Петрович, повелитель Вселенной [Петр Ирисов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Петр Ирисов Петрович, повелитель Вселенной

нравоучительный роман

1. Похищенный

Свой первый шаг в новом для себя качестве повелителя вселенной Петрович сделал в пятницу, в 22:18, на платформе «148 км».

Неудачный, надо отметить, шаг.

Проводив взглядом электричку, Петрович привычно задумался, проявить ли ему удаль молодецкую и лихо спрыгнуть с платформы или не рисковать штанами и костями и спокойно платформу обойти. Обходить было лень, прыгать страшновато.

И тут Петрович приметил в неверном свете луны камешек, на который было бы очень удобно спуститься прямо с платформы. Видимо, не ему одному не хотелось терять несколько минут на обход. Вот на него Петрович и шагнул.

Первое, о чем он подумал, когда очнулся, что он все-таки старый идиот. Потому что очнулся он, судя по электрическому освещению, в больнице, а значит, все может быть очень и очень плохо. Ели бы все было хорошо, или даже не очень плохо, никто бы не озаботился транспортировкой тушки в больницу с отдаленного полустанка. Вообще странно, что кто-то этим всё же озаботился, потому как на платформу Петрович вышел один, а следующая электричка должна была быть только через четыре часа.

Однако боли он не чувствовал. Парализован? Нет, ручки-ножки шевелятся. И где это я?

Больничная палата? Но нет, больничные палаты выглядят иначе.

На больничную палату помещение, в котором обнаружил себя Петрович, походило мало.

По крайней мере, на те палаты, в которых Петровичу так или иначе доводилось бывать.

Комната три метра на четыре, кровать, и надо сказать довольно удобная кровать, пара стульев, стол, экран. Душ за загородкой. И параша. В смысле, симпатичный белый унитазик.

А вместо одной из стен — решетка.

Мило.

Нет, не палата. Скорее камера.

Изрядно струхнувший Петрович слез с кровати и подошел к решетке. Напротив глухая стена, справа и слева коридор.

— Есть кто-нибудь?

Ха-ха. Так все и отозвались. Вылезли из-за углов с дебильными улыбками и воплями «Вас снимают скрытой камерой!».

На звук за спиной Петрович отреагировал чрезвычайно резко, буквально развернувшись в прыжке. Но это всего-навсего открылась ниша, в которой он обнаружил судочки.

— А в тюрьме сейчас макароны дают, — сказал он, совершенно не понимая, что происходит. И тишина, жуткая гнетущая тишина.

Действительно макароны. Точнее спагетти. Как положено, с кетчупом и жаренным куриным окорочком. И пиво. Бутылка «Балтики» N3.

Абстинентом Петрович не был, но и пить такую дрянь не собирался — А можно пиво заменить?

«Вино какой страны…» Но нет, голос не раздался, вопрос не прозвучал

Вжих, вжи-и-их, ниша закрылась, открылась, и вместо пива стояла полторашка «Кока-колы». Даже не фирменной.

— А можно что-то менее ядовитое?

Вжих, пауза, пауза, вжи-и-и-их. Бутылка кваса «Очаковский».

Ну, квас это не так страшно как кока-кола. Ладно. И на просьбы отзываются. Уже легче. Понять бы, за что его законопатили? И зачем?

Перекусив, Петрович сунул судочки в нишу. И был вознагражден пультом от экрана.

Самый обычный телевизор. Сто каналов, смотреть нечего. Телевизор Петрович и дома не жаловал.

— А книгу можно заказать? — спросил Петрович, с надеждой заглядывая в нишу.

Нет, видимо нельзя. Обнадеживающее «вжих» не раздалось.

Он повернулся к экрану.

Хо! Вместо говорящих голов на экране появился список.

Маринина.

Донцова.

Картленд.

Да уж, культуру, что называется, в массы.

За месяц пребывания в узилище Петрович так и не увидел своих тюремщиков. Общение с внешним миром происходило через нишу, причем иногда достаточно было загадать вслух и тут же посредством ниши получить желаемое, а иногда предлагался выбор на экране. Или не предлагался, и неведомые силы просьбы Петровича тупо игнорировали.

Раз в неделю он получал сменку одежды и постельного, с кормежкой тоже, в конце концов, удалось добиться приемлемых результатов. Пожаловался на одиночество и обнаружил в нише резиновую надувашку. Подруга, однако.

Сколько он ни ломал голову, смысла в своем заточении не находил. Тайн государственных он не знал, в аферах и прочем криминале не участвовал. Квартира и дача? Ценность, конечно, но, если бы на них зарились, грохнули бы давно и в речку спустили. Ну кому и для чего нужен одинокий пятидесятилетний мужчина? На органы разобрать? Так тут впору самому думать о замене половины требухи, чисто в профилактических целях. И если бы на органы разбирали, то какое-то медицинское обследование сделали бы, да хоть кровь бы взяли на яйцеглист.

Одним словом, в худшие минуты Петрович чувствовал себя боровом, которого откармливают на убой, а в лучшие главным участником глупого розыгрыша.

Но через месяц случилось событие, надолго выбившее Петровича из колеи. Приехал робот-уборщик. Никак иначе фигню, которая лазила по камере и жужжала, оставляя за собой влажный след, назвать было нельзя. Само по себе появление такого робота происшествием было, конечно, не рядовым, с учетом того, что за месяц событий практически и не было (это если не считать появление резиновой подружки), но фигня, кроме прочего, ещё и уверенно ползала по стенам и потолку.

Петрович даже отошел от нее в самый дальний угол. Нафик-нафик таких роботов, что по потолку ползают и законы гравитации нарушают. Кто их знает, что там у них в процессорах живет.

Однако фигня пожужжала и скрылась в нише. И все.

От скуки Петрович начал отжиматься и приседать. Неведомые силы тут же подкинули в нишу спортивные тапки и шортики с маечкой, а экран сам собой переключился на что-то типа зарядки с инструктором. Тоже событие.

Через месяц жужжалка снова навестила Петровича.

Конечно, он пытался по-всякому поговорить со своими тюремщиками. И орал, и умолял, и плакал (для чего ему пришлось заказать сырой лук). Но неведомые силы на контакт не шли и никак своих намерений не проявляли.

Через месяц Петрович сказал жужжалке «Здрасте». Дурка близко. Дурка уже за поворотом…

Но через пару ночей Петрович был разбужен миганием экрана. Буквы из множества алфавитов устроили вакханалию. Они наползали друг на друга, словно спаривающиеся жучки. Не до конца проснувшийся и слегка ошалевший Петрович успел заметить, как буквы катаканы перетекли в деванагари. Строчки закручивались в спирали, взрывались фейерверками. Это было страшно.

«Мене, текел, упарсин».

И вдруг — ш-ш-ш-и-и-х-х-х-х! Решетка уходит в стену, а на экране появляется надпись:

Приказом N117

От 19.27.230003

СЕРАФИМОВ Валентин Петрович

Назначается и.о. командующего объектом «БАЗА»

2. И.О. Командующего

Исследовать всю территорию базы ему так и не удалось, даже когда он обнаружил велосипед на одном из складов. Фактически он был уверен, что на Базе (даже мысленно он называл ее с большой буквы) не так все просто с пространством. Никакая база не может быть размерами с пол-Москвы.

Планировка точно была не совсем человеческой. Странные переходы. Двери, открывающиеся в самых неожиданных местах.

Буквально после своего назначения Петрович обнаружил в нише два предмета, снабженных бирочками. Ключ Командующего и Планшет Командующего. Некоторые двери на ключ не реагировали. Иногда, правда, Петрович сомневался, двери ли это. А иногда слышалось неожиданное пш-ш-ш и дверь открывалась в, казалось бы, совершенно глухой стене. И что могло быть за дверью — чистая лотерея. Пять ДШК и сто тысяч патронов к ним. Двадцать тысяч комплектов холодного оружия и доспехов. Огромный холодильник с неизвестными письменами, которые планшет перевел как «Генетический банк», а в холодильнике невероятное количество маленьких коробочек с теми же нечитаемыми карябулками. Петрович взял две первые попавшиеся, поднес к планшету. Тот послушно перевел. На одной написано «сплинтериус, самец», на другой «першерон, самка». Остальные Петрович и не разглядывал.

И много чего разного было за таинственными дверями. Лаборатория по производству драгоценных камней, это понятно. А вот лаборатория сенедюльных процессов? Это как? Может, туда лучше и не заглядывать?

Ни одного человека, да что там человека, ни одного живого существа на Базе Петрович так и не обнаружил. И следа не нашел. И выхода с Базы не нашел. Планшет, правда, проложил ему маршрут к стыковочно-транспортному узлу. Но дверь по первому запросу не открылась. А настаивать новый командующий не решился. А ну как за дверью вакуум? Или… или вообще черная дыра?

Нет. Не будем торопиться.

Вокруг здоровенного агрегата, обозначенного планшетом как «комплекс диагностики, лечения и омоложения», Петрович ходил, облизываясь, уже с неделю. Конечно, омолодиться и вылечиться было крайне заманчиво. Но до безумия страшно. Вдруг сенедюльные процессы косо-криво пойдут и выйдешь из агрегата першероном, самкой? Или даже сплинтериусом, самцом?

Планшет настаивал, что все будет чики-пуки, все под контролем, и превратится Петрович не в неведому зверушку, а в тридцатилетнего красавца. Или двадцатилетнего. Каким захочешь, таким и выйдешь.

С точки зрения самого Петровича, внешняя разница между ним сегодняшним и тридцатилетним заключалось только в наличии лысины и пуза. Лысина для него была некритична, а пузо было небольшим и жить не мешало. Второй вопрос, что там с кишками-мишками, может и нужно что-то подлатать. Нервный вопрос.

Еще вновь испеченного командующего сильно напрягало отсутствие указаний от вышестоящих руководителей. Точнее, наличествующая неопределенность.

Бытовые условия у него практически не изменились, жить он продолжал в той же камере. И пайку получал из той же ниши. Только роба сменилась на комбинезон. И добавился красивый черный берет с блестючками.

Велосипед сменился маленькой машинкой, как у гольфистов, но на скорости изучения Базы это никак не отразилась. Может и не пол-Москвы. Может и вся Москва, судя по планам. Причем База была многоуровневой. Как административные здания старой постройки, где, пройдя по переходу, с третьего этажа одного корпуса попадаешь сразу на пятый в другом.

Угнетало одиночество. Планшет, конечно, старался как мог, и анеки рассказывал, и в шахматы они с Петровичем играли, но хотелось-то живого общения. И вот однажды, в ответ на очередные сетования Петровича, планшет предложил вывести из стазиса полиморфов. И не дожидаясь вопросов, рассказал, что так называются ремонтные дроиды из псевдоплоти, которые могут стать кем угодно. Или чем угодно. Хоть Буденным, хоть его лошадью, согласно заветам поэта.

Полиморфов на Базе хранилось полсотни основных и две сотни дополнительных. Разницы между ними Петрович из объяснений планшета не уловил, но особо и не старался. Намного интересней ему показалось овладеть программой модификации.

В самом деле, из полиморфа можно было сделать любое живое существо, лишь бы массы хватало. Вот, например, слон. Соединяй полиморфов до нужной массы, нажимай кнопочку «сделать по образцу из базы данных» — и у тебя слон. Или сам, если чувствуешь в себе силы и талант, моделируй слона. И от живого не отличить. Ходит, хоботом машет, ушами шевелит. Теплый. Большой. Полюбовался Петрович слоном и развоплотил его. Что делать слону на Базе? Что делать Петровичу со слоном?

Но еще интересней были две кнопочки в программе, «личность» и «навыки». И то и то можно было конструировать по своему желанию, как будто героя конструируешь в компьютерной игре.

База данных — и личностей, и навыков — была огромной, просто чудовищной. И исторические персонажи, и такие чуды, как «усредненная содержательница пансионата в викторианской Англии». Или «усредненный немецкий ремесленник эпохи Бисмарка». А некоторые выражения Петрович просто не понимал.

И непонимание заставляло его снова и снова ломать голову, на какой же Базе он находится. Вариантов собственно было два. Либо Будущее, либо пришельцы инопланетные. Либо то и то в одном флаконе.

И навыки забавные встречались. Таксидермист, например. Или изготовитель гребней из нефрита.

После того как Петрович за одной из множества дверей отыскал баню, он, наконец, решился превратить полиморфов в человекообразных, что называется, по образу и подобию. Ну как в бане в одиночку парится? Вообще нонсенс. Оживил двоих, сделав их похожими на своих приятелей. Заодно решил потренироваться, как вообще будет получаться программирование полиморфов.

Мелькнула мысль и девок сделать, но решил повременить. Мало ли как оно с девками-роботами в бане, еще не выдержат температурных нагрузок.

И баня, и полиморфы, и пиво с раками оказались выше всяческих похвал. Проблем с заказом еды Петрович не испытывал с момента получения планшета, так что здесь подвохи и не ожидались. И полиморфы вели себя естественно. Не совсем как приятели Петровича, но не знай он, что их происхождение искусственное, и не отличил бы от обычных мужиков. Ну и в бане попарится само по себе очень приятное мероприятие. Тем более что Петрович схитрил и одному полиморфу дал навык «банщик». И не прогадал.

А еще из третьей доли полиморфа Петрович сваял себе собачку. Эрдель-терьерчика. Кличка Джуля. Хорошая собачка получилась, добрая и приветливая. Особенно если учесть, что ни кормить, ни выгуливать ее было не нужно.

А через несколько дней после бани экран сообщил Петровичу, что он теперь не и.о., а полноправный командующий.

3. Командующий. Нюфаундленд — Канары. Неизвестно когда

И как истинный командующий Петрович принял рапорт о положении дел на Базе, от которого надолго выпал в осадок.

Как он и предполагал, на Базе случился локальный армагеддец, и все местные куда-то делись. Куда, Петрович понять не мог. То ли померли и разложились, то ли открыли дверь стыковочно-траспортную и провалились в черную дыру. Но случилось это давно. Непонятно как давно, потому что База обладала способностью перемешаться не только в пространстве, но и во времени. Непонятно также, было ли заключение Петровича своеобразным тестом на профпригодность, или это тупая программа пополнения космических зоопарков сработала нестандартным образом, не разобравшись, где Петрович, а где, к примеру, гиббон.

В настоящий момент База находилась географически неподалеку от Ньюфаундленда, а хронологически неизвестно где. Потому что основной хронобульбулятор накрылся медным тазом, а резервный работал неустойчиво. Возможны флуктуации, робко уточнялось в рапорте. Петрович прям почувствовал, как в текст рапорта пробирается призрак виноватого смайлика.

Искин Базы принял на всякий случай решение замаскироваться под скалу, так что Петрович мог вылезти на обзорную площадку, сесть на барабан и обозреть окрестности.

В окрестностях парили чайки и плескались волны. Красиво. Особенно после полугода вынужденного заточения.

Двадцать полиморфов были отправлены ремонтировать резервный хронобульбулятор. Один ушел искать на складах подзорную трубу, непременно медную. Еще двое монтировать радиолокационную станцию.

Сам командующий действительно подобно Наполеону уселся на барабан и принялся кушать шашлык-машлык, запивая его хванчкарой.

Смотреть в подзорную трубу на чаек. Или альбатросов. Или этих… как их… Но точно не пингвинов.

И думать.

В том, что никаких радиосигналов не будет, он был практически уверен. Через час вера сменилась знанием.

Значит, прошлое.

Прошлое…

В силу своей прежней профессии Петрович иногда представлял, чтобы он натворил, попав в прошлое. И даже давал такое задание своим ученикам. Но одно дело сидеть на мягком диване и, ковыряясь в носу, фантазировать, а второе дело в этом самом прошлом реально оказаться.

«Правда, — подумал Петрович — еще неизвестно, было бы лучше оказаться в настоящем. За такую базу меня бы на атомы распылили, а в том, что ее удалось бы скрыть, есть большие сомнения».

К хорошему привыкаешь быстро, и гигантские сокровища Базы Петрович уже искренне считал своими. И делиться, особенно с государством или иным жульем, не собирался вовсе.

Конечно, напрягши серое вещество, можно и в настоящем неплохо устроиться. И базу не потерять, и как сыр в масле кататься. Наверное.

Однако с настоящим не сложилось.

И жалеть о настоящем по большому счету было не из-за чего. Дети выросли и жили своей жизнью, да еще и за тридевять земель, дружеские связи, как и любовные, были необязательными и легко заменяемыми.

Каждый прожитый год все сильнее превращал Петровича в циника и мизантропа, и, поддерживая с основной массой своих знакомых ровные уважительные отношения, в душу никому не лез и к себе никого не пускал.

Так что из-за невозможности вернуться в свое время Петрович особо не огорчился. Куда больше его расстроило то, что на Базе не была предусмотрена возможность выведения разведывательных спутников.

А может и была. Но теперешний уровень понимания между искином и Петровичем оставлял желать много лучше. Хорошо хоть искин согласился говорить как нормальный человек, а не как безумный робот из дешевой кинофантастики. Так что спутников пока нет. В качестве компенсации искин предложил командующему беспилотники. Устойчивая передача сигнала 300 км, 5 часов в воздухе.

За две суток ударного труда полиморфы стабилизировали работу хронобульбулятора, торжественно переименованного в Машину Времени с прикручиванием к агрегату латунной таблички. Он никому не признавался, но в душе был тайным фетишистом разнообразных табличек и шильдиков.

Но откалибровать Машину Времени не удалось, так что вопрос «когда?» пока остался безответным.

Петрович попытался втолковать искину, что надо, мол, на звезды смотреть, даже вспомнил умное слово «прецессия», однако искина как заклинило — нет данных и хоть ты тресни.

На Ньюфандленде беспилотники поселений не обнаружили.

То есть теоретически 19-й век можно было исключить. А может и 18-й.

Вообще-то англичане ловили селедку в здешних водах с конца 15-го века, но Петрович допускал, что сейчас не сезон. Или англичане не толпами сюда плавали. Или беспилотники их не нашли.

Так что для ответа на вопрос «а какой сегодня день» нужно было перебираться куда-то в более цивилизованные места. И в более теплые.

Искин предложил два варианта. Или База трансформируется в большой корабль, или Петрович получает круизную яхту.

Яхту сухопутная крыса отвергла сразу. А вот большой корабль…

— «Ямато» можешь сделать?

— Даже тримаран могу из «Ямат» соорудить!

— Отлично. Делай «Ямату». Только поставь зенитной артиллерии побольше. Чисто на всякий случай. И назовем его не «Ямато», а «Флеш-Рояль».

— Как скажешь, начальник, — не стал спорить искин. — Хоть «Флеш-Тамбурин».

Сабатини юный Петрович проглотил в 12 лет, в пионерском лагере. И идея «грабить кОрОваны» овладела сердцем восторженного почитателя капитана Блада. Поэтому командующий не удивился, поймав себя на планировании перехватов «золотых галеонов».

Хоть пари сам с собой заключай, в когда попал!

Глупая морская птица столкнулась с беспилотником и упала на палубу «Рояля», где и была изловлена Джулей, предоставив тем самым прекрасный повод испытать лечебно-омолаживающий агрегат. Лечение прошло блестяще, а пробу на омоложение Петрович решил поставить на ком-то более эволюционно близком.


Через четыре дня беспилотники обшаривали окрестности Гаити. Ни капитана Блада, ни испанцев и вообще никаких европейцев. Только голозадые индейцы на пирогах. Видимо, Колумб до Америки еще не доплыл. А если и доплыл, то вот буквально вчера.

Ни до-, ни послеколумбова история Латинской Америки Петровича не привлекала со времен университета. Конечно, он ее и учил, и даже благополучно сдал, но выветрились она из головы мгновенно. И идея стать Кецалькоатлем и навалять испанцам не грела душу ни единой секунды.

Вообще, испанцы по отношению к нашим, а в «наши» Петрович записывал от времен Аскольда и Дира и по развал СССР, по сравнению с остальными практически и не проявили себя с плохой стороны. Разве что во время своей Гражданской, но тут наши сами лоханулись, посылая транспортные суда без сопровождения.

Так что и без испанцев список кому навалять получался приличный. Англичанам за все хорошее, японцам за русско-японскую, фашикам за две войны. Туркам за проливы, монголам за вторжение. Крымским татарам за набеги. Как и половине Кавказа. Полякам. Им за Смуту отдельно, а за весь 19-й век — отдельно.

Слова «политкорректность» и «толерантность» Петрович полагал ругательными и с собой не ассоциировал.

Особый шик Петрович находил в том, чтобы забросить удочку с борта «Рояля» и ждать, когда клюнет марлин. Марлины потуги горе-рыбака игнорировали, но Петровича это вовсе не расстраивало. Он и в своем времени не отличался добычливостью на рыбалках. Но думалось с удочкой в руках хорошо.

А думалось вот о чем. Либо скитаться по морям подобно «Летучему Голландцу», либо топать на материк, все равно какой, и интегрироваться в местное общество. И вариант «Летучего Голландца» представлялся очень даже привлекательным.

Люди только мешают,
Путаются под ногами,
Вечно чего-то, чего-то, чего-то хотят.
От них одни неприятности,
От них одни неприятности,
Ах, если б не было людей…
Ханс Магнус Энценсбергер
Первичный импульс выяснить «когда» уже перегорел, равных соперников в этих временах у Петровича не могло быть в принципе, и по большому счету причин, заставляющих торопиться с интеграцией, Петрович не видел.

— Хе-хе, вот и второе отличие между мной сегодняшним и мной тридцатилетним выявилось — невесело подумал Петрович.

В тридцать он бы уже был на полпути к трону Повелителя Мира.

Однако выяснить «когда» все-таки необходимо, в том числе и для собственного успокоения. Правда, Петровичу удалось убедить самого себя, что сейчас 1480-е, и он вот-вот встретит старину Колумба.

Вот, кстати, интересный вопрос. Утопить ли Колумба, тем самым задержав открытие Америки на неопределенное количество лет, или не вмешиваться?

Дело не в Колумбе как таковом, а в принципе. Менять историю или нет? А если менять, то на что? Пока ответа на эти вопросы Петрович внутри себя не нашел. А снаружи Космос молчал, пирамиды и минералы словно оглохли, Высшие силы упорно отворачивались и Мироздание не подкидывало никаких, даже незначительных намеков.

Между тем погоды за бортом стояли прекрасные. Солнышко, море, никаких тропических ливней. Из всех огорчений — марлины в гости не заходят. Фактически, курорт.

Кстати, о курортах. Можно скататься на Канары и посмотреть, кем они заселены. Европейцы там начали тусоваться вроде бы с 1400-го (завоевание началось в 1402, тут же подсказал искин, выведя дату на планшет). Так что хоть ориентировочную дату можно будет установить.

Пользуясь тем, что все равно никто не увидит, а значит и смеяться не будет, Петрович реализовал одну давнишнюю мечту. Сделал из четырех полиморфов белого коня, остальных обрядил в фантастическую военно-морскую форму и провел Парад. Матросы на зЁбрах. Горно-подводные войска

Э-э-э-э-хх! Клеши семьдесят два сантиметра! Скока той жизни!

И в качестве апофеоза жахнул из главного калибра.

После чего все прогрессивное человечество (в лице Петровича) с чувством глубокого удовлетворения отправилось на Канары.

За пять дней беспрерывных полетов беспилотников ни на Тенерифе, ни на Гран Канариа следов пребывания бледнолицых братьев обнаружить не удалось.

Гуанчи пасли своих скотов, пересвистывались на склонах гор — Бетанкур не соврал — и с европейцами не воевали. Ввиду отсутствия таковых.

Значит, не 1400. Раньше.

На Тенерифе Петрович украл козу. Причем не сам украл, а полиморфов заставил.

Три полиморфа под покровом ночи прокрались в селение, усыпили несчастное животное и скрылись вместе с похищенной красавицей не обнаруженными.

Кража козы была совершена исключительно в интересах науки.

Знатоком коз Петрович не был, возраст на глаз определить не мог, поэтому выбрал самое невзрачное и дряхлое на вид животное.

А из омолаживающего агрегата выскочила веселая жизнерадостная козочка. Срок омоложения Петрович установил на -5 лет, исходя из того, что козы живут 9-10.

Трудно сказать, насколько она помолодела, но выглядела она не в пример здоровее, чем до помещения в агрегат.

Козу вернули в селение. Одним мифом больше, одним меньше, какая разница?

Был по молодости у Петровича приятель с незамысловатым погонялом Длинный. Имел Длинный местом приложения всех своих немалых сил точку на рынке. Вертелся, как уж, зарабатывал себе денюжку на пропитание. И неожиданно для всех с рынка свалил. Год перебивался с хлеба на воду. А потом попал в большой бизнес и нормально у него все сложилось. Любопытствующим свой уход с рынка позже объяснил так: «Почувствовал что засасывает. Весь мир сжался до рыночного забора, как будто за ним и жизни никакой нет. Интенсивность событий колоссальная, а их реальная значимость равна нулю. Не захотел становиться человеком с рыночным мышлением. И ушел. И не жалею. А то так бы и остался до конца дней своих королем своей палатки».

Про Длинного Петрович вспомнил, наблюдая за повседневной жизнью гуанчей. Мелькнула у него мысль поселиться в одном из племен, пожить жизнью по заветам Жан-Жака и Гринписа. Про гуанчек он читал, что их считали красивыми, и в самом деле были экземпляры очень даже ничего.

Но.

Фактически это жизнь травоядного. Деревня она и есть деревня, только и того, что не среднерусская равнина, а Тенерифе. И что в этой деревне делать? Козам хвосты крутить?

Одно дело в заточении вынужденном пребывать, другое — в добровольные отшельники податься.

Точнее, даже не в отшельники, а в козопасы.

Или основать Великую и Ужасную Канарскую Империю? Даже не смешно.

Читал как-то давненько Петрович роман Лу Сулитцера «Зеленый король» о некоем хитроумном комбинаторе, который в перерывах между созданием новых фирм и зарабатыванием очередного миллиона уходил на полгода в сельву и жил там с индейцами. Хорошо как литературный прием. А в реальность такого варианта Петровичу совсем не верилось.

Недельку-другую так пожить — куда ни шло. Вроде как в отпуске побывал. Но полгода… И ритм жизни, и задачи, и направленность мышления настолько разные, что совмещать это все, мягко говоря, сложно. И не очень понятно, зачем.

Так что остаются гуанчи вариться в собственном соку. Не бывать великой империи гуанчей. Не в этот раз, не в этой жизни.

4. Командующий. Канары — Испания. Неизвестно когда

«Флеш-Рояль» взял курс на Испанию.

Срочную Петрович служил в пехоте. Из сержантов в генералы — это по-нашему. А вот имеет ли он право присвоить себе звание адмирала? Вопрос серьезный. С одной стороны, командовать такой громадой может только адмирал. С другой — генерал звание сугубо сухопутное и в море неуместное. Изворотливая память подкинула фигуру Черчилля, любившего рядиться в мундиры разных родов войск.

Петрович пожалел, что косная военная машина не придумала специального красивого слова для командующего ВВС. А как было бы здорово: на суше генерал, в море адмирал, а в небе еще кто-нибудь.

Более всего свежеиспеченного адмирала волновала возможность встречи в море с туземцами — хроноаборигенами? — местными, одним словом. Их, во избежание ненужных слухов и сплетен, пришлось бы топить, да еще и следить, чтобы ни один не доплыл до бережка. А это противоречило, в общем-то некровожадной, натуре Петровича. То есть не то чтобы он был пацифистом, но если убийств можно избежать, то почему их не избежать?

Тем более, что у беспилотников ресурс был практически вечным.

Однако недаром говорится в страховых документах — «и неизбежные на море случайности». Беспилотник заметил корытце, на котором двое горемык собирались отдавать богу душу. Собственно, Петрович успел в последний момент: по оценке диагноста еще пара часов, и негры умерли бы от обезвоживания.

Конечно, Петрович предполагал, что лечебный комплекс должен уметь многое, но реальность превзошла все ожидания. Превратить негров в японцев, снабдив их работающими жабрами, не составило для агрегата никакого труда. Ну и омоложение функционировало на «отлично». В подростков негры прервались без всяких осложнений. Петрович подозревал, что и до эмбриональной стадии можно было бы дойти. Но не рискнул. Причем, по уверениям лечебного комплекса, носившего теперь гордое имя «Айболит», на уровне развития разума, памяти, психики превращения никак не сказывались. Разумеется, если не задавать их специально.

Ну и видимо, что бы добить Петровича окончательно, искин предложил клонировать негров и заморозить их, вдруг еще захочется в доктора поиграть.

Фактически «Айболит» с клонирующим аппаратом, названном, естественно, «Долли», гарантировали Петровичу бессмертие.

От открывающихся перспектив генерал-адмирал пришел в возбуждение необычайное. Будущее начинало, прочерчиваться, несколько иначе.

