Томас Уингфолд, священник [Джордж Макдональд] (pdf) читать постранично

ТОМАС УИНГФОЛД, СВЯЩЕННИК
Джордж Макдональд
Часть I
Глава 1
Хелен Лингард
Стремительный ноябрьский ветер принял каминные трубы за органные и гудел во
всех сразу, заглушая дальний, нестройный шум деревьев, стонущих и волнующихся, как
море. Хелен Лингард весь день провела дома. Правда, утро было ясное, но она как раз писала длинное письмо в Кембридж, своему брату Леопольду, и решила, что пойдёт гулять
после обеда. Однако неожиданно поднялся ветер, и серая пелена, подёрнувшая небо, в
любую минуту угрожала разразиться дождём. Хелен отличалась отменным здоровьем, никогда не болела; опасность вымокнуть страшила её не больше, чем любого молодого крестьянина, а ветер ей даже нравился, особенно когда она скакала верхом. Но теперь, когда
она стояла возле окна, рассеянно глядя на балкончик с дрожащими осенними цветами (которые следовало бы убрать оттуда ещё неделю назад), на старомодный сад и простиравшиеся за ним луга, где одинокие деревца в развевающихся платьицах кланялись – я хотел
было написать «подобно просителям», но ведь они не склонялись пред своим ревущим
врагом, а, напротив, уворачивались от него – ей не очень-то хотелось выходить на улицу.
Крепкое здоровье не мешало ей чувствовать на себе влияние погоды или обстоятельств,
точно так же, как природное добродушие ещё не означает, что нас совершенно не трогают
поступки близкого друга. Новое платье, сшитое по её вкусу и сидящее так, как нужно,
всегда поднимало ей настроение, и в солнечные дни она чувствовала себя лучше, чем в
дождик; я написал было «веселее», но Хелен редко бывала весёлой и, если бы кто-то сказал ей об этом и спросил, почему это так, она ответила бы, что редко видит повод для веселья.
Все друзья называли её здравомыслящей девушкой, но, как я уже говорил, благоразумие ещё не означает бесчувственности, не подверженной капризам погоды. Хелен сполна ощущала на себе её переменчивые настроения и потому отвернулась от окна, не столько думая, сколько чувствуя, что кресло возле камина манит её ещё сильнее из-за неприютной серости на улице и гулкого рёва ветра в печных трубах (которые, к счастью, пока
не дымили и не пускали в комнату чад).
Время между обедом и ужином обычно протекает тихо и вяло, но в этой вялости тоже есть свой покой и уют. Хелен нравилось такое уютное бездействие, и до сих пор совесть ни разу не упрекала её за это. Давайте посмотрим, чем она занималась в течение полутора часов такого бездеятельного спокойствия; это позволит мне немного ближе познакомить с нею своих читателей.
Хелен сидела у огня в далеко не женственной позе. Мне не хотелось бы говорить
ничего нелюбезного, но факт остаётся фактом: вряд ли она уселась бы так перед фотографом. Откинувшись на мягкую спинку, затянутую вощёным ситцем, полностью вытянув
руки и сжимая пальцами концы подлокотников, она сидела прямо, словно повторяя телом
прямые, угловатые, несгибаемые линии кресла, и смотрела в огонь с несколько глубокомысленным видом мудреца, пока не открывшего для себя ничего нового.
Она только что закончила читать очередной роман и ещё находилась под лёгким
впечатлением, которое было, пожалуй, ещё менее глубоким из-за того, что конец книги
показался ей неудачным. После множества скорбей и терпеливого ожидания героиня вышла замуж за явно недостойного человека, причём и она сама, и автор прекрасно это зна-

ли. Но таким уж, видно, было его видение жизни, таковы взгляды на призвание художника, что работа над повествованием, вызвавшим у Хелен разочарование, принесла ему немалое утешение. Причём разочарование это было настолько ощутимым, что несмотря на
блаженное спокойствие огня, безмятежно полыхавшего в камине под жалобные завывания
ветра, оно ближе, чем когда ибо раньше, подтолкнуло Хелен к размышлению. Надо сказать, что размышление редко бывает делом приятным и нетрудным, особенно для тех, кто
пытается думать впервые. Ещё немного, и Хелен непременно почувствовала бы себя неуютно и неловко. Она находилась в опасной близости от неприятного откровения о том,
что человеческая жизнь – и не только для тех, кто ходит в экспедиции на Северный полюс, исследует Африку или изучает египетские пирамиды, но для всех мужчин и женщин,
унаследовавших слепоту своей планеты, – состоит в том, чтобы открывать для себя реальность, а ведь как только это происходит, в этой жизни почти не остаётся места для того
покоя, который Хелен знала до сих пор. Однако на этот раз она, хоть и еле-еле, но всё же
ускользнула от совсем уже было нависшей над ней опасности.
Только не подумайте, что Хелен была лишена ума и способностей и не вносила свою
струю в течение интеллектуальной жизни гластонского светского общества – вовсе нет.
Сказав, что она почти начала думать, я сделал ей комплимент, понятный, пожалуй, лишь
тем редким людям, кто знает, что такое думать по-настоящему, ибо человек реже всего
пользуется именно тем, что главным образом отличает его от так называемых