Слезы любви [Шейла Дуглас] (fb2) читать онлайн

Шейла Дуглас СЛЕЗЫ ЛЮБВИ

Глава 1

В последних номерах медицинских журналов появилось следующее объявление:

«Больнице Чартфорда

(72 места)

требуется хирург, живущий при больнице,

по специализации:

общая хирургия, ортопедия и травматология.

Есть апартаменты для семейных пар».

Мэри Хантер сидела в небольшой приемной, уговаривая себя, что не стоит так волноваться. Не получится с этой вакансией, попадется что-нибудь другое.

Еще один претендент — огненно-рыжий молодой шотландец с атлетической фигурой — только что вернулся в приемную из комнаты заседаний и растерянно улыбнулся Мэри:

— Ну и кошмар! Берегитесь того хирурга, что помоложе. — Молодой человек окинул Мэри восхищенным взглядом: — Хотя вам-то не о чем волноваться. Как только я вас увидел, сразу понял, что мои шансы получить работу равны нулю.

— А мне кажется, это я останусь ни с чем.

— Нет, я знаю, что говорю. Вы красивая, и вид у вас интеллигентный. Что еще надо?

Он был симпатичен Мэри, и она улыбнулась ему в ответ, зная, что выглядит сегодня прекрасно. Новый розовый костюм очень подходил к ее темным волосам и глазам.

Секретарь снова появился в дверях и обратился на этот раз к ней:

— Ваша очередь, доктор Хантер.

Она прошла за ним в небольшой зал заседаний. За огромным столом сидели двое мужчин. Секретарь сказал старшему из них:

— У вас есть вопросы к доктору Хантер, мистер Робертс?

— В вашем заявлении, мисс Хантер, указано, что ваша первая должность — терапевт при институтской клинике. У вас назначены еще собеседования по поводу работы хирургом?

— Нет. Я подумала, хорошо будет сменить обстановку, отправившись в деревню после Лондона.

Внезапно подал голос молодой врач:

— У вас не будет времени наслаждаться природой, мисс Хантер. Наша больница небольшая, но работы полно.

Да, он совсем не похож на своего младшего брата Мартина. Лицо выразительное, резкое, голос тоже резкий. Не слишком приятный тип…

Мистер Робертс лукаво взглянул на коллегу и снова обратился к Мэри:

— Мистер Кохрейн хочет вас сразу предупредить о самом худшем, моя дорогая.

— Вы хотите специализироваться или собираетесь стать врачом общей практики? — снова спросил доктор Кохрейн.

— Мой отец — врач общей практики, и я надеюсь присоединиться к нему.

Они задали еще несколько вопросов и отправили ее обратно в приемную.

— Ну, как все прошло? — спросил рыжеволосый молодой человек.

— Трудно сказать. По-моему, я не произвела особого впечатления на мистера Кохрейна.

Интересно, знал ли доктор Кохрейн о ее дружбе с Мартином? Мартин говорил, что не станет ничего рассказывать брату, но ведь он мог в последний момент и передумать.

Она вспомнила, как Мартин сказал при их последней встрече:

— Я не скажу Ричарду, что знаком с тобой, пока ты не получишь это место.

— Но почему, Мартин?

— Потому, что твое знакомство со мной может свести твои шансы на нет. — И в ответ на ее недоверчивый взгляд пояснил: — Ричарду не нравятся мои девушки. Он вообразит, будто ты желаешь получить место, чтобы быть поближе ко мне.

Значит, если Мартин не проболтался, у мистера Кохрейна есть другие причины для такого отношения к ней. Может, он вообще против того, чтобы на это место принимали женщину?

В это время секретарь вновь появился в дверях:

— Пожалуйста, пройдите за мной, доктор Хантер.

Рыжий молодой человек вскочил:

— Ну вот, что я вам говорил! Поздравляю!

Кажется, он не очень расстроился, и Мэри была рада это видеть.

В комнате заседаний к ней обратился мистер Робертс. Мистер Кохрейн в это время что-то черкал в своем блокноте, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Итак, моя дорогая, мы решили взять вас, и я надеюсь, вы проведете у нас шесть месяцев с пользой для себя и для нас. А теперь я должен бежать. — Он взглянул на свои часы. — Позаботьтесь о мисс Хантер, Ричард.

Он ушел. Мистер Кохрейн встал и обратился к секретарю:

— У вас, конечно, готов контракт для нового врача? Дайте подписать его мисс Хантер. А потом проводите ее в столовую, пожалуйста.

Он почти не смотрел в сторону Мэри. Она уже решила, что он хотел взять на это место молодого человека. Удивляла и смущала уверенность этих людей, что она с радостью примет их предложение.

Впрочем, она сама им сказала, что не назначила никаких других собеседований. Но даже если и так. Да и зачем ей обращать внимание на неуживчивого мистера Кохрейна? Ведь работа была именно такая, какую она и хотела получить.

Она подписала контракт, потом секретарь отвел ее в докторскую столовую. Там в одиночестве сидел мистер Кохрейн.

Он налил ей чаю, предложил хлеб и масло. Мэри стало ясно, что Мартин ничего не сказал брату. Иначе Кохрейн чем-нибудь себя выдал бы. Но он оставался по-прежнему суховато-официальным.

Молчание действовало угнетающе, и Мэри решила его нарушить:

— Сколько еще врачей живут при больнице?

— Больше ни одного.

— Кто же меня заменит в выходные?

— Врачу при больнице некогда думать об отдыхе, — ледяным тоном заявил мистер Кохрейн. Мэри уже хотела испугаться, но он добавил: — Вас подменит один из врачей общей практики. Они занимаются палатными больными.

Мэри побыстрее допила чай. Ей хотелось поскорее уйти.

— Что вас заставило пойти в медицину, доктор Хантер? — Вопрос прозвучал совершенно неожиданно.

Мэри вздрогнула и пролила чай на столик. Немного подумав, она честно ответила:

— Думаю, что это влияние моего отца. Он хотел, чтобы я продолжила семейную традицию.

Кажется, Кохрейна разочаровал ее ответ.

— Медицина — слишком серьезное дело, чтобы заниматься ею по таким причинам.

Мэри решила не отвечать на его выпад. Она допила чай и встала.

— Пожалуйста, извините меня. Я должна успеть на поезд.

Он тоже поднялся. Громадный и мощный, он нависал над миниатюрной Мэри и долго смотрел на нее сверху вниз, потом неодобрительно изрек:

— На вид вы не очень-то крепкая. Надеюсь, в обморок во время операции вы не упадете?

Мэри почувствовала, как заливается краской.

— Я никогда в жизни не падала в обморок! — возмутилась она и внезапно выпалила: — Скажите, вы не любите женщин-врачей, мистер Кохрейн?

— Вы не правы. Ничего не имею против женщин-врачей, — задумчиво сказал он. — Кстати, моя мать тоже врач. Но я считаю, что в такой больнице, как наша, где всего один дежурный хирург, лучше, чтобы это место занимал мужчина.

Значит, она не ошиблась. Он действительно хотел взять того молодого человека…

— Мой поезд… — пробормотала она и повернулась, чтобы уйти.

У него в глазах загорелись веселые огоньки.

— Как же вы спешите! А я еще не успел рассказать о ваших обязанностях. Вы будете ассистировать доктору Робертсу и мне на всех операциях. Выходите на работу в понедельник. У меня как раз операционный день. Начинаем ровно в девять. Не опаздывайте.

Вернувшись домой, Мэри застала обоих родителей дома: мать накрывала на стол для ужина, а отец только что вернулся из больницы.

— Я получила работу! — радостно объявила Мэри.

— Ты уверена, что тебе понравится похоронить себя в деревне, дорогая? — с сомнением сказала миссис Хантер.

— О, мама, ты настоящая кокни! — поддразнила Мэри мать. — До Чартфорда, к твоему сведению, всего сорок пять минут езды от вокзала Ватерлоо. Зато у меня будет своя отдельная квартира.

Пока мать готовила ужин, Мэри разговаривала с отцом:

— Я так обрадовалась, когда получила эту работу, папа. Я смогу распоряжаться своим свободным от дежурства временем, как захочу. В лондонском госпитале ни минуты нельзя было побыть одной. Ты же знаешь, там просто столпотворение.

Отец с нежностью посмотрел на нее:

— Иногда я сомневаюсь — правильно ли поступил, когда посоветовал тебе идти в медицину. Ты слишком женственна для нее, дорогая.

Мэри решила рассказать отцу о докторе Кохрейне.

— Боюсь, что с ним будет трудно. Наверное, он не очень хороший хирург. Обычно работают в деревенской больнице те, кто не мог найти работу в городе?

— Не все лучшие люди работают в Лондоне, — мягко упрекнул ее отец.

Она слегка покраснела, потом рассмеялась:

— Я знаю, папочка. Может быть, это из-за его характера. Просто удивительно, что они с Мартином родные братья. Такие разные…

— В каком смысле?

— Мартин веселый и добродушный. И красивый, чего нельзя сказать о его брате.

Отец посмотрел на дочь с тревогой:

— Ты влюблена в Мартина, правда? Надеюсь, это у тебя скоро пройдет. Он не производит впечатления молодого человека, который настроен заводить семью.

— Ради бога, папа! Я давно уже не ребенок и все прекрасно понимаю. Просто с ним так приятно проводить время после общества моих коллег по госпиталю.

Мэри встретила Мартина на вечеринке по случаю празднования победы институтской команды регбистов. Один из коллег пригласил ее туда. Пока он пробивался к бару, она стояла у окна в одиночестве.

— Можно к вам присоединиться? Мне кажется, мы с вами в одинаковом положении. Мне здесь тоже не по себе.

Она обернулась. Молодой человек, обратившийся к ней, был поразительно красив. Густая прядь белокурых волос свешивалась на лоб, и из-под нее на Мэри смотрели яркие синие глаза. Под его пристальным взглядом она вдруг смутилась.

— Питер, наверное, ищет меня, — пробормотала она и хотела уже уйти, но он загородил ей дорогу.

— Он еще не добрался до стойки, а я давно потерял тех, с кем пришел. Вы работаете здесь? Медсестра?

— Нет, я врач.

При этих словах в его взгляде мелькнуло удивление.

— Вот как! Вы не похожи на врача.

Наконец появился Питер, и молодой человек отошел. Мэри подумала, что не увидит его больше, но на следующий вечер он позвонил в ординаторскую и пригласил ее поужинать с ним.

Это случилось три месяца назад. С тех пор они часто встречались. Именно Мартин сказал ей о вакансии в больнице Чартфорда.

— Представляешь, у тебя будет собственная уютная квартирка, и больница прекрасная. И конечно, главный плюс — ты будешь поближе ко мне.

Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, и Мэри была польщена, что этот красавец так о ней заботится.

Отец наклонился вперед и потрепал ее по руке.

— Ты, конечно, считаешь меня старым ворчуном, который лезет в твою личную жизнь. Но я просто не хочу видеть тебя несчастной.

Он устало откинулся на спинку кресла.

— Мне нужно отдохнуть, Мэри. Последнее время я заработался.

Они собирались съездить в Канаду, к своей старшей дочери, которая давно жила там со своей семьей. На эти три месяца отец нашел себе заместителя. Но Мэри сомневалась, что он как следует отдохнет за это время. Он был из тех людей, что никогда не забывают о своей работе.

Через десять дней Мэри прощалась с родителями в лондонском аэропорту. Потом она еще посидела за чашкой кофе и вдруг впервые в жизни поняла, что станет очень скучать по ним.

Когда Мэри припарковала свою машину на стоянке больницы Чартфорда, был уже третий час ночи. Она слишком устала, чтобы разгружать вещи, поэтому сразу прошла в квартиру, взяв ключ у ночного портье, рухнула, не раздеваясь, на кровать и тут же уснула.

Когда Мэри утром явилась в операционную, мистер Кохрейн уже ожидал ее, одетый в белый халат.

— Поторопитесь, — сказал он, — анестезиолог уже в операционной.

Мэри надела просторное белое одеяние, какое носят все операционные сестры, нашла пару прорезиненных сапог, которые оказались ей страшно велики, и неловко заковыляла в операционную.

Мистер Кохрейн мыл руки. Мэри к нему присоединилась.

— Вы знакомы с операционными действиями?

— Я ассистировала, когда была студенткой, — нерешительно ответила она.

— Что ж, будем надеяться, что вы были хорошей ученицей. Сестра, это доктор Хантер. А это сестра Уайт.

Сестра Уайт кивнула Мэри, продолжая готовить пациента к операции.

— Между прочим, она делает вашу работу, — заметил мистер Кохрейн. — Вы должны приходить раньше меня.

— Простите. — Мэри торопливо натянула резиновую перчатку. К ее великому смущению, перчатка тут же лопнула.

— Смените, — нетерпеливо бросил ей мистер Кохрейн. — Дайте новую пару перчаток, сестра.

Когда Мэри была готова, сестра уже смазывала антисептиком кожу пациента. Теперь Мэри предстояло уложить вокруг предполагаемого разреза стерильные полотенца. Сестра Уайт подавала их ей нарочно очень быстро, так, что Мэри едва успевала за ней.

Но как только операция началась, дело пошло не так уж и плохо. Мистер Кохрейн оказался очень терпеливым учителем.

На это утро были назначены четыре операции, и они смогли все закончить только к двум. После пяти часов в операционной Мэри едва держалась на ногах. Она вяло прошаркала в комнату медсестер и с удовольствием сбросила сапоги. Там уже была сестра Уайт. Без маски и шапочки она оказалась миловидной женщиной лет тридцати. Мэри знала, что со старшими операционными сестрами надо ладить, и решила держаться с ней дружески.

— Извините, что я была сегодня такой неловкой. У меня мало опыта…

— Боюсь, это было слишком заметно, доктор. — Сестра говорила снисходительно, с видом превосходства. — Бедный мистер Кохрейн, каждые полгода ему приходится учить всему нового хирурга.

Она вышла. Одна из медсестер выразительной гримасой выразила свое отношение к сестре Уайт.

— Вы привыкнете к ней, — сказала она. — Кстати, меня зовут Джо Миллер. — Она говорила с симпатией к Мэри и приветливо улыбалась.

Работать в маленькой больнице оказалось гораздо труднее, чем в большом Королевском институтском госпитале. Там рядом с ней всегда были тридцать-сорок молодых докторов, к которым можно было обратиться за поддержкой и советом. Здесь в трудном случае она могла обращаться только к консультанту.

Она надеялась, что остальные сестры окажутся терпимее и дружелюбнее, чем сестра Уайт.

К счастью, в свой первый рабочий день Мэри так устала, что ей было не до грусти. После обеда ее вызвали в неотложную травматологию, там уже ожидали несколько пациентов. Мэри встретила в травматологии сестру Миллер.

— Когда нет операций, мы часто работаем в травме, — объяснила Джо. — В маленькой больнице всегда полно работы.

Первому пациенту она наложила швы на рану ноги.

— Прекрасно, — одобрительно сказала Джо Миллер, когда он захромал прочь. — Как насчет чашки чая?

Она была хорошенькая и просто лучилась энергией, но оказалась неисправимой сплетницей. Никто не мог спастись от ее острого язычка.

— Беда сестры Уайт в том, что ей до смерти хочется замуж. Она уже давно охотится за Ричардом Кохрейном и поэтому в штыки встречает каждую молодую хорошенькую женщину.

— Она ему подходит, — отсмеявшись, сказала Мэри. — Они просто два сапога пара.

— Вам не понравился доктор Кохрейн? — удивилась Джо. — Он, конечно, бывает резковат, но хирург он замечательный.

— Странно, что он не устроился на место получше этого, например консультантом в каком-нибудь центральном госпитале, — задумчиво протянула Мэри.

— Его семья живет в Хартфорде уже триста лет, вот он и не захотел уезжать отсюда. Он работает еще и в других больницах.

Мэри понимала, что не стоит сплетничать с медсестрами. К тому же ей еще предстояло распаковать вещи.

Она проходила через центральный холл, когда ее поманил из своего маленького офиса оператор-телефонист.

— Доктор Хантер, вас срочно вызывают в мужское отделении терапии.

Сестра в терапии долго извинялась:

— Доктор, одному из наших пациентов делали переливание крови, а он вытащил иглу из вены. Не могли бы вы помочь вставить новую? Это займет всего минуту.

Как всегда в таких случаях, эта минута растянулась не меньше чем на полчаса. Мэри долго искала у старика подходящую вену. В конце концов ей пришлось сделать надрез, а это уже была хоть и небольшая, но операция. В самый ответственный момент, когда Мэри вставляла иглу, появилась сестра.

— Мистер Кохрейн делает обход и хочет, чтобы вы присоединились, — сказала она.

— Скажите ему, пожалуйста, что я приду, как только закончу.

Когда она бинтовала руку пациента, пластиковые шторы разъехались, и у кровати появился рассерженный мистер Кохрейн:

— Я должен с вами поговорить. Когда закончите, мисс Хантер, я жду вас в ординаторской.

Когда она пришла, он сидел и курил, но тут же встал с самым недовольным выражением.

— Простите, что не смогла прийти на обход… — начала она, но он оборвал ее.

— Я вас предупреждал, что работа в терапии не входит в ваши обязанности. Это дело врачей общей практики. Вы же здесь работаете хирургом. Советую вам это помнить, если вы хотите остаться на этой работе.

— Обычно я все отлично помню, сэр, — пробормотала Мэри с самым несчастным видом, — но день сегодня был просто сумасшедший.

Выражение его лица немного смягчилось.

— Вы выглядите усталой. Сядьте. Сигарету?

— Я не курю, сэр. — Мэри продолжала стоять.

Он сердито посмотрел на нее:

— Ради бога, перестаньте называть меня «сэр»! Сядьте и успокойтесь. Кажется, я был с вами слишком строг. — Несколько секунд он задумчиво рассматривал Мэри. — Вы выглядите измотанной. Надеюсь, наш ритм вам будет под силу. Последняя женщина-хирург сдалась после трех месяцев работы.

— У меня усталый вид, потому что я почти не спала прошлую ночь, — попыталась защититься Мэри.

— На сегодняшнюю ночь я бы тоже не особенно рассчитывал. Эта неделя наша. Мы берем на себя все срочные поступления, требующие хирургического вмешательства.

Только в девять часов вечера Мэри смогла начать распаковывать вещи. Кто-то разжег камин в ее гостиной, и, когда она развесила привезенные с собой картины и расставила книги по полкам, в квартире стало довольно уютно.

Мэри собиралась отдохнуть, когда внезапно позвонила дежурная сестра:

— Новое поступление, доктор Хантер. Молодая женщина. Подозрение на аппендицит.

Вздохнув, Мэри отправилась назад. Осмотрев больную, она попросила ночного оператора соединить ее с домом мистера Кохрейна.

— Похоже на острый аппендицит, — согласился он. — Подготовьте ее к полуночи. — По телефону его голос звучал еще резче.

Она успела сделать обход послеоперационных больных и села ждать в докторской. Глаза болели от усталости. Мэри откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. А когда открыла, то увидела мистера Кохрейна и анестезиолога, которые сидели в докторской и пили чай. Оба смотрели на нее, широко улыбаясь.

— Хорошо выспались? — вкрадчиво спросил мистер Кохрейн.

Мэри страшно смутилась.

— Наверное, вздремнула на минутку, — пролепетала она.

— Очень длинная у вас получилась минутка, — весело ухмыльнулся анестезиолог. — Мы за нее успели провести аппендэктомию.

Мэри с ужасом посмотрела на доктора Кохрейна, потом в открытую дверь операционной, откуда увозили больную на каталке.

— Почему вы не разбудили меня? — испуганно пробормотала Мэри.

Мистер Кохрейн внезапно рассмеялся:

— Вы так сладко спали. А теперь идите. Нам надо переодеться.

Она вскочила, заливаясь краской стыда.

— А как быть теперь с записями?

— Я сам все написал, мисс Хантер. Но пожалуйста, уж постарайтесь, чтобы у вас не вошло в привычку засыпать во время операций.

Выходя в коридор, она услышала за спиной веселый смех. Уж лучше бы он разозлился и наорал на нее! Мэри была очень зла на себя. Но стоило ей прилечь, как она сразу провалилась в глубокий сон и не просыпалась до утра.

Вторник выдался благословенным днем. Мэри неторопливо сделала обход, приняла несколько пациентов и после обеда отправилась в частное отделение доктора Робертса. Он был славный старик, Мэри сразу же почувствовала себя легко.

— Ну, дорогая, как у вас дела?

— Все хорошо, — ее голос звучал не слишком-то уверенно, — но кажется, мне не удалось найти общего языка с доктором Кохрейном.

Он отечески похлопал ее по руке:

— Не обращайте внимания на его резкие манеры. Он не хочет, чтобы все знали, какое у него доброе сердце. И он первоклассный учитель. Вы многому у него научитесь.

Глава 2

По графику выходные дни Мэри начинались в семь часов вечера в пятницу. Она еле сумела их дождаться. В свое первое свободное воскресенье она встала попозже, неторопливо позавтракала и написала письма родителям.

Закончив с письмами, Мэри решила прогуляться. Вылезая из машины, она увидела, что машина доктора Кохрейна остановилась рядом. Сегодня доктор был в толстом черном свитере и брюках для верховой езды и выглядел гораздо моложе, чем обычно. С ним был какой-то мужчина. Мэри с удивлением узнала в нем Мартина.

— Доброе утро, мисс Хантер, — холодно поздоровался мистер Кохрейн. — Как я понимаю, нет нужды представлять вам моего брата. Странно, что вы мне не сказали, что знакомы с ним.

Мэри почувствовала себя полной идиоткой.

— Так хотел Мартин, — потупившись, пробормотала она, — он думал… — Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: — Что вам будет неловко… Я имею в виду…

— Хмм… — Он с недоверием покачал головой. — Тогда почему вы не сказали об этом позже, мисс Хантер?

— Я хотела, — смущенно оправдывалась Мэри, — но только…

Мартин стоял и слушал. Было видно, что эта сцена его забавляет. Потом он все-таки решил вступиться за Мэри:

— Что за шум из-за пустяков? Мэри просто застенчивая девушка, а у тебя, Ричард, слишком зверский вид, вот она и смутилась.

Ричард Кохрейн раздраженно пожал плечами и резко сменил тему.

— Я должен посмотреть двух пациентов, — сказал он брату, — это займет не больше пары минут.

Когда он зашагал прочь, Мэри сердито сказала:

— Ты сделал из меня полную дуру, Мартин! И не смейся. Ничего смешного я не вижу!

— Но это было так смешно! Ричарда будто громом поразило, когда я спросил, как ему работается с моей девушкой.

— Я не твоя девушка, — вспыхнула Мэри. — И я уже начинаю жалеть, что сюда приехала.

Она распахнула дверцу машины, но, прежде чем успела сесть в нее, Мартин поймал ее за руку. Лицо его стало серьезным.

— Не сердись, Мэри. Откуда мне было знать, что ты ничего не сказала Ричарду, глупышка?

Впервые за три месяца знакомства Мэри увидела Мартина другими глазами. Он показался ей напыщенным, самодовольным дурачком.

— Не хочу больше ничего слышать об этом, — огрызнулась она. — Пожалуйста, отпусти меня, Мартин.

— Куда ты едешь? Может, поедем вместе?

— Не поедем, — холодно ответила она. — До свидания, Мартин.

Мэри громко захлопнула дверцу и отъехала, мстительно радуясь его растерянности.

Она проехала много миль по заросшим лесом холмам, потом плотно пообедала в придорожном пабе и вернулась в госпиталь только к вечеру. Мэри прекрасно отдохнула. Теперь она могла спокойно взглянуть на свои проблемы. При первой же встрече с доктором Кохрейном нужно извиниться за свое недостойное поведение, но попытаться его убедить, что она сделала это без всякого злого умысла.

Такая возможность представилась во вторник, после долгой, изматывающей операции. Сестра принесла в докторскую поднос с чаем.

— Садитесь, мисс Хантер, — пригласил доктор Кохрейн. — Нам надо прийти в себя.

Сегодня он держался довольно вежливо, хотя и отчужденно.

Она присела на краешек стула, мучительно раздумывая, как начать трудный разговор.

Он протянул ей чашку и спросил:

— Что-то случилось, мисс Хантер? Или вам не нравится моя компания?

— Все в порядке, — невнятно пробормотала Мэри. — Я просто нервничаю из-за того, что должна поговорить с вами о… Вернее, извиниться… Я не хотела вас обманывать.

Он разжег трубку и задумчиво посмотрел на девушку.

— Я правильно понял, что вы говорите о ваших отношениях с Мартином?

— Конечно… Вот именно…

В его глазах загорелись веселые искорки.

— Вы можете сейчас все исправить.

— Хорошо, — Мэри почувствовала, что неудержимо краснеет, — Мартин сказал мне, что вы… плохо относитесь ко всем его знакомым девушкам.

— Согласен, — сухо кивнул он. — Не люблю, когда смешивают работу с удовольствием.

— Но это не так! — возмутилась Мэри. — Ведь Мартин здесь не работает, и я смогу видеться с ним только в свои выходные!

Он скептически посмотрел на нее:

— Я подсчитаю, сколько раз его автомобиль будет стоять на площадке перед госпиталем, прежде чем в это поверю.

— Но вы совершенно не правы, мистер Кохрейн! Мартин, я хочу сказать… Мы не… влюблены друг в друга, нет ничего такого…

— Рад это слышать, — заявил он грубовато. — Не советовал бы вам влюбляться в моего братца. Это не принесет вам ничего, кроме страданий, а я не хочу, чтобы вы зря тратили свои силы и нервы на пустяки. Ведь Мартин привык менять подружек как перчатки.

— Я это знаю, мистер Кохрейн.

— Зачем же вы тогда стремились быть к нему поближе?

— Я пришла сюда работать не по этой причине. — Мэри все объяснила ему про отъезд родителей.

Чтобы быть предельно честной, она добавила:

— Ну и разумеется потому, что мне нравится ваш брат. Разве плохо, когда на новом месте рядом с тобой будет кто-то из твоих друзей?

Она с облегчением увидела, что он улыбается.

— Пейте свой чай. — Теперь тон доктора Кохрейна был гораздо дружелюбнее. — Вы скучаете по родителям, мисс Хантер?

— Очень.

— У вас есть знакомая семья или друзья, с кем вы могли бы проводить свои выходные? Вам надо при первой возможности менять обстановку. Мы не хотим, чтобы вы от нас сбежали через месяц.

— Я не хуже других могу выносить нагрузки, — не сдержалась Мэри. — Или вы считаете меня кисейной барышней?

— Конечно, вы можете считать, что это не мое дело, — добродушно заметил он. — Но раз уж вы работаете со мной, я должен о вас позаботиться.

Мэри, жалея о своей несдержанности, опустила глаза.

— Простите, я не хотела быть грубой. Просто я…

— Да, мисс Хантер?

— Мне почему-то кажется, что вы мной вечно недовольны…

Он внимательно посмотрел на нее, а потом рассмеялся.

— Милая девушка, вам надо научиться относиться к этому спокойнее. Иначе к тридцати годам наживете себе язву желудка.

Ни один человек на свете не заставлял ее чувствовать себя так неуверенно, как Ричард Кохрейн. Безусловно, назвать его симпатичным было трудно, но все же Мэри испытывала к нему уважение.

Хотя он мог быть строг с подчиненными, ей ни разу не довелось слышать, чтобы он кричал на пациентов. Те просто обожали его, он видел в каждом из них живого человека, а не просто случай из своей практики.

В субботу вечером, находясь в травматологии, Мэри под анестезией вправляла сломанную лодыжку и, отправив пациента на рентген, ждала результатов, когда появился доктор Кохрейн.

— Я иду на обход, мисс Хантер. Но я могу обойтись и без вас, если вы заняты.

В это время вошел техник и прикрепил еще мокрые снимки на экран.

— Пойдет, доктор?

Мэри посмотрела на снимки:

— Да, все нормально. Будьте добры, сестра, еще гипса.

Мистер Кохрейн внимательно изучил снимки.

— Первоклассная работа, — одобрил он. — Вы молодец.

В первый раз он похвалил Мэри, и она почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Пока она заканчивала с гипсом, в приемной появились еще несколько больных. Суббота всегда выдавалась трудной, и эта не стала исключением.

В половине девятого, когда Мэри была в мужском хирургическом отделении, позвонила из приемного отделения сестра Уайт. Она сегодня дежурила в вечернюю смену.

— Вы срочно нужны здесь, доктор. Дорожная авария. — В ее голосе прозвучали панические нотки, что было весьма необычно. Она прекрасно знала свое дело.

В приемном царил настоящий хаос. С каталки на кушетку перекладывали молодого человека, его лицо было окровавлено. Три другие кушетки были уже заняты. Сестра заполняла карты еще на нескольких пострадавших, с менее серьезными травмами. Тут же толкались врачи из «Скорой» и неизбежные при такого рода случаях полицейские.

