из рук матери сложенный вчетверо листок с гораздо меньшим любопытством, чем это было бы днем раньше, и прочла: «Когда я вернусь обратно, у нас с тобой должен состояться разговор. Если понадобится помощь, обращайся к Бену Кауэну. Биджа».

Значит, он ушел. Биджа говорил ей, что в ближайшие дни собирается покинуть город, так как у него дела в Мексике. Корделии будет недоставать его, такого веселого, восхитительного, полного всяких чудачеств. Кроме того, отметила она про себя, теперь нет никого, к кому можно было бы обратиться в случае, если Миллер начнет угрожать ей или ее семье.

Он написал: если понадобится помощь, его заменит Бен Кауэн. Она вспомнила, что они друзья с детских лет, что Биджа говорил о Бене с большим уважением. Ну, положим, в помощи она не нуждается, как не нуждается и в Бене Кауэне. Тем не менее поймала себя на том, что опять думает о нем. Интересно, как он выглядит при свете дня? Трудно судить о человеке, если удалось разглядеть только его подбородок да очертания рта. Но в этой выступающей вперед челюсти ощущалась сильная воля, а в его голосе чувствовалась спокойная сила.

Все это, вместе взятое, тянуло ее в верхнюю часть города, но для матери надо было придумать какой-то другой предлог. Корделии было девятнадцать. К этому возрасту многие девушки уже выходят замуж, даже имеют детей, но она была не из тех, кто спешит с замужеством. Уже давно дала себе зарок: если не найдет того, кто ей по-настоящему нужен, не выйдет замуж вообще. Биджа, казалось, мог быть тем самым человеком, но в душе Корделия колебалась, а это служило ей своего рода предостережением. Несмотря на все его хорошие качества, а их было множество, в нем ощущалась некоторая нестабильность, это ее тревожило.

В частности, например, он говорил о приобретении ранчо, покупке скота, строительстве, но так, что она почему-то не могла воспринять услышанное всерьез. Более того, казалось, что и сам он не очень-то уверен в своих словах, только пытается убедить себя в том, что ему диктует его здравый смысл. Поднимаясь по пыльной улице, Корделия внезапно поняла, что Биджа не сделает ничего из того, о чем говорил. Вернее, на самом деле, он, вероятно, делает очень многое, но совсем не то…

Бена Кауэна нигде не было видно. Она, пока шла, оглядывала из-под шляпки все вокруг, не давая глазам передышки. На главной и на других улицах слонялись обычные бездельники, лошади, понурив голову, стояли у коновязей, с грузового фургона разгружали поклажу.

Увидав мистера Китчена, Корделия остановилась, чтобы заказать у него окорок, которые он выделывал на своем ранчо к югу от Тусона. Пит Китчен первым на землях Аризоны попробовал завести фермерство и преуспел, хотя иногда его свиньи так были утыканы стрелами апачей, что их в шутку называли дикобразами.

Когда договорилась насчет окорока, обсудила с Питом отчаянную попытку генерала Аллена развести в Аризоне медоносных пчел, не переставая при этом все время смотреть по сторонам.

Она хотела спросить Пита, не видел ли он Бена Кауэна, но не решилась. Однако в конце разговора, уже собравшись уходить, все же набралась мужества и задала вопрос:

— Пит, вы не видели этого маршала полиции, который объявился в нашем городе?

— Видел, — кивнул Китчен. — Он с рассветом направлялся к югу. Показался мне каким-то озабоченным.

— Проехал… И до сих пор не вернулся?

— Вы беспокоитесь о Кэтлоу? — взглянул на нее Пит. — Похоже, этот маршал отправился не за ним.

— Нет, не из-за этого. У меня для него послание.

— Ну, если остановится возле моей фермы, скажу ему. Я собираюсь к вечеру вернуться.

Корделия Бартон повернула к дому. Почему Пит сказал, что маршал отправился не за Кэтлоу? Что он имел в виду? Что вообще могло натолкнуть его на мысль, будто маршал может преследовать Биджу?

Очевидно, тут какая-то ошибка, однако она не могла не думать об этом.

Бен Кауэн сказал ей — ему нужен Миллер, а Биджа предостерег Миллера, сообщив ему про маршала, чем так его напугал, что тот решил за лучшее покинуть их дом. Уже за одно это и Биджа, и Кауэн заслуживают ее благодарности.

Она представила себе дорогу на юг. Каждая ее миля угрожает опасностью, даже смертью от стрел апачей, на каждом ярде этой тропы происходили налеты и ограбления в самое разное время суток и в любое время года. Из всех, кто пытался обосноваться дальше к югу, уцелеть удалось только Питу Китчену. Его дом и ранчо основательно укреплены, могут выдержать длительную осаду.

Во дворе их дома отец засевал травой газон. Корделия остановилась у ворот, чтобы оглянуться на улицу и подумала: «Как это похоже на отца! Вовсю старается воплотить в жизнь идеалы, приобретенные на Западе. Здесь, в Тусоне, один из первых стал сажать деревья, траву, чтобы принести в дом красоту и прохладу».

Интересно, а Бен Кауэн такой же? Многие переселенцы с Запада живут тут только сегодняшним днем, ни о чем больше не задумываясь. Она считала, это происходит оттого, что большинство из них не собирается здесь задерживаться надолго или слишком заняты, то воюя с индейцами, то сопротивляясь стихийным бедствиям. Когда им думать о красоте?!

Вечером, раздеваясь ко сну, Корделия услышала, что к ним пришел генерал Аллен. Он часто заходил, чтобы побеседовать с отцом. Узнав его голос, она остановилась за дверью, чтобы послушать принесенные им новости. Кстати сказать, они у него почти всегда были плохими. И вот что услышала: «… пришло десять минут назад. Этот маршал надел на Кэтлоу наручники. Бросил его в тюрьму». Далее последовало неразличимое бормотание, и наконец удалось разобрать слова: «Разыскивается в Техасе».

Неужели Биджа Кэтлоу арестован?

Глава 10

К утру новость разнеслась по всему городу — Биджа Кэтлоу под арестом. Затем Корделии стало известно и то, что все остальные знали давным-давно: Биджа Кэтлоу — разбойник и смутьян, известный по всему Западу. Распространился и другой слух: Миллера разыскивают за дезертирство и убийство, но он исчез, скрылся, как в воду канул.

Вскоре в Тусоне стали обсуждать подробности того, как Бен Кауэн захватил Кэтлоу. Причем вроде бы со слов самого Биджи, который рассказывал эту историю, посмеиваясь, что дал провести себя, как юнца, попав в явную ловушку.

Он ехал на юг, как ему казалось, по открытой местности, и вдруг прямо перед собой на тропе увидел новое белое сомбреро, на вид весьма дорогое. Заинтригованный, Кэтлоу спешился и наклонился, чтобы его поднять, но тут позади него откуда ни возьмись возник Бен Кауэн и приказал ему не шевелиться.

Когда Кэтлоу наклонился, его револьвер съехал вперед на бедро — в таком положении нет никакой возможности выхватить оружие из кобуры. А о том, чтобы выпрямиться и развернуться с револьвером в руках, не могло быть и речи, когда имеешь дело с таким противником, как Бен Кауэн. Кэтлоу сдался. Кауэн надел на него наручники.

— Я не хочу убивать тебя, Биджа, — сказал он. — Но и не сомневаюсь, что ты попытаешься освободиться.

— Клянусь дьяволом, так оно и есть, — мрачно подтвердил Биджа, — меня ждут дела за границей.

Кауэн особо не распространялся о том, как сцапал Биджу, но сам Биджа не скупился на подробности. Эта история передавалась из уст в уста; в конюшнях, на стоянках, в салунах, везде только и говорили о том, как Бен Кауэн перехитрил своего старого друга, затаившись в такой узкой ямке, где и лисице не хватило бы места спрятаться, и поджидал там, когда Кэтлоу нагнется, чтобы поднять сомбреро.

Рассказ получился на славу. Бен Кауэн внезапно обнаружил, что стал популярным человеком. Конечно, в немалой степени этому способствовало и то, что сам Кэтлоу, всеобщий любимец, был на него не в обиде.

Кауэн сидел за столом, составляя отчет, когда появилась Корделия Бартон с корзинкой, накрытой салфеткой.

— Маршал Кауэн? Могу я передать это заключенному?

— Сначала я должен осмотреть передачу, — серьезно ответил он.

— Вы что, не доверяете мне? — возмутилась она.

— Мэм, во всем, что касается Биджи, я не доверяю никому. Этот человек увертлив, как змея, и, как енот, горазд на любые выходки.

Он покопался в корзинке, и у него слюнки потекли при виде яблочного пирога, куриной грудки и других деликатесов.

Биджа Кэтлоу встал со своей койки и подошел к решетке; его лицо заливала краска.

— Мэм, поверьте, мне даже и в голову не могло прийти, что вы увидите меня в таком месте.

— Тогда не следовало делать ничего такого, что привело вас сюда. Не сомневаюсь, у маршала были основания для вашего ареста.

— Да, это так! У него полно оснований забрать меня. Ладно! — Он ухмыльнулся, вспомнив с одобрением, как Кауэну это удалось. — И как ему только в голову пришла эта чертова штука со шляпой! Я никогда не слышал ни о чем подобном. Представляете, прямо на тропе лежит новехонькое сомбреро, а вокруг — ни души! Как не подумать, что кто-то ухитрился потерять такой хороший головной убор? А когда я наклонился поднять его, он меня и сцапал.

— Вы любите его, не так ли?

Биджа посмотрел ей в глаза.

— Бена? Он лучший человек из тех, кого я знаю. — И вдруг ухмыльнулся. — Обождите немного, увидите, кто будет смеяться последним.

Уже на следующее утро город в этом убедился — Биджа Кэтлоу сбежал.

Бен Кауэн сторожил его до рассвета, затем тут же, в офисе, развернул свои постельные принадлежности и прилег немного вздремнуть.

Через час его разбудил тюремщик:

— Он сбежал! Кэтлоу нет в камере!

Действительно, камера была пуста.

Рассказ тюремщика был прост. Он готовил кофе, когда в дверь постучала его дочь. Открыл дверь, впустил ее, а за ней следом ворвались трое мужчин в масках. Связали его и дочь, воткнули ему кляп в рот, забрали ключи, открыли камеру и выпустили Кэтлоу.

К его дочери не приставали. Более того, если не считать угрозу оружием, с ней обращались исключительно вежливо.

Зная Биджу и любовь к нему местного испано-язычного населения, Бен Кауэн не без основания предположил, что дочь тюремщика сама изъявила желание помочь в освобождении Кэтлоу. Все эти жесты с оружием — чистая видимость, да и тюремщик, казалось, не очень-то сокрушался по поводу побега.

В отчаянии Бен разорвал в клочки рапорт о поимке Кэтлоу и бросился в конюшню за лошадью.

Лошади не было. К стене стойла была прикреплена записка: «Можешь забрать лошадь у Пита Китчена. Извини, что оставил тебя на своих двоих, но меня ждут неотложные дела». Подпись отсутствовала, да в ней и не было необходимости.

В следующий час Кауэн убедился, сколько у Кэтлоу друзей и каким влиянием они пользуются в городе. Ни у кого из жителей не оказалось лошади, готовой немедленно отправиться в путь. Животные или внезапно охромели, или уже были кому-то обещаны, или находились на пастбище, словом, везде получил отказ.

К вечеру несколько человек подошли к нему сами, предлагая лошадей. Им, как и ему, было ясно — к этому времени Биджа Кэтлоу был уже вне досягаемости. Город Тусон потихоньку посмеивался.

Бен Кауэн сидел за обшарпанным столом в офисе, пытаясь оценить создавшуюся ситуацию. От него ускользнули оба — Биджа Кэтлоу и Миллер.

Биджа, вне всякого сомнения, отправился в Мексику. Прикинув все «за» и «против», Бен решил, что Миллер двинулся туда же. Последний стал дезертиром, хотя его срок службы в армии был небольшим, да и провел он его в основном в слежке за казначеем, чтобы улучить благоприятный момент для нападения. Миллер должен избегать мест, где его могут узнать. Он и в Тусоне-то, по-видимому, остановился по пути в Мексику.

Биджа Кэтлоу говорил о крупном деле. С большой натяжкой можно предположить, что собирается сорвать солидный куш в Соноре или Чихуахуа, исходя в основном из того, что оба эти места можно достичь верхом на лошади. Бен тщательно рассмотрел этот маловероятный вариант. Он никак не обещал ту сумму денег, на которую рассчитывал Кэтлоу, если судить по тому, о чем сам ему сказал.

Появление мексиканского солдата, очевидно, как-то связано с его задумкой. Может, в таком случае его план имеет отношение к мексиканской армии? Например, жалованью для солдат и офицеров? Или военной добыче?

Оказавшись в тупике, Бен решил действовать одним-единственным оставшимся ему способом: начал задавать вопросы, направлять разговоры в нужное ему русло и слушать, слушать, слушать. Он хотел узнать как можно больше о Мексике.

Подсказка, в которой он нуждался, пришла от генерала Аллена. Они беседовали, сидя за ленчем в «Паласе» — единственном конкуренте «Шу-Флая» в Тусоне. В связи со смертью Хуареса Аллен рассуждал о том, каковы шансы у Лердо стать президентом.

— Знаете, — говорил Аллен, — если это произойдет, боюсь, что цена серебра поползет вверх.

— Серебра?

— Себастьян Лердо де Теджада был правой рукой Хуареса в годину испытаний, а до французской интервенции и либералы и консерваторы отчаянно нуждались в деньгах. Самым простым способом раздобыть их было наложить лапу на поставки драгоценных металлов из рудников. Лердо не замедлил это сделать. Одна из таких поставок была кем-то перехвачена, как раз в тот день, когда 10 июня 1863 года генерал Форей с тридцатью тысячами французских солдат вошел в город Мехико.

Хуарес бежал в Сан-Луис-Потоси, а караван мулов, груженный серебром и золотом стоимостью в два миллиона долларов, исчез с концами. Через четыре года, когда Хуарес стал президентом, а Лердо — членом кабинета, между ними пробежала черная кошка. Позже Лердо выступил против Хуареса в борьбе за президентское кресло, но потерпел поражение. Тогда он возглавил Верховный суд. А вот теперь, вероятно, станет наконец президентом.

— А что с серебром на два миллиона?

— Часть из этих миллионов в золоте. Никто не может ответить на этот вопрос; ходили слухи, будто знает Лердо, но решил попридержать информацию о местонахождении сокровищ для себя, пока не настанет подходящее, как сейчас, время. Для президента обладание таким богатством — огромное преимущество, особенно при наличии столь отвратительного соперника, как Диас.

Бен Кауэн, слушая Аллена, вникал в положение дел за границей, сложившееся к нынешнему 1872 году.

Тусон во многих отношениях имел с Мексикой более прочные связи, чем со Штатами. Всего несколько лет назад он принадлежал Мексике, многие его жители так и остались ее гражданами, чуть ли не все имели там родственников. Немало местных англоамериканцев женилось на девушках испанского происходения, дела в соседней стране для них тоже представляли жизненно важный интерес.

Предположим, только предположим, что Лердо извлек эти два миллиона из тайника, пытается переправить их в город Мехико.

Такая возможность, хотя и слабая, есть, исходя из того, что серебро действительно существовало, и из того, что тот мексиканский солдат мог быть посланцем к Кэтлоу.

— Это серебро… Оно, случайно, не исчезло именнотогда, когда находилось в окрестностях Соноры?

— Выходит, вы слышали эту историю? Да, по сути дела, там. И исчезло так, что его больше никто не видел. Но можете мне поверить: если кто и знает, где оно находится, то это Лердо. Он серьезный человек, даже блестящий, — Аллен вновь пустился в рассуждения, — проницательный, исключительно способный, однако я не верю, что до конца понимает душу своего народа. Думаю, от народа Лердо далек.

Позже, вечером, Бен Кауэн стоял возле стойки салуна «Квартц-Рок» и прислушивался к разговорам вокруг. Улучив момент, тихо спросил бармена:

— Тут на днях у вас появлялся мексиканский солдат, никому не известный в городе, околачивался и здесь, и вокруг «Хэнгинг-Уолла», он еще беседовал с Биджей. Не знаете, о чем они говорили?

Бармен смешался, затем сердито произнес:

— Биджа мне друг. Правда, я слышал, что он и вам друг. Но вы упекли его в каталажку.

— Послушайте. — Бен постарался придать голосу как можно больше искренности. — Биджа действительно мой друг, но он упрям, как бизон, ни в какую не желает слушать дружеского совета, хотя сломя голову летит прямо в ловушку. — Кауэн сознательно немного блефовал, хотя то, что говорил, было недалеко от истины. — Он замахнулся на то, что ему не по зубам. Поимеет на этом только то, что его убьют, если мне не удастся его остановить. А я даже не знаю, куда он уехал. В конце-то концов, — добавил Бен, — не могу же я арестовать его в Мексике.

— Да, — согласился бармен. — Это так. — Он обслужил чей-то заказ с пивом, поставил кружку на стойку и опять повернулся к Кауэну. — Я без понятия, куда точно они отправились. Знаю только, что в Мексику. Слышал, как пару раз упомянули Эрмосильо и еще что-то про караван мулов. Думаю, — продолжил он, — солдат пытался втолковать Бидже, что если делать задуманное, то до того, как караван доберется до Эрмосильо.

Это было немного, но Бену Кауэну порой приходилось довольствоваться и меньшим, чтобы свести концы с концами. В Мексике он лично значил очень мало, а отношения между двумя странами на данный момент оставляли желать лучшего… Хотя в Вашингтоне руководство маршальской службы дало ему четкие инструкции — делать все, чтобы наладить хорошие отношения с мексиканскими властями.

Если он не ошибается, — а у Бена пока еще не было надежных доказательств, что он прав в своих предположениях, — что Кэтлоу отправился в Мексику и готовится похитить сокровище стоимостью в два миллиона, когда-то припрятанное Лердо, то должен быть непременно остановлен. Такая кража, совершенная американскими бандитами, если она увенчается успехом, нанесет страшный удар развитию добрососедских отношений с Мексикой, а их сотрудничество в борьбе с преступниками полностью зависело от степени сотрудничества в верхах.

Решено! Будем считать, что Биджа Кэтлоу отправился в Эрмосильо. А значит, Бен Кауэн должен ехать туда тоже, стараясь по дороге напасть на тот след, который ему нужен. К счастью, такого заметного человека, как Кэтлоу, найти не так уж трудно.

Спустя два дня после побега Кэтлоу Бен начал готовиться к путешествию. Купил вьючную лошадь, пополнил запасы снаряжения и продовольствия, беседуя с жителями города, узнал многое из того, что могло ожидать его в предстоящей поездке.

— Главная опасность — апачи, — услышал он от одного из собеседников. — Когда они разбойничают, то нападают небольшими бандами, поэтому им не обязательно придерживаться троп, где постоянные источники. В прериях есть растения, содержащие влагу, скрытые расщелины в камнях с достаточным количеством воды. Запаса в таких резервуарах хватит на шесть, семь, а то и дюжину человек, если пользоваться аккуратно.

Прошло уже несколько дней, как Кэтлоу сбежал из тюрьмы, а Бен Кауэн, казалось, ничего не делал. Более того, и делать-то вроде ничего не собирался. И вдруг внезапно исчез.

Корделия Бартон видела Бена в последний день его пребывания в городе. Он стоял на улице неподалеку от нее, когда она вышла из магазина отца, Корделия остановилась и задумчиво на него посмотрела.

Он был на удивление симпатичный мужчина, если приглядеться повнимательней. Ей нравилось, как он легко и словно нехотя владеет своим высоким жилистым телом. Лицо худое, обожженное солнцем и обветренное всеми ветрами, а в глазах что-то такое, что словно притягивает…

Бен выпрямился, заметив ее, снял шляпу. Его темно-каштановые волосы слегка курчавились, в них преобладал золотистый оттенок, который прежде она не замечала.

Он подошел к Корделии со словами:

— У меня нет предлога, чтобы проводить вас до дома — сейчас самый разгар дня.

— А что, вы нуждаетесь в предлоге?

Он слегка улыбнулся, и морщинки в уголках его глаз нарушили обычную для него серьезность.

— Нет, мэм, думаю, не нуждаюсь. — Он внимательно посмотрел на Корделию. — Слышали что-нибудь о Бидже?

— Нет, ничего!

— Он собирается осесть на месте, а это нелегко. — Бен сделал паузу. — Вы когда-нибудь жили на ранчо, мэм?

— Нет, точно нет. По-моему, людям там очень одиноко.

— Это зависит от того, как много приходится работать. Меня вот так и тянет на открытые пространства. Люблю, когда вокруг безграничный простор. Кажется, что и ты свободен, даже если это и не так.

— Вы не думаете, что человек может быть свободным?

— Нет, мэм. Точнее, не совсем свободным. До известной степени. Всегда должно быть чувство долга по отношению к тем, кто тебя окружает, к своей стране, к закону, ну и к прочему.

Она на секунду задумалась, потом спросила:

— Бен, вы верите в чувство долга, не так ли?

Он слегка пожал плечами и прищурил глаза от солнца. О таких вещах всегда нелегко говорить.

— Без чувства долга жизнь теряет всякий смысл, мэм. Если люди собираются жить вместе, они должны выработать определенные правила и придерживаться их, а закон — это и есть такие правила. Закон не работает против человека — он работает на него. Не будь законов, каждый дом превратился бы в укрепленный форт, ни один мужчина и ни одна женщина не могли бы чувствовать себя в безопасности. Первое, что делают, как мне кажется, мужчина и женщина, когда женятся, то составляют те законы, по которым будут жить. Конечно, всегда есть непутевая скотина, которая отбивается от стада и баламутит остальных, поэтому закон нуждается в тех, кто должен гнать стадо в правильном направлении.

— Слишком сильно сказано, — он улыбнулся, — меня и самого надо время от времени подгонять кнутом. — Он глянул на Корделию с высоты своего роста. — А жизнь на ранчо может оказаться вовсе не такой плохой, как вам кажется.

На следующее утро, когда взошло солнце, Бен был уже за десять миль к югу от города и торопился к границе.

Он должен был поймать одного человека, вернее, двоих. Так обстояли дела.

Глава 11

Кэтлоу добрался до Мексики и как сквозь землю провалился.

Насколько удалось выяснить Бену Кауэну, в их группе было не больше четырех человек. Одним из них, судя по многочисленным описаниям, был Старик Мерридью, второй, несомненно, — Рио Брай. Поскольку все свидетели сходились на том, что четвертым был мексиканец, скорее всего, это и был тот самый солдат, с которым Кэтлоу повстречался в Тусоне.

Что бы ни замышлял Кэтлоу, вряд ли у него что-нибудь получится. Для серьезного дела у него явно не хватало людей. А пока что Бену Кауэну ничего не оставалось, как слоняться по обе стороны границы, то и дело заказывать выпивку, да как бы между делом задавать вопросы. Не появлялись ли в городе незнакомые гринго, скажем, прошлой ночью? Ах вот как? Ну, все равно, очень вам благодарен, сеньор…

Они приезжали — по крайней мере, двое. Похоже, они проехали весь путь до Магдалены… Довольно рискованная затея, ведь там рыскали апачи, и даже отряд хорошо вооруженных солдат, проезжая по тропе, мог наткнуться на засаду и навсегда сгинуть в пустыне.

Тихо постукивали кастаньеты, негромко звякали стаканы, что-то печальное и дикое пела нежным голосом юная мексиканка, а Бен Кауэн, навалившись грудью на стойку бара, внимательно прислушивался, ловя каждый звук. Ему принесли текилу, и он выпил ее, не поморщившись. Но чаще всего он просто лениво болтал на своем ломаном испанском, как говорят все в этой стране пастухов и ранчеро, а в основном, просто слушал, о чем говорят вокруг.

