Дама из Тиволи (пер. Кившенко) [Кнут Гамсун] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Кнутъ Гамсунъ Дама изъ Тиволи

Это было лѣтомъ въ Христіаніи, во время концерта "Парижскаго хора пѣвцовъ" въ Тиволи.

Я прошелъ порядочный-таки конецъ по парку, повернулъ обратно и направилъ шаги мои въ Тиволи.

Огромная толпа собралась внѣ ограды и, стоя, прислушивалась къ пѣнію. Я также присоединился къ ней.

Тутъ я встрѣтилъ едного товарища и принялся болтать съ нимъ вполголоса, а въ это время тамъ, за оградой, началось пѣніе; и порывами вѣтра до насъ доносило слабые звуки. Вдругъ я ощутилъ какое-то безпокойство, меня охватило нервное, непріятное волненіе, и я невольно, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ въ сторону, сталъ отвѣчать товарищу совсѣмъ невпопадъ, — первое, что мнѣ приходило въ голову.

Затѣмъ я провелъ нѣсколько совершенно спокойныхъ минутъ, а потомъ повторилось то же странное непріятное чувство, и именно въ эту минуту раздался голосъ моего товарища:

— Кто эта дама, которая на тебя такъ смотритъ?

Я быстро обернулся. Какая-то дама стояла позади меня, мой взоръ встрѣтился съ парой глазъ, тѣхъ удивительно странныхъ, какъ бы затуманенныхъ голубыхъ глазъ, которые смотрятъ пристально, не мигая.

— Совсѣмъ не знаю, кто она, — отвѣтилъ я и отвернулся. Я былъ страшно взволнованъ. Эти глаза продолжали смотрѣть на меня. Я чувствовалъ, какъ они обжигали своимъ взглядомъ мой затылокъ. Они производили какое-то металлическое впечатлѣніе, и, казалось, меня сзади пронизывали двѣ холодныя иглы.

При моей страшной нервности я не могъ выдержать подобнаго взгляда. Я еще разъ обернулся и, вполнѣ убѣдясь, что не знаю этой дамы, покинулъ свое мѣсто передъ оградой и пошелъ своей дорогой.

* * *
Нѣсколько дней спустя сидѣлъ я на скамьѣ, какъ разъ противъ университетскихъ часовъ, съ однимъ знакомымъ молодымъ лейтенантомъ. Мы сидѣли и разглядывали толпу, сновавшую взадъ и впередъ передъ нами. И вдругъ среди этого роя людей я вижу два глаза — два холодныхъ, затуманенныхъ глаза. Они опять неподвижно уставлены на меня, и я тотчасъ же узнаю молодую даму изъ Тиволи. Она, проходя, не спускала съ меня глазъ, и лейтенантъ спросилъ съ любопытствомъ, знаю ли я, кто она.

— Не имѣю ни малѣйшаго понятія, — отвѣтинъ я.

— Да, но одного изъ насъ должна же она знать, — сказалъ онъ и всталъ. — Можетъ быть, именно меня?

Въ это время дама сѣла на ближайшую къ намъ скамейку. Мы направились къ ней, но я схватилъ лейтенанта за рукавъ и старался оттащить его подальше.

— Не дури, пожалуйста, — сказалъ онъ, — вѣдь это же весьма понятно, что мы должены ей поклониться.

— Ну, если такъ… — отвѣтилъ я и пошелъ съ нимъ обратно.

Онъ поклонился и назвалъ себя.

— Не можетъ ли онъ сѣсть рядомъ съ ней?

И онъ безъ церемоніи, преспокойно усѣлся съ ней рядомъ. Онъ говорилъ, а она отвѣчала дружески, но разсѣянно. Нѣсколько минутъ спустя онъ уже держалъ ея зонтикь и игралъ имъ. Я все время стоялъ и смотрѣлъ на нихъ. Я былъ нѣсколько смущенъ и, въ сущности, не зналъ, что мнѣ дѣлать съ собой.

Мимо насъ прошелъ мальчуганъ съ корзиной цвѣтовъ. Лейтенантъ, всегда въ подобныхъ случаяхъ стоявшій на высотѣ положенія, сейчасъ же подозвалъ его и купилъ нѣсколько розъ.

— Не будетъ ли ему дозволено прикрѣпить ихъ къ ея кофточкѣ?

Послѣдовалъ полуотказъ, но затѣмъ она согласилась. Лейтенантъ былъ красивый молодой человѣкъ, и мнѣ нисколько не показалось страннымъ, что она допускаетъ подобную фамильярность съ его стороны.

— Но вѣдь эта роза никуда не годится! Она какая-то испорченная, — воскликнула дама, быстро выдернувъ изъ петлицы одну изъ розъ.

Она съ минуту пристально смотрѣла на розу, а затѣмъ кинула ее далеко на дорогу и произнесла почти шопотомъ:

— Она напоминаетъ мнѣ дѣтскій трупъ…

Я не обратилъ особеннаго вниманія на эти слова, но меня поразило при этомъ ея страшное возбужденіе.

Лейтенантъ предложилъ сдѣлать небольшую прогулку по дворцовому парку.

По дорогѣ дама, безъ всякаго, рѣшительно, повода, стала разсказывать о какомъ-то маленькомъ ребенкѣ, котораго она видѣла, но который теперь уже похороненъ. Минуту спустя она принялась разсказывать о больницѣ для душевно-больныхъ въ Гауштадѣ и говорила о томъ, какъ должно быть ужасно сидѣть тамъ взаперти человѣку не сумасшедшему.

— Да вѣдь это уже больше не случается въ наши дни, — замѣтилъ лейтенантъ.

— Однакожъ это случилось съ матерью ребенка! — возразила дама.

Лейтенантъ расхохотался.

— Вотъ такъ дьявольская исторія! — сказалъ онъ.

Ея голосъ звучалъ симпатично и выражалась она, какъ образованная женщина. Я подумалъ, что она просто слегка экзальтированная особа, быть можетъ, даже немного истеричка, на что указывалъ и лихорадочный блескъ ея глазъ. Но я все же полагалъ, что она совершенно здорова. Мнѣ было трудно слѣдить за ея быстрыми переходами въ разговорѣ отъ одного предмета къ другому, это меня какъ-то совершенно сбивало съ толку. Она начала мнѣ надоѣдать, поэтому я остановился и сталъ прощаться. Я снялъ шляпу и почтительно ей