История Авиации 2004 02 [Журнал «История авиации»] (fb2) читать онлайн
- История Авиации 2004 02 3.9 Мб, 214с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Журнал «История авиации»
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
История Авиации 2004 02
Коллаж на 1-й обложке разработав Александром Булах. Дизайн логотипа разработан Сергеем Цветковым. Всю информацию о журнале можно найти на сайте http://www.histavia.avia-hobby.ru Над номером работали: Александр Булах (учредитель, главный редактор и дизайнер), Алексеи Андреев и Павел Райдер (корректоры), Александр Булах и Сергей Цветков (сканирование и обработка иллюстраций}, Александр Булах (художник).Расставим точки над «i»
Листая издания, выпущенные к 60-летию нашей Победы в Великой Отечественной войне, я не только с интересом узнавал довольно немало нового для себя, но и невольно сравнивал их. По иному, в сущности и быть не могло, ибо эта дата, как лакмусовая бумажка показывала у какой редакции какие мысли и чувства вызывает она. Речь, конечно, идёт об авиационной периодике. И тут, картина, довольно пёстрая. Конечно, от киевского издания «Авиация и Время» трудно было чего-то ждать целевого, уже хотя бы потому, что сама обстановка на «незалежной» не располагает к подобным экскурсам в историю. В то же время это издание и так регулярно публикует вполне добротные работы об участии советских ВВС во Второй Мировой войне. А вот российские издания в этом плане явно подкачали. Особых шедевров не видно, а это вдвойне обидно от того, что к прошлогоднему юбилею Дальней Авиации всё-таки были подготовлены и книги, и статьи. Видимо на этот раз денег совсем не дали… А может быть дали, но не те… Вы спросите, о чём это я? Отвечу: да хотя бы об «Авиамастере» № 3/2005, который, как написано на его обложке, выпущен «к 60-летию Великой Победы». «Потрясающее» по направленности издание. Вдумайтесь: в номере с подобным посвящением имеется всего ОДНА статья, рассказывающая о наших лётчиках и один серый боковик «Яка». При этом ровно половина объёма номера отдана статье про американский десантный планер, а остальное — дебюту авиации Японии и французскому пулемёту Первой Мировой войны, по недоразумению названному автором публикации (а может выпускающим редактором) «пулемётом победы»(!), хотя в самой статье аргументированно заявляется прямо противоположное!!.. И этот номер вышел к 60-летию Победы!!.. Как говорят в таких случаях в народе, охренеть и не встать. Зато, возразит кто-то, он вовремя вышел… Да, это большое достижение. В деле удовлетворения запросов читающей публики информацией утверждать подобное, примерно то же самое, что и сообщить пациенту с острым кишечным отравлением, что на самом деле нет худа без добра — зато стул у тебя нормализовался и теперь стал очень регулярным… Остаётся только уточнить, может быть с таким содержанием ко Дню Победы журналы лучше печатать где-нибудь в техасском Карллтоне, поближе к издательству «Squdron/Signal Publications, Inc.», а продавать в каком-нибудь киоске возле Арлингтонского кладбища? Там наверняка найдётся немало покупателей на такую продукцию среди тамошних ветеранов и читателей. Если же серьёзно, то в ИА № 24 я как-то сравнивал «Историю Авиации» и «Авиамастер» по информационной ёмкости. Напомню, что согласно нашим расчётам эта разница составляет 2,25 раза. Добавьте к этому лучшую полиграфию и Вы поймёте, что, с учётом повышения цен в первой половине этого года, рост стоимости издания становится неизбежным. Мне лишь только остаётся его попытаться обосновать… Думается цена в 150 целковых будет вполне справедливой. Кто-то, возможно, спросит, почему в своих расчётах я привязываюсь к «Авиамастеру», а не, допустим, к той же «Авиации и Времени». Ответ прост. Потому, что мы живём в России, а о ситуации на Украине я могу судить, в основном, из выпусков новостей и из рассказов проживающих там знакомых. Оба издания выпускаются здесь и сейчас, а чудеса бывают на свете очень редко. Мы живём в одном государстве и потому экономическая ситуация влияет на «Историю Авиации» также, как и на «Авиамастер»… Ваш Александр Булах.АСЫ МИРА
Тетсудзо Ивамото
Никита Донцов
В табели о рангах асов ВВС японского Императорского флота Тетсудзо Ивамото занимает почётное второе место. Вместе с тем, по его собственным словам, именно ему должна принадлежать пальма первенства по количеству побед, поскольку он, якобы, сбил на самом деле в общей сложности 226 различные самолётов! Однако кропотливое сличение большинства эпизодов боевой карьеры этого аса, проведённое после окончания Второй Мировой войны историками США и Японии, позволило последним осторожно заявить лишь о «более чем 80 сбитых им самолетах», что, в общем, также немало, тем более что официальное количество побед японского аса № 1 Хироси Нисидзавы стараниями тех же историков также уменьшилось до 87. Как бы там ни было, несмотря на столь сильные противоречия, история карьеры, Тетсудзо Ивамото, несомненно, заинтересует многих читателей «Истории Авиации».
Будущий пилот родился на острове Хоккайдо в июне 1916 г. Его отец был муниципальным полицейским, а в семье, помимо Тетсудзо, имелось ещё трое детей — два брата и сестра. Родители мечтали, что дети станут фермерами, а потому отправили его в Высшую сельскохозяйственную и лесную школу Масуда. Именно там он начал складываться как личность, испытывая на себе все тяготы обучения. Он был молодым смышленым пареньком, не раз поражавшим своими способностями преподавателей. Нет необходимости лишний раз упоминать, что таковым он оставался и в глазах своих будущих наставников, обучавших его искусству полёта и воздушному бою, хотя атмосфера, царившая в учебных заведениях Императорского флота была необычайно суровой.
Ивамото не демонстрировал большого желания всю жизнь заниматься разведением рисовых культур и деревьев, а потому в июле 1934 г. он поступает на службу в Императорский военно-морской флот, проигнорировав при этом мнение своих родителей, которые были, мягко говоря, не в восторге от его решения, поскольку лишились в его лице помощника по домашнему хозяйству.
Свою службу будущий ас начал на военно-морской базе в Куре, где в 1935 г. его перевели в службу материально-технического обеспечения. Но даже походы на судах снабжения с регулярными перегрузками различных предметов снабжения в море перестали удовлетворять амбиции Ивамото, посчитавшего, что карьера обычного военного моряка для него слишком примитивна, несмотря на то, что и она в Императорском флоте была трудной и опасной. Вскоре, в ходе очередных манёвров, ему удалось поближе познакомиться с морской авиацией, а точнее, с летающими лодками. С этого момента самолёты и полёты на них заняли все его мысли.
Правда, нельзя сказать, что это желание основывалось только на душевном порыве — имелся и вполне осязаемый меркантильный интерес. Дело в том, что даже рядовые лётчики получали существенно большее жалование нежели матросы, а также лучше питались. Об офицерах и говорить не приходилось. Имелись и некоторые другие привелегии, что в перспективе давало существенные преимущества в карьерном росте в сравнении с обычными флотскими офицерами.
Ивамото с успехом сдал все необходимые и достаточно трудные экзамены, и в апреле 1936 г. поступил в 34-й класс первоначальной лётной подготовки. Оттуда в ноябре он был переведён в учебно-боевое подразделение воздушного боя, где приступил к освоению палубного истребителя А5М. В декабре 1937 г. он с блеском завершил свое обучение.
Вскоре, как один из лучших пилотов из состава выпуска, Ивамото получил возможность выбора дальнейшего места службы. Выбор был, в общем небогатым и сводился к трём кокутаями (авиагруппам), находившимся на базах в Кацумигаура, Саеки и Омура 1*. Однако продолжавшаяся война между Китаем и Японией властно требовала всё новых и новых резервов, а потому в штабах вскоре произвели рокировку документов, и молодой пилот получил направление в 13-й кокутай, размещенный в Китае.
Он прибыл в своё подразделение 10 февраля 1938 г., а на следующий день осуществил свой первый вылет в небе Китая. Естественно, это был ознакомительный полёт, в ходе которого он познакомился с расположением позиций своих и чужих сухопутных войск, а также с характерными ориентирами. К счастью, в воздухе ему не встретился ни один самолет противника. В своем дневнике с некоторой долей разочарования он отметил в тот день, что выполнял «туристический полет».
25 февраля Ивамото осуществил первый боевой вылет, принесший ему довольно значительную порцию славы. В тот день 13-й кокутай, базировавшийся на аэродроме Дайкожо (неподалеку от Нанкина), поднял в небо свои истребители А5М, которые должны были обеспечивать прикрытие 36 бомбардировщиков «Мицубиси G3M», отправленных на бомбёжку Нанчанга. Во время выполнения задания японские самолеты были перехвачены 19 И-15бис и 11 И-16 из 3-го и 4-го татуя ВВС Китая. Позже Ивамото вспоминал:
«Подняв глаза к небу, я заметил нечто, напоминающее тень. Нет! Это был вражеский самолет. Другие самолеты спикировали на нас, пользуясь прикрытием облаков. Наши самолеты не были оснащены радиопередатчиками (стандартной комплектацией был только приемник. — Прим. Авт.), и я был абсолютно неспособен предупредить моего командира. К счастью, Такума вовремя заметил врага и дал полный газ. На мой взгляд, в небе находилось примерно 16 самолетов противника. Я взял резко вверх, чтобы оказаться выше облаков, как вдруг метрах в 50 перед собой увидел биплан И-15. Пилот этого самолета смотрел вниз перед собой, пытаясь следовать за полетом Тю-и Такумы, и совершенно не обращал внимание по сторонам, не видя моего приближения. Я выпустил короткую очередь. Это была великолепная цель, сказал я сам себе, успокаивая себя. Неизменно показывая на учебных стрельбах хорошие результаты, я не промахнулся и в этот раз. Я видел, как мои пули пронзают И-15, как из вражеской машины появился сначала белый пар, потом языки огня, потом большой черный дымный шлейф. Самолет накренился и начал пикировать к земле. Это была моя первая победа, причем все произошло очень быстро. В какой-то момент адреналин захлестнул меня, поскольку все произошедшее показалось мне чем-то чрезвычайно легким. Впоследствии я испытал короткий прилив грусти, подумав об убитом мною пилоте, который так никогда и не узнал о моем существовании…»
Японские истребители вернулись на свой аэродром к 14:00. По результатам первого вылета на личный счёт Ивамото была сразу записано таи И-152 (И-15бис. — Прим. Авт.) и один И-lb как подтверждёно сбитые и один И-152 как возможно сбитый! Любопытен и сам процесс того, как выяснялось количество сбитых каждым пилотом. Согласно воспоминаниям Ивамото, процедура выглядела следующим образом: «Я уселся перед своим самолётом и закурил сигарету. Табак имел доселе неизведанный вкус. После жестокого боя я поистине наслаждался покоем. Я смотрел на механиков, заправлявших стоявшие рядом самолеты топливом при помощи ручного насоса 2* из 50-галлоновой бочки.
Командир моего подразделения подошел ко мне и спросил: Ивамото, как вы сегодня сражались? Я сообщил ему о трех сбитых И- 152 и одном И-16 как о подтвержденных и об одном возможном И-152. Другие пилоты подтвердили ему, что сбил я много, и все окружающие долго удивлялись, как можно было сбить четыре самолета в одном единственном вылете! Мои механики сообщили мне, что А5М № 133, на котором я летал в тот день, находится в подразделении с первого дня Шанхайского инцидента, и что большинство из побед соединения было одержано на борту именно этого самолета. В свою очередь я поблагодарил самолет, его двигатель, механиков и наземный персонал за то, что они все не подвели меня ни в небе, ни на земле, помогая мне выполнить мое задание.»
После войны выяснилось, что китайские посты наблюдения подтвердили в тот день потерю всего одного своего самолета, а ещё четыре были сильно повреждены, и их пилоты совершили вынужденные посадки неподалёку от места боя. Для 13-го кокутая этот бой также не прошёл бесследно: вместе с двумя самолётами погибли и два летчика, в том числе и Сигео Такуму, которого Ивамото так старался прикрыть.
Вскоре из состава 13-го кокутая Ивамото был переведён в 12-й, личный состав которого был довольно сильно повыбит в воздушных боях с китайскими и советскими истребителями. На новом месте возможность показать себя новичку представилась далеко не сразу. Фактически 12-й кокутай переживал процесс переформирования, и его штаб, наряду с боевой работой, занимался сколачиванием звеньев и эскадрилий, на что уходила масса времени. Вдобавок приближалась знаменательная дата — 29 апреля — день рождения императора Японии Хирохито, который считался прямым потомком богини Аматерасу! Этот великий (для каждого японца, жившего в то время) праздник решено было встретить в полной боевой готовности! В противном случае у командира кокутая мог появиться повод подумать о священном ритуале сеппуку. Впрочем, к сроку успели, в течение месяца из «сборной солянки» присланных из тыла вчерашних учлётов и горстки ветеранов, к числу которых относился уже и Ивамото, удалось воссоздать 12-й кокутай.
Как и положено в вооружённых силах авторитарных стран, каждая знаменательная дата истории страны или правящей династии (клана) сопровождалась многочисленными мероприятиями в честь монарха. Одним из них должна была стать массированная бомбёжка Ханькоу. Однако накануне налёта выяснилось, что понёсшая серьёзные потери японская бомбардировочная авиация не в состоянии выделить сколько-нибудь значительное количество самолётов для этой акции. В результате в вылете участвовали всего восемь G3M в сопровождении 27 А5М из состава 12-го кокутая. Китайцы подняли в воздух 67 истребителей, из которых 19 И-15бис и шесть И-16 пилотировали летчики из 3-го и 4-го татуев. Остальные самолеты пилотировали советские добровольцы, но их усилия не были вознаграждены — китайская авиация потеряла 11 самолетов (два из них пилотировали наши лётчики) и четырех пилотов. При этом летчики Имперского флота заявили о 40 подтвержденных победах и ещё 11 возможных! Ивамото показал себя во всём блеске, записав на свой счёт четыре машины (два И- 152 и столько же И-16). Подобно своим противникам китайские пилоты также не стеснялись преувеличивать нанесённый противнику урон в несколько раз, заявив по возвращении о 24 победах, в то время как над целью японцы не досчитались всего двух бомбардировщиков и пары истребителей. Правда при возвращении уже в глубине своей территории пять повреждённых бомбардировщиков разбились, но, как говориться, это было уже потом, а потому неудивительно, что командир тютая (эскадрильи), капитан-лейтенант Моирико Мики подписал представление Ивамото к следующему званию, отметив в своём донесении в Главный штаб ВМФ, что этот пилот, «без сомнения является лучшим лётчиком этого знаменательного дня». Эта оценка, в общем, не была лишена основания, так как за время китайской кампании Ивамото одержал в общей сложности 14 побед и стал одним из самых лучших японских лётчиков-истребителей этой войны. Это быстро заметили в штабе авиации ВМФ и уже в сентябре 1938 г. его отозвали из состава 12-го кокутая, направив в находившийся в метрополии кокутай Саеки, который наращивал свою численность, а потому в этой авиагруппе ощущалась потребность в опытных инструкторах.
1* Названия авиагрупп были присвоены по названиям авиабаз, где они формировались и первоначально дислоцировались.
2* Надо сказать, что Ивамото сильно повезло не попасть на глаза инспектора имперского японского флота (имевшегося в составе каждого кокутая), поскольку курить рядом со станциями заправки самолетов категорически запрещается. Как правило, пилотов за такие нарушения техники безопасности переводили в тыл или на заводы.
«Мицубиси А5М2а» (борт7№ 4-133, белый) из состава 13-го кокутая, авнабаза Дапкоджо, район Нанкина, КитаиГзила 1937–1938 гг. На борту именно этого самолета Ивамото получил свое крещение огнем во время налёта на Нанчанг. Поскольку он часто пилотировал этот самолет, он считается его персональной машиной.
Тетсузо Ивамото в кабине своего А5М2а из состава 12-го кокутая над Китаем летом 1938 г.
Тетсузо Ивамото у хвоста своего «Рейсена» с бортовым №Е11-102.
Последующие три года для нашего героя прошли в относительно спокойной гарнизонной службе, оживляемой только напряжёнными тренировочными полётами и освоением новой материальной части. На смену устаревшим А5М японская морская палубная истребительная авиация получала новейшие А6М впоследствии получившие легендарную кличку «Зеро» (ноль). Новые истребители практически по всем параметрам превосходили старые, являясь, в сущности, самолётами нового поколения — скоростных монопланов. В апреле 1940 г. Ивамото был переведён из кокутая Саеки в палубную авиацию на авианосец «Рюдзё», а потом на «Дзуйхо». Но и там он долго не задержался, будучи в начале октября 1941 г. направлен на «Дзуйкаку». Поскольку в штабе авиации ВМФ были прекрасно осведомлены о его выдающихся результатах, достигнутых во время войны в Китае, то не удивительно, что он был вскоре назначен командиром боевого патруля, на лётный состав которого возлагалась задача по обеспечению ПВО всего корабельного ордера. Однако, командуя этим подразделением, он сам, как ни странно, был лишен возможности сражаться в воздухе, так как его место было на посту наведения истребителей, который располагался рядом с боевой рубкой корабля. В результате, хотя авиагруппа «Дзуйкаку» и участвовала в знаменитой атаке на Перл-Харбор 7 декабря 1941 г., Ивамото не удалось тогда пополнить свой счёт побед. Впрочем, не так уж много шансов на это было и у других пилотов, поскольку над Жемчужной гаванью практически не было вражеских самолётов, так как американцы совсем не ожидали нападения. 24 декабря авианосец вернулся на базу, после чего его экипаж начал готовиться к рейду на Цейлон. Хотя в ходе этого рейда Королевский флот понёс серьёзные потери, интенсивная боевая деятельность быстро начала сказываться на численности японских палубных авиагрупп, которые заметно редели с каждой неделей войны. В немалой степени это объяснялось, с одной стороны, конструктивными недостатками самих палубных машин, на которых в жертву достаточно высоким лётнотехнических данным (с учётом стоявших на них силовых установок) были принесены бронирование и протектирование баков, а с другой, практически полным отсутствием поисково-спасательной службы. Фактически экипажи сбитых или повреждённых самолётов могли рассчитывать только на себя. Именно из-за банальной нехватки квалифицированного лётного и командного состава Ивамото весной 1942 г. начал совмещать должности командира боевого воздушного патруля и командира звена, получив, наконец, возможность пополнить свой список побед. К этому времени эпицентр боёв на Тихом океане сместился к берегам Новой Гвинеи, где с японской стороны действовал так называемый «Отряд Южных морей», поддерживаемый 4-м флотом. Однако стремительного захвата этого острова в духе кампании в Малайе или на Филиппинах не произошло. Союзники, опираясь на развитую транспортную инфраструктуру Порт-Морсби, быстро перебрасывали на остров всё новые и новые силы, в то время как японский императорский флот, поддерживая свои сухопутные войска, сражавшиеся в непроходимых джунглях, вынужден был доставлять все виды снабжения на необорудованное побережье. Единственным способом решительного перелома затянувшейся борьбы за Новую Гвинею мог стать десант, высаженный прямо на пирсы Порт- Морсби (операция «Мо»), Однако 6 мая 1942 г. американская авиаразведка вскрыла выдвижение японских корабельных соединений, и в последующие несколько дней развернулось ожесточённое сражение в Коралловом море между оперативными соединениями обоих флотов, в котором приняла участие палубная и базовая авиация. Хотя по численности корабельного состава Японский Императорский флот в этой операции существенно превосходил американский, в количестве авианосцев задействованных с обеих сторон силы были примерно равными (по два корабля). С японской стороны в сражении участвовала 5-я дивизия авианосцев в составе «Дзуйкаку» и «Сёкаку», прикрываемая двумя тяжёлыми крейсерами и шестью эсминцами 3*, а с американской — оперативное соединение TF-17, основой боевой мощи которого являлись авианосцы «Лексингтон» и «Йорктаун», сопровождаемые семью тяжёлыми и одним лёгким крейсером, 13 эсминцами и двумя эскадренными танкерами. 3* Помимо этого десантный караван прикрывался лёгким авианосцем «Сёхо».
Полётная палуба авианосца «Дзуйкаку» заполнена готовыми к взлету самолетами перед вылетом в районе Новой Гвинеи. На переднем плане «Рейсен Модель 21», за которыми следуют бомбардировщики «Аити D3A1» и бомбардировщики-торпедоносцы «Накадзима B5N2». Фото сделано 21 января 1942 г.
День 7 мая прошёл весьма неудачно для Императорского флота. Хотя палубной авиации удалось потопить американский эсминец «Симс» и эскадренный танкер «Неошо», в 08:15 операторы зенитных дальномеров кораблей японской транспортной группы сообщили о том, что видят неизвестный самолёт, а спустя две минуты служба радиоперехвата доложила, что это американский разведчик, который только что передал донесение по радио. Спустя менее двух часов, около 10:00, над лёгким авианосцем «Сёхо» появились первые американские самолёты, а через полчаса всё было кончено — семь торпедных и 13 бомбовых попаданий превратили корабль в пылающую развалину, скрывшуюся под водой всего через четыре минуты после получения первых повреждений! Однако нанести ответный удар в тот день японской авиации не удалось, так как разведывательные самолёты никак не могли обнаружить американские авианосцы. Впрочем, американская авиация также не могла выяснить местонахождение главных сил 4-го флота. 8 мая 06:00 утра за час до рассвета с японских кораблей взлетели девять разведчиков. В 07:25 экипаж «Кейта», возглавляемый боцманом Кэнно засек неуловимые американские авианосцы, но ещё за десять минут до этого, не дожидаясь сообщений «скаутов», с авианосцев Микадо начали взлетать самолёты ударной группы, которую возглавил капитан-лейтенант Такахаси, под началом которого было собрано 69 самолётов (33 пикировщика, а также по 18 истребителей и торпедоносцев). Задачи ПВО корабельного ордера были возложены на подразделение Ивамото, ставшего к этому времени уже командиром 13-го тютая. Ему же было подчинено и соответствующее подразделение из состава авиагруппы авианосца «Сёкаку». Считая его собственный истребитель, прикрытие с воздуха японским кораблям обеспечивали 19 «Зеро». В 09:13 экипаж капитана-лейтенанта Такахаси передал по радио, что видит вражеские корабли и начинает атаку, объектом которой оказались оба американских авианосца вместе с кораблями сопровождения. Впрочем, хотя на японских кораблях с напряжённым вниманием следили за радиообменом командиров подразделений ударной авиагруппы, в роли радиослушателей им удалось пробыть не более 20 минут, так как в 09:32 сигнальная вахта доложила о появлении неизвестных самолётов, а спустя несколько минут стало очевидно, что приближающиеся самолёты принадлежат американскому флоту. Это были Й4 пикировщика из состава бомбардировочной (VB-5) и разведывательной (VS-5) эскадрилий авианосца «Йорктаун». К удивлению японских офицеров, их экипажи не воспользовались тем фактом, что над кораблями не было ни одного истребителя, а начали кружить на высоте около 5 км. На мостиках кораблей с интересом обсуждали эту ситуацию, вспомнив, как накануне вечером японские самолёты чуть не приземлились на американские авианосцы. При этом командир «Зуйкаку», пошутил, сказав, что ««янки», видимо, совсем ослепли, если не узнают кораблей при свете дня!.. Что ж, мы им сейчас покажем, чьи это корабли!..» На самом деле экипажи «Доунтлесов» дожидались подхода своих торпедоносцев, чем не преминул воспользоваться противник. В 09:40 с палуб авианосцев начали взлетать «Зеро» боевого воздушного патруля. Ивамото взлетел с двумя своими ведомым — Дзюндзиро Ито и Ситидзиро Мэи. Тем временем на сцене появилась десятка неторопливых «Девастейторов». Их экипажи, не тратя времени на перестроение, расходясь узким веером, сходу пошли в атаку. Практически одновременно, вытянувшись в гигантскую дугу, один за другим начали пикировать «Доунтлессы». Поскольку к этому времени «Дзуйкаку» с частью кораблей охранения скрылся в полосе дождя, вся мощь удара американской авиации обрушилась на «Сёкаку». Задержка с началом атаки была эффективно использована японскими истребителями, часть из них успела набрать высоту, на которой находились пикировщики, а другая прикрыла направление, откуда с наибольшей вероятностью могла последовать атака вражеских торпедоносцев. Ивамото со своими ведомыми атаковал пикировщики, выбрав в качестве первой мишени головной «Донтлесс» командира группы лейтенант-коммандера Уильяма О.Барча (William O.Burch), а Ито и Мае атаковали машину энсайна Джона Х.Йоргенсона (John H.Jorgenson). Как только американцы освободились от бомб, японские пилоты обстреляли оба пикировщика. Хорошо видимые попадания пуль и снарядов авиапушек, а также летящие в разные стороны обломки вроде бы говорили о том, что с обоими «Доунтлессами» покончено. Посчитав их сбитыми, звено Ивамото сосредоточило усилия на третьем американском самолёте, и вскоре он превратился в факел. Однако на самом деле Барч и Йоргенсон благополучно и дотянули до своего авианосца. Если с десяткой «Девастейторов» удалось разделаться очень быстро, то две дюжины пикировщиков оказались более серьёзными противниками. К тому же к месту боя вместе с торпедоносцами подтянулась и шестёрка «Уайлдкэтов» из состава VF-42, пилоты которых, несмотря на трёхкратное превосходство в численности «Зеро», смело пошли в атаку. Одна пара американских «кошек» взяла в оборот истребитель Иосими Минами, а другая — Хисати Исинозо. Ивамото немедленно устремился на помощь своим подчинённым и по итогам боя заявил два «Уайлдкэта» как подтверждённо сбитые. На самом деле лейтенант Уильям С.Вулин и младший лейтенант Скотт МакКаски (E.Scott McCuskey) без особого труда посадили свои истребители на авианосец, а помощь к Исинозо вообще пришла слишком поздно — пораженный очередями американских истребителей его самолет, объятый пламенем, упал в море. Связав боем около половины «Зеро», пилоты «Уайлдкэтов» обеспечили экипажам «Доунтлессов» довольно сносные условия для бомбометания — во всяком случае, на этапе захода в пике для большей части из них основную угрозу представляли только корабельные зенитки. Результат оказался довольно закономерным — два «огненных цветка» бомбовых разрывов «распустились» на палубе «Сёкаку». Первая 1000-фунтовая (454- кг) полубронебойная бомба угодила в носовую часть, уничтожив обе катапульты и, сделав невозможным продолжение взлёта самолётов с корабля. Второй такой же «гостинец», пробив палубу, разорвался в помещении мастерской по ремонту авиамоторов. Ко всему прочему в финале этого боя к японским кораблям на высоте 6300 футов (около 1900 м) подошла часть ударной авиагруппы авианосца «Лексингтон», ведомая коммандером Олтом, вместе с которым на цель вышли 12 торпедоносцев, четыре пикировщика и шесть истребителей. Впереди шли истребители и пикировщики, а торпедоносцы чуть сзади. Судя по всему, эта группа подошла в тот момент, когда последние «Доунтлессы» ещё пикировали на «Сёкаку» и коммандер Олт видел, как кто-то из пилотов «Йорктауна» добился попадания в японский авианосец (второго по счёту).
«Мицубиси А6М2Ь» (красный борт. №Охи-101) Тетсудзо Ивамото из состава кокутая Оппама в районе священной горы Фудзияма, Япония, зима 1942–1943 гг. Самолет был построен на заводе фирмы «Накадзима».
Как только японские пилоты заметили приближающиеся к кораблям американские самолеты, они тут же устремились в атаку на новых противников. Но они опоздали: четвёрка «Доунтлессов» в сопровождении двух звеньев «Уайлдкэтов», войдя в пике, начала бомбометание. Тем не менее, не обращая на быстро усиливавшийся зенитный огонь своих кораблей, Ивамото продолжал преследование и выбрал целью головной «Донтлесс» командира палубной авиагруппы авианосца «Лексингтон» коммандера Ульяма Б.Олта (William B.Ault), которого сопровождала пара «Уайлдкэтов» из состава VF-2, пилотируемых лейтенантами Ричардом С.Буллом (Richard S.Bull) и Джоном Б.Бэйном (John B.Bain). Последних выбрали в качестве объектов нападения его ведомые Ито и Маи. Однако американцы, не обращая внимания на вражеские истребители, действовали хладнокровно. Управляемый твёрдой рукой «Доунтлесс» словно заговорённый шёл сквозь трассы 25- мм японских автоматов, в то время как оба мчавшихся чуть впереди «Уайлдкэта» поливали галереи авианосца огнём дюжины своих крупнокалиберных пулемётов. Но на выходе из пике развязка была неизбежна. Две очереди, выпущенные Ивамото из пушек и пулемётов, нанесли тяжёлые повреждения «Доунтлессу» Олта, ведомые последнего, бросив своего командира, соблазнились боем с японскими истребителями, в ходе которого смогли довольно быстро перейти в контратаку и вскоре уже гоняли коллег Ивамото как зайцев. Последние быстро потеряли взаимодействие друг с другом и смогли уцелеть только благодаря великолепной манёвренности своих истребителей. В конечном итоге Ивамото был вынужден собирать свое звено для захода в повторную атаку. Теперь целью японских лётчиков стали «Девастейторы», находившиеся на дистанции примерно четырёх миль от японских кораблей. Два торпедоносца, пилотируемые энсайнами Томом Блэшем (Tom.B.Blash) и Норманом Стирри (Norman Sterrie) из состава VT- 2, летели немного в стороне от основной группы. Их машины и попали под атаку звена Ивамото в тот самый момент, когда американцы готовились к сбросу торпед. Несмотря на интенсивный огонь японских зениток, Ивамото перешел в атаку, но «янки», сомкнув строй, открыли точный ответный огонь из хвостовых спаренных пулемётов, а появившиеся откуда не возьмись «Уайлдкэты» мигом заставили тройку «Зеро» ретироваться, тем более что боеприпасы у пилотов «нулей» были уже на исходе. Лётчики других японских истребителей были удачливее. В финале этого боя, когда самолёты противников разошлись, два «Доунтлесса» вместе с шестью «Девастеторами» и парой «Уайлдкэтов» упали в море, а уцелевшие американские машины уходили юго-западным курсом. Где-то невдалеке над самыми верхушками волн летел изрешечённый «Доунтлесс» коммандера Ульяма Б.Олта. Оба члена экипажа были тяжело ранены и добраться до «Лексингтона» у них уже не было шансов. Единственное, что окрыляло их перед практически неизбежной гибелью, было зрелище поднимавшегося над палубой «Сёкаку» гигантского султана дыма третьего бомбового попадания, вызвавшего новые пожары на уже и без того тяжело повреждённом корабле. К сожалению, торпедоносцам «Лексингтона» как и их коллегам с «Йорктануна» не удалось проявить себя. Ещё большие сожаления вызывает тот факт, что 18 «Доунтлессов», возглавляемые лейтенант-коммандером Диксоном, так и не смогли найти цель, в противном случае скорей всего авианосец «Сёкаку» был бы наверняка уничтожен. Преследовать уходящие американские машины подразделение Ивамото не могло из-за нехватки топлива и боезапаса, а потому вскоре пилоты истребителей получили приказ возвращаться на авианосец «Дзуйкакр. После заправки и загрузки боеприпасов его 13-й тютай снова поднялся в воздух, поскольку ожидалась появление новой волна американских самолетов. То, что ридели вернувшиеся после атаки американских кораблей пилоты японской ударной авиагруппы, не внушало оптимизма. «Сёкаку» сильно горел и двигался со скоростью всего 5 узлов. О том, чтобы приземлиться на него, нечего было и думать, а потому все самолёты посадили на «Дзуйкакр, при этом повреждённые машины пришлось сбрасывать в воду, чтобы освободить место для относительно целых. В конечном итоге, хотя американцы лишились авианосца «Лексингтон», им всё же удалось заставить японцев отказаться от проведения запланированной десантной операции в Порт-Морсби, которая была отложена на два месяца. Вернуться к ней предполагалось после операции «АФ», в рамках которой предполагалось захватить атолл Мидуэй и разгромить в решающем сражении ядро американского тихоокеанского флота. Однако спустя месяц у атолла Мидуэй «янки» взяли впечатляющий реванш за позор Перл-Харбора полугодовой давности, отправив на дно сразу четыре японских авианосца, тяжёлый крейсер и транспорт. В результате о проведении десантной операции против Порт-Морсби пришлось забыть. Не менее ужасным было и то, что вместе с кораблями погибло много опытных пилотов, для подготовки замены которым требовалась масса времени. Этим и пришлось заняться Тетсудзо Ивамото, которого в августе 1942 г. перевели с «Дзуйкаку» в состав кокутая Омура, а затем, он последовательно служил на базах в Йокосуке и Оппаме, где готовил лётчиков-истребителей для замены погибших ветеранов. Однако в течение второй половины 1942 г. в боях над Новой Гвинеей и Гуадалканалом американская авиация постепенно наносила всё большие потери как ВВС армии Японии, так и авиации флота. Отправляемые на фронт новички в массе своей погибали, не успевая набраться боевого опыта. В сложившейся обстановке постепенно выбивался и костяк опытных пилотов, который вскоре пришлось восполнять уже из числа инструкторов. В мае 1943 г. после многих месяцев, проведенных в Японии, настала очередь Йвамото, получившего назначение в 281-й кокутай на остров Парамушир (Север Курильских островов). Из- за громадных расстояний между целями и своей базой боевая деятельность этой части была чрезвычайно ограниченной. Если 54-й сентай имел боевую задачу отражать спорадические рейды «Либерейторов», то 281-й кокутай ограничивался лишь противолодочным патрулированием, во время которого вероятность встречи с американским самолетом была практически равна нулю. Позже, когда Ивамото просили рассказать об этом периоде его карьеры, он говорил, что наибольшее впечатление на него произвели регулярные занятия рыбной ловлей, существенно обогащавшей довольно скудный рацион питания. Все изменилось в ноябре. Возросшая на юго-востоке Тихого океана активность американцев привела к тому, что часть 281-го кокутая, насчитывавшая 16 пилотов на своих самолетах «Рейсен модель 21» (А6М2Ь) была переведена на Соломоновы острова. В пункт назначения они прибыли 14 ноября и в тот же день вошли в состав 201-го кокутая. Самолеты новичков значительно уступали по многим характеристикам другим машинам части, а после инструктажа, на котором новичков, прибывших со спокойного севера, ознакомили с оперативной обстановкой в данном районе, многие вообще приуныли. Не минули эти настроения и самого Йвамото. «Мы должны противостоять новейшим моделям вражеских машин. И, поскольку мы, к тому же, воюем в численном меньшинстве, это для большинства из нас фактически является смертным приговором. Но выбора у нас нет, мы должны подчиниться приказу и сделать всё возможное.», записал он в тот же день в своем дневнике. Через три дня Ивамото в составе группы из 60 «Рейсенов» отправился на сопровождение 20 бомбардировщиков, направленных на бомбёжку объектов в районе Бугенвиля. Над заливом Императрицы Августы их атаковали восемь «Корсаров» из состава закалённой VF- 17. Ивамото заметил их лишь тогда, когда американцы навалились на летевшие впереди «Рейсены» ветеранов 201-го кокутая. «Атаковавшие нас F4U были совсем новыми машинами. Это было хорошо видно по сверкавшей на солнце окраске. Одного я сбил первой же очередью. Затем я перевел огонь на второго, который шел тем же курсом, что и моя первая жертва. С этим пришлось повозиться дольше, мне удалось сбить его лишь после захватывающей воздушной дуэли.» Если раньше японское командование оценивало практически любой воздушный бой с точки зрения дарвиновской теории естественного отбора, считая, что в бою пусть даже со славой погибают слабейшие, то теперь взгляды адмиралов и генералов заметно изменились — превалировали явно «шахматные» настроения. Каждый бой рассматривался как партия на доске, в ходе которой обе стороны лишались определённого количества фигур. Это был заметный прогресс, однако вся беда была в том, что теперь практически в каждом бою японская авиация теряла гораздо больше самолётов, чем союзная, получая при этом существенно меньше пополнения материальной части и лётного состава. Не стал исключением и описанный выше бой, из которого не вернулись пять пилотов (два из 204-го кокутая и три из 201-го). VF- 17 потеряла лишь два самолета и одного пилота. Йвамото был чрезвычайно расстроен своими потерями, поскольку нес персональное шефство над молодыми лётчиками. Через четыре дня Ивамото вновь удалось встретиться со своими vis-a-vis из VF-17 над этим же районом. На этот раз японский рейд планировался против вражеского аэродрома, но американцам удалось перехватить нападавших и провести бой без единой потери, заявив сбитыми не менее шести «Зеро». Правда, на самом деле японцы потеряли всего двух пилотов. Позднее по итогам нескольких боёв с подобным исходом Ивамото запишет в своём дневнике красноречивую фразу: «Эти американцы имеют отличные истребители». 15 декабря 1943 г. Ивамото перевели в 204-й кокутай, базировавшийся в Рабауле, практически ежедневно подвергавшемся мощным союзным авианалётам. Там его список побед начал стремительно расти. По прибытию в Рабаул, по данным на середину ноября 1943 г., у него числилось около 20 побед. К концу января 1944 г. его «Рейсен» украшали уже более 60 отметок сбитых самолетов — символических цветков сакуры (японской вишни). Однако к этому времени здоровье его пилота было уже изрядно подорвано длительным пребыванием в тропическом «рае». В конце 1943 г. он переболел малярией, но при этом не более недели находился в госпитале. Причина, как ни странно, была самая прозаическая — всё ухудшавшееся снабжение из-за уплотнявшейся американской блокады заставляло сокращать рацион питания. Правда, пилотов это касалось в самую последнюю очередь, но в госпиталях раненые питались плохо, и многие умирали от истощения.
Ивамото с группой пилотов 281-го Кокутая на авиабазе Татеяма, март 1943 г.
На этом фото, запечатлены несколько «Зеро» из числа находившихся в Рабауле. Виден и самолёт Ивамото с № 7-104 на киле.
В конце января 1944 г. 204-й кокутай был переведен на аэродром главной базы Императорского флота на атолле Трук, где он был полностью перевооружен на А6МЗ и пополнен, после чего вновь вернулся в Рабаул. Но Ивамото вместе с несколькими другими пилотами был направлен в 253-й кокутай. Эта часть была последней, которая прибыла в Рабаул в полном составе. В дальнейшем к крепость прибывали только маршевые пополнения максимальной численностью в эскадрилью, а чаще даже меньше. Первыми победами, одержанными Ивамото на новом истребителе, были Р-38 и В-25. Ещё один «Митчелл» был записан ему и нескольким другим пилотам как групповая победа 6 февраля. Затем он умудрился сбить фосфорными бомбами два «Доунтлесса». И всё же, несмотря на эти, казалось бы, зримые успехи, союзники явно доминировали в воздухе, и это самым непосредственным образом сказывалось на количественном составе как 253-го кокутая, так и других частей. В частности, к середине февраля 1944 г. на всех четырёх аэродромах Рабаула в боеспособном состоянии оставалось не более 20 истребителей, а подавляющее большинство пилотов к этому моменту погибли в воздушных боях. 19 февраля 1944 г. Ивамото повел группу из 26 «Рейсенов» на перехват крупной группы «Митчелов», «Донтлессов» и «Эвенджеров», сопровождаемых «старыми знакомыми» — «Корсарами» из состава VF-17 и VMF-222. Американцы шли курсом на аэродром Тобера, туда, где и базировался 253-й кокутай. Некоторая часть «Рейсенов» ввязалось в бой с истребителями эскорта, а основные силы атаковали ударные машины. В частности, пилоты 253-го кокутая сосредоточили свои усилия на «Донтлессах». Согласно воспоминаниям Ивамото, он подбил десять самолетов в течение всего лишь пяти минут. Всего же японские пилоты заявили в тот день о 37 сбитых вражеских самолетах и ещё шести вероятно уничтоженных при потере пяти своих машин. На самом деле, основываясь на реальных данных, американцы потеряли только один «Корсар» из состава VMF-222 и один «Донтлесс» из VMSB-244. Правда, довольно много самолётов было повреждённо. После посадки в Вунаканау (аэродром Тобера был разгромлен в ходе нескольких авиаударов) Ивамото сообщили, что с американских авианосцев готовится налет на Трук, и по расчётам штабистов он должен был произойти 17 или 18 февраля. Японская ПВО главной базы Императорского флота была явно неспособна отразить ожидаемое нападение, и Главный штаб флота откуда только возможно стягивал подкрепления. Остатки 253-го кокутая были отозваны из Рабаула и вскоре переброшены на Трук, а в самом Рабауле осталось только девять «Рейсенов» и несколько пилотов. К тому моменту, когда Ивамото появился на Труке, на борту его самолета красовались отметки 70 воздушных побед. 253-й кокутай продолжал сражаться, базируясь на Труке. Начавшиеся с середины марта регулярные рейды групп В-24 становились всё интенсивнее. Противодействовать им традиционным способом почти не удавалось из- за слабого вооружения «Зеро», а потому лётчики всё чаще использовали против тяжёлых бомбардировщиков фосфорные бомбы, но потери от ответного огня всё равно были тяжёлыми. Последнюю точку в судьбе этой части была поставлена 30 апреля 1944 г. когда она фактически была полностью разгромлена, потеряв 20 пилотов в бою с американской палубной авиацией. Как результат — в июле 253-й кокутай расформировали, а Ивамото вернулся в Японию. В сентябре 1944 г. Тетсудзо был направлен для продолжения службы в 252-й кокутай (ID 4*316-го хикотая 5*, основная часть которого в октябре была переведена на Формозу. Там они принимали участие в защите острова, воюя вплоть до его захвата вражескими войсками, после чего японские самолёты перелетели на филиппинскую авиабазу Кларк Филд. К этому времени Ивамото зарекомендовал себя настолько опытным пилотом, что командование разрешало ему самостоятельные вылеты на «свободную охоту». В среде японских авиаторов боевая деятельность такого рода получила название «вылеты по своему приказу». Частенько, если встретьподходящую воздушную цель не удавалось, Ивамото перед возвращением обстреливал находившиеся на пляжах многочисленные цели, среди которых были склады, техника и, конечно, масса личного состава, в основном, правда, из вспомогательных частей. Часто его самолёт можно было видеть проносящимся над позициями американских морских пехотинцев. Перед каждым вылетом японский ас тщательно просчитывал свой маршрут и возможные пути отхода в районы, где повреждённый самолёт можно было спокойно покинуть с парашютом, так как это были очень рискованные вылеты, поскольку чаще всего он действовал в одиночку, а союзники окончательно утвердились в своем господстве. Проведя на Филиппинах около полумесяца, 252-й кокутай показал чрезвычайно низкую эффективность и к концу второй недели перестал играть сколько-нибудь заметную роль в воздушных боях. Часть пилотов перешла в отряды камикадзе, а остальные были возвращены в Японию. Ивамото был среди «возвращенцев», прибыв в конце октября в метрополию, где принял активное участие в воссоздании 252-го Кокутая (II). Тем временем 16–17 февраля 1945 г. американские авианосцы осуществили рейд к побережью Японии, а Ивамото получил возможность пополнить в эти дни свой список побед. 16-го числа он вылетел со своей авиабазы в Мобара во главе восьмерки «Рейсенов», и к концу дня его счёт пополнили семь сбитых «Корсаров» и один поврежденный. В марте 1945 г. Ивамото был переведен в 303-й хикотай, который действовал совместно с 203-м кокутаем. 18 и 19 марта последний участвовал в ожесточённых схватках с палубными истребителями США, по итогам одной из которых его штаб заявил об уничтожении сразу 12 самолетов противника! При этом со стороны японцев было потеряно 11 самолетов, однако лишь два пилота были убиты. С началом высадки на Окинаву 1 апреля 203-й кокутай приступил к сопровождение специальный формирований (т. е. камикадзе) в район их целей на Окинаве. Однако подобных вылетов было выполнено немного, так как в течение мая остров был целиком захвачен американцами, после чего авиагруппу перевели на базу в Цуики, где он начал подготовку к отражению вторжения американцев не территорию собственно Японии. Во время своей службы в 203-м Кокутае Ивамото совместно с Такео Танимицу 6* смог сбить один В-29. К сожалению, неизвестно, в какой именно день это произошло. Последние месяцы войны Ивамото провел на военно-воздушной базе в Ивакуми, где он преподавал основы летного мастерства кандидатам в летчики-смертники. Хотя было очевидно, что остановить союзный «паровой каток» Страна Восходящего Солнца не в силах, капитуляция Японии потрясла Йвамото, и он так и не сумел оправиться от неё. Послевоенные годы для героя многих воздушных схваток были очень тяжелыми, он работал в разных местах, но нигде не находил удовлетворения, и какое-то время даже сильно выпивал. Он умер в конце 1955 г. в возрасте всего лишь 38 лет от заражения крови после операции на спине, связанной с полученными во время войны ранениями. 4* Так называемого второго формирования. 5* Хикотай, в зависимости от своего боевого состава, является примерным эквивалентом бригады или дивизии 6* Одержал по меньшей мере 18 подтвержденных побед.
«Мицубиси А5М2а» (борт. № 4-133, белый) из состава 13-го кокутая, авиабаза Дайкоджо, район Нанкина, Китай, зима 1937–1938 гг. В кабине именно этого самолета Ивамото получил своё крещение огнем во время налёта на Нанчанг. Поскольку Ивамото часто пилотировал этот самолет, он считается его персональной машиной хотя, справедливости ради, необходимо отметить, что этом самолёте часто летали и другие пилоты 13-го кокутая.
«Мицубиси А5М2а» (борт. № 3-124, красный) из состава 12-го кокутая, принадлежавший Тетсузо Ивамото. Китай, апрель — сентябрь 1938 г.
«Мицубиси А6М26», модель 21, (борт №Е11-102 красный), принадлежащий командиру воздушного патруля из состава авиагруппа авианосца «Дзуйкаку». На это указывают элементы быстрой идентификации окраски истребителя — широкие белые полосы на фюзеляже. Декабрь 1941 — январь 1942 годов.
«Мицубиси АбМЗ» Модель 22 (борт № 7-104, белый), принадлежавший Тетсудзо Ивамото. Рабаул — Трук, конец 1943 — начало 1944 годов.
Это не единственный самолёт аса того периода. Ивамото писал, что на Рабауле использовал три «Рейсена», один из которых был в его распоряжении с конца января по 9 февраля и отличительной чертой которого был № 104. Одна из сделанных в то время в Рабауле фотографий как раз и показывает «Рейсен Модель» 22 с бортовым № 7-104. Вполне возможно, что этот самолет принадлежал Ивамото, а цифра «7» обозначала один из бунтаев 253-го кокутая. Кроме того, нет полной ясности с цветом хризантем — отметок побед. По одним данным, они были розовыми с красной окантовкой, а по другим — жёлтыми с красной окантовкой.