Бен давно уже знал, что люди, где бы ни собирались, обычно начинают болтать, и чаще всего говорят слишком много. А в городках, где редко что-нибудь происходит и уже до оскомины надоело обсуждать каждый день одно и то же, говорят и того больше.

Бен Кауэн скакал в полном одиночестве по тропе, ведущей из Ногалеса в Магдалену. Очень скоро он наткнулся на отпечатки знакомых подков и мрачно усмехнулся — вне всякого сомнения, это были лошади Кэтлоу, Брая и Мерридью. Он хорошо запомнил их еще в Тусоне.

Остальные, видно, убрались из Тусона вслед за ними, он с трудом шел по следу людей Кэтлоу. Не раз они совсем исчезали и ему приходилось поворачивать лошадь и возвращаться назад. К тому же в довершение всех бед по тропе не так давно прогнали стадо овец, и, как подозревал Бен, не случайно, так что от тропинки почти ничего не осталось. К счастью, вскоре стадо свернуло по дороге в Ногалес, и Бен обрадованно хмыкнул, вновь наткнувшись на следы четырех лошадей.

Он догадался, что эти четверо разбили лагерь в арройо note 1 в первую же ночь, отъехав всего на пару миль к юго-западу от Ногалеса. Затем к ним присоединились еще двое, и утром по тропе скакали уже шестеро.

Незадолго до полудня компания пополнилась еще одним человеком — незнакомым индейцем, у которого не было лошади. Бен не поленился отыскать его след и обнаружил место в сотне ярдов от тропы, где тот выкурил не меньше дюжины сигарет, терпеливо поджидая, когда появятся люди Кэтлоу. Перекинувшись парой слов, вся компания вновь тронулась в путь, и индеец бежал, держась за стремя лошади Кэтлоу.

У тех, кто привык путешествовать по дикой стране, давно вошло в привычку так же внимательно смотреть назад, как и вперед, и вовсе не потому, что кто-то может ехать следом. Часто бывает, что приходится ехать назад той же дорогой, и уж старожилам хорошо известно, что стоит почаще поглядывать через плечо, ведь то, что оставляешь позади себя, выглядит немного иначе, когда приходится возвращаться. Немало было таких, кто беспечно скакал вперед, не оглядываясь, а когда поворачивал, с трудом верил, что это та самая дорога, начинал кружить и в конце концов сбивался с пути.

Бен Кауэн, который почти все время ехал, пригнувшись к луке седла, вдоль тропы, по которой скакали те, кто был ему нужен, вскоре заметил, что кто-то преследует его… Или тех, за кем ехал он сам. Это был одинокий всадник, неторопливо трусивший на вороном коне — так, во всяком случае, показалось Бену.

Чувствовалось, что человек это бывалый, поскольку ехал вперед осторожно, не выдавая себя облаком поднявшейся пыли. Кауэн льстил себя надеждой, что и ему это удается, хотя незнакомец, вне всякого сомнения, о преследовании знал или догадывался, недаром его след часто пересекался с отпечатками подков шестерки лошадей банды Кэтлоу.

На четвертые сутки погони Кауэн тоже кое о чем догадался. Во-первых, скакавший за ним по пятам человек, должно быть, Миллер. Во-вторых, индеец, что бежал перед лошадью Кэтлоу, скорее всего был из племени таракумара, члены которого славились своей необычайной выносливостью. Таракумара известны тем, что индейца, который не в состоянии пробежать сотню миль, просто-напросто изгоняют из племени, хотя и апачи, прекрасные бегуны, тоже предпочитают сражаться пешими, не доверяя свою жизнь коню.

Несомненно, Кэтлоу что-то искал в этих местах, где он никогда не бывал прежде. Индеец, Бен ничуть не сомневался, вскоре приведет всю шайку туда, где бьет из-под земли никому не известный родник или скрывается от посторонних глаз водоем с питьевой водой, о существовании которого известно только местному племени. В пустыне на самом деле таких немало, правда, знают о них только те, кто там родился и вырос. Воды в них обычно немного, но вполне достаточно для того, чтобы утолить жажду двоих-троих усталых всадников.

Но, выбирая подобный путь в глубь Соноры, Кэтлоу немало выигрывал, заметая следы. Ведь здесь, в дикой пустыне, его шайка вряд ли попадется кому-то на глаза. Идея была неплоха, а это значило, что Кэтлоу на сей раз позаботился обо всем заранее. Об этом стоило подумать на досуге… И Кэтлоу размышлял, строил хитроумные планы, блестящие идеи одна за другой рождались у него в голове. Он старался припомнить все уловки, на которые когда-либо пускался, то и дело рискуя своей головой, хотя и сознавал, что соображает быстрее всего, когда опасность дышит в затылок.

Погоня, в которую он пустился, все больше тревожила Бена Кауэна. Он был неглуп и хорошо представлял себе, что к тому времени, когда он, в свою очередь, доберется до источника с питьевой водой, там уже не останется ни капли… К тому же он был абсолютно уверен, что Кэтлоу рассчитывал именно на это, когда пускался наутек.

Той ночью к шайке Кэтлоу присоединились еще пятеро. Точнее, они просто поджидали, когда появится Кэтлоу и его люди. Это было как раз то, чего ожидал и Бен, впрочем, его немного тревожил тот факт, что он не догадывался, где Кэтлоу намерен остановиться на ночь.

Не прошло и часа после того, как пылающий диск солнца появился над горизонтом, когда усталый Бен набрел на то место, где останавливались бандиты. В его фляге оставалось не больше пинты воды, и лошадь тяжело хрипела, умирая от жажды. А на дне крохотного водоема, рядом с которым он остановился, была только жидкая грязь, которая уже покрылась рассохшейся коркой.

О том, чтобы ехать дальше, не могло быть и речи. Ему нужно было раздобыть воду, ведь следующий источник мог оказаться пересохшим. Покопавшись в сумке, Бен вытащил небольшую жестянку и, опустившись на колени, принялся рыть яму. Через пару минут ему удалось выкопать глубокую воронку в мягкой грязи, но этого было мало. Он продолжал рыть еще какое-то время, потом переполз в тень и принялся терпеливо ждать.

Вода скоро появится… А если нет, ему придется вернуться на тропу и надеяться на то, что она в конце концов выведет его туда, где он сможет найти хоть немного воды.

Он предполагал, что Кэтлоу со своими людьми торопится в Эрмосильо, хотя и не был уверен. Вполне возможно, что на самом деле они едут в Альтару, до нее отсюда рукой подать. Или, скорее всего, бандитам приглянулась Магдалена с ее богатыми приисками. Лучше всего было бы спросить об этом у самого Кэтлоу, но этого Бен не мог сделать.

Только незадолго до полудня Бену удалось напоить усталую лошадь, а к тому времени, когда в яме набралось достаточно воды, чтобы он смог наполнить флягу, уже сгустились вечерние тени. Не было смысла продолжать погоню в темноте, но до заката оставалась еще пара часов. К тому же не стоило забывать о том человеке, что ехал за ним по пятам.

Если он все еще здесь, то очень скоро появится у источника и найдет его таким же, как когда-то Бен. Следовательно, ему ничего другого не останется, как только разбить лагерь и ждать утра. А к рассвету Кауэн рассчитывал ускользнуть от него.

Бен подтянул подпругу и выбрался из оврага, на дне которого был родник. Он поехал вперед, пригибаясь как можно ниже к земле и подозрительно озираясь вокруг в ожидании засады. Впрочем, опасался он отнюдь не Миллера. Прежде всего следовало помешать этому мерзавцу Кэтлоу выполнить задуманное.

Бен снова взял след и поскакал вперед легким галопом. Однако он пару раз поменял направление в надежде, что это собьет с толку преследователя. Когда наконец стемнело, Бен в который раз бросил быстрый взгляд на цепочку хорошо заметных следов, по которым ехал уже несколько дней, машинально отметив, что они ведут прямо к вершине горы, которая даже после захода солнца была отчетливо видна на фоне неба. Он опасался одного — что в темноте те, кого он преследовал, круто свернут к какому-нибудь неизвестному источнику с водой, на восток или на запад, а он в темноте легко потеряет их след, а вместе с ним — и возможность утолить жажду.

Он отпустил поводья, доверившись своему коню. Его чалый родился и вырос в этих местах и знал горы и пустыню не хуже местных индейцев, был вынослив, как верблюд, а уж воду чуял за несколько миль. Больше того, умный конь уже давно понял, что его хозяин преследует нескольких верховых, а лошади в здешних местах отличались еще и тем, что могли идти по следу не хуже легавых.

Прошло несколько часов. Чалый конь Бена все так же неторопливо и упорно скакал на юг, затем следы резко повернули в сторону. Конь тоже повернул, как по команде; Бен не возражал и только время от времени натягивал поводья, чтобы прислушаться. В тишине ночи в пустыне любой звук разносится далеко вокруг, а Бену меньше всего на свете хотелось бы в темноте напороться на людей Кэтлоу или выдать свое присутствие неосторожным шумом.

Вдруг его конь остановился как вкопанный. Подхватив поводья и привстав в стременах, Бен напряженно вглядывался в обступивший его непроглядный мрак, но кругом было тихо.

Он затаился в густой тени от отвесной скалы, которая, словно указательный палец, торчала вверх из серого песка. Вершина ее поросла редким, чахлым кустарником. Здесь было немного прохладнее, и Бен облегченно перевел дыхание, утирая вспотевший лоб. Чалый между тем не выказывал ни малейшего желания двигаться вперед.

В конце концов Бен подвел лошадь поближе к скале и спешился. Судя по тому, как вел себя чалый, где-то поблизости была вода, но сколько Бен ни озирался, воды не было видно. Значит, источник находился где-то под землей.

Расседлав усталого коня, он отвел его к небольшому островку чахлой травки, а сам сунул руку в мешок, притороченный к седлу, вытащил кусок вяленого мяса и принялся жевать. Затем, когда небо усеяли мириады звезд, Бен завернулся в одеяло и мгновенно уснул.

Где-то далеко, в пустыне, жалобно затявкал койот, негромко застонал дикий голубь, и голос его растворился в ночи, а равнодушные ко всему звезды рассеянно оглядывали сверху спящего человека и усталого коня под угрюмой скалой, таких одиноких под темно-синим бархатом неба.

Незадолго до рассвета Бен проснулся, словно от толчка, почувствовав, как утренний, зябкий холодок пробирает до костей. По привычке он бросил молниеносный взгляд на лошадь. Чалый застыл как изваяние, уши напряженно стояли торчком, атласные ноздри тревожно втягивали воздух. Через мгновение Бен оказался возле коня, шепнул ему на ухо что-то ласковое. Рука его скользнула к мягким губам лошади, он крепко сомкнул пальцы, не давая чалому заржать.

Конь навострил уши. Чья-то лошадь шла шагом… Вот она остановилась, немного помедлила, потом вновь раздалось размеренное цоканье подков.

Бен Кауэн украдкой метнул взгляд на свой винчестер и кобуру с револьвером, которые так и остались лежать на земле возле отброшенного в сторону одеяла. Ему отчаянно нужно было оружие, но малейший шорох мог выдать его присутствие, да и оставлять лошадь он опасался. К тому же чалого тревожило что-то еще, помимо осторожных шагов приближавшейся лошади.

Вдруг она вынырнула откуда-то слева. Стоило ему только взглянуть на нее, как лошадь издала короткое, приветственное ржание. Легкий ветерок дул в их сторону, он-то и выдал чалому присутствие странной лошади.

Она сделала еще шаг вперед… Бен прищурился. На ее спине смутно виднелось что-то еще, кроме седла, больше похожее на тюк. Нет, непохожее…

Это было человек, бессильно свисавший с седла. Раненый или, мрачно подумал Бен, что-нибудь похуже.

Бен больше не раздумывал. Метнувшись к одеялу, он схватил тяжелую кобуру и мигом опоясал ею бедра, с быстротой молнии выхватив револьвер.

Потом, оставив своего чалого, он направился к незнакомой лошади, что-то негромко бормоча себе под нос и стараясь успокоить испуганное животное. Лошадь неуверенно шагнула вперед, нервно потряхивая головой и кося в его сторону налитым кровью глазом. Казалось, что присутствие человека немного ее успокоило.

Бен замер, внимательно вслушиваясь в темноту. Он привык никогда не пренебрегать опасностью, ведь она могла грозить ему отовсюду. Никакие годы безмятежного существования не смогли бы избавить его от этой привычки. Он был рожден для этой жизни и умел наслаждаться ею. Больше того, он любил ее. Бен вслушивался в темноту, но кругом было тихо, только чужая лошадь шумно втягивала воздух.

Он подошел к коню. Неподвижное тело тяжело распростерлось на его спине, чьи-то умелые пальцы грубо, но крепко привязали его к седлу. Взяв лошадь под уздцы, Бен отвел ее к скале и там, с трудом распутав крепкие узлы, опустил тело раненого на землю.

Это был мексиканец, судя по всему, военный. На нем была офицерская форма. Пуля попала ему в ногу, другая задела бок. Поколебавшись немного, Бен махнул рукой на риск и развел небольшой костер. Он разложил его прямо под нависшим уступом скалы, наломав веток смолистого дерева. Дым от этих сухих, скрученных листьев, по мнению Бена, должен был быстро рассеяться в воздухе.

В его фляге уже оставалось не так уж много воды, но он все-таки решил подогреть немного. Потом, стащив с раненого мундир, уложил поудобнее тяжелое тело и с трудом стащил с него брюки, распрямив скрюченную ногу. Пуля вошла в тело, и рана выглядела довольно скверно. К тому же она сильно кровоточила. Другая пуля попала в бедро. Впрочем, похоже, кость не была задета, но кровь лилась ручьем и раненый уже побледнел как смерть.

Когда вода согрелась, Бен промыл раны, как мог, и кое-как перевязал несчастного мексиканца пучком травы. Присыпать раны было нечем, вот ему и пришло в голову использовать траву, благо ничего другого под рукой не нашлось.

Не успел он закончить, как заметил, что уже светает. Бен с кряхтением распрямил затекшую спину и огляделся по сторонам.

Ему позарез была нужна вода. Она была где-то недалеко, он был уверен в этом, иначе чалый не заупрямился бы так. Ни одна другая причина не заставила бы его остановиться. Бен бросил рассеянный взгляд на отвесную поверхность скалы. Может быть, она скрывает tinaja, как называют мексиканцы затерянные среди скал небольшие водоемы, заполненные кристально чистой, сладковатой влагой. Это естественные базальтовые чаши, в которых скапливается вода после столь редких в этих местах дождей, а темные стены гор защищают их от палящего зноя.

Бен встал на ноги. Только теперь он смог хорошенько разглядеть лошадь, которая, устало понурившись, стояла возле скалы.

Это был конь Миллера.

Глава 12

Молодой офицер все еще не приходил в сознание, но Бену показалось, что его дыхание стало ровнее и уже не вырывается из груди с таким жутким хрипом. Юноша мог даже показаться красивым, если бы не страшная бледность, которая в белесом свете утра заливала лицо неестественной синевой и казалась особенно мертвенной на фоне крови, все еще сочившейся из ран.

Бен не сомневался, что, когда раненый очнется, его будет мучить страшная жажда, а во фляге уже проглядывало дно. Поэтому ничего не оставалось, как только оставить его ненадолго и отправиться на поиски воды.

Подхватив винчестер и повесив на плечо пустую флягу, Бен двинулся на север вдоль скальной гряды. На сорок футов тянулась почти отвесная стена, потом скалы обрывались, и в них виднелся небольшой проход, за ним снова вставали зубчатые отроги гор, похожие на выщербленные, оскаленные клыки.

Скальная гряда уходила вдаль на добрые три сотни ярдов. Когда Бен добрел до ее конца, оказалось, что, хотя гора и не очень большая, в ней полным-полно расщелин, в которых вполне может скрываться сколько угодно водоемов с пресной водой. Увы, Бен прекрасно помнил случаи, когда человек изнывал от жажды, ползая по скалам в поисках воды, и в конце концов погибал в двух шагах от источника, если точно не знал, где искать.

Бен опустился на песок в поисках следов, которые оставляют животные, спеша к водопою. Следов не было. Неподалеку с жужжанием пролетела пчела, Бен радостно встрепенулся и бросился следом, стараясь не упустить ее из виду. Пчела скрылась меж острых скал, и он уже было подумал, что потерял ее, но продолжал упорно карабкаться вперед в том направлении, куда она улетела, не выпуская из виду торчавший из земли камень, похожий на кривой клык. Через несколько ярдов Бен замер как вкопанный.

Не пройдет и нескольких часов, как палящее солнце вновь поднимется над горизонтом, но пока его бледные лучи еще не жгли, а лишь ласкали иззябшую за ночь землю. Громоздившиеся тут и там беспорядочные горы валунов бросали на землю таинственные тени. Бросив взгляд через плечо на оставшийся позади лагерь, Бен заметил, что обе лошади смотрят ему вслед, словно заинтересовавшись его поисками. Впрочем, через мгновение они уже опустили головы и вновь лениво захрупали остатками бурой, выжженной солнцем травы.

Мимо его щеки с жужжанием пронеслась еще одна пчела, но так быстро, что Бен не заметил, как она скрылась из виду. Он бросился в узкий проход между скалами и увидел петляющую цепочку следов то ли койота, то ли песчаной лисы… Следы уже слегка припорошил песок, и Бен так и не смог понять, кому они принадлежат. Гораздо важнее было то, что следы терялись далеко в расщелине. Бен, не колеблясь ни минуты, подпрыгнул, зацепился за обломок скалы и вскарабкался вверх.

К тому времени, как он углубился в горы, солнце поднялось уже высоко и нещадно заливало землю палящими лучами. Бен прополз по раскаленному гранитному склону и внимательно огляделся по сторонам. Он надеялся заметить хотя бы крохотный кустик травы, но не увидел ничего. Ни малейшего намека на то, что где-то поблизости есть вода.

Громоздившиеся вокруг него скалы все казались однообразно бурыми, только к северу все закрывал торчавший вверх огромный обломок гранита. Бен взглянул на него. Трещины в скале, похожие на глубокие морщины, были забиты песком, но по мере того, как он терпеливо карабкался вверх, поверхность становилась все более гладкой. Тут и там стали попадаться чахлые кустики, жесткая серая трава угрюмо шуршала под ногами. Приходилось верить в тот единственный шанс, на который и рассчитывает тот, кто кое-что слышал о тайных водоемах высоко в отрогах гор, тех самых, которые известны лишь немногим.

Наконец он достиг вершины. Пот едкими ручейками заливал лицо, пустая фляга противно дребезжала, то и дело ударяясь о скалы. Задохнувшись, он вновь остановился, внимательный взгляд обежал угрюмые зубцы скал. Повсюду, куда хватал глаз, расстилалась безмолвная пустыня, жесткая сухая трава, кактусы. Его ищущий взгляд не обнаружил ни одного намека на то, что где-то поблизости есть вода.

Над ухом раздалось громкое жужжание, мимо щеки мгновенно скользнула пчела и исчезла из виду. С мрачным упорством Бен вновь принялся карабкаться по выжженным солнцем скалам, но там, где он шел, не было ничего: ни индейской тропы, ни звериных следов. Койот, что пробегал здесь незадолго до него, либо свернул в одну из узких расщелин, либо юркнул за один из громоздившихся вокруг валунов.

Теперь он как будто парил высоко над выжженной солнцем бескрайней пустыней. Лихорадочно шаря взглядом впереди себя в поисках места, куда бы поставить ногу, Бен вдруг заметил огромный, плоский камень, за который было бы удобно зацепиться. Но жизнь в пустыне учит осторожности, и Бен предварительно швырнул в него небольшим камушком на тот случай, если за скалой прячется змея. У него не было ни малейшего желания подтянуться и, перекатившись через валун, встретиться с парой разъяренных гремучек. Еще один булыжник побольше с грохотом ударился о валун, но все по-прежнему было тихо.

Бен с трудом перебросил свое тело вверх по склону и с досадой вновь увидел перед собой путаницу мрачных утесов, которые жаркое дыхание пустыни отполировало до зеркального блеска. С трудом поднявшись на ноги, он глянул вниз, туда, откуда пришел.

Стреноженные лошади мирно щипали пожухлую траву, но раненый лежал почти у подножия скалы, так что отсюда Бену не было его видно. Он вскарабкался еще немного выше по острому гребню и внезапно в небольшой ямке посреди холмика серо-коричневого песка с удивлением заметил обрывок следа… следа дикобраза. Неподалеку раздалось хлопанье крыльев и вспорхнула какая-то пичужка.

Повернув в ее сторону, Бен ступил на узкую тропу, настолько узкую, что на ней с трудом умещалась его нога. Она лентой вилась меж громадных валунов и пряталась за огромной скалой, заслонявшей небо до самого горизонта. У Бена глухо забилось сердце. Вскарабкавшись наверх, он не поверил своим глазам — перед ним в глубокой базальтовой чаше сверкала вода.

Протерев воспаленные солнцем глаза, Бен заметил чуть выше другой водоем. Так вот где была вода! Горный ручей брал свое начало высоко в горах, и вода скапливалась здесь, в естественных чашах, рожденных миллионы лет назад мощной подвижкой горных пород.

До нижнего бассейна было рукой подать. Он лежал в тени нависшего над ним огромного каменного козырька. Вода в нем была восхитительно сладкой и такой холодной, что у Бена заломило зубы. Он пил и пил, наслаждаясь прохладой, а потом наполнил флягу и умыл разгоряченное лицо.

Бен бросил взгляд на второй бассейн. Возле него роились пчелы, а на краю был виден отчетливый след оленя или горной козы — на таком расстоянии он не мог разобрать.

Повернув обратно, Бен неожиданно для себя обнаружил гораздо более пологий путь вниз и скоро оказался в лагере.

Заслышав его шаги, лошади насторожились. Раненый пришел в себя и с обескураженным видом уставился на склонившегося к нему Бена.

— Что случилось? — прохрипел он по-испански. — Кто вы такой?

Бен Кауэн молча поднес к его губам флягу с водой. Затем как можно более кратко обрисовал ему положение, в котором они оказались.

— Первым делом, — объявил он напоследок, — я должен отвести наверх лошадей. Если их не напоить, они взбесятся, а тогда останется их только пристрелить.

Раненый мексиканец бросил на него испытующий взгляд.

— Вы вооружены? Если бы вы смогли одолжить мне винтовку или, на худой конец, револьвер, я бы выпутался и сам. — Он помолчал. — Ведь вам, надеюсь, известно, что все это — территория апачей?

— Конечно.

— Оставаясь возле меня, вы каждую минуту рискуете жизнью, сеньор.

Бен Кауэн молча вытащил из седельной кобуры свой запасной кольт.

— Возьмите, — буркнул он. — Только не открывайте огонь, пока от этого не будет зависеть ваша жизнь. А я взберусь наверх, посмотрю, как там и что.

Когда он, напоив лошадей, вернулся назад, мексиканец умудрился передвинуть свое отяжелевшее, беспомощное тело так, что почти забился в расселину скалы.

— А теперь расскажите мне, — сказал Кауэн, — где вы раздобыли эту лошадь.

По спине капитана Диего Мартинеса де Рекальде пробежала дрожь.

— Мы ехали из Фронтераса в Магдалену, — объяснил он, — а поскольку оттуда я собирался вернуться домой в Гвадалахару, то и оседлал свою собственную лошадь. Мы ехали немного в стороне, и я который раз собирался заставить упрямую скотину идти карьером, как вдруг мне показалось, что вдалеке, в пустыне, я вижу оседланную лошадь, возле которой никого не было. Я подъехал поближе… вдруг почувствовал… меня словно ударили палкой, и я упал, и только уже на земле догадался, что в меня стреляли. Потом ко мне подъехал незнакомый человек и еще раз выстрелил в упор. Дальше я ничего не помню.

