Любовная отрава [Саманта Харт] (fb2) читать онлайн

Саманта Харт Любовная отрава

Кэрол, Дикси, Джун и Мэри Фран

за поддержку

Отдай

Все свое сердце.

Этот день

Не длиннее дыхания,

Мгновенье —

И он прошел.

Память

Уносит горечь потерь,

Память —

Она как тень.

Мечты о будущем

Способны

Душу совратить.

Этот день —

Любви твоей дар.

Все сердце свое

Отдай.

ГЛАВА 1

1793 год

Как только карета достигла самой высокой части Вашингтон-стрит-хилл, доктор Форрест Клур остановил коня. Рядом с ним сидела молодая жена. Внизу перед ними темной громадиной раскинулась Филадельфия.

Вдалеке раздался одинокий пушечный выстрел. Над пустынными улицами пронеслось темное облачко дыма, запахло уксусом и камфарой. Но сильнее этого запаха был другой, постоянно стоявший в воздухе, — запах болезней и смерти.

Кэролин Клур придвинулась поближе к мужу. Широко распахнутыми от страха глазами она поглядывала на темную улицу.

— Что-то здесь слишком тихо, — прошептала она.

— Наверное, все умерли, — промолвил в ответ ее муж. В его расстроенном голосе слышалось отчаяние.

Кэролин дотронулась до его руки, увидев слезы на глазах мужа.

Насколько старше своих тридцати семи лет он выглядит, думала Кэролин. У Форреста был такой усталый, измученный вид. Под глазами темнели синяки, уголки рта опустились. Одет он был крайне неопрятно, подвязки давно не держали изношенных белых носков, и они, сморщившись, спадали вниз, на башмаки.

Сдвинув назад фетровую шляпу с высокой тульей, Форрест устало отер лоб.

— Сегодня в больнице умерли еще пятеро, — пробормотал он, выпуская поводья из дрожащих рук.

Кэролин похлопала его по руке.

— Но ты спас пятерых, не забывай об этом! — утешала она мужа.

На его губах мелькнуло подобие улыбки.

— Прости, что я не позволял тебе помогать. Знаешь, это Господь послал тебя мне в эти дни.

Быстро отвернувшись в сторону, Кэролин смахнула с глаз слезы благодарности. Он так редко хвалил ее, так редко говорил о своих чувствах к ней…

Прищурив глаза, Форрест поднял голову.

— Но я настаиваю, чтобы дальше ты ехала одна, Кэролин. Тебе надо отдохнуть. А я вернусь в больницу и проведу там всю ночь. Так будет лучше, — настаивал он. — Я не такой усталый, каким кажусь, к тому же я не могу нежиться в теплой постели, зная, что во мне нуждаются сотни людей.

Встревоженная, Кэролин вцепилась ему в руку.

— Я и слышать об этом не хочу! — вскричала она. Если он не отдохнет этой ночью, то уже ничем не сможет помочь ни мертвым, ни живым — он слишком слаб. — Прошлой ночью ты спал всего два часа, Форрест. Наш многоуважаемый доктор Уинстон, полагаю, сможет обойтись без тебя некоторое время. Мне показалось, что он весь день прохрапел в каком-то тихом углу, во всяком случае, я его не видела. Уинстон не должен был вызывать тебя прошлым утром — ведь ему было известно, что ты едва на ногах держишься.

Форрест потер глаза.

— Не волнуйся, со мной все будет хорошо. Думаю, эпидемия скоро пойдет на спад.

Придя немного в себя, Форрест хотел было пустить лошадь вперед, как вдруг откуда-то из темного переулка пронесся сильный, зловещий порыв ветра. Тряхнув головой, их конь встал на дыбы и захрапел. Коляска дернулась.

Вскоре из-за угла на дорогу выехала запряженная мулом телега, на которой возвышалась целая гора закутанных в саваны трупов. Телега с грохотом пересекла улицу и скрылась в боковом переулке.

При виде этого зрелища Форрест тяжело вздохнул, плечи его горестно опустились.

Кэролин чувствовала себя совершенно беспомощной, потому что была не в силах помочь ему — так же, как Форрест был неспособен спасти людей от барбадосской чумы.

— Но в одном я уверен, — снова заговорил Форрест, — я со своими зачатками образования отправил на тот свет куда меньше людей, чем наш многоуважаемый доктор Уинстон со всеми своими дипломами. Какой еще кретин, кроме него, может серьезно относиться к таким устарелым методам, как кровопускание и клизмы?!

Кэролин кивнула:

— Ты можешь гордиться собою, Форрест.

Ветер взметнул из сточной канавы сухие, потемневшие листья, и они, как демоны зла, закружились в воздухе вокруг напуганного коня.

На горизонте в нагромождении свинцовых туч блеснула молния. Кэролин зажмурила глаза, и через секунду воздух сотрясли зловещие раскаты грома.

Форрест с тревогой смотрел на молнию.

— Я должен увезти тебя домой, — хмуро проговорил Форрест.

Кэролин нежно поцеловала его в щеку:

— Я положу тебе в постель горячую сковороду — чтобы ты побыстрее согрелся. Ты отлично выспишься. Прошу тебя, Форрест, поедем домой, ты должен отдохнуть. Пожалуйста.

Небо осветилось новой вспышкой, удар грома прозвучал сильно, как грохот взрыва. Конь дернулся, поводья выскользнули из усталых рук Форреста.

И вдруг карета понеслась вниз с горы с бешеной скоростью. Она катилась мимо кирпичных домов, на которых висели наводящие ужас желтые флажки, мимо окутанных дымом пустынных улиц, мимо железных дорог, гигантских дубов… Конь несся вперед, словно его подгонял сам дьявол.

Кэролин вцепилась в рукав мужа.

— Не можешь остановить его? — закричала она.

Трясясь на ухабах, карета подбрасывала их, как соломенные чучела. Кэролин подумала, что лишь однажды, то ли наяву, то ли в ночном кошмаре, кто-то неведомый и ужасный так же преследовал ее, ей казалось, что экипаж мчится с такой же скоростью.

Поводья, как живые, подскакивали на ветру над руками Форреста, но он не мог поймать их.

— Бесполезно! — вскричал он и тут же закашлялся от пыли, поднимаемой лошадиными копытами. — Пусть скачет, я ничего не могу сделать!

Форрест обхватил себя руками и попытался прижать ногами черную кожаную сумку с инструментами, которая подскакивала на дне кареты. Скоро шляпа его слетела, и длинные седеющие волосы затрепетали на ветру. Со сжатыми губами и обезумевшими глазами он выглядел так, словно он готовился мрачно встретить смертельную угрозу.

Когда экипаж слишком высоко подпрыгивал на ухабах, Кэролин цеплялась руками за дверцу. Миновав дома и улицы, карета понеслась дальше. Сердце женщины колотилось в унисон со стуком лошадиных копыт. Вдруг перед ними появилась телега с трупами, которая сворачивала к воротам кладбища Сент-Энтони.

— Форрест! Форрест! Смотри! — закричала Кэролин.

Но предотвратить столкновение было невозможно. Вдруг конь встал на дыбы, и телега со всего маху налетела на него. Раздался страшный грохот. Конь, карета и ее пассажиры взлетели в воздух, а потом со стуком рухнули на землю. Колеса кареты продолжали бешено вертеться. В тишине ночи раздались дикие вопли. А потом наступила тишина…

Старый негр в телеге проехал по кладбищенской аллее. Перед ним виднелась свежевырытая могила, в которую он должен был опустить мертвецов — жертв лихорадки. Пробормотав что-то, Честер Гиббонс развернул своего старого мула против ветра, несущего с собой зловоние смерти.

Высокий человек держался с достоинством. У него были косматые седые волосы и пышные усы. Много лет назад он постиг суетность всего земного и теперь взирал на происходящее спокойным взглядом темных и добрых глаз.

Выбравшись из повозки, он высоко поднял свой бледный жестяной фонарь. От влажной земли поднимался пар, Гиббонс медленно побрел вперед по колее, оставленной колесами, на дне которой хлюпала грязная вода.

Дойдя до ворот кладбища, он с грустью посмотрел на перевернутую карету. Одно колесо все еще вертелось. Конь, жалобно хрипя, лежал на боку, его передние ноги были сломаны.

Тяжело вздохнув, Честер обошел карету.

— Господи, — пробормотал он, — ну и месиво.

Честер посмотрел на возницу, которого придавило экипажем. Человек был мертв, и его безжизненные глаза удивленно смотрели на дождь.

Дыхание Честера оборвалось, и он горестно покачал головой:

— Боже правый, я ведь жал руку доктору Клуру всего несколько часов назад. Судя по вашей шее, сэр, вам уже ничем не поможешь. — Наклонившись, он закрыл доктору глаза.

«Это несправедливо», — думал Честер, вынимая из кармана большой носовой платок и вытирая капли дождя с лица погибшего. Форрест Клур был единственным врачом, способным лечить лихорадку, не то что эти дипломированные мясники, думал он с отвращением.

Прошло несколько минут, и небо вновь осветилось ослепительными вспышками молний. Честер поднял фонарь, чтобы убедиться, что в карете больше никого не было.

Тусклый свет фонаря выхватил из темноты кустики сорной травы, разорванную сумку и одинокое дерево, росшее на обочине дороги. Потом слабый луч осветил призрачно-белые надгробия кладбищенских могил.

— Бедняжка миз Клур, — бормотал Честер. — Вот уж кто горевать-то будет, так это она. Добрая она женщина, хорошая… Спасла мою Лизу от лихорадки. Никак мне невдомек, как наш Господь выбирает людей, которых надобно забрать на небеса. Не могу этого понять, хоть ты меня убей.

Честер вернулся к своей телеге, нагруженной мертвецами в саванах, и распряг мула. Откашлявшись, он глянул на трупы.

— Думаю, вы, ребятки, запросто подождете часок-другой, перед тем как отправиться на вечный покой.

«Здесь все равны — бедные и богатые… Все свалены вместе… Так и должно быть, — думал он. — Разная у всех была жизнь, но конец — один…»

Честер слегка приподнял свою шляпу, поклонившись мертвецам. Люди не понимали, как это он не боится иметь дела с жертвами желтой лихорадки. Они не знали, как хорошо платит город за то, чтобы избавиться от них!

— Смерть от Желтого Джека — самое обычное дело, — сообщил Честер ветвям дерева над головой. Он сделал поворот кругом на каблуках своих изношенных башмаков. — Так Господь устанавливает справедливость в нашем порочном мире.

Оставив фонарь гореть, чтобы не потерять место происшествия, Честер взгромоздился на своего мула и поскакал в город, чтобы сообщить о случившемся.

* * *

Темнота окружала ее. Она была очень напугана. Маленькая и одинокая, она бежала, бежала, бежала!.. Бежала по лесу, сжимая крохотной ручонкой руку матери. Ей не хватало воздуха, ступни болели и кровоточили, но она так никуда и не попала!

Ночной ветер охлаждал ее щеки. Ветви деревьев хватали ее, царапали ей руки. Трава под ее босыми ступнями была скользкой и холодной. Она была такой маленькой, такой напуганной и одинокой!

Вот ее мать остановилась, чтобы перевести дыхание. Но раз мать не могла дышать, то и сама Кэролин задыхалась! Ее горло болело. За ними бежали какие-то неизвестные злые люди. Но где-то в мрачной тени деревьев их поджидал папа, у которого была повозка. Они должны добежать до него или…

Она бежала, бежала!..

Потом мама упала.

— Мама, — вскричала Кэролин, — нам надо бежать! — Ее тихий голос был едва слышен.

— Разыщи папу, — прошептала мама. — Беги вперед без меня! Разыщи папу!

И опять — бег. Воздуха не было. Кэролин знала, что не сможет даже позвать папу. Она должна бежать вперед одна — напуганная и одинокая!

В руках у преследователей были палки и камни. Они называли ее папу какими-то словами, которых она не понимала. А они вопили и плевались. Они окружили дом отца, в руках у них были горящие факелы! Они подожгли его приемную и аптеку. Они хотели убить его, Кэролин и ее хрупкую, прекрасную маму!

Бежать! Бежать! Мама начала кашлять кровью. Вдруг впереди, среди голых ветвей, бледная, круглая, холодная луна. А она не могла найти папу! Она умрет! Все вокруг кашляли! Все бежали! Горели факелы!

Дико закричав, Кэролин пришла в себя. Поморщившись, она с трудом поднесла дрожащую руку к лицу, чтобы вытереть покрытый холодным потом лоб. Женщина хотела оглядеться, но ничего не увидела. Вокруг нее двигались какие-то тени, и женщине стало еще страшнее.

Она все еще слышала кашель! С трудом приподнявшись, Кэролин поняла, что находится не дома, а в какой-то странной, холодной комнате. На одной стене был виден целый ряд окон. Женщина разглядела, что по небу стремительно несутся темные тучи. В комнате рядами стояли койки, а рядом с нею лежала женщина с желтым лицом.

Кашель продолжался. Кэролин в ужасе зажала рот рукой. Тут до ее обоняния донесся сильный запах уксуса, и внезапно она поняла, где находится, — в больнице Либерти-Хоспитал!

В панике женщина попыталась закричать, но ее голос был едва слышен.

— У меня нет лихорадки! Увезите меня отсюда! Пожалуйста, кто-нибудь!

В ответ — ни звука, тишину нарушал лишь сильный кашель. Кэролин упала обратно на койку. Она попыталась было встать, но ее тело пронзила страшная боль.

— Пожалуйста, помогите мне! — отчаянно прошептала она.

В дверях появилась ночная сиделка, одетая в обычное черное платье. Женщина задержалась на мгновение, чтобы ополоснуть руки в миске с уксусом. Затем, высоко подняв фонарь, она пошла по палате, почесывая подбородок пахнувшей уксусом рукой.

— Кто звал? — пробурчала она.

Кэролин пыталась собраться с силами. Сиделка прошествовала мимо нее, даже не взглянув вниз.

— Что со мной случилось? — обессиленно прошептала Кэролин, протянув руки к свету.

Женщина обернулась, поднимая выше фонарь. Слабый свет искоса падал на ее лицо, отбрасывая нелепые тени и делая ее похожей на какое-то сказочное чудовище.

— Я ничего не могу для вас сделать, — проворчала женщина. — Доктор… Завтра утром придет доктор, он вас и осмотрит!

Кэролин почувствовала, что у нее все плывет перед глазами.

— Разве вы не узнаете меня? — спросила она, силясь не потерять сознания. — Пожалуйста… Ради Бога… Пожалуйста, помогите мне!

Сиделка поспешила покинуть палату, унося с собой спасительный свет.

Через несколько часов Кэролин услыхала какой-то скрип у окна. С трудом разлепив глаза, она увидела, что какой-то мужчина спешит к свободной койке в углу. На руках у него был ребенок.

— Не вздумайте оставить здесь ребенка, — с отчаянием в голосе прошептала Кэролин, вглядываясь в темноту. — Доктор Уинстон убьет его. — Но, как и в преследовавшем ее кошмаре, голос Кэролин звучал слишком слабо, чтобы кто-то мог услыхать его.

Упав на подушку, она опять впала в забытье, вспоминая о другом времени, когда страх и запах смерти были так близко от нее.

ГЛАВА 2

Наступивший рассвет принес в палату слабое, золотистое сияние утра. Легкий свежий ветерок, дующий в окно, немного облегчил страдания больных. В полупустом вестибюле возле стола стояла сестра-хозяйка больницы. Женщина держалась подчеркнуто прямо, надеясь, что в этот день она опять не упадет в обморок.

— Эй, вы! — крикнула она высокому старому негру, который прохаживался возле лестницы. — Уходите отсюда подобру-поздорову! У вас что, ума, что ли, нет? Лихорадку подцепите, тогда и будете знать!

Человек улыбнулся, стянул с головы бесформенную серую шляпу и, смяв ее в узловатых пальцах, пробормотал:

— Я пришел, чтобы узнать, как дела у миз Клур, мадам. Пожалуйста, скажите мне!

— Миссис Клур работает здесь только в те дни, когда ее муж разрешает ей. Сегодня она не должна прийти, поэтому уходите! Мертвецы поджидают вас в подвале.

— Прощения просим, мэм. Я самолично привез миз Клур сюда прошлой ночью. Там такое случилось! — Глубоко вздохнув, он шагнул ближе к столу. — Я как раз поворачивал к кладбищу, как вдруг появляется эта карета, их лошадь понесла, словно сам сатана ее подстегивал…

Кэролин с трудом подняла отяжелевшие веки. Ее правая нога дергалась от боли. Повернувшись на бок, она прижалась щекой к матрасу, стараясь не обращать внимания на страшную боль.

Через некоторое время в переполненную палату зашли обтрепанный человек в черном и сестра-хозяйка.

Схватившись за голову, сестра-хозяйка вскричала:

— Боже правый, это и в самом деле миссис Клур!

Путаясь в черной юбке, женщина бросилась к койке, на которой лежала Кэролин. Сестра так и не опустила правую руку, и у нее был такой вид, будто она приветственно махала кому-то.

Честер подошел к Кэролин. Увидев человека с таким сочувственным взглядом, Кэролин немного успокоилась и заставила себя слабо улыбнуться.

Человек удивленно покачал головой:

— Нет, вы только можете себе представить?! Старая карга даже не знала, что вы здесь! Я ей говорю: «Я сам привез миз Клур сюда прошлой ночью!» — а она только глазами хлопает! Я бы и пораньше о вас позаботился, да поначалу и не заметил вас! А потом я вернулся к Сент-Энтони, да было уж слишком поздно. Я ничего не смог найти, вот так…

Смутившись от его слов, Кэролин попыталась приподняться в постели:

— Я вас очень попрошу, мистер Гиббонс, приведите сюда моего мужа. Меня надо немедленно увезти отсюда. Я не должна здесь находиться, уверена в этом. Пожалуйста, прошу вас, разыщите его…

— Да вы едва не померли прошлой ночью, миз, и сегодня-то, признаюсь, у вас видок не лучше. Я так боялся, что придется отвозить вас на Сент-Энтони. Вы помните, что произошло? Помните столкновение?

Забыв о боли, Кэролин испуганно посмотрела на Честера. Обхватив себя руками, она спросила дрожащим голосом:

— Мой муж, мистер Гиббонс… Я спрашивала вас о муже. Что с ним?

Старик покачал головой, его глаза были полны грусти.

— Он свернул себе шею, миз Клур, мне так жаль. Это несправедливо, такого не должно случаться с добрыми людьми. Он всегда так помогал нам! Я правда очень вам сочувствую.

Кэролин в ужасе уставилась на Гиббонса, моля его про себя, чтобы он забрал назад свои слова. Но старик лишь с сожалением смотрел на нее и помалкивал.

Опустившись на койку, женщина почувствовала, что силы оставляют ее. Стараясь говорить спокойно, она прошептала:

— Так он умер, мистер Гиббонс? — Кэролин закрыла глаза. — В таком случае я должна пойти на его похороны.

— Вам не стоит беспокоиться об этом, миз Клур. Доброго доктора похоронили еще прошлой ночью — с последней партией моего… груза. Я пытался убедить констебля, что у доктора не было лихорадки, да куда там!.. Эти люди так всего боятся! Он сказал мне, что у вас лихорадка, и послал меня отвезти вас сюда. Они быстро бросили его в канаву, вот… Когда я вернулся, какой-то неизвестный могильщик копался в земле. Правда, сейчас мертвых уже не грабят, но они все-таки сняли с доктора Клура его часы. Мне пришлось притвориться, будто снимать с трупов вещи — дело для меня обычное. Я, знаете ли, купил эти часы у могильщика, ведь я столько раз видел, как доктор вынимал их из кармана. В общем, вот они, миз. Я думал, это хоть немного вас утешит. — В грязных руках Гиббонса сверкнула тяжелая золотая цепочка, которую миссис Клур в последний раз видела висящей на поношенном жилете Форреста. Золотого крестика на цепочке не было, но, кажется, часы и заводной ключик были в порядке.

Кэролин была в ужасе.

— Я должна чем-то отплатить вам, мистер Гиббонс. Я очень благодарна вам за то, что вы подумали обо мне, — проговорила она.

— Вы ничего не должны мне, — ласково произнес старик.

Сердце Кэролин защемило, когда она подумала, как бездарно растратил свою жизнь Форрест. Конечно, она не могла сказать, что умирает от любви к нему, да и страсть никогда не сжигала их, но… Они были добрыми друзьями, и теперь женщина испытывала невероятную горечь потери.

— Если бы я мог что-нибудь сделать для вас… — сказал Честер, отрывая ее от грустных мыслей.

Кэролин схватилась за его рукав:

— Пожалуйста, увезите меня отсюда!

Едва Гиббонс успел кивнуть, как в палату вернулась сестра-хозяйка и, оттолкнув старика в сторону, прокричала:

— Ну-ка, прочь с дороги, старый стервятник! Идет доктор Уинстон. Это и вправду миссис Клур! Мое дорогое дитя! — Она озабоченно склонилась над женщиной. — Как вы себя чувствуете?

Кэролин едва замечала женщину, которой столько помогала, — она вся сжалась от страха при приближении доктора Уинстона.

Не обратив внимания на грубость сестры-хозяйки, Честер Гиббонс нахмурился:

— Прошу прощения, мадам, но я хотел бы убедиться, что миз Клур как можно быстрее покинет этот чертог смерти. Если бы вы смогли отпустить ее со мной, то мы бы не стали…

Женщина возмущенно фыркнула:

— Держите свои руки, пропахшие смертью, подальше от нее, вот что я вам скажу! Убирайтесь отсюда, не то я прикажу арестовать вас! — Она наступала на Честера, заставляя его пятиться назад из палаты. — Вы ничего не можете сделать для миссис Клур, так что я прошу вас немедленно уйти отсюда!

В это время за спиной сестры-хозяйки появился доктор Уинстон. На нем был черный фрак с высоким воротничком, шейный платок, из-под фрака неуклюже свисали бриджи. Сняв с головы шляпу, он воззрился на Кэролин через пенсне.

— Боже мой! Глазам своим не верю! Да неужели это наша дорогая миссис Клур? Что вы с собой сделали? — Доктор картинным жестом утер лоб мятым платком. Несмотря на громкие восклицания, его темные глаза смотрели безучастно, а рот сложился в тонкую полоску, едва Уинстон замолчал.

— Прошлой ночью произошел несчастный случай, — с неприязнью промолвила Кэролин. — Я получила травму…

— Ради Бога молчите, мадам!

Доктор стал с ног до головы осматривать миссис Клур и обратил внимание на ее ногу в последнюю очередь. Откашлявшись, он стянул с ноги грубый вязаный чулок. Уинстон то и дело удивленно хмыкал и тыкал ногу пальцами, словно в жизни не видел такой раны. От его прикосновений Кэролин извивалась, испытывая страшную боль.

— Я прошу немедленно отпустить меня отсюда! Доктор, пожалуйста, вы же определили, что у меня болит!

— Я бы попросил вас не шуметь — это мешает мне сосредоточиться, — настаивал Уинстон, обхватывая лодыжку Кэролин ледяными пальцами. Женщина охнуть не успела, как он изо всей силы дернул ее ногу.

Кэролин закричала.

— Ну-ну, моя дорогуша! Я же просил вас помолчать. Какой стыд быть такой несдержанной. Примите мои глубочайшие сожаления по поводу вашей потери. Хоть ваш муж и был чудесным человеком, ему мешал недостаток образования — он с легкостью рисковал человеческими жизнями. У него были странноватые понятия в медицине.

Превозмогая боль, Кэролин сказала:

— Какие понятия, доктор Уинстон? Он-то давал своим пациентам настойки опия или рому, чтобы им легче было переносить боль! Так что если вы вздумаете еще раз осматривать мою ногу… — Женщина поежилась. — Это у вас получается не лучшим образом!

Уинстон кивнул:

— Вам же отлично известно, что вещества, о которых вы упомянули, годятся лишь при ампутациях конечностей. — Два последних слова он произнес с ударением.

Затем молча он дернул ногу Кэролин, вправляя кости на место. Женщина скрежетала зубами от боли.

— На вас приятно посмотреть, мадам, вы — здоровая, привлекательная молодая женщина. Жаль, что с этого дня вы потеряете независимость. Возможно, вам следовало остаться со мною — ведь у вас был шанс. Уж я-то бы смог хорошо позаботиться о вас после смерти вашей матери.

Кэролин знала, что он просто пугает ее, — Уинстон и Форрест враждовали много лет. Не пройдет и нескольких дней, как она будет ходить с костылем, а к ноябрю окончательно поправится.

Но когда доктор Уинстон наложил на ее лодыжку две половинки лубка в форме ноги, сделанного из толстой высушенной кожи, и стал кожаным шнуром сшивать обе половинки, женщина впала в тяжелое забытье.

На следующую ночь доктор Уинстон даже не навестил Кэролин, заявив, что у него и так предостаточно пациентов, которым требуется постоянно оказывать внимание.

«Слава Богу», — подумала миссис Клур, нога которой сгорала от боли. Его обычные методы лечения — кровопускание и клизмы — доводили пациентов до того, что те превращались в ходячих скелетов. Эти же методы, применяемые Уинстоном для лечения жертв желтой лихорадки, как правило, не только не приносили больным облегчения, а быстрее сводили их в могилу. Форрест хоть прописывал легкую пищу, чистую прохладную воду и уменьшающие жар обтирания. Это доктор Уинстон и называл «странноватыми понятиями».

На третий день пошел дождь. Не имея возможности вставать с постели без костыля, Кэролин почти оставила надежду выбраться из больницы. Но когда женщина услыхала, как кто-то громко выкрикивает ее имя, сердце подскочило у нее в груди от радости.

В дверях палаты, отряхивая промокший черный плащ, стоял поверенный ее мужа Эван Бурк.

— Эван! — только и сумела вымолвить Кэролин, стыдясь того, что так радуется его появлению. Она боялась, что спит и видит сон. — Эван! — Женщина прикусила губу, опасаясь, что вот-вот произнесет те слова, которые ей как вдове и в голову не должны приходить. Впрочем, она и раньше не решалась сказать, что знакома с Эваном и тайно им восхищается.

Он вошел в палату с высоко поднятой головой, а затем тряхнул темными влажными волосами, прилипшими ко лбу. Остановившись в изножье кровати, Эван внимательно оглядел ее тело, едва прикрытое грубым бельем. Выражение его лица было непроницаемым.

На нем был отлично сшитый двубортный фрак, черные бриджи и высокие сверкающие сапоги. Он был хорошо сложен, и его плечи казались даже слишком широкими — во всяком случае, у всех местных франтов они были куда уже. Эван предпочитал ездить верхом, а не в экипажах. Конечно, ему приходилось пользоваться каретами, когда дела призывали его в дальние поездки, но обычно шестимильный путь до города и обратно он преодолевал верхом.

Кэролин внезапно смутилась, почувствовав себя, как никогда, женщиной. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на его ярко выраженную мужественность.

— Кэролин, я приехал, как только получил письмо! — Эван явно был очень встревожен. — Я и не знал, что Форрест погиб. Как тебе, должно быть, тяжело! — Он наконец перестал смотреть на ее тело и перевел взгляд небесно-голубых глаз на лицо женщины. — Кажется, опять меня не было, когда ты так нуждалась во мне… как в друге. — Эван откашлялся и лишь потом заметил, что нога ее перебинтована. — Это еще что? Новый способ лечения лихорадки?

Мысли Кэролин понеслись вскачь — она вдруг почувствовала себя в полной безопасности, хоть и боялась даже себе признаться, что рада его видеть. Она тосковала по Эвану в точности так же, как когда-то тосковала по помощнику отца — Джону Раснеру. И теперь присутствие Эвана согрело ее.

Чувствуя себя совершенно беспомощной, она потянулась к молодому человеку.

— Ты даже не представляешь, как я рада, что ты пришел! Не шути, пожалуйста! У меня сломана нога, а я не получаю никакого лечения. Эван, пожалуйста, увези меня отсюда! — И, застыдившись того, что она в таком виде, Кэролин натянула одеяло до подбородка.

Глаза Эвана потемнели, но он смотрел на Кэролин с нежностью. Молодой человек шагнул к ней, словно хотел взять женщину на руки. Похоже, только сейчас он понял, в каком она состоянии. Наклонившись, Эван протянул к ней руки:

— Конечно, не беспокойся, я увезу тебя!

Его руки были такими сильными и вместе с тем нежными. Кэролин почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она не могла припомнить, дотрагивался ли он когда-нибудь до нее. Сгорая от стыда, женщина поняла, что ей пришли в голову весьма неприличные мысли, она, например, думала, каково это — быть в его объятиях, прижиматься к его телу…

Кэролин затаила дыхание. Одно лишь прикосновение его сильной руки всколыхнуло ее воображение. И напугало ее!

Эван выпрямился и убрал с лица волосы. Его взгляд так манил ее, что Кэролин внезапно испугалась его близости.

Неужели этот мужественный, самоуверенный мужчина воспринимает ее лишь как беспомощное существо? И его взгляд… Вдруг в нем есть только жалость к ней?

Кэролин осторожно высвободила руку:

— Эван, ты сможешь сообщить брату Форреста, или мне это сделать? — Ей было противно даже думать о завещании.

Эван выпрямился:

— Конечно, я сообщу Сайлесу. Не беспокойся об этом. Думай только о том, чтобы поправиться.

— Я не больна, — раздраженно возразила женщина. — У меня просто сломана нога.

Взгляд Эвана стал еще мягче. Он низко наклонился к ней — именно об этом она так часто мечтала — и дотронулся дрожащими пальцами до ее лба.

— Дорогая моя, даже не представляю, что бы я стал делать, если бы ты умерла.

Его близость волновала Кэролин. Но тут ей пришло в голову: что будет, если кто-нибудь сейчас увидит его в такой позе возле нее?!

— Ты не должен говорить мне ничего такого, — прошептала она, опасаясь, как бы сестра-хозяйка не услышала его. Она еще не была готова к тому, что Эван скажет ей такое. Ведь она овдовела всего несколько дней назад. — Вот если бы ты мог подыскать подходящую плиту на могилу Форреста! Попроси мистера Гиббонса указать тебе его могилу. Эван, скажи, пожалуйста, а Сайлес будет присутствовать на оглашении завещания?

Молодой человек улыбнулся:

— Ему слишком далеко ехать, так что тебе не стоит беспокоиться. Прошло уже лет десять с тех пор, как я помог Форресту составить завещание, но… — Эван задумался, пытаясь вспомнить содержание документа, его голубые глаза затуманились. — Уверен, что Форрест побеспокоился о тебе. Иначе я бы запомнил содержание завещания. Да, конечно! Если бы Форрест захотел оставить имущество брату, я бы не позволил этого! Ведь даже тогда я считал себя… твоим другом… — Его лицо выражало долго скрываемые чувства к женщине.

Ах, если бы только она тогда знала, что Эван неравнодушен к ней, пришло в голову Кэролин. Десять лет назад она имела глупость выйти замуж за нелюбимого человека!

— Я не останусь инвалидом. Через некоторое время я найду работу. Конечно, я буду рада, если Форрест оставил мне наследство, но, думаю, сумею справиться и без него. Ведь когда Форрест составлял завещание, у него были более теплые отношения с братом, чем со мной. А Форресту не приходило в голову исправить завещание? Наверное, нет, ведь он был не из тех людей, что думают о смерти. — «Впрочем, — мелькнуло у нее в голове, — у него было не так уж много времени подумать и о жизни».

Эван ободряюще улыбнулся.

— Я немедленно займусь твоим делом, — заявил он. — Твое благополучие меня заботит больше всего.

— Наша карета сломалась, лошадь с переломанными ногами застрелили, двое последних слуг умерли от лихорадки месяц назад. Эван…

Голос Кэролин сорвался. На мгновение она забыла обо всех делах, представляя себе, как обнимает Эвана, гладит его широкие плечи. Интересно, сколько же раз, видя его, она хотела прикоснуться к нему?

— Ты — мой единственный друг! — внезапно с отчаянием выкрикнула Кэролин. Из ее глаз брызнули слезы — впервые с тех пор, как она узнала о смерти Форреста. — Я слишком горда, чтобы полагаться на чью-то милость, пусть даже ненадолго… Я должна сама позаботиться о себе.

Услыхав эти слова, Эван неожиданно наклонился к лицу женщины и поцеловал ее в губы.

— Что за ерунда! — воскликнул он. — У тебя есть я! Я всегда был у тебя!

По телу Кэролин разлилась сладкая истома — ей так давно хотелось ощутить вкус его поцелуя. У Эвана были такие нежные, теплые губы. Ах, как замечательно было бы слиться с ним в объятиях, почувствовать, как их несет блаженная волна наслаждения.

— Ты не должен этого делать! — вскрикнула она, отталкивая от себя Эвана. — Душа моего мужа еще не отлетела на небо!

— Прости меня, — прошептал молодой человек, по виду которого было не сказать, что он испытывает раскаяние. — Просто тебе нельзя оставаться одной. А жена твоего деверя не сможет позаботиться о тебе?

— Да они в жизни слова доброго обо мне не сказали, — тихо проговорила Кэролин.

— Уверен, что ты преувеличиваешь!

— У Форреста никогда не было хороших отношений с Сайлесом. Скажи мне честно, Эван, Сайлес получит наследство? — Она понимала, что не должна прямо спрашивать об этом, но другого выхода в данной ситуации не было. — Мне не нужно ничего из того, что принадлежало Форресту, я готова расстаться со всем, на что по праву может претендовать его брат. Но мне кажется, что я могу оставить себе то, что принадлежало мне до замужества. К примеру, Сайлесу не нужны медицинские инструменты моего отца или его журналы. А мне эти вещи так дороги!

— Конечно, — согласился с ней Эван, держа женщину за руку.

— Перед смертью отец завещал мне наше родовое поместье. Разумеется, когда я вышла замуж, поместье перешло к Форресту. Есть ли хоть небольшая надежда на то, что поместье вернется ко мне?

Эван помрачнел.

— А Форрест когда-нибудь интересовался им?

— Мы никогда не говорили о таких вещах. Мне бы это причинило… сильную боль.

Кэролин не была уверена в том, что Эван знал об их вынужденном бегстве из опустевшего поместья.

— Это место называлось Тимберхилл, — задумчиво произнесла она, вспоминая ту ужасную ночь, когда ей с матерью пришлось убегать от преследователей. Они искали поджидавшего их отца и его фургон. Женщина смутно помнила толпу, пожар, а раньше она вообще считала, что те страшные события пригрезились ей в ночном кошмаре, когда она была ребенком.

— Если наследство получит Сайлес, — продолжала Кэролин, — то ему достанется наш дом — здесь, в городе. Пусть забирает его, ведь у него семья, но Тимберхилл ему не нужен. Мне всегда хотелось вернуться туда, да Форрест был против. И у него никогда не было времени на отпуск и всякие поездки. Меня манит к месту, где я провела детство и… Эван, почему ты так странно смотришь на меня?

— Тебе не надо уезжать, Кэролин. Я позабочусь о тебе. Я сочту это за честь! — Эван больше не мог сдерживать свои чувства, хоть и понимал, что ему не следует говорить таких вещей.

Сердце Кэролин подскочило от радости, но внезапно она почувствовала, что ее существом начинает овладевать паника. Она была почти девочкой, когда, волею обстоятельств, вынуждена была поспешно выйти замуж за Форреста. И теперь она инстинктивно противилась тому, чтобы снова попасть в зависимость. Кэролин хотелось вернуться домой и постараться найти ответы на все вопросы прошлого.

Не зная, как объяснить все Эвану, Кэролин заглянула ему в глаза и увидела, что он обижен и смущен.

— Я… ты мне нравишься, Эван… — сбивчиво заговорила женщина, — но…

— Так в чем же дело?

Интересно, подумала она, станет ли Эван контролировать ее так же, как Форрест? Пока что она еще могла выбирать. Стоило ли рисковать и торопиться вновь связывать свою жизнь с мужчиной?

— Знаешь, я всю жизнь от кого-то зависела. Сначала от отца, потом от мужа. Может, тебе кажется нелепым, что женщина хочет сама о себе заботиться, но представь себе: мне почти двадцать девять, а я… — Кэролин осеклась, подыскивая нужные слова. — …Я ощущаю себя беспомощной, глупенькой девочкой. Я не глупая! Я немного разбираюсь в медицине и могу еще многому научиться! Но мне, как женщине, доверяют лишь выносить горшки да менять постельное белье! Именно это разрешал мне муж! Хоть мне и жаль Форреста, я не могу не думать о том, что наконец-то обрела возможность стать хозяйкой собственной жизни.

— А мне кажется, что ты теперь можешь получить то, чего мы оба так долго хотели, но вынуждены были скрывать, — прошептал Эван, беря ее за руку.

— Эван, пойми же, если ты станешь обо мне заботиться, то я так никогда и не узнаю, что значит быть самостоятельной женщиной, я так навсегда и останусь беспомощной женщиной-ребенком! — горячо проговорила Кэролин.

Молодой человек нахмурился и покачал головой:

— Отлично, Кэролин. Я привезу тебе завещание Форреста сразу же, как только ты приедешь домой.

Женщина, задрожав, благодарно поцеловала его в щеку.

— Спасибо тебе, Эван. У тебя самое доброе и приятное лицо во всей Филадельфии.

Он вздернул вверх голову, но улыбка не осветила его лица. Взгляд Эвана медленно заскользил по ее телу, а затем остановился на лице Кэролин. У женщины перехватило дыхание. А затем, даже не попрощавшись с ней, молодой человек резко встал и вышел из больничной палаты.

Наверное, она рассердила его, подумала Кэролин. Но почему? Она столько лет втайне любила его! И знала, что он отвечает ей взаимностью. Так почему же теперь, когда они наконец могут быть вместе, она раздумывает? Были ли чувства, которые она испытывала к нему все эти долгие годы, искренними? Может, она просто грезила им, потому что хотела заполнить мыслями о ком-то душевную пустоту?

Вспомнив о своем девере, Кэролин опять спросила себя, получит ли Сайлес в наследство все, что принадлежало Форресту. По закону так и должно быть. Перед войной Форрест и Сайлес были очень близки. Когда Форрест составлял завещание десять лет назад, то наверняка решил, что в случае его смерти брат позаботится о его вдове.

Ах, как Кэролин хотела, чтобы Форрест переписал завещание и оставил ей хоть что-то! Она не могла обратиться за помощью к Сайлесу. А если случится так, что она вообще останется без средств к существованию, она будет вынуждена принять предложение Эвана.

Эван не хочет, чтобы она возвращалась в Тимберхилл. Он не понимает, до чего ей важно приехать туда и узнать, почему все-таки она и ее родители бежали оттуда.

Кэролин не желала оказываться в плену обстоятельств. Ей нужно было поехать в Тимберхилл, чтобы разобраться в прошлом. А потом вернуться к Эвану, но быть при этом уверенной, что она пришла к новому мужу, потому что любит его, а не по той причине, что ей просто некуда больше пойти.

ГЛАВА 3

— Ну, как у нас сегодня дела? — поинтересовался доктор Уинстон на седьмой день ее невольного заключения в больнице.

— Я собираюсь домой, даже если мне придется поползти туда.

— Ну ладно-ладно… — Он немного приподнял ее ногу, чтобы убедиться, что кожаный лубок туго стягивает перелом. — Хорошая работа. На следующей неделе я заберу вас домой. Миссис Уинстон позаботится о вас.

Притворившись, что согласна с его предложением, Кэролин опустила веки и из-под ресниц посматривала, как доктор продолжил обход больных, прописывая кровопускание одним и клизмы другим. Затем он с важным видом сообщил сестре, что одному бедняге надо поставить клизму из настоя хинной корки. Кэролин было хорошо известно, что подобные жестокие процедуры не облегчали состояния больных желтой лихорадкой. Впрочем, казалось, что пациенты испытывали даже некоторое облегчение при мысли о том, что их хоть как-то лечат, пусть даже лечение и неприятно.

Кэролин твердо решила, что не поедет к доктору Уинстону, бросив на него сердитый взгляд, когда он выходил из палаты. И не станет связываться с Сайлесом Клуром.

Если Сайлес унаследовал Тимберхилл — что ж, пусть. Она просто съездит туда, чтобы в последний раз взглянуть на место, где выросла, а затем уедет куда-нибудь изучать медицину. А потом откроет школу медсестер. Уж там-то не будут заправлять мужчины-врачи, которые столь гордятся своими бесполезными дипломами.

В этой школе она будет заниматься тем, чем ей советовал отец — всеми уважаемый хирург-самоучка Орион Адамс. Впрочем, кое-чему она научилась и от мужа. Она пойдет по стопам отца и станет лечить больных.

Но она ничего не сможет сделать, если сейчас умрет от промываний кишечника, прописанных доктором Уинстоном.

Как только доктор ушел из больницы, Кэролин позвала сестру-хозяйку.

— Я написала еще одну записку мистеру Бурку, — сказала она ей. — Пожалуйста, попросите посыльного обязательно дождаться ответа.

Прищурив глаза, сестра взяла сложенный листок бумаги. Кивнув, когда Кэролин пообещала ей щедрые чаевые, сестра-хозяйка важно выплыла из палаты.

Кэролин откинулась на подушку, с радостью думая о том, что скоро окажется дома. Все будет хорошо. Когда эпидемия пойдет на убыль, в город вернутся те, кто покинул его, спасаясь от лихорадки. Пройдет некоторое время, и жизнь наладится.

Все будет так же, как было раньше. Или почти так же. Только Форреста не стало. И Кэролин чувствовала себя покинутой Эваном, не понимая, почему он не отвечает на ее многочисленные послания. Нахмурив лоб, она устало открыла глаза.

И тут женщина увидела сестру-хозяйку. Та стояла у своего стола и сжигала письмо Кэролин, подпалив его от масляной лампы. Когда листок разгорелся как следует, сестра бросила его на пол.

Кэролин прищурила глаза. Так вот оно что! Эван не получал ее писем! Интересно, это доктор Уинстон приказал сжигать ее записки?

В эту ночь пушки молчали. Пункты обкуривания города дымом не работали. Считалось, что дым прогоняет желтую лихорадку, но на этот раз его клубы не качались таинственно на опустевших улицах.

Стараясь не вызвать подозрений, Кэролин попросила ночную сиделку разыскать Честера Гиббонса.

— Хочу спросить его, положил ли он надгробную плиту на могилу моего мужа, — объяснила она.

К одиннадцати вечера небо затянуло темными тучами, луна скрылась, мрак освещался лишь изредка вспыхивающими желтыми молниями. Было жутко. Но вот в дверях палаты возникла фигура высокого негра.

— Слава Богу, вы пришли, мистер Гиббонс! — вскричала Кэролин. — Я хочу, чтобы вы увезли меня из больницы.

Покачав головой, старик пожал плечами:

— Но… миз, куда же я вас повезу?

— Куда угодно! Если можете — ко мне домой на Дьюберри-лейн.

— Но у меня только моя повозка, — неуверенно промолвил Честер.

— Этого довольно.

Сев на кровати, Кэролайн расслабила стягивающий ногу лубок. Она понимала, что причиняет ноге вред, но лучше уж хромать остаток жизни, чем оставаться здесь еще какое-то время.

Тем временем в другом конце палаты Честер завернул в простыню умершего днем ребенка и понес труп в свою повозку. Когда он вернулся, Кэролин уже поджидала его.

Завернув женщину в простыню, как в саван, Гиббонс подхватил Кэролин на руки. Ногу пронзила страшная боль, и женщина тут же потеряла сознание.

— Еще один? — спросила сестра-хозяйка, когда Честер проходил мимо нее, держа в руках завернутое в простыню тело.

— Ага, мэм, — кивнул старик.

Осторожно обойдя костлявую девчонку, которая драила лестницу, старик поспешил вниз по темному коридору, ведущему к задней двери. Он очень осторожно уложил Кэролин на заполненную телами повозку. С тревогой оглядевшись вокруг, негр побежал назад в больницу, чтобы забрать свои вещи. Через полчаса дело было сделано. Кэролин все еще была без сознания.

— Эй, ты! — внезапно раздался резкий крик. Обернувшись, Честер увидел в дверях студента-медика. — Я на тебя в суд подам за то, что ты воруешь украшения.

Гиббонс возмущенно смотрел на студента — уж если кто и обворовывал покойников, так это именно студенты.

— Я просто закрыл бедняге лицо, — пробурчал он.

Молодой человек подошел ближе, морща нос.

— Что-то больно долго ты собирал своих жмуриков, старик, — заявил студент, пытаясь напугать Честера. И, махнув рукой в сторону трупов, добавил: — К чемутратить на них белье? А? Оно, между прочим, денег стоит.

Сжав губы, Гиббонс забрался на место возницы. Он все припомнит этому типу, когда тот будет лежать в его телеге с почерневшим лицом. Старик дернул поводья.

— Эй, мул, пошел! — крикнул он. Обернувшись, Честер увидел, что рука миссис Клур выскользнула из-под простыни — на безымянном пальце не было обручального кольца. — Мы еще посмотрим, кто грабит мертвых, — пробурчал Гиббонс.

Старик подхлестнул мула, спеша поскорее убраться из больницы, пока воришка не набросился на него с кулаками. Выехав на темную улицу, Честер пустил мула шагом.

Старик ссутулился и принялся мурлыкать под нос какую-то песню. Несмотря ни на что, он был доволен: благодаря летней жаре у него было много работы. Теперь он целый год сможет кормить семью.

Когда он подъехал к своей лачуге, в дверях появилась его шестнадцатилетняя дочь Лиза.

— Что-то ты сегодня рано, папочка! — промолвила она, вглядываясь в лицо отца в тусклом свете фонаря.

Высокая и босая, она была одета в свободную рубаху из грубой ткани. Хорошенькое личико Лизы было живым и веселым.

Соскочив с козел, Гиббонс обежал вокруг телеги и стянул простыню с лица миссис Клур.

— Детка, принеси-ка сюда бутылочку рома, что я припрятал.

Недоуменно глядя на отца широко распахнутыми от удивления глазами, Лиза обошла вокруг телеги и спросила:

— Зачем ты привез их сюда, папа? Людям, отправившимся на тот свет, уже никакой ром не поможет!

— Да каждому дураку ясно, что эта леди живая, — пробурчал Честер. — Ну-ка давай, детка, помоги мне! Поедешь со мной!

…Кэролин пришла в себя от жуткой вони, стоявшей в телеге. Ее нога дергалась от боли. Пытаясь овладеть собой, женщина прошептала:

— Честер, вы здесь? Где я?

— Ш-ш-ш!.. Мы почти у вашего дома. Со мной моя дочь. Помните, вы сидели с ней три ночи кряду, когда ее прихватила лихорадка? А теперь она позаботится о вас, вот так!

Повозка замедлила ход и остановилась.

— Что-то сегодня подозрительно темно на Дьюберри-лейн, миз. А перед вашим домом стоит большая карета. Похоже, она принадлежит этому костоправу, старому Уинстону. Думаю, ему уже известно, что вы сбежали из больницы. Вот идиот-то!

По темному небу прокатился мрачный грохот. Не прошло и минуты, как смятая рубашка Кэролин вымокла до нитки.

— Мистер Гиббонс, пожалуйста, если вы когда-то испытывали добрые чувства к Форресту, ради этого, прошу вас, не допустите, чтобы я вновь попала в больницу! Но как он мог так быстро приехать сюда?

Честер удовлетворенно хмыкнул:

— Нет, мэм. Он уже уезжает. Держитесь!

И, стегнув мула, Гиббонс направил телегу на одну из подъездных аллей. Глядя на большой дом из красного кирпича, Кэролин почувствовала, как щемит ее сердце. Ей вдруг стало очень тоскливо, и она почувствовала, как ей хочется вернуться к теплу домашнего очага.

Ей было около семнадцати лет, когда отец с гордостью привел ее на Дьюберри-лейн. Кошмарное существование, которое они вели после бегства из Тимберхилла, похоже, подходило к концу.

Когда четырьмя годами раньше они приезжали в Филадельфию, ее отец хотел поселить семью в комфортабельном особняке, где бы все они смогли забыть, что заставило их покинуть жилище в северных лесах Пенсильвании.

Но тут началась война, и армии генерала Вашингтона понадобились врачи. Отца так внезапно забрали на службу, что он даже не сумел позаботиться о Кэролин и ее больной матери.

Оставшись одни в городе, владея лишь тем, что удалось вывезти из Тимберхилла, Кэролин с матерью едва сводили концы с концами. Иногда им даже приходилось жить в подвалах. Поначалу отец еще присылал им кое-какие деньги, но война продолжалась, и он был уже не в состоянии помогать семье. Солдатам было нечем платить.

Матери Кэролин становилось все хуже. Девушке не на что было покупать еду, не говоря уже о лекарствах.

Чтобы заработать хоть немного денег, Кэролин устроилась на работу в Либерти-Хоспитал. Она мыла там полы. Но мать все равно умерла. Доктор Уинстон взял девушку к себе в дом, но долго она там не задержалась: ей было милее мыть полы, чем терпеть надоедливые ухаживания доктора.

К тому времени, когда отец был ранен и отпущен из армии, Кэролин уже год прожила одна. Отец приехал домой в сопровождении Эвана Бурка, который уже поправлялся от легкого ранения. Мужчины разыскали Кэролин в больнице. Стоя на коленях, девушка, напуганная и отчаявшаяся, драила полы.

Кэролин была в состоянии депрессии, поэтому и не заметила того интереса, что явно проявил к ней Эван. До ее сознания дошло лишь одно — отец вернулся. Теперь у них будет дом и еда.

Через некоторое время отец взял себе в помощники Форреста Клура. Те два года на Дьюберри-лейн Кэролин прожила как в раю. Внезапно отец умер — дало себя знать полученное на войне ранение. Кэролин опять осталась одна, но на сей раз в задней комнате дома жил Форрест.

Позаботиться о ней было некому. Оказавшись в доме вдвоем с молодым, привлекательным человеком, Кэролин стала панически бояться сплетен. О них обоих. О ней.

— Не огорчайся так, Кэролин, — сказал ей Форрест через несколько дней после похорон. — Если тебя так волнует, что о тебе говорят соседи, то я готов на тебе жениться. Мы станем заботиться друг о друге.

Вскоре они стали мужем и женой. У них были добрые, сердечные отношения, но очень скоро Кэролин поняла, что медицина для Форреста — все. Он был готов молиться на нее. Так они и жили, как друзья, в доме на Дьюберри-лейн, пока не разразилась эпидемия, которая, по сути, и довела Форреста до смерти. Теперь Кэролин была совсем одна.

Когда Честер вносил ее в дом, на женщину нахлынули воспоминания о муже и отце. Ах, если бы только старик входил сейчас с нею не сюда, а в тот старый особняк, что назывался Тимберхиллом! Именно там она провела счастливое детство! И там она хотела бы жить!

Лиза принялась распахивать ставни, чтобы выветрить спертый тяжелый воздух.

— О Господи, папа! На подоконнике — дохлая мышь! — Девушка поежилась. — А там стоят какие-то кости! — вскричала она, бросив взгляд в приемную, расположенную напротив гостиной. — И такие ужасные картинки! Смотри, люди там изображены с ободранной кожей, да голые! Я не буду работать здесь, папочка! Ни за что!

Отведя дочь в сторону, старик принялся что-то горячо нашептывать ей на ухо. Через мгновение Лиза уже испуганно приседала перед Кэролин:

— Простите меня, мадам. Для меня большая честь работать у вас. Первым делом я вымою весь дом. Сделаю это для вас, мэм!

Эван Бурк бросал сердитые взгляды на приходского священника, сидевшего напротив него за столом в его адвокатской конторе. Священник тоже неприязненно посмотрел на него. Он явно сгорал от нетерпения. Одна только мысль о том, что Кэролин придется, пусть и временно, искать покровительства у этого бессердечного, самодовольного человека, приводила Эвана в бешенство.

Почему она не послала за ним? — раздраженно спрашивал он себя. Наверняка ей уже лучше и она может выйти из больницы, но почему-то не дает о себе знать. А Эван боялся еще раз навестить ее.

Преподобный Сайлес Клур раздраженно похлопывал шляпой по краю стола.

— Пожалуйста, любезный. Скажите мне только, получаю ли я наследство, или мой братец решил из могилы оскорбить меня?

Эван посмотрел прямо в холодные серые глаза священника.

— Мой посыльный уже говорил вам, что я прочту завещание доктора Клура только после того, как миссис Клур выйдет из больницы. Она должна присутствовать при оглашении завещания.

— Да послушайте же! — вскричал Сайлес. — Я приехал издалека, к тому же на взятой взаймы лошади! — Он потряс в воздухе пальцем. — Нечего и думать об этой Кэролин! Женщины всегда снова выходят замуж. Кто-нибудь о ней позаботится. А у меня семья, которая год от года становится все больше! Я должен получить все, чем владел Форрест.

Внезапно дверь кабинета с треском распахнулась. Секретарю Эвана — молодому человеку с испуганным лицом — явно было не по себе оттого, что он потревожил хозяина.

— Ради Бога, простите, мистер Бурк. Но некая молодая особа настаивает на том, чтобы немедленно увидеться с вами.

Не успел Эван и глазом моргнуть, как чернокожая девушка оттолкнула его секретаря и вбежала в кабинет.

— Я должна передать вам записку, сэр. Я слишком долго жду.

Узнав почерк Кэролин, Эван с облегчением вздохнул и нетерпеливо схватил записку:

— Прошу прощения, святой отец. Это от Кэрол… то есть от миссис Клур.

Сердце Бурка бешено забилось, когда он вынимал послание из конверта. Пробежав записку глазами, молодой человек изумленно сел в кресло.

— Так она уже дома? — спросил он, недоуменно глядя на служанку. Но почему Кэролин не послала за ним? Неужели он ошибался в ее чувствах?

Эван судорожно сжал записку в кулаке.

— Еще раз прошу прощения за то, что нас прервали, святой отец, — задумчиво произнес он наконец.

Кивком головы он велел секретарю отблагодарить служанку. Затем торопливо нацарапал ответ и запечатал свое послание черной восковой печатью.

— Я написал ей, что оглашение завещания состоится завтра в четыре в ее доме. А пока… — Бурк встал, глядя сверху вниз на побледневшего священника.

Преподобный Клур тоже поднялся со своего места и нацепил на голову шляпу.

— Я непременно приду, можете не сомневаться, — заявил он, выбегая из кабинета.

Девушка-служанка вышла вслед за ним, и секретарь закрыл дверь. Оставшись наконец один, Эван устало вздохнул.

Как и всегда, между ними лежала пропасть. Что и говорить, Эван понимал ее чувства, но, узнав о смерти Форреста, не мог не думать о Кэролин иначе как о будущей жене, хоть смерть друга и стала для него тяжелой утратой.

Он полюбил ее сразу, едва увидев. Тогда Кэролин еще была костлявым подростком и скребла полы в больнице. Живя с отцом девушка расцвела как роза, но все же никогда не была по-настоящему беззаботной — годы нищеты, одиночества, трагическая смерть матери сделали свое дело.

Эван решил терпеливо ждать. Ведь он, в конце концов, был юристом, а значит, человеком сдержанным, хладнокровным, который умеет владеть собою и не поступает опрометчиво. Он полагал, что Кэролин, как и все девушки, не будет торопиться с замужеством. Ему казалось, что у него достаточно времени.

Но Кэролин отличалась от других женщин. Она не желала сидеть на одном месте, наблюдая, как жизнь проносится мимо. Она предпочитала заниматься чем-нибудь и управлять таким образом своей жизнью, чем ждать, пока кто-нибудь позаботится о ней.

Как ему это нравилось! Но, к несчастью, он был в Нью-Йорке, когда отец Кэролин умер. Не успел он вернуться, как маленькая дурочка выскочила замуж за Форреста.

— Конечно, я не люблю его, — призналась Кэролин, когда Эван поинтересовался, как она относится к мужу. Тогда, как и сейчас, его сердце горестно заныло. — Я вышла замуж лишь затем, чтобы… любопытные держались от меня подальше, чтобы не шептались у меня за спиной, чтобы катились отсюда подобру-поздорову…

Лишь прожив несколько лет с Форрестом, она перестала панически бояться скандалов. Даже сейчас Эван не понимал, почему она тогда так много думала о сплетниках.

Но все же не только боязнь сплетен заставила тогда девушку выйти так поспешно замуж — это Эван знал. Иногда она поступала определенным образом, не подумав. Но почему? Женщинам вообще не позволяли думать. А у Кэролин был блестящий, пытливый ум. Если бы только Эван помог ей развить его, дал бы возможность ее красоте зацвести с новой силой, он бы считал себя счастливейшим из смертных.

Может ли быть, что, освободившись от супружеских уз, она перестала интересоваться им? Эван всегда считал, что Кэролин испытывает к нему те же чувства, что и он к ней. Сможет ли он оказаться достаточно ловким, чтобы завоевать ее сердце?

Сжав кулаки, Эван уставился на завещание, лежавшее перед ним на столе. Что ей за дело, если вся собственность Форреста перейдет к ее деверю! Она же не была в Тимберхилле шестнадцать лет! Если там никто не живет, дом наверняка разрушился.

Почему ей так хочется поехать туда? Почему, торопясь в жизни со всем, она не спешит решить своих сердечных дел? Если ей так нужен дом, пусть перепишет любое из принадлежащих ему владений на свое имя.

Снедаемый желанием сломать печать и удовлетворить свое любопытство, Эван все же взял себя в руки и не совершил неэтичного поступка. Аккуратно положив завещание в нагрудный карман, мистер Бурк попросил Господа о том, чтобы документ оправдал надежды Кэролин и помог привести ее — быстро и ненавязчиво — в его любящие объятия.

* * *

Одетая лишь в тонкую белую сорочку, Кэролин сидела на табуретке в кухне своего дома на Дьюберри-лейн. Перед нею стояла дубовая кадушка с горячей водой.

Отмывшись наконец-то от больничной вони, женщина занялась своей ногой. Из-за перелома она чувствовала себя беспомощным младенцем, ей хотелось выть от тоски.

Услыхав стук в переднюю дверь, Кэролин резко повернулась и тут же застонала от боли в ноге.

— Посмотри, кто там, Лиза. Только перед тем, как открывать дверь, выгляни в окно.

Сбежав по лестнице, девушка кинула на колени Кэролин целый тюк нижнего белья и опрометью бросилась к окну. Кэролин с трудом натянула на себя нижнюю юбку, замочив в воде подол.

— Боже правый, миз, это священник! Пустить его или это его надо застрелить? — закричала Лиза, вспомнив, как накануне Кэролин говорила, что скорее пристрелит «мясника» Уинстона, чем еще раз увидится с ним.

Кэролин выругалась себе под нос.

— Нет-нет! — От спешки ее руки вдруг стали такими неуклюжими. — Проводи его в гостиную.

Женщина стала надевать через голову тяжелую шерстяную юбку, отчего увязанные в узел темные кудряшки рассыпались по ее плечам.

— Лиза, помоги мне застегнуть крючки на лифе! Ох, мои туфли… Почему он пришел так рано?

Одевшись и успокоившись немного, Кэролин тревожно вздохнула.

— Как он выглядит? — спросила она Лизу. — Действительно такой противный, каким я его помню?

Девушка насмешливо скривила губы.

— Кислый, как капуста, — захихикала она.

Опираясь на костыль, поддерживаемая Лизой, Кэролин пошла в скудно обставленную гостиную. Ее сердце бешено колотилось.

— Преподобный Клур, как я тронута тем, что вы проделали такой долгий путь, чтобы поддержать меня в час утраты! — воскликнула Кэролин, входя в гостиную. Даже ей были слышны фальшивые нотки в собственном голосе. Она видела Сайлеса единственный раз. Встреча была, мягко говоря, натянутой.

Великан встал и неуклюже поклонился. Его хмурая, бледная физиономия и впрямь была отталкивающей.

— Кэролин, — заявил он, даже не попытавшись улыбнуться, — давай обойдемся без излишних формальностей. Тебе отлично известно, как я отношусь к тебе. Думаю, не ошибусь, если скажу, что и ты испытываешь ко мне подобные чувства. Скоро все, на что ты рассчитываешь, станет принадлежать мне.

— Ни на что я не рассчитываю! — резко произнесла Кэролин. Она испытывала невероятное облегчение оттого, что ей не надо было изображать сердечность. Прямота Сайлеса помогла ей избавиться от напряжения.

— Видел я вчера вашего поверенного, — усаживаясь, заявил священник. — Ты давно его знаешь?

— Он познакомился с моим отцом во время войны, еще в Вэйли-Фордже. Их обоих ранило в Джермантауне. Вернувшись в Филадельфию, они с папой стали друзьями и были весьма близки до тех пор, пока папа не умер. Но Эван дружил и с Форрестом. Я всегда считала, что ему можно доверять.

— Надеюсь, что так, — пробормотал Сайлес, с явной завистью оглядывая гостиную. Затем его глаза остановились на ее левой руке. — Вижу, ты уже сняла обручальное кольцо.

Кэролин с грустью опустила голову.

— У меня его украли, пока я без сознания лежала в больнице. Вместе с часами Форреста, которые мне удалось сохранить.

Сайлес опустил взгляд на ее ногу. Лиза помогла Кэролин положить ногу на скамеечку и накрыла ее одеялом.

Наступило неловкое молчание.

Когда снова раздался стук в дверь, Кэролин вздрогнула.

— Это не Эван, — прошептала она, моля Бога, чтобы неприятный день поскорее закончился.

Сайлес с подозрением посмотрел на нее. Она, кажется, назвала поверенного мужа по имени! Вот как!

Подбежав к окну, Лиза вскрикнула:

— Спаси Господи, это же доктор!

Кэролин заставила себя улыбнуться:

— Я… я в безопасности… Мой деверь защитит меня в случае чего. — Наклонившись вперед, она умоляюще посмотрела на Сайлеса. — Я уверена, он приехал, чтобы наказать меня за то, что я сбежала из больницы. Прошу вас, святой отец, этот человек был против всего, во что верил Форрест. Неважно, как вы относились к профессии Форреста! Он был лучшим врачом в Филадельфии. Доктор Уинстон хочет унизить меня, а Форреста нет и некому защитить меня!

Сайлес выпрямился, поднял свою большую голову и взглянул на Кэролин с таким видом, словно собирался прочесть ей наставление. Судя по его выражению, он действительно был готов на все, чтобы защищать… собственные интересы.

Вскоре в гостиную вкатился доктор Уинстон. Уголки высокого воротничка упирались ему прямо в щеки.

— Вы заставили меня сильно переживать за вас, леди, — заявил он, глядя на женщину в упор. — Ну и ну! Вы наверняка захромаете…

Кэролин рассердилась:

— Кажется, вы незнакомы с моим деверем, доктор Уинстон…

Доктор скривился:

— Что? Ах, как неожиданно!

Мужчины пожали друг другу руки.

— Ваш слуга, святой отец.

— Рад познакомиться, доктор, — ответил Сайлес.

Откашлявшись, доктор снова заговорил с Кэролин:

— Я бы выписал вас, если бы знал, что вы хотите уйти из больницы.

«Спорить с этим упрямцем бесполезно», — подумала женщина с раздражением.

В это мгновение в дверь опять постучали, и в гостиную стремительно влетел Эван Бурк. Вручив шляпу и плащ Лизе, он обернулся к присутствующим.

При виде Эвана страх и злость Кэролин тут же прошли.

— Доктор Уинстон, вы, очевидно, помните поверенного моего мужа…

Эван помрачнел:

— Я прекрасно помню доктора Уинстона. Ведь мы с вами, сэр, говорили каждый день на прошлой неделе. Похоже, Кэролин вылечилась от лихорадки в рекордно короткие сроки.

Доктор Уинстон прищурил глаза и решил для порядка покраснеть.

— Думаю, я переоценил серьезность ее случая, сэр. Ну, раз в моих услугах больше не нуждаются, позвольте мне попрощаться. Всего доброго, миссис Клур. — Поклонившись, он молча вышел из гостиной.

Эван дождался, пока дверь за ним захлопнется, и сердито посмотрел на Сайлеса:

— А вот со священником я разговаривал только вчера. Он настаивал на том, чтобы я прочел завещание Форреста ему одному. — Эван достал документ из кармана. — Начнем?

— Скорее, — прошептала Кэролин, стремясь побыстрее покончить с делами.

Сломав печать, Эван быстро пробежал глазами обычное начало завещания. Перейдя от вступления к основной части, Эван помрачнел, в его голосе зазвучала тревога.

По обычаю того времени, доктор Форрест Клур оставлял все виды принадлежавшей ему собственности своему брату. Произошло то, чего Эван боялся больше всего: Форрест не нашел времени исправить завещание и хоть что-то отписать своей жене.

