Биотеррор [Сергей Юрьевич Ковалев] (fb2) читать онлайн

Сергей Ковалев БИОТЕРРОР

Смутился Дьявол. И ощутил Господь, как ужасно добро.

Кинофильм «Ворон»

ПРОЛОГ

— Пощади!

Вместо крика — жалкий хрип.

— Довольно! Прошу тебя…

Бесполезно.

Он знает.

Нет пощады тому, кто возжаждал сравниться с Создателем.

Нет милосердия к тому, кто осмелился посягнуть на всеведение.

Он возомнил себя провидцем, выискивая следы будущего в колонках астрологической цифири и страницах древних книг. Как часто досадовал он на смутность этих следов. И Создатель с ироничной щедростью откликнулся на его жалобы. Не жалким ручейком — бурным потоком видения захлестнули пылающий в лихорадке разум. И сколь разительно они отличались от его обычных предсказаний. Не было больше туманных образов, которые приходилось выражать столь же туманными словами. Он видел будущее так же отчетливо, как зеленую обивку стен спальни и старую бронзовую чернильницу на столе.

К счастью, приступ длился недолго. Накатил, обжег невозможными картинами, и схлынул, оставив после себя слабость в теле и мучительное перенасыщение в душе.

Нужно бы встать, записать увиденное… Нужно ли?

Старик медленно сел на кровати, потянулся к звонку. Руки дрожали.

Пусть слуга принесет вина. Вино! Вот что ему сейчас нужно! Оглушить, затуманить сознание…

Он хрипло рассмеялся. Какая ирония! Он так жаждал четкости в своих видениях, но, получив желаемое, мечтает вернуться в уютный сумрак.

Уронил руку на одеяло, так и не притронувшись к звонку.

Нужно записать… Или нет?

Обычно он не мучился сомнениями. Понимал, что его предсказания слишком туманны, чтобы изменить будущее. Старик вообще сомневался, что будущее можно изменить. Когда он сам попытался это сделать, ничего не получилось: на его предостережение никто не обратил внимания. Король выехал на ристалище и погиб. Нелепо, до обидного нелепо. Словно высшие силы решили продемонстрировать всю бесплодность его занятия.

Но сегодняшние видения были иными. Похожими на точный алхимический рецепт, где ингредиенты стоят по старшинству. Где и когда должно совершиться некое действие, иногда — великое деяние, иногда — мелкий обыденный поступок. И вместе, суммой всех засыпанных в реторту компонентов, у этих действий был пугающий итог.

Старик выбрался из постели и доковылял до окна. Высунулся по пояс в летнюю ночь. Где-то во тьме спящего города сквозь многоголосый лай собак прорывалось пение загулявшейся компании. Цикады звенели, как тысячи маленьких токарных станков. В каком-то из соседних домов ругались мужчина и женщина. Эти привычные звуки ночного города немного успокоили старика. Он провел ладонью по лицу, отирая то ли пот, то ли слезы.

Отдышавшись, вернулся в постель, избегая смотреть в сторону рабочего стола. Записать… И этот мир изменится. Не сейчас, через сотни лет. Старик с некоторым облегчением осознал, что не доживет до этих перемен. Не увидит падающих с неба огненных стрел, выгибающегося от немыслимого жара горизонта и превращающихся в пепел городов. Не увидит взрывающих землю толстых древесных стеблей, оплетающих дома. Странных зверей, крадущихся по безлюдным улицам.

Он не мог разделить эти финалы, не понимал, какой из них — результат естественного хода истории, а какой — последствия вмешательства в него. Но оба варианта будущего одинаково страшили. Он не хотел выбирать никакой.

Но если не записывать видения, если забыть о них, убедить себя, что это был лишь ночной кошмар — это ведь тоже означает выбрать один из вариантов.

Старик вцепился в бороду и застонал.

Иногда провидение забавы ради ставит людей в положение, в котором заведомо нет правильного решения. Нельзя выбрать даже меньшее из зол, потому что они равноценны.

И отказаться от выбора тоже нельзя.

ГЛАВА 1

Комнату освещало с десяток разновеликих свечей. Установлены они были частью в подсвечниках, частью в блюдцах, а то и просто венчали вершины сталагмитов оплавленного воска. Очевидно, эстетика беспокоила хозяина в последнюю очередь.

Как и элементарный порядок.

Сумрак, в котором тонули дальние углы комнаты, не мог скрыть свисающие нищенскими лохмотьями обои, грязный пол и кучи хлама. Мусор в комнате валялся повсюду, здесь явно не убирались годами. Более-менее прибрано было только на столе, на котором высилась замысловатая алхимическая конструкция да лежала шахматная доска. Доска гармонировала с обстановкой. Некогда роскошная, собранная из дорогих пород дерева, ныне она несла на себе следы долгой и трудной жизни. Уголки скололись, лак потрескался и местами сошел, отчего доску словно поразил лишай: гладкие светлые участки чередовались с темными, покрытыми колючими крошками лака. Судя по пятнам и длинным зарубкам, доску не раз использовали в качестве обеденного столика. Фигуры тоже видали лучшие времена: у большинства стерлись-скололись все выступающие части. Некоторые фигуры и вовсе отсутствовали. Их заменили первым, что попало под руку: винными пробками, рюмками, двумя затесавшимися в разные «армии» оловянными солдатиками.

В сооружении из колб, реторт и змеевиков что-то булькало.

Впрочем, сейчас хозяина комнаты не интересовал ни алхимический процесс, ни шахматная партия. Он придирчиво разглядывал стоящих перед ним людей.

Мужчину и женщину.

Женщина была высокая, поджарая, похожа на гончую. Некрасивая. Слишком жесткое лицо с тяжелым квадратным подбородком и длинным острым носом. Ни капли женственности. Она словно стремилась подчеркнуть это короткой стрижкой и бесформенным черным комбинезоном, поверх которого нацепила «разгрузку» из черного брезента со множеством карманов.

Мужчина — почти карлик. Он едва доставал своей напарнице до груди, впрочем, сложен был пропорционально и потому выглядел скорее подростком, чем коротышкой. И лицо гладкое, без возраста. Он часто использовал свою внешность, притворяясь ребенком. Выдавали только глаза — холодные, бесстрастные. Его давно уже ничто не могло взволновать. Даже сейчас, не смотря на важность задания, его равнодушный взгляд блуждал по комнате. Через некоторое время мужчина достал кубик жевательной резинки, сорвал яркую обертку и стал жевать, наполнив комнату химическим запахом банана. Женщина неодобрительно покосилась на него, но ничего не сказала: знала, что бесполезно.

Хозяин кабинета тоже не отреагировал на эту вольность.

— Задачу вы знаете. У вас полная свобода действий.

Женщина вопросительно приподняла бровь, разделенную пополам седой полоской. Спросила, подчеркивая интонацией:

— Полная?

Человек взял ферзевую пешку белых, повертел в грубых пальцах. Вернул на доску, нарушив ровную линию белых пехотинцев.

— Желательно, чтобы она не пострадала.

Ни мужчина, ни женщина даже не шевельнулись.

— Но если убедитесь, что ситуация выходит из-под контроля, действуйте на свое усмотрение.

И опять — ни звука, ни движения, только явственное чувство, что этот приказ понравился чистильщикам куда больше.

Алиса

«…председатель правительственной комиссии по этике научных исследований, отец Гавриил, подтвердил, что мнение Церкви по данному вопросу остается неизменным. В ответ на это директор российского подразделения компании Future Today, академик Виктор Линц заявил…»

Тьфу, черт!.. «Подтвердил… заявил»… Экая ересь!

Алиса обмякла в кресле, глядя на экран сквозь смеженные ресницы. Она сидела недвижно, без каких-то внятных мыслей, пока Бублик не пискнул, сообщая, что прошло уже пять минут, и он хочет уйти в спящий режим.

Девушка ткнула пальцем в проекцию клавиатуры на столе. Если дать Бублику уснуть, не сохранив файл, на мониторе потом всплывает мешанина из точек и черточек, больше напоминающая абстрактную картину, чем текст. Алиса потерла слезящиеся глаза. Еще и изображение последнее время стало каким-то «мыльным». Надо бы вызвать специалиста, да все руки не доходят.

А если уж честно, заранее неловко за Бублика.

Алиса живо представила, как вызванный спец — этакий увешанный гаджетами техномальчик, всегда идущий на полшага впереди прогресса — будет иронично ухмыляться, разглядывая ее древний компьютер. Как примется с издевательской вежливостью объяснять, что починить Бублика выйдет дороже, чем купить новый ноутбук. А она смущенно — или пусть даже не смущенно, но все равно оправдываясь! — станет объяснять, что Бублик для нее не просто компьютер, а старый боевой товарищ. Что у нее руки не поднимутся променять друга на современный безликий ноутбук.

Нет, прав все-таки Сим, нельзя давать имена технике, нельзя наделять ее человеческими качествами. Глупо, да и лишние терзания на пустом месте от этого.

Алиса рассеяно повертела в руках пачку, пытаясь вспомнить, сколько в ней оставалось сигарет в начале вечера. Похоже, за четыре с небольшим часа она выкурила их никак не меньше десяти, что подтверждали слои сизоватого дыма в полумраке комнаты. Очередная попытка избавиться от дурацкой привычки закончилась ожидаемым провалом. Расплата за три законченных статьи.

Писала Алиса легко, настрочить три статьи за вечер не составляло для нее большого труда. Было бы их и больше, но на четвертой журналистка выдохлась и, хоть оставалось всего-то придумать ехидную концовку про современных мракобесов да отредактировать готовый текст, в голове воцарилась пустота. Лишь писклявый голосок напевал запомнившееся с детства:

При всем сюрреализме, этот куплет идеально подошел бы для финала материала. Впрочем, как и для финала карьеры журналистки Алисы Керген. С барственной снисходительностью игнорировавший обвинения в некомпетентности, средневековом фанатизме и обыкновенной глупости, отец Гавриил становился мстителен как слон, стоило намекнуть на его амурные похождения. «Кроткого пастыря» можно было понять — пока никого еще не лишили сана за глупость. А вот за аморальное поведение вполне реально вылететь с теплого местечка в комиссии по этике.

Алиса обычно писала под псевдонимами, так что могла бы рискнуть и закончить статью как угодно, наплевав на месть престарелого селадона. Но не видела в том особого смысла. Ее демарш еще на стадии первой вычитки заметит главный редактор и станет уговаривать переписать концовку. А если она упрется, завернет статью, привычно ссылаясь на семью, которую ему надо кормить. Будут взаимные упреки и обиды, а толку от такой «карманной революции» — ноль целых, хрен десятых.

«Можно подумать, от твоей писанины вообще есть какой-то толк!»

Приступы отвращения к журналистике вообще и своему месту в ней посещали девушку все чаще. С другой стороны, у филолога со специализацией по средневековой французской литературе выбор не велик. Короткий период экономической стабильности, породивший надежду, что после института можно будет спокойно заниматься любимым делом, закончился как раз в тот год, когда Алиса получила диплом. Хорошо еще, что она всегда умела трезво оценивать ситуацию и не боялась общаться с людьми.

Пишут многие, хорошо пишут единицы, но и таких в избытке. А вот добиться встречи с нужным человеком — известным политиком, популярным актером, а особенно какой-нибудь скандальной знаменитостью «на час» — мало кто умеет. И не просто взять интервью, а разговорить, что бы пациент распустил хвост и, расслабившись, выболтал какую-нибудь эксклюзивную информацию. Алиса умела. Но чем дальше, тем меньше радости она получала от своей чернильной охоты. Иллюзий об изменении жгучим глаголом мира к лучшему она и раньше не питала, но в последнее время ощущение сартровской тошноты от окружения становилось все отчетливее.

Мутная желтая тоска стояла за плечами.

И ни одной сигареты в пачке.

Нужно сходить в магазин сейчас, иначе никотиновый голод погонит на улицу посреди ночи, а это чревато неприятностями даже здесь — в центре столицы. Да и еды какой-нибудь неплохо было бы запасти.

Хорошо все-таки, что телу постоянно что-то нужно. Простые вещи вроде сигарет или еды, ради которых приходиться шевелиться, действовать, чувствовать себя живой… Алиса уловила, как желтая тоска качнулась, отступая, и удовлетворенно хмыкнула. Она давно научилась изгонять врага на задворки сознания, загружая себя пустыми заботами и ненужными устремлениями.

Желтая тоска пряталась и терпеливо дожидалась своего часа, что бы вернуться.

— А ну, прекрати, — приказала своему отражению в зеркале Алиса. — Не смей нюни распускать!

Фраза из детства была еще одним оружием против желтой тоски. Произнося ее, Алиса представляла себя с «распущенными нюнями» и настроение поднималось.

Из чистого упрямства она бы попыталась закончить статью, но тут Бублик вновь запищал, самовольно погасил клавиатуру, свернул монитор и отключился. Такое самоуправство случалось все чаще. Видимо, придется себя пересилить и вызвать-таки мастера. Может, ничего фатального и не случилось? Просто настроить что-нибудь… Алиса вздохнула. Техника была ее слабым местом. Даже функции стиральной машины она так до конца и не освоила. А покупка Бублика четыре года назад довела друга-системщика, неосторожно вызвавшегося помочь, до натуральной истерики. Алиса решила, что внезапное окукливание Бублика — знак судьбы, и стала собираться в магазин. Сменила домашние джинсы и растянутый толстый свитер на… другие джинсы и свитер, разве что не такой растянутый — ее универсальный комплект почти на все случаи жизни. Собрала волосы в хвост. Помыть бы, конечно, голову и сделать прическу. Но нет ни сил, ни желания возиться. Да и время поджимает. Ей повезло снять квартиру у знакомых в Центральном округе, где камеры наблюдения чуть не на каждом дереве и ночью улицы патрулируют бронеавтомобили полиции, но даже здесь постоянно кого-нибудь грабят, насилуют, убивают. От коллег, пишущих криминальные новости, Алиса знала непричесанную статистику, и по ночам старалась из квартиры не высовываться.

Стоило выйти на лестничную площадку, как лампа истерично замигала и погасла. Вторая за неделю, пятая за месяц, наплевав на обещанные шесть лет гарантированной службы. Похоже, дело в проводке, но электрик, все проверив, только разводил руками: мол, проводка в порядке, а лампы в этом подъезде перегорают одна за другой. Такая вот бытовая мистика. Алиса уже привыкла, хотя поначалу боялась темного коридора.

Надо бы, конечно, установить над дверью камеру с режимом ночного видения, как у соседей. Мысль довольно-таки циничная для бывшей активистки студенческого движения против «Младшего брата» — как они называли федеральный проект по усилению мер безопасности.

С тех пор многое изменилось.

А может быть, сама Алиса изменилась. Научилась ценить безопасность больше свободы. Как, впрочем, и все в этом городе. В этой стране. Думать так было не то что бы неприятно, но странно. Алиса знала, что знакомые считают ее слегка «не от мира сего», да и сама осознавала, что многие вещи, важные для большинства людей, кажутся ей незначительными, а то и смешными. Она словно пребывала одновременно в двух ипостасях, и главной из них была некая отстраненная Алиса, не обремененная телесной оболочкой, наблюдающая спектакль, в котором главной героиней была журналистка Алиса Керген. Спектакль временами навевал скуку, временами казался невыносимым, но в целом та первая — наблюдающая Алиса-номер-один — смотрела его с удовольствием и даже слегка сопереживала честно играющей свою роль Алисе-номер-два, а точнее даже не ей, а ее персонажу, Алисе-номер-три. Сопереживала, но лишь до того предела, что отделяет зрителя от театральных подмостков. Искренне беспокоиться за жизнь и здоровье персонажа пьесы не получалось. Во всяком случае, раньше.

В последние годы наблюдательница все сильнее погружалась в пьесу, все чаще осознавала себя даже не актрисой, а той самой Алисой-номер-три, героиней трагикомичного спектакля. И все сильнее переживала за нее. За себя.

Про это растроение личности Алиса осмелилась рассказать только Симу, справедливо полагая, что более приземленные знакомые чего доброго шарахаться от нее начнут. Сим же над ее опасениями лишь посмеялся. В своей парадоксальной манере заявил, что именно Алиса из всех его знакомых и есть самая нормальная. Во всяком случае, гораздо нормальнее, чем те, кто отождествляет себя с мешком мяса и костей. С трупом, которым — по утверждению Эпиктета — обременена каждая уважающая себя душа.

И вот теперь Алиса все больше ощущала себя тем самым пресловутым трупом. За «труп» было страшно, его хотелось баловать красивой одеждой и вкусной едой, развлекать. Душа же лишь временами давала о себе знать приступами желтой тоски.

«Просто ты взрослеешь, Маугли», — отшутился Сим в их последнюю встречу, но шутка прозвучала печально. Жизнерадостный толстяк расстроился, помянул недобрым словом мироздание и полез в шкаф за коньяком. Вечер они завершили на балконе, распевая дуэтом «Марсельезу» и запуская в небо контрабандные фейерверки до тех пор, пока не прибыл наряд полиции. В общем, все как в старые добрые времена. Но грустный осадок от разговора остался.

Нащупав в темноте дверь, Алиса выбралась на улицу.

У подъезда сбилась в шумную кучку молодежь — обтягивающие футболки со светящимися граффити, мешковатые джинсы, шапочки-презики, совершенно лишние в такой теплый вечер и потому особенно ценные для имиджа. В воздухе висели обрывки круто замешанного на сленге разговора — Алиса даже приблизительно не уловила, о чем идет речь.

Это явное проявление границы, уже отделявшей ее от современных тинейджеров, пришлось в строку невеселых размышлений. Впрочем, граница пока была довольно условная: кто-то из тинов одобрительно присвистнул вслед, кто-то попытался познакомиться. Правда, никто не увязался следом. Ну, да на это сейчас редко кто осмеливается: можно запросто получить разряд тазера, если тебя не правильно поймут. Времена беспокойные, люди нервные.

«Вот парадокс, — размышляла Алиса, шагая ярко освещенным переулком, — вроде меры безопасности с каждым годом все усиливаются и усиливаются, а жизнь при этом становится все опаснее…»

Она настроилась идти в круглосуточный супермаркет на проспекте, но заметила свет в окнах небольшого магазинчика, где обычно покупала продукты. Несмотря на поздний час, на двери висела табличка «Открыто», а за кассой скучал хозяин — пожилой, красиво седеющий армянин Саркис Иванович. При виде девушки он одновременно обрадовался и встревожился:

— Алиса, свет глаз моих, что же ты так поздно? Нехорошо молодой девушке одной ночью ходить.

— Да мне здесь два шага, — беззаботно ответила она. — Сигареты кончились. А вы что так поздно открыты? Я думала, придется до супермаркета идти.

— Э! Сторожа где-то нелегкая носит! Полчаса назад позвонил, говорит, в метро поезд стоит, опоздаю ненадолго. И больше сам не звонит, и его мобильник не отвечает. Продавщицу я отпустил, а сам вот сижу — жду бездельника.

— Ну, раз телефон не отвечает, значит, поезда пошли. Это он в туннеле едет, там же глушилки стоят, — успокоила Алиса и, прихватив решетчатую корзинку, пошла вдоль полок.

Как обычно, при виде ярких упаковок, девушка впала в легкий ступор: готовить она не умела, да и не особо стремилась научиться. Завершая второй круг, Алиса подумала, что походы за продуктами всегда проходят по одному сценарию: сначала она долго бродит вдоль полок, пытаясь сообразить чего же ей, собственно, хочется. А потом покупает какой-нибудь готовый салат в пластиковом контейнере и с пластиковым же вкусом, нарезку соевой колбасы и шоколадку. И можно было бы сэкономить время, сразу загрузив в корзинку стандартный набор и сократив ритуальное кружение по магазину.

Алиса развернулась, пропуская в узком проходе парня с таким же набором «здравствуй, гастрит» в корзинке. Обменявшись понимающими взглядами, они улыбнулись и разошлись. Алиса продолжила свое бессмысленное путешествие вдоль полок, украдкой оглядываясь.

«А он ничего, — мелькнуло в голове, и Алиса тут же переключилась на обычный язвительный тон: — Брутальный экземпляр. Каждое утро зарядка, следит за весом, считает калории, ни капли в рот… Самовлюбленный зануда, короче».

Алиса понимала, что на самом деле означает эта стремительно возведенная защита — незнакомец ей понравился. Вообще, она давно уже не заостряла внимания на внешности. Увлечение атлетически сложенными мачо было благополучно пережито еще в институте, когда последовавшие один за другим три мускулистых красавца оказались пустышками с кучей комплексов. Но все же смотреть на широкие плечи и большие загорелые руки было приятнее, чем на тощие бледные конечности и пивные животики офисных хомячков. К тому же, лицо у парня было, что называется, «с историей»: без приторной слащавости секс-символов поп-культуры, умное и жесткое. Но не злое, скорее ироничное. А в остальном — обычный парень. Даже вызывающе обычный. Коротко подстриженные волосы неопределенно-темного цвета. Глаза Алиса не разглядела, но вроде бы тоже темные. В черных джинсах и такой же простой черной футболке без рисунка. Ни татуировок, ни сережек в ушах, кроме крохотной скобки наушника на правом ухе…

Поймав ответный взгляд, Алиса поспешно отвернулась.

В голове закрутилось: «Интересно, он смотрит? Нет… Почему? Не понравилась? Ну и подумаешь… А если сейчас подойдет? А я даже не накрасилась! И голова грязная. Кошмар!»

За этим бессвязным потоком мыслей Алиса не заметила, что в магазине прибыло покупателей. Очнулась она, только услышав резкий каркающий голос:

— А ну руки! Я сказал, руки на прилавок! Жить надоело, старый пердун?

Алиса в осторожно выглянула из-за стеллажа. Прилавок окружили четверо. Один — высокий тощий парень с одутловатым лицом, прикрытым жидкой бородкой и усиками — держал в вытянутых руках пистолет. Огромный, тускло поблескивающий черными боками. Эта вороненая тусклость, дрожащие руки и ломающийся голос парня сразу убедили Алису в том, что пистолет настоящий.

Она ненадолго застыла. Несмотря на богатый жизненный опыт, вот так прямо с молодежной бандой она столкнулась впервые. Придя в себя, Алиса пригнулась за стеллажом с фруктами и вытащила мобильник. Едва попадая дрожащими пальцами по кнопкам, попыталась набрать «Службу спасения», но, как назло телефон отключился — то ли сел аккумулятор, то ли в спешке нажала не ту кнопку. Алиса тихо забормотала, пытаясь вспомнить код — четыре цифры напрочь вылетели из головы. Девушка сжалась, раз за разом набирая комбинации и молясь, чтобы грабители опустошили кассу и убрались. Один из бандитов — невысокий крепыш с обильными татуировками — действительно полез в кассу. Главарь с пистолетом остался рядом. Но еще двое, парень и девушка едва ли старше пятнадцати, с преувеличенно веселым гоготом покатили по рядам тележку, изображая семейную пару.

Завернув в проход, они наткнулись на Алису.

— Вау! — нехорошо обрадовался парень. — Это у нас кто тут?

Он бросил тележку и, разболтано вихляясь всем телом, подошел к дрожащей журналистке. Его подружка смерила Алису презрительным взглядом густо обмазанных тенями глаз и отвернулась, пританцовывая на месте в такт доносившимся сквозь наушники ритмичным повизгиваниям. Парень ухватил Алису за подбородок, заставил поднять голову. Девушку передернуло от волны пивного перегара, смешанного с запахом немытого тела и дешевого дезодоранта. Но еще большее отвращение в ней вызвал собственный страх. В студенческие годы, вращаясь в кругах неформалов и участвуя в стычках с полицией, и позже, уже работая журналистом, она редко испытывала это чувство. Возможно, тогда дистанция между Алисой-номер-один и ее телесным воплощением была еще велика. А сейчас при виде прыщавого подростка она неожиданно почувствовала даже не страх, а какую-то животную панику. Это было унизительно.

— Чё кривишься?

Парень резко взмахнул правой рукой, и Алиса почувствовала у горла что-то холодное и острое.

— Чё, не нравлюсь?

— Пищик, что там у тебя? — крикнул, не оборачиваясь, парень с пистолетом. — Нашел, что ли, кого?

— Да овца какая-то.

— Тащи сюда.

— Погодь. Дай я ее пощупаю…

— Угу. Пощупай. Тебе Галка глаза-то выцарапает, — проворчал копающийся в кассе бандит.

— Выцарапаю, — подтвердила девица, действительно чем-то похожая на встрепанную галку, толкая своего приятеля тележкой. — Кобелина позорный, чё слюни распустил? У тебя и на меня-то одну сил не хватает. Забери у нее цацки с мобилой и двигай.

— Завали хлопальник, ты мне не жена!

Парень демонстративно запустил левую руку под свитер Алисе.

— Стой тихо, а то порежу!

Мысли в голове Алисы исчезли, осталась звенящая пустота, наполненная единственным желанием — спастись. Она никогда не считала себя верующей, не знала никаких молитв и сейчас просила не Бога, а какую-то неопределенную силу: «Помогите мне! Пожалуйста! Если там кто-то есть… Помогите…»

Потом что-то произошло. Алиса так и не поняла, что. Ей показалось, что пространство вокруг нее содрогнулось. Звучавший из наушников девицы попсовый ритм внезапно сменился пронзительным скрипом, словно электрическая пила вгрызалась в металл.

Девица выдернула наушники, скорчилась, сжимая голову руками и матерясь. Пищик закружил возле подруги, размахивая руками.

— Ты чё? Галь, ты чё? Чё случилось-то?

— Больно, больно, — по-детски всхлипнула девица. — Мамочки, больно-то как!

Парень замер на мгновение. Уставился на просачивающиеся из-под ладоней Галки струйки крови. Развернулся к Алисе, залепетал испуганно:

— Это чё? А? Чё делать-то?

В следующее мгновение в воздухе просвистело. Раздался сухой жестяной шлепок, и в лоб Пищика влипла полукилограммовая консервная банка с тушенкой. Мутные выпуклые глаза закатились, парень мягко завалился на бок.

— Эй, Пищик, что у тебя там?

Алиса, все еще находясь в полуоглушенном состоянии, вышла из-за стеллажа. Второй бандит вытаращился на нее, не отводя пистолета от головы Саркиса Ивановича. Татуированный грабитель уже освободил кассу от наличности и теперь орудовал скриппером, выкачивая из кассы коды кредитных карт.

— Тебе чего? — истерично крикнул парень с пистолетом. — Жить надоело? Стой где стоишь! Пищик! Какого хрена баба по залу бродит?

Пространство вновь содрогнулось.

Раздался треск, вопль, и татуированный отлетел от кассы, тряся руками.

— Мать твою!

— Что?

— Током! — выругался татуированный и стал массировать руку. — Касса! Да сильно-то как! Скрип аж полыхнул!

— Ты что, дебил? Ты его в какую розетку воткнул?

— Да все правильно я воткнул!

— Ты даже свой огрызок сроду правильно не втыкал…

Вторая банка оборвала парня с пистолетом, со снайперской точностью впечатавшись в череп чуть выше уха. Саркис Иванович среагировал неожиданно резво для своего возраста: легко шагнул в сторону татуированного и выбросил вперед левую руку. Грабитель хрюкнул, заковылял куда-то, путаясь в ногах, пока не врезался стойку с мягкими игрушками, где и остался лежать под кучей плюшевых мишек. Грохот обвалившейся стойки привел в себя Галку. Девица взвизгнула и опрометью выскочила из магазина.

— Пусть бежит!

Саркис Иванович махнул рукой. Тут же болезненно скривился и осторожно помассировал кисть.

— Ох! Кажется, выбил… Совсем старый стал.

— Ну, это вы зря, — возразил незнакомец, появляясь из-за стеллажей. В левой руке он по-прежнему держал корзинку с продуктами, а правой волок за шиворот бесчувственное тело Пищика. — Без разогрева, да еще и голой рукой — тут кто угодно пальцы выбьет. А удар красивый был. Сразу видно боксера.

— Если бы не ты, дорогой, никакой бокс не помог бы. — Саркис Иванович с чувством пожал руку неожиданному союзнику. — Этот псих ведь в любой момент мог пальнуть.

Парень смутился.

— Да ну… Швырнул пару банок — великое дело. Вы лучше полицию вызовите, а то эти клоуны скоро в себя придут.

— Э-э-э, а что же… — Саркис Иванович посмотрел на камеру за своей спиной, потом бросил короткий взгляд под прилавок. — Вот ведь! А я думаю, что патруль так долго не появляется? А камера-то не работает! Мерзавцы, видать, кабель обрезали. И как ума хватило?

— Я вызову, — пообещала Алиса, включив, наконец, телефон.

К прибытию полиции более-менее пришел в себя только татуированный бандит, но взгляд его все еще не фокусировался, да и стоять на ногах самостоятельно он не мог. Двоих же контуженных банками так и погрузили в подоспевшую «Скорую помощь» в бессознательном состоянии.

Прибывший с нарядом сержант очень хотел забрать всех участников битвы в отделение, чтобы составить подробное описание событий. Незнакомый парень в очередной раз удивил Алису: отозвав в сторону полицейского, он о чем-то с ним долго говорил и убедил-таки отложить дачу показаний до завтра. Сержант повздыхал, но, в конце концов, сдался, взял со всех троих клятвенное обещание прямо с утра быть у следователя, и уехал.

Тут появился запыхавшийся сторож, и Саркис Иванович, даже не потрудившись отчитать нерадивого сотрудника, умчался домой.

— Ну что, по домам? — спросила Алиса. Сейчас они разойдутся в разные стороны и больше никогда…

— А? Да, конечно. Только давай я тебя провожу, на всякий случай.

Весь недолгий путь домой Алиса ломала голову: следует ли ей вежливо пригласить своего провожатого на чашку кофе или не менее вежливо спровадить восвояси еще у двери подъезда? С одной стороны, парень нравился Алисе все сильнее — чего уж себя-то обманывать? Как ни смешно, но незнакомец аккуратно, словно скрипка в футляр, укладывался в те фантастические параметры, что описывают в своих дневниках старшеклассницы, придумывая идеал мужчины. Красивый и, кажется, не глупый. Крепкие мускулы и умение ими пользоваться, способность пойти на риск ради другого человека. Причем не просто броситься в свалку и героически, но тупо погибнуть, а сделать это с умом и победить. Ну, а некоторая застенчивость и самоирония придавали образу черты законченного принца из розовых мечтаний. В этом месте внутренний голос подсказал Алисе, что уж с ее-то жизненным опытом в сказки верить как-то даже неприлично и если на пути встречается такой вот «прынц», надо бежать прочь, пока из него не полезло чудовище, которое умело маскируется.

За этими размышлениями Алиса не только пригласила спутника на кофе, но успела этим кофе его напоить, и лишь потом вспомнила, что собиралась расстаться с ним у подъезда. Давно ей не доводилось с таким удовольствием разговаривать с кем-то. Даже не разговаривать, а болтать — ни о чем и обо всем сразу.

Лишь оставив ненадолго своего спасителя наедине с Бубликом — «Я посмотрю, что с ним. Это очень надежная модель, наверняка какой-то пустяковый сбой…» — и ставя на огонь турку, Алиса сообразила, что даже не знает, как «прынца» зовут.

Имя ей понравилось. Было оно одновременно и не слишком обыденным, и не слишком вычурным. Надежным.

— Данила? Данила-мастер?

Данила поднял на нее удивленный взгляд, потом сообразил, рассмеялся.

— Увы, каменный цветок мне не вырезать — к искусствам неспособен с детства. Но комп твой реанимировал. Нужно было просто кое-что обновить.

Бублик и впрямь ожил, изображение на развернутом мониторе стало чище и сочнее. Алиса засмотрелась на легко порхающие по клавиатуре руки Данилы — казалось, он исполняет музыкальную пьесу.

— Я же говорил, это надежная модель. Правда, устаревшая. Но ты ведь, как я понимаю, на нем не рисуешь?

— Нет, я… пишу.

Алиса почувствовала, что невольно краснеет. С тех пор, как доступ в интернет появился едва ли не в каждом доме, онлайн-сми множились со скоростью бактерий в чашке Петри, так что Алиса даже стала стесняться называть себя журналистом. Правда, сказав «пишу», Алиса тут же сообразила, что причислила себя к еще более многочисленному племени графоманов.

Но Данила только кивнул удовлетворенно.

— Как пишущая машинка он тебе еще сто лет прослужит. А если опять начнет капризничать, позови меня, я его быстро в норму приведу.

— Спасибо, — искренне обрадовалась Алиса. — Я уже боялась, что придется с Бубликом расставаться.

— С Бубликом?

— Ну-у… Ой, я же про кофе забыла! Пошли на кухню.

Нет, парень явно задумал очаровать ее! За все время, пока они разговаривали, не прозвучало ни одной фальшивой ноты, он не позволил себе ничего лишнего и, допив кофе, распрощался хоть и с явным сожалением, но без пошлых намеков.

Запирая дверь, Алиса поймала себя на забавной смеси облегчения и разочарования. Ей нравилось, что Данила оказался таким джентльменом. Но одновременно получалось, что из-за этой его идеальности они никогда больше не увидятся, и никаких последствий — в том числе и приятных — встреча иметь не будет.

Правда, прощаясь, Данила сбросил ей на телефон свою визитку, предложив звонить, если возникнут какие-то проблемы.

— А ты что, специалист по решению проблем? — не удержалась от шпильки Алиса.

Данила усмехнулся.

— Вроде того. Я, конечно, не волшебник…

— Я только учусь, — продолжила за него Алиса.

В прихожей, бросив взгляд на телефон, она сначала испытала недоумение, а потом — резкий ожог обиды — на мгновение ей показалось, что открыт пустой файл. И только поднеся телефон к глазам, она увидела, что по экрану бежит переливающийся тонкий узор. Она щелкнула по нему ногтем, и узор сложился в буквы: «Даниил Горский, охранные системы и информационная безопасность…»

— Пижон.

Алиса закрыла визитку, чувствуя, как губы невольно расплываются в улыбке.

Данила

Я вышел из подъезда и машинально посмотрел вверх — туда, где светилось окно Алисы. Тускло и желто. Казалось даже, что свет этот отливал пастельной зеленью, как бывает в лесу, когда солнечные лучи пробиваются сквозь молодую листву.

Хотя откуда мне знать, как это на самом деле выглядит? Я видел лес только в кино.

Бред. Я постоял с закрытыми глазами и вновь посмотрел на окна. Желтый как желтый. Просто давно не приходилось видеть свет от ламп накаливания. И надо же — именно здесь, у этой девушки, каким-то чудом обнаружился такой реликт. Впрочем, если где и сохранились подобные вещи, то у людей вроде Алисы. Взять хотя бы ее драгоценного Бублика.

Я невольно улыбнулся. Нет, ко всякому антикварному барахлу я отношусь равнодушно. А в сфере техники — и вовсе не терплю. Технологии развиваются так стремительно, что надо бежать со всех ног, а то отстанешь. А чтобы быть на шаг впереди противника, бежать приходиться в два раза быстрее. В этой гонке нет места устаревшей технике. Но допотопный компьютер Алисы мне чем-то приглянулся. Он словно обладал неким подобием души. И хозяйке своей отлично подходил…

«Ой-йо! — усмехнулся я про себя. — Это совсем нехорошо, бро. Это совсем не то, о чем ты должен сейчас думать».

Да и вообще с чего такие мысли? Алиса — сид. Пусть неинициированный: она даже не поняла, что произошло в магазине. Но сид остается сидом. Надо выбросить ее из головы.

Я почувствовал легкое неудобство: словно кто-то пристально смотрел мне в спину. Остановился, огляделся по сторонам.

Никого.

Но ощущение не исчезло. Значит, наблюдатель есть, просто я его не вижу.

Не удивительно. Вокруг десятки темных окон, из любого из них за мной могут следить. Правда, ощущение несколько иное… готов спорить, наблюдатель где-то рядом. Зажмурившись, сформировал запрос. Огляделся еще раз, используя «кошачьи глаза».

Тьфу ты, зараза!

С бетонного забора, опоясывающего кубическое здание с пристройками, на меня таращился кот. Огромный серый котяра с бандитской мордой и обгрызенным левым ухом. Погрозив зверюге кулаком, я развернулся и пошел дальше.

Совсем заработался. Так и до паранойи недалеко.

— Клевый мопед.

Охранник паркинга опустил блокирующую загородку, но возвращаться на пост у выезда не спешил. Пока я прогревал двигатель мотоцикла, парень кружил около, приседал, разглядывал хромированные рессоры, с видом знатока цокал языком. За этими действиями последовал и обязательный вопрос:

— Сколько жрет?

Я мысленно выругался. Но опытному регулятору не пристало срывать злость на всяких молокососах, потому ответил вежливо:

— Да не много. Вот только капризничает. К утреннему кофе требует исключительно свежие круассаны. Вчерашние не котирует.

— Чего?

— Сам в шоке.

Я натянул перчатки, опустил визор на шлеме и выкатился со стоянки, оставив охранника с разинутым ртом.

Обязательные вопросы, которые периодически слышит каждый мотоциклист — сколько жрет, сколько прет, сколько лошадей, что за фирма и далее по списку — в исступление меня пока не приводят, но уже порядком достали. Тем более что назови я технические характеристики моей «кобры», парень все равно не поверил бы. Я ведь всю ее до последнего винтика перебрал. И почти в каждый узел внес усовершенствования, до которых производители серийной Yamaha Cobra не додумались. Не помню уже, остались ли в мотоцикле детали, к которым я не притрагивался. Разве что покрышки. Да и то — долго выбирал лучшие по показателям, а потом тестировал. Зато теперь в столице нет мотоцикла, а уж тем более автомобиля, который мог бы потягаться с моей малышкой.

Жаль, в Москве не реально выжать все, на что мотоцикл способен. Несколько лет назад, когда резко подскочили цены на бензин, на дорогах ненадолго стало посвободнее. Можно было даже днем проехать Москву насквозь, ни разу не завязнув в пробке. Но потом китайцы выбросили на рынок дешевые электромобили, и столица опять встала. Древняя шутка «я живу на Ленинском проспекте, утром в сторону центра, вечером — в область», нынче вновь актуальна.

Даже сейчас — хорошо за полночь — поток автомобилей в сторону Нижнего Новгорода был плотный. Я аккуратно полз в междурядье, поминая тихим добрым словом «гениев», додумавшихся делать разметку из скользкого выпуклого пластика…

И внезапно опять уловил чей-то пристальный взгляд. Конечно, это мог быть кто-то из владельцев четырехколесных ведер. Смотрит сейчас мне в спину и завидует… нет. Слишком уж жестким был взгляд. Так смотрят в прицел, удерживая на мушке голову врага. Даже мурашки по спине пробежали.

Я одернул себя, сосредоточился на дороге.

Лезет в голову чушь какая-то. Никто не может наблюдать за мотоциклистом в потоке. Разве что другой мотоциклист. Но я не заметил никого ни в соседних рядах, ни позади себя. Или через камеры автоинспекции? Правда, это уже полный бред.

Я еще раз огляделся по сторонам. Никого.

И впрямь паранойя. Сказывается напряжение последних лет. Надо быстро разобраться с делами и уехать куда-нибудь на пару недель. В Венецию, например — пока этот прекрасный смертельно больной город еще существует, — на весенний карнавал.

Я словно наяву увидел каналы и мосты, и девушку в карнавальном платье рядом с собой. Из-под расшитой блестками треуголки с пером выбиваются светлые, будто подернутые пыльцой пшеничные волосы, а в прорезях маски лучатся зеленью молодой листвы смешливые глаза…

«Прекрати, — оборвал я себя. — Этого все равно не будет».

Развернулся через две сплошные, вызвав какофонию испуганно-завистливых сигналов, и открутил ручку газа до упора. Нет смысла ехать домой сейчас. Все равно не уснуть.

* * *

— А мальчик весьма способный, — задумчиво сказала женщина, выходя из тени кустарника и выключая режим мимикрии.

Такие комбинезоны были последней разработкой ученых, и поставляли их исключительно в секретные подразделения. Но у нелегальных торговцев оружием они уже имелись, а женщина покупала и лично тестировала все новинки. В их бизнесе либо ты опережаешь противника на шаг, либо ты труп.

— Почуял. И не приборами, а собственной шкурой. А ведь он всего лишь рядовой регулятор, — добавила она.

— Угу, — согласился напарник, прорисовываясь в черной тени от балкона и глядя на окно Алисы.

Он был одет в обычную камуфлированную толстовку с капюшоном и такие же штаны. Чередование серых и темно-серых пятен вкупе с умением подолгу сохранять абсолютную неподвижность, делали его почти невидимым на фоне стены. Он не любил новинки, считая их слишком нежными. Нельзя доверять свою жизнь чему-то, что боится пыли, дождя и ударов.

Блеснула кромка широкого черного ножа, который мужчина держал в руке.

Женщина отрицательно покачала головой.

— Нехорошо обманывать шефа, Ален. Это аморально и опасно. Он ясно дал понять, что устранение девчонки возможно только в крайнем случае. Время пока есть. Иди за мальчишкой — мою электронику он может засечь, а ты чистый. Я возьму на себя ферзевую пешку.

— Хорошо, Розенблейд, — буркнул Ален и вновь растворился в тени.

Женщина устроилась на заборе рядом с корноухим котом, включила режим маскировки и приготовилась ждать.

РЕТРОСПЕКТИВА 1

10 октября 1982 года.

Владимир покрутил в руках пешку, вернул на место.

— Слушай, хватит уже! Взял фигуру — делай ход!

— Мы такого правила не устанавливали, — возразил Владимир. Передвинул другую фигуру. — Тебе шах. И мат.

Его соперник обиженно запыхтел, но спорить не стал. И так их игра привлекла ненужное внимание. Того и гляди, из президиума заметят необычное оживление, и Моргунчик начнет выяснять, почему его не слушают.

Хотя ведь и сам понимает, что пользы от этих еженедельных собраний никакой. Только от работы людей отрывает. С другой стороны, директор института тоже человек подневольный. Не станет проводить совещания и произносить на них правильные речи — парторг настучит по своей линии, что Евгений Моргунчик проявляет буржуазную аполитичность. Мелочь вроде, но учитывая аховое положение с исследованиями — мелочь неприятная. Им бы хоть какие-то обнадеживающие результаты! Бросили бы кость стервятникам.

Владимир вздрогнул, словно его крамольную мысль могли услышать. Да и то сказать — ведь ходили разные слухи о новейших разработках для Конторы и, как ни странно, именно в стенах института эти слухи казались не такими уж фантастическими. Ведь и сами они работали над темой, которая могла бы показаться стороннему человеку сказкой.

Бессмертие.

Или, если официально — значительное продление жизни человека. Причем в активной ее фазе. Превращаться в вечно живущих беспомощных стариков члены Политбюро не желали. Умирать, впрочем, они не желали еще сильнее. Правдами и неправдами добились своего положения — почти божественного, — но старухе с косой плевать было на чьи-либо привилегии. И это казалось небожителям жуть как несправедливым. Потому над проблемойбессмертия бились многие институты, в том числе и тот, в котором трудился заведующим лабораторией Владимир.

Правда, чем дальше, тем отчетливее он понимал, что исследования зашли в тупик. Было разработано несколько методик оздоровления, но ни одна не гарантировала продления жизни. Можно было чистить кровь от холестерина, восстанавливать клетки печени, впрыскивать гормоны и делать еще много разнообразных манипуляций с человеком, а он все равно умирал. Словно в определенный момент у некоего механизма кончался завод. Найти этот механизм и научиться его вновь заводить они так и не смогли.

Владимир не очень-то радел за благополучие партийных шишек. Если быть до конца честным — на кухне с другом, шепотом, под портвейн, — перспектива видеть на балконе Мавзолея одни и те же нестареющие лица повергала в уныние. Но найти механизм бессмертия и ключ к нему он все же хотел. И как ученый, которому интересно проникнуть в одну из сакральных тайн природы, и из вполне эгоистичных побуждений.

— Ты в лабораторию?

Владимир рассеяно огляделся. Люди вставали и спешили к выходам из актового зала. Оказывается, собрание уже закончилось.

— Нет. Пойду в библиотеку.

— Опять рыться в манускриптах. — Бронштейн неодобрительно скривился. — Что ты там надеешься отыскать? Смотри, кто-нибудь может заподозрить тебя в религиозности, непростительной для советского ученого.

Изя выразительно скосил глаза в сторону президиума. Ученые уже покинули сцену, только секретарь парткома еще возился с бумагами.

Владимир равнодушно пожал плечами. После каждых похорон членов ЦК — а они в последнее время как-то зачастили — на институт обрушивался нетерпеливый гнев «небожителей» и, параллельно, очередные бюджетные вливания. Моргунчик дураком не был и понимал, что рано или поздно придется за все это отчитываться. Но результатов не было. Потому он давал сотрудникам полную свободу поисков. Когда в прошлый раз кто-то накатал донос, что Владимир тратит рабочее время на изучение Библии и прочее мракобесие, директор спустил дело на тормозах. Когда тонешь, готов ухватиться и за соломинку.

Но недавно Владимир обнаружил, что соломинка незаметно превратилась в ветку. Поиски, в которые он и сам не очень-то верил, привели его к одному любопытному документу. Это был дневник английского ученого — члена Королевского общества Великобритании, одной из старейших академий наук в мире. Впрочем, судя по записям сэра Оливера Эллингтона, он был своего рода Enfant Terrible для своих коллег. Его взгляды слишком уж отличались от общепринятых в то время норм. Ничего особенного Виктор поначалу в дневнике не обнаружил и читал только потому, что личность автора и его неожиданные едкие суждения были ему интересны.

А потом наткнулся на запись, датированную двадцатым апреля тысяча девятьсот двенадцатого года.

«Мне, как человеку, всегда искренне считавшему рок, судьбу, провидение etc., проявлениями свойственной человеку лености ума, ищущей наиболее простой ответ, лишь бы не утруждать себя размышлениями, трудно принять события последних недель. И все же честность ученого в том и состоит, что бы признать и те результаты экспериментов, кои противоречат исповедуемой им доктрине.

Оглядываясь назад, встречу, происшедшую со мной в начале апреля иначе как перстом Судьбы назвать я не могу…»

5 апреля 1912 года.

В большом лекционном зале университета была давка. Стольких желающих послушать лекцию не собрал бы даже доктор Зигмунд Фрейд. В конце концов, знаменитый австриец всего лишь покушался на нравственные устои. А кто на них не покушается в наши дни?

Сэр Оливер Эллингтон бросил вызов куда более смелый. Объявил — ни много, ни мало — всю современную медицину шарлатанством. За что и был освистан на первой же лекции. Сколотилось даже что-то вроде общества добровольных клакеров из числа студентов-медиков, обязательно посещавших все лекции сэра Оливера и начинавших свистеть и выкрикивать оскорбления, едва тот входил в зал. Однако вскоре появилась и группа преданных сторонников, из-за чего лекции регулярно стали заканчиваться потасовками и вызовом полиции.

Так случилось и в этот теплый апрельский день.

Сэр Оливер не спешно спускался по широкой лестнице университета, с грустью наблюдая, как мимо него вверх по ступеням бегут полицейские. Шум драки был слышен даже здесь, на улице. Конечно, весьма мило, что вопросы науки вдохновляют молодых людей вставать грудью на защиту своих взглядов. Но все-таки кулачная потасовка не совсем то же самое, что благородная дуэль. Да и лекцию до конца прочитать не удалось.

Он сел в кэб и назвал адрес, а в следующую минуту внутрь экипажа ворвался шторм из шелка и атласа, пахнущий острым цветочным ароматом.

«Резеда», — мелькнуло в голове сэра Оливера.

Он испугался… нет, не испугался, конечно, ибо не пристало джентльмену бояться дамы — обеспокоился, не одна ли из его рьяных ненавистниц решила свести счеты с возмутителем спокойствия. Или напротив — что беспокоило его даже больше, — не безрассудная ли это поклонница.

— Поездка в кэбе с незнакомым мужчиной может вас скомпрометировать.

— Боги, какая очаровательная старомодность! — рассмеялась девушка. — Если вы не заметили, двадцатый век уже давно наступил. Неужели человек, столь смело выступающий против традиций, все еще привержен им сам?

Сэр Оливер одновременно с ужасом осознал, что второе его опасение оказалось правдой, а так же — что краснеет. Краснел он, как и большинство рыжих людей, легко, мучительно страдая при мысли, что его смущение могут неправильно понять. От чего краснел еще сильнее.

Безрассудная барышня с улыбкой наблюдала за его страданиями, но никаких действий не предпринимала, что дало сэру Оливеру время прийти в себя. И, как ни мало к тому располагала ситуация, отметить красоту незваной спутницы. То есть, если судить объективно, девушка была не особо привлекательной. Невысокая и довольно худая, она не обладала внушительным бюстом или широкими бедрами, каковые особенно ценил сэр Оливер в женщинах. Лицо — вполне симпатичное, но простоватое, широкие скулы и вздернутый нос. Нет, красавицей в общепринятом смысле ее никто бы не назвал. Но в каждом ее движении было столько сдерживаемой жизненной силы, а глаза лучились таким умом и жизнерадостностью, что сэр Оливер впервые за много лет почувствовал, как его сердце затрепетало в ожидании чего-то чудесного.

— Простите, мадам…

— Мисс Юсупова.

— Мисс Ю-су… Ю-усу… Это что, польское имя?

— Русское. Вообще — это фамилия. А зовут меня… эм-м-м… зовите меня Элизабет.

— Вы из России? Удивительно! Я имел честь быть знакомым с очень талантливым ученым из России. Его звали господин… э-э-э… Метчникофф.

— Мечников? Илья Ильич? Вы знакомы?

— О, да! Я встречался с ним в институте Луи Пастера. Меня весьма заинтересовали его мысли, высказанные в работе «Этюды о природе человека». Это все очень близко перекликается с тем, что я пытаюсь объяснить на своих лекциях.

— Вы говорите об ортобиозе? Умении «жить правильно»?

Сэр Оливер изумленно уставился на попутчицу.

— Вы… ах, да! Вы же, как я понимаю, были на моей лекции? Интересуетесь наукой?

— Мне кажется, или в ваших словах я слышу пренебрежение?

— Если и так? — перешел в наступление сэр Оливер. — Можете считать меня консерватором, но я вдоволь насмотрелся на дамочек, увлекающихся наукой, потому что это сейчас модно. Всех этих эмансипе в брюках для поло и с сигарой в зубах. Но наука — не выдумывание новых фасонов платьев и шляпок, заниматься ею ради моды — кощунственно!

Вопреки ожиданию, его слова не рассердили девушку. Напротив, Элизабет рассмеялась и ответила вполне дружелюбно:

— Вот уж не ожидала встретить в английском джентльмене такой горячности. Поверьте, я согласна с каждым вашим словом. Как видите, я не ношу брюки и не курю сигары. А медициной я занимаюсь давно и вовсе не ради моды. Я действительно была на вашей лекции. Меня заинтересовало совпадение моих выводов, полученных эмпирическим путем, и ваших, как я понимаю, теоретических построений.

Сэр Оливер почувствовал, что вновь краснеет.

— Я не только теоретик! Первые выводы я сделал, столкнувшись с феноменом йогов, когда служил в Индии. Там чудовищные условия для жизни: жара, высокая влажность, бедность…

— Верно, — перебила его девушка. — Я тоже была в Индии. И в Тибете. Путешествовала по Китаю. Общалась с даосами в надежде получить рецепт их «пилюль бессмертия»…

— И что же? — нетерпеливо спросил сэр Оливер. — Удалось?

— Да, они дали мне рецепт.

— Невероятно! Но это же открытие мирового уровня…

— Боюсь, нет, — остудила его восторг Элизабет. — Состав пилюли хоть и весьма интересен, но вряд ли дело в ней. Видимо, главным фактором долголетия является их образ жизни.

Сэр Оливер поник.

— Да. Хотя ваши слова и подтверждают мои теории, это большое разочарование. Все люди не смогут вести образ жизни йогов или китайских монахов, даже если им пообещать долгую жизнь без болезней. Это противно человеческой природе.

Девушка улыбнулась.

— Погодите отчаиваться. Из Китая мой путь лежал в Японию. Там, как мне рассказывали, живет человек, которому исполнилось сто двадцать лет. Живет и не стареет. Представьте себе, я его нашла! Он действительно выглядит лет на сорок. Кроме того, на нем любые ссадины и раны заживают в считанные часы.

— Тоже монах?

— Нет, обычный рыбак. И образ жизни у него обычного рыбака: ловит рыбу, возделывает крохотный огород у дома, никакими медитациями и физическими экзерсисами себя не утомляет. Очень любит рисовое вино.

Сэр Оливер недоверчиво покачал головой.

— Это поразительно! Возможно, какой-то местный фактор? Особый вид рыбы в прилегающих водах?

— Нет, остальные жители деревни — обыкновенные люди. Наш Мафусаил отличается от них в другом. Когда ему было чуть меньше тридцати, он и еще несколько рыбаков попали в сильный шторм. Их лодку унесло далеко в открытый океан. Когда шторм закончился, они поплыли, как им казалось, назад, к родной деревне. Сами понимаете, никаких карт или навигационных приборов у деревенских рыбаков не было и в помине. По звездам они ориентировались тоже скверно, но выяснилось это, лишь когда лодка достигла берегов Новой Гвинеи.

— Ого! Вот это путешествие!

— Да уж. Несчастные чудом остались живы. Питались сырой рыбой, она же заменяла им и пресную воду. Рыбак не смог даже сказать, как долго они плыли, но очень долго. Когда увидели на горизонте остров, сначала приняли его за мираж. А когда высадились, решили, что умерли и попали в рай. Вынесло их к безлюдному берегу, так что они долгое время считали остров необитаемым. Несколько месяцев жили на берегу, построили хижину. Но, в конце концов, решили обследовать остров…

Кэб остановился возле гостиницы, в которой жил сэр Оливер во время визитов в Лондон. Сэр Оливер вышел, подал руку девушке, но она отрицательно покачала головой.

— Я уже остановилась в другом отеле.

— Тогда позвольте вас проводить!

— Не стоит.

— Но вы заинтриговали меня!

Девушка улыбнулась.

— Такова и была моя цель. Вы ведь хотите узнать продолжение этой истории?

— Разумеется!

— Тогда увидимся завтра…

«Узнай о нашей странной связи друзья, они, несомненно, осудили бы меня. Что там друзья! Я и сам осуждаю себя, но не могу противиться живительному магнетизму Элизабет. Наша связь идеальна — одновременно плотская и духовная. Никогда ранее не встречал я человека, столь близкого мне по духу. Элизабет, моя Бетти, совершенная в каждой своей черточке!

Формальности удалось легко уладить благодаря протекции моего дяди, лорда N*. Мои медицинские штудии он, разумеется, не одобряет, но мое членство в Королевском обществе кое-как примиряет его с мыслью, что племянник занимается чем-то, неподобающим джентльмену. К счастью, о наших с Бетти отношениях он даже не подозревает. Весьма унизительно было скрываться от престарелого селадона, будто детям от гувернантки. Удивительно, что человек, с умилением вспоминающий молодые годы, проведенные в обществе певичек, ныне так яростно осуждает отношения с девушками „низкого сословия“.

Но все эти треволнения ныне позади и мы с Бетти на борту торгового судна, везущего нас в Мангалор. Прямого сообщения между Индией и Новой Гвинеей, кажется, нет, но я рассчитываю на местное судоходство. Надеюсь, к середине лета уже высадиться на острове».

10 октября 1982 года.

Владимир бросил взгляд на часы и закрыл дневник. Библиотека закроется через полчаса, а книгу еще надо сдать в отдел спецхрана. Хотелось, конечно, прочитать еще хотя бы пару абзацев, но он подавил это желание. Все равно ответа на его вопрос нет ни в этих абзацах, ни на ближайших страницах. Лучше вообще не рассчитывать на ответ, что бы не испытывать потом разочарования. Возможно, книга — очередная пустая порода. Сколько он уже перелопатил ее, выискивая скрытый смысл в той же Библии, в Ведах и Тантрах, в сочинениях европейских «магов» и русских мистиков. И всегда казалось, на этот-то раз смутные намеки прояснятся. Увы, никаких сакральных знаний в макулатуре не было.

Но сдаваться он не собирался. Все равно это лучше, чем в тысячный раз составлять коктейли из витаминов и гормонов, в надежде, что уж это поколение лабораторных крыс точно проживет дольше своих предшественников.

Виктор сдал книгу и поспешил к выходу, едва не столкнувшись в проходе с невысокой брюнеткой. Девушка была бы даже симпатичной, если бы не большие роговые очки, делавшие ее похожей на отличницу-зубрилу.

ГЛАВА 2

— Что будем делать?

Клаус с кислой миной посмотрел на демонстрантов сквозь толстое стекло. На стекле расплылись несколько осклизлых пятен: желтых яичных и красных от гнилых помидоров. Попытались и камни кидать, но те бронированному стеклу не причинили видимого вреда.

— Ничего не будем. Пусть кричат.

Фриц раздраженно стукнул кулаком о ладонь. Проворчал:

— Меня это оскорбляет. Особенно вон то страшилище с обвислым животом!

Клаус не мог не согласиться. «Зеленые» перед главным офисом консорциума «Атомик» давно стали чем-то вроде привычной детали пейзажа. Демонстранты прогуливались с плакатами, консорциум строил электростанции по всему миру — все при деле. Но когда стало известно о переговорах с послом Замбии, противники ядерной энергетики как с цепи сорвались. Обычных бюргеров и студентов сменили члены скандальной организации «Дочери Флоры». Таковую известность им принесло то, что основой идеологии «Дочерей Флоры» был агрессивный нудизм. На все демонстрации — в целом им было все равно, по какому поводу митинговать, — члены организации приходили голыми. Вот и сейчас напротив офиса «Атомика» выстроилась цепочка женщин, единственной одеждой которых были нарисованные на теле светящейся краской скелеты. Видимо, по замыслу участниц, это символизировало смерть от излучения, которая неизбежно настигнет всех из-за деятельности «Атомика».

— Не, ну не все так плохо. Вон симпатичная девка. И еще парочка есть ничего. Хотя ты прав, большинство уродки какие-то. Таким раздеваться можно только в темноте.

— Почему полиция-то ничего не делает? — не успокаивался Фриц. — Стоят, как забор без мозгов.

— А что они могут сделать? — возразил Клаус. В юности он несколько лет прослужил в полиции и знал все подводные камни. — У этих адвокаты — дай бог каждому! Только тронь, по судам до конца жизни будешь ходить. А уж вони-то будет на весь Евросоюз. Полицейские избили мирных демонстрантов! Да при том еще и голых женщин! Вон сколько журналистов собралось.

— Да я бы…

— Вот потому ты здесь, а не там, — хмыкнул Клаус. — Напомнить, почему тебя в полицию не приняли? Завалил тест у психолога из-за повышенной агрессивности.

Фриц надулся и хотел что-то сказать, но тут открылся щит подземного гаража. Видимо, переговоры закончились и гостей решили быстро вывезти, минуя демонстранток. Но те среагировали мгновенно и по-армейски слаженно. Клаус с изумлением наблюдал, как голая толпа несется к выезду. Длинный черный лимузин сбил двоих самых шустрых и затормозил, развернувшись поперек дороги. С муравьиной скоростью и деловитостью демонстрантки облепили его и перевернули на крышу. Одновременно несколько женщин ворвалось внутрь гаража, видимо, чтобы не дать опустить щит. Еще несколько демонстранток блокировали полицейских, так и не осмелившихся бить безоружных людей.

— Ох… матерь божья! — Клаус невольно потянулся к дубинке, но остановился. — Ничего, из гаража они внутрь не попадут… Ты куда, идиот?

Но Фриц уже открыл дверь и бежал, размахивая дубинкой. На его лице было написано счастье. А через распахнутую им дверь вбегали голые женщины, расписанные под скелетов. Клаусу показалось, что он смотрит какой-то порнографический ужастик про зомби. Он попытался убежать, но его быстро скрутили, избили и заперли в кладовой вместе со щетками и ведрами.

Как сообщает агентство «Новости каждый час», мирные демонстрантки были жестоко избиты охранниками «Атомика» при равнодушном одобрении полиции. В результате части женщин с ушибами разной степени тяжести была оказана медицинская помощь, четырех из них пришлось госпитализировать. В Бундестаг уже поступил запрос о проведении правительственного расследования относительно деятельности «Атомика». Можем ли мы игнорировать существование организации, самовольно берущей на себя репрессивные функции…

Алиса

Алиса думала, что не сможет заснуть, но провалилась в сон, стоило лишь коснуться головой подушки. Странный это был сон. Над лесным озером слюдяными вертолетиками рассекали неподвижный воздух стрекозы. Ивы, склонившись к воде, купали в ней свои ветви. Покой и умиротворение окутывали лес. Странным же было то, что это сама Алиса была и озером, и кувшинками на поверхности воды, травой и цветами, деревьями и стрекозами… Сознание расщепилось, и она воспринимала мир с тысячи разных точек, отчего голова даже во сне пошла кругом.

— Слияние душ, — объяснил Сим, к которому Алиса заглянула вечером.

— Слияние, ага… — Алиса состроила многозначительное лицо и важно покивала. — Круто звучит. А можно теперь по-русски, а? Я натуральная блондинка, между прочим.

Она чувствовала себя несчастной. Сон не шел у нее из головы. Алисе и раньше снились яркие фантасмагории, но никогда еще во сне она не испытывала такого отчетливого присутствия. И такой свободы. Проснувшись, она долго не могла поверить, что маленькая квартирка с окнами в стену соседнего дома и тусклыми зелеными обоями — реальность, а летнее озеро в лесу — сон. Это было несправедливо.

Из-за странного сна Алиса напрочь забыла о том, что должна была утром зайти в отделение полиции и дать показания. Когда позвонил следователь и весьма недружелюбно поинтересовался, где она, пришлось сочинять сказку о невыносимой головной боли — реакции на переживания прошлого вечера. Видимо, голос у нее и впрямь был совершенно больной, потому что к концу разговора следователь заметно смягчился и согласился перенести разговор на следующее утро.

В общем, день не задался. Она запорола интервью с модным виджеем, которого брала измором целую неделю, отправила предельно личное письмо совсем не тому, кому оно предназначалось, и поссорилась с подругой, которую сама же и вытащила посидеть в кафе.

В полном сумбуре чувств и мыслей бросилась за утешением к Симу — проверенной годами «жилетке». Алиса познакомилась с ним, устроившись на третьем курсе института секретарем в студию флористики и ландшафтного дизайна. Поначалу Сим внимания Алисы не привлек — мужчины за тридцать казались ей тогда глубокими стариками. К тому же невысокого толстого азиата, разительно напоминавшего статуэтку Хотэя, трудно было назвать красавцем или душой компании. Был он не то что бы замкнутым, но сам говорил мало, больше слушал, добродушно улыбаясь и поблескивая непроницаемыми раскосыми глазами.

Сим был садовником. Дизайнеры фирмы разрабатывали проект сада или парка, а потом на участок приезжал Сим и воплощал эти фантазии в реальность. Несмотря на скромную должность и еще боле скромное поведение, остальные сотрудники фирмы относились к Симу с удивительным почтением. Алиса с садовником почти не общалась, пока однажды ей не довелось подежурить в офисе в новогоднюю ночь. Планов на праздники у нее никаких не было, денег — тоже, потому она охотно согласилась на предложение посидеть в конторе до утра за хорошие премиальные. Обязанности были простые: выдавать курьерам заказанные букеты и корзины цветов. Вторым дежурным оказался Сим.

Поначалу они почти не разговаривали, Алиса смотрела на офисном компьютере праздничный концерт, а садовник возился с букетами, раскладывая и сортируя цветы. Ближе к середине ночи практически все цветы развезли, осталась всего пара корзин. Сим принес из торгового зала горшок с карликовой сливой и, вооружившись крошечной лопаткой, стал ворошить землю у корней уродца. Алисе бонсай никогда не нравились, процесс выращивания деревьев-карликов стойко ассоциировался с напугавшим ее в детстве романом «Человек, который смеется». Она повернулась в кресле так, чтобы не видеть это безобразие и услышала, как Сим очень серьезно произнес:

— Я не делаю им больно.

Алиса посмотрела на садовника со смесью удивления и недоверия.

— Что?

— Вам ведь неприятно смотреть, как я работаю с бонсай, да? Вам кажется, что я причиняю деревьям боль.

— А разве нет? Вам бы понравилось, если бы вас сгибали в дугу и отрезали пальцы?

Сим против ожидания не рассердился. Переставив горшок на стол поближе к Алисе, он бережно провел по ветвям сливы рукой — словно щенка погладил. Девушке показалось даже, что дерево в ответ подалось к нему, потерлось ветвями о руку.

— Главная ошибка людей, когда они рассуждают о растениях или животных, в антропоцентризме. Они говорят о совершенно иных существах, с иной психологией и физиологией, представляя на их месте себя. Но дерево — это дерево, а не человек в костюме дерева.

— Глубокая мысль, да.

Но Сима ее ирония не задела.

— Растения испытывают боль, но не так, как люди. Ветви дерева — не то же самое, что пальцы людей, грамотная их подрезка идет растению на пользу. Это касается и бонсай. Неопытный садовод будет загонять дерево в нужную ему форму силой и в итоге загубит. Но если помогать саженцу согласно его природе, лишь слегка направляя, получится произведение искусства. Посмотрите сами. Разве в этой крохе чувствуется неестественность? Разве оно выглядит уродливо?

— Ну, а в чем тут польза самим деревьям?

— В том, что они растут в заботе и любви своих хозяев. Не будь спроса на бонсай, они вообще не появились бы на свет.

— Если так рассуждать, то и в колбасе нет ничего дурного, — попыталась поддеть собеседника Алиса. — Ведь коровы не появились бы на свет, если бы их не планировали забить на мясо.

Сим развел руками.

— Так и есть, хотя вы и высказали эту мысль только чтобы задеть меня. И совершенно напрасно: я не считаю коров священными животными. Я не буддист и даже не вегетарианец. Почему-то люди, когда видят перед собой азиата, то считают, что он обязательно буддист. А у меня своя философия.

— И в чем она заключается?

— Можно все, если готов нести ответственность за свой выбор. Карма — это не нравственные рамки, диктующие что хорошо, а что плохо. Это один из законов мироздания, такой же, как закон тяготения, например. Если прыгнуть с крыши, то упадешь на землю. Не в наказание — просто таков закон природы. Если причинять людям зло, люди будут тебя ненавидеть, а кто-то может и отомстить. Это карма. Но она ничего не требует от человека, просто предупреждает о последствиях.

— Как-то это…

Сим с явной иронией закончил за нее:

— Безнравственно? А природа ничего не знает о нравственности. Тем не менее, любой зверь, любое растение или насекомое нравственней самого усердного праведника. Растения и животные следуют своей природе, люди же противостоят ей, ломают себя.

Потом у Алисы было много похожих разговоров с Симом. Она уже давным-давно уволилась из той фирмы, да и институт окончила, но по-прежнему наведывалась в гости к садовнику. Особенно когда в душе случался сумбур.

В последнее время виделись они часто.

— Ты же столько раз говорил, что религия — чушь!

— А религия тут и не при чем. Душа — просто удобное слово, чтобы обозначить тонкую суть, которая отличает живое от мертвого. Слияние душ, ощущение единства с мирозданием… ты испытала то, чего мистики разных школ добиваются длительными медитациями, сложными ритуалами и аскетизмом. Правда, испытала во сне, так что нос не задирай — это не твое достижение.

— И что мне теперь делать?

— А чего ты хотела бы? Какая у тебя цель?

— Если бы я знала!

— Тогда делай что угодно, — расщедрился Сим. — Если не знаешь, куда идти, то все равно куда идти. А можно и вообще никуда не идти.

— Я и так никуда не иду. Уже сколько лет на одном месте… Тошно мне, Сим. Вроде стараюсь, бьюсь как муха в паутине. За то берусь, за другое, и все без толку. Ничего не получается, все усилия впустую. Словно подушкой стену пробить пытаюсь… Ну вот пробью я стену, а там все тоже.

— Ты себя загнала, — поставил диагноз Сим. — Бег на месте — он самый выматывающий. Надо остановиться и подумать, чего же ты хочешь и как дальше жить.

— Да ездила я недавно отдыхать…

— Значит, не туда ездила, — прервал ее Сим. — Тебе надо совсем вырваться из гонки, чтобы мысли очистились и скакать перестали, как воробьи по веткам.

— Ты мне в монастырь уйти предлагаешь, что ли?

— А ты не смейся, хорошее место, между прочим, чтоб прийти в себя. Ну да, это слишком серьезно и тебе пока не нужно. У меня предложение попроще. Есть такое местечко — деревня Княжево. Там неподалеку мои знакомые арендовали землю, построили дома, организовали экологическое поселение… В общем, ты про дауншифтеров ведь слышала?

— Чудаки, которые бросают хорошую работу и едут в глухие деревни жить натуральным хозяйством?

Сим улыбнулся.

— Чудаки? Ну… в каком-то смысле, конечно чудаки. Как и мы для них. Суть не в этом. Копаться в огороде тебе никто не предлагает. У них там есть гостиница для горожан, желающих отдохнуть на природе. Места красивые и тихие, вокруг лес, речка недалеко. А главное — никакой цивилизации рядом. Ни интернета, ни телевизора, ни телефона. То, что тебе нужно.

— Да я там со скуки на второй день взвою!

— Ты себя не знаешь, — возразил Сим. — А я знаю.

— От скромности не умрешь.

— Вспомни, когда я тебе что-то плохое советовал?

С этим Алисе было трудно спорить. Иногда ей казалось, что Сим видит людей — и ее тоже — буквально насквозь, со всеми их мыслями, надеждами и желаниями. От точности его суждений временами становилось даже страшновато.

И все же ехать в какую-то глушь…

— Ладно, я подумаю.

Но все решилось помимо ее сомнений.

Так уже случалось и раньше, что вдруг начинали происходить события, словно бы подталкивавшие ее к какому-то определенному действию. Например, в прошлом году она долго колебалась ехать или не ехать во Францию. С одной стороны, ей очень хотелось увидеть места, о которых только читала. С другой — с деньгами было не то что бы туго, но их следовало бы потратить куда практичнее.

Но кто-то или что-то считало иначе.

Началось с того, что ей стали везде попадаться упоминания о Франции. Она включала телевизор и попадала на передачу о замках Луары. Заходила на новостной сайт и первая же строка была о театральной премьере в Париже. В метро на ее станции повесили огромную рекламу туристического агентства с фотографиями Парижа. Потом позвонила однокурсница, с которой они ни разу не виделись после окончания института. Однокурсница, как выяснилось, давно перебралась жить в Марсель и теперь настойчиво звала Алису в гости. Когда на почту пришла реклама авиакомпании с кодом, дававшим баснословную скидку на билеты во Францию, Алиса сдалась. И, надо признать, не пожалела.

Подобные серии совпадений в жизни Алисы случались постоянно. Сим называл их «течением судьбы» и советовал не противиться воле мироздания. Все равно не пересилить.

О том, что она вновь попала в «течение», Алиса догадалась на следующее утро в отделении полиции. Мучимая угрызениями совести, она явилась за полчаса до назначенного времени. Как оказалось — зря. Нужный ей следователь был занят, и девушке пришлось эти полчаса провести в коридоре. Алиса ждала, просматривая новости на экране телефона, и краем уха слушала разговор двух встретившихся в коридоре полицейских, азартно жаловавшихся друг другу на тяготы службы.

Поначалу она ничего интересного не уловила. Обычные, даже обыденные проблемы. Подчиненные — олухи, начальство — самодовольные тупицы. Зарплата маленькая, работы через край, повышение не светит… Алиса почти отключилась от разговора, как вдруг в нем мелькнуло слово «дауншифтеры».

— Не знаю я, как на это реагировать. Ну, бред же полный!

— Так и доложи — бред. Или вообще забей.

— Уже не выйдет. Эта тетка оказалась подкованной, заявление по всем правилам оформлено, теперь надо как-то реагировать. Да еще Дымыч что-то там такое углядел, взял на личный контроль.

— У-у-у… ну, тогда не отвертишься. Проверяй.

— Да как проверять-то? Приехать к этим огородникам и спросить: вы тут случайно колдовством не балуетесь? Может, и Сатану вызвали между делом? А ну покажите, где вы тут невинную жертву прячете? Тут меня прямиком в дурку и оформят. И неохота к черту на кулички ехать. Я даже не знаю, где это Княжино или Княжево…

Тут Алису вызвали к следователю.

Впрочем, она не особо расстроилась. Было у нее стойкое ощущение, что теперь ей прямой путь в это загадочное Княжево. Ответив на все вопросы и расписавшись в протоколе, она вышла из отделения и направилась к метро. Из того, что удалось подслушать, следовало, что какая-то женщина подала в милицию заявление на ту самую общину дауншифтеров, куда ей советовал поехать Сим. Якобы там занимаются колдовством и чуть ли не Сатану вызывают. Это, конечно, глупость полная, решила Алиса. Сим никогда бы не связался с сектантами, он их всех скопом презирал, не деля на конфессии. Но дыма без огня не бывает — что-то странное там наверняка происходит. А значит, из этого можно сделать материал! Dark power с удовольствием купит статью о мистических событиях под Москвой. Иначе расставив акценты, можно сделать критический репортаж для «Родновера» о разгуле сект. И даже если ее чутье на этот раз подвело, то интервью с настоящими дауншифтерами все равно какое-нибудь издание купит. Люди любят читать о всяких чудаках.

От этих мыслей Алису отвлек звон колокольчика. Ежедневник.

Алиса бросила взгляд на экран телефона, уже и так вспомнив, что договаривалась о встрече с редактором журнала «Здоровье и красота».

Антон Владимирович Левашов был подчеркнуто старомоден и требовал сдавать материалы лично. Встречались они обычно в каком-нибудь кафе в центре, Антон Владимирович просматривал очередной материал Алисы, прямо на месте вносил исправления и иногда подбрасывал тему, особо интересную журналу. Все бы ничего, но Левашов обожал во время таких встреч нудно вещать о высоком предназначении журналистики и вспоминать затертые «нулевые», когда он сам был простым репортером в газете.

Впрочем, фармакологический концерн «Биотех», выпускавший журнал «Здоровье и красота», платил так хорошо, что стоило потерпеть полтора-два часа выспренних нравоучений. Единственное, что требовалось от Алисы — кивать и поддакивать в нужных местах. А главное — не уснуть.

Сегодня ей повезло. Антон Владимирович торопился на встречу, потому пытка скукой длилась всего полчаса. Просмотрев ее статью, он ограничился косметическими исправлениями и, тут же переведя на счет Алисы гонорар, убрал старомодный планшет в совсем уж антикварный портфель. Алиса приготовилась вытерпеть очередную байку о славном прошлом, но редактор неожиданно сообщил:

— Вы отлично пишите, Алиса. У вас есть стиль, язык вы отлично чувствуете. Но вот темы…

— Но…

— Я знаю, вы можете возразить, что пишете в рамках задаваемых нами тем. Но вы же не просто хроникер! Проявляйте инициативу, ищите неожиданный ракурс! Вот помню, работая в «Вестнике метро»…

Антон Владимирович взглянул на часы и резко закруглился:

— Не важно… В общем, опросы читателей показали, что журналу не хватает острых тем. Нас скучно читать. Мы — рекламный журнал, это не секрет. Сейчас других и не бывает. Но если нас перестанут читать, то и рекламу никто не увидит. И хозяин «Биотеха» может задуматься, а стоит ли каждый месяц выбрасывать немалые деньги? Так что принесите мне что-нибудь горячее. Может быть даже скандальное.

— У меня есть наводка на одно дело. Колдовские ритуалы в Подмосковье.

— М-м-м, колдовство? Это, конечно, скандально, но слишком. Комиссия по морали не любит такие материалы. Сетевым изданиям проще, их тяжело прижать, но «Биотех» не захочет ссориться с церковью.

Антон Владимирович в задумчивости побарабанил пальцами по столу, потом оживился, что-то вспомнив:

— Знаете, у меня есть для вас тема: подпольные бои без правил! Существуют они давно — с тех времен, когда приняли закон о насилии в спорте. Но полиции удалось их загнать в глубокое подполье. На днях я получил верную наводку на место, где такие бои проводятся. Все как раньше — никаких ограничений, победителем считается тот, кто останется на ногах, настоящая кровь, настоящие травмы, тотализатор. Если согласны, я вам сброшу на почту всю информацию, которая у меня есть.

Расставшись с редактором, Алиса поспешила домой.

Не то, что бы бои без правил казались ей интересной темой, но зато их подпольность дразнила азартную охотницу за информацией.

Данные, собранные неведомым осведомителем Антона Владимировича, оказались поверхностными, но Алиса сумела зацепиться за некоторые детали и выяснить главное — место, где проводятся бои. Выяснила и подивилась наглости организаторов.

Впрочем, определенный резон в том, что бы устраивать запрещенное шоу чуть ли не в центре Москвы, был. Сокольники — один из немногих парков столицы. Народу здесь всегда полно и появление еще сотни-другой посетителей никто не заметит. Правда, въезд на территорию парка закрыт, но если по Ростокинскому проезду доехать до нужной просеки, останется пройти каких-то триста-четыреста метров. Приятная прогулка через почти настоящий лес. И никто не заподозрит ничего незаконного в том, что человек решил зайти отдохнуть в небольшое кафе, разместившееся в бывшей даче советского функционера. А если сюда забредет непосвященный, то все равно не узнает, что происходит в недрах особняка.

Данила

Мастер впечатал ладонь в стол с такой силой, что я невольно опустил взгляд — убедиться, что ножки стола не проломили пол. Не проломили, что если сказать по правде, просто удивительно.

— Это мой приказ!

— При всем моем уважении, это бессмысленный приказ. И, следовательно, дискредитирует вас.

Мастер уставился на меня, раздувая ноздри. Но я-то знаю старика не первый год. Пока он орет, стучит кулаками и обещает засунуть в утилизатор, с ним можно спорить. Вот если он отдает приказ скучным голосом, уткнувшись в коммуникатор, и тут же делает вид, что забыл о собеседнике, лучше заткнуться и выполнять. Сейчас была не та ситуация — Мастер спорил явно из упрямства.

— Выпороть бы тебя… да раньше надо было.

