Впервые в Библии [Меир Шалев] (fb2) читать постранично

Меир Шалев Впервые в Библии

Рафаэле и Цуру

Предисловие

Первая книга Библии называется на иврите Берешит, «В начале», — таковы первые ее слова. Но хотя слова эти относятся в Библии только к сотворению мира, мы находим в ней и многие другие «начала»: то, что происходило в первый раз, — первую любовь, первую смерть, первый смех, первый сон, — а также тех, что были избраны первыми испытать различные чувства: рождение первенца, первую ненависть, первый обман, — равно как и тех, кто удостоился звания первого в истории музыканта, царя, кузнеца или шпиона.

Эти «первые разы» могут порой озадачить. Например, первая смерть в Библии — не естественная. Первый плач — не плач новорожденного, и не слезы родителя, потерявшего сына, и не рыдания обманутого влюбленного; первый в Библии сон приснился второстепенному филистимскому царьку, а не какому-нибудь памятному историческому деятелю; первыми поцеловались не двое влюбленных, а сын с отцом, и поцелуй этот был не выражением любви, а знаком подозрения и способом проверки. И даже первое появление в Библии слова «любовь» связано не с любовью мужчины к женщине, или женщины к мужчине, или ребенка к матери, или матери к ребенку, — нет, первой была любовь отца к сыну.

В этой книге рассказывается о нескольких таких «первых разах» в Библии, и от каждого из них я переходил к размышлениям о других, связанных с ним, сюжетах, так что порой, наверно, слишком увлекался. Впрочем, я поставил себе за правило: каждый «первый раз», послуживший мне отправной точкой, должен быть назван в Библии своим именем. Поэтому первую любовь и первую ненависть, к примеру, я нашел не по указке комментаторов, а благодаря тому, что искал истории, в которых сами эти слова — «любовь» и «ненависть» — появляются впервые.

У меня уже была книга, посвященная Библии, — «Библия сегодня», недавно вышедшая по — русски вторым изданием. Я, однако, не пытаюсь заменить этими книгами чтение самой Библии и, уж разумеется, не претендую на это. Напротив, я настоятельно рекомендую читателям снова и снова перечитывать Первоисточник, всякий раз открывая новое, — в нем и в себе.

Меир Шалев

Первая любовь

Как-то раз я попал в рыбачью деревню в Андаманском море. В отличие от обычных таких деревень, эта не тянулась вдоль берега, а плавала в открытом море. Ее дома были построены на заякоренных плотах, которые соединялись друг с другом канатами и деревянными переходами.

Деревня мирно качалась себе на волнах, то подымаясь, то опускаясь. Меня охватило странное чувство. Обычно, сходя с лодки на причал, сразу ощущаешь приятную, прочную устойчивость суши, а тут одно покачивание просто сменилось другим.

Жили в этой деревне мусульмане, рыбаки из Малайзии. Я долго бродил среди их плавучих домов, пока не увидел приоткрытую дверь и сидевшего за ней худощавого мужчину. Мы обменялись взглядами, он улыбнулся и жестом пригласил меня войти. Мы пили чай. На стене висели фотография и рисунок. На снимке был запечатлен пейзаж, как будто бы европейский — зеленые долины, коричнево-красноватые фрукты, водопады и заснеженные вершины. Рисунок показался мне более знакомым: юноша лежит на жертвеннике, старик занес над ним нож, сверху парит ангел, а сзади, в кустах — баран со связанными рогами.

На мгновенье я подумал, что обнаружил одно из десяти затерянных колен^[1], и уже начал было мысленно сочинять письма в Главный раввинат и Сохнут, чтобы там поторопились вернуть это колено домой, в Израиль. Но все же, перед тем как упасть в объятья новообретенного брата, я поинтересовался, что изображено на его рисунке. Гостеприимный хозяин указал пальцем на старика с ножом и со странным акцентом сказал: «Абрагим». Потом показал на мальчика и сказал: «Асмаил». Я не стал спорить, но по возвращении в Иерусалим проверил и нашел, что так действительно написано в Коране. Измаил, а не Исаак — вот тот сын, которого, согласно Корану, Бог велел Аврааму принести в жертву^[2]. Конечно же мне следовало знать это раньше.

Казалось бы, такая подмена должна была меня удивить, но вместо этого я почувствовал горечь. Наш конфликт с мусульманами, понял я, возник не только из-за страны и даже не из-за ее святых мест. Мы не поделили любовь. А точнее — отцовскую любовь. И что еще больше усложняет дело — не ту любовь, что выражается в предпочтительном благословении того или иного сына или в каком-нибудь подарке (например, в полосатой рубашке, которую праотец Иаков подарил любимому сыну Иосифу), а ту, что выражается в поступке, и притом самом страшном из всех поступков в книге Бытия, — в принесении в жертву собственного сына. В Библии сказано: «Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь… и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение» (Быт. 22, 2)^[3]. Так вот, потомкам Измаила довольно трудно видеть