ИСПЫТАНО В НЕБЕ
Чешский взгляд на СБ
Александр Булах
Созданный в первой помете 30х годов коллективом авиаконструкторов, возглавляемых АН Туш/левым, скоростной бомбардировщик СБ стал этапной машиной для советских ВВС. Эти самолёты неплохо показали себя в локальных конфликтах второй половины 30х, а опытные экипажи достаточно успешно действовали на них и в начале Второй Мировой войны. Однако если в Испанию и Китай эти машины поступали в рамках военно- технического сотрудничества с лояльными к нашей стране политическими режимами, которые в условиях гражданской войны неизбежно попадали под действие международного эмбарго на поставку военной техники, то решение командования ВВС буржуазной Чехословакии, остановившего свой выбор на этом советском бомбардировщике, явно говорит о том, что СБ был отнюдь не так уж плох, как об этом принято сейчас писать в отечественной авиационной периодике. Безусловно, при весьма весомых достоинствах, у СБ имелась и масса недостатков. Одни из них объяснялись отсутствием необходимой квалификации разработчиков, другие — спешкой при запуске самолета в серийное производство, третьи — отсутствием необходимых технологий и недостаточным уровнем развития производства комплектующих. Наконец, совершенно отдельную группу составляли недостатки, объясняемые просчётами при работе макетной комиссии, в составе которой тогда не имелось специалистов, обладавших опытом боевого применения скоростных бомбардировщиков в условиях современной войны, справедливости ради стоит сказать, что их тогда не было ни в одной стране мира.
Всё это в той или иной степени повлияло на эффективность применения первого поколения скоростных бомбардировщиков, и в этом плане туполевская машина, конечно, не могла быть приятным исключением, закономерно став в один ряд с американским «Мартином-139», британским «Бленхеймом», итальянским SM.79 и германским Do17. Часть недостатков СБ проявилась уже на этапе войсковых испытаниях, другая вскрылась в боевых вылетах над Пиренеями и на Дальнем Востоке, о чём уже не раз писалось в отечественной литературе. Но некоторые были отмечены чехословацкими авиационными специалистами, после того как лицензия на производство эти самолётов была получена Чехословакией.
В марте 1937 г. между СССР и Чехословакией было подписано соглашение о военно-техническом сотрудничестве, в рамках которого Советский Союз получал лицензию на производство 76,2-мм горной пушки «Шкода С.5», а Чехословакия — всю необходимую документацию, необходимую для серийного производства скоростного бомбардировщика СБ 2М-100А. В Чехословакии эта машина получила обозначение В-71 и была запущена в серийное производство на авиазаводах «Аэро», «Авиа» и «Летов». С целью облегчения освоения серийного производства новой машины чехословацкой стороне были проданы также 20 серийных самолётов, выпущенных на авиазаводе № 22. Уже 17 апреля 1937 г. первый из них совершил испытательный полёт на аэродроме испытательного центра военно-технического авиационного института ВТЛУ (VTLU). Нельзя не отметить, что поставка бомбардировщиков СБ в Чехословакию, являвшуюся одной из наиболее развитых в промышленном отношении стран Европы, без сомнения, явилась крупным успехом молодого советского государства, показавшего всему миру, что созданная практически на пустом месте авиапромышленность СССР уже в состоянии выпускать вполне современную боевую технику, по ряду своих показателей не только не уступавшую лучшим западным образцам, но и превосходящую их.
Однако, как известно, в любой бочке мёда имеется своя ложка дёгтя. Не стал исключением и туполевский скоростной бомбардировщик, к выпуску которого приступили авиазаводы Чехословакии. Последняя в этот период вместе с СССР и Францией была связана договором о коллективной безопасности, направленным, в основном, против проводивших откровенно агрессивную политику фашистской Италии и нацисткой Германии. Понятно, что выявленные союзниками недостатки в конструкции фактически основного (на тот момент) ударного самолёта коалиции не могли не заинтересовать советское военно-политическое руководство. Уже летом 1938 г. в разгар Мюнхенского кризиса в Чехословакию была отправлена комиссия в составе Героя Советского Союза майора Шевченко (председатель), бригадного инженера Репина и военинженера 3 ранга Алексеева, в задачу которой входил анализ выявленных чехословацкими специалистами конструктивных недостатков скоростного бомбардировщика СБ 2М-100А.
Надо заметить, что к рассматриваемому времени восторги в ВВС РККА по поводу принятия на вооружение этого самолёта в значительной мере уже поутихли. Единственный козырь этой машины — высокая максимальная скорость, составлявшая 420–430 км/ч на высоте 4000 м, в значительной мере уже сходил на нет. Причины этого лежали на поверхности, поскольку развитие конструкции истребителей в то время также велось высокими темпами, что со всей очевидностью показали бои в Испании, где на смену тихоходным бипланам Не51 и «Фиат CR.32» появились более скоростные «Мессершмитты». Постепенно появлялись и другие претензии к самолёту.
Любопытно, что из своих открытий чехи не стали делать тайны, и все обнаруженные недостатки были продемонстрированы нашим специалистам, впрочем, как и разработанные способы решения проблем. В результате этого появился весьма любопытный документ, который удалось отыскать в недрах Российского Государственного Военного Архива, который стоит того, чтобы привести его с минимальными сокращениями. В частности, испытания СБ, проведённые чехословацкими специалистами, выявили следующие недостатки:
«1. Амортизационные стойки шасси и костыля работают явно неудовлетворительно из-за чего разрушается конструкция самолёта при взлётах и, особенно, посадках (срезаются заклёпки, деформируется конструкция). Все разобранные амортизаторы имеют сильно задранные рабочие поверхности цилиндров и поршни.
2. Во всасывающих трубах компрессора мотора получается значительный вакуум, а именно:
| а) при горизонтальном полёте: | ||
| Высота, мт. | Обороты мотора | Давление в гр/см2 |
| 0 | 2170 | — 9 |
| 1000 | 2240 | — 14 |
| 2000 | 2320 | — 22 |
| 3000 | 2360 | — 27 |
| 4000 | 2370 | — 22 |
| 5000 | 2330 | — 18 |
| 6000 | 2210 | — 13 |
| б) при под’ёме: | ||
| 1000 | 1960 | — 11 |
| 2000 | 2060 | — 12 |
| 3000 | 2030 | — 13 |
| 4000 | 2020 | — 9 |
| 5000 | 2000 | — 8 |
| 6000 | 2000 | — 7 |
РЕТРОСПЕКТИВА
Хроники «Интрудеров»
Империя наносит ответный удар
Полковник авиации, канд. тех. наук Александр Медведь при участии Сергея Алексеева и Петра Каминского Продолжение, начало в ИА №№ 25–26.
Поздней осенью 1940 г. главными целями германских бомбардировщиков были выбраны Ковентри, Ливерпуль, Саутгемптон, Манчестер и Шеффилд, поскольку Лондон, к этому времени уже изрядно разрушенный осенними налётами, перешёл в разряд «запасных целей». Концентрированность ударов была доведена до максимума в декабре. Так в ночь на 30 декабря Ковентри бомбили 437 немецких самолетов. Английское командование отметило: «Впервые воздушная мощь была использована столь массированно против небольшого по размерам города с целью его полного уничтожения». Хотя истребительные эскадрильи отправили на перехват 119 машин, но их пилоты не смогли добиться ни одной победы. Именно в этих условиях, когда ночные истребители и зенитная артиллерия продемонстрировали неспособность хотя бы ограничить ущерб от неприятельских бомбардировок, английские ВВС решили испробовать тактику так называемых «интрудеров». Задачами таких самолетов первоначально считались «атака вражеских бомбардировщиков в районах их базирования, а также штурмовка неприятельских аэродромов с применением бомб и стрелково-пушечного вооружения». Позднее в функции «интрудеров» вошла блокировка аэродромов немецких истребителей (воспрещение взлета в период пролета английских бомбардировщиков над соответствующими районами), а также борьба с железнодорожными и автомобильными перевозками преимущественно в ночное время. Вообще мысль о том, что ночная охота во вражеском воздушном пространстве может принести гораздо больший эффект, нежели поиск немногочисленных разведчиков и бомбардировщиков Люфтваффе в английском небе, весной-летом 1941 г. витала во многих ночных истребительных эскадрильях. Справедливости ради стоит отметить, что впервые подобные действия англичане предприняли ещё в период «странной войны». В частности, вечером 28 ноября 1939 г. несколько «Бленхеймов Mk.IF» из состава 25-й эскадрильи были отправлены в район Боркума на так называемую «вооружённую разведку» и с целью создания напряжения в этом пункте германского побережья. Успех тогда сопутствовал экипажу уоррент-офицера Ричарда К.Хэйна, который на внешнем рейде Боркума расстрелял стоявший на воде Не59. Очередной эпизод имел место на исходе эпической «Битвы за Англию», когда ставший впоследствии лучшим английским ночным асом пайлот-офицер Джон Кэннингхэм из состава 600-й эскадрильи в ночь на 24 декабря 1940 г. на «Бьюфайтере Мк.1» сбил над Шербуром He111 из состава 3/KGr100. Ощущая на собственной шкуре результаты деятельности немецких ночных «охотников», британское командование решило в начале декабря сделать шаг в аналогичном направлении, но, поскольку никакого опыта не имелось, то на первом этапе было решено задействовать из состава Истребительного Командования пока только одну часть — 23- го эскадрилью. В декабре 1940 г. по указанию Штаба Истребительного Командования с восьми её «Бленхеймов» демонтировали бортовые радиолокаторы A.I Mk.HI с тем, чтобы исключить возможность захвата этих совершенно секретных устройств немцами, ведь действовать указанным самолетам предстояло преимущественно над Францией и другими оккупированными странами. Правда, первые экспериментальные вылеты «на охоту над континентом» были предприняты пилотами 23-й эскадрильи еще в августе, однако успеха они не принесли. За прошедшие почти полтора года войны она, действуя под командованием сквадрон-лидера Кольмана, потеряла всего три экипажа и, в общем, в отличие от большинства других эскадрилий «спаниелей» смогла сохранить опытный лётный состав с довоенной выучкой. Командование 11-й авиагруппы, под оперативным контролем штаба которой действовала 23-я эскадрилья ночных тяжёлых истребителей, также не спешило бросать экипажи «псов» с радарами в самоубийственные схватки с «мессерами», сохраняя профессионалов для более важных дел. Их час настал в ночь на 21 декабря 1940 г., когда германские бомбардировщики нанесли удар по Ливерпулю. В ответный рейд к вражеским аэродромам ушли шесть «Бленхеймов» из 23-й эскадрильи. Англичане не тешили себя слишком большими надеждами. Смысл действий своих немногочисленных «интрудеров» они видели прежде всего в том, что потревоженная немецкая система наземного обеспечения самолетовождения и освещения аэродромов неминуемо должна была дать сбои, что самым негативным образом сказывалось на интенсивности полётов. И действительно, патрулируя над вражескими аэродромами в течение часа и периодически сбрасывая 20-фунтовые бомбы, размещавшиеся на внешних подфюзеляжных бомбодержателях 1*, экипажи «Бленхеймов» заставили немцев погасить прожекторы и светящиеся «Т». Впрочем, этим их успех той ночью и ограничился. Реальных успехов у англичан не было до конца месяца, правда, надо отметить, что и потерь они не понесли.
«Бленхейм Mk.IF» из состава 23-й эскадрильи. Зима 1940–1941 гг. Данный самолёт, несомненно, принадлежит к числу «интрудеров», так как не имеет антенны бортового радиолокатора.
Столь невысокая эффективность действий первых британских «интрудеров» объяснялась целым рядом обстоятельств. Во-первых с «Бленхеймов Mk.IF» были сняты совершенно секретные бортовые РЛС метрового диапазона AI Mk.III, во-вторых, хотя английский дальний истребитель по скоростным характеристикам примерно соответствовал германским Dol7Z и Ju88C, его наступательное вооружение — квартет «Браунингов» винтовочного калибра — оказалось абсолютно недостаточным для эффективного поражения двухмоторных вражеских бомбардировщиков в скоротечном ночном бою. В течение примерно двух недель англичанам удавалось избегать потерь, хотя и эффект от их действий был также небольшим и не шёл ни в какое сравнение с результатами действий германских дальних истребителей. Первого успеха в ночь на 3 января добился экипаж, возглавляемый флайнг-офицером Филиппом Энсором, сбивший He111 из состава штабной эскадрильи KG55, который упал в районе Виллакублэ. Везение кончилось в ночь с 3 на 4 января 1941 г., когда «пёс» командира эскадрильи атаковал над континентом немецкий ночной истребитель. Хотя радист сержант Х.И.МакРой передал, что вражеский самолёт повреждён или уничтожен, этот успех не подтверждается германскими сводками потерь. После этого экипаж повернул домой, но на подлёте к Ла-Маншу передал, что «видит вражеский бомбардировщик». О том, произошло потом, стало известно уже после войны, когда Кольман вернулся из плена. «Вражеским бомбардировщиком» оказался «Веллингтон», хвостовой стрелок которого, отражая атаку, сбил «Бленхейм» командира 23-й эскадрильи. В обломках машины вместе со стрелком- радистом погиб и штурман флайт-сержант Д.В.Мэтьвис. В ночь на 10 января экипажи английских «спаниелей» славно поохотились, но известно об этом стало уже после войны на основе сравнения документов обеих сторон. Высокий уровень боевой подготовки продемонстрировал экипаж в составе сержантов Джонса (пилот), Г.И.Бесселла и Р.В.Каллена, атаковавший возвращавшийся Ju88A из состава I/KG30, который пилотировал обер-фельдфебель Теодор Шмал. «Королевский пёс» был выше, и его экипаж великолепно смог реализовать своё преимущество. Подобравшись на пистолетную дистанцию, «томми» открыли точный огонь из своих пулемётов, вызвавший пожар левого двигателя «Юнкерса». В ходе следующей атаки англичан командир немецкого экипажа и два стрелка были убиты, после чего оставшийся в живых штурман предпочёл покинуть изрешечённый самолёт. Видимо, первая победа придала уверенности английским авиаторам, и они решили поискать добычу у немецкого аэродрома в окрестностях Бюве. Однако здесь удача экипажу изменила: обстреляв заходящий на посадку немецкий бомбардировщик, англичане в свою очередь получили пулемётную очередь в мотор. Удрать «псу» не дали немецкие зенитчики. При этом пилот сержант Джонс погиб, а Г.И.Бесселл и Р.В.Каллен попали в плен. Кроме того, в ту же ночь один из экипажей 23-й эскадрильи смог повредить Ju88C-2 из состава I/NJG2, а другой — Bf110D из II/NJG1. Если экипажу «Мессершмитта» удалось дотянуть до своей авиабазы и успешно приземлиться, то «Юнкере» по пути домой потерял управление и разбился. Третий самолёт после начала деятельности в новой роли 23-я эскадрилья потеряла в ночь на 12 января, когда машина заходила на посадку. Пробег по ВПП, на которой зияло несколько воронок, закончился сносом шасси и списанием двухмоторника на запчасти. К счастью, никто из экипажа не пострадал. Следующего успеха экипажи 23-й эскадрильи добились лишь в ночь на 26 февраля, когда над аэродромом Мерве (возможно Мервилл) пайлот-офицер Браун сбил He111. Это было неплохая компенсация за потерю, понесённую накануне, в ночь на 24 февраля, когда из тренировочного полёта над Ла-Маншем не вернулся экипаж сержанта Филлипса, который до настоящего времени числится пропавшим без вести. Возможно, пилот просто потерял ориентировку и самолёт упал в воду, либо стал добычей немецкого «ночного охотника» из NJG2. Как бы там ни было, но, судя по всему, английские авиаторы также начали накапливать необходимый опыт, и в ночь на 27 февраля экипаж пайлот-офицера Лова сначала сбил He111 над районом Мервилл — Камбрэ, а затем повредил Ju88C из состава I/NJG2. Весьма насыщенным боевыми эпизодами оказался март. Уже в ночь на 4-е число пайлот-офицер Энсор сбил над Мервилом He111 из состава III/KG26, а флайт-лейтенант Хор — бомбардировщик того же типа из II/KG27 над Лилем. К сожалению, этот успех был омрачён гибелью в ту же ночь экипажа сержанта Роуза, чей самолёт был сбит зенитным огнём в районе Антверпена. В ночь на 9-е отличился экипаж пайлот-офицера Гэвича, уничтоживший над Шартри He111 из состава II/KG27 и повредивший Dol7Z из I/NJG2. Видимо, справиться с волнением от достигнутых успехов пилоту не удалось до конца полёта, и при заходе на посадку «Бленхейм» превратился в груду искорёженного металла. К счастью, никто из находившихся внутри его фюзеляжа не пострадал. Спустя двое суток, в ночь на 11 марта, экипаж пайлот-офицера Энсора сбил Do215, а сержант Скиллен атаковал над Амьеном He111 из состава I/KG1. Эта схватка закончилась печально для обоих экипажей. Видимо пилот английского истребителя не сумел оценить дистанцию до цели или был убит ответным огнём, и «Бленхейм» врезался в «Хейнкель». В пламени взрыва, накрывшего оба рухнувших вниз самолёта, не уцелел никто… В ночь на 12 марта точно сброшенный экипажем пайлот-офицера Энсора залп 20-фунтовых фугасок уничтожил на аэродроме в Глисси He111 из состава I/KG1. Пожалуй, первым из английских «интрудеров» записал подтверждённый «дубль» на свой счёт экипаж сквадрон-лидера Эдварда Грасье 2*. Это случилось в ночь на 15 марта, когда в ходе поиска над районом Мервилла он сначала уничтожил Dol7Z из состава I/KG2, а потом выследил и сбил Bf110E из инструкторской 2/EGr210, комплектовавшейся чрезвычайно опытным лётным составом. В апреле 1941 г. на смену «Бленхеймам» в 23-ю эскадрилью стали поступать двухмоторные истребители «Хэвок» 3*, представлявшие собой вариант известного американского легкого бомбардировщика DB-7, спроектированного фирмой «Дуглас». Как это не покажется странным, но доставшиеся 23-й эскадрилье самолёты принадлежали ещё французскому заказу, аннулированному из-за капитуляции Франции. Это были так называемые DB-7 с моторами «Райт R-183 °C-S3C4- G» мощностью по 1180 л.с., позволявшие 8.6-тонной машине развивать 475 км/ч на высоте 3960 м. Это было ненамного больше чем показывали куда более лёгкие (5100 кг) «Бленхеймы Mk.IF» с 905-сильными моторами «Меркурий XV». Правда, топливные баки были протестированными, что вкупе с довольно внушительной бронезащитой (опять же в сравнении с «Бленхеймом») позволяло надеяться на снижение потерь. Заметно меньшей была и дальность полёта новых машин (1600 км против 1900 км). С целью её реличения бомбардировочную нагрузку, размещаемую в бомбоотсеке (908 кг что даже для бомбардировочных вариантов «Бленхейма» было максимальной величиной!) перераспределили, сократив вдвое 4*, а на освободившемся месте смонтировали дополнительный протестированный бензобак. Что же касается половины массы исчезнувших изнутри машины бомб, то её разместили под центропланом на двух замках, по одному под каждой из консолей. На них можно было подвесить либо по паре 113,5- кг бомб, либо по одной фугаске массой от 227 до 454 кг. Ещё одним плюсом в сравнении с «королевскими псами», имевшимися в 23-й эскадрилье, был удлинённый нос с обширным остеклением, в котором находилась очень удобная штурманская кабина с богатым набором приборного оборудования, включавшего радиокомпас и даже радиопеленгатор! В сравнении с «Бленхеймом», короткая и тесная кабина которого была буквально закрыта с обеих сторон мотогондолами, существенно лучшим был и обзор из обеих кабин. Однако наступательное вооружение осталось практически тем же: квартет «Браунингов FN» калибра 7,69 мм для стрельбы прямо по курсу, хотя и с увеличенным вдвое (до 1000 патронов на ствол) боезапасом. Впрочем, на нескольких машинах вместо пары английских «Браунингов» в носу стояли два крупнокалиберных американских «Кольт-Браунинга М-2». Каждый из них выбрасывал в три раза больше металла, чем один английский пулемёт, и это обстоятельство было также по достоинству оценено британскими экипажами. Несколько мощнее оказалось и оборонительное вооружение: помимо одного пулемёта у стрелка-радиста калибра 7,69-мм, прикрывавшего заднюю часть верхней полусферы, другой такой же пулемёт имелся в люковой кинжальной установке для отражения атак снизу-сзади. Понятно, что успехи британских «интрудеров» в апреле из-за необходимости освоения новой матчасти практически сошли на нет. Лишь в ночь на 4-е экипаж флайт-лейтенанта Хора записал на свой счёт предположительно уничтоженный неидентифицированный самолёт, а 22-го им удалось сбить FW200 из состава I/KG40 в районе авиабазы Бордо-Мериньяк и Ju88 из состава IV/KG1, причём экипаж последнего, возглавляемый фельдфебелем И.Вебером, погиб в полном составе. Спустя неделю, в ночь на 30-е, «команда» сержанта Рэйффлза заявила об уничтожении Bf110. В то же время, в ночь на 8 апреля, в схватке с He111 один «спаниэль» был повреждён, а в ночь на 10-е немецкие зенитчики завалили другого «пса» над Эвелином. В горящем двухмоторнике погиб весь экипаж. Однако в следующем месяце 23-я взяла впечатляющий реванш. Первым на новой технике отличился 2 мая экипаж пайлот-офицера Э.Э.Гэвита точным бомбовым залпом уничтоживший телефонную подстанцию в местечке в Дюрни в районе Эйндховена, где, как считала английская разведка, базировалась одна из немецких бомбардировочных авиагрупп. В следующую ночь удача улыбнулась сержантам Флетчеру и Рэйффлзу. Первый на своём «хэвоке» в районе аэрод-рома у города Лилль повредил Ju88 и He111, а второй сбил He111 из состава II/KG53. Он же смог в следующую ночь, на 4 мая, заметно увеличить свой счёт, уничтожив сразу два Ju88 в районе Иври. Тогда же отличились экипажи пайлот-офицера Энсора и флайт-лейтенанта Хора — каждому из них засчитали по одному сбитому Ju88 и повреждённому He111. Словно соревнуясь между собой, экипажи двух последних пилотов в ночь на 5-е опять вернулись с добычей. Филипп Энсор записал на свой счёт один сбитый He111, второй — как повреждённый и ещё один был записан как предположительно уничтоженный неидентифицированный самолёт. Получивший накануне нашивки сквадрон-лидера, Майкл Хор той же ночью смог сбить Ju88. Успешно действовал вылетев ший вместе с ними и экипаж уоррент-офицера МакДернотта, которому в районе Лилля удалось расстрелять He111. 1* Любопытно отметить, что эти замки, располагавшиеся позади бомбоотсека, первоначально предназначались лишь для использования практических бомб с целью обучения экипажей практике бомбометания, а их применение в боевой обстановке не предусматривалось никакими документами. Однако тот факт, что имеющееся на истребительных вариантах «Бленхейма» вооружение было явно слабым, видимо, отчётливо сознавался экипажами, решившими хотя бы таким обра зом увеличить количество «зубов» у своих «спаниелей». 2* К рассматриваемому времени сквадрон-лидер Эдвард Джон Грасье был, несомненно, самым опытным пилотом из числа лётного состава 23-й эскадрильи, поскольку на его счету уже числилось пять подтверждённых побед, две вероятные и два повреждённых самолёта. Правда, все эти успехи были им достигнуты в кабине «Харрикейна» в составе 56-й эскадрильи. 3* На самом деле первой в Королевских ВВС «Хэвоки Мк.1» начала получать в декабре 1940 г. свежесформированная 93-я эскадрилья, поначалу летавшая на почти «доисторических» «Хэрроу Mk.II». Новые машины, естественно, вызвали восторг у экипажей, перед которыми стояла задача осуществлять постановку воздушных минных заграждений на пути летящих в ночи немецких бомбардировщиков. В рамках этого совершенно секретного плана «Пандора» были модифицированы 20 самолётов. Первоначально в качестве воздушных мин использовались морские мины LMA, которые после сброса разматывали тонкий трос длиной 610 м, другая часть которого крепилась к парашюту. При скорости снижения всей системы 6–7 м/с такой «сюрприз» при высоте сброса 8000 м держался в воздухе по мере снижения около 30 минут. Взрыватель после размотки троса на полную длину автоматически взводился, и удар по тросу вызывал взрыв. Потом сообразили, что лучше для этой цели использовать 113,5-кг осколочные авиабомбы, которых на внутреннюю подвеску «Хэвока» можно было загрузить сразу восемь штук. После постановки «минного заграждения» экипажи «Хэвоков» должны были действовать в роли ночных перехватчиков. В марте 1941, г. эскадрилью пополнили несколькими «Веллингтонами Мк. I», но успех этой затеи оказался, впрочем, весьма скромным: на парашютную мину наткнулся только один немецкий бомбардировщик, а ещё несколько были сбиты огнём из бортового оружия. При этом после сброса «воздушных мин» экипажи начинали поиск самолётов противника с внешней стороны заграждения и на флангах завесы, часто при этом охотясь практически у самого побережья Франции; В конечном итоге в июне 1942 г. эскадрилью оснастили «Спитфайрами Mk.V» и задействовали для прикрытия каботажного судоходства. 4* Теперь она, как правило, состояла из четырех 113,5-кг и или пары 227-кг бомб.
На фото запечатает «Бленхейм Mk.IF» сквадрон-лидера Грасье из состава 23-й эскадрильи. На нижнем фото америкаснкие пилоты демонстрируют главный калибр «Хэвока» — крупнокалиберный «Кольт-Браунинг М-2». Что и говорить, это оружие внушало уважение одним своим видом.
Несмотря на все изыскания в области теории и практики камуфляжа, «интрудеры» 23-й эскадрильи оставались в 1941 г. чёрными как кляксы.
Но всё же длительные ночные полёты требуют хотя бы изредка передышки, и ночь на 6 мая экипажа Майкла Хора и Филиппа Энсора провели в своих постелях, а вернувшийся под утро пайлот- офицер Дафф рассказал, как уничтожил над районом Витри Ju88 из состава III/KG1. В ночь на 7 мая успех снова сопутствовал экипажу сквадрон-лидера Хора, подловившего очередной He111. Не отставал от него и флайт-лейтенант Энсор, сбивший следующей ночью Ju88 из состава I/KG30. В ночь на 11-е коллеги снова пополнили свои боевые счета. Добычей Энсора стал Ju88, а Майкл Хор уничтожил He111. Старалась не отставать от лидеров и молодёжь: в ту же ночь экипаж сержанта Флетчера получив подтверждение на повреждённый самолёт в районе Канна. Спустя сутки Майкл Хор увеличил свой счёт на ещё один «скальп», получив подтверждение на повреждённый неидентифицированный самолёт. Как это, возможно, не покажется странным, но этот взрыв результативности поначалу был воспринят в штабе Истребительного Командования весьма настороженно. Достаточно сказать, что подведя итоги деятельности своих дальних ночных истребителей в мае британские штабисты посчитали, что в ходе ночных рейдов в районах немецких аэродромов могло быть уничтожено не более 15 вражеских самолетов, причём из этого числа четыре имели пометку «вероятно» и ещё три могли быть повреждены. Эти данные и вошли в официальные документы, но, к счастью, после войны историки на основе скрупулёзного сопоставления документов противоборствующих сторон смогли заметно изменить картину этого аспекта войны в воздухе. Вместе с тем, разведка отметила, что часть наиболее часто атакуемых в ночное время французских аэродромов опустела. Правда не совсем понятно было чем вызван этот факт? Действиями английских «интрудеров» или же переброской частей Люфтваффе на другие ТВД… Как бы там ни было, в мае 1941 г. лётный состав 23-й эскадрильи, несомненно, был на подъёме. Если за первые четыре месяца 1941 г. им удалось достоверно уничтожить 16 вражеских самолётов ценой пяти своих, то только за первую декаду мая они одержали 11 побед, не потеряв ни одного своего! Среди английских авиаторов вскоре даже появился насмешливый псевдонемецкий термин Ritterkreuzhohe, буквально означавший «высота Рыцарских крестов». Дело в том, что, опасаясь нападения «интрудеров», деятельность которых отмечается в немецких документах именно начиная с мая 1941 г. (более ранние немногочисленные успехи 23-й эскадрильи остались для немцев практически незамеченными), опытные пилоты Люфтваффе стали возвращаться на свои аэродромы на бреющем, буквально на брюхе «облизывая» наземные препятствия. Для этого требовался немалый опыт, который появлялся только после доброй сотни (а то и двух) боевых вылетов. Пилоты, достигшие этого рубежа, как правило, помимо двух степеней «Железного Креста», получали из рук фюрера ещё и «Рыцарский Крест», который, как не трудно догадаться, просто так не давали. Новички же, рисковавшие подражать своим более опытным коллегам, нередко разбивались. Однако начавшая переброска к границам Советского Союза основной массы бомбардировочной авиации Люфтваффе в преддверии операции «Барбаросса» отрицательным образом сказалась на результативности дальнейших вылетов британских «интрудеров», которая упала практически до нулевой отметки. Причём в середине июля на Восточный фронт из состава оставшегося во Франции 3-го Воздушного флота было переброшено дополнительно шесть бомбардировочных авиагрупп — штаб KG4 вместе с I, II и III/KG4, III/KG26, штаб KG28, I/KG28 и KGrlOO, имевшие в общей сложности 225 бомбардировщиков He111. В результате для экипажей «Хэвоков» почти не осталось целей. И действительно: немногочисленные Do217 и Ju88 практически не уступали по скоростным характеристикам «Дугласам», а транспортные Ju52, которых в это время на западе было также сравнительно немного, в основном летали днём, когда появляться одиноким «охотникам» в небе над Северной Францией или Голландией было смертельно опасно. Любопытно, что английские историки при описании деятельности своих «интрудеров» почему-то совершенно не упоминают эти весьма важные обстоятельства, но зато как попугаи повторяют на протяжении уже более чем 60 лет, что боевую работу их экипажей осложнил летний период светлых ночей! Как ни странно, для немецких экипажей, действовавших в это время севернее (над Англией) где период тёмного времени суток в это время был ещё короче, это почему-то не мешало, а вот английским джентельменам… Словом всё было как в той притче про танцора, которому мешали то слишком натёртые полы, то сильный свет… Между тем, ободрённое успешной деятельностью 23-й эскадрильи, руководство Истребительного Командования запланировало частичное перевооружение на «Дугласы» ещё нескольких частей, которые, помимо своей деятельности в системе ПВО Великобритании, должны были оказывать давление и на немецкие аэродромы в оккупированной Европе. Уже в июле 1941 г. «Хэвоки Мк.1» начала поступать в 25-ю эскадрилью ночных истребителей, оснащённую «Бьюфайтерами Мк.1». Предполагалось, что её лётный состав будет частично переведён на эти машины и поддержит действия 23-й эскадрильи над оккупированной территорией Франции и Голландии. Однако на фоне существенно более мощных английских самолётов заокеанская техника не вызвала энтузиазма у экипажей, откровенно посчитавших, что для истребителя «Хэвок» имеет слишком слабое вооружение, а также недостаточно высокие скоростные и манёвренные характеристики. К тому же «Бьюфайтер» был существенно прочнее, а потому мог, с одной стороны, выполнять манёвры с закритическими для всех модификаций DB-7/A-20 перегрузками а, с другой, выдерживал куда более тяжёлые повреждения, и, кроме того, имел ещё и большую дальность! Словом, всё было как в знаменитой поговорке «своя рубашка ближе к телу» с той лишь разницей, что она была ещё и лучше буквально по всем статьям. Что же касается «интрудерных» вылетов, то командование 25-й эскадрильи, поддержанное оперативным и техническими отделами штаба 12-й авиагруппы, весьма аргументировано доказало, что, демонтировав радары с нескольких истребителей, оно сможет добиться гораздо больших успехов на своих уже освоенных машинах, нежели на заокеанских. Последние, как мы помним, лётному составу ещё нужно было осваивать. В результате в сентябре все «Хэвоки» были выведены из боевого состава 25-й эскадрильи, а с шести «Бьюфайтеров» сняли радары, после чего они также стали действовать по ночам над Северной Францией и Голландией. Однако таких вылетов было произведено сравнительно немного, а потому и каких-либо особо ярких успехов достигнуто не было. Правда, в ночь на 22 июня 1941 г. экипаж сквадрон-лидера М.Дж. Херрика подловил Ju88C-4 из состава 1/NJG2 (сер. № 08ЭТ, борт, код R4+JH). Известно также, что эпизодически подобные рейды предпринимали экипажи из состава ещё нескольких частей, но лишь немногие из них завершились успехом. Во всяком случае, авторам данной работы удалось обнаружить лишь небольшое количество подобных эпизодов. Одним из самых горячих сторонников этого метода ведения боевых действий был несомненно Брэнс А.Бурбридж 5*, в то время в звании сержанта служивший в закалённой в «Битве за Англию» 85-й эскадрилье, которая тогда была оснащена «Харрикейнами Мк.1». «Хэвоки Мк.1» и «Mk.II» начали в эту часть поступать в феврале 1941 г. Правда, перед этим в 85-ю зимой отправили несколько «Дефиантов Мк.1». Согласно первоначальным планам, на эти машины предполагалось перевооружить один флайт, который должен был летать по ночам. Как вспоминал уже после войны Б.А.Бурбридж, «пилоты пришли просто в ужас от этого «башенного недоразумения» уже после первых трёх вылетов, так как по всем частям Истребительного Командования гуляли жуткие истории о дюнкеркском дебюте этих «истребителей», в ходе которого «Мессершмитты» их жгли просто пачками. На парней, которые вынуждены были на них летать, смотрели как на «изгоев» не по своей вине обиженных судьбой и если мы встречались в пабах, то никогда не отказывались их угостить лишней кружкой доброго пива. В конце концов мы заявили, что летать на «Дифаентах» не будем, а если необходимо действовать ночью, то мы это вполне можем делать и на своих «Харрикейнах». Словом это был форменный мятеж.» В результате, после небольшой перепалки в штабах, руководство Истребительного Командования, решив не подрывать боевой дух фронтовой части, входившей в 1-ю линию, распорядилось убрать эти машины из состава 85-й эскадрильи. Однако ночные бомбёжки нарастали, и «в эскадрилью пригнали сначала пару «Хэвоков», которые после ознакомительных полётов были встречены более благосклонно. Это был неплохой самолёт, устойчивый и очень послушный. Он мог свободно летать на одном моторе даже с набором высоты. К тому же на наших «Дугласах» вскоре усилили вооружение, так что я был не в обиде, что пересел на тяжёлый истребитель.». Около полугода 85-я была смешанной, пока в июле окончательно не распрощалась с «Харрикейнами». Первую свою победу сержант Брэнс А.Бурбридж и одержал на «Хэвоке», сбив в ночь на 8 июля 1941 г. He111 над юго-восточным побережьем Великобритании. Весь следующий месяц, он по его собственному выражению, «впустую перемалывал винтами ночной английский воздух». И в течение всего этого времени Бурбридж надоедал командованию эскадрильи и 11-й авиагрупы своими просьбами разрешить ему действовать по ночам на свой страх и риск. «Я тогда был очень молод, — вспоминал он после войны, — и, конечно, как всякий молодой пилот хотел прославиться. Представьте, что в то время, когда на вашем девственно чистом кителе есть только «крылышки», рядом находились герои вроде Джеффри Алларда 6*, Ульяма Ходсона 7* или нашего сквадрон-лидера Питера Туонсенда 8*. Правда, к концу войны мой собственный боевой счёт был значительно большим, но тогда, зимой 41-го, я смотрел на этих людей как на богов. Но немцы не позволяли сбивать себя просто так, и в наших лётных книжках появлялись только записи об очередных рутинных вылетах. Мы летали ночи напролёт, но очень немногим из нас везло. В основном это объяснялось отсутствием необходимой подготовки. Летом и осенью 40-го из эскадрилий ночных истребителей в дневную истребительную авиацию забрали немало пилотов. Ситуация тогда была настолько тяжёлой, что кадровики чистили даже эскадрильи Берегового Командования! А зимой на их место пришли новички вроде меня, подготовленные по сокращённым программам, которые доучивались порой по полгода уже в частях. Нет, летали мы конечно неплохо, но видеть ночью окружающее нас пространство и стрелять толком не умели. Правда, со временем освоившись, я начал подумывать, а насколько эффективно командование использует нас. Это были опасные мысли, но они продолжали бродить в моей голове, а поскольку мой счёт побед и не думал пополняться, то я всё больше думал о том, как бы мне его всё-таки сдвинуть с мёртвой точки. В необходимое русло мои мысли потекли после одного из вылетов, в ходе которого я, забрался ночью практически к самому побережью Франции и находясь там, фактически уже во вражеском воздушном пространстве, я заметил блуждающие огни на юго-востоке. Там, несомненно, находился аэродром, но едва мы решили подлететь поближе, как нас вернул в свою зону патрулирования наземный командный пункт. В конце концов у меня появилась идея, а почему бы, не слетать ночью за канал? Истребители Люфтваффе в это время не действовали, и можно было сравнительно безопасно поискать немецкие ночные бомбардировщики. Однако моя идея у большинства таких же пилотов как я не вызвала энтузиазма. В лучшем случае мне отвечали, что «начальству виднее», а в худшем спрашивали: — Ты хочешь увидеть по-быстрее свой некролог в лондонской «Газетт» или тебе надоело летать, и ты решил отдохнуть в лагере для военнопленных за счёт Красного Креста?.. Начальство также было не в восторге от моих предложений и попросту от них отмахивалось…». Но Бурбридж был упорным, и в конце концов, видимо, чтобы отвязаться от этой «надоедливой мухи» в штабе вняли упрямцу, и вечером 13(!!) августа 1941 г. Бурбридж, наконец, отправился на ночную охоту. К удивлению многих, по возвращении на кинокадрах, отснятых фотокамерой его самолёта, было чётко видно, что пилот расстрелял какой-то двухмоторный самолёт, но идентифицировать цель не удалось, хотя изображения вспышек пламени на консолях ясно указывали на то обстоятельство, что на вражеской машине вспыхнули бензобаки. Хорошо просматривался и шлейф огня за одним из двигателей. Следующий подобный успех был достигнут спустя десять дней, в ночь с 23 на 24 августа, причём на это раз на фотографиях, сделанных с кадров фотокинопулемёта, ясно был виден взорвавшийся Ju88, но при этом вернувшийся назад «Хэвок Mk.II» (борт VY-B) был так избит зенитным огнём, что ремонтные службы с трудом вернули машину в строй. В ночь на 29 сентября 1941 г. флайт-лейтенант Джон Р.Д.Брэхэм на «Бьюфайтере Мк.1» из состава 29-й эскадрильи повредил He111 в 10–15 милях от побережья Бельгии. Через две недели, в ночь на 11 октября 1941 г., пайлот-офицер Арчибальд Д.Н.Бойд на «Бьюфайтере Mk.II» из состава 600-й эскадрильи сбил в 15 милях северо-западнее Сент-Ив сбил He111. Вечером 4 ноября 1942 г. пара «Бьюфайтеров Mk.VIF» возглавляемая флайт-лейтенантом Джоном Х.Тарнбаллом из состава 125-й эскадрильи расстреляла в 130 милях восточнее Стоунхафена Ju88D из состава группы разведки погоды Wekusta 1.
«Хэвок Мк.1» из состава 85-й эскадрильи. Очень хорошо видно, что размеры литер бортовых кодов на «Дугласах» 85-й эскадрильи заметно меньше чем на «интрудерах» из состава 23-й. Видимо, после поступления «Хэвоков» использовались буквенные трафареты для «Харрикейнов».
Однако сержант Б.А.Бурбридж был упорнее многих своих коллег, и эта настойчивость вскоре была вознаграждена: в сентябре молодого пилота повысили в звании до флайт-сержанта. В ночь на 5 ноября его добычей стал Bf110 из состава II/NJG1, который пилотировал обер-лейтенант Франц Рунцек, покинувший сбитый самолёт со своим стрелком-радистом на парашютах. Спустя неделю, в ночь на 13 декабря, Бурбридж подкараулил Ju88G из состава II/NJG4, который пилотировал экипаж унтер-офицера Генриха Бруе. На этот раз залп четырёхпушечной батареи не оставил никаких шансов авиаторам Люфтваффе, которые погибли в полном составе. Свою следующую победу на «Хэвоке» Бурбридж одержал уже в роли ночного перехватчика в ночь на 3 января 1942 г., завалив над Кантерберри Do217. После этого его боевой тур завершился, и он был отправлен инструктором в 62-ю часть учебно-боевой подготовки (62 0TUJ. Свои остальные 20 из 26 побед уинг-коммандер Б.А.Бурбридж одержал уже на истребителях «Москито» в 1944–1945 гг. в составе всё той же 85-й эскадрильи, которая провоевала на американской технике до сентября 1942 г., когда начала осваивать «Москито NF Mk.II». Столь небольшой эффект действий британских «интрудеров» в первой половине 1941 г. объяснялся, помимо указанных выше причин, также отсутствием необходимой техники («Бьюфайтеры» поступали только в части ПВО), эпизодическим характером подобных действий и тем немаловажным обстоятельством, что опыт деятельности 23-й эскадрильи и полученные её экипажами данные о режимах использования немецких авиабаз в ночное время был строго засекречен. В результате авиаторы из других эскадрилий вынуждены были доходить до всего сами, и первоначальный энтузиазм, быстро охлаждаемый неизбежными на войне потерями, стремительно угасал, а определяющим становился принцип «не рисковать». 5* Брэнс Артур Бурбридж. Дослужился до звания уинг-коммандера. Одержал 26 личных побед и две вероятные, кроме того на его счету числятся три сбитые крылатые ракеты «Фау-1» и подтверждение на один повреждённый самолёт. Награждён «Лётным Крестом» и пряжкой к нему (повторное представление), орденом «За отличную боевую службу» и пряжкой к нему (повторное представление), а также американским «Лётным Крестом». 6* Флайт лейтенант Джеффри Аллард в рассматриваемое время имел на своём счету 19 личных и пять групповых побед, а также две вероятные. Был награждён медалью «За лётные боевые заслуги» и пряжкой к ней (повторное представление), а также крестом «За лётные боевые заслуги». Разбился при взлёте на «Хэвоке» 31 марта 1941 г. с двумя другими пилотами, одним из которых был другой ас пайлот-офицер В.Х.Ходсон. 7* Пайлот-офицер Уильям Ходсон в рассматриваемое время имел на своём счету пять личных и две групповые победы, три вероятные и два повреждённых самолёта. Был награждён крестом «За лётные боевые заслуги». Разбился на «Хэвоке» вместе с флайт-лейтенантом Джеффри Аллардом. 8* Гроуп-кэпитан Питер Вулдридж Туонсенд в указанное время имел на своём счету девять личных и две групповые победы, одну вероятную и три повреждённых самолёта. Был награждён крестом «За лётные боевые заслуги» и пряжкой к нему. Продолжение следует.
«Бленхейм Mk.IF» флайт-лейтенанта Бертье Рекса О’Брайна Хора из состава 23-й эскадрильи Королевских ВВС. Авиабаза Форд, зима — весна 1941 г.
«Бленхейм Mk.IF» пайлот-офицера Филиппа Стефана Баддсли Энсора из состава 23-й эскадрильи Королевских ВВС. Авиабаза Форд, зима — весна 1941 г. Самолёт окрашен и несёт опознавательные знаки по, так называемой, «мюнхенской» схеме, принятой в период Мюнхенского кризиса летом — осенью 1938 г.
«Бленхейм Mk.IF» сквадрон-лидера Эдварда Джона Грасье из состава 23-й эскадрильи Королевских ВВС. Авиабаза Форд, зима — весна 1941 г. Снизу все английские ночные истребители, довоенного выпуска имели контрастную окраску, при которой нижняя часть левой консоли, левой мотогондолы, левой части центроплана и фюзеляжа красились в чёрный цвет, а правой консоли, центроплана с мотогондолой — цветом Sky Blue. Это позволяло хорошо идентифицировать свои самолёты в лучах прожекторов.
DB-7 «Хэвок Мк.1» сквадрон-лидера Бертье Рекса О’Брайна Хора из состава 23-й эскадрильи Королевских ВВС. Авиабаза Форд, весна — лето 1941 г. На правом борту носовой части фюзеляжа самолёт несёт контурный рисунок герба 23-й эскадрильи Королевских ВВС.
На этом «Хэвоке Mk.I» (per №BJ496) англичане проверяли два варианта камуфляжа для ночных истребителей.
Первый представлял собой, помимо чёрного низа, очень близкую к английской схеме комбинацию из пятен оливкового зелёного (Olive Green), в который были окрашены самолёты на американских заводах, и коричневого (Dark Earth).
Второй представлял собой комбинацию пятен того же базового оливкового зелёного (Olive Green) и темного серого морского (Extra Dark Sea Grey).
Трудно сказать, к каким выводам пришли аналитики Истребительного Командования, изучив результаты испытаний обоих схем, но интрудеры и в начале 1942 г. красились целиком в чёрный, а камуфлированный по второму варианту «Хэвок Mk.I» (per №BJ496) был оставлен в составе 23-й эскадрильи и позже был списан по состоянию.
DB-7 «Хэвок Мк.1» флайт-сержанта Брэнса Артура Бурбриджа из состава 85-й эскадрильи Ъролевских ВВС Авиабаза Хэнсдон, осень 1941 г. Необходимо отметить, что таких самолётов в 85-й эскадрилье было всего два и первоначально они применялись исключительно для тренировки лётного состава. Основной же матчастью, наряду с «Харрикейнами» были двухместные «Хэвоки Мк.1», оснащённые бортовыми радиолокаторами AI Mk.IV и имеющие в носовой части восемь 7,69-мм пулемётов «Браунинг FN». Место оператора БРЛС находилось в задней кабине, а оборонительного вооружения самолёт не имел.
ПРОЕКТЫ
Рожденный ездить летать не может?
Негодный рекордсмен
Александр Кириндас Окончание, начало в ИА №№ 24–25.