— Нет, ну серьезно! Сейчас основная работа лежит на аналитическом отделе. И ближайшие дни на прорыв рассчитывать не стоит. У нас ведь почти ничего нет. Только слух, переданный через третьи руки. В штабе полно регуляторов кроме меня…

— Трое!

— Вот! Трое. А я прошу всего один сегодняшний вечер. Если я не выступлю сегодня — так и не узнаю, смог бы я победить? Вот вы оставили бы эксперимент незавершенным? А утром присоединюсь к остальным.

Мастер нахмурился, но я уже понял, что убедил его.

Или просто ему надоело спорить.

— Хорошо. Сегодняшний вечер. И с утра приступаешь к поискам вместе со всеми.

Он молча посмотрел на экран коммуникатора, потом поднял взгляд на меня.

— И ты ошибся. Что-то мы уже знаем. Аналитики дают вероятность шестьдесят процентов, что Ключ объявится в Москве. Растущую вероятность. И еще. Ключом будет женщина.

* * *

Закончился показ мод в Милане. Напомним, что автору коллекции — знаменитому модельеру Артуро Ромейро — была устроена настоящая травля со стороны защитников окружающей среды, защитников прав животных и «зеленых». После размещения в своем блоге эскизов новой коллекции, Ромейро получил несколько тысяч сообщений с угрозами. Такая реакция была вызвана сообщением, что модельер собирается использовать в своих работах натуральный мех и кожу. Несмотря на беспрецедентные меры безопасности, принятые организаторами, в зал удалось проникнуть нескольким экстремистам, забросавшим подиум самодельными бомбами с краской. В результате нападения несколько шуб и пальто из коллекции Ромейро безнадежно испорчены, одна из моделей, участвовавших в демонстрации, получила серьезные травмы. Сам модельер не пострадал, но так тяжело воспринял…

— Что ж. Неплохо.

— А по-моему, мелко. Подумаешь — напугали какого-то портняжку.

— Смотрите глубже, мой друг. Этот эксперимент показал, какую силу можно сдвинуть всего парой брошенных в нужном месте и в нужное время призывов. Ведь наши люди фактически не участвовали в организации этой акции — только на начальной стадии и всего лишь в роли распространителей информации. А потом люди организовывались, распаляли себя, выбирали цель и способ действия сами. Понимаете? В этот раз целью был выбран практически случайный человек, как вы изволили выразиться — портняжка. Но вы ведь понимаете, что мы можем выбрать практически любую цель?

Алиса

— Может, мне все-таки пойти с тобой?

Алиса покачала головой.

— Извини. Ты никак не сможешь выдать себя за танцовщицу.

Ее спутник машинально погладил курчавую бороду и рассмеялся.

— Разве что за очень экзотическую… Но тебе точно ничего не угрожает?

— Да не волнуйся ты так! Я же не облаву собираюсь там устраивать или рыться в столе босса в поисках секретных документов. Да и нет там никаких секретных документов. Просто потусуюсь в общем зале и сделаю видео минут на пятнадцать. Даже если меня раскроют, в худшем случае — отберут камеру и вышвырнут.

— Ох, не нравится мне это, — с безнадежной интонацией повторил бородач. — Хорошо, доверюсь твоему чутью. Но ты уж, пожалуйста, позвони мне, как вернешься домой. А то я спать не смогу!

— Обязательно! — Алиса увидела подъезжающий джип с нужным номером, чмокнула спутника в висок и выскользнула из машины. — Не беспокойся за меня.

Алишер был хорошим человеком, но на его южную эмоциональность накладывалось богатое воображение музыканта. Потому Алиса сказала ему, что собирается под видом танцовщицы гоу-гоу пробраться в закрытый клуб для богачей. О боях без правил и тотализаторе она даже не заикнулась, иначе бедняга поседел бы, представляя всякие ужасы. Беда с этими интеллигентами…

Алиса расправила тонкое шелковое платье. Непринужденно улыбнулась как раз высвобождавшемуся из недр роскошного джипа толстяку в спортивном костюме.

— Кафе «Дача» ведь дальше по этой аллее, да?

— Типа того… А вы впервые… э-э-э… туда?

— О, да! — защебетала Алиса, наивно округляя глаза. — Знаете, мне сказали, что это нечто особенное! Большие сильные мужчины будут драться, как… как мужчины! Я так люблю больших мужчин!

Толстяк видел, как Алиса покидала роскошный лимузин Алишера, а ее наряд однозначно подавал сигнал: «Это свои!» Да и вообще девушка не сомневалась в том, как ее внешность подействует на одного из фаворитов предстоящих боев. Никола Сойкин, бывший чемпион России по сумо, на подпольной арене известный как Йокодзун, терял голову от невысоких фигуристых блондинок. Сделав знак сунувшемуся было к ним менеджеру, Никола расплылся в улыбке и даже изобразил нечто вроде неуклюжего поклона.

— Это да, сегодня будет зрелище. Обещаю!

— А вы тоже участвуете?.. Ой, погодите! То-то мне ваше лицо показалось знакомым! Вы же Никола Сойкин! Чемпион! Вау! Я смотрела все ваши бои!

Даже если бы ее внешность не расплавила мозги Йокодзуну, после такого «узнавания» он готов был есть с рук Алисы. Журналистка порадовалась, что среди прочей информации было упоминание о Николе Сойкине. Остальное — фотографии Николы, адрес, номера машин и прочие личные данные — без особого труда удалось раскопать в интернете. Она даже посмотрела три ролика с соревнований, хотя поединки сумоистов и показались ей удручающе скучными.

Как она и рассчитывала, растаявший Никола провел ее в здание бывшей элитной дачи через служебный ход, минуя охрану. Там он перепоручил ее какому-то мальчишке из своей свиты с приказом выполнять любые капризы дамы, а сам удалился в раздевалку готовиться к шоу, пообещав на прощание:

— Сегодня я их всех порву. Типа, ради вас!

Мальчишка очень старался угодить протеже босса. Он провел Алису в зал, в центре которого высился круглый ринг и посоветовал занять место возле барной стойки. Площадка ринга возвышалась над полом метра на полтора, так что зрители в зале смотрели на бой снизу вверх. Но бар был устроен тоже на возвышении, и благодаря высоким стульям голова Алисы оказалась примерно на одном уровне с бойцами. Голова и — что особенно важно — большая орхидея в замысловатой прическе, под которой скрывалась видеокамера размером с пенал губной помады. Алиса недавно раздобыла камеру еще миниатюрнее, но качество изображения с нее было совсем уж плохим.

Заказав бармену «дайкири», Алиса принялась рассматривать публику в зале. Вопреки ее ожиданиям, ценители боев без правил вовсе не походили на бандитов. Нормальные ухоженные люди, стильная одежда — можно подумать, она и впрямь оказалась в обычном закрытом клубе.

Но, несмотря на цивилизованный вид публики, атмосфера в зале была пропитана острым запахом опасности, боли и крови.

На балконе из темного лакированного дуба, опоясывающем зал — как пояснил Алисе ее чичероне, это были вип-места для особой публики, — послышался ропот, внимание сидевших там людей обратилось на противоположный от бара конец зала. Внизу тоже заволновались, послышался многоголосый перезвон телефонов — маклеры принимали ставки.

— Идут! — мальчишка подался вперед, пожирая взглядом ринг. Пояснил: — Первые бои самые интересные.

— Почему?

— Бойцы не очень опытные. Они могут долго друг друга мутузить, всякие красивые финты выделывают, прыгают даже иногда. Профессионалы тоже могут шоу показать — под настроение. Но обычно у них все быстро заканчивается: сцепляются, переходят в партер и ловят на болевой. Не очень-то эффектно выглядит.

На ринг взбежали по лесенкам две девушки в символических купальниках с транспарантами. На их фоне контрастом смотрелся ведущий шоу в классических черных брюках, ослепительно белой рубашке и галстуке — бабочке.

— Здравствуйте, здравствуйте, милые дамы и уважаемые господа…

Алиса поправила прическу и незаметно включила камеру.

— А вы ставку не хотите сделать?

— Я на новичков ставить не хочу, — ответила Алиса. — Подожду выступления Йокодзуна.

— О, ну… — мальчишка замялся, потом, оглянувшись по сторонам, прошептал. — Только не говорите Николе, а то он меня выгонит. Не стоит на него ставить.

Алиса сделала наивные глаза.

— Да? Но он же такой сильный! И я читала рейтинги…

— Рейтинги — чушь. Нет, если хотите — ставьте, я вас отговаривать не стану. Но вообще-то он сегодня бой сольет. Сто процентов не скажу, но восемь из десяти, что сольет.

— У него такой сильный противник?

— Угу. Темная лошадка. Но это букмекеры его так называют. Ну, что бы ставки выровнять. А тем, кто последние три его боя смотрел все уже ясно. Он и Большого Джа завалит, и Йокодзуна. Если не травмируется, конечно.

— А это возможно?

— Да запросто. Не так кисть повернется или упадет неудачно и добро пожаловать к доктору. Даже на спортивных соревнованиях это бывает, хоть там фулл-контакт и запрещен. Да вот сами посмотрите. Наверняка кто-нибудь из первой же пары отправится к костоправу.

Алиса сосредоточилась на бойцах. Рефери как раз ощупывал накладки на руках противников — как догадалась журналистка, в поисках утяжелителей. Девушки в бикини пританцовывая ходили по периметру ринга, демонстрируя транспаранты с надписями «Барракуда» и «Бульдозер». Алиса предположила, что Бульдозером себя называет коренастый, почти квадратный здоровяк, весь покрытый вздутыми от прилива крови мускулами. Второй был выше и худощавее, с длинными руками и хищным лицом. Псевдоним Барракуда ему тоже вполне подходил.

Ударил гонг. Крепыш запрыгал по рингу, будто весь был слеплен из каучука. Сходу атаковал противника, нанося стремительные удары руками. Алисе показалось, что заработала автоматическая молотилка и Барракуду сейчас размажет по стальной сетке, окружающей ринг. Но потом она разглядела, что второй боец меланхолично переступая длинными как у цапли ногами, каждый раз успевает уйти с линии атаки Бульдозера. Когда тот пролетал мимо, Барракуда пытался нанести удар рукой или ногой, но каждый раз промахивался по слишком быстрой цели. В зале эти попытки встречали свистом и смехом.

— Как-то это… не совсем то, что я ожидала, — призналась Алиса в перерыве между раундами.

— Не обращайте внимания, — откликнулся ее сопровождающий. — Их потому первыми и пустили. Они тут вроде клоунов.

Но бой закончился совсем не комично. Во втором раунде Бульдозер сменил тактику. Его противник в очередной раз ускользнул от атаки, нанес круговой удар, но крепыш на этот раз не стал уклоняться. Он принял ногу Барракуды на предплечья, поймал голень в захват и тут же рванул вниз и вправо. Его противник ударился всем телом о пол, над замершим залом разнесся хруст, от которого у Алисы внутри все сжалось. Рефери подбежал к стонущему бойцу, бросил взгляд на согнутую под неестественным углом ногу и дал сигнал завершить бой. Ударил гонг, зал взорвался восторженными воплями — такого драматичного финала от «клоунов» явно не ждали.

На ринг выбежали люди с носилками. Алиса отвернулась, пытаясь успокоиться. Нет, это зрелище явно не для нее.

— Мощно Бульдозер выступил! — между тем заходился в восторге ее спутник. — Значит, решил пробиваться в высшую лигу, что ли? Интере-е-есно!

— Ты о чем? — Алиса постаралась взять себя в руки.

Мальчишка посмотрел на нее с превосходством.

— Вы даже этого не знаете? Понимаете, это ведь шоу. Эти клоуны должны были просто друг друга слегка попинать для развлечения публики. Но Бульдозер, сломав Барракуде ногу, показал, что хочет играть всерьез. Погорячился, конечно. Слабоват он для высшей лиги.

Алиса кивала, делая вид, что ей жуть как интересна вся эта кухня. На самом деле ее все еще била дрожь и в ушах стоял хруст ломающейся кости. Впрочем, диктофон был включен, так что потом лекцию мальчишки можно будет прослушать в спокойной обстановке. Поймав себя на этой мысли, Алиса усмехнулась — вот и возвращается охотничий настрой.

Между тем на ринге появились новые бойцы. Этот поединок, как и два следующих не принес неожиданностей. Противники, как и обещал мальчишка, становились в красивые позы, эффектно махали руками и ногами и издавали яростные крики. Все это мельтешение напоминало китайские боевики, правда, отсутствие компьютерных эффектов делало поединки менее красочными. Две схватки закончились нокаутами, в третьей один из бойцов попытался нанести удар в прыжке, пролетел мимо противника и, запутавшись в сетке, упал на спину. Удар, видимо, был очень болезненным, бедолага ушел с ринга поддерживаемый тренером под оскорбительный свист.

— Сейчас станет интереснее! — пообещал мальчишка. — Бои середнячков.

На взгляд Алисы интереснее не стало. Стало страшнее.

Сначала бойцы примеривались друг к другу, прощупывали стремительными, но осторожными атаками, тут же уходя в оборону. А потом схлестывались с яростью диких зверей, бьющихся не на жизнь, а на смерть. Как и предсказывал парнишка, большинство схваток заканчивалось удушающим или болевым. Но до этого момента противники успевали порядком избить друг друга. Победители и побежденные уходили, хромая и придерживая поврежденные руки. Девушкам в бикини приходилось танцевать со своими транспарантами дольше — пока уборщик не вытирал насухо кровь. Зрители стонали, словно в общем оргазме.

— Господи… — забывшись, пробормотала вслух Алиса. — Неужели оно того стоит?

— Вы о чем? — возмутился мальчишка. — Да вы знаете, сколько они получают за каждый бой? Эх, скорее бы мне восемнадцать исполнилось!

— Но тебя же могут покалечить!

— Ну и что? — беззаботно хмыкнул мальчишка, пожирая взглядом очередную схватку. — У хозяина шоу контракт с лучшим госпиталем Москвы. Если живым довезут, то на ноги по любому поставят. А реальное бабло мне больше нигде не заработать.

— Можно же работать, делать карьеру…

Мальчишка криво усмехнулся.

— Да бросьте вы! Где? Рабочим? У меня предки всю жизнь на стройках горбатятся — едва на жизнь хватает. Матери всего сорок, а у нее уже артрит, пальцы как грабли — не разгибаются. Отец… да ну, не хочу про него. А вы говорите, покалечат… Карьеру чтобы делать, это в институт надо. На это тоже бабло надо. Вот вы кем работаете?

— Я… не работаю. У меня муж.

— А, ну понятно! Вас-то муж содержит. Видать, из крутых. Тоже вариант, конечно. Мне даже один тут предлагал, но я так не хочу. Не по-мужски это как-то. Я лучше уж как Данила буду.

— Я понимаю… Как кто?

Мальчишка кивнул в сторону ринга:

— А вон. Очередь высшей лиги подошла. Это та самая темная лошадка. Раньше я хотел быть как Никола. Он, конечно, крутой. Но мне ни за что так не отожраться, как он. Я сколько ни ем, а все тощий. Мне надо научиться драться как Данила…

Алиса не слушала мальчишку. На ринге методично разминал мышцы, приседал, подпрыгивал, растягивал-разогревал сухожилия Данила.

Данила-мастер.

Алиса почувствовала, как в груди стало холодно и пусто.

«Что же он творит? — заметалось в голове. — Ведь сейчас его, как тех, других…»

Алиса с мучительным усилием подавила панику.

— …недавно появился. У него даже псевдонима пока нет. Потом, конечно, ему какое-нибудь погоняло придумают. В шоу-бизнесе без этого никак…

Алиса машинально вновь поправила прическу, проверяя видеокамеру. Сейчас для нее одно спасение — работать. Стать из напуганной женщины стрингером, хладнокровным профессионалом, работающим в зоне риска.

«Господи… да зачем же он? Зачем?»

— Смотрите, ща сами увидите, чем высшая лига отличается… Это Большой Джа!

Противником Данилы был парень примерно его роста и сложения, но с более рельефными мышцами, весь словно обезжиренный. Чернокожий, с роскошными дредами, собранными в пук на затылке. Двигался он с присущей африканцам балетной грацией. Они с Данилой постояли, неподвижно глядя друг на друга, потом синхронно закружили по рингу, делая обманные выпады. Алиса забыла о своем намерении быть хладнокровным профессионалом. Закусив до боли губу, не отрываясь, следила за жестоким танцем на ринге.

Симпатии зрителей были на стороне Джа. Его знали, на него ставили. К тому же он был артистичнее своего противника. Джа двигался пластично, танцевал, совершал явно лишние, но красивые движения. Данила в сравнении с противником казался неуклюжим, больше стоял на месте да поворачивался, удерживая Джа в поле зрения. Алиса чувствовала нарастающее напряжение. Публика тоже чувствовало это: в зале повисла тишина, нарушаемая лишь шлепками босых ступней по помосту и тяжелым дыханием бойцов. В какой момент они сошлись. Джа качнулся вперед, делая вид, что ударит обеими руками, сердце девушки сжалось в очередной раз, но Джа уже отступал, и она выдохнула… А в следующее мгновение противники уже лупили друг друга руками, пинали коленями в живот… Залипли у сетки, переплетясь руками. Вмешался рефери, развел в стороны. И опять кружение, обманные выпады, короткие яростные обмены ударами.

Второй раунд ничем не отличался от первого, только двигались бойцы уже медленнее и осторожнее: изучили друг друга, да и устали. И опять явного преимущества ни у кого не было. Третий раунд оказался последним. Что произошло, Алиса не уследила. Ей показалось, что Джа просто поскользнулся и сейчас вскочит, но африканец остался стоять на четвереньках, опираясь на руки. К противникам бросился рефери, но Данила и сам шагнул назад и обессилено привалился к сетке. Джа конвульсивно дернулся и упал лицом в помост.

Зал взревел. Восторженные вопли смешивались с проклятиями тех, кто ставил на Большого Джа. Алиса почувствовала, что сейчас расплачется от облегчения.

— Вот! — проорал рядом мальчишка, подскакивая на стуле. — Вот! Это и есть высшая лига!

— А что… он… ты же говорил, они на болевой берут…

— Ну, обычно так и бывает, — немного успокоившись, ответил мальчишка. — Но иногда и вот так. Джа словил прямой в челюсть. Даниле повезло, конечно — Джа явно форточкой хлопал. Вообще, и Джа тоже повезло. Простое сотрясение мозга, ни переломов, ни вывихов.

Пока она слушала мальчишку, Данила, покачиваясь, ушел с ринга. Его место заняли Йокодзун и невысокий жилистый азиат, выглядевший рядом с огромным Николой совсем ребенком.

— Это Хаммер, — сообщил Алисе мальчишка. — Смотри, сейчас интересно будет. Он всегда поединок с показухи начинает.

На ринг вынесли два кирпича, на них положили толстый брусок дерева, в который на расстоянии сантиметров десяти друг от друга были вколочены до середины три здоровенных гвоздя. Азиат сделал несколько пассов руками, словно тянул на себя невидимую веревку, потом пронзительно взвизгнул и нанес три быстрых удара открытой ладонью. Алиса заворожено следила за этим представлением, молясь, что бы камера все отчетливо записала. Девушки в бикини подняли брус над головами, демонстрируя вбитые по самые шляпки гвозди.

— Невероятно!

— Да ну. Он же с детства руки набивал, там мозоли как у носорога. Но в драке толку от этого… Особенно против Николы.

На Йокодзуна трюк его противника и впрямь не произвел особого впечатления. Он отыскал глазами Алису, помахал ей рукой, указал на Хаммера и картинно провел рукой по горлу. Люди в зале завертели головами, пытаясь рассмотреть фаворитку знаменитого бойца.

Ударили в гонг.

Йокодзун широко расставил ноги, присел, упершись в пол кулаками. Лицо мгновенно налилось кровью и исказилось свирепой гримасой, отчего Никола стал похож на взбешенного быка. Хаммер встал напротив него в какой-то стойке, вроде той, что Алисе доводилось видеть во все тех же китайских боевиках. По невольной ассоциации она ожидала, что маленький азиат легко победит Николу, буквально одним точным ударом — как всегда показывают в кино. Но в реальности бой вышел каким-то неуклюжим и тягостным. Весь первый раунд Хаммер наскакивал на Николу, осыпал его градом ударов, от которых все тело бывшего сумоиста колыхалось как желе, после чего некоторое время бегал по рингу, не давая себя поймать. Никола быстро выдыхался, останавливался, и все повторялось.

Второй раунд прошел так же, но в самом его конце удача улыбнулась Йокодзуну. Пропустив несколько серий ударов, Никола все-таки поймал юркого противника, сгреб и повалил на ринг, практически скрыв огромным телом. Хаммер лупил по нему изо всех сил, Алиса видела, как от мощных ударов ходуном ходят жировые складки, но, казалось, Йокодзун совершенно не чувствителен к боли. Неторопливо и обстоятельно он сначала поймал правую руку Хаммера, потом перевернул его лицом вниз, вдавив коленом в пол, и стал так же неспешно выкручивать руку. Азиат попытался вырваться, но все уже было ясно, и когда кости в выкручиваемой руке начали трещать, он сдался.

Алиса выдохнула, осознав, что всю эту нелепую схватку просидела затаив дыхание.

На сцену выбежали два парня в ярких костюмах, в поясах с кистями и с широкими мечами в руках. Запрыгали, закрутились, с огромной скоростью нанося и отражая удары. Выглядело это красиво, но после увиденных реальных схваток даже Алисе было понятно, что она смотрит хорошо отрепетированный цирковой номер.

— Это перерыв, что бы Йокодзун и Данила отдохнули и пришли в себя. Сейчас будет решаться, кто из них лучший.

Алиса молча кивнула.

У нее не было сил говорить.

Пестрые фехтовальщики закончили выступление и упрыгали с ринга.

На ринг вышли Йокодзун и Данила.

Йокодзун вновь повторил свою пантомиму, на этот раз обещая Алисе голову Данилы. Тот обернулся, увидел Алису и окаменел.

Узнал…

Данила

Момент перед схваткой — особенный.

Мир сжимается до размеров ринга. Нет — до узкого коридора между тобой и противником. Больше не существует ничего и никого, только два человека, готовых убивать. Пусть даже эти поединки никогда еще не заканчивались смертью бойца, опасность максимальная из возможных. И если не готов к этому, лучше на ринг не выходить.

Приток адреналина заставляет кровь все быстрее бежать по венам, мозг работает отчетливо, течение времени будто бы замедляется.

Я ощупал повязку. Все в порядке, держится.

Большой Джа основательно засадил коленом по ребрам, прежде чем удалось его вырубить. Обошлось трещиной и содранной кожей. Пустяки. Бывало и хуже.

«Йокодзун сильный противник. Не расслабляйся. Он только кажется толстым и неуклюжим. Реакция у него отличная. И все же, он медленнее тебя…»

Я сделал определенные выводы из схватки Николы и Хаммера. Завалить толстяка будет непросто. Он невозмутимо перенес несколько акцентированных ударов азиата, а того не зря прозвали Хаммером. Слой жира и мускулов покрывает бывшего сумоиста, как броня. И он силен. Если поймает — тут и конец бою. В идеале было бы провести бросок. Масса Йокодзуна в таком случае работала бы на меня — падение на ринг толстяка наверняка нокаутирует. Но это означало бы подыграть Йокодзуну, он ведь как раз борец. Нет, на своем поле он меня легко уделает.

Йокодзун помахал кому-то в зале и, указывая на меня, провел ребром ладони по шее. Ну что за балаган? Насмотрелся индийских боевиков? Из чистого любопытства я взглянул в сторону бара — кому там обещана моя голова?

А у этого жирдяя симпатичная девушка…

Я узнал ее практически мгновенно, не смотря на расстояние и слепящий свет прожекторов.

«Что за нафиг?»

Вчера, давая свидетельские показания в полиции, я расстроился, когда понял, что Алиса не придет. Это стало для меня неожиданностью. Не сам факт, а моя реакция. Ведь все это время убеждал себя, что девушка мне безразлична. Ну, точнее, не совсем безразлична — чего себя обманывать-то? — но ясно же, что у нас не может быть никаких отношений. Она ведь сид, пусть и сама об этом не знает. Да она же вырубит меня, когда в очередной раз чего-нибудь испугается. И будет удивляться — чего это ее кавалер корчится в пляске святого Витта.

Значит и незачем о ней думать.

И уже даже не думаю. Спокоен и холоден.

Как всегда.

И все это спокойствие оказалось самообманом. Я почувствовал себя экзальтированным гимназистом, к которому на первое свидание не пришла девушка.

Весь день потом боролся с желанием позвонить ей.

«Ну вот. Что это? Судьба? Я не верю в судьбу… Но тогда что это?»

Прозвучал гонг.

Надо сосредоточиться на бое.

Йокодзун присел и уперся кулаками в помост. Вперился в меня взглядом. Нирамиаи. В традициях сумо это называется нирамиаи. Никола Сойкин перенес на ринг часть традиций сумо. Естественно — лишь малую часть, зрители не выдержали бы долгое и весьма нудное действо. Но нирамиаи проводит обязательно. Оно и понятно — во время этого ритуала бойцы пытаются сломить волю противника. Если это удается, результат поединка уже предсказуем…

«И все же… какого черта она здесь делает? Действительно простое совпадение?»

Я постарался изгнать все мысли.

Встал в боксерскую стойку. Пусть думает, что я буду атаковать как в боксе. Встретился с Йокодзуном взглядом. Вновь вокруг пустота, в которой есть только две наши воли. Еще не сойдясь, мы пытались сломать друг друга.

Я размажу тебя по рингу!

Разотру в пыль!

«Или она узнала, что я буду здесь? Но как?»

Проклятье! Нельзя отвлекаться.

Лицо Йокодзуна все больше похоже на маску гнева. Такие лица вырезают тайские скульпторы идолам демонов.

Но он всего лишь человек. Подумаешь — чемпион какого-то там года! Я узнал, что он начал пить и иногда позволяет себе нюхнуть кокаина. Его тело и воля начали разрушаться.

Я уничтожу тебя!

«Она пришла сюда, что бы увидеть меня? Но почему тогда с Йокодзуном? Они знакомы? Или там был кто-то еще? Может, Никола вовсе не ей сигналил?..»

Бросаю взгляд в сторону бара. И даже успеваю мысленно назвать себя кретином. Краем глаза вижу несущуюся в мою сторону тушу Йокодзуна. Не успеваю среагировать.

Ощущение словно на меня налетел автобус.

Ударом воздух выбивает из легких.

Хрустят ребра. Меня отбрасывает на сетку, я падаю, нет сил даже сгруппироваться.

Удар всем телом о ринг.

Пытаюсь собраться, но перед глазами все плывет, в ушах — гул. Понимаю, что это кричат зрители.

Руки вялые и слабые, словно в дурном сне.

С трудом удается оторвать тело от ринга.

Встаю на четвереньки и вижу надвигающуюся тень.

Голова взрывается…

Я пришел в себя на чем-то твердом и ровном. Ринг? Но шума не слышно, свет не особо яркий — явно не от прожекторов. Потолок. Какие-то серые железные шкафы… Ах, да — это шкафы для одежды. Значит, я в раздевалке.

Голова раскалывалась, словно ее сжимали в тисках.

После пары неудачных попыток, мне удалось отчетливо произнести ругательство.

— Сколько пальцев?

Каких еще, нафиг, пальцев?

С трудом сфокусировав взгляд, увидел склонившегося надо мной Валеру — травматолога, которого Фэн Цзы нанимает на время шоу. Он помахал у меня перед лицом мосластой своей граблей и повторил:

— Сколько пальцев видишь? Эй! Пальцы видишь?

— Иди ты в жопу… — язык все еще плохо меня слушался.

С кряхтением и матом осторожно сел и ощупал челюсть. Опухла сильно, но каким-то чудом обошлось без перелома. Чертов Никола решил закончить бой эффектно, не стал размениваться на болевой, а просто врезал со всей дури кулаком. А кулаки у него — дай бог каждому. Не всякий арбуз до таких размеров вырастает.

Я вспомнил «бой» и вновь застонал. На этот раз — от стыда. Так бездарно проиграть! Зазевавшись на едва знакомую девчонку!

— Ну, я вижу, с тобой все в порядке, — заключил Валера и направился к двери. — Некоторое время береги голову. Если почувствуешь тошноту или головокружение — немедленно вызывай «скорую».

Я еще немного посидел на лавке, приходя в себя. Потом аккуратно встал, прислушался к ощущениям. Челюсть болела даже сильнее, зато голова не кружилась. Ноги-руки слушались.

Что ж… можно, наверное, пойти и выяснить, что все это значит?

Боев сегодня больше не планировалось, но тусовка продолжалась. На ринге обосновалась какая-то поп-группа средней руки, бренчание на гитарах и мяукающий вокал солистки едва пробивались через общий шум. К счастью, в зале царил полумрак и хаотичное мельтешение цветных огней. Меня никто не узнал.

Вежливо протиснулся мимо танцующих людей к бару. Опустился на стул и заказал пиво. Алиса сидела ко мне спиной и не видела, как я подошел. Она разговаривала с Николой Сойкиным. Йокодзун тоже меня не заметил, так увлекся собеседницей.

— Пообещайте мне обязательно прийти на следующие бои. Ваше… э-э-э… ну, типа, вы смотрели бой — я потому так легко выиграл! Вы… это… типа, вдохновили меня! Вот!

Челюсть адски болела, иначе я бы покатился со смеху — так умильно выглядел Йокодзун, пытающийся играть роль галантного кавалера. А вот Алисе, похоже, не до смеха. Она нервно крутила в руке бокал, не замечая, что проливает коктейль. Отвечала невпопад и часто поглядывала в сторону пожарного выхода. Будь Никола хоть чуточку сообразительнее, уже догадался бы, что его дама только и мечтает побыстрее свалить. Но Йокодзун слишком возбудился, что бы обращать внимание на всякие мелочи. И явно не собирался отпускать Алису просто так.

— Цвет ваших глаз! И это… типа, запах волос! Вы ведь подарите мне на память этот цветок?

Он так быстро завладел орхидеей, украшавшей прическу Алисы, что та не сразу поняла, что случилось. Испуганно вскрикнула, дернулась назад, оставляя орхидею в руке Николы.

— Э-э-э… это что?

Йокодзун растерянно уставился на трофей. От цветка тянулся провод, на конце которого болталась маленькая, длиной с мизинец, видеокамера.

— Упс, — отчетливо произнес какой-то паренек, видимо, из людей Йокодзуна. — Вы что, из полиции?

Волшебным образом слово «полиция» мгновенно распространилась по залу. Я увидел, что в нашем направлении решительно пробиваются два охранника.

И тут снова начинается это.

У поп-группы заедает фонограмма, и солистка некоторое время беззвучно открывает и закрывает рот, сделавшись похожей на рыбку в аквариуме.

Тишину разрывают хлопки перегорающих прожекторов, освещающих ринг.

От бара по залу катится волна темноты — беззвучно гаснут светильники.

В разных концах зала одновременно раздается испуганный визг женщин.

Пора и мне внести свою лепту…

Я встал в полный рост, поднял руки в успокаивающем жесте и громко произнес:

— Граждане, прошу соблюдать спокойствие! Это полицейская операция! Вы все арестованы…

Собственно, можно было не продолжать.

Не знаю, в чем себя считали виновными посетители. Возможно, сработал какой-то темный инстинкт, но после моего заявления толпа бросилась к выходам. Растерявшихся охранников смели. Я перепрыгнул через стойку и протянул руку девушке:

— Быстрее! Сюда!

Алиса выдернула камеру из руки так и застывшего с открытым ртом Николы и, перекатившись через стойку, оказалась рядом со мной. Я схватил ее под локоть и потащил за собой в кладовую. Мы пробежали сквозь стеллажи с ровными рядами бутылок и оказались в раздевалке для персонала.

— Ты хоть знаешь, куда бежать?

— Конечно! Подальше отсюда!

— Ты нас в тупик заведешь, Сусанин!

Это вряд ли.

Я тщательно изучил схему особняка. Конечно, я не предполагал, что придется вот так убегать отсюда. И схему раздобыл просто из привычки все досконально проверять и планировать.

— Стоп! Восстанавливаем дыхание… Так… отдышалась?

Алиса кивнула.

— Теперь спокойно входим.

Мы свернули в еще один проход и оказались в легальной части кафе. Посетителей здесь было гораздо меньше, но на нас никто не обратил внимания. Все с удивлением и любопытством наблюдали через открытую веранду, как от дачи в разные стороны разбегаются мужчины и женщины в вечерних нарядах.

Выждав, пока в сумерках не растворились последние беглецы, я взял Алису под руку и непринужденным тоном произнес:

— Нам пора, дорогая. Пойдем.

Девушка послушно шла рядом со мной до самого выхода из парка. Не сговариваясь, мы шли молча. Только у самых ворот Алиса спохватилась, позвонила какому-то Алишеру и долго уверяла его, что с ней все в порядке.

Я с удивлением поймал себя на том, что мне не нравится этот Алишер. Какого черта? Что со мной?

— Ведь все действительно в порядке?

Я прогнал неуместную ревность и честно ответил:

— Хотелось бы верить. За организацией боев стоит Фэн Цзи — младший сын Фэн Жунчжи, главы измайловской триады. В принципе, к моменту нашего с тобой бенефиса бои уже закончились, и тотализатор убытков не понес. Но кто знает… Фэн Цзы может решить, что, распугав гостей, мы нанесли урон его деловой репутации.

Алису упоминание «измайловских» явно встревожило.

— Он захочет уничтожить запись!

— Да, возможно. Вообще-то, съемка велась без санкции прокуратуры, так что в суде она бесполезна. И выяснить это не трудно — у семьи Фэнов везде связи. Но на балконе сидели люди, которым не пристало бывать в таких местах — слишком высокое положение в обществе. Если они случайно попали в кадр, эта запись может стать серьезным ударом по их репутации. И ссориться с этими людьми Фэн Цзы не захочет.

Я заметил, что девушка совсем скисла, и попытался ее хоть чем-то подбодрить:

— Не спеши паниковать. Есть надежда, что они тебя не найдут. Ты ведь никого из знакомых не встретила?

— Нет.

— Значит, будут искать вслепую. Твой портрет они, конечно, срисуют с камер охраны. Но что бы сравнить его со всеми девушками, проживающими в столице, потребуется уйма времени. Тем более что Фэн Цзы даже не знает, на кого ты работаешь — на полицию, прессу или на его конкурентов. Самым правильным будет как можно быстрее опубликовать статью. Тогда смысл уничтожать запись пропадет. А месть… Не думаю. Фэн Цзы в такой ситуации постарается сделать вид, что сам заказал тебе эту статью. И я бы посоветовал тебе не опровергать такую версию. Разумеется, придется вырезать все кадры, в которые попали люди из вип-зоны. Китаец сохранит лицо, а ты — жизнь.

Похоже, мои слова немного успокоили девушку. Она с заметным облегчением выдохнула, но тут же вновь забеспокоилась:

— А ты?

— Что я?

— Тебя видели со мной! Решат, что мы сообщники.

Черт, сколько я себя помню, никого не волновало, что со мной будет. Даже в детстве. Мастер вообще признает только один метод обучения — бросить в стремнину и смотреть выплыву или нет. Вот и бросал. И если слышал от меня жалобы, то только смеялся. А остальные ученики были слишком озабочены подсчетом собственных шрамов, что бы думать о других. Я совершенно не привык, чтобы обо мне беспокоились. Надо признать, это оказалось… приятно.

Я постарался, что бы мой ответ прозвучал как можно беззаботнее:

— Мне все равно пришлось бы исчезнуть. Последний бой. Ну, ты в этом ведь не разбираешься, но видела, как легко меня Никола вырубил? Никто не поверит, что это был честный поединок. Особенно после победы над Большим Джа. Решат, что букмекеры меня подкупили. А такие вещи не прощают. Если боец за деньги лег на ринге, потом его встретят специальные люди и уложат в больницу по-настоящему. Надолго, а то и навсегда.

— Но ведь можно доказать! В худшем случае можно ведь согласиться на допрос под гипнозом.

— Нельзя мне. Да и не станет Фэн Цзы цацкаться с каким-то левым бойцом, зачем ему это? Плевать! Я участвовал только ради опыта.

— В каком смысле?

— Хотел проверить себя.

— И ради этого необходимо было лезть на ринг?

Я пожал плечами.

— А как еще? Ты знаешь, что сейчас в спортивных соревнованиях запрещен полный контакт? Удары только намечаются. Даже в так называемых боях без правил, которые официальные.

— Ну и прекрасно, — проворчала Алиса. — Что у мужчин за мания бить друг друга?

— А как еще выяснить свой предел? — возразил я. — Если нет реальной угрозы жизни, не узнаешь, на что способен. Теперь не важно. Назад пути все равно нет. А найти они меня не смогут. Я с самого начала позаботился, чтоб можно было чисто концы обрубить. Они не знают ничего про меня.

— Я тоже.

Алиса произнесла это очень тихо, и я сделал вид, что не услышал.

Она права. Даже в большей степени, чем сама подозревает. Мне следовало отвезти Алису домой и предоставить ее судьбе. Я сам понимал, что это — единственное разумное решение. И все же… она переживала за меня.

«Черт! Прекрати… Но, если подумать, никто не запрещал мне хотя бы некоторое время прикрывать ее».

— Ты домой спешишь?

— Да нет. А что?

— Ты когда-нибудь каталась по вечерней Москве на мотоцикле?

* * *

Ален сидел на бортике крыши причудливой высотки в Сокольниках и следил в бинокль за уносящимся в сторону центра мотоциклом. Вскоре красный фонарь стоп-сигнала исчез — Данила свернул на Садовое кольцо. Ален спрятал бинокль, перевалился с бортика на крышу и принялся старательно оббивать пыль со штанов.

— Уехали.

Розенблейд кивнула. Закончила перевод денег на счет редактора. Он грамотно выполнил задачу, Алиса оказалась в нужном месте в нужное время.

— Пусть сегодня отдохнут. Ты нашел Фэн Цзы?

Ален пожал плечами, сумев вложить в этот простой жест и ответ на вопрос, и свое мнение о полной его неуместности. На женщину, впрочем, его укоризненная пантомима впечатления не произвела.

— И как он отнесся к погрому в клубе? Он в бешенстве? Обещает виновным мучительную смерть?

— Смеется.

— Понятно. Его деньги не пострадали, а суматоха в клубе и впрямь выглядела смешно. Он глупее своего отца. И глупее старшего брата. Потому и возиться до сих пор с игрушками вроде этого шоу. Ничего… — Розенблейд запустила на экране коммуникатора ролик с камеры охраны в клубе «Дача». Прокрутила до момента, когда в кадре оказался балкон с вип-персонами. Изучила лица особых гостей, удовлетворенно кивнула. Закончила фразу: — Сейчас мы испортим настроение господину Фэн Цзы.

РЕТРОСПЕКТИВА 2

20 октября 1982 года.

Институт бурлил.

В коридорах и курилках сотрудники сбивались в кучки по уровням информированности. Время от времени от одной кучки к другой курсировал делегат в поиске свежих сплетен. Владимиру казалось, что он попал внутрь потревоженного улья. Жужжали на разные голоса:

— У Бронштейна… крысы… омоложение… сам видел…

Владимир тоже почувствовал укол любопытства. Удивительно, что фортуна улыбнулась именно вечному пессимисту Бронштейну.

Их лаборатории располагались через стену и имели своеобразный «тайный ход» — общий встроенный шкаф для одежды. Разумеется, обнаружив это, кто-то из лаборантов выпилил внутреннюю стенку шкафа и повесил ее на петли. Теперь что бы попасть из одной лаборатории в другую, не нужно было выходить в коридор. Какой-то особой нужды в этом не было, просто еще одна попытка бороться со скукой.

Лаборатория Владимира была пуста — из двоих подчиненных один был в отпуске, второй болел. Владимир постучался и открыл «дверь в Нарнию». Изя тоже был один. Сидел у стола, подперев небритую щеку рукой, а в глазах его застыла вся мировая скорбь. Владимира он приветствовал горестным вздохом.

— Ты тоже пришел мучить меня?

— Да нет, зашел поздравить. Как я догадываюсь, не с чем?

— Ну, почему же? Пока ничего плохого не произошло, а это уже не мало, учитывая обстоятельства.

Справедливости ради следует отметить, что пессимизм Изи Бронштейна имел под собой объективные причины. Его отношения с этим миром не заладились с самого рождения, и даже чуть раньше — когда родители подбирали ребенку имя. Прямо сказать, их выбор мало способствовал популярности сына в школе маленькой казачьей станицы на юге Краснодарского края. С другой стороны, благодаря столь вызывающему отличию от соучеников, Изя Бронштейн еще в детстве получил закалку, подготовившую его к философскому восприятию неудач, преследовавших его все последующие годы.

А они именно преследовали Изю. Временами доходило до смешного — он боялся планировать даже такие мелочи, как поход в булочную за хлебом. Потому что стоило ему подумать: «После работы надо зайти хлеба купить», — как включались некие загадочные механизмы. Кошелек забывался дома, в институте устраивали внезапное совещание, которое затягивалось до глубокой ночи, ломались автобусы, все булочные в округе разом закрывались на учет. Мироздание было явно против того, что бы Изя Бронштейн купил хлеб.

Так что, когда лабораторный крыс-старожил по кличке Адольф стал вдруг вести себя, словно юный крысенок, Изя первым делом встревожился. А когда анализы подтвердили, что четырехлетний Адольф неестественно здоров для своего почтенного возраста, пришел к выводу, что дело плохо. Он немедленно засадил двоих лаборантов копировать дневники экспериментов, проводившихся над Адольфом. Потом запер одну копию в сейф, другую — в сейф директора, а оригиналы упросил спрятать в первом отделе. Адольфа пересадил в террариум из бронированного стекла. Приволок в лабораторию два огнетушителя, ящик с песком и противогаз.

Отправил всех своих сотрудников в отгулы.

И теперь стоически ждал, что произойдет.

Напоив грустного Изю чаем и пожелав удачи, Владимир собрался к себе, когда Бронштейн притянул к себе листок и написал:

«Ты во что-то влип?»

Владимир удивленно посмотрел на коллегу и отрицательно помотал головой.

«Не ври. Когда я пришел в первый отдел, оттуда как раз вышла дамочка. Явно из ЭТИХ. А когда я вошел, то заметил на столе твое личное дело».

— Н-не знаю… — задумчиво протянул Владимир. — Ерунда какая-то. Вот совершенно не из-за чего. Клянусь!

— Ну, смотри сам, — вздохнул Изя, сжигая листок в фарфоровом блюдечке. — Я бы на твоем месте подготовился. На всякий случай.

— Да ну тебя, — сердито буркнул Владимир. — Накаркай мне еще!

Неожиданный поворот беседы порядком выбил его из колеи. Владимир мысленно перебрал все свои грехи, включая кухонный треп и несколько книжек «самиздата» спрятанных на антресолях, и счел их слишком ничтожными. Никаких причин для интереса к нему со стороны Конторы не было.

Он взялся сортировать дневники экспериментов за прошедший месяц, но вскоре поймал себя на том, что выполняет какие-то механические действия, не вникая в их смысл. И дело было, как ни странно, вовсе не в гипотетическом интересе к нему всесильной Конторы. Мысли Владимира занимал дневник сэра Оливера Эллингтона.

Помучившись еще с полчаса, он запер тетради в сейф и взял с вешалки пальто. Библиотека закрывается в восемь вечера, у него есть целых шесть часов…

«…беседовать с моей Бетти. Впрочем, вот я написал „моей“ и меня уже одолевают сомнения. Не придаю ли я происходящему той окраски, которой жаждет мое сердце? Испытывает ли Элизабет ко мне те чувства, которые испытываю к ней я? Иногда мне кажется, я для нее лишь игрушка, способ на время развлечься. В такие моменты я ловлю на ее лице черты холодности и равнодушия, но… даже в этом облике северной богини она остается прекрасной! А в следующий момент она уже смеется или грустит так искренне, что я корю себя за недостойные мысли. Ах, Бэтти, моя волшебница!..»

28 июня 1912 года.

Элизабет настояла на том, что бы самой заняться организационными вопросами. А сэра Оливера оставила в гостинице. Впрочем, назвать это строение гостиницей означало бы оскорбить все — даже самые захудалые — постоялые дворы, в которых сэру Оливеру доводилось останавливаться во время путешествий. Фактически, это был большой сарай, разделенный на комнаты. Здесь иногда останавливались купцы, но наиболее разумные из них предпочитали по возможности не покидать корабли. Сэр Оливер уже знал, что главным врагом белых на этих островах являлись вовсе не хищные животные, ядовитые змеи или агрессивные дикари, которыми европейцев пугали бульварные издания. Непривычный климат убивал людей.

Ученому казалось, что вместо воздуха остров окутал кисель, воняющий гнилыми фруктами и пряностями. Дышать этой горячей смесью было тяжело, и, как вскоре испытал на себе сэр Оливер — вредно. На третий день по прибытии он почувствовал легкое недомогание, к следующему дню перетекшее в полновесную лихорадку, придавившую его к постели раскаленным утюгом. В фактории было два врача, но один сам лежал с приступом малярии, а второй боролся с климатом при помощи рома и, когда Элизабет его нашла, пребывал в ласковых объятиях белой горячки. Девушка обыскала всю факторию и вернулась с толстым благодушным китайцем — оказалось, на острове у них и у японцев внушительные диаспоры. Китаец пощупал пульс сэра Оливера, осмотрел глаза и язык больного, озабоченно покачал головой и ушел. Через час прибежал мальчишка и принес коробок из-под спичек с дюжиной черных шариков размером с косточку вишни.

От лекарства сэру Оливеру стало легче, через пару дней он даже мог вставать и передвигаться на дрожащих от слабости ногах, но до окончательного выздоровления было далеко. Вообще-то, Цзы Сим — тот самый китайский врач — честно признался, что не может его вылечить, поскольку причиной болезни являлся сам организм сэра Оливера. Он не мог приспособиться к местному климату. Пилюли лишь поддерживали силы англичанина и купировали симптомы. Самым разумным было бы вернуться в Англию, но такой вариант сэр Оливер сразу отмел. Как и остаться в гостинице под наблюдением китайца, а экспедицию в джунгли полностью доверить Элизабет. На подобное предложение он даже счел возможным обидеться. Тогда Цзы Сим неохотно предложил другой вариант: его можно нанять сопровождать экспедицию и тогда он будет следить за здоровьем англичанина и готовить для него лекарство. Плату он потребовал внушительную, а по местным меркам так и вообще запредельную, но сэр Оливер с радостью согласился. Цзы Сим получил на руки пятьдесят фунтов задатка и официально стал третьим членом экспедиции.

А четвертого привела Элизабет.

Она ушла еще утром, предупредив, что отправляется искать носильщиков и проводника. К середине дня сэр Оливер начал тревожиться, хотя все вокруг — начиная от хозяина гостиницы и заканчивая Цзы Симом — твердили, что серьезных опасностей на территории фактории нет. Туземцы основательно запуганы мощью белых колонизаторов и их огнестрельным оружием, на белую женщину ни за что не нападут. А сами белые, как это часто бывает в маленьких колониальных поселках на краю цивилизации, относятся к людям своей расы как к родственникам.

И все же, когда Элизабет вернулась, сэр Оливер уже не находил себе места от тревоги и лишь физическая слабость не позволяла ему отправиться на поиски. Он выбрался на крыльцо и сидел там, печально глядя вдоль единственной улицы поселка.

Впрочем, долго так сидеть ему не пришлось. Примерно через час он увидел — а готов был поклясться, что вначале почувствовал — в конце улицы знакомый силуэт. Элизабет возвращалась не одна. С ней были шестеро туземцев с внушительными тюками на носилках и некий колоритный тип. Белый.

Сэру Оливеру он не понравился с первого взгляда. И чем ближе к гостинице подходил этот небольшой отряд, чем больше деталей мог рассмотреть ученый, тем большую антипатию он испытывал к незнакомцу.

Тот был долговяз и худощав, но, несмотря на это, хорошо сложен. Тонкий в талии, в груди он заметно раздавался — даже на расстоянии видно было, как под мокрой от пота рубашкой ходят мощные пластины грудных мышц. Широкие плечи и мускулистые руки выдавали человека, не чурающегося физического труда, но лицо было умное, даже интеллигентное. И — совсем необычно для здешних мест — чисто выбритое. Удаленность от цивилизации действовала расслабляющее и большинство белых, которых успел повидать здесь сэр Оливер, либо отпускали бороды, либо брились редко, щеголяя многодневной щетиной. Подбородок и щеки незнакомца были чистыми, а тонкие усики — аккуратно подстрижены, словно он только что побывал у парикмахера. Это почему-то особенно задело сэра Оливера.

Судя по одежде, незнакомец тоже путешествовал. На нем была полотняная рубашка, свободные бриджи из толстого сукна, заправленные в кожаные гетры, ботинки на толстой подошве. Из-за жары куртку он снял и нес, перекинув через плечо. Кроме пояса он нацепил еще офицерскую портупею германского образца с подсумками и большой флягой, правда, никакого оружия при нем не было. Широкополую мягкую шляпу незнакомец нес в руке, видимо, подчеркивая этим уважение к даме.

Сэр Оливер раздраженно фыркнул. Не иначе, итальянец!

Элизабет, похоже, находила беседу со своим спутником занимательной. На ее лице то и дело расцветал румянец, с губ не сходила улыбка, несколько раз девушка рассмеялась, видимо, удачной остроте собеседника. Когда они подошли ближе, сэр Оливер услышал резкие, жесткие звуки чужой речи и нахмурился — полиглотом он не был, но немецкий язык узнал. Открытых конфликтов между Соединенным Королевством и Германией пока не случалось, но вражда была уже почти не скрываемая. Не в последнюю очередь из-за колоний вроде Новой Гвинеи. Непонятно было, почему немец так свободно разгуливает по английской фактории. Еще одной обидной деталью для сэра Оливера стало то, что он немецкого языка не знал, в то время как Элизабет явно не испытывала проблем. Это было нелогично и мелко, но раздражающе — как камушек в ботинке.

Шагах в десяти от гостиницы Элизабет, наконец, заметила сидящего на веранде сэра Оливера, всплеснула руками и быстрым шагом направилась к нему.

— Милый, зачем ты покинул комнату? Ты еще недостаточно окреп.

Ученый дернул плечом, проворчал:

— Не делай из меня немощное дитя! Я вполне здоров.

Элизабет с терпением профессиональной няньки возразила:

— Ты не здоров. И не будешь здоров, пока мы не вернемся в Европу. Так сказал Цзы Сим, а я склонна ему верить. Потому тебе надо беречь силы. Раз уж ты твердо решил идти с нами…

Это «с нами» окончательно добила сэра Оливера. Воинственно уставившись на незнакомца, он со всею надменностью, на которую был способен, произнес:

— Я имею честь видеть перед собой германского подданного?

Но на немца холодный тон не произвел особого впечатления. Он бесцеремонно завладел рукой сэра Оливера, сердечно потряс ее, без малого не оторвав, и ответил на ломанном английском языке:

— Клаус Нойманн мое имя есть, Герр Эллингтон. Недумаю, что кайзер читает меня верным подданным, о найн! Я покинуть Ватерлэнд давно и спешно. Полиция… эм-м-м… не-до-понимание!

Элизабет пояснила:

— Клаус — археолог. Он нашел один древний манускрипт, в котором описывался путь в… э-э-э… к одному историческому кладу. В горах Индии. Ему удалось организовать консорциум из пяти очень богатых и уважаемых в Германии промышленников, которые вложили значительные средства в его экспедицию. Но вскоре выяснилось, что манускрипт поддельный.

— Простите?

— О, найн! Не думать, я — шарлатан! Найн! К сожалению, я не успел доказывать, что правда в моей стороне.

— На него слишком уж насели, — вмешалась Элизабет. — У Клауса были разногласия с большинством научных авторитетов Германии. Они не разделяли его методов. Он — практик, вроде Шлимана…

— О! Герр Шлиман, я-я!

— …как только подвернулся удобный случай, коллеги на него набросились как стая голодных крыс. Поскольку выходило, что он якобы обманул пять уважаемых граждан, никакой объективности или правосудия ждать не приходилось, и Клаус сбежал из страны. Теперь он — вольный стрелок.

— Кажется, это называется иначе, — пробурчал сэр Оливер. — Авантюрист.

— Не будь таким злюкой! — воскликнула Элизабет. — Клаус, простите его. Это все из-за лихорадки.

— Напротив! Не вижу что обижаться! Авантюра — это прекрасно! Это заставляет кровь бежать в жилу быстро. Но вы хотел говорить о деле.

Элизабет кивнула.

— Клаус согласился быть нашим проводником. Он здесь уже довольно долго живет, немного знаком с местностью. И может общаться с туземцами.

Сэр Оливер недоверчиво посмотрел на немца. Потом с трудом поднялся на ноги и отозвал Элизабет в сторону.

— Разве мы можем ему доверять? Он ведь фактически признался в том, что обманом вытянул деньги на экспедицию.

— Именно поэтому я ему и доверяю. Он ведь мог ничего не рассказывать. Выдать себя за кого угодно. Клаус выглядит бывалым человеком, а нам все равно нужен проводник.

— А если он нас обманет?

— Как? Мы ведь ищем не золотые слитки или драгоценные камни, которые можно украсть. Присвоить наше открытие он не сможет, он все-таки не биолог и не медик.

— Не нравится мне все это… Но, наверное, ты права.

Они вернулись к терпеливо дожидавшемуся их немцу, и Элизабет коротко посвятила его в цели экспедиции.

— Японские рыбаки пересекли остров где-то в этих местах. Сначала они пытались идти вдоль берега, но это было совершенно невозможно из-за мангровых зарослей. В море выходить они боялись, и решили исследовать одну из рек. Поднялись до предгорий и где-то в тех местах обнаружили то, что мы ищем.

— Сердце джунглей, я?

— Правильнее будет назвать это маткой джунглей. Судя по рассказу рыбака, это какой-то природный феномен. После нескольких месяцев жизни в джунглях их поразило буйство и разнообразие растений той долины — это о многом говорит! Еще он рассказывал о множестве невиданных животных и птиц, о насекомых, цветах… Все вокруг кипело — это его слова.

— Как вы определять, что вам нужно? На них мог действовать любой фактор.

— Будем изучать, наблюдать, — оптимистично заявил сэр Оливер.

На самом деле он предвидел, какая огромная работа им предстоит, но это его не пугало. Зато он будет в этом райском уголке с Бетти! Лишь бы пилюли китайца помогли справиться с болезнью! Возможно, ему даже удастся притерпеться к местному климату.

— Я, натюрлих! — покивал немец. — Абер, мы должен думать о долгом пути? Нужны еда и разное. И дожди!

Он что-то быстро сказал на немецком, обращаясь к Элизабет. Лицо женщины стало озабоченным.

— Он прав, Оливер, милый. Цзы Сим ведь тоже предупреждал — осенью начнется сезон дождей. В это время путешествовать по джунглям будет не очень-то приятно.

— Я помню, — возразил сэр Оливер. — Сезон начинается где-то с конца сентября — начала октября. И первое время это просто мелкий дождь, идущий пару часов в день. Вполне лондонская погода, да еще без смога и холода. У нас есть три, а то и четыре месяца на поиск долины. Если не найдем — вернемся сюда и переждем зиму в фактории. Зато к весне у нас будет разведана часть маршрута.

— Может быть, тебе все-таки…

— Давай оставим эту тему раз и навсегда, — твердо произнес сэр Оливер. — Я не собираюсь сидеть здесь в безопасности и сходить с ума от тревоги за тебя.

— Ох, милый… — Элизабет взяла его руку, нежно пожала. — Хорошо, мы отправляемся вместе.

«…и все же не могу отделаться от тревожного предчувствия. Цзы Сим утверждает, что это из-за преобладания стихии воды в моем организме над другими стихиями. Для европейского уха звучит, несомненно, диковинно. Но не следует забывать, что еще древние греки связывали различные болезни с нарушением баланса разных соков. Этот образ, возникающий независимо в медицине удаленных друг от друга как в пространстве, так и во времени культур наводит на определенные размышления.

Однако мои тревоги слишком обоснованы, что бы списать их на болезненное состояние. Этот немецкий авантюрист — вот кто истинная причина моего беспокойства. С того момента, как мы официально пригласили его стать нашим проводником, он днюет и ночует в гостинице. При этом объясняет свое присутствие необходимостью контролировать приготовления к экспедиции. Хотя и у меня и у Элизабет вполне достало бы собственного опыта заказать нужное оборудование и припасы. Но Клаус ведет себя столь добродушно, с такой смесью наивности и наглости, что обаял, кажется, всех, кроме меня. Я же не верю ему ни на пенни. Особенно неприятна его манера вести долгие разговоры с Элизабет на немецком языке. Бетти говорит, что это пустая болтовня — якобы, Клаус рад возможности хоть с кем-то поговорить на родном языке. У меня нет оснований не верить Бетти, я чувствую себя низким человеком, но…»

20 октября 1982 года.

Владимир сразу заметил эту девушку, заметил, что она поглядывала на него искоса с явным интересом, но даже пытаться не стал завязать разговор. Зачем? Все равно закончится все как всегда. А он порядком устал от этой странной игры. Иногда ему даже казалось, что Изя Бронштейн прав в своей иррациональной паранойе и за ними — как и вообще за всеми людьми — наблюдает некое могущественное существо. И не просто наблюдает, а ставит свои невообразимые эксперименты. Ну, вроде как они сами — над крысами. Он потряс головой, прогоняя бредовые мысли.

Девушка была очень даже симпатичной. Не особо высокого роста, худенькая, с круглым лицом, усеянным веснушками и задорно вздернутым носом. Владимиру показалось, что он уже где-то ее видел, но тут поезд остановился и они сошли на одной станции. Вот откуда он ее знает — наверняка не один раз уже встречались в толпе.

Владимир вышел из метро и побрел к своему дому, глубоко спрятав руки в карманы пальто — осень в этом году выдалась холодной.

— Простите…

Он обернулся.

Девушка смотрела на него открыто, глаза лучились спрятанной улыбкой.

— Простите, это не вы обронили?

В руках она держала толстый растрепанный блокнот. Тот самый, в который Владимир конспектировал приходившие в голову мысли, интересные факты и просто наблюдения. Блокнот этот был с ним еще со времен института, и неиспользованными оставались, наверное, страниц десять. Потерять эти пятнадцать лет размышлений было бы настоящей катастрофой.

Мысленно обругав себя, Владимир взял блокнот, машинально перелистал и застыл, чувствуя себя донельзя глупо. Сейчас он поблагодарит девушку, и она исчезнет из его жизни навсегда…

— Спасибо огромное! Вы меня просто спасли.

Девушка улыбнулась.

— Да не за что. А вы ученый, да? Я когда подняла его, случайно заглянула. Там у вас какие-то формулы… Вы, наверное, физик?

— Н-нет… почему физик? — растеряно протянул Виктор, а мысленно застонал от собственной нескладности и неумения поддержать разговор. — Я биолог.

— О! Да мы почти коллеги! — обрадовалась девушка. — Я врач. Физиотерапевт.

— Надо же! — Виктор почувствовал, как расплывается в глупой улыбке. — Бывает же такое.

«Ты просто гений! Манекен в магазине и то, наверное, общительнее тебя!»

Но девушка не обращала внимания на его замешательство. Она задумчиво подергала себя за прядь волос и подняла на Виктора вопросительный взгляд:

— Но это были не химические формулы. Я плохо уже помню физику, но…

— А! — с облегчением выдохнул Владимир, хватаясь за привычную тему. — Это и есть физика. Одно время у нас с коллегой была идея, что причиной старения является накопление в клетках ошибок при делении. Ах, да, я работаю в институте проблем геронтологии. Пытаюсь победить смерть, ха-ха…

— Очень благородная цель! — Девушка кивнула. — Меня зовут Лиза.

— Ох, извините! Владимир. А вы где-то здесь рядом живете?

— Да, знаете новые дома за парком?

— И вы не боитесь так поздно возвращаться?

— Обычно я раньше иду. Но вы правы, бывает страшновато.

— Я вас провожу! И не спорьте! У нас такой интересный разговор завязался — жалко будет его прерывать.

ГЛАВА 3

Чпок!

Старик в кресле поднял взгляд от листа бумаги — плотного, коричневато-ломкого, словно прошедшие столетия опалили его огнем, — посмотрел на Алена, покачал головой и вернулся к чтению.

Розенблейд укоризненно посмотрела на напарника, продолжающего с равнодушным видом жевать резинку.

— Хорошо. — Старик закончил чтение и отложил лист. — Ален, я понял ваш намек, но напоминаю: мне решать впустую вы тратите время, или нет.

Розенблейд вновь посмотрела на напарника уже с явным осуждением, но Ален и выволочку от старика принял все с тем же великолепным равнодушием.

— Вернемся к нашим делам. Прежде всего, я хотел бы знать, с какой целью вы разворошили китайскую мафию?

— Анализ последних передвижений девушки и ее поведения однозначно говорит о том, что противник взял ее в оборот, — ответила Розенблейд. — Она в любом случае отправилась бы в «Воробьиные поля» в самое ближайшее время. Ее психологическое состояние нестабильно, возможно, ее сильно раскачали извне. Сейчас она легко поддастся любому влиянию, отпускать ее в «Воробьиные поля» одну нельзя. А ваш парень что-то завис. Не знаю, дело тут в его врожденной… гм… медлительности, или есть какие-то объективные причины, но он даже не попытался сблизиться с девушкой ни в первый, ни во второй разы. И это очень усложнило всю ситуацию.

Тяжелые веки приоткрылись сильнее, в тусклых старческих глазах появился интерес.

— И вы решили поджарить им пятки, что бы шевелились быстрее?

Розенблейд кивнула.

— Очень хорошо. Вы поступили верно. Впрочем, как и всегда. Можете еще усилить давление.

* * *

— Сенсей! Сенсей! Подождите, прошу вас!

Профессор Инадзума остановился, огляделся в поисках того, кто позвал его. Голос явно принадлежал женщине, скорее даже молодой девушке. Профессор усмехнулся. Вот и старость пришла — везде чудятся молодые девушки. Напрасные мечты. Словно в насмешку над звучным именем, природа «наградила» профессора маленьким даже для японца ростом и субтильным сложением. Большая голова с высоким лбом и благородными чертами самурая смотрелась комично на теле каппы. Девушки не обращали внимания на него даже в юности, а уж теперь — когда он почти облысел и согбен…

— Сенсей!

Зато пока его сверстники растрачивали время с гейшами и вином, он учился. Грыз фундаментальную физику с упорством крысы, прогрызающей бетонную стену. И к сорока годам стал ведущим специалистом в компании «Ватари». Четверть века он потратил на воплощение своих идей. Работал по двадцать часов в сутки, засыпал за рабочим столом, упав лицом в клавиатуру. Питался крекерами и кофе — жалко было тратить время на еду. И вот его усилия окупились. Экспериментальная установка «Ватари-1» при весьма скромных размерах и затратах на постройку, генерировала столько же электроэнергии, сколько большая атомная электростанция. Это был настоящий прорыв. Осталось решить проблемы с безопасностью…

— Сенсей, я здесь!

Инадзума наконец увидел ее. И даже, кажется, вспомнил. Юная лаборантка из вспомогательного отдела. Или нет? Стоит скромно опустив взгляд, короткая юбка открывает круглые, по-детски сведенные вместе колени. Инадзума почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Сенсей, я очень извиняюсь, но не могли бы вы подвезти меня до метро. Я буду очень-очень признательна…

Профессор Инадзума подтвердил, что экспериментальная установка пока не получила сертификат безопасности. Руководство компании не готово провести экспертизу, объясняя это тем, что большинство технических решений еще не запатентовано. Тем не менее, профессор Инадзума ручается за безопасность своего детища…

Алиса

Она проснулась с непривычным ощущением счастья и покоя.

И это несмотря на то, что легла вчера — точнее, уже сегодня — в пять утра, а сейчас, если верить таймеру Бублика, всего одиннадцать.

«Ах, ну да… прынц!»

Алиса показала своему отражению в зеркале язык и включила зубную щетку. «Прынц» тут был вовсе не при чем. Ну, вернее, почти не при чем. Проводив ее до двери квартиры, он вновь превратился из небритого хулигана в старомодного джентльмена, пожелал спокойной ночи и удалился. Даже не попытался поцеловать на прощание. Словно это не он, а какой-то совершенно другой человек дрался на ринге, а потом всю ночь катал ее по Москве на мотоцикле.

Пожалуй, именно в этом крылась причина хорошего настроения. Вчерашние приключения — ночной клуб с подпольными боями, бегство от охранников, ночной полет по Москве — были окном в другую жизнь. Авантюрой. Глотком свежего воздуха. Алисе захотелось немедленно что-то изменить в своем бытие, проходящем в полумраке комнаты перед монитором компьютера. Например, отправиться в морское путешествие. В кругосветное! На парусной лодке! Или бросить ко всем чертям журналистику и поехать волонтером в Африку — где всегда засуха, голод, эпидемии. И всегда нужна помощь добровольцев. Или можно даже не бросать писать, а совмещать — делать что-то полезное, но и продолжать писать статьи. Репортажи…

Ну… или хотя бы открыть шторы.

Оживление, владевшее Алисой с самого момента, как она проснулась, слегка поостыло и скукожилось. Никуда она не поплывет, конечно. И в волонтеры не пойдет. Тащиться на край света, где не будет возможности даже душ толком принять, да еще с риском подхватить какую-нибудь заразу, которую потом назовут твоим именем — нет, это не для нее. А вот репортаж написать надо. Причем Данила прав, надо сдать материал как можно быстрее. На бумаге «Здоровье и красота» выходит раз в месяц, но видео и комментарии к нему они зальют на сайт журнала сразу — что бы подогреть интерес читателей.

Алиса раздвинула шторы и окончательно приуныла. Ей представлялось, что сейчас в комнату хлынут золотые лучи солнца, в которых даже вульгарная пыль выглядит золотистым туманом. В общем, как обычно виделась картинка из какого-то забытого кино. И столь же традиционно за окном оказалось пасмурно, небо было затянуто серыми с ядовито-желтым отливом тучами.

За окном в соседнем доме мелькнуло чье-то лицо. Мелькнуло и исчезло.

Еще не понимая толком, почему ее это встревожило, Алиса отступила на шаг в глубь комнаты — так, чтобы не терять из виду дом напротив, но самой спрятаться в полумраке неосвещенной комнаты. Теперь ее не могли видеть. Разве что у наблюдателя был при себе сканер. Но тогда и шторы не спасут.

Алиса нахмурилась, пытаясь понять, с чего это в голову лезут такие мысли? Просто кто-то прошел мимо окна… «Нет, — тут же сама себе возразила девушка. — Слишком резким было движение. Словно человек увидел кого-то, и отшатнулся, чтобы его не заметили…» Точь-в-точь как она сама только что сделала. И, кстати, это ведь окна подъезда.

Алиса закрыла глаза, пытаясь справиться с паникой. В памяти сразу всплыл вчерашний разговор. Неужели «измайловские» уже вышли на нее? Но как им удалось за одну ночь?

В глубине подозрительного окна что-то шевельнулось. Алисе даже показалось, что она уловила отблеск в оптике. Подавив желание броситься ничком на пол, она медленно опустилась на диван.

«Трусиха! Даже если это „измайловские“, не станут они стрелять. Им же запись сначала уничтожить надо. Да и не стоишь ты того, что бы киллера нанимать…»

От этих вполне здравых мыслей Алисе спокойнее не стало. Она понимала, что снайпера за ней и впрямь вряд ли пришлют, не того полета птичка. Но и бюджетные варианты с вламывающимися в квартиру громилами или наездом машины тоже не внушали оптимизма. Оставаться одной в квартире было страшно, выходить на улицу еще страшнее. Стараясь перемещаться так, чтобы не попадать в створ окна, Алиса вытащила из шкафа рюкзачок, с которым в студенческие годы объездила автостопом пол-Европы, и торопливо побросала в него самые необходимые вещи. Схватила телефон.

Данила ответил не сразу, но голос у него был вполне бодрый. Алиса тут же сообразила, что у большинства людей рабочий день в самом разгаре. И даже испытала неловкость при мысли, что развлекая ее, Данила вынужден был пойти на работу не выспавшись. По мере того, как девушка рассказывала, что произошло, собственный испуг казался ей все более нелепым. Мысленно она уже ругала себя за поднятую панику и ожидала, что Данила только посмеется над ее страхами…

— Понятно. Выходи в подъезд, только сначала убедись, что там никого нет. Поднимайся на два этажа выше и жди меня. Я буду минут через пятнадцать.

— Но…

Алиса не успела возразить, как Данила отключился. И вместе с ним — телефон. Алиса попыталась реанимировать капризное устройство, но мобильник напрочь отказывался оживать. Выругавшись со свойственной выпускнице филфака витиеватостью, девушка бросила телефон в рюкзак и подкралась к входной двери. Еще раз отругала себя за то, что так и не установила камеру. Приоткрыв дверь, прислушалась.

В коридоре было тихо и гулко, как бывает только в пустых помещениях. Присутствие человека и даже собаки или кошки изменяет тишину, та становится уже совсем иной — тишиной, в которой кто-то есть. Алиса крадучись покинула квартиру. Поднялась на два этажа выше. Устроилась на корточках в закутке за мусоропроводом и приготовилась ждать.

Сначала Алисе казалось, что подождать пятнадцать минут — пустяк. Но время тянулось невыносимо медленно. Один раз в подъезде громко хлопнула входная дверь, раздались тяжелые шаги, загудел, спускаясь на первый этаж лифт, и Алиса чуть не выскочила из своего укрытия от накатившего страха. Но лифт поднялся куда-то на верхние этажи, запищали, принимая код, замки, открылась и закрылась дверь квартиры, и в коридоре вновь стало тихо и пусто. Переведя дыхание, Алиса взглянула на часы. Данила уже опаздывал, прошло больше получаса.

«Конечно, он не мог точно знать, когда доберется. Если попал в пробку, может и на час опоздать…»

Успокоить себя не удалось. В голову лезли всякие жуткие картины — смятая ударом черно-серебряная «кобра» Данилы, расколотый шлем, кровь на асфальте… И все потому, что она перепугалась какого-то дурацкого лица в окне! Накрутила и себя и Данилу!

— Уф-ф-ф… я уж испугался, что тебя нашли! Как ты там уместилась?

Алиса вскочила, едва не врезавшись лбом в батарею отопления. К ней подкрались, да так, что не услышала, не почувствовала!

Выдохнула облегченно, привалившись без сил к стене и пытаясь унять нервную дрожь в коленях.

Данила стоял на лестничной площадке, живой и невредимый. Улыбался.

Алене стало невыносимо стыдно.

— Извини. Я дура. Сама не пойму, что на меня нашло. Это просто нервы.

— Хороши нервы.

Улыбка Данилы стала слегка кривой, он промокнул нос ладонью и мельком взглянул на перчатку. Алиса только теперь заметила под носом парня потеки высохшей крови.

— Не хотел бы я, что бы эти нервы меня в темном переулке подловили.

— Так я не ошиблась?

Данила кивнул.

— Я потому и задержался. Выход-то у тебя из подъезда один. Не хотелось, что бы они сразу тревогу подняли.

— Они…

— Да живы! Что я — самоубийца что ли? Кровником триаде лучше не становиться. Оглушил аккуратно, влил в глотки по двести коньяка и натюрморт на подоконнике разложил — бутылка, стаканы с отпечатками, лимон нарезанный. И полицию вызвал. Так что пусть теперь доказывают боссу, что самоотверженно несли службу… Ладно, не будем тратить время. Пошли.

Данила

Что-то подобное я предвидел еще вчера.

Просто не захотел тогда лишний раз волновать Алису, вот и сказал, что Фэн Цзы будет трудно ее найти.

Доставив Алису домой, я сразу отправился в Цех и засел за рабочий компьютер. Примерно через час мои опасения подтвердились. В полицейский архив пробрался «призрак» и стал просматривать картотеку. Вначале он искал совпадения с моим ДНК, но тут его ждало разочарование — моих данных в полиции нет. А вот Алиса успела засветиться, попала еще в студенческие годы под арест за участие в какой-то демонстрации. Детишек тогда выпустили уже через пару часов, сдали на руки перепуганным родителям. Но код ДНК у неудавшихся «революционеров» считали и внесли в картотеку. Я увидел, как «призрак» разыскал досье Алисы, скопировал его и вышел из сети. Работал один из парней Фэн Цзы, разумеется.

«Призрак» хорошо замаскировался, поставил трехступенчатую шифровку, да и соскочил быстро — полицейские админы вряд ли что-то заметили. Но я и не собирался его ловить — пустая трата сил. Просто хотел удостовериться, что китайцы все же объявили охоту на Алису. Когда утром она позвонила со своим сбивчивым рассказом о наблюдателях, у меня уже был план действий.

Я отвез Алису в парк на Чистых Прудах. Здесь можно было спокойно поговорить — слишком много прохожих и полицейских, что бы даже отморозки Фэн Цзы рискнули напасть. Да и не следил за нами пока никто. «Шестерки» в подъезде, небось, еще и не очухались, а других топтунов я не заметил.

— Как серьезно все обернулось.

Алиса сидела на скамейке, обхватив руками ноги и уткнувшись носом в колени. Ей явно было очень страшно. Так страшно, что она даже не пыталась это скрывать.

— Глупо. Я ведь всегда старалась держаться в стороне от дел мафии. Пару раз мне попадались такие сюжеты! С документами, с подтвержденными фактами! Можно было бы убойные статьи написать. Но как только я понимала, что ниточки тянуться к мафии, сразу все файлы стирала и даже думать себе запрещала на эту тему. Этих парней фальшивыми адресами и псевдонимами не обманешь. А тут… Ну как я не подумала, что у подпольного тотализатора обязательно будет серьезная крыша? Будто мозг взял и отключился.

Девушка нервно усмехнулась.

— Ничего, выкрутимся, — я постарался сказать это уверенно. — У меня есть кое-какие идеи. Только время нужно. Хотя бы дня три-четыре. Я бы предложил свою берлогу, но мне тоже придется скрыться. У тебя есть знакомые, к которым ты могла бы напроситься в гости? Лучше бы в другом городе.

— Ну-у-у, есть, конечно. Тетя Рая…

— Нет, родственники отпадают. Институтские друзья тоже. Одноклассники, наверное, тоже. Не знаю, как у Фэн Цзы поставлена работа с информацией, так что лучше не рисковать.

Алиса задумалась, потом неуверенно произнесла:

— Знаешь, у меня есть один друг. Мы с ним когда-то работали вместе…

— Не пойдет, на него легко выйти.

— Погоди! Он на днях предложил мне отдохнуть в одном местечке недалеко от Москвы. Какое-то экологическое поселение. Люди там живут совершенно оторванные от мира, вряд ли среди них есть осведомители мафии. И ты тоже там сможешь спрятаться — деревня километрах в сорока от Москвы, добираться недолго.

Деревня вне цивилизации? Что-то мне это напоминает. Что-то очень нехорошее. Но, с другой стороны, если моя догадка верна, для Алисы такое укрытие будет идеально. Только вот пустят ли туда меня?

— Хм… Отрезанность от цивилизации может и нам боком выйти. Если что случиться, помощи ждать будем до-о-олго.

— Все равно у меня больше мыслей никаких нет, — сдалась Алиса. — Можно, конечно, просто уехать в другой город и заселиться в гостиницу. Хотя, нет. В гостинице придется регистрироваться.

Я согласился:

— Гостиница точно не вариант. Можно было бы снять на время квартиру, но хозяева все равно захотят договор. А там и слишком бдительные соседи могут настучать участковому, что в доме появились подозрительные жильцы. Нет, чем дольше я размышляю, тем больше мне нравится твоя идея. Поедем, посмотрим, как там эти ребята без электричества живут.

Алиса

Своим замечанием про электричество Данила напугал Алису. Девушка готова была смириться с отсутствием интернета и мобильной связи, но о том, что свобода от цивилизации может зайти настолько далеко, не задумывалась. Жить без горячей воды при керосиновой лампе Алиса была не готова даже из страха перед триадой. К счастью, в реальности все оказалось не так сурово.

Большую часть дня Данила возил ее по городу, улаживая какие-то свои дела. Так что в Княжево они добрались только вечером и к «Воробьиным полям» — так почему-то называлось экологическое поселение — выехали уже в сумерках. Зато Алиса сразу перестала волноваться. Хоровод аккуратных домиков на краю леса встречал их ярко светящимися окошками. У журналистки даже появилась надежда, что в гостинице окажется такая роскошь цивилизации, как водопровод с горячей водой.

Они спешились в начале улицы и дальше пошли пешком — Данила толкал мотоцикл с битком набитыми кофрами, а Алиса руководила, сверяясь с инструкцией, надиктованной по телефону Симом. «Воробьиные поля» оказались больше, чем она думала. Услышав, что в поселке всего одна улица, Алиса вообразила пять-десять домов, сгрудившихся вокруг автобусной остановки. Реальность оказалась куда солиднее. Улица представляла собой овал, внешняя сторона которого была оконтурена разбитыми с геометрической точностью огородами и теплицами, а с внутренней стороны на нее выходили двери не менее трех десятков домов. По переулкам, делившим поселок на сектора, можно было попасть на площадь. В центре площади красовался большой трехэтажный дом — самый высокий в поселке. Точнее, это были два двухэтажных дома, образующих крест, а в месте пересечения третьим этажом был надстроен круглый павильон под купольной крышей. Вид дома и его расположение наводили на мысль о храме, но никаких символов известных ей религий Алиса не заметила.

Таинственное здание будоражило любопытство девушки, но утолить его оказалось не так-то просто — на улице не было ни души. Да и окна в домах гасли одно за другим.

— Ну а чего ты ожидала? — пропыхтел Данила, ставя мотоцикл на подножку и утирая пот. — Одна из прелестей жизни в гармонии с природой. Встают с петухами, ложатся спать с курами. Оно и понятно. Работа на земле тяжелая, особенно если они все делают по старинке, голыми руками. Да и досуга тут особого нет, какой смысл сидеть до ночи, если ни телевизора, ни интернета.

— Можно читать.

Данила ничего не ответил, но посмотрел на Алису с таким искренним удивлением, что та сразу представила себя после целого дня прополки — или чем там принято в поле заниматься — читающей, например, стихи Гумилева. Про жирафа на озере Чад, например. И сама же признала, что образ получается какой-то неубедительный.

