Холмы России [Виктор Сергеевич Ревунов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (273) »
Виктор Сергеевич Ревунов Холмы России
Моей жене Галине Львовне Ревуновой посвящаю
Книга первая
Часть 1
ГЛАВА I
Из-под несвержимого кряжа в глубине земли метелит холодной струёй родник — исток Угры. Тут, в зеленом бочажке, ее первый и вечный всплеск под солнцем. Тихо стрекочет ручей среди травы. Пробивается сквозь кусты и камни на перекатах. И вот уже омут заворачивает под кручей отрежу в свой круг, водит медленно, словно напутствуя перед далью верст напоминанием о стремнинной силе, которая сносила когда-то на бродах павшие с закатом щиты татарские, польские и немецко-литовские мечи и кресты, вознесенные в отблесках зловещих к крестам Москвы, тонули тут — текла с них ржавь холодная. Измылись на дне и кости французов, и их оружие распалось в прах в сырой земле и песках каленых, в папоротниках, что в осень кровеют по берегам. Леса то уходят за дорогу от реки в слитое с полями березовое раздолье, то возносятся над водой сосновыми кручами в смолистом и земляничном жару. Разливные луга, розовые поля цветущей гречихи и нивы льняные в синеве смоленская сторонка родная, милый берег. Кто родился тут или кто хоть раз видел Угру, у того никогда не погаснут в сердце зорьки ее. Да как же не любить ее! Она, как светлый образ, поблескивает в просторе России, неразлучная с нею в страждах ее. Под берегом, где с грустным запахом вянет скошенная трава, стоит лодка. В лодке — Кирька Стремнов. Ловит рыбу. Две удочки заброшены далеко. Третья — ближе к борту. Блестит на быстрннке, вьющейся среди лопухов, пробковый лаково-краспый поплавок. Кирьян, сгорбясь, сидит на перекладине. К глазам сдвинута кепка. Под козырек бьет от воды отсвет: то погаснет, то ясно брызнет вдруг по лицу. Над другим берегом пылает закат, сиренево-розовый под высью и алый, густой в зевле, где тонет солнце. Кружит в этом заревом огне неясыть — сумрачная птица, криво стелется над землей. Самый дальний поплавок с крашеной стрелкой пера наклонился, скользнул под воду. Кирьян схватился за удилище, дернул и сразу почувствовал, как руку потянуло. Шелковая леска стремительно просекла воду. Кирьян повел удилищем, стронул в глубине что-то тяжелое. Вот он, лещина-то какой, всплыл, серебряно отлил под водой и снова сильно повел в глубину. Поплавок вдруг легко выскочил из воды. — Ушел! Кирьян торопливо насадил на крючок червя и, подняв ореховое удилище, бросил насадку. Поплавок встал из воды и медленно закружился над ямой с аспидно чернеющей тенью в глубине. На том берегу, словно бы на закате, вышла женщина. Вспыхнула над рекой белая кофта ее. — Киря, перевези! Глянул Кирьян, Феня на берегу. Кофта розово просвечена по краям, а в солнечно раззолоченных волосах рябиной осенней горит косынка. Кирьян осторожно положил на кувшинки удилища, чтоб не снесло течением. Отвязал от ольхового куста лодочную цепь и тихонько шестом оттолкнулся от берега. Феня спустилась ближе к воде. Берег с крутым закоревшим уступом. Трава тут некошеная, с выпрянувшими лозовыми побегами, перевитыми вьюнками, что и не выпутаться лозинкам из чужой красы этих белых с подвенечной печалью цветов. Летит тенью лодка. Кирьян сильно упирается шестом в дно, спешит. Самый сейчас клев, когда в лугах уже сурьмится вечер, а на реке ясно от разожженных закатом облаков. Лодка тупо ткнулась в берег. — Помешала я тебе, — сказала Феня. — Ничего, — ответил Кирьян. — Такая рыбка не помеха. Феня подала Кирьяну грабли и осторожно с самой кройки берега перелезла в лодку. — Рыбка, да чужая, — сказала Феня. — Она всякая рыбка чужая, а ловится, — сказал Кирьян. — Девок лучше лови. — Да ведь это все плотвицы, — смеется Кирьян. И узятся от блеска голубые глаза его в тени кепки. Стоит в лодке, широко расставив ноги с засученными штанами, гимнастерка распахнута. Недавно из армии пришел, этой весной. Служил на самой границе, за которой уже бродил по Европе войною сороковой год. А тут, на Угре, тихо. Журчит за лодкой вода, искрится малиново из-под кормы. — Если зайду вечерком? — говорит Кирьян, пригибаясь за уходящим в глубину шестом и заглядывая в глаза Фени. Сине-зеленые они у нее, грустные. Молоденькая совсем, двадцать годков только, а считай — вдова: в тюрьме муж — Митя Жигарев. Завмагом работал, погулять любил — за растрату и сел. Увезли под охраной на казенной тележке, прошлым летом. Кирьян подвел лодку под куст, заваливая с шорохом камыши, крепко прижал бортом к берегу. Феня выпрыгнула. — Спасибо, Киря. Кирьян бросил ей грабли. — Так как же насчет вечерка? Камыши, распрямляясь, всей гущей напористо очворачивали от берега лодку. — Приходи. А если не терпится, могу и сейчас твою дурную голову граблями приласкать.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (273) »
Последние комментарии
8 часов 13 минут назад
1 день 17 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
3 дней 15 часов назад
3 дней 19 часов назад