— Здравствуйте, доктор, — обратился к ней один из врачей «Скорой». — На шоссе столкнулись три машины. Одна женщина погибла на месте.

Сестра Уайт знаками позвала Мэри в один из боксов.

— Сюда, доктор. — Она выглядела необычно взволнованной. — Это крестник мистера Кохрейна. Его мать тут же.

Крестник мистера Кохрейна, мальчик лет двенадцати, был в обмороке, глубоком. На голове у него была рваная рана, но на первый взгляд больше никаких повреждений.

— Ему нужно сделать снимок черепа, — сказала Мэри. — Измерьте ему давление, сестра, пока я осмотрю других.

Сестра Уайт сунула ей в руку еще одну карту:

— Надо осмотреть сначала миссис Уортон. Это мать мальчика. Она — близкий друг семьи Кохрейн.

Мэри пробежала глазами карту.

Кристин Уортон. Возраст тридцать два года. Дорожная авария.

Она раздвинула шторы соседнего бокса.

Миссис Уортон, красивая блондинка, искусно подкрашенная, дорого и элегантно одетая, сидя на кровати, рылась в сумке.

— Привет, — сказала она. — Вы новенькая? Мне нужны сигареты.

— Не здесь, прошу вас, миссис Уортон. Я должна вас осмотреть.

— Со мной ничего страшного. Что с моим сыном?

— Он пока без сознания. У него рана головы. Пока не знаю, насколько это серьезно.

Она осмотрела миссис Уортон. У нее распухло и отекло правое запястье. Это могло означать перелом.

Мэри быстро написала ей направление на рентген и направилась было в следующий бокс, когда на пороге возникла сестра Уайт:

— Я подготовила инструменты, доктор. Вы должны зашить рану Дэвиду Уортону.

— Сначала я осмотрю остальных.

— Но это займет всего пять минут. Поймите, доктор, это не обычные пациенты. Миссис Уортон принадлежит к очень важному здешнему семейству. К тому же она — член комитета правления нашего госпиталя.

— Это не имеет никакого значения, — резко ответила Мэри. — У мальчика нет кровотечения. Я займусь раной, как только осмотрю других пострадавших.

Едва взглянув на молодого человека на соседней кушетке, она сразу поняла, что он в крайне тяжелом состоянии. Он жаловался на боль в животе. Осмотрев его, Мэри сразу же поставила диагноз — повреждение внутренних органов.

— Мне кажется, у него пострадала селезенка, — сказала Мэри стоявшей рядом сестре, — срочно подготовьте все для переливания крови.

Отправив на рентген пациента со сломанной ногой, она вернулась в бокс Дэвида Уортона.

Рядом с ним в боксе сидела миссис Уортон. В руке у нее дымилась сигарета, другая рука была на перевязи.

— Извините, миссис Уортон, — спокойно сказала Мэри, — но здесь нельзя курить.

— Это я разрешила, доктор, — вмешалась вошедшая следом сестра Уайт. — Вы готовы сейчас зашить рану?

Мэри промолчала, понимая, что нельзя делать выговор сестре в присутствии пациентов. Готовясь зашивать рану, она уже начала мыть руки, когда вбежала одна из медсестер.

— Все готово для переливания, доктор. Кажется, вам лучше сделать это немедленно. Его давление падает.

— Куда вы? — нетерпеливо спросила сестра Уайт.

Мэри остановилась около бокса Дэвида Уортона.

— Мне надо срочно наладить переливание крови. Я зашью рану позже.

Миссис Уортон, нервно загасив окурок о медицинский поднос, встала. Она казалась очень уверенной в себе особой.

— Ваше поведение я нахожу странным, доктор Хантер, — холодно произнесла она.

— Я знаю, что надо зашить рану вашему сыну, но тот молодой человек в крайне тяжелом состоянии.

Миссис Уортон посмотрела на кровь, выступившую на повязке на голове ее сына.

— Думаю, что мое положение…

Терпение Мэри наконец лопнуло.

— Вы, может быть, и друг мистера Кохрейна, но здесь вы такая же, как и остальные пострадавшие. Здесь я решаю, что делать в первую очередь, а не вы. И пожалуйста, больше не курите. Это запрещено.

Уходя, она услышала голос сестры Уайт:

— Простите, миссис Уортон, она вела себя абсолютно недопустимо! Но не беспокойтесь: мистер Кохрейн с ней разберется. Я позвонила ему, как только вас сюда доставили. Он сказал, что приедет вместе с доктором Робертсом.

Пока Мэри налаживала переливание крови молодому человеку, прибыли оба врача. Дэвида Уортона отвезли на рентген.

Мистер Робертс взял под руку Мэри и отвел в сторону.

— Я зашил рану Дэвиду. Что это за история? Говорят, что вы отказались ему помочь?

Мэри взглянула в ту сторону, где миссис Уортон и сестра Уайт о чем-то возбужденно рассказывали мистеру Кохрейну. Он стоял к Мэри спиной, и она не могла видеть его лицо.

— Это не так… — начала она, и в это время мистер Кохрейн развернулся и увидел ее. Вид у него был раздраженный.

— Да, да мы разберемся с этим позже, Кристин. Сейчас мне надо осмотреть других.

— Я пойду посмотрю, что там у Дэвида, — сказал доктор Робертс.

Мистер Кохрейн кивнул:

— Благодарю, что взяли его на себя. Я не очень люблю заниматься своими друзьями.

Мэри прошла в бокс вместе с мистером Кохрейном.

— Думаю, что у этого молодого человека разрыв селезенки, — сказала она.

Он внимательно осмотрел пострадавшего.

— Согласен. Готовьте все для немедленной операции.

Он отрывисто отдавал приказания, его лицо было непроницаемо. Наверняка обе женщины нажаловались на нее.

Впрочем, для доктора Кохрейна, похоже, дело всегда на первом месте.

— Кого еще я должен осмотреть, по-вашему? Они пошли к мужчине со сломанной ногой. Когда доктор Кохрейн оперировал молодого человека, мистер Робертс просунул голову в операционную:

— Хорошие новости, Ричард! У Дэвида нет перелома, и он пришел в сознание. Я зафиксировал руку миссис Уортон и ее тоже оставил на ночь. Будет нелишним подержать их пока под наблюдением.

Ричард Кохрейн на мгновение поднял голову:

— Спасибо большое, Джи-Эр. Простите, что пришлось вызвать вас в выходной.

— Он выживет, но ему понадобится много крови. Поднимитесь с ним в палату, мисс Хантер. Я не хочу, чтобы кто-то по ошибке убрал прибор для переливания. А потом я хочу с вами поговорить, — сказал врач, закончив операцию.

Мэри проследила, чтобы молодого человека уложили в кровать, проверила капельницу на стандартные сорок капель в минуту и выписала ему послеоперационное лечение. Нехотя она побрела в докторскую. Анестезиолог уже ушел, а мистер Кохрейн заканчивал переодеваться.

— Садитесь, — мрачно сказал он. — Вы, конечно, знаете, о чем я хочу с вами поговорить?

Она села, чувствуя, как часто забилось сердце.

— Миссис Уортон сказала, что вы были с ней недопустимо грубы сегодня. Объяснитесь, мисс Хантер. Только покороче, потому что я хочу поскорее пойти спать.

Он сел, ожидая ответа. Мэри молчала, не зная, с чего начать. Самым легким было просто извиниться.

Он нетерпеливо выколотил трубку.

— Ну, так что скажете, мисс Хантер?

— Не могу себе представить, что особенно грубого нашла в моих словах миссис Уортон, — ответила наконец Мэри. — Я сказала правду, но она ей не понравилась.

— И что было потом?

— Она пыталась надавить на меня, сказав, что дружит с вами.

— Что она хотела от вас?

— Она ждала, что я в первую очередь займусь ее сыном, а не тем молодым человеком с разрывом селезенки.

Доктор Кохрейн не сводил с нее взгляда. Мэри почувствовала, что ей стало жарко.

— Если все было так, как вы рассказали, то вы поступили правильно. Разрыв селезенки — дело, не терпящее отлагательств.

Она немного успокоилась. Мистер Кохрейн — человек хоть и суровый, но все-таки справедливый.

— Но как врач, — продолжал он, — я думаю, что вы должны быть снисходительнее к миссис Уортон. Видите ли, она вдова, а Дэвид — ее единственный сын. Думаю, вы могли вести себя с ней потактичнее, мисс Хантер.

Мэри пришлось признать, что он прав.

— Простите, — сказала она тихо, — кажется, я действительно наговорила ей лишнего.

По воскресеньям Мэри обычно вставала поздно, если не было срочных вызовов. На следующее утро она появилась в хирургическом отделении только в одиннадцать. Состояние молодого человека с разрывом селезенки было вполне удовлетворительным, переливание крови уже заканчивалось.

Мэри измеряла ему давление, когда пришел мистер Кохрейн. Вместе совершив обход, они возвращались в докторскую по главному коридору, когда он остановился около одной из коммерческих отдельных палат.

— Вам лучше зайти к миссис Уортон.

Он и раньше иногда приглашал ее к пациентам частного отделения, но меньше всего ей сейчас хотелось видеть эту даму.

— Может быть, не стоит? Мне будет неловко…

— Конечно, — сухо согласился он, — но ведь вам все равно придется встречаться с миссис Уортон еще не один раз. Она — член правления комитета госпиталя и часто бывает здесь. Вы должны наладить с ней отношения.

Это был приказ, а не просьба. Вздохнув, Мэри пошла за ним в палату.

Кристин Уортон сидела на кровати, опираясь на высокую гору подушек, пила кофе и просматривала воскресные газеты. Посмотрев на мистера Кохрейна, она перевела взгляд на Мэри.

— Доброе утро, мисс Хантер. Ричард считает, что я должна перед вами извиниться. Ну почему, глупышка, вы мне сразу не сказали, что другой пациент пострадал так серьезно?

Она произнесла это ласковым тоном, улыбаясь, но ее голубые глаза, устремленные на Мэри, были холоднее льда. Мэри возмутила ее ложь, но еще больше обидело это слово — «глупышка». Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не вспылить. Теперь миссис Уортон обратилась к мистеру Кохрейну:

— Вы должны научить молодежь правильно обращаться с пациентами, Ричард. Я понимаю, что она еще не привыкла к подобным ситуациям. Конечно, мисс Хантер была слишком взвинчена, но ведь и я тоже волновалась.

Мэри вовсе не считала, что она тогда была слишком взвинчена. Да и слово «волновалась» явно не подходило к величественно-холодной миссис Уортон.

— Я тоже хочу извиниться, миссис Уортон, — с трудом выдавила она и замолчала. На большее просто не хватало сил.

Мистер Кохрейн взглянул на Мэри, явно ожидая от нее продолжения, но, поскольку ничего не последовало, недовольно подытожил:

— Значит, все забыто? Увидимся завтра утром, мисс Хантер.

Закрывая дверь, она услышала, как что-то невнятно говорит мистер Кохрейн. Потом отчетливый голос миссис Уортон произнес:

— Она, конечно, еще молода и неопытна. Будем к ней снисходительны.

Противная гордячка! Мэри была вне себя от такой наглости. Она не нуждается ни в чьем снисхождении!

Глава 3

В тот день Мэри приняла много пациентов, одного за другим. Когда она закончила прием, сестра предложила чаю. Мэри сразу догадалась, что сестрам просто не терпится узнать, что же произошло вчера.

— Расскажите нам поскорее, что случилось вчера, — с лукавой улыбкой попросила Джо Миллер.

— О чем это вы? — Мэри сопротивлялась. Ей хотелось поскорее забыть эту историю. К тому же весьма рискованно жаловаться сестрам на члена правления госпиталя.

— Да бросьте! — возмущенно воскликнула Джо. — Вы прекрасно знаете, о чем я. Вы вчера поставили на место сестру Уайт. Давно пора было это сделать!

— Ну, вы преувеличиваете, — пыталась уйти от разговора Мэри.

— И еще — вчера вы не стали расстилаться ковриком перед этой дамочкой Уортон.

— Вы ее не любите? — не удержалась Мэри.

Джо состроила гримасу:

— Чванная дура, и к тому же всюду сует свой нос.

— Но очень деловая, — добавила другая сестра. — А как выглядит! Хотела бы я так выглядеть!

— При всем этом дамочка знает, чего хочет. — Это была опять Джо Миллер. — Все знают, что она во что бы то ни стало решила женить на себе мистера Кохрейна. Ее муж погиб в горах несколько лет назад.

Мэри засмеялась:

— Ну вот! Вам кажется, что все женщины вокруг просто осаждают бедного доктора!

— Многие, — настаивала Джо. — И тому есть причины. Прекрасная семья, он богат. Что еще надо любой женщине? Вы уже встречались с его братом? Он часто бывает здесь.

— Я была знакома с ним раньше, — осторожно призналась Мэри. — Ну что ж, думаю, мы достаточно обсудили семью Кохрейн.

— Не совсем, — Джо заразительно расхохоталась, — они оба просто загляденье. А Мартин Кохрейн — так настоящий душка.

— Ну, ему никогда не сравниться со старшим братом, — заметила другая сестра.

Уже десять дней прошло с тех пор, как Мэри последний раз видела Мартина. Пока он больше не делал попыток встретиться. Как-то вечером она шла по длинному коридору первого этажа, и вдруг двери одной из частных палат открылись, и он выглянул оттуда.

— Привет, Мэри. Я только что навестил юного Дэвида Уортона. Говорят, его выписывают в конце недели.

Мартин пошел рядом с ней. Она остановилась около докторской гостиной.

— До свидания, Мартин, — чувствуя себя неловко, сказала Мэри.

Мартин насмешливо посмотрел на нее:

— Все еще злишься? Я думал, у тебя было достаточно времени, чтобы остыть.

— Оставь свои шуточки. — Мэри вошла в гостиную, Мартин не отставал.

— Ну брось, Мэри, — торопливо закрыв дверь, он обнял ее. — Не дуйся.

Это было опасно. Мэри знала силу его обаяния, перед Мартином устоять трудно. Но она решительно освободилась из его рук.

— Я думала, что это ты дуешься. Ведь ты не позвонил мне ни разу.

— Так ты скучала? — спросил он с довольным видом. И тут, заметив на столе шахматную доску, предложил: — Давай сыграем партию. Спорим, я тебя обыграю?

— Я на дежурстве. Мне еще надо заглянуть к палатным больным.

— Но ты можешь и здесь дежурить, правда? Должна же ты отдохнуть. — Он поднял телефонную трубку. — Оператор? Мисс Хантер в докторской гостиной.

— Ты, оказывается, похож на брата больше, чем я думала. — Мэри была недовольна его бесцеремонностью. — Вы оба мастера приказывать. Мне что-то не хочется играть.

— Ну давай, Мэри. — Он уже успел расставить фигуры на доске. — В какой руке? Тащите, девушка.

Она невольно рассмеялась и вытащила из его руки черную пешку.

Вскоре они увлеклись игрой, и, когда вошел мистер Кохрейн, оба ничего не заметили.

Увидев его, Мэри вскочила:

— Добрый вечер, мистер Кохрейн. Вы меня ищете?

— Ради бога, сядьте, мисс Хантер. Я искал брата.

Он подошел ближе и внимательно посмотрел на доску.

— Интересная партия. Кто вас научил играть в шахматы?

— Мой отец.

— Ты не забыл, что мы сегодня ужинаем с Кристин, Мартин? — сменил тему доктор Кохрейн.

— Не забыл, — нетерпеливо отозвался тот. — Буду вовремя.

— Ну что ж, вижу, что я тут третий лишний, — улыбнулся мистер Кохрейн. — Побейте его, мисс Хантер. Ему это будет полезно. — Около двери он вдруг остановился. — Кстати, что вы думаете о новой пациентке в женской хирургии?

— Я еще ее не смотрела, — призналась Мэри.

Веселого настроения доктора как не бывало.

— Тогда, будьте добры, займитесь ею, —жестко приказал он.

— Я уже иду. Закончим в другой раз.

— Ты так боишься моего брата? — спросил Мартин, когда дверь за Ричардом закрылась.

— Конечно нет! — поспешно ответила Мэри.

— Боишься, боишься, не то слово. Испытываешь благоговейный трепет. Но он совсем не такой суровый, каким кажется.

Мэри и сама успела это заметить. Вчера она была просто растрогана отношением доктора Кохрейна к одной старой даме. Они вели прием, больных было очень много. Наконец, взглянув на свой лист, доктор Кохрейн с облегчением заметил:

— Последний пациент, сестра? Попросите, пожалуйста, чтобы принесли чаю.

В это время дежурная сестра осторожно ввела в кабинет дряхлую старушку. Ее лицо было изрезано глубокими морщинами, она с трудом ковыляла и сразу же опустилась в подставленное кресло.

Мистер Кохрейн тихонько заметил Мэри:

— Ей девяносто. И никаких родственников. Ее муж и три брата были убиты в Первую мировую. — Он повысил голос: — Здравствуйте, миссис Поттер. Как ваше здоровье?

— Благодарю, все в порядке. Я просто отнимаю у вас время.

— У миссис Поттер была сложная операция два года назад по поводу непроходимости, — тихо объяснил Мэри мистер Кохрейн.

Сестра вкатила столик с чайным подносом, но он, не обращая внимания, продолжал разговаривать со старушкой, терпеливо выслушивая ее ответы.

Когда она, наконец, поднялась, он проводил ее до двери. Мэри долго смотрела на эту трогательную пару — высоченный молодой доктор в прекрасно сшитом костюме и бедно одетая маленькая старушка.

Мэри вспомнила других врачей, с которыми ей приходилось работать. Все они очень по-разному относились к тем, кто может платить, и к тем, кто это делать не в состоянии. И испытала благодарное чувство к доктору Кохрейну.

Их отношения становились все более спокойными. Теперь, ассистируя ему на операциях, Мэри стала получать истинное наслаждение — он был прекрасным учителем. Но старшая операционная сестра Уайт оставалась по-прежнему недружелюбной.

Однажды доктор Кохрейн вдруг остановил Мэри в коридоре:

— Кажется, в следующий выходной вы приедете к нам в гости, мисс Хантер?

— Мартин что-то говорил об этом, — ответила Мэри. — Но он не подтвердил приглашения, и я решила, что поеду в Лондон.

— Мартин слишком беспечен, — неодобрительно заявил он, — но мне показалось, что это уже решено.

Он посмотрел на нее пронзительным взглядом, который она с трудом выносила.

— Хмм… Наденьте что-нибудь удобное, потому что в хорошую погоду мы обычно любим прогуляться. Приезжайте к обеду, и останетесь на чай. Моя мать так много о вас слышала, что ждет не дождется встречи с вами.

В субботу утром она поехала к Кохрейнам, предварительно изучив схему, начерченную твердой рукой мистера Кохрейна. Крестом он указал на ней поместье Торнтон-Холл.

Когда усадьба показалась за поворотом дороги, Мэри даже остановила машину от неожиданности. Дом стоял далеко от дороги — старинный, с высокими каминными трубами и шотландскими окнами. Это было поместье очень богатых людей. Мэри сразу поняла это.

Миновав каменные ворота, она остановилась перед огромной широченной лестницей ведущей к главному входу. Вылезая из машины, она увидела, что из дома вышел Мартин.

— Привет! — Широко улыбаясь, он поднял руку.

Мистер Кохрейн уже ждал их в большом холле.

— Вы как раз поспели к аперитиву перед обедом. Пойдемте, я познакомлю вас с мамой.

В гостиной седовласая дама поднялась с кресла, чтобы поздороваться с Мэри.

— Рада видеть вас в нашем доме, дорогая! Мартин не часто приглашает в дом друзей.

— Не думаю, что тебе очень понравятся его друзья из Челси, мама, — насмешливо сказал Ричард.

Они были удивительно похожи — мать и старший сын. Слишком крупные и резкие черты лица не давали миссис Кохрейн права называться красавицей, но она явно была незаурядной личностью. К тому же она оказалась очаровательной хозяйкой. И, разумеется, у них было много общего, ведь они оба были врачами, хотя миссис Кохрейн уже давно не работала.

Обед был просто выше всяких похвал — сначала подали утку, запеченную в апельсиновом соусе, в сопровождении великолепных трюфелей. После шести недель на больничной пище Мэри оценила по достоинству этот обед.

Пить кофе ее провели на террасу, протянувшуюся по всей ширине задней стены дома. Они неторопливо беседовали, отдыхая после обеда.

Потом мистера Кохрейна позвали к телефону, а Мартин повел Мэри осматривать владения. Она была очарована и поглощена всем увиденным. Добравшись до нижней террасы, они сели на каменную скамью. С нее открывался вид на лес.

Мартин закурил сигарету.

— Мама в восторге от тебя, — заметил он. — Нет, правда, я всегда это вижу. Когда ей кто-то не нравится, она не стесняется это показать. Она давно мечтает, что мы с Ричардом поселимся здесь со своими женами и детьми.

Мэри стало смешно.

— Мне казалось, что твоему брату поздновато думать о женитьбе. Он конечно же закоренелый холостяк?

— Поздно думать о женитьбе?! — поразился Мартин. — Да ему только тридцать три! А ты что думала?

— Ничего я не думала. — На самом деле Мэри казалось, что доктору Кохрейну никак не меньше сорока лет.

— Мой брат был обручен с одной девушкой, когда работал в Лондоне, — продолжал Мартин, — но перед самой свадьбой порвал с ней. Тебя это удивляет? — спросил он. — Люди почему-то считают Ричарда сухарем, неспособным на чувства. Ты тоже так думаешь?

— Вначале — да, — призналась Мэри. — Но когда я увидела, как он относится к больным, я стала думать по-другому. И он очень любит детей.

— Из него выйдет прекрасный отец, — согласился Мартин.

— А какой была та девушка, на которой он хотел жениться?

— Легкомысленная особа, больше всего любила развлечения. Ричард тогда вел исследовательскую работу для своего научного общества. Он не мог сопровождать Джанет на все вечеринки и концерты, и мне кажется, ей это быстро надоело. Она стала встречаться с одним его другом. Когда он об этом узнал, произошел разрыв.

Мэри могла понять всю глубину унижения, которое пришлось пережить Ричарду Кохрейну. История, рассказанная Мартином, многое ей объяснила в поведении и характере доктора Кохрейна.

Когда они поднялись обратно на террасу, миссис Кохрейн там не было. Появился Альфред и доложил Мартину, что к нему пришли.

Мэри села в глубокое плетеное кресло. Закрыв глаза, она слушала, как распевает дрозд, и незаметно погрузилась в полудрему. Открыв глаза через несколько минут, она увидела, что на нее с улыбкой смотрит мистер Кохрейн.

— Вы всегда спите в самых неподходящих местах?

— Я не спала. Ну может быть, только минутку. Здесь так чудесно…

— Когда я работал дежурным хирургом при госпитале, как вы сейчас, то каждую свободную минуту старался поспать, — неожиданно признался он. — Хотите, я покажу вам дом?

Она вскочила:

— С удовольствием! Он такой красивый. И сад необыкновенно хорош. Как вам повезло, что вы выросли в таком прекрасном месте.

— Да, для детей здесь сущий рай, — согласился он. — Только давненько здесь уже не играли дети. — При этих словах его голос стал глухим, он нахмурился.

— Не сомневаюсь, что здесь снова будут играть дети. — Мэри сказала это, просто чтобы не молчать.

— Идемте, — бросил он, превратившись сразу в прежнего строгого мистера Кохрейна. — Я покажу вам все.

— Вот человек, построивший Торнтон-Холл. — Они остановились в музыкальном салоне перед портретом мужчины в одежде XVII века. — Прошу любить и жаловать — Роберт Кохрейн-младший, отпрыск ирландского благородного семейства. Сам явился ко двору Якова и даже сумел угодить этому капризному монарху. Он был искателем приключений.

Глядя на сильную челюсть и крупный нахальный нос предка Кохрейнов, Мэри неожиданно для себя сказала:

— Да он похож на вас… — И покраснела. — Я хотела сказать…

— Можете не извиняться, мисс Хантер. Пошли дальше. Вы еще не видели библиотеки.

Потом они пили чай на террасе. Мэри не ожидала, что ей так понравится в этом доме. Даже уходить не хотелось. Но нельзя было злоупотреблять гостеприимством хозяев.

— Мне пора, — поднялась она, когда чаепитие закончилось, — спасибо за чудесный день.

— Надеюсь, вы станете к нам часто приезжать. — Миссис Кохрейн говорила искренне.

Доктор Кохрейн поднялся со своего места:

— Я провожу вас к машине.

— Нет, я, — тут же вскочил Мартин.

В конце концов пошли оба. Пока все трое спускались по широким ступеням парадной лестницы, подъехал бледно-голубой автомобиль. Из него вышли Кристин и Дэвид Уортон.

— Мы ехали мимо и решили заскочить. Дэвид хочет взглянуть на твою новую лошадь, Мартин.

— Я еще ее не купил, — неожиданно сухо ответил Мартин.

— Ну что ж, — небрежно отозвалась Кристин, — тогда я бы не прочь чего-нибудь выпить.

Кажется, она чувствовала себя здесь как дома. Однако ее победительная улыбка заметно потускнела, когда она заметила Мэри.

— Сегодня вы не дежурите, доктор… ммм…

— Хантер, — подсказал мистер Кохрейн.

Пока Мэри открывала дверцу машины, Мартин, стоявший рядом, сказал:

— Я подъеду за тобой в половине восьмого. — Они еще раньше договорились поужинать в ресторане «Ветряная мельница», где Мэри еще никогда не была.

— Надеюсь, это достаточно приличное место? — заметил доктор Кохрейн.

— Не будь снобом, братец. Готовят там великолепно.

— Не думаю, что доктор Хантер станет возражать, дорогой. — Кристин властным движением взяла Ричарда под руку. — У нее, бедняжки, так мало развлечений из-за этой ужасной работы.

— Никогда не считал работу хирурга ужасной. Думаю, Мэри тоже так думает.

Готовясь к вечернему свиданию с Мартином, она решила надеть свой белый костюм. Этот простой, но элегантный костюм ей подарила мать на день рождения. К нему Мэри добавила золотой браслет, а в уши вдела маленькие золотые серьги.

Мартин привез ее в «Ветряную мельницу». Его здесь хорошо знали. Им выделили лучший столик у окна, с видом на реку.

Мартин окинул Мэри восхищенным взглядом:

— Ты потрясающе выглядишь. Белое тебе идет.

Мэри улыбнулась, ей было приятно его восхищение.

— Нравится тебе здесь? — спросил Мартин.

Она пригубила шерри.

— Кажется, я поняла, что имел в виду твой брат. Оркестр играет слишком громко, и обстановка немного… немного…

— Крикливая? — помог он.

— Да. Но я собираюсь веселиться. Потанцуем?

— Разумеется, они закрывают не раньше двух.

Мэри получила громадное удовольствие от вечера. Мартин, кажется, знал здесь всех. Она танцевала с его друзьями и была польщена их вниманием. Мартин был очень горд ее успехом.

Закончился вечер за общим столом, где уселась вся компания. Мэри удивилась, как быстро пролетело время.

На обратном пути она чуть не уснула:

— Эй! — Мартин слегка потряс ее за плечо. — Приехали.

Они постояли немного под вишней.

— Я так прекрасно провела время, — сказала Мэри. — Спасибо, Мартин.

— Я хотел напроситься на чашку кофе, но у тебя глаза слипаются. — Он привлек ее к себе и поцеловал. — Как ты хороша, — пробормотал он, уткнувшись в волосы. — Спокойной ночи, Мэри.

Она медленно побрела по дорожке к центральному входу. Ночью он был открыт. В холле она наткнулась на нетерпеливо расхаживающего мистера Кохрейна и остановилась, пораженная.

— Не думала, что сегодня увижу вас снова.

— Я только что закончил оперировать одного пациента. — Он, нахмурившись, взглянул на часы. — Жду результатов анализа крови. И к вашему сведению, мисс Хантер, уже наступило завтра.

— Спокойной ночи. — С трудом подавив зевок, Мэри поплелась к своей квартире.

— Минутку, доктор. — Он догнал ее, и она удивленно повернулась.

— Я хочу предложить вашему вниманию один совет. Целуйтесь где-нибудь в другом месте, если не хотите, чтобы в госпитале начали о вас сплетничать.

Пораженная, Мэри поняла, что он видел их с Мартином.

Покраснев, она ответила, защищаясь:

— Просто он поцеловал меня на прощание. Ничего особенного. К тому же, — добавила Мэри возмущенно, — это мое личное дело, как и с кем проводить свободное время.

— Не отрицаю, — холодно ответил он, — я лишь даю вам совет. Поверьте, если кто-то из сестер вас видел, завтра неизбежно начнутся пересуды.

