Мужики что надо [Александр Колин] (fb2) читать онлайн

Александр Колин МУЖИКИ ЧТО НАДО

Глава 1

— Ну где ты, черт тебя дери? — произнес Сергей уже совершенно без всякой злости. — Куда ты спряталась? Милая, э-э-э… как тебя… красотуля… — Он вдруг с удивлением осознал, что забыл, как зовут его подружку. — Прости, я не буду больше.

Внезапно охвативший его приступ бешенства прошел. Парень даже не понимал теперь, с чего это он так разбуянился? Такая клевая телка: ноги, как говорится, от ушей, грудь классная, бедра… Все при ней! И чего он бросился на нее с кулаками? Вот идиот!

Оглядываясь вокруг, Сергей подумал: «Ну и бардак…»

И правда, гульнул он, что называется, от всей души. Еще бы! Такое дело втроем провернуть.

Люди, можно сказать, всю жизнь горбатятся — ни за грош себя продают, а тут… Пол-«лимона» «зелени»! Не говоря уже о товаре! Это вообще целое состояние!

Тут, впервые с начала загула, пришла в голову Сергею мысль о хозяевах свалившегося на него и его приятелей богатства.

«Да ну их к лешему! Подумаешь, чурки какието! — успокоил себя Сергей и, вспомнив о приятном, просиял: — Ребята же звонили! Сейчас приедут!»

Парень подумал, что неплохо бы, наверное, одеться — на нем не было ничего, кроме джинсов, но решил, что сделает это потом, а сначала…

«Где же все-таки эта… как ее?» Он защелкал пальцами и тоном, каким обычно взрослые разговаривают с шаловливыми детишками, громко нараспев проговорил:

— Спря-а-талась? А я вот найду-у!

Он подождал немного, ответа не последовало.

— Все. Иду искать, кто не спрятался, я не виноват…

Сергей принялся осматривать спальню, приговаривая при этом:

— Здесь нас нет… И тут нас нет… А папочка найдё-от!

Сергей перешел во вторую комнату:

— За шторой нас нет… И под кроватью нас нет…

Он остановился возле большого трехстворчатого шкафа, одна дверца которого была чутьчуть приоткрыта. Ясно, что девчонка не сумела закрыть ее за собой. Сергей понял, что засек свою юную подружку, а значит, можно немножко и поиграть с ней.

— Нет, — проговорил он с притворным огорчением, — здесь ее быть не может. Девочка у нас умная, она бы не стала прятаться в шкаф, где папочка легко найдет ее, наверное, она на кухне или в кладовке…

Сергею нравилась игра, он почувствовал, что совершенно протрезвел, и ему вдруг захотелось, чтобы девчонка выпрыгнула из шкафа сама и бросилась на шею к «папочке».

— А может быть, все-таки она здесь? — проговорил Сергей. — Может быть, она хочет, чтобы папочка…

Закончить фразу он не успел: в дверь позвонили.

«Ребята! — обрадовался он, спеша в прихожую. — Ну и сиди себе, дура, нюхай нафталин!»

— Ща, мужики! Ща! — Сергей суетился возле стальной двери в поисках ключа. Английский замок сломался, а починить его все руки не доходили, поэтому хозяин (вернее, не совсем хозяин — жилье Сергей снимал) пока просто заклинил его, и нужно было найти ключ от верхнего, сейфового, замка. — Ща-ща-ща, пацаны, один момент… Да вот же! — До парня наконец-то дошло, что дверь заперта на задвижку, которую достаточно отодвинуть в сторону, что он и сделал, растягивая губы в улыбке.

Сергей округлил глаза и открыл рот. На лице парня застыло невообразимо глупое выражение.

— А вы… — начал было он и хотел добавить: к кому? — но не успел.

Звонившие явно обознались. Уж кто-кто, а Сергей-то их точно никогда не видел. Один, одетый в длинный черный плащ, свитер, брюки и ботинки того же цвета, был довольно высоким и широкоплечим. Кожа на лице у незнакомца резко контрастировала с одеждой и казалась молочно- или — эта мысль неприятно резанула Сергея — мертвенно-белой. Глаза «черного человека» скрывали черные очки, хотя день выдался не солнечный, а в коридоре, где светилась одна-единственная лампочка, было и вовсе темно. Что поразило Сергея более всего, так это волосы незнакомца, длинными пшеничными струями стекавшие ему на плечи.

Второй визитер, полноватый мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти, почему-то напомнил Сереже Владимира Владимировича Тонких — школьного учителя труда, на уроках которого всегда стояла тишина. Мальчишки — девочки занимались в другом классе рукоделием — побаивались длинной линейки, неизменно присутствовавшей в руках педагога, обожавшего свой предмет и… порядок.

Тонких был единственным преподавателем в школе, кому (разумеется, неофициально) было разрешено применять к ученикам телесные наказания. Правом своим «трудовик», однако, никогда не злоупотреблял.

— Отойди, — произнес длинноволосый глухим, невыразительным голосом, и Сергей послушно отступил назад, пропуская в квартиру незваных гостей.

— Ты один? — спросил похожий на преподавателя, когда все трое прошли в большую комнату.

Парень, сам не зная почему, утвердительно кивнул. «Трудовику» врать было нельзя, но девушку-то Сергей не нашел: может быть, она всетаки сбежала через балкон? Такое предположение выглядело по меньшей мере дико, тем не менее Сергей подтвердил свой кивок, так сказать, вербально:

— Да.

«Черный» тем временем быстро обошел квартиру: заглянул в спальню, на кухню, в ванную и на балкон Затем вернулся и молча встал на шаг позади своего спутника. Они не сказали друг другу ни слова.

— А где твои друзья? — спросил «Тонких» Сергея хрипловатым баритоном.

— Они, они… Их здесь нет, — пробормотал парень, стараясь не смотреть в глаза «трудовику».

Тот неодобрительно покачал головой:

— Где товар и деньги?

Сергей задрожал. Он только сейчас понял, зачем пришли гости.

«Но те ведь чурки вроде? — мелькнуло у него в мозгу, но тут же на ум пришел вполне резонный вопрос: — А с чего это мы с ребятами так решили?»

Вот уж действительно! Один из парней, хозяину которого предназначались деньги и товар, присвоенные Сергеем и его товарищами, и правда походил на кавказца, хотя говор заказчиков не отличался от того, к которому привык сам Сергей, коренной волгарь.

Вместе с тем зачем крутым парням нанимать каких-то странных типов, чтобы те приходили к нему, Сергею, домой и спрашивали про товар и деньги? Наверняка сами бы разбираться явились…

А в том, что заказчики — парни крутые, сомневаться не приходилось.

«Трудовик» повторил свой вопрос.

— Какой товар? — спросил Сергей, поднима глаза, но глядя при этом куда-то в сторону. — Какие деньги?

Ему вдруг показалось, что сейчас «Владимир Владимирович» покачает головой и достанет изпод полы плаща (на настоящем учителе всегда был черный сатиновый халат) линейку. Но тот поступил иначе.

— Генрих, — сказал он.

«Черный» мгновенно оказался рядом с Сергеем, который даже не успел шевельнуться, как пальцы его захрустели, словно их сдавили в тисках.

Парень вскрикнул и рухнул на колени.

Генрих немного ослабил хватку, а «трудовик» повторил свой вопрос. Однако увидев, что парень упрямится, он проговорил:

— Если ты станешь врать мне, то будешь умирать медленно… И ты все равно скажешь, так что какой смысл обрекать себя на мучения?

Не дав Сергею обдумать свои слова, «Тонких» вновь произнес имя Генриха.

Боль пронзила кисть… запястье… предплечье… плечо… проникла даже в низ живота. Сергей закричал было, но тут же захрипел, поперхнувшись застывшим в горле воплем, потому что Генрих движением, подобным тому, которым смахивают пылинку с фрака, небрежно ударил его по кадыку.

Сергея едва не вырвало. «Черный», казалось, почувствовал это и, отпустив свою жертву, отошел. Нет, скорее скользнул в сторону.

— Не убивайте, не убивайте, пожалуйста, не убивайте, — забормотал Сергей, ползая на четвереньках. — Не убивайте, не убивайте, пожалуйста, не убивайте…

Он полз сам не зная куда, стремясь оказатьс как можно дальше от «трудовика» и его страшного помощника, который казался вовсе и не человеком — роботом, страшной, бездушной машиной.

Сергей натыкался на разбросанные по полу предметы, порезал ладонь и коленку осколками разбитого стакана, но даже не заметил этого.

Где-то в глубине души у него еще теплилась надежда, что это просто кошмар, бред, вызванный впервые попробованным новым наркотиком.

— Я хотел бы получить ответ на свой вопрос, — услышал Сергей голос «трудовика», и надежда истаяла без следа. Парень поднял голову. Нет, «Тонких» ему не грезился. Генриха Сережа не видел, но знал, что тот рядом, в спальне, в которой теперь, он и не заметил как, все они оказались. Спасения не было.

— Хорошо, я подскажу тебе. Товар и деньги у твоих подельников? — продолжал «учитель».

Сережа кивнул.

— Где они прячутся, назови нам адрес.

— Не знаю! — с мольбой в голосе воскликнул парень.

«Трудовик» покачал головой.

«Нет! Нет! Только не это! — полыхнуло в мозгу у Сергея. — Генрих! Он сейчас скажет: Генрих!»

Генрих — не человек! Слово «Генрих» — команда, с помощью которой приводится в действие страшная мясорубка! Генрих — бездонна пропасть страданий! Генрих — имя боли!

Однако «Тонких» не произнес страшного слова, он понял, в чем заключалось затруднение, с которым столкнулся тот, кого он допрашивал.

— Мне не нужен почтовый адрес, — сказал он. — Я просто хочу знать, где можно их найти.

«Генрих уйдет! Генрих уйдет!!!»

Сергей принялся чертить на паласе пальцем, с жаром повторяя названия улиц, на скрещении которых находится дом, где отсиживаются его товарищи и где полагалось быть и ему самому, если бы он сдуру не возжелал проветриться.

Зазвонил многофункциональный АОН — Сергей собрал его сам, — и механический женский голос назвал номер телефона, с которого поступил звонок.

— Продолжай, продолжай, — подбодрил парня «трудовик». — Не обращай внимания.

Сергей подробно обрисовал дорогу, само здание, подъезд, квартиру. Сказал, сколько звонков надо сделать и какие интервалы должны быть между ними, чтобы находившиеся в квартире знали — идут свои.

— Что ты там делаешь, Генрих? — спросил «трудовик» у «черного», нажимавшего на кнопки телефона, отчего раздавались один за другим резкие, похожие на писк звуки, которые, очевидно, не нравились «учителю».

— Здесь тридцать два раза повторяется один и тот же номер, Виктор, — произнес «черный» монотонным голосом, который лишь усиливал ощущение сходства его обладателя с машиной. — И еще очень много звонков из автомата с небольшим временным интервалом. Надо проверить.

— Парень не врет, — с уверенностью в голосе произнес Виктор.

— Я предпочитаю знать точный адрес. Надо позвонить и проверить.

— Позвоним из машины, — твердо произнес Виктор. Он явно был старшим не только по возрасту. «Черный» спорить не стал. Он вообще ничего не сказал. — Можем ехать, — заключил «Тонких».

Сергей не успел ни удивиться, ни испугаться, когда «щупальца» Генриха, схватив обреченного за волосы, резко запрокинули ему голову вверх.

Под потолком, в плафоне люстры, билась глупая мошка.

Сергей не видел, как в руках Виктора блеснуло длинное и острое, как бритва, лезвие ножа.

Душа Сергея, оборвавшись, рухнула вниз и исчезла в черной холодной бездонной пучине.

— И трусы и храбрецы умирают лишь однажды, — проговорил Виктор, вытирая нож о край салфетки, лежавшей на журнальном столике. — Правда, у храбреца есть одна привилегия: он может попросить, чтобы перед казнью ему не завязывали глаза.

Генрих ничего не ответил и вслед за своим спутником направился к выходу. Проходя через большую комнату, «черный» замедлил шаг.

— Что случилось? — спросил тот, внешность которого напомнила несчастному Сергею преподавателя труда Владимира Владимировича Тонких.

— Здесь кто-то есть, — прозвучал монотонный голос Генриха, который, остановившись, обвел скрытыми под черными очками глазами комнату, задержав свой взгляд на трехстворчатом шкафе.

Виктор остановился и посмотрел в том же направлении, но ничего не увидел.

— С чего ты взял?

— Чувствую.

— Пойдем.

— Надо проверить.

— Пойдем, — твердо произнес Виктор и шагнул к выходу. — Это уже не имеет значения.

Не произнеся ни слова, его длинноволосый, облаченный в черное спутник последовал за ним.

Глава 2

— А я что тебе говорю? Что, а? — усталым и раздраженным голосом произнес бывший оперативник Василий Коновалов, обращаясь к Омару Хафизову, утонувшему в громадном допотопном кожаном кресле, которое стояло перед гигантских размеров и столь же древним письменным столом. За этим самым столом и восседал нынешний хозяин кабинета — знаменитый внук знаменитого деда. — Что у тебя за манера — принимать решения, не посоветовавшись со мной?

— Тебя же не было! — развел руками Омар. — А этот мужик начал упрашивать меня. Он сказал, что не может без нее жить и все такое…

— Я просто попросил тебя посидеть у меня в квартире и, пока меня нет, отвечать на звонки.

Вот и все! — уже со злостью проговорил капитан. — А ты что сделал? Что?!

Тут бы Хафизову и ответить что-нибудь типа: купи себе автоответчик, но миролюбивый Омар уже довольно хорошо изучил характер своего друга: среди множества положительных качеств Василия Андреевича одним из наиболее достойных внимания можно было бы назвать способность, фигурально выражаясь, к автоподзаводу.

Иными словами, начав отчитывать кого-нибудь, Коновалов входил в раж, и уж если бедняга оказывался виноватым хоть на копейку, то получал «тумаков» на полный рубль. Любимым объектом для «наездов» у капитана был, конечно, Омар, который очень редко огрызался, позволяя товарищу от души изливать на его голову свое дурное настроение. Так обстояло дело и на сей раз.

Омар Хафизов, с легкой руки старшего прапорщика Сидоренко еще в армии превратившийся в Маркиза, служил удобной мишенью для коноваловского остроумия. «Свою ментовку» уволенный со службы капитан так и не открыл, но довольно активно собирался это сделать.

Впрочем, ситуация вокруг не созданного пока частного детективного агентства сложилась довольно оригинальная. Это в Америке да в Европе люди привыкли ходить проторенными тропами, не то что у нас, в России… Коновалову и его другу — а после того, что довелось пережить им вместе в конце апреля, каждый из них мог называть так другого с полным на это правом, — так вот, с того самого апреля, когда друзья, расправившись сразу с двумя бандами, спасли город от распространения в нем нового наркотического вещества, названного его создателями «Морской солью», жизнь их круто изменилась.

Собственно говоря, не имея никакой лицензии на право заниматься сыскной деятельностью, они стали самыми настоящими частными детективами. Загуляет иной дамский угодник в обществе блудливых красоток, жена мчится на квартиру к Коновалову, превратившуюся за последнее время в самый настоящий офис. «Муж пропал! Спасите!» Василий Андреевич поражался: откуда только адрес узнают? Сами бабы ни дать ни взять частные детективши!

Кого-нибудь обворуют, опять к ним: «Выручайте, ребята, обчистили, по миру пустили!» Люди приходили, когда у них случалась беда, и не часто у Коновалова хватало мужества и выдержки отказать кому-либо. Омар, можно сказать, дневал и ночевал в квартире у товарища, иногда, правда, тот посылал своего компаньона на какое-нибудь задание, но самое трудное капитан всегда делал сам. И вот на тебе!

— Сколько раз я повторял: не берись без мен ни за какие дела?! Пусть ждут, когда я приеду…

— Ну извини, Вась, — Омар прижал к груди ладони, и на его смуглом лице появилось выражение искреннего сожаления. Маркиз действительно был страшно огорчен. Получалось, что он и в самом деле свалял большого дурака. — Не смог я ему отказать. Он такой нервный, а ты ведь не любишь нервных людей в своем кабинете…

— Нервных?! — Капитан зловеще улыбнулся. — Нервных? Ты меня самого психом сделаешь! Скажи на милость, где я буду ее искать? Это же безнадега! Его растреклятая собака пропала две недели назад, она давно уже сдохла с голоду, если, конечно, ее саму не сожрали какие-нибудь бомжи! Как я теперь буду ее искать?

— Но ты всегда все находишь, вот я и подумал…

— Да уж, ты, наверное, очень перенапрягся, думая!

— Он предложил половину суммы, если мы найдем хотя бы тело…

— Тело? Ты говоришь тело, мать твою? Да ты можешь разыскать собаку, только если она теб за жопу укусит, если, конечно, найдет, за что схватить. Ни хрена мы не отыщем никакого тела!

Слово «тело», которое употребил Маркиз применительно к собаке, более всего разозлило капитана, и Коновалов несколько раз, с различной степенью язвительности повторил его, как бы пробуя на вкус.

— Ну, может, ты скажешь ему, что?.. — начал Маркиз, но капитан не дал ему договорить.

— Может… Я! — передразнил он Омара. — Все время я! Пусть бы в ментовку обращался или в настоящее агентство. Какого хрена все к нам ломятся?

Последние слова Коновалов уже просто выкрикивал, брызгая слюной. Маркизу ничего не стоило бы раскрыть рот и объяснить разбушевавшемуся компаньону, почему к ним «все ломятся», но он не сделал этого.

Даже сейчас, когда после дикого побоища, устроенного Коноваловым и Маркизом на складе Рахмета Джегоева, прошло уже более четырех месяцев, капитан не переставал удивляться тому, что обоим им удалось не только выжить, но и не угодить за решетку. Впрочем, Омар удивлялс этому ничуть не меньше своего товарища, даже, пожалуй, больше. Довольно часто ему снились кошмары, и он, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, долго не мог уснуть. Самым страшным видением был все тот же Вася, сидевший, как сейчас, за дедушкиным столом, только не в извечной своей бейсболке, повернутой козырьком на затылок, а в милицейской фуражке (хот Омар никогда не видел друга в форме), точно так же надетой задом наперед. Причем на лбу бывшего оперативника неоновым светом горела надпись: «ВАСЯ ВСЕГДА ПРАВ!»

Секрет популярности компаньонов был прост. Вступив в поединок с мафией и выйдя из него победителями, они превратились в героев, которых открыто сравнивали с казаками Гладким и Стрижеусом, почти четыреста лет назад избавившими город S от свирепого хана Муртозы.

Когда любовь народная достигла своего апогея, кто-то не только предложил, но и начал сбор средств на… постройку памятника героям старины. В углу коноваловского кабинета, накрытый тряпкой, стоял макет будущего шедевра, причем лица казаков подозрительно напоминали лица самого Василия Андреевича и его друга. Кто и когда принес этот макет домой к Коновалову, оставалось загадкой. В квартире его в тот день «дежурила» Ирма Медне, Васина школьная любовь, которая никогда не интересовалась мужчинами, приходившими в гости к ее другу, у нее была очень плохая память на лица… Впрочем, если дело касалось женщин, картина совершенно менялась.

— Я просто пожалел этого мужика, он так переживал из-за своей собаки, — признался Маркиз. — Он уже везде обращался…

— И везде его послали! — не дав Омару договорить, рубанул капитан. — Умные люди, между прочим! Ну вот дурак и нашелся. Хотел бы знать, как зовут эту суку…

— Кассандра. Он говорит, что на ней ошейник, а на нем имя написано, — оживился Маркиз. Если Вася задавал вопросы, значит, собирался делать дело, а это в свою очередь означало, что буря миновала.

— Я имею в виду не собаку, — ощерился Коновалов. — Я говорю о той суке, которая дала этому козлу-собачнику мой адрес!

— А-а… — только и протянул Омар, сника вновь. Он понял, что экзекуция еще далеко не закончилась.

— Бэ, — передразнил его Коновалов. — Кассандра, — добавил он, произнося имя животного нараспев. — «Без умолку безумная девица кричала: ясно вижу Трою павшей в прах, но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах».

— Что-что? — вытаращил глаза Омар.

— Что-что! — снова не преминул передразнить его Коновалов — Высоцкий, вот что. Это тебе не твой нежно-голубенький Фредди, понимать надо.

— Высоцкого я тоже люблю, — недовольно буркнул Омар.

Капитан открыл было рот, чтобы ответить, но тут зазвонил телефон и Василий Андреевич быстро схватил трубку.

— Алло! — закричал он все так же сердито. — Коновалов слушает… — Лицо его вдруг приобрело кислое выражение, но тон он заметно сбавил: — Здравствуй, Ирма… Дорогая… Что?. Нет, я очень рад твоему звонку… Да я не рассержен…

Ну дай же мне сказать! Я просто кое-что объяснял Омару. Как, кстати, твоя Пэгги… Да, конечно, Сью, Пэгги-Сью, я помню. Не сбежала?.. Ну почему издеваюсь? Просто собаки иногда сбегают… Я знаю, что надо хорошо обращаться! Послушай, милая, у меня тут очень серьезное дело… При чем здесь это?.. Понимаешь… Жена одного человека… Ты будешь слушать или нет?

Да я не с ней время проводил! Просто она думает, что ее муж ей изменяет, и попросила нас с Омаром последить за ним… В конце концов, должен как-то зарабатывать себе на жизнь?.. Почему это я не подхожу к телефону?.. Ирма, сколько можно??! Я не… Ах, Омар… Ну да, ну да, на месте, но у него сейчас другая работа, он заделался собаколовом, — при этих словах Василий Андреевич слегка хихикнул, а Маркиз поднялся и медленно вышел в соседнюю комнату, взял стоявшую на столе полупустую бутылочку минеральной воды и сделал несколько жадных глотков.

«Какой, к черту, из меня сыщик? — подумал он с горечью. — Набить рожу каким-нибудь придуркам — это, несмотря на свое кажущееся даже несколько хрупким телосложение, я умею, и очень неплохо, бросать гранаты, стрелять хоть из родимого „Калашникова“, хоть из пистолета, хоть из пулемета, хоть из снайперской винтовки — тоже. Не зря выполнял „интернациональный долг“, пригодились навыки, полученные в боях с „духами“, когда мне с Василием пришлось схватиться с двумя шайками головорезов… А вот расследовать всякие там дела, каждое из которых чуднее другого… Зачем я не дождался возвращения Коновалова и взялся искать собаку? — изводил себя Маркиз. — Зачем я вообще здесь сижу? Ну, откроем мы это бюро, и что мы станем в нем делать? Какой из меня сыскарь? Правильно сказал Вася своей подруге Ирме — собаколов я хренов, вот кто! — Отчитав себя подобным образом, Омар, настроение у которого испортилось уже окончательно, задал себе вопрос, который все эти месяцы не давал ему покоя: — Что же делать? Возвращаться на службу к Ганджиеву? Уехать из города?»

Ответа он не находил, однако понимал, что судьба неспроста связала его с уволенным из милиции оперативником. Для чего-то это понадобилось, но вот для чего?

В соседней комнате его товарищ с треском опустил трубку на рычаг, чуть не разбив вдребезги телефон. Так нередко заканчивались его разговоры с Ирмой Медне, которая звонила часто и, как назло, постоянно попадала не вовремя, отчего капитан становился только еще злее и выпивал больше обычного, а выпивал он и так немало.

— Иди сюда, — услышал Маркиз усталый голос Коновалова. — Ты что торчишь там? Давайка лучше пропустим по стаканчику. Прихвати пузырь из холодильника и огурцы возьми…

«Ну, так и есть, — сказал себе Маркиз и поплелся на кухню выполнять приказание. — Вас всегда прав, и еще — с ним спорить себе дороже».

Он принес и поставил на гигантскую поверхность стола — про который лишь с незначительным преувеличением можно было сказать, что на нем вполне мог бы приземлиться средних размеров вертолет, — наполовину пустую бутылку «Посольской», мисочку с малосольными огурцами и четверть буханки черного хлеба. Маркиз ненавидел пить спиртное днем, но теперь он был со всех сторон виноват, а значит, любое возражение лишь разозлит Коновалова, который просто не может отказать себе в удовольствии напоить любого, кому случается оказаться в его компании.

Капитан жил один с тех пор, как его мать уехала в Москву нянчить внуков, детей дочери, младшей Васиной сестры Лены. Отец оставил семью и уехал в Петербург, вернее, тогда еще Ленинград, когда сын ходил в школу. Трехкомнатная квартира, где остался один Василий, находилась в старом сталинском доме, на стене которого висела мемориальная доска, сообщавшая о том, что с такого-то по такой-то год здесь жил «первый директор завода „Металлург“ Василий Андреевич Коновалов», покойный дедушка бывшего оперативника. Со дня смерти героического «красного кавалериста» и первого директора Василия Коновалова ничего в его кабинете так и не изменилось.

Коновалов поднялся, отодвигая ногой громадный, под стать фигуре хозяина, да и всей прочей обстановке, стул-трон, и встал, упираясь в столешницу пудовыми кулачищами. На капитане был новый костюм, купить который его уговорил Омар, знавший толк в одежде. Василий Андреевич, всегда с подчеркнутым пренебрежением относившийся к стремлению своего друга изысканно одеваться, не мог не признать, что выбор тот сделал удачный. Бывший оперативник взглянул на свои «Сейко», презентованные все тем же Маркизом, который обещал подарить ему часы с автоподзаводом, если им удастся выбраться из той дикой заварушки, в которую они угодили. Они выбрались, и Омар сдержал свое обещание.

«Хороший парень этот Маркиз. Сыщик из него, конечно, хреновый. Да какие его годы? Научится! Не должен такой парень работать на мафию… — Взглянув на часы, капитан подумал: — Куда запропастилась эта рыжая чертовка Люси? Придумала же себе имечко! Только за смертью ее посылать. Из нее такой же секретарь, как из ее воздыхателя и моего друга — сыщик.

Нет, пожалуй, тут я не прав… Девка толковая».

Маркиз достал из буфета стограммовые граненые стаканчики, из которых последнее врем любил выпивать капитан, и, морщась от отвращения, наполнил их до краев, понимая, что попытка налить себе половину вызовет новый шквал насмешек и подколок со стороны компаньона.

Коновалов поднялся и, выдохнув по своему обыкновению, залпом проглотил водку. Занюхав хлебушком, капитан захрустел огурчиком и покосился на товарища.

— Пей, Омарик, на нарах-то такого не попьешь…

— Что? — не понял Маркиз и поднял глаза на Коновалова. — На каких нарах?

Спиртное приятным теплом разлилось по телу капитана, который чуть-чуть, самую малость опьянел, отчего ему захотелось поразвлечься, задирая товарища.

— Дело-то еще в производстве, — сказал он с притворной озабоченностью. — Сосед твой — мужик обидчивый, он побои терпеть не намерен.

Так что… — хохотнул капитан, скрещивая пальцы обеих рук в весьма красноречивом жесте, изображавшем подобие решетки.

— Совесть у тебя есть говорить мне это, а? — не выдержав, вдруг взвился Маркиз. — Кто, как не ты, разнес бейсбольной битой физиономию моему соседу?

— А на хрена тебе было нужно держать у себ эту самую биту, если ты отродясь в бейсбол не играл? Ты что, в натуре, американец, что ли? Так что отвечать придется.

Омар вспыхнул от негодования, а Василий Андреевич повеселел, довольный, что ему так быстро удалось завести всегда спокойного и сдержанного компаньона.

— А ты прав, — продолжал ерничать капитан, — сейчас главное — распугать это дело с таинственным исчезновением собаки.

«Ах, ты так? — разозлился Омар, ставя стакан на стол. — Не буду я с тобой пить! Зануда несчастный! Мент поганый!»

Вслух он, разумеется, ничего такого не сказал, но, продемонстрировав Коновалову решительное нежелание пить, как бы бросил тому вызов. Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы в замке не щелкнул ключ и спустя несколько секунд в комнату не вошла секретарша «частных детективов» — очаровательная рыжеволосая толстушка Люси. Из того, что девушка разговаривала с кем-то в просторном коридоре Васиных хором, можно было сделать вывод, что она не одна, однако неизвестный спутник в кабинет почему-то не вошел.

Друзья, повернув головы, оторопело уставились на Люси.

— Как дела, мальчики? — спросила она и приветливо улыбнулась. — Пьянствуете с утра?

— Здравствуй, Люси, — рассеянно произнес Маркиз, продолжая разглядывать девушку так, словно видел ее впервые. Он как будто забыл о том, что они расстались всего два часа назад: Коновалов, надавав секретарше кучу поручений, выпроводил ее за дверь как раз в тот момент, когда она пыталась пересказать ему содержание какого-то виденного ею накануне фильма. Особых причин удивляться появлению секретарши у компаньонов не было, у нее, как, впрочем, и у Омара, имелся свой ключ от квартиры капитана.

— И где же это тебя черти носят, можно узнать? — раздался раздраженный голос Коновалова, который немедленно вывел Маркиза из состояния задумчивости.

— Мы тут подзадержались немного…

— Что еще за «мы»! Ты что, напилась и теперь кажешься себе Их Королевским Величеством Елизаветой Английской?! — съязвил капитан.

— Вовсе нет, — ответила девушка, мило улыбаясь. — Просто «мы» — это я и Кассандра. Эй, ты где, красотка? — Девушка повернулась к так и оставшейся открытой двери в прихожую. — Заходи, не стесняйся.

В комнату, тяжело вздыхая, вошла больша черная собака — датский дог.

— А почему ты решила, что ее зовут Кассандра? — спросил Омар, еще не поверивший своему счастью.

— Во-первых, здесь у нее на ошейнике написано имя, во-вторых, она на него откликается, втретьих, и так понятно, что собака потерялась и уже недели две ничего не ела толком…

Последнее совершенно не подлежало сомнению. Вид у животного был ужасный: живот втянулся, ребра торчали так, что их безошибочно мог бы пересчитать даже слепой, а понурая морда выглядела очень несчастной и виноватой.

— Поздравляю тебя, Люси, — сказал Маркиз, почувствовавший, что у него гора с плеч свалилась. — Ты только что заработала двести пятьдесят «зеленых», и ты получишь еще столько же от господина Липкина за то, что его обожаема Кассандра оказалась жива…

Люси подмигнула ему и бодро направилась на кухню. Собака уверенно последовала за ней.

— В тебе, я вижу, просыпается любовь к собачкам, Омарик, — поддразнил компаньона капитан, намекая на то, что произошло четыре месяца назад во время слежки за «подопечными» мафиози, когда Маркиз одним прыжком преодолел трехметровый забор, спасаясь от преследовавшей его своры доберманов.

Услышав, как девушка по-хозяйски хлопает дверцей холодильника, Василий Андреевич забеспокоился Он обогнул свой стол-аэродром и поспешил на кухню. Знаменитая фраза-штамп «предчувствие его не обмануло» вполне обрисовывала ситуацию.

— Эй-эй! Люси, что ты делаешь?! — заорал Коновалов, заставший девушку «на месте преступления». — Это же мой обед!

Дог с урчанием пожирал огромный пирог с мясом, презентованный капитану экзальтированной дамочкой по имени Оксана, женой одного «нового русского», который вляпался в старую как мир историю — загулял с двумя девицами, и супруга его «потеряла». Сама Оксана готовить не умела, зато у нее наличествовала мамочка, которая великолепно пекла пироги Именно этими пирогами женщина и соблазнила бравого бывшего опера отправиться на поиски супруга, которого тот и разыскал. Изменник вернулся, как принято говорить, в «лоно семьи», но жена, на опыте убедившаяся в наличии у него стремлени к «разнообразию», поняла, что бывший оперативник еще наверняка ей пригодится, и продолжала подкармливать благодетеля пирогами Правда, с тех пор как дамочка повстречала в квартире у Василия Андреевича Ирму и нарвалась на жуткий скандал, приносить пироги «частному сыщику» стала ее мама.

— Кормлю бедное голодное животное, господин капитан, — невозмутимо ответила Люси и, присев, положила на пол последний кусок кулебяки, который был немедленно уничтожен Кассандрой — А вам не повредит, если вы слегка похудеете! Ешь, ешь, малышка.

Последние слова явно не относились к Коновалову.

— Так я звоню господину Липкину? — спросил Маркиз елейным тоном, желая отвлечь внимание взбешенного компаньона, который, онемев, смотрел в преданные глаза черного чудовища, в мгновение ока поглотившего его обед.

Подкрепившись, собака повернула голову и уставилась на капитана, очевидно почувствовав, что главный здесь он и без его согласия вожделенной пищи она больше не получит. Омар подошел к телефону и поднял трубку, но набрать номер не успел. Раздался долгий, протяжный и почему-то показавшийся всем троим очень громким звонок. Они переглянулись, а животное подняло голову и засопело, тревожно принюхиваясь.

— Я открою, — не то спрашивая разрешения, не то сообщая об уже принятом ею решении, произнесла Люси.

Маркиз хотел было что-то сказать, но не успел, а девушка уже нажала кнопку устройства, открывавшего замок двери подъезда. Вообще капитана страшно раздражало наличие в доме домофона, поэтому бывший оперативник обычно не давал себе труда осведомиться, кому это вздумалось нанести ему визит? Коновалов просто нажимал на кнопку, и все. Точно так же поступала и Люси, отлично изучившая привычки потенциального «работодателя».

Столь стремительные действия заставили опешить даже Василия. Положительно эта девчонка не уступала в нахальстве ему самому.

«Трудненько Омарику с ней придется, — только и подумал он, наблюдая, как Люси подошла и распахнула одну из половинок высокой двустворчатой двери, а затем направилась в прихожую. — Бедняга, — искренне пожалел капитан своего друга, роман которого с рыжеволосой толстушкой начался как раз в те сумасшедшие дни, когда компаньоны выслеживали своего смертельного врага — Рахмета Джегоева. — Я бы на твоем месте держался от нее подальше».

Не сговариваясь, друзья последовали за девушкой, за ними двинулась и собака.

С лестницы донесся шепот, такой громкий, что его отлично расслышали и оба приятеля, и Люси, и немедленно насторожившая уши Кассандра.

— Ну и что же тут особенного? Дом как дом.

А эта штука внизу домофоном называется. Теперь такие сплошь да рядом. Говорю тебе — они простые ребята, свои парни…

Собака тихонько заворчала, и Маркиз с опаской на нее покосился.

Коновалов как-то странно усмехнулся, подумав: «Вот оно, снова начинается!»

Пожалуй, Василий Андреевич не смог бы ответить, почему это пришло ему в голову. Просто иногда знаешь: вот что-то кончилось, а вот что-то начинается.

Бывший оперативник хотя и не видел людей, неспешно поднимавшихся по лестнице, но знал, что те идут к нему за помощью, и предчувствовал, что на сей раз все будет не так просто, как с беглыми мужьями или глупыми воришками.

Что-то уж очень тихо вокруг последнее время.

Ох, неспроста! Может быть, в этой настораживающей тишине капитану послышалась тревожная песня «труб судьбы» или биение собственного сердца показалось ему похожим на дробь барабанов, скликавших ветеранов под знамена победоносного полководца? Трудно сказать, но капитан насторожился точь-в-точь как найденная Люси собака, только что не заворчал…

Обладатель невероятно громкого шепота между тем продолжал:

— Что значит никто уже не поможет? Это самые крутые ребята в городе!

— Но в милиции же сказали… — возразил было ему кто-то усталым голосом.

— Да говнюки они все там в твоей милиции! — категорическим тоном перебил его первый говоривший.

Василий, Омар и Люси с любопытством переглянулись.

— И не спорь со мной! Только и было, что двое толковых мужиков на все отделение — Коновалов и Михеев, пока Василий Андреевич не ушел, да еще девка одна… Здорового бугая-хулигана одна уконтропупила!

Услышав свое любимое выражение, бывший оперативник изумленно уставился на Маркиза, а Люси тихонько прыснула в кулачок: уж очень озадаченный вид был у капитана. Еще бы, «уконтропупить» и «уконтропупить на фик савсем» — такое ведь только Василий Андреевич говорить может, а тут кто-то незнакомый посягнул на его монополию. Никто даже не удивился тому, что человек на лестнице упомянул про подвиг Любочки Синицкой, бывшей коллеги Коновалова.

Между тем неизвестный, очевидно человек немолодой и, вероятно, полный, тяжело дыша, остановился и произнес, обращаясь к своему спутнику:

— Постой, Филиппыч, дай дух перевести, ты человек молодой, а я как-никак восьмой десяток разменял. Так о чем бишь я? А, вот, значит, Василий Андреевич ушел, а Михеев еще в отпуске… Ой, смотри-ка, у них тут открыто. Постучать, что ли? Или сразу войти?

— Входите, — громко сказал Коновалов, положив конец размышлениям неизвестного шептуна, который немедленно и воспользовался приглашением. Шумно выдохнув воздух, он просунул лысоватую голову в открытую дверь.

Сказав «здрасьте», в огромный коридор Васиной квартиры ввалился невысокого роста, круглый, как колобок, старичок лет семидесяти на вид. На носу у незнакомца сидели круглые очочки в металлической оправе, совершенно неподходившие к его широкому, с крупными чертами лицу. Вошедший с беспокойством обернулся, не понимая, почему его товарищ замешкался на лестнице.

— Щас, — заявил старичок, сделав выразительный жест рукой, развернулся и недовольно проворчал в приоткрытую дверь, точно обращаясь к заигравшемуся в прятки ребенку: — Филиппыч, ты где?

В дверном проеме появилась высокая фигура тощего, как напряженно замерший в ожидании дог, и куда более несчастного на вид человека.

Он оказался бы, пожалуй, одного роста с Коноваловым, если бы не горбился. На вид «молодому» спутнику толстяка можно было дать лет пятьдесят пять или даже шестьдесят.

— Андрей Филиппович Голубев, — произнес толстяк, указывая на своего товарища, выдавившего из себя короткое «здрасьте», и продолжал: — А я, значит, Копайгора Иван Макарович.

Все трое — Василий, Омар и Люси — кивнули, но раскрыть рот никто из них не успел, потому что старик немедленно заговорил вновь:

— А вы — Коновалов, так? Василь Андреич? Я вас знаю.

Разобравшись таким образом с хозяином, толстяк перенес свое внимание на его товарища.

— А вы — Хафизов Омар Маратович? — проговорил Копайгора. Никто никогда не называл Омара по имени и отчеству, поэтому вопрос прозвучал для него самого и его друзей как-то странно. Тем не менее Хафизов кивнул и попросил:

— Зовите меня просто Омаром.

— Как скажете.

Капитан представил гостям Люси.

Образовалась короткая пауза, позволивша Коновалову взять инициативу в свои руки:

— У вас, полагаю, к нам дело? Тогда прошу.

Мужчины направились в кабинет Васиного дедушки, а Люси скрылась на кухне, бросив Омару, замыкавшему процессию:

— Я вам кофе сварю.

Коновалов поспешил спрятать в секретер недопитую водку, мисочку с огурцами и хлеб, а когда все заняли места в креслах возле старинного стола, вновь образовалась пауза, потому что Голубев, как видно, человек молчаливый, сидел не раскрывая рта, а словоохотливый Копайгора умолк, озираясь по сторонам: разных антикварных вещичек в кабинете набралось бы на хороший аукцион.

По тому, как старик смотрел на окружавшие его предметы, можно было с уверенностью сказать, что он не принадлежал к числу коллекционеров всяких раритетных безделушек, просто они, вероятно, напоминали ему детство или юность, особенно громадный, как почти все в кабинете, портрет Сталина, выглядывавший изза шкафа. Кусок массивного багета, усы и трубка были столь характерны для портретов такого рода, что с первого взгляда становилось понятно, кто изображен на упрятанном холсте. Когда по настоянию Люси, опасавшейся, что «Васю неправильно поймут», капитан снял совершенно не мешавший ему портрет («А что он мне? Есть не просит!»), тот, точно в отместку, рухнул ему на ногу… Досталось, конечно же, неугомонной Люси.

На обоях над головой капитана, который всегда сидел на одном и том же месте, остался след от провисевшего там много лет портрета «вожд всех времен и народов». О том, чтобы повесить на его место какую-нибудь другую картину, капитан как-то не подумал (Люси же, дабы не навлечь на себя новой вспышки гнева патрона, предложить не решилась), он вообще совершенно по-другому относился к убранству дедушкиного кабинета, чем те, кто приходил сюда первый раз. Что там первый! Омар и Люси, которые с середины лета бывали здесь каждый день, а иногда даже и ночевали, тоже никак не могли привыкнуть к давящей атмосфере прошлого, царившей в любимой комнате много лет как покойного настоящего хозяина квартиры. Он, казалось, продолжал жить здесь и после своей смерти.

— Обстановка старая, — констатировал не подлежавший никакому сомнению факт Копайгора. — Дедушки вашего?

Коновалов молча кивнул. Он не удивился осведомленности посетителя — только совершенно слепой не мог заметить мемориальной доски, висевшей прямо у подъезда.

— Мне это, знаете ли, молодые годы напоминает, — проговорил старик несколько рассеянно, он, казалось, забыл, зачем вообще пришел сюда, погрузившись в воспоминания. — Я-то сам с Украины. В двадцать втором родился. Родители сюда подались, я еще малышом был. Нас у отца с матерью девять сынов и три дочери было. Теперь я один остался. Семьдесят два мне уже… Это Филиппыч молодой, с тридцать девятого года он…

В этот момент в кабинет в обществе найденной ею догини вошла Люси с подносом, на котором стояли четыре чашки кофе, четыре маленькие рюмочки, нераспечатанная бутылка индийского виски «McGill» и бутылочка фанты.

Копайгора на секунду умолк, и капитан решил воспользоваться паузой.

— Люси, позвони-ка господину Липкину, — скомандовал Василий Андреевич. — Пусть приедет и заберет свое животное… — Он хотел было добавить: «Пока оно не сожрало все, что лежит в моем холодильнике», однако постеснялся гостей и вслух проговорил: — Нет, знаешь что? Поезжай к нему сама и отвези собаку, премия все равно твоя, так что действуй. Ты на «колесах»?

Нет? Ну ладно, можешь взять на такси из представительских.

Сказав это, Коновалов остался очень доволен собой: как-никак одним махом он спасал от уничтожения свои любимые пироги и устранял из квартиры не в меру любопытную Люси, которой он нет-нет да припоминал членство в ассоциации «Наше будущее». Сотрудничество в этой могущественной организации и привело к тому, что девушка оказалась втянута в приключени Василия Коновалова и Омара Хафизова. Капитан, когда ему случалось рассердиться на девушку, славившуюся своей невозмутимостью, называл ее «шпионкой», но поскольку Люси нелегко было задеть, стрелы коноваловского остроумия как бы летели в «молоко», не причиняя «цели» никакого вреда. Однако радоваться своей находчивости капитану пришлось недолго.

— Я сейчас покормлю ее еще разок, а потом позвоню и поеду, — просияла Люси и, обращаясь к поднявшей уши собаке, ласково заговорила: — Идем, Касенька, идем, понравился пирог?

У дяди Васи их полный холодильник.

— Не трогай грибной! — завопил добрый дяд Вася..

— Ей нет даже и шестнадцати… — неожиданно громко проговорил Голубев, глядя прямо перед собой невидящими глазами, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Что?! — Капитан резко повернулся на голос, благодаря чему Люси удалось покинуть кабинет, так и не дав хозяину обещания не трогать грибной пирог. В этой критической ситуации непонятное заявление странноватого посетител совершенно сбило капитана с толку. Но так как Голубев молчал и по всей видимостидобавить к своим словам ничего не собирался, бывший оперативник вопросительно посмотрел на его спутника.

— У Андрей Филиппыча дочка пропала, — поспешил с объяснениями Копайгора, и его круглое добродушное лицо с двойным подбородком приняло страдальческое выражение. — Жанна.

— Как давно? — коротко спросил Коновалов.

— Третий день, — ответил Копайгора.

— В милицию обращались? — поинтересовался капитан деловито, правда, сделал он это больше для проформы, так как прекрасно слышал слова старика, сказанные тем еще на лестнице.

Бывших Васиных коллег Копайгора явно не жаловал.

— Они «принимают меры», — недовольно проговорил Иван Макарович, явно кого-то передразнивая. — Стало быть, толку чуть да маненько. Вот я и посоветовал Андрею… Да какое там посоветовал, взял за шкирку и привел сюда к вам, потому что никто, кроме вас, не поможет!

Вы же видите, на кого он похож?.. Мы с ним уже, почитай, лет тридцать пять соседи, в одном подъезде живем, участки дачные бок о бок, на «Металлурге» вместе работаем… Вернее, Филиппыч… я уж на пенсии пять лет как… Еще вашего дедушку в расцвете сил застал. Силен мужик был, ох силен…

Старик внезапно умолк, а Коновалов, еще сам не понимавший, почему это он так заерзал на своем стуле-троне, ощутил некое странное возбуждение.

«Вот оно, вот! — проговорил внутри его странный чужой голос. — Началось, Вася!»

— Думаю, товарищи, — объявил капитан, которому и в голову не пришло называть своих нынешних гостей по-современному господами или, того хуже, гражданами, — нам следует немного выпить, после чего мне хотелось бы услышать подробный рассказ об исчезновении девочки.

Произнося последние слова, Василий Андреевич лихо свернул «голову» иностранной бутылке и разлил похожую на не очень крепкий чай жидкость по рюмкам.

Глава 3

Леонард Свентницкий прибыл рейсом из Москвы в аэропорт, который находился в шестидесяти километрах от города S. Он путешествовал налегке, в небольшом кейсе лежала лишь смена белья да несколько журналов, чтобы не скучать в дороге. Там же валялся и паспорт, выданный на имя Леонида Александровича Сергеева. С фотографии документа на всех, кто желал бы удостовериться в личности его обладателя, смотрел красивый блондин с коротко подстриженными, аккуратно причесанными волосами и правильными чертами лица, то есть сам Леонард Свентницкий, временно, как случалось уже не раз, сменивший фамилию для выполнения задания.

— Ой, простите, — какой-то неловкий паренек лет двадцати с небольшим, в замызганной бейсболке, сильно толкнул Лео (так обычно звали Свентницкого знакомые. Друзей у блондина не было). — Я не нарочно. — Он едва заметно подмигнул опешившему было Сергееву и чуть слышно проговорил: — Синий «Скорпио» слева на стоянке.

Сказав эти слова, он заспешил дальше, а блондин, скорчив брезгливую мину, принялс отряхивать свою джинсовую куртку. Хлопая себ по бокам, Лео почувствовал, как в кармане куртки что-то звякнуло. Опустил туда руку и нащупал ключи и брелок с устройством дистанционного управления блокировки дверей, — «Форд-Скорпио» с шестицилиндровым, объемом два и восемь десятых литра двигателем, это не «Запорожец», его средь бела дня у всех на виду могут угнать.

Лео сел за руль и открыл бардачок, в котором нашел карту города со специальными пометками, непонятными тому, кто не был посвящен в курс дела, ради которого он, Свентницкий, временно сменил фамилию. Кроме карты, он обнаружил в перчаточном отсеке документы на машину, права на имя Леонида Сергеева и маленькую записочку, в которой оказалось всего несколько слов: «все, что вам потребуется, — в багажнике».

Свентницкий вырулил со стоянки и, переехав через железнодорожные пути, оказался на широкой магистрали.

«Похоже, Бену здорово наступили на хвост эти ребята, раз он отваливает за них двадцать штук гринов, — размышлял Лео, давя на педаль акселератора и наслаждаясь мощью и комфортом дорогой машины. — Сорвали хорошую сделку?.. Впрочем, какое мне дело? — Он усмехнулся. — Двадцать штук, и вдвое больше, если хотя бы одного из них доставлю живым и отдам на растерзание господину подполковнику. Круто!» — подумал Свентницкий, обходя очередной автомобиль — видавший виды старенький «жигуленок», — водитель которого тащился с черепашьей скоростью, держа честные шестьдесят километров в час. В заднем окне то и дело мелькали головки непоседливых детей. По осадке машины можно было заключить, что хозяин везет со своей дачки урожай, как-никак на дворе сентябрь.

«Какой-то толстозадый чайник со своей семейкой, — Лео снова скривил уголок рта. — Всю жизнь они копаются в дерьме и только глубже и глубже в него погружаются. Ради чего коптят небо такие ублюдки? Чем они отличаются от животных? Только тем, что живут по дурацким законам, придуманным такими же ублюдками, как и они сами. Только по этим дурацким законам их жизнь чего-то и стоит… Впрочем, ни хрена она не стоит! Заплатит кто-нибудь пару штук „зелени“ мне или кому-либо еще — и не станет на земле этого лоха с его уродливой женой и выводком сопливых ребятишек».

У него, Лео, никогда не было и не будет семьи. Ни семьи, ни службы, ни начальства. Он — freelance, как называли в старину наемников Нет, он — свободный художник…

Лео оставил позади Бог знает какой по счету автомобиль. Настроение у него было прекрасным. Скоро он доложит Бену о том, что задание выполнено, получит «бабки»..

«Хорошо бы одного взять живым…» — думал он, прикидывая, в какую сумму выльется его месячный заработок, — две штуки «зелени» он получил на позапрошлой неделе за банкира, которому задолжал другой банкир. Дело проще простого. Один мужик не захотел отдавать другому некоторую сумму денег и решил, что лучше, пожертвовав малой ее частью, сберечь для себ целое. Нанимать «бригаду» — хлопотно и дорого, а потом неизвестно, что взбредет на ум бандитам — банальному хулиганью. Нет, куда проще заплатить профессионалу: раз — нет кредитора!

И концы в воду, разумеется. Образец современного мышления. С такими людьми приятно работать. Можно было бы, конечно, и больше запросить, но он, Лео, не стал жадничать. Зачем? Денег и так хватает.

Свентницкий не сидел без работы. Он за последнее время приобрел популярность в кругах, где существовал спрос на его профессию, как очень хороший исполнитель. А таких немного.

Ему было тридцать семь лет. Он родился и вырос в Москве, играл со сверстниками в тихом старом дворике, где дышали воздухом, сидя на лавочках и тихонько судача о том о сем, опрятные, чистые старушки и толстый баловень кот от скуки охотился за воробьями.

Потом служба в армии, в дивизии КГБ, там его, как было принято выражаться, заметили и… сделали из него профессионала Вот уж не думал Леонард Свентницкий, что судьба его повернется таким образом, что профессия, полученная на службе у родного государства, так пригодитс впоследствии в частной, так сказать, жизни. Веньяминов, знакомый Лео еще по службе в Комитете, звал к себе, но Свентницкий очень быстро понял, что, работая на организованную группировку, как будто бы получаешь возможность в случае непредвиденных неприятностей опереться на коллег, но это лишь на первый взгляд. На самом деле Лео знал, что в деле, которым он занимается, непредвиденных неприятностей быть просто не должно и серьезный прокол почти наверняка означает, что очень скоро за ним последует полный крах, как говорится, коготок увяз — всей птичке пропасть. Бен взялся за большие дела и., прокололся, но, судя по всему, выпутался из дерьма, раз «заказывает» двоих в чужом городе, куда ему теперь, конечно, путь закрыт.

«Профессионал не должен прокалываться.

Просто не имеет на это права». Подумав об этом, Свентницкий начал прикидывать, как ему лучше подступиться к делу. Он довольно быстро сделал выбор — кого захватить, а кого прикончить. Тут Лео исходил из соображений удобства транспортировки «подопечного». Как-никак придетс провезти груз целую тысячу километров. Человек Веньяминова будет ждать Свентницкого в небольшом городке под Рязанью ровно через двое суток после вылета Лео из аэропорта Домодедово, чтобы препроводить к «самому». Это конец пути, где он обменяет товар на хрустящие «зеленые» Лже-Сергеев не желал даже допускать и мысли о том, что может не справиться с особым пунктом договора и лишние двадцать штук баксов останутся у Бена Главное даже и не в деньгах, хотя хотя и в них тоже. Это приз, который берут лучшие: не бронзу, не серебро, а золото!

Это — для настоящих парней!

«Я возьму приз, он будет моим, дружок! — произнес мысленно Свентницкий, представляя, как Веньяминов протянет ему раскрытый кейс с банкнотами, удостоверившись в том, что задание выполнено четко и товар в порядке Лео нравилось так думать о людях: товар такой же, как скот, пасущийся на зеленых лужайках, стоящий в стойлах и покорно бредущий на бойню. — Денежки Бену придется отсчитать сполна! Но зато и он внакладе не останется. Не пожалеет, что выбрал меня!» Блондин представил себе, как будет забавляться его клиент со своей жертвой, сколько удовольствия получит, терзая ее, и в сердце его стала подниматься какая-то приятна волна, подобная той, что возникает при физической близости.

Ровная, недавно отремонтированная дорога рассекала, словно стрела, пестревшую осенними красками долину, хотя здесь, на Средней Волге, было еще по-летнему тепло, не то что дома, в Москве, где небо все чаще хмурилось, то и дело норовя разрыдаться, заливая город холодными слезами.

«The sky is cryin’, look at the tears rollin’ down the streets…» (Небо плачет, посмотри на слезы, потоками омывающие улицы…)

Лео включил приемник, надеясь найти на фээмовских волнах какую-нибудь приличную музыку, но ничего не обнаружив — какие-то помехи затрудняли прием, — выключил радио и, прибавив газу, несколько минут наслаждалс скоростью. Что может быть лучше, чем послушная чуть заметному движению руля машина, мощный двигатель которой работает ровно и почти неслышно, как бьется сердце самого Леонарда Свентницкого, когда он нажимает на курок пистолета или винтовки?..

Свентницкий улыбнулся.

«А что потом? Когда дело будет сделано и денежки получены? — спросил он себя и сам же себе и ответил: — Отправимся в отпуск. На честно заслуженный отдых. Кого взять с собой? Марго и Варвару?»

Лео нравились фигуристые девицы, причем он любил, чтобы ему устраивали спектакли сразу две дамы, и не какие-нибудь случайные знакомые, а свои проверенные кадры. Варвара и Маргарита, чаще Марго, являли собой идеальную парочку. Обе высокие, одна сантиметров на пять, другая на семь-восемь выше его ростом. Варя — рыжеволосая, подкрашивается, правда, но умело, Марго — жгучая брюнетка. Обе с фантазией.

То, что надо. Но они уже немного наскучили Свентницкому. К тому же староваты, скоро четвертной, тело уже не то. Мужчина в двадцать пять — мальчишка, а женщина… совсем другое дело.

Лже-Сергеев ненавидел баб с обвисшей кожей. Одно время он увлекался начинающими культуристками, которые еще не успели искалечить себя постоянными упражнениями, но теперь ему хотелось чего-нибудь другого, чего-то новенького.

Решительно он, Леонард Свентницкий, мог назвать себя счастливым человеком. Две вещи, самые главные в жизни настоящего мужчины, доставляли ему истинное наслаждение: работа и отдых после нее. Даже сейчас он испытывал сильное возбуждение, думая обо всем этом.

«Ровно полторы сотни в час!» — с удовольствием констатировал Лео, взглянув на спидометр.

Киллер обожал хорошую музыку и более всего любил джаз. Он снова включил приемник, не слишком надеясь на удачу. Даже если «Форд» уже покинул зону помех, едва ли удастся поймать в этой серой деревенской глуши нормальную джазовую станцию. Поначалу подозрени Лео оправдались: сколько он ни щелкал кнопками фиксированных настроек, всюду попадалась ему лишь омерзительная попса Он хотел было уже снова выключить приемник, чтобы больше не включать его никогда, но рука машинально нажала на последнюю кнопку. Лео не поверил своим ушам, услышав первые такты тяжелой, но в то же время вкрадчивой поступи двигавшихс по могучему грифу безукоризненно точных пальцев контрабасиста и, словно отрешенный от всего земного, шепот саксофона.

«A love supreme, — повторил про себя пропетое контрабасом название композиции Джона Колтрейна наемный убийца Свентницкий. — Наивысшая любовь…»

В уютном салоне синего «Форда-Скорпио», улетая все дальше и дальше на юго-восток, танцевала, сливаясь с божественным пением саксофона, его охваченная экстазом душа.

* * *

«В этого мужика хоть бутылку влей, он вряд ли сейчас разговорится, — подумал Коновалов, глядя в отрешенное лицо Голубева, когда тот залпом проглотил предложенную ему рюмку виски, очевидно не понимая, что выпил: алкоголь или воду. — Придется теперь слушать болтовню этого чудаковатого старика целый вечер. Черт! Ну, просто дядя Яша номер два».

Старик действительно чем-то напоминал Васе старого приятеля — автомеханика Якова Исааковича Бройдмана, который тоже очень любил поговорить. Его было трудновато остановить, если он заводил разговор на любимую тему — о преимуществах старых добрых отечественных автомобилей перед разными там иномарками. Впрочем, сейчас следовало слушать смешного, чудаковатого старика с несколько непривычной дл слуха волжанина типично украинской фамилией.

Необходимо было внимательно просеивать поток слов толстяка, отбрасывая кажущиес очень важными тому, но на деле не имеющие никакого значения для расследования факты, и, наоборот, заострять внимание и заставлять собеседника вспоминать какие-то мелкие и незначительные подробности.

— Понимаете, Филиппыч — вдовец, как и я… — начал Копайгора. Проглотив виски, он поморщился и отхлебнул кофе. — Странная штука, а? Водка не водка? Коньяк не коньяк?

— Повторить? — спросил его Коновалов, протягивая руку к бутылке. — Я лично тоже больше водочку уважаю, но для деловой беседы виски штука вполне подходящая.

— Можно и повторить, — пожал плечами Иван Макарович. — Я, если честно, с первой-то и не разобрал.

— А вам? — обратился Василий к Голубеву, который в ответ только кивнул. Омара Коновалов не спрашивал, он лишь зло зыркнул на компаньона, который, воспользовавшись присутствием гостей, нахально поставил перед собой практически полную рюмку, едва пригубив ее.

Когда все выпили, старик продолжал:

— Я пятый год один, жена умерла, сын в Москве. У него старшая дочка там же живет с ними, а младший, мальчик, в армии служит, вернее, на флоте. Не парень, а золото! Я-то в авиации был. Кошмар, что немцы творили, особенно в первые дни войны. Наши-то машины расставят рядком, а «мессеру» только и труд, что спикировать да разнести их в клочья из пушек и пулеметов. — Копайгора неожиданно умолк и спросил: — Что это я, а? При чем здесь это?.. А, да… сын у меня в Москве, адвокат он. Дачу имеет, квартиру… У него машина, а у жены, значит, своя. На этом живут, как его, на проспекте Калинина… теперь он этот…

— Новый Арбат, — не выдержав, пришел на помощь старику Омар, который искоса посмотрел на капитана, удивляясь его совершенно необычайной выдержке.

— Вот-вот! — обрадовался подсказке Иван Макарович и вдруг сердито повернулся к другу: — Ну, что молчишь-то, как в рот воды набрал? Давай рассказывай Василь Андреичу и Омар Мара… Омару, как с Жанной все получилось. А то я тут как дурак за тебя отдуваюсь!

— Ей не исполнилось еще и шестнадцати, — произнес Голубев снова, поднимая полные боли глаза на Коновалова. Тот понял, что толку от него не будет и придется плавать в словесном потоке его друга-соседа.

Видя, что другу трудно собраться с мыслями, старик достал из кармана фотографию и, протянув ее Коновалову, продолжал:

— У Филиппыча детей двое, внуков пока еще нет. Младшая — девочка, Жанночкой зовут, вот как раз ее фото… Татьяне его уже под сорок было, а их Сене, первенцу, двенадцать, но Андрей очень хотел девочку. Да все не получалось.

И вот в конце концов… Роды проходили у Татьяны тяжело… В общем, она родила Жанну и умерла… Ну, Филиппыч с Сеней, с сыном, значит, намучились страшно с малышкой. Время шло, она подрастала, ну, я и говорю Андрею, что, мол, мальчишка-то уже у тебя взрослый, он в армию тогда пошел, но девочке-то мать нужна. Жениться, говорю, тебе надо. Мужчина ты видный, и зарплата неплохая. А он и слушать не захотел!

Как Семен посмотрит? Вернется из армии, а дома чужая женщина? Нет. Говорит: «Раз уж Господу Богу так было угодно, — он ведь еще и набожным стал, хоть и в партии состоял тогда, — что взял он к себе мою Татьяну, так уж пусть мы с Семеном ей, то есть малышке, будем вместо матери». Решил, ну не сдвинешь…

Коновалов, никого уже не спрашивая, наполнил все опустевшие рюмки, а на полную Омарову посмотрел с загадочной, не обещавшей ничего хорошего улыбкой.

«Припомнит мне Вася, — подумал Маркиз. — Все припомнит».

— Ваше здоровье, — приподнял рюмку Копайгора и, когда все выпили, сказал: — Последнее время, однако, начали мы с Филиппычем замечать, что-то с ней неладно. Она ведь, можно сказать, на моих глазах выросла. Я, как овдовел, один остался. А Семен у Андрея… — он осекся, бросив испуганный взгляд на товарища, который, впрочем, не обратил на это, как и на все остальное, никакого внимания. — В общем, никого у нас с ним, кроме этой девочки, и не было.

Она послушная росла. Отца и брата очень любила. Я, признаться, даже завидовал Андрею.

Думал, что вот зря мы с моей старухой воврем дочкой не обзавелись… Небось не уехала бы куда-нибудь в Москву… Так вот, говорил же ему, что девочке мать нужна! Она ведь уже повзрослела, пятнадцать исполнилось, скоро шестнадцать, невеста… Бывают у них свои бабьи секреты? Тут бы хоть и не родная мать, а все же женщина… Есть такое, чего они мужчине, хоть бы он им и отец, нипочем не скажут! А Жанночка последние месяцы странно стала как-то себ вести. Скрытничать начала. Ну, думаем, не иначе, кавалер завелся. Андрей ее спросить не решается… Ну, попробовал я по-соседски да на правах, значит, друга отцова. У меня ведь внук ее старше, в армии служит, это я про Ваню, на флоте он, значит… Да вижу — виляет девчонка, чуть поприжал, молчит, как скала. Раньше к ней всегда подруги приходили, играли они вместе, гуляли… А последнее время исчезли все куда-то.

— Как давно вы все это заметили? — спросил капитан, теребя в руках фотографию девушки, которой на вид никак нельзя было бы дать ни шестнадцать, ни тем более пятнадцать лет. Верных двадцать-двадцать два. Формы, надо полагать, тоже присутствуют. Такую девчушечку отцу с братом не упасти… Старик опять прав: надо было Голубеву вовремя жениться. Интересно, как выглядела его покойная жена? На отца девушка, если судить по фотографии, не походила совершенно. Додумать эту мысль до конца капитан не успел, так как вновь зазвучал голос Ивана Макаровича:

— Да уж, пожалуй, больше месяца, сразу-то внимания не обратили…

— Она в школе учится? — спросил Вася.

— Да, — закивал Копайгора. — В одиннадцатом классе, ей ведь уже практически шестнадцать, через несколько дней исполнится… Должно…

— А из школы она сразу домой шла?

— Нет, задерживалась. Вечером, бывало, поздно придет, ну, отцу говорит, что, мол, у подруг была.

— Сама возвращалась или кто-нибудь провожал? Может быть, подвозил?

— Сначала сама, а потом я как-то вышел пройтись… И Филиппыча звал, но он не пошел, устал вроде бы. Так вот, иду я и вижу — а темно уже, поздно было — машина остановилась, метрах в ста от нашего дома… Никто сначала не вышел. Меня что-то ка-ак кольнет! Остановилс и не двигаюсь — замер. Жду. Несколько минут прошло, дверцы машины открылись, свет зажегся, и вижу — двое внутри: парень за рулем, а рядом девушка, повернулись друг к другу, поцеловались, что-то он ей сказал, она закивала и вышла. Идет в мою сторону, а парень развернулся и уехал. Я, конечно, думаю, кто это так поздно гуляет? Подходит ближе, смотрю — Жанночка наша. Она меня увидела, сначала не узнала, какая-то странная была, точно не в себе. Я ее окликнул, а она вздрогнула и говорит: «Ой, здравствуйте, дядя Ваня!»

— Машину вы запомнили, номер? — спросил капитан.

— Да его они нашли сразу же! Я имею в виду того парня, что ее подвозил, — сообщил толстяк.

— Вы хотите сказать, что милиция его задержала?

— Нет, то есть они, конечно, его задержали, но потом отпустили, потому что опросили ее подруг, ну, тех, с которыми она в школе вместе учится, и они сказали, что в тот день, когда она пропала, он за ней не приезжал. Жанна кого-то ждала, но когда девочки спросили, мол, не того ли парня она поджидает, с которым встречается, она потупилась и сказала, что нет…

— Кто-нибудь из них видел, куда она направилась после того, как закончились занятия?

— Она вышла из школы с подругами. Те думали, что подруга пойдет домой вместе с ними, но она поспешила от них отделаться. Девочки ушли, а Жанна осталась. Те из девушек, которые вышли позже, видели, как она стояла там, невдалеке от школы, и было ясно, что Жанна кого-то ждет.

— Почему они так подумали?

— Ну, она все время смотрела на дорогу, поглядывала на часы и явно очень нервничала…

— И как долго это продолжалось?

— Больше получаса, потому что из школы она вышла в начале третьего, а примерно в половине третьего или в четырнадцать тридцать пять ее видела учительница русского языка и литературы.

Жанна стояла на другой стороне улицы, рядом со светофором, мимо проехал длинный рефрижераторный фургон и на несколько секунд ее скрыл. Учительница ненадолго отвлеклась, а когда подняла голову, то увидела, что рефрижератор укатил, а девушки на прежнем месте уже нет…

Коновалов понял, что все эти вопросы Ивану Макаровичу Копайгоре уже задавали — слишком четко он отвечал.

— Но парень этот там не появлялся, — сказал толстяк, достал из кармана мятый платок и начал зачем-то протирать свои круглые очки. — У него железное алиби, — продолжал Иван Макарович, словно читая мысли капитана, — как раз с двух до трех он был в мастерской у Бройдмана. Ну вот! Вспомнил! — Старик просиял, точно ему сообщили, что он только что выиграл в лотерею. — Вспомнил, где я вас видел, Василий Андреевич!

В газетах, на фотографиях — само собой, а то живьем, так сказать. Вы же одно время ездили на знаменитом бройдмановском «Виллисе»! Мы ведь с ним одногодки, нас вместе в армию призывали, я попал в авиацию, а он шофером…

Какой из Яшки солдат? Он, когда в школе учился, в Доме пионеров художественным свистом занимался. Представляете? Еврей, занимающийся художественным свистом?..

Вася не видел ничего особенного в занятиях художественным свистом, а потому неопределенно пожал плечами.

— А вот починить он все что угодно мог и всегда про машины трепался. Тогда — не сейчас, машина-то в диковину была! — говорил и говорил Копайгора. — Болтун всегда был страшный..

«Ну да, а ты, старина, просто немой!» — съехидничал про себя Коновалов.

— Только врет он все!

— Кто? — не понял капитан и переспросил: — Бройдман?

— Да Яшка-то, конечно, само собой врет, Жуков, видите ли, ему этот «Виллис» подарил!

Вы сами-то подумайте, Василий Андреевич, где маршал Жуков и где Яшка!

Вася спорить не стал, хотя рассказ старого автомастера звучал вполне правдоподобно. А самое главное, машина-то существовала до того, правда, дня, когда Коновалов с Маркизом, как на тачанке, влетели на ней через взорванные ворота на склад к господину Джегоеву. Там и сгорел «старый конек» во время побоища.

— Да Бог с ним, с Бройдманом, всегда болтуном был, чего с него и взять-то! Парень этот врет, вот что! Врет, что не видел Жанночку! — заявил вдруг старик.

Коновалов насторожился. Из четырех человек, присутствовавших в комнате, только двое, казалось, были заняты делом: один спрашивал, другой отвечал. Отец пропавшей девушки сидел все с тем же отрешенным видом, пребывая в состоянии полной прострации, как и в тот момент, когда друг привел его сюда, а Омар Хафизов, слушая диалог капитана и Копайгоры, обдумывал сложившуюся ситуацию. Пропала девушка, это не какая-нибудь собака, пусть даже и датский дог господина Липкина. «Черт возьми, до чего все неудачно складывается», — подумал он. Ведь именно сегодняшний вечер ему хотелось провести как-нибудь особенно. Дело в том, что сегодня Омару исполнилось тридцать два года. Ему очень хотелось пригласить в ресторан Коновалова с Ирмой и, конечно, Люси… Ведь с того самого дня, когда судьба свела их, у них так и не было подходящего повода посидеть где-нибудь просто так, без суеты, всем вместе…

— Почему вы так думаете? — услышал он, отвлекаясь от своих размышлений, вопрос компаньона.

— А чего мне думать, Василь Андреич? Я просто знаю, что он врет, я в милиции так и сказал: врет он, и все! — ответил толстяк и решительно рубанул рукой воздух.

— И все-таки?

— Никогда я нашу девочку такой не видел, как в тот вечер, когда она вышла из его машины.

А на следующий день взяла да и пропала…

— А кто следователь? — спросил капитан.

— Это прям как издевательство, — глаза Ивана Макаровича под круглыми очками сверкнули, как показалось капитану, нехорошим блеском. — Волокитин его фамилия, представляете? Я спросил: а почему не эта, как ее, молодая-то…

— Люба Синицкая? — переспросил Вася.

— Вот-вот! — обрадовался старик, но в следующую секунду помрачнел и объяснил: — Сказали, Волокитин — опытный работник, а Синицкая, мол, нет… Какой же он опытный, если засранцу этому поверил, а?

— Да кому, черт побери?! — в сердцах выпалил капитан.

— Болеслав его зовут, — насупившись, проговорил Копайгора. — Рачковский.

В голове Коновалова с бешеной скоростью заработал «процессор», выполняя по приказу хозяина команду: поиск. Видя, как напрягся капитан, вспоминая, где мог слышать показавшуюс ему знакомой фамилию возможного похитител Жанны Голубевой, Копайгора пришел капитану на помощь.

— Да это он так сам себя называет, чтобы девкам мозги морочить: он, мол, потомок польских вельможных панов, — с неописуемой язвительностью пояснил старик. — А на самом деле его Славой Рачковым зовут. Года двадцать два парню, чем живет — непонятно. «Жигули» девяносто девятой модели имеет, а родители небогатые, отец на заводе, рабочим, мать на швейной фабрике… Вот бы Ванятка мой пораньше приехал, он бы с этим мозгляком поговорил посвойски! Враз бы сознался, куда подевал нашу Жанночку!

Лицо старика приняло воинственное выражение, а Коновалов поймал себя на мысли, что, не будь ситуация столь серьезной, он, возможно, не сдержался и расхохотался бы — так забавно выглядел его собеседник. Последний, видимо, уловил иронию, промелькнувшую во взгляде капитана, и разбушевался еще больше:

— А что?! Он парень что надо, Ваня мой, весь в меня! Когда такие ребята стоят на страже рубежей Родины, можно спать спокойно. Эх, окажись он здесь… Да будь я сам десятка на два помоложе, разве мы позволили бы такому случиться?!

Капитан бросил короткий взгляд на компаньона. Как, интересно, тому пришлись по вкусу тексты насчет «ребят, стоящих на страже рубежей Родины»?

Омар дипломатично отвернулся, предоставляя Коновалову одному наслаждаться беседой со стариком, который, несмотря ни на что, все больше и больше нравился капитану Впрочем, смешной воинственный толстяк в забавных круглых очочках нравился и Маркизу. Последний, еще не зная, какое решение примет капитан, подумал, что самым правильным в этой ситуации будет пойти и тряхнуть как следует «ясновельможного пана Рачковского». Если этот тип не расколется, совершенно непонятно, с какого конца браться за дело. А раз так, надо, чтобы парень заговорил.

«Ну ясное дело, откуда я его помню! — мысленно хлопнул себя по лбу Коновалов. — Его же арестовывали Нилов с Кожевенковым, вроде бы за наркоту, и он, конечно, сбежал по дороге.

У этих двоих придурков разве что труп не сбежит!»

Он представил себе неразлучную парочку: обжору Федю Нилова по кличке Тощий и его похожего на отощавшего зайца из «Ну, погоди!»

неразлучного приятеля Олега Кожевенкова по кличке Толстый или Заяц.

«Надо помочь старикам, — подумал капитан. — Найти их девчонку, а потом… Больше никаких блудливых мужей и глупых потерявшихс псов! Как я могу спокойно спать, когда „наган“, подаренный деду легендарным командармом Семеном Михайловичем Буденным, находится в руках бандита Ревякина?..»

Странное дело, но капитану вдруг показалось, что поиски Жанны Голубевой, причиной исчезновения которой стала, несомненно, любовь, странным образом вовлекут его, капитана Коновалова, и совсем уже в последнее время захандрившего от скуки Маркиза в водоворот бурных по меньшей мере событий И кто знает, куда вынесет их нелегкая на сей раз?

— Я вот что думаю, Василий Андреевич: если вы с Омаром Мара… с Омаром возьметесь за наше дело, а кроме вас, нам и помочь-то некому… Я ведь знаю, где этот засранец живет и где он развлекается — тоже. Если вы поговорите с ним как следует, по-нашему, — старик сжал и поднял свой довольно внушительных размеров кулак, — он расколется и все нам выложит! Скажет, куда девал нашу малышку! — Копайгора на секунду умолк и уже более спокойным тоном, словно вспомнив что-то, добавил: — А что касается оплаты, тут, я думаю, мы поладим легко.

У Андрея кое-что отложено на черный день, у меня тоже… А так как этот, самый день и наступил, то за деньгами дело не станет. Правда, Филиппыч?

Голубев кивнул, тупо глядя перед собой.

— Да полно тебе убиваться-то, Андрей Филишшч! Эти ребята, — он кивнул в сторону компаньонов, — кого хочешь найдут и кому хочешь задницу надерут, будь уверен! Отыщут нашу девочку, живую и здоровую. Хоть из-под земли достанут красавицу нашу! Правда?

Оба компаньона кивнули.

— Не беспокойтесь, товарищи, — заверил Коновалов, — приложим все усилия.

— Ты слышал, Филиппыч! Они берутся! Я же тебе говорил! Да очнись ты, а! — Он весело хлопнул друга по спине, как будто сидящим перед ним компаньонам только и надо было открыть потайную дверь и вывести из-за нее целую и невредимую Жанну — Они же самим этим., мафиезникам так наваляли… Уконтропупили вчистую!

Голубев поднял голову и посмотрел сначала на капитана, а затем на Маркиза, и в глазах его затеплилась надежда.

— Назовите ваши условия, думаю, что нам следует приняться за дело немедленно, — важно и даже немного торжественно проговорил Копайгора, но так как ни один из компаньонов не поспешил с ответом, Иван Макарович объявил: — У нас с Филиппычем на двоих при себе полтора миллиона рублей, но, если этого мало, мы сумеем позже собрать еще…

«Семьсот пятьдесят „зеленых“, приблизительно втрое больше того, что готов был выложить господин Липкин за мертвое тело своей ненаглядной Кассандры, — с грустью подумал Омар. — Старики совсем по-другому относятся к цифровым выражениям рублевых сумм. Они привыкли, что тысяча — очень приличные деньги.

Тысяча? У нас на нее можно купить два батона хлеба, а в Москве так и вовсе один… Если бы были живы мои родители, им бы, наверное, тоже казалось, что полтора миллиона — огромные деньги».

Маркиз не сомневался, что Вася не взял бы с этого убитого горем отца и его простодушного друга ни гроша, даже если бы сидел на мели, до чего, слава Богу, пока было еще далеко: от неожиданного дара, переданного компаньонам ассоциацией «Наше будущее», половину которого Вася и Омар, не сговариваясь, отвезли вдове друга Коновалова, участкового Алексея Соколова, убитого людьми Джегоева, оставалось еще тысяч восемнадцать «зелени», хотя деньги таяли, испаряясь непонятно куда.

Это только Ирму Василий, бия себя в грудь, мог уверять, что зарабатывает деньги частным сыском, на самом деле все обстояло несколько иначе. Бывший оперативник предпочитал брать с клиентов «борзыми щенками», то есть осчастливленные вмешательством капитана люди несли ему что-нибудь вкусное: пироги, соленые огурцы, грибы, ну и уж, конечно, спиртное, это в любых количествах. Самым запомнившимся подарком оказался тот, который притащили Василию Андреевичу матросы с баржи за спасение от крупных неприятностей их боцмана.

Заявились в квартиру к Коновалову как-то молодые здоровые парни в тельниках и чуть не в ноги упали: найдите, мол, ребята, боцмана. Мол, капитан матерится, барже с якоря сниматься, команде в рейс выходить, а он, обормот, три дн уже как запропал. Ясно, что запил, только вот где он этим занимается — не известно никому.

Коновалов часа два их пытал, расспрашивал о привычках и знакомствах боцмана, разглядыва фотографию последнего, снятую командой с Доски почета Маркиз, который, естественно, мог только сочувствовать товарищу, со страхом подумал тогда, что на сей раз проколется Вася, не найти ему гуляку. Однако кто-то из парней как бы между прочим упомянул, что тот не дурак — не только выпить, но и травку покурить.

Коновалов за это уцепился, и буквально на следующий день они с Маркизом отыскали пропавшего в одном притоне. Тут Вася от души, как говорится, оттянулся: вломил всем, кто оказалс способен двигаться, в том числе и боцману, хот тот не только двигаться, стоять-то не мог, за что и получил, прежде чем оказался торжественно водворенным на родное судно.