Алиса заметила, что Данила выглядит обеспокоенным. Он оглядывался по сторонам с таким настороженным лицом, словно ожидал нападения. И оттого что никто не нападал, беспокоился еще сильнее. Похоже, как на многих обитателей мегаполисов, отсутствие привычной толчеи и шума городских улиц действовало на него угнетающе.

— Ничего, мы уже почти на месте, — поспешила успокоить спутника Алиса. — Видишь тот дом? Длинный, с зеленой крышей? У которого над входом такой фонарь… ну, как в сказочном доме.

— В сказочном, говоришь? Как тебе роль Гретель? Мне так вовсе не хочется быть в роли Гренделя! Чего смеешься?

— Да не важно. Пошли уж проситься на ночлег… Грендель. А то хозяйку будить придется. Неудобно.

В поселке и вправду почти все дома уже стояли темными, но в гостевом домике одно окно светилось. Пока Данила устраивал мотоцикл возле палисадника, приковывал его к ограде цепью и даже, кажется, гладил по баку и желал спокойной ночи, Алиса искала дверной звонок.

— Что там?

Алиса беспомощно оглянулась. Данила стоял на нижней ступеньке с кофрами на плече и все также настороженно посматривал по сторонам.

— Не пойму, как тут устроено.

Данила хмыкнул и толкнул дверь рукой. Та, мягко щелкнув, открылась.

— Нет здесь замков. Видимо, все жители поселка крайне высоконравственные люди. Практически, святые. А может просто красть нечего.

Из крохотных сеней они попали в зальчик, из которого в глубь дома вел ярко освещенный коридор. Алисе дом сразу понравился. Несмотря на поздний час, в нем пахло медом и свежей выпечкой. Большое матовое блюдо под потолком рассеивало свет по золотисто-коричневым обоям и темному лаку старомодных стульев и столиков. На мгновение девушке почудилось, что она стоит на поляне дубовой рощи в солнечный день.

Из грез ее извлекло журчание красивого, какого-то уютного голоса:

— Добро пожаловать в «Воробьиные поля».

Хозяйкой гостиницы оказалась пожилая женщина — невысокая, пухленькая, с обаятельным добрым лицом. Но первое, что бросалось в глаза — толстая коса, небрежно переброшенная через плечо. Кончик ее чуть-чуть не доставал до коленей женщины, и Алиса задохнулась от зависти к такому богатству, но тут же представила, сколько же мороки с такими длинными волосами. Особенно если их хозяйка не признает современных шампуней и не пользуется феном.

Впрочем, женщина не выглядела страстной фанатичкой опрощения. Она вообще не выглядела способной на сильную страсть — столько безмятежности было во взгляде.

— Моя имя — Радмила. Но все зовут меня Рада или Мила, кому как больше нравится. И вы так зовите, я не против. Проходите, не стесняйтесь. Вы ведь друзья Сима? Он прислал весточку, что вы приедете. И правильно сделали, что у нас решили погостить… — Радмила прервалась, посмотрела на напольные часы, совершенно антикварного вида, с маятником и двумя медными шишками на цепочках. Виновато улыбнулась: — Но вы, верно, устали с дороги! Не буду вас сегодня разговорами мучить. Пойдемте, я приготовила для вас две комнаты. Устраивайтесь, а я пока чай приготовлю. Приходите потом в гостиную. Будем чаевничать, у меня как раз свежие плюшки подоспели. Вы таких плюшек в жизни не пробовали!

И верно, плюшки были просто волшебными. Тонкая румяная корочка с хрустом ломалась на зубах, дразня смесью сладкого яблока и корицы, а под нею открывался нежный душистый мякиш. Алиса воистину героическим усилием воли отодвинулась от огромного блюда, на котором высилась соблазнительная пирамида и чуть не со слезами на глазах наблюдала, как Данила расправляется с угощением, засовывая в рот чуть не по целой плюшке за раз. В такие моменты она яростно завидовала мужчинам.

Радмила понимающе улыбнулась.

— Да вы не бойтесь. Это особый рецепт, от моей стряпни дурное сало не нарастает, только сил прибавляется.

— Что самое приятное может услышать женщина в своей жизни? От плюшек не толстеют.

— Не уговаривайте ее! — Данила замахал руками в комичном испуге. — Мне и одному-то здесь мало.

Радмила рассмеялась. Смех у нее тоже был журчащий и уютный.

— Я к утру еще напеку.

— Ой, не надо! Я же пошутил. Не хотелось бы вас затруднять.

— Что вы, какое же это затруднение? Я люблю готовить. Только угощать-то особо и некого. Почитай в каждом доме готовят сами, да свою готовку считают самой лучшей. Только на праздниках и удается друг перед другом похвастаться.

— На праздниках? А разве у вас бывают…

Алиса стушевалась, осознав, что сморозила глупость.

Радмила не обиделась.

— Поначалу многие так удивляются. Городской человек не представляет себе жизнь без помощи железяк всяких. И воображение рисует картины каторжного труда без отдыха и радости. Да ведь не крепостное право у нас! Никого к нам хитростью не завлекаем, в неволе не держим. Было бы так тяжко да безрадостно — давно все в город уехали бы.

— Вы сейчас скажете, что крестьянская жизнь легче городской, — ехидно пробубнил сквозь очередную плюшку Данила.

Радмила пожала плечами:

— А и скажу. Это ведь смотря чем ту тяжесть мерить? Тем, что работать приходится на земле, руками? Зато на земле-то спокойно, не нужно перед начальством спину гнуть и нервничать, что не так приказ исполняешь, что в должности понизят, а то и уволят. Тут каждый сам себе хозяин, а единственный начальник — природа. Начальник справедливый и мудрый, такому и подчиниться не грех.

Алиса старательно запоминала, жалея, что не прихватила из рюкзака камеру или хотя бы телефон. Впрочем, вполне могло выйти так, что перед камерой Радмила застеснялась бы, не смогла бы говорить складно и увлеченно.

— Самые напряженные дни у нас в конце весны и осенью. А как урожай собрали — тут уже легче становится. Да и летом не сказать, чтобы уж так работали, что не разогнуться. И праздники празднуем. Вот вы сколько дней у нас пробыть собираетесь?

Алиса переглянулась с Данилой. Тот только руками развел: мол, кто ж знает?

— Дней пять, я думаю, мы здесь точно проведем. А там посмотрим.

— Вот и отлично! — обрадовалась Радмила. — Тогда застанете один из наших праздников. Будем вязать сноп для Велеса.

— Для кого?

Алиса с осуждением посмотрела на Данилу.

— Надо же знать свою историю хоть чуть-чуть.

— Зачем?

— Затем! Велес — один из главных языческих богов славян.

— А-а-а… — откровенно зевнул Данила. Поймал укоризненный взгляд Алисы и торопливо закивал. — Да-да, праздник это здорово. С удовольствием посмотрим и поучаствуем.

— Если можно… — Алиса вопросительно посмотрела на Радмилу.

— Конечно. Этот праздник для всех открытый… Но я смотрю, вы уже устали. Давайте продолжим разговор завтра.

Отведенные им комнаты располагались в самом конце коридора, дверь в дверь. Стоило Алисе закрыть за собой дверь, как навалилась усталость — уж больно суматошным выдался день, да и переживаний всяких хватило с избытком.

Но уснуть не получалось. Оставшись одна, девушка вновь вернулась мыслями к опасному тупику, в котором оказалась. Нужно было как-то выбираться, но никакого плана придумать не удавалось. Алиса ворочалась с боку на бок в мутной дремоте, никак не желавшей перейти в сон. Уже где-то далеко за полночь ей показалось, что во дворе, прямо под ее окном, скулит собака. Она хотела встать, выглянуть в окно, и это побуждение ее, наконец, усыпило.

Данила

Странное место.

Опасное.

Мои предположения оказались верны.

Еще в Княжево, расспрашивая дорогу к экологическому поселению, я заметил странные взгляды местных жителей. Мне даже показалось, что те — узнав, куда мы едем — с трудом удерживаются от того, чтобы перекреститься. Это, конечно, могло быть и обычное крестьянское недоверие к пришлым, поселившимся рядом и заведшим чуждые порядки. Но только вот Княжево — не какая-то патриархальная глубинка с традиционным крестьянским укладом. Москву с пригорка видно, большинство работает в столице, психология у местных вполне городская. Что-то другое крылось за всем этим.

Я почувствовал присутствие этого «другого», когда из-за поворота проселочной дороги показались «Воробьиные поля». Едва не уронил мотоцикл — столь сильным было ощущение чуждости, отторжения, которое на меня накатило. Словно овал поселка был глазом некоего монстра, разглядывающего приближающихся людей. Взгляд был не враждебным, но абсолютно нечеловеческим.

А вот Алиса, похоже, ничего не почувствовала. Поселок ей понравился, хотя и показался непривычным. Щебетала оживленно, глаза блестели от любопытства. Мне же приходилось стискивать зубы и делать вид, что все в порядке. Объяснить Алисе что происходит я не мог, а пугать, указывая на всякие странности и несоответствия — не хотел. Вот и строил из себя шута горохового. Грендель, плюшки… Хорошо еще, что Радмила эта быстро отпустила нас. Вот жуткая баба-то! Ведь даже минуты рядом с кофрами не стояла…

Я подошел к кофрам, вытряхнул на кровать коммуникатор, усилитель сигнала, спутниковый терминал, запасные аккумуляторы. Бесполезный хлам. Такое впечатление, что по кофру нанесли прицельный электромагнитный удар. Но тут у них такого оружия просто не может быть. Это сама Радмила… Не понятно только — как? При этом телефон Алисы не пострадал. Сигнал он здесь не принимает, но работать работает. И камера все прекрасно снимает. А у меня — куча хорошо пропеченного металла и пластика.

Я с отвращением посмотрел на старомодную люстру под потолком — такую же, как в холле. Алиса, увидев фонари на улице, обрадовалась, что не придется сидеть при свечах. Конечно, она не обратила внимания, что к «Воробьиным полям» не тянется ни одной линии электропередач. И в самом поселении не заметно ни ветряков, ни солнечных батарей на крышах, а дизель был бы слышен издалека. Но ночь тихая — слыхать, как куры в соседнем амбаре квохчут сквозь сон. Что же у них тут, собственная атомная электростанция? Ох, если бы!

А главное — что теперь делать? Ну, уберечь девчонку, чтобы глупостей не натворила, это задача тактическая. А что со стратегией? Один я тут мало что сделаю. Связи нет, посоветоваться не с кем. Можно, конечно, завтра смотаться в Москву. Но оставлять Алису одну здесь опасно. И еще большой вопрос дадут ли спокойно уехать? Или утром меня ждет сюрприз в виде оплавившейся проводки мотоцикла?

Встревоженный собственными мыслями, я сходил проверить «кобру». Нет, все в порядке, мою малышку не тронули.

Значит, хозяева не прочь, чтобы я отсюда свалил. А вот разрешат ли увезти Алису? Вряд ли. Да и сама девушка не захочет уезжать, ей тут нравится.

Вернувшись в комнату, я убрал испорченную технику назад в кофр и повалился на кровать. Когда не знаешь, что делать — не делай ничего. Древние даосы были мудрыми людьми. Впрочем, древние славяне не уступали им в мудрости, придумав пословицу про утро, которое вечера по любому мудреней.

* * *

— Хитрец.

Розенблейд стояла на лестничной площадке, скрестив на груди руки и, словно придирчивый критик разглядывала картину: два распростертых тела и алкогольный натюрморт на подоконнике.

— Этак он все нам испортит. Что думаешь?

Ален покрутил в руках лоснящееся зелеными боками яблоко, с треском откусил добрую треть и принялся обшаривать карманы пребывающих в нирване шпиков. Делал он это нарочито небрежно, выворачивая подкладку и разбрасывая по площадке ключи, карточки и прочую мелочь. Основательно распотрошив одежду китайцев, сгреб с подоконника бутылку из-под коньяка со стаканами и отправил все в мусоропровод. Посмотрел на напарницу.

— Оставляю это на тебя, — кивнула Розенблейд. — Догоняй.

Ален проводил женщину взглядом. Потом зажал в зубах яблоко, достал нож и склонился над первой жертвой.

РЕТРОСПЕКТИВА 3

23 октября 1982 года.

— Ты так сияешь, словно в лотерею выиграл. — Изя поставил свой поднос на столик напротив Владимира. — Но зная, какой ты олух… э-э-э… прости! Зная, какой ты идеалист, мысль о неожиданном материальном благополучии мы отметаем, как неорганизованную. А значит, скорее всего, ты познакомился с очередной девушкой своей мечты.

— Ты так это сказал, будто я бабник какой-то, — возмутился Владимир. — Я же не виноват, что они все уходят от меня.

— И кто же она?

— Ну, ее зовут Лиза. Она врач и она чудо! Красивая, умная, добрая…

— Как ты скучен, — вздохнул Изя. — Если бы не разные имена, то по твоим описаниям можно было бы решить, что ты встречаешься и расстаешься с одной и той же девушкой.

— Да ну тебя. — Владимир не собирался позволять приятелю испортить настроение. — Как дела у Адольфа? Есть прогресс?

Изя сразу погрустнел и тревожно посмотрел почему-то на потолок, хотя лаборатории были в другом корпусе.

— Адольф, кажется, продолжает молодеть.

— Ого! Так это же великолепно!

— Моргунчик тоже так сказал. И парторг. И еще около дюжины всяких важных шишек, посетивших за сегодняшнее утро мою лабораторию.

— А, так вот что у тебя там за шум был.

— Да, это было настоящее безумие. Каждый обязательно хотел посмотреть на «крыску» и почесать Адольфу спинку. Я все время ждал, что кто-нибудь его случайно придушит. Посмотри на мою голову — в ней прибавился не один седой волос.

— Брось! Чего ты кислый-то? Это же верная Ленинская премия!

Изя поднял на Владимира печальный взгляд и тоскливо вздохнул.

— Ну, что еще?

— Дело в том, что я не знаю, почему с Адольфом это происходит.

— Само собой. Надо будет изучить все…

— Нечего изучать. Володь, я ничего с ним не делал, понимаешь?

— В каком смысле?

— Я его с самой весны не трогал. Он из контрольной группы. И пережил все свое поколение.

— Охренеть, — протянул Владимир. — Получается, он у тебя просто жил-жил, а потом вдруг стал молодеть?

— Да! Понимаешь, чем это обернется? Сейчас эйфория в верхах пройдет, и мне прикажут выдать на-гора методику. А методики-то и нет. И объяснений научных нет.

— Да уж, сочувствую.

Владимиру было немного стыдно, но он никак не мог заставить себя искренне сочувствовать коллеге. Во-первых, он так привык, что Изе вечно не везет, что подсознательно и не сомневался, что на этот раз опять случится какое-нибудь фиаско. А во-вторых, он был слишком счастлив, чтобы проникнуться чужими проблемами.

Лиза сегодня дежурила до семи вечера, но потом они договорились встретиться и погулять на Патриарших прудах. Это было уже второе их свидание, и Владимир изрядно нервничал. Он чувствовал, что совершенно разучился общаться с девушками. Уверенности придавало только то, что у них была общая тема для разговора. Лизу заинтересовал дневник сэра Оливера Эллингтона. Так что неловкого молчания можно было не бояться.

— Ладно, ты не кисни. — Владимир потрепал Изю по костлявому плечу и встал из-за стола. — Чудес не бывает. Либо ему по ошибке какой-то препарат дали, либо еще что-то подобное случилось. Надо искать.

— Знаю… Ты в лабораторию?

— Нет, я в библиотеку. Мне совсем чуть-чуть осталось дочитать.

«…оказались неверны. Это не плоды, коих здесь действительно неисчислимое множество самых разных видов. Однако было бы полнейшим безумием употреблять их в пищу, когда даже туземцы-носильщики не знают, какие из них съедобны. Все это время мы питались исключительно своими припасами, но…»

20 сентября 1912 года.

Над джунглями висела мелкая водяная пыль. Это оказалось даже хуже проливного дождя: деревья и пологи палаток не могли защитить от нее. Взвесьпроникала повсюду, и без того влажный воздух превратился в мерзкую жижу, забивавшую горло и легкие.

Плохо было не только сэру Оливеру. Ещё — носильщикам. И Клаусу. Последнее обстоятельство несколько компенсировало страдания сэра Оливера. Первую неделю. Затем ему стало так скверно, что даже болезнь ненавистного проводника не утешала. Да и ненависти на самом деле не осталось.

То, что Клаусу нравится Элизабет, для сэра Оливера стало очевидно с того момента, как он увидел их идущих рядом. В этом не было ничего необычного, Элизабет неизменно очаровывала всех мужчин, что им довелось встретить в этом путешествии. Но было одно существенное отличие: вскоре сэр Оливер понял, что и Элизабет не осталась равнодушной к проводнику. Вот от этого уже было больно!

Хуже того — сэр Оливер понимал, что проигрывает сопернику во всем. Благополучие экспедиции, да и сами их жизни зависели от Клауса. Только он мог общаться с носильщиками на их тарабарском наречии и, что еще важнее, знал их обычаи. Казалось, этот дылда умел все — править лодкой, искать протоки, грамотно закреплять багаж, организовывать лагерь, охотиться. И все это он проделывал с беззаботной ухмылкой и шутками-прибаутками. Сэр Оливер всегда считал, что он закаленный путешественник, но рядом с Клаусом чувствовал себя унылым больным стариком. Притом что немец был лет на пять старше его.

Элизабет тоже изменилась. Если в начале путешествия она терпеливо ухаживала за сэром Оливером, то чем дальше они углублялись в джунгли, тем труднее ей становилось сносить его капризы. Он и сам понимал, что бесконечное нытье только углубляет трещину между ним и Элизабет, но ничего не мог с собой поделать.

К концу второй недели то ли таблетки Цзи Сима, наконец, подействовали, то ли организм понял, что его не собираются срочно эвакуировать в нормальный климат, смирился и перестал бунтовать. Сэр Оливер почувствовал себя лучше, больше не валялся мешком на дне лодки, а сидел, изучая собранные во время стоянок образцы растений.

Их отношения с Элизабет начали налаживаться, но тут путешествие закончилось.

Произошло это обыденно, практически незаметно. Не было никакой границы, отделявшей ставшие уже привычными джунгли от Нового Эдема, как называл в своем дневнике цель их экспедиции сэр Оливер. И тем не менее, путешественники почти одновременно почувствовали некую перемену в окружающем мире. Заросли вдоль реки изменили цвет? Да нет, вроде бы. Повеяло другим запахом? Тоже нет. Джунгли по-прежнему пахли гнилыми фруктами. И все же что-то произошло. Сэр Оливер почувствовал что-то вроде волны силы, едва ощутимо прошедшей сквозь его тело. Элизабет прижала к вискам ладони, ее лицо приобрело недоуменное выражение — словно женщина пыталась уловить очень тихий звук. Клаус настороженно завертел головой и сильнее сжал рулевое весло. Его пальцы побелели от напряжения. Туземцы разом бросили весла и упали ниц, уткнувшись лбами в днища лодок. Похоже, они чувствовали происходящее отчетливее белых.

Элизабет и сэр Оливер хотели углубиться в долину и приступить к исследованиям, но Клаус настоял разбить лагерь недалеко от границы с Новым Эдемом. Впрочем, его предусмотрительность оказалась пустой. Он слег первым. Неизвестная болезнь походила на обычную лихорадку, но переносилась гораздо тяжелее. Несчастный то изнывал от жара, то бился в ознобе. Ни хинин, ни таинственные снадобья Цзы Сима не помогали. В тот момент никто еще не понял, что происходит. С больным оставался китаец, а сэр Оливер и Элизабет в сопровождении двух туземцев обследовали долину. Но на третий день утром выяснилось, что заболел один из носильщиков, вечером слег еще один и те же симптомы с ужасом почувствовал у себя сэр Оливер. На следующее утро только Элизабет и Цзы Сим оставались здоровы. К концу первой недели странная болезнь продолжала терзать свои жертвы с ничуть не ослабевающей жестокостью. Уже умерло двое туземцев и сэр Оливер начал морально готовиться к такому же исходу. Единственное утешение он находил в том, что Элизабет оставалась неуязвимой для болезни. Как и Цзы Сим. Это давало надежду, что они смогут выбраться из джунглей к цивилизации.

В одну из кратких передышек, когда его сознание достаточно прояснилось, он попросил у Элизабет бумагу и карандаш.

— Зачем?

Последние дни сэра Оливера беспокоило изменившееся отношение к нему Элизабет. Она казалась более равнодушной и временами даже грубой. Сэр Оливер убеждал себя, что причина в банальной усталости — ведь девушке на пару с Цзы Симом приходилось ухаживать за шестью тяжело больными людьми. Точнее, с этого утра уже за пятью.

— Бетти… давай не будем обманывать себя пустыми надеждами, — голос сэра Оливера дрожал от слабости, но говорил он уверенно. Чувствовалось, что ученый все обдумал и взвесил. — Мне уже не выздороветь. Я жалею, что мы не успели обвенчаться. Но перед Богом, если он все-таки есть, мы все равно муж и жена… Я надеюсь на это.

Он захлебнулся воздухом, раскашлялся. Восстановив дыхание, твердо посмотрел на Элизабет.

— Я хочу, что бы ты продолжила исследования. Для этого будут нужны средства. Дай бумагу и карандаш. Я напишу завещание. Не знаю, будет ли достаточно свидетельства Нойманна и Цзы Сима, но…

Элизабет небрежным взмахом руки прервала его.

— Перестань! Мне не нужны твои деньги. У меня вполне достаточно средств для организации любых исследований.

— Но ты же сказала…

— Я солгала.

Сэр Оливер попытался сесть, но это усилие вновь обрушило его дыхание надсадным кашлем. Элизабет утерла выступившую на губах ученого пену и дала напиться микстуры, которую заваривал для больных Цзы Сим.

— Постой… Бетти, извини… у меня жар и я плохо соображаю… Что ты сейчас сказала?

— Я солгала, — повторила Элизабет. — Мне просто нужно было, чтобы ты отправился со мной сюда. Пришлось сделать вид, что я нуждаюсь в твоей помощи, чтоб подыграть твоим рыцарским чувствам.

— Что ты такое говоришь?

— Не важно. Ты все равно не поймешь.

Элизабет взяла флягу с микстурой и перешла к Клаусу. Но как ни старался сэр Оливер, в ее действиях он не уловил ни намека на какую-то особую симпатию к немцу. Те же отработанные точные движения квалифицированной сестры милосердия. Она собиралась напоить и туземцев, но тут под навес заглянул Цзы Сим. Он сделал знак Элизабет, та послушно оставила флягу и подошла к китайцу. Сэр Оливер готов был поклясться, что девушка поклонилась врачу.

Цзы Сим тоже сильно изменился. В нем больше ничего не осталось от почтительного и услужливого китайского знахаря. Сэр Оливер напряг слух, пытаясь уловить, о чем китаец говорит с Элизабет. Впрочем, они и не особо старались говорить тише.

— От балласта можно избавиться, — произнес Цзы Сим, глазами указывая на больных носильщиков. — Завтра утром тронемся в обратный путь.

— Может, лучше взять двух туземцев? С ними будет меньше хлопот.

— Нет, — отрезал Цзы Сим. — Ты же знаешь, что написано в катрене!

— Катрен можно толковать по-разному, — возразила Элизабет. — Там сказано только, что благодаря Огнеголовому будут обретены споры разрушения. Ну так мы их уже получили. О том, что он сам должен привезти их в Европу ничего не говорится. А он может доставить нам проблемы.

— Правда?

— Если честно… — Элизабет отвернулась и едва слышно произнесла: — Мне не хочется и дальше таскать его за собой. Я…

Цзы Сим погладил Элизабет по плечу.

— Ты чувствуешь вину. Это правильно. Некоторые из нас за века растеряли способность чувствовать. Ты знаешь, что с ними стало.

— Это… тяжело, Сим.

— Я понимаю. Но придется терпеть. Мы не можем рисковать. Если ты ошибаешься и доставить споры должен именно Огневолосый, то все, что мы уже сделали, будет напрасно. И неизвестно, сколько времени уйдет на поиски другого смертного, подходящего под пророчество.

— Хорошо, ты прав. А немец?

— Мне кажется, его реакция на споры отличается. Пока рано говорить, но, возможно, у нас будет еще один случай удачной трансформации.

— Понимаю. Значит, придется все же везти этих двоих.

— Придется. Если тебе будет хоть немного легче от этого — я позабочусь, что бы они не испытывали моральных страданий. Они не будут осознавать, что с ними происходит на самом деле.

«… моя болезнь, кажется, отступает. Свежий морской воздух постепенно излечивает меня от этой неведомой тропической хвори, и есть надежда, что к прибытию на родину я буду уже полностью здоров. Оптимизму моему придает вес и тот факт, что господин Нойманн поправляется. Улучшения в его состоянии уже не вызывают сомнений. Правда, из наших проводников ни один не выжил. Думаю, эта болезнь протекает двояко — либо в течение двух недель убивает жертву, как стало с туземцами, либо человек болеет долго и мучительно, но в итоге выздоравливает. Возможно, это даже как-то зависит от расовых различий.

Жаль, что большую часть болезни я провел в бреду и теперь не способен вспомнить и описать симптомы — это могло бы стать уникальным исследовательским материалом. Но Элизабет обещала помочь с записями, ведь все эти дни она не отходила от моей кровати, нежно и заботливо ухаживая за мной. Страшно вспомнить, какие видения посещали мой пылающий в лихорадке разум! Поневоле задумаешься о дьявольском наваждении.

Но теперь все будет хорошо».

23 октября 1982 года.

Лиза шла рядом.

Держала Владимира под руку и иногда даже касалась его бедром.

Он мысленно посмеивался над собой — млеет как подросток. Но самоирония не мешала ему радоваться этой легкой и словно бы случайной близости. Такого с ним давно не случалось. Пожалуй, никогда. Разве что в детстве, когда он выбегал из дома в летнее утро и его касался теплый, пахнущий полевыми травами и цветами дождь.

Он покосился на Лизу. От нее действительно пахло свежестью трав. Видимо, какие-то духи…

Девушка выглядела печальной.

— Тебя так расстроил мой рассказ? Но ведь это было так давно!

— Но ведь было. И не так уж давно.

— Только кажется, — возразил Владимир. — Семьдесят лет прошло. Вроде и не много. Но, боюсь, сейчас уже не узнать, что стало с экспедицией Эллингтона. Последние записи свидетельствуют, что Оливеру еще в Индии стало хуже. Юсупова и Нойманн спешили — видимо, надеялись добраться до Англии, пока он был жив. Хотя по современным меркам, это была чудовищная глупость. Сначала привезли человека, инфицированного неизвестной смертельно опасной болезнью, в Индию. В Индию! Просто чудо, что там не вспыхнула эпидемия! А потом потащили его в самый центр Европы. Ведь он был настоящей биологической бомбой!

Девушка кивнула. Она выглядела отрешенной, словно думала о чем-то далеком от осенней аллеи, по которой они прогуливались.

— Извини… я, наверное, утомил тебя этой древней историей, — повинился Владимир. — Слишком увлекся всем этим. Мне показалось, что удалось найти ключ к долголетию. Рассказ о японце был очень убедителен.

— Нет, что ты! — встрепенулась Лиза. — Я ведь сама просила тебя рассказать.

Владимир развел руками.

— Ну, вот, собственно, и все. Рассказал. В Калькутте Эллингтон, Юсупова и Нойманн сели на торговое судно «Крейзи Джон». К этому моменту Эллингтон почти не вставал, у него начали проявляться болезненные изменения психики. В дневнике он то признается Элизабет в вечной любви — и эти записи полны восхищения и благодарности, — то обвиняет ее в каком-то заговоре и поливает девушку самыми грязными словами. Из этих бессвязных записей можно понять, что вскоре на судне вспыхнула эпидемия. Сегодня я дочитал до последней записи. Если верить датировке — хотя Эллингтон вряд ли мог в таком состоянии следить за календарем, — «Крейзи Джон» был недалеко от Египта. Но на корабле к этому моменту на ногах оставались только Юсупова и Нойманн. Команду и пассажиров сразила та же болезнь, что и Эллингтона. Я же говорю — чудовищная глупость! Как ни цинично это прозвучит, но «Крейзи Джон» к счастью до берега не добрался. Видимо, разбился где-то у побережья Африки. Иначе средневековая эпидемия чумы показалась бы Европе легкой простудой.

Девушка покосилась на Владимира, осторожно спросила:

— Но ты… м-м-м… если оценивать произошедшее с точки зрения ученого, ты разочарован?

— Чертовски, — признался Владимир. — Новая Гвинея, конечно, не Африка, разыскать ту долину можно и без подсказок Эллингтона. Хуже то, что он не успел ничего найти. Если бы хоть кто-то из них добрался до Европы! Тогда могли бы остаться статьи, подробные отчеты — хоть что-то более существенное, чем записи в дневнике давно забытого ученого, сделанные с чужих слов. Я даже не стану к директору соваться: никто не позволит организовать новую экспедицию, основываясь на такой эфемерной информации. Я сам бы не позволил.

— По-моему, ты поторопился с выводами.

— Что ты имеешь в виду?

Лиза улыбнулась.

— Ведь это очевидно. Если с корабля никто не спасся, как мог уцелеть дневник?

Владимир резко остановился, пару секунд стоял с открытым ртом, потом хлопнул себя по лбу и рассмеялся:

— Я болван! Ты права! И это наверняка был кто-то из членов экспедиции — скорее всего, сам Эллингтон. Никто чужой его дневник спасать бы не стал. Я должен был подумать об этом! Черт, аж стыдно!

Лиза погладила ученого по руке.

— Ну, перестань! Ты просто сосредоточился на другом. Ты очень умный! И ты обязательно создашь свое лекарство.

Владимир улыбнулся.

— Спасибо. Приятно, когда в тебя верят.

ГЛАВА 4

Недавно открывшийся ресторан «Кварк» претендовал на звание ресторана будущего. Самые передовые дизайнерские идеи были реализованы в оформлении залов, но не только. На кухне также царили самые современные методики, еду готовили повара высочайшего класса на оборудовании, опережающем время. Все это способствовало популярности «Кварка» среди молодежи. Разумеется — среди золотой молодежи, поскольку все эти изыски нужно было окупить, и цены в ресторане не отличались демократизмом. Преимущественно за столиками можно было увидеть компании молодых людей в деловых костюмах и их спутниц в дорогих платьях.

Не удивительно, что компания за дальним от входа столиком сразу бросалась в глаза.

Точнее, двое из этой компании — высокая худая женщина и низкорослый мужчина, почти карлик — старались не привлекать к себе особого внимания. Но они были заметно старше основного контингента кафе: у женщины в темном ежике волос уже заметно серебрился иней, мужчина же хоть и выглядел как подросток, но прицельный жесткий взгляд выдавал его истинный возраст. Это отличало парочку от остальных посетителей. Две хладнокровные акулы в окружении безобидного пестрого морского населения. На мужчине был костюм от известного немецкого модельера, на женщине — платье, в котором не стыдно показаться и на приеме у президента. Но чувствовалось, что все это лишь камуфляж, маскировка.

Их спутник, похоже, считал маскировку излишней и оделся в какой-то нелепый свитер, выглядящий так, словно его вязали вручную, причем лет сто назад. С тех пор моль проела в нем множество дыр, которые наскоро провязывали теми нитками, которые попадались под руку. Штаны из толстой коричневой кожи выглядели не лучше — с вытянутыми коленками, темными пятнами, кое-где прорванные и заштопанные грубой ниткой. Этот гимн безобразию венчали огромные армейские ботинки.

Впрочем, если бы даже этот посетитель оделся по последней моде, выглядел бы он не менее, а может и более вызывающе. Как ни одень великана ростом заметно выше двух метров, грубо сложенного, словно из сваленных в груду каменных валунов, с гривой седых нечесаных волос и бородой до середины груди, все равно будет бросаться в глаза.

Это осознавали и его спутники.

— Стоило ли встречаться в таком месте? — Женщина покосилась на соседние столики, отмечая заинтересованные взгляды посетителей. — Через час максимум о нашей встрече станет известно противнику.

— Вот и хорошо, — пробурчал гигант, одним глотком осушил стакан с виски и протянул похожую на совковую лопату руку к бутылке. — Пусть понервничает. Кроме того, здесь отлично готовят мясо. Настоящее мясо, а не ту подделку, которой кормят повсюду.

Его собеседники переглянулись.

— Если так… — женщина на мгновение задумалась, потом осторожно спросила: — Дальше мы играем в открытую? Нам перехватить мальчишку?

— Розенблейд, — проворчал мужчина, насаживая на вилку изрядный кусок запеченной говядины и отправляя его в рот, — торопишься.

— Да. И нет. Да, теперь вы играете в открытую. Нет, с Данилой пока не пересекайтесь, пусть он о вас не знает и действует в силу своего разумения. Тому есть резоны, которые позвольте мне оставить при себе.

Ален что-то промычал с набитым ртом.

— Он может наломать дров, — перевела женщина. — У него еще мало опыта.

— Для того я и приставил вас к нему. Опекайте, направляйте, но так, что бы он об этом не догадывался. Есть задача, с которой справиться может только он. И только не подозревая о том, что должен сделать.

— Понятно.

— Не обижайтесь. Вы отлично поработали. Благодаря вам девушке пришлось срочно бежать из города, и в гнездо луддитов она явилась неподготовленной. И в очень удачный момент. Надо чтобы она обязательно попала на свадьбу.

— Мы не можем проникнуть в «Воробьиные поля». Вернее, можем, но только силой… Может быть, нам действительно заняться ими? Все было бы куда проще.

— Нет. Истребляя их по одному, мы ничего не добьемся. Мы даже десяти процентов их убежищ не вычислили. Нет, я подготовил для них особую роль. Оставим эту задачу Даниле. Я уверен, мальчик хорошо покажет себя.

Расплачиваясь с официантом, один из посетителей возмущенно заявил — впрочем, тихо, чтобы гигант и его спутники не услышали:

— Ужасно! Надеюсь, ваш хозяин понимает, что губит репутацию заведения, пуская в него подобных оборванцев?

— Разумеется. — Официант виновато улыбнулся и развел руками. — Но мы ничего не можем поделать. Этот господин и есть хозяин ресторана.

* * *

Лив Мэтиссон склонилась над гладким сколом, который оставил резак на стене пещеры. Фрэнк поймал себя на том, что совершенно неприлично пялится на нее, и отвел глаза. Повезло же попасть под начало такой красавицы. И при том поумнее иных мужиков будет. Ей ведь едва тридцать исполнилось, а уже — доктор каких-то там наук. Фрэнк почесал заросший щетиной подбородок. Да, куда ему мечтать о такой цыпочке с его шестью классами бесплатной школы и трейлером вместо дома?

«Если бы ты не был таким дебилом и не вынес передние зубы сержанту в первый же год службы, отбарабанил бы свое в морской пехоте и скопил бы деньжат на нормальный дом. И работу бы после армии нашел получше».

Фрэнк сплюнул и выругался под нос. Он не любил думать о спущенной в унитаз жизни. Что толку? Радоваться надо, что при нынешней безработице кому-то вообще понадобился работник, единственное преимущество которого — бычья сила. Правда, пришлось лететь с экспедицией аж в Африку. Где эта Африка он не очень хорошо представлял, но когда вышел из самолета и огляделся, то решил, что Африка здорово похожа на его родной квартал в Чикаго. Кругом все то же: грязные дома, ржавые автомобили у обочины и бездельничающие негры. Только жарко очень.

От размышлений Фрэнка оторвал взволнованный голос Лив.

— Это оно! Все подтвердилось! Бенни, Кэтрин! Все как мы и думали!

Рация ответила свистом и треском. Пещера вроде и не особо глубокая, но связь здесь то и дело пропадала.

Лив повернулась к Фрэнку, лицо ее сияло от счастья.

— Мы нашли его! Фрэнк, представляете? Нашли!

Фрэнк представлял. Про времена золотой лихорадки он знал хорошо — да здравствуют телесериалы и комиксы! Их экспедиция искала здесь какие-то камни, которые по нынешним временам ценились, как когда-то ценилось золото Аляски. Лив Мэтиссон вычислила, где могут быть залежи этих камней — по какой-то своей особой системе. Развела богачей на бабки, что бы организовать экспедицию. Собрала команду.

У них ушло два с половиной месяца, чтобы найти первые образцы породы со следами этих камней. И вот — удача. Теперь Лив имеет подтверждение, что придуманная ею система верна. Из вечерних разговоров у костра Фрэнк понял, что это для нее даже важнее миллиардов, которые можно получить, застолбив прииск. Эти ученые все психи!

Он смотрел на счастливое лицо Лив и тоже невольно начал улыбаться. Черт его знает — вдруг и про него не забудут, укажут где-нибудь — где там про такие вещи пишут? И можно будет говорить потом: «Да, это я помог открыть…»

Лив качнулась вперед и упала в его объятия. Фрэнк застыл, не веря происходящему. Это ей так удача в голову ударила? А что — он парень хоть и не образованный, но видный…

Лив как-то странно обмякла в его руках.

Сознание от счастья потеряла?

Фрэнк легко отстранил ее — весила доктор Метиссон что щенок.

Голова женщины безвольно упала на грудь. На какое-то темное блестящее пятно.

Что-то щелкнуло о стену пещеры рядом с головой Фрэнка. Еще раз — с другой стороны.

Он машинально посмотрел на упавшие у ног обломки. Стрела. Натуральная стрела — как в вестернах у индейцев!

Он действовал не раздумывая. Нырнул в ближайший отнорок пещеры, сорвал с головы фонарь и расколол его об пол пещеры. Проделал тоже с фонарем Лив. Выглянул. Пещеру освещал стационарный прожектор. У выхода топталось несколько негров. Не таких, как он видел в городе. Эти были почти голые — только в набедренных повязках. И все разукрашенные белой и красной глиной. В руках — неуклюжие луки и копья. Неуклюжие?

Лив не дышала. Фрэнк безрезультатно попытался нащупать пульс, отпустил руку. Погладил Лив по еще теплой щеке.

И со звериным рычанием бросился на врага, подхватывая на бегу кайло.

…сообщает наш корреспондент в Замбии, тайна исчезновения геологической экспедиции под руководством доктора Лив Мэтиссон, наконец, раскрыта. Местной полиции удалось установить, что один из членов экспедиции — в прошлом судимый за причинение тяжких телесных повреждений сослуживцу Фрэнк Дакота — убил доктора Мэтиссон и остальных членов экспедиции, после чего покончил с собой. Причины, толкнувшие его на это преступление, выясняются…

Данила

Меня разбудил щебет птиц.

Реальных птиц.

Я лежал в чистой — простыни как снег белые и так же похрустывают — постели и вылезать из нее не желал. Размышлял о какой-то ерунде. Например, о том, что уже и не помню, когда в последний раз слышал птичий щебет. Попугай соседа по комнате не в счет — он только подражает телефонным звонкам да матерится на разные голоса.

Щебет хоть и разбудил меня, но не раздражал. Он казался естественной составляющей атмосферы этого места — спокойной, умиротворяющей. В доме царила тишина. И умопомрачительно пахло яичницей. Я засомневался даже — может, вовсе и не птицы меня разбудили, а голодное урчание собственного живота? Похоже, Радмила вчера правду сказала о своих плюшках. Совершенно не ощущалось, что накануне слопал их штук десять.

«Стоп! — Я сел в кровати. — Откуда это благодушие? Я лишился связи, всего оборудования, нахожусь на территории врага…»

Одевшись, вышел в коридор.

Алиса, похоже, еще спит. Это хорошо. Поговорю с Радмилой наедине. Иногда самое верное решение — раскрыть карты.

В холле никого не было, в гостиной, где мы вчера пили чай, хозяйки тоже не оказалось. Я последовал за запахом яичницы, на кухню.

Что это была за кухня!

Я замер на месте, борясь с желанием протереть глаза.

Вспомнились вчерашние слова Алисы. Ну да — именно в сказке было место этой кухне. В каком-нибудь фильме о быте идиллической славянской деревни, не знавшей набегов степняков, неурожайных лет и крепостничества. Вдоль одной стены тянулся длинный стол из дубовых брусьев, тесно уставленный банками, горшочками и бутылками с неведомым содержимым. Там же зеленели пучки свежего укропа, петрушки и еще каких-то трав, опознать которые мне не удалось. По зелени сочными пятнами раскатились помидоры, на свободном месте стояло лукошко — самое настоящее, плетеное! — с яйцами. Вдоль стен высились пузатые старомодные комоды, тоже из настоящего дерева, даже не крашеные и не покрытые лаком. На их полках выстроились ряды склянок, пузырьков, мешочков. Судя по густому пряному запаху, какие-то приправы. С потолка свисали толстые связки — золотые и сиреневые из лука и белые из чеснока. Но королевой кухни, несомненно, являлась печь.

Я ошалело потряс головой — настолько это было одновременно нереальное и обыденное зрелище.

— Настоящая она, не сомневайтесь. В наших краях без печи зимой никак. Садитесь-ка к столу, у меня хлопот еще выше головы, я вам тут завтрак подам — по-простому, не обессудьте.

Радмила с ловкостью говорящей о большой практике выхватила из печи противень с курганом пухлого каравая. Под ножом хрустнула корка и на стол передо мной легла горбушка, исходящая хлебным духом. Тут же возникла как по волшебству глубокая сковорода, в которой томилась яичница. Отплясал чечетку нож, и на белое озеро с желтыми островами желтков и коричневыми рифами жареных помидоров просыпалась мелко покрошенная зелень.

— Кушайте же, что вы смотрите как на картину? — рассмеялась Радмила. Легко поставила в печь огромную посудину, накрытую крышкой. — Остынет, не так вкусно будет.

Через полчаса я, отдуваясь и пыхтя, будто марафон пробежал, выполз на крыльцо и плюхнулся на ступени. Не привык так обжираться. Да и не возникало желания до сих пор — не гурман, к еде отношусь равнодушно. Могу целый день прожить на пачке галет или банке энергетика. В городе это не сложно — там мне ни разу не приходилось есть что-либо с таким… таким вещественным запахом и таким настоящим вкусом. А ведь это была всего лишь яичница! Между тем, в печи уже поспевало некое блюдо, о котором Радмила сказала только: «В обед узнаете!»

«Я же собирался с ней поговорить… Очень жестко поговорить, с открытыми картами…»

Мысли двигались вяло, осоловело. Ни злости, ни тревоги.

«Надо съездить в город. Узнать что и как. Да и оборудование новое нужно…»

Я представил, как трясусь по проселочной дороге с полным брюхом, и мне заранее стало дурно. И куртка наверняка сейчас не застегнется…

«Нужно немного отдохнуть, прийти в себя».

Возвращаться в дом не хотелось, а на крыльце изрядно припекало солнце. День обещал быть жарким, от чего поездка в Москву представлялась совсем уж в мрачном свете. Но ехать нужно… Только немного отдохну перед этим.

На глаза попалась сплошь увитая плющом беседка в глубине сада.

Это именно то, что меня спасет!

Алиса

— Так в беседке он. — Радмила махнула рукой куда-то в сторону сада. — Пусть спит. Сразу видно, выматывается он в этой вашей столице, что лошадь ломовая. А еще дивится, как это мы нашу жизнь считаем лучше городской. Так ведь на него только посмотреть, того и хватит, чтобы понять какая она вольготная — жизнь городская. И он ведь не один такой к нам приехал. Все, кого Сим из города присылает, поначалу такие — загнанные. Потом-то оттаивают, конечно. Многие возвращаются сюда навсегда уже. Община помогает с жильем, человек обзаводиться хозяйством, огородом. В поле выходим работать все вместе.

Алиса представила, как Данила пашет поле на мотоцикле, и рассмеялась.

На самом деле парень сейчас ее мало занимал. Чувство неловкости было, но слабенькое. Ясно же, что ничего плохого в таком славном месте произойти не может.

А место было действительно славное, и Алисе хотелось его спокойно осмотреть, насладиться теплой землей под ногами, разноцветными домиками в обрамлении яркой зелени, запахом цветов и травы, горячими прикосновениями солнца к коже… Мрачный, постоянно чем-то встревоженный спутник не вписывался в этот чудесный день.

Алиса не понимала, о чем можно тревожиться здесь?

О злополучном репортаже она помнила, как и о том, что за ней охотится триада. Но почему-то сегодня это не вызывало в ней страха. Здесь можно было не бояться «измайловских». Алиса была уверена, что в «Воробьиных полях» она защищена, словно за толстыми надежными стенами деревенского дома. Да, именно так — здесь она чувствовала себя дома, хотя родилась и выросла в городе.

— Мила, Мила! — Заливаясь серебряным бубенцом, к ним подлетело рыжее создание лет десяти. У создания было плотно усеянное веснушками лицо — чисто яйцо перепелиное — и любопытные синие глазищи. Теребя подол простого сарафанчика, девчонка уставилась на Алису и задумчиво закусила губу. Протянула: — У-у-у, красивая какая.

— Что ты хотела, Злата?

Оторвавшись от созерцания Алисы, девочка ухватила Радмилу за подол и потянула в сторону небольшой стайки детей у колодца.

— Мы Саньку в венки наряжаем! А она не хочет! Говорит, отстаньте, малышня! Такая важная стала! А мы же как лучше стараемся! Скажи ей!

— Ох, деточка, ну оставьте вы ее в покое! — Радмила всплеснула руками. — Саше и вправду сейчас не до вас. Да и мне нужно гостье тут все показать.

— Ну, Ми-и-ила!

— Ох, только не ной.

Алиса погладила надувшуюся девочку по рыжим кудряшкам и посмотрела на Радмилу.

— Да я ведь не тороплюсь никуда. Пойдемте, посмотрим на эту важную Саньку.

Злата обрадовано взвизгнула, но Радмила покачала головой и строго произнесла:

— Злата, я же сказала, не приставайте к Саше. Чем бегать попусту, лучше пойдите к Беляшам, дом приберите да по хозяйству помогите. Тетя Ждана приболела, ей помощь нужна.

— Строго вы с ней, — сказала Алиса, глядя в спину понуро бредущей к колодцу девочки. — Детям надо играть, успеют еще наработаться в жизни.

— Безделье утомительно для детей, — мягко возразила Радмила. — Энергии в них много и если полезным делом их не занять, они чего только не натворят! А так вроде и заняты, и Ждана за ними приглядит. А Сашу они просто замучили.

Алиса проводила взглядом стайку детей, умчавшуюся в один из переулков. У колодца на скамейке осталась девушка возрастом гораздо старше остальной детворы — лет шестнадцати. В простом платье из льна, какие похоже здесь носили все женщины, без всякого макияжа, она выглядела чарующе красивой. У Алисы даже не появилось ревнивых мыслей, которых она обычно не могла избежать, встречая красивых девушек. Сравнивать себя с этим чудом казалось ей кощунством. От девушки словно бы исходило сияние невинной красоты, еще не осознающей себя.

— Зачем она сидит у колодца? — застеснявшись своего восторга, поспешила спросить Алиса. — Разве все сейчас не работают? Ну, там, в поле?

— Она невеста. Ее работа сейчас в том и есть, что бы сидеть у колодца и всем желающим подавать ковшик воды, которую она собственными руками достает из колодца. Это что-то вроде традиции. Считается, что такая вода приносит здоровье человеку и счастье его семье.

Алисе показалось, что Саша выглядит слишком грустной для невесты. Может, ей вовсе и не хочется замуж, да еще так рано. Из знакомых журналистки никто особо не спешил с замужеством, впрочем, в городе официальная регистрация давно превратилась в формальность. Конечно, в таком месте, как «Воробьиные поля» отношение к таким вещам должно быть куда строже.

А девушка, возможно, совсем и не рада жить в этом «раю». Небось, привезли сюда идейные родители-опрощенцы, а самой-то ей в городе куда интереснее было… С другой стороны, до Москвы рукой подать. Если совсем уж невмоготу, ушла бы хоть пешком до того же Княжево, а там — на автобус и в Москву. Хотя, что ей там дальше-то делать? Родственников-то может, и нет, квартиры нет. Даже не факт, что у нее какие-то документы есть…

«Вечно ты торопишься с выводами, — остановила себя Алиса. — С чего ты вообще взяла, что ей здесь плохо? Только потому, что лицо кислое? Да может, просто надоело у колодца сидеть! Не особо увлекательное, прямо скажем, занятие».

И все же неприятное чувство, что она прошла мимо человека, нуждающегося в помощи, не исчезло.

Радмила, видимо, тоже испытывала неловкость и увлекала Алису все дальше от колодца, рассказывая о том, как возник их поселок, как приходили в него разные люди, о самих этих людях. Тут Алиса, наконец, смогла удовлетворить вчерашнее любопытство. Они как раз миновали странный дом в форме креста, привлекший накануне внимание девушки.

— Это… — Радмила на мгновение замялась, потом произнесла, тщательно подбирая слова: — Мы называем его домом Бога. Ох, ну не смотрите так! Я знала, что вам пока будет трудно понять нас. Вы вот сейчас, верно, подумали, что к каким-то сектантам угодили?

— Нет, — возразила Алиса, ничуть не покривив душой. — Для сектантов вы слишком нормальны. А вера она и есть вера. Это личное дело, о ней не спорят.

Радмила сокрушенно покачала головой.

— Нет, вы пока не понимаете. Рано мы этот разговор завели. Вам бы пожить здесь года два-три, посмотреть на нашу жизнь изнутри, тогда мои слова прозвучали бы уместно. Жизнь в согласии с природой требует особого отношения к Мирозданию.

— Вы говорите прямо как Сим.

Радмила улыбнулась.

— Конечно. Я рада, что Сим успел многое вам рассказать. Так вам будет проще вжиться в общину.

— У вас тут хорошо, конечно, но я совсем не собираюсь оставаться здесь навсегда. Не обижайтесь.

Радмила улыбнулась.

— Разве вам здесь не нравится?

— Да мало ли где мне нравится. — Алиса развела руками. — Я должна вернуться.

— Зачем?

Алиса открыла было рот, но не нашлась что ответить.

Действительно, зачем ей возвращаться? К кому? Вроде и друзей-приятелей много, но исчезни она — хорошо, если человек десять забеспокоятся. Недели через две. Побеспокоятся, разошлют друг другу сообщения «Не знаешь, куда Алиска пропала?», да и забудут. И винить некого. Сама так жила, никого слишком близко не подпускала — пожинай теперь плоды. Дома тоже нет. Съемная квартира, которая — как ни обустраивай, как ни развешивай по ней картины в любовно сделанных рамках, сколько цветов в горшках ни ставь по подоконникам — все равно не станет ее домом. Что еще держит в городе? Работа? Та самая, от которой желтая тоска? Смешно.

— Да вы не переживайте так, — произнесла Радмила, погладив девушку по плечу. — Все, кто к нам приезжает, проходят через это.

— Я вряд ли останусь здесь.

— Останетесь, — с непоколебимой уверенностью сказала Радмила. — Нострадамус еще ни разу не ошибался.

— Что? — Алиса почувствовала, что у нее брови лезут на лоб. — Какой еще Нострадамус?

— Да он один и есть. Мишель Нострадамус, великий пророк.

Алисе пришлось сделать над собой заметное усилие, чтобы не отступить на пару шагов от столь внезапно двинувшейся умом женщины. Или вовсе даже не внезапно. Разве по внешнему виду отличишь, что в голове у человека творится? Часто бывает, что общаешься с человеком, он кажется вполне нормальным — да он и есть нормальный! — пока разговор не коснется той темы, на которой он рехнулся. Тут-то и становится ясно, что перед тобой натуральный безумец.

Радмила вздохнула:

— Ох, вижу, Сим тебе об этом не говорил. А может, оно и правильно. Словам веры особой нет, надо, что бы ты все своими глазами увидала. Пойдем.

Алиса заколебалась. Идти с сумасшедшей теткой ей никуда не хотелось, но говорят же, что в такой ситуации лучше не спорить — чтобы не злить больного человека. Возможно, в «доме Бога» есть люди, они должны знать, что делать с ненормальной односельчанкой. Да и выглядела Радмила неопасной. В крайнем случае, всегда можно убежать — хозяйка гостиницы была уже в возрасте и полновата, вряд ли у нее хватит сил догнать молодую девушку. Особенно в этом платье до пят.

Надежды Алисы не оправдались. В доме было пусто.

Он вообще выглядел нежилым. Нет, пыли и прочих следов запустения видно не было. Дощатый пол явно недавно мыли, чувствовался отчетливый приятный запах мокрой древесины. Стены были выбелены. В зале, куда их привел длинный светлый коридор, чистотой сияли даже окна под самым куполом — на высоте третьего этажа. Непонятно было, как до них добирались, чтобы помыть. И все же в доме явно никто постоянно не жил.

Радмила по-прежнему не проявляла агрессивности, лишь с явной иронией посматривала на спутницу и вообще выглядела абсолютно нормальной. Алиса готова была поменять свое мнение — видимо, хозяйка гостиницы просто решила подшутить над ней. Возможно, это такая популярная местная шутка для новичков.

— Вы ведь знаете историю Мишеля Нострадамуса?

— Да, — кивнула Алиса. — И довольно хорошо. Я с детства увлекаюсь Францией, читала и смотрела все, что только могла найти. Нострадамус жил в шестнадцатом веке, долгое время был обычным врачом, но всемирно известен как предсказатель…

— Пророк, — строго поправила ее Радмила. — Мы называем его пророком. Предсказатели в большинстве своем шарлатаны. Долгое время Мишель и впрямь был не лучше своих малопочтенных собратьев по ремеслу. В его оправдание можно сказать только, что он искренне верил в свое предназначение. И ему было даровано истинное пророчество. Тринадцатая центурия.

Алиса покопалась в памяти, потом достала телефон, но тут же вспомнила, что связи здесь нет.

— Не могу сейчас зайти в интернет, но мне смутно помнится, что у него было всего десять центурий.

— Известно десять полных центурий, — кивнула Радмила. — Еще фрагменты одиннадцатой и двенадцатой центурии. И неисчислимое количество подделок. Пойдемте, я кое-что вам покажу.

Они поднялись на второй этаж одного из крыльев странного дома. Все помещение занимал один большой кабинет — книжные шкафы вдоль стен, на открытых полках поблескивают кожаными корешками с золотом названий внушительные тома. Толстый ковер с длинным изумрудным ворсом закрывает пол, словно мхом. Из этого мха тянутся вверх мощные корни, сплетаясь в тумбы огромного письменного стола. Стопка листов чистой бумаги, письменный прибор — самый настоящий, даже чернила есть в колбе из горного хрусталя — на подставке из зеленого полированного камня. Подсвечник с оплывшими поверху восковыми столбиками свечей.

Радмила спокойно подошла к столу и, выдвинув ящик, принялась что-то искать в нем.

— Может быть, не стоит?

— Не бойтесь, — прервала ее хозяйка гостиницы. — Это кабинет Хранителя знаний, который давно покинул нас. Но я уверена, он был бы рад видеть вас здесь. Вы должны убедиться.

— Хранитель знаний?

— Узнаете со временем. Вот оно. Подойдите.

Алиса не заставила себя упрашивать. Хотя сомнения относительно здравомыслия Радмилы еще оставались, да и перед неведомым хозяином кабинета было неловко за самоуправство, но женское любопытство, умноженное на профессиональное журналистское, влекло Алису к столу. К пожелтевшим от времени листам бумаги, что разложила по столешнице Радмила.

Бумага выглядела очень старой. Толстая, плотная, с коричневыми заломами и надрывами по краям. Алисе сразу бросилось в глаза, что лист покрыт множеством записей, идущих вкривь и вкось, частично густо замаранных чернилами, частично просто зачеркнутых. Это, да еще множественные почеркушки, словно автор не в силах выразить мысли словами, пытался воплотить их в рисунке, сразу наводило на мысль о черновике. Примерно так выглядели черновики Пушкина, которые Алисе довелось видеть в музее. Только здесь почерк был совершенно иным: витиеватым, с размашистыми заглавными буквами и неровной, пляшущей ритмикой строк. Человек писал то ли в спешке, то ли в сильном нервном возбуждении.

— Это…

— Да, это тринадцатая центурия Нострадамуса, — тихо произнесла Радмила, не отрывая взгляд от бумаг. — Здесь только часть, остальные катрены или утеряны или… тоже недоступны.

— Но… — Алиса склонилась над листом, попыталась вчитаться. Ничего не вышло. Похоже, написано было на старофранцузском. — Если это не подделка, то вы с ума сошли! Держите уникальный документ шестнадцатого века вот так запросто, в столе, в доме, где на дверях даже замка нет? Кто угодно может войти и украсть его! Даже дети могут из баловства испортить!

Радмила покачала головой.

— Вы ошибаетесь. Кто угодно сюда войти не сможет. Даже я смогла войти сюда только потому, что была с вами.

— Со мной?

— О вас сказано в пророчестве. Вы должны были появиться. Вы смогли войти в этот кабинет, потому что должны были увидеть пророчество. Вы сможете войти куда угодно, если там хранятся катрены, потому что вам суждено их увидеть.

Алиса еще раз попыталась прочесть катрен, в который упирался пухлый палец хозяйки гостиницы, но смогла опознать только отдельные слова. Подняла вопросительный взгляд на Радмилу. Та прикрыла глаза и продекламировала давно и хорошо заученные слова:

— В лето 1999 года Царь Света спрячет свой лик. Во тьме зачата будет дочь дерева и металла. Ей будет дана сила обращаться к сердцам людей и претворять слова в дела. Великий дракон возжаждет обновить чешую, и в этот год, ведомая рукою сына огня и металла, явится она к Верным утерянному знанию. Дано ей будет собрать воедино камни, что разбросал ее предок. Тем засохшее дерево обретет новую листву.

Алиса помолчала, ожидая продолжения, не дождавшись, осторожно спросила:

— И что это значит?

— Это о тебе.

— В смысле, я — эта самая дочь дерева? — Алиса не удержалась и фыркнула. — Какая чушь! Да с чего вы взяли?

Радмила выглядела несколько растерянной.

— Я… не знаю точно. Так сказал брат Сим.

— Ах, так это все затея Сима! — Алиса выругалась. — Ну, он у меня получит! Дай только вернуться! Что он вам еще наплел обо мне?

Радмила убрала в стол бумаги и вздохнула:

— Ох, ну как так можно? Я думала, он вас подготовил. А получается, он перекинул все на мои плечи! Но я даже не представляю, как это сделать?

Алиса хотела сказать, что и не надо в таком случае ничего делать. Роль избранной в непонятной мифологии группки сектантов ее не привлекала. Но тогда ей так и не узнать, что здесь происходит. Остаться наедине с собственным неудовлетворенным любопытством Алиса не рискнула.

— Может быть, расскажете все по порядку? Я совершенно ничего не понимаю.

Данила

Я вытолкал мотоцикл на площадь и покатил его к противоположному переулку: оттуда было ближе всего к выезду на дорогу к Княжево. Толкать двухсоткилограммовый аппарат — не особо веселое занятие, но запускать мотор в границах деревни луддитов было бы, наверное, слишком нагло. Побить не побьют, а вот назад могут и не пустить.

Возле колодца я притормозил перевести дух.

Сидящая на скамеечке девушка подняла на меня взгляд. Я не нашел в себе сил удержаться и, совершенно неприлично вытаращив глаза, произнес «Вау!»

Девушка была невероятно, невозможно красива.

— Извините мои грубые манеры. Не удержался, увидев такую красавицу. Я вас не сильно побеспокою, если попрошу ведро…

Девушка бросила взгляд на ведро, стоящее рядомна скамейке, взялась за дужку.

— Не побеспокоите совсем. Это ведь моя обязанность — подносить всем страждущим воду.

— Странно у вас тут распределяют работу. Что бы доставать воду из колодца необходимо быть первой красавицей на селе?

Девушка печально улыбнулась:

— Это традиция. Летняя невеста должна неделю перед свадьбой поить всех водой из своих рук. Такая вода дарит здоровье и счастье.

Она протянула мне ковш.

Вода показалась мне необычайно вкусной. И такой холодной, словно только что из морозильника.

— Значит, вы невеста? — переводя дух между глотками, спросил я красавицу. — Честно говоря, по вам не скажешь. Не выглядите счастливой.

Девушка молча уставилась в землю.

— Да вас, похоже, не по вашему желанию выдают замуж? Я прав?

— Н-нет, — ответила она, по-прежнему не поднимая глаз. — Я согласилась сама. Так правильно.

— Ни фига не правильно! Да что у вас тут, домострой, что ли? Что, родители выдают замуж, а ты его не любишь?..

— Эй, парень!

Я обернулся на окрик.

К нам спешил высокий, еще сохранивший былую стать, но старый мужчина. На изрезанном глубокими морщинами лице сердито сверкали не потерявшие яркости синие глаза. Родственник? Наверное. Отец или, скорее, дед.

— В чем дело?

— Дело? Это ты скажи! Ты почто невинную девицу смущаешь?

— Я с ней просто разговариваю…

— Знаю я ваши разговоры! Вы в городе своем совсем стыд потеряли! Ты здесь гость не званный, вот и веди себя скромно! На чужое не зарься!

— Дед, ты что несешь? — Я почувствовал, как где-то за глазами разливается бешенство. — Ты девчонку против ее воли замуж выдаешь! Считай — продаешь! И ты мне будешь за мораль речи толкать?

— А ты ее спросил? — Старик надменно скривился. — Сашенька, ну-ка скажи этому герою, против воли тебя выдают?

Девушка подняла на мгновение взгляд, посмотрела на меня, потом на старика. Тихо но твердо ответила:

— Я сама дала согласие. Никто не заставлял. От слова своего я не откажусь.

— Ну, убедился? А теперь уходи. Тебя здесь никто не рад видеть. Терпим только потому, что ты привез Избранную. Но лучше тебе наше терпение не испытывать!

Я пару мгновений молча сжимал и разжимал кулаки, борясь с собой. Эх, если бы передо мной сейчас стоял ровесник, крепкий мужик! Или лучше двое! Но не бить же эту дряхлую развалину?

«Не лезь в чужой монастырь! Забыл, что здесь кругом одни сиды? Расплавят ведь, нафиг, как твои гаджеты! В конце концов, девчонка сама отказалась от помощи. Можно потом с ней наедине поговорить. Если дед не будет давить, может и решится на что. Тогда отвезу ее к нам, спрячем, документы выправим…»

Я рывком натянул перчатки. Специально несколько раз открутил газ на нейтральной передаче. «Кобра» чувствуя мое бешенство, отозвалась злым клекотом, площадь затянуло сизым выхлопом. Мальчишество, конечно, но то, как шарахнулся в сторону вредный старик, хоть немного компенсирует оскорбления.

Я резко сорвался с места, разрезая мирную тишину поселка мотоциклетным ревом. Да и черт с ними! Похоже, бесполезно тут по-хорошему.

Успокоился, лишь пролетев сквозь Княжево и вырулив на шоссе.

Похоже, я все-таки поторопился везти Алису сюда. Выбрал самый простой ход, а значит и самый уязвимый. Не продумал, например, что буду делать, если останусь без связи. Не продумал, как уберечь Алису от такой вот обработки — гостеприимством и лаской. Если бы ее попытались захватить, промыть мозги насильно, я бы знал что делать. Разнес бы весь этот благостный раек в клочья. Но что делать, если тебе улыбаются, кормят вкусной едой и вообще относятся, как к давно потерянному и внезапно нашедшемуся родственнику? Я ведь и сам чуть не попал в эту ловушку. Хорошо, что проснулся до обеда, а Радмила где-то гуляла с Алисой. Иначе опять закрутилось бы уютное обессиливающее покрывало.

Мне определенно нужна помощь.

РЕТРОСПЕКТИВА 4

24 октября 1982 года.

В институт Владимир не пошел. Позвонил и предупредил, что весь день будет работать в библиотеке.

Вчера, решив, что все участники экспедиции Эллингтона погибли, он готов был сдаться. Фактически, он не особо и расстроился. Ведь и предыдущие его изыскания заканчивались ничем. Да и мысли были заняты больше новой знакомой, чем наукой. Но Лиза оказалась еще и умницей — сразу заметила его ошибку. Ее подсказка неожиданно сильно подействовала на Владимира. Его охватила своеобразная «золотая лихорадка». Словно старатель, который ищет малейшие вкрапления золота в руде, он надеялся вот-вот выйти на след золотой жилы.

Но для начала ему пришлось вернуться в исходный пункт своих поисков.

Впервые он узнал о докторе Эллингтоне из малопочтенной газеты «Чакра силы», издававшейся петербургским кружком спиритуалистов в начале века. Кружок просуществовал до самой Октябрьской революции и распался в виду неприятного факта: ни один из «посвященных» такого поворота истории предсказать не смог.

Владимир разыскал эту газету, когда узнал, что в одном из номеров есть статья с неизвестными до сих пор высказываниями Блаватской. Он как раз в тот момент препарировал теософию. Статья оказалась пустышкой. Некая «мадам Нина» заявила, что к ней является дух Блаватской и диктует незаконченную книгу. Приведенные цитаты были настолько безграмотны и примитивны, что поверить в статью мог разве что совсем наивный человек.

Владимир из любопытства пробежал глазами весь номер, благо в «Чакре силы» было всего четыре листа. В целом содержался в газете откровенный бред, местами смешной. Но в одной из статей мельком упоминался доктор Эллингтон и его теория новой медицины. Владимира заинтересовало упоминание, что Эллингтон некоторое время работал с Мечниковым. Дальше были поиски, какие-то ниточки обрывались, возникали другие и, в конце концов, Владимир подобрался к дневнику Эллингтона, по удивительному везению хранившемуся в Ленинке. В тот момент Владимир не стал выяснять как, собственно, дневник английского ученого оказался в России, рассчитывая все узнать прямо из первоисточника. Теперь же этот вопрос, как и то почему банальный дневник путешественника находился в спецхране, становился ключевым.

Результат несколько обескуражил.

Дневник Эллингтона находился среди документов, захваченных в 1944 году в ходе Карпатско-Ужгородской операции. Никто их толком не разбирал, но обстоятельства, при которых они попали в НКВД, были столь необычными, что все было немедленно засекречено.

«…судя по виду, старинный замок. Враг укрепился внутри крепостных стен, что затрудняло проведение штурма. Дополнительные трудности создавали минные поля, установленные противником по периметру замка. Во избежание больших потерь в личном составе, было принято решение захватить замок силами диверсионной группы, которую согласился провести к стене тайной тропой местный житель. В ходе операции замок был освобожден без потерь с нашей стороны…»

6 октября 1944 года.

На замок опустилась тишина.

Вернее — затишье. Тишина немирная.

После двух попыток неудачного штурма, враги отступили. Осознали, что с наскока крепостные стены не взять. Но Эберхард Райзер не питал иллюзий — замок обречен. Русские, которых всего три года назад, казалось, окончательно загнали в их дремучие сибирские леса, вдруг развернулись сжатой до предела пружиной и теперь двигались неудержимо, сметая на своем пути все, что пыталось им противиться.

Профессор Райзер с ненавистью посмотрел на двух солдат в форме СС, застывших у двери лаборатории. Один высокий и толстый, со свисающим через форменный ремень брюхом, двойным плохо выбритым подбородком, большими ногами и бледными кулачищами, поросшими редкой рыжей шерстью. Второй наоборот — невысокий и худой, с длинной шеей, на которой словно нарост на ветке выступал огромный кадык. Но в главном — похожи как братья. У обоих тупые рожи. Типичные «простофили-гансы», привыкшие весь день за сохой ходить, а вечером пивом в сельских кабаках надуваться. В последнее время потери на восточном фронте таковы, что даже в войска СС приходиться набирать таких вот… потомков Нибелунгов!

Эберхард ненавидел простолюдинов даже больше, чем евреев. Если уж совсем откровенно, то евреев он ненавидел по обязанности, демонстративно. Раньше у него было много хороших знакомых среди евреев — медицинская профессия всегда пользовалась популярностью у этой нации. А вот тупые простолюдины независимо от расовой принадлежности бесили Эберхарда с самого детства. Его научные поиски изначально были направлены на изобретение способа, позволяющего увеличивать интеллектуальный потенциал людей с уже сформировавшимся мозгом. Он и в партию-то вступил только что бы получить поддержку государства для своих исследований. И брошюрку с «научным» обоснованием превосходства арийской расы над всеми остальными — снискавшую благосклонное внимание фюрера, между прочим! — накропал исключительно ради этого. Коллеги, не обладавшие его стратегическим чутьем, перестали подавать ему руку после этого. Ну и что? Всего через пару лет этим коллегам пришлось спешно бежать в Америку, бросая дома и нажитое имущество. А оставшимся — кланяться и заискивающе заглядывать в глаза «светилу национальной науки». Почет, лучшая лаборатория, денежные вливания…

За все это пришлось расплачиваться с началом войны. Профессору намекнули, что слишком умные сейчас не актуальны. Родине срочно нужны солдаты — сильные, выносливые и послушные. Намекнули достаточно прозрачно. Эберхард, в принципе, и не возражал против такого поворота в исследованиях. В его мечтах сверхлюди обладали не только острым интеллектом, но и физическим совершенством. Увы, это была только первая уступка. Потом пришлось согласиться на работу в секретной лаборатории, которую профессор не мог покидать ни под каким предлогом. Взять в помощники тех, кого ему настойчиво порекомендовали. Заниматься экспериментами, которые планировали эти помощники. Работать под охраной солдат СС, которых ему приказали разместить в замке. Когда профессор сообразил, что уже выполняет не просьбы, а приказы, было поздно возмущаться. Он понимал, что увяз по самые уши.

Особенно из-за тех карпатских крестьян. Нет, безусловно, эта серия экспериментов далеко продвинула его в понимании некоторых вопросов. Однако было очевидно, что мировое научное сообщество очень негативно отнесется к смерти почти двухсот человек, среди которых были женщины и дети. А что отвечать придется, Эберхард не сомневался. Он был совсем не глуп и видел, что война с Россией обернулась полным крахом. И давно бы уже сбежал, но замок, в котором размещалась его лаборатория, превратился в настоящую тюрьму. Допустим, у него еще были неплохие шансы обмануть охранников. Но его помощники, разумеется, не дадут ему ускользнуть. Даже оставаясь в лаборатории один, Эберхард чувствовал, что за ним наблюдают.

А еще жуткая способность этой женщины двигаться совершенно бесшумно и неожиданно возникать за спиной, словно чертик из табакерки!

— Вот вы где, профессор.

Эберхард дернулся и прижал руку к груди, машинально удерживая едва не выскочившее сквозь ребра сердце. Вспомнишь черта… Он медленно повернулся к женщине и холодно произнес:

— Фрау Эльза, вы прекрасно знаете, что у меня больное сердце. Если вы не прекратите надо мной издеваться, то все закончится инфарктом. И вы будете над моим хладным телом объяснять фюреру, почему его приказ не выполнен.

Женщина выслушала отповедь профессора со снисходительной улыбкой и небрежно взмахнула рукой.

— Бросьте, Эберхард. Кому объяснять? Какой фюрер? Через пару месяцев в Берлин войдут либо русские, либо американцы. И фюреру стоило бы молиться, чтобы вошли русские. Говорят, расстрел куда менее болезненная процедура, чем виселица.

Профессор обмер и испуганно покосился на эсэсовцев у двери. Но толстяк равнодушно ковырял в носу, а тощий пожирал глазами ягодицы Эльзы, обтянутые явно слишком узкими для нее брюками и тоже ничего не слышал.

— Вы с ума сошли? Не знаю, кто вам покровительствует, а меня отправят в крематорий только за то, что я слушаю такие разговоры!

Эльза подошла к письменному столу, за которым обычно работал профессор, и стала деловито вытаскивать из ящиков папки с результатами экспериментов. Она быстро проглядывала их и некоторые откладывала на стол, а остальные бросала на пол. В результате такой сортировки на столе вскоре осталось с дюжину папок, а на полу образовалась внушительная куча из рассыпавшихся документов.

— Вот как, — проворчал Эберхард. — Мы бежим?

— Это очевидно, не так ли? — хмыкнула женщина, подступаясь к шкафу со старыми документами. — Линия фронта уже в десяти километрах западнее, мы в тылу русских войск. Единственная причина, по которой замок еще не взяли штурмом — минные поля. И еще то, что он, в общем, ничего не значит в общей картине наступления. Завтра-послезавтра подтянут артиллерию и тогда замок продержится не дольше часа.

Эльза озвучила мысли самого профессора, но он почти не слушал ее. Все внимание Эберхарда было сосредоточено на папках, оставшихся на столе. Сначала он решил, что его помощница… хотя, какая, к чертям, помощница! Решил, что Эльза отбирает данные о наиболее удачных экспериментах. Такие иногда тоже случались.

По правде сказать, Эберхард давно уже перестал понимать суть того, чем занимается. Появившись впервые у него в лаборатории, помощники предъявили профессору культуру спор неизвестного науке растения. И отчеты о нескольких сериях экспериментов над людьми. Только над людьми — как выяснилось, на животных, даже на обезьян, споры не действовали никак. Люди же, будучи инфицированы этими спорами, заболевали и вскоре умирали. Но не все. Второй помощник — долговязый громила, совершенно не похожий на ученого — некогда заразился этими спорами и выжил. Профессор сам убедился, что Клаус обладает чудовищной силой и ловкостью. Их нельзя было списать только на его физические данные. К тому же, ткани «помощника» обладали повышенной способностью к регенерации. Порез сантиметровой глубины исчез на его предплечье уже к следующему утру. В общем, Клаус практически воплощал мечты Эберхарда о сверхлюдях. За исключением того, что был полным идиотом. Нет, он не пускал слюни, знал какой ботинок на какую ногу надеть и как пользоваться столовыми приборами. Но делал только то, что говорила ему Эльза. Не получив от нее указаний, Клаус мог часами сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой.

Идеальный солдат. То, что требовал от Эберхарда фюрер.

Проблема была в том, что Клаус пока оставался единственным выжившим носителем спор. Точнее, по словам Эльзы, был еще один — японский рыбак. Но он так и жил где-то у себя в Японии. Эльзе был не нужен неуязвимый раб, ей была нужна работающая методика. Она искала способ так подготовить человека, чтобы споры меняли организм безболезненно. Впрочем, она согласна была даже на то, что бы инфицированные люди болели — лишь бы выживали.

Над этой проблемой и работал Эберхард. Но не особо удачно. Подопытные не выживали — как бы их ни готовили, как бы старательно потом ни лечили. Эберхард изучил Клауса буквально до последней клеточки, пытаясь понять, чем он отличается от остальных. Но споры так основательно перестроили его организм, что уже было невозможно понять, что было врожденными особенностями парня, а что — результатом инфицирования.

Пока самыми большим своим успехом Эберхард считал несколько случаев, когда состояние подопытных удавалось ненадолго стабилизировать. Вот эти-то папки и должна была, по его мнению, отбирать Эльза. Но, присмотревшись, он понял: результаты этих экспериментов тоже оказались в общей куче на полу. А на столе… Эберхард выругался, сообразив, что за дела откладывает Эльза. Те, в которых были упоминания о ней.

— Вы бросаете все? — он посмотрел на женщину с удивлением. — Даже не попытаетесь продолжить эксперименты после войны? В конце концов, и американцам и русским тоже нужны такие солдаты! Это же не последняя война, люди всегда будут воевать! Мы могли бы предложить эти данные в обмен на амнистию.

— Отстаньте, профессор, — буркнула Эльза, продолжая копаться в шкафу. — Мне некогда объяснять. Да и смысла нет.

Эберхард почувствовал слабость в коленях. Он хотел убежать, но на лестнице раздались тяжелые мерные шаги, и в лабораторию вошел Клаус. Его костюм был слегка помят, слева над лацканом виднелась круглая дырка, вокруг которой расплылось пятно крови. Громилу это, похоже, не беспокоило.

Эльза отвлеклась от своего занятия, посмотрела на Клауса. Тот кивнул.

— Ваш приказ исполнен в точности.

— Ты всех нашел?

— Двадцать четыре солдата на стене, двадцать в комнатах отдыха, девятнадцать в госпитале. Шесть офицеров в своих комнатах. Один в комнате с радиостанцией плюс один радист. Два повара в кухне. Снайпер в башне замка. Осталось двое здесь.

— Вроде, все, — кивнула Эльза, возвращаясь к шкафу. — Заканчивай, Клаус.

Громила спокойно, словно портсигар, достал из внутреннего кармана пистолет и, повернувшись к растерявшимся охранникам, прострелил им головы. Эберхард отступил к стене и закрыл глаза. Но третьего выстрела не последовало. Он опасливо приоткрыл один глаз. Эльза сложила отобранные папки в одну стопку, связала их бечевкой и вручила Клаусу.

— Выберешься из замка через подземный ход. Через лес выйдешь к условной точке. Там тебя будет ждать Цзы Сим. Отдашь папки ему, и будешь выполнять все его приказы до тех пор, пока я не вернусь.

Клаус кивнул и молча ушел.

— Вы… Неужели вы решили меня пощадить?

Эльза посмотрела на профессора. Ему показалось, что на лице женщины мелькнуло что-то вроде жалости. Но это длилось всего мгновение.

— Нет, Эберхард. Это невозможно.

Она взяла со стола пистолет, оставленный Клаусом, вынула обойму и выщелкала остававшиеся патроны в карман. Передернула затвор, протерла пистолет рукавом и протянула профессору. Тот машинально взял оружие, покрутил в руках и поднял на женщину вопросительный взгляд.

— Вообще, это излишняя предосторожность, — ответила на его невысказанный вопрос Эльза. — Не думаю, что кто-то будет здесь заниматься дактилоскопией. Но если можно что-то предусмотреть — лучше это сделать. Даже маленькая трещинка может разрушить большое здание. По этой же причине я не могу оставить вас в живых. Есть вероятность, что вас все-таки схватят, и тогда вы расскажете обо мне.

— Я клянусь…

— Ну, не будьте таким наивным! — фыркнула Эльза и достала из кармана френча бумажный пакетик. Взяла с полки стакан, наполнила его водой, всыпала желтоватый порошок из пакетика. — Чего стоят в нашем мире клятвы?

Профессора начало подташнивать от страха. Он подумал — не броситься ли к мертвым охранникам и попытаться завладеть автоматом. Или хотя бы попытаться убежать. Но он знал, что Эльза легко догонит его. Да и не уверен был, что знает, как стрелять из автомата. И драться с Эльзой бесполезно — она молода и сильна, а он… Он только сейчас осознал, насколько стар. Жизнь как-то незаметно пролетела в погоне за мечтой о возрождении Нибелунгов. И стоит ли теперь терять лицо, неприлично суетиться ради нескольких лишних лет? Он положил пистолет на стол, протянул руку.