Между тем, 31 марта 1937 г. МКБ и УА ЦС ОАХ составили и 21 апреля окончательно утвердили договор на переконструирование учебного самолета Г- 23 в соответствии с пожеланиями, высказанными испытателями. Этот самолет назвали Г-2Збис. В конструкцию Г-23 при доработке были внесены существенные изменения. Поперечный угол излома крыла составил 3°, площадь элеронов увеличилась за счет удлинения их на 300 мм. Фюзеляж удлинили на 400 мм. Вырезы кабин стали иной формы, а сиденья разместили чуть ниже. Площадь руля направления стала больше. Переделали и шасси — стойки стали короче, а размер колес стал 500x125. Все работы по Г-2Збис велись на Планерном заводе. Построили самолет к лету следующего 1938 г. К этому времени окончательно разрешился вопрос с мотором: ГАЗ начал освоение нового шестицилиндрового двигателя ГАЗ-11, который при сравнительно равных с прежним массово-габаритных характеристиках обладал мощностью 76 л.с. и имел изрядный резерв для модернизации. Его и решили установить на самолет. Однако мотор пока еще требовал доводки, поэтому на самолет временно установили мелкосерийный мотор М-11Е. С этим мотором самолет успешно прошел заводские испытания, в ходе которых высоту 6000 м набирал за 20 минут. Используя это качество самолета, было решено попробовать превысить рекорд высоты для машин такого класса, установленный в декабре 1937 г. французским летчиком А.Жапи и равный 5268 м. 23 июля с Тушинского аэродрома летчик Гродзянский поднял Г-2Збис на высоту 7266 м, а 2 августа летчик Федосеев за 1 час 5 минут достиг высоты 7985 м. Федосеев был полон оптимизма, обещая забраться и на 9000 м «при некоторой доработке мотора». Оба рекорда были официально зарегистрированы ФАЙ. После этого самолет решили передать на госиспытания в НИИ ВВС, в связи с чем начальник отделения Расстригин известил Грибовского: «Присланный Вами на испытания самолет Г-23 с мотором М-11Е представляет интерес как тренировочный обладающий хорошей скоропод ’емностью. Необходимо самолет оборудовать пусковым магнето, прислать аэродинамический расчет и расчет на прочность, после чего предоставить на испытание в НИИ». Собрав необходимые бумаги, 7 сентября Грибовский лично сдал самолет на госиспытания в НИИ ВВС, но, попав в распоряжение этой уважаемой организации, самолет так и не совершил ни одного полета, а 29 сентября в институте составили акт об обнаружении дефектов в прибывшем из ЦАК им. Косарева Г-2Збис: «1. Люфт ног шасси в направляющих стаканах до 2 мм, и люфт шпонок в направляющих пазах, предотвращающих вращение шасси в стаканах до 6 мм. 2. Продольный и поперечный люфт втулок колес до 1,5 мм. 3. Трещина в бобышке упорного узла крепления левой ноги шасси к лонжерону. 4. Продольный я поперечный люфт руля направления во всех трех шарнирах крепления его к килю. 5. Люфт в соединениях тяг управления руля высоты. 6. Трещина в упорной гайке носка коленчатого вала. 7. Пусковое магнето — не в рабочем состоянии. 8. Шпаклевка поверхностей недоброкачественная. Ввиду вышеуказанных дефектов самолет Г-2Збис без надлежащего ремонта к летным испытаниям допущен быть не может». Тогда Грибовский 4 октября лично поехал в НИИ ВВС, где просил выполнить на Г- 2Збис хотя бы четыре — пять полетов, однако там наотрез отказались испытывать негодный самолет. Словом, «в морг, значит в морг». Тогда «негодный» Г-2Зоис своим ходом перегнали в Горький, где на него установили один из экспериментальных моторов ГАЗ-11, форсированный до 92 л.с. Самолет переименовали в Г-2Збис ГАЗ. В Горьком самолет использовался в качестве опытового и летал около полугода. Помимо Г-2Збис ГАЗ в «Отделении опытного авиастроения» имелись У-2, УТ-2, УТ-1 и КСМ-1. 25 июня 1939 г. был составлен акт с краткими результатами проведения заводских испытаний модернизированного КСМ-1 с мотором ГАЗ-11. Полеты производил И.А.Квасов. Зафиксированные в акте параметры и характеристики представлены в таблице 1. Самолет выполнил штопор, петли, перевороты. Особо отмечалось, что самолет «из штопора выходит хорошо». Надо заметить, что КСМ-1 не только оснастили новым мотором, но и внешне обновили — вместо неприглядного серого он стал ярко-красным, а киль украсился комсомольской символикой. Впрочем, не зря один известный авиаконструктор говорил, что красивый самолет и летает красиво. Столь симпатичный самолетик нельзя было скрывать в провинциальной глуши, потому 18 августа 1939 г. КСМ-1, Г-23 бис ГАЗ, УТ-2 ГАЗ № 5035 участвовали в Тушинском авиапразднике, а 22 августа состоялся показ самолетов прессе, руководству ВВС и ОАХ. По завершении праздничных полетов и демонстраций Г-23 бис ГАЗ передали в ЦАК, где он эпизодически совершал полеты до 8 сентября 1940 г. В этот день «летчик Н. Федосеев разогнал самолет со снижением, и при подъеме с боевым разворотом у самолета разрушилось крыло». Комиссия определила, что из-за ненадлежащей эксплуатации и хранения на открытом воздухе «попавшая внутрь влага привела к нарушению клеевых соединений, что явило следствием его разрушение при больших перегрузках». О результатах заводских испытаний КСМ- 1 и его собратьев с ГАЗ-11 доложили первым лицам государства, кои не замедлили отреагировать 29 июля 1939 г. сразу двумя совершенно секретными постановлениями Правительства. Надо заметить, что в руководстве страны весьма серьёзно думали о долгосрочной перспективе, а применение автомотора открывало весьма заманчивые горизонты. Это дешевый, пусть не сию секунду (а, эдак, через полгода) созданный, массовый народнохозяйственный самолет и дешевый массовый учебный самолет — летающая парта для новичков, дешевый и массовый исполкомовский самолет… Словом, при не самых космических затратах вложение полностью должно было себя оправдать, в перспективе. Тем более что в «буржуинстве» уже имелись удачно летающие самолеты с автомотором. Что же касается аэросаней с авиамотором, то там такое неэкономичное средство передвижения было вообще редкостью. И на Аляске. и в Канаде «наземная авиация» (аэросани) использовала, в основном, разные автомобильные двигатели марки «Форд». Постановление № 241сс указывало на необходимость спроектировать, построить и предъявить на госиспытания к декабрю 1939 г. самолет с мотором ГАЗ-85, коему надлежало иметь следующие характеристики: «Скорость максимальная у земли … 120–130 км/ч, скорость посадочная… 50–60 км/ч, дальность на 0,9 максимальной скорости … 500 км, потолок … 5000 м». Столь сжатые сроки подкреплялись не столько угрозой применения «соответствующих» мер, т. е. кнутом, сколько солидной денежной премией — создатели самолета, геликоптера или какого другого конструктивно сложного летательного аппарата могли рассчитывать на премию в размере от 500 тыс. до 1 млн. руб., т. е. весьма сладким пряником. Это при средней у инженера (потому как они делились, подобно осетрине в романе М.Булгакова, на 1-ю, 2-ю и 3-ю категории) месячной зарплате чуть более 600 руб. Были премии и еще большие. Так, например, при предоставлении в установленный срок на госиспытания 1-го экземпляра «двухмоторного морского дальнего разведчика и среднего бомбардировщика» главный конструктор завода № 31 тов. Четвериков, директор тов. Трухин с соратниками должны были получить премию в размере 1 млн. 700 тыс. руб. и 350 тыс. руб. после предоставления на госиспытания (переработанного по результатам испытаний) второго экземпляра. Эти суммы любопытно сопоставить с затратами на освоение Г-23 в серийном производстве (см. начало статьи в ИА № 24 на с.9. — Прим. Авт.). Смолина с ближайшими сподвижниками должны были стимулировать 100 тыс. руб. Сумма, конечно, была существенно скромнее, но и его коллектив, в отличии от КБ того же Пашинина или Ермолаева, составлял не несколько десятков человек, а во много раз меньше. В Постановлении № 242сс, вышедшем в тот же день, говорилось: «1. Считать, что на ближайший период времени, самолетами первоначального обучения летного состава в аэроклубах и школах ВВС остаются самолеты У-2 и УТ-2. В дальнейшем в целях удешевления производства самолетов и стоимости обучения, самолеты У-2 и УТ-2 должны быть заменены самолетами с автомобильным мотором или с дизелем. 2. Обязать НКАП и НКО разработать условия и объявить не позднее 1-го сентября 1939 г. конкурс на создание двухместного самолета, по типу У-2, с мотором 70–80 л/с работающим на автомобильном бензине, для первоначального обучения летного состава в АК и школах ВВС. …В целях поощрения конструкторов, принимающих участие в конкурсе обязать НКАП выделить для премирования 300 000 руб.». Самолет должен был иметь лётно-технические характеристики, аналогичные указанным в Постановлении № 241сс, но с увеличением потолка до 6500 м.
| Таблица 1. Лётно-технические характеристики многоцелевого самолёта КСМ-1 с мотором ГАЗ-11. | |
|---|---|
| Размах крыла | — 12,00 м. |
| Длина | — 7,50 м. |
| Масса пустого | — 628 кг. |
| Масса полетная | — 898 кг. |
| Нагрузка принятая на испытаниях | — 270 кг. |
| Максимальная допустимая нагрузка | — 350 кг. |
| Дальность (расч.) при нагрузке в 350 кг | — 1100 км. |
| Мощность мотора | — 80–85 л/с. |
| ЦТ при нагрузке 270 кг | — 28,5 % САХ. |
| Т яговооружённость | — 10,9 кг/л/с. |
| Нагрузка на крыло | — 50,0 кг/м2. |
| Максимальная скорость | — 160 км/ч. |
| Время набора высоты 500 м | — 5 мин. |
| Время набора высоты 1000 м | — 12 мин. |
| Время набора высоты 3000 м | — 1 ч. 8 мин. |
| Время виража на высоте 750 м | — 18 сек. |
| Расход топлива | — 12,5 кг/час. |
| Длина/время разбега | — 150 м/12 — 14 сек. |
| Длина/время пробега | — 75 м/7 — 8 сек. |
| Посадочная скорость | — 60 км/ч. |
Общий вид двигателя ГАЗ-11.
Финал
Постановления были дополнительно подкреплены приказом НКАП № 201сс. Самолет был назван УПО-2 — учебный первоначального обучения, второй тип А.А.Смолина. К «основному» номеру приписывался «порядковый». Так появились названия УПО-21 и УПО-22 для летавших образцов. УПО-23 в полете не испытывался — его планер был разрушен при статических испытаниях на прочность. Иногда самолет именуется УТ-8. 3 сентября 1939 г. во исполнение приказа НКАП директор завода № 21 Воронин приказал назначить А.А.Смолина главным конструктором, его брата — Б.А.Смолина — прорабом, а также «выделить комнату и трех инженеров». В цехах были открыты заказы на три экземпляра самолета. Изготовление велось в цехе № 10, а сборка — в цехе № 40. В разработке отдельных узлов и выполнении расчетов участвовали конструкторы К.М.Андрианова, С.В.Яшкова, О.Ю.Михт. Позднее штаты несколько «распухли»: «Инженером по ВМГ» стал Б.В.Архангельский, «Инженером по производству» — Д.М.Курепин. Механиком был Л.Л.Зильперт — еще 16 декабря 1937 г. распоряжением № 67 по КЭО ГАЗ старший авиатехник аэроклуба ГАЗ был назначен руководителем спецгруппы самолетных моторов, на которого возлагалось: «1. Производство и монтаж моторов. 2. Испытание моторов на земле и в воздухе…». Как обычно бывает, срок разработки самолета выдержан не был. Согласно опять же воспоминаниям ветеранов, находившийся в заключении А.Н.Туполев, составляя списки необходимых для его «шараги» инженеров указал и А.А.Смолина, перепутав его с А.П.Смолиным — в тот период специалистам была хорошо известна книга по зимней эксплуатации самолетов А.Смолина и Н.Гантмана, не зная, что тот на самом деле находится на свободе. В большинстве других случаев товарищ Туполев с подбором кадров не ошибался. Алексей Андреевич был доставлен в Москву и определен вольнонаемным расчетчиком — ему был поручен расчет винта нового самолета. Возможно, этот расчет за подписью Смолина и сохранился в каком-нибудь архиве, его заключенные коллеги свою фамилию ставить не могли, вместо этого применялась личная печать, называемая «копытом». Работа с осужденными коллегами под непрестанным моральным давлением не устроила Смолина, потому при первой возможности он вернулся в Горький. Репрессий за срыв сроков поставки самолета не последовало, поскольку инициатива в зачислении на новую работу, как и в оперативной «доставке» к месту службы, исходила не от А.А.Смолина. Но и на премию рассчитывать не приходилось. Только в январе 1940 г. эскизный проект самолета был выполнен и отослан военному заказчику для утверждения. Фюзеляж самолета прямоугольного сечения со скругленной верхней частью состоял из ряда шпангоутов, соединенных между собой четырьмя лонжеронами. Крыло трапециевидное в плане с прямоугольным центропланом и отъемными консолями. Оперение деревянное. Свободнонесущий стабилизатор с двумя лонжеронами. Руль высоты состоял из коробчатого лонжерона и набора нервюр. Киль двухлонжеронный. Обшивка фанерная 1*. Шасси безосное неубирающееся, пирамидальной конструкции, состояло из двух вертикально расположенных стоек с пластинчатой резиновой амортизацией, двух полуосей, подкрепленных задними подкосами. По проекту шасси имело обтекатели. Вал винта как бы «протыкал» радиатор оригинальной конструкции. В целом, самолет имел предельно простую, даже примитивную конструкцию. Такие машины могли стать массовыми, будучи просты в производстве и эксплуатации. Предполагавшийся проектом мотор ГАЗ-11 на промышленном образце уступил место американскому двигателю «Додж» с заводским № 633329-9. Моторы ГАЗ-11 еще отличались (см. выше) капризностью в работе, а к надежности заокеанского «пламенного сердца» претензий не было. В остальном параметры не изменились. Мотор наработал в воздухе (не на УПО-2) 30 час. 45 мин. и на земле 62 часа. Прежде чем попасть на аэроплан, двигатель был тщательно обследован. Дефектов не обнаружилось. Самолет выкатили на летное поле 24 августа, и в 14:27 были начаты первые пробежки, а в 17:30 машина выполнила первый подлет. В 19:20 в присутствии директора завода Квасов совершил полет продолжительностью 5 мин. 26-го и 27-го числа Квасов и Смолин (пассажир) совершили три полета продолжительностью в неполные полчаса каждый. В дальнейшем самолет поставили в ангар, поскольку для проведения испытаний требовалось получить разрешение Замнаркома по опытному самолётостроению А.С.Яковлева, которому 3 сентября отправили соответствующий запрос. Согласно принятой в то время практики, конструкторы и руководители заводов чуть ли не ежедневно докладывали в Москву о ходе работ по перспективным машинам и производству. Из имеющихся в распоряжении автора документов следует, что референт доложил о постройке самолета лишь по прошествии двух месяцев 1 ноября: «самолет готов к летным испытаниям, разрешение на полет получено, срок сдачи — декабрь 1939 г.» 2*. 11 ноября на завод пришло разрешение, по получении которого полеты возобновились. 12 ноября Смолин и Квасов полетали на УПО чуть более 20 минут. 13 ноября выполнен был часовой полёт, а после Квасов уже в одиночку в течение 24 минут выписывал на УПО виражи и восьмерки. Очередной полет назначили на 19 ноября 1940 г. Около 10:00 утра стало известно, что охрана не пропускает на завод Зильперта. С Зильпертом связались по телефону на предмет годности двигателя. Тот ответил, что в предшествующие дни ничего подозрительного не обнаружил. Квасов сходил получить разрешение на вылет у начальства. Полетное задание предполагало выполнение трех петель и достижение скорости в 250 км/ч. Архангельский, Курепин и Михт готовили машину к полету. Рядом с машиной постоянно находился и Б.А.Смолин. По готовности А.А.Смолин и И.А.Квасов забрались в УПО- 2. Квасов, сидевший в передней кабине, погазовал чуть более 7 минут и повел машину на взлет. В 12:30 самолет оторвался от земли. Погода была великолепная, и в небе над заводом кружилось с полдюжины самолетов. Но Б.А.Смолин смотрел лишь на УПО-2. Борис наблюдал, как самолет поднялся в небо и начал делать разворот, и вдруг, УПО с затихшим двигателем повис на мгновение «пугающим углом» и, перевернувшись через крыло, рухнул на землю в 300 м от заводского аэродрома возле железнодорожного полотна в районе деревни Костариха. Б.Смолин бросился к месту аварии, перепрыгнув по дороге заполненную водой канаву и перебравшись через забор с колючей(!) проволокой. Посреди обломков самолета стоял А.А.Смолин и пытался вытереть разбитое в кровь лицо крагой. Передняя часть самолета с кабиной пилота была полностью разрушена. На вопрос, где Квасов, конструктор сделал неопределенный жест по направлению к железнодорожным путям. Выброшенному на полотно дороги летчику уже оказывали первую помощь. И.А.Квасов получил переломы ноги, ребер, разбил лицо. По распоряжению П.У.Фокина (начальника ЛИС завода № 21) А.Смолина с Й.Квасовым усадили в машину и повезли в Сормовскую больницу. Квасов жаловался на боль и просил ехать потише. Как выяснилось при рентгенограмме, трещина в черепной кости стала роковым следствием удара головой о рельс, но и остальные травмы нельзя было назвать легкими. Вскорости Квасов скончался. Супругу Ивана Андреевича не сразу допустили в морг, потому как зрелище было тяжелое. Внучка Квасовых в телефонном разговоре передала мне слова бабушки: «Впечатление было такое, что его собирали по частям». По не лишенному субъективности мнению родственников, катастрофа не была случайной. Работала комиссия. Уже 21-го числа причиной аварии определили маленький топливный краник, призванный перенаправить бензин из основного бака в расходный бачок. На всякий пожарный случай краник надлежало закрывать, а прогрев мотора и т. п. мероприятия осуществлять за счет бензина из расходного бачка. Перед взлетом краник надлежало открыть, так бензин из главной емкости поступал в расходный бачок, а оттуда питал мотор. Ввиду «хитрости» расположения, летчик не мог из кабины проконтролировать положение ручки краника, но это надлежало сделать технику-мотористу, каковым был не допущенный на завод Зильперт. Сразу трое присутствовавших на испытаниях и брат ничего подозрительного не заметили… Авария самолета УПО поставила жирную точку в истории создания массовых самолетов с автомотором. Положение в этот период на заводе нельзя было назвать благополучным, ведь у него было сразу три главных конструктора: М.М.Пашинин (конструктор истребителя ИП-21), Лавочкин (соавтор ЛаГГ-3) и Смолин (разработчик УПО-2). Каждый из них самым естественным образом, при этом, естественно, отстаивая интересы государства, пытался перетянуть «одеяло на себя», т. е. запустить на заводе в серийное производство именно свою машину. Вдобавок с инициативой создания очередного (перспективного по ряду мнений, но где строить?) самолета выступил инженер этого же завода Мельников. Подобная чехарда, искусственно подогреваемая рядом наркоматовских работников, конечно же, не способствовала продуктивной работе цеха опытных конструкций, да и всего завода в целом. Ситуация усугублялась и тем, что в данный период на завод обрушились репрессии. В частности, был арестован директор завода Воронин. В довершении разброда и шатаний завод попытался заполучить еще и А.С.Яковлев (о чем позднее вспоминал заместитель Лавочкина Алексеев) для серийного производства своего истребителя. Второй летный экземпляр УПО-2 (УПО-22) с мотором иностранного происхождения облетывал уже М.Л.Галлай. С началом войны самолет решили отправить в Казань, где его следы теряются. Хотя доводку двигателя и не прекратили, а самолеты КСМ-1, УТ-2 ГАЗ и У-2 ГАЗ летали практически до самого начала войны, но обучение пилотов по- прежнему производилось на «кукурузниках» У-2 Поликарпова и «утятах» Яковлева. Формально катастрофа УПО-2 и гибель летчика Квасова не могли служить основанием для свертывания работ, так как аварии и катастрофы при испытаниях новых самолётов и сейчас не редкость. Тогда же это было почти обыденным явлением. Что касается авиационных вариантов автомобильных двигателей, то к началу 1941 г. на госиспытания поступил доработанный вариант мотора ГАЗ-11. О ходе испытаний самолетов, моторов и винтов, о проектировании и постройке новых объектов чуть не ежедневно (по крайней мере — не реже раза в неделю) докладывали в 1оскву. К примеру, 24 февраля 1941 г. имелась «Сводка о состоянии работ по моторам и винтам», в которой, в частности, сообщалось: «П. 9. Мотор ГАЗ-11 (модель 204). Проходит госиспытания. Объект поступил на госиспытание 28 января 1941 г. Срок окончания испытаний 27 февраля 1941 г. Длительные 100-часовые испытания закончены 20 февраля 1941 г. Проводится разборка, дефектация и обмер мотора. Обрабатывается материал». «Сводка о состоянии работ по моторам и винтам» за 3 марта 1941 г. сообщала: «П. 12. Мотор ГАЗ-11 модель 204 прошел 100 час госиспытания на автозаводе им. Молотова в Горьком. Срок окончания испытаний по план- графику — 27-е февраля. Испытание закончено, отчет составлен и находится на просмотре у начальника 5-го отдела». По обработке материалов испытаний, военные отметили в первую очередь, невысокую надежность силовой установки по причине выкрашивания баббита из вкладышей. Объяснялось это низким уровнем технологии производства на ГАЗе. Данный недостаток был свойственен всем ранним вариантам мотора ГАЗ-11 и не являлся хроническим дефектом только авиационной модификации. Довести базовый двигатель до действительно работоспособного состояния удалось только к лету 1941 г. Причем, по воспоминаниям автозаводцев, им грозили разными карами на всех уровнях, в случае неисполнения важного оборонного задания. Одновременно не прекращались работы по поиску иных средств удешевления эксплуатации авиапарка. Правда, данный опыт можно назвать фикцией, если не фальсификацией. В «Сводке о состоянии работ по моторам и винтам» от 17 марта 1941 г., в частности, сообщалось: «Мотор М-11 на самолете У-2 на автотопливе проходит войсковые испытания в г. Серпухове. Объект поступил 10-го марта 1941 г. Полеты производились на 2-х самолетах. Налет на 14-е марта 35 час. 50 мин. на обоих самолетах. 6 самолетов переоборудуется для испытания». Неискушённому читателю может показаться, что у проблемы нашлось более простое решение. Ничего подобного! С известной долей условности перевод авиамотора на низкокачественный автобензин можно сравнить с содержанием человекана хлебе и воде — некоторое время он будет сохранять работоспособность, но злоупотребление приведет к снижению ресурса организма, а то и преждевременной гибели, в первом своём варианте М- 11 действительно имел некоторый запас и допускал многотопливность, но с течением времени данное свойство утратил, поскольку требовалось постоянно повышать мощность и ресурс. Ресурс последних модификаций М-11 достигал уже 500 часов, и по этому показателю данный двигатель вполне конкурировал с зарубежными образцами. Но за это пришлось заплатить не только повышением качества, а значит и стоимости изготовления наиболее ответственных деталей и агрегатов, но и использованием более высококачественного топлива. К сожалению, работы по созданию самолетной версии автомотора в свете летних событий уже не рассматривались высшим руководством страны и ВВС как приоритетные. В то же время в условиях постепенно усиливавшейся в Красной Армии нехватки высокооктанового горючего, продолжение целенаправленных работ в этом направлении могло позволить заметно улучшить уровень первоначальной подготовки курсантов. В начале Великой Отечественной войны депутат Верховного Совета СССР И. И. Гудов направил в ГКО письмо с описанием работ Сектора спецдвигателей ГАЗ. Помимо авиационных модификаций автомотора, Сектором были спроектированы: токарный станок упрощенной конструкции из серийных автомобильных агрегатов, спаренные силовые установки для танков и аэросаней, судовые конверсии двигателя и взрывающийся катер (подобные катера «Линзе» применял противник). Письмо некоторое время гуляло по инстанциям и в 1943 г. было сдано в архив.
Эпилог
В заключение автору хотелось бы сказать несколько слов о судьбе специалистов, так или иначе, имевших отношение к самолётам с автомобильными моторами. Агитов скончался 4 января 1942 г. А.А.Смолин после окончания войны перешел на ГАЗ, где построил первый в мире гоночный автомобиль с реактивным двигателем и ряд других оригинальных конструкций. Веселовский за создание боевых аэросаней РФ-8 в 1942 г. был удостоен ордена «Красной Звезды», а позднее построил еще ряд опытных и экспериментальных конструкций, в том числе гусеничный снегоход и три снегоболотохода — первых в нашей стране, руководил кафедрой двигателей в местном Политехническом институте. Грибовский создал известный десантный планер Г 29 (Г-11), спроектировал еще ряд опытных летательных аппаратов, а после того, как потерпел неудачу с созданием буксируемых мишеней и лишился производственной базы в Рязани, перешел на преподавательскую работу. Позднее отдельными отечественными энтузиастами строились другие аэросани, авиетки и даже вертолет с автомотором, но более данный вопрос никогда не поднимался на государственный уровень. В 1961 г. бывший фронтовой разведчик В.П.Румянцев при поддержке ДОСААФ (ныне РОСТО) г. Шарья, предоставившего лыжи и амортизаторы от ПО-2, построил аэросани с автомотором. В 1968 г. в в/ч № 39810 В.А.Бозулкиным полукустарно были построены аэросани с мотором ГАЗ-51. Аэросани получили списанные самолетные лыжи. Винт также был переделан из самолетного ВИШ путем укорачивания лопастей до диаметра 1300 мм, он приводился через редуктор, скомбинированный из шестерен от КПП ЗИС-150. В 1969 в Марийском Политехническом Институте группой студентов был построен легкий самолет с мотором от автомобиля «Волга». Разработка аэросаней «Русь» с автомотором в настоящее время ведётся в порядке реализации собственной инициативы в одном из столпов отечественной оборонки — НПО «Молния». Сейчас материально обеспеченные желающие могут приобрести вертолет. В стране уже появились миниатюрные «Робинсоны», летающие на 95-м бензине и поднимающие до четырёх человек. При желании можно приземлиться у заправки, сложить лопасти и, подкатив стрекозу, заправиться. Дальше — лети куда хочешь. Одна проблема — топливо. Как показали несколько летних катастроф 2004 г., автомобильный бензин всё-таки не подходит для авиационных двигателей, которые, в конце концов, однажды не выдерживают. Происходит это, практически всегда на самых ответственных этапах полёта — на взлёте или на посадке. После каждой из них хочется произнести сакраментальное: «А, что было бы, если…», но история, увы, как известно, не знает условного наклонения… 1* Столь любезной моделистам «расшивки» на самолете (кроме металлических накладок, закрывающих стык консолей с центропланом) не имелось. 2* На основании этого и ряда других документов, некоторых косвенных данных, можно предположить, что референт по вопросам авиации сообщал «Иванову» не вполне полную и объективную информацию, а это могло негативно повлиять на принятие им решения. К сожалению, на материалах, представленных «Иванову» не всегда имеется подпись, но тщательный анализ документов ЦК Партии и Секретариата Правительства позволит это установить. Или узнать, где застревали бумаги по пути к референту, что также не исключается. Автор будет признателен специалистам за конструктивные замечания по существу.
УПАДОК
Зима… снега выпало, понимаешь, много…
Как выяснилось и не только в Москве, но и в Подмосковье, да и вообще по всей стране, а стало быть и в Монино. А там наш единственный полноразмерный авиационный музей. Нет, конечно и во многих других местах в нашей стране экспонируются самолёты, но это так, семечки. Монино оно одно. УНИКАЛЬНОЕ. Причём не только в России, но и в мире, так как нигде больше нет СВ, ДБ-3, М-50, Ту-144 и многих других крылатых машин. Отношение к музею со стороны государства и ВВС просто наплевательское. Причём, оно таким было ВСЕГДА. Приходилось мне бывать в музее в 1979-м и 1983-м. Сейчас, конечно, хуже. Если до этого экспонаты (особенно на открытых стоянках) просто медленно ветшали, то теперь горят уже экспозиционные залы! То, что с невероятным трудом добывается и восстанавливается энтузиастами сотрудники музея уродуют ублюдочной перекраской к очередной дате, и, не побоюсь этого слова, свинским отношением к истории своей Великой Страны. Чтобы не быть голословным достаточно взглянуть на ДБ-3 и ряд других уникальных, оставшихся в единственном экземпляре машин. Не потому ли некоторые группы поисковиков уже предпочитают не отдавать найденную самолёты в Монино. Зачем?.. Всё равно сгниёт!.. Лучше уж за рубеж. Там хоть восстановят по человечески. А тут ещё и снег выпадает…
IL -2?.. STURMOWIK?.. DAS IST FANTASTISCH!!.. — 2
Михаил ПАВЛОВСКИЙ, Пётр КАМИНСКИЙЗемля-матушка
«Мать, мать, мать…, — по привычке ответило эхо…»Из анекдота про поручика Ржевского.
Ну, а теперь самое время поговорить о том, как выглядят и что делают в игре некоторые наземные объекты. Здесь тоже можно обнаружить немало интересного.
Сначала об основной ударной силе сухопутных войск.
Почему танки, двигающиеся по четыре (а это само по себе уже довольно странно), при угрозе налёта образуют ромб? Где вы это видели? Что это такое за «противовоздушное построение»?
В принципе, для тех, кто в школе (советской) добросовестно читал все рекомендуемые по основой и дополнительным программам произведения, почти наверняка вспомнят роман А.Ананьева «Танки идут ромбом». Должен заметить, что, хотя оно и относится к поколению произведений, получивших в советской литературе общее название «лейтенатская правда о войне», но реализм некоторых событий в нём явно пострадал от непрофессиональной работы редакторов, чего, например, не скажешь о повестях Юрия Бондарева или Василя Быкова.
На самом деле при грамотном моделировании ответных действий экипажей танковой колонны, угодившей под авианалёт, надо использовать так называемый генератор случайных чисел, так как при авиаударе танки начинают весьма хаотично разъезжаться в стороны от дороги. При этом они запросто могут сталкиваться, поскольку обзор у них гораздо хуже чем у автомобилей.
Другой вопрос на ту же тему: почему танки в колоннах ходят по четыре машины?
А почему не по трое?..
Вообще это что за подразделения?
Отделения, взводы, роты, батареи (может быть центрального отопления)?
На всякий случай сообщаем, что, например, советская танковая рота насчитывала десять машин. Немецкая танковая рота состояла из 17 танков и на марше двигалась колонной протяжённостью от 1,4 до 1,6 км, т. е. расстояние между отдельными танками составляло около 100 м. Танковый батальон (в зависимости от вида матчасти и времени формирования включал две — три роты и мог насчитывать до 54 танков) двигался колонной, длина которой составляла до 8,5 км. Естественно, не цельной, а с интервалами между ротами в 1–2 км (для безопасности). Другое дело, что для дозаправки горючего, погрузки боеприпасов и отдыха личного состава подразделения танков действительно могли сосредотачиваться на достаточно ограниченной площади. Тоже самое происходило перед погрузкой (или выгрузкой) на железнодорожной станции или в порту. Ну и, конечно, перед атакой.
А какова, по Вашему мнению, коллеги, длина ротной колонны немецкой мотопехоты на марше? Предвидя, что скорее всего на этот вопрос вы не ответите, зададим более простой. Что вообще представляла по своему боевому составу рота мотопехоты?
Например, в «Ил-2/ЗС» немецкая мотопехота двигается отдельными группами, включающими десяток крытых бортовушек, два зенитных автомата (один на БТРе, а второй на открытом грузовике) и легковушку. Встречаются колонны, состоящие почти из десятка мотоциклов с колясками и нескольких грузовиков.
На самом деле рота мотопехоты (панцергренадёров), помимо личного состава и стрелкового оружия, имела ещё и 26 бронетранспортёров «Ганомаг» разных модификаций (13 Sd.Kfz.251, 10 Sd.Kfz.251/1 и три командирских Sd.Kfz.251/10, вооружённых 37- мм противотанковой пушкой РАК35/36). Однако, сами по себе роты мотопехоты действовали редко. Чаще всего на переднем крае в наступлении действовали так называемые боевые группы из состава танковых и моторизованных дивизий. Подобные немецкие соединения могли образовывать из своего состава две — три боевых группы, по мере необходимости усиливая их другими подразделениями из своего состава или же корпусного звена. К последним в 1941–1942 гг. могли относится подразделения штурмовых орудий, 150-мм гаубиц и 105-мм орудий, шестиствольные миномёты и пр.
В общем виде состав боевой группы мог быть следующим: до роты мотоциклистов, один — два батальона мотопехоты (панцергренадёров, если угодно), от роты (17 единиц) до батальона танков, батарея штурмовых или противотанковых самоходных орудий, несколько батарей противотанковой артиллерии (37- и 50-мм орудия с трёхосными тягачами «Крупп»), разведывательные бронемашины Sd.Kfz.222 и Sd.Kfz.231 с 20-мм автоматическими пушками, по одной батарее 20-мм ЗСУ Sd.Kfz.10/4 и 37-мм Sd.Kfz.6/2, батарею или даже дивизион шестиствольных миномётов, батарею 88-мм зениток, ну и позади всех двигались буксируемые артсистемы 105- и 150- мм калибра. Вот и представьте себе, как это всё выглядело с воздуха…
Круто, правда?..
Во всяком случае, ничего общего с тем, что можно наблюдать в «Ил-2/ЗС» это не имеет. А жаль… Даже очень.
Возможные возражения, основанные на том, что, дескать, нынешние «персоналки» попросту «не вытянут» такое количество матчасти легко парируется тем фактом, что в карьере на Ил-2 периодически случаются налёты на скопления вполне сопоставимого количества техники, правда, расположена она настолько идиотски, что просто слов нет.
Например, при полётах в глубоком немецком тылу, в полусотне километров от линии фронта можно встретить немецкие гаубичные батареи с аэростатами, поднятыми на высоту около полсотни метров. Причем размещается всё это хозяйство, как правило, на опушке леса. Спрашивается, нафига? Они, что, грибы там с воздуха разыскивают?
Теперь о зенитках.
Для начала попробуйте ответить на вопрос: для чего на аэродромах в игре зенитки выставлены на лётное поле или даже расположены у самой ВПП?
Вы думаете, они от этого будут точнее стрелять по атакующим аэродром вражеским самолётам?
И где разработчики «1C» это видели?
Зенитки всегда ставятся по периметру лётного поля. Одна из причин заключается в том, что при заходе на посадку повреждённый самолёт может запросто выкатиться с полосы и угробить вместе с экипажем ещё и зенитный расчёт с орудием. Если же рванут ящики со снарядами (а это, как правило, осколочно-фугасные гранаты), то мало не покажется никому! Для большей живучести зенитные позиции на аэродромах и при организации прикрытия стационарных объектов (мосты, ж/д станции, крупные полевые склады и пр.) устанавливают в капониры. Если кто не знает, сообщаем, что это такие подковообразные (или вообще кольцевые, если смена позиции не предусмотрена) окопы для орудий и расчётов с обваловкой (бруствером) из грунта. В связи с этим вопрос: зачем же лётное поле портить?
А какой смысл ставить зенитные батареи вплотную к ангарам?
Ведь почти половина зоны обстрела перекрывается, особенно на малых высотах. Стоит ли после этого удивляться успешной виртуальной «свободной охоте» Каминского у немецких авиабаз, если разработчики выставили немецких зенитчиков просто идиотами в вопросах тактики!
Интересно, никто из разработчиков не обращал внимание на то, как они крошат свою же матчасть, когда отбивают налёты сталинских соколов?
Напрасно, батеньки, напрасно!
Должны сказать, что оч-ч-ч-чень занятное зрелище!
Однажды пришлось наблюдать, как они, обстреливая одинокий «ишак», маневрировавший на предельно малой высоте, снесли вместо него пять находившихся на стоянках Ju88 и несколько автомобилей впридачу!
Судя по всему, это было сделано для того, чтобы коварный пилот русской «крысы» не пополнил свой счёт и не получил раньше времени очередную награду и звание!
Кстати, а как выглядели в реальности позиции немецких зенитных батарей?
И на этот вопрос разработчики «Ил-2/ЗС» ответили неправильно, так как, согласно их версии, например, 88-мм зенитки в немецком тылу разбрасывались чуть-ли не как попало и всегдаО!) поодиночке. Примерно также они расставляют 20- и 37-мм зенитные автоматы. Увы! Все было не так.
Дело в том, что необходимую плотность огня по приближающейся воздушной цели в то время (а оно продолжалось с начала Первой Мировой войны до середины 70-х годов!!
— Прим. Авт.) можно было создать только при вполне определённом расположении зенитных орудий. Именно поэтому очень на многих фотографиях зенитные орудия запечатлены по несколько штук сразу. Применительно к боевым порядкам, а заодно и численности немецкой зенитной артиллерии должны сообщить следующее:
Таб. 1. Выпуск германской промышленностью 20- и 37-мм зенитных автоматов и количество батарей МЗА в составе Вермахта.
| Кол-во установок к началу войны | 1939 г. | 1940 г. | 1941 г. | 1942 г. | 1943 г. | 1944 г. | |
| 20-мм установки | 6072 | 1255 | 7514 | 12199 | 25473 | 35718 | 51443 |
| 37-мм установки | 1030 | 180 | 675 | 1188 | 2136 | 4077 | 3620 |
| Всего установок МЗА | 8002 | 1435 | 8189 | 13387 | 27609 | 39795 | 55063 |
| Кол-во батарей МЗА | — | — | 286 | 752 | 892 | 1338 | 1612 |
| К данным цифрам надо добавить также 15 тыс. авиационных автоматических пушек MG151 /20, переданных зенитным частям Люфтваффе и Вермахта, а также установки, закупленные в Швейцарии и Швеции, а также массу трофейных образцов. | |||||||
Несмотря на практически поголовное обеспечение радиолокационным наведением батарей весьма мощных 57-мм зенитных автоматов С-60, эти установки даже во время войны во Вьетнаме достаточно плотно группировались вокруг пункта управления огнём. Это хорошо видно на фото справа вверху и справа внизу. Последнее сделано американским самолётом- разведчиком в районе аэродрома. На фото вверху запечатлена позиция 88-мм зенитной батареи. Оцените плотность расположения орудий. Между ними вряд-ли наберётся больше полусотни метров! Одно случайное попадание «сотки» и всем каюк! А что мы видим в Ил-2/ЗС»?..
К, счастью, и это является очередной фантазией разработчиков «1C», так как практически все наши пилоты, которым довелось атаковать составы на перегонах, указывают, что «платформы с зенитными установками, находящимися в составах, практически не мешают их атаковать» — т. е. ведут неточный огонь, так как не имеют аппаратуры учёта скорости и направления движения орудийной платформы. Последняя при стрельбе ещё и раскачивается в поперечной плоскости, перпендикулярной поступательному движению артиллерийской платформы, тем самым внося рассогласование в канал вертикального наведения установок. Причём чем длиннее очередь из автомата, тем на больший угол кренится платформа, а значит — ниже точность стрельбы такой установки. Компенсировать подобные «вводные» могли только гироскопические системы, а ими в то время оснащались только спаренные и счетверённые 40-мм «Бофорсы», которые в незначительных количествах находились только на крупных немецких кораблях. Словом, и здесь у Олега Мэддокса и компании «1C» полная чепуха.
1* Ну и, конечно, нельзя сбрасывать со счёта наших танкистов, не упускавших случая раздавить ненавистные установки. Кстати, вопреки распространённому мнению, огонь 37-мм автоматических зениток Flakl 8, бронебойный снаряд которых обладал начальной скоростью 1180 м/с, был весьма опасен для Т-34.
2* Зона сплошного поражения представляет собой пространство вокруг центра взрыва боеприпаса, в пределах которого обеспечивается поражение более 50 % мишеней, имитирующих типовые цели. В зависимости от плотности и типа грунта величина этого параметра может довольно сильно колебаться. Наилучшие результаты имели место зимой, когда средства поражения (не только бомбы, но и, например, осколочно-фугасные снаряды или миномётные мины) попадали на более прочный промёрзший грунт, благодаря чему их осколочное действие оказывалось существенно выше, так как гораздо больше осколков разлетались в стороны, поражая людей и технику, а не оставались в воронке, как это имело место летом, когда в некоторых случаях (в зависимости от типа грунта) в воронке оставалось до 60 % осколков.
3* Например, в 1940 г 20-мм счетверённых автоматов было построено всего 42, в 1941 п -320, в 1942 г — 599, в 1943 п — 483, а в 1944 п -573.
4* Исключение составляли зенитные пулемёты и тумбовые «Эрликоны». Ни к тем, ни к другим немецкие зенитки указанных типов не относятся.
5* Для тех, кто заинтересовался, советуем прочесть прекраснейшую работу Алексея Исаева «От Дубно до Ротова», вышедшую в 2004 г. в издательстве «ACT>>.
Продолжение следует.
РАССЛЕДОВАНИЕ
"Драться как Сафонов", или закрепление пройденного
Хроника воздушных побед Бориса Сафонова
Продолжение, начало в ИА № 26. Юрий РЫБИН
Как уже отмечалось выше, до сего времени нет единого мнения, сколько сбитых самолетов на счету североморского аса. Разброс цифр впечатляет: от 22 до 41. В более ранних изданиях о Борисе Сафонове чаще всего встречаются две цифры воздушных побед — 22 и 25. Но, историография не стоит на месте и, как подмечено, с годами повышается не только качество выдержанного вина, но и число воздушных побед советских асов. Надо заметить, что пишущая братия, в массе своей чутко реагирующая на тенденции, а потому в последнее время вновь повернувшая свой взор на героев Отечества и лётчиков, в частности, распространяет порой совершенно нелепые сведения. При этом эти люди, публикуясь даже в крупных изданиях, часто пользуются в своей работе непроверенными данными, а зачастую слухами и легендами, нередко даже не догадываясь о том, что существует достаточное количество архивных документов, в которых довольно подробно отражена вся деятельность того или иного пилота. Не является исключением и боевая деятельность Бориса Сафонова. Но надо признаться, что наличие практически всех необходимых архивных документов всё же не позволило построить последовательную и логическую цепочку воздушных побед в довольно запутанном списке успехов североморского аса. Это, кстати, в свою очередь, по-видимому, и породило столь большое количество противоречивых сведений о его воздушных победах. Так какое же число воздушных побед из тех, которые ранее были опубликованы в самых различных источниках, можно признать за окончательный результат одного из самых результативных советских асов начального периода Великой Отечественной войны? Возможно те, кто не работал с архивными документами, удивятся тому, что, например, действия военно-воздушных сил Северного флота в течение всего периода Великой Отечественной войны расписаны, образно говоря, практически по минутам. Вся необходимая информация находится в ежедневных оперативных сводках штаба полка, штаба соединения и штаба ВВС Северного флота. Еще более подробные сведения можно найти в «Журналах учета боевых вылетов», которые заполнялись также ежедневно в каждом полку, а иногда даже и в каждой эскадрилье. Например, в начале войны такой учет велся в каждой эскадрилье 72-го смешанного авиаполка ВВС СФ. Подобный учет был и в 4-й эскадрилье, во главе которой стоял старший лейтенант Борис Феоктистович Сафонов. Как правило, записи в эскадрильных документах отличались от полковых более детальными подробностями, но никогда не противоречили друг другу. В этих журналах ежедневно фиксировались все вылеты летчиков: время взлета, время посадки, состав группы, характер выполняемого задания. Также в журнал заносили и другие сведения: краткие записи результатов боевого вылета, воздушного боя, бомбардировочного удара, аварий, катастроф и т. п. Если летчики вели воздушной бой, то обязательно присутствовала соответствующая запись: количество и типы самолетов противника, действия отдельных летчиков, которые были сбиты или чем-то отличились (как с положительной стороны, так и с отрицательной), количество сбитых, подбитых и предположительно сбитых самолетов противника, расход боеприпасов. Обязательно фиксировались и свои потери. Надо заметить, что в оперативных сводках часто имелась и дополнительная информация: например, если через несколько дней возвращался сбитый в бою летчик, то имелась соответствующая запись и т. п. И, наконец, в каждом полку обязательно велся «Журнал учета уничтоженных самолетов противника», в котором имелись следующие пункты: дата, тип сбитого самолета, звание и фамилия летчика, сбившего этот самолет, при каких обстоятельствах был сбит и место его падения, а также имелся пункт, который, кстати, не всегда заполнялся: «Кто подтверждает». Как правило, записи ежедневных оперативных сводок не противоречат записям журналов учета боевых вылетов, уничтоженных самолетов противника и учета своих потерь. В этих документах все предельно четко и ясно. Чего нельзя сказать о документах другого характера, которые и породили цифровую чехарду воздушных побед североморского аса. Это боевые характеристики, наградные листы и аттестационные материалы, не имеющие ничего общего с ежедневными документами учета боевой деятельности подразделений и самих летчиков. Авторами этих «сочинений на заданную тему», как правило, были не нюхавшие пороха политруки, комиссары и штабные работники, из-под пера которых появлялись на свет эти «шедевры», безусловно, столь же необходимые для карьерного роста каждого военного летчика, как и боевые документы, отражавшие их ежедневную боевую деятельность. Во время исследовательской работы было любопытно отметить, как количество сбитых самолетов Сафоновым в наградных листах и аттестационных материалах стало увеличиваться по отношению учетным данным боевых оперативных документов. Было хорошо заметно, как командование ВВС СФ начало делать из североморского аса летчика-стахановца в лучших традициях советского времени. Итак, попытаемся проанализировать весь доступный архивный материал боевой деятельности Бориса Сафонова и найти искомое число воздушных побед, объективно отражающее его боевой успех. Будет также не лишним попутно рассмотреть факторы, способствовавшие появлению на Заполярном ТВД одной из самых ярких звёзд того периода. Сразу советую запастись терпением и быть готовым к разным нелогическим головоломкам. Итак, хорошо известно, что «свой» первый самолет противника Борис Сафонов сбил 24 июня 1941 г., то есть на третий день войны. Согласно записям «Журнала учета боевых вылетов 72-го САП» в вечерние часы в районе аэродрома патрулировали две тройки «бисов», пилоты которых не заметили пролета нескольких бомбардировщиков, появившихся со стороны Мурманска 1*. Один из них на бреющей высоте прошел над аэродромом. Сразу же вслед за ним в воздух поднялся на самолете И-16 старший лейтенант Сафонов. С начала войны это был его второй боевой вылет. Согласно боевому донесению адъютанта 4-й эскадрильи, Сафонов поднялся в воздух в 19:20, через четыре минуты он настиг самолет противника и атаковал его пулеметным огнем. Самолет упал в воду в районе губа Большая Волоковая. Посадку произвел в 19:30 2*. Этот вылет, длившийся всего десять минут, стал одним из самых знаменательных событий в истории ВВС Северного флота. Одно из самых ранних описаний этого воздушного боя удалось найти в старой подшивке газеты «Сафоновец», где обнаружился № 42 от 17 июля 1942 г. со следующей информацией: «Неожиданно, совсем близко у аэродрома застрекотали пулеметы, над сопками засверкали звездочки разрывов зенитных снарядов. — Кроме экипажей, все в укрытие, — скомандовал командир части. В это время на бреющем полете из-за сопок выскочил Хе-111. Он так форсировал мотор, что сзади оставались два хвоста черного дыма. Немец поспешно удирал в море. Сафонов! — успел крикнуть Губанов (Командир 72-го САП — Прим. Авт.). Но мотор уже работал. Привычным движением рук Сафонов приказал убрать колодки и, оставляя позади себя буруны пыли, пошел на взлет. Его самолет провожал взглядами и ожидал весь личный состав. Через некоторое время до аэродрома донеся знакомый шум мотора, а потом из-за сопок на повышенной скорости выскочил Сафонов и сделал боевой разворот. Идя по кругу, он делал глубокие помахивания плоскостями. Но никто не понимал этого знака летчика. Истребитель сделал посадку. Уцепившись за плоскость, его сопровождал давний его друг инженер 3-го ранга В.Булыгин, который взмахами руки и мимикой лица спрашивал: «сбил?» Сафонов, опустил большой палец руки вниз. Есть! — радостно подхватили присутствующие. Сняв парашют, Сафонов доложил командиру о проведенном бое. В машине Сафонова не было ни одной пули, но она была повреждена. В хвостовом оперении истребителя и в капоте мотора сидели большие остроугольные осколки заграничного дюраля. Увидев их, Сафонов улыбнулся и, покачав головой, начал рассказать о бое. На взлете он потерял стервятника, но, наорав 100–200 метров, он снова обнаружил его, летевшего по лощине и прятавшегося под фоном местности. Началось преследование. Сафонов увеличивал скорость, начал сближение. С дистанции 150 м, стрелок самолета начал вести огонь. Маневрируя от его очередей, Сафонов выпустил несколько прицельных очередей, после чего стрелок был убит и Сафонов начал продолжать сближение. С дистанции 70–50 метров он дал полный газ и со всех огневых точек начал бить по самолету. Пули ложились в местах расположения баков. И когда Сафонов подлетел почти в плотную к противнику, Хейнкель взорвался. Часть осколков от самолета попала в истребитель Сафонова.» На личный боевой счет старшего лейтенанта Бориса Сафонова, был записан сбитый «финский бомбардировщик Хейнкель-111». На самом деле это это был Ju88A-5 (сер. № 8173) из 6-го штаффеля KG30. Немецкий экипаж в составе унтер-офицера Рейнхарда Шеллерна (Uffz. Remhard Schellern), фельдфебеля Гейнца Иреуса (Fw. Heinz Ireus), а также ефрейторов Георга Крецки (Gef. Georg Crecki) и Искова Фиртеля (Ger. Iskow Viertel) погиб в обломках своей машины. В июне Борис Сафонов открыл ещё один счет своих побед — уничтоженных самолетов противника в групповом бою. Надо сказать, что сбитые «в группе» вражеские самолеты точно также строго фиксировались в журналах учета. Тем не менее, судя по отчетным документам, эти записи практически не имели каких либо подтверждений и росли на абсолютно пустом месте, если конечно, не брать в расчет сами доклады летчиков, заявившие о своих «групповых» победах. Но открывший этот счет Сафонова вражеский самолет, сбитый в составе звена, является редким исключением из этого правила. Единственным действительно сбитым Сафоновым в групповом бою, был Hs126 (сер. № 3395) из состава отдельной эскадрильи ближней разведки 1(Н)/32. Это произошло 27 июня. Тройка И-16, возглавляемая командиром 72- го САП — Героем Советского Союза майором Губановым 3*, с ведомыми — старшим лейтенантом Сафоновым и лейтенантом Антипиным, вылетела на встречу своим бомбардировщикам, возвращающимся с боевого задания. Подлетая к линии фронта, летчики увидели одиночный вражеский разведчик «Хеншель-126» и сходу атаковали его, но экипаж «парасоля», маневрируя и ведя огонь по нашим истребителям, стал уходить на свою территорию. Лишь после нескольких совместных атак нашим летчикам удалось сбить вражеский самолет, который горящим упал в болото в районе Титовки. Экипаж и этого самолёта — фельдфебель Герберт Керн (Fw. Herbert Кегп) и лейтенант Пауль- Гейнц Биекер (Lt. Paul-Heinz Beeker) — также погиб в полном составе. В этом бою самолет Сафонова снова получил пулевые пробоины: две в хвостовом оперении и одну в правой плоскости. 1* Точных сведений о количестве самолетов противника участвовавших в налёте найти пока не удалось. 2* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9205, л.5. 3* Удостоен звания Героя Советского Союза 21 апреля 1940 г.
