Корона из желудей [Кэтрин Фишер] (fb2) читать онлайн

Кэтрин Фишер КОРОНА ИЗ ЖЕЛУДЕЙ

Памяти Джона Вуда

ЗАМЫСЕЛ

Я обратил свои помыслы к улучшению города посредством архитектуры.

БЛАДУД

Имя мое под запретом. Отныне никто не смеет перемолвиться со мною, коснуться меня или приблизиться ко мне. Вообрази, каково это, ты, живущий далеко за кругом времен. Болезнь приносит горе простому смертному, но если болен правитель, погибель грозит стране, и повинен в том он один.

Меня преследовали зуд и лихорадка. Каких только снадобий я не испробовал. Но вскоре, подобно бледнеющей луне на небосводе, нарывы и гнойники — отметины болезни — проступили на коже.

Жертвы были принесены, знамения прочитаны. Камни поведали мне, что надлежит исполнить.

В самый темный час ночи я встал с постели и покинул мое королевство.

Мои подданные, боясь заразы, замотали лица и выстроились вдоль холмов. Моя жена и дети в страхе бежали от меня.

Я стал изгоем.

Призраком под луной.

Я обходил народ кругов стороной, дабы они не увидели, во что превратилось мое лицо.

Не ведаю, сколько месяцев я пролежал, зарывшись в палые листья. Вне кругов нет времени и способов его измерить.

Моя одежда превратилась в лохмотья. Царапины на коже сочились гноем. Я был бедствием моей страны, ее проказой. Правителем, друидом и смертным.

Я жаждал чуда.

И обрел его.

СУЛИС

Она держала на коленях сиреневый рюкзак, который Элисон купила ей в Шеффилде, и разглядывала прекрасный город, где ждало исцеление.

Грязное стекло вагона не мешало любоваться зданиями на холме, шпилями, резными террасами и широкими улицами, высеченными из золотисто-медового податливого камня. Соразмерность во всем. Совершенство.

Элисон, наблюдая за ней, спросила с улыбкой:

— Похоже на то, что ты представляла?

— Гораздо красивее.

— А под землей и впрямь римские развалины?

Она кивнула, не сводя глаз со своего отражения в стекле.

— Горячие ключи. Храм богини.

Не зря она полдня проторчала в шеффилдской библиотеке.

— Кажется, с домашним заданием ты справилась, — рассмеялась Элисон.

Вот ведь манера — разыгрывать из себя недалекую работницу социальной сферы!

— Римляне назвали город Aquae Sulis. Воды Сулис. Это имя богини, — буркнула она и хмуро взглянула на Элисон.

— Так вот откуда твое имя! Неудивительно, что я о таком не слыхала.

Из динамиков раздался хриплый голос:

— Пересадка до станций Бристоль-Темпл-Мидс и Таунтон. При выходе из вагонов не забывайте свои вещи и смотрите под ноги.

Она встала — под ложечкой засосало — и перекинула сумку через плечо. Элисон протиснулась мимо мужчины, погруженного в «Таймс», сильными руками стянула с багажной полки два чемодана и бочком, неуклюже потащила их по узкому проходу.

Поезд затормозил у длинной платформы. Здание вокзала за рекламными тумбами и кафешками тоже было золотисто-медовым. Во рту пересохло, ладони зудели.

От Элисон пахло тяжелыми, пряными духами. Поезд остановился, очередь, выстроившаяся в проходе, согласно качнулась. Двери заскрежетали — от неожиданности она подпрыгнула, решив, что кто-то разбил камнем окно, но стекло было целым и невредимым.

Они вышли на платформу и смешались с толпой. Пассажиры пробегали мимо, и им не было до нее никакого дела. Она жадно впитывала новые звуки и запахи: несло гарью и кофе. Какие-то девчушки подбежали друг к другу и обнялись. Мужчина на ходу разговаривал по мобильному. «Предельная гармония и равновесие», — сказал он в трубку.

— Как ты? — обернулась Элисон.

— Нормально, — ответила она и закинула рюкзак за плечо. Лучше не выставлять напоказ радости и страхи.

Они спустились по ступеням и вошли в кассовый зал. Никакой толчеи, не то что в Шеффилде. Несколько человек стояли в очередях, а когда толпа пассажиров с прибывшего поезда схлынула, стало почти тихо.

— Никого. — Элисон вздохнула, наморщив лоб, свалила чемоданы у стены и сказала: — А ведь обещали нас встретить. Выйду, посмотрю снаружи.

В одиночестве сразу стало не по себе. Глаза забегали, пытаясь ничего не упустить — но это невозможно, понимаешь, слишком много вокруг всего! — и ее накрыл привычный страх. Она всматривалась в лица, пытаясь вычислить, смотрят ли на нее, узнают ли. Затем отвернулась, глубоко вдохнула и закрыла глаза.

«Им нет до тебя дела. Никто на тебя не смотрит. Ты в безопасности. Это твоя новая жизнь. Ты стала другой», — звучал в ушах спокойный голос доктора Мэлори. Она открыла глаза и уперлась взглядом в рекламный плакат: «Посетите самый известный круг из камней в Британии!»

Над знаменитым мегалитом раскинулось голубое небо. Она трижды прочла надпись, сняла солнечные очки, снова надела их.

Вернулась Элисон — на темной коже выступил пот — и, поднимая чемоданы, сказала:

— Так и знала, что они опоздают! А ведь я предупреждала: не позже половины пятого! Пошли, снаружи подождем.

Такси выстроились в ряд в маленьком внутреннем дворике. Ей хотелось запрыгнуть в машину, хотелось уехать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Таксист поймал ее взгляд, но таксисты это не страшно: их волнует только заработок. Чернокожая женщина в деловом костюме, растрепанный студент. Прохожие смотрели на нее как на пустое место, словно она была невидимкой.

Элисон прижимала к уху мобильный, однако по лицу было видно, что на том конце линии молчат.

— Только этого не хватало! А через двадцать минут мой поезд…

— Так идите. Я справлюсь.

— Тебе прекрасно известно, что я не могу тебя бросить! Я останусь до их прихода.

— Придется передать меня из рук в руки.

— Знаешь что, М…

— Доставить как бандероль!

Ей нравилось изводить Элисон. Впрочем, судя по ответной реплике, той было не привыкать.

— Хочешь со мной поцапаться?

В следующую секунду лицо Элисон просветлело, она захлопнула мобильный и воскликнула:

— Ну, наконец-то!

Ханна и Саймон бегом огибали машины. С первой встречи и посещения зоопарка они ничуть не изменились.

Светлые волосы Ханны стягивал сине-оранжевый шарф. На ней было короткое ситцевое платье в цветочек и бледно-зеленый кардиган.

— Простите, бога ради! — воскликнула Ханна. — Кругом пробки!

Саймон был одет в толстовку и дырявые джинсы. На вид старше Ханны, волосы с проседью. Молодится, а самому лет сорок, не меньше.

— Привет, — поздоровался он.

— Привет, — улыбнулась она.

Элисон пожала руки обоим. Теперь все стало чуть формальнее, они стояли между такси, глядя друг на друга, словно чужие. Затем Саймон шагнул к ней и поцеловал в обе щеки. Она вдохнула незнакомый древесный аромат лосьона после бритья. Ханна последовала его примеру, чмокнув ее в щеку холодными губами.

— Ты взяла новое имя? — спросила Ханна.

Она отступила на шаг.

— Да.

Элисон фыркнула.

— Из всех имен на свете она выбрала имечко, которое уж точно привлечет внимание! И толку было сюда приезжать, толку прятаться!

— Это мой выбор, вы не можете мне помешать. — Она обернулась к приемным родителям. — Теперь вы должны называть меня Сулис.

Нельзя сказать, что они сильно удивились. Ханна нервно хихикнула, Саймон размышлял, склонив голову набок.

— Почему бы нет? Возможно, мы и сами взяли бы похожее имя для своего ребенка. Нестандартное. Клевое.

Кто бы сомневался, подумала Сулис. Обычное, скучное имя не для таких, как они.

— Чем меньше прячешься, тем труднее тебя найти, — сказала она.

— Ты уверена?

— Мне оно нравится. А вы можете называть меня просто Сью.

— Сулис так Сулис, — кивнул Саймон, словно принял решение. — Заглянете к нам, миссис Уэст?

— Боюсь, не успею. — Элисон напустила на себя разочарованный вид. — Скоро мой поезд. Где бы тут найти местечко поспокойнее?

— Моя машина за углом. — Саймон подхватил чемоданы и, не оглядываясь, зашагал вперед.

Они двинулись следом. К удивлению Сулис, Ханна обняла ее за плечи и прошептала:

— Не сомневайся, у нас все получится!

Сулис подавила улыбку. Не сосчитать, сколько раз она слышала эти слова.

Втиснувшись на заднее сиденье, Элисон принялась копаться в портфеле, откуда вскоре выудила большой конверт.

— Здесь все: паспорт и свидетельство о рождении на новое имя, страховки, медицинская карта.

— Фотографии? — спросил Саймон.

— Ваши изображения вставили в ее детские снимки, тут еще аттестат. Номера телефонов нашей службы, для экстренных случаев, а еще местного отделения и полиции. Они будут на связи.

— Ничего себе, новая жизнь, — хмыкнула Сулис. — Никакого проходу от социальных работников.

— Ты должна понять…

— Понимаю… — Она отвернулась к окну. В окне кафе через дорогу мужчина поднес ко рту белую чашку. Он смотрел прямо на нее, и Сулис поспешно опустила очки. — Для вас это обычное дело.

Элисон и Саймон обменялись огорченными взглядами.

— Когда тебе исполнится восемнадцать, М… Сулис, ты сможешь поступать по своему усмотрению. Осталось три месяца. До тех пор мы за тебя отвечаем.

— Ладно.

Интересно, они установят за ней специальный надзор? Возможно, незнакомец в кафе один из них? Но мужчина уже ушел, расплатившись у кассы.

Элисон соскользнула с нагретого сиденья.

— Прощай, дорогая, удачи. Не позволяй прошлому испортить тебе жизнь.

Они обнялись. Сулис прижалась к пышному бюсту, вдохнула аромат «Шанель» и удивленно подумала, что ей будет недоставать Элисон. Хотя ни с кем из дюжины социальных работников, с которыми ее сводила жизнь, Сулис так и не сумела подружиться.

Впрочем, когда Элисон выбралась из машины, одернула пиджак и помахала рукой, Сулис привычно подумала, что никогда больше ее не увидит. Давно пора привыкнуть. Незнакомые люди входили в ее жизнь и, не успев обжиться, снова уходили, но сейчас, махая рукой в ответ, Сулис ощущала внутри непривычную пустоту.

Когда Элисон ушла, в машине стало тихо. Затем Саймон наклонился и включил проигрыватель. Заиграла джазовая музыка. Он приглушил звук, обернулся — загорелый, как после отпуска, — и сказал:

— Ну что ж, поехали. Отныне ты наша дочка, ты вернулась из школы, теперь мы — одна дружная семья.

Сулис слабо улыбнулась.

— А люди не скажут…

— Мы переехали несколько месяцев назад, в этом городе мы чужие.

Сулис откинулась назад, мотор завелся. На миг ей захотелось, чтобы Саймон сказал что-нибудь ободряющее. Дал понять, что чувствует ее страх и тревогу. Но он уже отвернулся и показывал Ханне на дорожный конус, который ей следовало обогнуть.

Всю дорогу Ханна болтала. Сулис слушала вполуха, не отрываясь, разглядывала мелькавшие за окном величественные георгианские строения: стройные опрятные фасады, белые двери, ниши с цветочными горшками, забранные черными решетками.

Автомобиль тащился следом за двухэтажным туристическим автобусом. Сулис, прижимая рюкзак к груди, уговаривала себя не улыбаться слишком широко. Фотографии не передавали и сотой доли реальности. Солнце вышло из-за туч, озарив золотым сиянием мостовые. Чайки и скворцы гомонили в кронах деревьев. Они свернули налево, затем направо и выехали на просторную улицу. С обеих сторон, сияя громадными окнами, раскинулись старинные строения. Их строгая красота наводила на мысль о стабильности и нерушимом порядке. Сулис представила, что эти дома — придворные, которые выстроились вдоль холма для встречи. Машина завернула за угол — Сулис не удержалась и вскрикнула.

Ханна улыбнулась ей в зеркале заднего вида.

— Впечатляет, да? Сама никак не привыкну.

Они въехали в круг, образованный домами. Внутрь круга, словно три спицы колеса, вели три улицы. Автомобиль медленно обогнул площадь, и на Сулис снизошло странное успокоение. Эти великолепные фасады словно защищали ее, придавали уверенность. Трехэтажные дома с колоннами и высокими окнами образовывали единую террасу, а наверху, вдоль карнизов, через равные промежутки, стояли огромные каменные желуди. Широкая мостовая, черные сверкающие перила. В центре возвышались пять могучих деревьев, их макушки поднимались выше крыш.

— Добро пожаловать в Королевский круг! — сказал Саймон.

— Вы живете здесь?

Он кивнул.

— Не буду хвастать, что нам принадлежит весь дом, он стоит целое состояние, но у нас квартира с чудесным видом из окна на верхнем этаже.

Ханна припарковалась у бордюра.

— Приехали, Сулис.

Они вышли из машины, и Сулис поймала себя на непривычном ощущении: за долгое время ей впервые показалось, будто она вернулась домой. С семи лет она успела пожить в дюжинах домов и квартир — порой убогих, чаще обычных, однажды даже на ферме посреди йоркширских болот, — но никогда в месте, подобном этому. Белая дверь с блестящим молотком, просторный холл, вымощенный черно-белой плиткой, и широкий лестничный пролет поражали воображение. Сулис оставила Саймона разбираться с чемоданами и кинулась наверх вслед за Ханной.

— На цокольном этаже живет мистер Томас, бизнесмен, — объясняла Ханна, ведя маленькой ручкой по дереву перил. — Миссис Уилсон на первом, она здешний старожил. На втором — семейная пара из Лондона, приезжают на выходные. А вот и наша квартира.

Ханна вставила ключ в замок и открыла дверь.

— Твоя комната в мансарде. А я спущусь, помогу Саймону. У него проблемы со спиной, хоть он и не признается.

И Ханна зацокала каблучками по лестнице.

Сулис бросила рюкзак на кресло. Белоснежное пространство с высокими потолками, прозрачные занавески на огромных окнах. Кожаный диван, заваленный книгами, стол, телевизор, аудиосистема. Запах ароматических свечей. В конце прохода крохотная деревянная лестница. Сулис взбежала по ней — наверху обнаружилась ванная и узкий коридор, должно быть, его строили для слуг. Коридор вел к обшарпанной двери.

— Нашла? — донесся снизу голос Саймона.

— Да, — ответила она.

— Вот и славно. Чай или кофе?

— Чай, пожалуйста.

Сулис стояла на пороге. Длинная узкая комнатка с белыми стенами и полом. Ковер, стол, кресло, кровать. Широкий стеклянный прямоугольник окна. Она распахнула его и радостно вскрикнула — за каменной балюстрадой располагалась небольшая площадка. Чайки жалобно кричали и хлопали крыльями. Сулис пригнулась, вылезла наружу и крепко обхватила рукой подножие огромного желудя. Нагретый солнцем камень обжигал ладонь. Перед глазами во всем своем великолепии раскинулся Королевский круг, он словно наблюдал за ней — вежливый, молчаливый зритель.

Внизу, заставляя голову кружиться, двигались автомобили, женщина с коляской шла по тротуару, галки шумели в кронах деревьев.

Сулис парила в небе, удивляясь, отчего ей так тревожно, так не по себе? Словно радость может испугать. Как изменит ее эта новая жизнь?

Какой окажется неизвестная ей Сулис?

ЗАК

Рядом с грязной таверной двое местных зажигали фонари, а когда я спросил дорогу, уставились на меня, словно болваны. Болваны и есть.

— Никак с севера, господин?

— Не ваше дело.

Болваны ухмылялись. Вероятно, их смешил мой выговор.

— Тот новый дом на Джайлз-Элли, — сказал один.

— Спасибо.

Чувствуя затылком их взгляды, я крепче сжал рукоять шпаги, которую Форрест велел мне взять с собой. По вечерам в городе опасно, сказал он. Болваны хихикали. Наверняка до сих пор пялятся мне в спину.

— Смотрите в оба, сэр, — крикнул один, — в том доме водятся привидения.

Простонародье тут изъясняется на странном диалекте. Мне потребовалось немало времени, чтобы научиться понимать их мягкое бурчание.

Я шагнул в канаву, переступил через навозную кучу и свернул туда, где, по их словам, пролегала Джайлз-Элли.

Кругом стояла тьма кромешная. Дряхлые крыши клонились к земле, закрывая просвет. Какая-то тварь, вероятно крыса, прошмыгнула между ног. Я пнул ее носком сапога, промазал, и крыса юркнула в нору. Каблуки так и норовили угодить в какую-нибудь щель.

Внезапно мне пришло в голову, что те двое решили надо мной подшутить или, того хуже, ограбить. Или зарезать. Вспотевшие пальцы сжали рукоять шпаги. Я оглянулся.

Пахло гниющими овощами и нечистотами. Эта часть Акве Сулис — вонючая дыра. Внезапно я понял, почему мой новый хозяин Форрест исполнен такой ненависти к этим грязным переулкам, а его ум одержим видениями широких улиц и залитых солнцем террас.

Кажется, никто не собирался перерезать мне горло, и я на ощупь продолжил путь, держась рукой в перчатке за склизкую стену. Вскоре я достиг арки, перед которой еще чадил фонарь. Не было ни колокольчика, ни ворот, потому я просто нырнул под арку и оказался во внутреннем дворе. Вокруг высились груды строительного камня, едкая пыль висела в воздухе. Я чихнул. Вероятно, слишком громко.

Звук эхом отразился от стен. Над недостроенной крышей висел четкий серп луны.

Я вытер глаза носовым платком и крикнул:

— Мастер Форрест! Вы здесь? — Письмо хрустнуло в кармане. — Это Зак, сэр.

Разумеется, его нет и в помине. Даже рабочие ушли по домам, а сторож наверняка сидит в таверне.

Я раздраженно отвернулся. И тут что-то стукнуло в стекло.

Клянусь, на мгновение я утратил дар речи. Передо мной чернел оконный переплет, в котором смутно отражался я сам, а над окном нависал неоконченный король, каменные черты которого повторяли черты лица Форреста. Бладуд. Древний правитель друидов, предмет одержимости моего мастера.

Я подошел к окну и, заслонившись ладонями от лунного света, уткнулся в стекло.

— Мастер, вам письмо. Посыльный сказал, ответ требуется немедленно.

В комнате за стеклом висела непроницаемая тьма. Это был один из домов, что возводили по чертежам моего хозяина рабочие Питера Булла, отъявленные лентяи. Только вчера Форрест бушевал, обнаружив, что они чередовали хорошие камни с плохими, которые раскрошатся через несколько лет.

— Сэр? — Я несмело постучал в окно. — Вы здесь?

Что-то с треском ударилось в стекло изнутри, прямо напротив моего лица. Я отпрянул и схватился за шпагу.

Темень. Темень и мелькание демонских крыл!

И снова глухой стук. Я вскрикнул, но тут же облегченно выдохнул. Изнутри на меня смотрел крошечный яркий глаз. За стеклом билась птица!

Успокоившись, я разозлился. Этот дом начинал меня раздражать. Расправив плечи, я принял независимый вид, подошел к двери и заглянул в пустой проем. Лунный свет превратил строение в лоскутное одеяло: в стенах зияли дыры, щели в полу подкарауливали неосторожных.

Я уже решил было повернуть назад, но понял, что не усну. Если не выпущу птицу на волю, она всю ночь будет биться в стекло в моих снах. Это займет несколько минут.

Пробуя пол кончиком шпаги, я вошел внутрь. В ноздри ударил запах опилок и скипидара. Под ногами заскрипела стружка.

Из коридора вели три двери, каркас лестницы терялся во тьме. Я приложил ухо к первой.

Удары. Треск. Тишина. Она тянулась так долго, что я решил: птица разбилась. Скрежет. Я повернул ручку и вошел.

Комната была почти готова. Деревянные панели из темного дуба, мраморный зев камина в углу. Так вот куда она залетела!

Я не мог видеть ее в темноте, однако птица все так же отчаянно билась в стекло. Наверняка сломает себе шею, если не вмешаюсь.

Я шагнул вперед. Дверь за мной защелкнулась.

Я чертыхнулся, попытался нашарить во тьме ручку, но ее не было. И в ту же секунду что-то коснулось моего уха, словно порыв ветра. Я пригнулся, испугавшись, что обезумевшая птица запутается в волосах и выклюет мне глаза. Затем опустился на колени, выронил шпагу, на чем свет костеря нерадивых строителей. Как я мог забыть про дверную ручку! Неужели придется проторчать тут всю ночь? Наверняка Форрест уже вернулся домой и зовет меня, а миссис Холл спешит с кухни, чтобы доложить хозяину о прибывшем посланце и о том, что я отправился с письмом на Джайлз-Элли. Надеюсь, меня скоро хватятся.

Снова шорох крыльев, а вот и она, уселась на каминной полке, маленькая нахохлившаяся тень. Из темноты долетел тихий скрежет. Крошечный глаз поймал лунный свет. Птица смотрела прямо на меня.

Теперь, когда я видел ее, страх отпустил. Не сводя глаз с птицы, я шагнул к окну.

Шорох.

Тени заметались, хлеща меня сгустками тьмы.

Комната кишела птицами. Я завопил и упал лицом в пол. Сколько их здесь и откуда они взялись? Меня атаковали падальщики, а утром в комнате найдут мертвое тело с выклеванными глазами. Утешало лишь, что, увидев утром мой хладный труп, Питер Булл со страху свалится замертво.

Я провел рукой по лицу и велел себе не валять дурака. Всего-то и нужно, что открыть окно и выпустить птиц наружу. А после самому перелезть через подоконник. Я не собирался выставлять себя растяпой, завтра я и сам посмеюсь над сегодняшним происшествием.

Не поднимая головы, я осторожно пополз к окну по занозистым доскам. Гвозди царапали ладони, половицы скрипели. Захватчики не теряли времени даром: белые сгустки птичьего помета пятнали стены и камин. Наверное, галки, подумал я, в это мгновение месяц выплыл из-за облаков, и я увидел их: на каминной полке, на верхней раме окна, а одна на спинке кресла в углу. Я старался не дышать, до окна было рукой подать.

И вдруг мои пальцы дотронулись до теплой человеческой руки!

Я заорал. Птицы взвились в воздух, круша о стены тонкие косточки. Что-то коснулось моего плеча, я подпрыгнул и бросился к окну.

Рама не поддавалась! Я тянул и тянул, но руки скользили по птичьему помету. Черные перья кружились в дюйме от моего лица. Я схватил с пола какую-то палку и подсунул под край рамы. Птицы, ночные самоубийцы, ливнем бились в стекло.

Дерево треснуло. Я нажал сильнее. Сзади распахнулась дверь.

— Оставьте окно в покое, сэр! — произнес спокойный голос.

Меня словно окатило холодной водой.

Форрест стоял в дверном проеме, в вихре кружащих птиц. Подойдя, он двумя руками отжал плохо подогнанную раму, и в комнату ворвался сырой ночной воздух, заставив нас обоих поежиться.

Шатаясь, я встал. Хотелось прикрыть глаза рукой, но при Форресте я не смел проявить слабость.

— В сторону! — рявкнул он. — Не загораживай им проем!

Три птицы вылетели в окно, одна с хрустом врезалась в трубу дымохода.

Форрест хлопнул в ладоши и замахал руками. Последняя птица облетела нас и уселась на спинку кресла, вонзив когти в обивку. Тень Форреста на стене казалась огромной.

— Вон! Лети отсюда, темный дух! — воскликнул он, подойдя ближе.

Однако галка не торопилась улетать. Расправив крылья, она вспорхнула с кресла и перелетела на руку Форреста.

Удивился ли он? Мастер и галка смотрели глаза в глаза — черные дикие бусины и спокойные карие. Словно обменивались неким посланием. Я мог разглядеть чешуйки на лапках и лоснящиеся перья.

Наконец птица взмахнула крыльями и вылетела в сырую ночь.

— Поразительно! — выдохнули.

— Магия друидов, — важно кивнул Форрест.

Казалось, для него волшебное мгновение еще длится. Но вот он вздохнул и поднял глаза, тут же оценив нелепость моего внешнего вида.

— Бога ради, Зак, на кого ты похож?

Только сейчас я осознал, как выгляжу. Руки в птичьем помете, лицо чумазое. А во что превратилась одежда! Теперь ее не отчистить.

— Я искал вас, сэр, а потом… птица билась в окно…

— Ну и грязь они тут развели!

Форрест подошел к камину и заглянул внутрь.

— Ясно, тупица Питер Булл не закрыл дымоход. Этот бездельник сведет меня в могилу!

— Здесь кто-то есть, сэр, — промолвил я тихо.

Форрест обернулся. Луна осветила его правильные черты, спокойные карие глаза, твердый взгляд которых так часто выводил меня из себя. Он посмотрел туда, куда я показывал.

Девушка скорчилась за креслом, натянув на себя какую-то тряпку, словно серая мешковина могла ее защитить. На миг я решил, что передо мной и впрямь дух, такой тощей и бледной она была.

Форрест удивил меня. Склонившись над незнакомкой, он мягко, словно обращался к птице, спросил:

— Кто вы?

Она то ли пробормотала, то ли всхлипнула.

— Огня, Зак, да побыстрее! — приказал Форрест.

Выходя из комнаты, я услышал, как она ответила:

— Сильвия.

Мне потребовалось время, чтобы найти лампу и трутницу. Когда я вернулся, девушка сидела в кресле, а Форрест стоял у камина. Мне показалось, заслышав мои шаги, он отошел в сторону. Я осторожно опустил лампу на пол и уставился на девушку.

Она была очень хорошенькой.

Если не считать того, что худое грязное личико покрывали кровавые прыщики, которые она постоянно расчесывала. Медно-рыжие волосы небрежно свисали с плеч. Девушка запахнулась в серый плащ, но я успел заметить на левой ноге туфельку из белого шелка с крохотными вышитыми цветами. Обувь не для грязных улиц.

Она неразборчиво бормотала, давясь слезами, но, кажется, не лгала.

— Никто бы не принудил вас… — сказал Форрест.

— Ах, сэр, вы такой благородный господин, вы их не знаете! Я не могу туда вернуться, ни за что! Не заставляйте меня!

Значит, беглянка. Я сразу понял, откуда взялась эта пташка. Город кишел игорными и публичными домами. К тому же от нее пахло потом и помадой для волос, а еще выпивкой.

Джонатан Форрест внимательно разглядывал девушку. Наши огромные тени плясали на стене. На нем был бумазейный коричневый сюртук и жилет того же скучного цвета. Мастеру вечно недосуг подумать о костюме. На потрескавшихся ботинках налипла грязь, и, в отличие от моего отца и прочих господ, он редко носил парик. Впрочем, стоит ли удивляться — отец Форреста был каменщиком, и едва ли джентльменом.

— Что за место? — спросил он.

Она опустила голову.

— Это «У Гибсона», сэр. За термами.

— И там они заставляли вас…

— Они заставляли меня заманивать богатых джентльменов. Разговорами и… прочим. Чтобы те играли, пили, сорили деньгами. Я сама однажды оставила там все свои сбережения. Если я вернусь туда, со мной случится что-нибудь нехорошее.

— И вы сбежали оттуда?

— Да, сэр.

— Откуда вы родом?

Сильвия вздрогнула. Я заметил край грязного платья из синего атласа с глубоким вырезом, но она тут же запахнула плащ на груди.

— Моя семья из соседней деревни, но они не примут меня обратно. Я их опозорила. Придется отправляться в Лондон.

— В Лондон! — Форрест ужаснулся. — Девочка моя, Лондон — гнездо пороков! Вы не протянете там и недели!

— Тогда в Бристоль, сэр. Куда угодно. Если у меня будет немного денег на житье, я найду работу. Честную работу.

Так я и знал. Уверен, он не откажет ей в паре монет. Форреста легко растрогать, это удавалось даже уличным попрошайкам.

Мастер отвернулся к загаженному птицами камину и погрузился в раздумья. Девушка скосила голубые глаза на меня, но тут же перевела взгляд на Форреста. Я сразу понял, что пришелся ей не по нраву.

— Зак, затвори окно и проверь двери. — Форрест встал и подал Сильвии руку. — А вы, мисс Сильвия, отправитесь со мной.

Я решил, что ослышался.

Сильвия удивилась не меньше моего.

— Сэр, вряд ли это…

— Вы примите ванну, моя экономка вас покормит и найдет более пристойное платье. Спать будете на чердаке, со слугами. А завтра решим, что с вами делать.

Не припомню, когда я был так взбешен.

— Сэр, ваше положение… — выпалил я.

Форрест пригвоздил меня к месту тяжелым взглядом, и слова застряли у меня в горле.

Обернувшись к Сильвии, он продолжил:

— Я не причиню вам вреда, Сильвия, не бойтесь.

— Сэр, я… я уверена… но… — Она замотала головой. — Это нехорошо.

Ей нужны были деньги, только и всего. Не удивлюсь, если ее история — выдумка от начала до конца.

— Прошу вас. — Он махнул рукой к двери и, что-то вспомнив, быстро повернулся ко мне.

— Совсем забыл. Где письмо?

Я отдал ему письмо. Увидев печать, мастер издал радостный возглас и, схватив лампу, стремительно отошел в угол комнаты. Мы с Сильвией остались стоять в темноте. Глядя, как он распечатывает письмо, она тихо спросила:

— А ты кто таков, мастер Павлин?

Я молча смотрел на нее. Голос больше не звучал жалобно, на лице проступило странное, почти комичное удовольствие. Я вспомнил, что девушка была свидетельницей моего позора.

— Наконец-то! — воскликнул Форрест.

— Сэр? — Я обернулся к нему, но он уже смял письмо, сунул его в карман и заспешил к двери.

— Кажется, я велел тебе проверить двери и окна, Зак.

Форреста переполняло радостное возбуждение — то дуновение безумия, что порой им овладевало. Не успел я опомниться, как они были за дверью.

В темноте я запер окно и засовы, окинул дом прощальным взглядом, однако мысли были далеко. Настроение вконец испортилось. Что за горькая судьба! Из-за долгов отца я вынужден служить подмастерьем у безумца, который грезит об идеальном городе, а сам не способен отличить приличную женщину от шлюхи!

Бредя домой по грязным улицам, я размышлял о том, к чему приведет решение Форреста. Ни к чему хорошему. Могу поспорить, он ее приютит. Будет как с той дворнягой, которую мастер привел недавно, и с тремя облезлыми кошками, которые поселились у нас раньше и оставляли шерсть где попало.

Неужели я обречен вечно якшаться с подобным сбродом?

Я не ханжа, обычный повеса, как все юноши моих лет, но, по крайней мере, не тащу в дом кого попало.

Дойдя до Площади королевы, я уже окончательно себя растравил, однако вид величавых строений в лунном свете прогнал мои печали. Площадь королевы была лучшим творением Форреста. Оставалось утешаться мыслью, что все гении безумны.

Дома я поднялся по лестнице, заглянул в мастерскую. На спинке стула висел его сюртук.

Наверху Форрест бранился с миссис Холл.

Озираясь, я шагнул внутрь и, не мешкая, вытащил из кармана скомканный листок. Плотная бумага хрустнула в руках.

Никакой записки, только рисунок. Двуликий Янус: одна голова повернута вперед, другая назад; одна женская, вторая мужская. Вокруг, опоясывая головы, вилось узкое змеиное тело, хвост змеи был зажат у нее во рту.

Внизу шла подпись, одно слово, острыми, как шило, буковками: УРОБОРОС.

Хотел бы я знать, что это.

БЛАДУД

Я тосковал о семье, бродя по дубравам и голым пустошам, а ветер-ворон свистел в ушах, когда я лежал на земле, зарывшись в палые листья.

Вы, живущие в теплых уютных домах, что знаете вы о страданиях потерянной души?

Мой недуг прорывался в лужах и трясинах, тек в реках, словно лихорадка. Я был землей, я был зимой. Болезнь проявлялась по-разному: то одержимостью, то безумием. Заболевший становился опасен для близких.

А однажды из леса вышли демоны, чтобы терзать меня. Они хрюкали и сопели. Их рыла были вытянуты, а тела бледны, словно плесень. Демоны улеглись вокруг меня, боровы и хряки, чудища из легенд. И я стал одним из них, я следовал их тропами, пожирая плоды и корни, которые они выкапывали в земле.

Они рычали и хохотали.

Вскоре я заметил, что они часто удаляются на поляну в чаще леса, а когда возвращаются, струпья сходят с их тел, а шкура становится гладкой.

Во мне забрезжила хрупкая надежда, словно крошечный огонек во тьме.

Я исхудал и пал духом и долго гнал от себя спасительную мысль.

Она пробивалась во мне, подобно рассветным лучам солнца на востоке.

И тогда я спросил себя: «Если ты пойдешь туда, куда ходят демоны, возможно, и ты излечишься?»

И я последовал за ними.

Словно зверь лесной полз я, спускаясь все ниже и ниже по болотистой равнине.

Пар поднимался вокруг. Пищала мошкара.

Я погрузил морду и лапы в воду, и горяча была эта вода.

Чтобы забыться, я свернулся калачиком посреди круга.

СУЛИС

Не распакованной осталась только синяя папка.

Она лежала на дне сумки, в скрытом отделении на молнии. Сулис в пижаме сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки. Солнечный свет из окна падал почти горизонтально, галки шумели в листве деревьев в центре Круга.

Она задумчиво смотрела на сумку, затем расстегнула молнию и вынула папку.

Зачем она хранит ее? Папка была с ней во всех переездах, в спальнях чужих домов, в квартирах многочисленных приемных родителей — везде. Теперь предстоит начать новую жизнь, а значит, пришло время избавиться от напоминаний о прошлом.

Вместо этого Сулис вытащила газетные вырезки и разложила их на одеяле.

Они потерлись на сгибах и смялись. Никто не знал, что Сулис хранит их. Двенадцать вырезок из разных газет, с одной и той же фотографией. Известной фотографией, сделанной газетным охотником за сенсациями.

Кудрявая рыжеволосая девочка лет семи вылезает из машины, вспышка застает ее врасплох, глаза округляются от неожиданности и удивления, маленькая ладонь крепко сжимает руку женщины в полицейской форме. На девочке полосатая кофта с капюшоном и брюки в розовый цветочек. Она кажется маленькой и тщедушной. Над фотографией надрывается заголовок:

«Таинственная смерть ребенка!

Что она увидела? Ужас на детской площадке.»

Сулис поднесла вырезку близко к глазам, затем медленно отвела руку, но ничего не изменилось: с фотографии на нее смотрела незнакомка.

Обычная полицейская машина. Машин было много, она успела забыть про них, но камеру помнила. Свет ударил в лицо, испугал ее, и женщина в форме — кажется, Джин, — рассвирепев, попыталась задержать фотографа, но он умчался на своем мотоцикле.

Наверняка заработал на снимке кучу денег.

Сулис подняла глаза и посмотрела в зеркало, которое Ханна повесила на стену спальни. В девушке, смотревшей из зеркала, было не узнать малышку на фотографии. Лицо утратило детскую припухлость, заострилось. Пристальный взгляд голубых глаз стал непроницаемым. Крашеные светлые волосы больше не вились, падая на плечи гладкими прядями. Девушка в зеркале ничем не отличалась от большинства своих сверстниц. Среднего роста и веса, в неброской одежде. Сулис тщательно выбирала ее, избегая открытых фасонов и ярких, кричащих тонов. Обычная школьница. Это была ее маскировка. Это была Сулис.

Она сложила вырезки в папку, застегнула молнию, спрятала сумку в шкаф, заперла дверцу и сунула ключ в карман. Ханна и Саймон трепетно относились к ее личной жизни. Это было ей внове.

— Новое лицо, новый дом, новая жизнь. Осталось раздобыть немного денег, — сказала Сулис своему отражению в зеркале.

Позже, сидя в маленькой, увешанной пучками трав кухне, она спокойно сказала, слизнув йогурт с ложки:

— Если вы не против, я хотела бы найти работу. Буду отдавать свою долю квартплаты.

Ее новые родители обменялись удивленными взглядами. Ханна, подливая кипяченое молоко в самодельные мюсли, осторожно заметила:

— Сулис, нам приятно это слышать, но нельзя забывать о твоей безопасности. Город кишит туристами отовсюду, в том числе с севера. Тебя могут узнать…

— Не узнают. Прошло десять лет. Я сама себя не узнаю.

— В твоем возрасте десять лет кажутся большим сроком. — Саймон отложил газету. — А для большинства из нас десять лет — все равно что вчера. К тому же мы не нуждаемся в деньгах. Мы оба работаем, и… — он тревожно посмотрел на Ханну, — мы получаем деньги от социальной службы на твое содержание.

— Неудивительно, — кивнула Сулис.

— Неудивительно?

— Ну да, я и не думала, что вы содержите меня на свои.

Не слишком ли грубо? Их оказалось так легко поймать врасплох. Саймон и Ханна не походили на ее предыдущих приемных родителей. Прямодушные идеалисты. Сулис смотрела на смущенного Саймона, который притворился, будто слушает радио. Передавали легкую классическую музыку. Сулис видела, как ранили Саймона ее слова. Не стоит давать ему повод для беспокойства.

— Дело не в деньгах, — сказала она. — В октябре я поступлю в университет. Я должна привыкнуть быть на виду, не бояться чужих. Должна научиться жить самостоятельно. Поэтому я сюда и приехала. К тому времени, как мне исполнится восемнадцать, я хочу обрести уверенность в себе.

Ханна села за стол рядом с ней.

— А ты уверена, что готова?

— Я не боюсь трудностей.

— О какой работе ты говоришь?

Сулис положила ложку на тарелку.

— Официантки. Продавщицы. Что-нибудь временное, до начала семестра. Какое-нибудь тихое место. Наверняка в сезон здесь хватает вакансий.

Ханна молча смотрела на Саймона. Кухню заполнили звуки фортепиано.

— Что ж, думаю, нужно посоветоваться с… с социальной службой.

Сулис пожала плечами.

— Вот и славно. — Ханна сцепила пальцы. — И если они согласятся, я поговорю с одной знакомой. Она работает на водах и посещает мои занятия йогой. Только вчера она пожаловалась, что одна девушка их подвела. Я могла бы разузнать подробнее…

— На водах? — удивилась Сулис. — Я стану спасателем?

В кухне повисло смущенное молчание.

— Нет, — сказал Саймон, а Ханна нервно рассмеялась. — Речь идет о горячих источниках, римских термах. Это музей, Сулис.

— А, ясно.