Кэролин застыла на месте, не в силах поверить в то, что только что услышала.

— Я получаю все? — выдохнул Сайлес.

— Похоже, что так, — ответил Эван, подходя к Кэролин.

Молодой человек взял женщину за руку, но она, похоже, даже не заметила этого.

— Так я получу даже этот дивный дом? — задыхаясь от восторга, прошептал Сайлес.

По щекам Кэролин потекли жгучие слезы.

Эван хмуро взглянул на довольного священника:

— Вы не можете получить в наследство то, что всегда принадлежало мне, сэр.

Кэролин удивленно посмотрела на него:

— Что ты имеешь в виду?

— Кэролин, когда мы с твоим отцом вернулись с войны, на его счету не было ни пенни, — ласково объяснил Эван. — А ему нужен был дом для тебя и место, где бы он мог принимать больных. Я помог ему купить этот дом, но он умер, не начав выплачивать долг.

Тогда Форрест понял, что расплачиваться придется ему. Он попытался купить дом, но денег все время не хватало. Форрест хотел, чтобы особняк принадлежал тебе. Впрочем, боюсь, что моя доля больше — она составляет восемьдесят пять процентов.

— Ты должен был мне сказать об этом, когда мы разговаривали в больнице! — воскликнула Кэролин.

— Я решил, что еще успею это сделать, — промолвил Эван, растирая ее ледяные пальцы. У него был такой вид, словно он едва сдерживался, чтобы не поцеловать их. — Я говорю об этом только сейчас для того, чтобы святой отец понял, сколь малым было имущество его брата.

Эван бросил выразительный взгляд на Сайлеса, чтобы поставить его на место, но тот нарочито отвернулся.

— Ты можешь жить здесь, сколько захочешь, — вновь обратил он внимание на Кэролин. — Тебе предстоит лечиться несколько месяцев.

Женщина покачала головой:

— А дом моего отца? Тимберхилл? Он разве не будет моим?

Эван вздохнул, с грустью поглядев на Кэролин:

— Увы… В завещании четко сказано: «все имущество». Как я уже говорил тебе, Форрест мог и не знать или не помнить о Тимберхилле. Я ведь не знал! Но, боюсь, особняк был записан на него, когда Форрест погиб. Поэтому сейчас он переходит святому отцу.

— О чем это вы говорите? — вставая, спросил священник.

Кэролин лишь махнула рукой.

— Я больше не вынесу… — прошептала она. — Простите меня, пожалуйста. Мне надо побыть одной.

Так, значит, дом отца потерян? Кэролин попыталась стряхнуть с себя оцепенение. Неужели это возможно? Что станет с нею? Она ничего не получила в наследство. Форрест полагал, что о ней позаботится его брат, впрочем, они могли и не обсуждать это.

Когда она наконец подняла голову, Сайлеса уже не было. Эван, проводивший его, стоял у дверей.

Бурк помолчал немного, собираясь с мыслями, словно обдумывал, что бы такое сказать Кэролин в утешение.

— Если бы наследство получила ты, этот человек не оставил бы тебя в покое, моя дорогая.

Женщина зажмурила глаза. Эта угроза была ничем по сравнению с тем, что сделал ей Форрест. Она была оставлена без средств! Кэролин чувствовала себя опустошенной. Брошенной.

— Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться, Кэролин, — прошептал Эван, наклоняясь к ней. Он крепко сжал ее руки.

— Ты не должен меня жалеть, — проговорила женщина, пытаясь улыбнуться. — Как только со мной все будет в порядке, я…

— Не строй, пожалуйста, никаких планов, пока не выслушаешь меня, дорогая.

Кэролин посмотрела на милое, улыбающееся лицо Эвана. Внезапно она почувствовала себя такой усталой, что ей пришлось прислониться к нему.

— Знаю, что сейчас не время говорить об этом, к тому же мне и в голову не приходит оскорбить память погибшего друга, но… Кэролин, если бы ты могла относиться ко мне как к…

Мысли Кэролин помчались вскачь. Сколько раз она мечтала об этом мгновении. А теперь, когда оно наконец наступило, ей хотелось одного: чтобы Эван молчал. Она не была готова выслушать его. Однажды она уже поторопилась с подобным решением, а потом долгие годы сожалела об этом.

Однако другая, менее рассудительная часть ее существа с радостью внимала словам Эвана Бурка.

Молодой человек поднес к своим теплым мягким губам заледеневшие пальцы Кэролин.

— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж… разумеется, когда пройдет некоторое время. До тех пор ты можешь оставаться здесь. Не беспокойся ни о чем, Кэролин. Если хочешь, я перепишу этот особняк на тебя — может, так ты будешь спокойнее чувствовать себя.

Женщина заглянула в нежные глаза Эвана. Как ей относиться к его предложению? Ведь она признавалась себе, что с момента гибели Форреста испытывала невероятную радость и облегчение от внезапно обретенной свободы.

Эван любил ее, и она так его хотела, но в Тимберхилле у нее было одно незавершенное дело.

Бурк отстранился от Кэролин, недоумевая по поводу ее нерешительности.

— Прости меня, пожалуйста, Эван. Но ты и вправду поторопился с предложением. — Она прижала его руку к губам. Как только она ощутила на губах его кожу, ее тело пронзило горячее желание, но женщина заставила себя не отдаваться этому чувству. Он подождет.

— Так ты не говоришь «нет»?

Отпустив его дрожащую руку, Кэролин печально улыбнулась:

— Господи, нет, конечно! Я просто прошу тебя дать мне время!

Похоже, Эван Бурк испытал невероятное облегчение, услышав ее слова.

— Я хочу съездить в Тимберхилл. Не может быть, чтобы Сайлес надумал поселиться там. Дом, наверное, разрушился до основания. Он скорее всего продаст его, и тогда я не смогу туда попасть.

Эван изумленно смотрел на нее:

— Но разве тебе не больно вспоминать о, Тимберхилле?

— Я провела там чудные годы детства, — прошептала Кэролин, вспоминая прошлое. — Если бы только я могла поговорить с людьми, живущими там…

Эван вытаращил на нее глаза:

— Но твой отец рассказывал мне, что вы втроем едва избежали смерти в Тимберхилле. Впрочем, больше он ничего не сказал, сколько бы я его ни расспрашивал. Мне одно ясно: там ты не сможешь быть в безопасности, дорогая. Если кто-то вспомнит тебя, ты можешь нарваться на большие неприятности.

— Надеюсь, что хоть кто-то меня помнит! — возмутилась Кэролин.

— Нет, дорогая, ты должна забыть об этой затее, — покачал головой молодой человек. — Вскоре жизнь в Филадельфии наладится. Я намереваюсь дать тебе все то, чего ты не получила от Форреста.

— Стало быть, ты не выполнишь моей просьбы?

Бурк задумался над ее словами.

— Я ни в чем не буду тебе отказывать. Как только ты будешь в состоянии отправиться в путешествие, а это, я полагаю, произойдет весной, я начну приготовления.

Внезапно Бурк опустился на колени возле Кэролин и сжал ее в своих объятиях. И поцеловал ее губы требовательным поцелуем. Огонь его желания распалял и ее, женщина чувствовала себя совсем беспомощной, но ее удивляло, как тело реагирует на его горячие прикосновения.

«Неужели прошлое может быть важнее настоящего?» — с отчаянием подумала она. Кэролин обвила руками шею Эвана, и ей пришло в голову, что если бы она не поддавалась глупому желанию попасть в Тимберхилл, где она провела детство, то прямо сейчас могла бы познать настоящую любовь. Новую любовь!

Возбужденный ее податливостью, Эван прижал Кэролин сильнее. И тут ее нога больно повернулась.

Острая боль напомнила женщине о том, в каком состоянии она находится. Почувствовав себя неловко, она отстранилась от Эвана.

— Нога! — простонала она. — Я совсем забыла. Как мне мешает перелом!

— Кэролин, я люблю тебя! — прошептал Эван, взяв ее лицо в ладони и заглянув ей прямо в глаза. — Всегда любил…

Ей оставалось лишь улыбнуться и подставить лицо еще для одного волнующего поцелуя. Да, можно не сомневаться, он будет ждать ее!

Бурк понял, что Кэролин не собирается сдаваться. Взгляд его стал хмурым. Однако вскоре его нетерпение сменилось покорностью.

— Хорошо, Кэролин, я не буду давить на тебя. Я ждал тебя целых десять лет и готов подождать еще. Могу лишь надеяться, что в один прекрасный день ты найдешь то, что ищешь.

Резко поднявшись, Эван отодвинулся от женщины. Между ними, впрочем, как и всегда, зияла глубокая пропасть. Кэролин всей кожей ощутила перемену его настроения. Ей внезапно стало очень холодно.

— Я оставлю тебя, Кэролин, — прошептал молодой человек. — Приду к тебе в следующий раз, когда ты будешь посильнее… или раньше — если Сайлес будет причинять какие-нибудь неприятности…

«Ну почему Эвану так трудно подождать?» — с грустью подумала Кэролин. Хоть ей и не хотелось огорчать его, она не могла пойти на поводу нетерпения Эвана Бурка. Когда он придет к ней в следующий раз, ее уже здесь не будет.

ГЛАВА 4

Двумя днями позже, на рассвете, Кэролин с Лизой отправились в путешествие к северу от Филадельфии. Упаковав вещи и продукты примерно на месяц, Лиза погрузила тюки и корзины в большой и легкий дорожный фургон, предоставленный в распоряжение Кэролин Эваном. Бурк просто хотел возместить женщине утрату кареты; ему и в голову не приходило, что Кэролин задумает уехать из города, не вылечив ногу и не оставив ему никакого сообщения, кроме маленькой записки.

Проведя четыре дня в дороге, Кэролин все еще втайне надеялась, что Эван поедет вслед за ней. Она знала, что ему не удастся уговорить ее вернуться в Филадельфию, но рассчитывала на то, что Бурк согласится в конце концов отправиться с ними в Тимберхилл.

Однако чем дальше они углублялись в пылающие медным и алым цветом девственные леса, тем сильнее становились опасения Кэролин в том, что своим бегством она нанесла непоправимый урон чувствам Эвана. Ей было очень грустно от этого, однако она испытала некоторое разочарование оттого, что Бурк и не попытался вернуть ее.

Ночевали они в придорожных трактирах с забавными названиями — «Куропатка», «Красная индейка», «Миллерс и ложка», а днем восторгались величием реки Делавэр, спускающейся с гор Киттатинни. Лиза без умолку болтала о привидениях, поджидающих их в мрачных, тенистых лесах, но Кэролин испытывала настоящее наслаждение, любуясь красотами природы.

Не доезжая Юдоксии, где мать Кэролин и выросла, женщины остановились передохнуть у небольшого ручейка, прятавшегося среди роскошных черных берез.

С небольшого утеса водопадом бежала ледяная вода. Лиза скрылась за росшими поблизости кленами и дубами, а Кэролин, осторожно присев на небольшой валун у воды, с наслаждением смыла с лица и рук дорожную пыль.

Вдруг Кэролин услыхала отдаленный крик. Подняв голову, она увидела, что Лиза стремглав несется к ней, лицо девушки было искажено страхом. Она с разбегу бросилась в объятия Кэролин.

— Бог ты мой! — вопила негритянка. — Я накликала на себя беду! Бог ты мой! Я только что сделала по-маленькому на кладбище! Бог ты мой!

Усмехнувшись, Кэролин слегка потрясла Лизу, чтобы та пришла в себя:

— Но если ты так испугалась того, что сделала, то почему не ушла в другое место?

— Я же не увидела надгробий! Они упали и заросли сорняками! Теперь я наверняка умру и меня будут поджаривать в аду на сковородке!

— С чего ты взяла? — поинтересовалась Кэролин, поднимаясь на левой, здоровой ноге и опираясь на дрожащую от страха девушку. — Покажи-ка мне, где ты видела эти надгробия?

— Духи не любят неуважения, миз! Неужели вы ничегошеньки об этом не знаете?

— Не знаю и знать не хочу, — отрезала Кэролин.

Сердито бурча себе под нос, все время норовя повернуть назад, Лиза все-таки повела Кэролин в заросли по влажной траве. Чем дальше они заходили в мрачный сумрак деревьев, тем больше ими овладевали недобрые предчувствия. Дотронувшись рукой до влажной шляпки, Кэролин подумала о том, что, похоже, пошел холодный дождь — шляпка вся вымокла. Ей показалось, что она слышит, как капли барабанят по крышкам гробов, слышит, как вдалеке грохочут раскаты грома… Кэролин поежилась.

— Тебе не кажется, что скоро начнется гроза? — встревоженно спросила женщина у негритянки.

— Не-а, мэм. Но мне бы не хотелось находиться здесь, если разразится непогода. Пожалуйста, давайте уйдем отсюда!

Далеко впереди возвышались горы Поконо. На темных лесных тропах собирался туман.

Вскоре под старыми высокими ильмами они увидели несколько холмиков, поросших высокой сухой травой. Направившись к деревьям, Лиза споткнулась об упавший железный забор. Подойдя поближе, Кэролин сумела разглядеть под высохшей травой потрескавшуюся плиту из серого мрамора.

— Лиза, пожалуйста, разгреби в стороны камни и траву, — попросила Кэролин, подталкивая девушку к надгробию.

Негритянка с неохотой отправилась выполнять поручение, но, повозившись немного, расчистила четыре надгробных камня. На первом и самом большом можно было разглядеть надпись.

— «Джошуа Эбей, любящий отец, умер в 1779», — с дрожью в голосе прочитала Кэролин: она знавала этого человека. — Но почему же отец моей лучшей подруги похоронен так далеко от деревни? Может, мы заехали на территорию поместья, принадлежащего семейству Эбей? Наверное, они очень давно уехали отсюда, раз за могилой никто не ухаживает.

— А кто покоится под остальными тремя надгробиями, миз? — поинтересовалась Лиза, подступая поближе к Кэролин.

— Стряхни с них листья, тогда я смогу прочесть. Букв почти не видно.

Когда Лиза сделала то, о чем просила ее Кэролин, и женщина смогла разобрать надписи, ей стало нехорошо, и она тихо опустилась на землю.

— Моя лучшая подруга Катарина… Она похоронена здесь? И ее младшая сестра Джулиана? Их брат Филипп?! Смотри, все они умерли в тот самый год, когда я… уехала отсюда. У меня такое чувство, что я была в этом самом месте в день их похорон. Но я ничего не помню. — По ее спине поползли холодные мурашки.

— Все, что мне известно, миз, так это то, что теперь все они — привидения! — заявила Лиза, глаза которой горели в полумраке. — Нам надо убираться подобру-поздорову из этого печального места!

Кэролин позволила молодой негритянке отвести ее назад к их фургону, стоящему на узкой дороге. Они медленно продолжили путь в Юдоксию, причем Лиза всю дорогу причитала, что жалеет о том, что пустилась в такое путешествие без папочки. Кэролин пыталась вслушаться в завывания девушки, но ей не давал покоя один вопрос: почему она не помнила о смерти лучшей подруги?

В ее памяти был провал. Когда она пыталась вспомнить те времена, то никак не могла припомнить смерти знакомых, равно как и причин их безумного бегства из Тимберхилла. Словно события тех дней, когда ей было двенадцать лет, начисто изгладились из ее памяти или… ушли так далеко в подсознание, что она не могла ничего вспомнить.

Минут через пятнадцать они подъехали к видавшему виды мильному камню, который указывал расстояние до Юдоксии.

— Лиза, смотри, я помню этот поворот! Видишь развилку впереди? Сворачивай сюда!

Под деревьями вились и исчезали в мрачном молчании две дороги, засыпанные листьями.

— Миз, я хочу вернуться к цивилизации, — опять захныкала Лиза, — мне не хочется ехать в никуда! — Девушка нахмурилась, поглядела на хозяйку, а затем опять перевела взгляд на дорогу.

— Как только я увижу Тимберхилл, то сразу пойму, что нам делать! — воскликнула Кэролин.

— Что вы хотите сказать? — спросила Лиза, глаза которой загорелись нехорошим огнем.

— Я хочу сказать, что на месте решу, останемся ли мы в Тимберхилле, или вернемся на дорогу, которая ведет в Юдоксию, где живет моя тетушка.

— А если мы узнаем, что в этом мрачном месте живут одни привидения? — осторожно поинтересовалась негритянка. — Тогда мы вернемся домой?

— Сомневаюсь, что в Тимберхилле вообще кто-нибудь живет. Если хочешь знать, я думаю, что особняк разрушен до основания.

Лиза с подозрением поглядела на хозяйку и шепотом спросила:

— А почему?

— Потому что… — Кэролин не рискнула передать девушке свои опасения: на самом деле она боялась, что разъяренная толпа, от которой они убегали и которая то и дело снилась ей в кошмарных снах, подпалила их особняк. — Ну-у-у… потому что старые дома нередко горят, если никто не живет в них и за ними не присматривает.

— Надеюсь, что от него остался только пепел, — пробормотала Лиза.

…Чем дальше в лес, тем труднее стало разбирать дорогу; дикие травы были такими высокими, что царапали дно фургона. Когда они миновали указатель, извещавший о том, что они находятся у въезда в имение Эбей, Кэролин точно знала, что до ее дома осталась ровно одна миля.

Не в силах сдержать нетерпение и волнение, она выпрямилась, стараясь разглядеть то, что было скрыто за переплетающимися кронами высоких деревьев. Она помнила, как ездила по этой дороге ребенком. Тогда у них был хороший экипаж, и, встав на сиденье, она могла увидеть высокое главное здание из серо-зеленого камня. На островерхой крыше примостились пять труб, дымок из которых уходил прямо на небеса.

Но спустя все эти годы Кэролин уже не казалось, что путь к дому такой приятный, как ей припоминалось. Небо начинало темнеть, пронизывающий ледяной ветер поднимал с земли и гнал по воздуху опавшие листья.

— Мне здесь не нравится, — заныла Лиза, прижимаясь поближе к Кэролин.

На мгновение Кэролин усомнилась в правильности своих действий, не зная, стоило ли им приезжать сюда. У нее вдруг появилось чувство, что Эван был прав, говоря, что эта поездка может быть опасной.

Но там, в Филадельфии, мысль об опасности казалась ей нереальной. Даже когда вокруг бушевала эпидемия, у Кэролин не было чувства, что она может умереть. Здесь же, в лесу, в компании напуганной девчонки, погруженная в воспоминания шестнадцатилетней давности, женщина, как дикий зверь, ощущала опасность.

Внезапно Кэролин подскочила на месте.

— Вон! Лиза, смотри! — вскричала она. — Ты видишь его? Столбы изгороди, каменные стены вокруг старых садов и… даже трубы! Это Тимберхилл! Его не сожгли!

Кэролин резко остановила фургон. Прямо впереди них стоял дом, заросший со всех сторон непроходимым лесом. Многие окна на верхних этажах и все на нижних были закрыты ставнями. Женщине показалось, что она так и слышит, как бьются стекла, когда в них со свистом влетали камни.

Удивительные, свежие воспоминания тех дней, словно все произошло только вчера, охватили Кэролин. Перед ее глазами мелькнула маленькая, хрупкая мама, которая стояла в своем чудном розовом платье, прислонившись к дверному косяку. Затем женщина вспомнила, как из дверей особняка весело выходил ее отец. Набросив на широкие плечи длинный темный плащ и надев на голову треуголку, он ловко вскакивал на гнедого коня.

Ах, каким прекрасным был тогда их дом! Он живописно стоял среди деревьев, и казалось, места спокойнее и безопаснее не найти.

Теперь же Тимберхилл едва можно было разглядеть за разросшимися деревьями. «Он такой таинственный, далекий и… мне кажется, он ждет меня», — подумала Кэролин. У нее было такое чувство, будто в доме бьется доброе, горячее сердце. Ей казалось, что до нее доносятся голоса, смех, шепот, и весь этот шум звал ее ближе, приглашал заглянуть внутрь.

Однако у Лизы Тимберхилл не вызывал приятных воспоминаний.

— Я не пойду туда! — заявила девушка, прочно усевшись на твердом сиденье.

— Утром здесь будет красивее, — прошептала Кэролин, погладив ледяную руку негритянки. — Я должна заглянуть в дом. Не могу же я взять и уехать просто так, проделав такой долгий путь.

— А мне он и утром не покажется лучше, миз, — настаивала Лиза.

— Давай осмотрим, что можно, до сумерек, — предложила Кэролин, направляя фургон вперед по избитой, заросшей колее.

Впереди, на том месте, где прежде стоял небольшой флигель, виднелась глубокая яма. Во флигеле была приемная и аптека отца, а яма, судя по всему, раньше служила подвалом. Из-под стелющейся по земле виноградной лозы выглядывали обломки деревянных балок. Посреди одиноко возвышалась каминная труба. Женщине подумалось, что она напоминает собою перст, указующий в небо.

Ни следа не осталось от конюшни, сараев конюха и садовника, не было даже самого сада. Скульптура, украшавшая сад, похоже, давно упала на землю.

Повернув фургон и проехав немного по гравию, усыпавшему в давние времена подъездную аллею, Кэролин остановилась у обломанной парадной двери Тимберхилла. К ней вели три каменных ступени.

— Дай-ка мне фонарь, — прошептала девушка, опасаясь, что у нее не достанет храбрости зайти в дом.

— Да вы что, миз, с ума сошли? — вскричала Лиза. — Я-то не рехнулась, чтобы заходить туда! Нам оттуда не выйти, будьте уверены, а у меня нет ни малейшего желания становиться привидением! Вы разве не чувствуете? За нами кто-то подсматривает!

— Не будь смешной, Лиза. Сразу видно, что в доме никого нет. Я уверена, что там совершенно безопасно. Пойдем вместе со мною.

— Нет, мэм! Ни за что!

— Очень хорошо. Что ж, в таком случае я буду тебе благодарна, если ты поможешь мне спуститься вниз. Я зайду туда одна, а ты останешься здесь с лошадью.

— Вы не оставите меня здесь просто так, миз! — закричала Лиза, выбираясь из фургона.

Спустившись на землю, женщины осторожно обошли вокруг особняка, чтобы убедиться, что в нем и впрямь никого нет. Они набрели на покрытую плитами, но заросшую сорняками тропинку, бегущую к кухне, окна которой оставались целы. Толстые ветви плюща обвивали печную трубу; листья, правда, давно осыпались и лишь иногда мелькали под ногами красными всполохами.

Женщины направились к задней веранде. Их юбки то и дело цеплялись за шипы вьющейся розы. Когда они наконец добрели до веранды, Кэролин устало опустилась на крыльцо, ведущее в кухню. Прислушиваясь к окружающей их тишине, она подумала, что время остановилось.

Она вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которая нетерпеливо поджидает отца и слушает сказки матери. На ее глаза навернулись слезы.

Тут женщины увидели, что за лугом, в ветвях деревьев, светятся три пары серебристых глаз, устремленных на них. Поначалу Кэролин испугалась, но затем лишь весело рассмеялась.

— Привидения! — только и смогла выдохнуть Лиза.

Девушка вскочила и, подхватив юбки, бросилась бежать за дом, вопя во весь голос.

— Да это же олени! — воскликнула Кэролин, слыша лишь удаляющийся топот ног негритянки.

Женщина выругалась, потому что не могла последовать за девушкой.

Теперь ее окружало лишь зловещее молчание. Кэролин сидела выпрямившись и глядя на почерневшие балки подвала. Труба была такой высокой и одинокой. И тут Кэролин поняла, что пожар, который то и дело преследовал ее воображение, вовсе не привиделся ей в ночном кошмаре. Озверевшая толпа снесла до основания и подожгла приемную ее отца!

Кэролин силилась встать. Ей надо было оглядеться вокруг. С трудом, опираясь на костыль, она неуклюже поднялась на полуразрушенную веранду.

Задняя дверь была забита широкими досками. Женщина попыталась оторвать их, но у нее не хватило сил, и она лишь переломала ногти. Разочарованная, она побрела по заросшей сорняками тропинке. Нога нестерпимо болела. Подойдя к парадной двери, Кэролин устало прислонилась к стене.

Она толкнула дверь, и та тяжело отворилась. Сжимая дрожащими пальцами ручку фонаря, Кэролин, хромая, ступила в дом.

Воспоминания детства нахлынули на нее. Ей так и казалось, что она слышит собственные счастливые крики, тихий голос отца, ласковые замечания матери…

Господи, раньше у них были горничная, кухарка, садовник, няня и много-много друзей! В их доме часто бывали гости, проводились вечера, было так весело! Всхлипнув, Кэролин подумала о том, чего она лишилась, какой была бы ее жизнь, проведи она все это время в Тимберхилле.

Взглянув на полусгнившие ступени, ведущие наверх, Кэролин не решилась подняться в свою бывшую спальню. Слева от нее была гостиная. Всямебель стояла на своем месте, и у женщины появилось такое чувство, словно она и не отсутствовала в доме целых шестнадцать лет.

Справа располагалась столовая. Огромный стол из красного дерева был покрыт толстым слоем пыли. Стол был накрыт на четверых, возле перевернутого стула на полу валялся разбитый бокал. Все остальное было в полном порядке — сурово застыл у стены массивный шкаф для посуды, в углах чинно выпрямились стулья с высокими спинками.

Вздрогнув, Кэролин побрела к задней двери. В огромной кухне все замерло, большая плита, которая в былые времена наполняла дом одуряющими ароматами, стояла холодная и пыльная. Среди поломанных табуреток и стульев примостился небольшой стол. Возле двери на крюке висела какая-то одежда. Из открытого сундука вывешивалась белая льняная скатерть. На плите стояла полная сухих листьев кастрюля. Кэролин подумала было о том, чтобы развести огонь в очаге, но потом ей пришло в голову, что дымоход, пожалуй, давно засорился, а может, птицы свили там гнезда…

Но, несмотря на то что дом был в полной разрухе, Кэролин чувствовала себя в нем на удивление спокойно, словно вернулась к родному очагу после долгого путешествия и может обогреть руки у плиты, а затем отломить кусочек душистого, теплого, только что выпеченного хлеба.

Здесь был ее дом.

Припадая на больную ногу, женщина собрала в очаге отломанные ножки табуреток, сухие листья и от фонаря разожгла огонь. Согревшись, Кэролин подумала о Лизе, которая умчалась от нее по незнакомому лесу. Женщина забеспокоилась.

До утра, впрочем, она ничего не могла сделать, поэтому вышла из дома, чтобы распрячь и накормить лошадь. Взяв в фургоне кое-какие вещи, Кэролин вернулась в дом и устроила себе постель перед очагом.

Перед тем как лечь, она бросила взгляд на закрытые ставнями окна. Ночь была спокойной, ничто не нарушало умиротворенной тишины. Поставив фонарь на подоконник, женщина посмотрела на осколки оконных стекол, разбросанные на пыльном ковре. Камни, которыми разбили окна, по-прежнему валялись на полу.

Похоже, все происходило именно так, как ей виделось в ночных кошмарах. Вернувшись в Тимберхилл, она потревожила прошлое, но, возможно, этого делать не стоило. Однако что-то подсказывало женщине, что она должна еще раз увидеть место, где провела безоблачное детство.

Растянувшись на импровизированной постели, Кэролин еще раз осмотрелась вокруг. На стенах и потолке плясали красноватые отсветы огня. Кэролин устало опустила веки, но даже с закрытыми глазами она чувствовала, как они наполняются слезами. Но как бы ни грустила она по печальному прошлому, одно Кэролин знала наверняка: она наконец-то была дома.

В окнах мелькнул бледный свет. Огонь в очаге погас. Встревожившись, Кэролин села.

Мимо окна прошествовала темная тень. Потом вторая. Доски, которыми были заколочена задняя дверь, громко затрещали.

Кэролин в ужасе озиралась по сторонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, чем могла бы защититься, но не увидела ничего подходящего. Не в силах подняться на ноги, женщина, дрожа, забилась в пыльный угол.

— Миз Клур! — раздался испуганный зов Лизы. — Господи, я так и знала, что она умерла! — причитала молодая негритянка. — Я уверена, что ее забрали привидения!

Кэролин с облегчением рассмеялась:

— Все в порядке, Лиза. Я здесь.

Вот все доски были оторваны, и дверь, тяжело застонав, стала медленно поворачиваться на проржавевших петлях. В дверном проеме в неясном утреннем полумраке возникла фигура Лизы. Ее платье было изодрано в клочья.

— Слава Создателю, она живая! — вскричала девушка.

Кэролин улыбнулась.

— Я очень-очень рада, что ты вернулась! С тобой все в порядке? — спросила Кэролин, прижимая руку к трепещущему сердцу.

Вслед за Лизой в кухню ступила невысокая женщина с кожей бронзового цвета. Одета она была в черный шерстяной плащ. Войдя, она удивленно воззрилась на Кэролин:

— Мы решили, что эта девочка безумна, когда услышали ее рассказ о том, что в доме кто-то есть. Что вы здесь делать? Вы заблудиться?

Не успела Кэролин и рта раскрыть, как в дверях появился коренастый, сердитый мужчина. Нижняя челюсть его лица густо поросла темной бородкой, а на плечи спадали прямые русые волосы.

Нахмурившись, он изумленно посмотрел на Кэролин. Взор его красивых глаз цвета предрассветного неба приковывал к себе внимание. На вид ему было около сорока.

Кэролин испуганно поглядела на странного незнакомца.

— Что вы здесь делаете? — приглушенным голосом спросил он. Казалось, он боялся, что кто-то услышит его. — Вы ранены?

— Нет, со мной все в порядке. Спасибо, что вы привели Лизу. Я так за нее беспокоилась.

Щеки Кэролин залились румянцем, когда человек стал пытливо разглядывать ее. Только Эван имел право так смотреть на нее! Женщина старалась подняться на ноги.

Темнокожая незнакомка, все еще стоявшая у дверей, с подозрением посмотрела на ногу Кэролин.

— Калека? — спросила она. У нее был низкий, мужской голос.

— Почему вы путешествуете в таком состоянии? Вы прячетесь от закона? — поинтересовался мужчина, подходя ближе.

— Я же говорила вам… — возмутилась было Лиза, но Кэролин перебила ее:

— Они имеют право задавать вопросы, Лиза. Я в состоянии объяснить им все. У меня сломана нога, сэр, но закона я не нарушала.

— Не можете же вы путешествовать в одиночку! — пробормотал незнакомец. Судя по выражению его лица, он был скорее заинтересован, а не осуждал женщину. — Где сопровождающие вас мужчины?

— Я вдова, сэр. В результате несчастного случая я сломала ногу, а муж мой погиб. Была бы вам очень признательна, если бы вы помогли Лизе вынуть вещи из фургона. Ей слишком…

— Вы не можете здесь оставаться! — вскричал мужчина, глаза которого засверкали от гнева. — В этом доме никто не живет уже лет двадцать! Здесь небезопасно!

Женщина смотрела на Кэролин огромными черными глазами.

— Здесь жить привидения, — зловеще прошептала она.

Лиза запричитала:

— Я знала! Я так и знала!

— Все это ерунда, Лиза. Тихо! Уверяю вас, сэр, что я имею право здесь находиться. — Смутившись, Кэролин внезапно пожалела об ушедшей юности. Хотя она и выглядела неплохо для своих лет, сейчас у нее был усталый, измученный вид. — Пожалуйста, позвольте мне представиться, — промолвила она. — Меня зовут Кэролин Клур. Моя девичья фамилия Адамс. Если вы живете здесь давно, то должны помнить, что такая же фамилия была у людей, живших в этом доме. Были у меня и родственники в Юдоксии.

Прищурив глаза, незнакомец отступил назад. На мгновение Кэролин почудилось в его лице что-то знакомое. Но из-за густой бороды, скрывавшей половину лица, ничего нельзя было сказать с уверенностью, к тому же Кэролин была уверена, что в жизни не встречала человека с такой отталкивающей внешностью.

Женщина недоверчиво смотрела на миссис Клур.

Кэролин уже было хотела сказать им, что говорит правду, как скептическое выражение исчезло с лица незнакомки. Внезапно она заулыбалась, хотя, как ни странно, улыбка не коснулась ее бездонных черных глаз.

— Малютка Кэролин… Ты меня не узнаешь? Я — Óна, ваша старая кухарка. — Женщина нахмурилась и заговорила шепотом: — Зачем ты приехала? Мы думали, ты умерла.

Кэролин оцепенела. Ей припоминалось, что их кухарка курила длинную глиняную трубку. Ее одноклассники рассказывали про нее леденящие душу истории.

— Óна Раби? — удивленно переспросила Кэролин. — Я и подумать не могла, что первым, кого увижу, будешь ты!.. Конечно, я помню тебя! Ты стала у нас работать, когда мне было десять лет.

— Да-а-а, — протянула темноглазая женщина, — давненько это было. — Она покачала головой. — Я во многих домах была рабыней перед тем, как попасть сюда. Здесь так холодно, отсюда так далеко до другого жилья. Никто не хотеть, чтобы Óна работала в его дом. Твой папа говорить, я не животное какое, могу оставаться. Он говорить, я такой же человек, как и все смертные, — мрачно промолвила Óна, глаза ее были холодными.

Кэролин, улыбнувшись, кивнула:

— Мой папа всегда все понимал, он был великодушным человеком. Спасибо тебе, что ты не забыла его.

— Он скоро возвращаться сюда? — поинтересовалась женщина.

— Нет, он умер несколько лет назад, — покачала головой Кэролин.

— От раны, которая никогда не закрываться, — кивнула Óна. — Понятно… М-м-м… Стало быть, твоя мама приезжать?

— Откуда тебе известно, что рана отца так и не зарубцевалась? Моя мама тоже умерла… Я все время спрашиваю себя: почему нам пришлось бежать отсюда? Тебе это известно?

Она отвернулась:

— Я ничего не знать. Ты дурочка, что возвращаться сюда.

— Может быть. Но я не уеду, пока не выясню всего, что меня интересует. Когда я снова увидела Тимберхилл, то убедилась, что люди, которые сожгли папину приемную и прогнали нас в лес, должны знать нас.

Вдруг бородач, не говоря ни слова, вышел из дома.

Лиза не сводила глаз с Кэролин, глаза ее округлились от страха. Кэролин выругалась про себя, что решилась говорить о прошлом в присутствии негритянки, но уже ничего нельзя было поделать.

Óна повернулась к Кэролин.

— Если ты понимать, что для тебя плохо, а что — хорошо, — торопливо зашептала она, — то ты немедля садиться в свой фургон и уезжать отсюда туда, откуда приехала.

— Я готова уехать! — вскричала Лиза. — Я не собираюсь сложить здесь голову, нет уж!

— Я понимаю, что ты беспокоишься обо мне, Óна, но я намереваюсь остаться, — твердо сказала Кэролин, не собираясь подчиняться глупой старой служанке.

— Я предупреждать тебя. Не оставайся здесь! — снова прошептала Óна. — Я знать, что говорю.

— К тому же я не могу уехать, не навестив тетушку, — заявила Кэролин, наблюдая за темными, таинственными глазами Óны. Что было ей известно? — А ты, Лиза, не переживай! Мы вернемся в Филадельфию… В свое время…

Óна медленно оглядела кухню. А затем вновь посмотрела в упор на Кэролин.

— Если сможете, — зловеще проговорила женщина.

ГЛАВА 5

Два следующих дня Лиза под руководством Кэролин мыла и приводила дом в порядок. Молодая негритянка то и дело ворчала, собирая уцелевшие табуретки и рассортировывая неразбитую посуду.

Дров у них не было, поэтому женщины сжигали в печке поломанную мебель, однако скоро обломков стало не хватать. Лизе пришлось выходить в лес, чтобы собирать хворост, но бесконечная работа по дому плохо действовала на нее.

Днем, когда в окна проникал яркий свет, усталая, но довольная Кэролин не могла нарадоваться тому, что вновь оказалась дома. Но ночами кухня наполнялась зловещими тенями, а скупой огонь в очаге не мог защитить их от холода и сырости, проникающих во все щели.

В сумерки дом обретал свое истинное лицо: в это время суток становилось особенно заметно, что он находится в полном запустении. Когда темнело и по дому начинали проноситься таинственные шорохи и скрипы, а потом наступала бесконечная ночь, Кэролин начинала понимать, что оставаться в Тимберхилле еще на какое-то время было просто глупостью.

На третье утро Кэролин, стоя в дверях, наблюдала за Лизой, тащившей охапку хвороста. Мрачное выражение ее лица отражало отношение служанки к подобному труду.

Вздохнув, Кэролин затворила дверь. Лиза бродила по гостиной и непрестанно бубнила себе под нос что-то об «этом доме с привидениями».

Несмотря на огонь, Кэролин замерзала. Днем тихие голоса, нашептывающие ей о прошлом, замолкали. Она наслаждалась тем, что находится в своем доме, что может полной грудью вдыхать дурманящий, холодный воздух.

Но ночью — и Кэролин это знала — дом не мог служить укрытием.

— Лиза! — тихо позвала Кэролин, вновь начиная сомневаться в своем решении остаться в Тимберхилле. Приехать в усадьбу, где ее никто не ждет!.. О чем только она думала?

Женщина еще раз позвала служанку, но та не отзывалась. Встревожившись, Кэролин направилась в гостиную. Лиза стояла оцепенев среди пыльной мебели. Лицо ее искажала гримаса страха.

— Я не отвечала… — прошептала негритянка, — потому что думала, что это Смерть зовет меня…

Кэролин вздохнула:

— Твоя голова забита какой-то ерундой. Оставь работу на потом, Лиза. Мы едем в Юдоксию на поиски моей тети.

* * *

Извилистая дорожка вела к броду у скал Вилимахана-Крик, потом исчезала из виду и вновь появлялась на склоне утеса, чтобы скрыться в зарослях деревьев.

Кэролин направила фургон прямо в реку, туда, где был брод. Миновав бурлящий поток, они выехали на открытое пространство, изрезанное кукурузными полями. По бокам дороги то тут, то там возвышались золотистые стога сена.

За невысокими холмами с круглыми верхушками прятались небольшие домики и фермы Юдоксии. В самом центре деревни стояло красное кирпичное здание суда, белая пресвитерианская церковь с колокольней, дом собраний квакеров и несколько магазинов.

Юдоксия была сравнительно молодым поселением. Среди тех, кто первым обосновался здесь, был Элиас Тилбери, дедушка Кэролин по материнской линии. А деревню назвали именем его жены. Их дочери — Фелиция и Верити — всегда считались красавицами.

Перед ними ехала фермерская повозка, груженная большими рыжими тыквами. Кэролин была вынуждена замедлить ход, пока фермер не свернул на боковую дорожку и не освободил им путь. Фургон прогрохотал по молчаливой деревне, а Кэролин припоминала про себя, как проехать к дому тетушки.

Но вот она увидела, как дорожка поднимается вверх в сторону залива. И тут же ее взор упал на каменный дом с белой дверью. Пять наглухо закрытых ставнями окон мрачно темнели на стене молчаливого дома, который казался пустым.

Это был тот самый дом, который построил Элиас Тилбери, — маленький и простой. Если бы Кэролин проехала по дорожке дальше, то, завернув, увидела бы большую деревянную мельницу, где жил ее дядя Исаак Харпсвелл.

Большой дом в Тимберхилле был построен на доходы от этой мельницы. Элиас увез семью в уединенное поместье, где она и прожила в достатке несколько лет. Верити вышла замуж первой, поэтому ей с ее мужем Исааком и отдали дом с белой дверью. А потом семьей обзавелась Фелиция, выйдя замуж за человека, у которого за душой не было ни гроша; не было у него и европейских дипломов, только американские. Фелиция с мужем остались в Тимберхилле вместе с родителями Фелиции.

Кэролин почти не помнила, как умерли ее бабушка и дедушка — ведь ей тогда было всего три года. Тогда же разгорелся и недобрый спор о том, какая из сестер займет больший из домов, принадлежавших семье.

Увидев дом дедушки, Кэролин поежилась. Она прекрасно помнила, как часто ее тетушка жаловалась на то, что ей не достался Тимберхилл. Тетя Верити уверяла, что большой дом должен принадлежать ей, потому что именно ее муж работает на мельнице. Она настаивала на том, что отец Кэролин вообще не имеет отношения к семейной собственности.

В ту пору Кэролин не понимала всех этих разговоров, но теперь, восполняя пробелы в памяти, она с грустью начала осознавать, что ее детство было вовсе не таким уж безоблачным.

Ее сердце громко колотилось, когда она остановила фургон перед старым домом. Лиза соскочила на землю, обежала фургон и помогла спуститься своей хозяйке. Побаивающаяся, но полная решимости, Кэролин направилась к двери. Помедлив одно мгновение, она постучала три раза, но, вспомнив, что только Смерть стучится трижды, женщина ударила в дверь в четвертый и в пятый раз, а потом рассмеялась собственной глупости.

В эту минуту с заднего двора вышел высокий черноволосый негр с курчавыми волосами. В одной руке он нес туфли, а другой придерживал топор, покоящийся на широком плече. У него были добрые глаза и большой рот.

— Это же Ноа Раби! — прошептала Лиза. И ее молоденькое личико осветилось такой широкой улыбкой, какой Кэролин не видела у девушки с момента их отъезда из Калифорнии. — Это сын миз Раби. Я видела его, когда они нашли меня и привели в дом из леса.

— А я и не знала, что у Óны есть сын, — промолвила Кэролин. Увидев, как разволновалась Лиза, она кивнула своей служанке: — Почему бы тебе не поболтать с ним, пока я буду в доме? Только не уходи далеко. Нас могут не пригласить к столу.

Лиза направилась было по усыпанной гравием дорожке, но затем остановилась. Состроив глазки и кокетничая, она проследовала за молодым человеком к ближнему сараю.

Собравшись с духом, Кэролин плотнее укуталась в шаль и постучала еще раз.

Дверь открыла горничная. Она молча уставилась на женщину.

— Доброе утро, — дрожащим голосом произнесла Кэролин. — Я хотела бы увидеть Верити Харпсвелл.

Тут откуда-то из задних комнат раздался раздраженный крик:

— Закрой, в конце концов, эту дверь! Сквозняк!

Тут в коридоре появилась женщина в черном с копной светлых кудряшек на голове. Не сводя с Кэролин глаз, она тихо подошла к ней, словно старалась издавать как можно меньше шума, чтобы не потревожить кого-то, кто был совсем рядом. Молодая, не старше тридцати, она с подозрением смотрела на Кэролин своими голубыми глазами. Схватив горничную за руку, она сердито кивнула:

— Я же сказала — закрой дверь!

Съежившись, горничная бросилась выполнять приказание, пропустив Кэролин, а затем поспешила убраться, то и дело оглядываясь на незваную гостью.

Блондинка внимательно оглядела дорожную шляпку Кэролин, ее шаль и поношенную юбку. Впрочем, ее собственный костюм был не лучше.

— Кто вы такая? Зачем пришли сюда?

— Я Кэролин Адамс Клур, — смущаясь, представилась Кэролин, недоумевая, с кем разговаривает. — Я раньше жила в усадьбе, которая называется Тимберхилл. А в этой деревне у меня была тетя… точнее, она жила в этом самом доме, если я не ошибаюсь, конечно.

Лицо женщины исказилось от ужаса. Она отступила назад, глядя на Кэролин с таким видом, словно та была проклята.

— Да, мы слышали, что кто-то есть в… Но не могли в это поверить… Что вы здесь делаете? — Она с испугом смотрела на костыль Кэролин.

Миссис Клур устала стоять, однако поняла, что хозяйка и не подумает пригласить ее в гостиную.

— Я приехала в Юдоксию, чтобы в последний раз взглянуть на мой дом. Усадьба не принадлежит мне больше. — Она специально заговорила об этом — на случай, если молодая женщина слыхала о споре между сестрами, касающемся Тимберхилла.

Женщина не подавала виду, что понимает, о чем идет речь, и продолжала смотреть на Кэролин.

— Тимберхилл перешел к моему деверю — после смерти моего мужа, — продолжала Кэролин. — Я останусь здесь всего на несколько дней — повидать родственников и… задать им кое-какие вопросы. Надеюсь, тетушке не составит большого труда поговорить со мной.

— Поговорить? — встревоженно спросила молодая женщина. — О чем это?

— Простите, но я хотела бы знать, точно ли Верити Харпсвелл живет здесь.

Женщина нетерпеливо огляделась, словно не знала, как поступить с Кэролин.

— Наверное… вы можете присесть, — пробормотала она раздраженно. — Пойдемте в гостиную. Да, Верити живет здесь, а я — ее дочь. Вы, должно быть, не узнали меня. Я — Эннети.

Кэролин попыталась было выдавить из себя улыбку, но ее двоюродная сестра была так расстроена, что, пожалуй, и не замечала выражения Кэролин. Миссис Клур плохо помнила кузину, ей запомнилось, похоже, лишь то, что Эннети была крайне неприятным ребенком, который все время щипался. Сама Кэролин чаще играла с детьми близлежащих ферм.

Дернув за шнурок от звонка, Эннети позвала напуганную горничную и приказала ей растопить камин. Не говоря больше ни слова, молодая женщина поспешила прочь из гостиной, оставив Кэролин созерцать спартанскую обстановку комнаты — простые стулья, грубую скамью у очага, вышитый каминный экран и несколько незатейливых столиков.

Кэролин чувствовала, что горничная краем глаза наблюдает за ней, и едва сдерживалась, чтобы не схватить ту за руку и не потребовать объяснений. С какой стати они так враждебно к ней относятся?!

Через некоторое время в комнату вошла седовласая женщина. И тут, словно предостерегая Кэролин, по ветвям деревьев за окном пронесся тяжкий шепот, и они обеспокоенно застучали в стекло.

Маленькие темные глаза женщины скрывались в складках густо припудренной кожи. Ее подбородок дрожал, голова тряслась, словно ей было куда больше ее пятидесяти трех лет.

Эннети вошла в гостиную вслед за матерью — у нее было напряженное выражение лица, щеки покраснели. Верити вся посерела, ей даже пришлось опереться о спинку кресла, прежде чем она смогла пройти через всю комнату. Перед тем как представить их, Эннети усадила мать на стул.

Верити сидела на самом краешке и смотрела на Кэролин так, будто видела перед собой привидение. Впрочем, у этой женщины такой вид, словно чувства ей неведомы, а в груди каменное сердце, подумалось Кэролин.

— Что ты здесь делаешь? — ледяным тоном осведомилась наконец Верити.

Тщательно выбирая слова, Кэролин принялась объяснять, как потеряла Тимберхилл. Она ожидала, что женщина рассвирепеет, узнав, что усадьба перешла к чужому человеку. Но, как казалось, Верити и ее дочь куда больше интересовало, почему она появилась в их доме в этот день и час.

Кэролин продолжала объяснения, перейдя к рассказу о смерти Форреста, ее ранении и о том, как из завещания мужа она узнала, что больше не является хозяйкой Тимберхилла, владельцем которого теперь стал Сайлес.

При упоминании о Сайлесе Верити вздрогнула, ее темные глаза сверкнули.

— Ты хочешь сказать, что в Тимберхилл приедет священник?

— Я уже говорила, что не знаю, приедет ли мой деверь. Скоро зима, и он может отложить поездку до весны. До возвращения в Филадельфию я хотела бы привести дом в порядок — для него. — Она так и чувствовала враждебность женщин. — Тетя Верити, я уже сказала Эннети, что мне надо задать вам несколько вопросов. Не хотелось бы беспокоить вас, но если вы сочтете…

У пожилой женщины был такой вид, будто она готова немедленно выбежать из комнаты.

Эннети шепотом успокоила мать, а затем злобно поглядела на Кэролин:

— Вы же видите, мама нездорова!

— Если бы я могла, то с радостью отдала бы вам поместье, но…

— Да я ни за что на свете не взяла бы эту землю! — вскричала Верити. — Ни дом, ни мебель оттуда! Тимберхилл проклят!

Удивленно моргая, Кэролин вдруг осознала, что к ней возвращается спокойствие — так же таинственно, как оно и пропало. Заключив, что ее тетя и кузина находятся под действием дурацких россказней про Тимберхилл, которые произвели на Лизу такое сильное впечатление, Кэролин смогла взять себя в руки.

— Ваше отношение к Тимберхиллу может сильно отличаться от моего, но теперь это уже неважно — усадьба потеряна для нас обеих. Я собираюсь уехать отсюда, как только получу ответы на все вопросы. Вы поможете мне?

— Я ничего не скажу тебе! — выкрикнула Верити, исподлобья глядя на племянницу.

Руки Кэролин перестали дрожать. Не обращая внимания на неприкрытую враждебность тетки, она смело продолжала:

— Когда мне было всего двенадцать лет, мои мама и папа убежали из Тимберхилла. Я помню толпу, помню, что у этих людей были факелы. Они кидали камни в окна нашего дома. Они дотла спалили приемную. Только скажите мне — почему, и я немедленно уйду.

Эннети вцепилась в спинку стула, на котором сидела ее мать.

— Тебе лучше убраться отсюда, пока у мамы не начался приступ.

— Я вовсе не хочу, чтобы она заболела от моих вопросов, но побег в Филадельфию, по сути, стоил моим родителям жизни. Вы должны понимать, как важны для меня ваши ответы. А если вам станет нехорошо, тетя Верити, я смогу помочь, — заявила Кэролин, глядя в глаза тетке. — Мой отец был врачом — как и мой покойный муж. Я часто сама посещала больных. Я не хочу причинить вам вреда, я лишь прошу, чтобы вы рассказали мне о событиях тех дней, воспоминания о которых часто преследуют меня.

— И не только тебя, — прошептала Верити, силясь встать.

— Стало быть, вы знаете, что заставило простых деревенских жителей выгнать семью из дома? Загнать в леса таких же, как они, людей?

— Орион Адамс никогда не был таким же, как они! Он был чужаком, чужестранцем… словно явился сюда с судна завоевателей!

— Мама, что ты говоришь! У нас никогда не было тому доказательств! — тихо проговорила Эннети.

— Их и не могло быть! — возмутилась Кэролин.

Оставив мать, Эннети подошла к Кэролин, сердито шурша юбками.

— Ты имела наглость заявиться сюда, чтобы мучить нас расспросами! Убирайся туда, откуда пришла! То, о чем ты спрашиваешь, давно кануло в прошлое!

— Если вы откажетесь помочь мне, то я найду других, более сговорчивых людей, — промолвила Кэролин. — Неужели вы хотите, чтобы я напоминала людям, как вы, тетя Верити, спорили с мамой о том, кто будет жить в Тимберхилле?

— Это не имеет никакого отношения к…

— Так почему тогда мы не укрылись от толпы у вас? — гневно вопросила Кэролин.

— Убирайся! — взвизгнула Верити.

Кэролин встревожилась, поняв, что теряет важный источник информации. Она попыталась сдержать себя, но это плохо ей удавалось.

— Что ж, в таком случае я разыщу первого ассистента моего отца, Джона Раснера. И спрошу его, что он знает о той ночи. И найду мать Катарины Эбей. Уж она-то расскажет мне все, что я хотела бы знать.

Эннети скривила лицо и, обхватив себя руками, отошла назад:

— Джон Раснер уехал из Юдоксии. Он пропал во время войны. А его отец испытывает одну лишь ненависть к семейству Адамс. Он ничего тебе не скажет. А его сестра, Элен, — дурочка.

Кэролин вздрогнула, ее слегка затошнило. Джон умер? Придет ли конец горестным известиям?

Не желание ли еще раз увидеть Джона Раснера, прошептать его имя заставило ее приехать в Тимберхилл? Не могло ли быть так, что те чувства, которые она испытывала к Эвану, на самом деле всего лишь помогали ей забыть страстную любовь, которая зародилась в ее сердце, когда ей было всего двенадцать, а потом превратилась в настоящее пламя?

Внезапно испугавшись Кэролин, Верити шагнула в ее сторону.

— Ты не должна была приезжать сюда! Люсиль Эбей ненавидит Тимберхилл и всех, кто там когда-либо жил! Сходи к ней, сходи! Потом весь день будешь переживать! А теперь послушай меня, Кэролин. Я предупреждаю тебя — так же, как в свое время предупреждала сестру. Орион Адамс был злым и опасным человеком. После него осталось много горя. И как его дочери тебе никто не обрадуется в этом городе. Ничто не забыто… не может быть забыто…

Задрожав от стыда и страха, Кэролин испытала невероятное желание убежать отсюда. Но она заставила себя стоять прямо и, стараясь взять себя в руки, повернулась к двум разгневанным женщинам.

— Расскажите мне, что случилось, и я немедленно уеду в Филадельфию!

— Ты такая же безмозглая дурочка, как и твоя покойная мать, — прошипела Верити, махнув на женщину рукой.

Кэролин решила, что не позволит больше говорить гадостей о своих родителях.

— Я спрошу Óну Раби! — заявила она.

— Она ничего не расскажет тебе! То, что случилось тогда, — дело рук дьявола. Те, кто до сих пор ему служат, внимательно наблюдают за тобой. Опасайся дикаря! Он ждет, когда ты совершишь необдуманный поступок! Уезжай отсюда! Уезжай немедленно!

Дикарь, как же! Кэролин судорожно сжала кулаки. Неужели они считают ее до такой степени глупой, что надеются, будто она поверит во всю эту несусветную чушь?! И как она сможет теперь уехать? После того, что услыхала о своем любимом отце!

Проковыляв в коридор, Кэролин заметила, как от дверей отскочила горничная, глаза которой горели от любопытства. Кэролин обернулась и бросила яростный взгляд на женщин:

— Я и в самом деле могла уехать из Тимберхилла, если бы вы рассказали мне все, о чем я прошу. Но теперь ничто, слышите, ничто не заставит меня покинуть эти места! До тех пор, пока я не удовлетворю свое любопытство, вы будете всюду натыкаться на меня! Вы заставили меня устыдиться того, что во мне есть кровь Тилбери. Но теперь я еще больше горжусь своей девичьей фамилией Адамс! Полагаю, Юдоксии и вправду не хватает священника. Тот, который жил, видимо, был не в себе, раз среди его прихожан затесалась такая парочка, как вы!

Кэролин замолчала, но ни тетя, ни двоюродная сестра не шелохнулись. От их мрачных взглядов по ее коже поползли мурашки.

Отвернувшись от них, Кэролин постаралась как можно быстрее покинуть старый дом.

Схватив дрожащими руками склеенную фарфоровую чашку, Люсиль Эбей шумно прихлебнула теплую жидкость. Иногда она чувствовала себя лучше. Подняв голову, она невидящим взором огляделась вокруг.

Все хорошо, уверяла себя Люсиль, тут же забыв, что привело ее сегодня в трепет. С трудом встав на ноги и хватаясь за спину, ноющую от боли, женщина подошла к окну.

Шторы уже пропитались пылью, но она не обратила на это никакого внимания. Всем наплевать — грязно у нее в доме или нет, потому что никто не приходит к ней. Она знала, что сошла с ума и люди оставили ее здесь наедине с ее размышлениями и воспоминаниями. Впрочем, все равно никого было не уговорить навести в ее доме порядок. Джозеф был ее единственным слугой и не стал бы выполнять работу горничных. Это не входило в его обязанности.

Только чудом можно было различить сквозь грязные стекла верхушки деревьев и огромный лес, подступающий к ее старому кирпичному домику. Она ничего не видела вблизи, только на расстоянии — как этот лес или ее прошлое…

В последние годы ее жизненный круг сузился до этой комнаты в верхнем этаже дома. Здесь она спала, здесь же принимала свою скудную пищу. У нее не было иных развлечений, кроме воспоминаний о прошлом, которые стали такими четкими, словно все события случились с нею еще раз — только в воображении Люсиль. Ее мысли метались по бесконечным коридорам памяти, то и дело приводя ее в то время, когда еще были живы ее дети…

И вдруг внезапно она вспомнила свою незваную дневную гостью — воспоминание о ее визите было таким ясным, словно в глухом тумане полыхнуло яркое пламя. Почему к ней заявилась одна из Последователей? Хрупкое равновесие ее мыслей было нарушено. Последователи ходили только в это нечистое, ужасное место… место Смерти… Но сегодня одна из них пришла, чтобы сказать, что в Тимберхилле кто-то был.

Отвернувшись от окна, она испуганно закричала:

— Джозеф!

Ответа не было. Она едва доковыляла до двери, толкнула ее и еще раз позвала Джозефа.

Через некоторое время она услыхала, как скрипит лестница.

— Чем я велела тебе заниматься этим утром? — сердито спросила Люсиль, проклиная себя за забывчивость вообще и за то, что была не в состоянии вспомнить собственных распоряжений.

— Я… М-м-м… Я… — беспомощно бормотал Джозеф.

Это был несчастный дурачок, и Люсиль ужасно боялась стать такой же, как он.

— Что? Ага, не помнишь! — завопила она, молотя его кулаками. Где же ее палка? Уж она бы повышибала ему мозги! — Что я велела тебе делать?!

— Я… не могу… — прошептал Джозеф, хватаясь за голову.

От его изношенной одежды дурно пахло, под глазами темнели мешки, рот ввалился.

Кто еще на многие мили кругом нанял бы на работу такого? — можно было прочитать на его физиономии. Где еще он смог бы коротать остаток дней, если не у этой женщины?

Джозеф сторонился ее кулаков, как обиженный ребенок.

— Я хочу, чтобы она уехала! — закричала Люсиль, вспомнив внезапно свою гостью и сообщение о том, что в том месте… в том нечистом месте, где… Схватив Джозефа за рукав, она затрясла его. — Так теперь ты вспомнил, что я говорила?! Я хочу, чтобы она уехала!

Испугавшись, Джозеф закивал, поклонился и попятился назад.

— Да, мэм… Да… теперь я припоминаю…

Он сбежал с лестницы, подгоняемый ее и своим безумием. Выскочив из двери и забыв ее запереть, он побежал по заросшей тропе в сторону леса.

Тропа вела к дороге, по которой давным-давно не ездили кареты и телеги. Впрочем, Джозеф не стал уходить далеко. Свернув в лес, он блуждал по звериным тропам, пока не заблудился.

Но Джозеф помнил, что его хозяйка приказала ему что-то. Остановившись у кустов шиповника, он пытался вспомнить, что все-таки Люсиль ему велела, а затем, заломив руки, принялся раздумывать, что надо сделать для того, чтобы выполнить приказание хозяйки.

«Я должен подчиняться ей!» — говорил себе Джозеф. Без нее он не смог бы жить, но то, о чем она его просила… Мог ли он сделать это?

Бредя по влажной траве, он оказался в лесу, окружающем заброшенный каменный дом. Возле дома стояла хорошо откормленная, холеная лошадь, на дороге возвышался фургон. Из трубы в небо поднимался слабый дымок.

Прячась за деревьями, он обежал лужайку и увидел в одном из задних окон тусклый желтый свет. Он замер от удивления. Дым из трубы, свет в окнах… Сколько же ему пришлось ждать? Джозеф долго смотрел на дом, вспоминая другое время и лучшие дни, когда он часто бывал в этом месте.

Но его хозяйка хотела… Джозеф тяжело вздохнул, потирая обвисшие щеки. Ах как трудно ему было придумать, как поступить! Если бы только он получше соображал и мог все это осмыслить!

Но тут он увидел, как задняя дверь отворилась. На крыльцо вышла женщина, которая опиралась на ручку от швабры, а может, на палку? Неужели она смотрела на него?

Джозеф отступил назад, пятясь среди деревьев. Внезапно он сильно замерз и почувствовал страх. Ему вдруг пришло в голову, что несправедливо так с ним все время поступать.

Звала ли она его, преследовала ли, путаясь в высокой траве со своей палкой? Она его побьет! Воспоминания о физических ощущениях были сильнее тех, что, не останавливаясь, вихрем проносились в его воспаленном сознании. Джозеф упал на четвереньки и быстро пополз прочь, пока не почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы встать на ноги. Господи, взрослый мужчина сорока девяти лет, а плачет, как дитя!

Кэролин удалось доковылять до края лужайки лишь тогда, когда треск веток и топот уже затихли. Интересно, это был человек или животное? — спрашивала она себя. Сердце женщины бешено стучало. Хоть она и слышала шум, надо признаться, чья-то тень двигалась почти бесшумно.

Кэролин осмотрела влажную землю. Прямо возле ее ног на глине отчетливо виднелись большие следы мужских сапог.

Судорожно вздохнув, Кэролин заспешила в дом, недоумевая, кем мог быть странный гость. Он был куда выше, чем тот бородач, которого она видела с Óной. И Кэролин успела заметить, что у него было очень бледное, белое лицо.

Испугавшись, но не изменив своего решения остаться в Тимберхилле еще на несколько дней, Кэролин направилась на веранду. Интересно, имел ли таинственный незнакомец какое-то отношение к ее неприветливой тетке?

Подойдя к двери, Кэролин еще раз обернулась назад, внимательно вглядываясь в каждую тень. Слышно было, как полевая мышка скребется под полом, тихо потрескивал огонь в очаге, по всему дому разносился запах их ужина, состоящего из тушеных бобов и гороха.

Женщина пошла в кухню, намереваясь закрыть ставни на ночь. Что и говорить, она не ожидала, что вопросы об ее отце будут встречены с такой злобой, но, признаться, она вела себя глупо. Надо было предположить, что отец наверняка не стал бы убегать из дому с больной женой и ребенком из-за каких-то пустяков.

Пребывание в родном доме пролило свет на ее ночные кошмары. Ей было так хорошо тут, что она решила обращать поменьше внимания на неприкрытую враждебность знавших ее семью людей.

Закрыв дверь, она подумала, что, уехав отсюда, не остановит событий, завертевшихся с ее приездом в Тимберхилл.

— Что это там было? — в ужасе спросила Лиза.

— Так, плод моего воображения, — пожала плечами Кэролин.

Но Лизу так легко не обмануть. Прищурив глаза, она повернулась к плите, на которой кипел чайник.

Ночь пугала Кэролин — наверное, из-за всех этих разговоров о Тимберхилле. Ей казалось, что зловещие тени проникают в каждый угол, отнимают у нее всю решимость и играют с ее страхами. Может, конечно, толпа и горящие факелы до сих пор живут лишь в ее воспоминаниях, но вот следы мужских сапог были вполне реальными. Как и слова ее тетки: «Убирайся отсюда! Немедленно!»

Женщины стали закрывать дверь в гостиную, как вдруг Лиза встревоженно подняла голову:

— Я чувствую, как из кухни идет сквозняк, миз.

— Задняя дверь не могла открыться, — успокоила ее Кэролин, вспоминая проржавевшие, обломанные петли и запоры. — К тому же ветра, по-моему, нет.

И тут Кэролин вспомнила человека, который наблюдал за нею из-за деревьев.

Лиза нервно прислушалась.

— А теперь он прекратился, — заявила она, пожав плечами.

— Ты хорошо провела время с сыном Óны? — поинтересовалась Кэролин, желая отвлечь девушку.

Лиза мило улыбнулась:

— Папа хотел бы, чтобы этот высокий паренек женился на мне. — Ее улыбка мгновенно пропала. — Иногда я ужасно скучаю по папочке.

— Я знаю, Лиза. Как только появится возможность, мы тут же поедем домой. Знаешь, кажется, мне тоже недостает общества мистера Бурка.

Они облегченно вздохнули, когда им удалось запереть непослушные ставни в гостиной. Кэролин почувствовала себя спокойнее.

Лиза подняла с пола обломок ставен и вздохнула:

— В этих лесах водятся привидения, миз. И вам это известно. — Они направились в кухню — к теплу огня, который немного рассеивал их страхи. — Я так и чувствую, что с меня постоянно кто-то глаз не сводит. Ноа говорит, эти леса известны проделками дьявола. Когда я рассказала, что его мать Она пришла с бородатым белым человеком, он схватился за голову, словно я с ума сошла. «Моя мать не стала бы иметь дело с таким, как он!» — вот что Ноа кричал. Он чуть дух из меня не вышиб, пока я не сказала ему, что не было с Óной никакого бородача.

— Как странно! Надо найти Óну — я хотела бы поговорить с ней. Может, она согласится поработать у нас несколько дней.

Они затворили дверь в кухню. Но дверь, ведущая на веранду, и в самом деле была приотворена. Она так легко ходила на петлях! Увидев это, Лиза испуганно отскочила назад.

— Лиза, пожалуйста, помоги мне запереть засов, — попросила Кэролин, стараясь говорить спокойным голосом. Они не смазывали петель. Кто же мог это сделать?

Не слыша голоса Лизы, Кэролин повернулась к девушке. Та оторопело смотрела на большое розовое яблоко, лежащее на углу стола.

— Это ты положила его сюда? — спросила Кэролин, чувствуя, что волосы у нее встают дыбом.

— Нет, мэм, — прошептала девушка.

Затаив дыхание, Кэролин направилась к очагу и зажгла фонарь. Затем очень медленно она подошла к входной двери и широко распахнула ее.

