Мастер Эдер и Пумукль [Эллис Каут] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Эллис Каут Мастер Эдер и Пумукль
Кое-что о домовых
Не все верят в домовых. Не все верят рассказам тех, кто якобы видел домового. Открыв страницу энциклопедии на букву «Д», вы прочитаете: «Домовые — это, в большинстве случаев, невидимые домашние привидения. Старое народное поверье». Это «в большинстве случаев» наводит на размышления, так как означает «не всегда». А если домовой не всегда невидим, значит, его кто-то уже видел. Или может увидеть. Мы действительно знаем, как выглядит домовой: маленький и взъерошенный, он дразнит людей и чертовски радуется, если его проделки удаются. Старые моряки рассказывают о домовых особого рода. Эти маленькие существа жили на парусниках; проказничали, шалили, а также предвещали шторм и помогали предотвратить несчастье, например, тем, что следили, не открутились ли шурупы, соединяющие важные детали корабля. Не торопитесь утверждать, что всё это выдумки. Я знаю одного домового, который является потомком, точнее, правнуком этих корабельных домовых. Его зовут Пумукль, о нём и пойдёт речь в этой книге. Когда вы будете читать эту историю, может статься, что кто-нибудь из вас вдруг вспомнит: «Со мной тоже случалось такое: положил на комод ключи, а они бесследно исчезли. Или: точно помню, что выключил в ванной свет, а он горит. Или: я эту вазу вовсе не трогал, а она вдруг упала». И дальше в том же роде. Быть может, этот «кто-нибудь из вас» небрежен или забывчив. А может быть и такое, что как раз у него и живёт домовой. Его зовут, конечно, не Пумукль, потому что Пумукль — единственный на свете. Возможно, его зовут Цвидагль, или Фицибитц, или Шнургикель. А уж видимый он или невидимый — это дело случая. Пумукль — видимый, но не всегда и не для всех. Когда, для кого и почему, вы узнаете из следующей истории.
Привидение в мастерской
Домовёнок Пумукль жил — и живёт до сих пор! — у одного старого доброго столяра по имени Эдер. У него есть мастерская и маленькая квартира над ней в небольшом доме с выходом во двор, который выглядит так же, как и тысячи других дворов: каштан, ведущий довольно жалкий городской образ жизни, пучки травы, пробивающиеся между камней; у стены, отделяющей двор от улицы, — ящики для мусора, а рядом — перекладина для сушки ковров, на которой дети делают упражнения. Мастерская у Эдера небольшая, так как он уже давно не делает большую мебель, только мелкие вещи: столики, полки, ящички. Или ремонтирует то, что приносят знакомые. У него нет ни помощников, ни учеников. Он живёт совсем один. В его одиноком доме нет даже собаки или кошки. Только Пумукль. Да и о нём Эдер долгое время ничего не знал. До тех пор, пока не случилась история с клеем. Уже целый день в мастерской происходили странные вещи. Эдер начал делать ящичек для фрау Штайнхаузер из соседнего дома, но никак не мог его закончить. Каждый шуруп и каждый инструмент приходилось долго искать. Не потому, что мастер был неряшлив, а потому, что вещи не оказывались на том месте, куда он их клал. Например, напильник нашёлся на одном из стульев, хотя положен был на скамейку; замок, который он хотел приделать к ящичку, исчез без следа; шарнир он нашёл на столярном верстаке, когда нагнулся за шурупом, скатившимся со стола. Короче, хоть убегай из мастерской. Мастер Эдер начал думать, что он стал стар, забывчив и непригоден для работы. Когда он в очередной раз начал поиски замка, в мастерскую вошла фрау Штайнхаузер и поинтересовалась, готов ли ящичек. — Я бы давно его сделал, — посетовал столяр, — да не могу найти замок. Что со мной в последнее время происходит, не пойму. Фрау Штайнхаузер попробовала его успокоить: — Ах, господин Эдер, с каждым человеком это случается. Исчезнуть он не мог. Обязательно найдётся! При этом она тоже стала искать глазами замок и на кучке стружек обнаружила что-то блестящее. — Вот же он! — воскликнула женщина и достала замок из кучи древесного мусора. Мастер уставился на замок. — Если уж дошло до того, что я бросаю нужные вещи в мусор, то… — Ай! — вскрикнула вдруг фрау Штайнхаузер. — Что с вами? — Кто-то ущипнул меня за ногу. Смотрите, петля побежала вниз по чулку. — Ущипнул? Не может быть! Вы, вероятно, где-то зацепились. Мастерская — не самое подходящее место для тонких чулок. — Я, пожалуй, пойду. Когда же будет готов мой ящичек? Мастер Эдер крепко зажал замок в руке, чтобы он ещё раз не потерялся. — Если ничего не случится, то я принесу вам готовый ящичек сегодня вечером. Но как и предчувствовал старый столяр, в мастерской всё-таки что-то случилось, что-то в крайней степени удивительное. Сначала всё шло хорошо: замок подошёл замечательно и шурупы были на месте. Сверло, правда, лежало не на столе, а на досках в углу, но мастер его быстро нашёл. Он просверлил первое отверстие и только хотел вкрутить шуруп, как вдруг коробка с гвоздями, описав большой круг в воздухе, грохнулась на пол. Эдер вздрогнул от неожиданности. Он недоумённо смотрел на сотни рассыпавшихся гвоздей. Коробка же стояла на столе, в двух метрах от столяра. Как случилось, что она вдруг упала? Вздыхая, Эдер собрал гвозди и поставил коробку на место. — Если так дальше пойдёт, я никогда не закончу этот ящик, — проворчал он и потянулся за отвёрткой. Но её — как не бывало! Эдер искал на верстаке, под ним, в ящике для инструментов, разворошил кучу стружек — кто знает, может, он не только замок выбросил в мусор, — но отвёртка словно сквозь землю провалилась. Эдер стал внимательно рассматривать все углы на полу, и тут его взгляд случайно остановился на горшочке с клеем, стоявшем возле ножки стола. Горшочек двигался! Мастер Эдер потёр глаза. Горшочек двигался! Не очень быстро, но заметно, как будто его кто-то толкал. Старый столяр так и застыл на месте. И тут он услышал тоненький писк. «Мышь?!» — пронеслось в голове мастера, — «это может быть только мышка». Он схватил молоток. Мышей в мастерской он не переносил. Подкрался к горшочку, но в этот момент горшок перевернулся. Сам по себе. От неожиданности Эдер выронил молоток, и тут раздался пронзительный крик. Сердце мастера на мгновение остановилось. Что это было? Как будто закричал сам горшочек или кто-то в нём. Эдер осторожно наклонился к горшочку, разглядывая его, как необыкновенного зверька. И тут он увидел, да, он совершенно отчётливо увидел что-то красное на краю горшка, как будто кто-то посадил в воздух красную кляксу. Она становилась всё отчётливее — это была уже не клякса, а растрёпанная рыжая шевелюра. Из шевелюры выступали два больших уха, а под чубом блестели от негодования глаза. — Хорошенькое дело! — услышал Эдер тонкий голосок. — Я, кажется, схожу с ума, — пробормотал мастер, опираясь на полку. У рыжего существа оказались ещё ноги и руки, которыми он отчаянно размахивал. — Вытащи меня отсюда! Я, кажется, приклеился. Фу-ты, фу! — ругался малышок. Сердце у Эдера стучало так, как будто он только что пробежал дистанцию. Этого не может быть! Но голос зазвенел снова: — Что это ты себе позволяешь? Бросать в меня молотком! Он чуть не угодил мне в голову! Освободи меня немедленно! Ты же видишь, я прилип к твоему дурацкому горшку! Эдер не двигался с места. Рыжий парнишка дёргался и дрыгался так, что горшочек с клеем прыгал вместе с ним. — Отцепись! — кричал малыш и топал своими тонкими ножками. Его рыжая шевелюра растрепалась окончательно и стояла дыбом. — Спокойно, спокойно, я тебе сейчас помогу! — Эдер протянул руку к маленькому существу, но тут же отдёрнул её. — Боюсь, сломаю тебе что-нибудь своими огромными руками. — Вздор! Домовые не ломаются! — Это ты, что ли, домовой? — Ну конечно! Освободи меня, в конце концов! — приказал паренёк, топнув ножкой. Это выглядело так потешно, что столяра нисколько не обидел дерзкий тон. Кончиками пальцев Эдер отцепил домовёнка от клейкого горшка. — Не знаю, верить своим глазам или нет, — проговорил мастер. — Я могу тебя ущипнуть, тогда ты сразу поверишь! Не успел рыжик договорить, как Эдер уже почувствовал это. — Ай! — вскрикнул он больше от неожиданности, чем от боли. Домовёнок вскочил на ящик с инструментами и запел, перескакивая с одной ноги на другую: — Ха-ха-ха! Теперь