— Их называют «Воды Сулис». — Саймон свернул газету, подошел к двери, открыл ее и встал на пороге. В дверном проеме была видна огромная гостиная, чертежная доска у высокого окна, ветер шевелил прозрачные занавески. — Посмотрим, что скажет Элисон.

— Хорошо. — Сулис посмотрела на Саймона и улыбнулась. — Пусть не думают, что мы оставим их в покое.

А впрочем, какая разница, согласится ли Элисон, размышляла Сулис позднее, прислушиваясь к голосу Ханны, говорившей по телефону. Чужие люди управляли ее жизнью столько лет, но скоро она освободится от опеки. Теперь, когда она нашла город своей мечты.

Окна гостиной выходили на Круг.

В это время дня здесь было малолюдно. Несколько пешеходов шагали по тротуару, мужчина читал на лавке газету, грузовичок с надписью «Питер Булл. Строительные работы» огибал окружность двора. В зеленой листве деревьев уже проглядывали желтые просветы.

Сулис не уставала любоваться великолепным закругленным фасадом, освещенным солнечными лучами. Внутри этого золотого круга она ощущала себя в безопасности. Заметив резной орнамент над дверными проемами, она прищурилась, всматриваясь в детали. Почему она не замечала его раньше?

Оперная ария из радиоприемника не заглушила голоса Ханны, говорившей по телефону в коридоре.

— Да-да, конечно… отлично. В самый раз. Рут, вы так добры… Квартира великолепная, спасибо…

Сулис улыбнулась. Почему она выбрала Саймона и Ханну? У нее была возможность уехать за границу, одна семейная пара из Франции предлагала ей приют. Во Франции ее жизнь точно пошла бы по-новому.

Но Сулис отлично знала ответ. Она выбрала приемных родителей из-за города.

Вошел Саймон, снял с полки книгу. Гостиную опоясывали книжные полки, заставленные дорогими фолиантами, книгами по архитектуре и искусству.

— Кто построил эту улицу? — спросила она.

Саймон подошел к окну и выглянул наружу, отражаясь в стекле.

— Батский цирк, или Королевский круг? Архитектора звали Джонатан Форрест. Талантище, но сущий безумец. Был одержим друидами и магией. Он первым исследовал Стонхендж не как попало, а основательно, сделал точнейший чертеж. Считается, что план Круга создан в подражание каменным кругам друидов. Тридцать зданий внутри Круга — тридцать камней образуют внешнюю окружность Стонхенджа. Размеры повторяют размер Великого круга в Стентон-Дрю, неподалеку отсюда. Форрест сам измерял его под проливным дождем. Некоторые верят, что Круг представляет собой магическое сооружение.

Теперь понятно, почему она чувствует себя здесь как дома.

— Архитектору должно нравиться жить в таком месте, — заметила Сулис. — Постоянно видеть Круг перед глазами.

— До встречи! — рассмеялась Ханна. — До пятницы!

Саймон кивнул:

— Площади всегда привлекают, их формы, очертания. Места, где их разбивают. В Круге есть что-то неуловимое: кажется, ты сумел понять, но нет, главное ускользает. Чтобы вновь и вновь удивлять, неожиданно подкрасться и ошарашить.

Поймав ее взгляд в стекле, Саймон запнулся.

— Прости, я не хотел…

— Ничего, все нормально, — спокойно сказала она.

Вернулась Ханна, ее лицо сияло.

— Ну вот, если ты не передумала, можешь считать, работа у тебя в кармане. Одна девушка из музея укатила на Канары, никого не предупредив. Рут в бешенстве. После обеда она ждет тебя на собеседование. Я могу пойти с тобой…

— Не стоит, я сама, спасибо.

Ханна покосилась на Саймона.

— Мы правильно поступаем?

— Думаю, да, ангел мой.

Поцеловав Ханну в щеку, он вышел. Сулис не переставало восхищать, с какой нежностью эти двое относились друг к другу.

— А сколько платят? — спросила Сулис.

Ханна замялась, смущенно поправила прядь волос.

— Надо же, совсем из головы вон. Хочешь, я перезвоню?

— Незачем. — Сулис покачала головой и грустно улыбнулась. — Я сама узнаю.

На миг Ханна показалась ей младшей сестренкой, бестолковой и взбалмошной.

А возможно, в каком-то смысле она и впрямь старше Ханны, не знающей, что значит жить в страхе. Лежать ночью без сна, гадая, где он прячется.

Когда она вышла на улицу, накрапывал дождь. Это ее устраивало — можно отгородиться от назойливых взглядов зонтом. Мостовая влажно блестела, на перилах застыли крупные дождевые капли. Сулис спускалась с холма, любуясь раскинувшимся внизу прекрасным городом.

Ей с детства нравилось строить. Другие дети возились с куклами и игрушечными автоматами, она возводила башни из желтых, зеленых и синих деревянных кубиков. Она и с Кейтлин подружилась из-за них — та тоже любила играть в кубики.

Сулис шла быстрым шагом, увертываясь от машин, мимо банков и бутиков. Ухо то и дело улавливало американский акцент. На улицах было многолюдно, в магазинах шла бойкая торговля. Небо над крышами сияло голубизной, но дождь из набежавшей тучи стучал по зонту.

Они с Кейтлин возились с кубиками часами. Чаще всего возводили башни. Одно неверное движение — и все рушилось, приходилось начинать сначала. Строили домики с желтыми стенами, синими дверями и красными крышами. Ей никак не удавалось приладить к крыше дымоход, она раздражалась и злилась. Сулис улыбнулась воспоминаниям. Кейтлин помогала, болтая без умолку, как свойственно малышне. Им понадобилась всего пара дней, чтобы стать лучшими подружками.

У подножия холма город изменился. Выверенная симметрия исчезла, улицы измельчали и сузились. Свернув направо, Сулис оказалась в запутанном лабиринте переулков и лестниц. Словно эта часть города существоваладо того, как Джонатан Форрест и его ученики начали застройку.

С зонта капало. Сулис мысленно перенеслась в прошлое, в свое расколотое прошлое, когда мир поражал огромностью: высокие ступени, большие кресла, непонятные взрослые разговоры. Лучше не думать об этом. И о Кейтлин.

Но было поздно. Старое беспокойство вернулось. Сулис обернулась, ловя взгляды прохожих.

Туристы. Бегущий ребенок. Человек в длинном темном пальто.

Он стоял в глубине аллеи и разглядывал витрину. Сулис пристально всмотрелась в незнакомца — внезапно ей показалось, что это мужчина, читавший газету в сквере, которого она видела из окна.

Нет, не он.

Нет, он.

Она ни в чем не была уверена.

Сулис отвернулась, глубоко вдохнула и попыталась взять себя в руки. Никто не знает, что она здесь. Ей ничто не угрожает.

Она заставила себя замедлить шаг. Мостовая блестела от дождя. Огоньки витрин плескались под ногами, словно краски на мокром холсте. Сквозь открытую дверь магазина справа виднелись висячие мобили, ветряные колокольчики и серебряные украшения. Сулис вошла, закрыла зонтик и осталась стоять спиной к двери, разглядывая отражение незнакомца в зеркале на стене.

Спустя минуту он прошел мимо.

Его шляпа промокла от дождя. Под мышкой мужчина держал газету. Сулис успела разглядеть темные волосы, резкие черты лица. Мужчина не оглянулся.

Она обошла магазинчик, без интереса пробежала глазами ряды серебряных колец.

Многие люди носят газеты под мышкой. Это ничего не значит.

Проторчав в магазине минут десять и буркнув разочарованной продавщице: «Спасибо», — она вышла в переулок.

Дождь прекратился. Бледное солнце висело над крышами.

Она заспешила к Аббатству.

Двор был забит туристами. Они смотрели выступления жонглеров, делали снимки, хохотали над избитыми шутками комедиантов. Сулис обошла очередь японских школьников и неожиданно оказалась посередине пустого пространства перед зданием музея.

И чуть не врезалась в свинью.

Свинья была громадная, пластиковая, в розовый цветочек, на копытцах зеленела нарисованная трава, в пятачке блестело кольцо.

— Ваш билет.

Перед Сулис стоял юноша примерно ее лет с бейджем «Охрана» на рубашке.

— У меня нет билета, — сказала она. — Я ищу миссис Рут Мэтьюз. Насчет работы.

— Понятно.

Юноша окинул взглядом очередь нетерпеливых японских школьников.

— Спросите у администратора. Ее позовут.

Тут дверь открылась, и школьники ринулись в проем, словно бушующая волна. Сулис отбросило прямо на охранника, и вдвоем они врезались в скульптуру. Свинья зашаталась, Сулис вместе с юношей удержали ее.

— Что эта штука тут делает? — выдохнула она.

— Это часть инсталляции, — ответил юноша. — Свиньи. Разноцветные. По всему городу.

Он скривился, Сулис захихикала, но улыбка тут же сползла с лица.

Над головами толпы она заметила мужчину на террасе уличного кафе. Он пил кофе мелкими глотками и смотрел прямо на нее.

— Вы не ушиблись? — спросил юноша.

Она молча покачала головой.

ЗАК

Я сидел в мастерской, грезя наяву, когда раздался стук. Я опустил глаза и увидел на полях чертежа, который мне было велено завершить, змею, кусающую себя за хвост. Быстро перевернув чертеж, я подошел к двери и слегка приоткрыл ее.

Посетителей было трое. Одного я знал, Ральф Аллин, владелец каменоломен в долине над городом. Они с Форрестом дружили, дом Аллина был построен по чертежам мастера. Я видел его: напыщенный, вычурный и громоздкий.

Высокий и элегантный в своем синем дамастовом сюртуке, Аллин много болтал и смеялся. Богач, он легко расставался с деньгами. Его орлиный профиль и напудренный парик являли разительный контраст угрюмому облику моего хозяина.

Форрест с несвойственной ему горячностью пожал Аллину руку.

— Рад видеть тебя, Ральф.

— И я тебя, старый колдун. Готов к приему гостей?

— Готов, боюсь только, мой чертеж их напугает.

Аллин рассмеялся и ничего не ответил.

Двух других я не знал. Вероятно, городские советники, а значит, враги Форреста. Неужели он опустится до просьб о деньгах? Чинно поклонившись, хозяин пригласил гостей войти. Затем быстро обернулся — я отскочил от двери, а Форрест буркнул:

— Зак, входи, будешь вести запись.

Схватив перо и бумагу, я поспешил за ним. Кабинет моего хозяина представлял собой длинную узкую комнату, заставленную книгами. Посредине стоял огромный стол, за которым он чертил и писал свои безумные книги. Обивка запачканных чернилами кресел давно обтрепалась. Форрест часто работал стоя или беспокойно прохаживаясь по вытертому ковру.

По-настоящему впечатлял стеклянный потолок. Сегодня сквозь него струился мягкий свет осеннего солнца. Я скромно занял стул в углу. Посетители смерили меня прохладными взглядами, и мне ничего не оставалось, как встать и поклониться.

— Господин Захария Стоук, мой помощник.

— Он останется?

— Господин Стоук будет вести запись, если не возражаете.

Толстый потеющий коротышка пожал плечами.

— Если вы настаиваете.

— Ральф, — начал Форрест, — имею честь представить вам достопочтенного Томаса Грейе.

Аллин поклонился толстяку.

— Кто же не знает господина Грейе.

Форрест кивнул и обернулся.

Третий гость был моложе прочих, вероятно, чуть старше меня, возмутительно красив и одет с нарочитым шиком. Я стиснул зубы, оценив крой его сюртука и мягкую кордовскую кожу сапог.

— А это лорд Комптон.

— Я думал, лорд Комптон, — удивленно заметил Ральф, — несколько… простите мою неучтивость… старше.

— Дядя умер в Риме в прошлом году. — Юнец выбрал лучшее кресло и вальяжно раскинулся в нем, вытянув ноги. Забавы ради он провел концом трости по коричневым книжным переплетам, сдвинув стопку с места. — Я унаследовал его состояние, которое намереваюсь удвоить.

— Если вас волнуют деньги, лучшего места для их вложения вам не найти, — заметил Форрест с сардонической ухмылкой. Я видел, что ему не нравится лорд Комптон. Того, однако, было трудно смутить: положив трость на стол, он с улыбкой откинулся на спинку кресла. Мне захотелось проткнуть его шпагой.

— Вот увидите, с таким количеством пришлых город скоро станет медвежьей ямой. — Томас Грейе стряхнул пыль с кресла и сел. — Хлыщи, шлюхи и карточные шулеры — вот кого привлекает это место. Скоро сброд со всей Британии слетится сюда, как пчелы на мед!

— Возможно, вы правы, — рассмеялся Ральф Аллин, — однако не забывайте, какую добычу они выслеживают. Богачей, поправляющих здоровье с помощью здешних целебных вод. А богачи привыкли к роскоши, господа. И мы готовы их ублажить: построить красивые дома, разбить широкие улицы и площади, достойные королей. Чертежи Джона — наше будущее.

Я неохотно записал. Со стены подозрительно щурилась жена Форреста, умершая десять лет назад.

Толстяк Грейе оказался говоруном. Его толстые пальцы унизывали золотые перстни, любого из которых хватило бы, чтобы заплатить половину долгов моего отца.

— Дома? Что ж, вы правы. Площадь королевы — большая удача, помяните мое слово. А что вы думаете насчет той пустоши? Ходят слухи…

— Позвольте, я покажу, — перебил Форрест.

Я видел, что ему не терпится продемонстрировать свой замысел. Прошлую ночь он плохо спал из-за астмы и сейчас дышал с присвистом.

Ральф подошел к столу, застланному белым холстом. Под ним что-то топорщилось. Когда к столу приблизился Форрест, раздался протяжный, манерный голос лорда Комптона:

— Вы создаете чертежи для домов вельмож, сэр. — Он повернул голову и устремил на хозяина холодный взгляд голубых глаз. — Между тем в городе толкуют, будто вы приютили в своем доме… распутную девку. Я возмущен, сэр.

Перо замерло в моей руке.

Форрест стоял к ним спиной, лицом ко мне. Я видел, как почернели от гнева его карие глаза, а пальцы вцепились в край холста. Он заметил мой взгляд, и я опустил глаза, успев подумать: «Словно змей, пожирающий свой хвост…»

— Я никому не обязан давать отчет о том, что творится в моем доме.

— Разумеется, — поспешил вставить Аллин. — Уверен, лорд Комптон не имел в виду ничего…

— Вот именно, ничего. — Комптон встал, холодно улыбаясь в спину Форресту. — Ничего такого. — Заметив мой взгляд в зеркале, Комптон поднял бровь. Странно, мне больше не хотелось проткнуть его шпагой.

В городе только и говорили, что о Сильвии. Форрест и не думал таиться. Он купил Сильвии платье, ботинки и зонтик, и без стеснения выходил с нею из дому. Может, решил удочерить ее или взять в услужение? Никто не знал. Даже он сам.

— Чертеж, сэр, — напомнил Аллин. — Нам не терпится его увидеть, не правда ли, господин Грейе?

Толстяк вытер потное лицо.

— Что нам чужие девки? Дело прежде всего. Покажите чертеж.

Аллин посмотрел на Форреста. На миг я усомнился в их дружбе — слишком разными были эти двое. Любезный и предупредительный Аллин — и мой мастер, взрывной, изменчивый как ртуть, превыше всего на свете ставящий собственную гениальность. Однако на сей раз Форрест сдержался. Это стоило ему больших усилий, и я почти пожалел его. Он повернулся к столу и сдернул холст, больше не в силах тянуть.

— Мой новый замысел, господа, — буркнул он. — Я назвал его Королевским кругом.

Перед нами был не чертеж, а превосходный деревянный макет. Теперь я понял, почему свет в кабинете Форреста так часто горел за полночь.

Джентльмены молчали.

Наконец Грейе воскликнул:

— Будь я проклят!

Я встал и бочком приблизился к столу. Бумаги выскользнули и с шелестом упали на пол.

Модель изображала улицу, но не прямую, а в форме окружности. Круга из домов. Вытянутый фасад представлял собой ряды колонн, словно у античного храма или цирка. Не верилось, что здесь будут жить люди. Дорические, ионические и коринфские колонны, одни над другими. Признаюсь, я ленивый ученик, но о классических греческих ордерах слыхал. Смелость замысла поразила меня. Круг из домов! Так просто. Неужели Форрест первый, кому это пришло в голову? Возможно, он и впрямь гений?

— Обычный местный камень, — произнес Форрест хрипло среди полного молчания. — Тридцать домов, каждый будет построен в соответствии с желанием владельца, однако их объединит фасад. Такое же решение я применил для Площади королевы, но на сей раз избрал форму амфитеатра.

Три дороги расходились из сердца круга — пустого пространства посередине. Я подошел совсем близко, никем незамеченный. Все потрясенно взирали на макет. Молчание затянулось.

Его прервал Аллин.

— Весьма… необычно.

Он обошел макет, бледными пальцами коснулся труб, крыши, словно не мог найти нужных слов.

— Джон, это потрясает. Твое величайшее достижение.

Судя по испуганному выражению на лице толстяка и самодовольной ухмылке Комптона, он был одинок в своем суждении.

— Круглая улица? — спросил Грейе.

Форрест кивнул.

— Круг, форма Вселенной. — Мастер прохаживался вдоль стола. — Совершенный круг, без изъяна. Словно солнце. Внутри круга — равносторонний треугольник, символ Троицы. Жить внутри…

— Не хотел бы я жить внутри! — перебил Грейе. — Никакого просвета и перспективы! Куда ни глянь, один бесконечный фасад! Воздух будет застаиваться, а пыль собираться в центре! А грохот лошадиных копыт и экипажей! — Пухлое личико Грейе исказила гримаса, он оживленно замахал руками. — Неужели вы думаете, что изысканным дамам и господам понравится совершать променад по такой головокружительной дуге? Топтаться на месте, словно крысы в клетке!

Форрест вспыхнул. Я быстро сел и притворился, будто записываю, уверенный, что мастеру не придет в голову перечитывать этот вздор. Чего доброго, швырнет бумаги мне в физиономию.

— Вы преувеличиваете, Грейе, — вмешался Аллин. — Местность загородная, чистый воздух, никаких миазмов.

Ответом ему была тишина. Грейе хмыкнул. Все ждали, что скажет лорд Комптон, денежный мешок. Он взирал на макет с плохо скрываемым изумлением. Затем поднял трость, словно собирался нанести удар. Форрест напрягся, однако его светлость лишь изящным движением наставил трость на макет.

— Полагаю, это храм друидов?

Ральф Аллин поморщился. Мы оба видели, к чему клонит Комптон, но Форрест очертя голову ринулся в расставленную ловушку.

— На плане храмы друидов имеют форму круга.

— Стало быть, за основу вы взяли…

— Мои исследования Стонхенджа, сэр. Величайшего храма друидов.

— Стонхенджа? — с ледяным презрением повторил Комптон.

Аллин хотел остановить друга, но не успел. Джонатана Форреста захлестнуло воодушевление.

— Вот именно! Я уверен, еще до прихода римлян, здесь, в Акве Сулис, стоял великий град друидов. В Стентон-Дрю они изучали звезды и движение светил. В Уокли-Хоул проводили обряды, а у священных источников их мудрецы совершали чудеса исцеления. Друиды открыли тайны человеческого тела, его соразмерность и гармонию. Это величайший свод знаний, сэр, а их король Бладуд был высшим жрецом ветров Севера!

Перо летало по бумаге, но моя рука не поспевала за его воспаленными видениями, хлынувшими на слушателей подобно водам реки, когда открываются шлюзы.

— Только вообразите, господа! — Голос Форреста звучал глубоко и вдохновенно, а сам он взволнованно мерил шагами кабинет. — Стать свидетелями возрождения древней науки и магии! Мы отыщем то, что ныне скрыто под скверными улочками и мерзкими игорными домами! Возможно, позолоченные дворцы или храм богини? Представьте город, величавые проспекты которого напоминают о гармоничном движении небесных светил! Подумайте об улучшении нравов и условий жизни низших слоев, о санитарии! Игры, которые…

— Игры? — с томной кошачьей злобой атаковал Комптон. — Вы сказали, игры?

Я перестал писать.

— Разумеется! Игры, как в римском Колизее! Красота человеческого тела…

— Гонки на колесницах?

Форрест пожал плечами.

— Почему нет, хотя я не думаю…

— Гладиаторы? — продолжал издеваться Комптон.

— Я не…

— Христиане, раздираемые львами? Нагие атлеты, барахтающиеся в грязи перед взорами почтенных матрон?

Форрест замолчал. Он смотрел на нас с легким удивлением, словно лишь сейчас осознал, в какую ловушку угодил. Свет с потолка падал прямо на него, внутри круга в центре макета залегли глубокие тени. Безумец! Мне было неловко находиться с ним в одной комнате. Я так крепко сжал перо, что заныла рука.

— Я полагаю, Джон имел в виду… — неуверенно начал Аллин, но Комптон перебил:

— Что он имел в виду, одному Господу известно. — Его светлость смерил макет презрительным взором. — Строение в форме круга — безумная идея. Это ясно любому. Я не намерен вкладывать деньги в ваш проект, а вам, мистер Аллин, советую продать камень тому, кто построит обычную прямую улицу.

Его светлость повернулся к двери, намереваясь уходить, однако не успел, дверь отворилась.

В это время суток Форрест всегда пил шоколад. Вероятно, кухарка забыла, что у хозяина посетители. Но когда мастер обернулся, чтобы прикрикнуть на служанку, вместо нее в дверях показалась Сильвия.

Она в ужасе замерла на пороге, сжимая в руках поднос с серебряным кофейником. Мужчины молча смотрели на нее.

Бледно-серое шелковое платье, которое купил Форрест, стоило немалых денег. Непослушные рыжие волосы были собраны в аккуратную прическу, но лицо горело. Мне показалось, что Сильвия уронит поднос.

Я вскочил со стула, не дожидаясь приказа хозяина, выхватил поднос из рук Сильвии, которая неловко присела и готова была выскочить вон из комнаты, однако лорд Комптон лениво протянул:

— Так вот она, ваша юная… протеже.

Отодвинув меня тростью, он подошел к Сильвии вплотную и уставился на нее.

— Весьма недурна.

Взгляд был оценивающий и бесстыдный — на леди так не смотрят. Сильвия подняла глаза, и я понял, что она его знает.

Затем Сильвия перевела взгляд на Форреста.

— Прощу прощения, сэр, что помешала. Я не знала…

— Не за что извиняться, благодарю вас, Сильвия.

Платье зашуршало, Сильвия прижала его рукой и выскочила из комнаты. Ральф Аллин с поклоном открыл ей дверь. Возможно, Сильвия и не походила на леди, зато мистер Аллин определенно был джентльменом.

Я освободил стол для подноса, а когда поднял глаза, атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Словно девушка оставила в комнате что-то еще, кроме слабого аромата розы.

— Нам нужно все обдумать. — Грейе встал и посмотрел на Комптона. — Вы идете, ваша светлость?

Комптон стоял, задумчиво разглядывая закрытую дверь. Мне не понравилось выражение его лица.

Затем его светлость стукнул тростью по сапогу и поднял тяжелый взгляд на Форреста.

— Пожалуй, я тоже готов обдумать ваше предложение… возможно, я еще переменю свое мнение. Счастливо оставаться, господа.

— Покажи им дорогу, — буркнул мне Форрест, но гости были уже на середине коридора. Я обогнал их и распахнул дверь.

Пыль из-под колес проезжающих экипажей ударила мне в лицо.

Грейе неуклюже спускался по лестнице, но Комптон не спешил.

— Полагаю, с Форрестом уживаться нелегко, — холодно заметил он.

Желание проткнуть его шпагой вернулось.

Комптон усмехнулся, вытащил что-то из кармана и протянул мне.

— Приходите вечером, в десять. Надеюсь, мое предложение заинтересует юношу с амбициями.

Я взял карточку. Это было ошибкой.

— Какое предложение?

Комптон не ответил, лишь улыбнулся. Мы стояли лицом к лицу, одного возраста и роста, и, если бы мой отец не промотал состояние, оба были бы богаты. На деле у него денег куры не клюют, а я — жалкий подмастерье у безумца. Его светлость спустился с лестницы и вальяжной походкой удалился.

Я закрыл дверь и, стоя в темной передней, прочел карточку:

«„У Гибсона“. Забавы и напитки для взыскательной публики. Улица Горячих источников, Акве Сулис».

Я задумчиво поскреб щеку. Место, откуда сбежала Сильвия, игорный дом. Что мне там искать? Впрочем, все лучше, чем этот бедлам.

Я слышал, как в мастерской Форрест сетует на судьбу.

— …невежественные высокомерные тупицы, но без их грязных денег у нас ничего не выйдет!

Уж лучше бы направил свой гнев на себя самого! На свою одержимость друидами и детское простодушие. Я прислонился к двери и прислушался. До меня долетел спокойный голос Ральфа Аллина:

— Они передумают. Успокойся, Джон, все образуется.

Форрест хрипло рассмеялся:

— Что бы я без тебя делал, друг мой!

— Нас ждет успех, Джон. Мы построим больницу, и даже бедняки в этом городе будут жить в достойных домах. Это не пустая мечта, и именно тебе предстоит ее осуществить.

Аллин говорил искренне и с чувством. Я раздраженно отвернулся, а когда поднял глаза, на верхней ступеньке лестницы сидела девушка в бледно-сером платье.

— Подслушиваешь, мастер Павлин? Не боишься услышать правду о себе?

— А ты?

Она дерзко ухмыльнулась.

— Мне ни к чему, я все про себя знаю, только тебе не скажу.

— А ведь ты не впервые видишь этого богатенького юнца. Признавайся, зачем ты здесь, Сильвия?

С минуту она молчала, потом скользнула в гостиную, на прощание грохнув дверью.

Можете не трудиться изображать передо мной невинную овечку, мисс Сильвия. Я не Форрест, меня не проведешь.

БЛАДУД

Не помню, сколько времени я прожил у воды.

Ее тепло было чудом, словно солнце тайком нырнуло под землю. От ямы, в которой я спал, шел пар, и летние цветы благоухали посреди зимы в пропитанной влагой земле, а снег таял, не долетая до земли.

Я пил, мылся, скреб в воде свою грубую шкуру.

Вода заменила мне все, что я утратил. Человеческое тепло. Звук человеческого голоса.

Я чувствовал, как она струится между пальцев, скользит в ладонях. Словно живое существо. Словно девушка.

Иногда в полубреду или спросонья мне казалось, будто я вижу ее — дух источника. Она склонялась надо мной, облаченная в зеленые водоросли. Волосы ее были словно морские травы, лицо смеялось, угловатое и таинственное.

Прошли недели, прежде чем я разогнул спину и встал с четверенек.

Я питался растениями и лесным зверьем. А однажды днем, когда солнце ярко сияло на небесах, я содрал с себя водоросли и лишайники. Склонившись над водой, я разглядывал на пузырящейся поверхности свое лицо.

Долго смотрел я на него.

Слезы текли по гладкой коже и капали в воду. И не было больше нарывов и гнойников, не было сочащихся ран. Я излечился, и силы вернулись в мои мышцы.

А надо мною стояла она, и ее темная тень падала на поверхность воды.

И тогда я спросил: «Какую плату потребует от меня Сулис?»

И услышал бульканье из самых глубин земли: «Огороди меня. Заключи в круг из камней».

СУЛИС

Она разглядывала себя в зеркале. Простая униформа: черные брюки, черная толстовка с нашивкой «Музей римских терм» и изображением головы Горгоны — знаменитой скульптуры, изображение которой музей сделал своим логотипом.

Сулис нравилось, что униформа не бросается в глаза. Она бы не отказалась от фирменной бейсболки. Надвинула бы ее на глаза, и плевать, как это выглядит со стороны.

Стоя в холодной подсобке для персонала, Сулис гадала, всегда ли работа достается так легко. Выходило, на этом построен мир: ты знаешь кого-то, этот кто-то знает кого-то еще. Собеседование не заняло и десяти минут. Задерганная и усталая Рут задала несколько вопросов: имя, возраст, документы.

— Чем скорее вы приступите, тем лучше. Как насчет завтрашнего дня?

— Лучше с понедельника, — ответила Сулис.

— Прекрасно. Начинаем в половине восьмого, не опаздывайте. Я попрошу кого-нибудь провести вас по музею.

Сулис хотела использовать выходные, чтобы последить за тем мужчиной в кафе. Когда она вышла из музея в пятницу, за уличным столиком было пусто. Смешавшись с толпой туристов, Сулис долго петляла по узким улочкам и мощеным переулкам, прежде чем вернуться домой.

Дома, пригнувшись и обняв подножие каменного желудя, она целых полчаса следила с крыши за Кругом, не пропустив ни пешехода, ни автомобиля, пока не вернулась Ханна.

— Сью? Ты дома? — крикнула та, войдя в квартиру. Только тогда Сулис поняла, как холодно наверху и как занемело плечо. Зато очистилась голова.

Никаких подозрительных гуляк. Ничего необычного.

Ни в субботу, ни в воскресенье.

Наверное, она просто утратила бдительность. Саймон настоял на короткой субботней прогулке — он назвал ее семейным выходом. Прогулка вылилась в посещение загородного дома, который Саймон давно хотел осмотреть. Тем не менее Сулис пришлись по душе и просторные зеленые лужайки, и осенний лес, и чай с булочками в кондитерской на обратном пути.

Открывая дверь в гулкий музейный вестибюль, она убеждала себя, что пристальный взгляд мужчины за столиком — плод ее воображения. Однако затаенные страхи не отпускали. Сулис болтала, смеялась и ничем себя выдавала, но стоило ей остаться одной, разговору стихнуть, а телепередаче прерваться на рекламу — и они снова выползали на свет.

— Ты Сулис?

Это был тот самый юноша с бейджем.

— Я Джош. Мне велели провести тебя по музею.

Было видно, что поручение тяготит юношу.

— Хорошо, — сказала она как можно холоднее, — веди.

Джош оказался не самым хорошим экскурсоводом. Он шагал слишком быстро, объяснял сбивчиво, словно думал о другом.

Они спустились по коридору и вышли на открытую каменную террасу.

— Пришли, — буркнул Джош.

У Сулис захватило дух. Перед ней лежал прямоугольный бассейн с горячей водой. От поверхности воды в прохладном осеннем воздухе поднимался пар. Бассейн казался глубоким, впрочем, судить было трудно из-за воды цвета бледного изумруда. То там, то тут на поверхности бурлили пузырьки.

Сулис окинула взглядом мощеные края бассейна, классические колонны, статуи и спросила:

— Это все римское?

— Первый среди дурацких вопросов, которые задают туристы. — Джош оперся о перила. — Римский только бассейн, остальное более позднего периода.

— А откуда берется вода? И почему она такая горячая?

Сулис пожалела, что так мало знает о местных чудесах, того похода в шеффилдскую библиотеку явно не хватило.

— Глубоко из-под земли. Там и нагревается. Земная кора ведь горячая.

Неожиданно Джош подбоченился, сделал умное лицо и заговорил в напыщенной манере экскурсоводов:

— Королевский источник имеет естественное происхождение и берет начало из резервуара пресной воды, залегающего глубоко под городом. Ежедневно из него вытекает треть миллиона галлонов. Из истории нам известно, что источник никогда не пересыхал.

Сулис хихикнула.

— Тише там, в задних рядах! Температура воды постоянна и равна сорока девяти градусам Цельсия. Вода, на которую вы смотрите, древнего происхождения. Эта жидкость выпала в виде дождя над холмами Мендип шесть тысяч лет назад и…

— Да ну!

— Так говорят экскурсоводы, — сказал Джош обычным голосом, развернулся и пошел назад.

— А ты экскурсовод?

— Нет, но хочу стать. Им больше платят, плюс чаевые.

— Я бы никогда не заучила эту белиберду.

Джош пожал плечами, но было видно, что он польщен.

— Повторила бы раз десять на дню, запомнила бы как миленькая. А сейчас вниз.

Теперь они были под землей. Сулис шла за Джошем мимо музейных залов: керамика, могильные плиты и алтари, макеты и панорамы — все, что осталось от жизни древних купальщиков.

— Не надоело? — оглянулся Джош.

— Вовсе нет, мне нравится.

— Мы прямо под площадью. Все эти туристы, жонглеры и музыканты в десяти метрах над нами. Подожди, я сейчас.

Оставшись в одиночестве, Сулис вспомнила об уличном кафе и темных глазах того мужчины. Ей показалось, что он и сейчас на нее смотрит. Сулис огляделась по сторонам — никого, лишь тишина и полумрак. Между витринами что-то щелкнуло.

— Джош?

Кто-то смотрел на нее. Сулис чувствовала чей-то пристальный взгляд. Пальцы до боли вцепились в край стенда.

— Кто здесь? — прошептала она.

Кубки и античные камеи под стеклом, мощеный коридор, уходящий во тьму.

Подняв голову, она увидела глаза.

Они были вырезаны из камня и смотрели на нее с хмурого бородатого лица, окруженного венцом из языков пламени. Или шевелящихся змей? В темноте было трудно разглядеть. Внезапно — словно Джош включил свет — картинка обрела резкость, и теперь Сулис отчетливо видела лицо на разрушенном фронтоне. Сзади смутно виднелись два огромных крыла.

В голове зашевелились обрывочные воспоминания. Сулис поежилась и обхватила себя руками. Хотелось кричать. Вместо этого она еле слышно прошелестела — слабый шепот прозвучал жалко в тишине каменного подвала:

— Я знаю, это ты. Ты сказал Кейтлин, что она может летать. Зачем ты это сделал? Она была моей подругой, а ты убил ее.

Свет.

Музыка.

— Добро пожаловать в музей римских терм! Отсюда начинается наше интерактивное путешествие…

— Сулис!

Джош выступил из-за угла и с недоумением уставился на нее.

Резкий толчок — и настоящее вернулось. Сулис перевела дыхание.

— Я уронила часы. Кажется, целы. — Она сделала вид, будто застегивает ремешок, пальцы уже не тряслись.

Джош недоверчиво смотрел на нее, затем сказал:

— В темноте это место кого хочешь испугает.

— Неужели?

Возможно, ответ прозвучал слишком холодно, и ей показалось, что Джош обиделся.

— Пошли, — буркнул он. — Открываемся через десять минут.

Джош показал Сулис остальные залы, но ее внимание привлекла лишь массивная арка водостока, за которой ревела и бурлила вода. Сулис дотронулась до решетки, прижалась лбом к горячим прутьям.

— Смотри, там монетки!

— Туристы загадывают желания, — усмехнулся Джош. — В конце сезона мы выгребаем добычу и делим между собой. Там хватает и мусора: иностранных монет, пуговиц. Похоже, они не слишком почитают богиню источника.

Влажный жар коснулся кожи и губ. Словно в сауне.

— Рут сказала, что ты студентка, — сказал Джош на обратном пути.

— Занятия начнутся в октябре, — осторожно ответила Сулис, внутренне сжавшись.

— Здесь?

— Да.

— Многие отсюда уезжают.

— Но мы только что приехали.

— С севера? Я понял по акценту.

— Такой явный? — натянуто улыбнулась она.

— Ну да, по сравнению с местным выговором.

Решив быть вежливой, Сулис спросила:

— А ты учишься?

Джош не ответил.

— Нет, — сказал он после паузы, — ищу работу.

Сулис безошибочно распознала в его тоне предостережение: этот разговор мне неприятен, не расспрашивай меня. Она отлично понимала Джоша.

— Удачи, — буркнул он, направляясь к двери, а Сулис встала за прилавком сувенирного киоска.

Работа оказалась несложной. К обеденному перерыву она усвоила, где что лежит: канцелярские принадлежности, полотенца, дорогущие копии римских статуй, бижутерия. Рут велела ей изучить ассортимент и цены, пообещав вскоре показать, как обращаться с кассовым аппаратом. А пока Сулис велели поддерживать порядок на витрине и приглядывать за школьниками, которые расхватывали карандаши, ластики и фигурки римских легионеров, словно горячие пирожки.

В обед Сулис захотелось выйти подышать. Развернув бутерброд, она уселась на скамье перед музеем. Здесь было полно туристов, любующихся величественными зданиями. Саймон называл Площадь королевы первым из великих творений Джонатана Форреста.

— Он построил ее до Круга. Невероятной красоты место!

Сулис сидела в пальто на скамейке и смотрела, как листья, кружась, падают с деревьев. Ей нравилось работать в музее, нравилось наблюдать за туристами со всего света, которые лихорадочно листали свои разговорники в поисках нужных фраз. А еще ее манила тайна горячих ключей. Впрочем, недавно что-то ее расстроило. Ах да, каменный лик. Сулис опустила глаза на музейный логотип. Так что взволновало ее там, внизу? Теперь это казалось неважным. Отбросив мысль о каменном лике, она подумала, что нужно купить в ларьке увлажняющий крем, и тут увидела его.

Тело словно окаменело.

Он стоял на противоположной стороне площади, спиной к ней, но Сулис узнала пальто, длинное темное пальто ниже колен. Он смотрел на очередную свинью, на сей раз из прозрачного, почти невидимого плексигласа.

Сулис вскочила, схватила сумку, сунула в нее недоеденный бутерброд. Жестянка с колой упала на землю и покатилась.

Он стоял неподвижно. Затем Сулис увидела, как он провел рукой по бокам свиньи. На миг она словно ощутила ладонью прикосновение холодного, слегка влажного плексигласа. Он поднял руку, словно в жесте приветствия.

Он видел ее отражение в прозрачном пластике!

Сулис обернулась и побежала, расталкивая туристов, на красный свет, не обращая внимания на рассерженные гудки. Завернув за угол, она миновала двор старинной богадельни и выскочила на улицу, где торговали подержанными вещами. Вбежав в первый попавшийся благотворительный магазинчик, она схватила юбку и, крикнув: «Я примерю?» — с такой силой дернула занавеску примерочной кабинки, что чуть ее не оторвала.

Сердце выскакивало из груди. Прижавшись спиной к зеркалу, Сулис ждала. Прошла минута. Сулис немного сдвинула занавеску и выглянула наружу. Несколько покупателей, пустой дверной проем.

Глупости. Совсем голову потеряла.

Сулис представила, как перепуганная Ханна выскакивает из машины и вбегает в магазинчик, а покупатели…

Нет, не будет этого. Нужно взять себя в руки.

В проеме двери по-прежнему никого не было. Присев на шаткий стул, Сулис ждала. До окончания перерыва осталось десять минут, но ей хватит двух, чтобы добежать до музея.

По радио звучала старая песня Боуи. Сулис попыталась сосредоточиться на музыке, раствориться в ней. Музыка всегда помогала.

Занавеска задергалась. Она подпрыгнула.

— Вы закончили, милая? Тут ждут.

— Извините, уже иду. — Сулис отдернула занавеску. Пожилая продавщица стояла перед кабинкой с такой же пожилой покупательницей. Обе подозрительно рассматривали Сулис. Она заставила себя улыбнуться.

— Не подошло. Извините.