Буквально через час, после того как компаньоны вернулись в квартиру Коновалова, туда же пожаловали и матросы с двумя ведрами раков и четырьмя ящиками «Жигулевского». Соединив усилия, «сыщики» и их «клиенты» раков сварили и съели, а пиво выпили. Хорошо, что в компании присутствовал более или менее трезвый человек — Маркиз, который на своей, реанимированной Бройдманом, «девятке» в два захода отвез благодарных членов команды баржи на судно.

В противном случае его капитану, видимо, пришлось бы отряжать на их розыски очередную бригаду. Хафизов ничуть не сомневался в том, что справиться ему одному со всей буйной компанией не удалось бы ни при каких обстоятельствах, но явилась Ирма, единственный раз за все четыре с лишним месяца, на протяжении которых знал ее Маркиз, оказавшаяся в нужное время в нужном месте. Увидев подругу Коновалова и услышав ее речи, матросы очень послушно, стремясь опередить один другого, заспешили из квартиры вслед за Маркизом..

— Не в деньгах счастье, отец, — веско произнес Коновалов, глядя прямо в глаза толстяку — Девочку вашу мы найдем, тогда уж с вас магарыч А миллионы… Миллионы вы ей на свадьбу приберегите. — Он взял бутылку и наполнил рюмочки. — За то и выпьем.

Глава 4

На сей раз Омар, чтобы не обидеть гостей, выпил до дна, за что компаньон удостоил его коротким одобрительным взглядом Даже Голубев, казалось, чуть-чуть оживился. В глазах у него появился какой-то блеск, и он как-то по-иному посмотрел на Коновалова и Маркиза. Последнего немедленно резанула неприятная мысль «А если не найдем? Или найдем, а она…»

Не успел Омар додумать до конца, а Коновадов распорядиться насчет дальнейших действий, как по паркету обширной Васиной прихожей привычно-звонко застучали каблучки и в следующую секунду в комнату вошла сияюща Люси.

— Этот господин Липкин просто само очарование, — изрекла она со значительным видом. — Он так обрадовался, что увеличил сумму премиальных! Теперь мы вполне можем позволить себе отметить день рождения Омара! Посмотри, Маркиз, что я тебе купила! — С этими словами она достала из своей объемистой сумки «Паркер» с золотым пером.

Омар поспешил подняться и, подойдя к девушке, несколько старомодно поклонился, поцеловал ей ручку, принял подарок и повернулся к присутствующим.

«Во дает, мать его! — восхитился Коновалов. — Интересно, это в Афгане, что ли, его дамам ручки целовать и расшаркиваться научили?

Вот засранец! Не мог, что ли, раньше сказать, что у него сегодня день рождения? Никогда ничего не скажет. А эта рыжая проныра откуда узнала? И собаку нашла с наворота… Интересно, как ей это удалось? Скорее всего случайно Однако везение в нашем деле кое-что значит! Нет, не секретаршей придется брать эту егозу в дело, а третьим компаньоном! Да-а, подарочек специально для Омара: ни разу не видел, чтобы он что-нибудь писал, разве что расписывался в протоколах в графе — „с моих слов записано верно“.

Ему бы кто пару рожков к автомату подарил да мишень движущуюся показал, а то закис парень совсем!»

— Он обещал подарить нам щенка! — не дав никому и рта раскрыть, выпалила Люси. — Сказал, что приедем и выберем сами мальчика или девочку Как только будут щенки, он нам позвонит!

«То-то Омарик обрадуется!» — чуть не расхохотался капитан, который прекрасно помнил о весьма осторожном отношении своего напарника к подобным животным.

— Примите наши поздравления, Омар, — Копайгора поднялся, протянул Маркизу руку, тот пожал крепкую, широкую ладонь старика. Омар вдруг почувствовал, что толстяк остался доволен этим рукопожатием, и в свою очередь понял, что и ему самому приятно понравиться этому старому, чудаковатому, ужасно болтливому человеку в смешных круглых очках.

— Поздравляю, — произнес, вставая, Голубев, впервые за весь вечер сказавший нечто не имевшее отношения к его пропавшей дочери. После чего они с Маркизом также обменялись рукопожатиями.

— Сколько же тебе стукнуло, старина? — спросил Василий Андреевич. Он встал, подошел к компаньону и похлопал друга по плечу.

— Тридцать два, — услышал он неспешный ответ Маркиза, словно извинявшегося за то, что ему удалось так долго прожить.

«А, черт! — вдруг рассердился на себя Коновалов — Парень просто так подарил мне хорошие часы. Сказал, что подарит, если выпутаемся, и подарил. Бейсболку мне купил, правда, размером немного ошибся… И вот у него сегодн день рождения, а что я ему подарю?»

— Здорово! — вскрикнула Люси и не замедлила продемонстрировать окружающим свои впечатляющие навыки в области устного счета и познания в астрологии. — Я так и думала, что ты в год Тифа родился.

— Да он еще молодой… Ну, поздравляю тебя, — капитан обнял товарища за плечи и, улыбаясь во всю ширину своей физиономии, добавил с притворной обидой: — Чего ж не сказал-то?

— Да я хотел, — пожимая плечами, отозвалс Омар. — Я собирался пригласить тебя, Ирму и Люси… посидели бы где-нибудь…

— Сегодня, сам видишь, дружище, вряд ли что-нибудь получится.

Маркиз понимающе кивнул, а Коновалов на секунду задумался.

— Мы вот что сделаем, — проговорил он, поднимая вверх указательный палец правой руки, — Иван Макарыч даст нам адрес, мы попробуем познакомиться с паном Болеславом поближе, а затем посмотрим по ситуации.

— Дело в том, Василь Андреич, что адреса-то я как раз и не знаю.

— Вы же только что сказали, что?..

— Извините, я сказал, что знаю, как его можно найти, а адрес тут ни при чем. Я видел одного Сениного приятеля, ну и спросил его про этого самого Рачкова. Мне придется поехать с вами, чтобы показать вам, где он живет…

— Я думаю, что вам лучше было бы позаботиться о том, как доставить домой вашего друга.

Вряд ли следует оставлять его одного сейчас. — Капитан с большим сомнением посмотрел на Голубева.

Тот повернул к нему измученное, но уже чуть-чуть оттаявшее лицо и проговорил:

— Со мной все в порядке, товарищ капитан.

Я доберусь сам. Мне уже лучше. Макарыч был прав, заставив меня прийти к вам. Я верю, что вы найдете мою Жанночку. Поэтому мне сейчас уже лучше, много лучше, я по крайней мере хоть что-то начинаю соображать…

Не слушая настойчивых заверений Голубева, Коновалов приказал Люси взять такси и отвезти его домой. Когда гости и Люси вышли на лестницу и стали спускаться вниз, капитан спросил компаньона:

— У тебя «пушка» при себе?

Дело в том, что к числу понесенных друзьями утрат помимо «нагана» Васиного дедушки следовало причислить целую груду всевозможного оружия — от маленького, блиставшего никелем американского револьверчика двадцать второго калибра до не вовремя заклинившего зенитного пулемета, позаимствованного у бывшего командира Хафизова майора Старицкого, большого ценителя и нелегального, но весьма страстного коллекционера всевозможных стреляющих и взрывающих приспособлений. Теперь друзьям приходилось довольствоваться добытыми Васей через свои каналы для себя — пистолетом Макарова и для компаньона — Марголина. Правда, у Омара сохранился вынесенный с поля битвы автомат Калашникова, но патронов к нему не было.

— В тачке, в бардачке лежит, — ответил Маркиз на вопрос друга. — Я еще обрез на днях добыл. Шестнадцатый калибр, правда, но бьет здорово. И патронов достал. Это все в багажнике.

— Тогда пошли. — Сняв пиджак, капитан достал из ящика стола подплечную кобуру с торчавшей из нее рукоятью пистолета. Застегнув ремни, едва сходившиеся на его могучем торсе, добавил: — С Богом.

Двадцатидвухлетний Слава Рачков, последнее время больше известный преимущественно дамской половине населения города под более благозвучным именем Болеслав Рачковский, как раз собирался отправиться поразвлечься.

Стоя у зеркала, он завязывал галстук, с удовольствием разглядывая свое красивое, смуглое от загара лицо. Парень думал о всех неприятностях, свалившихся на его голову из-за этой дурехи Жанны Голубевой, — и фамилию-то ее только в ментовке узнал. Надо же, девке-то, оказывается, еще и шестнадцати не исполнилось! Малолетка!

Знал бы, ни за что связываться не стал, а уж тем более отдавать за должок этому сукиному сыну Жулыбину. Она, правда, не сильно возражала…

Или не поняла ничего, идиотка? У Жулика «бабок» в карманах немерено было. Веселую компуху пообещал, выпивку, травку, «колеса»… «А ты приедешь, Болеслав?» И глазюками — луп-луп.

«Конечно, крошка!» И даже когда Жулик заржал, ни хрена не въехала. Одно слово — малолетка! Вот за малолетку-то в самый раз по этапу и отправиться. Стервы девки, а! «Мне скоро девятнадцать, я в школе пионервожатой работаю»…

Думать головой надо! Какие на хрен теперь пионервожатые? Да чтобы такая телка в девятнаддать лет девственницей оказалась?! Хоть это-то должно было насторожить? Теперь только одно остается: настаивать на своем — встречаться-то что, ну, встречался, в кино ходил, в кафе мороженое есть водил, ну, и все… Куда девалась? Да я-то откуда знаю?

Менты, конечно, не больно-то верят, что он этого не знает, но у них на него ничего нет, хочешь не хочешь — отстанут. Удачно вышло, что он, случайно не вписавшись в поворот, разбил подфарник и заехал заменить его в автомастерскую Девка не дождалась его около школы и помчалась к нему домой. Но перехватил-то он ее на улице… Никто не видел!

«Черт, надо поторапливаться, — подумал Рачков. — Скоро должны вернуться родители, мать начнет нотации читать, а отец, тот, смотря по настроению, и по морде может съездить Что родитель, что брательник старший, Пашка, чуть что — в морду. Одно слово — Рачковы!»

В отличие от отца и брата Слава особо крепким сложением неотличался, его главным богатством было лицо, на удивление тонкое и красивое Порой даже сам он начинал верить, что в нем течет кровь не Михаила Рачкова, а некоего мифического потомка древнего рода Рачковских — Михая. Благодаря этому лицу и, разумеется, легенде все бабы, и не только такие вот соплюшки, как Жанна, но и дамы с опытом, очень легко и быстро оказывались с ним в одной постели Кое-чему он у них научился и понял: вот где его хлеб!

С перепродажей «дури» из десятых рук пришлось завязать, после того как несколько лет назад его повязали два поганых мента. Он сбежал от них, не понимая, что это на него накатило, успел спрятать товар и благодаря этому выкрутился. После чего опасное и не слишком-то выгодное занятие пришлось оставить.

А что делать? Вкалывать, как папаша, за здорово живешь? Подобно брату таскать из Турции возы тряпок и на пару с женой трясти ими на барахолке? А потом… Господи, Пашка на десять лет старше, а какое примитивное мышление! Три года пахал брательник, купил старую «шестерку», теперь разъезжает на ней, швыряет «бабки» на телок, жена, конечно, бесится, кидается на него с кулаками, а он бьет ей морду. Идиллия, да и только! Грубые животные, что брат, что папаша! То ли дело он, Слава, двадцать два года — новенькая «девяносто девятая» и руки без мозолей! Тратить деньги на баб? Еще чего, это они, богатые старые потаскухи при мужьях, золоте и «брюликах», готовы с ложечки в постельке кормить польского королевича черной икрой. У него всегда под рукой две-три такие вот дамы, скучающие, пока их мужья разворовывают постсоциалистическую и прочую собственность, да развлекаются с молодыми телками.

«Только бы пронесло с этой чертовой стюардессой по имени Жанна — мысленно взмолилс Рачков неведомому Богу. — Паспорт буду спрашивать, прежде чем с такими цыпочками в постель ложиться! — клятвенно пообещал он себе, но тут же облегченно вздохнул, вспомнив про одну недавнюю знакомую адвокатшу — Вытащит, если что. Нынче все хапают: и менты, и судьи…»

Он совсем успокоился и даже усмехнулся, направляясь в прихожую, чтобы надеть свой элегантный плащ Сделав это, Болеслав вновь посмотрелся в зеркало и остался доволен своим внешним видом Он протянул руку к висевшей на вешалке шляпе, еще не решив окончательно — надевать ее или нет, когда в дверь позвонили «Кого это там еще черт принес!?» — успел подумать Рачков, спрашивая вслух.

— Кто там?

— Работники милиции, капитан Коновалов и лейтенант Хафизов, нам необходимо задать несколько вопросов господину Рачкову, — донеслось из-за двери.

— Мне некогда, я спешу Все, что мне известно, я сказал следователю Волокитину А вам лучше всего уйти и оставить меня в покое, — ответил парень, начиная нервничать: «Менты? Черта с два!»

— Мы отнимем у вас всего пять минут, господин Рачковский Откройте, пожалуйста, дверь.

«Рачковский?! Черт вас побери! — вздрогнул Слава — Уж где-где, а в ментовке-то знают, что я — Рачков — Тотчас же он действительно почувствовал себя именно Рачковым, сыном рабочего Михаила Рачкова, а не какого-то там дурацкого Михая! — Стоп-стоп-стоп! Где я слышал обе эти фамилии? Что же делать? Открывать?»

— Мы тоже страшно спешим, поэтому давайте не будем терять времени зря, — снова донесс из-за двери уверенный, чуть насмешливый голос.

«Черт! Да это же те самые парни, которые в апреле положили на складе в промзоне уйму народу. Ох, пропади все пропадом! Надо „делать ноги“! Хорошо, что у нас первый этаж!»

За дверью стало тихо Коновалов прислушался, потом зловеще оскалился и, прижав палец к губам, махнул рукой, делая Омару и Копайгоре знак оставаться на месте, а сам вышел из подъезда и поспешил к окнам квартиры Рачковых Василий Андреевич не успел обогнуть дом, как навстречу ему вылетел в незастегнутом плаще и без шляпы тот человек, ради которого они сегодн здесь оказались. Капитан схватил его за правую руку повыше локтя и с силой встряхнул, гляд ему прямо в глаза. Парень тщетно пытался высвободиться.

— Вы действительно так страшно торопитесь, господин Рачковский? Может, пригласите в дом на чашечку кофе? У меня есть несколько вопросов, и я их непременно вам задам. Причем обязательно получу на них честные и правдивые ответы, потому что в противном случае мне придетс здорово подразукрасить вашу смазливую мордашку. Это я тебе, мразь, обещаю! Не будь я капитан Коновалов.

Сказав это, бывший оперативник потащил упиравшегося парня обратно к двери подъезда, за которой оставил своих спутников.

— Ответь-ка мне прямо, дружок, где девушка? — спросил Вася Рачкова, когда все вошли к тому в квартиру.

— Какая еще девушка? Что вам вообще от меня надо?

— Где Жанна Голубева, ублюдок! Быстро говори, или я тебе башку оторву! — рявкнул на него Коновалов.

— Да почем я-то знаю, где эта потаскушка?

Капитан несильно стукнул его по физиономии, парень полетел на пол, сшибая стулья. Он упал и начал медленно подниматься, жалобно поскуливая, из его разбитого носа капала кровь.

Бывший оперативник поднял его и повторил свой вопрос.

— Ты за это ответишь, скотина! — упорствовал Рачков. — У меня есть адвокат! Я засажу те…

Кулак Коновалова оборвал «наследника польских панов» на полуслове. Парень снова оказался на полу, кровь ручейком потекла на белую рубашку.

— Я же показал тебе на примере, как поступлю с тобой, если ты будешь продолжать мне врать! Какой ты непонятливый!

— Вали отсюда, мент поганый!

Рачков и сам не понимал, откуда у него взялось такое упрямство. Может быть, он просто слишком глубоко ненавидел таких вот дурно одетых грубых типов с большими кулаками, подобных отцу и брату?

В глазах у Коновалова засверкали недобрые огоньки, он уже шагнул было по направлению к наглому сопляку, но в этот момент почувствовал, что его плеча коснулась жесткая рука компаньона.

— Ты просто убьешь его, Вася, и уж тогда-то он точно ничего нам не скажет. Может, разрешишь мне попробовать, а?

— Валяй, пробуй, только быстрей!

— Двух минут, я думаю, хватит.

— Ну-ну, — кивнул Коновалов, раздува ноздри.

Маркиз резким движением перевернул Рачкова на живот, точно набитую тряпьем куклу, завернул ему правую руку за спину и начал выворачивать ее одновременно в запястье и в локтевом суставе, попеременно, то там, то тут на секунду ослабляя свое давление, но тотчас снова усиливая и причиняя при этом парню нестерпимую боль.

— А-а-а-а-а-а-а! — дико завопил тот. — А-аа-атпусти!

— Что-то хочешь сказать?

— Да-а-а-а-а! А-а-атпусти!

— Смотри, не напутай чего-нибудь, а то я закончу с этой рукой и возьмусь за вторую, но у тебя ведь есть еще и ноги? А потом я вырву тебе член..

— Я проиграл ее в карты — Что? — Маркиз не поверил своим ушам. — Что ты, мерзавец, с ней сделал? Кому проиграл?

— Ну, то есть не проиграл, а за карточный долг отдал. Жулику Жулыбину… Он нас в кафушке встретил.

— А дальше?

— Он ее и увел… У него компуха должна была собраться. Друганы. Это все! Отпусти-и!!!

Маркиз, который до этого лишь ослабил свою железную хватку, выпустил руку Рачкова и спросил:

— Где его найти, этого Жулыбина?

— Н-не знаю…

Перепуганный парень перевернулся на спину, но подниматься с пола не спешил. Он опасливо косился на Омара, который ни внешностью, ни одеждой не походил на «жлобов», но вместе с тем казавшийся таким же изящным, как и сам Слава, обладал какой-то поистине страшной силой. Нет, Рачкову ни за что на свете не хотелось бы, чтобы боль, которую приносили жесткие, беспощадные руки Хафизова, повторилась Тонкие пальцы Маркиза казались Славе куда более страшными, чем пудовые кулачищи бывшего оперативника. Поэтому, услышав брошенное Васей насмешливое: «Говори, С-ра-чковский», Слава промолчал, но стоило Маркизу добавить короткое: «Ну как, ясновельможный пан Болеслав», поспешил с ответом.

— Я покажу! — проговорил он быстро. Вас покачал головой и сказал, обращаясь к компаньону:

— Не могу не признать, что у тебя с ним получается лучше.

Пропустив мимо ушей похвалу, Омар резко скомандовал:

— Встать!

Слава покорно поднялся и суетливо стал приводить себя в порядок.

— Поехали! — поспешил распорядиться Коновалов, не желавший расставаться с ролью главнокомандующего, и вся компания покинула квартиру Рачковых.

* * *

Альберт Олегович Веньяминов сидел в гостиной небольшой дачки, купленной им совсем недавно, и смотрел в окно на дождь, который второй день то начинал моросить, то вдруг переставал, чтобы через несколько часов или минут начаться вновь. Время от времени налетал порывами постоянно менявший направление ветер и раскачивал росшие прямо перед окном яблони, плоды с которых время от времени падали на мокрые, слоем покрывавшие сырую землю желтые листья. Яблоки валялись тут и там, охранники — двое парней, бывшие милиционеры — время от времени подбирали их, но за несколько дней так объелись, что почти совсем потеряли к ним интерес.

Бен забрался в эту глушь — больше ста километров на юго-восток от Москвы — просто дл того, чтобы отдохнуть. После страшного провала, случившегося в апреле на Средней Волге, Альберту Олеговичу пришлось из кожи вон лезть, чтобы не только уцелеть и суметь удержаться на плаву, но и заработать кое-каких деньжат. С большим трудом, но это ему удалось.

Он сумел даже собрать вокруг себя команду, правда, это были уже не те парни, которые сопровождали его в город S, как называли роковую для него эту точку на карте Шувалов и его хозяин Хирург. Первый — бывший уголовник — в молодые годы зверски убил или, попросту говоря, пришил пахана с ведома и молчаливого согласия администрации зоны, в которой отбывал срок за вооруженный грабеж и убийство инкассатора. Второй — врач, карьера которого загремела под фанфары, когда он оказался под следствием из-за того, что брал взятки с оперируемых им пациентов. Именно они во времена перестройки оказались у руля клиники, где проходили лечение наркоманы.

Наркомании в Стране Советов в те времена, конечно, «не существовало», что оказалось весьма на руку Хирургу и Шувалову, которые очень умело использовали «секретность» заведения, фактически прибрав его к рукам, и занимались там своими темными делишками. Именно в клинике было изобретено вещество, получившее название «Морская соль», из-за которого у Бена возникло столько неприятностей. С Шуваловым Веньяминова познакомил Кудрявый, или Геннадий Кудряшов.

Вспомнив о незадачливом помощнике, Бен поморщился Именно с Кудрявого все и началось. Когда его взяли, при нем оказалась пробирка с образцом вещества. Гене эта оплошность стоила жизни, а для него, Веньяминова, если разобраться, все обернулось не так уж скверно, правда, он до сих пор в розыске пришлось пришить самого Джегоева, бросить на произвол судьбы всю свою команду…

Бен улыбнулся, похвалив себя лишний раз за предусмотрительность: воспользовавшись паникой, начавшейся после того, как он разрядил половину магазина своего «магнума» в башку Джегоева, ему удалось благополучно покинуть территорию склада, не забыв прихватить на память о «друзьях» полмиллиона «зелени». Преодолев сотню метров пешком, он оказался у реки, где дежурил в своем «Прогрессе» нанятый на всякий случай местный мужичок — бедняга польстился на щедрое вознаграждение. Однако Бен, решив, что и сам справится с управлением моторкой, отправил его измерять глубину одного из волжских притоков, а затем, отплыв на порядочное расстояние, благополучно занял место в комфортабельной каютег парохода.

Летом он провернул два крупных дела: одно опять с наркотиками, второе — с антиквариатом, которым Бен занимался еще во время службы в Комитете. Все более-менее встало на свои места, и Альберт Олегович решил связаться по своим каналам с Шуваловым, сообщить тому, что скрывался только от органов и готов сотрудничать с Хирургом, дабы возместить понесенные «фирмой» убытки, списывая их, естественно, на милицию Шувалов на предложение откликнулся, хотя… хотя Бен, конечно, не доверял ни ему, ни тем более Хирургу, но слишком завидный кусок держали в руках эти ребята, чтобы Альберт Олегович отказался от мысли им полакомиться.

Но сначала отдых и. должок «Лео, наверное, уже добрался до города, — подумал Веньяминов, глядя на стрелки часов — Там сейчас на час больше, наверное, уже скоро начнет темнеть…»

Подполковник вновь мысленно вернулся к заданию, для выполнения которого нанял Свентницкого Не слишком ли опрометчиво было ставить в договор с Лео дополнительное условие — одного живым? Нет, Свентницкий — профессионал, он справится. Веньяминов, конечно же, не отказался бы получить обоих приятелей, но он понимал, что талантливому исполнителю Лео, который, однако, всегда работает в одиночку, это не под силу, посылать целую группу и накладно, и… Да нет, заполучить обоих — вещь нереальная.

«Все правильно, через два дня вернетс Лео, — сказал себе Бен и представил, какую потеху он устроит, заплатив лишние двадцать тысяч „зеленых“. — Я возьму реванш за ту неудачу!»

О, он будет вести поединок честно, даст парню шанс… Все, кто лично знал Веньяминова и видел его в деле, а тем более имел возможность встретиться с ним на ринге или на татами, могли бы сказать, чего реально стоит этот шанс Особенно последние, если они еще не утратили способности говорить…

Налетевший порыв ветра сорвал с ветки большое красное яблоко. Затем второе — поменьше.

«Вот так», — Веньяминов усмехнулся.

* * *

Омар сел за руль, Копайгоре капитан велел занять правое переднее кресло «девятки», а сам, втолкнув на заднее сиденье Рачкова, разместился рядом с ним.

— А теперь, голубок, расскажи мне подробно все, что ты знаешь об этом парне, Жулыбине, или как его там? — обратился Коновалов, когда машина тронулась, к хлюпавшему разбитым носом Славе, которому даже не позволили сменить испачканную кровью рубашку.

— Да чего рассказывать? Парень как парень, — вновь шмыгнув носом, Рачков полез в карман за носовым платком.

— Что ручками сучишь, козел?! — зарычал капитан.

— Платок хочу достать, ты мне все лицо изуродовал… — жалобно прогнусавил «ясновельможный пан».

— Тебе так больше идет, — заверил собеседника Вася. — Меньше на пидора смахиваешь!

Могу тебе для профилактики каждую неделю так рожу подправлять А дергаться станешь, я теб действительно изуродую, это была только разминка. Ты знал, что она несовершеннолетняя, а?

— Да нет же! Нет!!! Она мне сама на шею вешалась, врала, что ей девятнадцать! Трахалась так, что дым шел! «Ханку», жрала, как лошадь! «Колеса» увидит — дай! «Травку» — дай! — отчаянно завопил Рачков.

— А этот Жулыбин, зачем она ему понадобилась?

— Зачем? Ты что, вчера родился?.. К нему же друганы собирались! По кругу небось пустили..

Маркиз, сидевший за рулем, повернулся и укоризненно посмотрел на компаньона. Тот в ответ лишь недовольно стрельнул глазами. Ему тоже было очень неприятно, что весь этот разговор происходит при старом друге отца девочки.

Иван Копайгора сидел неподвижно, вцепившись руками в ремень безопасности. Глаза старика, спрятанные под смешными круглыми очками, Омар разглядеть не мог, но ему тем не менее показалось, что в них застыли слезы.

Вскоре «девятка» Маркиза остановилась возле дома, где снимал «хату» Жулыбин. Очень уж просто все получалось. Раз-два, и в дамки. Чем дольше капитан анализировал ответы Рачкова, тем глубже проникался уверенностью, что Жанна Голубева, по всей видимости, попала в какую-то очень неприятную историю.

Уверенность эта необъяснимым образом крепла по мере того, как компаньоны и оба их спутника, добровольный и подневольный, поднимались в медленно двигавшемся лифте на шестой этаж обычной панельной двенадцатиэтажки.

— Вот эта «хата», — мрачно проговорил Рачков, указывая в темноту коридора на одну из обитых дерматином стальных, так называемых сейфовых, дверей.

— Тут что-то не то, капитан, — тревожно проговорил Маркиз, который входил в лифт последним, а следовательно, вышел первым и теперь возглавлял процессию из четырех мужчин, так и не проронивших ни слова с того самого момента, когда, выйдя из машины, они направились к подъезду. Казалось, всех их вдруг поразила немота. Было что-то очень зловещее в этом молчании. Омар внимательно посмотрел на Коновалова и добавил: — Посмотри, дверь не заперта…

Коновалов посмотрел на так называемую сейфовую дверь, которая в отличие от большинства подобных ей открывалась внутрь квартиры, а не наружу, и обвел взглядом всех своих спутников, задержавшись на Рачкове. Они смотрели на капитана вопросительно, ожидая, что он скажет.

— Ты не перепутал? — с подозрением спросил бывший оперативник своего пленника, который за время, проведенное в обществе Василия Андреевича, успел уже хорошо усвоить, насколько небезопасно для здоровья вести с капитаном беседы на повышенных тонах.

— Нет, — коротко ответил, а точнее, прогнусавил Рачков. — Стальная дверь… без номера.

Все точно.

— Смотри мне, — пригрозил ему Вася на всякий случай и сказал, обращаясь к Копайгоре: — Вы останетесь здесь с этим, если что, можете ему врезать. — А ты, Маркиз, — за мной!

Хафизов молча кивнул, и они оба, достав оружие, стали по разные стороны дверной коробки.

Бывший оперативник, пнув башмаком в дерматиновую поверхность, распахнул дверь и, пригнувшись, влетел внутрь, поводя взведенным «Макаровым» то влево, то вправо. Выждав несколько секунд, Омар последовал за товарищем, тоже держа оружие наготове. Опустив пистолет, капитан нашарил на стене выключатель и зажег свет. Компаньоны оказались в довольно большой комнате. Василий Андреевич и Маркиз быстро осмотрелись и, убедившись, что никто не спрятался за мебелью или за шторами, двинулись — один на кухню, а другой в соседнюю комнату. Впрочем, Коновалов чувствовал, что все предосторожности напрасны и квартира пуста…

Омару досталась кухня, и он немедленно убедился в том, что ни единой души там нет. Вокруг царил жуткий хаос и было видно, что хозяин изрядно повеселился. Кругом стояли или лежали в несметном множестве и разнообразии пустые или полупустые бутылки, всюду валялись окурки от «Мальборо», «Винстона» и каких-то дамских сигарет с ментолом, сохли остатки пищи на тарелках и блюдцах, недоеденный торт в картонной коробке превратился в месиво, на которое, казалось, ко всему прочему кто-то опустил внушительных размеров зад. Раковина была завалена немытой посудой. Маркиз брезгливо поморщился. Как же он ненавидел вот такой бардак!

Особенно на кухне. Он сразу же почувствовал инстинктивное отвращение к хозяину.

— Эй, Омар, что-нибудь есть там? — услышал он голос Коновалова.

Маркиз вышел из кухни, увидел Василия, стоявшего на пороге второй комнаты, и направился к нему.

— Посмотри, что я тут нашел, — бросил капитан.

Хафизов проследовал за ним и увидел лежавшего возле дивана человека лет тридцати, одетого в одни лишь полурасстегнутые джинсы. Ростом он был, пожалуй, немного ниже среднего, а по тому, как выглядел его торс, нельзя было сказать, что он чересчур изнурял себя гимнастическими упражнениями.

Но самое главное заключалось в том, что лежал он в засохшей луже собственной крови, которая вытекла из глубокой раны, длинной полосой пересекавшей его шею. Голова парня была неестественно запрокинута, отчего рана эта казалась особенно живописной и не оставляла сомнений в том, что он мертв, причем, судя по всему, уже довольно давно.

— Мертв, — констатировал Омар, отворачиваясь, чтобы не видеть безжизненного, точно посыпанного мукой, лица и остекленевших глаз лежавшего.

— Мертвее не бывает, — согласился с ним Коновалов. — Приведи сюда этого подонка, хотя мне и без него уже понятно, кто это здесь разлегся.

Рачкова стошнило прямо на ковер.

— Это Жулик… то есть Серега, — подтвердил побледневший парень. Немного придя в себя и как-то странно усмехнувшись, неожиданно бодро закончил: — Когда я его видел в прошлый раз, он выглядел намного лучше.

— Он и сейчас великолепен, — не согласилс с ним бывший оперативник. Казалось, его совершенно не трогает отвратительное зрелище, которое являл собой покойник.

— Кто его так?.. — растерянно произнес Копайгора, содрогаясь от омерзения.

— Мне самому страшно интересно узнать, — сознался Коновалов. — Хотя я и догадываюсь, что это не убийство на почве ревности и уж тем более не неудачная попытка побриться. — Он нахмурился и закончил уже отнюдь не так оптимистично: — Ясно одно, девушки тут нет.

— Надо бы обыскать всю квартиру, — неуверенно предложил Маркиз, — может быть, удастся что-то обнаружить?

Они занялись обыском. В последние часы своей земной жизни покойный успел повеселиться с размахом. Об этом, помимо пустых бутылок и стаканов, красноречиво говорили остатки «козьих ножек» с анашой. Веселье его, несомненно, разделяла женщина, о чем можно было догадаться по следам губной помады на краях некоторых стаканов.

Пока компаньоны осматривали помещение, стараясь оставить все, как есть, чтобы не создавать дополнительных трудностей милиции, Копайгора и Рачков стояли молча, в каком-то жутком оцепенении уставившись на покойника.

— Посмотри, что это? — В голосе Хафизова прозвучало волнение, он дулом «марголина» подцепил за ручки и поднял вверх вытащенную им из-за спинки дивана аккуратненькую сумкурюкзачок из кожзаменителя.

Вопрос этот предназначался, по всей видимости, капитану, но ответил на него неожиданно оживившийся толстяк.

— Это же ее сумочка! — взволнованно сказал он. — Точно, ее! Она ее недавно купила. Андрей премию получил, ну и почитай всю на дочку потратил… Значит, Жанночка была здесь, — добавил он, глядя то на капитана, то на Маркиза. — Где же она, ведь теперь ее здесь нет?

— Очень хорошо, что ее здесь нет, — ответил Коновалов. — Потому что если бы она здесь была… — Он не закончил фразу, выразительно взглянув на старика.

— Значит, она жива? — спросил старик с надеждой. — Значит, она жива, правда, Василий Андреич?

— Конечно, — заявил тот, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно убедительнее, хот сам бывший оперативник отнюдь не испытывал прежней уверенности. Он осторожно осмотрел содержимое протянутого ему Омаром рюкзачка и не обнаружил там ничего, заслуживавшего внимания.

Удалось найти еще шарфик и часики. Оба предмета Копайгора опознал, с уверенностью заявив, что они принадлежат дочери его друга. Это лишний раз подтверждало то, что Жанна Голубева провела какое-то время в обществе убитого, но не давало ровным счетом никаких намеков, где ее искать.

Вдруг Маркиз почувствовал, как наступил на нечто мелкое и хрупкое, что немедленно раскрошилось под тонкой подошвой его дорогого ботинка. Омара всего передернуло из-за омерзительного беспорядка в квартире покойного брезгливость Хафизова, который все время опасался чем-нибудь испачкать одежду или обувь, поднялась, так сказать, до красной отметки. При этом сам труп хозяина не вызывал в Омаре практически никаких эмоций. Одним словом, Маркиз отскочил в сторону, но тем не менее заставил себя взглянуть на то, что он раздавил.

Омар остолбенел. Брезгливости как не бывало. Он не поверил своим глазам и присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть раскрошенную ботинком синюю таблетку. Он взял кончиками пальцев щепотку порошка и поднес к самому носу, все еще надеясь, что перед ним какое-то лекарство.

— Что там у тебя? — раздраженно спросил Коновалов — Золото обнаружил?

— Иди сюда, — сказал Маркиз и, когда капитан подошел, показал свою находку — Узнаешь?

Для Васи этот вопрос был чисто риторическим. Узнает ли он? Зачем спрашивать?

— Откуда здесь это дерьмо? — проговорил Коновалов, хотя понимал, конечно, что никто из присутствующих не даст ему ответа Потому что это была та самая «Морская соль», историю с которой компаньоны уже считали отошедшей в прошлое. Наркотик, которому полагалось лежать в подвале одной из правоохранительных организаций города, — Василий Андреевич и Маркиз даже и не интересовались, какое из ведомств получило добычу. Кажется, привезенный Веньяминовым товар и деньги, вернее, то, что от них осталось после бегства продавца наркотиков, достались бывшим Васиным коллегам.

Компаньоны все эти месяцы жили захваченные лишь одной мыслью — не угодить за решетку за учиненные ими безобразия. Шутка сказать, в результате их бурной деятельности образовалось больше дюжины покойников. Только вроде выпутались, и вот тебе на!

— Может, это не то? — еще не желая признавать очевидное, пожал плечами Маркиз и с надеждой посмотрел на Коновалова — А вот я сейчас узнаю! — пообещал Вася задушевно — Эй ты, педрила! — Его слова относились, конечно же, к Рачкову — Сюда иди, урод гребучий! А то ведь я подойду! — прорычал капитан, тыча пальцем в сторону Славы — Я не педрила. — жалобно возразил тот, но подошел.

Капитан не стал пускаться в рассуждения относительно сексуальной ориентации Рачкова, вместо этого он поднес к разбитому носу «ясновельможного пана» свою ладонь с рассыпавшимися по ней крупицами синего порошка.

— Что это?

— Порошок какой-то… — недоуменно пожал плечами парень. Он явно не имел понятия, что перед ним. Коновалов задал еще несколько вопросов, и ответы, которые дал на них допрашиваемый, убедили капитана, что о «Морской соли» Рачков знает не больше, чем обычный обыватель, насмотревшийся телепередач, да начитавшийся бульварных газетенок. Что же касается покойного, находившегося в соседней комнате, то, по словам Рачкова, тот, конечно, баловался наркотиками, но не злоупотреблял.

— Советую тебе поднапрячь свою память и вспомнить все, что ты знаешь об этом парне, а то может статься, что и ты очень скоро составишь ему компанию в преисподней.

— Почему? Я же ничего не знаю! — взвыл напуганный Славик.

— Ребята, что пришили твоего дружка, могут запросто навестить и тебя.

— Да нет же, нет, не дружок он мне! Он с другими кантуется…

— Ну-ка, ну-ка, мне уже становится интересно, — подбодрил его капитан, — давай говори. Все слушают только тебя.

— Одного я видел. Его Симоном зовут. Вообще-то он Семен, но Жу… Серега так его называл, а еще Сэмэном. Кажется, они с Серегой собирались провернуть какое-то дельце…

— Какое?

— Да не знаю я! Только влипли они, похоже, здорово! Видно, перебежали дорожку крутым ребятам. И «бабки» у Сереги были — значит, провернулся.

— Иногда ты удивляешь меня мощью своего интеллекта, — похвалил Рачкова Коновалов. — Опиши-ка мне этого самого Сэмэна.

— Обычный… Вроде при «бабках», на вид лет тридцати, не больше, неплохо одевается, тачку его не видел…

— Насрать мне на его тачку! Приметы есть какие-нибудь? Рост? Сложение? Знакомства?

Связи?

— Повыше меня, крепкий… Да, шрам у него вот тут, — Рачков ткнул себя пальцем в левую щеку, проведя небольшую горизонтальную полоску сантиметра на три ниже глаза.

Компаньоны переглянулись: Маркиз пожал плечами, Василию данное Славой описание приятеля убитого тоже, как видно, ни о чем не говорило. Однако Иван Копайгора вздрогнул и опустил глаза.

— А фамилию ты не помнишь? Напрягись, может, случится озарение? — почти дружелюбно обратился капитан к Рачкову.

— Чего мне напрягаться, если я ее и не знал никогда? — ответил тот.

— Это Сеня Голубев, сын Андрея Филиппыча, — не сказал, а прошелестел старик и пояснил, хотя и так все было понятно: — Брат Жанночки.

— Что?! — в один голос воскликнули Маркиз.

А Коновалов, уставившись на толстяка.

Глава 5

Свентницкий остановил «Форд» на берегу Волги и занялся изучением карты, которую по праву можно было бы назвать достижением технического прогресса, но, как ни печально, западного. Такую карту не купишь в московском киоске. Изучив внимательно продукт труда сотрудников Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов, любой человек, впервые оказавшийся в городе, план которого держал в руках лже-Сергеев, мог бы с легкостью заткнуть за пояс старожила, поспорив с ним, например, на предмет того, как проще добраться в тот или иной пункт на машине или общественным транспортом. Карта была, что называется, свежей, на ней имелись даже «незавершенки», причем в специальном приложении указывалось, до какого уровня доведены работы. Обозначались даже места, где, как у нас принято выражаться, «копают».

Потратив около получаса на изучение карты, Лео вышел из машины, намереваясь обследовать содержимое багажника и убедиться в том, что сумеет найти там все необходимое. Тут Свентницкого ждало некоторое разочарование. Поначалу он даже опешил, не обнаружив в багажнике ничего, кроме запаски, ящичка с инструментами и домкрата. Однако посмотрев внимательнее, он улыбнулся и в очередной раз похвалил Бена за предусмотрительность. Суть заключалась в том, что при внимательном осмотре становилось очевидно — багажник был недостаточно глубок.

Двойное дно. Конечно, если машину будут шмонать специалисты, они в два счета обнаружат тайник, но от обычного, не в меру любопытного гаишника, ищущего повод придраться к владельцу дорогой машины, с тем чтобы сорвать с него мзду, зашита вполне надежная.

Исследовав содержимое тайника, Лео убедился, что и тут Веньяминов в точности исполнил его пожелания. Под двойным дном багажника «Скорпио» находился большой длинноствольный никелированный пистолет с тремя обоймами, глушителем, лазерным прицелом и даже подплечной кобурой, разобранная снайперска винтовка, прибор ночного видения, наручники и еще один пистолет, предназначенный для стрельбы усыпляющими зарядами, плюс снотворное в ампулах и несколько одноразовых шприцев.

«Даже бутылку водки положить не забыли, — Лео усмехнулся. Прочитав надпись на этикетке, он покачал головой и без своего обычного презрения к провинциалам подумал: — Патриоты доморощенные».

Напиток оказался местного производства: ликероводочный завод города S славился своей продукцией на всю страну и пользовался популярностью даже за границей. Впрочем, Свентницкому водка нужна была отнюдь не для того, чтобы вспрыснуть успешное окончание дела.

Лже-Сергеев закрыл тайник, положил сверху запаску, инструменты и захлопнул багажник.

Кобуру, пистолет и все остальные приспособления он взял с собой, не забыл и водку, которую убрал в бардачок.

Полный порядок. Рабочий день начиналс как нельзя лучше.

Теперь звонить.

* * *

Покинув квартиру и сделав ручкой Болеславу Рачковскому, которому Коновалов на прощание посоветовал сушить сухари, компаньоны и их клиент некоторое время молча сидели в машине Омара, потом капитан спросил:

— Почему вы нам раньше ничего не сказали про Семена, Иван Макарович?

— Вы же понимаете почему, Василь Андреич, — ответил старик, который очень обрадовался, что его наконец-то спросили об этом и дали возможность хоть как-то попытаться объяснить свое странное умолчание. — Как я мог говорить в присутствии Андрея, что его сын… бандит?

Филиппыч, конечно, знает… Ну и мне казалось, что это не имеет отношения к пропаже Жанночки.

— А теперь, я надеюсь, вам уже ничего не кажется? Стало быть, нет причин, которые могли бы помешать вам сказать нам все, что знаете? — спросил капитан старика.

— Он не мог убить этого парня и похитить девочку, все же она его сестра, — проговорил Копайгора, причем слова его прозвучали как-то не очень уверенно. — Ее ведь похитили, раз ее там не было?

— Кто угодно может убить кого угодно, — пробурчал Коновалов, который, как видно, погрузился в размышления.

— Они похитили Жанну? — снова спросил Копайгора. — Ее ведь похитили, так?

— Все это очень странно, — нехотя проговорил капитан. — Вероятно, ее уже не было там, когда зарезали этого парня, потому что никто не стал бы оставлять свидетеля. Работали профессионалы, поскольку, случись там пьяная драка, его бы просто пырнули ножом. Да и следов серьезной борьбы не видно…

Капитан не сомневался в том, что Жулыбина убили не случайно. Видимо, женолюбивый приятель брата пропавшей дочери Голубева, как выразился «шляхтич» Рачков, перешел кому-то дорожку. Интересно кому? И какую? Надо отправить находку на экспертизу, хотя и без этого понятно, что она собой представляет. Очевидно, каким-то образом произошла утечка веньяминовского товара, и покойный Жулыбин и Семен, несомненно, имеют к этому отношение, но какое? Необходимо было все выяснить, но в таком случае Василию неизбежно пришлось бы обращаться к старому своему приятелю, старшему оперуполномоченному майору Михееву, чего Коновалову делать совсем не хотелось по вполне определенным причинам: после происшестви (очень мягкая формулировочка!) на складе Джегоева Михеев, как говорится, точил на друга зуб.

И все-таки надо было ему звонить, кроме того, следовало вызвать милицию. Труп — он и есть труп. И Семен этот, где он?..

Размышления нарушил неугомонный старик, которого, естественно, волновала во всей этой истории только судьба дочки соседа.

— Где же она теперь? — спросил он, глядя на Коновалова преданными виноватыми глазами.

— Могла уйти домой… — Предположение звучало вполне правдоподобно, однако капитан чувствовал, что все далеко не так просто. Если Жанна находилась в квартире в момент убийства и те, кто зарезал Жулыбина, ее каким-то непостижимым образом не заметили.. — Надо позвонить вашему другу.

— Конечно, конечно! — оживился старик, заметив метрах в ста от машины, в которой они сидели, несколько таксофонных будок — Я мигом!

— Подождите, — остановил его Коновалов — Это надо сделать как можно более дипломатично. Просто справьтесь о его самочувствии и все такое. Она ведь могла продолжить праздник в другой компании, вместо того чтобы домой идти.

Старик часто-часто закивал.

— Да Андрей ее, конечно, никогда не наказывал. Однако неизвестно, чего ей там на ум взбредет… Девчонка, ребенок она ведь может просто испугаться, что отец станет ругать ее.

Маркиз включил двигатель и тронул «девятку» с места.

— Куда?! — хором спросили Омара Копайгора и Коновалов.

— Машина смеяться будет, если мы пойдем пешком, — бросил Маркиз с усмешкой — К тому же мне тоже надо позвонить.

— А тебе-то куда? — удивился капитан.

— В наш офис, — ответил Омар, останавливаясь возле будок — Тут как раз четыре телефона, один, так сказать, запасной.

— Соскучился? — съехидничал капитан, который не упускал случая по-доброму подтрунить на тему романтических отношений между своим компаньоном и рыжеволосой красавицей Люси.

Они действительно очень хорошо смотрелись рядом. Обычно молчаливый и порой даже хмурый Омар, неукротимо яростный и бесстрашный, когда дело доходило до схватки с врагами, и толстушка-хлопотушка Люси. С ее пухленькой, пышущей здоровьем мордашки почти никогда не сходила обворожительная улыбка. Тот, кто видел впервые подругу Маркиза, мог счесть ее ветреной и недалекой, но это было далеко не так.

Они — отличная пара, американцы говорят про таких they do make a match!^[1]

— Кто-нибудь ведь мог позвонить и по делу, — ответил Омар и вместе со всеми направился к телефонам.

Жанна дома не появлялась Коновалов попросил старика позвонить Семену, который не ладил с отцом и давно уже жил отдельно — снимал квартиру вместе с очередной «женой». Телефон в их квартире молчал Михееву капитан звонить не стал, а набрав «02», не представившись, сообщил об убийстве Жулыбина. Из звонков, зафиксированных Люси, последняя сочла достойными внимания только восемь. Шесть из них сделала Ирма, один — адвокат Алексей Григорьевич Аксельбант, правая рука бывшего босса Омара, Сиявуша Ганджиева, и последним, всего несколько минут назад, позвонил неизвестный — очень любезный молодой человек Этот самый любезный молодой человек сказал, что у него дело к Коновалову и его другу, и интересовался, когда удобнее сегодня застать их дома. Люси, естественно, ответила — звоните.

Омар перезвонил Аксельбанту — городские власти уже несколько лет назад сделали таксофон бесплатным, — но адвоката нигде не оказалось, и Маркиз оставил ему сообщение на домашнем автоответчике, так как все та же Люси сказала, что «Алексею Григорьевичу вы, ребята, очень нужны, он просил разыскать вас».

— Ну что ж, — нехотя подытожил Коновалов, — на сегодня, похоже, все.

— Как?! — с отчаянием в голосе воскликнул Копайгора.

— Так, — едва сдерживая раздражение, ответил капитан. — Пока цепочка оборвалась, но унывать еще рано. У меня есть кое-какие соображения. Поехали, что стоишь? — Последние слова были обращены к Омару, которого несколько задел приказной тон капитана.

— Куда изволите? — спросил он с издевкой.

— Вперед.

— Слушаюсь, барин.

Несколько минут они молчали, но потом Коновалов, заметив, что старик совсем приуныл, попросил:

— Расскажите-ка пока про Семена.

— Да что, Василь Андреич, тут особенного рассказывать? — тяжело вздохнув, начал старик. — Сеня нормально жить не мог никогда, ему все сразу хотелось иметь… все сразу… В армии земляка встретил, там они друзьями сделались — не разлей вода. У Олега Тишкова брат был, вы знать должны…

— Знаю, — качнул головой Коновалов, который все то время, пока говорил старик, сидел на сиденье вполоборота к собеседнику. — Его убили на разборке полтора года назад.

Константина Тишкова бывший оперативник не знать, разумеется, не мог. Именно в драке с Костей и его приятелями проломили юному Васе голову монтировкой. Случилось это семнадцать лет назад, но такое не забывается.

Костя Тишков был человеком известным.

Один из наиболее могущественных бандитов в городе. Он набирал силу, кое-кому это не понравилось, и… произошла разборка с довольно незначительной по численности группировкой, которая не могла по своей мощи идти ни в какое сравнение с бандой Тишкова — под его рукой ходило до полусотни человек. Тем не менее он был убит. Кто-то очень сильный поддерживал неожиданных конкурентов Тишкова. Едва прослеживаемые следы вели на загородную виллудворец, в которой угнездился бывший нефтяной директор Сиявуш Ганджиев. Но, как и всегда, дядя Сиявуш оказался ни при чем.

Омар, разумеется, тоже знал Тишкова, но в беседу Коновалова и Копайгоры вмешиваться не стал. Маркиз, сам не понимая почему, очень злился на капитана, да и что это такое, в самомто деле, — поехали туда, поехали сюда, здесь сверни и тому подобное. Свою машину Вася разбил (трескать меньше надо, когда за баранку садишься).

— Получается, что Голубев состоял в банде Тишкова? — спросил Коновалов, он, собственно, даже не спрашивал, слова его звучали как утверждение.

— Да, — со вздохом проговорил Копайгора. — Надо было Андрею жениться Как за детьми углядишь, если пашешь и в выходные? Хотел Филиппыч как лучше, а вон что вышло Филиппыч, Филиппыч. — Старик опять сокрушенно вздохнул и вдруг с какой-то особенной нежностью добавил. — Это я его уж так при других зову Филиппычем, шестьдесят скоро мужику, а ведь я-то его молодым помню, Андрюшка он дл меня был…

Но Коновалов продолжал размышлять о Семене.

— А потом куда он подался? — не отставал он. — После того как Тишкова грохнули и банду их разогнали?

— Ну, — старик пожал плечами, — по мелочи они промышлять стали. Сеня, перед тем как с родителем вдрызг разругаться, дома жил, а потом Тишкова убили, смирный такой стал, тише воды, ниже травы ходил… Потом дружки разные появляться начали, в том числе и этот, брат Константина Тишкова. Ну, Олег, с которым Сеня в армии служил. Мало-помалу Семен вновь голову поднял, ну и на отца покрикивать стал, что, мол, вот…

— А вы многих его друзей знаете? — спросил Коновалов.

— Да знаю некоторых, Олега Тишкова, например…

— Это я и так уже понял, — прервал старика капитан. Он хлопнул Маркиза по плечу и скомандовал: — Давай налево.

Вместо того чтобы исполнить приказание, Маркиз резко ударил по тормозам, и «девятка» тут же замерла, стала как вкопанная. Только большой вес — без малого сто двадцать килограммов — спас капитана, который успел выставить руку и удержаться, — в противном случае Вася влетел бы головой в стекло: что такое ремень безопасности, Коновалов знать не желал.

Больше всех пострадал сидевший на заднем сиденье Копайгора, который ткнулся лбом в крепкое, как камень, плечо Омара.

— Ты что, долбанулся, что ли?! — завопил на Маркиза бывший оперативник, сообразив, что причиной столь резкого торможения послужило вовсе не какое-нибудь неожиданно появившеес препятствие, а исключительно придурь приятеля. — Охренел?!

— Мне надоело! — взорвался в свою очередь водитель.

— Ты чего орешь? — опешил Коновалов, не привыкший к подобным реакциям обычно сдержанного компаньона. — Крыша поехала? Черти, что ли, мерещатся? Зачем тормозил? Нет же никого на дороге. И не было!

— Мне надоело! — повторил Омар, еще сильнее раздражаясь. — Найми, блин, себе шофера!

Да, кстати, а где твоя тачка?

— У Бройдмана, — протянул капитан. — Ты же знаешь — я в яму попал, правый привод согнулся!

— Она там месяц стоит!

— Ну, это ты загнул… Всего-то недели три.

— Сегодня семнадцатое, так? — спросил Маркиз, хотя никто из пассажиров, сидевших в салоне его «девятки», счет времени не утратил.

— Ну.

— А в яму ты попал двадцатого августа, потому что нажрался!

Это было абсолютной правдой. Вася отмечал годовщину «падения тиранической власти большевиков». Правда, такая продемократическая позиция бывшего оперативника не мешала ему не менее бурно праздновать седьмое ноября и в некоторых случаях даже день рождения Вождя.

Хотя последнего Василий Андреевич и недолюбливал. А причина этой нелюбви заключалась в том, что дед первый и единственный раз в жизни наградил внука оплеухой за то, что тот первоклашкой написал: Ленин — жид, вместо Ленин — жив!

— Ну зачем ты так? — с укоризной спросил Коновалов друга. — У тебя сегодня день рождения, я думал — мы пропустим по стаканчику, хотел заехать в «Звездное»…

— Замечательно, — кивнул Маркиз. — Только я, как ты, наверное, заметил, веду машину, а за рулем не пью.

— Ну, я бы не стал утверждать этого с такой категоричностью…

— Хорошо, — с нажимом произнес Маркиз, подумав, что Коновалов, пожалуй, прав и он, Омар, во всяком случае со времени знакомства с Васей, приблизительно через день садится за руль «под мухой». — Допустим Но ты мог бы сказать мне об этом?

— Я тебе и сказал: налево поезжай, — улыбнулся Коновалов во всю ширину своей простодушной физиономии — На хрена ты тормозил?

— Ты можешь сказать конкретно: давай заедем в «Звездное», а не говорить: налево, направо, поезжай, притормози?., А потом, почему «Звездное»? Нам это не по дороге…

— Потому что там, как сказал Рачковский, ошибается Сеня Голубев и, возможно,Тишковмладший, — ответил капитан. Сказав это, он повернулся к старику и спросил: — Вы выпить не желаете?

Копайгора, который понял, что Коновалов приглашает его не ради выпивки и веселого времяпровождения, кивнул и проговорил:

— Не откажусь.

— А я вот откажусь, — огрызнулся Омар. Он рванул «девятку» с места с такой скоростью, что засвистели об асфальт протекторы. Через три минуты машина остановилась возле «Звездного», и притихшие пассажиры обрели наконец дар речи, который утратили, видя, с какой бешеной скоростью лавирует в потоке автомобилей их водитель. Несколько раз им казалось, что столкновение неминуемо, но… Омар верно оценивал себя: он отлично стрелял, здорово дрался и великолепно водил машину, управлять которой научился лишь в армии, в отличие от Коновалова, который впервые сел за руль отцовского «Москвича» еще в дошкольном возрасте.

— Приехали, — бросил Маркиз. — Вылезайте.

— А вы что же? — спросил Копайгора.

— Извините, Иван Макарович, — произнес Омар, которому ни в коем случае не хотелось обидеть старика. — У меня дела… в конторе.

— Ага! Значит, все-таки соскучился? — спросил капитан с издевкой.

— Не твое дело.

— Ладно, — махнул рукой Коновалов и распахнул дверцу машины. — Мы посидим здесь часок, посмотрим, что и как, а потом я приеду.

Дождись меня, пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул Маркиз и, пожимая руку старику, произнес: — До встречи.

— А, черт! Твою мать! — рявкнул капитан, который, выходя из машины, зацепился козырьком своей неизменной бейсболки за крышу «девятки». Головной убор свалился с буйной головы и упал на асфальт. — Это не к добру, — мрачно произнес Коновалов, водружая непокорную бейсболку на прежнее место, и упрямо повторил — Когда она падает — это не к добру.

— Не иначе нажрешься, — безжалостно пробурчал Маркиз и, точно пожалев о своей грубости, спросил — Как потом добираться будешь!?

— Тут недалеко, пешком дойду или тачку возьму.

— Только учти, — опять съязвил Омар, — настоящему таксисту, в отличие от меня, придется платить.

— Я при деньгах, — важно ответил Вася, а его товарищ, пробормотав «Ну, я поехал», тронул с места свои «Жигули» «Девятка», быстро набирая скорость, помчалась вдоль сплошной линии припаркованных возле «Звездного» машин.

Посмотрев Маркизу вслед, Коновалов и его спутник бодро зашагали вдоль высоких стеклянных окон кафе к его дверям.

Въехав во двор Васиного дома, Омар с удивлением увидел стоявшую у подъезда белую «тридцать первую» Маркиз поневоле обратил внимание на номер машины. Так и есть Аксельбант. Он, конечно же, мог купить себе самыйсамыи дорогой «Мерседес» самой последней модели, но, издавна предпочитая продукцию Горьковского, теперь. Нижегородского автомобильного завода, упрямо придерживался прежних пристрастий Аксельбант менял «Волги» ежегодно. Началось это еще в приснопамятные брежневские времена. Четырехзначный номер очередной «Волги», которую пригоняли адвокату из Нижнего, всякий раз соответствовал году, в который машина регистрировалась. Последнее время у Алексея Григорьевича возникли некоторые трудности с регистрацией как раз из-за номеров, которые, как известно, стали трехзначными Пришлось отбросить единичку «А 994 АГ» Таков был номер «тридцать первой», что означало — Аксельбант, зарегистрировавший очередную «Волгу» в тысяча девятьсот девяносто четвертом году, самолично прибыл на квартиру к Василию Коновалову Алексей Григорьевич, разумеется, не мог не понимать, что хозяин этой квартиры ненавидит его, а следовательно, догадывался, зная его характер, что можно ожидать большого шума.

Аксельбант был удивительным человеком, его следовало бы считать просто специалистом по вытаскиванию людей из неприятностей. Именно его в немалой степени должны были бы благодарить Маркиз и его компаньон за то, что после «безобразия», учиненного ими на складе господина Джегоева, им удалось остаться на свободе.

Весь город, несмотря на то что прошло уже больше четырех месяцев, все еще говорил об этом.

Правда, огромную роль сыграло общественное мнение, подготовленное главным образом все той же ассоциацией «Наше будущее», в которую входили самые разнообразные и зачастую очень влиятельные люди города, объединившие свои усилия в борьбе за будущее своих и чужих детей.

Однако Аксельбант тоже приложил к «утрясанию дел» свою волосатую руку.

Большинство из членов этой ассоциации были, как принято выражаться, отцами и матерями семейств, но туда входили и другие люди, у которых, как у Людмилы Давыдовой — Люси, никаких детей вообще не было. Правда, ее младшая сестра совсем недавно погибла из-за наркотиков, и Люси считала своим долгом бороться с распространителями отравы, причем делала это со свойственной ей страстностью и удивительным бесстрашием. В памяти Маркиза всплыли обстоятельства, при которых ему довелось познакомиться с рыжеволосой красавицей, и его слегка передернуло.

Он вспомнил, как полуобнаженная женщина без всякого стыда продефилировала мимо незнакомого человека — Омара — через невообразимо захламленную спальню Коновалова. Ладно бы только это! Вспомнить только, откуда выпорхнула эта птичка! Из кровати Коновалова! Теперь вот эта рыжая бесстыжая красотка запала в душу Маркизу, и вместе с ней в сердце Омара поселился целый клубок противоречий. Вася, правда, утверждал, что у него с ней ничего не было… Ему верить можно, но разве можно доверять женщине, которая способна вот так себя повести?

Мысли о ней все время будоражили Маркиза, зачастую приходя в его голову в самый неподходящий момент. Да уж, думы о ней то радовали его, то огорчали. У него было немало женщин:

несколько коротких романчиков, в том числе и со жрицами любви, — хозяин, то есть Ганджиев, контролировал и этот бизнес. Проститутки часто спали с парнями, которые их охраняли, но Омар чувствовал, что к нему девушки зачастую относятся как-то особенно, может быть, из-за того, что он никогда не требовал от них ничего и все время молчал. Другие парни любили хвастаться своей крутизной, а Маркиз… Маркиз понимал, сколь жалка и эфемерна крутизна парней, никто из которых не смог бы продержаться и минуты против него на татами. Он никогда не имел никакого пояса ни по какому из восточных единоборств. Однако женщины многое умеют чувствовать.

Сегодня, в день его рождения, мысли Маркиза были совсем не радостными. Вроде бы все так удачно разрешилось с собакой, которую, конечно же, совершенно случайно нашла Люси.

«А если бы этого не случилось? — спросил себя „частный сыщик“ Хафизов. И с грустью сам же ответил на свой вопрос: — Тогда этот бугай до конца моей жизни издевался бы надо мной, называя собачником, собаколюбом, собаковедом, собаколовом, собакопридурком, — слова „кинолог“ он просто не знает, — а возразить ему было бы просто нечего».

На ум Омару пришел только что случившийся маленький скандалец с Коноваловым. Теперь собственная язвительность казалась ему глупой и неуместной. Никого Вася, конечно, в этом «Звездном» не встретит. Ну что ж, пускай выпьет с этим смешным старичком. Вспомнив отца пропавшей Жанны, Маркиз помрачнел.

«И что теперь делать? — задал он себе тревоживший душу вопрос. — Легко было давать обещания, а где ее искать? Хотя нашел же Вася боцмана, когда это казалось совершенно безнадежным делом? Да при чем тут чертов гуляка!

Кончились бы у него „бабки“, и его просто бы вышвырнули на улицу из притона. Он прочухался бы и добрел как-нибудь до своей баржи. Пес с ним, с боцманом, это, наверное, все равно что прапорщик, хотя ребята волновались, значит, и вправду мужик хороший… Но тут-то девчонка, да к тому же малолетка…»

Омар давно уже выключил мотор и просто сидел, откинувшись на спинку сиденья своей многострадальной «девятки». От следующей посетившей его голову мысли Маркизу стало почему-то не по себе.

«Любой придурок может сейчас запросто подкрасться ко мне и прострелить башку, — подумал он. — Мы с Васей ведем себя так, словно бы нам совершенно некого и нечего опасаться в этом мире. Мы и правда вообразили себя героями — спасителями Отечества. А разве бойня, которую мы устроили на складе, привела в восторг абсолютно всех? Веньяминов-то смылся, а уж кому-кому, а мне бы следовало знать, что люди вроде него никому и никогда ничего не прощают, даже в мелочах Да что Веньяминов? Ганджиев, мой босс, — хозяин города. Он сказал:

„Приходи“. А что я ответил? Ничего… Откуда в квартире женолюбивого недоноска Жулыбина „Морская соль“? — Эта мысль казалась почемуто самой неприятной. — И все же, какого черта примчался сюда Аксельбант?»

Маркизу почему-то страшно не хотелось выходить из машины, что-то словно приковало его к креслу. Однако он понимал, что если Алексей Григорьевич, разыскивавший его по телефону, теперь примчался на ночь глядя на своей машине (обычно Аксельбанта возил шофер, но сейчас на «командирском» сиденье никого не было), значит, действительно случилось что-то важное.

Дыхание смерти… Дурацкий газетный штамп.

Газетчики же выдумали и лицо смерти. Его не существует, а вот дыхание, ее дыхание, оно есть, — это огонь… Омару случалось чувствовать жар его пламени.

Огонь…

Следовало поскорее подняться в квартиру Коновалова, чтобы успеть побеседовать с адвокатом, которого, как и всех приближенных Ганджиева, капитан просто терпеть не мог, прежде чем приедет хозяин. Вася вряд ли вернется скоро, однако все-таки лучше поспешить В то самое время, когда Маркиз, сидя в машине под окнами Васиной квартиры, никак не мог оторвать свой зад от сиденья, размышляя на тему дыханий и ликов смерти, Алексей Григорьевич Аксельбант вел светскую беседу с Людмилой Давыдовой, которая за пятнадцать минут его пребывания в офисе Коновалова трижды успела предложить гостю выпить и перекусить. Люси, несмотря на троекратный отказ гостя, сварилатаки ему очень неплохой кофе и сделала небольшой бутерброд с салями и зеленью, который Алексею Григорьевичу пришлось все же съесть, чтобы не обидеть радушную хозяйку. Справедливости ради он не мог не признаться себе, что бутерброд оказался вкусным.

Все это время девушка болтала без умолку, и адвокат успел узнать массу интересного обо всем на свете. Однако Люси не только без умолку трещала, она еще и задала целый ряд вопросов. Аксельбант в свойственной ему манере отвечал и слушал очень охотно, когда он говорил, его слова звучали совершенно искренне, и любой собеседник сразу понимал, что имеет дело с честным и хорошо воспитанным господином, просто замечательным, на редкость отзывчивым человеком по имени Леша Аксельбант.

Девушка тоже охотно отвечал на вопросы гостя, но тем не менее опытный адвокат Аксельбант не мог не почувствовать, что, доведись ему спросить эту болтушку о чем-нибудь действительно важном, вряд ли ему удалось бы выудить из нее нечто достойное внимания. Она моментально увела бы разговор подальше от щекотливой темы, бросившись заваривать ему новую порцию кофе или мастерить очередной бутерброд, которые она называла на американский манер сандвичами. Аксельбант понимал, что при этом ему самому пришлось бы еще нахваливать ее кулинарные способности и выслушивать рассказы о ее школьных друзьях или о бесконечных достоинствах ее подруги Мариши из видеосалона, где Люси работает.

И все-таки девушка ему очень понравилась, она не могла не нравиться, потому что так и излучала обаяние. От нее исходило простое человеческое тепло, которого напрочь лишен одинокий человек, ежедневно общающийся с людьми, давным-давно живущими постоянно преступая закон.

На Люси гость тоже произвел очень хорошее впечатление. Ей случалось видеть его раньше лишь мельком, и она помнила свое первое впечатление — перед ней какой-то родственник Маркиза. Этот человек был десятью-двенадцатью годами старше Омара, чуть повыше его ростом и помассивнее, но даже лица их имели отдаленное сходство, и одевались они, словно покупали вещи в одном магазине. Да так оно, наверное, и было. Вот только глаза и руки Аксельбанта были совершенно другими, чем у Омара..

Глаза гостя казались добрыми, но иногда, лишь на долю секунды, когда он говорил или слушал что-нибудь, а слушал он очень внимательно, в глубине их вспыхивал и тут же гас холодный, очень недобрый блеск. Руки у него были мягкие, а кожа на них нежная, и ногти холеные… Не то что руки Омара, твердые, как гранит.

Люси лишь на секунду задумалась, вспомнив это его прикосновение..

Маркиз все-таки заставил себя выйти из машины и, сам не зная почему, огляделся по сторонам. Днем во дворе Васиного дома кипела работа — возводили новое здание какого-то банка и одновременно делали капитальный ремонт старого, как принято выражаться, сталинского дома, который практически строили заново, сохраняя лишь фасад. Банк возводили очень быстро, дом реконструировали несколько медленнее, работали и сегодня, но по случаю субботы закончили раньше. В сталинском доме было уже темно, и Омару казалось, что черные глазницы окон смотрят на него с необъяснимой неприязнью. Маркиза иной раз, как он сам выражался, «заносило». Виделись ему странные сны, иногда и кошмары, особенно если приходилось смотреть на руины зданий или горящую технику Началось все это, конечно же, в Афганистане…

«Брось дурака валять, парень, — сказал себе Хафизов. — Нервишки разыгрались, что ж, надо вернуться к медитации и ежедневным тренировкам. Хватит сачка давить да с Васей пьянствовать…»

Омар внезапно испытал прилив некоторой гордости: все-таки на сей раз Васе не удалось затащить его на пьянку. Маркиз не сомневался, что Коновалов направился в «Звездное» для того, чтобы заниматься делом, однако знал младший компаньон и другое — никакое дело не помешает Васе выпить. Даже джегоевский склад они штурмовали изрядно набравшись. Впрочем, для бывшего опера по триста тридцать граммов, как он же и выражается, «на рыло» почти что ничего, а для Омара — изрядная доза.

Ну не любит Маркиз водку!

Аксельбант в очередной раз бросил взгляд на большие старинные напольные часы, потом на циферблат своего золотого «Ролекса» и мельком отметил, что часы в квартире Коновалова отстают на три минуты и что он сам, Алексей Григорьевич, находится здесь уже больше двадцати минут. Как раз в этот момент адвокат услышал, что замок входной двери звякнул, открытый ключом, в коридоре раздались шаги, и через несколько секунд на пороге кабинета возник Омар.

Они поздоровались.

— Как дела? — пробормотал Хафизов.

— Все нормально, Омар, как ты? — ответил адвокат, пожимая протянутую ему руку.

— Да все в порядке, я сразу же позвонил вам, как только Люси мне сказала. Пообщался с вашим автоответчиком, — сообщил Маркиз и спросил: — Что-нибудь важное случилось?

— Нет, ничего особенного, я насчет того обвинения, что выдвинул против тебя твой сосед из-за удара бейсбольной битой, — сказал Аксельбант, почему-то очень внимательно глядя на экс-охранника хозяина (так называл сам адвокат бывшего нефтяного директора).

— Что-нибудь новое? — удивился Омар.

— Желаете кофе? — спросила Люси, выручая Маркиза, который как-то даже и забыл, что оказался в Васиной квартире в роли хозяина. — Или чего-нибудь покрепче? У нас есть французский коньяк.

— Кофе — это здорово! — кивнул Алексей Григорьевич. И когда девушка, улыбнувшись, вышла, вновь внимательно посмотрел на собеседника и сказал: — Поговорить надо.

Омар и сам понимал, что такой человек, как Аксельбант, не станет приходить к Васе в квартиру в такой час, не имея на то очень веских причин. Упоминание об упорном истце-соседе Маркиза было сделано лишь для отвода глаз.

— У меня дело, которое касается не только тебя, но и твоего… э-э-э… друга, — проговорил адвокат.

— Может быть, все-таки будете коньяк? — спросила снова вошедшая в кабинет Люси.

— Давай, — с нетерпением ответил Омар, понимавший, что гостю не хочется говорить с ним в присутствии Люси, чрезмерная заботливость которой грозила смыть их обоих с лица земли девятым валом внимания и предупредительности.

Она принесла коньяк, налитый в небольшие рюмочки.

«Те самые», — подумал Омар.

…Рюмочки были действительно теми самыми.

Их Люси раскопала в залежах Васиной «антикварной лавки», отмыла, за что ей пришлось выслушивать нравоучение от Коновалова. Он отчитал ее за бесполезную трату времени. И в самом-то деле, зачем рюмки, когда человечество уже изобрело стакан? А стакан, в этом капитан был абсолютно уверен, и в Африке стакан. Что можно пить из наперстков, ему лично неизвестно, следовательно, правильнее всего выкинуть это барахло на помойку!

Когда затем девушка приволокла две бутылки французского коньяка, объясняя своему несговорчивому боссу, что именно для такого напитка и нужны эти самые рюмки, а он сам, не Вася, конечно, а коньяк, необходим для солидности на случай появления в доме какого-нибудь важного гостя, Коновалов сначала буркнул, что если кто-то и приходит к нему в гости, то должен пить водку или там виски, что тоже, конечно, дрянь порядочная, но все же лучше коньяка. Люси, которая, как известно, в карман за словом не лезла, ответила, что если человек не понимает тонкостей жизни, то нечего и надеяться, что такой станет выпивать культурно.

Василия Андреевича ее заявление неожиданно смутило, и он даже изъявил желание попробовать, что получится, если он решит постигнуть «тонкости жизни и станет выпивать культурно».

Одним словом, Вася предложил тост за новую жизнь. Люси, не чувствуя подвоха, налила три рюмочки, и все попробовали коньяк: то есть Омар и Люси отпили по глоточку, а Коновалов, опрокинув рюмку в свою луженую глотку, долго и старательно держал паузу, как великий драматический актер, всем своим видом показывая, что наслаждается букетом, а затем, попросив налить себе еще, отправил и эту порцию в свое бездонное чрево.

— Классный букет, мать вашу, — изрек он, всем своим видом показывая, что умеет ценить тонкие напитки. А потом вдруг неожиданно вскочил, схватил бутылку со стола и стоя влил в себя почти половину ее содержимого, а затем как ни в чем не бывало произнес, с грохотом ставя бутылку обратно на стол: — Чтобы я больше этого дерьма у себя дома не видел!

Люси не сказала ни слова и даже виду не подала, что обиделась, но бутылку с глаз бешеного Васи убрала заодно с рюмками.

«Черт! Зачем только я сказал „давай“? Вот придет Коновалов, да еще в дурном настроении, а так скорее всего и случится, если он никого не встретит в „Звездном“, и нам всем тут, как говорится, „мало не покажется“».

Однако дело уже было сделано, коньяк налит в рюмки. Когда Люси ушла готовить кофе, Маркиз и адвокат отпили по глоточку, последний покачал головой и произнес:

— Коньяк у вас, ребята, что надо, а вот другие дела обстоят неважно…

— Мне что, грозит расстрел за мордобой? — вырвалось у Омара.

Аксельбант строго покачал головой:

— Разумеется, нет. И ты понимаешь, что я здесь не за тем, чтобы говорить о твоем соседе.

Дадим ему немного денег, и он заберет свое заявление… Я специально оставил его: очень удачно, что на фоне вашего геройства пострадал, хм, простой человек. Обо всем этом можешь не беспокоиться. Дела обстоят гораздо хуже…

— Нам предъявляют еще какое-нибудь обвинение? — спросил Маркиз вполне серьезно. — Мне думалось, что уголовное дело потив нас уже рассыпалось.

— Разумеется, — усмехнулся адвокат, — оно с самого начала было обречено, но я хочу говорить о другом, позволь мне все рассказать тебе. Я постараюсь быть краток.

Омар молча кивнул.

— Помнишь Хоботова? — спросил Аксельбант.

Маркиз вновь кивнул. Помнит ли он Алика Хоботова? Если и есть у Омара на свете враг, то это человек по кличке Хобот. Если есть люди, не способные прощать обиды, то Алик, который в последнее время в чести у Ганджиева, один из них. Маркиз унизил Хоботова на поединке, хотя вовсе и не желал делать этого.

— Так вот, — сказал Аксельбант, — я давно не видел этого типа таким веселым, как несколько дней назад. Я ездил в Москву, а он в Тольятти.

Да… он ведь теперь не разлей вода с Ревякиным, которого ты, надеюсь, тоже знаешь…

Знаком ли Маркиз с Ревякиным? На сей раз Омар не ограничился кивком.

— Так вы знаете, где Ревякин? — воскликнул он. — Он что, служит хозяину?

От волнения Маркиз назвал Ганджиева как встарь.

— Тебя, впрочем, должны волновать не Хоботов с Ревякиным, — строго проговорил адвокат. — Хотя они и предлагали хозяину выполнить для него некоторую работу. — Лицо Аксельбанта стало совсем серьезным. — Понимаешь, о чем идет речь?

— А при чем здесь Тольятти? — зачем-то спросил Омар, хотя уже начал догадываться, в чем дело.

— Я говорю с тобой только потому, что ты мне очень нравишься, и не хочу, чтобы случилось непоправимое, — Алексей Григорьевич сделал длинную паузу, во время которой он смотрел на собеседника очень внимательно. Адвокат уже было открыл рот, чтобы продолжить, но в этот момент в кабинет вошла Люси с кофе и бутербродами.

— А я вот решила сделать вам по сандвичу, — с улыбкой проговорила она. — С сыром, ветчиной, помидорами и зеленью. Годится?

Маркиз машинально кивнул, а Аксельбант проговорил:

— Спасибо, вы очень любезны. Такая красивая девушка и такая хозяйка! Это редкость в наше время.

Адвокату страшно захотелось вытолкнуть эту любопытную болтушку, но Алексей Григорьевич был из тех людей, которые умеют сдерживать свои порывы.

Люси вышла, не прикрыв за собой дверь, однако стук ее каблучков по дубовому паркету коридора убеждал в том, что девушка ушла.

Приняв это на веру, адвокат решился продолжить.

— Хозяин велел Хоботову с Ревякиным нанять киллера, чтобы убить вас, — проговорил Алексей Григорьевич. — Со стороны… А в Тольятти как раз есть один такой парень, которого знает Ревякин. Впрочем, ты тоже мог видеть этого человека, он уже работал йа хозяина.

— Зачем вы мне об этом говорите? — спросил Маркиз после недолгой паузы.

— Ты неплохой парень, а я я не хочу ненужного кровопролития, — ответил адвокат. — Старик закричал на меня, когда я сказал ему об этом. Он никогда в жизни так не разговаривал со мной. Э-э. — замялся Аксельбант, — я бы не хотел, чтобы он каким-нибудь образом узнал о нашей встрече. Старик не простит мне этого.

Как-то странно Аксельбант говорил о Ганджиеве. Впервые Омар заметил это еще в апреле, когда адвокат пожелал с ним пообщаться, для чего Маркиза самым настоящим образом похитили. Изменился прежде всегда такой почтительный тон Алексея Григорьевича, слегка, почти неуловимо, но все же стал каким-то иным. И это «старик», все чаще звучавшее вместо привычного «хозяин»..

— Разумеется, — кивнул Омар — Я никому не стану рассказывать о нашей встрече, кроме Коновалова, он ведь тоже, как бы это сказать, лицо заинтересованное.

— А она? — Аксельбант с некоторой тревогой кивнул в сторону незакрытой двери.

— Люси? — переспросил Маркиз и сам же ответил: — Ну что вы? Только — Омар покосился на нетронутый гостем сложный бутерброд. — Надо бы съесть это.

— Я возьму с собой, — обреченно произнес Аксельбант, вставая.

— Я провожу, Алексей Григорьевич. — Они вышли.