он знает, как Пумукль ловко щипает! Эдер невольно засмеялся. — Прекрати смеяться! Иначе я спрячу твоё сверло! И ты его никогда больше не найдёшь! Пумукль тотчас прыгнул с ящика на стол, кряхтя поднял сверло, и оно, описав в воздухе большой круг, грохнулось возле верстака. Тут столяра осенило: вот почему он всё утро искал свои инструменты! Это вовсе не его рассеянность! — Скажи-ка, дружок, это ты прячешь мои вещи? Пумукль снова запрыгал с одной ноги на другую. — Пумукль скачет, все вещи прячет. Эдер найдёт, ничего не поймёт. Плечами пожимает и дальше работает. — Не работает, а работает! — поправил Эдер. — Я знаю. Но тогда будет не в рифму, а я так люблю говорить стихами! — Теперь я понял, чьих это рук дело! Пумукль прекратил прыгать, лицо его сделалось сердитым. — Ты бы ничего не понял, если бы я не стал видимым. Дурацкий горшок! Я готов был волосы на голове рвать! — Мог бы и вырвать маленько, у тебя их чересчур много. Слушай, ты когда-нибудь причёсываешься? Домовёнок презрительно сощурился. — Причёсываться — фу! Быть видимым — фу! И тут он начал потихоньку всхлипывать: — Я — видимый, какой позор! Какой позор для домового! Столяр принялся его успокаивать: — Из-за этого не стоит плакать! Меня тоже все видят. Я же не плачу! — Да-а-а, ты и должен быть видимым, а я… — продолжал всхлипывать Пумукль. — Я не совсем понимаю, с тобой это впервые? — удивился Эдер. — Конечно! И всё только потому, что я приклеился к этому проклятому горшку! — снова рассердился Пумукль и добавил твёрдым, почти торжественным голосом: — Если человек притронется к домовому, или домовой зацепится за предмет, принадлежащий человеку, то домовой становится видимым! — Глаза Пумукля стали большими и тёмными. — Это закон домовых! У мастера побежали мурашки по спине. — Если хочешь, можешь снова стать невидимым, я ничего не имею против, — предложил он. Но маленький человечек потряс взлохмаченной головой. — Для других я — невидимка, но ты — раз увидел, будешь теперь видеть меня всегда. Закон домовых! Глупо, но ничего не поделаешь. — А если ты убежишь отсюда. Далеко. И никогда больше не вернёшься. Будешь для всех невидимкой, — не хотел сдаваться Эдер. — И тебе хорошо, и мне! Глаза у Пумукля снова стали большими и тёмными. — Я должен остаться у того, кто меня увидел! Закон домовых! — Я не знаю, хочу ли я этого. — Я тоже не знаю. Но это так! — Хорошенькое дело! — на этот раз восклицание, с которого началось знакомство, принадлежало Эдеру. Домовой кивнул. — Я весь в клею! — вдруг заметил он. — Я принесу тебе тёплой воды, можешь помыться. — Эдер поднялся, чтобы идти и вдруг замер: — Слушай, может и хорошо, что ты здесь. Я вспомнил, как мы когда-то в школе учили стихотворение. Я его, правда, забыл, но помню, что в нём шла речь о домовых, живших в одном из домов Кёльна. Ночью, когда все спали, они стряпали и шили, мастерили и красили. Так что к утру все дела были сделаны. — О, я ничего не хочу слышать про кёльнских домовых! Такой глупый народ! Работа! Фу! И Пумукль состроил такую презрительную гримасу, что Эдер почувствовал, что сказал что-то совсем неподходящее и смущённо забормотал: — Да-да, ты ведь не из Кёльна. У домового покраснели уши от возмущения. — Ещё чего! Я делаю только то, что доставляет мне удовольствие! Я — Пумукль, потомок славных корабельных домовых! — Что-о-о? Ну-ка повтори! — Пумукль — потомок корабельных домовых! — Он тяжело вздохнул. — Да, трудные для нас настали времена. Сейчас так мало парусников, всё больше железных кораблей, а на них мы жить не можем. — Но моя мастерская — тоже ведь не парусник! — Не парусник. Но здесь так много дерева! Мы любим дерево! И такие замечательные стру-у-ужки! Слово «стружки» Пумукль еле выговорил, так ему захотелось зевнуть. Он потряс головой. — Быть видимым не так-то просто. Я так устал. — Глаза у него стали закрываться. — Извини, но я должен поспать. И он стал устраиваться на куче стружек в углу. — Подожди! — воскликнул мастер. — Только не здесь! — Почему? — раздался из кучи сонный голос. — Мне надо вымести эти стружки отсюда. — Нет, не надо. — Я вымету вместе со стружками и тебя! — Не выметешь, — доверчиво пробормотал Пумукль и начал тихо посапывать. Старый столяр стоял перед своим новым маленьким другом, который сладко спал на стружках и не решался потревожить его. Придётся оставить мастерскую неубранной. Он ещё немного постоял, прислушиваясь к тихому посапыванию, и улыбнулся, взглянув на забавную рожицу спящего. Потом, стараясь не шуметь, на цыпочках вернулся к своему ящичку. Но работа не ладилась. Если бы фрау Штайнхаузер знала, что ему помешало закончить работу! «Ах, я должен кому-то рассказать эту историю и что-нибудь выпить, в горле всё пересохло», — подумал Эдер, тихо вышел из мастерской, тщательно прикрыл дверь и направился к кафе на углу улицы. Так как у Эдера не было ни жены, ни детей, ни ещё кого-нибудь, кто бы мог ему приготовить ужин, он часто после работы приходил в кафе под названием «Золотой родник», где после работы собирались друзья и знакомые из соседних домов. Вот и сейчас там уже сидели слесарь Бернбахер, механик Бирлейн и жестянщик Шмит. — Ещё один отработал! — приветствовали они Эдера. — Нет, я ещё должен кое-что доделать, но… — Эдер не закончил предложение, покачал головой и заказал кружку пива. Он молча сидел, задумчиво глядя перед собой. — Что с тобой, Эдер? О чём ты думаешь? — почувствовав неладное, поинтересовались приятели. — У меня есть о чём подумать. В моей мастерской появился домовой. Его друзья переглянулись. — Да, домовой. Лежит в стружках и сладко спит, — серьёзно повторил Эдер. За столом установилась тишина. Не потому, что мужчины верили в домовых, а потому, что все одновременно подумали о том, что не мешало бы вызвать врача. Слесарь похлопал Эдера по плечу. — Ничего, это пройдёт! Тебе показалось! — Нет, не показалось! Вы бы сами могли сходить и посмотреть на него, если бы не этот закон домовых, по которому он для всех, кроме меня, невидим. — Не рассказывай сказок, мы уже давно не в том возрасте, — сказал механик Бирлейн. — Я знаю, что вы принимаете меня за сумасшедшего, но я говорю вполне серьёзно. С некоторого времени у меня в мастерской постоянно пропадают инструменты; лежат там, куда я их не клал. — Со мной тоже это иногда происходит, — проговорил слесарь. — Просто мы стареем, становимся рассеянными. Эдер снова покачал головой. — Я тоже сначала так думал. Пока мой маленький Пумукль приклеился к горшочку с клеем. — Кто? — Домовой. Его зовут Пумукль. Механик наклонился к слесарю и прошептал: — Бедный Эдер! По всей вероятности, он болен. А жестянщик Шмит приказал: — Сейчас же прекрати, Эдер! Тебе всё приснилось! — Нет-нет, не приснилось. — Я могу тебе доказать, что это лишь сон, — Шмит был твёрдо намерен избавить друга от этого видения. — Над чем ты сегодня работал? — Я должен был сделать ящичек для фрау Штайнхаузер и почти закончил его, осталось только встроить замок. — Сколько времени тебе обычно нужно для этого? — Четверть часа. — Вот видишь, если бы ты не заснул, ящичек был бы давно готов. Во сне же работа не делается. Ты, вероятно, присел отдохнуть на минутку. Да или нет? Отвечай! — Да, я садился отдыхать. — Всё понятно! Присел на минутку и нечаянно заснул. Вот и приснился тебе домовой! Все облегчённо вздохнули. — Я тоже иногда такие правдоподобные сны вижу, всё как наяву, — подтвердил механик. — Как-то увидел во сне аварию, и меня как-будто признали виновным. Проснулся с таким плохим чувством и весь день мне было не по себе. Эдер переводил взгляд с одного на другого. Его верные друзья хотели ему только добра. И все принимали его утверждение о домовом за выдумку. Возможно, они и правы. Возможно, ему действительно всё только приснилось. — У меня всё перепуталось в голове, — сказал он вслух. — Я пойду домой и ещё раз посмотрю. Эдер заплатил за пиво. — До свидания! — До свидания, Эдер! И если ты снова увидишь своего Кубулька, или как его зовут, передавай ему привет, — попытался пошутить механик Бирлейн. Но Эдер уже не слышал. Он торопился домой. Некоторое время мужчины сидели молча. — Да, у него больная фантазия, — сказал жестянщик Шмит. — Я боюсь за его