— Вы смелее, чем я думала. Сядьте в кресло. В утешение я скажу вам, что смерть ваша будет легкой. Это сильный наркотик. Вы просто уснете и не проснетесь.

— Скажите, в чем был смысл всего этого? Зачем вам был нужен именно я?

Эльза посмотрела на него с некоторым раздражением, но все же ответила:

— Мы искали человека, подходящего под катрен.

— Катрен? — профессору показалось, что он ослышался.

— Новый Рим окажется на переломе судьбы. Ученый муж с обожженным сердцем выполнит последнюю волю мертвого владыки. Знак избранности — шесть — узришь на членах его. Потомку последнего рыцаря подчинятся семена смерти.

— Что? — Эберхард даже забыл на мгновение, что сидит в осажденном замке со стаканом яда в руке. — Что это за бред?

— Не бред, — вздохнула Эльза. — Это наша ошибка. Вы ведь знаете, что одним из ваших предков был Великий Магистр Тевтонского ордена, Максимилиан? Его еще при жизни называли последним рыцарем Европы.

— Да половина Германии возводит свои родословные к рыцарям! Конечно, отец любил поговорить о знаменитом предке, но я всегда считал это просто семейной легендой.

— Это не легенда. Мы выяснили, что вы действительно один из его потомков. И у вас на левой ноге шесть пальцев.

— Нет, это все-таки бред! Вы же ученый, в конце концов!

— Вы ошибаетесь, профессор. Но у меня нет ни времени, ни желания убеждать вас. Пейте.

— Знаете, — с кривой усмешкой произнес Эберхард. — Теперь я выпью яд даже с радостью. Похоже, этот мир окончательно сошел с ума.

Эльза дождалась, когда тело профессора обмякло в кресле, проверила пульс. Слабые редкие толчки еще прослушивались, но постепенно затухали. Она разделась, сложила всю одежду в лабораторную муфельную печь и включила ее на полную мощность. Достала из сумки простое белье и полотняную ночную сорочку. Одежда была дешевой и грязной, словно ее несколько месяцев носили не стирая. Эльза выгребла из печи золу, оставшуюся от ее вещей и старательно перемазалась ей и натекшей из убитых эсэсовцев кровью. Нанесла себе несколько жестоких ударов по лицу, нацепила обноски.

Спустилась по потайной лестнице из лаборатории в подвал замка, где держали подопытных. Пять человек из последней партии еще были живы, но Эльза знала, что они умирают. Уселась на нары в одной из камер и приготовилась ждать.

«…захвачена лаборатория. Ее руководитель — судя по обнаруженным документам — профессор медицины Эберхард Райзер был найден мертвым. В подвале обнаружены пять мертвых тел и одна живая женщина…»

24 октября 1982 года.

Владимир закрыл подшивку и застыл, опершись локтями о стол и сжимая ладонями виски. У него было еще два часа до закрытия библиотеки и около двадцати страниц с фотокопиями отчетов об экспериментах профессора Райзера. Но он больше не мог читать это.

Еще только узнав, какого рода документы ему предстоит изучать, Владимир предвидел, что ему будет плохо. Свидетельства жестокости одних людей по отношению к другим всегда перемалывали его, словно жернова. Даже вот так — удаленно во времени, через посредничество сухих строчек протоколов и черно-белых снимков — это было слишком тяжело для него.

Владимир знал эту особенность своей психики, знал, откуда произрастают ее корни, но ничего не мог с собой поделать. Он пытался отрешиться, читать строчки отчетов с холодным интересом профессионала, но это мало помогало. Воображение рисовало темные грязные камеры, напуганных людей, которые каждый день видят, как их близких уводят куда-то наверх, в лабораторию, из которой те возвращаются, только что бы умереть в мучениях.

Посидев несколько минут и немного придя в себя, Владимир решил, что на сегодня хватит. Свидание с Лизой было назначено на восемь часов, но он был даже рад, что у него будет пара часов, чтобы восстановить душевное равновесие.

Владимир долго бродил по старым улицам центра Москвы, прогоняя остатки жуткого наваждения. Но, видимо, справился с ним не до конца. Увидев его, Лиза сразу посерьезнела и спросила тревожно:

— Что-то случилось?

— Н-нет, все нормально, — попытался соврать Владимир, но тут же сдался. — Да, извини. Я немного в раздрае. Это из-за документов. Из-за фашиста этого.

Девушка заглянула ему в глаза, осторожно спросила:

— У тебя кто-то из родственников погиб на той войне?

— Нет… То есть, дед погиб, да. И его брат. По отцовской линии. И брат маминой бабушки. Но я не из-за этого. Извини, я не…

— Если тебе тяжело об этом говорить, то не надо. Не мучай себя.

Владимир кивнул.

— Спасибо, что понимаешь. Я пока не готов об этом рассказать. Как-нибудь потом.

Они некоторое время прогуливались молча. Потом женское любопытство, видимо, победило, и Лиза спросила:

— Но ты хотя бы нашел что искал?

— М-м-м… Я не совсем уверен, — задумчиво протянул Владимир. — Фашисты проводили какие-то эксперименты. Судя по отчетам, людям вводили нечто, что сам Райзер называет просто «препарат» и нигде не поясняет что это такое. После чего люди заболевали и умирали. Симптомы очень похожи на ту эпидемию, что убила членов экспедиции Эллингтона и экипаж «Крейзи Джона». Само по себе это ни о чем не говорит, конечно. Такие симптомы встречаются у многих заболеваний. Но если рассматривать этот факт вкупе с остальными — вырисовывается странная картина.

— Какими остальными?

— После заражения, когда человек заболевал, Райзер пытался его вылечить. Разными методами. Некоторые из них просто ужасны. Самое же жуткое в этом всем — такое впечатление, что он действовал методом тыка! То есть, он не знал, как лечить. Даже приблизительно не знал, в какую сторону двигаться. И нащупывал способ, заражая людей и испытывая на них разные способы. Это было все равно, что посылать людей на минное поле, что бы расчистить проход!

Он задохнулся и замолчал, подняв лицо к небу.

Почувствовал, как Лиза обняла его и гладит рукой по щеке.

Ледяные тиски на груди стали постепенно разжиматься.

— Прости, это была минутная слабость. Я такой нытик, да?

Девушка улыбнулась.

— Есть немного. Давай больше не будем об этом говорить?

— Нет, я уже в порядке. Да и рассказывать-то почти нечего. Те отчеты, о которых я упоминал — они все почти одинаковые. Разница только в методах лечения. Но есть один отчет исследовательский. И он… В общем, я бы счел его фантастикой. Или что Райзер был помешанным, и все записанное в этом отчете ему привиделось в бреду.

— Почему? Там было что-то необычное?

— Там все необычное! Точнее — невозможное. Прежде всего, метаболизм. Если обмен веществ обычного человека сравнить с костром, то у этого парня внутри паровозная топка. Организм не может выдержать такого метаболизма, но подопытный не только не умирал, но прекрасно себя чувствовал. Тесты показали, что подопытный гораздо сильнее и выносливее обычного человека. Райзер пишет об уникальной способность к регенерации подопытного. Впрочем, фактически, его тело только внешне выглядело как человеческое. Райзер описывает изменения физиологии, но я подозреваю, что все гораздо глубже. Просто тогда не было нужной аппаратуры для исследований. Но самое удивительное, что я уже читал про этого супермена.

— Серьезно?

— Парня звали Клаус Нойманн.

ГЛАВА 5

— Мастер? — Данила вскочил и коротко поклонился вошедшему. — А мне сказали, что вас нет в Цехе.

Главный Механик осторожно проверил рукой диванчик у стены и с недоверчивой миной на лице опустился на него. Раздался скрип, но ножки из армопласта выдержали. Собственно, такие диванчики с особо прочным каркасом из армированного пластика изготавливались специально для Главного Механика. Они были рассчитаны выдержать его чудовищный вес, и Мастер сам проверял все расчеты, но постоянно ждал от мебели подвоха.

Убедившись, что падения не предвидится, Главный Механик проворчал:

— Меня и не было. Но после твоего панического сообщения я прилетел. В следующий раз пиши яснее. Можно было подумать, что добрые люди привезли тебя разобранным на части.

— Извините. Но положение и впрямь серьезное.

— Положение серьезное всегда, — вздохнул Главный Механик. — Не помню ни одного такого года, что бы можно было сказать: все спокойно и хорошо… Так. Значит, ты нашел Ключ?

Данила помрачнел. Произнес, глядя в пол:

— Да. Есть, конечно, вероятность, что мне подсунули дезинформацию. Но старик был реально зол, и все выглядело так, будто он случайно проговорился.

— Ее саму-то посвятили, в то, что — Избранная?

— Если и нет, то посвятят в ближайшее время.

Гигант задумчиво кивнул.

— Да, тянуть они не станут. Какую реакцию прогнозируешь?

— Боюсь, она согласится. Ей там понравилось, да это и не удивительно. Даже мне там понравилось. Меня она слушать не станет.

— Ты должен был ее очаровать!

— Вы думаете, это так легко?

Механик раздраженно хлопнул ладонью по столу.

— А что тут сложного? В человеческих отношениях уже тысячи лет нет ничего сложного!

Данила пожал плечами.

— Не вижу смысла спорить. Давайте исходить из того, что у нас есть. Я предлагаю срочно вернуть ее в Москву и спрятать от луддитов.

— Ты же сам говоришь: ей там понравилось. Если мы ее похитим, она станет воспринимать нас как врагов. Не знаю, какая сила будет дана Ключу…

— Она очень сильна. Испугавшись, запросто устраивает короткие замыкания — неосознанно.

— Вот! Мало того, что луддиты бросят на ее освобождение все силы, так и сама она будет пытаться вырваться. Если она так сильна, то, в конце концов, освободится. Нет уж, пока она видит в тебе друга — постарайся перетянуть девчонку на нашу сторону! Пусть ищет центурию. Но отдаст ее нам.

— С какой стати? Если ее инициируют, то она станет нашим врагом — просто по зову крови. А если нет, то она ничего не сможет найти.

— Не обязательно врагом, — возразил Главный Механик. — Не каждый сид становится луддитом. Я ведь тоже сид. Она тебе доверяет, Данила. Ты еще можешь сделать ее нашим союзником.

Данила, наконец, поднял взгляд.

— Мне все это не нравится.

— Это уже не важно. Ты знаешь, что будет, если луддиты получат Тринадцатую центурию. Даже действуя вслепую, они сумели натворить дел. Страшно подумать, на что они будут способны, получив подробные инструкции. Ты понимаешь, в чем твой долг, регулятор?

— Да.

* * *

— Porca Madonna!

Антонио терпеть не может, когда при нем богохульствуют. Упадок нравственности печалит его, а когда Антонио «Краба» Эспозито что-то печалит, лучше ему под руку не попадаться. И Эрнесто Суза это прекрасно знает. Да все парни из профсоюза об этой маленькой слабости Антонио знают, потому при нем не сквернословят. Не из страха — упаси Господи — из уважения!

Но тут уж такой случай…

Когда Антонио навис над Сузой своими без малого двумя центнерами крепких докерских мышц, тот даже извиняться не стал. Лишь молча ткнул пальцем дрожащей руки вперед — в открытую дверь ангара. Здесь складировали гуманитарную помощь для лагерей беженцев в Африке. Порт Салерно с недавних пор стал одним из перевалочных пунктов. Здесь ручейки продовольствия и вещей со всего мира скапливались и сортировались добровольцами «Армии спасения» и прочих благотворительных организаций. Отсюда — через Гибралтар, в обход Исламского Союза — должен был отправиться сухогруз с гуманитарной помощью.

Антонио поморгал, давая глазам привыкнуть к полумраку ангара.

А потом случилось то, чего не случалось раньше никогда, и о чем Эрнесто поклялся не рассказывать даже на исповеди. Антонио Эспозито по прозвищу Краб помолчал несколько мгновений, а потом помянул не только Мадонну, но и большинство святых, связав их всех в своей прочувствованной фразе весьма причудливыми сексуальными отношениями.

Ангар был полон крыс. Столько крыс докеры не видели никогда. Это было настоящее нашествие, потоп из серых и бурых тушек, поглотивший плоды милосердия и трудов тысяч людей.

…нелепыми оправданиями. Очевидно, что спланировать и организовать такую крупную махинацию могли только люди, принадлежащие к высшим эшелонам власти. Удивительно, что они не позаботились о более-менее правдоподобной легенде. Не могли же столь беспринципные мошенники надеяться, что кто-то поверит в сказку о легионах крыс, одновременно опустошивших склады с гуманитарной помощью в разных точках земного шара…

Алиса

Алиса молчала, безуспешно подбирая слова для ответа этой милой заботливой и, увы, совершенно безумной женщине. Для себя девушка уже давно постановила избегать споров с верующими. Толку все равно никакого, все останутся при своем мнении, плюс — неприятный осадок в итоге. Но одно дело — абстрактные споры, а другое когда из тебя самой делают то ли пророка, то ли мессию. Тут уклониться труднее.

Радмила вздохнула.

— Вижу, убедить вас у меня не получается.

— Простите, но… — Алиса вновь замялась, подбирая слова: — Вы рассказали мне сказочную историю. Она слишком… она идет в разрез со всем моим жизненным опытом. И ничего в доказательство ее не привели кроме каких-то старых бумаг, которые легко могут оказаться подделкой. Да пусть даже не подделкой — катрен слишком туманный. Его можно толковать вообще как угодно.

Алиса еще изрядно смягчила впечатление от рассказа хозяйки гостиницы. Какое там «в разрез»! На самом деле можно было смело говорить «бред и чушь собачья».

Первым делом она узнала о великом и прекрасном мире, в котором жили предки. Жили они — как следовало из слов Радмилы — в гармонии с Мирозданием. Это слово, которое так любит Сим, хозяйка гостиницы произносила особо, как бы с большой буквы. В чем заключалась гармония, Радмила четко сформулировать не могла. Похоже, все сводилось примерно к тому образу жизни, который вели обитатели «Воробьиных полей». Толком не объяснив, что же эти дивные предки делали, Радмила почти все внимание уделила тому, чего они не делали. Не убивали зверей больше, чем нужно для еды, не вырубали леса, не истощали природные ресурсы, не загрязняли воздух и еще много разных «не». Алиса вынуждена была признать, что со многим согласна. И была бы рада жить в мире, где девственные леса занимают почти всю поверхность земли, воздух кристально чист, а воду из рек можно пить без фильтрации и кипячения.

Увы, этот мир был уничтожен.

Некто по имени Дагда — Радмила не смогла объяснить идет ли речь о человеке или каком-то божестве — принес людям знания, отравившие их души алчностью и жестокостью. Люди пожелали трудиться меньше, но при этом есть больше и вкуснее. Они стали изобретать всякие механизмы, облегчавшие работу. Потребовалось рубить деревья и выкапывать руды для их создания. Чтобы заставить механизмы работать понадобилось приручить тягловых животных, а потом и двигатели создать — сначала паровой, потом — внутреннего сгорания.

Алиса сообразила, что ей излагают краткую историю цивилизации.

Но история эта подана была с непривычного ракурса. Переход от собирательства и кочевого образа жизни к оседлому земледелию, одомашнивание животных, изобретение колеса, плуга — вообще все изобретения — признавались злом. Со слов Радмилы выходило, что не соблазнись предки легким путем, земная цивилизация достигла бы не меньших результатов, но была бы целиком естественной, близкой природе.

— Это все, конечно, прекрасно, — произнесла Алиса, выслушав хозяйку гостиницы. — Наверное, я и сама хотела бы жить в таком мире. Однако же говорят, что история сослагательного наклонения не имеет. Что произошло, то произошло. Остается только смириться…

— Но мы не смирились!

— Не обижайтесь, но вас — даже если учесть всех дауншифтеров на планете — едва наберется несколько процентов от остального населения. И большинство вовсе не стремится изменять мир, а хочет только, что бы их оставили в покое. Неужели вы верите, что копаясь в огородах, сможете что-то изменить? Да про ваши «Воробьиные поля» остальные люди даже не знают!

— Для этого ты и нужна нам! — Радмила перешла на доверительное «ты». — Ты поможешь нам изменить мир!

— Я? — Алиса даже рассмеялась от такой наивности. — Конечно, я с удовольствием напишу о вашем поселке. Но не возлагайте на статью слишком больших надежд. В современном мире поток информации такой мощный, что мою статью прочитают в лучшем случае несколько тысяч людей, да и те уже на следующий день забудут.

— Я не об этом! Я о пророчестве Нострадамуса.

Алиса едва сдержалась, чтобы не выругаться.

Эта часть рассказа девушку — если уж быть честной — пугала.

Радмила утверждала, что Мишелю Нострадамусу в самом конце жизни было видение, превосходившее все предыдущие его пророчества точностью и связностью. Он записал его в отдельную центурию, но опубликовать не решился. Это пророчество рассказывало, как изменить мир, заставить людей отказаться от плодов технического прогресса и вернуть на путь естественной жизни в гармонии с природой. Нострадамус побоялся доверить людям такую взрывоопасную информацию, но и уничтожить ее тоже не пожелал. Вместо этого он разделил рукопись между несколькими людьми, которым видимо особо доверял, с просьбой хранить ее в тайне. Несколько катренов удалось обнаружить, но основная часть до сих пор была неведомо где.

Собственно, поиск недостающих частей центурии и был предназначением Алисы.

Точнее, так считала Радмила и совершенно не понимала, почему Алиса не в восторге от такой перспективы. Как поняла Алиса, все экологическое поселение было своего рода группой поддержки. Их задачей было встретить Избранную и обеспечивать ей все: от крова над головой до чистых носовых платков, пока та будет выполнять свое предназначение. Ради этого они всем поселком снялись с насиженных мест где-то за Уральским хребтом и перебрались сюда. В общем, Алиса даже понимала отчасти, что на фоне такой безоговорочной преданности, ее сомнения выглядят странно. Любой из жителей «Воробьиных полей» был бы счастлив оказаться на ее месте.

Алиса тоже была бы счастлива при таком повороте — быть Избранной ей вовсе не хотелось.

И как сказать об этом «группе поддержки» она не знала. В том смысле, что люди, бросившие все и ехавшие через половину страны, что бы только помогать ей, вряд ли поймут и примут отказ.

— Но почему именно я? Я не чувствую в себе ничего такого. Я вообще сюда случайно попала.

— Разве же случайно? Это брат Сим тебя направил сюда.

— Так он не одну меня сюда отправлял, — не сдалась Алиса. — Он сам говорил, что многим советует у вас отдохнуть. Блин, вот уж отдохнула!

Радмила покачала головой.

— Тех он и присылал отдыхать. А про тебя отдельно предупредил. Верно тебе говорю, ты — Избранная. Уж больно много совпадений!

— Каких? — уже без особой надежды спросила Алиса.

— Ты знаешь, что была зачата в день затмения?

— Я… — Алиса замялась. — Ну, допустим. Но таких как я — тысячи!

— А дар слова? Ты же сама сказала, что пишешь.

— Да, только нет у меня никакого дара! И рада бы, а нет. Я обычный средненький журналист. Таких даже не тысячи, а десятки тысяч.

— И все они были зачаты в день затмения?

Алиса потрясла головой.

«Что я делаю? Я же принимаю ее логику! Нельзя всерьез обсуждать идеи больных, это верный путь в соседнюю палату! Надо оборвать разговор и уходить…»

И, несмотря на это, с неким болезненным любопытством продолжила спор:

— Допустим. Но что означает остальное?

— Про дракона мне не ведомо, — с готовностью откликнулась Радмила. — А что привез тебя сюда один из отступников, так вот же, сбылось! Прикатил на вонючей железяке.

— Но нас же сюда Сим послал. Он подстроил, что бы пророчество сбылось.

— И отступника он прислал?

Алиса запнулась.

Сим рассказал ей о «Воробьиных полях» еще до того, как она встретилась с Данилой. Точнее, они уже встретились, но в тот момент Алиса была уверена, что никогда больше Данилу не увидит. И даже не вспоминала о нем. Потом все стремительно закрутилось и ей пришлось бежать из столицы. Она позвонила Симу и попросила объяснить, как добраться в экологическое поселение. Но не сказала, что поедет с Данилой — забыла.

А их ждали! Двоих! Радмила приготовила две комнаты!

«Погоди, погоди… вот так и сходят с ума. Наверняка есть простое объяснение».

Простое объяснение ей совсем не нравилось. Самым простым было бы предположить, что Сим каким-то образом следил за ней. Например, подсунув в сумку «жучка». Правда, раньше он неоднократно демонстрировал полное неумение обращаться даже с бытовыми приборами — на этом они, кстати, с Алисой поначалу и сдружились. Или это было притворством?

— Радмила, скажите, только честно. Как вы узнали, что надо готовить две комнаты?

— Так а что тут узнавать? В пророчестве же написано, что ты не сама приедешь.

— Но ведь Данила по-вашему… э-э-э… отступник?

— Ну и что же, что отступник? Закон гостеприимства — один из самых важных. Пусть хоть сам Дагда явится гостем, принять его следует как родного. Вот я две комнаты и приготовила. Да и отступник твой посмотрел, как правильные люди живут. Глядишь, и поймет что-то об этой жизни.

— Но Сим когда позвонил и предупредил о моем приезде, что точно сказал? — продолжала давить Алиса. — Что я приеду одна или еще с кем-то?

— Да боги с тобой, деточка! Не звонил он нам. У нас и телефонов-то в селе нет. Здесь чистая земля, ее все изобретения отступников боятся. Это Златочка — ты ее видела сегодня, — она Сима слышит и отвечать ему может. И других. Еще бабка Любима есть, но она старая уже, ей тяжело на большом расстоянии.

Алиса уже не слушала хозяйку гостиницы. Телепатия? Да не может этого быть! Все это какой-то чудовищный сговор, во главе которого Сим. Но ради чего? Она не могла поверить, что Сим желал ей зла. Может быть, решил немного подшутить? Ничего себе «немного»! Да и должен бы понимать, что ей сейчас не до смеха. Но поверить в телепатию? Почему бы тогда не поверить и во все, что рассказывала Радмила?

— Да ты не мучай себя так, — улыбнулась хозяйка гостиницы. — Я же говорила тебе, что надо с нами пожить. Обвыкнешься и сама все поймешь… Ох, а время-то уже к обеду! Идем, я тебя таким пирогом угощу, какого ты в жизни не пробовала!

Данила

«Гик… это вы еще не видели настоящих гиков!»

Продавец даже подошел к двери и провожал меня взглядом, пока я не свернул на стоянку. Видать, гадал на кой дьявол мне такой странный набор электроники.

Я прямо на стоянке выпотрошил коробки — иначе покупки не умещались в кофры. Все равно гарантийный ремонт мне не нужен. Всякие мелкие поломки я и сам в состоянии исправить, а если обновки вновь поджарит милая хозяйка гостиницы, вряд ли это будет считаться гарантийным случаем. Интересно все же, как она это делает?

После разговора с Мастером, я спустился в рабочую зону Цеха и сделал мешки из экранирующей ткани внутрь кофров. Правда защиты это не гарантирует. Эксперты, которым я передал испорченную технику, пока ничего внятного не сказали. А ждать результатов некогда, надо возвращаться, пока Алису там не охмурили окончательно.

Ну и интересно же все-таки, что там за особое блюдо приготовила Радмила?

Черт! Что за мысли лезут в голову? Это совсем на меня не похоже. Или пока спал, луддиты меня незаметно обработали? Да ну, не может быть! Мастер бы заметил. И защиту от воздействия на психику он мне сам ставил. Конечно, врага не следует недооценивать, но и переоценивать его возможности тоже вредно.

А сдругой стороны, с этими дикарями волей-неволей станешь от каждой тени шарахаться. Ведь вытворяют такое, что никак с научной точки зрения не объяснить. Зря некоторые из Мастеров призывают искать компромиссы. Мол, разумные люди всегда могут договориться. Так то люди! А у нас с луддитами даже если и были общие предки, то сейчас психология и даже физиология отличаются сильнее, чем между иными видами животных. Никакого понимания между нами быть не может — нет общей понятийной базы.

Я вспомнил Алису. Да, тут мои построения дают сбой.

Впрочем, она ведь не жила с рождения среди дикарей. Ее воспитывали нормальные люди, хоть и не сумели до конца интегрировать в современный мир. Может, конечно, и не пытались толком. Эх, если бы Мастер нашел ее раньше!

«Ты теряешь непредвзятость. И хладнокровие. Это опасно…»

Небо над столицей так со вчерашнего дня и затянуто тучами. Стоило выехать из города, и тут же серо-желтый шатер над головой просел, налился тьмой, и резко, без прелюдий обрушился ливнем и ураганным ветром. Струи воды били с такой силой, что толстая кожаная куртка промокла за пару минут. Деваться из крайней левой полосы забитого автомобилями шоссе некуда. Машины снизили скорость, впереди немедленно возник затор. Буквально за пять минут Дмитровское шоссе превратилось в сигналящий и матерящийся хаос. Особенно обидным было то, что встречная полоса была более-менее свободна, и по ней машины ехали с вполне приличной скоростью. Я подавил в себе желание вырулить на встречку и объехать пробку. По такой погоде это было бы натуральным самоубийством.

Водоотталкивающее покрытие визора не справлялось с тропическим ливнем, мир представлялся мутным расплывчатым пятном. Едва не «поцеловав» в очередной раз неожиданно вынырнувший из водяной завесы багажник, я поднял стекло так, что бы получился козырек. В шлем сразу стала затекать вода, но зато можно было видеть хотя бы метров на пятьдесят перед собой.

Воробьи.

Я проводил взглядом три мокрых комочка, каким-то чудом пробивающиеся сквозь дождевую шрапнель. Еще два пронеслись один за другим справа.

«Разве они летают в дождь?..»

Из дождевой завесы выныривает приземистый силуэт фуры.

На лобовом стекле грузовика расцветают на мгновение три розово-черных пятна. Дождь тут же смывает их.

Еще два воробья, даже не попытавшись изменить траекторию, врезаются следом.

А навстречу машине уже несутся десятки маленьких насквозь промокших комков перьев, разбиваясь, заливая стекло фуры плотным кровавым месивом.

Все это занимает лишь пару мгновений.

Испуганно ревет гудок фуры.

Я отчетливо представляю, как водитель грузовика от неожиданности давит на тормоз.

В следующее мгновение колеса фуры блокируются, и многотонную махину разворачивает на мокром асфальте. Прицеп из стальных балок, груженый бетонными плитами, сносит один из стоящих впереди автомобилей, словно пустую банку из-под пива. За ним — ничуть не замедлившись — второй.

Оцепенев, я смотрю на приближающийся ком смятого металла и пластика.

Развернуться не успеваю.

Не успеваю даже бросить мотоцикл и попытаться убежать.

«Если сомневаешься — прибавь газ…»

Руки действуют помимо сознания. Газ до упора, руль влево, бросить тормоз…

«Кобра» рвет с места, практически сразу заднее колесо соскальзывает на мокром асфальте, и мотоцикл ложится.

Но я успеваю уйти с пути заднего колеса и жуткого молота из сплющенных машин.

Кажется, днище прицепа проплывает надо мною медленно, словно во сне. Успеваю разглядеть наросты грязи и ржавые пятна, метки белой и желтой краской о датах проверки осей и рессор…

По лицу мазнуло ветром, и сверху вновь обрушился ливень.

Мир вокруг вновь обрел естественную скорость.

Над шоссе стоял сплошной ор автомобильных гудков. Фура, собрав прицепом четыре автомобиля, замерла метрах в двадцати от нас с «коброй». Туда бежали люди. Кто-то сунулся и ко мне, но я уже сам вытащил ногу из-под мотоцикла и помахал рукой в сторону грузовика — мол, там помощь нужнее.

Подняв «кобру», я некоторое время стоял рядом, приходя в себя и растирая ушибленное бедро. Джинсы потерлись, но выдержали. Если бы не водяная пленка на асфальте, так легко я бы не отделался.

«А ведь думал еще не надевать наколенники…» — проползла мысль. После выброса адреналина, все тело было как ватное.

«А ведь тебя собирались убить…»

Ничто так не бодрит, как неудавшееся покушение.

Можно конечно отнести самоубийственное поведение стаи воробьев к тем регулярным случаям массовой гибели животных и птиц, о которых так любят кричать защитники экологии. Но слишком уж целеустремленно шли птахи на таран грузовика. Вполне конкретного грузовика. За этой точностью угадывался человеческий разум.

Я откатил мотоцикл подальше от места аварии. Когда и фура и стоящие вокруг машины скрылись за пеленой дождя, сел на «кобру» и поехал дальше, теперь уже держась крайнего правого ряда. Двигатель работал спокойно, видимо, падение прошло для мотоцикла безболезненно.

Вскоре дождь ослабел, а потом и вовсе прекратился. На подъезде к Княжево небо стало чистым, засияло летнее солнце. Я окинул взглядом темный горизонт. М-да, удивительные дела творятся в этом местечке.

Доставлять своим потрепанным видом удовольствие дикарям я не собирался. Потому припарковался в Княжево возле магазина, купил бутылку минералки и, развесив куртку на ограде, пристроился рядом. Я собирался просто дождаться, пока одежда более-менее высохнет, но как обычно мотоцикл сразу привлек внимание мальчишек, до того лениво пинавших наполовину сдутый мяч. В общем-то, я детей не люблю, но сейчас, вновь разминувшись со смертью, пребывал в благодушном настроении. Потому разрешил и руль потрогать, и в седле посидеть, и даже завел мотоцикл и по очереди прокатил визжащих от восторга детей по улице поселка. «Кобра» была не против. Ей-то лишь бы двигаться, наслаждаться мощью и ловкостью своего металлического тела.

Вернувшись с очередного круга, я увидел, что группка моих «почитателей» пополнилась — на этот раз вполне взрослым мужиком. У ограды стоял полицейский, судя по звездочкам — старший лейтенант.

С трудом удалось задавить желание немедленно развернуться и открутить газ. Во-первых, водительское удостоверение осталось в куртке, а куртка приветливо помахивала рукавами с ограды как раз за спиной полицейского. Во-вторых, это был не дорожник, а значит, появился тут не из-за моего бегства с места аварии. В-третьих, полицейский вполне дружелюбно улыбался. А главное — он был один.

— День добрый! Красивый у вас мотоцикл.

— Угу. Только бога ради, не спрашивайте, сколько он жрет, какая максимальная скорость, и не страшно ли мне на нем ездить.

— Достали?

Я молча пожал плечами.

— Понимаю. Я, собственно, и не собирался ни о чем расспрашивать. Сам раньше на мотоцикле гонял, лет десять назад. Потом женился, ну и… Я о чем… Мне тут сказали, что вы вроде как живете в этой общине — «Воробьиные поля». Верно?

— Кто сказал?

— Да местные же. — Полицейский рассмеялся. — А вы думали, они ничем не интересуются? Нет, эти чудики их сильно занимают. Только вот парадокс — даже самым любопытным не удалось побывать в «Воробьиных полях».

— Не пускают?

Старший лейтенант развёл руками и ответил с некоторым недоумением:

— Да вроде как и не в этом дело. Странное дело. Все, с кем я разговаривал, хоть раз да собирались туда. По-соседски, так сказать. Но никто так и не дошел. Человек вспоминал о каком-то срочном деле или встречался с кем-то и откладывал визит на потом. А то и просто забывал, куда шел.

Полицейский замолчал.

Я снова пожал плечами и снял с забора куртку. Поверхность кожи была еще влажная, но главное — подкладка высохла.

— Вам не интересно?

— Нет.

— Хорошо. Ну, тогда просто отвезите меня в «Воробьиные поля». У меня там дело, а я второй день не могу дойти. Какое-то заколдованное место. Но вас-то оно пускает!

— Нет.

— Почему?

— У меня там тоже важное дело. А если я поеду с вами, меня тоже могут не пустить.

— Ну, ссадите меня, да вернетесь один. Речь идет о преступлении.

— Нет.

— Понятно. Моя хата с краю… Слезайте с мотоцикла.

Я вопросительно посмотрел на стража закона.

Полицейский зашел спереди и встал вплотную к переднему колесу.

— Слезайте, слезайте. Ваше лицо напоминает… ну, скажем, грабителя, на прошлой неделе обставившего ювелирный магазин в Норильске. Я вас задержу до выяснения личности.

Я слез с мотоцикла и шагнул к полицейскому, сжимая кулаки.

— Нападешь на полицейского? Серьезно?

Мы некоторое время мерили друг друга взглядами. На мой угрожающий полицейский отвечал нагло-веселым. И я сдался. Даже не потому, что бить представителя закона чревато неприятностями. Все можно было бы уладить потом через Мастера. Просто этот конкретный представитель закона мне понравился. Он не боялся. И не потому, что верил в свою неприкосновенность. Нет, просто считал себя правым и готов был доказывать это хотя бы и в драке. Учитывая, что старший лейтенант был на голову ниже меня и килограммов на десять легче, это вызывало уважение.

— Садись.

— О! Спасибо, добрый человек.

— Держись крепче. Второго шлема нет. Разложимся — мозги соскребать с дороги будешь сам.

— Никто не живет вечно.

Я хмыкнул, но с места тронулся осторожно. Не хватало еще и впрямь угробить этого типа. Да и до «Воробьиных полей» ехать всего ничего.

Если только нас пустят туда.

* * *

— Это еще кто?

Ален подошел к окну и встал рядом с женщиной.

На окне была старомодная занавеска из тюля. Это как раз по Алену — никакой электроники, никаких тонких ненадежных технологий, но можно наблюдать за улицей, оставаясь незамеченным. У Данилы, правда, визор шлема может переключаться в режим сканирования. Но даже если он посмотрит на окно, то увидит лишь двух людей, которые стоят у окна и смотрят на улицу. Их лиц он не сможет различить — слишком большое расстояние для прибора.

— Полицейский.

— Я не слепая! Сама вижу, что полицейский!

— Да?

Розенблейд совершенно по-кошачьи фыркнула. Но на самом деле на Алена она не злилась. Напарник вовсе не иронизировал, а искренне удивился, зачем было спрашивать, если ответ очевиден. Смысл риторических вопросов для него непостижим.

— Надо выяснить, откуда этот тип взялся. Он может стать проблемой.

Ален кивнул и выжидающе уставился на женщину. Информационное обеспечение — обязанность напарницы. Он, конечно, тоже умеет собирать информацию, но потратит на поиск куда больше времени.

Розенблейд и сама это прекрасно знала. Она достала из рюкзака кофр. Присоединила к фотоаппарату телеобъектив, сделала несколько снимков полицейского. Слила их на коммуникатор. Лазейка в базу московской полиции у нее разведана и подготовлена давно. Через пару минут поиск выдал стопроцентное совпадение со снимками.

Старший лейтенант Колесников, Виктор Алимович. Тридцать два года, высшая школа… командировки… поощрения… взыскания — их больше.

Розенблейд быстро пролистала личное дело. Это интересная информация, но ее можно изучить и позже. Сейчас главное — узнать, что старший лейтенант Колесников забыл в Княжево.

Алиса

Сквозь дрему Алиса услышала мягкий рокот двигателя и поморщилась. Они же договорились, что Данила будет глушить свое вонючее чудовище на въезде в поселок и дальше толкать его руками. Как можно так нагло плевать на чужие традиции?

Она окончательно проснулась, села в кровати. Нахмурилась.

Раздражение, вызванное звуком мотора, удивило ее. Они действительно уговорились не оскорблять принципы обитателей экологической общины. Но это была всего лишь дань вежливости. И почему она подумала о мотоцикле Данилы «вонючее чудовище»? Ей ведь нравилась «кобра» — ее изящные обводы, ощущение сдерживаемой мощи. Нравилось ездить на ней…

Алису замутило от одной мысли о запахе сгоревшего бензина и раскаленного металла.

«Да что это с тобой? Уж не… да нет, откуда бы?»

С последним бойфрендом — впрочем, его правильнее было бы называть просто «боем», настолько инфантильным оказался солидный на вид мужчина сорока с лишним лет — они расстались полгода назад.

«Наверное, просто реакция желудка на натуральную пищу. А если уж быть честной перед собой — на обжорство».

Алиса вспомнила пирог, которым ее потчевала Радмила в обед и почувствовала, как рот наполнился слюной. Слои теста чередовались со слоями капустных листьев, а между ними — фарш из курятины с крошеным яйцом и жареным луком! Она собиралась съесть только маленький кусочек.

«А после обеда еще и спать завалилась, — запоздало укорила себя Алиса. — Ты отсюда уедешь толстым поросенком!»

«Да куда ты поедешь? — вкрадчиво спросил кто-то внутри. — Тебе ведь нигде не будет так хорошо, как здесь».

Все так, и место это ей нравилось все больше. Здесь она чувствовала себя дома. Даже не «как дома», а просто — дома. Похожее чувство, наверное, испытывает странник, за годы скитаний забывший кто он и откуда, случайно оказавшись в родных краях.

И возвращаться в Москву ее вовсе не тянуло.

Все здесь было хорошо, все устраивало. Если бы только не странный разговор с Радмилой. Алиса всегда с опаской относилась ко всяким «носителям истины», будь они традиционного вероисповедания, или принадлежали к какой-нибудь экзотической секте. А тут, похоже, весь поселок населен фанатиками.

Хорошо, что Данила вернулся! Его практичного суждения не хватало.

Алиса вышла в коридор, собираясь перехватить Данилу у двери в его комнату, но услышала, как он о чем-то говорит с хозяйкой гостиницы. Голос Радмилы звучал, как обычно, приветливо, но девушка уловила в нем растерянные и даже испуганные нотки. Потом раздался еще один голос — незнакомый, наполненный вкрадчивыми, опасными интонациями. Алиса в нерешительности замерла. Ей хотелось подобраться ближе, чтобы понять, о чем идет разговор. И в то же время незнакомый голос внушал ей страх. Осознав это, Алиса даже разозлилась.

«Да что такое? То на Данилу взъелась из-за пустяка, теперь непонятно чего испугалась! Ты становишься истеричкой».

Поправив волосы, она решительно направилась в холл.

Незнакомец оказался полицейским. К тому же, и не совсем незнакомцем. Алиса уже видела его в отделение полиции. Это был тот самый полицейский, который жаловался коллеге на нелепое дело в Княжево. Девушку он, конечно, не помнил — лишь мельком взглянул, вежливо поздоровался и вернулся к разговору с Радмилой.

Ничего необычного, подумала Алиса. Он ведь и должен был приехать сюда. И, видимо, собирается остаться здесь на некоторое время. Вот и явился в гостиницу.

Правда, его разговор с Радмилой не очень-то походил на разговор постояльца с хозяйкой гостиницы.

— Значит, сколько всего жителей в поселке никто сказать не может? Как-то странно.

— А чего ж странного-то? Вот вы в городе живете. В большом доме, наверное. Сколько в нем людей живет, сможете сказать?

— Мне казалось, жителей поселка связывают более тесные узы.

— Вам казалось.

— И все же трудно поверить, что появление нового человека осталось бы незамеченным. Уж соседей-то ближайших каждый знает.

Радмила обрадовалась такому повороту:

— Верно говорите. Если бы у соседей кто появился чужой, я бы узнала. Так о том и твержу — нет у нас тут чужаков.

Полицейского эти слова ничуть не обескуражили. Он только еще шире улыбнулся и возразил:

— Вы сами признали, что можете с уверенностью говорить лишь о ближайших соседях. С самого начала нашего разговора вы несколько раз подчеркивали, что в жизнь односельчан не вникаете и ничего о них не знаете. Так что я уж сам обойду поселок и поговорю с местными. Думаю, это займет пару дней, так что я хотел бы снять номер в вашей гостинице.

— У нас нет свободных номеров.

— Как это? — с театральным простодушием в голосе сказал Данила. — Ведь кроме наших с Алисой комнат, остальные пустуют.

— Они забронированы! Я ожидаю приезда нескольких постоянных гостей.

— Ничего страшного, как приедут — я сразу освобожу комнату. Думаю, мой друг позволит мне в этом случае переночевать в его комнате?

— Без проблем. — Данила кивнул. — Всегда готов помочь правосудию.

— Вот!

— Это против правил…

Было очевидно, что хозяйка гостиницы сдалась. И то сказать — продолжи она и дальше сопротивляться вселению полицейского, это выглядело бы подозрительно.

Данила, не слушая дальнейших возражений, подхватил кофры и вместе с полицейским направился в свой номер, почему-то обогнув стойку администратора по максимальной дуге. Словно опасался, что Радмила запустит в него чем-нибудь тяжелым.

Хозяйка гостиницы и впрямь выглядела раздраженной, и Алиса сочла за благо незаметно скрыться в коридоре. Тут она вспомнила, что хотела переговорить с Данилой и остановилась у двери в его комнату. Ей показалось, что из-за двери слышаться какие-то странные звуки, сильно напоминающие стоны и проклятия. Поколебавшись, она все-таки постучалась.

— Да, заходите.

Войдя, Алиса тут же убедилась, что ругательства ей не послышались.

Данила стоял возле кровати, лицо его было искажено неподдельным страданием. У его ног лежали раскрытые кофры, а на покрывале красовалась груда каких-то электронных приспособлений, из которых девушка опознала только ноутбук.

— Что-то случилось?

Данила издал некий звук, больше всего похожий на рычание.

— Наш друг пытается сказать, что вся эта роскошь, стоившая, как я подозреваю, немалых денег, теперь всего лишь куча мусора.

Полицейский тоже был здесь. Сидел на подоконнике и с любопытством наблюдал за страданиями Данилы.

— Меня зовут Виктор. А вы, как я понимаю, Алиса. Уверен, мы станем хорошими друзьями.

Данила

Старлей оказался еще тем пассажиром.

Весь путь до «Воробьиных полей» он болтал не переставая, благо гнать по проселочной дороге я не рискнул. Так что полицейский не боялся прикусить язык и изводил меня вопросами. Сам же умудрился почти ничего не рассказать о деле, из-за которого так рвался в экологическое поселение.

Правда, от меня он тоже мало чего услышал. И даже не потому, что я старался что-то важное от него скрыть. Если не считать той информации, понять и принять которую полицейский был не готов. Просто нам о таких поселениях известно не многим больше, чем той же полиции. А, как я вскоре убедился, полиция к дауншифтерам внимательно приглядывается.

— За ними должен кто-то стоять, — буркнул полицейский, когда мы добрались до моей комнаты.

Я промолчал. В общедоступных источниках ничего, что могло навести на такую мысль, не было. Пусть первый выкладывает карты на стол.

Виктор, неверно истолковав мое молчание, начал доказывать:

— Это же очевидно! Какие-то невнятные люди являются целым табором в окрестности Москвы. Покупают землю. Мгновенно по меркам нашей бюрократии. Ладно, допустим, в этом им помогла банальная взятка. Но отмечу — земля в стокилометровой зоне вокруг столицы. Цены на землю бешеные. Откуда такие деньги у людей, живущих натуральным хозяйством? А дома? Это же срубы из настоящего строевого леса! Да и живут они крепко. На показ богатство не выставляется, но я заметил многое. И при этом никто из местной мафии их не контролирует.

— А вы всех их дойных коров, что ли, знаете?

Полицейский не обратил внимания на мой ироничный тон.

— Конечно. В наше время для этого даже особых усилий не нужно. Скажу тебе одну циничную вещь, ну да ты вроде не дурак и сам мог бы догадаться. Мы — в смысле, полиция и старший брат — могли бы очень быстро обрезать все денежные потоки мафии, арестовать их счета, арестовать всех от шестерок до тузов.

— И в стране начнется хаос. Потому что придется сажать членов правительства.

— Я же сказал, что ты не дурак, — усмехнулся Виктор. — Никому не нужна война, но следить мы за ними следим. Так что я точно знаю, что этих сектантов никто не опекает. Интересно, что к ним и не пытались подкатить. В заинтересованных кругах просто есть информация — не стоит этого делать. Почему, кто это первым сказал, проверял ли кто-то — ничего не известно. Такое вот суеверие. А эти люди к пустым суевериям не склонны.

Я мог бы удивить полицейского, рассказав, что в мире существует много таких поселков, не подчиняющихся ни местной власти, ни местному криминалу, охраняемых — как кажется со стороны — только слухами и суевериями. И не только поселков. Есть такие же независимые фирмы, организации и даже заводы. Об их владельцах никому ничего не известно. Мало того — никто даже не пытается что-либо выяснить о них. Но это знание ничем не помогло бы старлею. А может, и навредило бы.

Я поймал себя на мысли, что неплохо бы помочь полицейскому. Его присутствие в «Воробьиных полях» противник не мог предвидеть, а значит, он вполне может стать «джокером», который спутает все карты.

Но сначала надо узнать, что же за дело привело его сюда.

Полицейский проговорился, что речь идет о преступлении, но больше ничего не рассказал. Ну да подробности теперь можно было узнать и самому. Я вспомнил о закупленной днем аппаратуре и раскрыл кофр.

— Едрить твою налево!

— Что? — Виктор подошел, заглянул мне через плечо. — Что ты с этим делал?

Я вытряхнул на покрывало сплющенную и покореженную технику. Счастливо избежав столкновения с фурой, я даже не подумал о том, что грохнулся прямо на левый кофр. Толстая кожа распрямилась после падения, и тот выглядел хоть и слегка скособоченным, но целым. А внутри все перемололо в кашу. Находившимся в правом кофре покупкам досталось меньше, внешне они выглядели целыми, но еще неизвестно как повлияла тряска на их тонкие электронные организмы. Но главное — спутниковый терминал был в левом кофре, а значит, я опять остался без связи.

— Ты по дороге разложился что ли?

— Ну да.

Я рассказал Виктору об аварии. Нет смысла скрывать. Криминальная полиция не очень-то дружит с дорожной. Не то что бы враждует, но отношения строго официальные. Так что старлею нет никаких причин доносить о моем бегстве с места аварии. Да и сам этот проступок пустяковый — свидетелей и без меня осталось достаточно.

— Ты, значит, сегодня второй раз родился, — проворчал полицейский. — Знаешь, а я ведь буквально перед нашей встречей, слушал на полицейской волне об этой аварии. Ты видел там в своей полосе черный джип и серебристый седан? Прямо перед тобой должны были стоять.

Я напряг память. Да, именно так. Точнее, два джипа и между ними — нечто спортивное серебристое. Я обратил на них внимание, потому что все три машины были из категории «пожирателей бензина» и сильно контрастировали с потоком скромных электромобилей и гибридов. Чудо, что ни один из них не загорелся, когда прицеп смял их в один бесформенный ком.

— В седане был Калашников, — пояснил Виктор. — А в джипах его охрана.

— Калашников?

— Соевый король. Один из главных производителей дешевой пищи в России. А кроме того, руководитель основанного им же благотворительного фонда «Накормим голодных» и один из наиболее реальных кандидатов на будущих выборах. В общем, старший брат сразу засуетился — ищут следы заказняка. Да только слишком все нелепо для заказного убийства. Ни один киллер так действовать не станет. Да еще какие-то бредовые рассказы свидетелей о воробьях.

Я не успел сказать Виктору, что свидетели не бредили.

В дверь постучали.

Я открыл, и к нам присоединилась Алиса. Она была настроена явно по-боевому и с порога вцепилась в Виктора мертвой хваткой. Как выяснилось, что-то она уже о его задании знала, но при всем старании выжать из старлея большего не смогла.

— Да не могу я ничего рассказывать! Не могу!

— Он действительно не может, — с сочувствием в голосе сказал я Алисе. — Что ж, надеюсь, у тебя все получится. Ты осваивайся в этой комнате, пожалуй. Мы с Алисой все равно завтра утром в Москву уезжаем.

— Погоди, погоди! Ты же говорил, что вы еще дней на пять собираетесь остаться.

— Мало ли, что я говорил. Планы у нас поменялись.

— Думаешь, это меня вынудит расколоться? Да вы блефуете.

— Проверим?

Виктор перевел взгляд с меня на Алису, потом с Алисы на меня, но не добился ни грана сочувствия.

— Добрые сельчане вышвырнут меня, как только вы уедете, да?

— Как только Алиса уедет, — честно ответил я. — Меня они тоже едва терпят.

— Черт с вами, — сдался Виктор.

Алиса

— Сначала я думал, это вообще шлак какой-то. Дурацкое дело. Пришла некая дамочка в местное отделение и написала форменный донос на общину. Мол, они там все сектанты, язычники, а может и вообще черные колдуны. Совершают ритуалы, устраивают оргии и прочие непотребства.

— И ее, конечно же, послали подальше, — предположил Данила.

Виктор кивнул.

— Само собой. Помнишь, что я говорил? За ними стоит кто-то очень и очень крутой. Да и само заявление было вполне бредовым. Полиция не обязана гоняться за колдунами — это не наше дело. В общем, тетка не успокоилась. Не знаю как, но нашла в столице одну семью — у них пропала дочь. Даже не то, что бы пропала. Сбежала, оставив записку, что не может жить такой жизнью, уходит искать свое предназначение и все такое. Ну, что обычно пишут экзальтированные девицы. Искать ее искали, потому что на тот момент было девчонке всего шестнадцать, но не особо старательно. Обычно такие бунтари из хороших семей, хлебнув реальной жизни, быстро возвращаются домой.

— Но эта беглянка не вернулась.

— Нет. Поисками занималось наше отделение, девчонку не нашли. Не подумайте — я не честь мундира защищаю, — мы действительно сделали все что могли. Но такие дела всегда гиблые… В общем, эта тетка сказала родителям девчонки, что ту вовлекли в секту и ее жизнь в опасности. На этот раз она, похоже, поручила составить заявления профессиональному юристу, все формальности соблюла. Так что мы обязаны были как-то реагировать. Хоть я, например, считал, что она наврала несчастным родителям, цинично использовала их. А сама хотела чем-то навредить «Воробьиным полям». Ну да человек я казенный — приказали, вот и поехал проверять.

Виктор выглядел немного смущенным.

— А потом началась вся эта чертовщина. Я ведь не верю ни в колдовство, ни в нечистую силу, ни вообще… Не верил, если точнее. Сейчас уже и не знаю, что думать.

— И как оно? — поинтересовался Данила.

— Жутковато, — признался Виктор. — Чувствую, табельный пистолет против нечистой силы слабоват будет. Да и не взял я его с собой, в отделе остался, в сейфе.

— Если хочешь, отвезу назад, в Княжево.

Полицейский криво усмехнулся.

— Нет уж. Если я сейчас уйду, потом ведь покоя себе не дам. Все буду думать — не упустил ли свой шанс?

Алиса всплеснула руками:

— Какой шанс? Стать героем? Да нет здесь вашей беглянки! Вы же сами только что сказали, что эту историю тетка притянула за уши.

— Теперь уже и не знаю. Но я о другом говорил. Скажите, вот вам неужели никогда не хотелось, что бы произошло нечто… ну-у-у… волшебное? Что бы этот скучный мир оказался не единственным? Ну, знаете, как в кино показывают — открыл дверь, а за ней совсем другая реальность.

Данила хмыкнул, но Виктора это не смутило.

— Да знаю я, думаете — совсем обалдел, а еще полицейский. Но что с нами сейчас происходит? Ведь настоящее же волшебство вокруг творится. И я собираюсь разобраться во всем этом.

— Ты сам себе хозяин, — сказал Данила. — Разбирайся. Не думаю, правда, что тебе понравятся местные чудеса. В реальной жизни, знаешь ли, если чудеса и случаются, то дерьмовые.

— Что ты говоришь такое! — возмутилась Алиса. — Тебя тут приняли как родного, хоть ты для них враг! Эх, ты же ничего не знаешь!

Алиса не могла больше ждать, пока они с Данилой останутся наедине. Да и не похоже было, что полицейский собирается скоро их покинуть.

С другой стороны, и пусть знает! Может еще и посоветует что-нибудь умное.

Алиса начала рассказ скомкано, но смущение быстро прошло, и вскоре она уже описывала сегодняшние свои приключения даже с некоторой лихостью: будто статью диктовала. Привычные интонации скрашивали абсурдность рассказа. Сейчас, когда странный дом был далеко на площади, а вместо Радмилы перед девушкой сидели два явных скептика, эта абсурдность стала очевидной. Какие-то древние предсказания, давно ставший кичем Нострадамус, нелепая история с пропавшей центурией. А главное — венец избранности. В реальной жизни так не бывает. Не торчат из камней волшебные мечи, не бегают по лесу кролики с часами в кармане жилета, не приходят незваными благообразные старцы, чтобы объявить тебя наследницей престола волшебного королевства. А если и приходят, то лишь для того, чтоб под этот рассказ продать новейший пылесос, отмывающий пол наночастицами.

К финалу повествование Алисы стало уже и вовсе ироничным. Да и сама она поверила, что Радмила посмеялась над ней.

— Вот, значит, почему тебя вытащили сюда, — буркнул полицейский. — И каково чувствовать себя Избранной?

— Тьфу, — вздохнула Алиса. — Теперь все будут надо мной смеяться?

— Не знаю, мне совсем не смешно. — Данила и впрямь не выглядел веселым. — Что она еще тебе рассказала?

— Этого мало?

— Мало. Она не сказала, где могут быть сейчас эти катрены? Хотя бы предположения? Черт! Да так можно вечность искать!

Алиса даже ногой топнула от злости:

— Ты тоже издеваешься? Не собираюсь я ничего искать!

Данила с сомнением покачал головой, но, взглянув на девушку, спорить, похоже не решился. Алисе не понравился этот взгляд. Так смотрят подруги, когда говоришь им, что больше никогда в жизни даже в руки не возьмешь пирожное. Этакая пророческая безнадежность: «Куда ты, милая, денешься?»

— Я серьезно.

Данила переглянулся с полицейским, но Виктор махнул рукой.

— Не, брат, извини. Сам разбирайся. У меня серьезное дело вообще-то. Завтра с утра начну дворы обходить. Так что вы болтайте, если хотите, а я собираюсь придавить часов десять.

Закрыв за полицейским дверь, Алиса повернулась к Даниле и твердо повторила:

— Я не собираюсь искать эти мифические катрены. Я вообще не хочу связываться с чокнутыми сектантами. Завтра же отвези меня в Москву! Эх, я Симу устрою!

— Извини, но это невозможно. Нам нельзя в Москву.

— Что, китайцы все еще злятся?

— Хуже.

Данила смёл останки гаджетов в помятый кофр и рухнул на диван.

— Извини, я полежу. У меня сегодня тяжелый день выдался. А еще нога и бок до сих пор болят…

— Да объясни ты, наконец! — оборвала его Алиса.

Данила повздыхал, помялся, но, в конце концов, рассказал.

Оказавшись в Москве, он первым делом направился к каким-то своим знакомым, о которых ничего рассказывать не захотел. Алисе это было знакомо. За годы журналистской работы она повстречалась с несколькими людьми, про которых тоже не захотела бы распространяться. Зато через таких знакомых можно было получить уникальную информацию — пусть даже на уровне слухов.

У Данилы, похоже, были знакомые либо в измайловской триаде, либо среди людей, владеющих информацией о ней. Он узнал, что Фэн Цзы отнюдь не успокоился. Да и странно было бы — ведь трех его человек убили. Как раз, когда те следили за пронырливой журналисткой. Если до этого момента Цзы относился к ситуации с юмором и готов был договориться с Алисой, то теперь, получив такую пощечину, не успокоится, пока не отомстит.

— Мертвые? — проскрипела Алиса. Горло мгновенно пересохло и слова удавалось выдавить с трудом. — Как это? Ты же говорил…

— Это не я, — проворчал Данила, не открывая глаза. — Я их очень аккуратно вырубил. Да и не от побоев они умерли. Их убили ножом.

Алиса промолчала. Теплым августовским вечером ей стало холодно. Обхватив себя руками за плечи, она присела на кровать рядом с лежащим Данилой. Тот приоткрыл левый глаз, покосился на девушку и снова вздохнул.

— Я потому и колебался. Знал, что испугаешься. Но все равно пришлось бы. В такой ситуации знание может стоить жизни.

— Погоди, погоди, — заторопилась Алиса. — Получается ерунда какая-то! Это не ты сделал, не я. Тогда кто? Кому нужно было убивать их? Я же не промышленный секрет украла, чтоб за ним охоту начинать. Кроме Фэн Цзы, эта запись никому не нужна!

— Я тоже этого не понимаю, — признался Данила. — Возможно, в игру вмешался враг одного из тех, кто не хотел публикации записи. Я выяснил: на балконе тогда сидели два чиновника из самой верхушки правительства, известный депутат и руководитель одного благотворительного фонда. То есть, конечно, народу там было куда больше, но этим четверым реально есть чего бояться.

Он замолчал.

— Слишком незначительная причина, — продолжила Алиса мысль Данилы. — В худшем варианте, этих людей ждал бы публичный скандал. Депутат отбрехался бы, они в этом сильны. Благотворитель тоже что-нибудь соврал бы. Чиновникам пришлось бы хуже других — могли и с должностей поснимать. Но тоже не факт. Ради таких неопределенных перспектив убить трех человек… Правда, иногда людей убивают и за грошовый телефон. И за просто так.

— Верно, данных для выводов пока мало, — согласился Данила. — Но позже, по дороге сюда, я чуть не попал в явно спровоцированную аварию. Тогда мне в голову пришло, что причина вовсе не в той записи. Триаду просто хотят использовать.

Он открыл глаза и сел в кровати.

— Правда, то, что при этом погиб Калашников, запутывает ситуацию. Возможно, целью был он. У него явно больше врагов, чем у меня. Какого черта он вообще там оказался?

— Это, как раз, неудивительно, — ответила Алиса. — У него загородный дом дальше по Дмитровке. Калашников панически боялся летать, даже в другие страны ездил на поезде. Вертолет тем более не признавал. У богатых свои причуды.

— Значит, он и правда мог быть целью. Хотя способ, которым спровоцировали аварию, указывает все-таки на…

— На кого?

Данила замялся, ответил нехотя:

— Сама видишь, происходят вещи, которые трудно объяснить естественными причинами. Виктор прав и мы имеем дело с людьми, способными на… колдовство, что ли.

— Не думала, что услышу такое от тебя.

— Почему?

— Ты такой рассудительный, все у тебя по полочкам разложено и обосновано.

Данила усмехнулся:

— Сказала бы прямо: ограниченный тип с нулевой фантазией не может верить в колдовство.

— Эй! Я этого не говорила!

— Но подумала. Это, в общем, правда. Я не верю в колдовство. Вера как метод для меня вообще неприемлема. Я либо знаю, либо не знаю. Сейчас мы столкнулись с тем, что нельзя объяснить естественными причинами. Что выглядит так, как принято описывать колдовство. Нам сейчас не до научных изысканий. Потому введем рабочую модель, в которой колдовство существует. Это позволит прогнозировать действия наших противников.

— Каких противников? — Алиса потерла виски, пытаясь разогнать пульсирующую тяжесть в голове. — Измайловские? Какая-то китайская магия? Это даже звучит смешно. Фэн Цзы применил против нас фэн-шуй.

— Не так смешно, как кажется, — возразил Данила. — Мастера фен-шуй тысячи лет собирали эмпирические данные о влиянии расположения предметов на психику людей. Другое дело, что у европейцев иная психология и на них все это либо вообще не действует, либо действует не так. Но я сейчас говорил о других людях. О тех, для кого ты — Избранная.

Алиса даже зарычала. Но на Данилу эту особого впечатления не произвело.

— Извини, это же не я придумал. Поселок «Воробьиные поля» объективно существует. Из рассказа Радмилы ясно, местные верят, что именно ты можешь найти важный для их общины артефакт. Но рядом крутится тип — это я про себя, если что, — который мало того, что пользуется запрещенной здесь техникой, так еще и может отговорить тебя искать эти самые катрены. Вполне логично от него избавиться.

— Это все только предположения, — возразила Алиса. — Люди здесь, конечно, с приветом, но милые и добрые. Да и зачем им сразу к таким крутым мерам прибегать? Что бы им стоило просто не пускать тебя в поселок? Хорошо, вчера ты вез меня, нас пропустили вместе. А сегодня?

— Они понимают, что тогда я устроил бы осаду. Чтоб искать катрены тебе рано или поздно пришлось бы покинуть «Воробьиные поля», и мы все равно встретились бы.

Алиса почувствовала, что краснеет.

Впрочем, Данила этого не заметил.

— Я не позволю каким-то сектантам делать из нас марионеток.

— А, ты из-за этого…

— А что? По-твоему, спасти мир от чокнутых фанатиков природы — так, пустяк, недостойный внимания?

— Да ничего миру не сделается, — проворчала Алиса, вставая с кровати. — Ты сам подумай, куда этим крестьянам мир захватывать? Что они могут противопоставить хотя бы одному взводу полиции? У них ведь даже оружия нет. Извини, поздно уже, я устала. До завтра.

Она вышла, излишне сильно хлопнув дверью, и уже не услышала, как Данила пробормотал:

— Могут. Еще как могут.

РЕТРОСПЕКТИВА 5

10 ноября 1982 года.

— Я его убью!

Обычно, в таких случаях принято говорить, что некто мечется по комнате, словно тигр по клетке. Но весьма скромные габариты Изи Бронштейна и неуклюжесть движений, присущая людям, далеким от регулярных физических упражнений, делали такое сравнение сомнительным. Даже будучи в гневе, Изя никак не походил на тигра.

— Ты мечешься по комнате, как разгневанный пингвин, — сообщил коллеге Владимир. — Хватит уже. Признай очевидное: никого ты не убьешь. Ты даже не знаешь, кто это сделал.

— Я догадываюсь!

— Ладно, переформулирую. Даже если шутник будет стоять перед тобой с неоспоримыми доказательствами в руках, ничего ты не сделаешь. Даже Моргунчику докладную не подашь.

— А вот и подам! — запальчиво выкрикнул Изя, переставая бегать по кабинету. — Я выставлен идиотом перед всем институтом! Перед всей наукой!

— Да перестань! У всех бывают проколы. Через пару недель об этом случае все забудут.

— Кроме меня! Впрочем, теперь меня все равно уволят. С волчьим билетом! Придется идти работать санитаром в морг! Или еще хуже! Учителем биологии в школу!

Изя упал в кресло, обхватил голову руками и замер.

Владимир сочувственно вздохнул. С того момента, как Моргунчик узнал о феномене Адольфа и поспешил рапортовать о достигнутых успехах, шутка перестала быть безобидной. Сгоряча директор уже обвинил Изю в подлоге и пообещал все кары, которые только смог придумать. Даже если удастся доказать, что сознательного подлога не было, в этой истории Изя выглядел, как минимум, человеком некомпетентным. Хотя отличить одну крысу от другой не так-то просто, а учитывая сильную близорукость Изи — вообще невозможно. Он различал своих крыс только по номерам, нарисованным зеленкой на спинах. Но как это объяснить разгневанному начальству?

Вычислить автора злой шутки тоже было проблематично. Изя отличался гостеприимством, а жена чуть ли не каждый день нагружала его вкуснейшими пирожками и плюшками собственного приготовления. Потому в лаборатории Бронштейна постоянно толклись гости. Кто из них решил ответить черной неблагодарностью на чай с плюшками и подменил Адольфа молодой крысой — поди, угадай теперь.

Но, скорее всего, подмену совершил кто-то из лаборантов Бронштейна. Вряд ли автор шутки собирался всерьез навредить Изе. Просто не ожидал, что новость так быстро распространится по институту и дойдет до директора. И что Моргунчик немедленно бросится рапортовать об успехах.

— Ладно тебе, не кисни. Моргунчик себе не враг, если узнают, что он повелся на такой тупой розыгрыш… м-м-м… Ну, извини, но это действительно был тупой розыгрыш! Правда, я тоже попался… Так вот. Директор наверняка не станет выставлять себя на посмешище. Подкинь ему версию, которая позволит сохранить лицо и он тебя топить не будет.

— Думаешь? — Изя нахмурился, в его печальных глазах сверкнула искорка надежды. — А что? Ведь это мог быть временный эффект. Такое уже иногда происходило. Правда, никогда так явно, но ведь важен сам факт! Результат оказался нестабильным. Обычное дело. А я просто запаниковал. Мне показалось, что у предыдущего экземпляра… э-э-э… то есть, что у Адольфа клык был сколот. Показалось! Тем более, они же растут всю жизнь. Ага. Уф, спасибо, Володь. Пойду, поговорю с директором.

Владимир вернулся в свою лабораторию и стал разбирать заметки, которые делал в процессе чтения отчетов доктора Райзера. На самом деле, определенные умозаключения он сделал уже вчера. Теперь, проверив все, он только убедился в своей правоте.

На островах экспедиция Эллингтона обнаружила нечто — некие микроорганизмы. Все члены экспедиции кроме Элизабет Юсуповой и Цзы Сима были инфицированы. Аборигены-носильщики умерли, что стало с китайцем из записей осталось неясным, а Юсупова повезла Эллингтона и Нойманна в Европу, видимо, рассчитывая вылечить их. Но, как оказалось, подхваченные в Новой Гвинее микроорганизмы обладали высокой инвазивностью, а возбуждаемая ими болезнь имела короткий инкубационный период. Весь экипаж и пассажиры корабля, на котором Юсупова везла своих коллег, заболели в очень короткий срок — где-то между Калькуттой и Египтом. Управлять огромным кораблем в одиночку Юсупова не смогла и «Крейзи Джон» до цивилизации не добрался. Но Клаус Нойманн каким-то образом спасся. Эллингтон, пока был еще в состоянии вести дневник, писал, что Нойманн быстро идет на поправку. Возможно, к моменту крушения немец был уже практически здоров.

Судя по дневнику Эллингтона, на момент их встречи Нойманн был взрослым мужчиной. Ему было около тридцати лет. Допустим, даже меньше — двадцать пять. Тогда в сорок четвертом ему должно было быть уже около шестидесяти. Но судя по фотографиям и антропометрии, Нойманну там не больше сорока. Впрочем, дальнейшие исследования говорят о том, что Нойманн изменился настолько, что сравнивать его с обычными людьми уже не имеет смысла. После чего Райзер начал эксперименты с заключенными. Он вводил им некий «препарат», провоцируя болезнь, сходную по симптомам с болезнью, погубившей экспедицию Эллингтона. И безуспешно пытался ее победить.

Вывод из всего этого очевиден.

Возбудитель болезни — тот самый «препарат» — каким-то образом изменяет человеческий организм. Возможно, это что-то вроде симбиоза. Но выдерживают такое единицы. Точно известно только о двух случаях: японский рыбак и Нойманн. Призом становится нечеловеческая сила, выносливость, способность к быстрой регенерации и, предположительно, долголетие.

Видимо новоприобретенные способности и позволили Нойманну спастись с тонущего корабля. Он вернулся в Германию. Возможно, не сразу. Или некоторое время по каким-то причинам скрывался. А в середине Второй мировой войны открылся Райзеру и позволил себя исследовать. Возможно, из патриотических чувств. Решил помочь в созданиисуперсолдат — несомненно, именно этим Райзер и занимался.

Но Райзер не нашел способа увеличить процент выживаемости среди инфицированных. Наверняка, выживай хотя бы один из десяти, производство суперсолдат поставили бы на поток: приближался сорок пятый, и Гитлер готов был на все ради спасения. Но умирали все подопытные.

Владимир откинулся в кресле и задумался.

Крепко задумался.

Таинственные микроорганизмы можно найти. Теперь у него есть достаточно информации, чтобы выбить экспедицию на Новую Гвинею. Моргунчик будет ходатайствовать, тем более — после такого облома с Адольфом. На него теперь будут давить с удвоенной силой, но и средства он сможет требовать практически любые.

Это Владимира и пугало.

Райзер упоминал, что «препарат» никак не действует на животных. Даже на высших приматов. Эксперименты можно проводить только на людях. Райзер, похоже, не особо переживал из-за этого.

Владимир почувствовал холод в животе.

Нет, конечно, сравнивать засевших в Политбюро старичков с фашистами было неправильно. Но если снять розовые очки, то следует признать, что пробиться на вершину власти и десятилетиями удерживаться на ней могут только люди циничные, привыкшие рассматривать всех остальных как свои инструменты. А инструментами легко жертвуют.

Владимир подумал о том, что в создавшейся ситуации он тоже не более чем инструмент. Если он откажется выполнять эти исследования, их легко передадут кому-нибудь другому. Вообще-то, даже если он согласится их выполнять, вовсе не факт, что его не заменят более талантливым или более лояльным исследователем. И не решат ли, что он — тот инструмент, которым можно пожертвовать?

От этих мрачных мыслей его отвлек стук в «дверь в Зазеркалье».

— Да входи ты, чего стучишься.

Изя выбрался из шкафа, плюхнулся на ближайший стул и уставился обалделым взглядом в стену.

— Эй, что с тобой? Моргунчик закусил удила? Ты не бойся, он успокоится и…

— Нет, — вякнул Изя, — Моргунчик не при чем. Ему не до меня сейчас.

Владимир встревожился уже всерьез.

— Да что случилось-то?

— Ну… это… понимаешь…

— Кончай мямлить! Что стряслось?

— Брежнев умер.

— Что?! Врешь!

Владимир посмотрел на бледное потное лицо коллеги и понял, что тот сказал правду. Во всяком случае, то, что считает правдой. Если подумать, ничего невероятного в новости не было. Брежнев был стар. То, что он серьезно болен, старательно замалчивалось, но шила в мешке не утаишь. И тем не менее, казалось, что все так и будет продолжаться вечно.

— Погоди! Не может быть! Уже сообщили бы…

— Когда Сталин умер, об этом тоже не сразу сообщили, — возразил Изя. — Это дело такое, серьезное. Но по «Голосу Америки» уже сказали. И по другим радиостанциям.

— Может, утка?

— Не думаю. Когда я к Моргунчику пришел, он был аж серый весь. Меня и слушать не стал, сказал проваливать и не беспокоить сегодня. У него сам знаешь, какие связи.

— Вот черт! — сообразил Владимир. — А что же теперь с институтом будет?

Изя почесал подбородок и задумчиво изрек:

— Ну, стариков там еще осталось много. Вопрос только, кто теперь царем горы будет? И не разгонят ли их тихонько по домам престарелых?

— Не, — с непривычным для себя цинизмом возразил Владимир. — Все люди смертны. Даже если новому генсеку будет всего лет шестьдесят, во что я не верю, он не может не задумываться об этом. Так что наш институт точно не пропадет.

— Мне бы твой оптимизм.

— Радуйся пока хотя бы тому, что о твоем проколе с Адольфом теперь точно забудут.

— И то хлеб, — согласился Изя, заметно приободрившись. — Пойду, поработаю, что ли. Есть у меня одна идея…

Когда Бронштейн ушел, прихватив с собой мрачные предчувствия, Владимир вернулся к записной книжке. Он чувствовал — несмотря на уверенный тон, с которым успокаивал Изю, — что ситуация неожиданно стала неустойчивой. Слишком многое теперь зависело от того, кто станет новым генсеком, и какую политику будет проводить.

В любом случае, добиваться сейчас от Моргунчика организации экспедиции нет смысла. Директор будет наблюдать, куда подует ветер. А без образцов микроорганизмов начать исследования невозможно. Владимир постоял у окна, бездумно глядя на черные голые деревья в институтском сквере, потом вспомнил, что Лиза сегодня выходная…

— Я не думаю, что это как-то скажется на институте.

Владимир кивнул. Лиза повторяла его собственные соображения, которыми он успокаивал Изю.

— Меня не это, знаешь ли, беспокоит.

— А что?

— Я ведь рассказал тебе об отчетах Райзера.

— А-а-а, вот ты о чем, — протянула Лиза. — Беспокоишься, что заставят проводить эксперименты на людях? Ну, перестань! Такого точно не будет. Медицина за эти годы сильно продвинулась вперед. И, разумеется, никого силой принимать «препарат» не будут заставлять. Найдут добровольцев.

— Добровольцев? — Владимира передернуло. — Да никто добровольцем не пойдет, зная, что это почти стопроцентная смерть.

— А если это будут преступники? Те, кого за особо тяжкие к смертельной казни приговорили?

Владимир испуганно посмотрел на Лизу.

— Что ты такое говоришь?

— А что? Представь, если это убийца. Насильник. Ведь есть такие! Если он убил целую семью — отца, мать, дочь. Неужели ты пожалеешь такое животное?

Владимира качнуло. Он доковылял до росшего рядом с тротуаром тополя и прижался к нему, пытаясь справиться с дрожью в ногах.

— Господи, Володя, что с тобой?

— Ничего… погоди…

Ему было плохо. Больно. Конечно, не так, как тогда. С годами рана зарубцевалась, но все равно — когда ее случайно тревожили, — казалось, рвала на куски.

— Володя, пойдем, вон лавочка. Давай, я тебе помогу. Вот так.

Он позволил Лизе отвести себя к лавочке. Девушка опустилась рядом, взяла его за руку…

Он сам не заметил, как начал рассказывать то, что никогда и никому раньше не доверял. Вразнобой, перескакивая с одного на другое — как их семья жила в Ленинграде, как он ходил в детстве в кружок юных химиков в районном Дворце пионеров. Как увлекался биологией. Как ссорился с сестрой. Они были близнецами, но характеры оказались совершенно разными — просто огонь и лед, — потому часто цапались. И почти сразу мирились.

Как поехали с ночевкой на берег Ладожского озера.

Лиза слушала молча, лишь по мере того, как он рассказывал, сжимала его руку все сильнее.

— Это были даже не настоящие бандиты. Какая-то пьяная шпана. Когда их главный ударил отца финкой, одного даже стошнило. А потом они словно с ума сошли… Отца, маму… Олю… Только я жив остался. Один меня ткнул ножом и решил, что убил. Но на самом деле только бок распорол. Пока они с Олей… это делали… я пришел в себя и отполз в кусты. Они были слишком заняты, а потом не нашли меня в темноте…

Лиза протянула ему платок.

— Прости… я…

— Ты никому не рассказывал об этом, да? — тихо спросила Лиза. — Все эти годы ты носил это в себе.

— Кому можно рассказать о таком? Я же сбежал…

— Ты дурак! — возмутилась Лиза. — Тебе было тринадцать! Что ты мог сделать против троих взрослых вооруженных парней?

— Я мог умереть.

— Дурак.

— Я знаю. Прости. — Владимир помолчал, признался. — Я почти справился с этим. Это как отдельная кладовая, в которую я стараюсь не открывать дверь. Запрещаю себе об этом думать. Тогда вроде нормально живу, даже хорошо. Просто иногда вот так… накатывает.

— Ученый муж с обожженным сердцем.

— Что ты сказала?

— Ничего. Так, вспомнилось. — Лиза встала и серьезно посмотрела на Владимира. — Вот что. Я вижу, что такой рохля как ты никогда ни на что не решится. Потому сама ставлю тебя перед фактом. Хватит нам по паркам и скверам обниматься. После того, что между нами сейчас произошло, я, как честная женщина, просто обязана выйти за тебя замуж. Я переезжаю к тебе.

— Что… а… правда? Нет, правда?

— Вот я об этом и говорю, — развела руками Лиза. — Ну, ничего. Я сделаю из тебя человека.

ГЛАВА 6

Главный Механик неспешно брел по аллее, блуждая рассеянным взглядом по сидящим на скамейках компаниям, обнимающимся парочкам, играющим у воды детям. Рядом упруго печатала шаг Розенблейд.

Их не видели.

Женщина вынуждена была признать, что ее маскировочный костюм — «горячая» новинка — вчистую проигрывает «зонтику», который использует Главный Механик. Утешало ее только то, что эта разработка Цеха не скоро попадет в массовое производство: не раньше, чем будет изобретено что-то, безоговорочно превосходящее «зонтик».

— У нас есть причины маскироваться?

— Конечно.

Розенблейд нахмурилась. Она не заметила никакой опасности. Это серьезный вызов ее профессионализму. Она не любила ситуации, которые не могла контролировать.

— Зачем же тогда было сюда приходить? Безопаснее вернуться в Цех и там закончить наш разговор.

— Я ничего не говорил об опасности, — благодушно проворчал Главный Механик. — Причина маскировки проще: не хочу, что бы на меня глазели.

Розенблейд открыла рот, но так ничего и не сказала. С этим заявлением было трудно спорить: где бы ни появлялся Главный Механик, все взгляды немедленно обращались на него. Уж больно колоритная внешность. Даже в Третьем Риме по улицам не часто разгуливали двухметровые гиганты.

— Мне просто хотелось спокойно прогуляться. — Главный Механик вздохнул. — Давно не был здесь. Лет сто, не меньше. Ты только посмотри, как все изменилось.

Розенблейд машинально обвела взглядом Патриаршие пруды, спохватилась:

— Не могу знать. Я здесь никогда раньше не бывала.

— Правда? Удивительно. Хотя, я забыл — ты ведь чистильщик. У вас всегда было много работы по всему миру. А я вот раньше любил здесь гулять. Но очень уж надоедало, что каждая прогулка превращалась в шоу. По улицам слона водили. М-да.

Розенблейд терпеливо слушала. Старческое брюзжание Главного Механика столь же притворно, как и вспышки гнева или подчеркнутая рассеянность. На самом деле ясности ума старика можно только позавидовать. А все эти ностальгические воспоминания — очередная маска. Есть у шефа неискоренимая слабость к театральности.

— Ваша операция входит в активную фазу, — не меняя благодушного тона, произнес Главный Механик. — Мои вычисления показывают, что обряд начнется около семи вечера. Точнее не скажу: не знаю, какие измерения производили луддиты. Да это и не особо важно. Погрешность составит максимум четверть часа. Ален в Княжево?

— Да.

— Хорошо. Выдвигаетесь на позиции за час до начала церемонии. Она продлится около получаса. Зная Данилу, могу предсказать, что уходить он будет шумно. В этом случае прикрывайте его. Он должен уйти и увезти девушку любой ценой.

Розенблейд кивнула. Вот такие задания она любит — все ясно и четко.

— Мы не сможем просто так войти в поселение. В двух километрах от периметра начинается их защита. Если с вашим парнем что-то случится, мы даже не узнаем.

— Если до восьми часов он не появится, разрешаю применить «Колибри». В восемь десять она будет проходить над поселком. Код доступа я тебе перешлю.