— Он стрелял в вас из-за лошади, — предположил Кауэн. — Его собственная уже выдохлась.

— Вы знаете этого человека, сеньор?

— Да, знаю… В какой-то степени из-за него я и оказался в Мексике. Если уж мне повезет и я доберусь до него, то я бы предпочел прихватить его с собой.

На юношеском лице Рекальде заиграла угрюмая улыбка.

— Вы получите помощь, сеньор. Это я вам обещаю. Тем не менее, — добавил он, — если он рискнет показаться на этой лошади там, где бывают мои люди, уверен, на вашу долю останется немного.

Сменив повязки на ране, Бен сообщил своему подопечному, что собирается продолжить погоню. Капитан Рекальде немедленно с ним согласился. Для самого Рекальде ехать вместе с ним было не только трудно, но даже опасно, но оставаться одному было еще опаснее. К тому же он предполагал, что его люди уже хватились его и бросились на поиски.

Бен Кауэн помог Диего взобраться в седло и сам вскочил на коня. Уже не было и речи о том, чтобы мчаться в погоню за Кэтлоу или Миллером. Нужно было сначала доставить раненого в безопасное место, где о нем смогут позаботиться его люди. Как предполагал юноша, они должны были двигаться на юг. И только потом вместе с отрядом солдат Кауэн сможет продолжить погоню до Эрмосильо, а может быть, и до самой Магдалены.

Рекальде обеими руками вцепился в луку седла.

— Не очень-то я готов ехать, сеньор, — невольно поморщился он, — но…

— Просто постарайтесь держаться в седле. Не важно, как это получится, — отозвался Бен, — об остальном позабочусь я.

Пустыня раскалилась добела, словно духовка. Над их головами в белесом от зноя небе дрожало в мареве чудовищное солнце — казалось, оно закрывало собой весь небосвод. Оба всадника упрямо скакали вперед, на юг, в душе надеясь по дороге вновь набрести на след банды.

Вскоре уже усталые лошади брели гуськом, понуро свесив головы и увязая в песке, их монотонное продвижение прерывалось, только когда обессиленный Рекальде просил пить. Солнце стояло высоко в небе, и в дрожащем, раскаленном мареве даже пустыня, казалось, готова была в любую минуту растечься в воздухе, словно гигантский мираж. Рубашка Бена покрылась темными пятнами и побурела от пота и пыли, горячие струйки текли по спине и по багровевшему лицу, глаза щипало.

Он забросил винтовку за плечи; раскаленное дуло немилосердно жгло кожу. Над пустыней висело плотное облако белесой пыли, она липла к телу и забивала горло так, что всадникам казалось, будто в горле застрял шершавый комок шерсти. Раненый низко опустил голову, руки его до боли сжимали луку седла, обмякшее тело мерно покачивалось в такт движению коня.

Наступил полдень. Безжалостное солнце по-прежнему выжигало зноем умирающую землю. День тянулся бесконечно. Наступил момент, когда лошадь Рекальде споткнулась и чуть было не рухнула на колени. Но они с мрачным упорством продолжали продвигаться вперед… И вдруг вышли на тропу.

Она была испещрена следами от колес и копыт подкованных лошадей. Следы были свежие, не прошло и нескольких часов с тех пор, как здесь побывали люди. Скорее всего, они выехали на тропу в нескольких ярдах от того места, где появился отряд солдат… Вероятно, исчезновение капитана все еще не было замечено.

Лошадь Рекальде вновь споткнулась, и, если бы Кауэн не успел молниеносно вытянуть вперед руку и подхватить раненого, тот бы уже упал. Лошадь устало встала, ноги ее дрожали и подгибались, голова повисла.

Одна, без всадника, она еще, может быть, смогла бы дойти. Но вдвоем ни лошади, ни ее истекающему кровью хозяину не суждено добраться до места.

Бен Кауэн соскользнул на землю и осторожно помог спуститься Рекальде. Тот уже, похоже, почти не отдавал себе отчета в происходящем. Бен аккуратно усадил Диего на собственного коня и двинулся вперед, ведя за собой чалого. Другая лошадь устало поплелась следом.

Бесконечный день медленно клонился к закату. Тут и там вдоль тропы зазмеились и легли на землю длинные тени от чахлых кустов и остроконечных каменных зубцов. Впереди виднелось что-то вроде небольшой горной цепи или скальной гряды.

К этому часу Бен Кауэн уже потерял всякое представление о времени. Он мечтал только о прохладе, ночной свежести и о воде. То, что еще оставалось во фляге, понадобится раненому.

От палящего зноя и жары они совсем отупели, и негромкое цоканье подков в пыли за спиной застало их врасплох. Четверо всадников выросли как из-под земли. Они казались удивленными ничуть не меньше, чем Бен, поскольку до самой последней минуты выжженная солнцем раскаленная пустыня поглощала все звуки.

Четверо апачей… и всего в шести футах.

Бен заметил их первый и остановился как вкопанный. Подумать он не успел, в это мгновение ему казалось, что он грезит наяву. Опасность была прямо перед ним, так было всегда, сколько он себя помнил. Кауэн метнулся в сторону с быстротой молнии, рука его скользнула по бедру. Тяжелый револьвер мгновенно покинул кобуру, и первая же пуля разворотила грудь скакавшему впереди индейцу.

Слишком ошеломленные, чтобы сопротивляться, остальные бросились врассыпную, а Кауэн воспользовался минутной передышкой, чтобы укрыть в расщелине коня. Забравшись туда, он стащил на землю бесчувственного Рекальде как раз в то мгновение, когда пуля с отвратительным стуком продырявила седельную сумку.

Бен уложил раненого и, забрав у него второй револьвер, укрылся за ближайшим кустом. Он бесшумно отполз немного в сторону, извиваясь, как змея, между острых обломков камней, и, тщательно прицелившись, выпустил пулю в показавшуюся из-за скалы бронзовую руку. Мимо!

Пули с визгом расплющивались о скальную гряду у него над головой. Один, должно быть, засел прямо перед ним… Другие, вероятно, обходят с боков. Да, дело плохо, тем более что и прикрыть его некому.

Следующая пуля наповал поразила чалого. Несчастное животное пронзительно заржало и рухнуло на землю, а Бен горестно вздохнул. Ему было искренне жалко коня, это был верный друг, второго такого у него уже больше не будет.

Бен круто повернулся, чтобы взглянуть, откуда прилетела пуля, и вовремя: апачи молнией метнулись вперед, стараясь оказаться поближе к нему. Револьвер в его руке оглушительно рявкнул, и на этот раз Бен не промахнулся. Смуглолицый индеец споткнулся и с размаху ткнулся головой в песок, а Бен Кауэн всадил в него еще одну пулю, когда тот уже корчился на земле.

Мелкие каменные осколки больно посекли ему лицо. Он украдкой бросил взгляд в ту сторону, где оставил Рекальде. Молодой мексиканец очнулся и лихорадочно ощупывал пояс в поисках кольта. Мундир его намок и потемнел. Скорее всего, юноша опять истекал кровью.

Выстрелы затихли. Апачи понимали, что близится ночь, и были совершенно уверены, что в темноте, без лошади, да еще с раненым на руках он никуда от них не денется. Они будут терпеливо ждать…

Кауэн подполз поближе к Рекальде, подхватил его левой рукой и с трудом подтащил тяжелое тело поближе к скале. Потом собрал обломки покрупнее и возвел из них нечто вроде баррикады, за которой они кое-как смогли укрыться. Перезарядил револьвер и положил винчестер так, чтобы он был под рукой.

Когда сгустятся ночные тени, хитрые индейцы почти наверняка постараются подобраться к ним поближе. Или, что еще более вероятно, потому что апачи терпеть не могут ночные вылазки, они подождут, пока предрассветная мгла окутает землю, и возьмут его, спящего беспробудным сном, смертельно усталого человека. Он у них в руках, и они это знают.

Диего Рекальде посмотрел ему в лицо затуманенными от боли глазами.

— Я погубил вас, сеньор, — прохрипел он. — Умоляю, простите меня. Простите, Бога ради!

— Все там будем, — философски отозвался Кауэн. — Так или иначе. Но если вам так уж нужно мое прощение, считайте, что оно у вас есть.

Он бросил быстрый взгляд на небо. Солнце только что скрылось за горизонтом. По крайней мере, с мрачным юмором подумал он, смерть обещает быть прохладной.

Глава 13

Бен в который раз осмотрел винчестер, стерев с него пыль шейным платком. В скалах перед ними скрывалось по меньшей мере двое краснокожих, и, Бог его знает, сколько их может еще присоединиться к своим сородичам, привлеченных звуком выстрелов. О том, чтобы хоть немного поспать, нечего было и думать. Рекальде явно был не в состоянии подежурить вместо него хотя бы несколько часов.

Кауэн не только знал, что апачи терпеть не могут сражаться ночью, ему еще было прекрасно известно, что тому причиной. Индейцы этого племени свято верили, что душа убитого ночью воина осуждена вечно скитаться во мраке, не находя себе покоя, печальная и одинокая. Впрочем, жажда наживы бывает порой сильнее любых суеверий, и, кроме того, атеист может встретиться даже в племени апачей.

Двигаясь с предельной осторожностью, он отыскал еще несколько громадных камней и взгромоздил их поверх баррикады, чтобы сделать ее повыше. Когда он старательно ставил второй камень, пуля с пронзительным визгом просвистела мимо его головы и врезалась в скалу. Бена осыпало целым дождем мельчайших каменных осколков. Снова воцарилась тишина.

Исчезли последние отблески солнца, на небе высыпали звезды, и раскаленный песок стал понемногу остывать. Фляга Бена, в которой оставалось еще немного воды, по-прежнему была приторочена к седлу, но умирающий конь подмял ее под себя. Единственное, что немного радовало, так это то, что, случись все это милей раньше, они были бы уже мертвы.

Потянулась долгая ночь. Рекальде пришел в себя, и они немного поговорили, чуть слышно перешептываясь. Усталость свинцовой тяжестью навалилась на Бена Кауэна, и он то и дело вздрагивал, чувствуя, что вот-вот уснет. Он попытался облизнуть сухие, растрескавшиеся до крови губы, но распухший язык с трудом ему повиновался, ведь почти всю воду он влил в горло раненому Рекальде, а на его долю досталось лишь несколько капель. Слушая свой голос, Бен подивился, до чего же слабо он звучит.

Интересно, куда подевался Кэтлоу, лениво подумал он. Скорее всего, скачет себе на юг и даже не знает, что он, Бен, тоже в Мексике.

А что в эту минуту делает Корделия Бартон? Ему вспомнилась ее холодная, утонченная красота, от которой веяло таким покоем и безмятежностью. Ну и болван же этот Кэтлоу, сует голову в петлю здесь, в Богом забытой дыре, когда такая женщина ждет не дождется, когда он вернется к ней в Тусон.

В ночной тиши что-то бессвязно бормотал Рекальде. Бен слышал, как он говорил о доме, об отце и матери, об оставшихся где-то далеко сестрах. Голова его лихорадочно металась из стороны в сторону, и один раз он пронзительно вскрикнул, будто от нестерпимой боли.

Наконец небо вдалеке над Сьерра-Мадре стало чуть заметно сереть… Звезды над головой мало-помалу бледнели и растворялись в небе, все, кроме одной. Она еще долго посылала вниз белесый призрачный свет, будто прощаясь с теми, кто любовался ею. Потом и ее не стало. Бен устало поморщился. Глаза его покраснели и распухли от пыли,жары и изнеможения. Но он терпеливо ждал, ждал того, что судьбе было угодно послать ему в этот час.

Рекальде спал беспокойным сном… ну что ж, это неплохо. Если парню хоть немного повезет, он так и не проснется.

Они возникли перед ним в серой предрассветной дымке, словно призрачные клубы дыма, так мгновенно и беззвучно, что в первый миг он протер глаза, уверенный, что бредит от усталости. Их ноги ступали по песку совершенно бесшумно, и они летели по склону холма, как на крыльях, так что попасть в них из револьвера было невозможно.

Их было намного больше, чем накануне… Шесть? Восемь?

Апачи успели пробежать всего несколько ярдов, когда его кольт разорвал утреннюю тишину короткими, лающими выстрелами. Он стрелял почти не целясь, с такой быстротой, что шесть выстрелов слились в один оглушительный, грохочущий залп. Магазин опустел. Бен отбросил в сторону бесполезный револьвер и потянулся за винчестером.

Двое апачей валялись на земле, третий, волоча раненую ногу, полз к скале в поисках укрытия. Кауэн прицелился прямо в грудь ближайшего к нему индейца, и прогремел выстрел. Он мгновенно повернулся и, не успев поднять к плечу приклад, выстрелил от бедра, успев заметить краем глаза чуть в стороне вспышку выстрела и синеватый дымок.

Рекальде стрелял, приподнявшись на локте.

Один из апачей перескочил через каменный барьер и, Бен Кауэн замер на месте, прижав к плечу приклад винчестера. Он плавно нажал на спуск и услышал, как хрустнули кости черепа, когда в них попала пуля. Мгновенно развернувшись, Бен успел вскинуть винтовку, и следующая пуля поразила другого — бегущего индейца.

Бегущего?!

Оглушительный грохот подков скачущих лошадей радостной музыкой прозвучал за спиной. Отряд кавалеристов на всем скаку вылетел из-за поворота, солдаты вскинули к плечу винтовки, и прогремел залп. Скакавший впереди одним движением сабли разрубил замешкавшегося краснокожего, так что сабля застряла, войдя в кость, и солдату пришлось спешиться, чтобы вытащить окровавленный клинок.

Уцепившись дрожащими от слабости руками за обломок скалы, Рекальде кое-как приподнялся.

— Сеньор! — закричал он. — Я же говорил, что они придут! Это мои солдаты! Мои товарищи!

Генерал Хуан Батиста Армихо терпеливо улыбнулся:

— Благодарю вас, мой друг, но то, что вы предлагаете, просто невозможно. Мне не известно ни о каком сокровище, да и если бы все было так, как вы говорите, мои солдаты сделают все, чтобы не допустить ограбления.

Бен Кауэн снова заговорил:

— Сеньор, у меня нет никакого желания спорить с вами, но в мои руки попала информация о том, что груз, состоящий из золотых и серебряных слитков стоимостью больше двух миллионов, в самое ближайшее время будет перевезен в Мехико-Сити согласно прямому приказу президента.

На лице генерала отразилось невольное сомнение, хотя глаза по-прежнему были холодны и враждебны.

— Прошу прощения, сеньор. По-видимому, здесь какая-то ошибка. — Он помолчал. — Мне бы хотелось узнать, откуда у вас эта информация.

— Обычные слухи, не более того. — Бен Кауэн кратко повторил свой рассказ, связав хвастливую болтовню Кэтлоу с его бегством и внезапным появлением и исчезновением солдата-мексиканца. Даже когда он вновь повторил свои доводы, он подивился, на какой зыбкой основе держатся его предположения. Бен невольно смутился, уж очень эта невероятная история напоминала хрупкий карточный домик.

— Мне очень жаль, сеньор, — повторил Армихо. — Весьма благодарен вам за ваши труды. Я также рад еще раз поблагодарить вас за спасение жизни моего родственника.

— Во всяком случае, надеюсь, вы не будете иметь ничего против, если я продолжу поиски сеньора Кэтлоу и его людей? И задержу их, если мне удастся их обнаружить?

Генерал махнул рукой.

— Конечно! У нас хватает и своих грабителей, к чему нам ваши?! Бог вам в помощь! Если мы можем что-нибудь для вас сделать, сеньор, вам стоит только сказать.

Когда они покинули комнату, Рекальде слабо пожал плечами.

— Убедились? Я не сомневался ни минуты, что он не поверит ни единому слову, а что касается слитков…

— Ему о них прекрасно известно.

Рекальде бросил на него скептический взгляд.

— Вы действительно так думаете? Мне показалось, что он был удивлен. В конце концов, амиго, два миллиона долларов — это огромная сумма.

— Он был бы идиотом, если бы дал нам понять, что знает. В конце концов, в Мексике довольно негодяев, которые и глазом не моргнув попытаются наложить лапу на такую прорву денег. Чем меньше людей знают о золоте, тем лучше.

— Этот человек, Кэтлоу… вы хорошо его знаете?

Как мог, Кауэн рассказал о странных взаимоотношениях, что связали его с Кэтлоу: ни друзья, ни враги, они просто питали некое подобие уважения друг к другу.

Рекальде внимательно ловил каждое его слово. Наконец он кивнул:

— Понятно… все это очень запутанно. — Он искоса взглянул на Кауэна. — Он может убить вас, сеньор. Он действительно может это сделать. — И, немного подумав, добавил: — Или вы убьете его.

— Я уже думал об этом, — сказал Кауэн. — Но мне этого не хотелось бы, — задумчиво пробормотал он.

— Вот это будет нелегко. Если он действительно задумал ограбление — допустим, что сокровища существуют на самом деле, — он, вне всякого сомнения, будет убит. Вы, без сомнения, заметили, что наш генерал не очень-то любит всяких бандитов. Он человек справедливый, но безжалостный.

Бен Кауэн взглянул капитану в глаза. У Рекальде не было ни малейшей причины вставать с постели. Еще и недели не прошло, как они добрались до Эрмосильо, и в этот день он впервые встал на ноги. Даже сейчас каждое движение давалось ему с явным трудом. При ходьбе он прихрамывал и опирался на палку.

День за днем и ночь за ночью Бен терпеливо, как ищейка, обшаривал город. Увы, не было даже следа Кэтлоу или его людей, в том числе и Миллера.

Где же золото? Где бандиты попробуют отбить драгоценный клад? Дюжина вооруженных людей против целой армии… Поднимется переполох, у них будет какое-то время. Все это, конечно, им на руку.

Все это время Бена Кауэна не оставляло пренеприятное чувство, что за ним наблюдают. Он вспомнил ту ночь в Тусоне, когда кто-то попытался всадить в него пулю, — был ли это Миллер? Рио Брай вполне способен на это, да и Старик Мерридью… Впрочем, в отличие от первого, Мерридью бы не промахнулся.

Его мысли вновь вернулись к ограблению. Поднявшийся переполох даст бандитам какое-то время, но будет ли его достаточно, чтобы скрыться с драгоценным грузом, который весит немало? Это же целая груда золотых и серебряных слитков, их легко обнаружить, а вот спрятать не так легко. Конечно, у кого угодно разгорятся глаза при мысли о такой груде золота и серебра, но вот представить, как осуществить все это на деле…

Благополучно доставив домой утомленного Рекальде, Бен торопливо направился вверх по улице в сторону кантины note 2, которая запомнилась ему быстрым обслуживанием, и попытался еще раз обдумать эту проблему, медленно потягивая холодное пиво.

Как бандиты собираются уносить ноги после налета? Потребуются вьючные лошади или мулы, Да еще необходимо решить, какой дорогой ехать, чтобы об этом никто не догадался. Конечно, это нелегко, впрочем, у такого человека, как Кэтлоу, наверняка наготове план. Может быть, он и сорвиголова, но, когда это необходимо, хитер и изворотлив, словно горный волк.

Бен лениво обвел взглядом комнату. Она была почти пуста, ведь наступило уже время сиесты. Впрочем, очень скоро здесь будет полным-полно народу. Кэтлоу вполне может выбрать для налета именно это время. Об этом стоит подумать на досуге. Если он решится на грабеж как раз в этот час, когда почти весь город, да и половина гарнизона лениво дремлет, у него будет шанс. Бен крепко задумался. Зная Кэтлоу, он почти не сомневался, что он как раз тот человек, который способен до этого додуматься.

Несмотря на возражения Рекальде, Бен Кауэн поселился в гостинице «Аркадия». У молодого человека в городе было множество родственников, именно у них он и остановился, и сейчас они все вместе выхаживали его. Но Бену нужно было быть в гуще событий, в таком месте, где он мог бы видеть и слышать все, что происходит в городе, и, коли потребуется, вмешаться в ход событий, не нарушая правил приличия и покоя жителей.

Наконец последний мексиканец убрался из кантины, и хозяин выжидательно взглянул на Кауэна, надеясь в душе, что и тот вскоре уйдет. Бен одним глотком прикончил пиво, поколебался немного, потом все же приказал принести еще одну бутылку и вышел на улицу, щедро залитую лучами послеполуденного солнца.

Эрмосильо, крохотный мексиканский городок с населением не более пятнадцати тысяч, раскинулся в живописном местечке на берегу Рио-Сонора, утопая в цветущих апельсиновых рощах и огромных садах. Город окружали разноцветные заплаты засеянных пшеницей полей, радующих глаз сочной зеленью. В этот час улицы города словно вымерли, и Кауэн грустно вздохнул, вспоминая стройных, словно статуэтки, грациозных мексиканочек Соноры. Он еще не видел женщин красивее, чем в здешних местах.

Бен замешкался в тени огромных старых деревьев на Плаза. Укрывшись под ними, он мог остаться незамеченным тем человеком, что в эту минуту неожиданно выскочил из-за деревянных дверей какого-то дома, выходящего на боковую улочку.

Оказавшись на улице, человек искоса бросил настороженный взгляд по сторонам и поторопился исчезнуть. Похоже, он был уверен, что в этот час вряд ли кто обратит на него внимание. Поэтому-то он и не заметил Бена Кауэна, который притаился в густой тени всего в каких-то пятидесяти ярдах от него.

Это был Боб Келехер, один из тех, кто был вместе с Кэтлоу и чей след Кауэн заметил, пускаясь в погоню. Они были вместе с того самого дня, когда Кэтлоу пристрелил Меркера.

Нечего было и думать проследить Келехера, который торопливо шагал по пустым, словно вымершим улочкам Эрмосильо. Он бы тут же обнаружил Кауэна, о присутствии которого в городе бандиты, вполне вероятно, еще не догадывались. Скорее всего, это лишь вспугнуло бы бандитов и заставило их сменить убежище.

В доме, откуда так стремительно вышел Келехер, окна были плотно прикрыты ставнями, а дверь заперта, но Бен Кауэн, который уже не первый день кружил по городу, припомнил, что в этом здании находятся шорная мастерская и лавка. Как и Мосс Бартон, хозяин торговал седлами собственного изготовления, изящными плетеными уздечками, сапогами ручной работы и разными мелочами, которые шил, сидя на виду у прохожих, а дверь в лавку всегда была открыта настежь, когда торговля шла бойко.

Бен припомнил, что задний угол мастерской был украшен целым занавесом из поводьев, уздечек и ременных плетей и хлыстов, которые свешивались с огромного крюка в стене, почти под потолком. За этой своеобразной шторой можно было бы спрятать все, что угодно. Напротив, в другом углу мастерской, была крохотная дверь, которая вела в жилые комнаты. Но сейчас, с плотно закрытыми ставнями, с запертой дверью, лавка производила довольно странное впечатление.

Может быть, Келехер случайно заглянул сюда? Или этот дом стал тайным прибежищем для всех членов банды? А может быть, в нем укрылся только кое-кто из бандитов?

Отделившись от стены, к которой он прижался, ожидая, пока Келехер отойдет подальше, Кауэн неторопливо зашагал к следующей улице. Оглядев ее, он удовлетворенно хмыкнул: если не считать громоздких ворот, достаточных, чтобы в них проехал фургон, улица представляла собой одну сплошную стену. Он двинулся вперед и, подойдя к воротам, осторожно заглянул в щель. Перед ним был мощеный дворик, посреди которого сиротливо притулился всеми забытый старозаветный экипаж, оглобли его с унылой безнадежностью уткнулись в землю. Судя по характерному запаху, постройка напротив ворот была, по всей вероятности, конюшней. Бену удалось разглядеть краешек задней стены того самого дома, где жил шорник. К его разочарованию, стена оказалась глухой, лишь под самой крышей примостилось крохотное окошко, но и оно было плотно прикрыто ставнями.