Негров Айболит подлатал, насколько было возможно. Единственное, зубы не стали новые отращивать и шрамы с тела убирать, чтобы вопросов не возникало. Отбуксировали их корытце поближе к африканскому побережью и, не медля, направились к берегам Испании.

В конце концов Петрович узнал, какое сегодня число.

Воскресенье. 19 июня. 918 год.

Или 2 мухаррама 306 года хиджры.

5. Командующий. Испания — Азоры — Испания. Лето 918 г.

Предстояло крепко подумать. Для думания были избраны Азорские острова, полностью безлюдные.

Полиморфы выстроили Петровичу небольшое бунгало, в котором он и принялся насиловать мозг.

«И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия».
Шекспира Петрович не любил. А цитату запомнил по прочитанному еще в детстве «За миллиард лет…». Проблема любого правителя — продолжатели. Случаев в истории, когда сынок здраво и толково продолжил бы дело папки, очень немного. А уж чтобы и внучек на уровне оказался, это все равно как джек-пот сорвать.

— Не «Миллиард…», а «Гамлет» Шекспира. А Стругацкие цитировали в «Трудно быть Богом», правда поменяв «имя» на «время», — уточнил искин.

— Неважно. Непринципиально.

А вот клонирование делало проблему качества наследников несущественной. И можно планировать грандиозную цель на несколько поколений. Да что там поколений, на несколько веков, лишь бы интерес к жизни или к цели не утратился. Хотя и это можно компенсировать, если Айболит не врет.

Петрович принялся припоминать известных ему бессмертных.

Горец, само собой. Дункан МакЛауд, который «остаться должен один». Совершенно бессмысленная и бесполезная жизнь.

Агасфер. Ну, такому бессмертию не позавидуешь, и, опять-таки, практически бесполезный вариант.

Кащей. Смерть в яйце, крыльце, стрельце и венце.

Бог-Император Лито II. Крутой парень, и все очень ловко устроил.

Но быть бессмертным среди смертных крайне опасное мероприятие. Они будут немножко обижаться и немножко завидовать. И так или иначе попытаются любую династию свергнуть. Неважно, насколько позитивно будет правление, просто из вредности.

Значит, правление должно быть тайным. Хроники Акаши, сионские мертвецы. Бильдербергский клуб и все такое.

— Мудрецы, — снова влез с поправкой искин.

— Что?

— Мудрецы сионские, а не мертвецы.

— Невелико отличие, сегодня мудрецы, а завтра мертвецы. Черт, сбил меня своими мертвецами.

— Это не мои мертвецы!

— Заткнись, чурка электрическая! Да, так о чем это я…О власти.

О власти. Любопытно, не успел получить бессмертие, даже в «Айболите» еще не пролечился, а уже себя в роли мировой закулисы распредставлялся. А вот скажи, дорогой Петрович, зачем тебе власть?

Вопрос.

Однако ответ у Петровича уже был. Он слямзил его у Толстого, который Алексей.

«Земля наша обильна
Порядка только нет».
Имея в своем распоряжении такие колоссальные ресурсы, почему бы не попробовать навести на Земле порядок?

Второй вопрос, каким это порядок должен быть.

Некоторые аспекты нового порядка у Петровича не вызывали никакого сомнения. Некоторые представлялись крайне туманно.

Вот, например, такое явление как война. Для обывателя война это ужас. А для НТП великое благо. Другое дело, благо ли НТП.

Например, такая, без сомнения полезнейшая и необходимейшая вещь, как стиральная машинка. Сегодня простынку руками уже никто не стирает, а Петрович еще застал те времена, когда их стирали практически вручную, да еще и с вывариванием. Удовольствие ниже среднего. Однако высвободившееся время домохозяйки стали расходовать отнюдь не на самосовершенствование, а на просмотр сериалов и пожирание пицц.

Этот феномен Петровичу был знаком еще по тренерской работе. Если бойца тапком по жопе не лупасить, то никакого развития не дождешься. «Без трындюлины не продвинуться к сансаре». И в отношении человечества это работало точно так же, как и отношении его отдельно взятого представителя.

Как обеспечить НТП без войн Петрович не знал. Равно как и не знал способа держать человечество в тонусе и не давать ему в прямом и переносном смысле зажиреть, не используя тапок.

Зато он представлял, что может быть таким тапком.

Следующие два момента он полагал неразрывно увязанные между собой. Ресурсы и идеологию. Как ни крути, а к власти над миром пришли граждане, вдохновляемые протестантизмом. Протестантизм обуславливает погоню за прибылью. Погоня способствует чудовищному разбазариванию ресурсов.

Однажды Петрович шел по городскому парку после массовых гуляний. Парк был покрыт чуть ли не метровым слоем мусора; пластиковые бутылки, пластиковые же обертки от мороженого. А ведь каждая бутылка когда-то была динозавром! Петровичу до того стало жалко безвестных динозавров, что он чуть не расплакался.

Так что не надо нам погони за прибылью. Да здравствуют Гринпис и экология!

Основательной реформы, по мнению Петровича, заслуживало так же и православие, которое он винил ровно в половине проблем Российского государства практически на протяжении всей его истории. Основная претензия — выхолащивание творческого духа, в отличие от тех же протестантов.

Около месяца потребовалось Петровичу, чтобы определить ближайшие, в рамках текущего века стратегические задачи и продумать первые тактические шаги.

«Флеш-Рояль» взял курс на Гибралтарский пролив.

План Петровича предусматривал будущую легализацию его клонов в Византии. В добрых традициях нормальных героев для реализации плана требовалось прожить несколько лет в Кордове.

Вообще-то, совсем не обязательно в Кордове. Подошел бы любой мусульманский город. У мусульман в те времена — или в эти времена? (запутаться, что прошлое, а что настоящее было несложно) — отсутствовало само понятие мусульманин-иностранец. То есть любой исповедующий ислам, независимо от места происхождения, теоретически мог поселиться в любой части мусульманского мира. Проблема могла бы быть только в поддержке или отсутствии таковой со стороны родни, клана или тейпа. Или что там было в моде в данном регионе.

На клан рассчитывать Петровичу не приходилось изначально. Он и не рассчитывал. Он вообще собирался предстать в образе борца за веру, пострадавшего за свои убеждения на Родине. Где бы эта Родина ни была.

Родину, кстати, еще предстояло выдумать.

И решить несколько важных технических вопросов. Например, как жить и чем заниматься.

Кордова устраивала Петровича наличием университета. Сперва отучиться, потом преподавать. Отличная легальная, легко проверяемая биография. Хорошее занятие для клона Петровича.

Для бывшего школьного учителя истории не представляет никаких трудностей.

Правда, были и другие варианты.

Например, садовником.

Кордова массово строилась, и сады были здесь в большом почете. А Петрович мог сильно удивить местных садами в японском или английском стиле. Кстати, и коллизия, необходимая для будущего этапа плана, закладывалась.

Пророк, как известно, не одобрял изображение живых существ. Впрочем, такой подход характерен не только для ислама. Достаточно вспомнить движение иконоборцев в Византии. Садовнику достаточно всего лишь правильно обрезать куст, чтобы создать напряжение.

Но это так, черновая наметка. Без привязки к конкретным условиям.

Вот кем Петровичу не хотелось бы быть, так это видным военачальником. Или иной фигурой государственного масштаба.

Нет. Его задачи на ближайшее время были значительно скромнее. Создать историю, в которую плавно впишутся Петровичи за номерами 2 и 3. Не совсем неприметный, но и не в первом ряду.

Хотя тяга к неприметности была скорее следствием паранойи Петровича, чем реальной необходимостью.

То есть он на самом деле не мог понять, какая стратегия оптимальней, незаметность или наоборот, привлечение к себе внимания яркой павлиньей раскраской. А это влияло на церемонию прибытия или её отсутствие — въедет Петрович с парой слуг и парой тюков или во главе пышной процессии принца в изгнании. Выбор стратегии определял и изменения, которым должно было подвергнуться тело Петровича.

В конце концов он решил не пороть горячку. Добраться до Кордовы, пожить там некоторое время, осмотреться и тогда уж решить, что и как принять окончательное, досконально выверенное решение?

Значительное время Петрович потратил на формирование обликов полиморфов.

Конечно, более всего ему хотелось иметь огромных нубийцев с опахалами. Но нубийцы, а особенно опахала, не вписывались в концепцию неприметности. Поэтому Петрович придал полиморфам вид типичных берберов, в изобилии обитающих по обе стороны Гибралтарского пролива. Себе он придал такой же облик, не став менять ничего более. Ни накачивать мышцу на зависть старине Шварцу, ни омолаживаться. Ну, разве что подлечился.

И с большой опаской сделал следы обрезания, чисто на всякий случай.

Жестокая битва между паранойей и целесообразностью закончилась в пользу целесообразности. Он взял всего трех полиморфов. Трех, а не всех, вооруженных лазерными мечами и установками «Град». Но навыками этих полиморфов Петров нафаршировал под завязку. Разве что в балете они были не сильны.

6. Путешественник. Альхесирас. Лето 918 г.

В деревушке неподалеку от Сеуты он договорился с рыбками, и за пару дирхемов они переправили Петровича со слугами и небольшим багажом через Гибралтарский пролив.

В городок Альхесирас.

Это было очень странное ощущение — бродить по средневековому городу, есть свежие лепешки. Испеченные сегодня? Тысячу лет назад? Кстати, очень вкусные.

Полиморфы безупречно выполняли обязанности телохранителей, держа Петровича в «коробочке» и мгновенно отсекая всяких подозрительных типов. Да типы и сами не стремились сближаться с Петровичем, натыкаясь на острые взгляды из-под бурнусов и замечая сжатые рукояти кинжалов.

Но, пожалуй, эффект присутствия в ином времени был, скорее, психологический. А так люди как люди, бегают, орут, суетятся. Всё, как всегда.

На ночь Петрович снял комнату в караван-сарае, и таки да — клопики присутствовали. Однако порошок был синтезирован заранее, и спрятан в животе у полиморфа. Так же как и деньги. При себе Петрович имел сущую мелочь, на случай ловких воров и недостаточно бдительных полиморфов. Но в течение первого дня никаких неприятных сюрпризов не случилось.

Уже вечером, вытянув гудящие, находившиеся за день ноги, Петрович вдруг осознал, как он устал за этот день.

Его всё время не покидало чувство нереальности происходящего, так, как будто он не в далеком прошлом, а на съемочной площадке, на представлении для туристов. Он вспомнил, что несколько раз слышал звонок несуществующего мобильника. Разум твердил, что, если не случится чудо, он здесь скорее всего навсегда, и тем не менее взгляд искал приметы современности. Современности? Какой современности? Вот она, современность, достаточно протянуть руку

Сон пришел внезапно, и так же внезапно прервался. Петрович долго лежал с открытыми глазами, ничего не видя, не очень понимая где он и что он, ни единой мысли не было в его голове, и спроси его, он бы не ответил, видит ли он небо над собой или невысокий побеленный потолок.

Иногда раздавалось поскрипывание, или стук, но он даже не пытался расшифровать источник звука. Казалось, что время исчезло навсегда, и эта ночь никогда не кончится, и так будет вечно — душно, тихо, со странными звуками и неверными тенями.

А потом Петрович пробормотал — «Рубикон перейден» и провалился в сон без видений.

С утра Петрович с полиморфами отправился на рынок покупать осликов.

Идею многочасовой торговли на восточном базаре Петрович не понимал никогда. Поэтому ответственность за торг была возложена на одного из полиморфов. В конце концов пять осликов были куплены за очень умеренную плату.

Жара предъявляет свои требования к продуктам, поэтому предпочтение было отдано непортящимся — оливкам, финикам и козьему сыру. Подумав, Петрович прикупил еще лепешек. Он бы и помидорок прикупил, однако до помидорок еще шесть веков, если только не подсуетиться.

И уже покидая рынок, вспомнил, что у него нет бурдюков для воды. А вот очистительная система «Родничок» есть.

Из-за нехорошего человека по имени Омар ибн Гафсун, засевшего на горе Бабастро, приходилось закладывать приличный крюк.

Хотя в последнее время Омар приутих. А до этого ему удалось поставить на уши всю землю вандалов, по-арабски «биляд альвандалус». Был бы чутка поумнее, сумел бы сделать из Андалусии собственное королевство. Католическое.

Нет, но вот подумать только, парень по имени Омар — католик. Причем не просто католик, а религиозный фанатик! И доча у него такая же. Отгрохала монастырь, где готовит борцов за веру. (ДЛ 1)[1]

На всякий случай Петрович решил объехать сердце владений Омара по широкой дуге.

Как водится, междуусобицы породили анархию, бандитизм и всё такое.

Бандитов Петрович не боялся. Все три полиморфа проявляли бдительность не абы как, но еще и в инфракрасном диапазоне, так что возможная засада должна была быть обнаружена заблаговременно.

Немного он беспокоился из-за возможности быть подстреленным, но искин заверил, что полиморфы сумеют блокировать стрелы ещё в полете. Есть, мол, методы.

Очень вовремя Петрович вспомнил о такой важной особенности Испании, как сиеста. И поэтому начало путешествия было перенесено на завтра. Пока Петрович бродил по рынку,как раз подоспело время обеда, а ехать после обеда… Тем более, что никакой необходимости в спешке не было…

Остаток дня Петрович посвятил уточнению маршрута. Естественно, что каждый, с кем бы он ни беседовал, а побеседовал он со многими, и на рынке, и обеденном зале караван-сарая, предложил свой собственный, отличный от предыдущих вариантов. Но фактически, обсуждалось две версии, морская и сухопутная. Морем до Севильи, и уже оттуда в Кордову, или тайными тропами напрямую. Но это, конечно, риск. Или ловить формирующийся большой караван. И двигаться с ним. Тоже, кстати, не самый безопасный вариант. Разбойники на суше, или пираты на море — вот и весь невеликий выбор.

Петрович не мог признаться собеседникам, что его совершенно не беспокоит возможность встречи как с пиратами, так и с разбойниками.

Случись что, полиморфы подхватили бы его на руки и умчались с места происшествия. Или, что более вероятно, вырезали бы всех романтиков с большой дороги… Но для местных такой парад суверенитетов представлял серьезное затруднение в торговых делах.

Подумав, Петрович отправил Рафшана (так он обозвал полиморфа-торговца. Два других стали Джамшудом и Джофаром) продавать осликов. Уже если выглядеть естественно, то во всем.

Забавно, что изначально он и планировал сразу добираться в Севилью морем. Но почему-то решил, что вариант с переправой через Гибралтар будет менее подозрительным и передумал.

Однако, ни в городе, ни в порту никто к Петровичу не приставал, не требовал предъявить паспорт и регистрацию.

Ушлый Рафшан ухитрился не только продать осликов, но и договориться с капитаном кораблика, отплывавшего в Севилью через день с грузом кож.

Весь следующий день Петрович прогуливался по Альхесирасу. Смотрел на суету в порту, раздумывал о рыбалке или даже морском купании. Но не рискнул, поскольку местные в море просто так не купались. Кто их знает, почему.

Трижды Петрович для развлечения обошел рынок, но не купил ничего, кроме невероятного вкусного изюма. Неожиданно для себя выяснил, что черный изюм считается пищей бедняков, и — подумать только! — исключительно из-за своего непрезентабельного вида. Потому что похож на козьи какашки.

Было странно ощущать себя этаким «иностранцем, трогающем шандалы и жирандоли», бесцельно бродить по средневековому — в абсолютно буквальном смысле этого слова — городу. Будто скоро всё начнется, но пока ещё не началось, а лишь зарождалось, лишь угадывались тени событий, и даже не сами тени, а пока только намеки на них. Словно время еще не придумано, а пока сделан лишь пробный его вариант, солнечный день, и Петрович завис в этом солнечном дне, в этом безвременье.

Странно было видеть всех этих людей, разноголосую толпу, давно умершую и, тем не менее, живую, занимающуюся своим немудреным делом, таскающую какие-то тюки и коробки… Что в них? Неужто что-то важное? Неужто без этого нельзя обойтись? Да право, живые ли они, или всего лишь призраки?

Нет, не призраки. Призраки не орут «поберегись» пробегая мимо, и не пахнут чесноком и жареной рыбой.

В одной из лавок Петрович увидел стопы бумаги, не самого лучшего качества, как на его взгляд, но вполне себе годной для ведения записей. Конечно он приобрел небольшую пачку. Но с карандашами его ждал облом, свинцовые появились лишь в XII-м веке, а серебряные и того позже. Пришлось купить калам и небольшой запас чернил.

Все-таки парадоксы времени совершенно удивительны. В раннем детстве Петровичу приходилось писать перьевой ручкой, которую нужно было макать в чернильницу. Конечно, более всего ему нравилось не писать, а, окунув перо и прижав его к бумаге, наблюдать, как медленно и неотвратимо расплывается клякса.

7. Путешественник. Альхесирас — Севилья. Лето 918 г.

Кораблик отплывал хоть и не с первыми лучами солнца, но достаточно рано, и Петрович немного волновался, не будет ли эта ночь такая же сумбурная, как предыдущая. Но нет, все обошлось, сны его были ровными и приятными, к отплытию команда Петровича не опоздала.

На кораблике, кстати, обнаружился еще один пассажир.

По прикидкам Петровича, в Севилью они должны были приплыть на третьи сутки. Что его сильно удивило, так это отсутствие беспокойства капитана и команды по поводу встреч с пиратами. Если верить книгам о пиратах, которые Петровичу довилось читать, то плыть вне конвоя должно было быть сродни сложному самоубийству. Но в реальности дело обстояло, видимо, не совсем так страшно и безнадежно.

Капитан с задумчивым видом прогуливался по палубе, рулевой ворочал тяжелое рулевое весло, матросы подобно макакам бегали по мачтам и дергали за веревочки. Все при деле, все работают.

Полиморфы организовали навес из своевременно припасенной холстины, под которым Петрович и расположился.

Огонь на судне не разводили, так что горячего можно было поесть только рано утром или поздно вечером. Плыть в темноте капитан не рисковал, и на ночь доу или, как уточнил один из матросов, дау, приставал к берегу. В специально, как понял Петрович, оборудованных для этого местах, с родниками и деревьями. Наверняка с местными всё было согласовано заранее, так как никакого беспокойства или напряжения команда не выказывала.

Как уже отмечалось, встречи с пиратами Петрович не боялся так же, как не боялся встречи с разбойниками. Насколько он понимал, три полиморфа могли уничтожить любое разумное количество пиратов в считанные секунды. Но, вероятно, пришлось бы уничтожать и команду мирного дау. По крайней мере, мирного в этом рейсе.

Так что ввиду отсутствия пиратов Петрович сидел под своим навесом, играл с Джамшудом в шахматы и наслаждался морским круизом уже по Атлантическому океану. А заодно лениво размышлял над странным феноменом пиратства.

Загадочным образом карнавальный наряд пирата был одним из наиболее популярных на разного рода костюмированных представлениях. Благодаря усилиям поэтов-песенников «пират» и «романтик» стали чуть ли не синонимами. Реальное проявление особо мощного колдунства — PR.

Заодно Петрович еще раз подивился вывертам моды. Для него так и остались загадкой причины сокрушительного провала в прокате чудесного фильма «Остров головорезов», пустившего на дно неплохую студию «Каролко», и такой же сокрушительный успех совершенно невыносимых «Пиратов Карибского моря».

Утешало, однако, что в запасниках Базы по уверениям искина были и «Головорезы», и «Пираты», и даже все возможные экранизации «Острова сокровищ».

Как уже было сказано, на судне был еще один пассажир. А может и не пассажир, как-то Петрович не уловил его роль. То ли он за кожами присматривал, то ли за капитаном. А может вообще был пиратским контролером.

И звали его Леон бен-Шимон.

Что сразу поднимало тему рахдонитов.

Перед высадкой Петрович, естественно, полистал пару книг по истории Испании. И наткнулся на давно забытых радхонитов. Забытых, само собой, Петровичем.

Когда-то его увлекли идеи Льва Гумилева. Вот Гумилев о радхонитах не забывал, похоже, ни на секунду, сотворив из них страшного монстра, могучую транснациональную корпорацию, как водится, исподтишка рулившую миром. Если это так, то они Петровичу первые и прямые конкуренты. Однако были определенные сомнения. И всё, как всегда, упиралось в главный вопрос — где деньги?

Радхониты, по мнению Гумилева, вели колоссальной выгодности торговые операции. Специи, шелк, драгоценные камни. И рабы.

Последний пункт вызывал у Петровича определенный скепсис. Какой смысл гонять рабов за тридевять земель? Под рабские караваны нужна целая инфраструктура. Плюс заметная разница в цене перевозок по морю и по суше. Но скепсис свой Петрович держал при себе, мало ли как оно тут устроено, может и в самом деле выгодный бизнес, а все трудности существуют только в головах таких невежд, как он.

Так вот о деньгах. Когда дела Венеции стали клониться к упадку, венецианские капиталы переместились в Антверпен. И голландцы немедленно вошли в высшую лигу. Когда Кромвель стер с карты черту оседлости, и капиталы хлынули из Антверпена в Англию, то и Англия не замедлила стать гегемоном.

Или более ранний пример. Александр Македонский захватил походную казну Дария III. Там сразу череда выплат произошла: и кредиты погасил, и жалование солдатам выдал…

А вот куда подевались радхонитские сокровища? Восточное крыло радхонитов разгромил Святослав. Но что-то Русь в гегемоны не выбилась. Западные радхониты, как пишут историки, угасли сами собой. Это еще можно понять. Бросали накопленное в топку, надеясь изменить мир к лучшему, да все и растратили. Если, конечно, было что растрачивать.

Петрович Леона Шимоновича не заинтересовал никак. С разговорами не лез, в друзья не набивался. Петрович вел себя аналогично.

В Севилью дау прибыл как раз на третий день, уже после сиесты. Попрощавшись с капитаном, Петрович и полиморфы отправились искать караван-сарай.

В Севилье Петрович планировал задержаться на минимально необходимое для подготовки похода время. И сходить в баню. Обливания забортной водой ощущения чистоты и свежести не принесли. Но мужское время в банях было с утра, поле обеда бани принадлежали женщинам, так что получалось, что отряд пробудет в Севилье не менее двух суток.

Караван-сарай нашелся практически сразу, и в беседе с хозяином Петрович выяснил, что его представления о караван-сараях были неполными.

Расстояние между Севильей и Кордовой было примерно сто сорок километров, это около пяти дневных переходов. Четыре-пять ночевок. Так вот, многие караван-сараи были не «алл инклюзив». То есть постель и ковры путешественник должен был тащить с собой. И припасы. В том числе и корм животным. А если еще и воду доставляли издалека, то путешественнику она влетала в копеечку.

По счастью, между Кордовой и Севильей было достаточное количество ручьев, а ослики, хоть и совершенно не престижные по сравнению с лошадками, намного меньше лошадок зависели от наличия воды. На престижность Петровичу было плевать с высокой горы.

Но необходимость покупать, в общем-то ненужные, постельные принадлежности, кошму и прочее Петровича напрягла и даже немного разозлила. Не любил он обзаводиться бесполезными вещами.

Расстроенные чувства требовали утешения, и Петрович решил побаловать себя прекрасным, а именно сходить полюбоваться красивой башней Жиралдой, сложенной из розового кирпича.

Три раза «ха-ха».

Башню не то, что строить, даже планировать к постройке никто не начинал. (ДЛ 2)

На следующее утро Рафшан отправился на рынок за простынями и подушками, а Петрович в сопровождении Джофара и Джамшуда потопал в баню. По инерции он и от бани ничего хорошего не ожидал, но все оказалось просто великолепно.

Для начала им предложили разоблачиться, выдали полотенца на голову и талию и банные тапки на толстой деревянной подошве. Арабы заимствовали устройство бань у римлян, а те разработали хитрый способ отапливать бани посредством труб, вделанных в пол. Так что ходить без тапок было бы затруднительно. В большом зале, наполненном паром, стояли скамьи, где народ расслаблялся, беседовал, размышлял о вечном и думал о высоком. Потом в парилку. Градусов 50–60, прикинул Петрович. Не так как в русской, но большую жару Петрович и не любил, и переносил плохо. В парилке за него взялись уже по настоящему, намыливая непонятно чем и поливая из ковшика. Потом в массажную, где Петровича растирали, мяли и умащивали маслом. Потом снова в парилку. В массажную. Еще раз в парилку. Облиться горячей водой. Холодной. Снова массаж. Снова намылиться.

Уф-ф-ф, хорошо!..

Вот до веников арабы не додумались, а так просто выше всяких похвал. И чая нет, но это уже даже не к арабам. В это время и китайцы еще не научились правильно чай заваривать.

Не все ужасно в Севилье.

Рафшан проявил здоровую инициативу и прикупил не только комплект постельного, но и казан со сковородой, малый набор путешественника. Сковородка бронзовая, казан эмалированный керамический. К эмалированной, а уж тем более к керамической посуде Петрович относился с большим подозрением.

Но на безрыбье и рак рыба. Нормальную нержавейку, или даже псевдонержавейку индийской небезызвестной фирмы «555» на местном рынке не найдешь.

Петрович задумался, сколько еще привычных вещей попадают в число анахронизмов.

И даже не продукт высоких технологий, как его самонадувающийся туристический коврик, о котором он уже успел неоднократно пожалеть, а вот самое простое, чугунная сковорода?

Рафшан и соусов хотел в дорогу прикупить, мурри и камак, но Петрович посмотрел на них и не рискнул. Черт его знает, как организм отреагирует на такие новшества. Потом проведем дегустации, в более спокойной обстановке. А то не дай Аллах придется вместо путешествия наслаждаться пейзажем в позе «атакующего ястреба».

Едва солнце встало и окрылись городские ворота, отряд Петровича двинулся на восток.

8. Путешественник. Севилья — Кордова. Лето 918 г.

Как известно, самураи были способны на многое. Например, плыть в доспехах, да при этом еще и заниматься каллиграфией (ДЛ3). Петрович всего лишь попробовал писать, сидя на ослике. И тут же выяснилось, что Петрович — не самурай. Ослик обзавелся отличным чернильным пятном, испорченный лист бумаги полетел в придорожные кусты, а Джамшуд был назначен секретарем.

Вот у Джамшуда почему-то получалось и осликом управлять, и речи Петровича конспектировать.

Основной темой будущего конфликта между александрийским и константинопольским патриархами, а также между александрийскими мусульманами и христианами Петрович решил сделать тему чистоты. Парадокс — испанские мусульмане не ленились ходить в баню. Только в одной Кордове было более 600 общественных бань, а фатимидские мусульмане к омовениям относились несколько более формально. Ну и пахли соответствующе.

Правда, христиане вообще предпочитали не мыться. Но они и вшей рассматривали как «божьи жемчужины». Кормить собой вшей и клопов, подобно Симеону Столпнику, Петрович не собирался.

А собирался он утвердить одну любопытную доктрину. «Тело как храм». Как сказал некто в средневековье — мой храм из костей.

Очень, на взгляд Петровича, разумная мысль. Был еще вариант поразмыслить об элитах или о роли церкви в будущем мире, но после бани размышления о теле казались более естественными.

Но, зная свойство человеков любую разумную идею доводить до абсурда, Петрович решил попробовать самому прикинуть уязвимые места этой доктрины.

Для начала, тело, как и храм, необходимо содержать в чистоте. Тут вопросов нет. Об этом и Ибн Сина писал. Точнее, еще напишет. И никаких профанаций и эрзацев типа омовения песком!

Необходимо тело, как и храм, поддерживать в хорошем состоянии. Опять таки Ибн Сина даже придумал специальную гимнастику, как физическую, так и дыхательную. И вроде отдельно взятые мусульмане даже ее практиковали.

С гимнастиками никаких проблем не наблюдалось, от йоги до тайчи. Закладывай в полиморфа и открывай школу.

Вот для чистоты тела необходимо озаботится способом приготовления дешевого, доступного широким народным массам, мыла. Теоретически оно уже существует, практически оно пока больше по категории «роскошь» проходит. Или как становилось модным говорить в последние дни пребывания Петровича в своем мире, «лакшери».

Петрович на минутку представил себе как в сельской часовенке прихожане из деревни Погореловка катают тао лу под руководством местного попика. Красота. И для здоровья намного полезней, чем многочасовые стояния. Или дурацкие отбивания поклонов.

Не, зачем нам поклоны. Лучше комплекс ушу откатать. Или серию упражнений из йоги.

Развивая аналогию с храмом, Петрович подумал о правильных строительных материалах. Его подход к вопросам диет и здорового питания был очень прост. Молодой — жри мясо. Старый — жри рыбу. Тут, конечно, возникает вопрос, где брать это мясо и эту рыбу. Генрих IV гордился тем, что к концу его царствования крестьянская семья в воскресенье могла съесть курицу. Но, как полагал, Петрович, вопрос это по большей части технический, а следовательно, решаемый.