В период с 23.07.38 г. по 16.09–40 г. Борис Сафонов (первое фото) носил воинское звание «политрук» и исполнял обязанности «помощника комиссара по комсомольской работе» в 15-м ИАП 70-й авиабригады. Характеризовался как «храбрый и мужественный политработник». Кроме того, что он <умело пропагандировал и разъяснял среди личного состава решения партии и правительства». В архивных документах отмечается, что к началу 1939 г. «технику пилотирования и воздушный бой отработал на отлично». К этому времени Сафонов имел общий налет 374 часа 50 минут, из них налёт ночью на самолете И-15 с мотором М-25 составлял 1 час 2 5 мин, слепую подготовку прошел на самолетах У-2 и Р-5 с оценкой на «хорошо». В 1938 г. налетал 83 часа, из них: на истребителе И-16 с мотором М-25 — 73 часа 59 минут.
Старший лейтенант Геннадий Антипин (второе фото). Пожалуй, лишь его с полным основанием можно считать единственным ведомым Бориса Сафонова, так как именно с ним до его гибели постоянно летал североморский ас. В августе 1941 года Геннадий Антипин был посмертно награжден орденом «Красного Знамени». В наши дни было обнаружено место падения его истребителя И-16 тип 27 (зав. № 2721ДЗЗ), находящееся в 2 км севернее поселка Старая Титовка.
На десятый день после начала войны, а если учесть, что боевые действия на сухопутном фронте в Заполярье начались 29 июня, то практически за четыре дня активных боевых действий в небе на Мурманском направлении, все летчики, заявившие о сбитых вражеских самолетах: — старший лейтенант Сафонов, за сбитые 24 июня — Хе-111 и 27 июня в группе Хш-126; — лейтенант Адонкин, за сбитый 29 июня Ю-88; — старший лейтенант Уваров, за сбитые 29 июня Хе-111 и в группе Ю-88, были представлены к награждению орденами «Боевого Красного Знамени». Кроме этих летчиков к ордену был представлен лейтенант Реутов, сбитый в воздушном бою и вернувшийся через несколько дней в свою часть. Лейтенант Реутов доложил о четырех уничтоженных в групповом бою Bf109, которые без какой либо проверки были записаны на счет 1-й эскадрильи «бисов» 4*. И возглавлял первый список представленных к награде сам командир 72-го полка Герой Советского Союза майор Губанов, отличившийся в групповом бою 27 июня, а также сбивший на исходе 3 июля вражеский истребитель (по одним данным Ме-109, а по другим — Ме-110). Как видно, командование ВВС Северного флота высоко оценило боевой успех летчиков-североморцев, отличившихся в первые дни войны. Пожалуй, это можно объяснить, прежде всего, отсутствием каких либо нормативныхприказов в первые недели войны, определявших и регламентировавших, за какое количество сбитых самолетов и за что подлежал награждению летный состав. Напомню, приказ НКО СССР № 0299 «О порядке награждения летного состава ВВС Красной Армии за хорошую боевую работу и о мерах борьбы со скрытым дезертирством среди отдельных летчиков» был подписан Сталиным только 19 августа 1941 г. В этой связи здесь уместно упомянуть о командире эскадрильи 147-го И АП ВВС 14-й армии старшем лейтенанте Леониде Иванове, погибшем в первые дни в небе Заполярья. Он в одиночку на самолете И-15бис попытался подняться в воздух и вступить в бой с блокировавшими аэродром истребителями противника, но был сбит и погиб. Леониду Иванову первому в Заполярье было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Справедливости ради необходимо отметить, что в день гибели Леонида Иванова в тундре совершил вынужденную посадку Bf109E-4/B (сер. № 1159). При этом, согласно немецкой классификации понесённого урона, самолёт был разрушен на 60 %, что по немецким стандартам того времени, в общем, являлось достаточно критичной величиной. Машину могли впоследствии как списать (с учётом необходимости эвакуации по бездорожью) так и восстановить. Поскольку немецкая сторона не указывает причину аварии, допустимо предположение, что этот «мессер» вполне мог быть повреждён Леонидом Ивановым в воздушном бою над своим аэродромом. И это тоже вполне объяснимо. При составлении представления ещё действовал стереотип мирного мышления, и первая смерть летчика на глазах у всех во время выполнения боевого задания уже казалось подвигом, в те дни никто не мог себе представить даже в страшном сне, какие ещё ожидают наших летчиков испытания и драматические события в самом недалеком будущем. После того, как смерть для «сталинских соколов» станет обыденным и массовым явлением, за этот поступок не то, чтобы орден, а даже медалью «За отвагу» перестанут награждать. Тому пример, аналогичная гибель сразу четырех летчиков 19-го гвардейского ИАП над аэродромом Шонгуй 12 марта 1943 г.: гвардии старшего лейтенанта И.П.Миусова, гвардии старшины А.Д.Романенко, гвардии старшего сержанта Н.Т.Константинова и гвардии сержанта В.П.Чернова — ни один из них не был отмечен никакой наградой. Это уже были тяжёлые серые будни. После войны, чтобы придать весомость подвига старшего лейтенанта Леонида Иванова, написали, что он якобы «своими действиями сорвал налет на аэродром вражеских бомбардировщиков и в неравном бою сбил три Ме-109, а четвертый таранил…» Но «голая правда» всегда характерна своей нелицеприятной стороной: два звена Bf109 и Bf110 прочно блокировали аэродром Африканда под Кандалакшей, который не имел в то время зенитных орудий, после чего девять Ju88 из состава 6./KG30 с пикирования нанесла удар по аэродрому. Затем бомбардировщики встали в круг и без особых помех обстреляли стоянки наших самолетов из пулемётов. В результате налета сгорели два СБ из 137-го СБАП и многие самолеты получили повреждения 5*. С немецкой стороны потерь не было. Но вернемся к боевой деятельности североморского аса. На сухопутном фронте на Мурманском направлении шли ожесточенные наземные бои, активность ударной авиации противника с каждым днем возрастала, но, несмотря на активные боевые действия в воздухе и на земле, в течение всей первой половины июля, поднимаясь по тревоге по несколько раз в небо на перехват вражеских самолетов и на патрулирование над аэродромом и линией фронта, в летной книжке Сафонова и у большинства других летчиков-североморцев неизменно появлялась одна и та же запись: «Встречи с противником не было». И тому было немало причин. Прежде всего, 72-й САП вступил в войну с низкой боевой готовностью. Первые недели войны не был организован и отработан механизм своевременного поднятия по тревоге в воздух дежурного звена. Вместо положенных по нормативам боевой готовности двух минут на вылет, как правило, истребители в воздух поднималось через 8 — 10 минут. К тому же не отвечала требованиям и сама система оповещения ВНОС: поступал сигнал «Воздух», но не сообщалось, где именно находится противник. Порой сигнал о вражеских самолетах поступал одновременно с разрывами первых бомб на летном поле аэродрома. 4* Источник ЦВМА, Ф. 767, оп.2, д.272, л.9. 5* Источник ЦАМО, Ф. ВВС 14А, оп.6268, д.9, л. З.
Полковников Алексей Васильевич. В период с 22.06. по 18.10.1941 г. был заместителем командира 72-го САП. Затем до февраля 1943 г. был инспектором по технике пилотирования в Управлении ВВС СФ. В первые недели войны часто вылетал вместе с Сафоновым на отражение налетов вражеской авиации. Интересно отметить, что Борис Сафонов, перед тем как принять 78-й ИАП, тоже был некоторое время инспектором по технике пилотирования.
Этот снимок пушечного И-16 тип 27 из состава 27-го ИАП был сделан летом 1942 г. Однако год назад этот «ишачок» входил в состав 4-й «сафоновской» эскадрильи. На фотоснимке хорошо просматривается антенна, указывающая на то, что истребитель оборудован радиостанцией РСИ-3.
Это позволяло немцам безнаказанно наносить бомбардировочные удары не только по нашим войскам на линии фронта, но и в тылу, включая все наши аэродромы. Так, например, 29 июня, во время первых двух налетов на аэродром Ваенга было уничтожено пять истребителей и большое число самолетов получило повреждения. С большим опозданием поднявшие в воздух истребители не смогли перехватить вражеские бомбардировщики. Немаловажным было и то обстоятельство, что хоть и стояли на большинстве командирских машинах приемные радиостанции, тем не менее, практического применения они не находили. Это обстоятельство не позволяло почти постоянно находящиеся в воздухе и патрулировавшим над охраняемыми объектами истребители направлять на вражеские самолеты. Чаще всего находящиеся в воздухе советские пилоты ориентировались только на разрывы зенитных снарядов. Это было для них сигналом, что в воздухе появились вражеские самолеты. К слову сказать, на сафоновском И-16 стояла радиостанция РСИ-3, а его ведомый — лейтенант Антипин — был начальником связи эскадрильи. С появлением в июле в составе ВВС Северного флота современных истребителей МиГ-3, оборудованные более совершенными радиостанциями РСИ-4, в тактике перехвата вражеских бомбардировщиков практически ничего не изменилось по причине, изложенной в следующей цитате из «Оперативной сводки штаба ВВС Северного флота» № 65 от 25.08.1941 г.: «Использование раций наведения не привило к положительному результату из-за отсутствия грамотных командиров для четкого ими управления.» 6*. И последнее, что, собственно, касается непосредственно Бориса Сафонова и его 4-й эскадрильи. Именно во время самого первого вражеского налета на аэродром Ваенга, 29 июня, больше всех пострадала эскадрилья «ишачков». Судить об этом можно на основании выписки из Донесения № 7 штаба 4-й ИАЭ от 29.06.41 г.: «В 19:55 налетом бомбардировщиков противника сгорело два И-16, один И-16 разрушен (взрывной) волной. У одного И-16 сгорела плоскость. Шесть И-16 имеют пробоины от пуль и осколков, требуется мелкий ремонт. Командир звена лейтенант Рогожин имеет ранение средней тяжести в щеку и левую руку. Краснофлотец Просужик получил ранение пулей в спину» 7*. То, что больше всех пострадала при налете «сафоновская» эскадрилья — не случайность. Дело в том, что накануне с Краснознаменного Балтийского флота в состав 72-го САП в контейнерах поступило 12 И-16. Личный состав эскадрильи во главе со своим командиром практически круглые сутки находился на аэродроме, занимаясь тем, что собирал матчасть. Сразу же после сборки самолеты облетывал сам Сафонов или командир звена лейтенант Антипин. Нетрудно предположить, что собранные самолеты И-16 не были рассредоточены, а вокруг тех, которые еще находились в стадии сборки, кипела работа, что и привлекло внимание экипажей немецких пикировщиков, неожиданно появившихся в вечерние часы над аэродромом. Во время очередного налета, 4 июля, противнику удалось вывести из строя ещё два истребителя. Кроме того, три исправных И-16 были переданы в управление полка. Лишь только после 8 июля Борис Сафонов имел возможность одновременно поднять в воздух сразу пять И-16, причем с 4 по 7 июля включительно Сафонов из-за отсутствия исправной матчасти вообще не поднимался в воздух. Лишь 16 июля Сафонову снова улыбнулась удача — в небе над линией фронта удалось перехватить одиночный самолет противника. В этот день Сафонов со своим ведомым лейтенантом Антипиным совершил два боевых вылета. В первой половине дня они вылетали на разведку морских портов: Киркенес, Варде и Вадсе. В Варде обнаружили «6–8 транспортов водоизмещением 1-2000 ВТ» и благополучно вернулись обратно. Во второй половине дня Сафонов снова в паре с Антипиным по тревоге вылетел к линии фронта в район Урагубы, где были замечены вражеские бомбардировщики. Судя по отрывочным сведениям, вражеских бомбардировщиков перехватить не успели, но над линией фронта на небольшой высоте наши летчики обнаружили действовавший без истребительного прикрытия немецкий корректировщик артиллерийского огня Hs126. Сафонов атаковал и сбил его, но эта заявка на победу не подтверждается имеющимися в распоряжении автора статьи документами Люфтваффе. Но вторая победа Сафонова была омрачена гибелью его ведомого, лейтенанта Антипина. После атаки «Хейншеля» Сафонов продолжил патрулирование над линией фронта. Над одной из высот, занятой врагом, в районе поселка Старая Титовка истребители были неожиданно обстреляны пулеметным огнем с земли. Сафонов резко спикировал и вышел из зоны огня. На аэродром вернулся один. После гибели лейтенанта Антипина, с которым он начинал летать с первых дней войны, у Бориса Сафонова больше не было постоянного ведомого. Практически в каждом вылете у него были ведомыми разные летчики, но чаще всего в первые месяцы войны он летал с офицерами управления полка и ВВС СФ — капитанами Раздобудько и Полковниковым. Следующий день, 17 июля, стал для летчиков-североморцев одним из самых результативных дней с начала боевых действий в небе Заполярья. В этот день авиация противника нанесла ряд массированных ударов по всем нашим аэродромам и объектам Северного флота. Трижды в этот день летчики-североморцы вступали в схватку с авиацией противника. Особенно отличилось в этот день звено И-153 под командованием лейтенанта Воловикова. Во время отражения налета на корабли в районе Териберки летчики самолетов-бипланов заявили об уничтожении сразу четырех Ju88! Причем два сбитых самолета было на счету командира звена лейтенанта Воловикова. Всего же летчиками-североморцами было заявлено об уничтожении десяти самолетов противника: семи Ju88, двух Bf109 и одного Ju87. В этот день на два сбитых самолета увеличился список воздушных побед и Бориса Сафонова. Реальные потери Люфтваффе в этот день составили только два самолёта, сбитые огнём зенитной артиллерии, — Bf110D-З (сер. № 3710) и Bf109Е-3 (сер. № 1407). События этого дня происходили следующим образом. Первыми подверглись налету армейские аэродромы. В общей сложности в частях ВВС 14-й армии на земле было уничтожено по одному СБ, И-16 и УТИ-4. Столь незначительные результаты, говорят о том, что к этому времени на наших аэродромах вся матчасть была рассредоточена и частично замаскирована. В вечерние часы подвергся двум последовательным бомбардировочным ударам и аэродром Ваенга, где базировалась морская авиация. Во время первого налета две группы пикировщиков Ju87 из состава IV(St.)/LGl под прикрытием звена Bf109 нанесли практически беспрепятственно бомбардировочный удар. В результате на земле сгорел еще один И-16 из «сафоновской» эскадрильи. Первыми в воздух поднялось дежурное звено И-153 под командованием лейтенанта Родина, которое вступило в бой с истребителями противника. Вслед уходящим бомбардировщикам противника в воздух поднялось звено И-16 во главе с капитаном Сафоновым. Ему удалось уже над тундрой догнать Ju87 и атаковать их. О некоторых результатах боя можно судить на основании выписки из Донесения № 31 штаба 4-й ИАЭ от 17.07.41 г., представленному к 21:00.: «…В 19:25 произведен вылет 3 И-16, летчики капитан Сафонов, лейтенант Винниченко, мл. лейтенант Покровский на видимого противника. Капитан Сафонов произвел атаку на самолет Ю-87. Самолет Ю-87 западнее Мурмашей 10–15 км сбит. Из боя с другими самолетами вышел ввиду сильного огня с группы самолетов противника. Самолет капитана Сафонова имеет пробоину центроплана.» 8*. Примерно через четыре часа, уже в конце уходящих суток, в период июльского солнцестояния в высоких северных широтах, Ju88 из состава 6./KG30 снова предприняли попытку атаковать аэродром Ваенга. На этот раз летчики-североморцы поднялись в небо ещё до появления над аэродромом вражеских бомбардировщиков. Борис Сафонов поднял в воздух все имевшиеся в исправном состоянии истребители своей эскадрильи — семь И-16. Кроме того, вместе с ними вылетело звено И-15бис. Тем не менее, части вражеских бомбардировщиков все же удалось неприцельно сбросить бомбы на стоянки самолетов. В результате этого получили повреждения от осколков разорвавшихся бомб почти все истребители И-15бис, стоявшие на земле. Уже на подступах к аэродрому завязался воздушный бой, в результате которого, по докладам летчиков, было сбито два Ju88 и один Bf109. Один из сбитых бомбардировщиков был записан на счет капитана Сафонова. Во многих публикациях и мемуарах ошибочно отмечается, что этот четвертый самолет противника Ju88 был сбит 18 июня. Однако, судя по записям «Журнала учета боевых вылетов 72-го САП», самолет противника был сбит во время боевого вылета в период времени между 23:00 и 23:45 17 июля, о чём, опять же, можно судить на основании выписки из Донесения № 32 штаба 4-й ИАЭ от 18.07.41 г., представленной к 24:00.: «С 22:08 по 22:54 17.07.41 г. три И-16, летчики капитан Сафонов, лейтенант Винниченко, мл. Покровский, произвели вылет по сигналу с КП полка. В 23:00 17.07.41 г. произведен вылет 7 И-16, летчики капитан Сафонов, лейтенант Винниченко, мл. лейтенанты Сурженко, Котов, Покровский, Коган, Петров, на отражение налета самолетов противника. Капитан Сафонов к востоку от аэродрома на расстоянии 15–20 км сбил 1 Ю-88. лейтенант Винниченко сбил 1 Ю-88 к юго-востоку от аэродрома на расстоянии 25–30 км. Посадка самолетов произведена в период с 23:20 по 23:45. При посадке мл. лейтнант Коган задел за трактор, самолет разрушен, ремонту не подлежит. Мл. лейтенант Котов произвел посадку при не полностью выпущенными шасси, самолет скапотировал, характер повреждений уточняется. Остальные пять самолетов произвели посадку благополучно» 9* 6* Источник: ОЦВМА, Ф.20, д.6500, л.84. 7* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9205, л.46. 8* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9205, л. 178. 9* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9205, л. 183.
В составе ВВС Северного флота бипланы И-153 были основными оппонентами Bf109Е летом и осенью 1941 г., однако пилоты Люфтваффе в это время явно не горели большим желанием вступать в поединки с нашими устаревшими, но довольно маневренными истребителями»
Туманов Иван Константинович был командиром эскадрильи «чаек» в составе 72-го САП, перед которой летом 1941 г. стояла боевая задача противодействовать истребительной авиации противника и тем самым обеспечивать действия «сафоновской» эскадрильи И-16 по уничтожению вражеских бомбардировщиков. В январе 1942 г. майор Туманов возглавил 72-й САП, в апреле — 78-й истребительный авиаполк, а после гибели Бориса Сафонова возглавил 2-й гвардейский Краснознаменный авиаполк. Погиб 06.11.1942 г. — во время захода на посадку в облаках сорвался в штопор.
Газета «Краснофлотец» от 17 июля 1941’ г с текстом Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля 1941 г. о награждении первым боевым орденом старшего лейтенанта Бориса Сафонова.
Через 20 минут после посадки Сафонов вновь был в воздухе с целью обнаружить на земле сбитый им вражеский бомбардировщик, но стелящийся по земле туман не позволил ему этого сделать. Этот день, 17 июля, еще знаменателен тем, что все газеты Северного флота опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля 1941 г. о награждении первым боевым орденом Бориса Сафонова, а уже на следующий день появилась статья с заголовком «Драться, как Сафонов!» (газета «Краснофлотец» № 171 от 18.07.41 г.), сразу же ставшим боевым девизом для всех летчиков-североморцев. А через несколько дней, то есть 23 июля, Командующий ВВС Северного флота генерал-майор авиации Кузнецов уже подписывает представление к присвоению Борису Сафонову звания Героя Советского Союза. В документе, в частности, говорилось: «С первых дней боевых действий капитан Сафонов показывает образцы мужества, храбрости, доблести. За двадцать дней 10* боевых действий тов. Сафонов сбил пять самолетов противника, имея 43 боевых вылета. При неоднократных налетах гитлеровцев на аэродром тов. Сафонов, врезаясь в группу стервятников, расстраивая их и расстреливая весь свой боезапас, неоднократно своим самолетом, заведомо зная, что в ящиках боезапас израсходован, прикрывает товарищей — смелыми атаками, обращая стервятников в бегство.» В этом документе сообщается о пяти сбитых самолетов противника. Но на этот день, т. е. на 23 июля, на боевом счету Сафонова по документам учета числится только четыре самолета: «1 Хе-111, 1 Хш-126, 1 Ю-87 и 1 Ю-88». Нетрудно догадаться, что командование ВВС Северного флота, сбитый в группе 27 июня 1941 г. Hs126, приписало Сафонову как лично им сбитый. Таким образом, после пятого сбитого самолета, если воспользоваться общепринятым критерием, Борис Сафонов становится «заочно» летчиком-асом. В действительности эту «планку» Борис Сафонов преодолел чуть позже — 25 июля 1941 г. В этот день, во время своего 46-го боевого вылета на отражение очередного налета на аэродром, Борис Сафонов одерживает свою пятую воздушную победу. Семь Ju88 из состава 5./KG30 в сопровождении Bf109 из 14./JG77 в первой половине дня совершили очередной налет на аэродром Ваенга. В момент налета над аэродромом как всегда барражировало звено И-1эбис, которое безрезультатно было атаковано вражескими истребителями. В воздух по тревоге поднялись четыре И-16 и три И-153. «Чайки» вступили в бой с «мессерами», а «ишаки» пустились вдогонку за «юнкерсами». Капитан Сафонов и лейтенант Виниченко настигли два вражеских бомбардировщика и атаковали их. Атакуемый Сафоновым Ju88 резко ушел вниз, и командир 4-й эскадрильи его потерял из виду. По докладу летчика, самолет противника предположительно упал в воду в районе Цып-Наволок. Ещё один сбитый Ju88 был записан на группу летчиков И-15бис. Во второй половине дня на командный пункт 72-го САП поступило сообщение от береговых постов СНиС (Служба наблюдения и связи) о том, что в районе Цып-Наволок «кругами летают три Ю-88». По тревоге на перехват обнаруженных самолетов противника вылетело звено И-16 под командованием Сафонова. В указанном районе самолетов противника уже не было, но летчики заметили на поверхности воды масляную полосу шириной пять — шесть метров и длиной более 500 м. По всей вероятности, эта была своего рода «метка» места падения сбитого накануне Сафоновым вражеского бомбардировщика Ju88. Надо заметить, что в этот день после налета на аэродром Ваенга был потерян Ju88A-5 (сер. № 3387, борт, код 4D+IN) из 5./KG30, экипаж которого в составе унтер-офицеров Клауса Гартнера (Uffz. Klaus Gartner) и Георга Пиетрука (Uffz. Georg Pietruck), а также ефрейтеров Фридриха Крулла (Gef. Friedrich Krull) и Гельмута Хаеса (Gef. Helmut Haes) погиб. На следующий день, то есть 26 июля 1941 г., уже на «законных» основаниях, командующий Северным флотом вице-адмирал Головко подписал наградной лист на присвоение командиру 4-й истребительной авиаэскадрильи 72-го САП капитану Сафонову звания Героя Советского Союза. Согласно записям в «Журнале учета боевых вылетов 72-го САП», Борис Сафонов к этому времени совершил 48 боевых вылетов, из них: по тревоге на отражение и перехват самолетов противника — 26; на патрулирование — 6; на отсечение истребителей противника от СБ — 5; на воздушную разведку — 4; прикрытие тральщиков — 1; прикрытие И-153 — 1; на поиск сбитых самолетов противника — 5; Провел восемь воздушных боев 11* с бомбардировщиками противника и считался в составе ВВС Северного флота непревзойденным мастером воздушного боя. Но в действительности североморский ас не провел ни одного воздушного боя с истребителями противника в полном понимании этого слова! 10* Учитываются только те дни, когда Борис Сафонов вылетал на боевые задания. 11* Подсчитано по «Журналу учета боевых вылетов 72-го САП».
Военный фотокорреспондент Евгений Халдей фотографирует Бориса Сафонова у И-16 со знаменитой надписью на борту «За Сталина!». В действительности североморский ас не летал на этом самолете. Удалось также установить, что этот И-16 зав. № 24Р21891 был сбит в воздушном 19 июля 1941 г.
К слову сказать, впервые с истребителями противника — Bf109 (которого по ошибке принял за МиГ-3) — Борис Сафонов встретился в воздухе 17 июля. Правда, в этот же день он впервые на встречных курсах попытался атаковать «мессеров», но вражеские лётчики, не приняв боя, предпочли воспользоваться превосходством в скорости своих машин и сразу же скрылись. Лишь 5 августа Сафонову над своим аэродромом удалось произвести атаку по удирающему одиночному «стодевятому». К этой знаменательной встрече с истребителем противника мы еще вернемся. Известно, что августовские воздушные бои принесли громкую славу летчикам-североморцам. Об их успешных боевых действиях в районе Мурманска в первые было объявлено в сводках «Информбюро» от 11 августа 1941 г.: «…На днях 60–70 немецко-фашистских самолетов пытались совершить массовый налет на район Мурманска. Отряды вражеских самолетов встретила наша истребительная авиация. Попытка крупнейшего за время войны налета немецко-фашистских самолетов на район Мурманска скандально провалилась. В тридцать первый раз советские истребители и зенитчики этого района побили немцев и финских летчиков, не дав им возможности сбросить бомбы на объекты. Во время этого боя наши истребители сбили 13 немецко-фашистских бомбардировщиков. Три вражеских самолета подбила зенитная артиллерия. Советская авиация потеряла один самолет. В два наших истребителя попали осколки вражеских снарядов, но они были отремонтированы и через некоторое время вновь поднялись в воздух. Наши самолеты, взяв с самого начала инициативу боя в свои руки, не выпускали её до полного разгрома немцев». Теперь уже всем хорошо известно, что информационные сводки СССР были ничем не лучше и не хуже «геббельской» (да и любой другой) пропаганды. В них редко говорилось об истинном положении на советско-германском фронте. В указанной «сводке» сообщалось об одном массированном налете, в действительности их было два, имевших место 9 августа. В этот день нашей стороной было заявлено об уничтожении 16 вражеских самолетов, из них на долю летчиков ВВС еверного флота были отнесены шесть Ю-88 и три Ю-87 12*. Несмотря на обычное в этих случаях завышение потерь противника, в этот день потери для немцев были действительно самыми тяжелыми с начала боевых действий на этом ТВД: с боевого задания не вернулось два Ju88, один Ju87 и два Bf109. Потери нашей авиации оказались значительно меньшими: в бою были сбиты два И-153 и подбит один МиГ-3, что делает успех североморцев несомненным. Но надо также сказать, что противнику все же удалось уничтожить на аэродроме один ДБ-3 и ещё несколько самолетов повредить. В этот день Сафонов трижды поднимался в небо и во время второго вылета на отражение налета на аэродром Ваенга североморский ас заявил об уничтожении Ju88. Вот, что отмечено в донесении адъютанта 4-й эскадрильи: «В 05:20–05:55 произвели вылет 2 И-16 на видимого пр-ка к-ны Сафонов и Раздобудько. Самолеты вели воздушный бой самолетами пр-ка типа Ме-109, Ю-88, Ю-87. К- н Сафонов в районе к юго-востоку от оз. Кядел-явр сбил самолет Ю-88. На самолете к-на Сафонова перебито ушко тяги руля глубины. Тяга заменена новой.» 13* Кроме Сафонова в этот день один Ju88 на свой боевой счет записал старший лейтенант Захар Сорокин, это была его третья воздушная победа; кроме того летчиками 72-го САП в групповом воздушном бою было заявлено об уничтожении ещё четырех Ю-88 14*. В действительности на счета наших истребителей можно записать лишь один «восемьдесят восьмой» — Ju88A-5 (сер. № 3468) из состава 3./KG30, экипаж которого погиб. Второй Ju88 (сер. № 0690) был сбит зенитчиками над главной базой СФ. Это был разведывательный самолет из состава дальней разведки l.(F)/124, вылетевший с заданием сфотографировать аэродромы базирования морской авиации. Горящий «следопыт» упал на нашей территории, но перед этим из самолета выбросились на парашютах два члена экипажа, которые были взяты в плен. Пилот фельдфебель Гельмут Гауптмейер (Fw. Helmut Hauptmeier) и стрелок-радист унтер-офицер Фриц Криф (Uffz. Fritz Kreif) погибли, а штурман-наблюдатель лейтенант Хорст Вюллнер (Lt. Horst Wullner) и стрелок фельдфебель Ганс Гебауэр (Fw. Hans Gebauer) были взяты в плен. Хорст Вюллнер в плену умер, а Гебауэр в 1948 г. вернулся на Родину. От него и стали известны обстоятельства гибели самолета и членов экипажа. Кроме того, еще один Ju88 из состава I./KG30 (сер. №«3351) был подоит над целью огнем зенитной артиллерии, но раненому летчику удалось дотянуть до аэродрома Луостари и сравнительно успешно посадить машину. Все члены экипажа остались живы, но самолет списали как не подлежащий восстановлению. 12* Хроника ВОВ Советского Союза на Северном морском театре. Выпуск 1. М. 1945, стр.65. 13* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9205, л.330. 14* Источник ЦВМА, Ф.767, оп.2, д.272, л.10об.
Сбитый в районе Мурманска Ju87. На личном боевом счету Бориса Сафонова числится три сбитых самолёта этого типа.
Следующую воздушную победу Борис Сафонов одержал 23 августа. Во второй половине августа впервые начали практиковаться вылеты на боевые задания всем составом эскадрильи. Первый такой групповой вылет в составе восьми И-16 Сафонов совершил 22 августа. На следующий день девятка И-16 с группой И-153 в районе линии фронта перехватили семь Ju88 в сопровождении четырех ВШЭ. «Чайки» атаковали истребители противника, а «ишаки» — бомбардировщики. По докладам летчиков, в воздушном бою капитан Сафонов и капитан Раздобудько сбили по одному Ю-88, но эти победы на основе имеющейся в распоряжении автора информации, к сожалению, не подтверждаются. Выписка из Донесения штаба 4-й ИАЭ от 23.08.41 г., подготовленная к 24:00, сообщает: «…С 19:40 до 20:20 произведен вылет 9 И-16 по сигналу с КП в район Белокаменка — Ура-губа, летчики: капитан Полковников, капитан Раздобудько, ст. лейтенант Коваленко, лейтенант Винниченко, мл. лейтенанты Коган, Максимович, Абишев, сержант Симененко. Летчики Сафонов, Раздобудько, Винниченко, Максимович, Абишев, Симененко и Коган преследовали три Ю-88. В районе Кядел-явр Сафонов и Раздобудько вели огонь по самолету Ю-88. Самолет Ю- 88, дымя, пошел со снижением к озеру Куырк-явр. Предположительно самолет сбит. Остальные летчики обеспечивали атакующих. Ст.лейтенант Коваленко преследовал 3 Ю-88, шедших на бреющем полете к Ура-губе. Самолеты противника скрылись, используя рельеф местности.»15*. Хотелось бы обратить внимание читателей на тот факт, что летчики Сафонов и Раздобудько преследовали и вели огонь по одному «Юнкерсу», который «предположительно» был сбит, но в итоге в «Журнале учета сбитых самолетов 72 САП» каждому из них записали по одному лично реально сбитому Ю-88 16*. 27 августа во второй половине дня Сафонов в составе шести И- 16 вылетел на перехват самолетов противника. В районе Ура-губы недалеко от линии обороны «ишачки» перехватили вражеский разведчик Hs126 под прикрытием трёх Bf109. Нашим летчикам удалось произвести внезапную атаку по «Хеншелю» и сбили его до того, как их заметили и атаковали истребители сопровождения. Дальнейший бой прошел безрезультатно для обеих сторон. Немецкая сторона подтверждает гибель экипажа разведчика Hs126B (сер. № 4262) из состава 1(Н)/32, сбитого в районе Ура-губы советскими истребителями. Из боевого вылета не вернулись фельдфебель Генрих Стеллер (Fw. Heinrich Steller) и лейтенант Вернер Шульце-Бэр (Lt. Werner Schulze-Bahr). Через полтора часа пятерка И-16 возглавляемая Сафоновым в этом районе снова столкнулась с парой Bf109, которые разыскивали сбитый «Хеншель». После скоротечного воздушного боя капитан Раздобудько записал на свой личный счет один сбитый «стодевятый», гибель которого не подтверждается немецкими данными. Сентябрь в 1941 г. стал последним месяцем активных боевых действий на Мурманском направлении, как на сухопутном фронте, так и в воздухе. В период с 8-го по 25-е число немцы предприняли третью попытку овладением ВМБ Полярное и городом Мурманск. В ожесточенных боях горным егерям к 14 сентября удалось продвинуться на 16 км и перерезать дорогу на Мурманск. Именно в эти дни достигли наивысшего накала воздушные бои на Мурманском фронте. Лишь введением в бой последнего резерва — Полярной дивизии нашему командованию удалось стабилизировать положение на сухопутном фронте. В первой половине сентября с раннего утра и до наступления сумерек над линией фронта, где шли упорные наземные бои, не стихал надсадный гул авиационных моторов, вой падающих бомб и стрекотание в небе пулеметов и пушек. ВВС 14-й Армии поддерживали свои наземные части лишь активными действиями истребительной авиации. Самолеты И-153 и И-15 бис, как правило, вылетали с бомбами и гранулированным фосфором в ВАПах в сопровождении И-16. После штурмовых действий истребители оставались над полем боя для прикрытия войск в течение некоторого времени, определяемым запасом горючего. Морская бомбардировочная авиация, усиленная гидросамолетами МБР-2, Че-2 и ГСТ, применявшимися в качестве бомбардировщиков, и истребителями И-15бис и И-153 в качестве штурмовиков также действовала в интересах сухопутных частей, ведущих ожесточенные оборонительные бои в районе Западной Лицы. Несмотря на активное противодействие «Мессершмиттов», наша авиация успешно наносила бомбоштурмовые удары по наступающим немецким войскам, причиняя им ощутимые потери, что в немалой степени затрудняло их продвижение к городу. С немецкой стороны под прикрытием истребителей Bf109 и Bf110 наносили штурмовые удары эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Ju87. Двухмоторные Ju88 в основном действовали небольшими группами численностью до девяти самолетов, нанося бомбардировочные удары как по целям на линии фронта, так и в тылу наших войск. Кроме того, «восемьдесят восьмые» регулярно бомбили морской порт Мурманск и объекты на железной дороге. Особенно активно в эти дни действовала немецкая эскадрилья l.(Z)/JG77, оснащённая двухмоторными истребителями Bf110, от экипажей которых часто исходила инициатива воздушных боев над линией фронта. Они штурмовали позиции наших войск на линии фронта, обеспечивали действия своим пикировщикам, атаковали и связывали боем наши группы штурмовиков и истребителей. Эскадрилья Сафонова, как и в предыдущем месяце, в основном вылетала на отражение и перехват вражеских бомбардировщиков. 9 сентября, то есть на второй день немецкого наступления, несмотря на сильную облачность, нижний край которой местами опускался до 300 метров над землей, Люфтваффе вели активные боевые действия над нашей линией фронта. В этот день пикирующие бомбардировщики Ju87 и Ju88 небольшими группами (от трёх до восьми машин) в сопровождении истребителей через каждые полчаса появлялись над линией фронта и штурмовали позиции наших обороняющихся войск. Одну из таких групп перехватила шестерка И-16, ведомая Сафоновым. Следуя на бреющей высоте к линии фронта, летчики сначала заметили в просвете между облаками разрывы снарядов зенитной артиллерии, а потом и девятку уходящих Ju87, над которой шла четверка Bf109 и пара Bf110. Прикрываясь кучевой облачностью, североморцам удалось незаметно приблизиться к вражеским бомбардировщикам и атаковать их снизу. Истребители сопровождения не успели перехватить И-16. По докладам летчиков, в результате этой внезапной для противника атаки на свои личные боевые счета записали по одному сбитому Ju87 — капитан Сафонов, старший лейтенант Коваленко, младшие лейтенанты Максимович и Покровский, старшина Семененко. Таким образом, всего было заявлено об уничтожении пяти «лаптёжников», то есть каждый из летчиков выбрал себе цель и атаковал самостоятельно вражеский самолет. Судя по немецким данным, в действительности результативными были лишь две атаки наших летчиков. С боевого задания не вернулись две «штуки» — Ju87R-2 (сер. № 5962) и Ju87R 4 (сер. № 6304) из состава 10.(St)/LGl, экипажи обоих самолетов — лейтенант Ганс-Иоахим Вернер (Lt. Hans-Joachim Werner) вместе со своим стрелком ефрейтором Гансом Кайзером (Gef. Hans Keiser), а также лейтенант Фридрих Дистелмайер (Lt. Friedrich Diestelmeier) вместе с унтер-офицером Куртом Сауком (Uffz. Kurt Sauk) — погибли. В этот же день звено, ведомое Сафоновым, перехватило над линией фронта одиночный Ju88. Три «ишачка» друг за другом, выходя в атаку с задней полусферы, атаковали уходящий на высокой скорости вражеский бомбардировщик, но яростно отстреливающийся «Юнкере», оставляя за собой дымный след от работавших на форсаже моторов, смог уйти в облака. На счета всем трем летчикам: капитану Сафонову, младшим лейтенантам Максимовичу и Покровскому, записали «один сбитый Ю-88 в группе», который, как не трудно догадаться, к сожалению, не подтверждается. При преследовании вражеского бомбардировщика получил повреждения сафоновский И-16, после посадки на своём аэродроме на истребителе была заменена плоскость. 11 сентября Сафонов повёл тройку И-16 на поддержку И-153, ведущих воздушный бой в районе линии фронта. В указанном районе вражеских и своих самолетов уже не оказалось, но на другом участке обороны около двадцати немецких бомбардировщиков под прикрытием десяти Bf109 17* бомбили боевые порядки наших войск. При появлении звена Сафонова в их сторону с вражеских позиций тотчас были выпущены бело-желтые ракеты, предупреждающие самолеты противника о появлении советских истребителей. Таким образом фактор внезапности на этот раз североморцам реализовать не удалось. Тем не менее, наши истребители подошли к вражеским пикировщикам так близко, что лётчики отчётливо различали даже цвет их красных коков, но вражеские истребители сопровождения были начеку и поэтому Сафонов все же не решился атаковать Ju87. Ничего не оставалось, как уйти в облака и вернуться на свою базу 18*. 15 сентября вошло в историю Северного флота под названием «Большой день». Эта дата действительно отмечена победами наших лётчиков-североморцев, которые во главе с капитаном Сафоновым, «проявив исключительное мужество, действуя в составе девяти истребителей успешно отразили два массированных налета вражеской авиации, соответственно проведя два воздушных боя против 52 и 39 самолетов противника, не потеряв при этом ни одного самолета, отважные летчики заявили о двенадцати сбитых вражеских самолетах 19*. Согласно немецким данным, в этот день группировка Люфтваффе, действующая на Мурманском направлении, потеряла три пикирующих бомбардировщика Ju87 и один двухмоторный истребитель Bf110. Бесспорно, в этот день успех североморских летчиков очевиден. Но если рассмотреть этот знаменательный день по имеющимся на сегодняшний день архивным документам более детально, то происходившие реальные события в небе Заполярья очень далеки от официальной версии, в которой говорится лишь о заслугах единственной эскадрильи Бориса Сафонова. В действительности в этот день в небе над полем боя было «тесно», не только от «Юнкерсов» и «Мессершмиттов», но также от «краснозвездных» самолетов и английских «Харрикейнов», которые в этот день производили облёт нашей линии фронта. Для североморского аса этот день также стал пиком в его боевой деятельности — его личный счет воздушных побед увеличился сразу на три сбитых самолета противника, но в то же время, как ни странно, и последним днем в его активной деятельности в 1941 г., после которого наступила довольно продолжительная пауза, во время которой Борис Сафонов не имел возможности увеличить свой боевой счет, так как после провала третьего наступления германских горных егерей на Мурманском направлении боевые действия в небе Заполярья быстро начали затухать, чему в немалой степени способствовали быстро ухудшавшиеся метеоусловия. События «Большого дня» развивались следующим образом. К 15 сентября накал боевого противостояния как на земле, так и в небе достиг своей наивысшей точки. Накануне противник на сухопутном фронте, произведя перегруппировку, силами двух полков под прикрытием дымовой завесы и при поддержке авиации нанес новый удар по нашим обороняющимся наземным войскам. Для поддержки наступления в первой половине дня Люфтваффе произвели два массированных налета на расположение наших войск. Большие массы самолетов столкнулись в небе над полем боя, так как и с нашей стороны по наступающим горным егерям наносили удары бомбардировщики и штурмовики ВВС; Северного флота и 14-й Армии. Особенно было «жарко» в небе над районом Западной Лицы, где горные егеря потеснили наши части, продвинувшись на 14 км вперед и тем самым перерезали единственную дорогу на Мурманск. В 10:17 семерка И-16 и пара МиГ-3, ведомые капитаном Сафоновым, вылетели на прикрытие своих наземных войск в районе Западной Лицы. Надо сказать, что в сентябре месяце в состав «сафоновской» эскадрильи вошли остатки группы самолетов МиГ-3, которая ранее подчинялась непосредственно командиру 72-го САП. Над линией фронта уже вели штурмовые действия «чайки» и «бисы» ВВС СФ и 14-й Армии. Действия армейских штурмовиков 147-го ИАП, которые поливали наступающие подразделения горных егерей гранулированным фосфором, прикрывали звенья И-16 и ЛаГГ-3 145-го ИАП. Почти в это же время с противоположной стороны к линии фронта подошли пикирующие бомбардировщики Ju87 с сильным истребительным эскортом — рядом со «штуками» шли Bf110 из состава l.(Z)/JG77 и Bf109 из 1./JG77 и 14./JG77. Североморцы вместе с армейскими летчиками вступили в схватку с противником. Воздушный бой сразу же распался на несколько отдельных очагов. Надо признать, что пилоты немецких истребителей действовали самоотверженно и грамотно, поскольку североморцам не только не удалось прорваться к бомбардировщикам, но они даже были вынуждены образовать оборонительный круг, из которого периодически совершали короткие броски, контратакуя истребители противника. Несмотря на ожесточённость боя, противники «не теряли головы», действуя достаточно осмотрительно, поскольку к этому моменту и наши и немецкие лётчики достаточно неплохо представляли себе возможности самолётов оппонентов. Неизвестно чем бы закончился этот бой, проходивший практически над самыми вершинами сопок, если бы в одном из Bf110, который пилотировал лейтенант Гейнц-Хорст Хоффманн (Lt. Heinz-Horst Hoffmann) не сидел военный корреспондент из Берлина, освещавший боевые действия Люфтваффе в Норвегии — лейтенант Гейнц Венк (Lt. Heinz Wenk). Решив продемонстрировать столичному борзописцу, «как горят большевистские самолёты», Хоффманн, оставив свое место в строю звена, предпринял попытку атаковать, маневрировавшие ниже И-16. Почти сразу же одинокий «стодесятый» был контратакован другим И-16. Стрелок двухмоторного истребителя — ефрейтор Рудольф Боем (Gef. Rudolf Boehm) — не сумел отразить нападение, а возможно, даже не видел атакующий советский истребитель, который с короткой дистанции открыл огонь. У «Мессершмитта» сразу же заклинило один из моторов и он свалился в штопор, рухнув с небольшой высоты на землю. Падение самолета закончилось мощным взрывом. Никто из экипажа «разрушителя» не спасся 20*. Как это часто бывает, организованная «показуха» дорого обошлась и постановщикам представления, и его зрителям. Возвратившись из первого в этот день боевого вылета, капитан Сафонов, старший лейтенант Коваленко и младший лейтенант Животовский заявили каждый об одном сбитом Ме-110. Кроме того, лейтенант Абишев и старшина Семененко, а также старший лейтенант Сорокин, летавший на самолете МиГ-3, заявили ещё о трёх сбитых Ме-109. Во втором вылете, состоявшимся в период с 12:15 по 15:00, группа И-16 и МиГ-3 ВВС Северного флота во главе с Борисом Сафоновым над линией фронта снова вступила в бой с Ju87, которых прикрывали ВШЭ, но перед этим боем во время патрулирования над линией фронта Сафонов атаковал Hs126, который пополнил счет воздушных побед североморского аса. После этого огневого столкновения его коллеги атаковали группу вражеских бомбардировщиков. Всего летчиками-североморцами в этом бою было заявлено об уничтожении трех Ю-87 и двух Ме-109. На свои боевые счета по одному сбитому «Юнкерсу» записали: капитан Сафонов, старший лейтенант Коваленко и младший лейтенант Покровский; по одному сбитому «мессеру» — младший лейтенант Коган и старшина Семененко. 15* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9205, л.396. 16* Источник ЦВМА, Ф.767, оп.2, д.272, л.11. 17* Указано количество самолетов по данным наших архивных документов. 18* Источник ОЦВМА, Ф.75, д.9206, л.48. 19* Источник ЦВМА, Ф.767, оп.2, д.272, л.л. 11об-12. 20* Источник: Eric Mombeek. Eismeerjager. Band 1. Lienkebeek, Belgien, 2003, S.67.
