Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский) [Даниэль Дефо] (fb2) читать онлайн

Даниэль Дефо РАДОСТИ И ГОРЕСТИ знаменитой Молль Флендерсъ,

которая родилась въ Ньюгетѣ и въ теченіи своей шестидесятилѣтней разнообразной жизни, не считая дѣтскаго возраста, была двѣнадцать лѣтъ проституткой, пять разъ замужемъ (причемъ одинъ разъ за своимъ братомъ), двѣнадцать лѣтъ воровкой, восемь лѣтъ, какъ преступница, въ ссылкѣ въ Виргиніи и, наконецъ, разбогатѣвъ, стала жить честно и умерла въ покаяніи; написано по ея мемуарамъ

Даніэлемъ Де Фо.

НАПИСАНО ВЪ 1683 ГОДУ.

I Мое дѣтство и воспитаніе у одной доброй, старой няни

Мое настоящее имя такъ хорошо извѣстно въ архивахъ и спискахъ Ньюгетской тюрьмы и суда присяжныхъ въ Лондонѣ и, кромѣ того, съ нимъ связаны еще теперь такія важныя обстоятельства, касающіяся моей частной жизни, что вамъ трудно ожидать, чтобы я назвала его или разсказала что-нибудь о происхожденіи моей семьи; можетъ быть послѣ моей смерти все это станетъ извѣстнымъ; теперь же было бы совершенно неудобно говорить объ этомъ, даже и въ томъ случаѣ, еслибы всѣ мои преступленія и причастныя къ нимъ лица были забыты и прощены.

Достаточно вамъ сказать, что нѣкоторыя изъ моихъ худшихъ товарищей, лишенные возможности причинить мнѣ зло, такъ какъ они ушли изъ этого міра путемъ висѣлицы, къ которому я сама часто готовилась, знали меня подъ именемъ Молль Флендэрсъ, и потому вы мнѣ позволите являться передъ вами подъ этимъ именемъ до тѣхъ поръ, пока я буду имѣть право объявить разомъ, кѣмъ я была и кто я теперь.

Мнѣ говорили, что въ одной сосѣдней странѣ, во Франціи или въ другой какой, не знаю, существуетъ королевскій законъ, въ силу котораго дѣти преступника, осужденнаго на смерть, или галеры, или въ ссылку (остающіяся обыкновенно безъ средствъ къ существованію, вслѣдствіе конфискаціи имущества ихъ родителей), немедленно берутся въ опеку правительствомъ и помѣщаются въ пріютъ для сиротъ, гдѣ ихъ воспитываютъ, одѣваютъ, кормятъ, обучаютъ и ко времени выхода оттуда ихъ такъ хорошо приготовляютъ, въ услуженіе или выучиваютъ ремеслу, что они способны добывать себѣ хлѣбъ честнымъ и самостоятельнымъ трудомъ.

Если бы такой законъ существовалъ у насъ, то я не была бы брошена несчастной, одинокой дѣвочкой, безъ друзей, безъ платья, безъ помощи, не имѣя никого, кто бы позаботился о моей судьбѣ. И такъ я, прежде чѣмъ сознать свое положеніе или сдѣлаться нищей, не только подвергалась величайшимъ бѣдствіямъ, но окунулась въ жизнь, постыдную сама по себѣ, которая своимъ обыденнымъ теченіемъ привела бы меня къ быстрому физическому и нравственному разрушенію.

Но моя судьба сложилась иначе. Мою мать изобличили въ уголовномъ преступленіи, благодаря незначительной кражѣ, о которой едва стоитъ упоминать: она, такъ сказать, позаимствовала у однаго продавца бѣлья въ Чипсайдѣ три штуки тонкаго полотна; было бы долго разсказывать всѣ подробности, тѣмъ болѣе, что мнѣ передавали ихъ такъ неодинаково, что я не могу составить точнаго разсказа.

Какъ бы то ни было, всѣ, однако, согласны въ томъ, что мою мать спасла отъ висѣлицы ея беременность. Исполненіе надъ ней приговора отсрочили на семь мѣсяцевъ, по истеченіи которыхъ ее снова призвали къ суду и милостиво замѣнили смертный приговоръ ссылкой въ колонію, оставя меня, шестимѣсячную дѣвочку, какъ надо думать, въ худыхъ рукахъ.

Все это происходило въ слишкомъ раннюю пору моей жизни и потому я могу разсказать о ней только по слухамъ; здѣсь достаточно упомянуть, что я родилась въ томъ несчастномъ мѣстъ, гдѣ не было даже прихода, въ которомъ кормятъ маленькихъ брошенныхъ дѣтей, и я до сихъ поръ не могу объяснить, какъ я осталась жива; можетъ быть какая-нибудь родственница моей матери взяла меня къ себѣ, но на чей счетъ и по чьему распоряженію содержали меня это время — я и до сихъ поръ не знаю.

Первое, что могу сообщить о себѣ по своимъ личнымъ воспоминаніямъ, это то, что я очутилась въ шайкѣ людей, извѣстныхъ подъ именемъ цыганъ или египтянъ, но я думаю, что я не долго была тамъ, такъ какъ они не измѣнили цвѣта моей кожи, что обыкновенно дѣлаютъ съ тѣми дѣтьми, которыхъ уводятъ съ собой; какимъ образомъ я попала къ цыганамъ и какъ оставила ихъ, я не умѣю сказать.

Они бросили меня въ Кольчестерѣ, въ графствѣ Эссексъ; въ моей головѣ составилось представленіе, что собственно не они, а я ихъ оставила, то есть, я спряталась отъ нихъ и не захотѣла дальше идти; однако же, я не могу положительно утверждать это. Я помню только, что когда меня взяли кольчестерскія власти, то я отвѣчала имъ, что я пришла въ городъ съ цыганами, но не хотѣла идти съ ними дальше, почему цыгане и оставили меня здѣсь; куда же дѣвались цыгане, я не знала, такъ-какъ посланные за ними люди нигдѣ ихъ не нашли.

Топерь я очутилась въ такомъ положеніи, что такъ или иначе, а обо мнѣ должны были позаботиться; и хотя я не могла законнымъ образомъ стать бременемъ того или другого городского прихода, тѣмъ не менѣе, когда члены городского магистрата увидѣли, что я слишкомъ мала и не могу работать — мнѣ было не болѣе трехъ лѣтъ, — то, сжалясь надо мной, они рѣшили взять меня на попеченіе города, какъ еслибы я родилась здѣсь.

На назначенное мнѣ содержаніе я могла помѣститься у няни, — такъ они называли одну прекрасную женщину, которая хотя была и очень бѣдна, но когда то знала лучшіе дни, и которая теперь заработывала свое скудное существованіе, воспитывая такихъ брошенныхъ дѣтей, какъ я. Она содержала ихъ до такого возраста, когда, по мнѣнію магистрата, ребенокъ могъ поступить къ кому нибудь въ услуженіе и такимъ образомъ зарабатывать свой хлѣбъ.

У этой доброй женщины была кромѣ того небольшая школа, въ которой она учила дѣтей читать и шить; она, будучи, какъ я уже сказала, женщиной образованной, очень хорошо воспитывала ввѣренныхъ ея попеченію дѣтей.

Но что было всего важнѣе, она воспитывала ихъ въ духѣ религіи, такъ какъ сама была женщина строгой и набожной жизни, кромѣ того она была прекрасная, опрятная хозяйка и глубоко нравственная женщина. Такимъ образокъ, еслибы не самое простое помѣщеніе и не суровая наша пища и одежда, то мы могли бы считаться воспитанницами лучшаго благороднаго пансіона.

Такъ я спокойно прожила до восьми лѣтъ, когда внезапно меня поразило извѣстіе, что члены магистрата (мнѣ кажется, я вѣрно ихъ называю) сдѣлали распоряженіе отдать меня въ услуженіе; я могла исполнять кое какія работы, и потому мнѣ сказали, что меня помѣстятъ въ качествѣ судомойки къ какой нибудь кухаркѣ; мнѣ такъ часто повторяли это, что я пришла въ ужасъ; несмотря на свой возрастъ, я имѣла сильное отвращеніе къ обязанностямъ служанки и говорила моей нянѣ, что если она позволитъ, то я съумѣю заработать хлѣбъ, не идя въ услуженіе. Я выучилась шить и прясть толстую шерсть (это ремесло было главнымъ промысломъ нашего города) и говорила ей, что если она пожелаетъ, я буду работать для нея и сильно работать.

Почти каждый день я твердила ей объ этомъ, часто я работала вся въ слезахъ и это такъ сильно опечалило прекрасную, добрую женщину, что она начала безпокоиться за меня: надо сказать правду, она очень любила меня.

Однажды, когда мы всѣ, бѣдныя дѣти, сидѣли за работой, она вошла къ вамъ и сѣла не на свое обычное мѣсто учительницы, а прямо противъ меня, какъ будто намѣреваясь слѣдить за моей работой; я помню, что въ это время я мѣтила рубахи; прошло нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ она заговорила со мной.

— Ты все плачешь, глупенькая, — сказала она (я въ то время дѣйствительно плакала), — скажи мнѣ, о чемъ ты плачешь?

— О томъ, что они хотятъ меня взять отсюда, — отвѣтила я, — и отдать въ услуженіе, а я не могу работать по хозяйству.

— Ну что-же, дитя мое, — сказала она, — быть можетъ теперь ты и не можешь работать по хозяйству, но со временемъ научишься, вѣдь сразу не поставятъ тебя на тяжелую работу.

— Какъ же, не поставятъ, — отвѣчала я:- если я не съумѣю чего сдѣлать, меня станутъ бить, служанки навѣрное будутъ меня бить, чтобы заставить дѣлать тяжелую работу, а я маленькая дѣвочка и не могу этого дѣлать.

И я снова принялась плакать и не могла выговорить ни одного слова. Это такъ сильно растрогало мою добрую няню мать, что она рѣшила не отдавать меня въ услуженіе и сказала, чтобы я не плакала и что она посовѣтуетъ мэру отдать меня въ услуженіе только тогда, когда я подросту больше.

Но ея обѣщаніе не удовлетворило меня; одна мысль идти въ услуженіе казалась мнѣ такой ужасной, что еслибы меня увѣрили, что это случится только тогда, когда мнѣ исполнится двадцать лѣтъ, то это было бы все равно; я плакала постоянно, я боялась, что такъ или иначе, а должна буду служить.

Когда моя няня увидѣла, что я не успокоилась, она разсердилась и сказала:

— Чего тебѣ еще нужно, вѣдь я тебѣ говорила, что ты пойдешь въ услуженіе, когда подростешь больше.

— Да, — сказала я, — но все равно, рано или поздно, а я пойду.

— А что же? неужели ты такая глупая, что хочешь сдѣлаться барышней?

— Да, — сказала я и заплакала отъ всего сердца, разразясь громкими рыданіями.

Какъ и слѣдовало ожидать, это заставило разсмѣяться старую няню.

— И такъ, мадамъ, вы дѣйствительно желаете быть барышней, но какъ же вы сдѣлаетесь барышней, неужели, благодаря кончикамъ вашихъ пальцевъ?

— Да, — наивно отвѣчала я.

— Ну, посмотримъ, что можно ими заработать, — сказала она — сколько ты можешь получить, если будешь работать цѣлый день?

— Шесть пени пряжей, — сказала я, — и восемь пени шитьемъ толстаго бѣлья.

— Увы! бѣдная барышня — сказала она, продолжая смѣяться, — съ этимъ далеко не уйдешь.

— Этого будетъ для меня довольно, если вы захотите оставить меня жить съ ваии.

Я говорила такимъ умоляющимъ тономъ, что сильно тронула сердце доброй женщины, какъ разсказывала она мнѣ потомъ.

— Но этого будетъ мало, даже на то, чтобы содержать тебя и покупать тебѣ простую одежду, а на какія же деньги шить хорошія платья для маленькой барышни? — спросила она.

Все это время она улыбалась, глядя на меня.

— Тогда я буду больше работать и буду отдавать вамъ всѣ свои деньги.

— Но я говорю тебѣ, что этого будетъ не достаточно, бѣдное мое дитя, этого едва хватитъ на твою пищу.

— Тогда вы не давайте мнѣ ѣсть, — невинно сказала я, — и все-таки оставьте у себя.

— А развѣ ты можешь жить безъ пищи?

— Да, — отвѣчала я, заливаясь горькими слезами.

Вы легко можете видѣть, что я не давала себѣ отчета въ своихъ словахъ, я разсуждала по-дѣтски, но такъ наивно и высказывая такое горячее желанія остаться у нея, что въ концѣ концовъ добрая женщина сама начала плакать такъ же, какъ плакала я, и, взявъ меня за руку, вывела изъ школьной комнаты и сказала:- Пойдемъ, дитя мое, даю тебѣ слово, что ты не поступишь никуда въ услуженіе и будешь жить со мной. — Эти слова на нѣкоторое время успокоили меня.

Вскорѣ послѣ этого, лэди отправилась къ мэру и въ разговорѣ разсказала ему всю исторію обо мнѣ, которая такъ понравилась мэру, что онъ позвалъ свою жену и двухъ дочерей послушать эту веселую исторію. Прошла еще недѣля и вотъ жена мэра и ея дочери пришли навѣстить мою добрую няню и посмотрѣть школу и дѣтей. Осмотрѣвъ все, жена мэра сказала:

— Теперь, я попрошу васъ показать мнѣ ту маленькую дѣвочку, которая желаетъ быть барышней.

Услыхавъ это, я, не знаю почему, страшно испугалась, между тѣмъ жена мэра подошла ко мнѣ съ слѣдующими словами:

— Милая миссъ, скажите, что вы работаете теперь?

Слово миссъ не часто слышалось въ нашей школѣ, а я удивилась, зачѣмъ она назвала меня такъ, тѣмъ не менѣе, я встала, сдѣлала реверансъ, она же взяла въ руки мою работу и, разсмотрѣвъ ее, сказала, что я очень хорошо работаю, затѣмъ, взявъ мою руку, она прибавила:

— А вѣдь дѣвочка въ самомъ дѣлѣ можетъ сдѣлаться барышней, увѣряю васъ, у нея такія тонкія и нѣжныя ручки.

Ея слова доставили мнѣ безконечное удовольствіе, но жена мэра не остановилась на этомъ, она достала изъ кармана шиллингъ и отдала мнѣ, причемъ совѣтовала быть внимательнѣй къ работѣ, учиться хорошо, «и тогда, быть можетъ, ты сдѣлаешься барышней», прибавила она въ заключеніе. Однако же, ни моя добрая няня, ни жена мэра, словомъ, никто изъ окружавшихъ меня не понималъ, что я разумѣю подъ словомъ: барышня. Увы! съ этимъ словомъ у меня соединялось представленіе о полной возможности работать для себя и заработывать столько, сколько было нужно, чтобы не поступать въ услуженіе; между тѣмъ какъ для нихъ это значило занять высокое положеніе въ свѣтѣ, и еще не знаю что.

Послѣ жены мэра, ко мнѣ подошли ея дочери, вѣрно желая тоже посмотрѣть на барышню; онѣ долго разговаривали со мной, я по-дѣтски отвѣчала имъ, причемъ всегда, когда онѣ спрашивали — неужели я рѣшилась сдѣлаться барышней, я говорила «да», наконецъ, онѣ меня спросили: что такое барышня? Хотя этотъ вопросъ нѣсколько смутилъ меня, тѣмъ не менѣе, я объяснила отрицательные признаки барышни и, между прочимъ, сказала, что барышня не поступаетъ въ услуженіе на хозяйственныя работы; онѣ были въ восторгѣ отъ такого объясненія, моя дѣтская болтовня очень забавляла дѣвицъ, и онѣ, уходя, тоже подарили мнѣ денегъ. Деньги я отдала моей нянѣ-учительницѣ, какъ я называла ее, обѣщая отдавать ей все, что заработаю, когда буду барышней; эти слова вмѣстѣ съ другими моими объясненіями навели, наконецъ, мою старую гувернантку на вѣрную мысль о томъ, что я разумѣю подъ именемъ барышни; она поняла, что, по моему мнѣнію, быть барышней, значитъ быть способной собственнымъ трудомъ зарабатывать хлѣбъ, о чемъ и спросила меня.

Я ей сказала «да» и объяснила, что я знаю одну такую женщину: она починяетъ кружева и моетъ дамскіе головные уборы, она то по моему и есть барышня, потому что всѣ называютъ ее madame.

— Бѣдное дитя мое, — сказала моя добрая старая няня, — ты скоро можешь сдѣлаться подобной барышней. Эта особа пользуется дурной славой: у нея двое незаконныхъ дѣтей.

Хотя я ничего не поняла изъ ея словъ, тѣмъ не менѣе отвѣчала: «я вѣрно знаю, что ее зовутъ madame, она не ходитъ въ услуженіе и не занимается хозяйственными работами».

Все это было пересказано моимъ лэди, и все это очень забавляло ихъ; когда пріѣзжали къ намъ дочери мэра, то всегда спрашивали маленькую барышню, которая, впрочемъ, нисколько не гордилась своимъ прозвищемъ. Меня часто навѣщали эти молодыя дѣвицы, приводя съ собой многихъ другихъ; такимъ образомъ, скоро я стала извѣстна почти во всемъ городѣ.

Теперь мнѣ было уже около десяти лѣтъ и я имѣла видъ маленькой женщины, потому что была чрезвычайно серьезная дѣвочка съ хорошими манерами и, какъ часто говорили мои лэди, я была очень красивая, обѣщая вырости настоящей красавицей; легко предположить, что все это отчасти развивала во мнѣ гордость, но, во всякомъ случаѣ, тщеславіе еще не оказывало на меня особенно дурнаго вліянія; мои лэди продолжали часто дарить мнѣ деньги, которыя я передавала моей нянѣ; эта честная женщина тратила ихъ всѣ на меня, она покупала мнѣ бѣлье, платья, перчатки и я одѣвалась очень хорошо; впрочемъ, я была очень опрятна, даже въ то время, когда носила лохмотья, которыя мыла сама. Наконецъ, когда пришло время, что члены магистрата должны были взять меня и отдать въ услуженіе, то я уже сдѣлалась такой прекрасной работницей, что не нуждалась въ посторонней помощи и могла зарабатывать столько, сколько стоило моей нянѣ мое содержаніе. Она просила членовъ магистрата позволить ей оставить у себя «барышню», какъ называла она меня, помогать въ занятіяхъ съ дѣтьми, для чего я была совершенно способна, посмотря на свои молодые годы.

Доброта моихъ лэди не остановилась на этомъ.

Узнавъ, что городъ прекратилъ выдачу мнѣ пособія, онѣ стали чаще давать мнѣ деньги; по мѣрѣ того, какъ я подростала, онѣ приносили мнѣ работу, одна шитъ бѣлье, другая починить кружево, третья перемѣнить фасонъ чепца, прячемъ не только платили мнѣ за эти работы, но и учили, какъ что сдѣлать; такимъ образомъ, я стала настоящей «барышней», какъ я понимала, потому что хотя мнѣ не было и двѣнадцати лѣтъ, но я зарабатывала не только на свои платья и содержаніе, но и имѣла всегда карманныя деньги.

Тѣ же лэди часто дарили мнѣ свои старыя вещи: чулки, юбки, одна то, другая другое, и моя няня съ материнской заботливостью заставляла меня передѣлывать и исправлять для себя всѣ эти вещи.

Наконецъ, одной изъ моихъ лэди пришла фантазія взять меня на мѣсяцъ къ себѣ въ качествѣ компаньонки ея дочерей.

Повидимому, это приглашеніе было крайне любезно съ ея стороны; но не такъ смотрѣла на него моя добрая няня, которая и высказала ей свои соображенія, говоря, что если лэди дѣйствительно желаетъ взять къ себѣ маленькую барышню, то принесетъ ей этимъ больше вреда, чѣмъ пользы. — «Ну, хорошо, отвѣтила дама, пусть будетъ по вашему, но позвольте мнѣ взять ее хотя только на одну недѣлю, я посмотрю, сойдутся-ли мои дочери съ нею и понравится-ли мнѣ ея характеръ; а затѣмъ я вамъ объясню, что я намѣрена для нея сдѣлать».

Итакъ, все прекрасно устроилось, я отправилась къ дамѣ, ея дочери такъ полюбили меня, а я ихъ, что когда я уѣзжала домой, мы съ сожалѣніемъ разставались другъ съ другомъ.

Такимъ образомъ, я прожила еще почти годъ съ моей честной старухой; теперь я была для нея вполнѣ полезна; мнѣ исполнилось около четырнадцати лѣтъ, а была велика ростомъ и казалась взрослой. Надо сказать, что мнѣ очень понравился образъ жизни въ домѣ знакомой лэди, и съ тѣхъ поръ я уже не чувствовала себя такъ хорошо, какъ прежде, въ пріютѣ; я уже желала быть настоящей барышней и теперь у меня сложилось о ней совершенно иное представленіе, чѣмъ прежде, поэтому мнѣ сильно хотѣлось вернуться къ моей знакомой лэди и жить у нея.

Мнѣ было четырнадцать лѣтъ и три мѣсяца, когда моя добрая, старая няня или, лучше сказать, моя мать заболѣла и умерла. Я осталась одна, въ самомъ печальномъ положеніи. Разорить семью, опорой которой была одна несчастная женщина, не трудно; лишь только ее снесли на кладбище, какъ приходскіе старосты разобрали дѣтей; школа закрылась, а всѣ приходящія перешли въ другія школы; откуда-то пріѣхала дочь моей няни, замужняя женщина, которая и забрала все ея имущество; квартира опустѣла и маленькой барышнѣ не нашли ничего другого сказать въ утѣшеніе, какъ предложить устроиться гдѣ угодно, за свой собственный страхъ.

Я почти помѣшалась отъ ужаса и не знала что дѣлать; я чувствовала себя выброшенной на улицу; но всего хуже было то, что когда я, — зная, что старая честная женщина оставила послѣ своей смерти сбереженные для меня двадцать два шиллинга, составлявшіе все состояніе маленькой барышни, — спросила эти деньги у ея дочери, послѣдняя вытолкала меня изъ комнаты, сказавъ, что ей нѣтъ никакого дѣла до моихъ денегъ. Я вѣрно знала, что покойница говорила о нихъ своей дочери, она объяснила ей, гдѣ лежатъ эти деньги; разъ или два она звала меня къ себѣ въ комнату, желая отдать ихъ, но, къ несчастію, меня въ это время не было дома, а когда я пришла, она уже была настолько слаба, что не могла выговорить слова; впрочемъ, ея дочь потомъ отдала мнѣ эти деньги.

II Мое положеніе измѣняется — я дѣлаюсь барышней. — Первая любовь

Итакъ, теперь я осталась дѣйствительно бѣдной барышней и въ эту самую ночь мнѣ приходилось быть выброшенной на улицу, такъ какъ наслѣдница старой лэди забрала все, что было въ квартирѣ. Однако-же, кто то изъ сосѣдей, вѣроятно, сжалившись надо мной, увѣдомилъ о происшедшемъ ту даму, у которой я когда-то гостила; она немедленно прислала за мной свою служанку и вотъ я, какъ ни трудно себѣ представить, съ величайшей радостью отправилась къ ней, забравъ свои вещи.

Я прожила у моей покровительницы до восемнадцати лѣтъ, воспользовавшись всѣми преимуществами домашняго образованія. Надо сказать, что эта дама прекрасно воспитывала своихъ дочерей; у нихъ были различные учителя и онѣ обучались танцамъ, разговорному французскому языку и музыкѣ; я находилась постоянно при нихъ и, хотя учителя не были обязаны заниматься со мной, но я слушала и видѣла ихъ преподаванія и потому скоро усвоивала все, чему обучались эти дѣвицы. Такимъ образомъ, я научилась танцовать и говорить по-французски такъ же хорошо, какъ любая изъ дочерей моей покровительницы, а вѣла даже лучше ихъ, такъ какъ у меня былъ прекрасный голосъ; я не могла скоро научиться только играть, потому что у меня не было инструмента для упражненій, и я занималась музыкой урывками, когда не играли дѣвицы; тѣмъ не менѣе, потомъ я выучилась хорошо и играть, такъ какъ впослѣдствіи у нихъ было два инструмента, шпинетъ и клавесины, и онѣ сами давали мнѣ уроки; что касается танцевъ, то тутъ не могли обойтись безъ меня, я должна была составить пару; съ другой стороны, всѣ онѣ такъ же охотно учили меня всему, чему учились сами, какъ я пользовалась ихъ уроками.

Благодаря всему этому, какъ я уже говорила, я получила такое образованіе, какое могли получить только знатныя барышни, съ которыми я жила; во многихъ отношеніяхъ я имѣла надъ ними даже преимущество, такъ какъ природа одарила меня такими дарами, которыхъ никакое состояніе замѣнить не можетъ. Прежде всего, я была гораздо красивѣе каждой изъ нихъ, лучше сложена и имѣла большой голосъ; надѣюсь, вы повѣрите, что я высказываю здѣсь не свое личное мнѣніе. а мнѣніе всѣхъ тѣхъ, кто окружалъ меня въ то время. Вмѣстѣ съ тѣмъ, надо сказать, что я была тщеславна, какъ всѣ женщины, и мнѣ доставляло большое удовольствіе, когда обо мнѣ говорили, что я красивая дѣвушка, даже больше: говорили, что я красавица, съ чѣмъ я совершенно соглашалась.

До сихъ поръ мнѣ не трудно разсказывать исторію моей жизни, до сихъ поръ меня знали не только какъ дѣвушку, живущую въ очень хорошей семьѣ, но и какъ дѣвушку строгой нравственности, скромную и добродѣтельную, какою я и была на самомъ дѣлѣ, не имѣя никакихъ поводовъ для развитія порочныхъ наклонностей. Но скоро мое тщеславіе погубило меня.

У моей покровительницы было два сына, каждый изъ этихъ молодыхъ знатныхъ джентльменовъ отличался особенными качествами; мое несчастіе заключалось въ томъ, что я была очень хороша съ обоими, но они вели себя со мной совсѣмъ не одинаково.

Старшій, веселый джентльменъ, знавшій хорошо городскую и деревенскую жизнь, былъ человѣкъ настолько легкомысленный, что готовъ былъ на всякое дурное дѣло и, вмѣстѣ съ тѣмъ, настолько практичный, что никогда не платилъ дорого за свои удовольствія; со мной онъ началъ съ той печальной западни, какую обыкновенно ставятъ женщинамъ, то есть, при всякомъ удобномъ случаѣ онъ старался замѣтить, какъ я красива, любезна и граціозна; этой приманкой онъ такъ же хитро ловилъ женщинъ, какъ искусный охотникъ ловитъ сѣтью куропатокъ; такимъ образомъ, онъ постоянно расточалъ мнѣ свои любезности, высказывая ихъ не прямо въ глаза, а сестрамъ, въ то время, когда зналъ, что я недалеко и могу его слышать. При этомъ его сестры обыкновенно тихо шептали брату: «Молчи, она тебя слышитъ, вѣдь, она здѣсь, въ сосѣдней комнатѣ». Послѣ такого замѣчанія онъ умолкалъ, какъ бы досадуя, что я его слышу, но затѣмъ, будто забывшись, онъ снова начиналъ громко восхищаться мною; все это приводило меня въ восторгъ, и я рада была слушать его безъ конца.

Приготовя, такимъ образомъ, удочку и видя, что настало время бросить на моемъ пути приманку, онъ началъ со мной открытую игру. Однажды, проходя мимо комнаты своихъ сестеръ и увидя меня тамъ, онъ весело вошелъ и сказалъ:

— Ахъ, миссъ Бетти, какъ вы поживаете? ваши щечки еще цѣлы, онѣ не сгорѣли?

Я сдѣлала реверансъ и покраснѣла, не отвѣтивъ ни слова.

— Зачѣмъ ты говоришь ей это? — спросила одна изъ сестеръ.

— Затѣмъ, что не прошло еще и полъ-часа, какъ мы говорили о миссъ Бетти внизу.

— Но развѣ вы могли сказать о ней что нибудь дурное? притомъ же намъ нисколько не интересно, что вы тамъ болтаете о насъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, — возразилъ онъ, — мы не говоримъ ничего дурного о миссъ Бетти, напротивъ, мы говорили одно только хорошее; главнымъ же образомъ мы превозносили ея красоту, словомъ, мы рѣшили, что она самая красивая дѣвушка въ Кольчестерѣ, и въ городѣ молодежь начинаетъ уже пить тосты за ея здоровье.

— Меня удивляютъ твои слова, — отвѣчала сестра; — ты знаешь, что Бетти не достаетъ одного, что дороже всего; нынче насъ дешево цѣнятъ на рынкѣ: будь дѣвушка красива, хорошаго происхожденія, образована, умна, съ прекрасными манерами и обхожденіемъ, словомъ будь она совершенство, но не имѣй денегъ, всѣ ея достоинства сотрутся передъ этимъ недостаткомъ; въ наше время только деньги и обусловливаютъ хорошія качества женщины. Всѣ мужчины прекрасно знаютъ это.

Тогда меньшой братъ, который былъ тоже здѣсь, сказалъ:

— Постой, сестра, ты слишкомъ скоро дѣлаешь свои выводы; вотъ я, напримѣръ, составляю исключеніе изъ твоего правила и увѣряю тебя, что если бы я нашелъ женщину съ такими совершенствами, какъ ты говоришь, я бы не заботился объ ея деньгахъ.

— О! — сказала сестра, — но ты всегда будешь на-сторожѣ и не полюбишь такую, у которой ничего нѣтъ.

— Но зачѣмъ, — сказалъ старшій братъ, — ты заговорила о состояніи? Ты, вѣдь, не изъ тѣхъ, у кого его нѣтъ, хотя, быть можетъ, тебѣ и не достаетъ другихъ необходимыхъ качествъ женщины.

— Я понимаю на что ты намекаешь, — рѣзко замѣтила сестра, — ты хочешь сказать, что я не красива; но мы живемъ въ такое время, когда довольно одного приданнаго, и потому я полагаю, что устроюсь лучше многихъ моихъ подругъ.

— Хорошо, — сказалъ младшій братъ, — но и твои подруги могутъ тоже недурно устроиться, потому что красота для хорошаго мужа дороже денегъ, и я думаю, что служанка можетъ разсчитывать раньше своей госпожи выйти замужъ, если она красивѣе ее.

Я сообразила, что мнѣ слѣдуетъ уйти, и ушла, но не такъ далеко, чтобы не уловить всего ихъ разговора, при этомъ я услыхала массу прекрасныхъ вещей, которыя говорились обо мнѣ; подобныя похвалы развили во мнѣ тщеславіе и отклонили меня отъ моего прямого пути, какъ я скоро потомъ увидѣла; такимъ образомъ, сестра и ея меньшой братъ жестоко поссорились; онъ наговорилъ ей оскорбленій по поводу меня, что мнѣ не трудно было замѣтить изъ ея обращеніи со мной, но въ этомъ случаѣ она была не справедлива: мнѣ никогда не приходило въ голову, чтобы она могла подозрѣвать мои самыя обыкновенныя отношенія къ ея младшему брату; другое дѣло старшій, онъ часто какъ то загадочно и издалека заговаривалъ со мной, и я имѣла глупость принимать серьезно его разговоры, дававшіе мнѣ поводъ питать самыя несбыточныя надежды.

Однажды случилось, что онъ пришелъ по лѣстницѣ, ведущей въ комнату, гдѣ обыкновенно шили его сестры; прежде чѣмъ войти, онъ окликнулъ, какъ всегда, тамъ ли онѣ или нѣтъ. Я была въ комнатѣ одна и, подойдя къ двери, сказала:

— Вашихъ сестеръ здѣсь нѣтъ, сударь, онѣ пошли гулять въ садъ.

Говоря такимъ образомъ, я выставилась впередъ, онъ подошелъ къ двери и, какъ бы случайно схвативъ меня за руку, сказалъ:

— О, миссъ Бетти, вы здѣсь одна? Лучшаго я не желаю, мнѣ гораздо больше хочется поговорить съ вами, чѣмъ съ ними.

Затѣмъ, продолжая держать мои руки, онъ поцѣловалъ меня три или четыре раза.

Я отбивалась, желая вырваться, но дѣлала это такъ слабо, что онъ еще сильнѣе сжалъ меня и продолжалъ цѣловать до тѣхъ поръ, пока не усталъ, потомъ онъ сѣлъ, говоря:

— Милая Бетти, я люблю васъ.

Надо признаться, что эти слова воспламенили во мнѣ кровь, сердце мое забилось, я лишилась разсудка и въ то время, когда онъ повторялъ нѣсколько разъ «я люблю васъ», оно говорило мнѣ такъ ясно, какъ будто какой-то таинственный голосъ шепталъ, что мнѣ нравятся эти слова; да, когда онъ произносилъ ихъ, мои румяныя пятна на щекахъ отвѣчали: «я хочу этого, я хочу этого»; однако въ этотъ разъ ничего другого не случилось: наша встрѣча была неожиданной для меня случайностью и я скоро оправилась. Онъ оставался со мной довольно долго; затѣмъ посмотрѣвъ въ окно и увидя, что сестры возвращаются домой, онъ всталъ, поцѣловалъ меня еще разъ и сказалъ, что онъ серьезно меня любитъ и что скоро я услышу отъ него еще больше. И онъ ушелъ отъ меня радостный и веселый, а я была счастлива, но мое заблужденіе заключалось въ томъ, что ко всему происшедшему я отнеслась серьезно, а молодой джентельменъ шутя.

Съ этихъ поръ мнѣ приходили въ голову странныя мысли, я была сама не своя, когда думала о томъ, что у меня есть человѣкъ, который любитъ меня, постоянно говоритъ мнѣ о своей любви и говоритъ, что я очаровательное созданіе; переносить спокойно такія рѣчи я не могла, мое тщеславіе достигло высшихъ границъ. Правда, хотя моя голова и была преисполнена гордости, но я еще не знала порока, я не имѣла ни малѣйшаго представленія о добродѣтели, такъ что, если бы мой любовникъ понималъ это, то онъ могъ бы сдѣлать со мной все что угодно, но онъ не сознавалъ своего превосходства, его недогадливость была для меня счастьемъ въ данную минуту.

Прошло немного времени, когда онъ нашелъ новый случай увидѣть меня одну и почти при тѣхъ же условіяхъ. Это произошло такимъ образомъ: однажды обѣ дѣвушки отправились вмѣстѣ съ матерью въ гости, братъ его былъ въ городѣ, а отецъ уже около недѣли жилъ въ Лондонѣ. Молодой джентельменъ такъ усердно сторожилъ меня, что ему всегда было извѣстно гдѣ я; я же никогда не знала, дома ли онъ, или нѣтъ; и такъ онъ быстро вбѣжалъ по лѣстницѣ и, увидя меня за работой, вошелъ прямо въ комнату, и какъ въ первый разъ, обнялъ и началъ цѣловать, что продолжалось около четверти часа.

Все это происходило въ комнатѣ младшей сестры, онъ былъ тѣмъ смѣлѣе, что въ домѣ не было никого, кромѣ служанки, которая находилась внизу; въ этотъ разъ онъ сталъ настойчивѣе чѣмъ прежде, быть можетъ онъ замѣтилъ мою податливость, такъ какъ я слабо сопротивлялась его поцѣлуямъ и объятіямъ, — надо сказать правду, они доставляли мнѣ большое удовольствіе.

Истощенные этимъ занятіемъ, мы сѣли и онъ долго говорилъ со мной; онъ говорилъ, что я очаровала его, что я лишила его покоя, что онъ чѣмъ угодно можетъ доказать мнѣ свою любовь, и если я люблю его и пожелаю сдѣлать его счастливымъ, то этимъ спасу его жизнь; много, много подобныхъ прекрасныхъ словъ я услыхала отъ него въ этотъ разъ. Сама я говорила мало, но вѣроятно достаточно ясно показала ему свою наивность и непониманіе того, чего онъ ожидаетъ отъ меня. Затѣмъ, взявъ меня за руку, онъ сталъ ходить со мной по комнатѣ, потомъ, вдругъ схвативъ меня, онъ поднялъ, бросилъ на постель и началъ страстно цѣловать; однако надо отдать ему справедливость, при этомъ онъ не позволилъ себѣ никакого грубаго насилія, ограничиваясь одними долгими поцѣлуями; между тѣмъ ему послышалось будто кто-то всходитъ по лѣстницѣ, тогда онъ быстро спрыгнулъ съ кровати, поднялъ меня и, повторивъ, что безконечно любитъ меня самой благородной и честной любовью и не желаетъ причинить мнѣ ни малѣйшаго зла, онъ положилъ мнѣ въ руку пять гиней.

Деньги смутили меня теперь больше, чѣмъ всѣ его признанія, но я была въ такомъ восторженномъ состояніи, что едва сознавала себя.

Мы сидѣли не долго, онъ всталъ и началъ душить меня поцѣлуями, потомъ снова бросилъ меня на постель, гдѣ позволилъ себѣ такія вольности, о которыхъ приличіе заставляетъ умолчатъ и отъ которыхъ я не въ силахъ была бы защищаться даже и тогда, если бы онъ не остановился и довелъ свои ласки до конца.

Однако же, онъ не достигъ того, что они называютъ послѣднимъ доказательствомъ любви, и надо отдать ему справедливость, онъ не искалъ его. Такое добровольное отреченіе послужило ему оправданіемъ всѣхъ тѣхъ вольностей, которыя онъ позволялъ себѣ со мной въ другихъ случаяхъ. Послѣ этого онъ оставался не долго и, сунувъ мнѣ въ руку снова горсть золота и снова повторяя, что онъ любитъ меня больше всего на свѣтѣ, вышелъ изъ комнаты.

Никому не покажется страннымъ, что только теперь я стала разсуждать, но увы! мои разсужденія были не особенно основательны. Я была слишкомъ тщеславна и горда и слишкомъ мало добродѣтельна.

Правда, иногда я старалась угадать, чего ищетъ отъ меня мой обожатель, но больше всего я думала о его прекрасныхъ словахъ и объ его золотѣ.

Я не придавала много значенія тому, намѣренъ-ли онъ жениться на мнѣ или нѣтъ, я до тѣхъ поръ не думала объ условіяхъ, на которыхъ готова была отдаться, пока онъ самъ не сдѣлалъ мнѣ нѣчто въ родѣ предложенія, о чемъ вы уже слышали.

Такимъ образомъ я безъ малѣйшей тревоги подготовляла свое паденіе. Каждый изъ насъ поступалъ въ высшей степени безразсудно; еслибы я дѣйствовала благоразумно и оказала сопротивленіе его ласкамъ, какъ того требовали моя честь и добродѣтель, онъ или прекратилъ бы свои исканія, или предложилъ бы мнѣ свою руку и тогда можно было бы осуждать только его, а не меня. Съ другой стороны, если бы онъ зналъ, какъ было ему не трудно добиться той бездѣлицы, которой онъ желалъ, онъ бы не сталъ такъ долго смущаться, а давъ мнѣ четыре или пять гиней, при второмъ же свиданіи вступилъ бы со мной въ связь. И опять, еслибы я знала, что я кажусь ему неприступной, я бы поставила ему условіемъ или немедленно жениться на мнѣ или обезпечить меня совершенно до тѣхъ поръ, пока у него явится возможность свободно располагать собой; такимъ образомъ я получила бы все, чего хотѣла, такъ какъ, помимо наслѣдства въ будущемъ, онъ былъ очень богатъ; но мнѣ не приходили въ голову подобныя мысли, я была упоена своей красотой и гордостью быть любимой такимъ джентельменомъ, какъ онъ: что касается золота, я по цѣлымъ часамъ считала и разсматривала свои гинеи. Никогда еще бѣдное тщеславное созданіе не было окутано со всѣхъ сторонъ такою ложью, какъ я, не обращавшая вниманія на зіявшую передо мной пропасть, которая было такъ близко и которую, какъ мнѣ кажется, я скорѣе искала, чѣмъ старалась избѣгнуть.

Тѣмъ не менѣе у меня достало хитрости во все это время не дать никому ни малѣйшаго повода заподозрить наши отношенія. Въ обществѣ я едва смотрѣла на него и едва отвѣчала, когда онъ обращался ко мнѣ съ какимъ-нибудь вопросомъ; не смотря на это, мы иногда находили возможность видѣться, перекинуться словомъ и обмѣняться поцѣлуемъ, не имѣя удобнаго случая для болѣе дурныхъ поступковъ, особенно если принять во вниманіе, что онъ прибѣгалъ къ совершенно излишнимъ уловкамъ, считая труднымъ сближеніе со мной и не замѣчая, что онъ самъ дѣлаетъ его такимъ.

III Мое паденіе. — Братъ моего любовника предлагаетъ мнѣ свою руку

Но демонъ искушенія не знаетъ отдыха и всегда найдетъ случай заманить человѣка въ сѣти порока. Однажды вечеромъ, когда я была съ нимъ и его сестрами въ саду, онъ, улучивъ минуту, сунулъ мнѣ въ руку записку, въ которой сообщалъ, что завтра онъ при всѣхъ попросить меня исполнить его порученіе, отправиться въ городъ, гдѣ онъ встрѣтитъ меня на дорогѣ.

Дѣйствительно, послѣ обѣда онъ началъ со мной при сестрахъ слѣдующій разговоръ.

— Миссъ Бетти, я хочу просить васъ объ одномъ одолженіи.

— О какомъ это? — спросила младшая сестра.

— Если ты, сестра, — продолжалъ онъ важнымъ тономъ, — не можешь сегодня обойтись безъ миссъ Бетти, тогда я воспользуюсь болѣе удобной минутой.

— Но если, — разомъ сказали обѣ сестры, — мы можемъ свободно обойтись безъ Бетти и если попросимъ тебя извинить насъ за нескромный вопросъ: — зачѣмъ тебѣ понадобилась Бетти? то отвѣтишь-ли ты?

— Во всякомъ же случаѣ тебѣ необходимо, — прибавила старшая, — объяснить миссъ Бетти, чего тебѣ отъ нея нужно, однако, быть можетъ у васъ есть какое-нибудь личное дѣло, которое намъ не слѣдуетъ знать, тогда вызови ее въ другую комнату.

— Какъ! — воскликнулъ молодой джентельменъ, — что ты хочешь этимъ сказать? Я просто думалъ попросить Бетти отправиться въ лавку на Гай-Стритъ (при этомъ онъ вынулъ изъ кармана брыжжи и разсказалъ длинную исторію о двухъ красивыхъ кисейныхъ галстухахъ, которые онъ торговалъ тамъ), я думалъ попросить ее купить воротникъ для этихъ брыжжей; и если не отдадутъ галстуховъ за ту цѣну, которую я назначу, то чтобы она прибавила шиллингъ и поторговалась больше.

Окончивъ это, онъ началъ новую исторію о томъ, что долженъ отправиться съ визитомъ въ одно знакомое имъ семейство, гдѣ будутъ и тѣ и другіе джентельмены, и церемонно сталъ упрашивать сестеръ ѣхать съ нимъ вмѣстѣ, но всѣ отказались, говоря, что ждутъ къ себѣ гостей; все это онъ придумалъ, имѣя въ виду совершенно другія намѣренія.

Едва онъ кончилъ, какъ вошелъ его лакей и объявилъ, что пріѣхала карета сэра W… EL. При этихъ словахъ онъ выбѣжалъ изъ комнаты и тотчасъ вернулся.

— Увы! — проговорилъ онъ громко: всѣ мои планы провести сегодня хорошо время разомъ рушились; сэръ W… прислалъ за мной карету и проситъ, чтобы я пріѣхалъ къ нему. — Потомъ оказалось, что этотъ сэръ W… былъ джентельменъ, жившій отъ нихъ въ разстояніи трехъ миль, и мой джентельменъ просилъ его прислать за нимъ карету къ тремъ часамъ.

Молодой джентельменъ велѣлъ подать себѣ лучшій парикъ, шляпу, шпагу и приказалъ лакею отправиться съ извиненіемъ, туда, куда намѣревался ѣхать раньше, — это извиненіе было придумано съ цѣлью услать лакея, — затѣмъ самъ онъ приготовился сѣсть въ карету. Уходя, онъ на минуту остановился и очень серьезно напомнилъ мнѣ о своихъ порученіяхъ, причемъ, уловивъ моментъ, тихо сказалъ:

— Какъ можно скорѣе, нагоните меня, моя милая.

Я ничего не отвѣтила, но сдѣлала реверансъ, какъ дѣлала всегда, когда онъ говорилъ со мной при всѣхъ. Черезъ четверть часа я вышла, не перемѣнивъ платья и взявъ съ собой въ карманъ чепчикъ, маску, вѣеръ и перчатки; такимъ образомъ я ушла, не оставя ни въ комъ ни малѣйшаго подозрѣнія. Онъ ожидалъ меня возлѣ улицы, по которой я должна была проходить, кучеръ заранѣе зналъ, куда ему ѣхать и мы отправились въ Майль-Эндъ, гдѣ жилъ его наперсникъ и гдѣ мы нашли всѣ удобства, чтобы на полной свободѣ предаться нашей порочной страсти.

Когда мы остались одни, онъ началъ со мною очень серьезный разговоръ, говоря, что привезъ меня сюда не съ цѣлью обмануть, такъ какъ его любовь не допускаетъ вѣроломства, то онъ рѣшился жениться на мнѣ, лишь только у него явится возможность самостоятельно располагать своимъ состояніемъ, но что если я теперь уступлю его желаніямъ, то въ дастъ мнѣ приличное содержаніе; затѣмъ онъ тысячу разъ увѣрялъ меня въ искренности своей любви, прибавя, что никогда не оставитъ меня; надо сказать правду, онъ сдѣлалъ въ тысячу разъ больше предварительныхъ приготовленій, чѣмъ это было нужно.

Такъ какъ онъ настаивалъ, чтобъ я говорила, то я отвѣчала ему, что послѣ такихъ его увѣреній у меня нѣтъ основанія не вѣрить искренности его любви, но… здѣсь я остановилась, какъ бы предоставляя ему догадаться, что я хочу сказать.

— Ахъ, я понимаю, что вы хотите сказать, моя милая! Вы думаете, что будетъ съ вами, если вы станете беременной; не правда-ли? Ну чтожъ, тогда я позабочусь о ребенкѣ, такъ же, какъ я о васъ, а чтобы вы могли видѣть, что я не шучу, вотъ вамъ болѣе серьезное доказательство моей искренности; съ этими словами онъ вынулъ шелковый кошелекъ, наполненный ста гинеями, и передалъ его мнѣ, говоря, что онъ ежегодно будетъ давать мнѣ столько же, пока я не стану его женой.

Деньги, обѣщанія, ласки, все это сильно взволновало мою кровь, я то краснѣла, то блѣднѣла, я не могла выговорить слова; онъ прекрасно понялъ мое состояніе и воспользовался имъ, я же не сопротивлялась больше и позволила ему дѣлать съ собой все, что онъ хотѣлъ.

Но этимъ дѣло не кончилось. Я отправилась въ городъ, исполнила всѣ его порученія и возвратилась домой, раньше чѣмъ кто-нибудь могъ замѣтить мое долгое отсутствіе; что касается моего любовника, онъ оставался въ городѣ до полуночи и такимъ образомъ въ семьѣ не возникло ни малѣйшаго подозрѣнія на нашъ счетъ.

Потомъ намъ часто представлялись случаи повторять наши преступныя свиданія, особенно дома, когда мать и молодыя дѣвушки уѣзжали въ гости. Онъ тщательно сторожилъ эти случаи, зная заранѣе, когда онѣ уѣдутъ, и не пропуская момента застать меня одну въ совершенной безопасности; такимъ образомъ почти полгода мы полной чашей вкушали радость нашихъ запретныхъ наслажденій, и не смотря на это, я, къ величайшему моему удовольствію, не чувствовала себя беременной.

Но за-долго раньше до истеченія этого полугода, за мной сталъ ухаживать его меньшой братъ, о которомъ я уже говорила вскользь; однажды, встрѣтивъ меня одну въ саду, онъ началъ ту же исторію, говоря короче, онъ объяснился мнѣ в любви и формально предложилъ свою руку.

Это страшно поразило меня и поставило въ такое затруднительное положеніе, въ какомъ я не была еще никогда. Я упорно отказывалась отъ его предложенія, приводя различные аргументы: я выставила ему на видъ неравенство нашего положенія, мое отношеніе къ его роднымъ; я сказала, что если и приму его предложеніе, то отплачу глубокой неблагодарностью его отцу и матери, которые такъ великодушно пріютили меня у себя въ то время, когда я, оставшись одна, была выброшена на улицу; словомъ, я говорила все, чтобы только отклонить его отъ этого намѣренія, все, кромѣ правды, которая одна могла положить всему конецъ и о которой я не осмѣлилась обмолвиться ни однимъ словомъ.

Но здѣсь случилось одно неожиданное для меня обстоятельство, которое привело меня въ еще болѣе отчаянное положеніе; этотъ молодой джентльменъ былъ прямой и честный человѣкъ, и потому, не имѣя въ виду никакихъ порочныхъ намѣреній и сознавая свою чистоту, онъ не старался, какъ это дѣлалъ его брать, тщательно скрывать свою склонность къ миссъ Бетти; хотя онъ не сказалъ никому о своемъ объясненіи со мной, тѣмъ не менѣе, онъ отзывался обо мнѣ такъ, что его сестры и мать легко могли угадать его нѣжныя чувства ко мнѣ; онѣ не скрывали своихъ подозрѣній, и я замѣтила, что ихъ обхожденіе со мной совершенно измѣнилось.

И такъ на моемъ горизонтѣ показалась туча, но я не предвидѣла грозы; повторяю, поведеніе со мной матери и сестеръ становилось съ каждымъ днемъ все хуже и хуже и, наконецъ, я узнала, что не далеко то время, когда меня попросятъ уйти.

Впрочемъ меня нисколько не встревожило бы это извѣстіе; я не боялась за свое будущее, зная, что меня обезпечитъ мой любовникъ; съ другой стороны, имѣя въ виду, что я могла каждый день забеременѣть, я должна была во всякомъ случаѣ быть готовой оставить этотъ домъ.

Спустя нѣсколько времени, младшій джентльменъ нашелъ случай сообщить мнѣ, что его любовь ко мнѣ стала всѣмъ извѣстна, онъ обвинялъ за это себя, говоря, что не могъ сохранить въ тайнѣ свое чувство, и потому теперь необходимо, если только я согласна принять его предложеніе, открыто объявить роднымъ, что онъ меня любитъ и хочетъ на мнѣ жениться; правда, прибавилъ онъ, отецъ и мать, узнавъ объ этомъ, могутъ разсердиться, будутъ неумолимы, но это для него вздоръ, такъ какъ онъ юристъ, можетъ самъ зарабатывать столько денегъ, что просодержитъ себя и меня безъ ихъ помощи; такимъ образомъ, полагая, что мы оба одинаково достойны другъ друга, онъ, вмѣсто того чтобы обвѣнчаться со мной тайно, какъ думалъ прежде,рѣшилъ сказать объ этомъ всѣмъ теперь же я потому мнѣ стоитъ только согласиться быть его женой, а за все остальное онъ ручается.

Эти слова привели меня дѣйствительно въ самое ужасное положеніе. Въ душѣ я чистосердечно раскаявалась въ своихъ легкомысленныхъ отношеніяхъ къ его брату, но я каялась не потому, чтобы меня вообще мучила совѣсть, а потому, что не могла и думать быть любовницей одного брата и женой другого; съ другой стороны я вспомнила обѣщаніе старшаго брата жениться на мнѣ, когда онъ будетъ самостоятельно располагать своимъ состояніемъ, причемъ мнѣ пришло въ голову, что я часто задавалась вопросомъ, почему съ тѣхъ поръ, какъ я стала его любовницей, онъ ни слова не говорилъ объ этомъ обѣщаніи; надо сказать правду, до сихъ поръ я мало заботилась о бракѣ, такъ какъ считала невозможнымъ лишиться любви своего любовника, а тѣмъ болѣе его щедрости, хотя онъ и былъ человѣкъ разсудительный и всегда совѣтовалъ мнѣ беречь деньги, не тратить даже двухъ пенни на платья и не позволять себѣ ни малѣйшей роскоши, такъ какъ послѣднее непремѣнно возбудило бы подозрѣніе въ семьѣ; ибо всѣмъ извѣстно, что я не могу имѣть денегъ иначе, какъ при помощи какой нибудь связи на сторонѣ.

Послѣ серьезнаго размышленія вы, разумѣется, повѣрите, что теперь я стала строго относиться къ своему положенію. Однажды младшій братъ уѣхалъ по дѣламъ въ Лондонъ, а мать и сестры отправились въ гости, тогда мой любовникъ по обыкновенію пришелъ ко мнѣ провести часъ или два съ своей Бетти.

Послѣ первыхъ привѣтствій, ему не трудно было замѣтить во мнѣ перемѣну; я была не такъ свободна съ нимъ въ обхожденіи и не такъ весела, какъ прежде; скоро у меня на глазахъ появились слезы и я начала плакать. Онъ нѣжно ласкалъ меня и спрашивалъ, что со мной. Я бы охотно отказалась отъ объясненій, но я была не въ силахъ больше притворяться, я страстно желала открыть ему все и потому, послѣ недолгихъ его настояній, объяснила, что меня страшно мучитъ одно обстоятельство, которое я едва могу скрывать, а между тѣмъ не знаю, какъ разсказать, съ чего начать, тѣмъ болѣе, что это обстоятельство неожиданно застало меня врасплохъ, и безъ его совѣта я не могу придумать, что мнѣ дѣлать. Онъ нѣжно утѣшалъ меня, говоря, что какъ бы ни было велико мое горе, я не должна тревожиться, помня, что онъ навсегда останется моимъ покровителемъ.

Ободренная его ласками, я начала издалека. Я сказала, что мнѣ кажется, будто его мать и сестры узнали о нашей связи, что легко заключить изъ перемѣны ихъ отношеній ко мнѣ; теперь онѣ находятъ во мнѣ такіе недостатки, какихъ не видѣли прежде; онѣ высказываютъ мнѣ недовольство мной, заводятъ со мной ссоры, безъ всякаго повода съ моей стороны. Прежде я всегда спала съ его старшей сестрой, недавно же меня перевели сначала въ отдѣльную комнату, а потомъ положили въ комнатѣ горничной. Нѣсколько разъ я слыхала, какъ онѣ дурно отзываются обо мнѣ; но важнѣе всего то, что онѣ готовятся меня выпроводить отсюда совсѣмъ, о чемъ я узнала отъ горничной.

Слушая меня, онъ улыбался, и потому я спросила, неужели можно такъ относиться къ моимъ словамъ, неужели можно смѣяться въ виду моей гибели, если дѣйствительно обнаружилась наша связь; разумѣется, прибавила я, погибну я, а не вы, но во всякомъ случаѣ я думаю, что и вамъ будетъ не легко. Я упрекала его, что онъ похожъ на всѣхъ мужчинъ, которые забавляясь честью женщины, играютъ ею какъ куклой и считаютъ пустякомъ паденіе той, которая уступила ихъ желанію.

Увидя, что я серьезно разгорячилась, онъ сразу измѣнилъ тонъ и началъ говорить, что его огорчаетъ мое мнѣніе о немъ, что онъ не далъ мнѣ ни малѣйшаго повода такъ думать и что мое честное имя для него такъ же дорого, какъ свое собственное; правда, мы очень искусно обставили свой союзъ, никто въ семьѣ не подозрѣваетъ насъ, и если онъ смѣялся, слушая мой разсказъ, то причиной этого была увѣренность въ томъ, что ни одинъ свѣтлый лучъ не выдалъ нашей связи, и когда онъ разскажетъ, почему онъ убѣжденъ въ полной нашей безопасности, тогда я также весело посмѣюсь съ нимъ.

— Я не понимаю вашихъ таинственныхъ намековъ, — сказала я, и не понимаю, можно ли смѣяться, когда знаешь, что тебя хотятъ вытолкать за дверь. Если никто не подозрѣваетъ нашей связи, тогда что же заставило вашихъ родныхъ отвернуться отъ меня послѣ того какъ они относились ко мнѣ съ такой нѣжной любовью, что я готова была считать себя ихъ дочерью?

— Видите ли, дитя мое, сказалъ онъ, вы дѣйствительно служите невольной причиной ихъ тревоги, хотя они далеки отъ истины и подозрѣваютъ не меня, а моего брата Робина, который даетъ поводъ думать, что онъ ухаживаетъ за вами, не переставая открыто толковать о своей любви и тѣмъ ставя себя въ глупое и смѣшное положеніе. Дѣйствуя такимъ образомъ, онъ, разумѣется, виноватъ передъ вами, такъ какъ онъ видитъ, что это раздражаетъ родителей и возстановляетъ ихъ противъ васъ; но съ другой стороны, мы выигрываемъ, потому что съ насъ снимается всякое подозрѣніе, и я полагаю, что вы довольны этимъ такъ же, какъ и я.

— Да, отчасти довольна, отвѣчала я, хотя ихъ заблужденіе нисколько не измѣняетъ моего положенія; но не это главнымъ образомъ мучитъ меня, не смотря на то, что у меня и безъ того есть на это много причинъ.

— Но что же васъ мучитъ? спросилъ онъ.

Я залилась слезами и не могла вымолвить слова; онъ, какъ могъ, старался успокоить меня, прося объясниться; наконецъ, я сказала, что считаю своею обязанностью откровенно разсказать ему все, такъ какъ онъ имѣетъ на это нѣкоторое право, и кромѣ того я поставлена въ такія затруднительныя условія, что безъ его совѣта я не съумѣю ничего сдѣлать; затѣмъ я передала ему исторію съ братомъ, объяснивъ его неблагоразумное поведеніе въ томъ смыслѣ, что если бы онъ не дѣйствовалъ такъ открыто и хранилъ бы въ тайнѣ свое чувство ко мнѣ, тогда я могла бы смѣло отказать ему, не объясняя причинъ; послѣ чего, спустя нѣкоторое время, онъ навѣрное прекратилъ бы свои искательства, между тѣмъ какъ теперь моя нерѣшительность поселяетъ въ немъ увѣренность, что я не откажу ему, и потому онъ, не стѣсняясь, разсказываетъ всѣмъ о своемъ намѣреніи жениться на мнѣ.

Затѣмъ я объяснила своему любовнику, что не смотря на благородное и искреннее предложеніе его брата, я до сихъ поръ упорно стояла на своемъ отказѣ.

— Но мое положеніе становится вдвое затруднительнѣе, продолжала я, я вижу, что ваши родители оставятъ меня у себя, такъ какъ имъ извѣстна любовь вашего брата и его желаніе жениться на мнѣ, а когда они узнаютъ, что я отказываю ему, то тѣмъ болѣе согласятся на бракъ, но если я и тогда стану упорствовать, то, разумѣется, у всѣхъ возникнетъ вопросъ: «Она отказываетъ, стало быть имѣетъ на то серьезныя причины. Она вѣроятно замужемъ, иначе она не упустила бы такой блестящей партіи».

Мое объясненіе поразило моего любовника. Онъ сказалъ, что я дѣйствительно нахожусь въ критическомъ положеніи, и въ данный моментъ онъ не знаетъ, какъ выйти изъ него; онъ просилъ дать ему время обдумать все это и обѣщалъ при слѣдующемъ свиданьи высказать свое рѣшеніе; онъ просилъ также не давать согласія брату, но пока и не отказывать ему, оставляя этотъ вопросъ открытымъ.

Послѣднія его слова какъ бы пробудили меня отъ сна. «Вы просите меня, начала я, не давать согласія вашему брату, но вѣдь вы хорошо знаете, могу ли вообще согласиться на это, послѣ того какъ дала вамъ слово выйти за васъ замужъ, а вы на мнѣ жениться? Вы всегда называли меня своей женой и я смотрѣла на это, какъ на дѣло рѣшенное, считала свою связь съ вами какъ бы уже освященною обрядомъ, въ чемъ вы сами постоянно меня увѣряли».

— Хорошо, моя дорогая, прервалъ онъ меня, но теперь дѣло не въ томъ; если я не мужъ вашъ, то во всякомъ случаѣ я исполняю всѣ его обязанности; въ настоящую же минуту я прошу васъ дать мнѣ время серьезнѣе обсудить и разобрать все, о чемъ мы поговоримъ подробнѣе при слѣдующемъ свиданіи.

Затѣмъ онъ успокаивалъ меня, какъ могъ, но я замѣтила, что онъ сталъ очень задумчивъ и хотя старался казаться нѣжнымъ, осыпая меня поцѣлуями и даря деньги, тѣмъ не менѣе во все наше свиданіе, которое продолжалось болѣе двухъ часовъ, онъ не рѣшился на большее; это крайне удивило меня, такъ какъ я хорошо знала его привычки.

IV Мое отчаяніе и моя болѣзнь

Его братъ возвратился изъ Лондона только черезъ пять или шесть дней послѣ этого свиданія; прошло еще два дня, пока представился случай старшему брату поговорить съ нимъ наединѣ. Въ тотъ же вечеръ мой любовникъ нашелъ возможность передать мнѣ ихъ разговоръ, который, насколько помню, представляется въ такомъ видѣ.

Старшій братъ началъ съ того, что до него дошли странные слухи, будто Робинъ влюбленъ въ миссъ Бетти.

— Пусть такъ, отвѣчалъ Робинъ, сердясь, что же дальше? Кому какое дѣло до этого?

— Не сердись, Робинъ, продолжалъ старшій, я вовсе не желаю вмѣшиваться и говорю только потому, что онѣ встревожены и начали дурно обходиться съ бѣдной дѣвушкой, которую мнѣ такъ же жаль, какъ если бы я самъ былъ причиной этого.

— Кто же это онѣ? спросилъ Робинъ.

— Мать и сестры, — отвѣчалъ старшій. — Но неужели ты въ самомъ дѣлѣ любишь эту дѣвушку?

— Если такъ, — продолжалъ Робинъ, — то я откровенно скажу тебѣ, что люблю Бетти больше всего на свѣтѣ, и она будетъ моей, что бы ни говорили и ни дѣлали мать и сестры, такъ какъ я увѣренъ, что Бетти согласится выйти за меня замужъ.

Эти слова кольнули меня въ самое сердце, и хотя Робинъ имѣлъ полное основаніе такъ думать, и я предчувствовала, что дамъ ему свое согласіе, зная, что оно погубитъ меня, тѣмъ не менѣе я понимала, что въ данную минуту мнѣ слѣдовало говорить иначе и потому я прервала своего любовника слѣдующими словами:

— О, да, пусть воображаетъ, что я не откажу ему, но онъ скоро разубѣдится въ этомъ, и я во всякомъ случаѣ не соглашусь на его предложеніе.

— Хорошо, хорошо, моя дорогая, но дайте мнѣ кончить и тогда можешь говорить все, что тебѣ угодно.

Затѣмъ онъ продолжалъ: я отвѣчалъ своему брату такъ: — Однако, тебѣ хорошо извѣстно, что у Бетти ничего нѣтъ, а между тѣмъ ты можешь взять дѣвушку съ большимъ состояніемъ.

— Что за бѣда, что ничего нѣтъ! — отвѣчалъ Робинъ, — разъ я люблю Бетти, то не стану заботиться объ ея кошелькѣ.

На это, моя дорогая, — прибавилъ онъ, обращаясь ко мнѣ,- я ничего не могъ ему возразить.

«А я, напротивъ, съумѣла бы что отвѣтить. Теперь я прямо скажу ему нѣтъ, хотя раньше и не рѣшилась бы на это; теперь я искренно могу отказать самому знаменитому лорду Англіи, если ему вздумается сдѣлать мнѣ предложеніе.

— Но разсмотримъ, моя дорогая, какой отвѣтъ вы дѣйствительно можете дать брату? Вамъ очень хорошо извѣстно, что если вы откажете, то на другой же день всѣ въ изумленіи спросятъ васъ, что это значитъ?

— А развѣ я не могу разомъ заставить всѣхъ замолчать? — сказала я, улыбаясь, — развѣ я не могу объявить вашему брату я всѣмъ, что я уже замужемъ за вами?

Онъ слегка улыбнулся, но я замѣтила, что эти слова поразили его, и хотя онъ не могъ скрыть своего волненія, тѣмъ не менѣе продолжалъ:

— Разумѣется, это до извѣстной степени справедливо. Но я убѣжденъ, что вы шутите, потому что хорошо понимаете все неудобство подобнаго отвѣта по многимъ причинамъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, — весело сказала я, — я не такъ безразсудна, чтобы могла сгоряча выдать безъ вашего согласія нашу тайну.

— Но тогда что же вы скажете брату и чѣмъ объясните свое несогласіе на союзъ, который очевидно представляетъ для васъ столько выгодъ?

— Мало-ли чѣмъ. Во первыхъ, я не обязана никому давать отчета въ своихъ дѣйствіяхъ, а съ другой стороны я могу объяснить, что я замужемъ, и стоять на этомъ; такое объясненіе будетъ окончательнымъ и послѣ этого, я полагаю, вашъ братъ не станетъ предлагать мнѣ никакихъ вопросовъ.

— Да, — сказалъ онъ, — но этимъ отказомъ вы оскорбите всѣхъ моихъ родныхъ, они потребуютъ болѣе подробныхъ объясненій я если вы откажетесь отъ нихъ, то помимо обиды возбудите подозрѣніе.

— Въ такомъ случаѣ, что же мнѣ дѣлать? — воскликнула я. — Скажите, что вы хотите, чтобы я сдѣлала? Я уже говорила, какъ меня мучитъ все это. Я потому и разсказала вамъ, что хотѣла знать ваше мнѣніе, хотѣла, чтобы вы научили какъ мнѣ поступить.

— Моя дорогая, — отвѣчалъ онъ, — вѣрьте, я много думалъ объ этомъ, и вы сейчасъ услышите мой совѣтъ, какъ онъ ни мучителенъ для меня и какъ ни страненъ будетъ для васъ; принимая же въ соображеніе условія, въ которыя мы поставлены, я долженъ предложить вамъ этотъ совѣтъ. Я не вижу лучшаго исхода, какъ предоставить это дѣло своему теченію, и если вы убѣждены, что мой братъ искренно и глубоко васъ любитъ то я совѣтую вамъ выйти за него замужъ.

При этихъ словахъ я съ ужасомъ посмотрѣла на него и поблѣднѣла, какъ смерть, и упала въ обморокъ, едва не свалившись со стула, на которомъ сидѣла. „Милая моя, — громко кричалъ онъ, — что съ вами? Успокойтесь, опомнитесь!“ При этомъ онъ взялъ меня за руки, началъ трясти, уговаривать, ласкать, пока наконецъ я пришла немного въ себя, однако прошло достаточно времени прежде, чѣмъ я совершенно опомнилась. Тогда онъ снова началъ говорить такъ:

— Милая моя, намъ надо очень серьезно обсудить все. Вы видите, съ какимъ неудовольствіемъ мои родные отнеслись къ намѣренію моего брата жениться на васъ, но что же они скажутъ и какъ будутъ возмущены, когда узнаютъ, что его мѣсто уже занялъ я; я увѣренъ, что случись подобная вещь, она въ конецъ раззорить меня, а стало быть и тебя.

— Да, теперь я вижу, — въ гнѣвѣ вскричала я, — что всѣ ваши увѣренія, клятвы, обѣщанія ничто въ сравненіи съ неудовольствіемъ вашихъ родныхъ. Не говорила-ли я вамъ объ этомъ раньше? Развѣ я не предсказывала этого? Но вы всегда легкомысленно относились къ моимъ замѣчаніямъ, вы дѣлали видъ, что стоите выше вашей семьи и всѣхъ предразсудковъ. А теперь до чего вы дошли? Гдѣ ваше честное слово, гдѣ ваша любовь и святость вашихъ обѣщаній?

Не смотря на мои упреки, которыхъ я не щадила, онъ оставался совершенно спокойнымъ и сказалъ:

— Дорогая моя, до сихъ поръ я еще не нарушилъ ни одного своего обѣщанія; я далъ слово жениться на васъ, но только тогда, когда получу наслѣдство, а между тѣмъ вы видите, что отецъ мой человѣкъ здоровый, бодрый и можетъ прожить еще лѣтъ тридцать; вы сами никогда прежде не требовали, чтобы я женился раньше назначеннаго нами срока хорошо понимая, что такой смѣлый шагъ съ моей стороны былъ бы причиной моего разоренія.

Я не могла отрицать ни одного слова изъ всего, что онъ сказалъ до сихъ поръ.

— Въ такомъ случаѣ,- возразила я, — зачѣмъ же вы убѣждаете меня бросить васъ въ то время, когда вы еще живете со мной? Неужели вы не знаете, что я люблю васъ такъ же, какъ и вы меня? Развѣ я не отвѣчала вамъ взаимностью? Развѣ я не доказала вамъ искренности моихъ чувствъ? Развѣ я не принесла вамъ въ жертву свою честь, свое цѣломудріе и развѣ все это не связало меня съ вами такими узами, которыя я не въ силахъ порвать?

— Но вѣдь теперь, моя дорогая, — отвѣчалъ онъ, — представляется случай, который упрочитъ ваше положеніе и поможетъ намъ выйти съ честью изъ всѣхъ затрудненій; память о нашей связи покроется вѣчнымъ молчаніемъ, я навсегда останусь вашимъ искреннимъ другомъ, а чтобы быть честнымъ и справедливымъ по отношенію къ брату, вы станете для меня такой же милой сестрой, какъ теперь моя милая… онъ остановился.

— Милая непотребная женщина, хотѣли вы сказать, и имѣли на это право; однако вспомните ваши длинные разговоры, которыми, въ продолженіи долгихъ часовъ, вы старались убѣдить меня въ томъ, что я честная женщина, что я ваша жена и что нашъ бракъ такъ же дѣйствителенъ, какъ еслибы мы были обвѣнчаны въ церкви; вспомните, что все это ваши собственныя слова.

Но я чувствовала, что я слишкомъ, такъ сказать, прижала его къ стѣнѣ, и потому въ то время, когда онъ стоялъ молча и неподвижно, я смягчила тонъ и продолжала такъ:

— Если вы не захотите быть жестоко несправедливымъ, то никогда не подумаете, что я отдалась вамъ безъ любви, въ которой вы не имѣете права сомнѣваться и которую нѣтъ силъ во мнѣ уничтожить, что бы ни случилось дальше; но если вы думаете иначе, тогда я спрошу васъ, на какомъ основаніи? И такъ, уступивъ порывамъ своей страсти и повѣривъ вашимъ доводамъ, я считала до сихъ поръ себя вашей женой, какъ же я могу теперь сама изобличить себя во лжи и помириться съ мыслью, что я развратница, или, что все равно, ваша любовница? Вы хотите передать меня вашему брату, но развѣ вы можете передать ему мое сердце?

Его видимо тронула искренность моихъ словъ и онъ сказалъ, что остался ко мнѣ такимъ же, какъ и былъ, не нарушивъ ни одного своего обѣщанія, но что благодаря брату, обстоятельства слагаются такъ ужасно, что онъ долженъ прибѣгнуть къ этому средству, какъ единственному, которое не только не отдалитъ насъ, но, напротивъ, сблизитъ дружбой на всю жизнь, что невозможно при нашемъ настоящемъ положеніи; мнѣ же нѣтъ основаній бояться нарушенія имъ нашей тайны, потому что, если бы онъ это сдѣлалъ, то принесъ бы столько же вреда себѣ. сколько и мнѣ. „Наконецъ, — сказалъ онъ, — мнѣ необходимо предложить только одинъ вопросъ, и если я получу на него неблагопріятный отвѣтъ, то тогда всѣ мои планы могутъ рушиться, въ противномъ же случаѣ, по моему мнѣнію, вамъ остается сдѣлать именно то, что я предлагаю“.

Я сразу догадалась, о чемъ онъ хочетъ спросить меня, и потому сказала:

— Вы можете быть совершенно спокойны. Я не беременна.