Она сердито вспыхнула. Как он смеет портить ей такой чудный день?

— К вашему сведению, мистер Кохрейн, я давно уже не школьница!

Она повернулась, чтобы уйти, но он вдруг схватил ее руку.

— Да, вы не школьница. Но я не думаю, что у вас такой уж большой опыт в отношениях с мужчинами. Это видно за милю.

— Единственный мужчина, которого я стесняюсь, — вы, — заявила она и сразу же пожалела о своих словах.

— Вот как? — Он говорил ледяным тоном. — Не скажете, почему?

Она не смогла сдержать накопившегося возмущения:

— Вы все время пытаетесь давить на меня! Конечно, я только больничный хирург, и, если посмею отвечать вам в том же духе, вы меня просто уволите.

— Вы сейчас подтвердили мое мнение о вас, — сказал он с сожалением в голосе. — Вы очень наивны, если верите в то, что сейчас сказали.

— Простите, — пробормотала она, — я сказала не подумав.

— Боюсь, это уже вошло у вас в привычку. Спокойной ночи, мисс Хантер.

Мэри сразу протрезвела, ее сонливость как рукой сняло. Опять она устроила ему неприятную сцену. И главное, абсолютно ненужную.

В конце концов ему надоест терпеть ее выходки, и она получит по заслугам.

Глава 4

В понедельник Мэри явилась в операционную без пяти девять.

— Как вы рано сегодня, доктор, — неодобрительно заметила сестра Уайт, которой невозможно было угодить. Обычно она жаловалась, что Мэри опаздывает.

Джо Миллер лукаво подмигнула Мэри и подвинула для нее стул.

— Посидите здесь. Мы сегодня запаздываем с приготовлениями.

Она раскладывала инструменты для первой операции. Мэри надеялась успеть приступить к своим обязанностям до прихода мистера Кохрейна. Но так и осталась сидеть в своем углу, когда он появился.

— Мне очень жаль, сэр, — извинилась сестра Уайт, — но у нас тут неприятности со стерилизатором. — Мы не будем готовы до девяти тридцати.

Он подошел и сел на свободный стул рядом с Мэри.

— Доброе утро, — поздоровалась она, стыдясь своего вчерашнего поведения.

— Доброе утро.

После пяти минут молчания она встала, чтобы помыть руки.

— Пожалуйста, подождите немного, доктор, — недовольным тоном произнесла сестра Уайт. — Вы будете нам мешать.

Вздохнув, Мэри проскользнула в комнатку анестезиолога и стала наблюдать, как работает доктор Маккензи. Ей нравилась работа анестезиолога, и Мэри подумала, что в следующие полгода будет стажироваться в этой области.

— Доктор Хантер! Теперь можно начинать мыть руки. Поспешите!

Услышав голос сестры Уайт, Мэри пошла обратно.

— Вы, кажется, замечтались, доктор.

Мэри еле сдержалась, чтобы не ответить резкостью. Кажется, утро обещало быть тяжелым. И оно выдалось не только тяжелым, но и длинным: четыре операции, одна за другой.

Во время последней доктор Кохрейн взглянул на часы и сказал сестре:

— Пожалуйста, попросите кого-нибудь позвонить ко мне домой и предупредить, что я не приеду обедать. И скажите в столовой, что я сегодня обедаю здесь.

Они закончили почти в половине третьего. Мэри проводила последнего пациента в палату и пошла в столовую, надеясь, что ей не придется есть в компании одного мистера Кохрейна.

Он сидел спиной к двери, поставив перед собой раскрытый медицинский журнал. Мистер Робертс уже уходил.

— Вы не должны ее так загружать, Ричард. — Мистер Робертс ласково дотронулся до ее плеча.

Мистер Кохрейн поднял голову от журнала. Взгляд его был насмешлив.

— Я бы не беспокоился на вашем месте за мисс Хантер, Джи-Эр. Она дама взрослая и самостоятельная.

Мистер Робертс посмотрел сначала на него, потом на Мэри, не понимая в чем дело. Когда он вышел, мистер Кохрейн отложил журнал в сторону.

— Мисс Хантер, послушайте, так продолжаться не может. Вы были явно не в себе все утро. Это плохо сказывается на работе.

Она недоверчиво выслушивала очередную нотацию.

— Мы наговорили друг другу много ненужного в субботу вечером, — продолжал он, — но, поскольку придется работать вместе, хочется нам этого или нет, мне кажется, мы должны постараться забыть об этом.

— Конечно, — пробормотала Мэри… — Простите…

Он нетерпеливо оборвал ее:

— Прошу вас, мисс Хантер, никаких извинений! Я сказал — забудьте.

Он снова поставил перед собой журнал, и Мэри больше не видела его лицо.

До конца недели он оставался только хорошим консультантом — вежливым, но подчеркнуто официальным. В следующие выходные она дежурила. В пятницу вечером во время ужина из приемного отделения поступил срочный вызов.

— Тяжелое ранение в дорожной аварии, — сказала по телефону Джо Миллер, — вам надо приехать немедленно.

Пострадавшей была молодая женщина с серьезной травмой головы. Опытная Джо, оказав первую помощь, поместила женщину в реанимацию.

— Похоже, чем меньше ее шевелить, тем лучше, — так описала она Мэри состояние пострадавшей. — Из реанимации надо ее перевести сразу в операционную.

— Если успеем, — заметила Мэри.

Женщина была в глубокой коме. Пульс едва прощупывался, дыхание поверхностное, вызывающее тревогу. Джо уже наложила повязку.

— Мне кажется, у нее перелом черепа. Хотите осмотреть?

— Нет. Важно поддержать ее жизнь до операции. Нужно первым делом определить группу крови, может понадобиться переливание. Можно сделать снимок черепа прямо здесь, на портативной установке. И самое главное — немедленно ввести дыхательную трубку.

Конечно, надо позвонить мистеру Кохрейну, но это можно сделать через несколько минут. Мэри знала, что сейчас она должна действовать самостоятельно, не дожидаясь его приезда.

Через полчаса она вышла в коридор. Врачи «Скорой» все еще были здесь.

— Как она, доктор? — спросил один.

— Плохо. Не узнали еще, кто она?

— Над этим работает полиция. Она ехала на мотороллере, перевернулась, врезалась в машину слева и перелетела через капот.

Оператор соединил Мэри с домом мистера Кохрейна, но его там не оказалось. Он ужинал у друзей.

— Хотите, чтобы я позвонил туда, доктор? — спросил оператор.

— Боюсь, придется. Дело крайне срочное.

Женский голос на другом конце показался ей знакомым.

— Мистер Кохрейн? Кто его спрашивает? О! Это вы, доктор Хантер?

Это была Кристин Уортон. Судя по всему, звонок вызвал у нее раздражение.

— Я скажу ему, он позвонит вам попозже. Мы еще не закончили ужинать.

— Нет, миссис Уортон, — твердо сказала Мэри. — Простите, что вас беспокою, но я должна поговорить с ним немедленно.

Когда мистер Кохрейн подошел, Мэри, не тратя время на извинения, четко объяснила ему ситуацию.

— Дыхательную трубку вставили? — спросил он. — Молодец!

— Можете не спешить, закончите обед. Я только хотела, чтобы вы знали. Вдруг ситуация резко ухудшится…

— Правильно сделали, что позвонили. Буду через полчаса.

В холле она увидела полицейского. С ним был какой-то молодой человек. Он был бледен и казался перепуганным.

— Это мистер Дженнингс, доктор, — сказал полицейский. — Боюсь, что именно его жена попала в аварию. Мы почти уверены, что это она.

Мэри распахнула двери в реанимацию. Молодой человек застыл на месте, глядя на лежавшую на кровати женщину.

— Это не она, — выдавил он. Потом присмотрелся внимательнее. Его лицо скривилось, как от сильной боли. — Она, — прошептал он. — Как она изменилась. Я сначала не узнал…

Мэри отвела его в комнату медсестер. Он сел, обхватив голову руками.

— Простите, доктор. Понимаете, она выехала из дома такая веселая… Испекла несколько пирогов и повезла в церковь на благотворительный базар. Скажите, как она? — лихорадочно забормотал он, немного придя в себя.

— Боюсь, что она серьезно пострадала. Скоро приедет мистер Кохрейн, он сам с вами поговорит.

— Насколько серьезно? Она… она не умрет?

Мэри решила, что не имеет права перекладывать на других самые тяжелые обязанности.

— Вы должны приготовиться к самому худшему, — медленно сказала она. — Но если кто-то и может ее спасти, то это доктор Кохрейн.

— Как я должен готовиться? — с отчаянием произнес молодой человек. — У нас же четверо детей! Старшему только девять, а младшему нет и года! Если Уинни умрет, кто за ними присмотрит?

— У вас есть родственники?

Он покачал головой.

Дверь открылась. Джо Миллер делала ей знаки.

— Извините, — мягко сказала Мэри и вышла, оставив чуть не плачущего мистера Дженнингса.

— Ей хуже, — сказала Джо. — Пульса почти нет, она синеет.

Одного взгляда на миссис Дженнингс было достаточно, чтобы понять — состояние пострадавшей критическое.

— Звоните снова мистеру Кохрейну…

Но не успела Мэри закончить фразу, как двери в реанимацию распахнулись, и, к ее громадному облегчению, вошел доктор Кохрейн.

— Как хорошо, что вы пришли! — воскликнула Мэри. В ее голосе прозвучала такая искренняя радость, что он удивился.

— Вы сделали все правильно, — одобрительно сказал он, окинув взглядом подготовленные рентгеновскую установку и насос для перекачки крови. — Когда ей стало хуже?

— В последние несколько минут.

— Пойдемте посмотрим, готовы ли снимки.

Снимки только что проявили, они были еще мокрыми, когда рентгенолог прикрепил их к экрану.

— Травма серьезная, с переломом и вдавливанием. Боюсь, идет внутреннее кровотечение. Надо немедленно вскрывать. Скажите в операционной, чтобы готовились.

— Я уже предупредила.

— Молодец, — снова похвалил он, — зовите скорее анестезиолога.

Мэри никогда еще так не восхищалась действиями мистера Кохрейна, его высоким профессионализмом, как во время этой необыкновенно длинной, изматывающей операции. Наконец все было закончено, и мистер Кохрейн, выйдя в докторскую, без сил рухнул в кресло. Мэри впервые видела его таким усталым.

— Принести вам что-нибудь? — спросила медсестра, просунув голову в дверь.

Анестезиолог покачал головой:

— Нет, спасибо. Мне бы поскорее добраться до кровати.

— А я не откажусь. Чаю и бутерброды с ветчиной, — сказал доктор Кохрейн. — Ее муж все еще здесь?

— Он ждет в приемном, — доложила ночная медсестра.

— Надо выйти к бедняге, поговорить с ним. — Он поднялся с места.

— Что вы сказали мистеру Дженнингсу? — спросила Мэри, когда мистер Кохрейн спустя несколько минут вернулся.

— Сказал, что у нее есть шанс выкарабкаться. Надо ждать. Критическими будут первые сутки.

Глядя на расстроенное лицо Мэри, мистер Кохрейн нахмурился. Потом сказал:

— Врачу нельзя поддаваться чувству жалости к каждому пациенту, иначе вы просто сойдете с ума. Вы считаете меня бессердечным, ведь так? Когда-то и я был таким, как вы, и теперь исхожу из своего опыта. Если вы знаете, что сделали все, что в ваших силах ради больного, то пусть ваша совесть будет чиста, все остальное оставьте на милость Бога и на желание самого пациента выкарабкаться.

Выпив две чашки чаю и съев три бутерброда, Мэри почувствовала себя гораздо лучше.

— Пойду взгляну на миссис Дженнингс, — сказала она, вставая со стула.

Мистер Кохрейн тоже поднялся:

— Нет. Вы пойдете спать. Я сам зайду к ней. Вы стали очень бледной, — отечески улыбнулся он. — Не высыпаетесь, наверное, поздно ложитесь.

— Да, поздно. Сейчас почти три.

Он положил руку ей на плечо и задержал ее там.

— Вы очень помогли мне сегодня. Вы отличный ассистент, Мэри. — Он легонько подтолкнул ее к двери. — Идите спать и не вставайте, пока как следует не выспитесь.

Но Мэри, хоть и безумно устала, сразу не легла. Она еще долго сидела, расчесывая волосы. Потом она натирала кремом руки, кожа на них сохла от постоянного мытья. И все время вспоминала о том, как забилось ее сердце от прикосновения Ричарда Кохрейна.

Оно ничего не значило, это прикосновение. Просто он хотел выразить ей признательность за помощь. Мистер Кохрейн, безусловно, был не из числа докторов, флиртующих с сестрами или ассистентками. Наконец она легла и, как только ее голова коснулась подушки, крепко заснула.

Когда на следующее утро Мэри пришла в реанимацию, миссис Дженнингс все еще была без сознания. Но ее цвет лица уже не был таким синюшным, дыхание немного выровнялось. Ее муж уехал домой, но к вечеру вернулся.

— Кто сейчас с детьми? — спросила Мэри.

— Один из друзей, — ответил он измученным голосом. — Можно мне посидеть рядом с Уинни, доктор?

— Конечно.

— Ей, кажется, получше, доктор?

— Немного, — осторожно ответила Мэри. Она боялась внушать ему ложные надежды.

Пока Мэри отсыпалась, мистер Кохрейн успел сделать обход, наладить переливание крови одному из пациентов в мужской хирургии, осмотрел вновь поступивших и даже собственноручно заполнил карты.

— Что вы с ним сделали? — спросила дежурная сестра, лукаво улыбаясь. — Никогда еще не видела, чтобы он делал работу дежурного хирурга.

Суббота выдалась спокойной. После чая Мэри решила посидеть в садике около розовых кустов. Она предупредила дежурного оператора, где находится, на случай если ее станут разыскивать.

Она писала письмо родителям, когда на дорожке сзади раздались твердые шаги. Из-за угла показался мистер Кохрейн.

— Не вставайте. Я заехал осмотреть миссис Дженнингс. Ее состояние на удивление быстро улучшается. Мистер Робертс будет ее наблюдать, пока меня нет.

Он уже говорил несколько дней назад, что возьмет небольшой отпуск в конце мая, но она забыла.

Он присел рядом с ней на садовую скамью.

— Простите, но перед отъездом я хочу вас немного проинструктировать.

Высказав свои пожелания, доктор Кохрейн откинулся на спинку скамьи и закурил трубку.

— Уверен, за время моего отсутствия вы отдохнете без меня так, как будто тоже побываете на каникулах, доктор Хантер.

И рассмеялся, увидев, как она покраснела.

— Куда вы едете?

— В Италию, на озеро Гарда. Буду сидеть там на солнышке и бездельничать.

— Не представляю вас в таком состоянии, — заметила Мэри.

— Вы меня мало знаете. Я умею и люблю отдыхать. Вот моя мать отдыхать не умеет. Она ушла прошлым летом, потому что стала сильно уставать и неважно себя чувствовать. Но лениться она не умеет.

— А ваш отец не протестовал? Все-таки хирургия — не совсем женская работа… По крайней мере, многие так думают.

— Совсем нет. Он ею очень гордился. Он был человек добрый, покладистый, снисходительный к людским слабостям. Половина местных девушек добивались его внимания, но он влюбился в молодую женщину-доктора. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Возможно, эта история любви повторится?

Он, конечно, имел в виду ее и Мартина. Улыбнувшись ее смущению, он попрощался и зашагал прочь.

Мэри сидела и думала о нем, когда он ушел. Она вспоминала, что почувствовала, когда он прикоснулся к ней. Эта мысль волновала ее весь день, хотя она гнала ее прочь. Но вчерашнее наваждение не повторилось, когда они спокойно сидели рядом на солнышке и беседовали, и это обрадовало Мэри. Хотя она вела себя с ним вполне естественно, все же ей трудно было сосредоточиться на том, что он говорил. Впервые в жизни вчера Мэри по-настоящему почувствовала сильное влечение к мужчине. И это даже напугало ее.

Она говорила себе, что такие случаи не редкость. Часто возникают увлечения, близость, но это, как правило, ненадолго.

Но Мэри знала, как осудил бы ее Ричард Кохрейн, узнав, о чем она думает. Что ж, двух недель вполне хватит, чтобы забыть свои мечты. Очень хорошо, что он уедет. К тому же рядом есть Мартин, с которым она будет проводить свое свободное время. Он очень мил, и в его компании она попытается забыть о том чувстве, которое внезапно вызвал у нее доктор Кохрейн.

В понедельник его заменил приехавший в госпиталь молодой угрюмый хирург. Оперировал он хорошо, но от него веяло неизлечимым унынием. В госпитале воцарилась странная тишина. Все сразу же ощутили отсутствие своего главного хирурга.

Мистер Робертс заметил как-то, обедая с Мэри:

— Ричард всех держит в напряжении. Без него в госпитале жизнь как будто застыла.

Зазвонил телефон, и Робертс ответил:

— Мартин? Как ты, мой мальчик? Хочешь поговорить с мисс Хантер?

Мэри услышала в трубке веселый голос Мартина:

— Я в Лондоне по делу, пробуду здесь еще несколько дней. Поужинаешь завтра со мной?

— С удовольствием. Я все равно собиралась туда во второй половине дня, пройтись по магазинам.

Положив трубку, она увидела, что доктор Робертс внимательно смотрит на нее.

— Кажется, вы с Мартином хорошо знакомы?

— Да, мы давно знакомы. Мартин совсем не похож на брата, верно?

Старый доктор кивнул:

— Хороший парень, но слишком уж легкомысленный.

Пусть он и легкомысленный, зато с ним весело, подумала Мэри на следующий вечер, глядя на Мартина, сидевшего напротив во время ужина в дорогом ресторане.

Она приехала в Лондон на поезде, и Мартин настоял на том, чтобы отвезти ее обратно на своей машине.

— Я переночую дома. Мама будет рада.

Они очень быстро доехали до Чартфорда. Мартин поставил машину на площадке перед госпиталем, но на этот раз не перед главным входом, а сбоку.

— В прошлый раз мне здорово попало от Ричарда. Он устроил мне настоящий разнос — оказывается, нельзя обниматься в машине, это плохой пример для медперсонала.

Он нежно провел пальцами по ее обнаженной руке. Но прикосновение Мартина не вызвало у Мэри трепета. Мартин был для нее хорошим приятелем, но не больше.

— Пригласишь меня на чашечку кофе? — предложил он.

— Конечно. Дежурная сестра делает превосходный кофе.

— Дежурная сестра! — Свет от фонаря падал на его лицо, и Мэри увидела, как он забавно сморщился. — У меня нет ни малейшего желания пить кофе в компании медсестры. Угости меня кофе у себя дома.

Мэри с сомнением посмотрела на него.

— Ну пожалуйста. — И он опять нежно погладил ее руку.

— Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Я провела прекрасный вечер, Мартин, но уже мне пора.

Он повернул ее к себе:

— Какая же ты маленькая ханжа, Мэри. Никто не увидит, если это тебя волнует.

— Не в этом дело, Мартин. — Она вздохнула, не зная, как лучше объяснить. — Просто я не из тех девушек, которые приглашают к себе ночью мужчин.

Она попыталась открыть дверцу машины, но Мартин не позволил. Он с силой привлек ее к себе и закрыл рот поцелуем. На этот раз его поцелуй был требовательным и страстным. Наконец он выпустил ее, задыхающуюся и ошеломленную.

— Я долго ждал, Мэри. Потому что знал, ты не из тех, кто соглашается сразу. Но не могу же я ждать вечно…

— Ждать? — повторила она удивленно. — О чем ты, Мартин?

— Ради бога, Мэри! Или ты совсем дурочка? Разве ты не догадывалась, почему я хотел, чтобы ты здесь работала?

Он снова захотел ее поцеловать, но Мэри резко отпрянула.

— Нет! Я… я и понятия не имела о твоих планах. Пусти меня, Мартин! Прошу тебя!

Он тихо выругался, потом все-таки открыл для нее дверцу машины.

— Ладно, на сегодня все. Но тебе давно пора повзрослеть, мой славный маленький хирург. — Он говорил злым и обиженным тоном.

Мэри пулей выскочила из машины.

— Мне очень жаль, Мартин, — растерянно пробормотала она.

— Для врача ты на редкость плохо разбираешься в человеческой природе. Спокойной ночи, Мэри, — сухо ответил он.

Не спокойной ночи, а прощай, вот что он хотел сказать! Чувствуя себя несчастной, Мэри легла спать. Зачем только она приехала сюда! Лучше бы ей никогда не встречаться с братьями Кохрейн!

Она думала, что больше не увидит Мартина, поэтому очень удивилась, когда ей принесли от него письмо на следующий же день. Оно было очень коротким.

«Дорогая Мэри.

Я должен извиниться перед тобой за свое поведение прошлой ночью. Просто не понимал все это время, что мы ждали от наших отношений совсем разного. И честно теперь это признаю.

Прошу у тебя прощения. Чтобы показать, что ты меня простила, приезжай к нам на чай в воскресенье. Мама будет рада тебя видеть.

Мартин.

P. S. Позвоню вечером, чтобы узнать, что ты решила».

Когда он позвонил, у Мэри был уже готов ответ.

— Спасибо за приглашение, Мартин. Но я не вижу причин приезжать к вам в воскресенье.

Его веселый голос был не таким самоуверенным, как обычно.

— Прошу тебя, приезжай, Мэри. Мы просто выпьем по чашке чая вместе с моей мамой. Приезжай.

— Мартин, будь благоразумен.

Но он продолжал уговаривать, и ей пришлось сдаться.

— Ну хорошо, но я не смогу приехать рано.

Когда Мэри приехала в Торнтон-Холл, миссис Кохрейн сидела на террасе.

— Садитесь со мной рядом, моя дорогая! Мартин, кажется, пошел на конюшню. — Миссис Кохрейн положила раскрытую книгу на колени, улыбаясь приветливо Мэри. Несколько минут они болтали о пустяках. Вдруг миссис Кохрейн сказала: — Никогда не знаешь, чего ждать от Ричарда. Сегодня получила письмо от него. Он пишет, что ему уже начинает надоедать отпуск.

— Но он пробыл там всего неделю! А в Италии так красиво…

— Обычно он с удовольствием проводит время в компании семьи Беллини. Но вы понимаете, раз на раз не приходится.

— Нам всем его не хватает. Без него в госпитале жизнь просто замерла.

Матери Ричарда эти слова, кажется, доставили удовольствие.

— Благодарю, дорогая. Я иногда думаю, что вам с ним нелегко приходится.

— Да, вначале было трудно, — с улыбкой призналась Мэри.

В это время пришел Мартин. Он вел себя как ни в чем не бывало. Зато Мэри чувствовала себя неловко в его присутствии.

После чая он увел ее на прогулку. Они шли молча, пока не скрылись из виду. Перед ними была беседка, увитая желтыми плетистыми розами.

— Давай посидим, — предложил Мартин и, видя ее нерешительность, успокоил: — Перестань, Мэри. Я же не насильник, в конце концов. Ты веришь в то, что я написал?

Кажется, он действительно раскаивался. Вздохнув, Мэри опустилась рядом с ним на скамью.

— Я тебе верю. Это была скорее моя ошибка — нельзя быть такой… наивной.

— Нет, нет, — быстро сказал он. — Забудь все, что я наговорил тебе вчера ночью. Я был зол и поэтому хотел задеть тебя побольнее.

Мэри ничего не ответила. Она сидела, глядя на открывающийся из беседки вид, а Мартин закурил сигарету.

— Понимаешь, — вдруг сказал он откровенно, — я думал, что на тебя повлияло знакомство с Ричардом. Ты себе не представляешь, что такое всю жизнь жить в тени столь блестящего брата. Мне вечно ставили его в пример, попрекали тем, что я не такой отличник и спортсмен, как он. Прости, я, наверное, надоел тебе?

— Нисколько, — мягко отозвалась Мэри. — Но мне кажется, ты не прав, Мартин. Ты вовсе не живешь в тени брата.

— Спасибо за сочувствие. — Он усмехнулся. — Теперь я понимаю, почему Ричард считает тебя хорошим врачом.

Проводив Мэри до машины, Мартин задержал ее руки в своих и заглянул в глаза.

— Знаешь, даже хорошо, что ты оказалась не такой, как любая другая из моих девушек, — серьезно сказал он.

В его взгляде она увидела нечто, что заставило ее смутиться и высвободить руки.

После этого вечера он еще несколько раз приглашал ее в гости, возил в Торнтон-Холл на своей машине. Однажды вечером, незадолго до возвращения доктора Кохрейна, ей позвонила миссис Кохрейн и спросила, не хочет ли Мэри съездить с ними в оперу в Глиндеборн.

— У нас были заказаны билеты на следующую субботу, но кто-то в последний момент отказался. Мы будем рады, если вы к нам присоединитесь.

— Я с удовольствием приму ваше приглашение, миссис Кохрейн. Что они дают в субботу?

— «Дон Жуана» Моцарта. Кажется, Моцарт — один из ваших любимых композиторов? Я угадала?

— О да, — счастливо выдохнула Мэри. — Я не была никогда раньше в Глиндеборне. Подойдет короткое вечернее платье?

— Прекрасно подойдет, дорогая. Все молодые девушки сейчас носят короткое. Мартин заедет за вами в два часа. У нас еще будет время выпить чаю перед началом спектакля.

Глава 5

Не в привычках Мэри было подолгу крутиться перед зеркалом, но в субботу она постаралась выглядеть как можно лучше.

Ровно в два часа раздался телефонный звонок.

— Мистер Кохрейн просил предупредить, что он ждет вас в главном холле, доктор, — доложил оператор-телефонист.

Бросив на себя последний взгляд в зеркало, Мэри взяла вечернюю сумочку, накидку и весело сбежала вниз по лестнице.

Проходя по коридору мимо приемного отделения, она услышала, как Джо Миллер весело кричит:

— Эй, девчонки, посмотрите-ка на нашего дежурного хирурга! Она сегодня выглядит на все сто! Особый случай, доктор?

— Опера, — улыбнулась Мэри, — меня туда пригласила миссис Кохрейн.

— Неужели вы так нарядились только ради миссис Кохрейн? — лукаво поддразнила Джо, и Мэри в ответ состроила ей веселую гримаску.

— Мне надо идти, Джо. Мартин меня ждет.

В холле Мэри остановилась как вкопанная. Перед выходом туда-сюда расхаживал высокий мужчина в смокинге. Это был Ричард Кохрейн собственной персоной. Он заметил Мэри и быстро пошел ей навстречу.

— Мартина задержали в Лондоне дела. Он просил меня заехать за вами.

Мэри смотрела снизу вверх на его лицо и удивлялась, как она раньше могла считать его некрасивым. Ее переполняла такая радость, что она на несколько мгновений лишилась дара речи.

И именно в этот момент она окончательно поняла, что влюбилась в него по уши.

С удивлением услышала она свой совершенно спокойный голос, так не вязавшийся с лихорадочным вихрем мыслей.

— Я думала, что вы еще в Италии.

— Прилетел сегодня утром. — В серых глазах Кохрейна мелькнули знакомые веселые искорки. — Извините, что вас разочаровал, мисс Хантер. Знаю, что я никудышная замена Мартину.

После Италии он выглядел прекрасно, загорел и посвежел. Мэри так и подмывало ему сказать, что она очень рада тому, что приехал именно он, а не Мартин. Вместо этого она сказала самым беззаботным тоном:

— Что ж, зато с вами ехать наверняка безопаснее, чем с Мартином.

Он рассмеялся и взял ее под руку.

— Вы правы. Пошли, моя машина около бокового входа.

Выйдя из дверей, они чуть не столкнулись с Кристин Уортон. Сначала она увидела Мэри, которую поприветствовала коротким кивком. Но через минуту выражение ее лица разительно изменилось.

— Ричард! Я не знала, что ты вернулся! Дорогой, ты великолепно выглядишь! — И, встав на цыпочки, она чмокнула его в щеку.

Мистер Кохрейн мягко ее отстранил:

— Нам надо спешить, Кристин. Позвоню тебе завтра.

Мэри, ожидавшая его около машины, увидела, как злобно сузились глаза Кристин при слове «нам».

Окинув Мэри неприязненным взглядом, она снова медовым голоском обратилась к Ричарду:

— Куда вы едете?

— В Глиндеборн. — Он открыл дверцу, пропуская Мэри.

— Очень мило с твоей стороны пригласить бедную девушку.

Мэри возмутилась — о ней говорили так, словно она горничная.

— Надеюсь, вам не будет скучно, мисс Хантер. Не каждый, знаете ли, умеет получить удовольствие от оперы.

— Нет, миссис Уортон, мне не будет скучно. Если бы я не любила оперу, то не приняла бы приглашения. Мне всегда были противны люди, которые ходят в театры только потому, что это модно, — не без язвительности ответила Мэри.

