Перед выходом в рейс [Анатолий Сергеевич Ромов] (fb2) читать постранично

Анатолий Ромов Перед выходом в рейс

Записка

…Она чуть прижала записку к ладони — не так это просто, незаметно пронести бумажку и не оставить на ней отпечатков пальцев. Все равно что нести в зажатом кулаке мыльный пузырь. Ничего, она пронесет, пронесет… Если встречные, с которыми ей приходится здороваться, обратят внимание на ее кулак… Если… Не обратят, нечего им обращать, им не до нее, совсем не до нее… Здесь, в коридоре у бухгалтерии, всегда толчея, можно пронести незаметно что угодно, не только записку. Никто не обратит внимания, ясно. Да, конечно, вот дверь в бухгалтерию. Вот она и пронесет. Она сделает это. Сделает. Все, дверь открылась, надо придать лицу деловое выражение, вот так. Еще не войдя, она уже увидела: все заняты своим делом, в комнате народ. А главное, занят делом Тауров, милиционер ОБХСС, который всегда ходит по заводу в штатском. Он по-прежнему листает за столом бумажки, как и полчаса назад, когда она зашла проверить обстановку. Его плащ все так же висит у двери, на вешалке. ОБХСС — как раз то, что надо, в самый раз. Тауров ее не знает, это точно, она с ним не сталкивалась, не было повода, только видела издали. На секунду проскользнуло: может быть, все это зря? Затея с запиской, и вообще — все? Нет, не зря, не зря… Вошла, дальше все получилось как бы само собой: рука с мыльным пузырем-запиской скользнула в карман плаща, пальцы разжались, записка выпала — а она уже подходила к столу Быховской. Место выбрано точно, здесь больше народа, Быховская загорожена от нее двумя спинами. Остановившись и разглядывая одну из спин, подумала: все хорошо, никто ничего не заметил. Что ж, теперь он будет знать. Будет. Она сумела отомстить.

Подождала несколько секунд, потом, будто решив не терять зря время, повернулась и спокойно вышла в коридор.

Проверка

Тауров сунул руку в карман плаща, поискал спички и наткнулся на сложенный в несколько раз листок. Подумал, вроде бы никаких записок и памяток он сегодня в карман не засовывал, единственное, что там было, — сигареты и спички. Они и сейчас здесь, сигареты в руках, спички вот, рядом с бумажкой, но откуда сама бумажка? Достал, развернул: машинопись, написано с опечатками, некоторые буквы забиты. «Тов. Тауров, займитесь форпиком^[1] «Петропавловска-Камчатского», найдете золото». Никакой подписи, вообще ничего, кроме этой фразы. «Петропавловск-Камчатский» — рефрижератор, он три месяца стоял на ремонте здесь, на этом самом заводе, в плавучем доке. Ушел около месяца тому назад. «Тов. Тауров…» Выходит, написавший записку его знает. Повертел листок, пытаясь найти хоть какие-то следы, отметины. Нет, все чисто. Зубцы перфорации наверху — листок вырван из блокнота. Розыгрыш? Вряд ли. Хорошо, он подумает. «Петропавловск-Камчатский» с завода ушел, сейчас за него он уже не отвечает. Откуда в форпике может быть золото и что вообще за постановка вопроса — «займитесь форпиком, найдете золото»? Конечно, листок можно отдать на экспертизу, следы пальцев на нем наверняка отыщутся. Машинку по шрифту тоже можно определить. Оглядел территорию завода, тянущуюся вдоль южного берега бухты Золотой Рог. Производственные корпуса, трехэтажное здание заводоуправления, плавучие доки. Сейчас утро, самое рабочее время, и кажется, что на территории пусто. Да так и есть, все в цехах или на судах. Видна часть кормы стоящего в одном из плавдоков судна. Все работы ведутся внутри, снаружи только двое рабочих в подвесных люльках медленно красят борт, и движения их рук почти не видны. Пробежал текст еще раз: «Тов. Тауров, займитесь форпиком «Петропавловска-Камчатского», найдете золото». Буквы бледные, ленту на машинке давно не меняли. Где же могли подсунуть эту записку? С утра он торопился в УВД, вскочил в троллейбус, ехал всего две остановки, там? Нет, в троллейбусе не могли. В УВД? Тоже вряд ли, плащ он повесил в своей комнате, за шкафом. На работе пробыл около часа. Потом поехал сюда, на завод «Дальрыбхолодфлота». Все, больше никуда не заходил. Здесь сидел только в бухгалтерии, проверял накладные по расходу олифы при покраске. Дело пустяковое, проверка проводилась по уже переданному в суд делу, расход олифы оказался в норме. Может быть, его хотели отвлечь этой запиской от олифы? Нет, дело закончено, завода оно уже не касается. Плащ висел тут же, в комнате бухгалтерии, в углу, на вешалке, рядом с пальто и плащами сотрудниц. В сторону плаща он почти не смотрел, был занят бумагами, так что эту записку мог сунуть в карман любой желающий. Тауров попытался вспомнить хоть кого-то из входивших и выходивших из бухгалтерии. Бесполезно… Если бы он, скажем, просто сидел, а то копался в бумагах. Какие-то женщины входили, он помнит, мужчины же… Мужчин, кажется, не было. А может, были… Сидели в бухгалтерии хорошо знакомые ему люди: главный бухгалтер Ольга Павловна Быховская, ее заместитель, старшие бухгалтеры. Главный бухгалтер не вставала, остальных он видел мельком. Вряд ли это