рассудок, добавил слесарь. — Надеюсь, он придёт в себя. — Бедный Эдер, — сказал механик, и все опять согласно кивнули. В это время мастер Эдер подходил к мастерской. Ему не терпелось убедиться, видел ли он Пумукля во сне или наяву. Он осторожно открыл дверь в мастерскую, подкрался к куче стружек — никого! Эдер порылся в стружках — может, домовёнок спрятался. Никого! Заглянул под верстак, в ящик с инструментами, за доски. Тоже никого. Он устало опустился на стул. — Мне действительно всё приснилось, — пробормотал старый мастер. — А жаль! Забавный паренёк! «С ним было бы не так одиноко», — думал он. Тут в мастерскую вошла фрау Штайнхаузер. — Я только хотела сказать, что отлучусь на час. Чтобы вы напрасно не звонили, когда принесёте ящичек. Тут она заметила потерянный вид мастера. — Что с вами, господин Эдер? Что-то случилось? — Нет-нет, ничего, — Эдер медленно поднялся со стула. — Через час ваш ящичек будет готов. Только пару шурупов. Он быстро посмотрел на стол, куда он, уходя, положил шурупы, в надежде, что Пумукль их снова спрятал. Но шурупы лежали на месте. — Вот они, шурупы, — разочарованно произнёс Эдер. — Вы говорите так, как будто это вам не по душе, — удивилась фрау Штайнхаузер. — А, может, отвёртка… — лицо мастера просветлело, — отвёртка исчезла! — Да вот же она! — ещё больше удивившись, воскликнула женщина. Действительно, отвёртка лежала на верстаке, и Эдер вспомнил, что именно туда он её и положил. Столяр взял себя в руки. — Итак, фрау Штайнхаузер, через час ваш ящичек будет готов. Он потянулся за отвёрткой, и в этот момент кто-то ущипнул его за ногу. — Ай! — вскрикнул Эдер и быстро повернулся. — Что с вами? — Всё-таки мне не приснилось! — обрадовался столяр. — Что? Почему? — Он меня ущипнул! — Кто? — Этот э… э… Грохот избавил его от ответа. Рубанок лежал на полу. Напуганная женщина попятилась к двери, но натолкнулась на штабель досок, сложенных у стены. В этот момент с досок поднялось целое облако пыли, смешанной с опилками. Она закашлялась и, отряхивая платье, возмущённо проговорила: — Ну это уж слишком! — Это, действительно, уже слишком! — подхватил мастер Эдер, подавляя довольную улыбку. — Прекрати немедленно пылить! — приказал он, обращаясь к штабелю досок. — Как будто это поможет, — проворчала женщина, — надо пройтись по доскам сырой тряпкой! Знаете, я, пожалуй, пойду. Здесь слишком пыльно. Через час я буду дома. До скорой встречи, господин Эдер! — и не услышав ответа, она удалилась. Мастер Эдер искал Пумукля. — Где-то же должен он быть! — пробормотал он и громко позвал: — Пумукль! — и затем снова: — Пумукль! Тишина. — Я знаю, что ты здесь! Это ведь ты сдул с досок пыль! Эдер встал на стул и заглянул сверху на доски. Пумукля там не было. — Пумукль! Я ведь рад, что ты здесь. Я уж думал, схожу с ума. Молчание. — Хочешь, чтобы я действительно сошёл с ума? И тут из-за печки раздалось: — Кружатся пылинки, опилки и соринки! До чего мне весело, что пою я песенку! — Где ты прячешься, негодник? — Никто не найдёт Пумукля, если он этого не хочет. Никто, никто, никто! В этот момент мастер Эдер, наконец, разглядел, где укрылся Пумукль, и ловким движением руки ухватил его. Тот махал руками, дрыгал ногами и кричал: — Я совсем забыл, что ты меня можешь видеть! Пусти! Пусти! — Нет, я тебя не отпущу, — довольно сказал Эдер и усадил домовёнка на свою ладонь. — Я очень рад, что ты у меня есть. Столяр внимательно рассматривал маленькую фигурку, с ног до головы покрытую пылью. — Ты выглядишь ужасно. Ты непременно должен почиститься и помыться. И Эдер потихоньку подул на Пумукля. Тот встряхнулся и вдруг начал чихать. На чихающего домового стоило посмотреть! Это было с ним впервые. Понятно, что пока он был невидимкой, он никогда не чихал, а с видимым домовым случается всё то же самое, что и со всеми живыми существами. — Что это происходит с моим носом? — обескураженно спросил Пумукль, чихнув в очередной раз. — Пыль! — коротко пояснил мастер Эдер. — Когда пыль попадает в нос, чихают. — Чего только не происходит с тем, кого видят! — удивился Пумукль. — Апчхи! — Я принесу щётку и почищу тебя, — предложил Эдер и отпустил домовёнка на пол. Как только тот почуял свободу, в один миг устремился на своих коротеньких ножках к полке, запрыгнул на неё, как блоха, схватил обеими руками щетинистую штуку и устремился вниз. Эдер засмеялся: — Не поймёшь, то ли ты бежишь с щёткой, то ли щётка с тобой! — Конечно, я с щёткой! С каких это пор щётки умеют бегать! В несколько прыжков Пумукль оказался наверху, на досках, и принялся сметать щеткой пыль. Седые волосы Эдера стали ещё светлее. — Прекрати сейчас же, Пумукль, будь послушным! — Хи-хи-хи, я очень послушный домовой! Такой послушный! Послушнодомовой Пумукль! — ликовал малыш. Потом он перескочил с досок на верстак, одним взмахом щётки смёл на пол карандаш, отвёртку и линейку, сел на щётку верхом, как на коня с тысячами ножек, и съехал на ней вдоль по скамейке, но на краю не смог вовремя затормозить и, кувыркаясь, угодил прямо на кучу стружек. Кубарем скатился на пол, подпрыгнув, ущипнул Эдера за ногу, всё это время радостно припевая: — Послушный Пумукль! Послушнодомовой Пумукль! Мастер Эдер, который под «быть послушным» подразумевал совсем другое, только успевал повторять: — Перестань, Пумукль, ну перестань же. Но даже не пытался препятствовать домовёнку, а с видимым удовольствием наблюдал за его проделками. Наконец Пумукль выдохся, уселся на дверцу почти готового ящичка и, болтая коротенькими ножками, проговорил: — У тебя так же хорошо, как на паруснике! Я охотно останусь у тебя жить! — Я рад! — сказал мастер. Он, действительно был очень рад. Эдер поднял с пола отвёртку, зажал её крепко в руке, чтобы Пумукль опять с ней чего-нибудь не натворил, и принялся прикручивать замок к дверце ящичка. Ровно через час мастер Эдер передал ящичек фрау Штайнхаузер. Она поблагодарила и, бросив короткий взгляд на его голову, заметила: — Ваши волосы все в пыли. — Ах да, — смущённо произнёс Эдер, проведя рукой по волосам, — я должен нас обоих почистить, совсем забыл. — Спасибо, я в этом уже не нуждаюсь. — Вы — нет, а мы… С этими странными словами столяр отправился домой, к своему Пумуклю. Но почистить его в этот вечер так и не удалось. Домовёнок крепко спал на стружках, и Эдеру было жаль его тревожить. — Быть видимым — не очень-то легко и для меня, — пробормотал столяр, тоже почувствовав усталость. Он поднялся по лестнице в свою квартиру, и скоро оба спали: мастер Эдер и его домовой.
Ещё кое-что о законах домовых
Кто верит в домовых, тот должен кое-что знать об их законах. Иначе он не сможет себе представить дальнейшие истории, которые произошли с мастером Эдером и его Пумуклем. Первые три закона мы уже знаем. Во-первых: домовой становится видимым только тогда, когда зацепится за какую-нибудь вещь в доме или его тронет человек. Во-вторых: домовой видим только для того, кому он принадлежит. В-третьих: домовой должен остаться у человека, который его однажды увидел. Четвёртый закон Пумукль не сказал, но мы его уже и так знаем: пока домовой видим, с ним происходит то же самое, что и с нами: он чувствует холод и жару, хочет есть и пить, чихает и кашляет, становится грязным и должен мыться и так далее. Мы не удивляемся, например, когда начинаем чихать; у домового же любая, нам привычная мелочь вызывает большое удивление. Пятый закон объясняет, как долго домовой остаётся видимым. Очень просто: так долго, пока человек, для которого он видим, смотрит на него; стоит человеку отвернуться, домовой становится невидимкой. Шестой закон важен для тех, кто считает, что у него дома тоже живёт домовой. Если домовой возьмёт в руки вещь, чтобы спрятать или унести её, то эта вещь не становится невидимой. Можно, например, отчётливо увидеть, как ключ огромными прыжками скачет под шкаф или коробка с гвоздями движется к краю стола и падает на пол. Вот это шесть важных законов домовых. Конечно, есть, наверное, и другие, но нас не должно это заботить. Даже если Пумукль, время от времени, будет упоминать законы, о которых мы не слышали, лучше ему не верить. Так как он любит выдумывать новые законы, чтобы оправдать свои проделки.