Серьезная проблема, при решении которой в средневековье было сломано немало копий — отношение к болезни. Если все от бога, то и болезнь от него же, следовательно, лечиться — идти против божественного замысла. Такой расклад Петровича не устраивал совершенно. Понятно, что лечились, но подходы к лечению, особенно средневековые европейские, были, мягко говоря, странными.

Петрович планировал их чуть позже заменить. В настоящий момент болезнь по Петровичу представляла собой поле боя между Богом и Сатаной. Бог, безусловно, всемогущ, но человек не должен быть лишь созерцателем борьбы, не должен находиться в пассивной и страдательной позиции. Нет. Напротив. Человек должен активно способствовать и содействовать Богу в его борьбе, используя как внутренние факторы (а именно правильный настрой, правильное отношение к болезни, и молитва здесь не только уместна, но и реально играет важную роль в лечении, потому как хорошо известно, что вторая сигнальная система доминирует над первой), так и внешние. Пилюли, микстуры, иглоукалывание и удаление аппендикса.

Поэтому, как храм невозможно строить без чертежа, так и невозможно лечить тело без знания его устройства.

Размышления Петровича, которыми он уже потихоньку начинал гордиться — экую мощную идеологическую базу подвел под вскрытие трупов — внезапно прервала суета на дороге. Джамшуд и Равшан сместились, чтобы прикрыть Петровича с левого фланга, а Джофар одним плавным слитным движением вскинул лук и спустил тетиву. И попал, что было вовсе не удивительно. В косулю.

Конечно Петрович расценил такое совпадение как исключительно благоприятный знак и указание на то, что он находится на верном пути, как в прямом, так и в переносном смысле.

Вскоре отыскалась и роща с родником. Полиморфы принялись за приготовление обеда. Седло косули с травами. Да еще так удачно прихваченное на рынке прекрасное вино. Чистейшая, сладкая родниковая вода, такая холодная, что от нее буквально ломило зубы. Фрукты. Просто чудесно. И никаких разбойников.

А если храм построен неправильно? Если человек родился с физическим или иным уродством?

И здесь индивидуальное и общественное вступает в противоречие. Сегодня — Петрович поймал себя на том, что первый раз подумал «сегодня» про текущее время; до этого «сегодня» было прошлым будущим — так вот сегодня высокая детская смертность проводила генетическую чистку и без участия общества.

А вот во времена Петровича это уже потихоньку становилось проблемой.

Но пока об этом можно было не беспокоиться. Пока ещё было время подумать.

Второй проблемой Петрович полагал обязательное возникновение самозваных ревнителей чистоты. Этаких доморощенных савонарол. Предварительное решение проблемы было. Реализация принципа «наставники, но не контролеры». Но эту концепцию Петрович планировал еще неоднократно проверить.

— Хозяин, у нас гости.

— Что? — Петрович даже не сразу понял о чем речь, увлекшись своими рассуждениями.

— Гости у нас.

Два усталых и одуревших от жары монаха решили немного отдохнуть в той же рощице, что и Петрович с полиморфами.

Вряд ли стоило ждать от них какой-то беды.

Удачно, что сегодня не среда и не пятница.

Петрович пригласил их разделить трапезу, и монахи, не чинясь, присели к импровизированному столу.

Обоим по двадцать, или чуть больше, Маккон и Даген. Как и Петрович, направлялись в Кордову на предмет поступления в тамошний университет. Видимо, молодые ребята истомились без общения, и с удовольствием вываливали на Петровича свои биографии, мечты и ворохи полезных и бесполезных сведений.

Даген, по его словам, был неплохим рисовальщиком, и мечтал создать книгу, превосходящую знаменитую «Книгу Колумбы». А в Кордове он рассчитывал узнать новые способы делания красок. Маккон, как понял Петрович, не был так честолюбив, как его приятель, и отправился в путешествие скорее за компанию.

Очень сильно удивило Петровича то, что обучение в университете было бесплатным. Он от средневековья такого не ожидал. А может уже сказывалась инерция восприятия, во времена Петровича бесплатная учеба уже успела превратиться в миф. Некоторые особо отличившиеся студенты даже могли рассчитывать на стипендию, правда, скорее в натуральном выражении — одеждой и едой.

Косуля произвела на ребят впечатление. От вина они отказались, а вот мясо исчезало стремительно. И по мере насыщения они все более соловели, пока наконец сон не сморил их.

Какое-то время Петрович раздумывал, не взять ли парней в попутчики, но все-таки решил продолжить путешествие в одиночку. Оставив спящим небольшой запас фиников и изюма, Петрович и полиморфы продолжили свое путешествие.

9. Путешественник. Кордова. Лето 918 г.

Как Петрович и рассчитывал, в Кордову они въехали на пятые сутки похода. Разбойники посчитали его отряд то ли слишком опасной, то ли слишком незначительной целью, и до самого конца пути так и не удалось проверить боевые возможности полиморфов. Впрочем, Петрович нисколько об этом не жалел.

По первому впечатлению Кордова напомнила Петровичу крымские города. Много садов, много зелени, белые дома. Множество красивых зданий. Но серьезную экскурсию он решил устроить попозже, после того как прояснится ситуация с жильем и поступлением в университет.

На удивление, еще до вечера первого дня Петрович снял — и очень недорого — небольшой уютный домик с садом и колодцем. А в университет, что Петровича, что его племянника были готовы зачислить хоть с завтрашнего дня. И действительно бесплатно. Хотя не отказываются от пожертвований, но и не вымогают их в наглую.

Петрович немного порасспрашивал о методике преподавания. Не фонтан. Занятия начинаются на рассвете и идут до обеда. В большом зале собираются ученики и учителя, садятся в кружки и начинают дискутировать. Или читать и комментировать рекомендованные тексты. Учебный план, расписание, аудитории и прочие привычные Петровичу атрибуты преподавательской работы отсутствуют как класс.

Но радует потрясающая веротерпимость. Христиане и мусульмане представлены и учениками, и преподавателями. Никаких ограничений. Хочешь учиться — пожалуйста, можешь и готов преподавать — милости просим.

Изначально в своей новой империи Петрович планировал озаботить университетами церковь, однако подумав, от этой идеи отказался. Как ни крути, но церковь все равно будет в первую очередь решать свои непосредственные задачи и готовить кадры под себя. Конечно, можно было бы все-все-все контролировать, но мировая практика показывает, что от такого контроля становится только хуже.

И значит, упор необходимо будет делать на образование светское. И даже стали вырисовываться контуры.

Механика. Сюда, по мнению Петровича, необходимо будет включить большинство технических предметов. Механика, оптика, архитектура, алгебра и геометрия.

Медицина и химия. Пока разделять эти очень близкие дисциплины нет никакой необходимости.

Юриспруденция.

С юристами ситуация была не так однозначна. Точнее, отношение Петровича к юристам было весьма негативным, и это влияло. Петрович о своем отношении знал и старался его учитывать.

С одной стороны, тот кошмар, в который выродилась сегодняшняя западная цивилизация, во многом был порожден кодексами Юстиниана, Наполеона и прочими сборниками законов, вставшими на защиту как частной собственности, так и недоумков, сушащих кошек и волосы в печках СВЧ. С другой, без юристов не обойтись. Закон и порядок должны быть. Тема для размышлений.

И, конечно, мать всех наук — философия.

В Западной Европе университеты массово начали появляться уже в XIII веке. В Восточной процесс слегка застопорился. По крайней мере, до эпохи Петра I говорить о развитом светском образовании не приходится.

Петрович вспомнил о попытке Годунова создать учебное заведение. Церковники встали грудью, а скорее объемными пузенями и провалили проект. Так что образование при церквях и монастырях если и будет, то исключительно как вспомогательное и дополнительное.

Но, наверное, на первых порах, философские кафедры придется объединять с богословскими.

Однако пятьсот лет накопления образованных людей не могли пройти для Запада бесследно и не дать ему определенные преимущества.

Петрович еще не решил, будет ли католическая церковь всячески бороться с университетами на подмандатной ей территории. Но возможность такую допускал.

Но интеллектуалов мало обучить. Им нужно создать определенные условия для существования. Во-первых, города. А во-вторых, усложнение социальной жизни и социальной структуры. Что автоматически приводит к необходимости развития промышленности и торговли.

А в том хаосе княжеских междоусобиц, который ожидал Киевскую Русь в следующем веке, ни о каком развитии промышленности и торговли говорить не приходится. Старое бы не растерять. И монголо-татарское нашествие совсем не к месту получается. Но время подумать над тем, как избежать и нашествия, и междоусобиц еще есть.

10. Стратегия vs РПГ. Кордова. Лето 918 г.

Паранойя не позволила Петровичу взять с собой в путешествие практически никакого высокотехнологического оборудования, о чем он теперь ужасно жалел. Особенно об отсутствии планшета.

Паранойя же заставила Петровича сделать ошибку и при формировании пакета навыков полиморфов. О том, что ему придется создавать торговую империю, он подумал. А вот втиснуть базу купца в Джамшуда или Равшана он не догадался, ограничился только умением торговаться на рынке.

И ведь не пошлешь Равшана на «Флеш-Рояль» просто так — дорога-то в оба конца займет пару недель, — и обидно будет вспомнить, что самую нужную штуку второпях забыли. Поэтому Петрович составлял многократно уточненный список необходимого. А недостаток информации решил восполнить простейшим методом — спросить у специалиста.

Жаль, что ближайшая консалтинговая фирма за тридевять времен. Зато спецы под боком.

Купцов Петрович отыскал уже в четвертой бане или, как их называли местные, халяле. И стал навещать ее каждый третий день. С нардами под мышкой. Полиморфы попеременно составляли ему кампанию. И через некоторое время обзавелся Петрович партнером из местных.

Нарды Петрович не любил и играл в них неважно. Скорее просто знал общие принципы, чем был классным игроком. Но его партнер, торговец Амин бен Ганим, играл еще хуже. Поэтому им вполне комфортно было играть на пару, не особенно переживая из-за побед и поражений. Тем более, что Коран запрещал игру на ставки.

Амин торговал всем подряд. Вопреки своей фамилии, он не был очень успешен. Не голодал, конечно, но и в купеческую элиту не входил.

Что Петрович умел делать в совершенстве, так это слушать. Кому не приятно, когда его слушают, да еще и внимательно, не перебивая, вникая в детали и мелочи? Вот и Амину было приятно, и он с удовольствием делился с Петровичем всякими торговыми хитростями.

И чем больше Амин говорил, тем больше Петрович понимал, что он собирается заняться полной херней, пардонте мой клатчский.

В бурной биографии Петровича был эпизод рыночной деятельности, причем в самом буквальном смысле этого слова. В начале девяностых он организовал себе отпуск в Ялте, а средства для отдыха прихватил с собой в виде приличной партии английских купальников, уцененных, но, тем не менее, весьма качественных. Решительность, наглость и представительный вид позволили Петровичу легко занять место в торговых рядах ялтинского рынка, но вот всей бухгалтерий ведал его кузен. Потому что у Петровича цифры перестали сходиться уже на третий день торговли, и брата пришлось вызывать срочным звонком. Вот родственничек был прирожденным торгашом, и уже через несколько дней часть купальников была обменена на самые разнообразные товары — часы, ботинки и чего только ни громоздилось тогда на прилавке. Петрович прекрасно справлялся с представительскими функциями и был, что называется, лицом фирмы, внушая почет и уважение, а все шахер-махеры прокручивал братец.

Но сегодня Петровичу придется самому прокручивать шахер-махеры, и хотя запасы на «Флеш-Рояле» практически бездонные, для новоявленного кандидата в купцы было очевидно, что он вполне способен расправиться с ними так же, как некие товарищи из его времени с полимерами. (ДЛ 4)

Запасов было откровенно жалко.

Как всегда, или почти как всегда, причиной ошибки была косность мышления и приверженность стереотипам. Если перейти на язык компьютерных игр, Петрович рассматривал создание своего торгового дома как РПГ, причем прокачиваться он собирался персонально. Но к этому можно было подойти и как к стратегии. В стратегии же игрок распоряжается юнитами, которым достаточно лишь отдать команду, и они сами построят базу или отремонтируют танк. Или совершат торговые операции. У Петровича были юниты, о которых можно только мечтать. Полиморфы. И пока две сотни полиморфов с лихвой покрывали его потребности.

Совсем не обязательно лично переться в Дамаск или Александрию, что бы купить там подмоченный перец или фальсифицированную и разбодяженную корицу. Можно послать полиморфов, которые проведут мгновенный анализ и выберут лучший товар по соотношению цена/качество.

Конечно, в тот же Дамаск вполне можно прокатиться в качестве балласта, типа на экскурсию. Но предоставить решать сложные вопросы нужно тем, кто умеет это делать.

К окончанию летней навигации обернуться Петрович уже не успевал, а выходить в Средиземное море в осенние шторма рисковали только самые отчаянные капитаны. И в порт их возвращалось весьма незначительное количество.

11. Романтика и эротика. Кордова. Сентябрь 918 г.

Зимовать Петрович решил в Кордове, для чего был куплен небольшой дом в классическом мавританском стиле недалеко от северной стены.

Полиморфы разыграли в камень-ножницы-бумагу кому из них отправляться на «Флеш-рояль». Повезло Джофару.

Мешкать не следовало, потому что осенние дожди должны были начаться во второй половине октября и идти до ноября.

Когда Петрович закончил, наконец, составлять заявку на самое необходимое и прикинул объемы, то понял, что получится целый караван, который обязательно привлечет внимание разбойников. То, что в летнем круизе они не пересеклись с бандитами, никак иначе, чем милостью Аллаха объяснить было невозможно. Значит, следовало увеличить охрану для правдоподобия.

Джофар умчался, спрятав на груди драгоценные списки на восемь листов, а Петрович с оставшимися полиморфами продолжил слоняться по городу. Подолгу сидел в библиотеках, играл в нарды с Амином, дегустировал блюда в разных трактирах.

Например, в «Зеленой ветке». И заправляла там дама приятной наружности по имени Уртензи (ДЛ 5).

Формально, конечно, трактир принадлежал ее деверю. Или не деверю, родственные отношения такая запутанная штука, что Петрович даже не пытался понять, кто кому кем приходится. Ну пусть деверь будет, плюгавенький такой забитый мужичонка с жалким взглядом.

А истинной королевой бензоколонки была Уртензи. В зале она появлялась редко, и всегда это было Шествие. Плечики круглые, юбки длинные, волосы черные, а бусы коралловые. Ух. И ох. Петровича она выделила, наверное, на пятый визит, когда он задумчиво ковырялся в жареной курице.

— Невкусно?

Боже мой, а голос, голос какой! Бархатистый, с негой и томлением. Петрович даже удивился себе: вроде бы и не мальчик давно, и гормональные бури организм не сотрясают.

— Заменить? Есть отличная рыба.

— Нет, спасибо, все в порядке.

Сказать по правде, Петрович соврал. Курица ему не понравилась. Жесткая, и перечесноченная.

На следующий раз он заказал рыбу, и та в самом деле была вполне съедобной.

Надо сказать, что кулинария была одним из хобби Петровича. Он специально упросил одного своего товарища — в прошлом повара, — а нынче большого человека, дать ему несколько уроков. Большой человек с удовольствием вспомнил молодость и обучил Петровича готовить практически все блюда советского общепита. Кстати, если их готовить по всем правилам и с соблюдением норм закладки, то получается и сытно, и вкусно.

Единственное, дрожжевое тесто никак не давалось. Всегда лотерея была, взойдет или нет. И в чем дело, Петрович так и не разобрался.

Он заходил в «Зеленую ветку» еще несколько раз, случись ему находится поблизости, но никак не выделяя этот трактир среди прочих.

А вот Уртензи его явно выделила из общей массы посетителей.

Едва он уселся за стол в очередной раз, она подплыла к Петровичу и поинтересовалась:

— Что-то вы редко заходите к нам, неужели ваши слуги так искусны в приготовлении пищи?

Зал замер.

Петрович тоже. На всякий случай замер и Равшан.

— Если вы позволите, я пришлю вам к завтраку прекрасную баранью похлебку.

Тишина стала совершенно невыносимой. Буквально-таки звенящая тишина.

— Очень благодарен за любезное предложение, но к сожалению, вынужден отказаться.

К отказу Уртензи явно не была готова. Она запнулась, покраснела, и стремительно развернувшись, едва не бегом, покинула зал.

Петрович и сам испытывал чувство неловкости. Но с другой стороны, он-то никак Уртензи не обнадеживал и намеков не делал. И, положа руку на сердце, не видел их с ее стороны.

Незадача.

Вообще-то он задумывался о возможности скрасить свое одиночество. И всякий раз приходил к выводу, что это практически невозможно.

Ну вот как объяснить той же Уртензи работу с планшетом? Или таиться? Или иным способом усложнять себе жизнь? Нет, уж лучше полиморфов использовать. И в плане безопасности, и в плане гигиены намного спокойней. И дырочку в голове никто сверлить не будет.

Петрович, кстати, велел двух полиморфов оформить именно как женщин, старухой и наложницей, исключительно чтобы предотвратить всякие ненужные инциденты. Да вот не успел до прихода каравана.

12. Тактика, оперативное искусство, стратегия. Кордова. Осень — зима 918–919 гг.

Первым большим рубежом своей деятельности на Западе Петрович решил считать великий голод 1030–1032 годов. Поначалу он планировал создать запасы продовольствия и захватить в свои жадные ручонки пол-Европы.

Однако встал вопрос, а что делать с захапанным?

Немалое время потребовалось Петровичу, чтобы понять, он решает не ту задачу. Не «что делать», а «для чего делать», вот где собака порылась.

Захапать пол-Европы задача тактическая и, с учетом имеющихся ресурсов, решаемая. Тактическая и бессмысленная.

Следует определиться со стратегической задачей.

Но определиться не получалось. Мозг упорно переключался на ничего не значащие подробности, или вообще на посторонние размышления.

В конце концов Петрович понял, что происходит — он просто боится. Да, самый обыкновенный страх парализовал его разум. Страшно было планировать на век и даже на века вперед. Страшно было брать на себя ответственность за изменение судеб многих миллионов людей.

И это ведь не компьютерная игра с заветными кнопочками «save-load», тут ошибку не переиграешь и не исправишь.

То есть пока это все было на уровне умозрительной задачи, теоретических рассуждений, оно и ничего, но как только дело дошло до составления плана уже совершенно практических мероприятий, тут-то страх и проявил себя.

Неожиданно.

Точнее, очень ожиданно.

Точнее, все-таки неожиданно.

Петровичу приходилось принимать в своей жизни непростые решения. И он был очень удивлен вывертами своего сознания сейчас. Однако подумав, он нашел приемлемое объяснение. Его прошлые решения касались, как правило, его самого. Максимум, его семьи. И практически всегда были следствием, реакцией на внешние события.

А сейчас он принимал решения не за себя. И отразятся последствия этих решений на многих и многих, лично Петровичу незнакомых людях, не успевших сделать ему ничего плохого. Вот уж воистину ситуация из разряда «nothing personal, just business».

Власть страшная вещь. А как ни крути, в настоящий момент Петрович был самым могущественным человеком на Земле. И собирался могущество свое максимально использовать, устроив одной половине человечества вырванные годы, а вторую максимально облагодетельствовать. И в обоих случаях на мнение каждой из половин ему было глубоко плевать.

Ну, по крайней мере, он так думал.

До момента, пока не начал планировать свои действия.

Не рассуждать о них в духе «вот если бы…», а составлять реальный план.

Die erste Kolonne marschiert… die zweite Kolonne marschiert… die dritte Kolonne marschiert..

Тут-то и выяснилось, что он совсем не такой железнобокий, как ему казалось. И психика сбойнула.

Страшно за миллионы решать. Страшно ошибиться. Страшно думать, что может им это и не надо вовсе, и что существующее положение вещей и есть вершина; и не только вершина, но и наиболее естественный результат развития рода людского.

Существующее в том времени, откуда Петрович был так бесцеремонно выдернут.

Мало ли что тамошнее мироустройство ему не по душе. Может и не могло быть никак по-другому.

Именно в этот момент, поймав себя на ласково-уговаривающих интонациях, Петрович разозлился.

Да с хера оно не может быть по-другому? Да с хера ли оно самое лучшее и единственно возможное?

Нет. Я так не думаю. И я попробую сделать мир чутка получше. И почище. И посчастливей. То есть, чтобы счастье не только платиновому миллиону и золотому миллиарду, но и бронзовым и медным досталось.

Получится — получится. Не получится — так тому и быть. Будем знать, что жить как скоты удел человецей. И не хрен ради них стараться.

И кто стоит на пути прогресса, причем в той версии, которую правильной полагает Петрович, тому Бог судья.

Планировать после истерики, слез, мата стало намного легче. А напиваться Петрович не стал, сроду не искал утешения в стакане.

13. Рутины. Тайная и явная жизнь. Кордова. 919 — 944 гг.

Как раз на осень 944 года Петрович запланировал первое заметное вмешательство в ход мировой истории, а именно обращение к папе Марину II на предмет разрешения создать организацию по перевозке паломников в Иерусалим. Что-то вроде монашеского ордена «путешественников в вере», с соответствующим уставом, структурой и прочими атрибутами.

Основная фишка проекта, которую папа сразу раскусил и предсказуемо на нее клюнул, заключалась в основании прецепторий, подчиняющихся напрямую папе и выведенных из-под юрисдикции как светских, так и церковных властей.

В успехе своего обращения к данному папе Петрович и не сомневался. Один из немногих пап, кто в период, именуемый «порнократией» вполне официально, в самом деле занимался церковными делами.

Жизнь Петровича за прошедшие четверть века заставила усомниться в максиме о тайном, что непременно станет явным. Тайное так тайным и осталось, и никто не связал бы скромного преподавателя Кордовского университета и хозяина мощной торговой империи, как спрут щупальцами опутавшей все Средиземное море.

В соответствии с планом, зимой 919 Петрович побывал на Азорах. Омолодился, пополнил запасы, понаблюдал за полиморфами, которые строили первое дау.

И вернулся в Кордову.

С учебой у Петровича трудностей не было никаких, учиться он умел и любил, хотя ему приходилось встречать людей, растерявших эти навыки, и было странно наблюдать, как они сражаются с несложными учебными программами.

Для многих его соучеников огромной проблемой было время начала занятий, сразу после рассвета. Но и тут Петровичу повезло. Его организм был готов к подвигам сразу, едва открывались глаза после сна.

Уже через два года Петрович представил на суд общественности свою работу по Аристотелю. Точнее не совсем свою. Петрович творчески переосмыслил, а попросту безбожно передрал работу Лосева. Его вполне устраивало, что неоплатоник Лосев превратил материалиста Аристотеля в продолжателя и развивателя идей Платона, тем более, что такой подход в целом не противоречил восприятию Аристотеля в арабской традиции. Арабов с Аристотелем познакомил Аль-Кинди, причем в обработке Плотина, так что арабам и без Петровича предстояло много лет отделять мух от котлет.

Сенсацией «Эстетика Аристотеля» не стала (Петрович и называние не постеснялся позаимствовать), но была встречена доброжелательно. И довольно быстро Петрович из студента превратился в преподавателя. (ДЛ 6)

Однако Аристотель Петровичу был вовсе не интересен, и после того как статус был обеспечен, Петрович к Аристотелю более не возвращался.

Для души Петрович занялся усовершенствованием теории Гиппократа о гуморах. Он предположил, что в человеке доминирует не один, а два гумора, причем каждый из них отвечает за свое. Один за мысли человека, второй за его поведение. В итоге получается матрица 4х4, итого шестнадцать типов. И получается старая добрая соционика.

Была как-то у Петровича девушка, соционическая фанатка. Типировала телеграфные столбы, кошек и прочие проходящие мимо объекты. И Петровича попыталась втянуть в соционическую тусовку. Тусовка его не заинтересовала совсем, а вот здоровое зерно в соционике он увидел. И планируя свое «Правильное Православие», о соционике не забыл.

Тема оказалась востребованной, курс пользовался популярностью, и Петрович наслаждался, рассказывая студентам о типах, группах и отношениях.

Но и не более. Главными соционическими находками делиться со студентами, и не только со студентами, он не собирался. А с его точки зрения, соционика вполне могла послужить базой для новой мировой религии. Другое дело, что в настоящий момент потребности в такой религии еще не было. Но Петрович с удовольствием заложил фундамент.

Еще в прошлой жизни, до переноса, ему было немножко обидно, что из-за особенностей характера создательницы соционика так и не получила официального статуса как наука во времена Союза, а после его распада уже никому не было до этого никакого дела.

Свою торговую компанию Петрович назвал без затей, «Соль-Перец».

Перечные операции давали Петровичу 300 % чистых, без накладных расходов. Соль не меньше.

Соль он покупал в Западной Европе. Поначалу, пока не окрепли его европейские филиалы. Потом солеварни на берегах Средиземноморья уже принадлежали торговым домам, которые в свою очередь принадлежали Петровичу. Соль Петрович менял на золото строго по весу, в пропорции один к одному, в Абиссинии. Теоретически можно было бы и больше выгадать на обмене, но лень было возиться. Это было не главное направление егодеятельности. И потом, поддержание инфраструктуры еще и в Абиссинии не давало никаких видимым преимуществ ни сейчас, ни в ближайшем будущем. В отличие от Европы.

Петрович, добрая душа, завел целых четыре торговых дома. В Амальфи, который в тот момент формально еще считался вассалом Византии. В двух старых городах-соперниках, Венеции и Генуе. И в Марселе. Но это только европейская половина. На востоке Петрович создал торговые дома в Дамаске и Александрии.

Хотел еще в Константинополе сделать и в Ганзу влезть, но передумал. В Константинополе были очень строгие законы для торговцев, более строгие, чем в других местах, а Балтика просто физически далеко.

Читерство в чистом виде. Связь. Все шесть торговых домов имели связь между собой и не фельдегерями, а на современном Петровичу уровне. Уровень управления. В каждом торговом доме работал десяток полиморфов. Глава дома, главбух и начальник контрразведки. Остальные — капитанами и старпомами лучших кораблей компании. Ну, а кому еще Петрович мог бы доверить радар? А с радаром хорошо, никаких пиратов не стоит бояться. Светить боевые возможности полиморфов в рукопашной Петрович не собирался. И ему это удавалось.

О том, что все шесть торговых домов одно большое дзайбацу, не знал никто, кроме самого Петровича и полиморфов. Многие знания, многие печали, а Петрович хотел сделать людей чуть-чуть счастливее.

Путь пряностей в Европу был долгим и трудным. Горошине перца требовалось в среднем два года, чтобы попасть с Молуккских островов в Лондон. (ДЛ 7)

Петрович остро жалел, что у него так мало полиморфов. Он бы еще и базы подскока организовал бы в Индийском океане, Персидском заливе и Красном море. Но и так грех было жаловаться. Золото и серебро регулярно оседало в закромах Родины. Пряности, а Петрович возил классику, перец-гвоздика-корица, менялись на соль, соль в Эфиопии на золото, золото в Малакке, она же Сингапур, на пряности, а пряности уже морем до Суэца. А уже оттуда караванами до Александрии. Там поток пряностей разделялся. Большая часть уходила в западноевропейские филиалы, а меньшая в Константинополь.

Был еще и караванный маршрут из Индии через Дамаск в тот же Константинополь, но большого внимания ему Петрович не уделял и важные грузы по ним не переправлял. Морем выходило и быстрее, и надежней.

В собственно торговлю Петрович практически не вникал. Стратегия, не РПГ. Только приказ юнитам отдать, «что» делать. А «как» они получше Петровича знали.

Пожалуй, единственное вмешательство Петровича на уровне «как» заключалось в предложении делать шелковые саше с минимальным количеством пряностей. Две-три гвоздички, пяток горошин перца или дюйм коричной палочки.

Пряности реально были дороги.

Чтобы был понятней масштаб цен — за ливр можно было снять на полгода этаж дома «алл инклюзив», с конюшней и уходом за лошадками, прачкой и едой.

Ливр — 20 солей, которые в свою очередь делятся на 12 денье. То есть в одном ливре 240 денье.

Плата хорошо вооруженному воину из простонародья во время войны полтора-два денье в день. Примерно столько же стоит ночевка в трактире с едой и кувшином вина.

Стакан перца-горошка от двух до трех солей. Или 40–60 денье. И стакан, само собой, не бессмертное творение скульптора В. Мухиной на 17 граней и 250 миллилитров объема, а и до 100 миллилитров не дотягивал.

Такими многократно битыми и склеенными синей изолентой стаканами во времена детства Петровича пользовались бабки, торгующие семечками. И объем после склейки магическим образом уменьшался.

Так что запас пряностей, и не очень большой, обходился средней руки госслужащему почти в полугодовое жалование.

Новшество прижилось, саше пользовались популярностью.

Из ежегодного западноевропейского трафика в 500 тонн пряностей к 944 году через контору «Соль-Перец» проходила примерно треть.