Мистер Кохрейн попрощался с Кристин и сел рядом с Мэри. И она вдруг увидела, что он с трудом сдерживает смех.

Когда они выехали на шоссе, она неуверенно спросила:

— Я опять нагрубила миссис Уортон?

Ричард открыто расхохотался, и у Мэри сразу полегчало на душе.

— Совсем нет, моя дорогая девочка. Получилось неожиданно метко — не в бровь, а в глаз…

— Но она, кажется… очень расстроилась.

— Конечно. Ведь она как раз из тех, кто ходит в театры и на концерты именно по такой причине. Мы ее однажды взяли с собой. Она зевала до слез, а к концу спектакля едва не уснула, так ей было скучно.

— Все равно жалко, что я ее расстроила.

Они проезжали Чартфорд. Он молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Но Мэри была счастлива просто сидеть рядом с ним. Она теперь понимала, что с самого начала почувствовала влечение к этому сильному, властному человеку. То напряжение, которое она ощущала рядом с ним, было результатом ее безнадежной борьбы с магией этого чувства.

Ричард резко притормозил — они подъезжали к перекрестку, где заканчивалась двухполосная дорога.

— Кстати, мама сказала, что Мартин последнее время много бывает дома. Интересно, в чем причина такой перемены? — внезапно спросил он.

Она поняла намек и, вздохнув, потому что ей совсем не хотелось сейчас говорить о Мартине, ответила:

— Я думала, что у него сейчас мало дел в Лондоне.

Он засмеялся:

— Не обижайтесь, Мэри. Конечно, это не мое дело. Мамы это тоже не касается, но у нее большие надежды.

— Какие еще надежды? — Она удивилась, потом покраснела, когда поняла, что он имел в виду. — Но мы с Мартином… То есть я хочу сказать, что он… Что я… — Она совсем запуталась.

— Моя дорогая девочка, не нужно так волноваться.

— Перестаньте со мной обращаться, как с ребенком! — сердито крикнула она и, отвернувшись, стала смотреть в окно.

— А если я скажу, что вы сегодня выглядите очень по-взрослому в этом наряде, меня простят? — спросил он извиняющимся тоном.

Она покосилась на него, неуверенная, говорит он серьезно или вновь поддразнивает ее, но вдруг это перестало иметь значение. И Мэри снова поразилась глубине своего чувства к нему. Кажется, впервые в жизни она поняла, что такое любовь.

Она откинулась на спинку сиденья и сказала счастливым голосом:

— Я не позволю никому и ничему испортить мне сегодняшний вечер.

— Никому — это мне? — отозвался мистер Кохрейн.

— Даже вам.

— Ах так! Что ж, сам напросился.

Они прибыли в Глиндеборн в четыре часа и припарковали машину на большой стоянке позади здания театра.

— Сначала выпьем чаю, а потом я покажу вам парк.

Она села за маленький столик и стала ждать, пока он вернется из буфета. За столиками сидело много других женщин. Мэри видела, какие взгляды они бросают на Ричарда Кохрейна, и вспоминала слова Джо Миллер.

На подносе, с которым он появился, стоял большой чайник, две тарелки с весьма аппетитными пирожными и клубника со сливками. Под его взглядом рука у нее дрогнула, когда она наливала чай. Она испугалась, что может выдать себя.

— Вы сегодня очень красивы. Судя по взглядам с соседних столиков, другие тоже обратили на это внимание, — галантно заметил он.

Такой комплимент любой мужчина мог сделать любой девушке. Она небрежно улыбнулась в ответ.

— Они смотрят на вас. Вы просто неотразимы в смокинге.

— Хватит! Ешьте лучшепирожные, — сказал он ворчливо, будто старый дядюшка, выводящий в свет любимую племянницу.

С легкой завистью Мэри взглянула на молодую женщину за соседним столиком. Та была одета очень элегантно и дорого. Ее длинные белокурые волосы были мастерски уложены в пышный узел на затылке. Держалась она уверенно и непринужденно. Наверно, такая женщина может вызвать восхищение Ричарда Кохрейна. Он же продолжал наблюдать за Мэри, и она даже испугалась, что он читает ее мысли.

— Женщины никогда не бывают довольны тем, что имеют. Вы хороши такая, какая есть.

Она не сразу нашлась с ответом. В это время две пожилые дамы спросили разрешения присесть за их столик. Они были одеты экстравагантно, с множеством украшений. Их наряд завершали длинные шифоновые шарфы. Через две минуты они уже оживленно беседовали с мистером Кохрейном.

Блондинка за соседним столом наблюдала за сценкой и, перехватив взгляд мистера Кохрейна, сочувствующе улыбнулась ему. Ее улыбка словно говорила: как я вас понимаю! От этих старых надоед никак не отделаешься!

Но она в ответ встретила такой ледяной взгляд, что, смутившись, отвернулась.

Обе старые дамы оказались бывшими оперными певицами. Они пришли в восторг от познаний мистера Кохрейна в музыке. Кажется, он знал все о всех знаменитых европейских оперных театрах.

Одна из старушек ласково коснулась руки Мэри, вовлекая ее в общий разговор.

— А это прелестное дитя тоже везде побывало с вами?

Мистер Кохрейн улыбнулся и покачал головой:

— Мы не родственники.

— А я-то подумала, что это ваша младшая сестра. Но возможно, когда-нибудь вы еще возьмете ее с собой? — И старушка добродушно рассмеялась.

Ее подруга поглядела на нее с осуждением:

— Анна, не мучай девочку!

Мистер Кохрейн поднялся:

— Прошу нас простить. Мэри еще ничего здесь не видела.

Когда они вышли, он спросил, понравились ли ей эти старые дамы.

— Они такие милые и так интересно говорили о музыке.

— Я знал, что они вам должны понравиться. Раньше здесь было много настоящих ценителей оперы. К сожалению, теперь больше таких, как та разряженная блондинка, на которую вы так восхищенно смотрели.

— Но нельзя же судить людей по внешности! — обиделась Мэри не столько за блондинку, сколько за себя.

Но Ричард оставался непреклонным.

— Готов поспорить, что она абсолютно ничего не понимает в музыке. — Тут он взглянул на часы. — Через десять минут начало. Пойдем поищем остальных?

Мэри пошла за ним с сожалением. Ей хотелось бы весь вечер провести вот так, вдвоем.

Они встретили в толпе Мартина и миссис Кохрейн. Беседуя со знакомыми, они стояли в фойе до второго звонка.

— Мы сюда ездим уже много лет, — пояснила миссис Кохрейн и улыбнулась. — Вы сегодня просто очаровательны, дорогая. Правда, Мартин?

— Сногсшибательна, — согласился Мартин, взял Мэри под руку, и они стали подниматься по лестнице.

В ложе второго яруса Мэри уселась между братьями Кохрейн. Она с волнением чувствовала легкое прикосновение рукава смокинга Ричарда к своей руке. Но потом оркестр заиграл увертюру, и Мэри полностью растворилась в чудесной музыке.

Во время антракта они вышли в парк. Ричард с матерью говорили о спектакле. Мартин, не такой большой ценитель классической музыки, потянул за руку Мэри:

— Пойдем, я покажу тебе парк.

— Я его уже видела. — Мэри не хотелось никуда уходить.

— Посмотришь еще раз. — Он потянул ее еще настойчивее.

— Но мне больше хочется посидеть здесь, — упиралась Мэри.

— Моя дорогая, парк — это только предлог, — колко заметил Ричард.

Мэри слегка покраснела. Оказывается, ее заподозрили в кокетстве!

— Что ж, идем. — Она поднялась и пошла по траве. Мартин догнал Мэри и подхватил под руку. Перед тем как уйти, Мэри успела поймать недовольный взгляд Ричарда Кохрейна. Это ее удивило и озадачило.

Вернувшись на прежнее место некоторое время спустя, они уже никого не застали. Они встретились в баре, куда Мартин потащил Мэри, хотя она считала, что он выпил уже более чем достаточно.

— Ты что будешь? Ликер? Может быть, «Куантро»?

— Нет, нет, — решительно отказалась Мэри. — Я и так уже выпила слишком много.

— Ерунда! Я принесу тебе «Куантро».

Он исчез в толпе у барной стойки. В это время кто-то взял ее под руку. Это был мистер Кохрейн.

— Пойдемте, я выведу вас из этой толчеи.

Они уселись за столик в дальнем углу.

— Мартин нас здесь не найдет, — запротестовала Мэри.

— Ничего страшного. Вы же все равно отказались от ликера. А он вечно желает всех подчинить себе.

— Семейная слабость, — пробормотала Мэри, и оба рассмеялись. Вдруг ей снова стало легко и приятно.

— Вы весь перерыв молчали. Почему?

— Музыка всегда так действует на меня.

— Но ведь вам понравилось?

— Конечно! Прекрасная опера, вот только… — она пыталась найти слова, лучше выражающие ее чувства, — жалко, что такая божественная музыка не была посвящена более… возвышенной теме. Вы понимаете, о чем я? — Она с испугом взглянула на него. Не хватало, чтобы и Ричард обозвал ее ханжой!

— Я очень хорошо понимаю вас. Знаете, что Бетховен сделал почти такое же замечание по поводу этого произведения? Но ведь если задуматься, фарс в этой опере вырастает до трагедии. Правда, это начинаешь понимать не сразу.

Появился Мартин с двумя стаканами в руках. Ричард встал и взял один.

— А теперь отправляйся назад и принеси что-нибудь для Мэри! Я выпью «Куантро».

Мартин умоляюще простер руки к Мэри:

— Он просто какой-то сатрап, этот мой братец! Как ты можешь с ним работать? — Но все же покорно вернулся к стойке.

Доктор Кохрейн снова заговорил:

— А вы слушали «Фиделио»? Вот это опера на весьма возвышенную тему.

— Нет, этой оперы я не слышала.

— Я слушал ее однажды в Вене. Незабываемое впечатление!

— Вы счастливец. Побывали везде… — сказала она с грустью.

Когда представление закончилось, они вышли на свежий ночной воздух. Серп луны поднимался над горным хребтом. Мэри шла рядом с мистером Кохрейном. В ее ушах все еще звучала музыка, но на сердце уже легла тяжесть, потому что этот волшебный вечер заканчивался.

Они подошли к машине доктора. Миссис Кохрейн прощалась с друзьями, Мэри ждала, пока Ричард откроет машину.

Мартин крикнул ей:

— Иди сюда, Мэри! Поехали, пока не началась давка.

— Ты возьмешь маму, — громко приказал Ричард, — Мэри поедет со мной.

— А может быть, Мэри сама решит, с кем ей ехать?

В его голосе слышался сдерживаемый гнев. Раньше она никогда не видела Мартина таким.

— Ты поедешь аккуратнее, если рядом будет мама, — спокойно ответил Ричард.

Мартин выпрямился.

— Ну а ты, мой дорогой братец, у нас конечно же сверхчеловек. Джанет вовремя это поняла и приняла верное решение.

Он быстро зашагал прочь, туда, где стояла мать.

Мистер Кохрейн жестом приказал Мэри садиться в машину, и она быстро проскользнула на сиденье. Свет фар от отъезжавшей машины осветил на мгновение салон автомобиля, и она увидела, что лицо доктора искажено гневной гримасой. Он сидел, стиснув руль побелевшими пальцами, и ждал своей очереди, чтобы выехать со стоянки.

Как только машина оказалась на шоссе, стрелка спидометра быстро поползла вверх. Через некоторое время Мэри не выдержала:

— Прошу вас, сбавьте скорость!

— Пристегните ремень! — коротко приказал он.

— Лучше бы я поехала с Мартином! — в отчаянии крикнула Мэри, и тут Ричард вдруг сбавил скорость, свернул на стоянку у обочины и остановился.

Ледяным голосом он задал вопрос:

— Можете вы мне объяснить ваше поведение?

Пораженная, она молча смотрела на него некоторое время, потом вспылила. Он что, смеется над ней?

— Уж если кто-то и вел себя как сумасшедший, так это вы! Мчались как лунатик в гробовом молчании, и потом еще удивляетесь, что я испугалась! Сами виноваты, а сердитесь на меня! Зачем вы придирались к Мартину? Что он вам такого сделал?

Выражение его лица испугало ее. Потом она почувствовала раскаяние и жалость.

— Я знаю, он не должен был говорить это в моем присутствии, ну… О вашей разорванной помолвке… — Она вдруг замолчала, слишком поздно спохватившись. Ей не хватило ума притвориться ни о чем не подозревающей.

— Так… Значит, вы любительница сплетен, мисс Хантер? — глухо спросил он.

— Вам хорошо известно, что сестры непрерывно судачат. Не могу же я вечно ходить с заткнутыми ушами.

Перед ней снова был прежний холодный и насмешливый доктор Кохрейн.

— Значит, и о сегодняшних событиях они тоже будут болтать? Ну что ж, как говорится: лучше грешным быть, чем грешным слыть!

И не успела Мэри опомниться, как он схватил ее в объятия и поцеловал требовательным, долгим поцелуем. Она попыталась вырваться, но его пальцы больно впились в нежную кожу обнаженных плеч. Напуганная, она замерла, но вдруг он отпустил ее так же внезапно, как и схватил.

Дрожащими пальцами Мэри ослабила ремень безопасности.

— Прошу вас, поехали! Прошу вас!

Теперь он ехал медленнее. Молчание сделалось нестерпимым. Мэри чувствовала, как слезы текут по ее щекам, но она была слишком горда, чтобы вытирать их. Когда он свернул к боковому входу госпиталя, Мэри, не дожидаясь, пока машина остановится, выскочила на ходу и, не оглядываясь, побежала прочь.

Она провела мучительную бессонную ночь и встала поздно с сильной головной болью. Проглотив пару таблеток аспирина, Мэри стала готовить кофе. В это время зазвонил телефон.

— Доктор Хантер? Мистер Кохрейн хочет поговорить с вами.

— Мисс Хантер? Я в госпитале. Можно мне подняться к вам?

Она сидела и не могла вымолвить ни слова.

— Мисс Хантер? Вы меня слушаете?

— Да, поднимайтесь, — пролепетала она. Едва только Мэри поднесла чашку к губам, как в дверь постучали.

Доктор Кохрейн сразу же перешел к делу, не изменяя своим привычкам.

— Я должен принести извинения за свое поведение прошлой ночью. Это было непростительно. Я… — Он немного замялся, подыскивая слова. — Мне очень жаль.

Он стоял, держась рукой за спинку стула. Мэри видела, как побелели от напряжения костяшки его пальцев. Наверно, для такого как он, нелегко извиняться перед женщиной.

— Я тоже виновата, — тихо сказала она. — Я сделала вам бестактное замечание.

Он отпустил спинку стула. Выражение его немного смягчилось.

— Вы очень великодушны. — Он взглянул на бутылочку с таблетками аспирина. — Скажите, что с вами?

— Просто болит голова.

— Плохо спали? Это моя вина. Вы казались такой счастливой вчера, пока я все не испортил. — Он вздохнул и повернулся, чтобы уйти. — Что ж. Не стану вам больше надоедать.

Она безумно жалела об их вчерашней размолвке, о тех несправедливых словах, которые они наговорили друг другу. Ведь Мартин вчера грубо обидел брата. Он хотел побольнее его уязвить. А ей бы лучше помолчать, чем так глупо распускать язык.

— Не хотите кофе? — застенчиво спросила она.

— Благодарю, не откажусь. Я еще не завтракал.

Он сидел, задумчиво потягивая кофе, и вдруг неожиданно резко поставил чашку на стол, так что кофе расплескался на скатерть.

— Значит, я кажусь окружающим хладнокровным негодяем? — в лоб спросил он.

Ее ошеломили его слова. Она всегда считала его слишком самоуверенным. Такие люди мало обращают внимания на то, что говорят окружающие.

Возможно, он принял ее молчание за смущение, а возможно, и сам смутился.

— Глупо спрашивать. Забудьте об этом! Спасибо за кофе. — В дверях он задержался на несколько секунд. — И еще одно. Не в моих привычках заводить романы с женщинами-коллегами. Можете не беспокоиться — больше такого не повторится.

Позже ее зашел навестить Мартин. Мэри выслушала очередное извинение.

— Прости за ту неприятную сцену вчера. Не знаю, что на меня тогда нашло. Мама меня потом отругала. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Не стоило мне втягивать тебя в наши семейные дрязги.

— Я думала, твоя мама ничего не заметила.

— От нее мало что ускользает. Но объясни мне, почему ты не сказала Ричарду, что поедешь со мной?

Мэри слегка покраснела и неловко заерзала на стуле.

— Забудем об этом, Мартин. Надеюсь, вы с Ричардом помирились?

Мартин скроил недовольную гримасу:

— К Ричарду не так легко подойти, когда он злится.

— Но сегодня утром, когда он был здесь, он мне показался скорее расстроенным.

— Расстроенным? Вот уж не поверю! Даже когда они с Джанет расстались, страдала только его гордость.

— Мне кажется, ты не прав. Он слишком горд, чтобы показывать вам свои чувства, но это не значит, что их у него вовсе нет.

Мартин пожал плечами и вдруг спросил:

— Когда он приходил? И что ему было надо?

— Приходил, чтобы извиниться.

— Извиниться? За что?

Она, запнувшись, ответила:

— Мы немного… поссорились по пути домой.

— Из-за меня?

Она колебалась. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он прекратил свои расспросы и оставил ее в покое.

— Только не говори, что мой праведник-братец попытался за тобой приударить! — шутливо заметил Мартин, а когда она покраснела еще гуще, расхохотался: — Так это правда! Вот теперь я все знаю! Подожди, я ему задам перцу!

Мэри испуганно вскочила:

— Если ты скажешь ему хоть слово, я перестану с тобой разговаривать, Мартин!

— Ради бога, Мэри! Чего ты так всполошилась?

— Ты знаешь, как он ненавидит любые сплетни. И к тому же, — вылетело у нее вдруг, — он всего-то разок поцеловал меня, да и то больше со зла.

— Странная причина для того, чтобы поцеловать хорошенькую девушку, — заключил Мартин и полез в карман за платком. Когда она вытерла слезы, он заглянул в ее расстроенное лицо. — Почему ты так расстроилась, Мэри? — спокойно спросил он. — Или ты влюбилась в Ричарда?

Вместо ответа, она отвернулась. Мартин повернул ее к себе и слегка потряс за плечи.

— Скажи, что это неправда, Мэри! Ты — моя девушка, а не Ричарда!

— Я — ничья девушка, — печально ответила Мэри. — И твоему брату я совершенно не нужна.

— Но он-то тебе нужен, — с горечью сказал Мартин. — А теперь ты пыталась дать мне понять, что у меня никаких шансов не осталось.

— Мартин, я никогда не считала, что ты серьезно ко мне относишься. Мы были просто приятелями, и не более того.

— А я уже начал серьезно подумывать о браке, но мне и в голову не могло прийти, что Ричард… Что ж, я сам виноват. Прощай, Мэри. Надеюсь, мы еще увидимся.

Он ушел, а она еще долго сидела в кресле, чувствуя себя глубоко несчастной. Оказывается, легкомысленный красавец Мартин хотел на ней жениться? Конечно, она его обидела отказом, но была уверена, что скоро он утешится. Ему не привыкать менять подружек.

Эх, быть бы ей такой, как Мартин! Тогда бы она очень скоро забыла о Ричарде.

Интересно, как Ричард поведет себя с ней, когда они встретятся в понедельник утром?

Но он повел себя как совершенно посторонний человек, лишь холодно кивнув, когда она появилась в операционной.

В последующие несколько недель его отношение было вежливым, но отчужденным. Наверно, его мучило сожаление о том, что он открылся перед девчонкой. Тот вечер в Глиндеборне теперь казался Мэри сном.

Глава 6

Наступил июль. Родители Мэри наконец вернулись из Канады. Они прибыли в субботу. В тот день Мэри как раз дежурила, а уже в воскресенье они приехали навестить дочь.

Выглядели они прекрасно, и Мэри была очень рада видеть их отдохнувшими и посвежевшими. Зато миссис Хантер сразу озабоченно воскликнула:

— Как ты похудела и побледнела! Да и вид у тебя усталый…

— Много работы, — коротко объяснила Мэри.

Они сидели за обедом в докторской столовой. Неожиданно дверь открылась, и вошел мистер Кохрейн.

Он извинился:

— Простите за беспокойство. Я оставил где-то свои записи. А, вот они.

Мэри представила его родителям. Кажется, он не прочь был задержаться. Уселся рядом и выпил вместе с ними кофе. Вдруг выяснилось, что они с доктором Хантером учились в одном медицинском колледже. Они пустились в воспоминания о студенческих днях. Было совершенно очевидно, что оба очень понравились друг другу.

Услышав, что они только что вернулись из Канады, мистер Кохрейн обратился к Мэри:

— Почему вы не сказали мне? Я бы освободил вас вчера от дежурства.

— Мне не хотелось просить, потому что замену найти было бы трудно.

— Мы бы справились. Незаменимых людей нет. — Он снова обратился к родителям Мэри: — Ваша дочь добросовестно и усердно работает. Пожалуй, даже слишком усердно.

— Это заметно. Она выглядит очень усталой.

Мистер Кохрейн лукаво взглянул на Мэри:

— Это я ее муштрую. По правде говоря, когда она впервые здесь появилась, я не был уверен, что она выдержит.

— Мне бы хотелось, — запальчиво заявила Мэри, — чтобы вы перестали меня обсуждать в моем присутствии.

Он засмеялся и стал прощаться. Когда он ушел, доктор Хантер заметил:

— Славный парень. Но послушай, дорогая, — он вдруг озадаченно посмотрел на Мэри, — неужели это тот самый доктор Кохрейн, о котором ты писала? Ну, о том, что он невыносимый сухарь и придира?

Мэри покраснела, стараясь не смотреть на родителей.

— Значит, он исправился за последнее время. Впрочем, наверное, просто старался произвести на вас хорошее впечатление.

— Он не похож на человека, который любит притворяться, — заметил отец. — Кажется, он здесь всеми командует?

Но даже мистер Кохрейн был вынужден следовать некоторым больничным правилам. Раз в год устраивался благотворительный ужин. Состоялся он и этим летом. На ужине Мэри с удивлением обнаружила доктора Кохрейна в углу около стола с закусками. Он стоял, мрачно озираясь по сторонам, в плотной толпе.

— Ненавижу эти сборища, — пробормотал он. — Но, к сожалению, все обязаны присутствовать.

— А мне кажется, здесь весело. Половина гостей — бывшие пациенты. Радостно видеть их в добром здравии.

— Вам весело, — проворчал он. — К вам-то не пристают нудные старухи в нелепых шляпках!

Мэри хихикнула:

— Издержки вашей популярности!

Он невольно улыбнулся в ответ.

Кристин Уортон была, разумеется, одним из организаторов этого мероприятия и явно гордилась своей ролью. Мэри видела ее издалека и старалась держаться в стороне. Но Кристин неожиданно сама возникла около них.

— Ричард, как тебе не стыдно! Почему ты прячешься ото всех? Леди Хантли жалуется, что до сих пор не смогла тебя увидеть.

— Я сейчас к ней подойду, — неожиданно кротко согласился он, — только положу свои пакеты в машину. — Он кивнул Мэри: — Не уходите. Я привез вам несколько пластинок — опера «Фиделио». Вы говорили, что не слышали ее.

Мэри была тронута его вниманием. Оказывается, он не забыл их разговора в тот далекий вечер. Но миссис Уортон тут же испортила ей всю радость.

— Какая умница наша доктор Хантер, — насмешливо пропела она, когда Ричард отошел и не мог ее слышать.

Удивленная ее тоном, Мэри спросила:

— О чем вы?

— Вы ловко подыгрываете мистеру Кохрейну. Разве это не умно?

Мэри вспыхнула, но постаралась сдержаться.

— Мне не нравится ваш тон. Да, мы оба увлекаемся музыкой. Кроме этого, разумеется, мы еще и вместе работаем.

Кристин подошла вплотную к Мэри. Та увидела в холодных голубых глазах этой женщины настоящую злобу.

— Вам это не поможет, доктор Хантер. В жизни Ричарда вы нуль. Дежурные хирурги приходят и уходят. Через месяц-два вы закончите практику и больше никогда его не увидите.

— Послушайте, с меня хватит! — Мэри с отвращением отвернулась, но Кристин не собиралась успокаиваться.

— Здесь такие случаи не редкость. Последняя практикантка так бегала за Ричардом, что над ней все потешались в открытую.

— Я не собираюсь ни за кем бегать, — спокойно ответила Мэри, — но мне говорили, что как раз вы-то этим и занимаетесь.

Она тут же пожалела о вырвавшихся словах. Кристин одарила ее испепеляющим взглядом и отошла. Многие гости уже с любопытством посматривали в их сторону.

Смущенная, Мэри постаралась смешаться с толпой и совсем забыла о мистере Кохрейне и его пластинках. Она никак не могла выбросить из головы злобные слова миссис Уортон. Разумеется, ее не тронуло обвинение в том, что она бегает за доктором. Вся эта чепуха не стоила внимания. В ушах звучала лишь ее последняя фраза: «Через месяц-два вы закончите практику и никогда больше его не увидите!»

На следующий день после операции Мэри с мистером Кохрейном пили, по обыкновению, чай в ординаторской.

Когда сестра вышла, он поставил чашку и отрывисто спросил:

— Что стряслось вчера вечером?

Она удивленно на него посмотрела и вспомнила, что он просил его подождать.

— Простите. Я совсем забыла о пластинках.

Этот пристальный изучающий взгляд она всегда выносила с трудом.

— Я не о пластинках. Я о том, что произошло между вами и миссис Уортон.

— Неужели она… Нет, не может быть… Не могла же она вам рассказать…

— Еще как могла, — мрачно подтвердил он, — пожаловалась, что вы опять ей нагрубили.

— Она рассказала, о чем был разговор?

— Не совсем.

Мэри с облегчением вздохнула.

— Почему вы так любите усложнять себе жизнь? — спросил сердито Ричард. — Я же вам говорил, что Кристин здесь — важная персона.

Возмущение придало Мэри храбрости. Она осмелилась возразить ему:

— Навряд ли она вам рассказала с чего все началось. Она… она позволила себе намекнуть, что… я интересуюсь не столько музыкой, сколько вами.

— Уверен, Кристин не могла вести себя так… по-детски. Вы, наверное, ее не так поняли.

— Ничего подобного. Я ее прекрасно поняла.

— А вы, моя дорогая, слишком уж ранимы. Кристин, скорей всего, хотела просто пошутить, а вы уже обиделись. Позвоните ей сегодня вечером и извинитесь.

— Это она должна передо мной извиниться!

Вот теперь он, кажется, рассердился по-настоящему.

— Разумеется, я не могу заставить вас извиниться. Но учтите: медицинский мир тесен, и вы приобретете незавидную репутацию скандалистки, — холодно заявил Кохрейн.

И вышел, оставив ее смущенной и испуганной. Больше он не вспоминал об этом случае, но несколько недель был с ней подчеркнуто холоден. Миссис Уортон наверняка ему доложила, что Мэри так и не извинилась.

И в этот период отчуждения доктор Робертс вдруг заговорил о будущем Мэри. Они тогда обедали втроем в докторской столовой.

— Чем думаете заняться после практики у нас, Мэри?

— Я еще не решила.

— В середине октября освобождается место дежурного анестезиолога в больнице Святой Анны. Вас это не интересует?

Госпиталь Святой Анны был главной больницей в городе намного более крупном, чем Чартфорд. При нем жила целая коммуна дежурных врачей.

— Конечно интересует. — Она улыбнулась доктору Робертсу, с опаской покосившись на мистера Кохрейна. Его подчеркнуто равнодушный вид расстроил ее.

Мистер Робертс ободряюще улыбнулся ей:

— Тогда мы постараемся вам помочь в этом вопросе. Верно, Ричард? Мы ведь не хотим ее потерять окончательно.

Мистер Кохрейн поднял голову и в упор взглянул на Мэри.

— Не понимаю, какой смысл ей работать анестезиологом, если она собирается заниматься общей практикой?

— Ерунда, мой мальчик, — не отставал мистер Робертс. — Разве не полезно в общей практике знать работу анестезиолога? Вы должны замолвить за Мэри словечко главному врачу в госпитале Святой Анны.

— Безусловно, я могу сказать, что со своей работой здесь она справляется превосходно, — согласился доктор Кохрейн таким тоном, как будто Мэри здесь не было, — но не уверен, что стоит рекомендовать ее для работы в госпитале Святой Анны.

Воцарилось неловкое молчание. Мистер Кохрейн закончил обед и молча вышел. Мэри с трудом сдерживала слезы обиды, а мистер Робертс смотрел на нее с недоумением.

— Вы не могли бы мне объяснить, что происходит? — спросил он наконец.