— «Колибри»? — Розенблейд впервые за долгие годы изменила выдержка. — Но… Но там же…

Мастер повернул к женщине огромное уродливое лицо и молча уставился тяжелым взглядом, ожидая, что она скажет.

— От поселка до столицы меньше десяти километров!

По глазам Мастера стало ясно, он знает, что она хотела сказать совсем другое. Женщина ждала, что ее отчитают, но гигант отвел взгляд и произнес:

— Если я ошибся в расчетах, и Данила не сумеет привлечь Ключ на нашу сторону, скоро начнется такое, что подсчитывать будем не случайные жертвы, а случайно выживших. Так что «Колибри» — меньшее зло. Все понятно?

— Да.

Дальше они шли молча, только Розенблейд еле слышно шептала под нос:

— Лучше бы ты сумел, парень, лучше бы сумел…

* * *

— Это очень опасно. И вызовет обострение отношений с другими странами.

Президент Оренго смерил своего помощника взглядом и постучал пальцем по экрану на стене. На экран были выведены отчеты по экономическому состоянию страны. Отчеты эти больше всего напоминали долговые расписки.

— Нам нужна независимая энергетика. Иначе мы задохнемся.

— Но эти установки не имеют сертификата безопасности! Даже сам Инадзума их не называет иначе как «экспериментальными». Никто не знает, что с ними может случиться.

Президент сердито фыркнул.

— Вот именно! Никто не знает! А если мы будем и дальше покупать энергоносители, даже полному ослу ясно, что случится со страной. «Атомик» заморозил все новые проекты до окончания судебных разбирательств.

— Они не единственные, кто строит АЭС, — попытался возразить помощник, но Оренго лишь отмахнулся.

— Остальные заломили такие суммы… Я не уверен, что у нас хватило бы средств заплатить даже «Атомику». Вся надежда была на эту американку — что она действительно найдет запасы демантоида. Теперь нам придется основательно затянуть пояс. А японцы предлагают построить за меньшую сумму целых две электростанции. Это настоящее спасение для нас!

…о взаимовыгодном сотрудничестве. Две электростанции, построенные японской корпорацией «Ватари» на востоке и западе Замбии, полностью обеспечат потребности страны в электроэнергии. Мировая общественность настороженно приняла эту новость, поскольку…

Алиса

Начало третьего дня в «Воробьиных полях» мало отличалось от прошлого утра. Радмила вновь приготовила роскошный завтрак и развлекала их разговорами, даже не намекнув, что двое из гостей незваные. Данила и полицейский быстро справились со своей долей и куда-то ушли, Алиса же вяло ковырялась в тарелке, пока уже и Радмила не встревожилась.

— Что-то ты сегодня невесела, деточка. Или спалось плохо?

Алиса покачала головой. Спала она действительно плохо. Ночью где-то во дворе снова скулила собака, но стоило открыть окно, как она, видимо, испугавшись, замолкала.

— Чья же это? — удивилась Радмила. — У меня собаки нет. Разве старого Местяты пес пробрался через палисад? Говорила же пеньку плешивому, сажай на привязь, хотя бы на ночь! Да толку! И то сказать — не принято у нас собак на цепи держать. Охранять-то не от кого, все свои. Держат их только для души. Ну, я уж Местятке все скажу!

— Не надо, — отмахнулась Алиса. — Я не из-за собаки уснуть не могла. Просто мысли разные.

— Уж не из-за отступника ли этого? — Радмила бросила на стол неочищенную картофелину и уперла руки в бока. — Да не стоит он того! Ты посмотри, как он со своей железякой нянчится. Пойми, нам с ними никогда общего языка не найти. Сердца у них ржавчина проела. Нет в них настоящей жизни.

— Вы неправы! Данила меня от бандитов спас. Заботится обо мне, защищает. Все бросил, приехал со мной сюда.

Радмила снисходительно покачала головой.

— Ох, девонька… Видать, это извечная наша бабья беда: если уж полюбился мужик, так уж такими его цветами да узорами распишем, что просто пряник. Да только золото на тех узорах самоварное.

— Ничего он мне не полюбился! — вспыхнула Алиса и выскочила из-за стола. — Только не надо на него наговаривать! Да, он не такой, как вы. Он иначе живет, он насквозь горожанин и, наверное, жить вашей жизнью не сможет. Но он хороший человек!

Радмила махнула рукой и снова взялась за картошку.

— А я тоже дура старая — нашла, о чем спорить. Знаю ведь, что бесполезно. Всяк должен сам на этом обжечься. Иди, погуляй пока. Здесь озеро недалеко, хорошее — вода чистая, хоть пей, тины и омутов нет. А мне обед надо готовить.

Попытка Радмилы успокоить Алису возымела обратный эффект. Девушка вышла из гостиницы в совершенно растрепанных чувствах. Радмила — вольно или нет — ударила по больному месту. Данила нравился Алисе все сильнее, он был заботлив и предупредителен, но не более того. Он вел себя как старший брат, не проявляя ни капли интереса как к женщине.

Может, он из этих? На мгновение мысль показалась Алисе верной. Вон как быстро спелись с этим полицейским! Впрочем, она тут же отбросила нелепое подозрение. Она не интересна ему, вот и все. Может, ему нравятся длинноногие брюнетки. Или рыжеволосые толстушки…

«Или вообще никто не нравится и он самовлюбленный болван!»

Алиса поймала себя на том, что шагает посреди дороги, со злостью впечатывая подошвы кроссовок в землю. Она остановилась, постояла пару минут, заставляя тело расслабиться.

«А ну-ка, успокойся. Ведешь себя как истеричка».

Успокаиваться не хотелось. Хотелось плакать.

Впрочем, по щекам и так уже ползли слезинки. Алиса размазала их сердитым жестом, осмотрелась. Никто не видел.

Оказалось, она сама не заметила, как дошла почти до самого колодца на площади. Это было кстати — умыться и выпить холодной воды. Остудить голову.

Давешней красавицы у колодца не оказалось. Только несколько совсем маленьких детей — лет по десять максимум — собрались в кучку, увлеченные чем-то неразличимым под ногами. Впрочем, ведро было на месте, как и деревянный ковшик.

— Тетя, а мне налейте!

Алиса подняла глаза от ковшика. Перед ней стояла Злата — девочка, про которую Радмила сказала, будто бы та может слышать мысли людей. Верилось в это с трудом. Девочка выглядела донельзя обыкновенной.

— Держи. — Алиса зачерпнула воды и протянула ковшик девочке. — У меня, конечно, вода не такая счастливая.

— Спасибо! — Злата в несколько приемов осушила ковшик. — Уф-ф-ф! Все равно вкусно!

— А где Саша?

— Так сегодня уже свадьба, — важно сообщила девочка. — Она весь день будет готовиться.

— Разве свадьбы не с утра начинают гулять?

— У вас, городских, все не как у людей, — с взрослыми интонациями проворчала Злата. — Кто ж второпях такое важное дело делает? Нужно подготовить все как следует. Один раз в жизни бывает-то!

Алиса невольно улыбнулась. Ну да у них тут может, и вправду женятся один раз на всю жизнь. Патриархальные нравы. Небось еще и с самого детства родители сговариваются кого из детей с кем потом переженят. А те считают это само собой разумеющимся. И так же поступают, когда свои дети появляются.

— А ты тоже мечтаешь вырасти, да невестой стать? — поддразнила она Злату.

— Мне нельзя, — возразила девочка. — Я же слышащая. С таким даром редко рождаются. Хорошо если один в поколение. Когда бабка Любима помрет, я вообще одна такая здесь останусь. Нас берегут, мы не можем невестами быть… Да я и сама не хочу! И Сашка не хочет.

Алисе стало жаль девочку. Традиционный рай оказался не лишен темных сторон. Одну выдают замуж против воли. Другая с детства обречена на одиночество в виду особой полезности для общины. Не то, что бы Алиса была феминисткой, даже скорее наоборот. Однако такая жесткая предопределенность, безжалостное распоряжение чужими жизнями задело ее.

«Но у них такие традиции, — возразила Алиса сама себе. — И, похоже, они неплохо живут. В том числе и благодаря этим традициям. Они жестко ограничивают себя, но это компенсируется спокойной безбедной жизнью. Какое у меня право лезть в их дела?»

— Слушай, а во что вы там такое играете? — сменила она тему.

— А! — Злата подпрыгнула на месте и ловко развернулась на пятке. — В мурашиков! Пойдемте, я покажу!

Она вклинилась в группку детей, довольно бесцеремонно растолкав их, и поманила Алису. Девушка присела на корточки и только теперь разглядела на земле маленький городок. Сначала ей показалось, что это обычные игрушечные домики, только сделанные слишком уж аляповато. Но потом она увидела снующих по городку муравьев. Насекомые тащили в жвалах камешки, песчинки, кусочки коры и складывали из них очередной домик. Алиса с трудом удержалась от того, чтобы не протереть глаза.

Нет, ей не показалось. Муравьи споро возвели стены из камешков, покрыли их крышей из коры, немного покрутились на месте — словно обсуждали что-то — и деловито приступили к возведению нового домика.

— Как вы их так выдрессировали?

— Ничего мы их не выдр… — мальчик с длинными льняными волосами, перехваченными кожаной тесемкой, запнулся. — Мы их просто попросили. Мы эта… Поспорили, у кого улица красивее будет. Вот эту улицу я придумал. А эту — Улька. Эту — Златка. Но моя все равно самая красивая!

Алиса уже не слушала болтовню мальчишки.

Вот так. «Попросили» муравьев и те строят домики. И детям это не кажется чем-то поразительным, для них это просто игра. Видимо, подобные чудеса давно стали для них обычным делом, о котором и говорить-то не стоит. На что же тогда способны местные взрослые? Значит, Виктор прав — это другая реальность… Нет, не так. Ведь она никуда не проваливалась, никакой особой границы между поселком и внешним миром нет. Значит, это просто слепота, самодовольная уверенность в том, что волшебство невозможно, потому что невозможно. И точка! А оно вот, прямо под носом! Даже дети им владеют!

— Значит, вы все умеете приказывать муравьям?

— Мы им не приказываем, — очень серьезно возразил тот же мальчик. — Это очень плохо! Позвизд коль узнает о таком, так выпорет, что сидеть потом неделю не сможешь. Мы их просим. И потом всегда честно платим за работу медом.

— Ага, понятно.

Алиса посмотрела на Злату.

— А ты, значит, можешь читать мысли людей? И мои сейчас читаешь?

— Да ну, — отмахнулась девчонка. — Это ж голова совсем опухнет, если все время чужие мысли слушать. Для своих места не останется.

— Но можешь ведь?

«Ну, могу. И что?»

Алиса вздрогнула, услышав в голове детский голос. Определенно принадлежащий Злате, стоявшей с закрытым ртом. Да и услышала она не ушами. Голос прозвучал внутри.

— Вы не пугайтесь так. Я не все мысли могу слышать. Только те самые, которые сверху. Ну, как если говорить, только с закрытым ртом. Вот бабка Любима — та в самую глубь может заглянуть. Я пока так не умею.

— Это утешает, — призналась Алиса. — Ничего интересного там все равно нет. А кто в поселке еще что-нибудь такое умеет?

— Какое?

— Необычное. Как с муравьями говорить, или мысли слушать.

— Дядя Корень умеет сразу двумя косами косить, — сообщила после недолгого раздумья Злата. — Только он это редко показывает.

— А дед Мистята умеет дым через нос пускать кольцами!

— Я не об этом.

Алиса умолкла, увидев на лицах детей искреннее непонимание. Для них телепатия была сопоставима с умением пускать кольца дыма. А то, пожалуй, и скучнее.

— Тетя Алиса, а покажи, какие в твоем городе дома?

— Да я же не могу с муравьями говорить.

Дети недоверчиво засмеялись.

— Так не бывает. — Злата взяла девушку за руку. — Я тебе покажу, и ты сразу научишься.

Данила

Я покорно тащился за Виктором и размышлял о том, что хлеб полицейского возможно и не так уж тяжел, но совершенно точно пресен.

Мы обошли уже с десяток домов, и в каждом разговор повторялся с нудностью закольцованного музыкального файла. Взрослое население «Воробьиных полей» было поголовно занято в поле, огородах и теплицах, так что общаться приходилось со скучающими дома стариками. Разговаривал с ними Виктор, я изображал фон. Зачем полицейский таскает меня с собой, было непонятно. На вопросы Виктор отвечал уклончиво. От бегства меня пока удерживало то, что заняться все равно было нечем. Можно, конечно, опять съездить в Москву за новыми гаджетами, но меня не оставляло предчувствие, что в поселке готовится нечто серьезное. Я не решился оставить Алису без присмотра. И лишний раз испытывать судьбу не хотелось — дважды меня лишили электроники, в третий раз могут и мозги вышибить. Раз такой непонятливый.

Распрощавшись с очередным бодрым старичком, никак не желавшим отпускать гостей, пока те не выслушают до конца всю историю его рода, мы с Виктором выбрались на площадь немного перевести дух.

— Пошли к колодцу, Шерлок. Надо освежиться. Вода, я тебе скажу, у них тут высшего качества.

Девушки, наливавшей вчера воду, у колодца не оказалось. Зато неподалеку я заметил Алису, о чем-то оживленно разговаривающую со стайкой местных детей.

— Вода как вода, — прокомментировал Виктор, отпивая из ковшика. — Если бутылку «Серебряного ключа» в морозилке десять минут подержать, то же самое будет.

Я забрал ковшик, отпил пару глотков и признал его правоту:

— Вчера она мне показалась вкуснее. Наверное, подействовали чары красавицы невесты, которая эту воду мне поднесла.

— Невесты?

— Да… — Я запнулся. — Если подумать, знаешь что странно? У всех, кого мы встречали в этом поселке, имена такие, что фиг запомнишь. Радмила, Любомир, Гневлята. А девчонку эту — ну, которая невеста — зовут Саша. Как твою беглянку звали?

— Александра. Вот оно, значит, как. Девчонку они приняли, но заботиться-то о ней особо не кому. И работать она толком не может — городская же, к деревенскому труду не приспособлена. Вот и решили ее замуж сбагрить. Типа, пусть муж кормит-одевает.

— Она мне особо счастливой не показалась. Хотел ей даже предложить махнуть в Москву, но тут какой-то старый хрыч вмешался. Я думал, он ей родственник.

— Получается, ее силой здесь держат? — задумчиво протянул Виктор. — Не пойму. Местные упорно твердят, что не было никакой чужой девушки. Зачем? Наоборот, сдали бы нам ее на руки, избавились бы от обузы.

— Ты ее не видел, — возразил я. — Ну, то есть, в реале не видел. Фотографии наверняка не передали того ощущения… не знаю, как сказать. Если бы я снимал фильм про ангелов, не задумываясь взял бы ее на главную роль. Так что вполне допускаю, что она кому-то здесь сильно в сердце запала.

— Да ты, смотрю, поэт, — рассмеялся полицейский, но тут же вновь стал серьезным. — Если ее тут силой держат и тем более хотят против воли выдать замуж, это уже уголовное дело. Надо прижать хозяйку гостиницы. Мне кажется, она в курсе всего, что здесь происходит.

Я кивнул, хотя про себя подумал, что местных не особо прижмешь. Как сейчас пригодилась бы связь! Всего один телефонный звонок! Может, все-таки метнуться до Княжево? Туда минут десять, назад столько же — что может случиться за полчаса? А если назад не пустят?

— Не думаю, что они и детей подучили молчать, — сказал Виктор. — Пойдем, поговорим с юными дауншифтерами.

Мне предположение Виктора показалось неоправданно оптимистичным. Но почему бы и не попробовать? Да и к Алисе поближе.

Когда мы подошли, Алиса как раз с увлечением тыкала пальцем в маленькие, но очень тщательно выполненные модели домов, и что-то объясняла столпившимся вокруг детям. Те восторженно и одновременно недоверчиво слушали девушку, время от времени начиная галдеть, словно стая воробьев:

— Не может такого быть!

— Да! Такой домина сразу упал бы!

— А вот и может! Меня папка возил за тростником, я издали Москву видел! Там дома прямо как горы!

— Так то издали!

Алиса подняла взгляд.

— Вы не поверите, что я здесь нашла.

Я слушал восторженный рассказ Алисы в пол-уха. Ну да, управление муравьями — способность удивительная. Это производит впечатление, если не довелось видеть древние силы в их полном воплощении. И хорошо, что не довелось — может, и дальше будет так же везти.

Полицейского же муравьиное строительство повергло в шок. Он так и застыл на четвереньках, заворожено наблюдая, как муравьи возводят очередной небоскреб высотою сантиметров в двадцать. Когда «строители» водрузили на крышу пластинку слюды и взялись за новое здание, Виктор сел прямо на землю и с чувством произнес:

— Вот это да!

Дети окружили нового благодарного слушателя, торопясь рассказать о том, как управляют муравьями, и как это просто, и что они строят. Виктор с честью выдержал эту атаку, похвалил домики, а потом как бы невзначай, спросил:

— А что Саши не видно?

— Так у нее же свадьба сегодня, — пояснила Злата. — Она готовится.

— Дома?

— У тети Радмилы!

— У нее же дома нет!

— Она чужачка!

— Ты что такое говоришь! — набросилась Злата на мальчишку, назвавшего Сашу чужачкой. — Она для всех старается. Эх ты!

Виктор переглянулся с Данилой, встал.

— Ладно, ребята. Спасибо, что показали мурашей. Честно, ничего удивительнее не видел до сих пор.

— А вы попробуйте тоже!

— Как-нибудь обязательно, — кивнул полицейский. — Но сейчас у меня дел много, вы уж извините. Мурашей не обижайте.

— Да-а-а!

— Пойдем к Радмиле?

— И что? — возразил я. — Там сейчас, наверное, половина села. Начнут ее уговаривать, жениха расхваливать, она и сломается. Вчера одного старика хватило, что бы она сказала, что идет замуж по своей воле. И ты ничего сделать не сможешь — совершеннолетняя уже.

— Верно… Но надо же что-то предпринять?

— Подождем, — предложил я. — После свадьбы за ней перестанут так следить. Она успокоится и решение будет принимать на трезвую голову. Вот и пусть выбирает — хочет ли она остаться здесь, с мужем, которого возможно еще и полюбит. Или поедет с нами в Москву, где такой брак легко признают незаконным, а там и поселок этот можно будет хорошенько тряхнуть.

— А девочка? Ты подумал, что с ней будет?

Я с некоторым удивлением посмотрел на встрявшую в разговор Алису:

— Что с ней будет?

— То, что сбежать из-под венца это одно. А от мужа, пусть и нелюбимого — совсем другое.

— У тебя какие-то домостроевские взгляды на жизнь. Ничего ей не сделается. Заодно, может, поймет, что за каждый поступок в этой жизни приходиться чем-то расплачиваться.

— Ты! Деревяшка бесчувственная!

— Я тебя не держу. Иди, поговори с девчонкой сейчас. Можем поспорить на что хочешь — она откажется.

Алиса сердито фыркнула, но осталась.

— Сама же все понимаешь. — Я поспешил сменить тему: — Значит, стихи, в которых тебя Избранной назначили, в этом самом дворце?

— Ну да.

— Пойдем, взглянем на них, что ли.

— С ума сошел? Нас поймают и сдадут полиции!

— Не сдадут! Уверен, полицию здесь не любят даже больше, чем технику. К тому же, полиция уже с нами. А?

Виктор с важным видом подтвердил:

— У меня есть веские основания подозревать, что в этом доме есть улики готовящегося преступления. Я обязан проверить дом, а вас двоих прошу быть понятыми.

— О, наш человек! Идем, Алиса, не бойся.

Я развернулся и зашагал к уродливому дому. Виктор поспешил следом. После недолгих колебаний к нам присоединилась и Алиса.

— Радмила сказала, что дом пускает внутрь не всех. Не помню, то ли тех, кто пришел без злого умысла, то ли вообще только тех, кто ему по нраву придется.

Я толкнул дверь, и та легко открылась.

— Вот видишь, мы ему по нраву.

Вошел я все-таки осторожно, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Это дети тут муравьям приказывают домики строить, а от взрослых можно и что-нибудь покруче ожидать. Вывалиться откуда-нибудь саблезубый тигр или какая другая хищная тварь. Объясняй ей потом, что пришел без злого умысла.

Дом был пуст.

Не смотря на это, я чувствовал пристальное и совсем не дружественное внимание и к себе, и к спутникам. Словно мы шли не по пустому коридору, а по тропинке через самую чащу, где из-за каждого дерева нас провожали голодные взгляды. Дом будто бы сам наблюдал за незваными гостями.

Мы вошли в центральный зал, и Алиса восхищенно ахнула. Зал был убран белеными полотнами, разноцветными лентами и цветами.

— Похоже, свадьба-то будет прямо здесь проходить, — проворчал я, разглядывая великолепие без особого интереса. — Или венчание… Так, где катрены, говоришь?

Если Алису и покоробил мой пренебрежительный тон, она не показала виду. Уверенно повела нас к лестнице на второй этаж. Вообще с того момента как мы вошли в дом, меня не оставляло странное ощущение, что наша спутница как бы раздваивается. Пока я смотрел прямо на Алису, та оставалась собой — обычной симпатичной девушкой, каких много встречается на улицах Москвы. Но при случайном взгляде, когда Алиса оказывалась на самом краю поля зрения, казалось, что рядом вышагивает красавица с гордо вздернутым бледным лицом. Пшеничные волосы рассыпались едва ли не до пят по нежно-зеленому платью, а в руках она держала ветви, покрытые листвой. Но стоило чуть сфокусировать взгляд, и морок развеивался: роскошные волосы собирались компактным хвостиком, а зеленое платье оказывалось банальными джинсами и зеленой кофтой.

Я чего-то подобного ожидал. Собственно, моя задача и была в том, что бы уловить тот момент, когда эти две Алисы уравновесят друг друга. Уловить и…

— Этим бумажкам пятьсот лет? — прервал мои размышления Виктор. — Обалдеть.

Он склонился над разложенными на столе плотными листами коричневатой, перечеркнутой ломкими морщинами на местах сгибов бумаги. Посмотрел под одним углом, под другим, принюхался.

— Я в Грецию как-то ездил. Бродил там по каким-то древним развалинам. Похожее ощущение. Типа, по этим булыжникам ходили люди уйму времени назад. И я хожу.

Я посмотрел на выцветшие от времени пляшущие строчки, спросил Алису.

— Что тут написано?

— Не знаю. Я же говорю — после института французским почти не пользовалась. Даже современным. А тут — старофранцузский, да еще стихи, да еще такой почерк… Вот уж действительно, врач писал! Похоже, это не зависит от времени и страны. Да и Радмила мне только мельком дала взглянуть.

— Время у нас есть. Посмотри, может, хоть что-то разберешь.

— Вот уж о ком, а о тебе бы никогда не подумала, что веришь в подобную чушь.

Я развел руками.

— Если тебе не интересно, то пойдем отсюда.

Но Алиса уже устроилась в кресле и принялась разбирать первые слова катрена.

— Так… Ну, сначала тут что-то про себя. Мне… хм… Или меня? Меня посещает… хотя, тут, наверное, уместнее прошедшее время. Меня посетило… или посетили?

Голос Алисы становился все тише, перешел в невнятное бормотание. Забывшись, она достала телефон, попыталась зайти в интернет, прошипела сквозь зубы проклятия.

Виктор некоторое время наблюдал, как девушка записывает в текстовой файл слова, потом стирает их, пишет другие. Это ему быстро надоело.

— Пойду, посмотрю, что тут еще есть.

— Угу, давай. Только не ломай ничего, ладно? А то, боюсь, терпение местных не безгранично.

Полицейский состроил гримасу — мол, кого ты учишь? — и вышел. Я опустился прямо на пол, на удивительно мягкий зеленый ковер. Сел, скрестив ноги, сделал несколько медленных длинных вдохов и выдохов, изгоняя лишние мысли.

Тень неясной тревоги преследовала меня последние дни. Я определенно увидел или услышал что-то, что подсознание интерпретировало как сигнал опасности. Возможно даже, это была разрозненная информация, каждый отдельный элемент которой выглядел совершенно безобидно. И лишь в сумме они говорили… О чем? Нужно было разобраться, пока есть время.

Я слишком мало знал о «Воробьиных полях». Обычная моя методика — перед работой раскопать всю доступную информацию об объекте — дала сбой. Хотя подобные группы усиленно изучали специалисты Цеха, почти все собранные знания касались внешней стороны их жизни. Что происходит внутри, на уровне хотя бы общины — традиции, законы, даже просто внутренняя этика — оставалось неизвестно. Большая часть такого рода сведений исходила от Главного Механика и безнадежно устарела.

Я так глубоко погрузился в размышления, что упустил момент, когда в доме раздались голоса и топот множества ног.

Дверь в здании одна. Можно было, конечно, выбраться через окно — мне это не составило бы труда, но в том, что на такой трюк способна Алиса, я сомневался. Да и не видел пока особых причин для подобных гимнастических экзерсисов. Знаком показал Алисе сидеть тихо. Выбрался на галерею второго этажа и выглянул между полотнищ праздничного убранства.

В зале оказалось неожиданно много людей. Похоже, собрались все взрослые жители деревни и несколько подростков. Все были одеты в праздничные наряды, на лицах застыло торжественное предвкушение. Похоже, я все-таки попал на свадьбу. Без приглашения. Ну, что делать? Такая уж судьба — на самые интересные события попадаю без приглашения.

Я вернулся в кабинет.

— Свадьба.

Алиса подняла взгляд от рукописи.

— Уже? Говорили вроде же, что вечером.

— Уже шесть часов, для деревни это вполне себе вечер.

— Что же делать?

— Ничего. Не похоже, что кто-нибудь собирается подняться сюда. Переждем церемонию, а когда все уйдут — выберемся. Лишь бы наш бравый лейтенант ничего не учудил.

Алиса подошла к двери, обернулась в нерешительности:

— Как думаешь…

— Мне тоже жуть как интересно, — ухмыльнулся я. — Давай только осторожно.

Мы слегка сдвинули одно из полотнищ и стали наблюдать за происходящим внизу.

Церемония уже началась. При взгляде сверху, становилось ясно, что в зале — не просто толпа. Люди стояли плечом к плечу, образуя правильные круги, расходящиеся от центра. В центре высился тот самый старикашка, который помешал моему разговору с Сашей. Выглядел он сегодня куда представительнее: широкий балахон до пят делал его фигуру массивнее, плечи казались шире, белая, тщательно расчесанная борода эффектно контрастировала с изумрудной мантией. В одной руке он держал чашу с зерном, в другой — серп.

Старик что-то вещал нараспев, но мне не удалось даже приблизительно распознать язык. Вероятно, какой-то из мертвых. Зато нашлось применение одному из немногих гаджетов, выживших после аварии — диктофону. Благодаря экспериментальному усилителю микрофона, запись даже на таком расстоянии должна получиться идеальной. Потом расшифруем эти песни, и в базе появится несколько дополнительных мегабайт информации о традициях луддитов.

Между тем, завывания аксакала ввели паству в легкий транс. Люди начали подпевать и раскачиваться. Алиса зачарованно прошептала:

— Похоже на пшеничное поле.

Я не ответил.

Меня замутило.

Откликнувшиеся на ритуал силы были абсолютно чужды моему телу. Только бы защита сработала, иначе…

— Смотри, вот она!

Я не мог разделить восторг Алисы в полной мере. Потоки древней силы трепали мои внутренности как крысу, попавшую в вибрационный грохот.

И все же мне было не на столько плохо, чтобы я не почувствовал нарастающей тревоги. Не за себя. И даже не за Алису.

Летняя невеста.

Не прерывая иступленного транса, люди разомкнулись — словно их раздвинула невидимая рука. По проходу шла девушка в платье-рубище до пят. Голову ее закрывало полотнище, которое поддерживали за концы четыре женщины-плакальщицы. Так почему-то сразу подумалось — плакальщицы.

Черт! Как хреново-то!

Где же счастливый женишок? А! Вот!

Толпа раздвинулась с противоположной стороны… Нет, это не жених.

По проходу шли четверо мужчин. Они несли на плечах носилки с чем-то, скрытым под богато расшитым узорами покрывалом. Массивным, судя по красным лицам носильщиков и прогибающимся ручкам носилок. Но слишком маленьким, чтобы быть человеком.

Точно не человек.

Стоило появиться носилкам, как меня скрутило уже по-настоящему. Стало очевидно: именно это нечто на носилках и есть источник силы. Мужчины опустились на колени, бережно поставили носилки на пень в центре зала и смешались с толпой. Старик сдернул покрывало.

По залу прокатился слитный вздох.

Обычный камень.

Черта-с два он обычный…

Я понял, что сейчас произойдет, но ничего не мог поделать — меня буквально размазало по полу. Если бы хоть на мгновение отпустило, я бы успел принять форматор…

Алиса, кажется, тоже почувствовала что-то. Она повернулась ко мне, на ее лице появилась тревога.

— Что с тобой? У тебя кровь!

Не знаю как, но мне удалось поднять свое тело — оно казалось мне сплошным трясущимся студнем без единой кости. Я сгреб Алису в охапку и зажал ей рот ладонью.

— Не смотри…

Моя просьба опаздывает.

Покрывало падает с головы Саши.

Ее медные волосы собраны в подобие короны, украшенной колосками, цветами и пестрыми ленточками, так что тонкая высокая шея полностью открыта.

Старик легким привычным жестом проводит по горлу девушки серпом.

Старухи-плакальщицы сноровисто вцепляются в бьющееся тело жертвы, направляя толстую струю крови в чашу.

Если бы я только мог двигаться…

— Стоять!

Полицейский.

Конечно… он ведь тоже невосприимчив, как и Алиса…

Виктор прыгает с соседней галереи вниз, прямо на толпу.

Сбивает нескольких дикарей с ног. Вскакивает.

— Стоять!

Мне не видно его лицо, но, наверное, оно страшно — я вижу, как шарахаются с его пути даже не вышедшие из транса дикари.

— Мразь! Что ж ты делаешь? Что ты делаешь…

Старик брезгливо морщится.

— Что встали? Взять сквернавца.

Ближайший к Виктору мужик бросается исполнять приказ и тут же катиться по полу, скорчившись от удара кулаком в живот. Следующий получает мыском ботинка в колено, сгибается от боли, и старлей пинает его ногой в подбородок — словно пенальти пробивает.

— Гады! Убью!

Я не ошибся. Он хорошо дерется.

Но с такой толпой не справиться даже самому лучшему бойцу.

Виктор успевает завалить еще троих, но пропускает мощный удар в спину. Выгибается от боли, его тут же хватают несколько рук, прижимают к земле. Он что-то кричит, даже не кричит — издает звериный хрип, вырывается, вгрызается зубами в плечо врага.

И все же его валят на землю, топчут — основательно, с деловитым хеканьем, словно дерево рубят…

— Довольно, — убедившись, что полицейский не шевелиться, жрец остановил вошедших в раж мужиков. — Не убейте совсем.

Невозмутимо осмотрел изломанное тело Виктора.

— Хоро-о-ош… Креслав, сильно ли он тебя ранил?

Названный сделал шаг вперед. Его качало. Из-под зажимающей плечо ладони разбегались струйки крови.

— Изрядно. Ровно волк грызанул.

— То боги свою волю явили. Вот он-то вместо тебя завтра и отправится к богине. Воин он ярый, да и лучше так, чем своих отдавать. Отнесите его в мой дом, в подвал. Да на страже кого оставьте.

Полицейского унесли.

Старик безмятежно закончил ритуал и вылил кровь из чаши на камень. Сквозь застилающую глаза муть я увидел, что кровь мгновенно впиталась в непроницаемо-черную поверхность. Проклятый камень выпил ее, и мне было слышно его довольное урчание. Постепенно оно стихло, вместе с ним стихла и пляска древних сил. Я начал чувствовать тело.

Зал опустел. Остались только жрец и четверо носильщиков.

И Саша, забытая на полу, как пустая упаковка.

Беззвучно плачущая Алиса.

И я.

Алиса

Алиса хотела потерять сознание и не могла.

Почему-то она не догадалась закрыть глаза.

В первое мгновение, когда Данила схватил ее и сжал, так сжал, что она еле могла вздохнуть, ей показалось, что все происходящее — ночной кошмар. И сейчас она проснется, задыхаясь оттого, что уткнулась лицом в подушку. Но кошмар все не заканчивался, и она постепенно осознала, что все происходит на самом деле.

Разум пытался защититься, в голове крутилось: «Этого не может быть! Это не взаправду!Это какой-то театральный спецэффект!»

Не помогло.

Потом хватка ослабла, Данила отпустил ее. Встал. Вытащил из кармана на рукаве куртки круглый пенал вроде сигарного. Но это оказался одноразовый шприц. Данила приложил его к вене на шее, нажал кнопку. Раздалось короткое шипение, и пустой шприц покатился по полу. Данила постоял, безвольно опустив руки. Проскрежетал незнакомым, механическим голосом:

— Все. Кончилось.

Алиса бросила один взгляд на его лицо и, вздрогнув, отвернулась. Данила был даже не бледный, а какой-то серый. Как металлическая болванка.

Их заметили, стоило начать спускаться по лестнице. Данила и не пытался сделать это скрытно. Наоборот — он шагал спокойно, похлопывая ладонью по перилам. На четверку носильщиков и жреца даже не смотрел. А тот, казалось, готов был разорвать их взглядом.

Алисе стало нестерпимо жутко. Сейчас и на них набросятся, повалят, станут топтать, как Виктора. И мерзкий старик перережет им горло серпом.

— Отступник! Ты осмелился… Да не стойте же! Убейте его!

Что случилось с первым из подбежавших мужчин, Алиса не уловила — слишком быстро все произошло. Данила как шел, так и продолжал идти, ни на мгновение не запнувшись. Носильщик остановился, словно налетел на стену, постоял с остекленевшим взглядом, рухнул на колени и завалился на бок.

Второй успел ударить Данилу кулаком в лицо, но в следующее мгновение его шея оказалась в захвате, последовал резкий рывок, хруст… Алиса зажала руками рот, увидев, как бесформенным мешком падает на пол еще одно тело.

Расправы с оставшимися двумя носильщиками она не видела — закрыла глаза и отвернулась. Не могла смотреть. Но слышала удары, короткие вскрики и все тот же тошнотворный хруст. И ничего больше. Это молчаливая казнь пугала ее больше, чем если бы Данила кричал, матерился и угрожал.

Потом она услышала исполненный презрения голос жреца:

— Ты осмелился выйти против сида, ничтожество? Ты, наверное, безумен.

Алиса почувствовала, как пространство вокруг меняется. Воздух словно бы уплотнился, стены зала задрожали. Что-то невидимое, но могущественное шевелилось вокруг. Просыпалось.

— Бесполезно.

До Алисы донесся звук удара, булькающий хрип и пространство вокруг разом успокоилось.

Раздался полный боли голос жреца:

— Я не стану вымаливать пощаду!

Алиса оглянулась.

Данила стоял рядом с алтарем. Жреца он удерживал одной рукой, собрав в кулак изумрудную мантию на шее, так что старику приходилось стоять на цыпочках. В середине мантия была разодрана в клочья, и там виднелось что-то мокрое, темное, от вида чего Алису затошнило.

— Это правильно, — согласился Данила. — Такое не прощают.

— Не тебе меня прощать, ублюдок, — прохрипел жрец. — Отродье богомерзкое.

— Алиса, уходи, — попросил Данила, не оборачиваясь. — Я тебя скоро догоню.

Девушка послушно направилась к выходу. Ее разум оцепенел, онемел, как немеет тело от сильного удара. Мир, в котором до этого момента жила Алиса, осыпался старой фреской с идиллическими картинками. И сквозь трещины на нее обрушивался тянущий черный ужас. Его было много, слишком много, до почти физической боли. Алиса с трудом удерживалась на грани, не позволяя себе закричать, забиться в истерике. Маленькими осторожными шагами она вынесла эту переполненную ужасом чашу из дома, и лишь отойдя метров на десять, упала на землю и сжалась в комочек, жалобно скуля.

Потом она услышала крик. Кричали в доме, протяжно, безнадежно.

Она смогла сесть, посмотрела в сторону дома.

Данила вышел из дома и направился к ней. Лицо его было мрачным, но уже перестало казаться металлической маской.

Подошел, протянул сначала правую руку, потом быстро убрал ее, сменил левой. Алиса заметила, как правая рука страшно блеснула мокрым.

— Вставай, надо спрятаться.

— Ч-что?

— Надо спрятаться. Сейчас здесь станет людно.

Алиса затрясла головой, выдавила:

— Что ты с ним сделал?

Данила наклонился, взял ее за руку. Потянул за собой, помогая встать. Алиса попыталась высвободиться, но силы были неравны, парень, похоже, и не заметил ее попытки.

— Что ты с ним сделал? Убил?

— Ты же слышишь, что нет! — буркнул Данила, продолжая тянуть ее к ближайшему переулку. Крики действительно не умолкали, даже, кажется, стали громче. — Смерть была бы для него слишком легким наказанием. Мгновение боли и все.

— Тогда…

— Я лишил его связи с силами природы.

— Как?

— Не важно. Извини. Сейчас не время читать лекции. В поселке два телепата. Но одна из них — ребенок, а другая — дряхлая старуха. Похоже, этому гаду не удалось достучаться до них. Но сейчас он так орет, что его и без телепатии услышат. Надо спрятаться, пока добрые селяне не прибежали.

Данила оказался прав. Едва они укрылись между забором одного из домов и густыми зарослями боярышника, как на площади показалось несколько человек. Они в нерешительности потоптались перед домом, потом все же вошли. Через пару мгновений один из них выскочил на крыльцо и бросился в переулок, громко вопя на бегу что-то неразборчивое. Но, похоже, односельчане его понимали — люди выбегали изломов и устремлялись на площадь.

Из-за густой листвы было трудно разобрать, что происходит.

Алиса слегка раздвинула ветви.

На площади уже собрался весь поселок, люди сгрудились перед крыльцом, но входить в дом не решались. И Алиса понимала их — таким страданием были наполнены крики, доносившиеся сквозь закрытые двери.

— Самое время вам уйти…

Сердце девушки сжалось в ледяной комочек. Рядом беззвучно колыхнулся воздух, Алиса уловила смазанное движение массивного тела и в следующее мгновение Данила уже стоял в переулке, одной рукой сжимая горло Радмилы, а другую занеся для удара.

— Нет! — невольно вырвалось у Алисы.

Радмила была одной из этих… существ, обрекших на смерть ни в чем не повинную девушку, почти ребенка. Более того, Сашу держали именно в ее доме. Алиса сообразила, что это плач девушки она слышала ночью, думая, что скулит собака. И все же…

— Пожалуйста, хватит! Пожалуйста…

Данила посмотрел на нее тяжелым, сверлящим взглядом, но руку все же опустил. Потом тихо произнес:

— И что с ней тогда делать? Оставлять нельзя — на помощь позовет.

— Не позову, — с трудом выдавила Радмила. — Могла ведь сто раз позвать.

Данила задумался, потом отпустил женщину, но остался стоять в напряженной позе.

— Что тебе надо?

Радмила прокашлялась, потерла горло, на котором проступали следы от пальцев Данилы.

— Я не враг вам… То есть, тебе-то, отступник, конечно, враг. Но не ей. — Радмила указала на Алису. — И раз Мироздание зачем-то приставило тебя к ней, значит так нужно. Не мне с ним спорить. Пойдемте, я провожу вас к дому старейшины. Вы ведь не уйдете без того полицейского?

— Нет, конечно!

— А вот твой спутник вовсе не так уверен, — с заметной долей яда произнесла Радмила. — Если бы Виктор мешал его целям…

Данила вздернул подбородок.

— Если бы я хотел только увезти Алису отсюда, то посадил бы ее на мотоцикл и увез. Я для того и устроил шум, чтобы никто не помешал освободить Виктора.

— Может и так. Тогда идем быстрее. Сейчас весь поселок бросится вас искать.

Данила не стал тратить время на раздумья.

— Пошли. Только сначала «кобру» заберем.

Алиса все еще чувствовала себе оглушенной, но уже могла идти самостоятельно. На площади нарастал гул, можно было различить отдельные яростные выкрики, и страх быть пойманной взбешенными сектантами — а она не сомневалась больше, что попала в логово сектантов — подстегивал девушку. Этот простой, бытовой страх помогал справиться с запредельным ужасом, лишавшим сил.

И все же, видимо, она временами отключалась от реальности. Этот вечер потом вспоминался ей набором несвязанных обрывков, внезапно осознаваемой реальностью, которая столь же внезапно растворялась в кошмарных видениях.

Вот они идут к дому старосты. Данила молча толкает мотоцикл, а Радмила что-то горячо говорит ей — Алисе — что-то доказывает, но девушка не понимает ее…

…возле дома старосты лежат на земле два человека. Данила выходит из ворот, на его плече висит еле переставляющий ноги полицейский. Лицо Виктора похоже на раздавленный помидор, одна рука болтается и выглядит так, словно на ней два локтя…

…Радмила прибинтовывает руку полицейского к туловищу своим платком. Глаза Виктора белые от боли, но он только тихо шипит. Данила возится с мотоциклом, потом неожиданно спрашивает:

— Почему ты не спасла ее?

…Лицо Радмилы искажено страданием. Она заглядывает в глаза Алисы, просит:

— Не надо ненавидеть нас. Мы просили Креслава не возрождать человеческие жертвоприношения. Их ведь не совершали много веков! Но он говорил, что близится последняя война, и нужно накопить сил. Любой ценой! Мы не могли идти против воли старейшины. Я осмелилась только написать заявление в полицию. Надеялась, что они успеют спасти девочку… Прошу тебя, прости нас. Возвращайся когда-нибудь. Креслава теперь нет…

…Алиса на мотоцикле. Между ней и Данилой — мокрая ватная кукла. Девушка не сразу понимает, что это полицейский. Он без сознания, но Алиса чувствует через плотно прижатую спину редкие слабые толчки его сердца. Данила говорит:

— Держись за меня крепче. Пожалуйста, не теряй сознание. Удержи его до города…

Алиса честно старалась выполнить его просьбу. И, видимо, даже когда теряла сознание, не отпускала руки. А связь с реальностью явно обрывалась, потому что иначе как бредом объяснить то, что было потом, она не могла.

Данила еще не успел завести мотоцикл, как в переулке появилось несколько темных силуэтов. Разразились яростным лаем молчавшие до сих пор собаки. Они выскакивали из ворот окружающих домов, пролезали под изгородью, перемахивали через заборы — и большими прыжками неслись к мотоциклу. Затрещал кустарник, потянулся к Алисе и ее спутникам корявыми сучьями-лапами. Что-то коснулось ноги, девушка посмотрела вниз — трава с обочины, буквально за мгновения вытянувшаяся не меньше чем на метр, оплетала колеса мотоцикла.

Испугаться толком Алиса не успела.

— Держись, — буркнул Данила. — Сейчас поедем.

Рыкнул двигатель, взревел пару раз бешеным зверем, и мотоцикл сорвался с места. Жгуты травы разлетелись клочьями, взвизгнули, отлетая из-под колес, самые резвые псы.

Как они домчались до столицы, Алиса почти не запомнила. Остатки сил уходили на то, чтобы удерживать себя на грани сознания и не упустить болтающегося в седле Виктора. Каким-то чудом их не остановила полиция. Несколько раз, правда, за ними начинали гнаться патрульные машины, но Данила легко уходил, используя пробки, светофоры и дворы. Алиса хоть и неплохо знала Москву, но вскоре перестала понимать, где они едут.

Недолго покружив задворками и промзонами, Данила остановился у железных ворот, за которыми были видны приземистые корпуса из оранжевого кирпича. На требовательный гудок из домика пропускного пункта выглянул охранник, вгляделся в Данилу и тут же скрылся внутри. Ворота медленно поползли в стороны, мотоцикл скользнул между створками и несколькими ударами сердца позже остановился перед дверью одного из корпусов.

Данила поставил мотоцикл на подножку, взял бесчувственное тело полицейского на руки и пинком распахнул дверь. Алиса двинулась следом, но Данила бросил через плечо:

— Жди здесь!

Раньше такой приказ лишь разжег бы в девушке интерес, да и просто из упрямства она ни за что не послушалась бы… Теперь же она покорно вернулась к мотоциклу и застыла, ни о чем не думая.

Ждать пришлось недолго. Данила вышел один, кивком указал Алисе на мотоцикл. Присмотрелся. Что-то дрогнуло в его лице, он неожиданно мягко произнес:

— Потерпи еще чуть-чуть. Сейчас я тебя отвезу в надежное место, и сможем отдохнуть. А ты молодец! Не растерялась!

Алиса недоуменно посмотрела на Данилу.

— Я имею ввиду — столько всего произошло, а ты их не потеряла.

Алиса проследила за взглядом Данилы.

Из-за отворота кофты выглядывал край какой-то бумажки. Алиса сунула руку под кофту и нащупала несколько толстых листов. Достала, уже догадываясь, что это.

Она не помнила, как и почему забрала их с собой. Наверное, выходя из кабинета посмотреть на свадьбу, она держала их в руках. А потом машинально сунула под кофту, чтобы не мешали. Ну а потом стало не до них…

«Теперь они не успокоятся, пока не найдут меня!» — мелькнула паническая мысль.

Ведь она, пусть и невольно, украла святыню «Воробьиных полей».

Тринадцатую центурию Нострадамуса.

РЕТРОСПЕКТИВА 6

16 октября 1993 года.

Владимир подошел к столу, провел пальцем по пыльной поверхности.

— Зря ты это…

Изя отвернулся, пряча глаза, суетливо завозился с чайником, разливая по чашкам чай. Достал из потрепанного портфеля пакет с пирожками.

— Вот, Роза вчера испекла. Сказала — на прощание угости ребят. Пусть вспоминают нас.

— Слушай…

Изя покачал головой.

— Нет, это ты послушай. Мне сорок пять лет, Володя! Ты представляешь, что такое сорок пять лет? А, ну, да — ты-то представляешь. Но ты не представляешь, что такое сорок пять лет для еврея, когда он видит на улице молодых парней с бритыми затылками и повязками на рукаве.

— Брось! — не совсем искренне возмутился Владимир. — У нас этого никогда не будет!

Изя наконец поднял на него печальный взгляд. Владимир только сейчас заметил, что его друг совершенно седой. Изрезанное глубокими морщинами лицо с большим грустным носом делало Бронштейна похожим то ли на библейского пророка, то ли на Эйнштейна.

— Володя, это уже есть. Я сам не понимаю, как это могло произойти в нашей стране. Но они уже здесь. И милиция смотрит на них, ты не поверишь, с пониманием.

Владимир вздохнул. Он сам был потрясен, когда впервые увидел по телевизору выступление лидера русских фашистов. Сейчас-то уже привык.

— Это временное, Изя. Они же просто клоуны. Кто их воспринимает всерьез?

— В начале двадцатых над Гитлером тоже смеялись… Да и не только в нацистах дело. Володя, ты разве сам не видишь? Все катится к чертям собачьим! Мы двадцать лет носили свои кирпичики на строительство храма науки. Наверное, не очень большие кирпичики и не всем понятные, но мы строили храм. И вот он стоит никому не нужный, а на первом его этаже открыли казино с борделем. А мы сгодимся там разве что в официанты. Хорошо хоть не в шлюхи.

— Ты преувеличиваешь.

— Ни капли. Помнишь Женю Краснопольского? Бывшего заведующего третьей лабораторией? Мы соседи, ты знаешь. У него сын год назад закончил физмат с красным дипломом. Ты понимаешь, какие мозги нужно иметь, что бы закончить физмат с красным дипломом? Как ты думаешь, где он работает? В ресторане! Официантом! Говорит «Чего изволите-с» людям, которые в слове из трех букв делают четыре ошибки. Потому что все места, куда его согласны взять… Там даже теоретически уже не обещают платить зарплату. А у него родители, которых тоже никуда не берут. Мой брат Фима ездит в Турцию «челноком». Покупает там поддельные американские джинсы и продает здесь. У него два высших образования.

Изя замолчал, переводя дух. Шумно отхлебнул чай.

— Это временно.

— Наверное, — уже без всякого запала произнес Изя. — Но сколько это «временно» продлится? У меня две дочки, Володя. Они вот-вот окончат школу, и мне страшно за их будущее в этой стране… Да и сам я не хочу торговать джинсами, даже временно. Потому что мне сорок пять, у меня уже нет времени на это временное. Я хочу заниматься своей работой и получать за нее справедливую зарплату. Мои исследования оценили в одной из лабораторий Хайфы, я буду заниматься наукой. Понимаешь? Не выживать, а нормально жить.

— Насколько я понимаю, это всего лишь институт красоты. Будешь разрабатывать крем для морщинистых задниц, Изя.

— Володя, мне пофигу. Если уж на то пошло, мы всю жизнь трудились над тем, что бы обеспечить бессмертие старым задницам, доведшим эту страну до развала. Или ты что, правда, верил, что пилюли бессмертия сможет получить любой?

Изя вновь начал заводиться, но его прервал стук в «дверь Нарнии». В лабораторию вошла Лиза. Владимир мгновенно забыл и о мрачных предсказаниях Изи, и о том, что тот уже на днях перебирается в Израиль. Все это было не важно.

Важно было только то, что здесь его Лиза.

— Привет, милая! Как я рад, что ты зашла! Тебя пустили без проблем?

Лиза рассмеялась.

— Господи, да у вас же два этажа сдаются под офисы и магазины. Вахтер на входе даже не смотрит, кто проходит мимо. Не знаю, зачем вы его держите.

— А ведь когда-то это был «ящик» — вздохнул Изя. — Лизонька, возьми плюшку. Это Роза испекла.

— Мне нельзя, Изя. Фигуру берегу. А то растолстею, Володька бросит и найдет себе молодую и стройную.

— О чем ты говоришь? — искренне возмутился Владимир. — Ты у меня самая молодая и стройная! Честное слово, некоторые уже подозревают, что я разработал-таки рецепт вечной молодости, но открыл его только тебе.

Лиза улыбнулась и обняла Владимира.

— Какие наивные…

На самом деле, Владимир сам удивлялся порой, что его жена, казалось, ничуть не меняется. Он старел, седел, толстел, а Лиза оставалась все той же тонкой гибкой девчонкой с веснушками и лучистым взглядом, какой он ее встретил когда-то у метро. Сама Лиза только смеялась и говорила, что у женщин свои секреты.

— Значит, уезжаешь?

— Да, Лизонька. Я бы может, и остался, но надо думать о детях. Слишком опасно здесь. Да и кому здесь нужны наши мозги?

— Ты не прав, — возразила Лиза. — Владимир вот получил грант.

— Ну и что грант? — покачал головой Изя. — Тех денег едва хватает только на содержание лаборатории. А когда они закончатся, Володьке тоже дадут под зад коленом.

— Изя, вот что мне в тебе всегда нравилось, так это твой оптимизм!

— Ладно, мальчики, я на минутку всего заскочила, что бы с Изей повидаться. Извини, в аэропорт не смогу прийти — буду работать. Поцелуй за меня Розочку.

Владимир проводил Лизу и вернулся. Изя сидел с каким-то странным выражением лица.

— Что?

— А? Да ничего, ерунда какая-то. Знаешь, мне все эти годы не дает покоя мысль, что я откуда-то знаю Лизу.

— Изя, ты что — пил? Конечно, ты ее знаешь!

— Нет, нет. Я когда еще впервые ее увидал, мне показалось, что где-то уже видел… А, да не важно! Слушай, а насчет «пил» — это неплохая мысль, а? У меня тут в сейфе припрятана бутылочка коньяка. Представляешь? Настоящего! Еще с тех времен!

От коньяка Изя как-то стремительно и беспощадно опьянел, Владимир поймал «бомбилу» и отправил друга домой отсыпаться. Сам он совершенно не чувствовал опьянения, словно чай пил.

Вернувшись в лабораторию, включил компьютер — предмет зависти остальных коллег — и открыл таблицы с результатами последних анализов взаимодействия спор и клеточной плазмы.

Да, теперь у него были споры: тот самый таинственный «препарат» Райзера. Организовать экспедицию в новую Гвинею не вышло. Но Лиза подсказала другую идею и вновь оказалась права. Она предположила, что если архивы Райзера были вывезены и сохранены, возможно, сотрудники НКВД позаботились и об образцах «препарата»? Она оказалась права. Лабораторию эвакуировали в Москву, где она некоторое время переходила из рук в руки, пока не осела на складе одного из «ящиков». Моргунчик договорился о передаче ее исследовательской группе, которой к этому моменту руководил Владимир. Среди прочего оказался и контейнер с пробирками, в которых были споры неизвестного науке растения. Давнее предположение Владимира подтвердилось — изменения организма вызывались симбиозом.

И по-прежнему это взаимно полезное сожительство было смертельно для человека. Владимир был уверен в этом, хотя ни разу не испытывал «препарат» на человеке. Сумел избежать ловушки, вывернулся, эмпирически определив по записям Райзера механику процесса, а потом подтвердил ее на донорском материале. Оказавшись в организме, споры прорастали и выбрасывали в кровь новые пакеты спор. Размножение происходило волнообразно, кровь разносила споры по всему организму, клетки перестраивались, адаптируясь к паразитам. Но разные клетки перестраивались с разной скоростью, начиналась реакция отторжения измененных тканей, и человека убивал его собственный иммунитет. Казалось бы, ответ напрашивался — на время трансформации подавить иммунитет. Но выяснить, сработает ли это, можно было только экспериментальным путем. Инфицировать человека спорами и вводить иммунодепрессанты, надеясь, что ткани перестроятся до того, как человек умрет. Владимир не мог пойти на это. Два последних года он фактически саботировал работу лаборатории, благо в его возможностях было создавать видимость объективных трудностей. Об истинной причине никто не догадывался.

Владимир закончил обработку данных, написал отчет. Посмотрел на часы. Половина седьмого, Лиза, наверное, уже беспокоится, что он так задержался.

Владимир оделся и вышел, тщательно заперев кабинет. Конечно, основные тайны хранились в большой лаборатории этажом ниже. Но зато в компьютере Владимира хранились ключи к пониманию общей картины. Вот он и прятал все данные под пароль и никому не давал копии ключа от кабинета.

Он спустился по лестнице, рассеяно скользнув взглядом по парочке, поднимавшейся ему навстречу. Мужчина и женщина, оба в белых халатах и очках — просто ожившая карикатура на ученых. К тому же женщина была очень высокой и худой, а мужчина напротив — невысокого роста, похожий на старшеклассника. Возраст выдавала только седина в коротко подстриженных волосах. Владимир их не знал, но это было и не удивительно: в последнее время в институте постоянно кто-то увольнялся, приходили новые люди, которые, впрочем, долго не задерживались.

Изя ведь тоже ушел…

Владимир спустился еще на пролет и почувствовал слабость, тело словно налилось свинцом, поднять руку или сделать шаг стало неимоверно тяжело. Сердце пронзила острая боль.

«Инфаркт… как некстати… — успел подумать Владимир. — Лиза…»

Мужчина в белом халате бросил взгляд вниз, туда, где на ступенях лежало грузное тело Владимира, вокруг которого уже собиралась толпа. Снял с большого пальца тонкую металлическую трубочку одноразового арбалета. Крохотная игла из желатина с ядом попала жертве точно в артерию и уже растворилась. Через полчаса обнаружить следы яда будет невозможно. Да никто и не станет искать — инфаркт после сорока вполне обычное дело в наши дни. Жизнь-то какая нервная и опасная пошла. Не всякое сердце выдержит.

Чтобы вскрыть замок женщине понадобилось десять секунд. На скачивание информации и форматирование дисков и сервера — пятнадцать минут. Пока женщина занималась компьютером, мужчина аккуратно обыскивал кабинет. «Дверь в Нарнию» от его внимания не ускользнула, и лабораторию Бронштейна он тоже осмотрел.

— Ален?

— Четыре контейнера с пробирками были в сейфе.

— Думаю, это все. Он знал, что это — смертельная угроза для всего живого. Вряд ли где-то на столе в лаборатории лежит забытая пробирка.

Мужчина кивнул, и они покинули институт никем не замеченные.

У подъезда хмурые санитары грузили в «скорую» закрытое простыней тело на носилках. В собравшейся толпе ученых перешептывались, кто-то плакал.

* * *

Толстый китаец, из-за оранжевого пуховика и кепки с большим козырьком похожий на огромного цыпленка, спокойно созерцал серую поверхность реки. Лиза знала, что это спокойствие не наигранное — он действительно не испытывает ни гнева, ни разочарования. Ее же до сих пор трясло от бешенства.

— Ты слишком вжилась в роль. Я тебя предупреждал — нельзя привязываться к смертным. Он бы все равно скоро состарился и умер.

— Сим, хватит! Я ни к кому не привязывалась. Просто десять лет работы уничтожены одним ударом. И ведь нам оставался последний рывок!

Китаец иронично вздернул бровь, спросил:

— Разве ты не скопировала все наработки нашего протеже?

— Да, — машинально кивнула Лиза, потом спохватилась и пристально посмотрела на собеседника. — Погоди-ка! Сим, а почему это ты мне именно вчера сказал сделать копию? Ты… ты знал, что Володю убьют?

— Ну вот. И ты будешь говорить, что не привязалась к нему?

— Я не привязалась к нему в том смысле, который ты подразумеваешь, — отрезала женщина. — Но я испытывала к нему определенные чувства. Как бы я жила десять лет бок о бок с мужчиной, к которому совершенно равнодушна? Ты вообще как себе это представляешь?

Китаец пожал плечами и уже серьезно ответил:

— Я знаю, что это невозможно. Потому и заставил тебя признать свои чувства. Не хочу, что бы это осталось внутри тебя и разъедало душу. Ты выговорилась и можешь рассуждать непредвзято. А теперь подумай — смог бы Владимир сделать этот рывок, о котором ты говоришь? Последние два года он занимался ерундой, не решаясь проверить свои идеи на практике.

— Я бы смогла его убедить.

— Ты сама в это не веришь. Он достиг своего предела. К тому же отступники сели ему на хвост… Кстати, еще надо расследовать — как им это удалось? Можно было бы его увести из-под удара, спрятать. Но тогда Цех продолжал бы охоту. А это лишняя трата сил и времени для нас. И они могли бы в процессе разгадать всю комбинацию. А сейчас отступники считают, что устранили угрозу. Это продлиться недолго, но и нам нужно не так много времени. Теория создана, осталось применить ее на практике.

— Но у нас нет кандидата, подходящего под катрен. Райзер был потомком Максимилиана, Владимир — потомком Павла, которого тоже называли последним рыцарем. Не так-то просто будет найти еще варианты.

Китаец небрежно махнул рукой.

— Он больше не нужен. Формально пророчество исполнено. Я уверен, что решение, найденное Владимиром правильное. Теперь нам нужен только старательный исполнитель, который соберет по этим инструкциям ружье. И ситуация, в которой выстрел прозвучит громче всего.

ГЛАВА 7

— Они вернулись. Центурия у девчонки.

Гигант никак не показывая, что слышал слова Розенблейд, продолжал изучать диспозицию на шахматной доске. Ферзевая пешка была зажата пробкой от шампанского и пуговицей. Но ее прикрывал оловянный солдатик.

— Хотите, мы доставим центурию вам?

Гигант, не отрывая взгляда от доски, отрицательно покачал головой.

— Нет. Катрены должен был украсть Данила и вручить девушке. Но получилось даже лучше — девочка сама прихватила их с собой. Это выглядит более естественно. Нет, мне они не нужны.

Розенблейд удивленно посмотрела на хозяина, перевела взгляд на Алена, но тот лишь флегматично пожал плечами. Ален не любил читать. Вся эта история с древними бумажками навевала на него сон.

Впрочем, гигант пребывал в хорошем расположении духа и изволил пояснить:

— Я не знаю, что в них, но мне это и не интересно. Они находятся в руках дикарей уже много лет, я вполне могу подождать еще пару месяцев…

— Зачем же тогда… — женщина замолкла.

Но гигант не обратил внимания на то, что его перебили. Он слишком долго живет, что бы подобные пустяки задевали его.

— Предназначение этих катренов — побудить девочку действовать. Но действовать она должна единственным нужным нам образом.

Он передвинул на свободную клетку фигурку совы из слоновой кости.

— Запоминайте адрес. Девушка обязательно отправится туда, сегодня или завтра. В ближайшие дни. Дополнительные инструкции получите в зависимости от того, чем закончится разговор.

Хозяин кабинета взял с доски оловянного солдатика, долго рассматривал его, словно видел в первый раз. Спросил:

— Вы знаете об аварии, в которой чуть не погиб наш герой?

Розенблейд кивнула.

— Ваше мнение?

— Целились не в него.

— Вот как…

— Мы следили за мальчишкой, — уверенно говорит женщина. — Видели, как все произошло. Ален отправился дальше, а я еще покрутилась на месте аварии. Осмотрела там все. Потом мои люди в полиции сняли копии со всех отчетов и результатов экспертиз. Акция, несомненно, была спланирована. При этом очень большое значение имела точность места и времени встречи с целью. Вычислить с такой точностью передвижения Данилы невозможно. Зато появление там Калашникова было абсолютно предсказуемо — он раб привычек. Уверена, его-то и планировалось убрать.

— Вот как, — повторил гигант. — Что-то мутит наш хитроумный Сим.

* * *

Абрахам Богнга любил свою работу. Это могло бы показаться нелепым человеку из Америки или даже из любой страны Исламского Союза. Но Абрахам жил в Замбии, а в Замбии ты счастливчик, если нашел хоть какую-то работу. Что уж говорить о работе уборщика на атомной электростанции — ходишь в чистейшем комбинезоне, два раза в день обязательно принимаешь душ, пусть он даже и пованивает какими-то химикатами. Работаешь в помещениях с кондиционерами, а не на палящем солнце, да и сама работа не сказать чтобы тяжелая. А еще бесплатный обед в столовой АЭС и весьма приличная, по меркам Замбии, зарплата. Не удивительно, что Абрахам любил свою работу.

Он тщательно следил, что бы все его щетки и губки были идеально чистыми, буквально после каждого вымытого помещения возвращался в подсобку и менял воду в своем ведре на колесиках. Почтительно кланялся всем встречным белым сотрудникам АЭС — эти «костяки» все на одно лицо, вдруг не узнаешь начальника?

Одно беспокоило Абрахама.

Старый Туанг уехал из Монгу. И семью увез.

Да еще и остальных горожан уговаривал ехать. Говорил — «костяки» заковали на этой земле демонов и заставляют работать на себя. Но демоны рано или поздно вырвутся и страшно отомстят. Ну да Туанг старый и глупый, он даже электричеством не умеет пользоваться — держит в доме керосиновую лампу. Абрахам учился в школе при католической миссии и очень много знал о мире. Потому и получил такую хорошую работу. Он знал, что никаких демонов белые здесь не держат, а все дело в реакторах. Что там происходит, Абрахам не знал — так далеко его образование не распространялось, — но был уверен, что никаких демонов внутри нет. Старый Туанг даже в двигателе машины подозревал заключенного демона, но Абрахам как-то помогал соседу разбирать двигатель его грузовичка и видел, что никакого демона там нет.

Да и черти бы с этим Туангом! Хорошо, что уехал и не надоедает больше со своими проповедями. Жаль только, дочка его Руя, с которой Абрахам дружил с самого детства, уехала с семьей.

Уборщик вздохнул и принялся тщательно протирать боковую стенку пульта от пыли. Операторы не обращали на него внимания, обсуждали последнюю серию какого-то криминального сериала и обменивались шуточками. Абрахам немного завидовал операторам. Он любил свою работу, но у них работа была лучше — сиди себе в кресле, пей кофе и время от времени смотри на приборы. Но чтобы получить такую работу, надо было родиться белым.

«Что за… — Абрахам наклонился к самому полу, прищурился. — Это здесь откуда?»

Из щели между плитками пола пробивался крохотный зеленый росток. Абрахам расстроился, но и обрадовался. Расстроился потому, что всегда так тщательно все отмывал, а тут видать пропустил невесть как проникшее на станцию семечко — не за один же день оно проросло! А обрадовался, что заметил росток до того, как на него обратил внимание кто-нибудь из «костяков». Выговором бы не обошлось, могли и оштрафовать, а то и выгнать.

Абрахам сорвал стебелек на мгновение подивившись его жесткости — словно не крохотную травинку вырывал, а взрослый сорняк на огороде. Потер плитку тряпкой.

— Эй! Что это?

Абрахам обернулся на удивленный возглас оператора. Выронил тряпку.

Из стыков между полом и стенами стремительно, словно каша из выкипающего котла, перли зеленые переплетающиеся стебли. За то время, что Абрахам и операторы стояли в замешательстве, растения плотно оплели стены зала и ушли куда-то вверх, легко, словно тот был из картона, проломив потолок.

— О, господи, — потрясенно произнес один из операторов. — Они же из реакторного зала.

Второй схватился за дозиметр, но в это мгновение по стеблям прошла судорога, они вздулись, словно человеческие мускулы. Зал тряхнуло так, что люди едва устояли на ногах. Операторы бросились к пульту, но второй толчок сбил их с ног. Завыли сирены. Свет погас, остались только аварийные лампочки.

Абрахам опустился на колени и стал молиться богу белых, как его когда-то учили в католической миссии.

…точной информации пока не поступало. По снимкам, полученным со спутников, специалисты заключили, что две атомные электростанции на реке Чамбеши и возле города Монгу полностью разрушены. Подобный характер аварии и то, что они произошли одновременно, позволяют сделать предположение о террористическом акте. В Замбии и соседних государствах разгорается паника…

Данила

«…обратились в суд. Напомним, что в Англии судебная система основана на прецедентном праве. Если решение будет принято в пользу истца, это станет прецедентом для всех судов равной и низшей инстанции. А это значит, что дальнейшие исследования по имплантации в мозг компьютерных чипов станут невозможными. Британское ученое сообщество уже высказало неодобрение…»

— Что смотришь?

Я обернулся.

Алиса мялась в дверях комнаты.

Ее свитер и джинсы пропитались кровью Виктора, их пришлось отстирывать, и сейчас на девушке была моя толстовка. Слишком большая для нее: девушка казалась ребенком, из озорства нацепившим одежду взрослого. Только бледное лицо с испуганными глазами было не по-детски серьезно. Бедная… Для нее все это должно быть серьезным шоком.

— Новости смотрю. Я, собственно, только их и смотрю. Ты как?

— Нормально. Можно я тут посижу? А то там… неуютно.

— Конечно.

Здесь везде неуютно. Старое бомбоубежище, которое по окончании холодной войны продали какому-то бизнесмену. Долгое время он использовал его как склад овощей и фруктов — если не включать отопление, здесь было довольно холодно и хорошая вентиляция. С тех времен в стены въелся запах овощной базы, удивительно стойкий, переживший даже ремонт. Хотя стены и потолок заново оштукатурили, каменный пол укрыли пластиковой основой, а поверх еще и ковровым покрытием, сырой навязчивый запах победить не удалось.

Но Алисе, думаю, было бы неуютно даже в пятизвездочном отеле.

Она сидела на койке — после ремонта базу вновь оборудовали под убежище, — поджав ноги и обхватив себя за плечи руками. Молчала.

— Я заказал тебе суши. Курьер скоро будет. Ты ешь суши?

Она улыбнулась впервые с тех пор, как…

— Ты ведь уже все равно их заказал?

— Черт, — я почувствовал, что краснею. — Извини. Я подумал, девушки же обычно любят всякую такую ерунду. В голову не пришло спросить. Если хочешь, что-нибудь другое закажу. Только ждать дольше придется.

— Да нет, все в порядке. Я действительно люблю суши.

В комнате вновь повисла тишина.

Тяжело поддерживать непринужденный разговор с человеком, который видел, как ты убиваешь.

— Что дальше?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Планировал отсидеться вместе с тобой в этом поселке, но лучше бы я сразу тебя привез сюда. Просто здесь такая унылая дыра. Да и мне в голову не приходило, что все может вот так обернуться.

— Мы должны заявить в полицию.

— Забудь. У нас никаких доказательств.

— Как это — никаких? Мы же видели…

Она замолчала, потом упрямо дернула плечом.

— Знаю, только наших слов недостаточно. Но Виктор — представитель власти, его показания имеют больший вес. Мы поднимем волну, начнется следствие, и правду все равно раскопают!

— Ничего не раскопают. — Я вздохнул. Мне совсем не хотелось говорить то, что я сейчас ей скажу. — Если бы это было так просто… Пока ты спала, я звонил Виктору.

— Как он? Пришел в себя?

— Да. Сломана рука и несколько ребер. Плюс ушибы внутренних органов, но, к счастью, ничего не раздавили и не порвали. — Я не собирался говорить ей, что жив полицейский только потому, что оказался в нашем госпитале. И о том, что он никогда не узнает, какие на самом деле травмы получил. — Дело не в этом. К нему уже приходил человек из Конторы и посоветовал забыть про «Воробьиные поля». Не ездил он никуда, а избили его в Москве неизвестные грабители.

— Почему?

Я нашел в памяти коммуникатора нужный файл и включил проектор. На бежевой стене бомбоубежища появилась карта мира. Ее покрывало множество красных, оранжевых и зеленых кружков. Больше всего было зеленых, но хватало и красных.

— Что это?

Я кликнул по одному из красных кружков, и экран заполнили фотографии. В правом верхнем углу начало воспроизводиться видео. Съемка была любительская, снимали с вертолета, потому изображение тряслось и временами уплывало, сменяясь то небом, то лицами переговаривающихся в кабине вертолета людей. Но чем дальше развивались события, тем реже отвлекался оператор — понял, что его ждут уникальные кадры.

— Пенджаб, один из наиболее промышленно развитых штатов Индии. Там недавно построили современную фабрику. Выпускали комплектующие для новейших компьютеров, был даже свой экспериментальный блок, где велись разработки перспективных направлений. Есть информация, что готовился прорыв в области передачи данных.

На экране между тем появились люди, идущие через поле к стенам завода. Казалось, что они никак не организованы, каждый бредет сам по себе, но их было слишком много — не меньше двух-трех сотен. Если точнее, в нападении участвовало пятьсот семьдесят три человека. Это потом точно установили по кадрам с уцелевших камер охраны.

— Даже если ничего нового их ученые и не изобрели, из комплектующих с этой фабрики собирали миллионы компьютеров в разных странах. Для экономики Индии это предприятие было очень важным.

Послышались тревожные возгласы в кабине вертолета, пробивавшиеся даже сквозь шум двигателя. Итальянские туристы всего лишь совершали воздушную экскурсию и никак не ожидали стать свидетелями войны.

Очень странной войны, надо признать. Люди, добравшись до стены, окружающей завод, с обезьяньей ловкостью взбирались на нее, резали колючую проволоку и спрыгивали внутрь. Их должны были остановить еще на подходе, но никто не руководил обороной: за полчаса до начала наступления в центральный пункт охраны проникло несколько крайтов. Эти змеи обычно живут рядом с реками, и как они оказались на территории завода, осталось неизвестно. Укус крайта почти неощутим, токсин быстро попадает в мозг жертвы и наступает смерть. Но змеи не могли отключить ток, пропущенный по внутреннему ограждению. У нападавших были пособники на территории завода.

— Выяснить, кто это был, не удалось.

— Почему?

— Сейчас увидишь.

Некоторое время вертолет кружил над заводом на безопасной высоте. Мы с Алисой молча наблюдали страшные сцены, разыгрывавшиеся во дворе. Нападавшие были вооружены только холодным оружием и поначалу сикхи, которых традиционно охотно набирают в охрану, успешно сдерживали атаки, отстреливаясь из окон. Но охрана завода — не армия. К спланированному нападению никто не готовился, в арсенале просто не было серьезного оружия и достаточного запаса патронов. Оставив на земле несколько десятков убитых, нападавшие ворвались в цеха. Началась резня.

Алиса отвернулась, не в силах видеть происходящее.

— Я ведь журналист. Почему я ничего не слышала об этом?

— Слышала. Вот, смотри. Не бойся, все уже кончилось.

Резня действительно закончилась. Победители деловито уносили своих раненых. К воротам подъехало несколько телег, запряженных буйволами. Груз в телегах был укрыт циновками, но когда их начали разгружать, туристу удалось заснять тяжелые бочонки и большие глиняные кувшины.

— В бочонках порох — самый примитивный, самодельный. В кувшинах органическая горючая смесь, по свойствам похожая на напалм.

На экране завод уже пылал. Огонь распространялся быстро: сильный ветер раздувал его словно в гигантской топке.

Я остановил видео.

— Ты должна помнить эту трагедию. Два года назад ее широко обсуждали в интернете, да и по телеканалам крутили кадры с плачущими людьми и представителями правительства, говорившими проникновенные речи.

Алиса нахмурилась, вспоминая. Потом удивленно произнесла:

— Погоди! Я помню! Но ведь там была авария! Взрыв каких-то веществ…

— Так и есть. Ты сама только что видела, как эти вещества доставили на завод. Итальянцы еще некоторое время там крутились, пока горючее не вышло, и пилот не увел вертолет к ближайшему городу. Садиться вблизи завода он, разумеется, не рискнул. Сначала их охотно выслушали, таскали по разным спецслужбам как главных свидетелей, а потом… Все они исчезли. Включая пилота вертолета. А официальной версией стала авария.

Алиса недоверчиво посмотрела на меня.

— Но как такое можно скрыть? И зачем?

Я кликнул по другой красной точке.

— Норвегия. К сожалению, материалов об этом случае мало. Вот здесь, возле поселка Скарсвог, была построена исследовательская лаборатория. Занимались там элементарными частицами, работало несколько ученых с мировым именем. Почему выбрали такое странное место для лаборатории — не известно. Возможно, это связано с тем, что Скарсвог самый северный поселок в Европе. На лодке можно добраться до мыса Нордкап.

К этому случаю видео не прилагалось. Точнее, видео было — во время проведения экспертизы следователи, разумеется, вели съемку. Но эти кадры я решил Алисе не показывать. Она и так слишком много пережила. Отобрал наиболее безобидные фотографии — те, на которых трупы уже убрали и остались лишь контуры мелом на полу.

— Они вплотную подошли к какому-то открытию. К какому — осталось неизвестным. В поселок прибыла делегация. Назвали себя последними шаманами Скандинавии и потребовали от ученых прекратить исследования. Будто бы те оскорбляют богов. Над ними, конечно, просто посмеялись. Приехали, понимаешь, какие-то чудики, требуют чего-то, в чем сами не разбираются. Через два дня, когда бесполезность переговоров стала очевидна, шаманы уехали. А на третий день весь персонал лаборатории — двести пять человек, включая лаборантов, охранников и уборщиц — был обнаружен мертвым.

Отчетливо встал перед глазами маленький поселок, окруженный горами. Ярко освещенные лабораторные коридоры, помещения. И тела людей. Мертвые тела повсюду.

— Они внезапно сошли с ума. Громили лабораторию, убивали друг друга и сами себя. Никто не выжил. Эксперты так ничего и не выяснили. Официальной причиной назвали нарушение техники безопасности. Якобы, проводился эксперимент, в результате которого в вентиляцию попал галлюциногенный газ. Бред, конечно, но общественность проглотила: никто не вникал в детали. Для среднего обывателя наука давнопревратилась во что-то далекое и непонятное. Люди воспитаны на фильмах, в которых ученые — маньяки, готовые ради удовлетворения интереса уничтожить весь мир.

— А что было на самом деле?

— Не знаю. Возможно и отравление. Только совсем не случайное. Потому что кто-то проник в здание до приезда полиции и тщательно уничтожил результаты последних лет работы ученых. Документация и все жесткие диски исчезли.

— Промышленный шпионаж?

— Вряд ли. Эта отрасль науки слишком далека от практической реализации. Уверен, все похищенное — на дне одного из фьордов. Историю вновь замяли.

Я выбрал новую отметку.

— Северная Америка. Вашингтон. Целенаправленная финансовая атака, закончившаяся разорение концерна «Тагум». Многообещающие разработки новых сплавов. Несмотря на стратегическую важность, правительство США позволило пустить концерн по миру. Стоявшие за этим люди остались неизвестны. Опять Северная Америка, штат Южная Каролина. Секта проводила массовые жертвоприношения. Дело замято, руководители секты исчезли. Китай… Австралия… Африка…

Видео и фотографии, официальные документы, свидетельства очевидцев.

— И все эти красные точки…

Я кивнул.

— За каждой — преступление, совершенное членами той же секты, к которой принадлежат обитатели «Воробьиных полей». Оранжевым цветом отмечены их поселки. Зеленым — случаи, вызывающие сомнения…

Меня прервал звонок телефона. Звонил курьер. Когда я поднялся на поверхность и открыл дверь, парень в растерянности топтался около кирпичной будки на окраине города, недоумевая, кому в таком месте могли понадобиться суши. Выход из бомбоубежища больше всего напоминал щитовую, да и табличка с молнией и черепом на двери имелась. Я забрал коробку и вернулся к Алисе.

Как я и надеялся, поев, она немного пришла в себя. А вот чего я совсем не ожидал, так это вопроса.

— Ты ведь мне не все рассказал?

— Конечно. Тут несколько тысяч похожих случаев.

— Я не об этом. Чтобы связать все это между собой и понять, что все преступления совершены одними людьми, не достаточно доступа к засекреченной информации. Ничего общего между индийскими крестьянами и норвежскими шаманами невозможно найти. Обычному человеку, даже какому-нибудь гениальному сыщику и в голову не пришло бы искать связь между ними. Для этого нужно идти от общего к частному: знать о существовании такой секты, о том, что у них есть сторонники в этих странах, знать очень хорошо. И ты о них знаешь! У тебя запись, которую уничтожили индусы. Ты был в Норвегии, в лаборатории… Не ври! И вчера — что ты с собой сделал? У тебя после инъекции была металлическая кожа! Кто ты такой?

Я шагнул к Алисе, чтобы успокоить ее, но увидел в глазах девушки такой ужас, что мурашки по спине пробежали. Ну, конечно, она вообразила, что я кто-то вроде секретного агента и должен немедленно убить ее во избежание утечки информации.

Я демонстративно поднял вверх открытые ладони, отошел к своей койке.

— Не бойся. Видишь, я к тебе даже не подхожу.

— Кто ты? Что тебе от меня нужно?

— Ничего. Сама подумай, сколько у меня было возможностей избавиться от тебя. Я же только и делаю, что спасаю тебя.

— Это, конечно, утешает. Но на ответ не тянет.

— Откуда столько яда?