Конечно, Петровичу, а точнее его конторе, довелось столкнуться и с добросовестной конкуренцией, и благожелательным отношением окружающих. Принцип реакции для полиморфов он установил очень простой — полтора возможных ущерба. Навели пиратов на судно компании «Соль-Перец», можете быть уверены, что одно ваше до порта назначения не доплывет. Попробовали повторить попытку — попрощались еще с двумя.

Теоретически взять его судно на абордаж было возможно. А практически цена была слишком высока. Уровень подготовки моряков на судах Петровича все-таки был повыше. И на оружие с доспехами он не скупился. Плюс агентурная работа, плюс радар на каждом судне, плюс слухи. Одним словом, с судами всех его торговых домов нормальные пираты предпочитали не связываться. А отморозки… море оно такое, то буря, то девятый вал, то еще какая Сцилла и Харибда. Грозная и непредсказуемая сила стихии, одним словом, беда. Или вот, допустим, Кракен.

Кракен жил недалеко от Сардинии, и в его существовании не сомневался ни один здравомыслящий моряк.

На Сардинии были размещены основные солеварни Петровича. И конкурентам это не понравилось. Они решили нанести совсем недружеский визит.

Чтобы создать Кракен, Петрович задействовал чуть ли не всех свободных полиморфов. Ктулху фтанг в полный рост.

И сразу в сардинских водах воцарилось неслыханное доселе миролюбие.

Немногим вернувшимся морякам поверили. И отправили экспедицию. Но нападением на исследовательскую экспедицию Кракен пренебрег. А вот умело подогретые сплетни в портовых кабачках так и не дали организовать повторное нападение на солеварни.

Впрочем, третью попытку организовывать было некому.

Но такое веселье Петрович позволил себе всего один раз.

А так все как обычно. Подкупы должностных лиц, заказные убийства и нападения пиратов, диверсии в море и в порту. Нормальные методы взаимодействия с конкурентами.

Радхониты, кстати, тоже отметились. Особенно сильная позиция у них была в Марселе, и, не желая уступать и полпроцента рынка, они не нашли ничего умнее как пытаться перехватывать его суда. Да потом еще пару раз поджечь склад. Попытались и начальника порта натравить на марсельский дом, но как-то внезапно начальник утонул. И вот что забавно — пропал он бесследно, но в том, что он утоп, не сомневался и самый последний босоногий мальчишка.

К корыстолюбивым евреям Петрович относился, мягко говоря, неодобрительно. И их мульки с Холокостом, и роль евреев в Русской Революции, и личные мотивы переплелись в один неприятный клубок.

Сложно сказать, был ли Петрович антисемитом. Во всяком случае, в погромах бы не участвовал, и к ним бы не призывал. Но и бесконечные страдания и притеснения еврейского народа оставляли его равнодушным.

К слову сказать, радхониты не были чистокровными евреями. Иудеями — да, бесспорно, но вот в еврейских их корнях Петрович сильно сомневался. Впрочем, его вопрос происхождения радхонитов не тревожил. Важнее было то, что они наехали на Петровича в крайне неудачное время.

Европа была невероятно бедна. И Петрович не мог придумать, что из нее можно экспортировать.

Причем так, чтобы это отрицательно сказывалось на самой Европе.

Один из вариантов, до которого додумался Петрович — рабы. Точнее, рабыни. И демографическая ситуация ухудшается, и не будет в западных языках обидного обозначения раба «slave». Пусть лучше проститутку на востоке зовут «франка». Однако от реализации этого проекта Петровича останавливали, как ни странно, моральные соображения.

Нормальному пацану с такого бизнеса кормиться западло.

Был у Петровича в свое время знакомый. Нормальный парень. Не друг, так, приятель. И стал Санек таксовать. А через время обзавелся постоянными клиентками. Девушки по вызову. И вот он рассказывает Петровичу о своих трудовых достижениях, и о том какие эти девки классные как личности, а глаза такие жалкие и виноватые, что Петровичу даже неловко за Санька стало. И еще Петрович отчетливо осознал в этот момент, что с Саньком более общаться не будет. Вычеркнул его из своей головы, одним словом.

Попутно выяснилось, что на Востоке как раз девочки намного менее востребованы, чем мальчики.

И уже подошло время закладывать фундамент будущей легализации в Александрии и Константинополе.

Изначально у Петровича была мысль отличиться в Испании. Однако реальность эти наивные планы разрушила не напрягаясь.

Конечно, Абд ар-Рахман III воевал много и с удовольствием. И с христианами, и с берберами, окопавшимися в Португалии, и с многочисленными шейхами на юге Испании.

Испании Абд ар-Рахману показалось мало, и он перенес боевые действия в Северную Африку. В Марокко и Тунис с Алжиром, точнее, в те места, где потом будут Тунис и Алжир. И вот это для Петровича был самый неприятный момент. В Тунисе и Алжире Обеяды воевали с Фатимидами. А именно в фатимидскую Александрию Петрович впоследствии собирался переехать на ПМЖ. И уверенности, что его там примут с распростертыми объятиями после многих лет службы в кордовской армии, у него не было.

Кроме того, поскольку он не принадлежал ни к одному из кланов, то и возможность служебного роста была для него крайне сомнительной. В лучшем случае — командир полка наемников. Но это не столько военная, сколько административная должность. Ну и как водится во все времена без исключения, именно наемники предназначены для затыкания многочисленных и разнообразных дыр.

Особой тяги к воинскому ремеслу Петрович не испытывал и адреналиновым наркоманом не был. На службу его толкало отсутствие изящных решений своего появления в Византии. Надо сказать, что Византия в эти времена была на редкость бюрократическим и полицейским государством. Законы в отношении иностранцев написаны были жестко и выполнялись неукоснительно. Однако существовала лазейка: если знатный мусульманин принимал христианство и переезжал в Империю, он тут же получал гражданство, виллу и неслабый соцпакет. Именно таким образом и собирался обустроиться в Византии Петрович.

К сожалению, в отношении купцов этот трюк не срабатывал. Купцов и своих в Византии хватало. А вот переманить к себе высокопоставленного офицера… И даже не столько переманить, сколько забрать его у противника — за это империя готова была платить.

Была и еще одна причина, заставлявшая Петровича выбрать для своего второго воплощения карьеру военного. Причина грустная — накопившаяся усталость. В момент похищения ему уже было под полтинник, еще четверть века он прожил в Кордове.

Прожил скучно, без волнений, без событий. Ну не считать же событиями интриги на кафедре? В каком ВУЗе нет интриг на кафедре?

Но самое главное, практически в полном одиночестве. Петрович осознанно не стал заводить ни близких друзей, ни, тем более, близких подруг. Тайна, лежащая на нем тяжким грузом, давила и высасывала жизненные силы. Хотя, казалось бы…

Хорошо быть молодым. Мозгов нет, опыта нет, расчет времени сделать практически невозможно. Кажется, что мир можно изменить за месяц щелчком пальца.

Планшет, кстати, подобрал Петровичу почти полторы тысячи произведений про попаданцев в разные исторические времена, на другие планеты и просто в мир меча и магии.

Пять лет — поплыли пароходы. Десять лет — полетели самолеты. Деревенские кузнецы только что ядерную бомбу не делали у себя в кузнях. Сильно Петрович позабавился, читая о действиях своих вымышленных коллег.

Он очень хорошо представлял себе, что такое социальная инерция, консерватизм и косность мышления. Не хотят люди жить по-новому. Часто предпочитают хорошо известное плохое старое неизвестному и от этого опасному новому. Потому и не торопился Петрович с внедрением разного рода технических новинок, а потихонечку работал над своим проектом «Правильного Православия».

14. Гражданская война. Сардиния. 944 г.

Торговый дом «Гарибальди и Сыновья» — именно такое название Петрович выбрал для кампании в Амальфи — имел солеварни на Сардинии.

А вообще амальфитянские купцы были прекрасной иллюстрацией тезиса «деньги не знают границ». Проникнув на Восток намного раньше остальных конкурентов, амальфитяне чувствовали себя как дома и в Александрии, и в Дамаске, не говоря уже про Константинополь, так как формально Амальфи числилось вассалом Византийской империи, и они вывозили византийские товары беспошлинно.

И сам Гарибальди, и его многочисленные сыночки были людьми не ленивыми. Из Константинополя они везли шелк, благовония, пряности и драгоценности в Италию. Причем шел контрабандой, он вообще был запрещен к вывозу из Византии. Византийская торговля требовала огромных наличных средств. А Европа была бедна и золотом, и серебром.

Кстати, проблема отсутствия налички сильно мешала развитию торговли в России до XIX века, пока не начались разрабатываться золотые месторождения Сибири и не получили большее распространение бумажные ассигнации.

Византийские товары менялись на лес. А вот лес уже уходил арабам. В Сахаре с лесом последние несколько веков было напряженно.

Поэтому арабы, захватив Сицилию, устраивая массовые нападения на Сардинию и Южную Италию, старательно обходили владения Амальфи стороной. А те, кстати, в будущем отплатили арабам добром за добро. В реальной истории амальфитяне до того, как были завоеваны норманнами, не приняли участия ни в одном крестовом походе.

Но это были явные и прозрачные операции гарибальдийцев. Тайные же — с солью — были одним из главных секретов Гарибальди и соответственно Петровича. Соль — золото — пряности. Пряности — золото — соль. Абиссинцы из соли деньги штамповали.

Хороший доход давал экспорт в Египет сардинского и сицилийского меда.

Петрович уже давно обдумывал один проект, в котором мед был приятным, но побочным дополнением. А сам проект представлял собой экономическую и экологическую диверсию.

Заключался он в выращивании вайды, растения, из которого добывали синюю краску. А еще вайда была неплохим медоносом. В Х веке синий цвет не был популярен в Западной Европе, однако жители Северной Африки и Сахары с удовольствием щеголяли в синих одеждах. Спровоцировав спрос на вайду, вполне можно было бы предположить дальнейшее развитие событий. Все пахотные земли немедленно были бы ей засеяны. Быстрая прибыль гарантирована. Но при этом резко снижаются запасы хлеба. Голод, хлебные спекуляции и все такое. Но даже незначительное насыщение Европы золотом не соответствовало замыслам Петровича, поэтому план «Индиго» пока не получил его внутреннего одобрения.

Сардиния в настоящее время была разделена на пять королевств, носивших забавное название «юдикаты». (ДЛ 8) Арборея, Торрес и Галлура тяготели к Пизе, Кальяри — к Генуе. А Ольястра пока определялась, была аннексирована Кальяри.

Гарибальдийцы арендовали участки побережья у благородного Аррафиели в Кальяри, в провинции Нора. Аррафиели был сторонником союза с Генуей. Его сосед, Илиану из провинции Децимо, напротив, поддерживал пизанцев. Постепенно от взаимных угроз и оскорблений дело стало доходить и до прямых враждебных действий. Налеты на деревни, угон скота, уничтожение оливковых рощ и виноградников — ничем соседи не брезговали.

Сардинские Иван Никифорович и Иван Иванович. И плевать, что завтра налетят бедуины и отправят всех на галеры.

Этим конфликтом и решил воспользоваться Петрович для начала своей военной карьеры.

Амальфитяне охотно сотрудничали с мусульманами, в частности с берберами и Фатимидским Египтом. Так что присутствие арабского наемного отряда вряд ли бы вызвало дополнительные вопросы.

Петрович с огромным удовольствием бросил свою преподавательскую деятельность.

Не то чтобы она ему не нравилась. Но немного надоело. Школа она школа и есть, а как известно, любого преподавателя через пять лет можно смело ставить на учет в ПНД. И еще вопрос, кто в этом повинен больше, ученички или коллеги.

На Азорах, где по-прежнему базировался «Флеш-Рояль», Петрович уже без всякого страха прошел вторую процедуру омоложения. А потом целый месяц наслаждался забытым ощущением молодого тела. В этот раз, с учетом будущих военных действий, Петрович немного читернул, повысив себе показатели силы, ловкости и выносливости. И еще добавив хит-пойнтов.

Но без фанатизма.

До чего все-таки приятно быть молодым, когда ни один сустав не скрипит, глаза зоркие, мышцы сильные, а пульс ровный. Петрович в охотку бегал, плавал, лазал по горам и тренировался в рукопашке и с холодняком, вспоминая некогда приобретенные навыки и умения. Полиморфы же в это время шерстили базу на предмет оружия.

Оружия на базе было много, и на самые разные исторические периоды. Но как-то бессистемно. И если для полусотни полиморфов оружее и броньку (даже близкие к аутентичным) удалось подобрать без труда, то со своим комплектом Петрович повозился в лабораториях.

Более всего он боялся попадания чего-нибудь метательного в лицо. Особенно если стрела исхитрится задеть мозг. Переносная версия «Айболита», стилизованная под походный сундук, гарантировала оживление даже в таком случае, но не позднее чем через час. А кто его знает как оно сложится в бою, за час можно и не успеть.

Петрович понимал, что в первую очередь в нем говорит паранойя. Но не переживал по этому поводу, потому что был твердо убежден — от паранойи еще никто не умер. А от ее отсутствия многие. И часто.

Так что пришлось модернизировать бурнус, сделав его «стрелостойким», на манер кевларовых рубашек и крахмальных бронежилетов.

Пока он развлекался на Азорах, имитирующий его в Кордове полиморф продал дом и якобы отправился в путешествие, в Багдад. Теперь уже ничто не препятствовало вхождению в мир Петровича Третьего.

И вскорости отряд Петровича высаживался на северном берегу Салернского залива, в красивом, богатом и веслом городе Амальфи. Прибытие его ажиотажа не вызвало, потому что ежедневно туда приплывала и приезжала такая масса народу, что отряд Петровича просто потерялся в ней. И индусы, и норманны, не говоря уже о соседях — множестве разновидностей мусульман, а также жители Италии, еще не определившихся с самоназванием, франки, византийцы и прочие граждане неопределенной национальности, иногда и не знающих, кто они и откуда.

Руководство компании, встревоженное опасной обстановкой на Сардинии, наняло его с отрядом для охран солеварен.

Естественно, кроме самого высшего руководства компании никто не знал, кем на самом деле является Петрович. Так что, фактически, на Сардинию он отправил себя сам.

А к этому моменту Петрович, был, пожалуй, самым богатым человеком от Бретани и до Урала. В Индии правда, могли раджи и побогаче быть, если тупо количество золота и драгоценных камней сравнивать. Ну и византийский император, несмотря на сильно похудевшую империю, все еще оставался человеком весьма не бедным.

Ну и всё. Остальные Петровичу никак были не ровня.

А так конечно, театр абсурда получается. Все равно как олигарх какой-нибудь, Билл Гейтс или там Ротшильд, инкогнито на вторую чеченскую отправится, причем не за чеченов.

Конечно, было бы лучше строить морскую карьеру, чем участвовать в глупых сухопутных стычках. Однако к карьере «крокодила морей» следовало тщательно подготовиться. Смешно сказать, но вопрос, как и тысячу лет до того, упирался в кадры. На местном аналоге «Яматы» было сто восемьдесят гребцов и сто пятьдесят морских пехотинцев. И даже всем комплектом полиморфов Петрович не обеспечивал и один экипаж. Поэтому он решил сделать себе какое-никакое имя, под это имя набрать башибузуков и через месяцев через шесть устроить в средиземноморье «вырванные годы», припомнив всем своим конкурентам и перехваченные контракты, и организацию провокаций со стороны властей. Никто, как водится, не забыт, и ничто не забыто. А для лучшей памяти все в блокнот записано.

Во время передачи очередной арендной платы управляющий солеварнями намекнул Аррафиели, что, как говорится, фирма за разумные деньги выполнит любую работу. То есть Петрович со своей командой готов помочь Аррафиели в решении его проблем. Тонкий намек не остался незамеченным. И уже через несколько дней Петрович был приглашен на тайную встречу, где они долго торговались с Аррафиели по поводу того, что считать разумным вознаграждением, а что — адекватным выполнением задания.

Естественно, наперекосяк все пошло тут же. Не успел отряд Петровича приступить к грабежу первой же деревеньки, как туда заявился со свитой Иллиану.

И начал качать права. Это была очень плохая и очень несвоевременная идея. Полиморфы вырезали его вместе со свитой за считанные минуты.

Все-таки омоложение кроме массы плюсов имело и минусы: повышенная доза адреналина, накладываясь на гормональную бурю молодого организма, иногда блокировала возможность совершать адекватные поступки. А с другой стороны, кто такой Иллиану, чтобы так нагло наезжать на Петровича, обзываясь при этом всякими нехорошими словами? По имени так вообще румын. К румынам у Петровича был счет за оккупацию Одессы.

За базар, как твердо помнил Петрович, надо отвечать.

История имела продолжение. Сторонники союза с Пизой стали объединяться, чтобы отомстить продажным генуэзским прихлебателям.

В реальной истории никакой гражданской войны на Сардинии не было. И перед Петровичем встала дилемма: либо он всячески демпфирует предвоенное состояние, не допуская пока значительных отклонений от известной ему истории, либо избирает другой вариант. Например, устраивая войну таким образом, чтобы не допустить ее выплеска за пределы Сардинии. А заодно и посмотреть, насколько он в самом деле способен влиять на ход исторических процессов не только инициируя их, но и управляя ими. Петрович выбрал второй вариант.

Некрофетишисты, как водится, сделали из дохлого румына символ пизанской партии, этакого Хорста Весселя на сардинский манер. Хорошо хоть Иллиану стишат не писал.

И начали метелиться. Прям фанаты «Галатасарая» и «Фенербахче» (ДЛ 9). Горячие южные парни.

Но довольно быстро Петрович в темпераменте сардинцев разочаровался.

Местные тиффози по накалу страстей в подметки не годились современникам Петровича.

Однако, когда он вспомнил название одного из двух генуэзских клубов, «Сампдория», и подумал о возможно пропущенной буковке, футбольные ассоциации ему разонравились.

Воевать сардинцы не стремились. Точнее, их представление о ходе и характере войны кардинально отличались от представлений Петровича. Ну вот например, тема выкупа. Сражаться, взять в плен, получить выкуп, отпустить и снова сражаться. Самому попасть в плен, отдать полученный выкуп уже за себя, быть отпущенным и снова сражаться. Наша песня хороша, начинай сначала.

Одно боестолкновение в квартал считалось безумным напряжением сил. Да и столкновения эти были по оценке Петровича комедийными. Фарс, а не война.

Хотя, он не воевал, и собственно его видение правильной войны базировалось в основном на Второй Мировой и Великой Отечественной.

Отсутствие единого командования, амбиции, отсутствие стратегического плана, четко определенных задач компании. Короче, весь букет в наличии. Медиевал тотал вар в натуре.

Впрочем, Петровичу на все это было плевать. Пиза победит, или Генуя отличится, какая разница? Фактически обе стороны финансировались из его кармана. В таком случае кто бы ни победил, Петрович не проиграет.

Пожалуй, самым сложным в этой войне для Петровича было не воевать так, как он считал правильным. Строго по заветам — «Если враг не сдается, его уничтожают». Не выбиваться из общей массы полевых командиров.

А как не выбиваться?

Вот чего Петрович не любил, так это терять юниты. Даже в стратегиях. Даже безымянные, у которых не растет опыт. Поэтому поступивших в его отряд он вооружал и снаряжал, и очень неплохим оружием и доспехами. Уже одно это выделяло его из общей массы.

Ну и по тамошним меркам Петрович был очень удачливым командиром.

Но быть неудачливым с таким техническим превосходством, это еще надо постараться.

Эпоха строительства замков на Сардинии только начиналась, и по-настоящему мощных укреплений на острове еще не было. А всякие донжоны недостроенные брались на счет «раз» благодаря прекрасной альпинистской подготовке полиморфов. Ночные действия тогда, как, впрочем, и много веков спустя, практиковались крайне редко ввиду сложности управления войсками. Но полиморфы и днем, и ночью отлично управлялись, да еще и обладали бонусом к инициативе, не считая постоянно действующего колдунства «ночной глаз». Так что десятку полиморфов бесшумно вскарабкаться на стены, вырезать охрану и открыть ворота большого труда не составляло.

Для благородного итальянца, а сардинцы их во многом копировали, служба в армии была в то время предпоследним шагом на пути к окончательному падению. Последний шаг, это когда он начинал торговать. Поэтому в отряд к Петровичу шло по большому счету всякое отребье. Но шло активно, конкурс на место доходил до двух десятков претендентов.

Условия Петрович ставил очень жесткие. Дисциплина, общий котел, как в плане еды, так и в отношении дувана, тренировки. Гигиена. Сухой закон на время БД. Это было весьма необычно по тем временам. Но шли, соглашались и терпели. Потому как добыча по сравнению с другими отрядами была королевской.

Собственно, свою войну на Сардинии Петрович организовал так же четко, как сбор урожая на даче. Максимум эффективности. И глубокая многослойная переработка. Огурцы солить, капусту квасить, из ягод варить варенье.

Так что взятые донжоны вычищались под метелку. Мог бы Петрович сами строения разбирать на камешки — разбирал бы и загонял как стройматериалы б/у.

И доли своей банде, себе-то Петрович не лгал, реально он был атаманом сухопутных пиратов, не зажимались. Более того, Петрович предложил доли не пропивать тут же, а организовать закрытое общество акционерного типа. И вложить деньги в торговлю.

А чего бы не вложить, если прибыль составляла 100 % и средства оборачивались раз в квартал? Отребье отребьем, но не дебилы же они. Поначалу, конечно, побузили, но полиморфы, которые в отряде были и на офицерских должностях, и в качестве рядовых, Петровича однозначно поддержали. А к ним уже и остальные присоединились.

Плюс лечение, и не только ампутация с молитвой, а настоящее хорошее лечение. Антибиотики и все такое. Плюс пенсии по увечью и помощь семье в случае гибели кормильца.

Так что через несколько месяцев под командой Петровича было пять сотен придирчиво отобранных удальцов, которые своего командира просто боготворили. Ну и полсотни полиморфов.

Вот уж полиморфы показали себя во всей красе. Как Петрович жалел, что их не несколько тысяч. Все будущие проблемы с татарами, турками и прочими вражинами решались бы по щелчку пальцев.

15. Начало славных дел. 944 г. и далее

Внезапно оказалось, что дел у Петровича в текущем году — вагон и маленькая тележка. Для начала он организовал в Александрии Суворовское училище. Конечно, называлось оно не так помпезно.

Юг Италии представлял собой странный конгломерат вероисповеданий. Поскольку герцогство Амальфи тяготело к Византии, то и христиане условно православного толка там были не редкость. Раскол христианства на католиков и православных еще не случился, но противоречия нарастали. А следовательно, множились формальные отличия. Так вот, парочка православных итальянских купцов, обеспокоенные судьбой своих братьев по вере, организовала в Александрии странно-приютный дом. И финансировала выкуп малолетних православных, волею судьбы попавших в рабство и проданных на чужбину. Поначалу число их было незначительным, но вскоре в детдоме было под сотню мальчишек от пяти до семи лет.

Параллельно с детским домом заработал дом призрения пиратов-ветеранов. Там же, в Александрии. Увечные бойцы из отряда Петровича в случае, если им некуда было идти (а таких было одиннадцать на дюжину) направлялись в Александрию. А там им предоставлялся выбор: либо воспитателем в детском доме, либо в гильдию нищих. Спаянные железной дисциплиной пираты, руководимые и направляемые мудрым Петровичем, довольно быстро подмяли под себя организованную преступность в Александрии. И уже вплотную присматривались к порту.

Петрович был уверен, что профсоюз, и в первую очередь профсоюз докеров — это именно то, в чем нуждалось государство Фатимидов вообще и порт Александрии в частности. Это сколько грузов проходит неучтенных, неконтролируемых и никаким образом не приносящих пользу. Конечно, такое золотое дно как порт и без Петровича пользовался пристальным вниманием преступных группировок. Однако, сопротивляться вымуштрованным пиратам, вооруженных самым передовым марксистско-ленинским учением, местные не могли.

Из спасенных от рабства детей Петрович планировал подготовить будущих агитаторов и пропагандистов. Как раз на них и началась практическая отработка концепции «Правильного Православия».

Понятно, что не все юные падаваны справлялись с учебной нагрузкой. Такие попадали на факультет силовой поддержки. Петрович уже сейчас планировал будущие конфликты христиан и мусульман. Поэтому агитаторы и пропагандисты изучали и Библию, и Коран.

На удивление, пиратам нравилось быть воспитателями. Сержанты и старшины продолжили заниматься привычной работой. Петрович в который раз поразился своим специфическим подходом к воспитанию подрастающего поколения. Для него слова «патриотическое воспитание» и «военно-патриотическое воспитание» представлялись тождественными.

Он в самом деле искренне считал, что армейские порядки в том случае, если исключена армейская дедовщина, прекрасная база для сеяния «разумного, доброго, вечного» в головы и сердца юных падаванов.

Как Петрович ни берёг своих людей, но война есть война. И избежать потерь целиком ему не удавалось. Его отряд превратился в грозную и значимую силу на Сардинии. Однако, добившись неустойчивого равновесия путем присоединения Арбореи к Генуэзскому союзу, и, соответственно, получив конфигурацию 2х2, Петрович постарался свести свое участие в боевых действиях к минимуму по принципу «Fleet in being». Но это касалось сухопутных действий. На море как раз отряд Петровича начал свирепствовать вовсю. Было создано несколько однотипных боевых групп. Три — условно говоря — крейсера, корабль снабжения и вместительное грузовое судно. Скоростные крейсеры легко догоняли неповоротливые купеческие лоханки. Сопротивляться обученным абордажникам Петровича — значило всего лишь доставить им кровавое удовольствие. Тем, кто сдавался без боя, оставляли от четверти до трети груза. Тех же, кто оказывал сопротивление либо безжалостно топили, либо брали в плен и продавали в рабство.

За годы существования торговых компаний им созданных, была налажена очень неплохая сеть шпионов и осведомителей практически в каждом крупном порту. Поэтому операции поддавались планированию и отличались высокой эффективностью.

Особо жестокую кампанию Петрович развернул против радхонитов. И в силу того, что они были его естественными конкурентами, и марсельские события он им не забыл.

Если, благодаря принципу одной трети, средиземноморскую торговлю Петрович не подорвал, то радхонитские общины, раз за разом теряя людей, корабли и товары, все ближе подходили к опасной черте финансового краха.

Безусловно, поначалу они пытались бороться. И наемные убийцы, и корабли-ловушки, и конвои, и суда россыпью… И даже попытка посредством высокой дипломатии поссорить его с сардинцами, а позже и с конторой «Гарибальди и сыновья». Но не вышло. Сардинцы Петровича откровенно боялись.

До него тоже не сразу дошло, что по тамошним меркам и временам его отряд представляет собой грозную и могучую силу. Не каждый крупный феодал может позволить себе содержать такое войско на постоянной основе. А благодаря значительной добыче (причем свою долю получал каждый — от командира до последнего обозника в срок и без всякого обмана), благодаря совершенно невиданному уровню медицины и заботе о раненых и увечных, пираты просто боготворили Петровича.

Ну и само собой, полиморфы-контрразведчики тоже не дремали.

В целях поддержания авторитета и создания имиджа несколько раз в год Петрович самолично принимал участие в боевых стычках, в полевых учениях или абордажах. Все согласно рекомендациям искина о повышении уровня адреналина в организме.

Правильно Цой пел: война — дело молодых. Петровичу война представлялась исключительно бессмысленным занятием. А свое участие в ней — так и полностью идиотским. Но никуда не денешься «nobles oblige».

Народ в это время воевал много и с удовольствием по самым ничтожным и пустяковым поводам. Азия выплескивала одну за одной волны кочевников. Только в десятом веке как минимум две — болгаров и венгров. Да и европейцы не отставали, резали друг друга в охотку. То корону не поделят, то с какого конца яйцо разбивать.

Несмотря на свое отношение, воевал Петрович хорошо. Регулярные тренировки с полиморфами сделали из него очень приличного фехтовальщика. Модифицированные доспехи разрубить или проколоть можно было только чудом.

При тогдашнем уровне управления войсками командующий армией мог отдать только один приказ — вперед. А там уже как бог даст. Естественно, Петровича такой вариант не устраивал. Он отыграл на планшете без преувеличения тысячи крупных битв и маленьких стычек. А планшет позволял моделировать поведение участников сражения с невероятной точностью.

Поначалу Петрович робел командовать настоящим боем и полагался на полиморфов. Но постепенно механика боя делалась ему все более понятной. Дисциплина, воинская выучка и управляемость его отряда росла, и все чаще Петрович брал командование на себя. Но, повторимся, удовольствия от этого он не получал, несмотря на хорошие результаты.