— Теперь, моя дорогая, у насъ нѣтъ больше времени продолжать бесѣду; подумайте обо всемъ еще; что касается меня, то я снова повторяю что, по моему мнѣнію, намъ остается одинъ указанный мною выходъ изъ нашего положенія.

Съ этими словами онъ поспѣшилъ быстро уйти, такъ какъ у парадной двери позвонили мать и сестры.

Я осталась въ полномъ недоумѣніи и замѣшательствѣ, я не могла опомниться и ходила, какъ потерянная, не только весь слѣдующій день, но и всю недѣлю, чего онъ не могъ не замѣтить. Раньше воскресенья мы не имѣли случая переговорить съ нимъ; въ этотъ же день я была больна и не пошла въ церковь, а онъ тоже остался дома подъ какимъ-то предлогомъ.

Мы еще разъ перебрали въ теченіи полутора часа всѣ свои доводы; наконецъ, я горячо сказала ему, что, допуская для меня возможность сожительства съ двумя братьями, онъ не только не щадитъ моей стыдливости, но и смотритъ на меня, какъ на позорную женщину, для которой все возможно; а между тѣмъ, если бы мнѣ сказали, что я не увижу его болѣе (хотя это для меня было бы ужаснѣе смерти), то я и тогда не могла бы покориться съ такой унизительной мыслью, а потому прошу его, разъ у него сохранилась ко мнѣ хотя капля уваженія, не говорить мнѣ больше объ этомъ и лучше вынуть свою шпагу и убить меня.

Теряя его, какъ любовника, я не такъ огорчалась, какъ теряя въ немъ человѣка, котораго я обожала до безумія и съ которымъ были связаны всѣ мои надежды и мечты. Это сознаніе угнетало меня до такой степени, что я заболѣла горячкой и заболѣла такъ серьезно, что никто не надѣялся на мое выздоровленіе.

Въ болѣзни я часто бредила, причемъ я болѣе всего боялась сказать въ бреду что нибудь опасное для него. Я томилась желаніемъ видѣть его, онъ испытывалъ тоже, я знала это, потому что чувствовала, какъ онъ любитъ меня; было невозможно исполнить наше желаніе, а оно было такъ велико, что нѣтъ словъ выразить. Я пролежала въ постели около пяти недѣль и хотя въ концѣ третьей недѣли лихорадка стала уменьшаться, тѣмъ не менѣе она возвращалась нѣсколько разъ, и доктора говорили, что лекарства не могутъ помочь, а надо предоставить болѣзнь своему естественному теченію и силѣ моего организма; въ концѣ пятой недѣли мнѣ стало лучше, но я была такъ слаба и такъ измѣнилась, что доктора боялись, что у меня разовьется чахотка; непріятнѣе всего было ихъ предположеніе, что мой организмъ потрясенъ какимъ нибудь душевнымъ страданіемъ и что по всей вѣроятности я влюблена. По этому поводу всѣ въ домѣ заговорили. Меня начали осаждать вопросами, правда-ли, что я влюблена, въ кого и когда я влюбилась. Я, насколько могла, увѣряла всѣхъ, что это неправда и что я ни въ кого не влюблена.

Однажды за обѣдомъ начался на эту тему разговоръ, послужившій поводомъ къ ссорѣ. Кромѣ отца, всѣ сидѣли въ столовой, я была еще больна и обѣдала у себя въ комнатѣ. Старая леди, отправя раньше мнѣ кушанье, послала теперь горничную узнать, не хочу-ли я еще; горничная, возвратясь, объявила, что у меня осталась половина того, что было подано.

— Бѣдная дѣвушка, — сказала старая леди, — мнѣ кажется, она никогда не поправится.

— Разумѣется, она не можетъ поправиться, — замѣтилъ старшій братъ, — вѣдь говорятъ, что она влюблена.

— Я этому не вѣрю, — сказала старая леди.

— А я ужъ не знаю, что думать, — вмѣшалась старшая сестра, — всѣ кричали, что она красавица, что она обворожительна, никто не стѣснялся говорить это ей въ глаза, и глупенькой дѣвушкѣ поневолѣ вскружили голову, ей Богъ знаетъ что могло взбрести на умъ.

— Но вѣдь надо сказать правду, сестра, Бетти дѣйствительно красива, — сказалъ старшій братъ.

— И гораздо красивѣй тебя, — прибавилъ Робинъ, вотъ это и бѣситъ тебя.

— Хорошо, хорошо, — отвѣчала она, — но не въ этомъ дѣло. Я не спорю, Бетти не дурна, и это ей очень хорошо извѣстно, но не слѣдуетъ постоянно твердить объ этомъ, если не хочешь развить въ дѣвушкѣ тщеславіе.

— Мы не о томъ говоримъ, что она тщеславна, — возразилъ старшій братъ, — а o томъ, что она влюблена, можетъ быть даже и въ себя, вѣдь сестры кажется держатся этого мнѣнія.

— Какъ бы я хотѣлъ, — сказалъ Робинъ, — чтобы она была влюблена въ меня, я бы скоро ее вылечилъ.

— Что ты хочешь этимъ сказать? — спросила его мать. — Развѣ можно болтать такой вздоръ.

— Неужели вы думаете, матушка, — отвѣчалъ Робивъ, — что я допустилъ бы дѣвушку умереть отъ любви ко мнѣ, чувствуя, что я могу предложить ей свою руку.

— Фи, — сказала младшая сестра, — неужели ты можешь говорить подобныя вещи. Неужели ты способенъ жениться на дѣвушкѣ, у которой нѣтъ пенни за душой?

— Ради Бога, не безпокойся обо мнѣ, дитя мое, — отвѣчалъ Робинъ, — красота большое приданное, а прекрасный характеръ и того больше, я желалъ бы, чтобы у тебя была хотя половина того, что есть у Бетти.

Послѣ этого замѣчанія она сразу замолчала.

— И такъ я вижу, — сказала старшая сестра, — что Бетти дѣйствительно не влюблена, но за то въ нее влюбленъ Робинъ и меня удивляетъ, почему до сихъ поръ онъ не предложилъ ей свою руку; я готова держать пари, что она не скажетъ ему нѣтъ.

— Что-жъ, — началъ Робинъ, — если дѣвушка и уступаетъ просьбѣ, то во всякомъ случаѣ она стоитъ на шагъ впереди той, у которой ничего не просятъ, и на два впереди той, которая готова на всѣ услуги прежде чѣмъ у нея ихъ попросятъ; вотъ что я тебѣ отвѣчу, моя сестра.

Эти слова вызвали бурю; дѣвушка, выйдя изъ себя, въ гнѣвѣ вскочила изъ-за стола и закричала, что дѣла не могутъ идти такъ дальше, что настало накомецъ время удалить изъ дому эту дѣвку (она разумѣла меня), но такъ какъ теперь она находится въ такомъ положеніи, что ее нельзя выбросить на улицу, то она надѣется, что отецъ и мать сдѣлаютъ это при первой возможности.

Робинъ возразилъ, что это дѣло хозяина и хозяйки дома, которые не имѣютъ надобности слушать наставленій его сестры.

Они пошли дальше; сестра ругала брата, братъ издѣвался надъ ней, а между тѣмъ несчастная Бетти теряла подъ собою почву въ ихъ семьѣ. Когда мнѣ разсказали все это, я горько плакала, и старая леди узнала объ этомъ. Скоро она пришла ко мнѣ. Я стала ей жаловаться на докторовъ, говоря, что они поступаютъ со мной жестоко, приписывая мнѣ то, на что не имѣютъ ни малѣйшаго основанія; это тѣмъ болѣе жестоко, что глубоко отражается на моихъ отношеніяхъ къ ея семьѣ, а между тѣмъ я не чувствую за собой ничего, что бы могло лишить меня ея расположенія или подать поводъ къ ссорѣ между ея дѣтьми; я говорила ей, что мнѣ надо думать скорѣе о смерти, чѣмъ о любви, и умоляла ее разубѣдить меня въ томъ, что она составила обо мнѣ дурное мнѣніе, благодаря чьимъ-то, но, во всякомъ случаѣ, не моимъ заблужденіямъ.

Она отнеслась съ полнымъ довѣріемъ къ моимъ словамъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ сказала, что такъ какъ между ея дѣтьми произошла ссора, благодаря болтовнѣ ея сына, то она проситъ меня отвѣтить откровенно только на одинъ вопросъ:- Было ли у меня что нибудь съ Робиномъ? Я совершенно искренно отвѣчала ей, что между нами ничего не было и не могло быть, хотя Робинъ, по своей привычкѣ, которая ей, какъ матери, хорошо извѣстна, часто шутилъ и смѣялся со мной, но я всегда понимала его слова такъ, какъ, полагаю, онъ понимаетъ ихъ и самъ, то есть считала ихъ пустяками и пропускала мимо ушей, не придавая имъ никакого значенія; я увѣряла ее, что онъ не сказалъ мнѣ ни одного такого слова. которое могло бы повести къ тѣмъ отношеніямъ, на которыя она намекаетъ, и что тотъ, кто такимъ образомъ оговариваетъ меня передъ ней, причиняетъ мнѣ большое горе и оказываетъ плохую услугу сэру Роберту.

Старая леди вполнѣ удовлетворилась моимъ отвѣтомъ, она поцѣловала меня, успокоила и весело совѣтовала скорѣе выздоровѣть; но когда она вышла изъ моей комнаты и спустилась внизъ, то застала тамъ новую ссору брата съ сестрами, обѣ онѣ были раздражены до бѣшенства. Старая леди пришла въ самый разгаръ ихъ ссоры и, желая прекратить ее, разсказала весь нашъ разговоръ, прибавя въ заключеніе:

— Она меня убѣдила, что между ней и Робиномъ ничего не было.

— Она совершенно права, — сказалъ Робинъ, — тѣмъ не менѣе я увѣренъ, что мы давно бы были ближе съ ней, если бы въ нашей семьѣ не происходило изъ за нея скандаловъ; я нѣсколько разъ говорилъ ей, какъ сильно люблю ее, но никогда не могъ заставить плутовку повѣрить, что я говорю правду.

— Я не понимаю, неужели тебѣ могло придти въ голову, — сказала старая леди, — что найдется такой благоразумный человѣкъ, который повѣритъ, что ты можешь сказать это серьезно бѣдной дѣвушкѣ, очень хорошо зная ея общественное положеніе. Но, ради Бога, сынъ мой, скажи, что все это значитъ?

— Право, матушка, — сказалъ Робинъ, — поднося вамъ пилюлю, я не вижу никакой надобности золотить ее или, говоря иначе, прибѣгать ко лжи. Я такъ же серьезенъ, какъ человѣкъ, котораго хотятъ повѣсить, и увѣряю васъ, что если бы миссъ Бетти захотѣла сейчасъ сказать мнѣ, что любитъ меня, то я завтра же, на тощакъ, утромъ, взялъ бы за себя ее вмѣсто завтрака и съ восторгомъ бы сказалъ: „Она моя, она въ моихъ рукахъ“.

— А я скажу на это, что ты погибшій сынъ, — произнесла она заунывнымъ тономъ глубоко опечаленной матери.

— Неужели можно назвать погибшимъ человѣка, — отвѣчалъ Робинъ, — который полюбилъ честную дѣвушку.

— Но дитя мое, — возразила леди, — вѣдь она нищая!

— Стало быть, тѣмъ болѣе она нуждается въ милосердіи, — сказалъ Робинъ;- взявши ее, я развяжу руки приходу, и мы будемъ нищенствовать вмѣстѣ.

— Повторяю тебѣ, если ты говоришь серьезно, то ты погибъ, — сказала мать,

— А я боюсь, что не погибну, — отвѣчалъ онъ, — такъ какъ почти увѣренъ, что послѣ всѣхъ криковъ моихъ сестеръ, мнѣ никогда не удастся убѣдить Бетти согласиться на мое предложеніе.

— Вотъ забавная исторія, — сказала младшая сестра, — повѣрь, Бетти не зайдетъ такъ далеко; она не дура, и неужели ты думаешь, что она отвѣтитъ тебѣ нѣтъ, то есть сдѣлаетъ то, чего не сдѣлала бы на ея мѣстѣ ни одна женщина въ свѣтѣ.

— Да, моя остроумнѣйшая леди, Бетти дѣйствительно не дура, — отвѣчалъ Робинъ, — но она можетъ помимо меня выйти замужъ, и что-же тогда?

— Насчетъ этого, — сказала старшая сестра, — мы ничего не умѣемъ сказать; однако, за кого же другого она выйдетъ? Бетти всегда дома, и потому ей остается выборъ только между вами двумя.

— На это я ничего не могу отвѣтить, — сказалъ Робинъ, — вы меня довольно поэкзаменовали, братъ на-лицо и если ей остается выбирать только между нами, то теперь принимайтесь за него, онъ къ вашимъ услугамъ.

Эти слова задѣли за живое старшаго брата, и хотя ему пришла мысль, что Робинъ открылъ нашу тайну, тѣмъ не менѣе, онъ спокойно отвѣтилъ:

— Пожалуйста, не сваливай на меня своихъ исторій; я не торгую подобнымъ товаромъ, и не стану обращаться въ приходъ и искать тамъ какую нибудь миссъ Бетти.

Съ этими словами онъ всталъ и вышелъ изъ комнаты.

Такъ кончился этотъ разговоръ, смутившій старшаго брата; онъ пришелъ къ заключенію, что Робинъ узналъ все, и у него явилось сомнѣніе, не принимала ли и я участія въ этомъ; свиданіе со мною ему было необходимо, но несмотря на всю свою ловкость и хитрость, онъ не могъ его устроить, наконецъ онъ пришелъ въ такое смущеніе, что въ отчаяніи рѣшилъ во что бы то ни стало увидѣться со мной. Дѣйствительно, однажды, послѣ обѣда, онъ подстерегъ старшую сестру, которая поднималась ко мнѣ по лѣстницѣ, и сказалъ ей:

— Послушай, гдѣ наша больная? Можно ее видѣть?

— Я думаю, что можно, — отвѣчала она. — Впрочемъ обожди минуту, я сейчасъ скажу тебѣ.

Она вбѣжала ко мнѣ освѣдомиться и потомъ закричала:

— Войди, если хочешь!

— Такъ вотъ гдѣ наша больная, влюбленная, — сказалъ онъ входя. — Какъ поживаете, миссъ Бетти?

Я хотѣла встать со стула, на которомъ сидѣла, но была такъ слаба, что въ теченіи минуты не могла приподняться; увидя это, его сестра сказала:

— Зачѣмъ вы хотите вставать? мой братъ не нуждается ни въ какихъ церемоніяхъ, особенно теперь, когда вы такъ слабы.

— Да, да, миссъ Бетти, прошу васъ, сидите спокойно, — сказалъ онъ, усаживаясь на стулъ прямо противъ меня и принимая свой обыкновенный, веселый видъ.

Онъ началъ общій разговоръ, переходя отъ одного предмета къ другому, какъ бы съ цѣлью позабавить насъ, возвращаясь по-временамъ ко мнѣ и моей болѣзни.

— Бѣдная миссъ Бетти, — говорилъ онъ, — что за печальная вещь быть влюбленной; посмотрите, какъ это измучило васъ.

Наконецъ заговорила и я.

— Я счастлива, что вижу васъ такимъ веселымъ, — сказала я, — но я думаю, докторъ сдѣлалъ бы лучше, если бы пересталъ забавляться на счетъ своихъ паціентовъ, и не будь я дѣйствительно больна, я бы охотно напомнила ему одну пословицу, которая избавила бы меня отъ его визитовъ.

— Какую? — спросилъ онъ, — ужъ не эту ли?

Гдѣ любовь есть причина недуга,

Тамъ докторъ оселъ, и ненужна его услуга.

Мы много говорили на эту тему, но всѣ наши разговоры не имѣли никакого значенія; затѣмъ, какъ бы случайно, онъ попросилъ меня спѣть, я улыбнулась и сказала, что моя пѣсенка спѣта. Наконецъ онъ спросилъ, не желаю ли я послушать его флейту; тогда сестра тотчасъ замѣтила, что, по ея мнѣнію, я слишкомъ слаба и не могу теперь переносить музыки; но я наклонилась къ ней и сказала:

— Прошу васъ, миссъ, не мѣшайте ему, я очень люблю флейту.

— Милая сестра, — продолжалъ онъ, — ты знаешь какъ я лѣнивъ, будь же такая добрая, сходи за флейтой, вотъ тебѣ ключъ отъ ящика (при этомъ онъ указалъ на такое мѣсто, гдѣ навѣрное не было флейты, ему хотѣлось подольше задержать тамъ сестру).

Лишь только она вышла, онъ передалъ мнѣ весь свой разговоръ съ братомъ, а также и причины, заставившія его искать этого свиданія. Я увѣряла, что никогда не заикалась ни его брату, ни кому бы то ни было о нашихъ отношеніяхъ; затѣмъ я описала ему свое ужасное положеніе. Я предвижу, говорила я, что лишь только я оправлюсь, то должна буду оставить этотъ домъ, что же касается замужества съ его братомъ, то послѣ того, что произошло между нами, я гнушаюсь одной мысли объ этомъ, и онъ можетъ быть вполнѣ увѣренъ, что никогда не соглашусь на подобный бракъ. Если же онъ хочетъ нарушить данную мнѣ клятву и забыть всѣ свои обѣщанія, пусть это остается на его совѣсти; по крайней мѣрѣ, и никогда не дамъ ему повода сказать, что, считая себя его женой и отдавшись ему, я нарушила супружескую вѣрность.

На это онъ началъ говорить мнѣ, что онъ глубоко огорченъ, видя, что не можетъ убѣдить меня согласиться на его предложеніе, но тутъ послышались шаги сестры, и онъ едва успѣлъ поймать мои послѣднія слова: «Вы никогда не убѣдите меня полюбить вашего брата и выйти за него замужъ». Онъ покачалъ головой и сказалъ: «Тогда я погибъ». При этихъ словахъ сестра вошла въ комнату, говоря, что она нигдѣ не могла найти флейты. «И такъ, сказалъ онъ весело, моя лѣность ни къ чему не послужила», потомъ онъ всталъ и пошелъ самъ за флейтой, однако скоро возвратился съ пустыми руками и объявилъ, что у него прошла охота играть.

V Мой любовникъ убѣждаетъ меня выйти замужъ за его брата

Черезъ нѣсколько недѣль я почувствовала себя лучше, я начала ходить по комнатамъ и слегка работать, но я была грустна и глубоко задумчива, что удивляло всѣхъ за исключеніемъ того, кто зналъ причину моей грусти; тѣмъ не менѣе онъ долго остерегался, я также избѣгала его, оставаясь, какъ всегда, почтительной, я не искала случая быть съ нимъ наединѣ; такъ шли дѣла два мѣсяца съ лишнимъ, и каждый день я ожидала получить предложеніе оставить домъ, хотя поводомъ для этого служило такое обстоятельство, въ которомъ я была совершенно неповинна; я уже ничего не ожидала отъ моего любовника и послѣ его торжественнаго объясненія со мной на мою долю оставались только позоръ и одиночество.

Наконецъ я сама узнала, что они желаютъ меня выгнать изъ дому, и узнала это такимъ образомъ: однажды старая леди серьезно заговорила со мной о моемъ тяжеломъ состояніи послѣ болѣзни.

— Я боюсь, Бетти, — сказала старая леди, — что мой разговоръ съ вами по поводу сына имѣлъ на васъ такое пагубное вліяніе, что съ тѣхъ поръ вы стали грустить и задумываться. Прошу васъ, скажите, что съ вами; если дѣло зашло не такъ далеко, то ради Бога скажите, отъ Робина я ничего не могу узнать, такъ какъ онъ отдѣлывается шутками и смѣхомъ, лишь только я заговорю съ нимъ объ этомъ.

— Да, миледи, — сказала я, — дѣло стоитъ совсѣмъ не такъ, какъ я бы хотѣла, и потому что бы ни случилось, а я буду съ вами вполнѣ откровенна и разскажу вамъ все. Сэръ Робертъ нѣсколько разъ предлагалъ мнѣ свою руку, но я, имѣя въ виду мое бѣдное положеніе, не придавала его словамъ никакого значенія; я ему отказывала, быть можетъ даже не такъ мотивируя отказъ, какъ бы слѣдовало, въ виду того уваженія, какимъ я обявана каждому члену вашей семьи; но повторяю, миледи, я никогда не могла забыть своихъ обязательствъ къ вамъ и ко всему вашему дому и потому не могла согласиться на поступокъ, которымъ, я знаю, оскорбила бы васъ; поэтому я объявила вашему сыну, что до тѣхъ поръ не буду думать объ его предложеніи, пока онъ не получитъ вашего согласія и согласія вашего мужа, такъ какъ вамъ обоимъ я обязана всей своею жизнью.

— Возможно ли это, миссъ Бетти, — вскричала старая леди. — Неужели вы были справедливѣе къ намъ, чѣмъ мы къ вамъ. Вѣдь всѣ мы смотрѣли на васъ, какъ на женщину, которая разставила сѣти моему сыну; и не дальше, какъ сегодня, руководимая этой боязнью, я хотѣла предложить вамъ оставить нашъ домъ, но не хотѣла сразу упомянуть объ этомъ, боясь слишкомъ опечалить васъ и снова усилить вашу болѣзнь; вѣдь мы все-таки уважали и любили васъ, хотя не до такой степени, чтобы пожертвовать своимъ сыномъ; но если дѣло стоитъ такъ, какъ вы говорите, то мы слишкомъ виноваты предъ вами.

— Чтобы подтвердить вамъ истину всего, что я сказала, — продолжала я, — я прошу васъ, обратитесь къ вашему сыну, и, если онъ пожелаетъ быть ко мнѣ справедливымъ, то повторитъ вамъ слово въ слово все, что я передала.

Послѣ этого старая леди ушла къ своимъ дочерямъ и сообщила имъ весь нашъ разговоръ; легко представить, какъ онѣ были поражены, услышавъ отъ нея подобныя вещи. Одна сказала, что она никогда не повѣрила бы этому, другая, что Робинъ дуракъ, и что она не вѣритъ ни одному моему слову и убѣждена, что отъ Робина услышитъ совершенно другое; но старая леди желала во что бы ни стало добраться до истины и поговорить съ сыномъ прежде, чѣмъ я буду имѣть случай увидѣться съ нимъ и передать ему нашъ разговоръ; поэтому она рѣшила послать за нимъ въ городъ, въ юридическое бюро, гдѣ онъ занимался.

Мать и сестры были вмѣстѣ, когда пріѣхалъ Робинъ.

— Садись, Робинъ, — сказала старая леди, — мнѣ надо немного поговорить съ тобой.

— Съ большимъ удовольствіемъ, миледи, — весело отвѣчалъ Робинъ, — тѣмъ болѣе, что, я думаю, рѣчь пойдетъ о той честной дѣвушкѣ, которая такъ сильно меня безпокоитъ.

— Чего же тебѣ безпокоиться? — сказала мать. — Не самъ ли ты говорилъ, что намѣренъ взять въ жены миссъ Бетти?

— Совершенно справедливо, миледи — отвѣчалъ Робинъ, — но есть нѣкто, кто запрещаетъ сдѣлать церковное оглашеніе.

— Запрещаетъ сдѣлать церковное оглашеніе? Но кто же это можетъ быть?

— Никто другой, какъ сама миссъ Бетти, — сказалъ Робинъ.

— Развѣ у васъ возникалъ объ этомъ вопросъ?

— Да, миледи, — отвѣчалъ Робинъ, — во время ея болѣзни я аттаковывалъ ее разъ пять и каждый разъ она отвергала меня; плутовка такъ настойчива, что не хочетъ сдаться ни на какую капитуляцію, ни уступить никакимъ доводамъ; она предлагаетъ только одно условіе, но на него я не могу согласиться,

— Ты меня удивляешь, — сказала мать. — Объяснись яснѣе, я ничего не понимаю, я думаю, что ты шутишь.

Тутъ вмѣшались сестры.

— Миледи, — сказала младшая, — съ нимъ невозможно говорить серьезно; онъ никогда не отвѣчаетъ прямо на вопросъ, и вы хорошо сдѣлаете, если оставите его въ покоѣ и перестанете говорить объ этомъ; вы знаете, какъ можно его заставить свернуть съ этого пути.

Дерзость сестры разсердила Робина, но онъ сразу остановилъ ее слѣдующими словами:

— Есть два сорта людей, — обратился онъ къ матери, — съ которыми невозможно спорить: умные и глупые, и мнѣ не много тяжело разомъ бороться противъ тѣхъ и другихъ.

Тогда вступилась самая младшая сестра.

— Въ самомъ дѣлѣ, мы должны быть очень глупы въ глазахъ брата, — сказала она, — такъ какъ онъ хочетъ заставить насъ повѣрить, будто сдѣлалъ серьезное предложеніе миссъ Бетти и та отказала ему.

— «Ты отвѣтишь и не отвѣтишь», сказалъ Соломонъ, — возразилъ ея братъ; когда братъ говоритъ, что онъ пять разъ просилъ руки Бетти и что она наотрѣзъ ему отказала, то мнѣ кажется, самая младшая его сестра не должна сомнѣваться въ этомъ и особенно, когда его мать и та вѣритъ ему.

— Но и мама не совсѣмъ понимаетъ это, — сказала вторая сестра.

— Есть нѣкоторая разница между тѣмъ, когда требуютъ отъ меня разъясненія или когда совсѣмъ не вѣрятъ мнѣ,- отвѣчалъ Робинъ.

— И такъ, сынъ мой, — сказала старая леди, — если ты намѣренъ посвятить насъ въ эту тайну, тогда объясни, какое тяжкое условіе предлагаетъ тебѣ Бетти?

— Да я бы давно сдѣлалъ это, если бы мои милѣйшія сестры не дразнили и не прерывали меня. Условіе ея слѣдующее: она хочетъ прежде всего получить ваше согласіе и согласіе отца; безъ этого, какъ она заявила, она не желаетъ говорить со мной о бракѣ; я же думаю, что никогда не буду въ состояніи исполнить это условіе. Теперь я надѣюсь, что мои пылкія сестрицы удовлетворены и я хотя немного, а заставилъ ихъ покраснѣть.

— Я уже слышала это, — сказала съ чувствомъ старая леди, но не могла повѣрить; если же это правда, тогда мы всѣ виноваты передъ миссъ Бетти, она вела себя лучше, чѣмъ я ожидала.

— Да, если это такъ, — сказала старая сестра, — тогда она дѣйствительно не виновата.

— Надо сказать правду, — продолжала леди, — виновата ли она, если мой сынъ такъ глупъ, что не хочетъ выбить ее изъ своей головы; тѣмъ не менѣе, ея отвѣтъ доказываетъ, какъ глубоко она уважаетъ насъ, и чѣмъ болѣе я узнаю эту дѣвушку, тѣмъ болѣе я начинаю сама чувствовать къ ней уваженіе.

— Къ ней, но не ко мнѣ,- сказалъ Робинъ, — по крайней мѣрѣ, вмѣсто этого, дайте мнѣ свое согласіе.

— Я подумаю еще, — сказала мать — и знаешь что, ея поведеніе такъ подкупаетъ меня, что я почти готова согласиться, если не встрѣтится другихъ препятствій.

Все это становилось для меня ужаснымъ: мать начинала уступать, а Робинъ настаивалъ. Съ другой стороны, она совѣтовалась со старшимъ сыномъ и онъ пустилъ въ ходъ всевозможные аргументы, чтобы убѣдить ее согласиться, выставляя на видъ страстную любовь брата и мое великодушное уваженіе къ семьѣ, заставившее меня жертвовать своимъ счастьемъ. Что касается отца, то онъ былъ весь погруженъ въ общественныя и свои личныя дѣла, рѣдко бывалъ дома и предоставилъ женѣ семейныя заботы.

Теперь всѣ думали, что моя тайна открыта, и потому легко себѣ представить, какъ не трудно было получить ко мнѣ доступъ старшему брату; даже сама мать предложила ему переговорить съ миссъ Бетти, что какъ разъ совпадало съ его желаніемъ.

— Быть можетъ, — сказала она, — тебѣ яснѣе представится это дѣло и ты лучше меня обсудишь и увидишь, такъ ли Бетти относится къ брату, какъ передаетъ это Робинъ.

Онъ не могъ желать ничего лучшаго и, притворяясь, что уступаетъ матери, согласился на свиданіе со мной; она привела меня въ свою спальню и сказала, что, по ея просьбѣ, ея старшій сынъ хочетъ переговорить со мной, затѣмъ она оставила насъ вдвоемъ, а онъ заперъ за нею дверь.

Потомъ онъ подошелъ ко мнѣ, взялъ меня за руки, нѣжно поцѣловалъ и сказалъ, что для насъ наступило критическое время и что теперь отъ меня зависитъ сдѣлаться счастливой или несчастной на всю жизнь; и если я не соглашусь на его желаніе, тогда мы оба погибнемъ. Дальше онъ разсказалъ мнѣ все, что произошло между Робиномъ, матерью, сестрами и имъ.

— Теперь, дитя мое, — продолжалъ онъ, — смотрите, что будетъ съ вами, если вы выйдете замужъ за джентльмена изъ хорошей семьи, съ прекраснымъ состояніемъ при общемъ согласіи всѣхъ родныхъ; вы будете тогда наслаждаться полной и счастливой жизнью; съ другой стороны, представьте себѣ иное, мрачное положеніе, положеніе погибшей женщины безъ имени и хотя, пока я живъ, я останусь вашимъ тайнымъ другомъ, тѣмъ не менѣе, опасаясь вѣчныхъ подозрѣній, вы сами будете избѣгать меня, а я долженъ буду не признавать васъ.

Онъ не далъ мнѣ времени возразить и продолжалъ такъ:

— То, что произошло между нами, съ общаго нашего согласія, будетъ погребено и забыто; я навсегда останусь вашимъ искреннимъ другомъ, я не буду стремиться къ болѣе интимнымъ отношеніямъ, когда вы станете моей сестрой. Я умоляю васъ подумать объ этомъ и не противиться собственному спасенію и благополучію, а чтобы доказать вамъ свою искренность, я предлагаю вамъ пятьсотъ ливровъ, въ видѣ вознагражденія за ту вольность, которую я позволилъ себѣ съ вами и на которую, если хотите, мы будемъ смотрѣть какъ на заблужденіе нашей прошлой жизни, въ чемъ мы еще успѣемъ покаяться.

Послѣднія слова привели меня въ такое смущеніе, что я едва удержалась, чтобы не упасть въ обморокъ, — я сильно любила его; онъ видѣлъ это и просилъ меня серьезно обдумать свое положеніе, помня, что этотъ бракъ представляется единственнымъ средствомъ сохранить нашу взаимную привязанность, и что только при такихъ условіяхъ мы можемъ любить другъ друга чистой любовью, свободные отъ угрызеній совѣсти и чьихъ бы то ни было подозрѣній;что онъ никогда не забудетъ того счастья, которое я дала ему, и останется вѣчнымъ моимъ должникомъ.

Такимъ образомъ онъ вызвалъ во мнѣ какое то нерѣшительное состояніе духа. Мнѣ представлялись тысячи опасностей, которыя усиливало мое воображеніе; я видѣла себя брошенной, потерянной и опозоренной дѣвушкой, безъ друзей и знакомыхъ вездѣ, кромѣ того города, въ которомъ не могла оставаться. Все это устрашало меня, а между тѣмъ онъ пользовался всякимъ случаемъ, чтобы обрисовать мое будущее еще болѣе мрачными красками; съ другой стороны, онъ старался выставить въ самомъ яркомъ и радостномъ свѣтѣ жизнь съ его братомъ.

И такъ, я вынуждена сказать, что онъ разбилъ всѣ мои доводы и я начинала постигать опасность, о которой прежде не думала, опасность быть брошенной обоими братьями и остаться одной въ мірѣ снискивать себѣ самое жалкое существованіе.

Все это, наконецъ, вызвало у меня согласіе, хотя съ такимъ отвращеніемъ, что я не знала, какъ я пойду въ церковь. Кромѣ того я боялась моего будущаго мужа, который могъ послѣ первой нашей брачной ночи потребовать отъ меня отчета; однако, я не знаю, было ли это сдѣлано съ умысломъ, или нѣтъ, но его братъ постарался такъ напоить на свадьбѣ моего мужа, что въ первую ночь онъ былъ совершенно пьянъ. Какъ это случилось, мнѣ неизвѣстно, но я убѣждена, что это было сдѣлано братомъ, съ цѣлью лишить моего мужа возможности найти различіе между дѣвушкой и замужней женщиной, и дѣйствительно у него никогда потомъ не возникало сомнѣнія по этому поводу.

Но необходимо вернуться нѣсколько назадъ и продолжать прерванный разсказъ. Старшій братъ, покончивъ со мной, принялся за мать и не отсталъ отъ нея до тѣхъ поръ, пока не убѣдилъ не только согласиться на бракъ, но и написать по почтѣ объ этомъ отцу, который не замедлилъ дать свое согласіе.

Затѣмъ мой любовникъ обратился къ своему брату, представя дѣло въ такомъ видѣ, что онъ оказалъ ему неоцѣненную услугу, выпросивъ согласіе матери; это было справедливо, — хотя понятно, что онъ ловилъ брата изъ своихъ личныхъ разсчетовъ и, рисуясь его истиннымъ другомъ, желалъ только одного: отдѣлаться отъ любовницы и передать ее въ качествѣ жены брату; такъ всегда поступаютъ мужчины: ради своей безопасности, они готовы пожертвовать честью, справедливостью и даже религіей.

Теперь мнѣ надо вернуться къ брату Робину, какъ мы всѣ называли его. Получивъ согласіе своей матери, онъ явился ко мнѣ съ радостной новостью и такъ искренно разсказалъ все, что, признаюсь, я была глубоко огорчена, сознавая себя орудіемъ обмана этого честнаго человѣка, но для меня не было выхода, онъ хотѣлъ обладать мною, а я не могла объявить ему, что была любовницей его брата; другого же средства отдалить его отъ себя у меня не было; такимъ образомъ мало по малу я привыкла къ этой мысли и мы обвѣнчались.

Для цѣлей этого разсказа нѣтъ надобности подробно описывать мою жизнь съ мужемъ въ теченіи пяти лѣтъ; достаточно замѣтить, что я имѣла отъ него двухъ дѣтей, но они умерли въ концѣ пятаго года, Робинъ былъ прекраснымъ мужемъ и мы жили очень хорошо, но такъ какъ онъ получилъ отъ родителей небольшія средства, а въ свою короткую жизнь не пріобрѣлъ ничего, то мое положеніе не было особенно хорошо и этотъ бракъ не принесъ мнѣ никакихъ матеріальныхъ выгодъ. Правда, у меня сохранились билеты его старшаго брата цѣнностью въ 500 фунтовъ, данные имъ за мое согласіе выйти замужъ за Робина, которые вмѣстѣ съ тѣмъ, что давалъ онъ раньше и что мнѣ осталось отъ моего мужа, составили сумму въ 1200 фунтовъ.

Мои оба ребенка, къ счастью, были взяты его отцомъ и матерью и это было самое чистое, что они получили отъ миссъ Бетти.

Я должна сознаться, что меня нисколько не огорчила смерть моего мужа; я не могу сказать, чтобы когда нибудь и любила его, какъ должна была любить; я не могла отвѣчать на его нѣжную привязанность ко мнѣ, не смотря на то, что это былъ человѣкъ въ высшей степени деликатный, мягкій и съ такимъ характеромъ, лучше котораго не можетъ желать жена, но его братъ, бывшій всегда у меня на глазахъ, по крайней мѣрѣ во время нашего пребыванія въ деревнѣ, служилъ для меня вѣчной приманкой.

Еще до смерти моего мужа его старшій братъ женился. Въ это время мы жили въ Лондонѣ, старая леди написала намъ и просила пріѣхать на свадьбу; мой мужъ отправился, я же подъ предлогомъ нездоровья осталась дома; я не могла помириться съ мыслью, что онъ будетъ принадлежать другой женщинѣ, хотя хорошо знала, что онъ уже никогда не будетъ моимъ.

VI Я остаюсь вдовой. Я выхожу снова замужъ. Банкротство моего новаго мужа и его бѣгство. Мой взглядъ на положеніе женщины

И такъ, я осталась вдовой, я была еще молода и по мнѣнію всѣхъ красива. У меня было порядочное состояніе и за мной ухаживали многіе богатые купцы, особенно одинъ торговецъ полотнами, который, повидимому, былъ сильно въ меня влюбленъ. Послѣ смерти мужа я поселилась у него, такъ какъ была дружна съ его сестрой; здѣсь я могла вполнѣ свободно и всегда проводить время, вращаясь въ обществѣ по своему вкусу, потому что я никогда въ жизни не встрѣчала болѣе веселой и болѣе безразсудной дѣвушки, какъ сестра квартирнаго хозяина, хотя въ тоже время она была такъ добродѣтельна, какъ я не ожидала сначала; она ввела меня въ самое сумасбродное общество и принимала у себя самыхъ разнообразныхъ людей, охотно знакомя ихъ съ своей хорошенькой вдовушкой. А такъ какъ всякая извѣстность привлекаетъ глупцовъ, то возлѣ меня образовался кружокъ обожателей, которые льстили и ухаживали за мной, хотя никто изъ нихъ не сдѣлалъ мнѣ честнаго предложенія; я очень хорошо понимала ихъ общія намѣренія по отношенію ко мнѣ, чтобы не попасть въ западню этого рода. Мои обстоятельства измѣнились. У меня были деньги и я не нуждалась ни въ комъ. Я пошла разъ на приманку, называемую любовью, но игра была кончена; теперь я рѣшила или хорошо выйти замужъ, или совсѣмъ не выходить.

Надо сказать правду, я любила общество веселыхъ и умныхъ мужчинъ, хотя и не чуждалась другихъ; но изъ моихъ тонкихъ наблюденій я увидѣла, что самые блестящіе мужчины всегда бываютъ самыми плохими вѣстниками, въ смыслѣ намѣченной мною цѣли; съ другой стороны, самыя блестящія предложенія исходятъ отъ самыхъ скучныхъ и непріятныхъ людей въ мірѣ.

Я не особенно гнушалась купцами, но въ то время я желала, имѣть мужемъ купца джентльмена, который, когда захотѣлъ, могъ бы повести свою жену ко двору или въ театръ, умѣлъ бы носить шпагу, имѣлъ бы видъ настоящаго джентльмена, а не какого нибудь бѣдняка, у котораго на кафтанѣ всегда видны слѣды его передника, а на парикѣ слѣды его шапки и который, такъ сказать, какъ-бы виситъ на шпагѣ, а не шпага на немъ.

Итакъ, наконецъ, я нашла такую амфибію, такое земноводное созданіе, какъ называютъ купцовъ-джентльменовъ; и, какъ бы въ наказаніе за свою глупость, я попала въ западню, которую, такъ сказать, разставила сама себѣ.

Это былъ тоже торговецъ полотнами. Хотя моя подруга сильно желала сосватать меня своему брату, тѣмъ не менѣе, когда мы объяснились, то я увидѣла, что онъ разсчитываетъ сдѣлать меня своей любовницей, и потому отказала ему, вѣря въ правило, что женщина не должна никогда быть любовницей, если у нея есть средства выйти замужъ.

Такимъ образомъ мое тщеславіе, но не мои принципы, мои деньги, но не моя добродѣтель сохранили мою честность; тѣмъ не менѣе исходъ этого брака показалъ мнѣ, что я сдѣлала бы лучше, если бы позволила своей подругѣ продать меня ея брату, чѣмъ я сама продала себя купцу, который былъ въ одно и тоже время бродяга, джентльменъ, лавочникъ и нищій.

Но благодаря капризу выйти замужъ за джентльмена, я разорилась, потому что мой новый мужъ, найдя у меня много денегъ, началъ самыя безразсудныя траты; такимъ образомъ въ теченіи года онъ спустилъ почти все, что мы оба имѣли.

Въ первые три мѣсяца нашего замужества я ему очень нравилась и мнѣ оставалось одно удовольствіе видѣть, что большую часть моихъ денегъ онъ прожилъ на меня.

— Крошка моя, — сказалъ онъ мнѣ однажды, — не хотите-ли вы сдѣлать маленькое путешествіе дней на восемь въ деревню?

— Куда же вы думаете ѣхать, мой другъ? — спросила я.

— Все равно, куда-нибудь; мнѣ хочется съ недѣлю потолкаться между учеными, и потому мы поѣдемъ въ Оксфордъ, — отвѣчалъ онъ.

— Но какъ же мы поѣдемъ? вѣдь я не умѣю ѣздить верхомъ, а для кареты это слишкомъ далеко.

— Слишкомъ далеко, — сказалъ онъ. — Нѣтъ такого мѣста, которое было бы далеко для кареты въ шесть лошадей. Если я васъ приглашаю, то хочу, чтобы вы путешествовали, какъ герцогиня.

— Гмъ, мой другъ, вѣдь это глупо, — сказалъ я, — но такъ какъ вы желаете этого, то я не стану возражать вамъ.

Итакъ, въ назначенный день предъ нашей квартирой стояла богатая карета, запряженная прекрасными лошадьми, съ кучеромъ, почтальономъ, двумя лакеями въ очень красивыхъ ливреяхъ, верховымъ джентльменомъ и пажомъ въ шляпѣ съ перомъ; вся прислуга называла его ваше сіятельство, а меня графиней; такимъ образомъ мы отправились въ Оксфордъ и это путешествіе было очаровательнымъ; надо отдать справедливость моему мужу въ томъ, что ни одинъ нищій въ мірѣ не могъ такъ искусно выдать себя за знатную особу, какъ онъ. Мы посѣтили всѣ достопримѣчательности Оксфорда и, между прочимъ, сообщили двумъ или тремъ профессорамъ, что имѣемъ намѣреніе отдать своего племянника въ университетъ; увѣривъ ихъ, что они будутъ назначены его туторами, мы забавлялись, обѣщая нѣсколькимъ бѣднымъ студентамъ сдѣлать ихъ капелланами въ церкви графини; проживъ тамъ въ качествѣ знатныхъ особъ нѣсколько дней, мы поѣхали въ Нортемптонъ; вообще мы проѣздили двѣнадцать дней и это удовольствіе стоило намъ 93 фунта стерлинговъ.

Тщеславіе есть самое лучшее качество каждаго фата; мой мужъ отличался этимъ качествомъ и потому не зналъ цѣны деньгамъ, Легко представить, что его исторія не имѣетъ особеннаго интереса, и потому достаточно будетъ сказать, что черезъ два года и три мѣсяца онъ сдѣлался банкротомъ и былъ арестованъ судебнымъ приставомъ по такому большому процессу, что нельзя было найти за него поручительства; тогда онъ позвалъ меня къ себѣ.

Это вовсе не было для меня неожиданностью; съ нѣкоторыхъ поръ я замѣчала, что все идетъ къ вашему разоренью, и я по возможности сохраняла кое-что для себя; наше свиданіе показало мнѣ, что онъ поступилъ со мною такъ хорошо, какъ я не ожидала; онъ откровенно объявилъ, что дѣйствовалъ глупо, позволивъ себя арестовать въ то время, когда еще могъ выпутаться изъ дѣла; ясно, что теперь все для него потеряно, и потому онъ проситъ меня вынести изъ дому ночью цѣнныя вещи, спрятавъ ихъ въ безопасномъ мѣстѣ; кромѣ того, онъ поручилъ мнѣ, если я смогу, взять изъ магазина товаровъ на 100 или на 200 фунтовъ.

— Только я не долженъ ничего знать объ этомъ, — прибавилъ онъ, — вы не говорите мнѣ, что возьмете, я намѣренъ въ эту же ночь бѣжать, и если вы, сердце мое, никогда больше обо мнѣ не услышите, то позвольте пожелать вамъ вѣчнаго благополучія; мнѣ обидно, что я причинилъ вамъ столько горя.

Прежде, чѣмъ я ушла, онъ наговорилъ много еще другихъ любезностей; вообще, какъ я уже сказала, онъ былъ джентльменъ, который обходился со мной всегда нѣжно и привѣтливо. Это и было единственнымъ моимъ утѣшеніемъ, такъ какъ онъ промоталъ все мое состояніе и теперь заставилъ меня скрывать отъ его кредиторовъ остатки своего имущества.

Тѣмъ не менѣе, я сдѣлала все, какъ онъ сказалъ; съ этихъ поръ, я не видѣла его больше, онъ нашелъ возможность бѣжать въ туже ночь или на другой день, не знаю, потому что мнѣ стала извѣстно только одно: что въ три часа утра онъ перевезъ остальные товары и, захвативъ сколько могъ денегъ, оправился во Францію, откуда я получила отъ него не болѣе двухъ или трехъ писемъ. Я не видѣла дома, такъ какъ, исполнивъ въ точности его инструкцію, я не возвращалась туда, зная, что меня могутъ арестовать его кредиторы, потому что судъ назначилъ конкурсъ надъ его несостоятельностью, такъ что констебль имѣлъ право арестовать и меня. Мой мужъ бѣжалъ самымъ отчаяннымъ образомъ изъ дома ареста: онъ перепрыгнулъ съ крыши одного дома на другой, рискуя сломать себѣ шею; затѣмъ онъ забралъ всѣ свои товары прежде, чѣмъ его кредиторы успѣли описать ихъ, и съ этими товарами скрылся.

Повторяю, мой мужъ честно поступилъ со мной; въ первомъ же своемъ письмѣ онъ сообщилъ мнѣ адресъ той кассы, гдѣ онъ заложилъ двадцать штукъ тонкаго голландскаго полотна, стоившаго болѣе 90 фунтовъ, за 30 фунтовъ, приложивъ квитанцію, по которой я могла его выкупить, что я и сдѣлала; въ свое время я выручила за этотъ холстъ больше 100 фунтовъ, продавая по частямъ своимъ знакомымъ.

Однако же, подсчитавъ все, что я имѣла, я увидѣла, что мои дѣла измѣнились и мое состояніе сильно уменьшилось, беря въ разсчетъ присланную имъ квитанцію, вмѣстѣ съ тѣми тюками полотна и кисеи, которые, по его указанію, я взяла раньше, а также разное серебро и другія вещи, я могла насчитать у себя 500 фунтовъ стерлинговъ. Итакъ, мое положеніе стало исключительнымъ; положимъ, у меня не было дѣтей (единственный мой ребенокъ отъ этого мужа умеръ), но я осталась, такъ сказать, соломенной вдовой, у меня былъ мужъ и не было его, и я не могла разсчитывать снова выйти замужъ, хотя навѣрное знала, что мой мужъ не возвратится въ Англію, даже въ томъ случаѣ, если бы онъ прожилъ еще пятьдесятъ лѣтъ. Такимъ образомъ, говорю я, какое бы предложеніе мнѣ ни сдѣлали, я не могла принять его; у меня не было друга, съ которымъ бы я могла посовѣтоваться и которому я могла бы повѣрить тайну своихъ дѣлъ, потому что, если бы было открыто мѣсто моего пребыванія, то меня бы схватили и отобрали все мое имущество.

Первое, что я должна была сдѣлать въ своемъ опасномъ положеніи, это совершенно оставить всѣхъ своихъ знакомыхъ и перемѣнить фамилію. Такъ я и поступила: я переѣхала въ Минтъ, наняла квартиру въ глухомъ мѣстѣ, одѣлась вдовой и назвалась миссъ Флендэрсъ.

Здѣсь я познакомилась съ одной доброй и скромной женщиной, тоже вдовой, но она находилась въ лучшихъ условіяхъ, чѣмъ я, — она была вдова напитана корабля, который имѣлъ несчастье потерпѣть кораблекрушеніе при возвращеніи изъ Весть-Индіи; онъ былъ такъ огорченъ потерей этого корабля, что, несмотря на свое спасеніе, умеръ съ горя; его вдову начали преслѣдовать кредиторы и она была вынуждена искать убѣжища въ Минтѣ. Однако, скоро, благодаря своимъ друзьямъ, она устроила свои дѣла и была совершенно свободна. Увидя, что я пріѣхала сюда не съ цѣлью избѣжать преслѣдованій, а просто изъ желанія вести уединенную жизнь, онъ пригласила меня поселиться вмѣстѣ, пока мнѣ представится случай устроиться; къ тому же, говорила она, мы живемъ въ такой части города, гдѣ вы легко можете встрѣтить какого-нибудь капитана корабля, который станетъ ухаживать за вами и можетъ сдѣлать вамъ предложеніе.

Я согласилась и прожила у нея полгода; я бы осталась тамъ жить дальше, если бы съ ней не случилось того, что она предсказывала мнѣ, то есть, если бы она не вышла очень выгодно замужъ. Но, въ то время, когда счастливо рѣшалась судьба другихъ, мое положеніе ухудшалось и я не встрѣтила ни одного порядочнаго поклонника, кромѣ двухъ-трехъ боцмановъ и другихъ людей подобнаго же сорта. Что касается капитановъ, то въ этомъ отношеніи ихъ можно было раздѣлить на двѣ категоріи: къ первой принадлежали люди съ хорошимъ состояніемъ, т. е. хозяева кораблей, они искали выгоднаго брака; ко второй относились всѣ тѣ, кто былъ безъ мѣста и кто искалъ жену, которая принесла бы въ приданое корабль, т. е. иначе говоря, принесла бы деньги, при помощи которыхъ можно было купить долю участія въ морскомъ предпріятіи и вступить въ товарищество; или жену, у которой если и нѣтъ денегъ, но есть друзья, занимающіеся мореплаваніемъ, они могли бы дать ея мужу хорошее мѣсто на кораблѣ. Я не подходила ни къ одной изъ этихъ двухъ категорій и потому должна была, такъ сказать, лежать въ дрейфѣ.

Моя свояченица въ Кольчестерѣ была права, когда говорила, что въ этомъ случаѣ умъ, красота, прекрасное обращеніе, добрый характеръ, нравственность, воспитаніе, здравый смыслъ, словомъ, всѣ душевныя и тѣлесныя качества женщины не имѣютъ никакого значенія, что только однѣ деньги дѣлаютъ ее пріятной; правда, мужчина выбираетъ себѣ женщину, руководясь сердечнымъ влеченіемъ къ ней, однако же красота, хорошее сложеніе, прекрасныя манеры и изящное обхожденіе необходимы только любовницѣ; что касается жены, то ея физическіе недостатки не охлаждаютъ его желанія, ея нравственныя несовершенства не оскорбляютъ его; деньги составляютъ все; приданое не можетъ быть кривымъ и безобразнымъ; золото нравится всегда, какова бы ни была жена.

Съ другой стороны, если у мужчины разсчетъ играетъ въ этомъ случаѣ главную роль, то я думаю, что женщина не лишена права говорить объ этомъ; теперь ей позволяютъ спрашивать и требовать отвѣта; хотя если какая нибудь молодая леди будетъ такъ высокомѣрна, что притворно откажетъ мужчинѣ, сдѣлавшему ей предложеніе, то едва ли ей представится случай повторить свой отказъ два раза, и хорошо еще, если она сможетъ исправить свой ложный шагъ на этомъ пути, согласившись на то, что она, повидимому, отвергала. Мужчины могутъ выбирать насъ вездѣ, женщины же болѣе несчастливы въ этомъ отношеніи, первые постучатся въ любую дверь и если откажутъ въ одномъ домѣ, то навѣрное примутъ въ другомъ.

Съ другой стороны, я замѣтила, что мужчины не стѣсняются въ этомъ случаѣ и свободно пускаются куда угодно на счастливую охоту, какъ они называютъ сватовство, не спрашивая, достойны ли они намѣченной добычи; они такого высокаго о себѣ мнѣнія, что едва позволяютъ женщинѣ, на руку которой претендуютъ, справиться объ ихъ характерѣ или положеніи.

Ни одинъ здравомыслящій мужчина не оцѣнитъ высоко ту женщину, которая отдается ему послѣ первой аттаки или приметъ его предложеніе, не узнавъ его какъ человѣка; напротивъ, онъ долженъ смотрѣть на такую женщину, какъ на самое порочное созданіе; короче сказать, онъ долженъ составить самое низкое мнѣніе о всѣхъ ея качествахъ, если она, дѣлая шагъ на всю жизнь, не обдумаетъ его и бросится въ замужество сразу въ темнотѣ, не зная что ожидаетъ ее тамъ.

Я бы хотѣла, чтобы женщины дѣйствовали осмотрительнѣе въ этомъ случаѣ, помня, что это самая важная сторона нашей жизни, отъ которой мы больше всего страдаемъ; здѣсь намъ не достаетъ бодрости, насъ пугаетъ мысль не выйти замужъ и остаться въ несчастномъ положеніи старой дѣвы. Это и есть опасная ловушка; но разъ леди, освободясь отъ подобнаго страха, дѣйствуетъ правильно, тогда она ставовится на истинный путь, который такъ необходимъ для ея счастья, и тогда она, если и не скоро, за то счастливо выйдетъ замужъ.

VII Мой новый поклонникъ. — Я опять выхожу замужъ и уѣзжаю въ Виргинію

Возвращаюсь къ себѣ. Мое положеніе было не особенно пріятно. Условія, въ которыя я была поставлена, побуждали меня найти себѣ хорошаго мужа, во что бы то ни стало; но я скоро убѣдилась, что это было не такъ легко сдѣлать; всѣ узнали, что у вдовы нѣтъ состоянія, и узнавъ, начали говорить обо мнѣ все дурное, несмотря на то, что я была прекрасно воспитана, хорошо сложена, умна, пріятна въ обществѣ, словомъ была одарена всѣми хорошими качествами, но все это не имѣло никакого значенія безъ билоновъ. Говоря прямо, всюду ходила молва, что у вдовы нѣтъ денегъ.

Итакъ, я рѣшила, что мнѣ необходимо измѣнить свое положеніе и отправиться въ совершенно другое мѣсто, а при случаѣ перемѣнить даже свою настоящую фамилію.

Я передала эти соображенія своей подругѣ, женѣ капитана, которая была ко мнѣ очень привязана и которая, когда случались у нея деньги, дѣлала мнѣ такіе подарки, что они окупали вполнѣ мое содержаніе, такъ что до сихъ поръ я не тратила своихъ денегъ. Первое, что она предложила мнѣ сдѣлать, это назваться ея кузиной и отправиться, по ея указанію, къ ея родственникамъ въ деревню, куда она привезетъ своего мужа сдѣлать мнѣ визитъ; затѣмъ она устроитъ такъ, что тамъ она и мужъ пригласятъ «свою милую кузину» переѣхать къ нимъ въ городъ; они жили въ другомъ городѣ, не тамъ, гдѣ я. Кромѣ того, она сказала мужу, что у меня есть состояніе въ 1,500 фунтовъ и что я расчитываю получить еще больше.

Я не принимала ни въ чемъ участія и только выжидала событій. Скоро между сосѣдями распространился слухъ, что у капитана живетъ молодая вдова, имѣющая 1,500 фунтовъ, а можетъ быть и больше, и что объ этомъ говорилъ самъ капитанъ; если кто-нибудь и спрашивалъ обо мнѣ капитана, то онъ по совѣсти могъ утверждать это, такъ какъ вполнѣ довѣрялъ словамъ своей жены. Благодаря слухамъ о моемъ состояніи, у меня скоро явилась толпа обожателей; такимъ образомъ, я начала тонкую игру, и мнѣ оставалось теперь выбрать между ними человѣка, отвѣчающаго моимъ намѣреніямъ, то есть человѣка, который былъ бы склоненъ вѣрить этимъ слухамъ, не спѣша заранѣе провѣрять ихъ въ подробности, такъ какъ моя жизнь не допускала точнаго изслѣдованія.

Мнѣ не трудно было найти такого человѣка, принимая во вниманіе характеръ его ухаживаній за мной; я позволила ему увѣрять, что онъ любитъ меня больше всего на свѣтѣ, и что если я соглашусь отдать ему свою руку, то онъ будетъ счастливъ, не требуя отъ меня больше ничего; но я понимала, что всѣ эти увѣренія основывались на предположеніи. что я богата, хотя я не обмолвилась объ этомъ ни однимъ словомъ.

Мнѣ слѣдовало глубже испытать его чувства, въ этомъ было мое спасеніе, потому что, если бы онъ отказался отъ меня, то я осталась бы обманутой, такъ же, какъ онъ, взявъ меня замужъ; и если я не сомнѣвалась въ его состояніи, то я должна была выяснить ему свое истинное положеніе дѣлъ; въ виду этого, я прежде всего притворилась, что не вѣрю искренности его чувствъ и сказала, что, быть можетъ, онъ ухаживаетъ только за моими деньгами, но онъ не далъ мнѣ кончить фразы и сталъ горячо увѣрятъ въ противномъ; однако я дѣлала видъ, что продолжаю сомнѣваться въ его увѣреніяхъ.

Однажды утромъ онъ снялъ съ своего пальца брильянтовый перстень и написалъ на оконномъ стеклѣ моей комнаты слѣдующія слова:

Я попросила у него перстень и написала въ отвѣтъ:

Онъ взялъ назадъ перстень и снова написалъ:

Я опять взяла у него перстень и написала внизу:

Онъ покраснѣлъ, какъ огонь, видно было, что я задѣла его за живое, онъ далъ слово побѣдить меня и написалъ:

Я рискнула, какъ вы увидите дальше, и смѣло написала слѣдующій стихъ:

Это была для меня печальная истина; я не умѣю сказать, повѣрилъ ли онъ ей или нѣтъ; хотя мнѣ казалось, что онъ не вѣритъ. Какъ бы то ни было, но онъ бросился ко мнѣ, обнялъ меня и началъ горячо и страстно цѣловать, держа въ своихъ объятіяхъ; затѣмъ онъ попросилъ перо и чернилъ, говоря, что у него не достаетъ терпѣнія усердно выписывать слова на стеклѣ, причемъ, доставъ изъ кармана листокъ бумаги, онъ написалъ:

Я взяла перо и сразу отвѣтила:

Онъ сказалъ, что я написала жестокія и несправедливыя слова, что я заставляю его изобличать меня во лжи, а это невѣжливо; и такъ какъ я невольно увлекла его въ поэтическія шалости, то онъ умоляетъ больше не прерывать его; затѣмъ, взявъ перо, онъ написалъ:

Я подписала внизу:

Онъ понялъ эту фразу, какъ выраженіе моихъ чувствъ и сложилъ оружіе, то есть бросилъ перо; я говорю, онъ понялъ мои слова, какъ выраженіе моей любви, и дѣйствительно я готова была любить его, и онъ видѣлъ, что я хотѣла продолжать съ нимъ игру въ любовь; онъ былъ человѣкъ съ такимъ прекраснымъ и веселымъ характеромъ, какихъ потомъ я не встрѣчала; мнѣ часто приходило въ голову, что я поступала вдвойнѣ преступно, обманывая человѣка, который, повидимому, такъ искренно любилъ меня, но печальная необходимость устроиться заставляла меня невольно дѣйствовать такимъ образомъ; дѣйствительно, его спокойная любовь ко мнѣ и мягкость его характера вполнѣ убѣждали меня, что онъ легче перенесетъ разочарованіе, когда узнаетъ истину, чѣмъ какой-нибудь горячій человѣкъ со всѣми пылкими страстями, составляющими иногда несчастье для женщины. Кромѣ того, хотя я часто шутила съ нимъ (какъ думалъ онъ) насчетъ моей бѣдности, однако же, узнавъ, что это правда, онъ лишилъ себя права упрекать меня, такъ какъ, шутя или серьезно, но онъ говорилъ мнѣ, что беретъ меня, нисколько не думая о приданномъ: съ своей стороны, такъ или иначе, но я показала ему, что я очень бѣдна; словомъ я заперла его со всѣхъ сторонъ, и если потомъ онъ могъ сказать, что его обманули, то во всякомъ случаѣ не могъ обвинить въ этомъ меня.

Однажды я взяла на себя смѣлость сказать ему, что я вѣрю въ искренность его любви, такъ какъ онъ хочетъ на мнѣ жениться, не заботясь о моемъ состояніи, что я отплачиваю ему тѣмъ же и не безпокоюсь о его средствахъ больше, чѣмъ слѣдуетъ; но я надѣюсь, что онъ позволитъ мнѣ предложить нѣсколько вопросовъ, на которые можетъ, по своему усмотрѣнію, отвѣтить или нѣтъ; прежде всего меня интересуетъ знать, какъ и гдѣ мы будемъ жить, потому что я слыхала, будто у него есть большая плантація въ Виргиніи, хотя меня нисколько не тревожитъ то, что если это такъ, то мнѣ придется отправиться въ ссылку.

Онъ охотно разсказалъ мнѣ всѣ свои дѣла и откровенно объяснилъ всѣ условія своей жизни. Изъ его разсказа я узнала, что онъ можетъ занять хорошее положеніе въ свѣтѣ, но что большая часть его состоянія заключается въ трехъ плантаціяхъ въ Виргиніи, которыя приносятъ ему 300 фунтовъ въ годъ, и если бы онъ эксплоатировалъ ихъ самъ, то могъ бы получать въ четыре раза больше. «Хорошо, сказала я себѣ, ты можешь хоть сейчасъ везти меня, куда угодно, но теперь еще рано говорить тебѣ объ этомъ».

Я острила на счетъ Виргиніи, но, убѣдившись, что онъ готовъ исполнить всѣ мои желанія, я перемѣнила тонъ; я сказала ему, что у меня есть сильныя причины не хотѣть жить тамъ, потому что, если его плантаціи дѣйствительно стоятъ столько, сколько онъ говоритъ, то у меня нѣтъ состоянія, которое могло бы соотвѣтствовать доходамъ джентльмена въ 1200 фунтовъ въ годъ.

Онъ отвѣчалъ, что онъ никогда не спрашивалъ меня о моемъ состояніи, что для него оно не имѣетъ никакого значенія, въ чемъ онъ заранѣе далъ мнѣ слово, которое и сдержитъ всегда, что во всякомъ случаѣ онъ никогда не вопроситъ меня ѣхать съ нимъ въ Виргинію и не поѣдетъ самъ, если только я добровольно не рѣшусь на это.

Короче сказать, мы обвѣнчались и, что касается меня, я была очень довольна своимъ замужествомъ; мой мужъ былъ человѣкъ съ такимъ прекраснымъ характеромъ, какого только можно желать, хотя его положеніе и не было такъ блестяще, какъ я предполагала; съ своей стороны, и онъ, женясь на мнѣ, не могъ его такъ улучшить, какъ надѣялся.

Когда мы обвѣнчались, я была вынуждена отдать ему свое небольшое состояніе и показать, что у меня больше ничего нѣтъ; мнѣ необходимо было это сдѣлать, и потому, выбравъ удобный случай, я прямо сказала ему:

— Другъ мой, вотъ уже двѣ недѣли, какъ мы женаты, и я думаю пора вамъ узнать, имѣетъ ли ваша жена что нибудь или нѣтъ?

— Эта пора настанетъ тогда, когда вамъ будетъ угодно, сердце мое, сказалъ онъ; мое желаніе удовлетворено, я имѣю жену, которую люблю, и кажется не часто тревожилъ васъ тѣмъ вопросомъ, который вы теперь поднимаете.

— Ваша правда, — отвѣчала я, — но я нахожусь въ большомъ затрудненіи и не знаю, какъ изъ него выйти.

— Въ какомъ затрудненіи? — спросилъ онъ.

— Слушайте, вотъ въ чемъ дѣло: какъ это ни тягостно для меня и для васъ, но я должно сказать, что до меня дошли слухи, будто капитанъ X… (мужъ моей подруги) говорилъ вамъ, что я гораздо богаче, чѣмъ на самомъ дѣлѣ… увѣряю васъ, что если онъ и говорилъ это, то не по моей просьбѣ.

— Чѣмъ меньше у васъ денегъ, моя милая, тѣмъ хуже для насъ обоихъ, сказалъ онъ, но я надѣюсь, что вы не станете тревожиться мыслью, будто я могу измѣниться къ вамъ, потому что у васъ нѣтъ приданаго; нѣтъ, такъ и нѣтъ, только скажите мнѣ это откровенно: быть можетъ я поговорю съ капитаномъ, быть можетъ я скажу ему, что онъ обманулъ, но я никогда не стану обвинять васъ, такъ какъ изъ вашихъ разговоровъ я могъ вывести одно заключеніе, что вы женщина бѣдная.

— И такъ, мой другъ, сказала я, я счастлива тѣмъ, что не была причастна къ этому обману до нашей свадьбы; а если теперь я и обману васъ, то отъ этого не станетъ хуже; правда, я бѣдна, но не такъ ужъ бѣдна, чтобы не имѣть ничего.

Затѣмъ я вынула нѣсколько банковыхъ билетовъ и дала ему около 160 фунтовъ.

— Вотъ вамъ кое-что, мой другъ, но можетъ статься, это не все, что я имѣю.

Мои прежніе разговоры по этому поводу привели его къ мысли, что у меня ничего нѣтъ, поэтому та незначительная сама по себѣ сумма, которую я передала ему теперь, пріобрѣла двойную цѣнность въ его глазахъ. Онъ признался, что, судя по моимъ словамъ, онъ не разсчитывалъ на такія деньги и не сомнѣвался въ томъ, что все мое состояніе заключается въ нѣсколькихъ хорошихъ платьяхъ, золотыхъ часахъ и одномъ или двухъ брильянтовыхъ кольцахъ.

Я предоставила ему тѣшиться 160 фунтами впродолженіи трехъ дней, затѣмъ, выйдя однажды изъ дома какъ бы по дѣлу, я скоро возвратилась и принесла ему 100 фунтовъ золотомъ, говоря: «вотъ вамъ еще мое приданное». Вообще я отдала ему въ концѣ этой недѣли 180 фунтовъ деньгами и на 60 фунтовъ полотна; причемъ объявила, что все это я вынуждена была взять за долгъ въ 600 фунтовъ, за которые при разверсткѣ я могла получить не болѣе шести шиллинговъ за фунтъ.

— Теперь, мой другъ, я съ грустью должна признаться, что отдала вамъ все свое состояніе.

Я прибавила, что если бы меня не обманулъ тотъ, кто взялъ у меня 600 фунтовъ, то я могла бы принести ему въ приданное 1,000 фунтовъ; я говорила это искренно, дѣйствительно, я отдала бы ему все, что имѣла.

Онъ очень обрадовался полученнымъ деньгамъ и былъ очарованъ моимъ способомъ дѣйствій; такъ или иначе, но раньше его тревожила мысль, что у меня ровно ничего нѣтъ. Такимъ образомъ, благодаря этому обману, я безъ денегъ устроила свою судьбу, поймавъ мужа на такую приманку, которая слишкомъ опасна для всякой женщины; дѣйствуя такимъ образомъ, я подвергала себя страшной случайности быть открытой и потерять всякое уваженіе въ его глазахъ.

Отдавая справедливость моему мужу, я должна сказать, что это былъ человѣкъ безконечно добрый и не глупый. Видя, что его доходы не соотвѣтствуютъ тому образу жизни, который онъ намѣтилъ, если бы я принесла ожидаемое имъ приданное, я однажды утромъ сказала ему, что, по моему мнѣнію, его плантаціи приносятъ мало дохода, благодаря тому, что онъ не самъ ведетъ хозяйство, что я очень хорошо вижу его желаніе ѣхать туда и глубоко чувствую его разочарованіе своей женитьбой; поэтому я не могу ничего лучшаго придумать, какъ объявить свое искреннее желаніе ѣхать съ нимъ въ Виргинію.

Онъ наговорилъ мнѣ тысячу самыхъ милыхъ любезностей по поводу моего предложенія. Онъ сказалъ, что хотя онъ дѣйствительно разочаровался въ надеждахъ на мое состояніе, но не во мнѣ, какъ въ лучшей женѣ, какую только онъ желалъ, и что онъ не находитъ словъ выразить свою благодарность за мое великодушное предложеніе.

Короче сказать, мы рѣшили ѣхать. Онъ разсказалъ мнѣ, что у него тамъ есть хорошій домъ, прекрасно убранный, въ которомъ живутъ его мать и сестра, единственные его родственники, и что, по нашемъ пріѣздѣ, онѣ переберутся въ другой домъ, находящійся въ пожизненномъ владѣніи его матери; послѣ ея смерти онъ перейдетъ къ нему, такъ что впослѣдствіи я буду тамъ полной хозяйкой.

Мы сѣли на корабль, взявъ съ собою много хорошей мебели для нашего дома, бѣлья и другихъ хозяйственныхъ вещей, а также разнаго товара для продажи, и отправились.

Здѣсь не мѣсто давать полный отчетъ о нашемъ путешествіи, которое было продолжительно и исполнено большихъ опасностей; ни я, ни мой мужъ не вели морского журнала и потому я могу сказать только, что послѣ страшнаго переѣзда, сопровождавшагося двумя ужасными бурями и еще болѣе ужаснымъ нападеніемъ пирата, который отнялъ у насъ почти всѣ товары и едва не взялъ въ рабство моего мужа, возвративъ его только, благодаря моимъ мольбамъ, — послѣ всѣхъ этихъ бѣдствій, говорю я, мы прибыли въ рѣку Іоркъ, въ Виргиніи, и отправились на его плантаціи, гдѣ насъ съ любовью встрѣтили его матъ и сестра.

Мы поселились всѣ вмѣстѣ: по моей просьбѣ, моя свекровь осталась въ томъ же домѣ; она была слишкомъ хорошей матерью и не могла быть намъ въ тягость; мужъ мой нисколько не измѣнился, и я чувствовала себя счастливѣйшей женщиной въ свѣтѣ, когда одно странное и непредвидѣнное обстоятельство мигомъ разрушило мое счастье и сдѣлало мое положеніе самымъ невозможнымъ.

VIII Исторія моей свекрови. — Я узнаю въ ней свою мать, а въ мужѣ своего брата. — Мое отчаяніе по этому поводу

Моя свекровь была необыкновенно веселая и добрая старуха; я говорю старуха, потому что ея сыну было больше тридцати лѣтъ; эта пріятная и общительная женщина часто меня занимала интересными разсказами о странѣ, гдѣ мы жили и объ ея обитателяхъ.

Между прочимъ, она разсказывала мнѣ, что большая часть живущихъ въ этой колоніи поселенцевъ были англичане, прибывшіе сюда при самыхъ ужасныхъ условіяхъ, и что здѣсь все населеніе дѣлится вообще на два класса: одинъ состоиъ изъ людей, которыхъ привезли корабли для продажи въ услуженіе, другой составляютъ каторжно-ссыльные, обвиненные судомъ въ преступленіяхъ, за которыя полагается смертная казнь.

— Когда прибываютъ тѣ и другіе, — продолжала она, — мы не дѣлаемъ между ними различія: ихъ покупаютъ плантаторы и они всѣ мѣстѣ работаютъ на поляхъ до окончанія срока; послѣ этого имъ даютъ возможность поселиться самимъ и заняться обработкой и расчисткой земли, на которой они разводятъ табакъ и эерновые хлѣба для собственнаго пользованія; купцы довѣряютъ имъ въ кредитъ орудія, за которыя они уплачиваютъ послѣ жатвы. Вотъ какимъ образомъ, дитя мое, многіе изъ Ньюгетскихъ висѣльниковъ сдѣлались здѣсь значительными людьми; изъ нихъ у насъ есть міровые судьи, чиновники и члены магистрата, хотя они носятъ на рукахъ выжженое желѣзомъ каторжное клеймо.

Разсказывая такимъ образомъ, она добродушно и съ полнымъ ко мнѣ довѣріемъ говорила о себѣ, о своей жизни, объяснивъ, что она сама принадлежала къ послѣднему классу и давно, давно прибыла сюда, какъ осужденная за преступленіе.

— А вотъ и клеймо, дитя мое, — сказала она, показывая мнѣ красивую бѣлую руку, на ладони которой остались знаки, выжженные раскаленнымъ желѣзомъ, какъ это обыкновенно бываетъ у всѣхъ каторжниковъ.