Проданная кроватка
На следующее утро мастер Эдер, даже не позавтракав, сразу отправился вниз, в мастерскую, — там же среди машин и инструментов спал его домовой! «Будем надеяться, что он ещё не успел ничего натворить!» — думал Эдер, спускаясь по лестнице. Пумукль мирно сидел на досках и занимался своим любимым делом — сочинительством. Он как раз подбирал рифму к слову «видимый» и не мог ничего придумать. Как досадно, что именно к этому важному слову не находилось рифмы! Когда Эдер вошёл в мастерскую, Пумуклю пришлось познакомится с самой неприятной стороной «видимости»: мастер заставил покрытого с ног до головы пылью и стружками домовёнка чиститься, мыться, вытряхивать одежду, причёсываться (насколько всё-таки удобнее быть невидимкой!). После всех этих процедур у Пумукля в животе появилось странное ощущение. — О-ооо! Что это с моим животом? Он вдруг стал пустым-препустым, — запричитал Пумукль. — Ты наверняка голоден, — пояснил Эдер, — пойдём завтракать! — Завтракать? Что надо сделать завтра? — Надо поесть. И не завтра, а сейчас! — Я знаю, что все видимые существа едят, но никогда сам не ел. Тогда пройдёт эта пустота в моём животе? — Сразу же, — уверил его столяр. И это было действительно так. Пумукль съел целую ложку земляничного варенья и выпил полчашечки кофе. После этого он почувствовал себя так хорошо, как никогда в жизни. — О! Я буду ещё «кать». И завтра, и послезавтра! После завтрака мастер Эдер взял в руки веник, чтобы наконец привести мастерскую в порядок. Но это ему так и не удалось. Только он приблизился к куче стружек, как Пумукль начал так кричать и причитать, как будто решался вопрос о жизни и смерти: — Не трогай мои стружки! Мои замечательные стружки! Убери свой отвратительный веник! Я спрячу его так, что ты его никогда больше не найдёшь! И он прыгал перед веником, дёргал его так, что подметать было невозможно. — Где я буду спать, если ты выметешь мою постель? — Ты же не можешь спать на куче мусора?! — Почему? Я же спал на ней! — В один прекрасный момент я прогляжу, и ты угодишь вместе со стружками в печку. — Это ничего, я выпрыгну. — Если ты в этот момент будешь видимым, ты сгоришь. Лицо Пумукля побледнело от испуга. Об этом он не подумал. — Тогда перенеси стружки туда, где их не надо подметать, например, на стол. — Хорошенький порядок! Нет уж, спасибо! — Домовые очень любят беспорядок, — поторопился успокоить его Пумукль. — А столяры не переносят беспорядка в мастерской. Мы должны найти другое решение. — Я не хочу, чтобы ты искал решение! А если ты всё равно найдёшь, я спрячу его! Я не хочу решения, я хочу стружки! — и Пумукль притопнул своей коротенькой ножкой. — Они так прекрасно шуршат! На них так замечательно спится! И прячется! Тут Пумукль сделал торжественное лицо. — Где есть стружки, там — хорошо! Это закон домовых! — Это закон невидимых домовых, — добавил Эдер. Тут лицо Пумукля скривилось, как будто он вот-вот заплачет. — О, я — несчастный! И почему я стал видимым? Не смогу больше спать, не смогу шуршать… — Естественно, ты сможешь спать! На кровати. Я сделаю тебе удобную маленькую кроватку, я же — столяр, — мастер улыбнулся. — Кого можно видеть — тому нужна кровать! Закон видимости! Пумукль наморщил лоб, что говорило о его глубоких раздумьях. — Скажи, у всех видимых существ есть кровати? — Конечно! — У птиц тоже? — Кроватью для птиц служит гнездо. — А собаки? — Большие спят на соломе в будке. — А маленькие? — На подушке или подстилке. — А мыши, кошки? А зайцы? — У всех есть чистенькое местечко, где они спят, только неряха Пумукль хочет спать в стружках. Складки на лбу у Пумукля разгладились и лицо засияло от радости. — Я тоже буду спать в кровати! Давай, делай же быстрее! И тут же у него на языке возникла рифма: — Делай мне быстрей кроватку, буду спать на ней я сладко! Но так быстро, как хотел Пумукль, конечно же не получилось. Мастер Эдер рассчитывал, чертил, потом искал подходящую доску, затем строгал, пилил, шлифовал. Пумукль терпеливо наблюдал за работой и ничего не прятал. Даже самые маленькие детали оставались лежать на месте. Скоро замечательная кукольная кроватка была готова. В завершении мастер покрасил её яркими красками и восхищению Пумукля не было предела: — Это… это гораздо красивее, чем гнездо птицы, и гораздо красивее, чем все кровати собак, кошек, зайцев и мышей! Уши Пумукля покраснели от гордости. — Это самая подходящая кровать для домового Пумукля, потомка славных корабельных домовых. Мастер Эдер был тоже рад, что работа удалась. — Мне было приятно работать, — сказал он. — А я тебе та-а-ак здорово помогал! — добавил Пумукль, хотя Эдер не мог припомнить в чём. — Что-то я совсем не заметил твоей помощи. — О! Краску не опрокинул! Гвозди не скинул! Тебя не щипал! И вот — кроватку получал! — Получил, — поправил Эдер. — Получил! — задорно подхватил Пумукль и начал прыгать, как резиновый мячик, сочиняя дальше: — Получил кроватку, буду спать в ней сладко! Буду видеть сны. Довольные мы! Да они оба были действительно очень довольны. Пока не пришла фрау Райзер. Фрау Райзер часто делает мастеру заказы. У неё есть шестилетняя дочь Дорис и одиннадцатилетний сын Герберт. Пока она пересекала двор, направляясь к мастерской, мастер успел шепнуть: — Т-с-с-с! Пумукль! К нам идут! — Спрячь быстрее мою кроватку! — воскликнул Пумукль. — Ах, её же никто не заберёт у тебя. Ну давай, спрячем её в стружках, если хочешь. Куча стружек всё ещё лежала в углу, Эдеру так и не удалось вымести её. Честно сказать, он и забыл о ней за работой. Столяр положил кроватку на кучу. Пумукль ухватил своими короткими ручонками охапку стружек и лёг на кроватку, присыпав себя ими сверху. Эдер не обратил внимания на то, что разрисованная спинка кроватки выглядывала из стружек, и это оказалось большой ошибкой. Итак, фрау Райзер пришла к мастеру заказать надстройку к шкафу в детской и попросила Эдера прийти снять со шкафа мерку. Эдер принял заказ, и женщина, довольная, направилась к двери. И тут её взгляд случайно упал на кучу стружек, в которой она заметила что-то разноцветное. — Что это такое? Похоже, кукольная кроватка? — спросила она, наклоняясь к стружкам. — Нет-нет! Это так, ничего особенного! — попробовал отвлечь её Эдер. Но было поздно. Фрау Райзер уже держала в руках кроватку. В этот момент её так укололо что-то в руку, что она чуть было не выронила понравившуюся ей вещицу. — Восхитительно! — сказала она, потирая горевшее место на руке. — Это вы сделали, мастер Эдер? — Ах, что вы! Это так, игрушка, — смущённо проговорил Эдер. — И вы выбрасываете такую замечательную вещь в мусор? Знаете что, господин Эдер, моя Дорис давно уже мечтает о такой кроватке для её куклы. И величина как раз подходит. Мастер Эдер испуганно воскликнул: — Нет-нет! Это не для куклы, а для… — Для кого же? Да, для кого? Если он скажет «для моего домового», будет тут же высмеян. Ему ничего не приходило в голову. — Вы же не будете утверждать, что сами хотите в ней спать? — засмеялась женщина, но тут заметила, как смущён мастер, и поняла это по-своему: — Вы не должны стесняться своей работы, господин Эдер, я покупаю у вас эту игрушку. — Она… она не продаётся! — Но выбрасывать-то жаль! Пожалуйста, господин Эдер, я даю вам за неё десять марок. С этими словами фрау Райзер положила на верстак десять марок, и кроватка исчезла у неё в сумке. — Большое спасибо! Моя дочка будет очень рада. И прежде чем Эдер успел что-либо сообразить, дверь за женщиной закрылась. Одну секунду в мастерской стояла полная тишина. И вдруг — пронзительный звенящий крик, и Пумукль, вскочив на верстак, затопал ножками так, что его рыжая шевелюра стала дыбом; даже чуб, который обычно спадал на лоб, торчал теперь, как рог. Он кричал вне себя от ярости: — Моя кроватка! Она унесла мою кроватку! Я хочу свою кровать