Но главным для себя проектом Петрович полагал создание ордена пилигримов. Как изначально предполагалось, папа Мартин второй идею создания такого ордена целиком и полностью поддержал, сразу передав в орденское хозяйство примерно два десятка монастырей в разных землях. Понятно, что монастыри отбирались по принципу «на тебе боже, что нам негоже», но сам факт такой передачи много значил для престижа и статуса ордена. Еще перед тем, как идти к папе, а предложение о создании ордена исходило от пизанских и марсельских торговцев, а также герцога Салерно, человека набожного и благочестивого, агенты Петровича провели огромную подготовительную работу. Буквально в течение полугода после образования ордена в него вступили на правах ассоциированных членов сам герцог Салерно Гвемар II, швабский дюк, двоюродный брат короля Конрада Герман I фон Веттерау и герцог нормандский Вильгельм Длинный меч

Несмотря на то, что Петрович уже много лет жил в средневековом, а, следовательно, религиозном по определению обществе, неподдельность веры в бога и постоянная потребность в ней иногда его здорово поражали. Вступившие, как водится, получали очевидные и неочевидные бонусы. В качестве очевидных для столь знатных феодалов были организованы и проведены великолепные туры по местам религиозной славы. Сервис, само собой, был на высшем уровне, феодалам понравилось. Пошли слухи. И контора заработала.

Неочевидный бонус напрямую вытекал из разрешения папы на кредитные операции, связанные с организацией. Здесь Петрович не выдумывал ничего нового, а просто копировал деятельность ордена тамплиеров. Конечно, это все делалось очень небыстро, но народ отправлялся в паломничество с большим энтузиазмом. Имения паломников отдавались под управление Ордена, а орден вел дела исключительно честно.

Довольно значительное число бедных паломников путешествовало за счет ордена и имидж его был максимально позитивным, что приводило к большому количеству земельных пожертвований, а также прочих бенефиций в виде разнообразных прав. Например, на добычу камня или вырубку леса.

Мало-помалу Европа покрывалась сетью канторий и прецепторий ордена.

Специально акцент не делался, но при каждом орденском отделении создавался отряд братьев-защитников, которые охраняли паломников от разбойников, а заодно составляли значительный военный контингент для решения всяких сложных и неоднозначных вопросов. С одной стороны, начнись к этому моменту крестовые походы, работать ордену было бы значительно легче и проще. С другой — подсознательно — Петрович хотел избежать ситуации с крестовыми походами. Причин для крестовых походов, по большому счету, было две. Проблема пряностей и огромный социальный перегрев в западной Европе. Вопрос с пряностями Петрович полагал решенным. Его торговые компании легко могли бы удвоить объемы поставок, был бы только спрос. А вот с социальным напряжением он планировал справиться и без крестовых походов. И для этого ему пришлось решать неожиданную проблему со слухами. Фактически, механизмов быстрой манипуляции массовым сознанием в десятом веке не было как класса. С двадцать первым веком просто не сравнить: ни телевидения, ни интернета, ни газет. Поэтому Петровичу пришлось делать специальный вояж на Азорские острова и организовывать там мини-типографию, печатая пропагандистскую литературу чудовищными тиражами по пятьдесят — сто экземпляров. Да еще не забывая про имитацию рукописного текста, пергамента и бумаги, идентичных натуральным. И одним из первых его творений была конспирологическая книга о Меровингах и Каролингах, а также постыдной роли Ватикана в свержении законной династии наследников Иисуса.

К счастью для Петровича, королевская власть во Франции была достаточно слаба, чтобы реально препятствовать распространению этого бреда. Тридцать книг на всю Францию — вроде бы и немного. И даже если учесть, что часть из них будет выкуплена, конфискована (или иным образом уничтожена) людьми папы и короля, разговоры пойдут, а большего пока и не нужно. Петрович даже не стал решать вопрос, кто формально будет назначен наследником Иисуса и Дагаберта. Пока династия герцогов Булонских его вполне устраивала, будучи не лучше и не хуже других династий.

Даже больше того, с детских лет он испытывал своеобразную симпатию к герцогу Бульонскому. Еще маленьким мальчиком, читая книгу о крестоносцах, он наткнулся на фамилию герцога в такой забавной форме. Долго искал город Бульон на карте Франции и думал о том, как дразнили герцога в школе, когда он был маленьким. Переживал, одним словом.

А вообще, даже без учета конспирологических теорий назначение герцога иерусалимским королем выглядело немножечко странным. Потому что в первом крестовом походе принимали участие люди и познатнее.

16. Перечитывая Альфреда Мэхэна. 945 г.

Публичному человеку все завидуют. Каждому колет глаза чужой успех. Каждый норовит подкрасться и заехать тортом в самую рожу. И хорошо еще, если только тортом, а не из снайперки шмальнуть или, что может быть даже хуже, в газетах всякую мерзость прописать.

Правда, в нынешние времена ни тортов, ни снайперов, ни газет не было. И завистники поступали иначе. По крайней мере, в отношении Петровича.

Устроив террор радхонитам, Петрович, безусловно, ожидал противодействия. Но недооценил коварство и изворотливость иудейского ума. Радхониты потрясли кубышками, вымели сусеки, выпотрошили закрома и проплатили испанским арабам налет на базу Петровича. Точнее, на одну из баз, местоположение которой стало им известно. Арабов, кроме гонорара, в немалой степени соблазнил рассказ о несметных, буквально неисчислимых богатствах, хранящихся на базе.

Исполчившись в великих силах, арабы безукоризненно провели налет. Обещанных богатств они там не нашли, и не иначе как со зла инфраструктуру базы уничтожили полностью, да еще и прихватили один из боевых отрядов Петровича. Людей — кого убили, кого в плен взяли, но оба полиморфа, к счастью, спаслись. Правда, им пришлось вплавь преодолевать половину Средиземного моря, однако ценнейший ресурс потерян не был. Хотя, конечно, утешение очень слабое.

Ситуация осложнялась еще и тем, что арабский отряд был сводным. И месть каждому из четырех эмиров могла вызвать непредсказуемую цепную реакцию и настоящую войну. Причем уже не с отдельными городами, а с целым кордовским халифатом. К войне против большого сильного государства пока Петрович был не готов. Но и оставить это без последствий не представлялось никакой возможности. Такая колоссальная потеря лица была совершенно недопустима.

Через некоторое не очень продолжительное время, когда его глаза перестали быть кроваво-красными и вернулись к природной серо-зеленой окраске, Петрович понял, как он будет действовать.

Решено было устроить ловушку. Люди Петровича намеренно допустили утечку информации о месте расположения еще одной базы. Более того, ко времени, когда радхонитские и арабские шпионы должны были уже прибыть для проверки информации, на базу пришел морской конвой, набитый под завязку ценными грузами. И все желающие без труда узнали, что еще больший конвой прибудет через месяц. Петрович полагал, что месяца вполне хватит горячим арабо-испанским головам сорганизоваться для нового прибыльного квеста. С большим дропом, лутом и спойлом.

Анализ причин разгрома первой базы не принес ничего неожиданного. Пресловутый человеческий фактор, ослабление внимания, ощущение ложной всесильности, порождающее безответственность и расхлябанность. Ну и невозможность жить в постоянном боевом напряжении. Конечно, всякие неприятности в империи Петровича случались и раньше, но еще никогда они не достигали такого масштаба. Щелчок по носу оказался обидным. Разграблены склады, сожжены причалы. Суммарные человеческие потери — почти тысяча солдат, гребцов и матросов. Два корабля захвачено в плен, четыре уничтожено безвозвратно. Плюс напряг с выполнением контрактов. Пришлось перекрывать долговые обязательства, используя собственные резервы или срочно закупая у конкурентов. И дважды даже себе в ущерб.

Не самая главная база, не самые большие склады. Но только по масштабам Петровича. Для одиночного даже очень богатого купца такие потери привели бы к однозначному разорению.

После налета контрразведка всех торговых домов работала на износ. Были выявлены все радхонитские общины, так или иначе замешанные в нападении. А в этих общинах — особо инициативные граждане, настаивавшие на походе с излишней, на взгляд Петровича, решительностью. Также была проведена глубокая разведка резиденций каждого из эмиров, флот и войска которых участвовали в этом омерзительном по своей гнусности бандитском нападении. Особое внимание уделялось поиску сокровищниц и анализу их содержимого.

Петрович едва не плакал, в сотый раз пересчитывая всех своих полиморфов и жалея, что они не могутразмножаться делением или почкованием. Одновременно удар по всем точкам не получался никак.

Ничего не оставалось, как только применять продукты высоких технологий. На этот шаг Петрович пошел с большими сомнениями внутри себя. Так как стопроцентно исключить нежелательных свидетелей совершенно не представлялось возможным.

Наконец все было готово. Дата прибытия большого каравана была доведена до каждого желающего и многократно продублирована во всех портовых трактирах. Разведка доложила, что арабы вполне успели погрузиться на корабли. И, по предварительным расчетам, ожидались как раз вовремя, чтобы перехватить караван в момент разгрузки.

Идеологическая накачка пиратов достигла неслыханных высот. Каждый — каждый! — пират был заинструктирован по самое «не могу». Дважды были проведены общевойсковые учения.

Петрович ничего не собирался оставлять на волю случая. На некоторых кораблях были установлены дальнобойные огнеметы, которые Петрович намеревался использовать в самом крайнем случае, выдав за модернизированные установки «греческого огня». Не будь сражение таким массовым, он бы не постеснялся ДШК использовать. Но случай не был настолько экстраординарным, чтобы пускать в ход последний козырь. Ну, не совсем последний. В трюмах «Флеш-Рояля» много чего интересного осталось.

Была у Петровича мысль перетопить арабов еще на подходах. Но, поразмыслив, он от нее отказался. Не зрелищно. Не наглядно. Не сработает на имидж.

Засада с конвоем удалась на славу. Радар и связь. Радар и связь. Невозможно себе представить, какое колоссальное преимущество у тех, у кого они есть над теми, у кого их нет. До появления надежной связи между кораблями флотоводец находился в еще более худших условиях, чем его сухопутный коллега. Фактически, все морские сражения до конца XIX века представляли собой беспорядочную свалку. Где каждый был сам за себя или же тупо стоял в линии напротив такого же и из всех сил молотил в него ядрами, надеясь, что повезет именно ему.

Однако со связью, — а дальнобойная связь была встроена в каждого из полиморфов, — веселье можно было организовать совершенно иначе. Петрович был уверен, что вдохновленные прошлой победой, арабы кинутся в порт безо всякой разведки. И арабы его ожидания оправдали полностью. После чего спрятанная за горизонтом эскадра отрезала им путь к отступлению.

Арабам дали высадиться на берег и перебросить абордажное командование на грузовые корабли. Береговой десант был тупо расстрелян из арбалетов, а абордажников быстро и решительно перерезали притаившиеся в трюмах команды отборных головорезов. Оставшимся в меньшинстве арабам не оставалось ничего другого, как сдаться. Не дожидаясь окончательного подсчета трофеев и праздничного пира, почти все полиморфы отравились в Экспедицию Возмездия. Радхонитов вырезали жестоко и зло, не щадя ни старых, ни малых. Выворачивая все тайники до последней мелкой монетки. Все представляющее собой минимальную ценность, грузилось, паковалось и увозилось. Ни в одном из шести городов, куда направились трофейщики, городская стража не была готова к встрече с преступностью, организованной на таком высочайшем уровне.

Следующая серия визитов была нанесена эмирам. Здесь события происходили по другому сценарию и обошлись всего двумя пострадавшими. Причем, скорее это был несчастный случай, чем очевидное насилие. У двух слуг в разных поместьях от испуга случился инфаркт. Действуя как настоящие голливудские ниндзи, то есть появляясь из ниоткуда и исчезая в никуда, полиморфы обчистили эмирские сокровищницы и растворились в ночи.

Урок был усвоен. Послание дошло до адресата, и расшифровали они его верно. Когда взбешенные радхониты попытались организовать еще один наезд на уже известную базу, за них не вписалась ни одна мало-мальски серьезная вооруженная сила в Западном Средиземноморье.

17. Ночь. Западное Средиземноморье. Х век

Чаще всего, Петровичу удавалось загрузить себя большими и малыми делами так, что на депрессию и самокопание времени не оставалось. Если дел не хватало, в ход шли физические нагрузки: бег, плавание, фехтование.

Но иногда прорывалось.

Средневековье вообще и десятый век в частности Петрович ненавидел искренне, до дрожи в пальцах. И это при том, что, в отличие от множества попаданцев, о которых он читал, у него была возможность смотаться на Азоры и пожить там в привычном для него окружении.

Нет, хроноаборигены, по большому счету, были не лучше и не хуже современников Петровича.

Как-то попалась в руки Петровича книга «Белые масаи» о европейке, вышедшей замуж за львиного воина. Прожили они в солнечной Африке четыре года, а потом цивилизационный конфликт взял свое.

Независимо от своего желания, Петрович был вынужден вникать, и не только вникать, но и всячески соответствовать всем тем многочисленным сословным, религиозным, региональным предрассудкам в изобилии украшавших сознание любого местного жителя.

Конечно, самый близкий круг общения Петровича составляли, прежде всего, полиморфы. Конечно, пираты боготворили Петровича и в основной массе были готовы выполнить любой его приказ. Но поговорить по душам он мог только с планшетом. Да и то врожденная паранойя минимизировала эти разговоры как по количеству, так и по объему сказанного.

Неоднократно местные дамы постарше и помоложе, простушки и аристократки пытались оказаться у Петровича в постельке.

Сразу после переноса, размышляя над возможными последствиями омоложения, он предполагал, что гормональные бури могут быть серьезной проблемой. Но нет. При взгляде на местных красоток ничего не шевелилось. Желание не возникало даже по этнографическим причинам. Проанализировав истоки своих чувств к местным женщинам, Петрович не нашел для себя ничего нового. Во-первых, страх. Страх утечки информации, страх ввести в посвященные мало что чужого, так еще и психологически полностью не готового человека. Страх создать точку уязвимости. Женщину пришлось бы защищать, хотя бы для того, чтобы не терять свое лицо. А если бы она была знатная, то, как говориться, женишься на невесте — в приданое получаешь всю ее родню.

А вторая причина — брезгливость. Как ни крути, а по меркам Петровича, хроноаборигенки все были чумазками и замарашками. С сифилисом Европа еще не была знакома, но и без него заболеваний, передающихся половым путем, вполне хватало.

Большой проблемой для Петровича было несовпадение отношения к инфоповодам у него и у местных. Копеечное, с точки зрения Петровича, событие могло привести местных в экстаз или же погрузить в пучину отчаяния. И это при том, что он ухитрился создать среду, где любое его действие воспринималось как освященное всеми богами мира, вместе взятыми. Например, он выкупил пиратов, неудачно попавших в плен. А там, где их продавать не соглашались, приказывал провести карательную операцию, не считаясь ни со своими потерями, ни с потерями со стороны жертв. Командиры наемных отрядов практически не выкупали своих. Власть предержащие делали это в исключительных случаях.

С одной стороны, не будь у Петровича ресурсов, и он бы никого не выкупал. С другой, не будь ресурсов, и выкупать бы никого не пришлось.

Делал он это не из-за человеколюбия. В пиратов было вложено достаточно сил и средств, чтобы брать и просто так вышвыривать на помойку обученных ветеранов.

Понятно, что пираты боготворили Петровича за это. Здоровые возвращались в строй, увечные отправлялись в Александрию. Проект с приютом оказался настолько удачным, что Петрович подумывал открыть филиалы в других городах.

А он ненавидел проявления их благодарности. Потому что не воспринимал их как людей. Потому что отдавал себе отчет в том, что видит в них в первую очередь средства для достижения своих целей.

Александр Македонский помнил в лицо и по именам чуть ли не каждого из своих бойцов. Петрович вообще не вглядывался в их лица. Но странным образом это улучшало его имидж и повышало его рейтинг.

Кстати, полное пренебрежение судьбой ветеранов и инвалидов войн — пункт, по которому Петрович был готов выставить счет как Советскому Союзу, так и России.

А иногда, вот как этой ночью, душной, жаркой ночью. Ни звука, ни пятнышка света, ни дуновения ветерка. Так вот этой ночью Петрович ненавидел сам себя. Он понимал, что фактическое бессмертие, которым он пользуется, мало-помалу превращает его в монстра. В существо, которое уже нельзя назвать человеком. И так ему было себя жалко… Однако, если он собирался сделать то, что собирался, только монстр и был на это способен. От этого делалось еще жальче.

Петрович думал, что Кощей Бессмертный с такой надеждой встречал каждого нового царевича, с такой искренней радостью, что вот сейчас все закончится. Он понимал Кощея.

А это была всего третья жизнь.

18. Промежуточные достижения. 960 г. и далее

В декабре 955 года на папский престол взошел Октавиан Тусколо, принявший имя Иоанн XII.

Редкой набожности человек. Настолько редкой, что ее и с лупой не найдешь. Насиловать прихожанок и паломниц прямо в соборе св. Петра, до этого еще додуматься надо было.

Петрович не удержался и пустил в массы песенку про «случай в городе Риме», уж больно она соответствовала моменту. (ДЛ 10)

Прекрасная карьера — в восемнадцать лет стать папой. Иногда Петрович раздумывал, не сделать ли папой своего полиморфа, причем, пожизненно. То, что один из полиморфов займет пост александрийского патриарха, даже не обсуждалось. А вот взять под контроль папский престол, возможно, в этом был определенный резон. А возможно, и нет.

Иоанн XII и не будучи полиморфом действовал настолько удачно для Петровича, что лучше и желать не приходилось.

Петрович этого папу ждал. Иоанну предстояло принять важное решение — даровать ордену паломников неотчуждаемое право торговли с мусульманами.

Фактически за мизерную по меркам Петровича плату папа подарил Ордену монополию на торговлю пряностями. В известной Петровичу истории такая монополия была у Венеции, и Венеция благодаря ей задавила всех своих конкурентов. Правда, венецианцы допустили одну ошибку. Выбирая, кого поддержать, Константинополь или турков, они сделали ставку на турков. А турки, в благодарность, подорвали венецианскую торговлю.

Поэтому, кстати, Петрович не привлек свою венецианскую компанию в Орден пилигримов. Так что в будущем доминировать в средиземноморье будут Марсель и Генуя.

К шестидесятому году военная организация Петровича превратилась в настоящего монстра. Он понимал, что когда он уйдет в тень, пираты по инерции еще будут какое-то время одерживать победы. Но, лишенные всех бонусов и привыкшие во всем полагаться на Петровича, быстро начнут проигрывать. А его обязанности комфлота уже сильно тяготили.

С другой стороны, чисто по-человечески пиратов было жалко. Но что с ними делать и как использовать, придумать Петрович не мог. Запасы золота, серебра, драгоценных камней, которые приносила легальная торговля, уже к настоящему моменту были так велики, что с лихвой покрывали потребности по каждому из намеченных проектов.

В конце концов, Петрович принял компромиссное решение. Один из полиморфов предстал перед пиратами в качестве племянника и наследника. Примерно за год укрепил свое положение и завоевал авторитет, и Петрович с чистым сердцем передал ему все свои военно-морские дела, после чего переселился в свою александрийскую резиденцию.

В Александрии в первую очередь усилия были сосредоточены на том, чтобы взять под контроль александрийский патриархат. Сделать это было тем более несложно, поскольку управление патриарха испытывало серьезный кадровый голод. Большими достижениями патриархат похвастаться не мог, паства не росла, финансирование было крайне скудным, и общий уровень подготовки управленцев оставлял желать много лучшего. Поэтому выпускники александрийского суворовского училища были для патриарха подобны манне небесной. Молодые, образованные, уверенные в себе, с разумной степенью наглости и бесстрашия. Юные джедаи стремительно делали карьеры, обеспечивая места для будущих выпускников.

Можно было и сразу с помощью полиморфа подменить патриарха. Но подумав и посчитав, Петрович решил провернуть такой финт в году 73–75, уже после своего переезда в Константинополь.

19. Завевание Египта. 969 г.

Фатимидские халифы неоднократно пытались завоевать Египет. Однако не получалось. Пока наконец четвертый халиф Абу Тамим Маадд ал-Муизз ли Дин Аллах не подошел к вопросу творчески и ответственно. И Петрович в подготовке к походу тоже поучаствовал, в частности предоставил грузовой флот для транспортировки продовольствия. Ну а халиф, проанализировав причины трех неудачных попыток, уделил большое внимание тренировкам армии вторжения, а так же проведению разведки и спецопераций.

Надо отметить, что исмаилиты, а фатимидская династия придерживалась такой версии учения Пророка, в спецоперациях знали толк, недаром впоследствии на их базе была создана организация знаменитых ассасинов.

В Египте же в это время формально правила династия Ихшидидов, а именно халиф Мути. Но реальная власть принадлежала отнюдь не ему, а регенту Кафуру. Правда, ближе к концу шестидесятых Кафуру вторая роль поднадоела и он, объявив себя эмиром, уселся на трон уже вполне официально. Как водится, регент-эмир был негром и евнухом, что не мешало ему травить наследников престола, много воевать и проводить очень спорные реформы, а также быть меценатом. А в последнее время и шиитом. Не сам, понятное дело, а под руководством резидентов ал-Муизза. Пожалуй, с учетом того что исмаилиты всячески себя маскировали под шиитов, только это и тормозило вторжение. А не успел Кафур помереть, как тут же фатимидская армия форсировала реку Амур на участке «ОМАХА-БИЧ».

Однако быть меценатом не значит быть хорошим правителем. Издерганная бесконечными и бесплодными войнами, экономика Египта находилась в упадке, а Ихшидиды не пользовались всенародной любовью и поддержкой. Так что меньше чем за полгода на египетский престол уже мостился четвертый фатимидский халиф.

И он тут же столкнулся с классической египетской проблемой. И не только египетской. Кадры, они не только в Советском Союзе все решали, без них и в Египте было не обойтись.

А национального кадрового резерва у арабов не было. По крайней мере в Египте. Толковых грамотных кандидатов на различные административные посты и чиновничьи должности можно было найти только среди христиан и иудеев.

Во внутрииудейские разборки Петрович не лез, а вот конфликт между христианами ему был очень интересен.

В силу разных забавных и не очень обстоятельств на территории Египта действовало две христианские церкви, Коптская, официально считающаяся еретической, и Александрийская православная. И так получилось, что после мусульманского завоевания Египта копты активно сотрудничали с арабами и пользовались всяческими благами и привилегиями. А вот у Александрийского патриархата отношения с мусульманами особо не складывались, не считая краткосрочных периодов удачных действий отдельных патриархов.

Однако, в том числе предвидя будущее завоевание Египта и кадровый голод, Петрович еще четверть века назад создал свой приют. Военно-гражданское училище юных падаванов им. А.В. Суворова. Первый. Потом было открыто еще несколько, не только в Александрии.

Напрямую он ничего никому не говорил, но вовремя сделанные намеки лицам, приближенным к халифу, подкрепленные милыми сувенирами, свою роль сыграли. Падаваны стали иметь существенный гандикап при назначении на различные должности в фатимидской администрации. А то, что они все числись за александрийской патриархией, было не более чем случайным совпадением.

Тогдашний патриарх Илия I полагал благоволение халифа своей личной заслугой, чем немало гордился.

Но настоящей причиной, кроме, разумеется, манипуляций Петровича, был редкий религиозный пофигизм халифа. Он был настолько веротерпим, что даже допускал публичные религиозные диспуты между представителями различных мусульманских и христианских течений.

Наследник ал-Муизза, ал-Азиз, должен был быть таким же равнодушным к вопросам веры. И вот это Петровича уже не устраивало. Поэтому он организовал еще одно учебное заведение, теперь для мусульманских сироток. И лучшему ученику официально было даровано имя Дарази.

Именно Дарази через 15 лет должен был стать выразителем недовольства мусульманской части населения Египта засильем христиан вообще и православных в частности.

Исходя из поставленной задачи, его и готовили как мистика, фанатика и интригана.

Его исторический прототип принимал активное участие в формировании то ли секты, то ли малой народности друзов, по его имени, кстати, и названной. Появятся или нет друзы на исторической арене, Петровича особо не волновало. А вот обеспечить к 82 году начало гонений на православных, так чтобы пик их пришелся на 85 год, было важно для задумок Петровича.

И ведь как обидно!

И реальный Дарази, и потомок ал-Азиза халиф аль-Хаким действовали буквально в следующем поколении, всего лишь на 20 лет позже желаемого! Причем действовали именно так, как было бы оптимально для намеченных планов.

Однако не судьба.

Зато есть готовый образец, даже выдумывать ничего не надо, всего лишь подобрать подходящих марионеток.

20. Конференция по геополитике. Левый берег Нила. 970 г.

Трех своих самых первых полиморфов, Джамшуда, Равшана и Джофара, Петрович так и не развоплощал и не перепрограммировал.

И не только их. Всех остальных тоже, насколько это было возможно. Петрович полагал, что если добавить только новые навыки, то полиморфы как личности останутся прежними.

Ему казалось, что несмотря на кремниевые мозги и неизвестно какую плоть, полиморфы наделены некоей субстанцией. У людей, по крайней мере у некоторых людей, аналог такой субстанции называется душа. Спрашивать у полиморфов, важно для них сохранять память о прошлом или нет, Петровичу казалось неэтичным.

Так что Джамшуд, Джофар и Равшан образовали самый близкий круг Петровича.

Рецепт человеческого счастья давно известен. На каждого человека три раба. И немножко техники, самомоющаяся посуда и самоходное мусорное ведро.

За рабов Петрович своих полиморфов не держал. Наоборот, он переименовал их именами своих друзей, Джамшуд стал Денисом, Джофар Родионом, а Равшан Владом.

И как ему показалось, такое переименование полиморфам было приятно.

Иногда, гладя на своих полиморфов, он замечал некую тень внутренней иерархии, что вроде как один полиморф поглавнее другого товарища. Но опять-таки, выяснение иерархию в стае полиморфов Петровичу казалось не этичным. Просьбы, пожелания и приказы выполнялись точно и в срок, при необходимости полиморфы проявляли здоровую инициативу, и не только в рамках отданного приказа. Так что не надо лезть туда, в чем ничего не понимаешь. И, кстати, далеко не во всем нужно детально разбираться.

Периодически Петрович выезжал со своим малым советом на природу попить пивка и поговорить за жизнь.

Выдержки из стенограммы выездного заседания № 3004.
Участники Петрович(П), Денис (Д), Влад (В), Родион (Р)

П. Так что, не поднять нам КМА?

Р. Вот какой раз уже это обсуждаем! Не поднять! Не поднять тебе КМА хоть ты тресни! Чем ты его собираешься разрабатывать? Деревянными лопатами?

П. Без металла нам жопа.

В. Нам по большому счету и с металлом жопа, потому что ты, Петрович, мечешься с определением главной задачи как блоха на сковородке.

Д. Не главной. Точнее, главной для текущего этапа.

В. Да. На главной для этого этапа. Нет, погоди, не перебивай. Я знаю что ты хочешь сказать. «Как нам обустроить Россию» и все такое. Ты лучше скажи, где ты собираешься ее обустраивать?

П. В смысле?

В. Ну буквально, что будет центром твоей новой России?

Д Я так понимаю, Влад, ты хочешь сказать, что выбор центра определит судьбу государства?

В. Да. Именно это я и хочу сказать. Дело, понятно, не в самом центре, как таковом. А во первых в окружающем ландшафте, который влияет на род занятий местных жителей. А базис, как ты, Петрович, любишь говорить, определяет надстройку.

П. Ну, положим не я, а Карл Маркс и его родной брат Фридрих Энгельс.

Р. О как, а я всегда был уверен что это четыре разных человека…

В. Хаханьки шутить и надсмешки строить это вы все мастера известные, а я серьезно говорю. Ландшафт влияет на страты. Духовенство, духовенство, горожане и крестьяшки. И если, ты, скажем, выберешь в качестве ядра своей империи Севрео-Восточную Русь, поросшую лесом по маковку, то поимеешь феодалов и крестьяшек, а все остальные варианты будут нежизнеспособны.

Р. А если Киев?

В. А если Киев, то дворянство и духовенство.

Р. И че?

В. И ниче. Два паразита. Типичный пример Польша. Сперва «польска вид можа до можа», а потом ваще с карты исчезнет. Как и Украина, кстати.

П. Я смотрю, ты к вопросу кардинально подготовился. Прям главный докладчик.

В. Ты, Петрович, уже сколько раз вздыхал ностальгически: «Ах Русь! Ах, онучи с квашеной капустой!», что поневоле подготовишься.

Д. Ну, ты два возможных центра назвал. Не убедил пока, но ладно. А Новгород?

В. А Новгород, в отличие от степной Украины и лесной Руси, озерно-болотный. И там формируются страты крестьяшек и горожан. Точнее, наоборот. Горожан и крестьяшек. И горожан не ремесленников. А кого? Правильно, торговцев. Вернейшая опора трону. Могли бы мамой родной оптом торговать, ни одной мамы бы не осталось в Новгороде.