Направившись дальше, Бен убедился, что в доме нет выходов, кроме тех двух, которые он уже видел. Один из них — на улицу через двери лавчонки, а другой вел к воротам позади дома.

Кауэн вернулся на Плаза и устроился на скамье выкурить сигару и спокойно все обдумать. С того места, где он сидел, ему была хорошо видна улица, на которую выходили окна лавочки. Через мгновение он случайно обратил внимание на дом, который стоял как раз напротив.

Из окон на втором этаже были хорошо видны шорная мастерская и лавка. У него появилась мысль снять комнату в этом доме, если бы такая нашлась, но он тут же отбросил ее, ведь даже если пробираться в дом через заднюю дверь, все равно его приход и уход вряд ли останутся незамеченными — к тому же он все еще и сам до конца не верил, что наткнулся на убежище Кэтлоу.

Сиеста уже почти прошла, когда вдруг на улице появился не кто иной, как Рио Брай, и толкнул дверь в дом, из которого часом раньше выскользнул Келехер. Понемногу улицы заполнились людьми… Прошло совсем немного времени, и ставни над лавкой распахнулись. Жизнь закипела. Бен Кауэн закурил вторую сигару и откинулся в тень, лениво изучая газету.

Ставни шорной мастерской тоже распахнулись, и в лавке появились первые покупатели. С того места, где устроился Бен, он мог видеть внутреннюю часть комнаты, но сколько он ни вглядывался, больше не заметил ни одного человека, чье лицо было бы ему знакомо.

Он уже собрался было свернуть газету, намереваясь уйти, как почувствовал, что кто-то остановился у него за плечом. Краем глаза Бен заметил начищенные до зеркального блеска сапоги, отглаженные стрелки форменных брюк и, подняв голову, встретился взглядом с генералом Хуаном Батистой Армихо.

— По-моему, она прелестна, — игриво предположил генерал, — или я ошибаюсь?

Какое-то время Кауэн изумленно таращился на генерала, не понимая, о чем это тот, пока не увидел неподалеку смуглую девушку.

Она застыла, спокойная и безмятежная, словно статуя, на углу возле шорной мастерской. Бен не заметил, откуда она появилась, хотя в эту минуту, глядя на нее, он и сам не понимал, как это он умудрился не заметить такую красавицу.

— Уверен, что вам удалось рассмотреть ее поближе, генерал, впрочем… да, похоже, вы правы, она просто красотка! — Кауэн лениво поднялся на ноги, и Армихо повернулся к нему с усмешкой на тонких губах.

— Вам еще не надоел наш маленький городок, сеньор? Это большая честь для нас. Кстати, вы уже нашли своего человека?

— Нет. К сожалению, пока никаких следов.

— Но вы по-прежнему уверены, что он здесь?

— Может быть, он и не в городе, но где-то неподалеку, это точно.

Армихо швырнул в серую пыль окурок сигары и ожесточенно растер его ногой.

— Сегодня вечером я устраиваю что-то вроде бала для моих офицеров. Капитану поручено передать вам приглашение. Вы окажете мне большую честь, если придете, сеньор.

Он церемонно откланялся, и Бен Кауэн проводил генерала задумчивым взглядом. Неужели его привела на эту тихую улочку простая случайность? А может быть, генерал просто предпочел не выпускать его из виду? Или, того хуже, для генерала Армихо вовсе не было тайной то, что происходило в задних комнатах шорной лавки?

Насколько он успел разглядеть, конюшня за домом могла вместить и дюжину лошадей.

Вдруг лицо его вспыхнуло — краем глаза Бен заметил, что девушка на углу обернулась и решительно направилась прямо к нему.

Глава 14

В прохладном полумраке уютной комнаты на жилой половине дома, в котором размещалась шорная лавка, Кэтлоу строил свои хитроумные планы. Дверь, ведущая в погреб, где последние несколько дней он скрывался вместе со своими людьми, была спрятана от нескромных глаз под роскошным занавесом из мастерски сплетенных уздечек и поводьев, как и заподозрил Бен Кауэн.

Коридор был выложен камнем… своеобразное напоминание о том, что когда-то на этом месте стояла глинобитная хижина, которую потом заменил сложенный из обтесанных валунов дом. В подвал и сейчас еще вела узкая каменная лестница. Теперь в нем уже не было окон, ведь потолок его опустился почти на шесть футов ниже уровня земли, да и, если говорить честно, досужие сплетники, которых в Эрмосильо было немало, давно уже позабыли о существовании старинного подвала.

Тот, кто много лет назад выстроил на этом месте глинобитную хижину, к слову сказать, чуть ли не первую в городе, воспользовался для постройки фундамента остатками каких-то развалин. Уже после того, как был выстроен настоящий дом, копаясь в земле, хозяин случайно обнаружил под полом нечто вроде подземной комнаты. Человек он был рассудительный, к тому же себе на уме. Поэтому он и словечка не проронил о своей находке жителям Эрмосильо, а потихоньку копал и копал. Ему помогали дюжие сыновья.

Что это были за развалины, так и осталось загадкой. Может быть, когда-то давно на этом месте выстроили одну из распространенных здесь миссий, которую потом подожгли и спалили дотла апачи… В записках отцов-иезуитов часто встречаются упоминания о печальной судьбе многих из них. А может быть, это строение возникло и того раньше… Кто знает, возможно, предки нынешних апачей возводили в древности дома, которые и не снились легендарным ацтекам?

Хозяин шорной лавки был темной личностью. Впрочем, темными делишками занимался и его отец. Поэтому время от времени, по мере того как менялась ситуация и полыхали многочисленные перевороты, они потихоньку привыкли пользоваться старинным подвалом.

Выход из него больше был похож на подземный ход и вел прямо в стойла конюшни. Выкопал его покойный дед нынешнего хозяина. Этот достойный человек свято верил, что даже крыса не настолько глупа, чтобы довольствоваться всего одним выходом из норы. Посвященный в планы готовящегося ограбления Пескьера, нынешний хозяин мастерской, поделился тайной с Кэтлоу. Правда, потом бывшие соратники чуть не перегрызли друг другу горло. Пескьера страстно мечтал о том, как золотые слитки сложат в его подвал и там они будут храниться, пока не улягутся волнения, связанные с похищением. А Кэтлоу считал, что чем раньше золото будет вывезено из страны, тем лучше. На самом деле Кэтлоу просто ни на грош не верил ни хитрому мексиканцу, ни его продувному племяннику, настоящему бродяге, который и разыскал его в Тусоне.

Пескьера знал о кладе чуть ли не с пеленок, но вот где он спрятан, лишь догадывался. Поэтому вплоть до настоящего времени у них и не было подходящего случая наложить лапу на сокровища. Теперь, когда стало известно, что их собираются перевезти, у них появился шанс.

У Кэтлоу была навязчивая идея. Он постоянно представлял себе, как спрячет слитки в темном подвале и тут же несчастный случай погубит разом и его, и всех остальных. Какая-нибудь хитроумная ловушка или что-то в этом роде. Нет. Он решительно предпочитал пустыню, где чувствовал себя вольной птицей. А риск? Ну что ж, к нему он давно привык.

Теперь он задумчиво сидел за столом, мрачно уставившись в стакан с пивом, но думал отнюдь не о пиве. Его страшило будущее.

В темном углу кое-кто из его людей азартно резался в карты. В соседней комнате спали остальные. Кэтлоу был достаточно осторожен, чтобы не позволить им появляться в городе. Тем же из них, кому выпало заниматься слежкой, разрешалось выходить из дома только во время сиесты.

Две вещи не давали ему покоя. Во-первых, то, что ему стало известно о характере генерала Армихо. Увы, он оказался отнюдь не вялым, равнодушным ко всему чиновником, а человеком знающим, храбрым солдатом, к тому же истинным сыном пустыни. За его плечами было почти двадцать лет военных действий на этой бесплодной, выжженной солнцем земле. Он принимал участие во многих переворотах, воевал против французов и сражался с апачами. Его совсем недавно направили в гарнизон, стоявший в Соноре, но это было не важно. Главное, он знал эту страну. Этот человек тревожил Кэтлоу.

Не давало ему покоя еще и то, что он не знал, куда подевался Бен Кауэн. С той ночи в Тусоне он не слышал о нем. Кауэн как сквозь землю провалился, и вот это-то как раз беспокоило Кэтлоу больше всего.

Кэтлоу устало потер ладонью квадратный подбородок и выругался сквозь зубы. Его людям было не по себе. Они тоже явно не находили себе места, и он их не винил. Ему хотелось выть от этого бесконечного сидения во мраке подвала: нельзя и носа высунуть на улицу, а ведь город полон очаровательных женщин! Скорее бы вырваться наверх, быстренько провернуть это дело и смыться из города!

Он обвел угрюмым взглядом комнату. К сожалению, Кэтлоу с трудом можно было назвать человеком с воображением. До этого ему даже не приходило в голову, что, может быть, ему суждено провести остаток дней своих в подобном мраке, деля компанию со своими товарищами. Если удача ему не улыбнется, он будет, словно крыса, прятаться на давно заброшенных фермах, в заплеванных комнатах дешевых гостиниц, все время дрожа от страха, что закон наложит на него свою тяжелую руку. Он мрачно посмотрел прямо перед собой и подумал, что в комнате есть только один человек, который ему по-настоящему нравится, — Старик Мерридью.

Он шумно отхлебнул пива и вновь вернулся мыслями к двум миллионам… Да, с такими деньжищами ему везде дорога открыта. Живи где хочешь, делай что хочешь!

Но даже предвкушение ожидавшего его богатства оказалось бессильно разогнать охватившие Кэтлоу унылые мысли. Виной тому была мрачная обстановка, царящая в темном и сыром помещении старинного подвала, тяжелый, спертый воздух и томительное ожидание.

Он не верил Пескьере, а поэтому продолжал ломать голову, куда же везти слитки. Если спрятать все это громадное сокровище в подвале, риск будет огромен: стоило только кому-нибудь из любопытных соседей углядеть, как к дому шорника подходит целый караван тяжело груженных мулов, и все кончено. План, который придумал Кэтлоу, должен быть приведен в исполнение глубокой ночью, поскольку Кэтлоу ухитрился разузнать, когда слитки привезут в город. Никто и не догадывался, что хитроумный Кэтлоу между тем задумал совсем другой план, который и намерен был привести в исполнение и о котором до последней минуты никто не должен был знать.

Необходимость сидеть весь день под землей подействовала в конце концов и на него. Он едва ли меньше остальных томился желанием поскорее покинуть мрачную тюрьму, которая успела изрядно осточертеть ему. Ведь Кэтлоу был на редкость жизнелюбивым человеком. Он любил веселье и любил своих друзей, любил, когда ярко горят огни и гремит музыка, любил поболтать по душам у костра, и поспорить, и подурачиться с приятелями, как это обычно бывает во время долгих набегов за скотом или вечерних объездов. А теперь он вынужден заживо гнить в какой-то сырой дыре. Он попытался взять себя в руки и хладнокровно обдумать кое-какие детали плана, но мысли его разбегались.

Кристина пообещала принести ему ящик сигар. Скоро она вернется. Кэтлоу встал из-за стола и, подойдя к тому месту, где истомившиеся бандиты дулись в карты, с унылым видом пару минут понаблюдал за игрой, потом неторопливо направился к лестнице.

Билл Джойнер проследил, куда он направился, и раздраженно бросил вслед:

— Запер нас тут, словно в тюрьме какой, а сам ходит, куда ему вздумается!

Рио Брай тоже был среди тех, кто сверлил спину удаляющегося Кэтлоу тяжелым взглядом. В конце концов он овладел собой и ограничился тем, что просто пожал плечами.

— Кому-то же надо следить за тем, что происходит! В конце концов, он это все затеял, и нас в это тоже втянул именно он!

Джойнер был бродягой, для которого не существовало границ. Поговаривали, что он не брезгует приторговывать скальпами. Это был высокий, тощий человек со злобным огоньком в глазах, который продолжал гореть, даже когда по лицу его блуждала улыбка. Впрочем, такое случалось нечасто. Зависть давно стала единственной страстью, которая оставалась в его зачерствевшем сердце. Зависть, да еще недоверие.

Кэтлоу долго колебался, прежде чем взять его с собой. Тому было несколько причин: Джойнер стрелял без промаха, и это было всем известно. Он мог не слезать с седла дни и ночи напролет, не зная усталости, да и в храбрости его никто не сомневался.

Кэтлоу бесшумно спустился по лестнице и, миновав узкий коридор, который вел в лавку, приоткрыл потайную дверь в стене, через которую можно было попасть в жилую часть дома.

Кристина была на кухне, хлопотала, ставя тарелки на поднос. Для мексиканки она была довольно стройна — большинство женщин Соноры были пухленькими. Изящная, точеная фигурка, горделивая осанка — Кристина была настоящей красавицей. Кэтлоу с восхищением оглядел ее, и она, заметив это, подарила ему долгий взгляд темных, продолговатых, как у олененка, глаз.

— Вам нельзя сюда. Отцу это не понравится.

— Тогда бы я тебя не встретил, — сказал он, — а ради этого я готов рискнуть чем угодно, даже встретиться с твоим разгневанным папашей.

Он не мог оторвать от нее глаз, пока она, изящно изогнув гибкий стан, ставила на поднос блюдо с фруктами. Рядом высокой горкой громоздились пышные оладьи. Чуть потеснив его, Кристина поставила на освободившееся место нарезанную ломтиками жареную свинину.

— Ты принесла мне сигары?

— Si. — И она указала на коробку, стоявшую на столе. — Я купила все, что вы сказали. — Помолчав немного, она добавила: — Я видела americano… гринго на Плаза.

В это время Кэтлоу пожирал жадным взглядом плавные изгибы ее тела и вряд ли услышал бы, даже если бы у него выстрелили над ухом.

— Это был незнакомец, — добавила девушка.

— Кто это был?

— Гринго. Он посмотрел на меня. — Она искоса взглянула на Кэтлоу, чтобы проверить, как на него подействовали ее слова.

— Тебя только слепой не заметит. Гринго, говоришь? Высокий такой? И лицо обычно такое спокойное, да? А глаза чуть улыбаются?

Девушка передернула плечиком.

— Он очень красивый. Настоящий hombre, как это сказать… настоящий мужчина! На нем было черное пальто, и он долго говорил о чем-то с генералом Армихо. Я слышала, как генерал пригласил его на бал.

— Бал?!

— О si! Все в городе только об этом и говорят! По-моему, там будут все… ну, я хочу сказать, все офицеры, самые — о Господи, как же это?! — самые важные… самые богатые!

Кэтлоу задумался. Согласно полученной им информации, груз со слитками должен был прибыть в Эрмосильо завтра утром. С этого момента его будут охранять не меньше сотни солдат. Любая попытка хотя бы коснуться его станет первым шагом в могилу. Он планировал налет на полночь, когда сменившийся караул будет мечтать только о том, как свалиться в постель и как следует выспаться после утомительной поездки, в то время как следовало каждую минуту быть начеку.

Усталые и невыспавшиеся солдаты будут думать о чем угодно, только не об осточертевшем им грузе слитков. Тревожило Кэтлоу только то, что за груз с этого момента будет отвечать сам генерал. Офицер, которого он сменил на посту начальника гарнизона, не доставил бы ему и сотой доли таких хлопот: кроме собственного спокойствия, того не волновало ничто в мире. Да и поладить с ним было нетрудно.

А что, если караван с грузом прибудет уже нынешней ночью?

Его люди были начеку, Кэтлоу было точно известно, с какой скоростью идут тяжело груженные мулы. Но ведь могло случиться и так, что по какой-то неведомой пока причине сопровождающим отдали приказ поторопиться и прибыть в Эрмосильо сегодня ночью.

Он украдкой бросил взгляд на Кристину.

— А тебе известно, кто из офицеров сопровождает караван?

— Ну конечно. Кроме того, их трое.

— Пожилые?

— Кто, они?! Да что вы! Совсем мальчики! И очень красивые, да, да, настоящие красавцы, все трое! — Она ткнула пальцем в поднос. — Захватишь его с собой? А то я не подниму.

— Конечно. — Он подхватил поднос и, уже направляясь к двери, небрежно бросил через плечо: — Кстати, ты ведь должна разбираться в таких вещах — кто-нибудь из этих молодых офицеров, наверное, влюблен?

Девушка звонко расхохоталась.

— Наши мужчины всегда в кого-нибудь влюблены. Если не в девушку, так в саму любовь. А почему бы и нет? В конце концов, таковы мужчины!

— Я с тобой не спорю. Но наверняка среди этих молодых офицеров есть один, кто особенно страстно влюблен… Может быть, его девушка была с ним холодна — или наоборот, поэтому-то он и горит желанием как можно скорее вернуться…

— Рафаэль Варгас, — с довольным видом перебила она и закивала головой. — Он уже давно не может думать ни о чем, кроме сеньориты Кальдерон, а она… Впрочем, бьюсь об заклад, что бедняге и невдомек, о чем она думает.

Кэтлоу ухмыльнулся.

— Ласточка моя! — промурлыкал он. — Купи-ка ты мне коробку почтовой бумаги, да самой лучшей, поняла?! Ты слышишь? — Он кинул на стол пригоршню серебряных монеток. — Сделай это, радость моя, и…

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге застыл Пескьера с искаженным от ярости лицом.

Глава 15

В правой руке Пескьера сжимал револьвер.

— Ты! — рявкнул он, обращаясь к Кэтлоу. — А ну вон отсюда! Не смей приставать к моей дочери, понял?!

Кэтлоу осклабился.

— У нас деловой разговор, — хмыкнул он. — Кроме нее, некого было попросить. Мне срочно понадобилась писчая бумага, такую может купить только женщина, а времени терять нельзя. Твоя дочь должна отправиться за ней немедленно!

Но черное дуло револьвера все так же смотрело ему в лицо.

— Что это еще за штучки? Что это ты задумал, черт возьми?

— Небольшая перемена в наших планах. Уверен, что это сработает. Все произойдет сегодня же ночью, а не завтра, как мы рассчитывали.

Револьвер чуть заметно дрогнул и опустился.

— Сегодня?! — тупо повторил Пескьера. — Но сегодня же груз еще даже не появится в городе! И ведь солдат в Эрмосильо — как собак нерезаных!

Кэтлоу повернулся к Кристине:

— Отправляйся за бумагой, и немедленно! Да поторапливайся!

Она вышла, не сказав ни слова, и Кэтлоу тяжело опустился на стул.

— Прости, что разозлил тебя, — сказал он, — но так уж получилось, нельзя терять ни минуты. — В двух словах он рассказал о внезапном появлении возле дома незнакомого человека, который, как он считал, вполне мог оказаться Беном Кауэном, и о том, что он разговаривал с Армихо. — Если этот молодой капитан получит письмо, — добавил он, — он бегом прибежит, уж ты мне поверь! Он только и будет думать о том, как бы потанцевать со своей крошкой, а бал, между прочим, будет как раз сегодня. Так что наш влюбленный места живого не оставит на мулах, а пригонит их в город еще до полуночи… Ну а в Эрмосильо их никто не ждет так рано. Ты понял?

Мрачная физиономия Пескьеро немного прояснилась.

— Ты прав, черт побери! Ах, я осел!

— Слушай! — И Кэтлоу с видом заговорщика наклонился к нему поближе. — В городе их не будут встречать, а этот влюбленный молодой болван, Варгас, только и будет думать о том, чтобы не опоздать на бал. Впрочем, боюсь, что он все равно немного задержится… ты ведь понимаешь, начнется кутерьма…

Бен Кауэн зашел в свой номер в гостинице, чтобы успеть переодеться к балу. Что-то весело насвистывая, он причесывался перед большим зеркалом и пытался представить, что за вечер ждет его. Только однажды ему случилось быть на подобном торжественном событии, в губернаторском дворце в Остине.

Усевшись на кровать, он начистил до зеркального блеска сапоги. Затем отстегнул кожаную портупею, на которой обычно висела кобура с револьвером, повертел ее в руках и, обернув ремень вокруг талии, затянул пояс потуже, так, что теперь револьвер плотно прилегал к боку, а не свешивался на бедро, как обычно.

Пока он, насвистывая, перезаряжал свой верный кольт, вошел Рекальде.

— Неужели вы не собираетесь расстаться с ним даже сегодня? — Юноша удивленно вытаращил глаза. — Уверен, что уж на балу вы вполне сможете обойтись без оружия!

— Знаю, сынок. Но без револьвера я все равно что без штанов. Да и потом, кто знает, что может случиться…

Рекальде уселся и с довольным вздохом вытянул раненую ногу. Рана еще давала о себе знать. Тяжелая палка с грохотом полетела в угол.

— Послушайте, амиго, тот самый груз, из-за которого вы волновались… Так вот, он не появится в городе раньше завтрашнего дня.

Бен Кауэн, кряхтя, натянул черный сюртук. Рекальде наблюдал за ним с ехидной ухмылкой.

— Так и вижу, как вы сегодня разобьете сердца всех местных красоток, — хмыкнул молодой мексиканец. — Небось и не подозреваете, что, с тех пор как вы появились в Эрмосильо, местные кумушки только о вас и судачат! В конце концов, городишко у нас небольшой, каждый незнакомый человек на виду, а вы тем более водите дружбу с самим генералом.

— Точнее, с вами, милый юноша.

— И с генералом тоже. Вы, наверное, не поверите, но он пару раз спрашивал о вас. Даже попросил меня поинтересоваться, не хотите ли вы послужить под его началом. Подумайте, офицерский чин вам обеспечен! К тому же генерал — близкий друг президента! Для вас это может многое значить.

— Боюсь, мой дорогой, что из меня выйдет неважный солдат, — весело отозвался Кауэн. — Терпеть не могу подчиняться! Предпочитаю идти своей дорогой и решать сам за себя. Но если хотите знать мое мнение, ваш генерал — человек что надо. Лично я за честь бы считал служить у него под началом. А представьте только, что на его месте окажется какая-нибудь канцелярская крыса… Брр, даже мороз по коже… Нет уж, лучше пусть все будет по-прежнему!

— Жаль. Уверен, генерал будет очень огорчен. — Рекальде потянулся за палкой. — Ну, думаю, нам пора.

Экипаж ждал их у дверей. Для Бена было немного непривычно ехать в открытом экипаже, он невольно поежился, но в эту минуту обратил внимание на то, что к старинному особняку, где должен был состояться бал, то и дело подкатывают элегантные коляски, такие же сверкающие и нарядные, как и тот экипаж, что ожидал их с Рекальде. В конце концов, в Эрмосильо не так уж часто случались такие события, как бал. Прекрасные сеньориты с горящими глазами слетелись со всех гасиенд на многие мили вокруг.

Когда их экипаж, следуя примеру всех остальных, свернул на Плаза, Бен Кауэн искоса взглянул на темную улочку, где была расположена шорная лавка. Здесь царила тишина, все как будто вымерло.

После удушливой жары вечерняя прохлада казалась особенно приятной, и Рекальде с Кауэном, сидя в элегантной коляске, наслаждались свежестью, медленно катя по городу. Прохожие то и дело улыбались, раскланивались с Рекальде, с любопытством поглядывая на его молчаливого спутника.

Молодой капитан Рекальде был, безусловно, на редкость привлекательным юношей, к тому же за ним стояло немалое богатство и влияние старинного рода, к которому он принадлежал. Бен Кауэн хмыкнул про себя, представив, как молоденькие сеньориты на балу будут роем виться вокруг него, а более робкие — с надеждой поглядывать в его сторону. Ведь нечасто в их провинциальный городок заглядывают такие завидные женихи — с положением, богатые, да еще из столицы!