* * *

Один из подопечных прибыл. Отсюда, с последнего этажа реконструируемого дома, объект, несмотря на то что уже почти совсем стемнело, был виден как на ладони. Несколько минут он сидел в машине, точно чего-то или кого-то ждал, потом вышел и с беспокойством осмотрелся по сторонам.

«Боится? — спросил себя Николай Крысин по прозвищу Крыса. — Это хорошо».

Крыса… Так зовут на уголовном жаргоне воришек, промышляющих у сокамерников. Тем не менее Николай не относился к категории этих презренных людишек, ниже которых разве что петухи. Крыса избрал себе вполне престижное и почитаемое ныне занятие, название которого звучало по-западному красиво — киллер, или контрактер. Прозвище же свое он получил как из-за фамилии, так и из-за сильного внешнего сходства с животным-прототипом.

«Почему не приехал второй?» — спросил себя Николай, который решил дождаться момента, когда оба народных героя окажутся рядом, чтобы дать по ним автоматную очередь, а потом спуститься и добить из пистолета. Вот он, «калаш», лежит рядом в сумке, а «марголин» в подплечной кобуре. Что и говорить — экипирован Крыса неплохо. За десять тысяч «зелени» можно потратить вечерок, проведя его на развороченном полу здания, под снятой крышей. Удобнее места, чтобы «отстреляться», и не найти. Тот парень, что приехал на белой «девятке», очевидно, подумал о том же, когда тревожно всматривался в темные глазницы окон строения. Впрочем, увидеть он ничего не мог.

Странным казалось лишь то, что друзья до сих пор не отправились отмечать день рождения одного из них в какой-нибудь кабак. Сегодняшний день именно из-за этого и был выбран заказчиком, который желал «преподнести подарок» своей жертве. Крысе высказали пожелание большого человека, который и оплачивал заказбоссу хотелось бы, чтобы мент умер первым — хотя бы и на несколько секунд раньше — на глазах у своего друга. Что ж, Крысе ли жалеть ментов?! Он постарается выполнить пожелание.

«Ничего, ребята, скоро я преподнесу вам подарочек», — усмехнулся Крыса про себя, как вдруг услышал совсем рядом какой-то хруст.

Рука его инстинктивно нырнула за пазуху, где в подплечной кобуре лежал пистолет, служивший Николаю вспомогательным оружием.

— И не думай, приятель! Одно резкое движение — и ты покойник, — услышал Крыса голос оказавшегося вдруг совсем рядом очень белокожего блондина лет тридцати пяти или немного старше. Он с удивлением уставился на пистолет с глушителем, который сжимал в правой руке этот неизвестно откуда взявшийся здесь человек, по виду и характерному «аканью» явно не здешний, скорее всего приехавший из Москвы.

— Какого хрена тебе здесь надо? — спросил наконец, обретая дар речи, Николай.

— Я думаю, того же, что и тебе, — отозвался блондин с некоторой долей ехидства, — руки держи так, чтобы я видел.

— Я здесь на деле, — сказал Крыса.

— Да что ты говоришь? — В словах чужака прозвучало некоторое, впрочем, явно притворное и издевательское восхищение. — Я тоже.

— Какого черта, а? Я тут подписался…

— Да ну? Какое совпадение! — с иронией отозвался незнакомец. — Похоже, у нас с тобой одни и те же подопечные! Тебе сколько платят?

— Да какое твое дело?! — буркнул Крысин, подумав о том, что неизвестный тип, возможно, не врет. На мента он ни в коем случае не походил. Комитетчик?

— Не хочешь, можешь не говорить.

— Два парня, один мент — живет вон в том доме, — произнес Крыса, кивая в сторону здания напротив. — Второй — его корефан, — добавил он, понимая, что перед ним все-таки его коллега, но совершенно не находя объяснения тому, что кому-то понадобилось вызывать специалиста черт знает откуда. Но блондин не дал ему времени для раздумий на этот счет.

— Я так и думал, — сказал он. — Так сколько же тебе платят?

— По пять штук баксов за морду, — нехотя отозвался Николай. Сумма, еще несколько минут приятно будоражившая его воображение, показалась ему почему-то смехотворно маленькой.

— Ты совершенно не ценишь свой труд, — сказал «коллега» с сожалением.

— А тебе-то сколько платят, если тебя тоже наняли, чтобы их пришить? Насколько я могу судить, ты не здешний, приехал издалека?

— Я. Приехал. Издалека, — раздельно произнес блондин. — Тут ты правильно угадал. Мне за них только аванс червонец грина отвалили, — охотно сообщил неизвестный.

— Аванс? — переспросил Крыса. — Ух ты! Да что же они в Москве-то натворили? Ты ведь москвич, да?

Блондин кивнул, очевидно подтверждая правильность догадки собеседника, и проговорил:

— Просто насолили моему другу, и он немного рассердился, а я решил сделать ему приятное.

— Так давай пришьем их и получим наши «бабки», — пробурчал Крыса, чувствуя, что этот щеголеватый москвич почему-то вряд ли захочет принять его, кажущееся на первый взгляд весьма разумным, предложение.

— Нет, приятель, мне заплатят лишние двадцать штук, если я доставлю хоть одного живым. А такую возможность я вовсе не собираюсь упускать.

— А, черт! — только и выдохнул Крыса, когда незнакомец назвал сумму.

— Так что извини, старичок, я не могу допустить, чтобы какой-то придурок испортил мне товар. Ничего личного, дружок, я бы сказал, ты мне даже нравишься, но работа есть работа, — добавил блондин, поднимая пистолет и нажимая на курок.

«Так-то лучше», — сказал про себя Леонард Свентницкий, свинчивая глушитель и убирая пистолет в кобуру.

Он поднял с пола стреляную гильзу и положил ее в карман, затем снял с убитого куртку, отстегнул кобуру с пистолетом, потом не торопясь разобрал его автомат и сложил все оружие в стоявшую рядом сумку. Достал из заднего кармана джинсов Крысы бумажник, вынул оттуда деньги и бросил бумажник рядом с трупом.

Лео выглянул в окно и увидел, как объект, попрощавшись с каким-то человеком, севшим за руль «Волги», открыл входную дверь подъезда и скрылся за ней.

— Никогда не надо слишком торопиться, приятель, — сказал он, обращаясь к неподвижно лежавшему Николаю Крысину — Охота только началась.

Свентницкий поднял сумку и вышел.

Глава 6

— Сдается мне, что мы, Иван Макарыч, чересчур молоды для этого заведения! — заявил Коновалов старику, когда они вошли в кафе, которое в последнее время стало называться баром.

Тут было довольно шумно, в углу надрывалась рок-группа, играя какую-то довольно старую, знакомую Васе еще с юных лет мелодию (наверное, что-то из репертуара «Битлз»), но исполняя ее как-то по-новому. И бывший оперативник не мог решить, звучала она лучше или хуже, чем раньше Наверное, просто по-другому, а стало быть, все-таки хуже. Большинство присутствовавших можно было отнести к категории «ребят с „бабками“ в кармане», разумеется, в зале наличествовало немало женщин, в том числе и девиц определенного рода занятий Возрастной диапазон посетителей трудно было назвать широким — даже и на первый взгляд становилось понятно, что людей старше Коновалова здесь найти трудно. Копайгора и вовсе смотрелся в этом заведении странно.

Вася взглянул на старика, который оторопело взирал на выплясывающих вокруг девиц, одетых, мягко говоря, легко. Капитан усмехнулся, а его спутник, застыв в нерешительности, произнес.

— Когда мне доводилось бывать тут, все выглядело совсем по-другому…

— А когда вы в последний раз здесь были? — поинтересовался Коновалов, пряча улыбку.

— Да сразу после того, как открыли. Мишка мой уже школу закончил, в университет экзамены держал. Он умный, хотя… — растерянно отозвался Копайгора и замолчал, понимая, что опять говорит лишнее.

— Все течет, все изменяется, — резюмировал бывший оперативник.

— Мы тут день рождения отмечали заводского одного… — закончил свою мысль спутник Коновалова.

«Есть чему удивляться», — подумал тот, прикидывая, сколько лет — двадцать или тридцать — прошло с тех пор, как открыли «Звездное».

Свободных столиков в зале почти не было, но двух довольно странных посетителей это, казалось, не особенно заботило, они отыскали для себя пару свободных мест возле стойки и взгромоздились на высокие вертящиеся табуреты.

Они выпили, посидели немного молча и заказали еще. Коновалов попробовал разговорить бармена, хмурого широкоплечего молодого человека лет двадцати пяти, — тот был знаком с Семеном, но сказал, что не видел его уже несколько дней. У капитана сложилось впечатление, что бармен либо талантливый актер, либо действительно мало знает про нужного им человека. В любом случае толку от него Васе с Иваном Макаровичем было немного.

Общаться с представителями администрации бывший оперативник не решился — не хотелось показывать им липовое удостоверение работника милиции, что при определенном раскладе могло не дать ничего, кроме неприятностей. Нет, видимо, придется подключать бывших коллег.

«И чего на меня Михеич взъелся? — спросил себя Коновалов. Вот тут бы ему самому и ответить: — Скотина ты наглая, Васенька! Тебе — слава народного героя, а майору Саньке Михееву, твоему другу, — головная боль, отчеты да протоколы. Ты четыре месяца сначала в деревне прятался, самогонку трескал, а потом в город перебрался тем же самым заниматься: неверных мужей ловил за пироги, боцмана из кайфа выволок за два ведра раков… Развлекался, одним словом, а дружок твой Александр Иваныч в бумагах утопал, его жена и дети почитай и вовсе не видели все лето. Даже на дачу вырваться не смог… — Но внутренний голос Василия Коновалова не был-склонен к подобным сантиментам. — Ну и что? — спросил он Васю вместо ответа. — Чего злиться-то? Выпили да забыли».

Капитан посмотрел на циферблат подаренных Омаром часов, думая о том, что у Маркиза все-таки день рождения, нехорошо так с другом поступать, надо сворачивать на сегодня поиски А что подарить? Придется завтра искать, хотя, как известно, дорога ложка к обеду.

Час уже прошел В кабаке, по мере приема посетителями горячительных напитков, становилось все шумнее и шумнее. Пора было уходить.

Коновалов повернулся на своем табурете и, опершись спиной о стойку и опустив правую руку с пустым стаканом себе на бедро, стал разглядывать находившихся в зале людей, причем по лицу бывшего опера легко было понять, что его не особенно удовлетворяют результаты наблюдений. Васин сосед, тоже потратив несколько минут на изучение лиц посетителей и не узнав среди них ни одного из знакомых сына своего друга, затосковал. Толстяк в смешных очках сидел опершись локтями о стойку перед стаканом с коктейлем — водка с апельсиновым соком — и думал о своем. Пить ему не хотелось Так прошло еще несколько минут. Потом Копайгора взял свой коктейль, сделал несколько глотков и повернулся к капитану.

— Неужели нет никакой зацепочки, Василь Андреич? — спросил наконец старик, стараясь заглянуть ему в глаза.

— Что? — не расслышав, переспросил тот.

— Я говорю, неужели нет никакой зацепочки, а? У вас ведь есть какие-то соображения, где ее искать, правда? — с надеждой произнес он.

— Зацепочки-то всегда есть, — неопределенно отозвался Вася, искоса посмотрев на старика, и продолжал: — Не худо было бы, например, повидать подружку ее братца и спросить кое о чем эту мамзель Вы случайно не знаете, где ее можно найти?

— Да нет… — покачав головой, ответил толстяк и с надеждой добавил: — Хотя телефон есть…

По нему адрес выяснить можно?

— Можно, — ответил Вася и опять подумал о том, что без милиции, то есть без майора Михеева, ему никак не обойтись.

— Хотите еще, товарищ капитан? — спросил старик, увидев, что собеседник его держит в руке пустой стакан. — Я угощаю.

Коновалов, когда находился при деньгах, любил угощать сам.

— Нет, спасибо, — ответил он, вставая — А вы?

Старик вежливо отказался, показав на недопитый стакан.

— Ну что ж, — произнес Вася. — Так как тут мы никого не встретили, думаю, придется продолжить расследование утром, которое, как известно, вечера мудренее. Надо будет навести кое-какие справки в милиции о Семене, кстати, вы не знаете, он где-нибудь работает?

Получив неопределенный ответ, бывший оперативник продолжал:

— Надо разузнать об этом убитом и об их приятеле — Тишкове. Брат Жанны, возможно, тоже в опасности В любом случае он нам нужен.

Капитан, разумеется, разделял тревоги Копайгоры относительно судьбы пропавшей девочки, но мысли о таинственной связи, обнаружившейся между случайным кавалером Жанны, оказавшимся приятелем ее брата, и «Морской солью», не давали Василию как следует сосредоточиться на деталях дела.

— Я вот думаю, — нехотя выдавил из себя старик, — может, кто-нибудь из гостей того парня, э-э-э, увел ее с собой до того, как произошло убийство?

— Такое и я не исключаю, — согласился капитан, который почему-то не верил в столь благополучный для несчастного отца девочки и его друга исход дела.

На все выяснения, даже если бывшие коллеги пойдут ему навстречу, на что капитан не оченьто рассчитывал, уйдет немало времени, а каждый прошедший день уменьшает шансы отыскать Жанну живой.

Коновалов расправил плечи и зашагал к выходу. Копайгора поднялся и засеменил следом, стараясь не отставать от своего спутника. Внезапно старик, точно что-то почувствовав, поднял голову и бросил скользящий взгляд на наполнявшую зал публику. Он тотчас же остановился и зашептал вдогонку Коновалову, но так громко, что на него сразу же обернулись несколько человек.

— Василь Андреич, товарищ капитан, тут есть один парень…

— Какой парень? — останавливаясь и поворачиваясь к старику, спросил Вася.

— Этот!

— Да что за хренота такая? — раздраженно переспросил Коновалов, которого выводил из себя людской муравейник вокруг него — Кто, скажите толком! И не шепчите, говорите нормально, у вас так намного тише получается.

— Вон он! — все тем же слышным за версту шепотом произнес толстяк, показывая пальцем в глубь зала так, что все находившиеся рядом моментально уставились в ту же сторону.

Вася посмотрел в направлении, указываемом толстым коротким пальцем Копайгоры, но не увидел ничего особенного, кроме сидевших за столиком трех коротко стриженных парней, которым на вид было лет около двадцати — двадцати пяти. Один из них обернулся и, взглянув на красноречивый указующий перст старика и на стоявшего рядом и пристально смотревшего на их столик амбала в солидном костюме, бейсболке и кроссовках, что-то быстро зашептал своим товарищам. Те, коротко взглянув на капитана и его спутника, кивнули, а их друг, выскочив из-за стола, начал пробиваться к выходу.

Бывший оперативник, ни о чем больше не спрашивая, ринулся ему наперерез, а Копайгора поспешил следом.

— Этого парня, того, что сидел ближе к нам, я как-то видел с Сеней да с Тишковым-младшим правда, давно… — пыхтя, пробормотал в спину Васе старик. Все эти слова Копайгора произнес обычным голосом, однако двое высоких крепкого сложения парней, составлявших компанию за столиком приятелю Семена, видимо, обладали достаточно хорошим слухом и расслышали его слова. Они выросли перед носом у Коновалова причем в их намерениях сомневаться не приходилось.

— Ты, наверное, жить не можешь без Семена? — сказал один из них старику, который выглядывал из-за правого плеча своего спутника — А какого хрена вам-то надо, ребята? — беззаботно осведомился Коновалов, глядя куда-то поверх их голов.

— С тобой, дубина, никто не разговаривает катись отсюда, пока цел, а мы немного потолкуем с этим старым козлом! — сказал один из них стоявший слева от капитана.

Вася неодобрительно покачал буйной головушкой.

— Обращаясь к людям, которые как минимум в два или три раза тебя старше, необходимо говорить «вы», запомни это, придурок! А меня зовут Василий Андреевич Коновалов, это ты тоже запомни, чтобы знать, кому отправить деньги за консультацию. А теперь валите оба отсюда, да побыстрее, пока я не уконтропупил вас тут всех на фик савсем!.. Вы что, не расслышали? — добавил он, видя, что тот, кто стоял справа, напротив выступившего из-за его спины Копайгоры, почему-то немного замешкался, бросив предостерегающий взгляд на своего товарища, который, однако, стоял к нему боком и просто ничего не заметил. И совершенно напрасно. Вася понимал, что просто так пройти им не дадут, и, чтобы сделать парней более решительными, добавил: — «Мастеркарды» с «Визами» я тоже принимаю.

— Я с тобой рассчитаюсь наличными и прямо сейчас! — рявкнул стоявший слева и от всей души ударил бывшего опера, целясь ему прямо в лицо. Не дожидаясь, пока удар достигнет цели, Вася отбил его левой рукой и, коротко размахнувшись, вложил всю силу своего могучего тела в любимый сокрушительный прямой правой.

Капитан давно не тренировался, отчего удар получился сильным, но толкающим, и парень не рухнул на месте, а оторвавшись от пола и пролетев несколько метров, сбил кого-то из танцующих.

Раздался женский визг и громкий мужской мат.

Друзья сбитого с ног парня отнеслись к неожиданно свалившемуся на них «снаряду» со свойственной постоянным посетителям таких заведений теплотой. Они подняли его с пола, но вовсе не для того, чтобы просто помочь встать и, отряхивая одежду, сочувственно поинтересоваться, не нужна ли пострадавшему помощь? Юноша и девица, которых ему «посчастливилось» сбить с ног, уже поднялись. Двое поднявших «грушу» Коновалова, забыв о танцах, держали несчастного под руки, а оскорбленный несколько раз сильно ударил беднягу в живот и лицо, хотя у того уже и так перед глазами плавали разноцветные круги.

— Дай-ка мне, Вов, — произнесла пострадавшая девица хриплым голосом и, не дожидаясь ответа, отпихнула своего дружка, а затем дважды с разворота атаковала ногой Васин «метательный снаряд», угодив носком сапога парню в лицо.

Этого ей, однако, показалось мало, и еще один удар каблука девицы пришелся ему прямо в пах. — Вот так!

Державшие несчастного парни отпустили руки, и страдалец с грохотом рухнул на пол. Несколькими секундами раньше четверо парней, сидевших за двумя соседними столиками, переглянувшись, поднялись и с весьма красноречивым видом направились к месту разборки, покинув своих дам.

— Наших бьют! — заорали сразу несколько человек.

Впрочем, всего этого «цирка» положивший начало представлению Василий и его спутник не увидели.

Через секунду после того, как коноваловский кулак-молот вывел из строя первого противника, Василий схватил за шиворот второго, который оказался куда менее храбрым или просто обладал лучшей памятью на имена, чем его друг. Капитан подтянул парня к себе.

— Семена знаешь? — рявкнул Вася ему в лицо. Тот кивнул.

— Где он?

— Не знаю… Дня три-четыре его тут не видел, говорят, его кто-то ищет.

— Кто? — не отставал капитан.

— Крутые парни. Не знаю их.

— А тот, который сбежал? — спросил Вася. — Он знает?

— Нет, наверное…

— Я спрашиваю, Семена он знает?!

— Семена тут многие знают, — заявил парень.

— Как его зовут?

— Симон… Сэмэн… Симонэ. — растерянно проговорил парень, перечисляя клички Семена.

— Мудак бестолковый! — рявкнул Коновалов и добавил: — Как зовут того, который сбежал?

— Генка… Соболев, он здесь работает, но сегодня не его смена… Просто зашел.

Капитан отпихнул парня и принялся прокладывать себе дорогу к выходу. Васино «Валим отсюда!», обращенное к сопровождавшему его старику, совпало с истошным «Наших бьют!», подхваченным с разных концов зала.

Копайгора послушно засеменил за ним. Никто уже не пытался их остановить. Сзади раздавались женские крики и визг, ругательства парней и хруст сворачиваемых скул.

— Куда же этот урод запропастился? — сказал Коновалов, оглядываясь по сторонам, когда они старик оказались на улице.

— Черт его знает, — пожал плечами Копайгора, тоже, как и его спутник, оглядываясь по сторонам. — А здорово вы врезали тому парню, а, Василь Андреевич?! — добавил он, и глаза его под очками сверкнули молодым задорным огоньком. В голосе Ивана Макаровича не чувствовалось и тени подобострастия, просто какое-то детское восхищение — Я тоже в молодости неплохо дрался, любил это дело. Мы, бывало, на соседний двор или улица на улицу ходили…

— У нас тоже бывало, — сказал Коновалов рассеянно. — Мне Тишков башку монтировкой проломил… Старший, конечно… Черт! Не на небо же он вознесся, в самом-то деле?

— Тишков-то? Не думаю… — покачал головой толстяк. — На нем, говорят, и мокрое было…

На небо? Ну вы скажете… Уж скорее в ад!

— Да я про этого, как его там, Соболева, который деру дал, когда вы про Семена зашептали… Хорошо, что он тут работает, мы его в крайнем случае сумеем зацепить завтра.

Говоря это, капитан понимал, что все не так просто: Соболев, конечно же, заляжет на дно.

Парень явно принял его, Коновалова, за кого-то другого. Чего ему от незнакомых людей такого деру давать? Тем более если он в этом кабачке работает. Однако побежал-то он, услышав слово «Семен», так?

«Стоп, раз он тут работает, то, конечно, ставит тачку, если она у него есть, у служебного входа? — спросил себя Коновалов. — Надо проверить».

Не успел он подумать об этом, как рядом раздался звон разлетающегося вдребезги стекла и на тротуар всего в полутора метрах от капитана грохнулся тот самый парень, Вова, подружка которого так залихватски «мочила» свалившегося на нее Васиного противника.

— Эк тебя развезло, — неодобрительно бросил бывший оперативник, без всякого сочувствия посмотрев на парня, который лежал на спине и еле шевелил конечностями, как отравленный таракан.

— Смотрите, Василь Андреич! — закричал Копайгора, указывая пальцем на со страшным визгом вывернувшие из-за угла здания, в котором располагалось кафе, белые «Жигули».

Машины, выстроившиеся возле тротуара, отделявшего «Звездное» от дороги, были по большей части пусты, но в одной из них — сером «Мерседесе» наличествовал водитель, который кого-то ждал. Услышав грохот разбившегося стекла, шофер посмотрел в опущенное стекло правой передней дверцы. Ничего слишком необычного в том, что он увидел, не было, если не считать странноватой парочки, направившейся прямо к «Мерседесу». Лицо амбала в бейсболке показалось водителю знакомым, но прежде чем шофер успел что-либо сообразить, здоровенный мужик с необычайной ловкостью распахнул заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Его спутник куда-то исчез. Впрочем, водителю было не до него.

Коновалов как ни в чем не бывало помахал перед носом повернувшегося к нему владельца «Мерседеса» раскрытым милицейским удостоверением, которое, впрочем, мгновенно закрыв, убрал.

— Я работник милиции, — проговорил Вася и бесцеремонно добавил! — Поезжай вон за той белой машиной! В ней преступник! — Коновалов показал в сторону мелькнувших задними огнями и скрывшихся за поворотом в конце улицы «Жигулей».

Водитель, казалось, все понял, кивнул и сделал движение как будто бы собирался снять машину с ручного тормоза, но вместо этого, резко повернувшись, ткнул Васе прямо в нос дуло пистолета.

— Хрен ты собачий, а не работник милиции, Коновалов, — заявил водитель, делая ударение на словах «работник милиции». — Вали отсюда, пока цел, я здесь кое-кого дожидаюсь.

«Убей, не помню, где я его мог видеть?» — подумал Василий, донельзя удивленный таким разворотом событий. Однако он еще больше удивился, когда водительская дверца чуть приоткрылась и он услышал ставший уже просто родным за последнюю пару часов шепот: — Товарищ, э-э-э… гражда… господин, я дико извиняюсь, но вы так поставили машину, что я не могу выехать!

Владелец «мерса» повернул голову в сторону говорившего, и Вася обеими руками вцепился в его сжимавшую оружие руку, отводя ее в сторону и одновременно выкручивая. Внезапно водительская дверца широко распахнулась, и капитан услышал звук, напоминавший тот, который получается, если сильно ударить в пол баскетбольным мячом. Рука с пистолетом ослабла, и бывший оперативник, легко завладев оружием, опустил его себе в правый карман пиджака. Тем временем Копайгора, вцепившийся толстыми пальцами в ворот пиджака водителя, резким движением выдернул обмякшее тело и немилосердно уронил его на асфальт, а через секунду Иван Макарович взгромоздился на место водителя.

— Можно мне сесть за руль, Василий Андреевич? — спросил он капитана и не без гордости добавил: — У меня «Победа» пятьдесят пятого года, на ходу, сам ремонтирую. Стаж — ни одного прокола в правах Так можно мне?..

— Вы уже сели, — со вздохом отозвался Коновалов. — Прошу иметь в виду — мы с вами совершаем угон транспортного средства.

— Надо оттащить его, — со вздохом кивнул головой старик, мельком взглянув на мирно «отдыхавшего» владельца «мерса».

— Некогда. Постарайтесь не наехать на него задним колесом.

Копайгора захлопнул дверцу и, включив мотор, дал газу.

— Вы видели, куда он поехал? — спросил он своего пассажира, имея в виду, конечно, белые «Жигули».

— Прямо до конца улицы, а потом налево, — ответил капитан.

Старик не сбавил скорость даже на повороте, он довольно скоро нагнал машину, в которой ехал удиравший, и плотно сел ему на хвост.

Минут, наверное, пять они гоняли по улицам с бешеной скоростью, но движение было довольно-таки сильным, и расстояние между машинами то сокращалось, то увеличивалось, но не слишком.

«Вот уж, право, Омарик номер два, — подумал Коновалов. — А где же, интересно, гаишники? Телевизор, что ли, все смотрят? Или квасят почем зря?»

Наконец у Соболева, видимо, сдали нервы, и он, резко затормозив, бросился бежать прочь из машины, нырнув в какую-то арку. Старик резко остановил «Мерседес» в полуметре от «Жигулей» преследуемого, выдернул ключ из замка зажигания, проворно выскочил из-за руля и последовал за капитаном, который ринулся в ту же арку.

Они оказались в пустынном и довольно грязном дворе четырехэтажного дома. Оба, осмотревшись вокруг, переглянулись. Никого не было видно.

В некоторых окнах горел свет, откуда-то сверху доносилась музыка.

Пройдя весь двор из конца в конец, они никого не нашли, но обнаружили, что выхода из двора нет, а кирпичный забор достаточно высок для того, чтобы парень мог перемахнуть через него без какого-либо вспомогательного средства в виде ящика или лестницы, если только он не был чемпионом мира по прыжкам в высоту.

Осмотр мусорных баков тоже ничего не дал спутникам, которые стали оглядывать окна. Вдруг в одном ненадолго вспыхнул и тут же погас неяркий свет, было похоже, что кто-то зажег лампочку в глубине квартиры и потом погасил ее, как если бы подходил к двери открыть на звонок.

Коновалов и Копайгора переглянулись, оба они подумали об одном и том же, конечно, кто угодно мог включить и выключить свет, но следовало проверить. А вдруг повезет? Не стоять же здесь в самом деле целую ночь в надежде, что преследуемого одолеет любопытство и он спустится посмотреть — а не ждут ли его внизу? Капитан и его спутник подошли вплотную к стене дома, на случай, если преследуемый рискнет выглянуть из окна.

— Четвертый этаж, первая слева, вон в том подъезде, — сказал Копайгора, имея в виду квартиру, в которой включили свет.

Вася кивнул и достал из кармана пистолет, отобранный у водителя «Мерседеса». Проверяя его боеготовность, Коновалов произнес:

— Хлопушка, но глаза вышибить он мне мог бы.

— Настоящий? — спросил Копайгора.

— «Вальтер», газовик, — Василий махнул рукой и хотел было убрать пистолет в карман, но передумал и спросил старика: — Умеете пользоваться?

— Ну чего уж тут? — обиделся тот. — Я ж воевал, что ж, с такой фиговиной не справлюсь?

— Вот и отлично, — продолжал Коновалов. — Возьмите пистолет, держите его в руке и, если этот парень откуда-нибудь выскочит — он ведь не знает, что оружие не настоящее, — постарайтесь задержать его до моего прихода. В крайнем случае стреляйте, а я пойду проверю квартиру, — закончил он, протягивая ему пистолет.

Тот взял его в руки и, внимательно осмотрев, слегка помявшись, произнес:

— Я, конечно, не имею права вам советовать, как поступать, Василий Андреич, но этот парень очень напуган. Машину ведь так не бросают, верно? Возможно, он боится, что вы его убьете…

Наверное, прибежал к каким-нибудь своим знакомым, а может, он сам здесь живет? Мне кажется, что лучше будет, если туда поднимусь я… Он ведь, пожалуй, ровесник моего Ваньки, чуток постарше разве, щенок в общем-то. Мне кажется, я сумею уговорить его спуститься, если пообещаю, что с ним ничего не случится.

— А если там сидит парочка здоровенных мордоворотов, вроде его дружков в баре? У вас неплохо получилось с водителем «Мерседеса», но эти ребята могут оказаться вооруженными, что тогда? — возразил Вася, хотя и чувствовал, что старик, вероятнее всего, прав и что стоит попробовать. Черт! Какие «вооруженные бандиты»?

Ведь не преступник же Соболев? Просто кем-то здорово напуган… Кроме того, если он вовсе и не заходил ни в какую квартиру, а вылез через люк на крышу? Ну и последнее — старик вряд ли сумеет поймать Соболева, если парень вздумает спуститься и посостязаться со стариком в беге.

Копайгора, очевидно, думал о том же.

— А если он откуда-нибудь выбежит? — проговорил он. — Мне его не поймать…

— Хорошо, Иван Макарыч, — сказал капитан. — Можете попробовать, но пистолет возьмите и в случае чего стреляйте, чтобы я мог прийти вам на помощь… В любом случае не задерживайтесь долго.

— Спасибо за доверие, Василь Андреич, — произнес Копайгора, и капитану показалось, что в глазах этого забавного толстяка заблестели радостные огоньки.

«Понимает ли он, что только что совершил преступление, угнав машину? — подумал Коновалов. — А я понимаю?»

Копайгора расстегнул пиджак и стал запихивать «вальтер» за пояс.

— Поставьте на предохранитель, Иван Макарович, а то ненароком яйца себе отстрелите, — строго сказал бывший оперативник. — Газовик газовиком, а случись пальнет — мало не покажется.

— В моем возрасте яйца — вещь совершенно бесполезная, Василий Андреич, но в свое время я был ого-го!.. — проговорил старик.

«Ну не любит дед похвастать!» — без тени раздражения, скорее с каким-то насмешливым восхищением подумал Вася и проговорил менторским тоном, чтобы настроить Копайгору на более серьезный лад:

— И тем не менее лучше сделайте, как я сказал, только не забудьте потом снять, если придется стрелять, поняли?

— Слушаюсь, товарищ капитан, — отозвался старик (казалось, будь на нем головной убор, он бы просто козырнул) и, сделав то, что велел ему Василий, засунул наконец-то «вальтер» себе за пояс. — Вот так. Я пошел.

— С Богом, — напутствовал его бывший оперативник, доставая из кобуры свой «Макаров», взвел затвор и засунул пистолет на место.

Прошло несколько минут, Копайгора не возвращался, но и шума тоже слышно не было. Хотя это как раз ничего не значило, если прав оказался он, а не старик и там действительно сидела парочка качков, то они могли повязать старика без единого звука, а не то что выстрела. И все-таки что-то в глубине души подсказывало Василию, что Копайгора не ошибся: парень просто бежал куда глаза глядят. Отчего же он так напуган?

«Жаль, что позвонить Омарику неоткуда, — подумал Коновалов. Он посмотрел на часы и решил, что, если через три минуты старик не появится, надо подниматься наверх и врываться в квартиру. — Райончик-то — сплошной криминал, тут и в былые времена случалось за двадцать копеек резали, а сейчас и подавно…»

Район действительно был самым криминальным в городе ч относился к тому самому райотделу милиции, в котором служил опер Вася Коновалов до прошлого апреля. Несколько лет назад здешний участковый нелепейшим образом погиб возле двери одной из квартир в таком же мрачном четырехэтажном доме без балконов…

Старлей Олежка Сидорчук только женился, правда во второй раз, но по большой любви.

Вася с ним дружбы не водил, но знаком, разумеется, был.

Кто-то пожаловался участковому, что в одной из квартир отсиживается либо недавно откинувшийся с зоны, либо сбежавший оттуда зек и что, мол, организовали притон, где курят анашу.

Старший лейтенант пошел Проверить, позвонил в квартиру, представился и… прямо через дверь получил в живот заряд дроби одновременно из двух стволов.

Убив милиционера, зек преспокойненько продолжил гульбу Соседи вызвали наряд. Примчавшиеся оперативники ранили преступника при попытке оказать сопротивление, то есть пострелять еще. Пуля со смещенным центром тяжести попала убийце Сидорчука в ногу, однако до больницы бандита живым не довезли. Он скончался по дороге. По правде сказать, не слишкомто и спешили…

Три минуты истекли, и Коновалов, с шумом выдохнув воздух и сказав себе «пора», вошел в полутемный подъезд. Он не успел преодолеть и двух ступенек, как услышал шум шагов неторопливо спускавшихся вниз людей и знаменитый шепот Копайгоры:

— Да говорю же тебе, дурень, никто не собирается тебя убивать, мы просто хотим помочь Симону, тьфу ты, Семену же! Понимаешь!?

Соболев что-то пробормотал в ответ, но что, Вася не разобрал, зато вновь услышал немыслимо громкий шепот старика!

— Да я же тебе говорю, что помню Семена с колыбели, я как его мать еще только беременная им ходила, и то помню! Да что там, отец его сам вот таким же, как ты, щенком был… Ну, посуди сам, как я могу ему или вот даже тебе желать зла?

У меня внук такой же, как ты, и вот он, между прочим, по кафе да ресторанам не шляется, а на флоте служит…

Шаги приближались. Парень молчал, старик же упорно продолжал свой монолог:

— Расскажи товарищу капитану все, что ты сейчас мне рассказал. Василий Андреевич с его другом самые лихие ребята в городе! Как они мафию уконтропупили, а?! Если бы они и правда вздумали тебя убить, я бы тебе сам сразу посоветовал гроб заказывать!

Коновалов осторожно вышел из подъезда, и через несколько секунд перед ним предстали старик и тот самый парень, который дал деру из кафе, натравив на капитана и его спутника своих дружков. Его, точно упиравшегося бычка на веревке, тянул за собой Иван Копайгора, Василий про себя ухмыльнулся — так смешно это выглядело, однако мысль об угнанном «Мерседесе» несколько портила настроение бывшего оперативника. Самое главное, Коновалов вспомнил, где видел хозяина машины. Тот, разумеется, не мог не знать бывшего работника милиции, потому что сам дослужился до капитана и в недавнем прошлом был оперуполномоченным, только в другом отделении милиции. Если Коновалова уволили за бескомпромиссность и неуемное желание воевать с мафией, то Блохин, такую фамилию носил хозяин «Мерседеса», именно за связи с представителями организованной преступности и был выгнан из органов.

— Это вот, Василий Андреевич, Гена, — показал на своего спутника Копайгора. — У него здесь девушка живет. И сам он тоже недалеко — в конце згой улицы.

«Ах ты, Гена, Гена-крокодил», — подумал вдруг Коновалов и улыбнулся, стараясь прикинуться этаким добрым дядей.

— Рассказывай, у меня очень мало времени, — проговорил он.

Чем дальше углублялся перепуганный Соболев в свое повествование, тем сильнее мрачнел капитан. Семен, безусловно, влип в дерьмо, да еще в какое: теперь становилось ясно, что «Морская соль» попала к его дружку Жулику не случайно. Люди, посетившие «Звездное» накануне утром, считали себя новыми хозяевами наркотика и были отнюдь не расположены к шуткам. Однако товар к ним пока не попал, и они, судя по всему, справедливо винили в этом Семена и его приятелей.

Соболев, как правильно предположил Коновалов, услышавший произнесенное шепотом Копайгоры слово «Семен», связал появление устремившегося к нему могучего бывшего опера с утренними визитерами, хотя, по рассказам коллег (Соболева в момент прихода «крутых» в кафе не было — сегодня работает другая смена), те выглядели абсолютно по-другому. Однако у страха, как известно, глаза велики, а уж чего-чего, а страха своими рассказами все тот же Семен на Гену понагнал. Дошло до того, что, удирая от Коновалова, Соболев не придумал ничего лучшего, как угнать «Жигули» своего начальника — заместителя директора бара.

Ести стоявший перед бывшим опером парень не врал, а слова его походили на правду, брат Жанны находился в смертельной опасности.

Что, однако же, к сожалению, не проясняло судьбы девушки.

Следовало немедленно отправиться к Семену Голубеву, встретиться и поговорить с ним, если это еще возможно.

«Все дороги ведут на виллу Ганджиева, — подумал капитан, которому очень не понравилось описание внешности типов, разыскивавших Семена. — Будь я проклят, если не там отыщу дедов „наган“!»

— Ладно, пошли, — сказал Коновалов. — Покажешь, где спрятался Семен.

— Я… я… я… — залепетал парень.

— Ты, ты, мать твою, ты! — передразнил его Коновалов, сразу переставая быть добрым дядей. — Тачку, придурок, даже не запер. Что шефу скажешь, когда ее сопрут? Не знаешь, что ли, своего райончика? Здесь ее за те двадцать минут, что мы потратили на поиски да на разговоры с уговорами, не то что спереть, по частям растащить могут. А ты время тянешь! Я, между прочим, тоже на улице «мере» бросил… чужой.

Аргумент оказался убедительным, да еще Копайгора этак не зло, как говорят, по-отцовски пристыдил парня.

«Макаренко, еж твою…» — подумал Коновалов, видя, что тащить Гену за шиворот не придется.

— Ладно… Я вам покажу, — проговорил тот, и все двинулись к арке.

Глава 7

— Последняя, — вслух проговорил Семен, вынимая из пачки сигарету и чиркая спичкой.

Сигареты «Кэмел», хотя Симон согласился бы и на «Приму», которой не курил с давно уже миновавших дней армейской службы, действительно кончились. Это почему-то более всего повергало Голубева-младшего в отчаяние, поэтому и слово «последняя» он произнес так, точно настала последняя минута его жизни.

Впрочем, жизнь его действительно висела на волоске с того самого момента, когда он согласился на одно заманчивое предложение.

Однако и не браться, как тогда казалось, было бы просто глупо…

После того как погиб Костя Тишков, дела его младшего брата Олега, а стало быть, и Олегова закадычного армейского друга Сени Голубева пошли под уклон. Братва разбежалась кто куда.

Симон с Олежкой попробовали действовать сами, но времена уже наступили другие. Маленьким группам становилось трудно противостоять более крупным формированиям. Симону с друзьями, конечно, кое-что перепадало, но все больше по мелочи. Мало-помалу бригада и вовсе распалась.

Голубеву повезло: он устроился в одну фирму, торговавшую автомобилями, как это последнее время принято, в «рассрочку наоборот». Кредит — замечательное изобретение акул западного капитала. Ездит человек на машине и выплачивает за нее деньги, и у нас теперь так, то есть почти так, — человек выплачивает, но… на машине не ездит. Правда, фирма, в которую взяли Семена, пока машины гражданам отпускала, однако Сеня не был столь наивен, чтобы предполагать, что так будет продолжаться всегда. А значит, даже своей невеликой должности, как принято выражаться, «старшего помощника младшего черпальщика» он скоро лишится, и что тогда делать?

Тут и подвалили два этих парня.

— Хочешь, — спрашивают, — пятьдесят кусков и новую тачку в придачу?

Сеня чуть не поперхнулся, понимая, что пятьдесят кусков — это не пятьдесят тысяч, а при сентябрьском курсе сто двадцать пять миллионов деревянных. Решил, что парни глупо шутят или издеваются.

Парни? Какие там парни — одному под сорок, другому, как видно, за, и, судя по разговору и вообще по манере общаться, шутить они не любят, а стало быть, говорят серьезно. Парни изложили суть дела, и Сеня понял, что все громадные «лимоны» придется поделить на троих или четверых, это по усмотрению самого Симона, так как он, если можно так выразиться, бригадир. Однако обещанную «девяносто девятую» Сеня получит сам.

Суть дела заключалась в том, что в один прекрасный день, о котором бригадира предупредят заранее, из пункта А в пункт Б на обычных «Жигулях» два человека повезут определенный товар, который нужен заказчикам. Необходимо напасть на машину с грузом в пункте В. Никакой мокрухи, оружие только газовое, все необходимо проделать быстро без лишних «телодвижений».

И без глупостей, так как заказчики будут находиться рядом. Вопросы — только по делу.

Состав бригады Сене долго обдумывать не пришлось. Жулик — мужик хотя и не крепкий, но в технике разбирается отлично, а самое главное — классный водитель. Само собой, Тишков — у двухметрового Олежки крепкие кулаки, черный пояс по карате и большой опыт разборок.

Парню было у кого учиться — старшего брата, Костю Тишкова, знали многие. Ну, и он сам — Семен.

И вот прекрасный день наступил. Заказчики снабдили всем необходимым и продумали все до мелочей.

Семен с Тишком на машине заказчиков сели на «хвост» «девятке» с товаром. Машина шла довольно быстро, и был на ее пути один предательский переулочек, из которого, получив от бригадира сигнал по рации, на неожиданно большой скорости вылетел «ГАЗ-52». Вылетел и вписался прямехонько в правое крыло «девятки». Сеня еле затормозить успел, чтобы самому не врезаться в потерпевшую аварию машину, водителю, а особенно пассажиру которой впору было первую помощь оказывать, а не газком опрыскивать. Однако друзья, конечно, и не подумали помогать пострадавшим. Они преспокойненько забрали товар — два здоровых чемодана да кейс с кодовыми замками — и смылись на выданной заказчиками машине.

Успех превзошел самые смелые ожидания, что, безусловно, отразилось на состоянии участников операции.

Севший за руль Жулик чуть-чуть лишнего «притопил». А тут, на беду, гаишник и палочкой машет. Нечего и говорить, что, вместо того чтобы останавливаться, Жулыбин изо всех сил ударил по газам. И это, когда, проехав еще всего несколько кварталов, вся бригада, бросив свой «жигуленок» и пройдя через двор на параллельную улицу, должна была пересесть на другую машину и преспокойненько отправиться на встречу с заказчиками.

Машину-то они бросили, но совсем не там, где нужно, и, оставшись «безлошадными», забрались на какую-то стройку, чтобы перевести дух и решить, что же теперь делать.

Симон и сам теперь не помнил, кто из ребят произнес роковые слова о том, что не худо бы посмотреть, что же все-таки лежит в этих чемоданах и «дипломате», который они так удачно стянули у неизвестных лохов. Да и так ли уж важно было теперь вспоминать, кто это предложил, когда Серега и Олег мертвы, а он, Сеня, сидит здесь и ждет смерти?

Осмотрев чемоданы и кейс, ребята, разумеется, заметили на них милицейские печати.

Наступила минута молчания. Кто нарушил его, Симон не помнил. Кажется, Жулыбин-Кулибин, именно он в тот момент, держа в руках «дипломат», произнес:

— Хотите лукнуть? Открою так, что никто и не заметит.

— А замки? Они же кодовые? — хором удивились друзья, которым следовало спросить у своего приятеля нечто совсем другое. Например, задать ему вопрос: «А зачем?»

Никто этого не сделал.

— Кодовые? — ухмыльнулся Жулик. — Дерьма-то пирога.

Увидев то, чем доверху был набит кейс, ребята просто вспотели.

— Здесь не меньше пол-«лимона» «зелени», — растерянно проговорил Тишков в наступившей тишине и, подумав, добавил, показывая на чемоданы: — А сколько же тут?

И действительно, если в «дипломате» лежало полмиллиона в купюрах не выше двадцатки, то сколько же их могло оказаться в чемоданах?!

Однако осмотр последних разочаровал ребят.

— «Колеса» какие-то, — огорченно проговорил Жулыбин — специалист в том, что касалось наркотиков.

Вновь наступило молчание, и нарушил его Тишков.

— Это дерьмо пускай забирают себе, не жалко, — сказал он, привставая, и, посмотрев на все еще сидящих на корточках перед кучей денег друзей, решительно добавил: — А «бабки» — наши, мы их сперли, а не эти уроды!

Симон и Жулик поднялись.

Сумма, которую им должны были заплатить за работу, казалась теперь просто смехотворной.

Ну и правда, не смешно ли? Десятая часть от того, что оказалось в «дипломате», плюс товар, который тоже кое-чего стоил.

То, как выглядели синеватые таблетки, обнаруженные ими в чемоданах, заставило их вспомнить, о чем писали буквально все городские и даже некоторые московские газеты, о чем неустанно твердили все местные средства массовой информации четыре месяца назад. Склад Джегоева, блестящая операция органов правопорядка и контрразведки… «Морская соль»…

И без того было уже понятно, кого они гробанули.

Что делать? Отдать товар заказчикам, получить свои жалкие пятьдесят тысяч и… загреметь в каталажку? Кто бы сомневался, что после такого позора — ограбили средь бела дня — доблестные органы правопорядка, вкупе с не менее доблестной контрразведкой, станут буквально рыть рогом землю?

Кстати, а как получилось, что товар повезли два человека на обыкновенной машине? Где находилась охрана?

Да, заказчики — парни крутые, а каков же тот кто стоит за ними? Следующий вопрос радовал куда меньше: захочет ли большой босс оставлять в живых исполнителей? По всему выходило, что вряд ли.

Становилось ясно — надо драпать из города, да так, чтобы пятки сверкали.

Однако поразмышляв, посоветовавшись и выкурив все имевшиеся при себе сигареты, друзья решили не спешить. Ясно, что и милиция, и ФСБ перекроют сейчас все вокзалы и аэропорты будут всюду устраивать проверки. Одним словом, несмотря на то, что лиц похитителей никто из пострадавших или случайных прохожих видеть не мог — грабили они в масках Брежнева — благоразумнее всего было затаиться. Оставался, правда, еще гаишник, но в то, что тому удалось запомнить лица водителя и пассажиров пролетевшего мимо автомобиля-нарушителя, не особенно верилось. К счастью, у Тишкова имелись ключи от квартиры каких-то приятелей, которые уехали за границу недели на две или три, что давало друзьям-подельникам крышу над головой.

Дом до которого надо было добраться ребятам, находился довольно далеко, нанять такси или частника они побоялись — слишком уж приметный багаж при них находился. Бросить его они тоже не решались — вдруг что? Решили так:

один из них — выбрали Жулика — пойдет к запасной машине, в которую они должны были пересесть час назад, и пригонит ее сюда, благо ключи от тачки у них имелись, а сама она находилась всего в нескольких кварталах от стройки.

Серега, разумеется, в восторг не пришел, но делать нечего — Семена заказчики слишком хорошо знают, Тишков приметный, к тому же Серега самый лучший водитель, сумеет оторваться, если что.

Жулыбин машину пригнал, но когда друзья спустя полчаса — старались не слишком быстро ехать — оказались в нужном им районе, сидевший за рулем Жулик начал бить себя в грудь, уверяя, что за ними «хвост». Двум его товарищам мерещилось то же самое, но они были посмелее, и у них хватало сил убеждать себя, что их чрезмерная подозрительность — результат излишнего возбуждения.

Но Жулыбин настаивал. Он, что называется, сделался буен.

— А если у нас маячок под задницами? — срывавшимся на крик голосом спросил он товарищей. — Тогда давайте развернемся да прямиком рванем в первую же ментовку!

Все понимали, что теперь, когда они едут на машине заказчиков в место, прямо противоположное тому, где должна была состояться передача товара, объяснять что-либо будет бесполезно. Укрыться в камере от неминуемой мести мафии никто, конечно, не надеялся. Пришлось последовать настояниям друга и бросить машину, тем более что спасительный дом находился довольно близко.

Но просто расстаться с машиной Жулику казалось мало, он остановил ее возле одного дома, где, как было известно Сергею, имелся сквозной подъезд, через который они и вышли. На всякий случай…

Спустя сутки ребята, убедившиеся, что никто за ними не гонится, отогрелись душами. По телевизору никто ничего не передавал о «похищении века». Обидно даже…

Между тем, быстренько подъев довольно скудные запасы продуктов в холодильнике хозяев, ребята всерьез столкнулись с проблемой голода.

Надо было выйти в магазин и чего-нибудь купить, благо денег хватало.

Сделать это вызвался неожиданно повеселевший Жулик. Он вообще заявлял, что неплохо бы купить не только «хавки», но и «бухла» и, конечно же, снять телок, раз уж на руках такие «бабки».

Друзья показали приятелю свои увесистые кулаки, но в магазин отпустили…

Вот так глупо и начинаются большие неприятности!

Жулыбин исчез. Друзья пришли в замешательство. Наступил вечер, ни заказчики, ни милиция не появлялись. Парни, прообсуждав ситуацию до хрипоты, пришли к выводу — если бы Кулибина поймали, то давно бы уже явились и за ними. Серега парень неплохой, но, если начнут бить, долго не продержится. Значит, дело в другом. Сходили в магазин вдвоем. Никто их не повязал. Ребята поняли, что друга потянуло на подвиги. Семен догадался сунуться в чемодан с наркотиками и, увидев, что замок-«молния» заперт не до конца, все понял. Теперь веселье Жулика можно было объяснить — пропало несколько таблеток.

Следовало что-то немедленно предпринять.

Решили звонить.

Сначала для конспирации пользовались таксофоном, благо он находился рядом с подъездом, потом плюнули и стали без устали накручивать диск пузатого зеленого телефона.

В квартире, которую снимал Жулыбин, неизменно откликался АОН, фиксировавший все поступавшие звонки. Спустя сутки кто-то поднял трубку бездушной машины. Друзьям повезло, они услышали голос товарища… Однако настоящим везением это все-таки считать не следовало.

Семена не удивил тот факт, что Жулик находился на вершине блаженства, — друг орал что-то про то, как он счастлив, говорил про какую-то телку и, конечно, звал в гости, чтобы разделить с друзьями свой праздник.

Парни посовещались и решили, что если Серега живой и на свободе, то, может быть, им еще удастся исправить свою ошибку и отвести от себя беду?

Вытаскивать Жулика из кайфа поехал один Семен.

Он поднялся на лифте и, оглядываясь по сторонам, заспешил к знакомой квартире. Ничего подозрительного по дороге он не заметил, однако сердце все равно тревожно стучало: что-то не так, что-то не так, что-то не так. Что-то и правда было не так. Голубев понял это, когда оказался возле двери, из-за которой, как ему показалось, веяло могильным холодом.

Семена затрясло.

Вероятно, виной этому было взвинченное состояние его психики, а возможно, и то, что он уже на лестничной клетке ожидал услышать звуки веселья. Судя по тому, в каком состоянии разговаривал с друзьями по телефону Кулибин, иначе и быть не могло.

«Заснул, что ли? — подумал Сеня, стараясь избавиться от подозрения, что это совсем не так.

Голубев почему-то никак не мог заставить себя нажать на кнопку звонка. Наконец ему удалось справиться с собой. Раздались заливистые трели и стихли, в квартире вновь воцарилась глухая тишина, показавшаяся Семену даже гнетущей.

Просто зловещей. — Или свалил куда?»

Поняв, что звонить бесполезно, Сеня с досады несильно толкнул стальную, обшитую дерматином дверь. К его удивлению, она подалась.

Семен нажал на выключатель и осмотрелся вокруг. В большой комнате творился невообразимый хаос, словно веселье в ней продолжалось не меньше недели. Жулик оттягивался за всю масть.

— Вырубился, подонок! — проговорил сквозь зубы Симон, который, едва включив свет в спальне, увидел валявшегося рядом с диваном приятеля. — Вот гад!

Сеня сделал шаг вперед и… замер как вкопанный. К горлу подкатил комок. Голубеву случалось видеть убитых — зрелище не из самых приятных, но когда твой друг плавает не в луже красного вина, а в собственной крови, ты чувствуешь нечто другое, особенно если знаешь, что послужило тому причиной.

Сеня простоял так, наверное, минут десять-пятнадцать, затем, заставив себя погасить свет, он, стараясь не бежать, поспешил покинуть квартиру. Оказавшись на улице, он сделал несколько глубоких вдохов.

Свежий воздух отрезвил Сеню. Надо было спешить и первым делом предупредить Тишка, чтобы взял «бабки» и винтил с хаты.

«Руль за сто, что явка провалена!» — стучало в мозгу Семена, спешившего к телефонам-автоматам.

Дозвониться до второго подельника Семен не смог. Он несколько раз набирал номер, но трубка все время отвечала противными короткими гудками. Сеня попытался звонить из всех четырех таксофонов, результат был один и тот же.

Выругав друга за то, что тому в самый неподходящий момент приспичило куда-то звонить, Сеня решил, не теряя времени, мчаться в квартиру, где оставался Тишков.

Голубев быстро поймал такси и через несколько минут, озираясь по сторонам, входил в подъезд знакомого дома.

Только бы они не опередили его!

Не надо нервничать Не надо нервничать!!

— Ну открывай же, мать твою! — прокричал Семен. — Заснул, придурок?

История повторялась. Никто в квартире не отзывался на длинную заполошную трель звонка.

В ярости Сеня хватил по двери кулаком и, когда она распахнулась, застыл на пороге. ЧТО?!

Он заставил себя войти, не умом, а скорее подсознанием почувствовав, что людей в квартире нет. Живых людей. На сей раз Семена всетаки вырвало, и было от чего. Картина не могла бы не впечатлить даже весьма бывалого человека.

Бывший десантник, обладатель черного пояса по карате, крутой парень, участвовавший во многих разборках, Олежка Тишков лежал с простреленными коленями, истекая кровью, привязанный к спинке опрокинутого на пол стула. Даже кисти вывихнутых из суставов рук были сломаны, вместо глаз зияли пустые окровавленные дыры…

Казалось, что эта искореженная груда мяса, которая еще меньше часа назад была человеком, вышла из-под рук садиста из гестаповских застенков.

Самым страшным во всем этом было то, как выглядело горло убитого: под подбородком зияла огромная рваная рана. Одним словом, Олежке просто вырвали горло. И Сеня, сам не зная почему, понял вдруг, что тот, кто сделал это, не пользовался никакими инструментами — клещами или щипцами. Пальцы неизвестного чудовища положили конец невыносимым страданиям Олега Тишкова.

Это был какой-то кошмарный сон. Но пробуждения не наступало.

Сеня застонал и рухнул на ковер, содрогаясь от спазм, выворачивавших его уже давным-давно опустевший желудок.

Первое, что бросилось в глаза Семену, когда он немного пришел в себя и приподнялся, был зеленый пузатый телефон, валявшийся на полу, трубка лежала чуть в стороне. Становилось понятно, с кем разговаривал Олег, когда друг тщетно пытался дозвониться ему.

По учиненному в квартире разгрому можно было догадаться, что Тишков пытался сопротивляться.

Оба чемодана и кейс исчезли. Это обстоятельство почему-то ободрило Семена.

Может быть, удовлетворив свою кровожадность и получив свое, заказчики не станут так жестоко мстить ему?

Друзья погибли, их не вернуть.

Стараясь не смотреть в сторону того, во что превратился Олежка Тишков, Семен побрел к выходу из квартиры.

Немного денег у него осталось.

«Что делать? Вернуться к отцу? — спросил он себя. — А кто тебе сказал, что все кончилось?»

Сеня распахнул дверь и вышел в коридор.

Лифт остановился как раз на этом этаже.

«Не надо, чтобы меня кто-нибудь увидел здесь», — подумал Голубев и инстинктивно попятился.

Поздно!

Увидев первого из двоих мужчин, вышедших на лестничную площадку, Сеня похолодел от ужаса.

Они!

Голубев, развернувшись, чуть ли не в прыжке помчался назад в спасительную квартиру. Прошмыгнув внутрь, он всем телом навалился на дверь и успел закрыть ее на задвижку.

Впрочем, радоваться Семену пришлось недолго: хлипкая типовая дверь задрожала под мощными ударами. Было ясно, что долго она не продержится.

Сеня кинулся к балкону и посмотрел вниз.

Третий этаж. Мысль о том, во что превратился Тишков, заставила Голубева оценить расстояние, отделявшее его от земли, несколько иначе, чем при иных обстоятельствах.

Он решительно перемахнул через перила и, повисев несколько секунд на руках, разжал пальцы как раз в тот момент, когда преследователи, преодолев преграду, ворвались в квартиру.

Ему повезло: приземление прошло удачно.

Спасибо отцам-командирам, научили правильно падать. Он даже не ушибся, только поцарапался о ветки куста, в который угодил.

Ему повезло…

Сеню зазнобило, в квартире, где он сидел, не было ни одного целого окна, а вечером после захода солнца — не лето уже — становилось прохладно.

«Водка в бутылке — с полстакана, наверное, — тоже последняя, — подумалось ему. — Выпить, что ли?»

Семен взял бутылку за горлышко и слегка взболтнул, прислоняя его к губам, но глотка не сделал. Что-то помешало ему. Наверное, запах, показавшийся почему-то особенно противным.

Света он не зажигал, странно, дом был пуст — всех жильцов выселили, а электроэнергию и газ не отключили… Семен знал, что в некоторых квартирах обитают бомжи, но тут, на четвертом, последнем этаже, никого не было. В квартире имелся несломанный замок, который умел открывать официант из «Звездного» Генка Соболев, живший неподалеку. Квартира принадлежала каким-то его знакомым, которые недавно переселились в другой район. Они оставили здесь старый сломанный диван и табуретку.

Семену повезло: Соболева он встретил, буквально наткнувшись на того на улице, где оказался, сменив несколько «моторов», стремясь оказаться как можно дальше от квартиры, в которой нашел свою ужасную смерть его закадычный армейский друг Олежка Тишков.

«Повезло, — подумал Семен. — Хотя… все бесполезно. Надо сдаваться ментам! Лучше срок отмотать, чем… Срок? Все равно найдут… В камере хоть пытать не будут. Просто прирежут, как Жулика».

Долго ли удастся просидеть здесь? Этот вопрос Семен задавал себе несколько раз. Ну будет Генка притаскивать еду и сигареты. А если ему надоест? А что будет, когда наступит зима? Хотя какая там зима? Денег и на месяц не хватит…

Семен все чаще и чаще приходил к мысли, что надо сдаваться властям, идея эта становилась все более отчетливой и почти желанной. Вот только одно: сумеют ли они защитить его? Вряд ли…

Сеня никак не мог заставить себя выйти из квартиры.

Скорее бы приехал Генка, очень хотелось курить! Последняя сигарета растаяла незаметно.

«Перед смертью не надышишься, — произнес в голове Семена чей-то жестокий насмешливый голос. — Сигай-ка вниз, там асфальт, долго не промучаешься…»

Нет, этого Семен тоже делать не хотел. Бежать? Без «бабок»? Ха-ха!

«Черт. Ну почему так хочется курить?»

Негромкий стук в дверь заставил Семена подпрыгнуть. Это не Генка — тот должен был стучать, как условились. Они!

Первой мыслью было бежать по пожарной лестнице, которая находилась как раз за окном, затем, воспользовавшись люком другого подъезда, спуститься вниз и…

«А если Генка забыл условный стук? — мелькнуло в голове у Семена. — А может, это соседбомж? Вдруг у него найдется папироска?»

Стук повторился.

Семен решился, он поднялся и подошел к двери.

— Кто там? — еле слышно пролепетал он, потом повторил вопрос немного громче.

— Эй, мужик, — проговорил кто-то хриплым голосом. — У тя нет чего выпить?

В голосе неизвестного чувствовалась мольба.

Семену представился этакий заскорузлый мужичонка в ватнике и зимней шапке, который ходит так всегда, независимо от времени года.

— Есть, — сознался Семен, но немедленно задал встречный вопрос: — А у тебя курить есть?

— Найдется, — проговорил мужик все тем же хриплым голосом и добавил: — «Беломором» вот разжился.

Тем самым «договор о намерениях» мог считаться заключенным на словах. Оставалось открыть дверь.

Немного помедлив, Сеня произнес:

— Сейчас открою.

Щелкнул замок, и не успел Семен взяться за ручку, как дверь сама распахнулась и вместо заскорузлого мужика в прихожую вошли, нет, ворвались…

Они!

* * *

— Какие люди, да без охраны! Какие люди! — услышал Вася знакомый голос, когда он и его спутники вышли из арки, ведущей во двор дома, в котором жила подружка официанта-гонщика Гены Соболева.

Капитан чуть отвлекся, обдумывая план дальнейших действий, и до него как-то не сразу дошло, что рядом с «Мерседесом» Блохина припарковалась хорошо знакомая синяя «семерка», возле которой стояли два странноватого вида человека: один из них был толще Коновалова и Копайгоры, вместе взятых, а второй, наоборот, — настолько худ, что его милицейская форма казалась снятой с чужого плеча. Из-под козырька фуражки, которая все время сползала, виднелась физиономия зайца из мультсериала «Ну, погоди!».

«Вот черт! — подумал Вася. — Только этих идиотов здесь и не хватало».

— Подойдите вон к той машине, ребята, — скомандовал милиционер-толстяк, показывая дулом своего «ПМ» на длинный серый корпус «Мерседеса».

Оторопевшие спутники Коновалова молча повиновались.

— Упритесь руками в крышу и широко расставьте ноги, — крикнул толстяк и добавил, обращаясь лично к Коновалову: — А тебя, гад, что, все это не касается?

Заяц наскоро обыскал арестованных и велел им повернуться и вытянуть руки. Те вновь повиновались. Тут напарник толстяка столкнулся с некоторой проблемой: арестованных было двое, а наручники — одни. Возникла необходимость принимать решение, а делал это обычно старший и по возрасту и по званию. На него-то и посмотрел тщедушный коллега — младший лейтенант Олег Кожевенков по кличке Толстый или — чаще — Заяц.

Однако тому было явно не до него.

— Наконец-то ты вляпался, Коновалов! — гнусно улыбаясь во всю ширину своей круглой физиономии, сказал старлей Федор Нилов по прозвищу Тощий.

— Какого хрена, ребята? — с легкой укоризной в голосе проговорил Василий, обращаясь к бывшим своим коллегам из «родного» Центрального райотдела. — Вы что, обиделись на меня за прошлый раз? Ну, так я ничего лично против вас не имел тогда, так уж получилось…

— Ты только послушай, Олег, — повернулся к другу Тощий, — какой симпатяга этот господин Коновалов, этот чертов народный заступник! — И затем, обращаясь к Васе, добавил: — Ты устроил драку в кафе «Звездное», угнал машину, размахивал перед носом у ее владельца фальшивым удостоверением работника милиции… — Толстяк сделал паузу, но только на секунду, а затем продолжил, как в старину говорили, вычитывать вору вины: — Ты избил несколько человек, грязно ругался, угрожал расправой порядочным людям! И ты уверен, что тебе это сойдет с рук? Ты и твой друг — народные герои, да? Вам все можно, да? Подними руки, сволочь!

В интерпретации Нилова некоторые из деяний, совершенных в тот вечер его бывшим коллегой, выгляделинесколько преувеличенно, но вообще-то являлись абсолютной правдой. Взять, к примеру, удостоверение. Свою собственную «корочку» Васе пришлось сдать в процессе разбирательств по апрельскому делу. Однако Омар, у которого как раз имелся под рукой нужный человечек, сварганил себе и другу две новые ксивы. Вася был «повышен» в звании до майора, а скромный Хафизов превратился в старшего лейтенанта Александра Аязова, на имя которого у Маркиза даже имелся паспорт…

Выслушав обвинительную речь Нилова, лжемайор не рухнул на колени и не залился горючими слезами раскаяния. Он даже не поднял руки.

Старлей Нилов повторил приказание уже более нервно. Результат оказался тем же.

— Подними руки, гад! — неожиданно высоко взвизгнул Тощий — Ну хорошо, хорошо, — сдался Коновалов. — Только можно я подниму одну? — Не дожидаясь ответа, он поднял правую руку и тут же с сомнением спросил: — Может, лучше другую? Так лучше?

Пока Вася таким образом занимался гимнастикой, полы его пиджака распахнулись, и…

— Ты вооружен! — торжествующе воскликнул Нилов и, резко повернув голову к поглощенному проблемой нехватки наручников коллеге, приказал: — Возьми у него пистолет.

Говорят: дружба дружбой, а служба службой Нилов и Кожевенков были друзьями и служили вместе.

Тем не менее слова, сказанные товарищем, Зайцу страшно не понравились. Дело в том, что оба они уже однажды арестовывали Коновалова, и для Олега эта попытка кончилась сотрясением мозга. Впрочем, для Нилова последствия оказались еще более неприятными… Однако ему, видимо, этого показалось мало, и Федя горел желанием отомстить.

Холодея от ужаса, Заяц представил летящий ему в лицо огромный, величиной едва ли не с его, Олега, голову, кулак Коновалова. У младшего лейтенанта затряслись колени и неприятно заныло в низу живота, но, собравшись с силами, он пробормотал:

— Подожди, Федь, я должен тут разобраться с наручниками, и потом, м-м-м, почему бы тебе самому не забрать у него оружие?

— Делай, что я тебе говорю! — заорал напарник — Или я тебя самого сейчас пристрелю, урод несчастный!

Кожевенков поперхнулся от обиды, ему жутко захотелось удрать куда-нибудь подальше отсюда, только бы не видеть ни этого проклятого грубияна Коновалова, ни вконец озверевшего друга.

— Да не ссорьтесь вы, ребята, — проговорил Вася примирительным тоном и улыбнулся, делая шаг к продолжающему держать его на мушке Нилову и медленно опуская вниз руку.

— Не двигайся, Коновалов, или, клянусь тебе, я нажму на курок! — заорал старший лейтенант, причем даже в блеклом свете уличного фонаря было видно, что лицо его стало совершенно багровым от злости.

— Ты можешь застрелить человека, с которым работал столько лет, из-за какой-то ерунды!?

Ты что, спятил, Федь? — увещевал Вася бывшего коллегу, медленно приближаясь.

— Можешь не сомневаться, скотина, я выстрелю, если ты сделаешь еще хотя бы шаг.

Расстояние между Коноваловым и толстяком медленно сокращалось, теперь их разделяло не более двух метров. Копайгора и Соболев, охраняемые совершенно лишившимся мужества Кожевенковым, опустили руки и, стоя рядом с машиной, вместе со своим стражем наблюдали за развитием событий.

Улица была не слишком-то многолюдной, но все-таки какое-то движение на ней наблюдалось Однако все — как водители, так и пешеходы — старались держаться подальше, старательно объезжая и обходя странную группу из трех человек и двух милиционеров, выяснявших отношения возле трех автомобилей весьма разнообразного вида.

В этом районе любопытство было не в чести.

Не вовремя заданный вопрос или не в меру любопытный взгляд мог дорого обойтись неосторожному человеку.

— Стой, Коновалов! Стой на месте! — прохрипел Тощий. Его ладонь, сжимавшая рукоятку «Макарова», стала совершенно мокрой.

Вася сделал еще маленький шажок, потом другой, сокращая расстояние, отделявшее его от обезумевшего Нилова, а вернее, от дула его «ПМ» приблизительно еще на полметра.

— Стою, стою, Федь! Видишь, я стою, что ты так кипятишься? Тебя же так удар может хватить, старик, успокойся, подумай о своей жене…

— Не смей говорить о моей жене, сука! — Нилов заорал так, что в доме за спиной у бывшего оперативника кое-где зажегся свет в окнах и несколько смельчаков рискнули высунуть свои любопытные носы в щелочки между шторами.

— Как скажешь, Федя, только ради Бога не сердись… — с сочувствием проговорил Василий.

Позиция была занята. Оставалось ждать момента.

— По какому праву вы нас арестовываете? — раздался вдруг голос Ивана Копайгоры. — Я честный труженик! Я пять-де-сят лет за станком простоял! Воевал! Ранения имею! Награды! Я не позволю, чтобы меня хватали какие-то придурки, какие-то шуты гороховые, какие-то недоделки, недоноски, уроды, я не поз-во-лю, чтобы меня обыскивали и оскорбляли! — голос старика задрожал.

При этих словах опешил даже Коновалов. Кто кого тут оскорбляет?

А Копайгора и не думал униматься:

— Но вы еще пожалеете об этом! У меня старший сын живет в Москве, он адвокат, к самому министру в кабинет дверь ногой открывает! Он приедет (тут уже становилось не совсем понятно, кто приедет: адвокат ли Михаил Копайгора или сам министр внутренних дел) и со всех вас погоны поснимает, весь ваш проклятый райотдел разнесет к чертовой матери! У меня внук на флоте, он… Я вас всех тут уконтропуплю на фик!..

Старик едва не задохнулся и потому на секунду прервал свой гневно-обличительный монолог.

— Что? — Нилов повернулся, тараща глаза, уставился на раскипятившегося не на шутку старика и, естественно, на миг выпустил из виду бывшего коллегу.

Более всех своей речью Копайгоре удалось впечатлить Кожевенкова. Младший лейтенант никак не мог взять в толк, где, в каком таком отсеке внутри этого мирного, уютного на вид старичка, вполне по возрасту годившегося Олегу в дедушки, смогла разместиться столь неслыханная наглость.

Сбиваемый ею с ног и уносимый в неведомые дали, Кожевенков, словно сквозь сон, увидел, как Коновалов схватил своей клешнеобразной лапищей запястье Нилова, а затем, сделав подскок, обрушил сжатую в молотоподобный кулак кисть правой прямо на багровую физиономию старшего лейтенанта. Бывший коллега отодвинул ослабевшую руку с пистолетом далеко в сторону и еще дважды двинул Нилова, видимо, для верности, сначала по необъятному пузу, а потом снова по физиономии.

Федя медленно сполз на землю. Коновалов, нагнувшись, поднял его «ПМ» и, подходя к Зайцу, сказал:

— Дай мне взглянуть на твою «пушку».

Тот достал из кобуры пистолет и, держа его за ствол, медленно протянул Коновалову ручкой вперед.

— Спасибо, — поблагодарил Коновалов. — Я всегда знал, что из вас двоих хоть ты-то один нормальный.

— Ты же мог его убить, Василий Андреич? — пролепетал заплетающимся языком младший лейтенант.

— Да ни хрена ему не будет, старик! Наоборот, я его спас. Если бы не я, его бы точно хватил удар. Ты же видел, что с ним было? А так полежит чуть-чуть и встанет, как огурчик… Ты, кстати, не знаешь, чего это он так разошелся?

— Ну… он тогда очень рассердился на тебя, — проговорил Кожевенков, переминаясь с ноги на ногу. — Из-за того, что ты тогда сказал про его жену, что, мол, будто ты к ней, ну, это, в гости наведывался, пока он на службе.

— Просто поверить в это не могу, он что, серьезно? — с искренним удивлением проговорил Коновалов — Ты не шутишь?

— Какие там шутки, Вась. Они страшно поссорились… У Феди просто крыша поехала. Он стал такой подозрительный.

— Да иди ты, старик, из-за чего? Я же просто пошутил! Бля буду!

— Я так и думал, Вась, — обрадовался Заяц. — Я ему говорил, что, мол, ты пошутил и все такое. А он…

— Ты ему скажи, как очнется, пусть не сердится на меня, я же не со зла…

— Хорошо, конечно, скажу, в чем вопрос! — обрадовался Кожевенков.

В это время раздался свист протекторов по асфальту, и из-за угла вылетела белая «девятка», которая, промчавшись мимо «группы товарищей», вдруг резко затормозила, затем так же неистово рванулась назад и остановилась прямо перед всей странного вида компанией. Правая дверца машины открылась, и оттуда высунулось лицо водителя, до изумления похожего на Омара Хафизова.

— Что за дела? — спросил приехавший, к Васиному удивлению оказавшийся именно Маркизом. — Я тебя жду, а ты мотаешься по городу на краденой тачке, устраиваешь побоища в барах и вообще ведешь себя так, словно это у тебя сегодня день рождения…

— Извини, старина, — виновато развел руками Коновалов, не совсем еще понимая, каким образом мог оказаться здесь его друг. — Я тут ребят встретил… ну, и немного заболтался… А как ты нас нашел?

— Долгая история, — махнул рукой Омар — У меня такое ощущение, что дела наши на сегодня еще не закончены, или я не прав?

Коновалов кивнул и принялся раздавать приказы.

— Ты, — он ткнул пальцем в Соболева, — садись в свою тачку — поедешь впереди и будешь показывать нам дорогу, только не гони и не вздумай смыться, понял?

Гена опасливо покосился на тушу мирно отдыхавшего на асфальте милиционера Феди и, преданно посмотрев на Коновалова, часто-часто закивал. Было видно, что парень хочет что-то сказать, но не решается открыть рот.

— Ну? — подбодрил его Василий.

— Это тут недалеко, — наконец выдавил из себя Гена. — Может, вы сами… — Капитан сделал строгое лицо. — Нет? — Соболев сник. — Я понял.

— «Мере», Олег, я оставляю на тебя, — сказал капитан Кожевенкову. — Это тачка Блохина из Кировского отдела, знаешь его? Нет? Ну, Федято знает, — Коновалов махнул рукой в сторону Нилова. — А теперь извини, старик, нам некогда. Да, только не позволяй Нилычу садиться за руль, лучше позвони в Октябрьский, это ведь в их районе Телефон знаешь? — Младший лейтенант покачал головой, Василий на память назвал шесть цифр и заставил Кожевенкова повторить их дважды. Покончив с этим, капитан обратился к компаньону, который припарковал машину и, выйдя из нее, подошел поближе. — Поехали.

— Что-то в тебе не хватает, не пойму, — проговорил Омар, всматриваясь в Коновалова с таким видом, будто мучительно старался что-то вспомнить.

— Что опять не так? — не понял тот. — Если тебе нужен маршрут, то спроси вот этого парня…

— Бейсболка! — просиял Маркиз.

— Черт! — Вася растерянно провел рукой по волосам. — Куда она делась? Как это я не заметил? — Он огляделся по сторонам, но при беглом осмотре местности ничего не заметил.

— Эй, Василь Андреич, — робко спросил Заяц. — А это… вон там… не она в луже лежит?

Бывший оперативник посмотрел в ту сторону, куда указывал пальцем Кожевенков, и действительно заметил в неизвестно откуда взявшейся, пожалуй, одной-единственной на всю улицу грязной луже свою бейсболку.

— А, черт! — растерянно произнес он. — Как она туда могла попасть? Везде же сухо, откуда здесь эта лужа?

— Да она тут всегда, — тревожным тоном произнес Соболев, словно опасаясь, что за лужу влетит именно ему. — Даже когда сухо. Вода, бывает, испаряется, а грязь…

— Да-а… вокруг-то сушь… — протянул Заяц, оглядываясь по сторонам.

— Я думаю, это вообще единственная лужа на весь город, — предположил Омар.

— Она еще может высохнуть, — не слишком оптимистичным тоном произнес хозяин головного убора, доставая его из лужи, держа покрытый грязью козырек кончиками большого и указательного пальцев левой руки.

— Брось ее, — посоветовал Омар, — она все равно была тебе мала.

— Ну, я не знаю… — протянул Вася. — Я к ней привык…

— Мне кажется, мы собирались куда-то ехать?

Или будем всей компанией стоять здесь и ждать, когда высохнет твоя бейсболка? — ехидно поинтересовался Маркиз.

— Ладно, — неохотно согласился компаньон, бросая самую любимую деталь своего туалета обратно в лужу. — Ты прав, по машинам.

Вернув Кожевенкову табельное оружие, капитан, не оглядываясь, зашагал вслед за стариком к машине Омара, который уже распахнул дверцу, садясь за руль.

Автомобиль тронулся, и в ту же минуту водитель синего «Скорпио», стоявшего в полутораста метрах от места, где все еще приходил в себя несчастный Кожевенков и лежал его друг Нилов, повернул ключ в замке зажигания.

— Извините, Василий Андреевич, — осторожно проговорил Копайгора, когда капитан, оказавшись возле дома, к которому привел их напуганный до полусмерти Соболев, отпустил официанта, поверив ему на слово. — Вам, конечно, виднее, как поступать, но, может, лучше мне пойти с вами?

— Зачем? — машинально спросил бывший оперативник, которому не давал покоя микроавтобус «РАФ», стоявший рядом с домом. Машина, судя по внешнему виду, была новой, а дом, выселенный под слом, четырехэтажный бомжатник.

«Что туг делает этот „рафик“? — спросил себя Вася. — Здесь что-то не чисто…»

— Ну, понимаете, если Сеня там, он может испугаться вас и повести себя неправильно. Может нагрубить вам… А вы его случайно покалечите, — старик протестующе поднял перед собой ладони и продолжал, не давая детективу возразить: — Он, конечно, негодный мальчишка, но он все-таки сын Андрея… К тому же, если даже половина из того, что рассказал нам этот паренек, — правда… Какие звери, а? Я не могу поверить, что такие люди есть в нашем городе… Если я поговорю с Сеней, может быть, он поймет, что мы хотим ему добра и…

— Я вовсе не хочу ему добра, Иван Макарович, — жестко оборвал капитан длинную тираду старика, понимая, однако, что смысл в его словах есть, и как знать, если Копайгора уже дважды сегодня оказывался прав, может, следует прислушаться к тому, что он говорит и в третий раз? — Но думаю, что вы сможете пойти с нами.

— Спасибо, товарищ капитан, — поблагодарил старик и добавил: — Вот увидите, я вас не подведу.