П. Ну и что ты предлагаешь?

В. Я? Ничего. Не я, к счастью, решения принимаю, а ты. Так что тебе и решать. Ты, конечно прав насчет металла. Без железа ни хрена империю не построить, особенно сейчас. Кто имеет железо, тот и нагибатор 80-го левела. А на Руси железа нет.

П. А…

В. НЕТ! Нет железа на Руси. И не надо мне про Курскую Магнитную аномалию двадцатый раз песню заводить. Нету его. То, которое есть, обрабатывается при 1300 градусах. А сейчас максимум 1100. Вот эти двести градусов и есть твоя империя.

Д. Ну, насчет железа, ты не совсем прав. Есть железо. Полоцк и Новгород.

В. Да. Полоцк и Новгород. Про Новгород я говорил, почему он не годится в качестве ядра империи, а Полоцк слаб по человеческому ресурсу. Войну против всех ему не выдержать.

Р. А зачем воевать против всех? Почему обязательно воевать?

П. Потому что каждый ближний и дальний сосед постарается железо у тебя оттяпать. И договориться им между собой будет легко. Потом, конечно, они и друг дружку сожрут, не вопрос, но вот тебе от этого легче уже не будет.

Значит, говоришь, не тебе решать? А тем не менее постарался протолкнуть проект с Северо-Восточной Русью.

В. Оно как бы так и выглядит. Но реально подумать, выбора на самом деле нет, если строить империю, а не химеру.

П. А проливы?

Д. А что проливы? Вот на хрена тебе проливы? Что ты в них вцепился? Как я понимаю, задача не владеть проливами, а обеспечить себе проход через них. А это меньшая проблема. Если Венеция себе в твои времена такое право выбила, почему в этой истории Генуя не сумеет? У тебя задача турок не допустить до взятия Константинополя. Так что поможешь Роману под Манцикертом, отбросишь турок, а там глядишь, они себя сами изведут. Ну, или еще кого спровоцируешь на бусурманов навалиться.

П. Как у вас все легко, один в глухомань лесную хочет меня запроторить, второй плевком с турками разделался… Герои, одним словом.

Ладно, давайте допьем что в бокалах и собираться будем.

21. Петрович и принятие христианства на Руси. Александрия 970 г.

Чем ближе становилась роковая дата, тем отчетливей Петрович понимал, что в Константинополе ему не пожить. И незачем, и некогда.

И в самом деле?

Его изначальный план опереться на Византию и проливы делался все более неактуальным. Мировая торговля шла не так, как он себе представлял сразу после переноса.

И вообще, книжные представления несколько не совпадали с реальностью.

Так что через пару лет следовало перебираться в Киев и искать подходы к Владимиру Святославовичу. Хотя нет, уже не в Киев. Владимир как раз в этом году стал новгородским князем и в Киев должен был вернуться только через десять лет.

В Новгороде князя, конечно, окружило мощное лобби, и протолкнуться к телу было не просто. Хотя, универсальный ключик к князю у Петровича был. Во первых наемники, во вторых возможность кредитоваться. Правда, наемники морские, к сухопутному бою не приучены.

Вот сколько себя Петрович помнил, никогда не мог понять, почему Владимир принял решение креститься. Причем не только лично, но и всю Русь.

Ну да, контакты с Византией облегчались. Но и так византийцы покупали русские товары, и мусульманские, и любые другие. Идеологическое влияние Византии на Русь резко усиливалось.

Правда, болгары, восприняв крещение от Византии, тут же начали с ней воевать. Не самый, кстати, разумный поступок. Но русские с Византией не воевали после крещения, наоборот, оказывали ей военную помощь. А уж сколько деньжищ перетаскали в патриархат, страшно подумать.

Не раз и не два Петрович пытался поставить себя на место Владимира в момент принятия судьбоносного решения о принятии православия. И никаких выгод в пользу такого решения не видел, особенно учитывая послезнание. Конечно, Владимир и страшном сне не мог предвидеть, что меньше чем через сто лет произойдет официальный раскол с обоюдными анафемами Западной и Восточной церкви. И что никому пока еще не ведомые тюрки-турки завоюют Константинополь и получат колоссальный бонус, позволивший им создать гигантскую, мощнейшую империю.

Все это в 988 было совершенно не очевидно, по крайней мере для Владимира.

Поначалу Петрович намерен был резко противопоставить александрийского патриарха константинопольскому и правдами-неправдами убедить Владимира принять христианство по александрийскому образцу, перетащив по такому случаю александрийского патриарха в Киев. Чисто технически разница между двумя версиями была незначительной. Намного важнее представлялось Петровичу создание независимого русского патриархата не в XVI веке, а уже в Х.

Однако концепция была изначально ошибочна. Киев совершенно не подходил для столицы будущей империи, только для химеры, обреченной на распад. Системы жизненных ценностей Южной, Северо-Западной и Северо-Восточной Руси различались принципиально, и киевский вариант однозначно проигрывал, как и новгородский. Правда, не подходили они по разным причинам.

Киев импортировал оружие. То есть жил с меча. И как понимал Петрович, тендецию эту ему было не переломить. Жизнь с меча яркая, красочная и богатая. Правда, до поры до времени. Рано или поздно ресурс, в том числе и мобилизационный внезапно заканчивается, и волков войны поджидает горькое разочарование. Мало того, процесс грабежа идет в обе стороны, и или у тех, кого еще вчера так весело и прибыльно можно было грабить, оказываются выскребленные сусеки и выметенные амбары, или они выбирают иной сценарий развития и крепко дают грабителю в лоб. Вся Южная Русь в XI–XII веках в охотку и с удовольствием резалась за киевский стол, пока полностью не обезлюдела.

Не без помощи половцев и татар, разумеется, но и сами князья немало постарались.

А главный бонус был даже не Киев, а близость к Византии. Близость к мечам. Ну и зачем в таком неблагоприятном месте начинать строить империю?

И кроме того, Великая степь, протянувшаяся от предгорьях Карпат и чуть ли до Тихого океана, представляла собой широкую столбовую дорогу для всяких-разных кочевников. Венгры, половцы, печенеги. Татары опять-таки. И каждый едущий из Азии в Европы, делал равнение направо и думал, а не заехать ли мне в Киев? Да нахрен вы все там сдались?

Нет. Ранимая душа Петровича не желала жить ни на проходном дворе, ни в коммуналке.

Так что план трансформировался следующим образом.

Александрийский патриарх из-за конфликта с фатимидской администрацией или под влиянием мощного видения просит киевского князя Владимира приютить его у себя в лесной глуши.

И пусть Владимир крестится по какому угодно канону или вообще ислам принимает, это уже не принципиально будет.

Главное, что патриарх окажется в нужном месте в нужное время.

А впоследствии Петрович планировал разыграть еще одно чрезвычайной важности обстоятельство. Дело в том, что александрийский патриарх был единственным, кто совершенно официально носил титул и патриарха, и папы.

С некоторых пор Петровича все чаше можно было встретить в компании Патриараха. Как-то надо было мотивировать свой переход в православие из ислама.

Хотя ему что ислам, что православие в равной степени были до лампочки. И особенно ему были смешны претензии части людей на особые права в интерпретации божественных замыслов. Ну и мелочность Бога в плане есть свинину или нет, носить паранджу или ходить голышом… Не смешно даже.

Тем более Петрович в силу своей профессиональной подготовки был знаком с самыми разными версиями происхождения людей и богов. И почитал наиболее верной теорию Б.Н. Поршнева.

Причем, если допустить, что де Шарден и Вернадский не ошибались насчет существования ноосферы, то тогда и для Бога находится комфортная среда обитания.

В средние века, правда попозже относительно времени в котором был Петрович, кто-то сказал: «мой храм из костей». То есть бог живет внутри меня, в моем сердце. и посредники между человеком и Богом не очень то и нужны.

Запутанная ситуация вообще с этими посредниками. Взять ту же варну, или более известный вариант, касту брахманов. Вроде бы они и нужны. Их задача давать оценку правильности и неправильности поступков остальных. Но если присмотреться, то выходит, что реально брахманы ни за что не отвечают, более того, их основное достоинство — недеяние.

Трутни. Вот реально трутни получаются, причем в худшем варианте — трутни-импотенты.

Любимый Петровичем чань-буддизм предлагал другой вариант решения — недеяние в деянии. Намного более прогрессивный способ взаимодействия с внешним миром.

А наиболее прогрессивной идеологией оказался в исторической перспективе протестантизм. Просто в силу ориентированности на прибыль. Именно протестантизм во многом подстегнул технический прогресс, разрушая при этом традиционную общину. И вот неизвестно, благо это или нет, технический прогресс. Как говорится, «мы стали более лучше одеваться», не убавить не прибавить.

Но и необходимость какого-нибудь варианта морально-этической комиссии Петрович не отрицал. Более того, был уверен, что без такой комиссии не обойтись. Другое дело, что комиссары как по волшебству имели тенденцию очень быстро превращаться в свиней. И за примерами далеко ходить не надо. Что папство, особенно в Средневековье, потом, видимо, научились получше маскироваться, что РПЦ, особенно в последние годы пребывания Петровича в своем времени.

Или вот Далай-Лама Кама-С-Утра, которого китаезы выставили из Тибета. Оно, конечно, нехорошо, и очкастый Далай-Лама так трогательно всем улыбался, но школы и больницы в Тибете появились при китаезах. И не раньше.

Одним словом, Петрович злился на всех, включая самого себя и патриарха. Потому что необходимо было согласовать взаимоисключающие параграфы.

Где строить новую патриархию, и будет ли это место постоянным или временным. Пусть на целый век, но все равно временным?

Как все изначально красиво складывалось.

Киев. Днепр. Каштаны. Перепички на Хрещатике.

На месте Лавры — резиденция Александрийского Папы-Патриарха.

И весь чудесный план накрывается медным тазом, потому что смысла размещать Патриархат в Киеве нет.

А намного целесообразней выбрать в качестве резиденции Белоозеро.

Далеко от всех войн и битв на ближайшие триста лет. На торговых путях, то есть город был достаточно богатым. Северо-Восточная Русь, как и заказывали.

Но.

Ведь не бывает без «но».

Но как из этой глухомани рулить будущему папе западно-европейскими католиками?

Который день разглядывал Петрович карту и не мог выбрать, куда переселять патриарха.

Каждый вариант имел свои плюсы и минусы.

А подготовка к переезду шла полным ходом. Суворовские училища работали с полной нагрузкой, к 9785 году Петрович запланировал иметь около тысячи выпускников, уже прошедших обкатку на практической работе. Основной упор был сделан на миссионеров, но и чисто гражданские специальности не остались без внимания. Падаваны учились на врачей, архитекторов, агрономов и ветеринаров-зоотехников.

А Петрович перебирал закрома родины, придирчиво выбирая наиболее перспективные культуры для разведения на опытовом участке будущей патриархии.

И животных, само собой.

Например, овечек.

В Англии овечки сожрали все йоменов. Очень печальная история. Но сколько той Англии, за день на велосипеде объехать. В России двадцать Англий можно бесследно потерять. А овечки настолько важный стратегический ресурс, что обойтись без них никак. Конечно, не в лесах их выращивать. Но Петрович рассчитывал выйти на просторные пастбища лет через пятьдесят, и внедрение овечек вскорости после переселения не казалось ему слишком поспешным.

Очевидно, что из шерсти можно получить сукно. Менее очевидно, что производство сукна — база для формирования рабочего класса. Россия испытывала жуткие проблемы с рабочим классом вплоть до реформ Александра Освободителя.

Трансформация крестьяшек в работяг процесс для социума довольно болезненный, и поэтому Петрович намеревался уделить ему самое пристальное внимание.

Сукно — легкая промышленность. Быстрые деньги.

Будущее России Петрович собирался опереть на трех китов, С/Х, ЛегПром и ВоенПром.

Исторически что Русь, что Россия двух первых попросту игнорировала.

Побочный продут от овечек — творог. Творог превращается в курт, своеобразный вариант сушеного творога. Хранится долго. Мощный, и что немаловажно, легкий, источник белка для армии. И для гражданского населения, в случае непредвиденных природных катаклизмов и неурожаев.

Курт, кстати, был одной из важнейших составляющих рациона монголо-татар, что во многом позволило совершать им длительные переходы.

Но овечки не только сукно. Это еще и войлок. А производная войлока — валенки. Смешно сказать, но в мире Петровича валенки массово появились в России в конце XIX века. А до этого народ ходил в лаптях. Онучах и прочем непотребе.

Фу. Зачем же? Есть ведь чудесные валенки. Правда, надо придумать из чего калоши делать. Валенки с калошами — это просто праздник какой-то!

Ну и самое, на взгляд Петровича, привлекательное. Из пяти-шести овчин строится романовскй полушубок. У Петровича такой был. Отличная вещь. И офицер в таком полушубке выглядит настоящим офицером. Так что в качестве зимней армейской одежды Петрович даже не рассматривал никакие другие варианты.

И это только овцы.

22. «Бредут на Север срока огромные…» 985 г.

Перевоз Патриарха из Александрии на будущую Вологодчину, которой еще только предстояло прославиться маслом, кружевами и конвоями, дался Петровичу невероятно тяжело.

Вообще-то он сам был виноват. За много лет Петрович привык к отсутствию сопротивления внешней среды. Ему и в голову не пришло, что у переезда могут быть активные противники.

А они нашлись. Столкнулся Петрович и с палками в колесах, и песком в подшипниках, все в лучших традициях вредителей и врагов народа.

Причем в роли вредителей оказались совсем не те, кого он ожидал увидеть. И Владимир, и его ближайшее окружение, узнав о том, сколько готов заплатить Патриарх за разрешение на временное проживание с дальнейшим оформлением вида на жительство, а в перспективе и получения гражданства, сожалели только о том, что такой Патриарх только один. И остальные переезжать к медведям с балалайками пока не торопятся.

Патриарх и сам не знал, сколько он готов заплатить. Переговоры шли тайные, секретные, Илия II был человеком уже немолодым, и беспокоить его мирскими мелочами джедаи и падаваны сочли излишним.

Так что со стороны Киева никаких препятствий не наблюдалось. Зеленый свет, духовой оркестр и ковровая дорожка до самого Белоозера.

Не подкачал и Дарази. Эскалация напряжения между православными и мусульманами развивалась по экспоненте, и фанатики вполне реально были готовы грохнуть не только патриарха, но и всех остальных православных. Точнее, не всех, а патриарших. Православные копты, почуяв что можно отломить себе кусочек матценностей, в кустах сидеть не стали и на патриархат наехали по полной.

Грамотно спланированная спецоперация по подведению Дарази к аль-Хакиму увенчалась закономерным успехом, и халиф ожидаемо стал мистиком, неврастеником и параноиком. Что, собственно говоря, практически синонимы. Так что фанатики, чувствуя за собой столь мощную поддержку и негласное одобрение, творили беспредел, нисколько не опасаясь наказаний.

Конечно, не обошлось без вмешательства Божественного Провидения. Лазерное шоу, наведенный гипноз, распыленные галлюциногены, авторитетные свидетели, и практически никто не сомневался в том, что Богородица лично велела Илие собирать манатки и двигать на северА.

Как на северА? На какие-такие северА? Николай II Хрисоверг, уже пятый год патриаршащий в Константинополе, буквально потерял дар речи. Византийцы полагали Киевскую Русь своей вотчиной в плане идеологической обработки, и никакие левые патриархи им там были не нужны.

Вот об этом Петрович и не подумал

Нужно сказать, что после арабского завоевания значимость Александрийского патриархата постоянно снижалась. Бороться и с коптами, и с арабами, вести серьезную идеологическую войну против агрессивного и привлекательного в те времена ислама александрийским патриархам было откровенно не по силам ввиду слабости ресурсной базы.

Все охотнее Константинополь выступал в роли вальяжного и богатого старшего брата, тогда как Александрия все чаще оказывалась на положении бедной приживалки.

И сейчас, когда начался новый виток гонений на православных, Константинополь оказывал скромную и стабильную поддержку православной Александрии. И даже предлагал убежище патриарху, как это уже случалось раньше.

Робкий и нерешительный, Илия II не мог определиться, что же ему делать, принять мученическую смерть от рук фанатиков, или малодушно смыться в Константинополь, где и пересидеть грозу, пока на очередном большом курултае не услыхал обращенные к нему лично слова Богородицы.

Лирическое отступление о Петровиче и Богородице

Петрович был твердо убежден, кто испарт не сдавал, у того высшего образования нет и даже говорить о нем просто смешно. У самого Петровича история КПСС была одним из самых любимых предметов. Вот уж источник бесконечного наслаждения, учебник политической борьбы и кладезь житейской мудрости, и все в одном томе, с ласковым названием «Серая Лошадь».

А у товарища Петровича Жеки с истпартом были определенные трудности. Ну никак он не мог запомнить, кого на каком съезде осудили и за что. И добрый Петрович все Женьке растолковал, да так ловко, что на экзамене он получил твердо «хор» и выйдя в из аудитории в коридор, запел от избытка чувств «Богородицаааа деееевааа рааадуууйсяяяаааа»! У Жени был прекрасный баритон, и в церковном хоре его любили и уважали. Ну а Женю вполне устраивала сумма, которую он получал после служб.

Петрович едва успел втолкнуть Женю в соседнюю аудиторию, когда выскочил экзаменатор, бывший инструктор горкома, с выпученными глазами и дикими воплями — Кто?! Где?! Фамилия! Немедленно исключить!

Но повезло. Не опознали Женю по голосу.

А Петрович отметил для себя, что Матушка — Заступница Царица Небесная жалует своих непутевых чад. Иногда.


Получив ЦУ из столь высокой инстанции, Илия более не колебался ни минутки и начал готовиться к незамедлительному и решительному переезду. К Владимиру были отправлены эмиссары на предмет провентилировать вопрос. Петрович, правда, своих эмиссаров отправил на два года раньше, и вопрос в общем и целом был не только провентилирован, но и предварительно решен позитивно.

Пока речь шла об абстрактной возможности переезда, Николай всячески идею поддерживал. Резоны его были очевидны. Переехав в Константинополь, Илия так или иначе попадал в большую зависимость от Николая. Как известно, в чужом дому и кошке кланяйся. Но когда выяснилось, что ни о каком Константинополе речи не идет, Николай закусил удила, встал на дыбы и повел себя некрасиво. Сперва уговаривал. Потом пугал. Потом вообще подослал отравителей. Ну прям кремлевские врачи-убийцы. Послал своих доверенных лиц к Владимиру рассказывать всякое нехорошее про Илию.

И ему почти удались его коварные замыслы. Петрович это понял, когда Илия принял предложение Николая заехать в Константинополь и немного погостить. Заехать-то мы заедем, а вот выехать наверное не получится.

Когда турки что называется, вытурили греков, греки массово поехали в Италию. На новой родине греки щедро поделились тайными знаниями. И как считает молва, одну из учениц звали Екатерина Медичи.

Так что Петрович решил не рисковать. Николай внезапно и стремительно заболел и вскорости помер.

Как раз во время следования патриаршего конвоя из Александрии в Крым.

Естественно, что в Константинополе до Илии дела особо никому не было, решался вопрос поинтереснее, ком у быть новым константинопольским патриархом. Уже через недельку кораблики с Патриархом и свитой после захода в Царьград взяли курс на Корсунь

Вот никогда Петрович не любил византийцев, считая их, и не без основания, лживыми и коварными. И выходка Николая его только укрепила в такой оценке.

А заодно здорово встряхнула.

Отравителям за малым не удалось их черное дело. А запасного плана у Петровича не было.

Конечно, все можно было бы восстановить и переиграть, не сегодня так завтра, не через год, так через пять, через десять, уж что-что, а вот время Петровича никак не лимитировало. Но все равно неприятно. Расслабился. Заблагодушествовал. Давно не сталкивался с открытым противодействием. И чуть все не угробил.

23. Мамонты и другие дела. 985 — 1000 гг.

Как-то зимой к стенам Беловодского монастыря вышло стадо мамонтов. Два здоровенных самца, несколько самочек и десяток малышей.

Монахи, еще по Александрии знакомые со слонами, мамонтам обрадовались, как потерянным и вновь обретенным родственникам. Ну а что шерстью обросли, так монахи и сами бы с удовольствием шерстью обросли.

Мамонты,нисколько не чинясь, с удовольствием отправились в стойло, организованное в одной из монастырских конюшен. Петрович намекнул, что неплохо было бы попробовать раздоить мамонтих, и точно, к весне каждая давала до двадцати литров прекрасного жирного молока в день.

Ели они поменьше слонов. На один хобот хватало полцентнера зеленой массы в день, причем и палую хвою трескали за милую душу. Но пайку свою отрабатывали до последнего листочка. Полтонны грузоподъемность, до двух с половиной тонн тяговое усилие. Ни заснеженный лес, ни болото не преграда для зверя-индрика, как их тут же прозвали местные.

А мамонтятки стали любимцами детворы. И саночки катали, и во что-то вроде конного поло играли, и сами по себе были добродушными и миролюбивыми тварями.

В полном соответствии с задумками Петровича.

Шевельнулась у него, правда, мысль и боевую разновидность вывести, но как шевельнулась, так и задавлена была недрогнувшей рукой. Потому что сентиментальному Петровичу стало невообразимо жалко прекрасных мамонтов, обреченных пасть в жестоких боях. Не, не надо нам такого счастья. Пусть лучше трудятся на стройках народного хозяйства, снабжают население молоком и шерстью. Шерсть, кстати, мамонты давали отменного качества и с целебными свойствами. Пояса от прострела даже лучше помогали, чем аналогичные из собачьей. А монахи охотно учили местных вязать и крючком, и спицами.

Конечно, отдельно взятому крестьянскому семейству содержание даже одного мамонта не осилить. Но пару на деревеньку — вполне. Этакий прообраз МТС, ядро будущего колхоза и совхоза.

Где-то в иных краях, в иных климатических условиях и при ином уровне насыщения сельского хозяйства моторами, можно было бы подумать и о фермерских хозяйствах. Но не здесь и не сейчас.

Фермер Этого Времени (ЭВ, реальности, в которой фактически находится Петрович), в отличие от фермера Того Времени (ТВ, реальности, в которой Петрович жил до похищения и переноса), не смог бы обеспечить продовольствием даже самого себя.

Угроза голода была постоянной. Точнее, полуголодное состояние было нормой для значительной части населения как Западной, так и Восточной Европы. И всего остального мира. Цинга норма. Посты во многом вынужденная норма, потому что просто нечего есть. Средний рост 160 см. Средняя продолжительность жизни меньше сорока лет.

«Поправиться» — и «выздороветь», и «потолстеть». Худоба — и плохо в форме «худо», и физическая худоба.

В светлой памяти Советском Союзе немилость богов проявлялась в том числе и в назначении министром сельского хозяйства. Тут-то любой карьере и приходил конец.

Однако Петрович, сам себя назначивший на это ответственный и важный пост, был уверен в возможности изменить этот роковой стереотип.

И мамонты с их более чем шикарными надоями и пятью тоннами мяса были только одним из множества задуманных, а в некоторых случаях уже и реализованных проектов.

Так что Беловодье играло роль то ли Тимирязевки, то ли мегадачи Петровича.

И основной трудностью было отнюдь не выращивание новых растений. Что трудного картоху посадить да собрать? Тем более, что Петрович не сам в поле попой кверху стоял. Трудность заключалась в недопущении утечки информации.

В том, что семена картошки или подсолнечника вражеские агенты постараются похитить, едва о них узнают, Петрович не сомневался ни секунды. Достаточно вспомнить о спецоперации по вывозу тутового шелкопряда, которую византийцы провернули в Китае, или действия французов, направленные на раскрытие секретов венецианских стеклоделов.

Изящного решения Петрович так и не нашел.

В конце концов, все свелось к благословлению Александрийским Патриархом всего посевного материала и окроплению святой водой. Понятное дело, что не окропленное и не благословленное должным образом всходов не давало, а если и давало, то весьма специфические. Так что если какой агент и исхитриться стырить пару помидорок или кукурузин, толку от этого ему не будет. На следующий год на грядке вырастут мутанты.

Ну а СБ утроило бдительность, отделяя зерна от плевел и буквальном смысле, и в переносном.

Постепенно проблемой становилось византийское духовенство, черными воронами потянувшееся на Русь.

Одержимые миссионерским зудом, в Киев ехали представители аскетической, «антиинтеллектуальной» традиции. Смех, веселье, танцы и прочие маленькие жизненные радости им были как нож поперек сердца, в отличие от постов, самоистязаний и бессмысленных на взгляд Петровича подвигов. Вроде как не мыться много лет или носить вериги.

Ну, вот например — монахи, понятное дело, секас никаким образом не одобряли и в список богоугодных дел не вносили. И уж тем более их не радовало царившее на Руси в этот момент фактическое многоженство, причем не только у высших слоев общества, но и вполне себе у рядовых крестьяшек и ремесленников.

Моно- или полигамия, для Петровича было совершенно не принципиально. Более важным он полагал не допустить появления феминизма.

Точнее, тех уродливых форм, которые приобрело это вполне разумное в своей основе движение.

И странным образом Петрович моногамию и феминизм увязывал между собой, даже не пытаясь проанализировать, насколько одно обуславливается другим.

К гибели Западной Цивилизации феминизм, как считал Петрович, приложил значительные усилия. Борьба женщин за равные права привела к парадоксальному результату, а именно к феминизации мужчин. К их деградации, если уж называть вещи своими именами. И в конечном счете, к неспособности социума защищать самого себя. Так что восточные гости вели себя в европейсоком дому как хозяева, нагло и по хамски загоняя под лавку бывших настоящих хозяев и требуя все больше внимания и все больших преференций.

Одним словом, Петрович был готов поддержать полигамию авансом, раз уж моногамный вариант не сработал.

Точнее, он срабатывал только в традиционных обществах. Но традиционные общества категорически были не способны к прогрессу.

Однако и прогресс нес в себе не только позитив.

На Руси довольно долго по сравнению с Западной Европой не было не только университетов, но и системы самого обычного школьного образования. Поэтому Петрович заранее спланировал открытие сети частных школ в городах Руси и соответственно подготовил под этот проект и кадры, и ресурсы, и методики преподавания.

При этом ему пришлось решать важнейшую задачу — политех или универ. Конкретные знания и умения или способность и возможность к абстрактным, и следовательно не несущим очевидной пользы и выгоды, рассуждениям.

Фактически на протяжении всей истории и Киевская Русь, и Московское княжество, и Российская империя делали ставку на универ. Как минимум дважды выпускники универов отплатили своей родине за проявленную заботу по максимуму. В 1917 и в 1991.

Можно и французских энциклопедистов припомнить, из той же серии и с таким же результатом.

Так что в конце концов Петрович сделал ставку на политех. Но речь не об этом. Размышляя о школьном образовании, нельзя было так или иначе не коснуться собственно положения детей и отношения к детству.

И поначалу Петрович намеревался решительно вмешаться и изменить ситуацию с высокой детской смертностью.

Но чем больше он изучал вопрос, тем больше понимал, что не все так просто.

Да, дети, конечно, мерли как мухи. Да так, что им до года даже имен иногда не давали, потому как шанс что ребенок этот год проживет, были не велики.

Но именно это заставляло родителей рожать помногу. И детство было коротким, в двенадцать-четырнадцать человек уже почитался взрослым и нес полную ответственность за свои поступки.

А вот в мире Петровича люди ухитрялись растянуть детство на четверть века. И рожали одного, максимум двух. То есть и ребенок, и детство становилось и ценностью, и самоцелью. Понятное дело, речь идет о Западной Цивилизации.

Церковь, кстати, не одобряла идею многодетных семей. И имела определенный резон — голод. Зачастую прокормить множество иждивенцев при малом количестве работников было попросту невозможно. А пока они еще вырастут, так родители сами могут ножки с голоду протянуть.

Тем еще важнее становилось решение продовольственной проблемы.

24. Репетиция конца света. 1000 г.

Такое важное социальное мероприятие, как ожидающийся конец света, пустить на самотек Петрович не мог. И не пустил.

Поэтому «треш, угар и содомия» были предоставлены участникам вечеринки качественные, а «блэк-джек и шлюхи» и просто выше всяких похвал.

Первые указания на конец света появились еще в 954 году, причем без всякого вмешательства. Местные и сами обеспокоились приближением роковой даты, о чем и выпустили пару трактатов.

Однако за полста лет поднимать суету Петровичу показалось несколько преждевременно. А вот начиная с 80-го года тексты о грядущем апокалипсисе стали вбрасываться в инофсреду с завидной регулярностью. Спасайтесь, покайтесь, избавьтесь от мирского и все такое.

Каяться и богоспасться народу понравилось. Года с 97 в орден «Пальмовой Ветви» сперва скромным ручейком, а потом все пуще и пуще потекли пожертвования.