назад! Он хватал всё, что ему попадалось под руку, — гвозди, карандаши, шурупы, коробки — и всё сбрасывал на пол, где вещи разлетались в разные стороны. Это уж было чересчур! — Сейчас же перестань! Что это на тебя нашло! — А что нашло на тебя? Кроватка принадлежала мне! И только мне! — Думаешь, мне не жаль, что так случилось? Но Пумукль и не думал успокаиваться. — Я знаю, что мне делать! Я побегу за ней, залезу через окно и утащу свою кроватку! И домовёнок пулей выскочил из окна мастерской. — Пумукль! — растерянно позвал его Эдер. И ещё раз: — Пумукль! Но тот его, конечно, уже не слышал. Со скоростью невидимки он уже догонял фрау Райзер и крутился вокруг сумки, но она была закрыта. Тогда он прицепился к её ноге, не упустив момента пустить петли на чулке, и скоро они уже были в квартире. В детской, за столом, сидел Герберт и учил английские слова. Дорис играла с куклой и громко с ней разговаривала. Это, конечно, мешало Герберту, и он кричал на сестру: — Прекрати свою болтовню! — Кукла ничего не поймёт, если я буду говорить с ней тихо. — Твоя глупая кукла так и так ничего не понимает! Герберт презирал игры с куклами. Но у Дорис было другое мнение. — Моя кукла совсем не глупая! Это ты — глупый! Тут в комнату вошла мать, а за нею и Пумукль. Когда девочка увидела кроватку, её восторгу не было предела. Брат же только презрительно фыркнул: — Ещё и кровать для этой безмозглой. Мать пристыдила его, на что он ответил: — Ах, мама, ты не знаешь, как она надоела мне, без перерыва болтает со своей пучеглазой куклой. Я не могу сосредоточиться! Дорис прижала к себе куклу. — Моя Паулиночка совсем не пучеглазая, — обиженно сказала она. — Послушайте меня! — решительно прервала спор мать. — Дорис, ты получишь кроватку лишь с тем условием, что не будешь мешать брату заниматься. А ты, Герберт, следи за своими словами. Ясно? Она ушла на кухню, оставив детей одних. Детей и Пумукля. Он не спускал глаз со своей кроватки. Дрожа от негодования, он наблюдал за тем, как Дорис, застелив кроватку тряпочками, укладывала на неё куклу. Он ничего не мог сделать, пока кроватка находилась в детских руках, но, если Дорис на минутку отворачивалась, Пумукль освобождал свою кроватку, сбрасывая всё на пол. Девочка, сначала ничего не подозревая, терпеливо укладывала куклу снова и снова, приговаривая вполголоса: — Паулиночка, лежи спокойно! Но вскоре наступил момент, когда её терпению пришёл конец. Она подскочила к бубнящему слова брату. — Прекрати сбрасывать мою куклу с кровати! — Не говори ерунды! Я и не думал трогать твою дурацкую кровать! — Она не дурацкая! — начала всхлипывать Дорис. — Совершенно дурацкая! А у твоей Паулиночки волосы, как ботва! — Я всё расскажу маме! Девочка выбежала из комнаты, а Герберт, вздохнув, снова уткнулся в книгу. Пумукль в это время в очередной раз пытался стащить куклу с кроватки. Кукла была такого же роста, как и он, поэтому ему стоило большого труда освободить — уже в который раз! — свою кроватку. Он начал потихоньку толкать кровать к двери. Тут в комнате снова появилась Дорис. Мама не захотела слушать её жалобы, и девочка была страшно рассержена. Увидев лежащую на полу куклу и кроватку возле двери, она закричала дрожащим от гнева и слёз голосом: — Ты — подлый, подлый! Опять сбросил Паулиночку! — Не трогал я твоей куклы! Сколько тебе говорить! Ещё раз, и ты от меня получишь! Угроза подействовала так, что Дорис не стала больше с ним спорить, подняла куклу, стала баюкать её, укладывать в кроватку и приговаривать: — Спи, моя хорошая, спи, моя пригожая. — Спи, моя пучеглазая, спи, моя лохматая, — передразнил её Герберт. — Мама сказала, чтобы ты следил за своими словами. — Тебя это не касается! — Я расскажу маме! — Иди говори. Ябеда! Дорис сделала вид, будто пошла к маме, сама же только вышла из комнаты, чтобы нагнать на Герберта страх. Этого момента вполне хватило Пумуклю, чтобы сбросить куклу. На этот раз он решил затолкать кроватку под диван, там подождать до темноты и потом через окно как-нибудь перетащить её в мастерскую. Дорис зашла в комнату и оторопела — кукла валялась на полу, кроватки же не было совсем. От негодования она закричала так, что в комнату с испугом заглянула мать. — Ну что это в самом деле! Вас нельзя и на несколько минут оставить одних! Герберт, ты ведь уже достаточно взрослый, чтобы оставить в покое ребёнка! — Почему всегда я? Я ничего не делал! — Ты спрятал мою кроватку! — Где кроватка? — строго спросила мама. — Я не знаю! Я действительно не знаю! — Герберт уже тоже готов был расплакаться. — Дорис, где была кроватка, когда ты выходила из комнаты? — Вон там, на полу! — Она же не могла исчезнуть? В конце концов, не привидения же её утащили! — Честное слово, это не я, — всхлипывал Герберт. — Это ты, ты, — всхлипывала Дорис. Тут в дверях зазвенел звонок. Мать несколько беспомощно посмотрела на своих плачущих детей и вышла из комнаты открывать дверь. Это был мастер Эдер. Фрау Райзер, естественно, подумала, что мастер пришёл снимать мерку со шкафа. Она провела его в детскую и, кивая на заплаканные лица детей, сказала: — Мы как раз спорим по поводу вашей кроватки. Дети утверждают, что она бесследно исчезла. — Я так и знал, — пробормотал Эдер. Мать изумлённо посмотрела на него. — Откуда вы могли это знать, господин Эдер? — Потому что, э-э-э такое очень легко может исчезнуть. — Помилуйте! Кроватка не настолько уж мала. Она не понимала столяра. Дети тоже стояли, вытаращив на него глаза. Мастер Эдер смутился. — Э-э-э, у вас, случайно, не была открыта дверь в прихожую и на лестницу? — осторожно поинтересовался он. — Я вас не понимаю. Кроватка ведь не кошка, она не может убежать. — Кто знает, — улыбнулся Эдер, — у неё же есть четыре ноги. Тут фрау Райзер наконец-то поняла, что старый столяр шутит. Она засмеялась: — Вы правы, господин Эдер, детский спор надо воспринимать с юмором. — Так что, дети, кроватка ваша не убежала, сделайте так, чтобы она снова появилась. Тут дети наперебой стали снова уверять, доказывать и плакать. Спор разгорелся с новой силой. Эдер осторожно заметил: — Извините, фрау Райзер, совсем не обязательно думать, что кто-то из детей спрятал кроватку. Это мог быть мой Пумукль. Он мог утащить её из квартиры, если дверь стояла открытой. На него это похоже! Все непонимающе уставились на Эдера. — Кто это — Пумукль? — спросила сквозь слёзы Дорис. — Это маленький домовой, — сказал Эдер и погладил девочку по голове. Фрау Райзер заулыбалась. — Господин Эдер, вы — настоящий сказочник! Нам его так не хватает, когда дети спорят. — Хм, я вполне серьёзно… Тут Дорис снова начала всхлипывать: — Я не хочу, чтоб кроватка была у домового! Мать поспешила успокоить девочку: — Дорис, это же только шутка! Посмотри лучше под диваном, возможно, выбегая, ты задела ногой кроватку, и та оказалась под диваном. Девочка послушно нагнулась, заглянула под шкаф, Герберт — под диван. — Да вот же она! Он стал вытаскивать кроватку из-под дивана, и тут его ущипнул кто-то за ногу так, что он вскрикнул. Кто? Конечно же Дорис! Спор чуть было не вспыхнул с новой силой. Но Эдер успел вовремя сказать: — Это не Дорис, это опять Пумукль. Пумукль, прекрати немедленно! Все засмеялись, а фрау Райзер сказала: — Теперь у нас во всех проделках будет виноват Пумукль. — Нет-нет! Пожалуйста, не вините его во всём, иначе он и вас ущипнёт, — поторопился сказать Эдер. Все снова рассмеялись, мир был восстановлен. Но мастер Эдер оставался серьёзным. — У меня к вам большая просьба, фрау Райзер, — сказал он, — одолжите мне на время кроватку. Это… так сказать, э-э-э модель. Кое-кто заказал мне точно такую же. Я хочу сделать ещё одну. — Он хочет забрать моюкроватку? — испуганно спросила Дорис, переводя взгляд с матери на Эдера. — На совсем короткое время, — успокоил её мастер, — одолжи, пожалуйста! — Можете