— Надеюсь, — произнес Вася и предупредил: — Но учтите, ваш Сеня не тот безобидный мальчик, которого вы знали маленьким. Он преступник, как это ни печально, и… и я не собираюсь с ним церемониться, — закончил он решительно.

— Понимаю, товарищ капитан, — так же твердо ответил старик.

— Пошли, — скомандовал Коновалов и, проходя мимо микроавтобуса, вновь подумал о машине: «Что она тут делает, а? Надо бы на всякий случай запомнить номерок. Ладно, посмотрим, сказал слепой».

Они зашли в совершенно темный подъезд и стали осторожно подниматься по лестнице.

— А где тот газовик, который я вам дал, Иван Макарович? — вспомнил вдруг Коновалов.

— При мне, Василь Андреич, — отозвался своим слышным на весь подъезд шепотом старик, похлопывая себя по животу — Он вас что, даже не обыскал? — от удивления Василий остановился, да так резко что идущий следом старик наткнулся на него — Ну и придурок!

Остаток пути до квартиры, указанной им Соболевым, все трое проделали в полном молчании, глаза их привыкли к темноте, и последние пролеты лестницы дались поднимавшимся значительно легче.

— Вот здесь, если он ничего не напутал — еле слышно сказал Коновалов.

Омар молча кивнул, стал слева от двери держа своего «марголина» на уровне лица дулом вверх. Копайгора расположился прямо напротив двери и тоже достал оружие. Воинственность и серьезность старика, лицо которого, правда было трудно разглядеть в едва освещенном коридоре, придавали ему вид скорее комичный чем грозный. Но капитану Коновалову, помнившему о нелепой смерти участкового Сидорчука судя по всему, смеяться вовсе не хотелось. Посмотрев на старика, он сделал зверское лицо и постучав себя по лбу рукой, свободной от пистолета едва слышно прошептал:

— Вы что, охренели совсем?! В сторону! Как пальнет оттуда… — Капитан мотнул головой в сторону двери.

— А куда же мне стать? — прошептал старик с удивлением — слева находился Маркиз, справа — сам Коновалов.

Василий тихо выругался и, не дожидаясь пока старик выполнит его приказ, свободной рукой придвинул Копайгору к стене, затем прислонил ухо к двери и прислушался. Из глубины квартиры доносились едва слышные голоса Капитан напряг слух, но ничего толком разобрать не смог.

Вдруг голоса стихли, в квартире скрипнула дверь и, как показалось Коновалову, половица.

«Замок — говно, — подумал он. — Пальцем открыть можно. — Однако он поступил по-другому — опустил руку в свой обширный карман и вытащил оттуда перочинный нож. Василий хотел было раскрыть его, но нужное лезвие не поддавалось — А черт!»

Коновалов выронил ножик, который, звякнув, упал на пол Василий присел на корточки, чтобы поднять орудие взлома, и в ту же секунду растянулся на полу.

Над головой его полетели щепки, вырванные из хлипкой, прошитой автоматными очередями двери, и по всему коридору взбесившимися свинцовыми осами, в слепом безумстве стукаясь о стены, цокая, рикошетируя и выгрызая куски штукатурки, закружились пули.

Глава 8

Зеленая гусеница поезда медленно втягивалась в предместье огромного города, устремляясь к его сердцевине. Пролетали мимо многолюдные платформы, унылые, истерзанные клинописью поэтов-самоучек бетонные заборы, фасады домов всевозможных архитектурных стилей — от помпезных сталинских до убогоньких — жилье всем нужно — «хрущевок». Кое-где попадались еще лозунги и призывы времен эпохи построения счастливого будущего.

Но главное, главное — это деревья, привлекавшие внимание волнующимся зелено-желтокрасно-буро-коричневым маревом крон.

Осень.

Виктор Сергеевич Шувалов, сидевший на мягком сиденье в двухместном купе спального вагона, задумчиво смотрел в окно.

Дело сделано.

Все оказалось гораздо проще, чем предполагалось. Всего-то и пришлось устранить двух наглых лоботрясов — третьему повезло, он остался жив, ну что ж, значит, счастливчик Хотя вряд ли он протянет долго: слишком много людей, не привыкших к тому, чтобы их обували, как лопушков, осталось с носом. Они не простят, не забудут. Впрочем, Виктора Сергеевича все это не слишком-то заботило.

Почти четыре месяца неудача, случившаяся в городе S, сидя занозой под ногтем, не давала Виктору Сергеевичу покоя. Нелепый провал, казалось бы, совершенно надежного человека — профессионала, отставного подполковника ФСБ Веньяминова — и его совершенно уже выходивший за всякие рамки поступок — шутка ли сказать, присвоил деньги самого Хирурга — просто подрывали в Шувалове доверие к людям.

Веньяминов пытается оправдаться… Утверждает (вернее, передает через свои каналы — не такой же он дурак, чтобы лезть в пасть Хирургу), — что карты его спутал случай, клянется все исправить, возместить убытки.

«Неужели он всерьез надеется выйти сухим из воды!? — в который уже раз спрашивал себя Виктор Сергеевич и в который уже раз усмехался невольному каламбуру — как стало известно, Бен действительно ушел по воде. — Случай? Случай…»

Впрочем, в его, Шувалова, жизнь случай вмешивался не однажды. Да вот хотя бы и сейчас, там, в оставшемся в тысячеверстной дали городе…

Четыре месяца понадобилось руководству контрразведки, чтобы отвоевать у своих извечных противников — органов внутренних дел кейс с деньгами и два чемодана с «Морской солью», «потерянных» Веньяминовым Узнав через своего человека, что «добро» на передачу вешдоков получено, Шувалов с тремя помощниками немедленно отправился в город S, чтобы осуществить операцию по захвату товара. Сделать это раньше не представлялось возможным — и деньги и, что самое главное, товар лежали за семью замками в бездонных подвалах здания Центрального райотдела милиции, как говорят, самого надежного хранилища в городе. Советской, а теперь и демократической власти строение это досталось еще от царского режима.

С Виктором Сергеевичем в этот волжский город прибыли самые надежные и проверенные люди, настоящие профессионалы своего дела, и что же получилось?

Бац! Все уже украдено! Такое могло случиться с кем угодно, только не с ним, Шуваловым. Как?

Зачем? Почему? Каким образом вышло так, что фээсбэшники примчались за товаром на сутки раньше, чем должны были? Опасались утечки информации? Путали карты, предвидя возможность нападения? Тогда почему товар везли на простых «Жигулях», почему машина сопровождения отстала? Будто нарочно подставлялись..

Виктор Сергеевич не поверил своим ушам когда ему сообщили, что операцию осуществляла обыкновенная шпана, трое придурков, которых, как выяснилось, нанял самый могущественный из местных боссов. В его обыкновении было делать дела чужими руками, чтобы самому всегда оставаться в стороне.

Игра была бы проиграна, если бы товар попал по адресу, то есть в руки заказчика, но вмешался случай, и карты разложились иначе. Что-то произошло, и исполнители решили играть свою игру… Однако, как сообщил все тот же свой человек, местные правоохранительные органы оказались на высоте, они взяли след, теперь оставалось одно — пустить по нему Генриха.

Шувалов неожиданно поежился, вспомнив монотонный голос помощника, который произнес: «Здесь кто-то есть… Надо проверить».

«Надо проверить, — мысленно произнес Виктор Сергеевич и добавил: — Это его любимая фраза».

Правильно ли он, Виктор, поступил, не дав Генриху «проверить» квартиру или, как тот говорит, «место»? Он ведь осмотрел там все, даже на балкон выглянул. Парень был один. Я «чувствую».

Интересно, почему это он не почувствовал сразу? А чего стоят тридцать два звонка, произведенные с одного телефонного номера, которые принял АОН в квартире Жулыбина? Любой нормальный человек сказал бы — тридцать, больше тридцати, около тридцати звонков… Но не Генрих. Виктор Сергеевич знал, что, вздумай он проверить, один и тот же телефон высветился бы на дисплее «умного» определителя ровно тридцать два раза. Почувствовал? Хм… Впрочем, теперь все это не имело значения. Ровным счетом никакого. Дела в городе S закрыты.

За окном заструилась синяя лента поезда метро. Осталось ехать минут пятнадцать, наверное, или двадцать.

Весь товар и деньги лежат теперь в трех разного размера чемоданчиках и спортивной сумке, от прежней «тары», разумеется, избавились. Все в порядке.

Шувалов приоткрыл дверь. В образовавшуюся щелку он увидел высокую фигуру длинноволосого человека в длинном черном плаще.

Генрих, Генрих Горнбахс, задумчиво поедал орешки, фисташки или миндаль — мяса он не ест, рыбы тоже, говорят, и не спит никогда. Впрочем, Генрих — личность очень и очень неординарная, о таких всегда сочиняют всякие легенды, плетут небылицы — люди сами выдумывают себе чертей. Как и богов.

Горнбахс не обернулся.

Шувалов закрыл дверь купе. «Интересно, почувствовал он меня?» Генрих должен был просто услышать, как щелкнул дверной замок, не мог не слышать. Но не обернулся Задумался? Полно.

Затем Виктор Сергеевич мысленно перебрался в Москву, а вернее, в дальнее Подмосковье, в клинику, которой заведовал Хирург, ожидавший своего помощника с товаром и деньгами. Помощника? От этого определения Шувалов поморщился. Они с Хирургом, Германом Евгеньевичем Родионовым, компаньоны. Компаньоны?

Нет, Родионов так не думает. Они знакомы двадцать лет и до сих пор говорят друг другу «вы».

Конечно, Родионов — интеллигент, врач, ученый или, как он сам себя величает, исследователь… Хотя «Морскую соль», наркотик, на который сегодня сделана ставка, разработал отнюдь не он. А кто Шувалов, или Граф, как теперь многие называют его, он кто? Банальный уголовник…

«Только кем бы вы, Хирург, были без меня?»

Так что же связало исследователя и банального уголовника?

Случай. Все тот же самый случай.

Когда-то случилось так, что Виктор Сергеевич, отслужив положенный срок в армии, остался на сверхсрочную. Войны нет, международное положение хотя и напряженное, но, в общем, ничего: побаиваются империалисты открыто напасть на первую в мире Страну Советов, так что жить можно. Муштруй себе солдат, гоняй их, чтобы дело разумели. Так прошло несколько лет.

Осудили и развенчали культ личности, спутник запустили, с Америкой отношения наладили, кукурузу сеять стали. Потом осудили и развенчали волюнтаризм… К власти наконец пришло правильное руководство. Все бы хорошо, но случился конфликт. Как-то так вышло, что старшина Шувалов застрелил новобранца. Произошел скандал. Нашлись свидетели, что погибший был виноват сам и вообще все происшествие — чистейшая случайность. Словом, обошлось. Трибунала старшина Шувалов миновал, но со службой пришлось проститься. Не оставалось ничего другого, как осваиваться на гражданке. И Виктор Сергеевич освоился…

Когда человек, угодивший за решетку, говорит: я здесь случайно, окружающие смеются, и правильно делают.

Шувалов подобных разговоров с сокамерниками не вел — он-то знал, за что лишился свободы, — вооруженный грабеж — статья, которую в первый раз инкриминировали Виктору Сергеевичу, говорила сама за себя. Друзей он не сдал, и они подобного благодеяния не забыли. Во второй раз Шувалов отличился куда как серьезнее — убийство при отягчающих вину обстоятельствах.

Одним словом, Виктор Сергеевич со товарищи угрохал инкассатора, за что и получил пятнадцать лет строгого режима. Главаря — бывшего работника милиции — и остальных своих товарищей Шувалов не сдал, и, очевидно, поэтому уже через пять лет он оказался в довольно приличной зоне, в спокойной еще и совершенно советской Прибалтике, где вместе с другими заключенными клепал неплохую мебелишку, разработанную литовскими конструкторами.

Чем-то Виктор Сергеевич не показался местному пахану. Тот какое-то время приглядывался к Шувалову, а потом стал потихонечку натравливать на него своих «шестерок». Новичок в зоне, отставной старшина видел, что веревочка на его шее медленно свивается в петлю, которая на то и существует, чтобы всенепременно затянуться.

Он был отнюдь не глупым человеком и понимал, к чему все идет. Но что делать — не знал.

Однажды, погруженный в мрачные мысли, отставной старшина в обществе одного молодого заключенного машинально закручивал какую-то гайку в механизме дивана, когда к нему подошел один из старожилов зоны, местный уроженец и сокамерник Альгис Сломинскас. Сделав молодому знак, чтобы удалился, Сломинскас завел какой-то ничего не значащий разговор обо всем и ни о чем. Шувалов сначала отвечал не думая — вопросы были самые что ни на есть обычные — но малу-помалу стал соображать, что подошел Сломинскас не случайно, и уже не удивился когда речь, разумеется, как бы невзначай зашла о пахане.

Башмак, или тезка Шувалова Виктор Авдеевич Башмачников, на вид плюгавенький косолапивший при ходьбе, скособоченный мужичонка, имел крепкую поддержку за пределами зоны.

Был он на воле другом одного из авторитетов что, собственно говоря, и позволяло Башмаку «княжить в своем уделе», огражденном от остального мира решетками да заборами с колючей проволокой.

Государство в государстве — мир пенитенциарных, как принято выражаться теперь, учреждений — живет по своим законам. Для одного попасть в тюрьму — это действительно трагедия для другого… Иной на воле о такой жизни и мечтать бы не мог.

Жил Башмачников как кум королю да сват министру.

Любимой забавой для Башмака была баня. Не мог он отказать себе в удовольствии попариться с веничком на самой высокой полке в парной.

Там его обслуживали обычно четверо зеков, сменявших друг друга попарно. Уродливое тело Башмака оказалось необычайно выносливым, и никто из охаживавших его вениками слуг не мог продержаться достаточно долго, чтобы пахан остался доволен.

Иногда к Виктору Авдеевичу вертухаи приводили женщин, но случалось, что тот не брезговал и однополыми собратьями по отсидке.

У Шувалова были все основания полагать, что, несмотря на свою «престижную» статью, он может угодить в число опущенников или вообще однажды смертельно порезаться, например, пилой или стамеской.

— Почему бы тебе не взяться за это? — спросил Сломинскас.

— За что? — оторопело переспросил Шувалов, хотя ему и так уже стало понятно, куда клонит сокамерник. Он потратил немало времени на то, чтобы рассказать Виктору Сергеевичу, что произошло на воле. А случившееся событие действительно было очень и очень важным. Ну, само собой разумеется, советский народ запустил новый спутник, осудил очередные происки империалистического Запада и все такое, однако было и еще нечто, взволновавшее Шувалова куда больше.

Между большими людьми воровского мира вышел конфликт, вернее, он закончился, так как тянулся уже довольно-таки давно. Мелкой сошки Виктора Шувалова это на первый взгляд вроде бы никак не касалось, но только на первый. В результате разрешения конфликта бонз сложилась очень привлекательная для Виктора Сергеевича ситуация — Башмак лишился своей поддержки: его заступник погиб. Однако Башмачников продолжал вести себя как ни в чем не бывало.

Обо всем этом и рассказал Шувалову Альгис, дав ему постепенно привыкнуть к мысли, что если тот убьет Башмака, то, вполне возможно, тюремные власти не станут слишком тщательно разбираться. Только все надо сделать с умом.

— Мне бы хотелось выйти отсюда хотя бы и через девять лет, — признался сокамернику Шувалов в следующей беседе. Произнес он это таким тоном, что становилось ясно — для него вопрос состоит не в том, чтобы прирезать Башмака, а в том, чтобы не понести за это ответственности.

— Я же тебе про то и толкую, — кивнул Альгис. Говорил он почти без акцента, так как до посадки довольно долгое время прожил в Москве. — Надо сделать все с умом.

— Мне понадобится какое-нибудь оружие — «сопротивлялся» Шувалов, отлично понимавший, что за этим дело не станет. Он уже начал догадываться, откуда, как говорят, растут рога в этом деле, и понимал, что оружие найдется — И потом, если Башмака пришьют, вертухаи тут все перероют, могут найти, э-э-э, орудие преступления.

— Пусть тебя это не волнует, — твердо произнес Альгис и спросил: — Так ты согласен?

— Да.

На следующий день у одного из зеков работавшего на циркулярной пиле, каким-то образом отлетел от бешено вращавшегося диска кусок бруса и ударил прямо в закопченное окно под потолком. Вертухаи засуетились, стали искать осколки стекла, собрали, да вроде не все — один или два, наверное, провалились в снег. Так во всяком случае решили охранники.

Ночью Сломинскас разбудил задремавшего Шувалова и прошептал на ухо:

— Смотри.

— Что это такое? — удивился Виктор Сергеевич, увидев в руке сокамерника некий узкий продолговатый предмет, завернутый в тряпку.

Сломинскас осторожно взялся за краешек обертки и, приподняв ее, развернул сверток, в котором оказался тот самый, провалившийся в снег кусок грязного закопченного стекла длиной сантиметров тридцать-тридцать пять.

— Ну, что скажешь?

Шувалов едва заметно покачал головой, а Альгис пояснил:

— Вот здесь можно сделать ручку — обмотаем тряпкой, а сверху прихватим изолентой.

— Когда и где? — коротко спросил Шувалов.

— Завтра, — ответил Сломинскас. — Когда он напарится вдоволь и пойдет под душ, — ты знаешь, он там может торчать довольно долго…

Потом ему должны будут привести Ольгу, ту, здоровую, которую в прошлый раз приводили.

А вместо нее придешь ты. — Альгис скривил губы в ухмылке. — Ребята дадут знать. Там стоят шайки, это, — сокамерник спрятал стекло, — ты найдешь в нижней из них. Усек?

Шувалов кивнул.

Да, он не ошибался: интересы определенной группы заключенных и администрации совпадали, об этом говорили слова Сломинскаса про ребят, которые дадут знать, да и про то, что он, Шувалов, придет вместо Ольги…

Внезапно поезд сбавил ход и начал быстро тормозить, но не остановился вовсе, а поплелся «шагом».

Виктор Сергеевич приоткрыл дверь. Генриха в коридоре не было, только жилистый, подвижный Мао и двухметровый громила, мастер спорта по боксу Хруст. Родионов придавал такое большое значение операции, что послал вместе с Шуваловым своих персональных, всецело преданных только ему одному телохранителей. Оба действительно были лично обязаны Хирургу жизнью.

Поезд замер на рельсах.

— Все в порядке, Виктор Сергеевич, — сказал кунгфуист Мао, невысокий суховатый человечек с раскосыми, как у китайца, глазами. — Просто красный загорелся, наверное, пропускаем когото, мы идем минут на пять раньше графика.

Шувалов кивнул:

— Хорошо, Аскар.

Мао закрыл дверь.

Шувалов все чаще и чаще обращался к Хирургу с просьбой послать на ту или иную операцию личных телохранителей исследователя. Граф любил иметь с ними дело. Ребята отличные — умные и прекрасно подготовленные физически.

Поезд дернулся и тронулся, медленно набирая скорость. Шувалов вновь принялся смотреть в окно.

Распростертое тело Башмака лежало на кафельном полу душевой. Кровь из нескольких ран, нанесенных смертоносным оружием Шувалова, смешиваясь со струями воды из громко шумевшего душа, быстро убегала в зарешеченный водосток. Отставной старшина стоял и точно во сне смотрел на поверженного врага. Это был третий человек, убитый Виктором Сергеевичем.

Первым был тот засранец-новобранец, который хотел пришить его, но сам оказался покойником.

Вторым — не в меру смелый инкассатор, отдавший жизнь за казенное добро. Сколько же из-за этого кретина вышло дерьма!

Сломинскас оказался человеком слова, и на следующий день после их разговора он сумел устроить так, что Шувалов и Башмак оказались в душевой одни. Виктор понял, что момент наступил, он достал из шайки свой стеклянный нож и вышел из-за фанерной перегородки. Башмак что-то мурлыкал, подставляя свою коротко стриженную голову, покатые, покрытые веснушками хилые плечи, волосатую грудь и кривую спину под горячие струи. Он стоял лицом к стене. Шувалов подошел к нему и стал рядом.

— Башмачников Виктор Авдеевич, — произнес, отчеканивая каждое слово громким, привыкшим отдавать команды голосом отставной старшина, сжимая рукоятку своего направленного лезвием вниз импровизированного ножа. Он зная, что не чаявший беды Башмак сейчас медленно повернется к нему лицом, скорее всего решив, что за его спиной находится охранник, который привел бабу.

Шувалов не ошибся, пахан медленно повернулся и уставился на него с неподдельным интересом. Еще когда Башмачников только поворачивался, Виктор знал, куда и как ударит его.

Башмак стоял совершенно открытый для любого удара.

— Что тебе нужно? — спросил пахан с усмешкой и удивлением, увидев вместо женщины зека. — У меня сегодня другое настроение. В девках пока походи, — ухмыльнулся он, но, всмотревшись в глаза Шувалова, насторожился и стрельнул взглядом на руки Виктора. — Ща бабу приведут, — машинально добавил он.

— Время умереть, Баш-мак, — проговорил отставной старшина, как бы разрубая слово на две части.

Пахан слишком поздно понял, что зажато в руке у казавшегося ему этаким жалким придурком Шувалова, а может быть, даже и не успел понять, поскольку Виктор, быстро отводя руку назад так, что его смертоносное оружие оказалось скрыто за предплечьем, сделал выпад, выбрасывая стеклянное острие далеко вперед в стремительном броске.

Он старался сделать так, чтобы та часть лезвия, которая была ближе к рукоятке, пришлась Башмаку немного ниже подбородка, и когда неровный край стеклянного осколка попал, куда Виктор Сергеевич и целился, с нажимом провел ножом по горлу противника справа налево.

Кровь фонтаном ударила из рваной раны, обдав брызгами лицо Шувалова, а он, перехватив рукоятку, еще несколько раз, словно в забытьи, наотмашь полоснул все еще не рухнувшее тело справа налево, а потом еще слева направо, точно прорубая себе дорогу в чаще. Башмак рухнул на пол, неестественно раскинув конечности и заливаясь тут же смываемой водой и уносимой в зарешеченный водосток кровью.

Отставной старшина перешагнул через труп и, встав под душ, смыл кровь с лица, рук и со своего более ненужного оружия.

Он подошел к водостоку и, засунув стеклянный нож между прутьями решетки, сломал оружие пополам. Часть лезвия исчезла в розоватой от крови воде. Стараясь держать обломок ножа так, чтобы самому ненароком не порезаться, он зубами зацепил торчавший специально оставленный хвостик изоленты, которой был обмотан конец стекла, служивший рукояткой, размотал ленту и выбросил ее в водосток, туда же отправился и осколок. Теперь в его руке осталась только тряпка, он внимательно осмотрел ее, следов крови нигде не было. Шувалов разорвал ее на части и выбросил в мусорное ведро, стоявшее в углу, затем открыл дверь и отправился прочь.

Проходя мимо Сломинскаса, он едва заметно кивнул, тот молча опустил веки.

Состоявшееся расследование и несколько обысков ничего не дали администрации тюрьмы, никто ничего не видел, никто ничего не слышал и, как верно угадал Виктор Сергеевич, никто всерьез ничего не искал.

Только зеки теперь между собой полушепотом называли Шувалова Мясником.

Это уже позже, когда досрочно освободившийся Виктор Сергеевич вновь встретился в Москве с Альгисом Сломинскасом, Мясника стали называть Графом, по аналогии с однофамильцем — сподвижником царя-реформатора.

Через год после убийства Башмака отбывший свой срок Альгис покинул зону, на прощание Шувалов дал ему адрес и телефон своей матери, которая жила в Москве. К ней и намеревался вернуться после отсидки Виктор.

Это случилось не через девять лет, как он предполагал, а всего через два года.

Кто-то где-то (Виктор догадывался кто и где) нажал на какие-то кнопки, и тюрьма раз и навсегда выплюнула Шувалова из своего чрева.

Перво-наперво были нужны деньги, и тут ему снова помог тюремный товарищ, неожиданно возникший на горизонте. Они встретились, немного выпили, поговорили о том о сем, и увидев, что в ответ на заданный как бы между прочим вопрос, что он собирается делать дальше, Виктор только неопределенно пожал плечами, бывший сокамерник предложил помочь с трудоустройством.

Через несколько дней Альгис позвонил Шувалову и предложил встретиться, поговорить насчет работы. Он принял предложение бывшего сокамерника без малейших колебаний. Их задачей было ограбить одинокую богатую старуху — вдову коллекционера, которая жила после смерти мужа на даче с внучатой племянницей и хранила там все свои драгоценности.

Наводку грабителям давал ее личный доктор.

Старушка была помешана на здоровье и, хотя в свои семьдесят с лишним лет была покрепче иной двадцатилетней, регулярно почитывала труды по медицине. Она каждый раз ошарашивала своего врача тем, что находила у себя симптомы самых редких и даже экзотических заболеваний. Она души не чаяла в своем докторе, потому что, в какие бы дебри медицинских энциклопедий и справочников, сжигаемая страстью познания, ни забиралась, всякий раз оказывалось, что новая предполагаемая болезнь не является для ее доктора тайной за семью печатями и он всегда знает, как ее следует лечить.

Надо было только дождаться момента, когда старуха останется на своей даче одна.

Через несколько дней после того, как Виктор Сергеевич дал согласие на участие в деле, Сломинскас позвонил ему опять и назначил свидание в небольшой закусочной довольно далеко от дома Шувалова. Однако он даже не успел войти туда, потому что бывший сокамерник окликнул Виктора Сергеевича, высунувшись из окна «Запорожца»-броневичка, припаркованного рядом со входом в кафе-стоячку. Сломинскас сказал, что человек, который дает наводку, желает познакомиться с ним лично, и через пятнадцать минут они уже сидели в уютной гостиной большой трехкомнатной квартиры, хозяином которой и был тот самый личный доктор вечно недужной старухи.

Он был лет на десять старше отставного старшины, которого во внешности этого пожилого, благообразного человека больше всего поразили глаза — очень умные и, что самое главное, становящиеся вдруг какими-то пронзительными и даже пугающими. В остальном это был совершенно заурядный на вид человек, скорее, по мнению Шувалова, похожий на англичанина или на немца, чем на русского.

Так впервые встретились Виктор Шувалов и Герман Родионов.

На обратном пути отставной старшина не выдержал и спросил Сломинскаса, зачем этому, судя по всему (хотя бы по квартире, в которой жил доктор, и по ее убранству), весьма высокооплачиваемому врачу понадобилось рисковать и организовывать ограбление своей «левой» пациентки. Тот, усмехнувшись, ответил, что она, наверное, замучила его своими мнимыми болячками. Оба немного посмеялись, а затем Сломинскас, вдруг став совершенно серьезным, сказал, что он, Шувалов, очень понравился доктору, который и нанял для него того самого пройдоху адвоката, что так легко вытащил бывшего старшину из-за решетки. Виктор Сергеевич понял, что его новый знакомый, конечно же, знает о том, что случилось в тюрьме, и вообще знает о нем, Шувалове, довольно много.

И это совершенно не огорчало Виктора Сергеевича, он понял, что случай, который свел его со Сломинскасом, дает ему шанс, потому что если он, Шувалов, сумеет справиться с заданием, то для него, возможно, начнется новая жизнь, он опять сможет заниматься тем, что умеет делать.

Правда, он не очень себе представлял, какое отношение ко всему этому может иметь седовласый доктор с пронзительными, умными глазами.

Видя, что он погрузился в какие-то свои раздумья, Альгис тоже ненадолго умолк, а потом сказал, что вообще вся эта затея нужна доктору только для того, чтобы иметь возможность спокойно заниматься исследованиями.

Шувалов в науках смыслил мало, но все же не мог не удивиться он полагал, что исследования проводятся в специальных учреждениях, деньги которым выделяет государство — Есть такие исследования, — подчеркнув последнее слово и осклабившись, произнес Сломинскас, — которые не очень удобно проводить в государственных учреждениях, не имея своих средств.

Что сие означало, Альгис не пояснил, а Шувалов не стал спрашивать. Вернее, спросил, но только не о планах доктора, а о том, что конкретно им надо будет делать.

Сломинскас спокойным и деловитым тоном, точно обрисовывая план воскресного пикничка на природе с шашлыками и девками, начал излагать напарнику детали предстоявшего дела. Он, как и всегда, был точен даже в мелочах и скрупулезно объяснил бывшему сокамернику, сидя за рулем припаркованной в нескольких кварталах от того места, где тот жил, автомашины, как сделать все так, чтобы снова не оказаться там, где они познакомились.

Альгису этого не хотелось еще больше, чем Виктору: литовец был уже не молод — выглядел гораздо старше доктора, который тоже вовсе не казался бывшему старшине молодым, — и постоянно жаловался на всякие болячки. Виктор Сергеевич с каким-то сожалением отметил, что, хотя прошло не так уж много времени с тех пор, как он прощался со Сломинскасом в камере, Альгис здорово сдал, словно свобода подействовала на него как быстродействующий яд.

Шувалов не спрашивал, что связывало этих двоих, казалось бы, принадлежавших совершенно к разным социальным группамлюдей, да это его и не очень-то интересовало, он старался внимательно слушать то, что говорил ему бывший сокамерник. Когда тот закончил свои длинные детальные объяснения, у его напарника возник только один вопрос, об ответе на который он уже догадывался, но все-таки считал, что должен его задать. Сломинскас не колеблясь ответил, и Шувалов услышал именно то, что и ожидал. У старушки был только один шанс уцелеть — спать очень крепким сном все то время, пока грабители будут делать свое дело, освобождая ее от излишних побрякушек, которые и носить-то в ее возрасте даже вроде как-то и неприлично, а многочисленные внучки и племянницы и так найдут из-за чего грызть друг другу глотки, когда старая ведьма «даст дуба».

Говоря все это, Сломинскас как бы вскользь с сожалением заметил, что, по его сведениям, у старушки, несмотря на все старания ее личного доктора, весьма неважно обстоят дела со сном.

Виктор Сергеевич не сомневался, что именно на него будет возложена задача усыпления старушки, если прописанные ей доктором сильнодействующие лекарства не окажут желаемого действия.

Он не раздумывал ни секунды, зная, что это его настоящий шанс, что жизнь снова, по сути дела, не оставляет ему выбора, точно так же, как три с лишним года назад, когда он, сжимая в руке смертоносный осколок стекла, стоял за спиной Башмачникова.

Шувалов никогда не был слишком алчным человеком, он умел довольствоваться немногим, но его воображение не могла не взбудоражить сумма, которая окажется в его распоряжении в том случае, если дело будет сделано чисто. Эти деньги сумеют сделать из бывшего пехотного старшины, неудачливого грабителя, убийцы, получившего кличку Мясник, уважаемого человека.

Конечно, превращение произойдет далеко не сразу, но такие деньги нельзя было даже и сравнивать с теми несчастными десятками, сотнями, тысячами и даже десятками тысяч рублей, которые ему с товарищами удавалось с большим для себя риском взять в сберкассе или в инкассаторской сумке. В сумме, которая причиталась лично ему, было ни много ни мало пять нулей, и они ровной шеренгой выстроились за шагающей впереди двойкой. Кроме этого, он понимал, что, располагая такой суммой, он спустя некоторое время сможет приобрести все — дачу, машину, квартиру! Это была заманчивая перспектива, но… Слова Сломинскаса о том, что он, Шувалов, понравился нанимателю, странным образом осели в его подсознании, каким-то таинственным образом он учуял, что главное во всей этой истории для него не сами деньги, а… перспектива сотрудничества с необычным доктором. Вместе с тем бывший военный не понимал, чем и как сумеет быть полезным своему новому знакомому. Наверное, он просто чувствовал, что в этом внешне скромном и даже заурядном седовласом человеке скрывается что-то страшное, и Шувалов вполне отдавал себе отчет в том, что ему непременно хочется стать сопричастным этой силе.

Нет, не только кругленькая сумма, ждавшая его в недрах старухиного дома, повлекла Виктора Шувалова на опасное дело, он знал, а скорее чувствовал, что ставка в начинавшейся игре очень высока.

Ночь выдалась темной, несмотря на полнолуние. Уже второй день ветер гнал темные, грязноватые тучи издалека, с северо-запада, с родной для Альгиса Балтики.

План Сломинскаса был составлен безукоризненно. Они беспрепятственно проникли в дом, легко справились с немудреной сигнализацией, без труда нашли старинный сейф, и Альгис приступил к своей обычной работе. Ему понадобилось всего несколько минут для того, чтобы открыть железный ящик, помнивший, наверное, еще благословенные царские времена. Старухины драгоценности перекочевали в принесенный грабителями специально для этой цели такой же старинный саквояж, про который Сломинскас сказал Шувалову, что он принадлежал его покойному другу. С тех пор как тот умер, Альгис всегда брал саквояж с собой на дело, а в последний раз, когда он засыпался, саквояж остался дома из-за протеревшейся до ниточек ручки. Литовец, не желавший признавать себя суеверным, все же считал, что именно из-за этого дело тогда и сорвалось.

Все было закончено, следовало уходить, но не успели напарники сделать и нескольких шагов в сторону выхода, как в проеме двери, ведущей в комнату, появилось привидение в белом саване.

В это время в сплошном облачном покрове, затянувшем небо, образовался просвет, и вся комната залилась серебряным светом, исходившим от печально взиравшей на спящие тихие предместья столицы круглолицей луны.

Привидение сжимало в вытянутой руке блестевший в падавшем из окна свете браунинг, дуло которого было направлено прямо в грудь Шувалову, который шел первым. Он остановился, заметив старуху. Их разделяло четыре или пять метров.

Сердце его неприятно замерло, когда он подумал о том, что вот из-за этой старой дуры, которая уже точно лет десять лишних коптит небо, сейчас все может сорваться. Он посмотрел старухе в глаза, они были бесстрастны и холодны, и в это время вдова коллекционера нажала на курок.

Хрустнул, не достигнув цели, боек Спокойствие, которое выражал взгляд хозяйки дома еще секунду назад, сменилось растерянностью. Она опустила глаза, с удивлением глядя на свой пистолет, затем снова надавила на курок, нервно тыча дулом в направлении грабителя. Оружие отказывалось повиноваться.

Цель медленно подошла вплотную к незадачливому стрелку и вырвала «браунинг» из слабой руки. Виктор Сергеевич мельком взглянул на пистолет и слегка усмехнулся: ему сразу стало понятно то, что никак не доходило до невезучей старой дамы.

— Вам следовало бы пользоваться револьвером, мадам! Пистолет, конечно, изящнее, но тут есть одна сложность: его необходимо снимать с предохранителя, перед тем как открыть огонь, — произнес бывший старшина так, словно объяснял новобранцу какую-то совершенно очевидную, обыденную, привычную вещь. Он посмотрел на старое морщинистое лицо женщины, которое стало еще более некрасивым из-за исказившей его гримасы страха и растерянности, деловито смерил старуху взглядом и, размахнувшись, проломил ей голову рукояткой ее собственного пистолета.

Перешагивая через труп, он подумал, что люди, не умеющие обращаться с оружием, могут здорово продлить жизнь человеку, против которого собираются это оружие применить. Он подбросил «браунинг» на ладони, точно взвешивая, а затем швырнул его на пол рядом с окровавленной женщиной.

Милиция не нашла преступников, прокуратура закрыла дело, а драгоценности покойной, обращенные в деньги, легли в основу создания организации, которую и возглавил Герман Родионов, врач, которого мутные воды перестройки через несколько лет сделали главврачом клиники, где лечили наркоманов.

Наконец-то Родионов получил то, что хотел — человеческий материал для своих исследований.

А Шувалов? Что получил он? Власть? Нет, власть в руках Родионова — главный-то он. Это именно так, несмотря на то что и охрана и санитары (что, по сути дела, одно и то же) подчиняются Виктору Сергеевичу.

Власть и деньги, деньги и власть. Денег у него полно, а вот власть…

В дверь постучали.

— Приехали, Виктор Сергеевич, — прозвучал голос Хрусталева, просунувшего голову в купе — Хорошо, — Шувалов, поднявшись, показал рукой на противоположную полку. — Достань чемодан.

Хруст молча выполнил приказание.

— Пошли, — бросил Виктор Сергеевич, выходя в коридор.

Глава 9

— А, сука! — прохрипел Коновалов под градом пуль, отползая в сторону и оглядываясь через плечо на присевшего на корточки и вжавшегося в стену старика.

— Вы мне? — спросил тот удивленно.

— Да при чем здесь вы! — разозлился капитан Огонь прекратился, и изнутри квартиры раздались крики и звуки борьбы Пока Василий поднимался с пола, прячась за кирпичный косяк, его компаньон отошел от двери и, держа пистолет в вытянутых руках, несколько раз выстрелил в нее.

— Помогите! — завопил кто-то истошным голосом. Раздался выстрел, потом какой-то грохот, как будто хлопнули рамы, потом все стихло.

Омар ударом ноги вынес дверь и с криком «Милиция, никому не двигаться!» ворвался в квартиру. Вслед за ним туда влетели Коновалов и Копайгора. Маркиз посмотрел на капитана и глазами показал на дверь, за которой, по всей видимости, находилась другая комната. Эта дверь была грязной, обшарпанной и еле держалась на петлях, из щелей между ней и косяком пробивались полоски света. Омар мощным ударом ноги вынес и эту дверь, причем так, что она вообще слетела с петель. Его взору открылась тускло освещенная комната, почти, если не считать продавленного дивана и опрокинутой табуретки, лишенная мебели. В углу, стоя на коленях, стонал, корчась от боли, высокий широкоплечий парень, голова и лицо его были окровавлены, он обеими руками зажимал рану в животе, из которой тоже сочилась кровь.

— Их двое! Через окно ушли! — крикнул он, видимо, из-за возгласа Маркиза приняв ворвавшихся в комнату людей за милицейскую опергруппу.

— Это Сеня! — воскликнул Копайгора. — Семен Голубев, сын Андрея!

— Займитесь им, — бросил Коновалов старику, подбегая к окну и высовывая голову. — Одного вижу, а где второй? Ладно, — он махнул рукой, протискиваясь в оконный проем, и схватился за перила лестницы. — Я вниз, а ты, Омар, проверь крышу, он, наверное, хочет пролезть в люк и выйти через другой подъезд.

Василий начал спускаться, а Маркиз с проворством кошки взобрался на крышу. Ему повезло: преследуемый им человек поскользнулся и, по всей видимости, растянул ногу, впрочем, не сильно, потому что поднялся и заковылял к каменной надстройке, стремясь как можно скорее достичь ее, чтобы, как и предполагал Коновалов, воспользоваться для бегства люком соседнего подъезда.

— Стой! — закричал Маркиз. — Стой, стреляю!

Бежавший обернулся и, увидев своего преследователя, на секунду приостановился и дал по нему очередь из маленького автомата.

— Хобот?! — вырвалось у Хафизова. Вот уж кого не ожидал он встретить на этой крыше. Хоботов тоже, узнав своего извечного врага, казалось, удивился не меньше.

Однако времени удивляться Хобот Маркизу не оставил.

«Узи» Хоботова огрызнулся новой очередью, впрочем, не очередью, так, очередишкой. Алик несколько раз нажал на курок, не желая верить в то, что у него попросту кончились патроны.

— Брось оружие, — скомандовал Маркиз и подошел к противнику, держа «марголина» в вытянутых руках.

— Ты что, в лягавке служишь, Хафизов? — презрительно кривя губы, спросил Хобот, нехотя бросая ставший бесполезным автомат на гудрон крыши. — Сдашь меня в ментовку?

— Тебе не удастся меня задеть, Алик, — с деланным дружелюбием пообещал ему Маркиз. — А вот что я с тобой сделаю — это уж будет зависеть от тебя. Если ты ответишь на некоторые мои вопросы — уйдешь отсюда живым и невредимым, разумеется, без своей хлопушки.

Хоботов заскрипел зубами. Опять этот ублюдок одержал верх. Нет, такого бывший десантник, младший сержант Алик Хоботов допустить не мог. Однако выхода у него не было.

— Что еще за вопросы? — мрачно проговорил он.

— Сегодня ко мне обратился один человек, — начал Маркиз, опуская пистолет. — Андрей Филиппович Голубев. У него пропала дочка…

— Да-а? — вытаращил глаза Хобот. — Как интересно.

— А ну, не дури со мной! — Маркиз вскинул пистолет. Очень противно было целиться в безоружного. — Зачем тебе понадобился Семен?

— А ты угадай, — предложил бывший младший сержант, ехидно ухмыляясь.

— Отвечай на вопросы, подонок!

— А ты пристрели меня, — проговорил Хоботов, как будто чувствуя, что Маркизу неприятно наставлять на него пистолет. — Боишься? Без «пушки»-то ты так, пшик! Убери хлопушку, трус, поговорим как мужики, а?

Маркиз покачал головой, но подумал, что в конце концов Хобот никуда не денется.

— Тебе прошлого раза мало показалось? — спросил он и опустил пистолет.

— Если ты имеешь в виду тот случай, — процедил сквозь зубы Алик, — так тебе просто повезло тогда, я был не в форме, долго не тренировался…

— Надеюсь, сейчас ты в форме?

— В отличной! — Глаза Хобота вспыхнули. — Я вырублю тебя с одного удара, урою, как дохлого котенка! Ты же урод, недоделок! Вставай в стойку, козел!

«Вася бы меня за это не похвалил», — вполне справедливо подумал… только подумал Омар.

— Что ж, изволь, только в этот раз я с тобой нежничать не стану, — предупредил Маркиз Хобота, засовывая пистолет в карман пиджака — плащ остался в квартире Коновалова, а из-за пояса «марголин», чего доброго, мог выпасть.

Маркиз принял боевую стойку:

— Я готов, Хобот. Только одно условие, дружок! Когда ты окажешься на полу и почувствуешь, что тебе очень трудно подняться, ты честно и правдиво ответишь на все мои вопросы.

— Приготовься к смерти, Хафизов, — кривясь от ненависти, проговорил Хобот, неожиданно выхватывая из-за полы пиджака «ПМ» и наводя его на Омара. — Я же говорил, что ты жалкий урод! Господи, какой же ты ничтожный придурок! Ты точно такой же ублюдок, как твой старший братан, который влез в дерьмо так глубоко, что хозяину ничего не оставалось делать, как приказать пришить его, пока ты геройствовал в Афгане.

Маркиз остолбенел, он стоял молча, не в силах пошевелиться. Мозг сам быстро просчитал шансы: пистолет в кармане, быстро его не выхватишь, Хобот успеет выстрелить. Обезоружить его? Нет, далековато стоит…

— Что ты сказал про Артура? — спросил Омар.

Он и сам много раз думал о том, как могло произойти несчастье с его братом. Его никогда не покидала мысль о том, что здесь было что-то нечисто, но ничего выяснить он тогда не смог.

Конечно, Хобот мог говорить все это для того, чтобы причинить ему лишнюю боль, но вдруг он все-таки не врет?

Бывший младший сержант молчал, наслаждаясь произведенным эффектом.

Достал! Достал-таки! Каменного, как скала, крутого парня Маркиза!..

Хоботов почувствовал — пришел его час. Час мести, которого он ждал больше десяти лет. Теперь аккуратно! Чтобы, не расплескав ни единой капли, насладиться терпким вином отмщения.

Он получит за все, прежде чем нажмет на курок.

— Что ты об этом знаешь, Алик? — попросил Маркиз, понимая, что Хобот в отличие от него церемониться не станет. — Скажи мне, ты же в любом случае сейчас меня убьешь.

— Я все знаю об этом, Омарик, — насмешливо отозвался Хобот, лишний раз убеждаясь, что попал в точку. — Я хорошо все знаю, потому что именно мне босс поручил тогда дело.

— Тебе?

— Конечно, я не мог лично пришить его, он ведь парился на нарах, но именно я нашел нужных людей, которые все и сделали. Так что можешь считать, что твоего братца пришил именно я.

— Ты?..

— Я, — облизываясь, как обожравшийся сметаной кот, проговорил Хоботов, и Маркизу показалось, что на худых смуглых щеках его врага заиграл румянец, хотя, несмотря на луну и звезды, было слишком темно, чтобы утверждать это с уверенностью. — Я, — повторил Хобот и добавил: — А вот твоего дружка Ваську Прохорова и вовсе я самолично в петлю засовывал, когда он с горя решил повеситься. Так что, как видишь, я кое-что сделал для тебя в жизни.

— Васю… — Омар не верил своим ушам. Прохоров, боксер, бывший чемпион России, тренировал «команду» Ганджиева, тогда еще директора нефтеперерабатывающего завода. Потом запил из-за измены жены и не смог остановиться.

Хрупкая женщина сломала здоровенного мужика, а сломанные люди — неудачники — не нужны Ганджиеву. Он уволил тренера, который стал пить еще больше… Это был единственный друг Омара с тех пор, как он вернулся из Афганистана. Однажды Маркиз на несколько дней уехал по делам, а когда вернулся… Васи уже не было, он повесился по пьянке. Повесился после того, как намекнул Омару, что его старшего брата Артура убили по приказу Ганджиева.

Маркиз больше не спрашивал своего бывшего коллегу, он понимал, что тот говорит правду Хозяин — старый друг покойного отца Артура и Омара — заботился о том, чтобы потерявшая одного сына вдова ни в чем не нуждалась, взял на работу вернувшегося после выполнения «интернационального долга» Омара… Но все это ничего не значило. Несмотря ни на что, дядя Сиявуш мог запросто отдать приказ убить кого угодно, хоть родную дочь, так что нечего и говорить про Артура! И то, что он услышал в следующую секунду, окончательно рассеяло все его сомнения — Я недавно ездил в Тольятти, — произнес Хоботов задумчиво. — Договорился об одной услуге с парнем по кличке Крыса. Ты, наверное, слышал про него?

— Да, — Маркиз, до которого все эти слова долетали словно бы через какую-то пелену, кивнул. Его ответ прозвучал как-то неуверенно. А Хоботов продолжал:

— Он страшно разозлится, когда узнает, что я за него сделал половину его работы. Соображаешь, о чем речь, а, Омарик? — спросил он.

— Ему это может не понравиться, — согласился Маркиз.

— Правда, ему останется еще твой друг, Вася-мент. Если, конечно, Коля не убьет его раньше…

— Коля? — переспросил Маркиз, которому удалось взять себя в руки. — Не Ревякин часом?

— Ты догадливый парень, Омарик-комарик, хотя все-таки чудак! Жалко, что мне придется тебя пришить так быстро, ей-Богу, не часто удается так повеселиться.

— Ну, так продли себе удовольствие, а я еще чуть-чуть поживу, — улыбнулся Маркиз и подумал: «Какого черта? Надо попытаться обезоружить его. Не так уж и далеко он стоит».

— Честное слово, старик, — засмеялся Хобот. — Я бы с удовольствием оставил тебя в живых, да уж больно мне хочется тебя пришить.

Ладно, прощайся с жизнью, приятель, мне пора, — он поднял пистолет, нацеливая его в лоб своему бывшему коллеге. — Прощай, Омарик!

— Прощай, Алик! — ответил со странной улыбкой Маркиз, заметив, что по лицу Хоботова скользнуло небольшое круглое красное пятнышко и замерло у него на лбу.

Тот, почуяв что-то неладное, замешкался, и рука, державшая пистолет, сдвинулась на несколько сантиметров в сторону, благодаря чему Омар на какое-то мгновение оказался вне линии огня. Прыгая в сторону с быстротой и ловкостью гепарда, он одновременно выхватил из кармана своего «марголина», хотя уже понял, что стрелять в Алика Хоботова ему не понадобится: в ту же секунду на месте красного пятнышка на лбу младшего сержанта появилась маленькая аккуратная дырочка и телохранитель Сиявуша Мамедовича Ганджиева медленно осел на поверхность крыши.

Маркиз прыгнул на гудрон и бросил быстрый взгляд туда, откуда, по всей видимости, прилетела пуля. На крыше дома, расположенного напротив, мелькнула фигура человека. Омар не стал раздумывать над тем, зачем профессионалу, а он не сомневался в том, что работал настоящий профессионал, понадобилось убивать телохранителя Ганджиева. Хафизов вскочил, бросился в ту же дверь, через которую несколько минут назад собирался улизнуть Хоботов, и стал быстро спускаться вниз по лестнице. Однако человек, застреливший Хоботова, оказался проворнее.

Маркиз перебежал улицу и юркнул в подъезд здания, с крыши которого, как он полагал, стрелял в Хобота его, Омара, неожиданный спаситель.

Хафизов, однако, вовсе не думал о благодарности, а тот, по всей видимости, не ждал, что спасенный принесет ему букет цветов и бутылку шампанского.

Стрелявший словно испарился, нигде не было ни следа его пребывания, и Маркиз подумал, что этот человек, по всей видимости, воспользовался черным ходом. Разыскивать спасителя было поздно, он успел опередить Маркиза по крайней мере на две-три минуты, вполне достаточно, чтобы успеть сесть в автомобиль, который или поджидал его, или был оставлен им где-нибудь поблизости Не на трамвае же он сюда приехал?

Маркизу вспомнился синий «Скорпио», казалось, приклеившийся к его «девятке».. Произошло это до того, как Омар заехал в «Звездное», или уже после, он с точностью сказать не мог.

По тому разгрому, который творился в кафе, Маркиз сразу же понял, чьих это рук дело. Вася со стариком, конечно же, уже смылись, какой-то тип орал, что у него украли «мере» и на чем свет крыл Коновалова, абсолютно не стесняясь в выражениях Маркизу, дабы угомонить крикуна, пришлось обойтись с ним круто, а именно вывихнуть ему руку.

Началось все хорошо. Милиция еще не приехала, и Омар, вытащив свое фальшивое удостоверение, задал потерпевшему несколько вопросов. Он выяснил, что угнавший «Мерседес» Коновалов бросился преследовать «шестерку», владелец которой тоже немедленно отыскался — им оказался замдиректора кафе, личность угонщика тоже удалось определить, к приезду Маркиза она уже была окончательно установлена.

Так лжестарший лейтенант Аязов получил адрес Голубева и, не зная, куда еще поехать, направился в Черную Речку, район, где к своему удивлению и обнаружил своего приятеля, да еще в такой компании! Но прежде чем Маркизу удалось уехать от «Звездного», владелец «мерса», оказавшийся на беду бывшим работником милиции, заподозрив Омара в фальсификации, начал повышать голос.

Где уж тут было думать про какой-то «Форд», когда надо срочно уносить ноги? Иномарок в городе развелось, что в той Москве, а все говорят — плохо живут! Оборонке, мол, зарплату не выдают!

Черт разберет, когда «Форд» прицепился?

Показалось, наверное… В любом случае стрелок уже смылся. А ведь было совершенно очевидно, что этот убийца-профессионал чертовски опасен. Маркиз отлично помнил о предупреждении Аксельбанта, но зачем нанятому Ганджиевым киллеру убивать Хобота? Перепутал он, что ли? Бред какой-то…

Но Маркиз ошибся: в тот момент, когда он отказался от преследования своего неизвестного спасителя, он еще не уехал. Одно непредвиденное обстоятельство задержало его.

Лео Свентницкий быстро освободил свой пистолет от глушителя и засунул его за пояс брюк, оставляя незастегнутыми нижние пуговицы куртки. Глушитель он, подержав зачем-то несколько секунд в левой руке, убрал в карман.

Лже-Сергеев вышел на улицу и быстро, но без лишней суеты направился к тому месту, где поставил свою машину. Завернув за угол, он, не сбавляя шага, пошел прямиком к ней. Впереди, возле его «Форда», припарковался старенький обшарпанный «Москвич». Лео не поверил своим глазам. Нет, действия четверых парней, приехавших на этом допотопном транспортном средстве, не вызывали у него никаких сомнений. Но какая наглость! Они, разделившись на пары, поддомкратили иномарку с двух сторон и увлеченно свинчивали крепежные болты с дисков его передних колес. Свентницкий поспешил на выручку автомобилю. Один из двоих, трудившихся над колесом с той стороны, с которой приближался Лео, поднял голову и посмотрел на подходившего.

— Ну, чего уставился? — спросил он таким тоном, словно ему мешали чинить его собственный автомобиль.

— Это моя машина, ребята. Поэтому будет лучше, если вы оставите ее в покое и свалите отсюда от греха подальше, — посоветовал Свентницкий.

— Машина, приятель, может быть, и твоя, а вот колеса уже наши, — засмеялся парень, довольный своим остроумием.

— Что там, Макс? — поинтересовался, поднявшись над капотом с другой стороны машины, здоровенный кудрявый парень. По тону его Лео догадался, что он скорее всего был заводилой в этой четверке.

— Все в порядке, Толян, парень говорит, что не возражает, если мы возьмем колеса, — продолжая наслаждаться своим остроумием, ответил Макс.

— Умный мужик, — резюмировал Толян.

— Вот и я говорю, — согласился Макс.

— У тебя есть минутка-другая, мужик? Тогда постой и подожди, пока мы закончим, а потом можешь ехать, — сказал Толян, обращаясь к блондину и добродушно улыбаясь. — За работу, ребята, нас ждут еще задние колеса, а мы все возимся с передними.

— Заверните болты и проваливайте отсюда, пока целы, — предложил Свентницкий.

— Эй, Макс, пойди-ка разберись со своим приятелем. Объясни ему, что к чему, и быстрей возвращайся к работе, не ровен час, менты привалят, а у нас еще и полдела не сделано — скомандовал Толян из-за машины Макс поднялся и сделал шаг по направлению к блондину.

Тот слегка пожал плечами и, отступив расстегнул верхние пуговицы куртки, правой рукой достал из-за пояса свое оружие, а левой извлек из кармана глушитель и прикрепил его к блестящему пистолету.

— Что это? — оторопело спросил его Макс — «Дабл игл» — пистолет американского производства, тридцать восьмой калибр, девять с половиной миллиметров, боекомплект восемь патронов, но осталось только шесть, потому что я уже пришил сегодня двоих. Кстати совершенно бесплатно! Когда я закончу с вами, у меня останется всего два патрона, вас ведь четверо если я не ошибаюсь?

Макс проглотил слюну.

— Есть еще инфракрасный прицел, но мне он в данном случае не понадобится — с такого расстояния я не промахнусь даже с закрытыми глазами, — закончил блондин свои объяснения наводя пистолет на Макса и нажимая на курок.

Напарник Макса по откручиванию колеса все то время, пока блондин рассказывал о своем оружии, оторопело смотрел то на его владельца, то на сам пистолет — парень, конечно, видел такие, но только в кино, а тут… Он не успел даже испугаться, как получил пулю между глаз.

— Эй, Макс, что там? — тревожно спросил Толян, поднимая голову над крылом «Форда».

— Билет в рай, Толик, — ответил блондин за Макса, улыбаясь одними губами, и в третий раз нажал на курок.

Кудрявая голова исчезла. Лео быстро обогнул машину и нашел там четвертого. Он, как и те двое других напарников Толика, оказался совсем мальчишкой-тинэйджером.

— Эй ты, мужик, я вооружен! — в отчаянии выкрикнул парень, стоя на коленях и роясь в кармане куртки. Видимо, он пытался найти свое оружие — нож или, может, газовик, но от страха у него это никак не получалось.

— Дырка в кармане? — ехидно осведомился Свентницкий. — Не иначе как в нее «стингер» провалился.

Парень выхватил газовый револьвер, но блондин не целясь нажал на курок, опередив его лишь на секунду. Раненый закричал от боли, роняя свое оружие на асфальт и хватаясь за простреленную руку.

— А-а-а-а!!! — завопил он еще громче, вцепившись пальцами в бедро, в которое блондин всадил следующую пулю.

— Я подумал, что оставлять два патрона в пистолете, когда вокруг ходит столько придурков, по меньшей мере глупо. Так что мне все равно его перезаряжать… Что ты орешь, неужели и правда так больно?

Парень продолжал стонать.

— Ты себе и представить не можешь, как противно убивать бесплатно… Да не ори ты так, всех разбудишь, — сказал Лео, брезгливо поморщившись и снова нажимая на курок.

Сразу стало тихо.

Киллер отпихнул ногой газовик последнего убитого, собрал с асфальта стреляные гильзы и, окинув взглядом машину, оценил результаты трудов бригады.

«Черт! — сказал он сам себе. — Надо было заставить этого придурка поставить на место болты, а то теперь самому придется».

— Грязные ублюдки! — выругался Лео вполголоса, оценивая размеры нанесенного «Форду» ущерба. — Я что, автослесарь, что ли? Как же вы мне все надоели! — добавил он, беря в руки ключ.

* * *

Омар подошел к своей машине и, осмотрев ее, убедился, что никто в его отсутствие к ней не прикасался. Это его немного успокоило. Он поднял глаза и увидел быстро приближавшегося компаньона. Василий не дошел до Маркиза еще пятидесяти метров, а Омар уже понял, что Коновалов зол, как черт. Это могло означать только одно — Ревякину удалось уйти.

— Ушел, сволочь! — подтвердил обливавшийся потом и дышавший, как паровоз, Василий догадку товарища.

— Я так и подумал, — кивнул Хафизов. — «Рафика» нет, они, наверное, приехали на нем.

— Ты страшно догадлив, Омарик, тебе, наверное, уже говорили об этом? — передразнивая компаньона, заявил бывший оперативник. — Я в этот «рафик» всю обойму разрядил, да что толкуто… Километра полтора, наверное, за ним гнался. У, сука!

— На чем же ты за ним гнался? — спросил Маркиз и тотчас понял: вот об этом-то как раз спрашивать не следовало. Но слово, как известно, не воробей — На реактивном самолете, мать твою! — взвился капитан, словно бы только этого вопроса и ожидавший.

— Да я просто спросил… — проговорил Омар примирительным тоном, изо всех сил стараясь не подхлестывать гнев бывшего оперативника, по внешнему виду которого и без каких-либо вопросов было понятно, что эти самые чертовы полтора километра он проделал не иначе как галопом.

— Ползли два таракана, один интеллигентный, а второй просто спросил, — плотоядно улыбаясь, проговорил Василий. — Слышал такой анекдот? Ты спросил, да? Ты просто гений по части вопросов! А вот давай-ка я тоже спрошу:

куда девался твой? Я что-то не вижу его здесь.

— Там, — Омар небрежно махнул рукой, показывая в сторону крыши дома.

— Вот как? Надеюсь, он в наручниках? — с вызовом поинтересовался Коновалов, отлично зная, что никаких наручников у приятеля с собой нет и не было.

— Да нет…

— Нет?!!

— В этом не было нужды, — пожал плечами Маркиз. — Он это… скончался.

— Совсем?

— Слушай, Вась, по-моему, это дурацкий вопрос. Если я говорю, что он скончался, то это, черт побери, значит, что он сдох. И лежит там дохлый!

— Дохлый?! Дохлый! Просто дохлый, и все.

Просто дохлый! Когда ты начнешь понимать оперативную работу? Это был свидетель, понимаешь, да? Не понимаешь? Сви-де-тель!

— Послушай, Вась… — начал Маркиз, чувствуя, что начинает злиться. Какого черта, никогда не разберется, сразу же орать! Всегда так!

— Нет, это ты послушай, О-мар! Причем послушай внимательно. Если бы я хотел просто пристрелить эту падлу гребучую — Ревякина, то он был бы уже покойным или, как ты изволил выразиться, дохлым, но я должен был его арестовать, арестовать и допросить! И ты должен был!

Должен арестовать того, который достался тебе…

— Так что же ты своего не арестовал? — ляпнул Маркиз, которому вдруг надоело выслушивать несправедливые упреки компаньона. Омар успел уже пожалеть о своей неосторожности, но было, как всегда, поздно. «Что за привычка, а?

Сначала делать, а потом думать…»

— Да ты что, сука, надо мной издеваешься?

Я же только что тебе сказал: я его не догнал просто потому, что у меня не было машины!

— Слушай ты, бугай, я тебе никакая не сука, понял?! Если бы ты не отрастил брюхо себе до колен, то, может быть, смог бы побыстрее шевелить своей жирной задницей! — заорал совсем уже почти потерявший самообладание Маркиз, еще больше злясь на себя за то, что говорит сейчас языком компаньона и даже с его интонациями.

Он понимал, что его слова совершенно несправедливы, потому что хотя Вася и пил многовато, и, конечно же, давно потерял спортивную форму, но в недостатке проворства, когда это требовалось, его трудно было упрекнуть. И еще одно Маркиз прекрасно понимал: причиной его собственного бешенства были слова, сказанные перед смертью Хоботом, но капитан-то этого не знал, а следовательно, сейчас будет буря. И буря не заставила себя долго ждать!

— Ты мне еще смеешь указывать! Ну, так я тебе башку-то оторву! — завопил Коновалов, и его пудовый кулак засвистел в воздухе, стремясь до основания стереть на лице Маркиза все выпуклости, как-то нос, брови, губы. Но лицо это в самый последний момент бессовестно нырнуло куда-то вниз, и обладатель мощного кулака непременно упал бы, если б товарищ не поддержал его, услужливо выбросив вперед свой твердый, точно сделанный из гранита, кулак.

У Коновалова потемнело в глазах, на мгновение ему показалось, будто ему со всего маху кто-то врезал ломом по животу.

«Да нет, ломом-то, пожалуй, было бы не так больно», — мелькнуло у него в голове, но с юности качанные-перекачанные мускулы брюшного пресса выдержали, спасая своего хозяина от неминуемого позора.

«Да он что, чугунный, что ли? — мелькнуло в голове у Омара, — я же таким ударом стену кирпичную прошибить могу».

Удар был настоящим боксерским Ему Маркиза научил покойный Василий Прохоров во время их тайных спаррингов за запертыми дверями зала профилактория, где тренировалась ганджиевская «команда» Маркиз показывал своему спарринг-партнеру разные захваты и броски, которым его научил старик самурай, а эксчемпион России делился своей техникой.

Маркиз отскочил и стоял теперь спиной почти вплотную к своему автомобилю, ожидая повторной атаки Позиция эта была не слишком-то удобной для схватки со столь опасным противником, ибо существенно сокращала возможности для маневрирования, лишая гораздо более легкого, чем противник, Омара очень важного преимущества.

— Что, съел? — злорадно спросил Вася.

— Сам-то что, не съел? — отозвался напарник не менее злопыхательским тоном.

— А ты не ныряй, держи удар, как мужик.

— А ты попади, бронебойщик!

— Ныряльщик!

«Еще раз дам ему попробовать, — подумал Омар — А потом атакую сам, иначе он меня достанет».

«Попытаюсь пофинтить левой-правой, правой-левой — назад ему некуда, а вбок я его не пущу и зацеплю, — примериваясь для очередного удара, размышлял капитан — Двину по корпусу и тут же вдогон по роже, пусть тогда попробует понырять!»

Но выглядевший особенно маленьким на фоне своего друга Маркиз снова оказался проворнее, он не поддался на провокацию соперника и сумел ускользнуть от его кулака-молота.

Звон разбитого стекла «девятки» был заглушен рыком льва, которому в джунглях наступил на ногу пьяный слон. Со злости Василий еще и хватил сверху левым кулаком по крыше автомобиля.

— Ты что, с ума сошел?! Машина-то чем виновата? — крикнул выскочивший из опасной зоны Маркиз.

— Я руку разбил! — с негодованием рявкнул в ответ бывший оперативник, потрясая кулаком, который угодил в окно правой передней дверцы машины товарища.

— А я теперь схвачу насморк! Ты же стекло разбил, а сейчас, видно, хочешь еще и крышу проломить? Может, хватит уже дурью мучиться?

Мы, между прочим, оставили там старика и раненого, который может умереть, и тогда у нас точно уже никаких свидетелей не останется. Как насчет того, чтобы разобраться потом, когда закончим это дело?

— Угу, — промычал Вася, угрожающе качая головой.

— К твоему сведению, это не я убил Хобота.

— Ну да, он от быстрого бега задохнулся.

— В него кто-то выстрелил с крыши дома напротив.

— Как интересно!

— Мне тоже. Тот, кто это сделал, был профессионалом. Не просто профессионалом, а очень крутым профессионалом.

— С чего ты взял?

— Он использовал инфракрасный прицел — любители так не работают! К тому же эта штука в хозяйственных магазинах не продается и стоит уйму денег, — тараторил Омар, не желая, чтобы его снова перебивали. — К твоему сведению, Хобот мне сказал перед тем, как его пришили, что Ганджиев велел ему нанять на нас киллера.

Этот человек скорее всего уже в городе.

— Чушь какая! — отмахнулся Коновалов от компаньона, как от назойливой мухи — Почему же он пришил вместо тебя этого самого Хобота, или как его там еще? — все еще с недоверием спросил капитан. — Может быть, у него прицел не той системы?

Вопрос был не из легких. И действительно!

Мог ли крутой профи перепутать и выстрелить не в того человека? Конечно, Хобот смуглый, как и Омар, но… нет Тогда что же? Кто-то нанял киллера на Хобота? Кому он нужен?! Если бы кто-нибудь и захотел платить деньги за убийство, так выбрал бы объектом самого хозяина. На кой черт нужны «шестерки»?

— Дело не в прицеле, — произнес Омар задумчиво, словно бы и не замечая тона товарища. — Он пришил Хобота, потому что тот ему… — «Сейчас ведь ржать начнет», — мелькнуло у Маркиза в голове, однако он закончил: — Потому что он ему мешал…

— Мешал?

— Ну, я не знаю… Я просто так думаю. Сомневаюсь, что он просто перепутал. В любом случае, если бы он хотел пришить меня, ему это ничего бы не стоило, потому что я стоял к нему спиной и мой затылок был для него еще лучшей мишенью, чем лоб Хобота.

— Ничего не понимаю, — честно сознался Вася, переставая ерничать.

— И еще одно: этого киллера зовут Крысой.

— Как интересно! Он что, успел тебе представиться или, может быть, послал визитную карточку? — снова возвращаясь к прежнему своему ехидному тону, спросил Коновалов.

— Нет, мне об этом сказал Хобот. Он специально ездил в Тольятти по приказу Ганджиева, чтобы отыскать там этого мужика…

— А вы неплохо пообщались с этим покойником. Насколько я понимаю, тот, кто прервал вашу милую беседу, не мог быть Крысой, — отметил капитан. — Он-то не перепутал бы, наверное.

— Да, уж конечно.

— Стало быть, он тоже где-то шляется с винтовкой или обрезом или таскает в мешке полтонны динамита, чтобы заминировать нам машину, — развивал свою мысль капитан — Не удивлюсь, если найду у себя под кроватью заряд, способный поднять на воздух целый квартал.

— Зато будильник не понадобится.

— Точно. Кто же это все-таки был, а? Сдается мне, Омарик, ты снова пытаешься водить меня за нос Что-то не вяжется, знаешь ли. Чего-то в этом супе, то есть рассказе, не хватает, — Вася подозрительно уставился на собеседника. — Может, скажешь еще чего, а, приятель? Опять какой-нибудь шпионский концерн вроде «Нашего будущего»?

«Только не это! — мысленно взмолился Омар. — Только не это! О Боже! У него опять развивается шпиономания, как в прошлый раз! Только не сейчас, и так уже весь день рождения испортили. Куда там! День рождения чуть было не стал днем смерти, да ты погоди, парень, еще не вечер. Да, „еще не вечер“, но уже ночь, а веселье, похоже, только начинается».

— Постой, постой, — Коновалов напрягся. — Ты меня совсем заморочил. Погоди… Это что же получается, а? Ревякин работает на твоего дядю Сиявуша?

— Я хотел… — начал было Омар.

— Подожди, подожди… — капитан поднял руки, требуя внимания. — Значит, он, черт его возьми, хочет пришить нас? Ах засранец! — Последние слова, надо полагать, относились к Ганджиеву. — Я его сам пришью, я и так уконтропуплю на фик савсем! От него одно мокрое место останется! А ты чего молчал?!

— Давай лучше посмотрим, что там с Семеном и стариком, — осторожно предложил Маркиз, стараясь отвести огонь от себя. Надо было как-то сбить Васю с мысли.

— Успеем.

— Послушай, Вась, мне не нравится, что мы таскаем его за собой. Он пожилой человек — Иван Макарыч — дед что надо! Свой мужик! Он так здорово вмочил одному мужику…

Блохину… — сообщил капитан с гордостью.

— В прошлый раз мы подвергли опасности жизни двух женщин, теперь ты впутываешь в дело старика…

— Кончай это дерьмо, Омар! — разозлился Вася. — Ты, блин, такой правильный…

— Берегись! — заорал вдруг Маркиз, хватая компаньона за руку и показывая куда-то за его могучую спину.

Тот неохотно повернулся туда, куда указывал Маркиз, и оба, как по команде, спрятались за «девяткой», выхватывая пистолеты.

Василий быстро сменил обойму, но стрелять ему не пришлось.

По встречной полосе к ним на большой скорости приближалась мощная машина с погашенными фарами. Намерения ее пассажиров не оставляли никаких сомнений!

Автомобиль, оказавшийся черным или очень темно-синим «Вольво», поравнялся с машиной Омара и сбавил скорость. Выстрелов не последовало, только небольшой черный предмет вылетел из открытого окна, брошенный кем-то, сидевшим на заднем сиденье за водителем, и, описав дугу, упал рядом со спрятавшимися за «девяткой» компаньонами. Водитель «Вольво» вновь нажал на педаль газа.

Маркиз в кошачьем прыжке подхватил с земли брошенный из машины предмет и, поднявшись во весь рост, изо всех сил метнул его вслед удалявшемуся черному автомобилю.

Граната взорвалась за долю секунды до того, как коснулась капота «Вольво». Автомобиль, точно оглушенный зверь, резко вильнул в сторону, врезался в дом и загорелся.

— Мотаем отсюда, — сказал капитан почемуто шепотом и не без восхищения проворчал: — Прямо матрос Кошка.

— Какая еще кошка? — не понял Омар.

— Ты что? В школе не проходил? — удивился Коновалов. — Мужик, который бомбу бросил назад. Она, правда, фитильная была, но ты тоже ничего, впечатляет. Ладно, пошли.

— А с ними что? — спросил вдруг Маркиз, поднимая на друга какой-то странно затуманенный взгляд. Омар лишь на секунду оторвался от созерцания полыхавшей машины, огонь неудержимо влек его…

— С ними? — повторил Вася вопрос друга. — Ты что, собираешься спасать этих ублюдков?

По-моему, они просто удачно схавали собственный гостинчик, припасенный для нас. Идем заберем Семена и этого доблестного старикана да будем уносить ноги, пока сюда не примчалась вся центральная ментовка.

— Иди, я сейчас, — Омару во что бы то ни стало хотелось, чтобы Василий ушел и не мешал ему смотреть на огонь. — Вы спускайтесь, а я тачку подгоню поближе. Хорошо?

— Ладно, давай, — согласился Коновалов и быстрыми шагами направился к подъезду.

* * *

«Что за черт? У них тут, похоже, жить веселее, чем в Чикаго или Москве, — сказал Лео самому себе, услышав прогремевший совсем рядом взрыв. — Кажется, я недооценивал ребят из этого захолустья».

Он не успел еще прикрутить все отвернутые грабителями крепежные болты на втором колесе «Форда», когда до него донесся звук взрыва как раз с той стороны здания, где он только что пристрелил еще одного придурка, пытавшегося испортить его товар и помешать ему заработать обещанные Беном деньги. Похоже было, что этот, казавшийся таким сонным, городок просто кишит конкурентами.

«Ребята рвут друг у друга изо рта кусок хлеба с черной икрой, — неприязненно поморщился он, оглядывая трупы незадачливых похитителей колес Лео не мог не понимать, что теперь милиция обнаружит трупы и ментам придется шевелить задницами — повышать бдительность, что, конечно же, ему вовсе не на руку. — Плохо будет, если кто-нибудь наткнется на труп, оставшийся на стройке. Одна надежда — в выходной там наверняка никто не появится». Покачав головой, Свентницкий подумал о том, надежно ли запрятал оружие убитого.

Он ни на минуту не сомневался, что взрыв на соседней улице имеет непосредственное отношение к тем ребятам, за чьими головами он охотился. Лео освободил машину от домкратов и, оглянувшись вокруг, увидел, что в ближайших домах сразу в нескольких окнах зажегся свет.

«Надо уносить ноги отсюда, — озабоченно сказал он себе, — мне будет трудновато убедить ментов, что этих четверых убило взрывной волной. У них что там, третья мировая война началась?» Включая зажигание, он успел подумать, что уходить от погони, если его засечет милиция, всего с двумя болтами на одном колесе не слишком-то разумно и надо заехать в какую-нибудь мастерскую. Но сначала…

Сначала надо проверить, что там…

Глава 10

Огонь, огонь, огонь…

Здесь, на высокогорье, рядом с жадным пламенем, стремившимся сожрать весь кислород из и без того разреженного воздуха, особенно невыносимо. Гореть, казалось, было нечему, но все равно загорелось.

Сначала они выбили «духов» из селения и сровняли его с землей, потом моджахеды перешли в контрнаступление и выбили из развалин их.

Однако дальше партизаны ислама не пошли:

не хватало сил, они ждалиподкрепления.

Тем не менее развалины, сами по себе ничего особенно ценного не представлявшие ни для кого, кроме местных жителей, которых они, впрочем, убили, имели тактическое значение как самая высокая точка в долине, а следовательно, представляли особый интерес для командования.

Приказ был прост и понятен каждому — от рядового до командира, лейтенанта Гриши Старицкого: выбить «духов» к чертовой матери. Как?

А вот так! Дадим поддержку с воздуха!

Хороша поддержка! Вертолет, с которого снята почти вся броня, потому что тот, кто его проектировал, не предполагал, что его детище будут использовать высоко в горах. Он, по всей видимости, думал, что с его творения станут вредителей полей опрыскивать в пределах среднерусской полосы… А «духов» между тем становилось все больше.

Атака захлебнулась, началась контратака…

Вертолет, как сноп пламени, рухнул совсем рядом с Маркизом.

Огонь, огонь, огонь…

— Куда ты! — Кто-то схватил бросившегося к пылавшему вертолету Омара за плечо. — Куда!

Их уже не спасти!

— Там ребята! Наши ребята! — заорал он в ответ.

— Бежим! «Духи» прут, мать их!

Огонь, огонь, огонь…

Как красиво и… жутко. Внутри люди, ребята, такие же, как он, парни… Такие же, как он и все остальные вокруг. Они сгорят, им надо помочь!

Надо вытащить их оттуда.

Маркиз бросился к вертолету.

— Куда?!

«Не спасти… — эхом отдалось в охваченной безумием голове. — Никого не спасти!»

Что-то ударило Маркиза в спину.

«Пуля? Как? — спросил он себя. — „Духи“ же там, впереди! Почему в спину? Окружили?! — молнией сверкнуло в мозгу. — Окружи…»

Чувствуя, как почва уплывает из-под ног, почти уже лишившись сознания, Омар поднял налившиеся свинцом ладони, спасая лицо от соприкосновения с каменистой землей чужой страны.

Огонь, огонь, огонь…

— Есть! — весело произнес Лео, поднимая с асфальта и взваливая на плечо свою жертву, сраженную специальной пулей, снабженной капсулой с сильно- и быстродействующим снотворным.

В объятой пламенем иномарке кто-то пошевелился. Скорее всего это было движение агонизировавшего в огне тела.

— Погрейтесь, ребятки, — проговорил Свентницкий почти ласково, обращаясь к неизвестным, жарившимся внутри роскошной иномарки. — Вечер, прохладно уже.

Он улыбнулся и, прежде чем уйти, помахал ребяткам рукой. Настроение у Лео сделалось необычайно приподнятым Еще бы, не зря он захватил вторую «пушку». Вот что значит предусмотрительность Случайностей не бывает! Профессионал обязан предвидеть все, даже то, что в июле может разыграться февральская метель Один есть.

— Один есть! — повторил он, усаживая Маркиза на сиденье своего автомобиля и пристегивая пленника ремнем безопасности, так чтобы придать ему вид изрядно подгулявшего субъекта, которого заботливый товарищ отвозит домой.

«Полдела сделано, нет — больше чем половина. А у парня красивое, даже, пожалуй, благородное лицо Крепкий, очевидно, тренируется», — промелькнуло в голове у блондина, когда он защелкнул наручники на запястьях у пленника.

— Интересно, приятель, долго ли ты сумеешь продержаться против Бена? — спросил он своего бессловесного пассажира, включая двигатель и медленно трогаясь с места.

Лео прекрасно понимал, что времени у него мало, в любую минуту могли нагрянуть менты, а это означало, что ему надо быстро сматываться, не дожидаясь, когда появится его вторая цель.

Но ему не терпелось закончить работу.

Он поставил свою машину за углом так, чтобы ее не было видно из подъезда, выключил мотор и вышел. Можно, конечно, припарковаться на другой стороне улицы и подстрелить второго, когда он направится к своей машине, прямо из окна с водительского места. Так, конечно, в случае чего было бы гораздо проще удрать, но зато мог пропасть эффект внезапности, хотя бы уже из-за того, что его автомобиль, несомненно, привлек бы внимание. Сиди он за рулем какой-нибудь старой развалины, никто бы и не взглянул в его сторону. Он был готов. Седьмой — счастливое число, этот парень, заказанный Беном, как раз и получался седьмым за сегодня, правда, он пока что не покойник, но это, как говорится, дело техники.