Этотъ разсказъ сильно взволновалъ меня, но моя мать, улыбаясь, сказала:

— Не надо этому удивляться, точно какой-то необыкновенной вещи; у насъ люди съ большимъ положеніемъ носятъ подобныя клейма и не стыдятся ихъ показывать; вотъ, напримѣръ, маіоръ X… былъ когда-то знаменитымъ карманщикомъ, судья На…ъ, былъ тоже извѣстенъ, какъ ловкій воръ, обкрадывавшій лавки, у обоихъ на рукахъ клейма, и я могла бы назвать тебѣ многихъ другихъ порядочныхъ людей съ такими же клеймами.

Мы часто вели подобнаго рода разговоры, и она всегда подтверждала многочисленными примѣрами свои разсказы. Спустя нѣкоторое время, однажды, когда она разсказывала приключенія одной особы, высланной сюда назадъ тому нѣсколько недѣль, на меня нашло какое-то задушевное настроеніе, и я просила ее разсказать мнѣ свою исторію, что она и сдѣлала, передавъ просто и откровенно слѣдующее. Еще молодой дѣвушкой она попала въ очень дурную компанію въ Лондонѣ, благодаря тому, что ея мать часто посылала ее относить кушанье одной своей родственницѣ, бывшей въ заключеніи въ Ньюгетской тюрьмѣ; несчастная голодала тамъ, потомъ она была приговорена къ смертной казни, но, благодаря беременности, эта казнь была отсрочена и она погибла въ тюрьмѣ.

Здѣсь моя свекровь перечислила длинный рядъ тѣхъ ужасовъ, которые совершаются обыкновенно въ этомъ страшномъ мѣстѣ.

— Да, дитя мое, — говорила моя свекровь, — быть можетъ, тебѣ мало извѣстно все это, а можетъ быть ты даже и не слыхала ничего подобнаго; но будь увѣрена, мы всѣ здѣсь знаемъ, что одна Ньюгетская тюрьма порождаетъ столько воровъ и несчастныхъ, сколько не въ состояніи породить самыя преступныя ассоціаціи и клубы въ Англіи; это проклятое мѣсто на половину снабжаетъ поселенцами нашу колонію.

Затѣмъ она продолжала разсказывать свою исторію такъ пространно и съ такими подробностями, что я начинала приходитъ въ смущеніе; но когда она дошла до одной частности, заставившей ее сказать свое имя, я чуть было не упала въ обморокъ; замѣтивъ мое разстройство, она спросила, хорошо ли я себя чувствую и что меня такъ встревожило. Я объяснила, ей, что ея грустная исторія на меня сильно подѣйствовала, и я прошу ее не продолжать больше.

— Но, милая моя, — очень нѣжно сказала она, — ты напрасно тревожишься, все это случилось такъ давно, что не причиняетъ мнѣ ни малѣйшаго безпокойства; теперь я вспоминаю свою исторію даже съ чувствомъ нѣкотораго довольства, потому что она привела меня сюда.

Потомъ она продолжала разсказывать, какъ здѣсь она попала въ одну хорошую семью, какъ, благодаря своему прекрасному поведенію, послѣ смерти хозяйки, ея хозяинъ женился на ней; отъ него у нея были сынъ, мой мужъ, и дочь; какъ, благодаря ея стараніямъ и хорошему управленію, послѣ смерти мужа, она улучшила свои плантаціи и привела ихъ въ такое состояніе, въ какомъ онѣ не были никогда при мужѣ, такъ какъ большую часть земли она культивировала уже будучи вдовой, которою осталась шестнадцать лѣтъ тому назадъ.

Я не особенно внимательно слушала эту часть ея исторіи, такъ какъ мнѣ необходимо было остаться одной, чтобы свободно предаться раздиравшимъ мою душу тревогамъ; пусть судятъ, въ какомъ ужасномъ положеніи находился мой мозгъ при мысли, что эта женщина была не менѣе, какъ моя родная мать, и что я имѣла двухъ дѣтей и была беременна третьимъ отъ своего собственнаго брата.

Теперь я была самая несчастная женщина на свѣтѣ. Ахъ! все шло хорошо, пока я не знала этой исторіи, я могла спокойно жить съ моимъ мужемъ. Ахъ! еслибы я никогда не узнала ее!

У меня лежала теперь такая тяжесть на сердцѣ, что я была постоянно на-сторожѣ; я не видѣла пользы открывать мою тайну, но и скрывать ее было почти невозможно; да, я не была увѣрена, что во снѣ не выдамъ своей тайны мужу и если я открою ее, то меньшее, чего я могла ожидать, это потерять мужа, такъ какъ онъ былъ слишкомъ чистъ и честенъ, чтобы продолжать быть имъ, зная, что я его сестра; такимъ образомъ я находилась въ самомъ затруднительномъ положеніи.

Предоставляю судить всѣмъ, каково было это положеніе: я была далеко отъ моей родины, у меня не было возможности возвратиться туда; здѣсь я жила очень хорошо, но въ невыносимыхъ условіяхъ; еслибы я открылась матери, мнѣ было бы трудно убѣдить ее въ подробностяхъ и я не имѣла средствъ въ точности доказать свое предположеніе; съ другой стороны, если бы она стала меня допрашивать, или если бы у нея явилось сомнѣніе въ истинѣ моихъ словъ, то я погибла бы, такъ какъ малѣйшее ея внушеніе моему мужу немедленно отдалило бы его отъ меня и я потеряла бы его и мать, приведя въ недоумѣніе обоихъ.

Тѣмъ не менѣе, истина для меня была очевидна, и для меня было ясно, что подъ видомъ честной женщины я живу въ кровосмѣшеніи и распутствѣ, и если бы даже я относилась не особенно чувствительно къ этому преступленію, то все же въ немъ было что то такое оскорбляющее природу, что отталкивало меня отъ мужа. Несмотря на это, послѣ долгаго и серьезнаго размышленія, я признала необходимымъ скрыть мою тайну отъ мужа и матери, не сдѣлавъ ни малѣйшаго намека; такимъ образомъ я прожила подъ страшнымъ душевнымъ гнетомъ еще три года.

Втеченіи этого времени моей матери доставляло большое удовольствіе разсказывать мнѣ исторіи о своихъ прошлыхъ приключеніяхъ, которыя мнѣ не особенно нравились, потому что, хотя она передавала факты не ясно, но сопоставляя ихъ съ тѣмъ, что я знала прежде, мнѣ не трудно было придти къ заключенію, что въ молодости она была проституткой и воровкой; но, по прибытіи сюда, она искренно раскаялась въ этихъ преступленіяхъ и стала женщиной набожной, честной и строгой.

Итакъ я оставляю ея жизнь, какова бы она ни была, и обращаюсь къ своей, которая была для меня вполнѣ невыносима: какъ я уже сказала, я чувствовала себя самой распутной женщиной въ свѣтѣ; такимъ образомъ я не могла разсчитывать ни на что хорошее; въ самомъ дѣлѣ, несмотря на мое внѣшнее благополучіе, у меня былъ въ виду одинъ только исходъ: нищета и разореніе.

Дѣйствительно, прошло не много времени, какъ дѣла наши измѣнились къ худшему, и что всего было хуже, мужъ мой сталъ капризенъ, ревнивъ и непріятенъ, а я на столько же стала нетерпѣлива съ нимъ, на сколько онъ былъ несправедливъ и неразсудителенъ въ своемъ обращеніи со мной. Наши отношенія такъ обострились и мы зашли такъ далеко, что я наконецъ потребовала отъ него исполненія его обѣщанія, которое онъ далъ мнѣ въ то время, когда я согласилась оставить для него Англію, и которое заключалось въ томъ, что если мнѣ не понравится жизнь здѣсь, то я возвращусь на родину, объявивъ ему объ этомъ за годъ впередъ, съ тѣмъ, чтобы онъ могъ устроить свои дѣла.

Я говорю, что я потребовала отъ него исполненія этого обѣщанія и, надо признаться, потребовала не въ особенно любезной формѣ, какъ легко себѣ это представить: я объясняла ему, что онъ очень дурно обходится со мной, а у меня нѣтъ здѣсь друзей, которые могли бы справедливо разсудить насъ, что онъ ревнуетъ меня безъ всякаго повода и что нашъ отъѣздъ въ Англію измѣнитъ эти отношенія.

Я такъ рѣшительно настаивала на своемъ требованіи, что ему оставалось или сдержать свое слово или отказаться отъ него; и не смотря на то, что онъ пустилъ въ дѣло всю свою хитрость, призвавъ на помощь мать и другихъ наперсниковъ съ цѣлью убѣдить меня измѣнить свое рѣшеніе, но всѣ ихъ попытки были напрасны, такъ какъ сущность рѣшенія лежала въ моемъ сердцѣ, а послѣднее стало совершенно чуждымъ моему мужу. Я находила тысячи предлоговъ избѣгать его ласкъ, боясь болѣе всего беременности, которая навѣрное могла помѣшать моему отъѣзду или по крайней мѣрѣзамедлить его.

Наконецъ моя настойчивость вывела его изъ себя и онъ принялъ быстрое и роковое рѣшеніе: онъ объявилъ, что вообще мы не можемъ ѣхать въ Англію, что хотя онъ и далъ мнѣ обѣщаніе, но что при настоящихъ условіяхъ было бы безрасудно исполнить его, это значило разстроить всѣ наши дѣла, разорить семью и довести ее почти до гибели; такимъ образомъ я не должна больше требовать отъ него исполненія этого обѣщанія, такъ какъ ни одна женщина въ мірѣ, принимающая сколько нибудь близко къ сердцу интересы своей семьи и мужа, не станетъ этого требовать.

Говорятъ, что если женщина вобьетъ себѣ что нибудь въ голову, то ее трудно заставить измѣнить свое рѣшеніе; дѣйствительно я не переставала изыскивать средства сдѣлать возможнымъ мой отъѣздъ и, наконецъ, предложила мужу отпустить меня одну. Это предложеніе возмутило его до послѣдней степени; онъ объявилъ мнѣ, что въ его глазахъ я не только жестокая женщина, но и самая извращенная и безчувственная мать, что онъ не понимаетъ, какъ я могу безъ ужаса допустить мысль бросить дѣтей и никогда не увидѣть ихъ больше. Все это было бы вѣрно, если бы теперь я не сгорала единственнымъ желаніемъ не видѣть больше никогда ни мужа, ни дѣтей; что касается упрека въ моей извращенности, то мнѣ было бы не трудно снять съ себя этотъ упрекъ, мнѣ, которая слишкомъ глубоко чувствовала свой позоръ и сознавала, что едва ли на свѣтѣ существовала болѣе извращенная любовная связь, чѣмъ моя съ нимъ.

Такъ или иначе, но не было никакой возможности привести къ соглашенію моего мужа. Онъ очень дурно относился къ моему поведенію и дѣйствительно имѣлъ на это основанія. Я наотрѣзъ отказалась жить съ нимъ и пользовалась всякимъ случаемъ увеличить, такъ сказать, брешь въ нашихъ отношеніяхъ, такъ что однажды онъ объявилъ мнѣ, что ему остается одно: признать меня съумашедшей и посадить въ домъ умалишенныхъ. Это привело меня къ рѣшенію во что бы ни стало раскрыть мою тайну, но какъ это сдѣлать и кому первому передать ее, оставалось для меня неразрѣшимымъ вопросомъ до тѣхъ поръ, пока между мной и мужемъ не случилось новой ссоры. Началось съ того, что онъ заговорилъ со мной о невозможности моего отъѣзда въ Англію. Я защищала свое рѣшеніе и, какъ всегда бываетъ въ семейныхъ ссорахъ, когда одно жесткое слово ведетъ за собой другое, мы разгорячились; онъ сказалъ мнѣ, что я веду себя съ нимъ не какъ съ мужемъ, и говорю о дѣтяхъ не какъ мать, и потому онъ не можетъ относиться ко мнѣ какъ къ женѣ; онъ испробовалъ все, онъ былъ со мной нѣженъ и добръ, онъ велъ себя какъ достойный мужъ и христіанинъ; онъ думалъ измѣнить мой характеръ, но я обращаюсь съ нимъ какъ съ собакой, какъ съ самымъ презрѣннымъ и совершенно постороннимъ человѣкомъ, и хотя всякое насиліе возбуждаетъ въ немъ глубокое отвращеніе, тѣмъ не менѣе онъ поставленъ въ необходимость прибѣгнуть теперь къ такимъ мѣрамъ, которыя заставятъ меня вернуться къ своимъ обязанностямъ.

Эти слова взбунтовали во мнѣ кровь; я никогда не приходила въ такое раздраженіе и сказала ему, что какія бы мѣры онъ ни принялъ, будетъ ли это насиліе или любовь, я презираю все, я рѣшила во что бы то ни стало уѣхать въ Англію; что же касается моихъ отношеній къ нему и дѣтямъ, то въ основѣ ихъ лежитъ быть можетъ обстоятельство, котораго онъ еще не знаетъ; однако же, пользуясь случаемъ, я замѣчу только одно: что онъ не имѣетъ права быть моимъ законнымъ мужемъ, также какъ наши дѣти не могутъ считаться законными дѣтьми, вотъ почему я не въ силахъ заботиться о нихъ больше, чѣмъ я забочусь.

Надо признаться, взглянувъ на него, я пожалѣла о томъ, что сказала; онъ совершенно измѣнился въ лицѣ, поблѣднѣлъ, какъ смерть, и не могъ выговорить слова, какъ будто пораженный молніей. Я думала, что онъ упадетъ въ обморокъ. Съ нимъ сдѣлался приливъ, онъ дрожалъ, капли пота катились по его лицу, а между тѣмъ лицо было холодно какъ ледъ, словомъ онъ пришелъ въ такое состояніе, что необходима была серьезная помощь; когда онъ нѣсколько пришелъ въ себя, у него началась тошнота, мы уложили его въ постель, на другой день утромъ у него появилась жестокая лихорадка.

Онъ медленно поправлялся, и, когда ему стало лучше, то разъ онъ подозвалъ меня къ себѣ и сказалъ, что послѣднія мои слова нанесли ему смертельную рану и что онъ хочетъ предложить мнѣ только одинъ вопросъ. Я прервала его, говоря, что меня глубоко огорчаетъ моя горячность, которая заставила меня зайти такъ далеко; я вижу какъ ужасно подѣйствовали на него мои слова, но теперь умоляю его не требовать ихъ объясненія. Я увѣрена, что это объясненіе только ухудшитъ его положеніе.

Но теперь дѣла зашли такъ далеко, что дальше нельзя было скрывать тайну, и мой мужъ самъ доставилъ мнѣ случай снять съ себя это страшное бремя; три или четыре недѣли онъ неотступно просилъ меня сказать ему только одно, хотѣла ли я своими словами разсердить его, или они дѣйствительно имѣютъ какое нибудь основаніе. Я была непреклонна и отказывалась отъ всякихъ объясненій, до тѣхъ поръ пока онъ не согласится отпустить меня въ Англію; на это онъ отвѣтилъ, что, пока онъ живъ, онъ не согласится отпустить меня. Тогда я сказала, что если такъ, то я должна объявить ему, что отъ меня вполнѣ зависитъ не только получить, когда захочу, его согласіе, но даже устроить такъ, что онъ самъ станетъ умолять меня уѣхать; послѣднія слова въ конецъ разожгли его любопытство.

Послѣ этого онъ разсказалъ всю исторію матери и заставилъ ее вывѣдать у меня истину, причемъ, надо отдать ей справедливость, она пустила въ ходъ всю свою изобрѣтательность, чтобы достигнуть цѣли; но я сразу остановила ее, говоря, что вся тайна заключается въ ней самой и что мое уваженіе къ ней заставляетъ меня скрывать эту тайну, вообще же я объявила, что больше ничего не могу сказать и умоляю ее не настаивать.

Эти слова привели ее въ крайнее изумленіе, она не знала что говорить и думать; затѣмъ, не обращая вниманія на зародившееся въ ней подозрѣніе и дѣлая видъ, что принимаетъ мои слова за извѣстную тактику, она снова начала говорить со мной по поводу своего сына, изыскивая средства помирить меня съ нимъ. Наконецъ я сдѣлала видъ, что уступаю ей и сказала: «хорошо; извольте, я открою вамъ тайну великой важности, если только вы дадите мнѣ торжественное обѣщаніе, что безъ моего согласія вы никогда не разскажете ее своему сыну».

Невозможно описать ея изумленіе при моихъ словахъ; она, если бы могла, охотно не повѣрила этой исторіи, понимая, какой переворотъ угрожаетъ семьѣ; но всѣ подробности такъ согласовались съ тѣми событіями, которыя она передавала мнѣ сама и которыя теперь она охотно готова была отрицать, что ей не оставалось ничего другого дѣлать, какъ молча броситься ко мнѣ на шею и начать нѣжно цѣловать меня. Долго она не могла выговорить слова, наконецъ бѣдная старуха жалобно закричала:

— Несчастное дитя мое! Какой рокъ принесъ тебя сюда и бросилъ въ объятія моего сына! Ужасная дочь! мы погибли! ты жена своего родного брата и имѣла отъ него трехъ дѣтей, дѣтей отъ одной плоти и крови! мой сынъ и моя дочь жили какъ мужъ и жена! Какое безуміе! Какая несчастная семья! Что намъ дѣлать? Что говорить? Ахъ, Боже мой, что намъ дѣлать?

Немного успокоясь, мы стали говорить о томъ, что слѣдуетъ сдѣлать, прежде чѣмъ сообщить эту тайну моему мужу. Но къ чему могли привести всѣ наши совѣщанія? Мы были не въ силахъ найти выходъ изъ нашего мучительнаго положенія, мы не знали какъ передать всю трагедію моему мужу, мы не знали какъ она подѣйствуетъ на него, что онъ предприметъ: узнавъ эту роковую тайну, онъ могъ, не владѣя собой, объявить ее всѣмъ, что неизбѣжно погубило бы нашу семью; или онъ могъ, пользуясь защитой закона, который въ этомъ случаѣ былъ на его сторонѣ, и презирая меня, потребовать развода; тогда все мое ничтожное приданное было бы поглощено процессомъ и я стала бы нищей, а черезъ нѣсколько мѣсяцевъ я увидѣла бы его въ объятіяхъ другой женщины, въ то время какъ сама должна была довольствоваться жалкимъ существованіемъ. Всѣ эти соображенія близко принимались къ сердцу моей матерью, но мы не знали, что дѣлать. Спустя нѣкоторое время, мы рѣшились прибѣгнуть къ самымъ осторожнымъ мѣрамъ, но къ несчастью наши рѣшенія были совершенно различны; по мнѣнію моей матери, мнѣ слѣдовало глубоко похоронить мою тайну и продолжать жить со своимъ мужемъ, до тѣхъ поръ, пока какой нибудь удобный случай дастъ возможность спокойно разсказать ему все; въ то же время она употребитъ всѣ свои силы примирить мужа со мной и возстановить согласіе нашего домашняго очага; такимъ образомъ, эта тайна останется и умретъ вмѣстѣ съ нами. Но если она выступитъ на свѣтъ Божій, дитя мое, сказала мать въ заключеніе, тогда мы обѣ погибли.

Желая побудить меня согласиться на это, она обѣщала устроить меня, она обѣщала оставить мнѣ послѣ своей смерти, независимо отъ состоянія мужа, все, что только будетъ возможно; такимъ образомъ, если когда-нибудь и откроется наша тайна, то я буду матеріально обезпечена.

Хотя ея предложеніе указывало мнѣ ясно на нѣжность и доброту моей матери, но оно совершенно не согласовалось ни съ моими мыслями, ни съ моими чувствами, и потому я сказала, что, послѣ долгаго и спокойнаго размышленія, я пришла къ слѣдующему рѣшенію, которое, надѣюсь, не покажется ей крайностью и успокоитъ ее: я просила ее употребить все свое вліяніе на сына, съ цѣлью убѣдить его отпустить меня въ Англію, снабдивъ достаточной суммой денегъ, въ товарахъ или въ банковыхъ билетахъ; затѣмъ, когда я уѣду, она можетъ уговорить его, спустя нѣкоторое время, вызвать снова меня къ себѣ.

Мы долго не сходились съ матерью въ нашихъ мнѣніяхъ по этому поводу, мы не могли примирить ихъ; мы много спорили, но эти споры не приводили ни къ какимъ соглашеніямъ.

Я не могла побѣдить свое отвращеніе къ сожительству съ братомъ, она настаивала на невозможности уговорить его согласиться на мой отъѣздъ въ Англію; мы продолжали жить въ такомъ нерѣшительномъ положеніи; хотя наши споры не доводили насъ до крайностей, но мы были не въ силахъ придти къ такому рѣшенію, которое могло бы уничтожить эту ужасную пропасть.

IX Я открываюсь своему мужу. — Я уѣзжаю въ Англію. — Мое пребываніе въ Батѣ. — Новая встрѣча

Наконецъ, я рѣшилась на самый отчаянный выходъ изъ этого страшнаго положенія и объявила матери, что сама разскажу все мужу. При одной мысли объ этомъ моя мать пришла въ ужасъ; но я просила ее успокоиться и сказала, что сдѣлаю это исподоволь, спокойно, тихо и такъ ловко, какъ только могу; я выберу самую благопріятную минуту и не сомнѣваюсь, что если съумѣю притвориться любящей его больше, чѣмъ я могу теперь его любить, то я успѣю въ своемъ намѣреніи и мы мирно разстанемся, потому что я все-таки люблю своего мужа, какъ брата.

Въ продолженіи всего этого времени онъ осаждалъ свою мать, онъ настаивалъ объяснить ему, если возможно, что означаетъ моя страшная фраза, какъ онъ назвалъ ее, будто онъ не законный мой мужъ и мои дѣти — не законныя его дѣти. Мать совѣтовала ему терпѣливо выжидать событій, говоря, что она еще ничего не могла узнать отъ меня. Она видитъ только, что я сильно взволнована, что меня мучитъ какая то тайна, которую, тѣмъ не менѣе, она надѣется скоро узнать; до тѣхъ же поръ она проситъ его обходиться со мной какъ можно лучше и постараться пріобрѣсти мое расположеніе, такъ какъ я страшно напугана его угрозой запереть меня въ домъ умалишенныхъ; въ заключеніе она сказала: никогда не слѣдуетъ доводить женщину до отчаянія, какіе бы ни были для этого поводы.

Я скоро почувствовала вліяніе этихъ переговоровъ: поведеніе моего мужа вдругъ измѣнилось, онъ сталъ совершенно другимъ человѣкомъ; нельзя было быть любезнѣе и предупредительнѣе его; я какъ могла отвѣчала ему тѣмъ же, но дѣлала это, принуждая себя. Однажды вечеромъ, мы, бесѣдуя, сидѣли вдвоемъ въ небольшой бесѣдкѣ, у входа въ садъ; онъ былъ въ веселомъ и пріятномъ настроеніи духа и говорилъ мнѣ много нѣжностей, наша дружба и надежда, что наши прежнія ссоры и непріятности не повторятся больше, приводили его въ восторгъ.

Я глубоко вздохнула и сказала, что нѣтъ въ мірѣ женщины, которая была бы болѣе рада нашему доброму согласію и болѣе бы огорчалась, если бы оно было нарушено, но я съ глубокой горечью въ сердцѣ должна сказать ему, что въ нашихъ отношеніяхъ существуетъ одно такое обстоятельство, которое я не знаю какъ объяснить ему и которое дѣлаетъ меня самой несчастной женщиной въ мірѣ.

Онъ просилъ объясниться яснѣе, но я отвѣчала, что не знаю, какъ приступить къ этому объясненію; я убѣждена въ томъ, что пока тайна принадлежитъ мнѣ одной, я одна и буду несчастна; и потому лучше всего не открывать ему этой тайны, что и было единственной причиной моего молчанія, такъ какъ я знаю, что рано или поздно, но моя роковая тайна приведетъ меня къ гибели во всякомъ случаѣ.

Тогда онъ сталъ увѣрять меня, что съ этой минуты онъ оставитъ меня въ покоѣ, онъ будетъ вѣрить мнѣ во всемъ и проситъ только объ одномъ: убѣдить его, что, какова ни была моя тайна, наша взаимная любовь не измѣнится никогда и останется вѣчной.

Это для меня было самое худшее, что онъ могъ сказать, и потому я прямо сказала ему, что я не могу быть счастлива даже въ томъ случаѣ, если онъ перестанетъ настаивать на томъ, чтобы я открыла ему эту тайну, хотя съ другой стороны я не знаю, какъ мнѣ разсказать ее.

— Но, посмотримъ, мой другъ, — продолжала я, — согласитесь ли вы на тѣ условія, которыя я предложу вамъ прежде, чѣмъ открыть эту тайну?

— Я соглашусь на всѣ условія въ мірѣ,- отвѣчалъ онъ, — какихъ только можетъ потребовать ваше благоразуміе.

— Хорошо, — сказала я, — въ такомъ случаѣ дадите ли вы мнѣ письменное обѣщаніе, что если вы убѣдитесь въ томъ, что я не умышленно создала нѣкоторыя несчастныя для насъ обстоятельства, то вы не станете меня осуждать, оскорблять, не станете дурно относиться ко мнѣ и не сдѣлаете меня жертвой того, что случилось не по моей волѣ.

— Это самое благоразумное требованіе, — сказалъ онъ, — я не могу осуждать васъ за чужую ошибку, дайте мнѣ перо и чернила. — Я принесла бумагу, перо и чернила. Онъ написалъ свое обязательство въ тѣхъ самыхъ выраженіяхъ, въ какихъ я передала его, и подписался.

— Теперь, другъ мой, — сказала я, — я не потребую отъ васъ больше никакихъ письменныхъ обязательствъ; но такъ какъ вы услышите самую неожиданную, самую поразительную семейную тайну, то я умоляю васъ, обѣщайте мнѣ, что вы примете ее спокойно, съ полнымъ присутствіемъ духа, свойственнымъ каждому благоразумному мужчинѣ.

— Я даю вамъ слово, — сказалъ онъ, — но ради Бога, перестаньте наконецъ пугать меня всѣми этими приготовленіями.

— Итакъ, вотъ въ чемъ дѣло: я уже вамъ говорила когда то въ раздраженіи, что передъ закономъ я не могу считаться вашей женой, а наши дѣти законными дѣтьми, теперь я должна спокойно и съ любовью, но съ страшной тоской въ сердцѣ объявить вамъ, что я ваша родная сестра, вы мой братъ, мы дѣти одной матери, которая живетъ съ нами въ одномъ домѣ и которая до того глубоко убѣждена въ истинѣ моихъ словъ, что не можетъ отрицать ихъ.

Я видѣла, какъ онъ поблѣднѣлъ и какъ страшно измѣнилось выраженіе его глазъ, и потому прибавила:

— Вспомните о вашемъ обѣщаніи и сохраните присутствіе духа; мнѣ кажется, я достаточно приготовила васъ для этого.

Однако, я позвала слугу и приказала подать рюмку рому, такъ какъ я видѣла, что мужъ теряетъ сознаніе. Когда онъ пришелъ немного въ себя, я сказала:

— Эта исторія, какъ легко себѣ представить, требуетъ долгаго объясненія; поэтому запаситесь терпѣніемъ, соберитесь съ мыслями, чтобы выслушать ее до конца, я же постараюсь быть краткой, на сколько это возможно.

Затѣмъ я разсказала ему все, что считала необходимымъ для выясненія самого факта, сообщивъ, какимъ образомъ его мать навела меня на это открытіе.

— Теперь вы видите, мой другъ, что я имѣла основаніе требовать отъ васъ нѣкоторыхъ условій, прежде чѣмъ открыть эту тайну, и что я не была и не могла быть причиной нашего несчастія, такъ какъ до сихъ поръ сама ничего не знала объ этомъ.

— Я вполнѣ въ этомъ увѣренъ, — сказалъ онъ, — во всякомъ случаѣ это страшная для меня неожиданность, но у меня есть средство положить конецъ всѣмъ нашимъ несчастіямъ, не заставляя васъ уѣхать въ Англію.

— Это было бы такъ же странно, какъ и все остальное, — сказала я.

— Нѣтъ, нѣтъ, я вижу, что я одинъ стою всѣмъ на дорогѣ. — Произнося эти слова, онъ имѣлъ видъ человѣка, близкаго къ помѣшательству, но тогда его слова не испугали меня: я была убѣждена, что человѣкъ, желающій лишить себя жизни. не станетъ говорить объ этомъ.

Хотя это несчастье не въ конецъ поразило его, но и замѣчала, что онъ сталъ задумчивъ, грустенъ, какъ человѣкъ, у котораго отчасти помутился разсудокъ. Своими разговорами я старалась привести его въ сознаніе, я сообщала ему свои планы относительно устройства нашей жизни въ будущемъ; иногда онъ чувствовалъ себя лучше и бодро отвѣчалъ мнѣ, но несчастье слишкомъ угнетало его мысли и онъ дошелъ до того, что два раза покушался на свою жизнь; однажды онъ едва не задушилъ себя, но его спасла мать: она вошла въ комнату и при помощи негра слуги перерѣзала веревку, на которой онъ висѣлъ.

Наконецъ, благодаря моей неутомимой настойчивости, мой мужъ, котораго здоровье, повидимому, сильно ослабѣло, уступилъ моему желанію. Судьба толкала меня дальше, она открывала передъ мною новый путь; благодаря стараніямъ моей матери, я получила отъ мужа богатый грузъ товаровъ, съ которымъ и должна была отправиться въ Англію.

Разставаясь съ братомъ (теперь ужъ я не буду больше называть его своимъ мужемъ), мы рѣшили, что по прибытіи моемъ въ Англію онъ получитъ подложное письмо о моей смерти, и такимъ образомъ у него явится возможность снова жениться, когда захочетъ; онъ обѣщалъ вести со мной переписку, какъ съ сестрой, обѣщалъ помогать мнѣ и поддерживать меня всю жизнь, оставивъ послѣ своей смерти состояніе матери, которая могла бы содержать меня, какъ его сестру. До извѣстной степени онъ остался вѣренъ своему слову, но наша жизнь сложилась такъ странно, что я всегда чувствовала ложь въ нашихъ отношеніяхъ, какъ это вы скоро увидите.

Я отправилась въ августѣ мѣсяцѣ, проживъ въ Виргиніи восемь лѣтъ; теперь меня ожидала новая арена такихъ несчастій, которыя едва ли переживала другая женщина.

Наше путешествіе шло довольно хорошо въ продолженіи тридцати двухъ дней, пока мы достигли береговъ Англіи, но здѣсь мы выдержали двѣ или три бури, изъ которыхъ одна прибила насъ къ берегамъ Ирландіи, и мы остановились въ Кинселѣ. Тутъ мы пробыли тринадцать дней и, сдѣлавъ необходимыя поправки, снова отправились въ путь; насъ опять встрѣтила дурная погода, вѣтеръ сломалъ гротъ мачту-корабля, и мы вашли въ портъ Мильфордъ въ Корнвалисѣ; здѣсь, хотя мы были еще далеко отъ мѣста нашего назначенія, но, ставъ на почву родного острова, я рѣшила, не подвергая себя больше страшнымъ случайностямъ моря, отправиться сухимъ путемъ въ Лоыдонъ и, забравъ съ собою свой багажъ и деньги вмѣстѣ съ банковыми билетами и товарными документами, я оставила корабль и на немъ свой товаръ, который онъ долженъ былъ доставитъ въ Бристоль, гдѣ находился главный агентъ моего брата.

Спустя три недѣли, я пріѣхала въ Лондонъ, здѣсь скоро я узнала печальную новость: нашъ корабль прибылъ въ Бристоль, выдержавъ сильную бурю, причемъ большая часть его груза была испорчена.

Теперь передо мной открывалась жизнь, повидимому, при самыхъ ужасныхъ условіяхъ; я уѣхала, простившись на вѣки съ своими родными; правда, я привезла съ собой много цѣнныхъ товаровъ, такъ что они могли составить хорошее приданое, если бы были доставлены въ цѣлости, но они были такъ испорчены, что, продавъ всѣ, я могла выручить за нихъ не болѣе двухъ или трехъ сотъ фунтовъ; это было все, и я не имѣла никакихъ надеждъ въ будущемъ. Я осталась одна, безъ друзей и знакомыхъ, потому что мнѣ было опасно возобновлять старыя связи; моя же ловкая подруга, помогавшая мнѣ когда то поймать мужа, давно умерла вмѣстѣ съ своимъ супругомъ.

Хлопоты по полученію товаровъ скоро заставили меня уѣхать въ Бристоль. Занявшись тамъ своими торговыми дѣлами, я нашла возможнымъ для развлеченія проѣхать въ Батъ (морскія купанья); я была еще далеко не стара, веселаго характера и, какъ всегда, немного эксцентрична; чувствуя себя совершенно свободной и какъ бы женщиной съ состояніемъ, я надѣялась встрѣтить на своемъ жизненномъ пути какой-нибудь новый случай, который улучшитъ мое положеніе, какъ это было когда-то.

Батъ — мѣсто волокитъ и любезниковъ, мѣсто очень дорогое для жизни и изобилующее всякаго рода приманками; надо сказать правду, я отправилась туда съ единственной цѣлью поймать все, что представится; но я должна отдать себѣ справедливость: у меня не было въ этомъ отношеніи никакихъ безчестныхъ намѣреній, и я еще не руководилась ими, какъ вынуждена была дѣлать это потомъ.

Тамъ я осталась на весь поздній сезонъ, я пріобрѣла нѣкоторыя несчастныя знакомства, которыя скорѣе толкали меня на безумства, чѣмъ удерживали отъ нихъ. Я жила въ удовольствіи, въ хорошемъ обществѣ, то есть среди веселыхъ и изящнихъ людей; но скоро я съ горечью увидала, что такой образъ жизни разоритъ меня, такъ какъ, не имѣя постояннаго дохода, а тратя капиталъ, я быстрыми шагами шла къ нищетѣ; это навело меня на многія печальныя мысли. Тѣмъ не менѣе я стряхнула ихъ съ себя, обольщаясь надеждой, что какой-нибудь счастливый случай выведетъ меня изъ затрудненій.

Но для этого я жила не тамъ, гдѣ мнѣ слѣдовало; я не поселилась въ Редрифѣ, гдѣ могла бы устроиться хорошо, и гдѣ какой-нибудь честный морской капитанъ могъ предложить мнѣ свою руку; въ Батѣ мужчины ищутъ только любовницъ, а не женъ, и потому здѣсь женщина можетъ разсчитывать только на однѣ преступныя связи.

Начало сезона я провела въ этомъ отношеніи удачно, потому что познакомилась съ однимъ джентльменомъ, который пріѣхалъ сюда для развлеченій. Я не согласилась на его пагубныя предложенія, однако въ этотъ же сезонъ я свела знакомство съ одной женщиной, которая хотя и не содержала дурного дома, тѣмъ не менѣе по своему направленію готова была ка это. Во всякомъ случаѣ я вела себя съ такимъ достоинствомъ, что на моемъ имени не лежало ни малѣйшаго грязнаго пятна, никто не могъ осудить меня въ какой-нибудь связи и, повидимому, ни у кого не было даже въ мысляхъ сдѣлать мнѣ дурное предложеніе.

Я провела много грустныхъ дней въ Батѣ послѣ того, какъ все общество разъѣхалось; я часто ѣздила по своимъ дѣламъ въ Бристоль, гдѣ получала деньги, и потому мнѣ казалось удобнымъ основаться въ Батѣ, тѣмъ болѣе, что здѣсь у меня завязались хорошія отношенія съ хозяйкою, у которой я жила лѣтомъ и у которой устроилась на зиму такъ дешево, какъ не могла бы нигдѣ устроиться. Здѣсь я прожила зиму такъ же скучно, какъ весело лѣтомъ; сойдясь ближе съ хозяйкой дома, я не постѣснялась подѣлиться съ ней тѣмъ, что тяжело лежало у меня на сердцѣ, особенно своимъ бѣдственнымъ положеніемъ; я говорила ей, что у меня въ Виргиніи есть мать и братъ, которые живутъ въ довольствѣ, и такъ какъ я дѣйствительно написала матери письмо, въ которомъ объяснила, сколько я потеряла на товарѣ, то и сообщила моей хозяйкѣ, что ожидаю отъ матери новой присылки товаровъ, — но такъ какъ корабли, отправляющіеся изъ Бристоля въ Виргинію, возвращаются раньше тѣхъ, которые выходятъ туда изъ Лондона, а мой братъ имѣетъ главнаго агента въ Бристолѣ, то я нашла лучшимъ ожидать товаровъ здѣсь, чѣмъ переѣзжать въ Лондонъ.

Моя новая подруга отнеслась сочувственно къ моему положенію и брала съ меня такъ мало за мое содержаніе въ теченіе зимы, что я была увѣрена, что не доставляю ей никакой выгоды, особенно если принять во вниманіе, что я ничего не платила ей за квартиру.

При наступленіи весенняго сезона, она продолжала быть такъ же любезна со мной, какъ всегда, а я продолжала жить у нея извѣстное время, пока не представилась необходимость поступить иначе; она разсчитывала отдать квартиру на лѣто тому, кто останавливался у нея, и особенно тому джентльмену, который ухаживалъ за мной въ прошломъ сезонѣ; дѣйствительно, онъ пріѣхалъ вмѣстѣ съ другимъ джентльменомъ и двумя лакеями и поселился у нея; я подозрѣвала, что его пригласила моя хозяйка, но она отрицала это.

Прибывшій джентльменъ продолжалъ обращать на меня свое вниманіе и оказывать мнѣ большое уваженіе; я должна признаться, онъ былъ настоящій джентльменъ и мнѣ было такъ же пріятно его общество, какъ мое ему, онъ былъ такого высокаго мнѣнія о моей добродѣтели, что, какъ часто говорилъ самъ, не смѣлъ и думать предложить мнѣ что либо такое, что я могла отвергнуть съ презрѣніемъ и тѣмъ оттолкнуть его отъ себя; скоро я ему сообщила, что я вдова и прибыла съ послѣднимъ кораблемъ изъ Виргиніи въ Бристоль, что я ожидаю въ Батѣ слѣдующей флотиліи изъ Виргиніи, на которой прибудутъ мои товары; отъ него же я узнала, что онъ женатъ, но его жена больна разстройствомъ мозга, и что онъ помѣстилъ ее у своихъ родныхъ, чтобы избѣжать нареканій въ дурномъ леченіи, а самъ пріѣхалъ въ Батъ, желая хотя немного развлечься и забыться отъ домашняго горя.

Моя хозяйка при всякомъ случаѣ поощряла наше сближеніе. Она описывала его мнѣ въ самыхъ лучшихъ краскахъ, какъ человѣка честнаго, добродѣтельнаго и съ большимъ состояніемъ; у меня были основанія этому вѣрить, такъ какъ мы жили съ нимъ въ одномъ этажѣ и онъ часто входилъ въ мою комнату, даже въ то время, когда я лежала еще въ постели. Тѣмъ не менѣе онъ никогда не позволялъ себѣ ничего больше, кромѣ поцѣлуя, онъ никогда ни о чемъ не просилъ меня. Такія отношенія продолжались довольно долго, какъ вы увидите дальше.

Я часто говорила съ моей хозяйкой объ его скромности: съ своей стороны она увѣряла меня, что это ее нисколько не удивляетъ; тѣмъ не менѣе она повторяла мнѣ нѣсколько разъ, что, по ея мнѣнію, я должна ожидать отъ него подарковъ, въ благодарность за мое благосклонное отношеніе къ нему и за то, что я постоянно отдаю ему свое время; дѣйствительно, онъ преслѣдовалъ меня по пятамъ. Я отвѣчала, что я не дала ему ни малѣйшаго повода думать, будто я нуждаюсь въ его помощи; но она обѣщала мнѣ позаботиться объ этомъ и повела дѣло такъ ловко, что въ первый-же разъ, какъ мы остались съ нимъ вдвоемъ, онъ началъ разспрашивать меня о моемъ положеніи, о томъ, чѣмъ я живу съ тѣхъ поръ, какъ пріѣхала въ Англію, и есть ли у меня ея деньги.

Я очень смѣло отвѣчала ему, что я привезла съ собой много табаку, который, хотя и испортился во время кораблекрушенія, но во всякомъ случаѣ не совсѣмъ пропалъ; купецъ, которому я дала табакъ на коммиссію, очень честно разсчитывается со мной, и я не испытываю никакой нужды, надѣясь при извѣстной бережливости прожить до прибытія новаго груза; разумѣется, теперь я должна сократить свои расходы; въ прошломъ сезонѣ я держала служанку, занимала двѣ комнаты, теперь дѣлаю все сама и имѣю одну комнату. «Тѣмъ не менѣе, я такъ же довольна, какъ прежде, добавила я, и въ вашемъ обществѣ я живу очень весело, какъ не жила никогда раньше, чѣмъ и обязана вамъ». Такимъ образомъ на этотъ разъ я отклонила его предложеніе.

Но прошло немного времени, какъ онъ снова началъ разговоръ на ту же тему, говоря, что ему кажется, будто я не хочу повѣрить ему свое дѣйствительное положеніе дѣлъ, и это очень огорчаетъ его, такъ какъ онъ спрашиваетъ меня не изъ пустого любопытства, а изъ желанія помочь мнѣ, если представится случай. Я не хочу или не рѣшаюсь сознаться въ томъ, что мнѣ нужна его помощь, и потому онъ проситъ по крайней мѣрѣ обѣщать ему — откровенно сказать, когда я буду въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, и такъ же дружески воспользоваться его услугами, какъ онъ предлагаетъ ихъ.

Я сказала все, что могла бы сказать въ этомъ случаѣ глубоко обязанная женщина, съ цѣлью дать ему понять, какъ сильно я чувствую его великодушіе; дѣйствительно, съ этихъ поръ я не была съ нимъ такъ сдержанна, какъ прежде, хотя мы оба не переступали границъ самой строгой добродѣтели; тѣмъ не менѣе, несмотря на то, что я не стѣснялась съ нимъ, я не дошла до такой близости, чтобы сказать ему, что нуждаюсь въ деньгахъ, хотя въ глубинѣ души я радовалась его предложенію.

Такимъ образомъ прошло нѣсколько недѣль; я не просила у него денегъ; моя хозяйка, хитрое созданье, часто побуждавшая меня обратиться къ нему за помощью, видя, что я молчу, сама взялась за это дѣло. Однажды, когда мы были всѣ вмѣстѣ, она разсказала мнѣ слѣдующую грубую басню собственнаго изобрѣтенія.

— Охъ, моя вдовушка, сегодня я приношу вамъ дурныя новости.

— Что такое, — спросила я, — ужь не взяты ли французами Виргинскіе корабли?

Я особенно боялась этого.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказала она, — но человѣкъ, котораго вы посылали вчера въ Бристоль за деньгами, вернулся съ отвѣтомъ, что онъ ничего не привезъ.

Мнѣ очень не понравился ея планъ; мнѣ казалось, что не было никакой надобности въ такомъ очевидномъ вымогательствѣ, и я была убѣждена, что не потеряю ничего, если покажу, что не желаю вести подобной игры; поэтому я рѣзко прервала хозяйку слѣдующими словами:

— Я не могу представить, зачѣмъ онъ вамъ это сказалъ; увѣряю васъ, я получила отъ него всѣ деньги, за которыми посылала; вотъ они, прибавила я, вынимая кошелекъ, въ которомъ лежало около двѣнадцати гиней. Я намѣрена вамъ сейчасъ же отдать изъ нихъ большую часть.

Ему не понравилась эта продѣлка хозяйки, такъ же, какъ и мнѣ: онъ видѣлъ, что она слишкомъ много позволяетъ себѣ, но, услыхавъ мой отвѣтъ, онъ тотчасъ успокоился. На другой день утромъ мы снова говорили съ нимъ по этому поводу, и тутъ я убѣдилась, что поступила вчера вполнѣ благоразумно. Улыбаясь, онъ, между прочимъ, замѣтилъ: «я вполнѣ увѣренъ, что вы не окажетесь безъ денегъ, не сказавши мнѣ объ этомъ, какъ обѣщали». Я отвѣчала, что мнѣ очень досадно, зачѣмъ хозяйка такъ откровенно говорила наканунѣ о такихъ вещахъ, въ которыя она не должна вмѣшиваться. Я предполагаю, сказала я, что она хотѣла получить около восьми гиней, которыя я была должна ей и которыя отдала вчера вечеромъ.

Мои послѣднія слова ему особенно понравились, и мы перемѣнили разговоръ; на слѣдующій день утромъ, услыхавъ, что я уже встала съ постели, онъ окликнулъ меня, — я отвѣтила. Онъ попросилъ меня войти въ его комнату; войдя, а застала его въ постели; онъ просилъ меня сѣсть возлѣ него на кровать, говоря, что онъ хочетъ кое что сообщить мнѣ. Послѣ нѣжныхъ любезностей, онъ спросилъ, желаю ли я честно и искренно отвѣтить ему на одинъ вопросъ. Обративъ его вниманіе на слово «искренно» и на то, что я всегда была съ нимъ откровенна, я обѣщала исполнить его желаніе. «И такъ, сказалъ онъ, я хочу, чтобы вы мнѣ показали вашъ кошелекъ». Я тотчасъ вынула кошелекъ съ тремя съ половиной гинеями и отдала ему:

— Это всѣ ваши деньги? — спросилъ онъ.

— Нѣтъ, смѣясь, отвѣчала я, — у меня ихъ гораздо больше.

— Хорошо, — сказалъ онъ, — тогда вы обѣщайте мнѣ пойти въ вашу комнату и принести все, что у васъ есть до послѣдняго фартинга.

Я согласилась, пошла къ себѣ и принесла маленькую шкатулку съ семью гинеями и мелкимъ серебромъ и высыпала ихъ къ нему на кровать, говоря, что это все мое состояніе до послѣдняго шиллинга; онъ взглянулъ на деньги, перемѣшалъ ихъ, не считая, и бросилъ въ шкатулку. Затѣмъ онъ вынулъ изъ кармана ключъ и попросилъ меня открыть маленькую орѣховую шкатулку, стоявшую на его столѣ, вынуть оттуда ящикъ и принести къ нему; въ этомъ ящикѣ лежало множество золотыхъ монетъ; я полагаю, около двухъ сотъ гиней, а можетъ быть и больше. Онъ взялъ ящикъ и, держа меня за руку, хотѣлъ опустить ее туда, чтобы заставить захватить горсть золота; я сопротивлялась, но онъ крѣпко сжалъ мою руку въ своей, ввелъ ее въ ящикъ и насыпалъ мнѣ въ горсть столько золотыхъ монетъ, сколько ихъ помѣстилось въ моей ладони.

Потомъ онъ заставилъ меня высыпать деньги къ себѣ на колѣни и, взявъ мою маленькую шкатулку, перемѣшалъ въ ней мои деньги со своими, говоря, чтобы я отнесла ихъ къ себѣ въ комнату.

Я особенно подробно передаю эту исторію, желая обрисовать его характеръ и тонъ нашихъ отношеній. Скоро послѣ этого онъ сталъ замѣчать, что у меня мало платьевъ, кружевъ, головныхъ уборовъ; словомъ, онъ заставилъ меня покупать самые лучшіе наряды, къ которымъ я питала большую склонность, хотя и не показывала этого; для меня ничего не было лучшаго въ свѣтѣ, какъ хорошее платье, но я объявила ему, что мнѣ необходимо беречь его деньги, такъ какъ иначе я не смогу никогда отдать ихъ. Тогда въ нѣсколькихъ словахъ онъ далъ мнѣ понять, что, питая ко мнѣ искреннее уваженіе и зная мое положеніе, онъ не предлагалъ мнѣ денегъ въ займы, а отдалъ ихъ, какъ вполнѣ заслуженныя, за то, что я отдала ему все свое время. Затѣмъ, вскорѣ онъ принудилъ меня взять служанку и жить своимъ хозяйствомъ, а когда уѣхалъ его товарищъ, онъ просилъ меня вести и его хозяйство, на чемъ настаивала даже наша хозяйка дома.

Такимъ образомъ мы прожили около трехъ мѣсяцевъ; общество въ Батѣ стало разъѣзжаться, онъ началъ поговаривать тоже объ отъѣздѣ и высказывать сильное желаніе увезти меня въ Лондонъ; это предложеніе очень смутило меня, я не знала, какъ онъ будетъ относиться ко мнѣ у себя и какое я займу положеніе въ его домѣ; пока мы вели споры по этому поводу, онъ сильно заболѣлъ и отправился въ Сомерсетъ; тамъ болѣзнь его усилилась до того, что онъ не могъ уѣхать и прислалъ своего слугу въ Батъ, прося меня нанять карету и пріѣхать къ нему. Еще до отъѣзда онъ поручилъ мнѣ свои деньги и другія цѣнности и я не знала, что съ ними дѣлать; наконецъ, я какъ могла лучше спрятала все, заперла на замокъ квартиру и уѣхала къ нему; здѣсь я нашла его такимъ слабымъ, что убѣдила позволить перенести себя на рукахъ въ креслѣ въ Батъ, гдѣ можно было найти большія удобства и лучшую медицинскую помощь.

Онъ согласился перебраться въ Батъ. Насколько помню, разстояніе между Батомъ и Сомерсетомъ составляетъ около пятнадцати лье; здѣсь онъ продолжалъ болѣть сильной лихорадкой втеченіи пяти недѣль. Во все это время я не переставала ухаживать за нимъ съ заботливой нѣжностью жены; дѣйствительно, если бы на самомъ дѣлѣ я была таковою, то не могла бы дѣлать больше; я сидѣла около него такъ долго и такъ часто, что, наконецъ, онъ сказалъ, что откажется отъ моихъ услугъ, если я не соглашусь приказать принести себѣ постель въ его комнату и спать на ней возлѣ него.

Правда, я глубоко сочувствовала его положенію, съ другой стороны я боялась потерять въ немъ такого друга, какимъ онъ могъ быть для меня; я сидѣла возлѣ него и плакала по цѣлымъ часамъ; наконецъ ему стало лучше, и онъ началъ подавать нѣкоторую надежду на выздоровленіе.

Если бы между нами произошло что нибудь другое, чѣмъ то, о чемъ я разсказываю, я бы не стѣснялась сказать это, въ чемъ легко можетъ убѣдиться читатель изъ всего предыдущаго разсказа; но я утверждаю, что во все это время мы не сказали ни одного дурного слова и не совершили ни одного дурного поступка, несмотря на то, что мы входили другъ къ другу въ комнату, когда онъ или я были въ постели и когда я ухаживала за нимъ во время его болѣзни днемъ и ночью. Ахъ! если бы такія же отношенія продолжались у насъ до конца.

X Я дѣлаюсь любовницей моего новаго знакомаго. — Я переѣзжаю въ Лондонъ. — Мой любовникъ оставляетъ меня

Спустя нѣкоторое время силы его возстановились, и онъ сталъ быстро поправляться; я хотѣла унести свою постель, но онъ не позволялъ этого сдѣлать, пока не оправится совсѣмъ и не будетъ нуждаться ни въ чьей помощи.

При всякомъ удобномъ случаѣ онъ выражалъ мнѣ чувства своей нѣжности и, когда совсѣмъ выздоровѣлъ, то подарилъ мнѣ пятьдесятъ гиней, въ благодарность за мои заботы о немъ и за то, что, говоря его словами, я спасла ему жизнь, рискуя своей.

Теперь онъ нѣсколько разъ объяснялся мнѣ въ своей искренней и вѣчной привязанности, сохраняя полное уваженіе къ моей добродѣтели; я высказывала ему свое удовольствіе по этому поводу и, наконецъ, онъ сталъ увѣрять меня, что охранялъ-бы меня отъ себя, какъ отъ всякаго, кто рѣшился бы посягнуть на мою добродѣтель. Я объяснила, что вѣрю ему, но онъ, не довольствуясь этимъ, сказалъ, что будетъ ожидать случая доказать на дѣлѣ свои слова.

Долгое время спустя, мнѣ представилась надобность поѣхать по своимъ дѣламъ въ Бристоль; онъ нанялъ карету и захотѣлъ ѣхать со мной; теперь наши отношенія становились болѣе и болѣе близкими. Изъ Бристоля онъ повезъ меня въ Глэчестеръ, желая подышать хорошимъ воздухомъ; здѣсь случайно мы нашли въ гостинницѣ только одну комнату съ двумя постелями. Хозяинъ дома, показывая эту комнату, очень откровенно сказалъ:

— Сэръ, не мое дѣло спрашивать, супруга ли ваша эта дама, или нѣтъ; во всякомъ случаѣ вы можете честно и благородно проспать оба на этихъ постеляхъ, какъ бы вы были въ двухъ разныхъ комнатахъ.

Съ этими словами онъ задернулъ занавѣсъ, дѣйствительно раздѣлявшій обѣ кровати.

Когда мы стали ложиться спать, мой другъ чопорно вышелъ изъ комнаты, пока я раздѣлась и легла, затѣмъ онъ вошелъ и, тоже раздѣвшись, легъ въ постель; такимъ образомъ, мы долго разговаривали.

Наконецъ, повторивъ свои слова, что онъ никогда не причинитъ мнѣ никакого оскорбленія, онъ вскочилъ съ своей кровати, говоря:

— Теперь, моя дорогая, вы увидите, какъ я справедливъ и какъ умѣю держать свое слово.

Съ этими словами онъ подошелъ ко мнѣ.

Я оказывала ему нѣкоторое сопротивленіе, но, надо признаться, очень слабое, даже и въ томъ случаѣ, еслибы онъ не давалъ никакихъ обѣщаній, такъ что послѣ недолгой борьбы я позволила ему лечь къ себѣ на постель; когда онъ легъ, то обвилъ меня руками и такимъ образомъ я проспала около него всю ночь; онъ не сдѣлалъ мнѣ ничего дурного, онъ только цѣловалъ меня, держа въ своихъ объятіяхъ; рано утромъ онъ всталъ, одѣлся и оставилъ меня такою же невинною по отношенію къ себѣ, какою я была прежде.

Я согласна, что это былъ очень благородный поступокъ съ его стороны, какого я не встрѣчала раньше, тѣмъ не менѣе онъ привелъ меня въ крайнее изумленіе. Я не скажу, чтобы я была такъ особенно очарована этимъ, какъ онъ думалъ, — нѣтъ, я была болѣе порочна, чѣмъ онъ.

Такимъ образомъ мы прожили около двухъ лѣтъ, въ теченіе которыхъ онъ три раза ѣздилъ въ Лондонъ и разъ прожилъ тамъ четыре мѣсяца; надо отдать ему справедливость, во все это время онъ давалъ мнѣ деньги, на которыя я могла прекрасно содержать себя.

Еслибы мы могли всегда продолжать такую жизнь, то имѣли бы полное основаніе гордиться ею, но я должна отдать ему справедливость и сказать, что не онъ первый нарушилъ чистоту нашихъ отношеній. Случилось это однажды ночью, когда мы были оба веселые, разгоряченные виномъ, котораго выпили немного болѣе обыкновеннаго, впрочемъ не столько, чтобы оно могло заставить насъ забыться; тѣмъ не менѣе я первая сказала ему съ ужасомъ и стыдомъ (я повторяю эти слова), что нахожу въ своемъ сердцѣ желаніе снять съ него его обѣщаніе, хотя бы только на одну эту ночь.

Онъ поймалъ меня на словѣ, и я не могла больше сопротивляться; говоря правду, я и не думала объ этомъ.

Такимъ образомъ сломилось кормило нашей добродѣтели, я перемѣнила имя друга на ужасное имя непотребной женщины. Утромъ намъ обоимъ стало совѣстно; мы каялись; я плакала отъ всего сердца, а онъ былъ печаленъ; ничего другого мы не могли сдѣлать; путь былъ очищенъ, преграды, поставленныя совѣстью и добродѣтелью, разрушены, теперь намъ приходилось бороться уже съ меньшими препятствіями.

Въ концѣ той же недѣли между нами произошелъ мрачный разговоръ, я краснѣла и постоянно спрашивала: «Что, если я теперь беременна? Что я стану дѣлать?» Онъ ободрялъ меня, говоря, что, пока я буду ему вѣрна, онъ не измѣнитъ мнѣ, и такъ какъ мы дошли до того, чего дѣйствительно онъ не ожидалъ никогда, то онъ беретъ на себя заботы о ребенкѣ, если только я стану беременной. Это успокоило насъ обоихъ: я увѣряла его, что скорѣе. соглашусь остаться безъ акушерки, чѣмъ признать его отцомъ моего ребенка, онъ же успокоивалъ меня, говоря, что я не буду имѣть ни въ чемъ недостатка во время моей беременности. Эти взаимныя увѣренія такъ сблизили насъ, что мы повторяли наше преступленіе, когда хотѣли, пока, наконецъ, не случилось того, чего я боялась, то есть пока я не забеременѣла.

Когда я убѣдилась сама въ этомъ и убѣдила его, мы стали придумывать, какъ поступить намъ въ нашемъ новомъ положеніи; я предложила ему повѣрить тайну моей хозяйкѣ, онъ согласился, и я разсказала ей все. Хозяйка оказалась женщиной опытной въ подобнаго рода дѣлахъ, она объявила, что давно предвидѣла, чѣмъ кончится наша исторія, весело пошутила и взяла на себя всѣ заботы, обязавшись доставить акушерку, кормилицу и скрыть все отъ любопытныхъ взоровъ, сохранивъ такимъ образомъ наше имя незапятнаннымъ, что дѣйствительно она очень ловко и сдѣлала.

Когда наступило время родовъ, она попросила его уѣхать въ Лондонъ или сдѣлать видъ, что онъ уѣхалъ; послѣ его отъѣзда она увѣдомила полицію, что у нея живетъ дама, которая скоро должна родить, что она очень хорошо знаетъ ея мужа Вальтера Кливъ, этого достойнаго джентльмена, за котораго она можетъ вполнѣ поручиться. Такимъ образомъ я была обезпечена со стороны полиціи, и на меня смотрѣли, какъ на леди Кливъ; но все это стоило очень дорого, о чемъ я часто напоминала ему, однако онъ просилъ меня не безпокоиться о деньгахъ.

Такъ какъ онъ давалъ мнѣ много денегъ на экстренные расходы во время родовъ, то у меня было все лучшее и все необходимое, хотя я не тратила лишняго, и, зная жизнь, а также понимая, что такое мое положеніе не можетъ долго продолжаться, я откладывала себѣ столько, сколько могла.

Такимъ образомъ, когда я встала, у меня составилось вмѣстѣ съ прежними его подарками около двухсотъ гиней.

Я родила прекраснаго мальчика; дѣйствительно это было очаровательное дитя; когда мой любовникъ узналъ о родахъ, онъ написалъ мнѣ нѣжное и любезное письмо, говоря, что, по его мнѣнію, мнѣ слѣдуетъ лучше всего пріѣхать въ Лондонъ; лишь только я встану и поправлюсь, онъ найметъ мнѣ квартиру въ Гаммеръ-смитѣ, что будетъ имѣть видъ, будто я только переѣхала изъ Лондона; а между тѣмъ по прошествіи нѣкотораго времени я возвращусь съ нимъ въ Батъ.

Мнѣ очень понравилось это предложеніе, я наняла карету, взяла съ собой ребенка, кормилицу, горничную и поѣхала въ Лондонъ.

Онъ встрѣтилъ меня въ Ридингѣ въ собственной каретѣ, куда я сѣла, оставя горничную и кормилицу съ ребенкомъ въ наемной каретѣ, и отправилась съ нимъ на свою новую квартиру въ Гаммеръ-смитъ, отъ которой пришла въ восторгъ, такъ она была хороша.

Теперь я дѣйствительно достигла того, что можно назвать полнымъ благополучіемъ, и я ничего другого не желала, какъ быть его женой, но это желаніе никогда не могло исполниться; вотъ почему при всякомъ удобномъ случаѣ я старалась сохранять все, что могла, зная очень хорошо, что такія положенія не могутъ продолжаться всегда, что мужчины, имѣющіе на содержаніи любовницъ, частомѣняютъ ихъ или потому, что тѣ надоѣдаютъ имъ, или по ревности, или по другой какой причинѣ; часто сами женщины не умѣютъ сохранить любовника, не умѣютъ быть благоразумными, не умѣютъ заставить уважать себя, быть вѣрной и доводятъ мужчину до того, что онъ наконецъ бросаетъ ее.

Но я могла быть спокойна въ этомъ отношеніи; я не имѣла никакой наклонности измѣнять, у меня не было никакихъ знакомствъ, кромѣ жены нѣкоего пастора, занимавшей квартиру на одной лѣстницѣ со мной; такъ что, въ отсутствіи моего любовника, я никуда не выходила, и каждый разъ, когда онъ пріѣзжалъ ко мнѣ, онъ всегда заставалъ меня дома.

Ни онъ, ни я никогда не думали, что намъ придется такимъ образомъ устроить нашу жизнь. Часто онъ говорилъ мнѣ, что со времени перваго знакомства со мной и до той ночи, когда мы нарушили наше слово, онъ не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія дойти до того, что случилось; онъ всегда чувствовалъ ко мнѣ искреннюю привязанность, но никогда не думалъ сойтись со мной; я увѣряла его, что я не подозрѣвала его въ этомъ намѣреніи я что, если это желаніе и пришло мнѣ въ голову первой, то вѣдь за то я не такъ легко уступила и позволила тѣ вольности, которыя довели насъ до крайности, бывшей для меня полной неожиданностью.

Однако же онъ былъ такъ справедливъ, что никогда не упрекалъ меня и не выражалъ ни малѣйшаго неудовольствія, напротивъ онъ всегда увѣрялъ меня, что ему и теперь такъ же пріятно мое общество, какъ въ первое время нашего сближенія.

Съ другой стороны, на самой вершинѣ благополучія, меня не переставали мучить тайныя угрызенія совѣсти за ту жизнь, которую я вела; мнѣ иногда рисовалась перспектива бѣдности и нищеты, и я приходила въ ужасъ и со страхомъ смотрѣла на свое будущее; часто я принимала рѣшеніе все оставить, думала, сдѣлавъ достаточное сбереженіе, уйти, но подобныя мысли не имѣли никакого значенія; онѣ разсѣивались при его приходѣ, такъ какъ въ его прекрасномъ и веселомъ обществѣ невозможно было грустить; я бывала въ мрачномъ настроеніи духа только въ его отсутствіи.

Такимъ образомъ я прожила счастливой и несчастливой въ одно и то же время шесть лѣтъ, въ продолженіи которыхъ я родила трехъ дѣтей, изъ нихъ остался живъ только первый сынъ. Два раза я переѣзжала на другую квартиру, но послѣдній годъ я пробыла въ Гаммеръ-смитѣ. Здѣсь, однажды утромъ, я была поражена его нѣжнымъ письмомъ, въ которомъ онъ извѣщалъ, что заболѣлъ и боится новаго приступа его прежней болѣзни; что родные его жены поселились въ его домѣ, и потому мнѣ будетъ неудобно пріѣхать къ нему, хотя онъ имѣлъ сильное желаніе, чтобы я ухаживала и смотрѣла за нимъ такъ, какъ когда то прежде.

Это письмо меня крайне обезпокоило, и горѣла нетерпѣніемъ узнать, что происходитъ съ нимъ; я прождала пятнадцать дней, не имѣя отъ него извѣстій, это поразило меня и я дѣйствительно страшно мучилась; слѣдующіе пятнадцать дней я была какъ сумасшедшая. Главное мое затрудненіе заключалось въ томъ, что я точно не знала, гдѣ онъ; сначала я поняла, что онъ живетъ въ квартирѣ матери своей жены, но, пріѣхавъ въ Лондонъ, гдѣ я имѣла его адресъ для писемъ, я узнала, что онъ живетъ на Блумсбери, куда переѣхалъ со всей семьей, т. е. съ своей женой и ея матерью, хотя прежде его жена не соглашалась жить съ нимъ подъ одной крышей. Скоро я узнала, что онъ находится при смерти, но и я была не въ лучшемъ положеніи. Однажды ночью, я одѣлась служанкой, надѣла чепчикъ и соломенную шляпу и пошла къ нему въ домъ, говоря, что меня прислала одна дама, сосѣдка по его прежней квартирѣ, узнать вообще о его здоровьѣ и какъ онъ провелъ эту ночь. Такимъ образомъ я нашла случай, котораго искала; я разговорилась съ одной ихъ служанкой и узнала всѣ подробности его болѣзни; оказалось, что у него кашель и лихорадка; кромѣ того она же сообщила мнѣ, что его жена поправляется и доктора полагаютъ, что къ ней вернется разсудокъ, но тѣ же доктора мало надѣются на его выздоровленіе и даже думаютъ, что онъ умретъ сегодня утромъ.

Все это были для меня самыя ужасныя извѣстія. Я начинала понимать, что насталъ конецъ моему благополучію, я не имѣла ничего въ виду и не знала, чѣмъ буду поддерживать свое существованіе.

Особенно меня тяготило то обстоятельство, что у меня былъ сынъ, милое и доброе дитя; ему наступилъ седьмой годъ и я не знала, что съ нимъ дѣлать. Съ такими мыслями я вошла къ себѣ вечеромъ, я спрашивала себя, чѣмъ я буду жить и какимъ образомъ я устроюсь теперь.

Не трудно представить, что съ этого времени я не имѣла покоя; не смѣя рисковать сама, я отправляла разныхъ посыльныхъ подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ узнавать о его здоровьи; спустя пятнадцать дней, явилась слабая надежда на его выздоровленіе; я перестала отправлять посыльныхъ и черезъ нѣкоторое время получила извѣстіе отъ его сосѣдей, что онъ встаетъ въ своей комнатѣ, а потомъ, что онъ можетъ уже выходить.

Тогда я н сомнѣвалась, что скоро получу отъ него самого извѣстіе и начала успокаиваться, думая, что онъ выздоровѣлъ; я ждала недѣлю, другую, но, къ моему величайшему изумленію, прошло около двухъ мѣсяцевъ, и я узнала только, что онъ отправился въ деревню пользоваться чистымъ воздухомъ послѣ болѣзни; прошло еще два мѣсяца, я опять узнала, что онъ вернулся въ городъ, домой, но отъ него не получала ничего.

Я писала ему много писемъ, адресуя ихъ, какъ обыкновенно, и оказалось потомъ, что онъ получилъ изъ нихъ только два или три остальныя пропали. Наконецъ я написала ему такое убѣдительное письмо, какъ никогда прежде, говоря, что буду вынуждена придти къ нему сама, такъ какъ нахожусь въ самомъ отчаянномъ положеніи, что мнѣ нечѣмъ платить за квартиру и содержать себя и ребенка, что я лишена средствъ, а между тѣмъ онъ далъ мнѣ торжественное обѣщаніе заботиться обо мнѣ и не оставлять меня; я сдѣлала копію этого письма и, узнавъ, что оно пролежало мѣсяцъ у него въ домѣ, прежде чѣмъ его доставили къ нему, я нашла случай вручить ему копію въ одной кофейной, куда онъ постоянно ходилъ.

Это письмо вызвало у него отвѣтъ, изъ котораго я увидала, что я покинута; изъ него же я узнала, что нѣсколько раньше онъ послалъ мнѣ письмо съ просьбой переѣхать въ Батъ, но я сейчасъ вернусь къ содержанію этого письма.

Вѣрно правду говорятъ, что постель больного иногда заставляетъ его смотрѣть иными глазами, чѣмъ прежде, на свои близкія связи; мой любовникъ былъ при смерти, онъ стоялъ на краю вѣчности и вѣроятно у него явился справедливый укоръ совѣсти при мысли о своей прошлой жизни, исполненной легкомысленныхъ увлеченій и преступныхъ связей; тутъ связь со мной представлялась ему самой ужасной, и дѣйствительно она была ничѣмъ инымъ, какъ постояннымъ прелюбодѣяніемъ, которое, по всей справедливости, теперь возбуждало въ немъ ужасъ. Нравственное чувство не позволяло ему продолжать эту связь, и вотъ какъ онъ поступилъ. Изъ моего послѣдняго письма онъ увидѣлъ, что я не переѣхала въ Батъ и не получила его перваго письма, поэтому онъ написалъ мнѣ слѣдующее:

«Мадамъ!

Меня удивляетъ, что мое письмо, помѣченное 8 числомъ прошлаго мѣсяца, не попало къ вамъ въ руки; даю слово, что оно было передано въ вашей квартирѣ вашей горничной.

Безполезно говорить вамъ, въ какомъ положеніи я находился нѣсколько времени тому назадъ и какъ, стоя на краю могилы, я возвращенъ къ жизни, благодаря неожиданной милости неба, которую я не заслужилъ; вы не станете удивляться, что въ этомъ положеніи наша несчастная связь лежала не малой тяжестью на моей совѣсти; мнѣ нѣтъ надобности больше распространяться; поступки, въ которыхъ покаялся, надо измѣнить.

Я бы желалъ, чтобы вы подумали о вашемъ возвращеніи въ Батъ; въ этомъ письмѣ вы найдете билетъ на 50 фунтовъ; вы разсчитаетесь за квартиру и заплатите расходы по вашему путешествію. Надѣюсь, для васъ не будетъ неожиданностью, если я прибавлю, что въ силу только этой причины, а не какого нибудь оскорбительнаго повода съ вашей стороны, я не могу больше съ вами видѣться; я принимаю на себя заботы о ребенкѣ, останется ли онъ здѣсь, или увезете вы его съ собой. Я вамъ совѣтую проникнуться тѣми же мыслями и пусть онѣ послужатъ вамъ на пользу».

Это письмо поразило меня, какъ тысячи ранъ, хотя я не была ослѣплена своимъ преступленіемъ; размышляя, я видѣла, что я съ меньшимъ грѣхомъ могла продолжать свое сожительство съ братомъ; оно не было преступленіемъ, пока наше родство намъ было неизвѣстно.

Но мнѣ ни разу не пришло въ голову, что все это время я была замужней женщиной, женой М… торговца полотнами, который хотя и былъ поставленъ въ необходимость оставитъ меня, однако не могъ уничтожить нашего брачнаго контракта и дать мнѣ законную свободу для новаго замужества; такимъ образомъ во все это время я была не болѣе и не менѣе, какъ проститутка и непотребная женщина. Я упрекала себя въ томъ, что я завлекла въ западню этого джентльмена и была первой виновницей нашей связи; теперь, благодаря убѣжденіямъ своего разсудка, онъ извлекъ себя изъ той пропасти, въ которой я осталась, какъ бы покинутая милостью неба, чтобы продолжать мой страшный путь порока и несчастій.

Въ такихъ печальныхъ размышленіяхъ я прожила около мѣсяца, не желая возвращаться въ Батъ. Я не хотѣла жить съ той женщиной изъ страха, что она опять натолкнетъ меня на какое нибудь дурное дѣло; кромѣ того мнѣ было стыдно показать ей, что я отвергнута и брошена своимъ любовникомъ.

Теперь меня страшно безпокоило положеніе моего маленькаго сына; разстаться съ нимъ мнѣ было хуже смерти, съ другой стороны мысль о томъ, что я когда нибудь могу очутиться внѣ возможности содержать и воспитывать его, до того пугала меня, что я рѣшила отдать ему сына съ тѣмъ, чтобъ самой поселиться недалеко возлѣ, съ цѣлью только видѣться съ нимъ, не принимая на себя заботъ о его воспитаніи.

И такъ я написала моему любовнику короткое письмо, говоря, что я во всемъ повинуюсь его распоряженіямъ, кромѣ возвращенія въ Батъ, что хотя нашъ разрывъ былъ для меня страшнымъ ударомъ въ сердце, ударомъ, отъ котораго я никогда не оправлюсь, тѣмъ не менѣе я вполнѣ соглашаюсь съ его справедливыми разсужденіями и не оспариваю его новыхъ взглядовъ на наши отношенія.