Только сейчас Сулис заметила, какую жуткую тряпку схватила впопыхах. Вешая юбку обратно, она едва не расхохоталась истерическим смехом.

Выйдя на улицу, Сулис налетела на него.

— Что за дурацкий магазин?

— Джош, — выдохнула она, оглядываясь.

Он держал слоеный пирожок с сосиской, завернутый в промасленную бумагу.

— Я не слежу за тобой, если что, — сказал он, откусив кусок.

— Я…

— Шучу.

— Ладно.

— Ты как? — спросил он, пристально изучая ее лицо.

— Нормально. Пора возвращаться.

Они быстро зашагали к музею. Пройдя несколько шагов, Сулис не выдержала и оглянулась. Пока они дошли до площади, она оглядывалась еще дважды, а на площади жадно всматривалась в лица прохожих.

— Тебя кто-то преследует? — спросил Джош.

Она промолчала, толкнула тяжелую дверь и скользнула внутрь.

Даже музей меня не защитит, думала Сулис, убирая книгу в сувенирный пакет. Он может зайти в любую минуту, подойти к прилавку, посмотреть на нее сверху вниз. Он такой высокий. Но в те времена и она была ниже.

Он не пришел. Весь вечер Сулис была на взводе и еле дождалась закрытия.

Рут опустила ставни и облегченно вздохнула.

— Господи, ну и денек! Хуже всего школьники. Пора отсюда уезжать. Ну, и как тебе работа, Сулис?

— Отлично, спасибо. — Она выдавила улыбку.

— Что ж, ты справилась лучше многих. До завтра.

Сулис вошла в подсобку, боясь встретить Джоша, но его не было — только экскурсоводы болтали в углу. Натянув пальто, она вышла на пустынную улицу.

Набрав побольше воздуха в легкие, Сулис побежала.

Десять минут быстрого бега по запутанным улочкам — и страх отпустил. В боку закололо, и она остановилась отдышаться.

Внезапно ей захотелось свернуться калачиком на земле, обхватив себя руками, как она делала всегда, вспоминая о нем. И о Кейтлин.

Раньше она любила стягивать одеяло с кровати и часами лежать на полу, считая, мурлыча песенки, чертя на бумаге спирали и круги. Приемные матери и психологи ничего не могли с ней поделать.

— Скажи, на полу тебе спокойнее, милая? Можно я зайду, и мы поговорим об этом?

Она не поддастся. Этому не бывать.

Остаток пути она проделала медленным шагом, не оглядываясь.

Всякий раз, входя в Круг, Сулис замирала от восторга, но сегодня ей не хотелось обходить двор по окружности, и она решительно направилась к двери напрямик через неровный газон.

Он был весь покрыт хрусткими палыми листьями. Ноги утопали в золотисто-коричневом ковре. Люк в центре, скрывающий путь к каким-то подземным коммуникациям, порос мхом.

— Сулис!

Саймон стоял на крыльце с ключом и продуктовой сумкой в руках.

— Ну и как первый рабочий день? — спросил он, когда она подошла.

— Нормально.

Он посмотрел на нее и открыл дверь, пропуская вперед. Что-то хрустнуло под ногой, словно стружка. Ничего особенного: просто листья, которые ветер принес к порогу. Сулис смотрела, как лист, гонимый сквозняком, опустился у подножия лестницы.

Дубовые листья.

Это показалось ей странным. Внутри Круга не было дубов.

ЗАК

Я давился отвратительной жидкой овсянкой, которую готовила форрестова кухарка, когда на кухню вошел сам хозяин и сказал:

— Оденься потеплее, Зак. Дорога неблизкая.

— На площадку?

Что он собрался там разглядывать? Голое поле? Рабочие, выбиваясь из сил, разравнивали глинистую покатую пустошь над городом, переворачивали груды земли для круглых улиц, задуманных Форрестом. Если когда-нибудь им суждено быть проложенными.

— Нет, не туда. — Форрест протянул ладони к огню. По утрам его руки часто бывали холодны, а приступы астмы особенно мучительны. — Мы едем в Стентон-Дрю.

— В деревню?

Форрест рассмеялся, за ним кухарка, и даже служанка захихикала. В этом был весь домашний уклад Форреста. Господам не место на кухне, а мы только там и столовались — обеденный стол был вечно завален книгами и чертежами.

— Мы едем не на прогулку, а по делу, — сказал Форрест, — и мне нужен толковый помощник. Это станет для тебя хорошей школой.

Я решил, что мы собираемся осмотреть загородные дома вельмож, и вскочил с места, забыв ложку в остывшей овсянке.

— Прихвати смену белья, — добавил Форрест. — Придется там заночевать.

По пути к своей каморке я гадал, отчего мастер пребывает в таком превосходном расположении духа. Я был уверен, что после стычки с Комптоном он в ярости, однако настроение Форреста менялось, словно ветер.

Я уложил ночную сорочку, белье и немного денег в некогда приличную, а ныне изрядно потертую кожаную сумку. Отец купил ее в молодости, отправляясь в путешествие по Европе. Когда-нибудь — если верну проигранные отцом деньги — и я последую по его стопам, увижу Рим и Париж.

При воспоминании о наследстве, которое отец так бездумно растранжирил, я ощутил знакомое стеснение в груди, в котором распознал тяжелый, холодный гнев. Чтобы прогнать досадные мысли, я стал думать о Форресте. Что означает Уроборос? Почему змея кусает себя за хвост? Я решил, что, когда мастер в очередной раз уедет по делам, справлюсь в его друидических книгах и заплесневелых старинных рукописях. Если во всем этом есть некий тайный смысл, я должен знать!

Скрипнула половица.

Я замер, наполовину натянув сапог, затем вскочил и распахнул дверь.

Пусто, лишь в воздухе висел слабый аромат розы.

— Не смей за мной подглядывать! — крикнул я, уверенный, что она меня услышит.

С чердачной лестницы донеслось хихиканье.

Я в сердцах хлопнул дверью. И о чем он только думал, приютив в доме эту чертовку! Город полнился слухами. Решил загубить свое дело, приносящее немалый доход? Впрочем, что мне до его дела? Неожиданно я вспомнил сон, который приснился мне этой ночью: круг из домов под сияющим небом, полный жильцов, зеленая лужайка и пять величественных деревьев посередине. Не стану лукавить, я не отказался бы увидеть Круг воочию!

Мы вышли в десять, взяв с собой двух лошадей. Обернувшись, я заметил на крыльце Сильвию, которая махала нам рукой. На плечи она накинула синюю шаль, на губах нахалки играла хитрая улыбочка. Форрест помахал ей в ответ. Я отвернулся.

И хотя продвигаться по грязным вонючим переулкам старого города верхом было не в пример веселей, чем на своих двоих, мы потеряли уйму времени, пока не выехали на широкие улицы. Я глазел на дам в платьях по последней моде и господ в стремительных экипажах. Мимо нас, прогрохотав по мосту, промчалось роскошное ландо, запряженное парой превосходных вороных жеребцов. Правивший упряжкой господин скосил глаза.

— Лорд Комптон торопится, — заметил я, вспомнив о карточке, которую дал мне его светлость. Я до сих пор не решил, стоит ли воспользоваться приглашением.

Форрест фыркнул, но ничего не сказал, затаив неприязнь глубоко в сердце.

— Считаете, он вложит деньги? — не утерпел я.

— Даже если не вложит, я все равно построю Круг.

— На свои сбережения? — я удивленно воззрился на мастера.

— Почему бы нет? Продам строительные подряды. Вот увидишь, Зак, моя улица света переживет века! Я раскрою тайны древних. Этот город — смысл моей жизни! И пусть молокосос Комптон не становится у меня на пути!

Я промолчал. Рискованно начинать строительство без вкладчиков. Если Форрест разорится, меня снова ждет бедность. Возможно, мастер угадал, о чем я задумался. Он улыбнулся, что случалось крайне редко, и сказал:

— Ну вот, мы за пределами города. Пришпорим лошадей.

Стоял ясный погожий день. Глаза слезились от холодного ветра, но небо сияло голубизной, а золотые листья кружились под его порывами. Мы взобрались по крутому склону, распугав овец, мирно жующих траву, и зайца, который сиганул нам наперерез. В обрамлении окрестных холмов город был виден как на ладони — клубок крыш и дымоходов вокруг заброшенного горячего ключа.

— Ты слыхал про Бладуда? — спросил Форрест.

— Нет, — отвечал я, поняв, что отвертеться от истории не удастся.

— Он был королем и друидом. Бладуд страдал от ужасной болезни, вероятно, проказы. Его подданные прогнали короля, и он в отчаянии бродил по этим холмам, пася свиней. Но однажды король заметил, что свиньи любят валяться в водах источника, который бил в долине, и что после купания их шкура очищается. Он выманил свиней из источника с помощью желудей, сам вошел в воду…

— И немедленно излечился, — закончил я. Неужели он и впрямь верит в эти россказни?

Форрест недовольно посмотрел на меня, словно мое вмешательство испортило рассказ.

— Да, он излечился, — повторил он и тронул поводья.

— Поэтому источник стал известным местом исцеления, — добавил я, пытаясь загладить оплошность. — Это случилось, когда на острова пришли римляне?

— Раньше, гораздо раньше, — буркнул Форрест, но я видел, что мастер оседлал любимого конька и не намерен дуться. — Место считалось волшебным задолго до римлян. Великое царство друидов. Такова наша теория — и кто знает, что мы найдем ниже источника? А еще мы верим…

— Мы?

Форрест запнулся. Мы подъехали к воротам, и он наклонился, чтобы открыть их, — перчатка скользнула по покрытому инеем дереву.

— Другие антиквары, ученые.

Кажется, он всерьез считал себя ученым. Да, Форрест писал книги, но не удосужился окончить университет, как мой отец и как когда-нибудь предстоит мне.

— Вроде мастера Стьюкли?^[1] — спросил я из вредности.

— Стьюкли! — взорвался Форрест. — Этот болван не различит настоящей учености, даже если она придавит его, словно упавшее дерево. А его рисунки Стонхенджа! Да младенец и то намалевал бы лучше! Больше не упоминай при мне про этого змея, Зак, ты же знаешь, я его не выношу.

Форрест ехал впереди, и, признаюсь, я ухмыльнулся ему в спину. Этот Стьюкли высмеял книги мастера о друидах, назвав его сочинения «причудами болезненного воображения». А по мне, так оба были не в себе.

Через час мы выбрались на дорогу и скакали между заброшенными изгородями, пока не достигли крошечного домика-заставы, где уплатили по фартингу каждый. Дорога привела нас в захудалую деревушку, притулившуюся под холмом. Церковный шпиль возвышался над кронами деревьев, а мелкую речку пересекал шаткий деревянный мостик. Я огляделся в поисках господского дома, но такового не обнаружил. Так я и думал — паршивое место.

Между сараями мы свернули. Грязный сопливый мальчуган выбежал навстречу и уставился на нас с таким видом, словно впервые видел людей.

— Приехали, — сказал Форрест и спешился.

Клянусь, я решил, что он шутит. Заметив презрительную мину на моемлице, Форрест спокойно промолвил:

— Тебе придется иногда слезать с лошади, Зак, если ты намерен со мной работать. Я человек простой, к церемониям не привык.

Я хотел возмутиться, но вовремя прикусил язык и спрыгнул в неописуемую жижу.

— Помнишь меня, малый? — склонился над грязнулей Форрест.

Мальчуган кивнул и осклабился беззубым ртом.

— Тогда ты знаешь, что делать. Отведи лошадей в таверну и возвращайся за честно заработанным пенни. Мы будем ждать у камней.

Форрест взялся за сумку с измерительными инструментами.

Мое сердце упало.

— У камней?

— А ты, небось, вообразил, что мы направляемся во дворец, любезный сэр? — спросил мастер, взглянув на меня искоса. — Что ж, я покажу тебе один.

И я полез вслед за ним через лаз в заборе. Дерево впивалось в кожу, оставляя занозы. Наконец мы оказались на поле, усеянном сухими овечьими лепешками и опавшими листьями. Овцы смотрели на нас с укором, а некоторые, жалобно блея, разбегались. Испуганные галки с галденьем носились над кронами деревьев.

— Пришли, — сказал Форрест. — Чем не дворец, шедевр древнего архитектора?

Поле усеивали валуны: громадные, покосившиеся, а то и вовсе лежащие на боку. Ближайший — красноватого цвета, заросший лишайником — был на голову выше меня. Едва ли мне удалось бы обхватить его руками. Я разглядывал бугристую поверхность, испещренную ямами и рытвинами.

— Древние архитекторы любили грубые камни, — заметил я.

— Верно! — рассмеялся Форрест. — Утонченные леди из Акве Сулис вряд ли оценили бы их труды. Но валуны расположены не хаотично — они образуют круг.

Мы бродили между камнями. Пространство внутри поражало размерами — почти такое же огромное, как Круг на макете. Камни, словно перевернутые кубы, стояли на слегка наклонной поверхности. Я не видел в их расположении никакого смысла. Одно можно было утверждать наверняка — без лебедок, веревок и тягловой скотины не обошлось. И все же Форрест был прав, ибо камни образовывали круг.

— Я уже обследовал это место, — сказал Форрест, ставя сумку с инструментами на траву. — Полагаю, до меня никто всерьез им не занимался. Ныне никому нет дела до этих камней, но когда-нибудь они прославятся. Только взгляни, какие совершенные пропорции! Этот круг строили не для того, чтобы жить внутри. Валуны образуют большой круг, назовем его Великим. А вот камни поменьше, я насчитал еще два малых круга. Северо-восточный и юго-западный. Эта ровная плита похожа на алтарь. Здесь происходили величественные церемонии, собрания мудрецов. Возможно, среди них были женщины! Валуны снаружи круга указывали путь процессиям друидов.

Ну вот, снова он за свое. Между тем я изрядно проголодался.

— А у друидов были таверны? — спросил я легкомысленно.

Форрест обернулся, и я понял, что не на шутку разозлил его. Признаюсь, это меня обрадовало.

— Пора приниматься за работу, — буркнул он.

Зачем измерять то, что, как сам же утверждает, он измерил раньше?

До вечера мы втыкали шесты и растягивали ленты, так что мои сапоги измазались овечьим дерьмом по голенища. Я продрог до костей, а ветер все поднимал полы плаща и норовил задуть за воротник. Поглощенный работой Форрест, казалось, не замечал холода. Он шагал, чертил, а порой просто стоял, положив руку на камень и прислушиваясь, словно там, внутри, что-то шевелилось.

После заката ветер задул с удвоенной силой. По небу плыли сизые облака.

— Пора уходить, надвигается ураган, — с опаской промолвил я, собирая инструменты.

— Еще немного, Зак, — пробормотал мастер, ковыряясь в грязи мастерком.

Обхватив себя руками, я принялся ходить туда-сюда вдоль поля, пытаясь разогреть онемевшие ноги. Затем подошел к одному из малых кругов. Из десяти валунов осталось девять. Я взобрался на поваленный камень, ощущая подошвой неровную поверхность, заросшую лишайником. Рядом возвышался древний дуб. Бронзовые листья кружились под порывами ветра. Я подобрал с земли желудь и сжал в ладони, удивляясь, что каждое дерево не похоже на другое.

— Размышляешь о природе времени, Зак? — спросил Форрест.

Я сунул желудь в карман.

— Если вы о том, что пора ужинать, то да.

— Прости меня, Зак, — печально промолвил он, — я слишком увлекся. Подобные места имеют надо мной странную власть. А это дерево здесь как нельзя кстати — дуб у друидов почитается священным. Впрочем, кажется, накрапывает дождь, да и ты, я гляжу, совсем продрог. Идем, таверна ждет нас.

Я уныло потащился за ним. Куда больше, чем желудь, меня поражал этот безумец, находящий прелесть в грязном, Богом забытом поле. Навьючив на плечо тяжелую сумку с инструментами, я ощутил жалость к себе. Не люблю растравлять старые раны, предаваясь бесплодным сожалениям, но в них заключена своеобразная сладость. Я думал о матушкиной комнате: сестры сидят у теплого очага, поглощенные чтением, рукоделием или иным, не менее бессмысленным занятием, на которые так падки девицы.

У окна кабинета стоит отец и смотрит на залитый дождем парк. Вероятно, в руке он сжимает бокал с вином, а мысли вертятся вокруг проданных картин и заложенных лошадей. И сына, вынужденного обучаться низкому ремеслу.

Сыновьям негоже презирать отцов. Возможно, в моей душе, несмотря ни на что, сохранились теплые чувства к батюшке. Вот только благодаря Форресту моя печаль кажется еще горше, а его безумные идеи о совершенном городе не позволяют забыть то, что меня гложет.

От вида постоялого двора настроение совсем испортилось. Я ожидал, по крайней мере, почтовой станции, но местное питейное заведение больше походило на свиной хлев: с крыши свисала солома, а внутри воняло протухшим элем, а то и чем похуже. Впрочем, очаг горел весело и ярко, и я бросился к нему.

Форрест стащил перчатки и плащ.

— Эй, хозяйка, гости оголодали! — воскликнул он.

Из дверей кухни показалась толстуха. Всплеснув перепачканными в жире руками, она с радостным воплем припала к груди Форреста, изрядно того озадачив.

— Мастер Форрест, отлично выглядите! А это не сынок ли ваш? Похож как две капли воды!

Не знаю, кто из нас оскорбился сильнее. Видимо, я, потому что мастер добродушно рассмеялся.

— Нет, Люси, Джек за границей, изучает архитектуру в Италии. А это господин Стоук, мой помощник.

Я поклонился.

— Сразу видать, из благородных, — сказала хозяйка, без смущения меня разглядывая.

— Нам нужны комнаты, Люси, — улыбнулся Форрест, — и горячий ужин.

Он отвел хозяйку в сторону, а я отвернулся к огню.

Я по-прежнему с трудом понимал речь этих людей, но мне вполне хватило увиденного. Я всегда буду для них чужаком, впрочем, уж это я переживу.

Я поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок. Комната оказалась пустым чердаком с тремя кроватями. Надеюсь, хозяйке хватит ума не подселять к нам чужих. Еще одного храпуна я не переживу, а приличных постояльцев тут отродясь не бывало. Я кое-как отмыл грязь холодной водой и надел чистую рубашку. Я бы не отказался сменить сапоги, но сгодятся и эти. Теперь, по крайней мере, я отличаюсь от здешних обитателей.

Подойдя к окну, я распахнул ставни.

Ветер клонил верхушки деревьев, по саду бродили гуси. И снова эти отвратительные валуны! Три камня стояли как раз под окном. Мне стало интересно, имеют ли они отношение к валунам на поле, но усталость пересилила, и я ничком повалился на вонючую кровать. Дождь барабанил по соломе. Можно ли пасть ниже?

К мастеру меня пристроил друг отца, единственный, кто остался верен ему в несчастье. Поступив к Форресту подмастерьем, я должен был начать новую жизнь, вернуть состояние, которое мы потеряли. Разговоры о гении Форреста разожгли мое тщеславие, однако встреча с ним обернулась разочарованием. А теперь, когда мастер привел в дом проститутку, теперь, когда лучшие люди города отвернулись от него, я начал жалеть, что согласился. Возможно, мне стоит написать домой? Возможно, отец передумает? Понятия не имею, сколько он платит Форресту, но в любом случае этим деньгам можно найти лучшее применение. Все равно архитектора из меня не выйдет.

Меня захлестнули печальные мысли. На мгновение я почувствовал себя изгоем, прокаженным королем среди свиней, ищущим волшебный источник, чтобы исцелиться.

Снизу раздался голос Форреста:

— Зак, ужин готов!

К моему удивлению, еда оказалась на редкость недурна. Поджаристое мясо, пюре из брюквы и репы и безымянное обжигающее питье, отдававшее сливками, прогнали дрожь из моего тела.

Довольный, я откинулся на спинку стула, потягивая пиво.

— Итак, Зак, — Форрест пристально смотрел на меня, — теперь ты видишь связь между этими кругами и моим чертежом?

Я пожал плечами.

— Круг друидов…

— Их тридцать, тридцать камней. — Он вскочил с места. — Осталось двадцать семь, но поначалу их было тридцать во внешнем круге, как в Стонхендже. Словно именно в этом числе заключена магия, гармония и геометрическая красота. Возможно, у них было тридцать богов, тридцать предков или тридцать дней в месяце? Соответственно, тринадцать месяцев в году…

Я с трудом подавил зевок.

— Или тридцать домов внутри круга.

— И три дороги, ведущие в его центр. Они образуют равносторонний треугольник. В каждом доме по три этажа, фронтон украшен кругом из желудей — плодов дуба. Венцом Бладуда. Вот в чем состоит мой замысел, Зак. Повторить деяние древних. Построить мой собственный круг из камней.

Я пригубил пиво.

— Но Грейе считает, что шум и дурной запах…

— Глупости! — Форрест сверкнул глазами. — И ты поверил в эту чушь?

Чушь? А сам толкует о прокаженных друидах! Кухарка сказала, что валуны в саду — гости на свадьбе, окаменевшие в танце, и Форрест смеялся.

— Люди не жалуют новое. Возможно, вам стоит подумать об обычных домах, расположенных террасами. Вы получите хорошую прибыль, и…

Мастер взглянул на меня так, словно я пырнул его ножом.

— Ступай в кровать, — сказал он, опустив кружку. — Я отлучусь на часок. Не жди меня. Утром выедем спозаранку.

Форрест вышел, хлопнув дверью. Я изумленно смотрел ему вслед. Какие дела могут быть в свинарнике? Внезапно мне пришло в голову, что эта прогулка на ночь глядя — и есть истинная цель нашего путешествия. Я вспомнил о змее, кусающей свой хвост, схватил плащ и выбежал вслед за ним.

Над холмами бушевал ливень. Трещали ветки в саду. Форрест ушел недалеко; он стоял в тени валунов, держа в поводу лошадь — видно, велел оседлать ее заранее.

Я чертыхнулся.

Моя расседланная лошадь преспокойно дремала в стойле.

Пока я размышлял, далеко ли до конюшни, Форрест вскочил в седло. Вдали замелькали огни. Я отступил назад и вжался в стену.

В темноте показались всадники. Десять, четырнадцать, больше, еще больше. Они приближались медленно, лишь звенела сбруя, стучали копыта да ветер раздувал черные плащи.

Подъезжая к Форресту, каждый из всадников что-то говорил и получал ответ, но из-за грохота я не слышал слов. Подкравшись ближе, я припал к валуну.

— Уроборос.

Сомнений не было — говоривший напрягал голос, стараясь перекричать бурю.

Вот всадники развернулись, готовые ускакать, забрав с собой Форреста.

Я прижался лицом к холодному камню.

Откуда-то снизу раздалось шипение.

Я отпрянул от валуна, сердце ушло в пятки. Гуси! Вытянув шеи, расправив крылья, на меня надвигались три злобных призрака в белых перьях.

Форрест обернулся. Сквозь пелену дождя его глаза встретились с моими.

— Нас выследили! — крикнул кто-то.

Сейчас они обнаружат меня и выволокут из-за валуна! В темноте блеснула сталь.

— Это всего лишь гуси. Мы испугали их, — спокойно сказал Форрест и отвернулся.

— Вы уверены? — спросил один из всадников.

— Абсолютно. Нам пора.

Я вжался в камень, пока кавалькада теней скользила мимо меня посреди бушующего ливня. Когда последний исчез из виду, а дождь все не утихал, мне ничего не оставалось, как вернуться в таверну.

Дверь была открыта. На пороге стояла толстуха с фонарем.

— А ночка-то не для прогулок, господин хороший. Особенно туда, куда вас не звали, — хмыкнула она.

Я молча протиснулся в дверь.

От толстухи воняло. Она расхохоталась мне вслед.

БЛАДУД

И я начал строить. Прежде следовало очистить площадку. Я копал и ровнял почву под безжалостным солнцем.

Двигал камни, корчевал ежевику, камыши и тростник. Утки, крякая, разлетались в стороны при моем приближении.

Я действовал с осторожностью. Эта земля, а равно ее обитатели, была священна.

А когда горячая струя ударила вверх, жар опалил мои пальцы и я задохнулся от боли.

Если под колдовством понимают неведомое, то это и было колдовство.

Я отворил жар земель, что лежат глубоко под нами, земель, о которых люди грезят во сне, ворочаясь с бока на бок и просыпаясь с криком.

И ничего человеческого не было в том жаре.

Однажды, подняв голову от работы, я заметил у края леса юношу. Он долго наблюдал за мной, а когда я устал и присел отдохнуть, занял мое место, принявшись орудовать в канаве оленьим рогом.

— Мастер, — сказал юноша, — друиду не пристало копать.

Я устало улыбнулся.

Назавтра пришли люди, мой народ. Они захватили с собой кирки, ломы и веревки. Принесли в дар источнику песни, цветы, фрукты и черепа.

Вода стекала в чашу, а ее края выложили камнями. Тридцать камней отныне заключали источник в круг.

Мои люди отступили назад и замерли в ожидании.

По краю круга я посадил желуди. Ее корону.

ОСНОВЫ

Архитектура есть термин, включающий себя основы и правила возведения зданий.

СУЛИС

— Все хорошо?

— Да, спасибо, — ответила она, резко обернувшись.

— Мне показалось, ты немного…

— Что?

Джош пожал плечами.

— Напугана.

На Сулис было пальто, шарф и вязаная шапочка, которую она низко надвинула на глаза. Шел дождь, ветер гулял по площади, столики кафе, составленные один на один, высились сбоку шаткими горками. Туристов и след простыл.

— Не болтай глупостей, — раздраженно бросила она.

— Как скажешь. Пока.

Он пошел через гулкий мраморный вестибюль к двери, но она шагнула за ним.

— Прости, Джош, я не хотела тебя обидеть.

Он обернулся. Джош был выше Сулис и очень худой — кожа да кости, торчащие мослы да резкие скулы. Словно недоедал. Сулис подумала, что очень мало о нем знает, хотя за неделю в музее он единственный, кого она подпустила к себе близко.

К тому же Джош был прав. Она напугана.

— Знаешь что, сейчас я схожу за деньгами, а потом выпьем кофе, и я провожу тебя домой.

Такой вариант совершенно не устраивал Сулис, но она ответила:

— Ладно.

Когда Джош ушел, она выглянула в окно. Вечер выдался дождливый, настоящее осеннее ненастье. Высокие здания вокруг нависали мрачными тенями, их проемы и оконные переплеты затянула морось, видимая в свете уличных фонарей. Припозднившиеся служащие спешили домой, укрывшись под зонтами. Сулис пристально вглядывалась в силуэты.

Работа оказалась не такой уж легкой. Поначалу ее забавляла болтовня с иностранцами, но вскоре страх вернулся. Незнакомая женщина задержала на ней взгляд, мужчина улыбнулся ей, а Сулис всякий раз пробирала дрожь. Он по-прежнему был где-то рядом.

Вернулся Джош.

— Готова?

— Да.

Они подошли к дверям вестибюля. Том, ночной сторож, буркнул, обращаясь к Сулис:

— Я гляжу, малый времени не теряет.

Она рассмеялась, но Джош насупился и быстро зашагал через площадь.

Сулис поспешила за ним.

— Он пошутил.

— Да он зануда! Ты просто с ним не работала. Куда хочешь?

— На холм.

— Идет. Мне нужно заскочить в книжный.

— Ты читаешь?

— Нет, картинки просматриваю, — отшутился Джош.

Они шли мимо дверей магазинов и хлопающих на ветру парусиновых палаток. Дождь барабанил по пленке, прикрывающей сувенирные открытки, по лицу Горгоны стекали капли.

Джош молчал. А ведь мы совсем друг друга не знаем, подумала Сулис, мучительно подыскивая тему для разговора. Джош шагал быстро, всегда немного впереди.

— Далеко вы забрались… — сказал он.

— Далеко?

— Ну, Шеффилд не чета нашему городку…

— Кто тебе сказал? — Она остановилась.

— Рут.

— Зря она. — Сулис догнала Джоша. — Вы говорили про меня?

— У нас все болтают обо всех, не бери в голову, — рассмеялся он.

Дождь стекал по пальцам, она сунула руки в карманы.

— Просто это так…

— Да ладно тебе, мы ничего плохого не говорили, — сказал Джош уже менее уверенно.

— Ты не проболтаешься? — спросила она минуту спустя.

— О чем?

— О том, откуда я приехала. Не говори никому.

Джош пожал плечами.

У дверей книжного он сказал:

— Подожди, я скоро.

— Не спеши.

Сулис растворилась в потоках тепла, шедшего от входа.

— Это наверху.

Джош заскользил между витрин с бестселлерами. Сулис смотрела ему вслед. Упоминание о Шеффилде беспокоило, словно заноза, но тревога оказалась ложной. Здесь ей нечего опасаться.

Покупатели листали книги. Она внимательно оглядела каждого — того мужчины среди них не было.

Сулис медленно двинулась вдоль полки с детективами, проводя рукой по корешкам томов Агаты Кристи. Она видела по телевизору экранизации. Трупы в библиотеке, убийство в Восточном экспрессе. Она равнодушно пролистала один из томов. Да что они знают? Кто из этих писак был свидетелем настоящего убийства? Видел, как маленькая девочка с криком падает в пустоту, раскинув руки?

Сулис остановилась перед зеркалом.

Взгляд упал на отражение за спиной. Фотография.

Она остолбенела. Испуганные глаза маленькой девочки встретились с ее глазами.

Сулис обернулась и схватила книжку с полки. Она называлась «Странные и удивительные убийства».

Сулис огляделась: никого.

Пухлая книжка в мягком переплете. Лицо девочки на черно-белом снимке отливало неестественной белизной, а ее ладошка, сжимавшая руку женщины-полицейского, была бледна, как у призрака.

Сулис провела по обложке пальцами — теми же пальцами, что на снимке, — и крепко вцепилась в корешок. Ей захотелось сунуть книжку в сумку, все равно никто не заметит. Сулис прошиб холодный пот — книжка казалась гранатой, и случайная детонация могла разорвать ее жизнь в клочья. Она осторожно поставила увесистый том обратно на полку.

Захватывающий рассказ о нераскрытых преступлениях…

Глаза скользили по обложке.

Летающая девочка, или Загадочная история Кейтлин Морган и М…

— Не знал, что ты любишь такое, — раздался голос Джоша.

Книжка выпала из рук. Джош нагнулся и поднял ее с пола.

Сердце выскакивало из груди.

Джош перевернул томик, всмотрелся в снимок.

Сулис показалось, что шум в магазине стих, а вся вселенная сфокусировалась в его взгляде, устремленном на ненавистную фотографию.

Сейчас он узнает ее.

И совершенный город расколется, словно треснувшее стекло.

— Ого, да тут кошмары! Убийства! — воскликнул Джош.

— Я случайно ее задела, просто обронила, я не думала… — Сулис облизала сухие губы, сознавая, что несет чушь. — Я не собиралась ее читать. Стой, да ты прикалываешься!

Джош что-то промычал, не сводя глаз с девочки на обложке.

— Ты нашел свою книжку? — в отчаянии спросила Сулис.

— Нашел.

Джош потряс пластиковым пакетом и медленно поставил книжку на полку.

— Тут наверху есть кафе. Можем посидеть у окна, поглазеть на улицу.

— Пошли.

Куда угодно, только подальше отсюда. Сулис взбежала по ступенькам, сердце выпрыгивало из груди, в ушах стоял гул, словно в голове взорвалась невидимая бомба. Узнал ли он ее?

Они заказали горячий шоколад, причем Джош добавил еще ложку сахара. Сулис поморщилась. Потом они сели за столик у окна и принялись рассматривать блестящие от дождя зонты и капоты машин. Шоколад обжигал язык.

Телефон Джоша затрещал, он прочел сообщение, выключил аппарат и спросил:

— Полегчало?

— Что?

— Ну, здесь тихо, и мы одни.

Сулис посмотрела на девушку за прилавком, которая читала журнал.

— И что?

— Рассказывай, вот что.

Она холодно смотрела на него.

Джош нетерпеливо передернул плечами.

— Ладно тебе, Сулис, кого ты хочешь обмануть! Ты побледнела как простыня и бросилась наверх, словно ошпаренная кошка. А в музее ты порой такая…

— Какая такая? — со злостью выпалила Сулис.

Джош потер пальцем край стола.

— Напряженная. Я следил за тобой. Ты вечно изучаешь посетителей, словно боишься встретить кого-то.

— Верно, — хмыкнула она. — И что с того? Может быть, это мой бывший парень. Или одноклассник, который меня преследует.

— Или извращенец.

— Извращенец? — отозвалась Сулис внезапно севшим голосом.

Джош поставил чашку. Он избегал ее взгляда.

— Я видел, как ты влетела в тот магазинчик. Подумал, что ты прячешься от меня, и решил послоняться вокруг, чтобы тебя подразнить. Но я ждал тебя не один. Там ошивался еще какой-то высокий малый в темном пальто. Он заметил, что я за ним наблюдаю, и смылся. Но я видел его после, у музея. Он читал газеты, сидел в кафе, а однажды зашел внутрь вместе с группой.

У Сулис похолодели руки. Она со стуком опустила горячую чашку на блюдце.

— А сегодня он объявился снова. — Теперь Джош смотрел прямо на Сулис. — Стоял у входа в Аббатство. Поэтому я и предложил проводить тебя до дому. — Джош помолчал. — Вообще-то это не мое дело, но если тот парень тебя достает…

— Нет, — выпалила Сулис.

Девушка за прилавком удивленно подняла глаза от журнала.

Джош насупился и принялся молча потягивать обжигающий шоколад.

Сулис мутило. Она ощущала себя птичкой в клетке, и всюду, куда ни глянь, крепкие прутья. Вошла женщина, заказала эспрессо. Кофемашина зашипела, выпустив струю пара.

— Ладно, ты прав. — Сулис выпрямилась и посмотрела Джошу в глаза. — Ты узнал меня? На той обложке?

Джош спокойно прихлебывал шоколад.

— Ты не слишком изменилась, — ответил он.

Неужели узнал? Или пытается скрыть удивление?

— Джош, я все расскажу, но мне нужна твоя помощь. Спустись вниз и купи эту книгу.

Он поднял глаза от чашки.

— Слишком дорого для меня.

— Купи ее мне.

Сулис вытащила из сумки кошелек и протянула купюру через стол.

— Не хочу, чтобы все на нее глазели.

Джош опустил ложечку. Выражение лица Сулис его испугало.

— Не хочешь, чтобы он ее видел?

— Да кто угодно!

— А если он из газеты? Или полицейский?

— Я же обещала, что все тебе расскажу! А сейчас иди, ну пожалуйста, Джош! Просто сними ее с полки и заплати!

Сулис понимала, что ведет себя как истеричка.

Джош встал.

— Точно расскажешь?

— Да, да! Иди же!

— Ладно, жди меня здесь и никуда не уходи.

— Никуда я не уйду.

Когда Джош ушел, Сулис отодвинула поднос и задумалась. А что, если книжку успели купить? Возможно, она тут давно, несколько дней или недель. А сколько таких же лежат в других магазинах по всей стране? Сотни? И со всех на покупателей смотрит ее лицо.

Сулис осознала, что тихонько раскачивается на стуле. Она обещала все рассказать Джошу. А значит, теперь про нее и Кейтлин будет знать посторонний. Если только она не сбежит. Прямо сейчас. Бросит работу, исчезнет, растворится в толпе.

Она встала, накинула пальто, но Джош уже шел ей навстречу, сжимая в руке пластиковый пакет. Сулис убрала пакет в сумку, даже не заглянув внутрь.

— Вот сдача.

— Оставь себе. Мне пора идти.

— Пошли.

— Джош…

— Пошли. Ты должна мне рассказать, Сулис. Не забывай, мы заключили сделку.

У нее не осталось сил спорить. Вместе они вышли из магазина и молча поднялись на холм под широким зонтом Джоша. При виде Круга его глаза расширились.

— Ты что, живешь здесь?

Сулис пожала плечами.

— У нас тут квартира. Слушай, я не приглашаю тебя в гости, как-нибудь в другой раз…

Джош восхищенно рассматривал величественный каменный круг и венец из желудей — его корону.

— Ладно, — сказал он после паузы. — Я позвоню завтра, сходим куда-нибудь. В десять пойдет?

— Куда? — спросила она, заметив Ханну, которая наблюдала из-за занавески.

Джош развернулся и пошел вдоль мостовой, с зонта ручьями текла дождевая вода.

— Завтра и решим.

Сулис подождала, пока он завернет за угол, поднялась по ступеням, нащупала в кармане ключ. Вставив его в замок, она подняла глаза на резной орнамент над дверью. Две руки сжимали кольцо. Змея кусала себя за хвост.

ЗАК

Да, я нарочно замешкался на пороге, и не зря — мой полосатый жилет привлек немало восхищенных взглядов.

Я тщеславен, что скрывать. Признаю за собой эту слабость. А насмешки Сильвии выводят меня из себя! Я думал проскользнуть мимо хозяйского кабинета незамеченным, но она была тут как тут. Сидела на ступеньках и ехидно улыбалась.

— Что, Павлин, решил проветриться? — прошептала нахалка.

Нет на свете создания глупее павлина. Я же, напротив, весьма умен. Пусть не надеется, что ее козни сойдут ей с рук. Я все про нее разузнаю.

Заведение «У Гибсона» оказалось огромным, залитым светом особняком. У входа лакеи грели руки над жаровнями. Нищие приставали к подвыпившим посетителям, которые, шатаясь, вываливались из дверей.

Внутри было не продохнуть от табачной вони и паров спирта. Обстановка показалась мне безвкусной, а от сияния зеркал голова шла кругом. Я испытал облегчение, когда лакей вернулся.

— Лорд Комптон в Позолоченной зале, сэр. Он приглашает вас присоединиться к нему.

Лакей повел меня между столов. Богачи, днем лечившие водами свою подагру, по вечерам проигрывали тут состояния. Они курили, бросали кости, а перед ними на столах возвышались груды монет. Их приживалы и нахлебники уговаривали покровителей делать ставки. Подавальщицы в вызывающих нарядах, таких же, как был на Сильвии, разносили подносы со сластями. Размалеванные потаскушки, они оценивающе оглядывали каждого входящего, прикидывая, сколько наличности у того в кармане.

— Это здесь, сэр. Благодарю, сэр. — Лакей принял мелкую монету и отвесил холодный поклон. Пудра с его парика упала мне на рукав.

— Наконец-то, Зак. — Лорд Комптон сидел за столом вместе с тремя другими игроками. Улыбнувшись, он подался вперед. — Я был уверен, что рано или поздно вы придете.

Я поклонился. Наглый щенок обращался ко мне по имени, словно к слуге.

Эта комната была обставлена лучше прочих. Свет десятков свечей преломлялся в хрустале люстры. Буфет заставлен тарелками с холодным мясом и сырами, кувшинами с пивом и графинами превосходного кларета. Я узнал бутыль из отцовского виноградника, из наших разоренных подвалов. Отличный купаж, и цена немалая.