Моя попытка защититься не произвела на девушку особого впечатления.

— Либо ты все мне рассказываешь, либо я ухожу.

— Это опасно.

— А я не знаю — может, с тобой мне еще опаснее.

Что ж, рано или поздно это должно было произойти. Она совсем не глупа и не так сильно испугана, чтобы не замечать очевидного. Если подумать — и хорошо! Ситуация обостряется и мне все труднее изображать случайного знакомого, влипшего в историю по недоразумению.

— Это будет не просто объяснить.

Алиса

Внутри у Алисы все сжалось.

«А что если он все равно откажется говорить?» — мелькнула в голове паническая мысль. Уходить Алиса боялась. Но и Данилу боялась не меньше. А может и больше. Неизвестное зло всегда страшнее.

— Это будет не просто объяснить. — Данила прищелкнул пальцами. — С чего бы начать?

— С начала?

Данила хмыкнул.

— Увы, это не лучшая идея. Начало было так давно, что никаких достоверных источников о том времени не сохранилось. Пришлось бы обращаться к мифам и сказкам.

— Я люблю сказки, — возразила Алиса. — Время у нас есть. Рассказывай давай!

— Как хочешь. Жили-были…

— Я серьезно!

— Я тоже. Просто, обращаясь к сказкам, приходиться говорить на языке сказок. Неизвестно, когда и где это было. И было ли вообще. Потому — жили-были. Люди. Жизнь у них была тяжелая. Потому что не умели они ни землю толком обрабатывать, ни ремесел никаких у них не было, ни искусств. Короче, мрачная у них жизнь была. Они и совсем вымерли бы, но некоторые из них рождались с уникальным даром — управлять природой.

— В каком смысле?

— Ты видела пример такого управления в «Воробьиных полях». Да и сама немного попрактиковалась. Помнишь муравьев?

Алиса молча кивнула. Слова о «Воробьиных полях» пробудили в ней вовсе не ту идиллическую картину.

— У некоторых сил хватало только на подобные бесполезные фокусы. Но другие могли заставить обильно плодоносить даже плохо обработанную землю и дикие плодовые деревья. Приманивать диких животных, управлять погодой. Они могли легко вылечить человека одной лишь своей волей. Могли и убить.

— Ты говоришь о магах?

— В те времена еще не придумали такого слова. В сказаниях северных народов они остались под именем сидов. Позже их называли по-разному, в том числе и магами.

— Подожди.

Алиса уселась на койке в излюбленной позе для размышлений — подтянув ноги к груди и уткнувшись подбородком в колени. Почему-то именно в таком положении ей думалось лучше всего. Правда, сейчас этот прием не помогал. То, что рассказывал Данила было абсурдом. Какие сиды? Какие маги? Двадцать первый век на дворе! Но как иначе объяснить тех же муравьев?

— Бред какой-то.

— Сказка, — терпеливо поправил ее Данила. — Ты же сама попросила. Будешь дальше слушать?

— Буду.

— Сиды были всем хороши. Вот только рождались редко и, сама понимаешь, при таком могуществе становились вождями и жрецами племен. Жили они долго, по сравнению с обычными людьми, и постепенно утрачивали некую важную часть души. Это прозвучит громко, но я назвал бы это человечностью. Они начинали мнить себя богами, да ведь, по сути, и были ими. Стали относиться к остальным людям, как к игрушкам. Ты ведь изучала в институте мифы Древней Греции, например? При всей сказочности, в одном они вполне реалистичны: в изображении отношения богов к смертным. По прихоти могли облагодетельствовать людей, по прихоти — уничтожить. А люди ничего не могли без помощи сидов.

— Но сиды исчезли?

— Да. Неизвестно доподлинно почему, но один из самых могущественных сидов по имени Дагда решил сломать эту систему. Он собрал под свою руку несколько человеческих племен и стал обучать их ремеслам. К нему примкнуло еще несколько единомышленников из сидов. Они учили людей обжигать глину, плавить металл, обрабатывать землю, приручать животных. В общем, они запустили ту цивилизацию, которую мы сейчас имеем. И это уничтожило власть сидов.

— Но ведь все, что ты перечислил, нельзя даже сравнивать с магией.

— Нельзя, — согласился Данила. — Но у технологий есть одно решающее преимущество перед магией. Им может обучиться любой человек. Это передаваемые и, что тоже важно, накапливаемые знания. Ученик кузнеца получит из рук учителя все методы, что придумали поколения кузнецов до него, потом будет всю жизнь их совершенствовать и передаст своим ученикам. Даже если каждый за всю жизнь придумает всего один новый прием ковки, ремесло будет развиваться. Есть и еще один важный момент: технологии не дают человеку всемогущества. Нельзя быть кузнецом, плотником, ткачом, земледельцем и врачом одновременно. Людям приходилось обмениваться плодами своих трудов, это уравнивало их. Сиды проиграли именно потому, что привыкли не считаться с людьми. И не заметили, как люди научились обходиться без них.

— Но они могли легко уничтожить их.

— Не так уж и легко. Ведь на стороне людей был Дагда и его сторонники из сидов. Они оберегали людей. Сначала явно, а потом, когда человеческая цивилизация окрепла, тайно.

— Что-то вроде тайного правительства? — усмехнулась Алиса. — Ты знаешь, что для серьезного журналиста всерьез упоминать о мировом правительстве или масонах давным-давно дурной тон? Все равно, что писать о летающих тарелках или снежном человеке.

— И правильно. Нет никакого мирового правительства. Мы не пытаемся управлять людьми. Только охраняем от луддитов и очень редко вмешиваемся: когда какое-то решение может отбросить человечество назад, в дикость.

— Мы?

Данила кивнул.

— Мы называем себя технократами.

Алиса недоверчиво посмотрела на него.

— Ты хочешь сказать, ты тоже этот… Сид?

— Нет, что ты! Подавляющее большинство технократов — обычные люди. Сама понимаешь, наши идеи не очень-то привлекательны для тех, кто родился с какими-то особыми способностями. К тому же луддиты умеют определять эти способности еще у детей и почти всегда первыми находят сидов и забирают к себе. Дают им соответствующее воспитание, с детства промывают мозги.

Алиса вспомнила маленьких повелителей муравьев.

Значит, эти дети сиды? Потенциально могущественные волшебники… И она? Она ведь тоже командовала муравьями! Алиса подняла испуганный взгляд на Данилу, и тот понял. Разом поник, уставился в стену.

— Да. Ты сид. Не знаю, как так вышло, что тебя упустили в детстве. Возможно, потому что ты родилась в городе. Луддиты плохо чувствуют себя в больших городах, не могут здесь долго оставаться — присутствие техники, излучений, грязный воздух. А наша пища для них чистый яд.

— Ты постоянно повторяешь это слово.

— Луддиты? Надо ведь как-то их называть. Сами они себя называют истинными людьми, но уж больно пафосно звучит. Дикари — презрительное прозвище. Многие наши их так и называют, но это неправильно. Они ведь не виноваты, что с самого детства им внушали: техника зло, надо ее уничтожить. Когда в девятнадцатом веке они создали в Англии организацию луддитов, это словечко многим показалось подходящим.

— Получается, я тоже луддит?

— Нет. Можно сказать, повезло. Тебе удалось взрослеть как обычному человеку, ты не запрограммирована на ненависть к цивилизации. И вовсе не обязана с нами бороться. У тебя есть выбор. Ты можешь сама решать, как поступать дальше.

Алиса промолчала.

Да, она не чувствовала ненависти к этому городу. Но и не любила его, никогда не любила. А в «Воробьиных полях» ей было хорошо. Что бы ни говорила Радмила, она не сможет вернуться туда. У нее опять нет дома. Даже хуже: дом ей показали, дали ощутить, как это может быть прекрасно, а потом все отняли. А еще хуже то, что из-за случайно украденной рукописи те, кто мог бы стать семьей, теперь будут считать ее врагом.

— А защитить меня смогут только технократы, — горько произнесла она вслух. — Но не просто так, конечно. Что вы захотите взамен? Сражаться против луддитов? И ты еще говоришь, что у меня есть выбор?

Она подняла взгляд на Данилу.

Тот выглядел виноватым.

— Извини. Врать не стану — на это Мастер и рассчитывает.

— Мастер?

— Он мой учитель. Взял меня из детского дома. Говорит, почувствовал способности к механике. Да только что он там мог почувствовать в трехлетием пацане? Просто пожалел. Все, что я умею — это его знания и опыт. Он учил меня все эти годы. Да и сейчас продолжает учить.

— Понятно. А Мастер — это звание, что ли?

— Вроде того. Все-таки технократы — организация, а в каждой организации должна быть четкая структура. Первая ступень — Ученики. Люди с особыми способностями к разным ремеслам. То есть, к разным техническим профессиям или точным наукам. Некоторые из Учеников становятся Подмастерьями. Я, например, Подмастерье.

— Получил повышение?

— Не совсем, — не отреагировал на иронию Данила. — Ученики просто работают на перспективных направлениях науки и техники, двигают прогресс. Их даже не часто посвящают в то, что они работают на нашу организацию. Задачи Подмастерьев иные. Некоторых учат искать талантливых детей и вербовать из них Учеников, других — вычислять происки луддитов и противодействовать им. Когда мы набираемся нужного опыта и готовы действовать самостоятельно, нам присваивают статус Мастера.

— Понятно, — вздохнула Алиса. — Еще одна секта.

Данила развел руками.

— Можешь считать так. У нас никто никого не заставляет верить в идеалы. Некоторые, конечно, верят в светлое будущее, но многие работают просто за деньги. Некоторые, особенно это касается ученых, потому что это дает им возможность заниматься любимым делом, вести изыскания в любопытнейших областях науки.

— А ты?

— А куда мне деваться? — Данила усмехнулся. — Я с детства с Мастером, всем обязан ему и вообще технократам. Кем я мог вырасти, если рос в Цеху? Я как раз идейный. Верю в светлое будущее.

Но Алиса была не склонна принимать ернический тон. Данила посмотрел на ее сердитое лицо и махнул рукой.

— Хочешь верь, хочешь не верь. Идеи луддитов может и не лишены некоторого смысла. В обаянии им, во всяком случае, не откажешь. Не даром же дауншифтеров становится все больше. Я и сам предпочел бы дышать чистым воздухом, есть натуральную пищу. Но ты представляешь, что будет с миром, если они действительно смогут диктовать свои условия?

— Ну-у-у…

— Не представляешь, — кивнул Данила. — Земля не сможет прокормить десять миллиардов человек, занимающихся натуральным хозяйством. Прежде, чем установится вожделенный луддитами Рай, девять десятых населения вымрет от голода и болезней. И это я очень оптимистично оцениваю. Ты готова жить в таком Раю?

Данила сделал паузу, но Алиса промолчала. Возразить ей было нечего. И так СМИ постоянно сообщали о голоде и эпидемиях в странах третьего мира. А если разом исчезнет современная цивилизация, эти же бедствия обрушатся и на благополучные государства. Большие города вообще станут мышеловками, в которых людям останется только умирать.

— Вот и я не хочу такого будущего, — тихо произнес Данила. — Наш мир несовершенен. Я не слепой фанатик, прекрасно вижу все плохое, что несет с собой цивилизация. Но я не могу позволить, что бы ради усовершенствования этого мира погибли миллиарды людей. Мне будет неуютно жить на кладбище.

Он взял со стула куртку и направился к выходу. Уже от дверей произнес, не оборачиваясь:

— Мастер рассчитывает, что ты поможешь найти остальные катрены Нострадамуса. Их нужно изучить и понять, что за пророчество, способное перевернуть мир, кроется в них. Ради этого Мастер готов обеспечить тебе защиту от луддитов. Но ты права. Это не правильно. Если ты откажешься, я все равно буду тебя защищать.

— Что?

Данила оглянулся. Подмигнул.

— Мне захотелось почувствовать себя рыцарем на белом коне. А рыцарю не положено брать плату за спасение прекрасной дамы. Ничего не бойся. Я сейчас на встречу с Мастером. Возьму отпуск впервые за все эти годы. И буду тебя охранять.

Данила

Гнев Главного Механика мне уже доводилось испытывать.

На самом деле, мне доводилось его испытывать довольно часто, особенно в начале ученичества. Достаточно вспомнить механических тараканов, которых я опрометчиво наделил инстинктом самосохранения и стремлением делать свои копии. В результате даже пятнадцать лет спустя в Цеху иногда ловят потомков тех моих тараканов. Или эксперимент с плавающими крио-полями. Хорошо, что та лаборатория располагалась в подвале. Ее просто обшили свинцовыми плитами и залили бетоном.

Но то были детские ошибки, неизбежные на пути ученичества. И Мастер тогда больше изображал гнев в воспитательных целях, а не гневался на самом деле.

Разницу я понял сегодня, сообщив Мастеру о разговоре с Алисой и своем решении.

В какой-то момент мне показалось, что он меня убьет.

Но обошлось.

Когда мышцы перестало подергивать от остаточных разрядов, и мне удалось встать, Мастер уже более-менее успокоился. Он сидел за своим уродливым столом, место которому было на помойке еще когда я впервые вошел в этот кабинет, и делал вид, что внимательно изучает какие-то бумаги. Пожалуй, теперь мне стало понятно, почему Главный Механик так привязан к бумажным документам. Если он время от времени так выражает свой гнев — никакая электроника не выдержит.

— Можешь идти.

— Мы еще не закончили.

Главный Механик покосился на меня, иронично вздернув бровь.

— Тебе мало?

Мне было много, но сдаваться я не собирался.

— Вы сильнее, кто бы спорил. И не обязательно было демонстрировать это вот так. Но сила не делает вашу позицию более обоснованной.

— А что мне прикажешь делать, если доводы логики на тебя перестали действовать? — крикнул Мастер в неподдельном отчаянии. — Ты заразился в этом логове дикарей какой-то формой тупости! Где твой разум? Где отточенный инструмент, которому я прочил такое великое будущее? И я еще надеялся, что лет через пять этот мальчишка станет Мастером…

Я поймал себя на том, что прячу руки за спину и гляжу в пол, закусив нижнюю губу.

Ну уж нет! Мне не десять лет, в конце-то концов!

— Вы сказали, что в этой операции я должен сам разрабатывать стратегию и принимать решения. Сам! Что вы доверяете мне! И я принимаю решение: буду защищать Алису в любом случае. Будет она нам помогать или нет. И не позволю давить на нее.

Главный Механик нахмурился. Без ложного героизма признаюсь, у меня от его взгляда все внутри заледенело.

— Ты осознаешь, что может произойти, если катрены попадут к дикарям?

— Да.

— И все равно стоишь на своем?

— Да.

— Ты дурак?

— Я сделаю все, чтобы не дать луддитам завладеть чертовой центурией. Но для этого нет никакой необходимости мучить Алису. Она не хочет искать — и прекрасно! Луддиты верят, что только Избранная может найти недостающие катрены. А значит, им и в голову не придет самим искать катрены: вы знаете, как серьезно они относятся к пророчествам. Достаточно просто не дать им захватить девушку. Чем я и собираюсь заняться.

Моя речь не убедила старика, не успокоила. Наоборот. Он вскочил, врезал по столу кулаком и разразился тирадой, общий смысл которой сводился к неблаговидной оценке моего нравственного облика и умственного состояния. После упал назад в кресло и спокойно произнес:

— Вон.

— Не волнуйтесь так, Мастер. Я вполне смогу защитить Алису.

— Вон!

— Хорошо. Но хочу предупредить — если твердо решили остановить меня, сделайте это сейчас. Своими руками. Не надо присылать за Алисой чистильщиков. Я буду рассматривать их как врагов. И действовать буду соответственно. А вы знаете, что будет в этом случае…

— Во-о-он!

Я послушно покинул кабинет, но внутренне возликовал. Если бы Мастер и впрямь решил действовать жестко, он прибил бы меня собственноручно. Он лучше чем кто-либо знает, что я не блефую. Но у него рука не поднялась.

Что, впрочем, не означало поддержки, за которой я, собственно, приезжал. Похоже, старик рассердился всерьез, и выкручиваться мне предстоит в одиночку.

* * *

— Нам нейтрализовать его?

Наемники стояли на пороге кабинета. Женщина смотрела на Мастера, мужчина контролировал удаляющегося по коридору Данилу.

На лице гиганта не осталось ни намека на гнев, он вполне благодушно взмахнул рукой:

— Не говорите ерунды. Во-первых, вы с ним не справитесь. Если только убьете, но это меня уж совсем никак не устроит. Во-вторых, это бессмысленно.

Розенблейд позволила себе иронично хмыкнуть. Было видно, что слова Мастера ее задели, но спорить с заказчиком у наемников не принято.

— Нам захватить девчонку и доставить сюда? Он прячет ее в одном из убежищ, мы знаем в каком. Там остались два наших человека, ждут сигнала.

— Пусть следят, но себя не обнаруживают.

Розенблейд нахмурилась. Это уже слишком даже для нее.

— Я должна просить разъяснений! Если вам нужны тупые исполнители, то можете нанять таких в любой городской банде за гроши. Мы с напарником имеем слишком высокую квалификацию, что бы позволить использовать себя в темную.

Мастера вспышка наемницы оставила равнодушным. Он убрал с доски пуговицу и продвинул пешку на одну клетку вперед.

— Удивительно. Вы женщина, Розенблейд. Но совершенно не понимаете других женщин.

— Что?

— Вот ваш напарник уже догадался.

Она изумленно уставилась на Алена.

— Алиса не откажется искать катрены, Розенблейд, — улыбнулся Ален. — Теперь ни за что не откажется.

Алиса

Алиса успела набросать пару черновиков будущих статей, что на коммуникаторе было не так уж и просто. Она привыкла к Бублику, на нем писалось легко, словно компьютер подсказывал нужные слова.

Да и сама обстановка убежища не способствовала творческому настрою.

Слой земли и железобетона блокировали сигнал — ни по телефону позвонить, ни в сеть выйти.

И Данила куда-то запропастился.

Алиса уже готова была выбраться на поверхность, пусть даже и в нелепой толстовке, свисавшей с нее балахоном, но дверь оказалась заперта, а код ей Данила то ли забыл сказать, то ли специально не упомянул, чтобы не убежала.

И пропал.

Может, этот его Мастер приказал строптивого подмастерья запереть в… Где у них там запирают? На гауптвахте?

А что если его подстерегли эти, из поселка?

К тому моменту, когда Данила вернулся, нервы девушки были уже в таком состоянии, что она даже не стала его ругать, а молча набросилась с кулаками. Парень стоически выдержал нападение, лишь пакеты от неожиданности выронил.

— Где тебя носило? — выдавила сквозь слезы Алиса. — Я тут… телефон… я… а ты!

Как ни странно, Данила этот набор слов понял.

Отстранил слабо тыкающие в грудь кулаки, обнял — осторожно, крепко. Прижался щекой к ее волосам. Алиса замерла, чувствуя, как отпускает сжимавшая сердце тоска-змея. Страх уходил, прятался.

— Все хорошо, лисенок. Не бойся. Все будет хорошо.

— Почему лисенок? — пробубнила она в пахнущую машинным маслом и железом футболку на груди Данилы. Этот запах уже не казался противным.

— Потому что Алиса. Лиса-Алиса.

— Я разве хитрая? — возмутилась Алиса, прижимаясь сильнее. — Какая я тебе лиса.

— Так ты еще маленькая. Не научилась хитрить. Потому и лисенок.

— Щас стукну! Больно!

— Ох, только не это! И так все болит.

Алиса отстранилась, посмотрела на Данилу встревожено. Он и вправду выглядел помятым.

— Что случилось? Опять…

— Нет. Да не пугайся ты так. Это место не так просто найти, да и сил у луддитов в городе мало. Здесь не их земля.

Алиса недоверчиво прищурилась.

— А вы не заливаете, господин подмастерье? Что-то вид у вас такой, словно по вам стадо слонов прошло.

Данила болезненно сморщился.

— Стадо слонов? Очень близко к тому. Это Мастер.

Алиса высвободилась из объятий и села на койку.

Спокойствие, охватившее ее минуту назад, растаяло. Шутливый тон Данилы ее не обманул. Ему действительно было больно, хоть он и старался не показывать этого. И он был совсем не так уверен в себе, как демонстрировал. Откуда взялось это знание, Алиса не понимала. Просто чувствовала, что у Данилы болит все тело, а особенно — ребра и левая нога. Чувствовала и другую боль, в глубине души, понять которую не могла.

— Что Мастер?

— Он был не очень доволен мною. Скажем так. Разговор вышел несколько горячим.

— Вы что, подрались?

Данилу аж передернуло:

— Слава богу, нет! Меня можно было бы хоронить в конверте. Так, разок приложил меня разрядом. И то не со зла, просто контроль потерял. Вывел я его из себя.

— Разрядом?

— Типа, молнией. Не настоящей, конечно. Настоящую даже я бы не пережил.

Алиса всплеснула руками, не находя слов.

— Ладно. Мне и посильнее от него доставалось.

— Я так понимаю, это из-за твоего желания поиграть в рыцаря, да?

— Не важно, из-за чего…

— Нет, важно!

Данила отвел взгляд.

— Не волнуйся. Мы со стариком, конечно, поругались слегка, но он скоро остынет и поймет, что я прав. Пересидим тут пару дней…

— Нет.

— Что?

Алиса подошла, положила руки на плечи Даниле. Твердо посмотрела в глаза.

— Ты не спросил меня, согласна ли я принять твою жертву. Не согласна. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня.

— Да какие проблемы…

— И еще, — прервала его Алиса. — Я подумала над твоими словами. Если у меня есть шанс предотвратить конец света, я должна хотя бы попытаться.

— Ты не обязана…

— Замолчи уже! Если и впрямь все так плачевно, то некогда тратить время на болтовню.

ПЕРСПЕКТИВА 1

+215 дней к текущему времени.

Джейсон закончил бриться, вставил бритву головкой в чистящую дезинфицирующую подставку и долго, с наслаждением умывался.

— Сушить.

Подставил чисто выбритую голову и лицо горячим струям ароматизированного воздуха. Над его «прической» посмеивались, но отсутствие волос действительно было удобно.

— Отставить.

Едва слышимый гул сушилки умолк.

Джейсон придирчиво посмотрел на себя в зеркале, напряг мышцы пресса и зажал пальцами складку жира на животе. Удалось это с трудом, и полковник удовлетворенно кивнул. Не так-то легко в пятьдесят лет поддерживать форму. Приходиться сражаться с человеческой природой не на жизнь, а на смерть.

Но чем труднее сражение, тем почетнее победа.

— Джейсон! Я знаю, что сейчас ты пялишься на свое пузо в зеркале! Хватит! Завтрак остывает!

Полковник ухмыльнулся, натянул зеленую футболку с надписью «За Бога, Президента и Америку» и вышел из ванной. Спустился по лестнице на первый этаж их двухэтажного домика. Вообще, он мог бы позволить себе дом и побольше, но, посовещавшись с Джессикой, решил, что не стоит оно того. Все равно дети уже взрослые и скоро покинут гнездо. А им двоим хватит.

Мысль о детях заставила его состроить кислую мину.

Нет, он обожает своих детей, как и пристало хорошему отцу. Но вот в их отношении к себе совсем не уверен… Заметным усилием отогнав грустные мысли, Джейсон натянул на лицо улыбку и вошел на кухню.

Их семья всегда завтракала вместе на кухне. Это — традиция.

Потом они с Джессикой разъедутся по делам, Джед отправится в университет, а Бонни — в колледж. Обедать все будут где-то в городе, на ужин Джейсон наверняка опоздает, проторчав в Бункере до самой ночи, Джед будет зависать у друзей, а Джессика с Бонни после шести вечера не едят.

Но семейный завтрак — это святое.

Правило нарушалось только, когда Джейсон был в командировке.

Он поцеловал Джессику в губы, Бонни — в макушку, кивнул Джеду. Сын на мгновение оторвался от экрана коммуникатора и кивнул в ответ. Бонни демонстративно не отреагировала. Джессика вздохнула, и села за стол.

Похоже, их последняя традиция трещала по швам. Джейсон попытался поймать взгляд дочери, но та не отрываясь смотрела на стену, где что-то бубнил телевизор. На экране была жутковатая картина: люди в пыльных балахонах и бурнусах сидели, сбившись в кучки, на потрескавшейся земле. Порывы ветра бросали в них песок, но люди сидели неподвижно, как изваяния. Казалось, они сидят так с самого начала времен. На мгновение Джейсон попал под гипнотическое влияние этой картины, ему в голову пришла мысль, что это армия Апокалипсиса заняла позиции и ждет сигнала. Он стряхнул наваждение и проворчал под нос:

— Опять. Сколько уже можно это мусолить?

Бонни наконец посмотрела на него, но совсем не так, как ему хотелось бы.

— Что, совесть мучает?

— Бонни! Как ты говоришь с отцом!

— Погоди, Джессика, — полковник успокаивающе погладил жену по руке. — У Бонни есть право на свое мнение. Нельзя приказать человеку, чтобы он думал так же, как ты. Можно только объяснить…

— Да не нужны мне твои объяснения, — презрительно бросила Бонни. — Хватит уже, наслушалась. Все только и делают, что объясняют. Журналисты, политики, президент. А люди продолжают умирать, пока вы языками треплете.

— И что же ты сделала бы на нашем месте?

— На вашем?

— Какое решение ты считаешь верным в создавшейся ситуации?

— Расхреначить этих гребаных фанатиков к чертям собачьим!

Джессика ахнула и схватилась за сердце. Джейсон едва удержался, чтобы не врезать кулаком по столу. Но взял себя в руки и подчеркнуто спокойно произнес:

— Юная леди, я прошу вас не использовать в стенах этого дома слова, видимо, популярные в колледже.

— Ой-ой.

— По существу же твоего предложения. Ты считаешь, что наши вооруженные силы должны напасть на Исламский Союз?

Бонни упрямо тряхнула челкой. Последнее время среди подростков вдруг стала популярна мода на пятидесятые годы прошлого века. Широкие цветастые платья, прически а-ля Мерлин Монро, костюмы и шляпы с широкими полями. Подростки выглядели в этой подчеркнуто взрослой одежде смешно, хотя и не понимали этого.

— Там ежедневно умирают люди! Па, ты же знаешь об этом больше меня! У вас же там разведка, всякие военные представители. Эти сумасшедшие фанатики.

— Бонни, послушай… — Джейсон покосился на жену, но та лишь махнула рукой. Запрет на разговоры о политике за едой все равно уже нарушен. — Именно потому, что я знаю о ситуации больше, прошу тебя поверить мне на слово. Мы делаем все, что можем. Силами дипломатов. Они уговаривают Исламский Союз открыть проход для беженцев. Там сейчас не только наши дипломаты, в этом почти все страны участвуют. И шанс договориться пока есть.

— Пока ваши дипломаты треплют языками, там люди умирают. Каждый день! Сотнями! Вы ждете, пока они все перемрут и проблема решиться сама собой?

— А если мы начнем войну, ты что, думаешь, люди не будут умирать? Ты представляешь, какая мясорубка начнется? И это предлагает мне человек, протестующий против говяжьих отбивных. Ты не видишь некоторого противоречия, а?

— Эти люди хуже зверей! Ты знаешь, какие у них праздники? Они прямо на улицах режут баранов — это у них так радость демонстрировать принято! А как они относятся к женщинам? Выйди на улицу, не завернувшись перед этим в уродливый черный балахон, и тебя забьют камнями.

— Это их внутренние дела.

— Вот как? Да, мы давно знаем, что на вас надежды нет. Мы сами будем бороться…

— Так, — произнес Джейсон вставая. — Что это значит, Бонни?

— Не твое дело!

Девушка вскочила, схватила с тумбочки сумку. У двери обернулась, бросила презрительно:

— Трусы!

Джейсон медленно опустился на стул, машинально взял тост, намазал его джемом. Жена беспомощно всплеснула руками, произнесла дрожащим голосом:

— Джейсон, может быть, ты догонишь ее, объяснишь?

— И как прикажешь это сделать? — проворчал полковник. — Она не способна сейчас меня слушать. Я для нее сейчас воплощаю вооруженные силы и правительство. А их она ненавидит. Пусть немного остынет.

— А если она опять что-нибудь натворит? Как в прошлый раз.

Джейсон досадливо крякнул.

Прошлый раз ему вспоминать совсем не хотелось.

Когда он прибыл в кабинет генерала по срочному вызову и увидел там двух человек в одинаковых серых костюмах, то не особо встревожился. Решил, что ЦРУ опять нужна помощь. Но когда увидел смущение на лице генерала и сочувственное выражение на лицах агентов, сердце тревожно екнуло. И почему-то он сразу подумал о Бонни.

Впрочем, все оказалось не так ужасно.

То есть, конечно, в первое мгновение он испугался до спазмов в животе и только и смог просипеть: «Что с Бонни? Она жива?» Парни в сером бросились на перебой успокаивать полковника, объясняя, что его дочь жива и даже не арестована. Хотя и участвовала в организации нападения на участников какого-то модного показа. В этом месте разговора полковник рухнул в кресло, утер холодный пот и начал совершенно неприлично ржать от облегчения. Он-то уже в мыслях представлял свою маленькую девочку в руках террористов, требующих в обмен независимость штата Канзас. А тут всего лишь какой-то побитый модельер!

Представителям ЦРУ развеселившийся полковник понравился еще меньше, чем полковник испуганный. Они сухо пояснили, что Бонни на данный момент обвиняется в содействии экстремистской организации, участии в нападении на граждан другой страны на территории этой страны и нанесении тяжких телесных повреждений. И вообще-то некоторые юристы настаивают на обвинении участников акции в терроризме. А на свободе Бонни до сих пор только в силу щекотливой ситуации: ее отец, полковник Джейсон Тамп со своим отрядом неоднократно оказывал ЦРУ неоценимые услуги. И руководству совсем не хочется лишаться такого опытного и талантливого командира. Но если Бонни будет фигурировать в суде как участница террористической акции, вполне логично, что ее отец больше не сможет быть офицером вооруженных сил.

В общем, разговор вышел тягостный и крайне унизительный. У Джейсона даже впервые возникло желание выпороть бестолковую девчонку. Конечно, он не сделал этого. И вот, извольте, новый сюрприз.

— Ничего не случится. Я тебе обещаю.

Он допил кофе и поцеловал Джессику в щеку. Джед был так поглощен своим коммуникатором, что прощаться с ним не имело смысла. Джейсон натянул куртку и вышел из дома.

На душе было муторно. Он дал жене обещание, но совершенно не представлял, как его выполнить.

ГЛАВА 8

Зной. Жажда. Мухи.

Возле соседней палатки кто-то заходится надрывным кашлем. Да, днем здесь жара такая, что плавятся мозги. Но ночью на пустыню опускается холод, и подхватить воспаление легких очень просто. Особенно, если тело ослаблено постоянным голодом.

Днем голод отступает — слишком жарко, зато постоянно хочется пить, но воды тоже мало. Мухи. Настоящая казнь египетская.

Так и идут день за ночью, ночь за днем.

Зной. Жажда. Мухи.

Голод. Холод. Изматывающий кашель.

Безнадежность.

Али вчера сказал, что приедут какие-то важные люди из «Красного креста». Все обрадовались. Хотя, чему радоваться-то? Радоваться надо грузовикам с едой и водой. А чиновники только будут ходить и с притворной заботой спрашивать, как им тут живется. Жать руки старейшинам и гладить детей по голове напоказ, перед камерами. А потом тайком брезгливо протирать руки дизраствором.

Но беженцы радуются всем, кто бы ни приехал. Благотворителям, журналистам, кинозвездам — любому свидетельству, что о них не забыли. Там, в большом мире.

— Но это всего лишь иллюзия.

Джаспер утирает лицо грязным шейным платком. Поднимает на Гатангу взгляд красных, опухших от постоянного недосыпа глаз. Англичанин тяжело переносит ночной холод, из-за кашля почти не может спать. Впрочем, как и остальные несколько сот тысяч беженцев.

— Что?

— Это иллюзия. Когда сюда приезжает какая-нибудь «Мисс Мира» и трясет сиськами перед камерами, мы надеемся, что весь мир соберется у телеэкранов посмотреть на ее вымя. И, заодно, увидит нас, подыхающих в этом аду. И, ужаснется, потребует что-нибудь сделать. Но на самом деле они будут смотреть только на сиськи и только их запомнят. А мы так и будем подыхать в аду, потому что мы просто еще один фон для ее сисек.

— Мать твою, Гатанга, какого хрена ты такой умный? — Джаспер смеется, срывается на кашель и долго перхает, сплевывая розовую слюну. — Это я должен быть самым умным из нас двоих.

— Почему?

— Потому что я белый журналист из Лондона, а ты — негритос из страны, которую с лупой на карте не найдешь.

— Я, чтоб ты знал, доктор наук. Я уже заканчивал Гарвард, когда ты протирал свою белую задницу в младшей школе.

— И в итоге мы оба спим в дерьме верблюдов, а скоро сами станем таким же дерьмом.

— Ты им всегда и был. — Гатанга умолкает, глядя на сгусток крови, стекающий по подбородку Джаспера. Говорит уже другим тоном. — Слушай, ты хреново выглядишь. Свяжись с консульством, пусть заберут тебя отсюда.

Журналист перехватывает его взгляд, утирает подбородок и некоторое время разглядывает следы крови на платке. Хмыкает.

— Вот дерьмо… Нет, Гатанга, я не упущу свой шанс из-за какой-то фигни. У меня еще есть время заработать Пулитцеровскую премию.

— Мне-то не ври.

Гатанга отворачивается. Чертов Джаспер.

Сначала он ненавидел англичанина, как и прочих «гостей», заявлявшихся в лагерь беженцев чтобы урвать свой кусок популярности, спекулируя на их страданиях. Но Джаспер, в отличие от остальных, не уехал на следующий день. Он не уехал и через неделю. Он жил с ними уже несколько месяцев, и не просто жил с ними, он жил их жизнью, делил последний кусок хлеба и глоток воды. Помогал с антибиотиками. И писал. Гатанга читал пару его репортажей, написанных простым языком, беспощадных, как скальпель хирурга. Вряд ли у Джаспера много читателей. Люди не любят такое читать. Не видать ему премии.

— О, а вот и цирк приехал!

Гатанга встал, помог подняться Джасперу.

Через лагерь двигалась толпа пестрых чистеньких журналистов и журналисток из пресс-центра. Они обстреливали очередями вопросов троих мужчин в строгих костюмах с одинаковыми маленькими значками на лацканах. Вот они — представители МКК. Гатанга без особого интереса прислушался.

— Прилагаем все усилия… все что можем… ужасная трагедия…

Все как всегда.

— Следует вас понимать так, что предъявлять ультиматум лидерам Исламского Союза цивилизованные страны отказываются?

Гатанга вздрогнул. Когда он только успел? Ведь только что сидел рядом! Журналисты расступились. Нет, не из уважения или восхищения наглецом, посмевшим задать неполиткорректный вопрос. Просто Джаспер мылся последний раз еще в Лондоне.

— Мы… Простите, а с кем имею честь? — презрительно скривился руководитель комиссии.

— Джаспер Мак-Милан, независимые СМИ. Так что вы можете ответить? Вы собираетесь спасать этих людей? Или будете ждать, пока они передохнут, и проблема решиться сама собой?

— Господин Мак-Милан, вы же должны понимать, что ООН старается избежать насилия.

— То есть, они боятся стукнуть кулаком по столу? Конечно, никому не нужна война с исламистами из-за кучки оборванных беженцев.

Гатанга вернулся к палатке и прилег, закрыв глаза. Все бесполезно. И то, что Джаспер делает — тоже.

А вечером по лагерю разнесся страшный слух. Благотворительная помощь, на которую здесь чуть ли не молились, была украдена. Склады оказались пусты. Рассказывали какие-то нелепые байки о крысах, но даже самые легковерные из беженцев им не верили. Перед глазами у всех стояли утренние чистенькие гладкие чиновники в дорогих костюмах. Лагерь поднялся разом, словно по команде. Гатанга, Джаспер и еще несколько наиболее вменяемых людей пытались взывать к голосу разума, но беженцы уже перестали быть отдельными людьми. Это была толпа, объединенная пониманием, что их бросили тут умирать. Что надежды на помощь извне больше нет.

Блокпост вооруженных сил Исламского Союза был всего в паре километрах южнее лагеря. Вооруженная дубинками и ножами толпа захватила его без единого выстрела. Растерявшиеся солдаты попытались бежать, но их поймали и повесили на воротах.

Воодушевленная «победой», толпа двинулась в сторону границы.

… Это последний репортаж Джаспера Мак-Милана. Он был убит полчаса назад случайной пулей, когда снимал штурм беженцами границы Исламского Союза. Я, Илия Гатанга, бывший его другом последние месяцы, размещаю его последний репортаж, пользуясь его компьютером. Он старался разбудить в вас остатки ваших душонок, но у него ничего не вышло. Для вас это был еще один способ пощекотать нервы, посмотреть на тех, кому в жизни повезло меньше, чем вам. Шоу закончилось, ублюдки. Будьте прокляты…

Данила

Я проснулся от непривычного ощущения. Гм. Непривычного, но приятного.

Места в стандартной армейской койке для двоих было явно мало. Алиса во сне обхватила меня руками и прижималась всем телом, одновременно прохладным и обжигающим. Ее волосы разметались и щекотали мне нос, но я боялся их убирать. Казалось, что стоит мне пошевелиться и все обернется обычным сном. И я проснусь на циновке в своей комнате на минус первом этаже Цеха.

Это совсем иное чувство, чем те легкие, ни к чему не обязывающие отношения, что случались у меня раньше. В Цеху вообще к таким вещам относятся прагматично, и зачастую проведя ночь с девушкой-Подмастерьем, я утром просыпался один и больше никогда ее не встречал. Да и желания такого не возникало.

С Алисой иначе.

«Братан, ты попал! Давай смотреть правде в глаза — ты привязался к ней. Что теперь делать будешь?»

Прямо скажем, вариантов было немного.

— Ты чего такой мрачный?

Я опустил взгляд. На меня из-за завесы пшеничных волос хитро смотрели зеленые глаза.

— Я… э-э-э…

— Только посмей сказать, что переживаешь из-за того, что соблазнил меня или еще какую-нибудь подобную фигню. Так наподдам, что Мастер тебе добрым дедушкой покажется.

Алиса выбралась из-под одеяла и уселась мне на живот, воинственно сжимая кулаки. Зрелище… гм… воодушевляющее.

Потом неожиданно жалобно спросила:

— Все ведь было хорошо?

— Все было круто.

— Так чего тогда дуешься как мышь на крупу?

— Думаю, что делать, — честно признался я. — Ночь была прекрасной, но проблемы никуда не делись. И не денутся, если мы с ними что-нибудь не сделаем.

— Ну вот… — Алиса скатилась с меня и упала лицом в подушку. — Такое настроение обломал. Бе.

Я погладил ее по спине, чувствуя, как подрагивает нежная кожа девушки от прикосновения моих лап, больше привыкших к разным железкам.

— Ты не передумала искать катрены? Еще не поздно.

— Дурак.

— Ладно, будем считать это отрицательным ответом. Тогда надо понять, почему именно ты способна их найти.

Алиса попыхтела в подушку как сердитый ежик, потом пристроила голову мне на груди и стала рассказывать. Катрен, что декламировала Радмила, она запомнила в общих чертах. Главное, что зацепило девушку — упоминание о зачатии во время солнечного затмения. Оказывается, как-то ее мама проговорилась, что именно в день полного солнечного затмения они с отцом Алисы были на курорте в Болгарии. Происходящее подействовало на них как настоящий афродизиак, а весной двухтысячного родилась Алиса. Так что велика вероятность, что она действительно была зачата в момент полного солнечного затмения. От «дара обращаться к сердцам людей» она скромно открещивалась, но это понятие очень растяжимое, а я не великий ценитель литературы. Да и кто знает, что считалось таким даром во времена Нострадамуса? Формально же она под это определение подходила.

— А что за Великий Дракон и почему он захотел обновить свою чешую? Это явный бред. Никакая я не Избранная.

— Нет, не бред, — разочаровал я Алису. — Просто новость особого ажиотажа не вызвала,вот и прошла мимо тебя.

— Какая новость?

— Китай недавно объявил, что собирается всю Великую Стену закрыть консервирующей оболочкой. Ну, типа, как старые картины закрывают в музеях. Только прочнее, разумеется. Под это уже выделен огромный бюджет. Чем не «обновление чешуи»?

Алиса ничего не ответила, только вздохнула печально.

— Но это все внешние признаки Избранной. Они совершенно не объясняют, почему именно человек подходящий под эти признаки способен найти катрены.

— Это же пророчество. Кто ищет логику в пророчествах?

— Я.

— Зануда.

Алиса села, свесив ноги с кровати.

— Я ничего об этом не знаю. Никакой избранности в себе не чувствую. И где искать остальные катрены, понятия не имею. Но, кажется, знаю, кто может помочь с теми, что я стащила в «Воробьиных полях». Или в твоем Цеху их смогут расшифровать?

Я прикинул варианты, признал:

— Не наш профиль. У нас больше на будущее ориентация, на новые технологии. То есть, если надо будет, специалиста мы найдем, но…

— Если надо искать, то забудь, — отмахнулась Алиса. — У меня есть такой специалист. Между прочим, один из лучших специалистов в России.

— И он вот так запросто нас примет?

— Еще как, — развеяла мои сомнения Алиса. — Это мой бывший институтский преподаватель. Профессор Иволгин. Был моим дипломным руководителем. И вообще он классный дядька!

Алиса

— Алиса! Вот сюрприз так сюрприз! Вспомнила старика!

— Какой же вы старик, Алексей Олегович! Вы мужчина в самом расцвете лет.

Алиса ничуть не кривила душой. Иволгину было лет около пятидесяти, но выглядел он молодо, даже сорока не дать. Красивый. Большинство студенток, которым он читал лекции, неизбежно влюблялись в преподавателя, тем более что Иволгин был еще и умен, и остроумен. Впрочем, никакого развития эти чувства не имели, и иметь не могли. Иволгин был прикован к инвалидному креслу. Повинна ли в том какая-то болезнь или несчастный случай, никто в институте не знал: спрашивать напрямую стеснялись, а сам профессор не распространялся на эту тему. Хотя держался бодро и над своей «моторизированностью» остроумно подтрунивал.

— Но что же это я? — Иволгин театральным жестом хлопнул себя по лбу. — Держу на пороге. Проходите же! Дашенька, у нас гости!

Он пробежался пальцами по кнопкам на подлокотнике, зажужжали моторчики и кресло, развернувшись на месте, покатилось в глубь квартиры. Алиса и Данила поспешили следом по длинному светлому коридору бывшей коммуналки. Алисе в прошлом не раз доводилось бывать в гостях у профессора: он часто проводил консультации и дополнительные занятия дома. А вот Данила с интересом оглядывался по сторонам, отмечая разумность обустройства быта одинокого человека, неспособного самостоятельно ходить. И стерильную чистоту, необычную даже для вполне здорового холостяка.

— Дашенька! Ты где?

— Что случилось, Алексей Олегович?

Из дверей — как помнила Алиса, там была кухня — выглянула симпатичная девушка в переднике.

— У нас гости.

Даша, увидев Алису с Данилой, улыбнулась с искренним гостеприимством.

— Как хорошо, что вы зашли! А то я все делами занята, а Алексей Олегович скучает. Проходите! Я сейчас кофе сварю. Или лучше чай?

— Мне зеленый, Дашенька. С жасмином. А Алиса, насколько я помню, любит кофе с ванилью.

— Ой, вы и это помните?

Иволгин проводил Дашу взглядом и подмигнул Даниле:

— Это моя домоправительница. Чудная девочка! Эх, был бы я помоложе…

Алиса невольно улыбнулась. Профессор был как всегда полон энергии и оптимизма. Она прекрасно помнила это умение Иволгина смеяться над любыми ударами судьбы, заряжая своей волей к жизни всех вокруг.

Допив кофе, обменявшись новостями об общих знакомых и покончив таким образом со светской частью визита, девушка выложила перед профессором рукопись Нострадамуса.

— Любопытно. Пойдемте лучше в кабинет.

Здесь Алиса тоже все прекрасно помнила. Старомодные шкафы с книгами ужасающей толщины, настоящее бюро из красного дерева, письменный стол с мраморной столешницей. Иволгин всегда старался окружать себя красивыми вещами «с личностью», в основном — антикварными. Современные же вещи считал слишком утилитарными и бездушными. Единственными уступками новому тысячелетию были компьютер и механизированное кресло.

В кабинет заглянула «домоправительница».

— Алексей Олегович, я вам больше не нужна?

— Вы мне всегда нужны, Дашенька! Без вас моя жизнь превратилась бы в юдоль скорби.

— Ой-ой, — рассмеялась девушка. — Я ужин приготовила и оставила на плите, пожалуйста, съешьте его. Профессор сказал, что очень важно соблюдать режим. Приду утром — проверю!

— Я тоже профессор! — с комичным возмущением крикнул в закрывшуюся дверь Иволгин. — Этот Розенкевич приходил играть в го и, конечно же, проиграл. В отместку надавал Даше всяких медицинских советов как вернее меня мучить. Подумаешь, медицинское светило! Так, вернемся к нашим баранам.

Иволгин достал из футляра очки и склонился над бумагами. Данила удивленно вздернул брови, но Алиса прижала палец к губам. Очки были еще одной из причуд профессора, не желавшего делать коррекцию зрения.

— Откуда это у тебя?

— Случайно попало, — ответила Алиса. Лгать профессору было неловко, но не рассказывать же о событиях в «Воробьиных полях». — Они хранились у группы сектантов, веривших, что это утерянное пророчество Нострадамуса. Попыталась перевести, но…

— Почти ничего не помнишь из курса, — с грустью закончил Иволгин. — Ну-ну, не красней. Я прекрасно понимаю, что в наше время мало кто может позволить себе заниматься отвлеченной наукой. Это печально, но уж твоей-то вины в таком положении дел нет.

— Так что с пророчеством?

Алиса припечатала взглядом толстокожего Данилу, но Иволгин ничуть не обиделся.

— М-да. Специально я Нострадамусом не интересовался. По крайней мере, не больше, чем другими известными персонами того времени. На первый взгляд, могу сказать, что написано действительно на французском языке шестнадцатого века, написано грамотно. Если это и подделка, то отличается от большинства в лучшую сторону.

— Подделка?

Иволгин бросил на Данилу ироничный взгляд.

— Молодой человек, такая область как предсказания — золотая жила для всякого рода мистификаторов. А уж тем более, когда речь идет о столь колоритной фигуре как Мишель Нострадамус. Думаю, только специалисты могут уверенно назвать количество ходивших по свету поддельных центурий. И многие из них сделаны весьма талантливо.

— Значит, вы не сможете сказать точно?

Иволгин сдернул с носа очки и взмахнул ими в патетичном жесте.

— Разве я могу разочаровать свою ученицу? Конечно же, я выясню все!

— Серьезно?

— Конечно, — уже нормальным тоном ответил профессор. — Хотя на это потребуется время. Перевести текст не составит особого труда, но мне нужно связаться с друзьями, чтобы они сделали экспертизу бумаги, почерка и что там еще в таких случаях делают. Думаю, дня два на это потребуется. Хорошо?

— Конечно. — Алиса обняла профессора. — Спасибо вам огромное! Вы просто чудо!

Алиса

…академик Виктор Линц заявил о своем уходе с поста директора российского подразделения компании Future Today. По непроверенным данным, против Линца заведено уголовное дело по обвинению в приобретении и хранении наркотических веществ.

Алиса закрыла новостную ленту.

Теперь дописывать статью не имеет смысла. Никто не возьмет. Разве что переписать так, чтоб Линц с самого начала выглядел типичным наркоманом, а его оппонента выставить борцом за здоровье нации. Но нет, не стоит. Противно.

Оказалось, интернет в бомбоубежище все же есть. Алисе и в голову не пришло, что торчащий из стены рядом со столом кабель — выход в сеть. Подумать только — проводной интернет! Она только слышала о таком архаизме. На ее коммуникаторе и разъема-то подходящего не было.

Данила, выслушав жалобы девушки, в тот же вечер подключил к кабелю транслятор и теперь она не чувствовала себя отрезанной от мира.

А Данила с самого утра умчался к Мастеру. Теперь, когда Алиса включилась в поиски катренов, оснований для противостояния с учителем не было. И Данила надеялся заручиться помощью Цеха. Вообще-то, он должен был уже давно вернуться…

От мыслей Алису отвлекло сообщение о новом письме. Она открыла почтовый ящик. Адрес был незнакомым, зато в атрибутах была фамилия профессора Иволгина.

Алиса поспешно кликнула по конверту: Алексей Олегович сдержал обещание. Она пробежала глазами пространное приветствие профессора и перешла к первому катрену.

Алиса в недоумении пожала плечами. Мрачное предсказание — чего уж там. Но весьма унылое. Тот же «Апокалипсис» написан куда ярче и впечатляет сильнее.

Алиса невольно поежилась. Самым страшным воспоминанием из ее детства были фильмы-катастрофы. Многие тогда ждали конца света — из-за какого-то индейского предсказания. Или не ждали, но тема была очень популярной, и на экраны один за другим вышло несколько фильмов, очень красочно рисовавших варианты катастроф, уничтожающих Землю. Маленькая Алиса с подругами всеми правдами и неправдами добывали себе заветные диски — тогда информацию еще хранили на дисках — и, замирая от ужаса, смотрели, как рушатся небоскребы. Было в этом зрелище нечто болезненно-притягательное.

Неуклюжие строчки катрена разбудили эти детские ощущения. К тому же такой вариант конца света был вовсе не фантастичен. Недавно она смотрела аналитическую программу, в которой обсуждалась проблема голода и нехватки питьевой воды. Из-за меняющегося климата целые регионы Африки стали непригодны для жизни, люди мигрировали в более благополучные районы, но там пришельцам вовсе не были рады. С питьевой же водой проблемы были уже и в более-менее благополучных странах. Да и сама Алиса давно уже покупала питьевую воду в бутылках. Неожиданно выяснилось, что у некоторых «обиженных» стран есть ядерное оружие. Алиса старалась отгородиться от этой информации, но то, что напряжение в мире растет, чувствовала.

Она машинально потянулась за бутылкой, отпила холодной минералки, отгоняя мрачные видения. Нет, этого не будет. Не будет, потому что просто не может быть.

«Надо, кстати, позвонить Алексею Олеговичу, поблагодарить. Так быстро все сделал, а ведь говорил, что два дня понадобится! Небось, всю ночь сидел…»

Алиса набрала номер профессора и терпеливо выждала несколько долгих гудков. Иволгин не отвечал, что было странно. С телефоном он не расставался, вполне отдавая себе отчет, что во многих бытовых ситуациях совершенно беспомощен. Она уже начала беспокоится, как вдруг трубку взяли, и бесцветный мужской голос произнес:

— Да?

— Простите… Это квартира профессора Иволгина?

— Да. Представьтесь, пожалуйста.

Этот сухой, серый голос сразу подсказал Алисе — случилось что-то плохое.

— Алиса. Алиса Керген. С профессором что-то случилось?

— Почему вы так решили?

— Почему? — Алиса почувствовала, как закипает. — Потому что Иволгин живет один. По дому ему помогает девушка. Я звоню, а вместо Алексея Олеговича или Даши мне отвечает какой-то хрен с горы и задает уродские вопросы! Достаточно причин? Что с Иволгиным?

— К-хгм, — человек на том конце закашлялся и ответил уже нормальным голосом, в котором чувствовалась явная обида. — Вы, госпожа Керген, совершенно напрасно ругаетесь. Есть порядок, которому я следую. Если вы, например, случайно попали по этому номеру, то вам и знать ничего не надо.

— Послушайте, уже ясно, что я не случайно позвонила Алексею Олеговичу. Вот что! Если вы сейчас же не скажете, что произошло, я сама приеду! И учтите: я журналист, пишу во многие издания и…

— Погодите. Вы сказали, вас зовут Алиса? Это ведь вы вчера приезжали к профессору с каким-то мужчиной? Данилой, если я не ошибаюсь?

— Да.

— Приезжайте, пожалуйста. Хотя, нет. Назовите свой адрес, я пришлю за вами патрульную машину — так быстрее будет.

— Да что случилось-то?

— Лучше я вам на месте все расскажу. Так какой у вас адрес?

Алиса на мгновение заколебалась, не бросить ли трубку? Звонила она через сеть, так что вычислить ее невозможно. Но если профессору нужна ее помощь?

— Я сейчас не дома. Вот что, присылайте машину к главному выходу завода «Интегробалк». Знаете где это?

— Найдем.

— Там знак «Остановка запрещена», вот рядом с ним я и буду ждать.

Алиса поставила собственный рекорд: собралась минуты за три. Уже выходя из бомбоубежища, сообразила, что неплохо бы позвонить Даниле, но не смогла дозвониться — вежливый женский голос радостно сообщил, что аппарат абонента отключен. Алиса оставила сообщение с просьбой срочно перезвонить и направилась к заводу. От выхода из бомбоубежища до проходной было всего метров пятьсот, но когда Алиса подошла, у тротуара уже стоял полицейский автомобиль. Молодой полицейский — похоже, недавно из училища — предупредительно распахнул перед Алисой дверцу.

В машине оказался еще один пассажир — высокий азиат с выбеленными волосами. Он был в обычном костюме, а не в форме. И водитель.

Молодой полицейский устроился рядом с Алисой на заднем сидении, и машина тут же сорвалась с места.

— Так вы мне скажете, наконец, что случилось?

— Извините, — покачал головой полицейский. — Мы не в курсе. Нам просто приказали забрать вас здесь и доставить куда надо.

Алиса едва сдержалась, чтобы не выругаться. Хотела вновь позвонить Даниле, но теперь уже ее телефон не желал включаться. Она попыталась вспомнить, подзаряжала ли его хоть раз за все это время, и все-таки выругалась.

— Да вы не переживайте так, — попытался успокоить ее молодой полицейский. — Наверняка ничего страшного не случилось. Да и куда бы вы стали звонить? Раз уж сразу вам ничего не сказали, то сейчас тем более не скажут. Потерпите, скоро уже приедем.

Алиса вздохнула, уставилась в окно. Полицейский некоторое время старался ее отвлечь разговором, но, наткнувшись на односложные ответы, сдался.

Между тем машина пролетела участок кольцевой дороги, выскочила, повизгивая сиреной, на какое-то шоссе. Алиса некоторое время бездумно смотрела, как за окном проносятся однообразные высотки спального района. Потом в сознании у нее все настойчивее зазвучал тревожный звонок.

— Куда мы едем?

Водитель хмыкнул и пробурчал:

— Плохая примета — ехать ночью в лес. В багажнике.

Азиат неодобрительно посмотрел на него и что-то отрывисто сказал. Алиса не поняла, а водитель сжался, словно пес, которого ударили палкой.

— Вы…

— Не беспокойтесь, — словно заклинание повторил молодой полицейский. Видно было, что ему не по себе. — Вам ничего не угрожает. С вами просто хотят поговорить важные люди.

— Засранец, — с неожиданным даже для себя спокойствием протянула Алиса. — И почем нынче полицейский?

Азиат хохотнул и посмотрел на Алису, как той показалось, с некоторым уважением. Полицейский залился краской и хотел что-то сказать, но азиат коротко рыкнул на него. Дальше ехали в молчании.

Алиса уже сообразила, что попалась, как наивная студентка. И почему ее не насторожило, что в машине сидел гражданский, да еще и китаец? Впрочем, что толку? Не сядь она добровольно, наверняка усадили бы силой. Вон какой здоровенный бык. А говорят, китайцы мелкие. И никто бы не вмешался, машина-то полицейская!

Дорога заняла чуть больше получаса. Алисе особенно не понравилось, что ей не завязали глаза. Из общения со знакомым сотрудником спецподразделения она помнила, что если похитители не скрывают место расположения базы и свои лица, это очень плохой знак для похищенного. Оставалось надеяться, что Фэн Цзы действительно собирается просто поговорить с ней и потому не ожидает от журналистки особых претензий.

Верилось в это с трудом.

Машина свернула с шоссе на боковую дорогу — едва ли не лучше ухоженную, чем федеральная трасса, — пронеслась мимо будки с охранником и притормозила у высоких металлических ворот. Здесь охрана была уже серьезной. Из кирпичного домика вышли два амбала в черной форме и бронежилетах. Один подошел к машине, а второй остался стоять на месте, держа гостей под прицелом короткого черного автомата. Подошедший охранник обменялся несколькими словами с китайцем, достал рацию и, после короткого разговора, махнул напарнику. Тот скрылся в будке, и ворота медленно поползли в стороны. Машина въехала внутрь, тут же остановилась. Внутри были еще одни ворота, так что машина оказалась как бы в тамбуре. Охранник закрыл ворота, сходил в будку и вернулся с собакой — странной взъерошенной дворняжкой с большой головой и злыми умными глазами. Собака обнюхала машину, и только после этого внутренние ворота открылись.

Алису даже на время отпустил страх: так поразило увиденное.

Они ехали по аллее через огромный парк. Коротко подстриженная трава, расположенные с математической точностью клумбы, прямолинейные аккуратные кусты, напоминающие зеленые кубики, деревья с идеальными овальными кронами.

А впереди, метрах в трехстах от ворот, возвышался двухэтажный дворец. Алисе сразу вспомнилась усадьба в Кусково, хотя дворец Фэн Цзы выглядел, пожалуй, богаче.

Ее высадили перед входом, полицейский еще что-то вякнул в след виновато-жалобное, но Алисе было наплевать на его оправдания. Если она останется в живых, у нее будут дела поважнее, чем месть уроду, а если Фэн Цзы предпочтет избавиться от нее, то тем более плевать.

На Алису накатило отчаянное спокойствие. Она заранее смирилась с тем, что никак не может повлиять на свою судьбу. Силы, в круговороте которых она оказалась, явно превосходили ее многократно. А значит, и переживать нечего. Потому, когда ее втолкнули в кабинет, и молодой — лет тридцати пяти максимум — китаец оторвал взгляд от журнала и посмотрел на нее, Алиса хмыкнула и спросила:

— А где же пруд с карпами, красные лакированные мостики и татами?

Фэн Цзы вздернул левую бровь и посмотрел куда-то за спину Алисы.

В то же мгновение ее голова взорвалась от боли. Кое-как поднявшись на ноги, она проворчала:

— Ну вот, это больше похоже на бандитскую малину. И незачем было изображать английского джентльмена.

Вторая оплеуха вновь уложила ее на пол. Голова кружилась, во всем теле была вязкая слабость. «Черт, кто за язык тянул? Но, по крайней мере, теперь ясно: отпускать он тебя не собирается».

Перед лицом возникли мягкие мокасины из натуральной кожи. Сильные руки перевернули Алису на спину, и она увидела над собой равнодушное лицо Фэн Цзы.

— Наглая белая девка. И глупая. Где запись?

Алиса хотела срифмовать, но сообразила, что ее опять будут бить.

— На домашнем компьютере.

— И все? Не ври мне!

Алиса собрала волю в кулак и улыбнулась:

— Файл в сети. На одном популярном ресурсе. Я разместила его в режиме отложенной публикации. Если я исчезну, через два дня он появится в общем доступе.

Фэн Цзы все с тем же бесстрастным выражением лица наступил ей на шею и начал медленно давить. Произнес скучным голосом:

— И ты думаешь, это гарантирует тебе жизнь? Дура. Мне, в общем, наплевать на эту запись. Просто несколько моих друзей расстроятся, если их лица появятся в таком антураже. Но они переживут. Впрочем, ты все равно расскажешь, где этот сервис и как отменить публикацию. Понимаешь, у каждого человека есть предел выносливости.

Нога давила все сильнее, Алиса задыхалась, перед глазами поплыли красные пятна.

— Отп… отп…

— Ты, наверное, хочешь сказать, что удалишь видео, если я тебя отпущу? Ну, видишь ли, ты не в том положении, что бы диктовать условия. К тому же у меня к тебе еще один вопрос, который интересует меня гораздо больше. Кто убил моих людей?

— Не…

— А мне кажется, что знаешь, — вздохнул Фэн Цзы. Убрал ногу. — Не получается у нас разговор. А я как раз сильно занят. Тао, устрой нашей гостье экскурсию.

Здоровяк с выбеленными волосами легко, словно котенка, поднял Алису за шиворот и поволок в коридор. Завел в небольшой чулан и постучал условным стуком. Тут же стена сдвинулась, открыв лестницу, круто уходящую вниз. Алиса споткнулась, едва не скатилась вниз и наверняка сломала бы шею, но Тао удержал ее. Взвалил на плечо и, тихо ругаясь по-китайски, снес вниз. Поставил на ноги, подтолкнул вперед. Алиса невольно сделала пару шагов и оказалась перед светящимся ярким белым светом окошком в двери.

За дверью была операционная. Несколько странная на вид, словно из прошлого века. Не было множества вещей, которые обычно показывают в сериалах про больницу: умных приборов, следящих за давлением, пульсом, ритмом сердца. Сохраняющих дыхание и прочее, и прочее. Только операционный стол, круг мощных ламп над ним и какие-то металлические контейнеры.

На Алису напал ступор, она не могла понять, что и зачем ей показывают.

Потом хирург, деловито орудовавший во внутренностях серого тела на операционном столе, отложил скальпель и достал нечто большое, окровавленное и скользкое — ему приходилось держать это двумя руками. Медсестра отработанным движением подняла на столик один из контейнеров, откинула крышку. Хирург опустил свою добычу в поднимающийся белый пар. Сестра захлопнула крышку, пробежала пальцами по клавиатуре на металлическом боку и переставила контейнер на тележку. Хирург вновь взялся за скальпель…

— Печень, — произнес Тао. — Очень ходовой товар. И вообще ваши органы хорошо продаются. Еще ваши дедушки и бабушки жили правильной жизнью, у вас генофонд не успел испортиться…

Алиса почувствовала, как все вокруг поплыло. Жуткая дверь, и добродушный Тао исчезли…

Очнулась она от легких, но весьма ощутимых пощечин.

— Ч-что?

— В первый раз страшно, — согласился Тао, помогая ей встать на ноги. — Я когда в первый раз увидел, тоже сомлел. Пошли дальше.

Алиса еле переставляла ноги. Перед глазами стояло вытянутое серое тело, похожее на тушку ощипанной курицы. От мысли, что скоро и она будет так же лежать на этом столе, к горлу подкатывала желчь.

В следующей двери, к которой ее подвел Тао, окошка не было. Был только небольшой глазок, словно в тюремной камере. Повинуясь жесту китайца, она заглянула в него, ожидая увидеть что-нибудь еще более ужасное. Но за дверью оказалась небольшая комната — то ли монашеская келья, то ли казарма. Шесть коек, тумбочки и шкаф. На четырех койках лежали девушки примерно одного возраста и о чем-то разговаривали.

Алиса подняла на Тао вопросительный взгляд.

— Этим повезло. Поедут за границу целыми. Но навсегда.

— Ты о чем?

— Их купили. Арабы любят белокожих девушек. Будут женами в гаремах. Или в бордель попадут. Но хотя бы живыми.

— Зачем ты мне это показываешь?

— Хозяин приказал, — развел руками Тао. — Когда говоришь, многие не верят. Лучше один раз увидеть, так ведь у вас говорят? Ты отсюда в любом случае не выйдешь. Если будешь слушаться хозяина, он тебя продаст какому-нибудь арабу. Может даже повезет, попадешь к шейху в гарем. Ты блондинка, таких любят. А если будешь упрямиться и хамить…

Тао многозначительно посмотрел на дверь со светящимся окошком.

— Пошли наверх. Хозяин освободится через час, наверное. Как раз посидишь-подумаешь. Хотя, о чем тут думать?

Алиса механически переставляла ноги, борясь с тошнотой. В голове билась паническая мысль: ее расчленят! Разделают, как курицу! Фэн Цзы хочет знать, кто убил его людей. А ей нечего сказать! Она действительно не знает этого, но чертов китаец не поверит. И ее убьют!

От прежнего спокойствия не осталось и следа.

Тао провел ее в какую-то маленькую комнату без окон, обыскал, забрал телефон и ушел, заперев дверь. Огромный китаец, спокойно рассуждающий об убийствах и работорговле пугал Алису. Но когда он ушел, она даже пожалела об этом: оставаться наедине со страхом было невыносимо. Богатое воображение рисовало картины одна страшнее другой. Она так накрутила себя, что когда щелкнул замок, и на пороге появился Тао, ее стошнило.

Китаец отпрянул, выругался.

«Вот и все. Сейчас я умру».

Алиса почувствовала внутри уже знакомую пустоту, провал в темный, абсолютный холод. Пространство вокруг начало дрожать. Это была не галлюцинация: со стен начали падать репродукции в рамах, подпрыгнул и грохнулся на бок стул.

Тао вцепился в косяк и смотрел на нее с ужасом.

Алиса почувствовала, как что-то вокруг — она не видела что, но это было нечто живое, огромное и бесформенное — заворочалось недовольно. Это что-то чувствовало ее страх и отчаяние. Оно не мыслило в человеческом понимании. Словно самка животного, услышавшая жалобный писк детеныша, оно спешило на помощь, повинуясь инстинкту.

Раздался тяжелый ухающий звук, и Тао вылетел в коридор от удара огромной невидимой лапы. Прокатился по полу, остался лежать бесформенным кулем. Следующий удар разнес стену. По дому прокатился низкий гул, от которого у Алисы завибрировали все кости. Внутри девушки по-прежнему царила пустота, но она чувствовала, что должна идти. Должна оказаться как можно дальше от этого места.

Алиса вышла в коридор. Навстречу ей бежало несколько китайцев в бронежилетах с автоматами в руках. Вновь качнулось вокруг нечто огромное и невидимое. Прокатилось низкое рычание и нападающих разметало, трепля и разрывая, как соломенные чучела. Нечто пришло в ярость — ее детенышу угрожали! Узкий коридор наполнился ревом и беснующейся силой. Вдавило двери, вслед за ними внутрь комнат стали проваливаться стены. В конце коридора возник Фэн Цзы — бледный, с вытаращенными глазами. Бросился на колени, прикрывая голову руками и что-то жалобно выкрикивая.

Алиса почувствовала, как невидимый зверь смотрит на китайца, делает шаг к нему, поднимает невидимую лапу…

— Великолепно!

Зверь замер, так и не нанеся удар.

— Просто восхитительно! Девочка моя, я в тебе никогда не сомневался, но не думал, что внутри дремлет такая силища! Это просто чудо!

Маленький толстячок обошел подвывающего от ужаса Фэн Цзы, похлопал в ладоши.

— Браво! Давно бы так!

Пустота исчезла, а вместе с ней и невидимый зверь.

Алиса с трудом произнесла дрожащими губами:

— Сим? Откуда ты здесь?

* * *

— Это моя вина. Я не смогла предугадать маневр дикарей.

Розенблейд не пыталась оправдаться. В их отряде она командир, а значит, ей и нести ответственность за провал. Следовало поставить в засаде у бомбоубежища больше людей. Или более опытных бойцов. Вариантов много, но она выбрала неверный.

— Я прошу отстранить меня от руководства.

— Не говорите глупостей, — проворчал гигант. — Где я сейчас буду искать вам замену? Никто не совершенен, все ошибаются. Мне нужны не красивые жесты, а чтобы вы превратили поражение в победу. Вы же умеете это.

— Есть! — Розенблейд вытянулась по стойке «смирно». — Благодарю вас!

— Ох, опять вы с вашими заплесневелыми жестами времен Антанты… Хорошо. Что у нас?

— Девушку увезли на полицейской машине, — доложила женщина. — Камера наблюдения на перекрестке была повреждена, но еще об одной, на проходной завода, противник не знал. По номеру мы вышли на водителя машины и патрульного, который дежурил с ним сегодня. Ален…

— Я с ними поговорил, — мечтательным тоном произнес Ален. — И они, конечно, все рассказали. Патрульный — игрок. Повадился играть в подпольном казино, принадлежащем Фэн Цзы. Быстро влез в долги. Теперь регулярно оказывает триаде всякие услуги. С водителем сложнее. У него более запутанные обязательства перед Фэн Цзы, но это все не интересно сейчас.

— Вы правы. — Главный Механик передвинул пешку еще на одну клетку, взял со стола фишку от маджонга и поставил рядом с пешкой. — Господин Сим снова в игре.

— Фэн, — поправил его Ален.

— Нет, нет. Фэн Цзы — банальный уголовник. Я уверен, за нашей пешкой тщательно следит один очень интересный господин, который вряд ли попадал в сферу вашего внимания. Так что девочке ничего не угрожает. Она для него слишком важна. Но мне не нравится, что он влез в мою игру и смешивает карты. Молод еще!

— Мы можем атаковать усадьбу Фэн Цзы в течение часа, — сообщила Розенблейд. — Я отдала приказ подготовить две штурмовые группы на вертолетах.

Главный Механик ухмыльнулся.

— Очень предусмотрительно. Пусть остаются в полной готовности. Кто из вас лучше владеет снайперской винтовкой?

— Обычной — Ален, крупнокалиберной — я.

— Тогда вы, Ален, отправляйтесь к усадьбе Фэн Цзы. Будете прикрывать Данилу.

— Данилу?

— Да. — Мастер нахмурился. — Боюсь, им удалось инициировать Алису. Иначе не представляю, зачем нужно было устраивать весь этот балаган с похищением. Ее раскачали, напугали, и она перешагнула границу. Сейчас она — перепуганный до смерти ребенок с ядерной бомбой в руках. Единственный ее друг там — господин Сим. И он постарается взять над ней контроль. Если послать туда наших бойцов, она их просто уничтожит, а Сим будет ей помогать и тем самым укрепит свое влияние. Сейчас только Данила может ее остановить.

— А он справится? — в голосе Розенблейд прозвучало явное сомнение. — Один?

— Для этого Ален и будет сидеть где-нибудь в укрытии с винтовкой и страховать. Впрочем, этот мальчик не так уж и беспомощен. Когда они уберутся из усадьбы, посылайте штурмовые группы. Мне надоело везде натыкаться на господина Фэн Цзы.

Данила

«Кобра» глотала километры, как изголодавшийся странник хлеб. Давно уже ей не доводилось вот так рвать пространство, выжимая все возможное из своего совершенного тела.

И именно поэтому она посылала мне тревожные сигналы. Беспокоилась — осознает ли хозяин, что творит?

Осознаю?

Если бы Мастер сейчас мог заглянуть в мои мысли, то простой поркой не обошлось бы. Неделя на хлебе и воде за перечерчиванием старых чертежей — тушью и перышком! Чтобы научился сохранять хладнокровие и не принимать поспешных решений. Даже если опасность грозит самому дорогому для тебя.

Я удивился этой мысли.

Девчонка, которую я знаю меньше недели — самое дорогое? Ты рехнулся, приятель? Что с тобой вообще происходит?

Но это мгновение цинизма длилось ровно столько, сколько нужно «кобре» на обгон очередной фуры. Что толку обманывать себя? Именно так. Девчонка, которую я знаю всего несколько дней, занимала все мои мысли.

Я сверился с навигатором. Принадлежность к Цеху давала некоторые преимущества. Например, возможность пользоваться пеленгаторами и прочим оборудованием спутников-шпионов. Телефон Алисы был отключен, но чип похититель уничтожить не догадался. И спустя пару минут я получил на свой навигатор точные координаты места, где находится девушка. Точнее, места, где находится ее телефон, но я надеялся, что они не слишком далеко друг от друга. Тем более, что, судя по изображению с того же спутника, в этой точке располагается усадьба. Настолько роскошная, что буквально каждый ее квадратный метр кричит о неправедно нажитых деньгах.

Так и есть. Пробив адрес через базу МВД, я выяснил, что это частные владения господина Фэн Цзы, известного предпринимателя и благотворителя. По совместительству, сына главаря измайловской триады.

Круг замыкался. Не стоило выпускать этого джинна из бутылки, ох не стоило!

Я попытался связаться с Мастером, но найти его не удалось. Плохо дело. Чтобы получить поддержку от Цеха нужно время. Но неизвестно, что там с Алисой.

Пришлось импровизировать. Хорошо, что по дороге попался торговый центр, один из тех гигантов, в которых можно найти все — от еды до стройматериалов. Удалось закупить всякое необходимое за один раз. И все равно, стоя в очереди, я просто физически ощущал, как уходит время.

Через сорок минут я остановился на дороге, ведущей к усадьбе Фэн Цзы, заглушил двигатель, нашел более-менее удобный съезд в лесополосу и спрятал мотоцикл в густом ивняке. До внешнего периметра охраны оставалось чуть меньше двухсот метров. Их я преодолел перебежками, а кое-где и ползком — здешний начальник охраны не зря ел свой хлеб. У любого другого нарушителя не было бы шансов. Но не у меня, ведь Фэн Цзы приобретал охранные системы не у специалистов Цеха. Для нас это давно пройденный этап.

Можно было бы вообще отключить внешний контур и спокойно подойти к самым воротам, но это могло вызвать потом ненужные вопросы. Не стоило оставлять следы более совершенных технологий, чем может раздобыть любой дилетант. Я предпочел скачать на коммуникатор схему ловушек и прокрасться по «мертвым зонам». Из этих же соображений я отказался от мысли дистанционно запереть охранников в пропускном пункте и отрубить связь.

Стащив со спины рюкзак, я разложил на траве покупки.

Можно было бы придумать что-нибудь более изящное, но поджимало время. Потому я действовал грубо и прямолинейно.

Через пару минут по обочине к пропускному пункту заковылял игрушечный вездеход. Сверху я закрепил на нем кусок дерна, так что заметить его, особенно через камеру наблюдения, было практически невозможно. Самым трудным оказалось заставить его преодолеть пять ступенек до двери. Но я заранее предвидел это препятствие — на снимках со спутника крыльцо было отчетливо видно — и купил шагающую модель.

Три минуты спустя вездеход замер на верхней ступеньке.

Я навел на окно пропускного пункта сканер. Внутри находилось четверо охранников. Двое играли в нарды, один спал, еще один смотрел телевизор. Да уж, никакая самая совершенная техника не поможет, если дисциплина ни к черту. Впрочем, мне это только на руку.

Десять минут ушло на то, что бы вездеход промазал соединение двери и косяка строительным составом. Баллончик с ним я закрепил на корпусе вездехода, распыление началось по сигналу с пульта. Состав затвердел намертво через пять минут после распыления.

Я вновь приник к окуляру сканера. Охранники продолжали заниматься своими делами. И прекрасно.

Кроме вездехода, в отделе игрушек я купил радиоуправляемый вертолет. Вот с ним пришлось повозиться. Не так-то просто попасть при помощи примитивной модели, которую к тому же постоянно сносит ветром, в отверстие диаметром в десять сантиметров. Тем не менее, после пяти минут размахивания пультом, комок силикатного волокна, пропитанный кислотой, упал на решетку вентиляции. Производители вентиляции никак не предполагали, что на их изделие будет воздействовать что-то крепче обычного кислотного дождя. Мой «презент» быстро разъел решетку и провалился в глубь вентиляции. Я набрал код, и укутанный в силикатное волокно контейнер открылся.

Конечно, приобрести в обычном супермаркете нервно-паралитический газ невозможно. Но достаточно разбираться в химии чуть лучше школьной программы, и из легально продаваемых в аптечном киоске и отделе бытовой химии ингредиентов можно состряпать приемлемую замену. Мой состав действовал не так быстро, как армейские образцы, но только потому, что я делал его буквально на коленке. Была вероятность, что кто-то из охранников успеет сообразить, что происходит, и нажмет тревожную кнопку. Но я сделал ставку на человеческую психологию и не ошибся. Когда действие газа стало очевидным, ни один из троих бодрствовавших охранников не подумал поднять тревогу. Все бросились к двери, возле которой и полегли, не сумев ее открыть.

Я подошел к забору рядом с пунктом охраны и спокойно забросил на него «кошку». Внутри сторожки надрывался сигнал с внутреннего контура, сообщающий о его прорыве. Но отреагировать на него было некому: охрана будет в отключке часов пять-шесть.

Перебравшись через стену, я оказался в огромном парке. Спутниковые снимки не давали полного представления о размерах усадьбы. Да, неплохо живут бандиты. Мне понадобилась пару минут, чтобы определиться со следующей целью.

Двухэтажный особняк высился метрах в трехстах от меня. В парке — ни души.

Я вызвал на экран схему внутренней охраны усадьбы. Информация с нее шла уже не в сторожку, а прямо в особняк. Не страшно: я знаю все проходы и «мертвые зоны»…

Тяжелый пронизывающий рокот донесся из особняка. Казалось, внутри кто-то пытается запустить реактивный двигатель. Одновременно я почувствовал колебания древних сил. Да еще какие! То, что происходило во время жертвоприношения в «Воробьиных полях», было как ручная динамо-машина в сравнении с этой… атомной электростанцией!

Меня тряхнуло, несмотря на расстояние. Что за чертовщина там…

Алиса!

Понимание этого пришло одновременно с новой пульсацией силы — на этот раз такой мощной, что в особняке разом вылетели все стекла. Идиоты! Они попытались что-то сделать с девушкой, напугали ее до смерти, и она обрела силу сидов. Власть обращаться к древним силам природы, к самой основе Мироздания.

Следующей мыслью было злорадное: «Давай! Надери этим ублюдкам задницы!»

Но я тут же понял, что ничего веселого не происходит. Алиса росла, как обычный человек, и понятия не имеет, как управляться с обретенной силой. Она не только для других опасна, но и для самой себя!

В подтверждение моих мыслей над особняком начали собираться облака. Воздух наполнился тяжелой вибрацией, словно рядом были мощные генераторы.

Я ввел себе дозу форматора и двинулся к дому. Передвигаться было тяжело, будто я шел по плечи в воде. Разбуженная Алисой сила отторгала меня, несмотря на активизированную форматором защиту.

Древнее нечто в особняке бушевало во всю, в небе над усадьбой уже скрутилась воронка из облаков, черная, пронизанная сполохами электрических разрядов. Из особняка выскочили несколько китайцев.

Проклятье! У меня нет времени драться!

Я приготовился к схватке, но бегущий первым китаец вдруг закрутился винтом и упал на аккуратно подстриженные кусты. Почти сразу за ним повалился лицом в землю второй. Прежде чем упал следующий, я успел заметить черную дырочку, возникшую у него во лбу.

Кто-то отстреливал моих противников! Но кто?