Затѣмъ, въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ я объяснила ему свое положеніе. Я сказала, что питаю надежду, что мои бѣдствія, вызвавшія когда-то его великодушную ко мнѣ дружбу, могутъ вызвать въ немъ жалость теперь, когда преступная сторона нашей связи уничтожена; что я желаю раскаяться такъ же искренно, какъ раскаялся онъ, но умоляю его поставить меня въ такое положеніе, при которомъ мнѣ не могли бы угрожать искушенія, имѣя въ виду ужасную перспективу бѣдности и нищеты; и если у него возникнетъ опасеніе, что я стану надоѣдать ему въ будущемъ, то прошу его дать мнѣ возможность возвратиться къ моей матери въ Виргинію, откуда, какъ ему извѣстно, я недавно пріѣхала, это можетъ положить конецъ всѣмъ его опасеніямъ. Затѣмъ въ заключеніи я увѣряла его, что если онъ пришлетъ мнѣ 50 фунтами больше, чтобы облегчить мое путешествіе, то я выдамъ ему росписку съ обѣщаніемъ не тревожить его уже никакими просьбами, кромѣ одной: сообщать мнѣ свѣдѣнія о моемъ ребенкѣ и отдать его мнѣ, когда я за нимъ пришлю, въ случаѣ, если застану въ живыхъ свою мать и хорошо устроюсь въ Виргиніи,

Все это былъ обманъ; я не имѣла никакого намѣренія отправляться въ Виргинію, и дѣло заключалось только въ томъ, чтобы выманить у него еще 50 фунтовъ, такъ какъ я очень хорошо знала, что это было послѣднее, чего я могла отъ него ожидать.

Тѣмъ не менѣе мои доводы и, главнымъ образомъ, обѣщаніе выдать росписку подѣйствовали на него; онъ прислалъ мнѣ съ однимъ господиномъ билетъ на эту сумму и готовую росписку, которую я тотчасъ подписала. Такъ печально окончилась эта связь.

XI Я остаюсь одна. — Новыя знакомства. — Мнѣ предлагаютъ ѣхать въ провинцію. — Я не знаю, гдѣ помѣстить свой капиталъ. — Это затрудненіе разрѣшается моимъ новымъ другомъ. — Я уѣзжаю на сѣверъ Англіи

Теперь я снова стала незамужней женщиной, какъ я называла себя; я была свободна отъ всѣхъ обязательствъ жены и любовницы; теперь никто не могъ осуждать меня, никто, кромѣ моего мужа, торговца полотнами, о которомъ я ничего не слыхала въ продолженіи пятнадцати лѣтъ.

Я начала подводить итоги своему состоянію. Благодаря многимъ моимъ письмамъ въ Виргинію, а также заботамъ моей матери, я получила оттуда новый грузъ товаровъ на пополненіе тѣхъ убытковъ, которые я понесла вслѣдствіе порчи моего перваго груза, подъ условіемъ, какъ оно ни казалось мнѣ жестокимъ, выдать брату обязательство не требовать больше ничего. Но я такъ хорошо съумѣла устроить это дѣло, что получила товары прежде, чѣмъ выдать это обязательство.

Считая все, что у меня было, я имѣла болѣе 450 фунтовъ. Я могла бы имѣть еще 100 фунтовъ, если бы со мной не случилось слѣдующаго несчастія. Эти деньги я одолжила серебряннику, который обанкрутился, причемъ я потеряла 70 фунтовъ, получивъ при разверсткѣ за 100 фунтовъ только 30. Кромѣ этихъ денегъ, у меня было серебро, много платьевъ и бѣлья.

Съ этимъ состояніемъ я должна была начинать новую жизнь, причемъ надо имѣть въ виду, что я была уже не той женщиной, какой жила въ Ротергайтѣ, когда мнѣ было двадцать пять лѣтъ и когда я еще не предпринимала путешествій въ Виргинію и обратно, и хотя я не пренебрегала ничѣмъ, чтобы сохранить свою красоту (кромѣ притираній и румянъ, — до этого я никогда не унижалась), тѣмъ не менѣе всегда можно отличить женщину въ двадцать пять лѣтъ отъ женщины въ сорокъ два года.

Главное мое несчастье заключалось въ томъ, что у меня не было друзей и знакомствъ; я не могла ни къ кому обратиться за совѣтомъ и вполнѣ откровенно объяснить свое положеніе; я узнала изъ опыта, что для женщины послѣ нищеты хуже всего не имѣть друзей; я говорю «для женщины», потому что мужчина можетъ самъ въ себѣ найти совѣтника и всегда съумѣетъ лучше выпутаться изъ затрудненій, чѣмъ женщина; но если женщина останется одна, безъ друга, который могъ бы принять участіе въ ея горѣ, который могъ бы успокоить ее, подать ей совѣтъ, тогда десять шансовъ противъ одного говорятъ за ея паденіе. Такую одинокую женщину, безъ друзей и хорошихъ знакомыхъ, можно уподобить мѣшку съ золотомъ или съ драгоцѣнностями, брошенными на дорогѣ; этотъ мѣшокъ всегда можетъ сдѣлаться добычей перваго проходящаго, и хорошо, если онъ попадетъ въ руки добродѣтельнаго человѣка, который объявитъ о находкѣ и возвратитъ ее по принадлежности. Но много ли такихъ людей, и на сколько случаевъ придется одинъ, когда подобная находка попадетъ въ руки добросовѣстнаго человѣка?

Все это имѣло близкое отношеніе къ моему положенію, я была женщина свободная, бродячей жизни, женщина развращенная, безпомощная, не имѣвшая друга, который бы могъ руководить поступками; я преслѣдовала извѣстную цѣль, я знала, что мнѣ нужно, но я не умѣла достигнуть этой цѣли прямымъ путемъ; я искала обезпеченной жизни и если бы могла найти скромнаго мужа, человѣка строгихъ правилъ, я была бы такой вѣрной женой, какую только можетъ создать добродѣтель. Но если я дѣйствовала иначе, то это потому, что путь къ пороку всегда прокладываетъ не врожденная къ нему наклонность, а нищета; не пользуясь покойной и благоустроенной жизнью, я слишкомъ хорошо понимала цѣну такой жизни, чтобы стремиться къ ней; да, не смотря на всѣ преграды, заглушавшія во мнѣ добродѣтель, я могла бы быть лучшей женой, такъ какъ при всякомъ моемъ замужествѣ я не давала мужу ни малѣйшаго повода подозрѣвать меня въ невѣрности!

Но все это не послужило ни къ чему, и мнѣ не открывалась утѣшительная перспектива; я выжидала, я вела правильную, умѣренную жизнь, но мнѣ ничего не представлялось, а между тѣмъ мой капиталъ быстро уменьшался, и я не знала, что мнѣ дѣлать; ужасъ приближавшейся нищеты угнеталъ мою душу; у меня были небольшія деньги, но я не знала, куда ихъ помѣстить, да притомъ я не могла жить одними процентами съ моего капитала, по крайней мѣрѣ въ Лондонѣ.

Наконецъ, передо мной открылась новая арена. Въ домѣ, гдѣ я квартировала, жила одна дама изъ сѣверной провинціи. Я познакомилась съ ней и она очень часто въ разговорахъ со мной выхваляла мнѣ жизнь въ своей провинціи; она описывала необыкновенную дешевизну всѣхъ продуктовъ, ихъ изобиліе, разсказывала, какое пріятное общество можно встрѣтить тамъ, и много другихъ подобныхъ вещей; она такъ увлекла меня своими разсказами, что однажды я сказала ей: вы меня почти соблазнили поселиться въ вашихъ мѣстахъ; я вдова и хотя у меня есть достаточныя средства для жизни, однако я не имѣю возможности увеличивать свои доходы; а между тѣмъ Лондонъ это мѣсто всякихъ сумасбродствъ и излишествъ, и я вижу, что здѣсь я не могу проживать менѣе ста фунтовъ въ годъ, отказывая себѣ даже въ прислугѣ и принуждая себя жить совершенно уединенно, какъ будто по необходимости.

Если бы этой женщинѣ было извѣстно мое дѣйствительное положеніе, она бы никогда такъ заманчиво не разставляла своей западни, она никогда бы не дѣлала столько докучливыхъ подходовъ съ цѣлью заманить къ себѣ бѣдное, разбитое созданье, которое не могло принести ей ничего особеннаго; я же дѣйствительно находилась въ такомъ безнадежномъ положеніи, хуже котораго, мнѣ казалось, не могло быть и потому я не очень заботилась о товъ, что случится со мной, если я поѣду съ ней; такимъ образомъ послѣ многихъ приглашеній съ ея стороны и увѣреній въ искренней дружбѣ я позволила убѣдить себя отправиться съ ней и вслѣдствіе этого готовилась къ отъѣзду, хотя совершенно не знала, куда я поѣду.

Однажды утромъ мнѣ пришло на мысль отправиться самой въ банкъ, куда я часто ходила за полученіемъ процентовъ по нѣкоторымъ бывшимъ у меня билетамъ и гдѣ я познакомилась съ однимъ честнымъ клеркомъ по слѣдующему поводу: разъ я невѣрно сосчитала слѣдуемые мнѣ проценты и взяла меньше, чѣмъ было нужно; я уже уходила, когда онъ вернулъ меня и выдалъ мнѣ недополученную сумму, вмѣсто того, чтобы положить ее къ себѣ въ карманъ.

Итакъ я пошла въ банкъ и, увидя тамъ своего клерка, просила его посовѣтовать мнѣ, бѣдной, одинокой вдовѣ, какъ поступить съ моими деньгами. Онъ сказалъ, что онъ съ готовностью поможетъ мнѣ устроить свой капиталъ такимъ образомъ, что я не понесу ни малѣйшей потери, что онъ порекомендуетъ мнѣ своего знакомаго, человѣка глубоко свѣдущаго въ банковыхъ операціяхъ, который служитъ въ другомъ банкѣ и на честность котораго онъ полагается вполнѣ.

— Я могу отвѣчать за каждый его шагъ, — прибавилъ онъ, и если вы потеряете хоть одинъ фартингъ, то зачтете его на мой счетъ; этотъ джентльменъ охотно помогаетъ всѣмъ и всегда готовъ сдѣлать доброе дѣло.

Онъ просилъ меня придти въ тотъ же вечеръ послѣ закрытія банка, чтобы познакомиться съ его другомъ. Во время этого свиданія я сразу вполнѣ убѣдилась, что буду имѣть дѣло съ честнымъ человѣкомъ. Его лицо, его разговоръ, и наконецъ общіе хорошіе о немъ отзывы разсѣяли всѣ мои сомнѣнія на его счетъ.

Придя къ нему на другой день, я чувствовала себя гораздо свободнѣе и подробно изложила ему положеніе своихъ дѣлъ; я объяснила ему, что я вдова, пріѣхала изъ Америки, что я одинока и не имѣю друзей, но имѣю небольшія деньги, очень небольшія, и прихожу въ отчаяніе отъ страха потерять ихъ, я не знаю кому довѣриться и поручить заботы о моемъ крошечномъ капиталѣ; я отправляюсь на сѣверъ Англіи, желая устроиться подешевле, не растрачивая своего капитала, который я бы охотно помѣстила въ банкъ, но боюсь забрать съ собой банковые билеты; оставить же ихъ здѣсь я могла бы только тогда, если бы у меня былъ человѣкъ, который бы велъ мои денежныя дѣла, но такого у меня нѣтъ.

На это онъ сказалъ:

— Отчего вы не изберете себѣ такого управляющаго, который бы сразу взялъ въ свое вѣдѣніе васъ и ваши деньги, тогда вы избавили бы себя отъ всякихъ заботъ?

— Но быть можетъ я избавила бы себя отъ своего капитала, — отвѣчала я;- нѣтъ, я боюсь рисковать.

Однако я помню, что при этомъ я подумала такъ: я бы желала, чтобы ты болѣе откровенно поставилъ этотъ вопросъ, и тогда мнѣ пришлось бы серьезно подумать прежде, чѣмъ на твое предложеніе отвѣчать тебѣ нѣтъ!

Онъ долго говорилъ на эту тему и разъ или два мнѣ показалось, что онъ питаетъ на счетъ меня серьезныя намѣренія, но, къ моему огорченію, я скоро узнала, что онъ женатъ и повидимому находится въ такомъ же положеніи, какъ мой послѣдній любовникъ, то есть, что его жена или лунатикъ, или что-нибудь въ этомъ родѣ. Однако мы больше не касались этого вопроса. Онъ объявилъ мнѣ, что теперь у него есть срочныя дѣла и что, если я желаю придти къ нему, когда онъ ихъ кончитъ, тогда мы обдумаемъ, какимъ образомъ помѣстить безопасно мои деньги. Я сказала, что я приду, и просила сообщить мнѣ, гдѣ онъ живетъ. Онъ написалъ свой адресъ и, прочтя его, сказалъ:

— Вотъ вамъ, леди, мой адресъ. Если вамъ угодно вы можете вполнѣ положиться на меня.

— Да, сэръ, — отвѣчала я, — я думаю, что могу вполнѣ положиться на васъ, такъ какъ вы говорите, что вы женаты, а я не ищу мужа. Кромѣ того я довѣряю вамъ всѣ мои деньги, а если я ихъ потеряю, тогда мнѣ уже нечего будетъ полагаться на кого-бы то ни было.

Затѣмъ онъ шутя наговорилъ много милыхъ любезностей, которыя мнѣ очень пришлись бы по сердцу, если бы онѣ были серьезны; наконецъ, я ушла и была у него опять въ семь часовъ вечера.

Теперь онъ сообщилъ мнѣ нѣсколько своихъ предположеній относительно помѣщенія моихъ денегъ въ банкъ, съ тѣмъ чтобы я могла получать на нихъ проценты, но каждое изъ этихъ предложеній было соединено съ такими затрудненіями, что не представлялось никакого выхода, и это вполнѣ подтверждало его неподкупную честность. Я съ полной искренностью объяснила ему, что совершенно спокойно поручаю ему завѣдываніе моими небольшими дѣлами, если только онъ пожелаетъ быть управителемъ бѣдной вдовы, не имѣющей возможности предложить ему вознагражденія.

Онъ улыбнулся, потомъ всталъ, почтительно поклонился и сказалъ, что онъ въ восторгѣ отъ моего прекраснаго мнѣнія о немъ, но что онъ никакъ не можетъ принять на себя отъ меня порученія, которое дастъ поводъ мнѣ думать, что онъ дѣйствуетъ изъ личныхъ интересовъ, причемъ въ случаѣ моей смерти у него могутъ вознивнуть споры съ моими душеприкащиками, чего онъ боится болѣе всего.

Я отвѣчала ему, что у меня нѣтъ ни наслѣдниковъ, ни родныхъ въ Англіи и послѣ моей смерти единственнымъ душеприкащикомъ и наслѣдникомъ можетъ остаться только онъ, по крайнѣй мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока не измѣнится мое положеніе, о чемъ я вовсе не думаю; если же я умру такою же вдовой, какъ теперь, тогда все мое состояніе перейдетъ къ нему, чего онъ вполнѣ заслуживаетъ, благодаря своей честности, въ которой я глубоко убѣждена.

При этихъ словахъ онъ измѣнился въ лицѣ и спросилъ, что заставляетъ меня относиться къ нему съ такимъ довѣріемъ и расположеніемъ. Затѣмъ онъ восторженно объявилъ, что искренно полюбилъ меня и жалѣетъ, что онъ женатъ; я, улыбнувшись, отвѣтила, что такъ какъ онъ женатъ, то мое предложеніе не можетъ внушить подозрѣнія, будто я имѣю на него виды, и что его непозволительное сожалѣніе является преступленіемъ по отношенію къ его женѣ.

На это онъ возразилъ:- вы не правы, потому что я женатъ и не женатъ въ одно и то же время, и мнѣ нисколько не грѣшно желать, чтобы моя жена была повѣшена.

— Я не знаю условій вашей жизни, сэръ, — сказала я, — но ужели можно назвать невиннымъ желаніе смерти своей женѣ?

— Я говорю вамъ, — повторилъ онъ, — что она жена мнѣ и не жена; но вы не знаете ни меня, ни ее.

Я перемѣнила разговоръ и обратилась къ своему дѣлу, но увидала, что онъ мало интересуется имъ, а потому предоставила ему говорить; тогда онъ передалъ мнѣ подробности своей жизни съ женой, слишкомъ длинныя, чтобы повторять ихъ здѣсь; достаточно будетъ сказать, что раньше, чѣмъ занять это мѣсто, онъ жилъ за границей, гдѣ его жена имѣла двухъ дѣтей отъ одного армейскаго офицера; по пріѣздѣ въ Англію, онъ примирился съ этимъ, прекрасно обходился съ ней; тѣмъ не менѣе она убѣжала съ однимъ приказчикомъ, захвативъ съ собою все, что могла взять; «такимъ образомъ, добавилъ онъ, вы видите, миледи, что она дѣйствуетъ такъ не ради нищеты, которая служитъ соблазномъ для всѣхъ людей, а просто потому, что она порочная женщина».

Я выразила ему свое сожалѣніе и пожелала найти возможность разстаться съ женой навсегда. Затѣмъ я хотѣла снова вернуться къ моему дѣлу, но онъ не слушалъ, и, смотря мнѣ прямо въ глаза, сказалъ:

— И такъ, миледи, вы вотъ пришли просить у меня совѣта по вашему дѣлу, я готовъ такъ же вѣрно служить вамъ, какъ если бы вы были моя сестра; но такъ какъ вы отнеслись ко мнѣ съ полнымъ довѣріемъ и показали мнѣ столько расположенія, то намъ приходится помѣняться ролями: я хочу въ свою очередь просить у васъ совѣта; скажите, какъ долженъ поступить несчастный обманутый мужъ съ своей женой, чтобы удовлетворить чувству справедливости?

— Увы, сэръ, это слишкомъ тонкое дѣло, чтобы я могла дать вамъ совѣтъ, но мнѣ кажется, что разъ она ушла отъ васъ, вы стали совершенно свободны и вамъ нечего больше желать.

— Безъ сомнѣнія, она ушла, — отвѣчалъ онъ, — но вѣдь это не значитъ, что мы разстались съ ней навсегда.

— Это правда; она можетъ надѣлать долговъ; но вѣдь законъ даетъ вамъ возможность гарантировать себя: вы можете публично отказаться отъ платежа по такимъ долгамъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ онъ, — это не то; я гарантировалъ себя въ этомъ отношеніи, но меня занимаетъ совсѣмъ другой вопросъ: я бы хотѣлъ освободиться отъ нея такъ, чтобы жениться снова.

— Ну, что же, сэръ, тогда вамъ остается развестись если вы можете доказать все, что говорите, вы навѣрное получите разводъ и будете свободны.

— Это слишкомъ долго и слишкомъ дорого стоитъ, — сказалъ онъ.

— Но если вы встрѣтите особу, которая вамъ понравится, то я думаю, ваша жена не станетъ оспаривать у васъ той свободы, которою пользуется сама.

— Разумѣется, — отвѣчалъ онъ, — но трудно согласить на такую вещь честную женщину, а что касается дамъ иного сорта, то я слишкомъ иного страдалъ отъ этой, чтобы имѣть дѣло съ такими же другими.

При этомъ я подумала: «я отъ всей души поймала бы тебя на словѣ, если бы ты прямо поставилъ вопросъ», ему же я отвѣтила такъ:

— Хорошо, сэръ, — въ вашемъ дѣлѣ легче дать совѣтъ, чѣмъ въ моемъ.

— Говорите, говорите, умоляю васъ.

— Ваше положеніе ясно, какъ день, — сказала я, — вы можете получить законный разводъ и тогда найдете довольно честныхъ женщинъ, изъ которыхъ каждой можете сдѣлать предложеніе; вѣдь женщины не такая рѣдкость, чтобы вы не могли найти того, чего ищете.

— Прекрасно, — сказалъ онъ, — тогда я серьезно приму вашъ совѣтъ; но прежде я хочу поставить вамъ еще одинъ важный вопросъ.

— Какой вамъ будетъ угодно, — отвѣчала я, — кромѣ того, о которомъ идетъ рѣчь.

— Нѣтъ, — сказалъ онъ, — именно этотъ, другіе пока меня не интересуютъ.

— Вы можете спрашивать все, что вамъ угодно, но я уже дала свой отвѣтъ; съ своей стороны я спрошу васъ: неужели вы составили обо мнѣ такое дурное мнѣніе, что разсчитываете получить отъ меня утвердительный отвѣтъ на сдѣланное вами раньше предложеніе? Неужели порядочная женщина можетъ думать, что вы говорите все это серьезно?

— Но, — сказалъ онъ, — я совсѣмъ не смѣюсь надъ вами, я говорю серьезно, подумайте объ этомъ.

— Однако, подумайте и вы, — сказала я, принимая нѣсколько важный тонъ, — вѣдь я пришла къ вамъ по поводу моихъ собственныхъ дѣлъ, я пришла просить васъ посовѣтовать мнѣ, какъ поступить съ моими деньгами, а вы…

— Я подумаю объ этомъ, — сказалъ онъ, — въ слѣдующій разъ, когда вы пожалуете.

— Но своимъ поведеніемъ вы положительно непозволяете мнѣ снова придти къ вамъ, — отвѣчала я.

— Почему это? — въ изумленіи спросилъ онъ.

— Но неужели вы думаете, что я соглашусь возвращаться къ вашимъ вопросамъ? — спросила я его въ свою очередь.

— Такъ или иначе, но вы должны дать мнѣ слово, что придете; я же съ своей стороны обѣщаю вамъ не заикаться о своихъ дѣлахъ до тѣхъ поръ, пока не получу развода; тѣмъ не менѣе я прошу васъ измѣнить ваше настроеніе по крайней мѣрѣ къ тому времени, когда у меня все будетъ кончено; такъ какъ я рѣшилъ, что или вы будете моей женой, или я не стану хлопотать о разводѣ; вотъ что дала мнѣ ваша неожиданная дружба, хотя помимо этого у меня есть другія основанія поступать именно такъ, а не иначе.

Ничто не могло быть для меня пріятнѣе этихъ словъ, однако, я очень вѣжливо сказала ему, что у него еще будетъ довольно времени подумать объ этомъ, когда онъ станетъ свободнымъ человѣкомъ. На этомъ мы и остановились; онъ обѣщалъ на слѣдующій день заняться моими дѣлами и просилъ меня придти къ нему, на что я согласилась только послѣ многихъ настоятельныхъ его просьбъ; хотя, если бы онъ могъ прочитать мои мысли, то ему не было бы надобности такъ долго на этомъ настаивать.

Дѣйствительно, на слѣдующій вечеръ я пришла къ нему, нарочно съ горничной, и съ удовольствіемъ замѣтила, что онъ приготовилъ для меня ужинъ; у него была прекрасно обставленная квартира, и вообще, какъ видно, онъ жилъ очень хорошо, что, сказать правду, меня весьма обрадовало, такъ какъ я считала его уже своимъ.

Послѣ ужина онъ очень упрашивалъ меня выпить два или три стакана вина, и хотя я отказывалась, тѣмъ не менѣе выпила одинъ или два; потомъ онъ сказалъ, что намѣренъ сдѣлать мнѣ одно предложеніе, но сперва я должна обѣщать ему не оскорбиться, если не соглашусь на это предложеніе. Я отвѣчала, что я прошу лучше не говорить, чтобы не заставить меня потерять уваженіе, которое я теперь питаю къ нему и благодаря которому рѣшилась придти сюда. Затѣмъ я умоляла его позволить мнѣ удалиться, — причемъ начала надѣвать перчатки и сдѣлала видъ, будто собираюсь идти, чего на самомъ дѣлѣ не желала, точно такъ же, какъ онъ не желалъ меня отпустить.

Онъ просилъ меня не говорить о моемъ уходѣ, увѣряя, что онъ очень далекъ отъ мысли предложить мнѣ что либо неприличное, и если я такъ думаю, то онъ не скажетъ больше ни одного слова.

Было не въ моихъ видахъ заставлять его молчать, и потому я сказала, что готова его выслушать. Тогда онъ сдѣлалъ мнѣ слѣдующее формальное предложеніе: онъ просилъ меня выйти за него замужъ, хотя еще и не получилъ развода съ своей женой, и чтобы убѣдить меня въ чистотѣ своихъ намѣреній, онъ далъ слово не просить меня жить съ нимъ, пока разводъ не совершится… Съ первыхъ же его словъ мое сердце отвѣчало ему «я согласна», но мнѣ необходимо было еще полицемѣрить, и потому я съ нѣкоторымъ волненіемъ отклонила его предложеніе и довела его своими доводами до полнаго убѣжденія, что его предложеніе не имѣетъ смысла; тогда онъ перешелъ къ другому и просилъ меня заключить съ нимъ письменное условіе, по которому я должна была обязаться выйти за него замужъ, какъ только онъ получитъ разводъ, въ противномъ случаѣ, контрактъ остается недѣйствительнымъ.

Я отвѣчала, что хотя это предложеніе и болѣе основательно, чѣмъ первое, но такъ какъ я не имѣю привычки отвѣчать сразу, то прошу его дать время подумать. Съ этимъ любовникомъ я поступала такъ, какъ поступаетъ рыболовъ съ форелью; я видѣла, что онъ ловится на крючокъ, и забавлялась этимъ, откладывая свое рѣшеніе; я говорила ему, что онъ еще мало меня знаетъ, и просила собрать обо мнѣ свѣдѣнія; я позволила ему проводить себя до квартиры, но не предложила войти, находя это не приличнымъ.

Словомъ, я избѣжала контракта, но объяснила ему, что я отправляюсь на сѣверъ и оставляю ему свой адресъ, по которому онъ будетъ писать мнѣ о моихъ дѣлахъ, что я передамъ ему почти все, что у меня есть и такимъ образомъ оставляю ему залогъ моего полнаго уваженія и довѣрія къ нему, и охотно даю обѣщаніе, что лишь только онъ исполнитъ формальности развода и напишетъ мнѣ объ этомъ, я тотчасъ пріѣду въ Лондонъ, и тогда мы серьезно поговоримъ по этому поводу.

Я должна признаться, что я ѣхала съ самыми блестящими надеждами, хотя меня и приглашали туда съ самыми дурными цѣлями, какъ потомъ оказалось. Наконецъ, мы отправились съ моей подругой, какъ я называла ее, въ Ланкаширъ; впродолженіи всей дороги она не переставала ухаживать за мной, выказывая искреннюю и непритворную ко мнѣ привязанность: она угощала меня всѣмъ, такъ что я платила только за экипажъ; въ Уорингтонѣ насъ встрѣтилъ ея братъ въ дворянской каретѣ; оттуда мы поѣхали въ Ливерпуль, окруженныя такою пышностью, лучше которой нельзя было желать.

Насъ прекрасно приняли въ домѣ одного ливерпульскаго купца, гдѣ мы пробыли три или четыре дня; я не называю его по причинамъ, которыя узнаете послѣ; затѣмъ моя подруга объявила мнѣ, что мы поѣдемъ къ ея дядѣ, гдѣ насъ примутъ по-царски; дѣйствительно скоро явился ея дядя, въ каретѣ четверкой, которая и отвезла насъ за сорокъ лье отъ Ливерпуля, но я не знаю, въ какую сторону.

XII Новые друзья. — За мной ухаживаетъ ирландскій богачъ. — Я выхожу замужъ. — Мое разочарованіе

Мы пріѣхали въ деревенскій домъ какого-то джентльмена, гдѣ насъ встрѣтила многочисленная семья; всѣ называли мою подругу «кузиной»; я же, увидя такое изысканное общество, стала выговаривать ей, зачѣмъ она не предупредила меня, тогда я могла бы взять свои лучшія платья; но дамы, поймавъ на-лету мои слова, очень любезно замѣтили мнѣ, что у нихъ, не такъ какъ въ Лондонѣ, судятъ о человѣкѣ не по платью. Ихъ кузина подробно описала мои достоинства, и потому мнѣ нѣтъ надобности заботиться о нарядахъ; вообще онѣ, какъ видно, меня принимали за очень богатую вдову.

Прежде всего я узнала, что всѣ члены семьи были католики, считая въ томъ числѣ и «кузину»; тѣмъ не менѣе мнѣ казалось, что никто не могъ относиться къ человѣку другого исповѣданія съ большею терпимостью, чѣмъ они. Надо сказать правду, въ этомъ отношеніи и я отличалась особой деликатностью; я благосклонно относилась къ ученію Римской церкви и въ частной бесѣдѣ съ ними высказывала мнѣніе, что я смотрю на всѣ различія христіанской религіи, какъ на предубѣжденіе, и еслибы мой отецъ былъ католикъ, то я не сомнѣваюсь, что я съ такимъ же восторгомъ относилась бы къ этой религіи, съ какимъ отношусь къ своей.

Это всѣмъ очень понравилось. И такъ я постоянно находилась въ прекрасномъ обществѣ и всегда за оживленной и восхитительной бесѣдой; двѣ или три старухи посвящали меня въ обряды своей вѣры. Я была такъ деликатна, что не старалась избѣгать присутствія на обѣднѣ и исполняла нѣкоторыя религіозныя движенія, согласно ихъ указаніямъ; этимъ я подавала имъ надежду обратить меня въ католичество, и онѣ старались познакомить меня съ его ученіемъ.

Здѣсь я прожила около шести недѣль; затѣмъ моя руководительница повезла меня въ деревню, которая находилась въ разстояніи около шести лье отъ Ливерпуля, куда явился и ея братъ, какъ она называла его, съ двумя лакеями въ прекрасныхъ ливреяхъ; онъ пріѣхалъ ко мнѣ съ визитомъ и тутъ же началъ ухаживать за мной. Мои дѣла находились въ такомъ положеніи, что я могла не сразу идти на приманку; дѣйствительно, я такъ и поступила, зная, что у меня въ Лондонѣ начата вѣрная игра, которую я рѣшила не оставлять, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока не найду лучшаго. Однако же повидимому этотъ братъ стоилъ того, чтобы обратить на него вниманіе; мнѣ казалось, что онъ получалъ не менѣе 1000 фунтовъ годового дохода, но его сестра говорила, что его имѣніе стоитъ 15000 фунтовъ и кромѣ того у него есть прекрасныя помѣстья въ Ирландіи.

Всѣ считали меня такой богатой, что никто не посмѣлъ даже заикнуться со мной о моемъ состояніи; между тѣмъ моя мнимая подруга, вѣря глупымъ разсказамъ въ Лондонѣ, сперва сдѣлала изъ моихъ 500 фунтовъ 5,000, а потомъ, когда мы пріѣхали сюда, они выросли уже въ 15,000 фунтовъ. Поэтому понятно, съ какимъ рвеніемъ ирландецъ набросился на такую приманку; онъ сильно ухаживалъ за мной, присылая мнѣ подарки и тратя на нихъ безумныя деньги; надо отдать ему справедливость, его внѣшность была въ высшей степени изящна; это былъ настоящій джентльменъ, высокаго роста, прекрасно сложенный и необыкновенно ловкій; всѣ его разговоры ограничивались паркомъ, конюшнями, лошадьми и охотой, но онъ говорилъ о нихъ такъ, какъ будто все это было его собственностью и находилось тутъ же передъ моими глазами.

Онъ никогда не спрашивалъ меня о моемъ состояніи; но всегда старался убѣдить меня въ томъ, что, если я выйду за него замужъ и мы переѣдемъ въ Дублинъ, то онъ принесетъ мнѣ въ приданое прекрасную землю, которая даетъ 600 фунтовъ годового дохода, причемъ онъ обѣщалъ утвердить ее за мной крѣпостнымъ актомъ.

Чтобы не замедлять хода моего разсказа, скажу только, что я согласилась выдти за него замужъ, но, не желая дѣлать бракъ гласнымъ, мы рѣшили отправиться внутрь страны, гдѣ насъ и обвѣнчалъ католическій ксендзъ, но я увѣрена, что этотъ бракъ былъ такъ же дѣйствителенъ, какъ еслибы онъ былъ совершенъ англиканскимъ пасторомъ.

Спустя около мѣсяца послѣ свадьбы, онъ началъ поговаривать о нашемъ отъѣздѣ въ Уэстчестеръ, гдѣ мы должны были сѣсть на корабль и отправиться въ Ирландію. Но онъ не торопилъ меня, и мы прожили въ деревнѣ еще около трехъ недѣль, затѣмъ онъ послалъ въ Честеръ за каретой, которая должна была насъ встрѣтить у Рокъ-Блакъ, противъ Ливерпуля. Тамъ мы сѣли въ маленькое судно, такъ называемую пинассу о шести веслахъ; слуги, лошади и багажъ были перевезены на паромѣ. Извиняясь, что у него нѣтъ знакомыхъ въ Честерѣ, гдѣ бы намъ можно было остановиться, онъ сказалъ мнѣ, что отправится впередъ и подъищетъ какое нибудь помѣщеніе въ частномъ домѣ, причемъ я спросила: долго ли мы пробудемъ въ Честерѣ. «День или два», отвѣчалъ онъ, прибавя, что тамъ мы наймемъ карету въ Холихедъ; на это я замѣтила, что напрасно онъ хочетъ искать квартиру на одну или двѣ ночи, такъ какъ Честеръ большой городъ, и я не сомнѣваюсь, что тамъ есть гостинницы, гдѣ мы можемъ довольно удобно устроиться, занявъ номеръ въ отелѣ около собора.

Затѣмъ мой супругъ, разговаривая о нашемъ переѣздѣ въ Ирландію, между прочимъ, спросилъ меня, не нужно ли мнѣ, прежде чѣмъ окончательно разставаться съ Англіей, устроить свои дѣла въ Лондонѣ; я отвѣтила, что не имѣю въ этомъ особенной надобности, такъ какъ могу устроить все, написавъ изъ Дублина.

— Миледи, — сказалъ онъ очень вѣжливо, — я думаю, что большая часть вашего состоянія, о которомъ мнѣ говорила моя сестра, заключается въ наличныхъ деньгахъ, находящихся въ Англійскомъ банкѣ; если это такъ, тогда надо сдѣлать трансферты или перемѣну документовъ, а для этого необходимо отправиться въ Лондонъ, прежде чѣмъ садиться на корабль.

Я сдѣлала удивленную мину я отвѣтила:- я не понимаю, что вы хотите сказать; сколько мнѣ извѣстно, у меня нѣтъ никакихъ денежныхъ цѣнностей въ Англійскомъ банкѣ, и я надѣюсь, вы не станете утверждать, чтобы я когда-нибудь говорила вамъ объ этомъ.

— Нѣтъ, вы мнѣ ничего не говорили, — сказалъ онъ, — но моя сестра сообщила мнѣ, что большая часть вашего состоянія лежитъ въ банкѣ. И если теперь я позволилъ себѣ заговорить объ этомъ, моя дорогая, то это потому, что если вамъ необходимо привести въ порядокъ ваши дѣла, тогда лучше сдѣлать это теперь, чтобы избавить васъ отъ риска совершать два раза морское путешествіе.

Я пришла въ изумленіе и спрашивала себя, что все это значитъ? Вдругъ у меня мелькнула мысль, что моя подруга описала меня моему мужу въ совершенно ложномъ свѣтѣ и потому я рѣшила выяснить сущность этого дѣла, прежде чѣмъ оставить Англію и отдаться незнакомому человѣку въ чужой странѣ.

Съ этой цѣлью на слѣдующій день утромъ я позвала къ себѣ въ комнату его сестру и передала ей мой разговоръ съ мужемъ; затѣмъ я просила ее повторить мнѣ все, что она горила ему обо мнѣ, и объяснить, на какихъ основаніяхъ устроился нашъ бракъ. Тогда она откровенно мнѣ призналась, что увѣряла своего брата, что я имѣю огромное состояніе, оправдываясь тѣмъ, что объ этомъ ей много говорили въ Лондонѣ.

— Вамъ говорили объ этомъ, съ жаромъ возразила я, — но я сама заикалась-ли вамъ когда-нибудь объ этомъ?

На эти слова, сказанныя мною громко и горячо, вошелъ мой мужъ, и я просила его остаться здѣсь, такъ какъ имѣю сказать очень важную вещь, которую ему необходимо выслушать.

Онъ немного смутился, вѣроятно, благодаря моему увѣренному тону, и сѣлъ возлѣ меня, предварительно затворивъ дверь; послѣ этого я, сильно разгоряченная, обратилась къ нему и сказала.

— Вчера вечеромъ я спрашивала васъ, хвалилась-ли я когда-нибудь вамъ своимъ богатствомъ и говорила-ли, что у меня лежатъ деньги въ Англійскомъ банкѣ? Вы справедливо согласились, что этого не было; теперь я прошу васъ сказать въ присутствіи вашей сестры, давала-ли я вамъ поводъ думать такимъ образомъ, происходилъ-ли когда нибудь разговоръ между нами по этому поводу? — Онъ еще разъ согласился, что ничего этого не было, но замѣтилъ, что всегда я казалась ему богатой женщиной, въ чемъ онъ былъ убѣжденъ и надѣялся не обмануться.

— Я васъ не спрашиваю, обманулись-ли вы, или нѣтъ, — сказала я, — я боюсь, что сама нахожусь въ такомъ же положеніи, и хочу только оправдаться въ своей прикосновенности къ этому обману. Теперь я желаю спросить вашу сестру, говорила-ли я ей когда-нибудь о моихъ богатствахъ и описывала-ли я ихъ въ подробностяхъ? Она должна тоже признаться, что этого не было. И такъ, миледи, будьте справедливы, обвините меня, если можете. Скажите, зачѣмъ, если-бы я имѣла состояніе, мнѣ было ѣхать сюда? Но вы отлично знаете, что я ѣхала съ единственной цѣлью сохранить то немногое, что имѣю. — Она не могла отрицать справедливости моихъ словъ и оправдывалась тѣмъ, что ее увѣрили въ Лондонѣ, будто я имѣю большое состояніе, которое заключается въ деньгахъ, помѣщенныхъ въ Лондонскомъ банкѣ.

— Теперь, мой милый, — продолжала я, снова обращаясь къ своему новому супругу, — будьте справедливы и скажите, кто обманулъ насъ обоихъ, кто заставилъ васъ думать, что я богата, и убѣдилъ меня выйти за васъ замужъ?

Онъ не могъ выговорить ни одного слова и молча указывалъ пальцемъ на сестру. Наконецъ, послѣ продолжительнаго молчанія, онъ пришелъ въ такое неистовство, какого я не видѣла никогда; онъ проклиналъ и поносилъ самыми грубыми ругательствами свою кузину; онъ кричалъ, что она разорила его, увѣривъ, будто у меня 15,000 фунтовъ; онъ говорилъ, что за устройство этого брака она должна была получить съ него 500 фунтовъ; затѣмъ, обратясь ко мнѣ, онъ прибавилъ, что она не сестра его, а бывшая любовница, съ которой онъ жилъ два года, что она получила отъ него 100 фунтовъ въ задатокъ по этому дѣлу и совершенно разорила его, если только все то, что я говорю, правда; въ своемъ изступленіи, онъ давалъ клятву выпустить ей кровь изъ сердца, что привело въ ужасъ и ее, и меня. Кузина скрылась изъ комнаты и съ тѣхъ поръ я ее больше не видала.

Съ своей стороны я просила его не говорить ничего подобнаго, а лучше придумать какой бы то ни было выходъ изъ этого положенія, обѣщая ему сдѣлать все, что я въ силахъ, лишь бы остаться съ нимъ и жить такъ, какъ онъ хочетъ.

Онъ умолялъ меня непродолжать въ такомъ тонѣ, иначе онъ сойдетъ съ ума; онъ сказалъ, что получилъ воспитаніе джентльмена, но, къ несчастію, упалъ такъ низко, что ему остается только одинъ выходъ, которымъ онъ и воспользуется, если я соглашусь отвѣтить на одинъ вопросъ, къ чему, впрочемъ, онъ меня не обязываетъ; я обѣщала исполнить его просьбу, но добавила: «я не знаю, удовлетворитъ ли васъ мой отвѣтъ, или нѣтъ».

— И такъ моя дорогая, скажите мнѣ откровенно, — продолжалъ онъ, — можетъ ли обезпечить насъ обоихъ ваше небольшое состояніе?

На мое счастье никто не зналъ не только дѣйствительнаго положенія моихъ дѣлъ, но даже и моего имени. Понимая, что, не смотря на прекрасный, повидимому, характеръ моего мужа и его честность, мы должны будемъ жить только на мои небольшія средства, я рѣшила скрыть отъ него всѣ свои деньги, кромѣ банковаго листа и одиннадцати гиней, которыми съ радостью готова была пожертвовать. Послѣдній билетъ былъ у меня далеко спрятанъ, и все это въ концѣ-концовъ позволяло мнѣ быть великодушной относительно моего мужа, котораго, дѣйствительно, я жалѣла отъ всего сердца.

И такъ, на предложеный имъ вопросъ я отвѣтила слѣдующее: «Я ни за что не обману васъ и буду говорить вполнѣ откровенно. Но какъ мнѣ ни прискорбно, а я должна объявить вамъ, что на свои средства я не могла существовать даже одна на югѣ и это было причиной, почему я попала въ руки женщины, которая увѣряла, что въ Манчестерѣ можно смѣло прожить на 6 фунтовъ въ годъ, а между тѣмъ весь мой доходъ не превышаетъ 15 фунтовъ… я разсчитывала хорошо устроиться здѣсь въ ожиданіи лучшихъ дней».

Онъ молча покачалъ головой и мы провели вечеръ въ грустномъ настроеніи духа; однако, въ концѣ ужина онъ немного развеселился и приказалъ подать бутылку вина.

— И такъ, моя дорогая, — сказалъ онъ, — какъ бы ни были плохи дѣла, все же не слѣдуетъ падать духомъ. Успокойтесь; я постараюсь найти кое какія средства къ жизни; вы говорите, что можете просуществовать на свои, и это ужъ лучше, чѣмъ ничего; я снова попытаю свое счастье; мужчина долженъ думать, какъ мужчина, приходить въ отчаяніе — значитъ уступать несчастью. — При этомъ онъ наполнилъ виномъ стаканъ и предложилъ тостъ за мое здоровье, держа меня за руку все время, пока не выпилъ вино, потомъ онъ сталъ увѣрять меня, что теперь я составляю его главную заботу.

Это былъ дѣйствительно прекрасный и любезный человѣкъ; тѣмъ болѣе меня огорчала наша исторія. Я находила еще нѣкоторое утѣшеніе въ томъ, что была обманута не грубымъ мошенникомъ, а настоящимъ джентльменомъ, между тѣмъ, какъ онъ испытывалъ полное разочарованіе, истративъ массу денегъ по самой нелѣпой причинѣ.

Всю ночь мы провели въ задушевной бесѣдѣ и долго не могли заснуть; онъ глубоко раскаявался во всѣхъ своихъ обманахъ, называя ихъ вѣроломствомъ, за которое заслуживаетъ смертной казни; онъ отдавалъ мнѣ все до послѣдняго шиллинга, говоря, что самъ отправится въ армію искать смерти, какъ заслуженнаго наказанія за свое преступленіе.

Я спросила его, для чего онъ хотѣлъ такъ жестоко поступить со мной, отвезти меня въ Ирландію, гдѣ, какъ ему извѣстно, я не могла существовать. Онъ обнялъ меня и отвѣтилъ:

— Настало время, — отвѣчалъ онъ, — объяснить вамъ весь мой планъ; я думалъ сначала узнать отъ васъ подробности относительно вашего состоянія, что, какъ вы видѣли, я и сдѣлалъ; и если бы, какъ я ожидалъ, вы познакомили меня съ ними, тогда я придумалъ бы поводъ отложить поѣздку въ Ирландію и мы отправились бы въ Лондонъ. Потомъ, сердце мое, я рѣшилъ открыть вамъ истинное положеніе своихъ дѣлъ и объяснить, что я воспользовался всѣми хитрыми уловками съ единственною цѣлью получить ваше согласіе на бракъ и что теперь мнѣ остается одно — вымолить у васъ прощеніе и сказать, какъ горячо я употреблю всѣ усилія, съ цѣлью заставить васъ забыть мое прошлое въ счастьи всей нашей жизни съ вами.

— Да, — сказала я ему, — я вѣрю, что вы могли покорить мое сердце; теперь же я сожалѣю только о томъ, что не могу доказать вамъ, съ какимъ удовольствіемъ я помирилась бы съ вами; всѣ ваши уловки и извороты я простила бы ради вашего прекраснаго характера; но, мой другъ, мы оба погибли, и самое доброе наше согласіе ни къ чему не послужитъ, такъ какъ намъ нечѣмъ жить.

Мы дѣлали много различныхъ предположеній, но ни одно изъ нихъ не привело ни къ какимъ результатамъ. Наконецъ, онъ просилъ меня не продолжать больше, говоря, что это мучительно отзывается въ его сердцѣ. Мы перешли на другія темы, наконецъ, онъ меня оставилъ, и я заснула.

XIII Мой новый мужъ оставляетъ меня. — Мы разстаемся друзьями. — Я возвращаюсь въ Лондонъ. — Я беременна. — Приготовленія къ родамъ

Онъ всталъ рано утромъ, я же, не спавъ почти всю ночь, поднялась съ постели около двѣнадцати часовъ утра. Въ это время, взявъ своихъ лошадей, трехъ слугъ, бѣлье, платье, онъ уѣхалъ, оставя мнѣ короткое, но трогательное письмо, слѣдующаго содержанія:

«Дорогая моя,

Я собака; я обманулъ васъ; вопреки моимъ принципамъ и моему прежнему образу жизни, я былъ вовлеченъ въ это извѣстной презрѣнной женщиной. Простите меня, моя дорогая! Я искренно прошу у васъ прощенія. У меня нѣтъ силъ видѣться съ вами и я торжественно объявляю, что вы свободны; если вамъ представится случай выйти замужъ, пользуйтесь имъ и не думайте обо мнѣ; клянусь всѣмъ святымъ для меня, клянусь словомъ честнаго человѣка никогда не нарушать вашего покоя, если узнаю объ этомъ; съ другой стороны, если вамъ не случится выйти замужъ и если я найду еще удачи въ жизни, тогда все мое будетъ вашимъ, гдѣ бы вы ни были.

Часть оставшихся у меня денегъ я положилъ въ вашъ карманъ; займите для себя и для горничной мѣста въ каретѣ и отправляйтесь въ Лондонъ. Я надѣюсь, что этими деньгами вы покроете всѣ дорожныя издержки. Еще разъ я прошу у васъ прощенья отъ всего моего сердца и это буду дѣлать всегда, когда вспомню о васъ.

Прощайте навѣки, моя дорогая

«Д. Э.»

До сихъ поръ ничто въ моей жизни не падало такою тяжестью на мое сердце, какъ это прощаніе; я тысячу разъ упрекала его за то, что онъ меня оставилъ, потому что я готова была идти за нимъ на край свѣта, хотя бы даже пришлось просить милостыни!.. Я упала на стулъ и впродолженіи двухъ часовъ рыдала и призывала его имя, говоря:

— Возвратись, Джемсъ, возвратись! я отдамъ тебѣ все; я стану просить милостыню, я умру вмѣстѣ съ тобой съ голоду.

Я бѣгала какъ безумная по комнатѣ; садилась, опять бѣгала, рыдала, кричала и призывала его къ себѣ. Такъ я провела время до семи часовъ вечера, наступили сумерки (былъ августъ), и къ величайшему моему изумленію я услыхала, что онъ возвратился въ гостинницу и подниматеся въ мою комнату.

Я была такъ смущена, какъ только можно себѣ представить, онъ тоже; я не могла понять причину его возвращенія, я не знала, радоваться мнѣ или негодовать; наконецъ, любовь рѣшила все, я была не въ силахъ скрыть своего счастья, оно было слишкомъ велико, и я залилась слезами. Войдя въ комнату, онъ обнялъ меня и началъ крѣпко цѣловать, не говоря ни слова. Наконецъ, я сказала:

— Радость моя, неужели ты рѣшился уйти отъ меня навсегда?

Сначала онъ не отвѣчалъ, онъ былъ не въ силахъ выговорить слова; но когда мы успокоились, онъ объяснилъ, что, проѣхавъ больше пятнадцати лье, онъ не могъ продолжать путь дальше и вернулся, желая посмотрѣть на меня еще разъ и еще разъ проститься со мной.

Я разсказала ему, какъ мучительно я провела безъ него время и какъ звала его, прося вернуться. Онъ отвѣчалъ, что ясно слышалъ мой голосъ въ лѣсу Делашеръ, за двѣнадцать лье отсюда. Я улыбнулась.

— Нѣтъ, ты не думай, что я шучу, сказалъ онъ, — я дѣйствительно слышалъ, что ты меня звала, а иногда мнѣ казалось, будто ты бѣжишь за мной.

— Но тогда скажи, что я говорила? — спросилъ я.

— Ты громко кричала: возвратись, Джемсъ, возвратись!

Я пришла въ изумленіе, на меня напалъ страхъ и я сказала.

— Итакъ, теперь ты не оставишь меня, и я пойду за тобой хоть на край свѣта.

Онъ отвѣчалъ, что какъ ни трудно ему разставаться, тѣмъ не менѣе это необходимо, и онъ надѣется, что я насколько возможно облегчу ему эту горькую необходимость.

Затѣмъ онъ прибавилъ, что мнѣ одной неудобно отправляться въ Лондонъ, ему же все равно куда ни ѣхать, поэтому онъ и рѣшилъ проводить меня.

Спустя два дня, мы оставили Честеръ, и мы доѣхали съ нимъ до Донстебля, который находится въ тридцати лье отъ Лондона; здѣсь мой мужъ объявилъ мнѣ, что несчастная судьба заставляетъ его оставить меня, потому что ему невозможно въѣхать въ Лондонъ, по причинамъ, которыя мнѣ безполезно знать. Почтовая карета обыкновенно не останавливается въ Донстеблѣ, но я просила кондуктора остановиться на четверть часа, карета подъѣхала къ гостинницѣ, и мы вошли въ нее.

Когда мы остались вдвоемъ, я сказала, что у меня есть къ нему просьба, которую онъ долженъ исполнить; такъ какъ, по его словамъ, ему нельзя ѣхать дальше, то я прошу его остаться со мной въ Донстеблѣ недѣлю или двѣ.

Онъ согласился и, позвавъ хозяйку гостинницы, сказалъ ей, что я нездорова и не могу продолжать путешествія въ почтовой каретѣ, поэтому онъ просилъ ее нанять намъ помѣщеніе въ частномъ домѣ дня на два или на три, гдѣ я могла бы отдохнуть послѣ такого утомительнаго пути. Хозяйка, очень любезная и обязательная женщина, тотчасъ явилась ко мнѣ и сказала, что у нея есть двѣ или три хорошія и спокойныя комнаты, которыя безъ сомнѣнія мнѣ понравятся, при чемъ она обѣщала дать мнѣ совершенно отдѣльную горничную; такимъ образомъ мнѣ оставалось только принять это любезное предложеніе и я пошла осмотрѣть комнаты, которыя были дѣйствительно прекрасно меблированы и вполнѣ удобны. Мы разсчитались съ кондукторомъ, забрали свои вещи и рѣшили на время поселиться здѣсь.

Я объявила мужу, что останусь здѣсь съ нимъ до тѣхъ поръ, пока не выйдутъ у меня всѣ деньги, и не позволю ему тратить ни одного своего шиллинга. Какъ видите, мы продолжали состязаться въ нѣжности, что не мѣшало мнѣ съ грустью замѣтить ему, что вѣроятно я въ послѣдній разъ наслаждаюсь его обществомъ и потому прошу его позволить мнѣ быть полной хозяйкой, затѣмъ онъ можетъ распоряжаться мной, какъ ему будетъ угодно. Онъ согласился и на это и объяснилъ мнѣ, что, отправляясь въ Ирландію, онъ попытаетъ счастья устроиться; если тамъ найдетъ средства къ жизни, тогда явится ко мнѣ; онъ не хочетъ рисковать ни однимъ моимъ шиллингомъ, до тѣхъ поръ, пока не сдѣлаетъ опыта съ своими, причемъ онъ увѣрялъ меня, что въ случаѣ, если ему не удастся устроиться въ Ирландіи, онъ все-таки отыщетъ меня и тогда мы отправимся вмѣстѣ въ Виргинію, куда я звала его въ свою очередь.

Это было его послѣднее рѣшеніе; мы прожили вмѣстѣ около мѣсяца, втеченіи котораго я наслаждалась такимъ пріятнымъ обществомъ, какого не встрѣчала больше никогда. Въ это время онъ разсказалъ мнѣ свою исторію, полную самыхъ разнообразныхъ и интересныхъ приключеній, изъ которыхъ можно было бы составить прекрасный романъ; но я буду еще имѣть случай вернуться къ нему.

Наконецъ я съ большимъ огорченіемъ разсталась съ своимъ мужемъ, я была убѣждена, что онъ покидаетъ меня изъ печальной необходимости и противъ своего желанія, потому что причины, по которымъ онъ не могъ отправиться въ Лондонъ, были весьма основательны, что я вполнѣ поняла потомъ.

Я дала ему точныя указанія относительно своего адреса, сохраняя однако въ глубокой тайнѣ свое настоящее имя; онъ тоже объяснилъ мнѣ, какъ поступить, чтобы мое письмо дошло въ его руки.

Я пріѣхала въ Лондонъ на другой день послѣ нашей разлуки; по нѣкоторымъ причинамъ, о которыхъ не желаю говорить, я помѣстилась не на прежней квартирѣ, а въ улицѣ Сентъ Джонасъ; теперь, оставшись совершенно одна, я стала разбирать свои семимѣсячныя скитанія, и съ большимъ удовольствіемъ вспоминала тѣ очаровательные часы, которые я провела съ моимъ новымъ мужемъ; но эти пріятныя воспоминанія скоро померкли, когда, спустя нѣкоторое время, я почувствовала себя беременной.

Это обстоятельство было особенно для меня тягостно, потому что мнѣ трудно было найти для родовъ удобное помѣщеніе; въ то время для иностранки, безъ друзей и знакомыхъ, такое положеніе было слишкомъ щекотливымъ и отвѣтственнымъ.

Между тѣмъ я аккуратно вела переписку съ моимъ банковскимъ другомъ или, лучше сказать, онъ ревностно поддерживалъ ее со мной, посылая письмо каждую недѣлю; въ улицѣ Сентъ Джонесъ я получила отъ него очень любезное письмо, въ которомъ онъ говорилъ, что бракоразводный процессъ въ полномъ ходу, не смотря на нѣкоторыя неожиданныя затрудненія. Меня не особенно огорчало это замедленіе процесса, хотя бы уже потому, что я была беременна отъ другого, — и не желала, какъ дѣлаютъ многія, свалить на него чужую вину. Съ другой стороны мнѣ не хотѣлось совсѣмъ упустить моего новаго друга, такъ какъ я рѣшила послѣ родовъ выйти за него замужъ, если только онъ не измѣнитъ своего намѣренія; я была вполнѣ убѣждена, что никогда не услышу о моемъ Ланкаширскомъ мужѣ, который съ первыхъ же писемъ ко мнѣ не переставалъ настаивать, чтобы я выходила снова замужъ, увѣряя, что онъ никогда не заявитъ своихъ правъ.

Между тѣмъ я заболѣла, что еще болѣе усилило мое горе, у меня была простая лихорадка, но я испугалась, полагая что настаютъ преждевременныя роды. Собственно говоря, это обстоятельство должно было скорѣе радовать, чѣмъ пугать меня, но я гнушалась даже одной мысли сдѣлать что-либо, что могло ускорить мои роды.

Однако моя хозяйка первая предложила мнѣ найти акушерку; сначала я нѣсколько стѣснялась, но потомъ согласилась на ея предложеніе, говоря, что не знаю здѣсь никого и потому вполнѣ полагаюсь на нее.

Повидимому, хозяйка не особенно чуждалась подобныхъ дѣлъ, какъ мнѣ казалось это сначала; она привела прекрасную акушерку, которая вполнѣ отвѣчала моимъ надобностямъ.

— Я полагаю, мистрисъ Б….- сказала хозяйка, — вы сразу опредѣлите болѣзнь леди, и я прошу васъ сдѣлать для нея все, что вы можете, такъ какъ леди вполнѣ благородная дама. — Съ этими словами хозяйка вышла изъ комнаты.

Я не понимала значенія ея словъ, но добрая старая бабушка съ серьезнымъ видомъ объяснила мнѣ все.

— Мадамъ, — сказала она, — вы кажется не поняли вашу хозяйку. Она думаетъ, что вы находитесь въ такомъ положеніи, когда роды представляютъ большое затрудненіе и когда ихъ необходимо сохранить въ тайнѣ, вотъ и все. Теперь вамъ необходимо знать, что если вы находите возможнымъ посвятить меня въ свою тайну насколько для меня необходимо (хотя я и не желаю вмѣшиваться въ ваши дѣла), то, быть можетъ, я найду средство помочь вамъ выйти изъ затрудненія и тѣмъ прояснить ваши мрачныя мысли.

Каждое слово этой женщины облегчало мнѣ душу и сердце; я слишкомъ хорошо понимала, какъ мнѣ необходима такая женщина, и потому объяснила ей, что она отчасти угадала мое положеніе, отчасти нѣтъ, такъ какъ, хотя я дѣйствительно замужемъ, но въ настоящее время мой мужъ далеко и не можетъ открыто явиться сюда. Тутъ она меня быстро остановила и сказала, что это нисколько ея не касается. Всѣ дамы, поручающія себя ея заботамъ, непремѣнно замужемъ.

— Но по моему, продолжала она, имѣть мужа, который не можетъ явиться, все равно, что не имѣть его; поэтому и мнѣ все равно жена вы его, или любовница.

— Вы правы, — сказала я, — но если мнѣ необходимо разсказать вамъ свою исторію, то я должна разсказать ее такою, какая она есть. — Потомъ я коротко объяснила ей все, что могла и въ заключеніе прибавила:- Я утруждаю васъ этими подробностями не потому, чтобы, какъ вы сейчасъ замѣтили, онѣ имѣли отношеніе къ вашему дѣлу, а потому что я хочу показать вамъ, что не желаю особенно скрывать своихъ родовъ, и что главное мое затрудненіе состоитъ въ томъ, что у меня здѣсь совершенно нѣтъ знакомыхъ.

— Я очень хорошо понимаю, миледи, — сказала она, — вы не можете указать здѣсь никакого поручителя и тѣмъ избавиться отъ назойливыхъ допросовъ прихода, которые неизбѣжны въ подобныхъ случаяхъ. Кромѣ того, быть можетъ, вы не знаете, какъ устроить вашего ребенка, когда онъ появится на свѣтъ.

— Конецъ меня не такъ безпокоитъ, какъ начало, — сказала я.

— И такъ, мадамъ, — продолжала акушерка, — рѣшаетесь ли вы довѣриться мнѣ? Мое имя Б…. живу въ улицѣ (она назвала улицу) подъ вывѣской Колыбель; я даю въ приходъ общее поручительство, которое обезпечиваетъ отъ разслѣдованій каждую, кто рожаетъ въ моемъ домѣ. Словомъ, я имѣю предложить вамъ только одинъ вопросъ, на который если вы отвѣтите, тогда можете быть совершенно спокойны за все остальное.

Я тотчасъ догадалась, о чемъ она говоритъ, и потому сказала:

— Мадамъ, мнѣ кажется, я васъ понимаю и потому отвѣчу вамъ, что хотя у меня нѣтъ друзей на этомъ свѣтѣ, но, благодаря Бога, за то есть деньги, по крайней мѣрѣ столько, сколько будетъ нужно, но не больше. — Я прибавила послѣднія слова съ тѣмъ, чтобы она не разсчитывала на что нибудь особенное.

Она сказала, что принесетъ мнѣ счетъ расходовъ, въ двухъ или въ трехъ формахъ, изъ которыхъ я могу выбрать любой; я просила ее сдѣлать это.

На другой день она принесла, а я прочитала три счета и, улыбаясь, сказала ей, что нахожу ея требованія весьма благоразумными и что, какъ мнѣ ни прискорбно, но я должна поступить къ ней въ кліентки самаго низшаго разряда. — Но быть можетъ, мадамъ, если я поступлю въ этотъ разрядъ, то вы будете хуже содержать меня? — Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчала она, однако, если вы сомнѣваетесь, то можете попросить кого либо изъ своихъ друзей провѣрить, хорошо ли я буду содержать васъ, или нѣтъ.

— Потомъ, мадамъ, — продолжала она, — если ребенку не суждено жить, что иногда бываетъ, тогда у васъ сохранятся расходы на пастора, а если вы не пригласите друзей, то и на ужинъ, такъ что, вычитая эти статьи расхода, ваши роды обойдутся на 5 фунтовъ и 3 шиллинга дороже, чѣмъ стоитъ ваша обыкновенная жизнь.

Я увидѣла, что это замѣчательная леди въ своемъ родѣ и согласилась отдать себя въ ея распоряженіе; послѣ этого она, осмотрѣвъ мое помѣщеніе, нашла, что мнѣ здѣсь неудобно, что здѣсь плохо прислуживаютъ и что этого не будетъ у нея въ домѣ. Я объяснила, что я не смѣю здѣсь ничего сказать, потому что хозяйка имѣетъ какой то странный видъ, по крайней мѣрѣ мнѣ такъ кажется съ тѣхъ поръ, какъ я почувствовала себя беременной и заболѣла; я боюсь вызвать ее на оскорбленіе, такъ какъ она предполагаетъ, что я не могу представить точнаго удостовѣренія въ своей личности.

— Охъ Боже мой! — сказала она, — эта важная леди не чуждается подобныхъ вещей; она пробовала держать дамъ въ вашемъ положеніи, но не съумѣла поладить съ приходомъ.

На слѣдующее утро она прислала мнѣ горячаго зажареннаго цыпленка и бутылку хереса и приказала посланной дѣвушкѣ сказать, что остается въ моемъ распоряженіи до тѣхъ поръ, пока я буду жить здѣсь.

Это было неожиданной любезностью съ ея стороны, которую я приняла съ удовольствіемъ; вечеромъ она снова прислала дѣвушку узнать, не надо ли мнѣ чего, и сказать, чтобы на слѣдующій день утромъ я послала ее за обѣдомъ. Дѣвушкѣ было приказано, прежде чѣмъ уйти отъ меня утромъ, приготовить мнѣ шоколадъ; въ полдень она принесла на обѣдъ сладкое мясо изъ телячьей грудинки и чашку супа; такимъ образомъ она издали кормила меня, чѣмъ я была чрезвычайно довольна и что меня быстро поправило; собственно говоря, главной причиной моей болѣзни былъ полный упадокъ духа.

Когда я оправилась на столько, что могла выйти, я пошла съ моей горничной посмотрѣть мое будущее помѣщеніе; все тамъ было такъ красиво и такъ чисто, что я не могла ничего сказать; я была чрезвычайно довольна всѣмъ, что нашла тамъ, тѣмъ болѣе, что въ своемъ печальномъ положеніи я не ожидала встрѣтить ничего подобнаго.

Можно было бы думать, что теперь я скажу нѣсколько словъ о характерѣ незаконныхъ дѣяній этой женщины, въ руки которой меня бросила судьба; но я слишкомъ потворствовала бы пороку, если бы вздумала показать, какъ тамъ было легко всякой, кто пожелаетъ снять съ себя бремя заботъ о тайномъ ребенкѣ. Для этого у моей величественной матроны было много различныхъ средствъ, и между прочимъ слѣдующее: она брала ребенка, рожденнаго даже не въ ея пріютѣ (она имѣла много подобной практики въ частныхъ домахъ) и передавала его людямъ, готовымъ за деньги сбыть ребенка съ рукъ матери и прихода; по ея словамъ, о такихъ дѣтяхъ честно заботились; но что въ дѣйствительности дѣлалось съ ними, несмотря на всѣ ея разсказы, я не могла постигнуть, особенно если принять во вниманіе, что у нея было много такихъ дѣтей.

Въ разговорахъ со иной на эту тему она вставила замѣчаніе, которое вселило во мнѣ нѣкоторое отвращеніе къ ней; такъ, однажды, говоря о приближеніи моихъ родовъ, она бросила вскользь нѣсколько словъ, изъ которыхъ я поняла, что она можетъ, если я пожелаю, ускорить мои роды, при помощи какого то лекарства, которое быстро положитъ конецъ моимъ мученьямъ. Однако, она скоро замѣтила, что я гнушаюсь даже подобной мысли; при чемъ, надо отдать ей справедливость, она такъ ловко поставила вопросъ, что я не могла сказать, было ли ея предложеніе серьезно, или она говорила о немъ, какъ объ ужасномъ средствѣ, къ которому прибѣгаютъ иныя леди; она такъ искусно замяла свои слова и такъ скоро поняла мои мысли, что сама отвергла свое предложеніе, прежде чѣмъ я успѣла что нибудь возразить ей.

XIV Я перебираюсь въ пріютъ для роженицъ. — Порочная профессія моей акушерки. — Письма моего банковскаго друга. — Мои заботы скрыть отъ него свое положеніе. — Душевныя тревоги по поводу рожденія ребенка. — Я устраиваю своего ребенка и отправляюсь къ своему банковскому другу

Въ половинѣ мая я слегла въ постель и родила прекраснаго мальчика; роды прошли такъ же хорошо, какъ всегда; моя гувернантка исполнила обязанности акушерки съ величайшимъ искусствомъ и ловкостью, какія только можно представить, и ея уходъ за мной во время родовъ и послѣ былъ таковъ, лучше котораго нельзя ожидать отъ родной матери. Но пусть поведеніе этой ловкой леди не послужитъ никому соблазномъ для распутной жизни, потому что моя гувернантка на вѣки успокоилась, не оставивъ послѣ себя ничего, что бы могло указать другимъ тайну ея искусства.

Я думаю, что на двадцатый день послѣ моихъ родовъ, ко мнѣ пришло письмо отъ моего банковскаго друга, съ неожиданнымъ извѣстіемъ, что онъ получилъ окончательный приговоръ по дѣлу о своемъ разводѣ съ женой, объявленный ему такого то числа; при этомъ онъ писалъ, что его жена, которую еще раньше нѣсколько мучило угрызеніе совѣсти за ея поведеніе съ нимъ, узнавъ, что онъ выигралъ бракоразводный процессъ, въ тотъ же вечеръ лишила себя жизни.

Онъ честно выяснилъ свое косвенное участіе въ этой катастрофѣ, утверждая однако, что онъ не оказывалъ никакого непосредственнаго вліянія на ея судьбу и требовалъ только справедливости къ себѣ, какъ къ человѣку, котораго публично оскорбляли и осмѣивали. Во всякомъ случаѣ это несчастье глубоко огорчаетъ его и ему остается единственное утѣшеніе въ жизни, это надежда на то, что я успокою его, раздѣливъ съ нимъ свою судьбу, въ заключеніе онъ умолялъ меня не лишить его этой надежды, и по крайней мѣрѣ пріѣхать въ городъ и позволить ему видѣться и подробнѣе переговорить по этому поводу.

Я была крайне поражена этимъ извѣстіемъ и теперь начала серьезно думать о своемъ положеніи и о своемъ страшномъ несчастьи имѣть на рукахъ ребенка и не знать, что съ нимъ дѣлать. Наконецъ, я очень издалека намекнула на свое положеніе моей гувернанткѣ. Она утѣшала меня, говоря, что ей повѣряли самыя страшныя тайны, скрывать которыя ей было необходимо въ ея же интересахъ, такъ какъ если бы она вздумала нарушить подобную тайну, то погубила бы себя; она спрашивала меня, говорила ли она со мной когда нибудь о чужихъ дѣлахъ?.. Разсказать тайну ей, продолжала она, все равно, что не сказать ея никому.

Такимъ образомъ я рѣшилась открыть передъ пей свою душу. Я разсказала ей исторію своего замужества въ Ланкаширѣ, нашъ обоюдный обманъ, нашу встрѣчу и разлуку; потомъ я разсказала о добромъ предложеніи моего новаго друга, я показала ей его нѣжныя письма, въ которыхъ онъ приглашаетъ меня пріѣхать въ Лондонъ; но я скрыла его имя, а также обстоятельства, касающіяся его жены, кромѣ ея смерти.

Она начала смѣяться надъ моими сомнѣніями относительно замужества и сказала, что мой первый бракъ не имѣетъ никакого значенія, что это былъ обиходный обманъ и такъ какъ мы разошлись съ общаго согласія, то сила контракта уничтожилась и мы свободны отъ всякихъ обязательствъ; словомъ сказать, она убѣдила меня склониться на этотъ бракъ, и не безъ помощи съ моей стороны.

Но теперь представилось самое большое и главное затрудненіе — это ребенокъ. Мнѣ необходимо было, говорила моя гувернантка, освободиться отъ ребенка такъ, чтобы никто и никогда не узналъ о немъ. Я хорошо понимала, что бракъ будетъ невозможенъ, если я не скрою своего сына, потому что по его возрасту легко будетъ узнать, что онъ родился гораздо позже нашего знакомства, а это губило все дѣло.

Мое сердце сильно сжималось при мысли разстаться навсегда съ ребенкомъ, такъ какъ я знала, что я должна была согласиться или убить его, или уморить съ голоду отъ дурного ухода, что было почти одно и то же; безъ ужаса я не могла думать объ этомъ, и такъ какъ я была совершенно откровенна съ своей гувернанткой, которую привыкла называть теперь матерью, то и разсказала ей всѣ свои мысли и все горе по этому поводу. Повидимому, она отнеслась къ моимъ словамъ болѣе серьезно, чѣмъ прежде, но такъ какъ ея сердце зачерствѣло въ подобнаго рода вещахъ, то было совершенно невозможно тронуть ее ни религіознымъ чувствомъ, ни мученіями совѣсти убійцы; она была глуха ко всему, что имѣло отношеніе къ любви и привязанности. Выслушавъ меня, она спросила, неужели, во время моихъ родовъ, я не замѣтила, что она заботилась обо мнѣ и ухаживала за мной такъ, какъ могла это дѣлать только родная мать; я отвѣчала ей, что это была совершенная правда. Хорошо, моя милая, — продолжала она, — но я забуду васъ, лишь только вы уѣдете отсюда. Чего же вы хотите отъ меня, если сомнѣваетесь? Неужели вы думаете, что нѣтъ женщинъ, которыя могутъ считать долгомъ своей чести заботиться о порученныхъ имъ дѣтяхъ, какъ своихъ собственныхъ, только потому, что это ихъ ремесло, ихъ кусокъ хлѣба. Да, да, дитя мое! Не бойтесь. Вспомните, какъ выкормили насъ съ вами. Можете ли вы быть увѣрены, что вы питались молокомъ вашей собственной матери? А между тѣмъ посмотрите на ваше бѣлое и полное тѣло, говорила старая вѣдьма, трепля меня по щекѣ. «Не бойтесь, дитя мое, продолжала она тѣмъ же шутливымъ тономъ, я не держу убійцъ, я пользуюсь лучшими кормилицами, какихъ только можно найти и, благодаря имъ, у меня такъ же мало погибаетъ дѣтей, какъ у родной матери; въ этомъ случаѣ у насъ нѣтъ недостатка ни въ заботахъ, ни въ искусствѣ».

Она задѣла меня за живое, спросивъ, увѣрена ли я въ томъ, что меня выкормила моя мать; я была убѣждена въ противномъ, а потому задрожала и поблѣднѣла при одномъ этомъ напоминаніи. Неужели, говорила я себѣ, это созданіе волшебница, неужели она сообщается съ духами, которые могли разсказать ей, кто я, прежде чѣмъ мы встрѣтились. Я глядѣла на нее съ ужасомъ. Но, разсудивъ, что это было невозможно, я понемногу успокоилась.

— О, моя матушка, — сказала я ей, — если бы я могла быть увѣрена, что о моемъ мальчикѣ будутъ хорошо заботиться и не станутъ обходиться съ нимъ дурно, я была бы счастлива. Но меня нельзя убѣдить въ этомъ, пока я не увижу собственными глазами, а между тѣмъ видѣться съ нимъ въ моемъ положеніи, значитъ погубить и разорить себя… Поэтому я не знаю, что мнѣ дѣлать?

— Вотъ такъ прекрасная исторія, — сказала моя гувернантка. — Вы хотѣли бы и видѣть, и не видѣть вашего ребенка; вы хотѣли бы разомъ скрываться отъ него и появляться передъ нимъ, но, вѣдь, это совершенно невозможная вещь, моя милая, а вы должны поступить такъ, какъ поступала раньше васъ каждая совѣстливая мать, и довольствоваться тѣмъ положеніемъ вещей, какимъ оно должно быть, хотя бы вы желали, чтобы оно было иное.