— Варгас ни за что не пропустил бы бал, — пробормотал Рекальде. — К тому же он воображает, что отчаянно влюблен! Я случайно узнал, что бедняга с утра до вечера строчит душераздирающие письма и тайком отсылает их — знаете кому? Росите Кальдерон! Только, смотрите, не проболтайтесь, а то он мне голову оторвет!

На губах Бена Кауэна, почти незаметная в сгустившихся сумерках, заиграла улыбка. Что на той стороне границы, что на этой — любовь везде одинакова. Юноша готов на голове стоять, только чтобы хорошенькая девушка взглянула на него — ничего не поделаешь! Это привилегия юных — каждый мужчина когда-нибудь да пройдет через это!

— Он из здешнего гарнизона?

— Да… Варгас хороший солдат, но сорвиголова!

Наконец их экипаж подкатил к особняку, и, взглянув на него, Бен Кауэн решил: он правильно сделал, что приехал. Никогда в жизни он еще не видел такого количества красавиц: их темные сверкающие глаза лукаво или застенчиво следили за ним из-за вееров; пышные черные локоны, чернее, чем вороново крыло; лишь изредка на их фоне ослепительно сияла белокурая или рыжая головка.

Из-за недавнего ранения Рекальде все еще был немного бледен и оттого напоминал романтического героя. В своей форме он был очень хорош, разноцветные побрякушки ослепительного мундира, сверкающие эполеты и золотое шитье прекрасно оттеняли его юношескую красоту.

Бен уселся подле него, и они принялись болтать вполголоса, поглядывая по сторонам и наблюдая, как постепенно заполняется огромный зал. Рекальде полушепотом отпускал беглые замечания.

— А вот эта… — И он незаметным кивком указал на проходившую мимо девушку, высокую, тоненькую, с огромными, похожими на ягоды тутовника, темными глазами. — У ее отца на ранчо скота больше, чем во всем вашем штате Нью-Мексико… по крайней мере, сейчас. Но она сама слишком… как бы это сказать? Слишком смышленая, интеллектуалка. Понимаете, бедняжке совсем нечего делать, вот она и читает, можете себе представить! По-моему, для женщины это ужасно!

Бен Кауэн пригляделся к девушке. Не то чтобы писаная красавица, но было в ней что-то несомненно интригующее. Позже, когда он пригласил ее танцевать, она спросила:

— Вы ведь друг капитана Рекальде? Красивый мужчина, но считает, что все девушки только и мечтают, чтобы он предложил им руку и сердце! — Она неожиданно расхохоталась удивительно искренним смехом и бросила на изумленного Бена лукавый взгляд. В глазах ее прыгали чертенята. — И знаете что? Самое смешное, что он прав! Они и в самом деле все мечтают об этом.

— И вы?

— Я едва знаю его, но, по-моему, ему не очень-то по нраву придется такая девушка, как я. — Она посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась такой открытой, бесхитростной улыбкой, что Бен пришел в восторг. — Я управляю ранчо наравне с отцом, знаете ли… а иногда и без него! Считается, что это — не женское дело. К тому же я читаю книги. Боюсь, что молодые люди мечтают заполучить в жены красавицу, к тому же — безропотную, лучше всего с куриными мозгами.

— А мне кажется, Рекальде нужна совсем другая жена. Вот такая девушка, как вы, подошла бы ему куда больше, — улыбнулся Бен. — Рекальде мечтает сделать карьеру, а в этом случае красивая и умная жена — бесценное сокровище!

— Обычно так считают американцы.

Внезапно кое-что пришло ему в голову, и он обескураженно взглянул на нее:

— Простите, ведь я даже не знаю, как вас зовут.

— Росита Кальдерон.

Бен поперхнулся от изумления. Это же та самая девушка, в которую по уши влюблен капитан Варгас — или воображает, что влюблен! Вдруг он поймал себя на мысли, что невольно думает об этом Варгасе. Знает ли он о бале? Если да, то, должно быть, парень в бешенстве, что не может приехать — ведь ему, конечно, известно, что Росита приглашена.

А ведь в это время он, скорее всего, уже недалеко от Эрмосильо…

— Простите, — вдруг сказал он, торопливо прервав ее на полуслове. — Мне пора.

Он торопливо покинул зал и, когда подошел к лестнице, вдруг заметил, что почти бежит. Откуда-то сзади до него донесся удивленный голос Рекальде, но Бен и не подумал обернуться.

Он кубарем скатился по лестнице и выскочил на улицу. Длинная вереница экипажей растянулась в темноте под деревьями, кое-кто из возниц курил, остальные весело болтали. Они удивленно вытаращили на него глаза, когда он, как ошпаренный, промчался мимо них. Больше на улице никого не было.

Кауэн добежал до угла и, повернув, бросил тревожный взгляд в направлении казарм и площади перед ними. В центре на часах стоял солдат. Бен перевел дыхание и неторопливо зашагал к нему.

Подойдя поближе, Бен быстро спросил по-испански:

— Вы не видели…

Где-то за спиной блеснул свет, послышались торопливые шаги, и Бен уже повернул было голову, но что-то тяжелое ударило его по затылку. В глазах потемнело, и он сделал несколько неровных шагов, пытаясь удержаться на ногах. Земля завертелась, и он тяжело рухнул на колени; тут его настиг еще один удар, и, почти потеряв сознание, Бен распростерся на земле.

В ноздри ему забилась пыль, он чувствовал ее запах и запах теплой крови. Его крови, понял он.

Чьи-то руки грубо схватили его за воротник, и кто-то, ворча сквозь зубы, оттащил тяжелое тело Бена за угол дома. Послышалось негромкое ругательство.

Незнакомый голос спросил:

— Кто это?

— Этот проклятый приятель Кэтлоу!

— К дьяволу его!

Мгновенно воцарилось молчание. Вдруг кто-то прогнусавил:

— Да и Кэтлоу тоже!

Все умолкли, как по команде. Затем раздался тот же самый голос, что и в первый раз:

— Все в свое время, приятель. Мы друг друга поняли, не так ли?

Бен все это слышал, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Голова раскалывалась так, что даже думать было больно. Да, честно говоря, ему не особенно и хотелось двигаться или думать. Хотелось просто лежать. Он и лежал, ему казалось, что он медленно проваливается куда-то, пока он не перестал что-либо чувствовать вообще…

Капитану Диего Рекальде все еще было мучительно больно стоять, опираясь на раненую ногу. А если он садился, то было еще хуже: проклятая нога становилась словно деревянной и уже совсем отказывалась слушаться. Доктор категорически предупреждал его, что с его ногой на балу делать просто нечего, но по глазам Рекальде было ясно, что все его мысли заняты тем, что надеть на предстоящее торжество.

Он снова с беспокойством устремил взгляд на дверь. Бен вдруг сорвался и выбежал на улицу. С тех пор прошло уже больше получаса, а он все еще не возвращается. Что-то не похоже на него!

Прихрамывая, Рекальде пересек зал и подошел к Росите Кальдерон. Она повернула к нему хорошенькую головку и лукаво улыбнулась.

— Вы что-то долго медлили, прежде чем решились заговорить со мной, Диего, — протянула она. — Неужели вы до сих пор боитесь?

— Кто это боится?! — воскликнул он.

Да, несомненно, она очень хороша собой, признался он в Душе. К тому же во всем ее облике была какая-то неуловимая свежесть и веселая искренность, которая невольно притягивала Рекальде. И откуда это в ней? Неужели потому, что отец позволял ей скакать верхом по-мужски, как будто она была простым ковбоем у него на ранчо? Или это досталось ей по наследству от кузины-американки? Впрочем, о чем это он? Ведь кузина она ей только по мужу! Кстати, как их зовут? Сэкетты или что-то вроде этого. Они родом откуда-то из Нью-Мексико.

— Что вы сказали моему приятелю? Бенито, я хочу сказать. Он бросился бежать, будто все черти ада гнались за ним!

— В самом деле? К сожалению, я слишком мало знаю его и сама не поняла, что это с ним случилось. Вдруг повернулся, что-то пробормотал и ушел! Так невежливо с его стороны!

— Так, значит, вы ничего ему не говорили?

Она задумалась.

— Ничего особенного. Если не считать того, как меня зовут. Может быть, мое имя ему не понравилось? Думаю, когда нас знакомили, он его просто не расслышал, поэтому немного погодя он и спросил, как мое имя. Я сказала. После этого он и сбежал.

— Жаль, что я не могу пригласить вас на танец, — вдруг сказал Рекальде. — Видите ли, я был…

— Я знаю, и мне очень жаль.

На лице его отразилось смятение. Рекальдепо-прежнему не мог выкинуть из головы неожиданное и необъяснимое бегство Бена Кауэна.

— Вы просто сказали ему, как вас зовут, и ничего больше? Но едва ли ваше имя может так уж много значить для него! Впрочем, подождите… кажется, я упоминал в разговоре ваше имя, но, по-моему, он не обратил внимания…

Все еще недоумевая, Рекальде рассеянно взглянул в противоположный угол залы, где генерал Армихо о чем-то оживленно беседовал с пожилым седовласым мужчиной, доном Франсиско Варгасом.

— Варгас!

Позабыв про раненую ногу, Рекальде побледнел как смерть и кинулся к дверям. Острая боль пронизала его, нога подвернулась, и юноша рухнул навзничь.

— Генерал! — превозмогая боль, крикнул он. — Караван с грузом!

Глава 16

Сообщение Биджи Кэтлоу, записанное Кристиной и подписанное именем Роситы Кальдерон, дошло до Рафаэля Варгаса с максимальной скоростью, на которую был способен всадник, доставивший его, и Варгас реагировал именно так, как ожидал Кэтлоу.

Возбужденный перспективой встречи с девушкой, которая до сих пор, казалось, не проявляла к нему интереса, и возможностью потанцевать с ней, Варгас изо всех сил гнал вьючный караван по тропам, где животные, как правило, еле плелись. Разумеется, генерал Армихо будет доволен, если он прибудет раньше, чем ожидалось.

Варгас скакал взад-вперед вдоль колонны, безжалостно торопя погонщиков мулов. Раздраженный медлительностью усталых животных, он очень хотел поехать вперед, оставив караван тащиться следом, но понимал, что генералу это не понравится.

Когда они наконец прибыли в Эрмосильо, улицы города были темными и безмолвными. Солдат, постоянно бодрствовавших во время быстрой скачки, теперь одолела усталость; они не могли думать ни о чем, кроме казарм, горячего мяса и постели. Едва держась в седлах, полусонные, они въехали во внутренний двор.

— Лейтенант, — обратился Варгас к Фернандесу, — проследите, чтобы груз сняли с мулов и разместили, а потом принесите мне ключи. Я хочу, чтобы сразу же выставили охрану, которую можно будет убрать только по приказу генерала Армихо.

Варгас быстро повернулся, заметив человека, шагнувшего из темноты дверного проема. При виде ружья в руках у Рио Брая, он понял, что попал в западню.

Росита Кальдерон была забыта; отдаленные звуки танцевальной музыки доносились словно из другого мира. Во дворе было темно, но Варгас мог видеть достаточно ясно, чтобы разглядеть, как его людей разоружили и прижали к стене.

Все происходило очень быстро. Мулов повернули к воротам, а обезоруженных солдат повели в караульную.

Капитан Рафаэль Варгас был храбрым и достаточно толковым человеком. Он четко осознал, что записка была приманкой, что Росита Кальдерон не изменила своего отношения к нему и что его предали. Мексика будет ограблена.

Кто-то подошел к нему сзади и расстегнул его кобуру. Варгас повернулся с кошачьей быстротой, ударил противника по руке и выхватил револьвер.

В следующую секунду удар едва не сбил его с ног, и дуло ружья уперлось ему в грудь. Раздался хлопок; Варгас дернулся, выстрелил из своего револьвера, пустив пулю в землю себе под ноги, и рухнул как подкошенный.

Биджа Кэтлоу быстро подошел, злобно глянул на труп. Он надеялся обойтись без жертв.

— Поживее! — сказал он Браю. — У нас нет времени.

Кэтлоу не имел понятия, что рядом с ним, привязанный к седлу лошади, сидит человек, которого он никак не хотел видеть поблизости, — Бен Кауэн.

Бен был без сознания. Он пытался сопротивляться накатывающимся на него волнам мрака, но проиграл сражение. Его тело покачивалось в такт движениям лошади. Пескьера хотел ударить его ножом, но Рио Брай удержал его.

— Ты не знаешь Кэтлоу, — сказал он. — Не хотел бы я оказаться человеком, который прикончил Бена Кауэна.

Когда они двинулись по темной улице, Пескьера подъехал к Кэтлоу.

— Погреб! — резко сказал он.

— Нет.

— Они никогда не найдут нас там!

— Если они не найдут нас на тропах, то прочешут город вдоль и поперек и отыщут и нас, и золото.

В действительности Кэтлоу не был в этом уверен. Зато он не сомневался, что, если золото попадет в погреб Пескьеры, оно там и останется и что мексиканец не намеревался выпускать его из Эрмосильо.

Ни золото, ни их самих. Немного яда в пище — а пищу они смогли бы добыть только у Пескьеры — и им конец. Древний подвал скрыл бы трупы так же надежно, как золото.

Пескьера стиснул рукоятку револьвера.

— Только подвал, — заявил он, — иначе…

Кэтлоу улыбнулся, и улыбка не понравилась Пескьере.

— Давай, амиго, — предложил Кэтлоу. — Вытаскивай револьвер.

Пескьера заколебался, и момент был упущен.

— Может, ты и прав, — сказал он, — но твой друг… Его лучше оставить здесь, не так ли?

Только теперь Биджа Кэтлоу узнал о присутствии Кауэна. Времени терять было больше нельзя; к тому же Биджа не хотел иметь под боком Кауэна.

— Ладно, — согласился он. — Оставим его здесь.

К тому времени как Рекальде объяснил генералу Армихо, что, по его мнению, произошло, караван покидал пригороды Эрмосильо.

Кавалерийский отряд во весь опор поскакал к границе, считая, что Кэтлоу, будучи американцем, поведет своих людей этим путем. Но солдаты никого не обнаружили. Другие отряды устремились в нескольких направлениях, но все направления оказались неверными.

Биджа Кэтлоу с присущей ему хитростью повел караван по задним улицам, где благодаря мягкому слою пыли они могли двигаться бесшумно. Свернув с дороги, Кэтлоу проехал через фруктовый сад и открыл шлюз оросительной канавы, что, очевидно, сочтут случайностью, хотя вода при этом смоет все следы.

Кэтлоу вел покачивающихся от усталости мулов по сельским аллеям, мимо фруктовых садов и пшеничных полей. Дважды он открывал ворота корралей, выпуская животных, чтобы они уничтожили остававшиеся следы. Наконец, когда мулы были уже полуживыми, он загнал их в корраль на берегу небольшого ручья. Ранчо казалось давно заброшенным.

В другом, более обширном коррале, среди деревьев на дальней стороне низкого холма, их ожидали свежие мулы. Быстро переместив на них седла и груз, Кэтлоу повел обоз на северо-запад. Он никому не говорил о своих планах и не намеревался это делать.

На горизонте, более чем в дюжине миль к северо-западу, находился Сьерра-Куэвас — невысокий горный хребет, возвышающийся над сравнительно плоской равниной. Дорогой к нему давно не пользовались. Когда они подъехали к горам, поджидавший у тропы мексиканец проводил их в пещеры.

В полдень они расседлали мулов в пещерах. Старик Мерридью влез на скалы и занял наблюдательный пункт. Остальные ели, спали и ждали, пока Кэтлоу сообщит им свои планы. Но Кэтлоу хранил молчание.

При нем были два миллиона долларов в золоте и серебре, и, помимо Старика, он никому не мог доверять.

Если ему не повезет, мулов найдут в покинутом ранчо до конца дня. Если повезет, то они могут оставаться там несколько дней, прежде чем на них кто-нибудь случайно наткнется. Избранный им маршрут было обнаружить труднее какого-либо другого. Выбираясь из Мексики, Биджа намеревался использовать самые неизвестные пути, как он делал, пробираясь сюда. Но если бы его люди догадались, что им предстоит, ему бы пришлось иметь дело с бунтом.

Был жаркий безветренный день. Спустя некоторое время таракумара поднялся сменить Старика.

Мерридью подошел к Кэтлоу и присел рядом с ним на корточки.

— Вроде бы нигде никого не видно, — сообщил он. — На востоке облако пыли, но оно могло появиться от чего угодно.

— Каким образом Кауэн наткнулся на нас? — спросил Кэтлоу.

Старик пожал плечами.

— Будь я проклят, если знаю. Пески стоял на часах. Он говорит, что Кауэн появился неожиданно и начал задавать вопросы. Рио Брай огрел его как следует.

— Кауэн слишком хитер.

— Ну, — сухо отозвался Мерридью, — если они заперли его в этом подвале, то он какое-то время там проторчит. Ему будет нелегко оттуда выбраться, если только Кристина пошла в своего папочку.

Кэтлоу выглянул из пещеры и посмотрел на север.

— По-моему, ты как-то говорил, что пользовался дорогой к Рио-Консепсьон?

Мерридью удивленно уставился на него.

— Надеюсь, ты не собираешься идти туда? Там нет воды — или почти нет.

— Тем более. Значит, там нас не будут искать. Смотри. — Присев на корточки, Кэтлоу начертил на песке схему. — Вот граница, а вот Калифорнийский залив. Здесь основная дорога из Эрмасильо в Тусон. Вот тут находимся мы. А здесь… — Он указал на точку в песке… — Посо Аривайпа. Pozo означает «колодец».

Старик Мерридью поднял голову.

— Как далеко отсюда до этого pozo?

Кэтлоу понизил голос до шепота.

— Миль шестьдесят — по прямой.

— Шестьдесят миль? Без воды? С мулами?

Кэтлоу поднял руку.

— Смотри сюда. Вот здесь Рио-Бакоачи. Милях в шестнадцати отсюда. Конечно, это не настоящая река — вода в ней бывает далеко не всегда. Возможно, нам придется рыть там колодец. Но весна была дождливой, так что, думаю, у нас есть шанс.

— Ты собираешься рассказать им об этом?

— Нет, покуда у меня не останется иного выхода.

Мерридью покосился на пустыню.

— Ты нарываешься на неприятности, Биджа. Говорю тебе, эта компания не подходит для таких вещей — ни Пески, ни даже Рио.

— Рио был со мной так же долго, как ты.

— Тут есть разница. Я — segundo note 3. Я никогда не стремился быть хозяином или вожаком. А вот Рио считает, что он умнее тебя. Пока он помалкивает, но это его терзает. Так что на твоем месте я бы не слишком доверял Рио Браю.

— А как насчет других?

— На Келехера можешь положиться. И на индейца тоже. Ты ему нравишься, и я не думаю, что он испытывает теплые чувства к кому-то из остальных. Если дело дойдет до стычки, то нас может оказаться поровну друг против друга, поэтому неизвестно, кто одержит верх.

Кэтлоу кивнул:

— Я тоже так думаю, Старик, но мы нуждаемся в них, а раз уж мы забрались так далеко в эту Богом забытую пустыню, то и они будут нуждаться во мне, нравится это им или нет.

Когда солнце начало садиться, они двинулись в путь. Биджа ехал впереди. Он нарочно с самого начала взял большую скорость, чтобы не дать остальным времени задавать вопросы. Из-под надвинутой на глаза шляпы Кэтлоу смотрел на север пустыни. Он знал, на что идет и что может случиться, прежде чем ему удастся выбраться — если ему вообще это удастся.

Последний оставшийся наверху доложил, что не замечает преследователей, а с наблюдательного пункта можно было видеть на расстоянии нескольких миль, так как заходящее солнце ярко освещало землю.

На вершине низкого гребня Кэтлоу придержал поводья, чтобы осмотреться и дать мулам немного передохнуть. Старик Мерридью не задавал вопроса, которого опасался Биджа, а таракумара, к счастью, хранил молчание. Пустыня, отсутствие воды и жара были достаточно плохи, но местность, в которую они направлялись сейчас, была землей индейцев сери.

Обычно сери, если они не совершали набег, держались у побережья или в их крепости на острове Тибурон в Калифорнийском заливе. Не менее свирепые, чем апачи, — до Кэтлоу доходили слухи, что они людоеды, — сери опустошали обширные районы, и сейчас он вел караван в ту местность, которую сери пересекали, отправляясь в очередной набег или возвращаясь.

Но Кэтлоу надеялся избежать встречи с сери или отразить нападение, а что касается воды, то весной было много дождей. Уже приближался июль, а с июля по сентябрь в Соноре нередко случаются внезапные ливни. Правда, они проливались над сравнительно небольшими районами, оставляя за собой еще более мучительный зной, но в ямах и высохших озерах какое-то время сохранялась вода.

Как бы то ни было, другого пути из Мексики с двумя миллионами золотом и серебром просто не существовало.

Снова они молча скакали в теплой ночи.

Через два часа Рио задал неизбежный вопрос:

— В том месте, где мы собираемся расположиться лагерем, достаточно воды?

— Мы не собираемся располагаться лагерем — по крайней мере до утра.

— Черт возьми, Биджа, все выдохлись.

— Сейчас кавалерия Армихо уже прочесывает местность, — отозвался Кэтлоу. — Может, он нашел оставленных нами мулов, а может, и нет. И разве вы знаете, сколько нам предстоит проехать? Возможно, двести миль.

— Мы должны отдохнуть, — настаивал Рио.

— Вы отдохнете, когда мы доберемся до места назначения — не раньше.

Местность была неровной. Они спускались в овраги, перебирались через столовые горы, увязали в песке по лодыжки. День только начинался, когда перед ними открылось извилистое русло Бакоачи, но воды нигде не было видно.

— Где же вода? — осведомился Рио. — Я думал, она тут есть.

— Берите лопаты, — приказал Кэтлоу.

— Лопаты?! — Рио выпучил глаза. — Будь я проклят, если…

— Дай-ка мне одну, — спокойно сказал Келехер. — Пошли, Старик. Ты всегда умел находить воду.

Воду нашли на глубине двух футов, причем она начинала бить ключом во всех местах, где они копали. Мулов напоили, но Рио Брай оставался молчаливым и мрачным.

— Наполните все бочонки и фляги, — распорядился Кэтлоу. — До следующей воды миль сорок-пятьдесят.

Никто не проронил ни слова — все молча уставились на него. Боб Келехер собрал лопаты и погрузил их на мула. Теперь он понимал, почему Биджа настаивал, чтобы каждый из четырех мулов тащил по два бочонка воды.

Отдыхая в тени береговых отмелей, Кэтлоу не переставал думать. Ему предстояла самая трудная работа, за которую он когда-либо брался, тем более что их следы или, по крайней мере, следы мулов, уже наверняка обнаружили.

Солдаты погонятся за ним, но Кэтлоу больше всего опасался, что ему преградят дорогу. Что, если они догадаются обогнать его, двигаясь по дорогам, где много воды, и подстеречь прежде, чем он доберется до границы?

А может, они думают, что у берега залива Биджу поджидает лодка, чтобы увезти его за пределы их досягаемости?

Кэтлоу попробовал солоноватую воду и посмотрел на мулов. Лучших мулов здесь не отыщешь, и он специально их подготовил. Несмотря на быстрый шаг, они были в хорошей форме.

В нескольких милях к западу тянулся темно-голубой хребет. Между горами виднелись невысокие холмы, но беглецам следовало опасаться именно гор, хотя в тот момент Биджа Кэтлоу об этом не догадывался.

Высоко на зубчатом гребне одинокий воин-сери присел у остроконечной скалы, глядя на восток. Его зоркие глаза разглядели полоску дыма, похожую на изогнутый палец, устремленный к небу в немом вопросе.

Жуя сломанными зубами какое-то семя, сери вглядывался в даль. Дым означал людей, люди означали лошадей, а лошади — мясо… Он был голоден и хотел мяса.