Она понимала, что доктор Робертс по доброте душевной хочет ей помочь. Поэтому вкратце рассказала ему историю с миссис Уортон, не зная пока, как он сам относится к этой даме.

Он выслушал ее внимательно, только иногда хмурился.

— Эта женщина просто прирожденная возмутительница спокойствия! Ричард это должен знать. Но вы уверены, что рассказали мне абсолютно все, моя дорогая?

Она немного покраснела.

— Все, что смогла.

Он не стал настаивать.

— Я согласен с вами — если кто-то и должен извиниться, так это она сама. Но почему вы не объяснили все как следует Ричарду?

— Я пыталась. Но он не захотел меня слушать.

— Меня-то он выслушает, — вдруг неожиданно резким тоном заявил старый доктор.

— Прошу вас, доктор Робертс, пусть все останется как есть!

Он встал и потрепал ее по плечу.

— Ричард временами судит сгоряча, но он честный и справедливый человек. Я непременно поговорю с ним.

Июль выдался удушающе влажным и жарким. Казалось, вот-вот разразится гроза, но она так и не собралась. Духота в операционной стала нестерпимой. Мэри купила себе пару белых теннисных туфель и надевала их вместо прорезиненных сапог, но это мало помогало — она задыхалась от жары в неизбежных шапочке, повязке, длинном халате и перчатках. Медсестра почти непрерывно вытирала ей лоб влажной салфеткой.

— Нам не помешал бы кондиционер, — пробормотал анестезиолог как-то утром, которое выдалось особенно жарким. — Впрочем, это слишком дорогое удовольствие.

В ушах Мэри вдруг что-то громко застучало. Она почувствовала, что пол уплывает из-под ног, только успела убрать руки от хирургического стола и ухватиться за поднос с инструментами.

— Какого черта, мисс Хантер! Что вы делаете?! — рявкнул доктор Кохрейн.

Она хотела что-то ответить, но в этот миг куда-то провалилась. Пришла в себя Мэри лишь в докторской. Около нее стояла Джо Миллер. Она сняла с нее шапочку и халат. Все окна в комнате были распахнуты, в них врывался легкий приятный ветерок.

— Простите, что доставила вам столько беспокойства. Доктор Кохрейн, наверное, страшно зол?

Джо сунула ей в руку стакан с водой, и Мэри жадно выпила все до капли.

— Любой может упасть в обморок в такую духоту. Я сама едва держалась.

— Мне уже лучше. Я могу вернуться в операционную.

Вошла другая сестра и передала, что мистер Кохрейн разрешает доктору Хантер сегодня больше не оперировать. Ей лучше полежать.

— Но со мной все в порядке! Я пойду туда…

— Лучше полежите, — заметила Джо. — Если вы рухнете во второй раз, вот тогда бури не миновать.

К обеду Мэри пришла в себя и отправилась в столовую. Мистер Кохрейн сидел там в одиночестве. Он встал и внимательно посмотрел на нее.

— Вам лучше? Вы все еще бледная.

Сев на подставленный им стул, Мэри с облегчением заметила, что он не сердится.

— Такое со мной в первый раз. Никогда раньше не падала в обморок. Я ничего не разбила, когда падала?

— Стянули стерильное полотенце с руки пациента, и все.

Он сказал это шутливо, и она впервые за последние недели улыбнулась ему.

— Не надо извиняться. Это могло случиться с каждым. А мистер Робертс сделал мне выговор. Знаете, что у вас здесь есть преданный друг?

— Я… я ни о чем не просила… — смущенно пробормотала Мэри, но он, не обращая внимания, продолжал:

— Значит, вы нажаловались на меня, мисс Хантер?

— Я не жаловалась, — пыталась оправдаться Мэри, — я просто сказала ему правду.

— Значит, по-вашему выходит, что Кристин — лгунья?

— Ну, не знаю… — Мэри замялась.

К ее удивлению, он вдруг расхохотался.

— Ладно. Значит, вы не будете извиняться. Будем считать, что вы своими же руками загубили собственную карьеру в этой больнице. Да и не только в ней.

— Почему?

— Я объясню. Как я уже вас предупреждал, Кристин состоит членом правления медицинского комитета. Этот же комитет контролирует здесь все госпитали, в том числе и госпиталь Святой Анны. Вы поняли?

— Но я еще не решила, хочу ли я место в этом госпитале!

— Ерунда! Конечно же хотите, — резко возразил он.

— Я должна подумать, — заявила Мэри. — К тому же вы сами в прошлый раз говорили, что мне эта практика ничего не даст.

Он не стал ее убеждать, и это ее неожиданно расстроило. Что ж, по крайней мере, стало ясно, что он не возражает против ее перехода в госпиталь Святой Анны.

Как-то после операции анестезиолог отвел ее в сторону.

— Работа у вас в кармане, если захотите. Только надо подать заявку в установленном порядке.

Кажется, все шло как надо. Но когда Мэри призадумалась о своем будущем, все уже представилось ей совсем по-другому.

Для Ричарда она просто нуль, так сказала ей миссис Уортон. И, к сожалению, это было правдой. В какой-то момент доктор любезно поухаживал за ней пару раз. Он поступил бы точно так же, если бы на ее месте оказалась любая другая практикантка.

После долгих недель душной жары наконец разразилась буря. Воздух сразу посвежел, и в операционной опять стало терпимо. Однажды за утренним кофе доктор Кохрейн сказал, что собирается в Лондон. Там состоится конференция, в которой примут участие медицинские светила. Это будет скорее званый вечер с коктейлями и дискуссиями.

— Не хотите поехать со мной?

Мэри собиралась провести выходные с родителями в Лондоне.

— Спасибо за приглашение, — сдержанно ответила она, но внутри у нее все запело от мысли, что она проведет с ним целый вечер вдвоем.

— Что-то не вижу энтузиазма, — ехидно заметил мистер Кохрейн, а анестезиолог засмеялся.

Мистер Кохрейн выпил кофе и сразу поднялся из-за стола. Он не привык зря тратить время.

— В операционной нас ждет следующий больной. — Он повернулся к Мэри: — Так если вы не хотите ехать, скажите прямо.

— Я согласилась не из вежливости, — быстро ответила она.

Он улыбнулся вдруг своей удивительной улыбкой, которая, к сожалению, не часто появлялась на его лице.

— Отлично. Мы выедем в шесть и по дороге успеем перекусить.

— Я дежурю в пятницу до семи.

— Это легко уладить, вас отпустят пораньше.

Разумеется, он все уладит, на то он и мистер Кохрейн. Один из докторов как-то заметил:

— Ричард Кохрейн лучше любого лондонского хирурга. И для Чартфорда великое счастье, что он работает здесь.

Последним пациентом Мэри в ту пятницу оказался фермер, поранивший ногу косой.

— Рану надо зашить. — Она с отчаянием взглянула на часы и попросила сестру: — Позвоните оператору, пусть предупредит мистера Кохрейна, что я задерживаюсь.

— Не надо, сестра, — раздался знакомый властный голос, и мистер Кохрейн появился на пороге приемного отделения. Он посмотрел на Мэри, которая была все еще в белом халате. — Идите переодеваться, — распорядился он, на ходу снимая пиджак, — я сам зашью.

Ей хотелось принять ванну после жаркого дня, но времени совершенно не было. Наскоро обмывшись в душе, она надела бледно-голубой костюм, на пару секунд задержалась перед зеркалом, взяла сумку и вернулась в приемное отделение.

Ричард тоже не терял времени зря. Нога фермера уже была зашита, а сам доктор мыл руки, когда Мэри появилась на пороге комнаты.

Он окинул ее одобрительным взглядом:

— Молодец! Не люблю женщин, которые часами крутятся перед зеркалом, — похвалил он ее, и они вышли в коридор.

Мэри не могла сдержаться, заметив насмешливо:

— Но при этом всем мужчинам нравятся женщины, которые отлично выглядят.

— Верно, мисс Хантер, — согласился он. — Мы живем в мире противоречий.

Открыв дверцу машины, он окинул ее с ног до головы откровенным взглядом.

— Идеальной можно считать женщину, — авторитетно заявил мистер Кохрейн, — которая выглядит безукоризненно, но при этом не болтается целый день перед зеркалом.

Вскоре между ними вновь воцарились понимание и взаимная симпатия. Она не стала задаваться вопросом, отчего он сменил гнев на милость. Мэри была просто счастлива оттого, что находится с ним рядом.

На полпути к Лондону они остановились в придорожной закусочной и заказали яичницу с беконом.

— Нет времени на что-то посущественнее, — объяснил он. — Я не хочу опаздывать.

Пока готовили заказ, они уселись на высокие крутящиеся стулья у барной стойки. Мэри трепетала, когда рукав доктора касался ее руки, и старалась думать о постороннем.

— Я уже сто лет не видела Мартина, — сказала она, только чтобы не молчать. — Он бывает дома?

Он внимательно поглядел ей в глаза.

— Почти не бывает. Последнее время он безвылазно сидит в Лондоне. Я не хотел касаться этой темы, но раз уж вы сами начали… Признаюсь, я был удивлен.

Она слегка покраснела.

— Что же вас удивило?

— Ваше безразличие. Ни одна девушка, разлученная с любимым, не будет такой цветущей и беззаботной.

— Это уж слишком! — воскликнула Мэри. — Я никогда не была влюблена в Мартина.

— А что думает по этому поводу сам Мартин?

— А он меняет подружек каждый месяц.

— Верно, — сухо кивнул он. — И, как разумная девушка, вы решили порвать с ним, не ожидая, пока он вас бросит?

Она уже пожалела, что вообще заговорила о Мартине. Но, на ее счастье, подошел официант с заказом.

Они подъехали к месту без пяти восемь. Проехав через главные ворота, доктор Кохрейн поставил машину на стоянку.

Встреча началась с коктейля в общем зале. Мистер Кохрейн, кажется, был знаком здесь со всеми. Его окликали со всех сторон, пока он вел Мэри через толпу.

— Все те же лица, — заключил он, оглядывая публику в зале. — И разговоры исключительно о работе.

Кто-то дотронулся сзади до плеча Мэри:

— Да это же Мэри Хантер! Что ты здесь делаешь?

Это был Дик Бэйли, ее однокурсник.

— Я пришла с мистером Кохрейном.

— Тем самым Ричардом Кохрейном? — Дик Бэйли тихо присвистнул. — Вот так штука!

— Ты его знаешь? — удивилась Мэри.

Он снисходительно взглянул на нее, и она сразу вспомнила, что Дик знал всех знаменитостей в мире медицины.

— Он действительно выдающийся хирург. Но раньше я о нем никогда не слышала.

Дик взял ее под руку и отвел в угол.

— Ты не понимаешь, Мэри; этот человек — блестящий специалист. Когда он работал в этом госпитале, то написал потрясающую работу по эндокринологии. Но он выбрал работу в сельской глуши. Представляешь? Только сумасшедший мог отказаться от тех мест, которые ему предлагали.

В этот момент публика устремилась в лекционный зал. Мэри потеряла из виду мистера Кохрейна и оказалась среди шумной компании молодых. Все происходящее вызывало у Мэри интерес и восхищение, но ей трудно было разобраться в деталях. Несколько раз мистер Кохрейн поднимался с места с замечаниями. Мэри заметила, что его слушают с большим вниманием.

— Пойдем поищем твоего шефа, — предложил Дик после окончания дискуссии.

Они вернулись в общий зал, где подавали кофе. Мэри заметила мистера Кохрейна, который стоял рядом с седым джентльменом. Того она сразу узнала — это был сэр Джеймс Макдональд, светило кардиохирургии. Они остановились в нескольких шагах от мистера Кохрейна.

Мэри было неловко, она пыталась уйти подальше, но Дик ее удержал. Они стояли там до тех пор, пока мистер Кохрейн не посмотрел в их сторону. Дик первым обратился к доктору:

— Хотелось бы послушать поподробнее о вашей идее.

Мистер Кохрейн снисходительно взглянул на бойкого молодого человека, тем не менее не отказался от разговора с ним. Мэри слушала их очень внимательно.

Народ постепенно начинал расходиться.

— Пойдем и мы? — обратился к Мэри мистер Кохрейн.

Они вышли на улицу. Мэри поблагодарила его за интересный вечер и хотела уже идти к центральным воротам.

— Куда вы? — спросил он. — Я отвезу вас домой.

— Я живу в Хэмстеде. Это вам не по пути.

— Я никуда не спешу.

— Я прекрасно доеду и на метро.

Но она понимала, что с ним спорить бесполезно. Раз уж он решил отвезти ее домой, то все равно настоит на своем.

Когда на Трафальгарской площади они свернули на Чаринг-Кросс, он огорошил ее неожиданным вопросом:

— Этот молодой человек, с которым вы меня познакомили… Он ваш близкий друг?

— Ничего подобного! Мы просто старые знакомые, учились вместе. А со мной он стоял потому, что хотел пообщаться с вами. Ну, вы понимаете зачем…

Но тут Мэри вдруг стало стыдно. Что о ней подумает Ричард? Она постаралась загладить свою оплошность:

— Вы знаете, что для таких, как Дик, очень важно наладить нужные связи. Он ведь из бедной семьи. Вам-то не пришлось пробиваться, как таким людям…

— Почему вы решили, что я такой уж счастливчик?

— Да, но вы-то были богаты. У вас уже были нужные связи; вам не пришлось пробивать себе дорогу, как Дику.

— Успокойтесь, Мэри, — строго сказал он. — На меня ваш молодой человек произвел хорошее впечатление.

— Не называйте его моим молодым человеком, — рассердилась она.

Он расхохотался.

Когда они подъехали, отец Мэри в саду перед домом опрыскивал свои розы.

— Вожусь в саду, когда выдается свободное время, — объяснил он мистеру Кохрейну. — Спасибо, что привезли Мэри. Остаетесь на ночь в Лондоне? Нет? Тогда вы должны у нас перекусить.

— Папа, мистер Кохрейн спешит, — быстро сказала Мэри.

— Я бы с удовольствием к вам зашел, доктор Хантер. Но, наверное, уже слишком поздно.

Но отцу Мэри удалось его уговорить. Уютно устроившись в кресле и закурив сигару, мистер Кохрейн почувствовал себя как дома. У них с доктором Хантером было много общего.

— В следующий раз, когда приедете в Чартфорд навестить Мэри, вы должны обязательно заехать к нам.

Когда Мэри вышла на кухню помочь матери, миссис Хантер с любопытством взглянула на дочь:

— Ты что-то сегодня молчаливая, Мэри. Что случилось?

— Ничего не случилось, мама! Просто устала.

Она стала расставлять чашки для кофе, но мать не отставала:

— В последний раз, когда мы встречались с доктором Кохрейном, я заметила, что ты чувствуешь себя неловко в его присутствии. Кстати, ты говорила, что у него ужасный характер. А я вот нахожу его очень милым.

— Мама, прошу тебя, хватит об этом! Шоколадный торт подавать?

— Да, дорогая.

Мистер Кохрейн с удовольствием съел два куска торта.

— Я сама пекла, — похвалилась миссис Хантер.

— Надеюсь, и дочь вы научили готовить так же хорошо, — заметил он с улыбкой.

— По правде говоря, — с гордостью ответила миссис Хантер, — Мэри отлично готовит.

Мэри неловко заерзала на стуле под взглядом доктора Кохрейна.

— Это большая редкость, — сказал он, — чтобы женщина-врач еще и хорошо готовила. Моя мать, например, не знает даже, с какой стороны подойти к плите.

Доктор Кохрейн посидел у них еще с полчаса и откланялся. Судя по всему, на миссис Хантер он произвел огромное впечатление.

— Необыкновенный человек, — повторяла она, пока они с Мэри убирали посуду. — Тебе на редкость повезло, Мэри.

В воскресенье Мэри помогала отцу в саду. Мать вынесла им кофе, и они присели на скамью. Утро первого сентября выдалось ослепительно солнечным.

— Тебе остался месяц работы в Чартфорде? — спросил отец. — Ты действительно хочешь потом перейти на место анестезиолога в госпитале Святой Анны?

— Мне бы хотелось.

— Потому что тебя интересует работа анестезиолога или потому что хочешь продолжать встречаться с доктором Кохрейном?

Она испуганно на него посмотрела и быстро отвернулась.

Отец терпеливо ждал. Наконец она ответила:

— Что, это так заметно?

— Посторонним, пожалуй что, нет, — мягко ответил отец. — Но родителей не проведешь.

Мэри вздохнула:

— Трудно сказать, папа. Мне всегда нравилась работа анестезиолога, но, наверное, мне лучше было бы поискать себе работу в Лондоне. Если…

— Так и поищи в Лондоне! Ты будешь несчастной, если останешься там! Этот человек тебе не подходит, и ты должна понять это.

— Я думала, он тебе понравился.

— Он мне очень нравится, но это к делу не относится. Он для тебя слишком стар и считает тебя маленькой девочкой. Он дал нам ясно это понять.

Она вскочила, едва не опрокинув скамейку.

— Папа, умоляю, замолчи! Давай лучше работать!

Она уехала в понедельник пораньше, чтобы успеть вернуться в госпиталь. На девять часов была назначена первая операция.

Мэри ехала в поезде и вспоминала слова отца: «Этот человек тебе не подходит». Наверное, отец прав. Значит, нужно уезжать из Чартфорда, и как можно скорее, пока ее безответное чувство не стало предметом всеобщих насмешек.

Глава 7

На понедельник у доктора Кохрейна всегда было назначено несколько операций. В одиннадцать тридцать они сделали небольшой перерыв, чтобы выпить кофе.

Мэри за маленьким столиком в докторской делала записи в журнале о последней операции. Но в это утро сосредоточиться ей удавалось с трудом.

Наконец завершив дело, она прислушалась к общему разговору и, выждав немного, сказала торопливо, как будто боялась, что передумает:

— Доктор Маккензи, я хочу кое-что вам сказать. Помните наш разговор о месте анестезиолога в госпитале Святой Анны? Я передумала и не стану делать заявку на эту должность.

Оба врача повернулись в ее сторону. Они явно не ожидали такого заявления.

— Но мне показалось, что вы очень хотели получить эту должность, — удивился доктор Маккензи.

Смутившись, Мэри стащила с головы зеленую повязку и запустила пальцы в свои темные волосы.

— Да, действительно хотела, но появились причины… личные… Я хочу найти работу в Лондоне.

Доктор Маккензи понимающе улыбнулся.

— Наверняка какая-нибудь романтическая история? — лукаво спросил он. — Что ж, мне жаль, но вполне понятно. Пойду готовить следующего пациента.

Мэри чувствовала на себе внимательный взгляд доктора Кохрейна. От этого взгляда ей стало не по себе. Она судорожно схватила первый попавшийся журнал и открыла его.

— Господи, да перестаньте притворяться, что читаете! — раздался нетерпеливый возглас доктора Кохрейна.

Она с трудом осмелилась поднять на него глаза.

— Ну и что все это значит?

— Я уже сказала. Я передумала.

— Но почему? Я знаю точно, что никакого жениха у вас в Лондоне нет. Ваш отец сказал мне об этом в прошлый раз.

Мэри вспыхнула от возмущения.

— Да какое право вы имели обсуждать с ним мои личные дела?

Он рассмеялся:

— Вы прелестны, когда сердитесь. Ваш отец просто заметил, что пока ничто не мешает вашей карьере, потому что вы никем не увлечены. Ведь большинство женщин предпочитает карьере замужество.

В дверь постучала операционная сестра:

— Пациент готов, сэр.

Мэри вскочила, радуясь, что можно оборвать неприятный разговор.

— Сядьте! — резко приказал он. — Вы еще не ответили на мой вопрос.

— Я хочу находиться поближе к дому. Мои родители скучают без меня…

— Чушь! — рявкнул он. — Я никогда еще не встречал такую счастливую супружескую пару. Они не из числа тех родителей, которые стремятся держать детей при себечуть ли не до старости. — Он вдруг стукнул кулаком по столу. — Ну-ка, девушка, выкладывайте. Что за таинственная причина?

— Никакой тайны нет, мистер Кохрейн. Просто я поняла, что не создана для сельской жизни.

— Вы не умеете врать, Мэри. В чем же дело, моя дорогая? Прошу вас, скажите мне. — Его голос стал нежным.

Такое неожиданное участие было еще невыносимее, чем холодность и грубость.

— Но это мое личное дело… — Тут ее голос снизился почти до шепота.

— Что ж, вы правильно сказали — это ваше личное дело. — Его тон превратился в ледяной. — Я больше не стану вас расспрашивать, мисс Хантер. — Он встал и начал мыть руки.

Они больше никогда не возвращались к этой теме. Он вообще почти перестал разговаривать с Мэри. Наблюдательная Джо Миллер тут же заметила это и однажды вечером спросила Мэри:

— Чем вы так обидели доктора Кохрейна?

Мэри густо покраснела.

— Я ничего такого и не заметила, — буркнула она.

— Да бросьте! Раньше он вел себя с вами совсем не так.

— Кажется, я его обидела, — вздохнув, призналась Мэри. — Мне хочется поскорее уехать отсюда, Джо.

— Почему? Вы прекрасно со всеми поладили. Даже сестра Уайт в последнее время перестала к вам цепляться.

Это было правдой. Как-то во время недавней операции, когда мистер Кохрейн грубовато заметил Мэри, что она слишком медленно готовит лигатуру, сестра Уайт вдруг пришла ей на помощь:

— Доктор Хантер сегодня ассистировала доктору Робертсу.

— Бедняжка доктор Хантер, — насмешливо сказал он, — надеюсь, вы не свалитесь снова в обморок?

— Нет, сэр, — сдавленно ответила Мэри и так быстро подала последнюю лигатуру, что чуть не порезала ему руку ножницами.

— Эй, нельзя ли поосторожнее! Вам явно пора в отпуск. — Он повернулся к доктору Маккензи: — Скоро мисс Хантер нас покинет, но уже поступили три заявки на ее место.

Она старалась быть все время занятой, работала больше, чем требовалось, только чтобы ни о чем не думать. Миссис Дженнингс, которая до сих пор оставалась в госпитале, очень беспокоилась за Мэри.

— Вас что-то тревожит, доктор? У вас такой усталый вид.

Мистер Кохрейн взглянул на Мэри с лукавой усмешкой:

— Почему вы смутились, мисс Хантер? Или вы не согласны с миссис Дженнингс?

— Вы прекрасно знаете, в чем дело, — неуверенно возразила Мэри. Потом, решив, что все равно скоро уйдет отсюда, заговорила посмелее: — Или вы думаете, что мне приятны ваши бесконечные выговоры?

Усмешка сползла с его лица.

— Я всегда критикую своих хирургов. Это заставляет их быть в форме. Но мы с доктором Робертсом недавно говорили о вас и пришли к заключению, что вы лучший хирург из всех наших практикантов за последние годы.

Услышав это, Мэри нерешительно улыбнулась и, к своему удивлению, встретила ответную улыбку.

— Выше нос, малышка! Еще две недели — и вы избавитесь от меня навсегда. Не надо будет терпеть мое ворчание. Кстати, вы пойдете на наш танцевальный вечер в следующую субботу?

— Я собиралась поехать домой.

— Вы совсем скоро туда вернетесь насовсем, — возразил он. — Обязательно приходите на бал. Весь наш персонал будет там.

— Но у меня нет партнера, — растерянно сказала Мэри.

— Это не имеет значения, — махнула рукой Джо Миллер. — У нас здесь почти все идут без партнеров.

Бал устраивался каждый сентябрь в честь годовщины открытия госпиталя Чартфорда. Мэри позвонила матери и попросила прислать ей бальное платье и туфли.

Посылка прибыла в пятницу, Мэри не стала ее распаковывать заранее. Она всегда любила танцевать. Но при такой работе потанцевать никак не получалось.

В субботу она встала поздно и первым делом открыла посылку. Наверху лежала записка.

«Дорогая Мэри!

Твое старое белое платье совсем износилось. Это подарок от нас с папой. Надеюсь, тебе понравится. Желаем тебе хорошо провести время.

Мама».

Мэри осторожно вынула новое платье из коробки. У мамы всегда был отличный вкус. Мэри с восторгом смотрела на изысканное платье — шифоновое, персикового цвета, с воздушной широкой юбкой.

Она пожалела, что не успела сделать прическу перед балом. Но может быть, еще не поздно. Парикмахер в салоне Чартфорда явно питал слабость к медперсоналу госпиталя. Мэри позвонила в салон, и мистер Смит любезно согласился втиснуть ее в свой плотный график.

Уложив искусно волосы Мэри, мистер Смит внимательно посмотрел на ее лицо.

— Вы бледнее, чем обычно, доктор. И вид у вас усталый. Сегодня вам надо ярче подкраситься.

Мэри с ним согласилась. Это будет ее прощальное появление на официальном мероприятии Чартфорда. Нельзя, чтобы люди заподозрили, что она несчастна.

В половине девятого Мэри пошла в общежитие медсестер, чтобы присоединиться к Джо и ее подругам.

Ее появление вызвало восхищенные восклицания.

— Потрясающее платье! Вы сегодня просто красавица!

Бал устраивали в большом холле развлекательного центра для персонала. Когда они прибыли, там уже было полно народу. Танцы были в разгаре. Местные врачи общей практики все явились без жен, потому что женщин и так было в избытке. Из мужчин присутствовали мистер Робертс, несколько терапевтов, анестезиологов, но доктора Кохрейна заметно не было. Конечно, сюда заявилась и миссис Уортон в великолепном бархатном черном туалете, и другие члены комитета.

Один из врачей подошел, приглашая Мэри, после него ее пригласил полицейский, потом доктор Робертс.

— Но я уже стар стал для танцев, моя дорогая. Лучше пойдем выпьем что-нибудь?

Он проводил ее в бар, и, пока они заказывали себе напитки, в зале появился доктор Кохрейн. А с ним, к удивлению Мэри, пришел Мартин. Их тут же окружили плотным кольцом.

— Вот что значит быть популярным. Ричард всегда привлекает к себе внимание, — пробормотал доктор Робертс.

Тем временем мистер Кохрейн уже танцевал с миссис Уортон. Мартин заметил Мэри и подошел к ней.

— Хотел выпить, но, пожалуй, сначала потанцуем. — Он уже взял ее за руку, но доктор Робертс запротестовал.

— Поосторожнее, молодой человек! — сказал он. — Мэри этот танец обещала мне. — И с улыбкой взглянул на Мэри.

Мартин заказал двойное виски, сел рядом с ними и оглядел Мэри.

— Очень мило, доктор Хантер, — прокомментировал он. — Ричард потащил меня на этот бал. Я, конечно, сопротивлялся, но теперь рад, что пошел.

Когда заиграли следующий танец, доктор Робертс встал.

— Я чувствую, что стал лишним. Но не верьте всему, что вам наговорит Мартин.

Мартин расхохотался и наклонился ближе к Мэри.

— Честное слово, Мэри, я так рад тебя видеть. Я даже не думал, что так буду скучать по тебе. — Он пытался говорить шутливо, но вид у него был серьезный.

Он определенно изменился, казался спокойнее и серьезнее, даже мягче.

— Я ужасно расстроился в последнюю нашу встречу. Но потом подумал, что надо просто быть терпеливее — на девушек часто производят впечатление мужчины намного старше. И мне кажется, ты не станешь молчаливо терпеть равнодушное снисхождение к себе.

Он замолчал, увидев в ее глазах боль. Тогда он взял ее за руку и помог встать с высокого стула.

— Пойдем танцевать!

Когда они очутились среди танцующих, он пробормотал ей на ухо:

— Ну же, девочка, улыбнись, а то все подумают, что мы поссорились.

Она вымученно улыбнулась.

— Мой братец, должно быть, ослеп, — сказал Мартин с горечью, но вдруг резко сменил тему: — Ричард не говорил тебе, что я собираюсь в Штаты? Точнее, в Нью-Йорк. Я получил предложение от одного из тамошних модных журналов. Я не ожидал встретить тебя здесь сегодня. Я хотел предложить тебе поехать со мной. В Америке масса возможностей для молодых врачей. Да и смена обстановки пойдет тебе на пользу. Подумай, как весело будет поехать вместе в Нью-Йорк!

Она отрицательно покачала головой. Вздохнув, он продолжал:

— Я серьезно говорю, Мэри. Это будет интересно и весело. А потом, кто знает, может быть, у нас все еще получится.

— Прости, Мартин, — беспомощно сказала она. — Я не могу влюбиться по заказу.

Он печально посмотрел на нее:

— Не надо извиняться. Нет — значит, нет.

Мартин быстро утешится, подумала Мэри.

Не пройдет и месяца, как он влюбится в американку.

Когда танец закончился, к ней тут же подошел один из врачей, потом доктор Маккензи и снова Мартин. Она никому не отказывала и старалась выглядеть счастливой. Мистер Кохрейн танцевал в основном со старшими медсестрами.