Выйдя на веранду, Кэролин высоко подняла фонарь, но его тусклый свет едва ли мог помочь разглядеть что-то на поляне. Вот если бы на небе была луна, то она увидела бы все, что нужно, даже в деревьях, но, к несчастью, ночь была чертовски темной, холодной и пугающе тихой.

Кэролин прислушивалась, но услыхала лишь, как Лиза, крадучись, подошла к ней. Девушка встала рядом с хозяйкой, словно так чувствовала себя в большей безопасности, впрочем, при малейшей опасности она была готова бежать.

— Никого не вижу, — тихо промолвила Кэролин, думая о человеке, который прятался в лесу. Неужели он сумел проникнуть в дом, пока они мучились со ставнями?

Лиза тряслась, как напуганный олененок. Вспомнив о незапертой передней двери, Кэролин повернулась и обняла негритянку. Подняв глаза, она увидела, что в яблоко воткнута железная погнутая вилка.

Ее сердце замерло.

Дверь, ведущая в холл, закрывалась невидимой рукой. Ей удалось увидеть лишь уголок темного шерстяного плаща, мелькнувший в дверном проеме.

В доме кто-то был!

Кэролин почувствовала, что ее тело сжалось от страха. Лиза отпрянула от нее, вопросительно глядя в лицо хозяйке.

— На. — Кэролин сунула ей в руки фонарь. — Наблюдай внимательно.

Ничего не объясняя, Кэролин поспешила к столу, ступая на сломанную ногу. Ей было очень больно, но она должна была сделать все возможное, чтобы Лиза не увидела вилки.

Что это могло означать? — подумала женщина, хватая яблоко. Стремительным движением она вырвала из сочной сердцевины погнутую вилку и спрятала ее в складках юбки. Чтобы показать Лизе, что ей ничуть не страшно, Кэролин уже была готова откусить кусок яблока, но тут ей пришло в голову, что оно может быть отравлено.

— У нас хватает яблок на деревьях, так что нам ни к чему какие-то таинственные подношения, — нарочито бодрым голосом промолвила Кэролин, словно хотела пошутить.

Затем она бросила яблоко в огонь.

Кухня наполнилась ароматом печеных яблок.

— Помоги-ка мне запереть и эту дверь, — попросила Кэролин. Она не поворачивалась к Лизе до тех пор, пока не совладала с собой немного и не смогла говорить спокойно. — Если эти двери открываются сквозняком, то уж лучше нам как следует запереть их, правда?

Держа вилку в руке, как оружие, Кэролин, хромая, направилась в гостиную. Она так и ждала, что кто-то выскочит из темных углов, но все было тихо. Женщина запирала переднюю дверь, раздумывая о том, не закрылись ли они в одном доме с незнакомцем.

Когда Кэролин наконец уселась перед очагом, ее сердце стало понемногу успокаиваться. Нога ужасно болела, от страха ее подташнивало, но она не хотела показывать Лизе, что боится, чтобы еще больше не испугать молодую негритянку.

Подтащив тюфяк поближе к очагу, Лиза улеглась и уснула так быстро, что Кэролин осталось лишь позавидовать ей.

Оставшись в тишине наедине со своими мыслями, женщина воззрилась в потолок. Кто был в верхних комнатах? Ей внезапно очень захотелось услыхать спокойный, бесстрастный голос Форреста, захотелось, чтобы он был рядом. Как было бы хорошо, если бы он раньше приехал с нею сюда — ей тогда не пришлось бы пугаться каждого звука в доме, который был родным, а теперь стал опасным местом…

Яблоко, в которое воткнута вилка…

Задрожав, она попыталась уснуть. Кэролин понимала, что совершает глупость, оставшись здесь, но ее упрямство не позволяло ей признаться в том, что приезжать сюда не следовало.

Женщина все еще надеялась, что Эван приедет сюда за нею и настоит на том, чтобы она вернулась с ним в Филадельфию. В конце концов, что может значить прошлое? Что же все-таки мог совершить ее отец, если даже сейчас, по прошествии шестнадцати лет, люди с ужасом вспоминают его?

Но, несмотря на все эти размышления, Кэролин не встала, чтобы запрячь лошадь и уехать отсюда. Она просто уснула. А когда наступил рассвет, все ее страхи и опасения, как это всегда бывает по утрам, показались просто смешными.

При свете дня ей уже не казалось, что, как утверждала Лиза, на них со всех сторон кто-то смотрит. Ей хотелось лишь одного — узнать правду и определить для себя, кто был прав.

Несмотря на то что серые тучи быстро закрыли собою солнце, Кэролин была на редкость весела. Лишь когда на веранде она принялась за сосиски с капустой, приготовленные на обед, она заметила, что яблоки, висевшие на ближайшей яблоне, были совсем не того сорта, чторозовый плод, лежавший вчера на ее столе.

ГЛАВА 6

С тех пор как Кэролин и ее служанка пропали из дома на Дьюберри-лейн, прошла неделя. Эван поспешно осматривал ряд завернутых в саваны тел в подвале филадельфийской больницы. Его преследовало желание разыскать двух женщин. Круг за кругом он обходил все общественные и частные больницы.

Убедившись наконец, что Кэролин не привозили в больницу Филадельфии (а до этого молодой человек успел обойти все палаты), он вышел на улицу. Его сердце зачерствело, и он уже не ужасался при виде страданий людей, больных желтой лихорадкой.

Вскочив на коня, он поехал вниз по тихим улицам, направляясь к своей последней цели — к больнице Либерти-Хоспитал. Он встретил Честера Гиббонса, готового увезти из больницы последнюю партию своего печального груза. Эван вопросительно поглядел на Честера, надеясь услышать от него хоть что-то в утешение.

Гиббонс сразу же понял, чего хочет от него молодой человек. Молча покачав головой, он взялся за поводья, дернул их, и мул медленно побрел со двора больницы.

Эван заерзал в седле. Что могло с нею случиться? Он послал ей фургон, а затем поехал к Кэролин сам, чтобы узнать, не передумала ли она принимать его предложение. Дом стоял запертым.

Не могла же она отправиться в свою заброшенную усадьбу! Со сломанной ногой, да в сопровождении лишь одной служанки, голова которой до отказа забита всякими глупостями. Как могла женщина справиться со всем этим? Почему, узнав, что он любит ее, что он ждал так долго, она не осталась в Филадельфии?

Нет, Кэролин не могла так спешно уехать! Она, наверное, лежит где-нибудь больная и не может послать о себе весточки. А если это не так, то она, должно быть, просто горюет где-то и хочет побыть одна. Она явно была поражена завещанием мужа, вот только Эван не сразу понял, до какой степени.

Эван сжал кулаки, проклиная Форреста, не подумавшего о своей жене, и самого себя за то, что не настоял, не уговорил друга переписать завещание, за то, что дал Кэролин этот чертов фургон, да и просто за то, что выпустил ее из внимания. С его-то везучестью он непременно разыщет ее, когда она снова выйдет замуж или… или умрет. Если он вообще сумеет найти ее.

Повернув коня, Эван направился к своей конторе. Он надеялся, что клерку все же удалось выяснить, где расположен этот чертов Тимберхилл. У него не было ни малейшего понятия о том, с чего начинать поиски.

* * *

В прежние годы Кэролин мало ездила верхом, к тому же у нее была спокойная кобыла и дамское седло. Поэтому взбираться на гужевую лошадь, да еще со сломанной ногой оказалось для нее весьма нелегким делом.

Однако Лиза уверяла хозяйку, что в дом Óны можно было попасть, лишь проехав по полю и далеко в лес. А поскольку Кэролин не знала другого пути до дома Óны, то ей пришлось согласиться и отправиться туда лесом. Они поехали той дорогой, которую запомнила Лиза, когда попала к Óне в день их приезда в Тимберхилл.

Лиза шла впереди, ведя лошадь под уздцы, а Кэролин изо всех сил старалась удержать равновесие. Если бы только мама увидела, что ее дочь едет верхом, как мужчина, и ее юбки трепещут на ветру, она бы, наверное, упала в обморок.

— Ты уверена, что хорошо помнишь дорогу? — спросила Кэролин Лизу, когда они оказались на засыпанной листьями, заброшенной тропе.

Лиза даже не замедлила шага.

— Да, мэм, — ответила она.

Здесь было так пустынно и дико, что Кэролин подумала о том, что вряд ли кто-нибудь поедет в Тимберхилл этой забытой дорогой, зная, что южнее есть другая, более людная.

Лиза остановилась, внимательно оглядываясь.

— Та-ак… Кажется, мы пришли отсюда, — заявила она решительно.

Сжав крепко зубы и вцепившись в гриву лошади, Кэролин, как молитву, повторяла про себя, что не упадет и не сломает еще и вторую ногу.

Вскоре дорога, извиваясь, свернула в тенистую лощину, засыпанную сухими багровыми листьями и гнилыми яблоками. В лощине, прячась в зарослях ежевики, стояла полуразвалившаяся хибарка. При их приближении громко закукарекал петух, закудахтали курицы. Недалеко от хибарки паслись корова и коза, а вокруг бродило множество кошек. Кажется, несмотря на жалкое жилище, Óна Раби была весьма зажиточной женщиной.

Как только они подъехали к хижине, в дверях показался Ноа. Увидев Лизу, он радостно заулыбался.

— Какими судьбами? — спросил он, помогая Кэролин спуститься на землю. — Добрый день, миз.

Покачиваясь, Кэролин кивнула, не глядя на молодого человека. Ей казалось, что ее бедра скривились от долгой езды. Она оперлась о большой валун и тяжело застонала.

— Я приехала, чтобы попросить Óну помочь нам с хозяйством в Тимберхилле… Недолго… День или два… Я бы хотела, чтобы она готовила нам и помогала Лизе с тяжелой работой. Еще я бы хотела найти человека, который починит мне лестницу и крышу. — Она вопросительно поглядела на Ноа. — Мы видели, как кто-то наблюдал за нами из-за деревьев. А вы не знаете, кто мог за ними подглядывать? Кажется, это был белый человек, очень высокий.

Внезапный интерес Ноа, который обрадовался было возможности поработать недалеко от Лизы, мгновенно померк, как только он услыхал о каком-то таинственном незнакомце, прячущемся среди деревьев. Похоже, он хотел сказать что-то, но тут из хижины вышла его мать. На ее лице играло некое подобие улыбки, но темные глаза смотрели хмуро.

Покуривая длинную глиняную трубку, Óна подошла к Кэролин и долго смотрела на нее.

— Стало быть, вы не уехали, — задумчиво промолвила женщина.

— Нет, и не уедем, пока я не выясню все, что меня интересует. Ты не могла бы поработать у меня со своим сыном несколько дней? Я заплачу тебе.

Óна казалась удивленной.

— Поработать?

— Ма, но она не… — заговорил Ноа.

Óна остановила сына:

— Вы хотите, чтобы я поработала? На вас?

— Я была у моей тети. И спросила ее о некоторых вещах, — продолжила Кэролин. — Но она ничего не рассказала мне, так что я должна остаться. Óна, ты окажешь мне большую услугу, если расскажешь все, что помнишь. Что сделал мой отец? Что уж такого ужасного было в человеке, который всю жизнь посвятил тому, чтобы лечить людей?

Óна бросила на Кэролин леденящий взгляд.

— Я уже сказала вам: мне нечего рассказать.

— Но ты же работала у моих родителей! Должно быть, ты находилась в доме в ту ночь…

Óна покачала головой, враждебно глядя на Кэролин.

— Меня не было в доме, — тихо промолвила она. Ее лицо было злым.

Кэролин испугалась, что теперь женщина откажется помогать ей. Но когда Óна отвернулась, ее лицо смягчилось. Может, женщина вовсе не была злой, а просто страдала от одиночества?

— Óна, скажи, что случилось после того, как мои родители и я… уехали? Нас искал кто-нибудь? Чем ты сейчас зарабатываешь на жизнь? — Кэролин обвела рукой двор. — У тебе же столько добра!

Óна сделала вид, что не слышит.

— Сколько ты здесь пробудешь?

Кэролин с трудом поднялась на ноги. Она с тоской поглядела на лошадь и подумала об обратной дороге в Тимберхилл. Ее злило, что Óна по-прежнему отказывается ей помогать, но она не хотела терять еще одного человека, который мог ей помочь.

— Может, я останусь до конца месяца, — ответила молодая женщина. — Я чувствовала бы себя лучше, если бы знала, что оставляю моему деверю приведенный в порядок дом. Ноа я, разумеется, тоже заплачу. Вы останетесь довольны.

И тут ей пришло в голову, что у нее совсем немного денег. Как она сможет прожить? Может ли попросить Эвана о помощи?

— Ты хочешь остаться до Хэллоуина — Дня всех святых? — встревоженно спросил Ноа.

Кэролин заметила, что Ноа и его мать обменялись многозначительными взглядами. Ноа тут же поспешил к Кэролин, чтобы помочь ей забраться на лошадь. А затем, не говоря ни слова, он взял лошадь под уздцы и повел ее прочь из лощины. Лиза бежала рядом, бросая на него робкие взгляды.

— Так ты поможешь мне, Óна? — через плечо спросила Кэролин, все еще не потеряв надежды.

— Я приду в Тимберхилл завтра.

Ноа исподтишка поглядел на мать. И тут Кэролин, вздрогнув, подумала о том, что, кажется, остается навсегда в своем прошлом.

Когда стало темнеть, Óна поднялась на гору. Сильные, здоровые ноги быстро донесли ее до хижины дикаря Вайлдмена, прячущейся в тенистом подлеске.

Он услыхал ее шаги. Когда Óна вошла в хижину, Вайлдмен уже поджидал ее у очага. В углах комнаты было совсем темно, но рыжие отсветы пламени освещали его силуэт таинственным светом.

В его хозяйстве все было почти таким же, как у Óны. С потолка свешивались пучки высушенных трав, а вещи Вайлдмена в беспорядке валялись вдоль стен. В воздухе сильно пахло полынным чаем.

Его хижина напоминала звериную берлогу, пропахшую стойким запахом самца. Но Óна не боялась его, хоть он и был гораздо больше и сильнее ее.

Óна протянула ему какой-то пакет и подождала, пока он потянется за ним, но потом, предостерегающе взглянув на Вайлдмена, спрятала пакет за спину и лишь после этого позволила ему взять его. С жадностью, с какой медведь набрасывается на улей, он разорвал пакет и стал быстро совать себе в рот его содержимое. Он быстро жевал, пока его тело не расслабилось немного. Увидев, что его плечи поникли, Óна придвинулась ближе и обхватила своими темными пальцами его мускулистую руку. Женщина с удовлетворением заметила, что он похудел, — возможно, недалек тот день, когда она станет сильнее его. Óна так этого ждала, потому что Вайлдмен оказался куда более крепким орешком, чем она ожидала. Но теперь-то она возьмет верх, и никого в этом уединенном месте не будет сильнее ее.

— Она остается, — прошептала женщина хриплым и низким голосом.

Дикарь поднял голову, и Óна увидела, что белки его глаз покраснели. Женщина сразу же почувствовала, как он взволнован, и поняла, что имеет теперь над ним власть.

Óна довольно улыбнулась: это существо было ее творением, презренной марионеткой.

— Ты хочешь ее? — спросила она.

Его грудь начала быстро подниматься и опускаться, а глаза стали такими же бездонными, как и ее собственные. Теперь он был ее родственником, таким же, как она. Он полностью принадлежал ей. Он мог и не отвечать ей, потому что Óна уже и так поняла: он хочет эту женщину. Он всегда хотел тех женщин, что только что приезжали.

Óна не желала, чтобы Кэролин Клур оставалась в Тимберхилле, Кэролин стала для нее нежданной угрозой, которую не предсказали ни карты, ни ее камни. Но молодая женщина уже была здесь и собиралась задержаться, а это нарушало равновесие в лесу Óны.

Óна знала, что он хочет Кэролин.

— Я позволю ей задержаться ненадолго, — монотонным голосом, каким обычно говорят гипнотизеры, произнесла женщина. — И ты сможешь ее получить. — Она улыбнулась дикарю. — И ты будешь служить мне до конца дней своих.

Óна знала, что он сделает все, как она скажет. «Вот такой человек!» — усмехнулась она про себя. Им теперь так легко управлять, теперь, когда он радуется тому, что скоро сможет насладиться еще одним телом. Может даже, ее не будет так уж раздражать присутствие в лесу этой женщины. Ведь чем еще привлечь прирученного ею человека, как не нежной белой плотью молодой женщины?

Прошла еще неделя, еще один морозный рассвет скупо осветил заброшенное место под названием Тимберхилл. Óна зашла в темную кухню, скинула с себя длинный черный плащ и сразу же направилась к широкому очагу. Женщина делала это вчера и позавчера и много-много дней кряду в давно ушедшем прошлом.

Работа, насмешливо подумала Óна, взглянув на молодую женщину, спавшую возле камина. Да, что и говорить, у нее была работа. Она бросила в затухающий огонь большое полено, и Лиза зашевелилась. Помотав головой, девушка открыла глаза и стала помогать Óне с завтраком.

Собственно, Лиза выполняла почти всю работу, поглядывая на Óну из-под опущенных ресниц. Ноа тем временем чинил крышу. Стук молотка удивительно оживлял Тимберхилл, придавал запустелому месту ощущение домашнего уюта.

Женщины не разговаривали: Лиза сразу же поняла, что Óна, как обычно по утрам, была в мрачном расположении духа.

Когда каша запыхтела в кастрюльке и кухня наполнилась ароматом свежезаваренного чая, Óна отодвинула Лизу в сторонку.

Лиза оторопело поглядела на женщину, в ее облике чувствовалась настороженность.

— Это защитит вас от привидений следующей ночью, — прошептала Óна, вытаскивая из кармана фартука несколько маленьких костей летучей мыши и пригоршню желудей. Положив все это на трясущуюся розовую ладонь Лизы, женщина сжала пальцы девушки. — Не убирай это далеко, держи под рукой. Потому что этой ночью духи разойдутся.

Глаза Лизы стали еще больше от страха, она дрожала как осиновый лист.

— Сегодня ночью? — в ужасе пролепетала негритянка.

Óна слегка сжала руки девушки.

— Только не вздумай убегать, моя девочка. Если ты это сделаешь, то к полуночи умрешь. Ведьмы всегда поджидают глупышек вроде тебя.

Глаза Лизы стали закатываться.

Óна отвела девушку еще дальше от очага.

— Послушай меня, девочка, — зашептала она торопливо: в любой момент могла проснуться Кэролин. — Это ночью сатана выходит на землю. Он нападает без предупреждения. А ведьмы будут плясать на верхушках деревьев. И еще они будут летать по темному небу на заколдованных свиньях и овцах. Дуракам не поздоровится. Женщин изнасилуют. И все души, не нашедшие покоя, будут бродить вокруг.

Лиза едва дышала.

— Но ты, девочка, — продолжала шептать Óна, — будешь в безопасности, если пойдешь с моим сыном.

Ни секунды не задумываясь, Лиза закивала головой. Сразу было видно, что она испытала огромное облегчение, узнав, что сможет уйти из Тимберхилла накануне Дня всех святых.

— Ну вот и хорошо, — заулыбалась Óна. И на всякий случай, если девушка вдруг забеспокоится о Кэролин, женщина добавила: — А я останусь ночью с твоей хозяйкой. — Она была удовлетворена, видя, в каком ужасе пребывает Лиза.

Быстро моргая, Лиза огляделась по сторонам. От их перешептываний Кэролин проснулась. Затем Лиза еще раз поглядела на Óну. Всего за пару дней молодая негритянка привязалась к Óне, восторгаясь ею и втайне ее побаиваясь. Óна была сильной, даже всемогущей женщиной и знала такие вещи, о которых простые смертные и понятия не имели.

Óна сообщила девушке, что ее папа скоро очень сильно заболеет, но если та будет отдавать ей каждую найденную монету, то она прочтет заклинание, которое и спасет ее отца. Лиза тут же вытащила все деньги из ридикюля Кэролин, которые смогла там найти. И теперь негритянка носила на шее амулет, который Óна дала ей, — амулет гарантировал отцу Лизы полное здоровье.

Да, эта Óна Раби была могущественной женщиной.

— Тебе быть хорошо с моим сыном этой ночью, — прошептала женщина.

— Мне нравится Ноа, — кивнула Лиза.

Óна улыбнулась. Это существо может сделать для Ноа много хорошего, в особенности если уведет его подальше от матери и он не будет мешать ей в выполнении ее целей. Он был ее дорогим, любимым, невинным мальчиком. И почти ничего не знал. Кто сможет заподозрить ее, если у нее такой глупый сын? Его разум был схож с чистым, глубоким водоемом. Но этой ночью Óна бросит в этот водоем камешек, подсунув ему девушку для развлечений. Óна едва не расхохоталась. Все будет отлично. Ей не о чем беспокоиться!

— Что-то некоторые не больно занимаются работой, а все норовят ее другим поручить, — ворчала Лиза, которой пришлось весь день таскать всякий мусор в угол двора. Уж лучше бы она готовилась к свиданию с Ноа.

— Я слышу тебя, Лиза! — крикнула негритянке их кухни Кэролин. — Но эту работу все равно надо сделать.

Кэролин подошла к задней двери и выглянула наружу. Она никак не могла понять, отчего это Лиза находится в таком приподнятом настроении весь день. Небо было затянуто тучами, в воздухе после ночного ливня все еще пахло дождем. С прохудившегося потолка то и дело капала вода.

Главной заботой Кэролин было устроить себе постель наверху, в одной из уютных спален. Оглядевшись вокруг, она увидела, что Óна месит тесто для хлеба, нахмурив от усердия темные брови.

К удивлению молодой женщины, по ее телу пробежала дрожь.

— Мне так хочется свежего хлеба, — промолвила она, надеясь втянуть Óну в разговор.

Но женщина не обратила на нее внимания, поглощенная своими размышлениями; на лице ее блуждала улыбка.

Вздохнув, Кэролин прошла на веранду и поглядела на заросший луг. Ее преследовали мысли о разрушенной приемной, а многочисленные вопросы роились у нее в голове, не давая уснуть.

Воспоминания так и манили ее, так и звали в прошлое. Сколько счастливых часов она провела в приемной отца, читая его ученые книги и наблюдая за тем, как отец пишет что-то странное в своих тетрадях.

Какие счастливые это были дни! Кэролин начала интересоваться занятиями отца лет в десять, и чем старше она становилась, тем больше увлекалась его книгами.

— Если я чему-нибудь обучу тебя, ты оставишь меня в покое? — спросил он однажды, взъерошив ее кудряшки и взяв дочь за подбородок.

— Да, папочка, и в один прекрасный день я тоже смогу стать доктором. Как ты!

— Нет, мое сокровище. Ты станешь хорошей женой и будешь растить детей.

Но Кэролин твердо решила стать врачом. Она помнила бисерный почерк отца, которым он овладел специально для того, чтобы экономить бумагу.

Однажды, в ее двенадцатое лето, отец сурово заявил ей:

— Сокровище мое, больше ты не будешь терять времени на мои книги. Пришла пора обучаться хорошим манерам. Ты должна стать настоящей леди. Теперь у меня есть ассистент, и ты не должна мешать ему. Он — серьезный парень, но в прошлом у него было немало несчастий. Однако, думаю, со временем он станет отличным человеком. Пообещай, что ты выполнишь мою просьбу.

Кэролин сделала, как просил отец, понятия не имея о том, что обещает.

Джон Раснер работал с ее отцом несколько месяцев. Ей много раз напоминали, чтобы она не беспокоила молодого человека, когда тот работает. Дорогой папочка дошел до того, что стал бранить девочку. Прошло совсем немного времени, а Кэролин уже от всего сердца возненавидела этого Раснера, который значил в жизни ее отца так много.

Кэролин вспоминала, что заброшенный луг возле их дома вскоре превратился в цветущий газон, на котором выросла уютная приемная. Она помнила, как горел огонек в одном из окон небольшого дома, а за стеклом виднелась златовласая голова папиного помощника, корпевшего над медицинскими книгами и тетрадями ее отца. Девочка вышла погулять, надеясь, что ей удастся оторвать Джона от его занятий.

Раснер поднял голову и, увидев дочь Адамса, приветливо улыбнулся ей. У него был усталый вид, и он явно был бы не прочь прогуляться.

Тот день был таким же сырым и мрачным, как и сейчас. Но когда Джон, с закатанными до локтей рукавами белой рубашки и всклокоченными светлыми волосами, появился на крыльце, Кэролин внезапно пришло в голову, что в ее жизни еще не было дня ярче.

Что-то, о чем она понятия не имела, пронзило ее душу. Вся злость, вся ревность испарилась, осталось лишь благоговейное восхищение молодым человеком. Она мгновенно забыла, что мечтала стать врачом, забыла, что хотела быть единственной папиной любимицей. Кэролин вдруг захотелось стать женщиной, той самой леди, о которой говорил ее отец. Она влюбилась!

— Пойдем погуляем! — позвала она Джона, направляясь к тропинке.

Хоть Кэролин и была в детском платьице с фартучком, в душе она в одно мгновение превратилась в женщину. Она была полностью покорена молодым человеком.

— Не могу, — ответил Джон. — Мне надо многому выучиться.

— Но тебе же надо отдохнуть, — настаивала Кэролин. — Прогулка поможет тебе отвлечься! А когда ты вернешься, то сможешь выучить вдвое больше.

Его было нетрудно уговорить. Хоть он и был предан делу, его самоотверженность дала трещину. Раснер мечтал стать хорошим врачом, но быстро понял, что усилия, которые требуются для достижения этой цели, ему не по плечу.

Джон направился в лес. Кэролин спешила за ним, ни на что не обращая внимания.

— Я здесь жил, — заявил он наконец, когда они добрели до одинокой хижины, затерявшейся в густых зарослях.

Задрав голову, Раснер посмотрел на солнце, слабо пробивающееся сквозь густые облака. Кэролин была в восторге от его таинственного жилища, от него самого!

— Ты был счастлив здесь? — набравшись смелости, спросила она.

— Нет. Мы почти что голодали. Мне приходилось охотиться и выращивать овощи и фрукты.

С горящими глазами, Раснер принялся за рассказ о том, как они жили в этом пустынном месте с матерью. Отца он не видел много лет: тот работал в Филадельфии.

Когда отец вернулся, они построили в городе новый дом. Там родилась сестра Джона — Элен.

— …Но здоровье моей матери было подорвано годами тяжелой жизни в лесу. Через несколько дней после рождения Элен мамы не стало. Я ничего не мог сделать для нее, — продолжал молодой человек. — Я ненавидел отца за то, что он убил ее — физически и морально. Чтобы отомстить ему, я отказался ехать в Филадельфию на учебу. Вот поэтому я и обучаюсь тут у твоего отца, Кэролин. Я хочу овладеть знаниями, которые в прошлом помогли бы спасти мою мать.

Тогда, как и сейчас, Кэролин задрожала, испытывая чувство гордости. Она таким и представляла себе Джона, помнила, как под тонкой тканью его сорочки играли крепкие мускулы. Она мечтала тогда, чтобы он наклонился и поцеловал ее. Но… Раснер был двадцатилетним мужчиной, а она всего лишь двенадцатилетней девчонкой.

Теперь, спустя шестнадцать лет, она все равно испытывала щемящую боль в сердце, вспоминая его. Джон был ее первой и, быть может, единственной любовью. Задумчиво вздохнув, она принялась размышлять о том, что мог бы Джон рассказать ей о той ночи, когда они убегали из Тимберхилла. Если бы только он не погиб на войне! Он больше, чем кто-либо другой, мог знать о том, почему местные жители так враждебно относились к Ориону Адамсу.

Но тут взор Кэролин упал на обгоревшие балки, торчащие из травы, и она отвернулась от окна, проведя рукой по безымянному пальцу в том месте, где прежде носила обручальное кольцо.

Как быстро она забыла Форреста, подумалось женщине. Его могилу еще не занесло снегом, а она уже мечтала о других мужчинах — о любви потерянной и о грядущей. Ей хотелось обрести то, чего у нее никогда не было, — физическую, может, даже примитивную любовь.

— Миз Клур, выпьете чаю, который вам приготовила Óна? — раздался у нее за спиной голос Лизы.

Тряхнув головой, чтобы отвлечься от воспоминаний, женщина повернулась к молодой негритянке.

— Да, Лиза. И как только мы осмотримся наверху, можешь быть свободной до конца дня. Я знаю, что заставляю тебя слишком много работать.

Лиза посмотрела на хозяйку долгим взглядом, а затем смущенно опустила голову.

— Я не хотела обижать вас, миз. Спасибо вам. Если уж мне придется подниматься наверх, я, пожалуй, прямо сейчас и сделаю это, чтобы покончить с делами. — Девушка потянулась за круглой лампой.

— А куда делась Óна? — поинтересовалась Кэролин, возвращаясь в кухню и попивая успокоительный, хоть и очень горький чай. — Это не полынный чай, не так ли?

Лиза лишь пожала плечами в ответ.

Кэролин не слышала, как Óна ушла. На столе лежало тесто, накрытое салфеткой. Вновь оставшись наедине с Лизой, Кэролин ощутила щемящее чувство пустоты. Когда в доме была Óна, казалось, что она занимает собою все пространство, что она везде.

Лиза, вздрогнув, огляделась.

— Может, она поднялась наверх, чтобы приготовить вам комнату? — предположила она.

— Тогда поспеши ей помочь. Надеюсь, Ноа быстро починит лестницу. Мне тоже хочется подняться туда. — Женщина прислушалась к стуку молотка, раздававшемуся с крыши — Ноа прибивал там что-то. — Я хочу спать в нормальной кровати — чем раньше, тем лучше. Я, знаешь ли, устала уже от моего походного тюфячка у очага.

— Думаю, для спанья места лучше не найти, — пробормотала Лиза, направляясь в коридор. — Во всяком случае, там вас не достанут привидения. Вам, наверное, известно, что они терпеть не могут огня.

Устав от Лизиной глупой болтовни о привидениях, Кэролин устало опустилась на ближнюю к ней скамью. Она слышала, как Лиза поднимается наверх по лестнице, слышала, как та ходит из комнаты в комнату на втором этаже. Но не прошло и минуты, как девушка пробежала по верхнему холлу и что-то загремело.

Чувствуя странное оцепенение, Кэролин поднялась на ноги и потянулась за костылем.

— Лиза! С тобой все в порядке?

Девушка вопила как безумная, но ее крики почему-то были приглушенными, слышались словно сквозь вату. С ней была настоящая истерика.

Стараясь поменьше беспокоить больную ногу, Кэролин проковыляла в холл. Ноги Лизы провалились сквозь полусгнившие ступеньки и висели теперь над другими — каменными, поросшими мхом ступенями, которые вели в подвал. Они были скрыты из виду до тех пор, пока лестница не сломалась. Кэролин и не знала даже, что в доме есть подвал, не знала, где прячется ведущая туда дверь.

— Помогите! — вопила Лиза, повисшая в воздухе.

Кэролин отбросила в сторону костыль и неуклюже опустилась на левое колено. Лиза изо всех сил вцепилась ей в плечо. Женщина пыталась помочь негритянке, но ничего не выходило.

Тут передняя дверь отворилась, и в ней показался Ноа, сжимавший в своей черной руке топор.

— Что тут за шум?

— Так, ерунда! — ехидно вскричала Лиза. — Ты, тупоголовый лентяй! Вытащи меня отсюда! Вынь меня из этой дыры!

Ноа усмехнулся.

— Эта девчонка попадает в переделки всякий раз, когда я рядом, — проговорил он, а затем, наклонившись, взялся за тонкие запястья Лизы. — Думаю, она это делает, чтобы привлечь мое внимание!

Вытащив девушку из пролома, Ноа нежно прижал ее к себе. Негритянка засмущалась.

Застонав, Кэролин осела на пол. Прислонившись спиной к стене, она сжала зубы от боли.

— Что ты делала, девочка? — ухмыляясь, спросил Ноа. — Поди, опять убегала от привидений?

Лиза стала кокетливо вырываться из его объятий. Ноа взъерошил ее кудрявые волосы и прошептал что-то нежное. И вдруг, глядя на их молодые тела, Кэролин почувствовала зависть. Она даже отвернулась — так ей захотелось, чтобы и ее кто-нибудь приласкал.

— Это она заставила меня пойти туда! — осуждающе проговорила Лиза, указывая пальцем на Кэролин. — Ей мало того, что я дни напролет гну для нее спину! Я навожу порядок в таких углах, куда даже уважающая себя кошка не забредет! Я ни за что больше не поднимусь туда, ни за что!

— Но что испугало тебя? — спросила Кэролин.

— Это вас обоих не касается!

Ноа слегка встряхнул Лизу:

— Не беспокойтесь, миз Клур. С Лизой все будет хорошо. Я сейчас починю ступеньки. На это не нужно много времени.

Он провел Лизу в дом, нежно гладя ее по головке, а сам еще продолжал что-то говорить хозяйке негритянки.

Кэролин с трудом встала на ноги и пошла в кухню. Увидев на столе накрытое салфеткой тесто, она нахмурилась, мгновенно забыв о Лизе. Почему Óна ушла, не сказав ни слова? Чтобы успокоить нервы, Кэролин отпила еще один глоток горьковатого чая.

— Óна! — позвала Кэролин, подходя к двери и взглянув на луг.

Задрожав от холода, Кэролин повернулась, ожидая увидеть в комнате Лизу. Но ни в комнате, ни в кухне никого не было. В воздухе повисло странное, зловещее молчание. Женщина, хромая, направилась в холл. Стук костыля и ее неровные шаги раздражали ее больше обычного.

— Лиза!

Ответа не было. На крыльце лежал молоток. По спине Кэролин побежали мурашки, когда она стала вглядываться в пустынный лес. Куда делись Лиза и Ноа?

— Лиза! — зло выкрикнула женщина.

Не услышав ответа, Кэролин захлопнула дверь и вернулась в кухню. Усевшись на свой тюфяк, она помешала огонь в очаге длинной палкой. Почему все оставили ее?

Внезапно ей пришла в голову мысль: наверное, Лиза повредила себе что-нибудь, когда падала с лестницы, а Ноа скорее всего отвез ее в хижину Óны, чтобы та ее вылечила.

Успокоившись немного, Кэролин вытянулась на тюфяке, ее усталые глаза быстро закрылись…

Молодой, золотоволосый Джон Раснер поднял голову от толстого медицинского фолианта. Его красивое лицо, казалось, слегка расплывается за оконным стеклом, отделяющим его от Кэролин.

Она опустилась на ложе из цветущего шпорника, флоксов и благоухающей сирени, над нею высился зеленый молчаливый сад. Единственным чувством, которое обуревало Кэролин, было желание. Она хотела молодого Джона Раснера.

Кэролин улыбнулась ему, когда он вышел из двери приемной. А потом он неожиданно оказался рядом, держа ее за руку.

Но она уже не была ребенком, она была взрослой женщиной. Раснер взял ее на руки, прижал к себе, приподнял ее подбородок и взглянул Кэролин в глаза…

Вокруг темнело, она слышала лишь глухие удары собственного сердца. Джон говорил что-то, но она не понимала что. Когда его руки коснулись ее груди, Кэролин почувствовала, что млеет от наслаждения. И тут же она оказалась на земле, отдаваясь ему или… надеясь, что он возьмет ее…

Но темнота становилась все глубже, и он стал превращаться в тень. Откуда-то из-за деревьев раздался шум дождя и печальный женский плач.

Дыхание Кэролин стало прерывистым. Она чувствовала на себе его руки. Она так долго хотела его, и вот… вот… Его теплые, влажные губы прижималась к ее губам. Он отлично понимал, что надо сделать, чтобы возбудить ее…

Плач становился все громче. Дождь опустился на землю ледяной серой завесой. Она увидела три узких могилы. Из лесу на нее смотрело белое лицо…

* * *

Кэролин распахнула глаза. Угли, словно красные глаза, мерцали в темноте.

Вспомнив свой эротический сон, женщина задумалась, но тут же вздрогнула, когда у нее в голове четко промелькнуло его мрачное окончание. Как странно — на столе не горит лампа. Почему она так крепко уснула среди бела дня?

Встав на ноги, Кэролин направилась посмотреть на тесто. Пока она спала, тесто поднялось и накрыло собою часть лампы.

— Лиза! Óна! — крикнула женщина.

В кухне было вовсе не так темно, как ей показалось сначала. Еще стоял день, но небо было темным. Выйдя на веранду, Кэролин взяла там свою шаль, накинула ее на плечи и связала концы за спиной, чтобы она не свалилась с нее на резком ветру.

Закрыв за собой дверь, женщина осторожно спустилась с крыльца. Лошади нигде не было. Кэролин взглянула на вымощенную камнем дорогу, пролегающую через луг. Не задумываясь, она направилась туда, где раньше располагалась приемная отца.

Там в прежние времена было очень хорошо. В одной комнате отец осматривал больных и делал хирургические операции — те, что позволяло его умение и неразвитая медицина.

Кэролин вспомнила, что однажды наблюдала за операцией в окно: она была одновременно и испугана и восхищена уверенными действиями отца.

В другой комнате был кабинет отца. Полки там были заставлены книгами, купленными в Глазго, Вене и Нью-Йорке. Джон обычно занимался там. Под кабинетом был подвал, в котором Раснер и ее отец обычно работали по ночам…

Вдруг ветер стал еще холоднее. Кэролин вспомнила, как наблюдала из окна спальни за пожаром в приемной. Обернувшись, она поглядела на молчаливый каменный дом с темными окнами. Женщина словно вновь ощутила, как дрожит в материнских руках, прислушиваясь к шуму снаружи.

Когда вопли и насмешки стихли, Кэролин с матерью осторожно спустились вниз и скрылись в темноте, убегая по той самой тропе, что вела к хижине Раснера.

Кэролин медленно обошла вокруг ямы, оставшейся на месте приемной, вспоминая свои ночные кошмары и их безумное бегство. Лестница, состоящая из полустертых каменных ступеней, вела вниз, в сырую темноту, откуда поднималась одинокая труба. Ей ужасно захотелось спуститься вниз, но она знала, что не найдет там ничего, кроме камней — обломков от того, что раньше было приемной.

Не в силах совладать с собой, Кэролин побрела по дорожке, ведущей в лес. Она знала, что разыщет Лизу в хижине Óны, и намеревалась сказать девушке пару нелестных слов.

ГЛАВА 7

С каждым шагом Кэролин все больше сомневалась в своей решимости добраться до хижины Óны. Ей надо было вернуться назад, потому что бродить в одиночестве по пустынному лесу было сущей глупостью. Но она продолжала идти, опираясь на костыль и сопротивляясь резкому ветру, рвущему на ней шаль. Кэролин то и дело подхватывала трепещущие на ветру юбки и едва удерживала в руках костыль. Женщина надеялась, что сумеет добраться до хижины Óны до того, как стемнеет.

Несмотря на усталость и раздражение, она вспоминала ту ночь, когда они убегали из Тимберхилла. Она была вынуждена оставить свою маму и в одиночестве искать отца. И теперь она вдруг поняла, что идет той самой дорогой.

Когда рука и плечо начинали болеть, она останавливалась отдохнуть. А потом, увидев, что дорога сворачивает в гору, поняла, что свернула не в том месте.

Хоть ей и было трудно взобраться на гору, Кэролин была вознаграждена тем, что с вершины холма смогла увидеть весь лес. Когда она уже была готова направиться к деревне, расположенной на востоке, Кэролин внезапно учуяла запах дыма и услыхала какой-то стук.

Решив, что она находится невдалеке от хижины Óны, женщина поспешила на шум. Темнело, под ногами у нее путались ветви и корни растений. Но вот Кэролин добрела до грубо сколоченной изгороди, за которой стояли три козы и равнодушно взирали на нее. А за ними возвышалась огромная яблоня.

Кэролин удивленно обернулась, словно зная, что увидит полуразвалившуюся хибару Раснера справа от себя…

Одна стена хижины почти осела. Из грязной трубы вверх поднималась тонкая струйка дыма. Казалось, здесь живет какое-то дикое животное. Сбоку от хибары возвышалась груда костей и всякого хлама. На стене висели шкуры животных.

Кэролин ждала, что из дверей хибары вот-вот выскочит дикарь и набросится на нее. Дрожа, она подошла поближе, слыша, как эхо повторяет услышанный ею стук.

Завернув за угол хибары, Кэролин оторопело остановилась.

Спиной к ней стоял крепкий полуобнаженный мужчина. Видно было, что, несмотря на ледяной ветер, ему не холодно. Поставив еще одно полено на колоду, он занес в воздух сверкающий топор и расколол полено одним ударом.

На его сильных руках и плечах играли мускулы. Прежде чем поставить на колоду еще одно полено, он утер пот со лба и с рыжей бороды.

Его заношенные бриджи свободно висели на узких бедрах. Это был тот самый человек, который приходил с Óной в Тимберхилл.

Затаив дыхание, Кэролин наблюдала, как мужчина во второй раз занес над головой топор. Женщина тяжело оперлась на костыль, ее голова закружилась. Он был совсем рядом, и это было так неожиданно, так взволновало ее, словно она приблизилась к дикому зверю. Кэролин невольно любовалась его мускулистой фигурой, стройными бедрами, едва прикрытыми потертой тканью.

Вдруг, не поворачиваясь, он произнес похожим на рычание голосом:

— Погодите минутку, сейчас я закончу.

Женщина поразилась, только сейчас осознав, что ему известно о ее присутствии. А ей-то казалось, что она подошла совсем беззвучно.

— Зд… здравствуйте, — пролепетала она.

Богатырь долго не отвечал, а когда заговорил, его голос стал звучать чуть ниже:

— Нога беспокоит вас, миссис Клур? Думаю, я мог бы ее посмотреть.

Откуда ему было известно, кто она такая?

Ощутив вдруг внезапную слабость, Кэролин почувствовала, что падает. Наверное, она вскрикнула или тяжело вздохнула, потому что мужчина бросил топор, быстро подошел к ней и успел ее схватить, прежде чем она осела на землю. Он крепко прижал ее к широкой груди.

На мгновение рука Кэролин оказалась прижатой к его обнаженному торсу. Но когда ее ладонь стала влажной от его пота, она испуганно отдернула руку.

— Ох! — застонала она. — Я внезапно почувствовала себя такой уставшей. Простите меня!

— Вам не следует ходить, ступая на сломанную ногу, — пробормотал мужчина, поднимая ее на руки и направляясь вместе с Кэролин в хижину. Женщина мгновенно забыла обо всем на свете, кроме того, что этот сильный человек держит ее в своих объятиях.

Подняв голову, она увидела лишь его курчавую бороду, загорелую щеку да длинные ресницы, оттеняющие светлые глаза. Интересно, каково было бы…

Войдя в лачугу, бородач уложил Кэролин на тюфяк, набитый высушенными ароматными травами. Взяв вылинявшую голубую рубашку, он натянул ее на влажное от пота мускулистое тело. Кэролин блаженно закрыла глаза — так хорошо было наконец-то вытянуться на кровати и дать отдых больной ноге. Но как же она вернется в Тимберхилл? Она хотела было спросить об этом незнакомца, но у нее не было сил говорить.

Подойдя к выложенному камнями очагу, мужчина налил в оловянную кружку горячей воды. Затем взял деревянную ступку, растер в ней что-то и высыпал содержимое в горячую воду. Неожиданно улыбнувшись, он протянул Кэролин кружку и прошептал, глядя ей прямо в глаза:

— Выпейте это.

Женщина судорожно вцепилась в его запястье, когда бородач поднес кружку к ее губам. Горячая жидкость потекла вниз по ее горлу, Кэролин ощутила тепло и удивительную легкость во всем теле. Она уже ничего не боялась.

Усталость как рукой сняло, женщина почувствовала прилив сил.

Сев, Кэролин бросила хмурый взгляд на костыль. Как она от него устала!

— Дайте-ка мне взглянуть на вашу ногу, — произнес мужчина, осторожно взяв Кэролин за лодыжку. — Как давно вы ее сломали?

— Несколько недель назад, — устало промолвила женщина. Она опять начала бояться — на этот раз того, что лечение незнакомца будет таким же, как лечение доктора Уинстона. — Кости и так плохо срастались, а я еще усугубила положение — ведь я все время хожу.

— Похоже на правду, — пробормотал мужчина, развязывая ногу Кэролин. — Но все еще можно поправить, вы только не должны терять надежду.

Бородач осторожно обмыл ногу, перевязал ее мягкой тканью, смоченной в травяных настоях, и наложил сверху кожаный лубок.

— Спасибо, — прошептала женщина, сразу почувствовав себя лучше.

Кэролин откинулась на набитый травой тюфяк, ее веки внезапно стали очень тяжелыми, она не могла сосредоточиться. Женщина думала лишь о незнакомце и о том, что его сильные руки дотрагиваются до нее.

Ей захотелось спать, в хижине было так тепло. Расстегивая пуговицы на лифе, Кэролин внезапно вспомнила свой эротический сон, и кровь быстрее побежала по ее жилам. Она мечтала лишь об одном — о поцелуе, о мужских ласках, которых так и не знала.

Не говоря ни слова, бородач вышел из лачуги, но тут же вернулся, держа в руках охапку дров.

— Останетесь поесть? — спросил он.

«Помогите мне вернуться в Тимберхилл», — хотела попросить Кэролин, но мужчина повернулся к очагу и стал подкидывать туда поленья. Возле камина стояла железная подставка для дров, украшенная выкованными из железа осклабившимися собачьими мордами.

Рыжие отблески огня играли на деревянных стенах. Когда мужчина подошел к Кэролин и склонился над нею — в точности, как в ее сне, — она почувствовала, что не в силах вымолвить ни слова. Закрыв глаза, Кэролин постаралась прогнать из головы недопустимые мысли. Куда девалась ее сила? Почему ее занесло в лес?

— Я не знаю вашего имени, — прошептала Кэролин.

Отвернувшись, незнакомец налил из кадушки воды в кастрюлю, порезал репу и пастернак и бросил их в воду. Поставив кастрюлю на огонь, он достал из корзины буханку хлеба и принялся осторожно резать его. Затем бородач зажег свечу и поставил ее в подсвечник на середине видавшего виды стола.

Кэролин смотрела на пламя свечи. Сердце ее билось все медленнее, кровь не стучала в висках, сознание, казалось, вот-вот покинет ее. Подняв затуманенные глаза на бородатого человека, наблюдавшего за ней из тени, женщина внезапно почувствовала дивное умиротворение, забыла об всех заботах.

«Как странно», — подумалось Кэролин. Ей было так хорошо, так тепло…

Она знала, что он не сводит с нее своих бесцветных глаз. Вот он улыбнулся, и она… она заснула глубоким исцеляющим сном без сновидений.

Двигаясь с грацией пантеры, Вайлдмен взял грубо сколоченную деревянную табуретку и поставил ее в изножье кровати.

Бородач уселся и стал задумчиво наблюдать за незваной гостьей. Почему она пришла к нему? Как это случилось? Было ли это делом рук Óны? Он думал, что ему придется силой затащить ее к себе в лачугу и силой взять эту женщину — как он брал остальных. Но Кэролин… Она пришла к нему сама и теперь спала на его постели, сложив тонкие белые руки на своей дразнящей груди. Вайлдмен осторожно дотронулся до ее нежной кожи и заметил, что на ощупь она мягкая и прохладная.

Убрав буйные кудряшки женщины с ее лица и лба, бородач внимательно посмотрел на ее невинное лицо. В его глазах загорелся жадный огонь.

Так вот в кого превратилась та хорошенькая, даже обворожительная, девчушка! Стало быть, эта женщина с такой сильной волей станет его новым завоеванием. Какой податливой она была от лекарства… какой беспомощной и привлекательной…

Вайлдмен с шумом вдыхал и выдыхал воздух, возбуждение постепенно нарастало в нем. Хорошо будет взять ее, подумал он. В ней есть прелесть новизны, она кажется даже нетронутой. Бородач хотел было дотронуться до Кэролин, протянул к ней руку, но, подумав, опустил натруженную ладонь на колени.

Через некоторое время он встал, чтобы помешать овощи в кастрюльке. Взяв лоскутное стеганое одеяло, Вайлдмен бережно укрыл им женщину. Затем еще раз внимательно поглядел на нее. Огонь желания пульсировал в нем, заставлял его взять то, с чем он должен был подождать.

Судя по ее загрубелым рукам, она не была леди. Хоть ее лицо и потеряло девическую свежесть, Кэролин все еще была прекрасна. Ее длинные каштановые кудри выбились из прически, и Вайлдмен вытащил несколько шпилек, запутавшихся в мягких прядях. А потом, наклонившись над женщиной, слегка приподнял ее за плечи, чтобы волосы тяжелой массой рассыпались по ее спине…

Ее было так приятно держать в руках. Тело Кэролин стало податливым; он знал, что она теперь долго будет спать мертвым сном. И все часы ее сна она будет принадлежать ему одному. Она была так хороша… Гибкая шея, розовые влажные губы… Склонив над ней голову, Вайлдмен поймал ее тихое дыхание. Но тут его борода коснулась ее носа, и Кэролин зашевелилась.

Торопливо уложив ее на кровать, Вайлдмен молча смотрел на женщину, ожидая, чтобы она снова крепко уснула. Лишь человек с очень сильной волей мог чувствовать что-то после такой большой порции лекарства, что он дал ей.

Когда Кэролин затихла, бородач прижал губы к ее прохладному лбу и ощутил слегка солоноватый привкус ее кожи. Потом он дотронулся губами до ее век, до нежных, по-детски невинных губ.

Его язык скользнул во влажную сладость ее рта, рукой он слегка опустил вниз ее челюсть, чтобы побольше приоткрыть губы Кэролин. Его пальцы скользили по ее шее…

Еекожа была белой как мрамор, теплой, бархатистой… Рука Вайлдмена проникла в ее лиф, лаская нежные, округлые груди Кэролин, ее соски, которые быстро напряглись от его прикосновений…

Дрожа от возбуждения, он стянул лиф платья с ее плеч. Сорочка Кэролин была украшена кружевной вставкой; сквозь тонкую ткань просвечивали ее соблазнительные груди. Вайлдмен дотронулся губами до ее соска… Кэролин была такой теплой, от нее исходил чудесный аромат… Вайлдмен отпрянул назад, глядя на влажное пятно на тонком муслине…

Бородач чувствовал необычайное возбуждение. Что толку ждать? — подумалось ему. Он может прямо сейчас взять ее! Плевал он на то, что говорила Óна — ведь Кэролин здесь, перед ним! Придвинувшись поближе к Кэролин, Вайлдмен задрожал от возбуждения. Он хотел получить удовлетворение немедленно, здесь, в своей хижине!

Женщина опять зашевелилась и застонала, словно чувствовала его прикосновения. Вздрогнув, мужчина отодвинулся от нее и накрыл одеялом. Почему лекарство не действует на нее? С ней будет трудно иметь дело, подумал он со злостью. Ах эти женщины! Эти чертовы Последователи! Он уже и не знал, то ли ему хотелось, чтобы она осталась, то ли ей лучше уйти из его дома.

Где она? Не открывая глаз, Кэролин пошевелилась. Она чувствовала запах дыма, которого не могло быть в ее филадельфийском доме…

Подняв наконец веки, Кэролин поняла, что все еще находится в той самой хижине, где она заснула несколько часов назад. Комната освещалась огнем очага.

За окном ветер рвал ветви деревьев. Она была одна в лачуге. Женщина с трудом приподнялась на локте. У нее слегка кружилась голова, словно она накануне выпила слишком много крепкого сидра.

Несмотря на огонь, в хижине было холодно. Поскольку лиф ее платья был расстегнут, холодный воздух неприятно охлаждал ее шею.

Кэролин почувствовала себя неловко. Прикрыв грудь сорочкой, женщина попыталась встать с постели и тут же почувствовала нестерпимую боль в ноге. Дрожащими руками она принялась торопливо застегивать пуговицы. Не мог же он изнасиловать ее, пока она спала.

Кэролин мучительно вспоминала произошедшее. Может, он расстегнул ей лиф, чтобы облегчить дыхание? Нет, не стоит ничего выдумывать!

Но, проведя руками вдоль тела, Кэролин внезапно смутилась, будто знала, что он ласкал ее, пока она спала. Сколько лет прошло с тех пор, как ее любили? Восемь? Внезапно желание обожгло ее! Физические ощущения так взволновали Кэролин, что она испугалась. Как могло случиться, что она захотела незнакомого мужчину?

Тут до обоняния Кэролин дошел приятный аромат. На столе стояли две кружки. Не зная, как себя вести, если бородач вернется, Кэролин отпила из одной кружки. Она-то надеялась, что горячий чай придаст ей решимости и она наконец сообразит, уйти ей или остаться. Но внезапно женщине пришло в голову, что, может, это травяной чай подействовал на нее таким странным образом — сначала усыпил, а потом вызвал желание?

Она не узнавала вкуса, но чай в обеих кружках был одинаково крепким. Ей хотелось взглянуть на рабочий стол незнакомца, но у нее не было сил стоять. Кэролин ощутила внезапную истому, ее веки налились свинцом, тело, казалось, стало вдвое тяжелее, и женщина тяжело опустилась на табуретку. Ощущение было в точности таким, как и после первой кружки чая — по ее жилам растекалось тепло, силы оставляли ее…

Только хотела Кэролин заставить себя встать на ноги, как дверь хижины отворилась. Холодный ночной воздух ворвался в комнату и помог женщине преодолеть оцепенение. Широкоплечая фигура бородача заняла собою весь дверной проем. Его силуэт четко выделялся на фоне поднимающейся красной луны, которая освещала ветви деревьев таинственным, необыкновенным светом. По небу проносились тяжелые тучи, порывистый ветер качал деревья.

Кэролин тяжело дышала, но не испытывала тревоги. Лекарство опять начинало действовать на нее. Теперь у нее был шанс. Словно лекарство пробудило в женщине ее самые темные желания. Вздрогнув, Кэролин зажмурила глаза: собственные физические ощущения были столь сильными, что она испугалась. Этот человек обладал поразительной властью над ней. Рука Кэролин, сжимавшая лиф платья, тяжело упала на колени. Она была не в силах сопротивляться. Мелькнула мысль, что она находится в полубессознательном состоянии, словно во сне.

Бородач наконец вошел в лачугу. На его длинный черный плащ налипли высохшие листья, огромные сапоги были заляпаны грязью.

— Ты хорошо спала? — завораживающим голосом спросил он.

Она была наедине с ним. Да еще в таком месте, где никому и в голову не придет искать ее. Женщина кивнула, не в силах говорить. Страсть, которую она подавляла долгие восемь лет, закипала в ней и рвалась наружу. Чем дольше он буравил ее своими бесцветными глазами, тем глубже становилось ее дыхание.

Кэролин чувствовала, что тает, ее соски напряглись, в низу живота появилась тянущая боль, кровь застучала в висках. Она хотела его. Хотела, чтобы этот незнакомый мужчина взял ее.

Сорвав с себя плащ, бородач швырнул его в кучу какого-то барахла. Подойдя к кадушке, он ополоснул лицо водой, а затем вымыл руки. Женщина успела заметить, какие у него длинные пальцы и широкие ладони.

Когда он выпрямился, на его бороде дразняще сверкали серебристые капли воды. Слегка прищурившись, бородач поглядел на Кэролин.

Женщина почувствовала, что сползает с табуретки, но он успел подхватить ее сильной рукой.

Рука его была такой теплой и сильной… Она была так близка от него, что чувствовала исходящий от бородача аромат морозного воздуха, видела его губы и думала о том, сколько времени он любовался ее обнаженной грудью… Впечатление у Кэролин была такое, словно все ее эротические фантазии превращались в явь накануне Дня всех святых.

Незнакомец бережно посадил женщину на табуретку, а затем отступил в сторону с таким видом, будто не знал, куда поставить ноги.

— С тобой все в порядке? — спросил он. Кэролин показалось, что его язык чуть заплетается. Неужели он тоже выпил этого чая?

— Не думаю… Не знаю, смогу ли вернуться в Тимберхилл… — Ее грудь с каждым вздохом вздымалась, и женщина хотела, чтобы он дотронулся до нее.

В темноте он был другим. Его глаза казались почти серебристыми и мерцали во тьме, как глаза дикого зверя. Желание с новой силой пронзило ее.

Стоя к Кэролин спиной, незнакомец накладывал на оловянные тарелки тушеные овощи и, похоже, не обращал внимания на то, в каком она была состоянии. Это внезапно разозлило женщину. Ее настроение так быстро менялось, что Кэролин изумилась сама себе. В одно мгновение все эротические мечтания вылетели у нее из головы.

Увидев, как переменилось ее лицо, бородач поставил перед нею тарелку с овощами и положил рядом серебряную ложку. Но Кэролин была в таком состоянии, что не могла остановить взгляд на чем-то одном, не говоря уже о том, чтобы есть.

— Вы не назвали мне своего имени, — прошептала она, опустив глаза. Собственная рука казалась ей сделанной из свинца.

— Меня называют дикарем — Вайлдменом.

Усевшись напротив Кэролин, он отпил возбуждающего чая.

Вайлдмен? Но это невозможно! — проносилось в голове у женщины. Кэролин наблюдала за ним, желая увидеть, какой будет его реакция на чай, но ничего особенного не произошло, лишь взгляд его становился все более пронзительным. Почему у него так сильно сужены зрачки? Он, наверное, ничего не видит в полутемной хижине.

Вайлдмен подлил себе еще чаю, но отпил совсем немного. Так они и сидели, попивая чай, наслаждаясь теплом, которое разливалось по их телам. Сон начал охватывать Кэролин, но она старалась сдержать себя. Если он захочет… захочет…

— Мне надо идти, — с трудом прошептала она. Уходить ей хотелось меньше всего.

— Только не ночью, Кэролин, — покачал головой Вайлдмен. — Я не отпущу тебя.

Она хотела было встать, но силы изменили ей.

— Почему ты живешь здесь один? У тебя что, нет семьи? — спросила Кэролин. Мысли в ее голове путались.

— Нет, у меня нет близких. — Он хмуро посмотрел на нее. — Расскажи мне о своем муже. Ты любила его?

Женщина принялась рассказывать о том, как Форрест работал у ее отца, а потом перешла к теме своего замужества, однако избегала говорить о любви: страсть до такой степени овладела ею, что Кэролин опасалась затевать разговор на эту тему. Но пока она говорила, у ее собеседника был какой-то рассеянный вид. Казалось, ему неинтересно слушать ее и он лишь выжидает, чтобы перейти к другим, более важным делам.

Может, он скрывается от закона за какое-нибудь преступление? — подумала Кэролин. Судя по тому, как он обрабатывал ее ногу, он имеет некоторое представление о медицине. Наверное, он сбежал из Филадельфии или Бостона. Она не раз слышала рассказы о студентах-медиках, которые совершали роковые ошибки в своей практике и, чтобы избежать тюрьмы, предпочитали спрятаться где-нибудь подальше. Вот уж действительно дикарь!

…Глаза их встретились. Кэролин едва дышала. Когда его рука соскользнула со стола, чтобы потянуться к ней, сердце женщины замерло.

Застыв, она смотрела, как он медленно провел пальцами по ее запястью. Потом его ладонь поползла вверх, погладила ее плечо, и Вайлдмен взял ее за шею. Он нежно дотронулся до ее подбородка, до щеки… Большой палец Вайлдмена обвел ее розовые губы, а затем он запустил пятерню в ее пышные волосы…

Тело Кэролин горело, она жаждала его поцелуя. Прежде она робела и не позволяла Эвану целовать себя. Куда только подевалась ее робость? Все ее тело изнывало по его прикосновениям.

Вайлдмен встал и придвинулся ближе к ней. Приподняв ее голову, он близко наклонился к женщине.

— Если бы я был джентльменом, — прошептал он ей прямо в губы, — я бы не предложил тебе остаться у меня на ночь в этой хижине. Я позволил бы тебе уйти назад, в твой полуразрушенный дом и умирать там в одиночестве от страха. Сегодня такая ночь! Я бы позволил безумцам, которые живут неподалеку от твоего дома, напасть на тебя. Позволил бы все это, прикрываясь разговорами о чести! — Он прерывисто задышал. — Но я уже давно не джентльмен, Кэролин. Этой ночью твое место здесь, в моей лачуге. Мы проведем ночь вместе.

Его бакенбарды щекотали ее щеки. Мягкими и теплыми губами он дотронулся до ее рта. Он соблазнял ее или, наоборот, показывал, что она под его защитой? Кэролин дрожала от желания, ей и в голову не приходило спросить Вайлдмена, на что он намекал, говоря о том, что могло произойти в ее доме накануне Дня всех святых. Впрочем, женщина знала, что опасность витает над ней, но здесь она была в безопасности.

— Но я… — прошептала она, когда поцелуй прервался, — я… должна вернуться. Лиза…

— Óна присмотрит за ней, — проговорил Вайлдмен, вновь припадая к ее губам. Его язык проник глубоко в ее рот, его глаза светились в темноте как два огонька.

Внезапно отпустив ее, бородач резко отвернулся и направился к очагу. Кэролин наблюдала, как он помешивал поленья в камине и искры разлетались в стороны, освещая его широкоплечую фигуру.

Когда он вновь повернулся к ней, Кэролин поняла, что хочет одного — его прикосновений. Потянувшись к нему, она опять испытала жгучее желание, непозволительные мысли роем пронеслись в ее голове.

Вайлдмен подбросил в очаг еще дров, и хижина наполнилась удушливым жаром. Языки пламени то и дело врывались в комнату. Стоя спиной к Кэролин, бородач сорвал с себя рубашку, а затем повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Женщина, замерев, не сводила с него взора.

А снаружи грохотал гром, нежданный дождь обрушил на деревья и хижину потоки воды.

Присев возле камина, Вайлдмен внимательно взглянул на Кэролин, словно прислушиваясь, а она… она внезапно сползла с табуретки на пыльный пол. Молча Вайлдмен встал, поднял женщину на руки и опять уложил на кровать.

Его взгляд скользнул по ее телу. Кэролин была так хороша, так невинна и беззащитна…

Наклонившись, он провел ладонями по ее груди, животу, бедрам… Нежные изгибы ее тела сводили его с ума.

Мыслей в голове Вайлдмена не осталось, он думал лишь об этом податливом теле. Он представлял ее обнаженной, ему казалось, что он ощущает на губах вкус ее кожи, дотрагивается до ее самых сокровенных мест…

Дрожа от нетерпения, он стал медленно поднимать вверх подол ее юбки у здоровой ноги. Кэролин принадлежала ему. На нее не распространялась власть Óны. Он один мог повелевать этой женщиной! Она его, только его! Вайлдмен склонился над Кэролин, сгорая от неистового жара желания…

Вдруг он замер, услыхав какой-то шум за дверью. Охваченный внезапной яростью, Вайлдмен бросился к двери, рванул ее и выбежал в дождливую темноту. Кто-то в горах громко выкрикивал его имя, и этот звук манил его.

…Из тени на свет шагнула какая-то женщина, ее вымокшие под дождем волосы липли к щекам и сосульками свисали на плечи. Ее плащ был пропитан водой, вся юбка заляпана грязью. Вайлдмен задрожал от злости на ледяном ветру и шагнул навстречу молодой женщине, чтобы не пропустить ее в хижину.

— Что ты здесь делаешь?

— Ты разве не идешь? — раздраженно спросила она.

Вайлдмен схватил ее хрупкие плечи. Выражение его лица было злым, но вдруг переменилось, и в его глазах показался страх.

— Пожалуйста, — прошептала женщина, по ввалившимся щекам которой текли крупные капли дождя. — Я — та самая. И не вздумай ничего менять. Пожалуйста!

Ярость наполняла его бешеным огнем. Приметив ее беспомощный взгляд, он развел в стороны полы ее плаща и, рванув лиф платья, впился руками в ее груди.

Женщина не сопротивлялась, лишь молча стояла перед ним, пока он не сорвал с нее последнего клочка одежды. Дрожа под дождем на ледяном ветру, она позволила ему крепко прижать себя к груди. Ей было больно, но она не вырывалась, а затем упала, обнаженная, прямо в грязь у его ног.

Но, когда Вайлдмен опустился возле нее на колени, развел ее ноги в стороны и одним движением вошел в нее, женщина открыла глаза и в них светилось торжество. Приняв его в себя, она вновь обрела власть над ним, зная, что, пока он хочет ее, ей нечего бояться, даже призраков прошлого.

ГЛАВА 8

— Ты не должен доверять ей!

Услыхав эти слова, произнесенные шлюхой, Вайлдмен отвернулся. Он не хотел слышать ничего подобного. Он чувствовал, что летит в пропасть, его мысли кружились, как кружится орел над добычей, перед тем как камнем упасть вниз. Сил у него не осталось, желание исчезло; оно было украдено у него существом, к которому Вайлдмен так долго был привязан.