Суровые черные глаза внимательно наблюдали за дымом. Возможно, это солдаты, но армия редко заходит в эти края и только после набега сери на какое-нибудь поселение — а такого набега не было.

Поднявшись, индеец снова посмотрел на восток, потом повернулся и заскользил вниз. Он находился в нескольких милях от своего лагеря, но тем не менее не спешил, хорошо зная местность, лежащую перед неизвестными людьми.

Заняться ими завтра будет нетрудно, но еще легче это сделать послезавтра.

Глава 17

Первым сознательным ощущением Бена Кауэна был запах плесени. Он долго пробыл без сознания и пока чувствовал только этот запах и тупую боль в голове. Потом Бен открыл глаза или подумал, что сделал это, но перед ним все еще был сплошной мрак. Он не слышал ни единого звука и не ощущал вблизи никакого движения.

Бен лежал распростертым на каменном полу… Наконец сознание вернулось полностью, а вместе с ним и память. Он выбежал из танцевального зала во двор казарм и начал задавать вопросы часовому. В этот момент его и ударили сзади.

Упершись ладонями в пол, Бен сумел принять сидячее положение. Его рука скользнула к кобуре. Револьвер исчез.

«Дерринджера» 44-го калибра, который он обычно носил за поясом, также не оказалось на месте, чего и следовало ожидать. Кэтлоу знал об этом оружии.

Бен вгляделся в окружавший его мрак. Он пребывал в полной тьме. Не сумев ничего нащупать рукой, Бен пополз на четвереньках, наткнулся на ножку стула и встал, держась за спинку, покуда не прекратилось головокружение.

Отсутствие даже маленького лучика света не позволяло что-либо рассмотреть. Должно быть, он находился в каком-то подземном помещении — возможно, в темнице.

Бен порылся в карманах в поисках спичек, но не обнаружил их. Очевидно, спички тоже забрали.

Если в помещении есть стул, значит, люди иногда сидели на нем. Таким образом, здесь может оказаться и стол. Бен провел руками по воздуху, но ничего не обнаружил. Наконец он осторожно двинулся с места, неся с собой стул, который в случае необходимости мог послужить оружием.

Внезапно Бен остановился, почувствовав тепло. Держась за стул, он опустился на колени и медленно пополз вокруг него. Проделав почти полный круг, Бен щекой ощутил жар. Двигаясь в том направлении, он обнаружил очаг.

В помещении было прохладно, но не настолько, чтобы нуждаться в огне. Значит, здесь кто-то готовил еду или варил кофе, поэтому очаг еще оставался теплым. Ощупав край очага, Бен наткнулся на кончик нетронутой огнем хворостины и подобрал ее. Осторожно пошарив рукой в золе, он определил наиболее теплое место и, пошевелив угли хворостиной, вытолкнул на поверхность несколько слабо тлеющих углей. Прижав к ним хворостину и слегка подув, Бен почувствовал запах дыма, но больше ничего не добился.

Вытянув из-за пояса подол рубашки, Бен оторвал кусочек ткани и положил его на красноватые угольки. Дым усилился, и появился маленький огонек. Заметив еще несколько хворостин, Бен придвинул их к пламени, которое жадно набросилось на них. При свете он разглядел на камине кофейник и несколько чашек. Ополоснув одну из чашек струйкой кофе, он наполнил ее и начал пить.

Кофе был крепким и горячим, поэтому после нескольких глотков Бен почувствовал себя лучше. Нашел несколько обломков дерева, подбросил их в очаг, потом встал и огляделся.

Бен находился в большой комнате с каменными стенами и низким потолком. Окон и дверей не было видно. На полу стояли стол и еще несколько стульев и валялось множество окурков сигарет и сигар, а также пустые бутылки из-под пива. Бен подобрал одну из них, взвесил ее в руке и поставил рядом в тени. После этого он разместил остальные бутылки в различных местах комнаты.

В конце концов Бен обнаружил дверь, но засов не поддавался. Дверь была сделана из тяжелых дубовых досок, очевидно укрепленных с другой стороны железными перекладинами.

Бен прошелся по комнате, изучая стены, потолок, пол, но не нашел ничего, дающего хоть какой-то шанс на бегство.

И все же кое-что здесь было…

В комнате стоял запах плесени, как в давно запертом или плохо вентилируемом помещении. Но на некотором расстоянии от камина Бен почуял другой запах.

Помещение имело добрых шестьдесят футов в длину и более тридцати в ширину. Бен шагал взад-вперед, время от времени останавливаясь. Пройдя несколько футов, он вновь ощутил слабый запах и медленно двинулся назад, втягивая носом воздух.

Ничего…

Или?.. Бен снова понюхал воздух и внезапно понял, что пахнет конюшней.

Вернувшись к очагу и добавив топлива из кучи хвороста, Бен взял горящую ветку, подошел к месту, где ощущался запах, и поднес ветку к потолку, находившемуся всего в двух футах над его головой. Там, несомненно, был люк.

Бросив ветку в огонь, Бен собирался попробовать открыть люк, но услышал звук отодвигаемого засова. Дверь открылась. В проеме, со свечой в одной руке и с револьвером в другой, стояла девушка, которую он видел в парке, когда говорил с генералом.

— В этом нет нужды, — сказал Бен, указывая на револьвер. — Я не привык нападать на женщин.

— Если хотите, попробуйте, — беспечно отозвалась она. — Стрельбой вы можете создать кучу проблем.

— Генерал был очень увлечен вами. На вашем месте я бы его поощрил.

Черные глаза смотрели на него с отвращением. Девушка указала на дверь.

— Там еда — берите.

Бен посмотрел на пищу на подносе за дверью. Перед ним был путь к спасению, однако он внезапно понял, что девушке нужен предлог, чтобы убить его. Но почему?

— Я не голоден.

Ее глаза странно блеснули, но это могло быть плодом его воображения или отблеском свечи.

Бен с любопытством посмотрел на девушку.

— Вы красивы, — заметил он. — Как раз тот тип, который мог бы предпочесть Биджа.

— Но не вы?

— Нет, не я. — Повернувшись спиной к двери, Бен двинулся к очагу. — Хотите кофе? Он слишком крепкий, но хороший.

— Нет.

Девушка напоминала ему пуму или леопарда. Она тоже направилась к очагу; ее лицо было странно напряженным, словно она ждала какого-то сигнала, сообщающего, что пришло время убить.

— Думаете, вы когда-нибудь увидите Биджу снова? Биджа нравится женщинам, — добавил Бен. — Я завидую ему — он всегда кажется таким уверенным в себе.

— А вы не уверены в себе?

— С женщинами? Никогда. — Бен подбросил хворосту в огонь. — Очевидно, я слишком редко их вижу. А может, я просто неопытен.

Черное дуло пистолета наблюдало за ним. Девушка наверняка уложила бы его с первого выстрела — ею руководили инстинкт и ненависть, а это сочетание было самым смертоносным.

Такие женщины часто ставили с ног на голову все правила меткой стрельбы. Чтобы поразить противника, нужно быстро выхватить револьвер и прицелиться, словно указывая пальцем. Чем больше тратишь на это времени, тем сильнее шанс промазать. Но Бен знал много случаев, когда женщины, а иногда и мужчины, никогда не державшие в руках оружия, поражали цель с первого выстрела. Правда, такое происходило только в приступе гнева или страха. Практикуясь в стрельбе, они, возможно, не сделали бы ни одного попадания.

— Он ваш отец? Человек, которому принадлежит шорная лавка?

— Он был мужем моей матери, но я не его дочь. — Ее глаза снова сверкнули. — Она была слишком слабой и мягкой для него.

— А вы?

Девушка внезапно рассмеялась.

— Я для него чересчур крутая. Он слушается Биджу и поэтому оставил бы вас в живых. А я — нет. Я вас убью.

Девушка зашагала к двери, повернулась и толкнула ногой поднос. Он скользнул вниз по ступенькам, рассыпая бобы. Она захлопнула дверь, и Бен услышал звук задвигаемого засова.

Бен посмотрел на поднос и, поколебавшись, взял только тортильи note 4. Если девушка намеревалась отравить его, то положила бы яд в более острую пищу — по крайней мере, он на это надеялся.

Сидя у очага, Бен ел тортильи и запивал их кофе. Потом он выбрал самый крепкий стул, поставил его под люком, влез на него и попытался поднять крышку. Но она не поддавалась.

Поднатужившись, Бен стал толкать крышку изо всех сил. Ему показалось, что она чуть шевельнулась. Очевидно, на ней лежало что-то тяжелое.

Придвинув стол, Бен взгромоздился на него и таким образом приблизился к крышке. Он снова надавил на нее, сверху что-то сдвинулось, и крышка приподнялась на несколько дюймов. Бен толкнул еще раз, груз откатился в сторону, и крышка наконец открылась.

Просунув голову в люк, Бен увидел, что на крышке лежали мешки, возможно, с кукурузой, полностью скрывая ее. Он выпрямился, уперся ладонями в пол амбара и подтянулся.

Когда его пятки приподнялись над отверстием, послышались лязг засова, приглушенный крик и выстрел. Чувствуя, как что-то ударило ему по каблуку, Бен отскочил от люка, захлопнул крышку и бросил на нее тяжелый мешок.

Он быстро огляделся. В амбаре стояли лошади, а именно лошадь была ему нужна.

Каким образом девушке удалось так быстро подняться в амбар, Бен так и не узнал, но, пока он размышлял, взять ему лошадь или уйти без нее, она появилась перед ним.

Черные глаза Кристины сверкали на смертельно бледном лице, грудь тяжело вздымалась от бега и избытка эмоций. Она подняла револьвер, и Бен ощутил жар выстрела, когда, пригнувшись, толкнул ее плечом, повалив на сено.

Кристина дралась, как дикая кошка, вырываясь из рук Бена, молотя его дулом револьвера и пытаясь выстрелить снова.

Ухватившись за револьвер, Бен заломил ей руку за спину. Девушка попробовала укусить его за руку, но он вырвал у нее оружие и отшвырнул его в сторону.

Вырвавшись, Кристина стала царапать ему лицо острыми ногтями, норовя добраться до глаз. Бен ухватил ее за запястья. Он никогда не бил женщин и не намеревался делать это теперь, но перед ним была не обычная женщина, а нечто среднее между дьяволом и зверем.

— Я не хочу вас бить, — с трудом вымолвил Бен, переведя дух.

Девушка плюнула ему в лицо.

Ее блузка порвалась, и Бен смущенно отвел взгляд.

— Трус! — презрительно фыркнула Кристина.

Бен приподнял ее, швырнул на сено и быстро вышел за дверь. Ворота на улицу были заперты, поэтому он прыгнул вверх, ухватился за верхнюю планку и подтянулся. Пуля расщепила дерево рядом с его рукой одновременно с треском выстрела. Бен поспешно спрыгнул на улицу.

Высокий вакеро note 5 прикреплял стремя к своему седлу. Взглянув на рваную рубашку и кровоточащие царапины на лице Бена, он рассмеялся:

— Это сделала женщина, верно, сеньор?

Глава 18

Выйдя из своей комнаты в «Аркадии», Бен Кауэн направился к генералу Армихо, но не застал его. Капитан Рекальде, несмотря на раны, также отсутствовал, отправившись на окраину города расспросить пеонов note 6, которые видели каких-то всадников. Никто из оставшихся не имел полномочий снабдить Бена лошадью, а у него самого не хватало денег, чтобы купить такую лошадь, в которой он нуждался.

Его седло, ружье и прочие вещи все еще находились в отеле, и Бен вернулся за ними. Поспешно оплатив счет, он снова вышел на улицу. Первым человеком, которого он увидел, была Росита Кальдерон.

Она ехала на красивом буром мерине, сидя в дамском седле. На ней был серый костюм для верховой езды; широкая юбка прикрывала седло и бок лошади. Двое пастухов в костюмах из оленьей кожи и широкополых сомбреро ехали рядом с ней.

— Лошадь? — переспросила Росита. — Ну, разумеется, сеньор! У вас есть лошадь! Диего купил ее вам в подарок. — Повернувшись, она что-то быстро сказала одному из пастухов, после чего тот поскакал назад.

— Куда вы отправитесь теперь?

Он посмотрел на нее.

— Я должен найти этих людей. В конце концов, я за них отвечаю. Я должен найти их и проследить, чтобы ценности президента были возвращены.

— Генерал Армихо разыщет этих ваших людей. Он очень хороший человек.

— Я знаю Кэтлоу. Он сделает то, чего от него меньше всего ожидают.

Бен Кауэн много размышлял о том, что именно сделает Кэтлоу, и сообщил свои выводы Росите Кальдерон. Заметив, что ее взгляд вновь устремлен на царапины на его лице, он объяснил ей их происхождение.

— Хорошее объяснение! — рассмеялась Росита. — Должна ли я ему верить? — В ее глазах плясали веселые искорки. — Может, вы занимались с ней любовью.

— По-вашему, девушка, с которой я занимался бы любовью, стала бы так свирепо меня царапать?

Росита подобрала поводья и посмотрела на него.

— Не знаю, сеньор. Я плохо себе представляю, что может сделать влюбленная девушка, но думаю, она должна очень сильно любить или очень сильно ненавидеть, чтобы так царапаться.

Подскакал вакеро, ведя за собой в поводу бурого мерина — точную копию великолепной лошади, на которой сидела Росита.

— Он ваш, сеньор Бен. Диего купил его на нашем ранчо в подарок вам, так как вы потеряли вашу лошадь, спасая ему жизнь.

— Я спасал и свою собственную.

— Вы отказываетесь от лошади?

— Конечно нет! Это самая лучшая лошадь, какую я когда-либо видел. Я не мог бы отказаться от такого прекрасного животного!

Глаза Роситы блеснули.

— Думаю, с ним вам будет безопаснее. Лошади не царапаются.

Росита Кальдерон выглядела необычайно красивой, сидя на буром мерине и улыбаясь Бену из-под полей шляпы.

— Пожалуй, я поеду с вами, сеньор. В конце концов, большинство людей, которых вы будете расспрашивать, меня знает. Возможно, я сумею помочь.

Бен объяснил, что Биджа Кэтлоу примет наименее вероятное из всех решений и, покидая Мексику с сокровищем и ожидая преследования, вряд ли последует к границе основной дорогой на север. С караваном он не может рассчитывать оторваться от преследователей.

Углубляться на юг в Мексику означало бы всего лишь трату времени. Он мог двинуться к Сьерра-Мадре в страну апачей или к побережью. Вспомнив об индейце таракумара, Бен сказал:

— Думаю, он выберет пустыню.

У Кэтлоу было большое преимущество — он знал, куда направляется. Если это узнают Армихо и Бен Кауэн, он может изменить маршрут.

Быстрый обыск шорной лавки и потайного подвала не дал ничего полезного. Было очевидно, что там недавно находилось несколько человек, но они ушли. Никто не видел их входящими, выходящими или пребывающими там. Кристина также исчезла вместе с принадлежащей ей прекрасной вороной лошадью.

Останавливаясь только для того, чтобы задать вопросы, Бен Кауэн сделал полукруг по северному краю Эрмосильо. Он игнорировал широкие дорогие, по которым скорее всего направился бы караван мулов, но проверял все проулки и тропы.

Первый ключ предложил какой-то индеец на окраине города. Он сообщил вакеро, говорящему на его языке, что ничего не видел, так как рано лег спать, а сегодня был очень занят, потому что кто-то оставил открытыми ворота и затопил его поле.

На вопрос, почему именно «кто-то», индеец ответил, что когда он вчера ложился спать, поле было сухим, а утром оказалось залитым водой.

Руководствуясь интуицией, Бен Кауэн объехал поле. На дальнем его конце он обнаружил тропу для мулов, почти стертую другими дорогами, и в течение часа взял след.

На границе пустыни Бен придержал коня.

— Благодарю вас, — сказал он Росите Кальдерон. — Теперь вам лучше вернуться. Дальше я поеду один.

Она протянула ему маленькую руку в перчатке.

— Vaya con dios, senor note 7. — И добавила по-английски: — Если снова будете в Мексике, навестите меня.

Бен смотрел на ее прямую, стройную спину, когда она скакала назад, потом негромко выругался и свернул в пустыню.

Сорок мулов и дюжина всадников неизбежно оставляют за собой следы, и данный случай не являлся исключением, несмотря на все усилия Биджи Кэтлоу, старавшегося двигаться по мягкому песку оврагов, жесткой поверхности столовых гор и узким высохшим руслам. Какой-нибудь мул время от времени покидал строй, наступая на растение или оставляя след на сыром песке у водного потока.

Бен отставал от них на целый день, когда добрался до Бакоачи и увидел, где они выкапывали воду. Он нашел на песке отпечатки наполняемых водой бочонков и изучил все оставшиеся следы, понимая, что позже эти знания могут ему пригодиться. Для обитателя прерий Запада следы читались так же легко, как дорожные знаки.

От Роситы и вакеро Бен узнал многое о местности, лежащей перед ним. Он заново наполнил две фляги и быстро поскакал дальше в сгущающихся сумерках.

Здесь было незачем искать след, так как единственная вода впереди находилась в колодце Аривайпа в высохшем русле Сан-Игнасио. Если там не было воды, то на восемь миль к западу располагались колодцы койотов.

В полночь Бен сделал остановку, напоил лошадь из своей шляпы и после трехчасового отдыха двинулся дальше. В сером свете приближающегося утра он обнаружил мула — вернее то, что от него осталось.

Очевидно, выдохшееся животное бросили, и о том, что произошло с ним после, красноречиво свидетельствовали следы и кости. Мул был убит, зажарен и съеден.

Бен Кауэн стал изучать следы мокасин. Они не принадлежали апачам или яки, это была земля ужасных индейцев сери, о которых говорили, что они людоеды и пользуются отравленными стрелами. Правда, о них рассказывали всевозможные фантастические истории, большая часть которых была вымыслом. Говорили, будто они потомки экипажа шведского или норвежского китобоя или какого-то другого судна, потерпевшего крушение у Тибурона сто пятьдесят лет назад. Во всяком случае, было ясно, что сери нашли мула и съели его. В их отряде было не менее дюжины людей.

В середине утра Бен осторожно подъехал к колодцу Аривайпа. Караван побывал там, и после того, как мулов напоили, в колодце не осталось воды. На дне была только грязь.

Бен колебался всего лишь минуту. Колодцы койотов тоже могли оказаться сухими, и ехать туда и обратно означало шестнадцать миль без приближения к цели преследования. На севере находились колодцы Голондрины, где наверняка была вода. До них было около двадцати четырех миль — и еще другие колодцы располагались милях в пятнадцати оттуда.

Поэтому Бен Кауэн поехал на север, но его не покидали мысли об останках мула. Следы мокасин, безусловно, оставили сери, которые должны находиться где-то поблизости. Если истории о них соответствовали действительности, то сейчас они следуют за караваном.

Знал ли об этом Кэтлоу? Вакеро, который рассказывал Бену о сери, перекрестился, упомянув о них, а ведь он был крепким и храбрым человеком. Бен ехал медленнее, внимательно изучая местность и стараясь избежать возможной засады. Ему вообще не хотелось умирать, а медленная смерть в пустыне с отравленной стрелой в кишках казалась особенно жуткой.

Бен Кауэн слышал немало рассказов о том, как действует этот яд, и ни один из них не выглядел привлекательно. Бартлетт, который водил отряды, наблюдающие за американо-мексиканской границей в тех местах, где Нью-Мексико, Аризона и Калифорния граничат с мексиканскими штатами Чихуахуа, Сонора и Баха-Калифорния, говорил, что сери добывают яд, вырезая у коровы печень, кидая ее в яму с живыми гремучими змеями, скорпионами, тарантулами и тысяченожками и размешивая всю массу, покуда все эти существа не израсходуют свой яд друг на друга и на печень. После этого в месиве смачивают наконечники стрел и оставляют их сушиться в тени.

Отец Пфефферкорн, проведший в давние времена много лет в Соноре, рассказывал совсем другое. По его словам, яды извлекают у перечисленных тварей, а также у мексиканских ядовитых ящериц и смешивают с соками ядовитых растений, после чего запечатывают в глиняные горшки, чтобы они не могли испариться. Потом горшки ставят на огонь под открытым небом и варят полученное месиво. Заботы об этой адской стряпне обычно поручают самым древним старухам, так как, когда горшок открывают, испарения неминуемо убивают их.

Мысли о подобных историях не придавали Бену бодрости.

На севере находился Сьерра-Прието — Черный хребет, называемый так потому, что он был весь покрыт темным лесом. Это было любимое убежище сери — они предпочитали ему только остров Тибурон.

Бен Кауэн постоянно обшаривал глазами не только пустыню в поисках следов, но и горизонт. В пустыне, да и в других местах, гибнут в первую очередь беспечные и неосторожные. Бен не принадлежал ни к тем, ни к другим.

В четырех милях к западу по песку ехали рысью шестеро сери. Они знали о Бене Кауэне, но не слишком торопились. Он ехал туда же, куда и они, так что в свое время им не составит труда добраться до него. Они могли позволить себе подождать.

Сери были детьми пустыни, а пустыня и стервятники, парящие над ней, умеют ждать. Они знают, что рано или поздно добудут большую часть всего, что ходит, ползает и крадется в песках.

Хотя люди, ведущие караван мулов, очень спешили, это не беспокоило ни сери, ни стервятников. Караван был обречен. Фактически смерть уже находилась среди них, и она не уйдет, не закончив свою работу.

Биджа Кэтлоу видел, как умер мул, потом еще один…

Теперь должен умереть человек, а потом еще несколько…

Глава 19

Под знойным, покрытым дымкой небом вытянувшийся на полмили караван двигался медленно и тяжело, истощенный расстоянием, пылью и непрекращающейся жарой. Нагретый воздух дрожал и колебался, превращая низины в водоемы, манящие призрачными и лживыми пальцами надежды.

Яркое солнце Соноры было слегка затянуто дымом от огня, горящего на холмах, это не спасало от жары. Здесь была пустыня — песок, камни, кактусы и ни капли воды.

Биджа Кэтлоу вытер пот с лица и, моргая из-за попавших в глаза соленых капель, посмотрел на караван. Ему приходилось постоянно возвращаться назад и подгонять отставших: несмотря на его постоянные требования держаться вместе, спутники не обращали внимания на предупреждения. Они говорили, что находятся значительно западнее апачей и севернее земли яки, а о сери большинство из них никогда не слышало.

Они нашли колодец с водой в Голондрине, но бассейны в скалах Дель-Пику оказались сухими, поэтому вместо того, чтобы прибавить еще двадцать миль в нужном им направлении к уже пройденным ими двенадцати, Кэтлоу повернул на восток в сторону Посо-дель-Серна, где почти всегда была вода.

Менее часа назад они потеряли второго вьючного мула и разделили его ношу между пятью другими. На следующей остановке Биджа планировал собрать оставшиеся припасы и освободить одного мула для укладки сокровищ. Хотя он предвидел потерю мулов, но не ожидал, что она произойдет так скоро.

Таракумара подбежал к нему и к Мерридью и быстро заговорил, используя знаки. Мерридью переводил взгляд с него на Кэтлоу.

— Что он говорит?

— Что за нами следят.

Мерридью сплюнул.

— Почему бы ему не сказать нам что-нибудь, чего мы не знаем?

— Таракумара говорит, что это не белые люди, а сери. И он напуган.

Мерридью посмотрел на индейца. Тот и впрямь выглядел испуганным. Бесцветные глаза Старика Мерридью устремились вдаль, не обнаружив ничего, кроме колеблющегося от жары воздуха и легкой пелены дыма, висевшей повсюду. Но он слишком хорошо знал пустыню, чтобы обманываться ее кажущейся пустотой. Если индеец говорит, что поблизости сери, значит, так оно и есть.

