Батумская кофейня [Геннадий Александрович Черкашин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Геннадий Черкашин Батумская кофейня

Мой друг Геннадий Черкашин

Это было в давние, если не сказать, весьма давние времена — примерно лет сорок тому назад. В те дни мне довелось вместе с авторами журнала “Юность” участвовать во встречах с читателями, которые проходили в Дворцах культуры Ленинграда. Журнал “Юность” тогда пользовался огромной, прямо-таки невероятной с нынешней точки зрения популярностью. И это понятно. В нем публиковались тогда молодые еще Василий Аксенов, Белла Ахмадулина, Аркадий Арканов, Ярослав Голованов… Именно они и участвовали в тех литературных вечерах, о которых я говорю. В “Юности” тогда была опубликована моя “Повесть о рядовом Смородине, сержанте Власенко и о себе”, и потому я тоже был приглашен участвовать во встречах с читателями журнала. На этих встречах я обычно читал короткий юмористический рассказ “Барабан” — смешную историю о том, как я, будучи солдатом, возил в областной город ремонтировать огромный барабан. О том, как почти все, кто встречался мне по пути, с веселым удивлением взирали на мою огромную ношу и восторженно восклицали: “Ну и барабан!”

А сам я тогда работал в детском журнале “Костер” — заведующим отделом прозы. И вот однажды, спустя некоторое время после того, как “Юность”, пожав лавры успеха в Ленинграде, благополучно отбыла в Москву, в редакции “Костра” появился молодой застенчивый человек. Привел его наш постоянный автор — писатель Радий Погодин. Радий Погодин, как мне кажется, обладал особым умением: находить, каким-то особым чутьем вынюхивать талантливых людей, будь то литераторы или художники, и приводить их к нам в редакцию.

— Знакомьтесь, — сказал Погодин. — Геннадий Черкашин. Физик.

Новый знакомый протянул мне руку, улыбнулся мягкой улыбкой и неожиданно, как пароль, произнес:

— Ну и барабан! — и засмеялся.

И я засмеялся тоже и ответил:

— Барабан!

Так состоялось наше знакомство, которое со временем переросло в дружбу.

Вскоре на страницах “Костра” появились первые рассказы Геннадия Черкашина “Шоколад” и “Возвращение эскадры”. Они были посвящены Севастополю — тому самому городу, чья оборона стала легендарной, городу, который, разрушенный, израненный, возвращался к мирной жизни.

В судьбе каждого человека, а особенно человека творческого, очень существенную роль играет его “малая родина”, те впечатления, которые он получает в раннем детстве и в юности. И хотя родился Геннадий Черкашин в Донецке, малой родиной для него стал Севастополь. Хотя применительно к этому городу слова “малая родина” можно произносить лишь весьма условно. Так или иначе, но свою любовь к Севастополю, свою привязанность к нему Геннадий Черкашин пронес через всю свою жизнь. Именно Севастополю, его людям была посвящена его первая книжка “Вкус медной проволоки”, написанная с мужественной и суровой правдивостью. И позднее и в романе-хронике “Клянусь землей и солнцем”, и в исторической повести “Бриг „Меркурий”” Геннадий Черкашин не изменяет своей главной привязанности. И, надо сказать, Севастополь платил и продолжает платить писателю ответной любовью.

Если бы мне пришлось попытаться определить главную черту натуры Черкашина, я бы назвал мягкое благородство. Этим благородством пронизаны и его книги.

В последние годы своей жизни Геннадия Черкашина все больше увлекали проблемы общечеловеческого масштаба, проблемы, возникающие на стыке философии и физики. К сожалению, многие его серьезные замыслы остались неосуществленными. Геннадий Черкашин ушел из жизни неожиданно рано. Сегодня мы знакомим читателей с одним из его неопубликованных рассказов. В этом году ему исполнилось бы 70 лет. Впрочем, представить его в таком возрасте непросто: он по-прежнему помнится мне тем же молодым человеком, который с застенчивой улыбкой протягивает мне руку, и, словно пароль, произносит: “Ну и барабан!”

Борис Никольский

Батумская кофейня

Здесь рыбу не нанизывали на кукан, а просто бросали ее на бетон причала, и вначале она прыгала, повисая на мгновение в воздухе, как серебристый, туго натянутый лук, потом просто трепыхалась в предсмертных конвульсиях и наконец засыпала. Пассажиры лайнеров экспрессной линии спускались на причал по гулкому трапу, подходили к нам и с удивлением смотрели на рыбу и на то, как ее ловят. Любопытные задавали вопросы. Особенно женщины.

— Мальчики, — спрашивали они, — ну шо это за рыба такая?

Словоохотливый Васо пускался в объяснения:

— Ставрида… игла… ласкир… мерланг… бычок… что еще?!

Мы лениво посмеивались. Низкорослый коротконогий Васо был похож на самовар из красной меди. По утрам я встречал его на пляже. Перед купанием он делал зарядку. Он делал ее, не снимая белой капроновой шляпы. Из-под шляпы, продолжая линию носа, далеко вперед выдавался живот. Этот живот походил на надутую медицинскую перчатку. Где-то совсем низко тело