«Хотя, если Бену вздумается сломать этому красавчику кости, перед тем как отправить на небеса, ему, наверное, здорово придется попотеть, парень-то, чувствуется, и сам не промах, — подумал Свентницкий, поглядывая на часы. — Ну, да черт с ним, с Беном, отслюнявит „бабки“ и пусть развлекается как хочет!»

Прошла еще минута, потом другая.

«Всегда найдется какая-нибудь сердобольная душа, которая наберет „02“, но ведь у ментов, как всегда, чего-нибудь нет: то бензина, то людей, то машин, то всего вместе взятого, — успокаивал себя Лео. Очень уж хотелось ему покончить со всем немедленно. Он чувствовал, понимал, что должен сделать это любыми средствами — Коновалова нужно уложить сейчас же, здесь же».

Он снова осмотрелся вокруг. Никого. Подозрительный райончик.

«В этом распрекрасном райском местечке любому идиоту может прийти в голову мысль попросить сигаретку или монету на бедность или потребовать дань, размахивая ножом, — злился Свентницкий. — Любой кретин, который осмелится так поступить, конечно, пополнит сегодняшнюю коллекцию, не жалко! А если как раз в этот момент появится объект?»

Лео с удивлением отметил, что нервничает.

С чего бы это? Все же в порядке.

«Интересно, какого хрена этот парень стоял там и пялился на горевшую машину? — спросил себя Свентницкий. — Как же я все правильно сделал и вовремя вернулся! Он проспит еще не менее получаса, за это время я успею вывезти его из города, потом вколю дозу, чтобы спал и видел сны, и переложу его в багажник. А там придавлю железку и… — Лео прикинул, за сколько времени он сможет на „Форде“ добраться до предместий Рязани. Хватило бы семи-восьми часов, но, чтобы не обращать на себя чересчур пристального внимания работников Госавтоинспекции, придется поехать помедленнее, значит, часов десять-двенадцать. — Как, черт побери, здорово, что мне не надо будет проделывать ничего подобного с номером вторым! Такой амбал в багажник не влезет, пришлось бы покупать грузовик или фургон».

Дверь подъезда с шумом распахнулась, из него вышел старик и опиравшийся на него парень, а вслед за ними появился и номер второй.

Лео в который раз уже похвалил себя за только что проделанную им работу по захвату номера первого.

«Этот громила ни в грузовик, ни в фургон не поместится, — покачал головой Свентницкий. — Пришлось бы вагон заказывать».

Объект осмотрелся.

— Где этот чертов Омарик-комарик, великий гонщик и засранный собаколов?! — громко спросил, неизвестно к кому обращаясь, Коновалов. Оглянувшись по сторонам и увидев, что «девятка» Маркиза осталась на прежнем месте, он пришел в ярость. — Машину, говорит, подгоню… Подогнал!

Лео вышел из-за угла, широко расставил ноги, поднял свой пистолет, держа его в обеих вытянутых руках, и навел на Василия, целясь ему в голову. Указательный палец правой руки начал медленно, почти нежно, словно боясь спугнуть жертву, прижимать хромированную сталь курка.

— Стой! — вдруг услышал блондин за своей спиной чей-то грозный, похожий на рычание окрик. — Милиция! Брось «пушку», или я стреляю!

Свентницкий не внял совету и, повернувшись на каблуках, не раздумывая и не целясь, несколько раз выстрелил на голос. Он увидел, что оказавшийся в нескольких шагах от него необъятных размеров толстяк в милицейской форме выронил пистолет и стал медленно крениться куда-то вбок. Стоявший рядом с толстяком маленький, щуплый паренек в мундирчике, словно снятом с чужого плеча, и съехавшей на глаза фуражке несколько раз выстрелил из своего «ПМ», стараясь попасть в блондина. Ну хоть куда-нибудь. Пули пролетели мимо. Только четвертый выстрел можно было, и то до известной степени, назвать удачным — пуля задела Лео мочку уха, но прежде чем киллер почувствовал боль, он сам, почти не целясь, дважды выстрелил в милиционера, тот вскрикнул и опрокинулся на спину, как подрубленный.

Услышав окрик и звуки пальбы, Коновалов выхватил «Макарова» и выстрелил в мелькнувшую спину блондина. Одна из пуль разорвала плечо куртки, в которую был одет Лео, и царапнула ему кожу. Покончив с угрозой сзади, киллер, развернувшись, несколько раз выстрелил в Василия и быстро перезарядил пистолет, собирая при этом с асфальта гильзы. Отбежав назад, он встал за своей машиной, намереваясь использовать ее как прикрытие в перестрелке. По звукам выстрелов он понял, что стреляли в него не из одного пистолета.

Кто же еще стрелял? Раненый? Старик?! Да тут просто Техас какой-то!

— Черт! — выругался блондин, заметив вдалеке, в самом конце улицы, на которой стоял его «Форд», два сиявших мигалками милицейских «уазика» и обыкновенный «жигуленок», который явно их сопровождал.

Машины стремительно приближались.

Лео прыгнул за руль, включил двигатель и рванул с места.

— К стене быстро, оба! — рявкнул Вася через плечо Копайгоре и Семену. — Да прекратите же вы палить! У вас всего лишь газовый пистолет!

— Да я это… — Копайгора уставился на капитана сквозь стекла своих кругленьких очочков. — Чтобы испугать…

— Да, — мрачно буркнул себе под нос Василий, — стрелок, уж наверное, полные штаны наложил.

В несколько прыжков бывший опер достиг угла дома, из-за которого стрелял неизвестный.

Его Василий не сумел толком разглядеть, успев заметить только, что мелькнувшая лишь на мгновение фигура стрелявшего была ненамного крупнее фигуры его компаньона, как раз примерно одного размера с Ревякиным. Однако стрелок был одет в джинсовую куртку, а на проклятом экс-кагэбэшнике, когда Вася расстался с ним полчаса назад, был обычный костюм. К тому же волосы у подрывника темные, а стрелок вроде бы блондин.

«На кой черт ему переодеваться? — мелькнуло в голове Коновалова. — Нет, это не Ревякин, тот рад, что смылся, а вот „Вольво“ он по рации вызвал. Он, конечно, а кто же еще. У, гад!»

И это была, несомненно, верная мысль. Однако кто бы ни стрелял в них, он, Василий, не мог дать ему уйти. Скорее всего это тот самый тип, который уложил на крыше дома подручного Ганджиева.

На все раздумья у капитана ушло всего дветри секунды. Прежде чем предпринять дальнейшие действия, бывший оперативник обернулся.

Семен присел у стены, закусив губу, лицо его казалось белым, как больничная простыня. Старик нагнулся над раненым и шептал ему что-то ободряющее.

— Иван Макарыч… — позвал капитан.

— Да! — Старик встрепенулся и выпрямился, как солдат в ожидании команды.

— Попробуйте отыскать Омара, — попросил Коновалов.

Внутренне он уже злился на себя, потому что не хотел признать, что подсознательно тянет время, не желая высовываться.

Копайгора кивнул. Он замялся было, очевидно собираясь что-то сказать, наверное, по поводу Семена, но Василий Андреевич уже отвернулся от них.

«Ладно, — сказал себе Коновалов. — Не фига думать! Трясти надо».

Он выскочил из-за угла, держа пистолет в вытянутых руках, как раз в тот момент, когда синий «Скорпио», свистя шинами об асфальт, рванул вдоль улицы, стремительно набирая скорость.

Коновалов прицелился, но нажимать на курок не стал: машина находилась уже слишком далеко, нечего было и думать о прицельной стрельбе.

Кроме того, вдалеке капитан увидел припаркованную возле обочины знакомую «семерку», принадлежавшую Олегу Кожевенкову, но управляемую обычно его закадычным приятелемтолстяком старлеем Федей Ниловым. Оба они, и владелец «семерки», и его друг, лежали в нескольких метрах от того места, где стоял сам Коновалов.

— Твою мать! — с горечью, удивлением и с каким-то бессильным гневом произнес Василий, подходя к лежавшим без движения людям и опускаясь на корточки. Меньше всего ожидал капитан встретить здесь этих двоих своих бывших коллег.

— Придурки, какого черта вы здесь оказались?! — сказал он, обращаясь к Нилову и Кожевенкову. — Я смеялся над вами, бил вас, а теперь получается, что вы спасли мне жизнь?! А сами?..

Старший лейтенант пошевелился, издав слабый стон.

— Жив, засранец! — радостно крикнул Вася и услышал властный окрик за спиной:

— Стой, ни с места, брось оружие! Не шевелись, стреляю!

Коновалов остановился и бросил «ПМ» на асфальт.

— Руки на голову, — повторил все тот же знакомый голос.

Капитан повернулся.

— Не дури, Аркаша, — мрачно отозвался он, встречаясь глазами с наставлявшим на него «Макарова» капитаном Афиногеновым, которого, впрочем, узнал и по голосу. — В них стрелял не я.

Однако Афиногенов — высокий, грузноватый мужчина, примерно одногодок Коновалова, получивший в отделении кличку Толстолобик, — не спешил.

— А кто же? — спросил он с недоверием и встряхнул кудрями. Аркаша был в цивильном костюме и без головного убора.

Василий, сам не зная отчего, подумал, что свою кличку бывший коллега получил вполне заслуженно. Лоб у него действительно был выпуклым, из-за чего лицо капитана казалось слишком тяжелым, а первое из определений, приходивших на ум людям, встречавшим Толстолобика впервые, чаще всего было «туповатый».

— Какой-то тип на синем «Скорпио». Мужик моих лет, среднего роста, в джинсовой куртке, да, волосы сивые… — Коновалов сделал небольшую паузу и с уверенностью добавил: — Профессионал… «Пушку»-то убери, а то выстрелит ненароком.

— На кой они сдались профессионалу? — грубо отрезал Толстолобик, но пистолет все-таки убрал.

Тут только Коновалов заметил, что Афиногенов прибыл на место происшествия не один.

«Девятка», на которой приехали коллеги Афиногенова, принадлежала следователю Центрального райотдела Любови Сергеевне Синицкой, которую между собой все коллеги называли Синичкой, а при обращении Любочкой.

Женщина есть женщина. Пока Афиногенов, выскочивший из машины первым, базарил со своим бывшим коллегой, а два прибывших вместе с ним сержанта понуро стояли за капитанской спиной, ожидая, чего скажут, Люба осмотрела лежавших.

— Иди вызови «скорую», — приказала она одному из сержантов. — Они живы, но в очень тяжелом состоянии Здравствуй, Василий Андреевич.

Произнося ответные слова приветствия, Коновалов рассеянно кивнул. Его внимание сосредоточилось на двух группах людей, одетых как в милицейскую форму, так и в гражданские костюмы. Оперативники вышли из сине-желтых «уазиков» с городскими гербами на дверцах. Машины остановились одна за другой впереди Любиной «девятки». Вспыхивали и гасли мигалки, звучали обрывки разговоров по рации. Коновалов на секунду окунулся в свою родную стихию, сердце защемило какой-то особой, непонятной, неведомой прежде тоской.

Однако это состояние длилось недолго.

— Что здесь происходит? — спросил солидный, как принято выражаться, представительный мужчина лет сорока, спешивший к Коновалову впереди всех.

— Здорово, Санек, — расплылся в улыбке Василий. — Как поживаешь?

Прибывший — по всему видно, человек, привыкший командовать, — проигнорировал Коновалова и его приветствие. И вновь повторил свой вопрос, обращаясь конкретно к Афиногенову.

— Вот Коновалова задержали, — неуверенно ответил тот. — Палил тут из оружия Тощего с Зайцем., тьфу ты, Нилова с Кожевенковым ранил…

— Это не я… — начал было Василий, но «Санек» намеренно игнорировал его.

Тут в беседу вступила Любочка. Двадцатипятилетняя любительница приключений страшно завидовала Коновалову, как говорится, белой завистью. Еще бы. Так круто со всеми разобрался, вот бы и ей вместе с ним! А то сиди в сыром каменном мешке и допрашивай всяких там придурков. Вот недавно какие-то идиоты, иначе и не назовешь, — главарь банды на иномарке разъезжал — украли по глубокой пьянке, конечно, у какой-то старухи… утюг!

Это была самая «фирмучая» и, пожалуй, единственно ценная вещь в доме, и бабке стало обидно — утюг она получила, угадав что-то такое в одной из бесчисленных викторин. А Любе не обидно? Коновалов с приятелем превратились в знаменитостей, а она… тоже прославилась. Ограбление века раскрыла, утюг нашла и… попала на телеэкран. Проныры журналисты пронюхали и сделали громкий репортаж! У Синички, сидевшей перед телекамерами, щеки горели от стыда, ей хотелось провалиться и… заплакать.

То ли дело Коновалов! Только один раз за все-то геройства вытащили его в студию: прямая трансляция на всю область. Один вопрос, другой… Все больше Васин приятель Омар отвечал и при этом как-то странно на товарища посматривал и ерзал. Впрочем, это уж Люба потом заметила, когда запись (она, разумеется, записала передачу на «видик») прокручивала. Лишний раз возблагодарила Любочка своего дядю, подарившего ей и «девятку», и видеомагнитофон. Своих детей у него нет, вот и задаривает любимую племянницу. Свой дом обещает, а вместо «девятки» «Мерседес», лишь бы глупенькая девочка из милиции ушла.

Как же, уйдет она!

Так вот, Василий Андреевич молчал, молчал, а потом как принялся всех костерить — и журналистов, что из мухи слона делают, и мэра, что лезет куда не надо, и… всех подряд. Потом встал, сказал: «Па-ашли вы все» и удалился, на прощание опрокинув юпитер боковой подсветки вместе со штативом. Последнее — по всему было видно — не нарочно.

Вот это да!

— Это не он стрелял, — твердо произнесла Синичка, едва доходившая высокому, широкоплечему «Саньку», уважаемому ею майору Михееву до плеча.

— Разберемся, — не стал он спорить. Однако было видно, что заступничество Любы Александру Ивановичу не понравилось.

— Поезжайте, посмотрите, что там за углом горит, — бросил он через плечо, и трое его спутников вернулись к «уазику».

— Василий Андреевич, — окликнул Коновалова Копайгора, как-то опасливо косясь на милиционеров и людей в штатском. Некоторые из них так и топтались возле своих раненых товарищей. — Омар пропал.

— То есть как это пропал? — удивился капитан.

Все присутствовавшие повернулись и посмотрели сначала на старика, потом на Василия.

— Так вот и пропал, — встревоженно пожимая плечами, проговорил толстяк. — Нигде его нет.

— То есть как это нет? — воскликнул капитан, беспокойство, посеянное первыми словами Копайгоры, уже переросло в тревогу. — А что, если киллеров двое? Вы везде смотрели? — спросил он на всякий случай, понимая, что Омар не маленький ребенок и что раз его тут нет, значит, причиной этому нечто очень серьезное. Коновалов шагнул вперед. — Я должен сам все осмотреть, — решительно заявил он.

— Куда?! — взвился майор, хватая Коновалова за рукав. — Стоять на месте!

Впопыхах он и не заметил даже, как Люба подобрала коноваловский «ПМ» и спрятала в карман кителя. Она обожала ходить в форме.

— Чего? — как обиженный мальчишка, прогундосил Василий. — Чего надо?

— Ты арестован! — закричал майор. — И на сей раз ты ответишь за все свои безобразия, понял?!

Подъехала «скорая помощь».

— Да ты чо, Михеич, в натуре, — загнусавил Василий. — У меня друг куда-то пропал… В меня стреляли…

— Ты стрелял в работников милиции!

— Ты охренел, Санек, да? Говорю же — стреляли в меня. Тот же самый тип, который уложил и их, — Коновалов мотнул головой в сторону лежавших на тротуаре милиционеров, возле которых деловито копошились врачи. — Надо передать всем постам, чтобы задержали синий «Скорпио», номер наш местный, старый, четырехзначный — Василий прищурился. — По-моему, первые цифры «шесть-один». Ловить надо этого мужика, Сань, он может убить еще многих…

Майор покачал головой и нехотя отдал приказание одному из коллег как раз в тот момент, когда из-за угла вывернул «уазик» с сотрудниками, посланными к догоравшей «Вольво». «Бобик» объехал квартал и наткнулся на нечто очень интересное, о чем немедленно следовало доложить старшему оперуполномоченному Михееву.

— Что? — не поверил своим ушам майор. — Четверо? Четверо убитых? Застрелены из пистолета!? Трое сгорели? Пожарку вызвали?

Оперы не успели ничего сказать, ответом Михееву стал рев пожарной сирены.

— Он может натворить много бед, — проговорил Коновалов.

— Он уже натворил, — тяжело вздохнул Михеев. — Но это не твое собачье дело, Коновалов! — Майор ткнул пальцем в Толстолобика, указал на Василия и, едва сдерживаясь, чтобы не кричать, приказал: — Арестуй его.

Афиногенов сделал какое-то неопределенное движение, которое могло означать все что угодно, в том числе и — «можно, конечно, но как-то боязно».

Коновалов про свой пистолет, конечно, помнил и понимал, что повод для его ареста у Михеева имеется, но сдаваться, по своему обыкновению, не желал.

— За что? — спросил он.

— За «пушку», — улыбаясь, пояснил Михеев. — Двести восемнадцатую не отменили пока что! Где его пистолет?

— Не знаю! — с искренним изумлением проговорил Толстолобик. Любой, кто видел в этот момент его лицо, мог убедиться — кличка дана ему правильно. — Тут лежал…

На асфальте пистолета не было.

— Так где же он?! — взвился майор.

— Нету, — проговорил Толстолобик. — Может, эти уперли? — добавил он, показывая на врачей, погружавших раненых в машину.

— Ты ду… бл… — захлюпал Михеич, так и недоговорив ни одного из начатых слов, то ли не находя подходящего эпитета, то ли не решаясь в присутствии Любы как следует выругаться. А как хотелось! — Кто взял?!

Все недоуменно переглянулись.

— Вы не это ищете? — спросил вдруг Копайгора, нагнувшись и делая вид, что поднимает что-то с асфальта. — Извините, что я… — он протянул майору «вальтер».

— Это что? — ошалело уставившись на пистолет, спросил Михеев.

— Трудно сказать, — как бы между прочим, проговорил Коновалов, который, что называется, въехал в ситуацию. — Придется отдать на баллистическую экспертизу.

Учуяв какой-то запах, исходивший от «вальтера», Михеев непроизвольно поднес оружие к носу и поморщился. Сообразив наконец, что никакая баллистическая экспертиза тут не требуется, Александр Иванович пришел в неописуемое раздражение.

— Ты! — довольно грубо обратился майор к Копайгоре. — Откуда ты это взял?

— На асфа… — состроив простодушную мину, начал Копайгора.

— Не ври мне, алкаш! — совершенно незаслуженно оскорбил старика озверевавший Михеев. — Не ври! Ты спрятал его пистолет? — спросил майор старика, тыча пальцем в Коновалова. — Ты?!

Реакция ветерана войны, рабочего с пятидесятилетним стажем Ивана Макаровича Копайгоры Коновалова уже не удивила.

— Да как ты смеешь, щенок паршивый, тыкать в меня своим поганым пальцем?! — завопил старик и решительно двинулся на оперативника, так что тот поневоле попятился. — Я помню, как ты еще ссался и срался в пеленки! У твоих отца и матери, пусть земля им будет пухом, весь балкон был завешан пеленками, будто у них тройня родилась! И во дворе всегда висели, твоя мать стирать не успевала. Они-то, родители твои, были приличными людьми, посмотрели бы, какого, прости Господи, говнюка вырастили, то-то бы обрадовались!

Среди стоявших сзади милиционеров раздалось несколько довольно выразительных смешков, а в наступившей вдруг секундной паузе кто-то неторопливо, спокойно, негромко, но тем не менее очень отчетливо произнес:

— Силен, ребята, был наш Михеич в свое время!

— Сейчас он, наверное, уже не тот, что был, — возразил на это предположение другой точно таким же тоном.

— Кто сказал?! — Майор медленно повернулся на каблуках и скользнул из стороны в сторону Затуманенным яростью взглядом по лицам своих коллег: белым и смуглым, узким и широким. Все они, как один, хранили серьезное выражение, и только хитрые искорки в глазах говорили о том, что на самом деле им страшно весело и они только и ждут, какую следующую хохму отмочат новоявленные бесплатные артисты.

— Хватит тут груши околачивать! — сказал Михеев, обращаясь ко всем своим коллегам сразу. — Делом займитесь!

Каким именно, он не пояснил.

— Извините, ребята, что прерываю, но мы там закончили, и у нас, судя по всему, есть три трупа, — сказал подошедший здоровенный парняга-пожарный в робе и каске, которая делала его похожим на греческого воина-великана. — Кто здесь у вас старший?

— Что?!!

— Ничего, — развел руками великан, — те парни, что ехали в машине, не смогли выбраться и сгорели. Обычное дело. А вы туг за главного?

Михеев неуверенно кивнул, будто был не очень-то и уверен в том, что он тут старший.

— Тогда приходите поскорее, некогда нам особо рассиживаться, — проговорил великан и не спеша побрел обратно.

— Эй, Санек, — сказал Василий беззаботным тоном, — пошли кого-нибудь из ребят на крышу вот этого самого дома. Там должен быть еще один парень, я с ним не знаком, но могу поспорить, что в нем вы найдете дырку от пули.

— Что ты сказал? Что? — произнес Михеев тихо, но очень зловеще.

— Что слышал! Не гонять же зря еще раз труповозку? Забери его для коллекции.

— Что?

— Да ты оглох, что ли? Говорю же, там он должен быть! Омар его видел…

— Я убью тебя, — пообещал майор своему бывшему коллеге с каким-то особенным предгрозовым спокойствием в голосе, так говорит человек, который наконец-то понял, каким образом ему надлежит действовать, дабы избавиться от некой нестерпимой помехи, но знает также, что даже избавление от нее не принесет ему полного облегчения и радости.

Александр Иванович уверенно шагнул к Коновалову и размахнулся, целясь кулаком прямо в лицо капитана. Удар был неплохой, но не принес желаемого результата, потому что не пожелавший превращаться в тренировочную грушу бывший опер сумел увернуться.

Александр Иванович Михеев был двумя годами старше своего противника. В юные годы они оба занимались боксом и мечтали добиться успеха на большом ринге. Тогда, в молодости, они весили почти одинаково, хотя Вася имел преимущество в росте. Они простояли друг против друга не одну сотню раундов, и не раз случалось, что здорово колотили друг друга. Довольно часто Михееву удавалось выиграть у своего соперника по очкам, но ни разу за все это время не удалось ему закончить бой нокаутом! А вот Коновалову случилось этого добиться, и даже дважды. Один раз он провел свой коронный прямой правой в челюсть, а это, черт побери, была вовсе не челюсть какого-нибудь доисторического динозавра, а его, Саньки Михеева, челюсть! Судивший товарищескую встречу тренер не успел еще закончить счет, а все присутствовавшие поняли, что лежавший на ринге Михеев не поднимется.

Второй раз Васе повезло всего за несколько дней до того самого переломного в прямом и переносном смысле в его жизни дня, когда этому неуемному драчуну проломили голову монтировкой в уличной драке. Тогда Васе удалось провести своему другу (хорош друг, называется!) очень удачный боковой левой. Правда, Саша смог подняться, но тренер, посмотрев ему в глаза, отрицательно замотал головой, и бой закончился победой Коновалова.

Это была их последняя встреча. Василий получил травму, а осенью ушел в армию. Михеев закончил техникум и тоже отправился на службу, потом он вернулся и встретился с Коноваловым, который уже служил в Центральном РОВДе…

Жизнь у друзей-соперников сложилась совершенно по-разному. Михеев обзавелся семьей не так, как некоторые, а раз и навсегда: хорошая жена, дети, просторная квартира, дача… Машины нет, так что ж? На все не хватает Александр Иванович был не на самом плохом счету у руководства. Уже не впервые замещал он на время отпуска подполковника Провоторова — заместителя начальника отделения. Поговаривали о том, что Михеев получит вскоре очередную звездочку и, когда коллеги проводят наконец на заслуженный отдых старейшего работника органов внутренних дел полковника Хмельницкого, займет законное место заместителя Провоторова, который, как все считали, и возглавит самый крупный в городе райотдел.

А что Коновалов?

Ни детей, ни семьи, ни работы, даже старуюпрестарую Васину «двадцатьчетверку», и ту взорвали. Как утверждал Коновалов, это сделал Ревякин, хотя доказательств все же собрать не смогли. Бывший капитан КГБ пропал, словно под землю провалился. Тот же самый Ревякин, как утверждал опять-таки Василий, украл у него дедов «наган»…

И все же Михеев завидовал своему старинному приятелю. Он сам не понимал почему. Коновалов не был, кажется, полным психом, то есть инстинкт самосохранения у него наличествовал.

Вместе с тем, если его разозлить по-настоящему, он мог прошибить головой кирпичную стенку или свалить бетонный забор. Вполне возможно, что не только в переносном смысле.

Но самым страшным для Михеева оказалось то, что его бывший партнер по рингу и товарищ по милицейской службе выбрал себе в друзья — где только выкопал, ведь нарочно ищи — не найдешь! — точно такой же генератор всевозможных неприятностей, как и он. Именно Омар Хафизов и втравил Васю во взбаламутившую весь город историю Но что самое невероятное, пройдя вместе со своим компаньоном до конца, Омар вышел из передряги почти — если сравнивать с избитым и израненным великаном Васей — целым и невредимым.

Слава Коновалова и Маркиза гремела на всю округу. Михеич же утопал в бумагах, и вот теперь его вызвали из отпуска, потому что, как сказал Хмельницкий, «твой псих Коновалов опять в городе безобразит».

Одним словом: кому пироги да пышки, а кому синяки да шишки.

Все четыре с лишним месяца, прошедшие со дня побоища на складе Рахмета Джегоева, майор милиции старший оперуполномоченный Александр Иванович Михеев постоянно думал обо всем этом, но сейчас, стоя посреди улицы, он хотел только одного — разнести чертову уроду всю его мерзкую харю, превратить ее в фарш, сделать из него котлету и сожрать на ужин.

Глава 11

Неприятности, как трамваи, ходят косяком.

В справедливости этой аксиомы Леонард Свентницкий только что получил возможность убедиться.

Лео не ехал, он скорее полз с черепашьей скоростью, озираясь по сторонам и размышляя о том, что надлежит ему предпринять, чтобы выбраться из весьма паршивенькой ситуации, в которую он влип.

Он бросил взгляд на часы и подумал о том, что прошло всего немногим более пятнадцати-двадцати минут, как он, уже почти ощутив себя победителем, внезапно, точно наступил на плохо закрытый люк канализационного колодца, уронив уже хрустевшую на зубах добычу, полетел вниз.

Какие-то идиоты-менты помешали ему сделать последний выстрел. Теперь он ухлопал их, а значит, обозленные коллеги его жертв начнут рыть землю рогом. Все было бы еще ничего, но уезжая, а точнее, смываясь с места происшествия, Лео допустил одну ма-ахонькую ошибочку — проехал на красный свет. А место, как назло, оказалось из гиблых: водители часто позволяли себе игнорировать светофор, особенно в ночное время, поэтому за поворотом нарушителя ждал гаишник, чтобы поживиться «законным» червонцем или хотя бы пятеркой В случае с Лео жадность обошлась милиционеру дорого, вместо того чтобы заработать, он заплатил., собственной жизнью.

Свентницкому, поставившему в свой «дабл игл» уже третий магазин, пришлось почать обойму из-за проклятого гаишника. Киллер с некоторой озабоченностью подумал вдруг, что следовало, пожалуй, попросить у Бена пятнадцатипатронный «рюгер» восемьдесят пятого года или «спрингфилд П-9», в магазине которого шестнадцать патронов.

Но не такой человек Свентницкий, чтобы сдаться! Нет, он не упустил добычу, один — есть!

Вот он, спит, как покойник, — Лео влил в него немного водки и обрызгал дорогой костюм — пусть пахнет. Впрочем, теперь такая достоверность уже не нужна. На него началась охота, хорошо, что у ментов здесь «бобики» да «жигуленки», в Москве, где милиция давно уже использует скоростные «БМВ» да могучие «Бьюики», ему и на «Скорпио» пришлось бы не сладко. А так он без труда оторвался Очень не хотелось убивать подопечного — к чему тогда все эти сложности?

Нет, Лео доведет свое дело до конца и сорвет с Бена прибавку. Дело ведь не в деньгах — это спорт, черт его возьми! Развлечение не для слабаков, которые вечно сбиваются в стаю. Настоящие мужики — всегда одинокие волки!

«Сколько же народу я ухлопал? — подумал Свентницкий, мысленно загибая пальцы. Но совершенно против воли эту мысль вдруг заслонила другая — А сколько еще времени придется мне гонять по городу? Сколько еще раз нажимать на курок, чтобы пришить наконец того, кого надо? Надо поберечь патроны, обойма, между прочим, последняя».

Он открыл крышку ящика для перчаток и достал из-под лежавшего там пистолета пленника карту города, чтобы определить, где же он находится. Район этот, называемый жителями города «Маленьким Израилем», выглядел совсем поиному, чем тот, в котором его постигла неудача.

Здесь его иномарка казалась вполне уместной.

Ему было очень жаль бросать «Форд», но ездить на нем по городу, а тем более пытаться выбраться за его пределы было бы теперь равносильно самоубийству. Придется как можно скорее разжиться подходящей машиной, перегрузить туда пленника, который может вот-вот проснуться, и… закончить работу.

Патрульная группа, вернее, часть ее — сидевший за рулем припаркованного у набережной Волги милицейского «уазика» сержант Губанов и расположившийся рядом старшина Малеев дожидались старшего — лейтенанта Слепнина. Тот отправился в очередной раз звонить в роддом, где жена его должна была согласно честолюбивым замыслам мужа осчастливить его сыном.

Это была вторая беременность жены — первая закончилась выкидышем, — и Евгений Игоревич, так звали лейтенанта, очень переживал.

А когда мужчина так переживает, не имея возможности хоть как-то повлиять на события, помочь своей любимой женщине, он страшно нервничает.

Нельзя сказать, что Слепнин славился особым пристрастием к спиртному. Нет, скорее даже наоборот, лейтенант никогда не принадлежал к любителям заложить за воротничок. Как, впрочем, и его напарники. Однако случай уж больно особый, деликатный, можно сказать.

Ребята все молодые — самому старшему и по званию и по возрасту «четвертак» еще не стукнул, а посему немного выпили. Закусили «Сникерсом», а это для мужика не еда.

Потом, как раз когда лейтенант опять пошел к таксофону, сообщили про «Форд» с опасным преступником на борту. Дали четкое задание — обнаружив машину, немедленно сообщить о ее местонахождении, следить, по возможности незаметно (в милицейской-то машине! Ночью! Незаметно? Ха-ха!), если нужно, преследовать, и все. Строго-настрого запретили попытки самим обезвредить водителя, так как тот, возможно, захватил заложника. Одним словом, организацию поимки преступника брал на себя милицейский спецназ. Говоря кондовым протокольным языком, вышеозначенное подразделение, сиречь УОП, в лице своего начальника очень беспокоилось, как бы проныры из ФСБ не перехватили киллера, хотя те, в лице опять же начальника, так быстро пронюхать ничего вроде бы не могли.

Тут следует приоткрыть завесу над тонкостями взаимоотношений глав обеих организаций.

Когда-то эти люди неплохо относились друг к другу и даже дружили, однако получив в свое ведение один — управление по борьбе с оргпреступностью, а второй — местную Федеральную службу безопасности, они несколько охладели друг к другу. Постепенно отношения их стали портиться, все больше и больше напоминая общение гоголевских Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Первым «ружьем» — а их пока «случилось» только два — послужил тот самый, ставший притчей во языцех, инцидент не инцидент, случай не случай, одним словом, та заваруха, которую устроили все те же Коновалов и Хафизов.

Тогда подручные Ганджиева захватили в плен остатки недобитой компаньонами банды Джегоева и недостреленных охранников сбежавшего Веньяминова. Примчавшаяся опергруппа Центрального райотдела и спецподразделение «Молния» захватили и победителей, и побежденных, а уже всех вместе повязали доблестные парни из ФСБ.

Коновалов с Маркизом под шумок преспокойненько смылись.

Парни, работавшие на оба ведомства, под горячую руку навешали друг другу синяков, повывихивали конечности, не обошлось и без переломов. Однако никто не погиб и в тяжелом состоянии в больницу доставлен не был.

Тем бы все и кончилось, как говорит Василий — выпить да забыть. Ан нет!

Один руководитель усмотрел в случившемся козни другого. Тот в долгу не остался… И… процесс пошел.

Вторым «ружьем» стала операция по устранению плантации конопли, которая испокон века произрастала где только можно, как за городом, так и в городе — в знаменитой промзоне, точнее, на огромном пустыре, окраины которого были превращены жителями во вторую неофициальную городскую свалку.

Во времена брежневского застоя со сборщиками урожаев милиция боролась в одиночку.

При нынешнем разгуле преступности такое было уже никак невозможно. Вот УОП вместе с районной и муниципальной милицией и разработал строго секретную операцию по задержанию сборщиков урожая наркотика.

Двинулись на треклятое поле с трех сторон, может быть, и не под покровом ночной темноты, зато под вуалью строжайшей секретности.

С самого начала заподозрили неладное, но что же все-таки не так, осознали, лишь когда лоб в лоб столкнулись приблизительно в центре поля, на котором собирать уже было нечего и, что самое главное, некого задерживать. Урожай уже собрали, а труженики полей, а точнее поля, исчезли. Справедливости ради нужно отметить, что парочку-другую бомжей спецназовцам в камуфляже, масках и при автоматах задержать все-таки удалось. Бедолаг попинали, и те раскололись, по секрету сообщив, что сборщиков конопли кто-то предупредил.

И кто бы вы думали?

Для спецназовского начальства ответ был ясен как белый день. ФСБ. То есть конкуренты.

Они, а кто еще?

Теперь процесс не только пошел, но и углубился.

Как же ликовал спецназовский начальник когда фээсбэшников кинули, как щенков.

Вывод напрашивался однозначный — кто-то в недрах ФСБ стучит, работает на мафию. Хотя дав себе труд подумать, вполне можно было предположить, что этот «кто-то» существует и в милиции и, даже страшно такое представить, в неподкупном милицейском спецназе.

Но об этом-то как раз думать не хотелось.

Сержант Саша Губанов, старшина Толя Малеев, скучавшие в «бобике», и звонивший в роддом лейтенант Женя Слепнин мало разбирались в большой политике высокого начальства. Они просто сидели в машине и смотрели по сторонам, а без пяти минут папаша обрывал телефон роддома.

Саша с Толей молчали, выпили пол-литра ни то ни се, сейчас бы добавить или уж и вовсе начинать не следовало. Да лейтенанта Женю обижать не хотелось — событие как-никак.

Вдруг не столько страшный, сколько неожиданный удар по крыше «уазика» заставил милиционеров вздрогнуть. Они не успели ничего сообразить, как задняя дверца машины распахнулась и в салон, почему-то вопя: «Есть контакт!»

ворвался Слепнин с литровой бутылкой «Кремлевской» и упаковкой печенья.

Коллеги поняли — сын, за него лейтенант обещал литр, за дочь — только пол-литра. Пить договаривались после окончания дежурства но об этом как-то дружно забыли. Предусмотрительный старшина — а вдруг двойня, две девки? — переспросил.

— Парень?

Лейтенант радостно закивал и принялся сворачивать винтовую крышку бутылки, что очень здорово у него получилось.

— Давайте «аршин»! — крикнул он, но напарники четко знали дело Не успел отзвучать последний слог, как водка уже радостно журчала, наполняя граненый стакан.

Минут десять ушло на поздравления, тосты, кряхтение, занюхивание выпитого рукавом, поедание печенья и единодушные заверения, что наша лучше.

Затем напарники ввели счастливого отца в курс дела относительно «Форда».

— Херня! — махнул рукой лейтенант И оба его подчиненных с ним согласились.

Пофантазировали на тему того, кто на том «Форде» рассекает. Выпили еще. Осталась половина. Еще поговорили, и вовсе захорошело.

— А как назовешь? — спросил сержант Саша.

Счастливый отец тупо уставился в одну точку.

Имя он придумал давным-давно, но теперь оно ему не нравилось. Да еще что жена скажет?

— Игорем назову, в честь папаши моего! — обрадовался Слепнин находке: увозя жену в роддом, он собирался назвать парня Володей, а если вдруг все-таки дочь, то Наташей.

— Молодец! — обрадовались напарники хором — Молодец!

Оба были еще не женаты, и возникновение проблемы, как назвать своего ребенка, если он родится, казалось им очень отдаленным.

Раз лейтенант такой молодец, то и в самом деле, почему бы не выпить за это еще? Тут от этого занятия их оторвал сигнал милицейской рации.

Парни немедленно сделались серьезными.

— Да, все в порядке… Да… Да… Чего делаем?.. Патрулируем! Все спокойно… Да… Да… Знаем, знаем… — отвечал Женя совершенно трезвым голосом.

Отбой.

— По чуть-чуть, по чуть-чуть, по чуть-чуть, — дружно зашептали все трое, по очереди принимая бутылку, поднимая стакан, хрустя печеньицем.

Ясное дело — по чуть-чуть! Служба все-таки, к тому же опасный преступник в «Форде», за которым надо следить.

— Да не поедет он сюда, — покачал головой скептик старшина Толя. — Он на Пролетарку или в промзону повалит — там днем с огнем никого не сыщешь, а тут у нас начальства до фига и больше живет, — он махнул рукой в сторону сложенных из отделочного кирпича фасадов, — стало быть, и нашего брата немало, чтобы, значит, начальству опять же спокойнее спалось.

— Почему это он не поедет сюда!? — обиделись водитель Саша и счастливый отец, которому хотелось сделать сегодня что-нибудь очень хорошее, нужное людям. Может быть, он представил, как скажет сыну, когда тот станет уже взрослым и пойдет в школу: «А знаешь, Воло…

нет, знаешь, Игорь, твой отец с ребятами задержал особо опасного преступника как раз в тот самый день, то есть в ту самую ночь, когда ты родился!» Чертовски здорово заявить такое своему подрастающему сыну!

Трудно определить, чего именно хотелось Евгению Слепнину в тот вечер. С сержантом Саней дело обстояло попроще, ему всего лишь надоело сидеть за рулем неподвижно замершего у обочины «уазика». Захотелось поездить — водитель любил крутить баранку, особенно если маршрут можно выбрать самому, ну, или почти самому.

С Женей это просто — свой парень.

— А вот потому, потому, что я вам говорю! — упорствовал старшина. Алкоголь пробуждал в нем упрямство. — Неужели непонятно?

Все тот же алкоголь будил в его душе протест против чужой непонятливости и бестолковости.

А вообще-то ему тоже надоело сидеть на месте.

Очень захотелось прошвырнуться с ветерком вдоль набережной, вдоль черного велюра реки, усыпанного где-то вдалеке редкими алмазиками огоньков.

— Может, поедем? — предложил сержант Саша, которому спорить не хотелось.

— Погнали! — махнул рукой лейтенант, разваливаясь на заднем сиденье. Он плеснул в «аршин» водки, при этом половину пролив на форменные брюки — Держи!

Водитель принял стакан и успел даже «хлопнуть»его в промежутке между включением второй и третьей скорости. Машина, урча мотором, остановилась на красный свет, когда счастливый отец протягивал стакан старшине.

— За что? — дотошно осведомился тот, однако, не дожидаясь ответа, выпил: — Ну, будем!..

Эй! Блин, Жень! — Толя завертелся на своем сиденье, тараща на лейтенанта осоловевшие глаза и тыча пальцем в лобовое стекло. — Вон он! Вон!

И действительно, сверху на проспект спустился и не спеша, с достоинством вырулил синий «Форд-Скорпио» Тут уж его заметили все трое милиционеров.

— Шесть-один! — заорали они хором едва взглянув на номер — Это он!!! Гони, Санек!

Сержанту уже и так ничего не надо было говорить. Совершенно, как, впрочем, и оба его товарища, напрочь забыв о том, что им надлежит делать в случае обнаружения машины опасного преступника, водитель, не дожидаясь, когда загорится даже желтый, рванул с места. Тот, кто сидел за рулем «Форда» проявил достаточно наблюдательности, чтобы заметить на пустынном проспекте одинокий милицейский «бобик».

«Форд» есть «Форд», и не «уазику» гоняться по прямой асфальтированной дороге за собранным в Германии добросовестными рабочими чудом американского автомобилестроения.

— Жми, Санек! — орали водителю напарники — Уйдет же, падла! Давай, Губан!

— Идите вы на… — скрежеща зубами, цедил Саня Губанов, которому не меньше, а может, и больше других хотелось догнать «Скорпио».

Зрительная память у Свентницкого была превосходной. Карту он успел как следует изучить, так что у него имелись все шансы уйти от погони.

Лео, разумеется, и ушел бы, но. Он резонно полагал, что гнавшиеся за ним патрульные вызовут по рации подмогу, а значит, ему наперерез устремятся другие машины.

Свентницкий решил при первом же удобном случае начать петлять. Киллеру и в голову не могло прийти, что за ним гонятся трое в дымину пьяных парней в милицейской форме, вообразивших себя полуночными ковбоями.

Никто никакой подмоги вызывать и не собирался, но Лео об этом не знал.

Оказавшись возле речного вокзала, киллер, говоря языком авиаторов, пошел на вертикаль, заставив свою машину преодолеть очень крутой подъем. Преследователи здорово отстали. У них на глазах синий «Форд» свернул направо, а когда они достигли поворота, он куда-то исчез.

— Куда он делся? — оторопело спросил сержант, оглядываясь вокруг. Они находились в старом городе, в чужом районе, среди обветшавших невысоких домиков с уютными, тихими двориками.

— Ушел, гад! — сокрушенно вздохнул старшина Малеев, убирая пистолет. Выстрелить, слава Богу, ни он, ни лейтенант не успели.

— Не уйдет, — кровожадно оскалившись, пообещал счастливый отец Женя, который никак не желал расставаться с мыслью о том, чтобы поведать сыну о своей героической молодости и о том дне, когда он родился. Для этого не хватало самой малости — надеть браслеты на опасного преступника. А преступник и в самом деле попался ребятам опасный и очень изобретательный. — Не уйдет! — упрямо мотнул головой Слепнин — Жми в объезд, Саня!

Сержант немедленно исполнил приказание, едва не вписавшись при развороте в столб. Но, к счастью, пронесло.

«Где же он, где же он, где же он?» — пульсировало в головах всех троих преследователей, убедившихся, что маневр ничего не дал. «Форд», казалось, растворился в тумане.

Лео остановил машину, не выключая мотора.

Только очень смелый и безрассудный человек решился бы продолжить движение. Строительство «неизвестно чего» велось здесь с размахом.

— Куда это я заехал? — вслух спросил Свентницкий не то себя, не то своего безмолвного пассажира, не получив ответа, он достал из бардачка карту. — Что?! — Он не поверил своим глазам, решив, что смотрит куда-то не туда: «Форд» стоял как раз в том переулке, где располагалось здание ФСБ. — Ты посмотри, а?

— My… — пошевелился пассажир, хотя водитель задавал свой вопрос, ни к кому не обращаясь.

— Ты давай, давай… Спи.

«Этого еще не хватало, — забеспокоился Свентницкий. — Вколоть ему, что ли? Нет уж, лучше я сначала уберусь отсюда…»

Лео включил заднюю передачу и, положив одну руку на баранку машины, а локоть второй на краешек спинки своего сиденья, рванул с места так, что засвистели об асфальт протекторы.

На углу, где переулок, из которого «Форд» стремительно выносил своего водителя, пересекался с главной дорогой, строители очень удачно разместили свой неуклюжий старомодный вагончик, совершенно перекрывавший обзор как тому, кто ехал по улице, так и тому, кто выезжал из переулка — Упустили, — совершенно сникая, проговорил старшина Толя. — Эх-х-х!

— Да… — в тон ему проговорил лейтенант, один только водитель ехал молча, ему казалось, что товарищи, хотя и не говорят прямо, но в том, что преступнику удалось скрыться, обвиняют именно его. Попробовали бы сами угнаться за «Фордом» на «уазике»!

— Упустили… — опять произнес старшина.

— Бляха муха! — только и успел вымолвить лейтенант, повернувший голову направо. Надо было как-то предупредить водителя, но язык точно прирос к небу.

Прямо на милицейский «бобик», стремительно приближаясь, мчался, точно демонстрируя свой слегка вздернутый багажник, «Скорпио», водитель которого слишком ретиво сдал назад.

От удара лейтенант свалился на пол под сиденье, осыпаемый осколками разбившегося стекла.

Старшина вообще ничего не увидел: он со всего маху ткнулся головой в окошко (оно почему-то уцелело при столкновении) и потерял сознание.

Водитель усидел лишь потому, что успел крепко схватиться за руль, который ему пришлось изо всех сил вращать, чтобы вообще не слететь с дороги и не столкнуться с самосвалом, который — ведь до сих пор ни одной машины вокруг! — откуда-то принесло на ночь глядя.

Свентницкий от удара откинулся головой на подголовник кресла.

«Если бы не это, — успел подумать он, — у меня бы, наверное, башка оторвалась!»

Его пленник тоже дернулся и ударился головой о стекло правой дверцы в тот момент, когда блондин, рванув с места и одновременно разворачивая машину влево, помчался куда глаза глядят. Взревел двигатель, и машина в считанные секунды набрала скорость. Однако сержант Саня вдавил в пол педаль акселератора, оставаясь равнодушным к стонам и матерщине счастливого отца, с трудом выбравшегося на сиденье и при очередном маневре — Губанов чудом обрулил полуприкрытый канализационный колодец — рухнувшего обратно.

Так они пролетели несколько кварталов и закружили по каким-то переулкам, где уже не столько мощность мотора, сколько мастерство ведущего автомобиль человека могло решить, кто станет победителем в этой гонке.

Водители обеих машин, вцепившись в рули, не желали уступать один другому. Их пассажирам приходилось несладко, особенно сидевшим рядом с водителями: оба, будучи без сознания, ежесекундно ударялись головами о стекла. Но старшине Малееву, вписавшемуся лицом прямо в переднюю панель, было намного хуже, чем Омару, которого похититель, заботясь о сохранности товара, крепко пристегнул ремнем безопасности, а это, что бы люди там ни говорили от своей лени и нежелания создать себе элементарную страховку на случай аварии, очень полезная и в данном случае своевременная мера.

Свентницкий очертя голову мчался наугад, совершая головокружительные маневры в лабиринтах улиц, — он понятия не имел, где находится.

Преследователь не отставал. Ему так хотелось догнать мерзавца, столкнуть с дороги и, выскочив из машины, наставить на негодяя пистолет и крикнуть ему: «Вылезай, падла! Наездился!»

Внезапно «Форд» исчез из виду. Под непрестанные «Давай, Санек, жми!», издаваемые лейтенантом, который выбрался наконец-то на сиденье и теперь ерзал там, вцепившись мертвой хваткой в спинку «командирского» места, Губанов помчался по улице и свернул туда, где, как ему казалось, скрылся проклятый «Скорпио». Не обнаружив там ничего хотя бы отдаленно напоминавшего «Форд» какой угодно модели, сержант резко затормозил, «бобик» занесло, двигатель заглох, а водитель, обернувшись, тупо уставился на лейтенанта. Женя Слепнин в ответ посмотрел на своего водителя совершенно остекленевшими глазами и задал сержанту вопрос, который тот собирался задать ему:

— А где… он?

Преследуемой машины нигде видно не было.

Ответа не последовало. Вместо этого сержант пожал плечами.

— А где Толик-то? — с тревогой спросил лейтенант, только сейчас замечая, что на переднем сиденье чего-то не хватает.

— Он там… — сержант опять пожал плечами, мотнув головой вправо, где мирно отдыхал сползший на пол машины старшина. — Кажется, спит…

Легкий храп, отчетливо слышный в вечерней тишине, убеждал лейтенанта в правоте водителя.

«Если спит — значит, живой», — успокоил себя Слепнин, а вслух, обращаясь к сержанту, сказал:

— Ты это, Сань… поезди туда-сюда, может, он здесь где-нибудь притаился?

— Угу, — покачал головой Губанов, — если заведусь.

Лео понял, что наконец-то оторвался от назойливых преследователей, одного он не мог понять: почему за ним не гонятся другие? Все спокойно. Но вот надолго ли?

«Надо бы сбросить газ, остановиться и подумать, — решил Свентницкий. — А черт!»

Он даже не успел понять, что же произошло, когда машину подбросило и она, переворачиваясь вокруг своей оси, полетела куда-то в сторону, ударилась о стену дома и, отброшенная обратно на проезжую часть, загорелась, лежа кверху тремя оставшимися колесами. Они все еще продолжали вращаться. Левое переднее колесо, державшееся на двух крепежных болтах, не выдержало бешеной гонки и теперь, наслаждаясь свободой, мчалось, оставляя позади потерпевший аварию «Форд».

— Поздно, Маркиз, поздно, — сказал кто-то из ребят зачарованно смотревшему на горевший вертолет товарищу. — Поздно, мы никому не поможем…

Омар едва заметно покачал головой и ничего не ответил.

— Пойдем, Омар, они сейчас опять начнут, — снова попытался вывести Хафизова из оцепенения светловолосый юноша с детскими ямочками на щечках, вернее, на одной, другую заливала кровь из оставленной пулей царапины.

— Эй, земеля! — окликнул Маркиза его земляк и командир лейтенант Старицкий. — Валим отсюда. Эти ребята мертвы.

Маркиз снова едва заметно и абсолютно молча кивнул. Мысленно он уносился сейчас кудато далеко в родной город, такой пыльный летом, но все равно прекрасный.

— Сейчас тут все взорвется… Взлетит на воздух!.. «Духи»… Бежим… Отходим… Пойдем, надо идти, скорее идти. — Все эти и другие подобные слова словно бы говорились не здесь, а где-то далеко и потому, возможно, никак не доходили до Омара.

Видя, что Маркиз ни на что не реагирует, лейтенант положил свободную от оружия руку на его левое плечо и медленно развернул лицом к себе.

Омар нехотя оторвал взгляд от пылавшего вертолета и снова, как бы не желая расставаться с наваждением, попытался скосить глаза в ту сторону.

— Маркиз, слышишь, что я говорю, или нет?

Слышишь меня, Омар? — сказал лейтенант громко. — Очнись, мы должны двигаться дальше! У нас почти нет патронов. Очнись! Мы должны идти, или нас здесь окружат и возьмут тепленькими! — Закинув автомат за плечо, Старицкий с силой сжал плечо Омара и встряхнул его, потом еще раз. — Сержант Хафизов, я приказываю тебе! Сержант Хафизов! — орал лейтенант, тряся его с такой силой, что голова Омара дергалась в разные стороны, точно он был не человеком, а чертиком на пружинке. — Очнись ты, очнись!

Маркиз, ты что? Очнись же, говорю я тебе!

В глазах Маркиза промелькнули странные холодные искорки, он неожиданно схватил Старицкого, который был повыше и покрупнее его, за плечи своими длинными и жесткими, словно бы сделанными из железа, пальцами и с силой сжал их.

Тот или от неожиданности, или от боли перестал трясти бойца, совершенно ослабив хватку.

Омар оттолкнул командира и бросился к горевшему вертолету.

Не чувствуя огня, который обжигал его едва прикрытое рваной тельняшкой тело, он схватился за ручку двери в кабине вертолета. Среди осколков стекла он увидел белокурую голову пилота, который был, вероятно, немного старше его самого. Шлема на пилоте не было, а волосы и одежду покрывали пятна крови. Парень не проявлял никаких признаков жизни, и Омару он показался каким-то странным, чужим — за все время пребывания в этой стране Маркиз ни разу не встречал столь белокожих людей.

Вокруг стоял нестерпимый жар, огненные языки вели свою смертельную пляску вокруг двух солдат неба: летчика и десантника.

Ручка не поддавалась, дверь явно заклинило Вертолет лежал, уткнувшись носом в землю, поэтому Омару не составило труда разбить ногами треснувший фонарь кабины. Вцепившись в застежки ремней, он стал лихорадочно освобождать от них тело пилота. Наконец Омар с большим трудом вытащил блондина из кабины Вертолетчик показался Маркизу ужасно тяжелым хотя вряд ли весил намного больше его самого.

Других бойцов в кабине не оказалось, и Маркиз, вероятнее всего, удивился бы этому, но ему было некогда.

Хотя на все действия, которые он предпринял, ушло всего несколько секунд, спасателю казалось, что прошло очень много времени и что лейтенант, пожалуй, прав в своих опасениях насчет «духов», которые могут окружить взвод а тогда… Надо было уносить ноги со всей возможной поспешностью.

«А где же ребята!? — подумал Омар, стараясь оттащить раненого как можно дальше от горевшей машины. Он точно так же, как всего минуту назад пытавшийся привести его в чувство лейтенант, понял вдруг, что вертолет действительно вот-вот взорвется. — Где они?»

Маркиз поднял голову, чтобы проверить, далеко ли ему удалось отойти от полыхавшей машины, и с некоторым беспокойством отметил, что вертолет все еще очень близко. Омар снова поволок пилота дальше по земле, и ему показалось, что тот будто бы стал еще тяжелее. Кроме того, ему что-то ужасно мешало, сковывая руки.

Но что? Сделав несколько неверных шагов, Маркиз почувствовал, как липкий тошнотворный комок подкатил к горлу.

«Вот и все, — подумал он. — Сейчас я потеряю сознание. А где же ребята? Неужели бросили?!»

Страшный взрыв потряс горное плато, и Маркиз в ту же секунду бросился на землю прямо на не подававшего признаков жизни пилота.

Ему показалось, что они пролежали так довольно долго. Обломки взорвавшегося вертолета с грохотом сыпались вокруг.

«Черт, — неприятная мысль огнем опалила сознание. — Где мой автомат?!»

Тут Омар вспомнил, что летчик должен иметь какое-то оружие — скорее всего пистолет, — и попытался приподняться. Он вдруг с удивлением заметил, что запястья его рук скованы металлическими браслетами, но размышлять, откуда они взялись, было некогда, и он, опустившись на колени, стал ощупывать пилота. Оружия, по крайней мере там, где ему полагалось быть, не оказалось.

Наконец Маркизу удалось нащупать твердый предмет, торчавший из-за пояса блондина. Он с большим трудом расстегнул куртку пилота и как бы вскользь отметил, что она застегивается на металлические пуговицы, а не на «молнию» как он всегда думал.

«Наверное, этот парень очень любит оружие? — спросил себя Омар, с трудом вьщергивая пистолет. — Где он приобрел такую „пушку“? По уставу ему вряд ли полагается что-либо подобное. Я что-то не помню, чтобы у кого-нибудь в армии была эдакая игрушка».

Маркиз с удивлением разглядывал оружие спасенного им пилота. На вырезанных по серебристому металлу корпуса пистолета двух орлиных головах и цифре «38» плясали огненные блики. Но еще большее удивление Маркиза вызвал прикрепленный сверху к пистолету цилиндрический предмет.

«Зачем мужику, который летает на полукилометровой высоте, пистолет с оптическим прицелом?» — недоуменно сказал себе Омар, с трудом отрывая взгляд от пистолета и осматриваясь вокруг.

В этот момент тошнота снова подкатила к горлу, в глазах у Маркиза потемнело и он почувствовал, что заваливается набок. Стараясь перебороть себя, он попытался подняться с колен на которые опустился, обыскивая вертолетчика ему это почти удалось, но, видимо, он сделал какое-то неверное движение, потому что упал лицом вниз и тут же потерял сознание.

— Как вы себя чувствуете, молодой человек? — услышал Маркиз и, с трудом разлепив веки, обнаружил, что лежит на спине, а сверху на него внимательно смотрит бородатый человек лет пятидесяти или пятидесяти пяти с круглым лицом и смуглой кожей. Голову неизвестного венчала белая шапочка, которую тускловатый свет уличного фонаря и отблески пламени окрасили в причудливые тона.

«Чалма!» — вспыхнуло в воспаленном мозгу Омара.

— Спасайтесь, ребята, здесь «духи»! — заорал он и изо всех сил врезал скованными руками по участливо склонившемуся над ним лицу. Оно исчезло. Маркиз резко подтянул колени к подбородку и вскочил, описав ногами дугу в воздухе Прямо перед собой он увидел здоровенного парня в форменном кителе и фуражке Высоко подпрыгнув, быстрым, как вспышка молнии, ударом ноги сержант Хафизов саданул парня по лицу, тот полетел на землю, раскидывая руки.

Омар мгновенно повернулся и увидел, что на него, замахиваясь каким-то черным предметом, мчится еще один парень в такой же форме, как тот, которого он только что сбил с ног Маркиз уклонился от удара и врезал нападавшему коленом в пах. Тот, застонав, согнулся, и Омар ударил его по шее сложенными в замок руками. Парень упал на колени и уперся руками в землю.

Решив во что бы то ни стало в плен врагу не сдаваться, Маркиз пнул его в лицо носком ботинка, и противник, перевернувшись на спину, затих.

Омар несколько раз пнул его ногой с криком:

«Получай, гад! Вот так тебе! Вот так!»

Кто-то прыгнул ему на спину. Маркиз с силой пихнул нападавшего задом, затем наотмашь ударил по лицу затылком, потом его острый локоть воткнулся противнику в бок.

— Твою мать! — охнул нападавший, но Маркиз, развернувшись, безжалостно ударил его другим локтем прямо в челюсть.

Фуражка слетела с головы противника, и он медленно сполз на асфальт.

«Они не похожи на „духов“! — мелькнуло в голове у Маркиза. — Нет, это не „духи“! А кто?..»

Долго размышлять, однако, Омару не пришлось: его ударили по затылку чем-то тяжелым.

Сержант запаса Хафизов покачнулся и, свалившись на асфальт, потерял сознание.

— Спасибо, я сам смогу встать, — проговорил круглолицый смуглокожий врач, обращаясь к медбрату, который помог ему подняться с тротуара. Доктор надел на голову упавшую шапочку. — Э-э-э, лейтенант, снимите, пожалуйста, с него наручники.

— Нельзя, доктор, это опасный преступник, — покачал головой Слепнин. — Мы гонялись за ним по всему городу.

— Не говорите глупостей, молодой человек, — сердито оборвал его врач. — Как бы он, по-вашему, управлял автомобилем в наручниках?

— Ну не знаю, доктор, ну не знаю! Это профессионал, у него пистолет с лазерным прицелом… А что это он говорил там про каких-то «духов»?

— Возможно, был в Афганистане, — пожал плечами доктор.

— Я бы на вашем месте не стал этого делать, ребята, — сказал сержант Губанов, которого поднял здоровенный медбрат, он еще пошатывался и его тошнило. — Если этот говнюк так дерется в наручниках…

— Да, — продолжил его мысль Слепнин, потиран вспухшую челюсть. — Этот парень всю вашу больницу разнесет, когда очнется. Я бы наоборот сделал: надел бы ему наручники еще и на ноги. Или вообще связал…

— У него шок, — настаивал врач. — Снимите наручники.

— Ну, не знаю… — Слепнин окинул все вокруг мутноватым взглядом.

Злосчастный «Форд» потерпел аварию всего в двухстах метрах от психбольницы, и врач с двумя санитарами подоспели сюда раньше милиции.

Увидев подъезжавший «бобик», медбраты отвлеклись, а Омар очнулся и напал на врача-таджика, приняв его за моджахеда.

Лейтенанту не хотелось верить, что какой-то неизвестный тип — раз он не преступник, то, вероятнее всего, заложник, к тому же скованный наручниками, — мог так отделать всю его команду. Минуту назад очнувшийся на полу в «уазике» старшина Малеев, которому в этот вечер особенно не повезло, получил так, что до сих пор не мог прийти в себя. Губанов, да и сам лейтенант, едва держались на ногах. Впрочем, некоторые затруднения в попытках удержать равновесие у Жени и его напарников возникали не столько от понесенных побоев, сколько как последствия бурного празднования появления на свет Слепнина-младшего.

Так что же получается? Что будет отец рассказывать сыну? То, что он, папаша, нажравшись до поросячьего визга, изловил заложника, который навешал всей патрульной группе? Хорош заложничек, которого смогли угомонить лишь привычные ко всему медбраты?

Какое крушение надежд!

— А где же преступник? — с детской обидой в голосе спросил Женя доктора. — Куда он подевался?

— Чего не знаю, того не знаю, — развел руками врач. — Так я долго буду ждать?

— Нет, — замотал головой лейтенант. — Мы его возьмем с собой.

Врач посмотрел на Слепнина очень и очень неодобрительно.

— Мы представители закона, — не слишком уверенно пробормотал Женя. — Мы должны арестовать его…

— Я вас сейчас самих арестую, лейтенант, всех троих, и упрячу в палату для буйных, — пообещал доктор. При этом оба санитара многозначительно расправили плечи, ожидая команды. обездвижить! Женя прикинул, какие у него и ребят шансы, и, мельком еще раз взглянув на угрюмых медбратов, подумал, что лучше не рисковать. Врач меж тем поморщился и добавил: — От вас разит, лейтенант, как из винной бочки. Ну же, я жду.

Бормоча что-то насчет нарушения закона, счастливый отец Женя Слепнин принялся выполнять приказание.

Глава 12

— Хреновый удар, Михеич, хреновый удар!

Ты, старик, похоже, потерял форму, — усмехнулся Вася, отскакивая назад. Он поднял сжатые кулаки, готовясь отразить атаку, и снова усмехнулся, хотя на самом деле ему было совсем не смешно. В этот раз он ускользнул от длинного бокового, которым попытался достать его майор, но старый друг явно был сегодня настроен очень серьезно.

— Ты зря дыбишься, Коновалов. Это ты, а не я форму потерял, и это ты, а не я сейчас схлопочешь по роже! — сказал Александр Иванович, примериваясь для новой атаки. Он был очень зол, но сейчас, стоя, как в давние времена, лицом к лицу со своим другом-противником, совершенно забыл, что он вовсе не на ринге и что вокруг не обычные зрители, а коллеги по работе.

Он чувствовал, как к нему возвращается спокойствие. — Посмотри на себя, урод, брюхо по земле полощется, что твой парус.

— Языком, Шурик, у тебя хорошо получается, — покивал головой капитан. — А вот драться ты, браток, разучился.

Майор сделал финт левой и ударил правой, стараясь показать противнику всю глубину его заблуждения. Вася отбил прямой и в ответ постарался достать бывшего коллегу с левой.

Все присутствующие сразу же, как майор положил начало поединку чести, словно по команде стали полукругом, образовав тем самым что-то вроде ринга, на котором им предстояло увидеть увлекательный «товарищеский» матч двух тяжеловесов.

Обоих боксеров трудно было уже назвать юными, ни тот ни другой не тренировались почти что двадцать лет, оба, особенно капитан, за эти годы здорово прибавили в весе. Теперь он был килограммов на двадцать тяжелее Михеева.

Все вышеперечисленное не добавляло им маневренности, но делало беспрецедентное зрелище более забавным.

«Ну и влетит же Михееву завтра за этот спектакль, если шеф узнает», — покачал головой Толстолобик. Как раз в этот момент майор провел-таки неплохой удар правой.

Коновалов отлетел назад, едва сумев сохранить равновесие, и, проведя ладонью по разбитым губам, из которых сочилась кровь, сказал:

— Ну вот это уже на что-то похоже! Тебе снова пора начать тренироваться. Точно, Шурик, если будешь достаточно упорным — сумеешь продержаться против меня пару раундов, не касаясь задницей земли.

— Побереги дыхание, Коновалов. А то как бы тебе самому не пришлось сесть на асфальт. Он нынче холодный, сам знаешь — не лето, — съязвил майор.

— Тебе, старина, тоже не мешало бы поберечь дыхание, — не сдавался капитан.

Оба они, обменявшись несколькими сериями ударов, уже довольно тяжело дышали, но Александр Иванович, хотя и весил меньше, устал, казалось, сильнее, видимо, из-за того, что постоянно яростно атаковал. Он с удовольствием воспользовался этой. паузой, чтобы немного прийти в себя.

— Я еще не начал, Коновалов, — пробасил майор. — Это тебе за прошлый раз, за того покойничка, которого ты мне вывалил прямо под ноги из машины.

— Эй, старина, если ты собираешься расплачиваться со мной за всех, лучше поторопись, а то ты и до утра не управишься. А я спешу.

— Я не заставлю тебя долго ждать, — сказал Михеев, снова переходя в атаку. Проговорив это, он угодил бывшему коллеге длинным боковым левой по лицу и прямым правой по корпусу. От второго удара Вася дернулся, ибо он пришелся как раз в то место, в которое его совсем недавно ткнул своей «металлической» конечностью Омар.

— Это тебе за того парня, который сидел в твоей квартире с дыркой во лбу.

— Слушай, Шурик, — удивился капитан, — а этот-то тут при чем? Я ведь живу не в твоем районе…

— Ничего! — оскалился Михеев. — У нас с ребятами из Октябрьского договор: при встрече сразу же бить тебя в харю, чтобы неповадно было безобразничать.

— Вы несправедливы ко мне, — улыбнулся Василий как можно лучезарнее. — В вас нет ни грамма милосердия. Какими жестокими стали работники милиции в наши дни! А за кого второй удар, их ведь было два, Михеич? Шурик!

Тебе удалось провести целых два удара, можешь гордиться.

Но майор пропустил издевку мимо ушей, понимая, что Коновалов просто старается вывести его из равновесия. Михеев чувствовал, что пока бой за ним, и на провокации поддаваться не желал.

— Второй, Василий Андреевич, — пояснил он, — за весь тот бардак, который мне с ребятами пришлось разгребать за тебя.

— Какой ты злопамятный, — с брезгливостью проговорил капитан и поинтересовался: — Могу ли я рассчитывать на то, что сейчас ты перейдешь к более свежим событиям?

— Даже и не сомневайся! На!!!

Удар был бы прекрасным, если бы достиг цели, но Коновалов удачно поднырнул под руку противника и встретил его двумя прямыми по корпусу. Третий, не слишком сильный, больше похожий на тычок, удар пришелся майору прямо в челюсть.

Михеев отлетел назад и остановился, переминаясь с ноги на ногу и мотая головой.

— Неплохо, Шурик, а? Придется тебе начинать свой счет сначала, — ухмыльнулся капитан. — Как чувствуешь себя, старина?

— Отлично, друг, отлично, — медленно ответил майор.

— Я тоже так думаю, братишка, — Василий осклабился. — Ну, иди же сюда! Иди к папочке, детка, сю-сю-сю-сю-сю.

Михеев снова атаковал и вновь наткнулся на встречный прямой. Однако майор удивительно быстро пришел в себя и дважды врезал противнику длинными боковыми, да так, что тот отлетел в сторону метра на три, чуть было не свалившись на асфальт, но чудом удержался на ногах, сделав несколько рассмешивших публику нелепых движений.

— Я не знал, что ты так хорошо танцуешь, Васенька, — съехидничал Михеев. — У тебя неплохо получается, может быть, исполнишь на «бис»?

— Сейчас и ты у меня станцуешь! Я-то в порядке, а ты на ногах еле держишься, — сказал Коновалов, переходя в атаку. — Мне твои колхозные отмашки не страшны.

Напор бывшего оперативника был так силен, что его противник, быстро отступая, едва не смял спиной зрителей, успевших в последний момент расступиться.

— Быстро бегаешь, Шурик. Готовишься к соревнованиям по бегу? Продолжай в том же духе, бля буду, первым финишируешь.

Со стороны драка приятелей представляла собой довольно комичное зрелище: двое далеко уже не юных и вроде бы даже прилично одетых мужчин от всей души отвешивали друг другу смачные тумаки с таким воодушевлением, точно вели бой за звание чемпиона мира. При этом они еще и старательно изощрялись в остроумии, точно им было мало просто расквасить друг другу физиономии.

— На!!! — Это Михеев провел еще один точный удар, угодивший Коновалову прямо в нос.

Майор издал торжествующий вопль: — Начинаю отсчет сегодняшних покойников! Номер первый!

— Номер первый, по моим сведениям, лежит на крыше, — прогундосил капитан, вытирая пальцами разбитый нос. — Я его и сам еще не видел.

Михеев замотал головой.

— Нет, братишка, нет, — проговорил он, копируя манеру своего старого приятеля. — Он лежит в морге. Час назад на стройку забрались дети, хотя время и недетское Так вот, они там кое-что обнаружили. Перепугались, прибежали домой. Ну, их родители собрались и пошли посмотреть…

— Ну? — спросил капитан, довольный передышкой и не понимая еще, к чему клонит Михеев. Дело в том, что когда-то Вася жил в Центральном районе. Нет, Коновалов никогда никуда не переезжал, это дом его в определенном смысле переехал. То есть здание, само собой, осталось на месте, просто раньше граница между Центральным и Октябрьским районами пролегала по улице, на которой располагался серый сталинский дом с мемориальной доской, установленной в честь первого директора завода «Металлург». Но перестройка — она на то и перестройка, чтобы все перестраивать. А постперестройка, чтобы… м-м-м, постперестраивать. Демократический мэр съездил в столицу и пришел в восторг: административные округи, префектуры — вот что нужно народу!

Вернулся городской голова домой и давай весь город перекраивать. Так Вася очутился в Октябрьском районе.

— А вот то и ну! — передразнил его майор. — Труп, рядом выпотрошенный бумажник…

— Ты что думаешь, я его ограбил?

— А кто тебе сказал, что его ограбили, а? — прищурился майор.

— Ты сам сказал, убили и взяли деньги, — проговорил Коновалов, понимая, что с трупом не все ладно. — Или я чего-то не понимаю? В любом случае при чем здесь я?

— А ты послушай дальше! — попросил майор, делая многозначительную паузу, и, постучав себя пальцем по лбу, продолжал: — У него вот тут дырочка, ма-а-алень-кая такая… Причем оставили ее совсем недавно. Короче, ребятки натолкнулись на свежака. Документов, как ты понимаешь, нет, вещей тоже. Следов борьбы не видно. Все чисто.

Подобная находка не могла не наводить на размышления.

— Так… — пробормотал Коновалов, который немедленно сопоставил рассказанное Омаром с наличием неидентифицированного трупа в доме напротив своего.

— Да, так! — съязвил майор и продолжал подсчет. — Четыре покойника вон там на соседней улице, убиты шестью выстрелами, трое сгоревших в машине и еще один, как ты говоришь, на крыше. Не многовато, а, Вась? Коновалов развел руками:

— А я-то здесь при чем?

Глаза Михеева налились злобой, и он продолжал:

— Хмельницкий вызвал меня из отпуска, я, дурак, вчера приехал с дачи, а он звонит мне и говорит: «Труп нашли во дворе у Коновалова», — сообщил Александр Иванович и добавил, очевидно полагая, что угодил приятелю не в нос, а в ухо: — В твоем дворе. Понял?!

Начальство прервало отдых Михеева совсем по другой причине, но теперь уже во всем у майора был виноват только Коновалов, который идиотски, так во всяком случае казалось Александру Ивановичу, улыбался и ерничал, издеваясь над бывшим коллегой.

— Не надо так заводиться, Шура, — примирительным тоном предложил капитан. — Тот факт, что люди мрут как мухи, меня, как и тебя, не огорчать не может. Больше того, это для меня стало, ну, что ли, потрясением…

Михеев скрипнул зубами.

— Так тебе мало показалось, да? — заревел он и ринулся в атаку. — Мало, гад?! Ты опять издеваешься?! Сволочь! Ну, так ты свое получишь!

Битва двух гигантов закипела с новой силой.

Наблюдая за товарищеским матчем старинных приятелей, Любовь Сергеевна Синицкая думала о своем. Тот факт, что Василий Андреевич вылез из своей берлоги и вышел на тропу войны, не мог не обнадеживать. Если Вася зашевелился — будет весело. Как здорово, что она задержалась на работе! И вовремя подсуетилась, предложив свою «девятку» в качестве транспортного средства для коллег. И как классно все вышло с Васиной «пушкой»! Он сам небось удивляется, куда делся его «ПМ»? Никакого разрешения на ношение оружия у Васи, конечно же, и быть не может. А это означает, что, если бы не Люба, сидеть бы ему в кутузке как минимум ночь. А у него, судя по всему, в раскрутке дело, связанное с этим странноватым старичком в кругленьких очочках. Ох, и не простой, чувствуется, дедок, ох, и не простой. Как подыграл! Пусть теперь Коновалов попробует сбросить ее с хвоста!

Удача покинула Михеева: Вася малость озверел из-за носа и рассеченной губы, а Коновалов в гневе страшен. Он так яростно контратаковал Михеева, что «ринг» переместился на несколько метров в сторону.

Миниатюрную Синичку чуть не смяли мужчины, не желавшие пропустить ни малейшей детали поединка, поэтому Люба не увидела, как майор Михеев оказался на асфальте.

Дерущимся казалось, что бой их длился уже давно, на самом же деле прошло не более пятнадцати минут, с тех пор как Александр Иванович нанес первый удар своему приятелю.

Оба жутко устали и дышали, как паровозы, лица обоих сплошь покрывали ссадины и кровоподтеки, а у капитана еще все губы были в крови и под левым глазом набухал шикарный фингал.

— Вообще-то ты проиграл, старик, — прошептал, с трудом шевеля разбитыми губами, Вася. — Но если хочешь, вставай и пойдем дальше по твоему списку. Сдается мне, что ты не дошел и до половины.

— Щ-щ-щас, — со свистом не сказал, не прошептал, а скорее выдохнул майор.

— Ну-ну, — ответил его противник, — попробуй-ка сначала подняться!

— Отлично! Здорово! Просто прекрасно! Как жаль, что я опоздал, пропустил все самое интересное, чертовски не повезло мне сегодня! — Властно раздвинув зрителей, к центру импровизированного ринга, где полулежал работник милиции и где, покачиваясь, стоял его друг и бывший коллега, вышел, хлопая в ладоши в такт своим шагам, человек лет пятидесяти пятишестидесяти, среднего роста и крепкого телосложения, в хорошо сидящем темном костюме. — Сколько раундов уже было и какие ставки сделаны, ребята? — вопрошал он негромким, но властным голосом, обращаясь через плечо к сразу посерьезневшим оперативникам. — А кто это у нас тут лежит? Уж не старший ли оперуполномоченный Михеев? Ба! Глазам не верю!

Все молчали. По тону пришедшего было ясно, что он, полковник Хмельницкий, вовсе не настроен шутить. Никто не слышал, как он приехал, — настолько все были поглощены боем.

— Ну что, так и будем молчать? Может, кто-нибудь соизволит объяснить мне, что за цирк здесь устроен? — поинтересовался Виктор Петрович. — Господин Михеев, если не ошибаюсь, вы здесь старший? Может быть, вы встанете и объясните мне наконец, что здесь творится?

— Щ-щ-щас, — пробормотал майор и потерял сознание. Двое коллег подошли к нему и опустились на корточки. К ним поспешил врач из «скорой помощи», прибывшей забрать Семена. Бригада не уехала, будучи не в силах отказать себе в удовольствии стать свидетелями необычайного поединка.

— Может, ты скажешь мне, Коновалов?

— Что-то я не слышал, чтобы мне кто-нибудь сказал «здравствуйте», господин полковник.

— Здравствуйте, господин Коновалов, — изображая подобострастие, поздоровался Хмельницкий со своим бывшим подчиненным и вдруг, резко сменив тон, заявил: — Ты мне тут ваньку-то не валяй, Коновалов. А то мигом определю, куда Макар телят не гонял.

— Слушаюсь, гражданин начальник, — как бывалый зек, отрапортовал Василий Андреевич.

— Помогите ему! Дайте понюхать нашатырю, — бросил полковник милиционерам. Врач сделал знак медсестре, и та, принеся из машины нашатырный спирт, поднесла его к носу майора.

Доктор похлопал пострадавшего ладонями по щекам. Михеев мотнул головой, приходя в себя, и замычал от боли.

— Ну, майор, скажешь наконец, что тут всетаки происходит? — спросил, все больше раздражаясь, Хмельницкий.

— Мы тут слегка поспорили, Виктор Петрович, ну и…

— Замечательно, Михеев! И о чем же, если не секрет, вы поспорили? Кстати, а что здесь делает этот тип? — спросил Хмельницкий в сторону Коновалова, который разжал наконец кулаки и принялся ощупывать вздувшееся лицо. Приложив ладонь к губам, он увидел кровь и полез в карман, якобы в поисках платка, хотя совершенно точно знал, что никакого платка у него там нет и быть не может.

Кто-то из оперативников протянул ему свой, прошептав:

— Бери, Андреич, он чистый. Не зли Хмельницкого, он отпляшется на Михееве.

Последнее Василий и сам прекрасно понимал. Но бывший начальник раздражал его сверх всякой меры. Капитан чувствовал, что, окажись полковник с ним на ринге вместо Михеева, сотрудники Центрального райотдела собирали бы уже начальнику на венок.

— Ты что, Михеев, оглох? — спросил полковник. — Не слышишь меня?

— Слышу, — нехотя отозвался майор, которому кто-то дал глотнуть лимонаду. Оперативнику полегчало. Потом бутылку передали капитану, который с жадностью допил все ее содержимое.

— А я вот ни хрена не слышу! Что здесь делает этот придурок? — зарычал Хмельницкий.

Майору помогли подняться, и он начал путано и сбивчиво объяснять начальнику подробности происшествия. Чем дальше Коновалов слушал, тем большее зло на полковника разбирало его. Одно дело, вызвал бы к себе в кабинет, а то при всех… Не мальчишка ведь Михеев, сорок лет мужику.