— Возьми это, — прошептала она, вкладывая в его дрожащую влажную руку кожаный мешочек.

Он с радостью бросил бы мешочек в грязь, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Вайлдмен был рабом Последователей. Сопливый лорд, который не в силах противиться действию их настоев и порошков! Он ненавидел себя даже в тот момент, когда отправлял в рот часть содержимого мешочка.

— Если ты будешь настаивать на том, чтобы использовать ее, она тебя предаст. Послушай меня! Послушай! — быстро говорила женщина, хватая его за рукав. — Не бери ее. Я знаю тебя… понимаю… Я могу помочь… но только если ты не используешь другую женщину… Подумай об этом, мой дикарь с черной душой!

Он сбросил с себя ее руку и отпрянул назад. Его дыхание было прерывистым.

— Убирайся! Оставь меня!

— Но ты должен пойти со мной. Сейчас же! Ты должен! Осталось совсем мало времени, и если ты не пойдешь, над тобой нависнет серьезная опасность.

Вайлдмен подумал о том, как просто было бы убить ее. Он бы с легкостью задушил ее, чтобы она замолчала. Она была не лучше Óны.

Кэролин никогда не стала бы вот так изводить его. Она бы любила его. И помогла ему освободиться! И, если бы он захотел ее, никто бы не посмел сказать, что он не может ее взять. Он был бы человеком абсолютной силы.

Вайлдмен придвинулся к белому телу, скорчившемуся в грязи. Но, когда он взялся за ее горло, она схватила его за запястья.

— Ты должен пойти со мной! — Ее ногти впились в его кожу.

Вайлдмен отпрянул назад.

— Иди вперед, — промолвил он, не в силах противиться Последователям, которые так в нем нуждались. Они знали, как он зависит от наркотиков, им все было известно и об извращенных пороках их лорда.

Вайлдмен отвернулся и побрел в темную хижину. Не успела потаскуха вбежать туда вслед за ним, как он захлопнул дверь. Он не хотел, чтобы она видела, кто лежит на его кровати. Он убьют шлюху! Он убьет их всех!

Кэролин лежала в той же позе, юбка была слегка задрана вверх, лицо было неподвижным. Вайлдмен внезапно понял, что дал ей такую большую порцию, от которой она могла и умереть. Бородач встревожился.

Схватив кружку с чистой водой, Вайлдмен высыпал туда большую часть порошка и залпом выпил. Его используют как марионетку…

Его силы медленно возвращались. Как и всегда после употребления наркотика, ему начинало казаться, что его существование имеет смысл, он чувствовал себя Человеком и убеждал себя, что он — именно такой, каким они его считают.

Вайлдмен бросился к двери. Он знал, что его ждет. Каким безумием все это было!

Гроза прошла. Вайлдмен, как был, без рубашки, стремительно направился в лес. Вскоре он увидел потаскушку, которая спешила вперед, волоча за собой свой плащ. Схватив ее за плечи, бородач как следует тряхнул женщину и отшвырнул назад, чтобы она шла следом за ним, за своим повелителем…

В лесу было темно и холодно. Сквозь ветви на землю падали капли дождя. Кэролин крепко держалась за руку матери.

Перед ними, словно окна в преисподнюю, открылись три узких разрытых могилы. Кэролин почувствовала, что падает в могилу, что ее толкают туда…

И вдруг она побежала… Побежала по лесу! Рука ее матери была такой холодной. Ветки деревьев царапали ей кожу, а за ними гналась разъяренная толпа. В руках людей были факелы.

Мама упала и закричала, чтобы Кэролин бежала вперед одна. Девочка бежала так быстро, как не бегала никогда в жизни. Выскочив на дорогу, она вскоре увидела лошадь, запряженную в небольшую повозку.

— Папа! Папа! — кричала Кэролин.

Холодная рука закрыла ей рот, чтобы она замолчала.

А потом папа побежал в лес. Девочка забилась в повозку и молилась о том, чтобы папа вернулся поскорее вместе с мамой.

…В повозке мама лежала так тихо, что Кэролин решила, что она умерла. Повозка увозила их прочь в мрачную тьму.

Вскоре папа сказал, что они в безопасности. Впереди она увидела свет. Кэролин успокоилась немного и тихо заплакала, уткнувшись в волосы матери. Но когда они остановились, из-за деревьев выступила какая-то тень. Люди с факелами приближались.

Девочка боялась уже меньше и с нетерпением ждала, когда незнакомец заговорит, но, едва он раскрыл рот, она застыла от ужаса. Он должен был помочь отцу, а вместо этого незнакомец был груб и резок.

— Скажите нам, он убил ее? — раздался чей-то голос.

Люди с факелами окружали их.

Похоже, незнакомец знал ответ на этот вопрос, но если бы он сказал правду, ему бы не поздоровилось.

Кэролин увидела, как напряглось лицо отца. Она наблюдала за скрытым тенью лицом незнакомца, но когда он заговорил, что-то в ее душе умерло.

— Он утверждает, что ее ничто не могло спасти, — произнес незнакомец.

— Так он убил ее?

— Да, убил.

— А что скажешь насчет остальных обвинений? — произнес раздосадованный голос.

— Да, скажу то же самое: «Да»!

Кэролин очнулась от ночного кошмара. Еще плохо соображая, она выбралась из постели и поняла, что стоит на четвереньках перед гаснущим очагом. Вокруг нее пахло мускусом. Встревожившись, женщина попыталась встать.

Сломанная нога ужасно болела. Она забыла обо всем, кроме того чудовищного мгновения, когда ее отец был предан. Привиделось ли ей все в кошмаре, или просто память начала потихоньку раскрывать свои секреты?

Подойдя к двери, Кэролин выглянула наружу. Небо начинало сереть. Дождь перестал, земля промерзла. Тяжело вздохнув, женщина закрыла дверь.

Опустив засов в прочные железные скобы, чтобы хозяин не мог застать ее врасплох, Кэролин вернулась в похожую на пещеру хижину. Она чувствовала себя ужасно. Что произошло ночью? Почему у нее было такое ощущение, словно она знала Вайлдмена, знала еще тогда, в таинственном прошлом?

Убийство? Неужели они обвинили ее отца в убийстве? Кэролин в ужасе опустилась на табуретку. Какой врач не оказывался в подобной ситуации? Это было одной из издержек профессии. И вот они выгнали его самого, его жену и ребенка прочь. Незнакомец, прятавшийся в тени, мог спасти их, но он сказал…

Кто же это был?

Кэролин изо всех сил напрягла память, силясь вспомнить события той ночи, но в ее сознании было лишь темное пятно. Они доверяли этому человеку. Он мог знать правду.

Если незнакомец из ее кошмара был Джоном Раснером, стало быть, он и предал ее отца. Женщина отказывалась верить этому. С чего бы это Джону, такому преданному человеку и помощнику Ориона, предавать его?

В окне мелькнул силуэт Вайлдмена. Кэролин поспешно вскочила на ноги, ее сердце тревожно забилось. Бородач толкнул дверь и обнаружил, что она заперта.

Помедлив немного, он стукнул в дверь кулаком. Женщина вздрогнула.

— Открой! — потребовал он.

Кэролин подняла засов и отошла в сторону. Вайлдмен пробежал мимо нее, его щеки горели, глаза мерцали диким огнем. На нее он взглянул невидящим взором, словно не узнавал.

Не успела Кэролин и рта раскрыть, как он заявил:

— Ты должна уйти.

Сбросив с плеч свой плащ, он быстро подошел к очагу и налил в свою кружку горячей воды. Женщина видела, как он насыпал туда какого-то порошка и одним глотком осушил кружку.

— Осторожно! — предупредила она, когда он потянулся за чайником, висевшим над огнем. — Ты обожжешься! — вскричала она, увидев, что он схватился за горячую ручку.

Вайлдмен отдернул руку и оторопело поглядел на ярко-красную полосу, перерезавшую его ладонь. Неужели он ничего не чувствовал? Кэролин была поражена.

Забыв о своей ноге, Кэролин поспешила к нему, схватила его руку и опустила ее в кадушку с холодной водой. Судя по его выражению, боли он не испытывал, но смотрел на женщину с интересом.

— Дай я посмотрю, — промолвила Кэролин.

Бородач, сжав кулак, вырвал руку и яростно замотал головой:

— Уходи немедленно, пока они не пришли за мной. Уходи, иначе они и тебя убьют!

— Убьют? Меня? Но что такого ты сделал? Или я?

— Разве им нужна причина? Они безумны! Все! Тебе это известно лучше, чем кому-либо. Однажды они уже выгнали тебя! А теперь я должен уйти… на время… Постараюсь вернуться. — Он отошел от нее, глаза его были злыми. — Ты принесла мне беду, — скривив губы, произнес бородач.

— Я ничего не понимаю! — вскричала женщина.

Вайлдмен кинул ей свой темный плащ:

— Сейчас холодно. Возвращайся назад тем же путем, только не заходи в деревню. Если они узнают, что ты провела ночь здесь, то… забросают тебя камнями.

Кэролин недоверчиво пожала плечами.

— Но не хочешь же ты, чтобы я… Хорошо, хорошо… — торопливо добавила она, увидев, каким нетерпением горят его безумные глаза.

Не успела она выйти, как он схватил ее за плечи и заглянул прямо в глаза. А потом поцеловал. На этот раз его губы были твердыми и холодными, женщина почувствовала лишь боль. Он целовал ее, не испытывая страсти. Словно был доволен тем, что она уходит.

Вайлдмен подтолкнул Кэролин к двери, раздраженно взглянув на нее, когда она шагнула в сторону, чтобы взять свой костыль. Выйдя из дому, женщина заставила себя не оборачиваться; она лишь услышала, как за ее спиной хлопнула дверь и лязгнул замок.

По сумрачному небу плыла гряда легких облаков. Ветки деревьев и трава были покрыты сверкающим инеем. После хмурой ночи утро вдруг оказалось светлым и приятным, у Кэролин было такое чувство, словно она попала в чудесную, серебристо-жемчужную страну снов.

Спускаясь вниз по склону горы, Кэролин думала о том, что с нею произошло. В родных местах ей пришлось столкнуться с предрассудками, необоснованными страхами. Простые люди пребывали в дремучем невежестве. Какая глупость! Ей захотелось оказаться подальше от этих мест!

Когда Кэролин брела по дороге в Тимберхилл, у нее вдруг возникло чувство, что кто-то постоянно смотрит на нее. Опавшие листья уже не были золотистыми; они потемнели, женщина то и дело спотыкалась о них, будто кто-то нарочно засыпал ими дорогу. Почему же так случилось, что она приехала в Тимберхилл только для того, чтобы узнать, что ее отца обвиняли в убийстве? Почему решила, что сможет опровергнуть эти обвинения?

Кэролин остановилась, чтобы подуть на озябшие руки.

— А что, если… — громко проговорила она.

Собственный равнодушный голос напугал ее.

Не было ничего удивительного в том, что человек ошибался. Что, если и ее отец совершил ошибку? Может, в глубине души она подозревала это, поэтому и решила вернуться в Тимберхилл, чтобы все выяснить?

Больше часа брела женщина по дороге, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Когда она дошла наконец до луга в Тимберхилле, ее тело содрогалось от холода и страха. Ноги Кэролин заледенели, голова кружилась.

Каменный дом, выглядывавший из-за деревьев, казался мрачным и неприветливым в слабом солнечном свете. В окнах не было света, из трубы не поднимался вверх дым.

Кэролин встревожилась. Тяжело дыша, она проклинала свою ногу. Что, если с Лизой что-то случилось!

Дом казался ей таким враждебным, что Кэролин усомнилась в том, что сможет провести в нем еще хотя бы час. Ей захотелось к себе, в Филадельфию, захотелось лечь в теплую постель, зайти в свою уютную гостиную, чтобы там встретить, поцеловать дорогого терпеливого Эвана. И выйти наконец за него замуж.

Ох, Эван! Как глупо с ее стороны было уезжать от него. Кэролин стерла ладонью покатившиеся из глаз слезы. Какие бесстыжие мысли витали у нее в голове, когда она лежала в лачуге Вайлдмена!

Не важно, привиделось ей, что дикарь овладел ею, или это было на самом деле. Никуда не деться от того, что этот человек привлекал ее. Может, он сумел околдовать ее?

Теперь, при свете дня, она вынуждена была признаться себе, что хотела, чтобы он взял ее. Какой позор!

Неужели она сходила с ума? Неужто она так истосковалась по мужскому вниманию, что жаждала ласк любого мужчины? Но если так оно и есть, то ей надо скорее возвращаться к Эвану и немедленно выходить за него!

Едва не разрыдавшись в голос, Кэролин прошла мимо одинокой трубы, поднимающейся из земли. Отворив дверь в дом, она увидела, что Лизы там нет. Она позвала девушку, но ее крики лишь отозвались эхом в пустынных комнатах.

Угли в очаге давно остыли и намокли от дождя, проникающего в камин через трубу. Ее постель была в том виде, в каком она ее оставила. Каша в кастрюльке застыла.

Кэролин добрела до передней двери и рывком распахнула ее. Ее взору предстали ряды голых деревьев, последние листья с которых облетели за ночь. Женщина вышла на крыльцо. Ей так хотелось запрячь поскорее лошадь и уехать отсюда, но лошади не было.

Ветер захлопнул дверь у нее за спиной. Вздрогнув, Кэролин обернулась.

На ржавом гвозде висел омерзительный пук перьев и обрывки меха, с которых стекала кровь. Женщина в ужасе закричала.

Огромным усилием воли она заставила себя еще раз взглянуть на кровавое месиво. Надо понимать, это предупреждение. Какой ужасный, жестокий способ выгнать ее!

Но вместо того, чтобы испугаться, Кэролин почувствовала, что сгорает от ярости. Как посмели эти подонки так поступить?! Как осмелились они выгнать из дому ее любимого отца, всеми уважаемого человека?! Какое имели право лишать крова ее милую хрупкую маму, для которой бегство из дому закончилось смертью?! Кто сказал, что отец совершил ошибку?!

Гнев охватил все ее существо. Этот гнев долгие годы дремал в ней и теперь вырвался наружу. Она даст им отпор! Будет сражаться со всеми! Она докажет им, что отец был невиновен, а они — просто невежественные идиоты! Вот зачем она приехала в Тимберхилл!

Сорвав окровавленные перья и мех с двери, Кэролин забросила их в траву.

* * *

Закоченевшая, в отвратительном настроении, Кэролин лежала у очага, как вдруг снаружи раздались шаги. С трудом встав на ноги, женщина схватила со стола ружье. Если это явились те люди, что угрожают ей, она сумеет достойно их встретить.

Кто-то робко постучал в переднюю дверь.

— Миз Клур! — раздался голос Лизы.

Девушка проскользнула в полуоткрытую дверь и прошла в холл.

— Вы ведь ничего не расскажете папочке, правда? — вскричала она, падая перед хозяйкой на колени. — Пожалуйста, не говорите ему, что меня не было целую ночь. Я больше так не поступлю. Могу поклясться на чем угодно!

Кэролин недоуменно погладила девушку по голове:

— Тише, Лиза. Вставай. Так где ты была целую ночь? Ты ушла с Ноа? Я думала, ты вернешься. — Женщина предпочла не говорить о том, что тоже не ночевала в Тимберхилле.

— Миз Клур, эта ночь должна была быть ужасной. Ноа… он увел меня в хижину своей матери… — Негритянка судорожно вцепилась пальцами в собственную юбку и отвела в сторону лукавый взор.

Кэролин указала девушке на дверь, чтобы та закрыла ее: сильно сквозило.

Затворив дверь, Лиза повернулась к хозяйке, лицо ее было радостным.

— А вы ели, миз Клур? Ой, да у вас вся юбка грязная! Вы что, гуляли? Надо же, огонь-то погас! Не можете вы без меня обходиться!

— А Óна была с вами?

— Нет, мэм. Я ее не видела.

Тяжело вздохнув, Кэролин подумала, что, пожалуй, это Óна могла повесить на ее дверь окровавленные перья. Интересно, а вилку в яблоко тоже она воткнула?

— Давайте-ка посмотрим, миз, что я смогу приготовить вам на завтрак. Кстати, я сама ужасно голодна. Óна сегодня не придет. Она говорила, что ей нужно куда-то пойти.

— Мне показалось, ты сказала, что ее с вами не было?

— Нет, мэм, до рассвета не было, — пожала плечами негритянка. — Я бы хотела вернуться домой, вот только… — Лиза схватила Кэролин за руку. — Вот только я теперь не могу уехать от Ноа.

— Господи! — выдохнула женщина, опускаясь на скамью. — Я себе представляю, как к этому отнесется твой отец. Неужели ты хочешь забеременеть до замужества?

— Но… миз Клур, Ноа — хороший человек! Он женится на мне! Он сказал, что спросит сегодня свою маму!

— Меня бы тоже неплохо спросить. Я в ответе за тебя перед твоим отцом.

У Лизы был такой невинный вид, что Кэролин лишь покачала головой, а затем слабо улыбнулась, дрожа от холода:

— Я уверена, что Ноа — хороший парень…

Если Лиза и заметила пятна крови на крыльце, которые Кэролин безуспешно пыталась оттереть, то она не сказала о них ни слова. Остаток дня она без устали хлопотала по дому, стараясь угодить хозяйке.

Óна не пришла ни днем, ни вечером. Зато появился Ноа — чтобы вставить стекла в окна нижнего этажа.

— Сегодня ночью случилось что-нибудь? — спросила у него Кэролин, пока он работал. Она хотела знать, почему Вайлдмен боялся того, что на него нападут.

— Случилось? — переспросил молодой человек. — Да нет, мэм, я ничего не знаю. Для ночи накануне Дня всех святых все было тихо. Это уж точно.

— А ты… вы с Лизой всю ночь провели в хижине твоей матери?

— Да, мэм, я охранял ее от всех привидений, что ей то и дело мерещатся. — Ноа ухмыльнулся. — Думаю, она сказала вам, что мы с ней… сговорились…

— Да, сказала. А ты ждешь, что она теперь будет жить с тобой? Я не задержусь здесь надолго, может, только еще на несколько недель. Я должна привезти ее к отцу в Филадельфию. Ты не подумал о том, что неплохо бы поговорить с ним о вашей женитьбе?

— Да, мэм, я обязательно сделаю это. Мы не торопимся, мэм.

Кэролин решила оставить этот разговор. Поспав немного, она вышла из дому и стала внимательно осматривать все вокруг, надеясь, что найдет хоть какой-то знак, который поможет ей определить, откуда приходил таинственный человек.

День был ясным и морозным. На фоне бледно-голубого неба четко вырисовывались голые ветви деревьев. К несчастью, Кэролин не нашла ничего, что могло бы ей помочь.

Зато она нашла вход в подвал. Похоже, две низких двери вели к полустертым каменным ступеням. Она бы взглянула поближе, но двери были закрыты на висячий замок, а вокруг скважины светлело несколько свежих царапин.

Она не замечала этих дверей раньше из-за густых кустов. Но, кажется, совсем недавно кто-то раздвигал эти кусты.

Кэролин заподозрила, что человек, положивший на стол яблоко, проник в дом через подвал. А судя по грязным отпечаткам сапог вокруг дверей, некто входил в дом прошлой ночью.

Задумавшись, Кэролин обошла вокруг дома. Интересно, что могло произойти, если бы она была ночью одна в доме? Вайлдмен был прав, оставив ее у себя. Оглядывая покрытый инеем луг, Кэролин вдруг заметила, что возле кучи мусора что-то белеет.

Очень осторожно женщина вытащила из каких-то обломков листок пожелтевшей бумаги. Ее дыхание замерло. Это была страница из тетради ее отца!

На листке было нарисовано женское тело. От некоторых частей тела отходили стрелки, указывающие на горло, грудь, торс и пах. Возле каждой стрелки была какая-то запись. К несчастью, правая сторона рисунка была утрачена, похоже, ее сгрызла мышь. А левая половина страницы, возможно, осталась в тетради.

Волосы Кэролин встали дыбом. Она узнала почерк отца, в этом не было никаких сомнений. Но листок был в таком состоянии, что прочесть надписи было невозможно.

Но как листок из тетради ее отца мог появиться во дворе Тимберхилла? Она-то была уверена, что все его записи хранятся в их доме в Филадельфии. После смерти отца она читала их и знала, что все страницы на месте.

Едва дыша от волнения, Кэролин поспешила к дому. Открыв дверь, она увидела, что Лиза и Ноа шепчутся о чем-то у камина.

— Лиза, ты можешь мне сказать, где нашла вот это? — спросила Кэролин, протискивая в дверь свои юбки, костыль и себя саму.

Лицо Лизы застыло. Она быстро покачала головой:

— Нет, мэм. Нет, мэм, я ничего не знаю об этом.

Ноа нахмурился, увидев рисунок на листке.

— Это похоже на колдовской рисунок, — заявил он.

Женщина едва сдерживала нетерпение.

— Да нет, колдовство тут ни при чем, — проговорила она. — Это… это из тетради с медицинскими заметками. Лиза, прошу тебя, постарайся вспомнить, где ты его нашла. Мне известно, что ты вынесла листок из дома и бросила в гору мусора. Это очень важно для меня!

Кэролин видела, что лицо негритянки отражает целую бурю охвативших ее чувств. После долгого молчания девушка пожала плечами:

— В тот день, когда я упала с лестницы, я видела, что листок валяется в холле. Я тоже решила, что это какое-то колдовство.

— Судя по виду, он долго провалялся там, — сказала Кэролин, осторожно разглаживая смятый листок. — Понятия не имею, зачем надо было вырывать страницу из его тетради. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

Глядя на хозяйку безумными глазами, Лиза покачала головой.

— А ты не находила каких-нибудь книг или других листков?

Девушка повесила голову.

«Вот спасибо! Что все это значит? — думала Кэролин. — Найти страницу из тетради отца после того, как привиделось, что его обвинили в убийстве…» Все еще дрожа, Кэролин устроилась возле очага на ночлег. Она быстро уснула, но всю ночь ее преследовали сны о том, как, обнаженная и беспомощная, она лежит перед человеком с хищным лицом, одетым в черный плащ.

На следующий день Óна пришла в Тимберхилл рано утром. Женщина приготовила еду на весь день и занялась постелью Кэролин на втором этаже. Она ни слова не сказала о причине своего отсутствия накануне, а Кэролин была так напугана, что не решилась спросить ее.

Наконец окна и лестницы были починены, в нижних комнатах убрано, так что они смогли впервые пообедать в столовой.

Шли дни. Кэролин просыпалась с таким чувством, словно Эван ночи напролет снился ей, хоть она и не помнила толком своих снов. Надо сказать, женщина была весьма разочарована тем, что он не приехал в Тимберхилл, чтобы отвезти ее назад в Филадельфию, поэтому она решила написать ему.

Взяв перо и бутылочку чернил, Кэролин ушла в промерзшую столовую и принялась за послание. Задумчиво опустив перо в светло-коричневые чернила, она обдумывала содержание письма. А когда женщина написала дату в верхней части листка, она вдруг вспомнила, что прошел ровно месяц со дня смерти Форреста. Бедняга.

Но вот Кэролин начала писать. «Мой дорогой Эван, — вывела она на бумаге. — Пожалуйста, постарайся понять, почему я второпях уехала из Филадельфии. Я поселилась в Тимберхилле, со мной все хорошо. Ты был прав, говоря, что меня плохо встретят здесь. У меня было много неприятного. Сайлес еще не приехал, поэтому я решила остаться тут до весны. Спасибо тебе за долготерпение. Все время думаю о тебе. Кэролин».

Весна! Эван, несомненно, будет удивлен ее решением остаться в Тимберхилле до весны, впрочем, она и сама была им поражена. Неужели она и впрямь намеревалась задержаться в Тимберхилле так долго?

Отправив письмо в деревню с Ноа, Кэролин вдруг усомнилась в том, что молодой человек отнесет его на почту. Поэтому она решила поехать туда сама, чтобы удостовериться, что письмо отправлено.

Ее опасения, что это Óна хотела напугать ее, стали казаться Кэролин нелепыми. Похоже, Óна, напротив, была бы рада, если бы Кэролин задержалась подольше.

Но вот сны Кэролин по-прежнему не давали ей покоя, Óна грезила то о Вайлдмене, то об Эване. Она ждала ответа от Эвана, но тот не приходил.

— А что вам известно о вашем друге, о Вайлдмене? — несколькими днями позже спросила Кэролин у Óны, когда они переносили ее постель наверх.

Вся мебель была на месте. Хотя несколько столов испортилось от влаги и полог у кровати почти истлел, в комнате можно было жить.

— Вам бы лучше не заговаривать об этом, миз, — хмуро промолвила Óна. — Ради вашего же блага.

— Ну почему ты все время говоришь загадками? Мне надо узнать об этом человеке побольше. Кто он такой? Откуда? Почему живет в уединении и сторонится местных жителей? А они? Что, по их мнению, он натворил, раз ведет такой образ жизни? — забросала Кэролин Óну вопросами. Ее влекло к дикарю, ведь он был действующим лицом ее эротических видений. Хотя, судя по всему, ей бы надо было его опасаться.

Женщина нахмурилась и лишь бросала на Кэролин осуждающие взгляды.

Вздохнув, Кэролин решила, что единственный способ разузнать еще что-нибудь о Вайлдмене — это еще раз повидать его.

…Кэролин обнаружила, что все ее тревоги исчезают, когда она пьет успокоительный чай, приготовленный ей Óной. Вот и в это утро Кэролин, как это часто бывало в детстве, наблюдала за тем, как Óна суетится на кухне. Молодая женщина опять унеслась мыслями в прошлое. Ей вдруг показалось, что в кухню может войти ее мама. Войти и обнять ее… А вскоре, может быть, придет и ее добрый отец, улыбнется ей, и все ее неприятности кончатся.

Иногда Кэролин снилось (были это добрые сны или кошмары — она не знала), что она находится на лесной поляне и к ней подходит Вайлдмен. Она представляла, что лежит на траве и не может противиться его ласкам. Ее сердце бешено бьется. От таких мыслей ее щеки заливало румянцем. Ей казалось, что она чувствует вкус его поцелуев…

Вот такие видения мелькали в голове Кэролин после чая Óны. Чай уже не был таким горьким. Ей больше не хотелось пить после него. Она была рада, что приехала в Тимберхилл, несмотря ни на что. Больше ее ничто не волновало.

Наблюдая за ней, Óна лишь улыбалась: наркотик делал свое дело.

ГЛАВА 9

Временами Кэролин была не в силах сосредоточиться. Ее мысли проносились мимо как мотыльки и никогда не задерживались подолгу у нее в голове.

Собственно, ей не о чем было задумываться. От Эвана все еще ничего не было. Женщине не хотелось блуждать по лесу в поисках Вайлдмена. Хоть физически она и окрепла, ей нечем было себя занять. Кэролин даже не хотелось думать о листке из тетради отца; все стало казаться ей неважным. Ничего ее не волновало.

Как-то раз днем Кэролин направилась в свою спальню, чтобы ненадолго прилечь. Хоть комната и была мрачноватой, женщине нравилось там, и она лежала, вспоминая далекие дни своего детства.

Задремав, она вспомнила свое эротическое видение в хижине Вайлдмена накануне Хэллоуина, его прикосновения.

Кэролин в тревоге пробудилась. Она чувствовала, что околдована, понимала, что должна избавиться от постоянных наваждений! Ей хотелось, чтобы к ней вернулась прежняя энергия! Она вспомнила, как Вайлдмен прижимал к ее губам теплую чашку. А ведь после чая Óны с ней происходило то же самое!

Женщина вскочила. Она и раньше подозревала Óну и теперь задумалась о том, что та подмешивала ей в чай. Может, опий? Стало быть, Óна решила задержать ее в Тимберхилле, вот только Кэролин представить не могла зачем.

Оставшуюся часть дня, вечер и следующее утро Кэролин лишь притворялась, что пьет чай Óны. Боль в ноге вернулась, женщина чувствовала себя усталой и разбитой. Подумать только, несмотря на ее, пусть и небольшие, познания в медицине, ей не приходило в голову, что она пьет что-то вредное, что чай может как-то повлиять на ее мысли…

За обедом на следующий день она отпила чаю и была поражена его горьким вкусом. Женщина сразу взбодрилась. Значит, Óна постепенно приучала ее ко все большим дозам!

Кэролин пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не допить чай до конца. Несмотря на скудность ее познаний в медицине, она была в состоянии понять, что некоторые травы могут вызывать сонливость и человек даже впадает в летаргию и перестает чувствовать боль. Таким эффектом обладал, к примеру, паслен или белладонна.

Кэролин захотелось схватить Óну и вытрясти из нее правду, добиться, чтобы та сказала, зачем делает это, но она не решилась.

Подумав, что ей нужно немного развеяться, Кэролин часом позже выскользнула из дому и запрягла лошадь. Выезжая со двора, она оглянулась и увидела в окне второго этажа изумленную физиономию Óны.

У въезда в усадьбу семейства Эбей, расположенную на полпути к Юдоксии, Кэролин придержала лошадь. Ей хотелось высказать матери Катарины свои соболезнования, пусть и запоздалые.

На аллее, ведущей к дому, виднелись свежие следы колес. Каким грустным и серым казался лес за забором усадьбы!

Кэролин уже была готова стегнуть лошадь и поехать к дому, как вдруг заметила в кустах какое-то движение. Лошадь встревоженно захрипела.

Узнав высокого человека с изможденным бледным лицом, женщина вздрогнула. Это был слуга миссис Эбей, в руках он держал длинную трость.

Кэролин хотела крикнуть, но крик замер у нее на устах. Перепуганная, она пустила лошадь галопом в сторону деревни.

Женщине подумалось, что она необычно ведет себя. Ее сердце гулко стучало в груди, когда она переезжала брод. Она тревожилась за Лизу и теперь не знала, то ли ей вернуться в Тимберхилл, то ли продолжить путь в Юдоксию, где ей многое надо было выяснить.

Впрочем,съездить в деревню надо было хотя бы потому, что Кэролин испытывала необходимость побыть в обществе нормальных людей! Может, поговорив с ними, она не захочет, как безумная, нестись обратно в лес.

Доехав до дома почтмейстера, Кэролин выяснила, что Ноа и впрямь отправил ее письмо вовремя. Вздохнув с облегчением, она попыталась втянуть почтмейстера в разговор, но тот демонстративно не обращал на нее внимания, поэтому Кэролин оставила попытки и вышла на улицу.

Направившись к зданию магазина, женщина почувствовала, что за нею кто-то следит. Войдя в лавку, она с наслаждением вдохнула теплый воздух, в котором витал аромат корицы, смешанный с запахом горящих поленьев. Простая женщина в ситцевом халате, накинутом поверх домашнего платья, засыпала рис в мешки. Услыхав шум, она подняла голову. На ее губах играла улыбка, пока она не поняла, что в лавку зашла незнакомка.

Попятившись назад, хозяйка оглянулась на заднюю дверь, будто хотела улизнуть.

— Вы не та ли самая… особа, что живет в доме Адамса? — с любопытством спросила она.

Задетая тем, что хозяйка разговаривает с ней весьма оскорбительным тоном, Кэролин представилась и объяснила, что выросла в Тимберхилле.

— Но я живу здесь всю жизнь, — нахмурившись, возразила женщина, — однако вас что-то не припомню. Зато мне кажется, что девочка, живущая в Тимберхилле, погибла при пожаре. Грустная история. Я тогда была еще ребенком. Мои младшие братья тоже умерли.

Кэролин шагнула вперед:

— Они умерли? Простите, пожалуйста.

— Вы, наверное, уехали до того, как эта омерзительная болезнь горла поразила всех местных ребятишек. Ну, может, конечно, и не всех, но большинство, это уж точно. Многих тогда не стало, а сколько семей осиротели!

Похоже, женщина была чуть моложе Кэролин. Но как странно, что Кэролин ничего не помнила об эпидемии дифтерии! Ей было уже довольно много лет, и она вполне могла заметить, что происходит нечто ужасное.

— Я не умерла при пожаре, как видите, — промолвила Кэролин. Она надеялась, что держится достаточно дружелюбно и сумеет разговорить хозяйку магазина, чтобы выпытать у нее некоторые подробности о событиях тех лет. — Хотя пожар, конечно, был. А кто бы мог рассказать побольше об этой эпидемии?

— Да кто угодно в Юдоксии, вот только не спрашивайте ничего у Люсиль Эбей. — Женщина наклонилась к Кэролин. — Видите ли, она сошла с ума. Впрочем, вы, похоже, не лучше, раз решились остаться в этом доме. Он же наполовину развалился и кишит привидениями, насколько мне известно. А какие вещи там происходят по ночам! Особенно в дни языческих праздников! В окнах мелькают огни, раздаются ужасные вопли, жуткий визг… У порядочного христианина возникает только одно желание: запереть покрепче двери и ставни и сотворить молитву!

— А вот накануне Дня всех святых ничего такого там не было, — возразила Кэролин.

Женщина пожала плечами:

— Ну уж не знаю. Во всяком случае, я лежала в постели, прижав к груди Библию.

— Может, вас немного успокоит, если я скажу, что привожу дом в порядок, потому что скоро туда приедет мой деверь. Он священник.

— К нам приезжает священник?! Слава Богу! Наконец-то в наших краях поселится священник! Последних трех мы потеряли, и все из-за этой Óны Раби. Сущая безбожница, вот что я вам скажу! Знали бы вы, как она грешит, обучая невинных детей всяким своим сверхъестественным штучкам! Некоторые думают, что она появилась у нас с помощью колдовства, но мне-то известно, что она просто укрывается здесь после какого-то скандала. Если бы только мы могли прогнать ее отсюда, мы непременно сделали бы это! — горячо проговорила хозяйка магазина. — Что-то все ее истории не помогают бедной миссис Эбей, что живет с этим существом, которого называет своим слугой. Кстати, она сама его и довела до такого состояния! А если к нам какой незнакомец должен приехать… да я сама говорила об этом на собрании на прошлой неделе! Он же примет нас за стадо баранов! Уж не помню, кто сказал, что вы погибли при пожаре. Это было так давно! Надо же, священник! Когда, вы говорите, он приедет?

Кэролин принялась рассказывать ей про своего деверя, и женщина, похоже, была в полном восторге. Однако миссис Клур хотела бы поговорить не только о брате Форреста.

— А вы не могли бы мне сказать, где живут Раснеры? — спросила она.

— О Господи, этот бедный старик, он уже совсем скис. Элен ухаживает за ним, она просто святая! Вы знаете Элен? Милая девушка, всю себя посвятила старику. Они живут вон там. — Подойдя к окну, женщина указала на отдаленный дом, стоящий в стороне от деревни вблизи дома Тилбери. — Она будет в восторге поболтать. Ей не найти порядочного жениха, пока этот старый козел не отправится на тот свет. Впрочем, может, еще он ее похоронит. Он ушел из семьи почти десять лет назад, его жена чуть не умерла от голода. А когда вернулся, то стал настаивать на своих правах, хоть они уже и знать-то его не знали, вот как. Через девять месяцев она родила малышку Элен… и умерла на руках своего сына. Такой скандал!.. Люди говорят, что мальчишка-то потому и убежал из дому. Боялся папашу своего прикончить.

— Его сын убежал? — вздрогнув, спросила Кэролин.

— На войну, — пояснила женщина. — В те годы армия была тут расквартирована.

— Но война началась через несколько лет после рождения сестры Раснера, — недоумевала Кэролин.

Женщина лишь покачала головой, словно такое несоответствие никак не относилось к ее рассказу.

Услыхав, как за окном застонал ветер, хозяйка подняла голову и промолвила:

— Гроза надвигается, миссис Клур. Если собираетесь вернуться в Тимберхилл сегодня, да при этом не хотите попасть в переделку, вам лучше бы поспешить. А то как бы кто не напал на вас в наших лесах с привидениями. — Женщина усмехнулась, словно только что удачно сострила.

Ничуть не удивившись, Кэролин направилась к двери. Она чувствовала, что женщина глаз с нее не сводит, и, задержавшись перед выходом, спросила как бы невзначай:

— А вы не знаете… ничего такого не произошло утром в День всех святых?

Женщина покачала головой.

— Я… — нерешительно продолжила Кэролин, — я просто хотела спросить, не было ли какой истории, связанной со странным человеком, который живет в лесу? — Проговорив последние слова, Кэролин залилась краской: она чувствовала себя настоящей дурочкой.

Лавочница задумалась, а затем снова покачала головой:

— Да нет, я ничего особенного не слыхала, если вы говорите о дикаре Óны. Он всегда поджидает в темноте неосторожных странников. — Женщина усмехнулась. — Сейчас как раз подходящее время года для всяких таких штучек. Эта женщина с ее россказнями!.. А может, вы еще и не слыхали о нашем местном привидении — о Вайлдмене.

Некоторые говорят, что это высохший, старый раб, которому уже за сто. Знахарь, люди говорят… Умеет лечить травами, может приготовить приворотное зелье, раздает всякие там талисманы… А другие утверждают, что это просто нищий в лохмотьях, который ходит ночами по домам и крадет коз, кур и… детей…

— Здешние малыши верят, — продолжала женщина, — что Вайлдмен — наполовину человек, а наполовину медведь. Он бродит по лесу, рычит и ест детей, если они слишком далеко зайдут в лесную чащу. Детей это останавливает, они стараются не отходить от дома.

А когда я была девчонкой, кто-то из моих глупых друзей говаривал — из тех друзей, что выжили после эпидемии, — пояснила она, — что Вайлдмен — заколдованный принц. Разумеется, его якобы заколдовала злая колдунья.

Кэролин едва сдерживалась, но твердо решила не добавлять масла в огонь сплетен о дикаре. Тут со двора раздался шум приближавшегося экипажа. Женщина обернулась:

— Господи, что-то Верити сегодня не больно хорошо выглядит, — пробормотала лавочница, выглядывая в окно.

Деревья на улице плясали на сильном ветру. С неба посыпался мелкий град, барабаня по окнам и собираясь в углах оконных рам.

Кэролин хотела купить кое-что в магазине и открыла свой ридикюль, чтобы достать деньги. К ее удивлению, в кошельке не оказалось ни пенни. Она нахмурилась. Неужели Лиза украла у нее деньги?

— Я могу еще что-нибудь для вас делать, миссис Клур?

— Нет, спасибо. Всего доброго, — рассеянно пробормотала Кэролин.

Все еще не придя в себя от пропажи денег, Кэролин вышла из магазина и с трудом захлопнула за собой дверь. Ей пришлось наклонить голову, чтобы спрятать лицо от колючих градин.

Как раз в этот момент ее кузина Эннети выбиралась из кареты. Ветер рвал ее ободранные юбки, открывая взору заношенные панталоны. Нос и глаза у нее покраснели, видно, она подхватила простуду.

Тетя Верити смотрела прямо на Кэролин. Ее густо напудренное лицо выражало крайнее удивление. Не ожидая встретить тетю и двоюродную сестру, Кэролин подумала о том, что неплохо бы куда-нибудь спрятаться, только чтобы не говорить с ними.

Тетя Верити зло смотрела на нее.

— Я, кажется, недвусмысленно дала тебе понять, что ты никому не нужна в Юдоксии, — сердито промолвила она.

— Добрый день, тетя Верити, и ты, Эннети. Как поживаете? — стараясь говорить сдержанно, поздоровалась с ними Кэролин. — Эннети, ты, похоже, простудилась?

Приветствие Кэролин было встречено недоуменно поднятыми бровями и злобным молчанием. Неприятие родными больно ранило женщину.

Осознав, что они не скажут больше ни слова, Кэролин направилась к своему фургону. Град слепил ее. Разозлившись на то, что ей придется без поддержки забираться в фургон, Кэролин повернулась к женщинам и мстительно проговорила:

— А, вы знаете, я все еще в Тимберхилле. И Óна работает у меня — помогает привести дом в порядок.

— Да-а? — переспросила тетя Верити, направляясь к магазину. Ветер трепал ее поношенный коричневый плащ.

— Но… пока вы не вошли, — промолвила Кэролин, стараясь взять себя в руки и говорить ровным голосом, — не могли бы вы рассказать мне что-нибудь об эпидемии дифтерии, которая была здесь как раз тогда, когда мои родители уехали отсюда?

Эннети бросила на кузину сердитый взгляд, но та не обратила на нее внимания, пораженная реакцией Верити на этот простой вопрос. Пожилая женщина вздрогнула и согнулась, словно ее внезапно пронзила страшная боль.

Эннети заботливо поддержала мать.

— Раз уж ты продолжаешь расстраивать маму, я скажу тебе, что ты просто чудовище, если не помнишь той ужасной осени и смерти моей сестры — твой кузины Тринти.

Заморгав от удивления, Кэролин покачала головой:

— Простите меня, но я очень мало помню о том времени.

Верити немного пришла в себя и, выпрямившись, взглянула на Кэролин:

— Тринти умерла от болезни горла… как и многие другие дети, в том числе твоя подруга Катарина. А ты… ты вот выжила, — промолвила Верити, словно хотела обвинить Кэролин.

Тетя Верити схватилась за ручку двери дрожащей рукой.

Кэролин вспомнила заброшенные могилы, на которые они с Лизой наткнулись на пути в Тимберхилл.

— Так что же, — спросила она, — все трое детей Эбей умерли от дифтерии?

— Да, — вздохнула Верити. — Все трое в одну страшную ночь.

Кэролин содрогнулась. Стало быть, в этом и была причина того, что ее отца с семьей выгнали из дому?

— И обвиняли моего отца… — нерешительно прошептала женщина, едва сдерживая слезы.

Тетя и кузина молча смотрели на нее.

Кэролин дотронулась до своего горла. У нее на шее был маленький шрам, но отец почему-то наотрез отказывался объяснить ей его происхождение. Не так давно она узнала, что, для того чтобы облегчить дыхание больных дифтерией и спасти их от удушья, им разрезают гортань.

— Мы не хотим говорить о том времени и о твоем отце, — заявила Эннети. — Да, его обвиняли! Он убил этих детей! Потому что лечил их каким-то странным способом! А теперь убирайся-ка отсюда подобру-поздорову, пока люди не поняли, кто ты такая, и не подумали о том, что тебе неплохо бы заплатить по его долгам!

Сказав это, Эннети отвернулась, и две женщины зашли в магазин, оставив Кэролин обдумывать только что услышанное. Его обвиняли в смерти детей… бедный, бедный отец… Впрочем, она могла бы и догадаться, что некоторые методы ее отца могли быть непонятными, а потому вызывать страх.

Но она все никак не могла понять, почему люди прогнали доктора, который все же лечил их? И не только его, но и его жену и ребенка? Наверняка кому-то его лечение помогло! Ее же оно спасло! Неужели ему не позволили даже объяснить, что он разрезает детям горло, чтобы спасти их от удушья?

В ее голове эхом отозвались слова: «Скажи нам, он убил ее?»

Кэролин вздрогнула, раздумывая о том, мог ли отец и в самом деле совершить ошибку. Конечно, он не мог знать анатомии горла, ведь врачам разрешали вскрывать только тела повешенных преступников. И, разумеется, таких трупов не было в заброшенной Юдоксии. Он черпал знания только из книг да лекций, но этого явно было недостаточно.

Почувствовав себя всеми брошенной и одинокой, Кэролин взобралась в свой фургон. Она ехала по Юдоксии, погрузившись в глубокую задумчивость. А когда лошадь остановилась, женщина подняла голову и увидела перед собой красный кирпичный домик. Надпись на воротах гласила: «Раснер».

Град сменился снегом, который теперь засыпал газоны и дорожки. Небо все темнело, похоже, снегопад усиливался.

Даже сама мысль о том, что отец довел кого-то до смерти, приводила Кэролин в ужас. Не стоило ли ей немедленно вернуться в Тимберхилл, собрать пожитки и отправиться в Филадельфию — ведь она теперь знала, в чем обвиняли отца?

Не решив еще, куда поехать и что делать, Кэролин увидела, что дверь красного дома отворилась. Навстречу ей вышла хрупкая молодая женщина с распущенными каштановыми волосами, в голубом платье. Она дружески улыбалась.

Кэролин была до того расстроена, что не удержалась от того, чтобы заговорить с единственным человеком в Юдоксии, который не разучился улыбаться.

— Простите, пожалуйста, меня за непрошеное вторжение, — устало промолвила Кэролин.

— Таинственная, прекрасная женщина! — воскликнула Элен, помогая Кэролин спуститься с фургона. — Проходите в дом, Кэролин, согрейтесь. Простите за то, что не нанесла вам визит, но я не могу оставить отца, а если делаю это, то потом с месяц раскаиваюсь в содеянном. Зачем вы приехали сюда? Погодите-ка, я посмотрю, как там папа. Наверняка он захочет взглянуть на вас. Когда я сказала ему, что одна из Адамсов вернулась в Тимберхилл, он разразился проклятиями, но он всего лишь старый дурак. Так что не обижайтесь.

Кэролин была удивлена словами Элен.

— Вы даже не представляете себе, как я рада увидеть хоть одно приветливое лицо! — промолвила Кэролин, проходя в гостиную. Наконец-то она почувствовала себя человеком.

— Местные люди такие… тупые, не так ли? Мы живем в этом захолустье, населенном сплошными старыми идиотами. На мельнице делать нечего, поэтому вся молодежь разъехалась. Вот и остались здесь одни старики, которые лишь свое прошлое вспоминают, да те, кто о них заботится — вроде меня. Усаживайтесь поудобнее. Я через минуту приду.

Элен выбежала из гостиной.

Несмотря на поверье о том, что не следует греться у чужого очага, Кэролин с наслаждением протянула ноги к огню. Она сидела на продавленном диване, от души радуясь гостеприимству Элен.

Вскоре Элен вернулась, держа в руках поднос с чаем и кленовым сиропом. Кэролин с удовольствием отпила чаю, довольная, что может не опасаться наркотика, который добавляла ей в чай Óна.

Не рассказывая Элен ничего о тех странных вещах, что происходили с ней в Тимберхилле, Кэролин радовалась, что может просто потолковать с радушной хозяйкой. Элен без умолку болтала, выкладывая гостье все местные сплетни.

Но вот Элен замолчала, а потом, наклонившись к Кэролин, тихо спросила:

— Мне кажется, у вас какие-то неприятности, Кэролин. Чем я могу вам помочь?

— Да-а… — нерешительно протянула гостья. — Дело в том, что я приехала в Тимберхилл, чтобы хоть как-то утешиться после смерти мужа… ну и, конечно, переждать эпидемию, которая охватила город. И вдруг я оказалась в полной… изоляции, предоставленная самой себе. Я стала такой… неуверенной… происходят какие-то глупости. Я только что узнала кое-что о том, почему мой отец уехал отсюда, — оказывается, дело в эпидемии дифтерита, которая была шестнадцать лет назад. Вы помните что-нибудь об эпидемии?

— Я помню только то, что мой брат Джон делал все возможное… а когда все было кончено, ваша семья уехала. Умерло более половины деревенских детей. Джон куда-то делся, и я больше его не видела. А я осталась ухаживать за отцом. Впрочем, я всегда ходила за ним, мне это было совсем нетрудно, но я так любила Джона. Я ужасно себя чувствовала, когда нам принесли весть о его смерти на войне.

— Но вы пережили эпидемию, — промолвила Кэролин. — Может, мой отец лечил вас?

— Нет, по-моему, за мной ухаживал Джон.

— А у вас… нет ли у вас такого же шрама на шее, как у меня? — спросила Кэролин, оттягивая вниз свой воротник и показывая шрам.

— Нет, мой брат не стал бы пускать мне кровь! Во всяком случае, я легко переносила болезнь. Господи, Кэролин, стоит ли нам говорить об этих печальных вещах? Я до сих пор переживаю смерть брата.

— Я тоже, — согласилась с ней Кэролин, заинтересованная тем, что разрез гортани Элен приняла за кровопускание. — А что вы скажете о моей кузине? — сменила она тему разговора.

— Конечно, нехорошо говорить об Эннети у нее за спиной, потому что она, как и я, заботится о старой матери, которую терзают горькие воспоминания. Но Эннети ужасно религиозная! Она действует мне на нервы. Вечно пристает ко мне, чтобы я молилась вместе с ней… — Элен лукаво усмехнулась. — Честно говоря, я предпочла бы уехать в Гендерсон, чтобы встретить там мужчину, который ищет сильную, терпеливую жену.

— Да уж, вы действительно терпеливая, раз отвечали на мои бессмысленные вопросы, — промолвила Кэролин, силясь подняться. — Мне надо идти: меня уже предупредили, чтобы я не ездила одна в темноте. Впрочем, думаю, мне не грозит ничего страшнее рытвины на дороге, но… — Женщина поежилась, вспоминая высокого, бледного человека в кустах.

Элен встревожилась:

— Кто это предупреждал вас? В нашем лесу вполне безопасно, бояться нужно лишь болезней да глупостей здешних идиотов.

Несмотря на мрачные мысли, Кэролин рассмеялась:

— Думаю, вы слышали о дикаре.

— Господи, что за ерунда! Это все сказки для детей! Уверена, что вы не верите в его существование!

— Я встречала его, — промолвила Кэролин, заливаясь краской.

— Не представляю себе, что это возможно. Вы шутите! Кэролин, дорогая, вы не только сломали себе ногу! Похоже, из-за одиночества у вас повредился рассудок!

Кэролин улыбнулась:

— И все же я… встречала его… однажды… я уверена. И со мной происходят такие странные вещи… как будто кто-то хочет, чтобы я поскорее уехала отсюда. Но, с другой стороны, похоже, некто добивается того, чтобы я подольше задержалась здесь. Представляю, как нелепо все это звучит. Но теперь, когда я знаю, почему местные жители ополчились против моего отца…

— Простите меня, Кэролин, но многие тут считают, что ваш отец… ускорял смерть несчастных… — Элен побледнела. — А некоторые даже договариваются до того, что он убивал бедных детей.

Кэролин затошнило.

— Понятно, — медленно проговорила она. — Не знаю, как я могла бы повлиять на эти сплетни… До сих пор методы лечения моего отца считаются правильными. Он спасал людей, научил моего покойного мужа лечить и спасать больных… Впрочем, похоже, это не остановит сплетников. Мой отец был великим хирургом! Если дети и умирали, то лишь потому, что его не позвали к ним или позвали слишком поздно.

— Может, со временем все уляжется, — успокаивала ее Элен. — Не думайте об этом. Все уже в прошлом. — Элен проводила Кэролин до дверей и заботливо укутала ее в плащ. — И вам не вернуть умерших.

Кэролин вздохнула:

— Да, похоже, мне надо прекратить поиски. Признаюсь, я весьма разочарована, и мне было бы даже легче, если бы мне просто сообщили, что отца обвиняют в этих смертях.

— Мои соседи настолько полны предрассудков, что скорее будут бубнить молитвы или строчить какие-нибудь заклинания, чем позволят человеку лечить детей неизвестными способами. А о вас они сплетничают, потому что это просто развлекает их. Вот такие мы нужные люди!

— Ценю вашу честность, Элен, и благодарю вас за гостеприимство, — промолвила Кэролин, направляясь к засыпанному снегом фургону.

Элен помогла женщине подняться на подножку.

— Вы скоро уедете в Филадельфию? Я слыхала, даже президент Вашингтон и его кабинет вернулись. Там вам будет лучше, чем здесь, Кэролин. Я могла бы приехать к вам в гости, а вы бы познакомили меня с каким-нибудь привлекательным молодым человеком!

Кэролин улыбнулась:

— Я бы непременно это сделала. Кстати, я очень скучаю по одному доброму и терпеливому человеку. Думаю, я поеду домой уже через пару дней.

— Сочувствую вам, что вы потеряли отца и мужа, Кэролин. Могу я еще что-нибудь для вас сделать?

Кэролин потянула поводья, разворачивая повозку. В сером сумеречном свете Элен казалась маленькой и одинокой.

— Пожелайте мне удачного возвращения домой, — проговорила Кэролин, помахав ей на прощанье.

— Счастливого пути, Кэролин, будьте счастливы!

Эннети подстегивала лошадь, желая вернуться в дом Люсиль, пока снег не засыпал всю дорогу. Она была довольна, что оставила мать дома, и намеревалась сделать все возможное, чтобы наконец выгнать Кэролин из Тимберхилла. Выгнать любой ценой!.. Эннети гнала карету вперед…

У усадьбы Эбей она взглянула на дорогу и была весьма удивлена тем, что на дороге нет следов от фургона Кэролин. Скверная женщина! Эннети подхлестнула лошадь с такой силой, словно ударяла хлыстом по спине ненавистной соперницы.

Направив карету между створками ворот, Эннети подъехала к обшарпанному дому Люсиль. Они совсем недавно уехали отсюда с матерью и направились в магазин в полной уверенности, что теперь-то все их проблемы будут решены.

Но поскольку Кэролин Адамс еще не ушла из ее налаженной жизни, Эннети начала опасаться, что все может рухнуть. Все было под угрозой!

Чихнув, она выбралась из экипажа и бросилась к двери. Не дожидаясь Джозефа, Эннети пробежала в дом. И снова чихнула, злясь на себя за то, что теперь приходится расплачиваться за необдуманное поведение. Еще бы — заниматься любовью раздетой донага, да еще на земле! Со своим диким любовником!

— Люсиль! — вскричала она, поднимаясь вверх по ступеням. Люсиль Эбей сидела съежившись в своей убогой комнате. — Джозеф уже вернулся? Если вернулся, то должен снова туда пойти. Всего час назад Кэролин была в деревне. Я этого не вынесу!

Длинные спутанные волосы Люсиль свешивались ей на лицо. Некогда белый, смятый чепец съехал набок, ее ночную сорочку было просто не описать словами.

— Я его не видела, — пробормотала она, поднимая с полу серое выношенное одеяло. — Ты что, недовольна им? — Старуха подняла руку, словно защищаясь от Эннети.

— Что ты несешь, старая дура! Что прикрываешься?! Я не собираюсь бить тебя, во всяком случае, до тех пор, пока твой тупой Джозеф не сделает то, что ему велено! — Женщина замолчала, прислушиваясь к отдаленному шарканью. Она бросилась у двери. — Это он?! Джозеф! Джозеф Флайз, идиот! Быстро иди сюда!

Эннети ждала, злясь на себя за то, что ей приходится иметь дело с парочкой кретинов. При одной мысли о том, что потеряет своего дорогого, драгоценного, сильного дикаря, который сменит ее на другую, она чувствовала, что впадает в панику.

Чертова Óна, чертов Вайлдмен! Привык к ее травам! Проклятая Кэролин, все ей испортила, всю жизнь! Что будет с нею? Что ее ждет, если в будущем возле нее не будет человека, которого она любила до самозабвения?! На что она может рассчитывать, на какую жизнь, если все ее настоящее было связано со злом?!

— Джозеф, не ври! Я знаю, что ты не выгнал ее! Ты должен снова туда пойти! — Она бросилась к худому, высокому мужчине, ежившемуся под лестницей.

Не говоря ни слова, Джозеф схватил вилы с острыми зубьями, выбежал из дома и быстро скрылся за деревьями.

— Черт бы тебя побрал! — орала Эннети. — Ты должен сделать то, что тебе велено! Презренный кретин! Посмей только не выполнить приказания — твоя хозяйка из тебя всю душу вытрясет! Или я! А потом возвращайся!

ГЛАВА 10

Тяжело опершись руками на стол, Кэролин съела несколько кусочков вкусного, только что испеченного Óной хлеба. Ни слова не говоря, Óна поставила перед нею чашку обыкновенного на вид чая.

— Спасибо, я уже попила чаю в деревне, — отказалась Кэролин.

Óна ничего не спросила у молодой женщины о ее неожиданной поездке в деревню и даже не удивилась тому, что та отказывается пить чай. Помешкав немного, она принялась за приготовление ужина.

Тут по кухне пробежал прохладный ветерок.

— Лиза, пожалуйста, положи в мою постель сковороду с углями, — попросила Кэролин. — Я очень устала. — Женщину била дрожь. — А когда ты это сделаешь, я хочу поговорить с тобой.

Лиза отошла от огня. У нее был весьма недоуменный вид. Девушка прислушалась к шуму ветра.

Наступила ночь. Дул холодный северный ветер. В свете фонаря видно было, как пляшут на ветру снежинки. Кэролин забеспокоилась, что прогнившие стропила и балки не выдержат еще одной ночи.

— Лиза, пожалуйста, ступай наверх, — приказала Кэролин, взглянув на Óну. — А ты, Óна, задержись ненадолго. С тобой мне тоже надо поговорить.

Железными щипцами Лиза вытащила из камина несколько пылающих углей. Высыпав их на специальную сковороду для обогрева жилища, девушка прихлопнула крышку и понесла сковородку наверх, держа ее на вытянутых руках.

Как только они остались одни, Кэролин взглянула на пожилую женщину:

— Óна, и ты хотела, чтобы я поверила, что твоего бородатого друга зовут Вайлдмен?

Óна помрачнела:

— Зачем вы спрашивать?

— Я знаю, что он живет недалеко отсюда, и хотела бы, чтобы ты сказала мне его настоящее имя. Я хочу ему помочь. Стыдно, что он живет в уединении и все местные жители боятся его и пугают им детей.

— Это есть его выбор. У него нет имени, миз. — Óна выглянула в окно. — Снег идет сильнее. Óна должна уходить.

— Но я…

Кэролин не успела договорить, как была прервана диким воплем Лизы.

Женщина вскочила на ноги и тут же услыхала, как наверху звякнула тяжелая сковородка. Лиза, завывая, бежала вниз по лестнице. Кэролин подошла к двери, но тут дверь распахнулась, и в кухню ворвалась Лиза, едва не сбив хозяйку с ног.

Кэролин, спотыкаясь, попятилась назад.

— Что там на этот раз? — раздраженно спросила она.

— Это предупреждение, миз! Смерть! Вам грозит смерть! — Лиза схватилась за голову. — Кто-то хочет вашей смерти, миз! Вы должны уехать отсюда!

— Почему ты говоришь мне такие вещи, Лиза? Покажи мне, что ты нашла.

— Нет, мэм! Нет! — Обезумев от страха, девушка трясла головой, указывая дрожащим пальцем на потолок. — Я ни за что не пойду туда снова!

Разозлившись и ожидая найти еще какое-нибудь колдовское послание, вроде листка из тетради ее отца, Кэролин вышла в холл и, хромая, стала подниматься по скрипящим ступеням. Наверху она увидела, что по всему полу в ее спальне разбросаны тлеющие угли. Запах тлеющего дерева становился все сильнее.

Женщина быстро вошла в комнату и собрала угли в сковороду. Выпрямившись, она взглянула на кровать и увидела на подушке какой-то сморщенный комок; приглядевшись внимательнее, она решила, что скорее всего это сердце какой-нибудь домашней скотины. Покрытое грязью, словно его зарывали в землю, где оно уже начало разлагаться, сердце с сосудами, торчащими в разные стороны, напоминало омерзительного паука, пожирающего белую плоть.

Кэролин в сердцах швырнула свой костыль на пол, а затем, дрожа от отвращения, взяла сердце в руки.

К этому Óна не имела отношения. Женщина все время была с Кэролин в кухне. Приехав из деревни, Кэролин поднималась наверх, чтобы переодеться, а затем спустилась вниз, к обеду. Тогда на подушке ничего не было.

Скорее всего это дело рук высокого мужчины с бледным лицом, подумалось ей. Он мог пробраться в дом через подвал. Кэролин с трудом спустилась в кухню.

Лиза завопила и отшатнулась, когда Кэролин бросила символ смерти к ногам Óны.

— Нам надо отвратить заклятье! — орала молодая негритянка, с испугом глядя на Óну. — Ты должна нам помочь! Скажи, что нам делать?

Взмахом руки Óна успокоила Лизу. Похоже, она была удивлена не меньше Кэролин, увидев, что та бросила ей под ноги.

— Это есть знак дьявола. Очень плохо.

— Óна, День всех святых уже прошел. Не знаешь ли ты, кто бы мог пугать меня подобным образом? Может, это сделал человек, называющий себя Вайлдменом?

Похоже, Óна была удивлена подобным предположением.

Лиза прижалась к стене, судорожно вцепившись в юбку и прикусив губу.

— Ты кого-то видела! — вскричала Кэролин, тряхнув девушку за плечо.

— Миз Клур, оно сказало, что обо всем позаботится.

— Кто? — переспросила Кэролин.

— Высокое старое привидение. Во всяком случае, это было похоже на привидение. Оно сказало, что его зовут Флайз. Или как-то вроде этого.

— Что еще за Флайз? — обратилась Кэролин к Óне.

— Джозеф Флайз. Он есть слуга миз Эбей, — пояснила Óна.

— Господи, будет ли конец этому бреду?! — взмолилась Кэролин. — Я хотела повидать миссис Эбей, но потом передумала. Теперь мне придется это сделать.

— Но мы должны уехать из этого дома! — вскричала Лиза, хватая хозяйку за рукав.

— Мы так и сделаем, как только кончится снег. — Кэролин подошла к окну и почувствовала, как холодный ветер рвется во все щели. За окном не было ничего подозрительного.

— Я уходить, — заявила Óна, заворачиваясь в свой темный плащ. Женщина накинула на голову капюшон, и Кэролин видела лишь ее бездонные глаза.

Óна не стала ждать разрешения. Отворив дверь, она шагнула в темную, морозную ночь…

Какая дерзость! Из окна Кэролин наблюдала, как черный силуэт Óны постепенно исчезал в снежном мраке.

— Да, Лиза, мы уедем, — задумчиво промолвила Кэролин. — Мне больше нечего делать здесь. Если миссис Эбей послала сюда своего слугу с целью напугать нас, то сделала она это из собственного невежества. Я, кажется, поняла, что стоит за всем, что здесь происходит. Жаль, что из-за меня ты так переживала, Лиза. Ты — хорошая, смелая девушка. Твой отец будет гордиться тобой. И конечно, я хорошо заплачу тебе, как только мы вернемся домой.

Казалось, Лиза успокоилась немного, но тут ее взгляд упал на овечье сердце, валяющееся на полу. Девушка вздрогнула и запричитала:

— Господь всемилостивый, прости мне мои прегрешения!

Кэролин наклонилась, не отводя глаз от сердца, словно прямой взгляд мог каким-то непостижимым образом подействовать на него, а потом с отвращением взяла его и выбросила за дверь. Не будь снегопад таким сильным, она бы непременно спустилась с ним в подвал и там сожгла бы его.

Но ветер и снег были такими сильными, что женщина едва смогла закрыть дверь, проклиная тех, кто осмелился нападать на нее.

Заперев дверь, Кэролин повернулась к Лизе и решительно проговорила:

— Перед тем как лечь спать, мы закроем все ставни, как делали это вначале. Я уверена, что все будет хорошо.

Лиза неуверенно кивнула.

Кэролин направилась наверх и, заходя в каждую комнату, с трудом запирала непослушные ставни. Однако она чувствовала себя спокойнее.

Она слышала, как внизу Лиза тоже занялась ставнями. Кэролин ужасно устала. С трудом дойдя до спальни, она заперла ставни и там, а затем спросила себя, сможет ли спокойно улечься в оскверненную постель. Раздумывая над этим, женщина развела почти угасший в очаге огонь.

На подушке не осталось пятен, но Кэролин все же сорвала наволочку и унесла ее вниз, чтобы потом постирать. Лиза, свернувшись клубочком, лежала так близко к огню, как будто не боялась получить ожоги.

— Как вы думаете, человека или тело можно околдовать? — с ужасом спросила Лиза.

— Нет, не думаю, — потерев уставшие глаза, промолвила Кэролин. — И тебе не стоит забивать голову подобными мыслями.

— А Óна говорит, что вашу маму околдовали.

— У моей мамы была чахотка. Чего только мой отец не делал, чтобы спасти ее жизнь! Он тысячи лекарств испробовал на себе самом, только бы найти подходящее! Он истратил все деньги, какие у него были, на медицинские книги, стараясь почерпнуть оттуда способы лечения чахотки!

А потом нас выгнали отсюда. Отец понадобился армии, и его забрали на службу. Ему обещали позаботиться о нас, но у Конгресса были куда более важные дела, чем забота о несчастной больной женщине и ее напуганной маленькой дочери. Мой отец был в сотне миль от дома, когда мама умерла. В любом случае, впрочем, он не смог бы ничего для нее сделать. Все это и свело его в могилу.

Лиза с грустью покачала головой:

— Нет, мэм. Ваша мама была околдована ее сестрой в день венчания. Это было здесь, в этом самом доме. Мне Óна сказала об этом. Она тоже тогда была здесь. Они получали подарки на свадьбу, и ваша мама получила дом. Тогда старая Верити Харпсвелл прокляла ее. Ей-богу!