Я поняла, что она разумѣетъ подъ словомъ «совѣстливая мать»; она хотѣла сказать «совѣстливая непотребная женщина», но не желала меня оскорбить, ибо поистинѣ я не была непотребной женщиной, такъ какъ состояла въ законномъ бракѣ, разумѣется, если не считать моего перваго мужа. Но кѣмъ бы я ни была, я не дошла еще до полнаго ожесточенія, которое свойственно людямъ этой профессіи. Я хочу сказать, что мое сердце не извратилось до такой степени, чтобы не заботиться о жизни своего ребенка и я такъ долго жила этимъ благороднымъ чувствомъ, что готова была отказаться отъ своего банковскаго друга; но съ другой стороны онъ такъ убѣдительно просилъ меня вернуться въ Лондонъ и выйти за него замужъ, что у меня почти не было силъ не исполнить его просьбы.

Наконецъ однажды ко мнѣ привели женщину изъ деревни Хортфоортъ или ея окрестностей, которая согласилась взять совсѣмъ моего ребенка за 10 фунтовъ. Если же я пожелаю прибавить ей 5 фунтовъ въ годъ, то она обязуется привозить ребенка къ моей гувернанткѣ такъ часто, какъ я назначу, или мы сами можемъ пріѣзжать къ ней видѣться съ ребенкомъ и убѣдиться, что она хорошо содержитъ его.

Эта женщина была красива и здорова на видъ, хотя она была женой крестьянина, но очень хорошо одѣта и въ чистомъ бѣльѣ. Съ тяжестью въ сердцѣ и слезами на глазахъ я позволила ей взять моего ребенка. Я отправилась въ Хортфоортъ посмотрѣть на ея помѣщеніе, осталась имъ довольна и надавала ей всякихъ обѣщаній, если она будетъ хорошо ухаживать за моимъ сыномъ. Такимъ образомъ я освободилась отъ своей главной заботы, хотя такимъ путемъ, который не вполнѣ успокоилъ мое душевное состояніе, но по крайней мѣрѣ оказался наиболѣе удобнымъ изъ всего, что я могла придумать въ своемъ положеніи.

Теперь я возобновила переписку съ моимъ банковскимъ другомъ, принявъ болѣе нѣжный тонъ. Я написала ему, что въ августѣ я надѣюсь застать его въ городѣ. На это письмо онъ прислалъ мнѣ отвѣтъ и въ самыхъ страстныхъ выраженіяхъ просилъ меня сообщить ему подробности о моемъ отъѣздѣ, съ тѣмъ, чтобы онъ могъ встрѣтить меня на дорогѣ за два дня. Это поставило меня въ большое затрудненіе, и я не знала, какъ отвѣтить ему. Наконецъ, мнѣ пришло въ голову поѣхать въ деревню, что было превосходной маской, прикрывавшей всѣ мои дѣла отъ гувернантки, такъ какъ она не знала, гдѣ живетъ мой новый любовникъ, въ Лондонѣ или Ланкаширѣ; а когда я объявила ей о своемъ рѣшеніи, то она вполнѣ убѣдилась, что онъ живетъ въ Ланкаширѣ.

XV Я снова выхожу замужъ. — Неожиданная встрѣча. — Мой мужъ умираетъ. — Я въ отчаяніи

При разставаніи съ моей старой матроной, она между прочимъ замѣтила мнѣ, что не напоминаетъ о перепискѣ, зная, какъ я люблю своего ребенка. Эта любовь заставитъ меня написать ей и даже самой пріѣхать къ нему, когда я буду въ городѣ. Я увѣряла ее, что она не ошибается, и уѣхала, сильно радуясь, что наконецъ освободилась и ушла изъ этого дома не смотря на всѣ его удобства и на всѣ любезности его хозяйки.

Я заняла мѣсто въ каретѣ, но не воспользовалась имъ до станціи назначенія, а вышла въ городѣ Стенъ, въ Чесширѣ, гдѣ я не только не имѣла никакихъ дѣлъ, но даже ни одного знакомаго; тѣмъ не менѣе, зная, что съ деньгами въ карманѣ вездѣ чувствуешь себя дома, я прожила здѣсь два или три дня, до тѣхъ поръ, пока представился случай ввять мѣсто въ другой каретѣ и возвратиться въ Лондонъ. Я послала своему другу письмо, въ которомъ назначила, по указанію моего кондуктора, день, когда я пріѣду въ Стени Страдфордъ.

Онъ такъ поздно получилъ отъ меня извѣстіе, что не имѣлъ времени доѣхать къ ночи въ Стени Страдфордъ, гдѣ мы должны были встрѣтиться, но встрѣтилъ меня только на слѣдующее утро въ Брикхилѣ, какъ разъ тогда, когда мы въѣзжали въ этотъ городъ.

Признаюсь, я очень обрадовалась этому свиданью, потому что въ прошлую ночь я думала, что обманываюсь въ своихъ надеждахъ. Онъ вдвойнѣ меня обрадовалъ тѣмъ, что пріѣхалъ въ блестящей каретѣ, четверкой лошадей и съ лакеемъ.

Немедленно онъ вывелъ меня изъ почтовой кареты, которая остановилась въ городской гостинницѣ; остановившись тамъ же, онъ велѣлъ распречь лошадей и приготовить для насъ обѣдъ. Я спросила, зачѣмъ это, говоря, что я думала продолжать дальше путешествіе; но онъ сказалъ, что послѣ такой дороги мнѣ необходимъ отдыхъ, что, здѣсь прекрасная гостинница, и потому во всякомъ случаѣ мы здѣсь останемся ночевать.

Я не особенно настаивала на своемъ, такъ какъ было не благоразумно отказать ему въ нѣкоторой любезности, имѣя въ виду, что онъ пріѣхалъ меня встрѣтить, сдѣлавъ много затратъ; такимъ образомъ я скоро уступила, и мы остались.

Послѣ обѣда мы отправились осмотрѣть городъ, церковь, поля и деревню, какъ это обыкновенно дѣлаютъ всѣ путешественники; нашъ хозяинъ провожалъ насъ въ церковь. При этомъ я замѣтила, что мой джентльменъ разспрашивалъ его о пасторѣ, и тотчасъ же подумала, что онъ хочетъ предложить мнѣ повѣнчаться, а отсюда скоро послѣдовалъ выводъ, что я не откажу ему, ибо, говоря откровенно, я была теперь не въ такомъ положеніи, чтобы сказать ему нѣтъ. Теперь у меня не было основаній рисковать подобнымъ образомъ.

Едва мы вернулись въ гостинницу, какъ онъ сталъ осаждать меня неотступными просьбами, убѣждая положить сегодня же конецъ всему и ускорить его счастье, разъ уже благосклонная судьба помогла ему встрѣтить меня и устроить все какъ нельзя лучше.

— Какъ, что вы хотите этимъ сказать? вскричала я, не много покраснѣвъ. Какъ, въ гостинницѣ, на большой дорогѣ? Помилуй насъ Господи! Неужели вы можете говорить такимъ образомъ?

— О, да! — сказалъ онъ, — я очень хорошо могу говорить такимъ образомъ, я пріѣхалъ сюда съ единственной цѣлью говорить такимъ образомъ и я хочу показать вамъ, что это правда. — При этомъ онъ вынулъ большой пакетъ съ бумагами.

— Вы меня пугаете, — сказала я;- что это такое?

— Не пугайтесь, моя милая, — отвѣчалъ онъ, цѣлуя меня. Это было въ первый разъ, что онъ позволилъ себѣ сказать мнѣ: «моя милая». Затѣмъ онъ снова повторилъ: «Не пугайтесь, посмотрите что это такое?» — и началъ показывать свои бумаги.

Во-первыхъ, я увидѣла приговоръ о разводѣ его съ женой, въ которомъ были представлены ясныя доказательства ея разврата, потомъ удостовѣреніе пастора и приходскаго церковнаго старосты о родѣ ея смерти и погребеніи, копію съ дознанія слѣдователя, осматривавшаго тѣло, и вердиктъ присяжныхъ, произнесшихъ Non compos mentis. Все это должно было вполнѣ меня успокоить, хотя, говоря мимоходомъ, еслибы онъ все зналъ, то не ждалъ бы отъ меня отказа даже при отсутствіи всѣхъ этихъ удостовѣреній. Тѣмъ не менѣе я разсмотрѣла все насколько могла внимательно и сказала, что тутъ все ясно, но не было надобности привозить съ собой эти документы, такъ какъ на это есть еще время. — Да, отвѣтилъ онъ, для васъ, быть можетъ и есть время; но для меня нѣтъ лучшаго времени, какъ настоящее.

Кромѣ этого, съ нимъ былъ еще свертокъ и я спросила, что это такое.

— Вотъ вопросъ, котораго я съ нетерпѣніемъ ожидалъ отъ васъ.

Съ этими словами онъ вынулъ небольшую шагреневую коробочку, изъ которой досталъ прекрасный бриліантовый перстень и отдалъ его мнѣ. Я не могла отъ него отказаться, если бы даже хотѣла, потому что онъ надѣлъ перстень на мой палецъ, такъ что мнѣ оставалось только поблагодарить его, сдѣлавъ реверансъ. Потомъ онъ вынулъ другое кольцо.

— А это, — сказалъ онъ, положивъ его въ карманъ, — останется на другой случай,

— Хорошо, но позвольте мнѣ посмотрѣть, сказала я, улыбаясь и догадываясь, въ чемъ дѣло; я полагаю, что вы сумасшедшій.

— Позвольте, сперва посмотрите вотъ это. — Онъ развернулъ бумагу и началъ читать; это былъ нашъ брачный контрактъ.

— Вы дѣйствительно сумасшедшій, — сказала я. — Вы вполнѣ увѣрены, что я уступлю первому вашему слову, или вы рѣшили не принимать отъ меня отказа!

— Послѣднее совершенно вѣрно.

— Но вы можете ошибиться, — сказала я.

— Нѣтъ, нѣтъ, — замѣтилъ онъ, — вамъ не слѣдуетъ отказывать мнѣ, я не могу получить отказа.

При этомъ онъ началъ насильно цѣловать меня и такъ сжалъ въ своихъ объятіяхъ, что я не могла освободиться. Умоляя только согласиться на его просьбу и увѣряя въ своей любви, онъ давалъ клятву не выпустить меня изъ объятій до тѣхъ поръ, пока я не дамъ своего согласія, такъ что наконецъ я сказала:

— Однако, вы, дѣйствительно, твердо рѣшили не допускать моего отказа.

— Да, да, — вскричалъ онъ, мнѣ нельзя отказать, я не хочу, чтобы мнѣ отказали, я не могу получить отказа.

— Хорошо, хорошо, — отвѣчала я, слабо цѣлуя его;- пусть будетъ по вашему, вы не получите отказа, отпустите меня.

Онъ былъ въ такомъ восхищеніи отъ моего согласія и отъ той нѣжности, съ какой я объявила его, что мнѣ сразу показалось, будто онъ принимаетъ это согласіе за бракъ, недожидаясь исполненія формальностей. Но я была не права: онъ взялъ меня за руку, поднялъ и, поцѣловавъ два или три раза, поблагодарилъ за любезность, съ какой я уступила ему; онъ былъ такъ глубоко счастливъ, что я увидѣла слезы на его глазахъ.

Я отвернулась, потому что мои глаза были тоже полны слезъ, и просила его позволить мнѣ уйти на нѣкоторое время въ свою комнату. Если когда нибудь у меня и являлась хоть капля раскаянія за мою прошлую безпутную жизнь втеченіи двадцати четырехъ лѣтъ, такъ именно въ эту минуту.

— О! какое блаженство, — говорила я себѣ, что люди не могутъ читать въ сердцѣ другъ друга! Какъ бы я могла былъ счастлива, будучи съ самого начала женой такого честнаго и любящаго человѣка!

Потомъ мнѣ пришли въ голову слѣдующія мысли:

— Какое я презрѣнное созданье! Какъ я обманываю этого невиннаго джентльмена! Какъ мало онъ подозрѣваетъ, что, разведясь съ одной непотребной женщиной, онъ бросается въ объятья другой! Онъ готовъ жениться на мнѣ, на мнѣ, которая была любовницей двухъ братьевъ и имѣла трехъ дѣтей отъ своего роднаго брата! На мнѣ, которая родилась въ Ньюгетской тюрьмѣ отъ матери проститутки и каторжной воровки, на мнѣ, которая жила съ тринадцатью мужчинами и родила ребенка уже въ то время, когда была знакома съ нимъ! Бѣдный, бѣдный! говорила я, что ты хочешь сдѣлать!

Послѣ этихъ упрековъ, характеръ моихъ мыслей измѣнился и я сказала: «Хорошо, если я должна сдѣлаться его женой, если Богу угодно было оказать мнѣ эту милость, тогда я буду хорошей и вѣрной женой и буду любить его такъ же страстно, какъ любитъ онъ меня; я заглажу свои заблужденія и онъ не замѣтитъ своей обиды».

Онъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ моего возвращенія, но, увидя, что я долго остаюсь въ своей комнатѣ, онъ спустился по лѣстницѣ внизъ и спросилъ хозяина о пасторѣ.

Нашъ хозяинъ былъ очень услужливый и честный малый. Онъ заранѣе послалъ за пасторомъ и, когда мой джентльменъ попросилъ его объ этомъ, то онъ отвѣтилъ:

— Сэръ, мой другъ уже здѣсь. Такимъ образомъ безъ дальнихъ объясненій, они встрѣтились, и онъ спросилъ пастора, не согласится ли онъ повѣнчать двухъ иностранцевъ, которые имѣютъ сильное желаніе вступить въ бракъ. Пасторъ отвѣчалъ, что М. намекнулъ ему объ этомъ въ нѣсколькихъ словахъ, и онъ надѣется, что въ этомъ дѣлѣ нѣтъ никакой тайны, онъ имѣетъ дѣло съ человѣкомъ серьезнымъ, и что невѣста не молодая дѣвушка, для которой необходимо согласіе родителей.

— Чтобы устранить всякія сомнѣнія, — сказалъ мой джентельменъ, — прочтите эту бумагу, — и онъ подалъ ему разрѣшеніе.

— Для меня этого совершенно достаточно, — отвѣчалъ пасторъ, — но гдѣ же леди?

— Вы ее сейчасъ увидите, — сказалъ мой джентльменъ. Пастора позвали ко мнѣ наверхъ; это былъ человѣкъ добраго и веселаго права. Очевидно, ему разсказали, что мы встрѣтились здѣсь случайно, что я ѣхала въ почтовой каретѣ изъ Честера, а мой джентльменъ въ своей коляскѣ ко мнѣ на встрѣчу, что мы должны были встрѣтиться прошлой ночью въ Стени Стратфордѣ, но онъ не успѣлъ доѣхать туда.

— Итакъ, сэръ, — сказалъ пасторъ, — во всякой дурной случайности есть и своя хорошая сторона; такъ и тутъ на вашу долю выпало огорченіе, а на мою удовольствіе, потому что, еслибы вы встрѣтились въ Стени Стратфордѣ, то я не имѣлъ бы чести повѣнчать васъ. Хозяинъ, у васъ есть общій молитвенникъ?

Я въ страхѣ задрожала.

— Сэръ, — вскричала я, — что вы хотите этимъ сказать? Неужели мы будемъ вѣнчаться ночью въ гостинницѣ?

— Мадамъ, — отвѣчалъ пасторъ, — если вы желаете, чтобы церемонія произошла въ церкви, то нетрудно исполнить ваше желаніе; но я увѣряю васъ, что бракъ, заключенный здѣсь, будетъ такъ же законенъ, какъ въ церкви; мы имѣемъ право вѣнчать, гдѣ угодно; что же касается времени совершенія брака, то въ данномъ случаѣ оно не имѣетъ никакого значенія; даже принцы вѣнчаются у себя дома въ восемь и въ десять часовъ вечера.

Я долго заставляла себя упрашивать и не хотѣла вѣнчаться нигдѣ, кромѣ церкви, но это было только притворство; наконецъ я сдѣлала видъ, что уступаю; тогда позвали хозяина, его жену и дочь. Хозяинъ игралъ въ одно время роль посаженнаго отца и клерка; всѣ мы были веселы, хотя, признаюсь, явившееся мнѣ раньше угрызеніе совѣсти тяжело лежало у меня на сердцѣ, и я по временамъ глубоко вздыхала; замѣтивъ это, мой новобрачный успокаивалъ меня. Бѣдный, онъ думахъ, что я мучаюсь сомнѣніями за этотъ поспѣшный шагъ въ моей жизни.

Весь вечеръ мы провели очень весело, хотя наша свадьба оставалась тайной для всей гостиницы. Моей подругой, какъ невѣсты, была хозяйская дочь; на другой день утромъ я послала за лавочникомъ и купила у него для подарка ей самое лучшее вышиванье, а ея матери ручной работы кружевъ для головного убора, — этотъ городъ изобиловалъ подобнаго рода издѣліями.

Но одна странная встрѣча надолго нарушила мое радостное душевное настроеніе. Большая зала гостиницы выходила на улицу; я находилась въ концѣ этой залы, и такъ какъ день былъ теплый и ясный, то я открыла окно и сѣла у него подышать свѣжимъ воздухомъ. Вдругъ я увидѣла трехъ джентльменовъ, которые верхомъ подъѣзжали къ другой гостиницѣ прямо противъ нашей.

Нельзя было скрыть и не было времени распрашивать о томъ, что я увидѣла; въ одномъ изъ этихъ трехъ джентльменовъ я узнала моего Ланкаширскаго мужа. Я испугалась до смерти; никогда въ жизни я не приходила въ такое изумленіе; мнѣ казалось, будто я проваливаюсь сквозь землю; кровь застыла въ моихъ жилахъ, и я тряслась, какъ въ страшной лихорадкѣ. Не было ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что это былъ онъ; я узнала его платье, его лошадь и его лицо.

Прежде всего мнѣ пришла въ голову мысль, что со мной нѣтъ моего мужа, который могъ бы увидѣть мое смущеніе; это было для меня большимъ счастьемъ. Джентльмены не долго оставались внутри дома, скоро, какъ бываетъ всегда, они подошли къ окну своей комнаты, причемъ, разумѣется, я поспѣшила закрыть свое. Однакоже я не могла удержаться, чтобы украдкой не смотрѣть туда и снова не увидѣть его. Я слышала, какъ онъ позвалъ слугу, дѣлаякакія то распоряженія, и тутъ еще разъ къ своему ужасу убѣдилась, что это дѣйствительно былъ онъ.

Въ такомъ страхѣ я провела около двухъ часовъ, будучи не въ состояніи оторвать глаза отъ окна или двери гостинницы, въ которой они остановились. Наконецъ, услыхавъ лошадиный топотъ у воротъ этой гостиницы, я подбѣжала къ окну и къ моему величайшему удовольствію увидѣла, что всѣ трое уѣзжаютъ по дорогѣ на западъ; если бы они направились къ Лондону, то я оставалась бы подъ страхомъ снова встрѣтиться съ нимъ и легко быть узнанной, но онъ отправлялся въ противоположную сторону, и я успокоилась.

Мы рѣшили уѣхать на другой день, но около шести часовъ вечера мы были встревожены страшнымъ волненіемъ на улицѣ, гдѣ, какъ бѣшеные, скакали верховые взадъ и впередъ. Оказалось, что это была устроена облава на трехъ разбойниковъ съ большой дороги, которые ограбили двѣ кареты и нѣсколькихъ путешественниковъ около Денстебль Хиля; повидимому, было сообщено, что ихъ видѣли въ Брикхилѣ, въ томъ домѣ, гдѣ останавливались три джентльмена.

Домъ былъ тотчасъ окруженъ и наполнился толпой народа. Но явилось много людей, которые утверждали, что эти джентльмены уѣхали изъ города болѣе трехъ часовъ тому назадъ. Собралась большая толпа, и скоро мы узнали всѣ подробности; тогда мною овладѣло совершенно иное ощущеніе. Я объявила всѣмъ бывшимъ въ нашей гостиницѣ, что подозрѣваемые джентльмены честные люди, что я знаю одного изъ нихъ за прекраснаго человѣка, имѣющаго хорошее состояніе въ Ланкаширѣ.

Объ этомъ немедленно сообщили констэблю, бывшему на облавѣ, который прислалъ ко мнѣ узнать, въ чемъ дѣло; я объяснила, что, сидя у окна, видѣла трехъ джентльменовъ, которые были въ залѣ гостинницы противъ насъ; здѣсь они обѣдали, потомъ сѣли на лошадей и уѣхали, но я готова присягнуть въ томъ, что знаю одного изъ нихъ какъ человѣка честнаго, съ прекраснымъ характеромъ и имѣющаго большое состояніе въ Ланкаширѣ, откуда я теперь возвращаюсь.

Увѣренность, съ какою я говорила, остановила и успокоила народъ и вполнѣ убѣдила констэбля въ истинѣ моихъ словъ; онъ велѣлъ ударить отбой, говоря, что получилъ вѣрныя свѣдѣнія, что эти три джентльмена честные люди; такимъ образомъ, всѣ возвратились по домамъ. Въ сущности же я не знала истины. Вѣрно было только то, что кареты ограблены около Денстебльхиля, украдено 560 фунтовъ; и кромѣ того были ограблены нѣкоторые торговцы кружевами, путешествующіе обыкновенно по этой дорогѣ. Что касается трехъ джентльменовъ, то возвращусь къ нимъ позднѣе.

Итакъ, эта тревога задержала насъ еще на день, хотя мой мужъ и увѣрялъ меня, что для путешественника безопаснѣе всего ѣхать тотчасъ послѣ грабежа, такъ какъ можно быть увѣреннымъ, что разбойники, встревоживъ извѣстную окрестность, убѣгутъ отъ нея далеко; но я боялась и, говоря правду, больше всего того, чтобы на большой дорогѣ не обнаружилось мое старое знакомство и чтобы случайно я не встрѣтилась съ моимъ ланкаширскимъ мужемъ.

Я никогда въ жизни не проводила такихъ восхитительныхъ четырехъ дней, какъ теперь: во все это время я была самая счастливая молодая жена; мой супругъ вполнѣ очаровалъ меня. О, если бы могла продолжаться подобная жизнь, я бы забыба свои прошлыя мученія, я бы избѣжала будущихъ горестей: но я хочу дать отчетъ какъ на этомъ, такъ и на томъ свѣтѣ во всей своей несчастной и ужасной жизни.

Мы выѣхали на пятый день; нашъ хозяинъ, видя мое безпокойство, сѣлъ на лошадь самъ и взялъ съ собой верхами сына и трехъ честныхъ поселянъ, вооруженныхъ огнестрѣльнымъ оружіемъ; ничего не сказавъ намъ, онъ отправился сопровождать насъ до Денстебля.

Намъ ничего не оставалось сдѣлать, какъ хорошо угостить нашихъ провожатыхъ въ Денстеблѣ, что стоило моему мужу около десяти или двѣнадцати шиллинговъ. Кромѣ того, онъ заплатилъ имъ за потерянное время, причемъ хозяинъ гостинницы не взялъ себѣ ничего.

Такимъ образомъ, моя свадьба устроилась при самыхъ счастливыхъ для меня условіяхъ; и въ самомъ дѣлѣ, если бы я пріѣхала въ Лондонъ, не обвѣнчавшись, то должна была бы или отправиться прямо къ нему на квартиру или показать ему, что у меня во всемъ Лондонѣ нѣтъ такихъ знакомыхъ, которые могли бы принять на ночь бѣдную новобрачную съ своимъ мужемъ. Теперь же я могла безъ всякихъ стѣсненій войти прямо въ его домъ и сразу вступить во владѣніе прекрасно устроеннымъ хозяйствомъ.

О! если бы этотъ одинокій эпизодъ на моемъ жизненномъ поприщѣ могъ быть продолжительнѣе, о, если бы я знала ранѣе, гдѣ я найду истинное наслажденіе жизнью; о, если бы я не впала въ бѣдность, эту вѣрную отраву добродѣтели, какъ я могла быть счастлива не только въ то время, но можетъ быть и всегда! Я говорю это потому, что въ то время я дѣйствительно раскаялась въ своемъ прошломъ, я съ ужасомъ смотрѣла на него и по истинѣ могу сказать, что я ненавидѣла себя за это прошлое.

Теперь мнѣ казалось, что я пристала къ безопасной гавани послѣ бурнаго путешествія по жизненному пути, и я начинала чувствовать благодарность за свое освобожденіе: часто я сидѣла одна по цѣлымъ часамъ, вспоминая прошлыя безумства и ужасныя нелѣпости своей порочной жизни и радуясь своему искреннему раскаянію.

Я жила съ этимъ мужемъ совершенно спокойно. Это былъ человѣкъ тихой, строгой жизни, разсудительный, въ высшей степени добродѣтельный, скромный и искренній; у него не было особенно большихъ дѣлъ, но онъ получалъ столько дохода, что мы могли жить хорошо; я не говорю объ экипажахъ и парадныхъ пріемахъ; я не стремилась къ этому и не желала роскоши, я чувствовала отвращеніе къ легкомыслію и сумасбродствамъ моей прошлой жизни и потому теперь избрала уединенную и умѣренную жизнь; я никого не принимала и сама не бывала нигдѣ, я заботилась только о семьѣ и мужѣ, и такого рода жизнь доставляла мнѣ большое удовольствіе.

Такимъ образомъ, мы прожили въ полномъ довольствѣ и счастьи втеченіе пяти лѣтъ, когда невидимая рука нанесла неожиданный ударъ моему счастью и бросила меня въ условія совершенно противоположныя всему, что было со мной до сихъ поръ.

Мой мужъ ввѣрилъ одному изъ своихъ компаньоновъ-клерковъ такую большую сумму денегъ, потери которыхъ не могло выдержать наше состояніе. Клеркъ обанкротился и его банкротство упало всей своею тяжестью на моего мужа. Тѣмъ не менѣе, эта потеря была не особенно велика, и если бы у моего мужа достало бодрости взглянуть несчастью прямо въ глаза, то онъ могъ бы воспользоваться своимъ прекраснымъ кредитомъ и легко покрыть убытки; но ослабѣвать въ горѣ значитъ удваивать его тяжесть, и тотъ, кто захочетъ умереть съ горя, всегда умретъ.

Всѣ попытки и старанія успокоитъ мужа были напрасны; рана была слишкомъ глубока, ударъ сильно поразилъ его, онъ сдѣлался грустенъ и безутѣшенъ, затѣмъ онъ впалъ въ летаргію и скоро умеръ. Я предвидѣла это несчастье, оно поразило мой разсудокъ, потому что я видѣла ясно, что если мужъ умретъ, то я погибну.

У меня было двое дѣтей, я не могла уже больше имѣть ихъ, такъ какъ мнѣ исполнилось сорокъ восемь лѣтъ.

XVI Перспектива нищеты и полное одиночество рѣшаютъ мою участь. — Я дѣлаюсь воровкой. — Первая кража. — Мой ужасъ. — Я снова встрѣчаюсь съ своей акушеркой

Теперь я осталась въ худшемъ и болѣе безутѣшномъ положеніи, чѣмъ когда-либо прежде. Во-первыхъ, мое цвѣтущее время прошло, прошла та пора, когда я могла надѣяться быть куртизанкой или любовницей; эта пріятная сторона жизни давно уже миновала, и только однѣ развалины говорили о прошломъ; во всемъ этомъ хуже всего было то, что я была самымъ унылымъ и самымъ безутѣшнымъ созданьемъ въ свѣтѣ: я, которая обожала моего мужа и принуждала себя поддерживать въ немъ бодрость духа, не могла поддержать себя; мнѣ самой недоставало той силы, которая, какъ я говорила ему, такъ необходима, чтобы перенести тяжесть горя.

Но мое положеніе было дѣйствительно отчаянное; я не видѣла впереди ничего, кромѣ страшной бѣдности, которая такъ живо представлялась моему воображенію, что мнѣ казалось, будто она приближалась ко мнѣ прежде, чѣмъ въ дѣйствительности это могло быть; такимъ образомъ, мои опасенія усилили мое несчастье, и я воображала, что каждая монета въ двѣнадцать пенни, за которую я покупала себѣ булку, была послѣдней, и что завтра я начну голодать и буду голодать до смерти.

Въ такомъ отчаяніи я не имѣла ни откуда помощи, я не имѣла друга, который могъ бы меня утѣшить или научить, что дѣлать; я сидѣла одна, плача и мучаясь день и ночь, я ломала свои руки и иногда приходила въ какое-то безумное состояніе; дѣйствительно, часто я удивлялась, какъ у меня не помутился разсудокъ. Мои припадки доходили до того, что я теряла сознаніе и жила тѣми фантазіями, которыя рисовало мнѣ мое воображеніе.

Въ этомъ мрачномъ настроеніи духа я прожила два года, проѣдая то немногое, что имѣла, и постоянно оплакивая свои несчастное положеніе. Мое сердце обливалось кровью, у меня не было ни малѣйшей надежды на помощь, и теперь я такъ долго и часто плакала, что у меня изсякли слезы. Я начинала приходить въ полное отчаяніе, такъ какъ бѣдность приближалась ко мнѣ своими быстрыми шагами.

Чтобы уменьшить нѣсколько расходы, я оставила домъ и наняла квартиру и по мѣрѣ того, какъ я ограничивала свои траты, я продала большую часть своей мебели, что прибавляло мнѣ нѣсколько денегъ. Такимъ образомъ, я прожила еще годъ, сохраняя крайнюю бережливость. Тѣмъ не менѣе, когда я заглядывала въ свое будущее, мое сердце сжималось, при неизбѣжномъ приближеніи нищеты и страшной нужды. О! Пусть никто не читаетъ этой части моей исторіи, не принявъ во вниманіе отчаянныхъ обстоятельствъ, застающихъ человѣка врасплохъ, безъ друзей, безъ куска хлѣба. Это заставитъ ихъ дѣйствительно задуматься и не только пощадить несчастныхъ, но и обратиться къ небу съ мольбой о помощи и съ мудрой молитвой: «Не ввергай меня въ нищету и не дай мнѣ сдѣлаться воромъ». Пусть вспомнятъ, что время бѣдствія есть время ужасныхъ соблазновъ: когда человѣкъ лишается силъ сопротивляться имъ, когда нищета давитъ, а душа угнетена отчаяніемъ, чего нельзя сдѣлать? Это было однажды вечеромъ; я находилась, такъ сказать, при послѣднемъ издыханіи; смѣло могу утверждать, что я обезумѣла, я была въ бреду… Въ то время, подстрекаемая какимъ-то демономъ и не зная что и зачѣмъ я дѣлаю, я одѣлась (у меня были еще хорошія платья) и вышла. Я вполнѣ увѣрена, что при выходѣ изъ дому въ моей головѣ не было никакихъ намѣреній; я не разсуждала и не знала куда и по какому дѣлу я иду, я шла, какъ будто дьяволъ толкалъ меня впередъ, приготовя для меня свою приманку, и вы можете быть увѣрены, что онъ дѣйствительно привелъ меня туда, куда ему было нужно, потому что я не сознавала, куда я иду и что я дѣлаю.

Блуждая такимъ образомъ туда и сюда и не зная, гдѣ я нахожусь, я проходила мимо аптекарской лавки въ Леднхоль-стритѣ и увидѣла на скамейкѣ прямо противъ прилавка небольшой узелокъ, завернутый въ бѣлое полотно. Позади стояла служанка, обернувшись къ узлу спиной; она смотрѣла въ глубину лавки, гдѣ на прилавкѣ, также спиной къ двери, стоялъ, вѣроятно, аптекарскій помощникъ, со свѣчей въ рукѣ; онъ, повидимому, отыскивалъ что-то на верхней полкѣ; такимъ образомъ, оба они были заняты, а больше въ лавкѣ не было никого.

Такова была приманка, и дьяволъ, приготовившій мнѣ эту западню, подстрекалъ меня… я помню теперь и не забуду никогда, что за моими плечами мнѣ слышался голосъ, который шепталъ мнѣ слѣдующія слова: «Возьми узелъ, возьми скорѣе; сдѣлай это сейчасъ же».

Едва были произнесены эти слова, какъ я вошла въ лавку и, повернувшись спиной къ дѣвушкѣ, какъ будто сторонилась отъ проѣзжавшей двухколесной телѣжки, протянула позади себя руку и, взявъ узелокъ, вышла изъ лавки. Ни служанка, ни помощникъ и никто другой не замѣтили меня.

Невозможно описать мою душевную тревогу во все время этого дѣйствія. По выходѣ изъ лавки у меня такъ билось сердце, что я не могла не только бѣжать, но даже прибавить шагу; я перешла улицу и повернула за первый уголъ; мнѣ кажется, я была на перекресткѣ Фенчорчъ-Стритъ; оттуда я сдѣлала столько поворотовъ и прошла столько улицъ, что никогда не съумѣла бы сказать, куда я иду и гдѣ я; я не чувствовала подъ собой мостовой, по которой шла, и чѣмъ дальше я удалялась отъ опасности, тѣмъ скорѣе я бѣжала, до тѣхъ поръ, пока, задыхаясь отъ усталости, я вынуждена была сѣсть на скамейку возлѣ какого-то дома; осмотрѣвшись, я увидѣла, что нахожусь возлѣ Билинзгета ^[1]. Отдохнувъ немного, я продолжала путь: кровь кипѣла во мнѣ какъ на огнѣ, мое сердце билось такъ сильно, какъ будто я была охвачена внезапнымъ ужасомъ, вообще я такъ растерялась, что не знала, куда иду и что дѣлаю.

Когда я совершенно истомилась отъ такого долгаго и тревожнаго пути, тогда я начала соображать и направилась къ своей квартирѣ, куда и пришла около девяти часовъ вечера.

Для чего былъ приготовленъ этотъ узелокъ и по какому случаю онъ лежалъ тамъ, гдѣ я его взяла, — я не знала, но, развернувъ узелъ, я нашла въ немъ очень хорошее, почти новое приданое для ребенка, тонкія кружева, серебряную чашку величиною съ пинту, небольшой серебряный горшокъ и шесть ложекъ, хорошую рубашку, три шелковыхъ платка, а въ горшкѣ 18 шиллинговъ 6 п. деньгами.

Все время, когда я разсматривала эти вещи, я находилась подъ ужаснымъ впечатлѣніемъ страха и душевной борьбы, несмотря на то, что я была въ совершенной безопасности; я сидѣла и горько плакала.

— Боже мой! — вскричала я, — что я теперь? воровка? Меня скоро возьмутъ, отправятъ въ Ньюгетъ и будутъ судить уголовнымъ судомъ.

Я долго плакала. Я увѣрена, что, какъ я ни была бѣдна, я навѣрное отнесла бы обратно вещи, если бы ужасъ не лишилъ меня силъ; но со временемъ такія душевныя движенія совѣршенно исчезли.

И такъ я легла въ постель, но не спала всю ночь; мои мысли были угнетены совершеннымъ проступкомъ; я не знала, что говорила и дѣлала всю ночь и весь слѣдующій день. Затѣмъ я сгорала отъ нетерпѣнія узнать, чьи вещи я взяла, богатаго или бѣднаго; быть можетъ, думала я, какая-нибудь несчастная вдова, какъ я, завязала ихъ въ узелъ, съ цѣлью продать и получить немного денегъ, на которыя она хотѣла купить хлѣба для себя и своего ребенка, и вотъ теперь они умираютъ съ голода, сердце ея разрывается и она оплакиваетъ свою потерю. Эта мысль больше всего мучила меня втеченіе трехъ или четырехъ дней.

Но мои собственныя бѣдствія заглушили во мнѣ подобныя размышленія, и перспектива голода, становившаяся съ каждымъ днемъ болѣе и болѣе ужасной, постепенно ожесточала мое сердце. Кромѣ того у меня былъ плохой руководитель, который безпрестанно подстрекалъ меня прибѣгать къ самымъ дурнымъ средствамъ. Поэтому однажды вечеромъ, онъ снова внушилъ мнѣ мысль выйти изъ дому на новые поиски.

На этотъ разъ я вышла днемъ; я стала блуждать по улицамъ и искать, сама не зная чего, какъ вдругъ дьяволъ разставилъ на моемъ пути такую западню, ужаснѣе которой я не встрѣчала ни раньше, ни потомъ. Проходя по Ольдерсгетъ-Стритъ, я увидѣла красивую маленькую дѣвочку, которая возвращалась одна домой изъ танцовальной школы. И вотъ мой соблазнитель дьяволъ набросилъ меня на это невинное созданье. Я начала разговаривать съ ней, она отвѣчала мнѣ своимъ дѣтскимъ лепетомъ; я взяла ее за руку и повела по дорогѣ, пока мы не пришли въ большую мощенную аллею, ведущую въ Барзсоломью-Клозъ и направились туда. Дѣвочка сказала мнѣ, что это не ея дорога, но я отвѣчала: «Нѣтъ, моя милая, это твоя дорога, я покажу тебѣ куда идти домой». У ребенка было на шеѣ жемчужное золотое колье, мои глаза давно остановились на немъ, и вотъ, войдя въ темную аллею, я наклонилась какъ бы для того, чтобы завязать ей развязавшуюся косынку и такъ тихо сняла съ нея колье, что она ничего не почувствовала; затѣмъ мы продолжали идти. Тутъ дьяволъ снова подстрекалъ меня убить ребенка, въ темной аллеѣ, такъ, чтобы она не закричала, но одна мысль объ этомъ привела меня въ такой ужасъ, что я едва не упала на землю; я заставила вернуться ребенка и сказала, чтобы она уходила отсюда, такъ какъ эта не ея дорога. Дѣвочка согласилась со мной и я дошла до Барзсоломью-Клозъ, потомъ повернула въ другой проходъ, выходящій на Лонгъ-Ленъ, оттуда на Чартеръ-Хаусъ-Ярдъ и вышла на Джонсъ-Стритъ; затѣмъ я пересѣкла Смитсъ-Фильдъ и спустилась къ Чиклену, выйдя на Фильдъ-Ленъ, чтобы достигнуть Голборибриджъ, гдѣ, смѣшавшись съ толпой, я могла спокойно продолжать дорогу, не боясь быть открытой. Таковъ былъ мой второй выходъ въ свѣтъ.

Мысль объ этой добычѣ совершенно сгладила мои воспоминанія о первой, и всѣ мои прежнія размышленія по этому поводу быстро разсѣялись; бѣдность ожесточала мое сердце и бѣдствія дѣлали меня равнодушной ко всему остальному. Моя послѣдняя кража не особенно тревожила меня, потому что я не сдѣлала ни малѣйшаго вреда ребенку. Мнѣ казалось, что я дала только хорошій урокъ родителямъ, которые небрежно допустили этого бѣднаго ягненка возвращаться одного домой и которые въ другой разъ будутъ осторожнѣе.

Похищенная мной нитка жемчуга стоила около 12 или 14 фунтовъ. Я думаю, что этотъ жемчугъ принадлежалъ ея матери, такъ какъ нитка была слишкомъ велика для ребенка, а мать изъ тщеславія одѣла ее на дочь, чтобы похвастать ею въ танцовальной школѣ. Безъ сомнѣнія, дѣвочка была отправлена съ горничной, которая должна была смотрѣть за ней, но эта небрежная плутовка вѣрно встрѣтила какого-нибудь молодца и занялась имъ, оставя на произволъ судьбы дѣвочку, которая и попала въ мои руки…

Во всякомъ случаѣ я не сдѣлала ни малѣйшаго зла ребенку и только испугала его; во мнѣ еще сохранились нѣжныя чувства и, можно сказать, я не дѣлала ничего, на что не толкала бы меня нужда.

Послѣ этого у меня было много приключеній, но я была еще неопытна въ ремеслѣ и не умѣла взяться за дѣло иначе, какъ получивъ внушеніе отъ дьявола, который рѣдко медлилъ вступать со мной въ союзъ. Одно изъ подобныхъ приключеній окончилось очень счастливо для меня. Однажды въ сумеркахъ я проходила по Ломбардъ-Стритъ, какъ вдругъ какъ разъ въ концѣ дворца Трехъ Королей я увидѣла человѣка, который съ быстротою молніи пробѣжалъ мимо меня въ то время, когда я была на углу дома. При поворотѣ въ аллею, поровнявшись со мной, онъ бросилъ, бывшую въ его рукахъ, большую связку какъ разъ позади меня и сказалъ: «ради Бога, мистрисъ, постойте здѣсь одну минуту». Съ этими словами онъ убѣжалъ. За нимъ бѣжали еще двое, которыхъ преслѣдовалъ молодой человѣкъ безъ шапки, крича: «Воры!» Двухъ послѣднихъ такъ близко преслѣдовали, что они были принуждены бросить свои связки, причемъ одного поймали, а другой успѣлъ убѣжать.

Я была неподвижна, какъ камень, все время, пока они не возвратились назадъ, таща несчастнаго вмѣстѣ съ украденными вещами, и довольные тѣмъ, что схватили вора и его добычу; такимъ образомъ всѣ прошли возлѣ меня, я же, казалось, остановилась здѣсь за тѣмъ, чтобы пропустить толпу.

Разъ или два я спрашивала, что случилось, но мнѣ никто не отвѣтилъ, а я не особенно настаивала; когда всѣ прошли, я, пользуясь случаемъ, обернулась назадъ и, подобравъ то, что лежало позади меня, ушла; все это я сдѣлала безъ прежняго смущенія, потому что я не сама украла эти вещи, а онѣ краденныя попали въ мои руки. Я вернулась домой здрава и невредима, обремененная своей добычей, которая состояла изъ штуки прекрасной чищенной черной тафты въ пятьдесятъ аршинъ и куска бархата, около одиннадцати аршинъ; по всей вѣроятности, этотъ товаръ принадлежалъ галантерейщику, котораго ограбили; я говорю «ограбили», потому что у него было похищено, кромѣ моего товара, около семи штукъ шелковой матеріи. Какимъ образомъ воры могли украсть столько вещей, я не умѣю сказать, но такъ какъ я только взяла краденное, то съ покойной совѣстью присвоила эти вещи себѣ.

До сихъ поръ я была счастлива въ моихъ похожденіяхъ, которыя хотя и не приносили мнѣ большой выгоды, но всегда успѣшно оканчивались. Тѣмъ не менѣе каждый день я ходила подъ страхомъ, ожидая какого нибудь несчастья, которое въ концѣ-концовъ приведетъ къ висѣлицѣ. Эти мысли производили на меня такое сильное впечатлѣніе, что часто удерживали меня отъ многихъ попытокъ, которыя были совершенно безопасны, но одна изъ нихъ опять привлекла меня черезъ нѣсколькихъ дней. Я имѣла привычку часто ходить по окрестнымъ деревнямъ около города, въ надеждѣ встрѣтить что нибудь на пути. И вотъ, проходя разъ мимо одного дома въ Степней, я увидѣла на подоконникѣ два кольца, одно небольшое съ брилліантомъ, другое простое золотое; вѣроятно, ихъ оставила какая нибудь легкомысленная барыня, у которой было больше денегъ, чѣмъ разсудка; а можетъ быть, она ихъ оставила здѣсь до тѣхъ поръ, пока помоетъ свои руки.

Я прошла нѣсколько разъ мимо окна съ цѣлью посмотрѣть, былъ ли кто нибудь въ этой комнатѣ, или нѣтъ, и хотя я не замѣтила никого, тѣмъ не менѣе не была вполнѣ увѣрена; и потому мнѣ пришло въ голову постучать въ окно, какъ будто я хотѣла сказать тому, кто подойдетъ къ окну, не бросать тутъ колецъ, такъ какъ я видѣла двухъ подозрительныхъ людей, которые внимательно ихъ разсматривали. Подумано, сдѣлано; я постучала разъ или два въ окно, но никто не откликнулся, тогда я сильно надавила на оконное стекло; оно треснуло и разбилось съ небольшимъ шумомъ, я вытащила два кольца и ушла; брилліантовое кольцо стоило 3 фунта, а золотое около 9 шиллинговъ.

Теперь у меня явилось затрудненіе: я не знала, куда сбывать свой товаръ, и особенно шелковую матерію. Я не хотѣла отдавать вещи за безцѣнокъ, какъ это обыкновенно дѣлаютъ несчастные бѣдные воры, и потому я придумала найти свою старую гувернантку и возобновить съ ней знакомство. Я аккуратно посылала ей ежегодно пять фунтовъ за моего мальчика до тѣхъ поръ, пока могла. Наконецъ, я должна была прекратить платежъ. Тѣмъ не менѣе я написала ей письмо, въ которомъ объяснила, что потеряла мужа и пришла въ такое положеніе, что не могу больше платить за сына; въ письмѣ я умоляла ее устроить дѣло такъ, чтобы несчастное дитя не слишкомъ страдало за грѣхи своей матери.

Теперь я сдѣлала ей визитъ и увидѣла, что она практикуетъ понемногу свое ремесло, хотя и находится не въ такихъ цвѣтущихъ условіяхъ, какъ прежде, потому что она была привлечена къ суду однимъ джентльменомъ, у котораго похитили дочь; повидимому, она помогала ея похищенію и едва избѣжала висѣлицы; процессъ разорилъ мою гувернантку такъ, что она жила въ бѣдной обстановкѣ и не пользовалась уже такой прекрасной репутаціей, какъ прежде; однако же, она еще продолжала, какъ говорится, довольно твердо стоять на ногахъ: у нея осталось нѣкоторое состояніе, она давала деньги подъ залоги и жила довольно сносно.

Она приняла меня очень любезно, какъ всегда, увѣряя, что я нисколько не потеряла въ ея уваженіи, не смотря на перемѣну моего положенія, что она позаботилась о моемъ ребенкѣ, хотя я и не могу больше платить за него, и что женщина, у которой онъ помѣщенъ, живетъ въ полномъ довольствѣ. Такимъ образомъ на, этотъ счетъ я могу нѣсколько успокоиться по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока буду въ состояніи существенно позаботиться о немъ.

Я объяснила ей, что у меня осталось очень немного денегъ, но есть нѣкоторыя цѣнныя вещи, и я прошу ее посовѣтовать мнѣ, какъ обратить ихъ въ деньги. Она спросила, что у меня есть. Я вынула нитку жемчуга и сказала, что это былъ одинъ изъ подарковъ моего мужа; затѣмъ я показала ей двѣ штуки шелковой матеріи, объяснивъ, что я привезла ихъ изъ Ирландіи, и небольшое брилліантовое кольцо. Что касается узелка съ серебромъ и ложками, то я нашла случай сбыть ихъ раньше, а приданое ребенка она предложила мнѣ взять себѣ, полагая, что это было мое. Она объявила мнѣ, что сама даетъ деньги подъ залогъ, и потому продастъ мои вещи, какъ будто онѣ были у нея заложены; такимъ образомъ она тотчасъ послала за своими агентами, которые, нисколько не смущаясь, купили у нея все это, заплативъ хорошую цѣну.

Теперь у меня явилась мысль, что эта полезная женщина можетъ нѣсколько помочь мнѣ въ моемъ презрѣнномъ положеніи, давъ мнѣ какое нибудь занятіе. Я готова была съ радостью приложить свои руки къ какому нибудь честному занятію, если бы можно было его получить, но честныя дѣла не входили въ область вѣдѣнія моей гувернантки.

Если бы я была моложе, быть можетъ она и помогла бы мнѣ, но мнѣ было пятьдесятъ лѣтъ; въ такіе годы едва ли возможно подобное ремесло. Кончилось, однако, тѣмъ, что она пригласила меня къ себѣ жить, пока я найду какое нибудь дѣло; такъ какъ это стоило очень немного, то я съ радостью приняла ея предложеніе. Теперь, устроившись сравнительно лучше, я могла помѣстить отдѣльно моего маленькаго сына отъ послѣдняго мужа; она помогла мнѣ и въ этомъ, обязавъ платить за него пять фунтовъ въ годъ. Все это было для меня такой большой помощью, что я надолго бросила свое постыдное ремесло, въ которое посвятила себя такъ недавно, и охотно принялась за работу, хотя было трудно достать ее, не имѣя знакомствъ.

Наконецъ, я получила нѣсколько швейныхъ заказовъ на дамское постельное бѣлье, юбки, и другія бумажныя вещи, чему я очень обрадовалась. Я начала усиленно работать и жить этимъ; но бдительный демонъ, рѣшивъ, что я должна продолжать служеніе ему, не переставалъ подстрекать меня выйти изъ дому на прогулку, иначе сказать, онъ наталкивалъ меня на удобный случай приняться за старое ремесло.

Однажды ночью, слѣпо повинуясь его велѣніямъ, я долго блуждала по улицамъ, но не нашла себѣ дѣла; недовольствуясь этимъ, я вышла на слѣдующій вечеръ и, проходя мимо питейнаго дома, увидѣла, черезъ открытую дверь небольшой залы прямо противъ улицы, на столѣ, серебряный кубокъ, какіе обыкновенно употреблялись въ кабакахъ того времени. Повидимому, большая компанія только что оставила этотъ столъ и беззаботный мальчикъ забылъ убрать кубокъ.

Я свободно вошла въ залу и, поставивъ эту кружку на уголъ скамейки, сѣла впереди и постучала ногой. Скоро подошелъ мальчикъ. я велѣла подать себѣ пинту темнаго эля, такъ какъ время было холодное. Мальчикъ быстро ушелъ и я слышала, какъ онъ спустился въ погребъ нацѣдить эля. Въ это время ко мнѣ подошелъ другой мальчикъ и спросилъ:- Вы звали? — Я меланхолическимъ тономъ ему отвѣтила:

— Нѣтъ, мальчикъ уже пошелъ для меня за пинтой эля.

Въ то время какъ я сидѣла, я слышала, что женщина, стоявшая на конторкой, спросила:

— Они всѣ ушли впятеромъ? — при этомъ она указала на мое мѣсто. Мальчикъ отвѣтилъ ей: «Да».

— А кто убралъ кубокъ? продолжала женщина. «Я, — отвѣчалъ другой мальчикъ; вотъ онъ», и онъ, показалъ на другой кубокъ, который по забывчивости взялъ съ другого стола; а можетъ быть плутъ забылъ, что онъ его совсѣмъ не принялъ, что и было въ дѣйствительности.

Все это я слушала съ большимъ удовольствіемъ, такъ какъ мнѣ было ясно, что никто не замѣтилъ отсутствія кубка и что онъ не былъ прибранъ. Итакъ я выпила эль, позвала мальчика отдать деньгя и, уходя, сказала:- Смотри, дитя мое, береги серебряную посуду. При этомъ я указала ему на серебряный кувшинъ, въ которомъ онъ приносилъ мнѣ эль. Мальчикъ отвѣтилъ:- хорошо, сударыня, идите съ Богомъ, — и я ушла.

Придя къ своей гувернанткѣ, я сказала себѣ, что теперь настало время испытать ее, съ тѣмъ чтобы, въ случаѣ, если меня откроютъ, обратиться къ ней за помощью.

Когда я пробыла дома нѣсколько времени и мнѣ представился случай переговорить съ ней наединѣ, то я сказала, что имѣю сообщить ей тайну огромной важности, если она обѣщаетъ сохранить ее. Она отвѣтила, что одну мою тайну она сохранила, и потому у меня нѣтъ основаній думать, что она измѣнитъ другой. Тогда я сказала ей, что со мной случилось что то необыкновенное, случилось неожиданно, безъ всякаго намѣренія, и затѣмъ передала ей всю исторію кубка.

— Вы принесли его съ собой, моя милая? — спросила она.

— Да, — отвѣчала я, показывая кубокъ. Но что мнѣ дѣлать теперь? Не лучше ли отнести его назадъ?

— Отнести назадъ? — возразила она:- да! если вы хотите попасть въ Ньюгетъ.

— Но неужели у нихъ хватитъ настолько низости, чтобы арестовать меня, послѣ того какъ я возвращу назадъ кубокъ?

— Вы не знаете этого сорта людей, дитя мое, — сказала она;- они не только отправятъ васъ въ Ньюгетъ, но постараются васъ повѣсить, не обращая вниманія на то, что вы честно возвратите украденную вещь; или они поставятъ вашъ на счетъ всѣ кубки, которые были раньше у нихъ украдены, и заставятъ васъ заплатить за нихъ.

— Но что же мнѣ дѣлать въ такомъ случаѣ? — спросила я

— Что дѣлать? — отвѣчала она, — вы ловко украли кубокъ и вамъ остается одно — оставить его у себя, разъ у васъ нѣтъ возможности возвратить его. Съ другой стороны, развѣ вы меньше нуждаетесь, чѣмъ они, дитя мое? Я бы очень желала имѣть каждый вечеръ такую добычу.

Эти слова дали мнѣ поводъ составить новое представленіе о моей гувернанткѣ. Я увидѣла, что съ тѣхъ поръ, какъ она сдѣлалась закладчицей, она стала вращаться въ общестй не такихъ честныхъ людей, какихъ я встрѣчала у нея прежде.

Прошло немного времени и я яснѣе, чѣмъ прежде, убѣдилась въ этомъ, потому что я видѣла, какъ иногда приносили къ ней эфесы сабель, ложки, вилки, серебряные кувшины и другія подобныя вещи не для залога, а прямо на продажу. Она покупала все это безъ всякихъ разспросовъ, но очень дешево.

Я узнала также, что она плавитъ у себя покупаемую серебряную посуду, для того чтобы ее нельзя было узнать; такъ, однажды утромъ она пришла ко мнѣ и сказала, что сегодня она будетъ плавить серебро и потому, если я хочу, то могу прибавить и свой кубокъ, тогда никто не отыщетъ его. Я сказала, что согласна отъ всего сердца. Тогда она свѣсила кружку и заплатила мнѣ дѣйствительную стоимость серебра; но я видѣла, что она совсѣмъ не такъ поступаетъ съ другими своими кліентами.

XVII Я становлюсь искусной воровкой. — Двое моихъ товарищей осуждены. — Цѣнная добыча на пожарѣ. — Первая опасность

Спустя нѣкоторое время, однажды, когда я сидѣла въ очень грустномъ настроеніи за работой, она стала спрашивать у меня о причинѣ моей грусти. Я ей сказала, что у меня тяжело на сердцѣ, такъ какъ работы мало, мнѣ нечѣмъ жить и я не знаю, что дѣлать. Она засмѣялась, говоря, что мнѣ стоитъ только выйти на улицу, чтобы попытать счастья, быть можетъ, мнѣ снова попадется серебряная посуда.

— О, моя матушка, — сказала я, — вѣдь я совсѣмъ неопытна въ этомъ ремеслѣ, и если меня схватятъ, то я тутъ же погибну.

— Да, это правда, — отвѣчала она, — но я могу васъ познакомитъ съ одной начальницей школы, которая выучитъ васъ быть такой же ловкой, какъ она сама.

Я задрожала при этомъ предложеніи, потому что до сихъ поръ я не имѣла ни сообщниковъ, ни знакомствъ въ этомъ мірѣ. Но она побѣдила мою осторожность и всѣ мои опасенія; такимъ образомъ въ короткое время, при помощи этой леди, я стала такой же смѣлой и искусной воровкой, какою была когда-то грабительница Молль, хотя, если вѣрить молвѣ, я и на половину не была такъ красива, какъ она.

Женщина, съ которой меня познакомила моя гувернантка, была искусна въ трехъ различныхъ родахъ этого мастерства: она умѣла обкрадывать лавки, вытаскивать оттуда и изъ кармановъ бумажники и отрѣзывать золотые карманные часы у дамъ; во всемъ этомъ она преуспѣвала съ такимъ искусствомъ, какого не достигала ни одна женщина. Мнѣ особенно понравилось первое и послѣднее занятіе; нѣкоторое время я помогала ей въ ея практикѣ, какъ помогаетъ помощница акушеркѣ, безъ всякаго вознагражденія.

Наконецъ она сдѣлала мнѣ экзаменъ. Она научила меня своему искусству, и я нѣсколько разъ необыкновенно ловко отцѣпила часы отъ ея собственнаго пояса; послѣ этого испытанія она указала мнѣ на добычу, — это была молодая беременная женщина съ очаровательными часами. Дѣло должно было начаться въ тотъ моментъ, когда дама будетъ выходить изъ церкви; моя сообщница шла съ боку этой дамы и въ то время, когда послѣдняя подошла къ ступенькамъ лѣстницы, та нарочно упала передъ ней и такъ сильно, что мистриссъ страшно испугалась и обѣ спутницы испустили ужасные крики; въ тотъ моментъ, когда она толкнула даму, я схватила ея часы и ловко держала ихъ; дама въ испугѣ задрожала, что позволило мнѣ снять часы съ крючка, такъ что она ничего не замѣтила; я тотчасъ ушла, оставя свою учительницу приходить въ чувство вмѣстѣ съ дамой, которая скоро увидѣла, что у нея нѣтъ часовъ.

— Ай, ай! — сказала моя сообщница, — значитъ, меня толкнули мошенники. Странно, какъ вы не замѣтили раньше, что у васъ сняли часы; мы могли бы во время схватитъ этихъ негодяевъ.

Она такъ хорошо разыграла всю комедію, что никто не заподозрилъ ее, и я пришла домой часомъ раньше. Таково было мое первое похожденіе въ товариществѣ; затѣмъ привычка ожесточила мое сердце, я стала смѣлой до крайности, тѣмъ болѣе, что я долго свободно практиковала свое занятіе, не попадаясь никому въ руки; словомъ сказать, мы такъ долго воровали вмѣстѣ съ своей товаркой, не боясь быть схваченными, что не только стали самыми смѣлыми воровками, но и были очень богаты: одно время мы имѣли въ своихъ рукахъ двадцать одну штуку золотыхъ часовъ.

Я вспоминаю, что однажды, находясь въ болѣе грустномъ настроеніи духа, чѣмъ обыкновенно, мнѣ пришла въ голову мысль, вѣроятно внушенная какимъ нибудь добрымъ геніемъ, если существуютъ такіе, мысль — оставить свое ремесло. Я разсуждала такъ: я начала воровать подъ гнетомъ нищеты, которая толкнула меня на страшный путь порока, но теперь, когда мои бѣдствія окончились и я могу поддерживать свое существованіе работой, имѣя въ запасѣ капиталъ въ 200 фунтовъ, то почему теперь не оставить мнѣ этотъ путь, тѣмъ болѣе, что въ противномъ случаѣ я не могу разсчитывать быть всегда свободной, потому что рано или поздно, но меня схватятъ я я погибну.

Безъ сомнѣнія это была счастливая минута; если бы я послушала благословеннаго совѣта, откуда бы онъ ни исходилъ, я бы нашла еще средства для спокойной и честной жизни. Но моя судьба была опредѣлена иначе; увлекавшій меня алчный дьяволъ крѣпко сжималъ меня въ своихъ когтяхъ и не позволялъ вернуться: какъ прежде бѣдность, такъ теперь жадность гнали меня впередъ до тѣхъ поръ, пока я лишилась всякой возможности вернуться назадъ. Когда разсудокъ подсказывалъ мнѣ свои доводы, алчность возставала и нашептывала мнѣ слѣдующія слова: «Иди впередъ, тебѣ помогаетъ удача; продолжай, пока будешь имѣть четыреста или пятьсотъ фунтовъ; тогда оставишь, тогда будешь жить въ довольствѣ и не будешь больше работать».

Такимъ образомъ изъ когтей дьявола меня не выпускали какія то чары, я не имѣла силъ выйти изъ этого круга, до тѣхъ поръ, пока не запуталась въ лабиринтѣ бѣдствій.

Однако эти мысли произвели на меня нѣкоторое впечатлѣніе, и заставили дѣйствовать съ большимъ благоразуміемъ, чѣмъ прежде; я принимала болѣе предосторожности, чѣмъ даже мои учительницы. Моя товарка, какъ я называла ее, хотя я должна бы называть ее моей хозяйкой, вмѣстѣ съ другой своей ученицей первыя испытали несчастье; въ поискахъ за добычей, онѣ посягнули на товаръ одного торговца полотнами въ Чипсайдѣ, но были пойманы съ двумя штуками батиста его зоркимъ прикащикомъ.

Этого было достаточно, чтобы отправить ихъ обѣихъ въ Ньюгетъ, гдѣ, къ несчастію, вспомнили ихъ прежніе проступки: противъ нихъ было возбуждено два новыхъ доказанныхъ обвиненія и, такимъ образомъ, несчастныхъ приговорили къ смерти; обѣ заявили въ судѣ, что онѣ беременны, хотя моя наставница могла быть не больше беременна, чѣмъ я.

Я часто ходила навѣщать и утѣшать ихъ, ожидая своей очереди въ будущемъ; но при воспоминаніи о моемъ несчастномъ рожденіи, о бѣдствіяхъ моей матери, это мѣсто внушало мнѣ такой ужасъ, что я не могла переносить его больше и потому перестала бывать тамъ.

О, если бы бѣдствія моихъ подругъ послужили мнѣ предостереженіемъ! тогда я могла быть еще счастлива, потому что до сихъ поръ я была свободна, и на мнѣ не лежало никакихъ обвиненій; но моя чаша еще не переполнилась.

Моя товарка, имѣя на себѣ старое клеймо осужденной, была казнена, молодой же преступницѣ пощадили жизнь; она получила отсрочку; но ей долго пришлось голодать въ тюрьмѣ, пока она попала въ такъ называемый реестръ каторжныхъ и ее отправили въ ссылку.

Этотъ примѣръ поразилъ ужасомъ мое сердце, и я долго не предпринимала никакихъ экскурсій. Но однажды ночью въ домѣ, сосѣднемъ съ домомъ моей гувернантки, раздался крикъ: «Пожаръ!» Моя гувернантка подбѣжала къ окну и немедленно закричала, что домъ такой то въ огнѣ, и пламя пробивается сверху, что было справедливо. Но при этомъ она толкнула меня локтемъ и сказала:

«Теперь, дитя мое, представляется рѣдкій случай; пожаръ такъ близко отъ насъ, что вы успѣете пройти туда прежде, чѣмъ толпа загородитъ улицу». Затѣмъ она объяснила мнѣ мою роль. — «Идите, дитя мое, въ домъ; бѣгите и скажите леди или тому кого увидите, что вы пришли на помощь и что васъ прислала такая то леди, живущая въ концѣ этой улицы».

Я пошла и, придя въ домъ, нашла всѣхъ въ смятеніи. Вбѣжавъ туда, я встрѣтила горничную и сказала ей: «Ахъ, моя милая, скажите, какъ случилось такое несчастье! А гдѣ ваша хозяйка? Гдѣ ея дѣти? Я пришла отъ мадамъ помочь вамъ». Горничная побѣжала… «Сударыня, сударыня, закричала она такъ громко какъ могла, пришла госпожа отъ мадамъ, помочь намъ». Бѣдная женщина почти безъ чувствъ подбѣжала ко мнѣ, держа узелъ и двухъ дѣтей.

— Мадамъ, — сказала я, — позвольте отвести мнѣ бѣдныхъ малютокъ къ мадамъ; она проситъ васъ прислать ихъ, она позаботится о несчастныхъ агнцахъ. Съ этими словами я взяла одного, котораго она держала за руку, а она мнѣ передала другого, бывшаго у нея на рукахъ.

— О, да! да! ради Бога, — сказала она, отнесите ихъ къ ней и поблагодарите ее за ея доброту!

— Можетъ быть, у васъ есть еще что нибудь передать ей на храненіе? — спросила я; она заботливо сбережетъ все.

— О Боже, благослови ее! Возьмите этотъ узелъ съ серебромъ и отнесите къ ней. Боже мой! мы въ конецъ разорены, мы погибли!

Она меня оставила, бросившись какъ безумная вмѣстѣ съ горничной въ другія комнаты, я же ушла съ узломъ и двумя дѣтьми.

Едва я очутилась на улицѣ, какъ увидала другую женщину, которая подошла ко мнѣ.

— Увы! бѣдная хозяйка, — жалобнымъ тономъ проговорила она, — у васъ упадетъ съ рукъ дитя; Боже мой, Боже мой, что за несчастье, позвольте я помогу вамъ.

Съ этими словами она положила руку на узелъ, желая понести его за мной.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказала я, — если вы хотите помочь, возьмите ребенка за руку и доведите со мной до конца улицы, я заплачу вамъ за труды. — Послѣ этого ей ничего не оставалось дѣлать, какъ идти за мной. Я увидѣла, что она занимается однимъ со мной ремесломъ и ничего не желала, кромѣ узла; однако она довела меня до двери, такъ какъ ей нельзя было поступить иначе. Когда мы пришли, я шепнула ей на ухо:

— Иди, дитя мое, я знаю, кто ты, тамъ тебѣ много дѣла.

Она поняла меня и ушла; тогда я постучалась въ дверь дома, гдѣ, благодаря пожару, всѣ были на ногахъ, мнѣ скоро отворили.

— Мадамъ встала? — спросила я, — Будьте добры, скажите ей, что мадамъ умоляетъ ее взять этихъ двухъ дѣтей; бѣдная женщина совсѣмъ растерялась, весь домъ ихъ въ огнѣ.

Такимъ образомъ, отъ меня дѣтей очень любезно приняли, и я ушла съ узломъ. Одна горничная спросила меня, — можетъ быть я оставлю у нихъ и узелъ,

— Нѣтъ, моя милая, — отвѣчала я, — это я должна отнести въ другое мѣсто.

Теперь я была далеко отъ толпы и потому могла свободно продолжать дорогу съ узломъ и принести его прямо домой къ своей гувернанткѣ, гдѣ, взявъ узелъ къ себѣ на верхъ, начала его разбирать. Я съ ужасомъ говорю, сколько нашла тамъ сокровищъ; достаточно сказать, что кромѣ большого количества мелкой серебряной посуды, я нашла тамъ золотую цѣпь стариннаго фасона съ сломаннымъ фермуаровъ, изъ чего я заключила, что цѣпь давно не была въ употребленіи, хотя золото было хорошаго качества; маленькій ящикъ съ кольцами, свадебное кольцо, нѣсколько обломковъ золотого фермуара, золотые часы, кошелекъ съ 24 фунтами въ старинныхъ золотыхъ монетахъ и много другихъ драгоцѣнностей.

Это была самая богатая и самая ужасная добыча, какія только выпадали на мою долю; и хотя, какъ я уже говорила, мое сердце очерствѣло и я лишилась способности чувствовать и разсуждать, однако же теперь, глядя на всѣ эти сокровища, я была тронута до глубины души; мнѣ пришла на мысль бѣдная женщина, которая, потерявъ почти все, думаетъ, что она спасла по крайней мѣрѣ прибранную посуду и другія драгоцѣнныя вещи… Но какъ она будетъ изумлена, когда узнаетъ, что ее обманули…

Однако принятое мною раньше рѣшеніе оставить мое ужасное ремесло, когда я пріобрѣту порядочныя средства, я не привела въ исполненіе; корыстолюбіе такъ овладѣло мной, что я не питала надежды измѣнить характеръ своей жизни; «еще немного, еще немного» — вотъ что было моимъ постояннымъ припѣвомъ.

Моя гувернантка въ продолженіи нѣкотораго времени сильно безпокоилась о судьбѣ моей повѣшенной подруги потому что послѣдняя могла разсказать о ней многое такое, что могло отправить и ее по такой же дорогѣ.

Правда, когда несчастная отошла въ вѣчность, не сказавъ того, что знала (хотя отъ нея вполнѣ зависѣло получить прощеніе, выдавъ своихъ друзей), то это такъ растрогало мою гувернантку, что она искренно плакала о злосчастной судьбѣ своей подруги. Я утѣшала ее, но за это она помогала мнѣ коснѣть въ порокѣ и тѣмъ готовить себѣ такую же участь.

Какъ бы то ни было, я стала благоразумнѣе и осторожнѣе, болѣе всего я воздерживалась воровать въ лавкахъ и особенно у суконщиковъ и мелочныхъ торговцевъ, такъ какъ эти нахалы всегда смотрѣли во всѣ глаза. Но мы всегда знали, гдѣ открывается новая лавка, и особенно если ее открывали люди, неопытные въ торговлѣ; тогда они могли быть увѣрены, что мы посѣтимъ ихъ вначалѣ два или три раза, и имъ надо было имѣть много ловкости, чтобы избѣжать нашихъ визитовъ.

XVIII Я дѣлаюсь осторожнѣе. — Открытіе контрабанды. — Моя извѣстность и происходящая отсюда опасность. — Я вновь избѣгаю висѣлицы

Теперь, избѣжавъ близкой опасности быть повѣшенной и имѣя передъ глазами подобные примѣры, я стала еще болѣе осторожной; но у меня была новая искусительница, которая каждый день подстрекала меня на новыя предпріятія; теперь представилось дѣло, подготовленное подъ ея непосредственнымъ управленіемъ, и потому она надѣялась получить большую долго ожидаемой добычи. Въ одномъ частномъ домѣ былъ устроенъ большой складъ фландрскихъ кружевъ, и такъ какъ эти кружева считались запрещеннымъ товаромъ, то они представляли для каждаго таможеннаго чиновника большой призъ, въ случаѣ если бы ему удалось открыть этотъ складъ; моя гувернантка сообщила мнѣ полныя свѣдѣнія какъ о количествѣ кружевъ, такъ и о мѣстѣ, гдѣ они спрятаны. Такимъ образомъ я отправилась къ одному таможенному чиновнику и сказала ему, что я могу сдѣлать ему важное открытіе, если только онъ обезпечитъ мнѣ извѣстное вознагражденіе. Дѣло было совершенно честное и законное, и потомуонъ, согласившись на мое предложеніе, позвалъ констэбля, и мы заняли домъ. Такъ какъ я заранѣе заявила ему, что я сама отправлюсь прямо въ складъ, то онъ и возложилъ на меня эту заботу; помѣщеніе было темное, узкое, я съ большимъ трудомъ проскользнула туда со свѣчей въ рукѣ, и стала передавать ему куски кружевъ, позаботясь о томъ, чтобы въ то же время оставить для себя, сколько можно было ихъ спрятать и вынести. Я сдала всего кружева на сумму около 300 фунтовъ и спрятала для себя на 50. Эти кружева принадлежали не хозяевамъ дома, но купцу, который помѣстилъ ихъ на складѣ, а потому хозяева не были особенно огорчены этимъ.

Я вѣрно подѣлила добычу съ моей гувернанткой, которая съ этихъ поръ стала относиться ко мнѣ, какъ къ очень искусной пройдохѣ въ тонкихъ дѣлахъ. Я сама видѣла, что послѣдняя операція была лучшей моей работой на этомъ поприщѣ и потому теперь стала заниматься розыскомъ запрещеннаго товара; собравъ свѣдѣнія о томъ, гдѣ можно найти такой товаръ, я сперва покупала немного, а затѣмъ доносила куда слѣдуетъ; однако, ни одинъ изъ такихъ доносовъ не принесъ мнѣ столько выгоды, какъ первый; я была слишкомъ осторожна и не хотѣла, по примѣру другихъ, подвергать себя слишкомъ большому риску, который приводитъ всегда къ гибели.

Слѣдующимъ моимъ приключеніемъ была попытка украсть золотые часы у одной дамы. Дѣло происходило въ толпѣ у входа въ церковь, причемъ мнѣ угрожала сильная опасность быть схваченной на мѣстѣ преступленія. Я уже держала въ рукѣ часы, но почувствовала, что не могу ихъ снять; тогда я мгновенно бросила ихъ и такъ сильно закричала, точно меня убиваютъ; я объяснила при этомъ, что какой-то мужчина наступилъ мнѣ на ногу и что здѣсь, вѣроятно, есть жулики, потому что другой мужчина хотѣлъ оторвать у меня часы; вы должны помнить, что на всѣ такія похожденія мы выходимъ прекрасно одѣтыми, и въ то время на мнѣ было дорогое платье и съ боку висѣли часы. Такимъ образомъ я нисколько не отличалась отъ любой богатой дамы.

Едва я перестала кричать, какъ моя дама тоже закричала: «воры», говоря, что у нея хотѣли снять часы.