Зная, что лучше всего не вмешиваться, капитан не смог все же сдержаться.

— Какого хрена, а? — начал он. Полковник в удивлении повернулся к нему. Васю это ничуть не смутило, он повторил: — Какого хрена?

— Что? — тихо проговорил Хмельницкий.

— Что слышал. Моего друга похитили, а милиция ни хрена не делает! — кривя разбитые губы, проговорил капитан. — По городу гоняет придурок с «пушкой», убивает направо и налево, а мне тут морочат голову!

— Твоего друга? — все так же негромко проговорил полковник. — Это кого же? Не о бандите ли и уголовнике Хафизове идет речь?

— Он куда меньший бандит, чем некоторые, — огрызнулся Коновалов.

— Как интересно, — покачал головой Виктор Петрович. — Мне только что сообщили одну приятную весть — твой приятель в психушке!

— Что?

— То! Надеюсь, что и ты там скоро окажешься!

— В какой он больнице!? — спросил Вася, игнорируя тон полковника.

— На Промышленной, пять.

— Благодарю, — проговорил Коновалов и ринулся сквозь толпу расступившихся милиционеров, но сообразив, что ехать ему не на чем, остановился, обвел бывших коллег взглядом и спросил: — Кто-нибудь подвезет?

— Тебя никто не отпускал! — рявкнул полковник, прежде чем кто-нибудь успел ответить, выказывая начальственный голос — Арестовать его! — крикнул он майору. — Немедленно под стражу!

— За что? — спросил тот.

— За то, что машину угнал! — закричал Хмельницкий.

— Какую машину? — захлопал глазами Василий Андреевич. — «Мерс», что ли? — Начальник подтвердил, а капитан, изображая невинную гимназистку, заявил: — Да он мне сам ключи дал! — Последовала немая сцена, а Коновалов как ни в чем не бывало продолжал: — А вам сказал, что я ее угнал? Какой мерзавец! Впрочем, чего же ждать от Блохина — он еще та сука, правда? — Никто не ответил, да Вася ответа и не ожидал. — Карьерист, говнюк и мафиозник!

Милиционеры и вовсе притихли, потому что едва ли не каждый из них понимал: добавь ко всем этим определениям слово «старый» — получится портрет их собственного начальника.

— Я с ним разберусь! — пообещал Василий. — Вот только закончу тут кое-какое дельце и… уконтропуплю его на фик! Понятно? — Он вновь обвел всех взглядом и, встретившись глазами с Синичкой, спросил: — До Промышленной подбросишь?

Любочка радостно кивнула. Капитан двинулся к «девятке», а неизбывный Копайгора засеменил следом.

— Стой, Синицкая! — крикнул полковник, выходя из оцепенения. — Куда?

— У меня рабочий день кончился, — махнула рукой Люба, направляясь к своей машине. — Причем давно.

Внезапно майор встрепенулся.

— Постой, Вася, — окликнул он приятеля, делая шаг к Любиной машине. — Поговорить надо.

— Минутку, — остановил его неизвестно откуда взявшийся великан пожарник, — мы же вас там ждем! Что происходит?

— Извини, старик, вон мужик стоит, видишь? — сказал Михеев, указывая пальцем на Хмельницкого. — Вот он самый главный, усек?

Ну и давай!

— Ты куда, Михеев? — взвизгнул полковник.

— Я в отпуске, — бросил тот через плечо.

— Это тебе даром не пройдет, — пригрозил Хмельницкий. — Завтра к десяти — рапорт на стол.

Виктор Петрович поперхнулся очередной угрозой как раз в тот момент, когда садившуюся в «девятку» компанию скрыла от него исполинская фигура пожарника.

— Извините, но это безобразие! Мы уже два часа ждем, когда к нам придут, — заговорил пожарник ровным раскатистым басом. — Там в машине три трупа, а у нас есть еще работа! Мы не можем здесь до утра торчать.

— Я сейчас приду, черт возьми! — раздраженно ответил Виктор Петрович. Для того чтобы видеть лицо пожарника, ему пришлось задрать голову, приняв не самую удобную позу для ведения бесед.

— Тот, который ушел, тоже так говорил, а мы его потом целый час ждали…

— Хорошо, черт возьми, я иду прямо сейчас!

— Тогда пошли, — великан повернулся и сделал шаг в сторону, давая возможность старшему пройти первым. Хмельницкий понял, что пожарник не отстанет, выругался и, бросив недобрый взгляд на удалявшиеся габаритные огни Любиной «девятки», с раздражением произнес:

— Пошли. Что там у вас?

* * *

Всю дорогу Иван Макарович, успевший снять допрос с раненого Семена, не умолкал, он рассказал своим спутникам о некоторых интересных деталях событий последних дней, о которых не сообщалось ни по радио, ни по телевидению.

Однако об ограблении, в результате которого пропали вешдоки, по крайней мере Михеев и Люба знали, о чем и поведали остальным.

Любины пассажиры недолго гадали на тему, кто навел. Их куда больше интересовало, кто прикончил Жулыбина и Тишкова. Выходило, что Ревякин с кем-то из людей Ганджиева. Получалось, что, раз трупа девушки нигде не оказалось, они и похитили ее, так как она, возможно, видела, как произошло первое убийство.

Однако и тут не все вполне сходилось. Поражало описание трупа Тишкова, которое дал другу своего отца Семен, хотя у последнего со страху могла просто разыграться фантазия.

Как бы там ни было, все четверо понимали, что если девушка и не мертва, то скорее всего находится в большой опасности: Ганджиев не такой человек, чтобы оставить свидетеля в таком деле. Убить не убьет, но упрячет так, что концов не найдешь!

Самое главное — все понимали, что бессильны что-либо сделать. Все, кроме разве что Копайгоры, который просто не желал смириться с неизбежностью.

— Я пойду и поговорю с ним, как отец с отцом. У него ведь тоже есть дети и внуки, наверное, — сказал старик. Остальные молчали, а он продолжал: — Неможет он убить ребенка, пусть он злодей, пусть торгует наркотиками…

Никто не сказал ни слова. А что сказать? То, что охрана не пустит Копайгору даже на порог?

Предположим, Михееву удастся получить ордер на обыск виллы Ганджиева, и что дальше? Бывший нефтяной директор узнает об этом раньше, чем милицейский «уазик» доставит майора в загородный дворец Сиявуша Мамедовича. Девушку спрячут где-нибудь в другом месте, вот и все.

Использовать силу? Вломиться на виллу с оружием? А если он уже отправил Жанну куда-нибудь в Турцию? Ведь не секрет, что и у нас появились торговцы живым товаром. Потом охрана, они ведь не с пластмассовыми пистолетиками да пластилиновыми автоматиками дежурят. У Ганджиева больше сотни подручных. Конечно, на вилле одновременно находятся не больше двух десятков, но все они, вне всякого сомнения, вооружены. Ситуация безвыходная.

Но беспокоила капитана не только судьба Жанны. Ему не давала покоя мысль о «Морской соли», — этот наркотик был куда страшнее, чем казался на первый взгляд.

Михеев под честное слово сообщил товарищам, что специалисты, проведя необходимые тесты, впали в панику. На первых порах вещество вообще не проявлялось как наркотик. Лабораторные животные в одних случаях дохли, в других — испытывали заметную эйфорию.

После разгрома джегоевской группировки милиция обнаружила людей, на которых проводились эксперименты с наркотиком. Покупатели желали узнать, как действует новое незнакомое средство. Испытуемых оказалось шесть, хотя сначала, как сообщила одна из уцелевших жертв преступных экспериментов, их было тринадцать.

Четверо умерли, а троих убили, остальным удалось выжить лишь по чистой случайности.

Одной из особенностей наркотика являлась очень высокая степень привыкания, регулярное употребление «Морской соли» приводило к неизлечимой наркомании, быстрой деградации и распаду личности. Обнаруженные милицией люди фактически оказались живыми трупами.

Михеев не мог с уверенностью сказать, сколько их на текущий момент осталось в живых, когда майор три недели назад уходил в отпуск, умер второй из шести.

Но оставалось еще третье — дедов «наган», который у Ревякина, а тот… Тот точно работает теперь на Ганджиева. Значит, возможно, скрывается на его вилле.

«Наган». Вернуть его — вопрос чести, но Коновалов в отличие от Копайгоры не мог не понимать — нельзя прийти на виллу к нефтяному директору и просто поговорить с ним.

А что же делать? Что?! Ответа не было.

Пришлось описать значительный крюк, чтобы заехать в отделение, где Михеев сделал несколько срочных звонков. Потом «девятка» долго кружила по перекопанным улицам в поисках дороги.

Одним словом, когда Синичка остановила машину на Промышленной улице возле старого, грязно-серого, давно не ремонтированного здания, где нашел временный приют Омар Хафизов, с момента появления последнего в психбольнице прошло почти два часа.

Была глубокая ночь.

Маркиз сидел на больничной койке, погруженный в медитацию. Он сложил ноги, как турецкий паша, сомкнутые ладони поднял на уровне лица и развел локти широко в стороны. Он давно уже не утруждал себя как ежедневными физическими, так и духовными упражнениями.

Чувствовал себя Омар неплохо, никто насильно не удерживал его здесь, он мог встать, одеться в свой костюм, который висел в шкафу, и отправиться хоть домой, хоть на поиски Коновалова.

Однако спецназовское начальство — оно примчалось сразу же, как только впавший в тоскукручину лейтенант Слепнин сообщил в свое отделение про аварию «Форда» и про то, что опасному преступнику, несмотря на все его, Слегшина, с командой самоотверженные действия, удалось скрыться, — предложило Омару послужить чем-то вроде приманки. Маркиз, конечно же, без колебаний согласился, все, что ему надо было делать — лежать и ждать, когда спасенный им «вертолетчик» примчится убивать своего благодетеля.

Мудрое спецназовское начальство почему-то решило, что именно так оно и будет, и, оставив полдюжины своих «медбратов», отбыло, довольное собственной изобретательностью. Фээсбэшники пронюхают, ан поздно! Опасный преступник схвачен. Ловите лучше тех, кто у вас важный груз упер!

Блондин, потерявший свой автомобиль и оружие, — падая, Омар накрыл пистолет своим телом, — между тем не появлялся, и Маркизу стало надоедать бесцельное лежание на койке. Даже поговорить было не с кем: врач отвел своему необычному пациенту отдельную двухместную палату «для блатных», а самих «блатных» перевели, разместив в так называемых братских могилах — огромных двенадцатиместных палатах с высоченными потолками.

Спецназовское начальство пошло еще дальше, оно решило поставить пост в районе Васиного дома, во дворе, где велось строительство, при этом, правда, не озаботившись тем, чтобы устроить засаду с противоположной стороны улицы, куда выходили, например, окна кухни квартиры покойного «красного кавалериста».

В дверь постучали, и Омар, неохотно отрываясь от своею занятия — только придумал, чем себя развлечь, на-ка вот, отрывают, — поднял глаза и увидел фигуру «медбрата», дежурившего в коридоре, который сказал, что к нему пришел майор Михеев со свитой. Так прямо и сказал: со свитой. «Медбрат» был явно недоволен, но одним из свитских состоял Коновалов, которого не пустить куда-либо было просто невозможно.

Маркиз попросил впустить их, и в небольшую палату вошли в полном составе все пассажиры Любиной «девятки» и, конечно же, сама хозяйка машины.

— Здравствуйте, — сказал, входя, майор.

— Здравствуйте. А что это у вас с лицом? — спросил Омар, но в следующий момент, увидев Коновалова, понимающе закивал: — Можете мне ничего не рассказывать! Просто наконец-то теплая встреча старых друзей состоялась, и, по всей видимости, вы оба здорово увлеклись, сжимая друг друга в братских объятиях.

— Ты что-то разговорился, приятель, — перехватывая инициативу, сказал Коновалов и присел на край кровати. — Располагайтесь, друзья, где можете, — по-хозяйски распорядился он.

— Нам некогда особенно рассиживаться, — предупредил Михеев.

— Как ваше самочувствие, Омар? — поинтересовался Копайгора.

— Отлично! — ответил за компаньона капитан. — Хватит валяться, одевайся, поехали в морг.

— В морг? — удивился Маркиз, очень обрадованный, что видит Василия живым и здоровым.

То, что у Коновалова все лицо разбито, так это пустяки, бывало и похуже. — Я что, так плохо выгляжу? К тому же тут, наверное, тоже есть морг…

— Нет, старик, ты в прекрасной форме, мы едем туда, где проводят судмедэкспертизу.

— Черт, — покачал головой Омар. — Я тут пообещал ребятам… — Он вкратце рассказал про то, что согласился работать «живцом», на что Коновалов сказал:

— Ерунда, к чему такая помпа для этого блондина? Пусть положат настоящего психа или кого-нибудь из этих «медбратов». Какая на хрен разница? Кстати, я лично никогда не видел, чтобы санитары в психушках носили под халатами бронежилеты и пистолеты в подплечных кобурах. Этого только слепой может не заметить — Он не такой уж придурок, у него мощная «пушка» тридцать восьмого калибра… — начал Маркиз.

— Как в кино! — не выдержала Любочка, которой очень хотелось иметь револьвер именно этого калибра. Сорок пятый — это для мужчин, женщине же и в оружии необходимо изящество. — Шестизарядный?

— У него пистолет, — покачал головой Хафизов. — Магазин патронов на восемь-десять.

— А-а… — неопределенно протянула Синичка, так что становилось непонятно, удовлетворена ли она таким ответом.

Коновалов вновь вернулся к тому, с чего начал.

— Пошли, — сказал он.

— Нет, — заупрямился Омар, — надо поговорить с ребятами. Я же пообещал…

— Михеич, будь другом, — обратился Вася к майору, — договорись с ребятами, скажи, что у нас, м-м-м, своя операция. А ты, — сказал он Маркизу, — одевайся.

Александр Иванович с Любой вышли, и Омар, оставшись в обществе Коновалова и старика, принялся одеваться.

— Это что у тебя за фиговина, старик? — спросил капитан компаньона, показывая на маленький крестообразный металлический предмет, который, по всей вероятности, выпал у приятеля из кармана брюк, когда тот снимал их с вешалки.

— Это Люси просила, — ответил Маркиз неохотно. — Нож мясорубки затупился. Я попробовал подточить, но, по-моему, ерунда получилась.

— Я не знал, что ты такой хозяйственный.

Почему бы ей просто не купить другую?

— Ну, и не знаю, — ответил Омар. — Кажется, это мясорубка ее покойной бабушки, которую Люси очень любила.

— Мясорубку или бабушку? Чушь какая-то, — заключил Коновалов, а Маркиз, подбросив предмет на ладони, взял его кончиками пальцев, а затем плавно взмахнул рукой, и железка исчезла.

— Чертовски здорово, язви его! Омарик, ты как это делаешь, а?! — капитан даже присвистнул от восторга, а Иван Макарович с интересом вытянул шею, пытаясь понять, куда же подевался нож.

Омар взмахнул рукой, и предмет вновь оказался у него между пальцами.

— Да это просто, — сказал Маркиз, пряча железку в карман, — один парень меня научил. — Он почему-то погрустнел и добавил: — Ренат Шерафуддинов, мы служили вместе. Он потерял обе руки.

— Наш? — спросил капитан, чтобы разрядить обстановку.

— Нет, — покачал головой Омар. — Он из Казани… В общем-то наш, тоже волжанин.

Спрашивать, наверное, не стоило, однако Вася не смог сдержать приступа неуместного любопытства.

— А откуда вы там брали ножи для мясорубок? — не выдержал он.

— Да для этого вовсе не обязательно именно нож, можно взять монету, да и вообще все что угодно, карту, например, — повеселел Маркиз. — Ренат мог заточенной монетой…

— Сумки резать! — ляпнул Коновалов.

— Тьфу ты, капитан! — пожурил Василия Андреевича компаньон. — При чем здесь это?!

Он заточенной монетой убить мог.

— Ладно свистеть-то! — не поверил капитан.

— Как это убить? — не вытерпел Копайгора.

— Смотрите, — проговорил Омар. — Так…

Куда попасть? — Он подкинул нож на ладони.

— Давай в дверь.

— Намечай точку.

Коновалов посмотрел на белую поверхность больничной двери. Краска местами облупилась, и под ней обнажился слой тоже белой, вернее, посеревшей от времени. Становилось ясно, что лечебному учреждению не видать ремонта, пока и нынешний слой краски не сольется по цвету с предыдущим.

— Вот сюда, — сказал Вася, тыча пальцем в одно из серых пятнышек. — Иди к окну.

— Я давно не тренирова…

— Дрейфишь?!

— Ну почему? — лукаво проговорил Маркиз и, отойдя к окну, повернулся спиной к двери. — Называй цифры — любые, как только я услышу «три», кидаю с разворота. — Давай.

— А вы, — Маркиз обратился к старику, — у вас секундная стрелка в часах есть?

— Есть! — обрадовался Копайгора. Наконецто на него обратили внимание! — У меня настоящий секундомер есть. Часы-то трофейные, немецкие, вернее, швейцарские, я с фашиста их снял, с убитого. Пятьдесят лет тому, а все идут…

— Замечательно, — прервал толстяка Маркиз. — Засекайте время. Если между тем моментом, когда Вася произнесет «три», и тем, когда железка воткнется в дверь, пройдет больше секунды, я проиграл, даже если попаду точно в цель.

— Ты смотри… — Коновалов был явно заинтригован. — Ладно… Раз. Два… Восемь. — Все молчали. — Раз. Два. Че… пять! Восемь. Два…

Один. Девя… Тр-ри!!! — выпалил капитан.

Раньше чем успело отзвучать раскатистое «р», Омар развернулся. Раздался удар, дверь вздрогнула.

— Точно в цель! — воскликнули Коновалов и Копайгора хором, осмотрев «мишень». — В яблочко!

— А время? — придирчиво поинтересовался Вася у старика.

— Меньше секунды, — ответил тот и добавил: — Класс!

— Вы что тут, охре?.. — Дверь распахнулась и на пороге возникли Михеев и дюжий «медбрат». — Ты что же, Омар? — В голосе «санитара» звучала обида. — Сам согласился, а теперь уйти хочешь?

Лжемедбраты — сержанты ужасно не хотели отпускать Хафизова с майором. Пришлось позвать командира — старшего лейтенанта. Тот тоже ничего не хотел слушать, тогда Синичка напомнила старлею, что Маркиз лицо гражданское, а следовательно, может отказаться от участия в операции. Довод, что ни говори, был веский.

— Он не придет, Виталик, — потупясь, проговорил Маркиз. — Надо быть идиотом, чтобы соваться сюда…

— А как же операция? — не сдавался старлей.

— Мы его сами возьмем, — пообещал Коновалов. — Выдерни-ка вот это, — добавил он показав на дверь.

— Чего? — не понял Виталий. Коновалов объяснил.

Старлей был паренек не хилый, слабых и болезненных в спецназ, как известно, не берут, однако ему не сразу удалось выдернуть метательный снаряд, засевший в дереве. Виталий злился скалил зубы, пыхтел, наконец ему удалось справиться с железкой.

— Не глядя, с разворота, меньше чем за секунду и точно в яблочко, — похвастался Василий успехами товарища.

— Я тоже так могу, — бросил старлей. — Чего тут такого-то?

— Попробуй.

— И попробую! — Виталик вскинул подбородок. — Откуда кидать?

— Отсюда, — произнес Коновалов, махнув рукой в сторону окна. — Стой! Давай так. У тебя сколько парней?

— Пятеро, без меня.

— Давай… — Коновалова понесло. Глаза его заблестели. — Давай, если кто-нибудь из вас повторит то, что сделал Маркиз, — он ваш, если нет — он уходит, и чтоб без обид, а? У каждого одна попытка.

Понимая, что Омар может уйти и так, и не сомневаясь, что если не ему самому, то кому-нибудь из его парней удастся поразить цель, старлей согласился, но выдвинул условие, чтобы Омар метал нож после всех в том случае, если никто не попадет. Если же и Маркиз не попадет, он остается.

Маркиз согласился. Дюжие «медбраты» заполнили собой палату. Синичка забралась с ногами на тумбочку: хватит, опять мужики ничего увидеть не дадут! Первый. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Мишень так и осталась непораженной. Шестым шел сам старлей Наверное, он немножечко переволновался — его беспокоил уже не столько сам «пациент», сколько честь мундира! Пять глоток издали огорченный вскрик.

Командир вогнал нож всего в сантиметре от мишени.

Наступила очередь Маркиза. Он, совершенно не волнуясь, вогнал метательный снаряд в цель.

— Есть!!! — завопили все присутствующие, включая и проигравших.

Не кричал только Виталик.

«Вам хорошо, а шею завтра мне намылят, — он понурился. — Уроды, попасть не могли!»

Дверь распахнулась, когда Коновалов пытался выдернуть из нее нож.

— Что здесь происходит? — сдвинув брови, спросил врач-«моджахед». Оглядев всех, он уставился на истыканную поверхность двери — Кто это допустил? Кто? Вы что, охерели все, а? Кто старший? Вон отсюда все, чтобы ноги здесь вашей не… — Обитатели палаты принялись дружно спасаться бегством. — А ты стой! — Врач — память на лица у него оказалась неплохой — схватил за могучую руку как раз того, кого было нужно — старлея Виталика. — У меня твоя фамилия записана, я завтра твоему начальству позвоню! Это ж надо, а?! Какое безобразие учинили! — Он хотел было пригрозить старлею палатой для буйных, но раздумал, понимая, что с этой кодлой не справятся даже все его санитары.

Однако доктор привык, чтобы последнее слово оставалось за ним. — Вон!!! — завопил он, выталкивая старлея в коридор. — Вон!!!

Так бесславно завершилась операция по поимке на территории психушки опасного преступника.

Впрочем, ни Омар, ни приехавшие за ним не слышали этого грозного «душманского» «вон!».

Как раз когда дежурный врач изгонял из вверенного ему учреждения хулиганов в бронежилетах, Синичка садилась за руль, а пассажиры ее «девятки» занимали свои места в салоне.

Глава 13

— Эй, Мик, посмотри-ка сюда! Там за баком какой-то тип. Смотри, он, наверное, пьяный?

Или обкурился…

— Где он?

— Да вон же нога торчит! Смотри, какие на нем коры! Да новые! Такие штук на двести тянут, а у него, наверное, и в бумажнике не пусто? Если кто-нибудь не обчистил раньше.

Трое парней (старшему, которого звали Михаилом или, как он любил, Миком, недавно исполнилось тринадцать, а двоим его приятелям по одиннадцать) стояли рядом с мусорным баком, из-за которого торчала нога, обутая в дорогой сапог. Такую обувь носили ковбои Дикого Запада сто с лишним лет назад. В России конца двадцатого века сапоги эти почему-то получили название «казаков». Голенище скрывала штанина дорогих джинсов. Видна была мальчишкам только одна нога.

Ребята не знали, что им делать. Первым ногу заметил Игорь по кличке Сопля, получивший кличку из-за вечно мокрого носа Правда, приятели называли его так обычно только за глаза или когда случалось поссориться, но обычно они не ссорились какой смысл, если надо заниматься делом? Они не брезговали никакой «работой», чтобы достать денег.

Родились мальчишки в самом конце так называемого брежневского периода. В школу пошли в перестройку, а отрочество пришлось на начало построения дикого, недоразвитого, чисто российского капитализма. Пролетарии всех стран, обогащайтесь! Вот пролетарии и обогащались, как умели. Все трое из так называемых неблагополучных семей, где бремя забот полностью свалено на могучие плечи слабого пола.

Можно мыть машины, почту разносить, но можно и по-другому, так, как добрая половина населения: красть что попало и у того, кто под руку подвернется. Это получше, чем вкалывать честно: на винцо и девочек хватает (младшие еще «не въезжают», а Мик уже кое-что смыслит в «женщинах»). Обычно они выбирали какого-нибудь подгулявшего мужика, идущего домой в одиночестве или уже лежащего, как и этот вот тип, и обирали его. Денег это особенно много не приносило, и иногда приходилось нападать и на более крупную дичь. Для этого ребята носили с собой самодельные маски и упругую стальную пружину с набалдашником. Довольно грозное орудие: если угодить им в висок, можно убить, но если просто огреть как следует, боль такая, что жертва сама отдаст, что велят. У Мика имелся при себе и нож с выкидным лезвием.

Первое время промышляли сами, но старшие стали прижимать, пришлось становиться под руку взрослого мужика, платить ему дань. Не заплатишь положенного — включают счетчик, что означает почти верное рабство: придется вкалывать на дядю до седьмого пота, проколешься — конец: либо прирежут, либо объяснят, что, если жизнь дорога, чалься в колонии один.

Сегодня день выдался ужасно неудачный:

хотя уже давно перевалило за полночь, в кармане у вожака Мика шуршала сдача с деревянного полтинника, которую удалось вытащить у какого-то пьяного забулдыги буквально в нескольких шагах от палатки, где он приобрел бутылку «Распутин». Сама бутылка разбилась в процессе отъема денег. «Клиент» неожиданно протрезвел, хотя до этого казался пьяным в дымину.

Приняв на грудь, мужик решил добавить, пил ли он в одиночестве или с друзьями — неизвестно, только за водкой поплелся один. Сопля высмотрел у мужика крупную купюру. Решили, что в кошельке, возможно, окажутся и другие. Это и решило судьбу ночного покупателя водки. Ребята сбили его с ног, и Мик приставил мужику к горлу нож, предварительно помахав им у того перед носом. Мужик начал хныкать и говорить, что у него дома двое вот таких же парнишек.

Больше всего он боялся, что его убьют. Обчищенный умелыми руками Сопли и третьего приятеля, которого Мик про себя называл Салагой (оба они салаги, и Гоша и Вовка), мужик захныкал еще больше, объясняя приятелям, что ему будет нечем кормить своих сыновей. Он-то думал разжалобить грабителей, но его хныканье только еще больше разозлило Мика, особенно когда ему показали добытую у мужика наличность. Пора было сматываться, но вожак не спешил, он едко спросил свою жертву:

— Так ты, козел, собирался на эти «бабки» и сам нарезаться, и своих детей накормить?

Мужик что-то промычал в ответ, но Мик не расслышал, кровь ударила ему в голову, он вспомнил своего собственного подонка папашу, который ни черта не зарабатывал, а только и делал, что пропивал все с трудом добытые матерью деньги. Когда ему не хватало, он припирался домой и начинал издеваться над ней. Иногда он настолько входил в раж, что колотил и попавшегося под горячую руку сына. Началось это еще, когда Миша в школу не ходил.

Иногда случалось так, что он не являлся домой ночевать, и они с матерью не спали до утра в страхе, что «хозяин» вот-вот вернется злой и, вконец озверев, накинется на них.

Однажды папаша так вот не пришел домой на ночь. Не появился он и под утро, но едва Мик с матерью заснули, как в дверь постучали — звонок не работал. Они подошли к двери вместе и, когда мать открыла ее, увидели на пороге участкового…

Папаша умер, как и жил, — он захлебнулся собственной блевотиной…

— Хватит, Мик, хватит, он уже отключился и ни хрена не чувствует! — кричали оба друга, пытаясь оттащить своего вожака от распростертого на земле тела. Мужчина действительно потерял сознание, его лицо было похоже на кровавую маску, и асфальт возле него был залит кровью.

— Брось ты его, Мик! — кричали друзья, перебивая друг друга. — Сейчас менты примчатся, хочешь на нары попасть за вшивый сороковник?

— На тебе! На! На! На! — орал Мишка, продолжая пинать беспомощное бесчувственное тело, ему казалось, что сбылась его детская мечта и он бьет не какого-то неизвестного ему прохожего, а своего вечно пьяного ублюдка отца.

Друзей несколько удивило то, что они увидели, подойдя поближе. Лежавшему за баком мужчине было на вид лет сорок, его совершенно новый и, сразу видно, очень дорогой — не китайский — джинсовый костюм оказался, к несчастью, перепачкан кровью. Кровь, конечно, можно отстирать, но хотя мужчина не отличался особо большими габаритами, его костюм даже старшему и наиболее крупному из всех Мику был бы несколько великоват. Да и черт его знает, по виду лежавшего было непонятно, просто он без сознания или его вообще пришили — светлые волосы залиты кровью, дышит или нет — неясно.

Увидят в этом костюме, поймают и припаяют убийство с целью грабежа. Продать стираную вещь за дорого не получится, и опять же по ней через покупателя могут выйти на продавца. Одно только радовало: из-под манжета куртки на правой руке лежавшего виднелся браслет явно дорогих часов. Уже пожива, а также надежда, что его пристукнули не для того, чтобы ограбить, — крутые разобрались между собой. Что тип этот мужик из крутых, сомнения не вызывало, а значит, в одном из карманов они, вполне возможно, найдут туго набитый купюрами бумажник.

Куртка на лежавшем не была застегнута, и Мик просунул руку к нему за пазуху и нащупал там нечто, вызвавшее его изумление. Он, переменив планы, решил для начала разобраться с часами, которые без труда отстегнул и не глядя передал стоявшим за его спиной друзьям. В куртке оказалось несколько долларовых десяток и двадцаток, скрученных в трубочку, но бумажника нигде не было видно, очевидно, его следовало искать в заднем кармане джинсов. Мик, нащупавший в начале своих поисков подплечную кобуру, немного испугался, сообразив, что имеет дело с человеком, для которого риск является профессией, и что, если он не дай Бог очнется в неподходящий момент, им всем троим придется туго. Теперь испуг почти улетучился. Блондин не подавал признаков жизни.

— А «пушка» у него есть? — спросил Салага, когда Мик показал друзьям вытащенную из джинсовой куртки пистолетную обойму. Правда, пустую. Кроме нее, у неизвестного в кармане оказалось полным-полно стреляных гильз.

«Тебе, дураку, только „пушки“ не хватает. Салага, ты и есть салага! — подумал Мик. — Чего я только время на вас трачу?» Вслух он сказал:

— Нет, но кобура есть, а «пушку», наверное, прихватил тот, кто проломил ему башку.

— Ты думаешь, он мертвый? — спросил Сопля с тревогой.

— Черт его знает, наверное, — ответил Мик с сомнением и, как и был, сидя на корточках, полуобернулся к друзьям, протягивая им обойму Следовало бы пощупать пульс блондина, но Мику было боязно касаться тела неизвестного.

— «Бабки»-то у него есть? Я хочу сказать, бумажник, — заволновался Салага.

— Надо перевернуть его и посмотреть в задних карманах, — сказал Мик и в ту же секунду почувствовал, как земля резко ушла у него изпод ног и что-то, словно металлическим обручем, сжало его шею.

Гоша и Вовик отпрыгнули чуть-чуть назад, не успев еще толком испугаться. Мертвый или почти мертвый блондин внезапно оказался живым.

Держа их вожака левой рукой за горло, правой он ухватился за стоящий рядом мусорный бак и резко поднялся на ноги.

— Часы, — приказал блондин глухим хриплым голосом.

Обалдевшие приятели продолжали стоять не двигаясь.

— Часы, обойму, гильзы, деньги, — повторил блондин. — Быстро, сучата! — рявкнул он и протянул руку, в которую неудачливые воришки, трясясь и мешая друг другу, выложили все, что принадлежало этому страшному человеку, а что он страшный, сомневаться не приходилось, достаточно было один раз взглянуть ему в глаза.

В глубине их присутствовал какой-то нагоняющий тоску холод. Поэтому оба парня стояли не двигаясь.

Лео спрятал обратно свои вещи и деньги.

Потом пробежался рукой по карманам парня, которого крепко прижимал к себе, и, обнаружив в одном из карманов нож, бросил на него короткий взгляд и с едва заметной гримасой брезгливости убрал к себе в карман.

Парню, крепко прижатому спиной к животу и груди киллера, было, наверное, не более тринадцати-пятнадцати лет. Лео чувствовал исходивший от него страх, который завораживал его, как какой-то тонкий изысканный аромат. Парень едва владел собой, он еле-еле сдерживался, чтобы не дрожать.

Убивать, убивать медленно, наслаждаясь мучениями жертвы. Лео вдруг показалось, что он понял, за что Бен платит вдвое. Но времени на размышления не оставалось. Ребятам очень не повезло сегодня. Лео понимал, что перепуганные мальчишки, стоявшие перед ним, в любую секунду придут в себя и зададут деру, кому-нибудь из них, возможно, удастся смыться. Вероятность того, что они станут давать показания в милиции, невелика, но она существует.

Судьба всех троих была решена. Впрочем, иначе и быть не могло.

— Извините, ребята, но никто не должен видеть мое лицо, — сказал Лео. — Работа есть работа, каждый зарабатывает на хлеб по-своему, — добавил он, словно извиняясь, и точным привычным движением сломал Мише шею.

* * *

Для работников морга и впрямь наступили горячие денечки. Две-три насильственные смерти в неделю, а тут! Девять трупов в течение одного дня!

— Кто же мог такое сделать? — спросил Иван Макарович, отводя глаза от изуродованного тела Тишкова. — Звери какие-то…

— «Когти тифа», — проговорила тихо Любочка Синицкая, показывая на пустые глазницы покойника. — Работа мастера.

— А это «орлиные когти», — добавил Маркиз, имея в виду вырванное горло несчастного. — Тот, кто пытал его, прикончил беднягу этим ударом.

Все повернулись и посмотрели на Омара.

— Что все это значит? — спросил его Михеев.

— То, Александр Иваныч, — ответила за Омара Синичка, — что тот, кто убил этого мужчину, — мастер рукопашного боя, в совершенстве владеющий, например, кунг-фу. Чтобы вырвать человеку глаза, а потом и горло, ему, вероятно, хватило секунды, как Омару, чтобы попасть в мишень там, в больнице.

— Что за чушь! — возразил Коновалов. — Этого парня должны были прикончить или Ревякин, или второй, который… ну, как его там?..

Омарик, как зовут твоего…

— Хобот, — прекращая мучительные попытки капитана вспомнить имя своего врага, проговорил Маркиз. — Алик Хоботов.

Последний, само собой разумеется, тоже стал клиентом заведения, в котором пребывали компаньоны и их спутники.

— Ну да… Так вот, Ревякин-то и драться толком не умеет, — заявил Коновалов. — Не знаю, правда, как этот..

Что касается Ревякина, тут Коновалов был прав не на сто процентов: Николая Петровича обучали технике самообороны, но с Василием Андреевичем не все из приемов эффективны.

— О покойных плохо не говорят… — начал Омар.

— Понятно, — сказал Вася — Это понятно, а вот кто в таком случае пришил этого мужика, — он кивнул в направлении Тишкова, — совершенно неясно.

— Может быть, Пилот? — предположил Копайгора, имея в виду, конечно, блондина, которого Омар спас, вытащив из горящего «Форда».

Маркиз потупился. Получалось, что он помог улизнуть опасному преступнику из-за своих бредовых видений. Омар вообще не любил вспоминать о том, что довелось ему пережить в Афганистане. Сейчас надо было думать о брате, принимать какое-то решение: позволить себе оставить все так, как есть, он не мог и вместе с тем не имел права забыть о существовании киллера, разгуливавшего по его, Омара, милости на свободе. Что еще он успеет натворить? Маркиз не очень-то боялся за себя — мужчины в его роду не заживались старше тридцати пяти-сорока лет.

Вася, что ж, за него Омар, не задумываясь, бросится под пули, однако друг ведет себя так, что только неисправимый оптимист может предположить, что бывший опер, подобно деду и отцу, сможет дожить до седых волос. Беспокоило ветерана войны Хафизова только одно: сколько простых, не повинных ни в чем людей пострадает от рук безжалостного убийцы. Он может например, ранить Люси или Ирму, пристрелить любого, кто случайно окажется на его пути просто увидит его лицо…

— Исключено, — покачав головой категорически возразил Михеев. — Семерых убили несомненно, из одного и того же оружия. Тут… э-э-э, — он замялся, — баллистическая экспертиза не требуется.

Майор был абсолютно прав: даже и на вид пули, извлеченные из семи жертв Пилота — так его после рассказа Омара начали называть все — выглядели по-другому, чем те две, которые пробили коленные чашечки друга Семена Голубева — Я уже ни черта не понимаю, — заключил капитан. — Получается чушь какая-то! Какой-то хренов каратист или кунлфуист прикончил этого амбала, а при чем же тогда тут Ревякин с этим как его, Хоботом?

— Надо поймать блондина, — твердо произнес Маркиз — И неплохо было бы кое о чем спросить Ревякина.

Коновалов едва не взвыл от злости. Спросить Ревякина? Спроси его, а я посмотрю! Найди его сначала! Ох, что было бы, доведись Василию Андреевичу отыскать своего друга любезного Ох, что было бы!

— Мы возьмем его! — неожиданно громко и уверенно заявила Синичка. — Мы возьмем Mad gun blondy!

— Что-что? — в один голос спросили Любу коллеги, как бывший, так и нынешний. — Кого-кого вы возьмете?

Синицкая смутилась Вот вырвалось, а теперь мужики засмеют! Конечно, им — все! Служи где хочешь! А вот она возьмет этого блондина, и все тут! Пусть попробуют потом не взять ее в спецназ! Неумехи! Тоже мне, крутые парни! Ни один в цель не попал, а Омар — как нечего делать, даже и не примеривался.

Выручать даму бросился все тот же рыцарь Маркиз.

— Мэд ган, — сказал он, — это типичное американское определение. Кстати, оно здесь очень уместно, так как означает «бешеная пушка». Вот увидите, газетчики, когда пронюхают, а они уже завтра все знать будут, так вот, они так именно и назовут его.

— Вот что, — закивали Михеев и Коновалов.

— Надо бы нам, Михеич, — проговорил Коновалов, — в отделение съездить, информашку уточнить о происшествиях. Лично я не хочу, чтобы в меня пальнули из-за угла. Оружия этот тип лишился, машины тоже, значит, надо смотреть сугубо по угонам. И вот еще, — Василий многозначительно поднял палец. — Я тебя, Сань, не спросил — при том мужике, который напротив моего дома обнаружился, оружия при нем, как я понял, не оказалось?

— То-то и ребус, что нет, — проговорил майор с досадой.

Дело в том, что Крысу, который находился в том же морге, Маркиз опознал. Так бы и не узнал, может быть, а вот Хобот напомнил, и видел, видел раньше Омар этого человечка у босса. Несколько лет назад.

— Значит, Пилот и забрал его, — уверенно заключил Коновалов — А это в свою очередь означает — в любой момент можно ждать дерьма! — Капитан сделал маленькую паузу, достаточную для того, чтобы набрать в легкие воздуху и решиться высказать не дававший покоя вопрос: — Почему он хотел украсть тебя, Омар, и почему стрелял в меня?

— Теряюсь в догадках, — развел руками Маркиз. — При встрече постараюсь выяснить. — Ладно, — подвел итог Михеев. — Пошли отсюда.

Уже рассвело, когда Александр Иванович прощался со своим старым приятелем и его спутниками на крыльце Центрального отделения милиции.

— Ты спать не собираешься, что ли? — спросил майора бывший коллега.

— С вами уснешь, — незло огрызнулся тот.

Александру Ивановичу полегчало. Сколько можно терпеть этого старого засранца Хмельницкого? Молодец Васька, ей-Богу молодец! Так всех приделал, Блохин-де ему сам ключи дал! А Люба? Даром, что Синичкой зовут, еще та птичка!

Все! В УОП уйду! В ОМОН! — Кстати, Любовь Сергеевна, — хитро прищурившись, произнес майор, — когда повезете Их Высочество товарища капитана домой, не забудьте вернуть ему «пушку», которую вы так ловко сперли с места происшествия.

Синичка посмотрела на Михеева чистым и светлым взором. О чем это вы, «дяденька Сидор»? — казалось, хотела сказать эта пигалица в лейтенантских погонах.

— Это на Коновалове станковый пулемет под пиджаком спрячь — никто и не заметит, а у тебя и «ПМ» выпирает… — с деланной укоризной в голосе проговорил Михеев. — Так что не думай, что дядя Саша такой дурак. Провела раз, молодец, но я предупреждаю… А ты, — обратился он к Коновалову, — не маши этой игрушкой без дела. Валите все отсюда.

— Ты меня подбросишь? — спросил Маркиз Любу.

— Домой?

— Нет, — он покачал головой. — Мне тачку забрать надо в Черной Речке. Пока колеса не свинтили.

— Да ведь специалистов-то уже вроде бы Пилот на отдых определил? Все четверо, как огурчики- в морге лежат, — сказал майор.

— Ты что, Иваныч, Черную Речку не знаешь? — вставил свое слово Коновалов. — Там каждый второй чем-нибудь да промышляет. Кто колеса крутит, кто магнитофоны таскает из тачек. Ворье, одним словом. Пилот просто помог очень здорово кому-то — конкурентов устранил Так что тачку забрать надо, а то это… ездить не на чем будет.

— Истинное слово, Василий Андреич, — не выдержал молчания Копайгора. — В Черной Речке ворье на ворье! У меня там пять лет назад «Победу» сперли. «Победа» не «Жигули», бегунок с трамблера запросто снимается, тогда хрен…

простите, Люба, не заведешь, в общем. Так они ее катили, гады-немцы! Увлеклись сопляки, а кто же еще? Взрослый-то понимает — что за «Мерседес», что за «Победу» сидеть одинаково.

Ну вот, так увлеклись, говорю, что не заметили, как в «УАЗ» милицейский и вписались. Почти вписались — те, конечно, все видели и ждали.

Повязали голубчиков.

— Помню я это, помню, — подтвердил Михеев. — Ты, Вась, тоже должен… А, нет, ты тогда в госпитале лежал, Цыган в тебя пальнул так?

— Ну…

— Ладно, — майор резко переменил тему беседы. — Ты сам туда не езди, Омар.

— Это почему?

— Не надо, мало ли что! Пока этот твой Пилот на свободе — будьте осторожнее, ребята.

— Да разберут тачку… — в сердцах воскликнул Маркиз.

— Разберут, разберут, — закивал головой Копайгора, — как пить дать разберут.

Видя такое неуемное беспокойство о судьбе Омаровой «девятки», майор даже прищелкнул языком.

— Черт вас возьми, — сказал он. — Давай ключи, Омар.

— Зачем?

— Пошлю кого-нибудь из молодых, пусть пригонят тебе к дому. Ты на Подшипниковой живешь?

— Да. Я и сам мог бы…

— Ладно, ладно, давай ключи.

Маркиз достал общую связку ключей и, отцепив от кольца нужные, протянул их Михееву вместе с пультом дистанционной блокировки дверей. Пистолет, липовое милицейское удостоверение, бумажник — все это лежало в пиджаке, содержимое карманов которого, очевидно, выгреб блондин. Ключи и пульт, к счастью, находились в брючном кармане.

— Тут пульт, — пояснил он. — У меня дверцы с дистанции разблокируются.

— Ладно, — кивнул Михеев, пряча ключи в карман — Валите отсюда. Отвезешь их, Люба?

— Боже мой, ну, конечно, отвезу! — ответила Синицкая, но душа ее пронзительно кричала:

«Неужели все так и закончится?!!»

* * *

Ирма Медне, урожденная Нильсен, ломая пальцы, ходила из угла в угол по Васиному кабинету. Она то и дело, точно слепая, натыкалась на гигантских размеров письменный стол, за которым сидела внешне сохранявшая спокойствие Люси Она и сама ужасно волновалась, но ее волнение выдавали только руки. Изящными наманикюренными пальчиками девушка совершенно бессмысленно перекладывала с места на место карандаши, блокнотики, ручки и прочие предметы, в беспорядке разбросанные по столу.

Она как бы сортировала их: блокноты к блокнотам, бумажки с наскоро записанными телефонами или адресами к визитным карточкам и таким же бумажкам. Но затем только, чтобы, закончив эту работу, вновь начинала пересортировку.

Васина подруга находилась здесь уже несколько часов, иными словами, всю ночь После того как компаньоны напрочь исчезли с горизонта — не возвращались, не звонили, вообще, казалось, провалились сквозь землю, Ирма, позвонив раз, два, три, четыре. тридцать пять, наконец приехала Ей показалось подозрительным, что Люси все время отвечает ей, что Васи нет.

Однако самое главное не то, что отвечают, а кто отвечает Нет? Как же, так она и поверила!

Васина школьная подруга примчалась неожиданно. То есть это ей так казалось. Люси думала иначе. Неожиданно смолк телефон — ночью даже Васе не часто звонят. Представить себе, что Ирма легла спать, не определившись, где же ее непутевый возлюбленный, Люси не могла. Теперь, зная, что голубой Ирмин «Опель» сломался, можно легко вычислить, что сама его хозяйка, покачиваясь, стоя на ветру на своих высоченных каблуках (ну куда еще?! И так в женщине метр семьдесят восемь росту плюс двенадцатисантиметровые шпильки), ловит такси.

Ирма, встряхнув длинными белыми волосами, уже в который раз метнулась к окну, услышав шум въезжавшей во двор машины.

Люси, оторвавшись от своего занятия, впилась в блондинку своими ярко-зелеными глазищами, но скоро отвела взгляд, увидев, как выражение надежды на ее тонком благородном лице вновь сменяется выражением отчаяния. Кто-то приехал, кому-то тоже не спится поутру в воскресенье.

— Ну где же он?! — простонала Ирма и так резко повернулась, что один из ее каблуков подвернулся и, заскользив, поехал по полу. Чтобы не упасть, ей пришлось схватиться обеими руками за подоконник.

Люси усмехнулась. Ее раздражала подчеркнутая элегантность латышки. Казалось, что та всегда следила не только за тем, как сидит на ней одежда, в порядке ли макияж и прическа, но также и за тем, насколько изящны ее движения, насколько выражение ее лица соответствует ситуации, и отпускала всем четко отмеренные и обдуманные улыбки. За четыре с лишним месяца, прошедшие с их знакомства, Люси, Люда Давыдова, успела достаточно хорошо изучить повадки школьной подруги Василия Коновалова.

Сама же Люси всегда была куда более непосредственна, однако сейчас, находясь рядом с взволнованной и растерянной Ирмой, ей хотелось выглядеть сдержанной и спокойной.

«Ну зачем эта дылда носит такие здоровенные шпильки? — подумала Люси и едва не засмеялась, представив себе, как выхоленная красотка как-нибудь подвернет себе ногу и шлепнется в лужу. — И так ведь швабра шваброй!»

Девушка знала, что, думая так, несправедлива к подруге Коновалова. Не зря же герой-любовник, артист Академического театра драмы Князев буквально с ума сходил, заваливая ее любовными письмами, букетами цветов, приглашениями на премьеры и терзая прочими знаками внимания. О безумии, постигшем разбивателя сердец, говорил весь город. Если мужчины, выпив стакан-другой, нет-нет да вспоминали этих парней, которые так всем вломили, то женщины, от природы привыкшие сторониться насилия, предпочитали обсуждать эту безумную страсть!

Справедливости ради следовало заметить — совершенно безответную.

Ирму интересовал единственный представитель мужской половины населения земного шара, звали его, конечно же, Васей Коноваловым.

Чего никак не мог взять в толк бедный Геннадий Алексеевич Князев, так это того, как такая тонкая женщина может быть рядом с таким мужланом?

Потом они встретились лишь однажды, но встреча эта Князеву запомнилась надолго. Геннадий Алексеевич застал Ирму в Васином дворе и кинулся к ней с букетом цветов и объяснениями в любви. В этот момент во двор въехала «Нива» с Коноваловым за рулем. — Здорово, — сказал Вася, увидев Ирму. — Заходи.

Князева он не заметил и походя сшиб с ног плечиком, как бы случайно. Артист был мужчиной видным, но с капитаном в этом смысле, конечно, равняться не мог.

Ирма пристально посмотрела на Люси, точно прочитав ее мысли, но ничего не сказала.

«И чего эта коротконогая, толстозадая, бесформенная „тучка грозовая“ расселась с таким важным видом, точно это она тут главная?» — подумала Медне.

Она тоже, конечно же, судила предвзято.

Люси была из тех толстушек, которых мужчины называют обворожительными. Ничего лишнего, никакой чрезмерности, и хотя все на грани, но…

очень вкусно. Впрочем, среди женщин едва ли найдется одна-две на тысячу, способных оценить такую красоту, зато мужчин к ней притягивает, как пчел к сладкому.

— Да я же тебе объясняю, — терпеливо повторила Люси. — Пришли люди, они уехали все вместе, затем Омар вернулся, у него тут была встреча, а затем он поехал за Василием Андреевичем, сказал, что скоро вернется, и пропал…

— Он должен был приехать вечером ко мне…

— Кто?

— Вася, конечно, — ответила блондинка, презрительно сверкнув глазами.

— А-а… Обговорил, кажется, но Омар предлагал ему позвонить тебе и всем вместе отправиться куда-нибудь перекусить и выпить, у него сегодня день рождения, — пояснила Люси. Ирма посмотрела на нее с некоторой долей сарказма.

— Вот как? А я-то все жду приглашения на вашу свадьбу, — съехидничала она.

— Это никуда не денется, — небрежным тоном, делая вид, что не замечает отпущенной шпильки, ответила Люси. — А у Омара и правда сегодня день рождения, то есть сейчас-то уже можно сказать, что вчера.

Снова наступила пауза, продолжавшаяся минут пять или десять. Затем Ирма не выдержала.

— Может быть, все-таки соизволишь позвонить в милицию майору Михееву? — сказала она. Школьной подруге Коновалова мнились и грезились всякие страсти. То какие-то типы похищали ее Васю и требовали многомиллионного выкупа, то… трудно даже описать, какие ужасы мерещились бедной женщине, для которой олицетворением всей городской милиции являлся майор Михеев. За последние два часа она уже несколько раз пыталась сподвигнуть рыжеволосую Люси позвонить в Центральный райотдел, но теперь она сделалась особенно упрямой и настойчивой. Сама Ирма уже дважды интересовалась Михеевым, и делать это в третий раз казалось ей неловким.

— Ну уж нет! Да я скорее президенту позвоню!

Тызнаешь, что со мной сделает Вася, если я…

— Разве это не твоя работа? — надменно заявила блондинка. — Ты же их секретарша!

Ирма от всей души сделала ударение на последнем слове.

— Моя работа — это прежде всего не мешать им работать! — в тон своей собеседнице отозвалась Люси. — Хотя ты вряд ли что-нибудь в этом понимаешь!

— Я не понимаю, — возмутилась Ирма, — я не понимаю одного: почему они тебя терпят?! Ведь если ты только и должна, что не мешать им работать, то с этим мог бы прекрасно справиться, ну, хотя бы… хотя бы вот этот стол! — заключила она, бросая победный взгляд на рыжеволосую красотку. — У нас в Латвии не так!

«Вот и валила бы, дорогуша, в свою распрекрасную Латвию! — подумала Люси. — Нет же, сбежала ты от мужа-миллионера к простому русскому парню, у которого за душой и гроша не было… Впрочем, и сейчас не намного больше».

Вслух же Люси с присущим ей сарказмом заявила:

— Я поднимаю им… настроение.

— Что?!! — изумляясь такому нахальству, не выдержала Медне. — Для этого они могли бы найти кого-нибудь получше!

— Может быть, тебя? — ухмыльнулась Люси. — Знаешь, мне все-таки приходится много бегать, выполнять различные поручения, а тебе… — она хотела сказать: «не по возрасту», но решила, что, пожалуй, это слишком для бедняжки, и, поправившись, ехидно закончила: — А ты носишь такие каблуки…

Но с Ирмы, видимо, хватило и этого, потому что она надулась и отвернулась к окну, чтобы не заплакать.

«Змея! И чего только этот Васин приятель в ней нашел?»

«Стерва! И как только ее Вася терпит! — подумала Люси, вздыхая, бросив беглый взгляд на выпрямленную, точно окаменевшую спину блондинки и, вздохнув еще раз, решила приготовить кофе. — Э-э-э, да она, чего доброго, сейчас заревет. Этого только не хватало».

Людмила Давыдова терпеть не могла бабьих слез.

— Кофе хочешь? — спросила она Ирму.

— Хочу, — ответила та, неопределенно пожав плечами.

— Пошли.

Дамы перекочевали на восемнадцатиметровую кухню, поставили чайник, и Люси от нечего делать стала заваривать кофе в турке, хотя дома у Коновалова все обычно пили по-простому — растворимый.

Бесплодное ожидание и нервотрепка выбили из колеи даже мужественную Люси, которая провела в «офисе» бессонную ночь, ожидая появления хозяина и его друга или хотя бы какого-нибудь сообщения, но никто не возвращался, а с появлением в квартире Ирмы смолк и телефон.

Вообще-то, зная характер Маркиза и капитана, она могла бы и не волноваться, а спокойно ехать домой, но именно этого-то делать ей как раз и не хотелось. Она была уверена, что там, где сейчас находятся Омар и Вася, происходит нечто очень интересное, и ей было немного обидно, что это интересное на сей раз обошло ее стороной. Не то что в прошлый раз, когда ей удалось прорваться в самую гущу событий!

Она снова сказала себе, что нет причин для волнения и что оба этих замечательных и посвоему очень одиноких парня, как всегда, вляпались в какую-нибудь дерьмовую историю, но в конце концов они с честью из нее выпутаются!

Тем не менее чутье подсказывало ей, что дело, которое привело вчерашним вечером в их контору смешного дедушку в круглых очочках, чуть ли не силком притащившего сюда своего друга, наверняка окажется не только сложным, но и опасным. И еще этот хитрющий адвокат тоже ведь неспроста примчался?

Люси вздрогнула и едва не уронила поднос, на который только что поставила чашки с кофе, чтобы отнести их в кабинет, обычно служивший компаньонам штабом.

Нет! Не надо выглядывать в окно. То есть надо, но нельзя, чтобы Ирма увидела то же самое, что она, Люси.

На улице, куда выходили окна кухни, происходило следующее: Вася Коновалов, залихватски приглаживая взъерошенные волосы, кокетливо прощался с хорошенькой брюнеткой, сидевшей за рулем «жигуленка», который и подвез капитана домой.

Разговор, происходивший между симпатичной шофершей и высаженным пассажиром, по всей видимости, протекал в теплой и дружественной обстановке. Василий размахивал руками, то отходя на шаг-другой назад или в сторону, то опуская огромные ручищи на крышу «девятки», хозяйка которой, несомненно, наслаждалась общением со своим собеседником. Девушка смеялась, и, хотя она время от времени нервно бралась за руль, было видно, что уезжать ей совсем не хочется. Вот-вот, казалось, должно было последовать приглашение от радушного хозяина подняться и выпить «рюмочку кофе» для бодрости.

«О-о-о! — мысленно простонала Люси. — Не делай этого, Вася, белобрысая дылда превратит твое лицо в отбивную!»

Люси попыталась как-то привлечь внимание Коновалова, чтобы подать ему сигнал. Ну хоть как-то предупредить его… Однако это было бесполезно, а потому глупо… Вася стоял спиной к дому и с таким удовольствием валял дурака перед Синичкой, что, как нарочно, ничего не замечал, зато суетливые движения секретарши заметила Медне.

— Ах! Ах ш-ш-ш-ш-ш! — Вопль Ирмы превратился в страстное шипение. Она затрясла оконную раму, от ярости и возбуждения, очевидно, забыв, как нужно ее открывать.

— Их, наверное, забрали в милицию, — забормотала Люси. — Это Люба Синицкая, Вася рассказывал про нее. Она, она ужасно вредная! Она…

— Шлюха! — зло выпалила латышка и отвернулась, Люси на миг показалось, что в глазах женщины блеснули слезы.

— Ну что ты, она же следователь милиции.

— Можно подумать, что следователи милиции ни с кем не трахаются! — Ирма вдруг повернула голову, и Люси увидела, что глаза ее, совершенно сухие, горят каким-то особым огнем. — Ты, если не ошибаюсь, варила кофе?

— Уже сварила, хочешь? — спросила Люси, предчувствуя что-то нехорошее.

— Вот и здорово, давай его сюда! — повелительно сказала Ирма и, неприятно оскалившись, добавила: — Надеюсь, он еще не остыл?

— Я для Васи сейчас сделаю свежий, — сказала девушка и, всыпав в турку кофе, залила его кипятком из еще не остывшего чайника.

Тем временем не чуявший беды Вася, весело насвистывая, поднялся по лестнице. Услышав еще за дверью, что на кухне кто-то есть, он доверчиво устремился туда. За столом он нашел двух весьма симпатичных женщин, преспокойненько попивавших утренний кофий.

— О-го! — приветствовал их хозяин.

Выглядел он отвратительно: кто-то наградил капитана синяком, неприлично затопившим половину левого глаза, а губы., губы были точь-вточь, как у Луи Армстронга. Вместе с тем юмор бывшего оперативника, как всегда, оставался на высоте. Оглядев дам, Коновалов спросил:

— Это что, собрание местного отделения партии «Женщины России»? Выдвигаем к правительству свои требования? Каждой бабе по отдельному мужику, пусть хоть и завалященькому, да?

Ирма слегка улыбнулась.

Не почувствовать подвоха мог только полный идиот или… несколько уставший от перипетий дня мужчина. Люси уже предала босса, она не одобряла такого поведения — женская солидарность брала верх над дружбой. Тем не менее Люси не хотела крови.

— Вася, а где же Омар? — спросила девушка хлопая глазами.

— Сейчас приедет.

Секретарша, пользуясь тем, что Ирма, не сводя глаз, уставилась на Коновалова, принялась подмигивать обреченному, чтобы хоть как-то дать ему возможность подготовиться к неминуемой атаке. Но он ничего не понял и лишь бросил на нее полный удивления взгляд, который, казалось, говорил — какого хрена, что все это значит?

И тогда, желая спасти своего капитана любыми средствами, Люси слащавым голосом пропела:

— Ведь вы же были вместе с Омаром? Он, наверное, остался в машине вместе с Любой?

Тут бы Василию и насторожиться, поняв, что женщины, сидя на кухне, могли видеть сцену его прощания с Любой, которой очень не хотелось расставаться со своим пассажиром. У Синички существовали на то свои причины, однако бывший коллега истолковал Любино кокетство несколько неверно. Только случай не позволил ему, так во всяком случае думал капитан, зазвать Синичку к себе домой. со всеми вытекавшими отсюда последствиями.

И хорошо, что она не пришла. Ладно Людка, та не скажет никому, а тут — на тебе, пожалуйста, сама явилась!

Отмахиваясь от Люси, как от назойливой мухи, на удивление непонятливый Коновалов сказал:

— Да нет, он угодил в психушку то есть теперь ты уже можешь не волноваться — с ним все в полном порядке, а потом мы заехали в ментовку к Михеичу… — начал было капитан, но запнулся, подумав, что лучше рассказывать с начала, а не с середины, а что отдохнуть никто не даст и рассказывать придется, было совершенно ясно.

Тем не менее Ирма реагировала как-то уж совсем нехорошо.

— Не знала, что в отделении милиции есть условия для подобных развлечений, — ее голос источал яд.

Все еще не чуявший тяжести предштормового штиля, Василий точно нарочно ляпнул.

— Ну, если разобраться, малыш, то условия там для всего есть Тесновато, конечно, ремонтируются уже полгода, народу полно, все друг у друга на головах сидят, а в общем-то ничего.

Я чувствую, вам не терпится услышать как все было с самого начала? Тогда дайте мне выпить Эй, Люси, у нас там что-нибудь еще осталось в холодильнике? Нет-нет, Ирма, милая, — сделал он предупреждающий жест, заметив, что его подруга, поднявшись из-за стола, взяла в руку чашку с кофе и шагнула к нему, — это потом, ты же знаешь, что сейчас я должен выпить чего-нибудь покрепче! Мужик в дом вернулся, черт возьми, или кто?

Она зловеще улыбнулась, отводя назад руку, в которой держала чашку.

— Эй, эй, ты что, милая?!! Не делай этого! Не надо! — Слишком поздно, ох как поздно сладость Васиной эйфории сменилась горечью отчаяния.

— Мерзавец!!!

Коновалову понадобилась изрядная ловкость, чтобы увернуться от чашки с дымящимся кофе] пущенной ему в голову.

— Негодяй!!!

Вторая чашка просвистела в сантиметре от его головы и вслед за первой разбилась о стену, оставив на ней коричневый подтек.

— Лжец!

— Ирмуте, ты что делаешь, детка!?! Остановись! — заорал капитан, увидев, что его подруга схватила со стола кофейник, но остановить разъяренную латышку было непросто.

Кофейник грохнул о стену, как бомба, за ним последовали, строго соблюдая очередность, блюдца, молочник, сухарница и сахарница.

Вася внимательно посмотрел на свою подругу и понял, что надо действовать немедленно, иначе вслед за посудой в него полетят телефон, старинный самовар, которым никто не пользовался, но который представлял музейную ценность и являлся предметом гордости хозяина, а следом и все остальное.

Надо было выбрать момент, когда она замешкается в поисках очередного предмета, а пока капитан начал медленно двигаться в направлении своей любимой женщины, моля Бога, чтобы этим предметом не оказалась стоявшая на столе старинная чугунная пепельница. Но, на его счастье, Ирма остановила свой выбор на подносе, совершенно уже освобожденном ею от посуды.

Вася сообразил, что при ее меткости она этим подносом запросто вынесет окно, мимо которого он как раз продвигался, и, решив, что нельзя мешкать, прыгнул на латышку, которая в этот момент с криком: «Трахался с ней! Трахался!

Мерзавец!» метнула в него свое орудие.

Удар пришелся как раз по лбу. На секунду потерявший способность видеть, Коновалов сбил Ирму с ног, и они вместе покатились по полу.

Звук от падения на пол подноса оказался каким-то уж очень странным. Он будто бы слился со звоном разбившегося стекла. Вася ни черта не понимал в женской психологии, а уж в дипломатии и подавно, но вот свист пуль капитан Коновалов не мог спутать ни с чем. Всем телом он придавил к полу барахтавшуюся под ним Ирму и, повернув голову в ту сторону, где, по его мнению, должна была находиться Люси, отчаянно завопил:

— Ложись!

Но Люси и так ничего не надо было говорить:

нагнувшись, чтобы поднять поднос, она так и осталась сидеть на корточках, когда у нее над головой запели пули, влетая из разбитого окна…

В кухне творилось что-то невообразимое.

Автоматные очереди прошивали стены, во все стороны летели куски штукатурки, щепки и битое стекло. Казалось, что по комнате носится целый рой взбесившихся шмелей.

Наконец стрельба стихла.

«Расстрелял, что ли, магазин?!»

— Обеим лежать и не двигаться! — крикнул Вася.

Увидев, что женщины и не помышляют о том, чтобы подняться, он пополз к выходу, по пути вытаскивая из кобуры возвращенный ему Синичкой «ПМ».

Глава 14

— Черт возьми! — сказал себе Омар и, облегченно вздохнув, подумал: — Хорошо, что я дверь балконную не закрыл, а то бы… — Тут в его сознании кто-то ехидным голосом произнес: «Еще бы лучше было, если бы при тебе оказались ключи».

Что правда, то правда. Подойдя к двери своего дома, Маркиз обнаружил, что при нем нет ключей от квартиры. Он не мог оставить их нигде, кроме как в машине у Синички. Что делать?

Выяснять ее телефон? Звонить? Просить привезти? Долго и… не хотелось снова ее тревожить.

А Омару очень нужно было попасть домой, вопервых, деньги, без них он не видел способа выполнить задуманное, во-вторых, ему хотелось дозвониться до Аксельбанта и задать адвокату несколько вопросов.

Пришлось будить соседей с нижнего этажа.

Маркиз воспользовался их балконом, чтобы перелезть с него на свой — такой способ попадания в квартиру казался ему при сложившихся обстоятельствах вполне естественным.

К счастью, балконная дверь действительно оказалась незапертой, и ему удалось без лишних помех проникнуть домой.

Он позвонил одному человечку, который был связан с торговцами оружием, и попросил достать пистолет, два автоматных рожка и несколько гранат. Тот обещал помочь. Можно было бы, конечно, обратиться и к Старицкому, но тот уже четыре месяца точил зуб на своего земляка и бывшего сослуживца.

Еще бы! Пришли, забрали станковый пулемет — жемчужину коллекции, — нахватали тогосего, пообещали взять с собой и хозяина и…

сбросили с хвоста. Майор понимал, почему с ним так поступили. Утраченного оружия ему было не жаль, одно обидно: напоили — после контузии Старицкий не мог принять без серьезных последствий больше полстакана — и бросили.

Все из-за четверых детей: кто же возьмет на душу грех, если они сиротами останутся? Понимал все это майор, конечно же, понимал, но… все равно обидно.

Маркиз знал, что, если придет к Старицкому, скажет о своих планах, тот оружие даст — еще кое-что у него осталось — Маркиз это знал, но ко всему, чем удастся разжиться у бывшего командира, будет автоматически прилагаться сам майор. На сей же раз Маркиз не желал, чтобы кто-нибудь, даже Вася, составлял ему компанию.

Долг чести. Его сержант запаса Хафизов должен заплатить сам.

Маркиз на удивление скоро дозвонился до обоих абонентов, утро воскресенья — самое подходящее время, чтобы застать всех нужных людей на месте. Договорился о встречах, знакомый обещал рожки и, возможно, пистолет, но с гранатами помочь не брался. И то хлеб. Омар хотел позвонить еще и Коновалову, но раздумал: боялся, что друг каким-нибудь образом — нюх как у собаки — расколет его.

Омар открыл ящик старомодного бабушкиного комода. Там под чистым постельным бельем лежала заначка — пять тысяч «зеленых» — его НЗ. Маркиз с удивлением обнаружил, что денег на месте нет. Его неприятно кольнуло. Пот выступил на лбу. Этого еще не хватало! Но все тот же гаденький внутренний голос предложил на сей раз вещь очень разумную: поищи в другом ящике, склеротик!

Маркиз так и сделал: засунул руку под кипу белья и наткнулся на какой-то холодный металлический предмет, вытащил его и с удивлением уставился на… пистолет системы Макарова. Посмотрев на него, Омар усмехнулся.

— На безрыбье и ты сгодишься, — проговорил он, подкинул оружие на ладони и засунул его за пояс.

Выдвинув следующий ящик, Омар наконецто обнаружил свой НЗ.

Все в порядке. Можно двигаться. Он решил не ждать, пока пригонят машину, а отправляться, по крайней мере на первую встречу, своим ходом.

Где-то по городу носится блондин-«бешеная пушка» — как стало известно Омару еще в отделении, Пилот убил еще шестерых человек. Троими из них оказались подростки, промышлявшие «бомбежкой» пьяных, — одному он сломал шею, а двум другим перерезал горло тупым ножом.

Этот ужасный факт еще больше убеждал Маркиза в том, что не блондин положил конец страданиям Тишкова. Мастер не пользовался холодным оружием — он просто не нуждался в нем.

Однако Жулыбину-то перерезали горло? Ясно, что убийца действовал не в одиночку, хотя и Михеев и Коновалов считали, что это не так. С какой стати вообще валить все убийства в одну кучу?

За ночь произошло двенадцать угонов автотранспорта — одиннадцать легковых автомобилей и один мотоцикл «Хонда». Владелец последнего и продавцы коммерческого киоска, в котором мотоциклист покупал выпивку с закуской, оказались застреленными из пистолета системы Марголина. Возраст всех погибших — двоих парней и девушки — не достигал двадцати лет. На ноги поставили всю городскую милицию и ОМОН. Однако лицо, совершившее убийства и завладевшее мотоциклом, как в воду кануло.

Тот факт, что Пилот сумел вооружиться и добыть себе «колеса», не мог не настораживать.

Однако Маркиз никогда не был трусом.

— Твою мать! — прорычал Коновалов, опуская свой «ПМ», обойму которого он опустошил, гоняясь за Пилотом, чуть не угробившим его прямо на собственной кухне.

Понимая, что в обход путь не близкий и что стрелявший успеет смыться, Василий рванул через черный ход.

По правде говоря, именно этот ход был парадным, а тот, которым уже много лет пользовались жильцы, — черным. Забить парадное распорядился еще Васин дедушка, которому надоели «бесконечные хождения туда-сюда и постоянные хлопанья дверью». Василий Андреевич просто позвонил в жэк и произнес вот эти самые или какие-то подобные слова.

С той поры минуло много лет…

Обрушившись на дверь всей своей массой с разбегу, внук великого деда вынес ее напрочь.

Однако и сам Вася, не удержавшись, вылетел на улицу и растянулся на тротуаре. Это спасло ему жизнь — автоматная очередь просвистела над головой капитана, оставив на то распахивавшихся, то закрывавшихся дверях аккуратную полосу из совершенно безобидного вида дырочек, в каждую из которых влетел маленький смертоносный кусочек свинца. Если бы между дырочками на двери оказалось чересчур большое расстояние, это, возможно, означало бы, что недостающие дырочки надо искать где-нибудь в голове или в груди у капитана и там же, совершенно точно, оказался бы и свинец.

Василий Андреевич не стал ждать, и вторая очередь, пущенная противником, снова не достигла цели. Эта самая цель, растянувшись на асфальте во весь свой немалый рост, палила из «ПМ» в направлении, с которого вел огонь неизвестный. Впрочем, почему же неизвестный?

Стрелял в Васю человек, которого, сбиваясь с ног, всю эту ночь разыскивали едва ли не все правоохранительные органы города в полном составе. Надо ли говорить, что им был тот самый сеющий смерть блондин, которого Синичка окрестила «бешеной пушкой».

Свентницкий дал по Коновалову еще одну очередь на бегу, и Вася, вскочив, бросился за ним. Капитан преследовал убийцу, но вдруг потерял из виду, остановился и огляделся вокруг, стараясь понять, куда же мог подеваться преследуемый? Подождав немного, бывший оперативник двинулся вперед, выглянул из-за угла дома и снова осмотрелся — никого Вдруг он услышал шум запускаемого двигателя мощного мотоцикла. Вася опрометью бросился туда, но, вылетев в переулок, увидел только удаляющуюся джинсовую спину блондина.

Коновалов широко расставил ноги и, держа оружие на вытянутых руках, тщательно целясь, нажал на курок Проклятый «ПМ» дал осечку, капитан нажал на курок вторично, но в любом случае было уже поздно: мотоциклист скрылся за поворотом Капитан с досадой опустил бесполезное оружие, матерясь на чем свет стоит Он подбирал самые нежные эпитеты для своего ненаглядного приятеля, бывшего кагэбэшника капитана Коли Ревякина, укравшего любимый безотказный дедов наградной «наган» О, если бы не это, какая бы симпатичная дырочка красовалась сейчас в спине «бешеной пушки»!

* * *

Маркиз вышел на улицу.

Махнул рукой, но проезжавшая мимо «Волга» не остановилась и на большой скорости промчалась мимо Хафизов понимал, что воскресным утром его шансы поймать такси невелики, даже несмотря на то, что стоял он на основной магистрали.

Прокатил мимо грузовик. Омар заколебался — голосовать не голосовать, пока он думал, «зилок» проехал. «Запорожец». Маркиз поднял руку. «Ушастый» прошкондыбал мимо.

«Дожил, братишка, — произнес гнусный голос внутри. — Даже „жопа-рожец“ и тот „ихнорирует“».

Вдалеке возникла белая или перламутровая, пока неясно было, «девятка» или «восьмерка».

«На дорогу, что ли, лечь?» — подумал Омар.

Однако номер машины и сама она показались ему знакомыми. «Жигуленок» остановился.

— Привет, — замахала рукой выскочившая из машины Синичка, потрясая ключами.

— Спасибо, — сдержанно проговорил Омар.

Он взял дома запасные — Ты меня не подбросишь?

— Конечно, — с готовностью сказала девушка. — Куда?

— Далековато…

Точно во сне он увидел промчавшийся мимо мотоцикл, сиявший лаком и хромом поверхностей. Проскочив мимо «девятки», седок фирменного «скакуна» повернул голову в черном пластиковом шлеме с опущенным забралом и, возможно, это только показалось Маркизу, чуть было не потерял равновесия. Для фэна-байкера парень, облаченный в джинсовый костюм, дёржался слабовато, а не фэн на такие деньги, которых стоил мотоцикл, приобрел бы приличные «Жигули».

Мысль эта пронеслась в голове Маркиза мгновенно, он увидел, как байкер резко затормозил и мгновенно выхватил небольшой черный пистолет.

— Ложись! — закричал Омар, сбивая с ног еще ничего не понимавшую Синичку. Он перенес всю тяжесть тела на правую ногу и, сделав кувырок через голову, встал на колени. Две пули просвистели чуть выше его затылка. Омар откатился в сторону. Третья и четвертая чиркнули о тротуар в том месте, где Маркиз находился за секунду до этого.

Оказавшись на асфальте, Люба распахнула правую переднюю дверцу своей машины и, протиснувшись в салон, вытащила из бардачка свой «ПМ».

Байкер еще дважды выстрелил по объекту и, убедившись в том, что выбрал себе весьма трудную для поражения цель, ударил по газам.

Синичка, упав животом на асфальт, вытянула руки с пистолетом вперед, собираясь стрелять из положения лежа, но Омар положил ладонь на затвор «ПМ».

— Побереги патроны, Любочка, — посоветовал он. — Это он. Надо взять его. Можно мне сесть за руль?

Лейтенанту милиции Синицкой не очень-то нравилось, когда к ней обращались с подобными просьбами Она довольно уверенно чувствовала себя за рулем и не любила, чтобы ее автомобилем управляли посторонние. К тому же ее можно было назвать, пусть и в невеликой степени, феминисткой — Люба ревностно относилась к засилью мужика в той сфере деятельности, где она старалась самореализоваться. Она просто закипала, когда слышала фразы типа «женщина за рулем — преступник».

Однако тон, с которым высказал свою просьбу Омар, и тот факт, что он являлся объектом интереса убийцы, заставили Синичку пойти против правил. А может быть, она немножко (чисто платонически, конечно) влюбилась в Маркиза за то, что тот так классно приделал всех этих здоровых парней из спецназа! Ей очень хотелось попросить Омара научить ее так бросать нож от мясорубки, и если бы Любе пришлось пожертвовать ножом из дорогого заграничного кухонного агрегата, который подарил маме брат, Синичка не задумываясь, сделала бы это.

Как могла она отказать Маркизу в такой малости?

— Падай! — залихватски воскликнула она.

* * *

Омар правильно вычислил Лео Свентницкого, который прекрасно водил машину, но байкером оказался весьма посредственным. Так уж получилось, что киллеру доводилось управлять мотоциклом всего лишь несколько раз в жизни да и то в юности.

Лео избрал самый простой способ добывания машины. Угонять стоящие на приколе тачки дело весьма небезопасное. Сработает сигнализация и такой вой поднимется… Киллеру не хотелось больше никого убивать бесплатно.

Затаившись в кустах неподалеку от одинокого коммерческого киоска, Лео ждал, что кто-нибудь из редких ночных покупателей приедет один, выйдет из машины и не вынет ключей из замка зажигания. Тут-то Свентницкий и надеялся вскочить в салон и… За полчаса киоск посетили только трое покупателей на колесах, и во всех машинах сидели пассажиры.

Лео охватил приступ мизантропии.

«Следующий, кто приедет, — мой, даже если он будет управлять инвалидной мотоколяской», — пообещал себе киллер.

Ждать пришлось еще почти сорок минут.

Пассажиры подкатившей к киоску милицейской машины разжились в киоске бутылкой дешевого пойла и поехали себе дальше. Следующим оказался на свою беду мотоциклист. Он был, очевидно, знаком с продавцами киоска, или сыграла роль дурацкая солидарность молодняка. Все трое, включая и девчонку, попытались помешать Лео. Чтобы умиротворить их, ему потребовалось четыре пули — «марголин» не «дабл игл», точность стрельбы совсем другая. Однако и за этот пистолет надо сказать спасибо неизвестному коллеге, ставшему номером один в сегодняшнем кровавом списке Леонарда Свентницкого. Лео спрятал его оружие — автомат Калашникова и пистолет Марголина — просто для того, чтобы кто-нибудь не нашел его и не отнес в милицию.

Мог ли москвич предполагать тогда, что оружие убитого коллеги пригодится ему самому? Конечно, нет.

А вот мотоцикл, что называется, вышел боком.

Уходя от перламутровой «девятки», Лео перепрыгнул на нем через траншею — такое впечатление, что кто-то в этом захолустном городишке специально перекапывал все дороги, по которым ездил Свентницкий. Прыжок завершился неудачно. Он упад с мотоцикла, чудом не покалечившись.

Впереди виднелась какая-то стройка…

— Вот его мотоцикл, — сказал Омар негромко, показывая на поврежденную «Хонду». — Он далеко уйти не мог.

— Да, — согласилась Люба, — но найти его здесь будет не так-то просто.

Лео, несмотря на отсутствие практики вождения мотоциклов, оказался великолепным гонщиком, он минут пятнадцать таскал за собой по городу «девятку» лейтенанта Синицкой. Любе пришлось признаться себе в том, что, не окажись за рулем ее машины Омар, Пилоту удалось бы скорее всего улизнуть. Маркиз преследовал киллера с яростью дикой кошки, в любую секунду готовой вскочить на спину удирающей жертве. Омар не чувствовал себя вправе дать блондину шанс уйти. Наверное, тут в очередной раз обнаруживалось влияние Коновалова, который мог запросто сказать любому: «Ты не можешь безнаказанно вести себя так в моем городе».