Поверх расстегнутой сорочки Комптон набросил бархатный сюртук. Он пил вино, не пьянея.

— Сыграем, Зак, — махнул рукой его светлость.

Он не спрашивал. Я не двинулся с места.

— Я не играю, милорд.

Ответ прозвучал грубо и неучтиво, даже для моих ушей:

— Неудивительно.

Он пристально смотрел на меня сквозь пламя свечей. Какая-то блондинка обошла кресло сзади и обвила руками его шею. Комптон и бровью не повел.

— Мне известно, что ваш отец проиграл состояние.

Изменился ли я в лице? Возможно, рука дрогнула, потому что острие шпаги стукнулось об пол.

— Это не тайна, — заметил я, стараясь не выдать волнения.

— Игра — обоюдоострый меч. — Глаза Комптона сияли незамутненной синевой. — Можно все проиграть, можно вернуть проигранное назад. Время и место благоприятствуют, Зак.

— Я думал, вы предложите мне работу. Если нет, мне придется откланяться.

Я повернул к двери, но Комптон расхохотался мне в спину.

— Вы слишком горды, чтобы довольствоваться положением подмастерья.

Я резко обернулся.

— Или я должен называть вас помощником архитектора? В любом случае, положение незавидное. Быть в услужении у неотесанного болвана вроде Форреста!

— Форрест — гений! — рявкнул я.

К моему удивлению, Комптон кивнул.

— Вероятно, вы правы.

Он уже раздавал, не пропустив и меня; руки уверенно тасовали картонные прямоугольники. Один из его приятелей уронил голову на руки и похрапывал, второй встал и, шатаясь, поплелся вон из комнаты, а третий — пухлый, женоподобный тип — направился к буфету.

— С меня хватит, сэр, — пробормотал он на ходу. — Вы обчистили меня до нитки!

Лорд Комптон стасовал колоду, с улыбкой посмотрел на них, затем на меня.

— Сыграем, Зак, вам терять нечего.

Кокетливая мушка на гладком красивом лице его светлости, прямо под глазом, раздражала и притягивала меня. Я праздно подумал, во сколько обойдется такое расточительство. Затем стянул перчатки и взял карты.

На удивление хороший расклад.

Комптон изучал мое лицо.

— Приступим. Сегодня мне не слишком везет, впрочем…

Он наклонился над столом и швырнул в центр несколько монет. Дверь за его упитанным приятелем захлопнулась, блондинка, хохоча, удалилась вместе с ним. В тишине слышался лишь храп пьяного игрока да шипение свечей. Я мог уйти, а мог принять вызов. В круге моей жизни возникла трещина, и я еще мог ускользнуть.

Я поднял глаза на Комптона, и его ухмылка решила дело.

Рука сама потянулась к кошельку.

Прошел час. Без сюртука, с всклокоченными волосами, я с отчаянием взирал на четверку валетов в руке, пытаясь сосредоточиться на кучке монет и банкнот передо мной. Сколько я должен? Сколько проиграл?

Карты плыли перед глазами, рубашка прилипла к спине. Я сделал очередной глоток. Сладкий кларет горячил кровь, заставлял забыть страхи.

Комптон равнодушно рассматривал потолок, закинув ногу на подлокотник кресла.

— Ради бога, решайтесь скорее! Пасуете?

Четыре валета. Отличный расклад. Лучший за сегодняшний вечер. Но если я выпишу ему еще вексель, то буду должен…

— Сколько я вам должен? — хрипло пробормотал я.

Комптон пожал плечами.

— Пятьдесят, или вроде того.

Пятьдесят гиней! У меня никогда не было таких денег. И все же я еще мог вернуть все, и с лихвой. И никогда более не поддамся на эту авантюру! Я ненавидел себя, ненавидел всеми фибрами души, и презирал Комптона, его ухмылку, его модный наряд.

Я взял перо. Сто гиней.

— Ваш хозяин за вас поручится?

— Разумеется, — солгал я, и мы оба знали, что я лгу. Я никогда не стану просить у Форреста в долг. Я не переживу его гнева. И его жалости.

Комптон откинулся так далеко назад, что роскошное кресло под ним зашаталось.

— Хорошо. Открываемся. Надеюсь, Зак, у вас есть чем похвастать.

Моя голова гудела, а во рту словно скрипел мел. Я аккуратно выложил на стол четырех валетов и с торжеством уставился на маленькую гордую шеренгу.

— Сомневаюсь, что у вас есть чем крыть, милорд.

Комптон не сводил с меня глаз.

— А если есть?

Он блефовал. Иначе и быть не могло! По спине пробежала холодная дрожь.

— Тогда я погиб.

Его светлость кивнул и осторожно открыл первую карту. Король червей.

— Мне всегда везло в карты, Зак. Я много практиковался.

Он выложил трефового короля.

— В Оксфорде я ничем другим не занимался. Этот курс я закончил с отличием.

Король бубен.

Я замер.

Комптон смотрел на меня через стол. Свечи угасали, капли шипящего воска брызгали на кучу банкнот в центре стола.

— Перевернуть последнюю, Зак? Погубить вас окончательно и бесповоротно? — Он помедлил. — Или пощадить?

— Откуда мне знать, что там?

Теперь его кресло стояло ровно. Мы не сводили друг с друга глаз, одни в круге света, за которым весь мир погрузился во тьму.

Гордость сжигала меня изнутри. Проиграть было погибелью, но принять его жалость означало потерять себя.

— Я вам не верю, — произнес я.

Комптон молчал. Я видел, что разозлил его. Этого я и добивался. Его светлость пожал плечами, перевернул четвертую карту, и я ощутил, как на плечи внезапно навалилась усталость, словно мир сузился до плоского короля пик, сжимавшего свой негнущийся меч.

— Вот видите, Зак, — Комптон снова откинулся на спинку кресла, — к чему привело ваше бахвальство.

Я готов был убить его. Проткнуть шпагой и выбежать вон. Но меня видели слишком многие. Верный способ расстаться с жизнью.

— Мир полон несправедливости, — заметил его светлость, лениво сгребая монеты. — Разумеется, ваше скудное жалованье мне ни к чему, равно как и та сотня гиней, которую вы мне задолжали.

Я был разорен. Схватив со стола бокал вина, я одним глотком осушил его. Вино зажгло кровь, лицо запылало.

— Мне нечем платить, — бросил я, стараясь держаться развязно. Запустив пальцы в жилетный карман, я выудил оттуда что-то круглое и швырнул на стол.

— Вот ваш выигрыш, сэр.

Это был желудь, который я подобрал в Стентон-Дрю. Он покатился по столу и замер.

Комптон не рассмеялся, а наклонился и пристально всмотрелся мне в лицо. Я с трудом выдержал его тяжелый взгляд.

— Кто знает, возможно, я приму его в уплату вашего долга, — протянул он.

— Что?

— Дуб — дерево друидов. Ваш хозяин изобразил его на своем гербе.

— Форрест?

— Он самый. В уплату долга, Зак, вы отдадите мне Форреста, а я порву ваши расписки.

Я застыл.

— Не понимаю. Что есть у него, чего не хватает вам?

Комптон улыбнулся. Его прическа, в отличие от моих спутанных кудрей, не утратила гладкости.

— Его новое здание.

— Круг?

— Я заинтересован в этом строительстве.

— Но вы же высмеяли его чертеж! Вы отказались вложить деньги…

— Не на условиях Форреста. Не вместе с ним, Аллином и жирным болваном Грейе. Я сам, в одиночку, построю каменный круг. И заставлю весь мир крутиться вокруг него. Круг Комптона! А потом, после того как я превращу свой круг в средоточие моды и вкуса, я возьмусь за другие. Я выстрою здания по его подобию в Лондоне, Эдинбурге и Ньюкасле. Деньги будут течь ко мне рекой, Зак! Уж поверьте, я способен разглядеть великую идею, когда она у меня под носом!

Я не верил собственным ушам! Голова кружилась.

— Но как я смогу…

Я запнулся.

— Сможешь, поверь мне. Круг Форреста никогда не будет построен. Камень поднимется в цене, растяпы-строители довершат разрушение. Знать отвернется от твоего хозяина. — Он отхлебнул вино из бокала. — Слухи о его скандальных нравах уже распространились по городу. Я знал, Форрест приютит эту девицу. Он так предсказуем!

— Что? Она… она работает на вас?

— Милашка Сильвия сделает все, что я ей велю. Без денег ему придется туго. Несчастные случаи на площадке, ошибки в расчетах. — Он поднял бокал. — А вот об этом позаботишься ты, Зак.

Я встал, вернее, попытался. Довольно жалкое зрелище.

— Он — мой учитель.

— Полно, ты же презираешь его! Разве нет?

— Я не… я…

— Презираешь, я вижу, а теперь у тебя есть возможность избавиться от него и обрести свободу. Когда твоими усилиями на стройке все пойдет из рук вон плохо, Форрест впадет в отчаяние, и ты предложишь ему продать чертеж мне. А когда дело будет сделано, ты станешь моим архитектором. Двое молодых честолюбцев, мы прославим наши имена в веках! — Он усмехнулся. — А твой отец снова разбогатеет.

Комната вращалась вокруг меня. Я не находил слов. Затем схватил сюртук и шпагу.

— Запомни, ты не сказал «нет», — лениво протянул Комптон.

На миг я замер на пороге, толкнул дверь, споткнулся и выскочил в духоту и гвалт.

Не помню, как я добрался до дома, как взобрался по лестнице. Проснулся я на собственной кровати, в рубашке и панталонах. Голова раскалывалась, шея не ворочалась. Меня мутило, словно дворняжку, ночевавшую в куче отбросов. Солнце било прямо в лицо. Вероятно, во сне я стонал.

— Теперь мне все ясно, — произнес холодный голос надо мной.

Я попытался поднять голову с подушки. Форрест и Сильвия стояли в дверях. Мастер шагнул в комнату и встал надо мной, скрестив руки.

— Господи, Зак, на кого ты похож! Вот так помощника я нанял!

Я что-то прохрипел в ответ — на большее меня не хватило.

Форрест вздохнул и обратился к Сильвии:

— Мне пора. Сегодня начинаем перевозку камня. Постарайся привести его в чувство.

— Постойте! — пробормотал я.

Форрест обернулся.

— Камень… — Горло пересохло, я сглотнул. — Неужели Ральф Аллин…

— Мастер Аллин не бросает друзей в беде. Он продал мне камень и уже сегодня доставит его на площадку.

Темные карие глаза мастера смотрели печально и сурово. Я заметил, что сегодня на нем старый рабочий сюртук.

— Я обещал, что завершу строительство, и не намерен отступаться от своих слов. А сейчас приведи себя в порядок и следуй за мной. Нам есть о чем поговорить.

Взглянув на прощание на Сильвию, Форрест вышел. Я слышал, как он спустился по деревянным ступеням и вышел вон.

Я закрыл глаза. Молнии во тьме жалили, словно кинжалы. Хотелось умереть.

Спустя некоторое время раздался голос Сильвии:

— Выпей это.

Я не двинулся с места.

— А я говорю: выпей, мастер Павлин, или пеняй на себя.

Я разлепил веки. Сильвия держала в руке оловянную кружку.

— Ни за что, никогда больше не притронусь к вину!

— Да не бойся ты, это не вино. Выпей — сразу полегчает. Меня научили делать это пойло у Гибсона.

Она села на край кровати. Я попытался привстать.

— Обойдусь без твоей помощи!

Глупая бравада — неудивительно, что она расхохоталась.

Я схватил кружку и отхлебнул.

— О боже! — прошла минута, прежде чем я смог выговорить хоть слово. — Что за желчь ты мне подсунула?!

Сильвия подобрала под себя ноги.

— Лучше тебе этого не знать. Иначе вырвет.

— Тогда молчи.

Меня трясло, я лихорадочно кутался в одеяло.

— Допей.

Нахалка решила, что я струшу. Пришлось ее разочаровать. В жизни не пил такой омерзительной, такой гнусной жижи! Затем я лег и позволил комнате пуститься в пляс у меня перед глазами.

— Ты был у Комптона.

Я промолчал, но ее слова яркими всполохами разогнали туман в моей голове.

— Мне следовало предупредить тебя. Он негодяй каких мало.

Я поднял глаза. На лице Сильвии играла уже знакомая мне улыбочка. За неделю в доме Форреста ее лицо немного округлилось, а прыщики почти исчезли.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Ты здесь не единственный любитель лазить по чужим карманам.

Я вскочил, забыв про головную боль.

— Мне прекрасно известно, что ты шпионишь за хозяином. — В ее глазах плясали презрительные искорки. — Что нужно Комптону? Он уже вонзил в тебя свои когти?

Я не собирался посвящать ее в свои тайны, но сил для сопротивления не осталось, и я ответил:

— Мы играли в карты. Теперь я должен ему.

— Много?

— Больше, чем способен заплатить. Сотню гиней.

Глаза Сильвии расширились.

Я пожал плечами.

— Что-нибудь придумаю.

— Расскажи Форресту.

— Нет! Ни за что!

Она встала, шелестя шелковой юбкой, и отворила створки окна. В комнату ворвался холодный воздух и птичьи трели. Я плотнее закутался в одеяло.

— Он заманил тебя в ловушку, — промолвила она спустя некоторое время. — Сразу понял, что ты за птица и как относишься к хозяину. Комптон решил, что из тебя выйдет прекрасное орудие для его мерзких целей. Но что ему нужно, Зак? Чего он добивается?

— Комптон думает, что я презираю Форреста, — сказал я.

— А разве нет, Зак Павлин? — усмехнулась Сильвия.

— Не смей меня так называть!

— С какой стати? Раз это правда.

Сильвия сдернула одеяло с моей головы. Я заметил, что она побледнела от злости.

— Только взгляни на себя! Никчемный, ленивый юнец, возомнивший о себе невесть что! Да десяток таких, как ты, не стоят одного Джонатана Форреста!

— Неправда! Я уважаю Форреста, я…

— Так докажи это! — Сильвия кинулась к двери, но остановилась на пороге. — Мы никогда не сможем отплатить ему за его доброту! Как ты думаешь, почему он нанял тебя? За твои умения, которых нет и в помине? За плату, которую внес твой отец? Так знай, он не заплатил ни фартинга! Кухарка сказала, что никто в городе не берет подмастерьев задаром, не говоря уже о том, чтобы платить им жалованье! Мастер Форрест готов приютить любого бродягу, потому что он добр и щедр и ему наплевать на презрение глупцов! Гениев никто не любит. Даже если они мечтают лишь о том, чтобы сделать мир лучше!

Сильвия взялась за дверную ручку и, вздохнув, уже спокойнее добавила:

— Не доверяй Комптону. Этот красавчик хуже помойной крысы.

— Тебе виднее.

Сидя на краю кровати, я с трудом сохранял равновесие. Комната по-прежнему кружилась, но я заметил лисий взгляд, который метнула в мою сторону Сильвия с порога. Я мог бы отплатить ей той же монетой, заявив, что не я один в этом доме продался Комптону. Сам не знаю, почему я промолчал.

Она отбросила прядь волос с лица.

— Вставай, пора на работу. Мы должны помогать ему, Зак. Круг — его лучшее творение.

— Что тебе до Форреста и его творений? Откуда ты взялась? Уверен, тебя и зовут-то не Сильвией!

И снова мы молча смотрели друг на друга.

— Если я расскажу тебе, ты станешь меня презирать.

— Не стану.

— А я думаю, станешь.

— Попробуй.

Мне показалось, она готова решиться. Снизу донесся голос миссис Холл.

— Иду! — отозвалась Сильвия и буркнула, не глядя на меня: — Завтра, я расскажу тебе завтра.

Она ушла, и я остался наедине с холодным рассветом, гудящей головой и ее розовым ароматом. И моим безмерным отвращением к себе.

БЛАДУД

Быть изгоем — и вновь стать королем. Отныне я смотрю на землю другими глазами. Вижу ее изгибы и очертания, места, на которых лежит проклятье, и места, наделенные могуществом.

Словно боги оставили там отпечатки своих ног.

Я наблюдаю за моим народом. Люди приходят пешком, едут в повозках, знатные перемещаются верхом. Идут с любой хворью, любым недугом: слепые, хромые и увечные, убогие разумом и порченные волшебным народцем.

И все ищут исцеления у Сулис.

Иногда я боюсь, что источник не оправдает их ожиданий. Иссякнет, пересохнет в жару. Но Сулис не обманывает. И они снова и снова скребут свое тело в горячих ключах и пьют серную воду.

Люди возводят статуи в ее честь: из листьев и цветов, дерева и камней.

Однако мне этого мало, ибо я прикоснулся к подлинному волшебству и ныне хочу вернуть долг. Запечатлеть мою радость в камне.

И я строю круги. Один — большой и могущественный и еще два — поменьше. Я высаживаю в землю желуди — когда-нибудь из них вырастут могучие дубы. Я окружаю источник домами и храмами, и пустошь, заросшая ежевикой, становится городом.

В ее честь я возжег огонь, которому не погаснуть во веки веков.

СУЛИС

src="/i/25/239825/i_001.png"> Сулис тревожил предстоящий приход Джоша, и Ханна, заметив ее нервозность, спросила после завтрака:

— Что-то не так?

— Нет, все нормально.

— У меня сегодня тоже выходной. Можем пройтись по магазинам.

Сулис нахмурилась. Она сидела у окна залитой солнцем гостиной, листая одну из книг Саймона по архитектуре.

— Не могу, в другой раз. Мне должен позвонить приятель.

— Приятель?

— Его зовут Джош. Он работает в музее.

Сулис не нравились расспросы Ханны, и, чтобы не показать свое раздражение, она всмотрелась в иллюстрацию, которая уже попадалась ей раньше. Картинка изображала трех мужчин в костюмах восемнадцатого века, стоявших вокруг стола, глядя прямо на зрителя. На столе в художественном беспорядке валялись перья, свитки, измерительные инструменты, модели Солнца и Луны, а также чертеж Круга, поверх которого был изображен треугольник и какие-то странные символы. Один из мужчин показывал пальцем в центр Круга. Так это и есть Джонатан Форрест?

Тень легла на страницу. Ханна нервно вертела чашку в руках, волосы падали ей на лицо. Сдув прядь со лба, она сказала:

— Мне не хочется лезть не в свое дело, Сью, но видишь ли… этот Джош, он твой бойфренд?

Сулис взяла себя в руки и, не поднимая глаз от страницы, ответила:

— Нет. Из того, что он парень, не следует…

— Конечно, нет! Меньше всего на свете мне хочется давить на тебя, но ты же понимаешь, ситуация…

— Какая ситуация? — спросил Саймон, входя в гостиную.

— У Сулис появился новый приятель. Он зайдет к нам.

В комнате стало тихо. Сулис насупилась и тут же одернула себя. Нашла из-за чего дуться.

Она посмотрела на Саймона.

— Если хочешь, я отменю встречу.

Саймон аккуратно сложил на стол стопку рисунков.

— Давай обсудим это.

— Что тут обсуждать? Ты сам сказал, я должна жить нормальной жизнью…

— Тебе следовало предупредить нас. Лишние строгости ни к чему, однако нельзя забывать об осторожности.

— Он ничего не знает о моем прошлом. Он мой ровесник. Я что, должна отчитываться обо всех, кто со мной заговорит?

Сулис понимала, что ведет себя так, будто пытается защищаться, а в голосе слышны жалобные нотки. Как глупо!

Саймон сел рядом.

— Нет, не должна.

— Вот и хорошо.

Чтобы скрыть смущение, она подвинула к Саймону тяжелый том.

— Это Форрест?

Саймон посмотрел на Ханну, затем опустил глаза на картинку. Сулис почувствовала, как он собран и напряжен и как тщательно подбирает слова.

— Да, Форрест. Кажется, это единственное достоверное его изображение. Видишь, он показывает в центр Круга? Говорят, Форрест собирался поместить там некий тайный знак, но передумал. Теперь под землей резервуар с водой. Видела крышку люка между деревьями?

Сулис посмотрела в окно. На земле под деревьями толстым ковром лежали опавшие листья.

Саймон проследил ее взгляд.

— Летом виднее. Мужчина в красном — Ральф Аллин, местный богатей, владелец каменоломен.

— А это кто?

— Захария Стоук, помощник Форреста. Не помню, что с ним приключилось. А ты уверена, что Джош ничего про тебя не знает?

— Он знает, что вы мои родители, что мы живем здесь, и в следующем году я собираюсь в университет. Это все.

Она привыкла лгать, но лгать Саймону и Ханне не хотелось. Порой они вели себя наивно, словно малые дети.

Саймон смотрел на Ханну.

— Что ж, — весело сказала она, — будь что будет. Когда он придет?

— Не знаю.

Сулис уткнулась в книжку, успев заметить, что Ханна кивнула Саймону. Они удалились на кухню, и вскоре оттуда донеслось приглушенное бормотание.

Чтобы не вслушиваться в голоса, Сулис пристально всматривалась в картинку. Захария Стоук, похоже, был примерно одних с ней лет. Держался он чопорно и надменно, слегка склонив голову набок, словно прислушивался к кому-то в другой комнате. А что, если комната расположена в этом доме? Что, если это их гостиная? Юноша был красив и изящен, но куда больше Сулис занимал Форрест.

Какое воодушевленное у архитектора выражение лица! Он смотрел прямо на Сулис, словно испытывал ее, словно между ними было что-то общее. От него ведь тоже осталось единственное изображение, одна картина, навеки сохранившая его облик.

— Значит, и ты попался, — прошептала Сулис.

А еще лицо архитектора казалось печальным, словно он утратил все, что было дорого.

Раздался звонок.

Сулис вздрогнула. В последнее время совсем разнервничалась. К тому же Джош пришел слишком рано.

— Я открою, — крикнула Ханна из кухни. — Сказать, чтобы поднимался?

— Пусть подождет, мне нужно собраться. — Сулис отложила книгу и бросилась наверх.

Из гостиной доносились голоса. Когда Сулис спустилась, Джош и Саймон обсуждали вид из окна.

— Похоже на часы, — говорил Джош. — Каменные часы.

— Верно, а тени от веток, словно стрелки. — Саймон был впечатлен. — Вы студент?

— Нет, сейчас нет, — нервно ответил Джош.

— Изучали архитектуру?

— Археологию.

— Правда? Есть один проект, тут, в Круге. Денег, правда, не обещаю…

— Первый раз слышу, — удивленно промолвила Сулис.

— Как раз собирался сказать. Ничего особенно выдающегося. Подрядчики собираются прокопать новую водосточную канаву из нашего подвала на другую сторону Круга, я готовил проект прокладки труб, и они предложили университету поучаствовать в раскопках, если что-нибудь обнаружат.

— Что именно? — спросил Джош.

— Кто знает? — Саймон улыбнулся загадочной улыбкой лектора. — Если вам интересно…

— Мне, мне интересно! — воскликнула Сулис.

— Ну, я имел в виду, вам обоим.

— Что ты хочешь от мужчин, — усмехнулась Ханна, протирая стол.

Сулис захотелось увести Джоша.

— Я возьму телефон с собой. Пошли, покажу тебе вид с крыши. — Она потянула его за рукав.

В спальне она открыла окно, Джош выбрался наружу и присвистнул.

— С ума сойти! Ты уже протоптала дорожку по здешним крышам?

— Нет. И тебе не советую.

Джош обхватил руками каменный желудь.

— Снизу он кажется меньше. Кстати, а почему желудь?

— Саймон сказал, это венец Бладуда. — Сулис усмехнулась. — А Саймон все знает.

Джош рассмеялся. Здесь, на крыше, он казался не таким, как внизу. Менее сосредоточенным, более открытым. Небо над его головой сияло холодной голубизной. Словно они оба взлетели над своей жизнью и на миг стали свободными, словно птицы.

Голоса на крыше странным образом искажались, делались грубее. Рябь на поверхности времени.

— А это что? — спросил Джош.

— Туристический автобус, — вздохнула Сулис.

Автобус вынырнул из-за угла. Это случалось каждый час, красный двухэтажный автобус медленно объезжал площадь по кругу.

— Наверняка туристы заглядывают в окна? — усмехнулся Джош.

— Бывает.

До них, отразившись от противоположной стены, долетел приглушенный голос экскурсовода: «…шедевр Джонатана Форреста, построенный на основе сложной и тайной техники. Тридцать домов в трех секциях, три архитектурных ордера. Начатые в тысяча семьсот сороковом году исследования Стонхенджа подвигли Форреста…»

Автобус ехал по кругу. Внизу толпились иностранцы, туристы, а на втором, открытом этаже одиноко сидел мужчина, кутаясь в шарф. Сулис всмотрелась в него.

Не может быть!

Страх парализовал ее. Джош что-то сказал, она не услышала.

Черноволосый мужчина восхищенно всматривался в фасады домов, но одновременно делал что-то еще. Набирал номер на мобильном!

— Сулис?

Джош встал прямо перед ней.

— Я сказал что-то не то?

— Это он.

Сулис оттолкнула Джоша, и ему пришлось ухватиться за желудь.

— Эй, осторожнее!

— Это он. Смотри! — Она развернула Джоша в сторону автобуса. — На заднем сиденье, один.

Автобус медленно поравнялся с ними, незнакомец поднял глаза и смерил их сосредоточенным взглядом.

«…обратите внимание на загадочные фризы над колоннами, — гудел микрофон, — оккультные символы, словно Форрест оставил потомкам некое послание, которое никому не удалось расшифровать…»

Незнакомец улыбнулся Сулис.

Она застыла. Сулис смотрела на незнакомца и будто снова стояла на крыше башни в красном пальто, а Кейтлин подошла совсем близко к краю, занесла ногу над пустотой и сказала: «Все нормально, не бойся!» Затем на месте Кейтлин снова оказался Джош, который спросил ее:

— А ты уверена, что это он? По-моему, ты ошибаешься, совсем не похож.

— Это он, я видела его во сне.

Мужчина поднес трубку к уху, откинулся на сиденье и посмотрел на Сулис.

Ее телефон зазвонил.

От неожиданности Сулис выронила трубку. Телефон упал на каменный выступ и, вибрируя, закружился, сползая все ближе к краю.

— Я достану!

Джош лег на живот.

— Нет, не надо!

— Я дотянусь, — он растопырил пальцы. — Не бойся…

Джош сдвинулся ближе к краю.

— Не надо!

— Все нормально, вот он, твой телефон, смотри же!

Сулис словно опять стояла позади незнакомца, ветер трепал ее волосы, а птицы с криками носились вокруг. Мужчина внизу не сводил с нее глаз. Сулис била дрожь, она цеплялась за пальто незнакомца и хотела кричать, но крик застрял в горле.

Пальцы Джоша вцепились в трубку.

— Еще чуть-чуть…

Он завис над пустотой.

— Кейтлин, — выдохнула Сулис, — не надо…

Джош изогнулся и подтянулся назад.

— Что за Кейтлин?

— Она умерла, — прошептала Сулис.

Джош встал и неловко протянул ей телефон.

— Ответь.

— Нет, никто не знает моего номера, только Ханна и Саймон.

Автобус завернул за угол, и через заднее стекло она снова увидела незнакомца на заднем сиденье. Он не оглянулся.

— Слушаю. — Джош приложил трубку к уху. — Кто это?

Она знала кто.

Сулис жадно всматривалась в Джоша, а галки с криками кружились над кронами.

Мгновение его лицо оставалось безучастным, затем Джош нажал на кнопку и вернул ей телефон.

— Не отвечают.

Она опустила глаза на экран. Номер не определился. Сулис замутило. На миг она ощутила, с какой скоростью Земля описывает круги вокруг Солнца — так быстро, что никто не замечает. Она пошатнулась и оперлась о желудь. Солнце било прямо в глаза.

Сулис не помнила, как они вернулись в спальню. Она сидела на кровати, а Джош расположился напротив, в кресле.

— Давай выйдем из дому, — предложил Джош.

— Нет! Лучше останемся. — Она сглотнула. — Я все расскажу.

Снизу не доносилось ни звука. Саймон наверняка ушел на работу, а если Ханна и крикнула, что уходит, они не услышали на крыше. В комнате было тихо и тепло, в окно заглядывали солнечные лучи.

Джош снял пальто и бросил на пол.

— Сейчас бы чаю…

Ей придется ему рассказать.

— Тот снимок, на обложке… — начала Сулис, выдвинула ящик стола и швырнула книжку на кровать.

Джош не двинулся с места.

— Эта Кейтлин… кто она?

— В книжке есть и про нее тоже…

Джош откинулся на спинку кресла, подхватив со стола деревянного клоуна, потянул за веревочку, но на книжку и не взглянул.

Молчание длилось, и только слова могли заполнить его. Наконец она решилась.

— Меня зовут не Сулис. До семи лет я жила в Шеффилде с мамой, моей настоящей мамой, не Ханной. У нас был домик в пригороде, маленький, довольно запущенный. Тогда я этого не понимала, а теперь…

Сулис скорчилась на кровати. Слова лились сами собой, в мыслях она не раз репетировала это объяснение.

— Я росла самой обычной девочкой. Отца не было, но разве я одна такая? Родственников тоже. Не помню, чтобы мама когда-нибудь про них упоминала. В первом классе я познакомилась с Кейтлин. Мне кажется, Кейтлин была в школе всегда. Она стала моей самой близкой подружкой, ну, знаешь, как бывает у девочек.

Джош молча кивнул. Не хотел ее перебивать.

— Она была такая… забавная, такая болтушка. Пожалуй, иногда слишком шумная. Ей вечно не сиделось на месте, она всегда во что-то встревала. Спор или драка — Кейтлин была тут как тут. И всегда тащила меня за собой. Она была сильнее меня, ну, ты понимаешь…

Сулис съежилась на подушке.

— В классе ее не любили. Моя мама вечно качала головой: «Ох уж эта Кейтлин…» Учительница всегда рассаживала нас, но на переменах мы не отходили друг от друга. Кейтлин не любила бывать у меня дома, поэтому виделись мы только в школе. Обычные дети, иногда нам доставалось за шалости. Думаю, из нас выросли бы заурядные подростки.

Джош слушал, сжимая в руках деревянного клоуна.

— В тот день было холодно. Ясно, но холодно, как бывает осенью. Кейтлин не ладила с новой учительницей. Поссорилась с одной девочкой, не помню, из-за чего, и, разозлившись, толкнула ее. Кейтлин вызвали к директору, а ее матери пришлось писать объяснительную. На перемене мы сидели на школьном дворе, спиной к сетке, и я помню, как ее красное от слез лицо исказил гнев. «Я не останусь тут ни минуты! — воскликнула она. — Я ухожу. Ты со мной?» Сама бы я ни за что не решилась сбежать. Но Кейтлин любила верховодить. Мы прокрались мимо учительницы, миновали служебную стоянку, перелезли через забор и успели отмахать две улицы, когда я услышала звонок. Помню, обрадовалась, что пропущу физкультуру.

Сулис посмотрела на Джоша.

— Прости, должно быть, это так…

— Продолжай, мне интересно.

Он отбросил игрушку и сейчас смотрел прямо на Сулис.

Она отвела взгляд.

— Мы никогда не бывали в городе без взрослых. Я и знала-то всего несколько окрестных улиц. По зебре мы перешли на остановку. Автобус открыл двери, и Кейтлин сказала: «Давай запрыгнем!» И мы запрыгнули. Денег не было, но мы смешались с толпой женщин и с невинным видом уселись у окна. Должно быть, кондуктор решил, что мы чьи-то дети. Автобус выехал из города, долго колесил мимо лесов и полей и остановился только в другом городе. Мы вышли и принялись гулять по улицам, набрели на парк, качались на качелях, бегали вокруг пруда. Поначалу все казалось таким забавным. Не помню, как скоро мы поняли, что заблудились. Стало холодно, мы проголодались.

Сулис подняла глаза.

— Детям запрещают разговаривать с незнакомцами, но для ребенка всякий взрослый — чужак. А вокруг как назло ни одного персонажа из детских книжек: ни пожарного, ни полицейского, ни пожилой дамы с собакой. Стемнело, черные ветки обозначились на фоне неба, зажглись фонари. Я помню, что больше всего меня пугали птицы — стаи галок с криками носились над кронами.

— И тогда вы увидели его.

— Он сидел на скамейке в парке. Кажется, он наблюдал за птицами, или мне показалось. Порой трудно отделить настоящие воспоминания от того, что ты себе навоображала. Или того, что нашептали другие. А еще эти газетные статьи…

— Ты с ним заговорила?

— Не я, Кейтлин. Я не такая храбрая, держалась в стороне. Не знаю, что она ему сказала, но он встал и пошел прямо на нас. Он был высоким и каким-то сутулым. Вблизи оказалось, что он грязный. А еще от него воняло. Поношенная одежда и какая-то кожная болезнь… не знаю, не помню, какие-то язвы. Мы завопили и бросились наутек.

Сулис замолчала. Было слышно, как очередной туристический автобус медленно огибает площадь.

— Он побежал за нами, — продолжила она уже спокойнее. — По траве, вверх по склону. Он что-то кричал, но мы не останавливались. А затем мы увидели какое-то высокое круглое строение. Не задумываясь, мы рванули дверь и захлопнули ее за собой. Мы сидели в темноте, прижавшись друг к другу и прислушиваясь. Прошло немало времени, прежде чем мы успокоились и поняли, что спасены. Кейтлин сказала, что пора выходить. Я испугалась, но Кейтлин настояла на своем. Мы толкнули дверь, но она не поддалась.

— Кто-то запер дверь?

— Скорее ее заклинило. Это была старая большая деревянная дверь, а мы едва доставали до ручки. Мы плакали и кричали, совсем забыв, что он может притаиться снаружи. Нам было все равно — хотелось домой, к маме.

— Должно быть, вы изрядно перетрусили. — Джош покачал головой.

— Нам было по семь лет. Я думала, что теперь мы останемся тут навсегда, и я никогда больше не увижу мой дом, школу, мои игрушки. В каком-то смысле так оно и случилось — ничто после той ночи не осталось прежним.

Сулис села на кровати и откинула волосы со лба.

— Наконец Кейтлин пришла в голову идея. «Давай поднимемся по ступенькам, — сказала она, — там могут быть окна». И мы полезли вверх по винтовой лестнице. Ступени были крутыми и скользкими. Один из моих приемных отцов однажды отвез меня на экскурсию в замок. Я чуть не потеряла сознание от темноты и запаха сырых стен.

Окон в башне не было, зато хватало паутины и пауков. Мы карабкались вверх, пока не свело мышцы ног, и наконец наткнулись еще на одну дверь. За ней оказалась пустая комната, только в углу валялся какой-то хлам. В стене зияло отверстие, заделанное металлической решеткой. В отверстие дуло, а все вокруг было заляпано птичьим пометом. Мы навалились на решетку, и она поддалась.

Снаружи была крыша, небольшая ровная поверхность с разбитым парапетом. Газеты потом назвали башню руинами. — Сулис усмехнулась и покачала головой. — Тоже мне, руины.

— Сулис, если тебе тяжело, — спокойно сказал Джош, — ты можешь не…

— Нет, я слишком далеко зашла и не хочу, чтобы ты прочел окончание истории в какой-нибудь глупой газетке. Теперь тебе придется узнать, что случилось на самом деле.

Она должна говорить — если остановится, ей уже не хватит духу закончить. И самой разобраться во всем.

До сих пор Сулис ни разу не позволяла себе проговаривать всю историю от начала до конца. Разрозненные воспоминания являлись к ней во сне — искаженные лица, неразборчивые слова.

— Мы не знали, что делать, — продолжала она монотонной скороговоркой. — Под нами были парк и озеро, темнота и тишина. Деревья и кусты таинственно чернели внизу, словно в страшной сказке, где в зарослях прячется злая колдунья. Наших криков никто не слышал, и в довершение всего начал накрапывать холодный дождь…

Сулис запнулась и замотала головой.

— Вас давно должны были хватиться…

— Конечно, они хватились. Когда мы не вернулись из школы, наши матери запаниковали. Уже к пяти часам полиция начала поиски, но никто не знал, в какую сторону мы убежали. А потом этот автобус. Оказалось, мы были в десяти милях от дома. Нас искали, да только не там.

— И что вы сделали?

— Ничего, мы просто стояли на крыше.

— А потом?

Сулис молчала.

— А потом пришел он. Тот бродяга. Мы слышали, как он поднимается по ступеням. Он пролез в отверстие и сказал: «Пути назад нет, крошки. Если только вы не умеете летать».

ЗАК

Вагонетки Аллина были настоящим чудом. Они двигались только под действием силы тяжести, спуская камень от карьера к реке по деревянным рельсам, проложенным по крутому склону горы. Крики грузчиков неслись над городом. На причале каменные блоки перекладывали в повозки, которые с грохотом везли поклажу к строительной площадке. Удивительное зрелище! Я был воодушевлен и пристыжен.

Рабочие — простые фермеры из окрестных деревень — трудились как волы. Словно в их жизни не было ничего важнее, чем поднимать, перекладывать, обтачивать и обтесывать камень. Возможно, они потомки древних людей, которые построили Стонхендж. Уверен, Форрест думает именно так.

Несправедливо, если из-за меня их работа пойдет насмарку.

На площадке у меня был свой закуток. Мы, архитекторы, не чета простым рабочим. Каждый из подрядчиков — грубых мужланов, едва ли образованнее строителей, — отвечал за несколько домов, вернее, за внутреннюю отделку согласно желаниям покупателя, если, конечно, покупатели найдутся. Мы надзирали за самым важным — фасадами. За линией Круга.

У меня был свой стол, стул и маленькая жаровня, чтобы отогревать замерзшие ноги, хотя до сих пор погода благоприятствовала строительству. А еще спрятанная в столе фляга с вином. Прихлебывая вино, я присматривал за строителями и думал о Сильвии.

Вчера она рассказала мне свою историю. Сильвия смущалась и запиналась, но я не перебивал ее, боялся, что она пойдет на попятную. О многом Сильвия умолчала. Она призналась, что придумала себе имя, но настоящего я так и не узнал. Да и ее родная деревня на севере могла оказаться чистым вымыслом. А что до истории о бегстве с подругой и злоключениях в Акве Сулис, эта история была стара как мир. Когда она осталась на мели, пришлось отрабатывать долг в заведении «У Гибсона», и пока Форрест не приютил ее, Сильвия жила хуже уличных подметал.

Сильвия клялась, что не шпионит для его светлости. Она ненавидела Комптона и редко выходила из дома, боясь повстречать на улице кого-нибудь из завсегдатаев игорного дома. Его светлость лгал мне, но не могла ли Сильвия быть частью его плана, сама о том не догадываясь? Одно ее присутствие в доме Форреста губило его репутацию.

Мастер ходил по площадке, энергично жестикулируя и раздавая указания строителям. Чертежи на столе шевелил ветер.

Нет, не может быть, он не влюблен в Сильвию. Форрест годится ей в отцы.