— Бог не имеет никакого отношения ко всему этому бреду! — возмутилась Кэролин, терпение которой кончилось. — Моя мать умерла от чахотки — неизлечимой болезни, а вовсе не потому, что ее сестра завидовала ей.

— Да, мэм, Господь — добрый, старый человек, который никому не желает зла. Мы с вами сейчас говорим о дьяволе, который прочно обосновался в здешних лесах. Если человек хоть раз призвал его или имел с ним дело, он этого человека уже не отпустит. Я уверена, что теперь он взялся за нас с вами.

— Лиза, я больше не могу слышать твоей болтовни. Óна даже не работала здесь, когда мама выходила замуж! Эта женщина заявилась в Тимберхилл лет через десять, а до этого неизвестно где была! А теперь отправляйся спать.

Лиза посмотрела на пламя в камине: — Если миз Óна говорит, что была здесь, значит, так оно и было, — пробормотала девушка.

С тяжестью на сердце Кэролин устало поднималась на второй этаж. Огонь в камине еще горел, но вся спальня была погружена во тьму. Хоть все и было приведено здесь в порядок, комната была в полном запустении, и не только из-за недостатка мебели.

Подойдя к окну, Кэролин выглянула наружу через планки ставень. Все еще шел снег.

Женщина почувствовала, как холод сковывает все ее тело; у нее занемели пальцы, сломанная нога заболела сильнее. Повернувшись к пустой кровати, она закрыла глаза и вспомнила былые годы. Теперь ей не было так уютно в этой спальне, как тогда. Кэролин с нетерпением ждала утра, чтобы собраться и уехать из Тимберхилла.

Бедный-бедный отец… бедный Форрест… Быть таким преданным и непонятым! Женщина зажгла свечу и поставила ее в оловянный подсвечник, стоящий на тумбочке около кровати. Тусклый свет не оживил комнаты.

На стенах плясали рыжеватые тени — в точности такие же, что она видела в хижине Вайлдмена. Она видела его. И это не было во сне. А доказательством тому служил его черный плащ, висевший в кухне на крюке.

Закоченев, Кэролин улеглась в постель. Простыни были ледяными — ведь их так и не согрели угли из сковороды, что Лиза приносила в комнату.

Кровать заскрипела, словно протестуя против того, чтобы кто-то ложился на нее. Внизу, в кухне, она постоянно слышала тысячи разных шорохов и звуков, которые подстегивали ее воображение, но здесь, на втором этаже, стояла полная тишина.

Кэролин быстро уснула. Ей привиделось, что она бредет по густому лесу. Она молода и свободна, и ощущение свободы так переполняет ее, что она пускается бегом по залитому солнцем лугу. Однако через мгновение она забывает, почему побежала, и ей начинает казаться, что за нею гонятся…

Когда темный лес окружил ее, она услыхала крики. Впереди, среди деревьев, показался огонь. Вопли стали такими ужасающими, что волосы на голове Кэролин встали дыбом.

Вдалеке она разглядела какого-то человека, наблюдающего за ней. Его крепкое тело пряталось в тени. Бежать к нему или от него?

Второй, леденящий душу крик пробудил женщину, и она в ужасе вскочила. Помотав головой, Кэролин слезла с кровати.

Она ничего не услышала. Стояла полная тишина.

Ее сердце бешено стучало. Ей казалось, что она в ловушке, и, как ребенку, Кэролин хотелось спрятаться под кроватью.

Взяв себя в руки, женщина подошла к двери и крикнула:

— Лиза! С тобой все в порядке? — Кэролин вспомнила, что Лиза не отвечает на такие окрики, потому что считает, что это смерть зовет ее.

Схватив костыль, Кэролин спустилась вниз и остановилась у закрытой двери в кухню. Странно, подумалось ей. Лиза предпочитала спать с открытой дверью, чтобы закричать в случае чего.

Кэролин с силой толкнула дверь. Ее пульс застучал быстрее, когда она почувствовала, что с другой стороны что-то тяжелое мешает двери открыться.

Женщина навалилась на дверь всем весом и наконец смогла слегка приоткрыть ее. Она проскользнула в узкую щель. Лиза распростерлась на полу за дверью.

— Господи! Лиза! Лиза! — вскричала она.

У девушки был такой вид, словно она от испуга прижалась к двери. Похоже, она защищалась от чего-то и прикрыла лицо рукой.

И ее рука так и осталась поднятой: вместе с рукавом она была пригвозжена к двери зубцом вил. Древко вил все еще слегка покачивалось, словно их только что воткнули в мягкую древесину. Второй зубец едва не задел лица девушки.

Вцепившись в древко, Кэролин изо всех сил дернула его на себя.

— Господи, неужели этому не будет конца? — в ужасе простонала она.

Освобожденная, рука Лизы тут же упала на пол. Девушка лежала без сознания, истекая кровью.

Выбежав на веранду, Кэролин увидела в негу большие отпечатки сапог. Кто? Кто?! Изможденный высокий человек, слуга Люсиль Эбей? Вайлдмен? Óна?

Кэролин захлопнула дверь и повернулась к бесчувственной девушке. Склонившись над ней, она обхватила Лизу руками.

— Бедная, бедная девочка! — прошептала она, покачивая молодую негритянку.

Кэролин подозревала, что Лиза пострадала случайно: наверняка острозубые вилы предназначались ей.

ГЛАВА 11

К тому времени, когда Кэролин разыскала медицинский саквояж, который она прихватила из Филадельфии, и перевязала руку Лизы, снег замел все следы возле дома.

Положив ружье поблизости, Кэролин устроилась на ночлег в кухне, перетащив свою постель из спальни наверху. Она боялась оставить Лизу одну.

Лиза была на удивление спокойной, когда Кэролин поднесла к ее носу ватку, пропитанную нашатырным спиртом, чтобы вернуть девушку в чувство.

— Ты можешь сказать мне, кто это сделал? — прошептала Кэролин, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом.

Взгляд Лизы стал иным — серьезным и глубоким. Она уже не была похожа на беспечную молодую служанку, нет, перед Кэролин лежала женщина, заглянувшая в лицо Смерти.

— Ты видела, кто подходил к двери и бросил в тебя вилы?

— Нет, мэм, — равнодушно ответила девушка.

— А как он вошел? Ты слышала, чтобы кто-нибудь открывал дверь?

Лиза закрыла глаза и глубоко вздохнула. Бережно поддерживая руку, она свернулась на тюфяке у очага. Затем ее веки приподнялись, и она оцепенело уставилась на огонь. Однако через некоторое время усталость взяла свое, и девушка заснула.

Восхищаясь ее спокойствием, Кэролин сжалась на полу рядом с нею. Она напряженно вслушивалась в каждый шорох, ей казалось даже, что она слышит, как падает снег. Вскоре, правда, и она забылась сном, но наутро пробудилась в таком состоянии, словно всю ночь простояла у окна, всматриваясь в тьму…

Выглянув утром в окно, Кэролин поняла, что им никуда не уехать в их фургоне. Деревья тонули в снежных сугробах, даже перед домом снега намело фута на два. Женщина знала, что не сможет провести лошадь по таким сугробам. Конечно, можно было бы уехать из Тимберхилла и верхом, но Лизе в ее нынешнем состоянии этого не выдержать.

Безуспешно прождав Óну, Кэролин стала сама разогревать кашу. Затем женщина покормила лошадь, стоящую под навесом, который пару дней назад смастерил Ноа. На снегу не было никаких следов ночного гостя. Впрочем, к полудню даже ее собственные следы были заметены все еще падавшим снегом.

Днем Лиза пришла в себя. Ее глаза ожили, казалось, к ней возвращается прежняя живость. Кэролин решила не обсуждать с негритянкой событий прошлой ночи, поэтому, чтобы отвлечь ее, велела Лизе натаскать в дом побольше веток. Хорошенькая из них получилась парочка — хозяйка со сломанной ногой и служанка с раненой рукой!

Весь день Кэролин смотрела в окно, надеясь, что их навестит Ноа, который сумеет развеять грустное настроение девушки. Но лишь падающий снег оживлял картину. Вся земля скрылась под белым покрывалом, все деревья и кусты оделись в пышные белые одежды.

Ближе к вечеру опять подул ветер, снося и восстанавливая снежные барханы. В доме стало холодно и неуютно. В гостиной, которую не согревало тепло кухни, мороз разрисовал окна причудливыми узорами.

Кэролин боялась ночи. Если их убьют, кто узнает об этом? Кому придет в голову искать их?

Вечером, после того как они поели, Лиза заметалась между дверью и окном, словно опасаясь, что нападающий на них человек вернется. Каждое мгновение казалось вечностью. До города было не доехать — путь туда был не легче, чем в Филадельфию. Они были заперты в Тимберхилле.

— Миз! — оторвал Кэролин от размышлений хриплый шепот служанки. — Я что-то слышу!

С одной стороны, Кэролин была рада, что Лиза наконец заговорила нормально, но с другой — она боялась, что девушка права.

— Никому в голову не придет явиться сюда в такую погоду, да еще по глубокому снегу, — принялась разуверять она негритянку.

Впрочем, ее слова оказались неутешительными для них обеих. Женщины затаились, прислушиваясь. Огонь в очаге потрескивал. Большое полено почти выгорело; от него остались лишь тлеющие угли. Кэролин покачала головой, уговаривая себя быть разумнее и не поддаваться панике, как вдруг услыхала тихий, отдаленный вой.

— Привидения! — прошептала Лиза. — Они вернулись за нами. — Девушка начала бормотать что-то напоминающее молитву.

Кэролин с трудом поднялась на ноги и задула все свечи. Едва она успела вынести фонарь в гостиную, как вой раздался снова. Волосы у нее на голове зашевелились.

В доме было темно, как в склепе. Закоченев до костей, Кэролин вернулась в кухню и зарядила ружье. Услыхав шум, Лиза прижалась к камину, едва не усаживаясь на угли. Кэролин мысленно проверила все запертые ставни и двери… Они точно все заперли… Вот только подвальная дверь…

Может, это лошадь ржала вдали?

И тут они расслышали слабый крик:

— Ау-у!!!

Лиза вскрикнула от ужаса и закрыла голову руками.

Увидев это, Кэролин пришла в негодование. Она не поддастся этому безумию! Не может же онавсегда подчиняться страху! Подойдя к передней двери, женщина отперла замок.

Холодный воздух ворвался в дом, как только она открыла дверь. Вокруг стояла тишина. И вдруг на расстоянии, в самом конце заснеженной аллеи, Кэролин разглядела какой-то темный предмет, напоминающий повозку. На месте возницы стоял высокий человек и все хлестал и хлестал заупрямившихся лошадей.

Повозка чуть дернулась вперед, но колеса не сдвинулись с места. Судя по тому, что у повозки не хватало боковин, возница подложил их под колеса. Видно, он отправился в путешествие еще до снегопада, иначе он поехал бы на санях.

— А-у-у!!!

Кроме его крика, слышался еще и слабый стон. Сердце Кэролин подпрыгнуло в груди, и она поспешила в кухню за фонарем. Она видела, что повозка наконец-то сдвинулась с места и, проехав некоторое расстояние, остановилась всего в нескольких ярдах от дома.

— Сюда! — крикнула женщина, размахивая фонарем. — Сюда-а!! — Обернувшись, она приказала: — Лиза, поставь чайник на огонь. Кто-то едет сюда! — Кэролин не знала, слышала ли ее девушка и собиралась ли выполнять приказание.

С повозки соскочил высокий человек, фигура которого была скрыта развевающимся на ветру плащом, на глаза у него была надвинута шляпа, лица почти не было видно. Вынув из повозки два свертка, он понес их к дому, перешагивая через сугробы, как медведь.

Поставив свертки перед Кэролин, мужчина направился назад к повозке.

Пораженная, Кэролин наклонилась и увидела перед собой огромные глаза девочки лет шести и мальчугана лет трех. Оба были закутаны в шубы, на их ручках были надеты большие рукавицы.

Кэролин принялась раздевать малышей, как вдруг в дверях показался мужчина, держащий на руках женщину. Ее длинные черные юбки мешали ему идти, свешиваясь до самой земли.

— Вы должны пустить нас в дом, — проговорил он сквозь шарф, прикрывающий нижнюю часть его лица. — Моя жена больна.

Застонав, женщина прижала голову к его груди.

Услыхав низкий стон несчастной, Кэролин сразу же поняла, чем он вызван: такие звуки женщины издают только при родах.

— Не говорите больше ничего, — промолвила она. — Проходите, пожалуйста. На втором этаже, у лестницы, — спальня. — Она, дрожа, махнула рукой, указывая путь.

Вся одежда мужчины покрылась инеем, в белом мохнатом инее были и его брови. Казалось, он был чем-то раздосадован.

И тут Кэролин догадалась.

— Сайлес! — воскликнула она. — Неужели вы осмелились путешествовать в такую погоду?!

— А вы, поди, решили, что сможете прибрать к рукам наследство, доставшееся мне по закону? Сколько же времени я потратил на то, чтобы выколотить из вашего поверенного адрес этого места!

Сайлес оглядел побуревшие от времени стены дома, старую мебель… Даже в своем нынешнем виде дом поразил воображение священника: он никак не ожидал подобной роскоши. Глаза его раскрылись шире, ноздри затрепетали, губы беззвучно задвигались, словно он благодарил всемогущего Бога.

А Кэролин, наоборот, поникла. Тяжело вздохнув, она закрыла дверь и принялась стаскивать с детей промокшую одежду. Когда жена Сайлеса снова тяжело застонала, Кэролин спросила:

— Как давно все началось?

— С ней все будет хорошо, — принялся разуверять ее Сайлес. — Она просто устала.

— Как часто бывают схватки? — поинтересовалась Кэролин, подталкивая детей к очагу.

Брат Форреста покачал головой:

— Для родов еще слишком рано. Но, если они все же начались, я позову здешнего врача и…

— Сайлес, я вполне смогу помочь Фанни! — твердо произнесла Кэролин, сделав несколько шагов в сторону кухни. — Лиза, нам понадобится кипяченая вода. Быстро!

Сайлес взглянул на нее с таким видом, словно она лишилась рассудка:

— Когда же это вы заделались доктором или акушеркой?

— Когда начались роды? — резко спросила женщина.

— Она вовсе не рожает, Кэролин. Она всего на седьмом месяце, — таким же тоном отвечал Клур.

— Вам не хуже меня известно, что младенцам не до календарей. Они появляются на свет в любое время, особенно в дороге. Если вы позволите мне осмотреть Фанни, я смогу вам сказать…

Фанни громко застонала.

У Сайлеса, беспомощно хлопающего глазами, был поистине карикатурный вид.

— Быстрее! Несите ее наверх! Она может родить прямо у вас на руках! — Кэролин указала на лестницу. — Идите! Идите!

Сжав зубы, священник стал подниматься наверх со своей тяжелой ношей.

— Вот, — промолвила Кэролин, вкладывая в ручку девочки проволочный крюк, на котором держался фонарь. — Будь умницей! Отнеси это наверх и посвети папе, пока он укладывает маму в постель. А я пока чего-нибудь вкусненького вам приготовлю.

— Да, мэм, — тут же согласилась девочка и, не обращая внимания на таинственные тени незнакомого дома, смело зашагала вверх по лестнице.

Кэролин погладила по головке измученного мальчика. У него были сверкающие белокурые волосы, и малыш, казалось, засыпает стоя. Он взглянул на ее руку сонными глазками, а затем вложил в ладонь Кэролин маленькие пальчики, которые были холодны как лед. Женщина подвела ребенка к Лизе, и та, отвернувшись от камина, восторженно ахнула:

— Господи, ну прямо маленький снеговичок!

Схватив медицинский саквояж, по-прежнему стоящий на столе, Кэролин поспешила наверх. Она поняла: ей не уехать из Юдоксии на следующий день.

Увидев в спальне наверху голую кровать, Сайлес торопливо пересек комнату и уложил жену на продавленный матрас. Упав на колени, он в отчаянии зашептал молитву. Что, если из-за его невежества пострадал ребенок?..

Он с ужасом вспоминал, как Фанни уговаривала его не отправляться в дорогу в это время года, но он не послушал ее. Вскочив на ноги, он расстегнул плащ жены и уложил ее поудобнее. Нет, уговаривал он себя, им необходимо было переехать в этот большой удобный дом. Здесь они заживут богато!

— Нам надо развести огонь, — пробормотал он, не замечая маленькой дочери, которая стояла у него за спиной с широко распахнутыми от страха глазами.

Услыхав, как девочка осторожно крадется к двери, Сайлес про себя поблагодарил ребенка за послушание и задумчиво поглядел на большой живот Фанни. Наверное, она просто сильно промерзла, думал он, для родов еще слишком рано.

Закрыв глаза, он сел на продавленный матрас, поддаваясь мгновенной слабости. Он слышал, как суетятся внизу женщины. Как бы ему хотелось переложить все трудности на руки Кэролин! Ведь Фанни могла родить немедленно, несмотря на его горячие молитвы.

Сайлес медленно огляделся вокруг. Какой прекрасный дом! Похоже, Всевышний услышал его молитвы! Это наследство доказывало, что Кэролин отвратила его брата от истинного призвания. Если бы не она, Форрест вернулся бы домой и занял место рядом с ним и их отцом на церковной кафедре.

Да, эта Кэролин совратила брата. Прости его Господь, но он не мог простить ей этого. Кэролин была своеобразной христианкой, но именно из-за нее их отец отправился в могилу, не избавившись от своих переживаний.

Сайлес взглянул на пожелтевшее лицо жены и похолодел от страха. Ее пересохшие губы крепко сжались, веки казались прозрачными, щеки ввалились.

Может, опять неудача? Ведь их второй ребенок родился мертвым. Он сам принял его в такую же ночь, как эта, без всякой помощи.

Покачав головой, Сайлес попытался прогнать ужасные мысли из головы. Если Господь пожелал, чтобы и этот ребенок тоже умер… что ж, так тому и быть. А он продолжит свое дело, занявшись церковными делами в этом заброшенном месте, врачуя разбитые сердца и безутешные души.

Подняв глаза, Сайлес увидел, что его невестка стоит в дверях и, похоже, читает его мысли. Хромая, Кэролин вошла в спальню. Он совсем забыл, что у нее сломана нога. Удивительно, со дня несчастного случая прошло всего каких-то шесть недель, а она уже ходит без костыля.

Кэролин была меньше, чем ему казалось, и одевалась не так, как подобает вдове. Кудрявые локоны спадали ей на плечи, словно у простолюдинки. В ее глазах по-прежнему не было почитания к нему, и его это раздражало. Женщина должна быть скромной и робкой — как Фанни.

— Фанни почти пришла в себя, — заявил он. — Мы можем спуститься вниз и поговорить? Несмотря на то что этот дом — мой, я позволю вам пожить тут еще некоторое время.

Фанни застонала и зашевелилась на кровати.

— Сайлес, в Юдоксии нет доктора, — заявила Кэролин. — Моя кухарка справляется с обязанностями повитухи, но как раз сегодня она не пришла. Впрочем, не беспокойтесь. Я со всем справляюсь.

— Вы просто безумны, если полагаете, что я доверю собственную жену вашим ненадежным рукам. Если возникнет необходимость, то я сам…

Клур хотел было выпроводить Кэролин из спальни, но женщина увернулась от него. В руках у нее был медицинский саквояж, при виде которого Сайлес похолодел.

— Сайлес, — обратилась к нему Кэролин, — я еще раз прошу вас забыть, как вы ко мне относитесь, забыть все, что вы думали о нашей семейной жизни. — Подойдя к кровати, она положила ладонь на лоб Фанни, а затем послушала ее сердце. Нахмурившись, женщина развела в стороны полы плаща. — Посветите мне, пожалуйста, Сайлес.

Некоторое время Кэролин молча смотрела, как тело Фанни выгибается, раздираемое очередной схваткой. Роженица громко застонала.

Сайлес видел, как Фанни вцепилась в руку Кэролин, и внезапно волна ревности захватила все его существо. Он хотел, чтобы Фанни принадлежала ему одному, общалась бы только с ним! А Кэролин была и оставалась для них чужой.

— Уйдите от… — Шепот Фанни, которая что-то говорила Кэролин, не дал ему договорить.

— Я — вдова Форреста, брата Сайлеса, — ответила Кэролин.

Фанни выдохнула.

— Помогите… мне, — едва слышно прошептала она. — Роды начались два дня назад… И воды отошли тогда же…

Сайлес почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Она не сказала ему, что воды уже отошли. Впрочем, что он мог сделать? Они были в дороге, на расстоянии многих миль от жилья.

Кэролин слегка потрясла Фанни за плечо:

— Вы не должны сдаваться!

Сайлес схватил Кэролин за руку и отшвырнул ее в сторону. Она охнула, неловко поставив больную ногу.

— Вы не посмеете так обращаться с моей женой! — вскричал он. — Ей надо выспаться.

Посмотрев на него ледяным взглядом, Кэролин, хромая, вышла из комнаты. Сайлес шел за ней по пятам, надеясь, что она послушалась его.

Но в коридоре Кэролин повернулась и, глядя в лицо деверю, горячо промолвила:

— Роды длятся уже два дня! И воды отошли! Я же помню по вашим письмам рассказы о неудачах и тяжелых родах! Господи, Сайлес, неужто вы не дадите бедняжке хоть немного отдохнуть?! И сейчас не время для рассуждений! Я должна помочь ей при родах, иначе она, вне сомнения, умрет!

Кэролин продолжала смотреть на Сайлеса, не испытывая к нему ни малейшей симпатии. Из спальни раздался еще один сдавленный стон, словно Фанни кричала, вцепившись зубами в собственный плащ.

— Не важно, что вы думаете обо мне, — мягче заговорила Кэролин. — Я часто присутствовала при родах, наблюдая, как роженицам помогают мой муж или отец. Я прочла множество книг об этом. Господи, да я все возможное сделаю, только бы помочь Фанни и ее малышу.

Сайлес больно схватил ее за руку:

— Ты не посмеешь притронуться к ребенку! Первый врач, которого я знал, когда Элва появилась на свет, сказал, что!..

— Да, собственного опыта у меня нет, но я смогу помочь ей словами. Сайлес, оставьте эмоции, доверьтесь мне! У вас нет выбора!

— Я не подпущу к моей жене самоучку! — зло проговорил священник, наклоняясь к лицу Кэролин. — Я не допущу, чтобы ей ставили пиявки!

Кэролин указала на свой саквояж, стоявший у кровати:

— Посмотрите сами, Сайлес. Нет у меня никаких пиявок! У нее на коже не будет волдырей. И я не лишу ее сил, нет, я, напротив, хочу дать ей силы! Сайлес, я смогу помочь словами, смогу просто держать ее за руку. Сайлес, я не такая, какими раньше были лекари. И я не из тех повитух, что кладут на кровать роженицы нож, чтобы уменьшить боль, или открывают все замки в доме для того, чтобы роды прошли легче. Это же идиотизм! И Форрест и я много лет потратили на борьбу с дурацкими старыми методами и суевериями! Если бы вы действительно любили брата и заинтересовались его профессией, вы бы все это знали!

Вздрогнув, Кэролин поняла, что сказала то, чего не стоило говорить.

Сайлес не сдавался:

— Пусть лучше Фанни умрет, чем вы к ней прикоснетесь!

— Думаю, ваше желание скоро исполнится! — взорвалась женщина.

Кэролин вспомнила морозную ночь, когда умерла ее мать. Она была не в силах помочь ей. И сейчас ее охватывало то же самое чувство беспомощности. «Господи, — дрожа, думала она, — помоги, ведь у меня достанет умения помочь Фанни!»

Приняв наконец решение, Кэролин выпрямилась:

— Отойдите!

— Нет, я не подпущу вас к ней!

— Стало быть, вы — полный идиот! Тогда лучше пристрелите Фанни или выгоните ее из дома! Отойдите!

Через плечо Сайлеса Кэролин видела, как Фанни бьется в агонии. Она надрывно стонала, а потом вдруг начала кричать. Но никого рядом не было, и никто не облегчал ее страданий.

Изловчившись, Кэролин с размаху дала Сайлесу пощечину. Она не больно ударила его, но священник, потрясенный, отступил назад. Женщина проскользнула в комнату и захлопнула дверь перед его носом.

Фанни до синевы сжала руку Кэролин.

— Ножка! — хрипло прошептала она и упала на спину, впав в забытье.

Кэролин стала стягивать с Фанни мокрую, холодную одежду. Едва взглянув на ее живот, она поняла, что он куда больше, чем бывает при семи месяцах беременности. Скорее всего Сайлес и его жена ошибались.

Но, продолжая осмотр, Кэролин и в самом деле увидела, что показалась крохотная ножка. Ножка была необыкновенно маленькой, и Кэролин догадалась, что Фанни готовится произвести на свет близнецов!

Сердце Кэролин замерло, ее охватила паника. Она ни разу не видела, как рождаются близнецы, больше того, почти ничего об этом не читала. Женщина попыталась вытянуть ребенка, но от этого кровотечение лишь усилилось. Фанни уже не двигалась, ее пульс становился все медленнее.

Если там и в самом деле есть еще один ребенок, подумала Кэролин, она должна его спасти. У нее был только один шанс. Она не могла допустить, чтобы Фанни погибла вместе со вторым младенцем. Надо было что-то делать.

У Кэролин не было времени на размышления; она знала одно: промедление приведет к смерти Фанни. Женщина вспомнила, как видела картинку в медицинском атласе, изображавшую близнецов в утробе матери. Первый малыш там тоже лежал в неправильной позе — ногами вниз — и мог задохнуться. Зато второй, лежавший головкой вниз, должен был выжить. Выбора не было. Кэролин повернула ножку и извлекла на свет пожелтевшего, недвижимого младенца.

Времени оживлять его не было. Ребенок был мертв. Короткое мгновение Кэролин не могла отвести от него глаз, поскольку ни разу не видела мертворожденного и теперь вдруг оцепенела от страха.

Но тут Фанни застонала, ее живот дернулся. Роженица выгнулась дугой, и… Кэролин приняла второго ребенка. Маленький, мокрый и теплый, он без всяких усилий шлепнулся на руки Кэролин. Но холодный воздух, похоже, подействовал на новорожденного, и тот сделал первый вдох, а затем издал тихий, похожий на мяуканье, звук. Услышав его, Кэролин смахнула навернувшиеся на глаза слезы и погладила младенца.

Крохотный малыш был тем не менее здоровым и сильным. Кэролин обтерла его личико, а затем занялась роженицей. Вскоре, благодаря ее заботам, лицо Фанни немного порозовело, и Кэролин смогла развести огонь в комнате.

Когда в комнате чуть потеплело, женщина вернулась к новорожденному и перерезала пуповину. Младенец тихо плакал у нее на руках. Кэролин очень хотелось подольше подержать его, но был еще и второй ребенок — такой спокойный и безнадежный. Как объяснить его смерть Сайлесу? Он наверняка подумает, что первый из близнецов погиб из-за ее неумения.

Сможет ли она убедить Сайлеса, что малыш родился мертвым? Если бы она не вытащила его из утробы матери силой, то погибли бы все — и второй младенец, и сама Фанни.

Почувствовав, что колени ее подгибаются, женщина опустилась на пол. Вот бы Сайлес ничего не узнал! У него появился одни здоровый сын, а именно этого он и ожидал. Слава богу, Фанни приходила в себя. Так стоит ли им узнавать о несчастном ребенке?

Кэролин чувствовала, что силы оставляют ее. Она сделала все, что нужно. Она спасла две жизни! Но… Сайлес будет проклинать ее больше, чем обычно. Не исключено даже, что она попадет в тюрьму.

Фанни зашевелилась, издавая тихие звуки. Похоже, она хотела что-то сказать, но у нее не хватало сил. Кэролин с трудом встала на ноги и заставила себя улыбнуться, а затем положила ребенка женщине на грудь.

— Спасибо вам, — прошептала роженица. — Вы были… посланы мне Богом.

Решившись, Кэролин завернула бездыханное тельце второго ребенка в шаль, собрала влажные вещи Фанни и направилась к двери. Ей вовсе не казалось, что она послана Богом, она скорее ощущала себя убийцей.

В коридоре женщина увидела Сайлеса, сидящего на полу с закрытыми глазами. Кэролин подумала, что ее деверь спит.

— Все кончено? — равнодушно пошептал он.

Кэролин вздрогнула и повернулась так, чтобы Сайлес не увидел, что она держит в руках. Он что, оглох? Кэролин же слышала тихий плач новорожденного из спальни.

— Она умерла? — тихо спросил священник, щуря полные боли глаза. — Они тихо отошли в мир иной?

Задрожав, Кэролин напомнила себе, что сделала единственно возможную вещь. Она теперь боялась этого человека, боялась его благочестивого упрямства. Мертвый ребенок, которого она держала в руках, навсегда останется ее тайной, камнем ляжет на ее сердце.

— Господи, да у вас здоровый сын! Идите же к нему, идите к Фанни! И не благодарите меня! Все сделала Фанни. И помог ей Господь.

Застонав, словно едва сдерживая слезы, Сайлес рывком поднялся на ноги. А затем, услыхав наконец плач ребенка, он бросился в спальню.

Кэролин опустилась на верхнюю ступеньку — она слишком устала, чтобы удержаться на ногах, и думала лишь о том, как бы убежать из дому с мертвым ребенком. А потом ей надо будет хотя бы с виду упорядочить свою жизнь. Ее тело била такая сильная дрожь, что Кэролин едва смогла встать на ноги и спуститься вниз.

Лиза и дети спали у очага. Оставив мокрые вещи Фанни на столе, женщина сняла с крючка черный плащ Вайлдмена. Она была в ужасе, осознавая, что не сможет далеко уйти от дома по глубокому снегу.

Подумав, Кэролин отыскала чайник Óны и налила себе из него чаю. Пригубив холодного напитка, она ощутила во рту привычный привкус горечи, но быстро забыла его, так как по всему ее телу разливалось приятное тепло, согревающее ее уставшие члены. Что это было — полынь, морфий, паслен?.. Впрочем, это уже не интересовало Кэролин Клур.

Прихватив с собой костыль, женщина выскользнула из дому. Небо было ясным, месяц освещал луг таинственным светом. Кэролин едва могла передвигаться по снегу.

Лучше всего было бы похоронить ребенка в яме, оставшейся на месте приемной. Конечно, зарывать ребенка там, где все было разрушено ненавистью, казалось женщине кощунством, но если она хотела в целости и сохранности вернуться домой, то иного выхода не было.

Осторожно спускаясь вниз по ступеням, Кэролин шагнула в холодную тьму. Споткнувшись, она увидела перед собой небольшое углубление около очага. Земля еще не промерзла здесь, и Кэролин принялась рыть крохотную могилу.

ГЛАВА 12

Мрачно завывая, ветер сгибал промерзшие ветви деревьев и гонял по погребу высохшие листья.

Сообщить Фанни и Сайлесу о мертвом ребенке — значит признаться в том, что она не справилась с делом, за которое взялась, снова и снова повторяла себе Кэролин, копая землю. Опасаясь, что кто-нибудь увидит ее здесь, женщина торопливо рыла могилку.

Как она сможет жить с таким камнем на душе? Тело младенца уже остыло к этому времени. Сердце Кэролин тревожно стучало, когда она говорила себе, что совершает большую глупость. Женщина горячо молилась, прося Господа простить и понять ее.

Опустив завернутый в шаль трупик в могилу, Кэролин принялась засыпать ее землей, используя для этого какую-то деревяшку, которая раньше, похоже, была частью стула.

Разрывая землю, Кэролин обнаружила несколько медицинских инструментов — возможно, они упали со стола при пожаре. Она опять в ужасе вспомнила ту чудовищную ночь. Интересно, что еще можно обнаружить здесь среди мусора и земли?

Испытывая желание поскорее забыть о том, что привело ее сюда, женщина огляделась вокруг, ища, чем бы отметить место, где закопан ребенок.

«Господи!» — тут же испугалась Кэролин. О чем только она думала?! Могилу нельзя отмечать. Опустившись на землю, она задумалась о содеянном, моля Бога о снисхождении.

Сидя на полу, Кэролин озиралась вокруг. В углу подвала она заметила гору обломанных балок, на которые раньше не обращала внимания. Встав на ноги, она решила осмотреть их.

Под деревянными обломками Кэролин увидела то, что на первый взгляд показалось ей обгоревшим столом, но при ближайшем рассмотрении оказалось столешницей письменного стола ее отца. А на ней, придавленная мусором, лежала какая-то медицинская книга.

Внимательно осмотрев стол, женщина обнаружила, что обгорела лишь нижняя часть стола, левый ящик почти провалился в землю. Кэролин постаралась вытащить его и, перемазавшись сажей и грязью, в конце концов чуть сдвинула его с места. Она вскрикнула от удивления, когда обнаружила целую стопку тетрадей отца, каждая толщиной в полдюйма. Твердые переплеты от времени и влаги стали мягкими, как тесто.

Кэролин взяла одну тетрадь, но та стала рассыпаться у нее в руках. Ей не верилось, что у отца было еще так много тетрадей с записями. Видимо, убегая из Тимберхилла, он не смог взять с собой всего, чем так дорожил.

Вторая тетрадь тоже была в плачевном состоянии, но женщине удалось вытащить ее из стопки, не испортив. Кэролин открыла обложку, но страницы слиплись, и их невозможно было отделить друг от друга.

Третья тетрадь сохранилась лучше. Во всяком случае, женщина смогла засунуть ее под плащ — она надеялась прочесть ее позднее.

Две последние тетради вытащить из ящика не удалось. Кэролин было больно думать о том, что бесценные заметки ее отца утрачены навсегда.

И тут, вздрогнув, она вспомнила, зачем пришла сюда в столь неурочный час. Она оглянулась по сторонам, желая убедиться, что никто не подглядывает за нею. Присыпав все снежком, женщина стала подниматься вверх по скользким ступенькам. Словно в ответ на ее молитвы, пошел сильный снег. Теперь все ее следы и разрытая в погребе земля к утру будут занесены толстым белым покрывалом.

Поднявшись наверх, Кэролин еще раз осмотрелась. Ей никак не удавалось отделаться от неприятного чувства — женщине казалось, что кто-то наблюдает за нею.

Ее юбки были влажными от снега, а ноги и руки закоченели, когда она направилась к дому. Что она скажет Сайлесу, если тот спросит, где она была? Кэролин подумала, что можно будет сочинить историю о том, как она ходила к Óне, чтобы попросить ту помочь им, но тут же отказалась от этой затеи: она бы не смогла далеко уйти по сугробам.

Ветер гнал вихри снега над лугом. Наклонив голову, чтобы уберечь глаза от колючих снежинок, Кэролин заметила какое-то движение в синеватой тьме леса. Приглядевшись, она увидела человека, который не сводил с нее глаз.

Его длинные волосы развевались на ветру. Его глаза были такими же мрачными, как ее мысли. Как само воплощение зла, как очарованный принц, наблюдал за ней Вайлдмен из леса!

Первой мыслью Кэролин было броситься к дому, но Вайлдмен вышел из-за деревьев и поманил ее к себе.

Кэролин отрицательно покачала головой.

— Я должна вернуться! — крикнула она.

Словно не слыша ее крика, Вайлдмен подошел к ней, отбросил ее костыль в сторону и резко спросил:

— Что ты делаешь?

Кэролин испугалась, будто зашла на чужую территорию.

— М-мой деверь приехал, — пролепетала она, запинаясь. Кэролин понимала, что должна солгать дикарю, но боялась, что он уже знает правду. — Его жена недавно родила. Я… я ходила за помощью. — Ее ложь звучала неестественно. — У Óны наверняка есть что-то от кровотечения, но я не могу идти по снегу.

Подняв на него глаза, женщина осознала, что не в состоянии скрыть своих чувств к Вайлдмену. Как будто он очаровал ее, околдовал своим таинственным напитком, своими посулами запретной любви.

Вайлдмен шагнул ближе к Кэролин и убрал с ее лица прядь влажных волос.

— Почему ты так напугана? — Он заглянул ей в глаза, словно проникая в ее мысли. А затем очень-очень медленно наклонился к ней, не сводя с нее взгляда. Его холодные губы прижались к ее губам…

Желание пронзило Кэролин, но ей стало еще страшнее. Она ведь не хотела этого, не так ли?

Его язык неторопливо проник в теплую сладость ее рта. Женщина почувствовала, что слабеет, была не в силах сопротивляться, ее тело изнывало по его прикосновениям. Форрест никогда не целовал ее так! Да и у Эвана не было возможности подарить ей такой поцелуй!

Вайлдмен медленно прижимал ее к себе, запустив руки под плащ Кэролин, который тут же соскользнул с ее плеч. Женщина так и стояла на холодном ветру, прижимая к груди драгоценную тетрадь отца.

Казалось, она не чувствует холода: хотя ее трясло от ледяного ветра, внутри разгорался огонь страсти.

Но когда она захотела ответить на его поцелуй, Вайлдмен отпрянул от нее, однако потом вновь впился в ее губы с неистовством страсти. Женщина поняла, что он не хотел, чтобы она отвечала на его ласки.

— Подожди меня, — наконец прошептал он, отступая назад.

— Но почему?.. Почему я должна ждать? — Она протянула к нему руку. — Чего?

Вайлдмен повернулся к Кэролин, пригвоздив ее к месту взглядом:

— Когда придет время, я приду за тобой. Мы будем вместе. А до тех пор забудь, что видела меня здесь. Если ты станешь с кем-то говорить обо мне, то причинишь вред и мне и себе.

Кэролин покачала головой:

— Ты ошибаешься, если думаешь, что местные жители ненавидят тебя.

Вайлдмен яростно взмахнул рукой, приказывая Кэролин замолчать:

— Ты не должна ходить в лес!

Резко повернувшись, он пошел к лесу и быстро скрылся среди деревьев. Кэролин опять осталась одна…

Подобрав с земли плащ, она стала искать свой костыль. Ее пальцы, прижимающие тетрадь к груди, оставили на мягкой обложке глубокие следы. Иди я к дому по колено в снегу, Кэролин все спрашивала себя, не приснилось ли ей произошедшее…

Ее силы были на исходе, когда она поднялась на веранду. Стараясь не шуметь, женщина на цыпочках прокралась в кухню. Лиза с детьми по-прежнему спали у очага.

С облегчением вздохнув, Кэролин повесила плащ на спинку стула, вымыла руки и подошла к двери. Сверху раздавался тихий храп Сайлеса. Женщина прислонилась к стене, дрожа всем телом.

Но вот она заставила себя подняться наверх. Фанни спокойно спала на кровати, прижимая к себе розового младенца. Сайлес уснул, сидя на стуле, стоящем у очага.

На глаза Кэролин навернулись горячие слезы. Впервые в жизни она по-настоящему поняла, какую ответственность брали на себя ее отец и Форрест. Да, они ликовали, когда им удавалось вылечить больного, но вот в случае ошибки… Каково это — чувствовать себя ответственным за смерть, пусть даже эта смерть и помогла спасти другие жизни?.. Сможет ли она вынести это?

Выйдя из спальни и спустившись вниз, Кэролин растянулась на полу рядом с Лизой. Повернувшись к огню, она с жадностью раскрыла драгоценную тетрадь. На первой странице темнела надпись, сделанная бисерным почерком отца. Дату разглядеть было невозможно.

Очень осторожно женщина перелистнула страницу. На второй странице чернила почти выцвели, и нельзя было ничего разобрать. Третья страница, влажная и покрытая плесенью, рассыпалась в ее руках.

Женщина судорожно листала страницы, но нельзя было разобрать ни слова — все записи расползлись, в тетради было немало чистых листов. Последние страницы слиплись, и она не смогла разлепить их. Из корешка выполз маленький черный жучок, и Кэролин содрогнулась от отвращения.

Она ничего не прочла! Кэролин была разочарована. Ей лишь стало известно, что у отца были не только те семь тетрадей, что она хранила в Филадельфии. Ей так никогда и не узнать, чего она лишилась.

Бросив тетрадь в камин, Кэролин с грустью наблюдала, как пламя постепенно лижет переплет, глотает пожелтевшие страницы и превращает тетрадь в пепел. Бедный отец! Его карьера оборвалась в Тимберхилле из-за чьего-то невежества!.. Несчастный Форрест, погибший в катастрофе… А она сама? Что станет с ней?

Кэролин хотела засмеяться, но вместо этого из ее глаз покатились горькие слезы.

— Сегодня я спасла две жизни. Подумай об этом и порадуйся за них и за себя, — прошептала она, обращаясь к себе.

Кэролин устало закрыла глаза и заснула тяжелым сном. Ей снилось, что она разыскивает в темном лесу плачущего младенца. А рядом с нею стоит Сайлес, грозящий ей пальцем.

Следующие дни были так полны заботами, что Кэролин и не вспоминала тех недель, что они провели с Лизой вдвоем в Тимберхилле.

Сайлес позаботился о лошадях. С помощью Ноа он построил удобный загон, который спасал животных от непогоды.

Через два дня после приезда Сайлеса в дом вернулась Óна. Ничем не объяснив свое долгое отсутствие, она принялась за дело, даже не поинтересовавшись тем, что в доме появились новые люди. Óна безропотно выполняла новые обязанности, свалившиеся на ее голову.

С помощью волшебного чая Óны Лиза быстро забыла о том, что была ранена. Ни молодая негритянка, ни Кэролин никогда не вспоминали трагического эпизода. К радости Кэролин, Фанни быстро поправлялась, силы возвращались к ней с каждым днем.

Через неделю Сайлес съездил в Юдоксию и привез оттуда достаточно провизии, так что они могли безбедно прожить до окончания снегопада. Ему одолжили сани, на которых Сайлес и вернулся в Тимберхилл. Этим же вечером он окрестил своего новорожденного сына, дав ему имя Илиаким.

Казалось, одним своим присутствием Сайлес изгнал из дома все таинственные тени. Его крики и приказы то и дело звучали в комнатах Тимберхилла. Его планы привести дом в порядок, похоже, оживили жилище, населенное привидениями да грустными воспоминаниями.

Фанни быстро выздоравливала. Требовательные вопли маленького Илиакима никого не оставляли без дела — постоянно надо было что-то мыть, стирать, подносить.

Но лучше всего были дети — Элва и Парси. Их милая болтовня и бесконечные вопросы, как ничто другое, занимали Кэролин и помогали хотя бы на время забыть о сводящем ее с ума поцелуе Вайлдмена и о его странных словах.

Смерть второго близнеца постепенно уходила в забвение, и временами женщина верила, что сумеет забыть его. Поскольку она не сказала Сайлесу и Фанни о смерти новорожденного, то все были веселы и счастливы и не носили тоскливого черного траура.

Казалось, темная полоса в жизни Кэролин Клур наконец-то кончилась. Она очень подружилась с Фанни и почти не вспоминала своей тети Верити и ее дочери Эннети, живших в Юдоксии.

Когда все убедились, что Фанни сумела пережить две самые опасные недели после родов, Сайлес решил, что может приступить к своим обязанностям.

Все вечера он проводил в столовой за столом, на котором лежали горы всяческих бумаг. Корпя над Библией, он готовил свою первую проповедь. Близились Святки, и Сайлес надеялся, что сумеет провести большую церковную службу, которая соберет грешников со всей округи.

И Святки удались! Хоть дом все еще был в плачевном состоянии, многое в нем изменилось в лучшую сторону. Посреди гостиной стояла голубая ель, украшенная орехами, фруктами и маленькими птичками, сделанными из веточек и стручков молочая.

У каждого камина висели гирлянды из сосновых ветвей, благоухание которых напоминало всем о Рождестве. Вся мебель была отмыта и натерта до блеска, обивка почищена, окна вымыты, ковры выколочены. В доме наконец-то стало тепло и запахло вкусной едой.

Óна, на которой похрустывал накрахмаленный и отглаженный фартук, наготовила столько всяких блюд и сладостей, что Кэролин начала сомневаться в том, действительно ли эта женщина когда-то травила ее. Хоть она и держалась замкнуто, видно было, что она с удовольствием выполняет приказания Сайлеса.

Тот самый чай, которым Óна подпаивала Кэролин, подавался теперь и Фанни.

— Тебе тоже надо выпить немного, — настаивала Фанни. — Я чудесно себя чувствую. Ты — святая.

Кэролин всегда отказывалась от чая.

Зато Лиза тоже с удовольствием пила его. Она больше не говорила о привидениях, занятая лишь романом с Ноа.

…На Рождество в Тимберхилл потянулись гости. Местные жители, которые раньше не удостаивали Кэролин и кивка, теперь толпились в доме священника, желая поздравить его и потолковать с ним.

Приветствуя гостей, Кэролин стояла в передних дверях. Она брала их плащи и шляпы и предлагала пройти в гостиную.

Фанни лежала на новом шезлонге, держа на руках сына.

— Кэролин, пожалуйста, проходи в гостиную, поболтай с нашими гостями, — проговорила Фанни, приглашая Кэролин на вечер. — Друзья, это моя золовка. Она — настоящий друг. Она пришла мне на помощь в трудную минуту. Признаться, я думала, что уже стою одной ногой в могиле, но тут появилась Кэролин, возложила на меня руки и… Поверьте мне, я бы не смогла родить моего малыша без ее помощи, — заявила женщина, глядя на новорожденного затуманившимися глазами.

Кэролин чувствовала себя неловко — больше всего ей хотелось уйти из гостиной.

— Но позвольте, миссис Клур, где же вы так хорошо выучились акушерству? — спросила одна из женщин, буравя Кэролин маленькими серыми глазами.

За Кэролин ответила Фанни:

— Ее муж и отец были докторами. Но, уверяю вас, никто не смог бы лучше помочь мне.

Кэролин чувствовала, как краска постепенно заливает ее лицо. Господи, если бы только они знали, что она сделала на самом деле, факелы загорелись бы снова и в нее полетели бы камни…

Услыхав стук, Кэролин поспешила к двери. Стояла чудная ночь, сверкающие сугробы искрились на свету фонарей. Невдалеке от дома стояли сани.

— Входите, пожалуйста. Так мило с вашей стороны, что вы приехали. Веселого Рождества! — приветливо поздоровалась с гостями Кэролин, провожая семью фермеров с четырьмя детьми в гостиную.

При виде этой семьи все оторопели. Кэролин поняла: никто не ждал, что соберется столько народу да еще с детьми. Ведь люди считали, что Тимберхилл полон привидений, а стало быть, они ступают на территорию, принадлежащую дьяволу, и рискуют собой и своими душами. Впрочем, узнав, что в доме поселился священник, люди успокоились и чувствовали себя защищенными.

Кэролин отошла в сторонку, с болью думая о том, что Тимберхилл долгие годы был местом, которого боялись. Несмотря на смех и веселье вокруг нее, она чувствовала себя на удивление одинокой. Женщина вдруг сильно заскучала по Эвану, ей стало казаться, что она, возможно, никогда больше не увидит его…

Кэролин направилась в кухню — там она, по крайней мере, могла быть полезной, — но тут услыхала, что к дому подъезжают еще одни сани. Женщина отворила дверь, приветливо улыбаясь и втайне завидуя тому, как много людей захотели прийти к Сайлесу.

— Ах, Кэролин! — вскричала Элен Раснер, выбираясь из саней и помогая выйти на снег своему согбенному отцу. — Как мило, что вы нас пригласили! Господи, настоящий вечер! Все приехали, все! — Элен вошла в дом, радостно улыбаясь гостям. — Как хорошо ты выглядишь! У нас давным-давно никто не устраивал вечеров. Как ты поживаешь? Как находишь наш лес — ведь золото осени сменилось серебряным зимним нарядом?

Кэролин понимающе улыбнулась Элен, давая ей понять, что на этот раз они не будут говорить об опасности, таящейся в зимнем лесу, — в доме было слишком много гостей.

— Кажется, я не видела вашего отца, когда заезжала к вам, — промолвила она, резко меняя тему разговора.

Элен коротко улыбнулась:

— Верно, не видела. Кэролин, давай перейдем на «ты», — весело болтала девушка. — Отец, это дочь Ориона Адамса.

Ее отец, судя по всему, был раньше высоким человеком, но годы согнули его спину. Старик подозрительно посмотрел на Кэролин, но тут Элен подтолкнула его, и он пробормотал:

— Добрые новости, миссис Клур.

— Спасибо, что выбрались к нам, — проговорила Кэролин. Она не могла заставить себя сказать этому человеку, что рада его видеть — слишком уж он был ей неприятен.

— Я слыхала, твоя тетя и кузина отказались принять приглашение, — прошептала Элен, когда они с Кэролин помогали старому мистеру Раснеру сесть на стул в гостиной. Удивленно оглядевшись, Элен спросила: — Но где же вы взяли всю мебель?

— Да она тут и была. Она принадлежала еще моим бабушке и дедушке. Но лучше не приглядывайся к ней: она вся в пятнах и поцарапана. Впрочем, моего деверя это не смущает. Он со своей семьей жил в двухкомнатном домике священника при церкви в Нью-Йорке, так что этот дом кажется им просто роскошным.

— Да уж, все мы под Богом ходим, — усмехнулась Элен. — Но я надеюсь, что Люсиль Эбей не решится заявиться сюда. Я слыхала, что она прокляла Господа. Бедная, заблудшая душа…

Кэролин не хотелось говорить на эту тему:

— Знаешь, когда я только приехала сюда, я все время встречала каких-то странноватых людей. Мне казалось, что вся Юдоксия населена лишь безумцами да привидениями, как говорит моя горничная.

— Все уже позади, — похлопала ее по плечу Элен. Со двора раздался звон колокольчика — опять подъезжали сани. — О, еще один гость! — с любопытством вскричала девушка. — Интересно, кто же это? — Она прильнула к покрытому инеем окну, в котором была отогрета маленькая дырочка. — Ого, закрытые городские сани! Надо же! Кэролин, ты поджидаешь какого-нибудь красавца? Может, представишь нас друг другу? — Элен весело рассмеялась. — Ну и мужчина! Подойди ко мне, взгляни! И у него такой внимательный возница. Ох, надеюсь, что твой гость все же не инвалид. Слушай-ка, у нас во всей округе не сыскать господина, на котором бы так чудесно сидел плащ! Кэролин, где ты его прятала?

Сердце Кэролин тревожно забилось. Бросившись к двери, она рывком отворила ее.

Из саней вылезал Эван, его длинный плащ развевался на ветру. Приподняв шляпу, молодой человек оглядел темную громадину каменного дома, с крыши которого, поблескивая в неясном свете фонарей, свешивались гигантские сосульки.

Кэролин выбежала на крыльцо. Всплеснув руками, она раздумывала, то ли броситься Эвану прямо на шею, то ли дождаться степенно, когда он подойдет к ней. Сделав несколько неуверенных шагов, она ждала, пока он увидит ее. Глаза их встретились…

Кэролин сразу же заметила, что Эван сильно переменился. Бледные щеки ввалились, нос заострился, казалось, истончали даже его пальцы. Его слуга, одетый в чересчур большую ливрею, предложил хозяину руку.

— Эван, ты болел! — воскликнула Кэролин, торопясь к молодому человеку. Схватив его холодную руку, она почувствовала, как он слегка сжал ее. А затем женщина обняла Эвана и, привстав на цыпочки, поцеловала его. Господи, какой же он худой!

— Кэролин! — прошептал Эван, прижимаясь к ней щекой и дрожа всем телом. — Кэролин, я чертовски долго искал тебя! Я бы отругал тебя за неожиданный отъезд, но, боюсь, у меня не хватит сил, — признался он, слабо улыбнувшись. — Слава Богу, я наконец-то разыскал тебя!

Кэролин тревожно оглядела Эвана — ей казалось, что у него начинается лихорадка.

— Заходи скорее в дом, Эван. Я знаю одно средство, которое придаст тебе сил. Чай, приготовленный моей кухаркой, поистине творит чудеса. Ты сразу же хорошо почувствуешь себя и уснешь как ребенок. Но неужели ты ехал из Филадельфии без остановок?

Молодой человек кивнул.

— В таком случае ты должен немедленно прилечь! Я же вижу, как ты ослаб. Что случилось? Тебе не стоило приезжать сюда, но… Господи, как же я рада тебя видеть!

Эван засмеялся, его ярко-голубые глаза засияли.

— Как же я мог не приехать, узнав, что ты все-таки жива? После всего, что произошло!

— Так ты думал, что я умерла?! — Ее сердце подпрыгнуло, когда Кэролина поняла, сколько он выстрадал. А ей-то и в голову не приходило, что он подумает… Господи, эпидемия!.. — Какой же я была идиоткой! Прости меня!

— Прощаю, — прошептал Эван. — Если поцелуешь меня.

Кэролин дотронулась губами до его щеки. Они вошли в холл, и женщина услыхала шумный говор гостей из гостиной.

— Ты должен рассказать мне, что случилось.

— Дорогая, я занимался твоими поисками, но тут дела призвали меня в дорогу. Я заболел в Бостоне и был прикован к постели почти три недели. Когда мой помощник получил твое письмо, мы наконец-то узнали, где находится этот чертов Тимберхилл, но я был так слаб, что не смог приехать сразу же.

— О Господи!

Как она рада его видеть! Несмотря на болезненную худобу, Эван стал еще привлекательнее. Может, эта решимость в глазах, твердо сжатые губы и суровое выражение лица придавали ему мужественный вид?

Закрыв дверь, Кэролин прижалась к Эвану. Она взяла его за руку, тут же покраснела, стыдясь своей смелости, отпустила руку Эвана и опять схватила ее, чувствуя себя глупой девчонкой.

Эван покрылся румянцем. Кэролин ужасно хотелось еще раз поцеловать его, но дом был полон гостей, так что ей пришлось сдержать свой порыв.

Благодарно улыбаясь, женщина подтолкнула слугу Эвана в сторону кухни.

— Ешьте что хотите! — предложила она, направляясь с молодым человеком в заполненную гостями гостиную. — Прошу внимания! — крикнула Кэролин. — Перед вами — Эван Бурк, он только что приехал из Филадельфии.

Все вокруг зашумели.

— Ну и как там, в Филадельфии, сэр? — спросил один из гостей.

— Все только и говорят, что о казни французской королевы, — отвечал Эван, заводя разговор о революции во Франции.

Кэролин стояла рядом с ним. Она была необычайно рада его приезду.

— У тебя усталый вид, — прошептала она. — Тебе надо поесть и поскорее лечь в постель.

Попросив прощения у истосковавшейся по новостям аудитории, Эван позволил Кэролин увести себя в столовую. Положив ему на тарелку всяческой снеди, она стала наблюдать за тем, как он ест.

Утолив первый голод, Эван рассказал Кэролин о том, как вернулся в Филадельфию, и, конечно же, о своей болезни.

— За три недели из дома разбежались все слуги. Мне пришлось нанять новую экономку, кухарку, дворецкого и даже того слугу, что привез меня сюда.

— Господи, если бы только я знала!..

— Да, но теперь, когда тебе наконец-то все известно, могу я увезти тебя в Филадельфию?

Изнывая по его поцелуям, Кэролин опустила глаза. Мог ли он поцеловать ее прямо сейчас, когда в доме так много людей? Если бы только он прижал ее к себе и приник к ней в страстном поцелуе, она, возможно, позабыла бы Вайлдмена.

— Кэролин, ты так прекрасна. Уверен, ты знаешь, что я просто с ума по тебе схожу! Я приехал для того, чтобы настоять на женитьбе. — Он взял ее за руку. — Я не приму отказа. И не смогу больше ждать. Я едва рассудка не лишился, разыскивая тебя. Господи, я-то думал, что ты погибла, пропала! Обнаружить, что ты уехала, не оставив даже записки… Ты не сможешь отказать мне еще раз, Кэролин! Я не позволю!

— Но я и не отказывала тебе…

Он заставил ее замолчать, припав к ее губам своими горячими губами. По телу Кэролин пробежала дрожь. А потом, словно в доме никого не было, Эван обхватил ее руками и прижал к себе. Его прикосновения были нежными, но требовательными.

Кэролин не могла сопротивляться. И была не в состоянии совладать с охватившим ее возбуждением.

— Я люблю тебя, Кэролин! — Он еще раз поцеловал ее.

Она погибла! Женщина всем телом прижалась к Эвану, желая сказать ему «да», но она не могла этого сделать, потому что ее рот был запечатан его горячими губами.

Когда он отпустил ее, Кэролин, задыхаясь, рассмеялась. Шагнув назад, она прижала к губам свои дрожащие пальцы и тут же увидела Óну, которая стояла в дверях с подносом сладостей. Бездонные глаза Óны были устремлены прямо на нее.

Кэролин отвернулась. Ей вовсе не понравилось, что кухарка испортила это божественное мгновение.

— Óна, оставь нас и закрой, пожалуйста, дверь, — приказала женщина.

Óна ушла и послушно прикрыла за собой дверь. Кэролин и Эван остались в столовой одни.

— Куда все делись? — спросила Кэролин, осознавая, что теперь все станут о ней судачить еще больше, чем прежде. Тихо засмеявшись, она весело поглядела на Эвана.

— Да здесь, кажется, никого и не было, — улыбнулся молодой человек. Усевшись на стул, он похлопал ладонью по коленям. — Иди ко мне, Кэролин. Я больше не в состоянии стоять. Я, знаешь ли, растерял остатки сил, едва увидев тебя, — так я тебя хочу.

Покраснев, женщина шагнула к нему. Эван притянул ее к себе, и, дотронувшись до его тела, она почувствовала, как сильно он возбужден.

— Я люблю тебя, Кэролин, — проговорил он, глядя ей прямо в глаза. — Ты должна выйти за меня!

Судорожно вздохнув, Кэролин прошептала в ответ:

— Хорошо, любимый, хорошо…

ГЛАВА 13

— Я не помешал? — спросил Сайлес, приоткрывая дверь в столовую.

Зардевшись, Кэролин вскочила с колен Эвана.

— Ах, Сайлес, вы напугали меня!

— Да уж, думаю… — сухо промолвил священник.

— Вот с вами-то мне и нужно поговорить, — проговорил Эван, неуверенно вставая. — Может быть, сэр, вы и сочтете, что я слишком тороплюсь, но тем не менее я прошу вас благословить мой брак с Кэролин.

Кэролин раздражала сама мысль о том, что Эван мог подумать, будто Сайлес имеет право решать ее судьбу!

У священника был такой вид, словно он сожалел о потере толкового и расторопного слуги, которому к тому же не надо было платить жалованья. Но он не забыл, как вдова брата сумела обвести его вокруг пальца, поэтому полагал, что с нею надо держаться настороже. Улыбнувшись, он всем своим видом постарался показать, что ее отъезд — именно то, что ему нужно.

Пожав Эвану руку, святой отец кивнул:

— Благослови Господь вас обоих.

Похоже, Эван воспринимал согласие Сайлеса на брак Кэролин как пустую формальность, потому что тут же повернулся к ней и многозначительно спросил:

— Дорогая, как скоро ты сможешь уехать отсюда? До Филадельфии, как ты помнишь, далековато.

Кэролин засмеялась нетерпеливости Эвана и тут же снова покраснела.

— Тебе надо бы отдохнуть, но я смогу быть готовой, как только будет нужно.

Сайлес от удивления даже вздрогнул:

— Но не сможете же вы путешествовать… вместе, до тех пор пока не сочетались браком! — Он возмущенно запыхтел. — Я этого не допущу. Я сам вас обвенчаю.

Кэролин хотела было возразить против такого поворота событий, но, к своему удивлению, не смогла придумать хоть какой-нибудь причины отложить венчание, да к тому же столь поспешное.

— Тебя это устраивает? — с улыбкой спросила она Эвана.

Глаза молодого человека засияли от радости.

— Ничто другое не могло бы так меня обрадовать, — заявил он.

Радостно замычав, Сайлес подтолкнул Эвана с Кэролин к дверям гостиной.

— Мои дорогие новые друзья! У меня есть объявление! Моя дорогая золовка только что согласилась стать невестой нашего уважаемого гостя, мистера Бурка! Предлагаю поднять за это бокалы!

Покрасневшая и счастливая, Кэролин стояла рядом с Эваном, держа его за руку. Вокруг слышался веселый смех, все поздравляли их с помолвкой.

Стоя в дверях, Óна внимательно все слушала, а затем поспешно поставила на стол поднос, который несла в гостиную. Не прошло и минуты, как она оказалась в кухне, накинула на себя темный плащ и, выбежав из дома, мгновенно скрылась в тьме ночи.

Óна так спешила сообщить новость дикарю, что не заметила его в тени деревьев. Вайлдмен стоял как изваяние, освещаемый мерцающим лунным светом. Он теперь часто приходил сюда и наблюдал за домом.

— Что ты здесь делать? — вскричала Óна, наткнувшись на Вайлдмена в темноте. И, подтолкнув его дальше в лес, женщина заявила: — Я должна много сказать тебе. Пойдем!

Когда последние гости уехали, Тимберхилл замер в молчании. Лиза спала в кухне. Фанни уже давно поднялась в спальню, чтобы покормить грудью малыша и тоже лечь спать. Эван выпил горячего пунша и был препровожден в спальню Кэролин под ее наблюдение.

В третьей, полупустой спальне была сама Кэролин. Стянув с себя платье, она торопливо надела теплую ночную сорочку. Каждая клеточка ее тела была в напряжении — еще бы, ведь за стеной спал Эван! Молодой человек отказался от лечебного чая, заявив, что ничему так не доверяет, как старому доброму виски.

А на дворе стояла мрачная, холодная ночь. В камине, потрескивая, горел огонь. В воздухе еще витали приятные ароматы праздничного обеда; Кэролин с наслаждением вдыхала запах восковницы, из которой делали свечи.

Сладко зевнув, женщина заснула. Ей снилось, что она стоит в огромном заснеженном лесу. С одной стороны от нее светит ласковое солнышко, а с другой — стоит темная, холодная и таинственная ночь. Ей хочется пойти туда, где солнце и тепло, но ноги, против ее воли, несут ее все дальше и дальше в темную мглу.

Но вот она заблудилась и не видит перед собой ничего, кроме переплетающихся ветвей. Она падает, и ноги ее увязают в полужидкой грязи. Кэролин сопротивляется что есть силы, размахивает руками, пытается крикнуть, но с ее уст не слетает ни звука…

— Миз! Миз! — услыхала она наконец голос Лизы, трясущей ее за рукав. — Миз, проснитесь!

— Господи! Что это было? — пробормотала Кэролин, тряся головой и стараясь забыть неприятный сон.

— Там, у дома, кто-то есть. Миз! Пойдемте скорее!

— Если кто-то есть, то надо разбудить Сайлеса.

— Нет, мэм. Только вас. Пойдемте!

Девушка подождала, пока ее хозяйка натягивала на себя халат и засовывала ноги в шлепанцы, а затем потащила ее за собой в полутемную прихожую. Кэролин слышала, как в спальне храпит Сайлес. У дверей комнаты, где спал Эван, женщина задержалась на мгновение, но Лиза торопила ее.

— Только вы, миз! Только вы! — прошептала она, спускаясь на цыпочках по ступенькам.

Все более раздражаясь, Кэролин зашла в кухню и, отворив входную дверь, шагнула на веранду. В доме были Сайлес и Эван, поэтому она не чувствовала страха. Больше всего ей хотелось покончить со всеми этими нелепостями!

Сверкнув глазами, Лиза захлопнула дверь за спиной Кэролин, оставив ее в кромешной тьме. И тут же женщина увидела высокую фигуру Вайлдмена, стоящего на том месте, где когда-то была приемная.

Вздрогнув, Кэролин хотела вернуться в дом. Вайлдмен был человеком ночи. Ей больше не о чем было говорить с ним.

— Кэролин! — раздался его громкий шепот. — Я пришел!

Тяжело задышав, Кэролин задумалась. Ей вспомнился его настойчивый поцелуй, вспомнилось, как все ее тело потянулось к нему. Неужели она сошла с ума и вновь хочет поговорить с этим таинственным существом?

Кэролин услыхала, как захрустел снег под его ногами, когда он направился к ней. Она хотела было войти в дом, но странное любопытство заставило ее задержаться. Уж если она собирается через несколько дней выйти замуж за Эвана, то спокойно может перекинуться парой слов с дикарем, забыв все, что она к нему чувствовала.

Вайлдмен остановился всего в нескольких шагах от нее:

— Я же сказал тебе, что приду.

— Я не могу пойти с тобой, — промолвила женщина, внимательно осматривая его лицо и курчавую бороду, освещаемые слабым светом, падающим из окна.

— Ты мне нужна, — прошептал он, шагнув ближе.