Въ то время, когда у меня были въ рукахъ ея часы, я стояла очень близко возлѣ нея, но, когда я закричала, то быстро отскочила, и толпа увлекла ее немного впередъ. Когда-же она въ свою очередь закричала, то я находилась отъ нея уже на такомъ разстояніи, что у нея не могло возникнуть относительно меня ни малѣйшаго подозрѣнія; на ея крикъ «воры» кто-то возлѣ меня закричалъ: «Да, здѣсь тоже есть воръ, онъ хотѣлъ обокрасть эту лэди».

Въ это самое мгновеніе, немного дальше въ толпѣ, къ моему величайшему счастью, снова закричали: «воръ! воръ!» и дѣйствительно тутъ же схватили одного молодого человѣка на мѣстѣ преступленія. Этотъ несчастный вовремя явился на выручку; хотя я и раньше вела себя бодро и увѣренно, но теперь никто больше не могъ заподозрить меня, и часть волнующагося народа направилась въ ту сторону; бѣдный малый былъ предоставленъ яростной уличной толпѣ, жестокость которой нѣтъ надобности описывать, хотя воры предпочитаютъ эту жестокость Ньюгету, гдѣ послѣ долгаго заключенія ихъ ожидаетъ висѣлица, или, на лучшій конецъ, ссылка въ каторгу.

Такимъ образомъ я снова избѣжала близкой опасности и была такъ напугана, что долго не прикасалась къ чужимъ часамъ.

Обращаюсь къ моей доброй старой гувернанткѣ. Я могу смѣло сказать, что она была рождена карманной воровкой и, какъ я узнала потомъ, прошла всѣ степени этого искусства; однако, разъ ее поймали и уличили такъ ясно, что она была осуждена въ ссылку; но, благодаря своему рѣдкому краснорѣчію, а также деньгамъ, она нашла возможность въ товремя, когда корабль остановился запастись провизіей, уйти на берегъ и остаться въ Ирландіи. Послѣ того она многіе годы продолжала заниматься своимъ старымъ ремесломъ; потомъ, попавъ въ другого сорта компанію, она стала акушеркой и сводней, и продѣлывала сотни различныхъ штукъ, которыя она и разсказала мнѣ въ то время, когда мы вступили съ ней въ самыя интимныя отношенія; такимъ образомъ этому порочному созданію я была обязана такою ловкостью въ дѣлѣ, какой никто не достигалъ раньше меня; благодаря этой ловкости, я долго и безопасно продолжала свое занятіе.

Послѣ этихъ приключеній въ Ирландіи, моя гувернантка пріобрѣла общую извѣстность и потому, оставивъ Дублинъ, отправилась въ Англію; такъ какъ срокъ ея ссылки еще не истекъ, то она бросила свое прежнее ремесло, опасаясь снова попасть въ плохія руки, что несомнѣнно привело бы ее къ гибели.

Теперь главная для меня опасность заключалась въ томъ, что я стала извѣстностью въ своемъ дѣлѣ; многіе мои товарищи по ремеслу ненавидѣли меня скорѣй изъ зависти, чѣмъ по какому нибудь другому поводу; они негодовали на меня за то, что я избѣгала опасности въ то самое время, когда ихъ отводили въ Ньюгетъ. Они-то и дали мнѣ имя Молль Флендерсъ, не имѣвшее ничего общаго съ моимъ настоящимъ именемъ; впрочемъ, одинъ разъ въ своей жизни, я, какъ уже говорила объ этомъ, называлась Молль Флендэрсъ, и именно въ то время, когда я жила въ Минтѣ. Но этого не могъ знать никто изъ этихъ негодяевъ, и потому я рѣшительно не понимаю, почему и при какихъ обстоятельствахъ они дали мнѣ такое имя.

Скоро до меня дошли слухи, что нѣкоторые изъ заключенныхъ въ Ньюгетѣ поклялись донести на меня, и такъ какъ я знала, что между ними двое или трое были на это весьма способны, то я сильно встревожилась и долго не выходила изъ дому. Но моя гувернантка, раздѣляя со мной мои успѣхи и играя всегда навѣрняка, придумала новый способъ дать мнѣ возможность спокойно выходить на улицу: она одѣла меня мужчиной и заставила такимъ образомъ начать новую профессію.

Я была высокаго роста, хорошо сложена, но имѣла слишкомъ гладкое для мужчины лицо; однако же это не особенно мѣшало, потому что днемъ я выходила очень рѣдко. Но я не скоро привыкла къ своему новому платью; въ немъ я не чувствовала себя такой ловкой и подвижной, я дѣлала все неувѣренно и потому мнѣ было не такъ легко, какъ прежде, избѣгать опасности; въ виду этого я рѣшила оставить этотъ костюмъ, тѣмъ болѣе, что слѣдующій случай вполнѣ оправдалъ мое рѣшеніе.

Моя гувернантка, переодѣвъ меня мужчиной, въ то жо время познакомила съ однимъ молодымъ человѣкомъ, весьма опытнымъ въ своемъ дѣлѣ; въ теченіи первыхъ трехъ недѣль мы работали съ нимъ вмѣстѣ. Главнымъ нашимъ занятіемъ было сторожить прилавки магазиновъ и таскать какой попадется товаръ, оставленный тамъ по небрежности; работая такимъ образомъ, мы, говоря нашимъ языкомъ, сдѣлали много хорошихъ дѣлъ. Мы были всегда вмѣстѣ и потому стали очень дружны, хотя онъ никогда не узналъ, что я женщина, не смотря на то, что наше занятіе заставляло меня иногда ночевать съ нимъ въ одной комнатѣ.

Но его злосчастная судьба скоро положила конецъ нашей совмѣстной жизни. На одной улицѣ была лавка, позади которой находился складъ, выходившій на другую улицу; такимъ образомъ, этотъ домъ образовалъ уголъ. Черезъ окно склада мы замѣтили на прилавкѣ или на выставкѣ, бывшей прямо передъ нами, пять штукъ шелковой матеріи; было почти темно, но прикащики, занятые уборкой, вѣроятно не успѣли или позабыли закрыть окно.

Мой молодой товарищъ такъ обрадовался этому, что не могъ сдержать себя; онъ говорилъ мнѣ: «клянусь, что все это будетъ мое, даже въ томъ случаѣ, если бы потребовалось взломать домъ». Я хотя и отговаривала его, но видѣла, что слова мои были напрасны; и такъ, онъ быстро бросился къ окну, ловко вынулъ одно стекло, взялъ четыре штуки шелковой матеріи и съ ними вернулся ко мнѣ. Но за нимъ немедленно погналась страшная толпа; мы стояли другъ противъ друга, у меня въ рукахъ ничего не было, я тотчасъ шепнула ему:

— Ты погибъ!

Онъ бросился бѣжать съ быстротой молніи, я тоже; но его преслѣдовали настойчивѣе, чѣмъ меня, потому что у него былъ товаръ; онъ выпустилъ изъ рукъ двѣ штуки; это на мгновеніе остановило толпу, однако же она увеличивалась и насъ преслѣдовали обоихъ; скоро его схватили съ двумя другими штуками шелку и тогда толпа раздѣлилась, — часть повела его, а другая погналась за мной. Я бѣжала изо всѣхъ силъ и, наконецъ, достигла дома моей гувернантки. Меня горячо преслѣдовали нѣсколько человѣкъ, которые, имѣя острое зрѣніе, увидѣли, куда я скрылась, и осадили домъ; они не сразу стали стучать въ дверь, что дало мнѣ время сбросить мужской костюмъ и одѣться въ свое платье; между тѣмъ моя гувернантка, бывшая всегда наготовѣ, заперла дверь и закричала, что сюда не вбѣгалъ никакой мужчина. Но толпа утверждала, что всѣ видѣли, какъ въ этотъ домъ вбѣжалъ молодой человѣкъ, а потому она требовала отпереть, угрожая въ противномъ случаѣ выломать дверь.

Моя гувернантка, нисколько не смущаясь, спокойно отвѣчала, что они могутъ свободно войти и обыскать ея домъ, если пожелаютъ привести съ собой констэбля, который выберетъ нѣсколькихъ человѣкъ для осмотра, понимая, что было бы безразсудно впускать въ домъ всю толпу; толпа согласилась, тотчасъ послала за констэблемъ и, когда тотъ явился, хозяйка безпрекословно отворила дверь; констэбль остался охранять входъ, отправя нѣсколькихъ человѣкъ осмотрѣть домъ; моя гувернантка ходила съ ними по комнатамъ и, когда они подошли къ моей двери, она окликнула меня и громко сказала:

— Кузина, прошу васъ, отворите дверь; этимъ господамъ нужно осмотрѣть вашу комнату.

Вся моя обстановка имѣла скромный и благопристойный видъ; поэтому они обошлись со мной такъ вѣжливо, какъ я не ожидала, впрочемъ, не прежде, чѣмъ сдѣлали самый тщательный обыскъ, причемъ они осмотрѣли все на кровати, подъ кроватью, словомъ, вездѣ, гдѣ можно было что нибудь спрятать; окончивъ обыскъ и не найдя ничего, они извинились и спустились внизъ по дѣстеицѣ.

Осмотрѣвъ такимъ образомъ весь домъ отъ чердака до погреба и отъ погреба до чердака и не найдя никого, они успокоили толпу, но взяли съ собой мою гувернантку и повели ее къ судьѣ, гдѣ двое свидѣтелей божились, что они видѣли, какъ преслѣдуемый ими воръ вбѣжалъ въ ея домъ. Тогда моя гувернантка возвысила голосъ и стала шумѣть, говоря, что опозорили ея домъ, а съ ней поступили, какъ съ какой-то негодяйкой; можетъ быть къ ней и входилъ какой нибудь человѣкъ, который, безъ ея вѣдома, тотчасъ же благополучно вышелъ, но она готова присягнуть въ томъ, что ни одинъ знакомый ей мужчина не переступалъ ея порога въ этотъ день; могло легко случиться, что въ то время, когда она была на верху, какой нибудь человѣкъ, найдя дверь открытой, въ страхѣ вбѣжалъ въ домъ, желая найти въ немъ убѣжище отъ преслѣдователей, и если это дѣйствительно такъ случилось, то онъ могъ свободно уйти черезъ другой выходъ, потому что въ домѣ есть еще дверь, которая выходитъ въ переулокъ.

Все это было вполнѣ правдоподобно, и судья только заставилъ ее дать присягу въ томъ, что она не впускала къ себѣ никого съ цѣлью помочь ему скрыться отъ правосудія; она охотно дала эту присягу и затѣмъ ее отпустили на свободу.

Легко представить, въ какомъ страхѣ я жила все это время; съ тѣхъ поръ моя гувернантка ничѣмъ не могла убѣдить меня переодѣться мужчиной: вѣдь это значило бы, говорила я ей, самой выдать себя.

Благодаря этому несчастному случаю, дѣла моего товарища оказались чрезвычайно плохи; его привели къ судьѣ, который отправилъ несчастнаго въ Ньюгетъ; поймавшіе его люди стали преслѣдовать его судомъ; они приняли участіе въ слѣдствіи и обязались явиться въ засѣданіе суда, чтобы поддержать противъ него обвиненіе.

Однако онъ получилъ отсрочку, въ виду его обѣщанія открыть своихъ соучастниковъ и главнымъ образомъ человѣка, съ которымъ совершилъ послѣднюю кражу; онъ сообщилъ мое имя, Габріель Спенсеръ, подъ которымъ я дѣйствовала съ нимъ, и сдѣлалъ все, что могъ, чтобы разыскать Габріеля Спенсера; онъ описалъ мою наружность, указалъ, гдѣ я жила, словомъ сообщилъ всѣ извѣстныя ему подробности; но онъ поневолѣ скрылъ главное, а именно мой полъ, что и было моимъ спасеніемъ въ данномъ случаѣ. По его указаніямъ потревожили двѣ или три семьи, но никто и ничего не зналъ обо мнѣ; говорили только, что у него былъ товарищъ и что его видѣли съ нимъ. Что касается моей гувернантки, то хотя она и была посредницей при нашемъ съ нимъ знакомствѣ, но оно состоялось черезъ вторыя руки, такъ что онъ тоже ничего не зналъ о ней.

Такимъ образомъ дѣло приняло для него плохой оборотъ, такъ какъ онъ не могъ исполнить своего обѣщанія; присяжные рѣшили, что онъ издѣвается надъ правосудіемъ, и лавочникъ съ большей жестокостью началъ противъ него свои преслѣдованія.

Все это время я была въ ужасной тревогѣ и, наконецъ, во избѣжаніе всякой опасности я послала горничную взять мѣсто въ почтовой каретѣ и отправилась въ Донстебль къ моимъ бывшимъ друзьямъ, хозяевамъ гостинницы, въ которой когда-то я такъ хорошо прожила нѣсколько времени съ моимъ Ланкаширскимъ мужемъ. Здѣсь я разсказала имъ выдуманную басню, что я ожидаю своего мужа изъ Ирландіи и послала ему письмо, въ которомъ пишу, что хочу встрѣтить его въ Донстеблѣ, въ ихъ гостинницѣ; онъ навѣрное прибудетъ сюда черезъ нѣсколько дней, если его корабль встрѣтитъ попутный вѣтеръ.

Моя хозяйка очень обрадовалась моему пріѣзду, а хозяинъ поднялъ такую суматоху по этому случаю, что будь я герцогиня, то не могла бы ожидать лучшаго пріема. Такимъ образомъ, если бы я захотѣла, то могла бы прожить здѣсь съ удовольствіемъ мѣсяцъ или два, но меня поглотили совершенно иного рода заботы. Я страшно безпокоилась, чтобы мой товарищъ не выдалъ меня, и это наполнило страхомъ мою душу; мнѣ не у кого было искать помощи, я не имѣла друзей, кромѣ моей гувернантки, и не видѣла другого выхода, какъ отдать себя въ ея руки, что я и сдѣлала, сообщивъ ей свой адресъ и получая отъ нея письма, которыя бросали меня въ ужасъ. Наконецъ, она сообщила мнѣ, что онъ повѣшенъ; это было для меня такимъ пріятнымъ извѣстіемъ, какого я давно не получала.

Я прожила здѣсь пять недѣль съ полнымъ комфортомъ и затѣмъ объявила своей хозяйкѣ, что имѣю письмо отъ мужа изъ Ирландіи, въ которомъ онъ сообщаетъ хорошія вѣсти о своемъ здоровьѣ и дурныя о своихъ дѣлахъ; это не позволяетъ ему уѣхать такъ скоро, какъ онъ разсчитывалъ, и по всей вѣроятности мнѣ придется одной возвращаться въ Лондонъ.

Моя хозяйка поздравила меня съ хорошими извѣстіями о здоровьѣ моего мужа.

— Я замѣчала, мадамъ, что все это время вы не были такъ веселы, какъ прежде; вы были сильно озабочены, — говорила добрая женщина, — но теперь вы опять измѣнились и къ вамъ вернулась ваше веселье.

— Да, да, но мнѣ очень досадно, — сказалъ хозяинъ, — что вашъ супругъ не пріѣдетъ сюда, а я такъ былъ радъ его увидѣть. Но разъ вы навѣрное узнаете, что онъ возвращается, летите сюда на встрѣчу ему, вы всегда будете у насъ желанной гостьей.

Послѣ этихъ привѣтствій мы разстались, и я съ радостью вернулась въ Лондонъ, гдѣ нашла въ такомъ же восторгѣ свою старую гувернантку, въ какомъ находилась сама. Теперь она объявила мнѣ, что не совѣтуетъ вступать ни въ какія сообщества, видя, что я гораздо удачнѣе рискую одна. Дѣйствительно, хотя я рисковала такъ смѣло, какъ никто изъ нихъ, однако съ большимъ благоразуміемъ обдумывала предпріятіе и съ большимъ присутствіемъ духа избѣгала опасности.

Часто даже я сама удивлялась своему особенному удальству; и въ самомъ дѣлѣ, видя, какъ моихъ товарищей хватаютъ и бросаютъ въ руки правосудія и какъ они гибнутъ, я тѣмъ не менѣе не могла серьезно рѣшиться оставить свое постыдное ремесло, особенно принимая во вниманіе, что теперь я далеко не была бѣдной, и что соблазны нищеты, служащіе главной причиной этого порока, уже не имѣли для меня значенія: у меня было около 500 фунтовъ чистыми деньгами, такъ что я могла жить хорошо. Но повторяю, у меня и теперь не было желанія остановиться, точно такъ же, какъ въ то время, когда я не имѣла и 200 фунтовъ и у меня не стояли передъ глазами такіе ужасные примѣры.

Однако судьба одной моей новой подруги произвела на меня на нѣкоторое время сильное впечатлѣніе, хотя и оно также скоро изгладилось, какъ всѣ остальныя. Это была поистинѣ несчастная случайность. Однажды я захватила штуку прекрасной камки (шелковая матерія) въ розничномъ магазинѣ, но изъ него вышла съ пустыми руками, такъ какъ успѣла передать товаръ своей компаньонкѣ; мы пошли, одна въ одну сторону, а другая въ другую. Мы были еще недалеко отъ магазина, какъ его хозяинъ, замѣтивъ кражу, послалъ своихъ прикащиковъ, которые и побѣжали въ разныя стороны; скоро они схватили женщину съ кускомъ матеріи; я же случайно проскользнула въ одинъ домъ, гдѣ въ первомъ этажѣ находилась кружевная лавка; здѣсь я съ удовольствіемъ, или вѣрнѣе съ ужасомъ, увидѣла въ окно, что мою несчастную подругу тащатъ къ судьѣ, который немедленно отправитъ ее въ Ньюгетъ.

Разумѣется, я ничего не тронула въ кружевной лавкѣ, но, чтобы выиграть время, стала перебирать все, что можно, и, купивъ нѣсколько ярдовъ выпушки, вышла съ стесненнымъ сердцемъ, искренно сожалѣя о бѣдной женщинѣ, которая поплатилась за мою кражу.

Послѣ этого случая съ несчастной женщиной, я долго сидѣла дома; я понимала, что если при первой неудачной кражѣ я попаду въ тюрьму, то она со всей готовностью будетъ свидѣтельствовать противъ меня и, стараясь спасти свою жизнь, не пожалѣетъ моей; я знала, что становлюсь извѣстной суду присяжныхъ въ Лондонѣ и хотя никто не знаетъ меня въ лицо, но если попаду въ ихъ руки, то они станутъ на меня смотрѣть, какъ на человѣка, провинившагося не въ первый разъ; поэтому я рѣшила ожидать, чѣмъ кончится судьба этого несчастнаго созданія, находя случай нѣсколько разъ пересылать ей деньги.

Наконецъ настало судебное разбирательство ея дѣла. Она оправдывалась тѣмъ, что не она украла найденныя у нея вещи, а ихъ передала ей нѣкая женщина, извѣстная подъ именемъ Молль Флендэрсъ, которую она не знаетъ и съ которой она вмѣстѣ вышла изъ лавки. Прикащаки положительно утверждали, что она была въ магазинѣ въ тотъ моментъ, когда украденъ товаръ, что они сразу замѣтили его исчезновеніе, нагнали ее и нашли у нея товаръ; на этомъ основаніи присяжные обвинили ее. Но судебная палата, усматривая, что въ сущности не она была, лицомъ совершившимъ кражу, и что ей трудно найти Флендэрсъ, то есть, меня, оказала ей величайшую милость, приговоривъ ее къ ссылкѣ; кромѣ того, палата объявила, что, если современемъ она розыщетъ указанную Молль Флендэрсъ, тогда судъ будетъ ходатайствовать о полномъ прощеніи, иными словами, если она съумѣетъ въ теченіе извѣстнаго времени представить меня въ судъ, тогда меня повѣсятъ, а ей дадутъ полную свободу. Я приняла всѣ мѣры, чтобы сдѣлать это невозможнымъ и, такимъ образомъ, спустя немного времени, приговоръ надъ ней привели въ исполненіе, то есть ее отправили въ ссылку.

Несчастія этой женщины случились за нѣсколько мѣсяцевъ раньше моей послѣдней исторіи, которую я уже разсказала. Они послужили отчасти поводомъ для моей гувернантки предложить мнѣ переодѣваться въ мужское платье, чтобы я могла выходить, не бывъ замѣченной; но я скоро оставила эти переодѣванія, представлявшія для меня большія затрудненія.

XIX Я успокоиваюсь. — Мои похожденія въ качествѣ проститутки

Теперь я была спокойна относительно всякихъ свидѣтельствъ противъ меня, потому что всѣ тѣ, кто былъ замѣшанъ со мной въ различныя дѣла или кто зналъ меня подъ именемъ Молль Флендэрсъ, всѣ были повѣшены или высланы; поэтому я, такъ сказать, свободно открыла себѣ новый кредитъ и имѣла много счастливыхъ другихъ похожденій, впрочемъ, мало похожихъ на прежнія.

Теперь настало веселое время года, начиналась Варѳоломеевская ярмарка. Я не имѣла привычки ходить по ярмаркѣ, такъ какъ она не представляла для меня особенныхъ выгодъ; въ этомъ же году я направилась къ монастырямъ; во время одной изъ такихъ прогулокъ я случайно попала въ лавку, гдѣ разыгрывались въ лотерею различныя вещи. Здѣсь тоже не представлялось мнѣ ничего особеннаго, пока не явился какой то джентльменъ; онъ былъ прекрасно одѣтъ и повидимому очень богатъ. Бесѣдуя то съ тѣмъ, то съ другимъ, онъ обратилъ на меня особенное вниманіе и былъ очень любезенъ со мной. Прежде всего онъ сказалъ мнѣ, что возьметъ на мое счастье билетъ, что и сдѣлалъ. На этотъ билетъ выпала какая то бездѣлица, кажется, пуховая муфта, которую онъ предложилъ мнѣ; онъ продолжалъ поддерживать со мной разговоръ съ болѣе чѣмъ обыкновенною любезностью, но очень вѣжливо, какъ истинный джентльменъ.

Такимъ образомъ мы долго говорили, пока не вышли изъ лавки и не направились вмѣстѣ къ монастырю; онъ наговорилъ мнѣ тысячи различныхъ пустяковъ, не дѣлая однако никакого предложенія. Наконецъ онъ объявилъ, что очарованъ моимъ обществомъ, и спросилъ, позволю-ли я себѣ довѣриться ему и сѣсть съ нимъ въ карету. Сначала я отклонила его предложеніе, но потомъ, не смотря на то, что мнѣ немного наскучили его любезности, я согласилась.

Сперва я не могла сообразить, что представляетъ изъ себя этотъ джентльменъ, но скоро я замѣтила, что онъ немного пьянъ и не прочь выпить еще. Онъ повезъ меня къ Спрингъ-Гарднъ, въ Найтсъ-бриджъ, гдѣ мы гуляли въ саду, причемъ онъ очень деликатно обходился со мной, хотя пилъ много, предлагая и мнѣ выпить, но я отказалась.

До сихъ поръ во всѣхъ его бесѣдахъ не было никакихъ непристойныхъ намековъ. Мы ѣздили въ каретѣ по разнымъ улицамъ; было около десяти часовъ вечера, когда онъ приказалъ остановиться возлѣ одного дома, гдѣ повидимому у него были знакомые, которые не постѣснялись показать намъ тотъ-часъ отдѣльную комнату. Сначала я сдѣлала видъ, что не хочу войти туда, но послѣ многихъ настояній съ его стороны я согласилась, желая знать, чѣмъ кончится все это, и надѣясь въ концѣ концовъ кое что продѣлать съ нимъ.

Здѣсь онъ началъ держать себя со мною немного свободнѣе, чѣмъ обѣщалъ, и мало по малу я уступала ему, словомъ мнѣ нѣтъ надобности больше распространяться на эту тему. Все время онъ продолжалъ пить; было около часа утра, когда мы снова сѣли въ карету и поѣхали. Свѣжій воздухъ и толчки экипажа подѣйствовали на него и мало по малу онъ крѣпко заснулъ.

Я воспользовалась этимъ случаемъ, обыскала его и обобрала начисто. Я взяла у него золотые часы, кошелекъ съ червонцами, изящный тонкій парикъ, перчатки, шпагу и красивую табакерку. Затѣмъ я тихо открыла дверцу кареты, соскочивъ на приступку; въ это время карета остановилась въ тѣсной улицѣ, недалеко отъ Темпль-Баръ, чтобы дать проѣхать другой каретѣ. Я вышла, крѣпко заперла дверцу и оставила карету вмѣстѣ съ спящимъ въ ней джентльменомъ.

Ничего нѣтъ болѣе нелѣпаго, болѣе мерзкаго и смѣшного, какъ пьяный мужчина съ порочными вкусами и наклонностями. Это люди, о которыхъ Соломонъ сказалъ: «Они существуютъ какъ быкъ на бойнѣ, пока стрѣла не пронзитъ его печень», хотя, надо сказать правду, мой бѣдный кавалеръ сразу внушалъ къ себѣ уваженіе; это былъ человѣкъ хорошаго происхожденія, джентльменъ, нѣжный, добрый, съ хорошими манерами, благопристойный, здоровый, крѣпкаго сложенія и съ очаровательнымъ лицомъ; въ немъ все было пріятно; но, къ несчастью, передъ тѣмъ, какъ встрѣтиться со мной, онъ пилъ и не спалъ всю предъидущую ночь, какъ разсказывалъ мнѣ потомъ; такимъ образомъ, разгорячивъ виномъ свою голову, онъ усыпилъ въ ней свой разсудокъ.

Что касается меня, то я заботилась только объ его деньгахъ и о томъ, что дѣлать съ нимъ дальше; если бы у меня нашлась возможность, я бы отправила его домой, въ семью; быть можетъ онъ былъ одинъ изъ десяти, который имѣлъ честную и добродѣтельную жену и невинныхъ дѣтей; быть можетъ они тревожились за его безопасность; какъ бы они обрадовались его возвращенію домой, какъ бы они ухаживали за нимъ до тѣхъ поръ, пока привели бы его въ чувство; и потомъ съ какимъ стыдомъ и сожалѣніемъ онъ оглянулся бы назадъ!

Я вернулась съ послѣдней добычей домой къ гувернанткѣ и разсказала ей всю исторію, которая такъ опечалила ее, что старуха была едва въ силахъ удержать свои слезы. Она говорила, что ей жаль каждаго джентльмена, который рискуетъ попасть въ бѣду, лишь только выпьетъ лишній стаканъ вина.

Но когда я передала ей, какимъ образомъ я начисто обобрала своего джентльмена, она осталась очень довольна и затѣмъ сказала: «Нѣтъ, дитя мое, насколько я знаю, привычки и обычай дѣйствуютъ на человѣка сильнѣе, чѣмъ всѣ проповѣди, какія приходится ему слышать во всю свою жизнь». Если окончаніе моей послѣдней исторіи вѣрно, тогда и ея замѣчаніе тоже справедливо.

На слѣдующій день я замѣтила, что она сильно интересуется этимъ джентльменомъ; мое описаніе его платья и наружности вполнѣ согласовалось съ ея представленіемъ о томъ господинѣ, котораго она знала. На нѣкоторое время она задумалась и, выслушавъ подробности, сказала: «Бьюсь объ закладъ на 100 фунтовъ, что я знаю этого джентльмена».

— Мнѣ очень жаль, если это такъ, сказала я, — я бы не стала ни за что на свѣтѣ смѣяться надъ нимъ; онъ и такъ много перенесъ оскорбленій, и я не хочу больше давать для этого поводъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчала она, я не буду оскорблять его, но вы такъ затронули мое любопытство, что я ручаюсь вамъ найти его.

При этихъ словахъ я слегка задрожала и сказала ей съ видимо озабоченнымъ лицомъ, что точно такимъ же образомъ онъ можетъ найти и меня, и тогда я погибла. Она быстро повернулась ко мнѣ, говоря:

— Неужели вы думаете, дитя мое, что я выдамъ васъ? Нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ я не сдѣлаю этого. Я хранила болѣе серьезныя ваши тайны, а ужъ теперь вы можете вполнѣ на меня положиться. — На этомъ мы и кончили разговоръ.

Между тѣмъ она составила себѣ другой планъ и, не говоря мнѣ ни слова, рѣшила найти этого джентльмена сама. Она пошла къ одной своей пріятельницѣ, которая, по ея догадкамъ, знала его семью, и сказала ей, что имѣетъ очень важное дѣло къ джентльмену (который, сказать мимоходомъ, былъ если и не барономъ, то во всякомъ случаѣ человѣкъ изъ очень хорошей фамиліи), но не знаетъ, какъ явиться къ нему самой безъ всякой рекомендаціи. Ея пріятельница обѣщала помочь ей въ этомъ и потому отправилась на домъ узнать, въ городѣ онъ, или нѣтъ.

На слѣдующій день она пришла къ моей гувернанткѣ и сказала, что сэръ — дома, но съ нимъ случилось большое несчастье, почему она и не могла переговорить съ нимъ.

— Какое несчастье? — поспѣшно спросила моя гувернантка, сама притворно удивляясь этому извѣстію.

— Какое? — отвѣчала ея пріятельница, онъ былъ въ гостятъ въ Гэмпстедѣ у своего знакомаго и, когда возвращался домой, то его остановили и ограбили; полагаютъ, что онъ былъ выпивши, и воры, пользуясь этимъ, причинили ему много вреда.

— Ограбили! — сказала моя гувернантка, а что они у него взяли?

— Золотые часы, золотую табакерку, изящный парикъ и всѣ бывшія при немъ деньги, которыхъ оказалась значительная сумма, такъ какъ сэръ никогда не выѣзжаетъ безъ кошелька, набитаго гинеями.

— Полноте, смѣясь, сказала моя старая гувернантка. Ручаюсь вамъ, что онъ напился пьянъ и взялъ съ собой развратницу, которая обобрала всѣ его карманы, а онъ, пріѣхавъ домой, сказалъ своей женѣ, что его ограбили разбойники; это старыя штуки; каждый день бываютъ тысячи подобныхъ продѣлокъ съ бѣдными женами.

— Фи, — сказала ея пріятельница, сейчасъ видно, что вы не знаете сэра, — онъ очень образованный джентльменъ. Во всемъ Сити нѣтъ скромнѣе и благонравнѣе господина, какъ онъ; онъ питаетъ отвращеніе къ подобнымъ вещамъ; и каждому, кто его знаетъ, не можетъ придти въ голову то, что вы говорите.

— Хорошо, хорошо, сказала моя гувернантка, это не мое дѣло, но если что и случилось съ нимъ, то я ручаюсь вамъ, что это что-нибудь въ этомъ родѣ; ваши такъ называемые скромные люди не лучше всякаго другого, и отличаются только тѣмъ, что принимаютъ на себя личину скромности, или если хотите, являются лучшими лицемѣрами, чѣмъ люди нашего слоя. Но это меня нисколько не касается; мнѣ необходимо поговорить съ нимъ совершенно по другому дѣлу.

— Но теперь, сказала ея пріятельница, отложите всѣ ваши дѣла; вы не можете его увидѣть, такъ какъ онъ дѣйствительно боленъ и весь разбитъ.

— Бѣдный джентльменъ, сказала моя гувернантка, значитъ придется обождать, пока онъ поправится, но я надѣюсь, что это будетъ скоро.

Затѣмъ она пришла ко мнѣ и разсказала эту исторію.

Спустя десять дней, она снова отправилась къ своей пріятельницѣ, прося, чтобы та повела ее къ этому джентльмену, хотя въ то же время она нашла другіе пути увидѣться съ нимъ и переговорить тотчасъ, какъ онъ выздоровѣетъ.

Хитрая женщина явилась къ нему и сказала, что хотя она незнакома съ нимъ, но рѣшилась придти съ тѣмъ, чтобы оказать ему услугу; онъ самъ скоро убѣдится, что она не имѣетъ никакой другой цѣли, и такъ какъ является съ одними дружественными намѣреніями, то и проситъ его обѣщать, если онъ не приметъ ея любезнаго предложенія, не отнестись къ ней дурно за то, что она вмѣшивается не въ свое дѣло.

Сначала онъ принялъ недовѣрчивый видъ и сказалъ, что не знаетъ за собой ничего такого, что бы требовало тайны.

Встрѣтивъ такое равнодушіе съ его стороны, она боялась входить въ дальнѣйшія подробности; однако же послѣ долгихъ разглагольствованій, наконецъ, сказала ему, что, благодаря странному и непостижимому случаю, ей пришлось въ точности познакомиться съ его послѣднимъ несчастнымъ приключеніемъ и узнать такимъ образомъ то, чего никто въ мірѣ, кромѣ ея и его, не знаетъ, неисключая даже той особы, которая была съ нимъ.

Сначала онъ сердито осмотрѣлъ ее и сказалъ:

— Какое же это приключеніе?

— Какъ какое? — отвѣчала она, — я говорю о томъ, какъ васъ ограбили, когда вы возвращались изъ Найтсбриджъ, изъ Гэмпстеда, должна бы я сказать. Не удивляйтесь сэръ, если я могу объяснить вамъ каждый вашъ шагъ въ тотъ день, когда вы отправились изъ монастыря въ Смизсфильдѣ въ Спрингъ Харденъ къ Найтсбриджъ, а оттуда въ…. на Страндъ, гдѣ васъ оставили соннаго въ каретѣ. Повторяю, сэръ, не удивляйтесь, я пришла къ вамъ не затѣмъ, чтобы извлечь себѣ изъ этого дѣла выгоду, я ничего не требую отъ васъ и увѣряю, что бывшая съ вами женщина не знаетъ, кто вы, и не узнаетъ этого никогда.

Эти слова поразили его, но онъ принялъ важный тонъ и сказалъ:

— Мадамъ, я васъ не знаю, но, къ несчастью, вы посвящены въ тайну такого моего поступка, хуже котораго я ничего не совершилъ въ моей жизни и который покрываетъ стыдомъ мою голову; моимъ единственнымъ утѣшеніемъ въ этомъ случаѣ было то, что я думалъ, что этотъ поступокъ извѣстенъ только Богу и моей совѣсти.

— Прошу васъ, сэръ, не причисляйте въ вашему несчастью, того, что я обнаружила вамъ вашу тайну, — сказала она. Я вѣрю, что обстоятельства застали васъ врасплохъ и быть можетъ я употребила нѣкоторую хитрость, чтобы напомнить вамъ о нихъ. Однако же у васъ никогда не будетъ основательнаго повода пожалѣть, что я знаю все, такъ какъ даже ваши собственныя уста не могутъ быть болѣе нѣмы, чѣмъ были и будуть мои.

— Хорошо, сказалъ онъ, но позвольте мнѣ отдать справедливость бывшей со мной тогда женщинѣ, кто бы она ни была; увѣряю васъ, что она не только не подстрекала меня на что либо дурное, но скорѣе отвлекала отъ него. Что касается того, что она обобрала меня, то въ ея положеніи я не могъ ожидать ничего другого, хотя и до сихъ поръ не знаю, кто собственно обокралъ меня: она или кучеръ, и если она: то я прощаю ей. Вообще меня болѣе огорчаетъ совершенно другое обстоятельство…

Теперь моя гувернантка, видя, что онъ откровенно признался во всемъ, дала полную волю своему языку. На его вопросъ прежде всего обо мнѣ, она отвѣчала:

— Я очень рада, сэръ, что вы такъ справедливо отнеслись къ женщинѣ, которая была съ вами. Увѣряю васъ, что она благородная дама и что у ней не бывало никакихъ приключеній.

Онъ очень обрадовался ея сообщенію и сказалъ:

— Хорошо, мадамъ, теперь я буду говорить съ вами откровенно. Итакъ, если то, что вы передали мнѣ, справедливо, тогда я не могу придавать большого значенія моей потерѣ, потому что искушеніе было слишкомъ велико, а бѣдная женщина быть можетъ слишкомъ нуждалась.

— Если бы она не была бѣдная, сказала гувернантка, то я увѣрена, что вамъ никогда бы не пришлось обладать ею; ея нищета сперва дала вамъ возможность сдѣлать съ ней то, что вы сдѣлали, а потомъ та-же нищета побѣдила ея волю и заставила самой вознаградить себя, когда она увидѣла, что вы находитесь въ такомъ состояніи, что если она и не сдѣлаетъ этого, то первый кучеръ или носильщикъ могутъ сдѣлать то же, если не хуже.

На это онъ отвѣтилъ, что онъ сильно желаетъ видѣть меня и готовъ чѣмъ угодно увѣрить, что не воспользуется своимъ положеніемъ и прежде всего дастъ полное отреченіе отъ какихъ бы то ни было притязаній на меня. Затѣмъ, когда она стала утверждать, что въ такомъ случаѣ нельзя будетъ поручиться за сохраненіе тайны въ дальнѣйшемъ, что, разумѣется, возбудитъ оскорбительные для него толки, тогда онъ отказался отъ своего намѣренія. Послѣ этого они перевели разговоръ на взятыя у него вещи; повидимому, ему очень хотѣлось возвратить золотые часы и потому онъ спросилъ, не можетъ ли она доставить ихъ, охотно обѣщая заплатить гораздо больше, чѣмъ они стоятъ. Она обѣщала и просила, чтобы онъ самъ назначилъ ихъ цѣну.

Въ виду этого, на слѣдующій день она принесла ему часы и онъ заплатилъ за нихъ тридцать гиней, что превышало ту сумму, которую я могла бы выручить, хотя кажется они стоили много дороже. Потомъ онъ заговорилъ о парикѣ, который оцѣнилъ въ шестьдесятъ гиней, и о своей табакеркѣ; черезъ нѣсколько дней она отнесла ему то и другое, чему онъ очень обрадовался, заплативъ за нихъ на тридцать гиней больше. На слѣдующій день я послала ему его шпагу и палку, не требуя съ него ничего; я не хотѣла видѣться съ нимъ и предоставила ему довольствоваться только тѣмъ, что я знаю, кто онъ.

Я много думала по поводу его желанія снова увидѣться со мной и часто жалѣла, что отказалась отъ этого свиданія. Я была убѣждена, что еслибъ увидѣла и дала ему понять, что знаю, кто онъ, то быть можетъ я поступила бы къ нему на содержаніе; и хотя такая жизнь была не менѣе порочна, чѣмъ жизнь вора, по крайней мѣрѣ она не была такъ опасна, какъ моя. Однако, скоро я оставила эти мысли и отклонила это свиданье; но моя гувернантка, пользуясь его расположеніемъ, часто бывала у него; при каждомъ ея посѣщеніи онъ дарилъ ей что нибудь. Однажды она застала его особенно веселымъ и, какъ ей казалось, онъ былъ немного пьянъ; поговоривъ съ ней, онъ сталъ настаивать, чтобы она показала ему ту женщину, которая, по его словамъ, околдовала его въ извѣстную ночь; моя гувернантка, какъ извѣстно, была сначала противъ этого, но теперь сказала ему, что, въ виду его сильнаго желанія, она, быть можетъ, устроитъ наше свиданье, если только я соглашусь на это; при чемъ она прибавляла, что въ такомъ случаѣ онъ долженъ придти къ ней вечеромъ, и тогда она постарается уладить дѣло, съ условіемъ, что онъ дастъ мнѣ слово забыть все прошлое.

Согласно съ этимъ, она пришла ко мнѣ и передала весь этотъ разговоръ; разумѣется, она скоро уговорила меня согласиться на то, на что съ сожалѣніемъ я не соглашалась раньше; такимъ образомъ я приготовилась къ свиданью. Я одѣлась возможно лучше и къ лицу, и увѣряю васъ, что въ первый разъ въ жизни я воспользовалась притираньемъ: я говорю: въ первый разъ, потому что я никогда прежде не прибѣгала къ такому унизительному средству; я была слишкомъ тщеславна, чтобы думать, что нуждаюсь въ этомъ.

Въ назначенный часъ онъ пришелъ и, хотя пьяный, но совершенно спокойный, какимъ былъ всегда въ этомъ состояніи, по наблюденіямъ моей гувернантки. Казалось, онъ очень обрадовался, увидя меня, и тотчасъ вступилъ со мной въ длинный разговоръ по поводу всей нашей исторіи. Я часто просила у него прощенія, доказывая, что не имѣла никакихъ дурныхъ намѣреній при встрѣчѣ съ нимъ и не зашла бы такъ далеко, еслибы не считала его за настоящаго джентльмена и если бы онъ не давалъ мнѣ столько обѣщаній быть со мной учтивымъ.

Я также торжественно заявила, что до сихъ поръ не позволила прикоснуться къ себѣ ни одному мужчинѣ, кромѣ моего мужа, умершаго около восьми лѣтъ тому назадъ. Онъ отвѣчалъ, что вѣритъ этому, такъ какъ мадамъ раньше намекала на то же самое, благодаря чему у него и явилось желаніе снова увидѣть меня, и ему кажется, что, разъ нарушивъ со мной свою добродѣтель безъ всякихъ дурныхъ послѣдствій, онъ можетъ рискнуть на это снова; короче сказать, онъ дошелъ до того, чего я ожидала и о чемъ неудобно разсказывать.

Когда онъ уходилъ, я высказала надежду, что теперь его не обокрали. Онъ отвѣтилъ, что онъ совершенно спокоенъ на этотъ счетъ, причемъ, вынувъ изъ кармана пять гиней, отдалъ ихъ мнѣ; это были первыя деньги, заработанныя мною такимъ путемъ, не смотря на мои большіе годы.

Я много разъ принимала его такимъ образомъ, и повидимому, объ много думалъ о томъ, что первый увлекъ меня на путь разврата, и по его словамъ, онъ не намѣренъ былъ этого сдѣлать. Это обстоятельство отчасти трогало его и онъ говорилъ, что считаетъ себя причиной какъ моего, такъ и своего грѣха. Часто онъ разбиралъ подробно всѣ обстоятельства своего проступка и говорилъ, что вино порождаетъ дурныя наклонности, а дьяволъ всегда наталкиваетъ человѣка на грѣхъ, доставляя ему предметъ искушенія.

Когда на него находили такія мысли, онъ уходилъ отъ меня и не возвращался въ теченіи мѣсяца и больше, но мало по малу чистая сторона его души заглушалась порочными инстинктами и онъ приходилъ снова. Такимъ образомъ мы прожили съ нимъ нѣкоторое время, и хотя онъ не держалъ меня на содержаніи, тѣмъ не менѣе давалъ столько денегъ, что я могла хорошо жить безъ работы.

Но скоро всему этому насталъ конецъ. Прошло около года и вотъ я замѣтила, что онъ началъ ходить ко мнѣ рѣже, чѣмъ обыкновенно, а затѣмъ совсѣмъ оставилъ меня безъ всякаго повода, не сказавъ послѣдняго прости. Такимъ образомъ закончилась эта сцена изъ моей жизненной драмы, не имѣвшая для меня никакого особеннаго значенія, кромѣ того, что прибавился новый поводъ для раскаянія.

Во все это время я почти всегда сидѣла дома; не нуждаясь ни въ чемъ, я не хотѣла подвергать себя риску и потому даже послѣ того, какъ онъ меня оставилъ, я около трехъ мѣсяцевъ не выходила на промыселъ; однако, видя, что мои фонды истощаются и не желая тратить свой основной капиталъ, я стала подумывать о своихъ старыхъ похожденіяхъ и выглядывать на улицу, при чемъ мой первый дебютъ оказался довольно удачнымъ.

XX Я возвращаюсь къ ремеслу воровки. — Меня ошибочно привлекаютъ къ отвѣтственности. — Дѣло съ купцомъ

Я появлялась въ различныхъ видахъ на улицѣ. Одѣтая очень просто: на мнѣ было обыкновенное платье съ синимъ фартукомъ и соломенная шляпа, я помѣстилась у дверей гостинницы на Сентъ-Джонсъ-стритъ. Возлѣ этой гостинницы обыкновенно останавливались извощики въ каретахъ и кибиткахъ, отвозившіе пассажировъ въ Бернетъ, Тотриджъ и другіе ближайшіе города; они собирались здѣсь всегда къ вечеру, ко времени отъѣзда; поэтому сюда являлось много пассажировъ съ тюками и связками, спрашивая того или другого извощика, который могъ доставить ихъ куда было нужно; обыкновенно у дверей гостинницы можно было встрѣтить женъ носильщиковъ или служанокъ, готовыхъ по первому требованію отнести багажъ въ карету.

По странной случайности, въ то время, когда я стала у двери гостинницы, тамъ уже стояла другая женщина, жена одного носильщика, при каретѣ, ходившей до Бернета; эта женщина спросила меня, не ожидаю ли я какого нибудь пассажира въ Бернетъ; я отвѣтила ей, что жду свою хозяйку, которая отправляется въ Бернетъ.

Мы провели въ молчаніи нѣсколько минутъ, какъ вдругъ кто то позвалъ мою сосѣдку; уходя, она просила меня, если будутъ спрашивать карету въ Бернетъ, тотчасъ пойти за ней въ пивной домъ; я охотно согласилась, и она ушла.

Едва она исчезла, какъ изъ гостинницы вышла дѣвушка съ ребенкомъ, которая, пыхтя и обливаясь потомъ, спросила карету въ Бернетъ. Я быстро сказала ей:

— Здѣсь, сударыня.

— Вы состоите при Бернетской каретѣ?

— Да, милый другъ, что вамъ нужно?

— Мнѣ нужно два мѣста, — сказала она.

— Для кого же, моя милая? — спросила я.

— Для этой дѣвочки, — прошу васъ посадите ее въ карету, а я пойду за моей мистриссъ.

— Поторопитесь мой другъ, — сказала я, — иначе всѣ мѣста будутъ заняты.

У дѣвушки былъ въ рукахъ большой узелъ, я посадила въ карету ребенка, говоря:

— Вы бы хорошо сдѣлали, если бы оставили этотъ узелъ въ каретѣ.

— Нѣтъ, — сказала она, я боюсь, что его кто нибудь возметь у ребенка.

— Тогда, дайте его мнѣ.

— Возьмите, — сказала она, — но дайте слово, что вы будете внимательно смотрѣть за нимъ.

— Я отвѣчаю двадцатью фунтами, если нужно, — сказала я.

— Хорошо, возьмите увелъ. Съ этими словами она ушла. Едва только она скрылась изъ виду, какъ я пошла къ главному дому, гдѣ была жена носильщика; такимъ образомъ, если бы я ее встрѣтила тамъ, то сказала бы ей, что пришла отдать узелъ и позвать ее, какъ будто мнѣ нужно было куда идти и я не могла ожидать служанки; но такъ какъ я не нашла въ пивной жены носильщика, то отправилась дальше и повернула на Чартеръ-хаусъ-ленъ, пересѣкла Чартеръ-хаусъ-ярдъ, чтобы выйти на Лонгъ-ленъ, потомъ пришла въ ограду Сентъ-Бартлехи, откуда въ Литль-Бритенъ и чрезъ Блюкотъ-хоспиталь пошла до Ньюгетъ-стритъ и вернулась домой.

Честь изобрѣтенія подобныхъ похожденій принадлежала не мнѣ, но одной женщинѣ, практиковавшей ихъ съ успѣхомъ, и я нѣсколько разъ пользовались ими, хотя никогда не повторяла ихъ два раза подъ-рядъ въ одномъ и томъ же мѣстѣ; и дѣйствительно, въ слѣдующій разъ я сдѣлала такой же опытъ около Уайтъ-чапель, на углу Петикотъ-Ленъ, гдѣ стоятъ кареты, идущія въ Стратерартъ, Бау и ихъ окрестности; въ другой разъ я повторила его около Флайингъ-хорсъ на Бишопсъ-Гете, откуда въ то время отправлялись кареты въ Честонъ, при этомъ мнѣ всегда удавалось уносить съ собой какую-нибудь добычу.

Однажды я стала на морскомъ берегу между товарными амбарами, куда приходили прибрежныя суда съ сѣвера, изъ Ньюкестля на Тайнѣ, Сендерленда и другихъ мѣстъ. Кладовыя были заперты, но къ нимъ подошелъ молодой человѣкъ съ письмомъ, ему нужно было получить здѣсь ящикъ и корзину, прибывшіе изъ Ньюкестля на Тайнѣ. Я спросила, есть ли у него увѣдомленіе на нихъ. Онъ показалъ мнѣ письмо, по которому можно было потребовать посылку, въ письмѣ значился реестръ товара, изъ котораго я узнала, что въ ящикѣ находилось полотно, а въ корзинѣ стеклянная посуда. Я прочитала, письмо, внимательно замѣтивъ имена отправителя и получателя, увѣдомленіе и реестръ; потомъ я попросила молодого человѣка придти завтра утромъ, такъ какъ смотритель кладовыхъ не обязанъ быть здѣсь ночью.

Какъ только одъ ушелъ, я быстро написала письмо, отъ М. Джона Ричардсона изъ Ньюкестля къ своему любезному двоюродному брату Джемми Коолъ, въ Лондонъ, которымъ онъ увѣдомлялъ, что имъ отправлено на такомъ то кораблѣ (я хорошо запомнила всѣ подробности) столько то штукъ толстаго холста, столько то штукъ голландскаго и такъ далѣе,описавъ все, что заключалось въ ящикѣ и въ корзинѣ съ хрустальной посудой отъ торговаго дома Хензиль; марка на ящикѣ 1. С. № 1, а на корзинкѣ адресъ помѣщенъ на этикетѣ, привязанномъ къ ней.

Спустя около часа, я отправилась въ кладовую и безъ малѣйшаго затрудненія получила весь товаръ: одно полотно стоило около 22 фунтовъ.

Я бы могла наполнить цѣлую книгу описаніями подобныхъ похожденій, которыя внушались мнѣ моей ежедневной изобрѣтательностью и которыя я совершала съ большою ловкостью и всегда съ успѣхомъ.

Но наконецъ на мнѣ оправдалась пословица: повадился кувшинъ по воду ходить, тамъ ему и голову сложить; дѣйствительно, я подвергалась многимъ опасностямъ, которыя хоть и не имѣли для меня рокового исхода, однакоже онѣ сдѣлали меня извѣстной и имѣли не послѣднее значеніе въ смыслѣ моей преступности вообще.

Теперь я стала одѣваться вдовой, впрочемъ безъ всякихъ особенныхъ цѣлей, а просто въ ожиданіи какой нибудь случайности; въ такомъ платьѣ я часто появлялась на улицахъ.

Однажды случилось, что въ то время, когда я проходила по Ковентъ-Гарденской улицѣ, раздался сильный крикъ, «воры! воры!» Вѣроятно, какіе нибудь артисты сыграли штуку съ лавочникомъ, потому что ихъ преслѣдовали по обѣимъ сторонамъ улицы и, какъ говорили, между ними была одна женщина въ траурѣ; вотъ почему возлѣ меня скоро собралась толпа и одни утверждали, что эта женщина я, а другіе говорили нѣтъ. Вдругъ ко мнѣ подбѣжалъ прикащикъ лавочника и громко клялся, что воровка была я. Такимъ образомъ меня схватили; но, когда толпа привела меня къ лавкѣ, хозяинъ прямо заявилъ, что я не та женщина, которую онъ видѣлъ, и хотѣлъ тотчасъ меня отпустить; но другой малый съ важностью замѣтилъ: «Подождите, пока придетъ М… (другой прикащикъ), онъ узнаетъ ее». Такимъ образомъ меня задержали больше, чѣмъ на полчаса. Они позвали констэбля и поставили его при мнѣ, какъ тюремнаго сторожа; въ разговорѣ съ констэблемъ, я спросила его, гдѣ онъ живетъ и чѣмъ занимается; онъ, не предвидя, что случится потомъ, сказалъ мнѣ свое имя и мѣстожительство, причемъ шутя замѣтилъ, что я еще услышу его имя, когда онъ отведетъ меня въ тюрьму. Вся прислуга дерзко относилась ко мнѣ и стоило большого труда удержатъ ихъ и не позволять бить меня; правда, хозяинъ былъ со мною вѣжливъ, тѣмъ не менѣе не хотѣлъ отпустить меня, хотя и соглашался, что я не была въ его лавкѣ.

Я нѣсколько возвысила голосъ и съ чувствомъ оскорбленнаго достоинства сказала ему, что надѣюсь, онъ не удивится, если я потребую съ него удовлетворенія за такую обиду и прошу его послать за моими друзьями, съ цѣлью возстановить истину. Нѣтъ, сказалъ онъ, я не имѣю права допустить это, и вы можете предъявить такія требованія, когда будете у судьи. Видя, что я угрожаю ему, онъ началъ тоже стараться о томъ, чтобы посадить меня въ Ньюгетъ. Сказавъ ему, что теперь я въ его рукахъ, но скоро онъ будетъ въ моихъ, я овладѣла собой и сдержала гнѣвный порывъ; однако-же я попросила констэбля позвать мнѣ привратника, что онъ и сдѣлалъ; потомъ я попросила дать мнѣ перо, чернилъ и бумагу, но они отказали мнѣ въ этомъ. Я спросила у привратника его имя и мѣстожительство. Онъ охотно отвѣтилъ; за тѣмъ я попросила его быть свидѣтелемъ ихъ обхожденія со мною и объяснила, что меня задержали здѣсь насильно и что онъ понадобится мнѣ въ другомъ мѣстѣ и не пожалѣетъ, если разскажетъ тамъ все, что видѣлъ здѣсь. Привратникъ отвѣтилъ, что онъ отъ всего сердца готовъ служитъ мнѣ.

— Но, мадамъ, — прибавилъ онъ, — позвольте услышать, что они отказываются отпустить васъ, чтобы я могъ потомъ вполнѣ все объяснить.

Тогда я обратилась къ хозяину лавки и громко сказала ему:

— Сэръ, вы сознаете, что я не та особа, которую вы ищете, и что я только въ первый разъ вошла въ вашу лавку; поэтому я требую, чтобы вы не задерживали меня здѣсь больше или объяснили причину моего ареста.

Этотъ господинъ, принявъ теперь болѣе надменный тонъ, чѣмъ прежде, объявилъ, что онъ не сдѣлаетъ ни того, ни другого, пока не найдетъ этого нужнымъ.

— Прекрасно, — сказала я, — обратясь къ констэблю и привратнику, — вы будете обязаны, господа, повторить эти слова въ другомъ мѣстѣ.

— Да, мадамъ, — отвѣчалъ привратникъ. Констэбль тоже былъ недоволенъ поведеніемъ хозяина лавки и старался убѣдить его отпустить меня, такъ какъ было ясно, что меня взяли по ошибкѣ.

— Милостивый государь, — сказалъ насмѣшливо хозяинъ, — кто вы, мировой судья, или констэбль? Я отдалъ ее вамъ подъ стражу и потому прошу васъ: исполняйте свою обязанность

Немного взволнованный констэбль съ достоинствомъ отвѣчалъ:

— Я знаю, сэръ, кто я и каковы мои обязанности; но я сомнѣваюсь, сознаете ли вы теперь то, что дѣлаете.

Они перекинулись еще немногими рѣзкими словаки, а между тѣмъ безстыдные и въ высшей степени наглые прикащики стали варварски обходиться со мной, одинъ изъ нихъ и именно тотъ, который первый арестовалъ меня, объявилъ, что онъ хочетъ обыскать меня и началъ шарить по мнѣ руками. Я плюнула ему въ лицо и громко крикнула констэбля, прося его внимательно замѣтить, какъ обходятся со мной здѣсь. «Я прошу васъ, мистеръ констэбль, спросить имя этого негодяя», прибавила я, указывая на нахала. Констэбль сдѣлалъ ему приличный выговоръ, говоря, что онъ не понимаетъ, что дѣлаетъ, такъ какъ видитъ, что его хозяинъ не признаетъ во мнѣ воровку. «И я боюсь — добавилъ констэбль, что ему придется отвѣчать, если эта леди докажетъ, кто она и гдѣ живетъ, и такимъ образомъ выяснится, что она не та женщина, которую вы ищете».

— Чортъ возьми, — вскричалъ безстыжій нахалъ, будьте увѣрены, что это именно та самая леди; я готовъ присягнуть, что она была у насъ въ лавкѣ, и я самъ ей показывалъ штуку сатина, которую украли; вы убѣдитесь въ этомъ еще лучше, когда придутъ мистеръ Вильямъ и мистеръ Антоній (другіе прикащики); они тотчасъ признаютъ ее такъ же, какъ и я.

Въ ту самую минуту, когда говорилъ этотъ безстыжій негодяй, явились Вильямъ и Антоній и съ ними толпа народа, вмѣстѣ съ вдовой, за которую меня принимали. Всѣ они были въ поту и тяжело дышали; съ яростнымъ торжествомъ они тащили несчастную къ хозяину, стоявшему въ глубинѣ лавки, и громко кричали:

— Вотъ эта вдова, сударь. Наконецъ таки мы поймали ее.

— Что вы говорите? — спросилъ хозяинъ, — у насъ уже есть вдова, и М… утверждаетъ, что готовъ присягнуть въ томъ, что это она, — Тотъ, кого звали Антоніемъ, возразилъ:

— М… можетъ говорить все, что ему угодно, и присягать въ чемъ угодно; но вотъ вамъ женщина и вотъ что осталось отъ того сатина, который она украла и который я вытащилъ изъ подъ ея юбокъ своими собственными руками.

Теперь я начала понемногу приходить въ себя; я только улыбалась и не произносила ни слова; хозяинъ поблѣднѣлъ, констэбль обернулся ко мнѣ и смотрѣлъ на меня.

— Пусть дѣлаютъ, что хотятъ, мистеръ констэбль, сказала я, не мѣшайте имъ.

Дѣло было ясно, и никто не могъ сомнѣваться. Оставалось одно: передать въ руки констэбля дѣйствительную воровку; торговецъ очень вѣжливо сказалъ мнѣ, что его сильно огорчаетъ эта ошибка, но онъ надѣется, что я не объясню ее въ дурную сторону; каждый день съ ними продѣлываютъ подобныя вещи, и потому ихъ нельзя осуждать за слишкомъ суровое обхожденіе, въ виду желанія выяснить истину.

— Не объяснять этого въ дурную сторону! — вскричала я; но какъ же я объясню въ хорошую? Если бы вы меня отпустили въ то время, когда вашъ наглый бездѣльникъ, арестовавъ меня на улицѣ, притащилъ къ вамъ и вы увидѣли, что я не та женщина, которую вы ищете, тогда, быть можетъ, я и не объясняла бы вашего поступка въ дцрную сторону, имѣя въ виду тѣ многочисленныя продѣлки, которыя практикуютъ съ вами; но я не могу перенести вашего обхожденія со мной и особенно обхожденія вашего слуги! За все это я должна получить удовлетвореніе, и я его получу.

Тогда онъ вступилъ со мною въ переговоры и объяснилъ, что готовъ дать мнѣ всякое благоразумное удовлетвореніе, стараясь узнать отъ меня, чего я потребую. Я сказала, что я не желаю быть собственнымъ судьей и что законъ опредѣлитъ это; меня должны отвести въ судъ, тамъ онъ и услышитъ, что я скажу. Онъ отвѣтилъ, что ему нѣтъ времени сейчасъ идти въ судъ, а что я могу идти куда хочу; затѣмъ, обратясь къ констэблю онъ сказалъ, что тотъ можетъ отпустить меня, такъ какъ я оправдана. На это констэбль спокойно отвѣтилъ:

— Сэръ, сейчасъ вы меня спрашивали, кто я, констэбль, или мировой судья; вы требовали, чтобы я исполнялъ свои обязанности, и приказали мнѣ арестовать эту благородную даму; но теперь я вижу, что вы совсѣмъ не понимаете моихъ обязанностей, потому что хотите изъ меня сдѣлать дѣйствительно судью; однако я обязанъ сказать вамъ, что это не въ моей власти; я имѣю право по требованію арестовать человѣка, но оправдать его можетъ только судъ; въ этомъ и состоитъ ваше заблужденіе, сэръ; такимъ образомъ, я обязанъ отвести ее въ судъ, нравится-ли вамъ это или нѣтъ.

Сначала торговецъ держалъ себя свысока съ констэблемъ, но констэбль не былъ обыкновенный чиновникъ, а человѣкъ состоятельный, и потому не хотѣлъ отступиться отъ своихъ обязанностей; онъ отказался освободить меня прежде, чѣмъ отведетъ къ судьѣ, на этомъ настаивала и я, и потому торговецъ сказалъ:

— Хорошо, ведите ее куда какъ угодно, мнѣ же нечего ей больше сказать.

— Но, сэръ, — сказалъ констэбль, я надѣюсь, что вы пойдете съ нами, такъ какъ я арестовалъ эту лэди по вашему требованію.

— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчалъ торговецъ, повторяю, мнѣ нечего больше сказать ей.

— Извините меня, сэръ, но это необходимо въ вашихъ интересахъ, я прошу васъ объ этомъ; безъ васъ судья рѣшить дѣла не можетъ.

— Если вамъ угодно, мой другъ, отправляйтесь по своимъ дѣламъ, — сказалъ лавочникъ, — еще разъ повторяю, что не имѣю ничего сказать этой женщинѣ и именемъ короля требую отпустить ее.

— Сэръ, — сказалъ констэбль, я вижу, вы не знаете, что такое констэбль, и прошу васъ, не заставляйте меня прибѣгнуть къ строгимъ мѣрамъ.

— Все равно, — отвѣчалъ торговецъ, вы и такъ очень строги со мной.

— Нѣтъ, сэръ, я не былъ строгъ съ вами: вы нарушили общественное спокойствіе, приведя съ улицы честную женщину, которая шла по своимъ дѣламъ и которую вы задержали въ лавкѣ, позволяя своимъ служащимъ дерзко и нагло обходиться съ ней, и вы еще говорите, что я былъ строгъ съ вами. Я думаю, напротивъ, что я дѣйствую слишкомъ слабо, не приказывая вамъ, именемъ короля, слѣдовать за мной и не приглашая любого прохожаго явиться сюда и оказать мнѣ помощь отвести васъ силой къ судьѣ; вотъ чего вы не знаете и что я имѣю право сдѣлать; тѣмъ не менѣе, пока я не пользуюсь этимъ правомъ и еще разъ прошу васъ: идите за мной.

Несмотря на все это, лавочникъ отказался идти и сталъ говорить дерзости констэблю. Однако, послѣдній продолжалъ быть спокойнымъ, не выходя изъ себя; тогда я вмѣшалась и сказала:

— Мистеръ констэбль, оставьте его въ покоѣ, не бойтесь, я найду средство вызвать его въ судъ; а пока обратите вниманіе вотъ на этого молодца, который набросился на меня въ то время, когда я мирно проходила по улицѣ. Вы сами были свидѣтелемъ его дерзкаго обхожденія со мной и потому позвольте просить васъ отвести его къ судьѣ.

— Хорошо, мадамъ, — отвѣчалъ констэбль и, обращаясь къ этому на дому, онъ сказалъ:

— Пойдемъ, молодой человѣкъ, вы обязаны слѣдовать за нами, и я надѣюсь, что вы иначе думаете, чѣмъ вашъ хозяинъ, о власти констэбля.

Молодой человѣкъ съ видомъ пойманнаго вора попятился назадъ и посмотрѣлъ на своего хозяина, какъ бы прося у него защиты; послѣдній былъ настолько глупъ, что началъ поощрять его въ сопротивленію, и дѣйствительно въ то время, когда констэбль хотѣлъ схватить молодого человѣка, онъ началъ отбиваться отъ него; тогда констэбль, сваливъ его на землю, крикнулъ на помощь; мгновенно лавка наполнилась народомъ, и констэбль арестовалъ хозяина, приказчика и всѣхъ его служащихъ.

Первымъ дурнымъ слѣдствіемъ этой суматохи было то, что женщина, укравшая въ лавкѣ товаръ, скрылась въ толпѣ, вмѣстѣ съ двумя пойманными мужчинами. Были ли дѣйствительно эти послѣдніе виновны въ кражѣ, я не могу сказать.

Въ то же время въ лавкѣ собралось много сосѣдей, которые, узнавъ весь ходъ дѣла, объяснили лавочнику и убѣдили его въ томъ, что онъ былъ не правъ, такъ что наконецъ мы довольно спокойно отправились къ судьѣ, въ сопровожденіи толпы, состоявшей по крайней мѣрѣ изъ пяти сотъ человѣкъ. Всю дорогу я слышала, какъ одни спрашивали, что это такое? А другіе отвѣчали, что лавочникъ арестовалъ вмѣсто воровки, которую поймали потомъ, благородную лэди, и теперь эта лэди арестовала въ свою очередь лавочника и ведетъ его въ судъ. Эти слова приводили въ страшный восторгъ толпу, которая постоянно увеличивалась, многіе, особенно женщины, кричали: «Гдѣ этотъ плутъ? Гдѣ лавочникъ?» Затѣмъ, увидя его, онѣ съ криками: «вотъ онъ! вотъ онъ!», забрасывали его грязью; такъ мы шли довольно долго, пока наконецъ лавочникъ не попросилъ констэбля взять карету, чтобы избавиться отъ этого сборища. Карета была подана, я, констэбль, лавочникъ и его служащіе сѣли въ нее и поѣхали.

Когда мы пріѣхали къ судьѣ,- это былъ старый джентльменъ въ Блумсбери, — то констэбль первый изложилъ ему сущность всего дѣла, потомъ судья обратился со мнѣ и спросилъ, что я имѣю сказать? Прежде всего онъ потребовалъ объяснить, кто я и гдѣ живу; мнѣ было очень непріятно назвать свое имя и потому я неохотно объявила ему, что меня зовутъ Мери Фландерсъ, что я вдова и мой мужъ, морской капитанъ, умеръ во время путешествія въ Виргинію; при этомъ я разсказала ему такія обстоятельства своей жизни, которыхъ онъ не могъ опровергнуть, прибавя, что я теперь живу въ городѣ съ такой-то дамой (я назвала имя своей гувернантки) и приготовляюсь къ отъѣзду въ Америку, гдѣ находится имущество моего мужа; что сегодня я пошла заказать для себя малый трауръ и не успѣла еще войти въ лавку, какъ на меня набросился этотъ малый, (при этомъ я указала на прикащика) съ такою яростью, что я страшно испугалась, и потащилъ меня въ лавку къ своему хозяину. Здѣсь хозяинъ лавки, несмотря на то, что самъ же не призналъ меня за воровку, не пожелалъ меня отпустить и приказалъ констэблю арестовать.

Потомъ я продолжала объяснять судьѣ, какимъ образомъ меня оскорбляли всѣ служащіе въ лавкѣ, какъ они не позволили послать за моими друзьями, какъ привели въ лавку женщину, которая дѣйствительно украла товаръ, словомъ, я разсказала ему все до мельчайшихъ подробностей. Потомъ констэбль изложилъ свое дѣло; весь свой разговоръ съ лавочникомъ по поводу моего освобожденія, наконецъ, отказъ приказчика слѣдовать за нимъ, когда я этого потребовала, подстрекательства его хозяина, сопротивленіе того и другого, словомъ все, о чемъ я уже говорила.

Затѣмъ судья выслушалъ показаніе лавочника и его приказчика. Лавочникъ сказалъ по истинѣ длинную рѣчь на тему о томъ, какъ они ежедневно подвергаются большой потерѣ отъ воровъ и мошенниковъ, поэтому имъ всегда легко обмануться, и когда открылось его заблужденіе, то онъ былъ готовъ тотчасъ отпустить меня, и такъ далѣе.

Что касается прикащика, онъ имѣлъ мало что сказать, кромѣ того, что всѣ служащіе указывали ему на меня.

По окончаніи этихъ допросовъ, судья прежде всего любезно объявилъ мнѣ, что я свободна, и что онъ съ сожалѣніемъ видитъ, что прикащикъ былъ мало осмотрителенъ при своемъ горячемъ преслѣдованіи и такимъ образомъ принялъ невинную особу за преступницу; что если бы онъ потомъ не осмѣлился неправильно задержать меея, то я навѣрное простила бы ему первое оскорбленіе; что во всякомъ случаѣ онъ не въ правѣ дать мнѣ другое удовлетвореніе, какъ только объявить ему публичный выговоръ, что онъ и сдѣлаетъ; но онъ предполагаетъ, что я воспользуюсь всѣми правами, предоставляемыми мнѣ закономъ, и поэтому онъ обяжетъ всѣхъ присягой.

Что же касается нарушенія общественнаго спокойствія, — добавилъ онъ, — то въ этомъ отношеніи я могу дать вамъ полное удовлетвореніе, отправивъ обвиняемаго въ Ньюгетъ за совершенное имъ насиліе надъ вами и констэблемъ.

Дѣйствительно, онъ отправилъ прикащика въ тюрьму, а съ хозяина взялъ денежное обезпеченіе, и затѣмъ мы ушли; я съ удовольствіемъ видѣла, какъ поджидавшая насъ толпа встрѣтила ихъ обоихъ свистками и гиканьемъ, забрасывая комками грязи карету, въ которую они вошли; затѣмъ я отправилась домой.

Когда послѣ этой возни я пришла въ себѣ и разсказала все моей гувернанткѣ, она начала смѣяться мнѣ прямо въ лицо.

— Отчего вамъ весело? — сказала я. — Вся эта исторія не такъ смѣшна, какъ вы воображаете; увѣряю васъ, я была страшно напугана шайкой этихъ негодныхъ плутовъ.

— Что я смѣюсь? — отвѣчала моя гувернантка. — Я смѣюсь потому, дитя мое, что, если вы съумѣете взяться за дѣло, то на вашу долю выпала такая добыча, какая вамъ не попадалась во всю вашу жизнь. Я обѣщаю вамъ, что вы заставите купца заплатить 500 фунтовъ проторей и убытковъ, не считая того, что вы еще можете получить съ его прикащика.

Но у меня явились по этому поводу совершенно другія соображенія; я объявила свое имя мировому судьѣ, а я знала, что оно было хорошо извѣстно суду присяжныхъ и другимъ присутственнымъ мѣстамъ; я была увѣрена, что, если это дѣло дойдетъ до публичнаго разбирательства и представится надобность разслѣдовать мое общественное положеніе, то никакой судъ не присудитъ проторей и убытковъ особѣ съ такой извѣстностью, какъ я. Тѣмъ не менѣе, я была вынуждена начать формальный процессъ; поэтому моя гувернантка пріискала стряпчаго, который ведъ большія дѣла и пользовался прекрасной репутаціей; въ этомъ отношеніи она была совершенно права, ибо, если бы я поручила дѣло какому нибудь пройдохѣ-крючкотвору или человѣку мало извѣстному, то я получила бы очень немного.

XXI Я выигрываю процессъ. — Я обкрадываю двухъ маленькихъ леди

И такъ, мы нашли стряпчаго и я сообщила ему всѣ обстоятельства дѣла; онъ увѣрилъ меня, что въ этомъ дѣлѣ не можетъ быть вопроса о томъ, чтобы судъ не присудилъ большого вознагражденія за протори и убытки, и такимъ образомъ, сдѣлавъ мнѣ нѣкоторыя наставленія, онъ началъ преслѣдованіе моего купца, который, будучи арестованъ, внесъ залогъ и черезъ нѣсколько дней заявилъ ему, что онъ желаетъ окончить дѣло миромъ; онъ объяснилъ, что все произошло благодаря его несчастному вспыльчивому характеру и что я очень рѣзко и оскорбительно говорила съ нимъ, что дало ему поводъ принять меня за воровку, и прочее и прочее.

Мой стряпчій очень ловко стоялъ за меня; онъ увѣрилъ судъ, что я богатая вдова, могу сама вести дѣло и имѣю значительныхъ друзей, которые ходатайствуютъ за меня и которые обѣщали все, лишь бы только я начала преслѣдованіе, говоря, что они не пожалѣютъ и тысячи фунтовъ, лишь бы отомстить за нанесенное мнѣ нестерпимое оскорбленіе. Черезъ нѣкоторое время они снова пришли къ нему спросить, говорилъ-ли онъ со мной. Онъ отвѣчалъ, что говорилъ и что я болѣе склонна къ примиренію, чѣмъ мои друзья, которые принимаютъ близко къ сердцу нанесенное мнѣ оскорбленіе и подстрекаютъ меня не мириться. Послѣ долгихъ разговоровъ и совѣщаній они наконецъ остановились каждый на своей цифрѣ, но эти цифры были до того далеки одна отъ другой, что не было никакой надежды на соглашеніе; такимъ образомъ, переговоры были прерваны и купецъ предложилъ назначить совѣщаніе лично со мной, на что мой стряпчій охотно согласился.