Выходит, им движет доброта?

Простая доброта?

Подошел Джордж Фишер, плотник.

— Хозяин зовет.

Строители не называли меня «господином». Я встал и отряхнул сюртук.

На площадке царил шум и гам. Стук молотков, скрежет металла о камень. Пыль забивалась в ноздри, платок не спасал.

— Зак, — обернулся ко мне Форрест, — Моррис говорит, ночью кто-то украл инструменты и сжег деревянную люльку.

Я изобразил беспокойство, но про себя подумал: «Для этого я и нужен Комптону. Создать хаос».

— А что сторожа?

— Клянутся, что ничего не видели. Между нами, Зак, думаю, им заплатили за слепоту. — Он с силой обрушил кулак на стол. — Зачем они это делают? Неужели красота этого здания ничего для них не значит?

— Наслушались сплетен об играх и гладиаторах, — сказал я виновато. Наверное, поэтому голос прозвучал вкрадчиво.

Форрест смерил меня тяжелым взглядом.

— Незачем повторять слова лорда Комптона. Сейчас мне не до его глупых острот. Деньги на исходе.

Форрест выглядел усталым, под глазами залегли темные тени. Он не спал две ночи подряд, вчера под утро ушел из дому с какими-то незнакомцами, а вернулся, когда рассвело. Все тайные дела.

— Можно урезать расходы, — сказал я.

— Я не стану этого делать, Зак. Круг переживет нас с тобой, и я не намерен мелочиться.

— Но изменения не обязательно должны касаться колонн, можно сэкономить на отдельных элементах. Например, эти каменные желуди. К чему они? Мне кажется, они лишь нарушают целостность композиции. Или метопы…

Форрест громко выругался и забегал вокруг стола, не обращая внимания на удивленные взгляды строителей.

— Метопы — часть общего замысла! И желуди! Я не пойду на попятную, сэр, даже если придется распродать все мое имущество!

Эти метопы представляли собой странные символы — эмблемы или вырезанные в камне картины. Некоторые Форрест взял в книгах, некоторые нарисовал сам. Алхимические знаки, тайные девизы. Двуликий Янус, дуб, улей, две руки, разбивающие кольцо. Фриз с метопами опоясывал все здание. Захотят ли покупатели лицезреть эти символы на своей собственности? А что они скажут о желудях?

Я отступил назад и ядовито заметил:

— Возможно, пора попросить помощи у ваших тайных друзей, сэр?

Форрест застыл. Иногда хозяин казался мне марионеткой в моих руках. Я точно знал, что он скажет.

— Каких друзей?

— Общества Уробороса. Или как там вы себя называете.

Не ошибался ли я, приписывая себе власть над ним? Форрест так долго смотрел на меня, что я почти струсил. Мне показалось, что шум на строительной площадке стих. Наконец он улыбнулся.

— Что ж, Зак, тебе не откажешь в наблюдательности.

— Я видел вас в Стентон-Дрю, — сказал я, смутившись. — Мне известно о существовании тайных обществ. Масоны, друиды, сообщества ученых джентльменов.

Форрест продолжал сверлить меня взглядом.

— Тогда ты знаешь, что члены таких обществ не разбалтывают своих секретов кому попало.

— Мне казалось, что, если член такого общества испытывает нужду, его собратья-друиды, или как вы себя называете, приходят на помощь.

Внезапно до меня дошло, что рисунки на фризе могут быть тайными знаками.

Ответ Форреста поразил меня.

— Меня радует, что ты заботишься о моем состоянии, Зак. Я это ценю.

— Я? Но я…

— Тобой движет честолюбие, но я вижу твою душу. Ты разозлил меня, предложив убрать желуди, а теперь пытаешься загладить вину. — Форрест положил руки мне на плечи. — Ты верен мне, Зак, и я прощаю твое пьянство и кутежи. Ты, как и я, мечтаешь увидеть мой замысел осуществленным. Круг станет нашим памятником в веках, моим и твоим.

Форреста окликнули. Я смотрел ему вслед. В его словах не было сарказма. Он предпочитал не видеть подлости и жестокости мира. Некоторое время я стоял посреди шума и гвалта, затем развернулся и бросился вон с площадки. Верен? Что он знает о моей верности? Я верен только себе, никому больше!

Меня сжигали злоба и стыд. Долг Комптону камнем висел на шее. Сто гиней! Впрочем, сто или тысяча — не все ли равно?

Однако, шагая узкими кривыми улочками старого города, я злился не на себя. Форрест — вот на кого обратился мой гнев. Пусть он и гений, но нельзя же быть таким простодушным! Таким легковерным! К тому же я ничем ему не обязан. Презрительные слова Сильвии — болтовня неразумной девчонки. Любой архитектор в городе взял бы меня в подмастерья, за плату или без! Я образован, я сын джентльмена! Да стоит мне захотеть, и от желающих нанять Зака Стоука не будет отбоя!

А Форрест? Какое мне дело до Форреста! Он не так прост, каким хочет казаться, а его одержимость друидами просто смешна!

Я вышел к Аббатству. Справа чернела громада готического собора, ангелы поднимались на небеса по каменным лестницам. Я остановился, чтобы перевести дух.

Аббатство тоже построил выдающийся архитектор, но кто сегодня помнит о нем? Дамы и господа прогуливаются под сводами мимо высоких окон, восхищаются изысканной резьбой. Им нет дела до того, кто это все придумал. Камни остаются, люди уходят. Так устроен мир. Вот в чем смысл круга.

— Добрый день, мастер Стоук.

Я обернулся.

Передо мной стояли два джентльмена и дама. Ее платье алого шелка стоило целое состояние. В одном из джентльменов я узнал Ральфа Аллина.

— Мастер Аллин, — поклонился я.

— Позвольте представить сэра Джона Дугласа. Леди Дуглас. Помощник моего друга Форреста мастер Захария Стоук.

Мы раскланялись. Помощник Форреста. Только и всего.

— Должно быть, на стройке сейчас горячая пора, — заметил Аллин.

Мы шли по направлению к термам.

— С тех пор как площадку разровняли, дела пошли быстрее. Третья часть фасадов уже в работе.

— Джон строит секциями?

— Замысел именно таков.

Аллин кивнул. Я смотрел на элегантную фигуру владельца каменоломен, освещенную солнечными лучами. Шуршание его бархатного сюртука навело меня на мысль. А ведь он богат. Рискнуть?

— Не все идет гладко, сэр. На стройке участились кражи, кто-то умышленно портит инструменты. Ущерб невелик, но…

Аллин нахмурился и помахал рукой своим спутникам. Я заметил, как они вошли в собор.

— Это пустяки, Зак. На стройке всегда воруют. Джону ли не знать! — Он покачал головой, тряся пудрой с превосходного седого парика. — Я поговорю с ним. Надеюсь, камень хорош?

— Камень отменный. — Я вдохнул поглубже. — Мастер Аллин, могу ли я… для себя… некоторые затруднения…

Мне не понравился его взгляд, прямой и тяжелый.

— Затруднения?

Я жалко хихикнул.

— Деньги, сэр. Ну, вы понимаете, долг чести…

Аллин схватил меня за рукав и увлек к термам. Из-за стены доносился плеск воды и стоны больных.

— Давайте начистоту, сэр, долой церемонии, — выпалил Аллин. — Хотите сказать, что проигрались в пух и прах?

Никогда еще я не видел его таким суровым.

— Единственный раз, — надменно промолвил я. — К несчастью, я…

— Сколько?

— Сэр?

— Не притворяйся глупее, чем ты есть, мальчишка! Сколько ты должен?

Я хмуро пробормотал:

— Сотню. Гиней.

Я считал Аллина человеком мягким и покладистым. Выходит, ошибался. Он пригвоздил меня к месту взглядом, который мог колоть камни.

— Знай, я предупреждал Джона насчет тебя. А он только рассмеялся и сказал: «Брось, Ральф, дадим мальчику возможность проявить себя». И вот как ты ему отплатил! Вы отвратительны мне, юноша. Джон трудится не покладая рук, его окружают дураки и завистники, и даже его собственный подмастерье оказался мерзавцем! Если я узнаю, что у Форреста пропали деньги…

Я отпрянул.

— Я не вор!

— Думаю, ты на многое способен.

Мы пожирали друг друга глазами. Прохожие удивленно оглядывались.

— Кому ты должен? — спросил Аллин.

— Не ваше дело! — выпалил я, вне себя от ярости. — Забудьте мои слова. Я сам найду деньги.

— Джон знает?

— Нет. Не говорите ему.

— Не скажу. Пока. Держи. — Аллин что-то черкнул на клочке бумаги и сунул его мне в руки. — Вот адрес одного уважаемого человека. Он честен, не какой-нибудь кровопийца, и ссудит деньги под разумный процент и мою гарантию. Но клянусь, Зак, в первый и последний раз! Я делаю это не ради тебя, а ради моего доброго друга, имевшего несчастье пригреть на груди змею!

Не поклонившись, Аллин резко развернулся и был таков.

Я стоял посреди площади, сжимая рукоять шпаги и комкая бумажку в руке. Лицо горело. Мне казалось, все прохожие пялятся на меня, однако я не мог сдвинуться с места.

От бессильной ярости тряслись руки.

Я поднял голову, с независимым видом подошел к стене терм и стал смотреть на купающихся. Я едва видел их сквозь дымку гнева. Пары горячей воды поднимались в осенний воздух, а я смотрел на толстух и подагрических старцев и готов был убить их. Нищие, проститутки и сифилитики плещутся в общей ванне, надеясь на исцеление от заслуженных хворей. О, как я их ненавидел!

Как я ненавидел весь мир!

Где я возьму деньги, чтобы платить проценты? Разве он не знает, что я разорен? Я сузил глаза, чертыхнулся и внезапно понял, что должен делать. Скомкав бумажку, я швырнул ее в источник. Мое подношение Сулис.

Я свернул в переулок и побежал. Вверх по склону холма. Мимо убогих домишек и строящихся особняков, мимо лавок и игорных домов, мимо таверн и уличных торговцев. Мимо узких улочек и прямых проспектов, портшезов и фаэтонов, мимо черных металлических оград и служанки, скоблящей ступени крыльца, мимо лужи пролитого пива и задир-петухов, затеявших сражение посреди дороги.

Я добежал до дома Форреста, открыл дверь и прислушался.

Из кухни раздавалось бормотание миссис Холл. Должно быть, Сильвия тоже там. Крадучись, я поднялся по ступеням, открыл дверь кабинета и беззвучно закрыл ее за собой. Чтобы не скрипнула половица, я снял ботинки и сунул их за макет. На миг мне захотелось разнести его в щепки, но я сдержался. Я сделаю кое-что похуже. И тогда я отдам карточный долг и отплачу Форресту за его унизительную доброту, не забыв его щеголеватых приятелей, которые смеют смотреть на меня свысока!

Стол был завален бумагами. Чертежи, диаграммы, наброски к новым статьям. Книги по геометрии и алхимии. Инструменты, перья, чернила.

Я нашел чертеж, зажег лампу. Осеннее солнце клонилось к закату. Скоро совсем стемнеет, а значит, у меня мало времени. Я выбрал перо и скопировал чертеж, но моя копия была неточна.

Изменения были почти незаметны, никто и внимания не обратит. Там добавил несколько дюймов, тут сдвинул колонны левее. Сместил дверные проемы и прочее в том же духе. Возможно, Форрест и сам не различит подмены, пока не будет поздно. И тогда гармония и совершенство Круга будут разрушены.

Окуная перо в чернила, я мрачно кивал головой. Пропорции — это главное. В них заключена магия архитектуры. Отныне любой, кому доведется смотреть на Круг, будет испытывать странное, неуютное чувство, не понимая, что его гнетет. Здесь перекошено, тут недотянуто.

Я оставлю в мире свой темный след. Словно падший ангел, я нарушу райскую гармонию. И пусть Форрест, Комптон и Аллин удавятся на первом суку!

Когда я поднял голову от чертежа, стемнело.

Напоследок я перерисовал одну из метоп. Вместо гордо стоящего дерева изобразил расколотый ствол, пораженный молнией.

Позже, лежа на своем чердаке, я слушал звуки, долетавшие снизу: шаги Форреста, радостный возглас Сильвии. За окном шумели галки. Я вспомнил птиц, запертых в пустой комнате недостроенного дома, как отчаянно они бились в стекло, ломая шеи и крылья. Глупые перепуганные создания.

Внезапно я с ужасом понял, что мало чем от них отличаюсь. Как и они, беспомощно хлопаю крыльями.

Или падаю с невообразимой высоты.

БЛАДУД

Чтобы создать великое произведение, художник должен выведать тайны земли. Знание того, как огородить пространство, дает власть над людьми. Свободны лишь птицы, людей окружают стены, улицы и дороги. Если в них заключена гармония, люди становятся лучше.

Архитектор — волшебник и король.

Я путешествовал и учился. Я видел Трою, Иерусалим и Авалон.

Поклонялся Аполлону.

Я измерил храм Соломона.

Плавал за северным ветром.

И везде искал совершенство форм и величие соразмерности.

Ибо задумал я выстроить величайшее строение в Логрии. Строение, слава о котором будет греметь в веках.

Рябь на поверхности времени.

СУЛИС

Чайник забурлил и выключился. Джош залил кипятком заварку, размешал, поставил на поднос сахарницу, две полосатые кружки и отнес поднос в гостиную.

— Прикольная кухня.

Сулис кивнула.

— Это все Ханна. Помешалась на травах, сама делает специи и колдует над горшочками. Саймон ест и помалкивает. И никогда не отважится спросить, что там, внутри. — Сулис подняла глаза на Джоша, который устроился на подоконнике. — В предпоследней семье, где я жила, магазинную еду разогревали в микроволновке.

Они спустились в гостиную выпить чаю. После рассказа Сулис атмосфера в маленькой спальне слишком сгустилась, но теперь, сидя на диване с поджатыми ногами, она думала, что их разговор, ставший испытанием для нее, не слишком взволновал Джоша. Уже завтра он обо всем забудет.

— Давай выйдем на воздух, — предложил он. — Прогуляемся, в мини-гольф сыграем, покормим уток.

Сулис кивнула.

Они помолчали. В окне за спиной Джоша хорошо просматривался противоположный фасад, совершенный в своем ритмическом величии.

— У Кейтлин был пунктик относительно птиц. Она носилась по школьному двору, раскинув руки и воображая себя то орлом, то самолетом. Мне кажется, она думала, достаточно сильно махать руками, чтобы взлететь.

— Не могла же она всерьез…

— Мы были детьми. Вспомни себя ребенком. У детей свой мир.

Сулис допила чай и со стуком опустила кружку на стеклянную поверхность стола.

— Тот человек стал приближаться к нам, и Кейтлин сказала: «Не подходи, или я прыгну!» Он остановился и произнес: «Не надо. Я не причиню тебе зла».

Шел дождь, я плакала в голос. А затем этот внезапный порыв ветра, Кейтлин покачнулась и…

— Почему вы не убежали?

— Мимо него? Другого пути не было!

— Но…

— Мы не могли двинуться с места, Джош. Словно окаменели.

Сулис обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

— Кейтлин вцепилась в меня, и внезапно я поняла, что если она упадет, то увлечет меня за собой. Я испугалась и попыталась вырваться, но она крепко сжимала мою руку.

Сулис вскочила и принялась расхаживать по комнате.

— Сулис, послушай…

— Нет, я должна закончить. Я кричала, пыталась выдернуть руку, а он сказал ей: «Попробуй, малышка, ведь ты умеешь летать. Все будет хорошо, ничего не бойся». Она обернулась. Я увидела его руку. Рука лежала на ее спине. А потом… она оказалась на краю крыши.

— Он толкнул ее?

— Я видела, как она падала. Все ниже и ниже. И как коснулась тротуара.

С улицы донесся смех. Дверца машины хлопнула, завелся мотор. Они слушали затихающий шум.

Наконец Джош спросил:

— Она разбилась?

— Насмерть.

Как ни странно, ей стало легче. Сулис сползла на край дивана и продолжила рассказ.

— Когда я обернулась, тот человек уже ушел. Наверное, я была на грани обморока, потому что больше ничего не помню. Проснулась на следующее утро на соломе, окоченевшая. Я спустилась вниз, вышла на улицу. Кейтлин лежала на земле, и тогда я поняла, что все это не было ночным кошмаром. Больше я ее не видела, но я рада, что попрощалась с ней. Она лежала на земле, бледная и прекрасная, словно разбитая фарфоровая статуэтка. Крови почти не было. А потом прибежали люди, стали кричать, и меня забрали в полицию.

— А тот…

Сулис подняла глаза.

— Они так и не поймали его, Джош. В этом-то все и дело. Я единственная, кто может его опознать.

Несмотря на пронизывающий ветер, они долго гуляли по парку. Туристические автобусы медленно объезжали Королевский полумесяц — объективы всех камер были направлены в одну сторону. Сулис настороженно вглядывалась в окна. Взяв напрокат клюшки, погоняли мячи по искусственному газону, такому яркому на фоне красных флажков и синего осеннего неба. Пиная ногой листья, Сулис рассказывала Джошу о том, как шло расследование, о газетных версиях и безуспешных поисках убийцы.

— Считалось, что мне нечего бояться, но тот фотограф колесил по всему миру. А потом начались угрозы. В нашем доме разбили стекло. По почте приходили письма, но мне никогда их не показывали. Нам пришлось переезжать. С тех пор я нигде надолго не задерживаюсь.

— А твоя мама? — спросил Джош, глядя на уточек.

— Она умерла через год. Сердечный приступ. Ей было всего сорок, — голос Сулис был серый и тусклый, как вода в пруду. — Мне сказали, что ее болезнь не связана с тем, что случилось, но… после той трагедии мама изменилась. А потом у меня были приемные родители, десять разных пар. Трижды мне казалось, что я вижу его, только на этот раз, кажется, он и впрямь меня нашел.

— Тогда тебе нужно идти в полицию.

— Нет!

— Сулис…

— Думаешь, я не пробовала? Они считают меня… в последний раз они ясно дали понять, что я все выдумываю!

Сулис покраснела, вспомнив инспектора, который посматривал на часы и вместо записи ее рассказа чертил в блокноте каракули.

— Считают меня истеричкой. Они не понимают, не хотят ко мне прислушаться! Тот человек здесь, и только я знаю, как он выглядит.

Уточки столпились у берега, селезни щеголяли яркими зимними нарядами. Сулис отломила кусок и покрошила, наблюдая, как крупные особи впереди хватают крошки.

— Эту не забудь. — Джош показал на маленькую лысуху.

Сулис бросила птицам еще хлеба, стараясь никого не обделить. Ей нравилось смотреть, с какой жадностью утки набрасываются на еду. Простые, бесхитростные создания, они были свободны. Рассказав свою историю, Сулис и сама почувствовала себя свободнее.

Джош молчал, переваривая ее рассказ. Они прошлись вдоль Полумесяца, спустились в город, двигаясь от рынка к галерее, где какое-то время праздно шатались по выставке чертежей и рисунков.

Один из рисунков был сделан рукой Джонатана Форреста. Он изображал Круг, и Сулис решила всмотреться в рисунок внимательнее, но его сложность — все эти линии и углы — почему-то раздражала ее. Словно под ее взглядом линии постоянно двигались.

— Пора домой, — сказала она, когда они вышли на улицу.

Джош брел по проезжей части, рядом с тротуаром.

— Сулис, мы должны разобраться до конца. Выяснить, действительно ли это он.

— И ты мне не веришь?

Джош покачал головой.

— Не в этом дело. Я спросил Тома о том человеке. Оказалось, это местный бродяга. Он вечно болтается вокруг музея и совершенно безобиден. Малый был тут задолго до тебя, а значит, он точно не убийца. Да и мужчина в автобусе может оказаться кем угодно.

Сулис посмотрела на Джоша.

— Не бойся ты так, — сказал он.

— Я не боюсь.

— Нет, боишься. С того самого дня, когда все случилось, тебя мучает страх. Если ты не перестанешь бежать, если ты не остановишься — то всю жизнь будешь оглядываться назад.

Джош отскочил от проезжавшей машины, из-под колес полетели брызги, но он даже не заметил.

Сулис от волнения не могла даже разозлиться по-настоящему.

— Ты действительно так думаешь?

— Нужно убедиться. Мы расставим капкан.

— Капкан?

— Ловушку. Снимем его на камеру системы видеонаблюдения. Положись на меня.

— В термах?

— Где ж еще?

Сулис вздрогнула. Теперь она и впрямь испугалась не на шутку. Сулис смотрела на Джоша сквозь внезапно припустивший дождь. Мимо сновали машины, пешеходы толпились на тротуаре.

— Нет.

— Почему?

Сулис отвернулась и побежала, но Джош не отставал.

— Почему, Сулис?

— Не хочу! И ты не посмеешь. Ты ничего не станешь делать, не посоветовавшись со мной, ясно?

От холода и страха Сулис бил озноб. Быстро перейдя улицу, она, не оглядываясь на Джоша, ступила на мост.

— Ну вот, снова убегаешь, — раздался сзади его голос.

Она остановилась, сошла с моста и свернула на широкую прямую Грейт-Палкни-стрит. Словно упорядоченная красота домов могла унять сбившееся дыхание, заставить сердце стучать реже.

Джош больше ее не преследовал.

— Я позвоню завтра! — крикнул он, остановившись на углу. — Пора кончать с этим так или иначе.

Когда Сулис обернулась, его уже не было.

Она медленно побрела домой. Луна, пробиваясь сквозь облака, освещала крыши и дымоходы. Толпа зрителей, вывалившаяся из дверей театра после дневного спектакля, обдала ее теплом.

Саймон стоял в вестибюле с пожилой соседкой снизу.

— Спасибо, Джоан, я ненадолго. — Обернувшись, Саймон заметил ее. — А, вернулась. Хочешь осмотреть подвал?

— Подвал?

Саймон показал ключ.

— Фундамент Джонатана Форреста. Я решил, что следует осмотреть его до того, как сюда явятся рабочие.

Сулис вышла за ним на улицу, спустилась во внутренний дворик — раньше через него в дом заходили слуги. Нижняя квартира пустовала, владелец большую часть времени жил в Лондоне. Однако Саймон подошел к стене ниже уровня мостовой. В стене виднелись две двери. Саймон открыл одну, и они заглянули внутрь грязного закутка, откуда пахло углем. В углу блестели черные глыбы.

— Так, с этим ясно. — Саймон закрыл дверь и вставил ключ в замок соседней. — Надо же, как туго. — Дождевые капли стекали по его пальцам. — Знал бы, захватил зонтик. Посвети-ка, Сью.

Сулис держала фонарик и смотрела, как Саймон сражается с замком. На самом деле она прислушивалась — наверху кто-то обходил площадь по кругу. Осторожные, неторопливые шаги. Медленные, словно незнакомец разыскивал нужный дом.

— Ну вот, готово.

Ключ со скрипом повернулся. Шаги смолкли. Кто-то стоял прямо над ними на мостовой. Если она отступит назад, то увидит его…

— Вперед, — сказал Саймон, отжимаяпокосившуюся дверь; дерево заскрипело по камню. Вошел, протянул руку за фонарем. — Ну, где ты там?

Если она шагнет назад и поднимет голову, они окажутся лицом к лицу. Он будет стоять над ней в своем темном пальто, лицо испещрено оспинами и шрамами. Впрочем, возможно, это просто жилец, выгуливающий собаку, или Джош, решивший проследить, как она дойдет до дома.

Сулис протянула Саймону фонарик. Раздался щелчок. Грубые каменные стены подвала уходили в темноту.

— Поразительно! — воскликнул Саймон и осторожно ступил на песчаный пол. Сулис последовала за ним.

Размер подвала превзошел их самые смелые ожидания. Помещение было захламлено старыми матрасами и сломанной мебелью. В воздухе висел запах пыли и сладкая вонь плесени.

Саймон пошарил по стене в поисках выключателя. Наконец свет зажегся, но слабенькая лампочка не прогнала мрак из углов.

— Да, строили на века, ничего не скажешь. — Саймон провел рукой по стене. — Не так уж и сыро. Я рассказывал, что тут пришлось разравнивать землю? Изначально холм пологий, впрочем, за пределами Круга он таким и остался.

Сулис кивнула. Она могла думать лишь о том, что глубоко под землей, возможно, прямо под мостовой. Это совсем не то, что подняться высоко в небо и вообразить, будто умеешь летать.

Саймон со скрежетом отодвинул с дороги стол и принялся изучать песок под ногами.

— Здесь проложат трубу, небольшую. Смотреть особо не на что — твой приятель Джош будет разочарован. Кстати, почему он не учится? Мне показалось, он смышленый малый.

Сулис не знала. Она была так поглощена собственной историей, что ни разу не удосужилась расспросить Джоша о его жизни.

— Может быть, нет денег.

— Деньги найдутся, было бы желание. — Саймон подошел к дальней стене, теперь его голос двоился, эхом отдаваясь от свода. — А Форрест не жалел денег на материалы. Господи, сколько пауков. Вот это да!

— Что там? — спросила Сулис.

— Дверь. Запертая дверь. Иди сюда.

Она подошла и встала рядом. В стене чернела дверь: перекошенная, полусгнившая от старости.

Саймон дернул за ручку.

— Да она не новее дома! Неплохо бы туда войти.

Он снова дернул дверь. Внутри что-то заскрипело.

— Не надо, — сказала Сулис. Ей показалось, за дверью притаилась угроза. — Мы ведь под тротуаром?

— Дальше, над нами газон. Наверняка корни деревьев пробились в подвал.

Саймон отступил назад, на перепачканном лице сияло воодушевление.

— Только вообрази, Сью, подземный круг! Должно быть, Форрест думал о подземных коридорах Колизея! У него были сумасбродные идеи об играх на арене, пока эти напыщенные ничтожества из городского совета не ополчились на него. — Саймон достал платок и вытер лоб. — Я весь испачкался. Ханна меня убьет.

— Не убьет. — Сулис посветила фонариком по сторонам.

— Ты ее не знаешь.

— Мы закончили?

— Да-да, закончили. — Саймон повернул выключатель, остался только узкий луч фонарика — свет, проникший в старинный подвал из двадцать первого века. Стены таинственно блестели, потолок уходил во тьму.

Сулис провела лучом по стене.

— Смотри!

Саймон обернулся.

— Вижу. Это потрясающе! — воскликнул он.

На замковом камне свода над дверью проступили выбитые буквы и цифры: 3 С 1754. Вокруг вились какие-то линии.

Саймон встал на цыпочки и потрогал надпись рукой.

— Я думаю, это Захария Стоук. Фантастика! Нигде не встречал упоминаний об этой надписи. Сделаю снимок, а потом мы обязательно откроем дверь.

— Наверное, он был очень молод в то время.

— Стоук был подмастерьем у Форреста. Кажется, впоследствии он и сам построил много хорошего, но я не уверен.

Последний раз оглядев надпись, дрожавшую в свете фонарика, Сулис с опаской поднялась вслед за Саймоном, но мостовая была пуста. Круг ярко освещенных окон успокоил ее, вернув чувство покоя и защищенности, которое она впервые здесь испытала. За этими окнами пили чай обычные люди. Обернувшись, она заметила тени под деревьями. Они беспокойно двигались в свете уличных фонарей.

ЗАК

А ведь сейчас я мог бы путешествовать по Европе. Сначала университет, Оксфорд, его окончил мой отец, а до него дед. Гуманитарные науки или правоведение — неважно, в Оксфорде не столько постигают ученость, сколько заводят связи. Там я познакомился бы с важными людьми, будущими политиками, епископами и меценатами, завел бы друзей, способных помочь юному дарованию. Обладателей роскошных домов и обширных поместий. А после Оксфорда отправился бы за границу. Гранд-тур: Париж, Венеция, Рим. Плыл бы себе в гондоле по Большому каналу, пил шампанское в Латинском квартале. Вместо этого, потея от страха, цепляюсь за перила расшатанной лестницы в двухстах футах над землей.

— Главное, не спешите, мастер.

Джордж Фишер завис прямо подо мной. Неужели он считает меня болваном, задумавшим свернуть себе шею?

— Не беспокойтесь, не собираюсь, — процедил я сквозь зубы.

Хуже всего, что Форрест — вдвое старше меня — уже наверху и беседует с плотниками, пытаясь унять кашель и одышку.

Я подтянулся вверх — ладони саднило, подошвы скользили по мокрому дереву. И кто придумал такие возмутительно узкие перекладины?

Разумеется, Форрестов сынок Джек сейчас за границей. Изучает в Италии работы Палладио. Когда-нибудь он вернется домой, станет правой рукой отца — и куда тогда деваться мне?

— Быстрее, Зак! Что ты возишься?

Я ненавидел Форреста, когда он ворчал на меня, но еще сильнее — когда он надо мною смеялся. Задыхаясь, я вскарабкался на платформу, снова поразившись его воодушевлению. Что за демоны гнали мастера вперед? Ибо все на площадке шло из рук вон плохо, и Форрест это знал. Однако всегда был бодр и весел, словно радость оттого, что здание неуклонно росло вверх, не покидала его ни на минуту. Должен признаться, я и сам ощущал эту радость, хоть и цеплялся сейчас за перила, словно приговоренный к повешенью.

На площадке царил сущий ад. Стучали молотки, пыль стояла столбом. Камни из каменоломен обрабатывали прямо здесь, грохот деревянных молотков оглушал. Каменная пыль висела над городом, словно снег. Улицы, ступени и крыши были покрыты золотистой пыльцой. Люди, ослы и собаки чихали. Словно теперь мы отвечали не только за стройку, но и за погоду. А иногда нам удавалось затмить самое солнце.

— Зак, смотри. — Форрест показал на цоколь колонны, который как раз устанавливали на место. — Этот способ применяли еще греки.

Каменная глыба, поднятая вверх при помощи лебедки, опасно раскачивалась у нас над головами. Рабочие подтягивали ее к месту установки, десятник выкрикивал фразы на непонятном, птичьем языке, которым наверняка пользовались еще строители терм.

— Теперь дело пойдет быстрее, — обернулся ко мне Форрест. — Когда готов фундамент, замысел становится более явным.

— Для меня он по-прежнему темен.

— Тогда приходи сюда ночью, как делаю я. Посмотри на здание в тишине, при свете луны. И тогда ты увидишь, как оно растет. Пробивается из земли, словно каменное дерево.

В руках Форрест держал какие-то бумаги. Внезапно мне захотелось рассказать ему все.

— Мастер…

— Нужно разыскать Харриса. Его люди торопятся, выходит небрежно…

— Хорошо, но, сэр…

Лоток для подноса камней просвистел рядом с моей головой, едва не оторвав ухо. От неожиданности я подпрыгнул, а Форрест расхохотался и потрепал меня по плечу.

— Строительная площадка — место опасное, Зак. Давай спускаться.

— Я хотел… Вы должны знать…

Форрест обернулся.

— Что?

Я судорожно сглотнул.

— Мне кажется, на стройке что-то не ладится…

— Не более чем всегда.

— Украли тесаный камень. Он стоит целых четыре гинеи!

— На стройке всегда воруют, Зак.

— А вам не кажется… — Я запнулся, выругался про себя и продолжил: — Вам не приходило в голову, что кто-то пытается разрушить ваш замысел, лишить заказчиков?

Зачем я это сказал? Мы молча смотрели друг на друга.

— Почему я должен так думать? Да, мы кругом должны и до сих пор живы только благодаря доброте Ральфа. Грейе только и знает, что разносить глупые сплетни. Но когда здание будет готово, местные дельцы выстроятся в очередь, чтобы потом с выгодой перепродать свою долю. Круг станет самым фешенебельным местом в Акве Сулис…

— А если вам не удастся его завершить… если кто-то другой захочет…

Форрест поднял бровь.

— Бога ради, Зак, я не продаюсь! Это мой памятник, моя могила. Я никогда не…

— Могила!

Форрест нервно рассмеялся. Теперь он выглядел взволнованным.

— Я так сказал? Глупо. Видишь ли, Обри^[2] — ты читал Обри? — так вот, он считает, что строители великих кругов задумывали их как свои могилы. Друиды, обладавшие великой силой, похоронены вместе с золотом, янтарем и гагатом. Но мне пора, я должен осмотреть опоры. Не забудь, у нас сегодня гости!

И Форрест полез вниз, небрежно держась за перила. У меня закружилась голова. Я тихо присел в сторонке, но оказалось, что я всем мешаю. Рабочие спотыкались об меня, я путался у всех под ногами. Прислонившись к перилам, я закрыл глаза. Что ж, я попытался. И зря, если бы я рассказал Форресту все, он бы меня прогнал. Куда подевались моя злость и моя гордость? Неужели все люди так изменчивы, или я такой один?

— Зак!

Я открыл глаза.

Внизу, заслоняясь от пыли ажурным зонтиком, стояла Сильвия и махала мне рукой.

— Спускайся! Покажешь мне окрестности.

Мгновение я смотрел на нее, затем неуклюже полез вниз. Кто-то подталкивал меня, кто-то протягивал руку, пока, растрепанный и взмокший, я не почувствовал под ногами твердую почву. К счастью, Сильвия на меня не смотрела, с восторгом обозревая площадку.

— Ты только глянь, Зак! Столько людей — и все трудятся над замыслом мастера Форреста!

На Сильвии было бледно-голубое платье, которое очень ей шло. От прыщей не осталось и следа, рыжие волосы сияли на солнце. Она и раньше была хорошенькой, а теперь по-настоящему расцвела.

— Хватит на меня пялиться, — сказала она.

— Я не пялюсь, просто…

Я пожал плечами.

Сильвия крутанула зонтик.

— Надо же, Павлин прикусил язык! — Внезапно она отпрыгнула от меня, залившись румянцем. — Или ты меня стыдишься? Не хочешь, чтобы нас видели вместе?

— Ничего подобного, — заявил я, хотя окружающие и впрямь не сводили с нас глаз. — Идем, я покажу тебе стройку.

И я предложил Сильвии руку.

Мы обошли наполовину завершенную секцию. Благородный изгиб фасада восхитил Сильвию.

— Он гений, скажи, ведь он гений? — промолвила она тихо.

— Возможно.

— Как же тебе повезло, Зак!

— Мне?

— Работать вместе с ним! Изучать архитектуру и историю! Я бы все отдала, чтобы родиться мальчиком!

Я перешагнул через груду кирпичей.

— Это тяжелый труд. А порой такой скучный, аж зубы сводит.

Сильвия поежилась.

— Когда-нибудь женщины тоже будут учиться и даже строить дома.

— Вряд ли. Откуда у женщин взяться мозгам?

Сильвия сверкнула глазами, но, сообразив, что я дразнюсь, расхохоталась. Я смеялся вместе с ней. Ее нежная ручка лежала в моей руке. На миг я возгордился, словно излагал ей собственный замысел.

— Эти камни для нижнего этажа. В мастерской работают плотники, стругают рамы. А вот Уилл, кузнец, кует оконные петли.

— А ты, выходит, тут за главного.

Это было не так, но я медлил с ответом. Сильвия лукаво рассмеялась и отвернулась, пожалуй, слишком резко.

Я проследил за ее взглядом. Какой-то рабочий не сводил с нас глаз. Не стану ручаться, только мне показалось, я уже встречал этого малого. В заведении «У Гибсона».

Мое благодушное настроение как рукой сняло.

— Тебе и впрямь интересно или ты шпионишь для Комптона? — выпалил я.

Язык мой — враг мой. Потрясенная Сильвия отпрянула.

— Если ты так думаешь, Зак, то счастливо оставаться! Я найду дорогу назад.

Я позволил ей уйти, а сам спрятался за стеной. Я стоял, дышал на замерзшие ладони и размышлял.

В пустом дверном проеме показалась чья-то тень.

Я обернулся.

Это был тот самый рабочий, грубый крепыш с замашками разбойника.

— Меня послали кое-что передать вам, сэр. Один джентльмен.

Я не собирался играть с ним в прятки.

— Комптон? Как ты смеешь сюда являться…

— Напомнить о вашем долге, сэр. И чтобы вы помалкивали.

Я недоуменно уставился на мерзавца.

— А еще хозяин просил передать, чтобы смотрели под ноги. Камни срываются с лесов, кругом ямы да рвы. Неровен час оступитесь…

Внезапно на меня накатил тошнотворный ужас. Я рванулся мимо него, выскочил на свет и вцепился в первого попавшегося плотника:

— Вы видели… даму? Молодую, в голубом платье, с зонтиком? Куда она пошла?

Он моргнул.

— А то как же, сэр, разве б я пропустил такую…

— Куда, куда она пошла?

Плотник мотнул головой.

— В подвалы, сэр.

Я бросился бежать. Подвальные помещения располагались на уровне земли. Когда здание будет достроено, их засыплют, но сейчас это было опасное место. Что Сильвия там забыла?

Подбежав ближе, я заметил карету. Кучер курил трубку и рассеянно пялился по сторонам. Городские бездельники валом валили посмотреть на стройку, зачастую в каретах и паланкинах, но отсутствие гербов насторожило меня. Я вбежал в первое помещение из грубого золотисто-желтого камня.

— Сильвия, ты здесь?

Внезапно я услышал ее. Сильвия с кем-то разговаривала, голос звучал тревожно и низко. Перешагивая через препятствия, я проник в следующее помещение без крыши и, протиснувшись между тачкой и стеной, подобрался ближе. Вернее сказать, подкрался. Я уже не хотел, чтобы Сильвия меня услышала.

— Я больше не желаю вас видеть!

— Тогда тебе придется убираться из города.

Второй голос принадлежал Комптону. Я сжал кулаки.

— Но мне некуда идти!

— Меня не проведешь, Сильви. Я держу тебя на невидимой нити. Эта нить — твое прошлое.

Только стена отделяла их от меня, однако из-за грохота на площадке мне приходилось прислушиваться. Я подкрался еще ближе.

Комптон смеялся.

— Должен заметить, ты отлично выглядишь. Форрест балует свою любовницу.

— Я не его любовница!

— Разве? Об этом болтает весь город.

— Они повторяют ваши слова!

Тень на стене слегка передернула плечами.

— Не только мои. В Акве Сулис хватает праздных сплетников и престарелых любительниц почесать языком. Думаешь, я поверю, что ты работаешь на него?

— Он… Я его экономка.

Комптон фыркнул.

— Вам не понять Форреста! — выпалила Сильвия. — Он относится ко мне как к дочери. Разве простая доброта так редка?

— Доброта? Нынче все думают только о собственной выгоде. Возможно, этот почитатель друидов задумал принести тебя в жертву своему круглому храму? Осторожно, Сильви, помни, как опасно поддаваться страстям.

Теперь я мог видеть его. Комптон положил руку ей на плечо. Сильвия чертыхнулась — никогда не слышал таких слов из уст девушки! — и попыталась выдернуть руку. Комптон шагнул к ней. Выскочив из-за стены, я встал между ними.