Женщина покачала головой:

— Мне очень жаль. Если ты хочешь поговорить со мной, то должен войти в дом. И…

— Кэролин! — Вайлдмен одним прыжком оказался рядом с нею и обхватил ее руками так, что она не могла пошевелиться. Это было как во сне…

Заглянув в его почти бесцветные глаза, Кэролин подумала о том, что же в нем так ее привлекало. Он наклонился к ней, гипнотизируя взглядом, а затем его холодные губы дотронулись до ее губ…

Вздрогнув, Кэролин почувствовала, что кровь ее начинает закипать.

— Нет! — вскричала она, отпрянув назад. — Хватит с меня! Уходи! Я уезжаю из Тимберхилла и больше не вернусь сюда! — Она с такой силой толкнула его, что Вайлдмен, споткнувшись, упал с веранды в снег.

Кэролин с негодованием принялась дергать ручку двери. Она пообещала стать женой Эвана!

— Ты быть дурой, — раздался из тени голос Óны. — Этот мужчина есть то, что тебе нужно. Он как раз для тебя!

Резко обернувшись, Кэролин сжала кулаки:

— А ты что здесь делаешь? Опять смеешь соваться в мою жизнь?! Почему я должна слушаться тебя и делать то, что ты хочешь, даже не услышав от тебя ответов на мои вопросы? Я узнала все, что хотела! Я давным-давно была готова уехать отсюда! И наконец-то оставлю это место! С радостью! Отстаньте от меня, вы оба!

— Этот мужчина есть твоя первая любовь, — прошептала Óна. — И настоящая! Ты не можешь выйти за другого!

Кэролин похолодела.

— Что ты говоришь? — Она шагнула к дикарю. — О чем это она говорит? Я вас не знаю!

— Да нет, знаешь, — тихо промолвил он. — Я-то сразу узнал тебя — сразу же, как только увидел. Но ты не помнишь меня. Посмотри-ка мне в глаза, Кэролин. Твое сердце признало меня, поэтому тебя так тянет ко мне. Мы не можем забыть те чувства, что некогда связывали нас. И даже твое замужество ничего не изменило. И десять долгих лет в лесу в ожидании тебя не переделали моей души. Я ждал, чтобы ты меня освободила.

Кэролин оцепенела. Почему он говорит, что они были знакомы? Они опять пытаются навязать ей свою волю?

Óна угрожающе поглядела на нее.

— Кэролин, еще одно замужество ничего не изменит. Ты всегда любила меня! — быстро проговорил он, словно торопился произнести эти слова, прежде чем Óна успеет что-то сделать.

Женщина посмотрела в глаза Вайлдмену. Но там не было насмешливого выражения — они будто застыли. Она не увидела в них ничего знакомого. Не могла она знать этого человека!

— Нет! Нет! — вскричала молодая женщина.

Вайлдмен повелительно поднял руку, когда Óна хотела что-то сказать:

— Молчи! Кэролин будет моею!

Глаза Óны затуманились — казалось, она безропотно повиновалась дикарю.

— Миз, перед вами — ваш Джон! — прошептала Óна таким тоном, как будто пыталась убедить в чем-то несмышленого ребенка.

Кэролин недоверчиво поглядела на Вайлдмена:

— Этого не может быть… Джон? Джон Раснер? Но твоя родная сестра сказала, что тебя убили на войне. Она солгала?

Дикарь покачал головой:

— Пойдем со мной — я все объясню.

— Нет! Ты объяснишь все немедленно! Ты хочешь сказать, что долгие годы обманывал собственного отца и сестру?! И все это время жил в лесу совсем недалеко от них? Да ты же просто чудовище! — Подумать только, этот человек посмел подпоить ее какой-то гадостью, от которой ее голова стала полна недопустимых мыслей!

— Это все из-за твоего отца! — вскричал дикарь. — Все из-за него! — повторил он, угрожающе приближаясь к Кэролин. — И даже то, что ты владеешь всеми моими помыслами!.. Все! — Его зубы сверкнули, как у дикого зверя, когда Вайлдмен потянулся к руке женщины.

Кэролин отшатнулась, качая головой. Предатель! Джон Раснер предал их всех!

— Но почему?! Почему ты предал нас?!

Óна шагнула вперед, делая Кэролин знак замолчать и хватая ее за правую руку. Тем временем Вайлдмен, он же Джон Раснер, ухватил ее за левую. Вдвоем они потащили Кэролин с веранды.

Кэролин была в таком состоянии, что не могла сопротивляться. Стало быть, это тот самый человек, которого она любила девочкой! И он был героем ее эротических видений! Женщина принялась вырываться. Этот человек служил помощником ее отца, ее отец полностью доверял ему, а Джон смел утверждать, что отец совершил убийство — во всяком случае, именно это снилось ей в ночных кошмарах!

— Пустите меня! — закричала Кэролин, пытаясь вырваться и понимая, что они торопятся увести ее.

Но тут в окнах кухни зажегся свет, дверь отворилась.

— Кэролин, в чем дело? — раздался встревоженный голос Эвана.

Óна отпустила руку женщины и в мгновение ока растаяла в темноте, пролетев как привидение над заснеженным лугом.

Помедлив, Джон Раснер тоже отпустил руку Кэролин. А затем ушел, и его черный плащ, как крылья огромной, неведомой птицы, развевался на ветру… Заколдованный принц, принц зла…

Всхлипнув, Кэролин бросилась в объятия Эвана:

— Это безумство! Чистой воды безумство! Я до сих пор не верю, что они сказали мне правду!

— Давай войдем в дом, и ты скажешь, что им было от тебя надо, — проговорил Эван, подталкивая ее к кухне. Зайдя в дом, молодой человек запер дверь. — Я пойду за ними и…

— Нет, ты слишком дорог мне! Но как, как могла я не узнать его?! Он же живет в старой хижине Раснера! Я должна была догадаться! — причитала Кэролин. — Я должна научиться быть послушной своим инстинктам, должна научиться думать, Эван! Думать!

Дрожа, Кэролин опустилась на табуретку, стоящую возле стола, и уткнула лицо в сложенные руки. Какой же дурой она была!

— Чем быстрее я уеду отсюда, тем лучше, — заявила женщина. — Если бы ты не приехал, я бы, наверное, с ума тут сошла!

— Но кем был этот мужчина, Кэролин?

Кэролин в отчаянии прижала руки к груди.

— Он сказал… Он сказал, что… Нет, этого не может быть, — сбивчиво заговорила она. — Это нелепо. Жить в лесу все эти годы… Эван, не знай я, что здесь творилось, я бы наверняка решила, что этот дом проклят. Я хочу уехать! — Женщина замахала руками, увидев, что Эван хочет спросить ее о чем-то. — Все это уже не важно. Я думаю лишь об отъезде. Они хотят, чтобы я поверила тому, что этот человек прежде был помощником моего отца. Человеком, в которого я влюбилась. Но я слышала, что он погиб на войне. Ах, Эван, слава Богу, что ты вышел! Они могли… — Женщина поежилась. — Не знаю точно, что они могли со мной сделать. Думаю, они могли бы увести меня отсюда! Неужели я сошла с ума? Неужели все это действительно произошло со мной?

Схватив Кэролин за руки, Эван поставил ее на ноги. От волнения его голос дрожал:

— Здесь тебе не место. Тимберхилл уничтожил твоего отца. Если ты немедленно не уедешь отсюда, то он уничтожит и тебя! Ты слишком измучена, Кэролин. Ты же провела здесь два ужасных месяца! Ты забыла, что такое спокойная жизнь, больше того, ты забыла свое прошлое!

Кэролин кивнула, понимая, что Эван прав. Все милые ее сердцу воспоминания о счастливом детстве не грели больше ей душу, уступив место трагической и непонятной реальности.

— Ты можешь уехать отсюда с чистым сердцем? — спросил молодой человек. — Я не хочу, чтобы тебя и дальше преследовали мысли о Тимберхилле.

— Я уеду с радостью. Сайлес этого ждет не дождется!

— Ты любишь меня?

— Знаешь, раньше я не была в этом уверена, но теперь сомнения исчезли! — искренне промолвила Кэролин.

Эван обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.

— Теперь я скорее умру, чем позволю кому-нибудь причинить тебе вред, Кэролин. Обещай и ты мне кое-что.

— Но что я могу пообещать? — спросила женщина, едва сдерживая слезы.

— Никогда больше не убегать от меня. Никогда.

— Обещаю.

— Чего бы ты ни захотела, обязательно скажи об этом мне. И не считай меня таким же, как другие мужчины. Я хочу тебя так сильно, что ты и представить этого не можешь. Я никогда не стану препятствовать тебе. Я слишком долго ждал…

Кэролин подняла голову, чтобы взглянуть в его глаза, полные любви.

— Ты не пожалеешь об этом, Эван.

— Я знаю, моя любовь…

У Эвана было немного времени, чтобы наводить справки в Юдоксии, но он был полон решимости узнать как можно больше о таинственном человеке, прозванном дикарем. Люди в этих местах были примитивны и напуганы, и их совсем не волновало, что в лесу, невдалеке от их домов, как какое-нибудь дикое животное, живет человек.

Эвану было наплевать на то, что его расспросы вызывали удивленные взгляды и недоуменное пожатие плечами. Он хотел знать лишь одно: действительно ли какой-то бородач, который раньше был помощником ее отца, домогался Кэролин. Впрочем, ответы людей не удовлетворяли его. Ему сообщили, что Джон Раснер пропал, похоже, пропал на войне — через несколько недель после отъезда Ориона Адамса и его семьи из Тимберхилла. А потом пришла весть о его гибели.

— Адамсов выгнали? — недоуменно спросил его кто-то. — Это невозможно! Что еще за толпа с факелами? Да нет, не было такого. Мы здесь все — миролюбивые люди. Фермеры! И никому не желаем зла.

Элен Раснер и ее отец были еще более недоверчивыми.

— Мой сын погиб, сэр, — твердо заявил старик Раснер, хотя ни он, ни его дочь не посмели сказать, что видели тело Джона. Однако оба утверждали, что тот похоронен где-то в Нью-Джерси.

Довольный лишь тем, что ему удалось взбудоражить умы местных вдовушек и стариков, Эван с радостью поехал домой. В воскресенье утром он женился на Кэролин, и это сделало его счастливейшим из смертных.

На Кэролин было простое платье, которое одолжила ей Фанни. Эван надел фрак и узкие бриджи. Церемония, к его глубочайшему сожалению, была очень короткой и скромной.

Однако Кэролин была счастлива, а именно это больше всего волновало молодого человека. Тетушка и кузина Кэролин на венчание не пришли, равно как и сумасшедшая женщина из расположенной неподалеку усадьбы, и это весьма обрадовало Эвана. Деревенские сплетницы были в восторге от того, что имеют возможность посудачить.

Человека по прозвищу Вайлдмен не было видно. Кухарка Óна тоже не сочла нужным появиться в Тимберхилле в день свадьбы. Эван не мог видеть, как Кэролин приходится готовить немудренные угощения вместе с Лизой, но его невеста просто светилась от счастья и дотрагивалась до него при каждой возможности. Эван страдал, но вовсе не от голода. Если ей доставляет удовольствие самой готовить праздничный обед — что ж, пусть так и будет. Очень скоро он сумеет предоставить в ее распоряжение сколько угодно слуг.

…Теперь, дрожа от нетерпения, молодой человек усаживал Кэролин в свои сани. Они уже махали на прощанье руками, когда он почувствовал, что немного устал. Казалось, само присутствие Кэролин придавало ему сил. Ее согласие выйти за него, а теперь… теперь она принадлежала ему… Что может быть лучше для его здоровья?

Когда кучер взмахнул хлыстом, Кэролин доверчиво прижалась к нему.

— Ты счастлива, что возвращаешься в Филадельфию? — спросил он, обнимая ее и прижимая к себе.

— Очень, — прошептала Кэролин, кладя голову ему на плечо.

Эван приподнял ее лицо для поцелуя.

— Знаешь, — тихо проговорил он, — уезжая из дома, я мог лишь надеяться, что найду тебя. И теперь мне не верится, что ты принадлежишь мне. Ты любишь меня, Кэролин?

— Люблю, и очень давно. Хотелось бы верить в то, что люди не слишком осуждают меня за столь поспешный брак после смерти первого мужа.

— Поспешный?! — нервно смеясь, воскликнул Эван. — Да, для меня это целая жизнь!

— Мне правда очень-очень стыдно за то, что я уехала, ничего не сказав тебе, — честно призналась жена молодого человека.

Он молча закутал ее в плащ.

— Что сделано, то сделано, — произнес Эван после долгого молчания. — Теперь перед нами — лишь будущее. Ты хотела бы попасть на рождественский вечер? — поинтересовался он, наблюдая за тем, как загорелись глаза жены.

— Я так давно видела твой загородный дом, Эван. Можно я попрошу, чтобы отцовские вещи собрали и отправили туда? Я бы хотела еще раз просмотреть его записи…

— Все что хочешь. Помню, ты как-то говорила, что мечтаешь изучать медицину. Ты не передумала?

— Приехав в Тимберхилл, я о многом думала и изменила свои взгляды на некоторые вещи. Но медицина… Да, я хочу ее изучать. — Женщина надолго замолчала, по ее лицу пробежала тень.

— Я не возражаю, — заявил Эван, подумав, что жена, возможно, несколько смущается его. — Как моя жена, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

Кэролин встревоженно поглядела на него.

— Но что же беспокоит тебя? — спросил Эван, приподнимая ее подбородок и целуя Кэролин в кончик носа.

Она заставила себя улыбнуться:

— Обещаю, что как-нибудь расскажу тебе все, но сегодня, в день нашей свадьбы, я хочу быть счастливой.

Он нежно поцеловал ее дрожащие губы.

— Обещаю, что сегодня ночью ты будешь счастлива, — прошептал он, чувствуя, как огонь желания закипает в его жилах.

Но, приподняв голову и выглянув в окно, Эван вдруг понял, что его обуревает странное чувство: ему казалось, что Кэролин не полностью принадлежит ему. Он почти физически ощущал, что часть ее души не открывается ему, ускользает от него…

Если ему все же удастся покорить ее, как это сделал его добрый, но глуповатый друг Форрест, то придется очень долго добиваться доверия Кэролин. Но как вести себя с женщиной, которую он любил так отчаянно? Достаточно ли одного терпения? Неужели страсть к Тимберхиллу будет то угасать, то разгораться в ней, как жар у больного желтой лихорадкой, но никогда не отпустит ее насовсем?..

Гостиница «Миллерс и ложка» находилась у придорожной заставы, расположенной на дороге, ведущей в Филадельфию. После долгого пути в кромешной тьме гостиница, показавшаяся вдалеке из-за поворота, ослепила их ярким светом, льющимся из окон. Пока сани быстро скользили по снегу, Эван дремал, положив голову на плечо Кэролин. Его руки бессильно упали на колени.

Глядя в окно, Кэролин думала о том, что не может избавиться от чувства, что ей не следовало уезжать из Тимберхилла столь поспешно. Уж слишком быстро все произошло. Приехал Эван, и она с радостью бросилась в его объятия, но теперь, когда дом ее детства остался позади, женщина ощущала беспокойство.

Обдумав все хорошенько, она поняла, что бежит от своего чувства к Вайлдмену — Джону Раснеру. Впрочем, она все еще не могла убедить себя в том, что это один и тот же человек. Тот молодой помощник ее отца, которого она так любила, когда была невинной девочкой, не мог быть человеком, что долгие годы жил в лесной глуши. Его глаза были совсем не такими, как прежде. Они стали изменчивыми, таинственными, дикими…

Да, все произошло слишком быстро. Ей следовало поговорить с Джоном. Она должна была узнать, почему он допустил, чтобы отец и сестра считали его мертвым. Неужели все из-за эпидемии дифтерии и обвинений против ее отца? Или, может, она еще не все разузнала?

Кэролин зарылась лицом в волосы Эвана. Вдохнув его аромат, она с радостью подумала, что ей не придется больше спать в одиночестве в мрачном и старом доме. Огни «Миллерса и ложки» все приближались, маня их своим уютом и теплом.

Как нелепо, подумалось Кэролин, что в день своей свадьбы ее обуревают мысли о мертвом ребенке, которого она приняла у Фанни. Может, из-за того, что теперь она и сама могла забеременеть?

Интересно, стал бы Сайлес с такой радостью благословлять их брак и венчать их, если бы знал, что она сделала с его мертвым сыном?

— Что-то у тебя не слишком счастливый вид, — донесся до женщины голос мужа. Он все еще держал голову на ее плече, выражение его лица было задумчивым.

— Да нет, я просто размышляю, — улыбнувшись, промолвила Кэролин. — Ты устал? Ведь ты так долго болел.

— Мы еще посмотрим, какой я слабый… очень скоро посмотрим, — проговорил Эван, сверкнув глазами.

И тут же кровь быстрее побежала по жилам Кэролин, мрачные мысли в одно мгновение улетучились у нее из головы. Эван теснее прижался к ней и припал к ее губам страстным поцелуем, сулящим им обоим невиданное наслаждение, которое ждало их этой ночью.

Не прошло и часа, как они приехали в гостиницу. Как это всегда бывает, когда в отель приезжают новобрачные, вся прислуга перемигивалась и хихикала, провожая их в комнату. Кучер Эвана, Томас, распряг и накормил лошадей и устроился на ночлег в сарае.

Оказавшись в теплой, уютной комнате, Кэролин и Эван повернулись друг к другу и довольно рассмеялись.

— Я попрошу, чтобы нам прислали легкий ужин, — сказал Эван, стряхивая с себя плащ и снимая сюртук.

— Я бы выпила пунша, — заявила Кэролин, обходя комнату и оглядывая огромную кровать. — Что ж, здесь нам, по крайней мере, будет тепло.

— И никаких тебе привидений, — улыбнулся Эван.

Подойдя к жене сзади, он помог ей снять плащ. Женщина дрожала и прислонилась к мужу, пытаясь совладать с собой.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Эван, чувствуя, как напряглось ее тело.

— Нет-нет, — успокоила его Кэролин. — Вовсе нет. Все это глупо, конечно, но я почему-то думаю о первой брачной ночи с Форрестом.

Эван отступил назад, нервно развязывая шейный платок и вынимая запонки из манжет.

— Знаешь, — продолжала его жена, — я тогда была совсем невинной девочкой. Должна ли я сказать тебе, что у меня так и не было… первой брачной ночи?

Эван замер на месте, не в силах стянуть с себя башмаки.

— Послушай, — промолвил он недоуменно, — не хочешь же ты сказать, что… ты до сих пор… девственница?

Женщина смущенно засмеялась:

— Нет, конечно, все было не так нелепо, но все же… прошло целых восемь месяцев, прежде чем мы… А потом… потом выяснилось, что мы не подходим друг другу. Не прошло и года, как Форрест потерял всякий интерес к этой стороне семейной жизни.

Выпрямившись, Эван вытаращил на нее глаза:

— Так, стало быть, целых восемь лет?.. Так, Кэролин?

— Да, в некотором смысле. Долгих восемь лет никто до меня не дотрагивался, и я… я не знаю, как показать свое желание. Но… должна признаться… кое-что было… Некоторое время назад я была в хижине Вайлдмена… Я оказалась там, отправившись в лес в поисках Лизы. Я думала, что она в доме Óны. Мне не следовало туда ходить — из-за ноги, но тогда я просто голову потеряла. И вот я заблудилась… — Кэролин усмехнулась. — И я наткнулась в лесу на хижину — хижину Вайлдмена. Я не узнала его тогда, правда, но… между нами что-то было… Он сказал, что мне не миновать опасности, если я решусь вернуться в Тимберхилл, — дело было накануне Дня всех святых. Тогда мне казалось, что опасность и вправду поджидает меня за каждым кустом. Теперь-то я понимаю, как глупо с моей стороны было так думать. Я тогда так устала… Он дал мне что-то выпить… Помню, что я почувствовала себя… околдованной, потому что внезапно потянулась к нему…

По спине Эвана поползли мурашки. Он боялся услышать то, что она, возможно, пыталась ему сказать, и испытал внезапный приступ ревности. Мог ли он по-прежнему любить ее, если она отдалась Вайлдмену?

— Травяной чай оказался очень сильным, — продолжала Кэролин. — Сначала я думала, что в нем была белладонна или паслен, и то, и другое — сильные яды, которые добавляют иногда в лекарственные настои. Потом я решила, что дело не обошлось без морфия. Не знаю только, где он добывал его. — Женщина помолчала, стыдливо опустив глаза. — В общем, я пытаюсь признаться тебе в том, что он… домогался меня. Мне хочется забыть события той ночи, чтобы чувствовать себя свободной… с тобой. Ты сможешь быть терпеливым?

Эван испытал такое огромное облегчение, узнав, что она сама не испытывала чувств к человеку по имени Вайлдмен, что у него и из головы вылетело, что этот человек, по сути, едва не изнасиловал ее.

А потом, глядя на то, как жена стоит у кровати, опустив голову, Эван подумал о том, что она, возможно, рассказала ему все для того, чтобы он не дотрагивался до нее, а подождал, пока она справится с шоком. Владела ли она собой и своим рассудком в эти мгновения?

Эван медленно пересек комнату, наблюдая за тем, как его жена съежилась при его приближении. Его удивляло, что такая умная и красивая женщина может бояться занятий любовью.

— Кэролин? — прошептал он. — Неужели ты боишься меня? Почему-то в тот вечер, когда я приехал в Тимберхилл, ты вела себя иначе!

— Да, но тогда я была среди людей. Я не надеялась остаться с тобой наедине. А теперь… — Женщина засмеялась сама над собой, но глаза ее застилали слезы.

— Теперь мы с тобой наедине. Я, конечно, не стану брать тебя силой, но ты обязательно должна понять, как сильно я хочу тебя.

Кэролин подняла голову, ища глазами его взгляд, но затем потупилась и задрожала:

— Эван, я просто не знаю, как себя вести.

Молодой человек едва не рассмеялся. Она была еще хуже чем девственница! Ему придется соблазнить ее, словно она была перепуганной незнакомкой.

— Что мне сделать, чтобы ты стала доверять мне? — прошептал он, осторожно положив руки ей на плечи.

Кэролин молча покачала головой. Бедняжка не знала, чего хочет. И вдруг Эван почувствовал себя сущим дураком, потому что не многим лучше, чем она, был готов к тому, чтобы провести с нею ночь! Он так долго ждал ее! Конечно, у него бывали женщины, но все связи были непродолжительными. Однако последняя женщина была у него чуть больше года назад.

Ладонь Эвана скользнула по ее шее, и он с нежностью заглянул ей в глаза. А затем, прижимая жену к себе, Эван осторожно поцеловал ее, стараясь не испугать. Он чувствовал возбуждение, но не мог сразу же овладеть ею. Ему придется быть куда более терпеливым, чем он предполагал. Впрочем, Эван уже готовил себя к тому, что ему не удастся удовлетворить свою страсть этой ночью. От его сдержанности зависело их будущее счастье.

Эван поцеловал ее еще раз и почувствовал, что она изнемогает от его прикосновений. Когда она начала отвечать на его поцелуи, молодой человек запустил пальцы в ее роскошные волосы и стал осторожно вынимать из них шпильки и заколки, распуская пышную массу.

За спиной Эвана в камине потрескивало пламя, вокруг них приплясывали золотистые отблески огня, которые освещали лицо Кэролин таинственным светом и играли в ее блестящих кудрях. Она была такой прекрасной, такой беззащитной! Эван терял голову, ему хотелось быть нежным и мягким с нею. Он жаждал беречь ее как драгоценность, которую ему так долго не удавалось заполучить.

Прошло некоторое время, и Эван с удивлением понял, что жена вовсе не противится его ласкам. Его руки сначала робко, а потом все настойчивее гладили ее груди. Кэролин потерлась носом о его грудь, а затем одним рывком развела в стороны полы его рубашки.

Взглянув ей в глаза, он понял, что она забыла обо всех своих опасениях и воспоминаниях. Она отдавалась его рукам с такой страстью, которой он от нее и не ждал. Когда ее горячее дыхание коснулось кожи на его груди, Эван понял, что долго терпеть не сможет…

Он осторожно повел ее к кровати. Встав рядом с нею, он обнажил ее груди. Даже в самых смелых своих мечтах он и представить не смел, что они будут такими прекрасными, нежными и теплыми. Погладив ее волосы, он жадно поцеловал ее розовые соски.

А потом… Потом все мысли улетучились у него из головы, осталось лишь жгучее желание, и он стал срывать с себя одежду, а Кэролин лихорадочно избавлялась от пышных юбок и белья. Обратного пути не было.

Глаза Кэролин сияли, все ее тело томилось страстью. Эван вытянулся на ней, а затем одним рывком резко вошел в нее, утверждая себя мужем этой прекрасной женщины.

Весь мир перестал существовать для него, он думал лишь о том, что добился долгожданного. Его движения становились все стремительнее, и вот наконец Кэролин громко закричала под ним, ее тело сотрясли конвульсии…

Она была такой теплой и мягкой… Ее лицо, казалось, светилось в слабом свете, пышные кудри рассыпались по подушке. Кэролин, словно в забытьи, стонала и задыхалась, и Эвану не верилось, что она может так отдаваться страсти.

Неужели эта женщина принадлежала ему?

— Кэролин, я люблю тебя! — выкрикнул он, переворачиваясь на спину, но не отпуская ее.

— Ох, нет! — смеясь, вскричала Кэролин. упираясь ладонями в его грудь.

Но Эван не отпустил ее, и, когда Кэролин заглянула ему в глаза, молодой человек понял, что ни один мужчина прежде не дарил ей наслаждения, подобного тому, что подарил ей он. Затрепетав, жена прижалась к нему.

…Но вот Эван выбрался из-под Кэролин. Обнявшись, они уснули на кровати, согретой их долгими любовными утехами. Но не успели и дрова в камине выгореть, как их снова бросило в объятия друг друга. Если они и спали в эту ночь, то не более часа, а утром, забывшись в томной неге, они не услышали стука горничной, пришедшей сообщить, что завтрак подан и лошади готовы к дороге.

* * *

Они задержались в гостинице на три дня, став объектом сплетен всей гостиничной прислуги. Молодой Томас, которому пришлось выслушивать большую часть насмешек, то и дело заливался краской стыда и смущения.

Но Кэролин и Эван должны были утолить сильную жажду, мучившую их долгие годы, поэтому никак не могли оторваться друг от друга. Когда они были наконец готовы продолжить путь в Филадельфию, обоим казалось, что они пережили второе рождение и для них открылся новый мир.

ГЛАВА 14

Кэролин успела забыть, каким огромным был дом Эвана. Построенный в джорджианском стиле, он стоял на заснеженном склоне горы, окруженный густым лесом.

Утреннее небо было бледно-голубым, когда они подъезжали к усадьбе. Еще накануне Эван послал в дом весточку об их скором приезде. Волнуясь, Кэролин смотрела на роскошный портик и широкие ставни, прикрывающие окна нижнего этажа.

— Как красиво, — прошептала она, взяв мужа за руку.

Последний раз она была здесь еще с Форрестом, когда Эван пригласил их на скромный семейный обед два или три года назад.

— Что бы ты хотела получить в подарок на Рождество? — поинтересовался Эван.

Его жена весело рассмеялась:

— Теперь у меня есть все, о чем только можно мечтать — умиротворенное сердце и новая, счастливая жизнь. — Ей пришло в голову, что волнующие ее мысли со временем перестанут ее тревожить.

— Признаться, я думал о том, чтобы подарить тебе элегантный дамский экипаж и подходящую к нему упряжку лошадей. Тебе бы хотелось этого?

Кэролин похлопала его по руке, ошеломленная его щедростью:

— Господи, меня никто никогда не спрашивал, чего я хочу. Откуда ты такой взялся?

Эван усмехнулся:

— Если ты забыла, я напомню тебе, что я — весьма удачливый адвокат. Но, честно говоря, я получил большое наследство от своего деда. Отец умер, когда я был еще мальчишкой, а мать — когда я достиг юности. Впрочем, она тоже оставила мне кое-что. Я был молодым романтиком и пустил наследство на то, чтобы купить этот дом для моей невесты.

Кэролин обескураженно поглядела на него:

— Но ты никогда не говорил, что…

— Я лишь мечтал… Ни одна женщина не была мне по нраву до тех пор, пока я не встретил тебя… А ты была так юна…

У Кэролин не было ни малейшего желания снова говорить о том, какую глупость она совершила, выйдя замуж в первый раз.

— Ты, кажется, обещал мне какой-то праздничный вечер? — сменила она тему разговора, прижимаясь к мужу. Воспоминания о Тимберхилле, о трудном времени в Филадельфии, о долгих, пустых годах в доме на Дьюберри-лейн оставляли ее…

— Ах да! Надеюсь, будет весело. Послушай-ка, что я задумал…

* * *

Несмотря на простую обстановку, дом Эвана был весьма и весьма мил. Все было приготовлено к приему жены хозяина, в каминах потрескивал огонь, горели свечи, и вся челядь высыпала к двери, когда мистер и миссис Бурк вошли в дом.

Лишь одна экономка Эвана, миссис Пепперелл, имела опыт в ведении домашних дел. Когда во время болезни Эван вынужден был нанять себе новых работников в дом, ему пришлось воспользоваться услугами людей, которые в городе занимались совсем другими делами, а у него стали управляющим, горничными, кухаркой и конюхом. Кэролин почувствовала себя неловко, когда узнала, что ей придется распоряжаться таким количеством бестолковых слуг. Она растерянно поздоровалась с челядью.

Слуги, вытаращив глаза, оторопело приветствовали хозяина, которого ошибочно принимали за правоведа. Женщины, присев и покраснев, пробормотали слова приветствия Кэролин.

— Думаю, ты хотела бы умыться и отдохнуть с дороги, — промолвил Эван, направляясь в кабинет. — А мне придется заняться кое-какими делами, ведь, как понимаешь, я забросил их во время болезни. О вечере тебе беспокоиться не надо. Миссис Пепперелл уже получила распоряжения. Впрочем, если ты хочешь что-нибудь изменить…

Кэролин лишь рассмеялась.

— Поговорим об этом позже, — заявила она, направляясь вслед за мужем в его кабинет, который, к ее глубокому разочарованию, был уставлен книгами о законах, но среди которых не было ни одной книги о медицине. Все в ее жизни так переменилось… — Я беспокоюсь лишь о том, что надеть. Может, пригласить портниху? Я… Я вообще-то всегда сама шила себе платья, но до вечера осталось совсем мало времени…

Эван повернулся к ней, на его лице расползалась довольная улыбка.

— Какой же я болван! Я совершенно забыл, что ты понятия не имеешь о том, как жить в достатке. Господи, как же я буду рад испортить тебя! Конечно, пригласи портниху, да еще парочку помощниц. Можешь заказывать все, что хочешь. Ни о чем не думай! Сейчас Рождество, любимая! Ты должна получить все, о чем только может мечтать женщина: платья, белье, тонкие чулки. — Он прижал ее к своей груди. — Я пришлю к тебе торговца, который привезет все, что необходимо.

Кэролин со смехом позволила ему поцеловать себя. А затем перед ее внутренним взором мелькнула целая гора модной одежды, раскиданной по ее кровати.

— Но перед тем как оставить меня…

Эван припал поцелуем к ямочке на ее шее.

— Эван, ты просто чудо! Ты сделал меня такой счастливой! Я хочу, чтобы ты показал мне весь дом, от подвала до чердака. Я хочу, чтобы этот дом стал и моим домом. Навсегда.

Похоже, он понял, что жена имеет в виду: она стремилась к тому, чтобы изгнать из памяти воспоминания о Тимберхилле. Ей хотелось думать лишь о светлом и уютном доме, который ждал свою хозяйку почти пятнадцать лет.

Он поводил носом по ее шее:

— Кажется, я не смогу оторваться от тебя даже ненадолго, чтобы съездить в город.

— Ты и не должен туда ехать! Ты долго был в дороге, а до этого тяжело болел, поэтому не должен переутомляться! Эван, не рискуй здоровьем, прошу тебя! — Кэролин слегка встряхнула его.

Заглянув в ее бездонные глаза, Эван Бурк прижал к себе жену.

— Я не дам тебе повода волноваться, любовь моя! — прошептал он.

Кэролин была удивлена, осознав, как дорог ей Эван, как она его любит. Ей казалось, ее чувства к нему становились сильнее с каждой минутой. Ей никогда не приходилось ни о ком так волноваться и заботиться. Можно ли было считать, что все наконец наладилось, или темные тайны ее души все еще не открывали своих секретов, затаившись, но готовясь к тому, чтобы вовремя выбраться наружу и не дать ей возможности испытать счастья?

— Эван, я так люблю тебя!

— Ты говоришь это так, словно только сейчас поняла, что любишь меня.

Кэролин немного отстранилась от Эвана, чтобы взглянуть в его любящее лицо.

— Нет, дело в том, что я, кажется, лишь теперь начинаю понимать, что такое любовь. Мое сердце так долго было закрыто.

Щеки Эвана покрылись довольным румянцем. Подтолкнув жену к двери, он отворил ее и повел Кэролин наверх, в приготовленную для них спальню.

Он решил, что дом они смогут осмотреть и позднее.

Глаза Кэролин засияли удовольствием, когда горничные в накрахмаленных фартуках и чепцах принялись носить в гостиную целые тюки всякого добра, привезенного в дом торговцами.

Женщина отобрала себе шелковые платки, ленты, гребни, расчески, заколки, всевозможные украшения для волос, сапоги для верховой езды и бальные туфельки, белые шелковые чулки, вышитые и украшенные кисточками сумочки, шляпки и береты с перьями и вуалями, шелковые и лайковые перчатки, и два корсета — один на каждый день, а другой — поизящнее — для торжественных выходов. Не оставила она без внимания и тончайшие кашмирские шали.

Налюбовавшись покупками, Кэролин попрощалась с довольными торговцами. Вскоре в дом приехала портниха с двумя дочерьми. Все дамы направились в гардеробную Кэролин.

У Мэри Уилсон хватило ума не высказывать мнения о поношенных вещах Кэролин, которые та носила, будучи женой бедного доктора. Сняв с нее мерки, дамы вместе с Кэролин подобрали ткани для ночных сорочек, белья, рубашек и панталон. Куда труднее было выбрать ткани и фасоны для будничных и парадных платьев.

Для домашнего наряда Кэролин предпочла цветастый шелк. Плотный белый шелк и коричневый бархат пошли на жакет и платье для выходов. Женщина также остановила свой выбор на зимнем шелковом плаще, подбитом мехом, и подходящей к нему муфте. Дамы договорились, что на платье для приемов пойдет темная набивная материя. Предполагалось, что это платье будет с модной, завышенной талией.

Некоторое время дамы никак не могли решить, какую ткань из трех — индийский муслин, розовый набивной ситец или кремовый шелк — выбрать еще на одно платье. Но потом все же остановились на муслине и обговорили покрой, придумав украсить подол будущего наряда и короткие рукава простой вышивкой с серебряной нитью. Кэролин забеспокоилась было о том, что потратит слишком много денег, но потом решила, что Эван будет только рад этому.

После всех обсуждений портниха поднялась в приготовленную для нее комнату на верхнем этаже и сразу же принялась за шитье выходного платья. Ее дочери поехали в город за всякими мелочами и вернулись еще до темноты.

Эван в открытых санях тоже направился в город, оставив жену заниматься дамскими развлечениями. Вернулся он, когда миссис Пепперелл раздавала распоряжения о подготовке столовой и нижних гостиных. Прекрасные, вручную расписанные обои с пейзажами Пенсильвании и зеленые драпировки как нельзя лучше украшали столовую, в которой стоял длинный обеденный стол, окруженный дюжиной стульев.

Взбежав наверх и распахнув дверь спальни, Эван увидел, что его жена спит среди целой горы своих покупок. Усмехнувшись, он подошел к ней, восхищаясь еекрасотой и радуясь тому, что эта женщина, которая так его любит, наконец-то принадлежит ему.

Вытащив осторожно одну из шалей, он бережно накрыл Кэролин. Женщина потянулась, и они едва не стукнулись головами. Ее сонные глаза были полны беспокойства.

— Прости, пожалуйста! Я не хотел тебя будить, — промолвил Эван, прижимая к себе жену, которая, к его удивлению, на этот раз не потянулась к нему с объятиями.

Впрочем, Кэролин быстро пришла в себя и нежно обняла мужа. Целуя ее в шею, он чувствовал биение ее пульса.

— Что тебе снилось?

Женщина тяжело вздохнула:

— Да так. Ничего.

Но потом, тесно прижавшись к мужу, Кэролин обвела комнату невидящим взором. Ей вспомнилась темная, зловещая тень, преследующая ее. Кэролин поежилась: ночные кошмары Тимберхилла преследовали ее и на брачном ложе. И на сей раз все было еще хуже, чем там. В этом сне тень в темном плаще изнасиловала ее. А она лежала не двигаясь и не в силах противиться насильнику.

Кэролин обняла Эвана, стараясь отогнать от себя мрачные воспоминания. Ей хотелось наслаждаться их красивой любовью, хотелось засыпать и просыпаться в его объятиях. Ей нужно было время, чтобы исцелиться и жить дальше, оставив воспоминания о Форресте и Тимберхилле в прошлом.

Но очень уж реальным был ее сон. Казалось, все происходило наяву, или… должно было произойти. Кэролин была абсолютно беспомощной и не могла остановить те силы, которые пришли в движение с ее приездом в Тимберхилл.

Кэролин была неподражаема в платье из муслина, которое прекрасно сидело на ней, подчеркивая ее округлую грудь и оставляя руки и шею открытыми. Уложив волосы хозяйки в затейливую прическу, горничная Бетси вплела в них шелковую розу, а один локон оставила свободно спадать на шею.

Войдя в ее комнату, Эван, который никак не мог совладать со складками своего галстука, остановился как вкопанный.

— Боже, как ты прекрасна! — вырвалось у него.

— Благодарю вас, добрый мой супруг, — проговорила Кэролин, зардевшись от его похвалы.

Подойдя к туалетному столику и глядя на мужа в зеркало, она принялась душиться, проводя пальчиком за ушками и по груди. Эван быстро пересек комнату и вынул из нагрудного кармана изящную коробочку.

Вручив ее жене, молодой человек поводил губами по ее шее.

— Это тебе, моя дорогая женушка. Ты просто сводишь меня с ума. Я хочу тебя. Сейчас. Здесь.

Кэролин засмеялась:

— Но мы же опоздаем к гостям.

Открыв коробочку, женщина увидела сверкающее хрустальное ожерелье, которое идеально подходило к серебряной вышивке на ее платье.

— Позволь мне помочь тебе, — прошептал Эван, взяв ожерелье и застегнув его на гибкой и нежной шее жены. Он долго любовался ее отражением в зеркале, а затем, по-прежнему стоя у нее за спиной, провел ладонями по груди Кэролин.

Затаив дыхание, Кэролин смотрела на его руки. Она чувствовала, как от желания напрягаются ее соски. А потом одним движением Эван скользнул руками за вырез ее платья и нежно провел пальцами по ее груди.

— Знаешь, я никогда раньше не замечал этого шрама у тебя на шее, — прошептал он, глядя в зеркале на ее затуманившиеся от страсти глаза.

— Да это так… ерунда… Послушай, а может… может, нам и впрямь задержаться на несколько минут? — тихо проговорила Кэролин, чувствуя, как кровь закипает в ее жилах. — Но я бы не хотела портить прическу.

Медленно отняв руки от ее груди, Эван повернул к себе табурет, на котором сидела жена.

На нем были бриджи из белой шерсти. Кэролин расстегнула застежку, чувствуя, как пульсирует его возбужденная плоть.

Не сводя с нее глаз, Эван присел перед ней. Вся одежда Кэролин, включая белье, была новой, и Эван немного замешкался, когда, приподняв юбки, не смог сразу справиться с завязками ее панталон. Но вот тесьма была развязана, и Кэролин откинулась назад, упираясь локтями в туалетный столик.

Застонав от страсти, Эван быстрым толчком вошел в нее. Впервые они занимались любовью при свете, а не в полумраке.

Кэролин закрыла глаза, чтобы лучше почувствовать его. Она дрожала, но старалась держать себя в руках, чтобы ни один локон ее прически не растрепался.

Эван двигался очень осторожно. Улыбаясь, он поцеловал ямку на ее шее.

Кэролин забыла обо всем на свете, кроме своего чудесного мужа, который занимался с ней любовью в любое время дня и ночи. Им давно было пора спуститься к гостям, а они слились в тесных объятиях… Откинув голову назад, Кэролин почувствовала, как ее тело начинает содрогаться в конвульсиях…

Из коридора раздались тихие шаги горничной, и тут же Кэролин увидела, как дверь медленно приоткрывается.

— Не входи! — тихо промолвила она. — Сюда нельзя!

Дверь закрылась. Эван усмехнулся, прижимая жену к себе.

— Господи! — прошептала Кэролин дрожащим голосом. — Как я тебя люблю!

…Когда все было кончено, Эван засмеялся. Все произошло так быстро, что им оставалось лишь радоваться тому, как они подходят друг другу. Кэролин знала, что они снова будут заниматься любовью, когда гости разъедутся, но эти мгновения близости были особенно дороги обоим.

Помедлив, Эван отпустил жену и привел в порядок одежду. Кэролин тоже встала, чувствуя слабость в ногах, и с любовью во взгляде посмотрела на мужа.

— Похоже, мы никогда не сможем насытиться друг другом, — прошептал Эван, обнимая Кэролин.

— Надеюсь на это, — выдохнула женщина.

— Все будут нам завидовать.

— Веселого Рождества, дорогой муженек, — прошептала Кэролин, целуя мужа в щеку. — А для меня это Рождество — самое лучшее.

ГЛАВА 15

1794 год

Несколько недель мистер и миссис Эван Александр Бурк служили предметом светских сплетен всей Филадельфии. Самые известные люди побывали на рождественском приеме в их доме, и все обратили на внимание на то, какой гордостью сияют глаза Эвана и как мила и приветлива его жена. Они составили чудесную пару.

Кэролин пригласила нескольких друзей по Либерти-Хоспитал. Получили приглашения и все коллеги Форреста, кроме доктора Уинстона, впрочем, никто и не горевал по поводу отсутствия последнего.

Многие друзья Эвана приехали издалека; это были люди самых разнообразных занятий. Клиенты, друзья и коллеги Бурка наперебой пытались привлечь к себе внимание прекрасноокой жены хозяина. Праздничный прием затянулся до рассвета.

Хотя Кэролин не могла еще танцевать из-за больной ноги, муж ни на минуту не оставлял ее без внимания. Она постепенно привыкала к положению жены Эвана Бурка и все время была в приподнятом настроении.

К Новому году Кэролин поменяла обстановку в доме и заказала себе еще много разных нарядов, так что Мэри Уилсон, похоже, стала постоянным обитателем комнатки на верхнем этаже, потому что почти не отрывалась от работы и то и дело примеряла на миссис Бурк обновки.

Кэролин постепенно обучалась управлять прислугой, хотя и испытывала при этом некоторую неловкость. Благодаря ее усилиям уже к началу весны дом преобразился, превратившись из обиталища холостяка в уютное семейное гнездышко. Эван опять стал ездить верхом, а нога его жены почти перестала болеть и ныла лишь перед переменой погоды.

В тот год весна была необычайно прекрасной. К концу марта снег почти стаял, и Кэролин частенько стояла у окна, любуясь на горные склоны, принадлежавшие ее мужу. Луга покрылись нежной, светлой зеленью, пышно зацвели яблони и кизил. Казалось, жизнь налаживается…

Но одно все же тревожило Кэролин — ее ночные кошмары. К счастью, Эван ничего о них не знал.

Одеваясь как-то одним апрельским днем, Кэролин в который уже раз подумала о том, какой замечательный человек ее муж. Женщина слышала, как из каретного сарая вывезли ее экипаж. Выглянув в окно, Кэролин увидела, как Томас управляется со своими любимыми лошадьми. Задумавшись, она вспомнила, как Форрест остановил их карету-развалюху на Вашингтон-стрит… Не прошло и часа, как его не стало… Но мир не перевернулся и солнце продолжало светить, вот только Кэролин казалось, что на нее то и дело опускается мрачная тень.

Эван был таким понимающим человеком! Когда Кэролин сказала, что хотела бы сама поехать в дом отца и собрать там вещи его и Форреста, вместо того чтобы отправлять туда слуг, Эван сразу же согласился.

И теперь Кэролин вновь задумалась о том, не поторопилась ли она. В этот день она намеревалась отправиться в город, открыть дом, пройтись по комнатам и решить, что надо оставить, что продать, а что выбросить. Когда женщина надевала шляпу и плащ, ей все время казалось, что дух прежнего замужества преследует ее.

В мрачном настроении направилась она в Филадельфию. Не стало ей веселее и тогда, когда она принялась бродить по дому. Хотя Эван и нанял человека присматривать за домом, в нем никто не бывал с тех пор, как они с Лизой уехали в Тимберхилл. В который уже раз Кэролин спросила себя: не лучше ли оставить прошлое прошлому и не тревожить духов былого?

В доме все пришло в полное запустение. Быстро пробежав по комнатам нижнего этажа, женщина поднялась в спальню, которую они долгие годы делили с Форрестом. Вся ее былая жизнь казалась ей полузабытым сном…

Вздохнув, Кэролин поспешила в приемную отца — эта комната интересовала ее больше остальных. Там, в стеклянном шкафу, хранились отцовские тетради — те самые, что ему удалось вывезти при бегстве из Тимберхилла. Вытащив их из шкафа, женщина принялась просматривать их содержимое, обращая внимание на даты и внимательно проглядывая корешки — ей не терпелось узнать, не из них ли была вырвана та страничка, которую она нашла в Тимберхилле.

Кэролин обнаружила много рисунков мужских и женских тел и органов, каждый из которых сопровождался пометками на полях, но нигде не было видно следов вырванной странички. Это беспокоило женщину, потому что теперь нельзя было исключить, что листок, который она хранила в шкатулке с драгоценностями, мог быть вырван и из тетради, хранящейся в погребе, оставшемся на месте приемной отца в Тимберхилле.

Ей никогда прежде не приходилось осматривать содержимое стола, который сначала принадлежал отцу, а потом перешел в собственность Форреста. Напомнив себе о том, что на следующий день надо будет непременно взять себе в помощь горничную, Кэролин методично перебирала содержимое ящиков, и тени прошлого чередой проходили перед ее внутренним взором.

Впрочем, теперь она смотрела на все отстраненным взглядом, словно все случилось не с нею, а с кем-то другим. Кэролин даже не верилось, что она могла влачить здесь столь серое существование, живя лишь надеждами о такой жизни, которую она обрела в настоящем. Она в некотором роде пряталась от того околдованного мира, который в одну ужасную ночь предал все, что было ей близко. А этот мрачный, спокойный дом сумел ее защитить.

Как же она была рада жить в доме Эвана! Они занимались любовью так часто и пылко, что даже теперь, в тишине отцовской приемной, Кэролин залилась краской смущения, вспоминая их страстные соития.

Первая поездка в старый дом закончилась тем, что Кэролин перенесла часть тетрадей отца в своей экипаж. Позже, вернувшись домой, она рассказала Эвану, какие чувства охватили ее в жилище отца и прежнего мужа. Затем она перевела Эвану с латыни несколько текстов, написанных рукой отца, и их содержание произвело на молодого человека большое впечатление. До поздней ночи они говорили о решении Кэролин изучать медицину.

Всю следующую неделю она ездила в город каждый день. Кэролин пришла к выводу, что, пожалуй, все же предпочитает собирать вещи сама, не привлекая для помощи слуг.

Как-то раз, устав от работы, женщина присела на стул у окна, в котором она прежде часто сиживала, наблюдая за тем, как трудится Форрест. Кэролин решила проглядеть одну из тетрадей, которые она намеревалась отвезти домой. Ей хотелось как следует изучить содержимое тетрадей, прежде чем он будут упакованы в ящики, которые сложат где-нибудь на чердаке.

Ей все не давал покоя тот листок, что она нашла в Тимберхилле. Наверное, тетрадь, из которой он был вырван, была одной из первых. Кэролин никак не могла припомнить первые годы в Тимберхилле.

В тех тетрадях, что удалось сохранить, отец описывал истории болезней, которые он лечил в Юдоксии, а затем взялся за описание больных, с которыми практика столкнула его уже после войны — когда он вернулся в Филадельфию. Кэролин была весьма удивлена, наткнувшись на заметки о неприятностях с доктором Уилсоном и ему подобными врачами.

Однажды Кэролин просто рассвирепела, читая о некоторых способах лечения, избранных ее отцом. Оказалось, что доктор Уилсон просто плевал на прогрессивные методы, которые давным-давно применялись врачами всего мира.

За окном лил тихий весенний дождь. В доме стало холодно, и Кэролин решила растопить огонь в камине. В комнате дров не оказалось, так что женщине пришлось сходить за ними в кухню.

Склонившись над очагом, Кэролин огляделась в поисках трута и вдруг заметила, что из-под боковины отцовского стола выглядывает что-то белое. Похоже, это был листок бумаги, который выпал из ящика.

Ее пронзила дрожь. Женщина огляделась вокруг. Возле стены висел скрепленный проволокой скелет давно умершего преступника. Стены были увешаны рисунками человеческих органов, выполненными лучшими медицинскими художниками того времени. Везде в беспорядке валялись книги отца, ожидающие своей участи быть убранными или изученными.

И вдруг, даже не понимая почему, Кэролин решила, что отец где-то рядом. Дрожа, она подошла к столу и, нагнувшись, провела рукой по нижней части стола, проверяя, сможет ли достать оттуда торчащий листок. Каково же было ее удивление, когда она нащупала на боковине стола две деревянные реечки! Пораженная, женщина вмиг забыла о листке, который, по-видимому, был каким-то старым рецептом, когда осторожно вытащила из тайника тонкую тетрадь. Надпись на обложке гласила:

ДНЕВНИК

ОРИОНА ТАНСФОРДА АДАМСА

1765

ОТЧЕТ О НЕКОТОРЫХ ИНТЕРЕСНЫХ СЛУЧАЯХ ИЗ МОЕЙ ПРАКТИКИ. НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ ДОЛЖЕН СТАТЬ ДОСТОЯНИЕМ ОБЩЕСТВЕННОСТИ.

В случае моей смерти должен быть уничтожен моим помощником Форрестом Клуром.

Джоном Эфраимом Раснером…

Это имя было зачеркнуто…

ГЛАВА 16

Дрожа, Кэролин поднялась на ноги и изумленно уставилась на пожелтевшую от времени тетрадь. Судя по дате, отец стал делать в ней записи, когда ей был всего один год.

Женщина уселась на стул и осторожно вытащила ящик, за которым скрывался тайник. Отец прибил несколько тонких реек, чтобы иметь место, в котором можно было скрывать свой дневник от посторонних глаз. Зато, сидя на стуле, он мог с легкостью вытаскивать тетрадку из тайника.

Задыхаясь от волнения, Кэролин открыла первую страницу и стала читать:

«Как человек, посвятивший себя медицине, я иногда вынужден делать такие вещи, которых не понять большинству людей. Это доступно лишь пониманию моих коллег, которые и посоветовали мне не рассказывать никому о моей деятельности, потому что меня могут услыхать люди несведущие и попросту невежественные.

Однако я — человек чести, и их совет ставит меня в затруднительное положение, поэтому я задумал описывать в дневнике мою деятельность и поверять бумаге мои открытия. Впрочем, я понимаю, что моим последователям эти записи могут прийтись не по нраву, я имею в виду моих помощников — нынешних или будущих, мою жену и дочь, которые, возможно, заинтересуются моими записями».

Вернувшись к надписи на обложке, Кэролин обратила внимание на то, что пояснительная записка, судя по более темному цвету чернил, была сделана позднее. Этими же чернилами было вычеркнуто имя Джона Раснера, а на его месте вписан Форрест Клур.

Быстро пролистав тетрадь, Кэролин проглядела даты и убедилась, что отец вел записи до самой своей смерти. Лишь несколько страниц в конце оставались чистыми. Каждая запись была озаглавлена, везде стояли даты. Некоторые заголовки были особенно интересны женщине, и, прочитав заметки отца, она с удивлением обнаружила, что очень многого о нем не знала.

Первая запись была сделана в 1765 году. Отцу было тогда двадцать восемь лет, он был уже два года женат на матери Кэролин, и жили они в Тимберхилле. Заголовок гласил: «Отчет о моей борьбе с морфием. Медик стал морфинистом, излечивая любимую жену от чахотки».

Похолодев от ужаса, Кэролин пробежала глазами следующий заголовок, датированный 1768 годом: «Отчет о вскрытии трупа. Изучал анатомию тела мужчины, вырытого из могилы без официального разрешения».

Кэролин медленно захлопнула тетрадь и с отвращением отбросила ее от себя, а затем растерянно поглядела в окно. Стало быть, ее отец пристрастился к морфию и… похищал трупы?

— Так что же все-таки случилось? — спросил Эван, сидя возле Кэролин на кровати и держа ее ледяную руку.

— Но к-как… как я попала домой? — прошептала его жена, пытаясь привстать.

— Ты не приехала домой в обычное время, поэтому я сам отправился за тобой и нашел тебя в глубоком обмороке, — ответил побледневший Эван.

Кэролин вспомнила про найденную тетрадь.

— Послушай, сегодня я нашла нечто очень важное! — вскричала она и, поняв, что Эван очень тревожится за нее, прижала его руку к своим губам. — Со мной все хорошо, дорогой, правда, просто я в шоке. Прошу тебя, принеси мне, пожалуйста, тетрадь отца, которую я сегодня разыскала! Она лежит на его столе. Это очень-очень важно!

— Хотя разум и велит мне отказать тебе, я все же поступлю так, как ты хочешь, моя дорогая. Если ты обещаешь не вставать с постели, я привезу тетрадь. Но больше я не позволю тебе работать в городском доме одной. Довольно!

— Конечно, ты прав. Я уже достаточно погрузилась в прошлое и, наверное, уделяла тебе мало внимания.

Эван отрицательно покачал головой, но его встревоженные глаза говорили о другом.

— Ты можешь делать все, что хочешь, но при одном условии: ты не должна рисковать собой.

Кэролин погладила его по щеке:

— Эван, ты такой милый. Пожалуйста, принеси мне поскорее тетрадь. Чем скорее я прочту ее, тем скорее удовлетворю мое любопытство и постараюсь забыть обо всей этой истории.

Отвернувшись, Эван медленно встал.

— Как-то раз ты уже говорила это, Кэролин, — многозначительно промолвил он.

— Тебя раздражает, что я все время думаю о прошлом, не так ли?

— По-моему, ты слишком много времени уделяешь воспоминаниям. Я-то думал, что поездка в Тимберхилл утихомирит тебя.

— Да, так и случилось.

Тяжко вздохнув, Эван повернулся к Кэролин и поглядел на нее с болью во взгляде, что ее весьма встревожило.

— А мне так не кажется, — осторожно возразил он. — Я чувствую, что ты чего-то недоделала. И меня беспокоит мысль о том, что в один прекрасный день я вернусь домой и обнаружу, что ты опять уехала туда… Если бы только я знал, что ты разыскиваешь, то, возможно, смог бы помочь тебе.

— Эван, я же обещала, что больше не уеду! — горячо воскликнула Кэролин. — Я слишком сильно люблю тебя!

У Бурка был такой вид, словно он еще многое хотел бы сказать, но по какой-то причине передумал. Выйдя из комнаты жены, он медленно побрел по коридору. Что и говорить, поведение Кэролин беспокоило его, но, похоже, она была не в силах остановиться и отказаться от возможности прочесть записки отца.

Из тетради Кэролин узнала о болезни матери — при ней никто никогда не говорил на эту тему. Также в своих записках отец упоминал еще о двух вскрытиях — имена покойников не были названы; отец упоминал лишь, что эти люди жили недалеко от Юдоксии. В отчете о вскрытиях было отмечено, что у Ориона был еще один помощник, но имени его он не назвал.

Отец Кэролин то и дело писал о своем пристрастии к морфию. Похоже, ему удалось справиться со своим пристрастием к наркотику, и он упоминал, что пробует на себе другие лекарства, которые, возможно, помогут в излечении ее матери от чахотки.

В одной из записей, датированной 1770 годом, когда Кэролин было шесть лет, Орион писал: «Отчет о вскрытии трупа женщины, погибшей при родах. Изучал строение легких и других внутренних органов с целью найти средство от прогрессирующей болезни легких».

Кэролин поняла, что чахотка угрожала жизни матери, но та так и не узнала, какие усилия прилагал ее муж, чтобы спасти ее.

Был в тетради и еще один таинственный отчет, записанный в том же году и повествующий о «смерти от аборта». Отец Кэролин описывал предсмертную агонию деревенской девушки и указывал, что так и не знает, кто же взялся за аборт и довел тем самым девушку до могилы.

Следующая запись начиналась так: «Отчет об отвратительном пристрастии. Влияние морфия на неблагоразумного молодого мужчину.

К великому своему удивлению, я узнал, что мой помощник Джон Раснер пристрастился к тому же самому препарату — морфию, — от которого завишу и я сам. Я и не знал, что он использовал весь мой запас наркотика, и теперь я нахожусь в ужасном состоянии. Его же состояние и поведение под действием морфия отличается от моего следующим…»

Не веря своим глазам, Кэролин стала лихорадочно пробегать глазами остальные записи. «Отчет о радикальном способе лечения дифтерии. Отчаянная попытка спасти жизнь моей любимой дочери…»

После этой записи отец долго не заглядывал в свой дневник — до самого возвращения с войны. Последние записи были очень короткими, неинтересными, видно было, что руки Ориона дрожали, когда он писал.

…В комнату, где Кэролин читала заметки отца, вошел Эван.

— У тебя усталый вид, — промолвил он, откладывая тетрадь в сторону и усаживаясь возле жены. — Не могла бы ты остановить ненадолго чтение и провести немного времени со мной?

— Прости меня, — с усилием улыбаясь, проговорила Кэролин. — Ты, наверное, представить себе не можешь, каково это — узнать так много нового о человеке, которого, как тебе всегда казалось, ты знаешь, как себя.

Эван задумался.

— Знаешь, — произнес он через некоторое время, — кажется, я могу тебя понять: ведь ты — именно такой человек для меня. Чувствую, что вновь тебя теряю. И должен тебе признаться, что, наверное… ревную тебя к заметкам твоего отца.

Эван взял в руки тетрадь Ориона и долго пролистывал ее, а затем заметил:

— Даже читать этого не могу. — Молодой человек нахмурился.

— Я еще ребенком читала заметки отца, — сказала Кэролин, с болью в сердце ощущая, как ей недостает этого человека. — Я тогда мечтала, что смогу стать его помощницей, но я не была мужчиной, а значит, не могла заниматься медициной. Мне казалось, я так хорошо знала его. И теперь… подумать только! Теперь я вдруг узнаю, что он пристрастился к морфию… Как только это могло случиться?

— Насколько я знаю врачей, любимая, они часто становятся жертвами собственных методов лечения. Что это? — вдруг осекся он, глядя на раскрытую тетрадь. — Не хватает страницы?

— Дай посмотреть! — вырвала тетрадь из его рук Кэролин. — Как я могла не заметить? — Кровь быстрее побежала по ее жилам, когда она увидела обрывки листков, торчащие из корешка тетради. — Наверное, он писал эти заметки в тот год, когда мы бежали из Тимберхилла! — волновалась женщина. — Почти ничего не разобрать! — Она едва не порвала тетрадь, пытаясь прочесть слова, что были написаны на оборванных листах. — Пожалуйста, принеси мою шкатулку для драгоценностей.

Эван повиновался. Дрожа, Кэролин выхватила из шкатулки пожелтевший листок, найденный в Тимберхилле, и приложила его к обрывкам в тетради. Оборванные края совпали.

Подняв глаза, Кэролин сказала Эвану:

— Я уверена, что отец вырвал этот отчет из собственного дневника с добрыми намерениями.

— Но, если отчет был так важен, Орион наверняка сжег бы его, опасаясь, что он попадет кому-то в руки, — заметил Эван, желая вывести жену из заблуждения.

— Но чего ему было бояться? С чего ты взял, что отец делал что-то… Ах, наверное, из-за этих листков!.. Возможно, это был еще один отчет о вскрытии. И этим можно объяснить, почему отец вырвал странички из тетради! За нами гнались! Если бы нас схватили и кто-то прочел его записи…

— Знаешь, Кэролин, я подозреваю, что Орион изучал чей-то труп и об этом узнали. Даже мне это не по нутру, а представь только себе, как могли отреагировать на такую вещь простые деревенские люди! Пусть даже он это делал из лучших побуждений. Видимо, Орион шагнул за границу дозволенного.

Кэролин неохотно согласилась с ним:

— Но он не стал бы уничтожать страницы. Записи на них могли бы служить доказательством его намерений. — Закрыв глаза, женщина силилась вспомнить события той ужасной ночи.

Она тогда болела дифтерией, но уже поправлялась и лежала в постели, когда первые камни полетели в их окна. Отец уже убежал из дому, чтобы раздобыть повозку, хотя их собственный фургон стоял в сарае. Возможно, он направился в дом Джона, в деревню. Вообще-то он мог делать все, что угодно.

— Я встала и спряталась под кровать. А потом пришла мама… Мы наблюдали с ней из окна за тем, как горит приемная, а потом решили, что можно бежать… Отец ждал нас в лесу. Мне снилось, что мы пошли в дом и кто-то предал отца… Но если это Джон… Почему же он предал нас?..

— Страх, моя дорогая. Этим можно объяснить все, поверь, — успокаивал ее муж. — Скорее всего Джон помогал Ориону делать вскрытия. Многие из людей, которых я защищаю в суде, действовали определенным образом, потому что их подгонял животный, безудержный страх. Твоего отца изгнали, и Джон боялся, что и с ним поступят так же.

— Чем больше я обо всем этом узнаю, тем меньше понимаю. Право же, я куда лучше себя чувствовала, когда мне почти ничего не было известно! Эван, прошу тебя, потерпи еще немного! — Кэролин опустила голову, мучительно размышляя о том, что же такого мог наделать ее отец. Больше того, она хотела узнать, почему он, человек чести, вырвал несколько листков из собственного дневника?! Нет сомнений, этим он признавал свою вину.

Подумать только, Джон ассистировал отцу и ему сейчас все известно!.. Но почему это так волнует ее? — размышляла женщина. Почему не оставить все как есть? Если она узнает правду, то все равно не сможет вернуть своих родителей, свою ушедшую юность! Но Кэролин понимала, что хочет одного — душевного спокойствия, а его не заполучить, не разгадав давнишних тайн…

— Эван, ты можешь счесть меня безумной, но я должна вернуться в Тимберхилл, — заявила она.

Молодой человек вздрогнул.

— Нет, только не это! — вскричал он.

Жена посмотрела на него долгим взглядом.

— Я очень люблю тебя, — промолвила она. — И никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе неприятности, но… если я стану тебе плохой женой, это случится лишь из-за того, что я так и не узнала всего о своем прошлом.

— Да нет, ты не можешь быть плохой женой, — взволнованно проговорил Эван, подходя к ней и заключая жену в свои объятия. Он припал к ее губам страстным поцелуем, возможно, надеясь, что, возбудившись, она оставит мысли о поездке в Тимберхилл.

Кэролин пыталась ответить на поцелуй, но мысли ее были заняты другим.

— Послушай меня, Эван, — заговорила она, отстраняясь от мужа. — Я знаю по крайней мере троих в Юдоксии, кого можно было бы уговорить ответить на все вопросы. Только на это потребуются… деньги. Вот если бы ты согласился… А, Эван?

— Я и слышать об этом не хочу! Мы начали здесь новую жизнь! Что было, то было! Все в прошлом, слышишь, Кэролин?! Зачем ворошить его? Неужели ты полагаешь, что наша жизнь станет лучше, если ты узнаешь что-то новое?

— Нет, я просто буду лучше себя чувствовать.

— А если ты узнаешь, что твоего отца заслуженно выгнали из Тимберхилла?

— Как ты можешь говорить такое?! — возмутилась Кэролин. — Ведь ты же знал его, знал о его призвании!

Молодой человек принялся мерить шагами комнату.

— Ты забыла, — сказал он через некоторое время, — что я повстречал твоего отца на войне. Да, я видел, как он делает операции, и знаю, что он был блестящим хирургом. Никто не справлялся со своим делом лучше, чем он. И уже признаюсь тебе, что я знал о его пристрастии к морфию, но думал, что он принимает его, чтобы облегчить боль от ранения. Он был порядочным человеком, Кэролин, мне это известно. Но любой врач имеет какие-то тайны. Я бы не удивился, узнав, что Орион пошел на все — лишь бы узнать побольше о строении человеческого тела, о человеческом организме. И доказательством тому служит его дневник. Подумай только, чем он рисковал…

Кэролин в ужасе смотрела на мужа. И вдруг по ее телу побежали мурашки — она вспомнила, что ей самой пришлось сделать для спасения жизни женщины и новорожденного.