Блондин не отстреливался, видимо, берег патроны, ведь он уже опустошил магазин своего пистолета, а запасной обоймы у него, очевидно, не было. Однако от взгляда Маркиза, конечно же, не укрылась сумка, которую вез с собой преследуемый им человек. Вряд ли в ней лежал набор продуктов, купленных на неделю. Хорошо или плохо, но Пилот справлялся с быстроходным японским мотоциклом, однако он не слишком свободно ориентировался в городе. Это-то и подвело его, киллер загнал себя в тупик. Сбросить с «хвоста» машину преследователей ему никак не удавалось, впереди стройка да еще эта проклятая яма!

Маркиз и искательница приключений в милицейских погонах вышли из машины и осторожно двинулись вперед. Строительство здания, по всей видимости, было еще довольно далеко от завершения: повсюду находилось множество готового к использованию, заранее завезенного материала, аккуратно расположенного на строительной площадке.

Оба преследователя приблизились к небольшому одноэтажному временному строению. Внезапно Омар схватил девушку за руку и, присев на корточки, потянул ее за собой, она присела рядом с ним, а он, отпустив ее руку, поднял с земли три гильзы и внимательно осмотрел их.

Гильзы еще не остыли, он оставил у себя в руке только одну и пальцем провел по ее отверстию.

Потом поднес ее ближе к лицу и о чем-то задумался.

— Это он? — чуть слышно спросила Синичка, беря в руку одну из брошенных напарником гильз, и вопрос ее прозвучал как утверждение.

Любе стало немножко не по себе. Она слышала три выстрела, прозвучавших так, точно шаловливый ребенок провел кончиком палки по металлической изгороди В кого же он стрелял?

Омар молча кивнул в ответ и, согнув палец, показал им за угол строения. Маркиз знаками дал понять девушке, что пойдет впереди, она хотела что-то ему возразить, но он уже осторожно, ступая крадучись, двинулся к углу постройки и, достигнув его, осторожно выглянул оттуда.

Омар окинул взглядом зияющий темными провалами незастекленных окон полувозведенный фасад дома. За каждым из голых кирпичных косяков, обрамлявших эти провалы, могла притаиться смерть — сжимающий в руке пистолет или другое оружие убийца. Маркиз сделал осторожный шаг назад и едва слышно сказал напарнице:

— Прикрой меня, надо проверить, что там внутри.

Маркиз быстро обогнул здание. На несколько секунд он попадал в поле зрения того, кто мог притаиться в строении. Держа свой «ПМ», Омар резким движением открыл дверь каптерки, размещенной напротив постройки, и заскочил внутрь помещения. Он знал, что найти преследуемого там ему вряд ли удастся, но проверить было необходимо. Маркиз огляделся и опустил пистолет. На полу лежал труп человека в пятнистой форме. Теперь ее надевают едва ли не все, от рыбаков до спецназовцев. По позе, в которой лежал охранник, было понятно, что убили его не здесь, а на улице: он, видимо, почувствовал неладное и вышел посмотреть, что происходит.

В углу Маркиз заметил двуствольный дробовик, который оказался заряженным. Порывшись в карманах у убитого, Омар ничего не обнаружил, зато в ящике стола нашлось еще два патрона того же калибра, только не с дробью, а с жаканом.

Омар не мог бы сказать, что заставило его поступить так, как поступил он в следующую секунду: почти инстинктивно, не раздумывая, он вдруг бросился на пол, а над его головой полетели пули. Со стен и потолка хлипкого временного строеньица, прошиваемого насквозь автоматной очередью, посыпались щепки. Почти одновременно слева от двери раздались звуки пистолетных выстрелов. Синичка вела ответный огонь, прикрывая напарника.

«Береги патроны, глупышка!» — мысленно обратился к девушке Омар. Уж кто-кто, а сержант Хафизов хорошо знал, что бывают моменты, когда маленький кусочек свинца в латунной гильзе стоит в тысячу раз дороже бриллианта в золотой оправе. — Смотри-ка ты, напугала! — Стрелок на какое-то время затих. Однако тут же Омара посетила и другая мысль, объяснявшая причину паузы: — «Меняет магазин или передислоцируется. Нельзя терять ни секунды, он меня достанет на полу».

На все эти размышления у него ушло не больше секунды.

Одним прыжком Маркиз оказался у небольшого окошка в стене. Дернул раму, но она не поддавалась. Ударами ноги и ружейного приклада он высадил ее и прыгнул в проем. Падая на землю и перекатываясь через голову, он вновь услышал выстрелы Синички. Блондин явно мешкал, очевидно, умничка Люба, поняв затруднения своего неожиданного напарника, не давала противнику высунуться.

Маркиз едва успел скрыться за бетонными блоками, как туда, где он только что находился, ударили, поднимая фонтанчики песка, пули.

Хафизов высунулся из-за блоков, дважды выстрелил и перезарядил ружье. Автомат блондина огрызнулся короткой автоматной очередью. Омар снова выстрелил почти наугад. Ответных выстрелов он не услышал, пистолет девушки тоже молчал, но Омар почему-то не сомневался, что с ней все в порядке. Она скорее всего использовала его стрельбу, чтобы сделать перебежку, наверняка вышла из зоны обстрела и сумела добраться до стены строившегося здания. Какая же умная девка!

Маркиз бросил ружье, вновь достал «ПМ» и поднял голову, всматриваясь в оконные проемы.

Стрелявшего нигде не было. Маркиз быстро добрался до стены, но, к своему удивлению, Синички там не увидел. Очевидно, она вошла в здание через дверной проем как раз напротив того помещения, из которого так удачно выскочил сам Омар.

Глупая девочка! Нельзя соваться к убийце в одиночку. Приходилось спешить. Синичка явно решила стать героем дня. Это не подгулявший хулиган, с которым легко справиться. Это человек, для которого кровь — вода.

Маркиз прикинул, где сейчас должна быть Люба, и подумал, что ему следует попытаться зайти убийце в тыл и воспрепятствовать его возможному отступлению. Омар начал продвигаться вдоль стены, когда внезапно услышал два, сделанных почти одновременно, ружейных выстрела и ответную автоматную очередь.

Все эти выстрелы прозвучали откуда-то из середины здания — блондин вполне мог оказаться там, но что девушка могла так быстро добраться до этого места, показалось Омару сомнительным, к тому же у нее не было ружья. Он не стал долго раздумывать и, убрав пистолет, быстро вскарабкался по выступам в бетонной стене, затем, подтянувшись, впрыгнул в оконный проем.

Оглянувшись вокруг, Маркиз стал продвигаться в том направлении, откуда раздались выстрелы.

Наступившая тишина ему не понравилась.

«Он стрелял вторым, — подумал Маркиз. — А ответа не было. Кого-то убил. Охранника?»

Хафизов быстро, но осторожно стал продвигаться вперед.

В недостроенном здании было довольно темно, но все же почти у самой лестницы Омар сумел увидеть распростертое тело второго сторожа. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: бедняга ни в чьей помощи уже не нуждается. Ружье лежало рядом, запасных патронов не оказалось. Маркиз двинулся дальше и, споткнувшись обо что-то в темноте, чуть не упал. Зацепившись ногой, он протащил предмет несколько метров за собой, затем нагнулся и поднял его.

Блондин бросил ставший ненужным автомат.

Магазин, конечно, оказался совершенно пустым.

Омар с сожалением отбросил «Калашников», прислушался и, стараясь двигаться насколько возможно бесшумно, побежал по коридору, по обе стороны которого то там, то здесь попадались дверные проемы. Чем дальше он шел, тем яснее ему становилось, что откуда-то доносится шум борьбы характерные для сражающихся в стилях восточных единоборств звуки. Шум все приближался, и Маркиз теперь почти точно мог определить, что исходит он из самого широкого проема, в который, наверное, под конец строительства вставят большую раздвижную дверь.

Скорее всего это помещение станет большим залом для совещаний или приема важных гостей Омар подумал, что в него должны вести и другие двери из комнат, расположенных по бокам.

Послышался стон и звук падения. Шум борьбы внезапно стих.

Маркиз скользнул в ближайшую дверь. Он не ошибся в своих расчетах: из помещения, в котором он оказался, можно было через дверной проем попасть в тот большой зал.

Омар ворвался туда, держа «ПМ» в вытянутых руках. Он увидел лежавшую на полу Синичку и в нескольких шагах от нее того, кого и должен был здесь встретить.

— Только пошевелись, и я выстрелю! — крикнул он Свентницкому, который поднял с пола оружие Синички. — Брось «пушку»! — Пилот не послушался, но Омар так красноречиво повел своим «ПМ», что в конце концов киллер бросил «Макарова» на пол. Поступил он так еще и потому, что бравая лейтенантша опустошила весь магазин. Затвор «Макарова» отодвинулся назад. — Отойди от нее! — скомандовал Маркиз — Руки на голову!

Блондин сделал несколько шагов назад и нехотя поднял руки. Хафизов прошел мимо противника, все время держа его на мушке, и, подойдя к Синичке, опустился на корточки.

«Жива, — подумал он с облегчением, коснувшись шеи девушки. — Слава Богу».

Он только на долю секунды отвернулся, чтобы посмотреть на ее лицо, и не увидел, а скорее почувствовал движение противника.

— Ты что, тупой!? — сказал Омар, целясь ему в глаз. — Это не газовый пистолет. Плохо разбираешься в оружии?

Убийца снова стал, как и раньше, подняв руки. Маркиз поднялся, подошел ближе к киллеру и посмотрел тому в глаза. В позе Пилота не чувствовалось никакого напряжения, и взгляд его светло-серых глаз казался почти совершенно спокойным, словно бы не на него было наведено беспощадной рукой смертоносное вороненое дуло пистолета.

Они несколько секунд стояли и смотрели друг на друга. Наконец Омар медленно спрятал за пояс свой пистолет.

— Не боишься? — спросил блондин с едва заметным удивлением.

— Нет, — ответил Маркиз.

— Ну да, ты, конечно, крутой. Только вот она тоже думала, что крутая, — сказал Пилот улыбаясь.

— Я не крутой, но я возьму тебя.

— А я тебе говорю, она тоже так думала, — проговорил Лео и оскалился. — Между прочим, неплохо дерется девочка, но непрофессионально. Для хулиганов она, наверное, гроза, но я ведь не хулиган.

— Я тоже.

— Сейчас посмотрим.

— Для начала хочу тебя спросить кое о чем, — произнес Омар.

— Поскольку из нас двоих живым отсюда выйдет только один, я думаю, ответить можно.

— Кто тебя послал?

— Неужели ты такой глупый, что сам не догадался?

— Веньяминов.

Блондин кивнул:

— Бен.

— Почему на крыше ты пристрелил Хобота, а не меня?

— Кого?

— Парня, которому ты продырявил лоб, звали Аликом Хоботовым, — пришлось объяснить Маркизу.

— Извини, но ты нас не представил, — кривая усмешка заиграла на губах киллера.

— Почему ты не пришил меня там? — спросил Омар.

— Пришить вас обоих: и тебя и этого бугая — твоего приятеля, я мог бы и раньше.

— Но почему я?

— Твой приятель не влез бы в багажник машины.

— Резонно.

— Пора, мне кажется, перейти к делу.

Омар, сняв пиджак, стал в стойку.

— Еще один вопрос, — произнес Хафизов.

Киллер вежливо кивнул.

— Куда девались похищенные из машины ФСБ наркотики и деньги?

— Что-что?

— Я неясно выражаюсь по-русски?

— Слушай, до этой минуты все шло хорошо, зачем было портить? — искренне удивился Лео. — Мне это надоело, приятель. Я серьезно! Понятия не имею ни о каких наркотиках…

Омар и сам прекрасно понимал, что собеседник не врет, но еще одной привычкой, приобретенной им за время общения с бывшим оперативником Василием Коноваловым, стала въедливость и дотошность, а как результат этого склонность задавать ненужные вопросы. Именно это Маркиз и сделал — задал совершенно нелепый вопрос:

— Может быть, я просто не так спрашиваю.

— Кончай дерьмо на уши вешать! — разозлился Лео, делая несколько шагов вперед и становясь в боевую стойку. — Скоро твои похороны, дружок, а ты несешь какую-то непотребную чушь.

Маркиз промолчал, не желая отвечать на столь хвастливое заявление противника. Тот, совершенно очевидно, не врал, говоря, что ничего не знает про какое-то ограбление машины ФСБ.

Противник Омара владел лишь обычной техникой приемов, применяемых десантниками и спецназовцами в рукопашной схватке. Вместе с тем с первых секунд боя Маркизу стало ясно, что Пилот — противник серьезный.

Омар отразил его атаку, встретив Лео правой и с разворота ударив ребром ладони левой руки под ребра. Раскручиваясь в обратную сторону, он сделал подсечку, в результате которой блондин на секунду оказался на полу, но тут же, сделав кувырок назад, вскочил на ноги.

— Для начала неплохо, десантник, — сказал Лео, отходя на безопасное расстояние. Лео стал медленно наступать на своего противника, но не прямо, а как бы крадучись, двигаясь вокруг Маркиза. Тот, в свою очередь, начал так же, как и Свентницкий, осторожно отступать, вращаясь в противоположном направлении и все время держась прямо перед киллером.

Киллер снова бросился в атаку. Один из ударов, нацеленный противнику в лицо, пришелся Омару в грудь, и тот, не сумев его полностью блокировать, потерял равновесие, отлетел далеко назад и в конце концов упал на спину. Тут же, перевернувшись через голову, он оказался снова на ногах и ловко отразил нападение вихрем налетевшего на него Лео.

— Молодец, ветеран, — не то одобрительно, не то зло сказал Свентницкий.

— Тебе все про меня известно, — проговорил Маркиз с некоторой укоризной. — А я вот и понятия не имею о твоей биографии.

— Несправедливо, — согласился Лео.

— Несправедливо.

— Леонард Свентницкий, — представился блондин, коротко поклонившись. — Бывший, не люблю этого слова, сотрудник органов госбезопасности.

— И что же ты делал в КГБ?

— Ты просто не поверишь! То же самое, что для Бена и всех прочих. Это моя профессия.

— И каковы же твои профессиональные успехи?

— Тридцать шесть единиц.

— Постой, постой! Только у нас ты убил не менее двенадцати человек.

— Если уж быть точным — семнадцать единиц, включая трех ментов, — внес ясность Лео. — Но я считаю только тех, за кого мне платят, а контракт в этом городе у меня только на вас двоих. Значит, можно сказать, что я еще никого тут не убил.

— Ну что ж, — подвел итог Маркиз. — Помоему, тебе пора на пенсию!

— Напротив! Мне пора заработать хоть что-то! — крикнул Лео и нанес противнику мощнейший круговой удар ногой.

Маркиз увернулся, но блокировать выпад не успел: слишком стремительными и неожиданными оказались движения Пилота. Омар контратаковал, но Лео, уйдя с линии атаки, зашел ему в тыл и ударил коленом в поясницу. Только немедленный кувырок через голову выручил Омара.

Маркиз полностью мобилизовался. То же самое, казалось, сделал и Свентницкий.

Ни один из противников не желал, не мог уступить другому.

Мелькали в пропыленном воздухе стройки кулаки, изящные штиблеты Омара и американские «казаки» Свентницкого.

— Я убью тебя! — закричал Лео, бросаясь в атаку.

— Я возьму тебя! — процедил сквозь зубы Маркиз, отражая нападение.

И снова — удар. Блок. Удар. Отскок. Захват…

— Ты спекся, десантник! — Свентницкий улыбнулся, поводя выхваченным из-за пояса у Маркиза «Макаровым». — Даже жаль убивать тебя, парень. Дрался ты неплохо. Не так, как я, конечно, но все-таки ты произвел на меня благоприятное впечатление. Прощай, друг…

Лео поднял пистолет и нажал на курок. Оружие полыхнуло огнем.

— Что?! — воскликнул Свентницкий от неожиданности и вновь выстрелил. И снова оружие в его руке извергло сноп искр и пламени.

Вконец ошалевший, киллер, не желая мириться с тем, что произошло, еще раз практически в упор выстрелил в своего противника. И снова послушный «ПМ» изрыгнул фонтанчик огня, только не из ствола, как ожидал Свентницкий, а из казенной части, то есть оттуда, откуда положено выскакивать стреляной гильзе. — Что? — повторил еще раз Лео.

— Я не курю, старина, — развел руками Маркиз. — Курил раньше, но бросил. Ты, по-моему, тоже не куришь. Так ведь?

— Да, — проговорил Лео и еще раз нажал на курок. Зажигалка — полная внешняя копия пистолста Макарова — работала безотказно. — Это вред…

— Я тоже так думаю, — согласился Маркиз и, не дав собеседнику прийти в себя, схватил его за запястьеи, вывернув руку, толкнул. — Это не газовый пистолет, я тебя предупреждал.

Пилот закричал от боли. Раздался хруст костей, и с завернутой чуть ли не до уха рукой Лео грохнулся лицом о бетонный пол.

Маркиз прижал противника коленом к полу, взял двумя руками его голову и начал медленно сворачивать ему шею.

— Если будешь лежать смирно, может быть, даже останешься жив, — назидательным тоном проговорил победитель.

— Пошел ты! — прохрипел Лео.

— Молодец, Омар! — услышал Маркиз голос приближающейся к нему сзади Синички. — Я кое-что видела, это здорово!

— Ты в порядке?

— Абсолютно, — мотнула головой Люба, хотя лицо ее было белее мела. — Все о’кей.

— Ты мне руку сломал, ублюдок! — закричал Свентницкий, почувствовав, что победитель ослабил хватку.

— Потерявши шею, по рукам не плачут, — наставительно проговорил Маркиз, перефразируя известную поговорку.

— Можно я его арестую? — попросила разрешения Синичка.

— Конечно, — по-хозяйски разрешил Маркиз. — У тебя наручники есть?

— Откуда? — проговорила Люба, осматриваясь по сторонам. — И связать-то нечем, даже ремня нет.

— И патроны кончились, пристрелить нечем, — сокрушенно проговорил Омар. — Сломаю-ка я ему еще одну руку, а?

— Нет! — прохрипел убийца. — Только не это!

— Ишь ты, каз-зел, а ты со своими жертвами так церемонился?! — гневно воскликнула Синичка. — Мальчишек-то зачем убил?

— Мы дрались честно! — закричал поверженный киллер, игнорируя слова женщины и обращаясь к Маркизу. — Не делай этого, не надо, а?

«Очень честно мы с тобой дрались. Особенно когда ты на меня мою же собственную „пушку“ наставил и на курок нажал!»

Ломать руку побежденному врагу Маркизу вовсе не хотелось. А связать его и вправду было нечем. Наручники, которые надел на своего пленника Свентницкий, остались у милиционеров. Надо было принимать решение.

— Да пошел ты! — крикнул Омар и с силой стукнул Лео по затылку ребром ладони.

Глава 15

Так никого и не поймав, Василий вернулся домой. На пороге его встретили ребята из спецназа.

— Ушел, не ушел, — огрызнулся Коновалов в ответ на их вопрос. — Конечно, ушел.

Капитан хотел войти обратно в квартиру, но появилась старушка дежурная. Маленькая, сухонькая, в чистом опрятном платочке, она неодобрительно посмотрела на Васю.

— Ну? — буркнул он.

— Почто двери-то выбивать? — спросила старушка. — Ведь с той осени, как Никитку сняли, так стояло. Зачем своротил, хулиган?

— Завтра плотника вызову — обратно заколотят, — проворчал Вася на ходу. — Нравится вам, чтобы крест-накрест…

— Хулиган, пра-хулиган, — тихонько запричитала старушка. — Нешто Василь-то Андреич порадовался бы, увидав, каков внучок вымахал?

Дома Коновалова ждали насмерть перепуганные женщины. Они так и остались сидеть на кухне. Чтобы разрядить атмосферу, Вася попросил налить ему хотя бы уж кофе. Люси захлопотала, то и дело поглядывая на разбитое окно.

— Не бойся, дорогуша, — сказал ей капитан. — Там теперь весь дом на уши переворачивают. Любим мы, русские мужики, креститься после того, как гром грянет. Интересно, почему он не выстрелил в меня, пока я был на улице?

— Может быть, не успел?

— Чего тут успевать? — не понял Коновалов.

— Ну, может быть, его там еще не было, когда ты приехал?

Василий пожал плечами и ничего не ответил.

Затем он ушел в кабинет и принялся возиться с оружием, выясняя причины осечки. На предложение Люси выпить кофе и Ирмино «Ва-асенька!» Коновалов ответил угрюмым глухим рычанием. Однако разобравшись-таки с «Макаровым», капитан вернулся на кухню в довольно приличном расположении духа.

Не успел он открыть рот, зазвонил телефон.

На кухне, как в кабинете и в собственно Васиной комнате, находилось по аппарату. Капитан поднял трубку — звонил Михеев, которому так и не удалось уйти домой. В голосе старого приятеля звучали трагические нотки, но капитан принял это за усталость, потому что первая новость, сообщенная Александром Ивановичем, внушала только оптимизм.

— Взял блондина? Уконтропупил Пилотика! — закричал Коновалов. — Молодец мужик!..

Что ты сказал? Что?.. Пистолетом-зажигалкой, ну, мать его! Руку сломал? Ну, это его визитная карточка… И Синичка с ним? Во девка бедовая! — Вася замотал головой. Покалеченные губы растянулись в улыбке. Он принялся рассказывать Михееву про учиненный на кухне бардак, про то, что он чудом уцелел, но чувствуя, что майор хочет сказать еще что-то очень важное, и никак не желая расстаться с радостной вестью, еще раз повторил: — Омарик и Синичка, молодцы!

— Слышала? — тут же насторожив ушки, сказала сидевшая на стуле Ирма, обращаясь к Люси, которая пыталась хоть как-то привести в порядок помещение кухни после погрома.

— Что я должна была слышать, дорогуша? — спросила рыжеволосая, поднимая голову. В одной руке она держала совок, а в другой веник. — Приподними-ка ножки, если не очень тяжело!

— Вовсе даже не тяжело! — сверкнув глазами, сказала Ирма. — А твой… — она замешкалась, подбирая слово, — твой дружок сейчас развлекается с этой стервочкой — следовательшей. О, я так тебе сочувствую!

— Ты что, того? — спросила Люси и черенком веника выразительно покрутила возле виска.

— Это ты того! Ты глухая? Не слышала, что сказал Вася?

— Я вообще-то не — прислушиваюсь к чужим разговорам. А что он сказал? Произошло что-то важное?

— Случилось! — торжественно изрекла Ирма. — Твой Омарик путается с Синицкой. Я сама слышала, как Васенька только что это сказал, вернее, повторил за Сашей.

— И что же он сказал? — переспросила Люси, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Вася, миленький, — попросила Ирма елейным голосом, — повтори, пожалуйста, Люде то, что сказал Александр Иванович про Омара и эту из их отделения… Синичку!

— Ревякин!!! — диким голосом заорал как раз в этот момент Коновалов и с такой силой хватил кулаком по крышке кухонного стола, что висевший в оконной раме кусок недовыбитого автоматными очередями стекла оторвался и шлепнулся на подоконник. — Ревякин!! Ревякин!!!

Василий с размаху треснул телефонной трубкой об стол, трубка попала на очень кстати оказавшееся на краю стола кухонное полотенце и только поэтому не разлетелась вдребезги.

Коновалов вскочил и в приступе исступленной ярости бросился к окну, по пути опрокинув на пол стул вместе с сидевшей на нем Ирмой. Он чуть было не сшиб с ног и Люси, чудом сумевшую увернуться от летевшей на нее, словно товарняк по рельсам, громадной фигуры хозяина квартиры.

Капитан невидящим взглядом посмотрел на улицу, развернулся на сто восемьдесят градусов и, подойдя к столу, схватил уцелевшую по счастливой случайности трубку. Теперь он говорил уже значительно тише и спокойнее:

— Как это случилось, Саша?

— Ты успокоился? — спросил его Михеев.

— Не совсем, ну… почти..

— Я послал Попова — младшего сержанта, чтобы отогнать машину Омара. Мальчишка совсем, только из армии пришел. У нас все в герои полезли, особенно молодые, каждому хотелось поймать этого Пилота. Так что, как ты сам понимаешь, парень не слишком-то обрадовался такому обороту дел, ехать куда-то и гнать чью-то машину. Я ему даже денег на такси дал…

— И дальше что? — нетерпеливо проговорил Коновалов, хотя ему и без того уже становилось понятно, что случилось потом. На сей раз Ревякин — в том, что это его работа, Вася ни на секунду не сомневался — заложил мину с тепловым реле, которая взорвалась, как только двигатель нагрелся до определенной температуры. Несчастный сержант уже почти доехал до цели, когда «девятка» Маркиза взлетела на воздух. Ревякин подстраховался: в прошлый раз трюк с минированием Васиной «двадцатьчетверки» стоил жизни угонщику, забравшемуся в нее ночью.

Запал сработал, едва только включилось зажигание. На сей раз бывший капитан КГБ затратил куда больше труда и проявил куда больше изобретательности. Но трюк не сработал, и жертвой стали не Маркиз с Коноваловым, не случайный преступник, а работник милиции.

— Взрыв был такой, что в соседних домах стекла повылетали, — мрачно проговорил Михеев и после короткой паузы спросил: — Почему ты думаешь, что это Ревякин?

— Да не думаю, а знаю! Он сумел уйти от меня и потом послал тех троих, что сгорели в машине. Я же тебе рассказывал!

Михеев чертыхнулся с досады.

— Нет доказательств, понимаешь, нет…

— А на черта мне доказательства, а? — взорвался капитан. — Если я и так знаю, что это его работа! Сколько специалистов-подрывников в городе? Сто, десять? Ревякин свое дело знает. То, что его не могут зацепить ни по одному взрыву меня нисколько не удивляет. У меня даже создается впечатление, что его не не могут, а не хотят ловить. Особенно сейчас, когда он служит господину Ганджиеву.

— Нет улик… — попытался вставить майор, но озверевшего Василия заткнуть было невозможно.

— Мне насрать на улики! — завопил он так, что Люси с Ирмой смело с кухни точно ураганом. — Я в ментовке не служу!

— А я служу, — обиделся Александр Иванович.

— Хорошо, тебе показалось мало того, что он взорвал мою машину в апреле? Теперь погиб работник милиции, твой коллега, пацан желторотый, а эта гнида ходит по земле, пьет, жрет, наслаждается своей крутизной! Надо копать, рыть.

Неужели никто не видел, как он минировал машину Омара? Не поверю я, просто не поверю, что никто носа не высовывал, особенно после того фейерверка, который… — Вася замялся, потому что следовало бы закончить фразу следующим образом: «…который мы с Омариком там устроили», но Коновалов скомкал конец предложения, заявив, что сейчас приедет, и положил трубку.

Он встал из-за стола, вытащил свой «ПМ» и, неприязненно посмотрев на него, сунул обратно в кобуру.

— Где твоя машина? — спросил он Люси. — Где твоя «шестерка»?

— Она в ремонте, — соврала девушка. На самом деле отец отобрал у нее ключи, потому что на вопрос: «Где ты проводишь ночи?» дочь, с точки зрения родителя, ответила нечто невнятное. Отец попытался нажать на Людмилу, но она заявила, что уже взрослая и даже, как известно, побывала замужем. Папа завернул круто и лишил дочь «колес».

— А твоя? — спросил капитан Ирму.

— Сломалась…

Голубой «Опель» Васиной подруги все время ломался, во всяком случае Ирме, которой кто-то по страшной ошибке выдал права, всегда так казалось. Подсел аккумулятор — поломка, бензин кончился — тоже, а на датчик посмотреть слабо?

А потом, существуют таксисты-любители. Гораздо хуже, если сломается не машина, а ноготь или каблук-шпилька.

— Блин, две бабы и ни одной тачки, — сказал Вася, который в отличие от Ирмы не любил таксистов вообще, а таксистов-любителей не жаловал сугубо. — У Омарика теперь тоже тачки нет…

— Как это? — поинтересовались женщины.

Скрежеща зубами от злости, Вася вкратце передал содержание своего телефонного разговора с бывшим коллегой.

— Придется пехом, — сказал он в заключение.

— А где твоя машина, Вася? — удивилась Ирма.

— Любовнице подарил! — огрызнулся бывший оперативник.

— Кому?!

— Елене Бройдман.

— Как ты мог?! — воскликнула женщина, заламывая руки в театральном жесте. Вот актриса, а? Настоящая пара, только не экс-менту Васе Коновалову, а герою-любовнику Князеву.

— Ты что, совсем того? — осведомился капитан.

— По-моему, мне это уже сегодня говорили, — пролепетала Ирма смущенно, вспомнив, что старший сын Бройдманов закончил школу года на четыре раньше Коновалова.

— Куда ты едешь, Вася? — спросила она плаксивым голосом.

— В отделение.

— К этой вашей Синичке?! — истерически закричала успокоившаяся было Ирма.

— Да! — отрезал Коновалов, направляясь в прихожую. — Да! Да! Да! — продолжал повторять он, пока не хлопнул дверью. — Да! Да! Да! — раздавалось с лестницы в такт его шагам, пока он не спустился вниз и не скрылся за входной дверью.

«Бедняга Коновалов, которого не берут ни кулаки, ни пули, ни гранаты, кажется, совсем повредился в уме благодаря своей любимой женщине», — печально подумала Люси.

— Как ты считаешь, Люси, у него с ней правда что-то есть? — с искренней болью в голосе спросила Ирма, когда они-остались одни.

* * *

Красный шар солнца медленно и плавно тонул за горизонтом. Сумерки быстро окутывали все вокруг сотканным из серой пряжи тонким, как паутинка, покрывалом. Воздух становился все более сырым и прохладным, деревья казались все более призрачными, а детали монументов и надгробных плит и надписи на них все менее различимыми.

Поднявшийся ветерок вспугнул устраивавшихся в ветвях деревьев птиц, и они разноголосо, но одинаково тревожно закричали. Стоявший возле трех небольших надгробий невысокий сухощавый человек, одетый в военную форму, поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда донесся привлекший его внимание птичий крик.

Он посмотрел на дерево, росшее всего в нескольких метрах от того места, где он стоял, но, казалось, не увидел его, то ли потому, что вокруг как-то слишком быстро стемнело, то ли потому, что мысли, которыми была занята его голова, не давали ему возможности сосредоточиться на чем-либо еще.

Человек опять опустил голову и в который уже раз взглянул на бездушные плиты, в камень которых, как и в его сердце, навсегда врезались имена самых близких и дорогих его сердцу людей.

— Марат Хафизов, — прочитал он надпись на самом старом из надгробий. Он, Омар, был еще совсем маленьким, когда отец лег в могилу.

Маркиз, надевший пятнистую униформу и так и не сумевший вчера пригласить друзей отметить свой тридцать второй день рождения, отлично помнил, что происходило здесь тогда, когда хоронили отца. Помнил рыдавшую у его фоба мать, всю в черном, и других женщин, также в глубоком трауре, — сестер отца, приехавших из Баку. Многих из них маленький Омар никогда раньше не видел или, может быть, видел, но не узнавал. Мужчин он помнил лучше.

Двух высоких, одетых в черное, двоюродных братьев отца. Рядом с отцами стояли их старшие сыновья, такие же высокие и широкоплечие.

Один из них позднее стал вертолетчиком и погиб все в том же проклятом Афгане. Его, Омара, двоюродные дяди и троюродные братья так же, как и другие родственники, приехали из Азербайджана.

Отец был высоким и сильным человеком, таким стал впоследствии и старший из его сыновей, Артур. Вообще все мужчины в их семье были высокими и широкоплечими, изяществом форм отличался только один он, младший из сыновей Марата Хафизова — Омар.

Когда-то отец приехал сюда на Волгу вместе со своим неразлучным другом Сиявушем Ганджиевым — дядей Сиявушем. Они вместе работали инженерами на нефтеперерабатывающем заводе. Потом пути друзей разошлись, да так, что Марат даже обменял свою просторную квартиру в районе, где располагался завод, на «хрущобу», в которой и по сей день обитал его младший сын.

С завода, где главным инженером стал уверенно набиравший обороты друг, отец тоже, разумеется, ушел. Произошло это незадолго до рождения Омара. Отец устроился на другое предприятие, где, получая гроши, честно отсиживал свое, а в свободное время подрабатывал, давал частные уроки — он превосходно играл на скрипке — и, говорят, проявил себя как прекрасный педагог.

Наверное, в тот день он размышлял, как заставить очередное гениальное чадо, которому на ухо наступил слон, играть немного лучше. Только он, переходя покрытую наледью улицу — стояла весна, — слишком рано вышел на дорогу.

Водитель грузовика не сумел остановиться и раздавил отцу грудную клетку.

Старый друг Сиявуш Ганджиев позаботился о том, чтобы невольный убийца получил на полную катушку, но что толку, если погибшего уже не вернуть?

Отец, наверное, казался многим странным человеком. Он с детства увлекался историей, а легенда о мифическом короле Англии Артуре больше других не давала покоя его пылкому воображению. Очевидно, поэтому старшего брата Омара и назвали Артуром. За свое же имя Маркизу следовало благодарить Омара Хайяма, поэзия которого восхищала отца.

Мать… Вот она.

Под другой плитой, расположенной рядом с первой, покоился прах маленькой русоволосой женщины — Галины Ивановны Петровой, мудрой, тихой и немногословной. Омару, когда он думал о матери, всегда прежде всего вспоминались ее очень мягкие руки и негромкий ласковый голос. Ростом и сложением он, наверное, в нее и пошел, а лицом, когда вырос, стал похож на отца, даже гораздо больше, чем Артур.

И характер у него тоже был отцовский. Омар иногда думал, как повернулась бы его судьба, унаследуй он от матери не только рост, но и характер? Если бы отец не погиб так нелепо, Омар, наверное, сделался бы музыкантом. Тогда, так почему-то думалось Маркизу, ему не встретился бы сосед, обрусевший старик японец, которого сама судьба, наверное, заставила выйти на балкон и увидеть его, Омара, десятилетнего, в одиночку сражавшегося против двоих старших мальчишек… Это обстоятельство и определило его судьбу.

* * *

Он договорился о свидании с Аксельбантом и, когда они встретились, спросил прямо, что известно адвокату про гибель брата. Алексей Григорьевич не хотел отвечать на поставленный вопрос, но в конце концов сдался и рассказал все, что ему было известно. Конечно же, никаких письменных свидетельств, изобличающих Ганджиева, не существовало, их попросту и быть не могло, тем не менее Аксельбант подтвердил, что месяца три спустя после смерти Артура ему пришлось устраивать досрочное освобождение двум типам, отбывавшим срок за поножовщину в той же самой зоне, где находился Артур. Один из них вскоре погиб в пьяной драке, а другой, возможнб, проживал где-то в городе.

Адвокат подсказал Омару, как найти этого человека — Михаила Черепанова, которого больше знали в определенных кругах как Черепа. К своему огромному удивлению, Маркиз спустя какихто два часа, не разбив ни одной рожи и не сломав ни единой кости, даже пальца никому не выкрутив, а, наоборот, действуя очень политично, при посредстве «зеленых» бумажек, вкрадчивого голоса и располагающей внешности, сумел отыскать нужного ему человека в такой вонючей дыре.

Череп жил в доме, где располагались бюро ритуальных услуг и нотариальная контора В старом особнячке-развалюхе, который, судя по всему, шел под снос, имелись еще и забытые всеми жильцы. Омар взглянул на полупровалившийся балкончик на втором этаже и подумал, что окно, лишенное стекол и закрытое где фанеркой, а где отвратительного вида подушкой, наверняка и находится в комнатухе Черепа. Он не ошибся.

Маркиз постучал в дверь и, услышав в ответ, как кто-то пробормотал хриплым голосом несколько ругательств, саданул каблуком ботинка чуть-чуть выше полуоторванной дверной ручки и решительно вошел в открывшуюся дверь.

Обитатель жалкого жилища принял полусидячее положение и захлопал глазами, не столько испугавшись нежданного гостя, сколько пытаясь понять, не грезится ли ему тот с похмелья, столь не соответствовала внешность полуденного визитера убранству жилища хозяина.

Удивляться появлению гостя Черепу долго не пришлось — тот оказался существом вполне материальным и даже слишком материальным, потому что, преодолев брезгливость, он присел на край грязной кровати и негромким голосом произнес:

— Мне нужна от тебя кое-какая информация.

Я могу дать тебе за нее немного денег, а могу просто искалечить тебя, выбирай. Только помни:

все равно ты мне скажешь все, что я хочу.

— Ты кто? — прохрипел в ответ Черепанов, пытаясь сообразить, куда он вчера засунул нож.

— Ты Черепанов Михаил Станиславович, он же Череп? — спросил он так, как будто бы сомневался в этом.

— Ну, — отозвался хозяин, которому редко доводилось слышать разом свое полное имя, фамилию да еще и отчество Все это не могло не наводить на мысль о профессиональной принадлежности неизвестного — Ты мусор? — спросил Череп и немедленно подумал, что скорее всего нет.

Так оно и оказалось.

— Куда хуже, — покачал головой незваный гость и, сжав запястье Черепанова, приказал: — На мои вопросы отвечать коротко и внятно!

— Да пошел ты… — начал было Череп, но прилизанный тип в дорогом костюме, свалившийся так неожиданно на Мишину голову, резко повернул его запястье.

— Эй, ты сломаешь мне руку! — завопил Черепанов.

— И не только эту… Я искалечу тебя, если вздумаешь вилять со мной. Однако есть и другой выход. Ты можешь заработать.

— А сколько я получу, если скажу, что ты хочешь, не доставляя тебе лишних хлопот с моими конечностями? — спросил Черепанов, всегда отличавшийся чувством юмора. Похмельная смурь мало способствовала проявлению остроумия, однако инстинкт самосохранения у Миши всегда наличествовал. Понимая, что лишние вопросы могут послужить причиной лишней боли, он все же спросил: — Ты — мафия?

— Можешь думать все, что хочешь. Если не будешь мне врать, получишь сотню, если…

— Тысяч? — прервал гостя Череп, округляя загоревшиеся огнем глаза.

— Сотню «зеленых».

— Да ты… Что нужно-то?.. Что ж ты сразуто… А то руки ломать… Спрашивайте, мы отвечаем!

— Ты сидел в тюрьме двенадцать лет назад? — спросил Омар.

— Эй, приятель, а нельзя ли поконкретнее? А то ведь я там бывал довольно часто, назови год…

— Восемьдесят второй, тебя еще потом досрочно освободили.

— А-а… — ответил Миша, мрачнея лицом. — Я знал, что меня когда-нибудь спросят об этом.

— С тобой вместе там был еще один мужик, Мармышка, или как его там, и вместе с ним вы обделали одно дельце, — произнес гость, и Черепанов, как ни застилало мутью его глаза, увидел, что последние слова дались посетителю с некоторым трудом.

— Было дело… — выдавил из себя Михаил.

— Я спрашиваю тебя об Артуре Хафизове.

— Чернявый, как ты, но только высокий. Он что, твой родственник? — спросил Череп, в тяжелой голове которого вдруг мелькнула догадка.

— Не имеет значения. Ты знал Артура?

— Его все звали Турком… Да знал, знал, — быстро добавил он, чувствуя, как тяжелеет взгляд гостя.

— Вы его убили?

— Это Мармышка, это все он… я…

— Мне нужна только правдивая информация, я не собираюсь тебя убивать.

— Но это точно Жорик! Один раз он мне говорит: надо, мол, пришить фраера, только так, чтобы выглядело как несчастный случай, — Череп опасливо покосился на гостя, который слушал молча, и продолжал: — Я говорю: это ведь мокруха. Если докопаются, нам с тобой — крышка, а он говорит, что если чисто сделать, то никто не догадается, что, мол, я ему для этого и нужен. А просто пришить кого-нибудь он и сам может… Он и правда мог, здоровый был. Зарезали его полгода спустя после того дела.

— Я знаю. Меня интересует, кто вас нанял.

— Парень один. Жорик с ним договаривался.

— А ты его не видел?

— Нет, но Мармышка сказал, что он работает на кого-то очень крутого в нашем городе, может быть, на самого крутого, на этого, как его…

— На кого?

— На Нефть.

— На Ганджиева?

— Да… Вроде того…

— Как он погиб? — спросил Омар, хотя знал, что брат сорвался со строительных лесов: он работал чернорабочим.

Хозяин, то и дело бросая на гостя испуганные взгляды, рассказал, как все случилось. История эта мало обогатила Маркиза фактами.

— Благодарю тебя, — сказал он, поднимаясь.

— Э… — замялся Череп, — а как насчет деньжат? Ты же говорил…

— Возьми, — брезгливо процедил Маркиз, доставая из бумажника и бросая на кровать две купюры.

— Э… — несколько увереннее сказал осмелевший Череп, разглядывая портреты президента Гранта. — Меня ведь могут пришить из-за этого, может, ты… — он осекся, встретившись взглядом с глазами гостя.

— Сколько вам заплатили?

— Не знаю, наверное, Жорик что-нибудь получил, но мне он ни шиша не дал! Радуйся, говорит, что досрочно выйдешь — мне ведь тогда пятерку влепили…

Омар кивнул.

— Эй, мужик, — сказал Черепанов, понимая, что его не собираются лишать жизни. — Я и правда этого парня не убивал, я на стреме был…

Маркиз молча достал из бумажника несколько лежавших вперемешку пяти-, десяти- и однодолларовых бумажек и не глядя бросил их на кровать, затем отвернулся и, не говоря больше ни слова, как-то странно ссутулившись, вышел в коридор.

С человеком, с которым Маркиз договорился насчет оружия, встретиться не удалось — тот попросту не пришел на свидание. Оставался один выход — майор Григорий Сергеевич Старицкий, так навсегда и оставшийся для Омара лейтенантом Гришей Старицким.

— Одному тебе до него не добраться, — покачал головой майор, когда они спустились к тайнику с оружием. — Трудно штурмовать в одиночку здание, которое охраняет десяток или полтора здоровых громил.

Маркиз покачал головой.

— Я не собираюсь штурмовать здание, — сказал он вдруг. — Просто хочу прийти туда и посмотреть кое-кому в глаза.

— Тогда зачем тебе пулемет и гранаты? Ведь ты же не сможешь взять их с собой в здание, если попытаешься войти туда легальным путем.

Тебя обыщут, даже пистолет отнимут.

— Не знаю, — проговорил Маркиз после небольшой паузы. — С оружием как-то веселее. — Он опять на секунду умолк, а потом произнес каким-то виноватым тоном: — Ты еще спроси меня, зачем я напялил форму, и я, наверное, отвечу тебе то же самое. — Сказав это, Омар улыбнулся.

— Ну, такого вопроса я тебе задавать не стану, — неожиданно проговорил майор.

— Почему? — удивился Маркиз.

— Потому что там, в горах, ты обручился со смертью и это — твой наряд новобрачного.

Маркиз не смог сдержать усмешки.

— А я и не знал, что ты поэт, Гриша…

Перед последним памятником Омар задержался особенно долго.

Глядя на лицо брата, — на фотографии Артур был совсем не похож на себя, Маркиз представил себе его тело, распростертое на бетоне. Артур умер сразу, упав с четвертого этажа. Даже и без того, что сказал ему Черепанов, Омар уже не сомневался, что приказ, решивший судьбу его брата, отдал не кто иной, как нефтяной директор. Маркизу оставалось только одно: выполнить свой последний долг перед Артуром и Василием Прохоровым, чей прах покоился на другом кладбище Посетить могилу покойного друга Маркиз уже не успевал.

Где-то здесь бродит Григорий Старицкий — ушел, чтобы не мешать. Это хорошо. Омар специально тянул время… На сей раз он не хотел, чтобы с ним шел даже Коновалов, не говоря уж о майоре. Здорово было бы пойти всем вместе, но нельзя.

Маркиз услышал чьи-то шаги.

«Черт! — мелькнуло в мозгу — Не успел.»

Он обернулся, ожидая увидеть Старицкого, но по тропинке медленно шел парень в такой же пятнистой форме, как у Омара.

Вот уж, что называется, Бог послал!

— Эй, земляк, — окликнул его Маркиз.

* * *

— Чего? — спросил парень, сбавляя и без того неспешный шаг. — Разговор есть.

Домой Василий вернулся уже под вечер и с удивлением обнаружил, что в квартире пусто.

Там всегда кто-то находился, а сейчас света нигде не было и вообще царила какая-то странная холодная пустота. Впрочем, удивляться холоду особых причин не было: в кухонном окне не осталось ни одного целого стекла, погода стояла ясная — днем жарко, вечером прохладно, утром холодно. Паровое отопление, разумеется, еще не работало.

Капитан прошел на кухню, включил свет.

Чисто и убрано, но все равно как-то дико. Даже человеку бывалому, вроде Коновалова, не оченьто привычно лицезреть на стенах своего жилья дырки от пуль. Не оставалось никаких сомнений в том, что завтра в понедельник придется обращаться в жэк с тем, чтобы плотник не только заколотил парадное, но и вставил стекла на кухне.

Вася открыл холодильник, взял кусок пирога, но есть его не стал.

— Выпить бы чего, — сказал он почему-то вслух. — Неужели ничего не осталось?

В холодильнике выпивки не оказалось. Выходить на улицу не хотелось Вася выругал себя за то, что не догадался прихватить бутылку по дороге.

Весь день Коновалов потратил на поиски свидетелей того, как Ревякин минировал машину, и нашел-таки, да сразу двоих! Взрывника видела одна старушка из окна дома, с чердака которого Лео застрелил Хоботова, и еще молодой человек, возвращавшийся домой от подруги. Показания их сходились в некоторых деталях, а самое главное, оба довольно точно называли время, когда устанавливалась бомба, — половина четвертого ночи. Ревякин приехал на «Волге» в сопровождении двух человек, один из которых и помогал ему, второй стоял на стреме.

Загулявший молодой человек видел даже лицо взрывника. Парень подумал было, что мужики хотят угнать машину, и на всякий случай остановился. Его заметили, он побежал. На счастье, преследователь оказался тяжеловат, это и спасло свидетелю жизнь. Он не очень-то рвался давать показания, не слишком располагала его к этому и милицейская форма одного из оперативников (Михеев и Коновалов взяли с собой еще одного сотрудника). Однако когда на него надавили, объяснив, что он пытается скрыть факты, важные для ведения следствия по делу о гибели работника милиции, а это — статья, парень сдался и рассказал все, как было.

Минировал машину Маркиза действительно, судя по описаниям, Ревякин или кто-то похожий на него. Однако это само по себе мало что давало, так как просто заявиться на виллу к Ганджиеву и потребовать у бывшего нефтяного директора ответа на некоторые животрепещущие вопросы невозможно. Пройдоха Аксельбант развернет все так, что рад будешь, если при погонах останешься.

Вася лично даже не был знаком с младшим сержантом милиции Поповым, но капитан являлся единственным из оперативников, которому не надо было беспокоиться о погонах. Он уже давно их не носил.

— Где все, а? — обратился капитан с вопросом к дыркам на стенах и лишенным стекол рамам. — Где Омарик?

Он набрал номер телефона своего друга. Тишина. Ох и не понравилась эта тишина Коновалову. Что-то происходило, но что?..

— Где же все-таки выпивка? Должно хоть что-то быть в доме? — спрашивал себя Коновалов, удивляясь тому, кто это у него все время все выпивает.

Звук телефонного звонка показался капитану почему-то особенно громким. Василий Андреевич взял трубку. Звонила Люси.

— Что значит и есть, и нет? — рассердился Вася. Сначала он выяснил, кто звонил в его отсутствие. Секретарша покинула квартиру примерно три часа назад, сказав, что среди прочих граждан, добивавшихся внимания господина капитана, были Маркиз, которому Люси сообщила новость про его «девятку», и неуемный Копайгора. Последний казался одновременно чем-то и огорчен, и вместе с тем несказанно обрадован.

Выяснив относительно звонивших, Коновалов задал вопрос, мучивший его с момента возвращения в квартиру. Ответ, который капитан получил, показался ему по меньшей мере странным.

Он потребовал объяснений: — Что все это значит? Могу я узнать?

Все немедленно разъяснилось, в арсенале имелся один-единственный снаряд — бутылка французского коньяка. Подобные напитки знающие люди в холодильник не ставят, вот Вася его там и не обнаружил.

— Черт с ним, — обреченно проговорил капитан в трубку. — Где это пойло?

Распрощавшись с Люси, Коновалов извлек из кухонного буфета бутылку, которая стояла на виду. Странно, что Василий Андреевич сам не нашел ее. На то, чтобы расправиться с коньяком и пирогом, очень кстати сохранившимися к этому случаю, в нормальных условиях ушло бы, наверное, минут десять-пятнадцать. Однако это в нормальных условиях.

Не успел капитан наполнить стакан, как телефон снова зазвонил. Вот такого Вася не любил:

по его глубокому убеждению, если кто-нибудь звонит, когда собираешься поднять стакан, так сказать, под руку, — это не к добру. Вася поднял трубку. Предчувствия его не обманули.

На противоположном конце телефонного провода находилась Ирма Медне.

— Где я был? Где я был?.. Да нет же! Ну при чем здесь она… Да какого черта? Что на тебя накатило сегодня?.. Это я хамлю? Ну знаешь!.. — Вася с треском опустил трубку на рычаг. Он помотал головой так, точно ему в уши налилась вода, и тяжело вздохнул.

— Ну, вздрогнем, Василь Андреич, — торжественно проговорил капитан, поднимая стакан, он уже поднес его к губам, стараясь не принюхиваться, и открыл было рот, чтобы проглотить ненавистное пойло… — Твою мать! — взвизгнул он, чуть не уронив стакан, так громко и неожиданно телефон зазвонил вновь.

— Всю эту ночь, и предыдущую, и предпредыдущую, и вообще все то время, которое я провожу не с тобой, я трахаю все женское население города в возрасте от восемнадцати до сорока! — единым духом выпалил капитан в трубку, даже не затруднив себя приветствием.

— Твоему здоровью, Коновалов, трудно не позавидовать, — произнес звонивший приятным, чуть насмешливым голосом.

— Кто это еще?!

— Майор Горшаков, следователь из Октябрьского, помнишь такого?

С Павлом Александровичем у капитана отношения были неплохие, даже приятельские.

— Ты что, мой семейный врач, что ли, Паша?

Какое тебе дело до моего здоровья, и вообще что тебе надо? — Вася рассердился еще больше. Стакан пришлось поставить на стол. Жидкость внутри его казалась уже вовсе и не гадкой, а даже, наоборот, желанной и вожделенной, как вода в пустыне, и столь же недостижимой… Коновалова не подпускали к оазису.

— Мне нужен твой друг, он на месте? — спросил Горшаков.

— Он, между прочим, здесь не живет, — отозвался капитан. — А мне он нужен и самому не меньше, чем тебе. Провалился куда-то как сквозь землю, не могу его нигде найти. А тебе-то он зачем?

— У нас здесь есть задержанный, который уверяет, что какой-то тип, по описанию очень похожий на твоего приятеля, вчера вечером вывихнул ему руку возле «Звездного».

— Это что еще за сучий сын?

— Да все тот же, у которого ты украл с одним дедом «Мерседес». Кстати, его фамилия мне тоже нужна, как его зовут?

— Это Блохин, что ли? — спросил капитан и, не дожидаясь ответа, — получается, что из-за этого подонка ему, Васе, выпить не дают, — крикнул: — Передай ему, что я его уконтропуплю! Так и скажи, ишь чего удумал! Жаловаться на Омара!

Майору вовсе не хотелось ссориться.

— У него к тебе тоже претензии…

— Что?! Он мне сам ключи…

— Дело уже не в этом, — пояснил Горшаков. — Он говорит, что у него из салона свистнули магнитофон «Панасоник» стоимостью пятьсот долларов.

— Слушай, Паш, от… вали, а? В меня тут стреляют все кому не лень. Я, понимаешь, всю ночь не спал…

— Ты с этим поаккуратней, Андреич, а то, ей-богу, и до сорока не дотянешь.

— ?

— Да я о том, что ты мне только что сказал насчет… — майор хихикнул, — насчет твоих отношений с… особами противоположного пола.

— Да не морочь ты мне голову, а!

— Ну и что же мне делать? — задумчиво проговорил Горшаков.

— С кем? — поинтересовался Вася.

— С Блохиным, с кем еще?

— Вывихни ему вторую руку, — пожал плечами Коновалов, с тоской глядя на стакан, не в силах долее выносить танталовых мук.

— Дело возбуждать придется…

— Ну и возбуждай! — рявкнул капитан и повесил трубку.

Он поднял стакан.

— Идите вы все к…! — прокричал Вася, потому что телефон зазвонил опять. Капитан стукнул толстым донышком своего граненого кубка о столешницу с такой силой, что часть жидкости пролилась. То, что сам сосуд уцелел, казалось просто удивительным. Крепка все-таки у нас отечественная посуда. — Коновалов слу… Да…

Хорошо, хорошо… Что? Конечно, приезжайте…

С внуком? Ради Бога… Конечно… Не пустили к Ганджиеву?.. Как отец с отцом?.. Уверены… Хорошо, Иван Макарыч… Хорошо, хорошо, хорошо!.. Я вас жду… Да, да… Все… Нет… Жду. Все…

Уф!!! — Коновалов почувствовал, что на лбу у него выступил пот. — Да когда же это кончится?!

На сей раз он не успел даже поднять стакан.

Капитан с ужасом посмотрел на похожий на жабу пузатый старомодный дисковый телефонный аппарат, вновь взорвавшийся противными трелями.

— Да, — обреченно проговорил капитан, практически уже совсем спокойно. — Коновалов слушает… Старицкий? Чем могу?

Василий Андреевич почти не задавал вопросов, только иногда говорил «да» или «нет», стараясь не прерывать звонившего.

— Долг чести? — переспросил он в конце короткого разговора. — Так и сказал? Ну я ему покажу, засранцу! Подгребай сюда, майор. Только давай в темпе.

Глава 16

Шестидесятипятилетний Сиявуш Мамедович Ганджиев сидел в своем рабочем кабинете на втором этаже виллы, погруженный в не слишком веселые раздумья.

Не такой, нет, не такой представлялась ему его осень: благородный седой старец, окруженный любящими детьми и оравой внуков, человек, которого все уважают, в котором нуждаются. Хозяин, которому есть кому передать с большим трудом налаженное дело и десятилетиями приумножаемый капитал…

Он начал на пустом месте, как американские сапожники, превратившиеся потом в банкиров, имея лишь один костюм, две рубашки и… живой ум, неукротимую энергию, решимость. Ему не на кого было опереться… А они, наследники, получили бы все, о чем только может мечтать человек! Огромное состояние, почет и уважение, и им ничего не надо было бы зарабатывать, потому что все это уже заработал он!

И что же получилось? Единственного сына не сумел привлечь, удержать, остановить. Мальчишка с детства бредил самолетами. Что ему было до отцовского дела? Гигантский мрачный и угрюмый завод, напоминавший картины ужасного будущего земли, нарисованные западными писателями-фантастами. Ежедневная работа с утра и до поздней ночи без выходных и практически без отдыха… — суровая проза жизни.

Деньги, деньги, деньги. Разве может это сравниться со сладостными минутами, когда ты паришь, проносясь на высоте десяти тысяч метров над землей, с затмевающей сознание скоростью, в послушной малейшему твоему движению машине?..

Так или почти так сказал ему сын, когда они виделись в последний раз. Тогда Ганджиев-старший еще надеялся, что Мамед, выйдя в отставку, приедет к нему и останется, не вечно же ему летать? Почему не осесть наконец в родном городе, чтобы утешить отца на старости лет, принять из его ослабевших рук крепкое дело? Жениться на хорошей девушке — а то ведь уже за тридцать, а все один, — которая нарожала бы ему, Сиявушу Мамедовичу, множество внуков…

Летчик-испытатель подполковник Мамед Ганджиев погиб во время тренировочного полета.

Одно утешение на старости лет, что его сын герой… Советского Союза. Награжден посмертно. А где он, тот Союз?

Нет, не зря, не зря называют его хозяином.

Он таков и есть, предвидел, чувствовал, знал.

Понимал, сколь слаб колосс, что не устоит он, и тогда… Говорил речи на собраниях, депутатствовал, строил светлое будущее всего советского народа и… готовился к тому, что все закачается, затрещит по швам и рухнет.

Копать начали сразу, как ушли старики и в Кремле сел молодой «государь». Впрочем, подкапывались под Ганджиева всегда, и он знал это.

Но тут, дальше — больше, понял, что одолеют.

К чему воевать? Ни к чему, особенно когда капитал для развертывания широкомасштабного частного предпринимательства уже набран. Ни один легальный бизнес не может реально устоять или хотя бы сколь-либо долго продержаться без нижней части «айсберга» — криминальной своей основы, но и той, более могущественной части, спрятанной под толщей темной или скорее уж мутной воды, не уцелеть в одиночку, ибо обе они — составляющие единого механизма или, что точнее, организма, живущего своей особой жизнью…

Ганджиев ушел на пенсию в положенные шестьдесят, полный сил и энергии. Некоторые недоумевали — как может он оставить такое дело? Многим казалось это немыслимым. Те из заводских старожилов, кто помнил его молодым, плакали: как же, хозяин бросает, как без него?!

Сам плакал и… все-таки ушел, так нужно было.

Теперь, по прошествии пяти лет, становилось ясно, что поступил, как всегда, правильно.

Пять лет. Сиявуш Мамедович подумал о том, что в следующем году сыну исполнилось бы сорок, но… не исполнится. Никогда… Никогда…

А единственная дочь Роза! Покойная мать дала ей это имя… Счастье, что не дожила до позора, а вот он дожил.

Дочь — актрисенка в безвестном театришке в далеком, холодном и чужом городе. Роза… дочь, родившая сына до брака от какого-то не то актеришки, не то режиссеришки. Позор. Мужчина, который не способен прокормить свою семью и обеспечить будущее своему ребенку, не мужчина, он… Подумав об этом, Сиявуш Мамедович поморщился.

А этот ребенок ему нужен — наследник, внук, десятилетний Альберт или, как все его называют, Алик. Алик так Алик. Сына тоже все звали Мишей.

Алик, Альберт Евгеньевич. Дед захотел забрать мальчика к себе. Но жалкий папаша воспротивился. Не раз и не два возникала у старика мысль — послать к актеришке «человека». Ребенку не нужен такой отец, у него есть дед, который способен заменить всех, дать образование и открыть широкую дорогу в будущее. Он, Сиявуш Ганджиев, силен и полон энергии, он поставит мальчишку на ноги! В случае же безвременной своей кончины хозяин знал, на кого оставит мальчика.

Верный Аксельбант сумеет с этим справиться.

Он, Алексей, справляется со всем и всегда. Бывали минуты, когда хозяину казалось, что ловкий адвокат-родственник послан ему судьбой, словно бы пытавшейся исправить несправедливость… И хотя Аксельбант наполовину еврей и старше покойного сына лет на пять, есть что-то общее, не во внешности даже, а в характере этих совершенно разных людей.

Нет, все-таки хорошо, что не решился он послать человека в Питер. Жалкий муженек дочери спился и умер от цирроза печени, а ей самой стало, видимо, сложно справляться с взрослеющим ребенком, она уступила воле отца и отдала ему мальчика.

Самой Розе в родительском доме места нет.

Пусть живет там, где ей нравится, так, как ей нравится, но чтобы не упала еще ниже, каждый месяц ей по почте будет высылаться перевод на сумму, достаточную для нормальной жизни.

Чтобы беспутная дочь могла снять неплохое жилье — своей квартиры не нажили, — купить модную одежду и все остальное, что нужно женщине в ее возрасте. А Алик, когда вырастет и станет хозяином, как дед, сумеет понять его. Должен понять…

Да, не очень-то повезло ему с детьми, как и другу детских лет Марату Хафизову. Странным все-таки человеком был Марат. Бросил все, обменял квартиру, протирал штаны в какой-то конторе, пиликал на скрипке. Слабак!

И оба сына его слабаки! Старший, Артур, устроил себе сладкую жизнь: кабаки, шмотки, тачки, девки…

А на зоне показалось тяжко. Всего-то и надо было продержаться два года из пяти, определенных ему судом. Не выдержал, развязал язык и… упал со строительных лесов.

Омар, тот иной, но все равно… Парень вполне мог бы добиться многого, но из-за замкнутости и некоммуникабельности дальше охранника не продвинулся. Причем, казалось, был вполне доволен своей жизнью.

Правильно ли поступил он, хозяин, разгневавшись на Омара тогда в апреле? Не сам ли толкнул непредсказуемого, как внезапновыяснилось, человека в объятия такого же сумасшедшего типа, как и сам Омар, бывшего оперативника Василия Коновалова? Любой, кто знал ситуацию, мог бы с уверенностью предсказать — этим двоим крышка, в схватке с Джегоевым им не уцелеть. Но они победили, и получилось, что он, хозяин города, создал на свою голову двух народных героев местного масштаба.

Уж кто-кто, а Ганджиев понимал: не тот человек Коновалов, чтобы остановиться на достигнутом. А после того, что случилось с его главным конкурентом Рахметом Джегоевым, Сиявуш Мамедович не был уверен, устоят ли в случае чего два десятка крепких парней, находившихся сегодня на вилле, против этих двух свихнувшихся на справедливости безумцев?

Крыса и Хоботов погибли от руки неизвестного убийцы. Хотя уже не неизвестного: только что свой человек сообщил, что киллера, так некстати вмешавшегося в его, Ганджиева, планы, послал Веньяминов с той же самой целью! Нелепость цеплялась за нелепость.

Почему все случилось в одно время? Кто похитил деньги и товар? Девка, которую притащили Ревякин с Хоботовым, бормочет про какогото демона по имени Генрих, говорит, что смотрела про него кино по «видику», там он будто бы был инопланетянином. Бред, конечно. Только инопланетян здесь и не хватало!

Случайности? Опять случайности?! В них Ганджиев не очень-то верил. И тем не менее казалось, что в четко работавший механизм подсыпали немного песка, и…

И куда теперь девать эту девку? Придурки!

Притащили ее на виллу. Видела их рожи? Черт бы их взял! Что теперь делать с ней? Ко всему прочему, она еще и несовершеннолетняя…

Еще этот сумасшедший старик на «Победе», который явился к Ганджиеву днем требовать, чтобы ему вернули ребенка! Маразм какой-то, ладно, у охраны хватило ума выставить психа.

Однако почему он пришел на виллу? То, что этого старика видели в обществе Коновалова и Хафизова, наводило на весьма неприятные размышления.

Ганджиев приказал охране усилить бдительность. Приближалось что-то очень и очень нехорошее, однако Сиявуш Мамедович, сидевший в своем рабочем кабинете, не знал, что именно, и это тревожило его больше всего.

* * *

Стемнело. Омару пришлось ехать медленно, дорогой ему все время казалось, что древняя «копейка» Старицкого вот-вот развалится: все в ней дребезжало, звенело и погрохатывало. Оставалось удивляться, как такой автомобиль еще сохранял способность двигаться. Но если дареному коню в зубы не смотрят, то краденому тем более.

А что ни говори, автомобиль у Григория Сергеевича Маркиз украл. Как жаль, что майор, неплохо зарабатывавший в коммерческой фирме, вбухал все свои средства в дом, о приобретении новой машины ему пока приходилось только мечтать.

Когда автомобиль набирал скорость, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью километрами в час он впадал в своеобразный флаттер (что такое этот самый флаттер Маркизу было известно из книг по авиации, прочитанных в детстве, когда он еще мечтал стать летчиком, непременно военным). «Жигуленок» Старицкого начинало трясти так, что казалось, он вот-вот развалится. И избежать этого не представлялось возможным, автомобиль вообще не разгонялся больше восьмидесяти.

Таким образом, ехать пришлось очень долго.

Впрочем, Омар надеялся, что благодаря уловке и как нельзя более кстати подвернувшемуся на кладбище парню в камуфляже Старицкий еще, возможно, не понял, что его «кинули». Правда, недоверчивый майор вытащил сумку с оружием и таскал ее с собой якобы для того, чтобы какиенибудь случайные воришки не залезли в салон.

Однако ручной китайский пулемет остался в багажнике.

Тряска, вибрация и невозможность развить нормальную скорость несказанно раздражали Маркиза, мешая ему думать. А поразмыслить-то Омару как раз и не мешало. Что сказать Ганджиеву? Сознайся в убийстве брата и Прохорова?

Отпусти Жанну Голубеву?.. Если она еще жива…

Нет, в том случае, если она оказалась в руках Ганджиева, ее не убьют… Каким бы плохим человеком ни был Сиявуш Мамедович, отдать приказ уничтожить девушку он не осмелится. А как с Ревякиным, виновным в смерти работника милиции, подорвавшегося на мине, которая предназначалась для него, Маркиза, и, конечно, для Коновалова? От экс-комитетчика Ганджиев может в случае чего и избавиться…

Сто против одного, что Ганджиев скажет: я не убивал Артура и Прохорова, мои люди ничего не знают ни про какую Жанну Голубеву. Ревякин?

Впервые слышу о таком. Крыса? Знать не знаю…

Мало того что вибрация и дребезжание вытянули из Омара всю душу, всего в полукилометре от виллы Ганджиева, почти у самого поворота, Маркиз пробил колесо.

Ключей у Омара не было, а багажник, где лежала запаска, оказался, конечно же, запертым.

О пулемете приходилось забыть…

«Приехали! — горько усмехнулся Маркиз. — Что будем делать? Пойдем в гости к господину Ганджиеву, только не с пулеметом, а с… зажигалкой. Что ж, дядя Сиявуш, посмотрим, хорошо ли тебя охраняют твои шавки?»

* * *

Ганджиев мысленно вернулся к событиям прошедшей ночи и дня. Скверным, очень скверным казался ему тот факт, что в распоряжении следствия оказался Семен Голубев, единственный уцелевший из троих парней, нанятых Ревякиным и Хоботовым для ограбления машины ФСБ.

Хоботов уже ничего больше не скажет. А вот Ревякин… Надо поскорее избавиться от него, сделать так, чтобы он вообще на какое-то время исчез из города…

Тут хозяин вновь подумал о пленнице: «Что-то надо делать с этой девкой, и немедленно. Но что именно?»

Проще всего было бы утопить ее в реке, но вынудить Сиявуша Ганджиева убить женщину могли только крайние обстоятельства. Лучше, пожалуй, продержать ее здесь некоторое время, накачивая наркотиками, а затем переправить в какой-нибудь заграничный бордель. Что ж, в этом нет ничего невозможного…

Уже стемнело, а он все сидел и размышлял, не зажигая света, в полном одиночестве.

«Нет, держать девчонку на вилле нельзя. Необходимо удалить ее отсюда куда-нибудь на время и приставить охрану, потому что… — Ганджиев ни за что не хотел признаваться себе в том, что боится, как бы Хафизов с Коноваловым не навестили его уже сегодня вечером. Итак, он принял решение: — Увезти девку и поручить это…

Ревякину. Заодно пусть и он исчезнет. Экс-кагэбэшник, конечно, рвется в бой, ему до зарезу хочется прикончить Коновалова, боится, поганец, что мент отомстит ему…» Ганджиев злорадно усмехнулся: Ревякин раздражал его своими попытками вести себя независимо. Но взрывник не мог ничего поделать, хозяин был нужен ему, как и он хозяину, пока живы эти двое…

Ганджиев включил настольную лампу, совершив это первое за последние полчаса действие, он как бы оживился и велел позвать к себе Ревякина, но узнав, что тот отсутствует, пригласил начальника охраны. Отдав ему распоряжения и отпустив, хозяин нажал на кнопку звонка, и из боковой двери кабинета, спустя минуту-другую, появился широкоплечий приземистый человек с короткой толстой шеей и длинными мускулистыми руками, на вид ему было лет пятьдесят или около того. Он молча приблизился к столу и так же молча поклонился сидевшему за ним человеку. Хозяин знал, что он пришел, но не шевельнулся и даже не поднял на него глаз. Вошедший же замер, не смея нарушить раздумий господина, и смиренно ожидал, когда тот решит заговорить с ним.

— Здравствуй, Мурат, — нарушил наконец затянувшееся молчание Сиявуш Мамедович, поднимая глаза на своего личного палача Мурата Нуралибекова по кличке Бек.

— Здравствуйте, хозяин, — ответил вошедший, вновь кланяясь.

— Скучаешь? — спросил Ганджиев.

— Нет, хозяин, — ответил Бек. — Дом большой, работа всегда есть.

Кроме своей главной обязанности, Мурат ухаживал за цветами и газонами, а большую часть своего свободного времени занимался резьбой по дереву. Делал он это довольно неплохо и одну из работ подарил хозяину, который повесил ее в своем кабинете. Вообще-то между Нуралибековым и его боссом сложились идеальнейшие отношения: по-собачьи преданного слуга и доброго господина. Пожалуй, оба они понимали, каждый по-своему, что нашли друг друга. Если кто-нибудь в этом мире и готов был отдать жизнь за Сиявуша Ганджиева, так это Бек, который понимал, что хозяин никогда не предаст его, иначе как доведенный до крайности, а такого при его положении просто не могло произойти.

При всей своей покорности хозяину Бек вовсе не отличался кротостью нрава. Прикажи Ганджиев, и Мурат с готовностью, а возможно, и радостью перережет половину охраны. Верный пес, признающий только одного хозяина, он был, по всей видимости, не вполне психически здоровым человеком и, возможно, как подозревал Ганджиев, прежде завсегдатаем соответствующих лечебных учреждений. Впрочем, бывший нефтяной директор ничего не знал о прошлом своего слуги. Поговаривали, что тот убил кого-то у себя на родине, в Казахстане, но Ганджиева все это не интересовало. В самые трудные минуты общение с Муратом придавало хозяину сил.

— Хорошо, — одобрил старик. — У нас тут возникли некоторые трудности в связи с девчонкой, которую притащили Ревякин и Хоботов.

— Хотите, чтобы я занялся ею, хозяин? — спросил палач.

— Нет, Мурат, совсем не это. Ты помнишь Маркиза? — Бек кивнул. — Так вот, возможно, сегодня он появится здесь, и даже не один, надо быть готовым. Я прикажу Ревякину увезти девку, и у них не будет законного повода рыскать здесь, им придется убраться, но если разговор окажется чересчур жестким, может понадобиться и твоя помощь тоже. Четверо вчера погибли, ты знаешь, и теперь у меня недостаточно людей, чтобы охранять виллу…

Палач молча слушал, и на его желтоватом лице казахского пастуха не отражалось никаких мыслей и чувств. Таким оно было всегда.

У Нуралибекова оказался просто настоящий талант: нерадивые должники, да и любые другие строптивцы незамедлительно исправлялись, пообщавшись один на один с Муратом. Хозяин выделил своему помощнику небольшую комнатку в подвале своей виллы для удобства ведения «душеспасительных» бесед. Он никогда не заходил туда сам, но знал: если от кого-то надо чего-то добиться, это смело можно поручить Беку.

— Это не входит в твои обязанности, но сегодня особый случай.

— Вы же знаете, хозяин, для меня большая честь служить вам… — начал «пастух».

— Благодарю тебя, Мурат, — сказал Ганджиев. — Я и не ждал от тебя иного ответа, а теперь иди и будь готов.

Бек поклонился, тихонько отошел к выходу, открыл дверь и исчез.

Прошло еще минут пять-десять. В приемной раздался странный шум. Как будто кто-то упал.

Затем дверь распахнулась.

— Ты?.. — проговорил Ганджиев, и рука его потянулась к кнопке.

— Не надо делать этого, — спокойно предупредил Омар. — Я пришел поговорить.

* * *

После звонка майора телефон какое-то время молчал, и Коновалов, опасливо косясь на аппарат, выпил стакан коньяку, закусил пирожком и налил себе еще.

Приятное тепло, разлившись по телу, несколько успокоило капитана. Он добавил. Стало и вовсе хорошо. Жуя пирожок, Вася подумал, что «французского пойла» осталось меньше полбутылки, а следовательно, на четверых мужиков это ни то ни се.

Коновалов безжалостно прикончил коньяк и, доев кусок пирога, позаботился об уничтожении следов своего пиршества. Он еще раз с опаской посмотрел на жабу-телефон и подивился: молчит, гад! Василий поднял трубку — гудок есть.

Странно. Он все еще надеялся, что позвонит Омар, но вместе с тем понимал, что этого не произойдет. Если компаньон поперся на виллу к Ганджиеву сводить счеты, то Омар в беде. Теперь уже не приходилось гадать, там или нет Жанна Голубева, Ревякин с дедовым «наганом» и «Морская соль», надо было отправляться в гости к дяде Сиявушу для жесткой беседы.

«А если его там нет? — спросил себя капитан. — Нас набирается четверо: один старик, один мальчишка, один контуженый ветеран, отец четверых детей, и я… Хорошенькая компания. Сколько народу у Ганджиева? Сколько бы ни было, получается по четыре-пять рыл на брата. Не хило…»

Что делать? Звонить Михееву? Можно, конечно, тем более выяснилось, что микроавтобус «РАФ» числился на балансе одной из фирм, принадлежащих все тому же Ганджиеву. Правда, оформлены они были на подставных лиц. Но доказать-то можно?..

Ну и что? Вася понимал, что кто-то, причем из милицейского и даже, возможно, фээсбэшного руководства стучит Ганджиеву. Не исключено, что и Хмельницкий. Если так, то никто не отправит опергруппу, возглавляемую Михеевым, на виллу — другой район, сообщат коллегам, но сначала позвонят самому подозреваемому. А за это время выловят Омарика внизу по течению через недельку-другую. Если вообще найдут…

* * *

— Неужели ты действительно считаешь, что можешь просто взять и уйти отсюда после того, что ты мне сказал, и после того, что тебе сказал я? — спросил Сиявуш Мамедович, глядя на Омара с нескрываемым сожалением.

— Если я сумел беспрепятственно войти сюда, то я и уйду отсюда, господин Ганджиев, уйду, но вернусь, чтобы сделать то, что должен, — ответил Маркиз, спокойно глядя ему в глаза.

В его словах сквозила вполне обоснованная уверенность. Шестеро вооруженных охранников, пытавшихся помешать ему проникнуть в кабинет бывшего шефа, остались лежать на полу. Остальные просто не успели вмешаться, так стремителен оказался натиск их бывшего коллеги. Ганджиев отлично понимал, что Маркиз вполне мог позаимствовать оружие у любого из стражей, и тогда ему, хозяину города, пришлось бы несладко.

Несколько секунд они смотрели друг на друга — старик, положивший руки на массивную столешницу, и стоявший перед ним бывший охранник, пригретый и обласканный сын покойного друга. Ганджиев отвел глаза.

Маркиз тоже посмотрел в сторону, и его взгляд остановился на висевшей на стене вырезанной из дерева картине, изображавшей весьма популярного христианского мученика — пронзенного стрелами святого Себастьяна. Омар пригляделся и увидел, что стрелы на этой картине не деревянные, а металлические и очень похожие на сильно уменьшенные копии настоящих стрел.

Деревянные мышцы в тех местах, в которых утонули наконечники этих крошечных стрелок, вздулись бугорками. Маркиз не был знатоком такого рода произведений искусства, но в этой работе чувствовалось, что любая деталь, связанная с физической болью, испытываемой изображенным на нем человеком, выписана с какой-то особенной любовью.

Маркиз не видел раньше этой картины. Скорее всего святой Себастьян — новый шедевр палача: не мог Омар ее просто не заметить. Он как зачарованный не сводил глаз с мастерски изображенной фигурки мученика, страдания которого, казалось, ощущал физически.

В его голове вдруг, как на кинопленке, стала прокручиваться только что произошедшая сцена.

— Да, я отдал приказ убить твоего брата, но он должен был понимать, что у него за работа.

Многие люди вынуждены тяжело трудиться, чтобы только на старости лет получить то, что он получал легко уже молодым. А Прохоров… когда чемпион так ломается из-за женщины… Думаю, я избавил его от лишних мучений. Он перестал быть человеком, спился, превратившись в животное.

Артур? От него требовалось только одно: когда случились неприятности — а они могут случиться в нашем деле, — молчать! Неприятности — это обратная сторона той сладкой жизни, которую вел твой брат, это горькая пилюля, которую мужчина должен проглотить не поморщившись, какой бы отвратительной на вкус она ни оказалась… Есть законы, не те, которые легко обходят адвокаты, а те, которые нигде не записаны. Нигде. Тем не менее невыполнение их неизбежно ведет к краху того, кто их однажды принял.

Я был другом твоего отца многие годы. Самые лучшие годы в моей жизни! Сейчас я уже стар, моя жизнь прожита, но я не хотел бы окончить ее за тюремной решеткой…

Твой брат поставил под удар жизнь и свободу хороших людей, которые, не щадя себя, трудились, чтобы прокормить свои семьи. Мне пришлось остановить его… Я наказал человека, который убил твоего отца. Большего я уже не мог сделать для Марата. Ты также прекрасно знаешь, что, если бы ты не вернулся из Афганистана, твоей матери до конца жизни не пришлось бы ни в чем нуждаться. Ты вернулся, и я взял тебя на работу. Ты был одним из лучших, но ты прокололся. А я опять дал тебе шанс…

— Да, — прервал Омар монолог своего бывшего босса, — это был мой шанс. Вы сдали мне крапленые карты, но я выиграл, и теперь вы решили, что меня надо убрать…

— Кто сказал тебе об этом?