Осенью 1941 г. Борис Феоктистович Сафонов стал одним из самых известных советских лётчиков! «Воздушный боец высшего класса. Истребитель истребителей — так его называли. Да, враг испытал силу его ударов. "Мессершмитты".. показывали хвосты при встрече с ним, "юнкерсы" и "хейнкели" беспорядочно сбрасывали бомбы куда попало..». Эти слова принадлежат Захару Сорокину, написавшему не одну книгу о себе и своих однополчанах. Именно так, и не меньше, до сего времени оценивается боевая деятельность североморского аса. Безусловно, у Дважды Героя Советского Союза Бориса Феоктистовича Сафонова немало заслуг перед Родиной, которые она, надо признать, щедро отметила своими высшими наградами. Но задумаемся: нужны этому герою новые? Может быть стоит просто восстановить по отношению к нему историческую правду?
«Коваленко — лучший и достойнейший из боевых питомцев Сафонова», — писала газета «Краснофлотец» в № 165от 17.06.42 г. 3 мая 1942 г. за 11 сбитых самолетов противника командир 2-го ГКАП гвардии подполковник Сафонов представил командира 2-й эскадрильи гвардии капитана Александра Коваленко к званию Героя Советского Союза (Указ о награждении от 14 июня 1942 г.). После того, как летом 1942 г. изменился характер боевых действий в небе Заполярья Александр Коваленко на свой боевой личный счет записал лишь два сбитых самолета: 29 июня 1942 г. — Me-109 и 26 декабря 1942 г. — один Ю-87. В феврале 1943 г. А.Коваленко был направлен в Ейское военное авиационное морское училище им. И.В.Сталина на должность инспектора-летчика. В состав ВВС Северного флота вернулся уже после окончания боевых действии в Заполярье — в ноябре 1944 г. — на должность помощника командира 3-го учебного авиационного полка.
Владимир Покровский после присвоения Борису Сафонову звания Героя Советского Союза дал клятву, «что в боях будет зорко охранять жизнь своего командира>. (Газета «Краснофлотец» № 232 от 17 сентября 1941 г.). На Северном флоте воевал с начала войны по май 1943 г. Совершил 190 боевых вылетов, провел 37 воздушных боев, сбил лично 12 самолетов противника. 18 июня 1942 г. назначен на должность командира эскадрильи 2-го ГКАП. В мае 1943 г. направлен на Курсы командиров звеньев ВВС ВМФ. После Курсов службу продолжил в составе ВВС ЧФ. 24 июля 1943 г. присвоено звание Героя Советского Союза.
Капитан Леонид Гальченко, командир эскадрильи И-16 (тип 10) 145-го ИАП ВВС 14-й армии, был одним из самых результативных армейских летчиков на Мурманском направлении в 1941 г. Свой первый самолет противника, Me-109, сбил 7 июля 1941 г. на истребителе И-16 тип 10 (с мотором М-25В), а уже 29 сентября 1941 г. был представлен к званию Героя Советского Союза. В наградном листе указывается, что к этому времени на его боевом счету числилось семь сбитых самолетов противника (по «Журналам учета…» плюс ещё пять. — Прим. Авт.).
25 октября 1941 г., Борис Сафонов возглавил вновь сформированный 78-й ИАП, первым в Советском Союзе в годы Великой Отечественной войны получивший импортную матчасть — английские истребители «Харрикейн МкIIВ». Эти машины были получены от 151-го авиакрыла Королевских ВВС, включавшего 81-ю и 134-ю эскадрильи, непродолжительное время действовавших на Мурманском направлении. По ряду характеристик «Ураганы» выгодно отличались от отечественных самолётов, хотя и не были лишены недостатков. Осваивать незнакомую матчасть пришлось с помощью английских механиков и переводчиков, которые помогли разобраться с милями, узлами, футами и фунтами. Не последнюю роль играла и русская смекалка. Например, отечественные противопылевые фильтры оказались гораздо компактнее и легче английских изделий(!). Более эффективным было и наше стрелково-пушечное вооружение.
Таким образом, в двух боевых вылетах Борис Сафонов одержал три воздушных победы. Всего же в этот день Сафонов совершил три боевых вылета. Выписка из «Журнала учета боевых вылетов» летчиков 72 САП 15.09.1941 г. сообщает: «В 10:17–11:00 7 И-16, летчики капитан Сафонов, Коваленко, Семененко, Абишев, Коган, Животовский и Покровский, вылетали на патрулирование над линией фронта от Зап. Лицы до оз. Куырк-явр. Н= 2000 м. В районе Западной Лицы кв.00–68 в воздушном бою Сафонов, Коваленко, Животовский сбили 3 Ме-110: Семененко — 1 Ме-109, Абишев — 1 Ме- 109 (предположительно). На самолете Сафонова две пулевых пробоины левой плоскости и смяты лонжероны; на самолете Коваленко две пулевые пробоины киля и центроплана. В 14:15–15:00 7 И-16, летчики капитан Сафонов, Коваленко, Семененко, Коган, Полковников, Животовский и Покровский, вылетали на патрулирование над линией фронта от Западной Лицы до оз. Куярк-явр. Н = 2000 м. В районе оз. Куырк-явр в бою Сафонов сбил 1 Хе-126 и 1 Ю-87; Покровский — 1 Ю-87; Семененко в кв.0068 — 1 Ме-109: Коваленко — 1 Ю-87, Коган — 1 Ме-109 (предположительно). На самолете Коваленко пулевая пробоина элерона. На самолете Семененко пробиты направляющие ползунки, 4 пробоины в плоскости и 4 в центроплане. Посадку произвел с убранными шасси, поврежден винт и капот, летчик невредим. В 18:20–19:05 (3.45) 5 И-16, летчики капитан Сафонов, Полковников, Животовский, Покровский и Семененко, вылетали на патрулирование над линией фронта от Западной Лицы до оз. Куярк-явр. Н = 2000 м. Задание выполнено. Встречи с противником не было.»21*. В многочисленных описаниях воздушного боя в этот знаменательный день для ВВС Северного флота, как правило, «забывают» вспомнить об успехах армейских летчиков, также участвовавших в отражении этого налета авиации противника. А, между тем, самые результативные асы ВВС 14-й Армии летчики капитан Гальченко, старший лейтенант Миронов и лейтенант Кузьмин, летавшие на ЛаГГ-3, в этот день также заявили о трех уничтоженных бомбардировщиках Ю-87. Один сбитый Ме-109 на свой личный счет записал летчик старший лейтенант Олисов из того же армейского полка, летавший на И-16 22*. Поэтому успех летчиков-североморцев 15 сентября по достоинству должны разделить и летчики ВВС 14-й армии. Согласно списку немецких потерь, именно в первом налете в районе Западной Лицы были потеряны сразу три пикировщика из состава 12.(St.)/LGl (Ju87B-l (сер. № 5423), Ju87R-4 (сер №.6231) и Ju87R-4 (сер. № 6262). Как оказалось, 15 сентября Борис Сафонов провел последние воздушные бои на отечественном истребителе И-16. На следующий день, 16 сентября 1941 г., Указом Президиума Верховного Совета СССР командиру эскадрильи 72-го САП капитану Сафонову было присвоено звание Героя Советского Союза. Этим же Указом «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом доблесть и мужество» был награжден орденом «Красного Знамени» и 72-й смешанный авиаполк ВВС СФ. И вполне понятно, по каким причинам Борис Сафонов не поднимался в небо в течение нескольких последующих дней. На одном из митингов, посвященных награждению ему высокой правительственной наградой, летавшие в это время с североморским асом в одном звене младшие лейтенанты Максимович и Покровский, дали клятву, «что в боях будут зорко охранять жизнь своего командира» 23*. Когда же 20 сентября Сафонов снова вылетел на боевое задание, обстановка в небе уже не была столь напряженной, как накануне. Фронтовая линия стабилизировалась, противник вынужденно перешел к обороне. Редкие и малочисленные группы вражеских самолетов снова вернулись к своей обычной «трусливой» тактике и стали снова избегать вести «честные» поединки с нашими истребителями. 3 октября североморский ас, вылетев на разведку погоды, в последний раз поднялся в небо на своем «ишачке», а спустя чуть более трёх недель, 25 октября 1941 г., Борис Сафонов возглавил вновь сформированный 78- й ИАП, первым в годы Великой Отечественной войны получивший импортную матчасть — английские истребители «Харрикейн». 21* Источник ОЦВМА, Ф.75, д. 39502, л. ббоб-67. 22* Источник ЦАМО, Ф.ВВС 14А, оп.6268, д.4, л.54; Ф.19 ГИАП, оп.727300, д.1, л.50–51. 23* Газета “Краснофлотец» № 232 от 17 сентября 1941 г. Продолжение следует.
МЕТАМОРФОЗЫ
Превосходство относительных величин
Александр БУЛАХ при участии Дениса БЕЛОВА Продолжение, начало в ИА № 26.В ИА № 26 в первой части статьи «Превосходство относительных величин» на с.34 во второй колонке в первом абзаце ошибочно указано итоговое количество построенных немецких самолётов равное 129.319. Следует читать 108.106 боевых машин. Редакция приносит свои извинения.
Мифы и реалии статистики
Те, кто считают, что немецкая авиация всегда действовала более эффективно, как правило, приводят в качестве доказательства этого тезиса соотношение количества самолётов между противоборствующими сторонами на разных фронтах Второй Мировой войны. Однако мерилом эффективности является величина отношения количества используемых ресурсов к качеству выполнения поставленных задач. И если предположить, что с количеством у Люфтваффе все в порядке, то вот с качеством, т. е. успешностью и объемом выполнения поставленных задач возникают вопросы. Не секрет, что уже осенью 1940 г. в ходе «Битвы за Англию» немцам явно не хватало авиации для успешного выполнения поставленных задач. Кто-то, возможно, скажет, что принудить Великобританию к миру только бомбардировками было невозможно. Однако, во-первых, немецкая авиация действовала не в одиночку, а вместе с германским флотом, а во-вторых, учитывая, что 80 % английского населения питались привозным хлебом, становится очевидно, что возможности сопротивления противника определялись исключительно его возможностями по защите коммуникаций, и, в том числе, у своих берегов. Напрашивается вывод о том, что для быстрого и гарантированного их нарушения требовалось значительно большее количество самолётов, чем в своём распоряжении имели германские ВВС. Очевидно, что не всё в порядке было и с характеристиками имевшейся материальной части. Некоторые апологеты стратегии и тактики немецкой войны в воздухе в своих рассуждениях вообще доходят почти до абсурда, заявляя, что германские ВВС не были разгромлены практически до самого конца войны!.. Безусловно, в феврале и даже марте 1945 г. большая часть структур Люфтваффе ещё довольно исправно функционировали, но зададимся вопросом: насколько успешной была деятельность этого сложного и дорогостоящего организма в целом, и удавалось ли ему выполнять поставленные задачи? Ответ, по- видимому, должен быть отрицательным. В противном случае стоит задуматься над вопросом: неужели кроме редких «укусов» армад самолетов союзников перед Люфтваффе в конце войны не стояло других задач? Вместе с тем, за исключением польской (1939 г.) и балканской (1941 г.) кампаний, необходимо признать, что немецкая авиация практически всегда уступала своему противнику по численности самолётов на фронтовых аэродромах (во всяком случае, перед началом кампании), но при этом проводила эффектные наступательные операции, нередко с далеко идущими последствиями. Авторам данной работы неоднократно (хотя и в разных вариантах) приходилось слышать высказывания на тему, что, дескать, если бы гитлеровское руководство позаботилось о более раннем началем мобилизационных мероприятий в авиапромышленности, то Люфтваффе могли бы если и не превзойти по численности самолётов первой линии ВВС всех своих противников, то, во всяком случае, существенно сократить этот разрыв. В связи с этим, довольно широкое распространение получила теория, согласно которой до активного вступления в войну в Европе ВВС США в 1943 г. с их мощными 8-ми и 15-ми ВВС германская авиация могла бы легко разгромить сначала Королевские ВВС, что обеспечило бы приемлемые условия для проведения операции «Морской лев». Затем могли бы быть полностью уничтожены ВВС Красной Армии, что привело бы, если и не к полной реализации плана «Барбаросса», то, во всяком случае, к гораздо более глубокому продвижению частей Вермахта, которым, возможно, удалось бы даже захватить Ленинград и Москву. Просчитать последствия этих событий очень трудно, так как это вызвало бы потерю крупных промышленных и коммуникационных центров, а также оказало бы заметное деморализующее влияние на народ и вооружённые силы. Возможно также, что тогда США сократили бы и без того свои не очень значительные в 1941 г. поставки по ленд-лизу. Как в этом случае развивались бы боевые действия на советско-германском фронте, авторы предполагать не берутся… В качестве неопровержимого доказательства этого тезиса выдвигается довод о том, что по выпуску алюминия Германия в 1939–1941 гг. прочно удерживала первое место в мире, получив в 1939 г. 194 тыс. тонн «крылатого металла», а в 1941-м — уже 324 тыс. тонн! Советский Союз в 1939 г. получил от промышленности и благодаря поставкам по импорту всего лишь чуть более 65 тыс. тонн этого важнейшего для развития авиационной индустрии материала. Даже по перспективному мобилизационному плану на 1942 г. предполагалось, что объём выплавки алюминия в СССР составит только 175 тыс. тонн 2*. Совершенно очевидно, что 22 июня 1941 г. опрокинуло эти расчёты, в то время как развитие германской индустрии продолжалось заметными темпами, на которые спорадические ночные налёты британской бомбардировочной авиации тогда не оказывали почти никакого влияния. Нетрудно подсчитать, что за счёт своевременной подготовки производства и перераспределения ресурсов авиапромышленность Германии могла бы без значительных затруднений произвести в 1941 г. не 12.414 самолётов3*, а, скажем, в два — три раза больше. При этом само наличие или отсутствие алюминия вовсе не являлось основным фактором, определяющим возможности авиационной промышленности строить большое количество современных самолетов! Достаточно конкурентоспособные боевые машины вполне можно было производить из дерева или с использованием недефицитных сталей. Если ферменная конструкция фюзеляжа и неразъёмной крыло наших «Яков» рассматривается как вынужденные решения, то в отношении британского «Москито» этого не скажешь. Весьма неплохо смотрелся в качестве элемента стратегической бомбардировочной авиации и «полотняный» бомбардировщик «Веллингтон», да и почти аналогичный нашим «Якам» по конструкции фюзеляжа герой эпической «Битвы за Англию» «Харрикейн» также показал себя грозным противником. Когда начала ощущаться нехватка алюминия, немцы также начали активно использовать древесину, причём в максимальных объёмах она применялась именно на самолётах новых типов — на последних модификациях поршневых Bf109G и Та154 и летательных аппаратах, в двигателях которых использовался новый принцип создания тяги — газотурбинном Не162 и ракетном Ме163. Когда схожие проблемы возникли в Японии, фирма «Татикава» произвела полную переделку знаменитого Ки-84 под использование дерева. Получившийся в результате Ки-106 4* очень понравился пилотам, однако капитуляция прервала работы в этом направлении. Вообще, подобная эволюция взглядов на применение материалов в самолётостроении имела место во всех странах, как только возникала реальная или мнимая нехватка алюминия. Например, не иначе как под воздействием ночных кошмаров о высадке японского десанта в мае 1942 г. в США фирме «Белл» был выдан заказ на постройку цельнодеревянного истребителя с вооружением из пары 20-мм пушек и такого количества 12,7-мм пулеметов. После победы у Мидуэя интерес к этому самолету угас, и в воздух ХР-77 с фирменным носовым шасси и каплевидным фонарем кабины поднялся лишь в 1944 г. При этом его взлетный вес составил 1829 кг, и при мощности рядного двигателя воздушного охлаждения всего в 575 л.с., он разгонялся до 530 км/ч 5*. А чего стоила гигантская деревянная летающая лодка Говарда Хьюза? На этих машинах предполагалось в авральном порядке вести переброску американских войск в Европу. Причём на одном из этапов войны в своих расчётах «янки» учитывали даже то, что при неблагоприятном развитии обстановки часть этих гигантов после высадки войск будет попросту потеряна. К счастью, до этого дело не дошло, но думается, что утрата аналогичных машин, построенных из металла, воспринималась бы гораздо тяжелее. При замене металла деревом совсем не обязательно будет наблюдаться резкое падение всех характеристик — несмотря на больший удельный вес, дерево обладает и рядом достоинств, например, его гораздо легче обрабатывать (особенно неквалифицированному персоналу) для достижения аэродинамической чистоты поверхностей. Как только хаос, связанный с эвакуацией на восток наших авиазаводов был преодолен, качество обработки поверхностей самолетов стало приемлемым. Например, летчик-испытатель люфтваффе Ганс-Вернер Лёрхе, осенью 1944 г. оценивая Ла-5ФН (вероятнее всего, выпуска 1943 г.) отмечал: «Отделка всех поверхностей, особенно крыльев (деревянных) — хорошая. Рули и предкрылки выполнены очень тщательно» 6*. Часто можно услышать высказывания о том, что металл прочнее древесины, в доказательство чего демонстрируют сравнение характеристик листа 3-мм фанеры и дюраля той же толщины. Однако прочность самолета во многом определяется не только тем, из каких материалов он построен, но ещё и нормами, которые закладываются на этапе проектирования. Например, расчётная располагаемая перегрузка истребителя Як-1 смешанной конструкции составляла 8,7 ед., а у цельнометаллического Bf109E — лишь 7,2. Японские цельнометаллические «Хаябусы» и «Зеро» никто из знатоков авиации не назовёт прочными самолётами, однако к практически цельнодеревянным истребителям Лавочкина претензии в отношении прочности почти не высказывались. Во всяком случае, они могли пикировать с куда более высокими скоростями, нежели упомянутые выше их vis-a-vis Страны Восходящего Солнца. Кстати, японцы, испытывая доставшийся им в 1942 г. новенький ЛаГГ-3, это отметили. К тому же нельзя забывать, что древесина гораздо дешевле алюминия, что в условиях военного времени имеет очень большое значение. Но если с алюминием у немцев проблем в 1939–1943 гг. не было, то этого нельзя сказать о жидком топливе и авиационном бензине в частности. Увеличение численности авиапарка потребовало столь же значительного наращивания численности лётного состава строевых частей, для чего потребовалось бы увеличить число авиашкол. Нетрудно догадаться, что при том же количестве выпускаемого авиационного бензина увеличение темпов производства самолётов и подготовки лётного состава привело бы к практически пропорциональному снижению числа лётных часов, затрачиваемых на лётную и боевую подготовку курсантами лётных школ. Очевидно, что в этом случае, ни о каких 200 лётных часах к моменту отправки в строевые части уже нельзя было бы даже говорить. Гипотетический пилот таких массовых Люфтваффе мог рассчитывать по прибытии на фронт иметь в своём активе не более чем 70 лётных часов, причём не на истребителе, а вообще на всёх типах летательных аппаратов, которые бы ему пришлось освоить в процессе подготовки. В связи с этим особый интерес возникает к гипотетическим показателям боевых потерь и аварийности таких военно- воздушных сил. 2* См. М.Мухин. «Советская авиапромышленность накануне Великой Отечественной войны», «История Авиации» № 26. С.15. 3* См. O.Groehler. Geschichte des Luftkriegs. Berlin, 1981. С.494. 4* http://www.airwar.ru/enc/fww2/ki106.html. 5* http://www.airwar.ru/enc/fww2/p77.htmlили «Аэроплан» № 8, Минск. 6* http://www.aviation.ru/contrib/AndreyPlatonov/La-5Дesting/index.htm
В конструкции Ла-7 на заключительном этапе войны по прежнему было немало древесины, но вряд ли кто- то из авиационных специалистов сможет обоснованно заявить, что этот истребитель был не прочным или не отвечал требованиям войны.
Если рассчитать боевые потери в данном случае очень сложно, поскольку очевидно, что при столь масштабном увеличении численности Люфтваффе они бы тратили гораздо больше времени и сил на прикрытие своей ударной авиации, а также своих войск, то с оценкой уровня аварийности особых проблем нет. Известно, что в общем случае аварийность и количество лётных часов затрачиваемых на лётную подготовку связаны обратной экспотенциальной зависимостью, выражающейся очень простой формулой у=1/ех, где е=2,71828. Понятно, что под «х» в данном случае понимается количество лётных часов, затрачиваемых на лётную подготовку, а под функцией «у» — количество лётных происшествий. Теперь нетрудно получить таблицу значений функции хотя бы даже и на небольшом числовом интервале. На отрезке аргумента от 1 до 3 величина отношения между соответствующими значениями функции составляет 7,38991, а в промежутке значений аргумента от 2 до 6 — уже 54,78947. Конечно, в реальности далеко не все лётные происшествия будут носить характер катастроф или приводить к безвозвратным потерям самолётов и лётчиков. Нельзя не отметить также и то обстоятельство, что подобные закономерности, рассчитываются с помощью так называемых поправочных коэффициентов, получаемых эмпирическим путём. Но и они не могут отменить главного вывода данного раздела — при невозможности увеличения поставок в необходимых количествах авиационного горючего, рост выпуска самолётов и увеличение числа лётного состава всегда приводит к росту аварийности 7* и боевых потерь. Последние, кстати, также описываются обратной экспонентой. Справедливость полученных результатов подтверждает, в частности, собственный опыт ВВС РККА, начавших стремительно наращивать численный состав авиачастей в 1939–1941 гг. При этом даже ожидаемый рост числа боеготовых самолётов будет не слишком значительным. Но если ВВС РККА через это прошли в мирное время, то Люфтваффе в полном смысле предстояло взойти на Голгофу, расплачиваясь за грехи своих создателей… Фактически, уже в первой половине 1943 г. из-за значительного увеличения количества выпускаемых боевых самолётов, в лётных школах Люфтваффе сократилось число учебных машин, вместе с этим показателем начала снижаться и квота авиабензина, выделяемого для подготовки лётного состава. К лету 1944 г. количество часов лётной подготовки у молодых пилотов Люфтваффе, направляемые в строевые части, снизилось примерно в три раза по сравнению с 1939–1941 гг., а промышленность, несмотря на усиливавшиеся дневные и ночные налёты англо- американской авиации, выдала «на гора» 40.593 боевых самолёта 8* — в 3,27 раза больше чем в 1941 г. Однако от этого, как неоднократно отмечалось на совещаниях у фюрера, количество исправных боевых самолётов в строевых частях возросло очень незначительно. Так, по данным германского историка Олафа Грёлера, если в августе 1943 г. Люфтваффе располагали на всех фронтах 6663 самолётами всех типов, то спустя год, в августе 44-го, всего лишь 6335 боевыми машинами. И это при росте среднемесячного выпуска самолётов в 1,64 раза (с 2067 до 3383 экземпляров) 9*! В принципе нетрудно догадаться, что при выбранном высшим руководством Германии политическом курсе конец Люфтваффе, как, впрочем, и гитлеровского режима в целом, был абсолютно неизбежен 10*, а при выбранной концепции строительства (как вида вооружённых сил) был просто отложенным на более или менее неопределённое время.
Издержки роста
Хорошо, возможно, скажут некоторые из наших читателей, ознакомившиеся с предыдущими разделами данной работы, допустим, что в условиях лета и осени 1941 г. гигантские потери ВВС Красной Армии были действительно неизбежны, тем более что внезапно начавшееся советское контрнаступление под Москвой также нанесло Люфтваффе не менее тяжёлый ущерб (в относительных величинах, конечно). Но почему потом, в 1942–1945 гг. наши потери по- прежнему были значительно большими, нежели у германских ВВС? При этом, как правило, справедливо указывают на увеличение численности нашей авиации, а заодно (так сказать, «до кучи») и якобы рост опыта лётного и командного состава советских ВВС. Увы, не всё было так радужно. В конце 1941 г. в результате эвакуации предприятий выпуск самолётов упал до самой низкой за годы войны отметки — в декабре ВВС Красной Армии получили лишь около 600 самолётов, что было примерно вдвое меньше, чем построила германская авиапромышленность. Однако уже в январе 1942 г. начался хотя и медленный, но непрекращающийся рост числа боевых машин, покидавших сборочные линии. Если в первом квартале 1942 г. среднемесячный выпуск составил 1,1 тыс. самолётов, то во втором — 1,7 тыс. При этом за первое полугодие 1942 г. было выпущено 9744 самолёта, из которых почти 85 %, или 8268 экземпляров, составляли боевые машины. Общий же выпуск самолётов в СССР в 1942 г. составил 25.436 экземпляров, из которых 21.681 были боевыми 11*. Хотя по количественным характеристикам производства постепенно удалось не только восстановить, но и превысить довоенный уровень, а также валовые показатели германской авиационной индустрии, выпустившей в 1942 г. 15.401 самолёт 12*, то качество продукции, выпускаемой советским авиапромом, после проведения эвакуации сильно упало. Причины этого явления неоднократно описывались, а потому мы не будем на них здесь останавливаться. Заметим только, что если летом 1941 г. в высотном диапазоне от 0 до 4 тыс. м, в котором велась основная масса воздушных боёв на советско-германском фронте, новые советские истребители МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1 несколько превосходили по скоростным характеристикам Bf109E-4/N и E-7/N и ненамного уступали новейшим Bf 109F-2, то с появлением в августе 1941 г. новейшего Bf109F- 4 ситуация во фронтовом небе получила дополнительный импульс к дальнейшему ухудшению. Благодаря повышенной, за счёт установки двигателя DB601E, тяговооружённости, «Фридрих-4» не без успеха мог драться даже на виражах с И-16, оснащёнными моторами М-62 и М-63! К тому же именно осенью 1941 г. началось ухудшение качества производства самолётов новых типов, вызванное потерей части производственных мощностей, началом эвакуации и, как следствие, снижением номенклатуры заготовок, нехваткой сырья и квалифицированной рабочей силы, отсутствием серийных моторов требуемой мощности, а также необходимостью всемерного наращивания валовых показателей. Фактически просели скоростные характеристики не только наших истребителей и штурмовиков, но даже полностью цельнометаллических пикировщиков Пе-2. Это привело к тому, что 24 декабря 1941 г. начальник НИИ ВВС Фёдоров прямо отметил в своём докладе, «В настоящее время у нас нет истребителя с лётно-тактическими данными лучшими или хотя бы равными Ме-109Ф» 13*. Вместе с тем, поставим вопрос по-другому — насколько плохи или хороши были советские самолеты? Поскольку эти величины относительные, попробуйте сравнить серийно производившиеся машины аналогичного класса с лучшим советским самолетом того же периода — Як-1. Истребители в этот период самостоятельно производили в США, Великобритании, Германии, Италии, Японии и Румынии. Итак, в США в этот период наиболее совершенными серийными фронтовыми истребителями были Р-40Е и P-39D. «Киттихаук» имел перед Яком только два преимущества: более мощное вооружение (шесть крупнокалиберных пулемётов) и отличную радиосвязь. Достаточно открыть любой справочник и убедиться, что по остальным показателям (за исключением дальности) он явно уступал, или, по крайне мере, не превосходил Як-1. «Аэрокобра» также не блистала скоростью и скороподъемностью, кроме того, она была существенно сложнее в пилотировании. Достоинства все те же — мощь вооружения, качественное приборное оснащение, плюс лучший обзор и носовая стойка шасси. Кроме того, двигатели «Аллисон», стоявшие на этих самолетах, были весьма чувствительны к сортам применявшегося масла и режимам работы. В Великобритании наиболее совершенным на тот период был «Спитфайр «Mk.V». Однако незначительное превосходство по скорости перед Як-1 могло быть реализовано только на больших высотах, что для советско-германского фронта было совершенно не нужно. Мощное вооружение располагалось в крыле, что значительно ухудшало прицеливание 14*. Аналогичные проблемы имелись у пилотов штурмовиков Ил-2, на которых пушки находились слишком далеко от оси самолета. Кроме того, разнесенный центр масс и крыло большой площади отрицательно сказывались на скорости крена — английские пилоты в полной мере ощутили это после первых же встреч с FW190. Ну, а об узкой колее шасси, мало приспособленном для полевых аэродромов, не стоит и говорить. Обзор из достаточно тесной кабины «Спитфайра» был явно не лучше, чем из кабины Як-1, отсутствовала система аварийного сброса фонаря (не зря в кабине был штатно закреплен небольшой ломик). В Италии, несомненно, наиболее совершенной машиной на осень 1941 г. был М.С.202 с лицензионным двигателем DB601A-1. По большинству показателей это был очень совершенный самолет (хотя и с довольно слабым вооружением 15*), близкий по характеристикам к машинам типа Як-9 или Ки-61, появившимися годом позже 16*. Японские истребители (как палубной, так и армейской авиации) были слишком специфичными, что бы их можно было сравнивать с европейскими или американскими машинами. Однако и А6М, и Ки-43 по основным характеристикам уступали Як-1, кроме радиуса виража и дальности полета. Румынский IAR-80 так же трудно рассматривать в качестве серьёзного противника нашего истребителя за исключением живучести, обеспечиваемой в основном звездообразным мотором воздушного охлаждения. Кроме того, все эти машины имели серьезнейший недостаток (очевидный в условия СССР образца 1941 г.) — они были цельнометаллическими! Это звучит парадоксом, но в это тяжелое время цельнометаллический самолет просто не мог выпускаться нашей промышленностью, несмотря на все достоинства «крылатого металла»! В качестве примера можно упомянуть яковлевский И-30 с мощнейшим вооружением из трёх пушек и двух пулемётов, построенный летом 1941 г. Он имел цельнометаллическое крыло, однако именно по этой причине и не пошел в серию. Кроме того, несомненным плюсом Як-1 была его простота пилотирования и потрясающая ремонтопригодность при минимуме имеющихся средств в полевых мастерских. 7* Верно и обратное — при резком снижении объёма горючего на боевую подготовку рост аварийности становиться абсолютно неизбежным, что можно наблюдать на примере современных российских ВВС. 8* O.Groehler. Geschichte des Luftkriegs. Berlin, 1981. С.494. 9* O.Groehler. Geschichte des Luftkriegs. Berlin, 1981. C.501. 10* Необходимо ясно понимать, что эта реальность становилась неизбежной только при условии наличия воли сражаться и победить у политического руководства стран-противников гитлеровского режима. 11* «Самолётостроение в СССР 1917–1945», книга II. М., 1994 г. С.214–222. 12* O.Groehler. Geschichte des Luftkriegs. Berlin, 1981. С.494. 13* Ю.Гугля. «Одномоторные истребители 1930–1945 гг.». Киев, 1998. С. 15. 14* Фактически находившиеся во внешних частях консолей крыла пулемёты винтовочного калибра при подсчёте массы залпа можно вообще не принимать в расчёт. 15* С.Павлов «Не только «мессеры» и «фокеры», История Авиации, № 1/2003 г. 16* А.В.Хаустов, Е.К.Хавило «Камуфлированные «молнии» Марио Кастольди», «АэроХобби», N22,1993 г.
Эксплуатация Як-1 быстро доказала, что по комплексу лётнотехнических данных именно он является наиболее опасным противником «мессеров» из первой тройки истребителей нового типа принятых на вооружение перед войной, а потрясающая технологичность и ремонтопригодность позволяют строить и ремонтировать эти самолёты в массовых количествах с минимумом затрат.
Таким образом, можно сделать вывод, что советская промышленность создала самолет, по крайне мере не уступающий большинству зарубежных аналогов, гораздо более дешевый в производстве и простой в эксплуатации. Немецкий Bf109F являлся, безусловно, лучшим фронтовым истребителем того периода, однако и Як-1 нельзя назвать аутсайдером. А значит, многое опять решало количество выпущенной техники. Зимой 1941–1942 гг. немцы заметно улучшили высотно-скоростные характеристики своего «Фридриха», поскольку именно в это время на вооружение истребительных групп Люфтваффе стали поступать модернизированные Bf109F-2/z и Bfl109F-4/z, оснащавшиеся системой GM1 17*, а весной 1942 г. на германских авиазаводах началось серийное производство Bf109G, который получил ещё более мощный двигатель DB605A. Уже летом Bf109G-2 начали массово применяться в боевых действиях на Восточном фронте. Именно эти машины фактически окончательно вытолкнули МиГ-3 из ниши фронтовых истребителей в ПВО, поскольку теперь превосходили его во всём диапазоне высот. Одновременно стало очевидно, что и ЛаГГ-3 не может конкурировать с новыми «мессерами». В конструкции, созданной «тремя мушкетёрами» (как в авиационных кругах того времени называли Лавочкина, Горбунова и Гудкова), использовалось чрезвычайно дефицитное сырьё, получаемое до войны из Германии. Как только его запасы оказались исчерпаны, начался почти обвальный рост массы конструкции «ЛаГГа», несмотря даже на снижение её прочности и ослабление вооружения. Фактически, единственными серьёзными противниками «Мессершмиттов» на советско-германском фронте оставались «Яки». Поставляемые по «ленд-лизу» «Харрикейны» и «Киттихауки» 18*, хотя применялись в довольно больших масштабах, и, безусловно, оказали определённое влияние на ход борьбы в воздухе, но они не могли противостоять Bf109F и Bf109G. Чтобы проиллюстрировать это, достаточно обратиться к сводкам потерь подразделений JG5, базировавшихся на аэродромы Аллакурти, Кикинес, Петсамо и Пори, т. е. действовавших против 7-й Воздушной армии и ВВС Северного фронта. Согласно данным, направляемым в управление генерал- квартирмейстера Люфтваффе, боевые потери эскадрилий Bf109E весной — летом 1942 г. были в несколько раз больше, нежели у подразделений, оснащённых Bf109F 19*. Теперь о командном и лётном составе наших ВВС. Конечно, как выглядело взаимодействие ВВС и сухопутных войск, знали или хотя бы представляли наши командиры всёх степеней. Но одно дело знать, как работает механизм в теории, а другое дело — самому отработать взаимодействие всех составляющих частей и агрегатов при отсутствии в соединениях и объединениях современных средств связи, достаточного числа разведывательных самолётов и прочих элементов. Справедливости ради необходимо отметить, что командование Люфтваффе тоже далеко не сразу смогло отрегулировать функционирование механизма оказания непосредственной поддержки с воздуха своих войск, на что потребовалась масса времени и годы боевых действий. Обычно считается, что, вступив в войну с Советским Союзом, немцы имели в своём распоряжении прекрасные части и великолепный командный состав, способный решать практически любые задачи. Однако появилось это великолепие не сразу и не вдруг. Например, получив в своё распоряжение истребители с приёмо-передающей радиоаппаратурой, немецкое командование далеко не сразу научилось управлять их действиями в воздухе. В частности, в 1939 г. многие пилоты, ставшие впоследствии известными асами одерживали свои первые победы, ориентируясь на… действия своей зенитной артиллерии 20*. Практически аналогичный путь предстояло пройти и нашим лётчикам и командирам. Необходимо также отметить, что сбор информации о противнике, а также систематизация полученных данных и разработка рекомендаций в военное время не имеет ничего общего с неторопливой работой специалистов, пишущих о войне после её окончания или разрабатывающих новые способы ведения боевых действий в стенах военных академий на основе полученного опыта. Непрерывная череда боёв, хроническая нехватка информации о противнике 21*, а также времени на её получение и осмысление приводят к тому, что во фронтовых условиях многие факты просто проходят мимо внимания тех, кто занимается их анализом. Нельзя сбрасывать со счёта и элементарные случайности. Случайно упавшая в ходе налёта на крышу здания штаба зажигательная бомба может уничтожить весь архив и вот полугодовая работа разведывательного отдела просто сгорает в пламени пожара… 22* Иначе говоря, нашим командирам требовалось не меньше, а в ряде случаев гораздо больше времени, чем немцам 23*, на то, чтобы научиться тому, что уже умел наш противник. А значит, пока шёл этот процесс, удержать ситуацию на фронте под относительным контролем можно было только непрерывно бросая пополнения в пламя боёв. Как это, возможно, не покажется странным, но ситуация с лётным составом в течение осени 1941 — весны 1942 гг. была не настолько тяжёлой, как это обычно принято считать. Несмотря на колоссальные потери лета и осени 41-го, в указанный период ещё имелось немало опытных лётчиков с довоенной выучкой, но даже их переучивание на новую технику требовало определённого времени и горючего. При этом самой новой техники в запасных авиаполках (ЗАП) хронически не хватало, так как с улучшением погоды весной 1942 г., фронту требовалось всё больше и больше самолётов по причине нараставшей интенсивности воздушных боёв. Но если, пусть и медленно, новые самолёты всё же поступали в запасные части, куда прибывали на переформирование полки с фронта, то проблема авиабензина в 1942 г. стояла невероятно остро. Начнём с того, что в 1941–1945 гг. в СССР было произведено 5539 тыс. тонн авиабензина всех видов, а по «ленд-лизу» к нам поступило ещё 2586 тыс. тонн, что даёт в сумме всего 8125 тыс. тонн авиационного горючего 24*. Сразу должны сказать, что это очень немного, так как за годы Второй Мировой войны наша авиация выполнила около 4 млн. боевых вылетов. Замечу, что в реальности цифра выполненных боевых вылетов была существенно выше, так как, например, после опубликования в приказа Ставки № 0686 от 9 сентября 1942 г. боевым вылетом для истребителей считался «только такой вылет, при котором истребители имели встречу с воздушным противником и вели воздушный бой, а при выполнении задачи по прикрытию штурмовиков и бомбардировщиков считать боевым вылетом для истребителей только такой вылет, при котором штурмовики и бомбардировщики при выполнении боевой задачи не имели потерь от атак истребителей противника…». Из этого отрывка со всей очевидностью следует факт, что на самом деле количество выполненных нашей авиацией вылетов во фронтовых условиях было заметно больше, но для наглядности примем во внимание первую цифру. Несложные расчёты показывают, что на каждый боевой вылет наша страна для своих ВВС имела всего лишь 2031,25 кг горючего или около 2900 литров 25*. БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО НИ НА ЧТО!! Это значит, что из тех же пятнадцати 200- литровых бочек черпался бензин на передислокацию, тренировку лётного состава и тыловые транспортные авиаперевозки! Необходимо понимать, что основными получателями авиационного горючего были фронтовые части. На долю ЗАПов доставались буквально слёзы. Начальник Управления формирования, комплектования и боевой подготовки ВВС КА генерал-полковник А.В.Никитин вспоминал: «В 1941 г. ВВС КА находились на грани катастрофы из-за недостатка авиационных резервов и, прежде всего, лётчиков. Фактически никакого запаса лётного состава перед войной в 1941 г. у нас не оказалось, несмотря на то, что начиная с 1938 г. осоавиахимовские организации докладывали в ЦК о выполнении задания по подготовке лётчиков, и все были довольны… По официальным данным, на 1 января 1941 г. в запасе числилось 90000 лётчиков запаса, но умеющих летать только на У-2. Разве это можно было считать резервом? Ни один из этих пилотов перед войной не проходил тренировки для поддержания своей квалификации… Парадоксально, но нашим резервом в 1941 г. оказался лётный состав, оставшийся без самолётов в результате внезапного налёта по нашим аэродромам.» 26*. Надо заметить, что обвинять осоавиахимовские организации в том, что они не могли вести подготовку лётчиков запаса, обучая их боевому применению на состоявших на вооружении боевых самолётах по меньшей мере несерьёзно, так как на балансе осоавиахимовских аэроклубов не имелось боевых самолётов. Перед войной боевой подготовкой лётчиков резерва занимались резервные авиаполки (РАП), контроль за деятельностью которых, как раз и входил в круг обязанностей генерала Никитина, занимавшего в 1940–1941 гг. должность Заместителя начальника 1-го управления ГУ ВВС Красной Армии. Таких полков перед войной в составе ВВС Красной Армии было всего три (160-й в Кировограде, 162-й — в Шайковке, 163-й — в Торжке), а также отдельная 161-я эскадрилья в Армавире и Лётные курсы боевого применения в Кировобаде. Любопытно, что командование ВВС перед войной в 1939–1941 гг. ни разу не поднимало вопрос о необходимости увеличения количества лётчиков резерва, подготовленных к боевому применению. Если обратиться к архивным документам, то выяснится, что резервные полки были довольно неплохо укомплектованы материальной частью и по мере возможности выполняли, стоявшие перед ними задачи. Согласно докладу комбрига Никитина, сделанному 14 февраля 1940 г. подготовленному на имя Начальника ВВС КА комкора Смушкевича сообщалось, что, например, 160-й РАП имел «самолётов УСБ — 5, Р-6 — 1, СБ — 32, УТИ- 4–6, И-16 — 22, И-15 — 3, И-5 — 10, УТ- 1 — 21, У-2 — 12, Р-5 — 20. Принимает: УСБ — 2, Р-6 — 1, УТИ-4 — 2. Наряжено: 6 кабин СБ с двойным управлением, 6 УТ-2, 7 И-15. Полк имеет 326 лётчиков резерва. Из них вывозится на УСБ — 17 человек, на УТИ-4 — 19 человек, на У-2 — 34 человека. Выпущены и летают самостоятельно: на СБ — 21 чел., на И-16 — 22 чел. И на И-15 -15 человек.> 27*. При этом, по данным комиссии 1-го Управления ГУ ВВС КА, 160-й резервный полк за период «с 16.1.40 по 15.Х.40 г. … налетал — 12342 часа 39 минут при 53083 посадках. Переучил и отправил в строевые части ВВС КА — 521 лётчика. Из них: на СБ — 276 чел., на И-16 — 144 чел., на И-15 — 101 чел., лет. набов — 177 чел. И стрелков-радистов — 215 чел.» 28*. Если вдуматься в эти цифры, то получается, что только 160-й полк за год подготовил пилотов для пяти укомплектованных по штату скоростных бомбардировочных полков и такого же количества истребительных. Другое дело, что и этого летом — осенью 1941 г. оказалось мало 29*. 17* Кстати, именно Bf 109F-2/Z и F-4/z из-за своей высокой скорости часто принимались советскими лётчиками за разрекламированные геббельсовской пропагандой Не113, информация о которых имелась во всех авиационных справочниках того времени. Правда, применение этих продвинутых модификаций продолжалось относительно недолго. В частности, уже весной 1942 г. на этом типе истребителей остались только III/JG3 и I/JG77. Причём, если первая провоевала на Bf109F-4/z до начала мая, то вторая до конца июня 1942 г 18* Поставки более совершенных «Аэрокобр» в 1942 г. велись в весьма ограниченных масштабах, что было связано с необходимостью проведения доработок этих самолётов. 19* K.Krunz. Luftwaffe. Flugzeugbestand und Bewegungsmeldungen (1935–1945). Bonn, 1969. C.119. 20* М.В.Зефиров. Асы Люфтваффе. Дневная истребительная авиация. Нижний Новгород, 2000. С.228. 21* О данных, которыми в настоящее время с лёгкостью оперируют современные исследователи, с гордым пренебрежением бросающие через плечо нашим дедам упрёки типа,«Что они не понимали, что…?», разведывательные органы наших вооружённых тогда не могли даже мечтать! Да и не только наши. Чтобы осознать это, достаточно посмотреть на документы английских или американских штабов того времени и их оценки противника. Ну не было тогда в распоряжении штабных аналитиков статей Альфреда Прайса, Джона Формена, Александра Медведя, Дмитрия Хазанова и многих других авторов. Для того, чтобы они появились, надо было сначала победить, причём иногда поистине любой ценой. 22* Не этими ли обстоятельствами объясняется тот факт, что С.В.Ильюшин в письме, направленном в НКАП сообщил потрясающую информацию о том, что «Скорость с- та Ил-2 на сегодня вполне достаточная, об этом свидетельствует отсутствие потерь от воздушного противника…» (См. В.Перов, О.Растренин. Штурмовик Ил-2. Авиация и космонавтика № 5–6/2001. С.38.). Конечно, нельзя сбрасывать со счётов желание Главного конструктора «чёрной смерти» представить своё детище в наиболее выгодном свете, но верно и другое — наши конструкторы были очень слабо информированы о реальной эффективности создаваемой ими боевой техники. Далеко не всегда объективную информацию они получали и в послевоенные годы, о чём можно судить на основании модернизационных мероприятий, проводившихся по итогам некоторых локальных конфликтов. 23* Невозможно сбрасывать со счёта и колоссальную разницу в уровне образования между немецким и советским командным составом всех степеней. В конце концов, если в Германии всеобщее и бесплатное среднее образование было введено уже в конце XVIII века, то в России царский режим сделать этого не смог или не додумался, и только в конце 20-х — начале 30-х годов XX века народ сел за школьные парты. 24* Подсчитано по: Военная академия тыла и транспорта. Тыл Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945. 4.1. Л., 1963. С.46.; Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.; Статистический сборник. М. ИИЦ Госкомстата CCCR 1993. С.55.; Jones R.H. The Roads to Russia: United States Lend-Lease to the Soviet Union. Norman, Oklahoma Univ. Press, 1969. Appendixes.; Ibid. 25* Для сравнения можно указать, что ёмкость баков Як-1 составляла 408 л, Ил-2 — 575 л, а Пе-2 — 1480 л. 26* В.Перов, О.Растренин. Штурмовик Ил-2. Авиация и космонавтика № 5–6/2001. С.37. 27* РГВА, ф.29, по.35, д.№ 112. «Переписка с частями и отделами ВВС КА по авиационной технике и боевой подготовке.». 28* РГВА, ф.29, по.35, д.№ 112. «Переписка с частями и отделами ВВС КА по авиационной технике и боевой подготовке.». 29* Что касается осоавиахимовских организаций, то они в сложившейся ситуации совершенно не виноваты.
| Таб. 1. Боевой состав частей Люфтваффе непосредственной поддержки сухопутных войск на Восточном фронте по состоянию на 27 июля 1942 г. | |||
|---|---|---|---|
| 1-й Воздушный флот | |||
| Часть | Тип матчасти | Общее количество самолётов | Количество самолётов в лётном состоянии |
| III/SIG1 | Ju87D | 32 | 23 |
| 4-й Воздушный флот | |||
| Штаб ZG1 | Bf110F | 3 | 2 |
| I/ZG1 | Bf110D/E | 36 | 14 |
| II/ZG1 | Bf110D/E | 31 | 15 |
| III/ZG1 | Bf110E | 40 | 40 |
| Do217 | 3 | 1 | |
| 7/ZG2 | Bf109E | 12 | 9 |
| П/StGl | Ju87D | 39 | 30 |
| Штаб SIG2 | Bf110D | 6 | 4 |
| Ju87D | 3 | 3 | |
| I/SIG2 | Ju87D | 28 | 20 |
| II/SIG2 | Ju87D | 31 | 19 |
| III/StG2 | Ju87D | 18 | 11 |
| Штаб StG77 | Bf110D | 6 | 4 |
| Ju87D | 3 | 1 | |
| I/SIG77 | Ju87D | 29 | 20 |
| II/StG77 | Ju87D | 35 | 28 |
| — III/StG77 | Ju87D | 33 | 18 |
| Штаб SchGl | Bf109E | 2 | 1 |
| I/SchGl | Bf109E | 31 | 16 |
| II/SchGl | Hs123A | 12 | 6 |
| Hs129B | 28 | 13 | |
| 5-й Воздушный флот | |||
| I/SIG5 | Ju87B/R | 43 | 39 |
| 13(Z)/JG5 | Bf110E/F | 23 | 17 |
Хотя Ил-2 в течение всей войны вызывал законное уважение у пилотов немецких истребителей, но просчёты в тактики применения этих штурмовиков и недостаточный опыт лётного состава в значительной мере нивелировал во фронтовых условиях достоинства этих машин.