Лошадь Старика была в куда лучшей форме, чем лошадь Биджи, благодаря более легкому весу всадника.

— Скачи назад и собери всех, — велел Биджа. — Скажи им, что до воды недалеко. — Он указал на горы. — Она там, милях в трех-четырех. Потом возвращайся вместе с Бобом или Рио, и мы поищем колодцы.

Кэтлоу наблюдал, как всадники собираются в кучу, одновременно обозревая пустыню. Его беспокоило странное ощущение надвигающейся катастрофы.

С маленького холмика, на который он поставил свою лошадь, Биджа смотрел, как Старик возвращается вместе с Рио Браем. Все трое повернули лошадей к востоку и поскакали легким галопом к темным силуэтам гор. Невысокие горы справа были голыми, но слева и на севере вершины покрывал густой сосновый лес.

Источники находились на дне сухого русла, окруженного деревьями. В лесу слышалось только пение птиц.

Таракумара подошел к источнику, быстро напился и скрылся за деревьями.

— Если поблизости есть люди, — сказал Кэтлоу, — он их найдет.

Рио Брай спешился, попил и наполнил флягу.

— Как по-твоему, сколько нам осталось?

— Сотня миль.

Брай указал на мулов:

— Им не справиться.

— Придется раздобыть еще мулов.

Брай промолчал, но лицо его было мрачным. Биджа наклонился и ослабил подпругу, потом подвел лошадь к воде. Старик Мерридью последовал его примеру.

Внезапно Рио выругался и пнул ногой камень.

Кэтлоу посмотрел на него и осведомился:

— В чем дело, Рио?

— Мы оказались круглыми дураками, поехав через пустыню! На дороге мы могли бы сколько угодно менять мулов и были бы уже рядом с границей!

— Притом, что за нами гналось бы полстраны? На ранчо Кальдерона целая регулярная армия крутых пастухов. Ты когда-нибудь имел дело с компанией отборных сонорских пастухов? Можешь поверить мне на слово — с ними лучше не связываться.

— Мы уже проделали полпути к границе без единого выстрела, — заметил Старик. — По-моему, это не так уж плохо.

Обоз устремился в лощину, мулы выстроились вдоль источника, бьющего из-под камней и исчезающего в песке.

Рио Брай отошел и заговорил с Пескьерой. Биджа наблюдал за ними.

— Вот тебе и неприятности, — заметил Мерридью.

— Старик, — сказал Биджа, — если со мной что-нибудь случится, веди остальных на север к Бисани. Там вода и развалины старой церкви — хорошее место для укрепления в случае необходимости. На востоке от нас Каборка, но туда лучше не соваться. Отправляйтесь в Ла-Сорру — до нее около пятнадцати миль. Не доезжая ее, в Чурупатес, вас будут ждать мулы. Следуйте по руслу Рио-Секо, потом к границе и подножию Бабокиварис.

— Ты все точно рассчитал. — Мерридью заткнул пальцем пробку во флягу. — Кто-нибудь из остальных знает этот маршрут?

— Нет, но старайтесь его придерживаться. — Кэтлоу подобрал хворостинку. — В Магдалене стоят войска — мы все их видели. Но теперь солдаты в Альтаре тоже настороже. Если бы мы двинулись туда, куда предлагал Брай, они наверняка нас бы схватили.

С мулов сняли груз и привязали их к колышкам на траве. Кэтлоу поспевал всюду, проверяя спины, ноги и подковы животных. Он понимал, что много им не пройти, но теперь были важны каждая миля и каждый мешок.

Мексиканский солдат присел на песок и развел маленький костер. Он бросил на Кэтлоу странный взгляд, и Биджа сразу же насторожился. Не поворачивая головы и не проявляя признаков интереса, он проверил наличие каждого человека. Все были на месте, кроме Пескьеры.

Рио Брай поднялся, неподалеку от него стояли двое парней из Тусона.

— Думаю, — промолвил он, — мы должны ехать на восток, к Педрадас.

— Нет, — спокойно ответил Кэтлоу, — так мы угодим в ловушку. — Он снова окинул взглядом группу. Куда, черт возьми, подевался Пескьера?

Келехер медленно встал, поняв, что приближается критический момент.

— Мы все обсудили, — сказал Рио, — и решили, что с нас довольно нехватки воды. Мы пойдем к Педрадас.

— Вы «решили»? Здесь ты ничего не решаешь, Рио. Все буду решать я.

Глаза Рио блеснули, и Биджа понял, где Пескьера. Справа от него стоял Старик Мерридью с ружьем в руках.

— Позаботься о Пески, — сказал ему Кэтлоу, — а я займусь Рио.

Лицо Рио Брая покрылось потом. Он смотрел на Кэтлоу, и Биджа неожиданно улыбнулся.

— Выбирай, Рио, — сказал он. — Ты идешь с нами или получаешь пулю из этого ружья.

Еще несколько минут назад Рио Брай был уверен в успехе. Он давно ждал этого момента, и его подстраховывал Пескьера. Но сейчас он внезапно лишился страховки.

— Мы уже выбрали, Кэтлоу, — сказал Брай. — Мы проголосовали, и большинство хочет идти к Педрадас.

— Однако, Рио, ты стал шибко демократичным. Вы проголосовали, но без меня, а также, насколько я понимаю, без Старика и еще кое-кого? Я хочу раскрыть карты. Пусть встанут те, кто хочет идти к Педрадас.

После минутного колебания Джейк Уилбер поднялся. Кентуки и Грек уже стояли. Больше никто не пошевелился.

— Ты слышал меня, Рио. Либо ты идешь с нами, либо получаешь пулю. Это касается и остальных. — Биджа встал. — Сдается мне, Старик, мы можем увеличить наши доли почти вдвое.

— Я голосую за Кэтлоу, ребята, — спокойно произнес Боб Келехер.

Рио Брай напрягся, как струна, но тут же расслабился.

— Я пойду с тобой, Биджа. Нет смысла палить друг в друга, когда мы все разбогатели.

— И я о том же, — отозвался Биджа.

Джейк Уилбер развернул одеяло и молча улегся. Его примеру последовали Грек иКентуки.

Никто не упоминал о Пескьере, который так и не появился.

Боясь встречаться с Кэтлоу после того, как его план убить Биджу потерпел неудачу, Пескьера пробрался за кустами к лошадям. Ему хотелось захватить с собой часть груза с добычей, но у него не было ни единого шанса. Кэтлоу знал, что он прятался в кустах, готовый выстрелить в него в тот момент, когда Рио схватится за револьвер, и прикончил бы его без колебаний.

И все-таки один шанс, возможно, существовал. Пескьера мог отправиться к генералу Армихо, заявить, что его держали пленником в собственном доме и что ему удалось бежать, сообщить генералу, где находятся бандиты, и даже получить вознаграждение. Что касается сокровища, то Пескьера не сомневался, что Кэтлоу и его люди убили бы его, добравшись до границы. Он верил в это, потому что на их месте поступил бы именно так.

Когда путники на рассвете стали седлать лошадей, Пескьеры уже не было рядом, и снова никто о нем не упомянул.

Еще до восхода солнца Кэтлоу повел группу на север, в сторону Бисани, находящегося на расстоянии двадцати восьми миль безводной пустыни. Рио Брай был мрачен и сердит на самого себя. Он сглупил, что не воспользовался револьвером, а сейчас вчерашние союзники держались от него подальше.

Менее чем в миле от лагеря они нашли распростертый в песке труп Пескьеры с отравленной стрелой в горле. Лицо, шея и верхняя часть его тела уже почернели от яда. Он лежал, раздетый догола — одежду унесли индейцы.

Теперь не приходилось следить, чтобы все держались вместе. Каждый ехал с ружьем в руке, не сводя глаз с песчаных дюн. Биджу одолевали дурные предчувствия. Раньше он посмеивался над историями о сери, но теперь верил в них.

Миля за милей оставались позади. Теперь таракумара бежал у стремени Кэтлоу.

Когда вокруг уже не было деревьев и кустарника, один из мулов внезапно встал на дыбы и рухнул наземь. В горле у него торчала стрела.

Келехер начал поворачивать лошадь, но Кэтлоу увидел стрелу и понял, что остановка будет роковой.

— Поехали дальше! — крикнул он, и Келехер повернулся назад, к хвосту каравана.

— Подгоняйте мулов! — велел Биджа.

С помощью криков и кнутов они ускорили движение. Кэтлоу и Старик Мерридью поскакали назад помочь Келехеру подгонять мулов.

Когда они добрались до хвоста каравана, двое индейцев поднялись из песка, где они прятались, и с ножами в руках бросились к умирающему мулу. Последний из мулов каравана находился всего в сотне ярдов от них.

Мерридью подскакал к ним и выстрелил. Ближайший индеец вскрикнул и рухнул на мертвого мула.

Внезапно дюжина индейцев поднялась из песка в нескольких ярдах от Старика Мерридью, и Кэтлоу, вонзив шпоры лошади в бока, понесся к ним, паля на скаку из кольта. Стрела просвистела мимо его лица, и индейцы скрылись за низкими холмами.

Мерридью с пожелтевшим лицом подъехал к Кэтлоу.

— Нужно убираться отсюда, — сказал Биджа.

Они проехали менее мили, когда подъехал Кентуки.

— Биджа, — сказал он, указывая на запад, — они все еще здесь. Я только что видел одного.

Через несколько минут Биджа заметил еще одного индейца по другую сторону от каравана, ярдах в четырехстах от них.

Тени исчезли, и становилось все жарче. Дым снова набросил пелену на солнце; миражи манили призрачными озерами. Длинные переходы сказывались на лошадях, а некоторые мулы едва тащились. Караван перешел на шаг.

Рио Брай избегал Биджу, но трудился так же усердно, как и остальные, подгоняя животных. Никто не помышлял о полуденном отдыхе. Все думали только о том, чтобы поскорее достигнуть Бисани. Они даже позабыли о генерале Армихо и его солдатах, скакавших по их следу.

С каждой милей опасность увеличивалась, но граница становилась ближе, а среди призрачных скал Чурупатес их ожидали свежие лошади и мулы, готовые к быстрому переходу до границы.

Они знали, что индейцы держатся вблизи. Временами из-за дюн доносились жуткие крики и странное пение. Но они никого не видели. Индейцы ни разу не показывались, лишь время от времени слышались сигналы, которые они подавали друг другу через пустыню.

Еще один мул свалился на песок, попытался встать и затих. Двое мужчин сняли с него седло и груз, распределив его среди оставшихся животных. Потом они двинулись дальше, но через несколько минут мул поднялся и последовал за ними на дрожащих ногах.

Прежде чем первая тень появилась на восточном склоне холма, свалились еще три мула, и один из них уже не встал.

Движение каравана замедлилось до предела, так как оставшиеся мулы были перегружены.

Кэтлоу поднялся на вершину гребня. Его лицо покрылось жесткой щетиной; рубашка затвердела от пота и пыли. Наверху, возле высохшего русла реки Асунсьон, находилась разрушенная церковь Бисани. Среди развалин он разглядел зеленые листья тополей — почти безошибочный признак воды.

— Сюда! — окликнул он. — Мы в безопасности!

Сзади послышались радостные возгласы.

Глава 20

Маршалу Соединенных Штатов Бену Кауэну было незачем искать следы, оставленные людьми Кэтлоу и их караваном, так как их путь был отмечен кружащими в воздухе стервятниками.

С невысокого гребня, увенчанного скалистой вершиной и несколькими деревьями, Кауэн изучал в бинокль лежащую перед ним пустыню. Ему нравился пряный запах небольших деревьев, которые к тому же давали некоторое подобие тени. Поблизости от него бурый мерин пощипывал чахлую пустынную растительность.

Было очевидно, что караван подвергся нападению. Кауэн слышал отдаленные звуки выстрелов и видел скачущих всадников, хотя он находился чересчур далеко, чтобы опознать кого-либо из них. Нападающих индейцев ему также не удавалось разглядеть.

Один из всадников внезапно свалился, и остальные бросились ему на помощь. Послышался треск выстрелов, сцену частично заволокло белым дымом, и всадники поскакали назад, очевидно, вместе со спасенным товарищем.

Стрельба в невидимые Кауэну цели не прекращалась. Он испытывал странное чувство, словно сидя на спектакле и наблюдая, как люди сражаются за свои жизни с призрачным врагом. Что касается индейцев, ему незачем было находиться на сцене, чтобы понять их стратегию. Они следовали за караваном, как волки за раненым животным, нападая, убегая и возвращаясь, чтобы напасть снова.

Сев на мерина, Бен Кауэн повернул его к востоку, в сторону от сражения. Очевидно, цель, к которой стремился Кэтлоу, находилась недалеко, иначе он был бы вынужден принять бой, не стараясь убежать. Поднявшись на еще один гребень, Кауэн увидел, куда направляются Биджа и его люди. Перед ним открывалась панорама зеленых полей, давно заброшенных и превращенных природой в пастбища. Возле них находилась река, а рядом, на возвышенности, виднелись разрушенные стены и арки, а также несколько деревьев.

Внезапно его лошадь фыркнула и рванулась в сторону.

Быстро оглянувшись, Бен увидел индейца сери, шагнувшего из-за куста и поднявшего лук. Правая рука Бена опустилась и тут же взметнулась вверх с револьвером. Пуля угодила в индейца за секунду до того, как он выстрелил из лука. Стрела просвистела над головой Бена, и индеец рухнул наземь. Бен резко направил лошадь между двумя деревьями. Перед ним поднялся еще один индеец, и Бен увидел, как его лицо исказил ужас, когда его ударили передние копыта лошади.

Выбравшись из кустарника, Бен Кауэн увидел позади еще нескольких индейцев и поскакал к разрушенным стенам. Покуда он приближался к убежищу с востока, Кэтлоу и его караван двигались туда через заброшенные поля с юга. Никто из них не был подготовлен к тому, что произошло.

Бен Кауэн увидел блеск солнца на ружейном дуле и с ужасом осознал, что спасающиеся от индейцев бандиты мчатся прямиком на поджидающие их в засаде ружья.

Теперь он видел дюжину мексиканцев в широкополых сомбреро, присевших за стенами с ружьями наготове и стоящую над ними женщину… Кристина!

Для размышлений не было времени. Бен поднял кольт и выстрелил. Пуля угодила в стену рядом с одним из мексиканцев, и тот с проклятием отскочил как раз в тот момент, когда лошадь Бена перепрыгнула через низкую наружную стену.

Теперь развалины находились между Беном и бандитами. Спрыгнув с лошади, Бен нырнул за камни. Но еще до того он увидел, что всадники из каравана остановились, а когда его ноги коснулись земли, услышал крик Кэтлоу.

Кто-то бросился на него, и Бен, резко выпрямившись, почти в упор выпалил в живот нападающему мексиканцу.

Тем не менее мексиканец могучим ударом сбил Бена с ног и рухнул на него. Кругом гремели ружья, изрыгая пламя; слышались крики ужаса или боли. Громче всего звучали истошные вопли Кристины, понукающей своих людей.

Сбросив с себя раненого, Бен сцепился с другим мексиканцем. Они покатились по земле. Вокруг них лошади прыгали через стены, а руины древней миссии превращались в бойню.

Освободившись из объятий противника, Бен увидел, как тот схватился за нож, и изо всех сил ударил его кулаком. Мексиканец рухнул, словно зарубленный топором.

Внезапно сражение прекратилось. Среди стонов и запаха порохового дыма Биджа Кэтлоу схватил Бена за руку.

— Дружище! — воскликнул Кэтлоу. — Если бы твой выстрел не предупредил нас, они бы нас перебили! Ты спас наши шкуры!

Старик Мерридью, опустившись на одно колено за стеной, стрелял в сери, которые быстро исчезли из поля зрения.

Кауэн огляделся вокруг. Кристина и четверо из ее наспех завербованных мексиканских бандитов были взяты в плен. Еще трое лежали мертвыми на земле. В поле за стенами миссии лежали два мертвых мула, лошадь и по меньшей мере один человек — еще один, возможно, был придавлен лошадью. У Кэтлоу осталось семеро, включая его самого. Две лошади стояли в поле.

Кэтлоу подошел к своей лошади и вскочил в седло.

— Прикройте меня, — велел он. — Хочу посмотреть, что делается в поле. Может, кто-то из ребят лежит там раненый. Заодно заберу лошадей и то, что осталось.

— Я поеду с тобой, — сказал Бен.

Они вместе выехали за стены и осторожно двинулись по полю. Спрятаться там было негде, но сери не нуждались в укрытии — они обладали способностью неожиданно подниматься с земли.

Под одной из лошадей оказался труп Рио Брая. Он получил две раны в голову и грудь.

— С ним у меня были неприятности, — промолвил Кэтлоу, — но в общем он был неплохим парнем — только слишком тупым.

Они подобрали лошадей, оружие и фляги. Кэтлоу остановился возле одного из мертвых мулов, чтобы снять с него груз.

— Почему бы тебе не сдаться мне, Биджа? Ты же знаешь, что у тебя нет ни единого шанса.

— Почему ты так думаешь?

— Если сюда смогла добраться Кристина, то сможет и генерал Армихо.

— Это неизвестно. К тому же мы еще не выбрались из этой переделки. Внутри стен нет воды, а снаружи полно индейцев.

Вернувшись за стены, Кэтлоу спешился и окинул взглядом отдыхающих спутников.

— Ну-ка, за работу! Во-первых, снимите упряжь с мулов и лошадей и почистите их как следует. Они нам понадобятся, чтобы выбраться отсюда.

— Далеко до границы? — спросил Келехер.

— По прямой около восьмидесяти миль… Потом, ребята, почистите оружие, рассыпьтесь вдоль стен и смотрите в оба. Бьюсь об заклад, мы еще не избавились от индейцев.

Биджа снял шляпу, вытер пропотевшую ленту и сел спиной к внутренней стене разрушенной церкви.

— Бен, — шепнул он Кауэну, — если ты выберешься отсюда, то милях в тридцати, в Чурупатес, нас поджидают свежие лошади и мулы. Никто об этом не знает, кроме меня и Старика.

Поблизости от них сидели пленники и трое раненых — один из людей Кэтлоу и двое бандитов, нанятых Кристиной.

— На твоем месте я бы понаблюдал за ней, — заметил Бен, кивнув в сторону Кристины. — Совести у нее не больше, чем у гремучей змеи, и она так же опасна.

— Что? — Кэтлоу рассмеялся. — Она славная девчонка. Ты просто видел ее в неудачный момент. — Внезапно он стал серьезным. — Черт возьми, Бен, почему я не сказал Корди правду? Там осталась женщина — знаешь?

— Да.

— Если я когда-нибудь выберусь из этой истории…

— То поступишь с женщиной по-честному.

— О чем речь? Дай мне только перебраться через границу, и я куплю ей кусок Орегона, который она не сможет объехать на лошади за неделю.

Поднявшись, Кэтлоу велел части своих людей отправляться спать, покуда другие стоят на часах. Вблизи развалин не было никакого укрытия, если не считать отмели у реки, да и там спрятаться было нелегко. Вернувшись к Кауэну, Биджа молча улегся на землю и через минуту крепко спал.

Некоторое время Бен Кауэн сидел рядом с ним, обдумывая ситуацию. Было невозможно определить, сколько индейцев находится снаружи — всего несколько человек или целое множество. Но теперь индейцы получили возможность не выпускать врагов из-за стен.

Бен посмотрел на тополя. Здесь должна быть вода. Неужели жившие в миссии монахи каждый раз ходили к реке? Это казалось нелогичным. В те времена тоже были неприятности с индейцами — хотя вначале многие сери приняли христианство, позже они, возможно, не без оснований, покинули лоно церкви, став непримиримыми врагами испанцев.

Бен поднялся и начал обследовать руины. В лощине, неподалеку от стены, трава была густой и ярко-зеленой. Взяв лопату, он вернулся туда.

Очертив пространство около четырех футов в диаметре, Бен вонзил лопату в землю. Он копал несколько минут, но земля оставалась сухой. Никто не подходил к нему, и, вырыв яму в два фута глубиной, Бен отложил лопату и подошел к Кэтлоу. Биджа все еще спал.

Двое его людей развели огонь: один варил кофе, а другой — мясо мула. Никто не заговорил с Беном, и он направился туда, где сидела Кристина. Ее запястья и лодыжки были связаны; она устремила на Бена злобный взгляд, но он в ответ улыбнулся.

— Мне следовало вас убить! — прошипела Кристина.

— Вы уже пытались это сделать. — Бен присел на корточки рядом с ней. — Вам не стоило приезжать сюда. Возможно, никому из нас не удастся выбраться отсюда живым. Сери умеют ждать. В случае необходимости они могут ждать неделями, а мы — нет. — Сделав паузу, он добавил: — Здесь недостаточно пищи, даже если мы сможем найти воду.

Отойдя от Кристины, Бен вернулся к яме и копал еще несколько минут. Дно выглядело точно так же.

Когда он снова подошел к стене, Кэтлоу там уже не было. Охрана сменилась, и первые часовые легли спать. Кэтлоу направился к Бену с чашкой кофе в одной руке и с ломтиком мяса в другой.

— Никогда не любил мясо мула. А вот апачи предпочитают его говядине. — Он откусил кусок мяса и сосредоточенно жевал его несколько минут.

— Старик — он был горцем — охотился с Карсоном note 8, Бриджером note 9 и другими. Он утверждает, что мясо пумы самое лучшее из всех. Коултер говорил ему, что люди Луиса note 10 и Кларка note 11 предпочитали его любому другому мясу. Сам он пробовал его много раз и клянется, что оно необычайно вкусно.

Кончив есть, Кэтлоу почистил и перезарядил ружье; Кауэн последовал его примеру. Они говорили мало, и тихое бормотание голосов вдоль стен постепенно стихло. Все ждали нападения. Никто не знал, будет ли это внезапная атака с дикими воплями или угроза, медленно подползающая к стенам под покровом тьмы.

Прислонившись к стене, Бен Кауэн пытался заснуть, но все время видел перед глазами лицо Роситы. Даже во сне он продолжал думать о ней.

Наступила полная темнота, огни погасли, люди бормотали во сне, а где-то выл койот.

Внезапно Бен Кауэн проснулся и несколько секунд оставался полностью неподвижным. Еще ни разу в жизни он не просыпался с таким явным ощущением опасности.

Бен протянул руку к револьверу… Но его не оказалось на месте.

Глава 21

Бен Кауэн лежал неподвижно, лихорадочно обдумывая положение. Он осторожно ощупал землю рядом с собой, хотя был уверен, что оружие не выпало само по себе и что его вытащили из кобуры.

Бен сел, стараясь не издавать ни звука. Револьвер мог взять Биджа, но он в этом сомневался. Это мог сделать кто-то из остальных, знавший, что Бен — маршал полиции, но и такая возможность не казалась ему вероятной.

Револьвер исчез, ружье — тоже, и тот, кто их взял, должен был обладать необычайно проворными пальцами. Неужели Кристина?

Все еще прислушиваясь, Бен поднялся на ноги. Ночь была тихой — даже чересчур тихой, если хорошенько подумать.

Рядом с ним был только спящий Биджа. Глаза Бена привыкли к темноте — шагнув туда, где лежал Кэтлоу, он наклонился и слегка встряхнул его. Биджа сразу же проснулся.

— Твое оружие при тебе? — шепнул ему Бен.

Рука Биджи скользнула вниз и в сторону.

— Нет! Какого?..

— Ш-ш! — Бен склонился ниже к нему. — Мое тоже исчезло. Где Кристина?

Вместе они шагнули к пролому в стене. Всюду было темно и тихо. Кто-то повернулся и забормотал во сне.

Биджа быстро подошел туда, где оставил Кристину. Бен Кауэн последовал за ним. Кристины не было. Других пленных — тоже.