Мне показалось, его светлость совсем не удивился.

— Мастер Зак. Как всегда, готов постоять за честь дамы.

— Отпустите ее, — сказал я.

— Сомневаюсь, что крошка Сильви нуждается в вашей защите. Однажды я видел, как она разукрасила двух здоровяков, с которыми храбро сражалась в канаве.

Его слова смутили меня, но я не подал виду.

— Отпустите ее.

Комптон помедлил, затем лениво выпустил руку девушки.

— Вам известно, с кем вы связались?

— Мне нет дела до…

— Нет дела? Весьма сомневаюсь. Раньше она пробавлялась тем, что заманивала в игорный дом неопытных юношей — и меня в их числе! Могу лишь вообразить, какие еще услуги она оказывала.

С неженской силой Сильвия ударила его по щеке. От такой пощечины я рухнул бы на пол, однако Комптон устоял, хотя побледнел как полотно, и ледяным тоном промолвил:

— Клянусь Господом, Сильви, ты за это поплатишься!

Они поедали друг друга глазами. Я чувствовал, что у этих двоих старые счеты, а их отношения продолжаются дольше, чем я мог вообразить.

Я отступил в сторону, чтобы дать ему проход.

— Уходите. Немедленно.

Комптон выпрямился. Я впервые с начала разговора обратил внимание на его сюртук с черными бархатными отворотами и массивную серебряную трость, по сравнению с которой подарок моего отца казался тростинкой.

Его светлость не двинулся с места.

— Вы сделали то, что обещали?

Я сжал зубы, посмотрел на Сильвию.

— Так сделали или нет? — рявкнул он.

Что-то сдавило мне грудь. Видимо, стыд. Или злость на то, что Сильвия слышит наш разговор.

— Мне не удалось убедить Форреста. Он ни за что не откажется от своего замысла. Он поклялся. Так что лучше вашей светлости забыть о своих кознях.

Комптон лениво пожал плечами.

— Но за вами должок, Зак. Сотня гиней. Или забыли?

— Вы обещали… если я сделаю то, о чем вы просили. И я сделал.

— Обещал? — Родинка под глазом сегодня была немного крупнее. — Но я не получил желаемого!

— Он никогда не продаст вам свой чертеж.

— Тогда я построю свой Круг. А вы сделаете для меня копию его чертежа.

— Что?

— У вас две недели. Если не справитесь, сядете в долговую тюрьму.

Я мог бы сказать ему, что изменил чертеж, что внес в него почти незаметные глазу изъяны, но он только посмеялся бы надо мной. Что он понимает в гармонии и соразмерности? Комптон хочет уничтожить Форреста, ничего больше. Я взглянул на Сильвию. Возможно, мне удастся что-нибудь придумать.

— Хорошо, — ответил я спокойно. — Все, что захотите, только не долговая тюрьма. Матушка не переживет позора.

Комптон расхохотался.

— Сыновья почтительность так редка в наши дни!

Сильвия смотрела на меня с негодованием, и мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Однако она не успела ничего сказать. Послышались голоса. К моему ужасу, в помещение вошел Ральф Аллин и с удивлением воззрился на нас.

На мгновение мы застыли. Затем Аллин обернулся, желая предупредить Форреста и увести его отсюда, но было поздно. В сопровождении дам и господ в подвал вошел мастер.

Должно быть, это и были гости, которых он ждал. Я понятия не имел, кто они.

Первым опомнился Комптон. Он отвесил прибывшим изящный поклон, мы последовали его примеру, словно группа оживших статуй.

Темные глаза Форреста остановились на Комптоне, затем он перевел взгляд на Сильвию. Последним мастер посмотрел на меня.

— Лорд Комптон.

— Мистер Форрест.

Его светлость обернулся к гостям Форреста.

— Дамы и господа, позвольте представить мастера Стоука и девицу… Сильвию. — Он скорчил извиняющуюся гримасу. — Понятия не имею, есть ли у нее фамилия.

Клянусь, даже в адском гаме стройки я различил мертвое молчание, повисшее в подвале. Оно было острым, как нож, и в этом молчании Комптон поклонился и вышел. Щеки дам покраснели, одна взволнованно обмахивалась веером. Аллин бросил на меня злобный взгляд, я вспыхнул и отвел глаза. Сказано было мало, но большего и не требовалось. Комптон так недвусмысленно намекнул на род занятий Сильвии, что даже дышать с ней одним воздухом было оскорблением для этих дебелых матрон.

Я не смел поднять на нее глаза. А Форрест посмел. Он подошел к Сильвии, взял ее руку и поцеловал.

— Сильвия — моя воспитанница, — просто сказал мастер. — Я собираюсь ее удочерить.

Мы с Аллином округлили глаза. Сильвия, несмотря на изумление, изобразила улыбку и присела в изящном реверансе. Форрест обернулся к гостям, отпустив ее руку. Его старый сюртук был в пыли, башмаки измазаны грязью, лента на парике развязалась. Гораздо больше Форрест походил на подрядчика, чем на гения и ученого. Взглядом велев мне позаботиться о Сильвии, он вышел вместе с гостями.

— А теперь позвольте показать вам законченный чертеж Королевского круга. Превосходное вложение денег…

Голос Форреста стих.

Мы остались втроем: Ральф Аллин, я и Сильвия.

— Отведите ее домой, — со злостью бросил мне Аллин. — А вы, красавица, держитесь подальше от чужих глаз, если не хотите нас разорить!

Сильвия выбежала из подвала, я последовал за ней. Мы молча покинули площадку и начали спускаться с холма. На полпути она встала как вкопанная.

И хотя она не обернулась, я знал, что Сильвия плачет.

Я молча подал ей носовой платок. Схватив платок, она завернула за угол и присела на скамейку в маленьком садике. Слезы лились ручьем, Сильвия со злостью сжимала кулачки.

— Я его убью!

— Не глупи.

— Если это спасет Форреста, я готова его убить! — Она вскинула на меня злые глаза. — А ты-то хорош! Да, сэр, пожалуйста, сэр. Если ты поддашься Комптону, он не станет с тобой церемониться!

Я задумчиво смотрел в сторону.

— Те люди явно собирались вложить деньги в строительство. Слишком поздно. Теперь никому не удастся помешать Форресту.

— Не утешай меня. И пусть хозяин добр ко мне, я знаю, что кругом виновата. Я должна уйти.

— Ты знала, что он хочет тебя удочерить?

Сильвия невесело рассмеялась.

— Разумеется, нет! Иногда я совсем его не понимаю! Как можно быть таким щедрым и неуживчивым, таким капризным и добрым одновременно? Как ты думаешь, он и впрямь способен видеть будущее? Видеть то, что недоступно другим? Разве я могу позволить ему себя удочерить? Что скажет его сын!

Мы молча сидели на скамейке, глядя на город внизу.

Я повертел рукоять шпаги.

— Ты решила, что я поддался Комптону, но ты ошибаешься. Это была хитроумная уловка. Я сам с ним разберусь. Только составлю план.

Сильвия подняла на меня синие глаза, блестевшие от слез.

— План?

— Мой план будет выверен до мельчайшей детали, — усмехнулся я. — В конце концов, разве не этому учат архитекторов?

БЛАДУД

Я выбрал круг.

Ибо нет фигуры совершеннее. Расстояние от середины круга до любой точки на его поверхности всегда одинаково.

Солнце имеет форму круга. Круг заключает то, что внутри, и отсекает то, что снаружи.

Круг — древнейшая магия.

Однако в природе ничто не встречается так редко, как совершенный круг.

Мы собирали камни. Исцеляющие камни. Искали их далеко на западе. Могущественный друид, человек, чье имя стало легендой, человек, носящий имя птицы, перенес их на место, где я строил круг.

На прощание он молвил: «Расправь свои крылья, король».

Он удивил меня, но мне было недосуг размышлять над его словами. Мы трудились, не зная устали. День за днем, в жару, стужу и ливень, расставляли мы камни, воздвигая круг, которому стоять в веках.

Мой круг — это дом, храм и место исцеления. Я ставил камни один на другой, украшал их тайными знаками.

Теперь это мои часы. Они отмеряют годы, месяцы и дни, отмеряют обороты солнца.

Никому на свете не удастся создать ничего столь же совершенного.

СУЛИС

План Джоша был весьма прост.

По средам музей римских терм работал допоздна, и Сулис предстояло впервые задержаться на работе до девяти. Джош устроил, чтобы его дежурство выпало на вечер среды — Большой Том собирался на семейную вечеринку в паб, таким образом, комната охраны будет в полном распоряжении Джоша.

Он прислал ей эсэмэску вечером во вторник, когда они смотрели телевикторину. Саймон громко выкрикивал ответы, Ханна пыталась его урезонить, а тяжелая старая кошка скребла коготками колено Сулис.

Однако на следующий день, стоя за кассой, Сулис терзалась сомнениями. Уж конечно, тот человек — мужчина без имени, мужчина, который преследовал ее, словно тень, — не осмелится зайти внутрь. Пересчитывая сдачу, она снова пыталась вспомнить его лицо. Во сне оно казалось таким отчетливым, а наяву расплывалось. Откуда ему знать, что сегодня Сулис работает допоздна? Впрочем, если он ждет снаружи, то заметит, что в пять она не вышла.

Сулис вздрогнула. Протягивая сдачу, она посмотрела на часы. Половина пятого.

— Передохни, пока тут затишье, Сью, — сказала Рут.

Служебное помещение — неряшливая серая комната — располагалось в конце коридора. Джош склонился над газетным кроссвордом, сжимая кружку.

— Ну, наконец-то, — сказал он, подняв глаза.

— Сегодня были одни школьники. Скупили все карандаши и ластики.

Щелкнув кнопкой чайника, Сулис облокотилась на стол.

— Джош, зря мы это затеяли. В киоске…

— Тебя там не будет.

— Что?

Вписав слово в строку, довольный Джош откинулся на спинку стула.

— По средам нас остается только шестеро, поэтому расписание приходится менять. Джен постоит за кассой, а тебя пошлют вниз.

— В музей?

Он кивнул.

— Присмотреть за экспонатами. Внизу темно и тихо. Лучше места не придумать.

Они помолчали. Вскипел чайник. Сулис налила себе кипятку, чувствуя, как тяжелая кружка дрожит в руке.

— Я не уверена…

— Мы уже это обсуждали. — Он оттолкнул газету и посмотрел на нее. — Хватит убегать. Ты должна встретиться с ним лицом к лицу. Если это и вправду он. Ради Кейтлин.

Ее сердце подпрыгнуло.

— Но как? Как он найдет меня? Мы были так осмотрительны, так осторожны: новое имя, город, новые приемные родители. Это невозможно!

Джош помолчал, затем сказал:

— Мы ведь не знаем, он ли это. Бродяга в кафе, мужчина в автобусе — возможно, разные люди? Ты уверена, что это один и тот же человек?

— Уверена! — выпалила Сулис.

— Если это так, значит, он пытается тебя запугать. Полиция…

— Джош, я не уверена. Возможно, мне хочется верить.

Сулис отхлебнула из кружки. Ее трясло, но вовсе не от холода.

— Ладно, что я должна сделать?

— Просто оставайся в поле зрения камер. Я буду следить за тобой. Как только заметишь его, кивни мне.

— А если он меня опередит?

— Я подниму на ноги всех. Хотя вряд ли — откуда ему знать, что мы подготовились? — Джош посмотрел на нее в упор. — Справишься?

Откуда ей было знать? Впрочем, в одном Джош прав: пора положить этому конец. Чужим домам и незнакомым лицам. Ей нужен дом. Совершенный город.

— Справлюсь.

Джош смотрел на нее. Сулис гадала, о чем он думает.

— Забыла сказать. Вчера мы с Саймоном спускались в подвал и обнаружили запертую дверь. Он просил тебя завтра прийти, помочь ему.

— Конечно, приду.

Они старательно избегали упоминаний о том, что завтра все может измениться. Устоит ли ее мир или рухнет в одночасье? Чтобы прогнать тревожные мысли, Сулис сказала:

— Саймон спрашивал меня о тебе, а я не знала, что ответить. Почему ты не учишься?

Джош удивился и нахмурился. На лице появилось уже знакомое ей надменное выражение.

— Допустим, не хочу.

— Допустим, я не идиотка.

Джош пожал плечами.

— Тогда чего спрашиваешь?

— Но почему? Я же рассказала тебе свою историю! Вряд ли твоя окажется страшнее.

— Ладно, я проучился год, потом бросил. Отцовский бизнес прогорел, он ушел от нас, а нам с матерью университет стал не по карману. Вот и все. Когда-нибудь вернусь. Не собираюсь всю жизнь торчать в этой дыре.

— Ясно, теперь я знаю.

— Теперь знаешь.

Джош замолчал, продолжая заполнять решетку кроссворда. Сулис захотелось встряхнуть его. Понимает ли он, что она напугана? И спрашивает, только чтобы не думать о предстоящем испытании?

Вписав последнее слово, Джош встал. И только когда он пошел к двери, Сулис заметила, как он расстроен, несмотря на браваду.

— Запомни, от камер ни ногой. Особенно рядом с источником, где пар.

Дверь за ним медленно закрылась.

Сулис отхлебнула из кружки, едва ли почувствовав, как кипяток обжигает язык.

Внизу было на удивление тепло, словно земля не пропускала холод с поверхности. Сулис бродила по залам, радуясь, что вокруг по-прежнему людно. Туристы просили снять их на фоне экспонатов, двух американок заинтересовало свирепое лицо Горгоны.

— Маска крепилась на фронтоне храма, — объяснила Сулис.

— А здесь действительно был храм?

Сулис повела их к широким каменным ступеням, которые заканчивались глухой стеной.

— Тут был вход, а сам храм расположен под площадью — под кафе и сувенирными лавками. Я не знаю, проводили раскопки или нет.

— Значит, храм по-прежнему там, внизу? Невероятно!

После их ухода Сулис помедлила на ступенях, воображая мужчин в тогах, спешащих мимо, — древних людей, почитавших иных богов, говорящих на иных наречиях. То, что ныне спрятано под землей, когда-то освещали солнечные лучи.

Она обернулась и встретилась глазами с маской.

Бородатое лицо Горгоны хмуро взирало на нее сверху вниз.

Так это и есть Сулис? Ее называют богиней, но лицо мужское. Возможно, это Бладуд. Под маской стояла одна из свиней, на сей раз из полированного дерева. Сулис покачала головой. Что современное искусство, что археология — поди разберись, обломки да фрагменты.

Вспомнив о Джоше, она подняла глаза на камеру и скорчила гримасу. В ответ камера со скрипом повернулась на шарнире.

Через час Сулис стало скучно. Она устало бродила по опустевшим залам.

Что толку держать музей открытым допоздна, если посетителей нет?

Сулис наклонилась над стеклянной витриной с «дощечками проклятий». Эти обеты, послания и молитвы, выцарапанные на металле и опущенные в воду римлянами, завораживали ее.

Богине Сулис Минерве… тебе жертвую я деньги, которые утратил. И пусть тот, кто похитил их…

Да будет проклят тот — язычник или христианин, мужчина или женщина, мальчишка или девчонка, раб или свободный, — кто утром украл у меня, Анниануса, из кошелька шесть монет серебром…

Должно быть, воровство в те времена процветало. Некоторые вещи не меняются. Больше всего Сулис нравились кровожадные проклятия.

Вот имена тех, кто принес клятву у источника богини двенадцатого числа месяца апреля… Покарай же тех, кто нарушит клятву, богиня Сулис. Пусть заплатят кровью, если…

Неожиданно в голову пришла забавная мысль. Сулис смущенно нацарапала на клочке бумаги свое послание: «Богине Минерве. Кто-то преследует меня. Он убил Кейтлин. Я хочу, чтобы ты покарала его. Хочу, чтобы он перестал меня преследовать».

Как глупо, подумала она, сжимая в ладони скомканную бумажку. Глазок камеры неотступно следовал за нею. Не хватало еще, чтобы Джош увидел.

По узкому полутемному коридорчику Сулис шла туда, где вода с шипением низвергалась вниз, чтобы затем вытечь по трубе в большой бассейн под открытым небом. Каменные губы горчично-желтого цвета влажно блестели.

Сулис бросила бумажный шарик, и вода сразу же подхватила его, увлекла в темные глубины. Неожиданно Сулис испугалась. Ей захотелось вернуть шарик. Что будет с ней после того, как она прокляла его?

Сулис глубоко вдохнула и заставила себя улыбнуться. Никакой богини здесь нет и в помине. С тех пор, как богиня жила в источнике, прошли века. И все же она швырнула монетку, не потому что хотела угодить хозяйке, просто в подражание остальным — монетки усеивали покатый пол расходящимися кругами.

Внезапно что-то мелькнуло сзади.

Сулис успела заметить отражение в воде.

Кто-то стоял у нее за спиной.

Сулис замерла, не в силах двинуться с места, но явственно ощущая сзади темную тень, возвышавшуюся в клубах пара.

Сулис, сказал он.

Или это был шум кондиционера? Шипение струи?

— Кто ты? — спросила она, и ее шепот поглотил грохот воды.

Ты знаешь, кто я. Ты должна освободить меня, Сулис. Позволить мне улететь, словно птице.

Фрагменты лица. Глаз, скула, нахмуренный лоб дробились на пузырящейся поверхности. Возможно, это было ее собственное лицо или лик Горгоны? И куда подевался Джош?

— Ты убил ее, — произнесла Сулис.

Моя рука. На ее спине.

— Ты столкнул ее!

Мне пришлось отпустить ее.

— Ты погубил ее!

Я ее освободил.

Где Джош? Сулис обернулась, но мужчина уже отступил назад, смешавшись с полумраком.

— Постой, я не знаю… если это был ты…

Он не остановился.

Иди за мной, Сулис.

Высокую фигуру скрыл пар.

— Джош! — вскрикнула она и бросилась за незнакомцем, уверенная, что увидит, как он поднимается по римским ступеням, ведущим в никуда. Но его нигде не было. Она успела обежать все помещения, пока не столкнулась с Джошем, который схватил ее за руку и взволнованно выпалил:

— Где? Где он?

— Он был здесь!

— Теперь ему не уйти! Я запер все двери!

Сулис удивленно уставилась на него, не узнавая прежнего Джоша. В руке он держал большой фонарь.

— Отлично, — спокойно продолжил Джош и бросил на Сулис заговорщический взгляд. — Эй, тут есть кто-нибудь? Отзовитесь! Музей закрывается.

Головы римских богов и каменные лица равнодушно взирали на них.

— Он успел проскочить мимо, — сказала Сулис.

— Невозможно.

— Но…

— Идем посмотрим. — Джош с сомнением посмотрел на нее. — Ты ведь не боишься?

— Нет, только…

Джош сжал ее руку и медленно повел по музейным залам, светя фонарем во все углы. Под конец он просто тащил ее за собой. Сулис выдернула руку.

— Ты мне не веришь! Ты думаешь, здесь никого не было!

Джош обернулся, его тень плясала на стене.

— Не было. Никого. Я все записал.

— Нет, не все! Он был у источника. Там нет камер!

— Хорошо, не все. Вестибюль, залы, термы. Там никого не было, кроме тебя.

Она молча смотрела на Джоша, затем развернулась и побежала: мимо пустых комнат, по ступенькам, к открытому бассейну, чьи волшебные воды дымились в холодном ночном воздухе.

Внутри колоннады было темно, скульптуры римских императоров смотрели на нее сверху вниз. Она услышала шаги Джоша.

— Сулис, не расстраивайся…

— Я не расстраиваюсь, с чего ты взял?

Ее трясло. По треснувшим плитам пола, через служебную дверь она выскочила в мраморное великолепие вестибюля.

Марта, дежурный администратор, еще не ушла.

— Скажите, вы видели мужчину? Отсюда кто-нибудь выходил? — задыхаясь, спросила Сулис.

Марта, поглощенная подсчетами, рассеянно ответила:

— Нет, кажется, нет. А как он выглядел?

Сулис нахмурилась. Она знала, что Джош за спиной слушает их разговор.

— Высокий, темноволосый. Худой. Лицо в оспинах…

Марта собрала монеты, выключила калькулятор.

— Нет, никого похожего. Последней вышла пожилая пара с внуками, примерно час назад. Никаких высоких темноволосых незнакомцев, Сулис. Думаешь, я бы такого пропустила?

Сулис отвернулась и, оттолкнув Джоша с дороги, зашагала к комнате охраны, прямиком к мониторам.

Джош подошел сзади.

— Я покажу.

Это заняло не более получаса. Джош прокручивал записи на удвоенной, утроенной скорости. Посетители мелькали, словно привидения, застигнутые врасплох в странных позах. Пустые залы, меркнущий свет, прыгающие стрелки часов. Сулис видела себя: вот она стоит, вот села, разговаривает с посетителями, бродит по залам в одиночестве. Его нигде не было.

— А вот последняя, у источника, — сказал Джош, отводя глаза. — Камера висит под углом, но лучше смотри сама…

Темная тень нависла над бурлящей водой. Затем наклонилась и бросила что-то вниз. Джош замедлил изображение. Сулис увидела рукав, профиль.

Она смотрела, как девушка обернулась и спросила: «Кто ты?»

Но на мониторе была лишь темнота, неразрешимая загадка.

— Останови!

Джош нажал на паузу. Она пристально вглядывались в зернистый экран, затем подошла ближе, ее дыхание затуманило стекло.

— Здесь! — Она ткнула пальцем в экран. — Видишь? Рукав пальто? В самом углу?

Сулис посмотрела на Джоша. Он сидел на столе, сжимая пульт.

— Сулис, давай смотреть правде в глаза. Его там нет. Никого там нет. — Джош строго посмотрел на нее. — Не пойму, кого ты обманываешь: меня или себя, но знаешь, что я теперь думаю? Его и раньше не было.

КРУГ

Что может точнее олицетворять величественный образ Солнца, чем круглая стена на вершине холма под его сияющими лучами?

ЗАК

Ужин в тот вечер прошел тихо и грустно.

Форрест сидел во главе стола и быстро ел. Он был на диво непривередлив в еде. Миссис Холл могла бы подать сырого каплуна с морковкой прямо из земли — Форрест съел бы, не поперхнувшись, а наутро удивлялся бы, отчего разболелся живот. Сильвия ковыряла вилкой в тарелке, то и дело поглядывая на меня через стол. Я старательно отводил глаза.

— Вина, Зак? — спросил Форрест.

Я подставил бокал.

— Эти люди, на площадке…

— Пугливые идиоты, лишенные воображения, — пожал плечами Форрест. — Ничего не поделаешь. Их денег нам не видать.

Снова молчание. Мы знали, и он знал, что дела идут хуже некуда.

Неожиданно Форрест отшвырнул нож и вилку, вскочил с места и принялся расхаживать по комнате.

— Иногда мне кажется, что я совсем один в мире! Что в этом проклятом городе никому нет дела до его будущего. Оглянитесь! Кругом попрошайки и бродячие собаки! Жалкие лачуги — там, где могли бы пролегать широкие прямые улицы. — Он отдернул гардину. Туман за окном окутывал маленькую площадь. — Что это было за место! Средоточие сил и магии! И таким оно будет впредь. Чистые улицы, свежий воздух, просторные дома! Мы должны искоренить в этом городе болезни и бедность!

— Вы верите, что когда-то здесь стоял величественный храм? — спокойно спросила Сильвия.

— Разумеется, верю!

Форрест обернулся, его лицо просияло.

— С тех пор, как люди обнаружили источник, это место почиталось священным. Я верю, что было два храма, один — посвященный Солнцу, другой — Луне. Они стояли в нижней части города, неподалеку от терм. — Он снова посмотрел в окно. — Когда я строил Королевскую водную лечебницу, мы находили множество предметов: битый кирпич, резной камень, странные оловянные таблички, даже изразцы! — Форрест вернулся к столу. — Я хотел построить здание в форме круга, однако землевладелец возражал. Кажется, мне суждено вечно носиться с этой идеей, но теперь я осуществлю свой замысел даже ценой разорения.

— Вы не разоритесь. — Сильвия подала ему бокал.

Форрест посмотрел на нее, затем перевел взгляд на меня.

— Надеюсь, что нет. За мной будущее.

Он отпил вина. Воодушевление оставило его, глаза потухли. Если мир вызывает его разочарование, то что он думает обо мне?

— Сэр, могу я спросить?

— Спрашивай, Зак.

— О вашем чертеже. Вы собираетесь замостить центральную площадь?

— Да, собираюсь.

— А что внизу? Что будет под мостовой?

Я почувствовал твердый, словно кремень, взгляд темных глаз Форреста.

— Ничего особенного, Зак.

Он лгал. Лгал мне в лицо. В это мгновение я не думал о его великом строении, а лишь о том, что он мне не доверяет, считает испорченным мальчишкой и ничтожным пустозвоном. Это открытие пронзило меня словно стрела.

Я выдавил улыбку.

Форрест с Сильвией остались, а я вышел в сад и сел на скамейку. На небе зажглись звезды, и сверху Акве Сулис выглядел сгустком тумана в складке земли. Отсюда могло показаться, что внизу раскинулся древний город. Я поежился и, обхватив себя руками за плечи, откинулся на спинку скамьи.

Так вот значит как. В сердце Круга таился секрет. Что-то связанное с людьми, с которыми тайно встречался Форрест, обществом Уробороса. Не хочет говорить — и не надо, я сам все выведаю. Я спасу его, себя, Сильвию, даже если они не заслужили моего великодушия. Я холодно улыбнулся. Сами того не желая, они станут моими должниками.

— Снова раздуваешь щеки, Павлин?

Она подкралась так неожиданно!

Я подпрыгнул.

— На себя посмотри!

Сильвия не улыбнулась. Она присела на скамейку рядом со мной, поджав ноги, чтобы не испачкать туфли.

— Прости, Зак. Порой ты выглядишь таким нелюдимым, со своими планами и тайными замыслами. Таким гордым и надменным.

— С чего мне быть надменным, Сильвия? В этом городе я никто. Но я не позволю Комптону собой помыкать.

— Так в чем состоит твой план?

Прежде чем ответить, я набрал побольше воздуха в легкие.

— Сегодня я отправил Комптону письмо. Дурно составленное, с ошибками. Письмо от тебя.

Забыв про грязь, она вскочила.

— Да как ты посмел!

— И подписал письмо твоим именем.

— Ты… ты… не могу поверить, что у тебя хватило наглости…

Я тоже встал.

— Ты уверяла, что ради Форреста готова на все. Я думал, ты не лгала.

Сильвия не сводила с меня пылающего взгляда, но ее ярость меня не трогала. Я схватил ее за руку и поволок в беседку — такую приветливую летом, а сейчас сырую, оплетенную мертвыми сухими лозами. Я боялся, что Форрест из дома нас услышит.

В беседке Сильвия выпалила:

— А ну говори, что ты там написал!

Я выпрямился. Не ей учить меня уму-разуму. Впрочем, в глубине души меня грызло раскаяние.

— Я… ты… я написал Комптону, что сделал, как он велел. Завтра в девять вечера ты встретишься с ним у терм и передашь ему чертеж Круга.

Сильвия охнула, а я, не смущаясь, продолжил:

— За это он отдаст тебе мою расписку. Я буду следить за тобой, но Комптон не должен меня увидеть.

— Нет у тебя ни стыда, ни совести! — Сильвия отдернула руку. — Форрест — твой учитель! За что ты его ненавидишь?

— При чем тут ненависть? — Мне не хотелось говорить о Форресте. — Я сделал это ради себя. Должен тебя разочаровать — я вовсе не такой мерзавец, каким ты меня считаешь. Чертеж, который получит Комптон, ненастоящий. Это бесполезная фальшивка.

Сильвия изумленно смотрела на меня.

Я рассказал ей про копию чертежа, про искажения и изъяны, которые я в него внес. Она слушала молча, теребя сухие листья, свисавшие с виноградных лоз.

Когда я закончил, Сильвия долгое время молчала. Меня знобило, по спине катился холодный пот.

— Зачем ты это сделал? — прошептала она наконец.

— Сам не знаю, что-то накатило. Иногда кажется, что весь мир ополчился против тебя. Возможно, я хотел унизить Форреста, внести хаос в его гармонию. Стать его Люцифером. Не знаю… Сильвия, ты должна раздобыть расписку! Убедись, что там стоит моя подпись. Иначе я погиб.

— А что будет, когда он узнает? — спросила Сильвия.

— Без расписки он мне не страшен. Я ничего ему не должен.

— Не Комптон, болван! Форрест!

От гнева ее лицо побледнело.

Я вздрогнул.

— Форрест еще будет меня благодарить. Когда Круг построят, а дома продадут, чем Комптон сможет ему навредить? Кому нужен несовершенный чертеж готового здания? Нет, Форрест не станет меня винить.

В саду было тихо, лишь шелестели падающие листья. Пошел дождь, ярко освещенные окна дома подернулись моросью.

— Ты согласна, Сильвия? Пожалуйста, это моя единственная надежда!

Она молча куталась в шаль. Я уже решил, что она откажет, но Сильвия отвернулась, отцепила колючку от подола, а когда подняла лицо, я снова заметил на нем прежнее дерзкое выражение, котороеуспел забыть.

Она отвела глаза.

— Хорошо, я согласна.

В тот день все валилось из рук. Я ошибался, терял вещи, то и дело впадал в задумчивость и застывал посреди своей душной крохотной каморки. Снаружи кипело строительство. Первый из трех фасадов дорос до второго этажа, но еще чернели пустые дверные проемы, в которые сновали неугомонные галки.

Не знаю, во мне ли было дело, только теперь Форрест не оставлял чертежи без присмотра, а запирал под замок. На столе лежали наброски на каждый день, под ними — его записная книжка.

Я сел и открыл томик в засаленной кожаной обложке.

Метопы.

Здесь были все они — таинственные символы, которые предстояло высечь в камне, завершая замысел мастера. Какую тайну они скрывали? Подзорная труба. Две руки, сжимающие кольцо. Дерево, а позади него камень. Какая история стояла за этими картинами? Был ли в них смысл? Послание архитектора потомкам или издевка над ними?

Я рассматривал изображение рук. Форрест заключил их в облачко или венок из цветов. Интересно, руки заодно? Или это руки врагов? Моя и его? Моя и Сильвии?

Я перевернул страницу. Дуб, змеи обвились вокруг лопаты, зеркало, серп. Лошадиный череп, украшенный цветами или, возможно, колокольчиками. Если я сумею проникнуть в его замыслы, то пойму…

— Мастер, нужна ваша помощь.

Рабочий с любопытством рассматривал рисунок из-за моего плеча. Я резко захлопнул книжку.

— Что случилось?

— Там, внизу…

— Где?

Я сердито заворочался в кресле.

— Где внизу?

Можно сколько угодно демонстрировать свое раздражение — этих людей ничем не пронять.

— Мастер Форрест нужен в тайной комнате. — Рабочий лукаво ухмыльнулся. — Сами знаете где.

Я понятия не имел, о чем он говорит.

— А, в той самой, — протянул я.

— Да, за подвалами. Там, где работают мои парни.

Я встал.

— Что случилось?

— Мы не понимаем, сэр, что-то в грунте. Только если мастер не вернулся из каменоломен, лучше дождаться…

Я вскочил, сердце забилось.

— Отведи меня туда.

Старшего над строителями звали Фишером. Я часто видел, как они с Форрестом увлеченно беседуют. Его доверенное лицо, не иначе. Фишер повел меня в недостроенный подвал. Я, спотыкаясь, ковылял за ним по грязи, старательно делая вид, что знаю дорогу. Мысли неслись, опережая шаги. Так вот что Форрест скрывает от меня! Тайную комнату!

Я карабкался по грудам необработанных валунов. Деревянные краны раскачивали над моей головой блоки тесаного камня.

Фишер привел меня в подвал под крышей. Пол усеивала каменная пыль, золотистые, недавно обработанные своды блестели. В дальнем углу высилась груда деревянных бревен, укрытых от непогоды. Вероятно, они предназначались для строительных лесов.

Я остановился, но Фишер обернулся, давая мне проход.

— Дальше, сэр.

Надеюсь, я себя не выдал. Надменно кивнув, я обогнул Фишера. За бревнами в кирпичной стене зиял недостроенный дверной проем, замковые камни лежали на полу, словно детали детской головоломки.

За аркой обнаружился коридор, который привел нас в комнату.

— Вот там, сэр, сочится вода.

Фишер указал в центр комнаты, где лежала лопата. Я шагнул вперед, щебень и обломки кирпича хрустнули под ногами. Комната оказалась круглой, иначе и быть не могло. Потолок имел форму купола. Стены из золотистого камня изгибались до самого пола. Верхняя точка терялась во мгле, но оттуда тянуло свежестью. Должно быть, там была прорублена вентиляционная шахта.

Фишер внимательно следил за мной. Сердце выпрыгивало из груди, я боялся, что его неистовый стук слышен моему спутнику.

Я был в самом сердце Круга.

— Видите?

— Вижу.

Вода просачивалась из-под земли, собираясь в лужицу.

— Вы уверены, что это не с потолка?

Фишер хмыкнул.

— Она горячая, сэр.

Я опустил пальцы в воду. Тепло. Пузырьки ласкали кожу. В воздух поднимался пар.

— Еще один источник?

— Вряд ли. Слишком высоко.

Я совершенно в этом не разбирался. Определенно внизу, в долине, были другие горячие источники. Я выпрямился, гадая, знал ли Форрест? При помощи какого волшебства разведал он про это место? До сей минуты я думал, что участок для строительства выбран им из-за удачного расположения над городом и радушия владельца.

— Что дальше, сэр? Мастер Форрест не дал никаких указаний, а сегодня мы должны закончить работу.

— Что он велел вам сделать?

— Убраться в комнате и запереть ее. — На грубоватом лице появилась лукавая ухмылка. — Для завтрашнего вечера.

Я бросил на него сердитый взгляд.

— Что ты об этом знаешь? Мастеру Форресту не понравится, что о его секретах болтают в городе.

— Я знаю лишь то, что они соберутся завтра, а тут эта вода…

Вероятно, Фишер говорил об обществе Уробороса. Я сгорал от желания расспросить его, но тогда я бы себя выдал. Пришлось изображать осведомленность.

— Хорошо, — сказал я. — Пусть твои люди построят для воды небольшую запруду. Вряд ли напор усилится. Маленькая круглая чаша не испортит… церемонии.

Фишер молча смотрел на меня в темноте.

— Хорошо, сэр.

Я отвернулся и пошел к выходу, пытаясь разглядеть как можно больше, но не заметил ничего необычного. Уже в подвале я остановился.

— Еще кое-что, Фишер. Я не скажу мастеру, что ты привел меня сюда. Он может рассердиться. Если спросит, ответь, что сам додумался насчет бассейна.

Фишер прищурился. Сообразительный малый, должно быть, он давно раскусил мою уловку. Впрочем, он только поклонился и сказал:

— Мое почтение, сэр.

От волнения я не мог усидеть на месте. Схватив шляпу и трость, я бросился вниз с холма и долго бродил по городским улочкам. Заказав в кофейне чашку шоколада, я задумчиво сидел над остывающим напитком. Размышлял, строил планы. Решил, что дождусь ухода Форреста, тайком последую за ним и спрячусь за бревнами. И стану наконец свидетелем тайной мистерии Уробороса!

И, возможно, пойму, для чего предназначен каменный круг.

БЛАДУД

Чего желать, когда достигаешь совершенства? Куда направиться после?

Я построил мой город, и он заключил меня в свои пределы. Камень и небо стали моим наваждением.

И слова, которые я похоронил глубоко в сердце, эхом отдавались в голове: «Расправь свои крылья, король».

Слышал ли я их на самом деле или воображал, будто слышу? Я начал размышлять и строить.

Я испробовал разные породы дерева, пока не нашел самую легкую и податливую. Я сделал крылья, взобрался на вершину холма и попросил птиц поделиться со мной своим умением. При помощи колдовства я призвал их, и они уселись на мои руки: орел, воробей, ворон и зимородок. И каждый дал мне в дар свое перо. Я связал их в пучки, склеил смолой, прошил костяной иглой.

Двадцать лет был я королем, и не осталось деяний, которых бы я не совершил. Но только небо не знает пределов, и я воспарю в небо.

Я стану первым из людей, проникшим за пределы.

Никто мне не верил. Они называли меня безумцем, издевались над моими трудами. Иногда, темной безлунной ночью, на меня накатывал холодный ужас, и я понимал, что и впрямь безумен.

Однажды я пришел к бассейну с горячей водой и склонился над поверхностью. Оттуда на меня смотрело ее лицо. И ее губы прошептали: «Отсюда нет выхода, король. Если ты не умеешь летать».

СУЛИС

В комнате было темно. Она сама так захотела.

Стук в дверь. Снова Ханна, в четвертый раз.

— Ты уверена, что не хочешь завтракать?

— Уверена.

— Надо съесть хоть что-нибудь, Сулис.

Она не ответила.

— Поговори со мной. — Голос звучал совсем близко. — Я не вынесу, если…

— Нет, все хорошо. Уходи.

Ханна помедлила. Сулис ощущала ее замешательство через дверь. Шепот в трубку телефона, шаги, входная дверь открылась и снова закрылась.

Сулис лежала на кровати, зарывшись в одеяло с головой. Внутри было тихо, тепло и никто не лез в душу. Она прислушалась: гудел холодильник, щелкала отопительная система. За окном ворковали голуби. Фургончик мороженщика выводил развеселую песенку. Этот звук напомнил ей о детстве, когда лежишь под одеялом с больным горлом и никто не заставляет идти в школу. А скоро придет мама с подносом, уставленным вкусностями, и спросит: «Ну, как ты?»

Она перевернулась на спину, сдернула одеяло с лица и глубоко вдохнула.

Вверху белел потолок. По нему ползли отсветы фар.

На ум пришли слова Джоша, так ее ранившие. Однако сейчас, спустя несколько дней, они уже не казались ей такими обидными.

А что, если он прав?

Поначалу она очень разозлилась, но время шло, и Сулис начала задумываться над тем, что он сказал.

Мужчина на скамейке, другой за столиком кафе, еще один в автобусе. Смутные, нечеткие образы, темное пальто, газета.

И наконец, тот, в музее. Сулис могла поклясться, что видела его и разговаривала с ним.

Она встала с кровати, накинула халат и вышла из комнаты. В гостиной везде валялись книги Саймона. Она посмотрела на них без интереса, прошла на кухню и сыпанула хлопья в чашку. Сулис ненавидела соевое молоко — единственное, которое признавала Ханна, но безропотно налила его поверх хлопьев и села на диван.

Ханна собиралась в спешке. Вокруг валялись ее бумаги и косметика — вероятно, Ханна искала ключи. Эти двое были самой чокнутой семейкой из всех, с кем Сулис пришлось иметь дело.

Поедая хлопья, она заметила на полу, почти под диваном, уголок конверта. Перевернув конверт ногой, Сулис прочитала адрес и имя.