А потому в этих условиях командование ЗАПов отдавало более чем скромные лимиты ГСМ в первую очередь на переподготовку лётчиков, уже имевших тот или иной опыт, а прибывавшая из училищ молодёжь могла месяцами маяться, зубря руководства по производству полётов или эксплуатации материальной части. Нередки были наряды по аэродрому и различные работы. Нечего и говорить, что за это время то немногое, чему их обучили в аэроклубах и лётных школах, постепенно забывалось, и, когда очередь доходила до этих «птенцов», многим навыкам практического характера их приходилось учить заново, причём часто на скорую руку. В сущности, именно это и определяло откровенно невысокий уровень подготовки молодого пополнения, поступавшего в обескровленные авиаполки, которые вновь и вновь бросались в кровавую мясорубку боёв 42-го. К чему это приводило, хорошо видно на примере ротации на фронте полков штурмовой авиации, состав которой в течение 1942 г. пополнился 140 авиаполками. Из них 14 авиаполков успели пройти переформирование 4 раза, 15 полков — 3 раза, 37 авиаполков — 2 раза и остальные 74 полка прошли процесс переформирования один раз 30*. Справедливости ради необходимо отметить, что штатная численность советских авиаполков составляла в это время всего лишь 20 самолётов. Как правило, уже после первых боевых вылетов, сопровождающихся потерями, такие полки могли работать, в основном, двумя парами или звеньями, т. е. поднимая одновременно от четырёх до шести самолётов. Понятно, что эти показатели не шли, ни в какое сравнение с немецкими авиагруппами, насчитывавшими по штату 40–50, а иногда и более боевых машин. Безусловно, численность материальной части и в германских частях не была неизменной, но, в отличие от практики, принятой в ВВС КА, командование Люфтваффе пополняло свои части самолётами и экипажами прямо на фронте, что позволяло в течение длительного времени поддерживать потенциал частей и отдельных подразделений на довольно высоком уровне, о чём можно судить по Таб.1. Вместе с тем необходимо отметить, что в тех случаях, когда боевой состав самолётов в группах Люфтваффе падал до отметки примерно в 20 машин, их оперативный состав, т. е. количество самолётов, которое можно было задействовать немедленно, падал до уровня машин в советских частях. В качестве примера из той же Таб.1 можно привести группу III/SIG2, в которой к 27 июля имелось всего 18 самолётов, из которых только 11 находились в лётном состоянии. Иначе говоря, на Люфтваффе действовали те же законы, что и на ВВС Красной Армии, но в рассматриваемое время именно германские вооружённые силы владели инициативой, а их лётный и командный состав был более опытным, что и определяло исход большинства воздушных боёв того периода. В ещё более резкой форме это выражалось при сравнении немецкой истребительной авиации и советской. Последняя летом 1942 г. снова понесла тяжелейшие потери и фактически комплектовалась, в основном, из вчерашних выпускников лётных школ, не имевших никакого боевого опыта и весьма ограниченный лётный. Ситуация усугублялась тем, что все без исключения наши истребители (как и поставляемые по «ленд-лизу») сильно уступали по высотно-скоростным характеристикам, скороподъемности и тяговооруженности немецким машинам того же класса. В этих условиях реализовать превосходство в вооружении своих самолётов 31* нашим лётчикам было очень непросто, а часто и невозможно. Пожалуй, впервые начала войны в массовых масштабах среди лётчиков-истребителей стала проявляться психологическая боязнь встречи с врагом — «мессеробоязнь». Неоднократно имели место случаи оставления ведомыми ведущих. При этом опытный лётчик, оказавшийся в одиночку без прикрытия против нескольких противников очень часто погибал, что привело к очередной волне эрозии опытного лётного состава в ВВС Красной Армии. Группы истребителей могли при появлении нескольких «стодевятых» бросить штурмовики или бомбардировщики, в результате чего последние часто несли неоправданные потери. Не мудрено, что ситуация, сложившаяся над южным флангом советско-германского фронта, вскоре попала под пристальное внимание представителей ставки Верховного Главнокомандования и в начале сентября 1942 г. представитель Ставки ВГК генерал армии Г.К.Жуков, секретарь ЦК ВКП(б)) Г.М.Маленков и командующий ВВС КА генерал-лейтенант А.А.Новиков подали на имя Верховного главнокомандующего И.В.Сталина докладную записку, в которой писали: «В течение последних шести-семи дней наблюдали действие нашей истребительной авиации. На основании многочисленных фактов пришли к убеждению, что наша истребительная авиация работает очень плохо. Наши истребители даже в тех случаях, когда их в несколько раз больше чем истребителей противника, в бой с последними не вступают. В тех случаях, когда наши истребители выполняют задачу прикрытия штурмовиков, они также в бой с истребителями противника не вступают, и последние безнаказанно атакуют штурмовиков, сбивают их, а наши истребители летают в стороне, а часто и просто уходят на свои аэродромы. То, что мы Вам докладываем, к сожалению, является не отдельными фактами. Такое позорное поведение истребителей наши войска наблюдают ежедневно. Мы лично видели не менее десяти таких фактов. Ни одного случая хорошего поведения истребителей не наблюдали…» 32*. Надо признать, что, диктуя в этих условиях вполне определённый тактический рисунок воздушных боёв, немцы добились очень многого. Вермахт стоял у берегов Волги и на Кавказе, реально угрожая нефтеносному району Баку, в случае потери которого никакие поставки горючего союзниками по «ленд-лизу» нас уже не спасли бы. Надо было держаться любой ценой! Рискуя повториться ещё раз, напомним финальный тезис первой части этой работы: НИЧЕГО ПОДОБНОГО ПРОЛИВУ ЛА-МАНШ НА ПУТИ НЕМЦЕВ В РОССИИ НЕ БЫЛО. 30* В.Перов, О.Растренин. Штурмовик Ил-2. Авиация и космонавтика № 5–6/2001. С.47. 31* Нельзя забывать, что на советские истребителях более чем на год раньше, чем на немецких, появились крупнокалиберные пулемёты, что резко повысило массу залпа наших самолётов. В то же время FW190A первых серий начали поступать в состав I/JG51 только в августе 1942 г. и, в основном, не в четырёхпушечном варианте (в котором они применялись на Западе и в ПВО Германии), а с сокращённым вооружением из двух 20-мм пушек MG151/20E и двух пулемётов MG17. Это, кстати, очень хорошо подтверждается многочисленными фотографиями того времени, на которых найти четырхпушечные FW190A, запечатлённых на Восточном фронте, чрезвычайно затруднительно. Кроме того, плохие условия базирования и выяснившаяся в связи с этим недоведённость конструкции нового «Фокке-Вульфа» серьёзно задержали перевооружение истребительной эскадры «Мельдерс». В результате II/JG51 начала получать эти машины только в октябре, но так и не была на них перевооружена, в конце концов получив Bf109G. Практически на три месяца затянулось и переоснащение III/JG51, которая только к началу февраля 1943 г. была более или менее укомплектована, да и то не полностью, так как имела всего 32 FW190 (по 16 машин модификации А-2 и А-3). 32* Пройдёт год, и подобные упреки будут адресовываться (и, в общем, вполне справедливо) немецким пилотам по результатам отражения налётов армад американских «Летающих крепостей». См. Йоханесс Штайнхоф, «Мессершмитты» над Сицилией».
Воздушные бои зимы и весны 1942 гг. окончательно подтвердили, что ни МиГ-3, ни ЛаГГ-3 не в состоянии конкурировать с модернизированными «Мессершмиттами».
Продолжение следует.
ПРОТИВОВОЗДУШНАЯ ОБОРОНА
"Не зенитчик и не летчик, а герой не хуже их…"
Владислав Морозов при участии Дмитрия КондратковаКак известно, Корейская война, начавшаяся 25 июня 1950 года, должна была иметь характер гражданской войны между двумя государствами Корейского полуострова — КНДР и Республикой Корея. Никакими первоначальными планами боевых действий, разработанными как в Пхеньяне, так и в Сеуле, как бы ни пытались всевозможные отечественные и импортные «обличители агрессии Пхеньяна» утверждать обратное (причём, совершенно голословно), прямое участие в этой войне «великих держав» не предусматривалось. При таком «раскладе» Корейской войны Пхеньян имел подавляющее превосходство над Сеулом по основным видам вооружений и боевой техники. Так ВВС Южной Кореи совсем не имели полноценных боевых самолетов, в то время как авиация КНА, которая только в составе 56-го И АП располагала не менее чем 70 вполне современными поршневыми истребителями Як-9У и Як-9П, имела хорошие шансы на успех. Наземная ПВО КНА к 25 июня 1950 г. была представлена отдельным полком зенитной артиллерии, имевшим в своем составе один дивизион, насчитывавший три четырёхорудийных батареи 85-мм зенитных пушек 52К, два дивизиона 37- мм зенитных автоматов 70К (24 установки) и три десятка 12,7-мм пулеметов ДШК, сведенных в несколько зенитно-пулеметных батарей. Этих средств вполне хватало бы для противодействия немногочисленным и, по сути, находившимся в зачаточном состоянии ВВС Южной Кореи. Но, увы, все пошло совсем не по плану. В войну вмешались США со своими странами-сателлитами, создавшими так называемые «войска ООН». В итоге северокорейцам предстояло бороться уже не с двумя десятками самолетов ROKAF, а с 1172 самолетами «сил ООН». Дальнейшее хорошо известно. О драматическом характере неравной борьбы северокорейской армии в воздушной войне с «силами ООН» летом и осенью 1950 г. уже достаточно много написано, и нет смысла повторяться. Важен главный вывод — ПВО КНДР оказалось более чем слабой, из-за чего очень скоро после начала войны наземные части КНА вынуждены были перейти к ночным боевым действиям (все снабжение также шло в темное время суток). Развернуть в Северной Корее дополнительные истребительные авиационные части до осени 1950 г. не удалось. Что касается зенитных средств, то Ким Ир Сен и его генералы пытались любыми способами увеличить их количество. Уже к сентябрю 1950 г. у КНА было несколько сотен стволов зенитных орудий и пулеметов, но все равно этого было явно недостаточно. 15 сентября 1950 г. в Инчхоне, в тылу КНА, высадился крупный десант «сил ООН», совпавший с контрнаступлением с Пусанского плацдарма. Началось «временное стратегическое отступление КНА». В итоге к концу октября 1950 г. «войска ООН» заняли 90 % территории КНДР. Корейской Народной Армии (по крайней мере, большей ее части) удалось относительно организованно отойти к китайской границе, но во время «временного стратегического отступления» северокорейцы вынуждены были бросить или уничтожить практически все свое тяжелое вооружение, в том числе большую часть зенитных средств. Хотя начавшееся в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции 25 октября (по старому стилю) 1950 г. контрнаступление китайских войск (с логической точки зрения, кстати, являвшееся запоздалым ответом на вмешательство в войну США и «войск ООН») позволило КНА к началу 1951 г. вернуть практически все утраченные ранее позиции в Северной Корее и даже вновь пересечь 38-ю параллель, а 5 января 1951 г. вторично взять Сеул, положение с ПВО по-прежнему было тяжелым. Советские авиационные и зенитные части прикрывали лишь район так называемой «Аллеи МиГов» — реку Ялуцзян, переправы, плотины ГЭС и аэродромы советского 64-го ИАК ПВО в районе корейско-китайской границы. Над линией фронта ПВО (в понимании этого термина даже в то время!) не было практически никакой. Северокорейские и китайские истребители появлялись над линией боевого соприкосновения войск лишь эпизодически, и потому никакого влияния на обстановку не оказывали. В сущности, по-иному и быть не могло, так как ОВА в начале 1951 г. ещё только формировалась, а зенитных средств у КНА в ноябре 1950 г., после потерь отступления, было даже меньше, чем в начале войны. Китайцы же ввели в Корею пехотные подразделения, у которых поначалу было минимальное количество полевой артиллерии и бронетехники, а зенитных орудий и пулеметов не было совсем (не считая единичных установок, представленных в основном 12,7-мм пулеметами «Браунинг», захваченных в ходе войны с гоминьдановцами 1946–1949 гг. Между тем ООНовская ударная авиация оставалась фактически единственным фактором, определявшим исход борьбы на ТВД, и, хотя из-за сложных зимних погодных условий её воздействие на наземную обстановку существенно снизилось, полностью сбрасывать со счетов её было нельзя. Именно налеты авиации были, по сути, единственным средством, тормозившим зимнее контрнаступление китайско-северокорейских войск. Ударные самолеты заставляли китайцев и северокорейцев зарываться в землю и производить крупные перегруппировки войск, что позволяло скрыть от противника место нанесения следующих ударов. Ещё сложнее было обеспечить снабжение, вскоре полностью перенесённое на темное время суток.
Женский расчёт крупнокалиберного пулемёта ДШК на позиции в горах.
В сложившейся ситуации надо было что-то менять. Но легко сказать, а сделать — увы… Для формирования новых зенитных частей нужно было, во-первых, получить матчасть из СССР (в КНДР в то время никакого тяжелого вооружения уже не производилось, а в Китае этот процесс только находился на начальной стадии), а во-вторых, требовалось обучить расчеты. Всё это, в зависимости от сложности техники, занимало от нескольких недель до нескольких месяцев. А воевать и наступать надо было сейчас, пока деморализованные войска американцев и лисынмановцев не пришли в себя. Выход, который нашел Ким Ир Сен, был самым простым в сложившейся ситуации — сбивать самолеты противника «подручными» средствами, имеющимися в распоряжении обычных пехотных подразделений, одновременно создав условия для того, чтобы подобный вид боевой работы всемерно поддерживался и пропагандировался. Нельзя сказать, чтобы это был адекватный ответ на действия авиации «сил ООН» 1*, но это было единственное, что КНА могло противопоставить противнику «здесь и сейчас». В итоге, появился Приказ № 238 «О создании групп охотников за самолетами» от 29 декабря 1950 г., подписанный Ким Ир Сеном, в котором говорилось: «В целях усиления борьбы наземных войск с неприятельскими самолетами ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Всем командирам корпусов и военным комиссарам, командирам дивизий, полков и политработникам, заместителям командиров корпусов, дивизий и полков по артиллерийской части — принять меры противовоздушной обороны по правилам воинского устава и одновременно создать не позднее 5 января 1951 года во всех стрелковых полках по 2–3 группы охотников за самолетами. Группы охотников за самолетами оснастить крупнокалиберными пулеметами, противотанковыми ружьями на специальной установке, станковыми пулеметами конструкции Горюнова, винтовками, трофейным оружием и другими видами вооружения. Огневая позиция групп охотников за самолетами, обладая хорошей маневренностью, должна быть оборудована вблизи сельских населенных пунктов, в районах расположения войск, у дорог, в районах передвижения войск, в районах частого появления вражеских самолетов. 2. Группы охотников за самолетами образовать из воинов-добровольцев в составе одного взвода. Для групп охотников за самолетами организовать специальную подготовку и показательные занятия с первых дней их прибытия на огневую позицию. Обучать их методам оборудования огневых позиций (основных и запасных), подачи сигналов, подачи команд, опознавания вражеских и своих самолетов, наводки и ведения огня по самолетам различных типов. Занятия для групп охотников за самолетами проводить непосредственно на огневых позициях. 3. Всем номерам групп охотников за самолетами назначить 50- процентную надбавку к жалованью, обеспечить ватную форму и обувь, повысить качество питания. 4. Пулеметчик (артиллерист) и каждый солдат, сбивший один вражеский самолет, награждается Орденом Государственного Знамени КНДР 2-й степени, а весь остальной расчет — Орденом Государственного Знамени 3-й степени; пулеметчик (артиллерист) и каждый солдат, сбивший два вражеских самолета, — Орденом Государственного Знамени 1-й степени, а весь остальной расчет — Орденом Государственного Знамени 2-й степени; пулеметчику (артиллеристу) и каждому солдату, сбившему три вражеских самолета, присваивается звание Героя КНДР, а весь остальной расчет награждается Орденом Государственного Знамени 1-й степени. Пулеметчик (артиллерист) и каждый солдат, повредивший вражеский самолет, награждается Орденом Солдатской Славы, все остальные номера — медалью «За боевые заслуги». Солдатам, сержантам и офицерам, которые в составе групп охотников за самолетами сбили не менее трех вражеских самолетов в течение трех месяцев, дается 15-дневной отпуск и разрешение поехать домой (к семьям и родственникам). 5. Объявить настоящий Приказ всем военнослужащим и разъяснить им необходимость упорной борьбы с неприятельскими самолетами. 6. О ходе выполнения настоящего Приказа доложить мне письменно не позднее 8 января 1951 года через офицера связи; командирам дивизий — ежемесячно докладывать лично мне о результатах деятельности групп охотников за самолетами.» В данном приказе регламентировались «основные положения» вышеуказанных мероприятий. Следует отметить, что «оснастить группы охотников крупнокалиберными пулеметами» у командования КНА получилось только в 1951–1953 гг., когда советские поставки пулеметов ДШК в КНДР стали достаточно большими и регулярными, а, кроме того, ДШК начали производить в КНР. Кстати, под «трофейным оружием», упомянутым в Приказе, понимались прежде всего 12,7-мм «Браунинги» на треножном станке — много таких пулеметов «войска ООН» бросили во время отступления с севера Кореи осенью-зимой 1950 г. Естественно, самым удобным для «стрелков-охотников» был 7,62-мм станковый пулемет Горюнова СГ-43, имевший универсальный станок, позволявший стрелять по воздушным целям, но этот пулемет не был основным в частях КНА. Противотанковые ружья ПТРС конструкции Симонова в качестве «средств ПВО» не применялись вследствие малочисленности и громоздкости. Основным же вооружением «групп охотников за самолетами» стали изрядно устаревшие «Максимы» советского производства и дегтяревские «ручники» ДП и ДПМ. При этом для зенитной стрельбы с «максимов» обычно снимали щит, устанавливая пулемет вертикально, например, на бруствере траншеи. Иногда «Максимы» устанавливали на примитивные самодельные «вертлюги», например, на тележные колеса с осями, вкопанными в землю. Интересно, что до счетверенных «Максимов» в КНДР не додумались (видимо, из-за того, что «Максим» не выпускался в КНДР, а из СССР подобные установки в Северную Корею не поставлялись ввиду их явной устарелости и снятия с вооружения), а вот выпускавшийся в КНДР ручной пулемет ДП подтолкнул творческую фантазию местных умельцев. В итоге, начиная с 1951 г., оружейные мастерские КНДР в полукустарных условиях выпустили несколько сотен оригинальных многоствольных зенитно-пулеметных установок, имевших общий станок на котором монтировались от трёх до шести пулеметов ДП/ДПМ, объединённых общим спусковым механизмом. Несомненно, что подобные «импровизации» несколько повысили огневую мощь «стрелков-охотников». Кроме этого применялись и вовсе экзотические средства ПВО, вроде металлических тросов натянутых между вершинами и склонами сопок над автодорогами. Причем, из-за столкновения с тросами или проволокой в 1951–1953 гг. разбилось минимум несколько штурмовиков «войск ООН», в основном, из числа «выходивших на охоту» в ночное время… Надо сказать, что и до выхода этого приказа «самолёты ООН» были для корейских пехотинцев, пожалуй, самыми ненавистными врагами. Причина заключалась в том, что к началу 50-х гг. поршневая военная авиация находилась в периоде своего расцвета. Например, одномоторный ветеран тихоокеанских кампаний времён Второй Мировой войны американский истребитель-штурмовик F4U «Корсар» поднимал до 1800 кг боевой нагрузки. Довольно быстро прогрессировали и первые американские боевые реактивные машины, также поднимавшие гораздо более мощные боеприпасы, нежели те, что обрушивали на позиции «северян» та же артиллерия. Всего одна стандартная американская 500-фунтовка (227-кг) общего назначения несла до 200 кг взрывчатки. Примерно столько же было в полусотне 155-мм гаубичных снарядах. Причём это был не тринитротолуол (ТНТ или тротил), а гораздо более мощный торпекс, превосходивший тротил по своей эффективности в 2,5 раза! Поэтому не удивительно, что пехота неоднократно встречала атакующие самолёты огнём из винтовок и пулемётов. Не считаться с ним было нельзя никогда. Например, в декабре 1950 г. из 79 потерянных самолётов ООН 2* в Корее пять машин (6,3 %) даже по американским данным 3* были сбиты именно огнём корейских и китайских пехотинцев. Так 2 декабря огонь зенитной артиллерии и пехоты снял F4U-4B (сер. № 62947) из состава эскадрильи VMF-323 авиагруппы авианосца «Бадоинг Стрэйт» (CVE-116), пилота — сержанта Джорджа Дж. Уилкера — вытащили экипажи спасателей. Так же «удачно» закончился полёт экипажа AT-6F «Тексан» (сер. № 44-82552) из состава 6148-й эскадрильи, подбитого над районом Сунчхона 4 декабря — капитана Джона К.Вэрго и лейтенанта Теодора Л.Уибольда — спасли вертолёты. А вот сержанту Невеллу Ф.Уиски по кличке «Хью» из состава эскадрильи VMF-323 не повезло. 7 декабря он был убит прямо в кабине своего F4U-4B (сер. № 63046). 16 декабря передовым наступающим подразделениям корейско-китайских войск досталась «жирная добыча» в виде транспортного С-119В (сер. № 48-336) из состава 314-го транспортного. авиакрыло, который уже вырулил на взлётную полосу аэродрома Йонпо. Плотный огонь из личного оружия заставил американских пилотов отказаться от попытки взлета и они вместе с пассажирами в панике покинули самолёт, стоявший уже на исполнительном старте! Ну, а 26 декабря пехотинцы доказали, что скорость пуль, выпущенных из винтовок и пулемётов, пока ещё явно превосходит по своей абсолютной величине это показатель реактивных самолётов. В тот день, 9-я истребительно-бомбардировочная эскадрилья 49-го авиакрыла потеряла F-8 °C (сер. № 49-821), который был сбит огнём пехоты северо-западнее Пёонгянга, при этом его пилот — капитан Томас М.Кэррэхер — видимо, погиб при взрыве своего «Шутинг Стара», так как числиться пропавшим без вести. В январе 1951 г., несмотря на заметное снижение интенсивности действий авиации из-за дальнейшего ухудшения погоды, относительная доля потерь авиации ООН (62 летательных аппаратов 4*) от огня пехоты, наоборот, резко возросла в 2,3 раза, достигнув вполне ощутимых 14,5 % (всего)! Так в течение первого месяца нового года от огня корейских и китайских пехотинцев на свои аэродромы не вернулись девять боевых самолётов (по два «Тексана», «Инвейдера», «Корсара» и «Шутинг Стара», а также один «Мустанг»). 1* Точно так же нельзя считать адекватной, к примеру, борьбу с танками противника в 1941–1942 гг. советских «противотанкистов», в основном, вооруженных противотанковыми ружьями или бутылками КС. 2* В декабре 1950 г. в ходе боевых действий в Корее авиация ООН потеряла 20 F4U разных модификаций, 17 F-51D, 12 F-8 °C, восемь AD-4, шесть В-26В/С, по четыре АТ-6 и F9F, по два F-84 и RF-51D, а также по одному В-29А, C-45F, C-47D, С-119В, F-86A, OY-2, RB-45C и RF-80A. 3* К сожалению, сейчас установить точное количество потерянных от различных причин летательных аппаратов уже невозможно. И дело даже не только в том, что «янки» не особенно любят афишировать свои утраты. Часть самолётов, было потеряна просто по невыясненным причинам. В скольких из них последнюю точку в судьбах их экипажей поставили пули калибра 7,62 мм, мы уже не узнаем никогда. Несомненно одно — их было значительно больше, чем числиться на самом деле. 4* В январе1951 г. в ходе боевых действий в Корее авиация ООН потеряла 62 12 F4U, по девять В-26 и F-51D, восемь F-8 °C, четыре АТ-6, три AD-4, по два F9F и F-84E, а также по одному AD-3, C-46D, C-54D, F-82G, F-86A, H03S-1, HTL-4, OY-2, P2V-4, RF-8 °C, SA-16A, SB-29 и «Си Фьюри».
Расчёт старичка-«Максима» отражает налёт вражеской авиации. На фото внизу огонь из винтовок и пулемёта ДПМ по американским самолётам ведёт пехота.
Хотя после издания приказа № 238 дело вроде бы пошло, тем не менее в КНА, видимо, недооценивали подобные импровизированные средства ПВО, больше уповая на «нормальную» зенитную артиллерию, которой по-прежнему не хватало. Из-за этого Ким Ир Сену уже через полгода пришлось «вправлять мозги» своим штабистам. Делал это «великий вождь» явно с подачи советских военных советников, что нашло отражение в беседах с руководящими кадрами ставки Верховного Главнокомандования КНА «Об усилении противовоздушной обороны» от 13 июля 1953 г.: «Сегодня я хотел бы поговорить с вами о некоторых проблемах, связанных с усилением противовоздушной обороны. В ходе 5-й операции, проведенной на третьем этапе Отечественной освободительной войны, американские империалистические агрессоры понесли большой урон под непрерывными мощными контрударами нашей Народной Армии. Повсеместно враг был окружен, велись бои по его уничтожению. Противник понес большие потери в живой силе и боевой технике. Под сокрушительными ударами частей нашей Народной Армии американские империалисты терпели позорное поражение за поражением. И, наконец, они, находясь в паническом состоянии, вынуждены были обратиться к нашей стороне с предложением о проведении переговоров по перемирию. Империалисты США гнуснейшим образом действуют на этих переговорах, пытаясь взять реванш за военно-политическое поражение на фронте, с одной стороны, а с другой — прикрываясь переговорами, наращивают свои силы для нового военного наступления. Они прибегают к ухищрениям: пытаются провести высадку новых сил в районах Вонсана и Тхончхона и, установив взаимодействие с атакующими наземными частями, занять горную зону, имеющую важнейшее стратегическое значение на восточном и центральном участках фронта. В преддверии предполагаемой операции противник сейчас в большом масштабе проводит подготовку к десантным операциям и одновременно усиливает авиацию. Агрессоры — американские империалисты расширяют свою авиабазу на Окинаве, увеличивают число бомбардировщиков В-29 и размещают самолеты новейших типов на военно-воздушных базах в Южной Корее, в том числе в Кимпхо, Сувоне, Тэгу, Пхохане. С целью нарушения работы нашего тыла они посылают массу своих воздушных стервятников, чтобы разрушить электростанции, водохранилища, железные дороги и мосты, варварски бомбят Пхеньян, Вонсан, Хамхын, Чхончжин, Саривон, Хэчжу, Нампхо, Синичжу и другие крупные города и населенные пункты, безжалостно убивая невинных жителей. Существующее положение настоятельно требует от нас еще более усилить противовоздушную оборону. Это очень важная задача, не терпящая ни малейшего отлагательства в связи с тем, что противник, полагаясь на свое превосходство в воздухе, в крупном масштабе наращивает силы авиации, чтобы взять реванш за неудачу в наземных боях. Самое главное в укреплении противовоздушной обороны — создание стройной системы управления, позволяющей сконцентрировать в одних руках координацию и руководство делами ПВО. До последнего времени при Ставке Верховного Главнокомандования не было отдела, который бы в едином порядке ведал делами ПВО. Иначе говоря, у ПВО не было своего хозяина. На днях мы организовали отдел противовоздушной обороны при Ставке. Наша главная цель — установить единую стройную систему управления ПВО. Новый отдел призван в едином порядке руководить ПВО, как во фронтовых частях, так и в тылу. Отдел противовоздушной обороны должен установить четкую систему воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС') и сам руководить ее службами. Стройная система ВНОС обеспечивает своевременное обнаружение воздушного противника, немедленное оповещение зенитной артиллерии и авиации о воздушном нападении противника. Это — гарантия успеха противовоздушной обороны.
Глядя сейчас на эту кустарную шестиствольную пулемётную установку, созданную на основе «ручника» ДП, трудно поверить, что это оружие смогло внести весомый вклад в дело борьбы с воздушной угрозой. И, тем не менее, это так. Шквал пуль летевший навстречу атакующим самолётам, постоянно находил своих жертв, снимая весьма обильную жатву в рядах американской авиации.
Необходимо тщательно организовать службу наблюдения за воздушным пространством, что позволит своевременно обнаруживать появление вражеской авиации. Для этого нужно разумно сочетать радиолокационное и визуальное наблюдение. Наблюдая за воздушным противником, нельзя полагаться только на радиолокационные станции. В нашей стране много высоких гор. Видимо, радиолокаторы не всегда обнаруживают воздушных пиратов. Следовательно, нужно хорошо организовать как радиолокационное, так и визуальное наблюдение. Для налаживания визуального слежения необходимо создать посты воздушного наблюдения на всех вершинах гор во фронтовой полосе, вдоль восточного и западного побережий и в других районах, где можно ожидать нападения противника с воздуха. Визуальные посты следовало бы размещать на местности с таким расчетом, чтобы два поста обнаруживали вражескую авиацию одновременно. Кроме того, не мешало бы иметь дополнительный резервный пост. Тогда они не упустят из виду противника. При обнаружении вражеской авиации посты воздушного наблюдения обязаны немедленно оповещать об этом центральный пост и соответствующие войсковые части, а центральный пост — отделение противовоздушной обороны при Министерстве внутренних дел. Только так и можно сбивать всех вражеских стервятников и уменьшить урон, причиняемый воздушным налетом. Ставка обязана безотлагательно восполнить нехватку штатного состава отдела ПВО и подразделений, непосредственно ему подчиненных, снабдить в первую очередь подразделения ПВО рациями и боевой техникой. Следующая задача — еще более активизировать движение охотников за самолетами. Движение охотников за самолетами — это наиболее превосходный метод массовой борьбы с вражеской авиацией. Группы охотников за самолетами без особого труда можно организовать в любой местности. Они могут внести вклад в оперативную борьбу за уничтожение воздушного противника. Массовая организация групп охотников за самолетами имеет большую экономическую эффективность. Отмечено, что сейчас на уничтожение одного вражеского самолета тратят сотни зенитных снарядов. Но если организовать большое количество групп охотников за вражескими самолетами, которые сбивают их, применяя стрелковое оружие, то можно будет сэкономить изрядное количество зенитных снарядов. Необходимо в дальнейшем создавать еще больше групп охотников за самолетами и прикрывать воздушное пространство над имеющими важное тактическое значение высотами и важнейшими объектами плотным огнем из стрелкового оружия. Переоценка роли зенитной артиллерии и авиации и недооценка роли групп охотников за самолетами, вооруженных стрелковым оружием, — это неверный взгляд на ПВО. В противовоздушной обороне, конечно, важная роль принадлежит зенитной артиллерии и авиации. Но мы не в силах размещать зенитные орудия на всех горных вершинах, да в этом и нет надобности. В гористых условиях нашей страны наилучшим средством борьбы с вражеской авиацией является массовая организация групп охотников за самолетами. В каждом стрелковом полку надо организовать две — три таких группы, вооруженных крупнокалиберными и станковыми пулеметами, противотанковыми ружьями, винтовками и другими видами стрелкового оружия. У нас есть хороший опыт — еще в период антияпонской вооруженной борьбы мы сбивали вражеские самолеты с помощью стрелкового оружия. Кроме того, в период Отечественной освободительной войны, во время нашего первого наступления на юг воины Народной Армии на горе Кеньам в Саривоне охотились за вражеским самолетом, используя станковый пулемет. Был случай, когда сбивали самолет противника даже выстрелами из винтовки. Такой боевой опыт нужно широко распространять среди воинов, чтобы движение за уничтожение воздушного противника стрелковым оружием получило большой размах. Группы охотников за самолетами надо сделать постоянными. При этом нужно устранить практику своевольного увеличения и уменьшения их состава или роспуска уже созданных групп. Поскольку такие группы организованы нами впервые, трудно ожидать, чтобы все было гладко с самого начала. В процессе появления и развития нового почина, как правило, возникают трудности и препятствия. И движение охотников за самолетами, пройдя определенный период преодоления этих трудностей и препятствий, будет накапливать опыт и, добившись успехов, войдет в свою колею. Надо еще более развивать организаторские способности, повышать роль командиров и активно вести боевую подготовку охотников за самолетами. Тогда их движение уже в ближайшее время даст ощутимые результаты. Наряду с широким развертыванием движения охотников за самолетами нужно непрерывно укреплять зенитную артиллерию и авиацию. Важную роль в противовоздушной обороне играет зенитная артиллерия. Для обороны важнейших объектов нужно укреплять зенитную артиллерию и располагать ее концентрированно. Если рассматривать состояние противовоздушной обороны Пхеньяна, то там зенитные артиллерийские подразделения несколько рассредоточены, что затрудняет уничтожение вражеских самолетов. Зенитные орудия надо располагать концентрированно для охраны важнейших объектов. Зенитную артиллерию среднего и малого калибра нужно размещать в зависимости от характера прикрываемых объектов, с таким расчетом, чтобы можно было обеспечить органическое огневое взаимодействие. При отдельном расположении артиллерийского подразделения, вооруженного среднекалиберными зенитными пушками, ему надо придать оружие, способное уничтожить низколетящие самолеты и прикрыть зенитчиков. В последнее время вражеская авиация совершает массированную бомбардировку Пхеньяна, в связи с чем нужно обстоятельно контролировать состояние ПВО города и принимать конкретные меры. Следует укрепить и авиацию. Пока у нас еще мало самолетов. Поэтому отпадает надобность иметь отдельно авиацию ПВО, выполняющую специальные задания противовоздушной обороны, и фронтовую авиацию, прикрывающую боевые действия наземных частей. Разделение авиации лишает нас возможности массированного использования самолетов и единого управления ими. Следовательно, с учетом конкретных условий нашей страны, нужно иметь единую авиацию, выполняющую задания поддержки боевых действий наземных частей, противовоздушной и береговой обороны. Далее, надо обеспечить тесное взаимодействие зенитной артиллерии, авиации и групп охотников за самолетами. Это имеет очень важное значение для противовоздушной обороны. Согласованное развитие зенитной артиллерии, авиации и групп охотников за самолетами и осуществление их тесного взаимодействия обеспечат успех в борьбе с вражеской авиацией новейших типов. Огневое взаимодействие должно быть установлено, главным образом, по рубежам и высотам. При организации огневого взаимодействия необходимо оповещать зенитную артиллерию и группы охотников за самолетами об опознавательных знаках и сигналах наших самолетов, чтобы они узнавали своих. Тогда они смогут отличить наши самолеты от вражеских. Следующая задача — обстоятельно изучить характер действий и тактические приемы воздушного противника и в связи с этим применить соответствующие способы ведения воздушного оборонительного боя. Не изучив характер боевых действий и тактику противника, мы не сможем в любых боях — ив наземных, и в морских, и в воздушных — применить подходящие методы ведения боя. Так, в национальной борьбе «сирым» борец, заранее изучивший приемы партнера, может, с учетом его слабых сторон, подцепить правой ногой его правую ногу или выполнить бросок через себя. Так же обстоит дело и в борьбе с воздушным врагом. Только хорошо зная характер действий и тактику авиации противника, можно применить подходящие способы ведения боя и наносить удары по его уязвимым местам. В последнее время в боевых действиях воздушного врага замечен ряд тактических изменений. Это обязывает нас применять соответствующие этим переменам новые методы ведения боя. Огневую позицию группы охотников за самолетами не следует закреплять на одном месте. Надо заранее подготовить одну-две запасные позиции и в любое время, в зависимости от характера действий и тактических приемов воздушного противника, менять позиции и уничтожать его. Вместе с тем во многих местах следует оборудовать ложные огневые позиции и ложные объекты, чтобы ввести врага в заблуждение и уничтожить его. Нужно также предпринять радикальные меры для предотвращения потерь от бомбежек и пулеметных обстрелов с воздуха. В частности, необходимо рассредоточение размещать и тщательно маскировать войсковые части и тыловые объекты.» В данной беседе Ким Ир Сен справедливо указывает на недостатки системы ПВО КНА и намечает ряд «мер по выходу из кризиса». При этом, как явствует из текста «Беседы…», основной упор великий вождь корейского народа делает опять-таки на «стрелков- охотников». Причин тому было несколько. Во-первых, к лету 1951 г. линия фронта на 38-й параллели стабилизировалась. Соответственно, высвободился личный состав и огневые средства,которые можно было задействовать для ПВО. Во-вторых, стабилизация фронта потребовала создания единой системы ВНОС, которой до этого у КНА не было. В-третьих, как справедливо указывает Ким Ир Сен, в силу особенностей рельефа местности, «нормальную» зенитку зачастую было трудно затащить на сопку или на горную вершину. Соответственно, роль «стрелков-охотников», как «местного колорита», в 1951–1953 гг. даже повысилась. Если для защиты тыловых объектов применялись «обычные» зенитки, то над линией фронта «первую скрипку» по-прежнему играли «стрелки-охотники». К сожалению, проанализировать действия «стрелков-охотников» с точки зрения достоверности и количества их побед в полном объёме пока не представляется возможным. Если кое-какая китайская статистика, связанная с войной в Корее 1950–1953 гг. в последнее время все-таки публиковалась, то данные по северокорейцам довольно-таки скудны. Так, по официальным северокорейским данным, КНА в 1950–1953 гг. уничтожила 5729 самолетов противника, 6484 повредила и 11 захватила в качестве трофеев. При этом в статистике не выделяются отдельной строкой достижения истребительной авиации, зенитчиков и «стрелков-охотников». Согласно советско-китайской статистике, в воздушных боях частями 64-го ИАК ПВО СССР было сбито 1097 самолетов противника, летчиками ОБА — 212 самолетов противника, а на доли зенитчиков и «стрелков-охотников» КНА и «Корпуса китайских народных добровольцев» приходится 1284 самолета противника (т. е. чуть ли не впятеро меньше, чем заявлено северокорейцами), при этом не выделено, сколько самолетов из этого количества приходится на зенитки, а сколько на «стрелков-охотников». Американцы в общем и целом подтверждают заявленные выше цифры своих авиационных потерь в Корее (всего 2864 самолета), при этом западные историки действительно признают, что наибольшее количество самолетов было потеряно ими не в воздушных боях, а непосредственно над линией фронта от огня малокалиберных зениток и стрелкового оружия (т. е. «стрелков-охотников»). Правда, выделить процентное соотношение потерь от «нормальных» зениток и огня «стрелков-охотников» возможным не представляется, во всяком случае пока. Впрочем, почти полторы тысячи самолетов, сбитых наземной ПВО, основную массу которой представляли крупнокалиберные пулемёты, кустарные установки на базе автоматического оружия винтовочного калибра, а также огонь личного стрелкового оружия «Коммунистических сил» за три года войны в Корее — это весьма неплохой результат. В КНДР известно несколько групп «стрелков-охотников», которые в ходе войны сбили и повредили более десятка самолетов противника. Самым результативным из «стрелков- охотников» КНА считается Герой КНДР сержант Ю Ги Хо, расчет которого сбил пять самолетов противника и более 10 повредил. В 90-е годы Ю Ги Хо, будучи пенсионером, проживал в Пхеньяне. Симптоматично, что и последний сбитый в той войне самолёт — разведчик RF-80A (сер. № 44-85489) из состава 45-й тактической разведывательной эскадрильи 67-го тактического разведывательного авиакрыла был сбит огнём из лёгкого стрекового оружия 27 июля 1953 г. Его пилот — капитан ВВС США Джон К.Родс — погиб в обломках своей машины…
* * *
Нельзя не отметить и то, что опыт использования «стрелков- охотников» и наземной ПВО КНА в целом был использован в ходе войны в Индокитае. Есть ряд данных, указывающих на то, что именно китайские и северокорейские инструкторы, прошедшие корейскую войну «натаскивали» партизан Хо Ши Мина. Именно благодаря корейскому опыту Вьет Миню (не имевшему боевой авиации) удалось блокировать, а затем и уничтожить французский гарнизон Дьен-Бьен-Фу в апреле 1954 г. Французским ВВС не удалось подавить очень плотную наземную ПВО Вьет Миня и поддерживать регулярный «воздушный мост» с окруженным гарнизоном. Итог известен. В известной степени корейский опыт был использован во Вьетнаме и в дальнейшем, в 1962–1975 гг. Интересно, что местной ПВО уделяется много внимания и в современной КНДР. Так, прямо на промышленных предприятиях и в крупных городах КНДР (в частности, на высотных зданиях и господствующих высотах) оборудованы позиции для монтажа зенитно-пулеметных установок и размещения стрелков с ПЗРК. Причем в КНДР регулярно проводятся учения местной ПВО. Выглядит все это несколько сюрреалистически — прямо на работающем заводе или посреди города солдаты КНА перетаскивают и устанавливают зенитные средства и отрабатывают поступающие «вводные» типа «вспышка слева!..», «два самолёта на малой высоте справа!..». Надо уточнить, что сейчас в КНА уже не планируется использовать стрелковое оружие и всякого рода «импровизации». Кроме ПЗРК «Стрела» и «Игла» (которых у КНА по состоянию на 2004 г. насчитывалось не менее 10 000 установок), подразделения ПВО сухопутных войск КНА (обычно это зенитно-пулеметные взводы и батареи, в числе которых есть, например, подразделения, укомплектованные исключительно женщинами) используют пулеметы ДШК, КПВ, НСВ, установки ЗУ-23-2, ЗГУ, ЗПУ- 1, -2,-4, а также их китайские и северокорейские аналоги. Без сомнения, эта компонента ПВО КНДР в настоящее время способна осложнить жизнь противника КНА в случае нового конфликта на полуострове — во всяком случае, южнокорейцы и их американские союзники воспринимают ПВО КНДР всерьез. Впрочем, состояние ПВО КНДР в современный период и перспективы возможной новой войны в Корее — это тема, заслуживающая отдельного рассказа.