Онъ посовѣтовалъ мнѣ, идя на это совѣщаніе, хорошо одѣться, чтобы купецъ могъ увидѣть, что я нѣчто большее, чѣмъ казалось въ то время, когда онъ меня арестовалъ. Въ виду этого, я надѣла новое полутраурное платье, желая подтвердить свое показаніе у судьи о томъ, что я вдова. И такъ, я одѣлась такъ хорошо, какъ можетъ одѣться вдова; моя гувернантка дала мнѣ прекрасное жемчужное ожерелье, которое замыкалось брилліантовымъ замкомъ, это ожерелье было у нея въ залогѣ; сбоку у меня висѣли дорогіе золотые часы, такимъ образомъ, я представляла собой очень красивую особу; и обождала, пока мнѣ дали знать, что они собрались, и потомъ подъѣхала къ дому въ каретѣ съ своей горничной.

Когда я вошла въ комнату, купецъ пришелъ въ удивленіе. Онъ всталъ и поклонился мнѣ, я едва обратила на него вниманіе и, пройдя мимо, сѣла на мѣсто, указанное мнѣ моимъ стряпчимъ, такъ какъ мы находились въ его домѣ. Когда всѣ сѣли, купецъ сказалъ мнѣ, что сначала не узналъ меня, при этомъ онъ началъ говорить мнѣ комплименты. Я отвѣтила, что я охотно вѣрю этому и потому надѣюсь, что онъ будетъ иначе относиться ко мнѣ.

Онъ сказалъ, что очень сожалѣетъ о томъ, что случилось, и предложилъ мнѣ 100 фунтовъ и уплату судебныхъ издержекъ; прибавя, что кромѣ того, онъ намѣренъ подарить мнѣ прекрасной матеріи на платье. Я требовала 300 фунтовъ, причемъ настаивала, чтобы это дѣло было напечатано въ газетѣ.

На послѣднее онъ не согласился ни за что. Наконецъ, благодаря ловкости и умѣнью моего стряпчаго, мой отвѣтчикъ согласился yплатить мнѣ 150 фунтовъ и черное шелковое платье, и такъ, по совѣту стряпчаго, мы кончили это дѣло, обязавъ купца заплатитъ вознагражденіе моему стряпчему и угостить насъ хорошимъ ужиномъ при окончаніи сдѣлки.

Когда я явилась за полученіемъ денегъ, со мной пріѣхала моя гувернантка, одѣтая какъ княгиня, и тоже прекрасно одѣтый джентльменъ, который дѣлалъ видъ, что ухаживаетъ за мной; я называла его кузеномъ, а нашъ законникъ намекнулъ имъ, что это мой женихъ.

Купецъ очень любезно принялъ насъ и аккуратно заплатилъ все, что слѣдовало по уговору; эта исторія стоила ему 200 фунтовъ, если не больше. При послѣднемъ нашемъ свиданіи дѣло его приказчика близилось къ концу и купецъ началъ сильно просить меня за него; онъ разсказалъ, что этотъ приказчикъ имѣлъ прежде свою лавку, что у него есть жена и много дѣтей и теперь онъ совершенно разоренъ, такъ что не можетъ ничѣмъ удовлетворить меня и готовъ на колѣняхъ вымолить у меня прощеніе.

Когда мы сидѣли за ужиномъ, онъ привелъ этого несчастнаго, который теперь также признавалъ свою вину, какъ прежде нахально наносилъ мнѣ постыдныя оскорбленія; онъ представлялъ собою примѣръ полной низости души, онъ былъ жестокъ, могущественъ и безжалостенъ, когда сила была на его сторонѣ и теперь низокъ и подлъ, когда я имѣла надъ нимъ полную власть. Однако же, я прервала его поклоны, сказавъ ему, что я прощаю ему, но желаю только одного, чтобы онъ ушелъ прочь.

Затѣмъ я одѣла очень хорошее платье и пошла бродить по улицамъ, но мнѣ не представлялось ничего до тѣхъ поръ, пока однажды я не вошла въ Сентъ-Джемскій паркъ. Здѣсь я увидѣла много изящныхъ лэди, гулявшихъ по главной аллеѣ, и между ними дѣвочку, лѣтъ двѣнадцати или тринадцати, которая ходила съ другой дѣвочкой, лѣтъ девяти, и и думала, что это ея сестра. На старшей я замѣтила богатые золотые часы и жемчужное ожерелье, съ ними былъ ливрейный лакей, но онъ, по принятому обычаю, не ходилъ по аллеѣ, а я видѣла, какъ онъ остановился у входа, причемъ старшая дѣвочка приказала ему ожидать ихъ здѣсь.

Услыхавъ, что они отпустили лакея, я подошла къ нему и спросила, кто такая маленькая лэди? Потомъ мало-по-малу я разговорилась съ винъ, начала хвалить старшую, удивлялась ея красотѣ, прекраснымъ манерамъ и умѣнью держать себя такъ скромно и серьезно, какъ будто она была взрослая женщина; этотъ дуракъ развѣсилъ уши и разсказалъ мнѣ, что она дочь сэра Томаса Эссекскаго и имѣетъ большое состояніе; что ея мать еще не пріѣхала въ городъ и дѣвочка живетъ съ женой сэра Вилльямса въ ея квартирѣ на Суффолькъ-Стритѣ, затѣмъ онъ передалъ мнѣ много другихъ подробностей и между прочимъ сказалъ, что у нихъ есть горничная, ключница, что они держатъ карету, кучера и его, что эта маленькая лэди ведетъ себя также хорошо дома, какъ здѣсь; словомъ, я собрала отъ него всѣ свѣдѣнія, какія мнѣ были нужны.

Я была очень хорошо одѣта и также, какъ она, имѣла при себѣ золотые часы. Итакъ, оставя ливрейнаго лакея, я направилась въ ту сторону, гдѣ была моя лэди, и стала поджидать, пока онѣ, вернувшись назадъ, не подойдутъ ко мнѣ; лишь только мы поровнялись, я поклонилась имъ, назвавъ старшую ея именемъ, лэди Бетти. Я спросила ее, что она слыхала объ отцѣ, когда вернется въ городъ ея мать и какъ она вообще поживаетъ.

Я такъ дружески и свободно разспрашивала ее о всей семьѣ, что у нея не осталось ни малѣйшаго сомнѣнія въ моихъ самыхъ близкихъ отношеніяхъ къ нимъ. Я спросила, почему она выѣхала гулять безъ мистриссъ Чаймъ (ихъ ключницы), такъ что ей приходится самой смотрѣть за мистриссъ Юдифь, ея маленькой сестрой. При этомъ я начала длинный разговоръ по поводу ея сестры; я восхищалась красотой маленькой лэди, спрашивала, учится-ли она по французски, и вообще говорила имъ тысячу любезностей, какъ вдругъ показались гвардейцы и толпа бросилась смотрѣть въѣздъ короля въ Парламентъ.

Дамы побѣжали по аллеѣ и я помогла моимъ лэди устоять возлѣ ограды по одной сторонѣ этой аллеи, чтобы остаться на высокомъ мѣстѣ, откуда все было видно; я взяла маленькую лэди и подняла ее на своихъ рукахъ; между тѣмъ я постаралась такъ ловко снять золотые часы съ лэди Бетти, что она не замѣтила этого до тѣхъ поръ, пока толпа не прошла, и она не возвратилась на середину аллеи.

Я оставила ихъ въ тѣсной толпѣ и какъ бы впопыхахъ сказала:

— Милая лэди Бетти, смотрите за вашей сестрой.

Потомъ толпа меня отодвинула отъ нихъ и я сдѣлала видъ, что это мнѣ очень непріятно.

Въ такихъ случаяхъ давка скоро проходитъ и гдѣ король проѣдетъ, тамъ мѣсто дѣлается свободнымъ, но по пути его слѣдованія толпа усиливается и тѣснится и я, пользуясь этимъ моментомъ, оставила моихъ маленькихъ лэди. Сдѣлавъ свое дѣло безъ всякаго непріятнаго затрудненія, я продолжала тѣсниться въ толпѣ, притворяясь, что хочу видѣть короля, такимъ образомъ, я пробилась впередъ толпы и дошла до конца аллеи. Король ѣхалъ по направленію къ главному военному штабу; я вошла въ пассажъ, который въ то время доходилъ до Гэймеркета, здѣсь я взяла коляску и убѣжала; я должна сознаться, что никогда не исполнила своего обѣщанія навѣстить лэди Бетти у ея родителей.

На минуту у меня мелькнула мысль остаться съ лэди Бетти до тѣхъ поръ, пока она замѣтитъ, что у нея украли часы, и затѣмъ вмѣстѣ съ ней поднять тревогу, отвести ихъ въ коляску, сѣсть съ ними и доставить ихъ домой. Маленькая лэди была такъ очарована мной и такъ одурачена пріятными разсказами моими о ней и о моихъ отношеніяхъ къ ея родителямъ, что я могла надѣяться повести дѣло дальше и наложить свою руку по крайней мѣрѣ на ее жемчужное колье. Но я разсудила, что если ребенокъ и не заподозритъ меня, то это могутъ сдѣлать другіе и если обыщутъ меня, тогда я буду открыта, поэтому я рѣшила уйти, довольствуясь тѣмъ, что пріобрѣла.

Позже я случайно узнала, что маленькая лэди, замѣтивъ, что у нея исчезли часы, подняла въ паркѣ крикъ и послала своего лакея розыскать меня; она описала меня съ такимъ совершенствомъ, что онъ сразу узналъ, что это была та самая женщина, которая стояла съ нимъ въ паркѣ и долго разговаривала, разспрашивая о всей семьѣ; но я была далеко гораздо раньше того времени, когда она пришла къ своему лакею и разсказала ему это приключеніе.

XXII Я въ игорномъ домѣ. — Мои похожденія по ярмаркамъ

Послѣ этого со мной случилось другое приключеніе, совершенно иного характера, чѣмъ все, что случалось до сихъ поръ; оно произошло въ игорномъ домѣ возлѣ Ковентъ Гардна.

Здѣсь я увидѣла много народу; одни выходили, другіе входили, я же долго стояла у прохода вмѣстѣ съ другой женщиной, бывшей со мной; между другими я замѣтила одного джентльмена, который выдѣлялся своими пріятными манерами, и потому, подойдя къ нему, я сказала:

— Сэръ, позвольте спросить васъ, пускаютъ туда женщинъ?

— Да, мадамъ, — отвѣчалъ онъ, — вы можете и играть тамъ, если пожелаете.

— Да, я желаю, сэръ, — сказала я.

Послѣ этого онъ предложилъ провести меня, и я пошла за нимъ въ двери, затѣмъ онъ посмотрѣлъ въ комнату и сказалъ:

— Здѣсь играютъ, если хотите, можете попробовать счастья.

Я посмотрѣла тоже туда и, обратясь къ своей компаніонкѣ, сказала:

— Здѣсь только одни мужчины. Я не хочу рисковать.

Всѣ сидѣвшіе за столомъ были очень учтивые люди и одинъ изъ нихъ, желая ободрить меня, сказалъ:

— Позвольте, мадамъ, вы, кажется, боитесь рискнуть одна; мнѣ всегда бываетъ удача, когда я играю съ леди; вы будете ставить на меня, если не желаете ставить на себя. Здѣсь десять гиней, поставьте ихъ за меня.

Я взяла деньги и положила, глядя на него. Я истратила ихъ по одной и по двѣ за разъ, и когда стаканъ перешелъ къ моему сосѣду, мой джентльменъ далъ мнѣ еще десять гиней и велѣлъ положить изъ нихъ за-разъ пять, а когда джентльменъ, у котораго былъ стаканъ, выбросилъ деньги, то оказалось, что мой джентльменъ, кромѣ своихъ, еще выигралъ пять гиней. Ободренный этимъ, онъ просилъ меня взять стаканъ и начать ставку, что было большимъ рискомъ съ его стороны; однако я держала такъ долго стаканъ, что выиграла ему всѣ деньги; много гиней лежало даже въ складкахъ моего платья; это было въ высшей степени удачно, потому что онъ взялъ столько же или вдвое противъ того, что я положила.

Послѣ этого я предложила джентльмену взять все золото, такъ какъ оно было его и я играла за его счетъ, почти не понимая игры. Онъ засмѣялся и сказалъ, что при моемъ счастьи рѣшительно все равно, умѣю ли я играть или нѣтъ; но я не должна оставлять игры. Затѣмъ онъ взялъ себѣ пятнадцать гиней, а на остальныя приказалъ мнѣ начать снова. Я хотѣла показать ему, сколько у меня денегъ, но онъ сказалъ: «не надо, не надо, не говорите объ этомъ, я вѣрю вашей честности, но говорить объ этомъ нельзя, это значитъ искушать счастье». И такъ я опять начала игру.

Я играла довольно хорошо, хотя и утверждала противное, и играла очень осторожно; дѣйствительно въ складкахъ моего платья остался порядочный запасъ гиней, которыя я перевела въ карманъ, разумѣется, такъ ловко, что онъ не замѣтилъ этого.

Я играла очень долго и очень удачно для него, но въ послѣднее время, когда я держала стаканъ, игроки сдѣлали большую ставку и я смѣло метала на все и держала стаканъ съ ставками до тѣхъ поръ, пока выиграла около восьмидесяти гиней; но при послѣдней ставкѣ я проиграла около половины; тогда я поднялась и, боясь проиграть все, сказала ему:

— Прошу васъ, сэръ, продолжайте теперь сами, мнѣ кажется я выиграла довольно для васъ.

Онъ настаивалъ, чтобы я не бросала игры, но становилось поздно и я извинилась. Отдавая ему деньги, я сказала, что, надѣюсь, теперь могу наконецъ узнать сколько я выиграла въ его пользу; оказалось шестьдесятъ три гинеи.

Если бы не было послѣдней несчастной ставки, я бы выиграла сто гиней. Я отдавала ему деньги, но онъ и хотѣлъ ихъ брать, пока я не взяла нѣсколько монетъ; онъ требовалъ, чтобы я взяла, сколько нахожу нужнымъ. Я отказывалась и дѣйствительно не хотѣла сама брать денегъ, думая, что если онъ намѣренъ дать мнѣ что нибудь, то можетъ сдѣлать это самъ.

Одинъ изъ сидѣвшихъ за столомъ джентльменовъ, услыхавъ нашъ споръ, закричалъ: «Отдайте ей все»; но я положительно отказалась отъ этого. Тогда другой сказалъ: «Джекъ, подѣлитесь съ ней пополамъ; развѣ вамъ неизвѣстно, что вы равноправны съ леди». Короче сказать, онъ раздѣлилъ выигрышъ пополамъ со мной, и такимъ образомъ я унесла тридцать гиней, не считая сорока трехъ, которыя тихонько украла, хотя потомъ и сожалѣла объ этомъ, такъ какъ мой джентльменъ былъ очень великодушенъ.

И такъ, я принесла домой семьдесятъ три гинеи, при чемъ разсказала моей гувернанткѣ, какъ я была счастлива въ игрѣ. По ея мнѣнію, мнѣ не слѣдовало больше рисковать и я согласилась съ ней; я также, какъ и она, очень хорошо понимала, что значитъ игорная чесотка и какъ скоро я могу проиграть все, что пріобрѣла.

До сихъ поръ мнѣ улыбалось счастье, и я также сильно богатѣла, какъ и моя гувернантка, съ которой я дѣлилась всегда; теперь моя благородная дама стала заговаривать со мной о томъ, что намъ пора остановиться, пока все идетъ хорошо; но я не знаю, что за роковая судьба руководила мной: теперь я также была не расположена оставить свое ремесло, какъ раньше она не соглашалась на это. И такъ, въ этотъ роковой часъ мы, такъ сказать, отложили въ сторону всѣ подобныя мысли, я стала смѣлѣе и отважнѣе, чѣмъ когда либо, и мои постоянныя удачи сдѣлали мое имя такимъ знаменитымъ, какимъ не пользовался ни одинъ воръ въ подобнаго рода кражахъ.

Иногда я свободно принималась играть ту самую игру, какую вела прежде, что было не практично, хотя и не безуспѣшно; вообще же я появлялась въ новыхъ видахъ и старалась принимать новыя формы, выходя на улицу.

Настало шумное время года, когда большая часть населенія отправлялась за городъ, въ Тонбриджъ, Эпсонъ и другія подобныя мѣста. Городъ опустѣлъ, и я, полагая, что наша торговля пойдетъ здѣсь также слабо, какъ и остальная, отправилась въ концѣ года съ толпой народа въ Стоуръ-бриджъ на ярмарку, а оттуда въ Бери, въ Суффолькѣ. Мы надѣялись на большіе барыши, но когда я увидала, какъ идутъ дѣла, то была очень недовольна, потому что кромѣ опустошеній кармановъ тамъ было мало такого, къ чему стоило бы приложить руки; тамъ не представлялось столько случаевъ для работы, какъ въ Лондонѣ. Такимъ образомъ, впродолженіи цѣлаго путешествія я заработала золотые часы въ Бери и небольшой свертокъ полотна въ Кембриджѣ, что дало мнѣ поводъ проститься съ этими мѣстами.

Моя комната находилась рядомъ съ комнатой одного голландца. Однажды, въ его отсутствіе я зашла къ нему, и втащивъ съ трудомъ къ себѣ его тяжелый чемоданъ, пошла на улицу, съ цѣлью найти возможность вынести его изъ гостинницы; долго я ходила, но мнѣ не представлялось никого, кѣмъ бы я могла для этого воспользоваться; городъ былъ не великъ, меня было легко замѣтить и потому я возвращалась въ гостинницу съ намѣреніемъ отнести чемоданъ назадъ и оставить его тамъ, гдѣ взяла. Но въ эту самую минуту я услыхала, что какой то человѣкъ шумно торопитъ людей на ботъ, который, пользуясь приливомъ, сейчасъ отходитъ. Я позвала этого малаго и спросила:

— Скажите, мой другъ, какой это ботъ, на которомъ вы служите?

— Лодка изъ Ипсвича, мадамъ, — отвѣчалъ онъ.

— Когда вы отправляетесь?

— Сію минуту, мадамъ, а вы тоже туда ѣдете?

— Да, — сказала я, — не можете ли вы обождать, пока я вынесу свои вещи?

— А гдѣ ваши вещи, мадамъ? — спросилъ онъ.

— Въ этой гостинницѣ.

— Тогда я пойду за вами и отнесу ихъ на шлюпку, — любезно предложилъ онъ.

— Пойдемте, — сказала я и мы пошли съ нимъ.

Въ гостинницѣ была большая суматоха; только что пришелъ пакетъ-ботъ изъ Голландіи, вмѣстѣ съ тѣмъ пріѣхали двѣ кареты съ пассажирами изъ Лондона, которые отправлялись на другой пакетъ-ботъ въ Голландію, а кареты должны были уѣхать на другой день назадъ съ пассажирами, только что прибывшими изъ Голландіи. Въ этой суматохѣ я подошла къ конторкѣ разсчитаться съ хозяйкой гостинницы, говоря, что я отправляюсь моремъ въ лодкѣ.

Эти лодки также обширны, какъ морское судно, и приспособлены для перевозки пассажировъ изъ Горнича въ Лондонъ; хотя ихъ называютъ лодками, однако онѣ вмѣщаютъ двадцать пассажировъ и десять или пятнадцать тоннъ груза.

Моя хозяйка очень любезно приняла отъ меня по счету деньги, но въ этой суматохѣ ее сейчасъ же куда то позвали и она ушла. Оставшись одна, я повела малаго въ свою комнату, дала ему чемоданъ или сумку, которая была очень похожа на чемоданъ, завернувъ ее въ старый передникъ; я послала его съ вещами прямо на ботъ, сама слѣдуя за нимъ; меня никто ничего не спросилъ объ этихъ вещахъ. Владѣлецъ чемодана сидѣлъ въ залѣ съ другимъ джентльменомъ за ужиномъ, гдѣ они шумно разговаривали; такимъ образомъ, я чисто обдѣлала дѣло и отправилась въ Ипсвичъ; ночью никто не могъ узнать куда я уѣхала: въ Лондонъ на Горничской лодкѣ, какъ я говорила хозяйкѣ, или въ другое мѣсто.

Меня очень встревожили таможенные чиновники въ Ипсвичѣ, которые остановили мой чемоданъ, съ цѣлью осмотрѣть его. Я объявила, что не имѣю ничего противъ этого, но ключъ отъ чемодана находится у моего мужа, а онъ еще не пріѣхалъ изъ Горнича; я дала такое объясненіе чиновникамъ, имѣя въ виду, чтобы имъ не показалось страннымъ, что въ случаѣ осмотра чемодана они найдутъ въ немъ только мужскія вещи. Они рѣшили во что бы ни стало открыть чемоданъ, я согласилась сломать замокъ, что было не трудно сдѣлать.

При осмотрѣ они не нашли никакой контрабанды, такъ какъ чемоданъ былъ уже раньше осмотрѣнъ, но я къ своему удовольствію увидѣла тамъ много прекрасныхъ вещей; особенно мнѣ понравились свертки французскихъ пистолей и голландскихъ дукатовъ, за тѣмъ тамъ лежали два парика, бѣлье, мыло, духи, бритвы и другія принадлежности необходимыя для всякаго джентльмена, а равно и для того, который пошелъ за моего мужа и котораго я предоставила самому себѣ.

Послѣ этого я возвратилась въ Лондонъ и хотя случайно, но благодаря послѣднему приключенію, я пріобрѣла довольно значительную добычу. Однако, я никогда больше не предпринимала подобныхъ прогулокъ и не рѣшилась бы на это, если бы даже продолжала свое ремесло до конца жизни. Я разсказала своей гувернанткѣ исторію моихъ путешествій и ей особенно понравилось приключеніе въ Горничѣ. Въ разговорѣ по этому поводу, она замѣтила, что воръ есть такое созданіе, которое чутко сторожитъ каждую человѣческую ошибку, желая извлечь изъ нея для себя пользу, и потому невозможно, чтобы при такой бдительности и такомъ стараніи ему не представилось много счастливыхъ случайностей; вотъ почему она думаетъ, что съ моимъ тонкимъ и превосходнымъ знаніемъ этого дѣла я не могу упустить ничего гдѣ бы то ни было и куда я ни пойду.

Съ другой стороны мораль всей моей исторіи заключается въ томъ, что она предоставляетъ каждому читателю сдѣлать изъ нея свои выводы, согласно его разумѣнію и понятіямъ; я же не берусь проповѣдывать имъ. Пусть опытъ несчастнаго и въ конецъ испорченнаго созданія послужитъ складочнымъ мѣстомъ полезныхъ предостереженій для каждаго, кто прочтетъ эту исторію.

XXIII Мое послѣднее покушеніе. — Меня отправляютъ въ Ньюгетъ. — Описаніе тюрьмы. — Меня навѣщаетъ моя гувернантка; ея заботы

Теперь я приближаюсь къ новой эпохѣ моей жизни. Благодаря длинному ряду преступленій съ необыкновенно удачнымъ исходомъ, я совершенно очерствѣла и мнѣ уже никогда не приходила въ голову мысль бросить свое ремесло, которое, если судить по примѣру другихъ, должно было рано или поздно окончиться для меня полнымъ несчастьемъ и позоромъ.

Чтобы закончить описаніе моихъ преступленій, разскажу еще слѣдующее.

Я рискнула войти въ одинъ домъ, двери котораго были отворены, и взять двѣ штуки парчи съ разводами, полагая, что меня никто не замѣтитъ. Это не былъ мануфактурный магазинъ или лавка, а былъ просто жилой домъ, въ которомъ повидимому квартировалъ человѣкъ, продававшій товары торговцамъ, маклеръ или факторъ.

Желая сократить мрачную часть этой исторіи, скажу только, что на меня напали двѣ женщины, которыя бросились за мной съ криками, въ тотъ моментъ, когда я выходила изъ двери; одна изъ нихъ потащила меня назадъ, заставя войти въ комнату, въ то время какъ другая заперла за мной дверь. Я старалась подкупить ихъ добрыми словаки, но я думаю, что два самыхъ вспыльчивыхъ драгуна не могли придти въ большую ярость, чѣмъ онѣ; онѣ рвали на мнѣ платье, оскорбляли меня и кричали на меня такъ, какъ будто хотѣли убить; потомъ вышла хозяйка, за нею хозяинъ, но и они были также жестоки.

Я ласково и нѣжно обратилась къ хозяину и сказала ему, что отворенная дверь и разложенныя вещи послужили для меня искушеніемъ, что я бѣдная и несчастная женщина; вѣдь нищета такъ ужасна, что немногіе могутъ устоять противъ нея; со слезами на глазахъ я умоляла его сжалиться надо мной. Хозяйка тронулась чувствомъ состраданія и готова была меня отпустить и почти склонила къ тому же мужа, но грубыя дѣвки побѣжали за констэблемъ прежде, чѣмъ ихъ послали; поэтому хозяинъ сказалъ, что теперь онъ не можетъ отказаться отъ обвиненія и долженъ идти къ судьѣ, такъ какъ, если отпуститъ меня, то самъ будетъ подлежать отвѣтственности.

Присутствіе констэбля какъ громъ поразило меня, мнѣ казалось, что я проваливаюсь сквозь землю, я упала въ обморокъ и всѣ думали, что я дѣйствительно умерла; жена хозяина снова была тронута чувствомъ жалости и просила мужа отпустить меня на свободу, говоря, что они ничего не потеряютъ отъ этого. Я предложила имъ заплатить за обѣ штуки парчи, не смотря на то, что не взяла ихъ, и сказала, что товаръ ихъ остался цѣлъ и потому съ ихъ стороны будетъ жестоко отправить меня на вѣрную смерть и требовать моей крови за одну мою попытку ввять ихъ товаръ. Я объясняла констэблю, что я не ломала замка у двери и ничего не унесла, а когда мы пришли къ судьѣ, то и ему я сказала то же, такъ что послѣдній почти согласился отпустить меня на свободу. Но та грубая дѣвка, которая первая набросилась на меня, утверждала, что я уже вышла съ парчой на улицу, но она остановила меня и потащила назадъ; на этомъ основаніи судья приговорилъ меня въ тюрьму и меня отправили въ Ньюгетъ, въ это ужасное мѣсто. Кровь застыла въ моихъ жилахъ, при одномъ этомъ названіи. Ньюгетъ! гдѣ столько моихъ товарищей сидятъ подъ замкомъ и откуда ихъ выпустятъ только для того, чтобы отвести къ роковому дереву; Ньюгетъ, гдѣ моя мать такъ много и глубоко страдала, гдѣ я увидѣла свѣтъ и гдѣ въ позорной смерти найду искушеніе своимъ грѣхамъ! И наконецъ, это тотъ Ньюгетъ, который такъ давно ожидаетъ меня и отъ котораго съ такимъ искусствомъ я такъ долго убѣгала.

И такъ, теперь я дѣйствительно въ тюрьмѣ; невозможно описать ужасъ, который охватилъ мою душу, когда меня заставили войти туда и когда, осмотрѣвшись вокругъ, я увидѣла всю мерзость этого отвратительнаго мѣста; я смотрѣла на себя, какъ на совершенно погибшую женщину; мнѣ оставалось думать только о смерти и то о самой позорной; адская суматоха, оранье, ругань, божба, клятвы, вонь, грязь, словомъ всѣ атрибуты ужасной скорби соединились здѣсь съ тѣмъ, чтобы показать эмблему ада или по крайней мѣрѣ его преддверіе.

Первое время я не спала нѣсколько ночей и дней въ этомъ ужасномъ мѣстѣ; долго я мечтала только объ одномъ счастіи — умереть, хотя у меня не было правильныхъ сужденій о смерти; поистинѣ ничто не могло исполнить такимъ ужасомъ мое воображеніе, какъ настоящая тюрьма; ничто не могло быть для меня отвратительнѣе того общества, которое находилось такмъ. О, я считала бы себя счастливой, если бы меня отправили во всякое другое мѣсто вселенной, только бы не въ Ньюгетъ!

И потомъ, какъ торжествовали тѣ ожесточенныя и презрѣнпыя созданія, которыя попали туда раньше меня.

Что это? Мадамъ Флэндерсъ въ Ньюгеттѣ, наконецъ то! Мери, Моли, Моль Флэндерсъ здѣсь! Говорили, что самъ дьяволъ помогалъ мнѣ такъ долго царствовать; онѣ ждали меня многіе годы и наконецъ я здѣсь! Въ ярости, издѣваясь надо мной, онѣ пачкали меня экскрементами, онѣ поздравляли меня,совѣтовали быть смѣлѣе, собраться съ силами и не падать духомъ, говоря, что дѣла пойдутъ можетъ быть не такъ плохо, какъ я думаю; потомъ онѣ послали за водкой и пили за мое здоровье, но водку поставили на мой счетъ, объясняя, что я только что прибыла въ колледжъ (такъ они называли тюрьму) и что я навѣрно имѣю деньги, которыхъ у нихъ совсѣмъ нѣтъ. Я спросила одну изъ нихъ, давно ли она здѣсь? «Четыре мѣсяца», — отвѣчала она. «Какое впечатлѣніе произвела на васъ тюрьма въ то время, когда васъ привели сюда?» — спросила я опять. — «Точное такое же, какъ и теперь, страшное и ужасное. Мнѣ казалось, что я попала въ адъ; да и до сихъ поръ я увѣрена, что живу въ аду, — прибавила она, но все это такъ естественно, что я уже больше не тревожусь этимъ».

— Вѣрно вамъ не грозитъ опасность въ будущемъ? — сказала я.

— Нѣтъ, вы ошибаетесь; напротивъ, я уже осуждена, приговоръ произнесенъ, но я защищаю свою утробу, хотя я также беременна, какъ тотъ судья, который предалъ меня суду, и я ожидаю, что въ слѣдующую сессію меня призовутъ снова.

«Призвать снова», значитъ временно пріостановить исполненіе перваго приговора, вслѣдствіе заявленія подсудимой о своей беременности, и дать время выяснить справедливость или ложь ея заявленія.

— И неужели же васъ это не безпокоитъ — спросила я.

— Но чтожъ я могу сдѣлать? Зачѣмъ горевать? Вѣдь если меня повѣсятъ, то я не буду больше здѣсь, вотъ и все.

Съ этими словами она повернулась и ушла, танцуя и припѣвая слѣдующую Ньюгетскую пѣсенку:

Я не могу сказать вмѣстѣ съ другими, что не такъ страшенъ чортъ, какъ его рисуютъ, потому что никакими красками нельзя описать это ужасное жилище людей, и нѣтъ человѣка, который могъ бы представить, что происходитъ тамъ, не испытавъ этого самъ. Но какимъ образомъ этотъ адъ постепенно дѣлается естественнымъ и становится не только сноснымъ, но даже пріятнымъ, это можно понять только послѣ долгаго личнаго опыта, что и было со мной.

Въ ту ночь, когда меня отправили въ Ньюгетъ, я дала знать объ этомъ моей гувернанткѣ, которая, какъ и надо полагать, была страшно поражена этимъ извѣстіемъ; вѣроятно она также дурно провела эту ночь дома, какъ я въ Ньюгетѣ.

На слѣдующее утро она пришла увидаться со мной и дѣлала все, что могла, чтобы меня успокоить, хорошо понимая безполезность своихъ стараній. Но во всякомъ случаѣ, говорила она, гнуться подѣ тяжестью значитъ только увеличивать ея вѣсъ, и потому она тотчасъ пустила въ ходъ всѣ средства, чтобы избѣжать того результата, который такъ сильно пугалъ насъ обѣихъ; прежде всего она нашла тѣхъ бѣшеныхъ дѣвокъ, которыя захватили меня, она старалась подкупить ихъ, она убѣждала, предлагала деньги, словомъ дѣлала все возможное, чтобы заставить ихъ отказаться отъ обвиненія. Она давала одной 100 фунтовъ, съ тѣмъ, чтобы она оставила мѣсто и не показывала противъ меня; но горничная была такъ настойчива, что, не смотря на свое жалованье 3 фунта въ годъ, она отказалась отъ этого, отказалась бы, какъ была увѣрена моя гувернантка, даже и тогда, если бы она предложила ей 500 фунтовъ. Затѣмъ она аттаковала другую дѣвушку, которая не была такъ жестока, какъ первая, и одно время даже склонялась къ милосердію, но первая стала увѣщевать ее и помѣшала моей гувернанткѣ, угрожая донести, что она подкупаетъ свидѣтелей.

Потомъ моя подруга обратилась къ хозяину, то есть къ тому, чьи были вещи, и главнымъ образомъ къ его женѣ, которая еще высказывала сожалѣніе ко мнѣ; жена по прежнему оставалась та же, но хозяинъ сослался на то, что онъ связанъ своимъ судебнымъ обязательствомъ поддерживать обвиненіе.

Моя гувернантка предложила найти людей, которые отошьютъ отъ дѣла это обязательство, но было невозможно убѣдитъ, что у него есть какой нибудь другой выходъ, кромѣ того, чтобы явиться въ судъ моимъ обвинителемъ. Такимъ образомъ противъ меня были три свидѣтеля — хозяинъ и его двѣ служанки, и я также вѣрно приближалась къ смертной казни, какъ было вѣрно то, что я живу сейчасъ, и мнѣ оставалось одно — готовиться къ смерти.

Въ теченіи нѣсколькихъ дней я была вполнѣ подавлена ужасомъ; передъ моими глазами стояла смерть; день и ночь мнѣ мерещились висѣлицы, злые духи и демоны; невозможно выразить, до какой степени меня истомилъ ужасъ смерти и мученія совѣсти, которая упрекала меня за мою прошлую порочную жизнь.

Меня навѣщалъ ньюгетскій капелланъ, онъ началъ свою обыкновенную проповѣдь; и всѣ его божественные разговоры клонились къ тому, чтобы я созналась въ своемъ преступленіи (онъ даже не зналъ, за что я сижу), чтобы я открыла все, что сдѣлала безъ чего, по его словамъ, Господь никогда не проститъ меня; его рѣчи были такъ далеки отъ того, чтобы тронуть мое сердце, что онѣ нисколько не утѣшили меня; и потомъ я замѣтила, что этотъ несчастный, проповѣдуя мнѣ утромъ покаяніе, къ полдню напивался пьянъ; такое его поведеніе оскорбляло меня такъ, что скоро и его проповѣди опротивѣли мнѣ, и я, наконецъ, просила его не безпокоить меня больше.

Я не знаю, какъ случилось, но, благодаря неустаннымъ стараніямъ дѣятельной гувернантки, мое дѣло не разсматривалось въ ближайшей сессіи суда въ Чайдхолѣ, такъ что у меня еще оставалось два мѣсяца съ лишнимъ, безъ сомнѣнія для того, чтобы дать мнѣ время приготовиться къ тому, что меня ожидаетъ; я должна была дорожить этой отсрочкой и употребить ее на раскаяніе, но я не сдѣлала этого. Меня, какъ и прежде, озлобляло мое пребываніе въ Ньюгетѣ, и я не проявляла никакихъ признаковъ раскаянія.

Напротивъ, подобно тому, какъ вода въ горной пещерѣ осаждаетъ камень на все, на что она падаетъ по каплямъ, такъ постоянное общеніе со сворой адскихъ ищеекъ производило на меня то же дѣйствіе, что и на другихъ, — я превращалась въ камень; прежде всего я отупѣла и потеряла чувствительность, потомъ я стала грубой и впала въ забвеніе, наконецъ на меня нашло такое яростное безуміе, какъ ни у кого изъ нихъ; словомъ я пріобрѣла общую любовь и совершенно приспособилась къ мѣсту, какъ будто я тамъ родилась.

Почти невозможно представить, чтобы природа человѣка могла извратиться до такой степени, чтобы сдѣлать забавнымъ и пріятнымъ то, что само по себѣ составляетъ полное бѣдствіе. Я думаю, нѣтъ такого положенія, которое былобы хуже этого; я была такъ интенсивно несчастлива, какъ можетъ быть несчастливъ человѣкъ, у котораго когда то была жизнь, здоровье и средства существованія.

Я обвинялась въ преступленіи, за которое законъ полагаетъ смерть; доказательства были такъ очевидны, что я не могла обжаловать приговоръ; я была такая извѣстная преступница, что не могла ожидать ничего, кромѣ смерти, и не могла допустить мысли избѣгнуть ее; а между тѣмъ моей душой овладѣла какая то странная летаргія; смущеніе, боязнь, горе не касались ея; первый страхъ прошелъ, и я могу сказать, что я не знала, кто я; мои чувства, мой разумъ и всего болѣе моя совѣсть уснули во мнѣ; въ теченіе сорока лѣтъ моя жизнь была ужасной смѣсью разврата, прелюбодѣянія, кровосмѣшенія, обмана и кражи; словомъ, съ восемнадцати и до шестидесяти лѣтъ я была причастна всѣмъ преступленіямъ, кромѣ убійства и измѣны. Teперь меня поглотили бѣдствія наказанія, у моей двери стояла позорная смерть, и тѣмъ не менѣе я не сознавала своего положенія и не думала ни о небѣ, ни объ адѣ; все это производило на меня не больше впечатлѣнія, чѣмъ уколъ жала; мое сердце настолько ожесточилось, что я не просила милосердія у Бога, я не думала объ этомъ. Мнѣ кажется, что я набросала вѣрную картину одного изъ ужасныхъ человѣческихъ бѣдствій на землѣ.

XXIV Мое изумленіе при встрѣчѣ съ мужемъ въ тюрьмѣ. — Меня приговариваютъ къ смерти. — Мое душевное состояніе

Во время этого грубаго періода моей жизни меня постигла внезапная случайность, которая отчасти пробуждала во мнѣ то, что называютъ горемъ, о которомъ я начинала терять всякое представленіе. Однажды ночью мнѣ разсказали, что наканунѣ, тоже ночью, привели въ тюрьму трехъ разбойниковъ съ большой дороги, которые совершили грабежъ возлѣ Хаунслоутъ и которыхъ крестьяне преслѣдовали до Эгебриджа, гдѣ послѣ мужественнаго сопротивленія они были взяты, причемъ многіе изъ крестьянъ ранены, а нѣкоторые убиты.

Ничего нѣтъ удивительнаго, что мы, заключенные, сильно желали увидѣть этихъ бравыхъ и ловкихъ молодцовъ; о нихъ говорили, что еще не встрѣчали такихъ и что утромъ ихъ переведутъ на другой тюремный дворъ, гдѣ они будутъ пользоваться большей свободой и лучшимъ помѣщеніемъ, за что они заплатили главному начальнику тюрьмы. Итакъ, мы, женщины, стояли на дорогѣ, чтобы лучше разсмотрѣть ихъ; но какъ описать мое изумленіе, когда въ первомъ выходившемъ мужчинѣ я узнала своего ланкаширскаго мужа, съ которымъ я прожила нѣсколько времени въ Денстеблѣ и съ которымъ встрѣтилась потомъ въ Брикхилѣ, въ то время, когда вышла замужъ за послѣдняго мужа, какъ я уже говорила объ этомъ.

Я онѣмѣла отъ удивленія и не знала, что говорить и что дѣлать. Единственнымъ моимъ утѣшеніемъ въ эту минуту было то, что онъ не узналъ меня; я оставила своихъ товарищей и, насколько было возможно, быстро ушла изъ этого страшнаго мѣста и долго горько плакала.

— Жестокое созданье, — говорила я себѣ, сколькихъ людей ты сдѣлала несчастными! Сколькихъ ты привела въ отчаяніе и бросила въ когти дьявола!

Я обвиняла себя въ несчастіяхъ этого джентльмена. Онъ говорилъ мнѣ въ Честерѣ, что нашъ бракъ разорилъ его и привелъ его состояніе въ самое ужасное положеніе: думая, что я богата, онъ надѣлалъ долговъ, которыхъ никогда не могъ выплатить; такимъ образомъ, по его словамъ, ему оставалось одно: или поступить въ армію, или купить коня и отправиться въ путешествіе; положимъ, я никогда не говорила ему, что у меня большое состояніе, и лично не принимала участія въ обманѣ, однакоже, я поддерживала это убѣжденіе и потому была главной причиной его дальнѣйшихъ несчастій. Неожиданность этой встрѣчи заставила меня углубиться въ себя и вспомеить все, что произошло со мной до сихъ поръ; я плакала день и ночь, такъ какъ мнѣ сказали, что онъ былъ начальникомъ банды и совершилъ столько грабежей, что Хайндъ, Уитней и даже Золотой фермеръ были карлики въ сравненіи съ нимъ; что онъ будетъ непремѣнно повѣшенъ, такъ какъ противъ него существуетъ масса уликъ.

Меня поглотило горе; мое собственное положеніе меня мало безпокоило, когда я сравнивала его съ положеніемъ моего мужа; я осыпала себя упреками; теперь я оплакивала свои несчастья и свое паденіе такъ, какъ никогда прежде, и по мѣрѣ того, какъ я разбирала свое ужасное прошлое, во мнѣ пробуждалось глубокое отвращеніе къ этому мѣсту и ко всей этой жизни… Вообще я совершенно измѣнилась съ этихъ поръ и стала другимъ человѣкомъ.

Въ то время, когда я находилась подъ вліяніемъ моего горя, мнѣ объявили, что въ ближайшую сессію меня вызовутъ въ судъ и приговорятъ къ смертной казни. Ко мнѣ возвратилась моя чувствительность; нахальство и наглость исчезли, сознаніе виновности начинало овладѣвать всѣми моими чувствами. Словомъ сказать, я принялась размышлять, а размышленіе есть вѣрный шагъ изъ ада къ небу, и вся та зачерствѣлость души, о которой я такъ много говорила, есть ничто иное, какъ полное отсутствіе мысли. Тотъ кто начинаетъ мыслить, начинаетъ сознавать себя.

Лишь только я стала разсуждать, какъ первая, блеснувшая въ моей головѣ мысль выразилась въ слѣдующихъ словахъ:

— Боже мой, что будетъ со иной? Меня навѣрное казнятъ, и потомъ ничего, кромѣ смерти. Я не имѣю друзей, что мнѣ дѣлать? Я буду осуждена, это вѣрно! Боже мой, сжалься! Что будетъ со мной?

Эти первыя мысли, такъ долго не пробуждавшіяся въ моей душѣ, были слишкомъ мрачны, скажете вы, но надо однако помнить, что онѣ были вызваны страхомъ за то, что ожидало меня, и потому въ нихъ не было и тѣни искренняго раскаянія. Я была ужасно подавлена, я была безутѣшна, у меня не было друга, которому я могла бы повѣрить свои скорбныя мысли, онѣ такою тяжестью лежали у меня на сердцѣ, что я по нѣскольку разъ въ день падала въ обморокъ въ нервномъ припадкѣ. Я послала за своей старой гувернанткой, которая, надо отдать ей справедливость, дѣйствовала какъ самый вѣрный другъ; она не оставила камня на камнѣ, чтобы помѣшать присяжнымъ, рѣшающимъ преданіе суду, составить обвинительный актъ; она ходила ко многимъ, говорила съ ними, убѣждала, стараясь склонить ихъ на мою сторону и утверждая, что вещи не были похищены, дверь не была взломана, и проч. и проч. Но ничто не помогло; обѣ дѣвушки подъ присягой дали свои показанія, и присяжные установили въ моемъ обвинительномъ актѣ фактъ кражи со взломомъ.

Услыхавъ это, я упала въ обморокъ и, когда пришла въ себя, думала, что умру. Моя гувернантка вела себя со мной какъ родная мать, она жалѣла меня, плакала со мной, но ничѣмъ не могла помочь; къ довершенію всѣхъ ужасовъ, по всей тюрьмѣ только и говорили, что мнѣ не избѣжать смерти, и я часто слыхала, какъ онѣ толковали объ этомъ между собой, покачивая головой и жалѣя меня; однако, никто не подѣлился со мной своими мыслями, пока наконецъ одинъ тюремный сторожъ не подошелъ ко мнѣ и, глубоко вздохнувъ, сказалъ:

— Итакъ, мадамъ Флэндерсъ, въ пятницу васъ будутъ судить (у насъ была среда); что вы думаете дѣлать?

Я поблѣднѣла, какъ полотно, и отвѣтила:

— Богъ одинъ знаетъ, что я буду дѣлать.

— Что же! — продолжалъ онъ, я не могу васъ утѣшить; готовьтесь къ смерти; я не сомнѣваюсь, что васъ осудятъ, и такъ какъ вы провинились не въ первый разъ, то по моему вамъ нельзя разсчитывать на помилованіе. Говорятъ, ваше мѣсто очень ясное и ваши свидѣтели такъ положительно обвиняютъ васъ, что противъ нихъ ничего нельзя возразить.

Это былъ ударъ, нанесенный мнѣ прямо въ сердце; долго я не могла произнести ни хорошаго, ни дурного слова; наконецъ, я разразилась рыданіемъ и сказала:

— Ахъ, что же мнѣ дѣлать?

— Что дѣлать? — отвѣчалъ онъ, вамъ надо найти пастора и поговорить съ нимъ; потому что, говоря правду, мадамъ Флэндерсь, хотя вы и не имѣете сильныхъ друзей, но мнѣ кажется, что вы не принадлежите къ здѣшнему сорту людей.

Эти хотя и искреннія слова были для меня слишкомъ жестоки; онъ оставилъ меня въ полномъ смятеніи; всю ночь я не спала; теперь только я начала молиться, чего не дѣлала со смерти моего послѣдняго мужа. Я дѣйствительно могу сказать, что теперь я молилась; ибо я была такъ смущена, мой умъ былъ подавленъ такимъ ужасомъ, что хотя я плакала и постоянно повторяла: Боже мой, сжалься надо мной! но я не чувствовала себя грѣшницей, какою была въ дѣйствительности, я не исповѣдывала передъ Богомъ своихъ преступленій и не просила у него прощенія ради любви къ Іисусу Христу; я была вся поглощена своимъ положеніемъ, я думала только о предстоящемъ судѣ, который приговоритъ меня къ смерти, и поэтому всю ночь кричала одно:

— Боже мой, что будетъ со мной? Боже мой, что мнѣ дѣлать? Боже мой, сжалься надо мной!

Моя несчастная гувернантка была не меньше опечалена, чѣмъ я, искренно каялась въ своихъ преступленіяхъ, хотя никто не обвинялъ ее, несмотря на то, что она заслуживала того же, къ чему готовилась я, какъ говорила сама: втеченіи нѣсколькихъ лѣтъ она укрывала у себя все, что воровала я и другіе, поощряя насъ на это. Она рыдала и металась, какъ безумная; ломая руки, она кричала, что она погибла, что надъ ней виситъ проклятье неба, которымъ она осуждена, погубивъ всѣхъ своихъ друзей и посылая ихъ на эшафотъ; при этомъ она назвала десять или одиннадцать именъ, которыя, благодаря ей, нашли свой безвременный конецъ!.. Вотъ и теперь она служитъ причиной моей гибели, такъ какъ убѣждала меня продолжать мое ремесло, въ то время, когда я хотѣла его оставить. Но я прервала ее слѣдующими словами:

— Нѣтъ, моя матушка, не говорите этого; вы мнѣ совѣтовали бросить все, въ то время, когда я взыскала съ купца мои протори и убытки, то же вы говорили, когда я возвратилась изъ Горнича, но я не хотѣла васъ слушать и потому васъ не за что обвинять; я сама приготовила себѣ гибель.

Такимъ образомъ мы проводили съ нею цѣлые часы. И такъ, надежды не было; процессъ шелъ своимъ путемъ, и въ четвергъ я была переведена въ зданіе суда, а на слѣдующій день я должна была предстать предъ судьями. Я подала объясненіе противъ обвинительнаго акта, не признавая себя «виновной». Дѣйствительно, я имѣла право сказать это, потому что меня обвиняли въ кражѣ со взломомъ, то есть въ томъ, что я, выломавъ дверь, взяла двѣ штуки матеріи, цѣною въ 46 фунтовъ, которыя принадлежали Антонію Джонсону, а между тѣмъ я не только не ломала замка двери, но даже и не дотрогивалась до его ручки.

Въ пятницу меня привели въ судъ. Два или три дня и плакала и такъ ослабѣла, что въ четвергъ ночью крѣпко заснула. Благодаря этому, я явилась въ судъ въ болѣе бодромъ настроеніи духа, чѣмъ ожидала.

Когда началось разбирательство дѣла и обвинительный актъ былъ прочитанъ, я хотѣла говорить, но мнѣ сказали, что слѣдуетъ сперва выслушать свидѣтелей, а потомъ меня. Свидѣтелями были извѣстныя вамъ служанки, эти, такъ сказать, двѣ тугоуздыя лошади; и въ самомъ дѣлѣ, имъ было мало, что фактъ на лицо, но онѣ преувеличили его до послѣдней степени; онѣ клялись, что я совершенно завладѣла парчей, спрятавъ ее подъ платье и выйдя съ ней за порогъ дома, такъ что я совсѣмъ ушла и была на улицѣ, прежде чѣмъ онѣ успѣли схватить и, когда арестовали, то нашли на мнѣ матерію. Въ сущности это было вѣрно, но я настаивала, что онѣ арестовали меня прежде, чѣмъ я переступила порогъ дома, хотя это не имѣло особеннаго значенія, потому что я взяла матерію и готова была унести ее, если бы онѣ не захватили меня.

Я оправдывалась тѣмъ, что я ничего не украла, а хозяинъ ничего не потерялъ, что дверь была открыта и я вошла съ намѣреніемъ купить матерію, и если, не видя никого въ домѣ, я взяла въ руки штуку парчи, то изъ этого еще не слѣдуетъ заключать, что я имѣла намѣреніе украсть ее, такъ какъ я вынесла матерію только къ двери, чтобы посмотрѣть ее на свѣтъ.

Судъ не придалъ этому объясненію никакого значенія и обратилъ его въ шутки; мое заявленіе, что я понесла матерію къ свѣту подало поводъ горничнымъ безстыдно издѣваться надо мной; между прочимъ, онѣ говорили, что дѣйствительно товаръ мнѣ такъ понравился, что я тутъ же запаковала его и взяла съ собой.

Словомъ, меня обвинили въ кражѣ безъ взлома; послѣднее обстоятельство было плохимъ утѣшеніемъ, такъ какъ судъ первой инстанціи вынесъ мнѣ смертный приговоръ, а судъ второй инстанціи не могъ сдѣлать ничего иного. На другой день меня привели выслушать роковой приговоръ и, когда спросили, что я имѣю сказать въ пользу остановки исполненія приговора, я нѣкоторое время не могла выговорить слова; но когда кто то громко ободрилъ меня, совѣтуя объясниться съ судьями, въ разсчетѣ, что мое объясненіе обнаружитъ благопріятныя для меня обстоятельства, тогда я пришла немного въ себя и сказала, что у меня нѣтъ причинъ остановить исполненіе приговора, но я могу сказать, что я разсчитываю на снисходительность суда, потому что я не ломала двери и мой поступокъ не принесъ никому вреда, что хозяинъ взятыхъ мною вещей готовъ былъ простить меня, о чемъ онъ дѣйствительно заявлялъ, что это было мое первое преступленіе и раньше я не судилась. Словомъ, я говорила такъ смѣло, какъ не ожидала, и говорила такимъ трогательнымъ тономъ, хотя сквозь слезы, но совершенно отчетливо, что видѣла, какъ нѣкоторые плакали, слушая меня.

Судьи были торжественно молчаливы; они снисходительно меня выслушали и позволили вполнѣ высказаться, но, не отвѣтивъ на мою рѣчь ни да, ни нѣтъ, приговорили меня къ смертной казни. Этотъ приговоръ поразилъ меня, какъ сама смерть, я потеряла разсудокъ; я лишилась языка и не могла говорить; я лишилась глазъ и не могла поднять ихъ на Бога и людей.

Моя бѣдная гувернантка совершенно упала духомъ; она, утѣшавшая меня прежде, теперь сама нуждалась въ утѣшеніи: она то рыдала, то приходила въ бѣшенство и была внѣ себя, какъ сумасшедшая изъ Бедлама.

Скорѣе можно представить, чѣмъ описать то положеніе, въ которомъ я находилась теперь; передо мною ничего не было, кромѣ смерти; я не имѣла друзей, которые могли бы ходатайствовать о помилованіи, и мнѣ оставалось одно: прочитать свое имя въ приказѣ объ исполненіи казни, въ ряду другихъ пяти такихъ же несчастныхъ; и этотъ приказъ долженъ быть объявленъ въ слѣдующую пятницу.

Между тѣмъ, по просьбѣ моей бѣдной гувернантки, меня навѣстилъ пасторъ. Онъ серьезно увѣщевалъ меня покаяться во всѣхъ моихъ грѣхахъ и не шутить больше съ своей душой; онъ не обнадеживалъ меня избавленіемъ отъ смерти, такъ какъ ему хорошо извѣстно, говорилъ онъ, что я не могу ожидать этого; но совѣтовалъ искренно и всѣмъ сердцемъ обратиться къ Богу и вымолить у него прощеніе во имя Іисуса Христа. Онъ подтверждалъ свои увѣщеванія подходящими текстами Священнаго Писанія, которые побуждаютъ раскаяться самыхъ великихъ грѣшниковъ и отвращаютъ ихъ отъ дурного пути. Когда онъ кончилъ, онъ сталъ вмѣстѣ со мною на колѣни и началъ молиться.

Это было въ первый разъ, что я почувствовала въ своей душѣ признаки истиннаго раскаянія, я начинала съ ужасомъ разбирать свою прошлую жизнь и, имѣя передъ собой иную перспективу, что, я думаю, случается съ каждымъ въ подобныя минуты, я стала смотрѣть на все другимъ взглядомъ, чѣмъ прежде, и печали жизый представились мнѣ въ иномъ видѣ, чѣмъ прежде; въ моихъ мысляхъ явилось что то высшее, что заставляло меня не придавать никакого значенія тому, что я считала важнымъ и что теперь не имѣло никакой цѣны въ моихъ глазахъ. Слово «вѣчность» предстало предо мною со всѣми его непостижимыми дополненіями и во мнѣ родилось такое обширное познаніе міра. какого я до сихъ поръ не могла представить.

Добрый пасторъ былъ глубоко тронутъ, видя, какое вліяніе оказываютъ на меня его увѣщанія; онъ благословлялъ Бога, допустившаго его навѣстить меня, и рѣшилъ не оставлять меня до самой послѣдней минуты,

Прошло не менѣе двѣнадцати дней послѣ того, какъ мы получили приговоръ, и никто изъ насъ еще не былъ отправленъ на казнь; потомъ былъ присланъ приказъ объ исполненіи казни, въ которомъ между другими стояло и мое имя. Это нанесло страшный ударъ моимъ новымъ намѣреніямъ, сердце мое замерло и я два раза падала въ обморокъ, но не говорила ни слова. Добрый пасторъ былъ глубоко опечаленъ этимъ и дѣлалъ все, чтобы успокоить меня, приводя тѣ же аргументы и съ тѣмъ же трогательнымъ краснорѣчіемъ, которымъ дѣйствовалъ прежде. Онъ пробылъ у меня такъ долго вечеромъ, что тюремные сторожа хотѣли дозволить ему остаться въ тюрьмѣ, если только онъ пожелаетъ быть запертымъ со мной, на что онъ не согласился.

Я очень удивилась, когда не увидѣла его на другой день, который былъ кануномъ казни; я была страшно обезкуражена и удручена; дѣйствительно, я почти всегда была въ обморокѣ, если не слушала его утѣшеній, которыми я такъ часто и такъ успѣшно пользовалась съ самаго перваго его посѣщенія. Съ величайшимъ нетерпѣніемъ и подъ гнетомъ самыхъ ужасныхъ мыслей, какія можно только представить, я ожидала его до четырехъ часовъ, когда онъ вошелъ въ мою камеру. Надо замѣтить, что благодаря деньгамъ, безъ которыхъ здѣсь нельзя ступить шага, мнѣ сдѣлали снисхожденіе и не заперли въ яму вмѣстѣ съ другими осужденными на казнь, а дали отдѣльную маленькую комнату.

Въ моей груди сердце затрепетало отъ радости, когда я, еще не видя его, услышала у двери его голосъ, но пусть судятъ, какое волненіе охватило мою душу, когда онъ послѣ короткихъ извиненій въ томъ, что не пришелъ, объявилъ мнѣ, что онъ употребилъ это время для моей пользы и получилъ благопріятное увѣдомленіе отъ прокурора, который пересмотрѣлъ мое дѣло; словомъ, онъ принесъ извѣстіе объ отсрочкѣ моей казни. Онъ со всевозможными предосторожностями сообщилъ мнѣ то, что было вдвойнѣ жестоко скрывать отъ меня; ибо, какъ прежде перевернуло меня горе, такъ теперь перевернула меня радость: я упала въ обморокъ болѣе опасный, чѣмъ прежде, было не легко привести меня въ чувство.

На другой день въ тюрьмѣ произошла по истинѣ печальная сцена. Первое, чѣмъ привѣтствовало меня утро, былъ погребальный звонъ большого колокола въ церкви Гроба Господня. Лишь только онъ раздался, какъ изъ ямы осужденныхъ послышались мрачные стоны и крики пяти несчастныхъ, которые томились тамъ и которыхъ должны были казнить въ этотъ день за разныя преступленія, въ томъ числѣ двухъ на убійство.

Къ ихъ стонамъ примѣшивался смѣшанный гулъ тюрьмы, гдѣ заключенные грубо выказывали свое сочувствіе несчастнымъ, идущимъ на смерть; ихъ горе выражалось различно: одни плакали, другіе посылали имъ жестокое ура съ пожеланіемъ счастливаго пути, третьи проклинали и осуждали тѣхъ, кто посылалъ ихъ на эшафотъ; многіе жалѣли осужденныхъ и весьма немногіе молились за нихъ.

Здѣсь почти не было мѣста такому душевному состоянію, чтобы я могла сосредоточить свои мысли и благословлять милосердное Провидѣніе, которое вырвало меня изъ когтей вѣчной смерти; но я молчала, какъ нѣмая, я была поглощена однимъ этимъ чувствомъ и была неспособна выразить то, что волновало мою душу; въ такихъ случаяхъ страсти слишкомъ сильно возбуждаютъ человѣка, чтобы онъ могъ управлять ихъ движеніемъ.

Все время, пока несчастные осужденные готовились къ смерти и священникъ Ньюгетской тюрьмы находился при нихъ, увѣщевая покориться приговору, все это время меня трясла такая сильная дрожь, какъ будто мое положеніе было тоже, что и вчера; я была такъ взволнована этимъ внезапнымъ припадкомъ, что тряслась, какъ въ лихорадкѣ, я не могла ни смотрѣть, ни говорить и ходила, какъ помѣшанная. Едва ихъ посадили въ колесницу и повезли, — у меня недостало присутствія духа видѣть это, — едва ихъ повезли, говорю я, какъ ко мнѣ подступили слезы, я невольно начала рыдать и рыдала долго, не имѣя силъ остановить слезы.

Такой приступъ продолжался со мной около двухъ часовъ, я полагаю до тѣхъ поръ, пока всѣ несчастные не оставили этотъ міръ; затѣмъ меня охватила тихая и строгая радость покаянія. То было истинно восторженное чувство благодарности за спасенную жизнь, и этимъ чувствомъ я жила почти весь день.

XXV Мнѣ замѣняютъ казнь ссылкой. — Свиданіе съ Ланкаширскимъ мужемъ

Спустя двѣ недѣли у меня явились основанія опасаться, что въ слѣдующую сессію меня включатъ въ приказъ объ исполненіи смертной казни; съ большими трудностями послѣ самой униженной просьбы мнѣ замѣнили казнь ссылкой; я пользовалась слишкомъ дурной извѣстностью и на меня смотрѣли, какъ на женщину, совершившую не въ первый разъ преступленіе, хотя въ данномъ случаѣ ко мнѣ относились не особенно справедливо, потому что передъ закономъ я не была рецидивисткой, такъ какъ судилась только въ первый разъ, чѣмъ и воспользовался прокуроръ предложивъ суду вновь пересмотрѣть мое дѣло.

Теперь я была увѣрена, что мнѣ оставили жизнь, хотя и сохранили ее при тяжкихъ условіяхъ; я была осуждена на изгнаніе, что было само по себѣ ужасно, хотя все же лучше смерти. Я не возражала ни противъ приговора, ни противъ выбора мѣста ссылки; когда передъ глазами стоитъ смерть и особенно такая, какая меня ожидала, мы готовы на все, лишь бы избѣжать ее.

Теперь возвращусь къ моей гувернанткѣ, которая опасно заболѣла и которая, видя приближеніе смерти отъ болѣзни, какъ я видѣла ее по приговору, покаялась; все это время она не была у меня, но когда поправилась и стала выходить, она тотчасъ пришла.

Я описала ей все, что произошло со мной за это время; я разсказала, какъ волновали меня приливы и отливы страха и надежды, какимъ образомъ и при какихъ условіяхъ я избѣжала своей роковой участи; бывшій тутъ же пасторъ выразилъ опасеніе, что я снова начну порочную жизнь, когда мнѣ придется попасть въ ужасное общество людей, обыкновенно отправляемыхъ въ ссылку. Дѣйствительно, я сама съ грустью думала объ этомъ, мнѣ было хорошо извѣстно, какихъ страшныхъ каторжниковъ высаживаютъ на берега Виргиніи, потому я и сказала своей гувернанткѣ, что опасенія пастора имѣютъ свои основанія.

— Да, да! — отвѣчала она, — но я надѣюсь, что тебя не соблазнятъ такіе ужасные примѣры.

Но лишь только вышелъ пасторъ, она сказала, что не слѣдуетъ падать духомъ, потому что, можетъ быть, найдется возможность устроить меня совершенно иначе, о чемъ подробнѣе поговоритъ со мною потомъ.

Я внимательно посмотрѣла на нее и замѣтила, что она имѣла болѣе бодрый и веселый видъ, чѣмъ обыкновенно; немедленно у меня возникли тысячи предположеній относительно моего освобожденія, но я не могла себѣ представитъ ни одного, которое можно было бы осуществить; однако я слишкомъ заинтересовалась этимъ, чтобы позволить ей уйти, не объяснившись въ чемъ дѣло. Она отказывалась, но такъ какъ я сильно настаивала, то она намекнула мнѣ на свои планы въ нѣсколькихъ словахъ:

— Есть у тебя деньги, или нѣтъ? Знала ли ты когда-нибудь женщину, которая отправлялась бы въ ссылку, имѣя въ карманѣ 100 фунтовъ, дитя мое?

Я сразу поняла въ чемъ дѣло, но сказала, что у меня нѣтъ основаній надѣяться на что либо, кромѣ самаго строгаго исполненія приговора, и такъ какъ на эту строгость мы должны смотрѣть, какъ на милость, то нѣтъ повода думать, что его не исполнять во всей точности. На это она отвѣтила только: попробуемъ, что можно будетъ сдѣлать… На этомъ мы разстались.

Послѣ этого я пробыла въ тюрьмѣ еще около пятнадцати недѣль, — почему такъ долго, я не знаю, — но въ концѣ этого времени меня посадили на корабль въ Темзѣ вмѣстѣ съ шайкой изъ тринадцати такихъ подлыхъ и такихъ ожесточенныхъ созданій, какихъ никогда не производилъ Ньюгетъ въ мое время; дѣйствительно, описаніе всѣхъ ихъ безстыдствъ, дерзкихъ плутней, ихъ поведенія во время путешествія составило бы гораздо большій разсказъ, чѣмъ исторія моей жизни; у меня сохранились интересныя записки по этому поводу, подробно составленныя капитаномъ корабля и его помощникомъ.

Безъ сомнѣнія, надо полагать, что было бы безполезно входить здѣсь въ описаніе тѣхъ незначительныхъ случайностей, которыя произошли со мной въ промежутокъ времени между окончательнымъ распоряженіемъ о моей высылкѣ и отправкой меня въ Америку. Исторія моя близится къ концу и потому для такихъ подробностей нѣтъ мѣста, но я опишу только обстоятельства, сопровождавшія мою встрѣчу съ моимъ ланкаширскимъ мужемъ.

Какъ я уже говорила, онъ былъ переведенъ изъ главнаго общаго отдѣленія въ обыкновенную тюрьму, на тюремномъ дворѣ, вмѣстѣ съ тремя своими товарищами, такъ какъ, спустя нѣкоторое время, къ нимъ прислали третьяго; здѣсь, я не знаю почему, они сидѣли цѣлыхъ три мѣсяца, въ ожиданіи суда. Вѣроятно, они нашли возможность подкупить свидѣтелей и потому судъ не имѣлъ доказательствъ для ихъ обвиненія. Наконецъ послѣ всевозможныхъ затрудненій судъ собралъ достаточно уликъ противъ двухъ, которыхъ и приговорили въ ссылку; но другіе двое, и одинъ изъ нихъ мой ланкаширскій мужъ, оставались еще въ подозрѣніи. Я полагаю, что противъ каждаго изъ нихъ у суда были ясныя улики, но по закону судъ обязанъ непремѣнно допросить двухъ свидѣтелей, безъ которыхъ онъ не имѣетъ права рѣшить дѣла; тѣмъ не менѣе судъ постановилъ не выпускать ихъ изъ тюрьмы, въ полной увѣренности, что въ концѣ концовъ явятся такіе свидѣтели; какъ мнѣ кажется, съ этой цѣлью была сдѣлана публикація, въ которой объявляли, что въ тюрьмѣ заключены такіе то преступники и что каждый желающій можетъ ихъ видѣть.

Желая удовлетворить свое любопытство, я воспользовалась этимъ случаемъ и, заявивъ, что меня ограбили въ почтовой Денстэбльской каретѣ, я объявила, что желаю видѣть двухъ разбойниковъ съ большой дороги; отправляясь на тюремный дворъ, я переодѣлась и закутала свое лицо такъ, что его было почти не видно, и онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ меня узнать. Когда я возвратилась оттуда къ себѣ, то объявила всѣмъ, что я хорошо знаю обоихъ преступниковъ.

Тотчасъ по всей тюрьмѣ разнесся слухъ, что Молль Флэндерсъ хочетъ представить улики противъ одного изъ грабителей на большой дорогѣ, и что вслѣдствіе этого приговоръ о моей ссылкѣ будетъ отмѣненъ.

Они тоже узнали объ этомъ, и мой мужъ немедленно пожелалъ увидѣть эту Молль Флэндерсъ, которая такъ хорошо знаетъ и хочетъ быть свидѣтельницей противъ него; поэтому я получила позволеніе пойти къ нему. Я надѣла свое лучшее платье, получивъ на это разрѣшеніе, и отправилась на тюремный дворъ, закрывъ лицо особенной повязкой; сначала онъ очень мало говорилъ со мной, онъ спросилъ знаю ли я его; я отвѣчала: «да, очень хорошо», такъ измѣнивъ голосъ, что это вмѣстѣ съ закрытымъ лицомъ лишало его возможности составить себѣ малѣйшее представленіе обо мнѣ. Затѣмъ онъ опять спросилъ, гдѣ я его видѣла, я отвѣчала: между Денстэблемъ и Брикхилемъ; причемъ, обратясь къ бывшему тутъ стражнику, я сказала, не можетъ ли онъ оставить насъ вдвоемъ; послѣдній очень вѣжливо удалился.

Едва только онъ вышелъ, какъ я заперла дверь, сняла свою повязку и, заливаясь слезами, воскликнула:

— Дорогой мой, вы не узнали меня?

Онъ поблѣднѣлъ и не могъ выговорить слова, какъ пораженный громовымъ ударомъ; будучи не въ силахъ сдержать свое изумленіе, онъ сказалъ только: «Позвольте мнѣ сѣсть». Потомъ онъ сѣлъ возлѣ стола, подперъ рукой голову и въ оцѣпенѣніи опустилъ глаза внизъ. Съ своей стороны, я сильно плакала и долго не могла выговорить слова, но потомъ, давъ волю своей страсти, я повторяла одно: «Дорогой мой, вы не узнали меня». На это онъ отвѣтилъ «Нѣтъ». Долго онъ не говорилъ ни слова. Чувство изумленія не оставляло его, наконецъ онъ поднялъ на меня глаза и сказалъ:

— Неужели вы такъ жестоки? — Я не поняла, что онъ хотѣлъ и отвѣчала:

— Неужели вы можете называть меня жестокой?

— Придти ко мнѣ сюда, въ это проклятое мѣсто, сказалъ онъ, не значитъ ли это — оскорблять меня! Но вѣдь я не ограбилъ васъ по крайней мѣрѣ на большой дорогѣ?

Изъ этого я увидѣла ясно, что онъ ничего не знаетъ о моей несчастной жибни, и думаетъ, что я, услыхавъ, что онъ здѣсь, явилась съ цѣлью упрекать его за то, что онъ меня бросилъ. Но я коротко объяснила, что пришла не для того, чтобы оскорблять его, а напротивъ, я пришла къ нему съ цѣлью взаимнаго утѣшенія, въ чемъ онъ убѣдится, когда я скажу ему, что мое положеніе во многихъ отношеніяхъ хуже его. Послѣднія слова его нѣсколько встревожили, хотя онъ и спросилъ меня, съ легкой насмѣшкой:

— Развѣ это возможно? Вы застаете меня въ Ньюгетѣ, между двумя приговоренными товарищами, и говорите, что ваше положеніе хуже моего.

— Такъ, сказала я, все это вѣрно, но если я вамъ объясню, что я приговорена къ смерти, тогда вы согласитесь, что мое положеніе хуже вашего.

Теперь онъ замолкъ, какъ будто у него отнялся языкъ… Мы сѣли и я разсказала ему изъ моей жизни все, что нашла удобнымъ, объяснивъ, что я впала въ крайнюю бѣдность, которая будто бы и бросила меня въ дурное общество.

— На мое несчастье, объясняла я, меня приняли въ тюрьмѣ за нѣкую извѣстную и знаменитую воровку Молль Флэндерсъ, о которой всѣ слыхали, но никто не видѣлъ… Но это, какъ ему хорошо извѣстно, не мое имя. Долго я разсказывала ему о томъ, что было со иною съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались; и между прочимъ, какъ я видѣла его въ то время, когда онъ не подозрѣвалъ объ этомъ, видѣла въ Брикхиллѣ, гдѣ его преслѣдовали и гдѣ я объявила всѣмъ, что знаю его какъ честнаго джентльмена. Благодаря моему заявленію, облаву прекратили, и констэбль распустилъ верховыхъ по домамъ.

Онъ очень внимательно слушалъ всю мою исторію, многія подробности часто вызывали его улыбку, онъ находилъ ихъ интереснѣе своихъ. Но, когда я разсказала о Брикхиллѣ, онъ въ изумленіи воскликнулъ:

— Значитъ это вы, моя дорогая, остановили народъ въ Брикхиллѣ!

— Да, отвѣтила я и снова повторила разсказъ.

— Итакъ, вы мнѣ тогда спасли жизнь! Я счастливъ тѣмъ, что вамъ обязанъ ею, потому что теперь хочу отплатить вамъ тѣмъ же, я хочу освободить васъ, цѣною своей жизни.

Я объяснила ему, что ничего этого не надо, что это былъ бы очень большой рискъ, что не стоитъ подвергать себя случайности, ради ничего нестоющей жизни. «Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ, — эта жизнь для меня дороже всего на свѣтѣ, эта жизнь дала мнѣ новую жизнь, потому что до послѣдней минуты я никогда не подвергался такой опасности, какъ въ тотъ разъ».