Добрый, а точнее параноидальный Петрович совсем не собирался лишать всех и каждого куска хлеба. С пожертвователями оформлялся типовой контракт, по которому в случае ненаступления конца света они получали пожизненную ренту для себя повыше, или для себя и потомков на одно — два поколения вперед пониже. Нетипичное решение для того времени, но зато Петрович был уверен, что такой подход позволит свести число исков и недовольных к минимуму. А ну как конец света не случится? И пожертвователь пожелает вернуть свое имущество взад? А так гарантированная рента и никакой головной боли. Для многих, кстати, такой подход оказался весьма привлекательным и без всякого конца света, так что орденцы еще и выбирать могли какое имущество брать на баланс, а какое нет.

Аристократы массово вступали в орден. Не только в «Пальму», практически во всех монастырях тогда народу прибавилось, но вокруг «Пальмы» флер избранности и немереной крутизны сложился изначально. И приходили они не с пустыми руками. И просто матценности, и всякие привилегии и земельные угодья дарили Ордену.

Петрович неоднократно задумывался, а не сделать ли ему из одного-двух полиморфов Соломона Гершевича и Абрама Исаковича. Столько ценностей, что прям руки болят. И все используется не максимально рационально.

Был и еще один эффект от ожидания конца света, сильно игравший на руку Петровичу — массовое строительство церквей, монастырей и прочих культовых зданий. Так что руководство Ордена подсуетилось и закладывало от ста до трехсот комтурий в год. Колоссальные средства.

Конечно, турфирма «Пальмовая Ветвь» и сама по себе была высокодоходным предприятием, но без отлаженной работы торговых компаний Петровича такое массовое строительство было попросту невозможно.

А Петрович вовсю эксплуатировал принцип Мак-Дональдсов. «Мы владеем высоколиквидными земельными участками, которые попутно приносят прибыль от продажи гамбургеров».

Так что Апокалипсис для Петровича обернулся чем-то вроде новогодней торговли для производителей елочных игрушек. «Просто праздник какой-то», как говаривали в более поздние времена.

И то, что конец света 31.12. 999 не наступит, его совершенно не волновал.

Хотя бы потому что НГ отмечали отнюдь не 01.01.

Хилеасты и милленаристы не могли расстаться с такой сверхценной идеей как конец света, поэтому легко убедили сначала себя, а потом и других, что он обязательно наступит. Не в 1000 году, так в 1033. Не в 1033 так в 1066.

Европейцы ждали конца света весь XI век, что, кстати, сильно психологически повлияло на готовность участвовать в Крестовых походах.

А вот по отношению к крестовым походам Петрович пока не определился. Но по внутренним ощущениям сама эта идея ему не очень импонировала. Он полагал, что сбросить социальное напряжение можно и не путешествуя за тридевять земель, а устроив чудесную заварушку в самой Европе.

И хотя он на всякий случай осторожно муссировал слухи о Дагоберте, Меровингах как наследниках Иисуса и неблаговидном поведении Папского Престола, тем не менее сама идея крестовых походов ему не нравилась. Ну вот зачем на Ближнем Востоке нужны химерические государственные образования крестоносцев? Для себя Петрович никакой выгоды в отдаленной перспективе не видел.

Лучше бы, на его взгляд, было бы Столетнюю войну чуток пораньше устроить. И помасштабней.

24. Войны патриархов, размышления над картой и прочие мелкие радости. 1000–1030 г.

Карту Петрович, без преувеличения, затер до дыр. По его плану, к концу XIII — середине XIV века Россия должна была выйти к Океану.

Вопрос только, к какому.

С океанами России откровенно не повезло. Северный Ледовитый с землей Франца-Иосифа, это, конечно, круто. Но для доминирования в мировой торговле недостаточно.

Итак. Возможные пути. Без учета их реальности.

Белое море — Фареры — далее весь мир.

Балтика — Датский пролив — неизвестная промежуточная база — далее весь мир.

Это два северных.

И два южных.

Крым — Константинополь — Гибралтар, он же Лабрадор, и далее со всеми остановками.

Волга, впадающая, само собой, в Каспий — Персия — Персидский Залив. Непременно вымыть сапоги.

Ну и полная фантастика — Тихий.

Последний вариант Петрович даже гипотетически не собирался рассматривать в перспективе XIV века.

А вот остальные…

Больше всего Петровичу нравился третий. Вымыть там запылившуюся обувку, исполнить, так сказать, вековую мечту.

Более того, чем больше Петрович размышлял, тем больше ему именно третий вариант представлялся и наиболее реальным, и наиболее выгодным.

На северах навигационный период крайне ограничен. В Балтике придется решать вопрос прохода Датского Пролива. Германцы, даны и прочие товарищи отнюдь не с восторгом будут глазеть на русские флаги. То есть война. Войну Петрович не любил. Разве что Ганзу создать чуток пораньше? Но в настоящее время предпосылки для объединения купцов еще не созрели, а ввязываться в кровавую балтийскую мясорубку ему не хотелось.

Пока даны сидят на английском железе, война с ними была бы стратегической ошибкой.

Однако своих торговых представителей Петрович в балтийские города направил. Созрели, не созрели, а опыт создания торговых компаний у него был, и весьма успешный.

Через Ганзу Петрович собирался разорить Европу. Торговлей не чем-нибудь, а именно предметами роскоши.

Зеркалами.

О, с устройством зеркальной мастерской вышел целый квест. Подходящий остров, как в Венеции, Петрович подобрать не смог. А как его подобрать, если зимой любой остров превращается в часть суши, не окруженную никакой водой?

Был построен монастырь. А внутри монастыря еще один. А внутри второго — третий. Вот там и жили мастера-стекольщики. Фактически под домашним арестом. Дев ветротекучих, напитки и прочие радости жизни им доставляли по первому требованию, однако выйти за ворота они не могли. О чем их честно предупредили заранее. К тому же в третьем монастыре был разбит немалых размеров парк, где утомленные специалисты общались с космосом и впитывали прану. И в общем, мастера выйти за ворота не так уж и рвались.

Конечно, Петрович понимал, что вся эта идиллия до поры до времени, и рано или поздно человеческий фактор проявит себя во всей красе.

Но пока все было хорошо, на «русское стекло»? складывался устойчивый спрос, несмотря на запредельные цены.

Вот иногда Петрович удивлялся сам себе. В Том Времени почти все его финансовые махинации заканчивались плачевно. А тут как подменили.

Может, конечно, дело было в том, что сам он ничего не делал? Выскажет идею полиморфам, а они ее отшлифуют и до конкретных действий доведут?

Зеркала раскупались. На вырученные денежки Петрович набирал металл. И вез его в Беловодье, где и складировал, не считаясь с расходами на транспортировку и хранение.

А вот с металлом Петрович пока не делал ничего. Потому как не нашел для себя ответ, во что трансформировать Александрийско-Беловодский Патриархат, в корпорацию или державу.

Вопрос непраздный.

Требующий серьезного подхода.

Корпорация границ не имеет. И совести не имеет, ради 500 % прибыли на все пойдет, как говаривал бородатый учитель. Но дивиденды выплачивает, хотя бы в теории.

А держава плюет на своих подданных. Вот какую ни возьми, такая и плюет. Но вот не тянет корпорация против державы.

Идеи скрестить державу с корпорацией, естественно, появлялись. И Петрович пару книжечек на эту тему читал. Однако, как-то не поверилось ему в такого монстра.

Вопрос «Как нам обустроить Россию» для Петровича оставался по-прежнему открытым.

Но кое-что он сделал. Злобно хихикая.

Для начала, очередной патриарх (чтобы не пускать дело на самотек, выборы уже давно проводились только и исключительно между полиморфами) написал разъяснительную записку по поводу постов.

Пост в конце зимы, когда и так организм максимально ослабел, всегда казался Петровичу полной чушью.

И вообще, количество и протяженность постов, по мнению Петровича, было несколько чрезмерным.

Нововведение активно поддержали князья. Еще бы им не поддержать, еще по Тому Времени они осаждали церковников соответствующих рангов на предмет получить послабление от постов и прочих печальных ограничений.

Сказать, что константинопольская партия была шокирована — не сказать ничего. До анафемы дело не дошло, но вполне горячие слова вполне могли прозвучать.

А вот не надо лишать человека маленьких радостей жизни. И тогда люди к тебе потянутся. Как потянулись к беловодскому папе-патриарху. На таком поименовании Петрович стал настаивать примерно с 1005 года. Что бы народ успел привыкнуть, что пап может быть больше одного. Как раз к 1030 году планировалось резкое увеличение поголовья пап в европах.

К этому же году Петрович планировал выпустить и программный текст «О рабах божьих и чада божьих». Числить себя в рабах ему претило. Он полагал, что и остальные граждане его будущей державы всецело разделят лозунг «Мы нет рабы. Рабы не мы». Вот он и подводил идеологическую базу под надежды Бога на что, что его дети рано или поздно повзрослеют и будут вести праведный образ жизни не из-за страха господня, подобно неразумным и бессловесным тварям, к которым относились и рабы, а исключительно в силу высокой духовности и сознательности.

Концепция «детей божьих» органично накладывалась на традиционные славянские верования.

Чады, надо признать, творили бессмысленное. Пожалуй, неприязнь к постам единственное, в чем князья проявляли редкое единодушие.

Ну и в проведении специальной олимпиады по мерянию пиписьками. И вот это Петровича бесило неимоверно. Причем такая реакция вызывал удивление у него самого в первую очередь. Пока он как-то не разложил все у себя в голове по полочкам. После чего не знал, плакать ему или смеяться.

Оказывается, от русских князей он подсознательно ожидал высокой гражданской ответственности, разумности и продвинутости в плане управления. А вместо этого князья с упоением резали друг дружку лично или через наемников, рвались на киевский престол словно там им был обещан рай небесный на земле, или наоборот, стремились к автономии и сепаратизму. Сволочи. Нет другого слова.

Ну конечно, все эти Владимиры, Святополки, Изяславы и Ярославы были ничуть не хуже и не лучше всех остальных князей, герцогов, королей и прочих правителей что в Европе, что в Азии. В меру тупые, в меру жадные, в меру подлые и агрессивные. Нормальные, одним словом. Но Петрович подсознательно воспринимал их как «наших». А они вели себя не то что как «ненаши», а как самые настоящие козлы. То поляков приведут. То половцев. То варягов.

С варягами, кстати, смешно вышло. Прознали они о богатствах курии и решили натихаря поживиться. И подвоха от «длиннорясых», естественно, никто не ожидал. Их английские коллеги были способны только красиво заламывать руки и прятаться по щелям подобно тараканам. Но правильные православные (в последнее время Петрович подумывал заменить «правильных» на «истинных») по щелям не прятались, а усиленно катали ката. С бо. А проще говоря, с дрючками.

И получилось строго по заветам классика:

«Ви, батьку, пиздуйте в ваше море та хутчіше,
бо я дрючком переєбу єбальник
щє й дядька позову і ми з ним разом
таких піздюлєй вам понакладаєм,
шо Данія здригнеться».
Лесь Подерв'янський. Гамлєт, або Феномен датського кацапізма.
Дания, или кто там был в роли варягов, содрогнулась. Не помогли ни доспехи, ни мечи. Окованные посохи поставили жирную точку на несуразной идее поживиться за счет добрых, но бедных монасей.

Конечно, и то, что дозорные не ворон ловили, а усердно тащили службу, сыграло свою роль.

Идея прятаться в монастырях Петровичу всегда казалась странной. Молодые, здоровые девки и парнищи отрешались от мира, не рожали деток и не служили в армии. Нафик такие монастыри. Роди, отслужи, и тогда можно и в монастырь. То есть Петрович воспринимал монастыри как своеобразные дома престарелых. Для ветеранов Куликовских битв. Или для инвалидов детства. А роль домов культуры и научно-исследовательских центров должны были выполнять специализированные учреждения, Которые так бы и назывались. Дом Культуры. Дворец пионеров. НИИ или Политех. Но пока это было не более чем благим пожеланием. Процент престарелых в обществе был очень и очень невысок.

Не доживал народ до престарелого возраста в массе.

Как-то так сложилось, что Беловодье и прилегающие к нему окрестности считались землей патриарха. И князья особо права на это район не предъявляли. Ну разве что сдуру и по глупости. Однако общественное мнение их резко осуждало. Часто с помощью добрых монасей со все теми же дрючками.

Вот тоже кстати феномен. Римская курия военно-монашеские ордена создавала активно. Инструмент в целом получился мощный, работоспособный и действовавший к вящей славе папского престола. А православные кроме новгородского владычьего полка и эпизодических ситуаций с осадами монастырей как-то не стремились накачивать мускулы, действуя все больше одним добрым словом.

Быть или не быть православным военно-монашеским орденам Петрович еще не решил. Вообще-то, если честно, кроме красивого антуража, особых задач для таких орденов он не видел. Его намного больше привлекала идея православного аналога ордена иезуитов. Вот уж действительно высокоэффективная организация. Колледжей пооткрывать в разных странах и готовить агентов влияния. На дурака, как говориться, не нужен нож.

В княжеские которы Александрийский Патриархат практически не вмешивался, и очевидную поддержку никому не оказывал. Святополк против Владимира, Ярослав против Святополка, Ярослав против Брячислава Полоцкого (Ярослав, кстати, продул, и Полоцк получил фактическую самостоятельность, за что княжество дорого заплатило впоследствии), Ярослав против Мстислава.

«И несть им числа».

Одно время Петрович подумывал поддержать наших в матче Ярослав — Болеслав. Еще с Того Времени ему врезался в память факт, что в основе богатства Краковского воеводства лежала добыча соли. Огромные соляные шахты в Вавеле, где соль добывалась на протяжении тысячелетия. Петрович полагал, что Краков вполне годится на роль западного форпоста киевских земель.

Но перебороть свою неприязнь к Ярославу так и не смог. Хладнокровное убийство Бориса и Глеба, и красивый перевод стрелок на Святополка может и объяснялся высокой политикой, но чисто по-человечески Петровичу Ярослав из-за этой истории был не по сердцу. У Петровича с его братом отношения тоже были не простые, но не до смертоубийства же доходить. Не вмешался, одним словом.

Никуда Краков не денется.

Так что только природное человеколюбие Петровича спасало пока князей от геноцида.

А в далекой Персии поднимал голову призрак зороастризма.

Иногда азиатские дела казались Петровичу многоголовой гидрой, одолеть которую совершенно невозможно. Не успел расправиться с одними кочевниками, как уже прутся вторые.

До значительного влияния европейцев на ход исторических процессов по меркам Того Времени было как минимум пара веков, а то и больше. В Этом Времени Петрович и вовсе не намеревался допустить их к дележу мирового пирога. И уж никак ему не улыбалось иметь у себя под боком разных османов, сельджуков и прочих турков.

Умом Петрович понимал, что его негативное отношение к туркам и арабам во многом перенеслось вместе с ним. Мусульманизация Европы, исламские трущобы в Париже, туркестан в Германии и шариат в Англии казались Петровичу странным извращением, отнюдь не способствующим установлению Рая Небесного на Земле. С его точки зрения, ислам прекрасно подходил для верблюдофилов и совершенно не мог служить базой для гармоничного развития социума.

Впрочем, если быть откровенным, в качестве допустимых религиозных учений Петрович рассматривал всего два: чань-буддизм, ну и свое правильное православие.

Петрович много времени провел в размышлениях, чем же разбавить мусульманский пояс, протянувшийся от Испании до Филиппин. И в конце концов остановил свой выбор на зороастризме.

Не то чтобы ему сильно нравился зороастризм. Вполне можно было бы и митраизм выбрать, как более близкий к христианским постулатам. Недаром христиане так много заимствовали из митраизма. Однако, Хосров зороастризм кодифицировал. А вот митраизму с этим не повезло.

Немаловажном фактором в выборе зороастризма послужило также то, что, несмотря ни на какие ухищрения мусульман, персы в равной степени как крестьяшки, так и феодалы всех рангов, хранили священный огонь Авесты в своих сердцах.

Это было неожиданно. Такой приятный и значимый бонус.

Надо сказать, что к персам Петрович испытывал странную симпатию.

Нет, в детстве, конечно, он был за трехсот спартанцев и Александра Македонского. Однако с возрастом его предпочтения загадочно изменились. И он иногда жалел, что в персидском руководстве в лице Дария немножко не хватило воли, решительности и военной удачи. Шансы у Дария I завоевать Грецию, что у Дария III разгромить Македонского, были, на взгляд Петровича, необычайно велики.

Однако решение персидского вопроса оказывалось делом очень и очень непростым. С одной стороны, Махмуд Газневи державу свою держал крепко, спуску врагам не давал. А с другой, его военные успехи и послужили причиной падения Газневидии.

А потом придут сельджуки и подарят туркам-османам землю в Анатолии, откуда те начнут победоносное шествие на запад. Авторитет сельджуков был настолько велик, что монголы не решились вступить с ними в прямое столкновение и выбрали северный путь в Европу.

Иногда Петрович ужасно жалел о том, что у него нет кнопочки Save-Load. Не понимал он, какое количество возмущений и изменений необходимо сделать, чтобы Поход к последнему морю не состоялся. Как далеко географически распространяются сейсмические волны от его действий.

Понятно, что в Латинской Америке империи инков и ацтеков живут точно так же, как они бы жили без Петровича. Но вот тот же Чингис-хан. У него все еще есть шанс появиться и объединить многочисленные племена или о нашествии монголов можно уже не беспокоиться? Не знал Петрович ответы на эти вопросы и очень беспокоился, что рано или поздно наступит такой момент, когда реальная история пойдет совершенно другим путем.

После долгих споров в штабе, многократного моделирования ситуации и военно-тактических учений, решение по сельджукам было выработано. Во-первых, были отправлены мобеды и дастуры проповедовать зороастризм. Во-вторых, началась работа по созданию материально-технической базы для отражения нашествия сельджуков. Запасы оружия, продовольствия, военно-спортивные лагеря и все, что положено.

Победа над сельджуками как раз и должна была послужить мощным идеологическим фундаментом для дальнейшего продвижения старой новой религии.

Петрович принял еще одно очень непростое решение. А именно — о проведении спецоперации против сельджуков. Реально помочь персам остановить их могло только чудо. И в качестве чуда Петрович был готов использовать боевые ОВ.

Этакая своеобразная репетиция встречи чингизидов, если никакого другого способа не останется.

25. Юбилей. 19 июня. 1018 год

Юбилеи Петрович отмечал каждые четверть века. И именно 19 июня, когда он впервые локализовал себя в Этом Времени.

Полиморфы первый юбилей проспали. Никак не отреагировали. А вот на следующие дарили Петровичу подарки.

По некоторым обмолвкам Петрович догадывался, что на столетний юбилей полиморфы готовят нечто совершенно особенное.

Беловодье разрослось. Так или иначе, но патриаршье подворье служило центром кристаллизации, и местные и неместные с удовольствием селились рядом с источником власти и могущества.

Что давало возможность Петровичу реализовать себя как градостроителя.

Он по всякому попробовал. И квадратные кварталы, и концентрические окружности, и веерные варианты.

В конце концов, в качестве типового проекта был выбран прямоугольный вариант. Бульвары, проспекты, все как положено.

Совершенно непохоже ни на один город Этого Времени. Деревянные тротуары, отсыпанные щебенкой улицы и переулки.

Конечно, скученность в городах объяснялась в первую очередь необходимостью возведения городских стен для защиты от нежелательных гостей.

Тесноту Петрович ненавидел намного больше, чем гостей. Так что город строился широко, на внутреннем пространстве не экономили. Но отступления от плана застройки карались по всей строгости, вплоть до сноса строений и выплаты серьезных штрафов.

На берегу озера по настоянию Петровича построили променаду, откуда можно было любоваться чудесным природным феноменом. На закате воды озера вдруг начинали светиться белым светом.

Торговцев пирожками и сбитнем строго проверял монастырский санэпид, и недобросовестные товарищи, использующие несвежую требуху, а то и вовсе кабыздохов, были драны кнутом нещадно.

Но каждый раз с очередной миграционной волной попадались умники, решившие что уж им-то точно удастся всех объегорить.

Качество, вот что должно быть становой жилой новых русских, думал Петрович, сидя на променаде и жуя пирожок с зеленым луком и яйцом. Качество, а не раздолбайство и штурмовщина. Всех немцев насильственно переселю и в русских перекрещу, а качества добьюсь.

Или не в русских? Вот почему все нации имена существительные, а только русские прилагательные? С детских лет Петровичу это казалось чем-то негармоничным. Но как назвать? Россияне? И, прости господи за выражение, россиянки? Нет, такие грамматические уродцы не должны существовать в принципе. Русичи и русички? Русины и русинки? Этот вариант в целом возмущения не вызывал. А может, славы и славянки? Или славки?

До чего приятно было сидеть на утреннем, еще не жарком солнышке, под легким ветерком, тянувшем с озера, есть вкусный пирожок и запивать не менее вкусным малиновым квасом. И думать вроде как и о нужном, но совершенно необременительном.

Поначалу, конечно, в городе, который Петрович незаметно для себя переименовал с Белоозера на Беловодье — раз обмолвился, второй, а оно возьми да и приживись — было как во всех городах. Жулье, ворье, разные антисоциальные элементы. Идея оставить на ночь на променаде ажурные лавочки и столики выглядела полной утопией.

Однако горотдел МВД за несколько лет навел в городе порядок, близкий к идеальному. А чего не навести? Правами преступников, которые якобы тоже люди, никто особо не заморачивался, адвокатов не было в помине как класса, так что наказание было скорым и неотвратимым. А курсы правовой грамотности проводились для жителей и гостей Беловодья регулярно. Конечно, сильно помогало то, что «патриаршьи» были «чужаками», поэтому устанавливаемые ими правила хоть и казались странными, но внутреннего сопротивления по большей части не вызывали. Не нравится — вали вон с нашей территории.

Душегубов вешали, прочих на лесоповал. Система «раз-два-три». Штраф, штраф и порка, штраф, порка и лесоповал. Невыгодно было быть душегубом. Да еще участковые. Точнее, квартальные. На пятнадцать тыщ населения тридцать ментов. И что удивительно, ни одного «оборотня в погонах».

Еще бы. Быть в городской страже было почетно, престижно и выгодно. Оклады там были будь здоров, а отбор шел с первого курса суворовского училища. Блестяще зарекомендовавшие себя учебные заведения были заново открыты и на севере… еще не решил Петрович, на севере чего. Славии?

А охранять местных зека Петрович подрядил выживших после своего глупого и поспешного набега викингов. По пять лет за сохранение жизни. Викинги подумали и дали слово. Меняли их неудачливые коллеги, решившие сдуру напасть на корабли Балтийского Торгового Союза. Не на все, конечно, а на принадлежащие компании Петровича.

Так что в Беловодье было чисто. И на улицах никто не сорил, и грязищи непролазной не было, и по ночам не озоровали. И если к мошенникам Петрович относился с определенной долей уважения, то бандитов ненавидел люто. Разбойничьи шайки суворовцы извели на много верст вокруг Беловодья.

Из воды высунулась усатая рожица речной коровы.

Петрович бросил ей полпирожка.

Корова с удовольствием его сожрала и беззвучно ушла на глубину.

Коровами Петрович гордился ничуть не меньше чем мамонтами. Две коровы в упряжке перли стандартную ладью против течения не надрываясь. Никаких бурлаков на Волге. Ели они специальные водоросли, семена которых могли прорасти только побывав в желудке коров. Так что никаких экологических катастроф не предвиделось.

Как и их прототипы, стеллеровы, речные совершенно не боялись людей. Напротив, ласковые и любопытные, охотно шли на контакт и легко приручались. Петрович приделал им небольшие ножки, чтобы им удобнее было преодолевать перекаты и мелководья. Теперь и на суше они могли передвигаться, хоть и неуклюже.

Мамонты обеспечивают волоки, коровки движение против течения.

Прирученные коровки с удовольствием зимовали в специально построенных для них хатках, на манер бобровых.

Так что, по замыслу Петровича, хозяева лодей коровок должны были лелеять и холить. И домики для них строить.

Василишна, домоправительница Петровича еще с Кордовы, принесла судочки с завтраком. Салатик огурец-помидор-капуста, со сметанкой, жареная картошечка с грибами и тушеные карасики.

Целых два полиморфа, Василишна и Любава, не занимались ничем, кроме быта Петровича. С одной стороны, конечно, расточительно. А с другой, не служанок же ему на рабском рынке покупать? Или не приведи господь, жениться на ком попало? Да и привык он к ним. Любава часто менялась, превращаясь в представительницу самых разных рас и народов, а Василишна, как с самого начала выглядела старой каргой, так и сейчас была в том же облике.

Иногда Петрович удивлялся. Каким-то образом он для местных был сущим человеком-невидимкой. Если он первым не заговаривал, то к нему практически и не обращались. В любой толпе вокруг него создавался примерно полуметровый ареал, границы которого не нарушались. Но Петровича такой расклад вполне устраивал. Потребности общаться с местными он не испытывал совершенно, ему вполне хватало полиморфов.

Они, кстати, казались Петровичу разумней и его самого, и практически всех, кого он знал что в Том, что в Этом Времени. Так что его по-прежнему изумляло исполнение полиморфами всех его распоряжений.

Существование в невидимом режиме позволяло Петровичу ходить в привычной для себя одежде. Шорты он, правда, не рисковал одевать, зачем провоцировать людей, но удобные льняные костюмы с кучей карманов всегда пожалуйста. И саблю. Без сабли никак нельзя.

С саблями вообще все здорово получилось.

В Персии сабли пошли на ура. Схема была такой. Поначалу Петрович продавал на Восток осадную технику в сборе. За металл. Причем проблема и вывоза, и привоза лежала не на Петровиче. Из металла делалась необходимая оснастка для пороков, таранов и осадных башен, а остатки металла превращались в сабли и легкие доспехи. Отменного качества.

На Запад Петрович такое даже не предлагал. Мастерские едва справлялись с восточными заказами. Клеймо «медведь, вставший на дыбы» котировалось до Китая включительно. И, как водится, подделывалось.

Запасы металла росли. Потихоньку Петрович начал его перерабатывать в мирную продукцию. Косы, топоры, пилы, лопаты. Причем не просто лопаты, а всякие затейливые, странных и непривычных конструкций, ну например рыхлитель для копки картошки.

Производства разрастались, и Петрович подумывал уже об их переносе в район будущей Москвы, поближе к подмосковному угольку.

Отделение суворовцев пришло на занятия по плаванию. Один из факультетов готовил «судовую рать», морскую пехоту и моряков в одном флаконе. Они-то и составляли основной контингент на кораблях Балтийского Торгового Союза. Правда, приплыла любопытная коровка и занятие тут же превратилось в салочки с нырянием. Пацанам по десять — двенадцать лет, когда и играть как не сейчас.

За обедом, а обедать Петрович отправился к себе домой, ближники порадовали его известием, что они отыскали в закромах «Флеш-Рояля» семь центнеров матерала ППР. О ППР-е Петрович услышал первый раз. Оказалось, что это именно тот материал, из которого сделаны полиморфы. Псевдоплопть разумная. Так что еще минимум десяток можно сделать. Правда, у Влада, Дениса и Родиона имелись свои представления, на что следует псевдоплоть употребить. А именно на лошадку, собачку и птичку. Чудовищных размеров вороной конь, огромный дог и то ли коршун, то ли беркут. Размах крыльев как у ТУ-144.

— И на фига оно мне?

— А красиво! — радостно ответили полиморфы. — Ну и для статуса.

— Какого статуса, я ту плАчу всякий раз, как полиморфов на работу распределяю, а вы такую бестолковость показываете!

Но полиморфы не расстроились ни капельки.

— Ай, Петрович, покатайся недельку, поохоться, а работников всегда успеешь наделать!

Ближники однажды подошли к Петровичу с разумным, как им казалось, предложением. Средний вес полиморфа составлял семьдесят пять кг. Они предложили переформатировать большую часть на полсотни, а меньшую на шестьдесят, выиграв тем самым немалое количество новых работников. Однако Петрович предложение не принял. Как-то ему показалось нечестным так поступить. Вообще, полиморфов он как неживых давно уже не воспринимал.

Что подумали ближники и остальные полиморфы, он так и не узнал. И даже не хотел узнавать.

А вот откуда у ближников появилась идея с лошадками и собачками, Петрович знал. Как-то они обсуждали эту идею, вычитанную Петровичем в уже забытом фентези. И он пробурчал, вот неплохо бы иметь таких разумных помощников.

Предложение съездить на охоту было, несомненно, дружеской подколкой. Охоту Петрович не любил, и тайны из своей антипатии не делал. По необходимости еще да. Но ради забавы… Не видел он никакой забавы в бессмысленном убийстве, пусть даже и животных.

А значит, главный подарок был еще впереди.