Миссис Элисон Уэст. Социальная служба Шеффилда.

Она заставила себя доесть хлопья, облизала ложку и только потом отставила чашку и подняла конверт.

Помедлив, Сулис встала и поднялась к себе. Она открыла окно, и в комнату ворвался холодный осенний ветер, затем села на кровать и провела пальцем под клеевым краем.

Бумага треснула.

Внутри оказался исписанный листок и заполненная анкета.

Конфиденциально. Психологический портрет.

Пожалуйста, заполните любые поля, какие сочтете нужными. Информация не подлежит разглашению. Субъект…

Дальше стояло ее имя.

Сулис сжала губы. Она знала, что им приходится заполнять подобные формы. Некоторые из ее приемных родителей порой жаловались на бумажную рутину. Эта форма походила на остальные: поведение, интересы, социальные навыки… знай ставь галочки. Бывают ли у нее кошмары, завела ли она друзей…

Но письмо — это что-то новенькое. Сулис дрожащими руками развернула листок, и чувство вины сменилось гневом.

Почерк Ханны вполне соответствовал ее темпераменту: порывистому и изменчивому.

«Дорогая Элисон, хочу добавить кое-что к нашему вчерашнему разговору по телефону, ну, ты помнишь. Не знаю, как это вышло, но кажется ее бойфренд Джош каким-то образом разузнал о прошлом Сью. В последнее время она ведет себя очень странно. Стала мрачнее обычного, на вопросы не отвечает. Все время подходит к окну, порой раз семь или восемь за вечер. Короче, делает все то, о чем ты нас предупреждала. Судя по некоторым ее репликам, Сью рассказала Джошу о Шеффилде, и возможно поэтому он ушел. Нет никаких сомнений, что они расстались. Она перестала ходить на работу, почти не ест. Это продолжается уже три дня. Откровенно говоря, я в панике».

Сулис не верила своим глазам.

Что за ерунда? Это она-то стала мрачнее обычного? Внезапно ей стало страшно: а что, если она и впрямь не сознает, что делает. Словно Сулис, которую знала она, и Сулис, которую видели остальные, — разные люди.

Стук в окно. Она обернулась. Сердце упало, но это была всего лишь галка. Птица сидела на раме открытого окна. Сулис махнула рукой, и галка вспорхнула, оставив перышко, которое закружил ветер.

«Я очень расстроилась из-за работы, мне казалось, ей полезно бывать на людях. Вряд ли они возьмут ее обратно, тем не менее я на всякий случай соврала, что Сью простудилась. На деле это больше похоже на нервный срыв. Она почти не встает с постели. Мы очень волнуемся за нее. Я понимаю, в ее возрасте отношения с парнями никогда не бывают гладкими, но, учитывая прошлое Сью, я беспокоюсь. Есть и еще кое-что… Поначалу ей очень понравился город, а чем дальше, тем меньше она стремится выходить из дома. Как ты и предупреждала, стоило ей вообразить, что убийца снова следит за ней, ее поведение изменилось. Тем не менее ручаюсь, никто из окружающих не догадывается о ее прошлом».

Сулис отложила письмо. Читать дальше расхотелось. Вообразить, что убийца следит за ней? Неужели все они — полицейские, социальные работники — всего лишь наблюдали за ней, анализировали ее поведение, расставляли галочки, но не верили ни одному ее слову?

Она подошла к окну и выглянула наружу.

Когда все пошло наперекосяк? Когда ее прекрасный город изменил ей, явив трещины на фасадах, изъяны в пропорциях? Словно проступили незаметные до сих пор дефекты, и оказалось, что чертеж изначально неверен, а мир перевернут с ног на голову.

Она отвернулась от окна, схватила письмо и быстро дочитала остальное.

«…У меня сердце разрывается, когда я гляжу на нее. Она носит все это в себе и не хочет выпустить наружу. Мы решили, что должны вместе поговорить с этим юношей, но думаю, в одиночку Саймон справится лучше. Он больше разбирается в таких вещах. Позвони мне на мобильный, как обычно.

Всегда твоя, Ханна.

P. S. Кстати, психиатр был прав насчет архитектуры».

Сулис сложила листок. Внутри нее словно что-то хрустнуло. Саймон собирался поговорить с Джошем? За ее спиной? А что там насчет архитектуры? Это она выбрала Акве Сулис, она сама, а не кто-то другой! Неужели она так легко сдастся?

Она аккуратно разорвала письмо на сотню мелких клочков и пустила по ветру. Затем оделась, заправила кровать, взяла сумку и вышла из дома. Говорите, испугана? Посмотрим, кто по-настоящему испугается, когда они вернутся, а ее не окажется.

Обойдя Круг, она прошлась по магазинам, прогулялась вдоль Королевского полумесяца, ни разу не оглянувшись. Кругом бродили толпы туристов, они без устали снимали лунный серп, его летящие очертания. Купив сэндвичей, Сулис улеглась животом в теплую траву и принялась наблюдать.

Форрест начал строительство своей мечты, храм Солнца, а кто-то — его сын или ученик — завершил. Солнце и Луна, высеченные в камне. Мечты, вросшие в ландшафт, мечты, обретшие плоть, заставлявшие людей двигаться и думать так, как и не мечталось их создателю-архитектору.

Неожиданно Сулис поняла, что тоже хочет придумывать и строить здания. Мысль наполнила ее радостью: перевернувшись на спину, она рассмеялась, глядя в голубое небо.

Почему она никогда не задумывалась об этом раньше? Мысль дремала глубоко внутри, но всегда жила в ней, с тех самых пор, как две девочки увлеченно сооружали на полу башни из красных и синих кубиков.

Мечты о будущем были словно теплая волна, захлестнувшая ее изнури. Она провалялась на траве до заката, почти не замечая туристов, птиц и юных футболистов, пока окончательно не продрогла.

Перекатившись на живот, Сулис осмотрелась.

Широкая лужайка была пуста. Никто не смотрел на нее. Она была совершенно одна.

Покопавшись в сумке, Сулис вытащила мобильный. Одно сообщение, от Ханны: «Сью, где ты?»

Должно быть, сейчас около шести. Синева на западе подернулась оранжевым. Сулис поежилась, и радость, не покидавшая ее весь вечер, куда-то улетучилась, словно кто-то задул свечу или оборвал мелодию на середине.

Она встала и пошла домой.

Войдя в Круг, она заметила на скамейке под деревьями мужской силуэт. Кто-то сидел, откинувшись на спинку, и следил за ее подъездом. Сулис вздрогнула. Темное пальто, остальное терялось в сумерках.

Она едва не повернула обратно, но заставила себя остановиться. Ну, и куда ей идти? Сколько это будет продолжаться?

И тогда Сулис направилась прямо к нему. Вскоре он заметил ее и встал.

Сердце выпрыгивало из груди, и все же она упрямо шагала вперед.

— Я ждал тебя, — сказал Джош.

Задыхаясь, она кивнула.

— Они тебе рассказали?

— Кто?

— Ханна и Саймон.

— Нет.

Джош избегал ее взгляда, но она сразу поверила ему.

— Сулис, насчет той ночи…

— Забудь, позже поговорим. — Она пожала плечами. — Пошли пить чай. То-то они удивятся.

Она не ошиблась. Сулис с Джошем делали вид, будто ничего не происходит, и от души веселились, наблюдая за растерянностью Ханны. Саймон молча усмехался. Сулис изо всех сил старалась держаться естественно, но, собрав тарелки со стола, подумала, что, пожалуй, переборщила. Ханна отобрала у нее поднос.

— Ты не… не видела… на диване…

Сулис удивленно подняла брови.

— Не видела чего?

— Да так, пустяки. Как приятно, что Джош снова с нами! Э… Сулис, и все-таки…

Сулис широко улыбнулась.

— Нам пора! Саймон раздобыл ключ, и мы наконец-то узнаем, что там, в тайной комнате.

Ханна задумчиво крутила прядку волос.

— Кажется, я что-то забыла… Ах да, Сулис, недавно я набирала твой номер с рабочего телефона, но звонок заблокировался. Надеюсь, ты не испугалась?

Сулис замерла. Перед глазами стояла картина: мобильный телефон, вибрирующий на краю крыши.

— Когда?

— Точно не помню, несколько дней назад. Ничего ведь не случилось?

— Нет, все хорошо.

Сулис оцепенела. Джош оказался прав. Тот человек, в автобусе, не был убийцей.

В дверях ее настиг голос Ханны.

— Надеюсь, вы раскроете секрет той комнаты.

Сулис оглянулась, ожидая подвоха, но ее приемная мать просто стояла над раковиной на фоне высокого окна, копна кудрявых волос обрамляла лицо.

Они спустились вниз. Саймон взял фонарь и облачился в старое пальто и ботинки.

— Там будет очень грязно, — сказал он.

— Давайте я понесу, — предложил Джош.

— Хорошо, тогда держи запасной фонарик. — Саймон взял фотоаппарат со штативом и направился через вестибюль к выходу и за дверь. Сулис задумчиво шагала за ним. На улице, подняв глаза, она заметила тень Ханны за шторами. Что ж, по крайней мере, то письмо никогда не будет отослано. Наверняка Ханна ее подозревает, впрочем, не все ли равно?

С большим трудом они развернули штатив. Вечер выдался туманный, багровый цвет вечернего неба мешался с искусственным светом фонарей. От стен подвала несло сыростью.

— Сделаю несколько снимков кладки, затем те инициалы. Отойдите в сторону, — попросил Саймон.

Он целую вечность возился с фотоаппаратом. Джош и Сулис молча ждали. Разговаривать не хотелось. Было холодно, и порой Сулис охватывало чувство, что они не одни в этом подвале, что на стенах пляшут странные тени. Наконец фотоаппарат щелкнул в третий раз, и Саймон сказал:

— Готово.

Они с Джошем переглянулись.

Ключ не походил на обычный, какая-то узловатая штуковина с торчащими штырями. Впрочем, Саймону было не впервой с такими управляться.

— Мы называем их универсальными отмычками. Замок сильно проржавел.

Замок и впрямь не хотел поддаваться. Тогда Саймон смазал его и попробовал снова.

Наконец металлический штырь вошел в отверстие, Саймон надавил, и они услышали долгожданный скрежет.

— Я уж и не надеялся! — воскликнул Саймон.

— Словно гробница Тутанхамона, — сказал Джош. — Кто знает, вдруг нас ждут сокровища?

Сулис стояла за спиной Джоша. Внезапно ее охватил страх: захотелось выбежать наружу, подняться наверх и запереться в своей комнате.

Но она осталась стоять на месте.

— Так, теперь заходим. — Саймон толкнул дверь. Та не сдвинулась с места. — Застряла. Джош, помоги.

Вдвоем они нажали на дверь плечами. Сулис как будто чувствовала, с какой неохотой старое упрямое дерево уступает напору. Впереди темнота, сплошная, нетронутая. И тишина, глубокая тишина, которую не нарушали веками.

— Стойте, — прошептала она.

Джош обернулся.

— Что случилось?

Сулис не знала, что ответить.

Саймон и Джош надавили сильнее, петли заскрипели, и дверь наконец поддалась. Сулис с ужасом взирала на медленно расширяющуюся черную щель, ноздрями ощущая застоявшийся воздух подвала. Словно из-за запертой двери хлынула темная волна и теперь плескалась вокруг.

— Почти готово. Осталось еще немного.

Что они сказали Джошу? Обсуждали ее навязчивые идеи? Видения, которые посещали ее, когда она была школьницей? Пугающую красоту девочки, зависшей между небом и землей?

— Поднажми-ка здесь.

Пора прервать этот заговор молчания!

— Спасибо, Джош.

Наконец дверь распахнулась.

Саймон отряхивал грязь с ладоней.

— Ну, входим. Я возьму фонарик. Или ты окажешь нам честь, Сью?

Сулис посмотрела на Саймона, но в его глазах не было иронии, только воодушевление.

Она протиснулась в дверь мимо него и щелкнула кнопкой.

Луч фонарика пронзил тьму.

ЗАК

Мы спускались к термам вместе, я в черном сюртуке, Сильвия, кутаясь в зеленый плащ. Слуги с фонарями пересекали Площадь королевы, сопровождая кутил к игорным домам, кареты в окружении верховых важно катились мимо, пар от разгоряченных конских боков ударял в лицо.

Пахло все хуже. Город смердел. Неужто Форрест и впрямь надеется изменить этот мир? Перешагивая через кучи дерьма, я вел Сильвию под низко нависшими крышами, мимо вонючих закоулков, где свиньи чавкали, тычась мордами в корыта.

— Ты не передумал, Зак? — спросила она.

— Я должен получить расписку, неужели ты не понимаешь? У меня нет денег, чтобы заплатить долг, Сильвия. Мой отец разорен. Если мне не удастся…

— Хорошо-хорошо, я понимаю.

Ее рука легко опиралась на мою. Затем Сильвия убрала руку и плотнее закуталась в плащ.

— Ты боишься? — спросил я.

— Не Комптона.

— Не Комптона? Ты хорошо его знаешь?

Сильвия прятала глаза. Меня охватили сомнения. Встречалась ли она с ним тайно? О чем они говорили? Обо мне? Усилием воли я подавил тревогу.

— Я знала его в те времена, когда работала у Гибсона. Совсем немного.

— Ты никогда не рассказывала об этом месте.

Она пожала плечами.

— Грязная дыра. Людей раздевают там до нитки, иногда просто грабят. А однажды там умерла девушка.

— Как?

— Она упала с высоты. Я видела собственными глазами. После того случая я сбежала.

— Ее столкнули?

Сильвия сверкнула на меня глазами, но тут же отвела взгляд.

— Пожалуйста, Зак, не спрашивай.

Она по-прежнему была для меня загадкой. К тому времени мы подошли к термам, и я вложил ей в руку кожаный чехол.

— Держи. Ты знаешь, что делать.

Я передал Сильвии свой искаженный чертеж еще дома. Затем она проскользнула в мастерскую Форреста, и через пару мгновений вышла, а чертеж лежал внутри старого чехла. Поначалу я удивился, но она сказала, что, если мы хотим обмануть Комптона, все должно выглядеть натурально.

Сейчас, глядя на уголок чертежа, торчавший из чехла, я молился, чтобы Комптон не разгадал нашу уловку.

Заметив мой взгляд, Сильвия быстро запихнула утолок внутрь чехла.

— Мне пойти с тобой? — спросил я.

— Нет.

Она накинула на лицо широкий капюшон.

— Можешь следить издали, но если Комптон тебя увидит, ничего не выйдет. Так что держись от меня подальше.

— Будь осторожнее, — сказал я и понял, как глупо это звучит.

Сильвия улыбнулась мне, однако в ее глазах застыла тревога.

Выждав пять минут, я последовал за ней.

Даже вечером в термах было шумно. Форрест не раз возмущался вульгарностью этого места, и теперь я понял причину его негодования. Античный бассейн и священный источник превратились в клоаку. Грязь пятнала ступени, гомон оглушал. Музыканты за пару монет терзали старые визгливые скрипочки. Мужчины и женщины, облаченные в странные объемные одеяния, плескались в общем бассейне, входя и выходя из воды при помощи слуг. Я даже думать боялся, какими недугами страдают купальщики. Магия Бладуда была изгнана из этого места. Другие слуги ждали у помп, чтобы наполнить бутыли и отнести страдающему от подагры хозяину или мающейся золотухой хозяйке. Вонь потных тел сбивала с ног, и я едва удержался, чтобы не зажать нос платком.

Чтобы отвлечься, я принялся высматривать Сильвию.

Она стояла рядом с помпой, прижимая к себе футляр, шелковый плащ потемнел от брызг. Нищая старуха потянула меня за рукав, уговаривая купить какую-то дребедень с лотка.

Я велел старой карге убираться, а когда вновь перевел взгляд на Сильвию, рядом с ней стоял Комптон.

Его светлость был, как всегда, элегантен, серебряная рукоятка шпаги блестела. Он снял шляпу и отвесил даме насмешливый поклон. Комптон расточал улыбки, а взволнованная Сильвия испуганно оглядывалась по сторонам. Впрочем, кажется, ей удалось чем-то задеть его, потому что вскоре Комптон перестал улыбаться, что-то злобно выпалил и схватил Сильвию за руку.

Я с трудом удержался, чтобы не кинуться к ним и не разделаться с мерзавцем. Терпение — нельзя давать ему козыри против нас обоих.

Наконец Сильвия вытащила футляр, лицо Комптона просветлело, но в последний миг она отдернула руку. Видимо, она попросила взамен мою расписку, потому что его светлость расхохотался и принялся оглядываться, словно искал меня.

Пар застилал обзор, от бассейна летели горячие брызги. Они липли к щекам, словно прикосновения влажных пальцев. Я вытер лицо. Тем временем Комптон вытащил из кармана листок и, дразня, словно предлагал лакомство собаке, показал Сильвии.

Я заскрипел зубами.

Однако Сильвия ловко схватила листок, быстро прочла, сунула в карман, после чего протянула его светлости футляр.

Я затаил дыхание. Комптон развернул чертеж. На миг я испугался: что, если я недооценил его? Мой чертеж был хорош, рука верна, не хуже, чем у мастера. Нет, Комптон ни за что не заметит подмены!

Он не заметил…

Свернув чертеж, его светлость сунул его в футляр и что-то сказал Сильвии. В ответ она огрызнулась и бросилась бежать, расталкивая встречных. Комптон развернулся и вышел через главную дверь. Я устремился за Сильвией, скользя на влажных от дьявольских испарений ступенях.

— Сильвия! — окликнул я ее уже на улице, но она не обернулась.

После терм снаружи было зябко. Я бежал в темноте по Бат-стрит, прислушиваясь к звуку ее шагов, мимо больницы, магазинов, плотницких мастерских, втиснутых между домами.

— Сильвия, подожди, это же я!

Наконец она остановилась, но не обернулась, а когда я подбежал, сунула мне в руки листок.

Я кинулся к слабому фонарю, расправил листок и радостно вскрикнул.

Вне всяких сомнений, это была она, моя расписка! Моя подпись, нацарапанная в отчаянии под суммой в сто гиней. Мой долг лорду Комптону.

— У тебя получилось! — Мне хотелось подхватить Сильвию и расцеловать, но, когда я обернулся, она стояла напротив мрачнее тучи.

— Да, получилось.

Ее холодность уязвила меня. Я отвесил ей церемонный поклон.

— Спасибо, миледи.

— Не стоит благодарности.

По лицу Сильвии стекала вода, словно испарения обратились в ручеек. Я не понимал, почему она злится. Однако прежде следовало разобраться с распиской. Я поднес ее к коптящему фонарю и смотрел, как бумага чернеет по краям. Затем она вспыхнула, и я перевернул расписку, наблюдая, как мой долг превращается в пепел. Для пущей уверенности я втоптал его в грязь.

Сильвия направилась к дому, я последовал за ней.

— Сильвия, я ощущаю такую легкость, такую свободу! Если бы ты знала, как давила на плечи эта ноша!

На самом деле я и сам узнал об этом только что.

— Теперь все изменится. Я буду работать не покладая рук! Форрест не узнает своего ученика. А еще буду отсылать отцу половину жалованья. Каждый месяц!

Она не отвечала.

— Он ведь не догадался, Комптон? Остался доволен обменом?

— Да.

— Нет, ну что за болван!

— Болван, — повторила она бесстрастно.

Неужели она сожалела о нашей авантюре?

Во всяком случае, Сильвия была явно не расположена болтать, словно беседа с Комптоном вконец истощила ее. Боюсь, на радостях я наговорил лишнего. Зачем-то рассказал ей о комнате в сердце Круга и своих планах проследить за собранием тайного общества.

Сильвия молча слушала, а когда мы подошли к дому, просто сказала:

— Я пойду с тобой.

— Но, Сильвия…

Она резко развернулась и набросилась на меня:

— Я пойду с тобой, и не вздумай мне указывать! Ты получил свою драгоценную расписку, и теперь ты мой должник!

Она взбежала по ступеням и с грохотом захлопнула дверь у меня перед носом.

Я в изумлении взирал на потревоженные черные доски.

Так что же я сделал не так?

На следующий день Сильвия не показывалась. Не вышла она ни к завтраку, ни к обеду. Миссис Холл сказала, что бедняжке нездоровится и она не встает с постели.

Форрест вздохнул.

— Могу я помочь?

— Вряд ли, сэр, не тревожьтесь за мисси. Это все испарения, уж я-то знаю. К завтрему пройдет.

Сильвия избегала меня бог знает почему. С этими девчонками никогда нельзя судить наверняка.

Я наблюдал за Форрестом. Иногда он надолго впадал в задумчивость, и тогда я гадал, о чем он размышляет, вертя в руке винный бокал. Какие друидические мистерии тревожат его покой? А если не мистерии, то что? Думает, чем заменить сломанные доски лесов? Да разве его разберешь?

Я решил попытать удачу.

— Если позволите, сэр, вечером я ненадолго отлучусь.

— Куда?

— В город.

— Только помни, Зак, никаких карт.

Я улыбнулся, сама почтительность и послушание.

— Я не играю в карты, сэр.

— Вот и славно. Ибо нет на свете большего безрассудства. — Он опустил бокал. — Скажи, Зак, как, по-твоему, продвигается строительство? Тебе нравится то, что получается?

— Это здание станет венцом вашей карьеры.

— Венцом из желудей, — улыбнулся Форрест, не сводя с меня пристального взгляда. — Но ты не лукавишь? Или просто хочешь потешить тщеславие своего учителя?

Я не знал, что ответить, а когда раскрыл рот, то сказал нечто, удивившее меня самого:

— Я верю, что Круг когда-нибудь признают величайшим творением архитектуры. И я горд, что мне довелось приложить руку к его строительству.

Бог свидетель, я не лукавил.

Форрест посмотрел на меня через пустой стол.

— Так, значит, мир?

— Мир.

Форрест кивнул.

— Что ж, я доволен. Иногда мне казалось, что ты не понимаешь меня… ну, ты ведь знаешь, Зак, со мной не всякий уживется. Мой мозг бурлит идеями, словно родник, и кто знает, откуда они берутся? Но я рад, что ты со мной. Порой ты любишь важничать и задирать нос, и все же я верю, что не ошибся в тебе.

Я рассмеялся, хотя последняя фраза меня задела, а упоминание о бурлящем роднике навело на мысли о тайной комнате. Много ли стоит его дружба, если он скрыл от меня свой секрет?

Форрест встал.

— Я тоже отлучусь сегодня. Хорошего вечера, Зак. Надеюсь, Сильви не расхворается.

Я смотрел ему вслед.

Сильви. Так называл ее Комптон.

* * *

Я провел несколько беспокойных часов в каморке, увешанной моей одеждой. Пытался читать, но стоило скрипнуть входной двери, как я подлетел к окну: там мелькнула тень Форреста. Мастер вышел из дома.

Схватив сюртук, я выскочил в коридор и хотел было прошмыгнуть мимо комнаты Сильвии, но не тут-то было. Она шагнула мне навстречу, облаченная в черный плащ. Словно сидела и караулила под дверью.

— Только что вышел, — сказал я.

Она кивнула.

— Ты заболела?

Сильвия странно посмотрела на меня.

— Не знаю.

Мы на цыпочках спустились вниз и вышли на улицу. Миссис Холл не было. Тем лучше, боюсь представить, что бы она себе вообразила.

Второй вечер подряд мы с Сильвией выходили из дому вдвоем, но с прошлого раза что-то неуловимо изменилось. Она не подала мне руки, и мы едва ли перемолвились словом, пока не добрались до площадки и не заметили вдали высокую фигуру Форреста в старом плаще.

Наполовину построенное здание отбрасывало длинную тень на лачуги строителей, леса и груды камней. Стояла полная луна. Лунный свет играл на поверхности воды, металлических предметах и краях распорок, но внутри Круга была темень. Я запнулся и чуть не растянулся на земле. Сильвия схватила меня за локоть.

Форрест остановился и оглянулся. Мы замерли ни живы ни мертвы. Я знал, что, если он спросит: «Это ты, Зак?» — мне придется отозваться, но мастер отвернулся и вошел в подвал.

Теплые губы Сильвии прошептали мне прямо в ухо:

— Не отходи от меня.

Я и не собирался. В темноте она видела как кошка и уверенно вела меня вперед.

Место сбора никто не охранял. Мы не заметили на пустых недостроенных улицах ни экипажей, ни лошадей.

У входа в подвал мы остановились.

— Ты уверен, что хочешь войти? — спросила Сильвия.

— Поздно отступать.

Она посмотрела на зияющую дыру входа.

— Нет, не поздно.

— Не хочешь — не ходи.

Мне показалось, Сильвия грустно улыбнулась в темноте.

— Что мы делаем, Зак? Спасаем его или предаем?

Ответа я не знал. Недолго думая, я шагнул мимо нее и вошел в подвал.

Потянуло пронизывающим холодом, словно сегодня я спустился гораздо ниже, чем в прошлый раз. Словно упал в глубь времени. Голые стены испаряли ядовитую влагу. Изо рта шел пар.

Груда бревен высилась перед нами, словно ширма. Я остановился и прислушался. Тишина. Я не осмелился разговаривать с Сильвией, боясь эха. И почти не различал ее силуэт, размытый туманом.

Протянув руку, я коснулся дерева и провел рукой по шершавой поверхности. За грудой бревен темнел пустой дверной проем.

Затем внутри вспыхнул огонь, зажженный невидимой рукой.

Фитиль разгорался, желтые язычки пламени осветили комнату. На стенах плясали тени. Тоненький ручеек пробивался из земли в самом центре.

Пламя двигалось, перепрыгивая от свечи к свече, пока вокруг воды не образовался круг света. Рябь пробегала по стенам, из темноты доносилось потрескивание и бормотание.

Должно быть, они опередили нас. Люди из общества Уробороса, неведомого мне тайного культа. Кто они — видные горожане, торговцы и землевладельцы? Состоят ли в обществе Ральф Аллин и Грейе? Или эти люди — ученые мужи, антиквары вроде Форреста, грезящие о друидах и выдвигающие свои нелепые теории в книгах, которых никто не читает?

Сильвия предупреждающе сжала мою руку, но я выдернул ее и шагнул вперед. Прокравшись по узкому коридору, я вжался в стену и попытался унять дрожь.

Затем, глубоко вдохнув, заглянул внутрь.

БЛАДУД

За границами нашего мира — тьма. Мы живем при свете Луны и Солнца, факелов и свечей. И боимся того, что лежит вне теплого круга света.

Но друидам и мудрецам нужно знать, как темнота заползает внутрь круга, как мы впускаем ее в себя. Страх, предательство, ужас. Тайны времени, змея, кусающая свой хвост.

Помню, как ранним утром я взобрался на вершину башни. Подо мной лежал долгий путь и равнина до горизонта. Я видел, как на востоке разгорается день, чтобы угаснуть на западе. Ибо день — тот же круг.

Я приставил крылья к спине и расправил их. Сердце затрепетало, когда порыв ветра толкнул меня в спину. Я стоял на самом краю, перья шевелились от заключенной в них скрытой силы.

Однажды я уже стоял на пороге между жизнью и смертью. И вот я снова стою на краю.

Я прыгнул и закричал.

СУЛИС

Коридор привел их в пустую комнату, только в центре возвышалась какая-то круглая чаша.

— Увы, никаких сокровищ, — сказал Саймон, разглядывая голые стены.

Сулис была разочарована, словно и впрямь ожидала найти послание от Форреста, предмет, принадлежавший лично ему. Она навела фонарик на аккуратную ограду из камней.

— Интересно, что это? — пробормотал Джош.

— Хороший вопрос. — Саймон сходил за фотоаппаратом и вернулся. — Сразу и не поймешь.

Голоса звучали глухо, как будто в шахте или словно массивный фасад здания давил на них под землей. Сулис склонилась над каменным кругом.

— Это бассейн. Был когда-то.

Земля и сейчас оставалась влажной. Опустив руку, Сулис ощутила слабое тепло, исходящее от почвы. Пальцы зарылись в мягкую грязь вперемешку с песком.

— Горячий источник? Невероятно! — воскликнул Саймон.

Сулис захотелось глубже погрузить руку в теплую грязь. Пять бороздок, оставшихся от пальцев, медленно заполняла вода, прибывающая из глубины.

— Форрест знал, что тут есть источник, — сказал Саймон. — Наверное, и место выбрал поэтому. И ни с кем не поделился своей тайной. Нужно будет привести сюда геофизиков.

Саймон поводил фонариком по дальней стене. Луч выхватил из темноты что-то светлое.

— Смотрите туда, — сказал Джош.

Сулис направила фонарик к стене. Лучи сошлись, осветив квадратный камень на голом полу.

Камень был обработан, резкие четкие линии словно только что вышли из-под резца мастера.

Саймон глубоко вдохнул и перевел взгляд на Сулис.

— Что это? — прошептал Джош.

— Метопа, — осевшим голосом ответил Саймон. — Еще одна. Метопа, которую не использовали при строительстве.

Сулис шагнула вперед, присела и навела луч на гладкую поверхность.

Рисунок изображал крылатую фигуру с раскинутыми руками, устремленную к земле.

— Икар, — сказал Джош.

Саймон пожал плечами.

— Скорее, Бладуд. Форрест верил в одну местную легенду. Говорят, даже воображал себя Бладудом, друидом, который сделал себе крылья и бросился вниз с башни.

Сулис коснулась рукой шероховатой поверхности золотистого камня, из которого был построен город. Камня, извлеченного из каменоломен Ральфа Аллина.

У крылатой фигуры были длинные волосы.

Интересно, это мужчина или девочка?

Джош склонился над ней.

— Ты как?

Вместо ответа Сулис спросила:

— Что с ним стало? С тем друидом?

Саймон, хрустнув коленом, поднялся.

— Разбился вдребезги. Так пишут в книгах.

Сулис знала ответ. Знала и то, что в темноте кто-то притаился. Не Саймон и не Джош. Тот, кого она хорошо знала.

Его выдал запах. Запах воскресил воспоминания. Так пахнут прелые листья и влажная земля, так пахнет пропитанная дождем одежда. Медленно обернувшись, она заметила его фигуру у двери, но он уже отвернулся. Стоя за спинами Саймона и Джоша, для них он оставался невидимым. А затем вышел, ни разу не оглянувшись.

Сулис встала.

— Мне нужно наружу. Глотнуть свежего воздуха.

— Сулис…

Она сунула фонарик в руки Джошу и выскочила в подвал. Тень двигалась перед ней. Возможно, ее собственная, возможно, маленькой смеющейся девочки, а впереди обеих шагал незнакомец.

Двор был погружен в туман, высоко в небе, словно монета, висел серебристый диск луны.

Сулис бросилась вверх по ступеням, но на середине пролета замерла.

Он стоял у двери дома — ее дома. Замерев, она смотрела, как он вытащил ключ и вставил его в замок. Как вошел внутрь.

Не веря глазам, Сулис уперлась взглядом в закрытую дверь.

Опомнившись, бросилась вдогонку.

В вестибюле было все как обычно, если не считать клочьев тумана, заползших с улицы. Незнакомец тяжело топал по лестнице, сопя и отдуваясь. Он почти скрылся из виду.

— Стой! — прошептала она. — Стой, куда же ты?

Если что, Ханна не даст ее в обиду. Сулис бросилась наверх. Он где-то здесь, совсем близко! Однако ей никак не удавалось его нагнать — огромная искаженная тень все время маячила впереди. Преодолев последний лестничный пролет, она оказалась перед распахнутой дверью квартиры и с опаской вошла.

— Ханна?

В гостиной никого не было, лишь тихо бормотал радиоприемник. Из спальни доносился голос Ханны, говорившей по телефону. Вероятно, с Элисон. Сулис огляделась.

Дверь на чердак была приоткрыта. Она поднялась по лестнице и остановилась перед своей комнатой. Изнутри доносились странные звуки.

Приложив ухо к двери, Сулис прислушалась. Треск и шорох, глухой удар.

Она оглянулась, надеясь, что Джош последовал за ней, но его не было. Она снова одна. Так было всегда, с того самого дня, когда они с Кейтлин убежали со школьного двора и набрели на автобусную остановку.

Сулис повернула ручку двери.

В комнате было тихо и светло, аккуратно заправленная кровать, одежда на стуле. Глухой удар о стекло заставил ее подпрыгнуть на месте, и тут же сгусток темноты пронесся мимо. Сулис вскрикнула и отпрянула. Дверь за ней захлопнулась.

В комнате билась птица.

Сулис краем глаза следила за ее перемещениями в полосе лунного света. Зеркало, теперь карниз. Пленница отчаянно молотила крыльями по воздуху, заставляя трепетать полы пальто, висевшего на двери.

Раздался глухой удар — птица с размаху налетела на оконное стекло.

Нужно выпустить ее на волю.

Сулис боялась, что птица запутается в волосах и выклюет ей глаза. Стараясь не терять крылатую пленницу из виду, она бочком обошла кровать, дернула оконный шпингалет и приоткрыла окно. В то же мгновение птица пронзительно вскрикнула. Краем глаза Сулис уловила испуганные, изломанные движения крыльев перепуганной насмерть галки.

Сулис распахнула окно настежь. Промозглый ночной воздух ударил в лицо.

— Открыто, можешь влетать и вылетать сколько захочешь.

В комнате стало тихо. Сулис стояла, затаив дыхание, а холодный ветер ерошил волосы, сбивая челку на глаза.

Стоп, да птица ли это?

Сейчас, в тишине комнаты, Сулис уже ни в чем не была уверена.

И тут птица вспорхнула с зеркала и словно стрела ринулась в темноту. Сулис смотрела, как крылья чертят зигзаги на фоне крыши.

Она выбралась на крышу вслед за птицей и стала у подножия массивного каменного желудя. Круг заволокло туманом, который почти не рассеивался светом фонарей. В центре темнели деревья.

— Сулис.

Она обернулась.

Он сидел прямо на крыше. Пальто топорщилось сзади, словно сложенные крылья.

— Помнишь меня, Сулис? — спросил он.

Сердце глухо стучало в груди.

— Ты все-таки нашел меня, — сказала она.

— Я нашел тебя давным-давно. Но ты не откликалась, все время убегала от меня. Новые города, новые люди. И только когда ты приехала сюда, я понял, что смогу поговорить с тобой. Ибо это мое место.

Его лицо покрывали язвы, шрамы и грязь. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Взгляд темных карих глаз был тверд и решителен.

— Джош не верит, что ты существуешь. Говорит, что в музее, в автобусе и на улице были случайные люди.

— Возможно, он прав.

Она покачала головой.

— Ты пришел, чтобы столкнуть меня вниз с крыши? Как столкнул Кейтлин?

Неужели он улыбнулся?

— Я не сталкивал Кейтлин с крыши. И ты это знаешь.

— Я видела тебя! — Сулис смотрела ему прямо в глаза, речь лилась легко и свободно. — С того самого злополучного дня ты никогда не оставлял меня в покое! Это ты разрушил мою жизнь!

— Нет, ее разрушилаКейтлин.

Сулис уставилась на него, не понимая.

— Кейтлин была моей лучшей подругой!

— Ты уверена?

Ну, разумеется, иначе и быть не может! И в то же мгновение Сулис поняла, что уже ни в чем не уверена. Его слова, словно луч фонаря, осветили темные углы ее прошлого, в которые она раньше боялась заглядывать.

— Ну же, вспомни. — Он показал рукой-крылом на край крыши. — Смотри, вот она.

Призрак девочки, еле заметный силуэт на фоне ночи, стоял на парапете спиной к Сулис.

Она похолодела.

— Если она и впрямь твоя лучшая подруга, позови ее. Она обернется, и ты снова увидишь ее лицо.

Губы Сулис пересохли.

Она не хотела произносить ее имя, не хотела, чтобы девочка обернулась. Она не хотела снова увидеть ее лицо.

— Сулис, где ты?

Голос принадлежал Ханне.

Сулис нырнула в комнату, кинулась к двери и успела повернуть ключ за секунду до того, как снаружи на дверь надавили.

— Сью, как ты?

Задыхаясь, она отступила назад:

— Все нормально.

— Саймон сказал, ты умчалась так стремительно…

— Все нормально, я просто… я…

— Тут Джош.

— Я знаю, дайте мне пять минут.

Она бросилась на крышу. Туман оседал на лице, словно морось.

Он не ушел, все так же сидел, спрятав руки в рукава пальто, словно продрог. Услышав ее шаги, он повернул голову и пристально уставился на нее пронзительными птичьими глазами.

— Расскажи мне о Кейтлин, — попросил он.

Сулис присела на подоконник.

— Мы были неразлучны, играли, строили башни и дома из кубиков.

— Вместе?

— Ну, можно сказать, вместе.

— Так вместе?

— Вместе, я же сказала! Вернее, строила я. Мне всегда нравилось возиться с кубиками, а Кейтлин говорила, что ей скучно. Однажды я построила очень высокую башню, а она разрушила ее.

Как она могла забыть?

— Она заставляла меня провожать ее домой из школы. Мне было не по пути, но она только смеялась надо мной.

— Ты могла отказать ей, — сказал он, разглядывая деревья внизу.

— Не могла. Она была сильнее меня. Мне приходилось подчиняться.

Теперь, когда Сулис отпустила себя, позволила себе вспомнить, очертания девочки на парапете начали расплываться.

— Рядом с ней я чувствовала себя меньше и незаметнее. Я была ее тенью.

Неожиданно он выдернул перо и пустил по ветру.

— Все мы лишь тени.

Откуда пришли эти воспоминания? Выходит, все эти годы после смерти Кейтлин она не позволяла себе думать…

— О побеге? — прошептал он.

— Это была ее идея. Я не хотела убегать, и Кейтлин пришлось тащить меня силой.

Рука Кейтлин на ее плече. А ну-ка стой, если уйдешь, я больше с тобой не вожусь. Вот она бежит следом, умоляет не бросать ее одну.

— Сью!

На этот раз Джош. Не дождавшись ответа, Джош замолотил в дверь кулаком.

Он сполз с крыши, чтобы быть ближе к ней. Теперь лицо очистилось от язв, словно их и не было. Карие глаза смотрели твердо.

— И ты пошла с ней. Села в автобус, гуляла по парку.

— И все время плакала, хотела домой. Заткнись, плакса. Мы им покажем… Я ненавидела ее.

Сулис встретилась глазами с глазами незнакомца и хрипло прошептала:

— Я ненавидела Кейтлин.

— Сью, пожалуйста, открой!

Она обернулась к двери, но он спросил:

— А как же тот человек?

Сулис стояла, окутанная туманом, обхватив себя руками за плечи. Наконец решилась:

— Никто не поднимался за нами на башню. Не было никакого бродяги. Ни тебя, ни кого-то еще.

Он довольно улыбнулся.

— Это Кейтлин придумала влезть туда. Она толкала меня перед собой. А когда мы добрались до верху, стала смеяться над моим страхом. Говорила, что может все, что умеет летать. Сидела на крыше, болтая ногами в воздухе. Я умоляла ее отойти от края, она не слушалась.