ЭПИЗОДЫ БОЕВОЙ КАРЬЕРЫ
Последняя война. Суперкрепостей
Георгий Брылевский Окончание, начало в ИА №№ 23–25.Финал
Новый 1953 г. экипажи В-29 встречали не в лучшем расположении духа, резко контрастировавшим с настроениями в начале войны, когда царило веселье от захватывающего приключения, когда все было ново и интересно. С появлением «МиГов» веселье быстро пропало, остались одни приключения, да и то невеселые, а новостями становилось только непрерывное усиление ПВО. Авиаторы продолжали честно выполнять свой долг, но настроения при этом были весьма безрадостные. Не прошло и двух недель нового года, как был потерян очередной бомбардировщик: при налете на железнодорожные узлы Сончхон и Анджу самолетов 307-го крыла (начиная примерно с того времени бывшие группы стали относительно постоянно называться крыльями) по инверсионному следу прожекторы нашли один В-29, и вынырнувший откуда-то из темноты МиГ-15 разом с ним разделался. Как мрачно констатировал экипаж другого В-29, летевшего рядом, «только обломки разлетелись» 1*. Помимо непрерывного напряжения от постоянной опасности на экипажах все сильнее сказывалось накопившееся утомление от следовавших один за другим налетов на практически одни и те же объекты 2*. Почти после каждого налета в штабы уходил доклад о почти полном разрушении цели, а через несколько дней приходилось снова лететь к ней, и поэтому летчики гадали в чем причина — то ли противник творил чудеса ловкости и изобретательности при восстановлении всего разрушенного, то ли точность бомбардировок была далеко не такой, как докладывалось. Вскоре произошел еще один крайне неприятный для американцев инцидент. В начале года ВВС США сформировали три крыла авиационного снабжения и связи (Air Resupply and Communication Wings — ARCW). Под этим скучным названием скрывались строго секретные части, в задачи которых входила заброска глубоко в тыл противника (в том числе и еще только вероятного) разведывательно-диверсионных групп, а также их снабжение. Среди других машин важную роль в деятельности этих крыльев играли В-29. 15 января один из четырех В-29, принадлежавших 581-му ARCW, в задачу которого входила заброска агентуры на территорию КНДР и КНР, попался у Ялуцзяна. Сначала его мертвой хваткой взяли прожектора, а когда американец попытался уйти, подоспели МиГ-15. Атака началась в 20 км южнее реки в 23:30, а уже через несколько минут три из четырех двигателей бомбардировщика были объяты пламенем 3*. Экипаж выбросился с парашютами, и все девять человек, в том числе находившийся на борту самолета командир 581-го ARCW полковник Дж. Арнольд, были взяты в плен. Китайцы потом устроили большую пропагандистскую шумиху с судом над «шпионами». К январю тактика действий В-29 была доведена до возможного в тех условиях совершенства. Главные усилия при организации налетов были в первую очередь направлены на сведение к минимуму времени нахождения ударных групп в зоне ПВО. Самолеты подходили к цели компактной группой, не растягиваясь, стандартный интервал между машинами был одна минута. Налеты проводились без четкой системы — в разное время и с разных высот, причем высоты, на которых образовывался инверсионный след, избегались, сильно защищенные объекты бомбились в безлунные ночи, против РЛС противника активно были задействованы средства радиоэлектронной борьбы. Несмотря на все усилия, было практически невозможно достичь элемента внезапности: как правило, бомбардировщики выводились на цель с помощью аппаратуры SHORAN, что вынуждало экипажи заходить на цель по одному и по ограниченному числу маршрутов. Противник знал о SHORAN, и соответствующим образом усиливал свою оборону. Когда это было возможно, «Суперкрепостям» готовилось несколько точек сброса бомб, чтобы атаки проводились с нескольких направлений и по различным целям, что позволяло рассеивать внимание ПВО, но это не очень помогало. Для защиты от «МиГов» бомбардировщики сопровождались ночными истребителями. Главными стражами были F-94B из 319- й всепогодной эскадрильи (319th All Weather Squadron) ВВС и F3D-2 из ночной истребительной эскадрильи морской пехоты VMF(N)-513. Сопровождение F3D-2 давало наилучшие результаты, поскольку они шли сразу вслед за В-29, что делало истребители на экранах радаров ПВО практически неотличимыми от бомбардировщиков, и поэтому контратаки F3D-2 были для «МиГов» почти всегда внезапны (как и для «Суперкрепостей», поскольку F3D-2 работали в режиме строгого радиомолчания). И, тем не менее, по признанию самих американцев, несмотря на все принимаемые меры В-29 спасало только то, что у МиГ-15 не было бортовых радаров и они не могли эффективно действовать в плохую погоду. Несмотря на относительно успешные действия В-29 в районах, не прилегающих к Ялуцзяну, руководство FEAF не оставляли сомнения относительно целесообразности дальнейшего применения этих бомбардировщиков, которые могли надеяться на успех только при соблюдении всех мер предосторожности. Малейшая ошибка могла привести к тяжелым последствиям. В ночь на 28 января свет луны высветил один бомбардировщик, и «МиГи» снова не оплошали, быстро вогнав его в землю 4*. Четвертый В-29, уничтоженный меньше чем за месяц, стал очередным толчком к поиску путей снижения потерь 5*. Но при этом был один позитивный момент, тогда неизвестный экипажам В-29 — этот «Суперфортресс» стал последним, сбитым противником в этой войне 6*. Однако это не значило, что противодействие ослабло: 30 января один В-29 подвергся атаке не менее чем десяти истребителей, после чего ему, жестоко потрепанному, пришлось садиться на южнокорейском аэродроме. Бой произошел при налете на центр снабжения вблизи Вонсана, и встреча там с «МиГами» оказалась совершенно неожиданной для американцев. Обычно в этом районе ночные истребители не встречались, в связи с чем полеты туда считались среди экипажей В-29 «разгрузочными», теперь приходилось быть в полной боевой готовности практически сразу после пересечения линии фронта. В конце января в штабе Бомбардировочного командования в очередной раз стал изучаться вопрос о полном прекращении налетов «Суперкрепостей» — и это при том, что Пентагон не собирался менять их на более современные типы бомбардировщиков, но в конечном итоге решено было не отказываться от В-29, и эти машины продолжали продолжать регулярно вылетать на задания. Тем временем ситуация на фронте была патовой, к весне это стало ясно всем. Возобновились мирные переговоры, но боевые действия только активизировались, поскольку обе стороны надеялись захватить побольше территории перед окончательным прекращением огня. Снова возросла нагрузка на экипажи В-29, которые в очередной раз прошлись по многострадальной Северной Корее: американцы надеялись, что участившиеся бомбардировки заставят противника смягчить свою позицию на переговорах. 14 февраля четыре самолета из состава 98-го крыла и столько же машин из 19-го крыла нанесли удар по подземному центру связи и управления в Пхеньяне. Поскольку было известно, что он прикрыт четырьмя метрами бетона, на самолёты подвесили 2000-фунтовые (907-кг) бронебойные бомбы. Над целью экипажи встретил плотный зенитный огонь, но обошлось без потерь. 21 марта 18 В- 29 нанесли удар по трем мостам в районе Ёнмидон, разрушив два из них. На следующий день экипажи восьми бомбардировщиков, прилетевших для уничтожения третьего моста, с удивлением обнаружили, что работы по восстановлению разрушенных двух мостов почти завершены! Впоследствии Бомбардировочное командование отказалось от бомбардировок этих мостов из-за слишком сильного зенитного огня прикрывавших их батарей. При отборе целей для средних бомбардировщиков приоритет постепенно начал отдаваться объектам, которые могли бы непосредственно способствовать усилению противника на поле боя и дать ему возможность сорвать мирные переговоры. В результате снова пришлось вернуться к действиям по объектам, от ударов по которым недавно отказались. При этом основное внимание стало снова уделяться мостам, линиям и центрам снабжения. В ночь на 6, 7 и 11 апреля «Суперкрепости» атаковали три железнодорожных моста через реку Чхончхонган у Синанджу. Несколько пролетов было разрушено, но ремонтные бригады практически сразу приступили к их восстановлению. Синанджу стал крупным центром снабжения вражеских войск, и 19 мая 14 В-29 нанесли удар по целям в том районе, уничтожив более сотни строений. Всего в мае было выполнено 35 бомбардировок мест сосредоточения вражеских войск и центров их снабжения. Ночью 7 июня 14 самолётов снова бомбили район Синанджу, уничтожив еще более двухсот строений. Всего же, по официальным данным, с января по июль средние бомбардировщики разрушили на всем полуострове более 15 тысяч различных зданий и сооружений. Одной из последних крупных целей «Суперкрепостей» в этой войне стала ирригационная дамба Кувонган к северу от Пхеньяна, попавшая в список целей из-за того, что ее разрушение, по мнению американцев, должно было заставить северокорейцев всерьез приступить к переговорам. Ночью 21 мая семь В-29 сбросили на дамбу 56 2000-фунтовых бомб. Желаемого результата достигнуто не было частично от того, что северокорейцы понизили уровень воды в водохранилище дамбы, и гидроудары, вызванные взрывами бомб, оказались значительно менее сильными, чем рассчитывали аналитики в штабе Бомбардировочного командования. Через несколько дней налет повторился, также закончившись безрезультатно. Помимо бомбардировок В-29 по-прежнему привлекались к решению задач психологической войны. В ночь на 26 апреля две «Суперкрепости» сбросили вдоль Ялуцзяна более миллиона листовок, в которых на русском, китайском и корейском языках предлагались «бочка варенья и ящик печенья» за перелет на МиГ-15. В мае последовала еще одна подобная операция, однако за время войны желаемых результатов они не дали. Вскоре перед бомбардировщиками была поставлена более важная задача. По мере прогресса на мирных переговорах американское командование стало все больше опасаться сюрпризов вроде внезапного наступления противника, и в начале июня «Боинги» в очередной раз направились на передовую. В ночь на 3, 4 и 5 июня 19 В-29 по данным радиолокаторов бомбили скопления китайских войск, после короткой паузы обработка передовой была продолжена. Для повышения точности ударов самолёты стали наводить на цель офицеры-корректировщики ВВС, приданные наземным частям и обычно руководившие действиями тактической авиации. В тот период времени штатная численность крыла «Суперкрепостей» составляла 31 машину, еще по две машины держались в резерве. На бумаге, таким образом, три действующих в Корее соединения насчитывали 99 средних бомбардировщиков, но реальное количество исправных самолетов, естественно, было заметно меньше, особенно в знаменитом 19-м крыле, что в основном объяснялось худшим состоянием матчасти, находившейся в этом соединении. Это побудило руководство FEAF заняться коренной реорганизацией данного соединения, которая была завершена в июне. Самые изношенные самолеты были заменены на практически новые машины, взятые с баз хранения Стратегического командования. И всё же, несмотря на предпринятые меры, общее количество боеспособных машин Бомбардировочного командования было менее 70 % от числа имевшихся на аэродроме. Одновременно в июне штаб Бомбардировочного командования принял решение оптимизировать ремонт повреждённых В-29, приземлявшихся на аэродромах Южной Кореи или ближайших авиабазах Японии. Ранее к совершившему вынужденную посадку самолёту из эскадрильи, к которой принадлежала машина, направлялась бригада техников. В зависимости от погоды их приходилось ждать до нескольких суток. Всё это отнюдь не способствовало быстрому возвращению самолётов в строй. В результате на авиабазе Итадзукэ на постоянной основе разместилась дежурная «пожарная команда» техников, в задачу которых входил ремонт подбитых «Суперкрепостей», совершивших вынужденную посадку не своих аэродромах. Большую озабоченность FEAF продолжала вызывать вероятность того, что противник попытается восстановить ряд аэродромов на севере Кореи и перебазировать на них часть своей авиации. «Суперкрепости» должны были этого не допустить. В июне и июле В-29 неоднократно бомбили аэродромы Пхеньян, Намси, Тхэчхон, Синанджу, Ыйджу, не давая разместиться там «МиГам». Чтобы сдержать активность противника на передовой, в середине июля экипажам средних бомбардировщиков пришлось вовсю применять полученные в начале войны навыки по борьбе с наземными войсками. В ночь на 15 июля 15 самолётов из состава 19-го крыла сбросили 150 тонн осколочно-фугасных бомб на скопления китайских войск на центральном и восточном участках фронта. По мнению американского командования, этим ударом было сорвано готовящееся наступление. В следующую ночь 23 самолета 98-го крыла добавили китайским войскам еще 230 тонн бомб. Тем не менее, китайцы не успокаивались и продолжали концентрировать силы. В ночь на 17 июля последовал новый удар 23 машин 307-го крыла. Спустя сутки 20 самолетов 19-го крыла сбросили на вражескую пехоту 16 тысяч 20-фунтовых осколочных бомб, а еще четыре машины этого же крыла отработали осколочно-фугасными бомбами по полевым укреплениям и артиллерийским позициям. Всего за эти пять ночных налетов было сброшено 970 тонн бомб. Но война уже завершалась. 26 июля Бомбардировочное командование провело свой последний налет — 10 В-29 из состава 307-го крыла атаковали два аэродрома на северо-западе КНДР. Согласно официальным данным ВВС США, в ходе удара по Ыйджу «Суперкрепостям» удалось уничтожить 21 вражеский истребитель. Еще три 6-29 в тот день бомбили передовую. В качестве своего «последнего залпа войны» пара В-29 98-го крыла и вместе с двумя RB-29 из 91-й эскадрильи в тот день сбросили несколько миллионов листовок. 27 июля 1953 г. боевые действия официально завершились. Полет RB-29 из 91-й эскадрильи за семь часов до вступления в силу соглашения о прекращении огня, осуществившего аэрофотосъемку, стал последним боевым вылетом «Суперфортрессов». За время войны В-29 совершили 21 тысячу самолето-вылетов и сбросили 167 тысяч тонн бомб (в некоторых источниках называется еще большая цифра — 185 тысяч). Американцы до сих пор приписывают стрелкам В-29 уничтожение как минимум 27 вражеских истребителей, в том числе 16 МиГ-15. Самолет B-29-85-BW (сер. № 44- 87657) по имени «Command Decision» из 28-й эскадрильи 19-й группы (в некоторых источниках дается другой номер этого самолета — В-29В-60-ВА (сер. № 44-84057) официально считается самолетом — асом, поскольку за его стрелками числятся пять сбитых «МиГов». Ещё полтора десятка МиГ-15 американцы числят как «вероятно сбитых», и еще более десятка реактивных истребителей как поврежденных. Достоверность всех этих цифр воздушных побед экипажей четырёхмоторных бомбардировщиков вызывала сомнение еще во время войны, но до сих пор они официально не пересмотрены. 1* 10 января 1953 г. над районом Анджу был потерян В-29А (сер. № 44-61802) из состава 372-й эскадрильи 307-го авиакрыла. Согласно советским данным, бомбардировщик был сбит одним из нескольких отбивавших этот налёт МиГ-15 из состава 351-го ИАП и отдельной эскадрильи капитана Сёмы. Наши пилоты смогли произвести по данным фотоконтроля и наземных наблюдателей несколько результативных атак, но сбит был, по-видимому, только один бомбардировщик. На эту победу претендовали майор Б.Д.Култышев, капитан И.П.Галышевский и старший лейтенант Я.З.Хабиев. — Прим. Ред. 2* Трудно сказать, что автор подразумевает под «следовавшими один за другим налетами», если известно, что в течение января 1953 г. экипажами «Сеперкрепостей» было выполнено всего лишь 11 групповых вылетов. — Прим. Ред. 3* В ночь на 13 января был сбит RB-29A (сер. № 44-62217) из состава 91-й эскадрильи стратегической разведки. На этот успех претендуют старшие лейтенанты А.И.Губенко и Я.З.Хабиев. Любопытно, что в ту ночь американцы заявили, что экипаж их ночного истребителя F3D-2N из состава 513-й эскадрильи прикрывавший В-29, сбил один МиГ-15. Однако потерь «МиГов» не отмечено. — Прим. Ред. 4* В ночь на 28 января 1953 г. над районом Анджу был потерян В-29А (сер. № 44-27262) из состава 372-й эскадрильи 307-го авиакрыла. 5* Как не подлежащий восстановлению был списан В-29А из состава 19-го авиакрыла. 6* Последним сбитым в Корее на самом деле стал В-29А (сер. № 44-69818) из состава 28-й эскадрильи 19-го авиакрыла, потерянный 7 июля 1953 г.
Если что и впечатляло у В-29 в конце войны в Корее, так это бортовая живопись. Многие машины обзавелись впечатляющими «полотнами», некоторые из которых имели вполне определённую художественную ценность. Кроме того, некоторые экипажи, могли похвастаться впечатляющими достижениями в количестве вылетов. Например, этот В-29 (сер. № 44-87657, борт. «Command Decision»), на фото вверху, по данным американского командования, выполнил в Корее 121 боевой вылет, а его стрелки сбили пять МиГ-15, причём три из них, якобы, в «чёрный четверг» 27 ноября 1951 г. Что же касается технического состояния, то немало бомбардировщиков к этому времени уже прочно встали на прикол, служа донорами запчастей для своих более везучих «собратьев».
До конца не ясна ситуация с потерями самих В-29. Вопреки бытующему в некоторых недоразвитых головах мнению, подтасовывать факты для создания благоприятной картины демократические правительства умеют ничуть не хуже коммунистических, и подсчет потерь В-29 это только подтверждает. Помимо 14 самолетов, признанных как потери от аварий, официально боевые потери «Суперкрепостей» составили 20 машин (16 сбито истребителями и четыре уничтожены зенитной артиллерией). В некоторых источниках называются ещё меньшие цифры боевых потерь (17 самолетов). В любом случае фокус заключался в том, что к боевым потерям относились только те машины, которые падали на контролируемой противником территории. Самолет не считался боевой потерей даже если он от полученных в бою повреждений разбивался при аварийной посадке в Южной Корее, падал в море или по возвращению на базу исключался из боевого состава как не подлежащий ремонту. Если учитывать и такие, то общее количество потерянных В-29 уверенно увеличивается в несколько раз…
Список потерь В-29, RB-29 и SB-29 в ходе войны в Корее.
(Информация предоставлена Дмитрием Кондратковым)
| Серийный номер | Дата потери | Соединение/часть |
| 44-69866 | 12.07.50 | 19th BW/28th BS |
| 44-61923 | 13.07.50 | 92th BG/325th BS |
| 44-61638 | 19.07.50 | 19th BW/30th BS |
| — | 19.07.50 | 19th BW |
| 2082 | 29.07.50 | |
| 42-94072 | 08.09.50 | 307th BW/371th BS |
| 44-62084 | 09.09.50 | 92th BG/325th BS |
| 44-27288 | 10.09.50 | 19th BW/28th BS |
| 44-86328 | 15.09.50 | 19th BW/28th BS |
| 44-86357 | 16.09.50 | 307th BW/372th BS |
| 44-61749 | 19.09.50 | 19th BW/28th BS |
| * | 21.09.50 | 31th TRS |
| 44-86328 | 04.10.50 | 19th BW/28th BS |
| 42-65353 | 05.10.50 | 98th BW |
| — | 10.10.50 | 22th BW |
| 44-69805 | 14.10.50 | 92th BG/325th BS |
| 44-62279 | 19.10.50 | 22th BW |
| 44-61749 | 07.11.50 | 19th BW/30th BS |
| 44-61813* | 09.11.50 | 31th TRS |
| 45-21814 | 10.11.50 | 307th BW/371th BS |
| - | 12.11.50 | 98th BW |
| 1676 | 14.11.50 | 307th BW/372th BS |
| 1940 | 14.11.50 | 307th BW/372th BS |
| 44-62152 | 15.11.50 | 19th BW/93th BS |
| — | 06.12.50 | — |
| 44-84124** | 31.01.51 | MATS/3th ARS |
| 44-27314 | 04.02.51 | 307th BW/370th BS |
| 44-27341 | 01.03.51 | 98th BW |
| 44-61830 | 01.03.51 | 98th BW |
| 44-62106 | 01.03.51 | 98th BW |
| 44-69667 | 01.03.51 | 98th BW |
| 44-69812 | 01.03.51 | 98th BW |
| 44-69656 | 18.03.51 | 307th BW/370th BS |
| 45-21749 | 29.03.51 | 19th BW/93th BS |
| 44-69746 | 30.03.51 | 19th BW/28th BS |
| 42-65369 | 06.04.51 | 19th BG/93th BS |
| 44-86268 | 07.04.51 | 307th BW371th BS |
| 45-21725 | 06.04.51 | 307th BW/370th BS |
| 44-62108 | 10.04.51 | 98th BW/343th BS |
| 42-65369 | 12.04.51 | 19th BW/93th BS |
| 44-61835 | 12.04.51 | 19th BW/30th BS |
| 44-62252 | 12.04.51 | 307th BW/371th BS |
| 44-69682 | 12.04.51 | 19th BW/93th BS |
| 44-86370 | 12.04.51 | 19th BW/93th BS |
| 44-87618 | 12.04.51 | 19th BW |
| 287 | 07.05.51 | 307th BW |
| 44-62281 | 07.05.51 | 98th BW |
| 44-86371 | 07.05.51 | 98th BW/345th BS |
| 452 | 07.05.51 | 307th BW |
| 45-21721 | 07.05.51 | 98th BW |
| 6340 | 07.05.51 | 98th BW |
| 6415 | 07.05.51 | 98th BW |
| 693 | 07.05.51 | 307th BW |
| 824 | 07.05.51 | 307th BW |
| 44-86327 | 01.06.51 | 98th BW/343th BS |
| 44-86335 | 01.06.51 | 98th BW |
| 44-86436 | 20.06.51 | 98th BW |
| Серийныйномер | Датапотери | Соединение/часть |
| 44-86357 | 24.08.51 | 307th BW/372th BS |
| 44-27326 | 13.09.51 | 307th BW/372th BS |
| 44-86415 | 19.09.51 | 98th BW/343th BS |
| 42-93974 | 09.10.51 | 98th BW/343th BS |
| 44-86273 | 14.10.51 | 98th BW/345th BS |
| 44-61656 | 22.10.51 | 19th BW/30th BS |
| 44-27347 | 23.10.51 | 307th BW/372th BS |
| 42-94045 | 23.10.51 | 307th BW/371th BS |
| 44 61816 | 23.10.51 | 307th BW/371th BS |
| 44-61824 | 23.10.51 | 307th BW/370th BS |
| 44-61940 | 23.10.51 | 307th BW/372th BS |
| 44-70151 | 23.10.51 | 307th BW371th BS |
| 44-86295 | 23.10.51 | 307th BW/372th BS |
| 44-87760 | 23.10.51 | 307th BW/371th BS |
| 44-61932 | 24.10.51 | 98th BW/343th BS |
| 44-86346 | 24.10.51 | 98th BW/343th BS |
| 44-87431 | 24.10.51 | 98th BW/343th BS |
| 44-62971 | 27.10.51 | 19th BW/30th BS |
| 44-61835 | 31.10.51 | 19th BG/30th BS |
| 44-86247 | 18.11.51 | 98th BW/344th BS |
| 44-87734 | 23.01.52 | 19th BW/93th BS |
| 45-21822 | 29.01.52 | 98th BW/344th BS |
| 44-62083 | 31.01.52 | 307th BW/372th BS |
| — | 01.52 | 307th BV/ |
| 44-61908 | 01.02.52 | 307th BW |
| 44-86392 | 01.02.52 | 307th BW |
| 45-21721 | 07.02.52 | 98th BW/345th BS |
| 44-69803 | 28.02.52 | 98th BW/344th BS |
| 44-86400 | 13.03.52 | 98th BW/344th BS |
| 44-61776 | 01.04.52 | 98th BW/343th BS |
| 44-61872 | 22.04.52 | 98th BW |
| 44-62713 | 22.04.52 | 98th BW |
| 44-62207 | 09.06.52 | 98th BW/344th BS |
| 44-61967 | 10.06.52 | 19th BW/30th BS |
| 44-62183 | 10.06.52 | 19th BW/28th BS |
| — | 10.06.52 | 19th BW |
| 44-61727* | 04.07.52 | 91th SRS (Photo) |
| 44-62166 | 22.07.52 | 307th BW |
| 44-62167 | 30.08.52 | 98th BW/344th BS |
| 44-69802 | 13.09.52 | 19th BW/90th BS |
| 44-86343 | 13.09.52 | 307th BW/371th BS |
| 44-61751 | 31.10.52 | 19th BW/93th BS |
| 44-62073 | 08.11.52 | 307th BW/370th BS |
| 44-86392 | 19.11.52 | 98th BW/345th BS |
| 44-62011 | 30.12.52 | 19th BW/28th BS |
| 596 | 30.12.52 | 19th BW |
| — | 30.12.52 | 19th BW |
| 44-61802 | 10.01.53 | 307th BW/372th BS |
| 44-62217* | 13.01.53 | 91th SRS |
| 44-27262 | 27.01.53 | 307th BW/370th BS |
| 42-65357 | 29.01.53 | 19th BW/28th BS |
| _ | 30.01.53 | 19th BW |
| 44-69818 | 07.07.53 | 19th BW/28th BS |
В-29 (сер. № 44-69667) в составе 39-й и 40-й эскадрилий 6-й бомбардировочной группы совершил 65 боевых вылетов в ходе Второй Мировой войны и 85 боевых вылетов над Кореей в составе 343-й эскадрильи 98-й бомбардировчной группы. Авиабаза Ёкота, Япония, 1953 г.
В-29 (сер. № 44-86415) из состава 343-й эскадрильи 98-й бомбардировчной группы. Авиабаза Ёкота, Япония, 1953 г.
RB-29A (сер. № 44-61929) из состава 91-й эскадрильи стратегической разведки 55-го стратегического разведывательного авиакрыла. Авиабаза Ёкота, Япония, 1953 г.
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
Иван Николаевич Барбин: «Мы были основой сил боевого управления…»
Литературная запись Владимира Чистова
Расчёт нашей РЛС П-20 «Перископ» в Корее.
В августе 1951 г. я закончил 1-е Московское Краснознаменное и Ордена Ленина Военное Авиационное Радиотехническое училище ВВС. Располагалось оно сначала в Москве возле стадиона «Динамо», а затем переехало в Тамбов, где окончил училище по специальности «техник радиотехнической станции» — локаторщик. Группа специально готовилась к работе на РЛС П-20 «Перископ» — новой станции, работающей в сантиметровом диапазоне радиоволн. Другие типы состоящих на вооружении РЛС изучали в обзорном порядке. По окончании училища я по распределению попал в Армению, где работал на радиолокационных станциях метрового диапазона П-3, П-За и П-8. Служба проходила спокойно, с турецкой стороны нас не беспокоили. Наибольшую сложность представлял горный рельеф, поскольку в таких условиях дальность действия РЛС намного сокращается. Затем я был направлен в Болгарию, где с апреля 1951 г. обучал союзников работе на этой новейшей для того времени станции. Проблем с обучением, как и с болгарским языком не было, слова похожи, да и какие команды можно дать при наведении в воздухе: «смотри выше, смотри левее», он отвечает «гледаю» т. е. вижу. Изредка границу нарушали югославские самолеты, но заходили недалеко и быстро уходили на свою территорию, поэтому успешных перехватов не было. К августу 1951 г. болгар обучили, технику сдали, и больше нам там делать было нечего, а потому мы вскоре вернулись в Союз. Осенью 1952 г. меня вызвали в главный штаб ВВС к начальнику управления кадров полковнику Данилову, где после краткой беседы сообщили, что меня направляют в Корею. Здесь, наверное, сыграла свою роль моя командировка за границу. По возвращении из Болгарии старшие групп дали характеристику каждому из подчиненных, что, видимо, и повлияло на решение проверить нас на настоящей войне. Учитывая уровень тогдашней отечественной техники, экипаж станции составлял три десятка человек, из них шесть офицеров. Начальник РЛС, начальник и техник приемо-передающих устройств, начальник и техник индикаторной аппаратуры, начальник электросиловых устройств (дизелист). Остальные были солдатами и сержантами срочной службы — водители, операторы, дизелисты. Сама РЛС П-20 по нынешним меркам была довольно громоздкая — шесть автомобилей, тягач, приемо-передающая кабина. В кабине стояли три индикатора: индикатор кругового обзора, с него же шли данные на выносной индикатор на КП. За ним мог работать штурман наведения и управлять истребителями. У ИКО было два режима — три оборота антенны в минуту для обнаружения целей и шесть оборотов — для наведения истребителей, зона обзора составляла 400 километров. Индикатор секторного обзора давал укрупненное изображение обстановки в каком-то секторе. На этом индикаторе выбранный сектор просматривался постоянно, захват оставался с прошлого оборота антенны, и даже была видна световая «дорожка» от движения цели. Отметки целей крупные, экран был «растянут», поэтому можно было определить положение цели с точностью полградуса и точнее навести перехватчики. На индикаторе высоты развертка экрана происходила вверх-вниз, сигнал шел от двух антенн, и специальный оператор определяет только высоту. Мощность излучения по тем временам была огромная, до 3 кВт в импульсе, поэтому и дальность действия повыше. Длина волны составляла 10 см. На станциях П-3, П-8 длина волны составляла 4,6 метра. Главным достоинством П-20 была ее высокая разрешающая способность — 500 метров, на этом расстоянии цели были видны отдельно, как две точки на экране. Более старая станция П-3 обладала разрешающей способностью 2 км, ближе цели сливались, Ошибка по высоте могла составить 2–2,5 км. П-8 имела разрешающую способность до 1 км. Поэтому с нашей станции уже было возможно точное наведение истребителей, а с РЛС метрового диапазона — нет. Станцию мы получали в Москве на заводе им. Орджоникидзе, выбрали ту, что получше, там же на заводе развернули и опробовали со всем экипажем, проверили работу от имитаторов целей. Гоняли ее недели три, без отдыха. Одновременно с проверкой аппаратуры тренировали и проверяли личный состав. В Корею я был направлен на должность начальника приемо-передающих устройств, а месяца через четыре стал начальником станции. Заместителем у меня был Ильинский Владимир, начальником приемо-передающих устройств — Щербаков Евгений. Все офицеры нашего экипажа имели квалификацию инструкторов. Кое-кто помимо меня также к этому времени уже побывал в социалистических странах. Щербаков, например, служил в Чехословакии. Мы закончили подготовку станции на заводе, ночью погрузились на платформы и — в путь. Дорога заняла около месяца, ехали в теплушках, которые отапливались «буржуйками». Однообразие дороги скрасил курьезный случай — дневальный солдат перепутал ведра и, вместо угля махнул в печку ведро воды. Утром проснулись, а, кругом «негры», смеемся друг над другом, а себя-то не видно. Границу пересекли на станции Отпор. Технику стразу приняли под охрану китайцы, нас разместили в мягких вагонах, и через Манчжурию, до Андуня мы доехали за полтора суток. На дворе был конец ноября. Поезд подошел часа в четыре утра, тут и состоялось «боевое крещение»: мы увидели в окна вагонов воздушный налет, лучи прожекторов, зарево по всему небу, разрывы зенитных снарядов и мощный густой гул тяжёлых четырёхмоторных бомбардировщиков, проплывавших где-то в густой темноте. Нас встретил полковник Аксельрод — заместитель начальника войск связи 64-го истребительного корпуса по радиолокации. Потом мне много пришлось с ним работать, он был хорошим специалистом, деловой, работать с ним нравилось. Кроме того, он, как сейчас бы сказали, был неплохим специалистом по пиару, регулярно с фактами в руках доказывая высшему командованию на совещаниях, что без радаров реактивная истребительная авиация и зенитная артиллерия даже в дневных условиях немногого стоит. Что же касается действий в ночных условиях, то здесь все и так всё понимали. В результате, благодаря регулярным требованиям полковника Аксельрода, на Корейском ТВД постепенно появлялось всё больше наших радиолокационных позиций, постепенно «закрывавших» всё большую часть воздушного пространства. В общем, пока он был в Корее, на еженедельном подведении итогов боевых действий работа радиолокации рассматривалась сразу после истребительной авиации, а затем уже обсуждались другие службы — зенитчики, прожектористы, связисты, и прочие. Как только Аксельрод сменился, о нас забыли… Работают локаторщики, и ладно. Возможно из-за этого нас не наградили после окончания боевых действий. Да, в общем, и не за что было. Техника — в порядке, люди работают. Так и должно быть в боевом сколоченном подразделении. Поэтому за хорошую работу нас постоянно благодарили, но наград не дали. В конце командировки выдали всем медали китайско- советской дружбы. КП корпуса располагался на возвышенности у шахты Телешу, внизу в горах стояла техническая дивизия, почти напротив «кожедубовского» городка, напрямую до штаба дивизии около 8 км. Станцию разместили почти на КП корпуса, 300 метров от шахты Телешу, на сопке, а за сопкой находился батальон связи. Река Ялу была недалеко, но ходить туда запрещалось категорически. Был какой- то случай, когда нашего офицера подкараулили и вывезли через реку на лодке, показать в ООН, что русские уже там, в Корее. Уж как тогда выкрутились, не знаю, но к реке ходить нам запретили. Как бы там ни было, но, несмотря на все мыслимые меры секретности, американцы узнали о нас очень быстро, как только мы развернулись. Уже на второй день главный штурман корпуса — полковник Цыпляев вызвал меня на КП корпуса и сообщил: «американцы передали по радио, что на КП корпуса прибыла новая секретная РЛС, смотри в оба, чтобы тебя не рассекретили…» Охрану нашей станции несли китайские солдаты, вооруженные трофейными японскими винтовками «Арисака» с длинными штыками. Они же охраняли аэродромы и другие объекты. Вокруг нашей позиции обычно было три поста. Мы полностью доверяли китайцам, так как охраняли они очень добросовестно, даже лучше, чем наши. Бывает, начинается налет, тревога, бежишь на станцию, часовой тебя видит, но молчит, а метрах в пяти выскакивает и штык на тебя. Так, что за охрану мы были спокойны. Но, видимо на всякий случай, решив перестраховаться, китайцы вскоре удвоили число постов, на которых появились автоматчики. В любом деле китайцы были очень дотошны. Однажды ночью сбили В-29, который шел один, выполняя стратегическую разведку, оттуда посыпались парашютисты, так китайцы почти всех собрали, только одного не нашли, но проверили каждую кочку. Когда сбивали американцев днем, любой китаец мог пленного на штык посадить. Самосуд у них был страшнейший, как увидят парашют, все! «Трумен!..». А это почти тоже самое, что «Гитлер — капут!». Когда сбивали наших летчиков, то их стремились подобрать как можно быстрее, были случаи и наших убивали. Ведь для китайцев любой европеец «трумен». При этом китайские солдаты были очень неприхотливые, питались очень скудно два раза в день. На человека им выдавали пиалу риса, потом туда же наливали чая, вот и все меню. Нас же кормили просто замечательно. Продукты привозили из Хабаровска. Повара, официанты в столовых, все были китайцы, «Вани», готовили хорошо, каждый из нас мог заказать блюдо на выбор. Однажды, ради шутки, кто-то заказал яичницу из 12 яиц. Когда китайский официант принес блюдо, мы насчитали 12 желтков. Спиртное все время было на столе, без ограничений, но начальники следили, чтобы народ не спивался. Хорошо отмечались праздники. Китайцы старались угостить своими деликатесами, которые в этой местности в основном готовились из морепродуктов (трепангов и креветок). Союзная зарплата у нас шла на сберкнижку, а мы получали командировочные. Я, как начальник станции получал два с половиной миллиона юаней. Как это выглядело на наши деньги? Хороший костюм стоил миллион, бутылка лучшего коньяка 12 тысяч, водка «харбинка» 9 тысяч. Я купил себе кожаный реглан на меху, за 900 тысяч, а в Союзе мне на такой зарплаты бы не хватило. Покупали английское сукно, костюмную ткань бостон, меховые изделия жёнам. Климат переносили нормально. Зимой в Корее тепло, снег выпадал редко, а летом особой жары не ощущали. Зимой нам выдавали китайские шапки-ушанки, шинели, ботинки на меху. Форма у нас была китайская, у офицеров и солдат мало различалась между собой. Документы у нас были на китайском языке, я даже не помню, что было в них написано. Жили мы в городках, я жил в комнате с офицерами своего экипажа. Деньги с собой мы не носили, держали в тумбочках.
В редкие минуты отдыха можно было послушать новости по радио.
Болели энцефалитом, у солдат случалось бывала дизентерия, когда они набирали себе земляных орехов. Каких-то других болезней я не помню. Население относилось к нам дружелюбно. По-русски обычно понимали и военные и население, особенно на базаре. В Мукдене встретили русских, из числа эмигрантов и детей эмигрантов. Многие из них потом уехали. Им разрешили возвращаться в СССР, где выдавали «розовые» паспорта и расселяли в районе целинных земель. Но вернёмся к нашему подразделению. Подчинялись мы непосредственно командованию 64-го авиакорпуса, в основном главному штурману, полковнику Цыпляеву, а также отделу связи. Другие РЛС были в дивизиях, а мы подчинялись напрямую командованию корпуса. Станция сантиметрового диапазона была одна, и ею очень дорожили. У нас и командир корпуса часто бывал, и начальник штаба. Работа на станции была организована дежурствами, по 12 часов. На вахту заступал дежурный офицер и смена — операторы на станции и на выноснойкомандный пункт, дизелисты. Наиболее активно работали ночью, чаще в плохую погоду. Тут мы не просто были в готовности, а всю ночь напролет крутили антенну. Во время налетов включались, как только бомбардировщики взлетали и работали до тех пор, пока их не посадим. Днем в хорошую погоду работали только на наведение. Если где-то появлялась пара или четверка «Сейбров», поступала команда с КП, мы включались. Обнаружили цель, штурманы навели наши «МиГи», и мы отключились. Время включения составляло 5 минут. Днем также эпизодически включались на полчаса — час. Обычно работали часов по 8 в день. Техника работала надежно, устойчиво. Отказы аппаратуры были редким явлением и быстро устранялись, поскольку материальную часть мы знали хорошо. Нашей задачей было обнаружение, найти цель, определить каким курсом идет, какая у нее высота и скорость. Траекторию наведения истребителей определял один штурманов наведения, которых корпусе было не меньше дюжины. Их набирали из списанных летчиков. Все были в звании капитанов, только один — майор. На КП днем дежурили три — четыре человека и ночью столько же. Один из них был, «на побегушках», направлялся ко мне на станцию, садился за ИКО. На КП три стола для штурманов и планшет. Бои между истребителями были практически каждый день, в основном пара на пару или между звеньями. Наведение — до визуального обнаружения, дальше летчики работали самостоятельно. После доклада пилотов об окончании боя штурман опять принимал управление боевыми группами. И всё же истребители и лёгкие тактические ударные машины были для нас отнюдь не главными объектами наблюдения. Причина заключалась в том, что они появлялись только в хорошую погоду, а потому за ними с успехом следили посты ВНОС. В то же время американские стратегические бомбардировщики В-29 действовали практически в любую погоду и по своей боевой мощи являлись практически основой ударной мощи ООН-овской авиации в Корее. Одной из задач, возложенной на их экипажи, были удары по мостам через реку Ялу, по которым шли подкрепления. Другой важной целью стала корейская ГЭС в Супхуне. Станция была мощная, полуторамегаваттная, освещала всю Корею и Северо-Восточный Китай, и ей очень дорожили. А перед нами стояла задача любым путем эти объекты защитить, поэтому там количество зениток и прожекторов постоянно увеличивалось, и в некоторых местах они стояли буквально одна к одной. До появления РЛС «Перископ» В-29 ходили на бомбежки свободно — идут по маршруту, бомбят и улетают. Ведь с РЛС метрового диапазона перехватчики наводились приблизительно, с большой ошибкой по дальности и высоте. В ясные ночи летчик мог обнаружить бомбардировщик в свете луны или в лучах прожекторов, если же погода портилась, встреча истребителя с целью становилась случайной, так как основным средством обнаружения становились глаза наших лётчиков. С использованием нашей станции стало возможным точное наведение «МиГов» вплоть до рубежа открытия огня — 800 метров, поэтому В-29 стали появляться только в плохую погоду: сплошной туман, облачность, ливень, т. е. когда они знали, что свои истребители с ближайших аэродромов мы не поднимем. Но тут нам на помощь приходил Мукден — вызывали истребители оттуда. Работали В-29 с помощью аппаратуры «Шоран» и выходили на цель чуть ли не на автопилоте. Ничего подобно в нашей авиации тогда не было. Однако эта система имела немало недостатков. Один из них заключался в том, что когда самолёт шёл на цель, управляемый автопилотом, он не сворачивал с курса даже идя сквозь зенитный огонь. Причём мы довольно быстро выяснили все возможные направления заходов на подвергавшиеся налётам цели, и на этих трассах вскоре началось наращивание числа зенитных орудий. Несмотря на усиливавшийся зенитный огонь, американцы часто действовали шаблонно, летая по одним и тем же маршрутам. После сброса бомб самолеты совершали разворот и уходили. Ударная группа почти всегда состояла из восьми — девяти самолетов. Другое дело, что таких групп могло быть несколько, и они могли бомбить всё ночь. В основном, они заходили на цель растянутой колонной на высоте 6–7 тысяч метров. Дистанция между самолётами составляла примерно 800 — 1000 метров. Курс их всегда пролегал над Корейским полуостровом, а после сброса бомб они заходили в Китай километров на 20, делали полукруг и уходили обратно, опять по Корейскому полуострову или над побережьем, направляясь на свои базы на Японские острова. Бывало, «Суперкрепости» действовали мелкими группами — по четыре машины. В этом случае их действия могли отличаться большим разнообразием: одна четверка на подходе к объекту удара разворачивалась на юг, а другая- на север, ещё две могли зайти соответственно с запада и востока. Получался «звёздный» налёт. После этого они, эшелонируясь по высоте, шли на цель. Хотя на В-29 уже стояли в это время бортовые РЛС, с помощью которых можно было бомбить даже невидимые сквозь облака цели, однако такой удар наносился только в ясную погоду. Возможно, это было связано с тем, что американские экипажи, несмотря на наличие бортовых РЛС, всё же вынуждены были контролировать положение своих самолётов в пространстве. В сущности, это было единственное заметное периодически случавшееся изменение в тактике налётов. Случались и перерывы в налетах — тогда нам давали передохнуть. Хотелось бы отметить, что разведка у нас работала выше всяких похвал: уже в 11 часов дня мы уже знали, сколько будет вылетать самолетов, каких типов, и какие объекты они собираются бомбить. Мы на П-20 включались сразу после взлета бомбардировщиков с Японских островов. Так как они набирали высоту медленно, то к тому времени, когда они занимали свой эшелон, мы уже их засекали. Цель типа В-29 наш «Перископ» обнаруживал за 400 км, а на дистанции 380–350 км мы уже совершенно точно знали, сколько самолётов в группе. Отметки В-29 на экранах РЛС сильно отличались от других целей, были раза в четыре больше, чем от истребителей и, к тому же, имели существенно меньшую скорость. Бомбардировщики ходили выше облаков. В этом случае прожектора не могли их осветить, и зенитчикам приходилось вести огонь вслепую, так как станции орудийной наводки СОН-Зк появились только в конце войны, так что пушки наводились визуально. Поэтому основным средством борьбы с В-29 были истребители. «Ночники» прибыли в Андунь уже после нас, полк подполковника Васильева из-под Сиверской. В основном мы взаимодействовали с ними. Задачей экипажа станции обнаружить и дать параметры цели. Дальше работали штурманы наведения. С нашей станции работали только по целям, перехват которых брал на себя командный пункт корпуса. Решение принимал главный штурман, полковник Цыпляев, он видел всю воздушную обстановку на планшетах и выносном индикаторе на КП и решал, когда ему надо вмешаться. На перехват истребители выходили на расстоянии 120 км от прикрываемых объектов, дальше не ходили. Главный штурман корпуса, полковник Цыпляев, фактически не уходил с КП. Он или оттуда наводил истребители, с выносного индикатора, или, даже чаще, находился у нас на станции. Приходил, садился рядом со мной, и, если что неясно, я ему подскажу, помогу разобраться в обстановке на экране, а на КП он один, и подсказать было некому. Специалистом он был высшего класса, обстановку в воздухе чувствовал исключительно хорошо, иногда даже умудрялся навести истребители вслепую. Ведь разное случалось, бывало, что летчики и уклонялись от атак на сильнозащищенные В-29 — 13 крупнокалиберных пулеметов, турели с круговым обстрелом, не каждый к нему подойдет. Бывает, идет наведение, штурман запрашивает летчика: «Видишь цель», а тот отвечает: «Не вижу» и все. А Цыпляев, что делал — видит на экране метки целей, видит, что курс совпал, высоты одинаковые, на дистанции 500 метров метки слились и он командует «огонь». Тут уже летчик кричит «вижу, горит». Так и сбивали «вслепую», нечасто, но случалось.
Обломки сбитого В-29 на склоне горы.