Размышлять об этом было некогда. Помогают? Ну и хорошо. Не так уж важно, почему — не в моем положении перебирать союзниками. Потом разберемся. Если это «потом» будет.

Давление силы исчезло так неожиданно, что я невольно сорвался с места и пробежал несколько шагов по инерции, чтобы не упасть. Неужели… Нет, не может быть! Она просто устала.

Я вбежал через распахнутые двери и оказался в огромном вестибюле. Да уж, Фэн Цзы не жалел денег на отделку своего особняка! Стены с декоративными колоннами закрывали панели из белого мрамора, в позолоченных нишах раньше стояли огромные вазы из малахита. Сейчас они, расколотые, лежали на полу, как и обод громадной люстры в луже хрустального крошева. Мраморные панели пошли трещинами, кое-где из них вывалились целые куски. Даже паркет местами лопнул и стоял дыбом.

В коридоре следы призванной Алисой стихии были еще заметнее… Впрочем, какие к черту следы? Коридора как такового больше не было. Кучи обломков и мусора. Впечатление такое, словно в центре дома взорвалась бомба. И там же — в центре — слышались голоса людей.

Я узнал один из них и стал пробираться через завалы.

Ближе к эпицентру «взрыва» обломков было меньше: видимо, их просто унесло. Я не ошибся, Алиса была здесь. Правда, рядом с ней стоял какой-то толстый китаец, но он не выглядел опасным, да и с Алисой разговаривал вполне дружелюбным тоном. Сим! Наверняка это он! Заснять таинственного друга, уговорившего девушку погостить в «Воробьиных полях» нашим агентам не удалось: получался лишь размытый силуэт. Но словесные описания подходили. Откуда он здесь? Работал на Фэн Цзы? Или, скорее, организация Фэн Цзы — часть Вертограда? Или вообще вся триада подчиняется луддитам? Нет, это сомнительно. Старый Жунчжи умнее своего отпрыска.

Я перелез через очередную кучу обломков и направился к Алисе. Увидев меня, она застыла, прижав к груди сжатые в кулаки руки, и глаза у нее стали большие-большие.

Подошел, обнял ее.

Тихо сказал:

— Прости, что я так долго.

Алиса задрожала, из ее глаз потекли слезы.

— Они… они хотели меня на органы-ы-ы…

— Что?

— Тут, в подвале, вырезают органы и продают… И еще в гаремы продают…

Вот оно как. Я достал коммуникатор, но он не работал. Ну да, не удивительно: странно, что вообще не сгорел рядом с Алисой в ее нынешнем состоянии.

— Как только выберемся отсюда, я позвоню в полицию. Виктор, кажется, уже вышел из госпиталя. Сделаю ему подарок — может, наконец, звездочку получит. Пойдем.

Алиса послушно двинулась за мной, но молчавший все это время Сим каким-то образом оказался у нас на пути. Игнорируя меня, он обратился к Алисе:

— Пойдем со мной. Я отведу тебя в твой дом. Настоящий дом! Зачем тебе этот город? Он смердит, в нем нет ничего живого. Даже люди, словно ходячие трупы. Тебе ведь было хорошо в «Воробьиных полях». Пойдем.

Я криво усмехнулся. Бросил едко:

— Что бы ей там перерезали горло в честь какого-нибудь деревянного божка?

Алиса дернулась, как от удара. Мне было жалко ее и стыдно вот так растравливать незажившие раны, но этого гладкого жреца нужно было задавить любой ценой.

— Не слушай отступника! Никто тебя не посмеет и пальцем тронуть. Ты наша сестра, ты одна из истинных сидов…

— Ах, ну да, — прервал я его. — Тебе это не грозит. Ты для них слишком ценное приобретение. Будешь трудиться на благо общины, и тебя не тронут. Даже позволят присутствовать на жертвоприношениях, смотреть, как режут горло обычным девочкам — тем, у кого способностей нет…

— Это был ее собственный выбор! Она добровольно согласилась стать летней невестой! Ты говоришь о том, чего не понимаешь! Она пожертвовала бессмысленным существованием ради других!

— Ага. Как те несчастные, которых потрошили в здешнем подвале.

Алиса вновь сжалась у меня в объятиях.

Сим заволновался. Произнес быстро:

— Я уже объяснил. Это затеял Фэн Цзы, мы ничего не знали о его бизнесе…

— Конечно, — я вложил в голос максимум яда. — Пойдем, Алиса. Теперь тебе незачем прятаться. Я отвезу тебя домой. А то, небось, Бублик по тебе соскучился.

Лицо Сима осталось добродушным, но я уловил за бесстрастной маской напряженную работу мысли. Мое появление нарушило его планы.Останься он с Алисой наедине — заболтал бы, убедил, что никаких злодеяний не было, а если что и было, так это случайно, Вертоград тут не при чем. Возможно, у него бы получилось и в моем присутствии. Этот тип явно из высших сидов Вертограда, а они умеют складно говорить. Но у меня козырь, побить который Симу нечем. Как ни цинично это прозвучит, но Алиса меня любит, а Сим — всего лишь друг.

А вообще, мне все это надоело. Я подхватил Алису на руки и направился к ближайшему пролому в стене.

— Тебе совсем не обязательно что-то решать прямо сейчас. Я отвезу тебя домой, ты придешь в себя и обдумаешь все, что произошло…

Откуда выскочил этот урод, я не заметил. Видимо, прятался где-то среди развалин. Лицо Фэн Цзы, густо покрытое пылью и штукатуркой, напоминало лицо злого мима. Разрушение особняка явно повредило его психику, но пистолет, нацеленный мне в переносицу, он держал вполне уверенно.

— Куда собрался?

Я остановился, бросил взгляд на пистолет и покачал головой.

— Не стоит этого делать.

— Что?

— Это Глок-32, последняя модель. Луддитам, даже низшим, следует пользоваться оружием попроще, лучше всего — холодным. Он не выстрелит.

Не стану врать: на самом деле я не чувствовал той уверенности, с которой это говорил. Такие вещи никогда не знаешь наверняка. С другой стороны, пистолет только что познакомился с силой сидов…

В следующее мгновение голова китайца дернулась, и он упал на пол с дыркой в виске. Алиса вскрикнула и спрятала лицо в куртку у меня на груди. Не знаю, кто этот невидимый стрелок, но с меня причитается.

Сим за нами не пошел. Не думаю, что испугался снайпера. Сида не так-то легко убить. Просто осознал, видимо, что сейчас Алису убеждать в чем-то бесполезно.

Когда я подходил к воротам, из-за верхушек деревьев вынырнули два вертолета и зависли над усадьбой. Из них по тросам вниз соскользнули черные фигурки. Полиция? Спецназ? Вряд ли. Готов поклясться, это кто-то из Цеха.

Моя догадка подтвердилась. Один из десантников — высокий, поджарый как борзая — направился в нашу сторону. Не доходя шагов пяти, он остановился, снял шлем. Я с удивлением понял, что это женщина. Подмастерье или даже Мастер.

— Что с девушкой? Она ранена?

— Нет. Слишком сильный выброс силы.

— Стой здесь. Сейчас дам команду вертолету подобрать вас.

— Не нужно…

— Нужно, — оборвала меня валькирия. — Как ты ее собрался везти? Привяжешь к себе веревками? Вот то-то и оно. Не дергайся, это особые вертолеты, долетите.

Точно Мастер, хотя раньше в Цехе я ее не встречал. Ну да Мастеров тысячи, они работают по всему миру, так что не удивительно, что мы не пересекались. Судя по ухваткам — чистильщик.

— Я везу ее домой!

— Не кипятись. Никто с тобой и не спорит. Домой так домой.

Алиса так и не произнесла ни слова. Ни пока я нес ее на руках, ни когда мы забрались в вертолет, и огромная вибрирующая машина несла нас к центру города. Когда вертолет приземлился на крыше одной из высоток, оборудованной вертолетной площадкой, Алиса все так же молча вышла из него и позволила увести себя. Ни в лифте, ни по дороге к ее дому мне не удалось ее разговорить. Оказавшись в квартире, она сразу заперлась в ванной. Я, чувствуя себя извращенцем, просунул под дверь микрокамеру. Плевать. Главное — если бы она надумала совершить какую-нибудь глупость, я успел бы выломать дверь. Но Алиса просто набрала в ванную воды, и лежала в ней, закрыв глаза.

И все равно все те полчаса, что она оставалась там, я места себе не находил.

Только когда Алиса вышла и забралась в кровать я, наконец, расслабился.

— Ты, наверное, хочешь побыть одна? Извини, я сейчас не могу уйти. Я буду на кухне. Если что-то случится…

Алиса, не оборачиваясь, указала на место рядом с собой.

Я лег, осторожно обнял девушку.

Услышал ее шепот:

— Не отпускай меня. Пожалуйста.

ПЕРСПЕКТИВА 2

+230 дней к текущему времени.

Джейсон вошел в кофейню, окинул взглядом столики и сразу выделил один, у большого, во всю стену, окна. Было время ланча, но погода стояла такая чудесная, что нашлось мало желающих тесниться в маленьком зале. Многочисленные клерки оккупировали скамейки и парки, в кофейне было всего шесть посетителей. Один из них — высокий, подтянутый негр с шикарной гривой седых волос — помахал рукой Джейсону. Полковник сдержанно кивнул и занял место за столиком напротив. Огляделся, недовольно проворчал:

— Что, серьезно соскучился по мне, па? Становишься сентиментальным к старости!

— Какой нахрен старости, сынок? Мне всего восемьдесят пять. А чувствую себя на тридцать!

Джейсон скривился.

— Да уж. Я наслышан. Па, это уже выходит за рамки! Ну, трахаешь ты эту шлюху — рад за тебя! Но, ради Бога, зачем было жениться на ней? Ты видел, что творилось в новостях? Уильям Тампа, девяностолетний конгрессмен, женится на тридцатилетней стриптизерше! Вау! Как трогательно! Отец, неужели ты веришь, что она тебя любит? Выставляешь себя на посмешище.

— Во-первых, я прекрасно знаю, что она любит мой счет в банке. Во-вторых, мне плевать. Когда ты доживешь до моих лет — если доживешь, — то поймешь, насколько становится похрен на то, что о тебе думают окружающие. Но я тебя вызвал не для того, чтобы обсуждать мою семейную жизнь.

— Представь себе, я догадался. Хотя мог бы просто позвонить. У меня тут кризис на носу, а я тащусь через весь город, что бы выпить поддельного кофе в сомнительной забегаловке.

Конгрессмен с сомнением посмотрел на чашку, отпил глоток и проворчал:

— То-то мне показалось, вкус не тот. Я уж подумал, это у меня старческие капризы начинаются.

— Па, давай к делу.

— М-м-м… Собственно, дело как раз в кризисе, о котором ты упомянул. Об этом пока еще никто не знает, но принято решение отправить к берегам Марокко два авианосца с сопровождением.

— Чего?

— Тихо ты!

Конгрессмен украдкой огляделся и понизил голос.

— Это пока не известно даже министру обороны. Если точнее, об этом кроме меня знают только пять человек. Теперь еще и ты.

— За что такая честь? Я же всего лишь тупой солдафон.

— Джейсон, неужели ты до сих пор обижен на слова, которые я сказал… м-м-м… почти тридцать лет назад? Не пора ли повзрослеть? Да, я готов признать, что ошибался тогда. Ты сумел сделать карьеру в войсках, хотя все равно… лучше бы ты принял семейный бизнес. Ну, ладно! Не дуйся, тебе же не десять лет. Я готов признать, что в сложившейся ситуации мне весьма кстати пришлось то, что ты руководишь проектом «Валькирия».

Джейсон отодвинул чашку с кофе и выпрямился на стуле.

— Давай, колись. Во что ты хочешь меня втравить?

— В небольшую спасательную операцию. Ты ведь знаешь ситуацию с беженцами на границе с Исламским Союзом?

— Вот дерьмо! — Джейсон стиснул кулаки так, что раздался явственный хруст. — Вы решили воевать? Зачем? Черт, отец, неужели вы не понимаете, во что лезете?

— Тихо! — повторил конгрессмен. — Представь себе, понимаем. Допусти на мгновение, что есть обстоятельства, о которых ты не знаешь. И которые требуют вмешательства наших войск в ситуацию с беженцами.

— И что это за обстоятельства?

— Тебе этого знать не нужно, — отрезал Уильям Тамп. — Решение принято, завтра ты получишь приказ погрузить своих парней на авианосец «Барак Обама». Я не об этом хотел с тобой поговорить.

— Даже не об этом? Какие еще новости меня ждут?

— Перед вылетом с базы в твою группу будут зачислены еще десять бойцов.

— Погоди, погоди. Что за бред ты несешь? У меня особая группа, я каждого человека подбирал сам и, можно сказать, вырастил. Они подогнаны друг к другу как детали винтовки. Им даже разговаривать между собой не надо. И ты хочешь, что бы я в этот отлаженный механизм добавил десять придурков, о которых ничего не знаю?

— Не кипятись. Это бойцы высшей пробы.

— Нет.

— У тебя нет выбора.

— Вообще-то, есть. Как начальник проекта «Валькирия» я могу подать рапорт напрямую президенту.

Конгрессмен вздохнул.

— Вот потому я с тобой здесь и встретился, Джейсон. Не хотелось прибегать к этому, но ты мне не оставил выбора.

Он достал из внутреннего кармана пластиковый конверт и положил на стол между собой и полковником. Посмотрел на сына тяжелым взглядом.

— Здесь то, что ты ни за что не хотел бы увидеть. Узнав эту информацию, ты уже никогда не будешь прежним. И тебе придется выполнить мои просьбы, иначе такой же конверт попадет в СМИ. Твоя карьера и доброе имя будут смешаны с дерьмом. А меня будут судить и упекут за решетку лет на сто. Впрочем, как ты понимаешь, для меня даже срок за хулиганство может стать пожизненным. Но ты можешь поверить мне на слово и просто выполнить две мои просьбы, сохранив душевное равновесие. Решай.

— Две просьбы? А вторая какая? Захватить авианосец и отправиться на нем завоевывать Австралию?

Конгрессмен не отреагировал на иронию Джейсона, молча подвинул к нему конверт.

— Да ты блефуешь!

Полковник схватил конверт и высыпал из него на стол несколько листов бумаги, какие-то бланки и фотографии. Разложил перед собой. При взгляде на фотографии под ложечкой засосало. Он еще не знал, что перед ним, но испытал отчетливое ощущение, что напрасно не послушал отца.

На фотографиях была его Бонни и какая-то незнакомая белая девочка. Фотографии с дочкой он узнал — большую часть из них делали в больнице для истории болезни. Белая девушка тоже была сфотографирована в больничном интерьере, но явно в больнице подешевле.

Впрочем, оно и понятно. Когда в тринадцать лет у Бонни обнаружили рак, Джейсон поместил ее в самую лучшую клинику. Лечение затягивалось и требовало все больше вложений. Ему пришлось даже обратиться за помощью к отцу, чего он никогда раньше не делал. Уильям Тамп навел справки через своих деловых партнеров в разных странах и, в конце концов, увез девочку в какую-то маленькую клинику в Швейцарии. Через полгода Бонни уже могла сама ходить по палате, а через год была совершенно здорова.

Теперь Джейсон читал выписки из истории болезни — из настоящей истории болезни, а не той, которую ему передал хозяин клиники, выписывая девочку. Рассматривал копии договоров, расписки, показания свидетелей. Только на фото белой девушки старался больше не смотреть. Не осмеливался.

— Как ты мог? — пробормотал он, борясь с тошнотой. — Господи… отец…

— Заткнись, — буркнул конгрессмен, сходил к бару и принес Джейсону стакан холодной минералки. — Что ты из себя девственницу строишь? Тебе же приходилось убивать. Причем, своими руками. А я даже не видел эту девчонку. Просто… мне предложили, и я согласился.

— Я убивал врагов! — возмутился Джейсон. — Это была война! Либо они, либо я!

— А что мне было делать? — прошипел в ответ конгрессмен. — Смотреть, как моя внучка умирает? Моя кровь и плоть! А эту… белую я никогда не видел, и плевать мне на нее. Ты не о том сейчас должен думать.

Джейсон спрятал фотографии в конверт и брезгливо перебросил через стол — на колени отцу. Первоначальный ужас и отвращение сдвинулись на задний план под напором более актуальной опасности.

— Кто-то это заранее спланировал, — произнес он. И сам же возразил себе: — Но это же было восемь лет назад. Кто будет ждать с шантажом восемь лет?

Отец посмотрел на него, как на наивного ребенка.

— Какие восемь лет, Джейсон? Меня взяли за жабры еще когда Бонни лежала на операционном столе. Скажу больше: соглашаясь на операцию, я уже знал, что меня будут шантажировать. Но это же было ради Бонни. И…

— И ты прикрывал меня, — закончил за него Джейсон. — Когда шантажист требовал, что бы я что-то сделал, ты устраивал все так, чтобы меня отстранили от операции. А потом использовал свои рычаги, что бы надавить в нужных местах. Так ведь было? Я помню несколько странных случаев.

Уильям Тамп ответил насмешливым взглядом.

— Только не воображай, что я это делал ради тебя. Просто не хотел, чтоб, в случае чего, Бонни осталась сиротой. Я бы и в этот раз добился, чтобы отправили кого-нибудь вместо тебя. Но он настаивает, чтоб к операции привлекли именно «Валькирию». Не знаю почему. Так что будь осторожен.

— Ты говоришь так, словно я уже дал согласие.

— А ты готов спустить в унитаз всю свою жизнь? Готов к тому, что Бонни узнает, что живет благодаря смерти другого человека?

Джейсон выругался. Старик был прав.

— Можно ведь найти этого ублюдка…

— Даже не пытайся. Ты что, не понимаешь? Это же не один человек, это организация. И ты не представляешь масштабов их деятельности. Впрочем, я тоже. Могу только догадываться по тому, как и какие решения принимаются в последние годы. Многих в Конгрессе держат за шары те же самые люди.

— И что делать? Сдаться? Быть их марионетками?

— У тебя есть другие предложения? В том-то и дело.

— Хорошо, я понял, — вздохнул Джейсон. — Я включу этих твоих бойцов в группу. Что еще?

— Ни ты, ни твои ребята не будут пытаться выяснить, кто эти люди. Рассматривайте их как груз. Принимаете на борт, охраняете от любопытных моряков в дороге, сдаете по прибытии.

— Сдаем?

— Да. Это вторая моя просьба. Или приказ. Что бы ты ни думал, вы отправляетесь туда не воевать. Мы надеемся, что достаточно будет психологического давления, что бы Исламский Союз пошел на уступки. Там ведь тоже не дураки. В общем, пока они на что-нибудь не решатся, авианосцы будут болтаться в виду марокканского берега. А вы будете охранять лагерь беженцев. Так вот, твоя задача незаметно доставить на берег этих парней под видом твоих солдат. А потом забыть о них навсегда. Все понятно?

— Да.

Джейсон встал, не прощаясь, и пошел к двери. На пороге все же обернулся, поймал взгляд отца. Хотел что-то сказать, но только махнул рукой и молча вышел из кофейни.

ГЛАВА 9

Еще вчера Илья Вершинин был никем.

Нет, это, разумеется, преувеличение. Он был успешным бизнесменом, владельцем сети магазинов самообслуживания, мужем известной в узких кругах певицы, отцом трех очаровательных дочерей, страстным яхтсменом и скалолазом.

И все это с обязательной приставкой «средний». Средний бизнесмен, средний яхтсмен, средний скалолаз. Как утверждала жена, муж из него тоже был средний. О том, каким он был отцом, Илья не задумывался. Его представления о роли отца в семье были весьма туманны. Его собственный отец — Олег Вершинин — к общению с сыном снисходил редко, а когда снисходил, общение заключалось в длинных нотациях о том, что из себя должен представлять «настоящий мужик».

Если верить отцу, настоящим мужиком Илья так и не стал, хотя именно эти лекции когда-то побудили его добиваться руки именно певицы — звезды! — и заняться скалолазанием. Но одобрения отца он так и не получил. И не удивительно. Любые успехи смотрелись бы мелко рядом с жизнью Олега Вершинина, поднявшегося из обычной автомастерской в кресло хозяина крупнейшей международной корпорации «Меркурий». Весь бизнес Ильи не стоил доходов этой корпорации за день. О чем отец не уставал напоминать.

И вот его больше нет.

Странная смерть. Обыденная и странная одновременно.

Отец никогда не жаловался на здоровье. Впрочем, это было как раз в его характере. Но ведь и их домашний врач никогда на проблемы со здоровьем главы семьи даже не намекал.

— Странная смерть…

Илья резко обернулся. Человек, столь внезапно озвучивший его мысли, стоял в дверях, засунув руки в карманы широких старомодных брюк, и блуждал рассеянным взглядом по комнате.

— Он ведь был здоров как бык в свои-то шестьдесят.

Илью покоробило это сравнение, но он вежливо спросил:

— Простите, вы кто?

— Старший лейтенант Колесников. А вы?

— Вершинин. Илья Олегович, — ответил Илья, испытывая острое ощущение абсурдности разговора и, заодно, обиду: — Неужели смерть моего отца поручили расследовать старшему лейтенанту?

— Почему сразу расследовать? В смерти вашего отца нет ничего криминального. Или есть?

Илья помолчал, разглядывая полицейского и пытаясь угадать, что это за тип. Но никаких особых выводов в голову не приходило. Вот отец — тот умел составить мнение о человеке буквально после обмена двумя-тремя фразами.

— Вы правильно заметили, мой отец был абсолютно здоров. Он занимался спортом, ел только натуральную пищу, жил по распорядку, составленному врачами. Он не был, как это часто бывает у бизнесменов, трудоголиком, любил себя и берег. Потому его смерть вызывает у меня подозрения.

Полицейский кивнул.

— Я уже заглянул в результаты его последнего обследования. Ни-че-го. Он мог бы в космос летать. Но есть одна странная деталь… м-м-м… скажите, вы знали человека по имени Фэн Цзи?

— Фэн Цзи… Нет. Я бы запомнил. Имя, знаете ли…

Илья почувствовал, что говорит слишком торопливо, что в голосе появились ненатуральные ноты. И что полицейский это видит.

Ублюдок Фэн! Неужели из-за него?

— Странно. Видите ли, этот Фэн Цзи недавно погиб. Буквально на днях. Он занимался очень грязным бизнесом. Так получилось, что всю бухгалтерию и все деловые записи он вел по старинке, на бумаге. Была у него такая причуда. Часть из них была уничтожена, но часть нам удалось заполучить. В том числе — записную книжку с телефонами.

Илью пробил холодный пот. Они все знают!

— Я думаю, мне следует позвонить адвокату. Дальше я буду разговаривать с вами только в его присутствии.

Полицейский поднял руки в успокаивающем жесте.

— Бог с вами, Илья Олегович. Я ни в чем вас не обвиняю. Это просто запись в телефонной книжке. Мало ли откуда телефон вашего отца мог быть у Фэн Цзи? Правда, там есть приписка «желудок», но что она означает, мы можем только догадываться. Кстати, вы ведь в детстве сильно болели. Не помню, как называется эта болезнь — когда клетки желудка перестают восстанавливаться достаточно быстро. Как вы сейчас себя чувствуете?

— Без комментариев.

Полицейский кивнул.

— Как хотите. Вы зря испугались. Доказать, что операция вам была сделана нелегально, мы не сможем. Ваш отец хорошо замел следы. Даже если докажем — это преступление вашего отца, а не ваше. Не вырезать же вам теперь желудок. Живите спокойно.

Полицейский развернулся и направился к дверям.

— Зачем вы вообще приходили?

Полицейский остановился. Ответил с иронией в голосе:

— Вы же не хотели со мной говорить? Передумали? Ладно. После операции Фэн Цзы решил, что сможет держать вашего отца на крючке, шантажируя соучастием в преступлении. Похоже, он проделывал этот трюк со всеми клиентами. Но в этот раз щука попыталась проглотить акулу. Олег Вершинин каким-то образом сам взял Фэн Цзи за горло. Кажется, это называется «мексиканская ничья». Они годами держали друг друга на прицеле. Но потом Фэн Цзи убили. Совсем другие люди и за совсем другие дела. И почти сразу умирает ваш отец. Напрашивается вывод: его убили те, кто стоял за Фэн Цзи. Но почему только сейчас?

Илья глубоко вдохнул и, решившись, произнес:

— Когда отец узнал об убийстве Фэн Цзи, он явно обрадовался. Ну… Вы сами сказали про «мексиканскую ничью». И вот кто-то завалил его противника, и угрозы больше нет. Но потом ему кто-то позвонил. Видимо, преемник китайца. Вот этого отец уже не выдержал. Мне рассказал наш начальник безопасности — отец разговаривал при нем. Сначала говорил тихо, Борисов не смог разобрать о чем. Но под конец взорвался и орал в полный голос что-то вроде «Вы не знаете, на кого наехали!» и «Я вас в асфальт закатаю!». Телефон растоптал. Но потом успокоился и просто приказал Борисову усилить охрану. Сказал, что начинает войну. И веселое что-то, типа, приятно вспомнить молодость. А сегодня вернулся домой, вошел в кабинет и вдруг рухнул, как подкошенный. Я думал — просто из-за стресса…

Полицейский хмыкнул.

— Приятель, он начинал свой бизнес в девяностые прошлого века. Эти люди от стресса не умирают. Судя по распоряжениям Вершинина, он начал финансовую атаку на несколько фирм.

— Откуда вы знаете?

— Разве в этом мире возможно что-то скрыть. — Полицейский шутовски развел руками. — Теперь вы рулите корпорацией…

— Я? Нет, конечно! Никто меня не допустит к управлению. Я просто один из вкладчиков. Конечно, у меня контрольный пакет акций, но если я попытаюсь реально управлять «Меркурием», против меня ополчится весь совет. Да я и сам понимаю, что не справлюсь.

— А хотели бы?

— Это бессмысленный вопрос. Мне не позволят.

— А если бы на вашем месте оказался отец? Что бы он сказал?

Илья невольно улыбнулся.

— Для него этот вопрос и не стоял бы. Он никогда и никому не согласился бы подчиняться. Но меня задавят юридически и финансово. И я просто не знаю, как управлять такой махиной.

— А если вам захотят помочь?

— Кто? Полиция?

— Нет, конечно. Есть люди, которые хотели бы, чтоб война, начатая вашим отцом, продолжалась. В их возможностях сделать так, чтобы совет утвердил вас на место отца. И они готовы помогать. А это очень серьезная поддержка.

— А взамен?

— В современном мире золотой меч сильнее булатного. Этим людям нужен золотой меч.

— Если я откажусь?

Полицейский развел руками.

— Откажитесь и откажитесь. Не буду врать, вряд ли враги вашего отца станут давить и на вас. Вы им не опасны, а значит, не интересны. Будете спокойно жить на проценты. Рулить своей уютной маленькой фирмой. Состаритесь и умрете.

— Я вас понял. Мне…

— Вам нужно подумать, я понимаю. Позвоню завтра…

— Я сам позвоню вам. Когда приму решение.

Полицейский расплылся в улыбке.

— Мне кажется, я знаю, какое решение вы примете.

Алиса

Это было странное чувство.

Наверное, так чувствует себя только что вылупившийся птенец. Исчезли границы, которые до этого момента казались единственно возможным миром, и вдруг получилось, что мир гораздо больше и ярче. Исчезли путы, о которых Алиса и не подозревала: ведь если с рождения ничего другого не знаешь, то как понять, что это «другое» вообще существует?

Нет. Она знала!

«Мама, папа! Смотрите как я могу!»

«Ох, Алиска, прекрати! Это опасно!»

«Ничего с ней не будет! Алиса, спускайся немедленно!»

Ничего опасного. Невидимый великан держит ее на поднятой ладони аккуратно, даже нежно. Он ни за что не допустит, что бы Алиса упала. Хотя, наверное, маме с папой этого не понять. Вот странно! Почему-то взрослые не могут того, что легко дается ей. И очень пугаются, когда она хвастается чем-то этаким.

Знала, но старательно забыла!

«Уходите! Уходите быстро».

«Я не уйду без тебя!»

«Нет. Я уведу их. Надо запутать следы. Я смогу».

«Я ненавижу…»

«Нет. Не говори так. Она не виновата. Если кто-то и виноват, то это я. Нельзя было… Мастер предупреждал…»

«Замолчи! Это она! Мы же просили! Мы просили столько раз!»

«Не говори так! Она — часть меня, которая останется с тобой…»

Она внушила себе, что крылья лишь плод ее детских фантазий. Что они бывают только такими — сложенными за спиной, спеленатыми, как у всех людей. Что иначе не бывает. И вот, крылья расправились, и стало ясно, что вот-вот — только суметь взмахнуть — и полетишь.

Но было и другое. Вернулось ощущение огромного холодного пространства вокруг. Пустого и беспощадного. Да, она свободна, но за эту свободу придется расплачиваться. Да и свободна ли?

— Ты знаешь, почему я так нужна Вертограду?

Данила помолчал, с некоторым удивлением буркнул:

— Знаю, конечно. Тебе суждено найти тринадцатую центурию Нострадамуса.

— Я не об этом.

Алиса перевернулась на спину, посмотрела на Данилу.

— Иволгин прислал мне перевод тех катренов, что мы ему оставили.

— Серьезно? — Данила даже привстал с кровати. — Это же здорово!

— Как сказать. Дело в том, что… в общем, лучше сам прочитай.

Данила неохотно покинул кровать, включил компьютер. Алиса старалась к технике не подходить. Данила уже объяснил ей, что в моменты эмоциональной нестабильности — не важно, приятные это эмоции или плохие — сиды генерируют поле, нарушающее работу техники. И чем сложнее техника, тем сильнее на нее действует такое поле.

— Вот как.

— Прочитал?

— Да.

Алиса села в кровати, привычно уткнула подбородок в колени.

— Понимаешь? Если все будет продолжаться так, как сейчас, нас ждет война.

— Не обязательно.

— Если ты веришь в пророчество — обязательно. А если нет, то зачем твой Мастер настаивал на его поисках?

Данила выглядел смущенным. Эта мысль и ему приходила в голову. Сама суть пророчеств, предсказаний была противна всему, чему его учили. Будущее не может быть предсказано. Возможен только более-менее точный прогноз событий научными методами. Но уж никак не прозрения обдолбанных мухоморами шаманов. Или даже средневековых астрологов, если говорить о Нострадамусе.

Но Главный Механик очень серьезно отнесся к известию, что центурия может быть обнаружена. Похоже, он верит, что, руководствуясь катренами, луддиты и впрямь сумеют установить свою власть. Верит в гибель цивилизации, в миллиарды жертв. Настолько верит, что сумел этой верой заразить и Данилу. Черт! Да у него перед глазами стояли развалины городов, заросшие джунглями и стаи диких зверей, разгуливающие среди обломков в поисках случайно выживших людей.

Однако если так, значит, и первая часть пророчества верна. И если не дать луддитам осуществить их план… Война?

— И в этом случае погибнут все, — грустно заключила Алиса. — Истинные обещают спасти хотя бы миллиард! Данила…

— Да, блин! — Данила врезал кулаком по столу. — Только не говори, что лучше пусть погибнут девять миллиардов, если хоть один спасется. Какой ценой? Жертвоприношениями? Кто и как будет отбирать этот миллиард? Ты-то в него попадаешь — ты ведь сид! А остальные — те, кого не выберут? Готова подписывать смертные приговоры?

Он запнулся.

По лицу Алисы текли слезы.

— Прости. — Он попытался обнять девушку, но та оттолкнула его руки. — Алиса, прости меня! Я…

— Мне больно! — выкрикнула девушка сквозь слезы. — Не понимаешь? Мне больно. Ты не понимаешь! Ты думаешь, сид — это только сила? Вроде сверхспособностей из комиксов? Мы… мы же, как грибница…

— Что?

— Люди, и не только люди. Звери. Птицы, рыбы, даже насекомые. Каждое дерево, каждая травинка. Все связано, как грибница. Наша сила — чувство этой связи со всей живой природой. Чем сильнее это чувство, тем большей силой обладает сид. Но тем больше он испытывает боли! Я чувствую, как по траве во дворе этого дома идут люди. Я чувствую, как ломается каждая травинка.

Данила недоверчиво посмотрел на Алису и бросился к окну. По газону перед домом действительно шли два подростка.

— Ты…

— Нет, это можно терпеть. Но когда умирает человек. Там, в «Воробьиных полях», они не просто так стояли кругами. Они не давали разойтись боли жертвы. Но это было необходимо. Теперь я понимаю.

— Что ты такое говоришь?

— Не знаю. Не понимаю, что со мной…

Ее прервал стук в дверь. Данила подкрался к двери, осторожно глянул в глазок. Помедлив, решил все-таки открыть дверь.

— Чего надо?

Сим не обратил внимания ни на угрожающую позу Данилы, ни на оскорбительный тон, которым был задан вопрос. На лице азиата была написана тревога.

— Алисе плохо.

Это был не вопрос.

— После всего, что ты устроил.

Сим поднял на Данилу печальный взгляд.

— Ты видел пророчество. Я чувствую. Но давай не будем спорить сейчас. Алисе очень плохо, я могу ей помочь. Впустишь меня?

— Что, типа вампира — не можешь без приглашения?

— Боги, ну что ты несешь! Могу! Драться с тобой не хочу. Не хочу причинять девочке лишнюю боль, понятно тебе? Ну?

Данила молча отступил в сторону, пропуская незваного гостя.

Тот деловито проследовал в комнату, подошел к кровати и без всяких прелюдий обхватил голову Алисы ладонями. Заглянул в глаза и принялся что-то быстро говорить на незнакомом Даниле языке.

— Эй, ты что…

Но Сим уже отпустил девушку и отступил на шаг от кровати. Алиса потерла лоб и обвела комнату удивленным взглядом.

— Я… стоп… — Она задумалась на мгновение. Посмотрела на Данилу. — Я помню, как ты меня привез. И что было до этого. Но… как-то странно. Словно прочитала об этом.

Сим вразвалочку протопал к креслу, плюхнулся в него и невесело усмехнулся.

— Слишком резко пробудилась. Если бы ты воспитывалась, как положено сидам, то привыкла бы к слиянию душ и… м-м-м… к плате, которую слияние взимает с нас. Но что случилось, то случилось. Мне пришлось закрыть твои чувства, иначе твоя душа пошла бы в разнос.

— Это же ты ее пробудил! Чем ты думал?

Сим вновь вздохнул, повторил:

— Ты читал пророчество. Осталось мало времени. Если не найти оставшиеся катрены, скоро полыхнет. И погибнут все. Понимаешь? Все! Я старался действовать постепенно. Но отступникам ведь обязательно нужно сунуть свой нос. Это из-за вас мне пришлось действовать такими жесткими методами.

— Из-за нас? Фэн Цзы — твой подчиненный! Почему ты не приказал ему оставить Алису в покое?

— Да откуда мне было знать? — возмутился и Сим. — Если бы я знал, что ты участвуешь в боях, приказал бы вышибить тебе мозги, да и все! А вот ты мне скажи, зачем понадобилось убивать топтунов Фэн Цзы?

— Я-то откуда знаю.

Сим уставился на Данилу подозрительным взглядом, потом его лицо разгладилось и вновь стало добродушной маской.

— А ведь не знаешь. Как любопытно.

— О чем ты?

— Не важно, — отмахнулся Сим. — Сейчас я хочу знать, что вы дальше собираетесь делать?

— С какой стати нам тебе об этом докладывать?

— Я собираюсь искать оставшиеся катрены. И я, кажется, знаю, где их искать.

Данила возмущенно посмотрел на Алису.

— Прости, Дань. Сим прав. Либо так, либо погибнут все.

— А о людях ты подумала?

На Данилу внезапно обрушилась волна чудовищной боли. Он рухнул на четвереньки и смог только сипеть, пытаясь вдохнуть ставший вдруг раскаленным воздух.

— Оставь его! Не смей!

Боль схлынула. Данила, весь мокрый от мгновенно выступившего пота, почувствовал, как Алиса обнимает его и помогает дойти до постели. Прошло несколько секунд, прежде чем голова перестала кружиться.

Сим по-прежнему сидел в кресле, грустно разглядывая пол.

— Не смей кричать на нее, мальчишка, — тяжело произнес он. — Я тебе дал испытать то, что чувствует сид, когда умирает сразу множество живых существ. Это была всего лишь бойня. Одна из боен, поставляющих городу мясо. Всего лишь стадо свиней. А теперь представь, что будет с сидами в момент глобальной катастрофы, когда будут гибнуть сотни тысяч людей одновременно? Понимаешь?

— Но зачем тогда это вам?

— Затем, что так спасется хотя бы часть человечества. Когда-нибудь они возродят цивилизацию. И, может быть, не повторят ваших ошибок.

Данила криво усмехнулся.

— Очень благородно. Видимо, узнав, что сиды не надеются пережить затеваемый ими же Апокалипсис, я должен разрыдаться от умиления? Да плевать мне на вас. Хотите сдохнуть — пожалуйста. Только не надо остальных за собой тянуть. Я обещал защищать Алису, и буду защищать. Даже и от нее самой!

Сим встал, пространство вокруг него начало пульсировать.

— Ты слишком много о себе воображаешь, мальчишка!

— Серьезно? — Данила тоже встал и, стремительно выхватив из кармана шприц, приложил его к шее. Отбросил пустой и свел перед собой руки в защитном жесте. — Больше ты меня врасплох не поймаешь. Хочешь, я избавлю тебя от будущих мучений прямо сейчас?

Алиса увидела, что кожа Данилы становится серой с металлическим отливом. Как тогда, в «Воробьиных полях». Значит, ей не померещилось.

Между тем воздух вокруг парня начал потрескивать. Запахло как во время грозы. Алиса почувствовала отвращение Сима. Но и страх.

— Дагда все-таки сделал это! Какая мерзость!

— Взаимно, — парировал Данила. — Сам уйдешь или вышвырнуть?

— Прекратите!

Алиса встала между готовыми к драке мужчинами.

— Хватит!

Сим вздохнул, сердито дернул плечом, и пульсирующее поле вокруг него исчезло. Кожа Данилы приобрела нормальный цвет, воздух перестал потрескивать.

— Алиса…

— Дураки! Оба! Вон!

— Но Ал…

— Вон! Оба! Проваливайте! Хотите убивать друг друга — на здоровье! На улице!

Данила оделся, следя краем глаза за противником. Но Сим и не думал больше нападать. Из квартиры Алисы они вышли плечом к плечу. На следующей лестничной площадке Данила уселся на подоконник, всем своим видом демонстрируя, что не сдвинется с места.

— И что?

— А ничего. Я обещал ее защищать. Ничего не изменилось.

Сим потоптался на месте, буркнул:

— Она будет искать катрены.

— Это ее выбор.

— И передаст их мне.

— Я сделаю все, чтобы этого не случилось.

— Слушай, как ты смог простить его?

— Мастера? А с чего ты взял, что мне было, за что его прощать? Меня все устраивает.

— Чудовище!

— На себя посмотри!

Сим развернулся и стал спускаться по лестнице. На нижней площадке задержался на мгновение.

— Ты действительно готов дать погибнуть этому миру ради принципов Цеха?

— Ты не понял. Не ради принципов. Ради Алисы.

* * *

Розенблейд опустила бинокль. Этот человек был ей знаком.

— Ален, взгляни.

— М? — напарник взглянул в бинокль. — Вчера видел его у китайцев. Хотел подстрелить, да он все время плавал.

— Хорошо.

— Что?

— Что не выстрелил.

— А.

Значит, они могли встретиться еще вчера. Но он ушел раньше, чем чистильщики высадились в усадьбе Фэна Цзы. Что ж, не удивительно. Одним бесспорным талантом Сим владел: чутьем на опасность.

Сим вошел в подъезд дома, в котором жила Алиса. Значит, это он — один из контактов Алисы, обозначенный в досье как Цзы Сим, бывший коллега и доверенный друг. Как удивительна порой игра судьбы. Розенблейд улыбнулась.

— Мне пойти за ним?

Розенблейд задумалась над предложением Алена. Китаец опасный тип, а их наняли прикрывать Алису. С другой стороны, Мастер отдал однозначный приказ: наблюдать. Вмешиваться разрешается только в случае явной опасности.

— Старик верит в своего оловянного солдатика, — проворчала она. — А он почти никогда не ошибается. Вмешаемся, если начнется драка.

Ален пожал плечами и вновь уставился в окуляр сканера. Они расположились на том самом месте, где сложили свои головы топтуны Фэн Цзи. Отсюда было прекрасно видно и слышно все, что происходит в квартире Алисы. Правда, с появлением Сима на прибор обрушилась лавина помех. Но и так можно было определить, что Данила и Сим мирно разговаривают… Может, и не совсем мирно, но до драки не дошло.

Сим покинул дом примерно через четверть часа.

Розенблейд дождалась, когда китаец скроется за углом дома, встала. Ален бросил на нее вопросительный взгляд.

— Следи за детишками. Мне нужно прогуляться.

Ален продолжал смотреть на нее.

— Нет, помощь мне не нужна.

Данила

Сидеть на подоконнике в подъезде — занятие не то чтобы утомительное, но весьма нудное. А в итоге — утомительное. И соседи у Алисы оказались какими-то параноиками. Меня трижды допрашивали с пристрастием: кто такой, что здесь делаю и не таю ли преступных замыслов. Кто-то даже вызвал полицию, но от полицейских я отмахался поддельным удостоверением ФСБ. Хуже то, что Алиса, возможно, сегодня вообще не выйдет из дома — кто знает, как долго она будет злиться? И что мне тогда делать? Нет, ну без еды я могу потерпеть, Мастер во время тренировок мне и не такие посты устраивал. А вот без воды придется хуже. И совсем уж хреново придется по совсем уж банальной причине.

Испытывать, что крепче, совесть или мочевой пузырь, не пришлось. Примерно через два с половиной часа Алиса выглянула из квартиры и проворчала:

— Хватит страдать. Заходи.

— А ты довольно самоуверенная девчонка, — я постарался произнести это с как можно более независимой интонацией. — Была убеждена, что я сижу здесь и жду, пока ты изволишь меня простить?

Алиса всплеснула руками.

— Дурак! Я чувствовала, что ты тут сидишь. И каждого человека в ближайших двух кварталах в придачу. Что они ощущают, о чем думают. Иди уже, хватит выпендриваться.

Тот, кто сказал, что высшее наслаждение — напиться воды, когда тебя мучает жажда, явно опустил вторую часть афоризма в угоду цензуре…

Я надавил на дозатор, ощутил на руках пахнущую персиком пену. Посмотрел в зеркало. М-да. Пожалуй, я поторопился обвинить соседей в паранойе. Эта небритая морда с красными глазами и всклокоченными волосами внушала подозрения даже мне самому. Побриться бы… Я вытащил из потайных ножен в поясе «Скопу». Примерился и спрятал нож. Нет уж! Сейчас не средневековье — искусство бриться ножом утрачено. Мною, во всяком случае. Так и без носа остаться не долго. Придется Алисе потерпеть.

— Ну-ка… — Алиса поймала меня на выходе из ванной и быстро провела по моим щекам руками. — Вот. Ты мне без носа не понравился бы.

Я машинально потрогал щеки. Обалдеть! Самому мне ни разу не удавалось побриться так гладко.

— Круто. Это навсегда?

— Размечтался. Я могу, конечно, сделать так, что бы щетина у тебя больше не росла. Но, боюсь, побочные эффекты тебе не понравятся.

— Ты и это можешь?

Алиса натянула кеды, и проворчала, не поднимая головы:

— Знаешь, у меня есть подозрение, что могу. Я сейчас чувствую себя как под водопадом. Кажется, даже к земле пригибает.

Она выпрямилась и отрешенно посмотрела в потолок.

— У Николая Алексеевича жена, дочь, общий с женой счет в банке и еще один небольшой тайный счет с заначкой. Язва желудка… Черт! Все одним сплошным потоком. Большей частью бесполезные знания. Пошли.

Я беспрекословно последовал за Алисой. От напуганной растерянной девочки не осталось и следа. Сейчас она совершенно другая. Незнакомая. Энергичная, целеустремленная, жесткая. Не дожидаясь лифта, сбежала по лестнице вприпрыжку. Видно, как ее переполняет энергия. Я догнал ее только на улице.

— Куда мы?

Мой вопрос заставил Алису резко затормозить.

— Мы? Ты хочешь пойти со мной? Зачем?

— Что значит «зачем»? Я же обещал, что буду тебя охранять.

Мои слова на мгновение вернули прежнюю Алису. Она подошла, встала на цыпочки, прижалась щекой к моей щеке. И отступила уже новой Алисой.

— Мне больше не нужна защита.

Я почувствовал колебания силы, как тогда, в усадьбе Фэна Цзи. Рядом возникло нечто. Словно невидимый гигантский зверь склонился надо мной, принюхался на предмет, сгожусь я на закуску или нет? Ощущение длилось пару секунд. Потом зверь исчез. Зато повсюду, на деревьях, карнизах домов, припаркованных автомобилях и просто на земле, сидели сотни птиц. Воробьи, голуби, галки, вороны. Какие-то еще птицы, названия которых я не знал. Вся эта разношерстная стая сидела неподвижно, глядя на меня черными бусинками глаз. Надо признать, ощущение было жуткое.

— Мне не нужна защита, — повторила Алиса. — А если и понадобится, ты не сможешь мне помочь. Я сид. А ты всего лишь человек.

— Не просто человек.

— Да. Но то, что ты из технократов только все усложняет. Я не вижу твоих мыслей.

— Ты мне не веришь?

И вновь мгновения колебаний, вновь я увидел растерянный взгляд. Увы, всего на мгновение.

— Я не могу тебе верить. Не имею права. Я сама все сделаю. Прощай.

— Постой!

Но она уже не слушала меня. И не дала шанса пойти за собой. Раздался птичий гомон, накатила волна холодного ветра, пахнущего свежим снегом, и Алиса исчезла. Ушла какими-то невообразимыми, доступными только сидам тропами.

— Девочка быстро растет.

— Опять ты!

Откуда появился Сим, я не заметил. Только что мы были наедине с Алисой, если не считать ее птичьей армии, и вот уже этот тип стоит в паре шагов от меня, улыбаясь фальшивой улыбкой Будды.

— Я все время здесь был, в некотором смысле. Не стану объяснять, ты все равно не поймешь. Развлекался: водил по городу за собой одну давнюю знакомую. Не важно. Как видишь, все закончилось. Алиса скоро полностью осознает свою природу и тебе не станет места в ее жизни.

— Пошел ты!

— А ты на что рассчитываешь, отступник? — Сим произнес это с бесящей жалостью в голосе. — Она сид, а ты… Тебя даже нельзя назвать человеком. Ты недочеловек, твоя душа и тело осквернены. Или надеялся, что у вас с Алисой может что-то получиться. Ха! Вижу, действительно надеялся. Я счел бы это за святотатство, если бы твои надежды не были столь смехотворны.

Я сжал кулаки, шагнул к ухмыляющемуся Симу. Он, конечно, прав. Во всем. Но это не важно. Просто хотелось стереть самодовольную ухмылку с его рожи.

— Ты никак драться со мной задумал? — Сим попятился. — Не стоит, право…

И я попался на эту уловку. Еще шаг и я увяз, словно попал в паутину. Попытки вырваться только сильнее запутывали невидимые прочные нити.

— Как видишь, эти два часа я потратил с пользой.

Сим встал передо мной, разглядывая меня, как энтомолог некое мерзкое, но интересное насекомое.

— Я бы тебя убил. Ты оскверняешь Мироздание уже одним своим существованием. Но Алиса почему-то сильно к тебе привязалась. Возможно, это говорит кровь ее предков. Ее мать тоже была… Не важно. Если я тебя убью, она расстроится. А мне это не нужно. У нее сейчас важный момент в жизни: происходит настоящее перестроение души. Любое колебание может его нарушить.

— Тяжелый выбор, — ухмыльнулся я. — И хочется и колется.

Мне нужно еще максимум пять минут.

— Не обольщайся, если мы не договоримся, я тебя все-таки убью. Рискну душевным спокойствием Алисы. Она крепкая девушка, переживет.

— К чему тогда болтовня?

Продолжай болтать, продолжай. Боги, я люблю болтунов!

— Мы ведь можем и договориться.

— О чем?

— Я извлеку из тебя скверну Цеха. Конечно, сидом ты не станешь, но истинным человеком — почему бы и нет. Так ты будешь гораздо ближе к Алисе по духу. Не стану обманывать, отношения между сидами и людьми не бывают продолжительными. Она ведь во всем будет превосходить тебя, у вас даже общих интересов не будет. Но это хотя бы шанс.

Я был почти готов.

— Нет.

— Я так и думал. Что ж…

Он заболтался и не услышал приближающийся рев мотора. «Кобра» влетела в переулок, подпрыгнула с бордюрного камня и врезалась в Сима. Толстяк успел защититься. Из-под колеса мотоцикла брызнули в стороны щепки и листья мгновенно возникшего щита из ветвей. Но энергия удара все же отбросила луддита, а главное — он потерял контроль над моими путами.

— Как видишь, я эти два часа тоже не зря потратил.

Я подошел к «кобре», погладил ее по баку, чувствуя под рукой мерную вибрацию железа. Надо было перегнать ее из леса еще вчера, но не было ни сил, ни времени, чтобы сосредоточиться. Зато пока сидел в подъезде, и того и другого было достаточно. Пришлось вести «кобру» лесными тропинками и объездными путями, но кое-где все-таки не удалось избежать свидетелей. Интересно, что они подумали, увидев мотоцикл, едущий без седока? Вот так и рождаются городскиелегенды.

— Продолжим разговор на равных условиях?

Сим усмехнулся:

— На равных? Ты со мной?

Я почувствовал, как вновь просыпается невидимый зверь. Только когда его пробуждала Алиса, зверь был ленив и даже дружелюбен. Огромная сытая лиса, с любопытством обнюхивающая непонятное существо. Сим призвал совсем иное существо. Нечто более могучее и беспощадное, подобное огромным рептилиям доисторических эпох.

— А ну, хватит!

Из-за моей спины накатила волна горячего, пахнущего машинным маслом и раскаленным металлом воздуха. Вместе с ней переулок заполнила сила, как минимум равная невидимому ящеру.

— Мастер?

Сим побледнел, зло произнес, словно выплюнул:

— Главный Механик. Какая встреча.

Мастер вышел вперед, оттесняя нас с «коброй» в сторону. Мне даже не нужно было оборачиваться, я знал, что это он. Когда Мастер передвигается, ощущение, будто движется гора. А когда он разгневан — вулкан.

— Ты заигрался, луддит. Если хочешь жить, беги.

Я наделся, что Сим хотя бы попытается сразиться с Мастером: уж больно хотелось, чтоб этому самоуверенному типу надрали задницу. Но он оказался умнее. Открыл в воздухе перед собой дверь и нырнул в нее, ограничившись неприличным жестом на прощание.

В переулке сразу стало тихо и мирно.

Я подошел к Мастеру.

— Спасибо. Вот не думал, что вы станете вмешиваться.

— Не смотреть же, как дикарь размазывает моего Подмастерья. Слишком много трудов вложено в тебя.

— А как же ваши воспитательные принципы? Типа, бросить в реку и пусть сам выплывает.

Мастер не отреагировал на подначку. Он вообще был необычно серьезен.

— Не стану скрывать, один шанс у тебя был, но ты его упустил в самом начале. Запомни, несмотря на все, что тебе дал Цех, ты не можешь победить сида в честном бою. Единственная слабость сидов в том, что древние силы откликаются не сразу. Ты должен наносить удар, когда они этого не ждут. Лучше — из засады в спину.

— Я знаю.

— Чего же тогда болтал с этим клоуном? Данила, ставки на этот раз серьезные. В мои расчеты вмешивается неизвестная величина, и будущее становится неопределенным. И эта величина — Алиса.

— Вы не можете просчитать ее поступки?

Несмотря на иронию, я действительно был удивлен. Мастер только выглядит как горный великан из сказок. Главное его оружие вовсе не физическая сила. Он гений расчетов и прогнозов. Может приказать срубить определенное дерево, чтобы через несколько лет в нужный момент сломалась ножка у стула, сделанного из этого дерева. И вот этот ходячий суперкомпьютер признался, что не может включить в свои расчеты одну-единственную девушку.

— Не могу.

— Что в ней такого особенного? То есть, с вашей колокольни. Не надо про избранность.

— Дело именно в ее избранности. Я не собирался посвящать тебя в подробности, не думал, что дело зайдет так далеко. Я ошибся.

Мастер опустился на скамейку, отчетливо хрустнувшую под его массивной тушей, а я присел на «кобру» напротив него. Обожаю, когда из Мастера удается вытянуть то, что он не хотел бы рассказывать.

На этот раз, впрочем, история Мастера меня не сильно порадовала.

Отец Алисы был сидом, причем не обычным. Одним из Хранителей знаний Вертограда. Как получилось, что он познакомился с девушкой из Цеха, и не просто девушкой, а очень перспективным Подмастерьем, осталось неизвестно. По тому, как Мастер обходил стороной этот вопрос, я догадался, что встреча была неслучайной. Стали мне понятны и слова Сима о «крови предков», якобы заговорившей в Алисе. С точки зрения луддитов, отец Алисы стал предателем. Мало того, что он сошелся с отступницей, так еще и покинул Вертоград. Сказалось, видимо, особое положение Хранителей знаний. У луддитов книги традиционно считаются одним из гнилых плодов цивилизации: ведь именно благодаря книгам происходит накопление и передача технических и научных знаний. Но и полностью отказаться от опосредованной передачи знаний и опыта они не могут. Это означало бы поставить себя в заведомо проигрышное положение. Так что с книгами луддитам пришлось смириться. Но работать с ними разрешили исключительно Хранителям знаний. В результате к Хранителям относились двойственно. Они были необходимы Вертограду и, одновременно, их презирали из-за постоянного контакта с «грязным порождением отступников». Такие, своего рода, ассенизаторы.

Это странное положение, да еще то, что невозможно постоянно работать с литературой и оставаться фанатиком, привело отца Алисы к его решению. Чем руководствовалась ее мать, осталось за кадром. Старательное умолчание со стороны Мастера подтвердило мои подозрения — это он спланировал все, произошедшее потом.

Родители Алисы покинули свои общины и затаились. Жили спокойно, не пользуясь своими способностями. А параллельно луддиты усилено искали беглого Хранителя. Вскоре после его исчезновения выяснилось: он один из потомков Джузеппе Бальзамо, больше известного как граф Калиостро. Граф же в свое время каким-то образом раздобыл большую часть тринадцатой центурии Нострадамуса. Вряд ли его предки были среди доверенных лиц пророка. Более вероятно, что знаменитый авантюрист заполучил катрены благодаря славе могущественного мага, заработанной при французском дворе. В 1789 году Калиостро вернулся из странствий по Европе в Рим, где его арестовали, и по обвинению в франкмасонстве и мошенничестве осудили на пожизненное заточение в замке Сан-Лео. Агенты Вертограда, организовавшие арест графа, не нашли в его имуществе катренов. Узнав, что от него требуют, Калиостро затеял игру, выпросив себе сначала помилование — первоначально его приговорили к сожжению, — а потом четыре года водил своих врагов за нос, добиваясь освобождения в обмен на катрены. Но что-то у них не заладилось. В 1795 году граф умер, предположительно от яда. След катренов вновь затерялся.

И вот выяснилось, что в России живет потомок Джузеппе Бальзамо. Мало того — он сид, верой и правдой служивший Вертограду на унизительной должности. И сбежавший с отступницей.

— Я думаю, он знал о своем предке. И знал, где тот спрятал катрены.

Мастер кивнул.

— Я тоже пришел к этому выводу. Скорее всего, он понял это, изучая библиотеку Вертограда. К счастью для нас, он оказался недостаточно фанатичным приверженцем луддитов, чтобы рассказать о своем открытии. И предпочел исчезнуть не в последнюю очередь по этой причине.

— Вы ведь что-то знаете?

Мастер ухмыльнулся.

— Мне и положено знать больше, чем Подмастерью. Ничего важного, поверь. Как-нибудь потом расскажу. Сейчас только о самом важном…

Вскоре родилась Алиса. С самого раннего детства родители пытались внушить ей, что способности — а то, что девочка родилась сидом выяснилось быстро — надо скрывать. И, как все дети, она этот запрет нарушала. В результате семью Алисы обнаружили луддиты. Отец сумел увести их за собой и этим выиграл время для жены и дочери. Они скрылись, на этот раз очень надежно. Видимо, шок от исчезновения отца и чувство вины были столь велики, что Алиса вытеснила ту часть своего «я», которая была сидом. Стала обычным человеком и жила так долгие годы. Пока луддиты все же каким-то образом не нашли нее.

— А где сейчас ее мать?

Мастер, помолчав, произнес в сторону.

— Похоже, она действительно любила этого Хранителя и не смогла простить дочь. Когда Алиса стала более-менее самостоятельной, ее мать вернулась в Цех и больше не поддерживала отношений с дочерью. Она сейчас работает в нашем отделении в Австралии.

— А она не знает…

— Нет, — вздохнул Мастер. — Думаю, Хранитель не желал ее впутывать в эту историю.

— Тогда откуда Алисе знать?

— Она сид, и ее отец был сидом. Эта связь глубже, чем у обычных людей. Если она разбудит память крови, то сможет понять, где ее отец мог спрятать катрены. Поймет его образ мысли, и как он стал бы действовать в такой ситуации.

— Значит, она сейчас отправилась вспоминать. По старому адресу?

— Да. На родное пепелище, так сказать.

— Пепелище? — переспросил я.

— Я образно. Когда Мастер заметает следы, он делает это качественно. В их бывшем доме сейчас авторемонтная мастерская. Для луддитов разнюхивать что-то в таком месте все равно, что ходить по раскаленным углям. Правда, там и нечего разведывать: я сам все осмотрел, никаких тайников или скрытых подсказок нет. Место само по себе подсказка, но только для единственного человека — Алисы.

Алиса

Поселок Тущеево всегда был загадочным. Не то, чтобы в нем происходили какие-то сверхъестественные события. Загадочно было само его зарождение и существование. С появления первых домов вдоль тракта Москва — Нижний Новгород тущеевцы не занимались ни сельским хозяйством, ни каким другим крестьянским промыслом. Жили, исключительно обслуживая проезжих. В те времена, когда сообщение происходило на повозках и санях, предоставлять ночлег, ужин и прочий культурный отдых было действительно выгодно. Но по мере того, как повозки сменялись машинами, скорость передвижения росла, и необходимость в ночлеге на полпути между городами исчезла. Тем не менее, Тущеево загадочным образом оставалось поселком благополучным и даже зажиточным. Чем жили тущеевцы — неизвестно.

Жили в поселке, конечно, и те, чей источник дохода был очевиден. Например, несколько лет назад один из домов, который построили чуть не у самого шоссе, выкупили трое братьев, приехавших в Россию искать лучшей доли откуда-то с юга. Братья энергично взялись за дело. Протянули заасфальтированный съезд с шоссе к домику, перестроили первый этаж под мастерскую, во дворе организовали склад запчастей и резины. Нельзя сказать, что бизнес у них сразу раскрутился, но дела все эти годы шли неплохо.

Так неплохо, что старший брат — тридцатилетний Рубен — начал задумываться о приобретении еще одного домика, уже исключительно жилого. Потому как всякому мужчине нужна семья, а ютиться с женой и двумя братьями в двух комнатах над автомастерской — не дело. Кандидатки в жены у Рубена пока не было, но он смотрел в будущее с оптимизмом. Будет дом, а там и жена как-нибудь в нем образуется. Пока же он присматривался ко всем встречным девушкам, примеряя мысленно их параметры к своим идеалам.

Была у Рубена еще одна мечта, наверное, присущая всем автомеханикам. Заключалась она в собственном автомобиле. Не дешевом китайском электромобиле, а настоящем — с бензиновым мотором. Мечта эта была куда менее реальной, чем дом. Слишком уж дорого обходились такие машины. Потому Рубен сидел на стопке старых покрышек у въезда в автосервис и глазел на пролетающие по шоссе машины, каждый раз провожая грустным взглядом «настоящие» автомобили.

Над автомастерской пронесся мелодичный звук, словно на гитаре задели струну. Взметнулись листья. Рубен удивился — откуда столько? Вроде до осени еще далеко. И замер с открытым ртом. Прямо в воздухе, постепенно уплотняясь, прорисовывалось изображение девушки. Через пару секунд уже стало ясно, что это никакое не изображение, а вполне реальная девушка, причем весьма даже симпатичная. На девушке были самые обычные джинсы, футболка и кеды. Никаких серебристых облегающих комбинезонов, ранцев с антеннами и прочих свидетельств, что перед ним пришелица из будущего или с другой планеты. С другой стороны — какое еще свидетельство нужно? Обычные люди вот так из воздуха не появляются!

— Привет! — Алиса кивнула автомеханику, смотревшему на нее во все глаза. Эффектно появилась, чего уж там. — Это Тущеево?

— Угу, — филином гукнул Рубен, прикидывая, в какую сторону бежать, если пришелица выхватит бластер и начнет все тут крушить. С другой стороны, мысль, что пришельцы начнут вторжение с такой дыры как Тущеево, казалась совершенно дикой.

— Да, уже вижу.

Алиса замерла на пороге автомастерской и прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. Нет, здесь ничего не вытянуть. Дом слишком изменился. Настоящий сид, с детства живший в Вертограде, никогда бы не поселился в таком месте. Тяжелый дух резины, масла, металла и бензина пропитал все вокруг. В такой отвратительной атмосфере…

— Девушка, вам помочь? Вам плохо, да?

Алиса открыла глаза и бросила взгляд на механика: тот опять съежился. А ведь он прав. Ей почти стало плохо. Но это не ее реакция. Она всю жизнь прожила в мегаполисе, запах бензина для нее привычен. Это реакция отца!

— Мне нужно наверх. Где лестница?

— Т-там…

— Показывай!

Рубен хотел возмутиться. Все его воспитание противоречило тому, что бы выполнять приказы женщины. А если уж честно, было страшно оказаться в закрытой комнате наедине с этой инопланетянкой. Как-то ему попался фильм, где инопланетяне маскировались под красивых девушек, заманивали мужиков в уединенные места и откладывали в них яйца. В общем, он даже не столько хотел возмутиться, сколько убежать. Но ноги сами собой понесли его в обход дома, к лестнице, ведущей на второй этаж.

В верхних комнатах запахи автомастерской чувствовались не так сильно и уже не отвлекали Алису. Она сосредоточилась на ощущениях. Попыталась представить, что находится дома. Вообще, она и была дома, но совершенно не помнила того времени. Между ней теперешней и ее детством словно скала выросла. Впрочем, это было даже хорошо: реальные воспоминания не путали картину.

Это был его дом. Почему? Ведь это отец выбрал дом. Если бы выбирала мать, то они поселились бы в большом городе. Она и сбежала потом в Москву, потом, когда не стало отца…

«Как ты могла?! Мы же просили! Мы столько раз просили тебя не делать этого!»

Мать сидит на маленькой кухне. За узким стеклопакетом — строящийся небоскреб. За ним, теряясь в ночной темноте, силуэты еще двух близнецов. Ночь разрывают прожектора и вспышки сварки. Работа на строительстве не замирает никогда.

«Он любил тот дом, любил сад».

Нет, мама этого не говорила.

Это уже ощущения, которые она сама уловила. Любовь к маленькому уютному дому, к саду с яблонями и кустами крыжовника. Даже больше к саду. Ему было уютнее возле земли и деревьев. Там он чувствовал себя защищенным. А еще — среди книг. Странно для луддита, но не для Хранителя. В доме было много книг. Книги для него были так же необходимы, как пища. Алиса отчетливо чувствовала этот голод. Отец ездил в Москву. Это началось задолго до его бегства, когда он еще только-только стал Хранителем. Он терпел междугородний автобус и потом — долгое, бесконечно мучительное для луддита путешествие по столице. Не так уж и много осталось магазинов, в которых можно было купить бумажные книги.

Не всякие, почувствовала она тут же. Отец собирал не любые книги. Современные, даже признанные бестселлеры, он не читал. Библиофил. Вот кем его считали. И общался он с такими же собирателями старых книг. Алиса почувствовала, что это увлечение отца как-то связано с вопросом, ответ на который она ищет. Он бы доверился тому, кто разделял его страсть к книгам? Пожалуй. Если тайна вообще была кому-то открыта.

— Здесь были книги. Где они?

Вопрос пригвоздил уже почти добравшегося до спасительной двери Рубена. Жуткая инопланетянка — теперь он уже не сомневался в ее инопланетной сущности — открыла глаза и сверлила его требовательным взглядом.

— В-в-в п-п-подвале, — произнес он и тут же сообразил, что туда-то его сейчас и поведут. И уже там, без свидетелей… Ему захотелось заплакать. Прощай домик, прощай жена. Даже просто сидеть на нагретых солнцем старых покрышках и мечтать о машине больше не придется.

Алиса вслед за трясущимся механиком спустилась в подвал. Книги она увидела сразу. У одной из стен высилась баррикада из больших картонных коробок. Рядом на полу стояло несколько стопок книг просто так — то, что не вошло. Алиса взяла в руки одну, другую. Прислушалась. Нет.

Обращаться к силе было тяжело: над головой располагалась мастерская с кучей железных штуковин, приборами, электрической сетью. Сам подвал был из бетона с железным каркасом. В таком месте древняя сила отзывалась тяжело. Но все же, пусть и неохотно, пришла на помощь.

Рубен в ужасе смотрел, как коробки с книгами воспарили над полом, и в них началось нечто, напоминающее тасовку колод карт в руках опытного шулера. Книги взлетали, зависали в воздухе, перемешивались и вновь укладывались в коробки. Он сообразил, что инопланетянка ищет какую-то конкретную. Вместе с этой мыслью пришло некоторое облегчение. Значит, есть шанс, что его мозги ее не интересуют. Хотя ничто не помешает прикончить его как ненужного свидетеля! Свидетелем чего он является, Рубен не знал, но в боевиках, которые так любил смотреть, свидетели — особенно такие нелепые и незначительные как он — выживали редко. Вот вернутся из города братья, поехавшие за новыми инструментами и расходниками, заглянут в мастерскую — нет Рубена. Заглянут в дом — нет Рубена. Потом кто-нибудь заглянет в подвал, а он тут лежит… От таких мыслей ему стало нестерпимо жалко себя.

Подходящая книга нашлась быстро. Алиса чувствовала, что отец любил эту книгу, это было как теплая волна, исходившая от коричневого потертого переплета. Но таких книг в коробках было много. На этой же чувствовался отпечаток еще одной личности, относившейся к книге с не меньшей любовью. И эта личность показалась Алисе очень похожей на отца.

То, что нужно.

Алиса выбралась из подвала, сжимая книгу в руках. Механик, все еще не до конца поверивший, что остался жив, встал рядом, ожидая новых приказов.

— Почему ты так боишься меня?

Рубен осмелился на мгновение поднять глаза, вновь уткнулся взглядом в облезлые мысы рабочих ботинок. Да, ему было страшно. Но все же он выдавил:

— А как не боятся-то? Вам же убить меня ничего не стоит.

— Что? Почему ты так решил?

Рубен вновь поднял взгляд. Произнес дрожащим голосом:

— Чувствую. Для вас человек — как муравей. Не со зла убьете, просто не заметите.

Алису качнуло. Она молча направилась к шоссе, позабыв про свое недавно обретенное умение открывать короткие проходы через пространство. Внутри стало холодно и жутко.

«Я ведь его и правда могла убить. Случайно. Или если бы заупрямился. Или не достаточно быстро выполнил приказ. Мне было все равно. Я не воспринимала его человеком. Муравей — точно сказано. Даже муравей мне ближе. Что со мной творится?»

Она остановилась на обочине шоссе, прижимая к груди книгу и бездумно глядя, как мимо проносятся машины. Древняя сила ворочалась внутри, не понимая, из-за чего переживает хозяйка. Если кто-то из этих ничтожных существ угрожает Алисе, она легко сотрет их в пыль.

«Что со мной? Я не только на чужих так смотрю. Я ведь и Данилу бросила! Оттолкнула, словно он враг. Или он и вправду враг? Ведь он отступник… О чем я думаю? Это не мои мысли!»

— Вот ты где!

Она открыла глаза.

Рядом на обочине стоял, потрескивая остывающим двигателем, мотоцикл. Данила шел к ней, держа в руках шлем и радостно улыбаясь.

Холод в груди растаял, и девушка с радостным воплем повисла на шее у Данилы.

ПЕРСПЕКТИВА 3

+238 дней к текущему времени.

— Сэр, они странные!

Джейсон одарил Павла хмурым взглядом и прошел мимо, к своей каюте. Но капитан двинулся следом, бормоча под нос:

— Как хотите, сэр, но они очень странные. Вы говорите — голландцы. Может, вам так сказали, а вы ведь не знаете, какие на самом деле голландцы, вот и поверили, да только никакие они не голландцы, вот что я вам скажу! Да вы только посмотрите, как они едят! Хорошо еще, что в столовую мы ходим отдельно от команды. И так вся смена собирается посмотреть на это представление.

Джейсон мысленно выругался, но вынужден был признать: при всем занудстве, капитан Лейбович говорит правильно, уже весь экипаж косится на его группу. Конечно, в первую очередь на десять солдат, навязанных ему отцом. Но в том-то и дело, что об этом никто не знает, и «слава» мрачной десятки проецируется на всю группу.

А это совсем не радовало ни Джейсона, ни его солдат. Им и самим-то неуютно рядом с этими людьми. Впрочем, полковник все чаще задумывался, а настоящих ли людей ему навязали? О разработках Пентагона, результатом которых должны были стать андроиды, способные заменить людей на поле боя, разговоры шли давно. Джейсон знал, что дальше опытных образцов, слишком дорогих и ненадежных для массового производства, ни один из таких проектов не продвинулся. И все же, глядя на «спецотряд», не мог отделаться от мысли, что перед ним механизмы, только внешне похожие на людей.

Поначалу его бойцы, несмотря на приказ, пытались завязать общение с новичками. Джейсон понимал: это неизбежно. Люди, привыкшие, что от слаженных действий напарников зависит их жизнь, инстинктивно будут стараться как можно быстрее интегрировать незнакомцев в коллектив. Но новички на контакт не шли. Когда их пытались втянуть в разговор, отвечали кратко и как-то… тупо, что ли. Создавалось ощущение, что они способны воспринимать только верхний слой информации, впадая в ступор даже от самых примитивных шуток и игры слов.

Можно было бы решить, что новички специально отваживают посторонних, но, по наблюдениям Джейсона, между собой они общались точно так же. Точнее, между собой они практически не общались. Все свободное время новички проводили лежа на койках и вообще ничего не делали, даже видео не смотрели и не играли.

— Сэр, боюсь, ребята их поучить немного собрались. И не скажу, что мне эта идея совсем уж не по нраву. Извините, сэр.

Джейсон хотел отчитать капитана, но только рукой махнул. Сегодня уже ничего не случится, а завтра у них высадка на берег. Он заперся в каюте и рухнул на койку. Уставился в потолок. Джейсон знал, что ведет себя странно. Что ребята уже шепчутся за спиной, гадая, какая муха укусила полковника. Нельзя с таким настроем вести людей за собой.

Но что тут поделаешь?

Тайна, в которую его посвятил отец, не давала Джейсону жить нормально. Хорошо еще, что на следующее утро его команде приказали грузиться на авианосец. Иначе он просто не знал, как бы выдержал ежедневные встречи с Бонни за завтраком и болтовню о всяких пустяках с Джессикой.

Главная проблема была не в том, что он переживал из-за смерти неизвестной девушки. Проблема была как раз в том, что когда первый шок прошел, никаких особых моральных терзаний в себе Джейсон не обнаружил. Беспокойство как бы Бонни не узнала тайну — было, как и вновь проснувшаяся тревога за ее здоровье. Основным чувством был страх, что правда каким-то образом всплывет, и вся налаженная жизнь рухнет. А девчонку даже не было жаль.

От этого Джейсон ощущал себя моральным уродом. Он знал, что должен переживать, как любой нормальный человек. Или профессия действительно исковеркала психику, и он стал профессиональным убийцей, как иногда во время очередной семейной ссоры называла его Бонни?

Невеселые размышления полковника были прерваны сигналом коммуникатора. Вызывал Лейбович. Полковник скомандовал «Ответить», одновременно вскакивая с койки: вызов от капитана в это время мог означать только одно…

— Сэр, у нас проблемы!

Когда он ворвался в кают-компанию, отведенную для его группы, проблем как таковых уже не было. Несколько его бойцов валялись без сознания на полу и диванах. У входа, загораживая собою дверь, застыл в напряженной позе Лейбович. В двух шагах перед ним стоял один из солдат «спецотряда» — невысокий рыжеволосый крепыш. Его серые тусклые как у рыбы глаза ничего не выражали, да и поза была расслабленной. Совершенно невозможно было представить, что это он только что уложил дюжину элитных солдат. А в том, что побоище в кают-компании его рук дело, полковник не сомневался.

Заслышав его шаги, Павел оглянулся и с облегчением выдохнул:

— Это вы, сэр! Слава богу!

— Капитан, как вы сумели его остановить?

— Сам не знаю, сэр, — дрожащим голосом ответил Лейбович. — Я, собственно, успел к самому концу представления. Увидел только, как он Марка и Говинду уложил… В жизни не видел, что бы человек двигался так быстро! Они еще падали, а он уже шел ко мне. Если честно, то я не обмочился только потому, что не успел. А он остановился. Ничего мне не сделал.

— Почему? — спросил Джейсон у странного солдата, не особо рассчитывая на ответ. Но тот спокойно отозвался, словно речь шла о чем-то банальном вроде стирки:

— Он не нападал на меня.

Полковник чего-то подобного и ожидал.

— Ступайте в свою каюту. Пропустите его, капитан.

— Но сэр?

— Пропустите, я сказал.

Он проводил взглядом бредущую по коридору фигуру, потом с отвращением оглядел постепенно приходящих в себя подчиненных.

— Позор. Мало того, что вы напали вдесятером на одного. Да еще и огребли от этого одного.

— Извините, сэр, но не следует ли нам…

Полковник махнул рукой, прерывая Лейбовича.

— Капитан, этих… гм… людей не существует. Нельзя подать рапорт на того, кто не существует. Я недвусмысленно приказал не докапываться до этих парней. И, пожалуй, даже доволен, что один из них наглядно показал, что бывает, когда приказы не выполняются. Завтра мы отправляемся на берег. Я и вы. Надо познакомиться с местной администрацией, или что там у них в лагере есть. В качестве сопровождения с нами пойдут два взвода. В том числе, эти парни. Предупредите лейтенантов Престона и Рейли, что у каждого будет по пять дополнительных бойцов, пусть проинструктируют личный состав. Если опять произойдет какой-нибудь инцидент, головы оторву. После высадки мы выясняем, где можно разбить лагерь, и оставляем на месте взвод Престона. В какой-то момент наши незваные гости решат отлучиться. Проинструктируйте бойцов, чтобы сделали вид, что ничего не заметили. Думаю, больше мы их не увидим.

— Есть, сэр!

Лейбович помолчал, потом все же решился спросить:

— Сэр, разрешите вопрос? Зачем мы их привезли сюда?

— Вы же понимаете, Павел, что я не смог бы сказать, даже если бы знал. Но я не знаю. И, честно говоря, не хочу знать.

ГЛАВА 10

— Ты где?

Розенблейд обвела взглядом сараи и решетчатые заборы промзоны и с трудом удержалась от рифмы. Во взгляде женщины плескалась ненависть. Но ответила она подчеркнуто спокойно.

— Сортировочная станция в районе Перово. А что?

Ален помолчал пару секунд, потом осторожно заключил:

— Как я понимаю, этот тип тебя скинул с хвоста?

— Он там? — догадалась женщина. — Вошел в контакт с девчонкой?

— Нет, с Данилой. Шоу устроил — Cirque du Soleil отдыхает.

— Что с мальчишкой? Он жив?

— Все в порядке, не переживай.

Розенблейд перевела дух. Проворчала:

— Повезло. Представляю, как взбесится босс, когда узнает, как я облажалась.

— Как бы тебе сказать… Он уже знает, — вздохнул Ален. — В общем, это он Данилу спас.

Розенблейд ответила длинным заковыристым ругательством. Толстяк оказался ловкачом, но это полбеды. Настоящая беда в том, что она недооценила противника, позволила чувствам взять верх над разумом. Сим обнаружил слежку, поиграл с ней и оставил в живых. Это была еще одна пощечина, демонстрация того, что азиат не считает их за достойных противников.

— Не кипятись. — Ален угадал за молчанием напарницы ее мысли. — Получается, он тоже недооценивает нас. Надменность долгой жизни не способствует.

* * *

Йошка прополз под воняющим солидолом брюхом товарного вагона, нырнул в щель между двумя вагонами пассажирского поезда и, упершись ногами в их стенки, замер, едва дыша.

Голоса преследователей слышались то с одной стороны, то с другой, словно те блуждали по кругу. А, верно, так оно и было. Видели, что он не успел до забора добежать, теперь кружат, ищут.

Кто за ним гнался — охранники или полицейские — мальчишка не знал. Лучше бы, конечно, полицейские. Эти если и поймают, то отволокут в отделение, а там он забьется в истерике, покажет синяки от инъекций на руках, его и отправят в наркологичку. А оттуда он выйдет уже через час, выслушав от врача лекцию о вреде наркомании. Принудительно-то его лечить не имеют права.

А вот если охранники поймают, то возиться не станут: отлупят до полусмерти и все дела. Это, если повезет. Туська рассказывала, как их с Птицыным охранники поймали, когда они потрошили багажный вагон. Ее целую неделю потом держали в сторожке и насиловали, пока не удалось сбежать. А Птицына на полном ходу выбросили из поезда под откос. Птицын выжил, но теперь ходить не может, только ползает на руках. А Туська с тех пор дурная стала: чуть что, заголяется и ноги враскидку. И глаза стеклянными делаются.

Лучше, конечно, никому не попадаться. Главное — пересидеть тут, пока преследователи не устанут и не решат, что он все же сумел улизнуть. Тогда можно будет спокойно уйти, а завтра продать хабар на рынке. Сегодня Йошке повезло: потырил сумку у зазевавшейся лохушки. Сумка хорошая, новая. А внутри наверняка есть и косметичка и всякие женские мелочи. Если повезет, даже телефон. Хватит на дозу-другую и еще на еду может остаться. А что не продаст, можно Туське подарить. Она обрадуется.