Эван наклонился к ней и встревоженно спросил:

— Я, наверное, чем-то обидел тебя. Прости, пожалуйста.

Кэролин покачала головой и заплакала:

— Я знаю, что могу найти нечто такое, что может привести меня в ужас, и я буду сожалеть о том, что заглянула в прошлое. Я знаю, что такое быть врачом. Мне также известно, Эван, что я рискую, решив вернуться в Тимберхилл. Я сделала там такое, чего уже не переделать. Но в этом была необходимость.

Зрачки Эвана расширились. Он побелел как полотно, слушая короткий рассказ жены о случившемся в Тимберхилле.

— Боюсь, Господь накажет меня и я не смогу иметь детей, — зарыдала ему в плечо Кэролин.

Эван укачивал ее, пока она не открыла заплаканных глаз.

— Я боюсь за тебя, Кэролин. Ты изменилась после поездки в Тимберхилл, а дневник Ориона еще больше подействовал на тебя. Знаешь, живя с Форрестом, ты была в некотором роде счастлива, хоть жизнь твоя и была скучной.

— Наверное, я была тогда довольна. Но мне бы и в голову не пришло попросить Форреста свозить меня в Тимберхилл. Я должна была поступать только так, как хотел он. Однако его смерть изменила положение вещей, и теперь я наконец могу поступать так, как считаю нужным.

— Ну и посмотри, к чему это привело, — заметил Эван. — Тебе сейчас гораздо хуже, чем было раньше, я чувствую себя обиженным, понимая, что меня тебе не хватает.

Кэролин уставилась на мужа, с ужасом осознавая, что, возможно, он прав.

— Тогда тем более необходимо побыстрее начать лечение, мой дорогой муженек, — заявила она. — Поедем в Тимберхилл, разыщем там недостающие страницы. Может, конечно, узнав о прошлом, я и не обрадуюсь, но, во всяком случае, на душе у меня станет спокойнее. Боюсь, я не смогу успокоиться, пока не раскрою всех тайн.

Леса на высоких горах покрылись молодой листвой. В долинах висел туман, солнце едва проглядывало из-за серой дымки, что сулило непогоду.

Их экипаж остановился почти в том самом месте, где прошлой осенью Кэролин с Лизой наткнулись на могилы семейства Эбей. Женщина задумчиво прислушалась к шепоту ветра, а затем прижалась к мужу: ей казалось, что ветер гонит ее прочь.

— Ты уверена, что хочешь продолжить путь? — нахмурившись, спросил Эван.

Кэролин кивнула. Она твердо решила довести дело до конца.

Сделав поворот в сторону Тимберхилла, женщина с радостью заметила, что дорога уже не кажется такой заброшенной, как в прошлом году, — на ней виднелись свежие отпечатки лошадиных копыт и колеи от колес. Проезжая мимо каменных столбов, за которыми находилась усадьба Эбей, Кэролин вздрогнула, потому что намеревалась нанести Люсиль визит на следующий день.

Но вот их экипаж остановился перед Тимберхиллом. Как же изменился старый каменный дом с прошлой осени!

Все лужайки заросли изумрудной травой, на ветвях уже набухли почки. В воздухе веяло весной, хоть от земли еще шла сырость.

Из всех пяти труб в небо поднимался дымок, ставни были распахнуты, стекла в окнах блестели. Едва они выбрались из кареты и подошли к дому, как дверь распахнулась и им навстречу выбежала радостная Лиза.

— Господи, вот так сюрприз! — вскричала девушка.

— Разве вы не получили нашего письма? Мы отправили сюда мальчика за несколько дней до отъезда, — сказала Кэролин, обнимая негритянку и оглядывая все вокруг. — Что-то ты похудела, Лиза. Ты что, плохо ешь?

— Да я тут с ног сбилась, миз. Здрасте, сэр, — кивнула Лиза Эвану. — У нас тут болеют. Быстрее входите в дом. Я уж говорила мистеру Сайлесу, что вы — единственная, кому по силам справиться с лихорадкой, да он такой упрямец, миз, простите за откровенность. Он сказал, что ни за что не пустит вас в дом. Он говорит, я и сама могу ходить за детишками, но Óна божится, что у них лихорадка, а… — Лиза вдруг осеклась и испуганно замолчала, словно сказала то, чего говорить не следовало.

— Да не беспокойся ты, Лиза. Что за болезнь? Ты уверена, что это лихорадка? Почему? Пойдем скорее наверх. Óна все еще здесь работает? — забросала девушку вопросами Кэролин.

— Я не должна говорить о ней, миз, иначе мистер Сайлес мне уши оборвет. Да нет, миз Óна не приходила сюда с тех пор, как вы вышли замуж. Она никогда не приходит просто так. Вообще-то поначалу мистер Сайлес хотел, чтобы она нам готовила, потому что, говорит, хуже меня кухарки не придумаешь. Но миз Óна не пришла, — тараторила Лиза, поднимаясь вверх по лестнице. — А позавчера оба малыша заболели, — продолжала молодая негритянка. — Я и не знаю, что у них, но мистер Сайлес направился в Юдоксию, чтобы привезти лекаря. Я уже говорила ему — говорила, что нет там ни лекаря, ни знахаря, кроме миз Óны. Уж у ней-то точно сыщется лекарство, да он и слышать об этом не хочет. Такими словами ее называет, что мне и повторить страшно, вот так-то, миз. И еще… еще он называет моего Ноа ублюдком и говорит, что я не должна больше с ним видеться. Если вы скоро поедете назад в Филадельфию, я уеду с вами. Я скучаю по папочке и не хочу работать здесь, словно какая рабыня, вот так-то!

— Надеюсь, младенец не болен? — спросила Кэролин, останавливаясь у спальни. — Спроси Фанни, могу ли я поговорить с ней. Я бы не хотела лечить детей без ее разрешения. А то как бы Сайлес меня за это в суд не потащил…

— Кэролин, я могу помочь чем-нибудь? — спросил Эван, поднимаясь вслед за ними наверх.

Женщина задумалась:

— Наверняка мне понадобятся лекарства — я почему-то не подумала их захватить, направляясь в Тимберхилл. Сначала я осмотрю детей, а потом, наверное, попрошу тебя съездить в деревню за всем необходимым. А пока я смогу обойтись чашкой крепкого чая.

Усмехнувшись, он взял ее за руку:

— Я так горжусь тобой сейчас, дорогая. Чай я тебе устрою.

Кэролин была очень тронута словами мужа и нежно обняла его:

— Как хорошо, что ты приехал сюда со мной. Напомни, чтобы я потом как следует отблагодарила тебя.

Улыбнувшись, Эван стал спускаться вниз.

Кэролин вошла в спальню Фанни. Женщина лежала, положив руку на край колыбельки, придвинутой к ее кровати.

— Кэролин, какими судьбами? — слабым голосом спросила она.

— Надеюсь, ты не больна?

— Да нет, я просто ослабла — все время недосыпаю.

— Я осмотрю детей, если ты позволишь, — попросила Кэролин, поглядев на Лизу, которая явно беспокоилась за малышей. — Лиза, подожди, пожалуйста, за дверью.

Недовольная, Лиза медленно вышла из спальни.

Хоть Кэролин и не хотела, чтобы Фанни вставала, та попыталась подняться.

— Лизу нам просто Бог послал, — проговорила она. — Конечно, Кэролин, я бы хотела, чтобы ты осмотрела детей. Ты же спасла мне жизнь. Если бы я не боялась ослушаться мужа, я бы сама за тобой послала. А теперь ты здесь… Господь услышал мои молитвы.

— Ни о чем не беспокойся, я сумею справиться с Сайлесом.

На бледном лице Фанни мелькнуло подобие улыбки.

— Знаю, что сумеешь. Я никогда не говорила об этом, но знаю, как ты смогла совладать с ним в ту ночь, когда родился малютка Илиаким. Но не тревожься. Я собиралась и дальше уговаривать Сайлеса. Должен же он был в конце концов меня послушать! Ты даже не представляешь, на что способна мать, когда ее дети больны! Пожалуйста, иди к ним. А потом я должна кое о чем поговорить с тобой, только ты пообещаешь мне ничего не говорить Сайлесу. Я рассчитываю на твое доверие.

Кэролин забеспокоилась:

— Ты вполне можешь доверять мне, — произнесла она, пожав холодную руку Фанни.

Потом Кэролин направилась в детскую.

Дети лежали на узкой кровати. У обоих был измученный вид. Увидев их, женщина едва не впала в панику: ей было известно, как мало отделяет крохотные жизни от смерти. Она едва знала этих малышей, но они были бесконечно дороги ей. На мгновение Кэролин задумалась об ответственности, которую брала на себя, решив ухаживать за детьми.

К ее огромному облегчению, Кэролин пришла к выводу, что у детей всего лишь грипп. Получив надлежащее лечение, они, несомненно, поправятся.

— Лиза! — позвала она служанку, выходя из детской. Увидев негритянку, притаившуюся в темном коридоре, женщина тряхнула ту за плечи, пытаясь вселить в нее уверенность. — С ними все будет в порядке, так что перестань переживать и улыбнись!

— Ох, миз, я так за них боялась!

— Скажи-ка мне кое-что. Ты давала малышам и Фанни травяной чай миссис Óны?

— Я делала все, что могла, миз. Я старалась, видит Бог!

— Я знаю, — промолвила Кэролин, едва сдерживаясь, чтобы не отругать девушку. — Но больше ни в коем случае не давай им этот чай. Ни им не давай, ни сама его не пей, поняла? Его используют только… в специальных случаях.

Лиза невинно кивнула.

— А теперь, пожалуйста, помоги моему мужу приготовить обыкновенный чай, хорошо?

Улыбнувшись, Лиза поспешила вниз.

Кэролин вернулась в спальню Фанни, которая ждала ее, сидя на краю кровати, и вопросительно посмотрела на женщину.

— Так что ты хотела сказать мне? — спросила Кэролин. — Я отослала Лизу на кухню, так что ты можешь спокойно говорить обо всем.

— Ты, наверное, решишь, что я сошла с ума.

Вынув малыша из колыбельки, Кэролин нежно прижала его к себе. Она вдруг почувствовала необычайное волнение, видя живое доказательство собственной храбрости.

— Что бы ты мне ни сказала, Фанни, не забывай, что мы — друзья и к тому же связаны вот этим малышом. И не беспокойся, ради Бога, я ничего не сочту смешным и нелепым.

— Дорогая Кэролин! Мне было так тревожно в этом доме! Меня все время преследовали странные, грустные мысли. Я не считала себя суеверной, но…

Кэролин нервно сжала малыша, живо представляя себе, каково было больной женщине после Óниного чая находиться подолгу одной в огромном незнакомом доме.

— А что, случилось что-то странное?

Фанни отвернулась, из ее глаз покатились слезы.

— Знаешь, я даже не могу объяснить толком, что именно, но почему-то мне здесь очень тревожно. Не могу я жить вдали от людей. Мы с Сайлесом всегда жили в Вуд-ривер, у нас всегда дом был полон гостей, а здесь… здесь так тихо, я так одинока… Пойми меня, я, конечно, рада, что у нас такой большой дом, хоть он раньше и принадлежал твоей семье…

— Не думай об этом, Фанни, — искренне заметила Кэролин.

— Я… я пытаюсь признаться тебе в том, в чем не могу признаться даже мужу. В последние дни меня так преследовало чувство вины, что я не могла спать.

— Я помогу тебе всем, чем смогу, — прошептала Кэролин.

— Я сказала Лизе, что беспокоюсь за здоровье детей в этом промозглом доме, где все время сквозит. Наверное, она подумала, что я прошу ее о помощи и… В общем, она привела ко мне ту самую кухарку, которая была в доме, когда мы приехали. Сайлес перестал доверять ей, потому что она отказалась у нас работать. Она пришла, когда его не было дома — он встречался с прихожанами. Ну и, конечно, я не смогла не принять ее.

— И что же она сказала?

Нахмурившись, Фанни провела рукой по лицу, словно ей не удавалось вспомнить слова Óны.

— Кэролин, все было каким-то… странным. Дело не в том, что она сказала, а в том, что она мне предложила. Может, она не хотела причинить вреда, не знаю… Кэролин, она говорила о помощи, об источнике силы и душевного спокойствия… словом, о чем-то в этом роде… Вот что она сказала: «Есть некто, кто помогать тебе. Он давать детям здоровье. Он всемогущ». Кэролин, я же жена священника. Я понимаю, когда люди говорят о Господе. Но эта женщина, Óна, говорила не о нем. Я уверена! Ах, я чувствую, что мои подозрения просто нелепы! Я чувствую свою вину!

Тяжко вздохнув, Кэролин взяла Фанни за руку.

— А еще она что-нибудь сказала? — спросила женщина.

— Да, она велела никому не говорить о ее приходе. Она сказала, что случится несчастье, если я проболтаюсь. — Фанни задрожала. — Я боюсь! И боюсь не того всемогущего существа, о котором она говорила, — не сатаны. Я боюсь ее!

ГЛАВА 17

— Я думала, что мы сегодня навестим миссис Эбей, — промолвила Кэролин, сидя за кухонным столом вместе с мужем. — Но, пожалуй, лучше не оставлять Фанни и детей с Лизой. Я слишком хорошо знаю, что тут может произойти.

— А ты не слишком торопишься? — спросил Эван, согревая руку жены в своей ладони. — Мы же проделали такой долгий путь.

— М-м… может, и так, но мне очень многое надо понять, и я хочу… покончить поскорее со всем этим.

— Знаешь, — задумчиво проговорил Эван, глядя в окно, — я тут кое о чем подумал. Ты говорила, что миссис Эбей все считают сумасшедшей. Так что же мы можем узнать от нее, если учесть, что она… не в своем уме?

— Я должна спросить ее, не думает ли она, что мой отец убил одного из ее детей, — уверенно произнесла Кэролин.

— Не думаю, что об этом с нею будет так уж легко говорить.

Кэролин была неумолима:

— Эван, если хочешь знать, я боюсь, что выясню не только то, что отца вовремя не позвали в дом Люсиль, потому что не верили, будто простым разрезом на горле можно облегчить страдания больных дифтерией. Думаю, ты был прав, когда заподозрил, что на вырванных из тетради листках описывалось вскрытие трупа кого-то из здешних и производил отец это вскрытие незадолго до того, как нас изгнали отсюда.

— Но ты же сама еще вчера говорила, что не помнишь точно дату вашего приезда в Филадельфию. Едва все в городе узнали о прибытии нового врача, как его призвали на военную службу. Так что не исключено, что вы приехали в Филадельфию до того, как умерли дети. Ты не раз упоминала, что много не можешь вспомнить, — заметил Эван.

— Не пойму я что-то, что ты хочешь сказать.

— Перед тем, как идти к сумасшедшей женщине, которая, полагаю, лишилась рассудка именно тогда, когда в одну ночь потеряла трех своих детей, надо бы точно выяснить дату их смерти. Думаю, в деревенских архивах есть записи об этом.

— Верно! Если мы узнаем, что нашей семье пришлось бежать до того, как умерла Катарина и другие дети, мы сможем не беспокоить старую женщину, — согласилась Кэролин.

— Ну да! — Эван подошел к жене и обнял ее. — Я помогу тебе найти эти записи. А потом мы еще потягаемся с тем, кто так долго и старательно прятал все сведения. А пока я хочу, чтобы мы отдохнули. Мрачное это место. Надеюсь, что уж после этой поездки ты больше не захочешь приезжать сюда.

До вечера непрерывно лил дождь. Кэролин в нетерпении ожидала Сайлеса —ей хотелось, чтобы он поскорее узнал о ее приезде. Не зная, чем заняться, женщина распаковала вещи и приготовила для них спальню.

Она была довольна тем, что Эвану не пришлось ехать в деревню за лекарствами. Похоже, дети, проснувшись, стали повеселее. Кэролин как раз была в их комнате, когда к дому подъехал экипаж Сайлеса.

— Вы, детки, оставайтесь в постели, — велела женщина малышам. — Я зайду к вам попозже, покормлю вас ужином и расскажу сказку.

Элва была решительной девочкой, но побаивалась оставаться одна с маленьким братишкой. Кэролин погладила ее ручку, поцеловала светлые локоны Парси и вздохнула — она понимала, как тоскливо детям в этом мрачном, одиноком доме.

Кэролин едва ступила на лестницу, как в дом ворвался Сайлес, стряхивая грязь с сапог. За его спиной в дверном проеме виднелась плотная завеса дождя.

— Здравствуйте, Сайлес, — улыбнулась женщина оторопевшему священнику. Она ни на секунду не могла избавиться от чувства вины, которое еще более усугубилось, когда Кэролин увидела, что Сайлес и впрямь помрачнел, узнав, что она приехала.

— Что это вы явились сюда? — проворчал он. — Если бы я знал о вашем приезде, то не стал бы тревожить эту добрую женщину, — заявил Сайлес, указывая на фигуру в надвинутом на глаза капюшоне, которая стояла перед ним в тени.

Казалось, эта женщина средних лет с ужасом озирается вокруг. Кэролин не помнила, чтобы она приходила на рождественский прием, — очевидно, она была одной из тех, кто не решился приехать в Тимберхилл.

— Добрый день, я — Кэролин Бурк, — поздоровалась женщина, спускаясь вниз. Из-за плохой погоды у нее опять разболелась нога. Она приветливо улыбнулась незнакомке, но та лишь пялилась на нее широко раскрытыми глазами.

— Если я вам больше не нужна, преподобный Клур…

— Что за ерунда, дорогая миссис Аппель! Даже если бы мне вдруг пришло в голову, что Фанни и малыши не нуждаются в вашей помощи, я бы ни за что не выпустил вас из дому в такую отвратительную погоду! — воскликнул Сайлес.

— Сайлес, если бы я знала, что дети больны… — вмешалась Кэролин.

Священник перебил ее:

— Я бы ни за что не вызвал вас — Филадельфия так далеко. Зачем вы приехали, могу я вас спросить?

— Я разыскиваю несколько страниц, которые были вырваны из дневника моего отца. Он скрупулезно записывал в тетради симптомы всех болезней, которые ему приходилось лечить, и я не понимаю, зачем он вырвал несколько листков. А поскольку прошлой осенью я нашла в Тимберхилле один из вырванных листков, то я рискнула предположить, что и остальные где-то здесь. А вы случайно не…

Женщина нахально не сводила с Кэролин глаз.

— Простите меня, — вмешался Сайлес. — Я совсем забыл представить вас. Кэролин, это Джоанна Аппель — уважаемая мною прихожанка. Миссис Аппель, Кэролин — моя золовка.

Женщина едва кивнула.

— В-вы… вы и есть та девочка, что раньше жила здесь! Я… я слыхала, что вы приезжали сюда, но все мы думали, что… м-м-м… Мне сказали, что вы уехали…

— Я вернулась, — равнодушно заметила Кэролин, испытывая непонятную ей самой неприязнь к женщине.

Миссис Аппель принялась развязывать ленты капора под подбородком. Видно было, что она явно шокирована появлением Кэролин.

— Я просто должна уйти, — заявила она. — Можно не сомневаться, что дочь доктора сумеет лучше меня просмотреть за больными.

— Значит, вы помните моего отца, — медленно произнесла миссис Бурк, сердце которой тревожно забилось.

— Нет-нет! — поспешила заверить ее женщина. — Я совсем не помню его, я знала лишь, что он был доктором, но это… это было так давно. Преподобный, если вы позволите… — Миссис Аппель рванула входную дверь, и на нее тут же обрушился поток воды. Лошадь понуро стояла в жидкой грязи.

Побелев, женщина затворила дверь.

— Вы должны остаться, пока дождь не перестанет, — мягко произнес Сайлес, заметивший, как женщина отнеслась к Кэролин. — Пойдемте со мной в гостиную, поговорим. Моя золовка приготовит нам горячего чаю.

Священник отвел миссис Аппель в гостиную, усадил возле камина и пошел наверх проведать жену. Кэролин, на которую холодный прием деверя произвел неприятное впечатление, пожалела, что они с Эваном не остановились в другом месте.

Войдя в кухню, Кэролин встретила вопросительный взгляд мужа, сидящего за столом. Лиза, с непроницаемым выражением лица, тряхнула чайник.

— Лиза, мистер Сайлес вернулся с гостьей. Убери их плащи и помоги мне приготовить для них чай.

Как только девушка вышла из кухни, Эван прошептал:

— Я не сдержался и подслушал ваш разговор. Думаю, этой особе кое-что известно.

— Она была не больно-то рада видеть меня, — мрачно промолвила Кэролин. — Чем скорее мы уедем отсюда, тем лучше.

Эван тихо усмехнулся:

— Никто и не тащил тебя сюда во второй раз. — Он подошел к жене и обнял ее своими сильными руками. — Впрочем, Кэролин, я не подшучиваю над тобой — я восхищен твоей смелостью. Станем ли мы обыскивать дом с подвала до чердака? Где мог Орион спрятать вырванные страницы?

— Я уже пыталась понять. М-м-м… Значит, так. Тетради он держал в приемной. Помнишь, я рассказывала тебе, что нашла несколько штук в полуобгоревшем столе? Интересно, можно ли начать поиск там? В ту ночь, когда я спускалась в подвал, у меня не было возможности как следует осмотреться.

Эван осторожно повернул ее к себе лицом:

— Послушай, а ты не думала о том, чтобы признаться во всем Сайлесу? Может, рассказать ему, что ты закопала там мертвого ребенка? Думаю, тебе станет намного легче.

— Нет, я не могу! Ах, Эван, даже не предлагай этого мне! Я сделала то, что была вынуждена сделать — в точности как мой отец, который иногда поступал определенным образом под давлением обстоятельств.

— Но если ты считаешь, что твое деяние должно оставаться в тайне, то почему не допускаешь мысли о том, что твой отец тоже хотел бы сохранить некоторые свои секреты?

Кэролин качнулась, но Эван поддержал ее. Ей была невыносима мысль о том, что она взялась за дело, которое не принесет ничего, кроме разочарования.

— Прости меня, Кэролин. Не будем больше говорить об этом. Кажется, дождь стал потише. Может, пойдем в подвал прямо сейчас?

Кэролин направилась за своим плащом:

— Да, давай хоть что-нибудь делать, а не сидеть сложа руки.

Не прошло и нескольких минут, как они уже шли по мокрой траве и жидкой грязи к каменной дорожке, ведущей к руинам приемной. Кэролин направилась было к ступенькам, но тут ее сердце упало: подвал был затоплен.

— Не удивительно, что те тетради, которые я нашла в столе, невозможно было читать. Наверное, такие разливы случаются здесь каждую весну. — Женщина поежилась, вспомнив о трупике младенца, которому она устроила в погребе могилу.

— Не отчаивайся, дорогая, — ласково проговорил Эван, взяв жену за плечи и повернув в сторону дома.

— Боюсь, вырванные страницы утеряны навсегда, — невесело промолвила Кэролин, думая больше о том, что сделала, чем о листках из отцовского дневника.

— Если и так, мы поищем еще какие-нибудь записи, поговорим с теми людьми, которые могли бы нам помочь, а потом поедем домой. Ты допускаешь, что страницы могли сгореть в огне или потеряться еще много лет назад? Да их просто ветер мог унести. Кстати, лучше бы нам не знать, куда они делись.

— Видел бы ты, как эта женщина смотрела на меня!

— Мне достаточно того, что я слышал ее. Могу тебе с уверенностью сказать, что она в ужасе. Кстати, именно из-за этого ужаса я и не настаиваю на том, чтобы мы немедленно уехали отсюда.

— Я не понимаю тебя.

— Ей есть что скрывать. Каждый, кто плохо к тебе тут относится, имеет причины желать, чтобы ты поскорее уехала отсюда и не смогла разоблачить какие-то тайны. Эти люди могут испытывать чувство вины за то, что выгнали Ориона; вполне возможно, что эта женщина — одна из тех, кто забрасывал Тимберхилл камнями. Я мог бы задать ей несколько вопросов, но ответы едва ли были бы приятными. Впрочем, я уже говорил тебе: нам нужно еще несколько доказательств того, что мы не ошибаемся. Я не исключаю того, что Орион мог сделать что-нибудь непозволительное — с точки зрения этих людей, которые и выгнали его.

— Не будь смешным! — вскричала Кэролин.

— Дорогая, я просто полагаю, что ты можешь никогда не узнать всей правды. Возможно, тебе придется свыкнуться с этой мыслью.

— Завтра первым делом мы отправимся в деревню, — заявила Кэролин, вынужденная признаться себе, что, возможно, ее муж прав. Никогда не узнать…

— Мы поедем туда, когда прекратится дождь и дороги станут проходимыми. — Не успел Эван договорить, как небеса снова разверзлись и на них обрушились новые потоки дождя.

…Целых два дня Кэролин и Эван ждали улучшения погоды. Сайлес держался с золовкой весьма сухо и настоял на том, чтобы миссис Аппель все же взялась за выполнение некоторых домашних дел.

Женщина оказалась прекрасной кухаркой и, похоже, хотела бы, чтобы никто не замечал ее за мешками с мукой и кипящими кастрюльками. Кэролин так и не удалось втянуть ее в беседу, и она отправилась в комнату к Элве и Парси.

Но вот им все же удалось поехать в Юдоксию по весенней распутице. Они направлялись в суд, где хранились архивные документы с записями о рождениях, смертях и свадьбах.

Клерку довольно быстро удалось разыскать нужную книгу с записями. Эван пролистал ее, водя пальцем по столбцам имен, пока не нашел то, что им было нужно.

— Вот, — прошептал он, указывая на имена детей Эбей, причиной смерти которых называлась дифтерия.

— Господи, посмотри только, как много имен, — проговорила Кэролин. — Моя кузина Тринти Харпсвелл… А вот… Джеймс Аппель двух лет…

— Так, значит, женщина, которую Сайлес привез в Тимберхилл… — Брови Эвана поползли наверх. — Этот ребенок мог быть ее сыном.

— Как грустно, — с сожалением промолвила Кэролин. Ее тело пронзила дрожь. — Зато теперь нам известно, что моя подруга Катарина умерла перед тем, как мы бежали отсюда. Если я считаю, что отец тайно осматривал ее… возможно, с целью найти средство лечения от дифтерии… зачем тогда мне доказательства?

— Ну, разумеется, для того, чтобы оправдать его. Я с самого начала понял, в чем цель твоих поисков, и не решился сказать тебе, что это бессмысленно. Представить себе не могу, что может заставить этих невежественных фермеров изменить их мнение и сменить гнев на милость. Неужели ты надеешься убедить их в том, что Орион не желал детям зла?

— Мои усилия не должны оказаться тщетными! — вскричала женщина. — Я не перенесу, если не смогу ничего сделать!

— Ну хорошо, давай все проверим. Побеседуем с миссис Эбей и узнаем, сможет ли женщина, от горя потерявшая рассудок, простить, если ты поговоришь с нею.

— Эван, но разве это мне нужно?

— Боюсь, что так, дорогая. И это не они должны прощать. И ты, и твой отец делали то, что умели. Вина лежит на этих людях, а не на вас.

Жители Юдоксии молча наблюдали за тем, как Эван и Кэролин садились в коляску, а затем поехали.

— Как-то мне не по себе, когда они вот так на меня смотрят, — тихо сказала женщина, прижимаясь к мужу.

— Вот если бы мы могли убедить их в том, что не собираемся привлекать их к ответственности за то, что они изгнали из Тимберхилла вашу семью…

— Неужели они этого боятся?

— Хотелось бы думать.

Больше до въезда в усадьбу Эбей они не проронили ни слова. Кэролин задрожала, когда Эван направил лошадей к подъездной аллее. Вскоре экипаж остановился у обшарпанного кирпичного дома.

— Мне казалось, что более зловещего места, чем Тимберхилл, не сыскать, но теперь я вижу, что ошибалась, — промолвила Кэролин, поджидая, пока Эван спрыгнет на землю и поможет ей спуститься.

— Мы не должны здесь задерживаться. Похоже, вот-вот опять польет дождь.

— Как мне это надоело! Я уже закоченела. Что я ей скажу? Я так рада, что ты со мною, Эван. Ведь я и раньше могла приехать сюда, да вот смелости недостало.

— Слова сами придут к тебе, — заверил ее муж.

Когда они подошли к дому, Кэролин почувствовала, что ее сотрясает сильная дрожь. Ей очень хотелось прижаться к Эвану, но это было бы ребячеством, и женщина заставила себя держаться прямо. Эван постучал.

У Кэролин было такое чувство, что за ними наблюдают из каждого окна. После долгого молчания из дома раздался наконец какой-то звук. Эван постучал еще раз. Опять молчание. Но вот через некоторое время дверь со скрипом приотворилась.

Сквозь узкую щель на них пахнуло испражнениями. Кэролин в ужасе отпрянула назад, не веря, что кто-то может жить в такой вони. Наверное, нужны годы, чтобы отмыть и проветрить этот дом.

Кэролин испуганно вздрогнула, увидев в узкой щели бледное лицо, принадлежавшее тому самому человеку, что следил за ней из кустов в Тимберхилле. Но не успела она и рта открыть, как дверь распахнулась.

У высокого, изможденного человека, который открыл им, были грязные белые волосы, которые еще сильнее подчеркивали бледный цвет его лица. Его брови были трагично изломлены, словно он не знал, что такое улыбка, и постоянно мучился душевной тоской. Уголки рта были чуть опущены вниз; морщины, идущие от них, глубоко прорезали подбородок.

Но тут, к удивлению Кэролин, она увидела, как в его выцветших глазах мелькнул живой огонек. У него был такой вид, будто он безмерно рад ее видеть!

— Здравствуйте. Мы пришли повидать миссис Эбей, — приветливым и вместе с тем категоричным тоном, не допускающим возражений, проговорил Эван.

Бледный человек в поношенной ливрее недоуменно уставился на Бурка, словно не понял его слов, словно и думать не мог, что кому-то придет в голову наносить визит его хозяйке.

— Джозеф! Джозеф, бездельник! Что там такое? — раздался голос с верхнего этажа.

Похоже, Джозеф был не в состоянии ответить.

— Мы можем войти? — мягким тоном спросила Кэролин. Хотя слуга и был карикатурной личностью, страх вдруг вновь начал шевелиться в ее душе.

На этот раз Джозеф явно понял обращенные к нему слова, потому что отошел в сторону и задумчиво показал рукой на лестницу.

— Кажется, он ждет, чтобы мы пошли наверх, — прошептал Эван, примирительно кивнув старому слуге. — Может, она не встает с постели. Я бы отпустил тебя наверх одну, но есть что-то такое в этом доме, что заставляет меня сомневаться в нашей безопасности.

Кэролин подошла к Джозефу и улыбнулась ему. К ее удивлению, он и с места не сдвинулся, глядя на нее сверху вниз. Впрочем, надо заметить, женщина и сама была удивлена, как могла долгие месяцы бояться этого человека.

— Ты ведь не причинишь нам вреда, правда, старина? — Именно с этими словами ее отец обращался к своим старым пациентам.

Эффект превзошел все ее ожидания. Лицо Джозефа, покрытое густой сетью морщин, засветилось, как у мальчишки. Он заморгал, а затем, судорожно сглотнув, стал сбивчиво говорить:

— Я… я… то есть… вы… я… у меня есть кое-что… для ва-вашего… отца… — Быстро кивая, он отступил назад и ударился об открытую дверь. Вздрогнув, Джозеф побежал по темному коридору и исчез за задней дверью.

— Надо было взять с собой пистолет, — пробормотал Эван, когда они поднимались наверх. Молодой человек пробовал каждую ступеньку, прежде чем встать на нее всем весом.

— Он показался мне весьма безобидным существом. Думаю, невесело ему тут живется с полоумной старухой. — Она вдруг почувствовала уверенность в том, что Джозеф не бросал вилы в Лизу. Но если это сделал не он, то кто же? Сама Люсиль?

— Похоже, он тоже не в своем уме, Кэролин. Не забывай об этом, когда подойдешь к нему в следующий раз. Но если он вздумает причинить тебе вред, я сверну ему шею, — заявил Эван.

Когда они поднялись наверх, Кэролин схватила мужа за руку. Ковер, кажется, не выколачивали лет сто. У женщины было в точности такое же чувство, какое охватило ее в тот осенний день, когда она приехала в Тимберхилл после шестнадцатилетнего отсутствия. Все углы и дверные проемы были затянуты паутинами. По дальней части коридора, похоже, никто не ходил долгие годы.

В толстом слое пыли отчетливо виднелась дорожка, вытоптанная ногами Джозефа, которая вела к ближайшей комнате. Кэролин спросила себя, доводилось ли Люсиль Эбей покидать свое жилище в последнее время.

Постучав в дверь, женщина крикнула:

— Добрый де-ень!

— Это бессмысленно! Бесполезно! Ему не сделать этого! Идиот! Безмозглый дурак! И не беспокой меня больше! Уходи! Я не выйду больше отсюда, ни за что! Возьми это на себя! Сделай все сама! — раздались вопли из-за двери.

Эван попытался ухватить жену за руку, но она отворила дверь и вошла в комнату.

— Здравствуйте, миссис Эбей! Вы меня помните? Я, конечно, стала немного постарше, но не думаю, что очень сильно изменилась. Я часто приходила к вам летом. Мы с Катариной и вами играли в «колыбель для кошки», а потом вы учили нас вышивать. Помню, у нее был пони. Я — Кэролин Адамс. Вы помните меня?

— Катарина? Она здесь? Моя красавица, приведите ее поскорее…

Женщина сидела на огромной кровати. Жиденькие немытые волосы свисали ей на плечи, лицо было нездорового сероватого оттенка. Над полными боли, глубоко посаженными глазами нависали мохнатые брови. Под тонкой, как пергамент, кожей резко выделялись острые скулы.

Когда Кэролин приблизилась к женщине, в нос ей шибанул такой отвратительный запах, что она отшатнулась.

— Вы знаете, кто я такая, миссис Эбей?

— Не подходи слишком близко, — от дверей предупредил жену Эван. — Не удивлюсь, если под подушкой она прячет пистолет.

— Нечего меня дразнить, — кокетливо заявила Люсиль. — Мне прекрасно известно, кто ты такая. — Ты — Эннети, но ты не заставишь меня сегодня сделать хоть что-нибудь. Я больная и старая. И не лезь больше к моему слуге. Он злится и того и гляди перестанет меня кормить. Если ты не уйдешь, я умру. А если только я помру, то мой дух станет преследовать тебя, запомни! Убирайся! — раздраженно выкрикивала старуха.

— Я — Кэролин, и я пришла поговорить о ваших детях.

Люсиль взглянула на нее — голова ее дрожала, челюсти непрестанно двигались.

— Мои дети… моих детей… здесь нет, — пробормотала она.

— Кажется, она меня не видит, — бросила Кэролин Эвану. — Она сама как дитя. — Женщина нервно сглотнула, засомневавшись в том, что сумеет получить дельные ответы от безумной старухи.

Миссис Эбей вдруг резко привстала, показав им свою замызганную ночную сорочку.

— Чего тебе надо? Может, я и так уже много перенесла, а? Неужели ты должна меня так мучить? Уходи!

— Вы помните Ориона Адамса? — выкрикнула Кэролин, испугавшись того, что Люсиль прогонит ее, так ничего и не сказав.

Услышав это имя, старуха вздрогнула, выкатив водянистые глаза.

— Так он вернулся?! Мясник! Убейте его! Убейте!!! — завопила она, соскакивая с кровати. Больные ноги едва держали ее, и она чуть не упала. — Отдайте мне его сердце! Отдайте его сердце!

— Но, послушайте…

— Бесполезно, Кэролин. Она же безумна, — заговорил Бурк.

— Безумна, я?! Моих детей убили, но я не сойду с ума! Я все перенесу! Только отдайте мне его сердце! Клянусь дьяволом, я заполучу его душу!

— Кэролин! Пойдем отсюда!

Женщина раздраженно отмахнулась от мужа, пытаясь хоть как-то разговорить сумасшедшую:

— Люсиль, твои дети больны. Ты позовешь доктора? Ты позволишь Ориону Адамсу спасти их?

Люсиль согнулась и забубнила:

— Я не позволю привести сюда этого человека.

Говоря, она смотрела прямо на Эвана, лицо ее стало совсем бледным.

Продолжая прикидываться, что дело происходит в прошлом, Кэролин указала на мужа и спросила:

— А кто это такой?

— Мой муж, кто же еще! Он, видите ли, хочет позвать доктора, но я-то знаю надежный способ. Гоните этого доктора из дома! Он осквернил мою дочь! Убейте его! Забросайте его жену камнями! Сожгите его дом! Пусть его дочь умрет!

Дрожа, Кэролин пятилась назад, пока не наткнулась на теплую, сильную руку Эвана.

— Так твой муж позвал доктора? — продолжала она расспросы.

Люсиль выпрямилась, напоминая собой привидение.

— Но было уже слишком поздно! Они все умирали! Я должна была спасти их! — Миссис Эбей горестно завыла, и от ее криков по коже Кэролин побежали мурашки.

Эван прошептал ей прямо в ухо:

— Может, хватит? Ориона позвали слишком поздно, и бедняга свихнулась, осознав собственную вину. Я хочу, чтобы мы ушли отсюда, Кэролин, и немедленно.

Вой все продолжался, напоминая собой заунывные вопли плакальщиц. Люсиль не сводила с них глаз, которые, казалось, вот-вот выкатятся их орбит. Вытянув вперед дрожащие руки, она неуверенно побрела к ним и закричала вновь:

— Я заполучу его сердце!

Не теряя ни секунды, Эван развернул Кэролин и подтолкнул ее к лестнице, не отставая от жены ни на шаг.

— Я больше ни слова обо всем этом не хочу слышать! Я хочу уехать из этого ужасного места до темноты!

Когда они выбежали во двор, с неба в грязь падали тяжелые дождевые капли.

— Но… Джозеф… — заговорила Кэролин. — Может, у него есть что-то…

Лицо Эвана помрачнело от гнева и страха.

— Хватит с меня этой ерунды! — вскричал он, подталкивая жену к карете. — Дети умерли. Твоего отца прокляли, и неважно — справедливо или нет, ведь прошло столько лет! Посмотри, к чему приводят твои расспросы! Эта старая женщина… Я старался быть терпеливым, я хотел понять!.. — Эван стегнул лошадей, и экипаж быстро помчался прочь от зловещего дома.

За их спиной раздался слабый крик. Обернувшись, Кэролин увидела Джозефа, который стоял в дверях с поднятой рукой.

Сжав кулаки, Кэролин едва сдерживала слезы. Она была не столь напугана, сколь зла на мужа за то, что он увозил ее.

Она вновь стала собственностью мужа! Хоть и любила Эвана! Конечно, он хотел защитить ее, но не считал себе ровней! Он посмел приказывать ей, а это было невыносимо для Кэролин.

Отец был прав, когда запретил ей заниматься медициной. Потому что первая же прочитанная книга стала для нее катастрофой: она узнала, что у нее есть собственные разум и воля, и ей пришлось всю жизнь противиться собственной воле ради мужа, но в то же время бороться с мужем, пытаясь сохранить собственное «я».

Стерев капли дождя с лица, Эван еще раз подстегнул лошадей. Колеса вязли в жидкой грязи, замедляя их продвижение вперед. Бурк проклинал все на свете и чувствовал, что напряжен, как часовая пружина.

Интуиция подсказывала ему, что Кэролин не испугалась старой безумицы. Напротив, его жена ощущала себя во всеоружии, а вот он хотел убежать. Молодой человек признавался себе, что, пожалуй, не желал бы испытывать на себе силу характера жены.

Целых десять лет ждал он Кэролин, даже не надеясь, что она когда-нибудь станет его женой. Он восхищался ее смелостью, жаждал обладать такой необыкновенной женщиной. И вот теперь, когда его желание исполнилось, он понял, что Кэролин — вовсе не его собственность, да понял слишком поздно. Эван хотел быть для нее всем, мечтал сделать все, чтобы она забыла о нелепом замужестве и стала счастливой. И он чувствовал свое бессилие, когда видел, что часть ее существа принадлежит мрачному прошлому. Это несказанно злило его.

Эван резко остановил лошадей посреди дороги. Они уже вымокли насквозь, так что лишние минуты под дождем мало что значили.

— Кэролин, я люблю тебя. Прости, если я был резок.

Он видел, как она сжимала кулаки, а потом спрятала их в складки юбки.

— Боюсь, что теряю тебя, — просто сказал он.

Женщина разрыдалась и бросилась в его объятия; Эван судорожно сжал челюсти. Затем Кэролин подняла голову, и он поцеловал ее. Эван не понимал, что она чувствует, и это пугало его.

— Ты все еще любишь меня? — прошептал он в ее мокрые волосы.

Кэролин кивнула:

— Да, очень. Поехали, а? Не хочу простудиться и жить под крышей Сайлеса до тех пор, пока не поправимся.

— Мы сможем сразу же уехать в Филадельфию?

Женщина отпрянула назад, лицо ее было обиженным.

— Нет! Разве ты не слышал, что она сказала? Я должна покончить с этим! Не знаю, почему, но я чувствую, что что-то начинает проясняться. Я получу ответ на свои вопросы, я уверена! Может, мне просто надо все спокойно обдумать.

Эван помнил это ее дерзкое выражение лица — оно было таким, когда он сделал ей предложение. Да, подумалось ему, этой женщиной нельзя распоряжаться.

Эван постарался успокоиться. Только теперь он понял, что значит позволять ей все. Он хотел, чтобы она чувствовала себя свободной от него самого, и цена этой свободы была велика, чудовищно велика. Потому что теперь они были вольны разойтись в разные стороны… или остаться вместе…

ГЛАВА 18

Эван и Кэролин уже подъехали к повороту на Тимберхилл, как вдруг услыхали громкий стук копыт. Едва Эван успел отвести лошадей в сторону, как навстречу им промчалась коляска Сайлеса, в которой сидела Джоанна Аппель. Привстав, женщина яростно стегала лошадей, ленты ее капора развязались, и он съехал ей на спину, оставив открытыми вымокшие волосы.

Кэролин удивленно проводила миссис Аппель глазами.

— Что это с ней случилось? — пробормотала она.

— Не нравится мне это, — заметил Эван. — Обещай, что если мы ничем не сможем помочь делу, то немедленно уедем.

Кэролин нетерпеливо замотала головой:

— Поехали скорее. Я встревожена.

Они быстро домчались до дома и остановили лошадей на подъездной аллее. Не успел Эван помочь жене выбраться из экипажа, как они услыхали громкие крики, несущиеся из дома.

— Может, Сайлес о чем-то спорит с Фанни? — удивленно проговорила Кэролин.

— Тогда нам не стоит попадаться им на глаза. У меня нет ни малейшего желания вмешиваться в чужие споры.

Кэролин уже была готова с ним согласиться, но тут до них донеслись завывания Лизы.

— Господи, еще и она кричит! — вскрикнула Кэролин, выбираясь из коляски и бросаясь к дому. Эван следовал за нею.

Сверху раздавался плач Фанни, которому вторил слабый писк младенца. И тут же они услыхали, как заплакали Элва и Парси.

Громче всех звучал голос Сайлеса:

— И что, скажи мне, ради Бога, я должен с этим делать? Да я ее…

Кэролин ворвалась в кухню. Лиза стояла на коленях перед очагом — девушка прикрывала дрожащими пальцами заплаканные глаза и громко всхлипывала. Сайлес со сжатыми кулаками метался от стены к стене.

Услыхав, что дверь отворилась, священник резко повернулся, его побагровевшее лицо было искажено яростью. Одной рукой он прижимал к себе какой-то сверток, завернутый в Лизину шаль.

— Дьявольское отродье! — заорал он Кэролин, которая в испуге отшатнулась от него и прижалась к Эвану.

— Успокойтесь, Сайлес, и скажите мне, что произошло, — промолвила Кэролин, изо всех сил стараясь говорить спокойно и пытаясь понять, что он держит в руке. Сверток был насквозь мокрым.

— Я всегда знал, что ты стала проклятием моего брата! — выкрикнул священник. — А теперь ты встала у меня на пути! Убирайся из моего дома!

— Одну минуту, дружище, — проговорил Эван, пряча жену за себя и оказавшись нос к носу со священником. — Моя жена заслуживает вашего уважения.

— Она ведьма! Все в деревне боялись этого, но теперь у меня появились неопровержимые доказательства!

Сайлес отогнул уголок шали, открывая их взору что-то бледное и сморщенное, напоминающее человеческое лицо.

Побледнев, Эван отступил назад и зажмурил глаза.

Кэролин молча наблюдала за ним. Ее сердце замерло от страха. Некоторое время она была не в силах взглянуть на останки мертвого ребенка, которые Сайлес держал в руках — того самого младенца, которого она похоронила в подвале приемной.

Сайлес был непреклонен:

— Все в деревне, буквально все предупреждали меня, говорили о том, что этот дом проклят, что его обитатели связаны с дьяволом. Я слышал рассказы о тайных сборищах, о вое по ночам, о каких-то огнях, которые мелькали здесь по ночам, но, несмотря на все эти леденящие душу подробности, я ничему не хотел верить. Зато теперь я понял, зачем она приехала сюда задолго до моего появления в Тимберхилле. Теперь-то я знаю, почему тебя и твою семейку выгнали отсюда. За колдовство! — По его голосу было ясно, что он уверен в правдивости своих слов.

— Не говорите ерунды, Сайлес, — прошептал Эван.

— Ерунды?! Найти труп младенца, плавающий в луже в том самом месте, которое люди спалили именно потому, что оно было приютом дьявола?! Кэролин, я требую, чтобы ты немедленно убралась из этого дома, или я сам спалю его до основания! Что за языческий ритуал заставил тебя использовать труп невинного ребенка? Господи, мне кажется, я способен убить тебя!

Дрожа от страха, Кэролин принялась лихорадочно обдумывать, как ей объяснить Сайлесу, что она сделала на самом деле. Она дотронулась до Лизиного плеча, но девушка в ужасе отшатнулась от нее.

— Ох, Лиза, — заплакав, проговорила Кэролин. — Не верь ему!

Негритянка подняла голову, но в ее взгляде не было осуждения. Она явно была напугана и чувствовала вину. Кэролин спросила себя: не было ли в словах Сайлеса доли правды? Может, сатана и впрямь буйствовал в этих местах? Может, Лиза была каким-то образом связана с ним?

— Если бы вы позволили мне все объяснить… — начала было Кэролин, стараясь стряхнуть с себя чувство вины и стыда.

— Да я не хочу ни слова от тебя слышать! Собирайся! Тебя больше не потерпят в этом доме, и не смей в будущем приезжать сюда! И забери с собой своего сатану! Я похороню это несчастное существо! Молю Бога о том, чтобы никогда тебя больше не увидеть, иначе я буду вынужден принять против тебя меры. И если твой муж-адвокат захочет помочь тебе в том, чтобы избежать ответственности, я встану на его пути и добьюсь справедливости!

Глядя на Сайлеса остановившимся взглядом, Кэролин вдруг поняла, что священник не знает того, что держит в руках собственного сына. Подумав о том, что надо бы ему во всем признаться, женщина медленно отвернулась. Он мог убить ее за это признание.

— Подумать только, я позволил тебе дотрагиваться до Фанни в ту ночь, когда родился Илиаким! — гремел Сайлес.

Эван бросился к священнику и, схватив того за грудки, процедил сквозь зубы:

— Скажите ей «спасибо» за помощь, а то потеряли бы и второго ребенка.

Сайлес замер. Когда до него дошел смысл слов Эвана, он медленно поднял свои черные глаза. Краска внезапно залила его лицо, а затем так же внезапно отхлынула. Слишком пораженный, чтобы произнести хоть слово, он неестественно качнулся, а затем упал на скамью. Взглянув на мокрый сверток в руках, священник тяжело вздохнул.

Кэролин больше не могла этого выносить.

— Пойду соберу вещи, — прошептала она.

Ощутив необычайную тяжесть в ногах, женщина поплелась к лестнице и стала с трудом подниматься. И вдруг она почувствовала какую-то странную легкость — она была готова к тому, что с минуты на минуту Сайлес отойдет от первого приступа горя и бросится на нее с оружием в руках. Подспудно она даже ждала этого.

Но, поднявшись наверх, она остановилась и заглянула в спальню. Фанни кормила Илиакима грудью. Глаза их встретились, и Кэролин поняла: Фанни знает, что мертвый ребенок — ее сын.

Кэролин заставила себя зайти в спальню. Колени ее подгибались; она медленно добрела до колыбельки Илиакима и встала перед ней на колени.

— Первый ребенок умер. Второй выжил. Я ничего не могла сделать, Фанни. Ты была так слаба, и я не хотела, чтобы ты горевала. Клянусь тебе, я ничего не делала с твоим сыном, лишь только похоронила его некрещеным. Прости меня, пожалуйста.

Наступила долгая тишина, нарушаемая лишь треском огня в очаге. Затем снизу послышались шаги.

Фанни осторожно дотронулась до влажных кудрей Кэролин:

— Ты спасла мне жизнь, и за это я всегда буду тебя благодарна. Уезжай отсюда побыстрее, пока он не вообразил, что Господь вложил в его руку меч мщения. И, Кэролин…

Кэролин подняла на Фанни залитое слезами лицо.

— Я прощаю тебя, Кэролин, от всего сердца прощаю.

Чувствуя, что силы ее на исходе, Кэролин пошла в свою комнату собирать вещи. Она все время напоминала себе, что сделала единственно правильную вещь, и если бы призналась в том, что ребенок родился мертвым, Фанни и Сайлес, да и она сама долго переживали бы горе.

Женщина взяла в руки ковровую сумку Эвана, как вдруг услыхала приближающиеся крики. Ужас сковал ее члены. Она со страхом вспомнила, что уже пережила однажды подобное.

Не прошло и минуты, как снизу раздался звон разбитого стекла. Тихо заплакал Илиаким, из детской послышались испуганные возгласы.

— Сайлес, что там такое? — вскричала Фанни, в голосе которой слышалась паника.

Отбросив сумку, Кэролин выбежала в коридор и бросилась к окну, выходящему на подъездную аллею. Трое мужчин подогнали повозку прямо к дому. Один из них выскочил на землю и нагнулся за вторым камнем, а затем бросил его в окно.

Кэролин слышала, как Сайлес выбежал из дому.

— Господа! Господа! — закричал он, разведя руки в стороны. — Братья христиане! Что происходит?

— Мы знаем, что она там! Выгони ее из дому! Она и ей подобные должны быть остановлены! Вот так! Мы не хотим причинить тебе вреда, преподобный, если только ты не станешь защищать ее. Пусть убирается отсюда!

Сайлес в нерешительности стоял перед нападающими. Дождь быстро намочил его редеющие седые волосы и оставил темные пятна на плечах его сюртука.

Тут по дороге к дому подъехали еще три повозки, заполненные разъяренными, выкрикивающими что-то людьми. В руках у них были факелы.

Отвернувшись от окна, Кэролин прижала к губам ледяные руки. Все повторялось! От ужаса она оцепенела, не зная, что делать, чтобы спастись.

Они могут сжечь, повесить, убить ее каким-нибудь еще более изощренным способом. И на этот раз… на этот раз она была виновна!

Перепрыгивая через ступеньки, Эван взбежал на второй этаж. Дети кричали. Фанни прижала Илиакима к груди и вышла в коридор в одной лишь тонкой фланелевой сорочке.

— Уходи, Кэролин! Прости их, они всего лишь напуганные глупцы. Я сделаю все, что смогу. Ты однажды спасла меня, и теперь я постараюсь сделать то же для тебя. Иди! Иди!

Схватив жену за руку, Эван потащил ее вниз.

— Кэролин, будешь ли ты доверять мне? Ты позволишь мне спасти тебя? Ты должна! От этого зависят наши с тобой жизни! — Бурк говорил таким тоном, словно считал, что Кэролин лишилась рассудка и ей надо все объяснять.

Двигаясь как марионетка, женщина шла за ним. Возле гостиной она задержалась, оглядывая комнату обезумевшими глазами, — еще так недавно она приводила эту комнату в порядок. На полу валялись камни и осколки разбитого стекла.

Голова Кэролин закружилась, и она позволила Эвану протащить ее в кухню.

Эван тряхнул всхлипывающую Лизу и поднял ее на ноги.

— Иди наверх и приготовь одежду для детей. Может статься, вам всем придется бежать.

У Лизы было абсолютно бессмысленное выражение лица, и Кэролин решила, что негритянка едва ли понимает обращенные к ней слова.

Разбилось еще одно окно. Кэролин испуганно подняла голову. По дому пронесся запах гари. Раздался какой-то треск, из гостиной повалили клубы дыма.

— Пожар! — завопила Фанни. — Сайлес, помоги мне!

Эван подтолкнул Лизу к дверям.

— Выведи детей из дома! — крикнул он.

— Я должна им помочь, — проговорила Кэролин, чувствуя, что к ней возвращается былая решимость. Женщина направилась вслед за Лизой.

Эван оттащил ее назад. Его жена принялась вырываться, и они сражались, пока Эван не тряхнул ее как следует и не заставил взглянуть себе прямо в глаза.

— Ты пойдешь со мной! — вскричал он, стараясь привести ее в чувство.

— Но… — Женщина в ужасе застыла на месте, глядя, как Эван бросился к крючкам за дверью. Не найдя плаща жены, который та оставила в спальне Фанни, молодой человек набросил ей на плечи свой плащ и вытолкнул ее из кухни в надвигающуюся темноту. — Эван, я не могу оставить их! — отчаянно выкрикнула она.

— Сайлес в состоянии позаботиться о собственной семье! Иди! Я найду какое-нибудь безопасное укрытие для тебя, а затем вернусь и постараюсь урезонить этих людей. — Он схватил первый попавшийся под руку фонарь.

Они, спотыкаясь, побежали по размытому дождем лугу. Холодный дождь быстро промочил их одежду. Фонарь осветил мокрую траву бледным светом.

У дома стояло уже шесть повозок, в которых сидели напуганные, дико орущие люди. Сбоку стоял высокий человек. Он был слишком напуган, чтобы побежать за мигающим светом фонаря. Он окликнул людей, спешащих к мрачной тьме леса, но они и не подумали обернуться.

Человек беспомощно наблюдал за тем, как приехавшие в повозках люди швыряют в дом камни и факелы. Священник, вышедший было из дверей, чтобы поговорить с нападающими, торопливо скрылся в доме.

Через несколько минут он вышел, поддерживая под руку хрупкую женщину с младенцем. За ними шла молодая негритянка и двое маленьких детей.

Священник отвел семью к сараю, а затем вывел оттуда напуганных лошадей.

Толпа отступила, когда из разбитых окон первого этажа стали вырываться языки пламени. Джозеф наблюдал, как огонь лижет каменные стены и рвется к покрытым набухшими почками веткам деревьев.

На землю уже спустилась тьма, а на подъездной аллее было светло как днем. Нападающие затихли и молча наблюдали за тем, как пламя охватывает мрачный каменный дом.

Тишину нарушил тихий, как ночной ветерок, плач младенца. Джозеф тяжело вздохнул и заплакал, хотя и не понимал почему. Он так устал от быстрого бега по жидкой грязи. Он бежал, потому что должен был разыскать женщину, которая приходила к его хозяйке.

Дождь уже давно промочил его волосы и одежду, и он все крепче сжимал лацканы своего потрепанного сюртука, стараясь защитить тощую шею. Джозеф надеялся, что оборванные листки, которые он так долго хранил, не промокнут под его рубашкой. Их дал ему добрый доктор, и Джозеф жизнью своей поклялся, что не покажет их ни одной живой душе.

Все, что ему оставалось делать, — это следовать за ней, пока он не сможет передать ей эти листки. А она передаст их доброму доктору. Джозеф был уверен в этом. И тогда он сможет спокойно умереть. Он-то знал, как быстро бежит время.

— Эван, я просто должна ненадолго остановиться. Нога болит. Кажется, я подвернула ее, — взмолилась женщина.

Они остановились под каким-то деревом, спрятавшись под отяжелевшие от воды ветки. Обернувшись, они увидели красное свечение на том месте, где стоял Тимберхилл.

Тишину ночи прорезал глухой рев. Кэролин слышала, как огонь, завывая, пожирал то, что было ее любимым домом. Женщина разрыдалась и подумала о том, что хочет, чтобы все поскорее закончилось.

— Дом моего отца… Как мне пережить это?

— Это неважно. Хорошо хоть, мы можем убежать отсюда.

— Я так и не узнаю. Так и не пойму…

— Господи, Кэролин, как бы я хотел вытряхнуть из тебя эту навязчивую идею! Довольно уже того, что мы знаем о способности этих людей ехать сколь угодно далеко, лишь бы выгнать того, кого они не понимают! За них не стоит отдавать ни твою, ни мою жизнь!

— Но почему же они так глупы?! — всхлипнула Кэролин, позволив мужу повести ее дальше по скользкой земле. — Может, я смогла бы им объяснить.

— Да оставь ты это, Кэролин!

Они добрели до проезжей дороги и побрели по ней, радуясь тому, что дождь стал слабее.

— Знаешь, в самом деле не так уж важно, что сделал мой отец и почему они выгнали его из дому. Пусть они думают, что хотят. Они считают, что он осквернил тело. Этого довольно.

— Да, Кэролин, да! И перестань думать об этом. Я уже устал от этой истории!

Казалось, жена не слышит его:

— Мне хотелось бы узнать, с чего они взяли, что он способен на такое.

— Можно не сомневаться в том, что Люсиль Эбей придумала целый рассказ о том, как приложила все усилия для спасения своих детей.

— Несчастная женщина…

Эван остановился, прислушиваясь:

— Ты слышала что-нибудь?

— Я так задумалась, что…

— Это меня и беспокоит, Кэролин! Ты так занята мыслями о прошлом, что не замечаешь того, что происходит в настоящем. Мы с тобой в опасности! Обрати наконец на меня свое внимание, прислушайся!

В лесу наступила зловещая тишина. Затем под порывом ветра с ветвей стали падать крупные капли. Казалось, кто-то тихо и быстро бежит по дороге.

— Куда ты хочешь повести меня? — дрожа, прошептала Кэролин. Она прижалась к мужу.

— В деревню. Если все безумцы бросились сжигать Тимберхилл, то здравомыслящие люди должны были остаться дома. Наверняка в деревне кто-то есть.

Темно-лиловые ночные тени мрачно подступали к ним. Фонарь, правда, освещал им путь, но его свет распространялся всего на несколько футов. Они шли, то и дело спотыкаясь о скользкие ухабы, и у обоих было чувство, что за ними наблюдают. Чем дальше в лес они заходили, тем тревожнее билось сердце Кэролин. Деревья таинственно качались, их ветви то и дело цепляли их одежду. Все вокруг казалось живым и зловещим.

— Похоже, мы идем не туда, — прошептала женщина.

— Значит, через некоторое время мы придем в другую деревню, где нам помогут. Самое главное — убежать из Тимберхилла от этой толпы безумцев.

— Ты чувствуешь запах дыма? — спросила Кэролин. — Погоди-ка… Ш-ш-ш… Это может быть хижина Вайлдмена, точнее, Джона Раснера… Туда нельзя идти! Он…

Эван нагнулся и, приподняв фонарь, стал искать в траве камень побольше. Когда его усилия увенчались успехом, Бурк несколько раз подбросил камень в воздухе.

— Мы переживем это, Кэролин, — решительно заявил он. — А когда окажемся дома, в безопасности, ты и думать забудешь о Тимберхилле.

— Нет, никогда, — промолвила женщина, зная, что тени прошлого никогда не оставят ее и желание узнать правду будет всю жизнь преследовать ее.

Вдруг прямо перед ними, в кустах, задвигалось что-то темное. Испугавшись, Кэролин отпрянула назад и попыталась остановить Эвана. Но не успела она и слова сказать, как некто — женщина не поняла, человек это был, или зверь — с воплем бросился на них. Кэролин мельком увидела желтоватый оскал. На существе был поношенный плащ. Похоже, это все-таки был человек. Кэролин завизжала.

Эван инстинктивно закричал, а затем ударил нападавшего камнем. Таинственная тень бросилась на него. Захрипев, Эван согнулся, рука его разжалась, и фонарь, расплескивая масло, упал на землю. Бурк рухнул рядом.

Масло загорелось, освещая тело Эвана. Кэролин была не в силах закричать и лишь растерянно посмотрела на нападавшего. Тогда тот подобрал фонарь и изо всех сил швырнул его в женщину. Кэролин закричала что было сил. Темная тень яростно пнула недвижимое тело Бурка. Женщина, забыв об опасности, бросилась на темную фигуру, думая лишь о том, чтобы защитить любимого человека. В свете фонаря мелькнуло что-то блестящее.

— Нет, подождите! — взмолилась Кэролин.

Она почувствовала, как что-то холодное резануло ей ладонь. Взвыв от боли, она взмахнула рукой и увидела, что с ладони рекой течет кровь.

— Не убивайте его! — вскричала она, падая на тело мужа. Похоже, онбыл жив. — Не бейте его! Он… он уже умер… — солгала она.

Все было похоже на ночной кошмар. Кэролин лежала на муже, прижимая к животу окровавленную руку. Она надеялась, что нападавший уйдет, но вместо этого услыхала его приближающиеся шаги, почувствовала, что он смотрит на нее.

Затем он схватил ее за волосы. Ее голова поднялась. Женщина взвыла от боли. Существо наклонилось ближе к ней, и Кэролин вдохнула исходящий от него резкий мускусный запах. И тут краем глаза она заметила в кустах какое-то движение.

Какая-то фигура замерла неподалеку, но не приближалась к ним. Затем фигура исчезла.

— Встань осторожно, — приказало существо, дыша женщине в лицо.

Кэролин с трудом встала, чувствуя, как подгибаются у нее колени.

Что-то холодное прижалось к ее щеке. Холодное, твердое и острое. Оно медленно двинулось вниз по ее щеке, а затем застыло на горле. Женщина почувствовала укол и поняла, что это было лезвие ножа.

— Пойдем со мной, — прошептало существо.

Кэролин повиновалась.

ГЛАВА 19

Умрет ли Эван, лежащий в одиночестве в холодной грязи? — мучительно размышляла Кэролин, бредя, спотыкаясь, перед своим похитителем, который то и дело подталкивал ее в спину ножом.

Несмотря на нависшую над ней опасность, женщина думала лишь о том, как бы спасти мужа. Она была готова передвигаться из последних сил, лишь бы увести подальше от Эвана зловещую темную тень. А вот потом, если она сумеет убежать…

— Прошу вас, мне нужно остановиться, чтобы перевязать руку, — наконец проговорила она, когда они прошли уже довольно много. — Кровь просто фонтаном бьет…

Существо подошло к ней и, схватив Кэролин за запястье, приподняло вверх раненую руку. В неровном свете фонаря видно было, как кровь, пульсируя, льется из раны.

Мужчина с раздражением отпустил ее. Кэролин дрожащими руками оторвала оборку одной из нижних юбок. Тугая повязка немного облегчит ей боль.

Кожа Кэролин покрылась мурашками, когда она попыталась выяснить, что ее ждет дальше.

— Вайлдмен? — прошептала она, чувствуя его дыхание на своей шее. — Джон?

— Я так и знал, что ты вернешься, — тихо проговорил он, обнимая ее мускулистыми руками.

Сердце Кэролин зашлось от ужаса. Повернувшись к нему, она почувствовала, что не в состоянии нормально дышать. А потом его холодные, твердые, бесчувственные губы накрыли ее рот поцелуем. Его пальцы больно сжимали ее плечи.

— Куда мы идем? — спросила она, как только поцелуй прервался.

— Идем туда, где ты станешь моей, — прошептал он ей прямо в губы.

Его тело все сильнее прижималось к ней. Поначалу Кэролин хотела вырваться от дикаря, но быстро поняла, что ей с ним не справиться. Вайлдмен опять подтолкнул ее вперед, в мрачную тьму. Кэролин едва не падала и все время держала руки впереди, чтобы защитить лицо от нависающих ветвей.

Через некоторое время она увидела впереди какой-то слабый свет, и вскоре они оказались у хижины Óны Раби. Кэролин поняла, что свет льется из единственного окошка, освещая заросший сорняками двор, спутанные ветви и тонущие в темноте стволы деревьев, окружающих двор.

