Бронек [Магдалена Тулли] (fb2) читать постранично

Магдалена Тулли Бронек Рассказ

Героине этой истории хотелось бы, чтобы война закончилась наконец и для нее. Но война, однажды начавшись, не имеет конца. Во всяком случае для некоторых. Генералы подпишут акт о капитуляции, в небо взметнутся разноцветные огни салюта, солдаты напьются от счастья, что уцелели. И — на гражданку. А для гражданских продолжается тихая, незримая война. Они истекают кровью — в одиночестве, день за днем, ночь за ночью, год за годом. До гробовой доски, а кое-кто и гораздо дольше. Война, подобно имуществу банкрота, переходит в собственность следующих поколений.

Наследованию подлежит, например, участие в великих сражениях. Внукам так просто от них не отделаться. Они получили свой процент от Сталинградской битвы или, скажем, от Курской, а кому-то перепало несколько сцен уличных боев в Берлине, отдельные фрагменты, совершенно неразборчивые. По закону они унаследуют также цвет глаз, фамилию, язык, увы, со всеми вытекающими последствиями, наименее хлопотные из которых — фронтовые присказки, на протяжении нескольких поколений звучащие в домашней тиши. О самом страшном лучше не вспоминать. Трудно сказать, что лучше — фобия или маниакальность и какую из двух стратегий стоит рекомендовать наследникам. Те, кому досталась крошечная доля какой-нибудь битвы, могут считать, что им еще повезло. Бывает и хуже. Унижения, принесенные с войны вместо часов, колец, живописных полотен и прочих трофеев, на десятилетия замораживаются на вкладах с низким процентом, о чем сами заинтересованные лица предпочли бы забыть, да сделать это не так-то легко.

Как известно из курса физики, энергия не исчезает бесследно, она лишь меняет форму, порой производя при этом некоторые разрушения. Энергия насилия преобразуется в блуждающую без цели и направления энергию страдания, обиды и ненависти. В таком виде она и достанется следующим поколениям, хотят они того или нет. Ее, в сущности, можно даже использовать, хотя область применения невелика. Можно, например, обратить такую энергию в силу — но не в работу, как гласит учебник физики. Она никому не подвластна. Это она, энергия обиды и ненависти, память об унижении, берет нас в оборот — и вот мы уже сами не знаем, кем себя считать. Знаем только, что оказались в минусе. И ничего с этим не поделаешь, разве что те, кого обидели сильнее всех, решат отобрать у других то, что отобрали у них. Вот как эти, что маршируют навстречу в тяжелых черных ботинках, тесня нас с тротуара.

Героиня этой истории никаких сражений в своей доле наследства не обнаружила. Там оказались не битвы, а нечто гораздо более неприятное. Скажем, запертая шкатулка, не слишком большая, но тяжелая — несколько тонн. Без ключа — он где-то потерялся. Может, его выбросили из сострадания, чтобы облегчить вес хоть на пару граммов? Премного благодарна за такое сострадание. Будь речь обо мне, я бы знала, что деваться некуда, хочешь не хочешь, а придется найти способ взломать шкатулку и посмотреть, что тебе досталось. Налог на наследство взимается авансом испокон века, и платить его нужно до самой смерти, если не дольше. А надо сказать, что налог на эти запертые шкатулки грабительский: вечные сомнения, холодное дыхание на затылке и пустота вместо твердой почвы под ногами. Она платила, но всегда хотела узнать за что.

Взломав шкатулку, она стала обладательницей солидного отрицательного капитала. В жизни от него пользы, как от перевернутой лестницы, по которой спускаешься головой вниз, прямо под землю, в тяжелые, словно градовые тучи, залежи грунта. Забудьте о законе всемирного тяготения. Иногда он работает, иногда — нет. Вот в самый нужный момент не сработал, и все в этом мире встало с ног на голову. Если учитывать близких и дальних родственников вместе с их несовершеннолетними детьми, наследницей которых она также оказалась, ей принадлежат кубометры тяжелой жирной почвы. Сверху растет трава, над травой плывут облака — эти облака тоже, в сущности, ее. Ей причитается множество больших и маленьких ботинок с одной знаменитой экспозиции, да еще десятка полтора, не меньше, рассыпающихся от старости чемоданов. И дым, моментально поднявшийся вверх темной тучей — да так никогда и не рассеявшийся.

Она могла бы заявить о своих правах. Но я бы на ее месте ни за что не стала этого делать. Наоборот — я стараюсь держаться от своего наследства подальше. Тщетно. Неизменно угрюмо, настойчиво, бесцеремонно преграждают мне путь будоражащие душу географические названия. Достаточно из произвольной точки А переместиться в произвольную точку Б. Для других путешественников, снабженных историями получше, эти названия остаются невидимы. Надписи над перронами легко пропархивают мимо окна вагона-ресторана, между двумя глотками кофе со сливками. Взгляд скользит по ним, не обнаруживая подтекста.

Более подробную инвентаризацию наследственной массы удалось провести, только когда мать решилась на болезнь Альцгеймера. Именно в этот момент время