Лагерь пробудился быстро и безмолвно. Оружия ни у кого не оказалось. Двое часовых были мертвы — их задушили. Старика Мерридью ударили по голове — очевидно, когда он проснулся.

Присев на корточки рядом друг с другом, все задумались о происшедшем. По-видимому, Кристине удалось освободиться и развязать своих людей. После этого она стала ходить бесшумно, как кошка, от одного спящего к другому, забирая оружие. Старик начал просыпаться и схлопотал по голове; часовые, вероятно, были задушены, даже не успев понять, что происходит.

— Ну и что теперь? — осведомился Келехер.

— Теперь придут сери, — отозвался кто-то.

— На это и рассчитывала Кристина, — сказал Биджа. — Она хорошо соображает. Когда солдаты найдут нас, мы уже будем убиты сери, а вся добыча исчезнет. Они не станут искать ее, решив, что ей завладели индейцы.

— Будет выглядеть странно, если нас найдут без оружия, — заметил один из людей Кэтлоу.

— Нет, — возразил другой. — Мошенники вернутся, разбросают здесь оружие, а потом смоются с добычей.

— Дело не в этом, — прервал Биджа. — Сюда придут сери, и нам придется драться.

— Может, они и не придут, — заговорил Бен Кауэн. — Соберите все топливо, которое у вас есть, и разведите несколько костров.

— Что?! — Биджа изумленно уставился на него.

— Индейцы становятся в тупик, когда чего-то не понимают — впрочем, как и все остальные. Поэтому мы разведем костры, будем поддерживать их всю ночь и громко шуметь. Тогда индейцы не поймут, в чем дело, и, может, воздержатся от нападения. А тем временем мы постараемся обзавестись каким-нибудь оружием, чтобы сопротивляться.

Биджа сразу же направился к остаткам костра, пошевелил угли и подбросил топлива. Вокруг было полно сухих веток и кустов, а также два мертвых дерева. Все это было собрано, и вскоре второй костер ярко запылал.

У всех имелись ножи, а у Билла «дерринджер», который остался при нем, так как был припрятан. Несколько человек изготовили копья, их острия закалили в огне. Собрали все кирпичи и камни, и некоторые набили камнями носки, чтобы использовать их как дубинки.

При этом все громко кричали, пели, колотили палками и бегали туда-сюда, не задерживаясь в тех местах, где был риск стать мишенью. Зрелище было дикое, но люди вошли в раж, и вскоре это превратилось почти что в игру. Повсюду слышались ковбойские крики и индейские военные кличи.

Когда звезды начали бледнеть, Биджа сказал своим людям:

— Теперь седлайте и грузите животных. Мы уезжаем отсюда.

— Но ведь снаружи индейцы!

— Конечно. Но разве они нападали на нас в открытую? Мы поскачем, держа копья, как ружья, и отправимся с добычей на северо-запад. Первые несколько миль будем мчаться во весь опор, чтобы оторваться от индейцев, потом соберемся и поскачем снова. Там, куда мы едем, нас ждут свежие лошади.

— Не забывай, — напомнил Мерридью, — что здесь поблизости эта ведьма со своими головорезами и нашим оружием.

— Как я могу об этом забыть? — горько усмехнулся Биджа. — Нам придется рискнуть.

Их запасы воды были весьма скудны, и внезапно Бен подумал о выкопанной им яме. Повернувшись, он направился туда и увидел, что яма полна воды! Конечно, ее не хватило на всех, но они смогли напоить лошадей и некоторых мулов.

Им пришлось ждать почти до рассвета, чтобы вода вновь заполнила яму, так как она прибывала не слишком быстро. Но к тому времени, когда они были готовы к отъезду, воды скопилось достаточно, чтобы напоить остальных животных. Люди были вынуждены довольствоваться водой из фляг, которой осталось очень мало.

Держась близко друг от друга, они выехали из-за стен и пересекли русло реки. На другой стороне, по команде Биджи, они сразу пустили лошадей в галоп.

Вокруг никого не было ни видно, ни слышно. Серый утренний пейзаж казался безмолвным. Легкий ветерок прошелестел по пустыне, слегка качнул кактусы и тут же стих. Группа скакала дальше, держа копья наподобие ружей.

Вместе с присоединившимся Беном Кауэном в отряде Кэтлоу было сейчас восемь человек. Раненые были в состоянии ехать и в какой-то степени даже сражаться. Среди них был один из раненых наемников Кристины, второй умер ночью. Панчо — мексиканец, сообщивший новости Кэтлоу в Тусоне, — оказался одним из лучших в отряде.

Проскакав галопом почти милю, Биджа перешел на шаг. Нигде не было видно никаких признаков индейцев. Сери редко атаковали храброго и держащегося наготове врага, но при малейших проявлениях слабости или страха набрасывались на него как безумные. То, что индейцы наблюдают за ними, не вызывало сомнений ни у Биджи, ни у Бена.

Постепенно начался подъем. Добравшись до относительно ровного места, все, кроме раненых, спешились и отвели лошадей на отдых.

Отсутствие огнестрельного оружия раздражало Бена. У него был охотничий нож, но им можно пользоваться лишь в рукопашном бою. Он знал, что как только зоркие сери разглядят, что у всадников нет оружия, они тут же нападут на них. Им незачем было вступать в ближний бой — они могли стрелять в противника из лука с пятидесяти-шестидесяти ярдов.

— Куда, по-твоему, подевалась женщина? — внезапно спросил Биджа. — Как она смогла ускользнуть, чтобы сери не поймали ее?

У Бена не было на это ответа.

День продолжался. Солнце ползло все выше, ужасная жара Соноры наступила вновь. Остатки воды отдали раненым, а проехать предстояло еще много миль. Изможденные мулы еле тащились, но путники нещадно погоняли их. Вдали сквозь мираж виднелся остроконечный пик.

— Чурупатес, — сказал Биджа, и они поскакали, вновь обретая надежду.

Во рту у Бена пересохло; голова раскалывалась от жары. Он расстегнул рубашку и все время щурил глаза из-за соленых капель пота. Бурый мерин держался молодцом, но тяжело навьюченные мулы то и дело начинали шататься.

Раненый мексиканец что-то бормотал в бреду и со стонами просил воды, но ее уже не осталось. Лица людей покрылись пылью; перед их глазами колыхались волны раскаленного воздуха. Вокруг торчали кактусы. Помимо них, в пустыне не было ничего.

Мулы останавливались, и их приходилось безжалостно хлестать, чтобы сдвинуть с места, так как задержка здесь, независимо от нападения сери, означала верную смерть. Они с трудом пробирались сквозь причудливый мир зноя и кактусов, где, кроме них, казалось, не было ни души.

Внезапно Бен заметил далеко на востоке группу всадников.

— Смотрите! — крикнул он.

— Пятеро, — мрачно произнес Биджа. — Это Кристина.

— Мы одурачили и их, — заметил Бен. — Они думают, что у нас есть ружья. В противном случае они бы догнали нас и перебили.

— Может, ты и прав.

— Не думаю, — возразил Старик. — Женщина поняла, что мы едем туда, где есть лошади и мулы. Она нуждается в них так же, как и мы, поэтому мы в безопасности, пока туда не доберемся.

Раненый мексиканец кричал, плакал и умолял дать ему воды. Один из мулов упал и уже не поднялся. Его оставили лежать, распределив груз между другими животными.

Биджа Кэтлоу вытирал потную грудь и ругался, глядя в сторону далеких гор. Мексиканец Панчо схватил его за плечо и указал на темное облако возле пика.

— Tiempo de aqua! note 12 — крикнул он.

— Черт возьми, он прав! — воскликнул Биджа. — Сейчас начало периода дождей. С конца июля и по сентябрь они идут почти каждый день. Беда в том, что это местные Дожди, и они могут до нас не добраться. Если у тебя есть какое-то влияние на небесах, Бен, то лучше помолись. Нам понадобится вода, прежде чем мы доберемся до Чурупатес.

Туча быстро увеличивалась; сверкнула молния, и вдалеке зарокотал гром. Прохладный ветерок пробежал по пустыне, и животные встрепенулись.

Биджа почти все время держал в руке «дерринджер» и был готов в любой момент им воспользоваться. Дважды невдалеке появлялись индейцы.

Бен был напуган и признавался в этом себе. Никакого огнестрельного оружия — только нож, — а индейцы под боком. Если сери подойдут ближе, то увидят, что они не вооружены, и тут же нападут на них.

Казалось, что отдаленный пик Чурупатес ничуть не приблизился. Но с гор дул прохладный ветер, поэтому лошади и мулы оживились.

Сверкали молнии, гром грохотал почти не переставая, а ветер усиливался. Наконец хлынул дождь, ужасная culebra de aqua — водяная змея, затопляющая целые деревни и опустошающая сельскую местность. Путешественники перебрались через сухое русло, которое тут же превратилось в бурлящий поток.

Сбившись в кучу, они с трудом двигались дальше. Один раз они остановились, чтобы дать лошадям и мулам попить из небольшого водоема. Животные, казалось, обрели новую силу, но за ливнем и громом не ощущалось ничего, кроме самой бури и необходимости продолжать путь.

Через час ливень уменьшился, но окончательно прекратился лишь спустя еще два часа, оставив пустыню сырой и холодной. Когда тучи разошлись, Чурупатес все еще был далеко.

Биджа Кэтлоу ехал позади, и Бен держался рядом с ним. Когда караван переваливал через холм в предгорьях Чурупатес, Бен поскакал вперед, чтобы вернуть отбившегося мула. Услышав цоканье копыт, он обернулся и увидел, что Кэтлоу скрылся в овраге, ведя за собой несколько мулов. Поколебавшись минуту, Бен пришпорил лошадь и поскакал следом.

Он не проехал и сотни ярдов, когда овраг разделился надвое, а свет был слишком тусклым, чтобы видеть следы. Кэтлоу и по меньшей мере четыре мула исчезли. Кауэн выбрал неправильное ответвление и был вынужден вернуться. Биджа ждал его на развилке.

Подъехав к нему, Кауэн увидел, что Кэтлоу усмехается.

— Испугался? Я просто хотел подстраховаться. Это место не внушает мне доверия.

Они перебрались через холм и поехали вокруг скалы. В лощине, среди холмов Чурупатес, находились разрушенная хижина и маленький корраль. На пастбище их поджидали лошади и мулы. Но они были не одни.

Свет уходящего дня озарял лощину, хотя у дальней ее стены было темно. В центре стояли люди Кэтлоу с поднятыми руками; вокруг было не менее двух сотен всадников — мексиканских солдат.

Бен Кауэн тотчас же сорвал с пояса наручники и, прежде чем Биджа успел осознать ситуацию, защелкнул один у него на запястье, а другой на передней луке седла.

— Какого черта? — свирепо рявкнул Биджа. — Проклятый иуда!

— Заткнись, идиот! — быстро прервал Бен. — Ты мой пленник, если не предпочитаешь гнить в мексиканской тюрьме, что ты вполне заслужил.

Биджа открыл рот, собираясь заговорить снова, но тут же закрыл его.

— Чертов болван, — проворчал он через минуту, но голос его был дружелюбным.

Глава 22

— Вы, конечно, понимаете, — холодно произнес генерал Армихо, — что мы не обязаны отдавать вам этих пленных?

— Понимаю, — отозвался Кауэн. — Хотя это мои пленные. Я привел их — вместе с сокровищем.

— Да, мы получили сокровище — по крайней мере, большую его часть. Мои разведчики доложили, что вы потеряли несколько мулов.

— Не было возможности вернуть все сокровище, — достаточно честно объяснил Бен. — К тому же пропало немного.

Армихо встал.

— Мы вам очень обязаны, — сказал он, — поэтому пленники ваши. Вы нас предупредили, вернули нам сокровище и спасли жизнь капитану Рекальде.

— Это пустяки.

Армихо протянул руку.

— Еще раз спасибо, сеньор. Vaya con dios.

Бен Кауэн спустился по ступенькам на улицу. Связанные пленники поджидали его. Два мексиканца стояли в стороне под отдельной охраной.

— Я не мог ничего для тебя сделать, хотя и пытался, — сказал Бен Панчо. — И для тебя тоже, — добавил он, обращаясь к другому мексиканцу. — Ваша национальность не позволяет мне претендовать на вас, как на своих пленников.

Панчо пожал плечами.

— Ничего, сеньор. Такова судьба. Какая разница, армия или тюрьма? — Он улыбнулся. — Думаю, это будет армия. Я хороший солдат, и генерал это знает. Конечно, мне придется посидеть на гауптвахте, но потом я снова буду солдатом — вот увидите.

Бен Кауэн пошарил в карманах. Денег осталось мало.

— Я отвезу вас назад в дилижансе, ребята, — обратился он к остальным, — но могу только оплатить ваш проезд. Питаться вам придется за свой счет.

— У меня в поясе есть деньги, — сказал Биджа, — так что позаботься о себе. Какова плата за дилижанс?

— Отсюда по десять долларов с каждого.

— Я сам заплачу за себя. Если уж мне суждено попасть в тюрьму, то я прибуду туда с шиком.

Когда дилижанс приехал в город, Бен Кауэн спрыгнул на землю и огляделся. Первой, кого он увидел, была Росита Кальдерон.

Сегодня она ехала на вороной лошади, не менее великолепной, чем бурая. Белая куртка из оленьей кожи свешивалась на бок животного. Желтая шелковая блуза оттеняла оливковую кожу и черные волосы девушки.

— Как вы здесь оказались? — спросил Бен, удивленный ее неожиданным появлением.

— У нас есть ранчо близ Фронтерас, и я поехала на север с отцом. Карета по главной дороге едет куда быстрее.

Пленники в наручниках, с трудом передвигая затекшими ногами, вылезли из дилижанса.

— Если вам нужна помощь, мои пастухи поблизости, — предложила Росита.

— Нет, спасибо. Мы хотим поесть и ехать дальше.

Ее взгляд был загадочным.

— Значит, вы покидаете Мексику?

— Я должен отвезти их назад.

— Мне… нам будет вас не хватать. У вас в Соноре много друзей.

Бен посмотрел на нее.

— Мне нужно ехать. Если бы я остался, то мог бы позабыть, что я всего лишь человек с лошадью и ружьем.

— Мой предок, — сказала девушка, — прибыл в Мексику вместе с Кортесом. Он был всего лишь человеком с лошадью и мечом, но тем не менее основал семейство.

Бен колебался — он был немногословен и не привык к женщинам.

— Я гринго, — промолвил он, — и, кроме значка маршала, у меня ничего нет.

— В Нью-Мексико, — мягко сказала Росита, — у меня есть кузина по имени Друсилья Альварадо. Она вышла замуж за гринго, который носил звезду, и очень счастлива, сеньор.

Бен Кауэн уставился на носки своих сапог, потом окинул взглядом улицу и посмотрел на девушку, которая показалась ему прекраснее всех на свете.

— Я вернусь, — пообещал он.

Бен быстро зашагал к ресторану, но повернулся и добавил:

— И вернусь скоро!

Проводив пленников внутрь, он усадил их и заказал для них пиво с бобами и тортильями, а также солидную порцию кофе. У него самого не было аппетита. Он просто сидел, уставясь в окно.

Биджа Кэтлоу посмотрел на него:

— Клянусь, Бен, я никогда не видел ничего подобного. Самая красивая девушка в Соноре — а ты едва все не испортил! Мне хотелось как следует вздуть тебя!

— Заткнись, — вежливо посоветовал Бен.

Выведя их к дилижансу, он нащупал в кармане «дерринджер». Маленький пистолет, который Бен забрал у Биджи, был его единственным оружием, но в другом он не нуждался, покуда они находились в Мексике. Его пленники хорошо знали, что с ними будет, если они сбегут до границы и их снова схватят.

Они были скованы наручниками попарно, за исключением Биджи, которому Бен надел кандалы и на ноги. Биджа ими очень гордился и охотно их демонстрировал.

— Все думают, что я либо очень опасен, либо очень быстро бегаю, — усмехался он.

Это могло стать его последними словами. Биджа произнес их, обращаясь к матери и дочери, также ожидающим дилижанса, и говоря, он не смотрел по сторонам. Поэтому он не заметил мужчину, стоящего на углу в пятидесяти футах от него.

— Я говорил тебе, — послышался холодный голос, — что выберу время?

Повернувшись, Биджа увидел Миллера, стоящего с револьвером в руке. Губы его кривились в усмешке.

Если Миллер и заметил девушку на лошади, едущую к ним по улице, то не обратил на нее внимания. Она была иностранкой, и у него не было причин думать о ней.

Бен Кауэн шагнул на улицу. У Миллера имелись веские причины думать о нем, но на Бене не было револьверного пояса, а за кушаком не торчала рукоятка оружия. Бен подумал о «дерринджере» в кармане, бесполезном на таком расстоянии, и его впервые охватило отчаяние. Ему приходилось испытывать страх, но он не знал, что такое отчаяние. Зато Бен отлично понимал, какой человек стоит перед ним, но он был безоружен, а Биджа скован и беспомощен.

Миллер это отлично понимал.

— Вы тоже, маршал? Почему бы и нет?

Росита Кальдерон выросла на ранчо и сидела на быстроходной лошади. Она коснулась мерина шпорой, и он, слегка поджав задние ноги, пулей рванулся вперед, хотя до сих пор двигался шагом.

Миллер видел девушку, но его внимание было сосредоточено на мужчинах. Если он и подумал о ней, то лишь, что ей хочется поскорее убраться.

— Бен!

Услышав крик, Миллер на момент отвел взгляд. Бен протянул руку и поймал на лету блестящий предмет, подобно тому, как он часто проделывал это, объезжая границу. Его пальцы стиснули рукоятку кольта 45-го калибра. Он увидел страх в глазах Миллера, пламя, вырвавшееся из дула его револьвера, и тут же начал стрелять. Любой ценой он должен вызывать огонь на себя, не позволяя Миллеру стрелять в беспомощного Кэтлоу.

Миллер почувствовал, как одна пуля раздробила ему бедро, а другая просвистела рядом с головой. Выстрелив, он увидел пыль, посыпавшуюся с куртки Бена Кауэна.

Что-то толкнуло Миллера в голову, и он ударился спиной о подпорку крыльца, ощутив в мозгу яркую вспышку. Миллер поднял револьвер, но почувствовал удар в грудь и сильную боль, пронзившую его насквозь. Он выстрелил, но пуля угодила в землю, подняв струйку пыли. Миллер все еще одной рукой держался за подпорку, а другой сжимал оружие, не сознавая, что он уже мертв.

Бен Кауэн стоял, пошатываясь, потом колени его подогнулись и он упал лицом вниз, выпустив отделанную серебром и слоновой костью рукоятку револьвера.

Некоторое время на улице царила мертвая тишина, затем Биджа Кэтлоу, шаркая ногами, двинулся вперед, наклонился и стал обшаривать карманы Бена Кауэна в поисках ключей. Сначала он отпер наручники, потом кандалы на ногах, наконец взял револьвер с серебряной рукояткой и спрятал его в кобуру.

Подняв взгляд, Биджа посмотрел в дуло винчестера в руках Роситы Кальдерон. Оно было нацелено ему между глаз, и он знал, что она без колебаний выстрелит.

— Это лишнее, мэм, — заговорил Биджа. — Мы с вами подлатаем этого парня, а потом мы пересечем границу, где он сможет сдать нас властям.

Кэтлоу снял значок маршала с груди Кауэна.

— Пока я здесь, я назначаю себя помощником маршала и буду носить эту штуку, чтобы все было по закону.

Бен Кауэн долго смотрел в окно, прежде чем осознал, что делает это. Перед его глазами расстилался залитый солнцем пейзаж; ветерок мягко шевелил кружевную занавеску. Бен ощущал усталость и одновременно комфорт, каких никогда не испытывал ранее.

Впрочем, он никогда еще не спал в такой большой кровати и не смотрел в окно с кружевными занавесками.

Наблюдая за лошадьми, резвящимися на зеленом поле, Бен начал беспокоиться. Что он делает в подобном месте? Что с ним произошло?

Позади открылась дверь, и Бен, обернувшись, увидел пару испуганных черных глаз. Средних лет мексиканка выбежала, громко зовя кого-то.

Обернувшись во второй раз на звук шагов, Бен посмотрел в глаза Росите Кальдерон.

Он перевернулся на спину, заложил руки за голову и улыбнулся ей:

— Впервые я принимаю леди, лежа в постели.

Сквозь оливковую кожу девушки проступил слабый румянец.

— Присматривай за ним, Мария, — велела она служанке. — По-моему, сеньор поправляется быстрее, чем мы ожидали.

Бен сидел, доедая тарелку супа, когда вошел Биджа Кэтлоу со звездой на груди.

Кауэн с сомнением посмотрел на нее:

— Где ты это взял?

— У тебя, — весело отозвался Кэтлоу. Он сдвинул шляпу на затылок и засунул за пояс большие пальцы. — Я решил, что лучше мне самому перевезти арестованных через границу и передать их властям.

— Ты перевез их?

— Конечно.

— И кому же ты их передал?

— Ну… — Биджа наморщил лоб в притворной задумчивости. — Это беспокоило меня больше всего. Я не знал, кому их передавать, поэтому заснул, размышляя об этом, а когда проснулся, их и след простыл!

Бен молча доедал суп.

— Насколько я понимаю, — снова заговорил Биджа, — у тебя ничего против них нет — во всяком случае, в Штатах. Они сбежали неподалеку от ранчо Пита Китчена. Я решил, что являюсь единственным из арестованных, которого ты и вправду можешь обвинить, поэтому вернулся сюда.

Бен наконец разделался с супом.

— Биджа, я собираюсь побыть здесь какое-то время. Отдай мне значок, поезжай в Эль-Пасо и передай себя человеку, который временно исполняет обязанности маршала. Он займется твоим делом.

— Ладно. — Биджа отстегнул значок. — Все равно, нося эту штуку, рискуешь получить пулю.

Спустя две недели, когда Кауэн сидел на крыльце гасиенды Кальдерон, Росита вручила ему письмо:

«Эль-Пасо.

Дорогой Бен!

Я взялся за перо, чтобы сообщить, как мы рады слышать, что с тобой все в порядке. Здесь появился Абиджа Кэтлоу из списка разыскиваемых и сказал, что ты велел ему передать себя властям.

Он это сделал, передав нам также твой рапорт о Миллере и бумагу из кармана Миллера с указанием места, где находилось украденное им армейское жалованье. Большая часть его найдена.

Искренне твой

Уилл Т. Лэшоу, помощник маршала.

P. S. Кэтлоу сбежал из тюрьмы. С тех пор о нем ни слуху ни духу».

Первая открытка пришла год спустя из округа Малер в Орегоне. В ней было всего пять слов:

«Нашего первенца мы назвали Беном».

А по пастбищам Соноры скачет верхом мальчик, которого зовут Абиджа.

Note1

Арройо — сухое русло реки, дно оврага.

(обратно)

Note2

Кантина — бар и продовольственный магазин в одном здании.

(обратно)

Note3

Второй (исп.).

(обратно)

Note4

Тортилья — тонкая лепешка, в которую обычно завернута начинка — мясная или овощная.

(обратно)

Note5

Вакеро — пастух, то же, что американский ковбой.

(обратно)

Note6

Пеон — крестьянин.

(обратно)

Note7

Езжайте с Богом, сеньор. (исп.)

(обратно)

Note8

Карсон Кристофер (1809-1868) — американский охотник на пушных зверей.

(обратно)

Note9

Бриджер Джеймс (1804-1881) — американский скаут

(обратно)

Note10

Луис Мериуэзер (1774-1809) — американский исследователь.

(обратно)

Note11

Кларк Уильям (1770-1838) — американский исследователь.

(обратно)

Note12

Время воды! (исп.)

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • *** Примечания ***