Джон грубо подтолкнул ее к двери. Женщина, споткнувшись, упала на колени. Резкая боль пронзила больную ногу. Кэролин тяжело дышала от усталости и решила остаться на четвереньках. Тут дверь с треском отворилась, и пленница Джона Раснера, глядя снизу вверх, увидела грязные юбки Óны.

— Óна, если ты хоть когда-нибудь испытывала добрые чувства к моим родителям, — взмолилась Кэролин, дрожащий голос которой выдавал ее страх, — пожалуйста, попроси Вайлдмена отпустить меня.

Она увидела, как огромная рука потянулась к ней. Не теряя надежды, Кэролин схватила руку и, держась за нее, поднялась на ноги. Улыбаясь, она посмотрела Óне в глаза.

— Твой отец… — Óна презрительно скривила губы. — Твой отец говорить, что я такая же, как все грешники. — Черные глаза женщины злобно мерцали.

— Мой отец уважительно относился ко всем людям! — вскричала Кэролин, не понимая, что Óна имеет в виду.

— Я есть лучше, чем какая-нибудь дрянь, — фыркнула Óна, обнажая зубы. — Чертовы идиоты! Я есть лучше всех! Мой дед был священник! Он во сне научить меня всему, что знал. А теперь он жить вот в этом человеке — его дух и его сила! — она величественно махнула рукой в сторону Джона.

Кэролин посмотрела на заросшее бородой лицо Джона, все еще не веря тому, что этого человека она могла полюбить, когда была еще совсем девочкой. Тот, не сводя глаз, смотрел на Óну, и безумный блеск его глаз выдавал пожирающую его ненависть.

— Заводи ее сюда, — велела Óна, отступая в сторону. — Зачем она здесь? — Этот вопрос был обращен к Вайлдмену.

— Я нашел ее, — прорычал он, злобно глядя на женщину.

— Пожалуйста, помоги мне уйти отсюда, — промолвила Кэролин. — Они считают меня почитательницей дьявола. Но это же безумие! Именно из-за этого они выгнали моего отца. Я сделала то, что должна была сделать. Я не убивала этого младенца. Он родился мертвым. Я лишь тайно похоронила его…

Óна медленно вышла из темного угла, в который только что отступила. Женщина хохотала.

— Значит, теперь ты есть одна из нас! — Она резко махнула рукой Вайлдмену, но когда тот отказался повиноваться ей, женщина взмахнула рукой еще более настойчиво.

Кэролин почувствовала удар и через мгновение обнаружила, что лежит на спине на грязном полу. Джон упал на нее и с такой силой заломил ее руки, что едва не поломал ей кости.

Кэролин было закричала, но когда поняла, что он держит ее, лишь выполняя безмолвное приказание Óны, ее охватила паника. Кэролин пыталась вырваться, но ничего не добилась этим, лишь еще раз убедилась в его невероятной силе.

Óна спокойно плеснула что-то в чашку, сделанную из высушенной тыквы, а потом подошла к Кэролин.

— Пей! — велела она.

Крепко сжав губы, Кэролин отвернулась. Нимало не смущаясь, Óна крепко зажала ей нос и не выпускала его, несмотря на то что молодая женщина извивалась и крутила головой, пытаясь освободиться.

Не прошло и нескольких секунд, как Кэролин почувствовала, что ей не хватает воздуха. Голова у нее закружилась, сердце тяжело застучало, в ушах зашумело. Женщина поняла, что вот-вот потеряет сознание. Схватив ртом воздух, она сделала еще одну отчаянную попытку освободиться, но, едва ее губы разомкнулись, Óна быстро влила ей в рот жидкость.

Чтобы не захлебнуться, Кэролин пришлось проглотить отвар. Óна и Вайлдмен чуть отодвинулись, ожидая, когда лекарство подействует. В считанные мгновения Кэролин поняла, что тело ее расслабляется, и она была уже не в состоянии пошевелиться, когда Óна прижала к ее губам тыквенную чашку.

— Пей!

Она выпила.

Чувствуя себя абсолютно беспомощной, Кэролин думала о том, каким твердым был пол и как больно Вайлдмен сжимал ее запястья. Посмотрев в его маленькие, мутные глаза, она поняла, что в этом человеке не осталось ровным счетом ничего от того молодого человека, что когда-то пленил ее сердце.

— Джон, что она с тобой сделала? — прошептала Кэролин. — Ты стал ее рабом?

Что-то переменилось в лице Джона. Казалось, вопрос Кэролин всколыхнул его затуманенное сознание, и Джон мрачно посмотрел на полную женщину, что едва держалась на ногах в полусогнутом состоянии.

— Ну скажи, неужели у тебя совсем не осталось силы воли? — продолжала Кэролин. — Почему ты служишь ей, Джон?

Отпустив ее руки, Вайлдмен поднялся на ноги, бросая злобные взгляды на Óну. Та не высказала ни малейшего страха, но все же отвернулась и, отступив на несколько шагов, принялась яростно размешивать что-то в чашке, а затем протянула ее дикарю.

Джон отшвырнул чашку в сторону. Схватив женщину за руки и едва не оторвав ее от пола, он прорычал:

— Приведи Последователей! Дай мне ключ!

Покачав головой, Óна отпрянула назад. Ей удалось нащупать дубинку, прислоненную к стене у нее за спиной, но Вайлдмен вырвал ее из рук Óны и метнул дубинку в темный угол.

А затем, подняв руку, он одним ударом сшиб Óну с ног. Прижав ее к полу точно так же, как только что прижимал Кэролин, Джон сунул руку ей за корсаж и вытащил оттуда длинный железный ключ на шнурке. Дернув, он сорвал шнурок с шеи негритянки.

Подняв Кэролин, словно та была невесомой тряпичной куклой, он толкнул ее к двери. Молодая женщина полетела головой вперед, не в силах удержать равновесие. Джон снова поднял ее и потащил за собой в темный лес. Зубы его были крепко стиснуты, глаза смотрели куда-то вдаль.

— Джон, пожалуйста, отпусти меня, мне нехорошо! — взмолилась Кэролин.

Он продолжал идти вперед, не обращая внимания на ее мольбы.

Кэролин пришла в себя, почувствовав запах дыма. Открыв глаза, она увидела большие окна, темнеющие на каменной стене. Серый дым поднимался в ночное небо. Все вокруг было освещено слабым желтоватым светом.

Она лежала на земле. Недалеко от нее Джон возился с замком двустворчатых дверей, ведущих в подвал Тимберхилла. Вскоре тяжелые дубовые двери плавно распахнулись на хорошо смазанных петлях. Джон спустился на несколько ступеней, ведущих в кромешную тьму.

Первой мыслью Кэролин было подняться на ноги и сделать попытку к бегству. Женщина с трудом подняла руку, но та бессильно упала на мокрую траву. Ей пришло в голову позвать на помощь.

— Эван! Эван! — едва слышно прошептала она.

Даже страх ее был каким-то слабым и, казалось, таял, как ночной туман.

Вайлдмен поднялся вверх. Похоже, он ухмылялся.

— Тут никого нет, — заявил он. — Никто не услышит тебя. Все ушли. Пойдем со мной вниз, Кэролин. Настала пора тебе узнать, почему все думают, что в Тимберхилле живут привидения.

Джон потащил женщину вниз, а затем прислонил к каменной колонне, поддерживающей крыльцо первого этажа. Стены в подвале были каменными, низкий потолок перечеркивался балочными перекрытиями. Подвал был разделен на несколько секций. Воздух был спертым, все вокруг серело от густой паутины.

Рядом с тем местом, где стояла Кэролин, была небольшая комнатенка, освещенная слабым сиянием свечи. Привыкнув к темноте, Вайлдмен закрыл тяжелые двери и повел Кэролин в освещенную комнату.

В комнате, кроме грубого деревянного стола да круглого отверстия диаметром фута в четыре, расположенного в самой середине, ничего не было. Отверстие было накрыто крышкой.

Джон медленно обошел комнату, зажигая огарки свечей, стоящие повсюду, от одной свечи, которая до этого освещала помещение. Затем он повернулся к Кэролин и посмотрел на нее своими бесцветными глазами.

— Когда я жил в лесу со своей матерью, мне больше ничего не было нужно, — проговорил он. — Я заботился о ней. А потом, через десять лет, из города вернулся отец, и я старался принять его. Как и ребенка, которого они ждали, — мою сестру Элен. Но когда мать умерла от родов — из-за человека, который бросил нас… Я был сломлен горем. И решил пойти к твоему отцу помощником, чтобы выучиться всему тому, что могло бы спасти мать. Я надеялся, что если буду спасать других людей, то смогу вновь обрести душевное спокойствие.

— Да-а-а… — тихо протянула Кэролин, стараясь не потерять сознание.

— Но у меня не больно-то все получалось. Воспоминания не давали покоя. Лишь морфий помогал скрасить горе. И лишь Последователи Óны могли помочь мне утолить жажду мщения. Впрочем, их предводителем я стал гораздо позднее, — зловеще прошептал он.

Комната теперь была освещена ярким желтоватым светом. Вайлдмен снял свой меховой плащ, обнажив широкую мускулистую грудь. Его голос поднялся от зазвучавшей в нем силы.

— Все эти долгие годы я служил Óне и ее господину сатане. Много раз я мстил, каждый раз притворяясь, что мщу твоему отцу. Я делал то, что заставляла меня Óна, — приносил невинных в жертву дьяволу. А теперь настало время освободиться. Я больше не ее раб. Я должен избавиться от власти Óны. Сегодня я обрету свободу. — Джон холодно улыбнулся. — И ты, Кэролин, поможешь мне.

— Нет, — прошептала женщина, не понимая, что он имеет в виду.

— Поможешь. Потому что отныне принадлежишь нам. Ты совершила большую глупость, вернувшись сюда. Я пытался предупредить тебя. Какая-то часть моего существа еще помнит то давнее время, когда… — Вайлдмен помотал головой, стараясь изгнать из головы воспоминания о тех днях, когда она любила его. — Зачем ты вернулась?

— Я хотела найти тайный дневник моего отца. — Женщина тяжело вздохнула, не в силах держать глаза открытыми.

Подбежав к ней, Джон наотмашь ударил Кэролин по лицу и с яростью швырнул ее на грязный пол.

Она почувствовала привкус крови на губах.

А затем он развел ее руки в стороны и принялся стаскивать с нее одежду. Его прикосновения были резкими и грубыми. Она не могла остановить дикаря. У Кэролин было такое чувство, что все происходит во сне, когда хочется крикнуть или побежать, а сил на это нет. Ей оставалось лишь бессильно лежать на полу и ждать, что будет дальше.

— Твой отец… — процедил он сквозь зубы, брызгая слюной. — Дневник твоего отца! На нем лежит вечное проклятие дьявола! — Рука Джона сжала горло Кэролин. — Я был с твоим папашей в ту ночь, когда его изгнали отсюда. Он настаивал, чтобы я остался. Моя сестра, как и ты, болела, и Орион заявил, что есть способ, который поможет нам узнать, как можно вылечить это ужасное заболевание и спасти тех, кого мы любим.

На страх у Кэролин уже не осталось сил. В тихом ужасе она слушала резкий голос Джона Раснера.

— Меня вынудили стоять рядом с твоим отцом и смотреть, как он вскрывает тело молодой девушки. Когда он покончил со вскрытием, то тут же бросился к своей тетрадочке — чтобы записать все об этом ужасном действе, как он всегда поступал! Орион сказал мне: «Джон, принеси-ка мне тетрадь, что спрятана под ящиком стола». Прежде я не видел этой тетради, но, поискав, нашел ее и принес твоему папаше. Я уважал его. — В голосе Джона звучало презрение.

Кэролин чувствовала, что сознание вот-вот покинет ее.

— Я был в ужасе, я обезумел, узнав, что он сделал! — продолжал Вайлдмен. — Мне был нужен морфий. Я принял дозу, а затем случайно — случайно! — открыл тетрадь. Эту чертову тетрадь! Он как раз заворачивал тело. Орион узнал все, что хотел. И я начал читать… Я… Мне-то казалось, что я все о нем знаю, но вдруг на глаза мне попалось описание точно такого же вскрытия, какое мы только что провели. Я взглянул на дату. И понял… — Джон застонал, словно испытывал страшную боль. — Я не знал, что делать! Тут пришел тот дурачок, что выкапывал твоему папаше трупы, — тело, оскверненное твоим «уважаемым» отцом, пора было возвращать на кладбище. Я понял, что Орион постоянно ворует и вскрывает трупы. Я пытался понять его, н-но он… он предал меня, он осквернил мою святыню!

— Но как иначе врач может…

— Учиться на моей матери?! — Подняв Кэролин на ноги, Джон яростно встряхнул ее. — Сделать то, что он сделал с моей матерью?! Он предал память о ней! От ярости я обезумел! Я бы, конечно, убил его тогда, но он сбежал! Я поджег его приемную и скрылся. А когда Орион разыскал меня и стал умолять, чтобы я объяснил остальным, что мы делали с телом… — Раснер угрюмо усмехнулся. — …Я солгал. Я сказал им, что это он убил девушку. Это был первый шаг в деле моей мести. Потом я ушел, но быстро вернулся. Óна к тому времени уже втянула меня в свои делишки, и я не мог ей противиться, к тому же она умела доставать морфий, без которого я был не в состоянии жить. В благодарность я согласился стать во главе Последователей и стать олицетворением ее деда, в чем я поклялся перед алтарем сатане. С того самого дня я проклял Ориона Адамса. Я знал, что в отместку этому человеку в один прекрасный день сделаю с тобой то же самое, что он посмел сделать с моей матерью.

Все поплыло перед глазами Кэролин, тело ее сотрясала дрожь. Когда Джон отпустил ее, она как мешок рухнула на пол. А потом она почувствовала, что он дотронулся до ее лодыжек. Он связывал ее, вот только Кэролин не понимала зачем. Женщина опять попыталась вырваться, но, хоть и была в сознании, не могла даже пошевелиться.

Вскоре Вайлдмен, глаза которого побелели от злости, — склонился над нею.

— Я продолжил свою месть, — тихо проговорил Джон. — Когда они пришли и спросили меня, не убивал ли он Катарину, спросили, не сделал ли он это для того, чтобы изучать ее тело… ну-у… для того, чтобы спасти тебя, — злобно пояснил безумец, — я сказал «да». Да! — выкрикнул он.

Громко хохоча, он вынул что-то из кармана и прижал к губам Кэролин. Чтобы избежать боли, она открыла рот, и Джон тут же сунул ей в рот кляп.

Голова Кэролин гудела, руки отяжелели, тело не повиновалось ей… Женщина недоуменно наблюдала за тем, как Джон перебросил веревку через потолочную балку. Затем он подскочил к круглому отверстию и отбросил в сторону крышку. Раздался глухой шум — женщине казалось, будто она лежит возле колодца.

Вайлдмен принялся тянуть веревку, и вскоре Кэролин почувствовала, как она крепко сжала ее лодыжки. Ее поднимали за ноги над земляным полом! Вот ноги ее поднялись совсем высоко. Потом еще выше! Выше!

Господи, неужели нельзя ничего сделать, чтобы остановить его?! Неужели настал ее конец? Здесь, в этом заброшенном подвале!

Когда ее ноги подтянулись к той самой балке, через которую была перекинута веревка, Кэролин увидела, что висит над темным резервуаром. Ее руки свесились вниз. А затем очень осторожно, натренированный долгими годами подобных ритуалов, Джон стал опускать ее вниз.

Женщина слабо вскрикнула. Испугавшись, что веревка может оборваться и тогда она упадет в ледяную воду, Кэролин стала лихорадочно обдумывать, как бы спастись.

Кровь прилила к голове, в глазах Кэролин потемнело, когда она ощутила, как ее руки коснулись ледяной воды. Веревки больно врезались в кожу, а Вайлдмен все продолжал медленно отпускать веревку…

Вскоре руки женщины погрузились в воду по локоть. Она даже не могла закрыть рот — кляп мешал ей. Кэролин пыталась совладать с паникой, не понимая, чего он хочет от нее, и не зная, прекратит ли Джон эту пытку. Но едва мысль об этом пронеслась у нее в голове, она почувствовала, что затылок ее дотронулся до ледяной воды.

Чем глубже опускалась она в воду, тем страшнее ей становилось. Зажмурив глаза, она ощущала, что холодная рука смерти дотрагивается до ее носа, до скул… Женщина судорожно вздохнула…

Вот ее голова почти скрылась под водой. Ее сердце стучало как бешеное, кровь в жилах кипела. Холод уже сковал ее плечи, грудь… Все ее чувства застывали. Вода проникала в ее рот, заткнутый кляпом, заполнила нос. Кэролин хотелось закричать, вздохнуть, вырваться…

Бесполезно! Надежды не осталось! Все кончено!

Господи! Господи! Вода уже плескалась вокруг ее талии, бедер, колен…

Мама! Папа! Ох, Эван!

Думай! Думай!!!

Ее легкие заполнялись водой, Кэролин постепенно теряла сознание. Оцепенение охватило ее. Хотя все ее тело жаждало воздуха, она больше не хотела дышать…

Почувствовав, что кончики пальцев онемели и все тело погружено в воду, Кэролин смиренно приняла мысль о смерти…

Сара Хейвз отложила свою штопку. Все замерло в большой комнате ее дома, расположенного недалеко от Юдоксии. Стояла ночь, за окном шел дождь, от огня, горящего в очаге, исходило приятное тепло.

«Все спокойно», — в который раз сказала она себе, вновь принимаясь за шитье и втыкая иголку в ткань, натянутую на штопальный грибок. И тут же ей пришло в голову, что такие ночи словно специально созданы для дьявола — Сара всегда чувствовала беспокойство во время дождя. Всегда, всегда вспоминала она то гадкое время…

Женщина замотала головой, стараясь избавиться от воспоминаний, однако, избавившись от них, она забыла бы и о своем любимом Джереми, который умер от дифтерии. Потерять его было наказанием, и она на его могиле поклялась никогда не забывать об этом.

С того самого времени, а было это в самом начале ее супружеской жизни, Сара посвятила себя Богу и все время старалась делать добрые дела в их общине. Она ходила на собрания, избегала сплетников и сплетен, стоически переносила горе и другие испытания, доставшиеся на ее долю, — словом, всеми силами замаливала грехи. Вот была только одна ночь… В ту ночь она единственный раз потеряла от отчаяния веру…

Даже сейчас, когда прошло столько времени, Сара все никак не могла понять, как могла поддаться уговорам этой нехорошей женщины. Но когда по ночам шел дождь и тени окружали ее, она начинала бояться. Именно этот страх привел ее однажды в компанию таких же отчаявшихся людей.

Как они могли допустить такое? И правда ли, что некоторые потом раскаивались в содеянном? Правда ли, что остальные и сейчас нередко встречаются тайком несколько раз в году, суля сатане свои души в обмен на его милости?

Сама Сара и еще две женщины, которые в ту давнюю ночь принимали участие в сборище Последователей, были единственными из всех, кого не сбили с пути истинного зловещие обещания Óны Раби. Их любимые дети умерли, а дети других остались в живых. И, несмотря на это, те женщины все еще были привязаны к сатане и его любовнице — Óне. Слава Господу, хоть сама Сара была свободна.

Мурашки поползли по спине Сары, когда она вспомнила тени и огни, мерцающие в той ночи. Перед внутренним взором женщины встала та лесная поляна, на которой они собрались, и каждая из них просила, чтобы жизнь ее драгоценного ребенка была спасена.

Слишком ясно помнила Сара то длинное белое тело, что так спокойно и недвижимо лежало на земле. Еще несколько мгновений совсем юная девушка пыталась вздохнуть, а потом… потом он сделал с нею такое, о чем и подумать страшно! Зато зловещая женщина пообещала, что это станет залогом того, что их дети будут спасены. Ох, Господи, несмотря на это, многие детки все же умерли…

Снова отложив в сторону рукоделие, Сара опустила голову. Она вовсе не была уверена в том, что Бог простил ее за участие в мерзком сборище. Женщина принялась молиться, но вдруг что-то встревожило ее. Не прошло и минуты, как в окно тихо постучали. Сара поежилась. Подняв голову, она увидела за окном женское лицо, взгляд которого был устремлен прямо на нее.

Та самая женщина!

Неужели это ее воспоминания привлекли злодейку к дому Сары?! — с ужасом думала женщина. Ей захотелось позвать шепотом своего мужа, но если она сделает это, то придется рассказать ему все о той ночи, рассказать о своих страхах!

Тут-то Сара и поняла, что Óна Раби все еще властна над ее душой. Приотворив дверь и увидев Óну прямо перед собой впервые после шестнадцатилетнего перерыва, Сара осознала, что не в состоянии отказаться пойти с нею.

Она лишь на мгновение задержалась, потянувшись за плащом. Чего хочет Óна Раби? Неужели она так и не оставит ее в покое — и все из-за того единственного раза?

Но, взглянув на своего мужа, спокойно спящего на их широкой кровати, Сара поняла, что никогда и ни за что не признается в том, что однажды — давным-давно — она и ее подруги обратились за помощью к дьяволу, потому что верили, что Бог покинул их.

Выйдя из дома, Сара закрыла дверь и направилась вслед за тучной тенью, которая поспешно засеменила к дороге. Неподалеку поджидали еще две таинственные фигуры. Когда Сара подошла ближе, внутри у нее все оборвалось от страха: ей не было нужды долго приглядываться к таинственным теням, чтобы понять, что перед нею — две служанки Óны Раби. Верити и Эннети.

Тихо, как привидения, пробежали они по деревне. Затем им пришлось подождать некоторое время, пока Эннети сходит в дом собраний. Саре ничего не было известно о сборище, которое, похоже, проходило в эти самые минуты. Она услышала злые, испуганные голоса, но больше всего, что скрывать, переживала за саму себя. Впрочем, она не переставала удивляться тому, какую власть над Последователями имела Óна. Сила страха была такова, что заставила порядочных женщин выйти ночью из дому в такую непогоду лишь для того, чтобы скрыть свои постыдные поступки.

Вскоре Эннети вышла из дома, волоча за руку… Лизу. С ними было еще две женщины, которые о чем-то шептались.

— Что ты хочешь сказать нам? — прошипела Джоанна Аппель. — И почему здесь, а не внутри?

Рядом с Джоанной стояла Хоуп Миллер, которая, как и Сара, согласилась вступить в сделку с дьяволом, чтобы спасти двух своих больных детей.

— Мы вытащили ее! Больше вопросов не будет… — вскричала Джоанна. — Можете вести себя как обычно… и оставить нас одних!

Сара дрожала, слезы стыли на ее щеках. Вот если бы у нее достало смелости убежать! Женщина беспомощно взглянула на Óну, которая в этот момент вышла из тени. Сара не раз слышала о том, что те, кто осмеливался не послушаться Óну, умирали в страшных мучениях. Однако Саре, Джоанне и Хоуп удавалось избегать любовницы дьявола все эти годы… потому что их дети умерли.

— Она все еще здесь, — зловеще прошептала Óна Раби.

Хоуп вцепилась в рукав Джоанны:

— Но что можно сделать? Если о нас что-то узнают, я умру! Я повешусь на ближайшем…

Одним ударом Óна Раби заставила замолчать истеричную женщину. Затем злодейка ухватила Эннети за руку и подтащила ее к себе.

— Вайлдмену доставаться или ты, или Кэролин, — заявила Óна. — Я ошибаться, позволив ему играть с ней. Мы должны увидеть, как она отправляться на тот свет.

Эннети кивнула, ее юное лицо исказила злобная гримаса.

Джоанна хотела было шагнуть к дому собраний, но Óна ловко, как дикий зверь, схватила ее и швырнула на мокрую от дождя землю. Пока она держала несчастную за горло, Хоуп, побелев от ужаса, чуть отступила назад. А затем, повернувшись, бросилась бежать.

— Беги за ней, идиотка! — рявкнула Óна Раби, обращаясь к Эннети.

Тут дверь дома собраний отворилась, и чей-то голос позвал:

— Джоанна! Хоуп! Куда вы подевались?

Джоанна закашлялась, Хоуп исчезла в темноте. Óна вскочила на ноги и сделала остальным знак следовать за собой.

Сердца женщин гулко стучали, черные шали развевались на ветру, когда они гуськом направились в лес и беззвучно растаяли в ночи.

Джозеф Флайз пробирался сквозь густой кустарник. Внезапно остановившись, он скривился от боли и в ужасе упал на колени. Его фонарь едва не упал в грязь.

Джозеф не помнил, зачем ушел из дому. Холодный дождь давно промочил его одежду, заливался за воротник.

И тут, к своей огромной радости, он все вспомнил и приложил руку к спрятанным под рубашку листкам, которые он всю дорогу прижимал к своему ноющему от боли сердцу. Джозеф сжал кулаки и решил бороться до последнего вздоха — нелепо, если после стольких лет терпеливого ожидания он не сможет в последний раз помочь своему лучшему другу.

Его сердце билось все сильнее. Казалось, оно вот-вот вырвется у него из груди. Несмотря на это, Джозефу все же удалось встать на ноги. Подставив лицо дождю, он опять принялся мучительно вспоминать, что же заставило его отправиться в лес. Старик очень боялся, что умрет прямо здесь и никто никогда не вспомнит о нем.

Вдруг память вернулась к нему. Джозеф вспомнил, что следовал по лесу за дочерью доброго доктора. Он сделал один шаг вперед, потом другой и неуверенно побрел вперед, сжимая в руке фонарь. Теперь он видел цель так же ясно, как огонь, танцующий в его руке.

Споткнувшись о чье-то тело, лежащее на дороге, старик перепугался, решив, что, падая, запачкал драгоценные страницы. Боль в груди внезапно растаяла. Джозеф сел и недоуменно уставился на мужчину, который лежал вверх лицом.

— Слава Богу, ты нашел меня, старина, — прошептал Эван, вспомнив, что именно это обращение произвело впечатление на Джозефа всего несколько часов назад. Эван попробовал приподняться, но тут же скривился от резкой боли в боку. — Я ранен, старина, — выдавил из себя молодой человек. — Кэролин нужна наша помощь. Можешь помочь мне встать?

Измученный старик молча смотрел на него.

— Вдвоем мы сможем ей помочь, — прошептал Эван.

Наконец Джозеф с трудом встал на колени, а затем поднялся. Левая часть его тела почти не двигалась, рука бессильно повисла. Однако ему удалось устоять на ногах, пока Эван пытался встать, цепляясь за его тощее тело.

— Нам нужна помощь, старина. Сможешь помочь мне вернуться в Тимберхилл? Может, мне удастся урезонить этих глупцов…

Ни слова не сказав о пожаре и о том, что он боится тех людей, что окружили дом, старик гордо поднял голову. У него появился новый друг, который нуждался в его помощи. Он даже разговаривал с ним как с человеком. Ради нового друга он будет идти, пока не умрет.

У Эвана кружилась голова, когда они наконец вышли к заросшему травой лугу возле Тимберхилла. Дорожка, ведущая к дому, была освещена желтоватым светом, льющимся из всех окон. Судя по всему, сгорела вся мебель.

Однако Эван продолжал упрямо идти вперед, опираясь на плечо Джозефа. Когда они подошли к веранде, Эван помедлил, опасаясь, что каменный остов дома рухнет и придавит их. Затем он подтолкнул Джозефа по направлению к передней двери.

Сердце его упало, когда он увидел, что на том месте, где стояли повозки, остались лишь колеи от колес. Все уехали. Можно не сомневаться, что и Сайлес с семьей покинул дом.

Внезапно силы оставили Эвана, и он упал на землю, не представляя себе, что делать дальше. Кто поможет ему искать Кэролин? Все здешние глупцы хотели, чтобы она уехала. Если он не сможет спасти ее, то сойдет с ума! Но где же ее искать? Эван зажал рану рукой. Сколько он сможет протянуть, сдерживая кровотечение пальцами?

— Старина, ты сможешь дойти до деревни и привести кого-нибудь на поиски моей жены? Сможешь сказать им о безумце, который прячется в лесу? Ты сможешь сделать это для меня?

Худое, бледное лицо Джозефа скривилось, будто от сильной боли. Он удивленно посмотрел на Эвана, а затем молча вытащил что-то из-под рубашки и протянул молодому человеку.

— Для доктора, — прошептал старик.

С этими словами Джозеф повернулся и побрел прочь от дороги. Он подволакивал левую ногу, но, казалось, ничто не могло остановить его.

Голова Эвана упала. Если только он дождется помощи, то немедленно поведет людей в лес. Может, они сумеют найти место, куда Вайлдмен потащил его жену.

В голове Бурка шумело. Вскоре дождь перестал, лес затих, равномерный треск огня навевал дрему. Вдруг раздался какой-то шум: похоже, обвалились сгоревшие перекрытия дома, и из окна вылетел целый сноп искр.

Эван старался не потерять сознание. Прижав пакет, который дал ему Джозеф, к ране, молодой человек то молился, то проклинал все на свете.

— Кэролин, где бы ты ни была, я люблю тебя, — прошептал он.

С этими словами Бурк застонал, и голова его опять упала в грязь. Но он не сводил глаз с почерневшего Тимберхилла, на котором зловеще горели глазницы окон.

По газону торопливо прошествовали шесть фигур в плащах с надвинутыми на глаза капюшонами. Эван решил, что ему снится сон.

ГЛАВА 20

Чувствуя, как наливаются силой его мускулистые руки, Джон Раснер поднял из воды полуобнаженное мокрое тело. Помедлив, он привязал веревку к крюку, вбитому в стену.

Руки и волосы Кэролин все еще были в воде. Бледная и неподвижная предстала она глазам своего мучителя. Зрелище тронуло Джона. Подойдя к Кэролин и обхватив ее одной рукой, другой он одним движением отцепил веревку от крюка. Затем Вайлдмен вытащил тело женщины из резервуара и положил его на земляной пол. Ее кожа стала белой, прохладной и гладкой, как мрамор. Откинув прилипшие к ее лбу волосы, Джон накрыл ее застывшие губы своими губами. Единственная женщина, над которой он имел власть, была мертва.

Подняв ее с земли, Джон отнес тело к столу, бережно уложил женщину и развел в стороны ее руки. Неловкими пальцами он стал развязывать непослушные, вымокшие ленты сорочки, а затем грубо рванул ткань, обнажая ее белую высокую грудь. Джон собрался было снять с нее и панталоны, но тут вдруг услыхал, как в доме с грохотом обрушились перекрытия.

Сквозь щели в потолке потянулись серые клубы дыма, на его голову и плечи посыпалась пыль. Вайлдмен подслеповато прищурился. Вот если бы он мог видеть все более четко, подумалось ему, когда он взглянул на неподвижное тело молодой женщины, освещенное ярким светом свечей. От морфия он почти потерял зрение.

Сердце его глухо билось в могучей груди. Тяжело задышав и почувствовав возбуждение, он с жадностью посмотрел на Кэролин. Свечи догорали, вся комната постепенно тонула во мраке, освещенным оставался только стол. Раснер видел лишь Кэролин: ее стройное тело, ее соблазнительные груди, длинные гладкие ноги. Внезапно что-то встревожило его. Словами он не смог бы выразить своих чувств, но страх внезапно закрался в его душу.

Неожиданный сквознячок встревожил пламя свечей. Дымок, колыхавшийся над ними, встрепенулся, а затем серым шлейфом, как привидение, уплыл в соседнюю комнату.

Вайлдмен нетерпеливо обернулся и увидел Óну, которая спускалась вниз по лестнице, придерживая руками насквозь вымокшие плащ и юбки. За ней следовали пять женщин с опущенными головами. Эннети, шедшая последней, затворила двери.

— Мы должны торопиться, — прошептала Óна, протягивая Джону кожаный мешочек, из которого он вытащил свои холодные, сверкающие инструменты.

— Почему?

— За нами уже идут. Нам надо уходить. Поторопись!

Вайлдмену вовсе не хотелось торопиться. Он молча наблюдал за тем, как женщины снимают свои капюшоны. У всех был угнетенный вид, видно было, что они сгорают со стыда. Джон с трудом вспомнил лишь одну из них. Она однажды приходила на их собрание много лет назад — тогда, когда еще дети были живы. Сейчас-то она что здесь делает? Решила снова присоединиться к ним?

Óна Раби протянула женщинам бутыль из тыквы со своим зельем, которое снимало боль и улучшало настроение. Впрочем, Джон уже выпил собственного лекарства, так что хотя бы на эту ночь он мог чувствовать себя независимым.

Духа демона, который, по утверждению Óны, жил в его теле, никогда не существовало. Вайлдмен лишь притворялся, чтобы добиться расположения Óны. Джон вынужден был это делать, иначе ему было не достать морфия, без которого он не мог жить. Поэтому он и пугал людей, которые не осмеливались разыскать его лесное укрытие.

И этой ночью он, пожалуй, попритворяется еще немного.

Вайлдмен внимательно оглядел сморщенные лица. Ему приходилось прищуривать глаза, иначе он ничего не видел. Его зрачки сузились, почти как у слепца, однако он сумел разглядеть новенькую — ту самую маленькую негритянку, которая приходила на собрание с Óной и плакала до тех пор, пока ей не дали Óниного зелья, которое успокоило ее.

Ну и, разумеется, дело не обошлось без упрямой Верити, которая, без сомнения, заявилась сюда просто потому, что была не в состоянии остановиться. Рядом с ней стояла Эннети, то и дело переводившая взгляд с него на неподвижное тело, лежащее на столе. Грудь Эннети приподнималась и опускалась, как кузнечные мехи, словно она была чем-то напугана или возмущена. Джон хотел бы выгнать ее, потому что она непозволительно дерзко вела себя все эти годы. Она хотела тоже повелевать им. Теперь-то он положит этому конец, если она посмеет его ослушаться.

Он знал, что в такой близи Люсиль Эбей не смогла бы разглядеть его, и Вайлдмену захотелось рассмеяться ей в лицо. Все они были безмозглыми дурами, которым Óна Раби морочила голову. Последователи! Он освободит их от всего этого! Над их головами горел дом… время перемен пришло!

Óна забубнила заклинания. Джон занял свое место сбоку от стола, на котором было распростерто недвижимое тело. Закрыв глаза и раскинув руки, Раснер ждал, когда сила придет к нему.

Он не услышал тихих вскриков женщин, которые не сводили глаз с Кэролин — такой спокойной и на вид мертвой. Грудь женщины немного приподнялась и опустилась — она дышала.

Когда Вайлдмен открыл глаза и посмотрел на нее, прищурившись, он не заметил ничего.

Мысли вихрем проносились в его голове, и из темных глубин подсознания то и дело всплывали воспоминания о морфии, коке, паслене и полыни, которые в разное время придавали ему силы. Дикарь уже забыл о том, где находится и кто на него смотрит. Он думал лишь об этом теле — о чистом, белом, холодном теле, которое ожидало его опытных прикосновений.

Воспоминания его опять унеслись куда-то вдаль, вернув его к тому первому разу, когда он точно так же стоял в подвале, глядя на бледное существо, которое всего лишь несколько часов назад резвилось в лесу. Он любовался, как она умывается лунным светом, а потом она отдала свою энергию и девственность ему, Вайлдмену, — по приказу Óны Раби.

Он вспомнил, как Óна то и дело приносила кого-нибудь в жертву. Его тело жаждало тех же ощущений. Он с нетерпением ждал тех мгновений, когда ощутит ее, насладится ею и взорвется в ее прохладной глубине. А потом… потом он опустит жертву в резервуар. В последний раз. И забудет об этом. Навсегда.

Óна пустила свою бутыль по кругу во второй раз, а затем основательно прихлебнула из нее сама. Когда грубые черты ее лица смягчились и веки опустились, женщина шагнула вперед и взяла один из маленьких скальпелей Джона.

Вайлдмен протянул ей руки. Женщина в нескольких местах проколола его кожу и дождалась, пока кровь дикаря не обагрит лежащее на столе тело. Затем Óна нежно втерла в ранки какой-то порошок, и Раснер тут же почувствовал, как по его жилам побежали радостные искорки удовольствия.

— Призываю тебя, Сатана! — вскричал он громко. От этого призыва все женщины заплакали. — Эта женщина принесла с собой беду, она причинила нам неприятности! Мы предлагаем ее в жертву — как предлагали всех остальных. За это мы хотим получить твою благосклонность и защиту.

Пронзительно завизжав, Лиза вцепилась себе в волосы и упала на колени.

— Господи, спаси меня! — кричала девушка. — Спаси!

Óна быстро подбежала к молодой негритянке и изо всех сил ударила ее по голове, но Лиза не успокоилась.

Сара, не скрываясь, рыдала, на лице ее было выражение ужаса и отвращения. Верити не сводила глаз с Джона, мечтая стать одной из тех, кто добился расположения сатаны.

Эннети отвернулась, крепко сжав губы. Глаза ее потемнели. Женщина нервно обхватила себя руками, стараясь унять дрожь и успокоить прерывистое дыхание. Она теряла его!

Одна Люсиль спокойно смотрела на Вайлдмена. Она думала лишь об обещанном удовольствии, о милостях дьявола, которые они получат за содеянное. Люсиль слышала, как Джон призывал их господина, но… комната так наполнилась дымом, что она закашлялась и внимание ее стало рассеиваться.

Люсиль посмотрела на тело, лежащее на столе. Она видела здесь и другие тела, наблюдала за ними… Женщина никогда не спрашивала, что это были за женщины и за что их приносили в жертву. Люсиль лишь повиновалась и, как и Верити, мечтала получить милости хозяина преисподней.

Но это тело двигалось!

И где же, где они — эти обещанные милости?! Столько лет им сулят их! Кто ее хоть раз защитил?! Какие удовольствия она получила, сидя в одиночестве в своей грязной комнате?! Остальным удалось избавиться от всего этого! Так почему же она не смогла?

Думая обо всем этом, Люсиль услыхала какой-то грохот у себя над головой; в соседней комнате с потолка что-то посыпалось. А затем оттуда повалил дым, посыпались искры, пламя лизнуло мрачную темноту.

Лиза снова завизжала, и Óна Раби опять ударила ее по голове. И вдруг, когда все вокруг заволокло серым дымом, память Люсиль стала проясняться.

Она вспомнила! Как и все ее воспоминания, это было таким четким, словно все произошло совсем недавно. Люсиль будто переживала все заново. Она была здоровой и сильной женщиной и спокойно наблюдала за тем, как их молодой повелитель колдует над детьми. Над ее детьми.

Люсиль смотрела на новую жертву, но не видела темных кудряшек. Вместо них ей мерещились светлые локоны. Ей стало казаться, что перед нею не тело зрелой женщины, а хрупкое девичье тельце. Совсем еще девочка, которая так дорога ей!

И она умирает!

В самой глубине ее существа вспыхнула такая буря чувств, которую она бы не смогла успокоить, если бы даже захотела!

Не-ет! Не-е-ет!!!

Люсиль затряслась, спина ее резко выпрямилась. Женщина подняла голову, чувствуя, как ее седые космы дотронулись до впавших щек.

Настоящее и прошлое смешалось в ее сознании. Она знала, что этой ночью они пришли сюда с одной целью — спасти своих детей! И перед нею на столе лежит ее дорогая и любимая дочка! Она борется за каждый вдох!

И Люсиль знает, что сейчас их молодой повелитель попросит сатану о защите и милости. Но женщина уверена: Катарину не спасти!

Катарина умрет, корчась в страшных муках, как будто они и не просили дьявола помочь ей!

Но если этого недостаточно, она что, будет наблюдать за тем, как он… как он…

Люсиль видела, как Джон, стоя и раскинув в стороны руки, призывал их господина. А затем он опустил голову и провел руками по телу. Потом взгляд его перенесся на горло женщины. Уверенным движением он потянулся к тонкой и нежной шее, на которой белел крохотный шрам…

Холодная черная вода успокаивала. Она опускалась все глубже, ни о чем не думая, ни о ком не беспокоясь. Странно, но она смогла сделать несколько вдохов, а затем с удовольствием глубоко вздохнула.

Ей подумалось о том, какой покой она смогла обрести в темноте. Не осталось страхов, волнений, людей, преследующих ее с факелами. Она чувствовала лишь холод…

Слегка приоткрыв глаза, она удивилась, что вода была какой-то серой. Она слышала чей-то голос, словно раздававшийся издалека, и звук этого голоса заставил ее сердце биться сильнее.

Она опять закрыла глаза, чтобы вернуть обретенный было ею покой, но чувство умиротворения пропало. Что-то мешало ей, тревожило ее, чувство беспокойства росло в ней. Кэролин вздрогнула.

Открыв глаза, она увидела, что над нею возвышается человек невероятного роста. Его руки были раскинуты над ней. Он громко выкрикивал что-то, но она не могла разобрать, что именно.

В одной руке он держал какой-то сверкающий предмет. Его лицо освещалось золотистым светом, но она не могла разобрать его выражения.

Человек наклонился к ней.

Она хотела шевельнуться, но поняла, что не в состоянии двигаться.

Страшное волнение, охватившее Люсиль, наконец-то нашло выход. Дикий вопль, вырвавшийся из ее горла, нарушил тишину.

— Не-е-ет!!! — взвыла она, разрывая путы бессмысленного подчинения, годами сковывавшие ее.

Она не позволит ему убить ее дочь! Ощутив вдруг нечеловеческую силу, она в несколько шагов обежала стол, схватила его руки и яростно вцепилась в его запястья зубами.

Джон удивленно вскрикнул: он не ожидал внезапного нападения. Раснер упал, придавленный хрупким женским телом. Он пытался стряхнуть ее с себя, но Люсиль снова и снова вскарабкивалась на него, пытаясь выхватить у него скальпель.

Ей не удалось разжать его кулак, и тогда она снова впилась зубами в тыльную часть запястья.

Полная дыма комната наполнилась воплями. Оцепеневшие женщины смотрели, как подвал все больше ибольше наполняется серыми клубами дыма. Óна бросилась к Люсиль, занеся над головой кулак.

Вайлдмену наконец удалось освободиться от Люсиль, и он откатился в сторону, к разверстому отверстию резервуара.

Óна подбежала к ним.

— Я заполучу его сердце! — вопила Люсиль, хватая мускулистую руку, которая вцепилась в сверкающий скальпель мертвой хваткой.

Пытаясь освободиться, Джон Раснер отбросил хрупкую пожилую женщину. А затем, ничего не видя перед собой, он полоснул лезвием лицо Óны. Джон беспощадно молотил ее скальпелем, а затем с рычанием отвернулся и вдруг удивленно вскрикнул. Его голова и плечи скользнули за край резервуара. Попытавшись удержаться, он выронил скальпель. Джон изогнулся, повернулся неловко и… упал в черную бездну…

Его последний удивленный вопль был поглощен мрачным резервуаром.

Тем временем над ними, в доме, уже провалилась крыша и пол второго этажа. Потолочные балки вздрогнули, казалось, дом стонет в предсмертной агонии.

Кэролин видела, как огонь стал пробиваться между щелями. Собрав все свои силы, она попыталась встать. В голове гудело, сердце тяжело билось. Перед глазами Кэролин все поплыло, но она все же увидела, что возле отверстия на полу лежит тучная женщина.

Шея и лицо Óны Раби были залиты кровью. Рядом с ней лежало еще одно маленькое, неподвижное тело. Седые волосы свешивались в отверстие.

— Миз, нам надо выбираться отсюда, пока не поздно!

С огромным усилием Кэролин повернулась на звук знакомого голоса. Женщина с трудом сползла со стола и упала на колени. Чьи-то руки поддержали ее и повели сквозь огонь к дверям.

— Мама, не надо! Мы должны выбраться отсюда! — раздался крик Эннети, давящейся дымом. — Кто-нибудь, помогите мне!

Кэролин казалось, будто она плывет в тумане. Не чувствуя и не видя своих ног, она упала на чьи-то руки, которые тащили ее на свежий ночной воздух.

* * *

Сара и Лиза пытались привести Кэролин в сознание, но она падала на пол. Пламя уже жадно пожирало потолочные балки.

Уронив Кэролин, Сара сама упала на колени и поползла к ступенькам, которые вели наверх.

— Миз! Миз, пожалуйста, прошу вас! — беспомощно повторяла Лиза. Затем она поползла вслед за Сарой. — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!

Выбравшись на воздух, девушка с воплями побежала к дороге.

В этой время Эвану наконец-то удалось подняться на ноги. Он все еще боялся, что стены дома рухнут и придавят его.

Крыша уже провалилась. В небо то и дело вырывались языки пламени и снопы искр. Эван увидел, как Лиза бежит по дороге, выкрикивая что-то и нелепо размахивая руками.

Покачиваясь, Бурк обошел дом и увидел, как еще одна женщина выбирается из небольшого отверстия у стены. Неужели там есть ступеньки?

Превозмогая боль, Эван подошел ближе. Он уже хотел было заговорить с женщиной, но тут она сама заметила его и, указав назад, прохрипела:

— Помогите ей!

Эннети Харпсвелл волокла за собой тело матери. Увидев, что Эван хочет помочь ей, она оттолкнула его в сторону и снова стала вытаскивать мать из горящего ада, пока не упала, рыдая, на землю.

Эван удержался на ногах и тут же увидел еще одну фигуру, которая медленно передвигалась в дыму. Похожая на привидение, бледная и почти обнаженная, она ползла вперед на четвереньках.

Забыв о своей ране, Эван бросился к ней, схватил ее за руку и изо всех сил потянул наверх. Потолочные балки подвала со стоном рухнули.

Пламя шло по пятам за Кэролин, но Эвану все же удалось вытащить ее на поверхность и поставить на ноги. Чувства до такой степени переполняли его, что он не мог говорить. Обнявшись и качаясь из стороны в сторону, они медленно отошли на безопасное расстояние от дома.

— Кэролин! — наконец сумел выдохнуть он, чувствуя, что боль вновь вцепилась в него. — С тобой все в порядке?

У его жены был такой вид, словно она не видит его. Ее голова упала на грудь, а руки потянулись к его плечам.

Эван прижал ее к себе и уткнулся лицом в ее мокрые, пропахшие дымом волосы. Слезы полились из его глаз. Он хотел лишь одного — всегда держать ее в своих объятиях и никогда не отпускать.

ГЛАВА 21

Сайлес откинулся на спинку сиденья. Вместе с ним ехали те жители Юдоксии, что захотели вернуться в Тимберхилл. Священник не мог объяснить, в чем дело, но он вдруг почувствовал внезапное желание возвратиться в свой дом. Его терзали мрачные предчувствия, по спине пополз холодок.

Занималась заря, ночное небо постепенно серело. Просыпались и начинали заливаться на все лады птицы, то и дело пролетая над фургоном, в котором ехал Сайлес и его семь спутников.

— Эй, посмотрите-ка! Во-он там, на дороге! — вскричал один мужчина, указывая на что-то рукой.

Остановив лошадь, Сайлес выбрался из фургона и увидел у обочины высокого, худого старика, который лежал, свернувшись, в грязи.

— Кто это? — спросил он у своих спутников.

Один из них тоже спрыгнул на землю и подошел к Сайлесу.

— Кажется, это слуга миссис Эбей. Вроде помер.

— Давайте сдвинем тело в сторону и заберем его на обратном пути.

Человек обратился к священнику:

— Святой отец, я что-то никак не возьму в толк, зачем мы едем туда. Похоже, на этот раз все улизнули оттуда.

Сайлес провел ладонями по лицу.

— Я и сам толком не понимаю. Но если моя собственная жена смогла понять женщину, которая тайком похоронила младенца, то я должен постараться и понять Фанни. Могу только сказать, что некоторое время назад я почувствовал что-то странное, словно кто-то подтолкнул меня в спину, и тут же понял, что должен непременно поехать в Тимберхилл. Уж если я стал вашим духовным наставником, то должен разобраться с тем, что пугает людей, и покончить с этим делом.

Вернувшись к фургону, мужчины уселись на сиденья. Фургон тронулся. Когда они подъезжали к Тимберхиллу, на них резко пахнуло гарью. Струйки дыма до сих пор поднимались в небо, глазницы окон безжизненно смотрели на деревья.

Сайлес с грустью взглянул на потерянный дом, прекрасно понимая, что лишился его в наказание за свою жадность. Но больше сожалений его терзало другое чувство — чувство стыда за то, что он пошел на поводу у толпы. Он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить свою золовку, а ведь именно ей были обязаны жизнью его жена Фанни и сын Илиаким.

Фургон остановился. Не успел Сайлес ступить на землю, как из травы поднялась и заковыляла к ним одинокая фигура.

— Помогите нам!

— Да это же Сара! — вскричал один из спутников Сайлеса, спрыгивая на землю вслед за святым отцом и бросаясь к женщине. — Я-то думал, что ты убежала. Это моя жена! — крикнул он через плечо. — Но что же ты делаешь здесь?

Женщина сбивчиво заговорила, а потом упала на колени, согнулась и рухнула на землю. Муж, не двигаясь, отвернулся в сторону.

Но через мгновение он наклонился к Саре и обнял ее.

Сайлес невесело посмотрел на светлеющее небо. Тут он заметил две фигуры, лежащие в тени у разломанной садовой стены.

«Что они здесь делают? — недоуменно спросил он себя. — Ведь дом почти разрушен».

Сайлес едва не споткнулся о молодую женщину, сидящую в траве. На коленях она держала свою седую мать и смотрела перед собой невидящим взором. Лицо ее было запачкано сажей.

— Прошу прощения! Я могу вам помочь, сестра? — предложил Сайлес, протягивая женщине руку. Он не узнал ее.

Эннети Харпсвелл даже не подняла головы.

— Она наконец обрела покой, — прошептала женщина.

— Упокой Господь ее душу, — проговорил священник, поворачиваясь к тем двоим, что лежали у стены. Что здесь произошло? Привел ли Господь его сюда, чтобы он дал людям душевный покой, или его цель была другой? Может, Бог хотел, чтобы он, Сайлес, сделал все возможное для того, чтобы изменить изуродованное сознание этих людей?

Он нашел Кэролин и Эвана, лежавших, обнявшись, под защитой каменной стены.

— Спасибо тебе за то, что вернулся, — прошептала Кэролин. Она подняла голову, и священник увидел, что ее лицо измазано кровью и сажей, кудрявые волосы спутаны и обожжены. — Сайлес, пожалуйста, прости меня. Я правда не убивала твоего сына. Он родился мертвым, и я лишь хотела спасти вас от переживаний. Теперь-то я понимаю, что это было глупо, но…

К собственному удивлению, Сайлес обнаружил, что в его сердце не осталось горечи. Он изумлялся тому, что женщина, которую он всего несколько часов назад окатил презрением, разговаривала с ним примирительным тоном.

— Кэролин, — проговорил он, — та ночь, когда родились мои сыновья… У тебя не было причин доверять мне. Ты можешь простить меня? Мое высокомерие? Ведь это ты спасла мою любимую Фанни и Илиакима.

Ее улыбка была столь искренней, что священнику стало стыдно.

— Нам обоим есть чему поучиться, Сайлес. Помоги нам добраться до Юдоксии. Эван ранен и потерял много крови.

Только теперь Сайлес заметил, что лицо Эвана было пепельно-серым. Священник стянул с себя плащ и укрыл им супругов.

— Куда мне отвезти вас?

— Может, к Элен Раснер… — Похоже, Кэролин смутилась чем-то, но затем она пожала плечами. — Да нет… Ты видел Лизу?

Сайлес покачал головой.

— Она опять убежала. — Кэролин обернулась на дом, выражение ее лица внезапно изменилось. — Благослови Тимберхилл, Сайлес. Этой ночью здесь умерли трое. Они все еще там, в подвале.

Священник встал, взглянул на обгоревший фасад Тимберхилла. Он не мог сказать ей сейчас о ее тете и о слуге, что лежал, свернувшись клубком, на дороге.

Лицо Кэролин скривилось, и женщина опустила голову.

— Я должна закончить поиски, — прошептала она. — Не буду больше ничего искать. Думаю, Господь простит мне это. Я не хочу больше заниматься прошлым, иначе рискую потерять любимого человека.

Несколько спутников Сайлеса подошли к ним. И вдруг раздался шелест — какие-то листки трепетали в руках одного из них на легком утреннем ветерке.

— Мы нашли это на дороге. — С этими словами стоящий впереди мужчина развернул три пожелтевших страницы, обагренные с одной стороны кровью. Он вытащил их из кожаного мешочка.

Кэролин удивленно вскрикнула.

— Это что-то важное? — спросил Сайлес, удерживая ее за плечо. — Господи, да ты же закоченела — ты вся дрожишь! Поехали-ка в деревню. Нам надо многое обсудить. А это ты сможешь прочитать после.

Женщина потянулась за листками, забыв про свою наготу — ведь она была едва прикрыта плащами Эвана и Сайлеса.

Сайлес отвернулся.

— Дайте ей эти листки, — попросил священник. — И давайте увезем их отсюда — слишком холодно.

Кэролин едва не порвала страницы, сжав их дрожащими пальцами и поднеся к глазам. Она увидела знакомый бисерный почерк, понятный ей одной. Чернила выцвели, но она могла разобрать написанное.

Глаза ее увлажнились и женщина отчаянно вскричала:

— Отец! Ох, дорогой мой отец… — Согнувшись, Кэролин уткнулась лицом во всклокоченную шевелюру Эвана.

«ОТЧЕТ О ВСКРЫТИИ ТРУПА ЖЕНЩИНЫ — ЖЕРТВЫ ДИФТЕРИИ. ТАЙНЫЕ НАХОДКИ, ОЗНАЧАЮЩИЕ РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО.

Ничего не объясняя, мой помощник ушел, оставив меня одного заниматься этим неприятным случаем. Скоро придет мой другой помощник — тот, что отнесет тело назад в могилу. Я эксгумировал труп для того, чтобы узнать, чем же можно помочь этим больным детям. Боюсь, моя любимая дочь Кэролин скоро умрет, так что перед лицом смерти риск вскрытия кажется ничтожным.

Случилось, что меня позвали в дом только вчера. Позвал отчаявшийся, перепуганный отец. Он сделал это против воли жены и соседей и умолял сделать все возможное для спасения жизни трех своих детей, которые тяжко страдают от болезни.

Осмотрев детей, я выяснил, что болезнь находится в запущенном состоянии — я уже ничего не мог сделать, разве только проколоть небольшое отверстие в их гортанях, чтобы они могли получить глоток живительного воздуха и тем самым победить дифтерию.

Младший из них, мальчик пяти лет, уже почти отошел — его горло было забито пленками, как это всегда бывает при дифтерии. В его легкие почти не попадало воздуха, и он умирал у меня на глазах.

Средний ребенок, девочка девяти лет. Казалось, ее состояние чуть получше, но, нет сомнений, и она скоро станет задыхаться так же, как и ее брат.

Старшая девочка двенадцати лет чувствовала себя лучше всех, хоть кто-то по глупости дал ей огромную дозу опиума. Тогда мне ничего не показалось странным, я лишь подумал, что из троих детей мог бы спасти ее.

В конце концов мне пришлось уйти из этого дома под вопли истеричной мамаши, которая объявила, что обойдется без моей помощи и сама сумеет спасти своих детей и к утру они будут здоровы.

Встретив такое упорное сопротивление, я был вынужден уйти от них. Мои мысли были заняты любимой дочерью, которую, похоже, можно спасти лишь прокалыванием горла.

Да, она действительно была больна. Я сидел у ее кровати и наблюдал за тем, как прогрессирует болезнь. И вдруг, как ее отец, я впал в нерешительность, не зная, то ли прокалывать ей горло, то ли нет. Если я сделаю что-то неправильно, то лишу ее жизни. Только теперь я понял, как трудно лечить собственное дитя.

Лишь этим утром я узнал, что трое несчастных детей, которых я накануне осматривал, умерли. Чтобы остановить распространение инфекции, их решили похоронить в тот же день. Я позволил жене присутствовать на похоронах и отправился к своему помощнику. Я должен был изучить тела умерших детей!

Представьте себе мой ужас, когда я узнал, что жена повела на похороны и Кэролин! Это могло принести ей только вред и ухудшить ее состояние. К вечеру Кэролин стало совсем худо.

Я понял, что у меня не хватает смелости проколоть ей горло; страх сковал мои члены, я трусил. Но когда пришли мои помощники, с которыми я должен был проводить вскрытие, мне все же удалось взять себя в руки.

Уже ночь. Я пришел к постели любимой дочери, которая дышит через небольшую трубочку.

Произошла ужасная вещь. Еще вчера я осматривал юную Катарину Эбей, а недавно вскрыл ее труп. Ее горло было перерезано. Несмотря на шок, я внимательно осмотрел все ее тело и обнаружил следы недавнего полового акта, который скорее всего был совершен уже с трупом. Не могу представить себе, кто способен на такое…»

На этом запись кончилась. Кэролин в оцепенении замолчала.

— Вот и все, — наконец прошептала она.

Все люди, собравшиеся в спальне дома Раснеров, угрюмо молчали. Элен Раснер, стоящая за спинкой отцовского кресла, заплакала.

Отрешенно глядя в окно, Эннети промолвила:

— Мама присоединилась к ним, чтобы спасти мою сестру и меня. Если бы мы обе умерли, то она, наверное, не стала бы всем этим заниматься — как Хоуп, Джоанна и Сара. Но я выжила. Óна Раби сумела убедить ее, что, пока она остается членом этой группы, моя жизнь в безопасности. Целых шестнадцать лет мы терпели этот кошмар.

Сара сидела рядом со своим мужем, ее глаза все еще были полны страха.

— Мы все так боялись за жизни детей, что были г-готовы на… все, — запинаясь, пробормотала она.

Призывая всех к тишине, Сайлес поднял руку и выступил на середину комнаты.

— Я понимаю, что вы были в панике и отчаянии. Позвольте мне заявить вам, что моя золовка преподала нам всем отличный урок. Она сумела вскрыть нарыв, не дающий покоя вашей — и моей тоже — общине. Но как могло случиться, что вы все поверили в вину Ориона Адамса?

Один из пожилых людей, чьего имени Кэролин не знала, вышел вперед.

— Это было ужасное время, можете не сомневаться. Мы были скованы страхом, с ужасом наблюдая за тем, как смерть уносит наших деток одного за другим. Так что когда Люсиль пришла к нам и рассказала, что Орион Адамс осматривал ее детей, а им всем потом стало хуже и они умерли, больше того, было обнаружено, что он выкапывал их тела… Мы поверили в то, что он убил их для того, чтобы вскрыть их тела и найти способ спасения собственной дочери. Да, это было настоящим безумием, но нам нужен был козел отпущения.

Эван неловко повернулся в кресле к своей жене, которая полулежала в постели. Взяв ее за руку, он вздохнул:

— Предполагаю, что Люсиль Эбей заметила, что могилу ее дочери разрывали. Она поняла, что это сделал твой отец и что он заметил следы насилия на трупе. К тому времени она уже помутилась рассудком, зная, что дочь ее умерла из-за ее собственного невежества. Так что, видимо, она решила свалить вину на кого-то другого, и твой отец оказался вполне подходящим для этого человеком.

Отложив листки в сторону, Кэролин откинулась на подушки.

— Я так устала, — призналась она.

Сайлес кивком головы подал присутствующим знак расходиться и оставить Кэролин и Эвана наедине. Сам он тоже последовал за ними, бормоча что-то себе под нос.

Эннети неподвижно стояла у окна. Когда все, кроме Элен и ее отца, ушли, Эннети повернулась. Тут ее глаза встретились с глазами Элен, и женщина вздрогнула.

— Так тебе все эти годы было известно, что мой брат жив, — укоризненно прошептала она. — Ты знала, Эннети, и не сказала ни слова!

Энни опустила голову.

— Я была готова все сделать для Джона. Он не мог открыться — ведь он принимал участие во вскрытиях, которые проводил Орион Адамс. Я была готова навсегда сохранить его секрет в тайне. И я не единственная, кто виновен в том, что участвовал в оргиях. Но даже если бы это было и так, никто ничего не сумел бы доказать. Джон был нашим повелителем. А над ним стояла Óна Раби. Если кого и стоило повесить, так это их.

— Но они оба погибли, — прошептала Кэролин.

— Пожалуйста, оставь мой дом, — тихо проговорила Элен.

Руки Эннети сжались в кулаки. Неуверенными шагами она вышла из спальни, зная, что ей придется пройти через строй жителей Юдоксии, которые ждали внизу.

Чувствуя себя опустошенной, Кэролин закрыла глаза. Она слышала, как со стоном встал с кресла отец Элен, как он заковылял к двери… Она бы не выдержала его смущенного взгляда.

— Мой брат мог бы стать хирургом, — обращаясь скорее к себе, чем к остальным, сказала Элен.

— Все дело в морфии, Элен, и в том, что он не смог отказаться от пагубной привычки, — собираясь с силами, промолвила Кэролин. — Постарайся не осуждать его. Я же помню — у него было призвание к медицине. Если бы не Óна Раби, которая жаждала властвовать над всеми, и, возможно, если бы мой отец как-то раз не сказал ей чего-то весьма невинного, что она приняла в штыки, Джон мог бы стать великим человеком.

Мистер Раснер вышел из спальни. Задержавшись у двери, Элен проговорила:

— Надо же, он так долго был совсем близко. Если бы отец не оставил их с мамой… Если бы мама не умерла при родах…

Слегка приподнявшись, Кэролин спросила:

— Элен, что толку говорить такие грустные вещи?

— Знаешь, мне хочется убежать от всего этого стыда!

— Так давай! И помни: это не твой стыд! Ты же долгие годы хотела уехать отсюда — ты сама мне говорила. Живи для себя! Женщина способна на это, если у нее достанет смелости.

— Да, и если она упряма, горда и безрассудна, — усмехнулся Эван.

Элен бросила на Кэролин задумчивый, долгий взгляд, а потом… потом уголки ее рта приподнялись.

— Если вы не возражаете, я бы хотела посмотреть, как там отец.

— С ним все будет хорошо, — заверила ее Кэролин. — Спасибо тебе за гостеприимство.

Когда дверь за Элен захлопнулась, Кэролин устало откинулась на подушки:

— Я хочу вернуться в Филадельфию, как только нам станет лучше.

У Эвана был растерянный вид.

— Не могу понять, почему Сайлес приехал за нами. Ведь мы могли бы до сих пор сидеть на этом лугу, нюхая дым. Джозеф так и не добрался до деревни, бедняга. Подумать только, он хранил эти листки столько лет! — Эван поднял свои небесно-голубые глаза. — Как ты чувствуешь себя, моя драгоценнейшая и любимейшая женушка?

И вдруг Кэролин поняла, что в ее сердце и мыслях наконец-то поселился покой. Вздохнув, она взяла мужа за руку:

— Забирайся ко мне в постель, любовь моя. Я хочу согреть тебя. Я всем довольна.

— А я согрею тебя, — с небывалой нежностью глядя на женщину, проговорил Бурк. — Я готов лежать с тобой вот так целую вечность, а ты?

Кэролин улыбнулась:

— Знаешь, у меня такое чувство, что наступил рассвет. Вся моя жизнь проходила в сумерках, а с тех пор, как я вернулась в Тимберхилл, наступила вечная ночь. Но сегодня я чувствую себя обновленной. Я, кажется, впервые обрела надежду и счастье. Слава Господу, я не потеряла тебя, Эван, — прошептала она, обвивая шею мужа руками.

Бурк осторожно подвинулся к ней:

— Я люблю тебя, мое сокровище. Интересно, может ли раненый заниматься любовью со своей женой?

— Давай проверим, — лукаво улыбнулась Кэролин.

…А за окном сияло солнце, умывая деревья и поля своим золотистым светом. Все дышало тишиной и покоем. Горы вдали покрывались нежной весенней зеленью, от земли исходило благоухание — пахло весной и вечным весенним обновлением.

На ступеньках заднего крылечка сидела молодая служанка в оборванном платье. Ее обнимала сильная рука молодого темнокожего человека со смущенным взглядом.

В деревне мужчины собирались для того, чтобы выполнить неприятную обязанность — обыскать руины Тимберхилла. Священник Клур перевез свою жену и детей в небольшую заброшенную ферму, где он намеревался обосноваться. Нигде священник не был нужен больше, чем в деревне, из которой он должен был изгнать демона, имя которому — невежество.

А в спальне для гостей обычно пустынного и одинокого дома лежали мужчина и женщина, чьи сердца бились как одно. Из всех неприятностей, которые они оставили в прошлом, худшей была одна — пустота души, пустота сердец…

Кэролин обнимала мужа, наслаждаясь его теплыми, любящими прикосновениями. Тени прошлого ушли, оставив место свету. Воспоминания о несчастливом времени тоже отступали и меркли, давая дорогу обещаниям и надежде.

Ее сердце весело стучало, рассказывая о силе и смелости, об открывающемся перед нею мире и о бесконечной любви. С помощью любимого человека Кэролин познает полноту женственности и раскроется наконец как исцелительница, мать, любовница и жена.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21