взять, — согласно кивнула головой девочка, — только на короткое-короткое время. Заполучив в руки кроватку, мастер быстро со всеми распрощался и поспешил к выходу. Фрау Райзер хотела ему напомнить о так и не снятых мерках, но его уже не было. Как только мастер Эдер зашёл в мастерскую и поставил кроватку на верстак, тут как тут появился Пумукль. Танцуя и прыгая вокруг кроватки, он во всё горло распевал: — Кровать моя! Снова у меня! Замечательная! Но Эдеру было не до ликования. — Знаешь что, ты себя ведёшь безобразно. Ты же не можешь просто так врываться к чужим людям и… — Могу и очень просто! Ты же сам видел! — перебил его Пумукль. — Но кроватка же была продана. Ты же не можешь отнимать у людей купленные ими вещи. — Это моя кроватка! — упорно стоял на своем Пумукль. — Я бы сделал тебе такую же. Но ты же не дал мне и слова сказать, выскочил из окна и… — Я не хочу другую! Я хочу эту! — Слушай, у нас, у людей, даже маленькие дети знают, что нельзя все время твердить: «Я хочу! Я хочу!» Немного благоразумия и тебе не помешало бы. — У домовых нет разумия! Им не нужно благоразумие! — начал весело рифмовать Пумукль. Эдер только вздохнул: — Что ж, придётся мастерить ещё одну кроватку. Как будто мне кроме мебели для кукол больше делать нечего! Хорошо, если этим всё и кончится. Тут дверь распахнулась, и в мастерскую стремительно вошла молодая женщина. — Мастер Эдер! Я только что была у фрау Райзер, — начала она с порога, — она рассказала мне о чудесной кукольной кроватке и о том, что вы делаете ещё одну. У моих племянниц-двойняшек скоро день рождения, и у крестницы тоже. Сделайте, пожалуйста, ещё три штуки. Это был бы замечательный подарок! Я заплачу вам, сколько скажете. У вас золотое сердце по отношению к детям, сказала фрау Райзер, так что вы не сможете мне отказать, правда? — Да, но… — начал было Эдер, но молодая женщина не дала ему продолжить. — О, это так мило с вашей стороны, что вы согласились! Когда я могу зайти за готовыми вещами? — Я даже не знаю… — Я зайду через две недели. Вам это подходит? О, ещё раз большое спасибо! И она так же стремительно удалилась. Эдер был так обескуражен, что только и промолвил: — Бывает же такое! — И немного погодя: — Теперь мне надо три, нет, четыре кроватки сделать! Что ты на это скажешь, Пумукль? Но вместо ответа он услышал тихое похрапывание и вздох: — Ничего я не скажу, ничего. Я сплю. Я замечательно сплю в моей новенькой кроватке. И действительно, маленький домовой лежал в пустой кроватке — без подушки, без одеяла, даже без стружек — и спал. Мастер Эдер подоткнул ему под голову немного стружек, пробормотав: — Твёрдо же, — и покачал головой, вспоминая всё, что произошло в этот день. — Чудеса! — Чудеса, — всхрапнув, повторил во сне Пумукль. Да, больше, пожалуй, и нечего добавить к этой истории. Мастер Эдер на самом деле сделал четыре кроватки на радость не только Пумуклю, но и остальным детям, получившим подарок. А молодая женщина сшила в благодарность Эдеру для «его» кроватки маленькую подушечку и одеялко. Теперь, по словам Пумукля, он каждый раз во снах уносился на небеса.
Пумукль и деньги
Для домового мир людей — очень трудная, а порой и непонятная вещь. Если, например, домовому что-то нужно, он просто возьмёт себе это. Впрочем, истины ради, надо сказать, что домовому очень мало надо, даже если он видимый, как Пумукль, и может испытывать чувство голода. Вишенка для него, например, такая же большая, как для нас — яблоко. И две вишенки ему вполне хватит, чтобы наесться досыта. Шайба колбасы для него, это как для нас — котлета, величиной с тарелку. Что нужно ему ещё? Собственно, ничего. Людям же нужна одежда, мебель, еда и многое другое. И если каждый из нас попросту брал бы себе то, что нужно, то к чему бы это нас привело? Мы должны, следовательно, всё покупать. А для этого нам необходимы деньги. Деньги. Об этом Пумукль ещё никогда в жизни не задумывался. Однажды мастер Эдер отправился в город, чтобы купить себе рубашку, ботинки и две пары носков. Как часто это бывает, всё оказалось значительно дороже, чем он предполагал. Вернувшись домой и распаковав вещи, Эдер огорчённо пробормотал: — Я истратил довольно много, деньги прямо утекают сквозь пальцы. — Покажи, как они утекают, — попросил Пумукль, разглядывая ладонь мастера. Столяр невольно рассмеялся: — Не так, как ты думаешь. Я имею в виду, что деньги уходят. — Так возьми себе ещё! — Если бы это было так просто! — Или закрывай плотно двери, чтобы они не уходили! — Ничего не поможет, — вздохнул Эдер, — всё так дорого. Пумукль сморщил лоб. — Я не понимаю. Сначала ты говоришь, деньги утекают, потом, оказывается, не утекают, а уходят. Потом ты говоришь, они не уходят, а просто всё дорого. Что же они делают в действительности, эти деньги? — Хм, я не знаю, сможет ли это понять домовой, но я попробую тебе объяснить: если человеку что-то нужно из еды или из одежды, он должен себе это купить. — Ага, купить, — повторил Пумукль, ничего не понимая. — А если ты что-то покупаешь, — продолжал Эдер, — надо отдать за это деньги. Складки на лбу у Пумукля разгладились. — Это же совсем просто! Отдать деньги могу и я! — Да, но сначала деньги надо заработать. Итак: я работаю, получаю за это деньги, деньги отдаю в магазине и беру то, что мне надо. Понял? Пумукль с готовностью закивал головой. — Ты работаешь, получаешь деньги. А если… — от возмущения рыжая шевелюра встала дыбом, — а если я работаю! Я никогда ещё не получал за это деньги! Столько работал! И нисколько денег! Я хочу за свою работу деньги! Немедленно! — Когда ты работал? — искренне удивился столяр. — Часто! Гвозди рассыпал, рубанок прятал, пыль раздувал, щипал и колол. Я хочу за работу деньги! — Но это же не работа! — Что же это по-твоему? — Это забава, удовольствие! — А что, за удовольствие не получают деньги? — Конечно, нет! — Только за скучную работу? — Это не так, — Эдер попытался подобрать слова, но не смог, — я думаю, тебе этого не понять. — Но я хочу иметь деньги! Деньги положить — что-нибудь взять! — Что, например, ты хочешь купить? — Не знаю, что-нибудь очень хорошее. Обрати внимание, я начну сейчас скучную работу, — Пумукль понизил голос до баса, — беру молоток и медленно бросаю его. Молоток грохнулся на пол. — Медленно прячу шурупы, — сообщил басом домовёнок и с кислой миной закатил два шурупа под лист бумаги. Эдеру так захотелось рассмеяться, но он боялся обидеть Пумукля. — Работа должна быть полезной, а не скучной! Оставь это, я тебе дам монетку. — За то, что работу оставляют, тоже получают деньги? — Лицо Пумукля просияло. — Нет, только потому, что это — ты, — сказал мастер Эдер, роясь в кошельке. — К сожалению, у меня нет мелких денег. — Так дай крупные. Я — сильный, могу и большие деньги унести. Эдер начал объяснять Пумуклю, что количество денег не имеет ничего общего с их весом, только с их ценностью, но Пумукль так ничего и не понял. — Я хочу деньги! Немедленно! — твердил он своё. Между ними чуть было не разгорелся спор, но тут в мастерскую вошла фрау Брант. Это была пожилая женщина, которой принадлежал небольшой магазинчик в соседнем доме и которая давно знала столяра. Он покупал у неё всё, от масла до сигарет. Накануне она заказала у Эдера небольшие доски для полок, которые мастер уже приготовил к её приходу. Теперь она хотела заказать ещё подвесной ящичек, если возможно, поскорее. У Эдера было много заказов, и он не мог ей обещать скорого изготовления. Тогда женщина достала из сумки плитку шоколада и сказала, смеясь: — Может, этим я смогу подкупить вас. Я знаю, вы любите сладости, хотя очень редко их покупаете. Это было не совсем так, но тут мастер Эдер краем глаза заметил любопытный взгляд Пумукля, он, скорее всего, не знал, что такое шоколад. И столяр поспешил сказать: — Хорошо, я постараюсь