Сестра Уайт, кажется, вполне утешилась в обществе одного из врачей общей практики. Она веселилась и казалась счастливой. Такой Мэри ее никогда еще не видела.

— Вот вам и объяснение, — заметила Джо по поводу сестры Уайт, встретив Мэри в туалетной комнате. — Она нашла себе другого. Я рада этому. Ты заметила, что в операционной стало легче дышать? Кстати, ты еще не танцевала со своим шефом?

— Нет, — коротко ответила Мэри и вернулась в зал.

Мартин и молодой доктор общей практики направились к ней одновременно. Они стали весело препираться, кому из них танцевать с Мэри, как вдруг кто-то взял ее за локоть.

— Я разрешу ваш спор, — сказал доктор Кохрейн шутливо, но решительно. — Могу я потанцевать с вами, Мэри?

— Есть много свободных медсестер, — заметил Мартин.

— Позволь мне самому решать, с кем я буду танцевать.

Мэри молча скользнула в его объятия. Он, как и раньше, безумно волновал ее. Она вспомнила его последнюю фразу, а выпитое шерри придало ей смелости спросить:

— Неужели чувство долга заставляет вас танцевать с подчиненными? — И улыбнулась, подняв на Кохрейна глаза. И вдруг у нее перехватило дыхание от его взгляда.

— Вы отлично знаете, что нет, — сказал он с насмешкой. — К тому же танцевать с девушкой в таком красивом платье — удовольствие для каждого мужчины.

Она смутилась и выругала себя за глупость.

Он засмеялся и крепче сжал ее руку. Для такого крупного мужчины он двигался на удивление легко. Мэри молчала, боясь снова опозориться.

— Может, перекусим чего-нибудь? — предложил Кохрейн, когда танец кончился, и, не отпуская ее руки, повел к буфету.

Пока она ждала, в буфете появилась Кристин Уортон со своим кавалером — мужчиной средних лет. Он тоже был из комитета по управлению госпиталями округа.

— Можно к вам присесть, мисс Хантер? — пропела Кристин самым сладчайшим голосом, но смотрела она на Мэри с откровенной ненавистью.

— Конечно, прошу вас, миссис Уортон, — так же вежливо отозвалась Мэри.

Кавалер Кристин отошел к буфету. Наступило неловкое молчание. Помня их последнюю встречу, Мэри не нашла в себе сил начать ни к чему не обязывающий разговор с этой дамой. Непонятно, зачем Кристин подсела к ней?

Миссис Уортон взглянула в сторону длинной буфетной стойки.

— Вы сегодня пользуетесь успехом, моя дорогая, — покровительственно сказала она. — Будет что вспомнить, когда вы покинете нас на следующей неделе. Ричард ждет не дождется, когда будет работать в паре с мужчиной. Он сам мне это сказал.

То, что замену ей уже нашли, Мэри знала. Было глупо так реагировать на слова Кристин, но, увидев мстительную, злобную усмешку на ее губах, Мэри почувствовала, что готова сорваться.

— Вы тоже должны быть рады, миссис Уортон. Но, знаете, в госпитале остается еще много хорошеньких медсестер.

Она пожалела о сказанном, но слова уже вырвались из ее рта. Кристин хотела сказать что-то, но тут появился мистер Кохрейн с полным подносом еды. Мэри заметила, как по его лицу пробежала тень, но это был всего лишь короткий миг.

— Боже мой, Ричард! — весело воскликнула миссис Уортон. — Если будешь так кормить мисс Хантер, она растолстеет.

— Она не сидит на строгой диете, как ты, Кристин. Мэри еще в том возрасте, когда не нужно следить за весом.

Губы Кристин поджались при этих словах. Ей было явно неприятно напоминание о том, что она уже не девочка.

Мэри отпила немного вина. Оно оказалось превосходным. Она опустила глаза, боясь, что не сможет сдержать рвущийся наружу смех. Уже не в первый раз ей пришла в голову мысль, что мистер Кохрейн совсем не похож на мужчину, влюбленного в Кристин. Но почему-то это не вызвало у нее радости. Наоборот, она даже посочувствовала ей. Они ведь чем-то похожи — обе хотят заполучить этого мужчину, которому наплевать на них обеих.

Последняя неделя оказалась еще более напряженной, чем предыдущие. Мэри хотела сдать своему преемнику все дела в полном порядке. В четверг, в одиннадцать часов вечера, она все еще делала записи в журнале.

Раздвижная дверь откатилась в сторону, и в комнату заглянул мистер Кохрейн.

— Что, новый пациент? — спросил он.

— Нет, привожу в порядок свои записи. Сегодня не было свободного времени. — Она потерла рукой усталые глаза.

— Немедленно в постель! — скомандовал он и, отобрав у нее журнал, положил в ячейку. — У вас впереди выходной. Тогда и заполните. Когда прибудет ваша замена?

— В понедельник утром. Я, разумеется, задержусь, чтобы передать дела и показать ему госпиталь. Вы что-то еще от меня хотели?

Он закрыл двери и, прислонившись к ним спиной, закурил свою трубку.

— Просто хотел удостовериться, что вы еще будете здесь, когда я приду в понедельник. Завтра я уезжаю.

Он стоял совсем близко от Мэри. Ей стало неловко под пристальным взглядом его внимательных серых глаз.

Не в силах больше выносить это, она вскочила с места.

— Тогда я ухожу спать. Спокойной ночи.

Но Ричард и не подумал пропустить ее.

— Сядьте, — приказал он. — Я хочу с вами поговорить. Мартин вам уже сказал, что собирается в Штаты?

Удивленная, Мэри кивнула:

— Говорил, что еще подумает над этим.

— Он уже согласился работать в Штатах. Уезжает послезавтра. Вы не огорчены этим?

— Конечно нет! Я уже говорила вам, что вовсе не влюблена в Мартина.

Он по-прежнему не спускал с нее внимательного взгляда.

— Люди не всегда говорят правду, когда речь идет о чувствах. Вы выглядели встревоженной последнее время, и я подумал, что причиной мог быть Мартин. Рад, что ошибся. Но мне хотелось бы знать, чем вы так расстроены.

Мэри в растерянности искала какой-нибудь подходящий предлог, но тут, на ее счастье, кто-то постучал в дверь. Доктор Кохрейн, негромко выругавшись, раздвинул створки.

— Что случилось, сестра?

Ночная дежурная сестра, веселая толстушка, улыбнулась:

— Я не знала, что вы здесь, сэр. Пришла сказать доктору Хантер, что у меня готов чай. Хотите, принесу и вам?

— Нет. Спасибо, сестра. Спокойной ночи, мисс Хантер.

В субботу утром ей позвонил оператор.

— Междугородный звонок из Кардиффа, доктор.

Это был доктор Томас, ее замена. Он сообщил, что приедет на день раньше, в воскресенье.

Раньше Мэри всегда гордилась своей сдержанностью, но здесь, особенно в последнее время, стала частенько плакать. Это было так унизительно. Страх не удержаться и расплакаться при всех в понедельник подтолкнул ее к решению.

— Хорошо, доктор Томас, приезжайте завтра. Если приедете пораньше, я смогу вам все показать и передать дела, прежде чем уеду.

Как хорошо, что она жила в отдельной квартирке! Теперь никто не увидит, как она плачет.

Ей никогда больше не увидеть Ричарда, но, возможно, так будет лучше для нее.

Мэри просидела до двух часов ночи, заполняя карты и журналы, сделала все необходимые записи. В воскресенье она пришла на завтрак, и как раз в это время позвонила миссис Кохрейн, чтобы попрощаться.

— Ричард мне сказал, что вы завтра уезжаете, дорогая. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

— Я тоже надеюсь.

— Мартин просил меня спросить у вас, можно ли ему вечером зайти попрощаться?

— Меня уже не будет здесь сегодня вечером, миссис Кохрейн. Я уезжаю сегодня, а не в понедельник.

Наступило короткое молчание.

— Мой сын очень расстроится, — наконец сказала миссис Кохрейн. — Он так хотел встретиться с вами перед отъездом.

— Мы можем поговорить с ним сейчас по телефону, — предложила Мэри.

— Мартина сейчас нет дома. Но я имела в виду не его, а Ричарда. Что ж, прощайте, Мэри. Всего хорошего.

Допивая вторую чашку кофе, Мэри раздумывала над последними словами миссис Кохрейн. Ричарду, наверно, страшно надоело каждые полгода менять больничного хирурга. Это создает массу неудобств. Вот вам и причина, заставившая его сожалеть о ее отъезде.

Быстро обойдя всех пациентов, она начала укладывать вещи. Надо еще успеть со всеми попрощаться. Пришел доктор Робертс, чтобы взглянуть на вновь поступившую пациентку.

— Согласен с вами, дорогая. Аппендицит, но не острый. Мы оставим ее под наблюдением.

Мэри спросила, может ли она уехать сегодня.

— Мне было так приятно работать с вами, доктор Робертс, — улыбаясь, сказала она. — Я многому у вас научилась. Передайте от меня благодарность мистеру Кохрейну. Я ведь больше с ним не увижусь.

— Я, конечно, передам, если вы просите. Но почему бы вам не попрощаться с ним самой?

— Но меня уже здесь не будет, когда он вернется, — сказала она уныло.

Проницательный взгляд старого доктора говорил о том, что он догадывается о многом. Мэри засунула руки поглубже в карманы белого халата и отвернулась к окну. Он потрепал ее по плечу.

— Не забывайте, что есть телефон. Можете ему позвонить.

Закончив записи в карте новой пациентки, она вернулась к себе. Пожалуй, она напишет доктору Кохрейну короткое письмо. Это легче, чем объясняться по телефону.

«Я очень сожалею, что не смогла попрощаться с вами, — написала она, а потом вычеркнула слово «очень». — Я провела здесь незабываемые полгода. Мне доставило наслаждение работать с вами». Подумав, Мэри вычеркнула и слово «наслаждение».

После нескольких неудачных попыток она порвала все листки. Потом выругала себя за это. Ему же все равно, что она напишет; он пробежит глазами по тексту и выкинет письмо в мусор. Взяв снова перо, она решительно вывела:

«Дорогой доктор Кохрейн.

Простите, что не успела попрощаться, моя замена прибыла на день раньше. Благодарю за ту помощь, которую вы мне оказывали.

Ваша Мэри Хантер».

Позже, показывая госпиталь доктору Томасу, она украдкой опустила свое письмо в прорезь ящика для писем доктора Кохрейна. Между тем доктор Томас был полон энтузиазма.

— Знаете, впервые у нас будет собственная квартира, — доверительно сказал он Мэри. — Мы раньше жили с родителями жены, а это было не всегда удобно.

Возвращаясь к себе, Мэри вспоминала, как в апреле начинала здесь работать и как тогда ей хотелось всем показать, на что она способна. Теперь пора подумать о новой работе. Она решила, что сразу же по приезде домой начнет подыскивать себе место, хотя родители и настаивали, чтобы она отдохнула пару месяцев.

Если она будет занята поиском работы, ей некогда будет страдать из-за неразделенной любви. Все время быть занятой — вот лучшее спасение от личных неурядиц.

Приехав в Лондон, Мэри первым делом написала несколько заявлений на должности акушера-гинеколога. Акушерство не даст ей заскучать, работа просто не оставит времени и сил для посторонних мыслей.

Как-то после обеда, когда она работала в саду, высаживая луковицы нарциссов, мать позвала ее к телефону.

— Доктор Хантер? Говорят из госпиталя Святой Анны, — сказал женский голос. — Сейчас с вами будут говорить.

Спустя несколько секунд заговорил мужчина:

— Здравствуйте, доктор Хантер. Говорит Майлз Дэвидсон. Мы с вами незнакомы. Я работаю педиатром-терапевтом в госпитале Святой Анны. Ричард Кохрейн посоветовал мне вам позвонить. Вы пока не нашли другую работу?

— Нет.

— Тогда, может быть, вы нас выручите? Один из моих педиатров заболел гепатитом, и неизвестно, когда вернется на работу.

— Вы имеете в виду — поработать вместо него? Когда начинать?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Разумеется, я смогу выручить вас, но в педиатрии я совсем неопытна.

— Не беспокойтесь, — у доктора Дэвидсона был молодой энергичный голос, — всем надо когда-то начинать. Мне говорили, что вы прекрасный хирург. Можете приступить завтра?

— Пожалуй, я не смогу так быстро приехать, — засомневалась Мэри. — Давайте лучше послезавтра утром.

И она побежала в гостиную сообщить матери новость. Миссис Хантер подняла глаза от утюга.

— Что случилось, дорогая? Ты прямо преобразилась.

Мэри пыталась согнать с лица глупую улыбку радости, но так и не смогла.

— Звонил педиатр из госпиталя Святой Анны! Его госпитальный врач заболел, и доктор Дэвидсон предложил мне работу — замещать его.

— Временную работу? Чему же ты так обрадовалась? Где находится этот госпиталь?

— В Чартлинге. Это следующий город за Чартфордом. — Она пыталась говорить как можно небрежнее, но ей это плохо удавалось. — Мой бывший шеф рекомендовал меня.

Миссис Хантер внимательно взглянула на дочь.

— Но отдохнула всего десять дней! Когда ты должна выйти на работу?

— Уже в среду. Я дала согласие.

Мистер Хантер отнесся к этой новости куда более неодобрительно, чем его жена.

— Та же группа? Где работает мистер Кохрейн?

— Если и так, это ничего не значит. — Мэри впервые разозлилась на чрезмерную опеку любящих родителей. — Я должна помочь. Они попали в трудное положение. — Хотя это и было правдой, но причина ее восторга состояла совсем в другом. Интересно, подумала Мэри, понимают ли это родители?

Глава 8

Мэри выехала из Лондона в среду утром и около одиннадцати часов уже подъехала к госпиталю Святой Анны. Сначала ей показали квартирку в той части здания, где жили все госпитальные врачи. Она оставила там вещи, получила белый халат и прошла снова в вестибюль, к стойке дежурного портье.

— Вы сегодня видели доктора Дэвидсона? — спросила она.

Дежурный заглянул в свой журнал.

— Он, вероятно, все еще на обходе, доктор.

Дежурный провел ее в детское отделение.

Майлзу Дэвидсону было слегка за тридцать — молодой, полный энтузиазма доктор, а его старшая сестра оказалась милейшей женщиной. Оба встретили ее очень тепло.

— Как хорошо, что вы сразу откликнулись на нашу просьбу, — сказал доктор Дэвидсон. — Присоединитесь к нам? Вместе закончим обход.

За кофе доктор Дэвидсон кратко посвятил Мэри в ее обязанности, и она вернулась к себе, чтобы распаковать вещи. Здание госпиталя Святой Анны, как и большинство старых госпиталей, было переделано из старинного работного дома. Огромный длинный коридор с палатами по обеим сторонам переходил в следующее крыло здания, где жили госпитальные врачи.

Комната Мэри находилась на самом верхнем этаже. Едва закончив раскладывать вещи, она определила по характерному шуму, что наступило время обеда. Спускаясь вниз, она подумала, что, скорее всего, встретит в столовой доктора Кохрейна. Она знала, что по средам он обычно бывает в госпитале Святой Анны.

Мэри немного помедлила у двери столовой. Войдя, она увидела за длинным столом компанию молодых врачей. Один из них вскочил, широко улыбаясь:

— Здравствуй, Мэри! Я знал, что ты приедешь.

Это был Дик Бэйли, которого она видела последний раз на конференции, куда ее возил доктор Кохрейн. Мэри радостно заулыбалась:

— Вот это сюрприз! Когда ты сюда приехал, Дик?

— На прошлой неделе. Я тоже замещаю временно отсутствующего врача. Работаю на твоего бывшего босса, но очень надеюсь получить со временем постоянную должность.

Последнюю фразу он произнес, скосив взгляд в сторону окна. Мэри невольно взглянула туда же.

Мистер Кохрейн сидел за столом у окна. Казалось, он полностью поглощен беседой с каким-то седым доктором. Но, разговаривая, он посмотрел в их сторону и, поймав взгляд Мэри, поднял руку, приветствуя ее.

Ноги Мэри подкосились от волнения. Хорошо, что Дик подвинул ей стул, на который она плюхнулась, с трудом переводя дух.

Совершенно очевидно, что этот длинный стол был предназначен для младшего состава. Консультанты сидели отдельно; так было заведено в большинстве госпиталей. Ее радость немного потускнела, когда Мэри вдруг поняла, что может в течение долгих недель не иметь возможности переброситься с ним даже парой фраз.

Дик дотронулся до ее руки:

— Ты слышишь меня? Так замолвишь за меня словечко? — Он продолжал говорить о своем. — Собеседование будет в начале следующего месяца. Мне здесь нравится, Мэри. И рекомендация Кохрейна могла бы помочь в будущем.

Мэри не могла не рассмеяться.

— Дик, почему ты решил, что я все могу? Я ведь была всего лишь его госпитальным хирургом.

— А я, увидев тебя с ним в Лондоне, сразу понял, что он питает к тебе слабость, — тихо пробормотал Дик.

Мэри почувствовала, что мистер Кохрейн снова смотрит на них. Хорошо бы повернуться к нему спиной и чтобы Дик наконец замолчал. К счастью, они сидели далеко друг от друга, и Кохрейн не мог слышать Дика.

Дик чувствовал себя здесь как дома. Мэри спросила его с надеждой, есть ли другие женщины среди врачей персонала.

— Представь себе: ты единственная! Вот повезло, так повезло! — пошутил Дик, но Мэри вдруг рассердилась:

— Совсем не повезло! Я люблю женское общество.

— Я тоже, — согласился он шутливо, и все за столом громко расхохотались.

Белокурый доктор, выглядевший старше остальных, с симпатией улыбнулся Мэри:

— Приятно вновь принять в нашу компанию женщину, мисс Хантер. Я послежу за тем, чтобы они при вас вели себя прилично.

Постепенно народ начал расходиться. Но Дик никуда не спешил. Он удерживал Мэри за столом, вспоминая их студенческие годы.

Мистер Кохрейн прошел мимо, но даже не взглянул в их сторону. Мэри, конечно, понимала, что она ведет себя по-детски глупо, и спросила Дика:

— Как тебе нравится работать с мистером Кохрейном?

Он скорчил гримасу:

— Иногда тяжело. Когда он недоволен, то не подбирает выражений, но… Он прекрасный хирург и лучший учитель из всех, кого я встречал.

Позже, по дороге в детское отделение, вновь проходя через вестибюль, Мэри заметила женщину, которая беседовала в холле с двумя мужчинами. Это была Кристин Уортон. Она враждебно взглянула на Мэри.

— Мне казалось, вы ушли из больницы Чартфорда, мисс Хантер.

— Вы правы. — Мэри старалась осторожнее подбирать слова. — Теперь я работаю здесь.

Кристин, очевидно, этого не знала.

— Но вы не прошли собеседование, — резко заметила она. — Что у вас за должность?

— Я работаю временно, замещаю отсутствующего врача, миссис Уортон. У мистера Дэвидсона заболел педиатр.

В светло-голубых глазах Кристин вспыхнула злоба.

— Вам повезло! Насколько помню, вы никогда не упускали своего шанса!

— Сейчас начнется собрание, — обратился к Кристин один из врачей, и она, демонстративно повернувшись к Мэри спиной, поспешила в зал совещаний.

Стараясь поскорей забыть об этом неприятном эпизоде, Мэри решила больше не разговаривать с Кристин. У нее не было никаких планов на вторую половину дня, и она решила обойти детское отделение, почитать истории болезней и поближе познакомиться с персоналом.

Над несколькими кроватями она заметила таблички с именем доктора Кохрейна и спросила сестру, кто ведет здесь его пациентов.

— Доктор Бэйли. Он его госпитальный хирург. А когда он выходной, они будут под вашим наблюдением.

Досадно, что Дик забыл ей об этом сказать. Настроение у Мэри сразу поднялось; ведь у Дика как раз сегодня выходной. Если поступят больные, она должна будет связаться с мистером Кохрейном. Мэри тут же устыдилась своего порыва — нельзя использовать больных детей в своих личных целях.

Ей не пришлось встретиться с мистером Кохрейном ни в тот день, ни в следующий. Она даже ни разу не видела его в отделении. Кажется, он заходил именно тогда, когда Мэри была в другой палате.

Мэри с головой окунулась в новую работу, чтобы не думать о нем. Хотя она никогда не любила карты, стала допоздна засиживаться в компании игроков в бридж. Лучше уж это, чем лежать целые ночи без сна, глядя в потолок.

Однажды утром она пошла в столовую, чтобы выпить кофе, и, войдя, увидела там мистера Кохрейна. Он был один. Утренний кофе все пили за общим длинным столом, но консультанты обычно сидели поодаль от младшего состава.

Мэри вежливо поздоровалась с ним, но села как можно дальше.

— Вы больше не хотите меня знать, мисс Хантер?

Он пересел на стул напротив Мэри. Серьезные серые глаза смотрели на нее в упор.

Кровь прилила к лицу Мэри. Она сконфуженно забормотала:

— Я ведь поздоровалась…

— Я слышал, но разве мы с вами недостаточно близко знакомы для того, чтобы вы подсели ко мне?

— В этом госпитале строго соблюдают правила субординации. Это не Чартфорд.

Он с недоумением посмотрел на нее, задумчиво отхлебнул кофе, а потом мягко заметил:

— Боже мой, как вы изменились, доктор Хантер! Когда мы работали вместе в Чартфорде, вы были совсем другой.

Подняв на него взгляд, она увидела усмешку на его лице.

— Но это правда, здесь совсем другая обстановка, чем в Чартфорде, — заговорила Мэри уже свободнее. — Хотя мне и нравится работать с доктором Дэвидсоном.

— Надеюсь, вам сказали, что вы работаете отчасти и на меня?

— Да, когда Дик выходной. — И вдруг, решив, что это самый подходящий момент попросить за друга, отважилась: — У вас на следующий месяц назначено собеседование для претендентов на постоянную должность помощника? Дик ужасно расстроится, если не получит это место.

— Мне уже несколько человек об этом говорили, — сухо отозвался он. — Раз вы так уж дружны с молодым Бэйли, можете намекнуть ему, что я совсем не в восторге от его интриг.

— Простите меня, — тихо сказала Мэри. — Я сама решила поговорить с вами об этом.

— Бэйли плохо меня знает, но от вас я такого не ожидал… — Тон его голоса был неодобрительным и холодным. — Неужели он действительно считает, что ваша рекомендация столь важна для меня?

Пунцовая от стыда, Мэри пролепетала:

— Прошу вас, не обвиняйте в этом Дика. Я все решила сама…

Она с тревогой взглянула на него, вдруг испугавшись, что ее дурацкое заступничество может разрушить карьеру Дика.

Доктор Кохрейн долго молчал, заставив ее изрядно понервничать, потом спокойно подытожил:

— Забудем об этом. Все равно для себя я уже все решил. — И когда она вопросительно на него посмотрела, уточнил: — Нет, Мэри. Я вам ничего не скажу.

Он допил кофе и встал. Пошел к двери, потом вернулся и поглядел на нее в упор.

— Я никак не ожидал, что вы уедете, не попрощавшись со мной.

Она в изумлении подняла на него глаза, не в силах произнести ни слова.

— Ваше письмо, — продолжал он. — Вы что, специально написали так коротко?

Она вспомнила, в какой сумятице чувств писала то письмо и каким мучительным был последний день в Чартфорде. Удивительно, как тогда она смогла вымучить хоть эти строки.

— Я собиралась попрощаться как следует, но вы уехали, а моя замена прибыла на день раньше.

— Если не ошибаюсь, у вас дома есть телефон. — Он выпрямился, резко оборвал разговор и решительным шагом вышел из столовой.

Мэри осталась сидеть в одиночестве. Вдруг ее поразила одна мысль. Неужели ее действия могут каким-то образом расстроить мистера Кохрейна? При этой мысли ей стало теплее на сердце. Ведь если его задела такая мелочь, это наверняка значило, что мистер Кохрейн не совсем к ней равнодушен.

После этого разговора она по-настоящему стала испытывать удовольствие от своего пребывания в госпитале Святой Анны. Правда, бесцеремонные практиканты непрестанно над ней подшучивали, но она не обращала на них внимания.

— Работа может приносить такое же удовольствие, как отдых, если тебе она по душе, — сказала как-то мать, а отец тут же спросил:

— Сколько времени ты пробудешь в Святой Анне?

— Точно не знаю. Пару месяцев, не больше. Пока не выздоровеет тот доктор, кого я заменяю.

— Но ты же собиралась заняться акушерством?

— Пока мне еще никто ничего не предложил.

— А если получишь предложение, ты ведь не станешь отказываться ради временного места? Я уверен, доктор Дэвидсон быстро найдет себе другого врача.

— Я пока не думала об этом, — беззаботно отозвалась Мэри, но на душе у нее скребли кошки.

На следующий день, шагая по длинному больничному коридору, она увидела доктора Кохрейна. Он вышел из своего кабинета и помахал рукой, привлекая ее внимание.

— Я надеялся встретить вас за обедом, но мы разминулись. Не уделите мне пару минут?

Он пропустил ее в свой офис. Мэри уже испугалась, что он хочет ей сделать выговор за невнимание к одному из своих пациентов. Но его улыбка ее успокоила.

— В следующую субботу в Фестивал-Холле концерт. Дают Реквием Верди, — сказал он. — Это ведь один из ваших любимых композиторов?

— Да. Я уже пыталась купить билет, но все они были уже проданы.

— Я заказал билеты заранее.

— Вы хотите сказать, что у вас есть лишний билет? — глупо спросила она, и он нетерпеливо вздохнул:

— Нет, дорогая девушка. У меня нет лишнего билета. Я заказал два билета специально, с намерением пригласить вас. Вы, кажется, себя не слишком высоко цените, если думаете, что я пригласил вас в последний момент, за неимением лучшей спутницы.

Кажется, он опять обиделся. Мэри подошла и слегка дотронулась до его руки.

— Не сердитесь, — умоляюще сказала она. — Я конечно же с удовольствием приму ваше приглашение.

— Я не хочу, чтобы вы вообразили, будто я приглашаю вас из жалости, — сказал он очень сухо. — Как и большинство мужчин, я предпочитаю появляться на людях в обществе хорошенькой девушки.

Краснея, Мэри спросила:

— Где мы встретимся? В Фестивал-Холле? В субботу я буду дома в Лондоне.

— Я заеду за вами. Будет приятно вновь увидеть ваших милых родителей. Вы можете пригласить меня пораньше, чтобы вместе выпить по маленькой. — И поглядел на нее испытующе. — Есть возражения?

— Конечно нет. Но когда вы встречаетесь с моими родителями, я всегда чувствую себя школьницей.

— Иногда вы и ведете себя как школьница. Увидимся в субботу, если не встретимся еще раньше.

И она пошла в столовую, радуясь необыкновенному событию — Ричард Кохрейн специально заказал билеты, чтобы пригласить именно ее! Значит, это было еще тогда, когда она была в Чартфорде. Почему же он так долго молчал об этом? Впрочем, какая разница! Главное, что он ее пригласил.

В субботу она приняла ванну и начала готовиться к вечеру, чтобы успеть до его приезда. Мэри сидела перед зеркалом, когда в комнату зашла миссис Хантер.

— Поторопись, дорогая. Мистер Кохрейн скоро приедет. — Она взглянула на разложенные на кровати платья. — В чем дело? Разве ты не наденешь голубое?

— Не знаю, мама. Кажется, оно не совсем подходит к сегодняшнему вечеру. Может быть, белый шерстяной костюм будет лучше?

— Это самый красивый твой костюм, — твердо сказала мать. — Если ты чувствуешь себя в нем уверенно, надевай.

В это время послышался звонок в дверь.

— Поторопись! Он не из тех мужчин, которые любят долго ждать.

Застегивая золотой поясок, Мэри посмотрела на себя в зеркало. Ей понравилось то, что она увидела. Белое очень шло к ее розовым щекам и блестящим темным волосам.

Когда она спустилась, все стояли внизу у камина с бокалами в руках. Мистер Кохрейн, такой элегантный в своем черном костюме, одобрительно улыбнулся при виде Мэри.

— Вы выглядите прекрасно, Мэри. И я должен признать, что сейчас вы смотритесь гораздо лучше, чем когда работали в Чартфорде. Неужели я так изнурял вас?

Она отшутилась:

— Разумеется. Терапевты — не такие строгие учителя.

— Если займешься акушерством, это будет еще тяжелее, чем хирургия, — заметил отец Мэри.

— Согласен с вами, — кивнул мистер Кохрейн. — Дети почему-то имеют скверную привычку появляться на свет по ночам. Вы мне не говорили, что уже подыскали следующую работу, Мэри.

— Я только разослала письма. А вы уже получили заявки на вакантное место?

— Пока нет, но это меня не беспокоит.