На торжественном ужине полиморфы вручили Петровичу брелочек с ключиком от грузопассажирской платформы «Каноэ», берущей на борт до пяти тонн груза и предназначенной для перемещения по параллельным хронопотокам. То есть теперь Петрович мог переместиться в соседнее время, в период по своему выбору. Туда упереть пять тонн, и оттуда припереть пять тонн. С учетом собственного веса.

Единственное ограничение, собственный Петровича хронопоток. То есть вернуться нельзя. В любом случае он возвращается туда, откуда стартует. И не может попасть в то время когда (или где) он уже родился. И в текущем хронопотоке нельзя прыгать.

Ну, то есть оно как бы понятно, но необходимо разобраться на трезвую голову.

О том, что подобный механизм должен быть в закромах, Петрович думал не один раз. И вот пожалуйста, бери и пользуйся.

Путешествие на «Каноэ». Варна. 22 августа 1854 г.

В Варну Петрович прибыл к обеду, и уже через час его начало самым натуральным образом тошнить от этого города.

Шестьдесят тысяч европейских обезьян загадили город в прямом и переносном смысле до полной невозможности в нем находиться. Грязь и мусор создавали непроходимые баррикады, перегораживающие улицы, и еще холера.

Усилия нескольких тысяч человек, одновременно страдающих поносом, имели свой специфический аромат. Запах, так сказать, будущей победы.

По советским меркам, поехать в Варну понежиться на песочке было редкой удачей. Но не в это раз. Петрович представлял, что его ждет, но действительность превзошла все ожидания.

Да еще одежда. Он вырядился под корреспондента, и красовался в тяжелом суконном костюме. Последний писк моды. Сюртук, жилет, идиотская шляпа, шелковый галстук. Недаром потница в современной Европе считалась практически нормой. Да к тому же одежды были на редкость неудобными.

— Что-то я перемудрил с аутентичностью, — думал донельзя раздраженный Петрович, перешагивая очередную кучу мусора. — Нет, в следующий раз никаких натуральных материалов. Я что, какой-то долбанный реконструктор, париться во всем этом?

И еще благо, что у него в руках только крепкая трость, а огромные кофры со спецоборудованием тащат Влад с Денисом.

Попытка посидеть в кофейне едва не закончилась дракой, да даже не дракой, а просто смертоубийством английских свиней, чье поведение недостойно высокого звания офицера. Свиньи орали свои свинские песни, нажравшись свинского пойла.

Петрович понял, что его план совершить минимальное воздействие трещит по швам, и он уже готов просто разбомбить военный лагерь. Залить его напалмом и фосгеном.

А до События оставалась еще два, два с половиной часа.

В конце концов Петрович и полиморфы вышли на черноморский бережок ввиду Варненской крепости, достали из корфов предусмотрительно захваченные складные стулья со столиком и принялись любоваться на портовые виды. С корабликами и лодочками.

— Я вот все думаю, не сделаем ли мы хуже? Есть войны, проигрыш в которых оказывается лучше выигрыша. Конечно, когда тебе устраивают тотальный геноцид, хорошего в этом мало. А так заставляет шевелить булками. Как хороший пинок в зад. Стимулирует социальные процессы, так сказать. А мы сорвем капанию, так наши дебилы и к Первой мировой с гладкостволом останутся.

— Если ты, Петрович, серьезно так думаешь, то тогда скажи, что мы в этой обосранной Варне делаем? — лениво спросил Влад, разглядывая корабли на рейде в подзорную трубу.

— Я тебе скажу —отозвался Денис. — Мстим за еще неубитого Нахимова. Петровичу с детских лет жалко было дурачка Павлушу, вот он и хочет отомстить всем сразу, англам, франкам и туркам. И еще сардинкам.

— Нахимов не дурачок!

— Нахимов самый настоящий дурачок. А как еще назвать старшего офицера, который как нарочно подставляется под вражеский выстрел. Ну не дурачок, так суицидник, невелика разница.

Самое обидное, что в глубине души Петрович был согласен со своими полиморфами. Ну вот зачем так демонстративно стоять на бруствере, буквально напрашиваясь на пулю?

Арифметика войны была на редкость проста. Английский штуцер бил на 1200 шагов. Русская пушка на 900. Русская кремневка на 300. Это не учитывая пассивности русского командования, вороватости интендантов, пятой колонны в виде крымских татар и прочих несчастливых обстоятельств этой войны.

А Николая Палыча Петрович считал еще большим дурачком, чем Нахимова. Зачем надо было помогать мерзопакостным австриякам, не поимев с этого практически ничего? Да пусть бы венгры себе склепали странишку, и покупать у них консервированное лечо и зеленый горошек фирмы «Глобус». А заодно продать им все кремневки, и на полученные денежки наделать себе штуцеров. Нет, поперлись. Подавили восстание. Австрияки нам теперь друзья. Гадюки подколодные, а не друзья. Волки позорные.

И этот, друг… [2] Мало ему быть другом, братом хочет быть. Правильно Бодров говорил: «не брат ты мне, гнида черножопая».

А за островных тварей даже и разговору не было.

Петрович понимал, что звучит это все, мягко говоря, по-детски. Однако это служило еще одним дополнительным стимулом устроить союзничкам гадость побольше.

Тем более, что и случай сам шел в руки.

Пожар начался как по расписанию. К шести вечера уже полыхало пол-Варны. Турки и болгары смотрели на огонь совершенно безучастно, как будто это и не их дома горели. Ну, если честно в настоящий момент это в самом деле были не их дома. Союзники выгнали на мороз всех, и богатых и бедных. И все равно строений не хватало, так что англы и франки ютились в каждом сарае.

Маршал Сен-Арно доблестно сражался с огнем, пытаясь локализовать пламя и не дать ему дойти до пороховых и артиллерийских складов. В Том Времени ему это удалось, хотя он и признавался, что четырежды был готов отдать приказ отступить.

Поначалу Петрович хотел загримировать одно из полиморфов под маршала, да и отдать такой приказ. Но, поразмыслив, от этого плана отказался. А ну как дождь пойдет? Или ветер не в ту сторону подует? Нет, нельзя отдавать все на волю провидения. А раз склады пороховые и артиллерийские, то радиовзрыватели будут там совершенно уместны. Так что полиморфы на склады наведались, и кое-что туда добавили.

И ведь недаром опытные складские работники рассказывали Петровичу, что излишки куда хуже недостачи. Недостача — это всего лишь показатель того, что ты лох. А вот излишки говорят о том, что ты мухлевал с товаром, подкладывая свой.

На всякий случай отъехали от Варны километров на пять. И то Петрович беспокоился, что бы какое шальное ядро не прилетело.

Нет. Не прилетело. Хотя жахнуло знатно. Восемь миллионов снарядов, десятки тысяч пудов пороха, тонны и тонны продовольствия, снаряжения, самых разнообразных грузов. Кракатау отдыхает.

Из шести видеокамер, установленных полиморфами, уцелело две.

Ядра бабочками порхали в воздухе, без разбора поражая что франков, что турков, что англов. И пехота свое получила, и флот.

Воевать, по большому счету, союзникам в этом году стало нечем.

Хорошо.

Свою задачу Петрович счел выполненной.

Ну а русские дальше уже сами пусть изворачиваются, у Петровича и других дел полно.

26. Папы, антипапы и голод в Европе

Настоящий попаданец делает калаш примерно на второй-третий месяц, причем независимо от времени попадания. Хоть девятнадцатый век нашей эры, хоть до нашей.

Петрович с калашом заморачиваться не стал. А сделал рогатку. Тоже, надо сказать, грозное оружие в умелых руках. Не летальное, но очень травматическое. На пятьдесят-шестьдесят метров зарядить свинцовым или глиняным шариком в корпус — и большой вопрос, сохранит ли оппонент свое агрессивное настроение или проникнется идеями пацифизма.

Резина делалась классическим способом. Каучук плюс сера. В первую очередь Петровича интересовали резинки для рогаток. А во вторую — калоши.

Ха-ха. Калоши вместо калашей.

Валенки-то уже начали делать. И пользовались они безумным спросом. А валенки с калошами вообще обещали быть хитом сезона на много лет.

За каучуком к ацтекам Петрович пока решил не ездить. В закромах «Флеш-Рояля» каучука было достаточно для работы фабрики «Треугольник» на полвека. А к ацтекам еще успеется съездить.

Не готов был пока Петрович заниматься атлантическими базами.

Других дел полно.

Голод, например.

К голоду Петрович начал готовится давно.

Природа не подвела, дожди и заморозки исправно уничтожили большую часть урожая на большей части Франции и Германии.

По прогнозам, голод должен был растянуться на три года. Аналогичная ситуация в России окончилась смутой и едва не привела к распаду государства.

Петрович очень надеялся спровоцировать в Европе что-то вроде «Столетней войны».

Резонов было несколько. Для начала снять социальное напряжение, чуть позже вылившееся в Крестовые походы. Петрович решил, что можно прекрасно обойтись и без крестоносцев, по крайней мере на востоке.

Ну в самом деле, сельджуков не будет, поставки специй не прервутся, громить Иерусалим нет никакой необходимости. Пусть лучше друг дружку режут, им же по большому счету все равно кого резать. И Константинополь не пострадает. Разграбить Константинополь, точнее принять материальные ценности на ответственное хранение Петрович мог и без всяких крестоносцев с венецианцами.

Безлюдные просторы Руси надо было заселять. А ужасы гражданской войны прекрасная причина отправиться в заснеженные просторы Приуралья.

Немножечко положить золотишка в закрома, продав всем желающим режущие, колющие и прочие игрушки для настоящих мужиков.

Петрович, как всегда, прибеднялся. На самом деле он собирался попросту разорить Европу, втянув ее в затяжную войну.

Но сколько он не насиловал имитатор, «столетка» не получалась. Не сложились для нее социальные условия.

В конце-концов, кроме варианта «А», был и вариант «Б».

Может даже и получше «столетки».

Церковные распри.

Церковь стремительно феодализировалась. Начало этому было положено еще во времена Карла Великого, а к XI веку и вовсе было не понять, с кем ты имеешь дело, со светским феодалом или церковным. Должности покупались и продавались, сдавались в аренду и служили в первую и основную очередь источником дохода. Феодалы нашил очень оригинальное решение проблемы исполнения служебных обязанностей. Купив приход или монастырь, феодал назначал заместителя, который и должен был проводить службы, плясать с бубном и расхаживать в смешных одеждах. Естественно, что заму все было фиолетово, и окормление паствы заботило его в последнюю очередь.

Да еще возникал вопрос с подчинением феодала. Будучи владельцем монастыря, он вроде бы подчинялся папе, выходя тем самым из-под юрисдикции своего монарха. Нельзя сказать, что монархов это сильно радовало.

Ну и выборы папы всякий раз превращались в такой балаган, что хоть святых выноси.

То французские штыки подпирали папский престол, то немецкие, то итальянские. Без штыков выборы папы как-то не получались.

Понятное дело, что пуристы от церкви были недовольны папами, которые поднимали тосты за здоровье сатаны (а были и такие папы), симонией и прочими язвами на теле матери-церкви. Поэтому результаты выборы папы периодически оспаривались.

Вот Петрович и подготовил своих кандидатов на это важный и почетный пост. Причем сразу трех. Ну, чтобы в любом случае все было хорошо. Он бы и четырех подготовил, но Гарольд Заячья Лапа был силен только в беге и охоте. И на континент не лез.

Так что одновременно было выбрано три папы. Бенедикт от Генриха I, короля Франции, Лев от Конрада II, императора Священной Римской империи германской нации, и Бонифаций от итальянцев. Каждый папа тут же предал анафеме своих коллег и начал искать ресурс утвердиться на папском престоле. Ну как Петрович мог папам не помочь?

Тем более, что все давным-давно было подготовлено. В комтуриях Ордена Пальмовой Ветви хранились запасы оружия как раз на такой случай. И не только оружия, но и сладкая паечка для верных и преданных.

Самый пик голода пришелся на Францию. Кору съели, лебеда считалась деликатесом, пирожки с человеческим мясом встречались на рынках повсеместно. Технология хранения и создания запасов была в совершенно убогом состоянии, да и хранить в общем-то было нечего. Что бедные, что богатые жили от урожая до урожая под обрез.

Так что когда Бенедикт объяснил, кто в этом виноват, желающих восстановить справедливость было в избытке, тем более что каждый записавшийся в христово воинство получал гарантированную миску похлебки.

Но прежде чем топать в Рим, чтобы надавать по сусалам Бонифацию, воинство решило заглянуть в Ахен, насовать под микитки Льву.

А почему бы и нет? Для бешеной собаки семь верст не крюк.

Ни Лев, ни Бонифаций не сидели сложа руки. На подконтрольных им территориях тоже водились комтурии пальмовых веток, с аналогичными запасами. К войскам всех пап начали присоединятся чувствующие поживу феодалы всех рангов, так что Петрович мог довольно потирать руки.

Как выяснилось, не одни лже-папы были повинны в бедах, обрушившихся на прекрасную Францию. Грамотеи, ученые и прочие умники. Так что умникам пришлось не сладко. И наиболее дальновидные уже начали приобретать билеты на корабли Петровича.

Ну а кто не озаботился билетиком, тот лох.

Ну и евреи. Тут Петрович был ни при чем. Инициативу проявили местные безо всякого указания сверху.

27. Теократия на марше. 1030 — 1060 гг.

В Беловодье, в отличие от залитой кровью Европы, царило «благоволение в воздусях». Земли, отошедшие под патриарха, явочным порядком приобрели статус независимого владения со всеми вытекающими.

Для начала в Беловодье потянулись бояре с чадами и домочадцами. По разным причинам. Кто лучшей доли искать, кто со своим князем вопросы не разрулил, а кого и конкуренты выдавили.

Вообще переход бояр от одного князя к другому оказался намного более распространенным явлением, чем Петрович предполагал. Стандартно процедура выглядела так. Новый князь выделял из госрезерва надел своему будущему топ-менежеру, а тот обязался случить честь по чести. И служил, исходя из своего разумения. В перовую очередь боярина обычно интересовал вопрос увеличения надела, и не важно, за чей счет. На престол княжеский боярин не мог рассчитывать ни при каких обстоятельствах, а вот своего князя пропихуть, а неугодного к предкам отправить всегда пожалуйста.

И доходы иных бояр могли соперничать с доходами некоторых князей. А у кого бабло, у того и власть.

Бонус Петровича как тайного владетеля Беловодья состоял в том, что александрийский патриарх был во-первых патриархом, а во-вторых пришлым. А пришлые патриархи имеют право на странности.

Первой странностью, с которой сталкивались бояре-гастарбайтеры, это предложение ответить на вопрос — чем вы можете быть полезны Беловодью и патриарху? Вариант «я буду платить долю с выделенного надела и выставлять воинский контингент» не давал кандидату ничего, кроме штрафных очков. Кандидату предлагалось подумать, зачем патриарху терять доход, имея лишь часть, когда сейчас он имеет целое, а также посетить тренировки патриаршьего полка. И сравнить.

С тренировок бояре уходили сильно задумчивые.

После изобретения калаша игра в «солдатиков» была вторым излюбленным занятием попаданцев.

Как вооружить, да как обучить, да какую структуру вооруженных сил выбрать — вот задачи, достойные внимания настоящего кухонного стратега. Задачи, безусловно, важные. Но самое главное для создания армии — ресурная база. С ресурсами у Петровича все было просто отлично. По его расчетам, он запросто мог содержать постоянную пятидесятитысячную армию 10–15 лет. Без войны. Не изымая средства из оборота.

А с такой армией можно было завоевать всю Европу. Но Европа пока для Петровича интереса не представляла.

Толи дело Азия. Скифы с раскосыми очами, поскрести русского, чтобы найти татарина и все такое.

Стратегических направлений Петрович на ближайшее время для себя определил следующие:

Во-первых, Урал. Прекрасная кладовая всяких разных полезных ископаемых. Противники в основном живут в лесах, действуют хорошо обученными небольшими по численности мобильными отрядами. Но движение на Урал тут же приводит к той или иной форме конфликта с Новгородом, а Новгород это варяги и ополчение. И если против лесовиков не проблема подготовить и выставить такой же лесной спецназ, то война с Новгородом без его завоевания занятие мало перспективное.

Во-вторых, Среднее Поволжье. Волжские булгары, и в перспективе башкиры. Полуоседлые, полукочевые. По большей части легкая кавалерия. А легкую кавалерию можно победить только легкой кавалерией. Ну, или «максимами». С «максимами» Петрович не торопился, а вот о казаках задумывался. Ушкуйники, фактически речные казаки, в свое время так и не дали возродиться Волжской Булгарии. Выход на Волгу давал возможность в перспективе взять под контроль ее всю, а там и до Персии было бы недалеко.

В-третьих, жесткая оборона на юге. Распад Киевской Руси на отдельные княжества был неизбежен, Полоцкое вон уже фактически отделилось, и междоусобные войны маячили на историческом горизонте. Вот на южных и западных рубежах Беловодья Петрович и собирался устроить учебный полигон для своей будущей армии.

Тяжелая пехота, легкая пехота, легкая кавалерия. И отдельные отряды тяжелой кавалерии. Большой необходимости Петрович в них не видел и вводил их исключительно ради понтов и престижа. Ну не котировалась армия без тяжелой кавалерии.

В Беловодье ледостав длился 160–170 дней. И практически полгода водяные приводы на молоты, прокатные и волочильные агрегаты простаивали, однако паровые двигатели вводить Петрович не спешил. Да даже и без паровиков протомануфактуры давали совершенно невиданные для хроноабиригенов результаты.

Так что легионы свои Петрович полностью снабжал изделиями местного производства. Какие легионы? Классические. Только числом поменьше, скорее как в поздней империи. Тысяча основного состава и тысяча бойцов во вспомогательных службах. Всякие там саперы, медики, банно-прачечный комплекс, полевая кухня с полевой же хлебопекарней. Настоящая тяжелая пехота. Лагерь разбивали каждый день, после каждого перехода. Марш-броски. «Все свое ношу с собой». Только не на жуткой палке, а во вполне приличных «сидорах», с лямками и ремешками. Так что никаких обозов. Правда, транспортные роты и батальоны в армии были. Повозки-мутанты, что-то среднее между боевой повозкой таборитов и фургоном переселенцев с Дикого Запада.

С выбором доспехов Петрович особо не заморачивался. Лесные и речные части вооружались пока по принципу кто во что горазд, потому как не было однозначного представления об оптимуме, а вот регулярные легионы вооружались стандартно.

Сам легион был разбит на 6 рот. Первая элитная двести пятьдесят бойцов, остальные по полторы сотни. Половина в каждой роте — арбалетчики. Вторая половина — пикинеры.

Конечно, это был не чистый легион с его манипулами и когортами. Во многом тактика заимствовалась у будущих испанцев с их терциями. Но легион Петровича оказывался намного гибче и маневренней за счет умения распадаться на отдельные роты и полуроты.

Арбалеты, кстати, были с хитринкой. Стальная тетива, стальные рога, это понятно. Но главное, особая конструкция позволяла устанавливать рога и соответственно натягивать тетиву как параллельно земле, подобно обычному арбалету, так и в вертикальной плоскости. А натяжение тетивы в 120–130 кг позволяло на ста шагах уверенно пробивать практически любой тип доспеха.

Ну а заменить арбалетчиков на аркебузиров или мушкетеров? И переучиваться не надо. Тем более что арбалеты изначально имели винтовочные ложа, прицел и все остальное, что должно было в будущем перекочевать на ружье. И даже модель этого ружья уже была выбрана. Немного войскам предстояло помучаться с пищалями, а потом перейти на «браун бесс», пожалуй, наиболее совершенное кремневое ружье. А пищали Петрович планировал продать своим врагам, должен же был кто-то профинансировать строительство будущих оружейных заводов в Туле и Ижевске? Как и само строительство Тулы и Ижевска.

Никаких кольчуг. В производстве трудоемкие, а по эффективности уступают бригантинам. Шлем варяжского типа с бармицей и полумаской. Наручи, поножи, боевые перчатки. На броне Петрович не экономил.

Попытка вооружить армию саблями встретила глухое сопротивление. Меч сила, меч статусная вещь, а это непонятно что. Не хотим.

Ладно, подумал Петрович, насильно мил не будешь. И выдал войску палаши. Палаши народ устроили.

Поначалу тоненькая струйка европейских переселенцев делалась все более мощной. Война в Европе набирала обороты, втягивая в свою орбиту новые регионы. А как известно, религиозные войны вполне сопоставимы по степени жестокости с гражданскими. Так что все мало-мальски разумные люди были готовы бежать куда угодно, лишь бы подальше от ужасов войны. И добрый Петрович за мзду малую рад был им помочь. А кто мзды в клювике принести не мог, получал переселенческий кредит. По расчетам Петровича, как раз второе поколение и должно было его полностью выплатить.

Ну и из русских земель поток переселенцев не ослабевал. Специально Петрович агитацию не вел, но слухами земля полнится.

Сильно задумываться боярину никто не давал. А предлагалось ему пройти обучение, аттестацию и занять нужную и важную должность. Это, конечно, если боярин от уроков не отлынивал. И мог он стать либо техническим специалистом, либо пойти по линии гражданской администрации, либо военным. Механизм был отлажен, и за год-два из любой обезьяны получался специалист в диапазоне от очень приличного до условно терпимого.

В любом случае патриархат кадрового голода не испытывал. Шутка сказать, только высококлассных специалистов было вывезено из Западной Европы более тридцати тысяч человек.

Так что программа организации военных и торговых аванпостов на северном, в сторону будущего Архангельска, и восточном, к Уральским горам, направлениях, не испытывала никаких трудностей. По крайней мере, с человеческим ресурсом.

Как говорится, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.

Патриархат, благодаря Петровичу, был богатым. И опять-таки благодаря Петровичу, бюджет разворовывался минимально.

Ну и идиотских проектов, можно сказать, практически не затевалось.

Например, строительства дорог.

Это старая придумка была. По образцу Римской Империи построить отличные дороги. Вроде как для связи между регионами. По инерции даже были созданы первые три роты военных строителей. Однако, чем больше Петрович думал о дорогах, тем больше понимал полную несвоевременность этого проекта. Летом проблему дорог решали реки. Причем маршруты были вымерены, отлажены, и вся инфраструктура как раз вдоль рек и создавалась. Зимой те же реки служили как ледовые трассы. Тонна груза, транспортируемого водным путем, обходилась на порядок дешевле, чем та же тонна, перевезенная по суше.

Так что строительство дорог на поверку не давало никакого стратегического выигрыша ни близкой, ни в среднесрочной перспективе. И подумав, Петрович отложил дорожное строительство до лучших времен.

За двадцать лет военных действий в Европе удалось добиться многого. Франция, север Италии, центральное ядро германских земель обезлюдели и запаршивели, если так можно сказать о землях. Часто случалось, что и при королевских дворах народ ложился спать полуголодным, что уж говорить о простецах. Многократно ограбленные и сожженные города не отстраивались — Петрович бдительно следил за тем, чтобы не дать никому из противников усилиться. Были и неожиданные последствия. Фердинанд Великий, первый император Испании, обратил свои взоры на север, рассчитывая под шумок присоединить к своему королевству немного французских владений. И мавры тут же ударили ему в спину. Так что Фердинанд получил войну на два фронта, которую вел со всем напряжением сил и потихоньку проигрывал. Поляки и венгры усилили давление на немцев, англы начали с любопытством посматривать на бесхозные земли во Франции. И если присутствие англичан на континенте Петровича не напрягало, то усиление поляков ему было не выгодно.

А все дело в геополитике.

И в стратегии.

Горы и реки.

Горы и реки. Именно они служат естественными разделителями границ. И с запада Киевская Русь, а потом и Россия не имела никаких естественных оборонительных рубежей. Даже левые берега рек были пологими в отличие от правых.

Трижды такое неудачное географическое положение позволяло иноземным захватчикам доходить до Москвы. Поляки во времена Смуты, французы Наполеона и фашики в 41-м.

Строительство крепостей и укрепрайонов всего лишь предполагало закапывание ресурсов в землю в буквальном смысле этого слова и отдачу стратегической инициативы в руки неприятеля. А взгляд на карту в качестве ближайшего что к Москве, что к Беловодью естественного рубежа обороны упирался в Вислу и Карпаты.

И это пока еще не говоря о восточной угрозе.

Либо ты имеешь выход в океан, либо ты создаешь гигантскую сухопутную империю. Которая рано или поздно получит свой океанский коридор.

Идея гигантской сверхдержавы последнее время очень занимала Петровича. Он неоднократно прикидывал возможность сперва посодействовать созданию империи чингизидов, а затем и перехватить управление в ней. Вплоть до того, чтобы отправить туда парочку своих полиморфов.

С другой стороны, соединение настолько разноукладных регионов в единое целое представлялось задачей неразрешимой.

Идея сделать мировую сверхдержаву непременно на базе Киевской Руси — России накладывала на Петровича огромные ограничения.

Но это все были задаче не первоочередные.

Сейчас на повестке дня стоял вопрос о переселении Папы-Патриарха на запад.

Европейские папы плодились в геометрической прогрессии, как кролики. Чуть ли не каждое задирпанное баронство имело если не своего Папу, то хотя бы претендента на папский престол. Однако все чаще раздавались голоса в пользу приглашения нормального легитимного папы. С теми, кто не хотел звать варягов, а обойтись местными ресурсами, обычно случались неприятности.

Немалую роль сыграли подметные письма эмигрантов, расписывающих жизнь в Беловодье как истинный рай на земле.

Так что вопрос о призвании Папы-Патриарха, был, можно сказать уже решенным. Вопрос встал о его резиденции.

Переселение Папы в Рим неизбежно приводило к ослаблению связей между патриархатом и Римом. Степь, проливы, пираты, кочевники, Византия… Слишком много негативных факторов, слишком долгий путь.

Петровича больше бы устроила Фландрия. Тот же Брюгге. Отличная база для начала колониальной экспансии. А еще лучше Ютландия. Канал прорыть и горя не знать. Но Ютландию никто Папе отдавать не собирался, и вообще его идея переселиться на севера из солнечного Рима вызывала недоумение и сопротивление. И скрытое, и явное.

Брюггцы? Брюггчане? Жители Брюгге за переселение Папы были за всеми четырьмя руками. Выгоды для прожженных торгашей были очевидны.

Патриарх упирал на привычный северный климат и на то, что Рим вообще и многочисленные римские монастыри и храмы в частности были основательно разрушены. И в Риме, погрязшем в пороках, сладострастии и сребролюбии, проводить церковную реформу совершенно невместно.

А необходимость такой реформы для папы была очевидна. Точнее, для Петровича. Вот только он никак не мог определиться, чего же он, собственно говоря, хочет.

Примечания

1

Некоторые факты представляют, как мне кажется, немалый интерес, но не вписываются в канву текста. Или могут быть лишь упомянуты.

Я буду давать такие факты с пометой ДЛ («Для любознательных») и размещать их в отдельном файлике.

(обратно)

2

Петрович имеет в виду Наполеона III.

(обратно)

Оглавление

  • 1. Похищенный
  • 2. И.О. Командующего
  • 3. Командующий. Нюфаундленд — Канары. Неизвестно когда
  • 4. Командующий. Канары — Испания. Неизвестно когда
  • 5. Командующий. Испания — Азоры — Испания. Лето 918 г.
  • 6. Путешественник. Альхесирас. Лето 918 г.
  • 7. Путешественник. Альхесирас — Севилья. Лето 918 г.
  • 8. Путешественник. Севилья — Кордова. Лето 918 г.
  • 9. Путешественник. Кордова. Лето 918 г.
  • 10. Стратегия vs РПГ. Кордова. Лето 918 г.
  • 11. Романтика и эротика. Кордова. Сентябрь 918 г.
  • 12. Тактика, оперативное искусство, стратегия. Кордова. Осень — зима 918–919 гг.
  • 13. Рутины. Тайная и явная жизнь. Кордова. 919 — 944 гг.
  • 14. Гражданская война. Сардиния. 944 г.
  • 15. Начало славных дел. 944 г. и далее
  • 16. Перечитывая Альфреда Мэхэна. 945 г.
  • 17. Ночь. Западное Средиземноморье. Х век
  • 18. Промежуточные достижения. 960 г. и далее
  • 19. Завевание Египта. 969 г.
  • 20. Конференция по геополитике. Левый берег Нила. 970 г.
  • 21. Петрович и принятие христианства на Руси. Александрия 970 г.
  • 22. «Бредут на Север срока огромные…» 985 г.
  • 23. Мамонты и другие дела. 985 — 1000 гг.
  • 24. Репетиция конца света. 1000 г.
  • 24. Войны патриархов, размышления над картой и прочие мелкие радости. 1000–1030 г.
  • 25. Юбилей. 19 июня. 1018 год
  • 26. Папы, антипапы и голод в Европе
  • 27. Теократия на марше. 1030 — 1060 гг.
  • *** Примечания ***