сделать ящичек как можно быстрее. Лицо фрау Брант засияло: — Замечательно! Что я должна за доски? — Пять марок пятьдесят пфеннигов. Пока мастер Эдер выносил приготовленные доски, женщина положила на стол бумажку в пять марок и новую блестящую пятидесятипфенниговую монету. Эдер помог женщине удобно ухватить под руки две доски. Она поблагодарила столяра и сказала: — Не забудьте убрать деньги, я положила их… — она остановилась на полуслове, — там лежат только пять марок. Я ведь клала, кажется, и пятьдесят пфеннигов. — Конечно, вы положили и пятьдесят пфеннигов. Они, скорее всего, скатились на пол, — поспешил заверить женщину мастер Эдер. Ему было ясно, что здесь не обошлось без Пумукля. Но фрау Брант не могла успокоиться: — О, на полу нет монеты! Я, вероятно, забыла положить. Я становлюсь такой рассеянной. И она положила ещё одну монету на стол, не слушая заверений мастера. — Если вы найдёте закатившуюся монету, то вернёте её мне. Эдер тотчас засунул деньги в карман не потому, что женщина убедила его в своей рассеянности, а потому, что боялся, что и эта монета исчезнет. — Я непременно найду! И большое спасибо за шоколадку! Когда мастер Эдер и его Пумукль снова оказались одни, домовёнок запрыгал от стола к верстаку и снова к столу, распевая только что сочинённую песенку: — Пумукль — герой! Смелый домовой! Прекрасно сработал! Деньги заработал! — Ты не заработал, ты украл деньги. Сейчас же отдай назад! — строго приказал Эдер. — Я заработал! Полезно работал! — пытался защитить себя Пумукль. — Я сдул пыль с ботинок фрау Брант. Это бо-ольшая полезная работа. Ты сам говорил, за полезную работу получают деньги. — Получают, да! Но не берут их сами! — мастер был не на шутку сердит. — А я так старался дуть, всю пыль с ботинок сдул. И всё напрасно! — огорчённо произнёс Пумукль и протянул Эдеру монетку. — На, возьми. Такая блестящая и красивая. И Пумукль так тяжело вздохнул, что мастер был до глубины души тронут. Ну как тут разобраться маленькому домовому в этих денежных делах, если даже не все люди это могут! — Пумукль, я дарю тебе пятьдесят пфеннигов, — произнёс столяр громко. — Я согласен, что сдувать пыль — полезная работа. Но запомни: ты можешь брать только те деньги, которые получишь от меня. Тут мастер Эдер вспомнил о шоколаде. — Слушай, ты ел когда-нибудь шоколад? — Нет. А он сладкий или кислый? — Сладкий. Очень сладкий! Сладости Пумукль любил. И когда он попробовал кусочек, то решил, что отныне будет есть только шоколад. Ничего вкуснее он ещё не ел. Не только вкус шоколада восхитил Пумукля, но и серебряная фольга, в которую плитка была завёрнута. Он с удовольствием шуршал бумагой, приговаривая: — Серебро блестит, золото блестит вдвойне. То, что больше блестит, больше нравится мне! — и добавил: — Закон домовых! Но, как показали следующие полчаса, это был плохо продуманный закон. Вдоволь накормив Пумукля шоколадом, Эдер сказал, что должен пойти к фрау Райзер, отдать ей пятьдесят пфеннигов и заодно купить сигарет. Пумукль осторожно спросил, может ли он пойти тоже, он хочет только посмотреть, как отдают деньги и получают за это вещи. После того как столяр потребовал с домового обещание не брать самовольно деньги, они отправились в магазин. Видимый мастер Эдер и его невидимый Пумукль. В магазине никого не было. Эдер сказал хозяйке, что принёс найденную монету и заодно хочет купить сигарет. Он положил на тарелочку пятьдесят пфеннигов и три марки за сигареты. Фрау Брант хотела взять деньги, но тут увидела, что на тарелочке лежат две монеты по пятьдесят пфеннигов. — Вы по ошибке положили два раза по пятьдесят пфеннигов, — сказала она. — Нет-нет, я положил только одну монету и три марки за сигареты. — Вы не ошиблись? — Определенно нет. Фрау Брант покачала головой: — Я не знаю, что со мной происходит? Такой рассеянной становлюсь. Наверное, не убрала в кассу монету, которую оставил предыдущий покупатель. Деньги с неба не падают. К сожалению. — Хм, возможно, это Пумукль, — пробормотал Эдер. — Что вы говорите? — переспросила его женщина. Эдер смутился: — Ах, это я так. Вы конечно же не верите в домовых. — Во всяком случае, не в тех, что подкладывают деньги, — засмеялась фрау Брант. Но столяр не ответил на её шутку. Он оглядывался по сторонам, ища домового. Тут его взгляд упал на стопку шоколада на полке. Если вторая монета была от Пумукля, то он наверняка взял себе что-нибудь. А так как он был в таком восторге от шоколада… — Что это вы так странно оглядываетесь? — спросила Эдера фрау Брант. — Ах, это у меня привычка, — не сразу нашёлся что ответить столяр. — Знаете ли вы, собственно, сколько плиток шоколада лежит у вас на полке? — спросил он в свою очередь. — Конечно. Но почему вас это интересует? — удивилась женщина. — Просто я подумал, он лежит так доступно, любой ребёнок может взять. — Да, однажды так и получилось. С тех пор я от каждого сорта кладу на полку по пять штук, так можно легко заметить пропажу. Мастер быстро пересчитал взглядом шоколадки. Всех было по пять. Действительно легко. Он облегчённо вздохнул: — Ну тогда всё в порядке, — и, заметив удивлённое лицо продавщицы, перевёл разговор на другую тему: — Раз уж я тут, сниму заодно мерку для подвесного ящичка. Фрау Брант показывала место, где будет висеть ящичек, мастер Эдер снимал мерки. Так что никто из них не заметил, как что-то блестящее двигалось по полу к двери и выскользнуло на улицу, когда вошёл очередной покупатель. Когда Эдер вернулся в мастерскую, Пумукль был уже там. Он сидел на краю своей кроватки и болтал ногами. — Скажи, Йумукль, это твоя монетка была на тарелочке? — спросил Эдер с порога. — Да, — вздохнул Пумукль, — деньги так быстро уходят, — и тотчас добавил: — Монетку положил, кое-что купил! — «Кое-что»? Шоколад же был на месте! Что ты утащил? Говори скорее! — За блестящую серебряную монетку я взял шоколадку в золотой бумажке. Золото блестит куда лучше серебра! — Шоколад в золотой фольге? — удивился Эдер. — Никогда не видел. — Хочешь увидеть? — Пумукль сиял. — Я убрал её под кровать. О, Пумукль тоже умеет убирать, если захочет. Убрал под кровать. Как только проснусь и проголодаюсь, тут же откушу! И Пумукль вытащил из-под кроватки золотую плитку в форме треугольника. Тут мастер Эдер начал смеяться. Смеялся, смеялся, чем сильно разгневал домового. — Что ты хохочешь? — Это же не шоколад! Это сыр! — сквозь смех произнёс Эдер. — Сы-ы-ыр? — с ужасом вскричал Пумукль. Он терпеть не мог сыр. — Фу! Он пнул плитку так, что та отлетела далеко в угол, и принялся причитать: — Я хочу шоколадку, а не сыр! Я так бежал! Я так тащил! Я так радовался! Мастер Эдер посадил рыдающего домовёнка к себе на ладошку и провёл кончиками пальцев по его шевелюре. — Не реви ты так! Мы поменяемся: ты дашь мне сыр — я очень люблю сыр, а я тебе — шоколадку. Жаль, что ты все деньги отдал. Сыр стоит-то всего тридцать пфеннигов, двадцать ты, считай, выбросил. — Не было у меня двадцати пфеннигов, не выбрасывал я их! — ничего не понимал Пумукль. Он был в отчаянии. — Да, знаешь ли, покупать — не так-то просто, как ты думал. Надо быть видимым, уметь говорить и спрашивать. Я думаю, мне надо за тебя совершать покупки. Ну, успокойся. Вот тут ещё шоколад остался. На, откуси! — Если ты откусишь от сыра. — Хорошо, пусть нам обоим будет вкусно! Пумуклю было так вкусно, что он тут же успокоился. — Вы, люди — очень глупые! — стал размышлять он вслух. — Такую вкуснотищу, как шоколад, вы заворачиваете в серебряную бумагу, а отвратительный сыр — в золотую. Наоборот было бы правильнее. Как ты считаешь? — Упаковка — это совсем не так важно, Пумукль, — начал объяснять Эдер, — важно то, что написано на ней. Когда покупаешь, надо уметь читать и считать. Этому надо учиться, ходить в школу. Но ты, к сожалению, не можешь. — Могу! Я могу везде ходить, где хочу! Столяр не захотел спорить: — Попробуй, если ты так думаешь, — сказал он и посадил Пумукля на доски. — Мне надо работать. И он включил электрическую пилу, которая своим шумом сделала невозможными все дальнейшие разговоры. Пумукль наморщил лоб, и его лицо приняло «сочинительский» вид. Через минуту он уже распевал:
Пумукль хочет стать разумным
Пумукль вскочил мастеру на плечо и закричал ему в ухо: — Мог бы ты выключить свою пилу! Я должен тебя кое о чём спросить! Эдер выключил пилу. — Что такое? — Я хочу знать, что такое школа. — И это всё? — Да! — Школа — это большой дом, в который дети ходят учиться. Мы уже несколько раз проходили с тобой мимо. Помнишь, большой жёлтый дом на углу? — С огромными окнами? — Да, это и есть школа. Теперь ты доволен? — Не знаю, — сказал Пумукль, помедлив. Мастер Эдер снова включил пилу. Только он начал работу, как домовой стал дёргать его за рукав и показывать ему, чтобы он наклонился. — Туда можно просто пойти и учиться? — закричал он в ухо мастеру. Тот кивнул. — А как учатся? — захотел узнать домовой и ущипнул мастера от нетерпения. Вздохнув, тот снова выключил пилу. Не даст же покоя, пока не получит ответ. — Хорошо, я всё расскажу тебе про школу. С тем условием, что ты дашь мне потом спокойно работать. Договорились? Домовёнок с готовностью кивнул и уселся на доски. — Итак, — начал Эдер, — в школе много комнат. В каждой комнате сидит один класс. У каждого класса есть учитель. — Учитель — это человек? — Да. И очень хороший. Он учит детей считать, писать и читать. — Как он учит? — Он рассказывает и показывает. — О, это должно быть очень интересно, когда тебе всё рассказывают и показывают. Знаешь что, завтра я пойду в школу. Я стану разумным и буду читать всё, что стоит на золотых и серебряных упаковках. Приходя из школы, я буду тебе рассказывать и показывать всё, что там узнаю. Пумукль был в восторге. Мастер Эдер — не очень. — Я не думаю, что ты сможешь учиться в школе. Там надо сидеть совсем тихо, а ты этого не можешь. Пумукль тотчас сел, выпрямив спину и замерев. — Смотри, как я могу тихо сидеть. Совсем тихо! Тишина длилась ровно полминуты. Потом домовой подскочил и стал прыгать на месте. — Это было не так уж долго, — заметил мастер. — Достаточно долго для того, чтобы я успел сообразить, что могу двигаться, и прыгать, и бегать. Я же буду в школе невидимкой! Против этого Эдер ничего не мог возразить. Он попробовал отговорить Пумукля по-другому: — Там тебе будет скучно. А когда тебе становится скучно, ты начинаешь вытворять такое, чего в школе делать нельзя. Школа — это серьёзное дело! Но и это не остановило Пумукля. Он сказал: — Я — очень серьёзный домовой! Посмотри, какой я серьёзный. — И он сделал такое мрачное лицо, что можно было напугаться. — Я даже могу серьёзный стих сочинить. И он забормотал: — Не всегда я смеюсь. Если надо научусь! Научусь считать, писать и конечно же читать! Лицо его тут же засияло от удовольствия. — Ну что, правда очень серьёзно получилось? — Да. И всё-таки я думаю, будет лучше, если ты останешься здесь. Для домового ты и так довольно умный. — Какой же я умный, если купил вместо шоколада сыр! Тут мастер привёл ещё одну причину, свидетельствующую против школы. — В школу ходят с тетрадками и книжками. А они такие большие, что ты не сможешь их унести. — Пумукль может всё, что захочет: злить людей, бросать вещи, сочинять, петь и книги носить — тоже! Показать? И тут же он потащил к краю стола книгу, в которую Эдер записывал даты и мерки. Тот только успел подхватить её. — Перестань! Я верю тебе! Только всё равно, я думаю, школа не для тебя. — Мало ли, что ты думаешь. Я всё равно пойду в школу. Ясно? А сейчас можешь включать свою горластую пилу, — сказал Пумукль и запел: — Завтра в школу я пойду! Я пойду! Я пойду! Мастер Эдер снова взялся за работу, надеясь, что Пумукль до завтра забудет о своём намерении. Но столяр ошибся. На следующее утро домовёнок исчез. Эдер позвал его несколько раз. Напрасно. Потом он вспомнил, что, согласно закону домовых, Пумукль должен вернуться к тому, кто его увидел, и, успокоившись, принялся за работу. В это время Пумукль стоял в одном из длинных коридоров школьного здания. Слева и справа, везде были двери. Но все двери были закрыты, так как занятия уже начались. Маленький домовой бегал от одной двери к другой и прислушивался, но толком ничего не мог понять. И тут за одной из дверей он услышал, как дети хором что-то говорили. «Стих!» — промелькнуло в голове Пумукля. Совсем в его вкусе! В эту комнату он хотел бы войти. Как будто угадав его желание, дверь внезапно отворилась, из комнаты вышел мальчик, а Пумукль проскользнул в класс. Сначала он недовольно сморщил нос — не очень приятно пахло, но потом Пумукль обо всём забыл, так как дети читали стихотворение, держа перед собой книги:
Пумукль должен сам привыкать к порядку
Если живёшь в доме с видимым домовым, это имеет свои преимущества: вещи реже появляются на тех местах, куда их не клали, реже падают, реже исчезают, так как домовому доставляет мало удовольствия этим заниматься, когда его видят. И он начинает скучать. Пумуклю было ужасно скучно. Он лениво лежал на своей кроватке и зевал, зевал. После того, как он зевнул в одиннадцатый раз, мастер Эдер, у которого всегда было много работы и который терпеть не мог праздность, сказал: — Послушай, я знаю прекрасное средство от зевоты. — Но я охотно зеваю, — лениво жмурясь ответил Пумукль. — Ты же зеваешь от скуки. — Вовсе нет, может, я устал. — Вздор! Ты не можешь устать, ты же ничего не делал. Ты должен чем-то заняться. — Я и так занимаюсь. Я занимаюсь зеванием. Эдер покачал головой: — А что, если ты станешь таким домовым, о которых в книжках рассказывается, как они тайком помогают приводить всё в порядок. — Это должны быть очень глупые книжки. Домовые никогда этим не занимаются. — Я точно знаю, что есть такие домовые, — попробовал убедить его Эдер. — Ты опять, наверно, имеешь в виду этих глупых кёльнских домовых, которые ночью работали. — Послушай, Пумукль, я же не требую от тебя, чтобы ты по-настоящему работал, но помогать ты ведь мог бы. Я же тебе тоже помогаю, где могу: сделал тебе кроватку, готовлю еду. Пумукль присел на кровати. — Ты же взрослый, ты должен это делать. Ты — ужасно взрослый, ты должен работать. Я — неужасно невзрослый, поэтому лежу. И давай закончим этот отвратительный разговор. — Мой дорогой Пумукль, этот разговор не отвратительный, а очень даже необходимый. Если уж мы живём вместе, то должны помогать друг другу. — Что ты заладил — помогать, помогать, — недовольно пробурчал Пумукль, и вдруг лицо его засияло: — Я могу тебе помочь. Стихами! Они здорово помогают! Работать становится веселее. Вот послушай:
У Пумукля появилась идея
Если быть точным, то идея появилась сначала у мастера. Пумукль очень гордился тем, что любит порядок, и Эдер хотел сделать эту любовь более приятной для малыша: он решил выделить ему место в мастерской, где бы домовой мог хранить все свои пожитки. Самым пригодным местом мог бы стать маленький комод с ящиками и отделами, куда Пумукль складывал понравившиеся ему вещи: блестящие пуговицы, шоколадки, огрызки карандашей и так далее. Домовёнок был в восторге от этой идеи. Не столько из-за порядка, сколько из-за желания иметь в уменьшенном виде те вещи, которые есть у людей. Он стал описывать Эдеру, что именно он хотел бы иметь: ящичек и еще один, дверца и ещё одна, и отдел, и еще два, и крыша. Ну, не крыша, а то, чем все это накрыть сверху. — Словом, тебе нужен комод, сказал Эдер. — Комод, — согласился Пумукль, но особый комод, «домовойский», куда всё-всё войдёт:
Последние комментарии
13 часов 42 минут назад
22 часов 33 минут назад
22 часов 36 минут назад
3 дней 5 часов назад
3 дней 9 часов назад
3 дней 11 часов назад