Он был уверен, что его не найдут. Если сам, конечно, не сглупит. Его вообще редко ловили. Витя-Свищ называл его фартовым. Что-то из блатной фени. Типа, счастливый. Но это счастье особое. Йошка всегда знает, когда оно с ним, тогда во всем теле возникает пустота и кажется, что от каждого движения мир вокруг колеблется. Когда такое происходит, Йошка может делать что угодно — подходить и брать в открытую любые вещи, хоть даже и в магазине. Стоять на виду у погони, а они его и не увидят. Прыгать через заборы в три метра. Жаль только, это редко бывает и не тогда, когда он этого захочет, а когда по-настоящему испугается. В остальное время его фарт скромный: если вот так затаиться в укромном месте, то охотники не замечают. Вроде как глаза им что-то отводит.

Йошка оказался прав. Побегав между вагонов и не заметив мальчишку, охранники быстро свалили. Оно и понятно: за то, что пассажирку обокрали на вокзале им, конечно, влетит, но не сильно. За ворами следить — дело полиции, а охране главное, чтобы из торговых автоматов товар не крали, да чтоб стекла не били.

Убедившись, что больше его никто не ловит, Йошка покинул свое убежище, прокрался к забору и через известный только немногим собачий лаз выбрался в город. Окольными путями добрался до заброшенного детского сада, который начали лет десять назад ремонтировать, да так и забросили. Пока мэрия не могла решить, что делать с не нужным никому аварийным зданием, в его стенах обосновались бродяги со всего их небольшого городка.

Йошка предусмотрительно нашел пустую комнату и только там вытащил из-под куртки добычу. Расстегнул клапан, высыпал содержимое на пол.

Похоже, фарт сегодня был при нем. Внутри оказалась не только косметичка и телефон, но и женские перчатки из тончайшей кожи. Йошка подивился, кому могут понадобиться перчатки летом? А еще — ключи на брелоке. Ключи, собственно, мальчишке были не нужны: с квартирными кражами он боялся связываться, да и где ту квартиру искать? А вот брелок ему понравился. Он представлял собой несколько тонких колец и многоугольников, вложенных друг в друга и вращающихся на невидимых креплениях. Йошка догадался, что это головоломка. Нужно так повернуть все детали, что бы они плотно легли друг в друга. Он обожал головоломки, самым драгоценным его достоянием был древний кубик, состоящий из нескольких вращающихся маленьких кубиков с разноцветными гранями. Йошка мог часами сидеть, вращая кубик и составляя разные рисунки. Правда, краски на головоломке от времени и частого использования почти стерлись. И вот — такая удача!

Особенно его порадовало, что на плоских гранях был виден тонкий узор. Значит, сложив все правильно, он в награду увидит какую-то картинку.

Но сначала нужно было продать хабар и раздобыть дозу…

Данила

Я погладил девушку по волосам и спросил:

— Ты вернулась? Совсем?

Алиса отстранилась, посмотрела на меня с хитрой улыбкой.

— Что, боишься с ведьмой связываться?

— Нет, — честно ответил я. — Но хотелось бы знать, к чему готовиться.

— Хотела бы я сама это знать, — задумчиво произнесла Алиса. — Знаешь, с этим… с этой… даже не знаю, как назвать… это тоже я, но какая-то совсем другая. С ней тяжело было справиться. И, боюсь, она будет время от времени возвращаться. Шиза, да?

— Ну, мисс Джекил мне нравится, постараюсь привыкнуть и к мисс Хайд.

— Наглец! — Алиса в шутку ткнула меня в живот кулаком. Посмотрела на книгу, которую все это время прижимала к груди и сразу стала серьезной. — Хорошо, что ты приехал. Я в тупике.

Я выслушал рассказ Алисы о том, как она вживалась в эмоции отца и как пришла к заключению, что у того в Москве был друг-библиофил. И что этот друг может быть посвящен в тайну катренов. Мне, человеку, привыкшему доверять только объективным данным и расчетам, трудно было принять такой метод. Эмоции, ощущения, догадки и прочие нематериальные понятия для меня слишком уж эфемерны. С другой стороны, Мастер предвидел, что Алиса воспользуется именно этим методом, и счел его достойным доверия. А уж про него-то трудно сказать «витает в облаках».

— Как теперь искать этого библиофила? Их же в Москве не десять и даже не сто, думаю.

— А память крови?

— В городе тяжело обращаться к древним силам. — Алиса вздохнула. — Я там словно глухая и слепая. Чувствую живых существ максимум на квартал вокруг. А дальше — серая стена. И коридор в Москву боюсь открывать. Оттуда я отчетливо видела этот дом и все вокруг него. А отсюда вижу только большое неразборчивое пятно. Вдруг выйду прямо посреди дороги или в стене какого-нибудь дома?

— Ну, об этом не беспокойся, — я кивнул в сторону «кобры». — Мы, конечно, перемешаемся не мгновенно, но близко к тому. А насчет библиофила… Думаю, есть человек, который нам поможет.

Колесников ответил не сразу, а когда взял трубку, голос его был не особо дружелюбный.

— С чего мне радоваться? Ты в прошлый раз мне посулил дело, которое добавит мне звезд на погонах, а подсунул дачу, набитую трупами бандитов. С Фэн Цзи во главе. С пулей в голове.

— Поэт! Ну, и чем ты недоволен? Накрыл гнездо торговцев людьми, остановил преступный бизнес.

— Издеваешься? Мне теперь нужно разыскать и арестовать тех, кто разгромил особняк. Фэн Цзи, конечно, тот еще ублюдок был, но закон есть закон. И… гм… Данила, не для протокола…

— Да?

— Его папаша, старый Фэн Жунчжи, объявил убийцу сына своим личным врагом. Его ищет сейчас вся триада и несколько сотен добровольных стукачей, облизывающихся на награду.

— Зачем ты мне-то об этом говоришь? Я тут не при делах.

— На всякий случай. Так чего хотел?

— Мне нужны адреса московских библиофилов.

— Я, наверное, удивлю тебя, но любовь к книгам не является уголовно наказуемой. Это тебе к сексопатологам.

— Ха. Ха. Ха. Слушай. У меня сейчас в руках какой-то старый томик, судя по дате, издан в середине восемнадцатого века. Я пробил его по аукционным базам, если кто-то захочет продать, стартовая цена будет сто тысяч долларов. Стартовая. Я уверен, за оборотом таких книг полиция следит. Как минимум, чтобы их не вывезли за границу.

— Это дело таможенников…

Но я не дал Колесникову соскочить.

— Не знаю, чье это дело. Таможенников, ОБЭП, а может и ваше — раритеты время от времени воруют, и хозяева обращаются в полицию. А еще их хозяева наверняка ставят квартиры на охрану. Слушай, я мог бы сам всю информацию собрать и обработать, но мне понадобиться взламывать ваши базы данных. Это долго и не всегда продуктивно. А у тебя везде друзья — не отпирайся, сам говорил. Или просто хвастался?

— Блин… Ты хоть представляешь, сколько это работы?

— Представляю. Потому и прошу тебя. Я буду возиться дольше, потому что не в теме. Информация нужна срочно, а мне сейчас некогда этим заниматься. Поможешь? Ты мне, между прочим, жизнью обязан.

— Ты не джентльмен. Настоящий джентльмен никогда не напомнит другому джентльмену о его долгах.

— И не претендовал никогда. Так что?

— О, господи, за что мне это? Ладно, жди звонка.

Я отключил телефон и протянул Алисе шлем.

— Виктор нам поможет. Будет рычать и плеваться, но поможет.

— Он же твой должник.

— Не поэтому. Его любопытство замучает, если откажется. Вот увидишь, не успеем до Москвы доехать, он уже первые варианты подбросит.

Я не ошибся.

Колесников не только нашел несколько адресов, но и потребовал взять его с собой. На мои протесты, что втроем на мотоцикле не удобно, он радостно заявил, что решил тряхнуть стариной и позаимствовал у племянника мопед. Пришлось смириться. В конце концов, может, и полезно будет захватить представителя закона. Как-то оно солиднее, что ли.

Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. «Веспа» цвета яичного желтка смотрелась как угодно — жизнерадостно, стильно, необычно — но только не солидно.

Хотя, надо признать, Виктор держался неплохо. Мне почти не приходилось его ждать. Полицейский компенсировал превосходство «кобры» в мощности юркостью мотороллера. Отставая на более-менее свободных участках улиц, он догонял меня в пробках.

Правда, толку от нашего кружения по городу было мало.

К вечеру мы объехали с десяток адресов, но каждый раз Алиса «прощупав» очередного букиниста, отрицательно качала головой. Я уже начал подумывать, не отправиться ли по домам, чтобы продолжить утром со свежими силами. Но тут нас догнал Виктор и сообщил, что кто-то из его многочисленных знакомых прислал еще один адрес. На часах была всего половина седьмого вечера, и Алиса решила не оставлять вариант на утро.

Думаю, ее вело чутье сида. Когда мы еще только подъезжали к старому пятиэтажному дому, каким-то чудом избежавшему сноса, Алиса хлопнула меня по плечу.

— Туда! Сворачивай к первому подъезду.

«Кобра» рыкнула двигателем и остановилась. Алиса уже бежала к двери. Виктор затормозил рядом.

— Нашли?

— Скорее всего. Она, во всяком случае, не сомневается.

Алиса

Двор, окруженный маленькими домами, распахнутый навстречу солнцу, заросший старыми деревьями и густой высокой травой, не знавшей насилия газонокосилок — именно таким должен был быть двор, в котором отец любил бывать. Алиса как наяву ощутила его присутствие, даже огляделась. Нет, конечно же, отца здесь нет. И это чувство — оно хранилось не в самом дворе, не в деревьях или стенах домов. Оно в ее крови. Это кровь подсказывала: отцу было здесь хорошо.

И здесь живет его друг. В этом подъезде. На пятом этаже.

Алиса вошла в подъезд и стала подниматься по вытертым — даже выемки в середине протерлись — бетонным ступеням.

Все в этом доме было непривычно. Алиса никогда раньше не видела в Москве домов в пять этажей. То есть, в центре, конечно, были целые улицы таких домов, но то историческая застройка, памятники архитектуры. А тут — обычный жилой дом. Неказистый, не особо уютный, давно нуждающийся в ремонте. Да и жильцы тут, похоже, соответствующие. Алиса ощущала за облезлыми дверями старость, болезнь и одиночество. В подъезде пахло кошками, кислой капустой и мочой.

Но по мере того, как девушка поднималась по лестнице, воздух словно свежел, а в подъезде становилось светлее. Это был не реальный свет, на самом деле колодец со стенами, первоначальный цвет которых трудно было угадать под наслоениями примитивных граффити, оставался сумрачен. Память крови говорила с ней, подсказывала, что там, на последнем этаже, место, где можно отдохнуть от бездушной механики города.

Нужная ей дверь. Золотистое под тонким слоем лака дерево, не тронутое ни царапинами, ни похабными надписями, ни грязью.

Алиса вдруг оробела.

По мере поиска та другая — уверенная в себе, целеустремленная и сильная — Алиса постепенно вернулась. Девушка вновь поймала себя на мысли, что от спутников хорошо бы избавиться, ведь один из них полицейский, а второй вообще отступник. Но эта дверь, точнее, исходящая от нее спокойная добрая сила, очистила Алису.

Она дождалась, когда Данила и Виктор поднимутся на лестничную площадку, и надавила на кнопку звонка.

Ждать пришлось долго, но Алиса чувствовала, что хозяин квартиры дома. Просто ему понадобилось много времени, чтобы добраться до двери.

Он был стар, как и большинство обитателей этого дома. Длинная голова на тонкой морщинистой шее делала его похожим на черепаху, выглядывающую из плюшевого панциря толстого халата. Высохшие руки, зябко прятались в рукавах, на ногах, несмотря на летнюю жару — валенки из овчины. Угги. Алиса в последний раз видела их в детстве. И, судя по виду, именно тогда эти и были сшиты. Как и халат.

Но старик не выглядел жалким. Он стоял, выпрямившись во весь свой небольшой рост, а глаза за стеклами архаичных очков были цепкими, без какого-либо намека на старческое слабоумие.

— Здравствуйте, я…

— Дочь Богдана.

— Как… я на него похожа, да?

Старик степенно кивнул.

— Проходи. Эти молодые люди — твои друзья? Пусть тоже проходят.

Данила и Виктор послушно вошли, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Крохотная прихожая, и без того не рассчитанная на крупных людей, вдоль стен была плотно уставлена книжными шкафами. Не оставалось ни сантиметра свободного пространства. Из-за стекол поблескивали кожей переплетов разномастные тома. В комнате, как оказалось, книг было еще больше. Кроме книжных шкафов, сплошь закрывавших стены, по центру стояли еще четыре стеллажа, какие можно встретить в старых библиотеках. Свободным оставался небольшой уголок с письменным столом, креслом и узким диваном.

На него старик и указал гостям.

— Присаживайтесь. Надеюсь, вы втроем поместитесь. Другой мебели не держу: увы, места с годами становится все меньше.

Алиса и Виктор послушно уселись. Данила оценил древность мебели и предпочел остаться стоять, прислонившись плечом к стеллажу. Откуда-то появился большой серый кот, доковылял до сидящего в кресле старика и, совсем по-человечески кряхтя, вскарабкался тому на колени. Окинул пришельцев строгим взглядом, задремал.

— Не боитесь вот так пускать незнакомцев? — проворчал Колесников. — У вас же здесь книг на миллион, наверное. А район беспокойный.

Старик усмехнулся.

— Скромно вы оценили мою библиотеку. На миллион я тут с одного только шкафа книг могу набрать. А бояться мне нечего, благодаря твоему отцу, девочка.

Полицейский бросил вопросительный взгляд на Алису. Девушка сказала:

— Мой отец был сид. Это трудно объяснить коротко… В общем, он мог обращаться к силам природы.

— Как те дети в поселке к муравьям?

Алиса улыбнулась.

— Да, похоже. Когда мы подошли к дверям, я сразу почувствовала его присутствие. Можешь называть это магией или как тебе удобнее. В общем, отец замкнул вокруг этой квартиры кольцо сил. Человек, пришедший сюда с дурными намерениями, почувствует раскаяние, страх и непреодолимое желание уйти.

— Он был очень умелый и сильный сид, — подтвердил старик. — Его защита ни разу не была нарушена. Нет, одинраз все-таки ее сумели пройти, но это были не обычные люди. Да и мне они зла не собирались причинять.

— Сиды?

— Да. Они приходили сюда. Думали, что я знаю, где скрывается Богдан. Но он, разумеется, не посвящал меня в такие секреты. Мы были друзьями, и он не хотел навредить мне.

— Он не оставлял вам никаких документов?

— Документов? Нет. Это было бы глупо. Он ведь знал, что идущие по его следу враги смогут легко вытащить из моей памяти любую информацию.

Алиса встревожено переглянулась с Данилой. Если отец ничего не сказал даже единственному другу, то след может оборваться прямо здесь. Между тем старик переложил недовольно забурчавшего кота на стол, выбрался из кресла и подошел к одной из полок.

— Тем не менее, он кое-что оставил лично для тебя. Сид, который приходил ко мне, конечно, вытащил из моей головы и эту информацию. Но, видимо, решил, что это обычный сентиментальный жест. Я, в общем, тоже так думаю. Богдан сказал, что когда-нибудь ты захочешь узнать о своем отце больше и придешь ко мне. И тогда я должен передать тебе эту фотографию.

Старик вытащил из шкафа старинный фотоальбом, в какие раньше вкладывали напечатанные на бумаге фотографии. На мгновение задержал взгляд на открывшемся развороте. Вздохнул. Потом быстро перелистал альбом почти в самый конец и, найдя нужный лист, протянул Алисе фото.

Данила не удержался, заглянул через плечо девушки.

Снимок был сделан зимой. На фоне белых, пушистых от снега деревьев стояли трое. Вернее, стояли двое — молодая женщина с красивым, хотя и строгим лицом и мужчина, казавшийся заметно старше жены. Он был высок и худощав, по вороту расстегнутого пальто рассыпались роскошные русые волосы, а глаза даже на фотографии, казалось, светились яркой зеленью. Третьей была девочка лет четырех в зеленом комбинезоне, сидевшая на руках у мужчины.

— Алиса, это же…

Девушка кивнула.

— Так странно смотреть на себя, такую маленькую. Папа, мама. Совершенно не помню того времени. Как отрезало.

— Ну, и что должен значить этот снимок? — спросил Колесников, вставая с дивана и тоже разглядывая фото. — Обычный кадр, семья на прогулке. У меня полный компьютер таких.

— Может, какая-то скрытая информация?

Алиса покачала головой.

— Он совершенно пустой. Стерильный. Ни единого колебания силы. Не понимаю.

— Стерильный? — Виктор прищурился и почесал переносицу. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Вы, ну эти, силы — типа магов? Можете оставлять на предметах какую-то невидимую другим информацию?

— Не обязательно. Информацию оставляют все. Не очень подробную и не отчетливую, но какие-то обрывки мыслей и чувств можно уловить. Странно…

— Вот и я об этом, — кивнул полицейский. — Если на предмете нет отпечатков пальцев, это говорит о том, что его протерли. Понимаешь?

— Отец стер все следы, но…

Колесников с многозначительной миной поднял вверх указательный палец.

— Он ведь знал, что за ним охотятся такие же маги… то есть сиды, как он сам? Знал. И о том, что они будут проверять каждый предмет, которого он касался. Исследовать, не подал ли он каким-то скрытым способом знак. А значит, будут изымать все улики и тщательно изучать. И стер все следы, чтоб преследователи сразу поняли: тут ловить нечего. Ему было важно, чтобы снимок попал к тебе.

Алиса повертела кусок картона в руках.

— Наверное, ты прав. Но тут действительно нет ничего, что могло бы помочь. Я не уступаю в силе своему отцу, а значит, почувствовала бы любую подсказку, которую он мог оставить.

Они втроем склонились над снимком. Старый букинист вернулся в кресло и позвал кота, но тот увлеченно исследовал что-то в углу комнаты. Алиса мельком заметила, как зверь прижался к полу, как нервно дергается кончик его хвоста.

— Что там, Оскар? Мышь? — Старик в кресле азартно ударил кулаком по ладони. — Лови же ее! Скорее! Ах, Богдан не подумал об этих мелких паршивцах. От них больше бед, чем от воров.

Алиса рассматривала снимок, пытаясь понять, что хотел сказать отец своим подарком. Но мысли путались. Вместо того, чтобы искать зацепки, она всматривалась в лица родителей, в лицо маленькой девочки — свое и одновременно совсем незнакомое. Никаких воспоминаний. Она так старалась забыть прошлое, что прошлое обиделось и действительно покинуло ее.

— Что ж, — проворчал Данила, — раз сид ничего не может вытянуть из этого снимка, позвольте технарю попытаться.

Он положил снимок на стол, вытащил коммуникатор и включил сканер.

Единственной не занятой книжными полками поверхностью в квартире оказалась стена в ванной комнате. Данила спроецировал на нее скан фотографии и стал подтягивать контрастность изображения, параллельно убирая шумы.

— Нам очень повезло. Снимок был сделан на пленку. Алиса-то, наверное, не помнит их…

— Я помню! — заявил Колесников. — У моего папаши был пленочный фотоаппарат. Да небось, и сейчас где-нибудь на антресолях валяется. Но при мне он уже им не пользовался, купил цифровой. А в чем прикол?

Алиса тоже вопросительно посмотрела на Данилу.

— В то время как раз большинство переходило на цифровые фотоаппараты, но их возможности были еще слабыми. Но тот, кто вас снимал, пользовался пленочной зеркалкой. Из такой фотографии можно вытащить гораздо больше информации. Вот, смотрите.

При увеличении, стало понятно, что сквозь заснеженные деревья виднеется силуэт какого-то здания. Данила еще увеличил изображение, стал в редакторе убирать ветви и дорисовывать стены и окна, опираясь на логику и знание законов архитектуры. Вскоре стало ясно, что за деревьями на снимке скрывалась церковь. Данила закончил рисунок, потер подбородок.

— Так. Надеюсь, этого хватит.

По запросу похожих изображений поисковик выдал чуть меньше полутора тысяч фотографий церквей и других строений, имеющих хоть что-то общее с каракулями Данилы. Но уже в первой сотне попалась церковь, почти в том же ракурсе. Правда, здесь именно церковь была целью фотографа, и ее было хорошо видно сквозь голые осенние ветви. А главное, была привязка к месту.

— Коломенское, — прочитал вслух Колесников. — Церковь Усекновения головы Иоанна Предтечи. Нифига себе название.

— Известное место, — ответил Данила. — Почти в центре Москвы.

— Погоди. — Алиса сжала его локоть, нахмурилась. — Кажется, я что-то вспоминаю. Коломенское. Там много деревьев, да? И старинные дома. Это музей.

Она замолчала, переживая возвращение памяти. Словно капля чернил упала на бумагу и разбегалась, захватывая все большую территорию. Всплывали образы мест и людей, ощущения, отдельные слова.

— Это там! Я почти уверена! Мы были в Коломенском всего один раз, когда и был сделан снимок. Мне так понравился музей, что я долго потом упрашивала опять туда съездить. Все эти деревянные домики, дворец… Но мы больше никогда туда не возвращались. Мне казалось, отец не любит это место. А сейчас пришло в голову: может быть, он уже тогда опасался слежки?

— Это вполне логично! — с воодушевлением воскликнул букинист. — Если вспомнить, какие истории ходят об этом месте… Оскар, ты где? Ты поймал эту дрянь?

— Что за истории? — Колесников попытался вернуть мысли старика к интересующей всех теме. — Это может быть связано с Богданом?

— Нет, что ты, — отмахнулся букинист, озабоченно оглядывая комнату. — Оскар! Куда он делся? Это очень старые истории, очень-очень старые городские мифы. Говорили, что где-то в усадьбе есть подземелье, в котором спрятана библиотека Ивана Грозного. Это один из самых популярных московских мифов. Где ее только не искали! Оскар?

— Нашли?

Старик посмотрел на Колесникова поверх очков.

— Ох, молодежь… Не нашли. В начале прошлого века археолог Стеллецкий — известная фигура среди охотников за библиотекой Грозного — искал ее. Но потом свернул работы. То ли разочаровался, то ли финансирование закончилось. Потом война началась. А в восьмидесятых там вроде какое-то подземелье нашли, но раскапывать не стали.

— Библиотека нас не особо интересует, — задумчиво протянул Данила, — а вот подземелье…

Алиса не дала ему договорить. Она вышла в середину комнаты и замерла прислушиваясь. Что-то происходило вокруг, но она не могла понять, что. Казалось, дом ожил, зашевелился.

Откуда-то сверху раздался протяжный заунывный звук.

— Оскар, вот ты где! Как ты туда забрался?

Кот сжался в пушистый ком на книжном шкафу в углу, и действительно было совершенно непонятно, как он сумел забраться туда. Прижав к голове уши, Оскар таращился на людей шальными глазами и завывал, как сирена химической опасности.

— Оскар, бедненький, перепугался. — Старик повернулся к Колесникову. — Вы мне не поможете? Есть стремянка, но, честно говоря, последнее время я побаиваюсь ею пользоваться. С тех пор, как приступ радикулита скрутил меня на верхней ступеньке. Знаете ли, это было незабываемое впечатление! И больно, и страшно, и смешно…

— Тихо! — прикрикнула Алиса. Смутившись, добавила: — Пожалуйста… Что-то происходит.

Колесников картинно приложил палец к губам, притащил стремянку и полез за котом. Оскар вовсе не обрадовался спасению. Зашипел, грозя растопыренной когтистой лапой. Виктор поспешно отдернул руку.

— Эй! Он дерется!

— Ты что, кота боишься? — поразился Данила.

— Посмотри, какие у него когти, — в голосе Колесникова послышалась обида. — Дайте хоть полотенце какое-нибудь, что ли!

— Сейчас, сейчас, — старик зашаркал в ванную. — Не пойму, что на Оскара нашло…

— Да тише же!

Данила повернулся к девушке.

— Что такое? Ты что-то чувствуешь?

— Не понимаю. Вокруг словно облако какое-то. Чувствую только соседние квартиры.

— Может, это из-за магии твоего отца?

— Не знаю. Мне кажется, здесь опасно оставаться.

Данила оценивающе посмотрел на Алису и кивнул.

— Сейчас Виктор спасательную операцию закончит, и уходим.

Старик уже вернулся с банным полотенцем, и Колесников вновь потянулся к ошалевшему коту. Накинул на животное полотенце, быстро спеленал его, так что наружу осталась торчать только морда с выпученными от страха глазами.

— Уф-ф-ф, ну и зверюга, — выдохнул Виктор с облегчением. — Так что вы начали говорить о мифах?

— Есть еще очень любопытный миф о Голосовом овраге. Там недалеко от церкви есть овраг, а в нем два очень популярных у столичных эзотериков камня — Девий и Гусь. Говорят, в этом овраге иногда пропадают люди…

— Ох! Нет!

Алиса поняла, что за странные ощущения испытывала. Дом и вправду словно шевелился изнутри. Он наполнился нарастающим шуршанием — это постукивали в вентиляции, щелях под полами и в стенах и даже в трубах канализации сотни маленьких лапок с острыми коготками.

Данила, с любопытством слушавший рассказ старика, развернулся на возглас Алисы.

И в тот же момент со всех сторон на людей хлынули крысы. Их было так много, что уже через мгновение пола в комнате не стало видно под серо-бурым ковром. Они казались одним целым, некоей биомассой с сотнями оскаленных пастей и блестящих черных глаз-бусинок.

Люди и крысы застыли, глядя друг на друга.

— Это ты их остановила? — прошептал Колесников, так и сидящий на стремянке со спеленатым котом на руках.

— Я… — простонала Алиса. Ее окружал лес. Огромные деревья нависали, закрывая небо ветвями. Корни, похожие на уродливых узловатых питонов, оплетали тело, не давая дышать, пытались согнуть, сломать. — Нет!

Ей противостояло несколько сидов, и каждый был если не сильнее девушки, то намного опытнее. Она покачнулась, теряя контроль, и крысы стали прыгать.

Алисе никогда не приходилось видеть, как высоко может прыгнуть такой маленький грызун. Серые вытянутые тела легко взлетали на высоту человеческого роста. Они мгновенно облепили старого букиниста и Данилу, начали карабкаться по стремянке к застывшему в ужасе Колесникову.

Девушку грызуны игнорировали. Алиса попыталась вновь захватить контроль, но ничего не вышло. Она вообще перестала чувствовать что-либо вокруг. Способности были при ней, но ее словно закутали в пуховое удушливое одеяло.

Захрипел и рухнул на пол старик, мгновенно скрывшийся под жуткой серой массой. Матерясь, лупил руками по облепившим его грызунам Данила. Он разбрасывал изломанные тушки, но на место каждой погибшей крысы немедленно запрыгивали две-три. Колесников спихивал крыс ногами со ступенек стремянки, не замечая, что к нему по книжным полкам уже текут серые ручейки.

Ее друзья погибали.

Понимание накатило на Алису холодной водой. Сжался ледяной ком в животе. Она уже знала это ощущение.

За ним пришла пустота. Алисе казалось, что она неким бесплотным духом зависла над темной пропастью, на дне которой набухает кроваво-алая пульсация извержения.

На этот раз невидимый зверь не пришел. Он был слишком велик, что бы гоняться за мелочью вроде крыс. Алису тряхнуло, сила прошла сквозь нее и выплеснулась вовне, расходясь кругом, словно ударная волна от взрыва. Невидимая и неощутимая, она прошла все здание насквозь от крыши до подвала. Алиса ощутила удивление противостоявших ей сидов: они не ожидали, что девушка сможет сопротивляться. Удивление сменилось гневом, а потом страхом и болью. Сила Алисы разорвала путы и хлестнула по врагам раскаленной плетью. Их крики привели девушку в себя.

Она открыла глаза.

Комнату покрывал ковер из слабо шевелящихся крыс. Удар контузил грызунов, к тому же исчезла воля, гнавшая их в наступление. Алиса разгребла безвольные тельца, высвободила из-под них старика. Он не дышал, халат превратился в дырявую тряпку, сквозь которую виднелось покрытое ранами от зубов и когтей тело. Хуже всего дело обстояло с головой, шеей и руками.

— Погано.

Данила выглядел немногим лучше старого букиниста, но на ногах стоял вполне уверенно.

— Данила…

— Не обращай внимания, это просто царапины. Больно, но не смертельно, — парень присел рядом со стариком, приложил пальцы к шее. — Пульса нет. Наверное, сердце не выдержало.

Алиса непонимающе смотрела, как он закрывает глаза старику и встает.

Перевела взгляд на букиниста.

Она помнила этот книжный штамп о мертвых, выглядевших «спокойными, словно они спали». Старик не выглядел так. Его скорченное тело и искаженное судорогой лицо говорили о муках, через которые он прошел перед смертью.

Это не правильно.

Она вновь не смогла никого спасти.

Это неправильно!

Алиса почувствовала, как опять проваливается в транс. Сила была рядом, ее было много — неисчерпаемый океан, к которому Алиса едва прикоснулась. Но у девушки не хватало умения воспользоваться этой силой.

Она попыталась вдохнуть жизнь в старика, запустить остановившееся сердце, но ничего не получалось. Призванная сила лишь обтекала мертвое тело, словно камень.

— Все, хватит…

Алиса почувствовала на плече большую тяжелую ладонь. Данила обнял девушку, поднял. Она попыталась высвободится, но это было все равно, что сопротивляться бульдозеру.

— Больше пяти минут прошло, — мрачно произнес Данила. — Если ты даже оживишь его, клетки коры головного мозга уже погибли. Ты получишь зомби. Пойдем. Надо уходить отсюда, пока луддиты не вернулись.

Алиса покорно кивнула.

* * *

— Они выходят.

Розенблейд опустила бинокль и взяла в руки винтовку с оптическим прицелом. Ален сейчас на крыше с такой же винтовкой наготове. Он должен прикрывать Данилу и Алису от возможного нападения с воздуха или из окон соседних домов. Землю контролировала из окна Розенблейд.

За ее спиной на полу лежали три мертвых тела. Несколько минут назад эти сиды напали на Данилу. Не сами, разумеется. Применили свои колдовские штучки. Но девчонка не сплоховала — даром, что всего пару дней назад обрела силу. Вышибла из противника дух одним мощным ударом. Луддиты конечно быстро пришли бы в себя и второй раз уже так просто удар не пропустили бы. Но дальше ими занялась Розенблейд. Убить настоящего сида трудно. Но можно. Главное, застать врасплох и нанести смертельный удар прежде, чем сид поймет что происходит.

Вроде бы они с Аленом убрали всех. Но с сидами никогда ничего доподлинно не известно. Когда она спускалась во двор за телами, то представляла собой идеальную мишень. Специально «забыла» включить маскировку. Но никто на нее не попытался напасть: или сидящие в засаде сиды разгадали ее план, или засады нет.

Внизу, во дворе, Данила и Алиса сели на мотоцикл. Увязавшийся за ними полицейский — на дурацкий ярко-желтый мопед. О чем-то заспорили. Розенблейд переключила правый наушник на звукоулавливатель, направила микрофон в их сторону.

«…не сможешь!»

«Я полицейский!»

«И что? Для них твое удостоверение — ничто. Помнишь, как тебя прижали в больнице?»

«Ситуация изменилась!»

«В чем?»

«Я… м-м-м… не могу сказать. Но сейчас я реально могу вам помочь!»

«Хватит гнать. Это тебе не казаки-разбойники».

«Да не гоню я. Черт, хорошо. На меня вышли люди, которые могут вам помочь. За ними есть настоящая сила. Это все, что я могу сказать».

«Врешь. Если бы такие люди были, Цех об этом знал бы. Алиса, отдай ему Оскара».

«Э! Погоди…»

Девушка соскочила с мотоцикла, вытащила из-под кофты что-то большое серое и пушистое и сунула в руки опешившему полицейскому.

«Вот! Учти, он домашний — на улице пропадет. Так что, не смей его бросать!»

«Э-э-э… Стойте! Черт!»

«Кобра» сорвалась с места, во дворе остался только полицейский с котом на руках. Розенблейд вызвала вторую группу прикрытия.

— Ольсен, Накано, посылка направляется в сторону пера. Принимайте. Мы скоро будем.

— Ждем.

В правом наушнике, между тем, слышно было, как полицейский набирает номер на телефоне. Звонит в отделение? Или общество кошатников?

«Станислав? Это защищенная линия?»

«Разумеется. Что случилось?»

«Много чего случилось. Долго рассказывать. Главное — меня бросили. На мопеде за мотоциклом Данилы мне не угнаться…»

«Я же предлагал взять что-нибудь из нашего гаража!»

«А ты ваши тачки видел? Как бы я объяснил, откуда у меня такое?»

«М-м-м… ладно, понятно. Куда они отправились, знаешь?»

«Коломенское. Там есть церковь… э-э-э… церковь усекновения чьей-то главы. Забыл чьей. И какие-то два камня рядом, возле которых исчезают люди. Туда они и едут».

«Понятно. Я отправлю людей».

«Я тоже еду, только разберусь тут кое с чем».

Полицейский убрал телефон в карман, перехватил кота поудобнее и, с явным сожалением посмотрев на мотороллер, покинул двор пешком.

Розенблейд проводила его взглядом, задумчиво произнесла:

— Еще один игрок? Интересно, босс в курсе?

— Не похоже.

Розенблейд повернулась к стоящему в дверном проеме Алену.

— Он любит играть в темную, Ален. Не удивлюсь, если Станислав — еще один псевдоним босса.

— Может, спросишь его напрямую?

— А смысл? Если он не посвятил нас в интригу, значит, и на прямой вопрос не ответит. К тому же я не уверена. Возможно, это и впрямь какая-то третья сила вмешалась.

Ален равнодушно пожал плечами и напомнил:

— У нас задание, Розенблейд.

— Ты прав. Вызывай вертушку и пусть Цех обеспечит коридор до Коломенского.

ПЕРСПЕКТИВА 4

+243 дня к текущему времени.

Джейсон сидел перед палаткой и мрачно смотрел на лагерь беженцев.

Отсюда — с холма, на котором его команда устроила базу, — лагерь казался восточным ковром на полу захолустного отеля. Все еще пестрый, он выцвел от грязи и пыли, а ворс вытерся проплешинами до грубой основы.

У полковника жутко болела голова от жары.

Это было просто нелепо. Когда-то его предки были привезены в Америку откуда-то из этих мест, а он мечтает о вашингтонской зиме. Или хотя бы о кондиционере.

На самом деле Джейсон понимал, что мучает его не столько жара, сколько бессмысленность происходящего. Когда он узнал, что проект «Валькирия» направляют в зону конфликта, то даже обрадовался. Пусть даже ему и пришлось тащить с собой «суперотряд». Зато он, наконец, мог проверить на практике методики, которые они отрабатывали последние годы.

Практика внесла свои коррективы.

На деле его команда была вынуждена выполнять функции миротворческих сил. После «ночи тысячи смертей» когда обезумевшие беженцы штурмовали границу Исламского Союза под огнем пулеметов, в регион были срочно стянуты вооруженные силы со всего мира. Разумеется, никто не питал иллюзий, что солдаты, которым даже запрещено использовать оружие, смогут в случае повторения инцидента сдержать натиск толпы из сотни тысяч человек.

— Сэр!

Полковник отвел взгляд от лагеря беженцев и обнаружил рядом с собой вытянувшегося по стойке «смирно» Лейбовича.

— Вольно, капитан. Какие-то новости?

— Не уверен, что это можно назвать новостями, сэр. То есть, для вас это, наверное, станет новостью, потому как я заметил, что вы не очень-то интересуетесь тем, про что пишут в интернете. Да и вообще ничем последнее время не интересуетесь, потому, позволю себе заметить, не знаете некоторых новостей, которые для остальных уже давно не новости. Сэр.

— Что?

— Я только хочу сказать, вы тут сидите целыми днями и в интернет не заходите. А там иногда интересные вещи пишут.

— Капитан, я каждое утро просматриваю новостную ленту. И каждый вечер. Мне этого достаточно.

Лейбович покачал головой и веско произнес:

— Новости на крупных порталах подаются в определенном ключе, сэр. Ни для кого уже не секрет, что их тщательно отбирают назначенные государством люди. Самое интересное можно найти как раз на мелких независимых порталах и в частных новостных лентах.

— Лейбович, если вы узнали что-то важное, то говорите. У меня и без вас голова болит.

— Есть две новости, — сообщил капитан. — Как обычно, одна плохая, а как относится к другой, я пока не решил. Наверное, тоже плохая.

— О'кей — обреченно вздохнул Джейсон. — Стреляйте.

— Хоть в Исламском Союзе для частных граждан выход в общую сеть и блокирован, есть бутлегеры, которые за определенную мзду все что нужно установят и настроят. В каждый дом с обыском ведь не придешь. Так что новости из-за информационного занавеса все равно доходят. Вот уже месяц как из разных городов сообщают о настоящем терроре, который развернула против местных властей и военных неизвестная группировка. О террористах ничего не известно, никаких требований они не выдвигают, никак о себе не заявляют.

— А мы тут причем? — попытался заглушить в себе тоскливое предчувствие Джейсон. — Это просто террористы. Кто-то из недовольных.

— Не думаю, сэр. В это трудно поверить, читая официальные новости, но в Исламском Союзе живут очень спокойно. Конечно, недовольные есть, случались и беспорядки, но терактов давно не было. А потом вдруг пошли косяком. Первые террористические акты произошли буквально через пару дней после нашей высадки. Я проанализировал все случаи, и они образуют отчетливую сеть из десяти расходящихся веером радиусов, имеющих одно начало. В городе, который расположен в десяти километрах от нашей базы, сэр.

— Капитан, скажите честно, зачем вам это?

— Разрешите говорить откровенно, сэр? Мне исламистов любить не за что, сами понимаете. Но террор — подлая штука. Мне не нравится, что мы оказались в этом замазаны.

— Лейбович, сотрите все свои вычисления и забудьте.

— Это приказ, сэр?

— Это приказ.

— Есть, сэр.

Джейсон помолчал, спросил, чтобы сгладить неловкость:

— Ну, а вторая новость?

— Да, сэр. Это уже из Европы. Знаете историю с немецким «Атомик»?

— Нет… хотя… Это не та ли фирма, что должна была строить атомные электростанции в Замбии? Точно! Они почему-то отказались, и тогда построили эти, которые взорвались.

— Так точно. Они отказались потому, что руководство сейчас таскают по судам и государственным комиссиям из-за драки охранников с чокнутыми «зелеными», осаждавшими их головной офис. А еще был известный скандал с избитым в Милане модельером. Не слышали?

Джейсон внутренне содрогнулся, но ответил спокойно:

— Нет. А там что было?

— Да мелочь, по сути. Закидали показ мод взрывпакетами с краской. Говорят, это та же организация устроила, что и драку в Германии. Точнее, как таковой организации нет. Есть активисты по всему миру, договаривающиеся об акциях через сеть. На этот раз они договорились проникнуть под видом волонтеров сюда.

— Куда? В лагерь беженцев? Вот дерьмо!

— Я тоже так подумал, — вздохнул Лейбович. — Они хотят устроить марш милосердия — так они это называют. Построиться в колонну и пойти к позициям исламистов с пальмовыми ветвями в руках. Или типа того.

Джейсон закрыл глаза и жалобно застонал.

— Боже, что за идиоты…

— Да, сэр. Не представляю, как отреагируют на это солдаты Союза. После того случая со штурмом границы и из-за терактов они стали очень нервными. Боюсь, может произойти бойня.

— Известно, в какую часть периметра они прибудут?

— Пока нет. Они же будут пробираться сюда по одиночке или небольшими группами. И уже на месте договариваться.

— Черт! Павел, я так понимаю, вы достаточно глубоко во всем этом разбираетесь? Прошу вас следить за ситуацией и докладывать мне обо всех изменениях. А я предупрежу командиров всех подразделений на периметре, с которыми смогу связаться. Надо остановить этих самоубийц.

— Есть, сэр!

Дождавшись, когда Лейбович скроется в палатке, Джейсон торопливо достал телефон.

— Джессика…

— Милый? Что-то случилось?

— Почему ты так решила? — изобразил удивление полковник.

— Обычно ты звонишь вечером.

— А… Нет, все в порядке, просто соскучился. Как там у вас дела?

— Со вчерашнего вечера ровным счетом ничего не изменилось, — рассмеялась Джессика. — Ох, милый, извини, я ведь на работе сейчас.

— Да, конечно. У тебя ведь все в порядке? И у Джеда с Бонни?

— Конечно. Я на работе. Джед в университете. А Бонни…

— Что?

— Милый, ты какой-то нервный сегодня. Все в порядке с Бонни. Она поехала с классом на трехдневную экскурсию…

Джейсон закусил костяшки кулака, чтобы не заорать от злости и страха. Жена не при чем. Незачем ее пугать. Он спокойно попрощался с Джессикой и для очистки совести позвонил в колледж, в котором училась Бонни. Разумеется, ни о каких экскурсиях там и не слышали. Преподавательница вежливо поинтересовалась, как себя чувствует Бонни: ангина очень неприятная болезнь…

Полковник с трудом разжал побелевшие пальцы. Посмотрел на обломки телефона в руке. Приблудный пес заскулил и вжался в землю, услышав тихое, наполненное яростью рычание.

ГЛАВА 11

Небольшой вертолет без опознавательных знаков серебряным головастиком несся в сторону Коломенского. Мужчина за штурвалом выглядел спокойным, но давняя напарница слишком хорошо изучила его, чтобы поверить в эту маску. Ален, как всегда, жевал резинку, но его челюсти двигались слишком быстро и нервно.

— Не психуй.

Ален пробурчал что-то неразборчивое.

— Он успеет. — Женщина следила за передвижением мотоцикла на экране коммуникатора, переключаясь с одной камеры дорожной полиции на другую. — Им ехать еще минимум пятнадцать минут.

— Ты просто передала сообщение.

Розенблейд кивнула. Напарник прав. Связаться с Главным Механиком не удалось. Пришлось довольствоваться сообщениями на автоответчик. И теперь неизвестно, когда шеф их прочитает. Она снова набрала номер Главного Механика, но тот все так же не отвечал.

— Он не мог исчезнуть надолго. Тем более, в такой ситуации. В крайнем случае, будем прикрывать их сами.

Ален покосился на женщину, иронично вздернув бровь.

— Сколько продержимся, — упрямо ответила Розенблейд. — Парень тоже не лыком шит. Да и девчонка может помочь.

— Если захочет. Она нестабильна.

Розенблейд опять была вынуждена согласиться с напарником. План Главного Механика не удался. Данила не смог или не захотел завоевать привязанность и безоговорочное доверие Алисы до того, как в ней пробудилась личность сида.

— Скоро будем над заповедником, — сообщил Ален. — Мне садиться?

— Зависни пока на высоте. Накано сообщил, что их группа уже на подходе. Аслан со своими в полукилометре западнее. Сейчас все внимание луддитов будет сосредоточено на них и на Даниле. Воспользуемся эффектом внезапности.

Ален послушно направил вертолет вверх. Это может сработать: луддиты постоянно забывают, что люди научились летать, и угрозу с воздуха не учитывают.

Розенблейд еще раз проверила свои расчеты. «Колибри» уже взошла над горизонтом, но захватить системой прицеливания старое капище сможет только через сорок минут. Значит, им нужно продержаться не так уж долго.

Ален не знал о запасном варианте.

Розенблейд некоторое время колебалась и все же решила не рассказывать напарнику о «Колибри». Нет, в Алене она была уверена. Просто, если дело дойдет до запасного варианта, то им будет уже все равно. А значит незачем заранее портить напарнику настроение.

* * *

Ирина без сил рухнула на койку, вдохнула безликий запах гостиничного белья и разревелась.

Она иссякла. Весь день на ногах, исходила почти весь этот серый городок пешком. Но устала даже не из-за этого, а потому что приходилось все время обращаться к силам природы. Не всякий сид выдержал бы такое напряжение, а она всего лишь обычный человек. Ее тело не создано для использования магии сидов. Множество амулетов — от обычных колец и ожерелий, до сложных татуировок и скаринга — позволяли манипулировать древними силами, но природу не обманешь. Все болело — кости, мышцы, кожа, казалось, даже волосы.

Ирина была бы счастлива мучениям, если бы они оправдались. Но все ее старания оказались напрасными. Проклятый вор словно сквозь землю провалился. А сначала из-под этой самой земли возник. Иначе как объяснить, почему она не почувствовала опасности? Амулеты позволяли чувствовать любое агрессивное внимание, направленное на нее. Обойти их мог разве что вор, не осознающий, что он ворует. Или сид?

Она со стоном поднялась с кровати и добрела до холодильника. В городке была всего одна гостиница, а в ней всего один номер «люкс». Люксовость номера, похоже, заключалась в исправной сантехнике и холодильнике с минибаром. Правда, обязанность заполнения минибара возлагалась на самих постояльцев. Одинокая бутылочка в углу была с водкой.

Но Ирину сейчас устраивала любая выпивка — лишь бы отпустило перекрученные нервы.

Она вытрясла в стакан подозрительно пахнущую жидкость и залпом выпила. Запила водой. Стало немного легче.

Нет, это был не сид.

Если бы Печать обнаружил сид, то не стал бы ее красть. И так просто Ирину не отпустил бы.

Для сидов она не лучше технократов. Человек, обманом использующий древние силы. Хорошо, что две противоборствующие стороны слишком велики и поглощены своей враждой. Ирина иногда чувствовала себя муравьем, бегущим через поле, на котором бьются смертным боем бык и лев. Заметить не заметят, но могут запросто растоптать. Случайно. Ни луддиты, ни технократы уже не помнили, разумеется, о небольшой секте, отколовшейся от Цеха, когда Совет Мастеров принял жесткое решение об отделении чистой науки и техники от магии в любых ее проявлениях. Во времена Инквизиции их преследовали так же беспощадно, как и сидов. И, в конце концов, решили, что всех уничтожили.

К тому же, у нее при себе была Печать.

Вечная проблема могущественных артефактов. Они слишком возмущают вокруг себя реальность, чтобы просто спокойно храниться где-нибудь. Можно сказать, они притягивают неприятности. И оставить такой артефакт где-нибудь в тайном месте нереально: вскоре на него обязательно кто-нибудь наткнется. И с собой постоянно носить опасно. Но эта поездка была ей необходима…

И вот — Печать украдена.

Даже не будучи посвященным, человек, владеющий Печатью, неизбежно получит шанс использовать ее: артефакт исказит окружающую действительность так, чтобы реализовать заложенную в него задачу. И пробудит древнее чудовище, некогда запечатанное сильнейшими из сидов в закрытом слое реальности, своего рода аппендиксе Мироздания.

Ирину по коже мороз продрал, когда она вспомнила, как описывали Зверя чудом сохранившиеся манускрипты. Тогда победить его смогли лишь девять величайших сидов, объединив усилия. Четверо из них давно погибли, один стал технократом, а еще четверо неизвестно где и неизвестно, живы ли вообще. Если Зверь пробудится, у него даже не будет серьезных противников.

И все из-за нее!

Ирина почувствовала, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Сердито оборвала жалобные мысли, достала из чемодана — слава всем богам, хоть его не украли! — амулет, повышающий настроение, и повесила на шею. Нельзя сейчас раскисать. Сейчас она отдохнет, а с утра начнет поиск Печати с новыми силами.

Данила

«Кобра» дергалась и захлебывалась рыком, двигатель работал нестабильно. То ли реагировал на Алису, которая была слишком взвинчена, чтобы контролировать силу, то ли нас преследовали. Скорее всего — преследовали.

Мы вылетели на аллею, и тут я осознал, как просчитался.

Это заповедник, здесь почти нет современных построек и коммуникаций. Я чувствовал, как одна за другой обрываются линии, за которые можно было бы уцепиться. Зато становилось все больше непаханой земли, девственных трав и деревьев. Мы въехали, пожалуй, на один из немногих островков в мегаполисе, где сиды до сих пор могут на равных противостоять Цеху.

«Кобра» продержалась еще пятьсот метров, после чего окончательно заглохла.

— Все, лисенок, придется дальше пешком. Ты чувствуешь, куда нам нужно?

Алиса кивнула, и мы, ловя удивленные взгляды прохожих, перебрались через невысокую, стилизованную под старину ограду. Лучше бы, конечно, остаться на дороге… Впрочем, в игру втянуты такие силы, что рассчитывать на защиту тонкой полоски асфальта просто смешно. Мы побежали через парк, руководствуясь обострившимися чувствами Алисы. Я видел, как перед ней расступается трава, кустарник поджимает ветви, а корни деревьев прямо на глазах прячутся глубже в землю. Мощная волна катилась впереди нас, прокладывая путь. Никогда не видел такой силы даже у старых сидов. По правде говоря, меня это пугало. Алиса все глубже проникалась сущностью сида, и я не знал, не изменит ли ее обретенная мощь?

И тут все закончилось.

Волна впереди разом схлопнулась, трава выпрямилась, кустарник свободно растопырил ветви. Алиса, вскрикнув от неожиданности, пошатнулась, и мне едва удалось ее поймать.

Но сила никуда не делась. Я чувствовал ее потоки вокруг нас.

Реальность начала вибрировать. Накатила знакомая тошнота, но к этому я был готов. Достал сразу два шприца и ввел себе двойную дозу форматора. Это, конечно, плохая идея — Мастер предупреждал, чтобы я не перенапрягал организм, — но особого выбора у меня не было. Похоже, за нас взялись всерьез.

Алиса взмахнула руками и что-то выкрикнула на незнакомом языке. Казалось, она пыталась бросить вверх рыболовную сеть. Я увидел, как над деревьями вокруг нас поднимались в воздух сотни птиц. Алиса попробовала еще раз.

— Черт! Черт, черт, черт…

— Не получается?

— А ты сам не видишь? Черт… Прости! Меня кто-то блокирует. Я не могу пробиться.

— И эти птички.

Алиса схватила меня за руку, потянула за собой.

— Надо бежать! Если они навалятся всей стаей, будет как с крысами!

Мы побежали к лесу. Я понял мысль Алисы: между деревьев птицы не смогут задавить нас массой. Но сами деревья?

— Алиса, нам нельзя туда! Ты что, не понимаешь?

— Не подумала, — выдохнула девушка и остановилась, озираясь. — Мы здесь, как на блюде — подходи и ешь. Есть идеи?

Я прощупал пространство вокруг. Не может быть, чтобы здесь не было совсем ничего. На территории заповедника действует музей, церковь, какие-то хозяйственные постройки. Всему этому нужно электричество.

— Туда! — Я указал девушке на какие-то одноэтажные домики, похожие на сараи. До них было метров пятьсот, а несколько ворон уже кружили над нами. — Там должен быть кабель!

Наверное, со стороны это выглядело дико: два бегущих сломя голову человека, за которыми гонится целая туча ворон, галок воробьев и голубей. Наверное, это даже комично выглядело, но мне было совсем не смешно. Особенно когда вороны начали атаковать. К счастью, Алису они пока не трогали: видимо, чуяли сида. Форматор в крови позволил активизировать частицы-оборотни в тканях моего тела. Мне был нужен металл. Трансформация…

Когти и клювы птиц заскользили по ставшей твердой, как сталь, коже.

Птиц было так много, что я забеспокоился, как бы они не повалили нас. Но, видимо, управлять пернатыми было не так-то просто, и мы успели добежать до строений.

Я, наконец, обнаружил высоковольтную линию.

— Алиса! — Я закашлялся, выплюнул изо рта перья. — Ты можешь заглушить в себе сида?

Из-за сплошной мельтешащей, яростно свистящей и каркающей стены донеслось:

— Кажется, смогу. Но зачем?

— Отбеги метров на двадцать от меня и закройся. Иначе тебе будет больно.

Я не услышал ее ответа. Оставалось только надеяться, что она меня послушалась.

Все равно придется действовать.

Птицы сбились вокруг меня уже так плотно, что не могли махать крыльями. Они ползли по мне, цепляясь когтями за одежду, друг за друга, облепляли слоями.

Что ж. Тем лучше.

Алиса

Алиса не совсем поняла, зачем Данила велел отойти. Птичий гам и хлопанье сотен крыльев совершенно оглушили ее и мешали связно думать. Но Данила говорил так уверенно, что она послушалась. Отбежала на десяток шагов, усилием воли замкнулась в ментальный кокон. И только сделав это, сообразила, что собирается сделать Данила.

Развернулась и застыла, пораженная зрелищем.

В десяти шагах от нее шевелилось плотное облако, более всего напоминающее рой пчел, только состоящий из птиц, а не насекомых.

Данилу не было видно. Только временами в рое появлялись провалы, в которых поблескивало металлом.

Девушка ничего не успела сделать.

Раздался протяжный треск, словно рвалась толстая плотная материя. Полыхнул синевато-белый свет, как от сварочного аппарата, и стая буквально взорвалась изнутри. На мгновение пахнуло озоном, но тут же его перебил всепроникающий запах горелых перьев и мяса. Алиса зажала рот, глядя на дымящиеся обугленные тушки, плотно усеивающие траву.

Но Данила не позволил ей толком осознать, что произошло.

— Быстрее! Нам надо успеть к камням прежде, чем сюда явится этот твой Сим!

Алиса машинально попыталась высвободить свою руку из руки человека, только что хладнокровно убившего сотни живых существ…

«Это не мои мысли! Он ведь был вынужден это сделать!»

«Он убийца. Отступники и их механизмы убивают постоянно».

Этот голос звучал все настойчивее, но девушка никак не могла сосредоточиться на бегу. Данила держал ее руку железной хваткой, и Алисе приходилось бежать со всех ног, чтобы не упасть. От этого мысли смешивались и толкались в голове, словно стеклышки в калейдоскопе.

— Держись, лисенок! Пожалуйста! Еще чуть-чуть!

«Он убийца! Убийца! Осквернитель! Чудовище!»

Впереди показался овраг. Несмотря на теплый вечер, в нем клубился туман. Несколько человек стояли на краю и смотрели вниз с тем необычным выражением на лицах, какое бывает у людей, справляющих некий религиозный обряд. Появление бегущих Данилы и Алисы явно нарушило торжественность момента. На них уставились с удивлением и возмущением.

А в следующий момент в воздухе стали открываться проходы.

Выглядело это донельзя обыденно и совсем не волшебно. Сначала возникали мутные силуэты, они быстро наливались четкостью и фактурой, и уже через пару мгновений на траву ступал живой человек. Точнее, сид. Их было семеро, но в каждом ощущалась мощь, не меньшая, чем у Сима. И трое перекрывали подход к оврагу. Драться с ними было бы полным безумием даже с ее недавно обретенными силами и умениями Данилы…

«Ты не можешь сражаться рядом с отступником! Он убийца!»

— Данила, — выдохнула девушка, сгибаясь под напором раздирающих ее сил. — Мы с ними не справимся… Они меня почти сломали… Надо бежать…

Данила огляделся, демонстративно неспешно достал из кармана еще один шприц и ввел себе мутную жидкость. На этот раз его заметно передернуло. Алиса догадалась, что использование раствора, чем бы он ни был, не проходит для Данилы бесследно.

— Ребята, — тяжелым, незнакомым голосом проворчал парень. — Убирайтесь. Не заставляйте меня вас убивать.

Алиса вздрогнула. У Данилы прямо на ее глазах менялась форма рук. Кончики пальцев вытягивались и заострялись, превращаясь в миниатюрные ножи. Да и само тело «потекло»: заметно удлинились голени, локти.

«Вот видишь! Он — чудовище! Урод!»

— Не бойся, лисенок. Я потом все объясню. А пока закрой глаза.

Данила

Не очень-то я верил, что будет это «потом».

Именно поэтому и не боялся трансформироваться: вряд ли мне придется что-то объяснять Алисе. Все-таки семеро опытных сидов — многовато даже для меня. А Мастер куда-то запропастился.

Сиды начали сжимать кольцо. Я издал рычание, не столько чтобы напугать их, а скорее, чтоб приободрить себя. Частицы-оборотни трансформировали мое тело в наилучшую разработанную цеховыми биологами форму для рукопашной схватки. Увы, программа была из разряда «аварийных», потому трансформация происходила очень быстро и болезненно. Выглядела форма угрожающе, таких монстров придумывают дизайнеры для компьютерных игр, но на сидов она особого впечатления не произвела.

Помощь пришла совсем не от тех, на кого я мог бы рассчитывать.

Сиды замерли на полушаге и обернулись, все в одну сторону, словно стая сусликов. Прямо по траве, оставив позади сломанный забор, к нам, грохоча дизельными движками, неслись два здоровенных джипа. Судя по их виду, построили эти мини-танки еще в прошлом веке, и электроники в них практически не было. Я чувствовал, как от сидов к машинам несутся волны силы. Но дизель — слишком простой тип механизма, что бы поле сида могло его повредить.

Впрочем, сиды оказались готовы к такому повороту.

Двое из них синхронно вскинули руки.

Земля под колесами джипов взорвалась фонтанами, в центрах которых видны извивающиеся щупальца из травы и корней. Машины оказались в плену, но их экипажи не растерялись.

Одновременно распахнулись люки на крышах, и бойцы один за другим вывалились на землю. Сразу вскочили на ноги и бросились в нашу сторону, щедро поливая сидов огнем из штурмовых винтовок. Чистильщики! Никогда не думал, что так обрадуюсь чистильщикам!

Правда, в следующее мгновение стало ясно: радоваться рано.

Пули огибали сидов.

Я зарычал от злости.

Бесполезно!

Сиды искажали само пространство перед собой. И у них хватало сил огрызаться. Уже двое из чистильщиков лежали неподвижнона траве.

Но я чувствовал приближение еще какого-то тяжелого и сложного механизма. Что-то было в небе позади нас. Я обернулся и увидел пикирующий вертолет. В тот же момент из двух крупнокалиберных пулеметов на одного из сидов обрушился ливень свинца и буквально разорвал его в клочья — не помогла никакая защита. Второй сид успел отскочить с пути смертоносного шквала, но потерял концентрацию, а в следующее мгновение рядом оказался я.

Мои трансформированные пальцы подобны ампутационным ножам.

Один взмах лапы — и сид покатился по траве с распахнутой как створки буфета грудной клеткой.

Впрочем, победа нам все равно не светит.

Сиды быстро пришли в себя, и согласованно нанесли удар по кабине вертолета. Машина замерла в воздухе, будто наткнулась на невидимую стену, и упала, судорожно вгрызаясь в землю лопастями винтов.

И все же парни нам здорово помогли. Два сида были уничтожены, и открыт вход в овраг. Я бросился к застывшей Алисе, на бегу возвращаясь в обычную форму. К счастью, девушка послушалась меня и стояла с закрытыми глазами. Не тратя времени на слова, я схватил ее на руки и бросился вниз по склону оврага, прямо в густой, жутковато светящийся туман.

Автоматные очереди и крики за спиной разом оборвались.

Наступила гулкая тишина.

* * *

— Ох, вот дерьмо…

Розенблейд мысленно согласилась. Шестеро чистильщиков были мертвы, четверо тяжело ранены. У Алена сломаны обе руки, а у нее сломана нога и распорот бок. Впрочем, можно сказать, им повезло — вертолет не взорвался.

Но потери противника на этом фоне вообще смехотворны: два сида, причем одного из них освежевал Данила. Если бы сиды захотели, они легко раскатали бы и остальных, но парень с девушкой воспользовались суматохой и скрылись в тумане. Сиды не стали добивать врага и поспешили за ними.

— Это были Высшие, — проворчал Нагано. Японец говорил через силу, то и дело сплевывая кровью. — Я как-то следил за двумя из них, портрет еще одного видел в личном деле. Думаю, остальные были не ниже уровнем.

— Не удивительно, что они нас, как щенков.

Розенблейд умолкла, глядя на светящееся озеро тумана. Где-то внутри были Данила с Алисой. И пять высших сидов. И осталось меньше двадцати минут до того, как «Колибри» сможет захватить цель. Такого удара сиды не получали никогда. Розенблейд было плевать на сидов как таковых. Главное, что это будет жесточайший удар по Сину.

Правда, за двадцать минут они не успеют выбраться из зоны поражения. Розенблейд вспомнила карту, технические характеристики военного спутника «Колибри», и ее плечи опустились. Люди. Тысячи людей, даже не подозревающих об идущей войне. Розенблейд никогда не считала себя сентиментальной, но от такого массового убийства ей стало не по себе.

— Будем ждать.

— Чего? — Ален был настроен скептически. — Двое против пяти? Парня разорвут на спагетти.

— Шеф верит в него. И мы попробуем поверить.

Алиса

Туман кончился так же резко, как начался.

Только что они брели, осторожно прощупывая дорогу в белом мареве, а в следующее мгновение оказались под чистым небом.

Туманное озеро клубилось позади.

Алиса попыталась вернуть состояние единения душ и ощутить преследователей, но ничего не вышло. И это была не внутренняя борьба, как случилось несколько минут назад. Алиса чувствовала, что она чужая окружающему миру.

— Ничего себе, — озадаченно сказал Данила. — Ты посмотри на звезды!

Алиса послушно подняла голову.

— А что с ними?

— Ты не видишь? Расположение звезд совершенно другое! Мы не в Москве! Я вообще не уверен, что мы на Земле… Хотя, нет! Это уже слишком. Конечно, мы на Земле, судя по растительности вокруг. Только я не пойму, что это за Земля.

Алиса промолчала, собираясь с мыслями.

Внутренний голос уже не кричал так отчетливо, но все еще требовал расстаться с отступником и убийцей. Но другая часть ее души была категорически против. Даже то, что она мельком видела чудовище, в которое превратился Данила, ничего не меняло. Алиса сама себе напоминала сейчас переполненный стакан. Еще капля — и вода хлынет через край. И что выплеснется, а что останется, во многом зависело от случая.

— Надо идти, — решил не подозревающий о ее внутренней борьбе Данила. — Если эти парни последовали за нами, то вот-вот появятся здесь.

«Он чудовище! Он не человек! Ты должна избавить мир от этой твари!»

Данила оказался прав. Чем дальше они шли, тем отчетливее ощущалась чуждость этих мест. В тумане они проделали не такой уж и большой путь, точно меньше километра. Но ничего похожего на Коломенское вокруг не было. Луг покрывала некошеная трава, встречающиеся островки леса поражали воображение гигантскими дубами и соснами. В какой-то момент Алиса осознала, что вырвалась вперед и теперь ведет Данилу по этому девственному миру. Хотя она по-прежнему не могла обращаться к силам природы и не восстановила единения душ с окружающим миром, Алиса все-таки чувствовала себя здесь уверенней, чем Данила.

«Он враг! Не разговаривай с ним! Убей!»

— Кажется, я чувствую… — через силу выдавила Алиса. — Отец был здесь.

Данила встревожено посмотрел на девушку. По ее лицу пробегали судороги, глаза то тускнели от боли, то вспыхивали от сдерживаемой ярости.

— Лисенок, что с тобой? Тебе плохо? Давай вернемся!

«Да! Надо вернуться! Там свои! Они помогут!»

— Нет! Там сиды. Они заблудились в тумане, но, рано или поздно, найдут дорогу сюда. А центурия здесь, теперь я уверена. И, кажется еще…

Она не договорила. Над миром, тающим в сумерках, разнесся тяжкий стон. В нем было нечто такое, от чего и у Алисы и у Данилы зашевелились волосы. Так могла стонать огромная скала, будь она способна издавать звуки.

— Идем дальше? — осторожно спросил Данила. — Или все-таки повернем?

— Идем, — прошептала Алиса. — Смотри! Вон там, где видна прогалина в лесу.

Данила и сам уже заметил неяркий огонек, но молчал, боясь зря обнадежить спутницу. Мало ли что может светиться в таком месте? Но чем ближе они подходили, тем больше огонек напоминал скудно освещенное окно дома.

Так и оказалось.

У самой границы с лесом стоял небольшой, довольно неуклюжий на вид домик, окруженный огородом. Они подошли еще ближе, и Алиса остановилась, не веря глазам: на пороге избушки сидел человек, которого она уже никогда не надеялась увидеть. Он был высок, по-юношески строен, хотя длинные, когда-то русые волосы, изрядно посеребрила седина. Благородные черты лица изломали глубокие морщины, но сходство с человеком на фотографии было несомненным.

— Папа…

Мужчина повернулся, увидел Алису, и лицо его дрогнуло. Он встал, продолжая сжимать в руках двуствольный обрез.

Данила приветливо помахал человеку, в которого целился Богдан.

— Господин Сим! Быстро вы, однако.

Сид одарил Данилу мрачным взглядом и проворчал:

— Я так понимаю, братья тебя не остановили. Не даром люди говорят: хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам.

— Может быть, попробуешь прямо сейчас?

Сим покачал головой, опасливо косясь на ружье.

— У нас неравное положение. Вас двое против меня одного.

Алиса, не слушая этот обмен любезностями, шаг за шагом приближалась к отцу.

— Папа, прости меня! Я не понимала…

Богдан протянул руку, неловко коснулся ее волос.

— Ты так выросла, моя солнечная девочка.

Алиса прижалась к нему, заплакала.

— Ну-ну, маленькая моя, не плачь. Ничего плохого не случилось. Это я должен просить прошения, что за все эти годы не смог подать о себе вести. Боялся, что меня могут выследить.

Данила подтвердил:

— В общем, это было не сложно. Если вас так упорно искали, то почему пропустили столь очевидное место?

Богдан усмехнулся, приподнял рукой прядь седых волос.

— Вот почему. Ни один сид в здравом уме не стал бы скрываться здесь. Без слияния душ мы становимся обычными людьми, старимся и умираем за обычный человеческий век.

— Значит, — Данила бросил на Сима нехороший взгляд, — здесь я могу набить ему морду по-простому, без всяких этих магических штучек?

— Плебей! — Китаец презрительно скривился и отступил на пару шагов. Потом обратился к Богдану: — Признаю, ты меня перехитрил. Но чего добился? Видишь, я все-таки здесь. И ведь не враг я тебе. Всего лишь хотел поговорить.

— Не ври, ты мастер убеждать. Один раз уже чуть не убедил меня отдать центурию, хорошо я вовремя одумался. И больше не желаю об этом говорить! Убирайся!

Толстяк всплеснул руками и возмущенно крикнул:

— Да как вы все не поймете? Это же наш единственный шанс! Иначе погибнут все! Не будет больше людей совсем. И вообще ничего живого на планете не будет!

— Это не так, — возразил Данила. — Наши аналитики дают восемьдесят два процента вероятности, что кризис закончится войной. Это очень много, но вероятность снижается с каждым годом, потому что мы разрабатываем полноценную искусственную пищу, опреснители, лекарства. Мы, наконец, проектируем города-острова и подводные поселения, которые снизят плотность населения на земле…

— Не смеши меня, мальчик. В эти города смогут уехать всего несколько сотен тысяч человек. А лишних людей — миллиарды.

— Сначала — да. Но это покажет людям направление, в котором можно двигаться. Вы же предлагаете только один вариант: убийство этих миллиардов. И только мешаете! Авария в Замбии ваших рук дело? Вы отняли у людей огромную территорию в центре Африки!

— Это тактический ход, — небрежно махнул рукой Сим. — Мы потом восстановим этот район. Если понадобиться, конечно.

Алиса, слушавшая все это время молча, прижавшись к отцу, отпустила его и шагнула к Симу, гневно сжимая кулаки:

— Как ты можешь такое говорить? Я считала тебя лучшим другом! Ты всегда был добрым, ты мне казался святым.

Сим отступил еще на шаг под этим напором. Растерянно пробормотал:

— Но в чем тут зло? Эти люди все равно умрут. Твой приятель слишком оптимистичен. Восемьдесят процентов… Наши визионеры все как один твердят, что в их видениях война обязательно будет. Но если мы спровоцируем ее сейчас и сделаем это точно по пророчеству Нострадамуса, часть людей удастся спасти. Прошу, помоги мне! Уговори отца отдать мне оставшиеся катрены!

Данила взглянул на отца Алисы.

— Послушайте, а почему вы просто не сожгли эти чертовы бумажки?

Богдан покачал головой.

— Не осмелился. Много раз хотел это сделать, но рука не поднялась.

— Итак, у нас патовая ситуация, — подытожил Данила. — Оставить все, как было, не выйдет. Этот тип знает теперь, где катрены и вас в покое не оставит. Можно, конечно, убить его…

— Данила!

— Он же планирует убить миллиарды людей? Ему можно? Да ладно, шучу я… Хотя и жаль, что ты против.

— Я никого не собирался убивать, — возмутился Сим. — Люди с этим прекрасно справятся сами. А ситуация уже не патовая.

— Что?

Толстяк улыбнулся.

— Надо было решаться на что-то, пока я был один. Но я чувствую, что мои братья уже рядом. Я считаю дальнейшие переговоры бессмысленными. Сдавайтесь.

Данила

Черт! И правда, надо было прикончить ублюдка, пока был один. Алиса, конечно, расстроилась бы, но ставки слишком высоки.

А теперь поздно.

За спиной Сима возникли пять мужчин разного возраста, отдаленно похожих друг на друга, как бывают похожи братья. Конечно, силы природы им здесь не подчинялись, но все они держали в руках мечи и по тому, как они их держат, видно было, что бойцы опытные. Я достал шприц. Это уже четвертая доза форматора за час. Как бы мне не пойти вразнос.

— Настоятельно не советую этого делать. — Я постарался говорить как можно увереннее. — Без своих магических фокусов вам со мной не справиться.

— Мы рискнем, — улыбнулся Сим. — Я знаю, что запас прочности твоего организма не беспределен. Скажу больше, я уверен, что он уже исчерпан. Мы ведь тоже проводили эксперименты в этом направлении. Но столкнулись с ограниченностью человеческого тела. А работать с искусственными материалами мы, разумеется, не стали.

— Что? Вы о чем? — Алиса испуганно посмотрела на меня. — Искусственными?

Сим издал ехидный смешок.

— А ты не почувствовала? Он же ненастоящий.

— Заткнись!

Сим посмотрел на меня с оскорбительной жалостью.

— Он монстр, созданный Дагдой. От человека в нем осталось меньше одной пятой. Мозг, кой-какие внутренние органы, да и все, пожалуй. Остальное — искусственные клетки.

Алиса молча смотрела на меня, прикрыв рот ладонью.

Я молчал. Что тут скажешь.

Сим продолжал вколачивать гвозди.

— Но это не самое худшее. Когда мы разговаривали, я почувствовал искусственные участки и в его мозгу. Бедное существо… Нет, не существо — бедная кукла даже не вольна действовать по своему усмотрению. Дагда запрограммировал его, как ты программируешь свой телефон, например.

— Никто меня не программировал! — сорвался я. Мои руки начали трансформироваться в лапы с бритвенно-острыми когтями. — И все это сейчас не важно! Да, все что ты рассказал — правда. И вам лучше убраться, потому что кукла серьезно разозлилась.

— Ты не справишься со всеми, — ответил Сим, но в его голосе не было прежней уверенности. — Мы прошли не одну человеческую войну.

— Так я же не человек, — усмехнулся я, демонстрируя клыки.

— Стойте!

Сим посмотрел куда-то за мою спину, и его лицо расплылось в улыбке. Я бросил взгляд назад. Алиса стояла на крыльце избушки с картонной коробкой в руках. Богдан ахнул.

— Алиса? Как ты нашла.

— Ну, папа, в нас же одна кровь, — улыбнулась девушка, но я не увидел в ее улыбке особой радости. — Прекратите! Я никому не позволю никого убивать.

Сим развел руками.

— И каким же образом? Тебе все равно придется выбирать. Мы — твои братья и сестры, те, в чьем поселке ты впервые обрела настоящий дом. Или это создание?

— Ей не придется выбирать.

Глухой мощный голос упал на нас, как молот.

Часть сумеречного леса сдвинулась в нашу сторону, и я узнал Мастера.

Сиды мгновенно перегруппировались, ощетинившись мечами, но я почувствовал их страх. Еще бы, на них наступал не просто человек, не просто бывший сид. Дагда — легенда, один из первых истинных сидов. Создатель Цеха, уничтоживший первого лидера луддитов.

— Сим, мальчик дал тебе хороший совет. Уходи. И перестань пакостить. Люди под моей защитой, и я обещаю, если и дальше будешь их стравливать, пощады не жди.

Что-то не так.

Что-то со мной не так.

— Я же сказала, перестаньте! — Алиса подняла коробку. — Не надо больше сражаться!

Дагда досадливо поморщился и произнес:

— Данила, ситуация «Гамма два»…

Что-то происходит, и я вдруг осознаю, что стою рядом с Алисой, занеся руку для удара. Меня останавливает ее взгляд.

В нем нет страха или ненависти.

— Я же говорил! Кукла!

Только жалость.

Я не могу…

— Данила, ситуация «Гамма два»! Убей ее!

Рука сдвигается на пару сантиметров вперед. Мне кажется, что мое тело сейчас разорвется от разнонаправленных усилий.

— Мастер… пожалуйста… не надо…

— «Гамма два»!

Алиса делает шаг ко мне.

— Что ты делаешь? — удается выдавить мне, хотя клыки очень мешаются во рту. — Беги.

Алиса гладит меня по щеке и шепчет:

— Ты сможешь. Я победила дрянь в себе. И ты сможешь. Борись.

Потом поворачивается к двум чудовищам, которые играют с нами в эту забавную игру, и протягивает им коробку. Переворачивает ее.

— Хватит, я сказала.

Коробка пуста.

Я чувствую облегчение.

Внутри меня что-то рвется. Я понимаю, что сейчас подчинюсь приказу и убью Алису.

Бью другой рукой, сильно и неожиданно, прежде чем меня успевают остановить.

Когти легко пробивают ребра и рассекают сердце. Это больно, зато сразу обездвиживает меня.

Я не успел причинить вред Алисе.

Я умираю достаточно быстро.

ЭПИЛОГ

Комнату освещало с десяток разновеликих свечей. Установлены они были частью в подсвечниках, частью в блюдцах, а то и просто венчали вершины сталагмитов оплавленного воска. Очевидно, эстетика беспокоила хозяина в последнюю очередь.

Как и элементарный порядок.

Сумрак, в котором тонули дальние углы комнаты, не мог скрыть свисающие нищенскими лохмотьями обои, грязный пол и кучи хлама. Мусор в комнате валялся повсюду, здесь явно не убирались годами. Более-менее прибрано было только на столе, на котором высилась замысловатая алхимическая конструкция да лежала шахматная доска.

В алхимической конструкции застыла какая-то серая масса.

На доске стояли всего две фигуры: белая пешка и оловянный солдатик.

— Никогда бы не подумала, что такое возможно, — произнесла женщина. Ее нога уже почти восстановилась, но Розенблейд пока все равно опиралась на трость. Не хотела рисковать. — До сих пор не могу поверить.

Ален хмыкнул и закинул в рот кубик жевательной резинки. Малиновой. С недавних пор он стал покупать только малиновую.

— Вы не расстраивайтесь, шеф. Наверное, это какая-то ошибка программистов.

Ален вновь хмыкнул. Главный Механик поднял на него взгляд и улыбнулся.

— А вы попались, Розенблейд.

— Что?

— Ален вот догадался. Неужели вы думаете, что я, добравшись до Богдана раньше детишек и даже раньше Сима, не мог сам уничтожить катрены? Разве я стал бы так рисковать? Если бы дело было только в том, чтоб какие-то старые бумажки не попали в руки этих фанатиков?

Розенблейд выглядела растерянной. Ален протянул ей кубик малиновой резинки, но женщина лишь раздраженно отмахнулась.

— Что вообще происходит? Я терпеть не могу, когда меня используют втемную.

— Хорошо, — покладисто кивнул Главный Механик. — Вы отлично поработали и заслуживаете объяснения. Я давно знал, где прячется Богдан. Вычислил логически. Капсула параллельной реальности, которую мы когда-то создали, чтобы заточить Зверя — убежище, куда никто из сидов случайно не заглянет, и искать там беглеца не будет.

— Почему же не захватили катрены?

— Потому что я ученый. Я не верю в пророчества. Собственно, Цех на протяжении нескольких столетий успешно нейтрализовал все попытки луддитов изменить мир. Даже когда они следовали имевшимся у них катренам.

— А зачем же тогда… все это?

— Вы так и не поняли? Разве мы не провели уникальный эксперимент? Ведь споры о том, после какого предела модернизации человек перестает быть человеком, не утихали многие десятилетия. Никто и подумать не мог, что Данила преодолеет программу. А он смог! Разве у вас не захватывает дух при мысли о том, насколько стойкой может быть человеческая личность?

Розенблейд и Ален молча переглянулись.

— Помимо этого, — продолжил Главный Механик, — после того, как Данила столь благородно пожертвовал собой на глазах у Алисы, я и ломаного гроша не дам за то, что она станет одной из луддитов. Она станет нашим союзником.

Чистильщики вновь переглянулись.

— Ален, ты скажешь?

— Почему сразу я? Ну ладно. Шеф, тут одна проблема…

Главный Механик непонимающе посмотрел на коротышку.

— В общем, Накано доложил, что Алиса вернулась в «Воробьиные поля». Он сам ее подвозил. Девчонка сказала, что может луддиты и не правы, но… гм… извините… Она сказала, что вы — то еще дерьмо.

— И еще, — добавила Розенблейд. — Когда Данилу восстановили, он удрал из реанимационного отделения. И мы уже третьи сутки не можем его найти… Шеф? Что с вами?

Чистильщики ожидали чего угодно, но только не этого.

Главный Механик хохотал, утирая слезы и хлопая себя руками по коленям.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

РЕТРОСПЕКТИВА 1

ГЛАВА 2

РЕТРОСПЕКТИВА 2

ГЛАВА 3

РЕТРОСПЕКТИВА 3

ГЛАВА 4

РЕТРОСПЕКТИВА 4

ГЛАВА 5

РЕТРОСПЕКТИВА 5

ГЛАВА 6

РЕТРОСПЕКТИВА 6

ГЛАВА 7

ПЕРСПЕКТИВА 1

ГЛАВА 8

ПЕРСПЕКТИВА 2

ГЛАВА 9

ПЕРСПЕКТИВА 3

ГЛАВА 10

ПЕРСПЕКТИВА 4

ГЛАВА 11

ЭПИЛОГ