Частенько на КП и у нас бывал и командир ночного истребительного полка Васильев. Ему было интересно, как работают его летчики, как их наводят на цель. Если ему что-то было непонятно, спрашивал, просил объяснить. Когда сбивали В-29, был праздник на весь корпус. Только с помощью нашей РЛС «Перископ» было сбито четыре В-29 и 18 истребителей. Пытались мы работать и по В-26, но не слишком успешно. Эти лёгкие двухмоторные бомбардировщики ходили на малых высотах даже ночью, маскируясь фоном гор, а у нас тогда ещё не было РЛС, способных работать по таким низколетящим целям. Но стоило им подняться по окончании налёта на отходе выше 2000 метров, и мы их тут же брали на сопровождение. Вообще горный рельеф сильно затруднял работу РЛС. Сопки давали помехи, как от них не отстраивайся. Поскольку мы находились на китайской территории, то нас не бомбили. Тем не менее, режим затемнения соблюдался очень строго. Хотя надо признать, что в сообщение о нашим обнаружении, переданном американцами, поначалу не сильно верилось. Но однажды сбили RB-29, который выполнял стратегический разведполёт, а у одного у членов экипажа оказалась карта, на которой наша станция была отмечена крестом, только одна из всех РЛС! Но бомбить нас не решались. Впрочем, вскоре американцы начали бороться с нами при помощи помех. Причем первые дни они нам помех не создавали, видимо изучали, а дня через три помехи пошли «будь здоров». Импульсы активных помех были сильные, разветвлялись по всему экрану. И сразу же начали ставить пассивные помехи для сантиметрового диапазона. Генераторы активных помех включали где-то за 120–130 км, а километров за 80 начинали рассыпать пассивные помехи — пачки стекловолокна, да так, что весь экран был в засветках. Фон помех, поставленных американцами, был просто сумасшедшим. Обычно в эскадрилье В-29 два самолета были нагружены не бомбами, а полосами фольги и пачками стекловолокна для постановки пассивных помех. Фольга мешала работе станций метрового диапазона, а стекловолокно — нам. Мы боролись со всеми видами помех. От активных отстраивались хорошо, на РЛС были специальные приставки, которые их поглощали. С пассивными помехами было труднее. Обычно использовали эффект Доплера, но даже так помеха «срезалась» процентов на 50. Опытный оператор мог отличить цель от помехи, ведь помеха перемещается медленно, самолет её поставил, и она отстает, а цель уходит вперед. После того, как мы начали точное наведение, у В-29 появилась охрана — ночные истребители. Если шла восьмерка бомбардировщиков, то обычно ее охраняли восемь истребителей. Специальной задачи по борьбе с ночными истребителями нам не ставилось. Ночных воздушных боев между истребителями я не припоминаю. Днем, когда дрались истребители, американцы помех не ставили. В марте 1953 г. пришла вторая станция «Перископ» и мы с её начальником наладили постоянный контакт. Необходимо было наладить станцию, и меня часто гоняли туда настроить передатчики и приемники. Поначалу в одном направлении — в сторону залива станция не работала, не обнаруживала цели. Уже и мы передаем им: «идут цели, там-то смотрите», а они не могут их обнаружить. Сначала мы не могли понять, в чем дело, ведь тогда считалось, что формирование «лепестка» станций сантиметрового диапазона происходит только за счет антенны, без участия земли. В станциях метрового диапазона «лепесток», в основном, формировался за счет земли, а здесь по теории считалось, что это не так. Оказалось, что и в сантиметровом диапазоне радиоволн земля влияет на формирование «лепестка», хотя и меньше, чем в метровом. Оттащили станцию метров на 300 от залива, и она стала нормально «видеть» цели. Начальником второй станции П-20 был ст. л-т Кирьянов, потом он стал командиром роты. Их позиция была в районе Дагушань, где-то 120 км от нас. Мы «работали» по целям, идущим со стороны Северной Кореи, а они — со стороны залива. Часть моего экипажа потом отправили на вторую станцию «Перископ» для усиления. Забрали офицеров и операторов. Экипаж наполовину обновили. Я контактировал и с другими начальниками РЛС, например с Михаилом Алпатовым. Они стояли в Мяогоу. У него была станция П-ЗА (автомобильная), метрового диапазона, но с хорошими характеристиками. Операторы владели своим делом исключительно, один из них, Рева, был награжден орденом Красной Звезды. Он всегда мог разобраться в обстановке на экране, в помехах и в сливающихся метках определить количество и параметры целей. Видел все цели, когда другие операторы их не видели, и никогда не терял. Впрочем, в Корею отправляли не только новую технику. Помню начальником станции П-2М был Кирдеев. РЛС у него была старая и ужасно неудобная, стационарного типа, в ящиках, созданная, наверное, еще в конце войны. Был даже один радар «Редут» времен войны — безнадежно устаревший даже по тем временам. Многие из нас, начальников и офицеров РЛС, были из одного выпуска, приехали на войну лейтенантами и в Корее уже получили звания старших лейтенантов. Не в полной мере отвечала условиям той войны и наша зенитная артиллерия. Если на малых и средних высотах ей, хотя и с трудом, но удавалось бороться с вражеской реактивной авиацией, то на больших американцы чувствовали себя довольно спокойно. Это, в общем, было и не удивительно, так как на вооружении у нас в то время были артсистемы времён Второй Мировой войны. ^Цело в том, что у расчётов 85-мм орудии 52К, когда стреляли по истребителям, частенько случались недолеты по высоте. Бывает, днем посмотришь, все небо в разрывах, а «Сейбры» идут себе между разрывами, и им хоть бы что. Вот так на потолке они частенько и подходили к району боя. А там уже снижались, ну и иногда получали. Самый, конечно, страшный для самолётов огонь был на малых высотах. Бывая непосредственно на территории Кореи, я несколько раз попадал под авианалёты штурмовиков, и видел результаты массированного зенитного огня. Бывало самолёт подобьют, пилот теряет управление или катапультируется, так машина не успевает до земли долететь как разлетается от новых попаданий. Но и результаты налётов тоже были страшные. Напалм, от которого всё горит (даже камень!), десятки тонн бомб и ракет в одном налёте. Земля буквально дымилась… Доставалось и зенитчикам — от их позиций порой вообще ничего не оставалось, так как американцы старались подавить зенитный огонь в первую очередь. Ближе к концу войны для испытаний прислали «сотки», оборудованные СОНами, автоматикой, синхронным управлением, опробовали — успешно. После испытаний эти секретные пушки сразу же зачехлили и увезли обратно в Союз.
Сбитый ночью американский лёгкий бомбардировщик В-26 «Инвейдер».
Впрочем, у американцев были те же проблемы. Уже после войны я узнал от одного из наших «особистов», что «янки» здорово волновались, как бы мы не перебросили в Корею дивизию или корпус реактивных бомбардировщиков Ил-28. Считалось, что в этом случае все их передовые аэродромы в Южной Корее пришлось бы эвакуировать в Японию, а это автоматически привело бы к поражению войска ООН. Но не случилось, а жаль… Несколько раз привозили радиолокационные прицелы для истребителей, устанавливали на МиГ-15, испытывали в боевой обстановке и увозили. Говорили, что эти прицелы успешно работали на дальности до 4 км, но, видимо, что-то в аппаратуре было не до конца продумано, и наши перехватчики в Корее так и не получили этих систем до конца войны. По ночам активно использовались прожектора. Средство устаревшее, но толк от него был. На моей памяти прожектористы часто работали и по истребителям. Бывало, что захватывали цели, но скорости у реактивных самолетов большие, американец сразу энергично маневрировал, уходил в сторону или в пике, а прожектора управлялись вручную, отследить маневр не успевали. Но и летчик был ослеплен, терял цель и ориентировку. Иногда настолько, что врезался в землю. Налеты продолжались практически до самого конца войны. Даже 27 июля мы сидели в готовности и ждали конца боевых действий, хотя уже все знали, что подписано перемирие. После окончания войны нам дали месяц передохнуть, а затем мы приступили к обучению китайцев, которых прислали к нам на станцию. Народ подобрался грамотный, цепкий. Если китаец занялся учебой, он от тебя не отстанет и не отойдет, пока его не научишь. Были проблемы с переводчиками и с переводом терминологии на язык со схем. Бывало, что переводчик сам не знал нужных слов. У всех китайских курсантов была очень хорошая память, что ты ему объяснил, он тебе точно перескажет и покажет. Когда мы уходили, то оставили в Китае всю свою технику. Передача произошла в середине 1954 г., а под Новый 1955 год мы пересекли советско-китайскую границу. По возвращении из Кореи мы прибыли в Новосельцево Новгородской области. Вид у нас был откровенно «бандитский», все в гражданке. Причём кто в чём, и, вдобавок, многие одеты с «буржуазным шиком». Милиционеры на улицах начали проявлять нездоровое любопытство. Сначала хотели сформировать из нас особую группу, но потом решили расформировать. Так я попал в учебный полк, дислоцировавшийся в Прибылово под Выборгом. Там готовили младших специалистов для частей ПВО Ленинградского военного округа. Получил П-20 из числа учебных, и уже изрядно «раскрученную» и в чём-то «раскуроченную» курсантами. Заменить её командование отказалось, и пришлось её восстанавливать. А запчастей в учебных частях всегда не хватало, так как основная их масса шла в войска. Однако с немалыми трудами всё же удалось отремонтировать «изделие», и после ремонта, а также настройки, станция работала хорошо. Командование даже отметило в характеристике «способен проводить ремонт техники в полевых условиях». Затем семь лет служил в Германии. Затем — Средняя Азия, Душанбе, Алма-Ата. Застал начало Афганской кампании, отправил туда многих подчиненных, в основном, ЗАСовских специалистов. Из Средней Азии и уволился в 1980 г., с должности начальника штаба полка связи.
НЕБО ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ
Свалить «Геркулеса»
Полковник авиации Николай КучеряевВ течение практически всего послевоенного времени в сознание нашего народа партийной пропагандистской машиной вбивался чеканный постулат «граница первого в мире социалистического государства — на замке». О том, что на самом деле происходило на рубежах нашей Родины в то время, мы узнаём буквально по крупицам только сегодня. Многие эпизоды необъявленного военного противостояния супердержав до сих пор остаются погребёнными в безднах архивов, а их подробности неумолимое время постепенно вымывает из памяти немногих участников. Практически без преувеличения можно сказать, что история «холодной войны» ещё ждёт своих исследователей. Но вот что любопытно. Разговаривая с ветеранами об имевших место «случаях» в разных «квадратах» вскоре начинаешь понимать, что изрядная доля подобных эпизодов происходила отнюдь не только из-за того, что обе стороны подталкивали своих авиаторов на провокации с целью вскрытия системы ПВО и пр. Внезапно ухудшившиеся на маршруте метеоусловия, отказ навигационной системы, потеря ориентировки, небрежность в штурманских расчётах и тому подобные «мелочи» запросто могли поставить на карту жизни пилотов, а иногда и судьбу мира, балансировавшего на лезвии страха взаимного уничтожения…
На вопрос о том, как выглядели самолёты его пары, Николай Павлович ответил: «Да никак. Обычные были «МиГари. Серебристые с красными звёздами. Только у меня на левой хвостовой звезде был нарисован белой краской контур комсомольского значка. Бортовые номера тоже были красные с чёрной окантовкой. У меня был № 17, а у моего ведомого, старшего лейтенанта Иванова — № 18. У нас вообще в полку было заведено, что самолёты ведущих имели нечётные номера, а ведомых — чётные.» Эта история началась в последний день лета 1958 г., 31 августа, когда я, наконец-то, уговорил свою любовь — очаровательную и несравненную Аллу Николаевну пойти в ЗАГС и зафиксировать наш брак. Тогда для этой процедуры никаких предварительных заявок делать было не надо, и мы договорились, что завтра поедем в Ленинакан. Однако, будучи человеком военным, я не очень удивился, когда вечером в гостиницу, где я квартировал, пришёл посыльный из штаба нашего 117-го истребительного авиаполка и передал приказ начальника штаба, согласно которому я, старший лейтенант Кучеряев со своим ведомым, старшим лейтенантом Ивановым, должен был завтра заступить на дневное боевое дежурство вместо лётчиков, которые должны были заступить по графику, ввиду заболевания одного из них. Не знаю, как в то время обстояло дело в других истребительных авиаполках, но в нашей части без крайней на то необходимости не разбивали слётанные пары, а потому в случае, если один из лётчиков по каким-либо причинам не мог выполнять обязанности, то пару заменяли целиком, что было оправдано. Как бы там ни было, но эту «печальную весть» я сообщил своей невесте, а затем и ведомому. Печальной новость было именно в кавычках, так как дежурство на аэродроме Денинакан было всегда тревожным, но я и мой ведомый выполняли эту задачу с удовольствием, т. к., во-первых, мы были буквально влюблены в полёты, а, во-вторых, мы не без основания считали, что в ходе несения боевого дежурства нам рано или поздно должна была выпасть возможность отличиться. А кто из нас, молодых пилотов, тогда не мечтал о славе и воздушных боях с противником?.. Нет, это не была ненависть к другим народам, скорее нам хотелось защитить свою Родину, на границы которой оказывалось вполне ощутимое в то время воздействие… В штабе полка наша пара считалась одной из самых «боевых», тем более что на соревнованиях по стрельбе по воздушным и наземным целям мы всегда получали отличные оценки, а потому нами частенько штопали дыры, возникавшие в графике дежурств. К тому же мы оба были пока «холостыми», а я ещё и являлся по совместительству секретарём комсомольской организации и руководителем политзанятий у военнослужащих срочной службы нашей эскадрильи. Словом, комсомольскому вожаку «сам бог велел» тащить дежурства «за себя и за того парня». Замечу, что вылетать по тревоге приходилось почти каждый день. Наша авиабаза располагалась практически в считанных километрах от границы с Турцией, со стороны которой вдоль линии разграничения двух государств часто летали разведывательные самолёты НАТО. К рассматриваемому времени с начала года уже было сбито несколько самолётов-нарушителей, о чём нам постоянно сообщалось на регулярных инструктажах. Приказ в вооружённых силах, как известно, не обсуждается, и моя пара заступила на боевое дежурство 1 сентября 1958 г. с рассвета. Самолёты проверили, прогазовали двигатели, дозаправили, после чего мы, расписавшись в журналах у техников о приёмке матчасти, приступили к дежурству, а попросту говоря, отправились в домик дежурной смены. С техническим составом моей пары в ходе многочисленных тренировок и продуманной оптимизации подготовительных операций было отлажено чёткое взаимодействие для сокращения времени взлёта с момента получения сигнала с КП полка. Это не раз позволяло нашей паре в ходе регулярных проверок почти в двое перекрывать временной норматив на подготовку к вылету по тревоге, что неизменно вызывало у проверяющих большое удивление. Это, кстати, была ещё одна причина, по которой в штабе нашего полка засовывали нашу пару во все «прорехи». Одним словом, мы были настоящей «дежурной пожарной командой». Дежурные лётчики и техники самолётов располагались в одном домике, но в соседних комнатах, имевших общую связь к КП полка и КП истребительной авиадивизии. Время коротали чтением газет, журналов и книг, разговорах на различные темы (в том числе и о женщинах), а также играми в нарды, шахматы и шашки. После обеда, доставленного нам строго по расписанию, в 14:00 мы прилегли на лежанки для более комфортного переваривания пищи. К этому, вдобавок, располагала и начавшаяся меняться погода: огромная тёмно-синяя туча, появившаяся из-за горизонта, медленно плыла вдоль границы, постепенно закрывая всё большую часть небосклона. Духота становилась всё более осязаемой, и мы уже начали подумывать, а не всхрапнуть ли нам часок-другой? Надо заметить, что в подразделениях дежурных экипажей это не возбранялось, так как имевшаяся громко-говорящая связь (ГГС) была способна поставить на ноги даже мёртвого. Но задремать мы не успели, так как в 14:30 с командного пункта тревожный голос передал условный сигнал: «Соколы! Пару в воздух!». Пока мы добежали до капониров, автопускачи были уже готовы к запуску, а техники расчёхлили и открыли фонари кабин. Двигатели наших МиГ-17Ф запустились быстро, и спустя всего три минуты после объявлении тревоги наша пара уже пошла взлёт, начав разбег по взлётно-посадочной полосе. Ещё на рулёжке я, слушая переговоры по радио, понял, что неопознанная цель идёт близко к «забору» (границе) и что другим истребителям подаются команды на выход в район возможного нарушения границы самолётом вероятного противника или его сопровождения вдоль «ленточки», как это обычно бывало. Вскоре я тоже получил команду на разворот в сторону границы с набором высоты 7000 м, а ещё через некоторое время последовало новое указание КП: «201-й, встать в левую спираль с набором высоты.» «201-й» был мой позывной и, ответив инстинктивно: «Понял. Выполняю», я начал выполнение предписанного манёвра. Внутри разрасталось чувство тревоги, так как командир пункта наведения продолжал отдавать команды другим парам перехватчиков. Мелькнула жуткая шальная мысль, «чёрт, возьми, а не война ли это?!..» Вместе с тем, признаюсь честно, в душе у меня наряду с охватившей её тревогой буквально всё пело!.. Вот она моя мечта! Наконец-то, моей паре представилась возможность отличиться при перехвате реального самолёта противника! Но поддаваться эмоциям было нельзя и, сосредоточившись, я начал осматривать воздушное пространство. Сообщение по радио о том, что «Цель над нашей территорией» окончательно накалило обстановку. Напрягая зрение, я всматривался в воздушное пространство, когда новое целеуказание «201-й, цель — слева от вас. Выше 1000.» позволило мне уточнить направление, в котором следовало искать самолёт-нарушитель. Я практически сразу же увидел его на курсовом угле примерно в 45°, идущий в широком правом развороте четырёхмоторный самолёт с широким фюзеляжем. Должен сказать, что его силуэт не был похож ни на одно из известных мне изображений натовских машин. В то же время я вскоре прекрасно мог различать опознавательный знак ВВС США на его борту, а так как это автоматически снимало все сомнения, то я тут же доложил по радио: «Я — 201-й, цель вижу. Иду на сближение.»… Пульс сразу участился, но, тем не менее, я чётко передал команду ведомому перезарядить оружие, после этого я сообщил своему напарнику примерный размах крыла самолёта цели, передав по радио фразу «База 30». Дело в том, что стоявшие на наших истребителях автоматические стрелковые прицелы, вырабатывали данные для стрельбы только после ввода в них определённой информации об атакуемой цели. Ею служил размах крыла, который для незнакомых самолётов естественно определялся на глаз, а для тех, что были известны — его требовалось знать (хотя бы приблизительно). Как я сам для себя уже позже выяснил, в размахе консолей С-130 (а это был именно он), я ошибся более чем на треть, но на точность стрельбы это если и повлияло, то явно в лучшую сторону. Находясь в это время справа и ниже от самолёта-нарушителя, я, продолжая набор высоты и двигаясь со стороны границы, дал длинную заградительную очередь. Цель, как мне показалось, прекратила разворот и пошла прямо на Ереван. Потом уже, много раз обдумывая свои действия в этом вылете и действия экипажа американского самолёта, я пришёл к выводу, что «янки», по всей видимости, попросту заблудились, а после моей заградительной очереди, изрядную часть которой составляли трассирующие снаряды, ещё и запаниковали, поскольку, направившись в сторону города с миллионным населением, они практически сразу же подписали всем, кто находился на борту их «Геркулеса», смертный приговор. По всей видимости, на дивизионном КП обстановка в небе была не вполне ясной для офицеров наведения, а внезапно и, надо признать, достаточно резко изменивший направление полёта самолёт вероятного противника вскоре начал рассматриваться, как полноценное средство воздушного нападения, вышедший на боевой курс для фотографирования или удара по цели, которой вполне могла быть и столица Армении Ереван… Практически сразу с КП поступил приказ: «201-й, цель уничтожить.». Лаконично ответив: «Я — 201-й, понял. Цель уничтожить.», я вывел двигатель на форсаж и начал набирать высоту. Хотя американский самолёт был выше и шёл по прямой, а наша пара выполняла набор высоты, мы быстро сокращали дистанцию до цели, и потому, чтобы ненароком не проскочить, я начал постепенно прибирать обороты турбины. Набрав одинаковый с целью потолок, я вскоре зашёл в хвост четырёхмоторнику и, наложив маркер цели на его силуэт, открыл огонь на поражение. Хотя расстояние было ещё довольно большим, я заметил, как от цели в меня идёт трасса, затем ещё и ещё! «Отстреливается, сволочь», мелькнула мысль, и практически сразу тренированный мозг отметил, что трассы идут с недолётом и в меня попасть не должны. «Не успеет — словно кто-то спокойно сказал, сидя за спиной и тут же добавил, — не упусти». Позже, анализируя кадры, зафиксированные бортовым фотокинопулемётом ФКП-2, мы поняли, что это были мелкие обломки, отлетавшие от цели, в которую один за другим ложились мои снаряды. Но тогда я уже не сомневался, что передо мной какой-нибудь новый стратегический бомбардировщик, идущий курсом на Ереван! Противника надо было уничтожить во что бы то ни стало! Передав по радио ведомому предупреждение, «Цель ведёт ответный огонь», я тут же отдал приказ: «Прикрой, атакую!». Расстояние постепенно сокращалось, и я уже начал различать некоторые детали вражеской машины. Даю ещё очередь… Успеваю отметить, что мои трассы легли точно на крыло между правыми мотогондолами, вырвав несколько приличных обломков. Практически сразу же крайний правый двигатель хорошо задымил, выбросив плотный тёмный шлейф, который чётко отпечатался в прозрачном воздухе. Это было очень неплохо, так как после этого потерять цель уже было невозможно ни при каких манёврах, выполняемых её экипажем. Продолжая сближение, думаю, что после следующей мой очереди он точно должен начать падать и, начинаю тщательно целиться. Когда я уже готов был снова открыть огонь, вдруг замечаю всплывшую снизу в прицеле кабину… нашего МиГ-17, а затем и весь истребитель!!.. Ё-моё!!.. Я чуть не обалдел… Это же надо так влезть!!.. Как оказалось, это был ведущий пары 168- го истребительного авиаполка, поднятой с аэродрома Ереван, команды на наведение которой я слышал. Оба пилота, мчавшиеся навстречу нарушителю, как позже оказалось, не заметили ни нашей пары, ни моей стрельбы. Крутым боевым разворотом они также сели на хвост «Геркулесу» и, продолжая разгоняться уже почти по прямой с небольшим набором высоты, влезли на мою линию стрельбы. В общем, ещё бы чуть-чуть, и я мог бы запросто срезать свой истребитель, влепив хорошую порцию 23-и 37-мм снарядов прямо по кабине и фюзеляжу. Тихо матерясь сквозь зубы, я убрал палец с боевой кнопки и немного отвернул, чтобы не столкнуться. На всякий случай оглянулся. Иванов как привязанный шёл сзади справа. Хоть здесь, блин, порядок… На сердце отлегло, и потому я стал успокаиваться. Снова сосредотачиваю своё внимание на цели и идущей впереди паре истребителей. Они же, набрав явно избыточную скорость, пошли в атаку. Видно, как ведущий открыл огонь с короткой дистанции, но четырёхмотороник вдруг резко ушёл вниз, одновременно выполняя правый разворот. Инстинктивно крикнул в эфир: «Уходит вправо!». С КП тут же отозвались: «Не упустить!», что практически тут же вызвало в памяти наши истребительские разговоры о том, когда, как и чем надо таранить самолёт врага, чтобы самому остаться в живых. Надо сказать, что тогда ещё среди старших офицеров было немало лётчиков-асов, принимавших участие в Великой Отечественной войне буквально с первых её дней. В своих рассказах, особенно в неформальной обстановке «за рюмкой чая», они честно признавались, что на таран приходилось идти от безысходности или когда был приказ любой ценой выполнить задание. При этом у каждого из них был свой взгляд та технику выполнения этого боевого приёма. Кто-то считал, что лучше ударить винтом, кто-то считал, что плоскостью, кто-то успешно был по крылу, а кто-то сносил хвостовое оперение. Правда, должен признаться, что в ходе этих разговоров никто из нас почему-то не задумывался о том, что таранный удар на поршневом истребителе и реактивном, развивающим вдвое большую скорость — это отнюдь не одно и то же. Не думал об этом я. Но эти разговоры только мелькнули тогда в моей памяти, так как боекомплект моего истребителя был ещё далеко не исчерпан, а сомневаться в эффективности оружия МиГ-17Ф мне никогда не приходилось. Тем временем ведомый из состава пары, которая прервала мою атаку, из-за своей слишком высокой скорости также не смог попасть по самолёту противника. Во всяком случае, находясь неподалёку от атакованной цели, я не заметил ни попаданий в С-130, ни отлетавших от него обломков. Четырёхмоторник, по-прежнему дымя крайним правым двигателем, находился в правой нисходящей спирали. Проскочив мимо цели, пара «МиГов» 168-го ИАП ушла на второй заход. Построение новой атаки для них осложнялось тем, что цель быстро снижалась, в то время как мы по-прежнему находились позади неё, а потому это был шанс, не воспользоваться которым было нельзя… Пользуясь этим обстоятельством, я легко сократил дистанцию и снова открыл огонь. Видимо на этот раз мои снаряды повредили систему управления, заклинив рули высоты, так как четырёхмоторник, резко, словно истребитель, переломив траекторию нисходящей правой спирали, пошёл на правый боевой разворот с набором высоты! Причём угол траектории быстро увеличивался! Это было настолько неожиданно, что я буквально опешил. Всё-таки тогда не часто можно было видеть четырёхмоторные самолёты, выполняющие фигуры высшего пилотажа так, как это делается сейчас на аэрошоу! Мысленно я невольно отдал должное командиру американского экипажа: «Твою мать!.. Вот это бомбер!!.. Так ты оказывается ас!!..» Эфир буквально забит командами, указаниями, какими-то сообщениями и прочей «тревожной шелухой», но теперь мой слух был как будто выключен, и память не зафиксировала практически ничего из того, что я вроде бы должен был слышать, что называется, «по долгу службы». Помню только, что в наушниках постоянно слышалось «не упустить цель…». Всё внимание на самолёте противнике! Центральная марка прицела, раскачиваясь из стороны сторону, снова проходит по правой консоли вражеской машины. Движением ручки управления и педалей замедляю её перемещение и нажимаю боевую кнопку. Чувствую, как от стрельбы дрожит носовая часть истребителя. Видно, как дымные шнуры и трассеры попадают в толщу крыла в районе правой внутренней мотогондолы, затем очередь ложится на центроплан и хвостовую часть фюзеляжа. Вижу, как от силуэта четырёхмоторника отлетает масса обломков, некоторые из которых довольно крупные. Два или три из них проносятся в опасной близости от кабины. Мелькает тревожная мысль: «Не дай бог зацепить такой!..» Внезапно навстречу вдруг выбросило широкий шлейф дыма, на мгновение закрывший от меня цель, проскочив который я ридел, как у вставшего буквально на дыбы самолёта отваливается хвост. Горящий самолёт переворачивается, сваливаясь в штопор. Выходя из атаки правым боевым разворотом, наблюдаю за падением цели и радостно передаю в эфир «Пи…ц капитализ-му!.. Давайте ещё!..» Вижу очень небольшую вспышку на земле, чем-то похожую на сигаретную затяжку. Радости нет границ. Постепенно прихожу в себя. Наконец начинаю понимать поступающие команды с КП: «201-й, набрать 8000 и на «верблюд»». «Верблюдом» на нашем лётном жаргоне называлась гора Алагез (на других картах она отмечена как Арагац) с двугорбой вершиной. Ответил: «Выполняю», и в эфире повисает тревожная тишина. Оглядываюсь. Ведомый висит справа, чётко выдерживая заданный интервал и дистанцию между самолётами. Бросаю взгляд на приборную панель. Горючего ещё достаточно, тем более, что подвесные баки мы не сбросили, а, судя по сочетанию индикаторов наличия боезапаса, я ещё не успел израсходовать всех снарядов. Оказавшись над назначенным пунктом, становлюсь в левый вираж. Готовлюсь к возможному следующему бою. Барражирование продолжается уже примерно четверть часа и, судя по всему, обстановка разряжается, так как слышу, как командный пункт отдаёт команды другим истребителям садиться на аэродром Ленинакана. Вскоре доходит очередь и до нашей пары, и мы приземляемся у себя на базе. Едва колёса шасси наших истребителей коснулись ВПП, как в наушниках прозвучала команда «201-й, в конце полосы отрулить влево, ведомому — вправо. Двигатели выключить.».
Лётчик-истребиетль 3-го класса старший лейтенант Н.П.Кучеряев. 117-й ИАП, аэродром Ленинакан, лето 1958 г.
МиГ-17Ф старшего лейтенанта Н.П.Кучеряева из состава 117-го ИАП, аэродром Ленинакан, 34-я Воздушная армия, 1958 г.
На земле нас уже ждали. Техники тут же принялись за наши машины, начав заправку топливных баков, проверку уровня разных жидкостей, пополнение боекомплекта и поиск возможных боевых повреждений от ответного огня. Одновременно находившиеся тут же офицеры пограничных войск в своих характерных зелёных фуражках начали опрашивать нас, в полном смысле «ещё тёпленьких». Мы тут же написали о произошедшем рапорты. После этого нас отвезли к домику дежурного подразделения, где нас ожидал командир нашего полка подполковник Карачинский. Он с большой радостью поздравил нас с одержанной победой. Вскоре началась сильная гроза, продолжавшаяся до вечера. Вечером, мы, естественно это дело как следует отметили, а на следующий день, 2 сентября, была наша с Аллой свадьба. Мы собрались дружной боевой семьёй, набрали прекрасного местного молодого вина, сварганили шикарный плов и шашлык, а также много чего ещё и веселились до утра. Я был невероятно счастлив от того, что наконец-то достиг своей мечты и связал свою жизнь с любимой женщиной. 3 сентября из Москвы прилетела комиссия, начавшая разбор инцидента. В ходе её работы на наш аэродром начали свозить обломки сбитого С-130, причём в этой работе самое непосредственное участие принял технический персонал нашего полка. Врач полка рассказал мне, что в обломках были найдены фрагменты, принадлежавшие 13 трупам, которые были разложены по такому же количеству гробов и переданы американским представителям у погранзаставы, расположенной на железной дороге Ленинакан — Эрзрум. Много позже, уже в конце 80-х гг., один мой знакомый техник прочитал в газете «Аргументы и факты» статью об этом инциденте, в которой, помимо прочего, сообщалось, что американцы ищут в СССР свидетелей или участников тех событий. Причина заключалась в том, что на боту «Геркулеса» находилось якобы не 13, а 15 человек, двое из которых покинули самолёт с парашютами и позже либо были взяты в плен, либо были убиты при попытке перехода границы. Трудно сказать, что с ними произошло на самом деле, хотя С-130 действительно оснащались катапультируемыми сидениями для экипажа. С другой стороны, как я понял из наблюдения за манёврами цели, пилоты управляли уже горящим и теряющим управление самолётом, что называется, «до последнего».
Догорающие обломки американского «Геркулеса» стали могилой для дюжины человек на его борту.
Центроплан С-130, или, точнее, то, что от него осталось…
Исследуя обломки сбитого самолета, наши специалисты обнаружили, что процент попаданий был весьма значительным. Как сказал на разборе начальник воздушно- стрелковой службы 34-й Воздушной Армии полковник Прудовский, «разбираться в том, что и в какой момент боя было повреждено на «Геркулесе», не имеет смысла, так как наши истребители нафаршировали его снарядами по самые…». Дело в том, что, введя уменьшенную величину размаха крыла цели в аппаратуру автоматического стрелкового прицела АСП-3, я получил приемлемые параметры для стрельбы именно на короткой дистанции. К этому надо добавить, что подвижная сетка прицела на малой дальности до цели почти не колебалась при маневрировании истребителя, и в результате я укладывал свои снаряды туда, куда ложилась марка моего прицела, что и позволило добиться мне весьма высокой точности стрельбы. В ходе предварительного исследования обломков, проведённого на нашем аэродроме, выяснилось, что основная масса силовых элементов хвостовой части фюзеляжа была попросту перебита в результате прямых попаданий. И действительно, наши техники вываривали из обломков застрявшие в силовых элементах многочисленные бронебойные 23-мм и 37-мм снаряды, которые в боекомплекте истребителя составляли всего лишь 30 %, а остальные 70 % приходились на долю осколочно-фугасных снарядов. Честно говоря, несмотря на все поздравления и вроде бы имевшееся железобетонное алиби в виде команды на уничтожение цели, отданное дивизионным КП, до опубликования сообщения ТАСС о произошедшем инциденте мы испытывали сложные чувства, не зная то ли нам крутить дырки в кителях под ордена, то ли сушить сухари… Впрочем, вскоре после того, как наш «особист» сказал нам, что бы мы, по возможности, не распространялись о произошедшем, а ещё лучше — вообще о нём забыли, мы поняли, что наказывать нас явно не будут, а награждать — тоже вряд ли. Но, как оказалось, это было не совсем так. Через несколько дней в газете «Советская авиация» были помещены наши фотографии и описан учебный воздушный бой, проведённый нашей парой и парой соседнего ереванского полка, а спустя неделю заместитель командующего нашей 34-й Воздушной Армией прибыв к нам в полк зачитал перед строем всего личного состава приказ Министра обороны Советского Союза маршала Р.Я.Малиновского с объявлением нам благодарностей и награждением ценными подарками — фотоаппаратами ФЭД-2. Позже я узнал, почему нас отметили так скромно. Оказывается, в то время в США находилась наша правительственная делегация, в составе которой был и А.И.Микоян. Американцы тут же «наехали» с вопросами обинциденте. Не имея возможности тянуть с ответом А.И.Микоян, сказал, что С-130 был сбит из-за случайного и непреднамеренного стечения обстоятельств. Ну, а поскольку Хрущёв тогда стремился установить более близкие отношения с Америкой, то награждать нас стало уже как бы и неудобно, а позже, когда «американский империализм ещё не раз показывал прогрессивному человечеству свой звериный оскал» об этом эпизоде попросту позабыли. Так мы и остались, как потом шутили, «навсегда неизвестными героями»…
Военные лётчики 3-го класса старшие лейтенанты Н.Гаврилов и ВЛопатков (168-й ИАП, аэродром Ереван).
Военные лётчики 3-го класса старшие лейтенанты В.Иванов и Н.Кучеряев (117-й ИАП, аэродром Ленинакан).
Публикация в газете о тех событиях.
МОДИФИКАЦИИ
Специальные "восьмерки"
Сергей Бурдин Продолжение, начало в ИА № 25
Постановщики минных заграждений и дымовых завес
Данные задачи, решаемые экипажами вертолетов, являются весьма важными элементами боевых действий армейской авиации, и в ряде случаев от своевременности их выполнения вообще может зависеть успех всей воздушно-наземной операции. При выполнении этой задачи с целью нанесения потерь противнику, задержки или воспрещения прорыва (выдвижения) его танков, мотопехоты, прикрытия брешей, образовавшихся в результате ядерных ударов противника, практически ничто не может сравниться с вертолетом. В 60- х гг. были попытки поставить системы минирования на вертолет Ми-4. Однако только с приходом 1969 г. в войска военно-транспортного Ми-8Т начались активные попытки решить эту задачу с использованием этой машины, быстро ставшей настоящей «рабочей лошадкой» не только армейской авиации, но и вооружённых сил в целом. Для вертолетов была разработана унифицированная вертолетная система минирования (ВСМ) контейнерного типа. ВСМ подвешивалась на балочные держатели вне грузовой кабины. Вертолет с такой системой в некоторых документах именовался Ми-8ВСМ. Система была достаточно сложной в применении и требовала от экипажа значительных умений и навыков. Существенным её недостатком была большая неравномерность в постановке мин. Однако эта система позволяла производить минирование на больших скоростях, а, следовательно, в кратчайшие сроки непосредственно на линии боевого соприкосновения войск. У ВСМ был еще один недостаток — не очень большой запас мин, которым она снаряжалась. При этом не полностью использовались возможности Ми-8Т, который при полной заправке основных топливных баков мог брать максимальную нагрузку 4000 кг. Поэтому специально для Ми-8Т был создан вертолетный минораскладчик BMP, размещавшийся в грузовой кабине. Минораскладчик представлял собой установленные с наклоном в 50° — 60" лотки, в которые укладывались мины. Под лотками располагался ленточный транспортер, по которому сошедшие с лотков мины попадали на выходной лоток, находившийся в проеме полуоткрытого заднего люка грузовой кабины. Оригинальный механизм придавал лотку движение, и мины равномерно падали на землю. BMP отличался высокой надежностью и простотой в управлении. Однако для снаряжения его минами перед полетом требовалось значительное время. Масса позднего варианта ВМР-2 в снаряженном состоянии составляла 2800 кг. Таким образом, в войсках одновременно находилось два варианта средств, позволяющих выполнять минирование. Этими средствами было оборудовано незначительное количество вертолетов Ми-8Т и позднее Ми- 8МТ (один — два вертолета на полк). Во время подготовки летчиков к минированию с воздуха на вертолете Ми-8 первый полет всегда выполнялся с помощью минораскладчика, а второй полет — с помощью вертолетной системы минирования ВСМ. Это позволяло последовательно (по принципу «от простого к сложномр) подготовить экипажи к выполнению этой задачи. Очень часто в одном полете выполнялось минирование и постановка дымовых и аэрозольных завес. В процессе обучения экипажи должны были приобрести твердые навыки в выдерживании направления, высоты и скорости полета в соответствии с заданными условиями минирования противотанковыми и противопехотными минами.
Типовой полет на минирование местности с помощью минораскладчика выполнялся в простых и сложных метеоусловиях при полётной видимости не менее 1,5 км. Высота полета при минировании составляла от 3 до 50 м (в зависимости от типа минораскладчика и характера грунта), а путевая скорость — 15–20 км/ч. После взлета и выхода в район минирования экипаж проводил подготовку минораскладчика к работе. При минировании с помощью минораскладчика в состав экипажей включался расчет саперов из двух человек. В качестве саперов чаще всего привлекали авиационных специалистов части, обученных работе с минораскладчиком и обращению с минами. Обнаружив заданную площадку, летчик выводил вертолет на рубеж начала минирования на заданной высоте и скорости. Экипаж в этот момент готовил минораскладчик к работе. Первые два захода выполнялись без минирования для отработки взаимодействия в экипаже. Момент начала и конца минирования командир экипажа определял визуально. Минирование участка местности производилось с заданным шагом и интервалом укладки мин, после чего оси и границы минного поля наносились на карту. После окончания минирования минораскладчик устанавливался в походное положение. Высота полета при минировании с помощью систем ВСМ составляла от 20 до 100 м. Путевая скорость на Ми-8 при этом могла составлять от 20 до 230 км/ч в зависимости от типа мин и характера грунта на участке минирования. Надо заметить, что максимальная скорость горизонтального полета в диапазоне высот от 0 до 1000 м при максимальном взлетном весе для вертолета Ми-8МТ составляет 230 км/ч. Минирование могло выполняться днем и ночью одиночным вертолетом, в составе пары и звена противотанковыми и противопехотными минами. Полетам на минирование в составе пары должна предшествовать отработка этого вида боевого применения одиночно, а в составе отряда — подготовка в составе пар. Полет пары на минирование с воздуха выполняется в боевом порядке «пеленг вертолетов» на интервале, который бы обеспечивал заданный интервал укладки мин и на дистанции 70 — 100 м. Обнаружив заданную площадку, ведущий выводит пару вертолетов на рубеж начала минирования. На заданной высоте и скорости полета он дает команду на подготовку минораскладчиков (систем минирования) к работе. Первые два захода пара выполняет без минирования для отработки взаимодействия между членами экипажа (экипажами), определения путевой скорости и угла сноса. При минировании с помощью минораскладчика ведомый экипаж момент начала и конца минирования определяет самостоятельно, при минировании с помощью системы минирования начинает и заканчивает минирование по команде ведущего (с заданной задержкой начала минирования). Полет звена, отряда на минирование с воздуха происходит в боевых порядках звена — «пеленг пар» на интервале, обеспечивающем заданный интервал укладки мин, и на дистанции: между вертолетами в паре — 70 — 100 м, между парами — 200 м.
Продолжение следует.
МОДЕЛЬНЫЙ УГОЛОК
Скоростной бомбардировщик от ICM
Эту модель ждали давно, хотя, конечно, существовал старый и добрый фроговский СБ. Но всем, кто собирал советские самолёты 30-х и 40-х годов хотелось чего-то большего. И однажды украинская фирма ICM заявила о скором выпуске СБ 2М-100А. Дальше потекли тяжёлые последние месяцы и недели ожидания. — Ну, что?.. СБ вышел? — спрашивали друг у друга моделисты на клубах и виртуальных форумах. Наконец, момент настал, и модель появилась. Должен признаться, что сам я с моделизмом «завязал» в уже далёком 1990-м, когда занялся полиграфией (просто на это не стало хватать времени). А уходил с «королевского», как его называют, 48-го масштаба. Но за новостями модельного рынка всё же слежу и потому, когда на клубе появился СБ от ICM я, конечно, решил заглянуть в коробку, чтобы сравнить её содержимое с тем, что клеил в уже далёких 80-х. Признаюсь честно, я был несколько разочарован, но, списав это на собственную возможную некомпетентность и отсталость, решил послушать мнения окружающих. Замечу, что их восторги довольно быстро сменились критическими замечаниями и, когда нам в очередной раз высказали пожелание видеть в «Истории Авиации» ещё и статьи о моделях, то я, не особо раздумывая, тут же согласился опубликовать статью о СБ от фирмы ICM. Александр Булах.Сергей Толмачёв «А что, моя смола на “щелчке” собралась…», рассказывал о своём СБ в 72-м масштабе, выпуск которого начала известная украинская фирма ЮМ, автор мастер-модели Валентин Мучичко. Ну, не знаю, на каком по счёту щелчке у него всё это собралось… Если честно, я не знаю даже, с чего начать… Уж очень много мыслей в голове. Но, по-видимому, главный вывод после знакомства с ней заключается в том, что эта модель предназначена все- таки для мазохистов… Ознакомление с отливками вызвало двойственные ощущения: с одной стороны — отличная проработка поверхности, с другой — наличие мощного облоя на винтах, киле, и многих других деталях… Начало сборки радует — все понятно, чистенько отлито, все сходится… Но потом понимаешь, что это было только начало… Первый обескураживающий момент — сама инструкция. Её однозначно делал некто яйцеголовый. Или просто нетрезвый. Картинка мало того, что перевернута, она еще и перегружена смысловой информацией. Туча стрелочек и черточек мешает разобрать, с чего же стоит начать. Плюс мешает общая полупрозрачность бумаги, сквозь которую проступает текст. Заметно раздражает и отсутствие схемы расположения деталей. Она напечатана на первом листе, и, отделяя детали, приходится постоянно листать туда-сюда. Причина проста: детали на самих литниках никак не отмечены. Как будто нельзя было расположение деталей на литниках напечатать на отдельном листе. Желательно вместе с цветовой таблицей.
Вот такие нехилые, щели..
Остекление пилотской кабины лучше выкинуть в помойку сразу! Чтобы не мучится. Оно чрезвычайно толстое, мутное и грязное. Попытка осветления лаком Х-22 фирмы «Тамия» провалилась, так как выяснилось, что безвредный для фонарей других фирм лак ест изделия из «незалежней»!.. Результат сопоставим с тем, как если его окунуть в ацетон. Впору задуматься, из какого же мусора эти ребята делают фонари. В этой ситуации было принято радикальное решение: штатное остекление кабины пилота заменить изделием фирмы «Неомега», предназначенного, ещё для «фроговского» СБ. Отдельная благодарность Алексею Руссиянову за его работу. Стекло встало как фирменное! Иллюминаторы у стрелка и штурмана стоит отправить в то же мусорное ведро, куда улетел ранее фирменный фонарь пилотской кабины. Мало того, что они грязные, так ещё и не лезут в положенные для них места! Проще заменить их каплей Kristal Clear. Характерной частью СБ являются моторы М-100 с огромными «сотами» радиаторов. Валентин Мучичко говорил, что моторы и мелочевка делалась под самый конец. Как в таких случаях говорят: оно и видно… Сразу вспоминается английский анекдот про кенгуру, у которого передние лапы много короче задних. Почему так, спросите Вы? А как могло быть иначе? Господь же за семь дней сделал целый мир! Под конец не хватало ни времени, ни материала… Так и тут. Мотор состоит из четырёх деталей. Но пока их сложишь вместе… Детали приходится буквально вырубать из облоя. При попытке сборки выясняется, что с них надо стачивать огромную массу лишнего материала, чтобы они хоть как-то сошлись. После обработки выясняется, что образовались огромные щели. Шпаклёвка их заняла изрядное количество времени при сборке. Самое интересное начинается, когда моторы надо стыковать с центропланом, а последний — с фюзеляжем. Вот тут-то начинается настоящая порнография. 1. Надо менять порядок сборки. Надо собрать моторы БЕЗ верхнего капота, дабы потом без проблем поставить винты без риска их сломать. К тому же капот же надо изрядно подточить, прежде чем он влезет на место. 2. Срезать установочные штифты для движка. Они только мешают. Вообще, со штифтами в модели весьма печальная ситуация — в массе своей они не соответствуют друг другу. В общем, моторы здесь — это настоящая «пытка», которая не даст моделисту заскучать во время сборки. «Сращивание» фюзеляжа и хвоста представляет один из самых жутких моментов сборки, поскольку модель имеет уникальное членение фюзеляжа. Он состоит из кучи деталей, и трёх «отсеков». Само членение вызвало огромные споры в интернете. Кое-кто цитировал Мучичко, у которого, все это, якобы, сошлось без проблем. И говорили тоже самое про модель. Должен сказать, что это ложь! Даже на мастер-модели видна огромная щель. Что уж говорить о пластике, который имеет свойство усаживаться…
Чтобы не быть голословным, вот фото мастер-модели, на котором замечательно видна описанная выше жуть.
Понятно, чем обусловлено подобное членение — желанием сохранить детализированный бомбоотсек. Но сколько человек захочет разрушить славный образ скоростного бомбардировщика, раскрыв его створки? А мучится со стыковкой узлов придется всем… Теперь о турелях. Пулеметы, конечно, впечатляют своей ажурностью и филигранностью литья. Однако, они весьма не прочны, их очень легко сломать уже при установке стекла кабин. Верхняя хвостовая турель, как таковая вообще достаточна условна. Она представляет собой простенький полуовал, на который ставиться пулемет. Вертеться она, к сожалению, не может. А должна! И это разработчики модели вполне могли бы обеспечить, но не захотели. Снизу к турели подсоединена, судя по толщине пластика, бронированная «сидушка» стрелка. Место её установки обозначено весьма примитивно, равно как и само сидение. Под пластиной турели скрывается «интерьер». И правильно делает, что скрывается. Никакого силового набора на стенках вообще нет, там лишь висят ящики, выкрашенные в черный цвет. Носовая турель включает в себя не менее бронированную пластину под стрелка, два пулемета и простенькую гнутую палочку. Впрочем, обломанную практически сразу при попытке установить. Узел также нерабочий. Но здесь хотя бы сделан интерьер. Проработан силовой набор, на стенках клепка. К сожалению, вид турелей и их исполнение изрядно напомнил «фроговский» СБ… Пилотскую кабину так же отличают абсолютно голые стенки. Можно напомнить, что для гораздо более ранней откровенно дубовой модели фирмы МРМ и то предлагалась фототравленка для создания приборных досок. Но в ICM и этого нет, но зато есть: ажурный штурвал, педальная панель (мы не ошиблись, ибо она так отлита), абсолютно голая приборная панель (нет даже декали), кресло, крепящееся к силовому шпангоуту и собственно шпангоут. Что и говорить, для производителей смоляного «фарша» СБ от ICM представляет собой просто «поле непаханое». С чем их от души и поздравляем… Что касается шасси, то данная модель отличается очень тонкими стойками из всё того же легколомкого пластика, и ажурной конструкцией самой системы посадочных устройств. Нужно отделять и собирать очень осторожно, иначе не избежать горестного мата… Окраска, как известно, «дело сугубо интимное», а вот о декали стоит сказать пару слов. Раньше фирма ICM отличалась откровенно мерзкими, хрупкими и серебрящимися декалями. Взяв в руки листок новой декали, я отметил её непохожесть на старые, и подозрительное сходство с деками, лежащими у A-Model. Так оно и оказалось. Подложка тонкая, но хрупкая. Действие спирта на неё убойное — теряется сразу половина цвета. В общем, и здесь сплошные разочарования. Но не стоит отчаиваться, так как в ближайшее время должна подоспеть декаль для «испанских» СБ фирмы «Бегемот». Да и декаль для копий этих машин, участвовавших в Зимней войне, судя по имеющейся информации, также в работе. Что же в сухом остатке? Несмотря на впечатляющую деталировку, при сборке моделиста ожидает количество шпаклевки, пожалуй, даже большее, нежели то, что используется при сборке старого доброго фроговского СБ. А его, между прочим, пилить куда как приятнее…
Последние комментарии
5 часов 45 минут назад
14 часов 37 минут назад
14 часов 39 минут назад
2 дней 21 часов назад
3 дней 1 час назад
3 дней 3 часов назад