Призрак девочки словно вырос на глазах. Розовый пуховик, шерстяная шапочка, светлые косички.

Сулис не сводила с нее глаз.

— А потом Кейтлин встала и раскинула руки. Смотри, как сейчас! Видишь?

— Вижу.

— Она схватила меня за запястье, я плакала и отбивалась.

— Ты ударила ее.

— Мы дрались.

— Ты вырывалась…

— …и лягалась.

— Ты тянула…

— …и визжала.

Теперь он стоял совсем рядом. Кто-то колотил в дверь, из парка неслись крики, луч фонарика ослеплял.

— Люди кричали, и тогда она встала на самый край…

— Чтобы доказать им…

— …доказать, что она не боится. Доказать мне…

— …что она сильнее.

Призрак девочки покачнулся. С карканьем взлетела птица.

— Моя рука. Смотри, это моя рука. Выходит, это я столкнула ее с крыши? Я убила ее? Я и есть тот бродяга?

Ответа не было. Ее рука тянулась и тянулась к розовому пуховику. Сулис боялась, что Кейтлин обернется, и она снова увидит ее лицо после всех этих лет. Но рука словно по собственной воле дюйм за дюймом тянулась к блестящей ткани и худой детской лопатке.

Саймон распахнул дверь и выпалил:

— Сью, как ты?

ЗАК

Интересно, что я ожидал увидеть?

Людей в друидских одеждах? Зловещие и нечестивые обряды? Деревенскую девочку, принесенную в жертву позолоченным серпом?

Возможно, нечто подобное тут и происходило, в дыму от свечей было не разглядеть, но люди, кем бы они ни были, уже покинули это место, обратившись в тени, в ничто.

Остался один Форрест.

Он сидел у источника, плащ топорщился сзади.

— Зак, Сильвия, заходите.

На мгновение меня охватило сильное желание броситься назад, притвориться, будто меня здесь нет. Но Сильвия бесстрашно шагнула вперед, ее платье прошелестело мимо, и мне пришлось последовать за ней, сгорая от стыда.

Форрест зажег свечи по кругу, их дым постепенно заволакивал комнату.

В слабом свете я разглядел источник, окруженный вторым кругом из коричневых яйцеобразных предметов. Что-то хрустнуло под ногой. Я нагнулся.

Желуди, круг из желудей.

— Боюсь, ты прозевал нашу маленькую церемонию, Зак.

Я видел, мастер вне себя от злости. Его словно придавила к земле непосильная тяжесть, да только была ли это и впрямь ярость, или, быть может, печаль?

Рядом со мной стояла дрожащая Сильвия.

— Сэр, нас…

— Обуяло любопытство?

— Да.

Он рассмеялся, сухо, невесело.

— Во мне нет ничего любопытного, но я надеялся, что заслуживаю лучшего отношения.

Поначалу я его не понял. Затем он поднял свечу и переставил ближе к себе. Свет упал на расстеленный на земле чертеж, прижатый по краям камнями.

— Кто автор этого посмешища, Зак? — спросил Форрест, буравя меня взглядом.

В голове у меня все перемешалось, затем я услышал слабый вздох. Звук исходил от Сильвии. И, словно вспышка света, в мозгу блеснула догадка. Перед Форрестом лежал мой чертеж, искаженная копия его работы. Настоящий чертеж Сильвия отдала Комптону.

Оцепенев, я посмотрел на нее — хватило беглого взгляда. Сильвия не сводила с меня глаз, а лицо побелело как полотно.

В мгновение ока передо мной промелькнуло мое будущее: позорное изгнание, дома, которые я никогда не построю. И ее скитания по грязным лондонским улицам в поисках подаяния. Сильвия предала нас обоих. Чего ради мне ее выгораживать?

Я выпрямился, поправил манжеты и ничего не сказал.

Форрест показал на чертеж.

— Где оригинал?

— Продан, — прошептал я.

— Комптону?

Я кивнул — перехватило горло.

Форрест покачал головой, словно не мог говорить.

— Ты проиграл ему в карты? — наконец спросил он с горечью.

— Мастер Аллин вам рассказал?

— Намекнул. Почему ты не пришел ко мне, Зак, почему? — Он вскочил на ноги и выпалил: — Неужели я был таким плохим учителем? Разве я это заслужил?

Сильвия стояла рядом со мной, безмолвная, словно призрак, не смея поднять глаз. Во мне вспыхнула ярость. Мне хотелось крикнуть: «Это она, она! Эта лгунья меня подставила!»

Но я только покачал головой.

Тогда Форрест схватил чертеж и швырнул его мне в лицо.

— Как ты посмел так оскорбить меня, Зак? Я простил бы тебе карточные долги, простил бы твою неверность, но как ты мог допустить, чтобы кто-то построил эти уродливые развалины, исказив, уничтожив мой замысел? Не могу поверить! — Форрест стоял напротив меня, от гнева его карие глаза потемнели. — Архитектура — великая магия и высокое искусство, Зак. Нет ничего страшней, чем предать свое призвание.

Сильвия тихонько всхлипнула.

На миг я обрадовался, решив, что сейчас она признается, сейчас она расскажет ему все, но Сильвия молчала. Потом она повернулась и бросилась назад, в темноту коридора.

Форрест отвел волосы с лица.

— Я не желаю вас видеть, сэр. Ступайте прочь. Соберите свои вещи и убирайтесь вон из моего дома. Вы мне больше не ученик.

Я мог бы многое сказать ему в ответ. Лицо горело от стыда, и хотя гордость сжигала меня огнем, я усмирил ее, поднял голову и развернулся на каблуках, стараясь держаться как можно хладнокровнее. И все же стоило мне двинуться к выходу, как меня затопили угрызения совести. Чтобы заставить совесть умолкнуть, мне пришлось бы вернуться и рассказать ему о том, что сделала Сильвия.

Потому что я оставлял ее в доме Форреста, змею, пригревшуюся у него на груди!

Я остановился.

— Сэр, прошу вас, выслушайте…

— Уходи, Зак! — прорычал он со слезами в голосе.

И я ушел.

Снаружи висел промозглый туман. От него на площадке было светлее обычного. Пар от дыхания вырывался изо рта.

Не оглядываясь, я брел мимо груд камней. Что меня ждет? Почему я разрушил свою жизнь ради девчонки, которая совершила то, что совершила? Ради потаскушки, которой я ничем не обязан?

Я остановился. Нет, я должен вернуться и все ему рассказать.

И если он вышвырнет ее на улицу, мне-то что задело?

— Зак.

Она стояла в темном дверном проеме.

Я смотрел на нее сквозь туман.

— Что ты сделала, Сильвия? Я доверял тебе, я…

— Ты рассказал ему?

Я покачал головой.

Она тихо застонала.

— Ты должен был ему рассказать. Пойми, должен.

— Нет, — ответил я надменно. Все мои добрые намерения вмиг улетучились, я снова стал собой, Заком Павлином.

Она закрыла лицо руками.

— Тогда я ему расскажу.

— Нет, — я быстро подошел к ней. — Ты кончишь жизнь в канаве.

— Я это заслужила.

Я не собирался ее разубеждать. Просто спросил:

— А как тебя угораздило угодить к нему в сети?

— Так же, как и тебя. — Сильвия покачала головой. — Думаешь, женщины у Гибсона не играют? Я задолжала Комптону больше, чем ты. У меня не было выбора.

Она не плакала, но бледное лицо исказила страдальческая гримаса.

— Нет, был.

— Тебе не понять, Зак, что значит зависеть от кого-то. Несколько раз я пыталась сбежать. А теперь предала Форреста. Да знаешь ли ты, что я готова жизнь отдать ради него? И все-таки я сделала то, что сделала.

Я молчал.

Вокруг стояла тишина: молчали темные склоны холмов, затих город вдали. Где-то залаяла собака, и Сильвия сказала:

— Не уходи от Форреста. А когда он вернется домой, все ему расскажешь.

— А как же ты?

— Забудь обо мне. У меня есть одежда, немного денег. Как-нибудь продержусь. — Она невесело рассмеялась. — Найдется другой город. Не такой красивый, как тот, что хочет построить Форрест, но для такой, как я, сойдет и похуже. Прощай, Зак Павлин.

Я не улыбнулся, просто кивнул, хотел сказать что-то еще, однако она уже исчезла в проеме двери.

Я ждал, но Сильвия не возвращалась. Я отвернулся и не сразу сообразил, где нахожусь. Привычный хаос, царивший на площадке, теперь сбивал с толку, со всех сторон надо мной нависали массивные фасады, словно тридцать домов Круга по прихоти воображения обратились камнями величественной изгороди, свидетелями моей глупости. Я воображал высокие деревья, что вырастут тут когда-нибудь: пять мощных стволов в сердце Круга, пышными кронами закрывающие луну. Откуда-то выпорхнула птица, я поднял голову и увидел Сильвию.

По лестницам и неразобранным лесам она взобралась на крышу и теперь стояла у парапета. Ее платье мерцало в лунном свете, руки вцепились в край плиты. Она смотрела вниз на площадку.

У меня перехватило дыхание.

Форрест вышел из подвала.

— Мастер! — крикнул я.

Он обернулся. Мы оба замерли, а опомнившись, бросились к ней. Форрест стоял ближе и оказался проворнее. Я слышал, как он, оступаясь, с грохотом карабкается вверх по лестницам.

Я, пыхтя, лез вслед за ним. Потные ладони скользили, облака золотистой пыли оседали на плечах, словно морось. Перила закончились на полпути, и мне пришлось вцепиться в кольца и подтянуться на руках. Дыхание замерло, сердце выпрыгивало из груди.

На самом верху перед глазами поплыли круги. Шатаясь, я выбрался на крышу.

— Сильви, — сказал Форрест откуда-то из темноты. Его голос походил на хриплое карканье. — Сильви, прошу тебя, не делай этого.

Я встал позади него.

Она сидела на самом краю, свесив ноги над бездной. Местами крыша представляла собой голые стропила, и в просветы между ними ничего не стоило провалиться. Ровный ряд каменных колонн высился снизу, ожидая кровельщиков.

Форрест дышал с трудом, я слышал, как клокочет у него в груди.

Ее голос донесся откуда-то издалека.

— Не вините Зака, это сделала я.

Мастер судорожно ловил воздух ртом. Я собирался шагнуть к нему, но места на узком помосте не осталось.

— Комптон хотел заполучить чертеж. Велел мне принести его. Я задолжала ему, и… были другие причины. Я познакомилась с ним у Гибсона.

— Ты любишь его? — прошептал Форрест.

Сильвия повернула к нам лицо. Глаза темнели на мертвенно-бледном лице.

— Любила, наверное, давно. Он был так красив, так деликатен, говорил так учтиво и любезно… впрочем, я быстро поняла, что он негодяй, увидела его жестокость, высокомерие. Но так и не смогла избавиться от него.

Она вздрогнула, сломленная отчаянием.

— Ненавижу его и не могу забыть. Словно он имеет надо мной власть, и, что бы он ни попросил, я все для него сделаю.

Невидящими глазами Сильвия смотрела сквозь туман.

— Зак хотел отдать ему фальшивый чертеж, но я знала, Комптон догадается о подделке, и тогда мне несдобровать. Ему доставляет удовольствие мучить меня. Поэтому я и обманула вас обоих.

— Теперь это не имеет значения, — сказал Форрест.

— Нет, имеет! — взорвалась Сильвия. — Вы дали мне все, а я предала вас!

— Пусть так, — хрипло прорычал Форрест, — но если ты прыгнешь, ты предашь меня снова, и уже ничего нельзя будет исправить. Нам с Заком предстоит всю жизнь прожить с этой тяжестью, всю жизнь видеть во сне, как ты падаешь в бездну. — Он подобрался к ней ближе. — А моя работа, мое здание! Ты навеки разрушишь его.

Заметил ли он в темноте, что Сильвия улыбнулась? Потому что она и впрямь улыбалась сквозь слезы.

— Вы только о нем и думаете.

— О нем, как же иначе?

Форрест встал на колено и протянул к ней руки. Стропила под ним затрещали.

Сильвия заметила меня за его спиной.

— Разве я уже не разрушила его?

— Нет, замысел принадлежит мне. Пусть Комптон построит Круг, пусть прославится. Это неважно. — Мастер зашелся хриплым смехом. — Главное, что здание будет стоять. Я построил его для нас. Мы трое — вершины треугольника.

Форрест закашлялся. Тело судорожно дернулось, рот перекосился. Я склонился над ним, вмиг догадавшись, что в этом заключается его план. Сильвия не сможет остаться в стороне, бросится на помощь.

— Вот увидите, сейчас она будет здесь, — прошептал я ему на ухо.

И не ошибся. Сильвия кинулась к нам, платье зацепилось за дерево, и она со злостью рванула тонкую ткань. Голова Форреста запрокинулась, он судорожно ловил ртом воздух, пальцы царапали о дерево. Грудь напряглась, и он, обессилев, привалился к моему плечу.

Я поднял глаза на Сильвию, охваченный ужасом.

— Он не притворяется!

Вдвоем нам удалось посадить его. Форрест сражался за каждый вдох, словно внутри него сидел демон, словно сам воздух был его врагом. Лицо горело, а глаза всматривались во тьму, которой нам не дано было узреть. Мастер был прав: до конца жизни мне предстояло просыпаться в холодном поту, вспоминая во сне, как он сражался за жизнь, его хриплое, свистящее дыхание, то, как он до последнего сжимал мою руку, ногтями царапая ладонь.

Внезапно хватка его пальцев ослабла.

Наступила тишина.

Я обнимал мастера, пока не убедился, что его сражение завершено, а натруженное сердце больше не бьется. Сильвия рыдала, а я не мог плакать, на душе было пусто. Я осторожно опустил его на стропила, чувствуя, что вместе с тяжестью силы оставляют меня.

Меня шатало, но я протянул ей руку, и она взяла ее.

Птица над нами взмыла в ночное небо.

БЛАДУД

Как поведать об экстазе полета?

Рассказать, что значит освободиться от пут земли, безмятежно парить в голубом небе, не боясь упасть!

Обо мне будут говорить разное. Те, кто любит страшные истории, скажут, что я рухнул вниз, вдребезги разбившись о камни. Словно Икар, взлетевший слишком высоко. Или Люцифер, возомнивший о себе слишком много.

Но мечтатели и поэты будут уверять, что я улетел в неизведанные земли, обратился птицей и иногда наведываюсь в город, принимая человеческое обличье.

Решайте сами, какое объяснение кажется вам наиболее правдоподобным и что для вас правда.

За пределами круга — небеса, и звезды, и тайны, что ведомы только друидам.

Дальше пути нет. Вы должны остановиться, оглянуться и постараться понять.

Круг поможет вам.

Круг — древнейшая магия.

СУЛИС

За рулем сидел Саймон, Ханна устроилась рядом, в косынке и солнцезащитных очках, словно героиня из фильма пятидесятых годов. Они выбрались из города, и теперь мимо скользили холмы, солнце сияло в голубом небе, деревья сбрасывали последние листья.

Сулис и Джош сидели на заднем сиденье, слушали болтовню Ханны и время от времени поглядывали на зеленые поля за окнами, а порой — друг на друга.

— Что-то вы притихли, — заметила Ханна.

— У нас все хорошо, — ответил Джош.

И это было правдой.

Сулис смотрела на свое отражение в стекле. Краска почти смылась с волос, обнажив рыжие корни. Она больше не выпрямляла их, и теперь они лежали мягкой волной, совершенно изменяя ее облик.

На ней была прикольная сине-зеленая майка и новая куртка — подарок Ханны. Сулис ощущала себя оборотнем.

— Теперь уже близко. — Саймон переключил скорость и свернул с шоссе. — Я расскажу, вам понравится. Очень странное место. Форрест собственноручно измерил его.

— А если не понравится, — улыбнулась Ханна, — переместимся в ближайший паб.

— Хорошая мысль, — одобрил Джош.

Узкая дорога вилась вдоль изгородей. Галки галдели в ветвях вязов.

Миновав мост и сторожку, они въехали в крохотную деревушку и припарковались на стоянке.

Когда мотор заглох, тишина стала осязаемой.

Ханна опустила стекло.

— Только прислушайтесь.

Овцы блеяли и щипали траву. Сулис открыла дверцу и вышла наружу.

— Куда идти?

— Вперед.

Саймон вытащил из багажника фотоаппарат. А еще коробки, штатив, книги и плед.

Сулис и Ханна переглянулись.

— Вы двое шагайте вперед, а я помогу ему тащить весь этот хлам, — сказала Ханна. — Видимо, он решил, что нам предстоит экспедиция в Сахару, а не прогулка в Стентон-Дрю.

Джош открыл воротца, и они с Сулис вышли в поле. Сулис перелезла через изгородь, а Джош остановился, чтобы выудить из ящика буклет.

Усевшись на изгороди, Сулис смотрела на круги.

Они выглядели невероятно древними. Великий круг опоясывал поле, между камней бродили овцы. Поначалу Сулис показалось, будто камни расставлены в произвольном порядке, но когда она слезла с изгороди и спустилась вниз по склону, то разглядела закономерность. Камни окружили ее, огромные валуны и массивные глыбы, они стояли, лежали, некоторые завалились на бок, кое-где в стройном ряду зияли просветы.

— На самом деле круг не один, — прочел Джош в буклете. — Их три, один внутри другого. Наружу ведут каменные просеки. Говорят…

— Хватит читать, лучше смотри!

Круг лежал в низине, опоясанный холмами и долинами.

Джош сунул буклет в карман, и они принялись бродить между камнями. Не переставая жевать, овцы настороженно поглядывали на них.

Сулис уселась на поваленный валун самого маленького круга. Джош уперся ногой в камень, засунул руки в карманы и огляделся.

— Ну и что тут особенного?

— Спроси у Саймона. — Сулис усмехнулась. — Он говорит, мне полезны прогулки на свежем воздухе.

Джош кивнул. Они смотрели, как Саймон и Ханна внесли фотоаппарат на поле и вернулись к машине за остальным.

— Ты ведь не собиралась прыгать с крыши? — спросил Джош.

— Конечно, нет.

Сулис натянула шерстяные перчатки.

— Тогда зачем…

— Птица залетела в комнату. Я пыталась прогнать ее.

Сулис еще не была готова обсуждать это с Джошем. Чем больше она думала о том, что случилось на крыше, чем более расплывчатыми становились воспоминания. Она действительно слышала голос незнакомца? Не был ли он и девочка-призрак ее фантазиями? Одно Сулис знала твердо: отныне она свободна. Впервые с тех пор, как Кейтлин упала с башни.

— Что за птица?

Сулис не ответила.

— Джош, я вспомнила.

Он ждал продолжения.

— Ты оказался прав. Никакого убийцы не было. Теперь я это понимаю. Не знаю, почему я раньше думала иначе. Это словно шрам на ране, я боялась его касаться, боялась боли.

— Теперь шрам рассосался?

— Надеюсь. Я вспомнила, что на самом деле случилось с Кейтлин.

Саймон устанавливал камеру на противоположном краю поля.

— Она не была твоей подругой? — спросил Джош.

Сулис удивленно уставилась на него.

— Как ты догадался? Кейтлин была грубой маленькой задирой, а я ей во всем потакала. — Она замолчала и посмотрела на камни. — После ее смерти мне не хотелось вспоминать о ней плохо, вот я и придумала новую Кейтлин: умницу и заводилу.

— Сью, но если не было убийцы…

— Что случилось на башне? Я и это придумала, а правду похоронила глубоко внутри. Теперь я знаю. — Она глубоко вдохнула, каждое слово давалось с трудом. — Мы залезли на башню, потому что так решила Кейтлин. Половину пути она силком тащила меня по ступенькам, а я упиралась и плакала. Мне хотелось домой, но вторую половину пути я шла сама, потому что она мне велела. Звучит глупо, и все-таки…

— Нет, совсем не глупо.

Сулис кивнула.

— На крыше она встала на самом краю. Она любила рисоваться, испытывать судьбу. Кейтлин и меня заставила встать рядом. А потом она покачнулась, я отдернула руку…

Она замолчала.

— Ты столкнула ее? — прошептал Джош.

Столкнула? На миг старые страхи вернулись, однако Сулис уверенно покачала головой.

— Нет. Там, на крыше, мне было очень страшно. Я плакала, боялась, что мы упадем. Пыталась выдернуть руку, но я ее не толкала! Теперь я знаю точно, хотя многие годы я… я сомневалась. Потому и придумала того незнакомца. Чтобы он взял вину на себя.

— Неужели все эти города и приемные семьи…

— Джош, как ты не понимаешь, я верила в него! Я на самом деле боялась, что он меня найдет!

Они молча сидели и смотрели на поле. Сулис гадала, что Джош думает о ней, но облегчение было так велико, что даже это мало заботило. Саймон на другой стороне поля снимал камни с разных точек: на фоне горизонта, на фоне деревьев.

— Эй, вы, встаньте рядом! Сулис, улыбнись!

Сулис замялась. До сих пор существовал лишь один ее снимок — девочки, сжавшейся под вспышками фотокамер. Джош, недолго думая, схватил ее за руку, они вскочили, приняли неловкую позу, Саймон щелкнул затвором, и они расхохотались.

Рассматривая картинку на экране, Сулис не узнавала себя — на нее смотрела спокойная взрослая девушка. Рядом гримасничал Джош, сзади высились древние валуны.

Саймон распаковал инвентарь: ленты, рулетки, ноутбук и теодолит.

— Пора приниматься за работу. Давайте руки.

Чтобы измерить поле, им потребовался час. Поначалу они хихикали, путались в лентах, потом Сулис надоело. Впрочем, как и Ханне. Они расстелили плед и устроились на краю поля.

— Посмотри, — Ханна погладила массивный ствол упавшего дуба, на котором они расположились, — какое огромное было дерево. И очень старое.

Сулис, усевшись между сучьев, жевала бутерброд. Над ней раскинулось голубое безоблачное небо.

— Теперь все в порядке, Сью? — спросила Ханна.

— Теперь да.

— Может быть, ты останешься с нами?

Сулис повернулась к ней.

— Зачем?

— Я просто подумала… университет и все такое. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть…

Сулис улыбнулась, вспомнив письмо Ханны, и твердо сказала:

— Я очень хочу остаться с вами. Мне нравится жить в Круге. Честно.

— Теперь мы станем настоящей семьей! — обрадовалась Ханна.

Сулис рассмеялась и улеглась на плед, глядя на устало бредущих через поле Саймона и Джоша.

Саймон упал рядом с ней и воскликнул:

— Какое удивительное место! Только посмотрите. — Он развернул к ним ноутбук. — Точность измерений Джонатана Форреста превосходит современную. Погрешность составляет три сантиметра! Этот человек — гений!

— Ты бы поел. — Ханна подвинула мужу пакет. — Там яйца и сыр. Хумус — для меня, не трогай.

Позже, когда Ханна с Саймоном, взявшись за руки, отправились побродить, Джош, сжимая банку колы, рассеянно заметил:

— Знаешь, кажется, я возвращаюсь в университет.

Сулис потрясенно уставилась на него.

— Правда?

— Ты не рада?

— Конечно, рада, болван. Но я думала…

— Саймон все устроил. Он классный. Мне дадут грант, нужно только заполнить форму. Саймон уверяет, что все получится. Не слишком большие деньги, но на жизнь должно хватить. Может быть, мне разрешат остаться в термах на неполный день. — Джош присел на корточки и посмотрел на поле. — В девяностых тут проводили съемку георадаром и обнаружили массу интересных вещей. Ямы для столбов, целых четыре сотни. Вероятно, когда-то здесь стояло громадное деревянное здание с дырой посередине крыши.

— Когда?

— В эпоху неолита. Это сейчас здесь все заброшено.

— Из тебя выйдет великий археолог, Джош.

— А из тебя — архитектор.

Они прыснули.

— Сулис, пора! — Ханна шла к ним через поле.

Спихнув Джоша на мокрый дерн, Сулис скатала плед. Джош поднял что-то с обглоданной овцами травы и запустил в нее.

— Что это?

Сулис поймала желудь.

— Но дерево мертво уже лет сто!

Желудь был живым и зеленым.

— Давайте посадим его, — сказала Ханна. — Кто знает, может, и вырастет.

Джош недоверчиво хмыкнул, но Сулис расковыряла ямку в земле, положила желудь в мягкую почву и сказала:

— Расти.

На обратном пути Саймон тихо похрапывал на переднем сиденье, Ханна, ведя машину, подпевала радиоприемнику, а Джош листал растрепанный буклет.

Сулис смотрела в окно на город, освещенный огнями фонарей, на улицы, окружающие священный источник, словно стражники.

Ей было жаль Кейтлин, но отныне она не станет оглядываться назад.

А когда-нибудь, возможно, шепнет Джошу свое настоящее имя.

ЗАК

Похороны учителя состоялись промозглым ветреным днем, в церкви, где он когда-то венчался.

Служба была торжественной и пышной. Все городские сановники прислали соболезнования, некоторые явились сами. Все устроил Ральф Аллин. Никогда не видел его таким подавленным, он даже постарел от горя. Владелец каменоломен тихо сидел, глубоко уйдя в воспоминания. Церковь заполнили разодетые дамы и влиятельные господа. Сидя на жесткой скамье, я проклинал их всех и каждого в отдельности. Творения Форреста принесли их городу славу и деньги, а они лишь презирали мастера.

Сильвия не пришла, хотя миссис Холл купила ей черное платье. Я боялся, что ночью Сильвия уйдет, замученная раскаянием.

Я знал, о чем она думает. Сильвия винила себя в смерти мастера, вбила себе в голову, будто Форреста убила ее опрометчивость.

Глупость, конечно. Мастер каждый день поднимался на леса, а приступы астмы постепенно расшатывали его здоровье. Но я понимал ее чувства — Сильвия очень его любила, любила так, как я никогда никого не любил.

Меня же терзали гнев и стыд. Я ведь и сам презирал учителя, а теперь, после его смерти, мог думать лишь о его доброте, горячности и одержимости. Неужели ему нужно было умереть, чтобы я осознал, как он мне дорог? Неужели я так глуп, что не понимал этого раньше?

Я должен был кое-что сделать, и я трудился всю ночь, разложив на рабочем столе мастера чертеж.

Осторожно, штрих за штрихом, я убирал искажения, все глупые изменения, которые сам же в него внес. Постепенно чертеж приобретал прежний вид. На стол падал свет от лампы, дом спал. Наверху, в комнате Сильвии, скрипнула половица, словно она беспокойно ходила из угла в угол.

Должно быть, я так и уснул за столом.

Кто-то тормошил меня за плечо.

— Зак, просыпайся!

Солнце уже взошло. По стеклу струились капли дождя. Шея занемела, я спал, положив голову на руки поверх чертежа.

— Который час? — простонал я.

— Семь. Миссис Холл скоро встанет. Попробуй.

Она поставила на стол дымящуюся чашку шоколада. Я сделал глоток, и обжигающая сладость напитка мгновенно прогнала остатки сна. Пока я пил, она рассматривала чертеж.

— Закончил?

— Да, — кивнул я, вытирая губы. — Откуда ты узнала, что я здесь?

Она выдавила улыбку, слабую тень ее прежней нахальной гримаски.

— Я тебя услышала. Ночью я спускалась и подглядывала за тобой в глазок, но ты так увлекся, что ничего не заметил.

Я поставил чашку на стол.

— Никто ничего не узнает. Когда-нибудь чертеж будут выставлять в музее. Чертеж Королевского круга, выполненный Джонатаном Форрестом. Люди будут восхищаться его мастерством и верной рукой. Больше я ничего не могу для него сделать.

— Кто знает.

Скатывая чертеж, я поднял глаза. Черное платье подчеркивало ее бледность, даже волосы, казалось, утратили блеск. Краснота и припухлость вокруг глаз исчезли, но я не сомневался, за последние дни она едва ли притронулась к еде.

— О чем ты?

— Пришло письмо. Сын мистера Форреста возвращается. Его корабль пришвартовался в Бристоле, и сейчас он на пути домой.

Я молча смотрел на нее.

— Он выгонит нас? — спросила Сильвия.

Хотел бы я знать.

— Я ни разу его не видел. Он может отказаться от моих услуг подмастерья, может оставить меня до окончания строительства.

Будущее Сильвии представлялось туманным. Каким бы ни был сын Форреста, он — не сам Форрест.

— Сильвия…

— Мы забыли еще кое-что. — Она склонилась над чертежом, закусив губу. — Метопы.

— Метопы? Я понятия не имею, что он…

— Мы должны наметить для них места. Иначе его замысел останется незавершенным.

Я смотрел на тайные знаки, значения которых не понимал. Если это буквы какого-то неведомого алфавита, мне их не прочесть.

— Я понятия не имею, что они обозначают, в каком порядке должны…

— Неважно. — Она взяла со стола карандаш. — Пронумеруй их, нанеси на чертеж. Пока кто-нибудь не сказал, что они тут лишние или слишком дороги. Если метопы содержат зашифрованное послание, найдется тот, кто сможет его прочесть.

И я сделал, как она велела. И даже пририсовал свою картинку: дерево, разбитое молнией, рядом с ним отломленный сук. Дуб был на гербе Форреста, а теперь он мертв. Как еще я мог увековечить его память?

Не успели мы закончить, как в дверь постучали. Миссис Холл затопала вниз по лестнице. До нас донеслись голоса и радостные возгласы.

— Быстрее, — прошептала Сильвия.

Мы аккуратно свернули чертеж, а я разложил бумаги так, как они лежали при Форресте.

Мы обернулись к двери.

На пороге появился молодой джентльмен.

Мое глупое сердце ухнуло вниз — передо мной стоял Форрест, только на двадцать лет моложе.

Те же темные карие глаза, такой же пристальный, острый взор.

Сильвия низко присела. Я поклонился.

— Вероятно, вы Зак?

— Да, сэр. С благополучным возвращением.

Он кивнул.

— Не таким уж благополучным, как я надеялся. — Он выглядел усталым, и все время оглядывал кабинет, словно ожидал увидеть отца, затем улыбнулся Сильвии.

— Отец писал мне о вас.

И в то же мгновение я понял, что Сильвии больше нечего бояться.

— Мастер Форрест был самым добрым человеком из всех, кого я знала.

Джек Форрест-младший печально улыбнулся.

— Да, разумеется, нам повезло, что судьба свела нас с ним.

Он был молод, Джек Форрест-младший, но в работе не знал устали. В течение следующих дней Форрест переговорил со всеми нужными людьми в городе, встретился с Ральфом Аллином, успокоил подрядчиков. Строительные работы не прекращались: золотистый камень резали и обтесывали, а дома поднимались все выше. Я работал с ним вместе, скинув сюртук, закатав рукава и не узнавая сам себя. И каждый вечер Сильвия и миссис Холл устраивали для нас настоящий пир.

Я трудился не покладая рук, трудился как вол, не думая, не рассуждая. Потому что стоило мне отвлечься, и я вспоминал о Форресте.

Однажды вечером, когда рабочие ушли и я остался один, за спиной кто-то кашлянул.

Я обернулся. Передо мной стоял Джордж Фишер.

— Мастер Форрест зовет вас, сэр.

Что-то в его тоне насторожило меня.

— Где он?

— В тайной комнате.

Мгновение мы молча смотрели друг на друга посреди залитой лунным светом площадки, затем я повернулся и последовал за ним.

Я не был в подвале с той ночи, когда умер Форрест, и от души надеялся, что мне не придется увидеть это место снова. К моему удивлению, Сильвия тоже пришла. Она куталась в плащ и выглядела испуганной.

— Зак, что происходит?

— Понятия не имею.

В комнате горела одинокая свеча и чуть слышно журчал источник. Рядом в земле была выкопана яма, около нее стоял могильный камень. Снова метопа. Бладуд, летящий к земле, расправив крылья.

— Еще одна. — Фишер посмотрел на меня пустым взглядом. — Пусть будет тут. Для него.

Я подошел ближе и заглянул внутрь. Сильвия цеплялась за мою руку.

В яме лежал гроб, на крышке была вырезана змея, круг и вписанный в него треугольник. Это все, что я успел разглядеть в мерцающем пламени.

Повернувшись, мы увидели входящего Джека Форреста, за ним шел Ральф Аллин.

Несколько рабочих остались стоять снаружи, сжимая в руках заступы.

— Он сам так захотел, — спокойно сказал Аллин. — Но, кроме нас, никто знать не должен.

Джек Форрест посмотрел на нас.

— Утром я прочел завещание отца. Его воля проста, и я намерен ее исполнить. Он хотел, чтобы мастер Стоук продолжил свое обучение. Отныне, Зак, ты будешь работать со мной, если захочешь.

Я молча поклонился, говорить я не мог.

Джек Форрест перевел глаза на Сильвию.

— Отец также велел продать вам один из домов. Он оставил вам небольшое наследство.

Сильвия смотрела в пол.

— Я этого не заслужила.

— Отец думал иначе.

— Он писал это, еще не зная, что я…

Если она не замолчит, то выдаст нас обоих.

— Сильвия, — перебил я ее, — пойми же, это неважно! Мастер бросился спасать тебя сломя голову и потом, даже когда узнал, ни за что бы не отступился от тебя! А будь он жив, посмеялся бы над нами и сказал: «Исполните, как я велел».

Она понимала, что я прав. Я видел по ее лицу, что Сильвия уже смирилась и сделает все, чтобы ее дом стал самым лучшим, ибо это его дар.

Про себя я не знал, что и думать. Сумею ли я стать ровней этому прямодушному загорелому юноше? Мне казалось, в нем нет ни силы, ни одержимости отца. Когда-то безумные идеи мастера раздражали меня, теперь я не смог бы прожить без них ни дня.

— Мы запечатаем комнату, — сказал Аллин, — осмотритесь хорошенько, никому из нас больше сюда не войти.

Я рассматривал стены и ступенчатый потолок. Даже при желании я не смог бы забыть это место.

Сильвия шагнула к источнику, наклонилась над водой и встала на колено. Я заметил на поверхности воды ее дрожащее отражение.

— Что это?

Сильвия опустила руку в горячую жижу и выудила крохотный обрывок бумаги. Казалось, источник вытолкнул его откуда-то из глубины.

Мы сгрудились вокруг нее, Сильвия попыталась расправить листок, но он расползся у нее в руках.

— Принесите фонарь, — сказал Форрест.

Фишер принес фонарь, и Сильвия шепотом прочла то, что сумела разобрать:

— Прошу, рассей тень над моей жизнью.

Слова эхом отразились от стен.

— Как это сюда попало? — спросил Аллин.

Если бы он был одним из членов тайного общества, то знал бы.

— Это обет, такие бумажки люди бросают в источник, — сказал Джек Форрест. — Кто знает, как давно это было? Отец рассказывал мне, что земля под городом пропитана водой. Сохраните его, Сильвия. А нам пора, рабочие ждут.

Они засыпали и разровняли могилу, замуровали проход. Мы смотрели, как тайная комната постепенно исчезает за каменной кладкой. Наконец осталось место для последнего камня. Фишер поднял его, но я положил руку ему на плечо.

— Позвольте мне.

Он обернулся на Форреста, тот удивился, но согласно кивнул.

Каменщик из меня вышел никудышный. Я осторожно вставил камень в дыру, разровнял раствор, расплескав половину, и отступил назад.

— Обычай требует, чтобы мастер оставил свое имя, — сказал Фишер и подал мне инструменты. Я замер, не зная, что делать дальше. Рабочие ухмылялись.

В конце концов я неумело выбил на камне буквы и цифры: 3 С 1754.

Моя неуклюжая надпись совсем не походила на работу мастера.

Позже, когда Аллин пошел провожать Сильвию домой, ко мне приблизился Форрест.

— Хочу показать тебе кое-что, Зак.

Мы направились к восточному краю площадки. Солнце село, на небе проступили первые звезды. Месяц повис над холмом, где-то блеяли овцы. Тропинка спускалась в поля, но я знал, что вскоре тут будет пролегать одна из трех улиц, ведущих от центра Круга. Под холмом овцы и свиньи рылись в корнях дуба.

Форрест остановился и облокотился на изгородь.

— Это здесь.

— Поле?

— Мое поле. — Он поднял глаза. — Ты работал вместе с отцом, Зак. Он был выдающимся человеком, страстным и увлекающимся. Ты никогда не задумывался, каково это: быть сыном Джонатана Форреста?

Должно быть, нелегко, подумал я, но вслух ничего не сказал.

Он махнул рукой.

— Круг стал лучшим творением отца, но я намерен воздвигнуть собственный монумент. Его здание олицетворяет Солнце, мое станет Луной. Громадный каменный полумесяц. Мы построим его вместе с тобой, Зак, друидический символ посреди совершенного города.

— Почту за честь, — поклонился я, не сводя глаз с его руки. На мизинце молодого Форреста я заметил золотое кольцо в форме змеи, кусающей свой хвост.

Вероятно, от него не ускользнул мой интерес. Джек Форрест тихо промолвил:

— Отец оставил кольцо мне. Не тревожься насчет метоп. Я прослежу, чтобы каждая заняла подобающее ей место.

Мы посмотрели друг на друга.

Галки с криками взмыли в воздух с деревьев под холмом, словно и не собирались укладываться на ночь.

ОТ АВТОРА

Я всегда восхищалась Королевским кругом в Бате. Особым золотистым светом, ощущением тайны пропитан весь город, но это место поражает завершенностью и необычной резной символикой. Меня не удивило, что архитектор Круга Джон Вуд-старший был увлечен друидами, магией чисел и пропорций.

В этой книге мне хотелось поставить эксперимент: сплести три истории, но так, чтобы они ни разу не пересеклись, соединяясь лишь отзвуками и отражениями. Я использовала некоторые факты из жизни Джона Вуда, но изменила их и придумала новые, поэтому Джонатан Форрест — герой вымышленный. Бладуд — мифический персонаж, предания о нем можно отыскать в старинных летописях. История Сулис — целиком плод моего воображения.

Миф, фантазия, факт. Три вершины треугольника. Они находятся в постоянном взаимодействии, и никогда нельзя сказать наверняка, где правда. Надеюсь, мне удалось передать эту тайну, это ощущение кружения вокруг мест и событий. А еще я надеюсь, что когда-нибудь вы, мои читатели, сами посетите Воды Сулис.

Кэтрин Фишер

Примечания

1

Уильям Стьюкли (1687–1765) — британский антиквар, археолог, исследователь Стонхенджа, друг и один из первых биографов Исаака Ньютона.

(обратно)

2

Джон Обри (1626–1697) — британский антиквар, натурфилософ, писатель и фольклорист, исследователь Стонхенджа.

(обратно)

Оглавление

ЗАМЫСЕЛ

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

ОСНОВЫ

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

КРУГ

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

БЛАДУД

СУЛИС

ЗАК

ОТ АВТОРА

*** Примечания ***