— Мы боимся, что она может упустить постоянную работу из-за своего заместительства, — озабоченно вздохнула миссис Хантер.

— Не стоит этого бояться. Они легко найдут другого временного педиатра.

— Ну вот опять, — заметила Мэри. — Обсуждаете мои дела, как будто меня здесь нет.

Мистер Кохрейн засмеялся и взглянул на часы:

— Пора ехать, иначе мы опоздаем.

Концерт превзошел все ожидания Мэри. Дирижер был итальянец, солисты — мировые знаменитости, а хор просто великолепен. Когда все закончилось, Мэри еще долго сидела как завороженная, ничего не замечая вокруг.

Мистер Кохрейн дотронулся до ее руки и спросил, лукаво усмехаясь:

— Что такое? Или вам не понравилось?

Она метнула на него возмущенный взгляд.

— Я… Просто это выше моих сил… Я слышала в записи, но никогда в живом исполнении…

И, очнувшись, с энтузиазмом принялась аплодировать. Выходя из зала, оба молчали. Когда шли к машине, он вдруг взял ее за руку:

— Легко потеряться в такой толпе.

Доктор Кохрейн повез ее в маленький итальянский ресторанчик в Сохо. Его убранство было скромным, зато кухня выше всех похвал. По тому приему, который здесь оказали мистеру Кохрейну, Мэри сразу поняла, что он здесь завсегдатай. Им была оказана большая честь — хозяин сам их обслуживал.

Мистер Анжели свободно говорил по-английски, только с заметным итальянским акцентом. Он позвал жену. Из кухни выплыла громадная толстуха и с улыбкой подошла к их столику.

— Давненько вас не было видно. — Хотя она обращалась к доктору Кохрейну, ее блестящие глаза тем временем внимательно изучали Мэри.

— Это доктор Хантер, Мария, — представил мистер Кохрейн. — Она тоже работает в госпитале Святой Анны.

— Dottore? — Мария так удивилась, что перешла на родной язык.

— Слишком она хорошенькая, чтобы быть доктором, — согласился мистер Анжели. — Но может быть, — он лукавым взглядом обвел их обоих, — она скоро оставит работу?

Мэри мгновенно покраснела от прозрачного намека и опустила глаза. Но мистер Кохрейн и не подумал смутиться. С улыбкой он произнес:

— Доктор Хантер — очень серьезная девушка. Для нее работа — самое главное в жизни.

Она догадалась по веселым искоркам в его глазах, что он ее поддразнивает, но Мария ничего не поняла.

Муж разразился итальянской скороговоркой, объясняя жене смысл слов мистера Кохрейна. Мария неодобрительно покачала головой, глядя на Мэри, и что-то добавила по-итальянски.

— Что она сказала? — спросила Мэри, но, когда мистер Анжели перевел, пожалела о своем вопросе.

— Она говорит, это неправильно для женщины — заниматься мужской работой. Женщине надо выйти замуж и завести побольше детей.

Вошли новые посетители, но хозяин, прежде чем отойти от их столика, лучезарно улыбнулся и сказал с фамильярностью давнего знакомого:

— Может быть, вы еще заставите ее передумать, мистер Кохрейн?

Мистер Кохрейн рассмеялся, и, когда они снова остались вдвоем, весело посмотрел на Мэри.

— Вы не должны принимать эти разговоры всерьез. Все итальянцы — романтики. Увидят мужчину и женщину вместе — и сразу же воображают, что между ними любовная связь.

Она застенчиво улыбнулась в ответ.

— Я и не принимаю. Они очень милые.

К ее облегчению, он сменил тему, и неловкость скоро прошла. Для Мэри это был прекрасный вечер, такой же счастливый, как и тот, что они провели когда-то в Глиндеборне.

Она прекрасно себя чувствовала, согретая его вниманием, и поэтому решилась задать вопрос, который мучил ее всю неделю:

— Если вы так давно заказали билеты, почему не говорили мне об этом до последнего?

На его лице появилось выражение, которое она не смогла определить. Тогда Мэри быстро добавила:

— Я подумала, как было бы ужасно, если бы у меня оказались какие-то неотложные планы на этот вечер.

Он помолчал, глядя на нее с улыбкой, потом ответил:

— Наверное, не был уверен, что вы согласитесь.

Одна мысль, что такой мужчина, как он, может быть не уверен в себе, поразила Мэри. Она с удивлением на него взглянула:

— Но вы же знаете, как я люблю музыку!

— Я не сомневался в вашей приверженности музыке, — сказал он, усмехаясь. — Я только свой личный шарм ставил под сомнение.

Он быстро допил бренди и оглянулся, разыскивая взглядом мистера Анжели.

— Допивайте быстрее. Я хочу пройтись и подышать свежим воздухом, прежде чем садиться за руль.

Погода была холодная, но ясная. Когда они вышли из ресторана, он с сомнением поглядел на нее:

— Вы не замерзнете? Можете идти пешком в этих туфлях?

После того как она уверила его, что может ходить сколько угодно, он с улыбкой взял ее под руку.

— Вы заметили, что мы ни разу не поругались за вечер?

— Да, сегодня поставлен рекорд, мистер Кохрейн. — Она тоже пошутила, и он еще крепче сжал ее руку.

— Не кажется ли вам, что мы достаточно с вами знакомы, чтобы вы могли звать меня просто Ричард? Да, кстати, — вдруг сказал он. — О Бэйли. Он ведь ваш близкий друг?

— Дик? Да, мы хорошо знаем друг друга.

— Если вы его так хорошо знаете, то, вероятно, вам известно о его… скажем… некоторых дурных привычках?

Мэри остановилась. Свет от фонаря падал на их лица.

— Что вы имеете в виду? Дик всегда был хорошим врачом.

Доктор Кохрейн пожал плечами:

— Да, он превосходный работник. Но его подводит слабость к спиртному.

— Он ведет себя как и все остальные молодые врачи, — с возмущением отозвалась Мэри. — Раз это не отражается на его работе, то… никому не должно быть дела до его личной жизни… — Она чуть не сказала «вам», но вовремя спохватилась.

Он с подозрением взглянул на нее.

— Как вы отважно бросились его защищать! Но смею вас уверить, что такое поведение скажется в конце концов и на его работе.

— Да, он заходит выпить пива в местный паб через дорогу. Все врачи туда ходят. Оператор всегда может позвонить и вызвать любого.

В голосе его послышалось раздражение.

— Надеюсь, вы не влюблены в него? По-моему, он не ваш тип мужчины.

Мэри тоже начала сердиться:

— Мы просто друзья, и это не имеет значения.

Он схватил ее за руку:

— Это правда?

От его близости и взволнованного голоса у нее перехватило дыхание.

— Конечно правда, — прошептала она, и он крепче сжал ее руки.

Двое парней, проходивших мимо, тихо присвистнули, и он сразу опомнился.

— Пошли к машине. — Вздохнув, он отпустил ее.

Расстроенная, Мэри утешалась мыслью, что ссора все-таки не состоялась. Кохрейн молчал, а Мэри побоялась заговаривать с ним первой.

Когда подъехали к дому, он, выключив зажигание, сказал:

— Не надо сердиться, малышка. Наверно, вам кажется, что я лезу в вашу личную жизнь?

— Я не сержусь, — быстро сказала она. — Я думала, это вы сердитесь.

Он рассмеялся:

— У нас появилась вредная привычка — не понимать друг друга. — Он протянул руку и провел пальцем по ее гладкой, нежной щеке. —Вам лучше уйти, Мэри, пока я снова не забыл, где нахожусь.

Смутившись, она застенчиво подняла на него глаза:

— Спасибо, что пригласили меня на этот концерт, Ричард.

— Так-то лучше. — И он улыбнулся одной из своих неотразимых улыбок. — Попрактикуетесь и увидите, что это совсем не трудно.

На крыльце он взял у нее ключ и открыл входную дверь.

— Спокойной ночи, Мэри. Я рад, что концерт доставил вам удовольствие.

Она была рада, что родители уже спят, а не ждут ее прихода. Ей хотелось не спеша вспомнить все события этого вечера.

Она не тешила себя надеждой, что он может серьезно ею увлечься. Правда, когда они стояли на улице под фонарем, ей на миг показалось, что он вот-вот ее обнимет. Но это нормальное поведение мужчины, который провел приятный вечер в обществе девушки, не более того.

Мэри открыла холодильник и достала пакет молока. Потом села с полным стаканом на кухне и продолжила мечтать. Возможно, в следующий раз он все же решится поцеловать ее, и, даже если этот поцелуй не будет иметь для него большого значения, он будет много значить для нее. Главное — не позволить ему заметить, как отчаянно и глубоко она любит его. С этой мыслью она и легла спать.

К ее удивлению, он позвонил на следующее утро, пока она еще спала, и пригласил всю семью в гости в воскресенье. Ей сказал об этом отец.

— Он хочет показать нам дом и сад. Вероятно, там есть на что посмотреть.

— Меня он тоже пригласил? — стараясь говорить небрежно, спросила Мэри.

— Разумеется. Но мы сегодня едем навестить тетю Бэт.

— Вот скучища! — недовольно пробормотала Мэри.

Отец с улыбкой взлохматил ее короткие волосы.

— Выше нос! Мы договорились с Кохрейном на следующее воскресенье. Кажется, его мать от тебя в восторге.

Глава 9

На следующий день, вернувшись в госпиталь Святой Анны, она получила еще одно приглашение. После обеда они с доктором Дэвидсоном вели прием больных. Мэри как раз осматривала толстощекого очаровательного карапуза, едва начавшего ходить, когда вошел доктор Дэвидсон.

Продолжая заниматься с малышом, она не заметила его появления. Он подождал, пока она закончит. Наконец Мэри повернулась и увидела его.

— Высший балл, доктор Хантер, — улыбаясь, похвалил он. — Когда я осматриваю маленького Брайана, он всегда ревет.

— Я люблю детей, — сказала Мэри. — Хотя очень мало имела с ними дела.

Мать Брайана, застегивая на ребенке пальто, одобрительно кивнула:

— Дети любят доктора Хантер. Она умеет с ними обращаться, сэр. Жаль, что у нее нет своих детей.

— Нет сомнений, что она скоро исправит эту ошибку, — шутливо заметил Майлз. — Это ваш последний пациент, Мэри? Зайдите потом ко мне, выпьем по чашке чая.

Когда она пришла в его кабинет, он пригласил ее на ужин к себе домой.

— Будут две супружеские пары и ваш бывший босс, наш старый друг. Моя жена, Марианна, с ним вместе училась в Кембридже.

Званый ужин был назначен на пятницу. Мэри была в этот день свободна. Она приняла приглашение с удовольствием, и Майлз сказал, что Ричард за ней заедет.

— Я живу за городом, и вам будет трудно найти дорогу.

— Но я не хочу никого затруднять, — запротестовала Мэри.

Майлз Дэвидсон только рассмеялся:

— Это предложил он сам, а не я. Марианна просто умирает от желания вас увидеть. Она так много о вас слышала.

— От кого? — Мэри была поражена.

— От Ричарда, конечно. Она давно пытается его женить… — Тут Майлз оборвал свою речь на полуслове. — В общем, ей кажется, что вы отлично подходите Ричарду. И не надо на меня смотреть так сердито!

— Мне он кажется вполне счастливым человеком. И я ненавижу, когда люди начинают кого-то сводить… — Тут Мэри вспомнила, что Майлз все-таки ее начальник. — Что ж, очень мило с вашей стороны меня пригласить. Но если бы мистер Кохрейн узнал, о чем вы говорили, он бы рассвирепел.

— А рассвирепевший Ричард страшен, — невозмутимо согласился Майлз. — Да не волнуйтесь, моя дорогая, мы с ним справимся.

Он явно подшучивал над ней. Она неохотно улыбнулась в ответ, но все-таки попыталась объясниться:

— Мы с мистером Кохрейном не… То есть я хочу сказать…

Но доктор Майлз весело оборвал ее несвязное объяснение:

— Я понял намек. Вы просто хорошие друзья. Кстати, я получил письмо от своего заболевшего коллеги. Маловероятно, что он скоро вернется. Во всяком случае, пройдет еще несколько месяцев. Что вы думаете о постоянной работе здесь? Может быть, подпишем контракт на полгода?

— Я бы очень этого хотела. — Мэри была счастлива получить такое предложение. — Я планировала заняться акушерством, но педиатрия тоже очень важна для общей практики, верно?

В тот вечер Мэри искала Дика, чтобы сообщить ему приятную новость, но его нигде не было видно. Устав после трудного дня, она легла спать раньше, чем обычно. Мэри уже засыпала, когда ее разбудил громкий шум в коридоре.

Послышался стук, как будто кто-то упал, и громкая брань.

— Да вставай же ты, ради бога! Хочешь, чтобы тебя все увидели в таком виде?

Мэри вскочила с постели и, накинув легкий халатик, выглянула в коридор.

Там были Дик и еще один молодой врач по фамилии О'Брайен. По-видимому, он только что с трудом поставил Дика на ноги. Увидев Мэри, О'Брайен с негодованием сказал, показывая на Дика:

— Если не умеешь пить, вообще не пей, тем более если находишься на дежурстве. Открой дверь в квартиру и помоги мне его туда затащить.

Они кое-как доволокли Дика до постели и забросили туда. Он растянулся с дурацкой ухмылкой.

— Буду в полном порядке через пару минут, — невнятно пробормотал он. — И не надо так на меня смотреть.

О'Брайен начал стаскивать с него ботинки. В это время этажом ниже раздался телефонный звонок.

— Это меня, наверное. Я жду звонка. Справишься? — И О'Брайен выбежал, громко хлопнув за собой дверью. Мэри стащила с Дика второй ботинок.

— Помоги снять пиджак. — Язык у него заплетался, лицо было красным.

Она была ужасно зла на него из-за его идиотского поведения.

— Если кто-то из консультантов тебя увидит в таком виде, ты завтра же вылетишь отсюда! Скажем, что ты заболел, а я за тебя подежурю.

Она потянулась к телефону, и в это время в дверь постучали.

Они в ужасе посмотрели друг на друга.

— Не открывай, — прошептал Дик.

— Лучше открыть. Наверное, это дежурная сестра, надо выписать лекарства. Я скажу, что ты заболел. Ложись и лежи тихо. Может быть, тебя не увидят.

Стук повторился, на этот раз еще громче. Мэри приоткрыла дверь, надеясь, что из коридора не будет видно лежавшего на кровати Дика.

Но это была не дежурная сестра. За дверью стоял Ричард Кохрейн. Сердце у Мэри испуганно заколотилось. Она решила попытаться выгородить приятеля.

— Что… что вы хотите? — пробормотала она.

Он был удивлен не меньше ее, потом с улыбкой извинился:

— О, извините, я вытащил вас из постели? Я думал, в номере десять живет Бэйли… — Потом, бросив взгляд в глубину комнаты, он увидел Дика, растянувшегося на постели. Улыбка моментально сошла с его лица.

Было уже слишком поздно закрывать дверь. Мэри стояла точно оглушенная и не могла вымолвить ни слова. Она ожидала гневного взрыва, потока ругательств, но только не холодного презрения, которое прочитала в его взгляде.

После этого он словно забыл о ее существовании и обращался только к Дику. Тот свесил ноги с кровати и молча сидел с открытым ртом.

— Я только что осмотрел второй раз ребенка Доулингов. Мы его с утра сразу переводим, поэтому я хотел, чтобы вы подготовили полное заключение о его болезни. Оно должно быть готово к девяти утра, Бэйли. — Мистер Кохрейн повернулся, чтобы уйти, потом остановился. — Что-то с вашим телефоном, — сказал он глухо, — я бы его проверил, если не хотите, чтобы вас прерывали во второй раз.

Он ушел, а Мэри прислонилась спиной к двери, чувствуя, как дрожат колени.

— Он был в ярости. Но почему-то ничего не сказал по поводу… твоего состояния. Оставил на завтра?

Дик, который сразу же протрезвел при появлении мистера Кохрейна, уже был на ногах.

— Моя милая Мэри, он даже не заметил, что я в стельку пьян. Он взъярился из-за тебя.

— Но… почему? — Она тупо смотрела на него.

Дик засмеялся:

— Потому, моя дорогая Мэри, что ты вышла из моей спальни почти голая.

Она бросила на себя взгляд и в первый раз заметила, что ее халат распахнулся.

— Но не это же его так возмутило? — Покраснев, она метнула на приятеля сердитый взгляд. — Прекрати смеяться, Дик. Если он не понял, что ты пьян, тебе крупно повезло.

— Можешь назвать это везением, — ухмыльнулся Дик, — он просто обалдел, увидев, что его невинная девочка, оказывается, проводит ночи с его практикантом. Вот ему и изменила наблюдательность.

— Но это же чушь, Дик! Он не мог так подумать…

— Да будь же ты взрослой, Мэри. Ты стояла перед ним босиком, почти раздетая, с виноватым видом…

— Но я была не одета, потому что я уже легла в постель. И вид у меня был вовсе не виноватый, просто я испугалась за тебя. Мне и в голову не могло прийти…

— Но ему-то пришло! К счастью для меня. — Он снова засмеялся, и Мэри вынуждена была неохотно согласиться.

— Я расскажу ему завтра утром о том, что произошло на самом деле, — сказала она. — Скажу, что ты заболел.

— Навряд ли он тебе поверит, — цинично заявил Дик. — Между врачами и сестрами вечно идут амуры. И почему ты так волнуешься о том, что он подумает? Твоя личная жизнь его не касается.

Мэри понимала, что он прав. Но она знала и то, что мистер Кохрейн очень неодобрительно относится даже к легкому флирту на работе.

— Ну знаешь ли, зато меня это касается! — с яростью крикнула она. — Я не хочу, чтобы мое имя связывали с твоим! — Она сердито сверкнула на него глазами. — Иди немедленно на кухню и свари себе кофе покрепче.

Она с силой хлопнула дверью, и это ее немного успокоило. Мэри снова легла спать, но скоро поняла, что заснуть ей не удастся. Дик прав. Кохрейн ей не поверит. Но она не могла сказать ему всю правду. Это означало бы неминуемый крах карьеры Дика.

Ей так и не удалось поговорить с Ричардом Кохрейном до второй половины среды. Мэри увидела его, когда он покидал детское отделение. Он явно хотел пройти мимо, даже не кивнув ей, но она загородила ему путь.

— Мистер Кохрейн, могу я с вами поговорить? Уделите мне пару минут.

Лицо мистера Кохрейна было непроницаемо, взгляд ничего не выражал…

— О пациенте, мисс Хантер?

— Н-н-нет… — она замешкалась, — о личном. Мы можем поговорить где-нибудь в более спокойном месте?

— У меня нет времени обсуждать чьи-то личные дела, — холодно ответил он и решительно зашагал прочь от нее.

Мэри с несчастным видом смотрела ему вслед, вспоминая, что в пятницу он должен ее забрать на ужин к Дэвидсонам. Немного повеселев, она решила, что тогда и представится удобный случай объясниться с ним.

В пятницу Мэри была готова задолго до назначенного времени. Она нервно металась по комнате, когда позвонил портье снизу и сказал, что мистер Кохрейн ждет ее в главном холле.

Он молчал все время, пока они не сели в машину.

— Это далеко от города? — спросила Мэри, сильно волнуясь. Она не могла больше выносить его молчание.

— Десять минут. Я заехал лишь потому, что хотел поговорить с вами.

Они свернули на проселочную дорогу.

— Я тоже хотела с вами поговорить. — Голос ее дрожал, несмотря на все усилия успокоиться.

— Не иначе как на ту же тему, — мрачно предположил Кохрейн.

Он съехал на обочину и остановился.

— Что вы наделали, Мэри? — В его голосе звенели гнев и обида. — Зачем вы это сделали?

Она знала, что он смотрит на нее, но не могла повернуть головы и глядела прямо перед собой на неясные тени деревьев у дороги.

— Не понимаю, что я такого сделала?

Господи, опять детский лепет. Почему она всегда волнуется, когда говорит с этим человеком?

Он сделал нетерпеливый жест.

— Ну давайте соврите мне. Скажите, что Бэйли для вас никто.

— Но он и есть никто… Я понимаю, все выглядело, как будто… Ну, вы понимаете… Но я оказалась в его комнате только потому, что он плохо себя почувствовал… — Ее несвязные попытки объясниться оборвал его взгляд полный отчуждения. — Вы должны мне поверить, — с отчаянием твердила она. — Я же говорю чистую правду!

Но это было лишь полуправдой. Мэри понимала, что ее слова звучат неубедительно.

— Вы — маленькая лгунья, — сказал он с презрением, — никогда не видел, чтобы так неумело врали. Так вы все-таки любите его? — Он с силой ухватил ее за руку.

— Конечно нет! — в отчаянии крикнула она.

Он сжал ее руку до боли.

— Понимаю. Значит, вы из тех девушек, которые заводят интрижки просто так, скуки ради? А Бэйли просто подвернулся вам, потому что живет рядом с вами?

— Все совсем не так! — закричала Мэри. — Если бы я могла объяснить…

— Не желаю я выслушивать ваши объяснения!

— Тогда почему вы так грубы со мной?! — Мэри была готова разрыдаться.

— Потому что не люблю, когда из меня делают дурака! — свирепо ответил он.

И она поняла, что, даже если сейчас расскажет ему всю правду, он наверняка ей не поверит. Она была зла на Дика, который был во всем виноват, и на Ричарда, который даже не дал себе труда ее выслушать.

— А вы сами такой уж праведник? — неожиданно вырвалось у нее. — Вы… вы… Да вы просто надутый ханжа!.. И не вам меня осуждать! — Тут она замолчала, потому что он схватил ее за плечи.

Что-то дикое было в блеске его глаз и в выражении лица. Мэри вдруг испугалась. Они были одни, вдвоем на совершенно пустынной дороге. С пересохшим ртом она смотрела в лицо Ричарда.

— Вы делаете мне больно… — только и смогла прошептать Мэри. Ее губы тряслись.

Он отпустил ее так же внезапно, как схватил.

— Прошу вас, поехали, — умоляюще прошептала она.

Словно и не слыша ее просьбы, он закурил. Молчание длилось минуты две.

Мэри как можно жалобнее произнесла:

— Мы же опоздаем…

Он, по-видимому, пришел в себя. Выражение его лица вновь стало непроницаемым.

— Хорошо, едем. Но знайте, мне так же неприятен предстоящий вечер, как и вам.

Ирония заключалась в том, что при других обстоятельствах этот вечер мог стать необыкновенно приятным. Мэри понравилась Марианна Дэвидсон. Там был с женой и доктор Маккензи, старый знакомый по Чартфорду.

Ужин был восхитителен, разговор за столом — живой и непринужденный. Мэри делала вид, что всем довольна, хотя это ей и стоило огромных усилий. В половине двенадцатого Маккензи с женой собрались уходить. Ричард тоже поднялся.

— Спасибо за чудесный вечер, Марианна.

Мэри, в свою очередь, поблагодарила хозяев и наконец оказалась в спасительной темноте, чувствуя себя совершенно измученной.

— Простите, что вам придется меня отвезти, — жалобно сказала она в спину Кохрейну, когда он открывал дверцу машины.

Он просто захлопнул за ней дверцу, даже не удостоив ответом. Доктор Кохрейн молчал, пока они не отъехали подальше, а потом заговорил с таким видом, как будто ему ужасно надоела вся эта история.

— Мы обязаны встречаться время от времени по работе. Поэтому будет легче для нас обоих, если мы решим, что инцидент полностью исчерпан. Я больше не стану обсуждать этот случай и ожидаю того же от вас.

Она попыталась еще что-то возразить, но он грубо оборвал ее:

— Я же сказал — хватит болтовни! Почему женщины так любят без конца обсасывать какую-то тему? Извините, меня больше не интересуют ваши дела. И чем раньше вы примете это к сведению, тем легче нам будет сохранить видимость нормальных отношений.

Выходные выдались тяжелыми. На прием поступило несколько тяжелобольных детей. Мэри не виделась с доктором Кохрейном вплоть до самой прощальной вечеринки по поводу ухода на пенсию доктора Маккензи.

— Вы пойдете? — спросил ее Майлз Дэвидсон. — Вы ведь работали с ним вместе в Чартфорде?

Она и не знала, что анестезиолог собирается уходить на пенсию.

— Детское отделение тоже приглашают? — спросила она, понимая, что Ричард тоже там будет.

— Разумеется. — Майлз взглянул на часы. — В шесть, в зале заседаний. Переодеваться не надо, сразу идем туда.

Они явились рано. В зале было всего несколько человек — один-два члена комитета правления, несколько старших врачей. Был там и мистер Кохрейн. Майлз повел было ее к своим коллегам, но по пути его остановили, и Мэри осталась в одиночестве. Она чувствовала себя не в своей тарелке, но вдруг с облегчением заметила доктора Робертса, стоявшего возле оконной ниши. Он тепло приветствовал ее.

— Приятно видеть вас снова, Мэри. Ричард мне сказал, что теперь вы здесь работаете. Знаете, я думал сейчас о том, что следующий прощальный вечер будет по поводу моего ухода. Тогда Ричард станет главным врачом в Чартфорде, — весело заключил он. — А кажется, совсем недавно он был еще мальчиком… По-моему, он хочет с вами поговорить?

Мэри увидела, что Ричард Кохрейн делает какие-то знаки в их сторону.

— Не думаю, что это относится ко мне. — И она решительно отвернулась.

Не прошло и нескольких секунд, как рука Ричарда опустилась ей на плечо. Она в смятении подняла на него глаза.

— Вы уже осмотрели ребенка? — спросил он.

Взгляд ее выразил непонимание, и он тут же пояснил:

— С аппендицитом… Вы знали, что он поступит?

— Но я не… — Она хотела объяснить, что не дежурит сегодня, как вдруг вспомнила, что еще на прошлой неделе Дик просил подменить его на этот вечер. Как это похоже на Дика! Он даже не удосужился передать ей дела.

— Простите, — пробормотала она, — я забыла, что вечером дежурю. Так они все-таки привезли его?

— В мои обязанности не входит прием новых пациентов, доктор Хантер, — сказал он сурово. — Наверно, вам надо позвонить в отделение и узнать.

Мистер Робертс успел отойти от них, и она была этому рада. Багровая от стыда, она нашла телефон и только тогда заметила, что появилась Кристин Уортон. Оказывается, она стояла неподалеку, слушая, как мистер Кохрейн делает Мэри выговор.

Сестра Браун по телефону сообщила, что ребенок действительно поступил в приемное.

Мэри неохотно доложила об этом мистеру Кохрейну, который в это время разговаривал с Кристин. Он лишь кивнул и снова повернулся к собеседнице. Чтобы немного подбодриться, Мэри взяла стакан с шерри.

Однако прежде, чем она успела поднести стакан к губам, Ричард Кохрейн положил руку на ее запястье:

— Не стоит, доктор Хантер. Или вы забыли, что я думаю о тех, кто пьет на дежурстве?

— Я не маленькая! — Она вспыхнула от унижения.

Мэри попыталась освободить руку, но его пальцы больно впились в кожу.

— Поставьте стакан, — жестко приказал он. — Или вы хотите разыграть неприятную сцену перед всем обществом?

— Но это вы затеяли скандал, а не я, — пыталась оправдаться Мэри. За спиной она услышала злорадный смешок Кристин.

— Но, Ричард, дорогой, чем же так провинилась доктор Хантер? Я думала, что она — идеал младшего хирурга.

— Прошу тебя, замолчи, Кристин, — резко оборвал ее Ричард и отошел, оставив их вдвоем.

Если Кристин и была обескуражена, то не показала виду. Она решила максимально насладиться поражением своей соперницы. В это время прибыли почетные гости, и в зале стало шумно. Воспользовавшись этим, Кристин наклонилась к Мэри. Ее глаза светились мстительной радостью.

— Так вы больше не любимая девушка Ричарда? Надеюсь, вы расскажете мне, что случилось?

Не удостоив ее ответом, Мэри стала молча проталкиваться через толпу. Она вернулась в детское отделение.

Ей пришлось подождать в офисе старшей сестры, пока ее не пригласили к мальчику. Диагноз не вызывал сомнений: Марк Боркхэм был в тяжелом состоянии. Его мать считала, что у него просто болит живот, и не обращалась к врачу до сегодняшнего дня. К этому времени уже произошло прободение аппендикса.

— Мой муж мне не простит, если что-то случится с Марком… — с несчастным видом твердила она. — Поверьте, доктор, я просто думала, нет ничего серьезного.

— Нелегко определить аппендицит у малыша, — утешала Мэри. — Извините, я должна позвонить доктору Кохрейну.

— Он сам будет оперировать Марка? Он ведь самый лучший врач, правда?

— Лучшего вам просто не найти, — согласилась Мэри и почувствовала странную гордость, когда произносила эти слова.

Кохрейн пришел очень быстро и подтвердил ее диагноз.