При этомъ онъ разсказалъ мнѣ длинную исторію своей жизни, дѣйствительно очень оригинальную и занимательную исторію, изъ которой я узнала, что онъ вышелъ на большую дорогу за одиннадцать лѣтъ до того времени, когда женился на мнѣ; что женщина, называвшая его «братомъ», совсѣмъ не была его родственницей, а принадлежала къ ихъ шайкѣ; она вела съ ними переписку, жила постоянно въ городѣ, потому что имѣла очень много знакомыхъ; она сообщала точныя свѣдѣнія о тѣхъ лицахъ, выѣзжавшихъ изъ Лондона, которыя могла служить предметомъ богатой добычи; она думала прибрать къ рукамъ мое состояніе, въ то время когда привезла меня къ нему, но обманулась, потому что онъ не согласился на это; узнавъ отъ нея, что я очень богата, онъ рѣшилъ бросить свою удалую жизнь на большой дорогѣ и начать новую жизнь, не показываясь нигдѣ въ обществѣ, пока послѣдуетъ какая нибудь общая амнистія или пока найдетъ случай купить прощеніе при помощи денегъ; но дѣла приняли иной оборотъ, и ему пришлось взяться за старое ремесло.

Долго онъ разсказывалъ мнѣ о своихъ приключеніяхъ. Изъ нихъ особенно были замѣчательны ограбленіе почтовыхъ каретъ изъ Уэстъ-Честера возлѣ Ликфильда, гдѣ ему досталась большая добыча, и нападеніе на пять скотоводовъ на Западѣ, ѣхавшихъ на ярмарку изъ Бедфорда въ Уилтширъ за покупкой барановъ; за эти два раза онъ добылъ столько денегъ, что, по его словамъ, если бы онъ зналъ, гдѣ я находилась, то навѣрное принялъ бы мое предложеніе отправиться вмѣстѣ со мной въ Виргинію, гдѣ мы могли бы устроиться, пріобрѣтя плантацію или поселясь въ какой нибудь другой англійской колоніи.

Онъ написалъ мнѣ три письма, по указанному мною адресу, но ни на одно не получилъ отвѣта. Дѣйствительно, я очень хорошо знала, что эти письма я получила въ то время, когда была женой моего послѣдняго мужа, и не могла на нихъ отвѣтить…

Послѣ этого я просила его разсказать мнѣ сущность настоящаго дѣла и чѣмъ оно угрожаетъ ему. Онъ объяснилъ, что противъ него нѣтъ никакихъ уликъ, хотя его обвиняютъ въ трехъ послѣднихъ грабежахъ, изъ которыхъ, по счастливой случайности, онъ замѣшанъ только въ одномъ. Къ тому же противъ него имѣется только одинъ свидѣтель, чего для суда недостаточно; но судъ полагаетъ, что найдутся другіе, а потому, когда онъ увидѣлъ меня, то думалъ, что я пришла сюда именно съ этой цѣлью. Такимъ образомъ онъ полагаетъ, что, если никто не покажетъ противъ него, тогда его оправдаютъ, хотя онъ имѣетъ указанія, что, въ случаѣ его согласія, его отправятъ въ ссылку безъ суда; но онъ готовъ идти лучше на висѣлицу, чѣмъ въ ссылку, такъ какъ безъ ужаса не можетъ подумать о томъ, что его сошлютъ на плантаціи, подобно тому, какъ римляне ссылали своихъ рабовъ въ рудники. Это общее мнѣніе всѣхъ джентльменовъ, которые, благодаря своей злосчастной судьбѣ, стали разбойничать на большой дорогой; казнь положитъ конецъ всѣмъ земнымъ бѣдствіямъ; что же касается вопроса, что будетъ потомъ, то, по его мнѣнію, каждый человѣкъ скорѣе можетъ искренно раскаяться въ теченіи послѣднихъ пятнадцати дней своего существованія, подъ вліяніемъ грядущей казни и жизни въ тюремной ямѣ для осужденныхъ, чѣмъ въ пустыняхъ и лѣсахъ Акероди; что рабство и каторжныя работы такія вещи, до которыхъ не можетъ унизиться истинный джентльменъ; что онѣ служатъ средствомъ заставить каждаго изъ нихъ сдѣлаться собственнымъ палачомъ; это гораздо хуже и у него не достанетъ терпѣнія даже думать объ этомъ.

Я употребила всю силу моего краснорѣчія, чтобы разубѣдить его въ его взглядахъ, прибавя самый краснорѣчивый доводъ женщины — слезы. Я говорила ему, что позоръ публичной казни долженъ подѣйствовать на джентльмена сильнѣе всякого другого оскорбленія, какое онъ можетъ встрѣтить за моремъ, что во всякомъ случаѣ лучше жить, чѣмъ умереть отъ насильственной смерти; что ему будетъ не трудно пріобрѣсти расположеніе капитана корабля, такъ какъ обыкновенно это бываютъ люди съ прекраснымъ характеромъ, и что, ведя себя хорошо и особенно имѣя деньги, онъ всегда найдетъ возможность выкупить себя, по прибытіи въ Виргинію, особенно, если, какъ мнѣ кажется у него нѣтъ недостатка въ деньгахъ, которыя въ подобномъ положеніи являются единственнымъ вѣрнымъ другомъ.

Онъ улыбнулся и отвѣтилъ, что не говорилъ мнѣ, что у него есть деньги. Я рѣзко перебила его, сказавъ, что изъ моего разговора нельзя было придти къ заключенію, что я ожидаю отъ него какой-либо помощи, если онъ и имѣетъ деньги; не смотря на то, что у меня ихъ немного, я не нуждаюсь, и скорѣе прибавлю къ его запасу, чѣмъ возьму у него; я предлагаю ему это не потому, чтобы не могла обойтись безъ его помощи, но думаю, что намъ лучше всего покинуть отечество и отправиться жить туда, гдѣ мы будемъ жить свободно, а не подъ гнетомъ воспоминаній о тюрьмѣ, гдѣ мы станемъ размышлять о нашихъ прошлыхъ бѣдствіяхъ, сознавая, что наши враги насъ забыли и что мы живемъ новыми людьми въ новомъ мірѣ, не зная никого, кто бы могъ напомнить намъ наше прошлое.

Я высказывала всѣ эти доводы такъ горячо и на всѣ его страстныя возраженія я отвѣчала такъ убѣдительно, что наконецъ онъ обнялъ меня и сказалъ, что моя искренняя привязанность къ нему побѣдила его и что онъ приметъ мой совѣтъ и заставитъ себя подчиниться роковой судьбѣ, надѣясь найдти поддержку въ такомъ вѣрномъ другѣ и товарищѣ по несчастью.

XXVI На бортѣ корабля. — Письмо къ моей гувернанткѣ. — Мой мужъ отправляется вмѣстѣ со мной

Но возвращаюсь къ себѣ. Время моего отправленія приближалось. Моя гувернантка, продолжая быть моимъ вѣрнымъ другомъ, дѣлала попытки исходатайствовать мнѣ прощеніе, но я не могла получить его, не истративъ всего моего капитала; такимъ образомъ мнѣ пришлось бы приниматься за свое старое ремесло, что было хуже всякой ссылки, гдѣ я могла такъ или иначе существовать.

Въ февралѣ мѣсяцѣ мы въ числѣ тринадцати ссыльныхъ были сданы купцу, который производилъ торговлю съ Виргиніей, на корабль, стоявшій на якорѣ въ Делтфордъ-ригъ. Тюремный офицеръ доставилъ насъ на бортъ корабля, и хозяинъ корабля выдалъ ему росписку въ полученіи.

Ночью надъ нашей каютой заперли люкъ и насъ помѣстили татъ тѣсно, что я боялась задохнуться отъ недостатка воздуха: на другой день утромъ корабль поднялъ якорь, и мы спустились по рѣкѣ до мѣста, извѣстнаго подъ именемъ Бьюгсбойсъ-Холь; говорили, что это сдѣлали по соглашенію съ купцомъ, чтобы лишить насъ всякой возможности бѣжать. Однако же, когда корабль сталъ здѣсь на якорь, намъ позволили выйти на палубу, хотя и не на шканцы, которые обыкновенно предназначается длякапитана и пассажировъ.

Когда по шуму шаговъ надъ моей головой и движенію корабля я замѣтила, что мы идемъ подъ парусами, то пришла въ сильное недоумѣніе; я боялась, что мы уйдемъ, не повидавшись съ нашими друзьями; но скоро я разубѣдилась въ этомъ, слыша, что бросаютъ якорь; въ то же время кто то сообщилъ, что утромъ намъ позволятъ выйти на палубу для свиданія съ тѣми, кто къ намъ пріѣдетъ.

Всю эту ночь я спала на голомъ полу, вмѣстѣ съ другими арестантами; но потомъ намъ отвели маленькія каморки, по крайней мѣрѣ тѣмъ, у кого были постели, и уголъ для сундука или чемодана съ бѣльемъ, если кто имѣлъ его. Это необходимо прибавить, потому что у нѣкоторыхъ только и были тѣ сорочки, что на нихъ, и ни одного фартинга въ карманѣ. Однако же я не видѣла, чтобы они терпѣли большую нужду на кораблѣ, особенно женщины, которымъ матросы давали за деньги стирать свое бѣлье и пр., что давало тѣмъ возможность пріобрѣтать необходимое.

Когда на слѣдующее утро насъ выпустили на палубу, я спросила у одного изъ служащихъ, разрѣшатъ ли мнѣ послать на берегъ письмо моимъ друзьямъ, чтобы они, узнавъ гдѣ мы стоимъ, могли прислать мнѣ нѣкоторыя необходимыя вещи. Это былъ боцманъ, человѣкъ очень вѣжливый и привѣтливый; онъ объяснилъ, что съ первымъ приливомъ въ Лондонъ отправится корабельный ботъ и онъ сдѣлаетъ распоряженіе доставить на немъ мое письмо.

Дѣйствительно, онъ доставилъ мое письмо въ руки гувернантки я привезъ отвѣтъ; передавая мнѣ письмо, онъ возвратилъ данный мною шиллингъ, говоря:

— Возьмите ваши деньги, онѣ не понадобились, письмо я доставилъ самъ.

Меня такъ удивило это, что сначала я не знала, что ему сказать, однако, послѣ небольшой паузы, я отвѣтила:

— Вы слишкомъ добры, сэръ; и было бы совершенно справедливо, если бы вы оставили деньги у себя за исполненіе моего порученія.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ онъ, — мнѣ и такъ хорошо заплатили. Кто эта дама? Ваша сестра?

— Нѣтъ; она хотя мнѣ и не родственница, но мой самый дорогой и единственный другъ въ мірѣ.

— Вѣрно, что мало такихъ на свѣтѣ друзей. Вы знаете, она плакала, какъ ребенокъ, читая ваше письмо.

— О, да, — замѣтила я, — я увѣрена, что она не пожалѣла бы и ста фунтовъ, если бы могла вырвать меня изъ этого ужаснаго положенія.

— Неужели? — спросилъ онъ, — но я думаю, что я могъ бы за половину дать вамъ возможность освободиться…

Онъ такъ тихо сказалъ эти слова, что ихъ никто не могъ услышать.

— Увы, сэръ, — отвѣчала я, — но это было бы такое освобожденіе, что если бы меня поймали, то я заплатила бы за него своею жизнью.

— Да, разъ вы уйдете съ корабля, надо быть очень осторожной, и въ этомъ отношеніи я ничего не могу сказать.

На этомъ мы пока прекратили разговоръ.

Между тѣмъ моя гувернантка, вѣрная до послѣдней минуты, передала письмо моему мужу въ тюрьму и получила на него отвѣтъ; на другой день, она пріѣхала сама, привезла мнѣ, во-первыхъ, такъ называемую морскую койку и обыкновенную домашнюю утварь; потомъ сундукъ, сдѣланный спеціально для моряковъ, со всѣми удобствами и наполненный всѣмъ, что мнѣ было необходимо; въ одномъ изъ угловъ этого сундука устроенъ былъ потаенный ящикъ, въ которомъ хранилась моя касса, то есть въ ней она положила столько денегъ, сколько я рѣшила взять съ собой. Я просила ее оставить у себя часть моего капитала, съ тѣмъ чтобы она купила и прислала мнѣ потомъ тѣ вещи, которыя понадобятся, когда я устроюсь, потому что деньги не имѣютъ особеннаго значенія тамъ, гдѣ все покупаютъ за табакъ; при самомъ большомъ благоразуміи было бы не выгодно везти ихъ отсюда.

Но мое положеніе въ этомъ отношеніи было совершенно особенное: я не могла отправляться въ ссылку безъ денегъ и безъ вещей, но съ другой стороны не могло не обратить на себя вниманіе то, что бѣдная арестантка, которая должна быть проданной тотчасъ какъ ступитъ на берегъ, везетъ съ собой большой грузъ различныхъ товаровъ; эти товары могли конфисковать; поэтому я взяла съ собою только часть своего капитала, оставя другую у моей гувернантки.

Она привезла мнѣ много другихъ вещей, но я должна была не особенно выставлять ихъ на показъ, покрайней мѣрѣ, до тѣхъ поръ, пока не узнаю характера нашего капитана. Когда моя гувернантка вошла на корабль, я дѣйствительно думала, что она умретъ; у нея замерло сердце при мысли, что она разстается со мной въ такомъ положеніи; она плакала такъ безутѣшно, что я долго не могла съ ней говорить.

Тѣмъ временемъ я успѣла прочитать письмо отъ моего мужа, въ которомъ онъ говорилъ, что не можетъ такъ скоро собраться, чтобы отправиться со мной на одномъ кораблѣ; но главное, онъ начинаетъ сомнѣваться, чтобы ему позволили выбрать корабль по своему желанію, хотя онъ отправляется въ ссылку не по суду, а добровольно; если же, благодаря какому нибудь несчастью на морѣ или моей смерти, онъ не застанетъ меня тамъ, то это погубитъ его навсегда.

Все это представляло такія затрудненія, что я не знала, что дѣлать; я разсказала моей гувернанткѣ наше дѣло съ мужемъ, не открывая впрочемъ, что онъ мой мужъ, и объяснивъ только, что мы согласились ѣхать вмѣстѣ, если ему разрѣшатъ отправиться на томъ же кораблѣ, и что онъ имѣетъ деньги.

Теперь же главной заботой было устроить такъ, чтобы онъ могъ отправиться на одномъ кораблѣ со мной, чего мы наконецъ и достигли, хотя съ большими затрудненіями, при чемъ онъ долженъ былъ подвергнуться всѣмъ формальностямъ ссыльнаго каторжника, хотя отправлялся въ ссылку не по суду; это было для него большимъ оскорбленіемъ. Правда, его освободили отъ рабства и потому его не могли, какъ насъ, продать по прибытіи въ Виргинію, но за то онъ былъ обязанъ заплатить за свое путешествіе капитану, отъ чего мы были избавлены; все это привело его наконецъ въ такое недоумѣніе, что онъ, какъ ребенокъ, не могъ ничего дѣлать безъ указаній.

Между тѣмъ я провела цѣлыхъ три недѣли въ неопредѣленномъ положеніи: я не знала, будетъ ли со мною мой мужъ или нѣтъ, поэтому я и не могла рѣшить, въ какомъ смыслѣ принятъ предложеніе честнаго боцмана, что по справедливости казалось ему весьма страннымъ.

Въ концѣ этого времени мой мужъ прибылъ на корабль; онъ былъ раздраженъ и имѣлъ унылый видъ; его гордое сердце кипѣло гнѣвомъ и негодованіемъ на то, что его, какъ каторжника, привели и бросили на корабль три Ньюгетскихъ тюремныхъ сторожа. Онъ горько ропталъ на своихъ друзей, которые хотя и ходатайствовали о немъ, но встрѣтили большія затрудненія и имъ объявили, что ему оказана большая милость, потому что послѣ полученнаго изъ разрѣшенія на добровольную ссылку открылись противъ него такія улики, что его слѣдовало предать суду. Этотъ отвѣтъ успокоилъ моего мужа, такъ какъ онъ очень хорошо зналъ, что ожидало его послѣ суда, и теперь только онъ оцѣнилъ мой совѣтъ согласиться на добровольную ссылку; когда онъ успокоился и его раздраженье противъ этихъ адскихъ ищеекъ, какъ онъ называлъ судей, прошло, лицо его прояснилось и онъ сталъ веселъ. Я сказала ему, какъ я счастлива, что мнѣ удалось второй разъ вырвать его изъ когтей. Онъ обнялъ меня и съ глубокой нѣжностью призналъ, что я дѣйствительно дала ему такой совѣтъ, лучше котораго нельзя было придумать.

— Дорогая моя, сказалъ онъ, — ты мнѣ два раза спасла жизнь! Отнынѣ она принадлежитъ тебѣ и я всегда буду слѣдовать твоимъ совѣтамъ.

Первой нашей заботой было опредѣлить наши средства; онъ откровенно объяснилъ мнѣ, что, когда его привели въ тюрьму, то у него былъ порядочный капиталъ, но жизнь тамъ, на правахъ джентльмена, пріобрѣтеніе друзей и расходы по веденію процесса стали очень дорого, такъ что у него осталось всего 108 фунтовъ золотомъ, которые и находятся при немъ.

Главное наше неудобство заключалось въ томъ, что капиталъ въ деньгахъ не былъ производителенъ при поселеніи; я полагаю, что у моего мужа дѣйствительно не было денегъ больше того, сколько онъ говорилъ; но у меня въ то время, когда случилось со мной это несчастье, лежало въ банкѣ отъ 700 до 800 фунтовъ, которые находились въ рукахъ моей вѣрной подруги. Не смотря на то, что эта женщина была безъ принциповъ, она сохранила ихъ, и такимъ образомъ помимо тѣхъ, что я брала съ собой, у нея оставалось 300 фунтовъ моихъ денегъ; кромѣ того я увозила съ собой много цѣнныхъ вещей, между прочимъ двое золотыхъ часовъ, столовую серебрянную посуду и нѣсколько колецъ: и все это было краденное. Съ такимъ состояніемъ и имѣя шестьдесятъ одинъ годъ отъ роду, я пустилась въ новый міръ въ качествѣ ссыльной, которую изъ милосердія отправили за море вмѣсто того, чтобы отправить на висѣлицу. На мнѣ было старое, хотя чистое и необорванное платье, и на всемъ кораблѣ никому не было извѣстно, что я везу съ собой богатый грузъ.

Но такъ какъ у меня былъ большой запасъ очень хорошихъ платьевъ и бѣлья, то я просила уложить все въ два сундука и доставить на корабль, адресовавъ его на мое настоящее имя въ Виргинію; билетъ на этотъ багажъ былъ у меня въ карманѣ, въ сундукахъ вмѣстѣ съ платьемъ и бѣльемъ лежали всѣ цѣнныя вещи, часы, кольца и пр., кромѣ тѣхъ денегъ, которыя я спрятала въ бывшій со мною сундукъ въ потаенномъ ящикѣ. Открыть этотъ ящикъ постороннему лицу нельзя было, не разбивши въ куски всего сундука.

Теперь корабль начиналъ наполняться пассажирами, которымъ размѣстили очень удобно въ большой и малыхъ каютахъ; только насъ каторжниковъ забили внизъ, я не знаю куда. Когда привели моего мужа, я обратилась къ боцману, уже представившему столько доказательствъ своего расположенія ко мнѣ сказала, что я такъ часто обращалась къ его помощи, что не хочу оставаться у него въ долгу и прошу принять отъ меня подарокъ. При этомъ я положила ему въ руку гинею и объяснила, что здѣсь мой мужъ и мы находимся въ самомъ несчастномъ положеніи: мы не принадлежимъ къ тому разряду людей, съ которыми мы прибыли сюда, и потому хотѣли бы знать, не можемъ-ли мы получить отъ капитана разрѣшеніе воспользоваться нѣкоторыми удобствами, за что мы охотно заплатимъ ему. Боцманъ съ удовольствіемъ принялъ деньги, обѣщая мнѣ свою помощь.

Потомъ онъ сказалъ намъ, что не сомнѣвается въ согласіи капитана, человѣка съ прекраснымъ и добрымъ характеромъ, доставить намъ желаемыя удобства и что онъ отправится на берегъ при приливѣ и переговоритъ съ капитаномъ. На слѣдующее утро я спала дольше обыкновеннаго и, когда вышла на палубу, то увидѣла боцмана съ другими матросами, занятаго своимъ дѣломъ. Я съ нѣкоторой грустью смотрѣла на него, желая переговорить. Увидя меня, онъ самъ подошелъ ко мнѣ; но я, не давъ ему времени начать разговоръ, улыбаясь, сама начала такъ:

— Я боюсь, сэръ, что вы насъ забыли, потому что вижу, какъ у васъ много дѣла.

Онъ тотчасъ же отвѣтилъ:

— Пойдемте со мной, вы увидите, какъ я забылъ васъ.

И онъ повелъ меня въ большую каюту, гдѣ за столомъ, заваленнымъ бумагами, сидѣлъ джентльменъ красивой наружности и что-то писалъ.

— Вотъ, — сказалъ боцманъ, обращаясь къ нему, та дама, о которой говорилъ вамъ капитанъ.

Потомъ, поворотясь ко мнѣ, онъ прибавилъ:

— Я настолько не забылъ вашего дѣла, что отправился на домъ къ капитану и сообщилъ ему ваше желаніе воспользоваться вмѣстѣ съ вашимъ мужемъ удобствами на кораблѣ; капитанъ прислалъ этого джентльмена штурмана, который покажетъ вамъ каюту и устроитъ все по вашему желанію, причемъ капитанъ поручилъ мнѣ передать вамъ, что съ вами будутъ обходиться не такъ, какъ вы можете ожидать, но такъ же хорошо, какъ и съ другими пассажирами.

Тогда заговорилъ со мной штурманъ, не давъ мнѣ времени поблагодарить боцмана за его любезность; онъ подтвердилъ слова боцмана, прибавя, что капитанъ всегда радъ быть добрымъ и милостивымъ, и особенно къ людямъ, которыхъ постигло несчастье. Потомъ онъ показалъ мнѣ нѣсколько каютъ, изъ нихъ однѣ были устроены возлѣ каютъ-компаніи, другія дальше, передъ каютой капитана, но не всѣ выходили въ большую общую каюту; онъ предложилъ мнѣ выбрать любую. Я взяла одну изъ послѣднихъ, гдѣ можно было превосходно помѣстить сундукъ, наши ящики и обѣденный столикъ.

Потомъ штурманъ объяснилъ мнѣ, что боцманъ далъ капитану такой прекрасный отзывъ о насъ, что послѣдній сдѣлалъ распоряженіе сказать намъ, что мы можемъ, если хотимъ, обѣдать съ нимъ во все время нашего путешествія, на общихъ условіяхъ со всѣми пассажирами, что мы можемъ сами сдѣлать запасъ свѣжей провизіи, если же нѣтъ, то у него ея будетъ достаточно, чтобы мы могли пользоваться его столомъ. Послѣ столь долгихъ и тяжкихъ испытаній, все это для меня было такой новостью, что я какъ бы снова ожила. Я поблагодарила штурмана и сказала, что капитанъ можетъ назначить намъ какія угодно условія; потомъ я попросила его позволить мнѣ передать все мужу, который чувствуетъ себя не особенно здоровымъ и потому не выходилъ еще изъ каюты. Затѣмъ я пошла къ мужу; дѣйствительно, онъ былъ до того угнетенъ тѣмъ безчестіемъ, которое, по его словамъ, нанесли ему, что я едва узнала его; но потомъ, когда я разсказала какъ меня приняли и какъ мы устроимся на кораблѣ, онъ сталъ совершенно другимъ человѣкомъ: на его лицѣ снова появилась бодрость и сила. Справедливо говорятъ, что великіе умы переносятъ несчастія съ большимъ душевнымъ угнетеніемъ, чѣмъ обыкновенные люди.

XXVII Необыкновенная любезность нашего капитана. — Нагрузка товаровъ. — Въ дорогѣ. — Встрѣча съ братомъ

Спустя нѣкоторое время мы поднялись наверхъ, мой мужъ поблагодарилъ штурмана за его доброе отношеніе къ намъ и просилъ передать тоже капитану, потомъ онъ предложилъ заплатить впередъ все, что отъ него потребуютъ за нашъ переѣздъ и удобства, которыми мы будемъ пользоваться во время путешествія. Штурманъ отвѣчалъ, что капитанъ пріѣдетъ на корабль послѣ полудня, и тогда мы сами переговоримъ съ нимъ объ этомъ. Дѣйствительно, въ первомъ часу явился капитанъ; это былъ очень милый и любезный джентльменъ, какимъ описалъ его боцманъ; онъ былъ въ восторгѣ отъ моего мужа и не захотѣлъ, чтобы мы заняли выбранную мною каюту, а поселилъ насъ въ одной изъ тѣхъ, которыя выходили въ общую; за все онъ предложилъ самыя умѣренныя условія. Видно было, что это не жадный человѣкъ, который могъ бы сдѣлать изъ насъ свою добычу; онъ взялъ всего пятнадцать гиней, считая въ этой суммѣ вашъ проѣздъ и содержаніе за все время путешествія.

Я имѣла разговоръ съ моей гувернанткой, которая навѣстила капитана, съ цѣлью поговорить съ нимъ. Она сказала ему, что надѣется найти возможность освободить своихъ несчастныхъ дѣтей, какъ она называла насъ, въ то время, когда мы переберемся за море; затѣмъ она спрашивала его, какъ намъ поступить для этого и что намъ необходимо взять съ собой для поселенія въ Америкѣ. Онъ, какъ опытный въ этомъ дѣлѣ человѣкъ, сказалъ: мадамъ, вашей кузинѣ прежде всего необходимо найти лицо, которое купило бы ее, какъ невольницу, согласно условіямъ ея ссылки, и потомъ отъ имени этого лица она будетъ заниматься всѣмъ, чѣмъ угодно; такъ что они могутъ купить или уже обработанную плантацію, или пустую землю у правительства.

Потомъ она спросила его, не слѣдуетъ-ли сдѣлать запасъ необходимыхъ орудій и матеріаловъ для устройства плантаціи. На это онъ отвѣчалъ: «конечно, это необходимо». Тогда она обратилась къ нему съ просьбой помочь ей въ этомъ дѣлѣ, говоря, что она приготовитъ все, чего бы это ни стоило; капитанъ составилъ списокъ вещей, необходимыхъ плантатору, на сумму отъ 80 до 100 фунтовъ; затѣмъ моя гувернантка закупила все такъ дешево и умѣло, какъ самый опытный виргинскій купецъ, прибавя всего вдвое, по моему указанію.

Эти вещи она нагрузила на корабль на свое имя, сдѣлавъ на товарной квитанціи передаточную надпись моему мужу и застраховавъ товаръ; такимъ образомъ въ этомъ отношеніи мы были совершенно обезпечены отъ всякихъ случайностей и бѣдствій.

Надо сказать, что мой мужъ отдалъ всѣ свои 108 фунтовъ на эти покупки моей гувернанткѣ; кромѣ того я прибавила изъ своихъ, не трогая, впрочемъ, того капитала, который оставила у нея. И такъ у васъ оказалось на лицо 200 фунтовъ; этихъ денегъ было болѣе чѣмъ достаточно для вашихъ цѣлей.

При такихъ благопріятныхъ и счастливыхъ условіяхъ мы перешли изъ Бьюбайгсъ-холь въ Грэвзендъ, гдѣ корабль стоялъ болѣе десяти дней и гдѣ капитанъ оказалъ намъ большую любезность, на которую по всей справедливости мы не могли разсчитывать: онъ позволилъ намъ выйти на берегъ освѣжить свои силы, взявъ съ насъ слово, что мы не бѣжимъ, а мирно возвратимся на корабль. Въ сущности капитанъ могъ быть увѣренъ въ томъ, что мы рѣшили отправиться въ Америку, такъ какъ трудно было предположить, чтобы мы, сдѣлавъ полный запасъ всего необходимаго для устройства хозяйства тамъ, остались здѣсь, рискуя на каждомъ шагу своей жизнью.

Такимъ образомъ мы вмѣстѣ съ капитаномъ вышли на берегъ и вмѣстѣ весело поужинали въ Грэвзендѣ, переночевали въ той же гостинницѣ и утромъ съ нимъ же возвратились на корабль. Въ Грэвзендѣ мы купили десять дюжинъ бутылокъ хорошаго пива, вина, цыплятъ и вообще всякой провизіи.

Все это время съ нами была моя гувернантка, она провожала насъ до Даунса съ женой капитана, съ которой и вернулась обратно. Я никогда такъ не тосковала, даже разставаясь съ родной матерью, какъ теперь, прощаясь съ ней… Съ тѣхъ поръ я не видѣла ее больше. На третій день по прибытіи въ Даунсъ, задулъ хорошій восточный вѣтеръ; десятаго апрѣля мы поставили паруса и, не останавливаясь нигдѣ, пустились въ открытое море; впрочемъ, сильный шквалъ отнесъ насъ къ берегамъ Ирландіи, и нашъ корабль бросилъ якорь въ небольшой бухтѣ, возлѣ какой то рѣки, названія которой не припомню, хотя мнѣ и говорили, что эта рѣка идетъ изъ Лимерика и есть самая большая рѣка Ирландіи.

Задержанные дурной погодой, мы простояли здѣсь болѣе пяти дней, пока погода утихла; тогда мы снова подняли якорь и черезъ сорокъ два дня прибыли безъ особенныхъ приключеній въ Виргинію.

Когда мы приближались къ берегу, капитанъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ, что, судя по моимъ разговорамъ, я отчасти знакома съ условіями жизни въ этой странѣ и потому онъ предполагаетъ, что мнѣ извѣстенъ порядокъ, которому подчиняются всѣ ссыльные, по прибытіи сюда. Я ему отвѣтила, что я ничего не понимаю въ этомъ, а что касается моихъ здѣшнихъ знакомствъ, то онъ можетъ быть увѣренъ, что я не возобновлю ихъ, до тѣхъ поръ, пока буду находиться въ качествѣ арестантки. Во всякомъ же случаѣ мы вполнѣ предоставляемъ ему себя и полагаемся на его помощь, согласно его любезному обѣщанію. Тогда онъ сказалъ, что необходимо найти мѣстнаго жителя, который купилъ бы меня, какъ невольницу, и принялъ бы на себя отвѣтственность за меня передъ губернаторомъ, въ случаѣ, если послѣдній потребуетъ меня къ себѣ. Я отвѣчала, что мы будемъ дѣйствовать такъ, какъ онъ намъ укажетъ. Такимъ образомъ онъ привелъ одного плантатора и переговорилъ съ нимъ о томъ, чтобы онъ купилъ меня какъ невольницу; относительно мужа онъ не имѣлъ такого распоряженія. Совершивъ всѣ формальности продажи, я послѣдовала за мимъ на беретъ. Вмѣстѣ съ нами былъ капитанъ, который повелъ насъ въ какой то домъ, — я не знаю, была ли это таверна или что другое, — гдѣ мы выпили пуншу съ ромомъ и провели очень весело время. Спустя нѣкоторое время, плантаторъ выдалъ мнѣ свидѣтельство о моемъ освобожденіи и удостовѣреніе въ томъ, что я вѣрно служила у него; такимъ образомъ я была свободна и на слѣдующій день утромъ я могла отправляться куда мнѣ угодно.

За эту услугу капитанъ потребовалъ извѣстное количество табаку, которое онъ былъ долженъ своему судохозяину и которое мы немедленно купили ему. Кромѣ того мы подарили ему 20 гиней, чѣмъ онъ остался очень доволенъ.

Я не буду входить здѣсь въ подробности, описывая колонію въ Виргиніи, гдѣ мы поселились по различнымъ соображеніямъ; достаточно сказать, что мы вошли въ большую рѣку Потомакъ, мѣсто назначенія нашего корабля, гдѣ мы и думали основаться, но потомъ измѣнили это намѣреніе.

Выгрузивъ всѣ наши товары и сложивъ ихъ въ амбарѣ, который мы наняли вмѣстѣ съ квартирой въ небольшой деревнѣ, я начала собирать свѣдѣнія о моей матери и братѣ (о томъ роковомъ моемъ братѣ, за котораго я когда то вышла замужъ, какъ въ своемъ мѣстѣ подробно разсказала объ этомъ). Послѣ недолгихъ розысковъ, я узнала, что леди М***, то есть моя мать, умерла, а мой братъ или мужъ живъ и, что всего хуже, онъ бросилъ плантацію, на которой я жила съ нимъ, и поселился съ однимъ изъ своихъ сыновей недалеко отъ того мѣста, гдѣ мы высадились и наняли квартиру.

Сначала это привело меня въ смущеніе, но такъ какъ я была убѣждена, что онъ не узнаетъ меня, то скоро не только совершенно успокоилась, но и почувствовала сильное желаніе при первой возможности увидѣть его, но такъ, чтобы онъ меня не видѣлъ. Съ этой цѣлью, благодаря одной женщинѣ, я нашла ихъ плантацію и стала ходить около, какъ бы для прогулки, любуясь прекраснымъ пейзажемъ. Наконецъ, я подошла такъ близко, что увидѣла жилой домъ; тутъ мнѣ встрѣтилась женщина, которую я и спросила, чья это плантація? Она отвѣтила, указывая направо рукой:

— Вотъ идетъ джентльменъ, хозяинъ этой плантаціи, а съ нимъ и его отецъ.

— А какъ ихъ зовутъ? — спросила я.

— Я не знаю имени стараго джентльмена, но сына зовутъ Гемфри. Думаю, что такъ же зовутъ и его отца.

Вы, разумѣется, поймете, какое смѣшанное чувство радости и страха овладѣло мною, когда я сразу узнала своего собственнаго сына и своего мужа и брата. На моемъ лицѣ не было маски, но я покрыла его густыми кружевами головного убора и потому была убѣждена, что послѣ двадцатилѣтняго отсутствія при неожиданной встрѣчѣ здѣсь, въ другой части свѣта, онъ никогда не узнаетъ меня. Когда они подошли къ намъ (я была съ одной женщиной, которую звали мадамъ Овенъ), то я спросила ее:

— Вы знакомы съ нимъ, мистрисъ Овенъ?

— Да, — сказала она, — когда онъ слышитъ мой голосъ, то узнаетъ меня, также какъ по голосу узнаетъ и другихъ. Здѣсь она мнѣ разсказала, что у него очень слабое зрѣніе. Это такъ успокоило меня, что я сбросила съ лица кружева и они прошли мимо меня. Какое несчастье для матери видѣть такъ близко своего сына, прекраснаго молодого человѣка, хорошо сложеннаго, въ цвѣтущихъ жизненныхъ условіяхъ, и не смѣть признать его!.. Каждая мать, читая настоящія строки, пойметъ, какъ мучительно тоскливо сжалось мое сердце, съ какимъ страстнымъ чувствомъ, волновавшимъ меня до глубины души, я бросилась бы къ нему на шею выплакать свое горе, но тогда я не знала, что мнѣ дѣлать, какъ не знаю теперь, гдѣ найти слова, чтобы описать эту душевную тоску. Когда они отошли отъ меня, я слѣдила за ними до тѣхъ поръ, пока они совершенно не скрылись изъ виду. Потомъ я сѣла на траву, на то мѣсто, гдѣ они прошли, и, притворясь, что хочу отдохнуть, я прилегла; когда же мистриссъ Овенъ отошла въ сторону, я, припавъ лицомъ къ землѣ, стала рыдать, цѣлуя слѣды его ногъ.

— Въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ жилъ прежде этотъ джентльменъ, ходитъ оригинальная сказка, — говорила мистрисъ Овенъ, когда мы пошли далѣе.

— Какая? — спросила я.

— Говорятъ, что старый джентльменъ, когда былъ еще молодъ, жилъ въ Англіи, гдѣ влюбился въ одну молодую леди, такую красавицу, какой не видѣли здѣсь; онъ женился на ней и привезъ ее сюда къ своей матери, которая тогда была еще жива. Много лѣтъ онъ жилъ съ своей женой, имѣя отъ нея дѣтей; изъ нихъ вы только что видѣли его сына; но, спустя нѣкоторое время, старая мать, разговаривая съ своей невѣсткой, разсказала ей о нѣкоторыхъ очень дурныхъ обстоятельствахъ своей жизни въ Англіи; ея разсказъ привелъ въ сильное безпокойство и смущеніе ея невѣстку; когда же онѣ стали глубже изслѣдовать всѣ обстоятельства, то несомнѣнно оказалось, что старая лэди была матерью своей невѣстки и что слѣдовательно ея сынъ былъ мужемъ своей родной сестры; это поразило ужасомъ всю семью и такъ разстроило всѣ ихъ дѣла, что имъ угрожало полное разореніе; наконецъ, жена его уѣхала въ Англію и съ тѣхъ поръ о ней ничего не слышно.

Легко представить, какъ сильно меня заинтересовала эта исторія, но трудно описать, какое глубокое впечатлѣніе она произвела на меня; я казалась удивленной и предлагала своей собесѣдницѣ тысячи вопросовъ относительно различныхъ подробностей этой исторіи, которыя ей были извѣстны въ совершенствѣ. Наконецъ я стала разспрашивать о смерти матери и кому она оставила свое состояніе. Я помнила, что мать дала мнѣ торжественное обѣщаніе оставить мнѣ состояніе послѣ своей смерти и устроить дѣла такъ, чтобы я могла свободно вступить во владѣніе ея имуществомъ. Моя собесѣдница сказала, что не знаетъ ничего положительнаго въ этомъ отношеніи, но ей говорили, что моя мать оставила извѣстную сумму денегъ съ тѣмъ, чтобы эти деньги были отданы ея дочери, гдѣ бы она ни нашлась, и что документы на эти деньги хранятся у того сына, котораго мы видѣли.

Это было слишкомъ хорошее для меня извѣстіе, чтобы не обратить на него вниманія, и легко понять, что въ моей головѣ родились тысячи мыслей и предположеній относительно того, что мнѣ дѣлать, какъ дать о себѣ знать, вообще должна ли я открыться сыну, или остаться ему неизвѣстной.

Такое неопредѣленное положеніе продолжалось очень долго; оно безпокоило моего мужа, который былъ увѣренъ, что я не вполнѣ откровенна съ нимъ и скрываю отъ него истинную причину моихъ тревогъ; онъ часто говорилъ мнѣ, что его удивляетъ почему я не хочу вполнѣ довѣриться ему и открыть все, тѣмъ болѣе, что мое горе такъ сильно, что причиняетъ мнѣ массу мученій. Дѣйствительно, я могла вполнѣ довѣриться ему, но я не знала, какъ это сдѣлать, а между тѣмъ, тайна, скрытая во мнѣ одной, тяжелымъ камнемъ лежала на моемъ сердцѣ.

Единственнымъ моимъ облегченіемъ было то, что я настолько посвятила своего мужа въ свои дѣла, что онъ былъ убѣжденъ въ необходимости поселиться намъ въ другомъ мѣстѣ, и ближайшимъ предметомъ нашихъ разсужденій былъ вопросъ, куда намъ направиться. Мой мужъ былъ совершеннымъ иностранцемъ въ этой странѣ, зная только географическое ея положеніе; я же, которая до нынѣшняго дня, когда пишу эти строки, не понимаю значенія слова географическій, и имѣла только общее представленіе объ этихъ мѣстахъ изъ длинныхъ разговоровъ разныхъ лицъ, путешествовавшихъ туда и сюда. Но мнѣ было хорошо извѣстно, что Мериландъ, Пенсильванія, Восточный и Западный Джерсей, Нью-Іоркъ и Новая Англія были расположены къ сѣверу отъ Виргиніи и потому имѣли климатъ болѣе холодный, чѣмъ здѣсь; я же чувствовала полное отвращеніе къ холоду и любила тепло; къ тому же я была стара и имѣла основаніе избѣгать холоднаго климата. Такимъ образомъ я предложила своему мужу уѣхать въ Каролину, самую южную англійскую колонію: я тѣмъ охотнѣе склонялась къ этому намѣренію, что могла во всякое время явиться сюда и заявить свои права на наслѣдство матери.

Но теперь опять представилось новое затрудненіе: я не могла подумать о томъ, что уѣду отсюда, не узнавъ тѣмъ или другимъ способомъ о завѣщаніи матери; съ другой стороны я не могла перенести мысли, что не увижусь съ своимъ прежнимъ мужемъ (братомъ) и своимъ сыномъ; но я хотѣла устроить это такъ, чтобы ни мой новый мужъ ничего не узналъ о нихъ, ни они ничего не узнали бы о немъ.

У меня было много различныхъ предположеній для достиженія этой цѣли. Мнѣ хотѣлось отправить мужа одного въ Каролину, чтобы затѣмъ поѣхать за нимъ, но это было невозможно, потому что онъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о жизни въ этой странѣ; кромѣ того, безъ меня, какъ истинный джентльменъ, онъ не только не умѣлъ ничего дѣлать, но и привыкъ къ праздной жизни, и я была увѣрена, что онъ скорѣе сталъ бы бродить съ ружьемъ по лѣсамъ, что составляетъ главное занятіе индѣйцевъ. И такъ повторяю, онъ скорѣе сталъ бы охотиться, нежели хозяйничать на плантаціи.

XXVIII Переселеніе въ Мерилендъ. — Свиданіе съ сыномъ. — Я получаю наслѣдство моей матери

Въ силу такихъ соображеній, я продолжала настаивать передъ моимъ мужемъ на невозможности оставаться на берегу Потомака, гдѣ насъ скоро всѣ узнаютъ; я говорила ему, что намъ необходимо уѣхать въ другія мѣста, куда мы явимся съ такимъ же добрымъ именемъ, какъ всѣ переселенцы; мѣстные жители примутъ насъ очень привѣтливо, потому что всякая культурная семья приноситъ имъ нѣкоторое довольство и потому что прежнія условія нашей жизни имъ будутъ неизвѣстны.

Кромѣ того, я сказала ему, что у меня здѣсь много родственниковъ, поэтому я не рѣшусь объявить имъ свое имя изъ боязни, что они скоро откроютъ истинную причину моего пребыванія здѣсь, что поставило бы меня въ крайнее затрудненіе, а между тѣмъ у меня есть основаніе думать, что моя мать послѣ своей смерти оставила мнѣ значительное состояніе, о которомъ стоитъ позаботиться… Но теперь я ничего не могу сдѣлать, не объявивъ, кто я; потомъ-же, когда мы устроимся, я вернусь сюда подъ тѣмъ предлогомъ, что желаю увидѣться съ братомъ и племянниками, которые, узнавъ меня, примутъ меня съ должнымъ уваженіемъ, и тогда я могу воспользоваться своими правами. Такимъ образомъ мы рѣшили искать для своего поселенія новаго мѣста, и нашъ выборъ палъ на Каролину.

Съ этой цѣлью мы начали наводить справки, когда корабль отправляется въ Каролину, и скоро насъ увѣдомили, что на другомъ берегу залива, какъ они называютъ, и именно въ Мерилендѣ, находится корабль, прибывшій изъ Каролины, нагруженный рисомъ и другими товарами, который скоро отправится обратно. При этомъ извѣстіи, мы наняли шлюпъ ^[3], въ который нагрузили свои вещи и, пославъ, такъ сказать, послѣднее прости рѣкѣ Потомакъ, отправились съ нашимъ багажемъ въ Мерилендъ.

Это было длинное и непріятное путешествіе, и мой мужъ находилъ его хуже нашего длиннаго путешествія изъ Англіи, потому что погода была скверная, море бурное и судно небольшое и неудобное; кромѣ того мы находились въ ста добрыхъ миляхъ отъ верховьевъ рѣки Потомака, въ странѣ извѣстной подъ именемъ графства Уэстъ-Мерилендъ; и такъ какъ эта рѣка самая большая въ Виргиніи, то во время дурной погоды мы часто подвергались большой опасности.

Наконецъ послѣ пятидневнаго плаванія мы прибыли къ мѣсту назначенія: я помню, что его называютъ Филипсъ Пойнсъ; здѣсь мы узнали, что назадъ тому три дня корабль, забравъ грузъ, отправился въ Каролину. Это было для насъ несчастіемъ, но я никогда не падала духомъ и сказала своему мужу, что такъ какъ мы не можемъ отправиться въ Каролину и такъ какъ страна, въ которой мы находимся, плодородна и прекрасна, то не лучше ли намъ устроиться здѣсь навсегда.

Немедленно мы высадились на берегъ, но не нашли удобнаго помѣщенія ни для себя, ни для нашего имущества; однако одинъ добрый квакеръ, котораго мы случайно тамъ встрѣтили, совѣтовалъ отправиться за шестьдесятъ миль къ востоку, то есть ближе къ устью бухты, гдѣ онъ живетъ самъ и гдѣ, по его словамъ, мы могли найти все необходимое; онъ такъ любезно приглашалъ насъ къ себѣ, что мы приняли его приглашеніе и отправились съ нимъ вмѣстѣ.

Здѣсь мы купили двухъ слугъ, то есть служанку англичанку, только что прибывшую сюда на кораблѣ изъ Ливерпуля, и негра, что было необходимо каждому, кто думалъ поселиться въ этой странѣ. Честный квакеръ былъ очень полезенъ намъ; когда мы прибыли на мѣста, онъ нашелъ для склада нашихъ товаровъ удобный амбаръ и квартиру для насъ и нашихъ слугъ; черезъ два мѣсяца, по его совѣту, мы получили отъ правительства для плантаціи большой участокъ земли; такимъ образомъ встрѣтивъ здѣсь хорошій пріемъ, мы совершенно оставили мысль переселиться въ Каролину, мы заготовили большое количество земли и припасли матеріалы для построекъ; не прошло года, какъ мы распахали около 50 акровъ, часть земли огородили, посадили табакъ, хотя и не особенно много; кромѣ того развели огородъ, посѣяли пшеницу, желая сдѣлать запасы овощей, кореньевъ и хлѣба.

Теперь я убѣдила мужа позволить мнѣ снова переплыть бухту, чтобы увидѣться съ своими родными. Онъ согласился на это тѣмъ охотнѣе, что у него было на рукахъ много дѣла, помимо развлеченій съ ружьемъ; часто, смотря другъ на друга, мы сравнивали свою настоящую жизнь съ прошлой, сознавая, на сколько она была лучше не только жизни въ Ньюгетѣ, но даже и того благоденствія, какимъ мы иногда пользовались въ то время, когда занимались своимъ порочнымъ ремесломъ.

Теперь наши дѣла находились въ очень хорошемъ положеніи; мы купили за 35 фунтовъ у мѣстныхъ колонистовъ столько земли, что намъ двоимъ было достаточно на всю нашу жизнь; что касается дѣтей, то я не могла ихъ имѣть.

Наша счастливая судьба не остановилась на этомъ; какъ я уже сказала, я переплыла заливъ, съ цѣлью посѣтить моего брата и бывшаго мужа, но теперь я остановилась не возлѣ той деревнѣ, гдѣ они жили, потому что ѣхала по другой большой рѣкѣ, Рапаханакъ Риверъ, которая течетъ на востокъ отъ Потомака. Этимъ путемъ я достигла небольшого судоходнаго залива этой рѣки, по которому и пріѣхала къ другой большой плантаціи моего брата.

Теперь я окончательно рѣшила прямо явиться къ моему брату и сказать ему, кто я; однако же, не зная, будетъ-ли вообще ему пріятно мое столь неожиданное посѣщеніе, я сочла за лучшее написать ему сначала письмо. Въ письмѣ я объяснила, что пріѣхала не съ тѣмъ, чтобы напомнить ему наши старыя отношенія, которыя, надѣюсь, вполнѣ забыты, но съ тѣмъ, чтобы обратиться къ нему за помощью, какъ сестра къ своему брату, въ надеждѣ, что мать оставила мнѣ какое-нибудь наслѣдство и что въ этомъ отношеніи онъ окажетъ мнѣ полную справедливость, особенно, принимая во вниманіе мое дальнее путешествіе.

Въ письмѣ я нѣжно вспоминала о сынѣ, который, какъ ему извѣстно, былъ моимъ ребенкомъ, хотя я столько же виновата въ нашемъ замужествѣ, сколько и онъ, такъ какъ въ то время мы оба ничего не знали о нашемъ кровномъ родствѣ; поэтому я надѣюсь, онъ не будетъ противиться моему самому горячему желанію хотя бы разъ видѣть своего дорогого и единственнаго сына и снисходительно отнесется къ этой материнской слабости, къ тому, что я люблю свое дитя, въ то время, когда у него не сохранилось даже памяти обо мнѣ.

По моимъ соображеніямъ, получивъ это письмо, онъ долженъ будетъ немедленно передать его сыну, такъ какъ самъ онъ, по слабости зрѣнія, читать не могъ; но обстоятельства сложились лучше, чѣмъ я ожидала; оказалось, что мой братъ поручилъ сыну вскрывать и читать всѣ письма, полученныя на его имя, и потому, когда посланный привезъ мое письмо, отца не было дома и сынъ прочиталъ его.

Когда мой посланный немного отдохнулъ, сынъ позвалъ его съ себѣ и спросилъ, гдѣ живетъ леди, которая отправила съ нимъ это письмо. Посланный назвалъ ему мѣсто, гдѣ я остановилась, — это было въ семи миляхъ отъ его плантаціи. Тогда онъ приказалъ ему обождать, потомъ велѣлъ осѣдлать для себя лошадь и, когда она была готова, онъ вмѣстѣ съ двумя слугами и посланнымъ отправился ко мнѣ. Можете себѣ представить, какъ я изумилась, когда посланный, возвратясь, сказалъ мнѣ, что онъ не засталъ дома стараго джентльмена, но что ко мнѣ пріѣхалъ его сынъ, котораго я сейчасъ увижу. При этомъ извѣстія я пришла въ сильное смущеніе, я не знала, чего мнѣ ожидать отъ сына, войны или мира. Во всякомъ случаѣ мнѣ недолго пришлось разсуждать, потому что вслѣдъ за посланнымъ вошелъ сынъ; остановясь въ дверяхъ и спросивъ что-то посланнаго, онъ подошелъ прямо ко мнѣ, поцѣловалъ и обнялъ меня такъ горячо, что я чувствовала его порывистое дыханіе, какое бываетъ у ребенка, когда онъ рыдаетъ, но не можетъ кричать.

Я не могу ни выразить, ни описать той глубокой радости, которая охватила меня, когда я увидѣла, что онъ встрѣтилъ меня не какъ чужой человѣкъ, а какъ сынъ, который не зналъ до-сихъ поръ, что такое мать; мы оба долго плакали, и наконецъ онъ первый воскликнулъ:

— Моя милая матушка, вы живы! А я не надѣялся когда нибудь васъ увидѣть.

Я не могла выговорить слова.

Когда наконецъ онъ успокоился настолько, что могъ говорить, то началъ разсказывать мнѣ, въ какомъ положеніи наши дѣла. Прежде всего онъ сказалъ, что не читалъ отцу моего письма и ничего не говорилъ о немъ, потому что состояніе, оставленное мнѣ его бабушкой, находится въ его рукахъ, въ чемъ онъ и дастъ мнѣ полный отчетъ; что касается отца, то онъ старъ и ослабѣлъ душевно и тѣлесно; онъ часто раздражается и сердится, почти ослѣпъ и ни къ чему не способенъ, такъ что онъ сильно сомнѣвается, чтобы онъ могъ спокойно обсудитъ такое щекотливое дѣло, какъ наше; поэтому онъ явился ко мнѣ самъ во первыхъ для того, чтобы удовлетворить своему сердечному желанію увидѣться со мной, и во-вторыхъ, чтобы дать мнѣ возможность, узнавъ положеніе вещей, обдумать вопросъ, могу-ли я открыться отцу, или нѣтъ.

Все это было ведено такъ благоразумно и съ такою предусмотрительностью, что я видѣла въ своемъ сынѣ человѣка умнаго, которымъ мнѣ нечего было руководить. Я сказала ему, что меня нисколько не удивляетъ описанное имъ душевное состояніе его отца, потому что онъ тронулся разсудкомъ еще раньше моего отъѣзда, и главной причиной этого было то, что онъ не могъ убѣдить меня жить съ нимъ, какъ съ мужемъ, съ тѣхъ поръ, какъ я узнала, что онъ мой брать; что такъ какъ ему лучше извѣстно настоящее положеніе его отца, то я готова присоединиться къ его мнѣнію и дѣйствовать по его указаніямъ; я не буду особенно настаивать на свиданьи съ моимъ братомъ; послѣ того какъ увидѣла своего сына и узнала отъ него пріятную для меня новость, что его бабушка передала въ его руки все, что оставила мнѣ, я не сомнѣваюсь, что теперь онъ, зная, кто я, не преминетъ, какъ говорилъ самъ, отдать мнѣ должное. Потомъ я стала разспрашивать его, когда и гдѣ умерла моя мать и сама разсказала ему столько подробностей изъ нашей семейной жизни, что въ немъ не могло зародиться ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что я его мать.

Потомъ мой сынъ спросилъ у меня, гдѣ я живу и какъ я намѣрена устроиться теперь; я сказала, что я остановилась на Мерилендскомъ берегу этого залива въ плантаціи моего близкаго друга, который пріѣхалъ на одномъ со мной кораблѣ изъ Англіи, и что на этой сторонѣ залива, гдѣ живутъ они, у меня нѣтъ знакомыхъ. Тогда мой сынъ предложилъ мнѣ поселиться у него и жить съ нимъ, пока я захочу; что касается отца, то въ этомъ отношеніи я могу быть совершенно покойна, такъ какъ онъ не узнаетъ никого и никогда не догадается, кто я. Подумавъ немного, я сказала ему, что, хотя мнѣ будетъ очень тяжело жить далеко отъ сына, однако же я не могу себѣ представить, чтобы мнѣ было легко жить въ одномъ домѣ съ его отцомъ; я не могу допустить даже мысли остаться въ домѣ, гдѣ должна буду слѣдить за каждымъ своимъ шагомъ и постоянно сдерживаться, боясь измѣнить себѣ въ разговорѣ съ нимъ, какъ съ своимъ сыномъ, и тѣмъ выдать нашу тайну.

Онъ согласился, что все это было справедливо, и сказалъ:

— Но въ такомъ случаѣ, моя милая матушка, вы должны поселиться какъ можно ближе ко мнѣ.

Послѣ этого мы поѣхали на его лошади на одну плантацію, которая была смежна съ его другими плантаціями, и здѣсь онъ помѣстилъ меня, какъ у себя дома. Устроивъ меня, онъ отправился къ себѣ, обѣщая вернуться на другой день. Называя меня теткой, онъ поручилъ бывшимъ тутъ людямъ, повидимому его фермерамъ, относиться ко мнѣ съ должнымъ уваженіемъ; черезъ два часа послѣ его отъѣзда, онъ прислалъ мнѣ въ услуженіе горничную и маленькаго негра, они привезли провизію и ужинъ; такимъ образомъ, и чувствовала какъ будто меня перенесли въ другой міръ и почти начала сожалѣть, что привезла изъ Англіи своего ланкаширскаго мужа.

Впрочемъ, это сожалѣніе не могло быть искреннимъ; я такъ глубоко любила его, какъ онъ того заслуживалъ.

На другой день утромъ, только что я встала, какъ пріѣхалъ сынъ. Послѣ небольшой бесѣды, онъ прежде всего досталъ и отдалъ мнѣ замшевый кошелекъ съ пятью стами пятью испанскими пистолями ^[4], говоря, что эти деньги покроютъ мои дорожные расходы по путешествію изъ Англіи, потому что, хотя можетъ быть и не его дѣло спрашивать меня объ этомъ, но онъ полагалъ, что я не могла привезти изъ Англіи особенно много денегъ, такъ какъ этого не бываетъ съ тѣми, кто пріѣзжаетъ оттуда. Затѣмъ онъ вынулъ духовное завѣщаніе своей бабушки и прочиталъ его мнѣ; изъ него я узнала, что она оставила мнѣ плантацію на рѣкѣ Іоркѣ съ принадлежащими къ ней лугами, скотомъ и всѣми угодьями, сдавъ все на храненіе моему сыну до тѣхъ поръ, пока онъ узнаетъ, гдѣ я; послѣ моей смерти это имущество должно перейти моимъ наслѣдникамъ или тому, кому я пожелаю передать его; до вступленія во владѣніе, доходы съ имѣнія получаетъ мой сынъ, а если меня не окажется въ живыхъ, тогда все означенное имущество должно перейти къ моему сыну и его наслѣдникамъ.

Хотя эта плантація находилась очень далеко отъ плантацій сына, тѣмъ не менѣе онъ не сдавалъ ее въ аренду, а отдалъ въ завѣдываніе главнаго управляющаго, точно такъ же какъ и смежную съ нею плантацію отца; самъ же наѣзжалъ туда по три или по четыре раза въ годъ.

Я спросила его, сколько, по его мнѣнію, стоитъ эта плантація; онъ отвѣчалъ, что, если я захочу сдать ее въ аренду, то онъ дастъ мнѣ за нее около 60 фунтовъ въ годъ, если же я пожелаю жить тамъ, что было бы лучше всего, тогда она можетъ приносить дохода около 150 фунтовъ въ годъ. Наконецъ, если я думаю устроиться на другомъ берегу бухты или можетъ быть возвратиться въ Англію, тогда могу сдать плантацію ему въ управленіе, и онъ будетъ присылать мнѣ ежегодно табаку цѣнностью на 100 фунтовъ, а иногда и больше.

Нѣжное обращеніе со мной моего сына, его доброта и все, что онъ говорилъ, постоянно вызывали на моихъ глазахъ слезы радости; я плакала и едва могла сказать нѣсколько словъ. Наконецъ, я собралась съ силами, чтобы выразить ему свое удивленіе и радость, видя, въ какія хорошія руки моя мать передала оставленное ею состояніе. Я объяснила ему, что у меня нѣтъ другихъ дѣтей, поэтому я просила составить отъ моего имени актъ, которымъ я завѣщаю ему все послѣ моей смерти.

Между прочимъ, шутя и улыбаясь, я спросила его, почему онъ до сихъ поръ не женился. Онъ нѣжно отвѣтилъ, что въ Виргиніи очень мало женщинъ, но такъ какъ я говорила ему, что думаю возвратиться въ Англію, то онъ попроситъ меня прислать ему жену изъ Лондона.

Такова была сущность нашихъ бесѣдъ въ этотъ первый день, быть можетъ самый счастливый во всей моей жизни. Потомъ онъ ежедневно пріѣзжалъ ко мнѣ, большую часть времени проводилъ со мной и познакомилъ меня со многими своими друзьями, гдѣ меня принимали съ большимъ почетомъ. Я нѣсколько разъ обѣдала у него, и тогда онъ старался удалять своего полуживого отца, такъ что мы никогда не видѣли другъ друга. Я подарила сыну золотые часы, единственная цѣнная вещь, которая была со мной, я просила носить и цѣловать эти часы, когда онъ будетъ вспоминать обо мнѣ. Разумѣется, я не сказала ему, что украла ихъ у какой-то дамы, въ одномъ общественномъ залѣ въ Лондонѣ, но это замѣчаю мимоходомъ.

Долго онъ колебался и не хотѣлъ брать часовъ, но я настаивала, чтобы онъ взялъ ихъ; по лондонскимъ цѣнамъ эти часы стоили не многимъ меньше, чѣмъ его кошелекъ съ пистолями, здѣсь же за нихъ надо было заплатить вдвое. Наконецъ, онъ взялъ отъменя часы, поцѣловалъ ихъ и сказалъ, что будетъ считать себя въ долгу передо мной.

Спустя нѣсколько дней, онъ привезъ готовую дарственную запись и нотаріуса; я съ удовольствіемъ подписала ее и передала сыну вмѣстѣ съ сотней поцѣлуевъ. Я увѣрена, что ни одна мать не совершала съ такою любовью дѣловыхъ бумагъ съ своимъ сыномъ, какъ я. На другой день онъ привезъ мнѣ условіе на управленіе моей плантаціей за мой счетъ, причемъ доходы съ имѣнія онъ обязался передавать мнѣ или употреблять ихъ по моему назначенію, опредѣливъ этотъ доходъ не менѣе 100 фунтовъ въ годъ. Когда все было кончено, онъ сказалъ мнѣ, что, такъ какъ урожай этого года еще не собранъ, то я имѣю право получить съ него доходъ; поэтому онъ выдалъ мнѣ 300 фунтовъ, взявъ съ меня росписку въ полученіи дохода по первое января будущаго года.

Я прожила тамъ около пяти недѣль, хотя у меня нашлось бы дѣла и на большее время. Затѣмъ, послѣ самыхъ искреннихъ доказательствъ его любви и преданности, мы разстались. Я уѣхала и черезъ два дня возвратилась здравой и невредимой къ своему другу квакеру.

Я привезла для нашего хозяйства трехъ лошадей съ упряжью и сѣдлами, нѣсколькихъ свиней, двухъ коровъ и много разной утвари; все это были подарки моего дорогого и любящаго сына. Я разсказала мужу подробности моего путешествія, причемъ называла сына двоюроднымъ братомъ; прежде всего я объявила, что потеряла часы, и это онъ принялъ какъ большое несчастье; потомъ я разсказала о своемъ добромъ двоюродномъ братѣ, о томъ, что онъ передалъ мнѣ плантацію, которую я получила въ наслѣдство отъ матери и которую онъ сберегъ, все надѣясь рано или поздно передать ее мнѣ, что онъ же взялъ на себя управленіе этимъ имѣніемъ, причемъ я вынула 100 фунтовъ, говоря, что это мой годовой доходъ съ плантаціи. Наконецъ, я показала кожаный кошелекъ съ пистолями и сказала;

— А вотъ, мой другъ, мои золотые часы!

Тогда, поднявъ руки къ небу, въ радостномъ восторгѣ, онъ воскликнулъ: Неужели же милость Божія можетъ коснуться и такой неблагодарной собаки, какъ я!

Затѣмъ я показала ему все, что привезла въ шлюпкѣ, т. е. лошадей, свиней, коровъ и различные пожитки для нашей плантаціи; все это привело его въ изумленіе и исполнило его сердце благодарностью.

Такимъ образомъ, мы продолжали работать надъ устройствомъ нашей плантаціи, пользуясь помощью и совѣтами своихъ друзей и преимущественно совѣтами честнаго квакера; мы работали съ успѣхомъ, такъ какъ у насъ былъ хорошій основной капиталъ, какъ я уже говорила, который теперь увеличился прибавленіемъ 150 фунтовъ. Мы выстроили у себя прекрасный домъ, увеличили число рабочихъ и распахивали каждый годъ большой участокъ земли. На второй годъ я написала моей старой гувернанткѣ письмо, въ которомъ, подѣлившись съ ней радостями нашего успѣха, я дала указаніе, какое сдѣлать употребленіе изъ тѣхъ 250 фунтовъ, которые я ей оставила: я просила ее купить на нихъ много различныхъ товаровъ и прислать намъ. Она аккуратно исполнила мое порученіе.

На эти деньги мы получили различную одежду для меня и моего мужа; я особенно позаботилась о томъ, чтобы купить для него все, что можетъ доставить ему удовольствіе, какъ то: два прекрасныхъ длинныхъ парика, двѣ шпаги съ серебряными рукоятками, три или четыре превосходныхъ охотничьихъ ружья, красивое сѣдло съ футлярами для пистолетовъ, два пистолета, красный плащъ, словомъ всѣ принадлежности браваго джентльмена, какимъ онъ дѣйствительно и былъ; кромѣ того мы получили много хозяйственныхъ вещей, бѣлья, платья и пр. Остальная часть присланнаго товара состояла изъ посуды, сбруи, орудій, платья для прислуги, сукна, шерстяныхъ матерій, чулковъ, башмаковъ, шляпъ и другихъ необходимыхъ вещей. Все было куплено отчасти по указанію квакера и доставлено намъ въ цѣлости на кораблѣ; на немъ прибыли къ намъ три красивыя служанки, которыхъ наняла старая гувернантка; одна изъ нихъ забеременѣла отъ корабельнаго матроса, какъ она призналась потомъ, и черезъ семь мѣсяцевъ родила здороваго мальчика.

Полученіе этого груза изъ Англіи крайне удивило моего мужа, который, разсмотрѣвъ все, сказалъ мнѣ:

— Дорогая моя, что это значитъ? Я боюсь, мы много задолжали, и едва ли скоро выплатимъ такую большую сумму.

Я улыбнулась и объяснила ему, что за все это уже уплочено; потомъ я разсказала, что, не зная впередъ, что случится съ нами во время нашего путешествія, я не взяла съ собой всего капитала, а часть его оставила въ рукахъ моей подруги; но теперь, когда мы хорошо устроились, я просила ее купить все, что онъ видитъ.

Онъ былъ пораженъ моими словами и, не отвѣтивъ ничего, началъ что то считать по пальцамъ, потомъ сказалъ:

— Пусть теперь никто не говоритъ, что я сдѣлалъ промахъ, когда женился въ Ланкаширѣ. Я думаю, что я взялъ жену съ приданымъ и, ей-Богу, съ хорошимъ приданымъ.

Вообще у насъ собралось теперь довольно значительное состояніе, которое съ каждымъ годомъ увеличивалось, потому что наша плантація преуспѣвала въ нашихъ рукахъ и въ теченіи восьми лѣтъ, которыя мы тамъ прожили, мы достигли того, что она давала не менѣе 300 фунтовъ годового дохода.

Спустя годъ послѣ перваго моего свиданья съ сыномъ, я снова отправилась къ нему получить свой доходъ съ плантаціи. Когда я высадилась на берегъ, то узнала, что мой прежній мужъ умеръ и его похоронили пятнадцать дней тому назадъ. Надо сознаться, что это была не совсѣмъ непріятная для меня новость, потому что теперь я смѣло могла объявить себя тѣмъ, чѣмъ была, то-есть замужней женщиной; такимъ образомъ, прежде чѣмъ разстаться съ сыномъ, я сказала ему, что думаю выйти замужъ за того джентльмена, съ которымъ живу на плантаціи; и хотя я свободна была сдѣлать это раньше, тѣмъ не менѣе я боялась возбудить какую нибудь исторію, непріятную для моего мужа. Мой всегда нѣжный, любезный и почтительный сынъ и теперь принялъ меня у себя, заплатилъ мнѣ сто фунтовъ и снабдилъ различными подарками.

Спустя нѣкоторое время я дала ему знать, что вышла замужъ и пригласила къ себѣ, мой мужъ тоже написалъ ему очень любезное письмо; прошло нѣсколько мѣсяцевъ, когда мой сынъ пріѣхалъ къ намъ. Въ это время мы получили изъ Англіи товары, и я сказала ему, что все это куплено на деньги моего мужа, а не на мои.

Надо замѣтить, что въ то время, когда умеръ мой несчастный братъ, я откровенно разсказала мужу всю мою исторію съ нимъ, а также и то, что тотъ, кого я называла двоюроднымъ братомъ, былъ мой собственный сынъ отъ этого рокового союза. Мужъ очень дружелюбно отнесся къ этому признанію, говоря, что онъ также отнесся бы къ нему и при жизни старика.

— И въ самомъ дѣлѣ, говорилъ онъ, вы не виноваты ни въ чемъ;- трудно было предвидѣть такое роковое недоразумѣніе.

Такимъ образомъ всѣ недоразумѣнія между нами уладились и мы жили такъ счастливо и такъ хорошо, какъ только можно себѣ представить; теперь мы состарѣлись; я возвратилась въ Англію и мнѣ около семидесяти лѣтъ, а моему мужу шестьдесятъ восемь; я пережила на много лѣтъ срокъ моего изгнанія; не смотря на всѣ наши бѣдствія и несчастія, мы сохранили свое здоровье и бодрость духа. Мой мужъ остался въ Америкѣ устроить наши дѣла, и сначала я думала возвратиться къ нему, но потомъ, по его желанію, я измѣнила свое намѣреніе и онъ переѣдетъ тоже въ Англію. Здѣсь мы рѣшили провести остатокъ нашихъ дней, въ искреннемъ раскаяніи за свою дурную прошлую жизнь.

1721

Примечания

1

Рыбный рынокъ въ Лондонѣ.

(обратно)

2

Колоколъ въ церкви Гроба Господня, въ который звонятъ въ день исполненія казни.

(обратно)

3

Одномачтное судно.

(обратно)

4

Пистоль равняется 5 рублямъ.

(обратно)

Оглавление

I Мое дѣтство и воспитаніе у одной доброй, старой няни

II Мое положеніе измѣняется — я дѣлаюсь барышней. — Первая любовь

III Мое паденіе. — Братъ моего любовника предлагаетъ мнѣ свою руку

IV Мое отчаяніе и моя болѣзнь

V Мой любовникъ убѣждаетъ меня выйти замужъ за его брата

VI Я остаюсь вдовой. Я выхожу снова замужъ. Банкротство моего новаго мужа и его бѣгство. Мой взглядъ на положеніе женщины

VII Мой новый поклонникъ. — Я опять выхожу замужъ и уѣзжаю въ Виргинію

VIII Исторія моей свекрови. — Я узнаю въ ней свою мать, а въ мужѣ своего брата. — Мое отчаяніе по этому поводу

IX Я открываюсь своему мужу. — Я уѣзжаю въ Англію. — Мое пребываніе въ Батѣ. — Новая встрѣча

X Я дѣлаюсь любовницей моего новаго знакомаго. — Я переѣзжаю въ Лондонъ. — Мой любовникъ оставляетъ меня

XI Я остаюсь одна. — Новыя знакомства. — Мнѣ предлагаютъ ѣхать въ провинцію. — Я не знаю, гдѣ помѣстить свой капиталъ. — Это затрудненіе разрѣшается моимъ новымъ другомъ. — Я уѣзжаю на сѣверъ Англіи

XII Новые друзья. — За мной ухаживаетъ ирландскій богачъ. — Я выхожу замужъ. — Мое разочарованіе

XIII Мой новый мужъ оставляетъ меня. — Мы разстаемся друзьями. — Я возвращаюсь въ Лондонъ. — Я беременна. — Приготовленія къ родамъ

XIV Я перебираюсь въ пріютъ для роженицъ. — Порочная профессія моей акушерки. — Письма моего банковскаго друга. — Мои заботы скрыть отъ него свое положеніе. — Душевныя тревоги по поводу рожденія ребенка. — Я устраиваю своего ребенка и отправляюсь къ своему банковскому другу

XV Я снова выхожу замужъ. — Неожиданная встрѣча. — Мой мужъ умираетъ. — Я въ отчаяніи

XVI Перспектива нищеты и полное одиночество рѣшаютъ мою участь. — Я дѣлаюсь воровкой. — Первая кража. — Мой ужасъ. — Я снова встрѣчаюсь съ своей акушеркой

XVII Я становлюсь искусной воровкой. — Двое моихъ товарищей осуждены. — Цѣнная добыча на пожарѣ. — Первая опасность

XVIII Я дѣлаюсь осторожнѣе. — Открытіе контрабанды. — Моя извѣстность и происходящая отсюда опасность. — Я вновь избѣгаю висѣлицы

XIX Я успокоиваюсь. — Мои похожденія въ качествѣ проститутки

XX Я возвращаюсь къ ремеслу воровки. — Меня ошибочно привлекаютъ къ отвѣтственности. — Дѣло съ купцомъ

XXI Я выигрываю процессъ. — Я обкрадываю двухъ маленькихъ леди

XXII Я въ игорномъ домѣ. — Мои похожденія по ярмаркамъ

XXIII Мое послѣднее покушеніе. — Меня отправляютъ въ Ньюгетъ. — Описаніе тюрьмы. — Меня навѣщаетъ моя гувернантка; ея заботы

XXIV Мое изумленіе при встрѣчѣ съ мужемъ въ тюрьмѣ. — Меня приговариваютъ къ смерти. — Мое душевное состояніе

XXV Мнѣ замѣняютъ казнь ссылкой. — Свиданіе съ Ланкаширскимъ мужемъ

XXVI На бортѣ корабля. — Письмо къ моей гувернанткѣ. — Мой мужъ отправляется вмѣстѣ со мной

XXVII Необыкновенная любезность нашего капитана. — Нагрузка товаровъ. — Въ дорогѣ. — Встрѣча съ братомъ

XXVIII Переселеніе въ Мерилендъ. — Свиданіе съ сыномъ. — Я получаю наслѣдство моей матери

*** Примечания ***