— Покойный Хоботов. У него не было причин врать мне, он держал меня на мушке и в любую секунду мог спустить курок.

— Ты поверил Хоботову? Человеку, который ненавидел тебя за свой позор? Он держал тебя на мушке, как ты говоришь, он собирался нажать на курок, но ему мало было убить тебя, он хотел перед этим уничтожить тебя морально! Разве ты не понимаешь?

— А Крыса?

В ответ Ганджиев так ловко изобразил удивление, что Омар на некоторое время даже усомнился в правдивости Хоботова. В том, что говорил дядя Сиявуш, имелось рациональное зерно.

Однако нельзя было забывать и то, что сказал Пилот про убитого им «коллегу». А Аксельбант?!

— У меня были и другие подтверждения! — выпалил Маркиз, слишком поздно сообразив, что подставляет под удар того, кто не сделал ему ничего плохого, а даже, наоборот, помог.

— Какие же? — спросил бывший нефтяной директор с нарочитой незаинтересованностью.

— Неважно, — отрезал Маркиз.

— Нравится? — поинтересовался Ганджиев, усмехаясь, когда Омар, засмотревшийся на святого Себастьяна, с трудам оторвал взгляд от картины и их глаза встретились вновь. — Тебе, наверное, известен автор?

От Маркиза не ускользнул неприятный холодный огонек, мелькнувший в глазах его бывшего шефа.

— Прежде чем я уйду, я хочу услышать ответы на некоторые вопросы, — жестко сказал Маркиз. — Где Жанна Голубева?

— Что за неумеренное любопытство, Омар?

Она что, твоя симпатия, подружка?

— Это дочь одного очень несчастного человека, господин Ганджиев. Девушку против ее воли увезли ваши люди. Предупреждаю, ей нет даже и шестнадцати лет.

Сиявуш Мамедович рассмеялся.

— Вот уж верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься, — проговорил он. — Ты стал ментом, мальчик мой. Чего не ожидал, того не ожидал. Впрочем, неудивительно, если в человеке нет стержня, он склоняется под любым ветерком, легко поддается чужому влиянию. А насчет девушки… хм… думаю, тот факт, что ей нет шестнадцати, — это единственное, что тебе удалось бы доказать на суде. Впрочем, какой суд, а?

Ганджиев явно наслаждался ситуацией.

Щенок ошибается! То, что ему удалось пройти сюда, вовсе не означает, что он отсюда выйдет.

Опомнившиеся охранники — они свое получат — примчались сюда следом через минуту после его появления. Он и сам не дурак, должен понимать, что они сейчас за дверью, ждут сигнала. Оружия у Омара нет…

— Немедленно отдайте приказ своим людям привести ее сюда! Девочка должна быть возвращена отцу. Могу обещать вам, что постараюсь убедить его не подавать на вас в суд…

Беседа стала утомлять Ганджиева. В тихом омуте черти водятся! Сиявуш Мамедович не помнил, чтобы Маркиз, служа у него, когда-нибудь так много болтал. Вот уж действительно, пока человек сидит, не узнаешь, хром ли он, пока молчит, не поймешь, глуп он или умен. И всетаки, кто же сказал ему? Кто-то стукнул, но кто?

Значит, Омар поживет еще столько времени, сколько потребуется ему для того, чтобы ответить на вопрос, который задаст ему Бек, — кто?

— Знаешь, щенок, почему я до сих пор сижу тут и слушаю твой бред? — жестко произнес хозяин кабинета и, не дав собеседнику ответить, продолжал: — Только потому, что меня все это развлекает. Ты сейчас очень напоминаешь мне своего отца, который предпочел скучать в бесперспективной заводской конторе, учить музыке разных бездарей, вместо того чтобы добиваться богатства и власти. Он проиграл. Разве он мог бы погибнуть так нелепо, если бы у него была сила и власть? Вместо мишуры для слабаков. Честь?

Правда? Чистая совесть? Очень удобные отговорки для трусов и бездельников, не желающих трудиться до седьмого пота. Еще — чистые руки.

Чистеньким вообще быть очень удобно, да только не получается никогда и ни у кого! Как мало времени понадобилось тебе, чтобы ухитриться потерять все, что ты имел. Ты думаешь, что, перестав помогать мне, сделался добропорядочным членом общества? Стал чистеньким? Тебе что-то такое в голову ударило, наверное, слава народного героя, в которого тебя и твоего приятеля превратила пресса. Поверь, что, если будет надо, эта же самая пресса так заплюет тебя, что никто и добрым словом не вспомнит. Приходить ко мне и пугать меня судом! До этого мог додуматься только твой приятель, милиционер-неудачник. Но, видимо, не зря говорят, что дурь заразна, и твой пример тому подтверждение. У вас у всех это проявляется, но по-разному. Что до Марата и Артура, тут уж сомневаться не приходилось, но я думал, хотя бы ты-то умнее…

Впрочем, я мог бы догадаться, что ошибался, когда ты приперся сюда в этом маскарадном костюме, а ведь я не звал ряженых! Так зачем ты явился, глупец?

— Кроме местонахождения Жанны Голубевой, меня интересуют еще две вещи, — проговорил Маркиз, точно он и не слышал презрительного монолога Ганджиева. — Куда девалась «Морская соль» и где Ревякин, который не только убил сотрудника милиции, подложив бомбу в мою машину, но и задолжал моему другу, похитив его реликвию — дедушкин «наган».

Глаза Сиявуша Мамедовича сузились. Щенок говорил так, словно это он тут главный, словно сила на его стороне. Что ж, недолго осталось тешить себя иллюзиями.

— Хочу напомнить, если ты забыл, — проговорил бывший нефтяной директор, едва сдерживая злость и раздражение, — что задавать здесь вопросы имею право только я. Я бы с удовольствием выгнал тебя, но я хочу знать, от кого тебе стало известно про Крысу. Ты прав, я приказал Хоботову нанять кого-нибудь…

— Мне, наверное, придется убить вас, дядя Сиявуш, — произнес Маркиз с интонацией Васи Коновалова, делая ударение на слове «дядя». Он удивился тому, как спокойно звучит его голос, — в душе его больше не было места сомнениям. — Я не собираюсь отвечать ни на какие ваши вопросы, пока не получу ответы на свои.

— Для того чтобы убить меня, тебе понадобится какое-нибудь оружие, не так ли? А кто тебя за ним отсюда выпустит?

— Для того чтобы убить человека, мне вовсе не нужно оружия, господин Ганджиев. Я неплохо умею делать это голыми руками, — негромко ответил Омар, глядя прямо в глаза бывшему боссу.

Все то время, пока шла их беседа, Маркиз видел перед собой лица разных людей. То перед ним в кресле сидел добрый дядюшка, терпеливо объяснявший племяннику сложности и трудности жизни, то разгневанный монарх, глумившийся над надерзившим рабом, было и еще несколько масок — строгого директора, распекавшего проштрафившегося молодого специалиста, проповедника новой (уж не специально ли для бандитов изобретенной?) религии, но впервые на секунду-другую перед Омаром мелькнула не маска, а настоящее лицо, искаженное гримасой страха, и лицо это показалось ему омерзительным.

Надо было отдать должное хозяину, он быстро взял себя в руки. Надменно и презрительно улыбаясь, он вернул на свое лицо маску монарха и коснулся пальцем нижней части крышки своего стола.

Обе двери кабинета мгновенно распахнулись, и в помещение решительно вбежали пятеро охранников с оружием на изготовку.

— К Беку его, — приказал хозяин.

Маркиз мгновенно оценил ситуацию, он был окружен. Охранник, стоявший прямо перед ним, спиной к столу, за которым сидел его босс, сделал шаг вперед, тыча в Омара дулом автомата.

Не тратя времени на раздумья, Маркиз схватил направленное ему в грудь оружие и дернул его рывком на себя, одновременно отводя влево.

Прежде чем охранник успел что-либо сообразить, Омар ударил его коленом в пах. Парень взвыл, правая кисть его инстинктивно сжалась, и указательный палец невольно надавил на курок. Жерло готового к бою автомата изрыгнуло порцию свинца. Кто-то, стоявший слева за спиной Маркиза, вскрикнул, заваливаясь набок.

Как раз в эту секунду Маркиз нанес противнику мощный удар снизу кулаком в лицо. Тот полетел навзничь, сметая предметы, лежавшие на столе хозяина.

Омар выхватил из ослабевших рук охранника оружие и, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, ударил стоявшего к нему ближе всех прикладом. По раздавшемуся тотчас же громкому вскрику Маркиз понял, что попал удачно.

Теперь он оказался возле окна, спиной к нему, и перехватил автомат так, что дуло «Калашникова» пришлось двинувшемуся на Омара охраннику прямо в грудь. Тот застонал, отлетая далеко назад.

Маркиз вскинул автомат, но в этот момент другой охранник, находившийся прежде за спиной у Омара, а теперь оказавшийся справа и сбоку, изо всех сил размахнувшись, ударил по стволу «Калашникова». Омар не удержал оружия, — и оно с глухим стуком упало на ковер.

Он успел уклониться от следующего удара, и ружейный приклад просвистел у него прямо перед носом. Нападавший вложил в свое движение слишком много силы, промахнувшись, он потерял равновесие, и Маркиз ударил его по лицу правой, левой и опять правой, тот рухнул на пол.

Хафизов быстро нагнулся, чтобы поднять «Калашников», но в это время, как ни стремительно двигался Омар, последний державшийся на ногах охранник хватил его прикладом. Удар, нацеленный в затылок, пришелся Маркизу по спине, он застонал, но выпрямился и с разворота ударил нападавшего ногой, тот отлетел в сторону.

— Не стрелять! — услышал он голос Ганджиева. — Взять его живым, идиоты! Он мне нужен живым!

Над ухом Маркиза взвизгнули пули. Брызнули стекла разбившегося окна.

Справа на Омара прыгнул здоровенный детина-охранник, уже успевший прийти в себя. Он попытался свалить Маркиза на пол, но тот успел уклониться и, схватив потерявшего равновесие громилу за полы спортивной куртки, развернул его, толкая на вооруженного «узи» охранника, когда тот нажал на курок. Свинец, вырвавшийся из автоматного жерла, застрял в спине детины, невольно прикрывшего собой Омара.

— Не стрелять, идиот, не стрелять! — заорал Ганджиев еще громче.

Парень опустил оружие и растерянно уставился на лежавшее у его ног тело товарища. Омар не стал дожидаться, когда бывшие коллеги, опомнившись, вновь бросятся на него всей оравой.

С силой оттолкнувшись от пола, он сделал прыжок и, вынося своим телом расколотое пулями стекло, прыгнул вниз со второго этажа.

Приземляясь и глубоко приседая на корточки, чтобы не упасть, Омар в ту же секунду вскочил, но сразу же почувствовал, что нога его точно обожгло огнем и сковало. Он уже начал двигаться вперед и потому, потеряв равновесие, рухнул на землю лицом вниз. В следующую секунду кто-то сильно ударил его по затылку чемто тяжелым. Маркиз потерял сознание.

Мурат Нуралибеков, улыбаясь, свернул длинный кнут и засунул его за пояс брюк.

— Помоги мне, — сказал он стоявшему рядом охраннику. Тот все еще сжимал в руках свой дробовик, прикладом которого он только что нанес выпрыгнувшему из окна человеку удар по затылку. Парень помог палачу взвалить неподвижное тело на плечо, и они оба медленно двинулись к черному ходу, огибая с торца здание виллы.

Глава 17

Недолго наслаждался Василий Андреевич Коновалов тишиной и покоем. Не успел он прикончить коньяк, как в дверь уже позвонили: первым пришел Копайгора с внуком-моряком, как признался парень позже, дед не разрешил ему снять бушлат и бескозырку, а так хотелось походить в гражданском — в отпуск ведь приехал.

Кроме внука у Ивана Макаровича имелось при себе ружье двенадцатого калибра и целый патронташ, горделиво пересекавший грудь и объемистый живот старика полосой слева направо.

Копайгора кричал что-то насчет того, что раз он не захотел поговорить со мной, как отец с отцом, то придется поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. При этом старик потрясал двустволкой.

Дед с внуком принесли бутылку «Столичной».

Вася достал стаканы и резервный пирог, который, по счастью, не успела слопать оголодавшая догиня Кассандра. Едва чокнулись, как заявился Старицкий, который принес с собой сумку с двумя «Калашниковыми», несколькими рожками к ним и целой кучей гранат.

Майор вкратце поведал собравшимся о гнусной выходке бывшего сержанта Хафизова.

— Два часа стоял, — проговорил Григорий Сергеевич. — Ну, я, понятно, отошел в сторону, чтобы не мешать. Но из виду его не теряю, нетнет да и смотрю — все стоит. Вот я бдительность-то и утратил. Еще полчаса брожу, вернулся, все стоит на том же месте, уже стемнело…

Решил в конце концов подойти. Вот гад, а? Не знал за ним такого, экий же коварный стал!

Разгадка оказалась простой, как грабли. В сумерках майор не разглядел, что стоявший у могил человек хотя и носил камуфляж, как Омар, однако был заметно крупнее и обут в кроссовки, а не в армейские ботинки.

Вася дал сигнал к выступлению. Составить план действий и выработать стратегию и тактику решили дорогой.

Приотставший Коновалов спускался последним. На душе у него было тревожно, но вместе с тем и легко. «Нельзя», «не могу», «незаконно» отступали прочь. Ганджиев сильный? Отлично, вот и поговорим с ним с позиции силы и посмотрим, чья возьмет. Вася пнул входную дверь ногой и стремительно вышел, нет, вылетел на улицу, сбивая кого-то с ног.

— О, черт! — проговорил он, по визгу понимая, что это не кто иной, как его длинноногая красавица Ирма.

— Ты что, псих? — сказала она почти нормальным тоном, переставая визжать, словно гдето в ее мозгу существовало реле, которое включало и выключало сирену, когда это требовалось.

— Ирма? — растерянно спросил капитан, протягивая блондинке руку и поднимая ее с асфальта.

— Почему ты такой грубый всегда, Вася, почему? Я хотела сделать тебе приятное, приехала…

— О, Ирмочка, — елейно запел Коновалов. — Мне страшно приятно, что ты приехала, но…

— Зачем ты толкнул меня на асфальт, Вася?

— Послушай, милая, ты прекрасно знаешь, что я сделал это не нарочно…

— Ты всегда так! А я-то думала… Я купила тебе… я принесла тебе кепочку!.. Как какую?

Такую, как ты носишь, но только подходящего размера. Я специально выбирала самую большую.

Твоя старая была тебе мала. Я подумала, что она может упасть у тебя с головы в самый неподходящий момент и…

Тут только капитан заметил валявшийся на земле целлофановый пакет, в котором темнела бейсболка. Бывший оперативник нагнулся и, оценивающе оглядев подарок, с удовлетворением кивнул. Надев «кепочку», которая оказалась ему почти впору, он благодарно улыбнулся:

— Спасибо, малыш! Это как раз мой размер.

Его гости, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стояли у темно-синей, показавшейся Коновалову на первый взгляд черной «Победы» со старинным номерным знаком, где белые цифры и буквы были на черном фоне. Копайгора открыл дверцу, но прежде чем сесть за руль, спросил:

— Может быть, поедем, товарищ капитан?

Омар и Жанна…

— Куда ты собираешься, Вася? Кто эти люди и о какой Жанне они говорят? — с подозрением спросила Ирма, оглядывая и автомобиль, и всю собравшуюся вокруг него странноватую компанию.

— Это мои друзья, — махнул рукой Коновалов, направляясь к своим спутникам.

— Что за Жанна?

— Ирма… О Господи! Ей всего шестнадцать…

Заводите мотор, Иван Макарович!

— Шестна… — Ирма застыла, недоговорив до конца страшное слово. — Я так и знала, что ты…

Копайгора завел мотор, но отъезжать не спешил. Прогревал двигатель.

— Поехали, поехали, поехали, — запричитал капитан, хлопая передней правой дверцей, майор и Иван Копайгора-младший устроились на заднем сиденье.

— Ты куда?!! — Ирма, очнувшись, двинулась наперерез.

— Извини, детка… Да побыстрей же, Иван Макарыч! Иначе у меня сейчас от лица ничего не останется!

— Я мигом, Василь Андреич, я мигом, — затараторил старик, снимая машину с тормоза и включая скорость.

Тяжелая, как танк, «Победа» встрепенулась и покатила по двору.

— Ты не можешь так поступить со мной!!! Ты ест мерзавец, Коновалов!!! — вслед быстро удалявшейся машине кричала разъяренная Ирма, у которой всегда в моменты крайнего раздражения прорезался латышский акцент.

Ехали долго, так что времени на обсуждение плана вполне хватило.

Шутница-судьба неподалеку от виллы Ганджиева приготовила майору неожиданный подарок. Это только Старицкому казалось, что его развалюха могла привлечь внимание грабителей.

Никому-то она не была нужна и как стояла там, где ее оставил Омар, так и осталась, даже незапертая. И пулемет лежал себе завернутый в грязную, промасленную ткань в багажнике.

Не обошлось без спора, кому из него стрелять. Победа осталась за капитаном, который единогласно был избран главнокомандующим небольшого отряда. Старицкий сдался еще и потому, что в соответствии с его собственным предложением ему, как наиболее сведущему в подобных делах, поручалось добыть «языка», дабы узнать наверняка, где Омар и Жанна. Кроме этого, майору надлежало вывести из строя связь.

С обоими поручениями он превосходно справился.

Старицкий нашел телефонный щиток, оказавшийся наудачу не внутри здания, а снаружи, и обитатели виллы оказались отрезаны от внешнего мира. На то, чтобы обнаружить это и разобраться в причинах поломки, им «отводилось» пятнадцать минут. Десять из них Старицкий потратил на поиски подходящей жертвы. Ею стал один из двоих парней, охранявших заднюю калитку. Он только отошел отлить, и… через пять минут напарник обнаружил его в бессознательном состоянии метрах в пятидесяти от калитки.

— Ну, — сказал Коновалов, получив от Старицкого подтверждение, что Омар и какая-то девка действительно находятся на вилле, — начнем? — Трое его спутников кивнули. — Вперед, Ваня, давай, морячок! — скомандовал Василий Андреевич.

* * *

Так глупо схваченный в саду, Омар очнулся в подвале. Руки и ноги Маркиза оказались растянутыми на стоявшем под углом градусов в семьдесят к полу щите. Запястья и щиколотки были помещены в металлические скобы, каждая из которых состояла из двух половинок стянутых между собой болтов с накрученным на него «барашком»..

Первым, кого увидел Маркиз, придя в себя, был стоявший перед ним Бек, одетый в старомодные, но чистые и тщательно выглаженные серые брюки, поверх старенькой клетчатой рубашки он носил кожаную безрукавку без пуговиц и застежек. Черные гладкие волосы его были тщательно зачесаны назад и стянуты в хвост на затылке. Из-за широкого пояса брюк Мурата выглядывала рукоятка кнута. Маркизу хватило одного взгляда на любимое орудие Нуралибекова, чтобы понять, почему он, Омар, почти уже вырвавшись, тем не менее оказался в этом невеселом месте.

Увидев, что он очнулся, Бек улыбнулся и достал из-за пояса кнут.

Он задавал Маркизу только один вопрос — требовал назвать имя предателя, и, не получая на него ответа, бил по груди, животу, по ногам и рукам. Понимая, что так долго не продержится, Маркиз имитировал глубокий обморок, что оказалось вовсе не трудно сделать. Омар и в самом деле едва не потерял сознание.

Бек медленно подошел к нему, проверил пульс, посмотрел на зрачки и, убрав кнут за пояс, стал опять на прежнее место, в трех метрах от щита, на котором находился распятый пленник.

В это время раздался звонок, которым обычно хозяин вызывал своего палача. «Операционная» Бека являлась единственным местом в здании, где не существовало двусторонней связи с кабинетом Ганджиева.

Услышав, что его вызывают, Мурат быстро вышел из помещения. Спустя несколько секунд дверь снова открылась, и в комнату просунулась голова охранника. Сквозь едва приоткрытые веки Омар видел, как охранник внимательно посмотрел на него, не проходя в комнату, и, решив, что беспокоиться не о чем, убрался восвояси.

Когда он удалился, Маркиз открыл глаза и посмотрел вниз на свой обнаженный торс. Его грудь и живот были покрыты вздувшимися рубцами, оставленными кнутом Бека.

В помещении было очень жарко, оттого что на открытом очаге стоял чан с какой-то жидкостью, которую, как мог без труда догадаться пленник, разогревали специально для него. На стоявших у стены стеллажах лежали разные инструменты, вроде тех, которыми, по мнению Омара, успешно пользовалась священная инквизиция, чтобы выяснить у попавших в ее застенки всю подноготную. Бек, трудившийся от зари до заката, создал эту коллекцию своими руками. Палач очень любил свою работу. Он согласился бы трудиться на Ганджиева бесплатно за миску пустой похлебки и краюху хлеба, лишь бы иметь возможность почаще пускать в ход свои инструменты.

Маркиз посмотрел на левую, а затем перевел взгляд на правую руку и попробовал пошевелить ею. Скоба держала прочно, но, видимо, все-таки была рассчитана на более крупное запястье, и кисть Омара имела в ней некоторую свободу движений.

Он попробовал сложить ладонь лодочкой и протащить ее таким образом через скобу, но это ему не удалось.

Внимательно посмотрев на ушки, торчавшие по бокам гайки, накрученной на скреплявший скобу болт, он подумал, что, если дотянуться пальцами до этого «барашка», возможно, удастся повернуть его. Только бы гайку затянули не слишком туго, тогда он сумеет открутить ее достаточно, чтобы расширить скобу и протащить через нее ладонь.

Маркиз дотянулся до ушка гайки и, собрав всю силу, которая только оставалась у него, подтолкнул его против часовой стрелки. Затем зацепил противоположное ушко большим пальцем и потянул его. Гайка сделала еще пол-оборота. Он снова толкнул первое ушко и, снова зацепив, потянул второе. Скоба ослабла, распятый потянул руку и почувствовал, что ладонь может пролезть, если ему удастся ее как следует сжать. Он уже почти совсем собрался это сделать, когда входная дверь скрипнула и открылась. В комнату вошел Джафар Багратов, один из парней, которые работали в охране Ганджиева недавно. Молодой, только недавно отслуживший в армии, Джафар приходился каким-то дальним родственником Ганджиеву.

Омар посмотрел на вошедшего. Тот сделал несколько шагов вперед, всматриваясь в распятую на щите фигуру. Он подошел ближе и, протянув руку, коснулся одного из рубцов на теле пленника.

— Больно? — спросил он скорее с интересом, чем с сочувствием.

— Могу уступить тебе место, если желаешь, — отозвался Маркиз хриплым голосом и провел по губам сухим языком.

— Больно, — подтвердил Джафар, мерзко ухмыляясь, — очень больно, и жажда мучит.

Маркиз промолчал.

— Сейчас напою тебя, — продолжал ухмыляться Багратов.

— Ты лучше меня не трогай, а то Беку это может не понравиться, — тихо произнес Омар.

— Плевал я на Бека! — Джафар происходил из той породы людей, которые при первом же удобном случае готовы лопнуть от переполняющего их ощущения собственной значимости. — Я дяде Сиявушу почти племянник, а он кто?

Дрянь! Я водички тебе сейчас принесу. Или ты, может быть, пивка хочешь? — сказал Джафар и заржал. Говорил он с заметным акцентом. — Я мигом. — Он подмигнул пленнику и вышел.

Едва за Джафаром закрылась дверь, Маркиз отвернул гайку еще на пол-оборота.

Парень очень быстро вернулся со стаканом воды в руке. Он подошел совсем близко, его лицо было теперь в нескольких сантиметрах от покрытого потом лица Маркиза, а стакан с водой Багратов поднес к самому носу Омара.

— Ужасная вещь — жажда, — произнес Джафар, коверкая русскую речь, и поднес стакан к своим губам. Сделал глоток: — Все можно отдать за глоток воды, не правда ли, Хафизов?

«Слишком близко стоит», — подумал Омар с досадой.

— Что молчишь? — спросил охранник, уже начинавший злиться оттого, что ему не удается как следует покуражиться. — Говорили, ты — крутой! Ты крутой, эй?!

«Сделай шажок назад», — мысленно попросил охранника Омар.

— Эй, ты! Ты крутой?! — Багратов чуть отступил и, размахнувшись, выплеснул воду в лицо распятому, но насладиться своей шуткой он не успел. Словно металлическая клешня робота-манипулятора ухватила Джафара за горло и так сдавила его, что лишила шутника возможности не то чтобы закричать, но даже вдохнуть или выдохнуть воздух. Тщетно Багратов пытался высвободиться, хватая руку Омара судорожно сжимавшимися пальцами. Ничего не помогало.

Лицо охранника начало быстро синеть, железная хватка не ослабевала, а, наоборот, становилась все сильнее.

Почувствовав, что тело обмякло, Маркиз разжал пальцы, и оно рухнуло на пол. Хафизов начал быстро откручивать «барашки», скреплявшие скобы, которые сковывали его левую руку и обе ноги. Освободившись от кандалов, Маркиз наклонился над телом охранника и сунул руку ему за пазуху, но пистолета там не оказалось, не было его и за поясом брюк. Омар, чертыхнувшись, стал переворачивать Багратова. Глаза Маркизу словно бы застилала кровавая пелена, в голове шумело, тело саднило от боли и перенапряжения.

Наконец-то он нашел то, что искал.

Омар достал сзади из-за пояса убитого серебристый блестящий пистолет и быстро проверил его боеготовность, сидя на корточках возле распростертого тела охранника. Надо было вставать и выбираться отсюда, но Омар все никак не мог заставить себя двигаться, ему приходилось собирать воедино всю свою волю, чтобы просто не упасть.

Он просидел так минуту, а может быть, две или три и, почувствовав наконец, что справился с собой, глубоко втянул в легкие густой воздух подвала, сделал выдох и снова вдохнул.

Что-то черное, похожее на змею, мелькнуло перед лицом Омара, вырвав из его рук только что обретенное оружие. Он поднял глаза и увидел стоявшего недалеко от него Бека. Пистолет отлетел в сторону и упал на пол.

Палач снова взмахнул кнутом, но Омар успел отскочить, и змеиное жало оружия Мурата просвистело совсем рядом, не задев его. Но поводов для радости у сошедшего с креста не было, противник снова ловким, едва заметным движением послал вперед серпантин кнута. На сей раз он взял низко, стараясь зацепить босые ноги Маркиза, тот ловко подпрыгнул, и змея убралась восвояси, не причинив ему вреда.

Но Нуралибекова все это, похоже, мало расстроило. Он щелкнул кнутом, как это делает укротитель перед носом у хищника, стоя один на один с ним на огороженной металлическими сетками арене.

Он знал, что рано или поздно сумеет зацепить свою обессилевшую жертву и, заставив ее потерять равновесие, свалит с ног, а затем, прыгнув, как леопард, сверху, прижмет к земле. Он видел, что противник его сейчас не в лучшей физической форме, и, надеясь на крепость своих мускулов, был уверен в победе. Однако хозяин велел поторопиться, и ослушаться его приказа верный слуга не имел права.

Бек двинулся вперед, совершая кнутом сложные манипуляции, заставлявшие его противника прикладывать все свое умение и ловкость, чтобы, постепенно отступая, уклоняться от опасного жала.

Пространства для отступленияоставалось не так уж много. Справа от Омара находился металлический стеллаж с коллекцией Бека. Если бы ему удалось завладеть хотя бы лежавшими в соблазнительной близости от него клещами с длинными рукоятками, чаша весов в смертельной схватке вполне могла склониться в его сторону. Однако он знал, что и Бек также понимает это и ни в коем случае не подпустит к полке.

И все же нельзя бесконечно отступать, надо вынудить противника на какое-нибудь неосторожное или даже неловкое движение и, воспользовавшись этим, переломить ход поединка.

Всем своим видом показывая, что готовится сделать прыжок и схватить какой-нибудь из инструментов, Омар качнулся всем корпусом в сторону стеллажа. Стараясь упредить его движение и ни в коем случае не дать ему прорваться к орудиям пыток, Бек щелкнул бичом, длинное змеиное жало которого обмоталось вокруг металлической стойки стеллажа.

Всего лишь на секунду страшное оружие Мурата оказалось скованным, но и этого хватило Омару. Воспользовавшись моментом, он схватился за кнут обеими руками и изо всех сил резко рванул на себя. Затем перехватывая его так, словно карабкался по канату, он стал быстро приближаться к Беку.

Тот сплоховал, пытаясь вырвать оружие из рук противника, и, потеряв, наверное, даже меньше секунды, дал своей жертве подобраться к себе достаточно близко для того, чтобы ударить ногой. Удар был быстрым, но не очень точным, однако палач потерял равновесие и, отлетая назад, выпустил из рук гладкую деревянную рукоятку своего любимого кнута.

Теперь палач и жертва стояли друг против друга Бек выхватил из-за спины длинный, острый как бритва нож, жутковато блеснувший в тусклом свете подвала, и стал медленно наступать на противника. Маркиз, зло оскалившись, отбросил подальше в сторону бесполезный для него кнут.

Нуралибеков делал выпады, Омар уклонялся, ожидая подходящего момента, чтобы поймать руку палача. Один раз он, совершив неверное движение, позволил кончику ножа скользнуть по своей груди и тут же получил возможность убедиться в том, что палач тщательно ухаживает за своими инструментами.

Кровь брызнула из раны, заставив Бека радостно улыбнуться. Его глаза сверкнули, и, вдохновленный успехом, он с еще большим рвением двинулся в атаку. Нуралибекову вновь удалось зацепить противника, и кровь струйками побежала из левого предплечья Омара.

Маркиз отступал, при этом Бек следил за тем, чтобы держать его подальше от стеллажа с инструментами, никаких иных сколько-нибудь пригодных для обороны предметов поблизости не было — проклятый палач оказался ужасно аккуратным.

Мурат видел, что удача на его стороне, но он ни на минуту не забывал — перед ним опасный, хотя и ослабевший после пыток противник, с которым даже сейчас надо быть очень осторожным.

К тому же положение палача осложнялось тем, что ему непременно придется отвечать перед хозяином, если Маркиз умрет раньше, чем он, Бек, сумеет получить от него признание. Надо было ранить пленника так, чтобы он еще быстрее терял силы, и тогда Мурат сумеет снова водворить его на щит, с которого он по совершенно непонятной причине сумел сорваться. Очевидно, в этом как-то был виноват охранник, лежавший на полу, но, судя по его виду, узнать у него что-нибудь уже вряд ли удастся.

Палач на секунду остановился, готовясь к новой атаке. Маркиз понимал, что должен завершить поединок именно сейчас, пока совсем не лишился сил. Убить Бека, взять пистолет охранника и прикончить Ганджиева. Хорошо бы при этом еще и разыскать здесь девчонку…

В нескольких шагах от него стоял сильный, прекрасно владевший ножом человек. По животу Омара текла кровь, но не эта рана, а та, на руке, беспокоила его больше, именно она уменьшала его шансы выйти победителем. Сдаваться он не собирался. Сейчас Бек пойдет в атаку, и это будет последняя атака в его жизни.

«Иди сюда, я жду тебя, я готов», — мысленно произнес Маркиз. Он ждал атаки, чувствуя, как воля его собирается в единый комок, подобно тому, как до боли в суставах сжимаются сейчас его пальцы.

Палач же всем своим видом показывал, что и не помышляет о нападении. Взгляд темно-карих глаз Мурата блуждал, будто он совсем забыл, где он и что должен делать, он выглядел даже расслабленным в противоположность своему напряженному, как натянутая струна, противнику.

Омар разжал кулаки, его тело немного обмякло, даже кровь из раны почти перестала течь, взгляд затуманился, утратив остроту, казалось, он перенапрягся, превысив свои возможности, и теперь быстро терял последние силы, словно скатываясь вниз с горы. Он даже прикрыл слегка веки, еще одно мгновение, и он упадет…

Нуралибеков сделал стремительный выпад, стараясь провести нож по косой, чтобы рана, оставленная лезвием, оказалась достаточно глубокой и длинной — так из нее вытечет больше крови.

Внезапно он увидел, как полыхнули огнем глаза его противника, и в ту же секунду почувствовал, что его мускулистая рука не в силах справиться с пальцами, которые, точно железными клещами, обхватили запястье. Почти в то же мгновение он услышал хруст своих костей и почувствовал, как, натягиваясь, рвутся сухожилия.

Это длилось лишь долю секунды, и не успела роковая в его жизни секунда подойти к концу, как Маркиз двумя стремительными ударами коленом в живот отобрал у него победу в игре, где ставкой для каждого из них была жизнь.

Мурат Нуралибеков был очень сильным от природы человеком, хотя и не обладал мощными бицепсами, которыми так гордились многие охранники хозяина. Бек не отличался большим ростом и необъятной шириной плеч, но чтобы свалить его на пол, Маркизу пришлось изрядно потрудиться. Лишив палача оружия, сломав ему руку и ошеломив двумя ударами по корпусу, он еще несколько раз стукнул его руками по лицу и, наконец, опрокинул на пол круговым ударом ноги в голову. Хафизов прыгнул на своего врага и прижал его к полу, упираясь коленом в грудь.

Палач и жертва поменялись местами. Лежа на полу, Бек видел, как Маркиз отвел далеко назад согнутую в локте правую руку, сжимая свой маленький стальной кулак, и резко бросил его вниз…

Больше Мурат Нуралибеков не увидел ничего.

Маркиз медленно поднялся, оттолкнувшись левой рукой от тела мертвого палача, и, пошатываясь, занялся поисками того, что ему было необходимо: следовало сделать себе перевязку, найти пистолет охранника, одежду и хоть какую-нибудь обувь.

* * *

— Эй, парень, здесь у нас частное владение, а не военный корабль! Ты что, заблудился, приятель? — спросил один из двоих охранников, стоявших за витой железной решеткой ворот виллы бывшего нефтяного директора, вглядываясь в темноту.

Переминавшийся перед ним с ноги на ногу молодой парнишка в бескозырке и бушлате, изпод которого выглядывал полосатый треугольник тельняшки, молчал и немного виновато улыбался.

— Хватит трепаться, Толик, — ворчливо сказал второй, подходя поближе и вглядываясь через решетку ворот в странного парня в форме. — Что это за сукин сын?

— Да я-то откуда знаю, кто он такой, Майкл?

Какой-то придурок в морском прикиде, — с негодованием ответил Толик.

В это время в караульном помещении за стеной раздался звонок.

— Это, наверное, хозяин проверяет посты, — встрепенулся Толик. — Пойду отвечу.

— Я сам отвечу, а ты стой здесь, — не согласился Майкл.

— А с этим что делать?

— Пристрели его!

— Эй, ребята, — подал наконец голос Иван Копайгора-младший, убедившись, что охранников всего двое, — вам туг просили передать… — с этими словами он небрежным движением бросил зажатую в руке гранату через решетку и стремглав отпрыгнул в сторону, скрываясь за боковиной портала ворот.

Грохнул взрыв, и из-за распахнувшихся решетчатых створок вырвались пламя и дым, свистя, полетели осколки.

— Молодец! — крикнул Коновалов. — Оба позади меня, без команды огонь не открывать!

— Есть, товарищ капитан, — хором отозвались дед и внук, следуя за своим командиром, вбегавшим на территорию частного владения господина Ганджиева.

— Ложись! — заорал Василий Андреевич, и оба его бойца моментально выполнили команду.

Из парадного входа белого здания виллы выбежали трое телохранителей. Автоматы в их руках полыхнули желто-красными огоньками.

Над головами у штурмующих засвистели пули.

— Огонь! — рявкнул капитан, и, вторя хозяину, подал голос его пулемет.

Двое охранников дернулись и упали. Справа раздалась короткая очередь из «Калашникова», и третий охранник как подкошенный рухнул на землю.

— Молодец, морячок, еще раз! — похвалил Коновалов.

— Так нечестно! — обиженно сказал Копайгора-старший, чьи выстрелы явно не достигли цели.

— И на вас хватит, — ответил Василий Андреевич, показывая старику на двух других охранников, выскочивших на крыльцо и открывших беспорядочную стрельбу по наступавшим.

* * *

Омар взбежал по лестнице, которой пользовался покойный Бек, когда его вызывал к себе хозяин, и рванул дверь. Дежуривший возле нее охранник остался лежать со сломанной шеей.

Маркиз ворвался в кабинет, поводя пистолетом во все стороны, и медленно опустил вытянутые руки. Там никого не было. Омар огляделся вокруг, подошел к стене и резко распахнул створки стенного шкафа. Пусто. Он оглядел себя в зеркало и нашел, что его внешний вид ужасен.

Своей одежды и ботинок он так и не нашел. Ему пришлось воспользоваться остроносыми сапогами палача, слава Богу, размер подошел, на свой окровавленный и истерзанный кнутом торс он накинул позаимствованную все у того же Бека кожаную безрукавку.

Пояс пятнистых форменных брюк Омара под ремнем потемнел от натекшей на него сверху крови…

В этот момент снаружи грохнул взрыв, Омар подлетел к разбитому окну и увидел сквозь еще не успевшие осесть пыль и дым, поднятые взрывом, как в проем распахнувшихся ворот ворвались трое. Пробежав несколько шагов, они бросились на землю и открыли огонь. Омар улыбнулся. Его друга, отличавшегося могучей фигурой, невозможно было спутать ни с кем.

— А вот и Вася, — обрадовался Омар. — Возьмем встречный план, старик!

Еще несколько минут назад едва не рушившийся от изнеможения, Маркиз почувствовал, что жилы его будто наливаются новой кровью.

Вперед!

Он подскочил к двери и, распахнув ее, оказался в холле. Услышав, как открылась дверь кабинета хозяина, находившийся в приемной охранник отвернулся от окна и с удивлением уставился в дуло наставленного на него пистолета.

— Маркиз? — спросил он растерянно.

— Меня что, еще можно узнать? — усмехнулся его бывший коллега.

Охранник молча растерянно кивнул, понимая, что воспользоваться своим оружием не успеет.

— Извини, Виктор, у меня нет времени на разговоры, — сказал Омар, нажимая на курок.

Тело охранника, подброшенное вверх, вынося спиной оконную раму, вылетело на улицу.

— Что это, товарищ капитан? — с удивлением спросил Иван Копайгора-младший, высовываясь из-за бетонной тумбы с каменным львом, за которой он укрылся рядом с Коноваловым. Использованный ими эффект внезапности принес немалые плоды: на ступеньках парадного и на земле возле него валялось несколько трупов. Но теперь оборонявшиеся пришли в себя, и никто уже не рисковал соваться к главному входу. Теперь охранники вели ожесточенную стрельбу из окон первого и второго этажа, в которых предусмотрительно был погашен свет. Ваня, сменивший магазин в автомате, выглянул из-за тумбы и увидел вылетающего из окна человека.

— А что там? — ответил вопросом на вопрос капитан.

— Кто-то выпорхнул из окна на втором этаже рядом с парадным. Григорий Сергеевич не мог так быстро туда пробраться.

Замечание имело смысл. Старицкому согласно плану предстоял рейд по тылам противника.

Однако, несмотря на свое солидное боевое прошлое, майор вряд ли мог с такой скоростью прорваться на второй этаж виллы.

— Отлично! — обрадовался Коновалов и, заметив удивление морячка, пояснил: — Он внутри, и он на свободе!

— Ваш друг Маркиз?

— Ты страшно догадлив, — ответил капитан, похлопав парня по крепкому плечу. «В кого он таким амбалом уродился? Если верить старику, то сын его высоким ростом не отличается, невестка тоже. Акселерация. Растут детки!» — с удовольствием подумал Василий и спросил: — Патронов много осталось?

— Только вот второй магазин поставил, — ответил младший Копайгора, хлопнув по рожку ладонью. — Еще один есть.

— Отлично! Давай строчи по окнам, а я обойду с фланга. Эй, Иван Макарыч, — окликнул он старика, сидевшего за другой такой же бетонной тумбой со львом, расположенной с левой стороны центральной аллеи, — прикрывайте меня вместе с внуком и патронов не жалейте, у вас их много.

— Слушаюсь! — крикнул старик в спину удалявшемуся командиру.

Василий бежал быстро, пригибаясь к земле, над головой его свистели пули, одна из них сшибла у него с головы подаренную Ирмой кепочку, он не останавливаясь помчался дальше.

Бросаясь на землю и открывая ответный огонь по окнам, он подумал: «Черт! Не везет мне что-то в этот раз с кепочками! Что я скажу Ирме? А Бог с ним, до этого еще надо дожить».

Мысль оказалась поразительно верной. Капитан вскочил на ноги и помчался дальше, огибая здание с торца. За его спиной шла ожесточеннейшая перестрелка.

«Молодцы, ребята! — с теплотой подумал Коновалов об оставшихся по обеим сторонам аллеи бойцах. — А куда же подевался майор?»

Старицкий решил, что главное — не дать врагу уйти, вдруг улизнувшие бандиты вызовут подмогу? Для этого необходимо было блокировать подземный гараж, где стояли автомобили охраны и самого босса.

Первую часть своей задачи майору без труда удалось осуществить. Он снял двоих качков, стоявших на часах, и, нырнув в подземный автодворец, не обнаружил там ни единой живой души.

Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания стрельбой, майор примкнул к автомату штык и, с воодушевлением орудуя им, принялся прокалывать колеса «девяток» и иномарок. Последними Старицкий лишил возможности двигаться бронированный «Мерседес» самого босса и чей-то «ЗИМ». Майор, пыхтя от усердия, проделывал дырку во втором колесе «былой гордости советского автомобилестроения», он так увлекся, что едва услышал, как зашумела дверь и в гараж вошли несколько человек. Майор метнулся в сторону, но было поздно, его уже заметили.

Застрекотали автоматные очереди, в бетонной коробке стрельба казалась просто оглушительной. Пули чиркали о стены. Старицкий отстреливался, стараясь беречь патроны. Нападавших было немало, и хотя бравый ветеран довольно быстро уменьшил их количество, трое еще продолжали стрелять.

Григорий Сергеевич перемещался из стороны в сторону, прячась то за одной, то за другой машиной. Наконец, опасаясь, что его обойдут сбоку, майор отступил в глубь помещения и укрылся за составленные там бочки. Пули ударялись о их круглые бока, по большей части рикошетируя, но некоторые пробивали насквозь толстую жесть.

«О черт! — мысленно воскликнул Старицкий, увидев, как сразу из нескольких пробоин забили фонтанчики прозрачной жидкости. — Это же не вода!»

Он выпрыгнул из-за своего «бруствера» и покатился по бетонному полу, отстреливаясь короткими очередями. Сделал это майор как нельзя более своевременно. В пробитой пулями бочке действительно находилась не вода.

Страшный взрыв потряс бетонную коробку.

Воспользовавшись тем, что охранники с испугу отпрянули назад, майор опять занял выгодную позицию за крылом «ЗИМа». Вдруг Старицкий услышал какой-то шум, повернулся, вскинул автомат… Нет, на курок нажать он, к счастью, не успел. Перед ним стоял высокий мужчина, полностью заслонявший себя от выстрела девушкой лет двадцати. Одной рукой бандит держал ее за горло, а второй приставлял к виску бедняжки револьвер.

— Брось автомат! — приказал он Старицкому. — Быстро, или я ее пристрелю. — Майор нехотя бросил оружие. — Умница! — похвалил Ревякин и, наведя револьвер на Григория Сергеевича, трижды выстрелил.

Ветеран рухнул на бетонный пол.

— Вот так! — обрадовался бывший кагэбэшник. Но скоро понял, что радость его была преждевременной. — Ни одной целой машины! — воскликнул он. — Вот гад!

И действительно, у всех автомобилей было проколото ровно по два колеса, майор позаботился, чтобы никто не затруднял себе установкой запасок.

— Возвращаемся! — приказал Ревякин двоим уцелевшим охранникам. — Наверх к Ганджиеву.

— Не-а… — покачал головой один. — Ты как хочешь, а я сматываюсь. Хоть пехом!

— Я тоже, — сказал второй.

— Хорошо, ребята, как хотите, — развел руками Ревякин и дважды выстрелил почти не целясь. Охранники упали, роняя оружие.

— А-а-а-а!!! — заорала девушка.

— Заткнись, сука! — крикнул Ревякин и наотмашь ударил ее по лицу рукояткой револьвера. — На!!! — Девушка упала, но сознания не потеряла. — Пошли, дрянь!

Ревякин схватил ее за руку и с силой дернул на себя, отрывая от пола.

Девушка, подгоняемая револьверным дулом, поспешила исполнить приказ бывшего кагэбэшника.

Размышлять на тему, где сейчас находится бывший командир его друга, у капитана решительно не было времени. Справа и слева от него ударили хлесткие бичи автоматных очередей, клочьями грязи взметнулась земля. Коновалов перекатился через голову и, упершись коленом в землю, выставил перед собой пулемет. Он нажал на курок, поливая огнем окна второго этажа, в которых успел заметить фигуры стрелявших в него охранников.

Пальбу они сразу же прекратили, и Коновалов бегом помчался к дому. Только прижавшись спиной к стене, он перевел дух и, немного отдышавшись, побежал дальше вдоль нее. Свернув за угол, Василий оказался с торцевой стороны здания.

Он ненадолго остановился, размышляя, где может оказаться какой-нибудь вход? Ему очень не хотелось лезть в здание через окно. Но надо было действовать, и он быстро двинулся дальше.

Подняв с пола пистолет Виктора, Омар вышел из приемной перед кабинетом Ганджиева и вдоль по коридору не спеша направился на поиски своего бывшего босса.

— Стой! — заорали, вскидывая оружие, охранники, увидев спускавшегося по парадной лестнице человека в кожаной безрукавке, надетой на голое тело. Они не сразу поняли, кто это, когда же неизвестный повернулся к ним лицом и они его узнали, было уже поздно.

Омар не позволил их изумлению длиться слишком долго, он опередил парней, стреляя сразу с двух рук. Оба упали. Посмотрев на них. Маркиз на секунду задумался и, что-то решив, стал подниматься обратно вверх по лестнице.

Маркиз отправился в другое крыло здания.

Перестрелка на улице была в самом разгаре.

Проходя мимо одной из дверей, Маркиз прислушалея, оттуда раздавались длинные автоматные очереди.

— Безобразие, — пробормотал Омар и рванул ручку на себя. Стоявший в простенке между окнами человек резко повернулся, он как раз менял магазин своего автомата. На лице стрелка промелькнул испуг, он судорожно передернул затвор.

— Не спеши, — равнодушно посоветовал Хафизов и, быстро подняв левую руку, нажал на курок.

Маркиз вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь, и двинулся дальше.

— Ваня, Вань! — окликнул старший Копайгора своего внука, который как раз, укрывшись за тумбой, перезаряжал «Калашников», вставляя в него последний магазин.

Тумба, за которой он прятался теперь, располагалась ближе к зданию. Дед сидел за такой же как раз напротив. Всего тумб с каменными львами насчитывалось шесть, по три с каждой стороны аллеи, и они были очень надежными укрытиями, словно их соорудили здесь специально для удобства тех, кому могло прийти в голову брать виллу штурмом. Дед и внук только что перебрались сюда, по очереди прикрывая друг друга огнем. Младшему при этом слегка зацепило плечо, и ему очень не хотелось, чтобы старик заметил это. Но тот, точно почувствовав, настойчиво позвал внука в третий раз:

— Ванька!

— Да что тебе, батя?!

Внук знал, что дед млеет от такого обращения.

— Тебя не задело? — проговорил старик с тревогой в голосе. Шепот его разносился по всей округе, заглушаемый только грохотом стрельбы.

— Да нет же, батя!

— Что ты так орешь?!

— Потому что, если буду шептать, как ты, меня даже в доме услышат, — отозвался внук.

Защитников в здании здорово поубавилось, но те, что остались, стреляли не менее ожесточенно.

— Как ты думаешь, Ваня, Василь Андреич уже там? — спросил старик.

— Да не знаю, бать, там он или не там, но его друг, если это, конечно, он, зря патронов не тратит. Смотри, на втором этаже уже почти никто не стреляет, — сказал младший Копайгора и дал очередь по окнам первого этажа, где засевший в одной из комнат человек продолжал вести огонь из автомата. Именно он и попал в плечо матросу, у которого теперь с ним были, можно сказать, личные счеты. Но патронов оставалось мало, их следовало беречь. Дед тоже выстрелил.

— Попал! — раздался знаменитый шепот старшего Копайгоры. — Ванюшка! Попал в сукина сына! Видел?! Он упал! Уконтропупил, мать его!

— Бать! — пробасил внук. — Ты так стреляешь, что упасть он мог, только услышав твой коронный шепот и получив разрыв сердца! Если ты будешь так кричать и дальше, они все просто от страха разбегутся!

Не дав деду возразить, он, отвернувшись, снова выпустил очередь по злополучному окну, и снова его пули не достигли цели.

— Черт! — прошептал морячок с досадой. — Черт!

— Смотри! — закричал радостно старик. — Смотри! — Он показал пальцем в сторону окна, по которому только что стрелял его внук.

Тот выглянул из-за тумбы и с изумлением увидел, как ранивший его стрелок под звон вылетевшей оконной рамы выпорхнул наружу, выброшенный взрывной волной.

— Есть! — крикнул старик. — Прикрой меня, я пойду вперед! Василь Андреич добрался туда, это его работа! — С этими словами Иван Макарович выскочил из-за своего укрытия и ринулся вперед. В этот момент из другого окна на первом этаже стегнуло по аллее длинной автоматной очередью. Старик споткнулся и упал лицом на асфальт. Слетевшие с его переносицы смешные круглые очки отлетели в сторону. Он лежал, вытянув руки, словно хотел достать их, но не мог.

— Батя! — истошно закричал моряк. — Дед!

Он пулей выскочил из-за тумбы и, стоя в полный рост, влепил остатки патронов из магазина своего «Калашникова» в окно, из которого стреляли в его деда. Не удовлетворившись этим, Иван, широко размахнувшись, метнул туда гранату.

Отшвырнув в сторону бесполезный теперь автомат, он снова бросился к старику, схватил его за плечи и перевернул на спину.

— Батя, ты ранен?! Дед!

— Ноги, — застонал старик, — ноги.

— Потерпи, батя, я сейчас, — прошептал внук и, накинув себе на спину ремень лежавшей рядом двустволки, взял деда под мышки обеими руками и поволок к последней перед входом в здание тумбе с каменным львом.

— Ты убил засранца? — строго спросил пришедший в себя старик.

— Не знаю, наверное… Ты как, очень болит?

— Что значит наверное?! Чему вас только учат в армии! Ты что? И командирам своим вот так же отвечаешь? Вероятно, возможно, наверное?!

Боже мой! Родина в опасности! — закричал Копайгора.

— С Родиной все в порядке, батя, а вот тебе лучше полежать, пока я разберусь там внутри.

Я постараюсь быстро.

— Да уж ты постараешься, мазила хренов!

Иди, а я покамест посплю. Я и так сегодня больше всех настрелял! — сказал он и действительно задремал или просто потерял сознание.

Младший Копайгора накинул на плечо патронташ и, на ходу заряжая дробовик, побежал к парадному входу.

Очередной стрелок вылетел из окна от взрыва брошенной в комнату гранаты. Василий достал из кармана «ПМ» и двинулся дальше по коридору: пулемет ему пришлось бросить несколько раньше, когда кончилась лента.

Стрельба в здании уже почти совсем стихла, и Коновалов ненадолго задержался у лестницы, раздумывая, куда ему идти дальше. Решил, что лучше наверх, и начал подниматься. Едва достигнув верхних ступенек второго пролета лестницы, он услышал внизу звук осторожных шагов. Капитан спрятался за угол и стал ждать, когда поднимавшийся по ступеням человек подойдет поближе.

Охранник двигался медленно, озираясь вокруг и держа автомат наготове. Он поднялся повыше и, увидев два распростертых на лестнице трупа коллег, опасливо оглядываясь, старательно обогнул их.

«Какого черта хозяин не вызовет милицию? — думал он. — При самом хреновом раскладе в тюрьме-то небось получше, чем на кладбище! Хотя ему, старому хрычу, все равно. Он свое пожил. Может, пришить его самому да сдаться?

Или лучше дойти до первого попавшегося телефона и вызвать наряд. Хотя пока приедут… Интересно, много наших еще осталось или всех пришили?» С этими мыслями он закончил подъем по лестнице и решил отправиться в сторону кабинета хозяина. Вдруг верзила с разбитой рожей, неизвестно откуда взявшийся, прыгнул на него, не дав выстрелить, свалил на пол и тут же так засветил бедняге кулаком по лицу, что из глаз у того посыпались искры.

— Сдаюсь! Сдаюсь! — замычал охранник, которому Вася запечатал ручищей рот.

— Заткнись ты, мать твою! — зашипел на него бывший оперативник.

— Не убивай, я же сдаюсь! — пробулькал охранник, задыхаясь под мясистой коноваловской ладонью.

— Мне для тебя патронов жалко! Ревякина знаешь? — спросил капитан, отодвигая руку немного в сторону.

— Конечно!

— Где он?

— Был здесь. Где сейчас, не знаю.

— Девка у вас была, лет двадцати на вид или чуть больше? — спросил Коновалов.

— Да. Ее Ревякин должен был увезти отсюда, но не успел, наверное, — пролепетал охранник. — Говорят, кто-то проткнул все колеса на машинах в гараже…

— Диверсанты, — удовлетворенно кивнул Коновалов, который понял, чья это работа. — А где Ганджиев?

— Не знаю, может быть, в кабинете, а может, в своей любимой серой гостиной. Кабинет там, а гостиная там, — сказал охранник, указывая глазами поочередно в противоположные стороны.

— А сам ты куда шел?

— В кабинет.

— У тебя что, свой кабинет тут имеется?

— Да нет, к хозяину в кабинет.

— Зачем? — строго спросил Коновалов.

— Думал, может, ментовку вызвать.

— Не трудись, телефон у вас отключили, — Василий нехорошо усмехнулся. — За неуплату.

Ну а теперь отдохни! — закончил допрос капитан и, размахнувшись, еще раз, но несколько с большим энтузиазмом врезал охраннику по лицу. Тот затих.

Коновалов поднялся, почесал за ухом дулом «ПМ», хотел поправить бейсболку и вспомнил, что кепочки на голове нет. Капитан тяжело вздохнул, поглядел сначала направо, затем налево, поднял с пола маленький автомат охранника и, накинув его ремень себе на плечо, двинулся в направлении кабинета Ганджиева.

* * *

Ударом ноги Маркиз распахнул двустворчатую дверь и оказался в серой гостиной, где, как он знал, хозяину виллы так нравилось отдыхать.

Пропитанную ужасом темноту за окнами рвали выстрелы и взрывы. Но они, казалось, не волновали Сиявуша Мамедовича Ганджиева. Он не страшился смерти и был совершенно спокоен.

Все в порядке. Внук-наследник определен в частную школу. Если что, мальчик останется на попечении верного Аксельбанта…

В распахнутую дверь темной тенью из ярко освещенного коридора вошел человек. Хозяину, сидевшему в своем любимом кресле возле столика с телефоном, не надо было зажигать свет, чтобы узнать вошедшего.

— Я знал, что ты придешь, Омар, — сказал старик негромко.

— Все кончено, господин Ганджиев, — отозвался тот усталым голосом, закрывая за собой дверь и включая свет. — Никого не осталось, во всяком случае на этом этаже.

И тут, словно дополняя нарисованную им печальную картину разгрома, снизу раздалась автоматная очередь, а в ответ один за другим несколько выстрелов из ружья и взрыв гранаты, затем снова очередь и снова выстрелы, на этот раз всего два. Потом все стихло.

— Да, — спокойно согласился старик, — все убиты, ранены или разбежались.

— Где Жанна Голубева? — спросил Маркиз.

— Не знаю, — развел руками Ганджиев. — Я велел Ревякину избавиться от нее.

— Зачем? Она же всего лишь маленькая глупая девочка, — сказал Омар, нелепо одетый, окровавленный и очень измученный. Он опустил руки, в каждой из которых держал по пистолету с почти опустошенными магазинами.

— Свидетель, Омар. Таков закон, мальчик, разве ты не знаешь?

— Как брат? Как Прохоров?

— Да, Омар.

— А как насчет меня и Коновалова?

— Да, Омар. У меня никого нет, кроме внука.

Альберт, Алик, он теперь мой наследник, на днях я все оформил. Если со мной что-нибудь случится — ведь я стар и у меня много врагов, — ему будет нелегко. Хотя с ним и останется Леша… А вы, ты и твой друг, не оставите нас в покое… Никогда.

— Чистка…

— Называй это так, — качая головой, произнес старик. — Мне нравится такое определение, надо будет запомнить его. Именно чистка, ты прав.

— Значит, если я правильно понял вас, то управлять всем в случае вашей смерти будет Алексей Григорьевич?

— Это ни для кого не новость.

— И вы сказали, что уже сделали соответствующие распоряжения?

— Конечно.

— Может быть, я не слишком сообразителен, особенно в таких делах, но теперь мне становится кое-что понятно.

— Что же здесь такого, что понятно тебе и непонятно мне? — усталым голосом спросил старик.

— То, что не сумел узнать у меня Бек. Хотя он очень старался.

Короткую паузу нарушил хозяин.

— Леша? Ты говоришь о Леше, об Аксельбанте?! — вдруг переспросил Ганджиев, словно не веря пришедшей в голову догадке и надеясь, что, высказанная вслух, она окажется трусливым призраком и растворится в воздухе.

Он поднял глаза и с недоверием посмотрел на младшего сына друга своей юности.

— Ты врешь мне! Ты пришел, чтобы убить меня и отомстить за брата, но тебе мало просто выстрелить в меня. Перед тем как убить мое тело, ты хочешь убить мою душу, лишив меня надежды! Ты просто хочешь отнять у меня возможность умереть спокойно! Ты врешь?! Ты врешь?!!

— Нет, — ответил Омар негромко. — Нет.

Аксельбант рассказал мне о Крысе и вывел на того парня, который… которого потом досрочно освободили, его имя…

— Я знаю его имя…

Теперь перед Маркизом сидел не гордый, величественный властитель, а жалкий старик, сгорбившийся под тяжестью предательства человека, которому верил много лет и теперь перед смертью доверил самое важное и самое главное, что у него было в жизни. Доверил и обманулся…

Но Сиявуш Ганджиев не принадлежал к тем людям, которые идут ко дну в гордом одиночестве. Пусть и этому наглому щенку будет худо!

— Может быть, тебе будет интересно узнать, прежде чем ты убьешь меня, что, когда принималось решение по… по тебе и твоему другу, он, — сказал Ганджиев, делая нажим на местоимении, не желая произносить имя предателя, — он первым высказался «за».

Маркиз не сомневался в словах своего бывшего босса.

— Знаю… Теперь знаю. Еще до того, как вы сказали, я это понял, — ответил Омар.

— Теперь ты можешь убить меня.

— Очень сожалею, но не собираюсь этого делать. Я хочу оставить вам шанс наказать предателя, тем более теперь вы уже ни для кого не опасны…

— Это закон! — воскликнул старик, приподнимая голову. — Убей меня, или я убью тебя!

— Сожалею, но я отныне живу по другим законам, — ответил Маркиз, делая шаг в сторону двери.

— Я убью тебя! — услышал он грозный окрик Ганджиева.

— Вам это вряд ли удастся, — ответил Маркиз усмехаясь. Он снова повернулся лицом к старику, оказываясь таким образом боком к входной двери.

Раздался грохот, и полуприкрытые створки распахнулись от сильного удара. В комнату влетел Николай Ревякин, державший за руку высокую стройную девушку лет двадцати на вид, которую Хафизов легко узнал: Жанна Голубева, отца которой сутки назад привел к ним в контору симпатичный старый толстяк в смешных круглых очках.

Омар вскинул свое оружие, направляя один пистолет на Ганджиева, а второй на Ревякина, но последний успел опередить Маркиза и, обхватив шею девушки левой рукой, прижал ее спину к своей груди и приставил ей к виску дуло «нагана». Не узнать этот револьвер Омар просто не мог.

— Брось оружие, Хафизов! — заорал экс-кагэбэшник. — Брось сейчас же, или я пристрелю девку!

Маркиз послушно бросил оба пистолета на пол, успев подумать, что сейчас по иронии судьбы Ревякин пристрелит его из «нагана» легендарного Васиного дедушки.

— Подними руки, козел, и три шага назад, быстро! — скомандовал Ревякин.

Маркиз молча подчинился.

— Надо поторопиться, шеф, — сказал Ревякин без тени почтения. — По дому шатаются этот громила Коновалов и еще какие-то типы, одного я подстрелил в гараже, он продырявил колеса на всех без исключения машинах.

— На чем же мы поедем? — удивленно поинтересовался старик.

— Придется пешком, шеф, — усмехнулся Ревякин. — Оставаться здесь все равно нельзя. В гараже взорвался бензин. Скоро здесь все заполыхает.

Ганджиев не ответил ему.

— Что ж, бедный, бедный Омарик! — сказал он, поднимаясь с кресла. — Ты все-таки оказался не прав и проиграл. Ты не захотел убить меня?

Что ж, теперь мне придется убить тебя. Закон, Омарик, просто закон, мальчик!

— Вы не сможете этого сделать.

— Хорошо, будь по-твоему, Омарик, — старик с непередаваемой издевкой, точно смакуя, повторял «Омарик», явно стараясь задеть Маркиза, которого никогда так прежде не называл.

Ганджиев злобно улыбнулся: — Прощай, малыш.

Ревякин!

— Прикончить?!

— Да.

— С удовольствием, шеф, — просиял экс-кагэбэшник. Маркиз поднял голову и посмотрел в глаза убийце. Тот отодвинул дуло «нагана» от виска девушки и резким движением оттолкнул ее от себя. Она упала на ковер.

— Хафизов, мне страшно жаль, что у нас так мало времени! — сказал Ревякин, нацеливая револьвер в лицо Маркиза. Громко щелкнул в наступившей тишине взведенный курок. Лежавшая на полу девушка тихонько всхлипывала.

— Я-то как раз никуда не спешу, — сказал Маркиз, глядя в глаза Ревякину. Ветеран не чувствовал страха.

— Это тебе за все, сволочь! За склад, за Алика, за парней, которые сгорели в машине! Сейчас твоя очередь, но не беспокойся, твой приятель Коновалов тоже свое получит! Из своего же «нагана»! Прощай, ублюдок! — сказал Ревякин, нажимая на курок.

Раздался выстрел, кагэбэшник дернулся, и пуля, выпущенная из «нагана», просвистела у виска Омара. Грянул еще один выстрел, сразу же следом еще один.

Уронив револьвер, Ревякин медленно рухнул лицом в ковер. В дверном проеме появилась мощная мужская фигура.

— Тут, по-моему, кто-то звал Коновалова? — сказал капитан, как ни в чем не бывало входя в гостиную. — Вот он я!

— Подохните оба! — крикнул Ганджиев, выхватывая пистолет.

Капитан вскинул «ПМ», нажимая на курок.

Он сделал это рефлекторно, прекрасно зная, что обойма опустела. Выстрела не последовало. Василий схватился за автомат. Но всего на секунду раньше, чем Ганджиев навел на Коновалова черное дуло пистолета, рука Маркиза скользнула в правый карман его испачканных кровью форменных брюк, и маленький крестообразный предмет со скоростью пули, просвистев в напоенном запахом смерти воздухе серой гостиной, завершил свой полет, глубоко воткнувшись в горло бывшего нефтяного директора, дяди Сиявуша.

Он выронил пистолет, из которого так и не успел выстрелить. Ганджиев несколько секунд цеплялся за горло слабеющими пальцами, как будто хотел вырвать из него смертоносное железо. Затем, сдвигая свое любимое кресло и опрокидывая стоявший на столике рядом телефон, старик грохнулся на пол и испустил последний хрип.

— Молодец, Омарик! — уважительно произнес Коновалов. — Полезная штука — нож от мясорубки. Вон сколько свинятины нарубил. — Вася показал на валявшийся на полу труп хозяина и с нескрываемым любопытством поинтересовался: — Ты что, его с собой везде, что ли, носишь?

— Нет, просто когда я переодевался, он опять выпал из брюк, я его и подобрал.

— Из тебя получится отличный супруг!

Маркиз с досадой махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Серьезно, Омарик, неужели тебе никто не говорил, что ты очень хозяйственный?

— Слушай, Вася, сделай мне одолжение, не называй меня Омариком! Хотя бы сегодня, — отозвался компаньон и неприязненно покосился на труп Ганджиева.

— Ладно, как скажешь, малыш, — с готовностью согласился Коновалов.

— Слушай, и малышом меня тоже не называй, а?!

— Паж-жалста! — протянул капитан, которого заинтересовал напряженный тон Маркиза.

Проследив за взглядом компаньона, он добавил: — Ах, вот что! Теперь мне понятно, за что ты его прикончил! Ладно-ладно, больше не буду!

— Бери свой «наган», и пойдем отсюда.

— Точно, мой, — обрадованно проговорил Вася, поднимая револьвер с пола. — У, с-сука!!! — Он пнул ногой мертвое тело Ревякина.

— Вставайте, Жанна, мы друзья вашего отца и Ивана Макаровича Копайгоры, ну же, — как можно ласковее проговорил Маркиз, протягивая девушке руку.

Она с опаской посмотрела на него, продолжая всхлипывать, но, коснувшись жесткой руки Омара, точно почувствовала уверенность и улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Я вас везде ищу, Василий Андреич! Идемте скорее, там дед сильно ранен! И пожар… Повсюду полыхает, — сказал, вбегая в комнату, младший Копайгора, сжимавший в правой руке двустволку.

— Черт с ним, с пожаром! Не наша забота. Говори, что со стариком? — забеспокоился капитан.

— Ноги. Сам идти вряд ли сможет…

— Донесем, — заверил парня Коновалов. — А где майор?

— Не знаю… — протянул моряк.

— Ты что, взял с собой Старицкого? — возмутился Маркиз и с тревогой добавил, показывая на Ревякина: — Этот тип говорил, что подстрелил кого-то в гараже. Кто колеса резал…

— Черт возьми! — Коновалов развернулся и быстро направился к выходу. — Скорее в гараж!

Его надо спасать.

В дверях Вася сбил с ног какого-то человека в спортивном костюме. Тот полетел на пол и закричал:

— Если кого-нибудь тут и надо спасать, то только от таких бугаев, как ты, капитан. Приладился… людей давить! Туша.

— Майор… — не то спрашивая, не то констатируя факт, проговорил младший Копайгора.

— Ну, майор, — хмуро проговорил тот, поднимаясь. — За это что теперь, бьют больнее?

— А кого же подстрелили? — спросил Маркиз удивленно.

— А кто сказал? — поинтересовался Старицкии.

— Вот он.

— Он? — Майор как-то странно посмотрел на труп Ревякина. — Он сам-то…

— Но я же видела… — проговорила Жанна, впервые за все это время издай какие-то звуки, кроме слез, всхлипываний и жалобных поскуливаний.

Майор расстегнул «молнию» пробитой в трех местах на груди и на животе спортивной куртки.

— Во! — сказал он, постучав себя по животу. — Бронежилет новый, «гранит» называется, друзья подарили. Говорят, лучше нет! Я не поверил было, а теперь сам вижу. Пошли-ка, ребята?

— Пошли, — проговорил Коновалов. — Помоги даме, морячок.

Младший Копайгора подхватил Жанну и повел, бережно поддерживая.

— Ой, Иван, как тебе идет военная форма! — сказала девушка, и ее мокрое от слез лицо озарила улыбка.

Все зашагали к выходу.

Последним, окинув прощальным взглядом висевшие на стенах гостиной картины, в коридор вышел Маркиз.

* * *

Домой к Коновалову компаньоны заявились уже под утро.

Раненого старика пришлось везти к врачу, давнему приятелю Старицкого. Тот обработал раны, перевязал их и успокоил всех, сказав, что ничего страшного нет, хотя полежать и придется.

Услуги доктора как нельзя более кстати пришлись и младшему Копайгоре, и Маркизу. Коновалов, если не считать физиономии, любовно изуродованной Михеевым, вообще отделался очень легко.

Все расстались, довольные друг другом.

Шедший впереди Вася толкнул дверь и ступил в прихожую. Увидев, что из-под двери кабинета пробивается тонкая полоска света, друзья направились туда. Там компаньоны, ничуть не удивившись, обнаружили обеих женщин. Ирма стояла спиной к окну, ее глаза метали молнии.

— Где ты был так долго?! — спросила она, стараясь придать голосу как можно более спокойное звучание, что ей, впрочем, вовсе не удавалось. — И где кепочка, которую я тебе подарила?!

Вася провел по волосам рукой и промолчал.

Маркиз, так же молча появившийся вслед за ним, прошел немного вперед, но, услышав вопрос Ирмы, почему-то остановился.

— Боже мой, Омар, — всплеснув руками, простонала сидевшая за гигантским столом Люси. — На кого ты похож?!

— Молчат охотнички, — язвительно произнесла латышка, обращаясь к секретарше.

— Ничего, — лучезарно улыбнулась та, — сейчас разговорятся! Мальчики, только что звонил господин Липкин. Кажется, у него опять пропала собака. Так вот, он очень на вас рассчитывает.

— О-о-о-о-о, — тихонько застонал Вася, стараясь не смотреть в обращенные к нему полные ужаса глаза Маркиза.

Эпилог

— Да-а… — устало протянул Александр Иванович Михеев, оглядываясь вокруг. — Пора мне двигать.

— Мне тоже, пожалуй что, пора, — согласился Коновалов и вслед за своим собеседником посмотрел по сторонам.

Час был поздний, и в пивной у Васиного приятеля Костика, куда капитан пригласил Михеева, почти никого уже не осталось. Они просидели здесь довольно долго и изрядно выпили, как пива, так и чего покрепче, однако чувствовали себя совершенно трезвыми.

То дело, с исчезновением дочери Андрея Филипповича Голубева, неожиданно вылившееся в грандиозное побоище, эхо которого еще продолжало отдаваться в умах и душах горожан, получило вдруг сегодня — спустя почти месяц — неожиданное продолжение. Известия, которые получил утром майор Михеев, заставили его снять телефонную трубку и набрать номер бывшего коллеги капитана Коновалова. Вася оказался дома, и теперь, отпивая солидный глоток от своего Бог знает какого по счету стакана «Rausch Bier», Александр Иванович в который уже раз обмозговывал с приятелем свои новости.

Событие нешуточное даже для такого громадного города, как Москва, прошло почти незамеченным прессой. Однако хороший знакомый Михеева по секрету сообщил майору как лицу в известной мере заинтересованному, что Московский УНОН уцепился за случайную ниточку, которая привела их к воротам нарколечебницы, в которой и производилась «Морская соль», оставившая след и в Москве, и в других крупных городах бывшего СССР. Так удачно размотав длиннющий клубок и почти уже совсем оказавшись у цели, уноновцы остались, что называется, с носом.

В пригороде, где находилась таинственная клиника, произошла кровавая бойня, неслыханная по своей жестокости. Больше всего поражало воображение то, что кто-то, причем совершенно неизвестно кто, прикончил всех пациентов и весь обслуживающий персонал, дежуривший в клинике в ту ночь, а тех, кто был свободен от работы, милиционеры нашли: кого сгоревшим в собственном автомобиле, кого сброшенным с крыши,кого просто пристреленным в постели, а кого и вовсе не нашли…

Чистка была проведена по всем правилам, не осталось ни одного свидетеля, здание клиники выгорело дотла. Подозрение падало на бесследно исчезнувших главврача и трех его помощников.

Приметы двоих, как сразу же обратили внимание и Михеев, и его бывший коллега, поразительно совпадали с приметами тех, кого видела Жанна Голубева из приоткрытой дверцы шкафа в квартире Сергея Жулыбина в тот самый вечер, когда последний встретил там свою смерть, — загадочный «демон» по имени Генрих и его шеф Виктор. Кем бы они ни были, было понятно, что товар и деньги, утерянные Веньяминовым, забрали настоящие хозяева. ФСБ, по мнению приятеля Михеева, что-то знает, но молчит, уж очень сильно они облажались тогда с этими наркотиками и деньгами.

Кто-то видел загадочного Генриха или когото, очень похожего на него, в маленьком городке в Рязанской области, где на небольшой дачке спустя некоторое время были обнаружены полуразложившиеся трупы господина Веньяминова и еще двоих молодых людей, по всей видимости его охранников. Виктор же — завхоз таинственной клиники — по предположениям следственных органов погиб, его почти полностью сгоревшее тело обнаружили на пожарище.

Впрочем, эпопея с «Морской солью», как считали старые друзья, для них закончилась. Наркотик навсегда исчез из города. Пущай их в Москве мозгуют, что и как. Пожар на вилле Ганджиева и учиненный там погром списали на мафиозные разборки. Компаньоны, не уповая на защиту ассоциации «Наше будущее», сами позаботились о том, чтобы сделать себе железное алиби. Всю ночь в несколько разношерстной компании они праздновали перенесенный из-за хлопот с «бешеной пушкой» на ночь с воскресенья на понедельник день рождения Омара. (Журналисты, и правда, обозвали блондина «бешеной пушкой», само же происшествие на вилле Ганджиева получило меткое название «Кровавого воскресенья».)

Чуть было не сделавшийся днем смерти, день рождения праздновался так, что дым, стоявший коромыслом, получили возможность почувствовать все соседи. Впрочем, даже уголовное дело в отношении компаньонов не возбудили. Хотя «Наше будущее» не дремало и не забыло перевести (от греха подальше, лично вручать что-либо Коновалову никто не соглашался) на счета героев энное количество денег, чтобы «заступники народные, борцы с мафией» не протянули ноги с голоду.

Кроме всего прочего, следует отметить, что Люси опять нашла догиню господина Липкина Кассандру, — наутро после бурного празднества прямо у дверей дома Василия Андреевича Коновалова, в чем последний усмотрел наглое покушение на его пироги… И едва ли ошибся.

— Ну что ж, тогда пойдем? — спросил Михеев, поворачивая голову и устремляя свой взгляд на Василия Андреевича.

— Пойдем, — согласился тот. — Пора уже…

А может, еще по одной, а?

— Давай, — поддержал, несколько поколебавшись, старший оперуполномоченный. — Только пить будем у стойки, а то мы с тобой никогда отсюда не уйдем.

— Как скажешь, — покорно кивнул Вася. — А насчет уйдем не уйдем… Рано или поздно выгонят.

Когда Александр Иванович нетвердой рукой поставил на стойку опустошенную рюмку, Коновалову вдруг стало ясно, что приятель его уже хорош. Впрочем, и сам Вася был не намного лучше.

— А как там ребята, Сань? — спросил он пьяным голосом.

— В порядке. Тощий… тьфу ты, Нилов уже неделю как дома, а Кожевенкова тоже на днях выписать должны.

— Черт, они мне жизнь спасли, а я даже и не навестил их ни разу, — сокрушенно покачал головой капитан.

— Ты же у нас, Вася, человек занятой, особенно в последнее время, — стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно язвительнее, заявил майор, даже в пьяном виде выказавший завидную склонность к ехидству.

— Да уж дела всегда найдутся, язви их мать! — вздохнул Коновалов. Он повернулся к бармену и протянул ему купюру: — Нет, нет, старик, спасибо, сдачи не надо.

— И сдачи, видишь ли, ему не надо!.. — заплетающимся голосом проговорил Михеев.

— Пошли, Шурик, брось дурака-то валять, — беззлобно отозвался Вася.

— Твое счастье, Коновалов, что на вилле у этого подонка все сгорело, а то бы!.. — сказал оперативник, выходя на улицу. — Да все же ведь знают, все знают, что эта треклятая вилла — твоих рук дело! И твоего Маркиза… Во, блин, парочка! Еще спасибо скажите, что не в нашем районе, а то бы Хмельницкий…

— Да брось ты, — не желая ссориться, ответил Вася. — Заедает он тебя?

Вопрос был чисто риторическим. Коновалов прекрасно знал, что начальник отделения целенаправленно выживал с работы майора Михеева и пробовал подводить подкопы под лейтенанта Синицкую. Он не забыл им их дерзости.

— Черт с ним, — махнул рукой Михеев. — Уйду в УОП и Синичку с собой возьму, хорошая девка… — Мысли сильно захмелевшего майора каким-то образом вернулись к тому вечеру, когда и вспыхнул пожар конфликта с начальством. А день этот оказывался неразрывным образом связан с… — Вот подожди, устроим матч-реванш, я тебе задницу-то надеру! — встрепенулся Михеев.

— Конечно, надерешь, Сань, о чем речь?

— Надеру! — упрямо повторил Александр Иванович. — А потом вдруг добавил: — А пошли ко мне домой?

— Да вроде поздно уже? — нерешительно пожав плечами, сказал капитан.

— Ни черта не поздно! — затряс головой его приятель. — Ты сколько у меня не был, а?

— Да вроде давно уже… — протянул Вася, припоминая, сколько же лет назад в последний раз был в гостях у Михеева.

— Вот и пойдем!

— Пойдем, — снова согласился бывший коллега, и они, обнявшись, побрели пешочком по пахнущей первым морозцем безлюдной улице.

Примечания

1

Они подходят друг другу (англ.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Эпилог

*** Примечания ***