— Вы наладите капельницу, пока я поговорю с матерью. Я вызову анестезиолога и прикажу готовить операционную. Нельзя терять ни минуты.

Мэри все еще возилась с капельницей, когда он появился снова.

— Все еще не готовы? — резко спросил он.

Она, виновато покраснев, покачала головой.

— Помочь?

Она кивнула.

Он ловко нашел вену, ввел иглу и заклеил это место, чтобы Марк не смог ее вытащить. Покидая отделение, Мэри спросила, не нужна ли она будет в операционной.

— Конечно нужны. — Его тон был холодно-вежливым, официальным.

Три часа спустя, делая ночной обход, она увидела, что Марк уже не так бледен, его пульс выровнялся. Она делала необходимые записи в его карте, когда вошел Ричард.

— Ему лучше, — заключил он. — Мать осталась здесь на ночь?

— Да. Соседка присмотрит за остальными детьми.

Сегодня Ричард Кохрейн выглядел усталым.

— Я должен извиниться перед вами, Мэри, — произнес он с видимым усилием.

Она так поразилась, что не нашлась что ответить.

— Я вел себя ужасно на вечере. Я не должен был вас критиковать при всех. Хотя, — добавил он, — критиковать было за что.

Ну вот, сначала попросил прощения, но тут же все испортил последним замечанием. Впрочем, Мэри прекрасно понимала, что он прав. Ведь если бы она ушла, забыв о дежурстве, больные остались бы без присмотра.

— Я была действительно беспечна, — призналась она со вздохом.

— Правило номер один в медицине — не смешивайте вашу личную жизнь и работу. — Он криво улыбнулся, полез в карман и выудил оттуда свою неизменную трубку. — Не возражаете? Мистер Робертс был сражен моим отношением к вам.

Мэри видела, что во время их неприятного разговора доктор Робертс разговаривал с кем-то в стороне.

— Я и не думала, что он заметил, — удивилась она.

— Мало что ускользает от него. И еще он заметил, что у вас несчастный вид. Интересно, почему?

В какой-то момент она едва не решилась открыть ему правду, но побоялась, что он опять не поверит ей и ее ошибка будет стоить карьеры Дику.

— Я была так несчастна, — она смотрела вниз на медицинские карты, разложенные на столе, — потому что всегда дорожила вашим хорошим отношением. А теперь я лишилась его?

Ричард молчал так долго, что Мэри вынуждена была поднять глаза и заглянуть ему в лицо. Потом тихо спросила:

— Так я права?

Он так резко вскочил, что чуть не уронил стул.

— Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли, Мэри. И пытаюсь вам объяснить не в первый раз, но все напрасно. Вы лгали мне и раньше насчет отношений с моим братом.

— Мартин? — Она была поражена. — Но при чем здесь Мартин? Я говорила вам всегда, что мы с вашим братом просто… друзья.

— Да, говорили. — В голосе Ричарда послышалась горькая ирония. — И то же самое вы говорили относительно Бэйли. Но почему вы так долго скрывали, что знакомы с Мартином?

— Вы знаете почему.

— Ваши отговорки неубедительны, — холодно заметил он. — Причина могла быть одна — нечистая совесть. Как удобно было получить квартиру с отдельным входом, где Мартин мог незаметно навещать вас в любое время.

— Вы считаете, что у нас с Мартином была любовная связь?

— А разве нет? — ответил он брезгливо. — Но если бы вы любили его, я смирился бы с этим. А ведь вы просто так, со скуки… — Он повернулся и вышел, громко хлопнув за собой дверью. Мэри осталась сидеть, тупо глядя перед собой невидящим взглядом. Она думала о том, что никогда не сможет его разубедить.

Она поздно легла в тот вечер и долго не могла уснуть. Мэри никогда не надеялась на большее чем на дружбу с Ричардом. И его бурная реакция на ее «связи с мужчинами» озадачила ее. Как бы ни поступил ваш друг, вы не станете буйствовать, как дикарь…

И впервые ей пришла в голову мысль, что она нравится Ричарду гораздо больше, чем считала до сих пор. Если это так, то Дик просто обязан ответить за свое поведение, вызвавшее разлад между ними.

Она почти не встречала Дика в последние дни, он явно ее избегал. Но на следующий вечер после ее объяснения с Ричардом, когда она сидела в своей комнате и писала письмо сестре, раздался стук в дверь. На пороге появился Дик.

— Хорошие новости, Мэри! — Он замялся, как будто не был уверен, что его здесь хотят видеть. — Сегодня было собеседование, и я все-таки получил работу у мистера Кохрейна!

Он выглядел очень довольным. Мэри не нашла в себе сил испортить ему радость.

— Я рада, Дик. Да входи, что ты встал. Я же не кусаюсь.

Он смущенно засмеялся:

— Ладно, зайду на минутку. Знаешь, я и не думал, что у меня есть шанс. Он последнюю неделю глядел на меня, будто на земляного червя, и сегодня тоже очень придирался. Я снова почувствовал себя школьником, которого отчитывает строгий учитель.

— Мне знакомо это чувство. — Мэри впервые за последние дни рассмеялась.

Он тоже засмеялся, но вдруг лицо его стало очень серьезным.

— Я знаю, что мне повезло. И знаю, что не получил бы должность, не замолви ты за меня слово. Если бы ты в тот вечер сказала ему правду, ну, о том, что я напился как свинья, да еще во время дежурства… Ты проявила благородство, хотя при этом пострадала сама. Я ведь прав?

Мэри никогда не видела его таким серьезным. Она отвернулась, чтобы он не заметил слез на ее глазах.

— Черт возьми! Я, кажется, все испортил. Ты ведь любишь его?! И у вас могло все получиться. Я же видел, что он к тебе неравнодушен…

— Господи, Дик, прошу тебя, уйди! Мне тяжело говорить на эту тему, я больше не вынесу…

Он встревожился и, приблизившись к ней, спросил:

— А что, если я скажу ему правду?

— Он тебе не поверит, зато ты можешь сам пострадать. Оставь все как есть, Дик.

Он вздохнул с явным облегчением. Жизненная философия Дика заключалась в том, чтобы быть как можно ближе к сильным мира сего. А Кохрейн — номер один в хирургии.

— Если это послужит тебе хотя бы слабым утешением, я обещаю, что теперь возьмусь за ум. С пьянкой покончено. Впрочем, я понимаю, что тебе сейчас не до меня.

— Нет, Дик, конечно, мне не безразлично. Ты можешь стать отличным врачом, если захочешь. И мистер Кохрейн так считает, иначе бы не взял тебя к себе.

После его ухода она позвонила родителям. Мэри давно не приезжала домой, боялась, что от их внимательных любящих глаз не ускользнет ее состояние. К телефону подошел отец. Первое, что услышала от него Мэри, было:

— Ты не забыла, что в воскресенье мы едем к Кохрейнам?

— Но еще мы не договорились окончательно, — попыталась она сопротивляться.

— Ерунда! — отрезал отец. — Мы договорились. Они ждут нас к двенадцати.

Спорить было бесполезно. Может быть, придумать простуду или головную боль? Но отца трудно одурачить.

Она решила дать самому Ричарду шанс отказаться от приглашения и позвонила, выбрав момент, когда он оставался один у себя в кабинете.

— Простите, что вас беспокою, — нервно сказала она. — Может быть, вы забыли о… о договоренности на воскресенье…

— Визит ваших родителей? Конечно не забыл. А что случилось?

— Может быть, вы теперь не хотите, чтобы мы приезжали… Я имею в виду… — Она умолкла, но потом, собравшись с силами, предложила: — Вы можете сослаться на срочную работу.

— Нет, Мэри, не думаю, — с привычной резкостью прозвучал ответ. — Не понимаю, почему я должен лгать, чтобы выручить вас? К тому же я действительно жду ваших родителей с нетерпением.

— Тогда я придумаю оправдание для себя. Скажу, что дежурю.

— Как угодно, — равнодушно сказал он. — Я давно знал, что вы лгунья, но не знал, что еще и трусиха.

— Я не трусиха! — выкрикнула она, выходя из себя. — И докажу это. Я приду.

Но всю неделю Мэри ждала воскресенья со страхом и мечтала об одном — чтобы оно поскорей прошло.

Глава 10

В воскресный октябрьский день ослепительно светило солнце, хотя холодный ветерок напоминал, что уже глубокая осень. Они приехали в Торнтон-Холл сразу после полудня. Ее родители пришли в восторг от старинного дома.

У подножия парадной лестницы их встречал мистер Кохрейн. Он тепло приветствовал родителей Мэри, потом повернулся к ней.

— Рад, что вы нашли силы и время приехать, — шутливо сказал он.

— Я и не знала, что были какие-то сомнения по поводу твоего приезда, дорогая, — сказала ничего не подозревающая миссис Хантер, когда они все вместе поднимались по лестнице к главному входу.

— Ваша дочь слишком добросовестно относится к работе — а тут как раз встал вопрос о дежурстве в этот выходной.

Родители, восхищавшиеся красивым фасадом Торнтон-Холла, ничего не замечали. Отец оглядывался кругом с большим интересом, пока они шли через дом к большой террасе.

— Надеюсь, вы не замерзнете, — сказал Ричард. — На террасе даже зимой на солнце бывает тепло.

Миссис Кохрейн поднялась им навстречу с тростникового плетеного кресла.

— Простите, что не спустилась вниз встретить вас. Что-то сердце пошаливает последнее время, и Ричард заставляет меня побольше отдыхать.

Ричард пригласил чету Хантер подойти к каменной балюстраде, чтобы они могли полюбоваться открывающимся видом, а миссис Кохрейн указала Мэри на кресло рядом с собой и, когда Мэри села, спросила:

— Расскажите мне о себе, моя дорогая. Вы неважно выглядите. Что-то случилось?

Было бы проще всего небрежно ответить, что у нее все в порядке, но Мэри вдруг ощутила себя несчастной и одинокой. Она поспешно отвернулась, но миссис Кохрейн заметила на ее глазах слезы.

— Что случилось, детка? — участливо спросила она. — Надеюсь, вы не поссорились с моим сыном?

Она молча кивнула.

— Вы думаете, я ничего не заметила, — сказала миссис Кохрейн с мягким упреком. — Нет, милочка, мы, старики, все видим. Я сразу же поняла, что вы неравнодушны к Ричарду, а он — к вам. Поэтому меня просто поразило, когда я узнала, что он начал встречаться с этой миссис Уортон.

— Но к несчастью, — попыталась улыбнуться Мэри, — он не разделил вашего мнения. — И не смогла удержаться от вопроса: — А он часто встречается с миссис Уортон?

Миссис Кохрейн брезгливо поджала губы.

— Почти каждый вечер. Я боюсь, что он не выдержит ее напора и все-таки женится на ней.

Мэри не знала, что и сказать: слишком много нового сразу обрушилось на нее. Она сидела неподвижно, улыбаясь точно автомат, когда внезапно к ним подошел Ричард.

— Прошу к столу, — громко позвал он.

Кажется, только Мэри не доставлял удовольствия вкуснейший обед. Полное отсутствие аппетита она отнесла на счет нервного напряжения последних дней. Ковыряя вилкой еду, она пыталась хоть как-то поддерживать разговор, все время ощущая на себе внимательный взгляд Ричарда.

Он разговаривал только с ее родителями, хотя не сводил глаз с Мэри. По его лицу невозможно было понять, что он испытывает, глядя на нее.

После обеда он повел мистера и миссис Хантер в сад. Миссис Кохрейн отправилась отдыхать, а Мэри пошла в гостиную и села там в кресло, взяв воскресную газету. Так и застал ее вошедший в гостиную Ричард. Увидев Мэри, он удивился:

— Я думал, вы пошли в сад.

— Мне захотелось отдохнуть. — Она быстро подняла газету и сделала вид, что читает.

Нахмурясь, он забрал газету у нее из рук.

— Никак не могу понять вас. Когда я спустился, чтобы позвать вас обедать, вы едва не плакали. Позвольте узнать: почему?

Мэри хотелось крикнуть: я плакала из-за тебя! Но разумеется, она промолчала.

— Где мои родители? — вместо этого спросила она, но он нетерпеливо отмахнулся:

— Не пытайтесь меня отвлечь! Извольте ответить на мой вопрос.

— Я плохо себя чувствую.

Во всяком случае, отчасти это было правдой. Но кажется, ответ его не удовлетворил. Он поднял ее с кресла, взял ее плечи и повернул к свету.

— Вы очень бледная. Вас беспокоит какое-то недомогание?

— Если мне потребуется совет врача, вы последний, к кому я обращусь! — отчаянно выкрикнула Мэри. Это было необоснованно грубо, но, как всегда, действие на нее его прикосновения было таким сильным, что заставило потерять самообладание.

Она задохнулась от страха, когда увидела его свирепое лицо. Он с силой потряс ее за плечи.

— Вы отвратительная девчонка, известно это вам?

Когда он наконец отпустил ее, Мэри вынуждена была схватиться за спинку кресла, чтобы не упасть. Ей стало по-настоящему дурно. Она рухнула в кресло и вытерла со лба пот.

Ричард с трудом приходил в себя.

— Мне, конечно, следовало бы извиниться за свое поведение. Но будь я проклят, если так сделаю, потому что вы и святого способны вывести из терпения! Вы единственная женщина на свете, которая доводит меня до бешенства… — Последнюю фразу он процедил сквозь зубы, как будто боялся признать за собой способность к сильным чувствам. — Немедленно отправляйтесь в госпиталь и покажитесь там дежурному терапевту.

— Я пойду поищу родителей, — начала она дрожащим голосом, но он оборвал ее:

— Если вы едете в госпиталь, им-то зачем уезжать? Мама ждет их к чаю.

— Вы хотите, чтобы они остались?

Он бросил на нее сердитый взгляд:

— Я уже говорил вам, что мне нравятся ваши родители. Надеюсь, что вы их никогда не разочаруете так, как разочаровали меня.

Мэри поспешно откланялась, уверяя, что с ней нет ничего серьезного.

— Наверное, я подхватила вирус в госпитале. Завтра все придет в норму.

— Почему бы тебе не поехать домой? — спросила мать.

Но Ричард тут же заметил, что это навряд ли будет разумно, поскольку завтра Мэри должна быть в девять утра на работе.

Миссис Кохрейн поцеловала ее на прощание.

— Приезжайте поскорей снова, Мэри, — шепнула она. — Я все же надеюсь… — Она не договорила, так как подошел ее сын.

Ричард проводил Мэри до машины. Он хмуро смотрел, как она садится за руль с такой осторожностью, как будто каждое движение причиняло невыносимую боль.

— Я отвезу вас, если вам так худо, — нервно предложил он, но она лишь молча потрясла головой. Ей хотелось одного — поскорее убраться отсюда.

Дежурного врача не оказалось на месте, и Мэри улеглась в постель с горячей грелкой. Через час ей стало полегче, и она решила ни к кому не обращаться.

Но на следующее утро она проснулась едва живой от слабости. Есть не хотелось, побаливал живот. Мэри вышла на работу, но смогла доработать только до обеда. Во второй половине дня боль стала просто невыносимой. Стоя около кровати больного во время обхода с доктором Дэвидсоном, она внезапно согнулась от острого приступа боли в нижней части живота.

Майлз оборвал свою речь на полуслове.

— Что с вами? — ахнул он и крикнул стоявшей рядом сестре: — Поддержите ее, быстрее!

Они подхватили ее и усадили в кресло.

— Вы ужасно выглядите, — сказала сестра. — Я положу ее в палате номер один, доктор. Там сейчас никого нет.

После того как сестра уложила Мэри в постель, доктор Майлз осмотрел ее. Потом, нахмурясь, он выпрямился. Его взгляд выражал нешуточную тревогу.

— Моя дорогая девочка, почему же вы молчали? — осуждающе сказал он. — Кажется, у вас острый аппендицит. Лежите, я сейчас вернусь.

Через несколько минут он вернулся с Ричардом Кохрейном. За время отсутствия Майлза сестра вышла, и Мэри погрузилась в оцепенение.

Мистер Кохрейн осмотрел ее профессионально быстро, а когда выпрямился, его лицо ничего не выражало.

— Согласен, Майлз. Острый аппендицит, есть опасность прободения. А почему дежурный врач не показал вас вчера хирургу? — спросил он у Мэри.

Бледное лицо Мэри слегка порозовело.

— Я не хотела его беспокоить. Думала, все и так обойдется…

Он сердито посмотрел на нее:

— Что за дуреха! Надо было мне самому осмотреть вас вчера, зная ваш упрямый характер.

Она плотно зажмурила глаза, чтобы скрыть слезы унижения, хотя вынуждена была признать, сердится он не без причины. Но напряжение последних дней было так огромно, что она потеряла способность ясно мыслить.

— Простите… — прошептала она.

Он и не подумал отвечать.

— Я сейчас позову О'Мэйли. Операционная свободна, и он сможет занять ее немедленно.

О'Мэйли был одним из хирургов в госпитале Святой Анны. Мэри его плохо знала. Она заметила искреннее удивление на лице Майлза.

— О'Мэйли? Разве не ты будешь ее оперировать, Ричард?

Тот уже стоял в открытых дверях. Было заметно, что он очень спешит.

— Нет. Сегодня по неотложной дежурит О'Мэйли. Я сам позвоню ее родителям, сестра.

Ни единого слова сочувствия, ни даже ободряющей улыбки, положенной больному в таких случаях. Майлз, кажется, не мог прийти в себя, так его поразило поведение Ричарда. Ему явно было неловко перед Мэри.

— Странно, — пробормотал он, потом, спохватившись, попытался загладить неловкость шуткой: — Что-то в моем отделении появилась скверная закономерность — даже мой временный педиатр, который был взят для замещения заболевшего врача, тоже заболел и нуждается в замене!

Мэри не смогла изобразить даже подобия улыбки. Ричарду так безразлично ее состояние, что он не захотел сам ее оперировать. Это было невероятно. Конечно, О'Мэйли был прекрасным, опытным профессионалом, и это был его день по графику, но каждый из персонала обычно имел право выбрать себе хирурга. Ей выбора не предоставили.

Потом она узнала, что ее аппендикс действительно чуть не прорвался, и ей повезло, что операция была проведена вовремя.

— Как тут мой взрослый больной? — Майлз явился на следующее утро навестить ее. Было решено оставить Мэри в детском отделении, раз там была свободная палата, а срочных поступлений пока не предвиделось.

Во второй половине дня приехала мать и побранила ее за глупое поведение.

— Мама, не начинай, — со вздохом сказала Мэри. — Я уже достаточно наслушалась о своей глупости от других.

— Наверное, прежде всего от мистера Кохрейна? Он вчера звонил и был очень сердит на тебя. Но позвонил он сам, а ведь обычно это делает сестра.

— Наверно, чтобы доставить себе удовольствие повторить еще раз, какая я дура, — с горечью заметила Мэри.

— Нет, дорогая, ты не права, — быстро ответила мать. — Он уверял нас, что доктор О'Мэйли первоклассный хирург.

— Но он мог бы объяснить мне, почему не взялся прооперировать меня сам!

— Он не верит в удачные операции хирурга на близких людях. Личная привязанность мешает хирургу беспристрастно подойти к ситуации, и он может сделать роковую ошибку, — сердито заявила миссис Хантер.

— Близких? Так он, оказывается, так привязан ко мне? — Мэри едва не разинула рот от удивления.

Мать кивнула:

— Он очень беспокоился за тебя. Он не стал бы так волноваться и сердиться, если бы это было не так.

Маленькая искорка надежды загорелась в душе Мэри, но тут же снова погасла.

— Это ничего не значит. Наверное, он и своих собак тоже любит. Если бы он по-настоящему беспокоился обо мне, он зашел бы сегодня утром.

После ухода матери Мэри каждый раз вздрагивала, когда открывалась дверь. Приходили все, кроме Ричарда, — старшая сестра, другие медсестры, заходили справиться о ее самочувствии коллеги врачи. В семь часов раздался резкий стук. Потом она услышала за дверью голос сестры Браун.

— Она очень устала, доктор Кохрейн.

Сердце у Мэри отчаянно забилось. Она страстно понадеялась, что сестре Браун удастся не впустить его сегодня, но Ричард привык добиваться своего.

— Ну, еще один посетитель ее не убьет. — И с этими словами открыл дверь. Стоя на пороге, он внимательно смотрел на Мэри. За его спиной виднелось недовольное лицо сестры Браун.

— Уж вам-то, мистер Кохрейн, как никому другому, должно быть известно, что не следует врываться таким образом к больной после операции.

Мэри вдруг впервые ощутила, что на ней полупрозрачная ночная рубашка — обстоятельство, не смущавшее ее, когда заходили другие мужчины. Она натянула простыню до подбородка.

— Сестра права, я ужасно устала, — пробормотала она, но с таким же успехом могла промолчать, потому что он не обратил ни малейшего внимания на ее вялый протест.

Ричард перевернул табличку на двери обратной стороной, чтобы их не беспокоили, и закрыл дверь прямо перед носом рассерженной сестры Браун.

— Простите. Мне жаль, что вы устали, Мэри, — спокойно извинился он, — но я ненадолго задержу вас. Видите ли, я имел серьезный разговор с моей матерью. Помимо всего прочего, она сказала мне, — тут его серые глаза впились в ее смущенное лицо, — что вы любите меня. Это неправда? Отвечайте!

Он стоял в ногах кровати, напряженно выпрямившись, и ждал ответа. У нее в голове билась только одна мысль — пусть он скорее уйдет и избавит ее от этого гнусного допроса.

— Нет, это правда. Но она не должна была вам это говорить… А теперь, прошу вас, уходите, — с трудом выдавила Мэри.

Отвернувшись, она зарылась лицом в подушку и разрыдалась.

Сильные руки обхватили ее за плечи и повернули. Она чувствовала тепло его пальцев. Крепко сжимая ее руку, он страстно заговорил:

— Если бы вы дали хоть раз мне малейший знак, если бы я понял, что вы любите меня, то ничего бы не было! Почему ты не сделала этого, милая?

Руки Мэри задрожали. В голове у нее стало легко и пусто, но она боялась, что неправильно его поняла.

— Как вы назвали меня? — спросила она пересохшими губами.

— Ты прекрасно все слышала, — прозвучал спокойный ответ, и вдруг он улыбнулся своей чудесной улыбкой. Потом наклонился к Мэри и осторожно поцеловал в губы. — О, Мэри, — услышала она его шепот, — мы потеряли так много времени. Помнишь, ты уснула и проспала первую свою операцию? Думаю, я полюбил тебя с того момента, когда, проснувшись, ты посмотрела на нас, как обиженный ребенок.

Она застенчиво коснулась его щеки.

— Но я и не подозревала… Ты всегда был так резок, даже груб со мной.

— Потому что изнывал от любви к тебе. Ведь консультант не должен вести себя так: не должен влюбляться в своего ассистента. Я тешил себя мыслью, что, когда ты закончишь у меня практику, все изменится. Но когда ты перешла работать сюда, все пошло наперекосяк…

— Дик! — вдруг воскликнула Мэри. — Ты говорил с ним?

Он кивнул с мягкой улыбкой.

— И он тебе рассказал, что произошло тогда на самом деле? Ты… ты ведь не станешь его выгонять? Не испортишь ему карьеру?

— Я сказал твоему приятелю, что мне хотелось бы сломать ему шею, — последовал решительный ответ. — Знаешь, я раньше никогда не подозревал, что такое муки ревности. Это было намного хуже, чем было, когда я узнал, что Джанет мне изменяет.

— Но ты все-таки не стал ему мстить?

— Очень хотелось, но не стал. Если ты рисковаласвоим счастьем, чтобы помочь ему, значит, в нем есть что-то стоящее. Но ты не ответила на мой вопрос. Ведь я даже не был уверен, что хоть немного тебе нравлюсь. Ты была всегда мила с доктором Робертсом, но не со мной.

— Я же не была влюблена в доктора Робертса. — Она наконец поверила ему. — У меня есть гордость, Ричард. Я слышала много о тех женщинах, которые бегали за тобой. Я думала, что миссис Уортон…

— Муж Кристин был моим лучшим другом. Я считаю своим долгом принимать участие в судьбе его сына, но боюсь Кристин по глупости бог знает что возомнила. Умом она не блещет.

Он говорил это таким тоном, что Мэри даже испытала нечто вроде сочувствия к бедняжке Кристин.

— А если она тебя любит?

— Кристин любит прежде всего себя. Она найдет кого-нибудь еще. Но я устал говорить о других. Скажи, когда ты выйдешь за меня?

Она еще не освоилась с мыслью, что Ричард ее любит, и его предложение заставило ее задохнуться от полноты счастья.

— Я не знаю, — растерялась она, — у меня ведь работа… Я не могу бросить сейчас доктора Дэвидсона.

Он пожал плечами и стал укладывать ее обратно на подушки.

— Не можешь, и я не желаю ждать еще полгода.

Она тихонько вскрикнула от боли, вызванной переменой положения. Он хотел убрать руки, но не успел — в этот момент открылась дверь, и сестра Браун увидела Мэри в его объятиях.

Впрочем, доктор Кохрейн и не подумал смущаться.

— Как моему старому другу, сестра, — сказал он спокойно, — хочу вам поведать важную новость. Можете первой нас поздравить. Мы с доктором Хантер помолвлены.

У сестры Браун комически изменилось выражение лица — гримаса возмущения превратилась в радостную улыбку.

— Поздравляю от души, мистер Кохрейн, но помолвлены вы или нет, сэр, время покинуть пациентку и дать ей отдых.

Он легонько коснулся губами лба Мэри.

— Ты выглядишь действительно усталой, маленькая моя. Я приду завтра. А вы, сестра, можете рассказать об этой новости всем. Я разрешаю.

Польщенная такой честью, сестра Браун тут же убежала. А учитывая любовь персонала к всяческим слухам, не прошло и двух часов, как о помолвке узнали все.

Дик пришел навестить ее на следующее утро.

— Делаешь успехи в мире больших людей? — пошутил он, потом сразу стал серьезным. — Знаешь, те десять минут, которые я провел с мистером Кохрейном, были самыми жуткими в моей жизни. Я сразу испугался, когда он послал за мной, а когда увидел лицо босса, совсем растерялся. Такой свирепой физиономии я еще в жизни не видел. Он хотел от меня полной правды. И знаешь, Мэри, этот человек обладает какой-то феноменальной способностью — ты и не хочешь, а выкладываешь ему все.

Джо Миллер прислала Мэри поздравительную открытку со словами: «Давно пора».

Мистер Робертс тоже прислал короткую записку, где писал, что ему уже давно не доводилось слышать о таком прекрасном событии. Майлз Дэвидсон заглянул к Мэри и сказал с комическим негодованием:

— Знал, что этим кончится. Милые бранятся — только тешатся.

Но самую большую радость принес звонок миссис Кохрейн. Она позвонила сказать, что очень счастлива. Мэри застенчиво поблагодарила и потом решилась, хотя и с некоторой неловкостью, выразить надежду, что миссис Кохрейн не покинет Торнтон-Холл.

Миссис Кохрейн весело рассмеялась и ответила, что она только и ждала момента, когда Ричард женится, чтобы переехать в очень удобный коттедж, расположенный в нескольких милях от имения.

В тот же вечер приехали родители Мэри. Они узнали новость вчера вечером от самого Ричарда.

— Мы так рады за тебя, дорогая, — сказала мать.

— Ты ведь не оставишь работу после свадьбы? — спросил отец. — Жаль будет времени, потраченного на твою учебу и практику.

И с мистером Хантером согласился Ричард, который пришел вслед за ними.

— Она может взять длительный отпуск после нашей свадьбы, а потом мы подыщем для нее подходящую работу. Здесь много вакантных должностей для замужних женщин, чтобы работать два-три раза в неделю или неполный рабочий день. — Он ласково взъерошил короткие волосы Мэри. — И ей лучше снова отрастить волосы, потому что я предпочитаю длинноволосых женщин.

Мэри, немного утомившись, откинулась на подушки. Счастье ее было полным — перед ней сидели трое самых любимых на свете людей.

Потом родители уехали, но Ричард остался.

— Только на несколько минут, — предупредила строго сестра Браун, но веселые искорки в ее глазах никак не вязались со строгим официальным тоном.

— Скорее поправляйся, — сказал он нетерпеливо, — я предпочитаю встречаться с тобой в более укромном месте.

Его откровенный взгляд заставил Мэри покраснеть. Она все еще немного его стеснялась и, чтобы скрыть смущение, быстро сказала:

— Ты сам всегда говорил, что доктор не должен смешивать работу и личную жизнь.

Он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее и пожелать доброй ночи.

— Принцип, которому я не сумел сохранить верность. И правильно сделал, дорогая, потому что тот день, когда ты вошла в приемную в Чартфорде, был лучшим днем моей жизни.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10